Сохранить .
Врата Войны Александр Борисович Михайловский
        Александр Михайловский, Юлия Маркова
        Врата Войны
        Вступление
        Вашему вниманию предлагается история, произошедшая в двух отстоящих друг от друга по времени мирах. Эти миры оказались связаны межмировым проходом, имеющим форму лежащего на земле сплюснутого дисковидного облака диаметром около трехсот и высотой до сотни метров, географически находящегося в одном и том же месте.
        На «нижней» стороне межвременного портального образования было 10:32 19-го августа 1941 года.
        Историческая справка: в этот день в окрестностях образовавшегося межвременного портала проходила завершающая фаза Смоленского оборонительного сражения. К концу июля 1941 войска группы армий «Центр» заняли Ярцево, Смоленск и Ельню. С 10 июля в боях за Полоцк, Витебск, Смоленск и Могилёв было взято в плен около 300 тыс. человек, захвачено свыше 3 тыс. танков и приблизительно столько же орудий.
        1 августа началось наступление армейской группы Гудериана (2 армейских и 1 моторизованный корпуса, всего 2 танковые, 1 моторизованная и 7 пехотных дивизий) в районе Рославля. Уже 3 августа Рославль был занят противником, и советские войска оперативной группы 28-й армии (2 стрелковые и 1 танковая дивизии) оказались в окружении. К 6 августа немецкая операция была завершена, командующий 28-й армией генерал-лейтенант В. Я. Качалов и его начальник штаба генерал-майор П. Г. Егоров погибли. По заявлению немецкого командования, в плен было взято 38 000 пленных, захвачено 250 танков, 359 орудий и другое вооружение. 8 августа началось новое наступление группы Гудериана против советской 13-й армии Центрального фронта. К 14 августа бои в районе Кричев? Милославичи завершились, в результате был разгромлен советский 45-й стрелковый корпус, командир корпуса генерал-майор Э. Я. Магон погиб. Немецкая 2-я танковая группа, используя чистый разрыв шириной в двадцать километров между 21-й и 13-й советскими армиями (первая из которых отступала на юг, а вторая на юго-восток), продолжила развивать наступление на юг на
Унечу, Клинцы, Стародуб - то есть как раз в направлении места расположения временного портала.
        Чуть раньше, 12 августа началось наступление 2-й полевой армии вермахта на гомельском направлении и в Полесье. В районе Жлобина и Рогачёва был окружён и разгромлен 63-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Л. Г. Петровского, сам Петровский, назначенный 13 августа командующим 21-й армией, погиб. Развивая наступление на юг, 19 августа 1941 года немецкая 2-я полевая армия взяла Гомель. В результате боёв в районе Жлобина, Рогачёва и Гомеля немецкое командование сообщило о захвате 78 000 пленных, 144 танков и более 700 орудий. В обороне Центрального фронта была пробита брешь, ухудшилось положение левофланговой 3-й армии, которой 22 августа пришлось оставить Мозырь.
        В то же время 8 августа соединения 19-й (генерал-лейтенант И. С. Конев) и 30-й (генерал-майор В. А. Хоменко) армий возобновили бесплодные атаки в направлении Духовщины. Несмотря на то, что очередная попытка советских войск прорвать оборону противника и выйти на оперативный простор, оказалась безуспешной, немецкое командование все равно начало выражать обеспокоенность судьбой плана «Барбаросса». К тому же 16 августа началось новое наступление на центральном участке советско-германского фронта силами 30-й (генерал-майор В. А. Хоменко), 19-й (генерал-лейтенант И. С. Конев), 16-й (генерал-майор К. К. Рокоссовский) и 20-й армий (генерал-лейтенант М. Ф. Лукин) Западного фронта с целью разгрома духовщинской группировки противника (9-й армии). Одновременно продолжились попытки части сил Резервного фронта разгромить ельнинскую группировку. Безуспешные атаки с целью ликвидировать ельнинский выступ будут прекращены только 21 августа…
        На другой, «верхней» стороне портального образования календарь показывал 02:05 20-го апреля 2018-го года.
        Справка о дислокации частей и соединений Российской армии, расположенных в окрестностях образовавшегося межвременного портала:
        49-я зенитная ракетная бригада (Бук-М3) расположена в поселке Красный Бор в восьми километрах западнее Смоленска, триста двадцать километров по дорогам до станции Унеча (в дальнейшем все расстояния указаны «по дорогам»);
        144-я мотострелковая Виленская Краснознамённая, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизия, восстановленная из праха забвения в 2016 году:
        - г. Смоленск (310 км): 148-й отдельный разведывательный батальон и 686-й отдельный батальон связи;
        - г. Ельня (300 км): штаб дивизии, 254-й мотострелковый полк, 228-й танковый полк, 1259-й зенитный ракетный полк (ТОР-М2), 1281-й отдельный противотанковый артиллерийский дивизион, отдельная рота БПЛА, отдельная рота РЭБ, отдельная рота РХБЗ, 295-й отдельный инженерно-сапёрный батальон;
        - г. Почеп (75 км): 856-й гвардейский самоходно-артиллерийский Кобринский ордена Красного знамени и ордена Богдана Хмельницкого II степени полк, 1032-й отдельный батальон материального обеспечения и отдельный медицинский батальон;
        - пос. Клинцы (60 км): 488-й мотострелковый Симферопольский Краснознамённый, ордена Суворова полк имени С. Орджоникидзе;
        - пос. Займище (6 км): 182-й мотострелковый полк;
        До инаугурации Президента Российской Федерации, избранного в ходе выборов 18 марта, оставалось всего семнадцать дней.
        Часть 1 «Путь искупления»
        19 августа 1941 года. 10:32. Брянская область, Унечский район, проселочная автодорога местного значения Унеча - Сураж, окрестности поселка Красновичи.
        Лейтенант Карл Рикерт - взводный командир 1-го отдельного моторизованного разведывательного батальона 3-й танковой дивизии, действующей в составе 24 моторизованного корпуса 2-й танковой группы. (в дальнейшем лейтенант Карл Рикерт)
        В этот день мой взвод находился в передовом дозоре, и наши бронетранспортеры «Ганомаг» бодро катили вперед, поднимая с дороги, никогда не знавшей твердого покрытия, мелкую как мука, чрезвычайно противную пыль, от которой отчаянно хотелось чихать и кашлять. За те два месяца, что мы вели войну в России, с неба не упало ни одной капли дождя. Кажется, от этой великой суши пересохли даже болота. Ужасная страна с непредсказуемой погодой… Местные жители смотрят на нас (немцев) волками, и каждый из нас молится, чтобы, когда нам будут давать поместья со славянскими рабами, ему не выпал жребий поселиться в этих гиблых местах. Населенных пунктов, так называемых derewen, тут много, но все они очень небольшие по размеру. К тому же только небольшая часть местных селений находится на более-менее удобных местах у дорог, а остальные попрятались среди густых лесов и топких бездонных болот, которые, как я уже говорил, сейчас немного пересохли.
        Командует нашей 3-й танковой армией генерал-майор Вальтер Модель, бравый солдат и настоящий офицер. Он ненавидит местных унтерменшей и никогда не упускает случая уменьшить их количество, чтобы они не отнимали жизненного пространства у германской нации. Для того, чтобы как можно скорее достичь этой поставленной фюрером цели, наш генерал всемерно поощряет нас на то, чтобы мы убивали русских даже в случае минимального намека на нелояльность - за косой взгляд или неприязненное выражение лица. Просто сейчас мы стремительно наступаем, и поэтому у нас просто нет времени на то, чтобы с обстоятельностью начать наводить орднунг среди этих недочеловеков. И только время от времени нам удается как следует поразвлечься - как в тот раз под городом Mogilow, месяц назад, когда мы захватили русский медицинский батальон и неплохо позабавились с тамошними девками. И, разумеется, потом мы их всех расстреляли.
        Дело в том, что здесь перед нами, в силу гениальности нашего командующего, образовалась дыра между двумя русскими армиями, шириной километров двадцать-тридцать. Эти Иваны настолько медлительны и нерасторопны, что мы всегда обходим их на поворотах. Сейчас целью нашего наступления является город Starodub, в котором наша дивизия остановится и подождет пока нас нагонит наша пехота, которая, конечно, движется быстрее медлительных Иванов, но все-таки недостаточно проворно для того, чтобы поспевать за моторизованными частями. И пока мы, двигающиеся впереди наших панцеров, докладываем командованию «противник не обнаружен», войска нашего 24-го моторизованного корпуса и вообще всей второй танковой группы под командованием легендарного Быстроходного Гейнца, могут продолжать свое стремительное и неудержимое наступление.
        Наша колонна уже почти проскочила эти Krasnowitschi, как вдруг с правой стороны дороги позади нас началось нечто невероятное. Прямо посреди большого картофельного поля поднялось большое облако белого дыма, расползаясь во все стороны белесой кляксой почти правильной формы. Сначала я подумал, что это русские привели в действие заранее заложенный химический фугас, и поэтому приказал своим солдатам надеть противогазы. Но это облако не вело себя как любое другое порядочное облако. То есть оно вообще себя никак не вело. Несмотря на то, что ветерок был довольно-таки ощутим, оно просто расползалось во все стороны, как забытое на столе нерадивой хозяйкой дрожжевое тесто.
        У меня не было никакого права оставлять без разведки это потенциально опасное явление на пути основных сил нашей дивизии, поэтому я немедленно связался с моим командиром гауптманом Зоммером, который с основными силами нашего батальона двигался по той же дороге на несколько километров позади нашего дозора. Командир согласился со мной, что все непонятное может быть потенциально опасно. И тут же сообщил, что наш взвод в головном дозоре на пути к Starodub сейчас сменит взвод этого болвана оберлейтенанта Вальзера, а я, мол, должен предпринять все необходимые меры к тому, чтобы обнаруженное нами явление было полностью разведано. Мне и моим людям необходимо выяснить, скрывается ли в этой штуке какая-нибудь опасность, которая может грозить германской армии.
        Единственное, что я мог ответить, мысленно проклиная все на свете, это «Яволь, герр гауптман», после чего принялся думать, что же мне по этому поводу все-таки предпринять. И вот ведь, как назло, эта штука образовалась именно при нашем появлении; правда было бы гораздо хуже, если бы на это наткнулись основные силы нашего батальона, а мы ни о чем подобном и не докладывали. Гауптман Зоммер - строгий начальник и умеет задавать вопросы так, что с подчиненного разом сходит семь холодных потов.
        Тем временем эта штука, достигнув примерно трехсот метров в диаметре и около сотни в высоту, почти перестала расти и теперь напоминала брошенный на землю немного оплывший большой кусок молочного желе. Я приказал своему взводу съехать с дороги на это самое картофельное поле и остановиться метрах в ста от этой штуковины, которая явно не собиралась никуда двигаться, и поэтому не выглядела хоть сколько-нибудь опасной. Ну и как ее, простите, прикажете исследовать? Сюда бы моего двоюродного братца Курта, который работает на ИГ Фарбениндустри химиком-исследователем - такие задачи как раз в его вкусе.
        Впрочем, и мы тоже кое-что можем, тем более что эта белесая штука не выглядела особо страшной. Куда опаснее подходить к стоящему на обочине русскому танку, когда заранее не знаешь, бросили большевики заглохшую машину и убежали в лес, или же, притаившись, сидят внутри, готовые отстреливаться до последнего патрона. Да и почему командир должен рисковать своей жизнью, когда у него есть никчемные во всех остальных смыслах подчиненные?
        Недолго думая, я назначил героем рядового Рольфа Репке, своего собственного посыльного-телефониста и самого нелюбимого человека во взводе. Толстый, неопрятный, в вечно мятом кителе, он говорил, что у него какая-то болезнь пищеварения, из-за чего его кишечник издает ужасные звуки, сопровождаемые не менее отвратительным запахом.
        - Рольф, - сказал я ему, - Фатерланду нужны герои, поэтому сегодня я назначаю тебя добровольцем. (при этих словах мои парни заржали). Возьмешь свой телефон, катушку с кабелем и пойдешь исследовать вот эту штуку. Самое главное - не молчи и все время докладывай обо всем, что видишь. Смотри, не забудь здесь свой карабин. И если тебя начнут убивать, веди себя так, как и полагается доблестному арийскому воину. Ты меня понял, жирная трусливая свинья?
        - Яволь, герр лейтенант, - ответил рядовой Репке, после чего получил от меня хорошего пинка под зад в качестве напутствия.
        Катушка у этого Репке на полкилометра провода. Должно хватить на то, чтобы он дошел до этой штуки, прошел всю ее насквозь - и еще немного останется. Закинув карабин на плечо, и спотыкаясь о картофельную ботву, Репке, опустив голову, побрел вперед. Дойдя до этой штуки, он пощупал ее рукой и, сказав: «Это просто туман, герр лейтенант», шагнул внутрь.
        - Обычный туман, - через некоторое время я услышал в наушниках его голос, и еще через некоторое время он добавил: - Темнеет и становится холодно, очень холодно. Я весь замерз. Разрешите вернуться обратно, герр лейтенант?
        - Иди вперед, Репке, и не умолкай, - скомандовал я, - осталось совсем немного. Ты же настоящий ариец, и не имеешь права бояться холода и темноты.
        - Яволь, герр лейтенант, - покорно пробормотал тот, при этом в наушниках было слышно, как от холода стучат его зубы, и почти тут же добавил: - Все, я прошел эту штуку насквозь. Тумана больше нет, зато тут темно - наверное, ночь - очень холодно и идет дождь. Справа от меня видно какое-то небольшое селение - деревня или хутор - в котором горят электрические фонари… Тут очень холодно, герр лейтенант, и я весь промок. Разрешите мне возвращаться…
        - Эй, Репке! Ты что, шутить вздумал? - я начал злиться. - Какая ночь, какой дождь?
        - Обыкновенный, герр лейтенант… - тоскливо пробормотал он и я услышал его сопение - это значило, что толстяк не на шутку разволновался. - Я не шучу. Я сам ничего не понимаю…
        - Ты, болван! - заорал я. - Ты хочешь сказать, что каким-то образом оказался на противоположной стороне земли, где-то в Аргентине?! Отвечай! Или ты внезапно свихнулся?
        Сопение стало громче. Было похоже на то, что Репке действительно растерян. Я постарался успокоиться. Если этот мерзавец решил глупо меня разыграть, я ему устрою такое, что он больше никогда не отважится шутить - вообще ни с кем. Но что-то подсказывало мне, что дело тут действительно нечисто. Не стал бы посыльный-телефонист нарываться, играя со мной в такие глупые игры.
        - Так, Репке, - сказал я более миролюбивым тоном, - слушай меня и выполняй приказ. Пройди дальше и получше осмотрись по сторонам. В первую очередь скажи, как это штука выглядит с той стороны?
        - Как большая куча темноты, герр лейтенант, - откликнулся тот, - я могу, конечно, пройти дальше, но провод на катушке уже почти закончился. Быть может, я все же вернусь?
        - Нет, Репке, - отрезал я, - стой там и никуда не уходи. Сейчас я пришлю к тебе подкрепление. Ребята привезут тебе сухую шинель и чего-нибудь выпить.
        Отключив микрофон, я подозвал к себе командира первого отделения, унтер-фельдфебеля Дитера Краузе, здорового, немного медлительного баварца, который был во взводе моей правой рукой. Думает он медленно, но зато с крестьянской основательностью - и поэтому на его выводы всегда можно положиться.
        - Значит так, Дитер, - сказал я ему, - бери своих парней, и давайте поезжайте вдоль провода внутрь этой штуки. Есть у меня подозрение, что это не простой туман… Вам придется или развеять мои предположения, или выяснить, что это такое на самом деле. Да, наденьте шинели и захватите шинель для Репке, который ждет вас у самого выхода. Без вопросов! Как только доедешь туда, дай ему хлебнуть горячительного и отправляй обратно. Одну машину вместе с обергефрайтором Бонке оставишь у конца провода. Если у нас не получится связаться по радио, будете держать связь по телефону. Пока Бонке будет охранять выход, ты проедься по окрестностям и как следует осмотрись. В первую очередь требуется выяснить, несет ли эта штука угрозу нашим войскам. Мне нужны факты и только факты, иначе я послал бы на это дело нашего умника из второго отделения. Понял меня?
        - Яволь, герр лейтенант, - козырнул унтер-фельдфебель, бросив взгляд в сторону унтер-офицера Николаса Шульца, того самого командира второго отделения, - можете не сомневаться, сделаю все в лучшем виде.
        Николас - парень, конечно, серьезный, и я против него почти ничего не имею. Почти - это значит за маленьким исключением. Он фольксдойче, остзеец, и происходит из семьи, которая вернулась в Фатерланд в двадцатом году. До этого возвращения последние двести лет его предки служили не кому-то из германских государей, а русским царям. Сам Николас родился в России еще до той войны, поэтому неплохо говорит по-русски, что позволяет здесь, в России, использовать его вместо переводчика, которого нет не только в нашем взводе, но и во всем батальоне. Еще он хороший командир отделения. Грамотный, дотошный и заботящийся о своих солдатах как родной отец, а также безукоризненно храбрый в бою, даже в самой отчаянной горячке не теряющий холодную голову. Еще он до войны окончил Берлинский университет и имеет диплом в области романо-германской филологии. Абсолютно бесполезная, с моей точки зрения, бумажка. Шел бы лучше в военное училище, как я, или учился на химика, как мой двоюродный братец Курт. Пользы было бы значительно больше.
        Но на этом все его достоинства заканчиваются и начинаются сплошные недостатки, главным из которых является его сочувствие к местному русскому населению и неодобрение той политики, которую фюрер собрался проводить на восточных территориях. В бою мы все уверены, что его рука не дрогнет, но вот после начинается типичная славянская размазня, которая не к лицу истинному арийцу. А еще он несколько раз публично выражал сомнение в успешности нашего восточного похода, говорил, что вот-вот русские опомнятся и накатают нам по первое число, как накатали Наполеону, который имел наглость прогуляться до Москвы. Однажды я не выдержал и наорал на него, чтобы он не смел равнять какого-то задрипанного французишку-корсиканца и доблестное германское воинство, отправившееся под руководством Великого фюрера в восточный поход для завоевания себе жизненного пространства. Чует мое сердце, что мы еще наплачемся с этим наполовину русским унтером.
        Итак, уехавший на ту сторону унтер-фельдфебель Краузе уже через пять минут доложил по телефону, что он прибыл на место и приступает к выполнению задания. Рация, как я и предполагал в самом начале, через это странное облако не действовала, и приходилось пользоваться проводной связью. Еще через пять минут, шагая вдоль провода, в распахнутой шинели явился мокрый и промерзший рядовой Репке, который к тому же еще и пошатывался от изрядной дозы русского домашнего шнапса, которую в него влил наш добрый унтер-фельдфебель. Впервые за все время парни как-то по-новому посмотрели на этого увальня. Думаю, что теперь отношение к нему переменится, потому что он, пусть и по приказу командира, все же выполнил потенциально опасное задание и добыл важные сведения.
        Повторно командир нашего первого отделения вышел на связь через полчаса, несколько возбужденным тоном сообщив, что он произвел предварительную разведку, взял в качестве языка местного жителя, и теперь возвращается обратно, оставив один Ганомаг с пулеметом под командой обергефрайтора Бонке охранять выход из этой штуковины. Делая этот доклад, Дитер как-то загадочно хмыкал и просил «держать наготове нашего доброго унтер-офицера Шульца». Неужели и там тоже русские? За это время, пока унтер-фельдфебель Краузе занимался разведкой по ту сторону этой штуковины, мимо нас на полной скорости, пыля и горланя песни, проскочил взвод оберлейтенанта Вальзера, и в самом скором времени следовало ожидать прибытия самого гауптмана Зоммера. Будет очень хорошо, если к тому моменту я смогу представить ему максимально полный доклад по этому делу. Может, он и отметит наш взвод в рапорте на имя командира дивизии, за образцовое выполнение разведывательного задания.
        Языком, которого взял Краузе, оказался достаточно хорошо, пусть и несколько крикливо одетый молодой мужчина, ничуть не похожий на местных русских, что уже заставило меня насторожиться. Своим унылым выражением лица он напоминал мне выловленного из пруда карпа. Отчего-то при взгляде на него мне становилось немного не по себе. Но я даже не мог предположить, какое потрясение ждало меня впереди. Дитер с каким-то странным выражением лица протянул мне найденный у этого человека документ, я подозвал унтер-офицера Шульца и мы начали разбираться с этим делом. Заглянув в бумаги, мы с ним молча переглянулись и снова уставились в документ. При этом Дитер внимательно наблюдал за нами, приподняв одну бровь. Я моргал и протирал глаза, Шульц то склонялся над документом, то, наоборот, отодвигался - наверняка, мы с ним выглядели несколько нелепо. Но как еще можно выглядеть, если держишь в руках доказательства того, чего просто не может быть? Документ оказался паспортом. Причем паспортом гражданина неизвестной мне страны под названием «Российская Федерация». Но самым интересным и невероятным было вот что - документ
этот свидетельствовал о том, что он был выдан в 2015 году гражданину Максиму Алексеевичу Тимофейцеву, 1985 года рождения, уроженцу города Брянска. Темно-красная книжечка содержала внутри бледно-сиреневые страницы, сплошь изляпанные царскими двуглавыми орлами…
        Все это заставило меня посмотреть на обладателя этого странного паспорта более внимательно. Тот, в свою очередь, тоже откровенно меня разглядывал, но в его глазах не было ни страха, ни паники. На вопросы отвечал охотно - вообще, было похоже, что этот человек считает все происходящее необычным приключением - и не более того. С его слов выходило, что там, по ту сторону этой штуки, находилась не Тасмания или Аргентина, а все та же Россия, но только в апреле 2018 года. Так это дыра во времени! Конечно же, мы были шокированы. Шульц то и дело бросал на меня многозначительные взгляды и смущенно покашливал. Я же с трудом контролировал себя, чтобы не округлять от удивления глаза. Трудно было привыкнуть к мысли о том, что такое вообще возможно - связать мир прошлого и мир будущего…
        Ну а следующее известие обладатель документа сообщил с некоторым самодовольством, одарив нас презрительно-сочувствующим взглядом - оказывается, Германия проиграла эту войну, русские орды ворвались в Берлин и разнесли его вдребезги не оставив и камня на камне… Мы слушали его рассказ с ужасом и были очень подавлены знанием того, что Третьему Рейху не удалось восторжествовать - в ходе этой войны, как и предсказывал унтер-офицер Шульц, после четырех лет тяжелейшей для обоих сторон войны он был начисто сметен с лица земли, а национал-социалистические идеалы низвергнуты в прах. Большевистское знамя, развевающееся над развалинами рейхстага - этого я не мог предполагать даже в страшных своих кошмарах.
        Потом, сорок шесть лет спустя коммунизм сам рухнул под тяжестью своих преступлений, но значительная часть населения России сохранила пробольшевистскую красную ориентацию. При этом господин Тимофейцев был полностью уверен, что как только власти этой самой Российской Федерации узнают о существовании дыры, связывающей наши миры, они немедленно нападут на вермахт, нанеся ему удар в спину. По уверениям этого самого человека, русская армия не очень велика, меньше миллиона человек, но вооружена до зубов, фанатично предана своему вождю и прекрасно обучена, чего мы никогда не наблюдали у большевиков. И что самое страшное - большая часть населения (к которой этот Тимофейцев, как я понял, не относится) поддержит эту войну, назовет ее патриотической и новой Великой Отечественной. Эту информацию явно следует немедленно довести до самого высокого командования и, может быть, даже до самого фюрера.
        Но нам действовать предстояло все равно строго по инстанциям, и гауптман Зоммер был первым, кому этот Тимофейцев должен повторить свой рассказ. Тем более что он вот-вот прибудет к этим Krasnowitschi вместе с подчиненным ему отделением управления и третьим взводом под командованием штабс-фельдфебеля Лейтнера. Гауптман Зоммер - и только он - будет решать, о чем необходимо доложить наверх, а о чем умолчать. Если солдаты узнают, о чем болтал этот штатский выходец из иного мира, то ничего хорошего нам точно не будет. В лучшем случае это штрафные роты, а в худшем нас просто пристрелят в ГФП и сделают вид, что таких никогда не существовало.
        Тогда же и там же.
        Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
        Иногда творческому человеку просто необходимо удалиться куда-нибудь подальше от мирской суеты. Послушать шум леса, пение птиц и даже кваканье лягушек - словом, удалиться на лоно природы, для того чтобы переосмыслить свое место в мире, подумать над тайнами бытия…
        Вот и в этот раз, устав от повседневной рутины, почувствовав глубокую жизненную неудовлетворенность, я отправился на слияние с этой самой природой, покидав в свою «Тойоту» все, что необходимо для жизни - в том числе тарелку с тюнером, позволяющие подключаться к спутниковому интернету. Не люблю быть оторванным от мира или зависеть от милости местных сотовых операторов, у которых интернет обычно крайне медленный, да еще и регулярно глючит.
        За скромную сумму я арендовал у приятеля дом в глухой деревне, принадлежащий его бабушке. Уж за что этот населенный пункт на Брянщине (в котором имеется только две улицы и обе они имени Котовского) окрестили Кучмой, я не знаю, но в некотором смысле это была если и Россия, то самый ее край. В деревне из восемнадцати домов заняты аборигенами оказались только три, еще два (в том числе и тот, ключ от которого мне отдал приятель), использовались в качестве дач, а остальные участки зарастали травой и кустарником. Тут бы мне всплакнуть, пустить слезу по погибающей русской деревне… Но сердце мое при виде трухлявых развалин оставалось холодным, а глаза сухими. По мне - пустить бы все это в оборот и позвать оборотистых людей, чтобы снесли к чертовой матери это старье и настроили чистеньких и аккуратненьких швейцарских домиков для проживания европейских туристов и обслуживающего персонала.
        Одним словом, приехал я туда в последних числах марта, когда в полях еще лежал снег, и планировал пробыть где-то до середины мая, чтобы переждать и майские праздники с их дешевой патриотической трескотней, и президентскую инаугурацию. Последнюю особенно. Никогда раньше я так остро не чувствовал торжества победившего быдла, оказавшегося в огромном большинстве, как после президентских выборов в марте этого года. Нет, надо устроить в России все таким образом, как это уже устроено в Америке, и сделать так, чтобы почтеннейшая публика (именуемая народом или электоратом) имела право выбирать исключительно из абсолютно одинаковых «наших» кандидатов, отличающихся друг от друга только внешней мишурой. Например, между Явлинским и Собчак. И вот тогда мы бы могли устроить настоящую десталинизацию и всеобщее разоружение; а не как сейчас, когда ты гонишь Усатого в дверь, а он обратно забирается в окно через патриотическую пропаганду и воспитание.
        Но кто же все это сделает и устроит? Не зря же восемнадцать лет назад, в критический момент нашей истории, почтенная бабушка русской демократии (а некоторые скажут - «баба-яга русской либерастии») Людмила Алексеева произнесла после выборного ночного телемарафона на НТВ: «Ну что, допрыгались, (вымарано цензурой), Путин - это навсегда!». Ей, старой зечке, хорошо знакомой со сталинскими лагерями и брежневскими психушками, уже тогда было понятно, что отныне никакие демократические кандидаты никаким законным не смогут путем попасть в демократическую власть. Все, окно возможностей, ненадолго приоткрывшееся в девяностые годы, с приходом Путина захлопнулось наглухо - и теперь таким как я, для достижения полного счастья (то есть слияния с окружающим нас свободным западным миром) придется ждать, как «они» говорят, следующей величайшей геополитической катастрофы.
        И так я, значит, и жил в этой глухой деревне (хотя хотелось сливаться с природой на пляжах Майами или на Багамах), при этом иногда выбираясь в город (прим. авт.: городом этот персонаж считает только Москву), к цивилизации, для того чтобы купить самых необходимых вещей. Но проделывал я это не более чем раз в месяц, ибо семь часов за рулем туда и столько же обратно выматывают ужасно. Выезжаешь обычно еще затемно и возвращаешься на дачку уже за полночь - причем пакетами со всякой всячиной забит не только багажник, но и задние сиденья салона. Ну, вот и в этот раз было то же самое - возвращаюсь я в эту Кучму, на дворе два часа ночи с хвостиком, дождь моросит, темень. Сворачиваю у Красновичей налево - и почти у самого дома, метрах в трехстах-четырехстах от поворота, мне прямо в глаза светят фары, и какой-то мужик, вроде в форме, машет рукой, требуя остановиться. «Ну ни хрена себе, - усмехнулся я про себя, - гайцы так оголодали, что уже на деревенских проселках охотиться начали? Так я вроде ничего и не нарушал. Хотя эти и к телеграфному столбу за превышение скорости докопаются».
        Останавливаюсь, как положено, выхожу из машины с документами…Смотрю - и тут кино и немцы! Точнее, никакого кина не видно, а вот не говорящие по-русски и наставившие на меня винтовки камрады в форме, удивительно похожей на ту, что показывают в кино, в наличии имеются. Причем в количестве шести экземпляров, если считать водилу бронетранспортера. Я в военной технике не разбираюсь, но ничем другим этот гибрид трактора и грузовика с пулеметом наверху быть не мог. Раритет дремучий, но в свете фар моей тачки видно, что на темно-сером борту этого раритета белой краской намалеван немецкий крест.
        Сначала я было подумал, что это так реконструкторы забавляются, шутки шутят, но потом с удивлением понял, что реконструкторами тут даже и не пахнет. Немцы были вполне настоящие, словно появились здесь прямо из времен Великой Отечественной. При этом они не владели не только русским, но и, что удивительно, английским языком. Совсем дикие - короче, в наше время таких просто нет. Вот черт - они что, нашли машину времени? Такого же просто не может быть! На всякий случай надо пощипать себя - вдруг это сон… Не сон, однако. Хм, наркоты я вроде не употребляю, пил последний раз пару дней назад - бутылочку сухого белого… Ладно, допустим, это мне не чудится, и это вправду немцы времен войны - фашисты, стало быть (как говорится, «есть многое на свете, друг Горацио…»). Как мне себя вести с ними? Надо бы, конечно, поосторожнее, но что-то не могу отделаться от желания слегка поглумиться - ведь именно мы надрали им задницу в сорок пятом, и если уж они вылезли здесь, в 2018-м, чует мое сердце - недолго им осталось коптить небо XXI века…
        А тем временем эти персонажи с удивлением пялились на мою вполне заурядную и потасканную тачку, на мой расейский паспорт, и особенно на мой смартфон, который при обыске вытащили у меня из кармана. Он у меня не самой последней модели - даже, наоборот, несколько устарел; но посмотрев на то, как эти бабуины вертят его в руках, писатель Крылов смог бы заново написать свою басню про мартышку и очки.
        Потом они ткнули мне в спину стволом винтовки и приказали залезать в кузов своего бронетранспортера. Нет, вообще-то сначала они хотели, чтобы я куда-то поехал вслед за ними на своей тачке; один из этих «белокурых бестий» даже сел ко мне на пассажирское сиденье, но «Тойота», едва съехав с дороги, увязла в грязи как муха в варенье. Она ж таки не вездеход. Пришлось выгружаться и лезть в кузов ихнего железного гробика. Я совершенно не разбираюсь в военной технике, но понимаю, что защитить такая тонкая броня способна только от плевков горохом и пулек из рогатки.
        Съехав с дороги, мутантное изделие фашистского автопрома зачавкало гусеницами по грязи, а я начал лихорадочно соображать. В конце концов, я не еврей и не большевик, к тому же зверства фашистов, наверняка преувеличены совковой пропагандой. А что касается евреев, то я их тоже не люблю. Кто же любит конкурентов. Эти пронырливые типы всегда оказываются первыми у кормушки и всегда получают самые жирные заказы. Нет, если это и в самом деле настоящие фашисты - тогда это шанс выдвинуться и стать заметным человеком, а не одним из многих, которые хотят жить как в Европе. Нет, в масштабах страны нас немного, но внутри тусовки конкуренция очень велика. Так что, если мне вдруг улыбнулась удача, я непременно должен ею воспользоваться…
        В этот момент бронетранспортер въехал в своего рода облако тьмы, но чем дальше мы продвигались, тем теплее и светлее становилось. Наконец мы выехали в теплый, и даже жаркий, полдень. Впрочем, местность вокруг расстилалась вся та же, только обстановка была куда более архаическая. Пришлось расстаться с последними сомнениями - мы находились явно в другом времени. Выходит, это облако являлось некой дырой, соединяющей два временных периода. Просто ааафигеть - как сказала бы моя племяшка Юля. Вот я и «афигевал», но старался держать себя в руках - все-таки я взрослый и солидный мужчина для того, чтобы по-мальчишески восклицать «Ух ты! Вот это да!», хотя, если честно, подобные порывы возникали.
        Итак, вот что я увидел по ту сторону дыры. Там расстилалось картофельное поле, и на нем стояло несколько таких же бронетранспортеров, как и тот, который приехал за мной. Вокруг них толпились немецкие зольдатены в расстегнутых мундирах с закатанными рукавами. Было откровенно жарко, и я тоже начал париться под своей теплой курткой. Да уж, ну и дела. Дыра между временами - и никакой машины времени… На одной стороне этой дыры немцы, на другой мы, а посередине нечто. Интересно, если дойти до середины, а потом повернуть обратно, то куда выйдешь - на ту же сторону или на противоположную? Немцы - они ведь аккуратисты и педанты, ставить эксперименты им даже не придет в голову. Я ведь видел, что на эту сторону они ехали вдоль какого-то провода, который служил им чем-то вроде путеводной нити Ариадны.
        Кроме всего прочего, какими бы крутыми эти немцы ни считали себя тут в прошлом, на нашей стороне они всего лишь наивные дети природы, тупая деревенщина, а их рации и винтовки значат ничуть не больше, чем там-тамы и ассегаи каких-нибудь зулусов. Пусть я не разбираюсь в оружии, но все равно понимаю, что за эти почти восемьдесят лет человечество шагнуло далеко вперед. Кроме того, эти наивные парни даже не подозревают ни о цифровой связи, ни о спутниковой разведке, ни о приборах ночного видения. Если я поделюсь с ними информацией, то могу рассчитывать на приличное обращение и, возможно, даже вознаграждение. В любом случае, если наши им все-таки накостыляют (а это почти неизбежно), я смогу сказать, что меня взяли в плен и силой и угрозами принудили к сотрудничеству, а я гражданский человек, который не давал никаких клятв и поэтому не обязан проявлять мужество и героизм. Но если все-таки дело выгорит и эта дыра захлопнется так же неожиданно, как и открылась, то с моей помощью немцы сумеют разгромить здешний совок и прибить Усатого - а это значит, что весь остаток своей жизни я буду кататься как сыр в
масле.
        Мы подъехали к группе немецких зольдатенов. Захвативший меня немецкий командир, к которому молодые солдаты почтительно обращались «герр унтер-фельдфебель», а те, которые постарше, по-панибратски «Дитрих», приказал мне оставаться на месте. Сам он, забрав отобранные у меня вещи, пошел докладывать единственному в этой группе офицеру. Никем иным этот тип в фуражке быть не мог. Неужели и тут никто не говорит по-русски или хотя бы по-английски? Почти сразу к ним присоединился еще один тип, немного моложе и более интеллигентного вида, чем унтер-фельдфебель Дитрих. На того посмотришь - и на ум сразу приходит совхозный бригадир времен моего детства. Морда красная и сапоги в навозе по самый верх, но бо-ольшой начальник. Нет, второй был совсем другого поля ягодой - у него высшее образование было явно написано на физиономии, к тому же паспорт те двое показывали именно ему. Минут десять они там возбужденно базарили по-немецки, тыкали пальцем в мой документ, потом снова базарили. Затем офицер махнул рукой - и один из охранявших меня солдат несильно, но обидно толкнул меня в спину прикладом винтовки, сказав при
этом только: «Комм, комм, швайне».
        Я подошел. Этот интеллигентный немец, назвавшийся унтер-офицером Николасом Шульцем, действительно очень хорошо, почти без знаменитого немецкого акцента, говорил по-русски.
        - Вы, господин Тимофейцев, - сказал он мне, - попали в руки солдат доблестной германской армии. С этого момента ваша жизнь в ваших же руках. Любое сопротивление или обман будут караться вплоть до расстрела, любое сотрудничество будет вознаграждаться по мере получения положительных результатов. Ваше положение дополнительно облегчится еще и тем, что вы не еврей и не большевик, а значит, в вашем случае возможны любые варианты - от самых положительных, до самых отрицательных. Скажите, господин Тимофейцев, вы меня поняли?
        - Да, герр унтер-офицер, - ответил я, вытягиваясь в струнку, - я вас понял и согласен добровольно сотрудничать с Третьим Рейхом.
        Унтер-офицер Шульц что-то сказал своему командиру, тот ему ответил, после чего Шульц снова обратился ко мне:
        - Ну вот, господин Тимофейцев, герр лейтенант говорит, что вы умный человек, раз решили сотрудничать с германской армией. В награду за доброе поведение в разговоре лично со мной вы можете обращаться ко мне без чинов, просто по имени. А теперь, поскольку о расположении большевистских сил вас спрашивать бессмысленно, спокойно и по порядку изложите историю тех событий, которые произошли между августом 1941 года и вашим временем…
        Ну, я им и выдал так, что мороз по коже. Пусть хотят - верят, хотят - нет, но ни одно мое слово не было враньем, я лишь чуть-чуть сгущал и разжижал краски на нужных мне местах. При этом я сразу заявил, что проверить мою информацию господа германские офицеры смогут, если отправятся вместе со мной обратно в 2018 год, к моему устройству для получения информации, и что сюда переместить его никак нельзя, ибо оно всего лишь конечный терминал огромной информационной сети, охватывающей весь мир.
        Тогда же и там же.
        Унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
        Честно скажу, господа, я сам не знаю, кто я такой - в смысле немец или русский. Отец мой, Максим Иванович Шульц, был офицером русского императорского флота и чудом избежал матросских бесчинств в марте семнадцатого года. Свидетельствую, что первую волну убийств офицеров инспирировали не большевики, которых тогда еще не было и в помине, а рвущиеся к власти либеральные политические говоруны. Я все отлично помню, потому что было мне тогда уже девять лет - вполне большой и все понимающий мальчик, а такой кошмар, какой творился тогда, не забыть и за всю жизнь.
        После захвата власти большевиками и фактически роспуска ими Балтийского флота, чудом спасенного каперангом Щастным в тяжелейшем ледовом переходе из Гельсингфорса в Кронштадт, наша семья сначала бедствовала в Петрограде, перебиваясь с хлеба на воду. Потом, в девятнадцатом году, после того как от тифа умерла моя мать, отец со мной и младшей сестренкой через Финляндию и Швецию сумел перебраться в Германию, где у нас, как у всяких порядочных немцев, была какая-никакая родня.
        Тогда я постарался забыть, что я русский и решил стать образцовым немцем. Закончил школу, отучился в Берлинском университете, получив диплом филолога (самый безопасный в политическом смысле), и тут грянул тридцать третий год… Хорошо хоть, что расовое происхождение нашей семьи было признанно безукоризненно арийским, и вся вакханалия, охватившая Германию при Гитлере, прошла мимо нашей семьи.
        Потом, в тридцать пятом году, в Германии была восстановлена всеобщая воинская повинность, а в тридцать восьмом призвали в армию и меня. Была возможность, окончив краткосрочные офицерские курсы, пойти по разведывательной линии в абвер, но мне, хоть я и не любил большевиков, показалось мерзким шпионить против своей бывшей родины. В результате я попал в школу унтер-офицеров, а после ее окончания был зачислен в разведывательный батальон (в других армиях соединения такой численности называются ротами) 3-й танковой дивизии.
        Нельзя сказать, что это была скучная служба. В марте тридцать девятого мы входили в Чехословакию и даже принимали участие в военном параде в Праге. В сентябре того же года восточнее города Брест-Литовского наша дивизия участвовала в окружении того, что раньше называлось Польшей, а в сороковом году наши танки огнем и гусеницами прошли через территории Нидерландов, Бельгии и Франции; и закончили мы ту войну западнее Парижа. Нельзя сказать, чтобы у меня были хоть какие-то переживания по поводу несчастных судеб поляков, голландцев, бельгийцев или французов. Во время Польской и Французской кампаний обе составляющие моей души находились в покое и полной гармонии, ибо и те, и другие, и третьи с четвертыми в свое время сильно провинились - как перед русскими, так и перед немцами.
        Война на востоке была совсем иным делом. Все два месяца, пока она продолжалась, я старательно убеждал себя, что мы, немцы, воюем не против русского народа, а против мирового жидобольшевизма, который уже поработил Россию и теперь хочет подмять по свою пяту весь мир. Но чем дальше - тем быстрее эта иллюзия рассеивалась, и я все чаще и чаще убеждался в том, что мои кригскамрады пошли на эту войну исключительно ради обширных поместий со славянскими рабами, которые выжившим солдатам и офицерам вермахта будут давать после победы. Мне такое счастье и даром не нужно было. Наша семья никогда не числилась среди землевладельцев, и все мужчины нашего рода во время службы существовали на жалованье, а после - на инвалидный пенсион. Или пенсион по смерти главы семьи получали их вдовы и сироты. Короче, в голове моей нарастал раздрай - русская часть моей личности была готова с кулаками броситься на немецкую.
        Не знаю, что со мной было бы дальше. Смерть в бою с большевиками теперь казалась мне достойным способом разрешить все противоречия, не совершая смертного греха самоубийства… И вот тут у нас на пути попалась эта дыра… этот проход между эпохами, который господин Тимофейцев называет порталом. Демократическая Россия, избавившаяся от большевизма и вернувшая себе трехцветный флаг и двуглавого орла, казалась мне чуть ли не воплощением идеального государственного устройства, но все портило то, что между этой Россией и Рейхом вот-вот должна будет вспыхнуть жестокая война на уничтожение - такая же свирепая и беспощадная, какая идет сейчас с русским большевизмом. И пусть в том мире с момента завершения этой войны прошло уже почти семьдесят три года, но русский народ до сих пор не простил нам, немцам, того похода за рабами. Единственным, кто победит в этой войне, будет большевистский тиран Сталин. В этом я полностью согласен с господином Тимофейцевым (пусть он и внушает мне отвращение своим безудержным почитанием всего европейского). Но большинству русских из будущего это бесполезно объяснять - для них этот
жестокий и хитрый грузин является воплощением умного и прагматичного вождя.
        Не успел я окончательно привести свои мысли в порядок, как к стоянке нашего взвода подъехал гаупман Зоммер и вся гауптманская рать. Я посмотрел на часы. С того момента как портал образовался прямо на наших глазах, прошло чуть меньше полутора часов.
        - Итак, мальчики, - устало сказал гауптман, снимая с головы пропотевшую фуражку, - что мы тут имеем?
        Лейтенант Рикерт как можно короче и яснее доложил сложившуюся на данный момент обстановку. Гауптман Зоммер очень не любит тех, кто делает многословные доклады без четких и определенных выводов. Вот и в этот раз, выслушав доклад, он переспросил, вложив в свой голос легкий оттенок угрозы:
        - Так значит, лейтенант, получается, что все наши знания том мире получены от одного-единственного человека?
        - Яволь, герр гауптман, - ответил побледневший лейтенант Рикерт, - но дело в том, что этот господин Тимофейцев только что сам вызвался предоставить нам возможность независимой проверки его слов. Для этого он предлагает использовать его домашнее устройство доступа к тамошней мировой информационной сети, разом заменяющей наши газеты, радио, телефон, телеграф, телекс, почту и кино. Мы как раз планировали собрать и отправить туда группу, и только ожидали вашего разрешения.
        - Ну так отправляйте же, Рикерт, черт возьми, наконец эту свою группу, - резко ответил гауптман, но после секундной паузы тут же изменил решение: - Постойте, Рикерт. Вы останетесь здесь за меня, а я пойду туда вместе с вашими людьми. Ведь именно я, а не кто-либо другой, буду докладывать генералу об этом странном деле, и я бы очень не хотел при этом выглядеть дураком, когда выяснится, что я пересказываю чьи-то байки. Вы поняли меня, Рикерт - я сам должен увидеть тот мир и составить о нем собственное представление; так что давайте, выделяйте людей на это задание, и не будем долго размазывать манную кашу по тарелке.
        Наш гауптман - храбрый человек, настоящий солдат и авторитетный командир, кроме того, он неплохо владеет английским языком, поэтому он сразу же задал несколько вопросов господину Тимофейцеву, после чего, выслушав ответы, удовлетворенно кивнул, впрочем, не посвящая нас в причины своего удовольствия.
        И тут наш лейтенант меня ошарашил, сказав, что на это задание пойдет именно мое второе отделение. Во-первых, люди унтер-фельдфебеля Краузе находятся на той стороне портала больше полутора часов, они устали и замерзли, и им нужна смена; а во-вторых - тут, кроме меня, никто не понимает этот ужасный русский язык, а потому я должен поторапливаться, поскольку гауптману Зоммеру в скором времени надо будет делать доклад нашему дорогому генералу.
        Ну что же поделаешь… Надо так надо. Тем более что таким образом я смогу больше узнать о той России, которая находится там, в будущем, на другом конце портала….
        20 апреля 2018 года 04:05. Брянская область, Унечский район, автодорога местного значения Унеча - Сураж, межвременной портал в окрестностях поселка Красновичи.
        Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
        Когда мы через эту дыру въехали обратно в наше время, я посмотрел на часы. На все про все у нас с немцами было примерно сорок пять минут. Потом начнет светать, еще через полчаса взойдет солнце - и тогда немцы со своей формой и бронетранспортерами станут заметны, как голые геи на Красной площади. Ладно, в Кучме почти никто не живет, кроме нескольких стариков, но от этой межвременной дыры до окраины Красновичей около полукилометра, а если она там, у нас, такая же высокая, как в сорок первом, то видеть ее верхушку смогут даже из райцентра…
        Ну ладно, сегодня не смогут - помешают низкая облачность и дождь, на фоне которого это неестественное образование покажется еще одним низким облаком. Но вот в ясную погоду такое странное атмосферное явление будет видно издалека. Если даже не заметят самих немцев, то лежащее на земле неподвижное облако привлечет внимание кучи народу. Не пройдет и пары дней, как эти Красновичи будут просто кишеть коллегами-журналистами, УФОлогами, любителями всякой паранормальщины и просто учеными, заинтересовавшимися странным явлением. Но это только в том случае, если все пройдет тихо, немцев не заметят и все обойдется без стрельбы.
        Случись один только выстрел и тут закрутится такая свистопляска, что и чертям тошно станет. Километрах в пятнадцати от Красновичей, за Унечей, у поворота на шоссе А-240 Гомель-Брянск, справа от дороги расположена довольно большая воинская часть, полк или что-то вроде того. Как я слышал, сейчас по причине наличия по соседству воинственной незалежной Украины воинским частям, расположенным в приграничной полосе, объявлена повышенная боевая готовность. Если тут начнется хоть какая-нибудь стрельба, эти архаровцы не будут разбираться, кто прилез по их душу - немцы из сорок первого года, или правосеки из две тысячи восемнадцатого, и примутся воевать тут со всей дури - так, что никто не уцелеет. Конечно, потом набегут наши правозащитники и примутся всячески стыдить и урезонивать нашего старого-нового президента, но будет уже поздно. Не помогут даже Европа и Америка - они вряд ли захотят встревать в войну на стороне Гитлера, тем более что эта война будет идти только на территории России. Так что, если мы хотим чего-то добиться, то немцам стоит вести себя тихо и раньше времени не выдавать своего
присутствия.
        Первым делом немецкий бронетранспортер подъехал к моей застрявшей в грязи машине. Солдаты ловко зацепили буксировочный трос - и Ганомаг с легкостью выдернул мою Тойоту из раскисшей земли. Я сел за руль, один из солдат на пассажирское сиденье - и мы поехали дальше. Когда мы подъехали к арендуемому мной домику и вышли из машин, я по-английски высказал свои мысли гауптману Зоммеру, который, как сказал унтер-офицер Николай Шульц, был начальником разведки танковой дивизии*.
        Примечание авторов: * начальник разведки - это неточный перевод. Русский язык Шульц слегка подзабыл. На самом деле гауптман Зоммер является командиром разведывательного батальона, входящего в состав танковой дивизии - а это совсем не одно и то же.
        - Гут, молодой человек, - ответил он мне, оглядываясь по сторонам, - быть может, ты прав, а может, и нет; но мы в любом случае не собирались понапрасну поднимать тревогу среди местных. А теперь веди нас в дом, и давай показывай, где этот твой «интернет». Давай, мальчик, шевели ногами и двигай вперед, время не ждет.
        Сказав это, гауптман (а вроде бы образованный человек, английский язык знает) не сильно, но очень обидно толкнул меня ладонью в спину. Этот жест, показывающий, как на самом деле ко мне относятся эти немцы (разве что за исключением господина Шульца) что-то сдвинул в моем восприятии той ситуации, в которую я попал совершенно случайно, без всякого желания с моей стороны. Да, за хорошее место в обществе и приличное денежное вознаграждение я готов служить любому иноземному захватчику, группе заговорщиков или банде Путина (да только меня туда никто не собирается брать). Пофиг на моральные соображения, самое главное - материальная составляющая!
        Ну, я и повел немцев в свой дом, начиная подозревать, что зря я так к ним с открытой душой, и что они никакие не просвещенные демократы, которые должны принести нам свободу, а совсем наоборот; и поэтому я влип в очень неприятную историю. Но и немцы пока тоже не знают, с кем связались. Я их счас так запугаю мощью нашей армии, что они с визгом сбегут обратно в свой сорок первый год. По крайней мере, не помешает при разговоре немного сгустить краски. Я же все-таки неплохой специалист по пиару. Даже если ничего не выгорит, то попытаться стоит.
        Тогда же и там же.
        Унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
        Домик в деревне, о котором говорил господин Тимофейцев, оказался обычной для России изрядно обветшавшей пятистенной избой. В дальней комнате стояла большая деревянная кровать и стол с той самой аппаратурой, которая, по словам ее хозяина, служила ему для связи с окружающим миром. Ближняя же комната использовалась как кухня и столовая. С первых минут в этом жилище бросалась в глаза смесь обыденных для нас вещей и того, что выглядело фантастическими чудесами техники. Например - потемневшие от времени деревянные стены (так что они выглядят почти черными) и электрическая лампочка неизвестного типа, дающая ярко-белый свет. Печь в половину комнаты была вполне обычной конструкции для таких русских изб, а питающуюся от баллона с пропаном газовую плитку для варки еды частенько можно было встретить и в немецких домах. Но вот та техника, что стояла в дальней комнате, была крайне далека от всего привычного - и по конструкции, и по дизайну. А уж когда господин Тимофейцев ее включил…
        Гауптман Зоммер, который также, как и я, в свое время учился в университете (но только на инженера, а не на филолога) попробовал расспросить господина Тимофейцева о принципах работы этой аппаратуры, но уже на втором десятке слов потерял нить его рассуждений. Во-первых - наука за эти годы ушла далеко вперед и многое из того, что было очевидно даже местному гуманитарию, просто не укладывалось в голову германского инженера нашего времени. Ну как можно себе представить целый рой околоземных сателлитов, кружащихся вокруг нашей планеты в космическом пространстве для того, чтобы обеспечивать людям связь, вести метеорологическую и обычную военную разведку, исследовать ее недра, какими-то неизвестными нам способами и изучать дальний космос при помощи особо мощных телескопов, которым больше не мешает земная атмосфера…
        Оказывается, для здешних русских такие полеты - обыденность, более того, в этом космическом деле именно они лучшие во всем мире, и поэтому он работают космическими извозчиками, за немалые деньги выполняя пилотируемые полеты и отправку сателлитов на орбиту. Иллюстрируя свои слова, Тимофейцев даже показал нам кусочек цветного документального кино необычайной четкости, иллюстрирующее запуск русской ракеты с космодрома «Восточный» где-то далеко в Сибири. Мы увидели сокрушающую мощь гигантских двигателей, в реве и грохоте поднимающих огромную ракету в небо на столбе бушующего огня. Это было феерично, впечатляюще и немного устрашающе.
        Гауптман Зоммер вполне резонно спросил, могут ли эти ракеты использоваться для каких-нибудь других целей, кроме запуска связных и разведывательных сателлитов - к примеру, военных. И оказалось, что могут - и даже так, что они способны уничтожить все живое по нескольку раз. И снова наш любезный хозяин поставил нам кусочек фильма, показывающего испытания ракетного боеприпаса мощностью в несколько десятков миллионов тонн тротила. Это было нечто ужасное. Даже обычно невозмутимый гауптман Зоммер, курящий одну хозяйскую сигарету за другой, на мгновение потерял дар речи. Понятно, почему тут уже почти восемьдесят лет не было больших войн. При наличии такого оружия, гарантирующего воюющим взаимное уничтожение, никто просто не рискнет начинать боевые действия. По счастью, запустить такую ракету через имеющуюся у нас межвременную дыру, скорее всего, не представляется возможным, поэтому наш Фатерлянд пока может не опасаться ударов сверхдальнобойных и сверхразрушительных снарядов по своей территории.
        Оторвавшись от этого ужасающего зрелища, мы вдруг увидели, что пока мы развлекались, даже ни на йоту (за некоторым исключением) не ознакомившись с возможностями и особенностями этого ужасного мира будущего, за окном уже успел наступить серый призрачный рассвет. Подзаправившись отличным растворимым кофе и бутербродами из запасов нашего любезного хозяина, мы с его же помощью принялись метаться по огромным массивам информации, доступным любому желающему. При этом мы пытались ухватить детали истории, военной техники, а также тактики и стратегии нашей войны, так злосчастно проигранной Рейхом, при этом стараясь не упустить и те моменты, которыми этот мир может грозить нашему любимому Фатерлянду.
        Дело это было небыстрое, но нам требовалось поторапливаться - с рассветом выяснилось, что с этой стороны межвременная дыра тоже выглядит как лежащее на земле облако, но только не белое, а черное, как ночная мгла. И только сверху этого приплюснутого чернотуманного блина курился легкий парок, как над горячим источником холодным зимним днем. В любом случае, такое чудесное явление природы никак не сможет пройти мимо внимания местных зевак, а также тех организаций, которым явлениями природы приходится заниматься в силу своей специализации.
        Господин Тимофейцев записывал всю информацию по найденным нам материалам на маленькие устройства, именуемые флешками - их потом можно будет проиграть с помощью небольшого походного устройства, которое он собирался захватить с собой в наше время. Это просто уму непостижимо - что в этой малютке размером с мой мизинец, может уместиться содержимое Большой Британской Энциклопедии. Шло время, бежали по циферблату часов стрелки, продолжались и наши поиски. Гауптман Зоммер, не отрывая взгляда от экрана, бегло просматривал найденные господином Тимофейцевым документы и материалы, и распоряжался, что отбросить в корзину, а что непременно следует записать и взять с собой. При этом он курил одну сигарету за другой, время от времени хриплым голосом подстегивая нашего хозяина к дальнейшим поискам.
        Чем больше мы погружались в это дело, тем глубже понимали, что попали туда, где все дела делаются с ужасающей быстротой. Когда фюрер выдвинул свою теорию блицкрига - то есть молниеносной войны - то казалось, что за вермахтом навсегда закрепилось звание короля скорости. Мы были быстрее всех своих противников и в Польше, и во Франции, и при нападении на Совдепию - и именно поэтому мы нападали, а они были вынуждены отчаянно защищаться. Но тут все было наоборот. Местная русская армия тоже была невероятно быстра, по крайней мере, незасекреченная информация гласила, что при большинстве учений отрабатывалась именно скорость перемещения и выполнения задачи. К тому же их танки на одной заправке могли пройти вчетверо дальше наших, были почти неуязвимы для огня наших танковых и большинства противотанковых орудий, а снаряд из их пушки мог с легкостью пробить четыре наших танка насквозь.
        Кроме того, мы узнали, что местные русские возвели танковую войну в ранг спорта, назвав ее танковым биатлоном. Что удивляло - так это странная структура их армии, тоже доступная любому желающему из открытых источников. В местной русской армии имеется относительно немного солдат, но зато огромное количество панцеров - почти двадцать тысяч единиц. Причем большинство из этих машин относятся к классу основных боевых панцеров, которые в наших условиях считались бы тяжелыми или даже очень тяжелыми. Кроме этого, в запасе у местной армии было множество колесных и гусеничных машин для перевозки и поддержки в бою моторизованной пехоты - их общее количество, как мне кажется, не уступало общему количеству панцеров. В сочетании с большим количеством самоходной артиллерии на танковых шасси это обеспечивало местной армии просто огромную пробивную мощь и потрясающую маневренность. Скорее всего, нам самим предстояло убедиться в этом в самое ближайшее время.
        Впрочем, помимо военного дела, был еще один аспект, которым мы не могли не поинтересоваться. Но это знание принесло нам одни сплошные разочарования. Я имею в виду информацию о том, каким наш Фатерлянд стал в этом будущем к 2018 году. Ведь даже если я русский немец, но я все равно немец - судьба Германии меня волнует не меньше, чем судьба России, а то, что мы узнали, повергло нас с гауптманом в состояние глубочайшего пессимизма. Германия, которая внешне выглядела процветающей страной с богатым населением, на самом деле была унижена и растоптана хуже, чем после так называемых Версальских соглашений.
        Приезжие из арабских и африканских стран насилуют немецких женщин прямо на улицах, и если не насилуют, то распускают руки и не дают прохода, а немецкие мужчины не в состоянии защитить своих матерей, сестер, жен и возлюбленных. Кроме того, Германии запрещено иметь какие-то собственные государственные интересы, за исключением интересов поработивших ее американских плутократов. Германия тратит огромные деньги, чтобы кормить неповоротливый аппарат надгосударственной общеевропейской бюрократии, и в ответ на это получает визгливые истерические указания, с кем ей стоит иметь экономические связи, а с кем нет. И самое главное заключается в том, кто это визжит - битые нами Польши, Норвегии, Франции, Бельгии и Голландии. И в то же время рейхсканцлером Германии работает жирная мерзкая баба, при одном взгляде на которую приходит мысль, что таким место не в политике, а на кухне, среди горшков и сковородок… Неудивительно, что в Фателянде все так плохо, как не было даже во время Веймарской республики.
        Да, кстати, ни один из наших солдат не имел права заходить в ту комнату, в которой находилась техника, необходимая для доступа к этому интернету - поэтому все, что мы узнали, должно было остаться среди нас. Если такая информация разойдется по солдатам, то их боевой дух сильно упадет. Ибо зачем нам сражаться, если победа врага все равно предопределена, а магистральный путь истории ведет наш поезд в тупик, из которого, кажется, нет выхода.
        Если вы думаете, что это самая ужасная ситуация, то вы ошибаетесь. Когда наши изыскания в мутных водах этого так называемого интернета были в разгаре, и гауптман Зоммер хотел взять с собой все, и даже больше, чем все - вдруг совсем рядом с домом, гулко прогрохотала длинная пулеметная очередь, а через некоторое время за ней еще одна, уже покороче. Стреляли явно из нашего МГ, да и других пулеметов поблизости быть было не должно. Гауптман Зоммер с руганью выскочил во двор, где выяснил, что рядовой Ганс Мелцер, пулеметчик с нашего бронетранспортера (который мы поставили возле мостика чрез небольшой ручей), обстрелял русскую полицейскую машину, ехавшую к дому господина Тимофейцева. Говорит, что у него не выдержали нервы. Ничего, в штрафной роте ему нервы-то подлечат.
        Много раз я убеждался, что русский язык по части ругани значительно превосходит немецкий. Вот и сейчас командир нашей роты, даже в состоянии сильнейшего эмоционального стресса, не смог выдавить из себя ничего, кроме дюжины свиноголовых собак и десятка набитых дерьмом голов. Бедновато, однако, на фоне того, что должно было начаться в ближайшее время - ибо машина, у которой оказалось разбито лобовое стекло, бодро развернулась почти на одном месте и шустро, будто водителя подгоняли черти, умчалась обратно, в сторону Красновичей. Это происшествие подсказало нам, что наше присутствие обнаружено местными властями, представителя которых мы обстреляли, и теперь следует ждать принятия ответных мер.
        Но, видимо, сегодня голова дерьмом была набита не у одного нашего Ганса. Не успели мы как следует отругать его, приказать удвоить бдительность и не поддаваться на провокации, пока мы собираем тут манатки на выход, как из черного облака показалась колонна грузовиков с эмблемами нашей дивизии. Чуть позже выяснилось, что мой заместитель, ефрейтор Кляйн, услышав стрельбу, сообщил о ней по телефону лейтенанту Рикерту, которого как раз в этот момент допрашивал по поводу межвременной дыры генерал Модель, только что вместе со своим штабом добравшийся до Красновичей. Полк моторизованной пехоты - это как раз его вклад в общую неразбериху.
        Тогда же и там же.
        Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
        Едва немцы встревоженными котами выскочили за порог, я тут же схватился за клавиатуру. Пришло время бросить в их суп небольшого, но очень вонючего дохлого кота. Раз уж они считают меня не добровольным сотрудником, которого требуется уважать, а военнопленным, о которого можно вытирать ноги, то пусть знают, с кем связались! Я им сейчас устрою диверсию мирового масштаба. Быстро, пока ни тот, ни другой не успели вернуться, я включил Аську и отправил по разным адресам несколько сообщений.
        Одно - в редакцию НТВ (где у меня есть определенные завязки) о том, что здесь, в Красновичах, есть совершенно убойный сюжет. Я им уже подкидывал работенку, так что меня там должны хорошо помнить. Если НТВ пришлет сюда съемочную группу, то я нагажу сразу и немцам, и ботоксному карлику, чтобы у него не было простора для маневра. А то у него еще хватит ума сговориться с фашистами за нашей спиной - ведь диктатор всегда помогает диктатору. Сообщение о том, что здесь творится, должно как можно громче прогреметь в независимой прессе и как можно шире разойтись по интернету.
        Другое послание я отправил своей девушке Марине. Ну как своей - встречаемся иногда, ведь ничто человеческое мне не чуждо, как и ей тоже. Короче, связь у нас чисто сексуально-эмоциональная, поскольку я тусуюсь на одной стороне Луны среди заядлых оппозиционеров, а она на другой, то есть среди верных запутинцев. Я уже давно уговаривал ее бросить эту дурь, но она хранит идеологическую верность господину Пу, и в постели ласково называет меня своим маленьким несогласным. Еще у нее есть одно замечательное свойство - она всегда до конца выслушивает все мои, как она говорит, бредни. Правда, потом, выслушав мои дифирамбы Великой Америке и продвигаемым ею либерализму и демократии, она в пух и прах разносит все мои умственные построения несколькими, как ей кажется, неоспоримыми аргументами.
        Мой отъезд в творческий отпуск она приняла спокойно. Я и не рассчитывал, что к своему возвращению застану Маринкину постель пустой, но она пока хранила верность именно мне. Один раз за все это время встретились в Москве, и два раза она приезжала на поезде ко мне в деревню на несколько дней - побродить по весеннему лесу, послушать чирикающих птичек и позаниматься со мной сексом на настоящей русской печи. Она у меня отвязная и совершенно бесстыжая. Но в данном случае она была ценна для меня мне не своими сексуально-эмоциональными свойствами, а связями в патриотическо-запутинской тусовке, и еще своим папой - армейским генералом, который мог бы хорошенько колыхнуть местное армейское болото. Пусть повоюют немного, а то эти бездельники только зря жрут свои усиленные пайки и изнашивают фильдеперсовую форму от Юдашкина.
        Еще несколько посланий я отправил своим друзьям и знакомым, чтобы они как можно шире разнесли их среди широких кругов общественности по обе стороны фронта. Пусть даже кто-то будет за немцев, как я в начале. Плевать! Самое главное - успеть поднять как можно больше шума. Пусть все знают, что злобный враг уже стоит у ворот, а то эти немцы по-хозяйски расположились у меня дома, хлебают мой кофе, жрут мою колбасу и нагло курят мои сигареты. А я за своевременное предупреждение кого надо, глядишь, еще и орден заработаю, за заслуги перед Отечеством. Для этого надо будет только суметь своевременно слинять от этих поганых фашистов, и при этом не попасться совкам из того мира. Они моментально поставят меня к стенке как классово чуждый элемент.
        20 апреля 2018 года 09:35. Брянская область, Унечский район, поселок Красновичи.
        Антон Васильевич Агапов, майор полиции и старший участковый Красновичского сельского поселения.
        Утром, не успел я прийти на службу, а у администрации меня уже ждал опирающийся на свою палку дед Михалыч… Этого персонажа с подведомственного мне хутора Кучма, старого как Мафусаил, известного борца за справедливость и порядок, знала вся округа. Не было такой дыры в районе, в которую ушлый дедок не сунул бы свой нос в поисках неустройств и беспорядка, доставляя немало хлопот как разным незаконопослушным гражданам, так и служителям порядка вроде меня. По большей части он только мешал нашей работе (а дилетанты всегда мешали и будут мешать профессионалам), но, честно сказать, будет очень жалко, когда этот беспокойный и неуемный, почти девяностолетний одинокий старик отойдет наконец от нас в мир иной.
        Обычно это шебутной дед не боялся никого и ничего, но сегодня он был явно напуган.
        - Слышь, товарищ майор, ЧэПэ у нас, понимаешь… - угрюмо сказал он мне, против обыкновения даже не поздоровавшись, - опять на нас немцы напали.
        - Какие такие немцы, Мыхалыч, и на кого они напали? - не понял я сути вопроса. - Быть может, ты с немецкими туристами чего не поделил?
        - Какие туристы, товарищ майор, окститесь, - обиделся старик, - обыкновенные немцы напали, которые фашисты. Я тогда пацаном был, а этих тварей хорошо запомнил. И запашок их специфический, и речь гортанную, будто гуси за речкой гогочут. Осемь годков тогда мне было, но страху натерпелся на всю жизнь. А ты говоришь, туристы…
        Сказав это, он вдруг замолчал и испытующе посмотрел в мою сторону.
        - Да ты, товарищ майор, поди, еще ничего и не знаешь? - произнес он после не очень продолжительной паузы. - Скажи, ты какой дорогой сегодня на службу ехал?
        - Какой, какой, - раздраженно ответил я, - обыкновенной, как каждый день. Но всяко не мимо вашей несчастной Кучмы!
        - Вот в этом все и дело, - Михалыч ткнул в небо сухим прокуренным пальцем, - ехал бы мимо нас, так знал бы, что нас посетило невиданное явление природы, похожее на упавшее на землю большое черное облако. Вот оттуда эти фрицы и вылезли.
        Я с сожалением посмотрел на старика. Я-то думал, что его на почве его склочности хватит Кондратий, а к нему тихо, бесплатной квартиранткой, подселилась веселая тетка Шиза. Натерпелся страха на всю жизнь, и теперь ему вместо зеленых чертей повсюду будут мерещиться немецко-фашистские захватчики.
        - Не веришь, - вздохнул дед, - ладно, официально тебе заявляю, могу даже в письменном виде, о том, что во дворе у моего соседа, московского туриста, седни ночью видел несколько человек, одетых в немецкую военную форму, и с оружием, которые между собой гуторили по-немецки. Еще я видел два бронетранспортера - один возле черного облака, а один возле дома того дачника. Если моя информация не подтвердится, черт с ним, можешь привлекать меня за ложный донос, клевету и все прочее, что положено в таких случаях. Я старый, мне уже все равно. Но людей-то жалко. Фашисты опять пришли, а они ничего не знают…
        И тут я понял, что отвяжусь от назойливого старика только в том случае, если поеду с ним в эту Кучму, посмотреть на его «фашистов». Скорее всего, это реконструкторы с муляжами винтовок, хотя в любом случае, если эти люди находятся на моей территории, я должен знать, кто они такие и чем дышат.
        - Ладно, Константин Михалыч, - сказал я, - заявление писать не надо. Потом напишешь, если что, а сейчас садись в машину, и поедем, посмотрим на твоих немцев.
        - Ты это, майор, - с сомнением сказал тот, - хоть автомат с собой возьми и кого-нито из своих архаровцев, а то, неровен час, твой пистолет против их винтовок будет просто плюнуть и растереть.
        - Так я же с ними не воевать собрался, - как маленькому объяснил я Михалычу, - я же все-таки участковый уполномоченный, а не какой-нибудь армейский майор… Мое дело - задерживать преступников и поддерживать порядок.
        - Дурак ты, майор, прости господи, хоть и большой вырос, - со вздохом ответил дед, - ну чисто как хохол - пока не помацаешь, не поверишь. Немцы же, тебе говорят, там, которые фашисты! С ними только воевать, по-другому никак.
        Михалыч меня уболтал и, несмотря на все мое неверие в «фашистов», я приказал помощнику участкового сержанту Васе достать из оружейного ящика две «ксюхи» и подсумки с магазинами, после чего присоединяться к нашей честной компании. Сержант Вася у нас ну просто красавчик с плаката. Представьте себе - парень два метра ростом и спортивной фигурой, да и лицом из себя недурен, натуральный блондин, кровь с молоком - так что весь женский пол в округе, как и заезжие туристки, от него просто млеют и тают. Но самое главное его свойство - это широкие плечи, здоровенные кулаки и добрый взгляд голубых глаз, из-за чего даже завзятые бузотеры в Васином присутствии соглашаются жить дружно. На хозяйстве остался второй мой помощник сержант Сергей и делопроизводительница Анюта, которым я приказал паники пока не поднимать, никуда не звонить и никому ничего не сообщать. Мол, мы сначала сами во всем разберемся и внесем ясность.
        Короче, так втроем и поехали. Я сел за руль, Михалыч, как проводник, на пассажирское место, а Вася вместе с автоматами и прочей снарягой разместился на заднем сиденье. Навьючивать все это на себя, чтобы походить на ряженых, не хотелось. Хотя у меня в прошлом, в молодые годы, были командировки на Кавказ, да и Вася во время своей срочной службы тоже не генеральские дачи строил. Опыт, как говорится, не пропьешь, хотя в изложенных Михалычем немцев-фашистов нам откровенно не верилось. Если бы верилось, то я бы не стал так подставляться и повел бы себя совершенно по-иному…
        Все эти наши разговоры в пользу бедных, конечно, отняли много времени, так что выехали мы только около десяти часов. Ехать нам предстояло километра четыре - то есть, с учетом плохой видимости, дождя и скользкой дороги, на дорогу предполагалось потратить не больше пятнадцати минут. Еще с дороги Унеча-Сураж, при подъезде к повороту на Кучму, с левой стороны, через хмарь и морось стали прорисовываться контуры лежащего прямо на земле огромного черного облака, похожего на застывший в воздухе дым от горящих покрышек. Очень странное, скажу я вам, облако - я даже и не знал, что сказать. Никогда не видал подобного. Однако недоброе предчувствие уже закралось в мое сердце, и я молча вглядывался в странное явление, пытаясь понять, что же это может быть.
        Сержант Вася, напротив, коротко, но емко выразился несколькими чисто русскими непечатными выражениями, а потом сказал, что если Михалыч не соврал нам в своем рассказе, то эта штука должна быть ничем иным, как межвременным порталом, через который к нам сюда лезут немцы из времен Великой Отечественной. Вася у нас фантазер - то есть любитель фантастики - запоем читает разные книжки про то, как наши парни попадают на ту войну и лихо крошат разных фашистов. «Эх, товарищ майор, хочу туда, на войну, сражаться за Родину, а не разбирать подробности пьяной драки на школьной дискотеке» - говорил он мне во времена приступов душевной откровенности. Вот, блин, еще один опоздавший родиться человек. А мне и в своем времени неплохо - главное, как следует делать свое дело, и Родина тебя не забудет.
        Повернув с главной дороги в сторону Кучмы, мы проехали еще метров восемьсот. И тут нас обстреляли из пулемета. Это было так неожиданно, что мы все оторопели. Впереди в серой дождевой мути, багровой бабочкой трепетало дульное пламя, очередь грозно выговаривала «та-та-та» - и все это выглядело чудовищно нереалистичным здесь, на мирной земле Брянщины… Из моего рта непроизвольно плотным потоком вырвались самые грязные ругательства. Да что же это за чертовщина такая?
        Огонь велся прицельно с дистанции метров в триста. Поэтому прежде чем я успел что-то сделать, несколько пуль ударило в капот, лобовое стекло - пробитое в нескольких местах, оно брызнуло осколками; а позади меня охнул и выматерился сержант Вася - очевидно, его зацепила одна из этих пуль. Например, та, что свистнула совсем рядом с моим ухом. Полицейский Форд «Фокус» - это все-таки не бронетранспортер. Тело само вспомнило опыт прошлых кавказских командировок - руки до упора вывернули руль, а нога до предела вдавила педаль газа - и Форд, визжа шинами по мокрому асфальту, заложил крутой полицейский разворот с заносом, после чего на полном газу принялся уносить наши задницы из этого опасного места.
        Кто бы там ни был - немцы-фашисты или кто-нибудь еще, вроде залетных правосеков, - но эти гады сразу открыли огонь на поражение, даже не попытавшись вступить в переговоры, а потом еще и пытались стрелять нам вдогон. Но к тому времени как пулеметчик дал вторую очередь, мы уже скрылись за поворотом обсаженной деревьями дороги. Я подумал, что Михалыч, пожалуй, не спроста так беспокоился, и что мне надо обязательно перед ним извиниться и поблагодарить за бдительность… Но это потом, когда мы выберемся туда, где нас не достанет этот гребанный, неизвестно откуда взявшийся, пулеметчик, а пока же у меня есть более насущные заботы. Из-за разбитого несколькими пулями, помутневшего от мелких трещин стекла мне ни хрена не видать дорогу. Втянув кулак в рукав куртки, я, одной рукой держа руль, привстал на сиденье и несколько раз ударил по лобовому стеклу, отчего оно, выпав наружу, рассыпалось мелкими кубиками. Видимость сразу улучшилась, но вместе с тем в салон ворвался холодный сырой ветер пополам с каплями дождя. «Ипическая сила, - подумал я, отворачивая от ветра лицо и отплевываясь от бьющей в лицо рот и нос
дождевой воды, - в такую погоду без лобового стекла можно ездить только в акваланге».
        Кроме разбитого лобового стекла, у нас еще был пробит радиатор, продырявлены оба передних ската, которые держались только на автоподкачке, зеркало заднего вида показывало только муть трещин на заднем стекле. Скорее всего, имелись и другие повреждения. От пулеметчика, цирроз ему в печенку, мы ушли, но из-за полученных повреждений, проехав еще пару километров, мой «Форд» наверняка встанет. При этом в первую очередь (благо рация и телефоны уцелели), требовалось доложить начальству обо всем произошедшем. Но как о таком докладывать?! Если я начну излагать события в том же стиле, в каком Михалыч рассказывал мне о «напавших немцах», то меня также сочтут сумасшедшим, или, в лучшем случае, пьяным.
        Нет, мы пойдем другим путем. Доложим о появлении в районе крупной банды неизвестного происхождения с пулеметами и бронетехникой. Пусть вызывают сюда Росгвардию и армейцев, и те уже пусть сами воюют, а потом разбираются по останкам, кто это к нам прилез. Кстати, погони позади нет, мотор пока тянет, так что пришло время извиниться перед Михалычем за проявленное недоверие…
        - Эй, Михалыч, - сказал я, - ты меня прости, если что, за то, что не поверил тебе. Кто же знал, что так получится?
        Но Михалыч молчал. Повернув голову, я увидел, что ему мои извинения были уже ни к чему. Если просвистевшая у меня над ухом пуля попала сержанту Васе в плечо, то другой пулей дед был убит наповал, прямо в грудь. Вот же черт! Да, жаль старика. Это же надо - прожить такую длинную жизнь, пережить в детстве войну, дождаться второго пришествия фашистов, и в самом его начале погибнуть от их руки. Так фашисты это или нет? Неужели прав Вася - и эти гады явились сюда из Великой Отечественной? Эх, Михалыч, Михалыч, а я-то думал, ты в рассудке повредился… Теперь почти уверен, что это и вправду фашисты.
        «Форд» с перегревшимся из-за пробитого радиатора мотором встал намертво как раз у поворота на Красновичи. Вася сам выбрался из машины, и я перевязал ему плечо индивидуальным пакетом из машинной аптечки. Санитарную сумку мы, болваны, с собой не взяли, да и кто же мог знать, что все так обернется. И вот тут, на отходняке от стресса, меня затрясло по-настоящему. Откуда же эти долбанные твари с пулеметами, или что у них там еще есть, взялись на наши несчастные головы? Живешь тут, живешь, тащишь службу по закону как положено, без единого замечания или чрезвычайного происшествия, и тут на - пулемет на твою голову, чтобы он был неладен!
        Начальству уже было доложено, что мы с сержантом Васей ехали проверять заявление местного жителя о подозрительных чужаках, и на подъезде к хутору Кучма нарвались на неизвестную банду. В качестве доказательств, я даже скинул полковнику через «телеграмм» несколько фоток своей раскуроченной пулеметной очередью машины, раненого сержанта Васи и сидящего на переднем сиденье трупа местного жителя Константина Михайловича Тягунца, 1933 года рождения, русского и беспартийного. Пусть знают, как мы тут воюем. После получения фотографий полковник сразу стал любезен, отечески сказал: «ну вы там держитесь, помощь скоро будет», после чего отключился, видимо, для того, чтобы начать вертеть бюрократические шестеренки. В ожидании вторжения банд с украинской территории нас давно готовили к чему-то подобному, и поэтому особого удивления начальство не выказало.
        - Вот, Вася, - сказал я, отключившись от связи, своему морщащемуся от боли помощнику-сержанту, - хотел на войну, распишись и получи. Не знаю, кто это там был, действительно немцы-фашисты, или банда правосеков, как я доложил начальству, но только убивают они по-настоящему - вот можешь спросить у Михалыча, он тебе расскажет. А пока сиди тут и жди обещанной начальством помощи, потому что двумя «ксюхами» мы с тобой много не навоюем.
        Первой помощью от товарища полковника, прибывшей к нам из Унечи через полчаса после доклада начальству, были два экипажа ДПС. Увидев мою искореженную тачку, раненого Васю и убитого наповал Михалыча, ДПСники на некоторое время выпали в осадок, но достаточно быстро взяли себя в руки. Что они, трупов не видели? Между прочим, за год на дорогах страны гибнет примерно столько же народу, как во время той войны в крупной наступательной операции. На одной машине я отправил раненого Васю в районную больницу, а другой экипаж остался дежурить вместе со мной на дороге у поворота на Красновичи. Несмотря ни на что, требовалось продолжать наблюдать за развитием ситуации и обо всем докладывать начальству. Банда неизвестной численности - она и есть банда, тем более что на вооружении у бандитов имеется как минимум один пулемет.
        За это время дождь стих, туманная дымка рассеялась, видимость улучшилась, и черное облако хорошо стало видно даже с того места, где мы сейчас находились. А ведь утром, когда я ехал на службу, там ни черта невозможно было разглядеть, кроме тумана и пелены дождя.
        То, что это странное черное облако приобрело хорошую видимость, это только полбеды, хуже было то, что возле него даже невооруженным глазом наблюдалось очень нездоровое шевеление. У ДПСников имелся при себе полевой бинокль, и в него хорошо было видно, как из черного тумана выезжают большие грузовики, останавливаются, и с них спрыгивают на землю солдаты в серых шинелях и характерных касках. Мысли, которыми я тешил себя еще час назад, показались мне до невозможности смешными. Реконструкторы, значит, мля. Ипическая ты сила - да этих козлов там, наверное, не меньше полка… Очевидно, что не только мы видели их, но и они нас, потому что солдаты в серых шинелях довольно споро отцепили от грузовиков несколько небольших, буквально игрушечных, пушечек и без лишней суеты развернули их в нашу сторону.
        Не прошло и пары минут, как одна из пушечек сделала первый выстрел, снаряд которого разорвался по ту сторону от дороги. Ну ни хрена себе рокамболь! Только этого нам и не хватало. Действительно, война пошла не по-детски и правосеками тут и не пахнет. Еще один снаряд взорвался с недолетом - и старший ДПСник сказал, что я как хочу, а он не будет стоять и ждать, пока нас тут накроют. Прошлось резво прыгать в его машину, которая тут же сдала назад. И вовремя. Следующие снаряды начали рваться на шоссе, но мы к тому времени уже ушли туда, где дорога проходила через лесной массив и артиллеристы врага потеряли нас из вида. А вот моему «Форду» досталось еще раз - прямым попаданием фугасного снаряда - после чего он превратился в изуродованную груду металлолома. Там же, среди обломков, осталось и тело погибшего старика Михалыча.
        После этого у меня не осталось никаких сомнений в том, что ситуация сложилась самая чрезвычайная, и я позвонил руководителю Красновичской администрации, господину Приходько, и объявил ему, что Красновичи необходимо немедленно эвакуировать. В ближайшие часы, когда наши доблестные армейцы пинками начнут загонять этих мразей обратно - туда, откуда они и пришли - эта местность превратится в поле ожесточенного боя, и потенциальные заложники при этом будут только мешать. При этом я сказал этому Приходько, что дорога Унеча-Сураж простреливается бандитами, и в ближайшее время может быть ими оседлана, поэтому эвакуацию необходимо проводить в обход по старой просеке через Воробьевку, и в первую очередь пусть выводит на просеку школьников, благо они сейчас на занятиях.
        Тем более что в Красновичах звуки артиллерийской стрельбы слышны были очень хорошо, и Приходько сам должен был понимать, что эта эвакуация - не учения МЧС. Кроме того, эта канонада хорошо слышна в Унече, и, возможно, в расположенной немного дальше деревне Займище, где уже год находился недавно сформированный мотострелковый полк. Одним словом, кто бы ни влез к нам через эту дыру, он сам сделал все возможное, чтобы на него как можно скорее было обращено самое пристальное внимание со стороны самого серьезного начальства.
        19 августа 1941 года. 18:45. Брянская область, Унечский район, проселочная автодорога местного значения Унеча - Сураж, окрестности поселка Красновичи.
        Лейтенант вермахта Карл Рикерт
        Генерал Вальтер Модель со своим штабом подкатил как раз тогда, когда праздник на «той стороне» был в самом разгаре. Я как раз докладывал ему обстановку на вверенном мне участке, когда с той стороны поступило крайне невнятное сообщение обергефрайтера Кречмера, чей Ганомаг гауптман Зоммер оставил возле конца телефонной линии. То ли наших парней обстреляла местная полиция, то ли они сами ее обстреляли. С позиции, на которой стоял Ганомаг, этого было не разобрать, слишком далеко. Но командир нашей дивизии, разгоряченный успехами двух последних месяцев, посчитал, что русские на той стороне этой дыры такие же слабаки, как и на этой - и, не дожидаясь доклада от Зоммера, приказал подошедшему 394-му стрелковому полку оберстлейтенанта Венцеля перейти на ту сторону и занять оборону вокруг пункта перехода, взяв под контроль окрестности. Солдатам было велено надеть шинели и быть готовыми ко всяким неожиданностям. При этом генерал не принял во внимание сообщение местного жителя о том, что большевизм в той России давно пал, и теперь там обычный для европейских стран республиканский строй, с президентом и
парламентом. С его точки зрения, это обстоятельство не имело никакого значения.
        «В конце концов, лейтенант, - с нервной усмешкой заявил он мне, - в Польше, Дании, Норвегии, Греции, Югославии и Франции тоже не было никаких большевиков, а мы их завоевали; как нет большевиков и в Британии, с которой мы продолжаем воевать по сей день. В этом подлунном мире, мой мальчик, нет никаких истинных законов, кроме права сильных людей убивать любых встреченных ими слабаков и забирать себе их земли, имущество и женщин».
        В ответ я только промолчал, хотя мог бы сказать, что, по словам господина Тимофейцева, русские на той стороне совсем не являются слабаками, скорее наоборот. Правда, его слова пока не нашли, так сказать, практического подтверждения, но если он окажется прав, то это мы окажемся слабаками, и именно нас будут убивать; но генерал пока не хочет этого понимать. Мол, сначала надо ввязаться в сражение, а там посмотрим. Этот умник унтер-офицер Шульц рассказывал, что точно также вел себя Наполеон, пока не ввязался в поход на Москву, который и стал началом его конца. Конечно, корсиканский бандит, заделавшийся императором, и его разношерстная армия, собранная по всем борделям Европы, не идут ни в какое сравнение с гением великого фюрера и непобедимым германским вермахтом, но все-таки после этого происшествия в голову ко мне постоянно закрадывается какое-то непонятное беспокойство. Это же настоящее безумие - без всякой разведки, всего одним пехотным полком вторгаться на территорию страны, о которой мы пока ничего не знаем. Но у генерала от успехов, видимо, кружится голова, и он совсем не осознает того риска,
который влечет за собой его решение направить на ту сторону целый мотопехотный полк.
        Тогда же и там же.
        Командир 3-й танковой дивизии генерал-лейтенант Вальтер Модель
        Эти тупоголовые бараны никак не могли понять, что вот такой вот туннель в будущее, внезапно образовавшийся на пути нашей победоносной 3-й танковой дивизии вермахта, сам по себе являлся величайшей угрозой для нашей так блестяще развертывающейся операции по сокрушению и окружению большевистского Юго-Западного фронта. Оттеснив большевистские войска на восток на центральном московском направлении, мы тем самым создали разрыв их фронта на нашем правом фланге шириной в двадцать километров, в который после приказа фюрера стальным потоком устремились панцеры нашей второй танковой группы под командованием доблестного Быстроходного Гейнца*. Это же так замечательно - полоса в двадцать километров по фронту, на протяжении которой нет ни одного большевистского солдата, или, по крайней мере, отсутствуют организованные части и соединения.
        Примечание авторов: * немецкое армейское прозвище генерала Гудериана.
        И вот тут, на самом разбеге, когда мы только настроились остановиться на промежуточном рубеже и подождать приотставшую пехоту, на нашем пути возникает эта соединяющая времена облачная штука, которая может грозить нам неведомыми бедами. А ведь она и в самом деле нам грозит, потому что разведка смогла выяснить, что там, на той стороне этого облака, тоже Россия, только примерно на восемьдесят лет позже. Если мы решим, как и планировали, уходить дальше на юг, то оставим это облако в глубоком тылу, и рано или поздно через него тамошние русские нанесут нам внезапный удар по самому уязвимому месту, то есть по складам и штабам. Или если мы никуда не уйдем, а окружим эту дыру войсками - сперва моторизованными, а потом и пехотными - после чего будем ждать неведомо чего, то тогда сорвется блестящая операция по окружению сразу нескольких большевистских армий, которые из-за этой задержки получат свободу действий и смогут избежать расставленной ловушки.
        По этим причинам я и двинул в туннель 394-й пехотный полк. Во-первых, он должен был обеспечить безопасность действующих там наших разведчиков, собирающих критически важную для Рейха информацию, а во-вторых - создал бы на той стороне этого облака круговую полевую оборону по типу предмостного укрепления. Если действовать по уму, то для того, чтобы создать на том конце устойчивые оборонительные рубежи, туда, в будущее, следовало бы отправить всю мою дивизию, или даже весь наш 24-й моторизованный корпус. При значительном численном превосходстве даже недисциплинированные и плохо обученные солдаты большевиков могут представлять собой серьезную проблему. Но я боюсь, что пока в высоких штабах осознают уровень угрозы и отдадут соответствующие приказы, то время будет уже безвозвратно упущено и нам придется сражаться уже не по ту, а по эту сторону этого странного облака. По счастью, и командир нашего моторизованного корпуса фон Швеппенбург, и сам Быстроходный Гейнц должны прибыть сюда всего через полтора-два часа, так как и штаб корпуса, и штаб танковой группы продвигаются вслед за нашей дивизией по той же
дороге, единственной в этих забытых Богом русских краях.
        А пока нам необходимо получить с той стороны как можно больше информации. Поэтому вслед за мотопехотным полком я направил в это облако мотоциклетный батальон, до этого момента находящийся в резерве при штабе дивизии, и приказал провести с той стороны тщательную разведку окрестностей этого странного образования. Вряд ли в этом глухом, внутреннем углу России, далеком от всех границ*, в мирное время имеются хоть сколь-нибудь значимые воинские гарнизоны. При этом, отдавая распоряжения командиру мотоциклетного батальона, я не дал ему никаких особых указаний по обращению с местным населением, только предупредил, что на той стороне очень холодно и идет дождь. Поэтому действовать в ходе той разведки мотоциклистам предстояло в соответствии с уже сложившимися в этом отношении практиками и приказами верховного командования по обращению с представителями неполноценных рас и народов, в том числе и распоряжения самого фюрера, которые я всемерно одобряю и поддерживаю.
        Примечание авторов: * Модель просто пока еще не проинформирован о событиях 1991 года. Для него Россия - это вся территория бывшего СССР.
        20 апреля 2018 года 10:25. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.
        майор полиции Антон Васильевич Агапов.
        Пока господин Приходько чесался и раскачивался, думая, начинать ему эвакуацию Красновичей, или все обойдется, из черного облака начали появляться новые персонажи, передвигающиеся на мотоциклах с колясками и без таковых. Сначала водители и седоки тяжело толкали свои мотоциклы по раскисшей земле до дороги, потом, собравшись кучей, завели моторы и с тарахтеньем покатили в сторону трассы Сураж-Унеча.
        А им навстречу, на трассу, а не по просеке, вместе с учителями колонной выходили эвакуируемые детишки из красновичской средней школы. Вот ведь сукин сын Приходько - сказано же ему было, что эвакуация через просеку, а он, наверное, решил, что мы его пугаем и специально взрываем петарды, чтобы было похоже на настоящую войну. Вероятно, он рассуждал таким образом - на просеке сейчас холодно и сыро, кое-где даже наверняка лежит снег; девочки в туфельках и мальчики в ботиночках обязательно промочат там ноги. А по асфальтированной Октябрьской улице очень легко можно выйти на трассу, и через полтора часа быть уже в Унече - это если эвакуацию не отменят в самом начале.
        Мотоциклисты в серых шинелях, увидев идущих бесформенной колонной детей, даже прибавили ходу, стремясь поскорее настигнуть и растерзать свою добычу. Эти мерзавцы, не заморачиваясь нравственными терзаниями, открыли по спасающимся детям стрельбу из своих пулеметов. Мы услышали крики боли и ужаса, взвизги, душераздирающий плач - несчастные школьники (а также их наставники) не могли понять, что происходит; шок, растерянность, отчаяние поначалу заставили их метаться на месте, подставляясь под огонь, но инстинкт самосохранения взял свое - и колонна, теперь беспорядочно рассыпавшаяся, бросилась через левую обочину к опушке леса. Мы - то есть я и два ДПСника - попробовали обстрелять уродов, чтобы отвлечь их внимание на себя, но у «ксюхи» (то есть АКСУ) укороченный ствол и огромное рассеивание, а кроме того, мы никогда не думали, что эти автоматы хоть когда-то понадобятся нам в деле. Чертыхаясь, мы пытались хоть как-то помочь погибающим детям. Их крики разрывали сердце, и в душе поднималось убеждение, что враг, с которым мы столкнулись - враг, чуждый не только нам, но и всему роду человеческому, что это не
просто противник, а воплощенное Зло, с которым надо сражаться до последней капли крови. И я ощущал, как ярость кипит в моих жилах, как звенит в голове ненависть, как обостряется мое восприятие происходящего - и я, чувствуя в своих товарищах то же самое, внутренне преображался. Я будто бы становился частью могучей силы - праведной, созидающей, непобедимой…
        Но в результате наши усилия оказались тщетными - мотоциклисты, несколько сбавившие ход, увлекшись охотой за беззащитными мишенями, даже как будто и не заметили, что их кто-то обстреливает. Тренироваться, блин, вдребезги и пополам, надо было больше.
        И в этот момент над нашими головами раздалось тихое жужжание, словно пролетел шмель. Подняв головы, мы увидели, что это были два сверхмалых разведывательных беспилотника типа «летающее крыло» на электрическом ходу в серо-голубой камуфляжной армейской раскраске. Пройдя над нашими головами, беспилотники разделились. Один направился в сторону того черного облака, а другой заложил пологий вираж над местом побоища, будто стараясь получше разглядеть творящийся внизу ужас. С одной стороны, появление этих маленьких, почти невесомых, аппаратов было хорошим знаком, говорящим о том, что командование мотострелкового полка, стоящего в деревне Займище, уже в курсе происходящего, воочию его видит, и сейчас примет все меры к отражению и недопущению. А с другой стороны, они уже тоже катастрофически не успевают; кровь мирных российских граждан - и даже, более того, наших детей - уже пролилась, и только Бог знает, сколько ее прольется еще.
        После того как уцелевшие школьники скрылись в лесу, мотоциклисты снова завели свои байки и двумя группами (три мотоцикла впереди, остальные в двухстах-трехстах метрах позади) на небольшой скорости, оглядываясь по сторонам в поисках новых жертв, двинулись по дороге дальше в сторону Унечи. Они были оживлены и весьма довольны - эти нелюди, только что замаравшие себя кровью невинных детей. Теперь уже нам пришла пора решать, займем ли мы оборону тут на опушке леса, чтобы постараться отвлечь и задержать этих мерзавцев, тем самым дав время армейцам выехать на трассу с задачей хоть на какое-то время преградить этим гадам путь к райцентру. Старший наряда ДПС, старшина примерно моих лет, видимо, тоже побитый жизнью, думал точно так же.
        - Значит так, Сергей, - переглянувшись со мной, сказал он своему водителю, совсем молоденькому младшему сержанту, - оставь мне свой запасной магазин, садись в машину и вместе с товарищем майором поезжай в тыл, в Унечу. Доложи начальству, что старшина Иванцов остался прикрывать ваш отход. Но сперва раскатай на дороге «Скорпиона»*. А то догонят тебя на байках и покрошат на ходу из пулеметов.
        Примечание авторов: * Гибкая, сворачивающаяся в рулон, лента с шипами, раскатываемая на дороге и применяемая для прокалывания шин разным правонарушителям, если они не подчиняются требованию инспектора ГАИ/ДПС немедленно остановиться и предъявить документы.
        - Постой, старшина, - возразил я, - пусть младший сержант уходит один, а я останусь тут, с тобой. Мой это участок, и мне его защищать, понимаешь?!
        - Ну хорошо, товарищ майор, - кивнул старшина Иванцов, - это ваше право. Вдвоем и отбиваться будет легче, и помирать веселее…
        - Ты погоди помирать, старшина, - ответил я, - мы тут немного повоюем, шугнем этих немецко-фашистских гадов, а там и армейцы подойдут* - и будет все у нас тип-топ…
        Примечание авторов: * от п. Займище, где расположен мотострелковый полк постоянной готовности, даже в объезд, через п. Песчанка, на машине ехать около получаса, значит на БМП - минут сорок.
        - Вы что, товарищ майор, - удивленно спросил старшина, - тоже, как ваш сержант, думаете, что эти типы оттуда, с той войны?
        - А хрен его знает, - ответил я, - но если в зоопарке на клетке с медведем написано «КРОКОДИЛ», не верь своим глазам. Если они выглядят как фашисты, ведут себя как фашисты и даже думают как фашисты, то фашисты они и есть. Во всем прочем, и с этим черным облаком, как пел Высоцкий, должны разбираться физики-теоретики, доценты с кандидатами.
        - Понятно, товарищ майор, - ответил старшина и, повернувшись к своему водителю, прикрикнул на него: - А ты что здесь стоишь? Бегом к машине и вали отсюда, а то не успеешь, и получится, что мы зря тебя прикрывали!
        Младший сержант убежал к машине, и мы со старшиной остались вдвоем и заняли позиции в придорожных кустах. При этом нам пришлось залечь на отвратительно холодной и мокрой земле, но, если мы хотели выжить после этого боя, по-другому было нельзя. Наша затея задержать приближающихся немецких мотоциклистов (для меня они теперь были именно немецкими мотоциклистами) не была такой уж безнадежной. Шипованная лента и две «ксюхи» с короткой дистанции во фланг, куда мотоциклисты не смогут развернуть свои пулеметы - это достаточно весомые аргументы в предстоящем бою. Правда, мы со старшиной забыли о том, что эти дойче байкеры с легкостью могут развернуть на нас сами мотоциклы - но это простительно. Запарка со всем этим нашествием призраков прошлого была такая, что впору было забыть и о куда более серьезных вещах. Кроме того, мы были ужасно расстроены и разозлены гибелью детей - жажда отмщения наполняла наши сердца, мы хотели сами видеть, как эти гады умирают от наших рук, как течет их кровь и как горят их мотоциклы…
        Увидев, что ДПСовская машина резко развернулась на месте и стремительно рванула по направлению к Унече, три первых мотоциклиста в характерных касках и серых шинелях, повинуясь инстинкту охотника «догнать и растерзать», тоже прибавили ходу и перестали внимательно поглядывать по сторонам. Несколько пулеметных очередей, пущенных с первого байка с дальней дистанции и прошедших в стороне от цели, только увеличили их охотничий задор. Шипованная лента поперек дороги явилась для них весьма неприятным сюрпризом. Первый байкер-колясочник даже и без нашей стрельбы, кувыркаясь, улетел в глубокий кювет под хлопок лопнувшего переднего колеса. Следующий проделал то же самое, но только перечеркнутый двумя короткими очередями. Я стрелял по водителю, а старшина по пулеметчику и седоку на заднем сиденье. Еще один мотоциклист попытался развернуться поперек дороги, чтобы пулеметчик мог взять нас на прицел - но не преуспел, потому что на водителе скрестились две наших очереди. Падая на руль, убитый немец вывернул его до предела, в результате чего его мотоцикл развернуло на сто восемьдесят градусов, а секунду спустя он
вспыхнул чадным бензиновым пламенем. Седок спрыгнул с заднего сиденья, сдергивая с плеча карабин, но мы со старшиной двумя двухпатронными очередями объяснили ему, насколько он был неправ, после чего тот распластался на дороге и больше не отсвечивал.
        При этом основная группа мотоциклистов - экипажи еще девяти машин - видимо, не разглядев в деталях, что тут творится (но убедившись, что их приятели в головной группе попали в засаду и гарантированно погибли), скучковались, как они считали, на безопасной дистанции метров в трехстах от опушки леса. При этом они открыли в нашу сторону беспорядочную ружейно-пулеметную стрельбу - скорее всего, не сколько в надежде убить кого-нибудь или ранить, сколько ради собственного самоуспокоения. Не зная, сколько нас прячется в этом лесу, и не решаясь последовать за своими менее удачными камрадами, они, видимо, ждали команды от начальства.
        Тем временем старшина, попросив в случае чего прикрыть его огнем, полз в ту сторону, куда кувыркнулись слетевшие с дороги байки - и вскоре оттуда послышались звуки возни и несколько одиночных выстрелов. Через некоторое время старшина вернулся таким же образом, волоча за собой пулемет с первого байка с примкнутым к нему сбоку круглым магазином*, и брезентовый мешок, в котором находились две большие коробки с лентами.
        Примечание авторов: * пулемет МГ-34 был единым пулеметом вермахта, то есть мог использоваться и как ручной, и как станковый и то, что майор Агапов по неопытности принял за магазин, тоже было патронной коробкой, но только маленькой - на пятьдесят патронов, используемой тогда, когда единый пулемет выступал в качестве ручного. Патронные коробки большого объема на 150, 250 и 300 патронов не примыкались к пулемету и могли быть использованы только при помощи второго номера, который должен был руками подавать ленту в пулемет, дабы ее не перекрутило и не заело. Ленты в больших коробках могли быть разъяты на секции по 50 патронов, пригодные для переснаряжения малых цилиндрических патронных коробок.
        Но самым главным был не пулемет, хотя и он немало нам пригодился, когда незваные гости попробовали еще раз прощупать нас на прочность. Основной добычей были книжки из плотного коричневого картона с фашистским гербом на обложке (орел, держащий в когтях свастику) и надписью «Soldbuch» (Солдатская книжка) - причем две последние буквы выглядели буквально слипшимися. Я держал в руках множество различных видов российских и иностранных документов, и сразу могу сказать, что эти в меру потертые книжки с вклеенными в них черно-белыми фотографиями самого разного размера, действительно были личными документами, которые их владельцы носили при себе, и в которые заносились все перипетии их службы.
        И еще они наглядно свидетельствовали о том, что произошло невероятное - и мы со старшиной только что уничтожили девять солдат вермахта, которые перед этим с садистским удовольствием убивали наших, российских, детей из своих пулеметов. А ведь те поначалу даже не поняли, что происходит… Ну что поделать, если за семьдесят с лишним лет мирной жизни народ отучился бояться мерзавцев в серых шинелях и касках характерной формы. Тем временем по дороге из Красновичей в большом количестве к нашим старым «приятелям» подъехали еще десятка два мотоциклов с колясками. Даже страшно предположить, что там творилось во время их визита, и что могло случиться с теми людьми, которые были моими хорошими знакомыми. Остановив мотоциклы, немецкие солдаты начали спешиваться, оправлять форму и снимать с плеч карабины. На глаз, их было там не меньше роты. Чтобы жизнь этим козлам не казалось медом, старшина, который к тому моменту как раз разобрался с трофейной машинкой, дал по ним длинную очередь и, судя по всему, в кого-то все-таки попал, потому как дойче зольдатены прыснули с дороги как тараканы из-под тапка, залегая в
кюветах и за придорожными кустами, а оставшиеся в седлах водители, за исключением нескольких несчастливцев, завели свои байки и убрались на безопасное, как им казалось, расстояние.
        Но все это замешательство было ненадолго. Видимо, поняв, что противостоящий им противник ничтожно мал в числе, и в качестве серьезного аргумента использует их же трофейный пулемет, немцы пошли в атаку короткими перебежками, при этом пригибаясь и используя в качестве укрытия каждый бугорок или придорожные кустики. Старшина сделал по ним еще несколько коротких очередей, но никакого успеха не достиг. Тут бы нам бросать все и отходить, или же геройски, но бесцельно погибать; но вдруг земля, на которой мы залегли, стала мелко вибрировать, а со стороны Унечи до наших ушей донесся протяжный гул с характерным посвистыванием, а также лязг гусениц. К нам на выручку шло что-то достаточно тяжелое, гусеничное и бронированное. Немцы явно тоже услышали весь этот шум и даже, возможно, увидели то, что идет по дороге - потому что вместо перебежек вперед они залегли и начали окапываться, а от черного облака - точнее, от хутора Кучма - в их сторону рванулись несколько грузовиков с маленькими пушечками на прицепе. За рулем там явно были какие-то коллективные Шумахеры, потому что поворот от поселка Кучма на трассу эти
парни проходили почти не снижая скорости, так что сам грузовик наклонялся, а пушки вообще вставали на одно колесо, чуть ли не переворачиваясь.
        Нет, ребята, поздно пить сироп, когда уши уже отвалились. За вами уже пришли. Оглянувшись, через просветы в деревьях я увидел как по дороге одна за другой идут боевые машины пехоты, буквально облепленные похожими на марсиан бойцами российской армии в полной боевой экипировке. Что там наши две «ксюхи» и трофейный пулемет, добытый старшиной… мощь, сила!
        20 апреля 2018 года 10:45. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.
        Старшина контрактной службы Андрей Петрович Дубинин, командир мотострелкового отделения и замкомвзвода в 182-м мотострелковом полку, 144-й мотострелковой Виленской Краснознамённой, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии.
        Сначала мы думали, что начались очередные учения, и задача выдвинуться в район расположенного совсем рядом хутора Кучма, и уничтожить там небольшое бандформирование является учебной. У нас на учениях любой противник именовался бандформированиями. Не будет же командование прямо в лоб сообщать, что нас готовят к войне против американцев, французов, англичан или иных регулярных армий стран-членов НАТО. В учебности задачи убеждало и место обнаружения предполагаемой банды. Хутор Кучма находится прямо в противоположном направлении от границы, и непонятно, откуда там могли взяться правосеки, или кто-либо там еще. Не с неба же они упали.
        Короче, первоначально по тревоге поняли только нашу роту, которая, правда, и так была дежурной, а потому находилась в пятиминутной готовности - то есть все, от командира роты до последнего мотострелка, находились в парке при оружии, около прогретой и готовой к маршу техники, не отлучаясь никуда дальше сортира. Поскольку наш полк постоянной готовности и дислоцирован не на самой спокойной границе, то вся техника в боксах стоит полностью исправная, заправленная топливом и с загруженным боекомплектом - только заведи, и в бой. Лишь дежурная рота способна выступить через пять минут, а весь остальной полк, в случае начала боевых действий, начнет покидать пункт постоянной дислокации не раньше чем через час - в крайнем случае, минут через сорок.
        Даже если вся техника разом выйдет из территории парков, сломав заборы, то дальше сразу же возникнет затор на дорогах. Ведь вокруг нашего полка не сплошная степь, по которой езжай в любую сторону - а поля, леса, болота и речки, среди которых крайне мало дорог, а по большей части одни направления, ведущие в никуда. Кстати, когда машины нашей роты покидали парк, на территории полка наметились признаки нездорового шевеления. Механики-водители пока не очень спешно потянулись к парку - заводить и прогревать технику, а остальные начали строиться для получения оружия и экипировки из оружейных комнат. Я подумал, что если бы речь шла о марше в условиях настоящих боевых действий, то наша рота выступила бы в качестве головной походной заставы полка, которая по уставу следует в двадцати километрах впереди основных сил.
        В то же время, когда БМП нашей роты, проходя через КПП, покидали территорию части, прямо из парка, от боксов разведроты, один за другим взлетели два свермалых и сверхбесшумных электрических беспилотника, которые, в свою очередь, должны были проверить дорогу по маршруту нашего следования. В принципе, с учетом последних технических веяний, это являлось самой обычной процедурой, ибо еще во время афганской и обеих чеченских войн было установлено, что армейская колонна без предварительной разведки с воздуха становится крайне уязвимой для засад. Только тогда это были хорошо защищенные и вооруженные вертолеты Ми-24 по прозвищу «Крокодил», а теперь маленькие и компактные беспилотники, главным оружием которых является малозаметность. Одним словом, маленькие, почти бесшумные аппаратики улетели вперед, а мы продолжили свой марш, находясь в полной уверенности, что выполняем чисто учебную задачу в рамках очередной «внезапной проверки».
        Но когда была пройдена треть пути и мы уже находились у железнодорожного переезда, нашему командиру роты капитану Погорелову поступила новая вводная, которая привела нас всех, мягко выражаясь, в оторопь.
        - Значит так, товарищи-командиры и орлы-сержанты, - сказал он по командирскому каналу, который принимали только командиры взводов и отделений, - пришел новый приказ. Это не учения, мальчики, это война. Поэтому, магазины к автоматам примкнуть, затворы передернуть, оружие с предохранителей снять. По людям, одетым в немецкую форму времен Великой Отечественной Войны, огонь на поражение открывать без предупреждения. Повторяю - по людям, одетым в форму немецко-фашистских захватчиков, и технике, маркированной опознавательными знаками вермахта, приказано стрелять на поражение без всяких колебаний.
        В тот момент я вообще не понял. Какие к бениной бабушке в наше время могут быть немецкие фашисты? Украинские могут быть, литовские, латышские, эстонские могут, даже молдавско-румынские имеют право на существование, а вот немецких быть не может по определению. Мы - то есть на самом деле наши деды - трансплюгировали этих тварей еще семьдесят лет назад. Каждый раз, когда мы проводим учения, эти немцы ссутся себе в кровати, думая, что мы снова готовимся прийти по их души.
        Хотя в подобие вермахтовской формы мог переодеться кто угодно - хоть те же хохляцкие правосеки, свободовцы или еще какие гитлеролюбы, решившие таким образом отметить день рождения своего кумира. Но этого, мягко говоря, недостаточно для того, чтобы нам было отдано такое суровое распоряжение. Суровее может быть только приказ «живыми не брать». Возможно, что эта банда уже успела совершить нечто настолько ужасное, что было решено ликвидировать ее, даже не дожидаясь подтягивания Росгвардии, которая и должна заниматься такими проблемами. Но действительность оказалась даже поганей, чем нам всем казалось первоначально. Проезжая коттеджный поселок «Аэродром», расположенный на северной окраине Унечи, у поворота на трассу Унеча-Сураж, мы увидели ДПСовский блокпост, заворачивающий обратно всех любителей быстрой автомобильной езды, решивших прокатиться в направлении Суража. Но и это было еще не все. Со стороны перекрытой трассы отчетливо доносились звуки стрельбы из автоматического оружия и редкие, но настойчивые хлопки винтовок. Нехороший знак, говорящий о том, что версия о внезапной проверке или учениях
померла, так и не успев по-хорошему родиться.
        Очевидно, наш командир получил какие-то особые распоряжения от командования, потому что у самого блокпоста его БМП на мгновенье притормозила, и на броню не особо ловко влез молоденький мент. Командирское БМП резко рванулось вперед, чтобы занять свое место в колонне, а откинувшийся назад мент, неловко ухватившись рукой за скобу, выпрямился и начал что-то горячо втулять нашему капитану. Не знаю, о чем он там говорил, но командир приказал прибавить ходу - и теперь мы мчались по почти прямому шоссе, как на гонках Формулы-1; и звуки стрельбы впереди становились все отчетливей. Вот дорога сделала чуть заметный поворот; впереди, примерно в километре, открылся выезд из леса - именно оттуда доносились звуки стрельбы. Ротный приказал нам быть готовыми к бою, и у самого выезда из леса наши БМП начали притормаживать и останавливаться, а бойцы спрыгивать на асфальт, собираясь плотными компактными группами за корпусами своих боевых машин, которые прикрывали их от вражеского ружейно-пулеметного огня.
        Тогда же и там же
        Капитан Петр Васильевич Погорелов, командир 4-й мотострелковой роты 182-го мотострелкового полка, 144-й мотострелковой Виленской Краснознамённой, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии.
        Да, вот тебе и менты. Повоевали знатно, ничего не могу сказать. Поперек дороги была расстелена шипованная лента, какую обычно используют ДПСники для того, чтобы прокалывать колеса всяческим нарушителям, и в левом от нас кювете валялись два перевернутых и разбитых мотоцикла с колясками в весьма характерной раскраске, какую я много раз видел в кино про войну. А совсем рядом, по тем же кустам, в нелепых позах были разбросаны тела тех самых людей, «одетых в форму немецко-фашистских захватчиков». Ну, что же, значит, будем знакомы, господа пришельцы.
        Третий такой же мотоцикл, чадно воняя паленой резиной и горелым мясом, догорал прямо посреди дороги. И это именно обгорелая тушка его водителя, лежащая грудью прямо на бензобаке, издавала такое противное амбре. Седок в коляске обгорел значительно меньше, и там воняла основном обуглившаяся шинель. Третий мотоездок, раскинув ноги и придавив собою карабин, распластался на асфальте в двух шагах от своего сгоревшего средства передвижения, и расплывшаяся вокруг головы лужа крови, перемешавшаяся с дождевой водой, говорила о том, что он мертв так же, как и его обгорелые приятели.
        Ну ладно, сдохли - туда им, поганцам, и дорога. Я уже знал, что они тут вытворяли не далее как полчаса назад, как расстреливали из пулеметов беззащитных детей. Командир полка при уточнении поставленной задачи изложил мне все это в общих чертах. Но на милицейском блокпосту на мою машину подсел милиционер Сергей, который, напротив, расписал все в цветах и красках, поскольку был очевидцем и непосредственным участником произошедшего. Сказать честно, на какое-то время я был ошарашен и выбит из колеи. Но меня шокировало совсем не то, что у нас на территории России вдруг объявились люди, которые по всем признаками были немецкими солдатами еще той, Великой Отечественной Войны. Нет. У меня в голове не укладывалось, как эти звери в человеческом облике могли хладнокровно расстреливать спасающихся детишек в ярких, хорошо заметных, курточках и платьях, а потом еще и добивать раненых выстрелами в упор.
        Но на первых порах нам было некогда задумываться о морально-этических аспектах и любоваться местными красотами, потому что над нашими головами засвистели пули, некоторые из которых противно цвикали по броне БМП. Я подумал, что эти три мотоцикла с девятью солдатами, расстрелянные ментами на дороге, должны были составлять походный головной дозор перед основной группой мотоциклистов; и, поскольку они все полегли в этой засаде, то их приятели не рискнули соваться в лес, в котором засел противник неизвестной численности, вооруженный автоматическим оружием.
        В результате две сотни солдат в серых шинелях залегли по обе стороны от дороги метрах в двухстах-трехстах от опушки леса, чуть дальше раскиданных во все стороны обломков, в которых с трудом можно было узнать ментовской автомобиль - и сейчас обстреливали нас из винтовок и пулеметов. Еще большее количество таких же бабуинов - тысяча или две, точнее сказать сложно - копошились в полутора километрах от нас в окрестностях черного облака, раскинувшегося по соседству с хутором Кучма. Что они там делали, понять издалека было сложно - но и к гадалке не ходи, что рыли окопы, пытаясь закрепить за собой кусок нашей земли. Если тут смогли появиться эти вражеские солдаты, то неизвестно, сколько еще их сюда вылезет.
        Ну что же - на войне как на войне. Если нас обстреливают, то мы просто обязаны подавить этот огонь и оттеснить противника от опушки леса. Тем более, что на тот момент я уже знал, что вслед за нашей ротой в район боя с неизвестным бандформированием выдвигается весь наш полк и, скорее всего, не он один. Присутствие на нашей территории, как любят выражаться политики, «группы одетых в военную форму вооруженных лиц неустановленной государственной принадлежности», которые к тому же с ходу успели совершить достаточно военных преступлений и зверств - это совсем не та вещь, к которой командование нашей армии и руководство страны могло бы отнестись спокойно. Просто для того, чтобы понять уровень угрозы и осознать, какие силы и средства понадобятся для ее устранения, им необходимо определенное время. А пока на острие борьбы стоит именно наша рота, и именно нам стоять тут насмерть, прикрывая собой развертывание основных сил.
        Поскольку на узкой, окруженной лесом дороге огонь по противнику* могли вести только операторы-наводчики двух головных машин, я отдал приказ - и техника, перестроившаяся в двойную колонну, снова медленно двинулась вперед, своими корпусами укрывая следующих позади бойцов. Задача была проста - выдвинувшись колонной на открытое место, развернуться в цепь и, подавив огнем автоматических пушек и пулеметов расположенного напротив нас противника, оттеснить его от Красновичей в сторону того самого черного облака.
        Но с самого начала не все пошло так гладко, как хотелось бы. Конечно, вражеской пехоте, (а точнее, спешенным мотоциклистам) шквальный огонь наших БМП не понравился, и они начали потихоньку отползать назад, стремясь разорвать дистанцию. Досталось и тем четырем грузовикам с прицепленными позади них мелкокалиберными пушечками, которые на большой скорости попытались выйти к нам на расстояние прямой наводки, но были прошиты длинными очередями еще на достаточно большом расстоянии, вспыхнув на дороге чадными бензиновыми кострами.
        Увидев, что их камрады терпят бедствие, от позиций, которые противник оборудовал вокруг черного облака, прямой наводкой начала стрелять вражеская артиллерия, причем пара пушек была крайне неприятного калибра. При близких разрывах осколки их снарядов могли даже повредить бортовую броню БМП, не говоря уже о том, что бойцы моей роты начали нести неоправданные и совершенно ненужные потери, и были вынуждены залечь и тоже начать окапываться. Просто перенести огонь автоматических пушек с отступающей вражеской пехоты на новую цель оказалось недостаточно. Вражеские орудия хотя и замедлили темп стрельбы под градом мелких осколочных снарядов, но подавлены не были, и время от времени посылали в нашу сторону весомые и очень неприятные сюрпризы, а солдаты в серых шинелях вокруг них, пригибаясь только при близких разрывах, интенсивно орудовали лопатами, углубляя окопы.
        Пришлось запрашивать огневую поддержку у командира нашего полка, тем более что артиллеристы нашего гаубичного дивизиона по данной цели могли отработать, прямо с пустыря расположенного непосредственно за территорией парка, выйти на который им было очень просто, достаточно снести специально отмеченную для этого секцию железобетонного забора. Подполковник Фомин выслушал мою просьбу и переключил меня на командира самоходного гаубичного дивизиона майора Музыку (вот уж наградил Бог человека фамилией). Майор выслушал мою просьбу и сказал, что через минуту (а это значит, что дивизион развернут и готов к открытию огня) он даст пристрелочный выстрел одним орудием, а беглый огонь откроет только после моей корректировки. И точно! Через две минуты в чистом поле, метрах в четырехстах правее немецких позиций и с довольно значительным недолетом рванул первый пристрелочный гаубичный снаряд. После первой поправки и обещания артиллерийского майора выдернуть руки косорукому наводчику следующий снаряд лег почти так, как надо, только с небольшим перегибом в противоположную сторону. И уже вторая поправка стала последней
и решающей - на позиции вражеских артиллеристов обрушился настоящий град из фугасных снарядов, который принялся методично перемешивать живых людей и технику с песчаной брянской землей. Такого аргумента вражеские артиллеристы не выдержали и заткнулись окончательно.
        Пока наши артиллеристы вбивали в землю вражескую батарею, противостоявшие моей роте солдаты мотоциклетного батальона противника (те, которые смогли уцелеть) отступили и начали окапываться метрах в пятистах от опушки леса, зацепившись за дающую иллюзию защиты большую группу кустов и деревьев, расположенных слева от дороги. Там же, где-то за кустами, прятались от нас их байки с водителями. Также солдаты противника в серых шинелях и характерных касках были замечены на ближней к нам окраине Красновичей, откуда их еще придется выкуривать. Моя рота под прикрытием артиллерийского обстрела также отошла на опушку леса и заняла там оборону в один эшелон, тем самым полностью блокировав противнику дорогу на Унечу. Итогом этого боя в моей роте стали трое убитых и пятнадцать раненых, в том числе командир второго взвода лейтенант Алешин, а также незначительные повреждения двух боевых машин. Хуже было с боеприпасами, в первую очередь со снарядами к автоматическим пушкам, которые из-за интенсивной стрельбы были истрачены почти наполовину. При этом неким подобием второго эшелона обороны стал расположенный прямо у
дороги в четырехстах метрах позади опушки леса и переднего края и тщательно замаскированный командный пункт роты, на котором, помимо отделения управления, занимали позиции две боевых машины пехоты. Любой, кто сунется по дороге в сторону Унечи, напорется на кинжальный огонь их пушек.
        То место, где эти мерзавцы расстреляли детей, оказалось на нейтральной полосе. При этом те дети, которые смогли избежать смерти или тяжелого ранения, уже в конце боя лесом начали выходить на наш правый фланг - и мои бойцы тут же, не задерживая, отправляли их в тыл вместе с нашими ранеными. Напуганные и часто раненые детишки, многие из которых были младшекласниками, вызывали в моих бойцах чувство горя и ярости, и я думаю, что с этого момента они просто не будут брать в плен одетых в немецкую форму пришельцев из другого мира. И я тоже не буду. Разве что только по тактической необходимости. Правильно было сказано: «Там, где ты его увидишь, там его ты и убей!». Тем более что здесь у нас этим незваным гостям совсем не место, кем бы они ни были.
        Кстати, было бы неплохо наконец выяснить, кто все эти вооруженные люди, и откуда они взялись. Встреча с двумя ментами, вышедшими на мой командный пункт, тоже окончательной ясности не внесла. Ну, имеют место солдатские книжки с символикой нацистской Германии… и что? Я, например, никак не могу сказать, настоящие они или поддельные, потому что не специалист. То же самое касается униформы этих пришельцев, их оружия и техники. Один из подбитых ментами байков оказался почти исправным, если, конечно, не считать проколотых шин. Хороший такой образчик изделий фирмы БМВ - в меру тяжелый, но зато очень крепкий и надежный. Будучи вытащен на дорогу при помощи четырех бойцов и такой то матери, он завелся с первого пинка по кик-стартеру, готовый ехать куда угодно, стоит только заклеить шины.
        Но с другой стороны, можно, конечно, принять за основу рабочую гипотезу, что это облако есть некая дыра, через которую к нам лезут незваные гости из нашего прошлого или, по крайней мере, такого мира, который можно отличить от нашего прошлого только под микроскопом. Тот майор-участковый сказал мне, что если эти пришельцы выглядят как фашисты, вооружены как фашисты, одеты в фашистскую форму и поступают соответственно - то они фашисты и есть, и наша общая обязанность - убивать их до тех пор, пока хоть один такой мерзавец топчет нашу землю.
        20 апреля 2018 года 12:05. Брянская область, Унечский район, сельское поселение Красновичи, хутор Кучма.
        Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
        Я и сам не ожидал, что наши армейцы примутся воевать с такой резвостью, что даже у привычных ко всему немецких офицеров от удивления отвиснут челюсти. Мне не верили, когда я по-английски рассказывал гауптману Зоммеру о том, что наша армия сильна, могуча и непобедима, что, несмотря на облачный покров, наши разведывательные спутники уже обнаружили их группировку, влезшую сюда совершенно некстати и что в наших штабах уже пересчитали все их грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы и прочие подлежащие счету единицы, вплоть до отдельных солдат. В конце я добавил, что если раньше была хоть малейшая надежда на переговоры, то теперь из-за того, что они обстреляли машину участкового (не стоило им этого делать), с ними теперь будут обращаться как с обычным бандформированием, которое сперва уничтожают, а потом опознают трупы.
        Гауптман слушал меня с недоверчивым видом, скептически кривил губы, но ни разу не возразил, и тем более не заорал, требуя заткнуться. А весь секрет в том, что мои слова никоим образом не противоречили тому, что они и сами могли нарыть в интернете. Десять лет назад убедить кого угодно в мощи и боевом духе нашей армии было бы затруднительно, двадцать лет назад - просто невозможно. Зато сейчас все эти армейские байки про комплекс «Хибин» и подавшую в отставку команду американского эсминца, а также о том, как наши лихо воруют у хохлов НАТОвские беспилотники, и как наши танкисты обыгрывают всех в танковый биатлон, а летчики в авиадартс, попадаются в инете буквально на каждом шагу.
        Тогда, когда я рассказывал гауптману все эти истории, я еще не знал, что под едва слышное татакание в отдалении совершается нечто такое, после чего наше армейское командование забегает как ошпаренное, а с этими немцами потом будут поступать как с теми бородатыми козопасами в Беслане. Помнится, тогда из них в плен взяли только одного, который громко кричал на камеру о том, как сильно он хочет жить. Если бы я в том момент знал об этом, то постарался бы свалить при первой возможности, но что увы, то увы. О чем ты не знаешь, того не сможешь предотвратить.
        Потом перестрелка в отдалении усилилась, стрельба стала почти непрерывной, какой-то басовитой, злой и отрывистой, после чего на поле по соседству с моим домом начали стрелять пушки. Гауптман Зоммер с гордостью сказал, что это немецкие пушки, и что нашей мелкой пехотной части с легкими танками, которая наскочила на их передовую группу, теперь, несомненно, конец. Но стрельба все продолжалась и продолжалась, а потом где-то совсем неподалеку ахнуло с такой силой, что во всем доме завибрировали стекла.
        Гауптман Зоммер замолчал и напрягся, и тут со страшной силой рвануло где-то совсем рядом, чуть ли не в моем собственном огороде - или, по крайней мере, на том месте, где это огород был, когда была жива бабка моего приятеля. Весь дом содрогнулся так, будто какой-то великан пнул его в стену. С потолка посыпался всякий мусор, пыль и древесная труха. Стекла в окошках вылетели звенящим дождем, аппаратура подпрыгнула на столе, а индикатор спутникового канала упал до нуля. Явно этот взрыв своротил со своего места антенну, и теперь для ее установки требуется вызывать специалистов из Унечи, что в данном случае является недостижимой мечтой. Сам бы я не взялся ставить антенну на ее законное место, тем более что она, возможно, не только сдвинута с места, но и повреждена. По счастью для нас самих, снаряд рванул напротив торцевой стены, не имеющей окон, поэтому те, кто был в доме, не пострадали от его осколков.
        Но это было еще далеко не все. Буквально через минуту такие снаряды начали градом падать на том поле, где немецкие солдаты в настоящий момент резво рыли окопы - по словам Зоммера, для того, чтобы предотвратить вторжение нашей армии в свой мир. Тогда я ему сказал, что если наш президент захочет куда-нибудь вторгнуться, то обязательно это сделает, и ничего ему не помешает. И вот теперь совсем неподалеку грохотали разрывы, дом весь трясся и ходил ходуном, свет в комнате мигал, а я думал, что стоит одному такому случайному снарядику немного отлететь в сторону - и тогда хана всем приключениям либерального блогера Тимофейцева среди фашистов. Кстати, именно в тот момент я смог вволю полюбоваться на растерянного и бледного Зоммера, старающегося не подавать виду, насколько ему страшно. Сразу было понятно, что раньше обстрела такой силы он не видал и сам под него не попадал*.
        Примечание авторов: * Ну и где бы разведчики танковой дивизии вермахта к августу сорок первого могли бы побывать под серьезным артобстрелом, когда по компактной цели бьет дивизион или полк тяжелых орудий калибров 122/152 мм?
        Но ничто на этом свете не бывает вечным; Бог нас всех миловал, и обстрел закончился. Когда все стихло, я выскочил во двор и первым делом, прямо на крыльце, наткнулся на труп часового с пробитой головой - вероятно, его убило тем самым снарядом, после которого у меня пропал интернет. Искореженная, смятая антенна валялась чуть поодаль от дома, головка была свернута набок, а кабель перебит осколком. Бесполезный неремонтопригодный хлам, который можно только выбросить. Еще раз глянув в ту сторону, я плюнул, после чего сказал Зоммеру, что наш интернет-серфинг закончился, антенна повреждена необратимо - короче, метро дальше не едет.
        Гауптман посмотрел на антенну, потом на меня, коротко выругался, а затем приказал нам с унтер-офицером Шульцем собирать все то, что необходимо взять на ту сторону. После этого он почти бегом направился к черному облаку - Николай потом мне сказал, что на доклад к какому-то генералу Модулю. Кстати, бронетранспортер, на котором мы сюда приехали, был сильно поврежден близким взрывом снаряда, его водитель получил тяжелое ранение, а пулеметчик, из-за несдержанности которого и случилась эта история с обстрелом участкового, оказался и вовсе убит. Тогда я впервые в жизни увидел, как выглядит человек, у которого в буквальном смысле вместе с каской осколком железа сорвало крышу.
        «Пора отсюда валить, - подумал я, - а то сожрут, вместе с этими, и не подавятся. Артиллерия свое отработала, теперь на сцене появятся ВКС - крутые парни с обложки журнала - в белых блестящих шлемах, с солнцезащитными блистерами; со звенящих голубых высот они засыплют тяжелыми бомбами роющихся в земле жалких сосисочников и меня вместе с ними, да так, и что хоронить будет нечего. Знаем, видели по телевизору. Для наших бомберов что бородатые боевики, что бритые нацисты - одна хрень. У них же даже банальных «стингеров» против вертолетов нет, не говоря уже о чем-то более серьезном. Так что валить, валить, валить из этой сраной Кучмы… Но только не на ту сторону - там тоже скоро станет жарко, потому что ботоксный карлик не удержится, и, разгромив немцев на этой стороне, влезет и в сорок первый. К тому же там, по нечаянности, можно попасть в лапы к усатому и его хряку в пенсне. Эти не пощадят!
        Но только как отсюда валить? Теперь, когда я на положении пленника, а не добровольного сотрудника, это гораздо тяжелее осуществить. Разве что во время следующего обстрела, и на пару с Шульцем. Но как ему об этом сказать? Вдруг он тоже фанатичный нацист - и сдаст меня в гестапо или пристрелит, как только я объясню ему свою идею? Тут тщательнее надо, как говорил когда-то один известный юморист…
        Тогда же и там же.
        Унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
        Удар русской артиллерии по окапывающемуся пехотному полку был внезапным и уничтожающим. Слова господина Тимофейцева полностью подтвердились - огневой удар по артиллерии пехотного полка был таким эффективным, что из строя вышла почти вся наша артиллерия. Да что там говорить - один-единственный снаряд во время пристрелки, перелетом упавший поблизости от дома, где мы находились, сильно повредил само строение, вывел из строя бронетранспортер, убил троих и тяжело ранил двух солдат моего отделения. От его осколков тяжелые ранения получили копавшийся в моторе водитель и второй номер пулеметного расчета, который во время обстрела как раз сидел в русском деревенском сортире. Еще на той стороне он обожрался русских зеленых яблок - и теперь дристал при каждой возможности.
        При этом я не знал, что стало с моим заместителем*, обергефрайтером Кречмером и его людьми, оказавшимися поблизости от этого рукотворного артиллерийского тайфуна. Выяснить это не было никакой возможности, потому что гауптман Зоммер приказал мне оставаться здесь и следить, чтобы господин Тимофейцев собрал все, что необходимо переправить в наше время, а послать вместо себя мне некого. Стонущих раненых забрали санитары, а все остальные просто погибли от осколков русского снаряда.
        Примечание авторов: * Отделения моторизованных разведывательных частей на полугусеничных бронетранспортерах «Ганомаг». (Aufklarungsabteilung (mot.)), включали в себя две машины - ими командовали соответственно командир отделения и его заместитель, которые могли иметь звание от старшего ефрейтора (младший сержант), до младшего фельдфебеля (старший сержант).
        Никогда еще за все время пока мы воюем, мое отделение не несло таких ужасных боевых потерь. Раньше наши солдаты гибли и попадали в госпиталь по собственной глупости и неосторожности, а совсем не потому, что поблизости падал шальной гаубичный снаряд. Возможно, погибли и остальные солдаты моего отделения, а может, злая доля их миновала; и теперь они только и ждут, чтобы я к ним присоединился. А может, и нет - и присоединиться к ним я смогу только в аду. В любом случае в самом скором времени я это узнаю.
        Когда мы складывали в сумку вещи, в отдалении послышался свистящий шум и вой, как будто там клекотало несколько огромных птиц; во все это вплетались звуки стрельбы из автоматических пушек и тяжелых пулеметов. Выскочив на крыльцо, я увидел, что в северном направлении, на некотором отдалении от нас, кружат несколько огромных темно-зеленых геликоптеров очень хищного вида, которые, описывая круги и восьмерки, раз за разом атакуют что-то находящееся на дороге. Чадные столбы дыма, поднимающиеся в серое небо, говорили о том, что эти атаки достаточно успешны, и наша мотоциклетная рота (которой было поручено разведать дорогу в северном направлении), если не уничтожена, то понесла серьезные потери. Не стихали звуки перестрелки в южном направлении, где на опушке леса закрепилась вражеская моторизованная часть. Самым явным образом сделалось понятным, что нас возле этого облака обложили со всех сторон, и это кольцо неумолимо сжимается.
        Я вообще-то не боялся умирать, совесть моя была чиста, да только вот теперь мне было совсем непонятно, ради чего я должен сложить здесь свою голову. Ради будущего германского народа? Так выяснилось, что даже в случае поражения немцам как нации ничего не угрожает, и сохранится даже германская армия, ибо победитель, кем бы он ни был, будет нуждаться в союзниках, которые прежде были его врагами. Ради освобождения России от ига жидобольшевизма? В этом мире она освободилась от него сама, да и там, у нас, фюрер ставит эту цель не всерьез, а лишь для отвода глаз, чтобы замаскировать благородными намерениями обыкновенный военный разбой и грабеж. Ради торжества дела национал-социализма? Абсолютно не имею такого желания! Поганенькая теория национального превосходства, выдуманная обиженным на всех рижским немцем, которого не захотели брать в свою компанию те же большевики. Ради завоевания для немецкой нации жизненного пространства на востоке и уничтожения России как государства? Ни в коем случае! Все поколения семьи Шульцев, с начала восемнадцатого века, верно служили русским императорам, и они проклянут
меня посмертным проклятием, если я положу свою жизнь за такую поганую цель. Тем более что почти двести лет, пока у власти была династия Романовых, немцам в России ничего не надо было завоевывать. Приезжай, поступай на службу - и в твоем распоряжении самое огромное в мире жизненное пространство, от питерских болот и причерноморских степей до самого Тихого океана.
        Таким образом, душа моя была в смятении, мысли путались, и я не знал, ради чего нахожусь на этой стороне и что мне делать дальше. Оставались еще, конечно, мои командирские обязанности перед парнями моего отделения, но в последнее время от некоторых их привычек меня начало уже подташнивать. Как, например, покойный пулеметчик Ганс с моего бронетранспортера - он просто обожал стрелять по деревенским псам, да так, чтобы не убить наповал, а чтобы животное еще долго каталось в пыли, мучаясь от боли, что доставляло многим из моих парней особое удовольствие. Я уже знал, что точно так же они открыли стрельбу из пулеметов по идущим по дороге школьникам, и думаю, что эта их выходка еще навлечет на Германию множество бед. Артиллерийский налет, который мы пережили совсем недавно, был только самым началом грядущих проблем. В ближайшее время наверняка последует продолжение экзекуции… Впрочем, ждать долго не пришлось.
        Когда все необходимые вещи, включая большое вычислительное устройство, были собраны в большую сумку, и мы, разогнувшись, осматривали комнату на предмет того, не забыли ли мы чего важного, на улице вдруг снова послышался протяжный свист. Выскочив во двор, мы увидели, как совсем низко над деревьями на окапывающихся вокруг облака пехотинцев заходят в атаку два странных самолета без винтов, с крыльями трапецевидной формы*, на которых совершенно отчетливо были нарисованы красные звезды. Нет, красные звезды на голубых плоскостях я увидел потом, когда эти самолеты пролетели почти над самыми нашими головами. Но первым делом, опустив носы, они выпустили из-под своих крыльев по паре оставляющих белые дымные следы реактивных снарядов наподобие наших «Небельверферов»**, и тут же заложили вираж, не желая проходить над целью, где их уже могли ждать развернутые «флаки***» механизированной зенитной роты нашей дивизии; после чего, как я уже говорил, пролетели почти над нашими головами. А там, куда они полетели, громыхнуло со страшной силой, во все стороны полетели обломки, и в небо поднялся столб жирного черного
дыма.
        Примечание авторов:
        * унтер-офицер Шульц имеет в виду штурмовик Су-25.
        ** НАР С-25-О (58 кг тротила, 9000 осколков, взрыватель неконтактный, подрыв в 5-10 метрах над землей, радиус поражения 300 м)
        *** буксируемый 2 см МЗА вермахта, в составе зенитной роты из 12 установок.
        Русские самолеты возвращались к черному облаку еще три раза, каждый раз наводя своими тяжелыми ракетными снарядами ужасающий разгром на позициях пехотного полка. Напоследок, снизившись, они дополнительно прочесали из своих пушек лощинку, где мотоциклетная рота укрыла свои мотоциклы, и несколько секунд спустя оттуда в небо поднялись жирные клубы черного дыма, свидетельствующие о том, что и эта атака тоже была вполне успешной.
        Я смотрел на весь этот разгром, на горящие разбитые грузовики, на перевернутые орудия, на беспорядочно разбросанные тела немецких солдат и офицеров и суетящихся среди них санитаров (одна пара тяжелых ракет угодила туда, где располагались машины и автобусы штаба полка)… И думал, что, оказавшись по это сторону временного барьера, мы, немцы, превратились в мальчиков для битья. Что еще обрушат на нас местные русские, разъяренные нашим бесцеремонным вторжением, и не должен ли я вспомнить о том, чему меня учил отец, чтобы перейдя на их сторону, хоть немного искупить свой грех участия в походе на восток?
        Видимо, мои чувства были написаны прямо на лице, потому что господин Тимофейцев неожиданно обернулся и спросил с совершенно серьезным видом:
        - Николай, а вы не задумывались над тем, чтобы остаться здесь, в нашем мире?
        - Как так остаться? - не понял я. - Вы вообще о чем сейчас говорите?
        Тимофейцев воровато оглянулся по сторонам и, убедившись, что на крыльце мы одни, быстро прошептал:
        - Поймите, Николай, то, что вы сейчас видели - это только начало, скоро тут появятся по-настоящему серьезные парни и начнут со знанием дела втаптывать вас в землю, пока не убьют всех. Потом они перейдут на вашу сторону и продолжат заниматься тем же самым, потому что так тут положено. Если враг не сдается, то его уничтожают. А вы - в смысле, немцы сорок первого года - враги по определению. Но вы же, Николай, совсем молодой, вам надо еще пожить в свое удовольствие… Как этнический немец, в этом мире вы имеете право на гражданство Федеративной Республики Германия, а как потомственный петербуржец в Бог его знает каком колене - право на российское гражданство. Для этого надо только доказать, что кто-то из ваших предков родился и жил на территории Российской Федерации.
        - Постойте, господин Тимофейцев, - сказал я, - ведь совсем недавно вы собирались остаться на нашей стороне и верно служить Великой Германии. Неужели вы поменяли свое мнение?
        - Э-э, Николай, - махнул рукой господин Тимофейцев, - тогда я думал, что все, что нам показывают по телевизору - все эти парады, учения, война в Сирии - лишь показуха, кино, и пыль в глаза, а на самом деле ничего нет, все проржавело, солдаты умеют только красить заборы и строить генеральские дачи. А тут оказалось, что никакой показухи нет. Что действительно броня крепка и танки наши быстры. А вот когда они пойдут в яростный поход, то лучше быть отсюда подальше. На вашей стороне теперь жизни не будет - это я ответственно заявляю. К тому же я-то рассчитывал, что вы, немцы, умные, сделаете все тихо, без шума и жертв, а лучше всего попробуете договориться с нашими властями. Ведь если бы никто тут не стрелял, то и нашему бы ботоксному карлику тоже было бы невозможно отдать приказ начать войну на полное уничтожение. А вы тут устроили такое, что хоть святых выноси - шум, гам, тарарам и второе издание Великой Отечественной, чем, наверное, немало разозлили наших отцов-командиров. И будет вам за это Большая Бяка. Какая, я и сам не знаю, но обязательно будет, это вы еще увидите. Поэтому, пока не поздно,
лучше все переиграть и перебежать обратно на сторону наших. Заодно и хорошего человека спасу, то есть вас. Я ведь никаких расписок не давал, и если даже наши возьмут в плен этого самого гауптмана Зоммера или лейтенанта Рикерта, я от всего отопрусь. Нет у наших фсбэшников никаких доказательств против Макса Тимофейцева. Руки у них коротки меня посадить. Моя, между прочим, подружка - генеральская дочь. Если надо, адвокаты меня вытащат и не из такой жопы.
        Я слушал этого Тимофейцева, и на душе мне как-то сразу стало гадливо, будто я перемазался в дерьме. Человек по три раза на дню не может менять свои убеждения. Все его метания говорят только о том, что единственное убеждение, какое у него есть - это эгоизм и себялюбие. Такого большого мерзавца, как этот, свет еще не видывал. Мои сослуживцы, руки которых по локоть в крови русских гражданских, перед ним просто невинные ягнятки, потому что они совершают свои зверства из идейных соображений, а не из банального эгоизма. Но я не стану сдавать его в ГФП, нет. Нет смысла. Я сделаю лучше. Сдавшись вместе с ним русским властям, я сдам его уже им. Должны же у такой технически развитой цивилизации существовать средства проверить, правду говорит им этот человек или нагло врет. Но действовать мы будем по моему плану, а не по его.
        - Значит так, - сказал я, подводя его к крыльцу и указывая на труп рядового Грубера, - берите вашего тезку за ноги, а я возьму его за плечи.
        - А зачем? - удивленно спросил Тимофейцев.
        - Сейчас мы занесем моего покойно сослуживца в дом, благо этого никто не видит, - ответил я, - разденем его до исподнего, после чего вы переоденетесь в форму немецкого солдата, возьмете лопату, пулемет, патронные коробки и мы с вами на законном основании пойдем копать окоп для этого пулемета. Или вы думали, что сможете спокойно передвигаться здесь в своем гражданском костюме? Да вас сначала пристрелят, а потом будут задавать вопросы! Ну, давайте, берите тезку за ноги - раз-два, подняли и понесли.
        Переодетый в форму немецкого солдата господин Тимофейцев выглядел несуразно, но терпимо. Иногда в пехотных ротах встречаются и не такие чучела. Последним штрихом к портрету был бинт из индивидуального пакета, обмотанный вокруг горла. Если придется объясняться, то скажу, что поле перенесенной ангины доктор отправил этого солдата долечиваться в роту, но при этом запретил ему говорить. Еще нам следовало захватить с собой все, что мы собрали для гауптмана Зоммера - но это была огромная сумка, которую по-хорошему следовало бы тащить вдвоем, и поэтому ее наличие при нас было способно разрушить любую легенду. И тут в голову Тимофейцеву пришла замечательная идея. Пусть он гад и подлец, но голова у него все-таки варит.
        - Слушай, Николай, - спросил он, - а почему нам нельзя поехать на моей машине? Или у вас в вермахте запрещают пользоваться разного рода трофейным автотранспортом, раннее принадлежавшим местным жителям?
        И действительно, его машина стояла с другой стороны дома и внешне выглядела совсем не пострадавшей ни от взрывной волны, ни от осколков. Кстати, как там говорит старая русская пословица, которую частенько повторял мне отец: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Трофейные средства использовать не запрещается, даже наоборот. Единственным недостатком машины господина Тимофейцева является то, что жрет она исключительно авиационный бензин. Но пока не пришла пора заправляться, это нас не особо волнует. Первым делом мы, дрожа, что вот-вот вернется гауптман Зоммер, беспощадно выкинули с заднего сиденья и из багажника все то, что Тимофейцев закупил для длительного проживания в деревне, оставив только блоки с сигаретами. Во всех армиях курево является настоящей солдатской валютой, и многие вопросы можно решить, просто угостив человека сигареткой. Тем более наши немецкие сигареты - это просто сухая трава (некоторые говорят капустные листья) пропитанная синтетическим никотином, а тут имеет место натуральный высококачественный табачок, настоящее отдохновение души. После этого мы загрузили в багажник сумку со
всем важным для рейха барахлом, а на заднее сиденье положили пулемет и вытащенные из бронетранспортера коробки с патронами. Господин Тимофейцев завел мотор, и мы вместе с ним выехали со двора, надеясь, что наша затея обернется успехом.
        Сказать честно, у меня было такое чувство, что все это происходит не со мной, как будто не я собрался изменить Великой Германии и непобедимому вермахту; и теперь мне просто интересно, получится у меня что-нибудь или нет. Как ни странно, но все получилось. У выезда из деревни вообще не было выставлено никакого поста, сказывались последствия авианалета и вызванного им хаоса. Зато у поворота на трассу стояли сразу два задерганных солдата из мотоциклетного батальона, причем у одного из них голова под каской была замотана окровавленной повязкой, а второй сильно хромал. Притормозив машину, я хладнокровно угостил этих кригскамрадов сигаретами и объяснил, что наше начальство послало меня оборудовать секрет с пулеметом у следующего перекрестка дороги, а так как наш бронетранспортер сгорел, то мы взяли брошенную машину местного жителя.
        Затянувшись сигаретой и блаженно выпустив ароматный дым, старший патруля сказал, что в ту сторону, вообще-то на разведку уже уехали их мотоциклисты из второй роты, но потом в той стороне была большая стрельба и взрывы, а в воздухе кругами летали машины, похожие на огромных стрекоз. И с тех пор от второй роты ни ответа, ни привета. Так что, возможно, ее уже нет, и начальство не зря озаботилось блокпостом. А то ударят в спину - а мы тут голые и без штанов. И вообще, местные русские воюют не по правилам - прошло всего полдня, а от батальона хорошо если осталась полнокровная рота…
        Вежливо дослушав излияния обиженных мотоциклистов, мы повернули в северном направлении и поехали по той дороге. Разумеется, мы не собирались устраивать никакого пулеметного гнезда, просто нам надо было уехать как можно дальше от черного облака, чтобы выбрать место, где мы сможем сдаться в плен. После километра с небольшим дорога стала постепенно поворачивать влево - и тут мы увидели то, что осталось от мотоциклетной роты. Разбросанные по дороге разбитые и сгоревшие мотоциклы, валяющиеся повсюду трупы немецких солдат, запах паленой резины, разлитого бензина и пороховой гари. И тишина. Ни единого стона или шевеления. Слишком поздно я догадался, что после обычного авианалета, особенно если он случился недавно, так не бывает. Обязательно кто-нибудь останется в живых и будет стонать или взывать о помощи. А тут тишина как в морге, где, как в студенческие времена говорили мои коллеги-медики: «…покойники не стонут, потому что уже не мучаются».
        И вот, когда господин Тимофейцев маневрировал на дороге, пытаясь объехать сгоревшие мотоциклы и разбросанные трупы, раздался негромкий хлопок - и машину резко повело влево, очевидно, одна из разбросанных повсюду железок или острый снарядный осколок пропороли колесо. Без всяких задних мыслей я вылез из машины и начал обходить ее по кругу, чтобы посмотреть, что произошло. Тимофейцев вылез мне навстречу, вытащил из багажника сиденья домкрат, после чего мы оба наклонились над проколотым колесом. Последнее что я помню, это удар по затылку, из-за которого я с размаха приложился лбом о крыло машины, потом пинок по ногам, после чего земля ушла куда-то в сторону - и благословенная темнота…
        Очнулся я со связанными за спиной руками и заткнутым ртом, сидящий на маленькой полянке под какой-то елкой. Напротив, под таким же деревцем, сидел так же увязанный Тимофейцев, тут же стояли вещмешок с патронными коробками и пулемет, а также та большая сумка, которую мы умыкнули у гауптмана Зоммера, оставив его с носом. Как там говорилось в русских сказках? По усам текло, а в рот не попало. Но это было далеко не все. Тут же присутствовали люди, которые взяли нас в плен. Честное слово, первой моей мыслью было, что я попал в лапы к настоящим лесным лешим; и только потом, присмотревшись, понял, что ошибся. Но ошибиться было немудрено. Наши пленители были одеты в свободные лохматые накидки, делающие их похожими на кочки или кучи прошлогодней травы, а их лица, размалеванные черными и зелеными полосами, наводили меня на мысль о каких-то свирепых дикарях. Старший этих леших, заметив, что я пришел в сознание, подошел ко мне и выдернул изо рта кляп.
        - Name, Dienstgrad, Einheit? (Фамилия, имя, воинское звание, должность и часть?), - угрожающе произнес он, склонившись надо мной.
        - Унтер-офицер Николас Шульц, - ответил я командиру «леших», - командир моторизованного разведывательного отделения третьего разведывательного батальона вермахта. И вообще, вам, наверное, будет удобнее разговаривать по-русски?
        - Гут, - утвердительно ответил тот, - по-русски нам действительно разговаривать будет удобнее. Странный ты, какой-то унтер-офицер вермахта Николас Шульц - общительный, и по-русски говоришь неплохо. Те, что были до тебя, упирались до последнего, и нам приходилось применять к ним разные малоприятные меры воздействия. Скажи мне теперь, suka, откуда вы взялись тут на нашу голову?
        - Мы пришли из вашего прошлого, - ответил я, - из августа сорок первого года. То черное облако, которое находится рядом с селом Красновичи, на самом деле является туннелем, который соединяет ваше и наше время. Наш взвод случайно находился поблизости в тот момент, когда оно образовывалось, и лейтенанту Рикерту пришло в голову послать в него для разведки солдата-телефониста с аппаратом и катушкой, который и обнаружил выход в какое-то другое место. На самом деле место было то же самое, только тут стояла ночь, и солдат его не узнал. Само по себе это явление было сочтено потенциально опасным и было решено продолжить разведку и взять языка. Так мы узнали, что это не другое место, а другое время, и доложили об этом по команде, а об остальном вы уже знаете.
        - Да, черт возьми, знаем, - ответил «леший», - вы не только вторглись на нашу территорию, и тем самым де-факто объявили нам войну, вы уже успели натворить такое, после чего вас даже не будут брать в плен, расстреливая как бешеных собак.
        - Я не понимаю, о чем вы говорите? - возразил я, - я лично не совершал никаких злодеяний.
        - Не ты, так твои приятели-мотоциклисты, которые расстреляли из пулеметов колонну эвакуируемых школьников, - последовал суровый ответ.
        - Нет, нет и нет, - возразил я, - мы - то есть я лично и мой товарищ - тут ни при чем. Это все генерал Модель, который отдал мотоциклистам приказ вести себя так же, как и на территории большевистской России. Он фанатичный нацист и не делает разницы между вами и большевиками. А мой товарищ вообще не является солдатом германской армии. Я одел его в форму моего убитого солдата только затем, чтобы вывезти из зоны боевых действий. На самом деле он и являлся тем самым языком, которого наша разведка первым захватила на вашей территории… Но сперва я попрошу вас засвидетельствовать, что мы с ним специально направлялись прочь от позиций германской армии, чтобы сдаться представителям русских властей…
        - Так, - оживился мой собеседник, - это уже интересней. Только вот скажи, какой тебе лично во всем этом интерес?
        - Я ведь тоже немного русский, - ответил я, - я так хорошо говорю по-русски потому, что родился в 1908 году в Санкт-Петербурге. И отец мой там родился, и дед. Двести лет наш род служил русским царям, а потом нас выкинули прочь, сказав, что немцы России больше не нужны… Но я все равно считал себя настолько же русским, насколько и немцем, и весь этот поход Адольфа на Восток был мне как нож поперек сердца.
        - Земляк, значит, - кивнул человек в лохматой одежде, - и что же ты, земляк, делаешь в германском вермахте у Адольфа, да еще в его любимых элитных танковых войсках?
        - Меня призвали, - пожал я плечами, - в военное время Германии не нужны преподаватели романо-германской филологии, а раз я не захотел поступать в офицерскую школу, то так и остался унтер-офицером. Господин офицер, мой товарищ сказал мне, что как уроженец Санкт-Петербурга я имею право на русское подданство?
        - Не знаю, - ответил «леший», - может, имеешь, а может и нет. Все зависит от важности тех сведений, которые ты сумеешь сообщить нашему командованию. Но что может знать простой унтер-офицер, да еще и преподаватель романо-германской филологии? Короче, отправлю я вас в штаб дивизии, пусть там и разбираются, а то мне недосуг.
        Часть 2 «Встречный удар»
        19 августа 1941 года. 21:45. Брянская область, Унечский район, проселочная автодорога местного значения Унеча - Сураж, окрестности поселка Красновичи.
        Лейтенант Карл Рикерт
        К тому моменту, когда солнце уже было готово уйти за горизонт, вокруг странного облака собрались почти все части нашей дивизии, которые наш генерал тормозил по мере их прибытия. В настоящий момент еще не было ясности, потребуется нашей дивизии выполнять прежнее задание или нам придется воевать по другую сторону этого облака. На относительно небольшом пространстве собрались шестой танковый и шестой стрелковый полки, семьдесят пятый механизированный артиллерийский полк и тридцать девятый танкоистребительный батальон. Саперы, связисты и зенитчики по большей части уже были на той стороне, и изо всех сил помогали крепить оборону 394-му стрелковому полку оберстлейтенанта Венцеля.
        Быстроходный Гейнц, который во время наступления, как правило, перемещался на персональной «тройке» сразу за передовыми отрядами, прибыл в этот цыганский табор почти одновременно с появлением из облака гауптмана Зоммера. Наш командир шел пешком, отряхивая с шинели водяные капли, и, матерясь, как фурман (ломовой извозчик). Большая часть его проклятий была адресована той мерзкой, дождливой и холодной погоде, которая стояла в России по ту сторону облака, а меньшая - генералу Моделю, который, не подумав, сунул наших немецких парней туда, где они стали мальчиками для битья озверевшими русскими.
        Как можно было понять с его слов, сопротивление русских на той стороне нарастало с каждым часом, в окрестностях этого облака появились первые подразделения их моторизованных войск, а тяжелая артиллерия как минимум дивизионного звена накрыла позиции 394-го полка. В результате этого артналета полк, которому генерал Модель приказал оборонять проход с той стороны, понес тяжелые потери, а также оказалось уничтоженным уникальное оборудование, с помощью которого гауптман Зоммер вел стратегическую разведку мира будущего.
        Генерал призвал нашего ругающегося гауптмана к порядку, и некоторое время распекал его за неуважение старшим по званию, на что получил дерзкий ответ, что если генерал отдает такие идиотские приказы, то ему лично следовало бы возглавить вторжение в потустороннюю Россию. В ответ генерал начал было грозить нашему дорогому гауптману дисциплинарными взысканиями за нарушение субординации, но как раз в этот момент с одной стороны из облака санитары начали вытаскивать на носилках тяжелораненых, а с другой стороны в сопровождении двух восьмиколесных бронетранспортеров к облаку подъехала персональная «тройка»* Быстроходного Гейнца.
        Примечание авторов: * так называемый командирский танк внешне почти неотличим от линейного T-III, но его башня была приварена к корпусу, а пушка представляла собой макет из дерева и металла. Кроме того, отсутствовал курсовой пулемёт. По бортам были прорезаны дополнительные смотровые щели и бойницы для стрельбы из личного оружия. По периметру крыши моторного отделения монтировалась рамочная антенна, а на правом борту корпуса - штыревая, длиной 1,4 или 2 м. Вооружение состояло из одного пулемёта, установленного в башне танка, внутри кабины были оборудованы рабочие места для командира, офицера связи и двух радистов (помимо них, в экипаж, разумеется, входил и механик-водитель). Здесь имелся складной столик для работы с картами. Наблюдение велось через пять смотровых щелей и стереотрубу, устанавливаемую в командирской башенке.
        Сухощавый, поджарый и загорелый Гудериан выбрался из командирского люка, прогрохотал сапогами по броне и легко спрыгнул на землю. Это зрелище, несомненно, радовало глаз больше, чем жирная генеральская туша, с трудом выбирающаяся из недр легкового автомобиля. При его появлении Модель прекратил распекать нашего гауптмана и обернулся к своему непосредственному начальству.
        - Вальтер, - жизнерадостно воскликнул улыбающийся Гудериан, - почему вы ругаете этого достойного офицера?
        - Этот офицер, - ответил генерал, несколько стушевавшийся в присутствии нашего обожаемого быстроходного Гейнца, - только что проявил вопиющее нарушение субординации и неуважение к начальству…
        - Да, возможно, - ответил Гудериан, - все мы люди, и все мы боевые офицеры. Так что за это не судят военно-полевым судом, не расстреливают и не посылают в штрафные роты - а именно это вы только что обещали этому человеку. Иногда мне тоже хочется покрыть крепкими словами старину Федора фон Бока или того же Кейтеля, которые в своих планах способны накрутить такого, что не привидится на трезвую голову. И вы тоже всего лишь командир дивизии, а не Господь Бог. Непогрешим один лишь фюрер, а все остальные могут ошибаться.
        Отчитав, таким образом, нашего командира дивизии, Быстроходный Гейнц перевел взгляд на нашего гауптмана.
        - Кстати, молодой человек, - произнес он, - пожалуйста, представьтесь. У меня хорошая память на лица и мне кажется, что мы с вами уже встречались, и не один раз.
        - Гауптман Пауль Зоммер, командир разведывательного батальона 3-й танковой дивизии, - отрекомендовался наш командир. - Господин генерал, осмелюсь напомнить, что мы с вами встречались три раза. Один раз в октябре 39-го под Брестом, один раз во Франции западнее Парижа, и еще один раз уже в России, восточнее Минска.
        - Все, вспомнил! - воскликнул Быстроходный Гейнц. - Действительно, вы очень достойный офицер, странно, что до сих пор все еще гауптман. А теперь, пожалуйста, объясните, в чем причина вашего конфликта с командиром дивизии.
        Гауптман принялся излагать свою версию событий, и по мере продолжения его рассказа Гудериан все больше и больше хмурился. И было от чего. Мало того, что мы разворошили в мире будущего осиное гнездо, так еще, если верить рассказу командира, там Германия проиграла свою войну против мирового большевизма и американской плутократии, после чего тамошние русские возненавидели нас как злейших врагов.
        - Так все эти раненые оттуда, Вальтер? - спросил он глухим голосом, указав рукой на санитаров, что тащили к дороге носилки с теми, кто не мог идти самостоятельно, а также на их ходячих (местами просто ковыляющих) камрадов, которые получили менее опасные ранения, но все равно потеряли свою боеспособность.
        Если посчитать вместе с убитыми, которых по нормативам должно быть вдвое меньше, чем раненых, то после одного артиллерийского налета 394-й полк разом лишился десятой части своего личного состава и почти всей артиллерии и минометов. Если это только начало конфликта, когда вражеское командование выставляет против нас то, что оказалось поблизости, то чего же ждать потом? Рейдов многотысячетонных сухопутных линкоров, затянутых метровой броней или огня огромных орудий калибром тысячу миллиметров и выше?
        Очевидно, что генерал Гудериан подумал о том же, потому что, внимательно посмотрев на Моделя, сказал ему низким угрожающим голосом:
        - Вальтер, вы что, идиот? Кто вообще дал вам право начинать войну хоть с кем-нибудь, а особенно со страной то ту сторону времени, об истинных возможностях которой вы ничего не могли знать? Как вам вообще пришло в голову безо всякой разведки отправлять туда целый полк пехоты, а потом и мотоциклетный батальон. Одно дело тихая вылазка, которую предпринял гауптман Зоммер для прояснения обстановки, и совсем другое - организованное вами фактическое вторжение на сопредельную территорию. И не надо говорить мне о том, что там тоже русские. Прежде чем начинать хоть какую-то военную операцию, необходима разведка, разведка и еще раз разведка, а вы, как Наполеон, ввязались в бой, считая, что дальше будет видно. Причем ввязались не только за себя и свою дивизию (это было бы полбеды), а за всю нашу Великую Германию. Скажите, Вальтер - вы что, гений, подобно Наполеону? Нет! Вы не гений, а идиот, которого пьяная акушерка сразу после рождения уронила головой на каменный пол. Ладно просто идиот - это было полбеды - так вы еще агрессивный идиот с самомнением и полномочиями, дерьмо за которым придется разгребать
кому-то другому. Вы понимаете, что только что втравили Германию в еще одну войну с противником, о котором на данный момент в деталях не известно вообще ничего, но который знает нас как облупленных, вдоль и поперек? Русские по ту сторону облака один раз уже выиграли у нас эту войну, разгромив нашу армию и вынудив ее к безоговорочной капитуляции на развалинах разбитого вдребезги Берлина.
        На мгновение замолчав, красный от гнева Гудериан перевел взгляд в сторону нашего командира.
        - Скажите, гауптман, - спросил он, - была ли хоть какая-то возможность решить все как-то иначе, не ввязываясь в совершенно ненужную нам войну с забарьерными русскими?
        - Нет, мой генерал, - честно ответил гауптман Зоммер, - по большому счету никакой возможности избежать войны с наследниками Советов у нас с самого начала не было. Была возможность некоторое время оттягивать прямое столкновение, а потом и начало активных боевых действий. И это выигранное время следовало бы потратить на разведку и подготовку оборонительных позиций на нашей стороне. На большее рассчитывать нельзя. Слишком сильно тамошние русские сердиты на Германию за этот поход на Восток. Победа над нашей армией стала у них национальной идеей. И еще - не надейтесь встретить на той стороне традиционные для России малоподвижные, неуклюжие и плохо вооруженные пехотные дивизии. Вся их армия состоит из подвижных как ртуть, прекрасно вооруженных моторизованных войск, и теперь над нашей судьбой властен только сам Господь Бог. Только он способен закрыть то, что сам же и открыл…
        - Таким образом, кивнул Гудериан, - из ваших слов, гауптман, можно сделать вывод, что, необдуманно послав на ту сторону войска, генерал Модель лишил нашу армию возможности получить необходимую ей стратегическую информацию, а также запаса времени для подготовки оборонительных рубежей, необходимых в войне с сильным и умным врагом. Я вас правильно понял?
        - Да, мой генерал, - кивнул наш командир, - совершенно верно. Насколько я понял тех русских, то мы могли бы выиграть от трех дней до недели. Общественные дебаты, дискуссии в парламенте, патриотическая пропаганда в газетах и контрпропаганда наших потенциальных союзников - все это могло занять достаточно много времени. И только потом их армия начала бы действовать - но тоже с ленцой, потому что если нет нашего вторжения, то нет и неконтролируемой вспышки ярости, которые их военные испытывают при виде вражеских солдат, топчущих родную землю. А сейчас нас начнут убивать со всем тем изощренным искусством, которое человечество развило в себе за семьдесят лет технического развития, потому что генерал Модель приказал нашим солдатам вести себя в той России так же как и на этой, большевистской, стороне. Из-за этого наши мотоциклисты без всякой тактической надобности расстреляли из пулеметов колонну школьников, которых тамошние русские выводили из потенциальной зоны боевых действий. В настоящий момент политическим строем в той России является так называемая суверенная демократия; и, как всякая демократия она
будет безжалостна к дикарям, причинившим вред их гражданам. А дикари, мой генерал - это, разумеется, мы с вами…
        После последних слов гауптмана Быстроходный Гейнц грязно выругался, а обычно самоуверенный, щеголеватый и подтянутый Модель как-то разом осунулся и постарел. Я постарался сделать вид, будто меня здесь просто нет, проклиная себя за то, что вовремя не отошел в сторону, ибо такой человек, как наш командир дивизии, запросто мог отомстить тому, кто стал свидетелем его унижения. Но, к несчастью, все разговоры велись возле бронетранспортеров моего взвода, а следовательно, их свидетелями становился не только я сам, но и мои солдаты, что одинаково делало нас всех кандидатами на выполнение особо опасного задания, после которого мы все окажемся героически павшими за Фатерлянд. Но и это было еще не все.
        Едва командующий нашей танковой группой закончил отводить душу и приготовился отдавать какой-то приказ, как из облака вновь потянулись вереницы санитаров, на самодельных носилках тащивших новых раненых; и было их так много, что я подумал, что полк уничтожен как минимум наполовину. Среди раненых был и сам чудом оставшийся в живых командир 394-го стрелкового полка оберстлейтенант Венцель - он находился в очень тяжелом состоянии. То, что раньше казалось легким походом в мирную и расслабившуюся страну, не имеющую большой армии и не желающую ни с кем воевать, теперь обернулось путешествием в глубины ада.
        Как выяснилось, все это наделали всего два русских самолета, которые, не приближаясь на дальность стрельбы наших зенитных установок, очень искусно запускали издали тяжелые турбореактивные снаряды. Каждый из таких снарядов, разрываясь в воздухе над позициями наших солдат, обладал огромной убойной силой*, ибо от множества порожденных им осколков летящих сверху, не спасали никакие окопы, а саперы еще не успели оборудовать блиндажи. В первую очередь русские летчики охотились за теми самыми зенитными установками, а еще за автотранспортом полка, который не успели как следует замаскировать. Пара таких снарядов, разорвавшись над местом расположения штаба полка, и привела к тому, что все его старшие офицеры оказались либо убиты, либо ранены.
        Примечание авторов: * Взрывчатая начинка НАР С-25-О в 58 кг тротила эквивалентна снаряжению 12-дюймовых морских снарядов главного калибра линкоров.
        В тот момент я было подумал, что Быстроходный Гейнц отзовет все наши войска из той России и примется строить оборону на этой стороне облака, но он принял совершенно иное решение.
        - Значит так, Вальтер, - сказал он командиру нашей дивизии, - если вы заварили эту кашу, значит, вам ее и расхлебывать. Берите все, что вы тут накопили, и отправляйтесь на ту сторону. Что хотите делайте, но чтобы как минимум трое суток мы о тамошних русских тут ничего не слыхали. За это время, я надеюсь, нам удастся подтянуть сюда из резерва тридцать четвертый и тринадцать пятый армейские корпуса и обложить эту дыру так плотно, чтобы из нее не сумела выскочить и мышь. Постарайтесь там рассредоточиться, и, не представляя из себя единой цели, в то же время активными действиями попытайтесь потеснить войска русских подальше от этого облака. В вашем распоряжении будет полнокровный танковый полк, а при грамотном использовании это достаточно серьезная сила, даже для того мира.
        Вот так выполнять особо опасное задание отправились не только мой взвод, или там наш разведывательный батальон, но и вся наша 3-я танковая дивизия, вместе с генералом Моделем.
        20 апреля 2018 года 13:30. Смоленская область, Ельня, гауптвахта штаба 144-й краснознаменной мотострелковой дивизии.
        Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
        А-а-а! Замуровала кровавая гебня! И этот милый друг Коля, отстойный поц, сдал меня со всеми потрохами, сказал нашим гебистам, что я сам изъявил желание сотрудничать с германской армией. Теперь он белый и пушистый, перебежчик-антифашист, а я изменник Родины и шпион - а это от восьми до пятнадцати, почти без права переписки. Этот чертов унтер-офицер Николас Шульц им все сдал - и мой большой комп, и флешки, и ноут; и рассказал, как я предложил немцам свое сотрудничество, ругал большевиков, Сталина и Путина, а также помогал гауптману Зоммеру искать в интернете необходимую информацию.
        Следователь, молодая такая баба (даже в чем-то симпатичная - никогда бы не подумал, что такие могут работать на гебню (ябывдул)), аж в лице переменилась, когда услышала его слова. Какие уж тут после этого симпатии - на тараканов и мышей и то смотрят ласковей. Неужто это еще одна чокнутая, вроде Нашей Няши, только предметом ее тайной влюбленности является не Николай Последний, а ботоксный карлик или Усатый. Вот так - думал стать героем, а оказался главным обвиняемым… Не помогли все предпринятые мной меры безопасности. Но, говоря о моем предательстве, господин Шульц совсем забыл сказать, что это именно я предложил сделать ноги от этих немцев, а он только со мной согласился. Но хорошо хоть, что мне вернули мою гражданскую одежду - измятую, грязную и немного влажную - и я наконец смог снять с себя это воняющее покойником немецкое тряпье и переодеться.
        Теперь, после того, как вся моя жизнь пошла под откос, меня отвезут в Смоленск, в военный суд, который и должен будет меня арестовать, чтобы следователи с полным правом принялись выбивать из меня адреса, пароли и явки. Слава богу, ботоксный карлик еще не ввел в России военного положения и смертной казни по приговору «тройки», а следовательно, граждане России все еще пользуются полным набором демократических прав и свобод. Потом первым делом надо будет подобрать себе адвоката поухватистее. Пусть что хочет делает, но вытаскивает меня из этой жопы, сидеть в которой у меня больше нет никаких сил. Не буду я так больше, честное слово! Ну не виноватый я, они сами ко мне подошли. Не понимаю, как люди годами могут сидеть, тут и четверти часа не прошло, а я уже в буквальном смысле готов залезть на стенку…
        Тогда же и почти там же.
        Унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
        Вот я и оказался изменником Третьего Рейха и дела арийской нации. Правда, все те русские, которые встречались со мной после того сурового офицера разведывательного подразделения, выражали мне свое сочувствие и понимание ситуации. Мол, нет у них никакой вражды к простым немцам. Только, если тот простой немец пришел на их землю с оружием в руках и совершает на ней разные преступления, думая, что ему теперь все можно, пусть не обижаются на то, если его немножко убьют. А если и не убьют, то посадят в лагерь военнопленных и будут держать там, пока он не осознает своей вины. И кстати, так как новая Россия юридически является правопреемником того СССР, а военные преступления не имеют срока давности, то все наши солдаты, которые совершали преступные действия на той стороне, в большевистской России, здесь будут подвергнуты такому же суровому возмездию, как будто они убивали и насиловали уже граждан новой Российской Федерации.
        Я же - это совсем другое дело, я никаких преступлений не совершал ни там, ни здесь, сам перешел на сторону русской армии, с властями новой России сотрудничаю в полном объеме, да еще и не дал Третьему рейху возможности получить добытую нашей группой критически важную информацию стратегического характера. Теперь русские чуть ли не поминутно знают все начало этой истории - как эта штука образовалась и чем на тот момент занимались германские войска. Одним словом, я оказался молодец со всех сторон, с какой ни возьми, от хвалебных слов аж самому приятно становится.
        Только вот все равно душу сосет мысль - а как там камрады? Многие из них не такие плохие, как об этом думают местные русские, но даже они назвали бы меня изменником и плюнули бы в мою сторону. С другой стороны, я чувствую себя настолько же русским, насколько и немцем. И если господин Тимофейцев противен мне в силу своего неистребимого приспособленчества, то все остальные русские кажутся мне понятными и приятными людьми. Даже тот суровый офицер, который взял меня в плен и грозил мне разными карами - даже он близок мне значительно больше, чем мой непосредственный командир гауптман Зоммер.
        Кстати, когда меня спросили, не хочу ли я потом, когда все кончится, перебраться в нынешнюю Германию, я ответил категорическим отказом. Даже издалека Федеральная Германия выглядит достаточно отвратительно, а уж вблизи этот вид и вовсе должен быть непереносим. Нет уж, решено. Если есть такая возможность, то я останусь в этой России. Место рождения у меня подходящее, экзамен по русскому языку я сдам легко, присягу на верность старой-новой родине принесу - и стану полноправным гражданином, тем более что и специалисты по романо-германской филологии нужны тут в значительно большей степени, чем в Третьем Рейхе.
        20 апреля 2018 года 14:05. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево».
        Человек в свитере и спортивных брюках, сидящий за рабочим письменным столом, наскоро просматривал принесенную министром обороны папку, на обложке которой красовалась наклейка, а на наклейке жирным шрифтом лазерного принтера была сделана надпись: «Черное облако». Но неважно, как там вечно шифрующиеся мудрецы из аналитического отдела Министерства Обороны обозвали тему. Могли написать, например, «Тополиный пух», или «Второй рассвет», или «Страна чудес», или извратиться еще как-нибудь - малопонятно, но с тайным смыслом. Одним словом, в утреннюю сводку, которую помощники подавали президенту, мелкое происшествие с участковым на территории сельского поселения Красновичи не попало просто в силу своей общей незначительности и неясности ситуации.
        Ну как докладывать самому главному человеку в стране, когда непонятно, кто обстрелял участкового, из какого оружия он был обстрелян, (а то написано «пулемет» - так то совсем не обязательно, ибо у страха глаза бывают велики), сколько было нападавших, какова была их национальная и государственная принадлежность, и вообще с какой целью они бродили с оружием по российской территории. Без ответа на все эти вопросы нельзя класть бумагу с сообщением на стол Президента, а лучше взять ее за уголок и отложить до прояснения обстановки, ибо этим вопросом уже занимаются люди, которые не нуждаются ни в каких дополнительных указаниях. Вот когда они эту банду ликвидируют, пересчитают трупы, допросят тех, кого взяли живьем, и доложат по команде - вот тогда это мелкое происшествие можно включать в итоговую сводку за день. Но происшествие не желало оставаться мелким. Чем больше поступало информации о том, что происходило в Унечском районе Брянской области у села Красновичи, чем тревожнее и непонятнее она становилась, тем настоятельней была необходимость доклада Верховному Главнокомандующему, не дожидаясь полного
разбора полетов.
        Но по-настоящему все забегали в тот момент, когда от армейских разведывательных беспилотников поступила информация о расстреле колонны школьников, эвакуирующихся пешим порядком, а также о том, что численность банды, оказывается, уже составляет несколько тысяч человек, которые оснащены стрелковым вооружением, артиллерией, грузовым автотранспортом и бронетехникой. Что это - частная инициатива политических организаций украинских националистов, украинская же провокация на государственном уровне, или без всяких дураков начало вторжения и начало русско-украинской войны, о которой давно и безуспешно мечтает коллективный политический Запад? Не доложить о таком Президенту было нельзя, тем более что кровавое злодеяние неизвестных бандитов требовало немедленного и жестокого возмездия. Выслушав предварительный доклад, пришедший к нему напрямую, минуя все предварительные инстанции, Президент одобрил применение против неопознанных бандитов армейских частей и потребовал держать его в курсе происходящих событий.
        После этого распоряжения со стороны Первого Лица военная машина начала набирать обороты, все быстрее и быстрее лязгая всеми своими шестеренками. С интервалом не больше десятка минут по тревоге были подняты остальные части 144-й краснознаменной мотострелковой дивизии: танковый и мотострелковый полк в Ельне, еще один мотострелковый полк поблизости от места событий в Клинцах, артиллерийский полк в Почепе, которым была поставлена задача блокировать банду и в случае отказа капитулировать полностью ее уничтожить. Разведывательный батальон 144-й дивизии, дислоцированный в Смоленске, был поднят по тревоге, на машинах переброшен к аэродрому Смоленск-Северный, где его разведывательно-диверсионные группы погрузились на прибывшие за ними с базы Двоевка под Вязьмой транспортные вертолеты Ми-8 АМТШ и вылетели в район инцидента для детальной разведки обстановки на местности. Чуть позже с той же базы в Двоевке вылетели две эскадрильи ударных вертолетов - одна «Крокодилов» Ми-24 и одна «Аллигаторов» К-52. Это именно они, вместе с несколькими группами разведчиков пресекли продвижение двух немецких мотоциклетных рот
в сторону райцентра Сураж. После штурмового удара по мотоциклистам и практически полного истребления двух рот вертолеты ушли для дозаправки на ближайшую авиабазу, которой оказался аэродром в Сеще (примерно 100 км от Красновичей), где базируется 566-й военно-транспортный авиаполк. Вот такой вот геморрой. Транспортники с дальностью в несколько тысяч километров сидят почти на самой границе, а ударные вертолеты не могут нормально работать в приграничных районах, потому что их аэродром расположен от границы на расстоянии, превышающем их полный боевой радиус. То же самое проделала поднятая с Липецкого аэродрома пара Су-25, которая получила приказ подавить вражеское ПВО в районе странного черного объекта, а также заснять с близкого расстояния загадочное черное облако. И первая, и вторая задачи были выполнены успешно - и вскоре эти фотографии изучали в Москве на Фрунзенской набережной, и не только там.
        В тот момент, когда вертолетчики разгромили, а разведчики добили немецкую мотоциклетную колонну, у российской стороны появились первые пленные немцы из сорок первого года и образцы солдатских документов помимо тех, что были захвачены двумя милиционерами в самом начале. Конечно, эта информация вызвала некоторое недоумение со стороны командования, но факт вооруженного вторжения неопознанного противника под сомнение уже не ставился, и военная машина набирала обороты, не желая останавливаться только из-за того, что вторгшийся враг был пока не опознан.
        Ровно в двенадцать часов тридцать пять минут полученная от пленных и многократно подтвержденная информация о том, что вторгнувшиеся в Россию силы на самом деле являются немецко-фашистскими агрессорами из сорок первого года, стала фигурировать в официальных документах Национального центра управления обороны Российской Федерации. Пятнадцать минут спустя после этого знаменательного события дежурный генерал доложил об этом как о подтвержденном факте начальнику генерального штаба и заместителю министра обороны генерал-полковнику Герасимову. Еще спустя полчаса генерал Герасимов поставил об этом в известность министра обороны генерала армии Шойгу. При этом генерал армии Шойгу получил от своего заместителя пухлую папку с распечатанными на бумаге материалами, коды доступа к закрытым базам данных, в которых аккумулировалась оперативно поступающая информация по этой теме, и два электронных USB-ключа, без которых эти коды будут недействительны.
        Министр обороны сложил все это в большой портфель, сел в машину и покинул территорию здания на Фрунзенской набережной, направившись для прямого доклада старому-новому Президенту, единому во всех лицах. Вот кортеж министра вырвался на Кутузовский проспект - прямой как стрела и широкий как взлетка для стратегических бомбардировщиков; включились мигалки и аппаратура, обеспечивающая кортежу «зеленую волну», и вот вокруг обтекаемых черных машин заревел растревоженный воздух. Быстрее только вертолетом. Сидя на заднем сиденье, министр листал материалы папки и думал о том, что еще почти никто в стране не знает о случившемся, а жизнь в России уже необратимо изменилась. Уже стягиваются к месту прорыва войска 144-й дивизии, его приказом подняты по тревоге части 20-й гвардейской и 1-й танковой армий, а также авиация Западного военного округа. На ближайший к месту событий аэродром Сеща из Вязьмы направлен большой автомобильный конвой со всем (за исключением топлива), что необходимо для обеспечения боевых вылетов армейской авиации (самолетов-штурмовиков и ударных вертолетов).
        При этом не стоит забывать и о соседях-хохлах, от которых никогда не знаешь чего ждать, и которые могут ударить в спину в самый неподходящий момент. А ведь существует еще такая паскудная организация, как НАТО, и управляющие ею американцы, которые в последнее время стали совсем безумны. Сейчас они настолько сдвинулись на теме сдерживания России, что вполне могут ударить ей в спину - и тогда возможно все, вплоть до применения ядерного оружия. До всеобщей мобилизации, конечно, еще далеко, но в архивах генштаба уже идет работа по поиску и наших, и трофейных немецких карт за август-сентябрь сорок первого года. Люди, которые принимают решения, касающиеся жизни и смерти миллионов, не должны упускать ни одного возможного варианта.
        Но вот не такой уж и долгий путь подошел к концу, машина министра въехала на территорию государственной дачи - а значит, пришло время и Верховному главнокомандующему положить свою руку на пульс событий.
        Получив в свои руки спецпапку, Президент внимательно прочел каждый лист, в том числе протоколы допросов пленных немцев и фотокопии их документов. Потом он просмотрел приложенные к делу фотографии, некоторые из которых были сделаны ускользнувшими из Красновичей свидетелями-очевидцами, а некоторые - участниками боевых действий; но все равно самый главный массив информации составляли снимки, сделанные на месте событий камерами беспилотных аппаратов. Закончив с этим, Президент вставил в гнездо своего компьютера USB-ключ, набрал записанный на бумажке код, после чего бегло просмотрел ту информацию, которая поступила уже после того, как на бумаге был распечатан первоначальный пакет. Не найдя среди новой информации ничего, что могло бы опровергнуть главную рабочую версию, президент выдернул из USB-гнезда ключ, разорвав тем самым связь с базой данных, и повернулся к министру обороны.
        - Ну, Сергей Кожугетович, - спросил он, - что будем делать?
        - Такое не прощают, - ответил тот, - тем более с учетом, как бы это сказать, предыдущего опыта.
        - А, - махнул рукой президент, - это само собой. Я вообще не имел в виду придурка Адика и его злых клоунов, вооруженных разным антиквариатом. Сейчас этим делом занимаются настоящие специалисты, и я не хочу им мешать. Я всего лишь спрашивал, что нам делать с этим облаком-туннелем, который ведет в прошлое, после того, как мы уничтожим вторгшегося к нам врага? Ведь не можем же мы сесть вокруг него и ждать, когда к нам снова полезут незваные гости из прошлого? Что нам делать с нашими людьми, которые, пылая жаждой мести, потребуют распространения действия нашей армии и на сорок первый год? Что нам делать с той частью нашей интеллигенции, которая была против присоединения Крыма, против поддержки Донбасса, против Сирии и она же обязательно будет против активных действий нашей армии в сорок первом году? Поднимется крик, что мы опять спасаем кровавого диктатора от демократических немецких фашистов. И это притом, что, попадись эти самые интеллигенты этим самым немцам, остаток жизни у них был бы очень коротким и очень неприятным.
        - Ну, Владимир Владимирович, - пожал плечами Шойгу, - психические девиации - это не по моей части. По мне так вообще не стоило бы обращать внимания на визг полоумной оппозиции. А вот тех, которые потребуют продолжения операции по ту сторону барьера, я бы непременно поддержал. И даже безотносительно высокоморальной позиции об обязательности помощи предкам, без которой не может быть никакого патриотизма. Кроме того, есть еще задача обеспечения безопасности нашего государства на дальних рубежах, испытание новых вооружений, боевая обкатка частей и соединений, получение боевого опыта нашими молодыми командирами и прочие плюсы чисто практического свойства. Не думаю, что у вас возникнут какие-либо проблемы с получением разрешения Совета Федерации на применение вооруженных сил за пределами России.
        - Да, действительно, Сергей Кожугетович, - сказал Президент, - у нас тут полный казус-белли на руках, а мы думаем, что о нас подумает «княгиня Марья Алексеевна». Нет уж, пусть все идет как оно уже идет, ничего менять не будем. Тех немцев, которые влезли на нашу территорию, приказываю вбить в землю по самые брови, чтоб видно их не было, невзирая ни какие вопли, от кого бы они ни исходили. Главное условие - применение исключительно конвенциального вооружения и минимальные потери нашего гражданского населения. И имейте в виду, что в любой момент может поступить приказ перейти на ту сторону и занять плацдарм в тылу немецких войск, центральная часть которого не простреливается вражеской артиллерией. Кстати, вы не помните, какая в те времена была максимальная дальнобойность германских артиллерийских орудий?
        - Не помню, Владимир Владимирович, - ответил Шойгу, но специалисты, несомненно, сразу же ответят на ваш вопрос.
        - Да ладно, - махнул рукой Президент, - это я от излишнего усердия. Просто все это как-то неожиданно. Пусть как раз твои специалисты и определяют, какой конфигурации должен быть плацдарм, и сколько для его удержания потребуется войск. И имей в виду, что приказ перейти границу и занять плацдарм может поступить в любой момент. Большего пока не обещаю, об активных действиях на той стороне речь пока идти не может. Слишком многие будут против того, чтобы мы оказывали Сталину прямую военную помощь…
        - В таком случае, - ответил Шойгу, - наши войска обречены на паралич управления, ненужные потери из-за пассивного поведения и падение морального духа. Те солдаты и офицеры нашей армии, которые пойдут на ту сторону, должны будут знать, что сражаются с фашизмом, а их командование должно иметь возможность принимать решения, исходя из тактических и стратегических соображений и сложившейся обстановки, а не сообразуясь с разного рода политическими интригами. Последнее нам может слишком дорого стоить, потому что на языке обычных людей называется предательством. Да и не Сталину мы будем помогать сейчас, а своим предкам, которые насмерть сражаются с жестоким врагом. Может, хватит уже подавляющему большинству навязывать то, что исповедует ничтожное меньшинство?
        - Хорошо, Сергей Кожугетович, - согласился Президент, - наша армия получит возможность действовать на той стороне из чисто военных соображений. По крайней мере, я приложу к этому все усилия. Но только смотрите, чтобы не получилось так, что свои не узнали своих. А сейчас нам в первую очередь требуется освободить свою землю и выпихнуть незваных гостей обратно.
        20 апреля 2018 года 15:25. Брянская область, Унечский район, окрестности сельского поселения Красновичи.
        Командир 3-й танковой дивизии генерал-лейтенант Вальтер Модель
        Да, конечно, я несколько поспешил со своими выводами, и тем самым немного осложнил ситуацию для германской армии. Но, черт возьми, это чертов гауптман Зоммер сам признал то, что мои действия по большому счету ничего не изменили и не могли изменить. К тому же я верю в то, что могучая и непобедимая германская армия с легкостью способна разгромить любые полчища большевиков или их потомков из будущего, и не надо напоминать мне о техническом превосходстве последних. В самом деле это техническое превосходство является мифом, а на поле боя все решает боевой дух немецких воинов и их готовность отдать свои жизни за Великую Германию.
        Но этот чертов Гудериан этого так и не понял и читал мне нотацию в присутствии моих же подчиненных, отчего она становилась в два раза горше. Я ведь хотел как лучше и ввел на ту сторону мотопехотный полк исключительно ради того, чтобы обеспечить безопасность нашей разведывательной экспедиции, а получилось, что именно это спровоцировало начало полномасштабных боевых действий. И вот теперь меня же посылают на ту сторону, чтобы я расширил плацдарм и задержал потомков большевиков как минимум на трое суток. Лучшая оборона - это наступление, поэтому, разом введя на ту сторону свои резервы, я должен буду попытаться сбить достаточно слабые заслоны русских и отодвинуть их позиции от точки перехода.
        Конечно, нашей дивизии на той стороне не помешала бы поддержка люфтваффе, но «Шторьх» артиллерийских корректировщиков, который я хотел использовать для разведки, разбился вдребезги при попытке пролететь это облако насквозь. Оказывается, что оно оказывает сопротивление всем движущимся через него предметам, и чем больше скорость и массивней предмет, тем сильнее это сопротивление. Например, одна отдельно взятая автомашина будет ехать через него со скоростью примерно в двадцать-тридцать километров в час, а вот колонна танков или груженых грузовиков будет двигать не быстрее тяжело нагруженного пешехода, и при попытке превысить эту максимально разрешенную скорость сопротивление становится просто невыносимым. Водители говорят, что это оставляет такое впечатление, как будто под колесами грузовиков и гусеницами танков не твердая земля, а как минимум полметра или даже больше жидкой липкой грязи.
        Но я в любом случае должен это сделать, ибо, одержав победу над потомками большевиков, несмотря на все их техническое превосходство, я докажу разным неверующим вроде генерала Гудериана то, что главным фактором в современной войне является боевой арийский дух, мастерство каждого отдельно взятого немецкого солдата, талант их командиров и слаженность прошедших многие бои подразделений вермахта. Кроме того, если нанести удары плотно сжатым кулаком, а не оборонять окрестности этого облака как раньше, то можно добиться того, что тамошние русские будут сломлены и побегут прочь от наших солдат - что будет означать нашу победу.
        20 апреля 2018 года, 16:00. Съемная однокомнатная квартира по адресу Москва, Студеный проезд, 11 -47, тихий и спокойный район в Северо-восточном административном округе недалеко от метро Медведково.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, (по совместительству постельная подруга либерального блогера Тимофейцева)
        Предыдущая ночь прошла у меня бурно. Подруга пригласила меня на день рождения, где было навалом выпивки, а также красивые и умные парни и такие же девчонки, веселая пьяная болтовня и танцы до упаду. Все закончилось уже перед рассветом, когда за окнами темнота начала наливаться серостью нового утра. Отклонив приглашения нескольких кавалеров поехать с ними (я порядочная девушка, и сплю только с одним мужчиной), поймала такси и приехала в свое уютное гнездышко, после чего, приняв душ, отправилась спать до упора. Снилась мне всякая хрень, при этом почему-то с участием моего дурачка-отшельника Макса. То мы с ним вместе падали на дно какой-то глубокой ямы, то брели в черном тумане, по колено в липкой противной грязи, то он обнимал меня окровавленными руками, улыбаясь щербатым ртом, в котором были выбиты все зубы.
        Он сейчас, после выборов, находится в депрессии, удалился от мира на глухой хутор, и вообще, никого, кроме меня, не хочет видеть. Бедняжка! Как будто сразу не было очевидно, что на выборах с разгромным счетом выиграет Путин, а все остальные пойдут лесом по известному адресу. А любимые им демократические и либеральные кандидаты окажутся на самом дне нетрадиционной дырочки, откуда и солнышка-то не увидеть. Но все равно он милый и прикольный, и я надеюсь благим образом воздействовать на этого неглупого человека и отличного любовника, чтобы, держа его за руку, вывести из тьмы невежественного либерализма к нашему святому патриотическому свету.
        А мальчик-то, похоже, надеялся, что подкованная на передние копыта Ксюша и прочие радужно-полосатые любители нетрадиционной политики если не выиграют, так хотя бы покажут отличный от ноля результат. Но ноль он и есть ноль, и даже обычные вопли о вбросах и подтасовках были неубедительными, потому что при таком видеонаблюдении и количестве свидетелей-наблюдателей это было просто невозможно. Но людям, которые вопят о подтасовках, не нужны никакие доказательства - просто таким образом они оправдывают свой проигрыш, свою политическую импотенцию и тактическую неграмотность. Ибо за либеральной идеей, доведенной до идиотизма, не стоит ровным счетом ничего.
        Сколько раз я выслушивала его разглагольствования на тему, что в России все должно быть устроено по-европейски… Чтоб партии были только либеральные, делящиеся на правые, левые и центристские, чтобы никто своего мнения, отличного от либерального, иметь не смел, и вообще, хорошо было бы лишить «быдло», то есть народ, права голоса, чтобы решение, кому править Россией, принимали только умные люди с высшим образованием. Вот придурок! Образование не есть признак ума! Самые большие идиоты в нашей истории были очень хорошо образованы. А вышедшие из народа гении либо имели два класса церковно-приходской школы, либо полный курс духовной семинарии, либо пару курсов университета - прочее они постигали уже на практике. Но в любом случае, кто даст таким вот Тимофейцевым - ничтожному меньшинству в рядах ничтожного меньшинства - отстранить народ от политики и самостоятельно рулить Россией?
        Мой кошмарный сон объяснялся тяжелой предыдущей ночью, выпитым спиртным, выкуренными сигаретами и поглощенными в огромных количествах чрезвычайно вредными для здоровья закусками. Хотя, когда я вышла оттуда и села в такси, то была, как говорится, «ни в одном глазу». Но вечно спят, как правило, только покойники; пришлось просыпаться и мне - с больной головой, трясущимися руками и пересохшим ртом, в котором будто ночевали кошки. Первым делом я выпила таблетку аспирина, потом накинула халат на голое тело, вскипятила чайник, чтобы заварить крепкий чай, и выкурила первую после сна сигарету. Выпуская между губ ароматный, пахнущий ментолом дым, я почувствовала, как меня отпускает, и жить снова становится хорошо. А может быть, это просто подействовал аспирин?
        Попив чаю и выкурив еще одну сигарету, я окончательно пришла в себя и решила узнать, что произошло в мире за те сутки, пока я была выпавшей из информационного пространства. Включив телевизор, я увидела, что все федеральные телеканалы: «Первый», «Россия-1», «Россия-24», «НТВ», «Звезда» и прочие - транслируют одну и ту же заставку, и что ровно в шестнадцать ноль-ноль по московскому времени состоится экстренное выступление нашего старого-нового президента, который сделает чрезвычайно важное сообщение. Хорошо хоть, худые кобылки-балеринки не пляшут танец маленьких лебедей, а просто на экране под тихую приятную музыку показывают виды весенней подмосковной природы.
        Какое-то время я тупо пялилась в экран, не в силах понять - то ли у меня поехала крыша, то ли мир сошел с ума. Какое может быть чрезвычайно важное сообщение - да такое, что президент России решил стать диктором? Опять какой-нибудь там путч, война с хохлами, или, не дай Бог, с НАТО? Вот еще чего не хватало! По счастью, было без трех минут четыре, поэтому, я быстренько налила себе еще одну чашку чая, набухав туда побольше сахара (чтобы дать питание мозгам) и, закурив еще одну сигарету, приготовилась ждать это самое важное сообщение. Не успела я допить чай и докурить сигарету, как на экране березки с молоденькой зелененькой листвой сменились изображением президентского рабочего кабинета (или того, что могло им быть). Владимир Владимирович со строгим видом, в белом свитере-водолазке и легкой кожаной куртке, сидел за рабочим столом и смотрел прямо в середину экрана - то есть прямо мне в глаза. Немного помолчав, он произнес:
        «Граждане Российской Федерации, товарищи, друзья, братья и сестры. Должен сказать вам, что сегодня случилось невероятное. В Брянской области, недалеко от границы с Белоруссией, в результате пока непознанных современной наукой физических процессов, образовалось имеющее вид черного облака природное явление, через которое живые люди и различные материальные предметы могут перемещаться из нашего времени в прошлое, в август сорок первого года, и обратно.
        Но тех существ, которые проникли к нам через эту дыру между временами, сложно назвать людьми. Германские фашисты, бешеные звери в человеческом обличии, одержимые своей национальной идеей - они и тут, в нашем времени, повели себя в соответствии с заветами своего вождя. В результате внезапного нападения этих призраков прошлого была захвачена часть нашей территории, погибли люди, наши российские граждане, и, что самое страшное, среди них было несколько десятков школьников, которых местные власти эвакуировали из угрожаемого района. При этом надо сказать, что германские нацисты видели, что стреляют именно в школьников, среди которых были совсем маленькие дети, но все равно совершили это ужасное злодеяние.
        В настоящий момент к месту инцидента уже выдвинулись дислоцированные поблизости части Российской Армии, которые вступили в бой с фашистскими людоедами, стремясь оттеснить их туда, откуда они пришли. Но и к врагу через это черное облако тоже постоянно подходит подкрепление. Сейчас на нашей территории находятся уже несколько тысяч беспощадных захватчиков, и несмотря на то, что их позиции обстреливает наша артиллерия и бомбит авиация, численность врагов постоянно растет. Мы помним, что в нашей истории Великая Отечественная война останется примером самого ужасного и разрушительного безумия - и поэтому на помощь тем, кто уже сражается со злобным врагом, уже спешат дополнительные подкрепления. Как Верховный Главнокомандующий, должен сказать, что враг будет разбит, уничтожен и изгнан вон с нашей территории. Все необходимые приказы для этого мною и министром обороны Сергеем Кужугетовичем Шойгу уже отданы, и наши российские военные, само собой разумеется, выполнят поставленные задачи на отлично.
        При этом я должен сказать, что, конечно же, мы не можем ограничиться только задачей обороны своей территории. Там, по ту сторону межвременной границы, с жестоким врагом сражаются наши собственные предки, которые пытаются отразить вторгшиеся на их территорию вражеские орды и обратить вспять иноземное вторжение. Кроме того, безопасность Российской Федерации требует, чтобы оборона прохода в прошлое велась с той его стороны, чтобы никакой враг вот так внезапно не смог проникнуть на нашу территорию. Я уже обратился к руководству Совета Федерации с просьбой созвать срочное заседание, на котором будет принято решение по предоставлению разрешения нашей армии действовать за пределами территории Российской Федерации, и, несомненно, как и четыре года назад, такое разрешение будет нами получено в самые кратчайшие сроки.
        Разумеется, что целью предпринимаемых нами действий в прошлом является максимальное усиление политических и экономических позиций нашей страны, обеспечение ее безопасности, стабильности политического состояния, развития и национального согласия, готовности нашего народа быть единым в отстаивании национальных интересов России. Также мы должны оказать нашим предкам помощь в минимизации материальных и людских потерь в самой жестокой войне нашей истории. Ведь Россия - это всегда Россия, как бы она ни называлась - Российская Империя, Советский Союз или Российская Федерация. Мы можем и должны помочь тем, кто сражается и изнемогает в борьбе с жестоким врагом, и иначе быть не может. Я рассчитываю на вашу ответственную и взвешенную гражданскую позицию, на то, что вы поддержите мое решение помочь нашим предкам, причем не только словом, но и делом.
        Я уверен в том, что, каких бы политических взглядов мы ни придерживались, поддержка священной борьбы нашего народа с немецко-фашистскими захватчиками - долг каждого из нас, проявление уважения к нашим предкам, которые сейчас ведут тяжелую борьбу с вторгшимся на территорию нашей Родины врагом.
        Враг будет разбит, победа будет за нами!»
        Экран мигнул - и изображение президентского кабинета сменилось заставкой фильма «Обыкновенный фашизм». Я выключила телевизор и тупо уставилась на почерневший экран. Охренеть! Брянская область, почти у границы с Белоруссией - это примерно там, где сейчас находится мой маленький карманный оппозиционер. Не могу не признать, что этот человек мне все-таки дорог - и как неплохой постельный партнер, ласковый любовник, и как цель моего амбициозного личного проекта по перевоспитанию этого отмороженного антисоциального элемента во что-то человекообразное, пригодное для обитания среди обыкновенных людей.
        Я подумала, что надо проверить, нет ли от него сообщений. Если Макса не убили в самом начале, то он обязательно должен был прислать сообщение - через «аську» или СМС. Я взяла со столика свой телефон. Тот оказался мертв как кирпич - потому что, ложась спать после гулянки, я забыла поставить его на зарядку, и он, и так разряженный, доел батарею до нуля. Я стала искать зарядник, и наконец обнаружила его на полу у кровати - наверное, упал с тумбочки. Подключила к телефону, но - что за невезение? - почему-то зарядное устройство оказалось неисправным - заряжать телефон оно категорически не хотело. Уж не наступила я на него, когда вернулась с гулянки? Что ж, значит, придется воспользоваться «лягушкой»* которая у меня, по счастью, тоже имеется. Выругавшись тихим незлым матерным словом (папа научил), я вскрыла корпус и, вытащив батарею, поставила ее на зарядку. Теперь часов на пять мой аппарат - это просто красивое изделие из стекла и пластмассы, на которое можно только любоваться. Но если Макс додумался прислать сообщение через «аську», а не через СМС, то я могу принять его через большой компьютер,
который я в основном использую для работы, а потому не включала со вчерашнего вечера.
        Техническая справка: * Для тех, кто не сталкивался с этим зверем - «лягушка» (или «универсалка») - это устройство для зарядки батареи отдельно от аппарата. Работает медленно, но надежно.
        Открывшаяся на запущенном компьютере «аська» выдала мне сообщение от Макса, которое пришло в десять часов семнадцать минут утра - как раз тогда, когда я беспробудно дрыхла после ночной пьянки. Но вот содержание этого сообщения снова повергло меня в шок. Макс писал, что случайно стал свидетелем образования этого черного облака, и даже был захвачен в плен проникшими на нашу сторону фашистами, но втерся к ним в доверие, чтобы попробовать сбежать при первой возможности. Еще он просил, чтобы я как можно шире распространила это сообщение, чтобы не дать возможности нашим властям скрыть его от народа.
        Ну, после того как об этом событии во всеуслышание заявил наш Президент, делать это уже не имело никакого смысла. Да, обидно проспать все самое интересное. Ведь именно я могла, фигурально говоря, оказаться в первых рядах с красным флагом на броневике - а тут, значит, такой облом…
        Но еще ничего не поздно. Сейчас поднимется большой шум, все забегают, закричат, будут митинговать и требовать невозможного - и тут я опять окажусь в своей стихии. Белоленточные будут собирать свои митинги, требуя, чтобы президент не вмешивался в дела прошлого; мы, «молодая гвардия», будем организовывать свои - и тогда посмотрим, чья возьмет. А может, руководство нашей организации поручит мне выехать в качестве журналиста на фронт - туда, где наши солдаты сражаются с прорвавшимися фашистами. И там я смогу встретить своего Макса, который обещал убежать из плена… Хотя это вряд ли. Макс не в состоянии убежать даже от черепахи, а не то что от фашистов. Нынешний его статус в «аське» был «не в сети», а это значило, что его аппарат либо выключен, либо находится там, где нет сотовой связи. Быть может даже, бедного Максика, замученного злыми гитлеровцами, уже нет в живых - а это значит, что мне будет его очень не хватать. Ну, по крайней мере какое-то время, пока я не найду для себя новый объект для хорошего секса и для приложения своих воспитательных усилий.
        К настоящей большой любви я пока не стремилась. Эта штука требует больших энергозатрат и полной самоотдачи, а это не для меня. Это все равно, что вместо произнесения «правильных» речей на митингах и веселой тусовки среди таких же, как я, надеть на себя грубую, натирающую во всех нежных местах военную форму, взять в руки тяжелый настоящий автомат и отправиться лично воевать с фашистами. Ха, пусть это делают те, у кого нет папы генерала…
        И вот последняя мысль мне очень не понравилась. Она была какая-то не моя, чужая и очень неприятная. Ведь я с самого детства всегда стремилась опираться не на поддержку и материальную помощь родителей, а на собственные силы. И пусть мой папа тогда еще не был генералом, все равно я во всем хотела быть самостоятельной. Правда, в последнее время меня несколько начали заедать лень и сибаритство.
        Но я-то думала, что это все внешнее, а тот стальной стержень, который сделал меня тем, что я есть на самом деле, до сих пор цел, просто в последнее время мне не доводилось его применять. А тут получается, что ничего подобного. Из девочки с железным характером я превратилась в тусовщицу и размазню, вроде той же Собчак, которой уютная квартирка, льняные простыни и шелковый пеньюар дороже всей правды жизни. Ведь я всегда мечтала быть впереди - там, где трудно и в лицо дует соленый ветер аврала. Неужто это тлетворное влияние Макса, перевоспитывая которого, я не заметила, как сама поддалась обаянию его эгоистического мировоззрения?
        Нет, надо собрать свою волю в кулак и что-то с этим сделать. Например, попроситься туда, к месту событий в качестве журналистки, волонтера, или просто пойти в военкомат и записаться добровольцем. Хотя последнее вряд ли. Судя по тому, что говорил Президент, положение не настолько тяжелое, чтобы они начали брать в армию девушек моего возраста без специальной подготовки. Да, я достаточно выносливая, и иногда хожу в туристические походы, чтобы встряхнуться и понаслаждаться красотами природы, но для армии этого мало. Тренироваться, блин, надо было больше.
        Кстати - а вдруг наши обо мне вспомнили, позвонили, а у меня отключен телефон? Немедленно надо включить на компьютере все коммуникационные программы и соцсети, в которых я зарегистрирована, и включиться в общественную жизнь. Наверняка сейчас в инете начнется такой обмен мнениями (в просторечии «срач»), что и самому небу станет жарко. Жалко, что остается отключенным телефон, но с этим ничего не поделаешь, пока не зарядится полностью разряженная батарея.
        20 апреля 2018 года 16:25. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.
        майор полиции Антон Васильевич Агапов.
        Если посмотреть по часам, то прошло всего шесть часов, как мы тут воюем, а кажется, что целая вечность. Старшину почти разу же отозвало начальство, ДПС-никам работа найдется и в тылу, а вот я остался. Капитан Погорелов пытался отправить меня в тыл, но я ему заявил, что это мой участок, и никуда я отсюда не уйду. Некуда мне идти. Правда, в своей темно-синей форме я выглядел среди камуфлированных армейцев как пингвин среди леопардов, но с этим ничего нельзя было поделать. Правда, рота капитана Погорелова очень недолго была единственным заслоном на пути фашистов к Унече. В половине первого на рубеж опушки начали прибывать и другие подразделения 2-го батальона 182-го полка, под командованием коренастого и говорливого майора Осипова, так и сыпавшего во все стороны матом пополам с прибаутками.
        - Правильно, - сказал мне майор, выслушав рассказ о том, как мы со старшиной взяли на испуг мотоциклетную роту, - первым ты их встретил, последним и проводишь. И вообще, большое вам со старшиной спасибо. Если бы не вы, то эти гады с ходу влетели бы в Унечу и успели бы натворить там делов. Так что крути дырку.
        - Ничего особенного, - хмыкнул я, - я, знаешь ли, комбат, не всегда был участковым. В молодые годы застал и «наведение конституционного порядка» и кое-что еще. Пришлось и на блокпостах постоять, и в зачистках поучаствовать. А эти были просто наглые и непуганые - не привыкли, что их вот так, с ходу, могут принять и отоварить.
        - Да ладно, майор, не прибедняйся, - хмыкнул Осипов, - узнав тебя, я куда больше начал уважать ментов. Не хочешь уходить в тыл - и не надо, останешься при штабе моего батальона. Местность на поле боя ты знаешь получше нас, так что пригодишься.
        Впрочем, оценив ситуацию на месте, майор очень круто взялся за дело. Развернув прямо на дороге «Сани» (120-мм минометы) входящей в состав батальона минометной батареи, он довольно быстро выкурил немецких мотоциклистов из лощины напротив наших позиций и еще недокопанных на тот момент окопов. От сыплющихся с неба горячих и очень тяжелых гостинцев наших минометчиков немцы полезли из своих укрытий как тараканы из-под тапка. То, чего очень долго не могли добиться автоматические пушки и пулеметы, быстренько решили минометы, заставив уцелевших немцев мелкими группами отступить на окраину Красновичей. Затем наступило некоторое затишье, особенно после того, как по немцам окапывающимся вокруг черного облака отработала наша авиация. Били штурмовики чем-то солидным, особо крупного калибра - ракет было выпущено немного, но после каждого разрыва дым вставал коромыслом.
        После авианалета уцелевшие возле черного облака немцы затихарились, только шустрее начали работать лопатами, зарываясь в землю. Видимо, приказа отходить у них не было, и свое единственное спасение они видели только в глубине окопов. Копать брянскую землицу легко, под слоем дерна почва в основном легкая песчаная, но и осыпаться такие окопы без обшивки деревом будут на раз, после каждого близкого разрыва. Но немцы старались вовсю, и, судя по всему, чтобы далеко не ходить, на перекрытия блиндажей принялись валить деревья в ближайших рощах и по берегам протекающего через Кучму ручья. Лесорубы хреновы. К тому же большая часть местности за черным облаком была пока недоступна для нашего наблюдения, и, судя по всему, именно там происходит все для нас самое интересное. Командованию полка, получающему информацию с беспилотников, видимо, было виднее, потому что туда, за облако, несколько раз наносила удар полковая артиллерия. После последнего артналета там столбом поднялся густой черный дым.
        У нас пока тоже не было приказа наступать - видимо, командование выжидает подтягивание частей усиления и получения дополнительных разведданных. Майор Осипов говорит, что остальные два мотострелковых батальона их 182-го полка направлены по просекам в обход вражеских позиций. Батальон под номером один - тот, который у нас был соседом справа - должен выйти на дальнюю от нас окраину Красновичей по той самой просеке, по которой я в самом начале предполагал эвакуацию мирного населения. Другой батальон, под номером три, двигающийся по левому флангу, пошел еще более кружным путем в район хутора Красноселье, в результате чего позиции залезших к нам фашистов со стороны Унечи должны быть взяты в полукольцо - и уж после этого можно будет решать первоначальную задачу по очистке Красновичей от прорвавшегося туда врага.
        Но просека - это вам не шоссе, и техника по ней движется вдвое медленнее, да и выступили первый и третий батальоны после второго, так что с этим приходится подождать. Кроме того, стало известно, что по тревоге подняты мотострелковый полк в Клинцах и артиллерийский в Почепе, которые срочно идут к нам на помощь. Что там со стороны Суража, пока Бог знает, но, судя по тому, что немцы и не пытаются туда соваться, там их тоже ждет что-то очень неприятное, или же у них просто нет приказа далеко отрываться от этого черного облака, которое связывает их с собственным миром. В любом случае, здесь эти немцы обречены, и они об этом наверняка знают. Как только подойдут резервы и будет поучен приказ, мы двинемся вперед, оставив им только один выбор - бежать, сдаться или умереть.
        Приказ поступил ровно в четыре часа вечера. Повинуясь ему, первый и наш второй батальоны 182-го полка приступили к зачистке Красновичей. Никаких серьезных укреплений окопавшийся там примерно батальон немецкой пехоты создать не успел, и поэтому единственное, за что могли зацепиться немецкие солдаты, были дома местных жителей и неглубокие окопчики. Но на войне как на войне. БМП, позади которых укрывалась пехота, медленно двигались вперед, и их автоматические пушки немедленно гасили оживающие немецкие пулеметы, которых во вражеской стрелковой цепи в начале боя было достаточно много. Некоторую проблему составили две легкие противотанковые пушки, замаскированные между домов. Но их достаточно быстро обнаружили и помножили на ноль - правда, после того, как они смогли подбить одну и повредить еще несколько боевых машин.
        При этом основной удар наносился силами первого батальона со стороны просеки, а две роты из числа подчиненных майору Осипову, поддержали их с левого фланга, продвинувшись до того места, где от трассы ответвлялась дорога на Красновичи, переходящая в Школьную улицу. Вот там и тогда мы воочию, вблизи, и увидели расстрелянных немецкими мотоциклистами детей и их учителей - и всех из них я лично знал в лицо как их участковый. Естественно, что сейчас даже из тех, кто в момент нападения был только ранен, в живых уже не осталось никого.
        И, несмотря на то, что благодаря техническому превосходству нашей армии Красновичи, уже к половине пятого были освобождены при умеренных потерях в живой силе и технике, потери гражданского населения и разрушения жилого фонда были очень велики. И по большей части гибель людей произошла не в ходе боя по освобождению села, а в результате краткосрочной (всего несколько часов) немецко-фашистской оккупации. Пришло время мне откладывать автомат (из которого, за исключением утреннего боя, я так и не пострелял) и возвращаться к своим обязанностям участкового. Протоколы, опознания, следственные действия… Правда, и без меня в группе по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков народу с большими звездами в погонах будет больше, чем достаточно - и из центрального аппарата МВД, и из Генеральной прокуратуры, и из Следственного комитета. Я там буду самым маленьким винтиком, но, скорее всего, самым важным, ибо знаю всех - и погибших и живых, и был тут с того момента, когда все началось, до того, когда все закончилось…
        20 апреля 2018 года 17:05. Брянская область, Унечский район, окрестности сельского поселения Красновичи.
        Командир 3-й танковой дивизии генерал-лейтенант Вальтер Модель
        Не успел я сосредоточить на той стороне этого странного облака даже один батальон 3-го моторизованного стрелкового полка, направленный для усиления существующих оборонительных позиций, как тамошние русские совершили неожиданную и очень дерзкую контратаку на населенный пункт Krasnowitschi с участием большого количества легких панцеров, по классу похожих на наши «двойки» и отлично экипированных и обученных панцергренадеров. И, как ни странно, они добились в этой контратаке полного успеха. Остатки разбитого в этом бою нашего пехотного батальона были вытеснены в чистое поле под перекрестный огонь пулеметов и автоматических пушек, а вражеская артиллерия поставила плотный заградительный огонь.
        Всему виной наши танкисты, которым приспичило перед боем перелить бензин из возимых на броне канистр в опустевшие баки и освободиться от всякого навьюченного на панцеры походного барахла. Поскольку на нашей стороне уже наступила ночь, то это занятие было не самым приятным и безопасным времяпровождением. Упаси Господи зажечь возле заправляемых панцеров открытый огонь - последствия этого могут быть самыми непредсказуемыми. В результате наши танкисты запоздали с сосредоточением на исходных позициях и были готовы к форсированию этого странного облака только тогда, когда противник в результате своей контратаки полностью овладел этим селом Krasnowitschi, начав укрепляться на его окраинах.
        Поскольку «тройки» и «четверки» (которых в составе танкового полка нашей дивизии было большинство) и толщиной брони и калибром орудий должны были превосходить легкие танки противника, то решительной и массированной контратакой я планировал немедленно вернуть эти Krasnowitschi под наш контроль, не дав русским времени закрепиться на занятых рубежах. Затем предполагалось неожиданно для противника одним танковым батальоном при поддержке батальона пехоты ударить на север - чтобы захватить населенный пункт Сураж, а всеми остальными силами, сбивая вражеские заслоны, нанести удар в сторону железнодорожного узла Унеча, захват которого, несомненно, дезорганизует местных русских.
        Примечание авторов: Лишенный возможности нормально вести разведку, и вообще, не имеющий на это времени, Модель очень плохо представляет себе окружающую обстановку - а точнее, никак ее не представляет. Если в начале дня выдвинувшиеся из н.п. Займище подразделения 182-го мсп довольно плотно перекрыли только дорогу на Унечу, а севернее ничего кроме РДГ разведбата не имелось, то к 17:00 мск поднятый по тревоге 488-й мсп дислоцированный в н.п. Клинцы, совершил марш по автодороге Клинцы-Сураж и блокировал район вражеского вторжения с другой стороны. В отличие от 182-го полка его командир выставил сразу за головным дозором на БРДМах не мотострелковый, а танковый батальон из сорока крепколобых Т-72Б3 модернизированных до уровня Т-90. Бодаться с такими веселыми парнями, меряясь толщиной лобовой брони и калибром пушек, немецким танкистам было и вовсе не с руки.
        И вот ударный кулак из танкового, двух батальонов пехотного и артиллерийского полков построен на исходном рубеже в шесть колонн. При этом пехота для уменьшения торможения идет пешком, машины оставлены только для перевозки артиллерии, но все равно, войдя в это странное облако, все чувствуют просто невыносимое сопротивление. Такое ощущение, что под ногами жидкая липкая грязь, а в лицо дует ураганный ветер. Люди бредут в этом черном тумане, от чрезмерных усилий наклоняясь вперед, моторы техники воют на повышенных оборотах, но все равно продвижение по этому туннелю в будущее идет медленно, чрезвычайно медленно - шаг за шагом… Некоторые солдаты от усталости останавливаются и падают на землю, но остальные продолжают упрямо идти вперед. Отставшие же, отдохнув, смогут продолжить путь тогда, когда основная группировка уже выйдет из этого странного межвременного туннеля и его сопротивление резко снизится. Я тоже бреду, преодолевая ужасное сопротивление, вместе с теми солдатами, которых веду в бой - и они, видя то, что их генерал идет вместе с ними, пойдут за мной до конца.
        Наверное, все же мы почти превысили возможности этой штуки, но у меня не было другого выхода. Бить положено плотно сжатым кулаком, а не растопыренными пальцами, а на плацдарме почти нет возможности накапливать резервы, ибо он весь находится под контролем артиллерии противника, которая весьма быстро реагирует на прибытие наших резервов, устраивая артналеты и тем самым успешно противодействуя нашим усилиям нарастить на плацдарме ударную группировку. По счастью, и для артиллерийского налета и для подготовки авиационного удара требуется время, а мы, выйдя из этого облака, не мешкая, обрушимся на врага. Не получится атаковать всем сразу - будем проводить атаку волна за волной, пока не добьемся успеха. Хорошо, что в 6-м танковом полку три танковых батальона (а не два, как обычно), а это должно изрядно увеличить наши шансы на успех.
        Конечно, можно было бы дождаться наступления темноты - но не факт, что противник этого ждать как раз не будет, раз уж он начал активные действия; тогда он просто сомнет остатки полка, обороняющие подступы к этому странному облаку, и на плечах отступающих ворвется на ту сторону межвременного туннеля. Да, можно было бы оттянуть все войска назад, вырыть окопы и противотанковые рвы, построить долговременные огневые точки и установить в них пушки, которые кольцом окружат это странное облако и будут расстреливать все, что высунется наружу. Но все мои инстинкты успешного командира, все те знания, которые у меня имеются, говорят о том, что тот, кто отдает инициативу противнику, вместе с ней вручает ему и победу. Упорная оборона может быть только временным состоянием, потому что пока противник таранит лбом наши оборонительные позиции, необходимо выбрать самое слабое место в его фронте и ударить в него изо всех сил.
        А тут такое невозможно. Быстроходный Гейнц просил меня три дня своими действиями отвлекать противника на той стороне, а он за это время сумеет подтянуть войска. Так что даже если мы и продержимся требуемое время, то возле этого облака будет находиться не готовый к бою укрепрайон, а всего лишь уставшие и валящиеся с ног немецкие войска. В таком состоянии они станут легкой добычей вражеской моторизованной пехоты, которая, в отличие от наших солдат, не будет бить ноги в утомительных пеших переходах. (Модель имеет в виду пехоту армейских корпусов, которой Гудериан планировал заткнуть дыру вокруг портала). Так что драться до конца, а также и наступать, и обороняться все же лучше на той стороне, пожертвовав частью войск ради того, чтобы остальные хотя бы сумели сесть в так нелюбимую нами жесткую оборону. Конечно, очень жаль, что моей дивизии выпала такая жестокая участь, но я надеюсь, что мы не только вполне удачно вывернемся из этого крайне неприятного положения, но еще и покроем себя неувядаемой славой.
        Но вот мрак перед глазами с каждым шагом начинает рассеиваться - и через него уже просвечивают контуры бревенчатых домов и деревьев, покрытых полураспустившимися почками. Вот где-то впереди облегченно взревел мотор панцера, буквально прыгнувшего вперед, как только это липкое сопротивление отпустило его корпус. Следом за ним взревел мотор еще одного танка, потом еще и еще.
        Мы дошли - теперь нельзя терять ни одной минуты. Разворот колонны на девяносто градусов, панцеры и пехота в атаку с ходу, артиллерия развертывается на уже разбитых саперами позициях для того, чтобы поддержать эту атаку огнем. Все это необходимо по той причине, что техника, артиллерийские орудия и пехота, компактно сосредоточенные на плацдарме - лакомая цель для русских дальнобойных орудий. Гауптман Зоммер, когда из него вышла вся дурь, уже доложил мне, что для корректировки артиллерийского огня местные русские применяют не маленькие связные самолеты типа «физелер шторьх», а совсем крошечные радиоуправляемые модели, которые очень трудно заметить, и еще труднее сбить. Ты можешь ни о чем не подозревать, а за тобой при этом будут внимательно наблюдать чужие злобные глаза человека, готового в любой момент дать приказ на открытие огня. Так что вперед, вперед и только вперед.
        Тогда же и там же, командир 4-й роты 182-го мсп капитан Погорелов.
        Когда я увидел, что вытворяют фрицы, то на какое-то время обалдел. Это было как во множестве фильмов «про войну» когда наши деды с одними гранатами и парой сорокопяток готовились отражать атаку вражеских танков и подвыпившей для храбрости пехоты с закатанными в порыве лихости рукавами. Германские танки и шагающая за ними пехота (видимо вышедшие в наше время с другой стороны этого черного облака) компактной колонной огибали его край с восточной стороны и четко разворачивались в атакующие боевые порядки с общим направлением наступления в сторону Красновичей. Но здесь им было не там, а российская армия - это не РККА образца сорок первого года, нас пьяной лихостью уж точно не возьмешь.
        После некоторой паузы была подана команда - и поле, через которое немцы вели атаку, оказалось во всех направлениях расчерчено дымными пушечными трассами и огненными фаерами летящих в цель «Фаготов» и «Корнетов». Это была настоящая бойня, где чадный дым и оранжевое бензиновое пламя горящих немецких танков смешивались со вспышками ответных выстрелов. Казалось, все поле, через которое атакуют германские панцеры, состоит только из трех вещей - яркого оранжевого пламени, черного смоляного дыма и таких же черных - неподвижных и двигающихся - угловатых силуэтов. После этого зрелища любое кино «про войну» - это преснятина. Мои парни, особенно операторы-наводчики, впали в благородный боевой азарт. И пусть возле наших позиций тоже падали вражеские снаряды, а одна БМП оказалась подбита, они продолжали вести бой, не обращая внимания на опасность.
        Примечание авторов: Стрельба калиберными бронебойными снарядами из 30-мм автоматических пушек БМП-2 2А42 по немецким средним танкам PzKpfw III и PzKpfw IV не особо эффективна, потому что в ракурсе? с дистанции в полтора километра они способны пробить только тонкую броню нижней части корпуса за опорными катками. Впрочем, несколько близких попаданий таких бронебойных снарядов способны вызвать растрескивание брони даже без ее формального пробития. Зато эти же бронебойные снаряды на этой дистанции и с любого ракурса запросто в любом месте пробивают броню легких танков PzKpfw II, а также бронетранспортеров «Ганомаг», «Пума», и т. д., которых, впрочем, за исключением PzKpfw II, на этом поле боя не имелось.
        Зато осколочные снаряды, выпущенные из той же пушки, с легкостью косили следующую за танками немецкую пехоту, а батальонные ПТРК «Корнет» и установленные на каждой БМП «Фаготы» рассчитанные на пробитие 750-1000* мм брони, жгли их буквально в одно касание вместе с экипажами.
        * На немецких средних танках образца 1941 года максимальная толщина брони в лобовой части башни и корпуса составляет 50 мм.
        Конечно, немецкие танкисты и пехота быстро поняли, что эта атака бессмысленна и самоубийственна - уж очень наша горячая встреча отличалась от того опыта, который они приобрели в Польше, Франции и за два месяца войны против СССР. Но приказа отступать не было (и не могло быть, когда работают российские установки РЭБ) - и они геройски шли прямо навстречу нашему огню, сгорая в нем без остатка; а черное облако извергало из себя все новые и новые полчища. С некоторым запозданием на поле боя, подобно первым каплям дождя во время летней грозы, начали падать гаубичные снаряды*, но решили дело и поставили яркую точку совсем не они.
        Примечание авторов: * это заградительный огонь поставили 152-мм гаубичные артдивизионы двух мотострелковых полков и подтянутого из Почепа артиллерийского полка.
        20 апреля 2018 года 17:25. Калужская область, Кировский район, авиабаза Шайковка, 52-й ТБАП.
        Несколько часов назад, когда еще министр обороны не сделал свой доклад президенту, шесть дальних сверхзвуковых бомбардировщиков-ракетоносцев ТУ-22М3 52-го тяжелого бомбардировочного полка начали готовить к боевому вылету. Лететь им предстояло совсем недалеко. До цели, расположенной в окрестностях села Красновичи, по прямой было около двухсот километров. Для машин такого класса это все равно, что одна нога здесь и другая тоже здесь. В принципе, применение дальних стратегических (и так далее, и тому подобное) тяжелых бомбардировщиков было избыточным, но некоторые светлые головы решили, что в случае массового прорыва противника на эту сторону массированный бомбовый ковер на горячие головы прорывающихся будет как раз тем, что сумеет их как следует остудить.
        А еще одна более светлая голова (сам Президент) решила, что если получится уничтожить это странное черное облако, связывающее два мира, то и мороки у всех будет куда меньше. Злых клоунов Адика, выживших после прокатившегося по ним бомбового ковра и разбежавшихся по окрестностям, быстренько добьют подтянутые к Красновичам части ССО (силы специальных операций). Потом можно будет объявить, что война окончена, похоронить павших, наградить героев и приступить к восстановлению разрушенного народного хозяйства, пусть и в масштабе отдельно взятого села. Лицемерия во всем этом было самый минимум. Страна и в самом деле находилась в достаточно тяжелом положении для того, чтобы ввязываться в затяжную войну в сорок первом году, притом, что в году две тысячи восемнадцатом ее и без того окружают недружественные ближние и дальние соседи.
        А то, что эта война будет затяжной и нелегкой, Президенту было понятно с самого начала. Ведь мало сорвать наступления гитлеровцев на Киев и Москву. Для обеспечения безопасности Российской Федерации потребуется обеспечить решающий разгром вражеских орд и победоносное вступление Красной Армии в Европу, что с учетом состояния Красной Армии на август сорок первого года выглядело как ненаучная фантастика. Для того чтобы добиться той самой победы на руинах предыдущей, требовалось создать армию нового типа, обкатать и закалить в боях - и только тогда она сможет добиться решающей победы над гитлеровским фашизмом в кратчайшие сроки. Но на все это требовалось время и немалые ресурсы - материальные и людские - которых Российской Федерации остро не хватало для своих нужд.
        Нет, если возникнет такая необходимость, Россия взвалит на себя и потянет еще не такой воз. Но лучше бы она не возникала. К тому же еще оставалась проблема взаимодействия с СССР-1941, а если точнее с товарищем Сталиным и его соратниками. Президент знал, что большинство его собственных соратников, если их так можно назвать, от одной такой мысли придут в тихий ужас, так что потом их придется отпаивать валерьянкой или же чем-нибудь покрепче. А не взаимодействовать нельзя. Во-первых - одна Российская армия, снабжаемая через труднопроходимый (по рассказам пленных) межвременной переход, войны с фашизмом не выиграет. Во-вторых - отсутствие взаимодействия приведет к конфликтам, а там (не дай Бог) недалеко и до того, что деды, не понимая, что происходит, поднимут оружие на внуков. В-третьих - а как вы без этого взаимодействия создадите эту самую армию нового типа? Кто позволит вам переучивать бойцов и командиров, менять уставы и вмешиваться в командование? И все это придется делать на коленке, в условиях войны с одной из лучших армий в мировой истории. Такие вещи возможны только при наличии санкции с
самого верха - и не иначе.
        Так что с точки зрения президента лучше было бы, если бы этого облака-перехода и вовсе не существовало, или оно внезапно закрылось. Ведь это классика такого рода локальных конфликтов, когда обороняющаяся сторона не желает его эскалации, она стремится перекрыть противнику доступ на свою территорию, уничтожив используемый для этого мост, тоннель, сухопутный перешеек и так далее (нужное подчеркнуть). Естественно, для уничтожения облака военные предложили самый мощный из имеющихся у них в арсенале неядерных боеприпасов. Использовать на своей территории сколь угодно малые тактические ядерные заряды президент отказался наотрез.
        Академик Велихов, к которому президент обратился за консультацией, насколько само по себе опасно разрушение такого портала, ответил, что точно сказать ничего не может, так как для этого облако требуется предварительно обследовать. Но поскольку оно с большим трудом пропускает не очень массивные материальные предметы, да еще и нейтрально в смысле радиации и прочих видов излучения, то можно считать, что его энергетическая накачка имеет не очень высокий уровень. Чтобы сказать точнее, это облако предварительно стоило бы изучить. Поблагодарив товарища Велихова за консультацию, президент повесил трубку и подумал, что раз академик считает, что большой опасности нет, то можно и даже нужно попытаться свести потери от этого явления к минимуму.
        Поэтому, если в бомбоотсеки и на внешнюю подвеску пяти бомбардировщиков были подвешены по девяносто шесть ОФАБ-250, то шестой нес только одну особо мощную бомбу, широко известную в узких кругах под прозвищем «Папа всех бомб» или просто «Папа». Ни разу до того это изделие не применялось в боевой обстановке, поэтому этот день (точнее, вечер) должен был бы стать ее дебютом. Или не стать - мало ли как сложатся обстоятельства. Поэтому, отпустив министра обороны и записав свое обращение к народу России, Президент собрался и при полном параде выехал по адресу Москва, Большая Дмитровка, дом 26, где как раз в четыре часа вечера должно было начаться одно из очередных плановых (по счастью) вечерних заседаний Совета Федерации.
        Итак, Президент прибыл в Совет Федерации к шестнадцати часам (ровно к тому моменту, когда сенаторам включили его обращение к народу) и пятнадцать минут простоял за кулисами, наслаждаясь славой. Потом, когда обращение к народу завершилось и на экраны снова вернулась обычная заставка цвета запекшейся крови: «Регистрация Совет Федерации» «Всего», «Присутствует», «Отсутствует», «Кворум», Президент вышел из своей засады и поднялся на трибуну.
        - Коллеги, - сухо сказал он, - я обращаюсь к вам в связи с той экстраординарной ситуацией, сложившейся по причине появления на нашей территории межвременного туннеля, соединяющего наше время с августом 1941 года, что несет угрозу для жизни наших граждан и государственной безопасности. Вы уже знаете, что проникшие к нам части вермахта повели себя привычным образом, в результате чего погибли наши мирные граждане, в том числе и дети. Исходя из этого, на основании пункта «г» части 1 статьи 102 Конституции вношу в Совет Федерации Федерального Собрания обращение об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации на той стороне этого межвременного тоннеля в 1941 году, вплоть до полного устранения исходящей оттуда угрозы.
        Сделав паузу, Путин внимательно осмотрел зал, оценивая его реакцию. Убедившись, что все и все поняли так, как надо он добавил:
        - Должен особо отметить, что наши солдаты и офицеры, обороняя дальние подступы к территории Российской Федерации, должны иметь право действовать из чисто военных соображений, невзирая ни на какие политические условности. Если не дать им такой возможности, то последствия могут быть непредсказуемыми, начиная от ненужных дополнительных потерь и заканчивая провалом всей операции. На этом у меня все, коллеги, спасибо за внимание.
        Сказав это, Президент сошел с трибуны, после чего, в результате коротких прений (а что тут препираться, и так все ясно) и еще более короткого голосования, к 17:00 по Москве искомое разрешение было дано. Впрочем, Президент не стал дожидаться этого момента, оставив за себя своего официального представителя, заместителя министра иностранных дел Григория Карасина, который в министерстве отвечал за взаимодействие с палатами Федерального Собрания. Сразу, как только закончились все бюрократические формальности, и решение Совета Федерации было оформлено и вступило в силу, об этом были немедленно проинформированы Президент, Министр Обороны и Начальник Генерального штаба. После этого офицеры Генштаба, вот уже больше шести часов роющиеся в архивных картах (Апчхи) и боевых донесениях, начали прикидывать, как бы наличными силами стягиваемой к черному облаку 144-й мотострелковой дивизии выполнить поставленную задачу по захвату на той стороне не простреливаемого вражеской артиллерией плацдарма.
        Получалось, что в оперативной пустоте между моторизованными частями и догоняющей их пехотой даже одной дивизией можно будет выхватить у вермахта неплохой кусок территории, но для его удержания и дальнейших активных действий в 1941 год придется вводить не меньше полнокровной общевойсковой армии. Пока что единственным кандидатом на эту роль была дислоцированная под Москвой и в Нижегородской области 1-я гвардейская танковая армия Западного военного округа, для частей которой под погрузку уже были поданы эшелоны. Но все это были только предварительные прикидки, потому для переброски по железной дороге целой армии, с учетом разгрузки-погрузки и марша от станции назначения до района сосредоточения, потребуется достаточно большое количество времени, за которое может произойти все что угодно. Может, и не будет никакой операции в сорок первом году, и предназначенные для этого части тихо и мирно направятся в свои пункты постоянной дислокации.
        Но как раз в тот момент, когда генералы в Генштабе размышляли над дальнейшим развитием операции, из сердцевины этого гнусного черного облака густо полезли германские танки и зольдатены; и тут же рука министра обороны потянулась за большим тапком, чтобы разом прихлопнуть всю это погань, пока она не расползлась по российской земле. Большим тапком, как вы понимаете, как раз и были те самые шесть подготовленных к вылету с аэродрома Шайковка Ту-22М3. Экипажи боевых машин как раз просмотрели телеобращение президента и теперь, находясь в пятиминутной готовности к вылету, «перекуривали» в непосредственной близости от боевых машин, ведя околополитические разговоры, в том числе и обсуждая открывающиеся в связи с этим событием самые разные перспективы.
        Этими разговорами пилоты и штурманы шести экипажей пытались успокоить одолевающий их предбоевой мандраж. Конечно, почти все пилоты этой эскадрильи участвовали в боевых вылетах в Сирии, но то были бомбежки бородатых бармалеев посреди пустыни, где все чужие и не страшно чуть-чуть промахнуться. Тут же совсем иное - рядом с целью расположен российский населенный пункт, в котором более тысячи жителей (было), а также находятся позиции своих войск, окружающих эту самую цель. Глонасс Глонассом, а малейшая ошибка, с учетом подвешенного под самолеты груза, приведет к огромным человеческим жертвам и последующему визиту в часть военных дознавателей, желающих выяснить, как так могло получиться.
        Команда на вылет вывела их из этого далеко не благостного состояния и, не докурив, а также недоговорив, по приставным решетчатым трапам члены экипажей полезли в свои кабины, располагающиеся, между прочим, примерно на высоте второго этажа. Набежавшие техники быстро вытащили «башмаки» из-под огромных колес и откатили эти самые трапы. Почти одновременно взвыли сверхмощные двигатели бомбардировщиков, заставившие задрожать раскаленный воздух над бетонным покрытием аэродрома.
        Прогрев двигатели, головной бомбардировщик бодро выехал со стоянки и покатил в начало взлетной полосы, а за ним, выстроившись в очередь, последовали и остальные. «Тушки» уходили в небо почти без задержки, один за другим, самой последней взлетала машина, в бомболюк которой была загружена супербомба объемного взрыва. Совершив над аэродромом круг и собравшись в боевой порядок, шестерка бомбардировщиков на высоте около шести километров (держась выше верхней кромки облаков) и на скорости девятьсот километров в час направилась в сторону пресловутых Красновичей. Жить прорвавшимся в двадцать первый век гитлеровцам оставалось всего несколько минут.
        Конечно, бомбить «по зрячему» с километровой высоты, на которой располагалась нижняя облачная кромка, было бы безопасней и психологически комфортней, но туда, на поле боя, с трех сторон летели артиллерийские снаряды, и пролетать через эту зону самолетам категорически не рекомендовалось. Даже если не будет прямого попадания (вероятность которого ничтожна), спутные следы десятков и сотен снарядов, на сверхзвуковой скорости пролетающих через эту область воздушного пространства, способны устроить бомбардировщикам такую болтанку, которая сравнима только с поездкой на внедорожнике по усыпанному валунами руслу высохшей горной реки.
        На подходе к цели пилоты убрали руки со штурвалов, и управление самолетами взяли на себя системы автоматического бомбометания СВП-24-22 «Гефест». И вот настал момент, когда раскрылись створки бомболюков - и выстроившиеся строем пеленга Ту-22М3 начали раскатывать под собой бомбовый ковер. Экипажам бомбардировщиков оставалось только молиться, чтобы все было сделано правильно, потому что ничего изменить уже было нельзя. Последним из бомболюка замыкающей «тушки» нырнул вниз девятитонный «Папа», имеющий собственную систему спутникового самонаведения. Выполнив задачу, бомбардировщики заложили вираж, ложась на обратный курс. Свое дело они сделали.
        По земле уже катился смертоносный и сокрушающий бомбовый ковер, обнуляющий все, что генерал Модель сумел ввести в двадцать первый век - и самого генерала, между прочим, тоже. И именно в этот момент на высоте тысячи метров над супербомбой раскрылся тормозной, а на высоте пятисот метров - основной парашют. Еще пятнадцать секунд - и темно-серый пузатый цилиндр вместе с парашютом нырнул в это странное черное облако точно по его центру. Секунд десять-двенадцать ничего не происходило, хотя время срабатывания боеприпаса объемного взрыва составляет десятые доли секунды. Потом угольно-черное облако на мгновение осветилось изнутри ярчайшей вспышкой, громыхнуло так, что земля заходила ходуном. После этого внутреннего взрыва по периметру облачного диска во все стороны, как из гигантской газовой конфорки, выметнуло косматые огненные хвосты, длиной до двух сотен метров, вместе с которыми вылетели какие-то горящие и дымящиеся ошметки.
        Взрыв «Папы» произошедший в самой сердцевине межмирового перехода, был усугублен детонацией грузовиков, перевозивших вторые боекомплекты для орудий 75-го артиллерийского полка, танкового полка, а также артиллерии и минометов обоих мотопехотных полков, общим тротиловым эквивалентом больше пятнадцати тонн. В результате по обе стороны от портала, в радиусе трех сотен метров, было уничтожено все живое, а сам межмировой переход, поглотив девяносто процентов энергии этого взрыва, вступил в фазу трансформации. Размеры самого облака не изменились, просто его границы стали резче. Да и на облако оно теперь походило только частично, больше всего напоминая странное, напоминающее ту самую газовую конфорку, сооружение, сотканное из черного тумана. Расположенные по периметру диска, под туманным козырьком, отверстия туннелей уходили в глубину, закручиваясь чуть заметной спиралью, а потом теряясь где-то далеко во мраке, будто намекая, что изнутри эта вещь куда больше, чем снаружи.
        Тогда же и там же, командир 4-й роты 182-го мсп капитан Погорелов.
        Услышав тяжелый гул бомбардировщиков почти над нашими головами, я поднял глаза к небу и просто охренел - из облаков пошел дождь из черных точек, по мере приближения к земле превращающихся в обтекаемые бочонки авиабомб. Вот я тогда чуть и не навалил в штаны от испуга… Казалось, что бомбя вслепую, по приборам, летчики совершили роковую ошибку - и теперь все это добро падает на наши головы. Но на самом деле оказалось, что ошибся, напрасно кляня летунов, именно я. Земли эти бомбы достигли в аккурат там, куда в ходе этой атаки под полукруговым обстрелом и заградительным артиллерийским огнем сумели добраться поддержанные танками немецкие зольдатены, остервеневшие от выкушанного перед боем шнапса и неожиданного сопротивления.
        Правда, немецкие танки к этому моменту по большей части представляли собой просто горевшие чадным бензиновым пламенем железные коробки, за которыми от нашего огня пряталась вражеская пехота. Те же вражеские машины, которые пока уцелели, маневрируя, прятались за обгоревшими корпусами своих менее удачных камрадов как за естественными препятствиями, по ходу боя пытаясь подловить наши БМП, подставившиеся под прямой выстрел. И кое-что у них получалось. Только в моей роте были повреждены еще две машины, а одна вообще сгорела напрочь. С потерями противника это, конечно, не сравнить, но все равно неприятно, потому что, насколько я понимаю, оттуда, из сорок первого года, к немцам постоянно подходили подкрепления, и в итоге все могло кончиться плохо, потому что уже один раз пополненный боезапас в машинах и подсумках у бойцов снова стремительно пустел.
        Так вот. Бомбовый ковер, оставляя за собой сплошную полосу разрывов, которые заставляли землю под ногами дрожать и подпрыгивать, прокатился прямо по немцам, попутно превращая в металлолом то, что еще не было доломано, не делая при этом различия между живыми и мертвыми. Зрелище было настолько брутальным, что стрельба остановилась сама собой. Да и не в кого там было стрелять. Медленно рассеивающаяся завеса из дыма, мелкой пыли и падающих сверху то ли кусков грунта, то ли фрагментов человеческих тел, открывали странный, почти лунный пейзаж, где воронка громоздилась на воронку, а то, что еще совсем недавно было вражеской бронетехникой, выглядело как груды искореженных обломков непонятного происхождения. Если там, у фрицев, и остался кто в живых, то крыша у них должна была поехать основательно.
        Потом где-то впереди, в глубине вражеских боевых порядков, примерно там, где располагалось облако (которое сейчас не просматривалось из дымно-пылевого марева, повисшего над землей) грохнуло так, что земля снова заходила ходуном. При этом некоторых бойцов, неосторожно высунувшихся из-за укрытий, чтобы посмотреть на пейзаж после бомбового удара, прокатившаяся взрывная волна даже сбила с ног, заставив немного покувыркаться. Правильно! Проявления праздного любопытства на поле боя способны привести к летальному исходу, потому что вместо шальной ударной волны может прилететь пуля вражеского снайпера. Они бы еще на тактический ядерный взрыв вылезли поглазеть… Пацаны же, что с них возьмешь!
        Тогда же и почти там же, на северной окраине хутора Кучма.
        Лейтенант вермахта Карл Рикерт
        Нас (то, что осталось от разведывательного батальона) спасло то, что генерал Модель, собираясь наносить удар в южном направлении, поручил остаткам нашей части несение боевого охранения и разведку на тыловых, как он считал, рубежах. Все, что мы успели сделать - это удостовериться, что ближайшие населенные пункты в северном и западном направлении заняты механизированными частями противника, причем автодорогу на север перекрывает танковая часть, имеющая на вооружении до четырех десятков тяжелых танков, с длинноствольными пушками калибра явно больше десяти сантиметров. Узнав об этом, гауптман Зоммер грязно выругался, потому что из-за необдуманных действий нашего генерала мы все оказались в крайне неприятной ситуации. Занятый войсками нашей дивизии плацдарм со всех сторон окружили местные русские войска, и с каждым часом их количество должно было только возрастать.
        Отдельно он покрыл матом унтер-офицера Шульца, который вместе с пленным и его вещами убежал к русским. Он вообще был такой странный, что до конца не понимал, немец он на самом деле или русский. И хоть он был храбрый солдат и надежный боевой товарищ, я никогда до конца ему не доверял. Унтер-фельдфебель Краузе при этом добавил, что этот Шульц ненавидел только жидобольшевиков, а к русским вообще относился положительно, из-за чего у него уже были трения с некоторыми парнями из нашего взвода. Я подумал, что когда этот Шульц встретил русских, которые не являются большевиками, то тут же начал колебаться, а тот человек, которые не чувствует уверенности в правильности своих поступков, очень быстро ломается.
        Но как бы то ни было, ругайся тут или не ругайся, все мы оказались поставлены в крайне неприятное положение, выхода из которого не было. В любой момент местные русские могли начать операцию по ликвидации нашего плацдарма, и мы ничего не могли с этим поделать. Ведь необходимость сбивать противника с плацдарма, пока он не успел еще закрепиться - это же азы военного искусства, которые будущие офицеры изучают еще на первом курсе пехотного училища. Быстроходный Гейнц, конечно, выслушал нашего гауптмана Зоммера, но принял совершенно не то решение, которое я назвал бы хорошим. После того, как на этой стороне соединяющего времена туннеля был сильно потрепан 394-й полк, не стоило бросать в мясорубку и остальные силы нашей дивизии, а лучше было бы изготовиться к обороне на нашей стороне.
        Его (Гудериана) можно было понять, потому что, не обладая всей полнотой информации, он поддался влиянию обычных шаблонов, согласно которым мы представляем русских, только слегка скорректировав свои представления. А на самом деле все совсем не так. Эти русские остановили наше продвижение по основным направлениям на север и на юг, и теперь все подтягивают и подтягивают к плацдарму свежие силы. Я не понимал, чего они ждут после того, как у них с легкостью получилось выбить из села Красновичи наш пехотный батальон. Даже с тем, что у них здесь есть сейчас, им ничего не стоит сжать клещи - и тогда удерживающий плацдарм 394-й полк (точнее, его остатки) будет полностью уничтожен.
        Оказалось, что русские ждали, когда наша дивизия сама начнет атаковать их позиции, из тех же соображений, что атаковать противника стоит сразу, как только он перешел к обороне и еще не успел как следует укрепиться. И тут наши атакующие танки, и пехоту встретила стена огня. Русские расстреливали их из скорострельных минометов и легких автоматических пушек, выпускали по ним управляемые (так сказал гауптман Зоммер) ракетные снаряды, а также применяли такое подлое оружие, как постановка радиопомех, из-за чего боем совершенно невозможно было управлять. Каждый дрался только в меру собственного разумения, не имея связи, ни с соседями справа и слева, ни с вышестоящим начальством. Послушав свист и вой в эфире, заглушающие любые разумные сигналы, гауптман Зоммер сказал, что ничего хорошего от этого ждать не стоит, и что развязка должна наступить с минуты на минуту, и что, быть может, это будет то ужасное атомное оружие, которого так боится этот мир.
        Я не понял, о каком атомном оружии говорит гауптман, который немного был посвящен в тайны этого мира, но развязка действительно наступила быстро. Сначала с небес послышался тяжелый гул, совсем не похожий на шум моторов наших бомбардировщиков - при этом из-за низкой облачности мы так и не смогли увидеть, что это там летело, но звук был впечатляющим. Потом прямо из облаков начали сыпаться бомбы. Много бомб. Как будто на головы наших солдат опрастывалась целая эскадра бомбардировщиков вроде Хейнкелей-111. Вот первые бомбы достигли земли, и по ней побежала сплошная полоса разрывов, уничтожая все то, что наш генерал сумел так или иначе ввести на эту сторону. Было по-настоящему страшно наблюдать за тем, как подобно каплям дождя падают с небес русские бомбы, сброшенные с самолетов, пилоты которых даже не видят цели, как эти бомбы разом убивают множество немецких солдат. Всего пять или шесть секунд такой бомбежки - и, прокатившись через то место, где расположился штаб нашей дивизии, огненный вал иссяк метрах в четырехстах от нашего нынешнего расположения, после чего в облаках пыли и тротиловой гари на
сцене появился новый персонаж. Очень большая цилиндрическая бомба степенно спускалась с небес, плавно раскачиваясь под куполом большого парашюта.
        - О, майн Готт, - воскликнул гауптман Зоммер, ничком бросаясь на холодную и мокрую землю, - это же А-бомб. Ложитесь, парни, ложитесь. Эти русские по-настоящему сумасшедшие, если готовы применить такое на своей земле.
        Ну, когда начальство приказывает, а тем более подает пример, приходится подобно свинье прыгать в грязь и делать вид, что так и надо. Но эта бомба была нацелена не на нас, а на то, что связывало нас с родным миром, Фатерляндом и любимым фюрером. Плавно нырнув внутрь этого черного облака, она исчезла из виду. В настоящий момент там как раз из нашего мира в этот перемещались автомобильные обозы со вторым боекомплектом для артиллерийских орудий дивизии. Секунд десять ничего не происходило, потом, как нам всем показалось, это облако взорвалось, выбросив во все стороны стены огня. Очень, хорошо, что все мы послушались приказа гауптмана Зоммера (а ты попробуй не послушайся) и легли на землю, потому что бронетранспортер, который стоял боком к взрывной волне, она банально повалила на бок. Хорошо хоть ни у кого не хватило ума спрятаться от взрыва, прикрываясь его бортом. Кстати, когда рассеялось оставшееся после взрыва дымное марево, стало видно, что это странное облачное образование совсем не уничтожено, а всего лишь приобрело внешний вид какого-то древнего мегалита, вроде Стоунхенджа.
        Но несмотря на то, что мы не понесли никаких дополнительных потерь, кроме того, что рядовой Репке в своей обычной манере залег прямо посреди лужи и перемазался как свинья, положение остатков нашей разведывательной части было далеко не идеальным. Даже наоборот, потому что мы видели, что со всех сторон к черному облаку на своих стремительных и подвижных как ртуть легких танках, приближаются механизированные войска русских. Путь домой для нас был отрезан и сопротивление бессмысленно, потому что даже «Ганомаг» против легких русских танков - это как пустая консервная банка против чугунного утюга моей бабушки.
        - Ну что, парни, - произнес гауптман Зоммер, поднимаясь с земли, - теперь у нас только два выхода. Или мы уходим в леса, чтоб там на нас охотились как на диких зверей, или идем и сдаемся местным русским. В конце концов, они не большевики, и живьем есть нас не будут. Тот из вас, кто не хочет делать ни того, ни другого, может просто отойти в сторону и застрелиться, потому что, несмотря на прекрасное начало войны против большевиков, Германия обязательно ее проиграет, а их потомки на своей территории уже разбили нас наголову.
        Выслушав нашего доброго гауптмана, никто из нас не захотел стреляться или прятаться в лесу. Правда, унтер-фельдфебель Краузе еще немного поворчал по поводу того, что мы могли бы оказать сопротивление и героически погибнуть за фюрера и фатерланд, но это он не всерьез. Зимой, когда мы отдыхали от Французской кампании и готовились к войне с Россией, он съездил домой на побывку и хорошо там потрудился. Из-за этого теперь его жена Марта, такая же дебелая баварская крестьянка, как и он сам, ждет появления на свет еще одного маленького Краузе, а наш добрый Дитер совсем не хочет, чтобы его ребенок родился сиротой. Кроме унтер-фельдфебеля, никто не осмелился не то чтобы на возражения, но даже и на простое ворчание. Начальство всегда право, на то оно и начальство. Поэтому мы, соорудив из найденной в одном из домов простыни белый флаг и сняв каски, с поднятыми вверх руками медленно-медленно, чтобы не создавать подозрений во враждебных намерениях, пошли сдаваться в русский плен.
        20 апреля 2018 года 18:15. Брянская область, Унечский район, село Красновичи.
        Майор полиции Антон Васильевич Агапов.
        Ну вот, не прошло и восьми часов, а скоротечную войну российской армии двадцать первого века против танковой дивизии вермахта образца сорок первого года можно считать законченной. Мы победили, и враг даже не бежал, а был вбит в землю так, что его теперь даже не требуется хоронить. Оглушительный вой рушащихся с неба бомб и грохот сотен взрывов, мешающих белокурых бестий с брянской песчаной почвой. Примерно так я себе представлял себе оружие возмездия, чтоб всех гадов в фарш, как в мясорубке. И никаких расходов на опознание покойников, правосудие и содержание выживших в нашей сверхгуманной (относительно СССР 1941 года) пенитенциарной системе.
        Кстати, один из прибывших из Москвы прокурорских просветил меня по поводу опознания. Оказывается, на шее у каждого фрица на цепочке висит никелированный жетон, состоящий из двух половин, на каждой из которых выбит личный номер военнослужащего. В случае его гибели, солдаты похоронных команд специальными клещами ломают этот жетон пополам. Одна половина, вместе с цепочкой, остается при покойнике, а вторая отправляется в фатерлянд, в архивы, где регистрируют смерть. Мол, поэтому немцы занижали свои потери, ведь через их архивы прошли только те солдаты и офицеры, которых хоронили их собственные похоронные команды, а те, кого захоронили наши и просто пропавшие без вести в разных глухих углах, числились как бы живыми.
        И ведь нам было за что им мстить, потому что жертвы этой краткосрочной оккупации отнюдь не исчерпывались расстрелянными на дороге школьниками. В числе прочих, случайных и не очень жертв, от рук оккупантов, став жертвой собственного недомыслия и нерасторопности, пал и глава Красновичского сельского поселения господин Приходько. Вот уж о ком я не запечалюсь. Мои-то сержант Сережа с делопроизводительницей Анютой, получив мой приказ, и сами организованно вышли из Красновичей, прихватив с собой остатнюю «ксюху» из оружейного ящика со всем боекомплектом, и вывели с собой по той самой просеке всех, кого смогли и успели.
        А в здании администрации немцы устроили штаб своего батальона, обосновавшись там, будто на века. Использовали они и ту часть здания, которая была отведена под отделение полиции. Именно там, сразу после освобождения Красновичей от немцев, в обезьяннике, предназначенном для всяких забулдыг, мы обнаружили съемочную группу телеканала НТВ, которую какие-то шальные ветры именно этим днем занесли в наш глухой уголок. Во-первых - там имела место прикованная наручником к батарее в моем, между прочим кабинете, многократно изнасилованная европейскими юберменшами смазливая журнаш…, ой, простите, репортерша. Во-вторых - у нас в обезьяннике сидели изрядно пострадавшие от арийских кулаков ассистент оператора, видеоинженер, осветитель и шофер. В-третьих, - оператор и звукорежиссер группы, которые имели неправильную, с точки зрения нацистской идеологии, национальность, к моменту освобождения были уже расстреляны, и нашлись на заднем дворе администрации в штабеле трупов прочих несчастных, которым не повезло этим днем. В-четвертых - пропал транспорт съемочной группы, микроавтобус «Hyundai H350» черного цвета, с
логотипом компании, а вместе с ним все съемочное оборудование и личные вещи журналистов. Думаю, что эта машина уже по ту сторону облака, и теперь ее будут демонстрировать большому немецкому начальству, как какую-то заморскую диковинку и доказательство существования иновременной России.
        В результате осторожных расспросов заплаканной и раскисшей как кисель журналистки выяснилось, что съемочная группа НТВ появилась здесь не случайно. Сегодня утром с редакцией связался один из информаторов компании и сообщил, что здесь в Красновичах есть совершенно убойный материал. Правда тогда, еще никто не догадывался, что этот материал окажется убойным в самом прямом смысле этого слова. Поскольку репортера, как и волка, кормят ноги, съемочная группа собралась и быстренько выехала на охоту за сенсацией. На выезде из Почепа их тормознул перекрывший дорогу блокпост Росгвардии, заявивший, что без аккредитации в пресс-центре национального центра управления обороной никакие съемочные группы далее пропущены быть не могут. Есть аккредитация - проезжайте дальше, нет - разворачивайте оглобли. Попытка оператора, который был неформальным лидером группы, дать росгвардейцам взятку, обернулась конфузом, который чуть было не закончился для журналистов большими неприятностями.
        - Ты что дурак, дядя, - спросил у оператора старший наряда, - или провокатор? Я тебя сейчас пропущу, а на следующем посту вас накроют, а потом весь спрос будет с меня. Нет уж, забирай свои деньги и поворачивай назад. Нам тут неприятности не нужны.
        И тут шофер, на свою голову, сказал, что берется провезти группу в объезд всех постов через Мглин и дальше такими огородами, которые только и существуют на карте навигатора, а вживую о них никто не помнит. Ну, значит, они поехали - и приехали прямо в объятья немецкого мотоциклетного дозора, который и препроводил их к своему начальству. Вот тебе материал для репортажа, вот тебе свежие жизненные впечатления. Дальнейшее для немцев уже было делом техники, и каждый получил свое. Кто-то порцию арийской ласки, кто-то по паре кило тумаков, а кто-то за гундосый выговор - и по пуле в затылок. Ничего, злоключения этих деятелей только начинаются. Немцев больше нет, но мы-то никуда не делись. С одной стороны - они потерпевшие от фашистов, с другой - свидетели произошедших злодеяний, в-третьих - их группа незаконно проникла в запретную зону, в-четвертых - имеет место попытка дачи взятки должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей. Нет, с таким букетом они отсюда еще месяц, или, как минимум, неделю никуда не уедут. И к тому же, их оборудование и документы тю-тю, а без него они никакие не
журналисты, а просто праздношатающиеся гражданские лица без определенных занятий.
        И самое главное - вскоре после того, как я закончил разбираться с шакалами пера и телекамеры, и передал их с рук на руки следственной группе Комитета, ко мне вернулся сбежавший из госпиталя (точнее, из Унечской районной больницы) сержант Вася. Ну как сбежавший - скажем так, вежливо отпросившийся, потому что врачам вдруг стало сильно не до него и его раны.
        - Ранение неопасное, - отрапортовал он мне, - кость и крупные сосуды не задеты, а потому, товарищ майор, мне разрешили долечиваться в амбулаторных условиях.
        Немного помолчав, Вася добавил, но уже тише:
        - Там сейчас все переполнено, раненых кладут даже в коридорах, а когда детей привезли - это вообще страшно, что было. И как же этих гадов только земля носит?
        Вопрос это у Васи был риторический, потому что почти сразу после его возвращения, немцы предприняли очень резвую попытку отбить Красновичи, на окраине снова разгорелся ожесточенный бой, но потом прилетели бомбовозы ВКС и одним махом помножили всю немецкую группировку на ноль. После чего, честно сказать, во всех Красновичах не осталось ни одного целого стекла. Вася аж рот открыл, когда у нас за околицей прокатился слитный тяжкий грохот. И потом еще пару часов першило в горле от тротиловой гари, ибо бомб для фашистов наши явно не пожалели. Россия - щедрая душа. А мне, кстати, как участковому, вся эта ковровая бомбежка доставила дополнительную мороку. Вы представляете, сколько там теперь захоронено оружия, в то числе и пресловутых пистолетов «вальтер» и автоматов МП-40, в просторечии именуемых «шмайсерами»? Конечно, часть из них побита, поломана, но другая - целая и невредимая, с патронами и всем необходимым.
        Это ж какая у меня будет головная боль - гонять с поля разных искателей стреляющей амуниции, начиная от местных мальчишек и кончая вполне серьезными «черными копателями», снабжающими одноразовым оружием разного рода киллеров и прочих нехороших людей. Ведь им все равно из чего валить какого-нибудь предпринимателя. Из раритетного ствола времен войны даже интереснее. Потом ниточки потянутся сюда - и меня взгреют по первое число за недогляд. Как выберется свободная минутка, надо будет сесть и накатать рапорт начальству. Тут, говорят, целую немецкую дивизию в землю вбили, поэтому подход к делу нужен системный и немедленный. А то прямо завтра найдут пацаны на поле «толкушку» и начнут разбирать - а потом людям будет дополнительное горе, как будто мало того, что уже случилось. И за все будет отвечать участковый.
        20 апреля 2018 года 18:35. Московская область, Резиденция «Ново-Огарево».
        После известного телеобращения и последовавшего за ним заседания Совета Федерации, давшего Верховному Главнокомандующему карт-бланш для военных действий против нацистского Третьего Рейха из сорок первого года, страна кипела, шипела и плевалась, как забытая на конфорке раскаленная сковородка, на которую вдруг вылили разбавленное водой масло. Но Президенту было не до интернетовских баталий. Обработка общественного мнения начнется чуть позже, когда до места доберутся съемочные группы телеканалов «Россия-1», «Россия-24» и «Звезда». Прочитав в очередном докладе о том, что произошло со съемочной группой НТВ, Президент только покачал головой. Желание влезть без мыла в любую дырку, да еще и поперед батьки, обычно до добра не доводит, и что-нибудь подобное обязательно должно было случиться - не с НТВэшниками, так с РЕН-ТВэвшниками, или с кем-нибудь еще. И ведь, что самое главное, этот случай никого и ничему не научит, и эти люди останутся при полном своем убеждении, что это они есть соль земли, а злодейская власть не обеспечила их безопасность, не предупредила и не уберегла от соблазнов. Плевать! Пусть
получают то, что заработали.
        Гораздо больше огорчений у президента вызвал провал попытки разрушить черное облако (которое в документах уже официально именовалось порталом) и тем самым пресечь эскалацию конфликта между РФ-2018 и Третьим Рейхом-1941 в самом его зародыше. А ведь существует еще и СССР-1941, прямой контакт с которым способен подорвать хрупкий гражданский мир внутри Российской Федерации. И так уже значительная часть российского народа вспоминает социализм как сладкий сон и красивую сказку, требуя не только возвращения былой советской мощи и политического авторитета, но и разворота страны обратно к социализму, когда и небо было голубее, и яблоки слаще, а отношения между людьми - более справедливыми и гуманными. Так-то оно, конечно, так, но люди забыли и очереди в магазинах с пустыми полками, вызванные отсутствием в стране самого необходимого, всеобщий дефицит, среди которого вполне процветали валютные миллионеры-цеховики, зарабатывающие свои капиталы на удовлетворении того самого спроса, который не могла покрыть социалистическая экономика.
        Но судя по докладу с места главных событий, после применения по нему самого мощного неядерного боеприпаса, который имеется на вооружении Российских Вооруженных Сил, этот самый портал только изменил свою внешнюю форму, полностью сохранив пропускную способность. Дистанционно управляемый по кабелю робот-минер, экстренно доставленный к порталу на вертолете, прошел все это облако насквозь и благополучно вышел в сорок первый год, где в настоящий момент была глубокая ночь. Путин глянул на часы. Если пленные не ошибались, и разница во времени между двумя мирами составляла восемь с половиной часов с минутами, то робот вышел на ту сторону около половины третьего ночи. Несмотря на столь поздний час, немцы на той стороне не спали, а метались перевозбужденными макаками. Поваленные и обугленные палатки, перевернутые автомашины и прочие признаки общего разгрома говорили о том, что часть взрывной волны после взрыва «папы» вышла и на ту сторону и устроила гитлеровцам изрядный переполох.
        Поскольку, как требовали военные, все разрешения на пересечение межмировой границы были даны заранее, то вслед за роботом вперед сразу пошли еще не бывшие в деле третий мотострелковый и танковый батальоны 182-го мотострелкового полка, которые просто подавили противника огнем и гусеницами. По отчетам этой передовой группы, непосредственно в окрестностях портала никаких частей противника, кроме небольшой группы тыловиков, не обнаружено, а, значит, предположения о наличии оперативной пустоты между оторвавшимися вперед танкистами и медленно шагающей за ними пехотой оказались верными. Хватать в таких случаях военных за ноги - это преступление чистейшей воды ибо, то, что они не сделают сейчас, потом придется делать с большими усилиями и большой кровью. Нет, раз уж вино налито, то надо его пить. Через полтора часа к порталу вместе с оставшимися танковым и мотострелковым полками и частями усиления прибудет командир 144-й мотострелковой дивизии, генерал-майор Николай Терещин. А еще чуть позже туда же на вертолете вместе с группой офицеров своего штаба будет переброшен командующей 1-й гвардейской танковой
армией генерал-лейтенант Андрей Матвеев, который примет на себя все права и обязанности командующего группировкой в сорок первом году, со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.
        Но военные пусть воюют, ибо именно за это Родина платит им немаленькие оклады, а он, Президент, должен заняться сопутствующей политикой. Вон министр иностранных дел товарищ Лавров сообщил, что посол Федеративной Республики Германия герр Рюдигер фон Фрич-Зеерхаузен уже обеспокоился судьбами тех немцев, которые с оружием в руках вторглись на территорию Российской Федерации. В ответ Президент попросил напомнить господину послу, что граждан ФРГ среди этих немцев точно нет, что многие из них виновны в совершении военных преступлений как на территории СССР в сорок первом году, так и на территории Российской Федерации в две тысячи восемнадцатом. Впрочем, если кто-то из солдат и офицеров вермахта, вторгшихся в Россию, после отражения вторжения останется жив и при этом окажется чист перед законом (должны же быть там и такие белые вороны), то господин посол вполне сможет принять в его судьбе определенное участие, потому что удерживать таких людей в течение продолжительного времени на своей территории Российская Федерация не собирается.
        И это только один случай. И вообще, его, президента, дело - сесть и подумать, как можно сделать так, что эта история не только не раскачала шаткий мир внутри страны, но еще и принесла ей дополнительные политические и материальные дивиденды, помимо чувства глубокого удовлетворения. Раз уж это событие случилось, то надо выжать из него максимум пользы. И самым главным вопросом после перехода на ту сторону, становится контакт с советским руководством. Товарищ Сталин - это такой солидный зубр, что по сравнению с ним все современные политики - Обамы, Трампы, Меркели и Макроны - это сопливые школьники-второгодники из заведения для умственно отсталых детей. Вот где предстоит настоящая работа, которую за него никто не сделает, потому что «соратники» при одной мысли об этом человеке сразу же обгадятся, ты и к гадалке не ходи.
        20 апреля 2018 года, 20:15. Москва, Студеный проезд, 11 -47.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
        Надо сказать, что экстренное обращение президента вызвало по всем сетевым форумам ожесточенные политические перепалки, в просторечии именуемые срачем. Это было весело - только и успевай метаться с форума на форум, парируя выпады оппонентов и выдвигая свои доводы. Сообщения летят с пулеметной скоростью, и ты не знаешь на какое из них тебе отвечать - вот что такое настоящий срач, и кто в этом не участвовал, тот не знает настоящей жизни в интернете. Какой только бред не приходит в голову людям, свято уверенным в собственной исключительности. В самый разгар этого веселья на мою почту (именно на почту, а не каким-то еще образом) пришло письмо от руководства нашей организации, гласящее, что через полчаса за мной зайдет машина. Ура - я еду к месту того ЧП, о котором говорил президент! И более того - еду в качестве журналиста, представляющего нашу молодежную организацию! Форма одежды - спортивно-походная, при себе иметь документы (в первую очередь, паспорт) и карманные деньги на непредвиденные расходы.
        Дело в том, что молодой и симпатичной девушке (такой, как я) молодые половозрелые мужчины в погонах интервью дают в два раза охотнее, чем корреспондентам-мужчинам. И для этого даже не надо вилять попкой, стрелять глазами и хлопать ресницами, потому что не стоит смешивать между собой две древнейшие профессии. Достаточно просто слушать интервьюируемого, делая вид, что испытываешь к его рассказу неподдельный интерес, а дальше его гормоны сами доделают за тебя всю остальную работу. Большинство молодых самцов просто обожают выпендриваться перед симпатичными и ухоженными девчонками вроде меня, рассказывая при этом о своих подвигах и достижениях. К моему глубокому сожалению, большинство этих подтянутых мускулистых и симпатичных молодых людей (куда там моему Максику) с точки зрения идеологии, имеют абсолютно правильные морально-психологические установки, а значит, не нуждаются в перевоспитании. Ну не возбуждают меня правильные мальчики, хоть вы меня убейте, в моем кавалере обязательно должно быть обаяние какого-нибудь порока, который требуется устранить. Мама говорит, что если я не прекращу знакомиться со
всякими уродами, то однажды нарвусь на маньяка и плохо кончу. Но я в это не верю, потому что я девочка-везунчик, и маньяки - это не для меня.
        Впрочем, сейчас мне не до потенциальных маньяков, времени до приезда машины осталось всего двадцать пять минут, и поэтому мне нужно срочно экипироваться. Скинув халат, голышом, я подошла к одежному шкафу. Еду я не на свидание к Максику, поэтому бриться не надо, хотя уже стоило бы. Ну да ладно, времени нет, сойдет и так. Белье надо взять обязательно теплое. Неизвестно, что там и как, а ночи сейчас еще холодные, поэтому одну пару надеть, вторую - в спортивную сумку на запас. Мне еще детей рожать, так что простудиться по женской части совсем нежелательно. На плечи накидываю клетчатую фланелевую чуть приталенную рубашку, а на ноги натягиваю слегка потертые, но все еще крепкие джинсы, темно-салатного цвета, которые красиво очень хорошо на мне сидят и прекрасно подходят к случаю. Затянуть ремень и повертеться перед зеркалом. Чудо как хороша, просто куколка-красотка, не хватает только кобуры на ремне напротив чехла от сотки - для симметрии… Из обуви у меня на выбор или офицерские сапоги на низком каблуке или кроссовки. Кроссовки, наверное, все-таки удобней, а сапоги представительней. Ладно, была не была,
надену сапоги, а то кроссовки выглядят как-то уж слишком просто и не подходят к случаю. Последними штрихами в моем наряде будут куртка натуральной рыжеватой кожи с прикрепленной над нагрудным карманом розеткой из георгиевской ленточки и черный берет, из-под которого волной ниспадают мои пепельные волосы. А вот это у меня непорядок. Волосы надо заплести в косу и уложить в узел. А то еще не хватало, чтобы любой, кому вздумается, мог хватать меня за кудри… Так гласит техника безопасности, мало ли что там будет. Последние пять минут я потратила на укладывание сумки. Смена белья, носки, прокладки, зубная паста, щетка, мыло, полотенце, только начатый блок сигарет, одна пачка и зажигалка вместе с деньгами в карман. Последний штрих - снять с зарядки батарею и вставить ее в телефон. Работает! Ну вот вроде и все. Желаю самой себе удачи в предстоящем приключении и выхожу за дверь. Машина вот-вот должна подъехать, и я бегом слетаю вниз по лестнице. И каблуки стучат по ступенькам: «Пора, пора, пора».
        20 апреля 2018 года 21:20. Брянская область, Унечский район, сельское поселение Красновичи, бывший хутор Кучма, окрестности образования под кодовым наименованием «Портал».
        Старший научный сотрудник НИЦ «Курчатовский институт», кандидат физико-математических наук Сергей Васильевич Бурцев
        Наша научная команда, возглавляемая академиком Велиховым, прилетела на вертолете к месту событий уже затемно. Да, действительно, сам ветеран российской науки не усидел дома и прибыл посмотреть на то, что может стать грандиознейшей сенсацией физики двадцать первого века. В принципе, наша передовая исследовательская команда была собрана из тех, кто попался под руку Евгению Павловичу в пятницу вечером. Не знаю, нужна ли была такая спешка и суета, из-за которой мы даже пропустили обращение президента к нации. Но наш Курчатовский институт подчиняется не Российской Академии Наук, а напрямую правительству и президенту, а значит, когда тебя посылают на передний край науки, ты должен даже не идти, а бежать сломя голову, не спрашивая зачем. Тем более что случай действительно экстраординарный. Вдруг завтра это образование исчезнет так же неожиданно, как и появилось, а потом мы будем кусать локти, что даже не попытались разгадать внезапно приоткрывшуюся нам тайну Мироздания.
        В свете ярких прожекторов, питающихся от армейского мобильного генератора и автомобильных фар, было видно, что наши доблестные военные здесь совсем недавно воевали, много и со вкусом. Вся земля вокруг места посадки вертолета была перепахана воронками, а ходить было можно было только по той небольшой площадке, на которой нас высадили, и по узким дорожкам, расчищенным мощными армейскими бульдозерами, сделанными на базе танка (саперная машина разграждения ИМР-2). Дополнительно (наверное, для таких тупых гражданских, как мы) безопасные зоны разметили красными флажками, подвесив их на растянутых шнурах - заходить за них не рекомендовалось. Нас предупредили, что, отойдя в сторону от проверенного саперами места можно наткнуться на все что угодно: неразорвавшиеся снаряды, мины, гранаты и бомбы, а также на куски тел немецких солдат, которых на этом поле под российскими бомбами и снарядами полегла как бы не целая дивизия. В сыром холодном воздухе висел удушливый запах сгоревшей взрывчатки, отработанного солярового перегара и еще чего-то такого особенного, что появляется там, где разом погибает множество
людей. Где-то вдалеке, освещенные слабым рассеянным светом, едва угадывались черные, искореженные силуэты техники и развалины каких-то зданий… Но самым главным здесь были отнюдь не они.
        То, ради чего нас доставили в это место скорби и ужаса, возвышалось прямо перед нами, освещенное яркими лучами прожекторов. Сотканный из черного тумана плоский цилиндр высотой пятьдесят-шестьдесят метров, пронизывали расположенные по периметру сводчатые ходы, изнутри на некотором расстоянии от входа начинающие закручиваться подобно раковине моллюска. Прикомандированный к нам офицер сказал, что таких ходов по периметру этого диска ровно шестнадцать, и если верить шагомеру, то для прохождения всей этой штуки насквозь требуется прошагать чуть больше километра, хотя снаружи диаметр цилиндра составляет около трехсот метров. Одной внутренней спиральной структурой этого образования такую разницу было не объяснить. Хотя о чем это я - эта штука соединяет собой то ли два времени, то ли два мира, а я удивляюсь тому, что изнутри она примерно вдвое больше, чем снаружи, даже если учитывать внутреннюю спиральную закрутку каналов.
        Используя свое неплохо развитое пространственное воображение, я попытался представить, как может выглядеть внешняя по отношению к миру топология этого образования, и подумал, что видимая нами спиральность - это проекция на трехмерное пространство его внешней кривизны. Впрочем, пока это только мои предположения. Во всем остальном это образование вело себя с самой возмутительной пассивностью. Это удивительное явление, названное нами порталом, не излучало ни в одном из доступных нам диапазонов, кроме инфракрасного. Это излучение, зафиксированное тепловизором, говорило о том, что оно примерно на десять градусов теплее окружающей его среды. При этом проемы арок были на два-три градуса теплее разделяющих их перемычек. И в этом нет ничего странного. Если через эти проемы перемещались материальные предметы, то почему бы этим же путем не перемещались массы теплого воздуха с того конца портала, на котором, по сведениям военных, сейчас стоял конец лета. И вообще, по тем же сведениям военных, первоначально этот портал выглядел совсем не так, как сейчас, а как облако правильной дисковидной формы и без всяких
архитектурных излишеств, правда, все того же черного цвета.
        - Ну-ка, ну-ка, - оживился Евгений Павлович, выслушав рассказ офицера, которого к нам приставили в качестве гида, - а вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее…
        Оказалось, что в ходе операции по очистке российской территории от остатков немецко-фашистских захватчиков в плен к нашим военным вместе со своим командиром сдались остатки немецкой разведывательной части, солдаты которой были свидетелями образования этого портала, и первыми через него проникли на нашу сторону. И эти пленные еще были тут поблизости, хотя бы потому, что нет никакого смысла везти их в Москву, так как все заинтересованные лица сами вскоре будут здесь. Ну вот, мы же прилетели как ошпаренные, а скоро тут из-за обилия генералов даже негде будет плюнуть. Видели бы вы, как после этих слов оживился академик Велихов, который попросил привести этих людей хотя бы для короткой предварительной беседы.
        Больший интерес, наверное, у него бы вызвали свидетели того самого Большого Взрыва, в результате которого родилась наша Вселенная. Конечно, что могут понимать в современной физике простые германские вояки, жившие в сороковых годах прошлого века… Но они, по крайней мере, смогут рассказать о том, что видели своими собственными глазами. А то у нас сейчас имеются некоторые гипотезы, но для полной уверенности требуются свидетельства участников и очевидцев прошедших событий.
        Тогда же и там же. лейтенант вермахта Карл Рикерт
        Русский плен оказался не таким страшным, как я думал первоначально, но и не таким приятным, как это расписывал гауптман Зоммер. Нет, никого из нас не расстреляли и даже не избили, но все равно отношение к нам было без всякого подобия дружелюбия. Уж очень сильно и некстати отличились проклятые мотоциклисты, стреляя по детям, да и захватившая Красновичи пехота, с точки зрения местных, тоже вела себя не самым лучшим образом. Тому, что мы сдались им совершенно добровольно и без всякого сопротивления, казалось, никто даже и не обрадовался, и всерьез нас почти не допрашивали. Всем было пока не до нас.
        Да и что мы могли им рассказать? На этой стороне облака, в будущем, наша дивизия была уже разбита в пух и прах русской авиацией, и возродить бы ее обратно не смог бы и сам Господь Бог, а о том, что творилось сейчас там, у нас, в сорок первом году, мы имели весьма приблизительное представление. Дело в том, что в момент наступления, когда фронт прорван и войска рвутся вперед, исходя только из общих указаний начальства о том конечном рубеже на котором следует остановиться и инициатива отдана командирам полков и даже батальонов - никто (не только противник, но даже наш гениальный Гейнц) не может разобраться в обстановке, потому что она меняется быстрее, чем поступают донесения от командиров частей. К тому же каждый командир, столкнувшийся с сопротивлением войск или природным препятствием, сначала попытается решить проблему самостоятельно, и лишь потом озаботит начальство своим воплем о помощи.
        Конечно, мы видели, что несколько русских механизированных подразделений вошли в это облако для того, чтобы занять плацдарм на нашей стороне в сорок первом году, подобно тому, как ныне покойный генерал Модель пытался захватить плацдарм в будущем. Он говорил, что тот, кто отдает противнику инициативу, вместе с ней вручает тому и победу. Но, как видно, неподготовленное наступление на сильного врага может точно так же вручить тому победу, как и отсутствие инициативы с вашей стороны. Но герру Моделю этой мудростью уже не воспользоваться - на том месте, где располагался его штаб, русские смогли раскопать в воронке только окровавленные лохмотья генеральской шинели с красной подкладкой. Других немецких генералов на плацдарме просто не было. Почему я об этом знаю? Просто нас с гауптманом Зоммером держали поблизости, на случай, если потребуется опознание; но русские бомбы так добросовестно все перепахали, что опознавать было уже нечего. К тому же был еще очень мощный взрыв внутри этого черного облака, а штаб генерала Моделя располагался от него совсем недалеко.
        Мы уже думали, что вовсе не понадобимся этим русским, которые были заняты своими делами и совершенно не обращали на нас внимания. При этом мы удивлялись, почему нас держат под конвоем здесь, а не отправляют в лагерь для военнопленных. Но тут вдруг на расчищенную саперными машинами площадку в свете прожекторов с ревом и свистом опустился очень большой хубшраубер (вертолет) и, хотя вышли из него люди вполне штатской наружности, среди русских тут же началась суета, которая, похоже, означала, что это прибыло очень большое начальство. Такие вещи, знаете ли, ни с чем не спутать, в какой бы стране это ни происходило. Все бегают, кричат, размахивают руками, указывая прибывшим на те или иные детали происходящих вокруг событий. Вот из подъехавшей легковой машины вылезает военный в немалых чинах, который по очереди жмет руку всем прибывшим штатским.
        Мы думали, что, возможно, это был самый главный фюрер русских, по имени герр Путин, про которого гауптман Зоммер сказал, что у того есть привычка неожиданно появляться в самых разных местах, в том числе и в непосредственной близости от передовой. При этом мы даже и не предполагали, что это русское начальство прибыло и по нашу душу. Но не прошло и нескольких минут, как русские конвоиры жестами и вполне недвусмысленными тычками прикладов указали нам направление, в котором следует двигаться. «Шнель, шнель, фриц», - говорили они при этом, хотя я никакой им не Фриц, а Карл. Но спорить по этому вопросу с русскими бесполезно, потому что тогда дело кончится тем, что они обзовут тебя Гансом.
        Как оказалось, это было совсем не то начальство, о котором подумал гауптман Зоммер, а просто научная комиссия из самого главного физического института русских, прибывшая осмотреть это черное облако. Для допроса главный русский научный начальник отобрал четверых из нас - первопроходца межмировых путешествий рядового Репке, ходившего вторым унтер-фельдфебеля Краузе и нас с гауптманом Зоммером, как офицеров, то есть грамотных людей, предназначенных для того, чтобы думать, а не только слепо исполнять отданные свыше приказы. В первую очередь русских ученых интересовало все, что касалось поведения этого странного облака до того, как их военные влепили по нему своей супербомбой. Она, разумеется, не являлась боеприпасом класса А-бомб (иначе бы мы тут так спокойно не стояли), но в тоже время была самым мощным боеприпасом обыкновенного типа из всех существующих. К несчастью (а может, и наоборот), этот взрыв произошел в тот момент, когда облако пересекала колонна грузовиков, перевозящих второй боекомплект дивизии, выделенный для обеспечения этого наступления, в результате сила их детонации добавилась к
мощности бомбы.
        Первым допросили рядового Репке, который шел пешком, потом унтер-фельдфебеля Краузе, который ехал на «Ганомаге». По мере того как они рассказывали о тех трудностях, с которыми они столкнулись при межмировом перемещении, а русские внимательно слушали слова переводчика, при этом делая пометки в своих походных блокнотах, я разглядывал главного русского научного начальника, которого подчиненные называли то герр профессор, то герр академик. Он был уже очень стар, но все еще достаточно бодр, и я подумал, что если кто-то и сможет разгадать эту научную загадку, то это будет кто-то из таких вот могучих стариков. Если моего двоюродного братца Курта, подвизавшегося в химическом отделе Фарбениндустри, можно считать лейтенантом на научной передовой, то этот человек был из генералов или даже фельдмаршалов.
        После Репке и Краузе русские взялись за гауптмана Зоммера и меня, но я сразу сказал, что не принимал никакого участия в предварительной разведке этого облака, сосредоточившись на управлении своим подразделением, поэтому на большую часть их вопросов пришлось отвечать нашему доброму гауптману.
        Тогда же и там же. Старший научный сотрудник Сергей Васильевич Бурцев
        В результате рассказа первооткрывателей портала мы выяснили, что первоначально тот имел совершенно иной внешний вид, чем сейчас, и оказывал продвигающимся через него значительно большее сопротивление. Если сравнить сведения этих немцев и рапорты наших военных, раньше максимальная скорость одиночного транспортного средства составляла около двадцати пяти километров в час, а теперь - около сорока, при этом сопротивление движению с увеличением количества перемещаемых транспортных средств растет медленнее, чем прежде, когда портал выглядел просто как облако. Из этого можно сделать умозрительный вывод, что взрыв сброшенной военными бомбы не только изменил внешний вид этого образования, но и увеличил его пропускную способность. Получается, что чем больше энергии оно поглотит, тем ниже его сопротивление и выше транспортные возможности. А что будет, если врезать по этой штуке ядерной, или даже термоядерной бомбой? Поскольку такой вывод сделал не я один, то по этому поводу тут же закипела дискуссия, которую прервал сам Евгений Павлович (академик Велихов).
        - Разумеется, никаких ядерных и термоядерных бомб на своей территории по этому образованию никто применять не будет, - веско произнес он. - Увеличение пропускной способности портала - дело, конечно, очень важное и нужное, но предложенный для этого метод является варварским даже с технической точки зрения, не говоря уже о морально-этической позиции. Надо искать другие пути. Хотя обследовать взаимодействие этого образования с радиоактивными веществами нужно будет обязательно. Мало ли какое вооружение потащат через него наши военные.
        - Евгений Павлович, - спросил один из моих коллег-кандидатов, - вы предполагаете, что этот портал может приводить к одномоментному самопроизвольному распаду радиоактивных веществ?
        - Вы, молодой человек, - ответил академик Велихов, - начитались дурной фантастики. Для того, чтобы произошло то, что вы сказали, требуется такое изменение фундаментальных физических констант внутри этого образования, что через него не смогло бы пройти ни одно живое существо, чему прямо противоречат наблюдаемые факты. Мы знаем, что это образование полностью поглощает видимый свет и радиоволны, и в то же время с некоторым сопротивлением пропускает вещественные объекты и допускает проводную телефонную связь.
        - А еще, Евгений Павлович, - добавил я, - нам известно, что, поглотив определенное количество энергии, этот портал переходит на новый уровень, снижая свое сопротивление перемещению материальных предметов, и в то же время совершенно не ясно, являются эти энергетические состояния дискретными или имеет место плавное изменение свойств.
        - Вот-вот, - сказал Велихов, - информации пока недостаточно даже для того, чтобы строить первичные гипотезы даже на основании уже имеющихся у нас теорий. Тут, мальчики, замешаны фундаментальные силы природы, и мы обязаны их изучать, а не долбить по ним бомбами. Я уже сделал одну ошибку, разрешив сбросить на это образование обычную бомбу, и хотя это принесло довольно интересный результат, я не хочу повторить этой ошибки вновь. В следующий раз, с ядерной бомбой (не считая всего прочего, вроде неизбежного радиоактивного заражения) нам может повезти гораздо меньше. Вплоть до разрушения этого образования с выделением такого количества энергии, что это будет грозить гибелью всей нашей планете, хотя это маловероятно…
        - Но почему же тогда, Евгений Павлович, вы разрешили нашему Президенту первую бомбежку этого образования? - спросил второй человек в нашей группе и мой научный руководитель профессор Бобров.
        - А об этом вы, Андрей Сергеевич, - ответил академик, - и сами могли бы догадаться. Плотность энергии в гипоцентре* взрыва с применением химической взрывчатки на шесть порядков меньше, чем при неуправляемой цепной реакции, и на семь порядков меньше, чем при реакции термоядерного синтеза. И то, если смотреть на глаз, от трети до половины всей энергии взрыва не было использовано для структурной перестройки этого образования и оказалось сброшено в окружающую среду.
        Примечание автора: * гипоцентр - это точка в пространстве, в которой находится центр взрыва или землетрясения, а эпицентр, соответственно, это точка на земной поверхности, находящаяся прямо под (воздушный взрыв) или над (подземный взрыв) гипоцентром.
        Немного помолчав, академик добавил:
        - А теперь приступаем к работе, коллеги, время не ждет. Нам дана такая неповторимая возможность заглянуть в тайны мироздания, а вы тут мешкаете.
        И мы приступили.
        20 апреля 2018 года, 22:25. Московская обл., Одинцовский район, аэродром Кубинка.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
        Собирал нас, участников будущей экспедиции, вполне патриотичный микроавтобус «Соболь». Заехав еще по нескольким адресам и собрав всех заранее предупрежденных людей, водитель выехал на МКАД и погнал по кольцу, огибая Москву с северо-запада, вплоть до съезда на платную объездную дорогу М1, которая, как объяснил водитель, должна была сократить нам путь примерно на полчаса. Кроме нескольких членов нашего движения, которых привлекли в качестве волонтеров, в машине находились несколько журналистов из центральных изданий, проживавших в нашем районе. Основная часть съемочных групп телеканалов «Звезда», «Россия-1» и «Россия-24» должна была прибыть на аэродром централизованно, а этих людей команда на сбор застала по домам. Правда, информация с места событий уже поступала и без нас, и дорогой мы прослушали несколько коротких сводок центра национальной обороны, в последней из которых сообщалось, что находящийся на нашей территории враг после ожесточенных боев полностью разгромлен и изгнан прочь с нашей земли. Разумеется, это радостное сообщение мы встретили троекратным возгласом «Ура!».
        На аэродроме в Кубинке нас уже ждали вертолеты. Первой к месту событий вылетала съемочная группа телеканала «Звезда», которой предстояло работать с нашими военными, отразившими вражеское вторжение на российскую территорию. Теперь, по всем законам военного жанра, наши сами должны перейти на ту сторону, чтобы разгромить врага и помочь нашим предкам. Не зря же Президент получал разрешение в Совете Федерации. Ходят разговоры, что, возможно, они даже вместе с нашими передовыми частями перейдут на ту сторону. Это пока только слухи, но я не исключаю, что военные порадеют для своей «родной» телекомпании. Следом за журналистами «Звезды» одной дружной командой в путь отправились две съемочных группы компании ВГТРК. Они тоже побывают на месте сражений, увидят своими глазами и заснимут на телекамеры то черное облако, через которое злобный враг сумел проникнуть в наш мир, а также встретятся с теми героическими солдатами и офицерами, которые отразили его вторжение на нашу землю, и даже, возможно, возьмут у них интервью.
        А вот волонтеры и приравненные к ним лица вылетели лишь на самом последнем вертолете. Естественно, в зону боевых действий нас никто допускать и не собирался. Оказалось, что работать представители нашего движения должны были исключительно с местным населением в райцентре Унеча и в пострадавших от краткосрочной немецкой оккупации Красновичах. Требовалось во всех цветах широкими мазками расписать зверства захватчиков и страдания мирных жителей, чтобы граждане нашей страны воочию могли увидеть, с каким ужасным и бесчеловечным врагом идет сейчас война. Глядя в иллюминатор на темную землю внизу с проблескивающими огоньками населенных пунктов, я думала, что так тоже будет неплохо, хотя мне немного жаль, что не придется побывать на настоящей передовой, и что моя мечта об интервью с каким-нибудь подтянутым мускулистым военным так и останется обыкновенной мечтою. На этом моменте я тяжко вздыхаю. Не судьба так не судьба…
        20 апреля 2018 года, 23:05. Москва, Фрунзенская набережная 22, НЦУО МО РФ.
        В наглухо замурованной и отрезанной от всего мира комнате для совещаний три человека склонились над расстеленной на столе картой Смоленского сражения, по архивным данным поднятой на 19 августа 1941 года. Это были министр обороны генерал армии Шойгу, начальник Генерального Штаба генерал армии Герасимов и генерал-лейтенант Матвеев, командующий Особой Группой Войск, в которую приказом министра обороны была преобразована 1-я гвардейская танковая армия. Кроме трех этих генералов, здесь незримо присутствовали те несколько десятков офицеров, которые последние несколько часов в поте лица перекапывали наши и соответствующие им трофейные германские архивы за вторую половину августа сорок первого года. Правда, не все документы пахли семидесятипятилетней архивной пылью. Несмотря на то, что в ходе бомбежки штаб Моделя погиб почти в полном составе, штабной автобус со встроенными несгораемыми шкафами для хранения документов оставался на «той» стороне, в целом и невредимом виде (только лишь повален на бок) достался передовому мотострелковому батальону российской армии.
        Но несмотря на этот буквально титанический труд, достоверной информации из архивов было получено до обидного мало. Красным пунктиром были нанесены примерные оборонительные рубежи, которые в настоящий момент занимали советские армии Юго-Западного, Брянского, Резервного и Западного фронтов. При этом в районе Стародуба зиял почти сорокакилометровый разрыв между 13-й и 21-й армиями, в который и должна была устремиться погибшая при попытке вторгнуться в Российскую Федерацию 3-я танковая дивизия. Синими значками обозначались германские части - как обороняющиеся на Восточном фронте Смоленского выступа, так и стремительно наступающие на юг во фланг и тыл советского Юго-Западного фронта. Положение наступающих германских частей было нанесено всего лишь как «предположительное». С достаточной достоверностью были известны рубежи, как те, с которых наступление началось 14 августа, так и те, на которых 22 -24 августа вражеские танки остановили свой стремительный марш на юг для того, чтобы подождать приотставшую пехоту. И все.
        - Негусто, но это дело поправимое, - сказал генерал-лейтенант Матвеев, внимательно рассмотрев карту, - разберемся на месте, благо с разведкой у нас все нормально. Но меня тут другое интересует. Какого черта Гудериан вообще послал Моделя воевать с неизвестным противником? Им там что, совсем заняться было нечем? Других врагов не осталось?
        - По информации, полученной от пленных, - ответил генерал армии Герасимов, - Модель влез к нам по собственной инициативе, считая, что блокирует возможный встречный удар со стороны нашей армии. Называйте это как хотите - уверенностью в своих силах, гордостью, зазнайством, недооценкой противника - но случилось то, что случилось. 3-я танковая дивизия вермахта через этот портал влезла в наш мир, где попала под удар армейских частей и под бомбовый ковер ВКС, после чего приказала долго жить. В результате этой авантюры в повернутых фронтом на юг наступательных боевых порядках Гудериана образовалась дыра, которой мы обязательно должны воспользоваться, пока не ушло время. Немец в сорок первом году еще не битый, и дыры в своих боевых порядках умеет затягивать очень хорошо.
        - Так точно, товарищ генерал армии, немцы попали, - негромко сказал командующий Особой Группой Войск, - причем, весьма оперативно. Но тут скорее не наша заслуга, а скачущих небратьев, которые заставили нас навести порядок и с боеготовностью и с боевой подготовкой, потому что никто никогда не знает, что в следующий момент может прийти им в голову. Не будь этой предварительной подготовки, все могло бы обернуться гораздо хуже.
        - И этот фактор тоже имеет место, - жестко произнес Шойгу, - а теперь давайте о главном, товарищ генерал-лейтенант. Операцию по занятию плацдарма можно условно разбить на два этапа. На первом действует только уже подтянутая к порталу и приступившая к его форсированию 144-я мотострелковая дивизия, командир которой уже получил все необходимые приказы. Прибывшие из Ельни 254-й мотострелковый и 228-й танковый полки после форсирования портала будут направлены на север в направлении райцентра Сураж и рубежа реки Ипуть. Также, еще не бывший в бою 488-й мотострелковый полк, раньше базировавшийся в Клинцах, и отдельный противотанковый дивизион разворачиваются на юг и продвигаются в сторону Унечи, вплоть до перекрестка трассы А-240 и дороги Унеча-Стародуб. При этом уже понесший потери в ходе боев 182-й мотострелковый полк, вместе с артиллерийским полком и другими частями дивизионного подчинения, пока остается в резерве в районе Красновичей, в том числе для обороны ближних подступов к порталу.
        - Так точно, - кивнул генерал Матвеев, - получив полномочия командующего группой, я связался с генерал-майором Терещиным и нахожусь в курсе уже полученных им приказов. Огневой мощи у нас достаточно, а вот живой силы для настоящего размаха маловато. Хотя и по этому поводу у меня есть некоторые соображения, которые я доложу вам позже…
        - Вот именно что сил на первом этапе у вас будет маловато, - подтвердил генерал Герасимов, - части вашей армии в район Красновичей при всех наших усилиях начнут прибывать только на второй день от момента начала операции. Переместить по железной дороге целую армию, даже на небольшое расстояние - это не такое уж простое дело, так что после достижения рубежей, назначенных для первого этапа операции, частям 144-й дивизии необходимо перейти к активной обороне. Южнее Унечи вас могут атаковать части 10-й моторизованной и 4-й танковой дивизий противника, а в районе Суража - следующая за танками 1-я кавалерийская дивизия противника, а потом и его пехотные корпуса. На самом деле Сураж - это не только районный центр и железнодорожная станция, но еще и перекресток дорог на Клинцы, Унечу, Мглин и Костюковичи, без которого у немцев рушится вся логистика их наступления в тыл Юго-западного фронта. Так что, возможно, что и 10-я моторизованная и 4-я танковая, тоже будут атаковать не на Унечу, а на Сураж.
        - Вот об этом я и хотел доложить, товарищ генерал армии, - ответил генерал Матвеев, бросив еще один взгляд на карту, - считаю необходимым направить основные силы 144-й дивизии к Суражу для активных боевых действий, а в районе Унечи ограничиться противотанковым дивизионом, при поддержке не бывшего в бою батальона 182-го мотострелкового полка. Оставив в Сураже в обороне один мотострелковый полк, остальными силами, разбитыми на батальонные тактические группы, можно будет двинуться дальше на север, последовательно, один за другим, громя движущиеся навстречу пехотные части вермахта, не готовые к такому развитию событий. В свое время я много читал, как в самом начале войны немецкие подвижные соединения одну за другой громили выдвигающиеся им навстречу советские стрелковые дивизии. Так почему бы не накормить немецких генералов их же собственным фирменным блюдом. Самое главное в этом деле - не зарваться, но даже при операции на небольшую глубину немецкой пехоте мало не покажется. Что касается южного направления, то считаю, что к моменту прибытия частей моей армии оно полностью потеряет актуальность, так
как нашим войскам удастся установить непосредственный контакт с частями соседних 13-й и 21-й армий, и немцы южнее портала просто кончатся.
        - Что касается непосредственного контакта с частями Красой Армии, товарищ генерал-лейтенант, - сказал Шойгу, - это отдельный вопрос, причем сугубо политический. И хоть решение Совета Федерации предоставило вам возможность действовать из чисто военных соображений, без этого никак не обойтись. Дело в том, что перейдя на ту сторону портала, вы первоначально окажетесь меж двух огней. С одной стороны вашими врагами будут немцы, против которых вы должны будете воевать, а с другой стороны, что самое неприятное, вам будет угрожать Рабоче-Крестьянская Красная Армия, для заидеологизированных комиссаров которой вы будете классово чуждыми элементами. И только окрик самого товарища Сталина может заставить их прийти в чувство. Так вот, пока не будут налажены контакты с высшим советским руководством, во избежание ненужных конфликтов не рекомендуется вступать в контакт с советскими частями. Именно поэтому на юг вашим частям дальше перекрестка трассы А-240 и дороги Унеча-Стародуб продвигаться не стоит.
        Министр обороны немного помолчал, потом обвел карандашом территорию смоленского выступа и добавил:
        - При планировании операции также необходимо учитывать, что здесь, в плену у врага, находятся около четырехсот тысяч советских бойцов и командиров, а на немецких складах лежит соответствующее количество трофейного вооружения, включающее в себя почти три тысячи танков и четыре тысячи орудий и минометов. Черт с ними, танками и орудиями - у нас и своих как у дураков махорки, но людей из немецкого плена надо вытаскивать. Кроме того, в этом же районе по лесам может находиться неизвестное пока еще количество советских окруженцев, стремящихся выйти к своим.
        - Товарищ генерал армии, - прямо спросил генерал Матвеев, - вы планируете снова поставить этих солдат в строй?
        - Скажу прямо, - ответил Шойгу, - такой вариант был бы крайне желателен. Во-первых - вы правильно заметили, что единственное чего нам не хватает это живой силы. Во-вторых - эти бойцы и командиры уже по самое горло наелись арийским гостеприимством, и теперь должны быть особенно мотивированными. В-третьих… впрочем, в любом случае операции по освобождению пленных, их проверку на сотрудничество с немцами и постановку в строй мы поручим службе специальных операций, от которой вы будете получать уже готовые маршевые пополнения. Впрочем, главное вы уже знаете, так что немедленно вылетайте в Красновичи, время не ждет.
        Выйдя на вертолетную площадку центра и стоя на холодном и сыром апрельском ветру, в ожидании винтокрылой машины генерал Матвеев торопливо распечатал пачку «Петра Первого» и сунул в рот дымящуюся белую палочку. Он выкурил эту сигарету жадными длинными затяжками, не чувствуя вкуса табачного дыма, думая лишь о том, что там, в этом клятом смоленском сражении, без вести пропал его дед, взводный командир красной армии старший лейтенант Матвеев. Другой дед, отец матери, рядовой Кравцов, погибнет позже под Мценском… И пусть там, за порталом, другой мир, похожий как две капли воды на наше прошлое, но и тот мир нам тоже не чужой, потому что в нем живут, сражаются и умирают наши предки.
        Часть 3. «Ответный поход»
        20 августа 1941 года. 07:40. Брянская область, райцентр Сураж.
        Ранее августовское утро. Горячее солнце лета сорок первого года, едва успев подняться над горизонтом, заливает лежащую внизу землю своими беспощадными лучами. Вот уже два дня, как на эту землю пришел враг. Его запыленные машины серого цвета стоят на улицах и во дворах, его наглые солдаты ходят по домам, отбирая у жителей «курка, млеко, яйки» и без стыда голышом купаются в речке Ипути. Райцентр Сураж является важным логистическим пунктом* для снабжения наступающих германских войск, поэтому сейчас его заполонили солдаты тыловых подразделений 3-й и 4-й танковых, а также 10-й моторизованной дивизий - пекари, мясники, интенданты, ремонтники и медики; их тут стало почти столько же, сколько и местных жителей, но и без этого немецкие солдаты, занявшие город, чувствуют себя полными хозяевами положения.
        А чего им бояться и кого им стесняться - ведь они белокурые бестии, представители расы господ, по велению своего фюрера начисто забывшие такую химеру как совесть. Эта земля вместе с населяющими ее людьми после войны будет отдана им во владение. Обширные поместья со славянскими рабами - это розово-голубая мечта большинства белокурых завоевателей. Лебенсраум, жизненное пространство - это и есть тот ужасный германский идол, в жертву которому будут принесены миллионы людей, и в первую очередь носители самой этой идеи. И только птицы небесные, беззаботно резвящиеся в безоблачной высоте, не обращают на подобные мелочи никакого внимания. Что им война, и что они для войны?
        Примечание авторов: * через райцентр проходит железная дорога с жд станцией, а также узел шоссейных дорог на Костюковичи-Кричев, Унечу, Клинцы и Мглин-Почеп.
        Но там не только птицы; маленький, почти игрушечный самолетик, ходящий кругами на почти километровой высоте, снизу кажется подвижной черной точкой. Установленная на нем камера видит все, что происходит внизу - и подходящий с юга 488-й мотострелковый полк, разбитый на батальонные тактические группы*, и спешащую с севера навстречу своей судьбе штабную колонну командующего 24-м моторизованным корпусом генерала танковых войск Гейра фон Швеппенбурга. Отсюда, из Суража, он планировал управлять глубоким прорывом своих «роликов» во фланг и тыл советского Юго-Западного фронта, и здесь же он встретит свою судьбу, потому что псы войны уже спущены с цепи. А дальше - как там сказано у классика: «ди эрстэ копоннэ марширт, ди цвайтэ копоннэ марширт…». Ревут дизеля танков и БМП, лязгают гусеницы, командиры машин и наводчики-операторы напряженно приникли к панорамным приборам наблюдения и прицелам.
        Примечание авторов: батальонная тактическая группа (в дальнейшем БТГр) состоит из мотострелкового батальона на БМП-2 со штатными средствами усиления, танковой роты в составе тринадцати танков Т-90, и сводной батареи ПВО в составе двух ЗСУ «Тунгуска», двух ЗРК «Стрела-10, а также отделения на БТР вооруженного девятью ПЗРК «Стрела-2/3», «Игла-С» или «Верба».
        Ничто не предвещало беды для немцев, когда головная БТГр-1 488-го мотострелкового полка вывернула из-за поворота дороги, идущей вдоль поросшего лесом берега реки, и оказалась в прямой видимости на расстоянии ста метров от шоссейного моста через Ипуть. Конечно, немцы грамотно организовали оборону столь важного объекта - она включала в себя пулеметные гнезда по обоим берегам реки, четыре спаренных 20-мм зенитных установки, и заграждения из колючей проволоки. Огонь у них просто шквальный. Но только крепколобым Т-90, идущим впереди БТГр колонной по два, плевать на гитлеровские зенитки, торопливо опускающие стволы для стрельбы по наземной цели. Глухой, как удар палкой по дереву, пушечный выстрел на полном ходу и временный блокпост из мешков с землей на левом берегу разлетается вдребезги от прямого попадания 125-мм осколочно-фугасного снаряда. С почином вас, гансы, так сказать!
        Да и чего там попадать с сотни метров из стабилизированной танковой пушки с лазерным дальномером и баллистическим вычислителем. Еще один выстрел из пушки, уничтоживший очередную зенитку, и очереди из зенитных «Кордов», возвышающихся на башнях танков, крестят ожившие пулеметные гнезда и немецких солдат забегавших ошпаренными тараканами. Один танк притормаживает, другой вырывается вперед (мост не выдержит веса сразу двух танков); прошло всего тридцать секунд - и вот уже гусеничные траки лязгают по мостовому настилу. Купающиеся в реке белокурые бестии голышом лезут из воды и падают - кто на берег, а кто прямо в воду, под очередями танковых зенитных пулеметов. А следом за танками к мосту одна за другой выворачивают БМП с десантом на броне, и выбирающимся из речки купальщикам становится совсем кисло, потому что плотность пулеметного огня увеличивается и становится несовместимой с жизнью.
        Впрочем, вся эта стрельба уже всполошила заполонивших Сураж немецких тыловиков, и в то время как одни торопливо вооружаются с целью организовать отпор внезапно напавшему врагу, другие не менее торопливо заводят моторы автомашин и мотоциклов, чтобы как можно скорее оказаться как подальше от этого места. Но это все напрасные хлопоты, потому что бронированная голова БТГр-1 после моста свернула Вокзальную улицу, являющуюся естественной границей города, и со скоростью тридцати километров час двинулась по ней на север, после чего любые попытки немецкого автотранспорта покинуть этот населенный пункт были обречены на неудачу. Немецкие радисты, которые включили свои рации, чтобы сообщить своему командованию и ушедшим вперед боевым подразделениям о то что они атакованы вражеской механизированной частью, вдруг обнаружили, что эфир напрочь забит сплошными воющими помехами. Это вам Россия, мальчики - тут у вас связи нет и не будет!
        Примечание авторов: * город Сураж в плане имеет форму треугольника. С южной стороны у него река Ипуть с топкими и болотистыми берегами и единственным мостом в пределах города. Развилки дорог на Мглин, Унечу и Клинцы находятся за мостом на левом берегу реки. С северо-восточной стороны находится заболоченный лесной массив, в глубину которого ведет проселочная дорога местного значения, заканчивающаяся тупиком в деревне Вьюково. Дальше транспорт, значит, не идет. С западной стороны Сураж ограничен железнодорожными путями, вдоль которых и идет Вокзальная улица, северный конец которой переходит в дорогу на Костюковичи-Кричев.
        Таким образом, движущаяся на север по Вокзальной улице бронированная колонна БТГр-1, подобно гильотинному ножу, отсекла запертых в Сураже немецких тыловиков. Дальше ей была поставлена задача продвинуться на двадцать километров в северном направлении по дороги на Костюковичи, обнаружить и разгромить авангард входящей в моторизованный корпус 1-й кавалерийской дивизии*, движущейся следом за механизированными частями. И кто оказался виноват в том, что между авангардом немецкой кавдивизии и Суражом ненароком затесалась штабная колонна 24-го моторизованного корпуса? Наверное, это судьба.
        Примечание авторов: * Обычная кавалерия, не имеющая двойного или даже тройного конского состава, позволяющего всадникам на марше пересаживаться с одной лошади на другую, на самом деле движется лишь немногим быстрее обычной пехоты, и поэтому наравне с ней отстает от механизированных частей.
        В то же время, когда БТГр-1 вышла на трассу и устремилась вперед, следовавшая сразу за ней БТГр-2 того же полка, миновав мост, веером развернулась на ведущих в северном направлении улицах, после чего, сбросив с брони десант, приступила к зачистке населенного пункта от немецко-фашистских захватчиков. Немногочисленные немецкие тыловики, размещенные в этой части города, теряя людей и вяло отстреливаясь, отступали на север к улице Ленина, потому что не имели на вооружении ничего серьезнее пистолетов и карабинов Маузера, образца 1898 года. И хоть общая численность размещенной в Сураже немецкой группировки была в несколько раз больше, чем численность атакующей ее российской БТГр, но эта группировка была механической суммой отдельных мелких тыловых частей, не имеющих тяжелого вооружения и принадлежащих к трем разным дивизиям, а поэтому не объединенных под единым командованием. По этой причине боя в нормальном понимании у немцев не получилось. Все вылилось в серию отдельных огневых стычек, когда в ответ на одиночный выстрел следовало несколько пулеметных и автоматных очередей, и беспорядочное отступление
в лабиринте узких кривых улочек.
        Тем более что после того, как БТГр-2 приступила к вытеснению противника из южной части города, следующая за ней по трассе БТГр-3 на маршевых скоростях обогнула город по Вокзальной улице и ворвалась в него с западного направления, беспощадно подавляя любое сопротивление. Самой последней в Сураж вошла колонна штабных и тыловых подразделений 488-го мотострелкового полка вкупе с самоходным артиллерийским гаубичным дивизионом.
        Таким образом, к девяти часам утра все было кончено. Часть немецких солдат и офицеров смогла отступить в лесной массив, расположенный к северо-востоку от города, часть была уничтожена с оружием в руках, а остальные, побросав оружие, задрали вверх руки. Ну, спрашивается, какие вояки из слесарей ремонтного батальона и госпитальных санитаров, тем более что прет на них неведомая сила, до зубов вооруженная и первоклассно обученная, которую даже в страшном сне не перепутаешь с Красной Армией образца сорок первого года.
        20 августа 1941 года. 10:15. Брянская область, райцентр Сураж.
        Учительница немецкого языка в школе № 1, Варвара Ивановна Истрицкая, 1915 года рождения, из дворян, беспартийная и незамужняя.
        Нельзя сказать, что я, дворянка и интеллигент в Бог его знает каком поколении, люблю Советскую власть. Чего нет, того нет. Мы с ней друг другу чужие, и нет между нами ничего общего. Но при всем при этом я ни в коем случае не желаю поражения своей стране и своему народу. Это совершенно исключено, потому что это было бы подло. Мой отец, штабс-капитан 143-го пехотного Дорогобужского полка ровно двадцать семь лет назад в августе четырнадцатого года пал смертью храбрых в сражении при Сольдау за Веру, Царя и Отечество. Я родилась через пять месяцев после его смерти, и знаю о своем отце только по рассказам своей мамы и по маленькой свадебной фотографии, на которой мама и папа в мае того же четырнадцатого года молодые, красивые и безумно счастливые.
        И того счастья им было отмерено чуть больше месяца. В конце июня безумный сербский террорист Гаврила Принцип застрелил австрийского эрцгерцога с супругой, и Европа покатилась по накатанной дороге к прошлой Великой Войне. Впрочем, об этих событиях я знаю только по рассказам мамы и из книг, как и о жизни в довоенной, да и воюющей Российской Империи. Меня тогда еще не было на свете или я была совсем маленькая. Самые ранние события, которые я помню - это голодный двадцать первый год. Моя мама тоже была учительницей в местной суражской школе, учила детишек счету, письму и арифметике*, а вместо жалования (совзнаки тогда вообще ничего не стоили) получала на службе продовольственный паек, который обычно давали картошкой. Тогда мне казалось, что вареная картошка - это самая вкусная еда на свете.
        Примечание авторов: * выпускницы женских гимназий вместе с аттестатом об образовании получали диплом домашней учительницы, а закончившие гимназии с отличием (медалью) право внеконкурсного поступления на педагогические курсы. В то же время, когда большевики в 1920 году приступили к программе ликвидации безграмотности, то обнаружился острый дефицит учителей начальных классов. И кроме всего прочего большевистская социальная революция сняла те барьеры в отношении работающих женщин, которые имели место в Российской Империи. Аттестат о среднем образовании есть? Есть! Короткие курсы учителей, и вперед на амбразуру - учительствовать.
        После гибели отца мама так больше и не вышла замуж, несмотря на то, что женщина она была видная, настоящая красавица. Смыслом и целью жизни для нее стала я; мама хотела, чтобы единственная дочь выросла честным, достойным и умным человеком, и не опозорила ни ее, ни отца. В конце концов, я пошла по маминым стопам и после окончания школы в 1933 году поступила в недавно открывшийся Новозыбковский педагогический институт на факультет иностранных языков. Не знаю, почему я выбрала именно этот язык - скорее всего, потому, что им неплохо владела моя мама, передавшая мне большую часть своих знаний. При этом она называла немцев «культурными варварами», а я в придачу ко всему с самых малых лет помнила, что эти немцы убили моего отца. Так что немецкий язык стал не предметом моей страсти, которому можно отдаться безвозвратно и безвозмездно, а моим личным врагом, которого требовалось победить, разгромить, взять в плен и заставить служить своим интересам. Моей первой и единственной страстью оставалась русская поэзия девятнадцатого века: Пушкин, Лермонтов и Тютчев. Уже поэты так называемого Серебрянного века
казались мне грубыми и вульгарными, а о советских так называемых виршеплетах я и вообще молчу. Итак, в тридцать седьмом году я закончила пединститут и стала учительствовать в той же школе, что и мама.
        Так продолжалось ровно четыре года, пока на Россию не напали немцы и всего за два месяца от границы дошли до моего родного Суража. Мама тогда сказала, что при государе-императоре, как бы он ни был плох в представлениях господ большевиков, такого позорища все же не случилось. Должна сказать, что так резко она высказывалась только наедине со своей любимой дочерью (то есть со мной), а на службе и с соседями она была сама лояльность. Это все из-за меня и из-за такой власти, которая не позволяет людям высказывать свои мысли. Просто мама боялась, что если ее арестуют за несдержанный язык, то и мне потом придется несладко, потому что других близких людей кроме мамы у меня нет.
        Но, как бы то ни было, мы все - и мама, и я, и остальные суражцы попали в немецкую оккупацию. Вот уже два дня в нашем доме живет интендантуррат* Гельмут Ланге. Во-первых - этот маленький кругленький колобок совершенно не соответствует своей фамилии**, а во-вторых, эта потная краснорожая скотина, с плешью как у господина Ульянова, явно положила на меня свой поганый глаз. То, что я свободно и почти без акцента могу говорить на немецком языке, его, кажется, только раззадоривает. Он говорит, что невелика доблесть сломать мое сопротивление, позвав на помощь пару крепких солдат, зато было бы весьма почетно, если бы он смог убедить меня в величии и непобедимости германской армии, чтобы я сама отдала бы в его распоряжение свою душу и тело. Тоже мне, Мефистофель доморощенный нашелся.
        Примечания авторов:
        * интендатуррат - в зависимости от обстоятельств может обозначать как капитана, так и майора интендантской службы вермахта.
        ** Ланге - означает длинный.
        Сказать честно, вчера вечером герр Ланге по самые уши накушался русского самогона в компании таких же офицеров-забулдыг, и ему было не до меня. Еще бы - в дом его под белы руки приволокли двое рядовых, а сам он был в таком состоянии, что вряд ли отличил бы женщину от свиньи. Не знаю, что они там отмечали, но из разговоров солдат, которые всегда в курсе делишек своего начальника, было понятно, что интенданты - люди небедные, и наряду с грабежом в пользу германской армии успевают еще пограбить и для себя, любимых. По крайней мере, никто не отправляет так много посылок своим родным и близким в Германию, как офицеры интендантской службы.
        Но я боюсь, что уже сегодня вечером герр интендатуррат будет достаточно трезв для того, чтобы сперва приступить к самовосхвалению и уговорам, насилуя мою душу. Слишком уж по-хозяйски он смотрит сейчас в мою сторону. Разумеется, я ему не поддамся, и тогда он позовет на помощь солдат, после чего приступит к прямому насилию над моим несчастным телом. И убежать мне тоже не удастся, потому что, во-первых - в руках немцев тогда останется моя мама, а во-вторых - весь город заполонен проклятыми солдатами в мундирах мышиного цвета, и мне вряд ли дадут даже приблизиться к лесу. Я уже представляла себе, как мальчишки будут дразнить меня «немецкой шлюхой», а соседки, поджимая губы, отворачиваться в сторону как от прокаженной… Но тут произошло нечто, что изменило мою дальнейшую жизнь.
        Два сильных взрыва, прозвучавших где-то на южной окраине, и вспыхнувшая затем интенсивная пулеметная стрельба прозвучали для меня как возвещающий о спасении глас ангельской трубы, а мой «кавалер», напротив, встревожился. Позвав своего денщика Мартина, герр Ланге приказал ему немедленно выяснить, что там, черт возьми, происходит, и что ему в связи с этим вообще делать. Денщика не было минут десять или пятнадцать, а стрельба тем временем приближалась. В отдалении - примерно в районе Вокзальной улицы, стал слышен тяжелый низкий гул, немного похожий на гул тяжелого товарного поезда. Некоторое время спустя денщик вернулся с побелевшим от волнения лицом и трясущимися руками, и сообщил, что с юга наш город атаковала крупная моторизованная часть Красной армии. Одним словом, много танков, много очень злых русских солдат, и почти у каждого в руках по пулемету.
        Плешивый толстяк, брызгая слюной, тут же начал орать, что Мартин немедленно должен уложить какие-то особо ценные вещи, а он тем временем займется строптивой девкой, то есть мной. Сказав это, он двинулся в мою сторону, на ходу засучивая рукава, а я, отступая от него шаг за шагом, испуганно прижалась в угол. Но, видимо, терпение у Всевышнего по отношению к этому человеку уже закончилось, потому что через распахнутое настежь окно я увидела, как со стороны железнодорожной станции по улице, прямо возле нашего дома, рыча мотором, медленно проезжает танк незнакомого мне вида с остроконечным носом, а за ним трусцой бегут солдаты в такой же незнакомой темно-зеленой мешковатой форме, оттопыривающейся набитыми карманами в самых разных местах. Но самой заметной деталью их внешности были поднятые на лоб очки-консервы, примерно как у немецких мотоциклистов, на которых я уже имела честь насмотреться. Проехав чуть дальше, танк остановился и начал стрелять куда-то вперед из пулемета и скорострельной пушки, а следующие за ним солдаты частью укрылись позади него, а частью рассыпались в цепь, и принялись стрелять из
своих коротких карабинов в ту же сторону, куда и танк. Перепуганный Мартин потянул было с плеча свою винтовку, и тут я завопила что было сил:
        - Спасите, люди добрые! Помогите! Тут немцы! Грабят! Убивают! Насилуют!
        Едва только я закричала, перепуганный немецкий офицер вытащил из кобуры маленький никелированный, почти игрушечный пистолетик и направил его в мою сторону.
        - Молчите, фройляйн, или я убью и вас и вашу мать, - неожиданно тонким голосом взвизгнул он.
        Издавая вопль о помощи, я надеялась, что Мартин все-таки не ошибся, и немцев атакуют действительно русские, а не какие-нибудь там марсиане, уж больно не по-здешнему выглядели эти солдаты. Но действительность оказалась даже лучше любых моих ожиданий - на мой крик обернулись сразу трое одетых в темно-зеленую форму солдат. Один из них застрелил Мартина, едва тот показался в окне. Получив две пули в грудь, денщик герра Ланге бесформенным мешком повис на подоконнике, выронив свою винтовку. Двое других солдат в зеленом, откликнувшихся на мою просьбу о помощи, метнулись под стену дома, пропав из виду; и почти тут же в сенях тихо скрипнула дверь, будто в дом вошел большой, опасный, но очень осторожный зверь. Два зверя - потому что вслед за шагами первого человека стали слышны такие же тихие шаги второго. Услышав эти вкрадчивые звуки, мой незадачливый ухажер резко развернулся и направил свой пистолет на мою старенькую маму, которая, застыв изваянием, сидела прямо напротив входной двери и видела все, что происходит в сенях.
        Это он сделал зря, потому что я скорее сама погибну, а маму в обиду не дам. Как кошка, я молча прыгнула ему на спину и, обхватив немца сзади, схватила его за запястья и потянула их вниз. Ну и что, что он мужчина, а я девушка. Жили мы с мамой вдвоем, и многое, что в других семьях делают мужчины, приходилось делать мне. Например, колоть дрова. Пилят-то их нам добрые люди - родители и старшие братья маминых и моих учеников, а вот колоть дрова я привыкла самостоятельно. Летом, когда нужно топить только печь и баню, это еще ничего, а вот зимой иногда так намашешься топором, что просто руки отваливаются. Ну и силушка в этих руках через то у меня неженская, поэтому, когда я потянула этого Ланге за руки, тот от неожиданности выстрелил два раза в пол прямо перед собой. Больше он сделать ничего не успел. В комнату ворвались те двое в зеленой форме и пришли мне на помощь, завернув бедному интендатуррату Ланге руки за спину и поставив его в весьма неудобную позу, когда та точка, на которой человек сидит, находится выше головы. Потом я узнала, что в будущем такая поза называется «пьющий олень» и считается
весьма неприличной. Если это так, то я очень рада, ибо своими приставаниями этот тип заслужил и не такое.
        И вот бой закончен, наш Сураж освобожден от немцев, мы с мамой сидим и вместе с нашими спасителями пьем чай. А их, между прочим, целых девять молодых, симпатичных и, что самое удивительное, образованных парней, а боевая машина стоит у нас во дворе. Сказать честно, я сама бегала к их самому главному командиру и попросила, чтобы к нам на постой определили именно эту команду. Их батальон остается в городе гарнизоном, а в ближайшее время тут встанет весь их полк, который будет оборонять наш Сураж. Так что наше знакомство немного затянется, чему я честно очень рада. Не каждый же день удается свести знакомство с пришельцами из иного мира или, точнее, иного времени, но в тоже время тоже русскими.
        Удивительнейшая новость - потомки пришли к нам на помощь, чтобы помочь разгромить этих мерзких гадких немцев. Мы сидим, пьем чай и ведем с мальчиками разговоры за жизнь. При этом и заварку в белых бумажных пакетиках, и кусковой сахар, и все прочее, что положено к чаю, достали из своих сухих пайков наши гости. От нас с мамой понадобились только самовар, кипяток и еще баночка прошлогоднего брусничного варенья. Должна сказать, что едва я взялась за топор, чтобы заготовить дрова для готовки обеда, как инструмент был у меня отобран и молодые люди сделали все сами. И покололи дрова, и сложили их в поленницу. Идиллия, да и только.
        И хоть из-за отсутствия подходящей партии я никогда не планировала выйти замуж, но сейчас меня посетила мысль, что из этой компании я могла бы выбрать себе жениха на любой вкус, цвет и размер. Не зря же мама поглядывает на меня с такой странной задумчивостью. Наверное, прикидывает, кто из этих молодых людей мог бы стать моим мужем. Немного подумав, я решила, что все же никто. Ведь все они на четыре-пять лет моложе меня. Вот их взводный командир, старший лейтенант Родионов (то есть, на старые деньги, поручик) был бы мне в самый раз, но только он на меня - такую умную, красивую и добрую - и вовсе не смотрит, только разок зашел глянуть, как тут его орлы, и не обижают ли они двух одиноких женщин. Нет, спасибо, не обижают, но вы все равно заглядывайте, Вадим Борисович, будем вам очень рады. Эх, как бы я хотела выйти замуж за одного из этих молодых офицеров и жить в России будущего, где у власти и в помине нет большевиков - среди таких же умных, красивых, сильных и свободных людей как я сама… И самое главное - чтобы вместе со мной жила моя милая мама, которая сделала для меня все, что могла, и которой я
теперь должна отплатить тем же самым.
        20 августа 1941 года. 11:25. Брянская область, 20 км севернее райцентра Сураж, деревня Смольки, Костюковичского района, Могилевской области, Белорусской ССР.
        Получив сообщение, что по дороге навстречу его батальонной тактической группе катит сам командующий 24-м моторизованным корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург, командир БТГр-1 майор Потапов одновременно обрадовался и огорчился. Обрадовался он тому, что уничтожение или пленение командира корпуса должно было дезорганизовать боевые подразделения еще не понесших серьезных потерь 10-й моторизованной, 4-й танковой и 1-й кавалерийской дивизий, что, несомненно, облегчит развертывание группировки российских войск на запортальном плацдарме.
        Огорчился же он потому, что таких персонажей положено брать живьем в максимально неповрежденном состоянии, ибо корпусной командир - это секретоноситель высшего уровня. А это значит, что для захвата штаба 24-го моторизованного корпуса необходимо останавливаться и искать место для засады. Организовано все должно быть так, чтобы, с одной стороны, моторизованный батальон охраны штаба оказался помножен на ноль весь до последнего человека, а с другой стороны, чтобы все жирные штабные крыски (а не только командир корпуса) остались целыми и невредимыми. Беседовать с немецкими штабными будут весьма охочие до истины товарищи из разведотдела армии - а это такие специалисты, что у них заговорит и мумия фараона Тутунхамона, причем без всякого рукоприкладства.
        Более осведомленными лицами с немецкой стороны является только сам Быстроходный Гейнц и его штабные. Но того вместе с его штабом в окрестностях района Сураж-Унеча больше нет. Дело в том, что как раз в эти дни на левом фланге наступающей 2-й танковой группы 46-й моторизованный корпус, продвигающийся вдоль дороги Рославль - Брянск в районе под Клетня-Жуковка, столкнулся с упорным сопротивлением войск 50-й советской армии. Район Жуковки - это узкое, всего 5 -6 километров, танкопроходимое дефиле между двумя заболоченными лесными массивами, через которое проходит дорога Рославль-Брянск. Обороняться на такой позиции против танкового натиска при наличии минимально необходимых средств ПТО можно долго и со вкусом, ибо обойти этот рубеж невозможно. В связи с этим Гудериан, оставив дела в району Сураж-Унеча на командира 24-го моторизованного корпуса, со всей своей оперативностью убыл в район Клетни. А жаль, а то бы попался голубчик вместе со всем своим летучим штабом нашим передовым частям - либо возле портала, либо при захвате Суража. Но чего нет, того нет, командующий лучшим моторизованным корпусом
вермахта - это тоже весьма неплохо.
        Что касается герра фон Швеппенбурга, то он владел информацией о сложившейся обстановке всего лишь на вчерашний вечер, и пока был не в курсе проводимой контроперации. Ну а как ему быть в курсе, если штабная радиостанция 3-й танковой дивизии вышла из строя во время внутрипортального взрыва, и починить ее до захвата российскими войсками выхода из портала не успели. Ну а дальше случилось то, что случилось, в портал начала входить передовая в российской группировке 144-я мотострелковая дивизия, за несколько первых часов контроперации в оперативной пустоте расширившая плацдарм на севере до Суража, на юге до Унечи. Единственное, что беспокоило герра генерала, так это то, что все попытки выйти на связи с дивизиями корпуса оказывались неудачными из-за царящих в эфире помех. Но ничего, вскоре он прибудет на место и во всем разберется лично, как следует, взгрев этого выскочку Моделя за то, что тот вздумал самовольничать, в то время как другие исправно выполняют поступившие приказы.
        Местом для засады на штабную колонну 24-го моторизованного корпуса майор Потапов выбрал между деревнями Смольки и Смольковская Буда. Местность там в основном открытая, поля и луга, но имеют место еще и разделяющие их небольшие рощи, пригодные для маскировки танковой засады. В принципе, на этой позиции батальонной тактической группой можно ловить не только штабную колонну, но и полнокровный танковый полк вермахта, после чего множить его на ноль - деться ему будет некуда. Но, как говорят товарищи хохлы - шо маемо, то маемо.
        Танковая и одна мотострелковая роты без одного взвода были размещены и замаскированы по правую сторону от дороги на опушке рощи неподалеку от деревни Смольки. Основное направление стрельбы вдоль дороги. Еще две мотострелковые роты и минометная батарея укрылись небольших рощицах, вытянувшихся в цепочку по левую сторону от трассы. Основное направление стрельбы поперек дороги. Именно вторая группа - это главная ударная сила засады, а первая в случае необходимости должна поддержать ее огнем и еще, в случае чьих-то попыток сбежать на своих двоих в чисто поле, догнать этих нехороших людей и повернуть их обратно. Последняя, третья позиция засады из одного мотострелкового взвода расположена почти на окраине в садах деревни Смольки. Три боевые машины пехоты и двадцать один боец десанта ждут не дождутся тех неприятелей, которые на скорости попробуют проскочить мимо основной засады.
        И вот засада готова и полностью замаскирована, не хватает только дорогих гостей.
        Первыми мимо нее примерно в полукилометре перед колонной проскочили с десяток мотоциклов с колясками головного дозора. Сама штабная колонна состояла из идущей в голове «тройки», следующей за ней двух «двоек», «Ганомага» с охраной, радийного «Ганомага», грузовика с солдатами, штабного автобуса, «Хорьха» с генералом, нескольких «Опелей» со штабными чинами пониже, снова штабного автобуса, снова грузовика с солдатами, еще двух «Ганомагов», и замыкал колонну снова танк «двойка». Еще несколько мотоциклов без колясок ехали по дороге рядом с легковыми машинами, перевозившими чинов штаба - то ли в качестве почетного эскорта, то ли в качестве курьеров, в любой момент готовых умчаться с важным поручением, а скорее всего, в качестве и того, и другого. Майору, наблюдающему в бинокль за происходящим с правого фланга своей засады, эта немецкая колонна показалась стадом беспечных баранов, которые, весело блея, идут прямо на бойню в объятия мясников.
        Стрельба по сигналу началась почти на всем протяжении колонны, но все-таки первым был уничтожен головной дозор. Цель групповая, относительно малоподвижная, под прицелами трех пушек и трех пулеметов боевых машин пехоты просто обреченная на уничтожение. Мотострелкам почти не пришлось вручную править недоделки автоматического пошива, немецкие мотоциклисты и без того по большей части оказались мертвыми. Основная часть колонны, попавшая под стрельбу из автоматических пушек в борт, тоже чувствовала себя неважно. С дистанции в сто метров под углом, близким к девяноста градусам, пушки БМП-2 дырявят не только автомобили, жестяные «Ганомаги» и тонкошкурые «двойки», но еще с легкостью пробивают бортовую броню «троек» и «четверок», которых тут, кстати, не было.
        Получив в борт сразу полсотни снарядов от двух БМП сразу, причем почти в упор, головная «тройка» резво вспыхнула - все произошло так быстро, что экипаж не успел даже попытаться выбраться из машины. Впрочем, остальной охране тоже было ничуть не веселее - «двойки» бронебойными снарядами из пушек БМП на дистанциях до километра пробиваются со всех ракурсов, а «Ганомаг» - это и вовсе консервная банка, пробиваемая даже из ПКТ, а о грузовиках с солдатами и говорить нечего. Плотно упакованное мясо, пропущенное через измельчитель. Малоаппетитное зрелище, а вблизи особенно. Только некоторым счастливцам повезло покинуть свои машины, но только для того, чтобы обнаружить, что их со всех сторон окружают люди и боевые машины угрожающего вида. Не у каждого офицера или генерала достаточно духа для того, чтобы отстреливаться из табельного пистолета от шести десятков танков и трех сотен отборных головорезов. Особенно на фоне жарких бензиновых костров, только что бывших танками, бронетранспортерами и грузовиками охраны.
        Совсем не надо быть Гинденбургом, чтобы понять, что неизвестное подразделение, устроившее засаду на штабную колонну 24-го моторизованного корпуса, к войскам Рабоче-крестьянской Красной Армии имеет весьма отдаленное отношение. Где танки БТ и Т-26, где пулеметы «максим» и трехлинейные винтовки, где, наконец, неуклюжие, неловкие красноармейцы, кое-как экипированные и едва обученные держать в руках винтовку, а также их медлительные, туповатые командиры, которых как раз немцы били согласно суворовским заветам «не числом, а умением»? Эти же, совсем наоборот, своей техникой и оружием, помноженными на умение с ними обращаться, сами побьют кого угодно.
        Генерал фон Швеппенбург, когда его вытащили из «Хорьха», отобрали табельное оружие и поставили перед майором Потаповым, был просто в шоке. А то как же, только что он был командующим одного из лучших моторизованных корпусов вермахта, а теперь он пленный, и стоящий перед ним офицер смотрит на него презрительно, как на насекомое, будто думает, раздавить его сейчас или дать еще подергаться. Едва отойдя от первого шока, герр генерал смог задать своему пленителю только один-единственный вопрос:
        - Кто вы, черт возьми, такие, и откуда взялись?
        Но майор только непонимающе махнул рукой, и пленного генерала увели. Ну не готовили наших военных к войне именно с германской армией. С английским языком у майора было вполне прилично, пленного он бы мог допросить без переводчика, а вот с немецким языком просто никак. Задание выполнено, но на душе у него остался какой-то нехороший осадок. Вот пленный генерал, большая птица высокого полета. Но стоил ли он того, чтобы мудрить засаду и терять темп в рейде? Какие великие тайны этот Гейр фон Швеппенбург может раскрыть нашим разведчикам, когда все войска его корпуса и так уже как на ладони, и знаем мы об их местоположении и направлении движения, как бы не больше, чем их собственный командующий, которому и докладывают-то не обо всем? И даже то, о чем ему доложили, в силу сверхманевренного характера этого сражения может стремительно устареть. Дезорганизовать же управление 24-м моторизованным корпусом можно было, просто с ходу раздавив штабную колонну гусеницами и перестреляв из пулеметов и автоматов всех пытающихся спастись бегством. Времени на это ушло бы раз в десять меньше, а результат был бы таким        И вообще, такими операциями должны заниматься профильные товарищи, спецназ ГРУ и силы специальных операций. У них и опыт, у них и снаряжение, да и других, общевойсковых задач им тоже не ставят. Но они еще не прибыли. К тому же генерал со своим штабом сам выскочил им лоб в лоб, и тогда взять его живьем вместе со штабом показалось хорошей идеей. А теперь теряй время, сиди тут и жди, когда прилетят вертушки с представителями разведотдела дивизии - забирать пленных и прилагающееся к ним секретное барахло, в том числе ворох оперативных карт и секретную машинку, именующуюся «Энигмой». Или оставить здесь одну мотострелковую роту из трех, придав ей одну «Тунгуску», танковый взвод и пару минометов, а остальными силами продолжить задание по разгрому авангарда германской кавалерийской дивизии. Но после этого сразу назад, в Сураж, ибо автономность по топливу и боеприпасам уже подходит к концу.
        Майор Потапов так и сделал, и всего через час БТГр-1, действующая в составе без одной роты, в пятнадцати километрах на север от места засады в лесном массиве, расположенном между деревнями Белынковичи и Новые Самотевичи, огнем и гусеницами раздавила колонны 1-й кавалерийской дивизии, которой не помог даже 40-й противотанковый батальон. Да и как он мог помочь на узкой дороге, когда лобовую броню Т-90, «колотушки» не пробивают даже в упор. Да что там лобовую. Для самой массовой немецкой тридцатисемимиллиметровой противотанковой пушки танк Т-90 неуязвим во всех проекциях и с любой дистанции. Единственный способ подбить эту машину - поставить на прямую наводку пятнадцатисантиметровую дивизионную гаубицу. Но это орудие настолько тяжелое и неповоротливое, что использовать его в качестве тяжелой противотанковой пушки можно только от безысходности, а добиться успеха реально только при большой удаче.
        Но вернемся к немецкой кавалерийской дивизии. Когда из-за небольшого поворота дороги (всего-то 5о, но того, что там творится за поворотом, не видать) прямо в лоб 1-му кавалерийскому полку один за другим на шестидесятикилометровой скорости вылетели девять танков Т-90, это был шок и трепет. Массовое ДТП со смертельным исходом, а также пушечно-пулеметной стрельбою. Кто не успел убраться с проезжей части, был сбит или раздавлен. Остальные немецкие кавалеристы, выжившие во время первой атаки, спасаясь от огня пушек, пулеметов и автоматов, следующих за танками БМП-2 с десантом, убрались поглубже в лес и там на некоторое время затихли, выжидая, пока не прекратится это яростное буйство.
        И если головной кавалерийский полк понес тяжелые потери в личном составе (до 70 %), в основном из-за неожиданности нападения, то в остальных полках потери были значительно скромнее. Немецкие солдаты и офицеры сразу сообразили, что лучше всего дать коню шенкелей и убраться с пути взбесившихся железных коробок, которые вихрем несутся по шоссе, снося на своем пути все живое. Но, например, упряжки с 105-мм гаубицами в 1-м конноартиллерийском полку в лес свернуть не могли, как и повозки с имуществом 40-го саперного батальона и 86-го батальона связи, материальная часть которых была утрачена в полном объеме.
        Правда, связисты, перед тем как разбежаться, успели слегка нагадить. Так как установленные у Красновичей «глушилки» сюда, за пятьдесят километров, не доставали, то они успели послать сообщение «атакованы русскими танками» после чего связь немецкого командования с 1-й кавалерийской дивизией прервалась и больше не возобновлялась. И добро бы они попытались связаться только со штабом 24-го моторизованного корпуса; сообщение, посланное на экстренной волне, слышали и в штабе 2-й танковой группы у Гудериана и в штабе поддерживающего группу армий «Центр» 2-го Воздушного флота. Именно там на уничтожение обнаглевших русских «роликов», которые вздумали кататься там, где не следует, и решили послать штаффель пикирующих бомбардировщиков Ю-87 из состава 2-й группы 1-й штурмовой эскадры (немецкое обозначение: StG-1/II).
        А майор Потапов, сделав с немецкими кавалеристами все свои дела, сообщил об этом своему командованию и получил приказ для пополнения топливом и боеприпасами отойти к деревне Смолевичи, куда с наступлением темноты должен был прибыть конвой с топливом и боеприпасами. БТГр-1 в ближайшие день-два предстояло еще несколько таких же лихих рейдов. Продвижение немецкой пехоты к будущему рубежу обороны плацдарма нужно было по возможности замедлить, ибо на организацию самого этого рубежа требовалось дополнительное время. К тому же была еще одна, точнее две проблемы. Во-первых - для обороны развернутого на север рубежа протяженностью в сорок восемь километров, своими флангами упирающегося в непроходимые болота, по боевому уставу тридцать восьмого года требовалось не меньше четырех полнокровных стрелковых дивизий. Во-вторых - прежде чем занимать оборону фронтом на север, было необходимо устранить угрозу со стороны 4-й танковой и 10-й моторизованной дивизий противника, находящихся южнее предполагаемого рубежа обороны.
        20 августа 1941 года. 14:25. деревня Борейки, Костюковичского района, Могилевской области, Белорусской ССР.
        Ротный командир 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии РККА лейтенант Виктор Петрович Ростовцев
        Уже два месяца мы отступаем, огрызаемся, и снова отступаем, чтобы огрызнуться на очередном рубеже и вновь отступать. От первоначального состава нашего полка 22-го июня, встретившего войну на границе и под натиском врага оставившего город Брест, к настоящему моменту почти никого не осталось. Большая часть бойцов и командиров погибли, сражаясь внутри Брестской крепости, остальные пали на длительном и опасном военном пути, стоя в нерушимых стальных оборонах и с боями выходя из смертельно опасных окружений.
        Это окружение у нас, кстати, уже третье и выходим мы из него, считай что, последними. Дело в том, что подвижность нашей группы сковывает командир нашего полка майор Маркин, несколько дней назад получивший тяжелое осколочное ранение, вызвавшее тяжелое нагноение. Из-за этого мы не можем оставить его у местных жителей, потому что тогда он обязательно умрет от этой раны и его смерть будет на нашей совести. Товарища майора надо срочно доставить в госпиталь, но, к сожалению, пока мы не вышли из окружения, это невозможно.
        Кстати, сам Михаил Иванович несколько раз просил, чтобы оставили его у добрых людей, но мы не соглашаемся. Все знают, что бросить своего командира - это все равно, что бросить боевое знамя полка. Знамя мы тоже сохранили и очень этим гордимся. Пусть сейчас в нашей группе всего три десятка бойцов и командиров, но пока с нами командир и знамя, мы и есть 125-й стрелковый полк, пусть и сточившийся почти под ноль за время боев. Вырвавшись, а точнее просочившись, из кольца окружения под Костюковичами, мы медленно двигались на юг, используя для прикрытия сплошные белорусские леса.
        Но все когда-нибудь кончается, кончились и густые леса. Дальше на юг, на пару десятков километров, лежала открытая местность, передвигаться по которой днем довольно опасно, так как сила сейчас не на нашей стороне.
        Поэтому хочешь, не хочешь, но приходится использовать обретенные за два месяца войны особые умения скрытно передвигаться по болотисто-лесистой местности, и в случае необходимости атаковать врага внезапно, чтобы тот не успел опомниться. А так как бойцов в нашем «полку» едва наберется на полнокровный взвод, то нападать лучше на мелкие подразделения, не ожидающие нашей атаки. Крупная добыча, что-нибудь крупнее отделения фуражиров при одном грузовике - не для нас.
        Вчера мимо нас на юг прошли вошедшие в прорыв немецкие танковые части, а это значит, что через два-три дня здесь будет довольно людно, ведь вслед за танками пойдет пехота, а эти заразы такие дотошные, что не стесняются заглянуть в каждую щель. Поэтому, хорошенько отдохнув днем, следующей ночью мы планировали проскочить за спиной у немецких танкистов в том зазоре, который обычно бывает между ними и приотставшей пехотой. Видали мы уже немецкие прорывы, причем во всех видах. Поэтому, расположившись на дневку неподалеку от южной опушки лесного массива, мы выставили секреты и дозоры, чтобы уберечься от внезапного нападения. Мало кто будет шататься по лесам, и немцы не исключение. Бывали уже случаи раньше. Кроме того, я разослал во все окрестные деревни разведывательные группы из трех-четырех человек, с заданием пошукати у местного народа на тему, чего бы пожрать. А то патроны у нас еще есть, а еды уже нет.
        Но все пошло совсем не так, как ожидалось. Первыми тревогу забили бойцы, которых я послал в самую ближнюю деревню под названием Борейки, с заданием выяснить были, ли там немцы и вообще прояснить складывающуюся обстановку. Эта деревня находилась на некотором отдалении от дороги Сураж - Костюковичи, но с ее околицы хорошо просматривалось все, что творилось на этой важной для немцев трассе. Михаил Иванович говорил, что по этому шоссе, на котором больше нет наших войск, немецкие танки смогут выйти в тыл нашему Юго-Западному фронту - и тогда получится так же, как и под Минском, то есть очень нехорошо. Мы сами эти танки остановить попробовали, но не сумели. Просто не хватило сил, и теперь нам осталось только наблюдать за происходящим, сжимая кулаки от бессильной ярости.
        И тут мои вернувшиеся из разведки бойцы докладывают, что из Смольков и Смольковой Буды (это деревни на самой дороге в трех-пяти километрах от Бореек) прибежали мальчишки сообщившие, что в их деревни с юга, со стороны Суража, на танках и бронемашинах приехали какие-то странные люди не нашенского облика, хотя между собою говорят по-русски. На вопрос: «чьи вы будете?», незнакомцы смеются и отвечают, что они марсиане и танки у них марсианские. Наверное, это они так шутят, но до прояснения обстановки пусть будут «марсианами». И тут я подумал, что требуется сходить и посмотреть, что это за люди, эти самые «марсиане», чем они дышат, русские по языку, но ненашенские обликом. И самое главное - выяснить, откуда они образовались в самой середке немецкого наступления - там, где нет и не может быть наших войск. Одним словом, я предупредил товарища майора, что отправляюсь на разведку, взял с собой двух бойцов, которых знал еще с брестских времен, и мы пошли…
        Того, что творится между Смольками и Смольковой Будой, с околицы Бореек видно ни хрена не было - обзору мешали расположенные между ними рощицы и редкие купы деревьев. Тогда мы с бойцами решили, что не будет ничего страшного, если мы пройдем еще километра полтора и скрытно понаблюдаем за происходящим в бинокль с опушки небольшой рощи. А то не нравятся мне такие сюрпризы. Но не успели мы выступить в путь, как на дороге образовалось еще одно явление. С севера, от Костюковичей, по дороге на Сураж ехала хорошо охраняемая немецкая колонна - по всем признакам, штаб дивизии или корпуса. Добыча совсем не нашего масштаба, ведь у врага в охране были даже танки, а у нас только винтовки, пара гранат и ручной пулемет «Дегтярева». Была мысль прихватить с собой брошенную на поле боя «сорокапятку», но из расчета в живых там остались только заряжающий и ездовой, из-за чего орудие пришлось бросить, тем более что и лошадей для запряжки тоже не было.
        Но вот засевших в Смольках «марсиан» охрана врага, видимо, не смущала. Едва немецкая колонна заехала за поворот дороги и скрылась за деревьями, как там разгорелась такая интенсивная стрельба, что небу стало жарко. Судя по звуку, стреляли из автоматических пушек и тяжелых пулеметов, типа ДШК. Видимо, это действительно была танковая часть - огонь велся из множества стволов сразу. Очевидно, что первыми же выстрелами «марсианам» удалось подбить все немецкие танки и бронетранспортеры, так как ответного огня не последовало, и сразу после начала стрельбы над верхушками деревьев в небо поднялись столбы густого черного дыма. Потом стрельба оборвалась так же внезапно, как и началась.
        Мы с бойцами переглянулись. Даже с этой дурацкой опушки все равно не было видно того, что творится примерно на километровом отрезке дороги между двумя вышеназванными деревнями, где и происходили основные события. Все закрывала собой деревня Смолькова Буда с ее домами и садами. Нужно было искать более удобную позицию для наблюдения. Немного подумав, я решил, что если пройти по поросшему кустарником руслу протекающего поблизости ручья, то можно скрытно выйти на опушку соседней рощи, откуда интересующий нас отрезок дороги откроется как на ладони.
        Но не успели мы тронуться в путь, как увидели, что из-за деревни Смолькова Буда по дороге в северном направлении выступила танковая колонна «марсиан». Видал я и наши КВ с тридцатьчетверками, и немецкие «тройки» с «четверками»; видал я их и исправными, на ходу, видал брошенными и подбитыми, но таких танков, как сейчас, до этого дня я не видел ни разу. Первое, что бросалось в глаза - это приплюснутые, заостренные обтекаемые формы корпуса, и длинная, выступающая вперед на половину корпуса, пушка корпусного калибра. Таких танков-монстров (я специально пересчитал) в колонне было тринадцать штук. Следом за ними двигались машины попроще и полегче, пушки которых с такого расстояния даже в бинокль выглядели как длинные тонкие линии. Наверное, это и были те самые мелкокалиберные скорострелки, частые очереди которых мы слышали совсем недавно. Сверху на этих легких танках густо сидела «марсианская» пехота, и я еще здорово удивился, ведь все наши уставы и инструкции категорически запрещали перевозку красноармейцев на броне танков и прочих боевых машин. Но, видимо, у этих «марсиан» все не как у людей, и совсем
другие уставы, поэтому им закон не писан.
        Судя по количеству выезжающей из Смольков техники, неудивительно, что сопротивление охраны немецкой колонны было сломлено в такие короткие сроки. Я не был уверен, все «марсиане» покинули деревню Смольки или там осталось какое-то их подразделение. Уж очень не хотелось бить ноги и идти в обход только для того, чтобы узнать, что деревня пуста и все пришельцы отправились на север, навстречу наступающей немецкой пехоте. Но и идти полтора километра через открытое со всех сторон поле тоже было страшновато, и мы с бойцами все же отправились к этим Смолькам в обход. Два месяца войны уже успели научить меня тому, что неуместная лень - это самый верный путь к безвременной смерти и безымянной могиле или же к немецкому плену, который в большинстве случаев означает то же самое. И хоть «марсиане» не немцы (а даже наоборот, дают немцам транды так, что любо-дорого смотреть), но все равно, кто их знает этих чужаков, что они будут делать, если увидят перед собой бойцов и командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
        На дорогу в обход сперва по руслу ручья, а потом по опушке березовой рощи, у нас ушло чуть больше часа. По карте там идти всего-то три километра, но мы шли не по карте, а по лесу, а лес - это не большак*. Когда мы вышли на намеченный рубеж и принялись наблюдать, то убедились в том, что часть «марсиан» осталась в деревне и, более того, намеревается устроить там опорный пункт. А еще зачем тогда несколько легких танков, прицепив себе сзади такую штуку, как у бульдозера, усиленно копали танковые окопы и тут же рядом по очереди махали лопатами бойцы, отрывая свои индивидуальные ячейки и ходы сообщения.
        Историческая справка: * Больша?к - в старину: широкая, наезженная дорога, тракт, а в первой половине двадцатого века: асфальтированное магистральное шоссе.
        Увидели мы и разгромленную вражескую штабную колонну прямо на въезде в деревню. Там все еще дымилось и кое-где плясали язычки пламени. Правда, среди разбитой техники явно не хватало ранее присутствовавших в колонне легковых автомобилей и автобусов. К сожалению, то, что делалось в самой деревне, осталось для нас тайной за семью печатями, потому, что по ее околице густо курчавились фруктовые сады с поспевающими яблоками и грушами. Как бы мне хотелось приподняться в небо и сверху заглянуть за эту зеленую завесу, чтобы понять, что происходит там, внутри… Но чего мне было не дано, того не дано, а потому, отослав одного бойца с донесением товарищу майору, я вместе со вторым бойцом продолжил свое наблюдение за «марсианами».
        Правда, при этом я не учел, что не только я могу наблюдать за ними, но и они за мной. Это стало ясно это гораздо позже, когда в спину мне вдруг уперся холодный ствол чужого оружия и тихий голос на чистейшем русском языке вежливо, но с многообещающими интонациями поинтересовался, какого черта мы тут шпионим вместе с бойцом Безенцовым. В этот момент я даже и не знал, что подумать. Вроде замаскировались мы неплохо, в секрете не шумели и не курили, между собой общаясь исключительно шепотом. А ведь я считал себя опытным бойцом, пуганым волком, прошедшим огонь, воду и медные трубы - и вот, поди ж ты, такой конфуз.
        Первым делом у нас отобрали все оружие, после чего приказали подняться на ноги и повели в сторону деревни. Когда я в первый раз увидел их вблизи, то подумал, что эти люди действительно похожи на марсиан - настолько непривычно выглядела их темно-зеленая форма и обтянутые тканью каски с надвинутыми на лоб очками-консервами, придающими им сходство с гигантскими насекомыми. Впрочем, между собой они общались на понятном русском языке без всякого иностранного акцента, из-за чего я в очередной раз начал теряться в догадках по поводу того, кто же они такие на самом деле. Еще меня мучил вопрос, каким образом «марсиане» смогли так быстро обнаружить наш секрет*. Естественно, ответ на этот вопрос знали только мои пленители, но как раз им я его не задавал, так как мне все равно никто бы не ответил.
        Примечание авторов: * тактический прибор специального назначения «Антиснайпер» с легкостью обнаруживает любые оптические приборы наблюдения в любое время суток и в любую погоду.
        Когда нас привели в деревню, то первым делом мне бросилось в глаза, что над сельсоветом продолжает развеваться советский флаг. Точнее не так - этот флаг развевается там совсем недавно. Обычно флаги в таких деревнях меняют очень редко, из-за чего они истрепываются по краям и выгорают до бледно-розового цвета. Этот же флаг был совсем новеньким и развевался здесь не потому, что о нем все забыли, а потому что он призван был сообщать всем и каждому, что в этой деревне на данный момент существует советская власть, и действуют советские законы. Тут же, возле сельсовета, в тени деревьев нашлись «потерянные» мною немецкие легковые автомобили и автобусы, и возле них немецкие офицеры-штабисты мордой в стенку с заложенными за голову руками и широко расставленными в стороны ногами. Сурово тут с ними - правда, еще неизвестно как эти «марсиане» отнесутся к нам самим. Правда, я вижу хороший знак в том, что у нас не отобрали ремни, как обычно это делают с пленными, и ведут в положении «вольно», а не с поднятыми или заложенными за голову руками. Плохих знаков вроде пока нет, но кто его знает, как оно все        Разговаривал со мною (ибо допросом эту беседу считать нельзя) «марсианин» без знаков различия, представившийся командиром мотострелковой роты старшим лейтенантом Андреем Голубцовым.
        - Лейтенант Ростовцев, значит, - сказал он, перелистав мою командирскую книжку и зачем-то потерев пальцем ржавую скрепочку, - и что же вы, товарищ лейтенант, делаете здесь, в лесах, вдали от своей части?
        При этом у него был такой вид, как будто он тут самый большой начальник, а все остальные должны отвечать на его вопросы, стоя по стойке смирно. С другой стороны, это его люди задержали меня, а не мои его, поэтому и вопросы здесь задает именно он.
        - Товарищ старший лейтенант, - с некоторой обидой ответил я, забыв на мгновение, что передо мной чужак, «марсианин», - я выхожу из вражеского окружения в составе своей части. В нашей группе, между прочим, находится не только раненый командир нашего полка, майор Маркин, но и боевое знамя части, которое мы сохранили, несмотря на все опасности. Когда немцы начали свое наступление, наш полк по численности был не больше батальона, а сейчас в нем едва наберется бойцов на сводный взвод. Майор Маркин тяжело ранен, и сейчас тем, что осталось от полка, командую я. Мы дрались на назначенном нам рубеже сколько хватало сил, но немцев оказалось в несколько раз больше, и нас буквально задавили количеством. У моих бойцов патронов осталось по обойме на винтовку и один неполный диск для «Дегтяря». Один короткий бой - и мы безоружны.
        Услышав мои слова, старший лейтенант «марсиан» резко подобрел.
        - Да, парни, - сказал он, - тяжело вам пришлось. Но ничего, мы уже здесь, а, значит, кисло теперь станет уже фрицам. Полетят теперь по воздуху кувырком их рваные жопы, любо-дорого будет смотреть!
        - А кто это «вы», товарищ старший лейтенант? - осторожно спросил я.
        Старший лейтенант «марсиан» моментально стал донельзя серьезным.
        - А ты, лейтенант, действительно хочешь это знать? - жестко спросил он. - Знаешь о том, что во многих знаниях многие печали, и о том, что в целях сохранения военной тайны я могу тебе банально соврать?
        - Знаю, товарищ старший лейтенант, - ответил я, - но если вы скажете, что вы секретные войска НКВД, то все равно не поверю. Уж слишком вы другие.
        - Вот именно что другие, - хмыкнул мой собеседник. - Настолько другие, что тебе, лейтенант, даже и не снилось. Впрочем, как говорит наш комбат, майор Потапов, под ковром можно спрятать только маленькую серенькую мышку, а не большого красного слона. Одним словом, Витя, мы из будущего. Тут вот недавно образовалась такая дыра, через которую можно шляться туда-сюда как по проспекту. Сперва через эту дыру к нам сунулись немцы во главе со своим знаменитым генералом Моделем. Но мы их в темпе вальса напинали так, что от того Моделя осталась только рваная шинель, а потом пришли сюда - посмотреть, не нужна ли кому наша помощь. Так что не обессудь - то, что можно было тебе рассказать в общих чертах, я уже рассказал, а сейчас что же мы это как нерусские - разговоры разговариваем, а гости, наверное, голодные… Парни, обед в студию, товарищам красноармейцам! Вы уж не обессудьте, тылы у нас еще не подошли, так что питаемся мы пока сухими пайками.
        Я был настолько ошарашен всем услышанным и был так голоден, что ел, не чувствуя вкуса еды, хотя стоило бы. Сухие пайки у потомков вкусные, и их не сравнить с нашими сухарями и тушенкой в измазанной солидолом жестяной банке. Прямо не сухпай, а какой-то походный ресторанный обед. Самое главное, что в моей голове все встало на свои места. «Марсиане» оказались «потомками» - и это принципиально меняло все. Не чужие, чай, люди, договоримся. Правда, оружия нам пока не вернули, но думаю, что этот разговор у нас впереди. И самое главное - требуется выяснить, что теперь будет с моими товарищами и с нашим раненым командиром майором Маркиным.
        - Товарищ старший лейтенант, - сказал я, торопливо доев сухой паек потомков и облизав ложку из странного легкого материала, - скажите, а что будет с нами и с нашими товарищами, которые остались в лесу? Нашего командира полка майора Маркина требуется срочно отправить в госпиталь… У него серьезное ранение в ногу, и в скором времени может начаться гангрена.
        Старший лейтенант Голубцов пожал плечами и хмыкнул.
        - В лесу вам точно оставаться не стоит, - сказал он, махнув рукой в северном направлении, - наши сейчас там давят немецкую кавалерийскую дивизию, но всех они не раздавят, только понадкусают, а немецкие кавалеристы - это донельзя настырные твари, без мыла залезут в любую щелку. Если бы тут не было нас, то они просто проследовали бы колоннами мимо к назначенному рубежу, но теперь в попытке обойти наши фланги они рассыплются на местности, так что вам от них стоит ждать неприятностей. Если на вас наткнется их дозор, то попадете как кур в ощип.
        Немного подумав, старший лейтенант добавил:
        - Значит, сделаем так, товарищ лейтенант. Для эвакуации ваших раненых и военного имущества я выделю один взвод на БМП. Твой боец покажет им дорогу и отвезет донесение вашему раненому командиру, чтобы он сдуру не подумал, что мы пришли брать его в плен. С этим взводом пойдет наш санинструктор, который окажет раненым первую помощь. Ты останешься здесь - у меня с тобой будет серьезный разговор. Расскажешь, как вы там дрались и много ли еще таких окруженцев вроде вас шарахается по лесам. Договорились?
        Я подумал и согласился, мне было о чем рассказать. Только я попросил, чтобы меня не отправляли в тыл, а оставили воевать на передовой. Счет у меня к немцам просто преогромный, и лучше бы им на моем пути не попадаться. Думаю, что и мои товарищи из числа тех, которые не имеют серьезных ранений, тоже попросят об этом. Воевать, когда за твоей спиной танки и эти - как их там - БМП, не только можно, но и нужно. Бить этих гадов надо! Бить, бить и бить до тех пор, пока мы вместе с потомками не вобьем их в землю по самую макушку!
        На это старший лейтенант ответил, что он не Господь Бог, а всего лишь ротный командир, и вопрос о том, оставаться ли мне и моим бойцам на передовой или убыть в тыл, должны решать их старшие начальники совместно с нашими. Но все равно я не мог об этом ему не сказать, и старший лейтенант Голубцов понял.
        20 августа 1941 года. 15:25. Брянская область, райцентр Сураж.
        Учительница немецкого языка и дворянка Варвара Ивановна Истрицкая.
        Неожиданно меня вызвали в штаб пришельцев из будущей России, который временно разместился в школе № 2, той самой, которая расположена напротив райсовета. В большой светлой комнате (бывшей учительской) меня ожидали трое. Командир полка, суровый дядька средних лет во вполне старорежимных подполковничьих* погонах, осмотрел меня с ног до головы, и сказал, что меня измерили, взвесили и признали годной, а посему мне предлагается заключить краткосрочный временный контракт на службу вольнонаемным переводчиком в разведотделе штаба дивизии. Мол, к войне с Германией они не готовились, а посему вот-вот косяком повалят важные пленные, а все специалисты соответствующего профиля у них в штабе дивизии не немецко-, а англоязычны.
        С удивлением я узнала, что в плен к передовым частям русской армии уже успели попасть такие важные персоны, как командующий 24-м моторизованным корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург со всем своим штабом. Ехали они сюда в Сураж, а приехали прямо в объятия устроенной на них засады. Скоро этих деятелей доставят сюда - и тогда у меня не будет времени даже на то, чтобы просто поспать, ибо я тут пока одна, а жирных немецких штабных крыс, которых требуется допросить, будет много.
        Историческая справка: * До 1917 года двухпросветные погоны с тремя большими звездочками соответствовали званию подполковника, званию полковника соответствовал чистый двухпросветный погон без звездочек.
        После того как я выслушала это предложение (от которого мне категорически нельзя было отказаться), встал еще один офицер в звании майора и зачитал мне справку о том, что советская подпольщица Варвара Истрицкая в январе 1942 года была до смерти замучена в Суражском ГФП*, но никого при этом не выдала. Вечная мне слава и такая же память.
        Историческая справка: * ГФП - тайная полевая полиция в гитлеровской Германии. На самом деле вопреки широко распространенному заблуждению, гестапо действовало только на землях самой Германии, а на оккупированных территориях его функции выполняла ГФП.
        Услышав эти слова, я, честно сказать, расплакалась. Не так-то легко узнавать о том, что совсем недавно меня ждала такая скорая и такая ужасная смерть. О том, что немцы умеют мучить, так что не захочешь и жить, я знала уже давно. Был у нас тут в Сураже один человек, бывший в немецком плену еще в ту войну - он рассказывал, как это бывает, когда утром еще был человек, а вечером это уже просто кусок отбитого мяса. А ведь я девушка, причем достаточно привлекательная, значит меня, скорее всего, не просто били, но еще и насиловали! Ужас! Ужас! Ужас! Конечно, это парадоксальная реакция, ведь все это случилось не со мной, а с другой Варварой Истрицкой, которая жила и умерла в том, другом мире, но все равно мне было как-то не по себе, будто мне сообщили о ужасной смерти моей любимой сестры или близкой подруги.
        Я никак не могла понять одного - откуда могла взяться та подпольная группа, которую та я, по словам майора-особиста, никак не хотела выдавать немцам. И лишь некоторое время спустя я поняла, что это могли быть мои и мамины ученики, а также их родители, ведь больше мы ни с кем не общаемся. Детей я бы не отдала никогда и никому, даже под угрозой самых страшных пыток. И выдал меня, скорее всего, тоже кто-то из своих - точнее, не своих, а из числа тех неудачников, которые решились предложить мне руку и сердце. К сожалению, ни один из них не соответствовал тем высоким требованиям, которые я выдвигала к своему потенциальному жениху, и поэтому все они были без сожаления отвергнуты.
        Зато любой из офицеров русской армии моложе тридцати пяти лет и не женатый с легкостью подходит под те требования, которые я предъявляю к своему жениху. Более того, под эти требования подходят и некоторые солдаты, в основном из числа тех, которые совмещают сверхсрочную службу с заочной учебой в высших учебных заведениях. Среди наших с мамой новых «квартирантов» есть один такой солдат сверхсрочной службы, по имени Миша, которого сослуживцы беззлобно прозвали «Студентом». Миша, немного смущаясь, сказал, что он учится на историка, но никогда не думал, что лично станет участником исторических событий. Да, никто из нас об этом не думал, а все стали.
        Одним словом, как только я прекратила плакать, то немедленно согласилась с полученным предложением, подумав, что мама меня непременно одобрит. Во-первых - это первый шаг к исполнению моей заветной мечты уехать в другую Россию, а во-вторых - это возможность посмотреть на так называемых покорителей Европы в тот момент, когда сами они побеждены, растеряны и унижены тем, что их гордую выю придавил тяжелый сапог русского солдата. Это будет прекрасная компенсация и за пережитые мною страхи и унижения со стороны интендатуррата Ланге и за смерть моего дорого отца, и за ту меня, которую эти немецкие мерзавцы замучили в другом мире.
        В ответ на мое согласие офицеры опустили меня домой, чтобы я из светлого летнего ситцевого сарафана, говорившего о том, что у меня на душе праздник, переоделась во что-то темное и строгое, более соответствующее новой работе, и снова приходила в штаб. Вот-вот должны доставить первых важных пленных, поэтому день (точнее, вечер и ночь) намечается горячий. Ничего, господа, будет вам женщина синий чулок, строгая и беспощадная. Учительница я или нет?! Кстати, сами российские офицеры называют себя товарищами, но для меня это не более чем просто речевой оборот, потому что на местных товарищей, плохо одетых и вульгарных, они похоже не больше, чем легковой автомобиль марки «Опель» похож на крестьянскую телегу*.
        Примечание авторов: * мадмуазель Варвара (а именно так она себя ощущает) из-за своего юношеского максимализма и идеализации времен «до без царя» делает фундаментальную ошибку, путая внешнее оформление и внутреннее содержание, которое у офицеров России XXI века больше соответствует высокому званию «товарищ». Но Варваре Истрицкой эта ошибка простительна, потому что этот максимализм не помешает ее профессионализму.
        20 августа 1941 года. 15:55. Воздушное пространство в окрестностях базового опорного пункта БТГр-1 в деревне Смолевичи, высота над землей 3000 метров.
        Командир второй группы 1-й эскадры пикирующих бомбардировщиков (II/Stg1) гауптман Антон Кайль.
        Говорят, что группа русских шальных танков, невесть откуда выскочившая на танковую рулежную дорожку*, уничтожила попавшийся им на маршруте передислокации штаб 24-го моторизованного корпуса, а потом изрядно напугала наших доблестных конников из 1-й кавалерийской дивизии, переломав у них все игрушки. Говорят также, что раздосадованный этим обстоятельством генерал-фельдмаршал Федор фон Бок орал на командующего нашим 2-м воздушным флотом генерала-фельдмаршала Кессельринга, как строгий хозяин на нерадивого слугу. Не каждый же день сухопутные теряют командиров моторизованных корпусов. И вообще это наша недоработка, иначе откуда могли взяться русские танки на нашем роллбане?
        Примечание авторов: * танковая магистраль или роллбан (рулежная дорожка), автодорога с большой пропускной способностью, вдоль которой ведется наступление моторизованных частей вермахта. Необходима не только для продвижения танковых соединений, но и для их непрерывного снабжения топливом и боеприпасами. Отсюда термин «ролики» для подвижных соединений, уходящих в прорывы по таким магистралям.
        Разведывательный «Шторьх*», посланный в район предполагаемого разгрома штабной колонны, сообщил было об обнаружении большевистских танков в районе деревни Смолевичи, но потом связь с ним внезапно оборвалась и больше не возобновлялась. Предположительно он был сбит огнем с земли, что означало в этой группе наличие сильного подвижного зенитного прикрытия. Вот именно поэтому изрядно вздрюченное начальство послало в этот вылет три полных штаффеля - то есть всю мою группу в двадцать семь машин. В отличие от других наших камрадов мы пока не имели серьезных потерь ни в самолетах, ни тем более в людях, поэтому считались везунчиками. Не то что третья группа гауптмана Малке, которой вечно достаются все синяки и шишки. В ней и двадцати исправных «Штук**» не наберется.
        Примечание авторов:
        * «Шторьх» (Аист) - легкий разведывательно-посыльный самолет Физелер Fi-156.
        ** «Штука» - немецкое прозвище пикирующего бомбардировщика Юнкерс Ю-87.
        Танки большевиков обнаружились там как раз там, где их в последний раз видел невезучий экипаж «Шторьха». А вот и он, голубчик, догорает на земле. Видимо, все же он был сбит огнем с земли. Парашютных куполов нигде не видно, а это значит, что экипаж погиб, ибо на картину вынужденной посадки эта скомканная груда обломков похожа все же маловато. Но нечего отвлекаться на посторонние мысли - русские танки внизу зашевелились, как тараканы пытающиеся ускользнуть из-под занесенного тапка, а значит, и нам пора в дело.
        Включив сирену, я перевалил свою «Штуку» через крыло и отправил в пике, выцеливая группу танков на окраине деревни. На подвеске у меня всего одна бомба в пятьсот килограмм, и четыре бомбы в пятьдесят килограмм под крыльями. Но даже если не будет прямого попадания, это не страшно. Близкий разрыв такой бомбы, с учетом их скученности, обязательно повредит один или несколько большевистских танков, а пятидесятикилограммовые «малыши» накроют окрестности и, может быть, влепят в кого-нибудь прямым попаданием.
        Я знаю, что в данный момент вслед за мной в одну линию выстраивается мой командирский штаффель, а потом за ним уже и вся остальная группа. Кстати, врут, что сирена нужна нам для того, чтобы пугать ею копошащихся внизу жалких червей-унтерменшей. Еще чего, много чести. По звуку сирены мы, пилоты пикирующих бомбардировщиков, на слух ориентируемся в том, какую скорость на данный момент набрала пикирующая «Штука», ибо в момент атаки взгляд летчика прикован только к цели, и ему просто некогда смотреть на приборы. Бомбовая атака с пикирования сродни искусству. Падающую прямо в цель бомбу надо чувствовать, а не только математически просчитывать ее полет. Так что вой сирены пикировщика - это для меня лучшая песня, какая только может быть на свете…
        Но нормально завершить атаку мне не дали. Все было хорошо ровно до того момента, когда навстречу моей машине с земли ударила стена огня. Оказалось, что большинство русских легких танков вооружено автоматическими пушками, поднимающимися на зенитные углы возвышения - и теперь все они открыли огонь по моей машине. Кроме того, по мне стрелял, кажется, каждый русский солдат - кроме пушечных, было видно множество пулеметных трасс. А ведь достаточно всего одного попадания во взрыватель бомбы, как «Штука», и я вместе с ней, разлетимся на множество мелких обломков… Такой плотности зенитного огня на моей памяти не было даже в то время, когда наша эскадра участвовала в знаменитом воздушном наступлении на Британию.
        Я уже было собрался сбрасывать бомбы без точной наводки и уматывать из этого проклятого места, как вдруг один из снарядов ударил мою машину в левое крыло, и стремительное пикирование превратилось в неуправляемое вращающееся падение. Ага, треть крыла вместе с держателями двух пятидесятикилограммовых бомб срезало как ножом. Такие проблемы не лечатся. Какой уж тут сброс бомб, когда счет идет на секунды. Спасайся, кто может! Я скинул фонарь кабины, ударом кулака по замку расстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, оттолкнулся от него ногами в сторону противоположную вращению самолета, почти сразу дернув вытяжное кольцо парашюта, ибо земля была совсем рядом. Вопрос заключался в секундах, но я успел. Промедли я еще пару мгновений - врезался бы в землю с нераскрытым парашютом рядом со сбитой «Штукой».
        И только повиснув на стропах, я позволил себя оглянуться вокруг - и похолодел. Оказывается, моя «Штука» была не единственной сбитой в этой атаке машиной. Четыре самолета, оставляя за собой жирные хвосты дыма, стремительно неслись к земле. Вместе с моим это будет уже пять самолетов. Вот в небе блеснула сильнейшая багровая вспышка - и на месте гибели еще одного пикировщика расплылось жирное черное облако. Шестой… Очевидно, он подорвался на собственной бомбе, в которую попал русский снаряд. Сразу после этого русские зенитчики свалили седьмой пикировщик - и тут мои парни, оставшиеся без командира, отказались от атаки и вспугнутыми воронами заложили вираж большого радиуса, стремясь оставаться вне досягаемости зенитных пушек. Но прежде чем им удалось это сделать, еще одна, восьмая, «Штука» задымила и неуверенно пошла на снижение. Может, сядет на вынужденную, а может, и разобьется вдребезги. Никогда еще нашей группе над целью не приходилось испытывать столь плотный и точный огонь и нести катастрофические потери. Кроме меня самого, из семи экипажей сбитых пикировщиков на парашютах спаслось только трое.
        Но это было еще не все. Не успел я погасить купол, освободиться от парашюта и выпрямиться во весть рост, чтобы оглядеться в какую сторону бежать, как русские показали мне еще одно из своих страшных чудес, как будто мало нам было зенитных пушек на каждом танке. Прямо на моих глазах русский солдат вскинул на плечо что-то вроде толстой трубы, которая мгновение спустя полыхнула огнем и дымом стартовавшего ракетного снаряда, который, оставляя за собой белый хвост, унесся по направлению к нашим самолетам. Следом за первым снарядом, откуда-то в стороне стартовал второй, но что там было дальше, я уже не в курсе, потому что, пока я засматривался на их полет, набежали русские солдаты, повалили меня лицом в землю, обезоружили и связали руки за спиной.
        И тут, когда я понял, что натворил, меня резанула отчаянная мысль - это надо же было так глупо попасть в русский плен. Уж лучше бы я сгорел вместе с бомбардировщиком и моим бортовым стрелком-радистом фельдфебелем Вильгельмом Кнорфом, вечная ему память. А вот мне предстоит испытать на себе всю злобную ярость русских унтерменшей, мстящих немецким летчикам за бомбовые удары по их городам.
        Тогда же и там же. лейтенант РККА Виктор Петрович Ростовцев
        Потомки оказались в общении людьми вполне приятными - раненых, в том числе и майора Маркина, отправили в свой госпиталь, а меня и остальных бойцов, оставшихся при их батальоне, поставили на довольствие, то есть накормили и поделились боеприпасами. Оказалось, что патроны от их спаренных с пушками танковых пулеметов прекрасно подходят к нашим «Мосинкам» и пехотному «Дегтярю». Правда, пулеметчику и его второму номеру сказали не маяться дурью и торжественно вручили… немецкий тридцать четвертый МГач, который подобрали на месте расстрела штабной колонны. Мол, и машинка эта понадежнее, и бой у нее приличней, к тому же она совмещает в себе свойства ручного и станкового пулемета. В итоге пулеметчика и его второго номера усадили за изучение матчасти, а остальных бойцов под моей командой майор Потапов послал к разгромленной штабной колонне собирать для пулемета патроны из подсумков убитых немцев. Тем боеприпасы уже не нужны, а нам еще пригодятся. Единственное, чего я не стал делать, так это передавать их командованию знамя нашего полка. Ведь у них пусть и дружественная, но другая армия - и передавать ее
командованию наше боевое знамя запрещено категорически.
        Но не успели мы приступить к сбору патронов на месте погрома учиненного немецкой штабной колонне, как на горизонте с северной стороны плотной формацией появилось три девятки немецких одномоторных пикировщиков, которые народ за неубирающиеся колеса в обтекателях, похожих на лапти, прозвал «лаптежниками». Нет ничего хуже, чем эта мерзкая летучая дрянь, потому что своими бомбами эти гады кидаются прицельно и очень точно. Но товарищи потомки не стали паниковать и теряться, как это обычно бывает при налете в наших войсках. Вместо этого их танки и боевые машины пехоты открыли по пикирующим «лаптежникам» огонь из всех своих автоматических пушек и пулеметов, которые в данный момент могли стрелять. Получилось весьма поучительно. При такой плотности заградительного огня* пикировщики вспыхивали и взрывались один за другим, и ни один вражеский самолет не мог даже приблизиться к рубежу сброса бомб. Наконец, после восьмого или девятого** сбитого самолета, немецким летчикам все это надоело, и они решили пролететь дальше на юг вдоль дороги - наверное, чтобы найти себе более безопасные в смысле противодействия
цели. Но бойцы потомков выпустили в сторону уцелевших самолетов несколько самонаводящихся зенитных реактивных снарядов, которые все попали в свои цели - после чего немцы развернулись и, облетев нас по большому кругу, сбросили бомбы на лес и удалились в сторону своего аэродрома. Налет был окончен, и, к моему величайшему удивлению, у нас обошлось почти без потерь. Почти - это потому, что один из молодых бойцов моего взвода, пришедший к нам с пополнением в начале августа, спрыгивая в противовоздушную щель, умудрился подвернуть себе ногу и теперь страдал от ужасной боли и стыда. Но это кому как повезет - кто-то за всю войну может не получить ни одной царапины, а кого-то вражеская пуля убивает как только увидит.
        Примечание авторов:
        * и хоть атакующие пикировщики прицельным огнем сбивали «Тунгуски», БМП-2 все равно открывали заградительный огонь. Делалось это для того, чтобы немцы не получили подсказки, какие из самоходных установок внизу являются самыми опасными врагами для бомбоштурмовой авиации и не начали бы целенаправленно охотиться на «Тунгуски».
        ** ну, добавил лейтенант пару лишних сбитых машин в свой личный подсчет. Ничего страшного, дело житейское! Нигде так не врут как на войне и на охоте.
        21 апреля 2018 года, 08:05. Брянская область, райцентр Унеча, ул. Совхозная 12А, гостиница Уют.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
        Как поется в известной песне, «только прилетели, сразу сели» - в смысле, сразу по прилету в Унечу нас запихали в гостиницу «Уют» на Совхозной улице в доме номер 12А. Обычная сельская гостиница, на уровне неплохой студенческой общаги. В номере на четверых - четыре кровати, шкаф, тумбочка с маленьким телевизором и закуток совмещенного санузла: душ и туалет. Экономия, так сказать, пространства. По сравнению с землянкой где-нибудь в лесу (фронтовая романтика) - и в самом деле вершина комфорта и уюта: сухо, тепло, светло и на голову не каплет, а по сравнению с нормальными гостиничными условиями, к которым я привыкла в поездках по крупным городам, это настоящее убожество. Нет, тут наверняка есть гостиницы и поприличнее, но они не для таких мелких сошек, как мы. Я представляю, сколько сюда сейчас приехало самого разного народа. В гостиницах (и вообще в частном секторе), наверное, плюнуть некуда. Быть может, нас еще неплохо устроили?
        Но мы девочки не привередливые, и к тому же сильно уставшие - а посему, пожелав друг другу спокойной ночи, быстренько разделись и улеглись спать. Хорошо, что ни у одной из моих временных соседок не было дурных ночных привычек - то есть, никто из них во сне оглушительно не храпел и не портил воздух. Так что ночь прошла спокойно, правда, уже под утро нас разбудили отдаленные звуки перестрелки. Стреляли где-то на окраине города, и сперва мы, девочки, встревожились, даже, честно сказать, перепугались, но после пары несильных взрывов перестрелка прекратилась так же быстро, как и началась, и за окнами нашего номера снова стало тихо. Благословив вторгнувшихся к нам в Россию фашистов тихим незлым проклятием, мы выкурили по сигарете, выключили свет и снова постарались заснуть. Не знаю, как у остальных, но у меня это получилось.
        Уже утром мы узнали, что это патруль Росгвардии, контролировавшей окрестности Унечи, обнаружил и уничтожил небольшую группу бродивших по окрестностям немецких окруженцев. Такие мелкие группы, после уничтожения основной немецкой группировки расползшиеся вокруг бывшего плацдарма, обычно получают только одно предложение сдаться в плен и минуту на размышление. В противном случае, то есть при отказе от капитуляции, их просто уничтожают, не заморачиваясь никакими правами человека и прочими благоглупостями. Поддерживаю эту практику двумя руками. Этих немцев вообще не должно быть на нашей земле. А о гуманизме мы поговорим потом, когда высохнут наши собственные слезы по убитым женщинам и детям.
        Проснувшись и быстро умывшись, мы всей нашей теплой компанией пошли искать, где тут можно заморить червячка, для чего задали несколько вопросов полицейскому, стоявшему на посту возле гостиницы. Как местный житель, он должен знать где тут можно недорого поесть. Ну, он нас и послал. В смысле не туда, куда вы подумали, а в кафе, объяснив, как к нему пройти. Попутно я мысленно матюкнула тех, кто переименовал милицию в полицию. Это же надо было так сильно испортить карму нашим защитникам правопорядка - произносишь «полицай», и видишь перед собой изменника Родины. Чтоб тем, кто до этого додумался, приснился Лаврентий Берия с маузером Дзержинского в одной руке и кавказским кинжалом в другой!
        Выслушав указания постового, мы пошли вдоль по улице, попутно оглядываясь по сторонам, и минут через десять неспешной ходьбы пришли туда, куда хотели. Если дорогие рестораны называют храмами желудка, то это фастфуд был чем-то вроде капища, битком набитого питающимися. Тут были и наши коллеги, и волонтеры, и медики из соседней больницы, которых сюда на усиление прислали из соседних районов. А за соседним столиком какие-то люди ученого вида, потребляя на завтрак беляши с кофе и яичницу, рассуждали о пространственных свертках и внутренней кривизне трехмерного пространства. Думаю, что где-то в этой толпе были и психологи, и экологи и еще, быть может, более экзотические специалисты.
        В то же время персонал в этом кафе метался так, как будто пол жег официантам пятки, а кассирша едва успевала считать деньги. Такого наплыва посетителей у них, видимо, не было уже давно. Кому война бедствие, а кому дополнительные денежные доходы. Но нам было не до размышлений на отвлеченные темы. Заняв несколько сдвинутых вместе столиков, которые только что были оставлены компанией в сине-оранжевых МЧСовских куртках, мы резво навалились на «местные» деликатесы, потому что нам в спину дышала следующая компания желающих постоловаться.
        После завтрака, став беднее где-то на триста рублей каждый, и получив от полных желудков заряд бодрости и оптимизма, мы вышли из кафе вдохнуть холодный и сырой воздух среднерусской весны, и тут же лоб в лоб столкнулись с нашим руководителем Григорием Евгеньевичем Шевцовым. Считаясь птицей более высокого полета, чем мы, простые чернорабочие информационной войны, наш шеф разместился в другой, более престижной и удобной гостинице, и питался, наверное, не в таком шуме и тесноте как мы.
        - А, - сказал он, еще издали обнаружив мою персону, - Максимова, вот ты-то мне и нужна. Есть задание по твоему профилю.
        Вот как раз сегодня заданий «по профилю» мне не очень-то и хотелось. Дело в том, что моей специализацией являлись интервью с разного рода моральными недоумками, вроде моего Максика, на фоне которых я казалась просто идеальной пай-девочкой, ходячей рекламой правильного образа жизни, а они рядом со мной выглядели настоящими уродами. Не то сегодня настроение, да и не в тему будет беседовать с разными оппозиционерами, в то время когда в нашей стране такое горе. Нет, если надо, я выйду на бой и покажу все ничтожество и низкопоклонство современных Смердяковых, но особо мне этого сегодня не хотелось.
        Но Григорий Евгеньевич сообщил, что больших жертв от меня не потребуется. Интервью мне предстояло взять не у какого-нибудь там либераста или отмороженного нацбола (вот где сходятся между собой крайности ультралиберального и ультрамарксистского мировосприятия). Совсем нет. Шеф сказал, что объектом моей, с позволения сказать, работы будет… (драматическая пауза) некто Николас Шульц, унтер-офицер вермахта, смешанного русско-немецкого происхождения, какой-то там филолог, белоэмигрант и антикоммунист, и в то же время и русский, и германский патриот, свято уверенный, что счастье России в союзе с Германией.
        Ему одинаково чужды и Советский Союз с его планом построения всеобщего счастья, и гитлеровская Германия (Третий Рейх), стремящаяся к организации всеобщего несчастья. Поэтому существование нашей капиталистической Российской Федерации этот молодой человек воспринял как достойный выход из безвыходной ситуации, когда его немецкая половинка пилит мозг в одну сторону, а русская половина в другую. Вот наши умники и решили поставить этого мятущегося интеллигента на острие нашей пропаганды. Мол, не все немцы такие плохие, среди них попадаются и приятные люди.
        Какая восхитительная каша в голове у этого человека! Я его уже заранее люблю - пусть мне его завернут и дадут с собой. Максик до сих пор ни позвонил и никак не дал о себе знать - ни через «Аську», ни СМСкой, ни через «Агент», зар-р-р-аза, хотя отправила ему уже с десяток сообщений! Пусть теперь не обижается, если его место в моей постели и сердце хотя бы ненадолго займет кто-нибудь другой. Интересно, этот Шульц - он хотя бы немножко симпатичный, или, как большинство немцев, похож на белобрысую сушеную воблу?
        21 апреля 2018 года, 08:40. Брянская область, райцентр Унеча,
        Бывший унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
        Честно сказать, дезертировав из рядов вермахта и перейдя на сторону русских, я вовсе не чувствую себя предателем, потому что и сам не знаю, кто я такой - немец, который притворяется русским, или русский, у которого так и не получилось стать настоящим немцем. Не знают этого и русские из будущего, которые взяли меня в плен. Первоначально крайне суровые (как тот командир егерей в лесу), узнав мою историю, они в значительной степени оттаяли и начали выражать мне всяческое сочувствие. Совсем другое дело мой напарник, который в глазах местных русских заслуживал всякого презрения. Впрочем, нас с ним быстро разлучили - его передали местным органам безопасности, как потенциального предателя, а я остался в распоряжение военной разведки.
        Впрочем, остался - это не то слово. Вскоре штаб той русской дивизии, разведка которой захватила меня в плен, был поднят по тревоге и направлен к месту событий, и я отбыл вместе с ними. При этом офицеры, которые меня допрашивали, переключились на другие задачи, и на некоторое время я оказался как бы предоставлен сам себе. Нет, как и положено в таких случаях, ко мне был приставлен конвоир, меня охраняли, кормили и выводили в туалет, но было понятно, что никто не понимает, каков мой настоящий статус и для чего я тут нужен. Для начала, никто не торопился отправлять меня туда, где содержались немногие немецкие военнопленные, уцелевшие во время ответного русского удара. А удар этот был страшен - грохот взрывов, которыми завершилось сражение, слышался даже за десяток километров, но как человек с боевым опытом, я уверен, что даже и в этом аду обязательно должны быть те, кто сумел остаться в живых и попал в плен.
        Но, видимо, русское командование имело на меня какие-то иные виды, и поэтому ночь я провел в одиночной камере местной гарнизонной гауптвахты, во вполне приемлемых условиях - то есть в отапливаемой камере, постель в которой имела матрац, одеяло и подушку, что позволило мне ночью по-настоящему выспаться, впервые за несколько прошедших дней. Как мне сказали - поскольку я не принимал непосредственного участия в боевых действиях, единственное, что можно было мне вменить по местным законам, это незаконное пересечение границы, которое карается высылкой из пределов Российской Федерации. Но просьба о предоставлении политического убежища и заявление о моем желании участвовать в программе репатриации свели вероятность такого исхода событий к ничтожно малой величине.
        А утром русское начальство, наконец, сообщило мне, для чего я был им так нужен. Оказывается, моей персоной заинтересовалось местное ведомство пропаганды, и теперь со мной хочет побеседовать русская журналистка. Также меня предупредили, что мое будущее в значительной степени может зависеть от этого интервью, и поэтому я должен говорить не только то, что думаю, но и думать, что я в настоящий момент говорю. Я подумал и согласился, потому что мое положение не очень-то подходит для споров на такие темы. Тем более что перед этим разговором мне дали возможность привести себя в порядок, умыться и побриться безопасной одноразовой бритвой, а также почистить форму щеткой и погладить ее электрическим утюгом. А то несколько дней в полевых условиях способны даже записного щеголя превратить в полное чучело.
        Первоначально я думал, что русской журналисткой будет пожилая солидная фрау, которая скрипучим голосом задаст мне разные неудобные вопросы. Но это оказалась совсем молодая светловолосая девчонка в приталенной курточке, беретике, брючках «в облипку» и таких же узких сапожках. Весьма привлекательная, кстати, особа, хотя, на мой вкус, немного худая. И хотя я предпочитаю девушек попышнее, но не будь сейчас войны, я бы обязательно попытался после интервью пригласить эту девушку посидеть в каком-нибудь кафе, поговорить о том о сем. Чувствуется в ней, знаете ли, определенная благородная порода. Девочка тоже осмотрела меня с ног до головы с явно женским интересом, облизала язычком губки (что я воспринял как знак одобрения), а потом принялась задавать свои вопросы.
        Тогда же и там же. Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
        А этот, как он представился, Николай Максимович Шульц оказался очень даже ничего. Гораздо лучше многих иных, и уж точно лучше моего Максика. Тот засранец, как я ни взывала к нему в сети, на связь так и не вышел, и телефон его тоже был отключен. Тут два варианта - или ему не повезло и его прибили при воздушном ударе вместе с большей частью прорвавшихся к нам немцев, или он просто по какой-то причине не желает меня знать. Я была уверена именно во втором варианте, потому что, несмотря на свой говнючий характер, Максик славился как раз тем, что всегда успевал смыться до того, как ситуация доходит до кипения и Росгвардия (прежде ОМОН) берется за свои дубинки. Поэтому я была полностью уверена, что Макс не попал под бомбы. Что-что, а чутье на опасность у него было великолепное. В таком случае он для меня все равно что мертв, настолько я его не желаю знать - и это не такая уж и большая печаль. Теперь я могу обращать внимание на других парней, многие из которых значительно симпатичнее Максика. Взять, например, стоящего передо мной Николаса Шульца. Если не считать противной серой формы, которую носят
вторгшиеся к нам воры и убийцы, это вполне приятный молодой человек. И вообще, я приучена различать людей не по цвету и покрою одежды, а по содержимому их мозгов. Итак, приступим к нашему интервью. Да не будьте вы так серьезны, молодой человек, скажите Чи-и-из, и люди к вам потянутся.
        Я еще раз окинула интервьюируемого пристальным взглядом с ног до головы, после чего задала ему свои первые вопросы:
        - Скажите, герр Шульц, только честно - что подвигло вас на то, чтобы оставить ряды германской армии и перейти на сторону России? Ведь тогда вы не могли знать, чем закончится эта война, и тем более не догадывались, чем вторжение в наше время закончится для вас и ваших товарищей?
        - Фройляйн Марин, - на довольно неплохом русском языке ответил мне интервьюер, - дело в том, что я как раз-таки знал, чем закончится для Германии эта война и знал во всех подробностях. Но на переход на вашу сторону это знание никак не повлияло. Если бы Германия на этой войне действительно сражалась за справедливые идеалы, то я бы остался в рядах вермахта и приложил все усилия для того, чтобы изменить ход этой войны. Причина того, почему я сменил в сторону в конфликте, заключается в том, что я не хочу участвовать в разрушительной, несправедливой, захватнической войне. Мои кригскамрады, мечтающие о поместьях со славянскими рабами и рабынями, с недавних пор стали внушать мне стойкое отвращение, если не сказать большего. Тот план, который Гитлер задумал в отношении русского народа - это крайне поганая, безумная затея, в которой ни в коем случае я не хочу участвовать. Самый первый герр Шульц приехал в Россию из Германии еще в конце семнадцатого века, чтобы поступить на службу к царю Петру Великому, и с тех пор наш род только и делал, что усиливал могущество российской державы… И, если бы я поступил
иначе, мои предки прокляли бы меня.
        - Очень хорошо, герр Шульц, - сказала я, до конца выслушав своего собеседника, - вы поступили совершенно правильно, потому что планы Гитлера не несли ничего хорошего и самим немцам. В таких делах стоит только начать - и вот уже люди выясняют, кто из них более чистокровный ариец, а кто менее, и пишут друг на друга доносы в какую-нибудь комиссию по чистоте крови… Кстати, а как на вас, русского немца, смотрели ваши боевые товарищи, не считали ли они вас ненадежным, или неправильным солдатом только из-за того, что вы родились в Российской империи?
        - Да нет, фройляйн Марин, - ответил Щульц, - все было совсем не так. Моих товарищей скорее задевало мое нежелание участвовать в их весьма своеобразных забавах. Давайте я не буду рассказывать вам все подробности, потому что такие истории не для женских ушей. Эти люди, да и наш фюрер, со всем его верховным руководством, забыли о том, что русские издревле являются таким же созданным для господства над миром арийским народом, как и немцы, и тот факт, что мы проиграем эту войну, служит тому дополнительным подтверждением. Разве не символично то, что из всех европейских народов именно немцы с особой легкостью укоренялись среди русских? Ни французы, ни англичане, ни какие-нибудь итальянцы так и не могли стать в России по-настоящему своими, а у нас, у немцев, это получалось.
        Переведя дух, герр Шульц облизал губы и с горячностью продолжил:
        - Русские и немцы - это две стороны одной медали, и мы должны не воевать между собой, а по возможности сотрудничать. Я думаю, что такое сотрудничество - это ужасный сон англосаксов, и поэтому они прикладывают все возможные усилия для того, чтобы поссорить между собой две наши великие нации и заставить их истощать друг друга в бесплодных войнах. Прошлая Великая Война (Первая Мировая) по большому счету не была нужна ни России, ни Германии, ее поджигателями и бенефициарами стали Венские, Парижские и Лондонские Ротшильды. Пока русские и немцы убивали друг друга на бессмысленной братоубийственной войне, еврейские банкиры подсчитывали барыши и складывали их в свою кубышку. Россия на той войне погибла, разоренная так называемым Интернационалом, а Германия хоть и устояла, но была жестоко обескровлена и обезжирена.
        Я с интересом посмотрела на своего собеседника. Правильно шеф говорил, что у него не все дома - некоторые пошли погулять и нечаянно заблудились. Парень явно подвинут на теме русско-немецкой дружбы. А может, он просто по-иному не может, потому что иначе две половинки его личности вступят между собой в непримиримый конфликт и дело кончится маленькой комнаткой с мягкими стенами и смирительной рубашкой? А вообще неплохо получается. Правда, прямо сейчас, сразу после жестокого и кровавого вторжения германских братьев по разуму, вряд ли у этой точки зрения найдется много сторонников. Идеи сейчас в народе бродят прямо противоположные - что надо унасекомить этих мерзавцев так, чтобы еще лет триста слово «немец» вызывало ненависть и презрение. Но мы-то понимаем, что русский народ отходчив, и что пройдет совсем немного времени - и идеи русско-немецкой дружбы снова станут популярны. Но время для этого пока не пришло. Кстати, есть еще один вопрос, на который я сперва не обратила внимания.
        - Герр Шульц, - спросила я, - вот вы сказали, что к моменту принятия вами решения о переходе на сторону нашей армии у вас уже была вся информация как в отношении грядущего исхода этой войны, так и в отношении тех действий, которые немецкое руководство спланировало против русского народа. Скажите, откуда у вас была такая информация?
        - Все очень просто, - ответил он мне, - в самом начале, когда на вашу территорию тайно проникла наша первая разведывательная группа, то ей удалось взять в плен одного русского из числа тех, кого здесь называют словом «либераст». Этот молодой человек охотно пошел на сотрудничество с германской армией, и именно от него я и мой командир гауптман Зоммер узнали некоторые подробности нашей будущей истории.
        При этих словах немецкого перебежчика что-то нехорошее кольнуло меня в сердце, и чтобы развеять свои еще не оформившиеся подозрения, я с некоторым пренебрежением спросила:
        - Герр Шульц, неужели вы поверили такому человеку на слово? А если он вам соврал?
        - Это исключено, - ответил Николас, - дело в том, что этот молодой человек предоставил нам свое устройство для доступа к вашим информационным сетям и поработал для нас инструктором, что позволило нас абсолютно самостоятельно получить большое количество информации, имеющейся в открытом доступе. Вы можете не переживать, фройляйн Марин, когда я принял решение перейти на вашу сторону, то собрал все эти устройства и прихватил с собой, чтобы передать вашему командованию. По крайней мере, немецким генералам оттуда не досталось ровным счетом ничего, и они теперь вынуждены перебиваться слухами.
        Мои подозрения переросли в полную уверенность. Это было очень похоже на Максика, да и место совпадает. Вряд ли в одном медвежьем углу обосновались сразу два лица либеральных убеждений.
        - У этого таинственного человека, наверное, есть имя и фамилия, - произнесла я окаменевшим голосом, стараясь казаться безразличной, - раз уж вы упомянули об этом случае, расскажите нам об этом человеке, ибо страна желает знать своих героев.
        Герр Шульц сперва немного помялся, а потом ответил:
        - Да, имя у него есть. Насколько я помню, его звали Макс Тимофейцев, и к тому моменту, когда я решил, что в германской армии меня больше ничего не держит, он тоже передумал работать на Великую Германию. В результате получилось так, что мы с ним бежали вдвоем. Но уже здесь, когда нас допрашивали в военной разведке, против него было выдвинуто обвинение в государственной измене, после чего я его больше не видел.
        Эти слова шарахнули меня будто кирпичом по голове. Ну, Максик, так вот ты куда пропал, козел! Ну, сука, удружил, называется. Лучше бы ты сдох, паскуда! Это надо же было так подставить бедную девушку. Меня же теперь даже куры засмеют всем своим коллективом. Кроме того, как показал этот инцидент, вся моя перевоспитательская работа годилась только псу под хвост, и Максик каким ишаком был, таким и остался.
        Закончив интервью, я попрощалась с герром Шульцем (кстати, не стоит терять его из вида, вполне симпатичный и неглупый парень) и вышла вон, оставив моего бывшего собеседника на попечении конвоира. Мне требовалось как можно скорее остаться наедине с собой, чтобы как следует покопаться в своих комплексах, всласть порефлексировать и сделать для себя надлежащие выводы. Одно ясно без всяких колебаний - с Максиком покончено раз и навсегда. Дочь генерала Максимова никогда не будет иметь дело с изменником Родины и врагом народа.
        20 августа 1941 года. 20:35. Окрестности Могилева. Штаб группы армий «Центр».
        Генерал-фельдмаршал Федор фон Бок.
        Командующий группой армий «Центр» в глубокомысленной задумчивости застыл над картой центрального участка советско-германского фронта. Собственно, в центре обстановка была вполне приемлемой и предсказуемой. На Смоленском направлении его оппонент с противоположной стороны фронта, маршал Тимошенко, продолжал лупить растопыренными пальцами по перешедшим к обороне пехотным дивизиям, и эти потуги большевистского выскочки не вызывали у фон Бока ничего, кроме презрительной усмешки. Как в таких случаях говорил его двоюродный брат Борис фон Бок в те годы, когда он еще был русским морским офицером и служил военно-морским атташе в Берлине: «Что же вы так бьетесь, вы же так никогда не убьетесь».
        Хотя из Ельнинского выступа войска выводить в любом случае надо. Никаких особых стратегических перспектив эта позиция не имеет, но для большевиков она превратилась в своего рода идефикс, иначе отчего они с таким упорством они сжигают свою пехоту в бесплодных атаках на немецкие позиции. Ничего особо опасного в этом нет, но даже капля, которая бьет в одно место, точит камень, поэтому спрямление линии фронта в данном случае выглядело бы вполне оправданным. Все равно выполнить в срок план «Барбаросса» уже не получится, шесть недель с начала войны истекли еще третьего августа, но большевики оказывают такое ожесточенное, хотя и бестолковое, сопротивление, что в нем, как в болоте, безнадежно увязла лучшая в мире военная машина Третьего Рейха.
        Ничего особенно страшного в этом не было. Так как на центральном направлении у немецких войск не получалось продвинуться ни на шаг, то две недели назад было принято решение повернуть танковые группы, подчиненные группе армий «Центр» на север и на юг, ударив туда, где большевики не ждали немецкого наступления. На северном направлении третья танковая группа генерала Гота оказывала помощь войскам группы армий «Север» в их попытках наконец-то взять Петербург и сокрушить колыбель русской революции. В то же время на южном направлении вторая танковая группа генерала Гудериана, действуя совместно с первой танковой группой Клейста, должна была сомкнуть стальные клещи далеко в тылу большевистского Юго-Западного фронта, обороняющего Киев.
        По замыслу Берлинских стратегов, после завершения двух этих эпических операций все основные подвижные соединения снова должны быть собраны в единый кулак по его руководством для того, чтобы нанести последний решительный удар на Москву. После взятия Москвы война с большевистской Россией будет окончена, а победители веселой гурьбою направятся сначала в русскую Центральную Азию, а потом и в британскую Индию - выдирать из британской короны один бриллиант за другим. К возможности того, что война против России будет окончена сразу после падения Москвы, фон Бок относился скептически. Русские - это еще те упрямцы, и, в отличии от французов, они будут драться и в самом безнадежном положении. Во всем остальном Федор фон Бок считал планы ОКХ вполне выполнимыми и прикладывал все возможные усилия для их реализации.
        На севере все было хорошо. Там у большевиков командовал малограмотный выдвиженец времен Гражданской войны маршал Ворошилов, абсолютно неспособный командовать хоть чем-то крупнее полка или отдельного батальона, хотя лично он, фон Бок, не доверил бы ему и взвода. Вследствие действий дополнительных сил, сосредоточенных в распоряжении группы армий «Север» и того бардака, который царил в русских войсках вследствие плохого управления, Петербург должен был пасть со дня на день. Еще немного, еще один решительный натиск - и отступающие войска большевиков просто побегут, бросая оружие и переодеваясь в гражданскую одежду.
        А вот на юге со второй танковой группой Гудериана творилась какая-то чертовщина, и оттуда отчетливо тянуло запахом серы. А как еще можно назвать ситуацию, когда третья панцердивизия генерала Моделя, вместо того, чтобы выйти на конечный рубеж наступления под Стародубом и перейти на нем к обороне, бесследно пропадает на половине пути в какой-то дыре? К тому ж всего сутки спустя на месте пропавшей дивизии, обнаружились активно-враждебные и хорошо вооруженные моторизованные войска неизвестной государственной принадлежности, мобильные кампфгуппы которых тут же начали совершать рейды по германским тылам, громя и уничтожая все, что подвернется под их гусеницы.
        Первой их жертвой, еще рано утром, стали тылы дивизий 24-го моторизованного корпуса, временно дислоцированные в Сураже, потом неизвестные танки уничтожили на дороге штаб того же корпуса, после чего с большим шумом разогнали следующую по шоссе на юг первую кавалерийскую дивизию. По донесению выживших немецких солдат и офицеров, та группа состояла из полутора десятков тяжелых и пяти десятков легких танков, которые сопровождались большим количеством бронемашин вспомогательного назначения. При этом немецкие противотанковые пушки броню тяжелых танков пробить вообще не способны, и те преспокойно и без всяких потерь раздавили своими гусеницами все то, что не смогло или не успело убраться с их дороги. Попытка нанести по неизвестным удар пикирующими бомбардировщиками привела к трагическому результату. Из двадцати семи вылетевших на задание бомбардировщиков на аэродром базирования вернулись тринадцать машин, экипажи которых доложили, что над целью их встретил зенитный огонь такой плотности, что прорваться через него не было никакой возможности.
        При этом в крайне тяжелое положение попали вырвавшиеся вперед 4-я панцердивизия и 10-я моторизованная дивизия 24-го моторизованного корпуса. Во-первых - они одномоментно оказались без тылов, а после разгрома корпусной штабной колонны еще без прямого и непосредственного вышестоящего начальства. А во-вторых - боевые части этих дивизий фактически попали в окружение. С одной стороны, от них были занявшие оборону войска РККА, а с другой стороны - мощная группировка неизвестной принадлежности, лишившая их всех тыловых служб и даже самой возможности получать снабжение.
        Попытки восстановить положение ограниченными силами и вернуть Сураж под контроль вермахта не привели ни к чему, кроме ожесточенных и бесплодных для германской стороны боев, которые гремели на ближних подступах к Суражу, начиная со второй половины дня. Командиры дивизий, пытавшихся вырваться из наметившихся мешков, докладывали, что выставленные неизвестным противником заслоны насыщены тяжелыми и легкими танками, а также обеспечены поддержкой мощной артиллерийской группировки, которая с легкостью переигрывает немецкую артиллерию в контрбатарейной борьбе - как в точности, так и по весу залпа. Кроме того, лесисто-болотистая местность сковывает маневр моторизованными, да и обычными пехотными частями. Шаг вправо от дороги, или шаг влево - и здравствуй, болото.
        Таким образом, становилось понятным, что прорваться на Сураж в настоящий момент у этих дивизий нет никакой возможности. И если 4-я панцердивизия еще может получать снабжение со стороны 2-й армии, совсем недавно захватившей Гомель, который связан с Клинцами шоссейной и железной дорогами, то у 10-й моторизованной дивизии дела совсем плохи. Дорога на Сураж была единственной, по которой она могла получать снабжение. Те узкие проселки, которые связывают Мглин с Клетней, занятой частями 46-го моторизованного корпуса, имеют отвратительно низкую пропускную способность, совсем не приспособлены для цивилизованного автотранспорта, да еще и постоянно перекрываются русскими частями, которые продолжают выходить из окружений после боев под Кричевым. Дикие места и дикие люди.
        К тому же совсем недавно на связь со штабом фон Бока вышел генерал Гудериан и сообщил, что у него есть критически важные сведения, которые как раз касаются того, что случилось с 24-м моторизованным корпусом вообще и 3-й панцердивизией в частности. И что эти сведения настолько важны и настолько секретны, что он не доверит их никакой связи, даже если сообщение шифруются Энигмой. И вот, поскольку сохранение этой тайны может оказаться вопросом жизни и смерти, а ее разглашение чревато непредсказуемыми последствиями, он, Гудериан завтра утром лично прибудет в штаб группы армий «Центр» на связном самолете, ибо время не ждет.
        Кроме всех этих бед, чужаки надежно перекрыли небо над местом своего прорыва и с сегодняшнего дня Сураж, Унеча и их окрестности находятся в серой зоне, в которую не имеет доступа германская разведывательная авиация. Самолеты-разведчики, пытавшиеся проникнуть к эпицентру событий, были сбиты на подлете к запретной зоне непонятно каким образом и не успели доложить ничего вразумительного. Был потерян даже высотный Юнкерс-86 из разведывательной эскадры Ровеля, который таинственное нечто смахнуло с небес на высоте тринадцати километров. Правда, этот «юнкерс» сумел долететь почти до самого поселка Красновичи, который, согласно предыдущих донесений, поступивших в штаб фон Бока, в том числе и от пропавшего вместе со своей дивизией генерала Моделя, предполагался как центр этой зоны, после чего связь с ним также была потеряна* и больше не возобновлялась.
        Примечание авторов: зенитно-ракетные комплексы 9К317М, они же Бук-М3, которыми вооружен осуществляющий ПВО портала 1259-й зенитно-ракетный полк, имеют досягаемость по высоте от пятнадцати метров до двадцати пяти километров, по дальности от двух с половиной до семидесяти километров и возможность поражения одиночной цели типа истребитель F-15 с вероятностью равной единице. Конечно, летчики злосчастного юнкерса видели стартовавшую ракету и тот белый дымный хвост, который она тащит за собой, но включенные системы РЭБ не дали хероям люфтваффе ни единого шанса отправить последнее в жизни голосовое сообщение.
        Дислоцированный в районе портала 1259-й зенитно-ракетный полк, имея боевой радиус в семьдесят километров способен прикрывать всю территорию плацдарма от Почепа на востоке до Новозыбкова на западе и от Костюковичей на севере до Стародуба на юге. А больше пока и не надо.
        И вот теперь генерал-фельдмаршал Федор фон Бок даже не знал, что ему следует предпринять и что докладывать в ОКХ и самому фюреру, перед которым он, кстати, не испытывал особого пиетета, как и многие кадровые офицеры, за глаза называя его ефрейтором. Конечно, к месту событий вскоре подойдут два полнокровных армейских корпуса, но все, что они смогут, это стабилизировать линию фронта и сесть в жесткую оборону. Но это же означает позиционную войну - причем в тот момент, когда от уходящего лета важен каждый день и час. Воспользовавшись этой паузой, большевики смогут подтянуть к фронту дополнительные части, которые улучшат их оборону, что впоследствии осложнит предстоящее генеральное наступление на Москву, если, конечно, теперь оно состоится.
        Теперь ему лично и всему штабу группы армий «Центр» предстоит как следует подумать, как обойти это внезапно возникшее препятствие, ведь у Гудериана, помимо попавшего в беду 24-го моторизованного корпуса, имеются еще и 46-й (в настоящее время, ведущий бои под Жуковкой) и 47-й (предназначенный для развития успеха и пока находящийся в резерве). Конечно, есть соблазн использовать этот резерв для того, чтобы попытаться сокрушить чужаков одним могучим лобовым ударом, но на такое решение фон Бок пойти никак не мог. Притом, что 4-я панцердивизия всего за несколько часов боев под Суражом потеряла почти половину всех своих наличных танков, 47-й моторизованный корпус может выгореть дотла за пару суток боев, так и не добившись сколь-нибудь решительного результата. Уж слишком хорошо эти пришельцы вооружены и обучены, уж слишком много в них той свирепой решительности, от наличия или отсутствия которой зачастую зависит исход многих очень важных битв. В любом случае надо ждать прибытия Гудериана и внимательно выслушать все, что он скажет по этому поводу. Генерал хоть и выскочка, но талантливый выскочка,
добивающийся успеха исключительно собственными силами.
        21 августа 1941 года. 08:15. Окрестности Могилева. Штаб группы армий «Центр».
        Генерал-фельдмаршал Федор фон Бок.
        Быстроходный Гейнц, с первыми лучами солнца вылетев на связном «Шторьхе» из расположения 46-го моторизованного корпуса, как и обещал, рано утром прибыл в штаб группы армий «Центр». На этот перелет ему потребовался всего час и сорок минут. Если ехать на машине по разбитым русским дорогам, то на такое путешествие мог уйти целый день или больше. К тому же в настоящий момент Гудериану невозможно обходиться без связного самолета, потому что от одной фланговой группировки до другой больше сотни километров по местным лесам и болотам. Тут, под Могилевом и Смоленском, еще ничего, а вот офицеры, воюющие на левом фланге нашей группы армий «Центр», говорят, что там Господь вообще почему-то позабыл разделить землю и воду. А ведь этот год, по сообщениям местных жителей, еще сухой; представляю, каково бы пришлось нашей армии, если бы летом тут шли хоть сколь-нибудь затяжные дожди…
        Генерал Гудериан, вошедший в мой временный кабинет, против обыкновения, был мрачен и хмур. Сразу становилось понятно, что это плохое настроение нашего танкового гения определенно связано со вчерашними и позавчерашними событиями, произошедшими в полосе его танковой группы.
        - Ну что, Гейнц, - спросил я, - прибыли жаловаться на тех неизвестных, которые сильно потрепали ваш двадцать четвертый моторизованный корпус?
        - Неизвестных, герр генерал-фельдмаршал?! - экспрессивно переспросил Гудериан. - Никакие они не неизвестные, а самые что ни на есть русские. Да и слово «потрепали» для сложившейся ситуации очень мягкое. Разгромили - будет сказать правильнее, причем с эпитетом «вдребезги».
        Вот тут настала уже моя очередь удивляться.
        - Русские, Гейнц? - с недоверием в голосе спросил я. - Вы хотите сказать, что ваших непобедимых мальчиков разгромили какие-то большевистские неумехи, которые не отличат панцер от коровы? Да как такое вообще могло случиться под этим солнцем?
        Гудериан длинно и замысловато выругался, после чего пояснил:
        - Это совсем не те русские большевики, герр генерал-фельдмаршал, которых мы знали. Это совсем другие русские из будущего… прекрасно вооруженные, обученные, и к тому же невероятно драчливые. После того, как этот дурак фон Швеппенбург приехал прямо в их засаду, его потерявший управление корпус был смят, разгромлен и уничтожен их подвижными частями, которые скачут то туда, то сюда - «Фигаро там, Фигаро тут». Третья панцердивизия уничтожена полностью, от нее не осталось ничего и никого. Четвертая понесла большие потери, утратив почти все панцеры, после чего ночной атакой была выбита из Клинцов, и теперь отступает в сторону Гомеля. Десятая мотодивизия изрядно потрепана и зажата между молотом и наковальней. Являясь, по сути, пехотной дивизией на автомобилях, она не способна оказать отпор русским тяжелым панцерам, давящим на нее со стороны Суража, прижимая к большевистскому рубежу обороны по реке Судость, который невозможно взять с наскока. Еще один удар этого страшного противника - и десятая моторизованная, вслед за третьей панцердивизией, тоже перестанет существовать, сохранившись лишь на бумаге.
        Я с определенно медицинским интересом посмотрел на нашего лучшего танкового генерала - а не сошел ли он с ума от переживаний минувшего дня. Сейчас его преследуют русские из будущего, а завтра будет кто? Марсиане на боевых треножниках с тепловыми лучами? Красные и зеленые черти с вилами? А может, он прав - и действительно случилось нечто экстраординарное? Уж больно непривычный для большевиков почерк прослеживается в действиях некоторых частей противника. Как будто это совсем другая армия. А вдруг и в самом деле другая? Сейчас необходимо, чтобы генерал успокоился и рассказал все по порядку.
        - Так, так, Гейнц, - сказал я, - успокойтесь и выкладывайте все по очереди, желательно с доказательствами ваших слов.
        Гудериан хмыкнул.
        - По порядку и с доказательствами? - переспросил он. - Ну что же, я расскажу все, что мне известно, а дальше, герр генерал-фельдмаршал, решайте сами, верить мне или нет. Многое из того, о чем я вам буду рассказывать, я видел собственными глазами, а о многом слышал непосредственно от участников событий, которым повезло выжить. С доказательствами же у меня туговато. Таковыми может служить только то, что определенная территория, включающая в себя как Унечу, так и Сураж, за последние сутки стала запретна и для солдат вермахта, и для пилотов люфтваффе, и мы даже ничего не знаем о происходящем там.
        - Так оно и есть, - ответил я, - мы не можем получить оттуда никакой информации. Просто чертовщина какая-то! Но, возможно, у этого факта есть еще какое-нибудь объяснение, кроме нашествия русских из будущего?
        - Например, нашествие чертей из ада, - парировал Гудериан, - ибо ангелы за большевиков не должны воевать по определению.
        - Да, Гейнц, - ответил я, - вы меня убедили. Рассказывайте.
        - Во-первых, - сказал Гудериан, - все началось с того, что почти посредине между Унечой и Суражем разведка третьей панцердивизии наткнулась на странное облако, которое не дрейфовало по ветру, а лежало на земле…
        Генерал рассказывал, а я ошарашенно думал, что не слышал ничего более невероятного, чем этот рассказ. Подумать только - тоннель между разными мирами, через который могут ходить целые армии. Но все же Гейнц, наверное, прав, и ничем другим, кроме как людьми из будущего, эти странные войска, вставшие на пути нашего наступления, считать невозможно… Панцеры, которые по защите, подвижности и огневой мощи на три головы превосходят лучшие наши и большевистские образцы. Зенитки, которые пачками сбивают наши самолеты - да так, что Кессельринг* отказывается посылать туда свои бомбардировщики. Связь, сообщения которой невозможно не только расшифровать, но и перехватить, и, кроме того, во время боя с этими «пришельцами» очень часто отмечалось, что радисты начинают слышать в эфире только белый шум, то есть помехи. Есть в этом деле только одна-единственная неувязка…
        Примечание авторов: * А?льберт Ке?ссельринг (нем. Albert Kesselring; 30 ноября 1885, Марктстефт - 16 июля 1960, Бад-Наухайм) - генерал-фельдмаршал люфтваффе, командующий вторым воздушным флотом люфтваффе, поддерживавшим действия группы армий «Центр».
        - Погодите, генерал, - резко произнес я, - как русские из будущего могут нападать на германскую армию, если мы их победим и установим тут, в России, свои, германские порядки?
        Генерал Гудериан посмотрел на меня с каким-то странным сожалением, будто я, взрослый человек, сказал какую-то детскую глупость.
        - Вы ошибаетесь, герр генерал-фельдмаршал, - понизив голос, произнес он, - в той войне победили совсем не мы, а, наоборот, русские. Наполеон, когда в двенадцатом году дошел до Москвы, тоже думал, что уже победил Россию. Вам напомнить, где и когда закончилась та война? Правильно! Она закончилась через два года взятием русскими и их союзниками Парижа. Так вот - и это война тоже закончится среди руин Берлина, под большевистским красным флагом, который русские в мае сорок пятого года водрузят на купол разгромленного и сожженного рейхстага. Вы уж извините, но, кроме разгрома, позора и унижения, ничего более нам на этой войне не светит.
        - И что, Гейнц, - спросил я, - с этим действительно ничего нельзя сделать?
        Гудериан покачал головой.
        - Ничего, - так же тихо сказал он, - совсем ничего. Мы, конечно, как подобает доблестным германским офицерам, будем исполнять свой долг до конца, но в прошлый раз большевики победили нас исключительно собственными силами, и теперь, когда за них сражается сила неодолимой мощи, они справятся с этой задачей значительно быстрее. Не за четыре года, а за два или два с половиной. И местные большевики, и их внуки из будущего будут драться с нами насмерть, невзирая ни на что. Уж больно нехорошие воспоминания оставил после себя наш поход на восток за жизненным пространством и рабами. К тому же солдаты 3-й панцердивизии, вторгнувшиеся на территорию той, затуннельной, России, обновили внукам эти неприятные воспоминания, и теперь те жаждут ужасной мести. Но, к нашему счастью, войска этих русских из будущего пока немногочисленны и состоят преимущественно из подвижных частей, при почти полном отсутствии пехоты, из-за чего они не могут контролировать сколь-нибудь значительную территорию. Но если они соединятся с большевиками, у которых пехоты хоть отбавляй, то нам станет по-настоящему тяжело. А они соединятся, в
этом нет никаких сомнений, иначе зачем вообще они сюда пришли?
        Для того, чтобы попытаться обойти по флангам плацдарм, занятый русскими войсками в районе Унеча-Сураж, я еще вчера дал приказ сорок седьмому моторизованному корпусу, находившемуся в резерве в районе Клетни, в течение ночи скрытно выдвинуться по проселочным дорогам в район Почепа, чтобы на рассвете атаковать большевистские позиции и потеснить их в направлении Выгоничей, в то время когда сорок шестой моторизованный корпус продолжит свои атаки в том же направлении с севера, из района Дубровки. После утраты магистрали, проходящей через Сураж-Унечу, нам просто необходима альтернативная дорога, ведущая в южном направлении. Поэтому по моему приказу весь вчерашний день части десятой мотодивизии атаковали на Почеп из района Житни, пока без особого результата. Думаю, что после подхода панцеров сорок седьмого мотокорпуса положение там изменится в нашу пользу. Надеюсь, что русские из будущего не будут далеко отрываться от своего туннеля в будущее. Иначе нашим войскам, а потом и нам всем, тут наступит большой и быстрый конец.
        Я мысленно выругался, потому что всегда подозревал, что эта затея ефрейтора* еще выйдет Германии боком, и не один раз. Нельзя было запрещать солдатам иметь совесть и разрешать им безобразничать с местным населением. Правильнее было бы сначала завоевать эту землю, объявив ее свободной от большевизма, и лишь потом думать, что делать с местными большевиками и их сторонниками.
        Примечание авторов: * прозвище Алоизыча среди германских старших офицеров.
        - Значит, так, Гейнц, - сказал я Гудериану, - ничего об этом никому не говорите. Не хватало еще, чтобы вас или меня ГФП обвинило в декадентских настроениях и предательстве интересов нации. У меня пока нет никакого понимания того, что нам в данном случае делать, но если вы действительно правы, то план глубокого обхода киевской группировки большевиков потерпел полный крах. В такую замечательную дырку в большевистском фронте вставлена прочная пробка. Думаю, что теперь следует закрепиться на достигнутых рубежах, поэтому переходите к обороне и готовьтесь к отражению предстоящих вражеских вылазок, которые, по моему мнению, будут неизбежны. Самое главное - не допустить прорыва противника к Смоленску в тыл нашей четвертой армии, что может обрушить весь наш правый фланг. Для выполнения этой задачи, я, взамен разгромленного двадцать четвертого мотокорпуса, полностью подчиняю вам находящиеся в моем резерве тридцать четвертый и тридцать пятый армейские корпуса. Идите, Гейнц, и сражайтесь, и да поможет вам Бог, потому что дьявол уже на стороне большевиков.
        Гудериан кивнул, щелкнул каблуками, козырнул, сказал: «Яволь, герр генерал-фельдмаршал!», повернулся и вышел за порог. Вскоре за окном раздался треск мотора взлетающего связного «Шторьха».
        Таким образом, генерал Гудериан убыл, а я тем временем задумался о том, что надо будет доложить Кейтелю и Йодлю, и о чем пока умолчать. Также я подумал о том, какова будет реакция нашего дорогого ефрейтора на появление большевистских потомков. Сдается мне, что нас ждет эпическая истерика и симуляция приступа бешенства, но другого вождя у германского народа нет и не предвидится, а повторения того, что было при Веймарской республике, нам не надо и даром, и с доплатой. Уж больно омерзительно выглядели те политиканы, что пресмыкались перед Францией и Британией.
        21 августа 1941 года. 10:25. село Житня, Почетского района, Брянской области.
        Старший лейтенант Федор Коломиец, командир 7-й роты, 878-го сп 290-й сд
        Весь день двадцатого августа немцы вели против нас яростные пехотные атаки, сменяющиеся артиллерийскими обстрелами, после которых следовали новые атаки. Мы отражали их и держались на занятых позициях, несмотря на то, что наша дивизия вся целиком и полностью была сформирована из запасных, призванных на территории Московской области после мобилизации, объявленной с началом войны, из необученных резервистов и призывников, по большей части не имевших воинской выучки. В течение одного месяца в Туле мы проходили курс обучения с деревянными ружьями. До прибытия на фронт бойцы не сделали ни одного боевого выстрела. Таким образом, свой военный опыт мы получали его уже в ходе этих первых для нас боев, отражая массированные вражеские атаки. Несколько раз доходило до рукопашной, после которой немцы откатывались на свои исходные позиции и вызывали на наши головы огонь своей артиллерии. Все эти атаки продолжались фактически с рассвета и до самой темноты, при этом два раза наши позиции бомбила вражеская авиация, почему-то прилетавшая с севера, а не с запада. Тогда я подумал, что это был только первый день
вражеского натиска, а что будет на следующий день - то есть сегодня, когда против нас немецкое командование непременно бросит свои танки, раз уж их пехота не справилась со своей задачей, а противотанковой артиллерии у нас не так много*.
        Примечание авторов: * по штатам первых месяцев войны противотанковую оборону стрелкового полка составляли шесть 45-мм орудий полковой батареи ПТО. Дополнительную артиллерийскую поддержку обороне позиций 878 сп. составляли четыре 85-мм зенитных орудия 52-К третьей батареи 753-го артиллерийского полка противотанковой обороны и четыре 122-мм гаубицы М-30 второй батареи 827-го гаубичного артполка.
        Сегодняшнее утро началось с ураганного артиллерийского обстрела, после чего в атаку на позиции нашего батальона пошло до полка вражеской пехоты при поддержке пятидесяти средних и тяжелых танков. Первую атаку мы отбили, хотя и не без потерь. Противнику, действующему тактикой танкового клина, удалось уничтожить четыре из шести имеющихся у нас «сорокапяток», правда, за этот успех ему пришлось заплатить большим количеством убитых и раненых солдат, а также семью подбитыми и сожженными* танками.
        Примечание авторов: * подбитый танк означает, что боевая машина не боеспособна, но ремонтопригодна. Сожженный или уничтоженный танк годится только на запчасти и в переплавку.
        После того как мы отбили эту атаку, на нас снова налетели немецкие бомбардировщики, и при этом опять с северного направления. Но едва они приготовились бомбить наши позиции, как откуда-то с западного направления, расчерчивая небо напополам, прилетел реактивный снаряд, оставляющий за собой белый дымный след, который ударил прямо в головной бомбардировщик. Тот сразу взорвался на своих бомбах и осыпался вниз мелкими кусочками; взрыв обладал такой силой, что были повреждены и начали падать и другие два самолета в головной тройке, из которых тут же начали выбрасываться парашютисты. Следом за первым снарядом почти сразу прилетели второй и третий, причем их взрывы выводили из строя больше чем по одному самолету разом, и нам оставалось только стоять, и, раскрыв рот, смотреть на истребление немецких самолетов и летчиков, оставаясь в полном недоумении, кто это там стреляет. Поняв, что тут их убивают и спокойной бомбежки уже не будет, немецкие самолеты развернулись и, сбрасывая бомбы, со снижением удалились опять же в северном направлении.
        После неудачного авианалета последовал очередной артиллерийский обстрел, который как-то странно внезапно оборвался, как бы на «полувыстреле». В наступившей тишине стали слышны звуки перестрелки, разгоравшейся в глубине немецких позиций, будто, какая-то выходящая из окружения часть ударила по фашистам с тыла и отвлекла на себя их внимание. Интенсивность этой перестрелки все время нарастала, вскоре в нее начали вплетаться звуки пушечных выстрелов, причем некоторые пушки, судя по звуку, были довольно солидного калибра, ничуть не меньшего, чем у наших дивизионных гаубиц. Даже невооруженным глазом было видно, что там, в глубине вражеских позиций, в небо поднимаются столбы жирного смоляного дыма, какие обычно бывают тогда, когда горят вражеские танки и бронемашины.
        Кончилось все тем, что немецкая пехота вылезла из своих окопчиков, и несколько танков попытались нас атаковать, но как-то неуверенно. Создалось впечатление, что они не столько идут на нас в атаку, сколько спасаются от какой-то преследующей их ужасной опасности. Мы, конечно, открыли по ним огонь, но немецкие солдаты продолжали бежать в нашу сторону, в страхе поминутно продолжая оглядываться назад. И вот мы увидели то, от чего в такой панике спасались фашисты. Примерно в двух километрах от нас, на гребне высоты, расположенной правее села Чопово, стали появляться никогда не виданные ранее массивные приземистые танки странно округлых, обтекаемых форм. Остановившись там, они в несколько выстрелов прикончили уцелевшие немецкие машины, после чего немецкая пехота, зажатая между нами и неизвестными, принялась бросать оружие и, задрав вверх руки, побрела в нашу сторону сдаваться в плен. Удивлению нашему не было предела, тем более что чужаки, убедившись, что немцы сдаются и больше не оказывают сопротивления, отступили обратно за гребень холма и исчезли. Чудеса, да и только.
        21 августа 1941 года. 11:50. Брянская область, райцентр Сураж.
        Учительница немецкого языка, переводчик, дворянка Варвара Ивановна Истрицкая.
        Я иду домой после ночи тяжелейшей работы. Глаза мои слипаются, ноги заплетаются, но в душе, тем не менее, стоит праздник и поют птицы. О Господи, как приятно было наблюдать за тем, как потрясенный своим внезапным пленением генерал фон Швеппенбург, еще совсем недавно такой гордый и спесивый, окончательно сломался перед суровыми мужчинами, одетыми в мундиры, похожие на мундиры русской императорской армии. Сила государства заключается в мощи его вооруженных сил, недаром же император Александр III любил говаривать, что у России есть только два надежных союзника - ее армия и флот. Правда, господа офицеры из будущего добавляют к этому перечню загадочное словечко РВСН, но я пока не знаю, что это такое. Но я непременно выясню значение этой аббревиатуры, надеюсь, что она расшифровывается не что-нибудь революционное… хотя, конечно, вряд ли.
        Сердце мое млело и таяло, когда начальник разведотдела дивизии майор Николаев задавал бывшему немецкому командующему свои вопросы, а тот даже и не мог придумать, что соврать, потому что о нем русские из будущего знали все, и даже немного больше. Но, как я поняла, сами по себе сведения, которыми обладал генерал, были им не интересны, и военные вопросы фигурировали в допросе постольку поскольку, с целью уточнения особо неясных моментов там, где у потомков одни архивы противоречили другим. Кроме генерала, которого отработали первым, было еще множество штабных офицеров, которых тоже требовалось допросить.
        В перерывах между допросами мы с господами офицерами пили вкуснейший растворимый кофе, который заедали не менее вкусными бутербродами. Во время таких посиделок я (пока что теоретически) присматривалась к господам офицерам на предмет их жениховских качеств, выясняя кто из них женат, а кто свободен. Не каждая женщина может быть офицерской женой, но я уверена, что полностью справлюсь с этой работой. Тогда же ночью я познакомилась со своим коллегой Николаем Максимовичем фон Шульцем. Оказалось, что он служил в германской армии, но, когда попал на территории небольшевистской России будущего, почти сразу перешел на сторону русской армии, потому что он сам родом из Петербурга и происходит из русской ветви фон Шульцев. К допросам его не допускают, ведь он как бы бывший немецкий военнослужащий. Вместо допросов он занимается переводом немецких служебных документов. Весьма аккуратный и обстоятельный работник. Меня несколько раз просили проверить качество его перевода, и я нашла это качество вполне удовлетворительным. И вообще он вполне приятный и обходительный молодой человек, но как жених для меня не
существует, ибо я фамилию фон Шульц носить не буду никогда.
        21 августа 1941 года, 12:45. Брянская область, Выгоничи, штаб 50-й армии Брянского фронта.
        Начальник Разведывательного отдела штаба 50-й армии майор Голышев* Федор Матвеевич 1903 года рождения, член ВКП(б) с 1937 года, в Красной Армии с 1925 года.
        Примечание авторов: * Все имена и фамилии командиров до дивизионного звена включительно, а также офицеров армейских фронтовых штабов являются вымышленными или видоизмененными. Вымышлены они еще и потому, что большая часть фигурантов этой книги в нашей истории бесследно сгинули в кровавой круговерти лета срок первого года. Сгинула бесследно и большая часть документов, хранившихся в полках, дивизиях корпусах и армиях. Если копия какой-то бумажки не успела попасть в московские архивы, то это значит, что мы о ней, скорее всего, ничего уже не узнаем. А через Москву проводили назначения: командующего армией, комиссара и члена военного совета, а весь остальной штаб эти трое формировали уже сами.
        Начальник разведывательного отдела штаба 50-й армии майор Голышев потер покрасневшие от усталости и недосыпания глаза и еще раз вчитался в строки разведдонесения, направленного в штаб армии из штаба 290-й стрелковой дивизии. Донесение, честно говоря, читалось как роман писателя Беляева*. Хотя, надо сказать, у того же Беляева встречались романы и поправдоподобней таких вот писулек. Там, великий писатель, объясняя происходящие события, может сослаться на силу науки и гениальность человеческого мозга. А это деятель, начальник разведки дивизии капитан Золотарев, обосновывая свое донесение, на что может сослаться? На показания очевидцев? А если очевидцы врут, привирают или просто введены в заблуждение? Но ведь факт, что не врут, и немцы на основных ударных направлениях перед левым флангом 50-й армии будто растворились в воздухе, и в тоже время никто вместо них в соприкосновение с советскими частями не вошел.
        Примечание авторов: * Александр Беляев - известный советский довоенный писатель-фантаст. В нашей истории умер в оккупированном городе Пушкин от голода и холода зимой 1941-42 годов.
        Тем более если большая часть очевидцев - это немецкие пленные, перепуганные и в то же время наглые. Страх они испытывают перед теми, кто заставил их, таких сильных и непобедимых, сдаться в плен, а наглость эти немецкие твари проявляют по отношению к бойцам и командирам РККА. Вот один такой протокол допроса: «Я, Марк Вебер, сдался в советский плен потому, что не хотел попадать в руки к марсианам. Я подумал, что война скоро кончится, Германия победит, и тогда немецкая армия меня все равно освободит. А эти марсиане обязательно меня убьют. Они страшные и не берут пленных, а если берут, то выпивают у них всю кровь и высасывают мозг.» Ну что за дикий бред?! Какие еще марсиане?! Между прочим, и остальные германские вояки с той же степенью достоверности несут похожую чушь. Майор Голышев почесал свою бритую наголо голову. Или в шнапс, которым немецкие солдаты запивают измышления Геббельса, теперь начали подмешивать кокаин?
        Или вот. Сразу после того утреннего боя командир 878 стрелкового полка майор Коржиков выслал вперед полковых разведчиков с целью прояснения обстановки и обнаружения тех, кто навел на немцев такого шороху. Обстановку разведчики не прояснили, а, напротив, запутали еще больше. Впрочем, неизвестные воители, вздрючившие немцев так, что те стали принимать их за уэллсовских марсиан, обнаружены тоже не были. Вместо того на месте боя в большом количестве нашлись стреляные гильзы нескольких видов, в большинстве своем неизвестных советской науке.
        При этом даже знакомые советским бойцам гильзы от русского винтовочного патрона образца 1908 года были выполнены по неизвестной в СССР технологии штамповкой из тонкого стального листа. Майор знал, сколько полезного для страны могло произойти, если бы в тяжелейший момент военного лихолетья она смогла заменить дефицитную латунь, которая идет на изготовление патронов, обыкновенной сталью. Другие гильзы удивляли ничуть не меньше. Больше всего было гильз от странного мелкокалиберного оружия, которое никак не могло быть боевым, ведь диаметр шейки гильзы едва превышал шесть миллиметров. До того самыми большими любителями уменьшения калибра были японцы, но тут эта идея была доведена до абсолюта. Даже пулю от «арисаки» в эту гильзу пришлось бы забивать молотком, а родная пуля должна была иметь калибр примерно в пять с половиной миллиметров. Майор не понимал, зачем надо было уменьшать калибр до такой степени, чтобы пуля потеряла всяческие пробивные свойства. Значительно реже попадались гильзы примерно как от 37-мм автоматической зенитки, но предназначенные для снаряда калибром примерно в тридцать
миллиметров. Калибр, на данный момент, насколько знал майор, не используемый нигде и никем. Хотя большинство немецких танков у села Житня были подбиты в борт и корму именно из пушек, использующих такие снаряды.
        Но и это было бы вполне понятно, стоит принять немецкую версию о «марсианах». Раз они «марсиане», значит, у них все не как у людей. Но тогда получается, что капитан Мосин, придумавший винтовку и патрон своего имени, тоже, получается, был марсианином. Но это так, в порядке умственного эксперимента - насколько далеко может зайти бред, пока его не остановит здравый смысл. Разведчики - они ведь не только собирали гильзы и осматривали сгоревшую немецкую технику. Они еще опрашивали местных жителей, и те как один утверждают, что марсиане никакие не марсиане, а самые что ни на есть люди, причем говорящие по-русски без всякого акцента, называющие себя «товарищами»* и весьма положительно относящиеся к советской власти и товарищу Сталину. Все вроде бы было хорошо, но майору не давал покоя вопрос - почему они, такие хорошие, не хотят идти на контакт с советским командованием? Непонятно, хоть убей.
        Примечание авторов: * людям привыкшим к обращению «товарищ майор», «господин майор» будет резать ухо ничуть не хуже гвоздя, скребущего по стеклу.
        Непонятно и то, что сейчас делать 50-й армии, перед левым флангом которой исчез противник. Продвигаться на Мглин, где слышна отдаленная канонада, или оставаться на месте, сохраняя между собой и чужаками нейтральную зону? Тем же вопросом в то же время задается и командующий 50-й армией генерал-майор Михаил Петрович Петров, участник всех войн, исключая только конфликты в Китае. На войне все устроено так. Что если ты не займешь территорию, ее снова захватит противник. Поэтому он, майор Голышев, будет рекомендовать командующему одновременно с докладом в штаб Брянского фронта послать к «соседям» делегата связи на У-2 с целью прояснения обстановки и установления локтевого контакта.
        Майор аккуратно собрал все бумаги в пачку и, встав из-за стола, убрал их в сейф. У правильного командира, когда он не работает с документами, на столе не должна валяться ни одна бумажка, ибо она, как и болтун, тоже может оказаться находкой ля шпионов. Прибрав таким образом свое рабочее место, майор вышел в коридор и направился в кабинет командующего, чтобы изложить тому свое мнение по этому вопросу и предложить почти безошибочный план. В крайнем случае, майор Голышев сам был готов стать тем самым делегатом связи, который на связном У-2 полетит искать контакта с «незнакомцами». И храбрости, и выдержки, и такта у него на это хватит.
        21 августа 1941 года, 14:45. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.
        Капитан Петр Васильевич Погорелов.
        Потрепали в том бою нас сильно. Батальон фактически усох до двухротного состава, из-за чего мы и назначены на охрану нашей базы и окрестностей портала в этом мире. Для любой группы праздношатающихся гитлеровцев (которые, минуя основные узлы обороны, могут выйти к Красновичам лесами) наших возможностей вполне достаточно. Но все равно потери были достаточно тяжелыми для того, чтобы батальон перестал быть полноценной боевой единицей. И пусть тогда на два наших батальона навалилась целая гитлеровская дивизия, мы все равно не должны были допускать таких потерь.
        И если технику можно частью восстановить в рембатах, а частью получить с баз хранения, то маршевых пополнений для восстановления численности личного состава нет и не предвидится. Войны наш президент никому не объявлял, мобилизация тоже не проводится, на запортальной территории действует исключительно ограниченный контингент. Узнав об этом, я было приуныл, что нас тут бросают биться до последней капли крови, а сами к нам со всем сочувствием, да и только - не больше и не меньше.
        Но наш комбат мне объяснил, что вместо мобилизации военнообязанных (так как контингент действительно ограниченный) Россия объявила призыв добровольцев, причем не только с российским, но и с любым гражданством бывшего СССР. А добровольцы - люди совсем другого сорта, чем просто мобилизованные, так что нам лучше подождать их, чем хвататься за что попало. Тем более, как передают с той стороны, по крайней мере, на Брянщине в военкоматах стоят очереди, в которых молодые и не очень, люди выстаивают свое право записываться в добровольцы. Очереди движутся быстро, и хоть предложение вступить в ряды особой группы войск получают далеко не все, меньше народу возле военкоматов не становится. Так что, может, и будет у нас маршевое пополнение.
        Советский связной У-2, в сопровождении нашего «Аллигатора», вывернул из-за леса на малой высоте прямо над верхушками деревьев. Мы все задрали головы, разглядывая трещащий мотором фанерно-перкалевый самолетик с красными звездами на крыльях. А тем временем его пилот заложил пологий вираж, выбирая место для посадки своего пепелаца. А чего тут выбирать? Пусть садится прямо на дорогу, и все дела. На картофельном поле с его грядками убьется даже эта сверхлегкая помесь швейной машинки с воздушным змеем. Но нет, пилот сделал полный круг, осмотрев все с высоты, и только потом пошел на посадку.
        А посмотреть там было на что. Мы на этой стороне чуть больше суток, а уже обосновались вполне по-взрослому. Палатки вдоль опушки леса, накрытые маскировочными сетями, там же техника, которую не разглядишь даже в упор, и на значительном удалении от самой базы ложные цели, выглядящие как настоящие надувные макеты танков, БМП и зенитных самоходок. А самое главное, вдоль дороги выстроены в ряд переброшенные на эту сторону «вертушки» и самолеты, также накрытые растянутыми на шестах масксетями. Со стороны поселка стоят сменное звено ударных «Аллигаторов», смешанная эскадрилья на Ми-8АМТШ и «Крокодилах», а на другой стороне четыре гиганта Ми-26 и смешанная эскадрилья на Су-25 и ЯК-130УБ. Все, что может летать с грунтовых аэродромов, у нас уже здесь. А, понятно, пилот У-2 пытается разглядеть опознавательные знаки на технике. Ну, на танках и БМП у нас ничего не малюют, кроме тактических номеров, а вот красные звезды на бортах «вертушек» и плоскостях самолетов не оставляют у летчика никаких сомнений - здесь свои.
        Завершив свой круг почета, У-2 выравнивается - и легко, как стрекоза, опускается на дорогу. Ну вот, можно считать, что к нам прибыла первая ласточка - так сказать, представитель местной законной власти. Кстати, пилотом на У-2 оказался парень, а не девушка, как все мы подсознательно ожидали. Облом, однако, хотя и не очень большой. Мы же сюда не девочек снимать прибыли, а воевать. Парня, кстати утащили к себе техники и пилоты вертолетной эскадрильи, а вот майор (две шпалы в петлицах), бритоголовый как наш Небензя, остался. Деловой такой майор - сразу видно, что большая шишка, а не комбат* или полковой НШ**. А я, как назло, за коменданта базы, бо наш батяня-комбат за партизанами уехал, то есть за призванными (в нашем, разумеется, мире) добровольцами из ближайших окрестностей.
        Примечание авторов:
        * Капитан Погорелов судит по нашим временам, а тогда майор мог быть командиром полка, НШ дивизии или даже (в отдельных случаях) непосредственно комдивом.
        ** НШ - начальник штаба.
        - Я, - говорит этот майор, - майор Голышев, начальник разведки пятидесятой армии, прибыл как делегат связи от советского командования, и мне необходимо видеть самого старшего вашего начальника.
        И смотрит на меня так пристально, будто хочет просверлить во мне взглядом дырень примерно так с кулак.
        - А я, товарищ майор, - говорю в ответ, - капитан Погорелов, командир четвертой роты, 182-го мотострелкового полка 144-й мотострелковой дивизии и исполняющий обязанности коменданта этого цыганского табора. Могу сказать, товарищ майор, что самый старший наш начальник, командующий армейской группой. генерал-лейтенант Матвеев, еще не прибыл. Его заместитель, командир 144-й мотострелковой дивизии, в данный момент находится в своем штабе в Сураже. Если вам срочно, то могу выделить машину…
        - Ты не понимаешь, товарищ капитан, - рявкнул на меня этот майор Голышев, - я должен установить связь с нашим командованием, но прежде всего я должен выяснить, кто вы, черт возьми, такие, и откуда взялись на нашу голову?
        - На вашу голову мы не брались, товарищ майор, - с некоторой обидой ответил я, - голова от нас в основном болит у немцев.
        - Есть такое явление, капитан, - немного успокоившись, согласился со мной майор, - немцы вас боятся, как маленькие дети буку. Не скажешь, почему?
        - Не знаю, товарищ майор, - пожал я плечами, - наверное, все дело в том, что мы не боимся их.
        - Не боитесь, - снова утвердительно кивнул майор, - вы и меня не боитесь, хотя надо бы. Так кто же вы, черт возьми, такие раз уж никого и ничего не боитесь?
        - Извините, товарищ майор, - ответил я, - сами должны понимать, что без приказа командования я просто не имею права говорить вам ничего определенного.
        - Хорошо, товарищ Погорелов, - неожиданно легко согласился он со мной, - возможно, у вас нет такого приказа, но вы должны немедленно связаться с начальством и доложить. Я не поверю, что у вас нет такой возможности.
        Да я, собственно, собирался, но только отправив майора на машине; а пока он едет, доложить в штаб о его визите - без лишних, так сказать, свидетелей. Но майор своей настырностью все время не давал мне приступить к этому гениальному плану и теперь приходится выходить на связь со штабом дивизии прямо в его присутствии. При обычном порядке службы сложно представить себе ситуацию, когда ротный командир связывается прямо со штабом дивизии. Но у должности коменданта базы, пусть даже и всего лишь исполняющего обязанности, есть свои преимущества, в том числе и возможность экстренной связи с командованием. А то может сложиться еще более критическое положение, чем то, которое сложилось сейчас, а доклад по инстанциям будет идти слишком долго.
        Мы с майором Голышевым подошли к моей командирской машине, и смешливый радист Вася подал мне специальную командирскую гарнитуру с удлиненным шнуром. Пока я докладывал дежурному офицеру о свалившемся на мою голову делегате связи, майор обошел БМП по кругу и провел ладонью по глубоким отметинам на лобовом листе. Это мы в последнем бою обменялись любезность с немецкой «двойкой». Она нам - очередь из 20-мм пушки, снаряды которой броню не пробили, а ушли на рикошет, оставив выбоины; а мы немцам в ответ - очередь из 30-мм, которую они со своей картонной броней уже не пережили. Помимо этих отметин, на броне было множество следов пулевых клевков, из-за чего машина выглядела рябой.
        - Были в бою, товарищ капитан? - уважительно спросил Голышев, когда я закончил доклад и наступила та пауза, которая обычно необходима начальству для обдумывания своих действий.
        - Да товарищ, майор, - сухо ответил я, - были.
        - Ну и как? - снова спросил он.
        - Нормально, товарищ майор, - хмыкнул в ответ я, - мы, как вы видите, здесь, а они остались там и уже начали гнить.
        В этот момент в наушниках раздался сигнал вызова, а потом донесся уверенный басистый голос человека, по большей части уже привыкшего отдавать приказы:
        - Генерал Терещин на связи.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-майор, - отозвался я, - на связи капитан Погорелов, исполняющий обязанности коменданта припортальной базы.
        - Погорелов? - переспросил наш комдив, - это тот самый, что ротой против полка не пропустил немцев к Унече?
        - Так точно, товарищ генерал-майор, - ответил я, - тот самый.
        - Хорошая работа, капитан, - похвалил меня комдив, - благодарность тебе в приказе и рукопожатие перед строем. А теперь докладывай все подряд - в том числе и то, куда делся твой батальонный командир, который и должен комендантствовать на этой базе.
        - Майор Осипов, - ответил я, - находится на нашей стороне, принимает пополнение из партизан, обещал скоро быть. Что касается делегата связи от предков, то он стоит тут, рядом со мной, и срочно хочет узнать, кто мы такие и откуда. Разрешения раскрывать такую информацию у меня нет. Да и если я ему расскажу, он мне не поверит, а будет считать, что мы его обманываем.
        Генерал Терещин немного помолчал, потом произнес:
        - Знаешь что, Погорелов. Ты давай возьми дежурную машину и с этим майором Голышевым съезди на нашу сторону, покажи ему смертное поле. Потом, как только он дозреет, сразу отправляй его ко мне, а мы тут уже поговорим!
        Взял я, значит, дежурную машину - и мы поехали через дыру на нашу сторону, знакомить майора Голышева с суровой реальностью.
        Тогда же и там же. майор Голышев Федор Матвеевич
        Хороший разведчик не должен удивляться никогда и ничему. Его работа заключается в получении точных и объективных разведданных, которые потом еще требуется довести до сведения начальства. Беда начинается тогда, когда это начальство считает разведку пережитком капитализма и стремится выехать на пролетарской сознательности, энтузиазме и самопожертвовании своих подчиненных. Но в данном случае с начальством у майора Голышева все было вполне благополучно, командарм-50, генерал Петров, был человеком относительно вменяемым и разумным. Проблемы начинались выше, на уровне командующего Брянским фронтом генерала Еременко, о котором Сталин писал: «Ерёменко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского. Войска не любят Еремёнко. Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Ерёменко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив…». Говоря о том, что Еременко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом, Верховный имел в виду неудачную Рославльско-Новозыбковскую операцию, в ходе которой из-за ошибочного определения направления главного удара не удалось предотвратить
прорыв Гудериана в тыл Юго-Западного фронта.
        Итак, майор Голышев все видел, ничего, честно говоря, не понимал, но не подавал виду, стараясь увидеть как можно больше, а увиденное запомнить, чтобы потом на досуге проанализировать, сравнивая с другими, такими же непонятными ситуациями. Черное облако портала для него было не более, чем непознанное явление природы или творение человеческих рук, но вот раскинувшийся перед ним сразу за порталом весенний пейзаж, освещенный красноватыми лучами заходящего солнца, его впечатлил. Только что он был в конце лета, и вот - тут снова весна, пахнет недавно прошедшим дождем, прелью и Бог весть чем еще. Но еще сильнее его впечатлило заставленное разбитой немецкой техникой и перепаханное бомбами и снарядами поле, на котором нашла свою кончину третья танковая дивизия генерала Моделя. Как говорится - кто с мечом к нам придет, тот сам будет виноват во всех своих несчастьях.
        Наконец майор Голышев повернулся в сторону капитана Погорелова и, несмотря на всю свою предыдущую невозмутимость, бросил на него потрясенный взгляд. Поле, на котором нашла свой конец целая германская танковая дивизия, производило незабываемое впечатление - скореженные и разбитые танки, некоторые из которых превратились и в вовсе неузнаваемые обломки. Несмотря на то, что с момента того побоища прошло двое суток и прошел дождь, в воздухе до сих пор стоял слабы запах сгоревшего тротила и горелого железа. Но сильнее всего пованивало мертвечиной, ибо похоронные команды только начали свой скорбный труд на расчищенных саперами участках этого поля.
        - Товарищ капитан, - медленно произнес Голышев, - скажите, где мы сейчас находимся? Вроде бы это то же самое место, но тут совсем по-другому.
        - Вот там, товарищ майор, - капитан Погорелов ткнул рукой себе за спину, - двадцатый век, август сорок первого года. Вот тут, прямо перед вами, век двадцать первый, апрель две тысячи восемнадцатого. Насколько я понимаю, проход между мирами образовался совсем недавно, три дня назад его еще не было, и первым делом к нам от вас влезла третья танковая дивизия генерала Моделя. Мы ее, конечно, приняли и отоварили как положено, так что сейчас все эти белокурые бестии уже гниют в нашей земле. Моя рота первой выступила навстречу вторгнувшемуся врагу и сражалась до тех пор, пока немцы просто не кончились.
        Капитан вытянул вперед руку, указывая на опушку леса, вдоль которого два дня назад занимала позиции его рота.
        - Мы вышли в этот район по дороге от Унечи и заняли оборону по вон той опушке, - пояснил он майору Голышеву, - а они атаковали с этого рубежа. Сначала мы дрались одной своей ротой против немецкого мотопехотного полка, а потом двумя батальонами при поддержке гаубичной артиллерии против целой танковой дивизии. Закончилось все тем, что прилетели наши бомберы и раскатали над вражескими атакующими порядками бомбовый ковер, после чего все было кончено, и случайно уцелевшие на нашей земле остатки немецко-фашистских захватчиков начали сдаваться в плен. После этого мы собрались и пришли на помощь к вам. Вы, собственно, уже один раз победили немцев без всякой помощи из будущего, теперь вместе мы сделаем это быстрее и с меньшими потерями.
        - Так, значит, вы тоже наши, советские, но только из будущего, - утвердительно кивнул майор Голышев, - ну что, же приятно иметь таких внуков-правнуков, которые не забывают о своих предков. Но только скажи, а почему вы сразу не пошли на контакт с нашим командованием, а начали самостоятельные действия?
        - А вот это, - покачав головой, ответил капитан Погорелов, - политика совсем не ротного масштаба. Для того, чтобы получить ответ на эти вопросы, вам нужно разговаривать не со мной, а как минимум с командиром нашей дивизии генерал-майором Терещиным. Он сказал, что примет вас сразу, как только вы ознакомитесь с фактическим положением дел. Время не ждет, товарищ майор.
        И как раз в тот момент, когда капитан Погорелов и майор Голышев садились в УАЗ, чтобы вернуться обратно в мир сорок первого года, из-за поворота дороги на Унечу показалась голова походной колонны танкового полка, который следовал к порталу от станции выгрузки. Девяносто могучих Т-72Б3 и следующие за ними самоходные орудия, БМП и КШМ-ки, на неготового к этому зрелищу человека производили просто неизгладимое впечатление. Майор Голышев тоже впечатлился, прочувствовал и решил, что с ТАКОЙ СИЛОЙ взаимодействие нужно установить любой ценой.
        Часть 4 «Однажды они возвращаются»
        21 августа 1941 года, 23:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
        Верховный посмотрел на большие напольные часы, громко тикавшие в углу его кабинета, потом перевел взгляд на расстеленную посреди стола большую карту советско-германского фронта, скудно поднятую* в меру информированности Ставки о положении на фронтах. Утекали последние минуты шестидесятого дня войны. Шестьдесят дней и ночей Рабоче-Крестьянская Красная Армия сражается с жестоким врагом, все дальше и дальше отступая вглубь страны. Перед приходом врага приходится жечь хлеба, угонять скот, вывозить или портить технику; а враг все движется на восток, и этому не видно ни конца, ни края. Советские бойцы и командиры сражаются с отчаянием обреченных, гибнут, попадают в плен в многочисленных окружениях, но все эти усилия способны только замедлить, но не остановить вражеское наступление.
        Примечание авторов: * поднимать карту - армейский термин, который означает нанесение на карту информации о положении своих и вражеских войск, а также их предполагаемые действия. В 1941 году информацией о местонахождении своих войск зачастую не владели даже командующие армиями, очень плохо представляя положение корпусов и дивизий; ну и врали наверх в меру уровня собственного оптимизма и силы фантазии. А о том, чтобы на эту карту было достоверно нанесено положение вражеских частей и соединений, не стоило даже мечтать. Очень многие рискованные или даже ошибочные действия Верховного Главнокомандования в этот период объяснялись как раз тем, что Ставка была дезинформирована этими оптимистическими донесениями и стремилась развить успех там, где на местности никакого успеха не было и в помине.
        Когда авторы взялись за разработку этой темы, то выяснилось, что сохранившаяся информация крайне скудна, а иногда частично противоречива.
        Кто виновен в том, что эта самая Красная Армия, в мощи которой он не сомневался еще два месяца назад, сегодня потерпела жесточайшее поражение, которое поставило под вопрос само существование первого в мире государства рабочих и крестьян? Кто виноват в том, что миллионы советских бойцов и командиров, в том числе и его старший сын Яков, оказались брошенными в множестве котлов, которые так мастерски готовила германская армия, и попали во вражеский плен? Где кадровая армия, обеспечивавшая прикрытие западной границы на 22 июня 1941 года, где ее бойцы и командиры, где то лучшее вооружение - танки, артиллерийские орудия и новейшие самолеты, которые страна, напрягая последние силы, давала своим защитникам?
        Бойцы и командиры погибли или находятся в плену, единицы новейшего вооружения уничтожены или захвачены врагом, и сейчас на их месте, на неподготовленных рубежах, кидаются в отчаянные штыковые атаки те, что встретили начало войны во внутренних округах. Но чей-то злой гений стремится истребить и их, потому что поражение следует за поражением. Вот сейчас целому Юго-Западному фронту грозит окружение, а это почти миллион бойцов и командиров - и прямо им в тыл рвутся танки Гудериана. При этом на поднятую карту нанесено только предполагаемое общее направление вражеского удара, но хотя бы примерная информация о положении наступающих частей имеется только в отношении левофланговой ударной группировки, увязшей в советской обороне северо-западнее Брянска.
        При этом никому неизвестно то, что в данный момент делает и где находится правофланговая ударная группировка Гудериана. Еще неделю назад она в районе Кричева ударила в стык между 21-й и 13-й армиями и разбросала их в разные стороны. 21-я армия была отброшена на юг, а окончательно растрепанные остатки 13-й - на юго-восток, в результате чего в советском фронте возник разрыв шириной от двадцати до тридцати километров. При этом и немцы тоже никак не воспользовались этим разрывом и их передовые подразделения не были зафиксированы южнее линии Клинцы-Унеча-Почеп. В Унечу передовые отряды немцев вошли еще утром девятнадцатого августа, потому что, по данным ЦК, именно тогда перестал выходить на связь Унечский райком ВКП(б). С тех пор прошло больше двух суток, а в Стародубе, расположенном всего в тридцати километрах южнее Унечи, немцы так и не появились, и там до сих пор действуют все партийные и советские органы.
        Правда, по докладам тех же партийных работников, никаких серьезных советских частей, способных прикрыть это направление в окрестностях Стародуба, до сих пор не наблюдается. Эту дыру должна закрыть формируемая сейчас 40-я армия, но дивизии, выделенные для ее формирования из состава 26-й и 38-й армий Юго-Западного фронта, потрепаны в предыдущих боях и пока находятся в процессе передислокации. А вот немцы почему-то медлят и не торопятся воспользоваться имеющимся разрывом в советских боевых порядках, что на них совсем не похоже.
        Сталин, хмуря брови, смотрел на карту, пытаясь разгадать этот ребус. С одной стороны, каждый час немецкой задержки увеличивал вероятность того, что советским войскам удастся избежать самого худшего, а с другой стороны, это было непонятно, а Вождь не любил ничего непонятного, даже если обстоятельства складывались для него благоприятно. Сегодня это непонятное играет за тебя, а завтра ты и сам не знаешь, чего от него ждать. Словом, подобные сюрпризы Сталину категорически не нравились и он всеми силами старался их предотвратить. Но тут он был бессилен, ибо на данный момент информации о творящемся в треугольнике Клинцы-Почеп-Костюковичи нет ни в Генштабе и его главном разведывательном управлении, ни в ставке, ни в штабах примыкающих к этому треугольнику советских армий.
        Размышляя о сложившейся обстановке, вождь вытащил из пачки «Герцоговины Флор» папиросу, распотрошил ее и не спеша принялся набивать трубку, смакуя при этом каждое движение и предвкушая, как он сейчас затянется крепким ароматным дымом. Но спокойно закурить ему не дали. Раздался звонок внутреннего кремлевского телефона, и голос Поскребышева доложил, что на прием к товарищу Сталину со срочным докладом просятся Начальник Генерального Штаба маршал Шапошников, начальник оперативного отдела Генерального Штаба генерал-майор Василевский и исполняющий должность начальника Разведывательного управления Генерального Штаба генерал-майор танковых войск Панфилов*.
        Примечание автора: * не путать с генерал-майором Иваном Васильевичем Панфиловым, который в это время в Средней Азии формирует 316-ю стрелковую дивизию.
        - Пусть войдут! - ответил Сталин, сердце которого тревожно сжалось, потому что он уже успел отвыкнуть от хороших новостей. Ведь не станут же Борис Михайлович Шапошников (который пользовался большим уважением у вождя) и два его ключевых заместителя являться в его кремлевский кабинет в полночь с какими-нибудь малозначащими новостями.
        Вошедшие генералы поздоровались, потом непривычно смущенный маршал Шапошников (а ведь он уже не мальчик, чтобы смущаться) сказал:
        - Товарищ Сталин, мы пришли к вам с очень необычным сообщением. Настолько необычным, что нам самим трудно в него поверить, хотя вся имеющаяся у нас информация по этому вопросу абсолютно достоверна.
        Сталину показалось, что маршал сделал выдох, как перед прыжком в воду. Вообще, у этих троих был такой вид, что вождю стало понятно - информация, с которой они пришли, действительно экстраординарна и невероятна и они не знают каким образом ее можно доложить и не показаться беспочвенным выдумщиком и фантазером.
        - Борис Михайлович, - настороженно произнес Вождь, откладывая в сторону свою трубку, - пожалуйста, доложите по существу, какого именно вопроса касается ваше сообщение и в чем заключается его необычность, а то я вас не совсем понимаю.
        Маршал Шапошников снова замялся, бросил быстрый взгляд на своих заместителей, потом взял себя в руки и отчеканил:
        - Наше сообщение, товарищ Сталин, касается причин задержки наступления танковой группы Гудериана в южном направлении. Точнее, не задержки, а отмены, потому что теперь из-за выпадения предназначенных для этого сил и средств, никакого наступления у немцев уже не получится.
        Теперь маршал выглядел так, словно уже прыгнул и вынырнул, и неслышимое «Уфф…» пронеслось по кабинету, быстро растворившись в воздухе. Итак, самый первый шаг сделан, и вроде бы сделан как надо. Да уж, нелегкая задача выпала на долю маршала Шапошникова - докладывать вождю о совершенно невероятных, но вполне реальных событиях.
        Сталин покачал головой и внимательно посмотрел в лицо стоящего перед ним маршала - тому показалось, что желтые тигриные глаза вождя видят его насквозь.
        - Опять я ничего не понял, Борис Михайлович, - медленно произнес Сталин, - объясните мне, штатскому человеку, во всех подробностях, почему немцы вдруг отменили свое наступление и куда у них выпали предназначенные для этого силы и средства?
        - Товарищ Сталин, - прокашлявшись, вступил в разговор генерал-майор Василевский, - по данным, имеющимся у нашей разведки, в течении двух-трех последних дней двадцать четвертый моторизованный корпус гитлеровцев потерпел сокрушительное поражение и теперь полностью небоеспособен. Третья танковая дивизия, к примеру, была уничтожена до последнего человека, а командующий корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург попал в плен.
        - И кто же те нехорошие люди, - недоверчивым видом произнес Сталин, - которые сумели разгромить один из моторизованных корпусов Гудериана, а лучшую танковую дивизию вермахта уничтожить до последнего человека? Назовите нам их фамилии, и мы представим их к правительственным наградам. Я это говорю к тому, что, согласно вашим же сведениям, Борис Михайлович, в данном районе не было и нет сколь-нибудь серьезного количества наших войск, а тем более группировки способной нанести поражение немецкому моторизованному корпусу.
        - Товарищ Сталин, - с мрачным видом произнес генерал-майор Панфилов, - поражение немецким захватчикам нанесли совсем не наши войска, то есть в какой-то мере они наши, но не совсем.
        Сталин нахмурился.
        - Выражайтесь яснее, товарищ Панфилов, - сказал он, - я не понимаю, что могут означать ваши слова: «наши, но не совсем»?
        - Это значит, - вместо генерала Панфилова ответил маршал Шапошников, - что поражение немецкому моторизованному корпусу нанесли войска наших потомков… А если конкретней, то 144-я мотострелковая дивизия из две тысячи восемнадцатого года, высадившаяся почти точно на трассе между Унечей и Суражом.
        Было видно, что маршал волнуется, хотя и пытается это скрывать. Наконец-то он сказал вождю главное, и теперь совершенно непонятно, как тот будет реагировать на такие слова. Сталин не любил мистификаций, и потому теперь было важно как можно скорее предоставить ему доказательства своих слов. Шапошников сделал едва заметный кивок одному из своих соратников.
        Верховный хотел было что-то сказать, но генерал Панфилов сказал:
        - Подождите, товарищ Сталин, - после чего ловко расстегнул свой объемистый портфель, вытащил оттуда толстую пачку бумаг с машинописным текстом и фотографии, и передал их слегка шокированному хозяину кабинета. Следом за бумагами и недр того же портфеля появились несколько толстых книг, самой верхней из которых был слегка потрепанный 1-й том двухтомника «История Великой Отечественной Войны 1941 -1945».
        - Сегодня утром, - пояснил Панфилов, гляди прямо в глаза вождю, - части потомков разгромили двинутые немцами в обход их позиций части 47-го моторизованного корпуса, после чего впервые вошли в прямое соприкосновение с нашими войсками, выйдя на позиции 878-го стрелкового полка 290-й стрелковой дивизии 50-й армии. Правда, продолжалось это соприкосновение очень недолго. Заставив уцелевших немцев сдаться в плен нашим войскам, механизированная часть потомков отступила, не желая излишних контактов с нашими бойцами и командирами.
        Перебирающий фотографии Сталин оторвался от их рассматривания и поднял голову. Он был несколько сбит с толку, но старался, не показывая этого, взять себя в руки. Как правило, прежде это ему всегда удавалось.
        - Скажите, товарищ Панфилов, - сказал он с заметным волнением, - а почему эти, как вы их называете, «потомки» вынуждали немецких солдат сдаваться именно нашим войскам и почему не желали вступать в продолжительный контакт с нашими бойцами и командирами?
        - Насколько мне известно, - ответил генерал Панфилов, - у потомков просто нет лагерей для военнопленных, и они не желают возиться с их организацией, поэтому их план операции предусматривают передачу всех немецких военнопленных нашей стороне. Сами немецкие солдаты чем-то ужасно напуганы, и, судя по протоколам их допросов, считают потомков непостижимыми, ужасными и безжалостными существами, вроде уэллсовских марсиан. Что касается вашего второго вопроса, о контакте между частями РККА и войсками потомков, то, разрешите, я отвечу вам чуть позже, когда очередь в моем повествовании дойдет до изложения этой темы.
        - Хорошо, товарищ Панфилов, - кивнул заинтригованный Сталин, чье настроение улучшалось буквально на глазах, хоть происходящее и походило больше всего на хороший сон, - я вас внимательно слушаю…
        - Значит так, товарищ Сталин, - сказал Панфилов, весьма приободрившийся, - сразу после того, как механизированные части потомков вошли в краткосрочное соприкосновение с нашими войсками, рапорт об этом по инстанциям прошел сначала в разведотдел 290-й дивизии, а оттуда в разведотдел 50-й армии. Начальник разведотдела 50-й армии майор Голышев добровольно вызвался быть делегатом связи к потомкам и вылетел в направлении на Мглин, на самолете У-2 армейской эскадрильи связи.
        - А почему именно на Мглин? - поинтересовался вождь, заканчивая набивать трубку, которую он отложил в сторону при появлении генералов. - Почему не на Унечу, Сураж или еще в каком-нибудь направлении?
        - А потому, товарищ Сталин, - ответил Панфилов, - что механизированная часть потомков вышла на позиции наших войск в окрестностях Почепа как раз со стороны Мглина…
        - Понятно, - кивнул вождь, зажав в зубах трубку и чиркая спичкой, - продолжайте, товарищ Панфилов.
        - При подлете к Мглину связной У-2 был атакован парой мессершмиттов. Пилот нашего самолета, используя полет на предельно малых высотах, некоторое время уклонялся от атак. Но потом поблизости появился боевой винтокрылый аппарат потомков, который сбил один истребитель из своей пушки, а второму, бросившемуся наутек, пустил вдогон самонаводящуюся ракету, от которой тот не сумел увернуться, - голос генерала выразил мрачное удовлетворение расправой, которую свершили потомки над двумя бандитами Геринга. - После этого боя винтокрылый аппарат потомков сопроводил наш связной У-2 на свою базу, расположенную в окрестностях места перехода из одного мира в другой, где летчика и майора Голышева встретили со всем радушием. Майора даже сводили в их мир и показали то место, где нашла свое упокоение 3-я танковая дивизия немцев… - эту фразу Панфилов произнес с каким-то почти мистическим трепетом. - Среди переданных вам фотографий имеются и те, на которых изображено это место. После того, как майор лично убедился в правдивости версии о потомках из будущего, он был доставлен в штаб 144-й мотострелковой дивизии, где с
ним разговаривал командир дивизии генерал-майор Терещин. После этого разговора майор Голышев вернулся в штаб 50-й армии и, минуя инстанции штаба Брянского фронта и штаба Западного направления, через головы товарищей Еременко и Тимошенко, отправил в Москву самолет-истребитель с приказом любой ценой доставить эти бумаги в Москву к нам, разведупр Генштаба. Там, вместе с фотографиями, имеется сопроводительное письмо. Прочтите его - думаю, тогда у вас отпадут все вопросы, в том числе и те, которые вы задавали совсем недавно.
        Генерал замолчал.
        Сталин сел за рабочий стол и, отложив в сторону фотографии, погрузился в чтение письма. В наступившей тишине было слышно только, как тикают часы. И, наверное, у каждого возникла философская мысль, что, оказывается, и время можно уловить и использовать в свою пользу… Все то, о чем было рассказано в этом кабинете, еще совсем недавно представлялось научной фантастикой и только - и вот теперь оказалось, что вымыслы писателей - вовсе не бред. Конечно, нелегко было привыкнуть к мысли, что подобное возможно, даже несмотря на доказательства. Мозг сопротивлялся принятию факта, эквивалентного чуду. И трое военачальников, уже пережившие ранее момент такого принятия, очень хорошо понимали вождя, пытающегося упорядочить сумбур мыслей и чувств, которым сейчас наверняка был охвачен.
        Закончив читать, Сталин отложил письмо в сторону и поднял глаза на маршала Шапошникова. Трудно было определить, что выражал его взгляд, но присутствующие безошибочно поняли - вождь сделал вывод и принял решение; поняли и неслышно вздохнули.
        - Значит так, Борис Михайлович, - сказал Сталин, - товарищ - точнее, коллега - Путин совершенно прав. Совместная война с фашизмом закончится не за один день и даже не за один год, поэтому как два серьезных союзника мы просто обязаны иметь договор, в котором бы обговаривались все условия нашего взаимодействия. Все же, с одной стороны, - они находятся на нашей земле, а, значит, являются гостями, и с другой стороны - они сражаются с нашим врагом, с которым мы сами самостоятельно справиться пока не в состоянии. С одной стороны, они наши потомки, а с другой стороны, граждане буржуазного государства, враждебного идее построения социализма. С тем, как это у них вышло, мы будем разбираться отдельно, но поверьте, если виновные живут и творят свое злое дело еще в нашем времени, то все они получат по заслугам в точном соответствии с советскими законами. Есть мнение, что ехать туда, в будущее, чтобы договориться о сотрудничестве, требуется именно вам, Борис Михайлович. На вашей стороне и жизненный опыт, и авторитет маршальского звания, и то, как потомки относятся лично к вам. Еще раз повторюсь. Нам нужен
серьезный, всеобъемлющий документ, который бы учитывал любой случай, который может произойти в ходе наших совместных боевых операций. Отправляйтесь немедленно, Борис Михайлович, потому что чем скорее мы сможем приступить к полномасштабному взаимодействию с потомками, тем лучше.
        Закончив эту речь, Верховный повернулся к начальнику оперативного управления Генерального Штаба и произнес:
        - А теперь вы, товарищ Василевский, только давайте покороче…
        Вместо ответа Василевский вытащил из своего портфеля сложенную в несколько раз уже поднятую карту и расстелил ее на длинном столе поверх карты Верховного. Вождь подошел, внимательно посмотрел и удовлетворенно кивнул. Теперь, с расстановкой сил, ему все более-менее стало понятно. Дела у немцев действительно были не из лучших, теперь оставалось понять, что с этого может получить советская сторона.
        - Значит так, товарищ Сталин, - сказал Василевский, преисполняясь вдохновением, - здесь вся информация на сегодняшний вечер о местоположении частей из будущего, а также наших и немецких соединений, добытая в результате работы их разведки или же из архивов. Также на эту карту нанесены предварительные планы совместных действий на тот период, пока товарищ Шапошников будет вести с потомками переговоры о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи.
        Теперь по факту. Вот тут, северо-восточнее Мглина, танковые заслоны потомков уже около суток ведут бои с частями 47-го моторизованного корпуса, пытающимися прорваться на стыке между их и нашими частями. Танки противника они остановили и основательно растрепали, а вот немецкая пехота у них постоянно просачивается по флангам, и потом с ней много мороки. Своей пехоты у потомков очень мало, и там, где в заслон требуется ставить батальон, они вынуждены ставить взвод. Высокий уровень моторизации их частей облегчает положение, но все же не до конца. В настоящий момент они вынуждены останавливать разрозненные части и подразделения 13-й армии, которые продолжают отступать черед этот район от Кричева-Костюковичей, и включать их в качестве пехотного наполнения в свои механизированные группы, но этого совершенно недостаточно. В связи с этим они просят нас подкрепить их в этом районе как минимум одной стрелковой дивизией, а еще лучше двумя.
        - Товарищ Василевский, - спросил явно повеселевший Верховный, - а у нас есть на этом направлении лишние стрелковые дивизии?
        - Лишних стрелковых дивизий у нас нет, - ответил начальник оперативного управления Генерального Штаба, - но мы вполне можем загнуть к потомкам оставшийся без противника левый фланг 50-й армии - а это целых три дивизии, включая 290-ю стрелковую дивизию, которая уже имела краткосрочный контакт с потомками.
        - Есть мнение, - задумчиво произнес Сталин, - что очень нехорошо, когда потомки сражаются за нас против численно превосходящего противника, а в это время наши бойцы сидят в окопах, изнывая от безделья, потому что противник на противоположной стороне фронта просто отсутствует. Думаю, что загнуть к западу левый фланг 50-й армии можно и даже нужно. А если товарищи Тимошенко и Еременко будут возражать против такого решения - ну что же, тогда значит, что потомки были полностью правы в их отношении, и эти товарищи, которые нам совсем не товарищи, сами выбрали свою судьбу.
        - Товарищ Сталин, - осторожно произнес Василевский, - потомки просили уже сейчас, до наступления каких-либо эксцессов, заменить командующего Брянским фронтом на более подходящего, по их мнению, генерала…
        Верховный хмыкнул в рыжеватые усы и принялся перебирать бумажные листы с характеристиками военачальников, затем отложил один и зачитал его вслух:
        - Еременко Андрей Иванович, 1892 года рождения, украинец, генерал-лейтенант, командующий Брянским фронтом. Характеристики:
        «Он умел выкручиваться и вместе с тем имел большие способности к подхалимажу. Подпись - Василевский.»
        «Ерёменко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского. Войска не любят Еремёнко. Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Ерёменко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив… Подпись - Сталин.»
        Еще раз хмыкнув, вождь отложил листок с характеристикой и произнес:
        - Ну что же. Один товарищ Сталин не будет спорить с другим товарищем Сталиным. Когда мы назначали этого Еременко на должность командующего, то он пообещал нам, что «разобьем этого подлеца Гудериана», - Сталин кивну в сторону стопки книг на столе, - Борис Михайлович, вы ведь уже смотрели эти книги, по крайней мере, те главы, которые относятся к сорок первому году…
        - Да, товарищ Сталин, - ответил маршал Шапошников, - смотрели.
        - Удалось ли товарищу Еременко разбить «подлеца Гудериана»? Скажите только «да» или «нет».
        - Нет, товарищ Сталин, не удалось, - ответил Шапошников, - Рославльско-Новозыбковская операция фактически закончилась ничем, если не считать тяжелых потерь наших войск…
        - Замечательно, - ответил Сталин и тут же поправился, - в смысле отвратительно, что наше наступление закончилось ничем, а замечательно то, что просьба потомков имеет под собой серьезное основание. Товарищ Василевский, теперь хотелось бы знать, кого же наши потомки просят назначить командующим Брянским фронтом вместо генерала Еременко?
        Василевский немного смущенно ответил:
        - Нам на выбор предлагаются кандидатуры трех командующих фронтом, которые, по мнению потомков, могли бы справиться с задачей в полном объеме. Это генерал армии Жуков, генерал-майор Рокоссовский и генерал-майор Василевский…
        Сталин с хитро усмехнулся в усы и посмотрел на маршала Шапошникова.
        - А вы, Борис Михайлович, - спросил он, - кого из этих троих назначили бы командовать Брянским фронтом?
        - Поскольку генералу Рокоссовскому еще надо набраться командного опыта на армейском уровне, а генерал Василевский нужен мне в Генштабе, то думаю, что лучшей кандидатурой был бы генерал армии Жуков, который уже имеет опыт руководства крупными подвижными соединениями во время сражения у реки Халкин-Гол и горы Баин-Цаган. Он, конечно, матерщинник и грубиян, но военное дело знает на отлично, и к тому же потомки тоже далеко не институтки, раз так сумели запугать немцев.
        - Ну, товарищи, - сказал генерал Панфилов, - потомкам запугать фашистов было несложно. Немцы ведь привыкли чувствовать себя ницшеанскими сверхчеловеками, и к тому же народом с самой развитой техникой. А тут их начинает давить гусеницами и расстреливать с безопасного расстояния технически еще более развитая сила, при этом испытывающая к ним даже не ненависть, а уничижительное презрение, как к докучливой помехе. И в этих условиях драгоценная арийская душа начинает вибрировать и задавать риторические вопросы - «За что меня так?», и «Сколько мне еще осталось жить?» Храбрые с мирным населением, которое они грабят, насилуют и расстреливают - с настоящими бойцами такие люди ведут себя скромно и даже испуганно.
        - И это тоже верно, - подтвердил Сталин, - ну что же, есть мнение, что кандидатуру товарища Жукова на пост командующего Брянским фронтом вполне можно утвердить. Борис Михайлович, по пути к потомкам загляните, пожалуйста, к товарищу Жукову и введите его в курс дела. Время не ждет, и раскачиваться некогда, а посему уже завтра до вечера он должен сдать все свои дела и вылететь принимать Брянский фронт. А Еременко мы, наоборот, направим на Резервный фронт.
        - Товарищ Сталин, - отрицательно покачал головой маршал Шапошников, - на это несуразное образование лучше никого не назначать, а сразу же подвергнуть его расформированию, объединив с Западным фронтом. Когда начинается вражеское наступление, то с двумя фронтами, чьи полосы обороны совпадают, образуется серьезная путаница, и может возникнуть ситуация, когда у двух нянек дитя оказывается без глазу. По крайней мере, в прошлом наших потомков наличие Резервного фронта никак не помешало немцам прорвать наш фронт на всю глубину стратегического построения и окружить войска сразу трех фронтов: Брянского, Западного и Резервного. Войска просто не знали, кому подчиняться - что и привело к тяжелой военной катастрофе.
        - Мы над этим еще подумаем, товарищи, - сказал Верховный, - а сейчас цели определены, задачи поставлены, так что давайте приниматься за работу. Время-то действительно не ждет.
        Едва генералы покинули кабинет, вождь сел за стол и, кося одним глазом на книги и бумаги, оставленные генералом Василевским, не спеша принялся набивать трубку. Разумеется, ему не терпелось припасть к новому и актуальному источнику мудрости, но сначала было необходимо выкурить трубку и привести свои мысли в порядок после этого довольно-таки неожиданного разговора.
        С одной стороны, после первой же затяжки Верховного охватила эйфория. Все теперь будет хорошо, победа будет за нами и враг будет разбит. С другой стороны, по мере того как эта эйфория рассасывалась и отступала, подкрадывались тяжелые мысли о том, какой оплаты за свою помощь попросит нежданный союзник, и не будет ли эта оплата формой ликвидации советской власти. Ведь, судя по тому, что «потомки» существуют и пришли на помощь, в «прошлый раз» с немцами прекрасно удалось справиться и без них. Ну, может быть, и не прекрасно, может быть, с ненужными жертвами и потерями, но справиться. Теперь же все должно пойти совсем по-иному - лучше, легче и веселее; но все равно лежит на сердце какая-то непонятная тяжесть, как будто, он Сталин, что-то упустил, что-то забыл или что-то прозевал. Или он напрасно так трепыхается, и нежданный коллега не будет ставить ему никаких политических требований, а в оплату за свои услуги попросит банальный желтый металл. Все зло от золота, но без него никак; и Страна Советов накопила уже две тысячи восемьсот тонн золотых резервов. Вот тогда у них получится взаимовыгодное
сотрудничество. У одного есть чем платить, другому есть что продать. Ну и, конечно, прямое участие потомков в войне против Германии. Плата отдельно. Отложив трубку в пепельницу, и взяв в руки первую из книг, Сталин подумал, что это был бы наилучший вариант.
        22 августа 1941 года, 00:15. Смоленская область, Рославль, западная окраина города в районе Варшавского шосссе, бывшая школа младших командиров ПВ НКВД, а нынче пересыльный лагерь для военнопленных Дулаг-130.
        Темна безлунная августовская ночь - при свете звезд не видать ни зги, даже на расстоянии вытянутой руки. Прожектора на сторожевых вышках светят внутрь территории пересыльного лагеря Дулаг*-130, расположенного на западной окраине Рославля. Там внутри, за двумя рядами колючей проволоки - по некоторым данным, пятнадцать, а по некоторым, и все тридцать восемь тысяч советских военнопленных, в основном из состава окруженной и разгромленной в начале августа под Рославлем группы генерал-лейтенанта Качалова. Большая часть пленных находится прямо на открытой площадке в середине лагеря, меньшая - в двух больших деревянных бараках, в каждый из которых умудряются набиваться до двух тысяч человек. И туда, где прямо на голой земле спят тысячи измученных людей, направлены стволы пулеметов с окружающих лагерь охранных вышек.
        Историческая справка: * Дулаг - система лагерей для рядового и сержантского состава, лагеря для офицерского состава назывались Шталаг.
        Кстати, комендант лагеря, майор Мартинсен, был настолько самоуверен, что установил деревянные пулеметные вышки с внешней стороны проволочного ограждения, а не между двумя рядами проволоки, как это будет делаться уже через год. К тому же пулеметчики, которые наблюдали исключительно за внутренней территорией лагеря, не могли заметить, как по поросшему бурьяном пустырю в египетской тьме августовской ночи к ним уже подбираются люди, при беглом взгляде похожие на кустики бурьяна.
        Это были уже переброшенные на российский плацдарм в 1941 году тихие и безжалостные убийцы из разведывательно-десантной роты 96-й отдельной разведывательной бригады спецназначения, входящей в состав 1-й гвардейской танковой армии. Если остальные части и соединения, предназначенные для операций в 1941 году, ехали к порталу по железной дороге, то спецназовцев с их базы в Нижнем Новгороде сначала военно-транспортными самолетами перебросили на аэродром Сеща, а уже оттуда вертолетами доставили прямо к порталу. Тем же способом, задолго до мотострелковых, танковых и артиллерийский частей, на плацдарм были введены отдельные разведывательные батальоны Таманской и Кантемировской дивизий. Задача этих элитных бойцов заключалась в том, чтобы в нужный момент ни один пулемет на вышке и ни один часовой не успели открыть огонь по томящимся за колючей проволокой советским военнопленным.
        И вот настал тот момент «Х», до которого начинать было рано, а после которого поздно. Прозвучала неслышная радиокоманда, и почти бесшумные хлопки выстрелов из «валов» и «винторезов» возвестили о начале скоротечной спецоперации. Первыми, как и планировалось, пали пулеметчики на вышках, потом, почти одновременно, умерли расхаживающие вдоль рядов колючей проволоки часовые и примерно в то же время с юго-западного направления в полуночной тишине явственно стал различим отдаленный низкий гул идущих на малой высоте ударных и транспортных вертолетов.
        Этот гул услышали и пока еще живые немцы в двухэтажном здании из серого кирпича, в котором размещался административный корпус лагеря. А может быть, просто какой-нибудь не вовремя проснувшийся «отлить» среди ночи немецкий зольдатен увидел валяющиеся на постах тушки своих кригскамрадов и поднял тревогу. После первого выстрела в воздух, поднявшего тревогу и сообщившего спецназу, что время тихой работы закончилось, в административном здании лагеря поднялась суета только что проснувшихся и ничего еще не понимающих людей. И вот по этим мечущимся и суетящимся охранникам, как вишенка на торте, венчающая тихую часть спецоперации, с трех точек одновременно ударили кинжальным огнем два «Печенега» и один «Утес». А по переплетенным колючей проволокой сетчатым воротам с полутора сотен метров дистанции стартовали отсоединенные от тормозных шнуров удлиненные заряды противоминной системы ЗРП-2 «Тропа».* Громыхнуло и полыхнуло так, что среди пленных не проснулись только мертвые, а ворота оказались разнесенными на мелкие обломки и обрывки проволоки. Из окна второго этажа административного корпуса наугад куда-то в
темноту огрызнулся короткой очередью пулемет, и тут же заткнулся, подавившись очередным патроном, потому что горе-пулеметчик уткнулся в него продырявленным лбом.
        Примечание автора: * если отсоединить от заряда тормозной шнур, то тогда удлиненный заряд не вытянется поперек минного поля, а улетит по направлению выстрела, собравшись в комок у точки попадания. В данном случае два заряда запутались, повиснув на оплетенных колючей проволокой каркасе ворот, что и вызвало эффект их одномоментного разрушения после срабатывания детонатора.
        После подрыва ворот спецназ проник на территорию лагеря, после чего сопротивление в общих чертах было подавлено, а с воздуха на территорию лагеря уже опускались вертолеты. Конечно, вывезти с территории лагеря практически неуправляемую массу ослабших и изголодавшихся пленных (даже имея в наличии сверхгрузоподъемные вертолеты Ми-26, поднимающие разом по 20 тонн или по 150 человек*) - задача нетривиальная, требующая времени и обеспечивающих мероприятий.
        Примечание авторов: * это штатная загрузка Ми-26 - 85 солдат или 75 десантников, но когда надо, он способен разом поднять до ста пятидесяти рыл. Были уже прецеденты.
        Рославль для немецкого командования - это ведь не только место концентрации советских военнопленных, но еще и один из важнейших логистических узлов, а также место дислокации штабов 4-й полевой армии и 9-го армейского корпуса. Поэтому в районе лагеря военнопленных из состава бригады спецназначения действовала только одна рота, в то время как остальные силы, выделенные на операцию в Рославле (две роты СПн и три дивизионных разведбата), под покровом темноты орудовали в самом Рославле, чтобы немецким штабистам жизнь медом не казалась. Позже немецкое командование назовет события этой ночи Рославльской бойней. Когда на востоке поднялось красное от дыма пожарищ солнце, гарнизон города оказался истреблен в серии яростных ночных стычек, забитая эшелонами железнодорожная станция* пылала, охваченная огнем, а дислоцированные в городе немецкие штабы подверглись разгрому. При этом фельдмаршал фон Клюге в одной ночной рубашке попал в плен, а командующий 9-м армейским корпусом генерал пехоты Герман Гейр при попытке захвата застрелился из личного табельного Вальтера ППК.
        Историческая справка: * через железнодорожный узел Рославля снабжение получала не только 4-я полевая армия, но и 46-й и 47-й моторизованные корпуса 2-й танковой группы, ведущие бои в районе Жуковка-Клетня, потому другого пути для их снабжения просто не было.
        При этом не было никакой возможности удерживать город хоть сколь-нибудь продолжительное время. Во-первых - спецназ подходит для общевойскового боя так же, как микроскоп для забивания гвоздей. Во-вторых - немецкие дивизии, входившие в состав и 9-го армейского корпуса в частности и 4-й полевой армии вообще от этого налета не пострадали и были готовы как удерживать фронт обороны по реке Десна, так развернуть часть сил, чтобы разгромить наглых русских, захвативших Рославль. В-третьих - не было никакой возможности рассчитывать на встречный удар 28-й и 43-й армий, противостоявших 9-му армейскому корпусу гитлеровцев, потому что неподготовленное наступление не могло закончиться ничем иным, кроме как серьезными потерями, при полном отсутствии результата.
        По этой причине, сделав все свои дела и заминировав все, что было возможно, части спецназа еще затемно отошли на западную окраину города, к лагерю военнопленных. А там все шло своим чередом. Раненых и сильно истощенных пленных отправляли вертушками на Большую Землю. Жирных и гладких (так называемую лагерную полицию, которой руководил некто капитан Макаров) сгоняли в один из деревянных бараков. Везти их хоть куда-то не было никакой возможности, а ставить изменников родины к стенке российским военнослужащим не позволял закон. Кроме раненых и ослабевших, вертушками в тыл отправляли лагерную документацию. Пригодится еще воды напиться органам НКВД, потому что кроме явных полицаев немцы набирали еще и тайных агентов, которые должны были оповещать их о планах возможных побегов или даже восстаний.
        В итоге перед уходом с территории лагеря явных изменников расстреляли снова вставшие в строй бывшие военнопленные, которым отдали оружие убитых лагерных охранников. И при этом они еще были довольны оказанной честью, ибо натерпелись от них больше, чем от немцев. Немцы были далеко, они отдавали общие указания и старались не пачкать рук, в то время как изменники родины вовсю свирепствовали над своими бывшими товарищами. Бойцы спецназа в это не вмешивались, хотя явно было видно, что они бы с превеликим удовольствие сами пустили в расход врагов народа, таких борзых при немцах, а теперь в слезах униженно ползающих по земле.
        Те бывшие военнопленные, которые еще не утратили возможность самостоятельного передвижения, в итоге были выстроены в колонну тысяч на десять человек, которая, переправившись вброд через речку со странным названием Глазомойка, вышла на дорогу, ведущую в направлении деревни Галеевка, лежащей на границе ближайшего лесного массива. Если бы немцы упали на хвост уходившим хотя бы одним пехотным полком, то бывших пленных не спас бы никакой спецназ и ударные вертолеты в придачу.
        Но немецкое командование первым делом задействовало снятые с фронта и брошенные в Рославль пехотные подразделения на тушении пожаров на железнодорожной станции и на складах армейского имущества в надежде спасти хоть что-то. Беглецов на первом этапе преследовала всего одна рота, которую спецназовцам удалось отшить, организовав засаду там, где дорога пересекала русло небольшой речки. Впрочем, преследование «по всем правилам» немецким командованием организованно будет, но позже, когда пожары угаснут сами собой, а беглецы, двигаясь по дороге, успеют углубиться в болотистый лесной массив. Это даст возможность спецназу играть с преследователями в кошки-мышки, сооружая на их пути различные минно-взрывные препятствия и пощипывая их за бока наскоками диверсионных групп.
        22 августа 1941 года. 8:15. Брянская область, райцентр Сураж.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.
        Вот мы и в сорок первом году. Ура! Ура! Ура! А то я ведь даже не надеялась. После того, как наша команда справилась с заданием по описанию зверств фашистских оккупантов в наших Красновичах двадцать первого века, нам было поручено осветить то, как наш спецназ освобождает из немецкого плена советских солдат. Нет, непосредственно туда, где наши спецназовцы штурмовали лагерь военнопленных, нас не пустили, просто разрешили воспользоваться записями с их нашлемных камер. Впрочем, когда вертолеты Ми-8 и Ми-26 начали доставлять на базу под Красновичами раненых и истощенных людей, то работы хватило всем - и волонтерам, и медикам, и журналистам. Там же проходила сортировка, кого ради спасения жизни надо отправить в госпиталь в наше время, а кого можно и нужно подлечить прямо на месте. Тот, кто видел этот ужас, не забудет уже никогда. После нашего репортажа полстраны потребуют, чтобы война с фашизмом обязательно велась до победного конца. Я, например, с содроганием узнала, что в том лагере, который наш спецназ освободил этой ночью, в нашей истории было замучено сто тридцать тысяч человек, причем не только
военных, но и обычных гражданских людей, которых немцы хватали прямо на улице. Если дело пойдет так и дальше, то скоро слово «немец» станет ругательным и даже нецензурным.
        На рассвете, когда прилетел последний вертолет с ранеными и больными бывшими военнопленными, нас отправили на отдых, но не обратно в наше время, а тут поблизости, в райцентр Сураж, где разместился штаб нашей 144-й дивизии. Пока Григорий Евгеньевич договаривался с местным начальством насчет заморить червячка, а потом поспать несчастным журналистам, в коридоре школы, которую наши временно приспособили под штаб, я нос к носу столкнулась со старым знакомым Николаем Шульцем. Милейший Коленька был гладко выбрит и вместо своего чуть потрепанного немецкого мундира одет в нашу камуфляжную форму без знаков различия, которая ему очень шла. В ней он уже не был таким отталкивающе чужим, как в прошлый раз, и я тут же захотела обновить знакомство.
        - Здравствуйте, Николай, - сказала я ему, приветливо улыбнувшись, - я вижу, что в вашей судьбе наступили те самые перемены, на которые вы рассчитывали - и, поверьте, очень рада за вас.
        - Да, фройляйн Марин, - ответил он мне, - у меня все благополучно, я стараюсь, и начальство меня ценит. А теперь извините, мне нужно идти, а то я опоздаю.
        Ну вот, стоило мне почувствовать интерес к этому мужчине, как он бежит от меня сломя голову, прикрываясь своей работой. Нет, конечно, опаздывать ему ни в коем случае не стоит, но своим шестым женским чувством я ощущала, что никуда он не опаздывал, а просто бежал и бежал, при этом как раз от меня. Обидно же, понимаешь - как говорил товарищ Саахов. Неужели я стала такая страшная, что теперь от меня бегают симпатичные мужчины? Резко обернувшись, я вдруг увидела, что с другого конца коридора на меня с явным неодобрением смотрит девица примерно моего возраста, но при этом страшная как смертный грех. А может быть, такое впечатление создавало то, что эта особа была одета так, как одеваются аборигенки этого времени. Ее волосы неопределенного цвета были собраны в пучок на затылке, на носу как приклеенные сидели очки в железной оправе, а дополняли наряд бесформенная белая блузка с черным галстуком-тесемкой и длинная черная юбка, которые как будто придуманы специально для того, чтобы уродовать женскую фигуру. Выстави такое в огород - и все окрестные вороны сразу умрут от ужаса. Объясняйся потом с Гринписом.
Увидев, что я на нее смотрю, девица фыркнула как конь на выданье, развернулась и зашла в одну из дверей. Странная какая-то особа.
        Тогда же и там же.
        Николай Шульц, переводчик и кандидат в добровольные переселенцы.
        Ну вот, все хотя бы немного наладилось. И вот начинается снова… Можно сказать, что я влюбился в фройляйн Марин с первого взгляда, потом постарался о ней забыть, приняв предложение, от которого нельзя отказаться, и отдавшись работе. И вдруг эта роковая девушка снова встречается на моем пути, и я вынужден бежать от нее и ее улыбки. Ведь кто такой я - человек без родины, места жительства и даже определенных убеждений. И кто она - успешная и красивая, как рождественская игрушка, журналистка, у которой множество друзей и подру, г и наверняка есть тот единственный друг, которому она будет отдана навеки. Поэтому я должен делать то, для чего мы немцы и созданы - то есть работать, работать и еще раз работать! И может быть, тогда когда-нибудь я и сумею очаровать девушку, хоть немного похожую на фройляйн Марин, и быть с ней счастливым.
        22 августа 1941 года. 10:05. Смоленская область, райцентр Гжатск (Гагарин), штаб Резервного фронта.
        Маршал Шапошников свалился в штаб внезапно, как снег в июне. Генерал армии Жуков, натура до невозможности живая и деятельная, на должности командующего на две трети бездельничающего Резервного фронта чувствовал себя откровенно плохо. Нет, он не запил и не пошел по бабам - для такого человека это было бы примитивно. Он нашел себе другое занятие и долбился, как дятел, в Ельнинский выступ противника. Фактически те же удары растопыренными пальцами, как у Тимошенко, только вид сбоку.
        При встрече маршал достал из нагрудного кармана письменный приказ, подписанный им самим и товарищем Сталиным, и вручил его Жукову.
        - Товарищ Жуков, - сказал он, - собирайтесь, товарищ Сталин и Ставка нашли для вас другую, более подходящую вашему темпераменту должность.
        Обалдевший Жуков, быть может, быть впервые в жизни, бледнел, краснел и не знал, что сказать, ибо первый раз после Халкин-Гола, где он стал героем и знаменитостью, его перемещали так внезапно, без всяких намеков и предупреждений. Сначала генерал армии подумал о своем возможном аресте, но потом решил, что Шапошников так мараться не будет. Берия или, лучше всего, Мехлис - это совсем другое дело, а Шапошников - нет.
        «Быть может, и в самом деле новое назначение?» - подумал Жуков, разворачивая приказ. И точно - над знаменитой не менее, чем трубка с усами, подписью И. Ст. значились слова: «…назначить командующим Брянским фронтом». Дата, печать, подпись Сталина, подпись Шапошникова.
        Значит так, Георгий Константинович, - произнес маршал Шапошников, - товарищ Сталин приказал ввести тебя в дело как можно скорее. Но ты не просто назначаешься командующим Брянским фронтом. Вся суть в том, с кем тебе при этом придется взаимодействовать. Вот смотри.
        С этими словами он вытащил из своего портфеля карту (сестру той карты, что осталась в кабинете у Сталина) и расстелил ее на столе. Жуков склонился над этой картой, внимательно ее изучая, потом вопросительно посмотрел на Шапошникова.
        - Что это за хрень, Борис Михайлович? - стараясь казаться равнодушным, произнес он.
        - Это не хрень, Георгий Константинович, - назидательно подняв палец вверх, ответил Шапошников, - а наши новые союзники, и в то же время не столь уж отдаленные потомки. Между прочим, их близкое знакомство с нынешними немцами началось с того, что через дыру между временами к ним влезла уже хорошо известная тебе третья танковая дивизия генерала Моделя. И уже через сутки они ее того… - Шапошников показал будто давит пальцами жирную окопную вошь, - унасекомили до последнего человека. На этой стороне они тоже неплохо погуляли. Немецкий двадцать четвертый моторизованный корпус, находившийся в районе их высадки - уже разгромлен, а его командующий и весь штаб находятся в плену. Все у них есть - самоходная артиллерия, танки, моторизованная пехота; чего не хватает, так это живой силы или обычной пехоты.
        - Зато у нас обычной пехоты хоть отбавляй, - проворчал Жуков, - считай, что кроме нее ничего и нет. Танки или старые, или ломаются чуть что, чини их потом. Артиллерия вечно без тягачей и почти без снарядов. О моторизованной пехоте я вообще молчу, вся она ходит на врага собственными ножками, и при этом совсем не жалуется, потому что грузовики, на которых ее перевозят, способны пройти только по шоссе.
        - Вот именно, Георгий Константинович - кивнул Шапошников, - поэтому в район, который заняли потомки, перекрывая немцам путь на юг, сейчас подтягиваются передаваемые в состав Брянского фронта дивизии 26-й и 38-й армий. Задача, которую ставят тебе ставка и товарищ Сталин, очень проста. На первом этапе, действуя тем, что есть из наших резервов и арсенала потомков, ты должен будешь стабилизировать фронт по указанной здесь линии. На втором этапе, накопив в резерве наши стрелковые соединения и ударные части потомков ударить на север в направлении Смоленска, после чего главные немецкие ударные группировки окажутся у нас в окружении. Задача ясна, Георгий Константинович?
        - Ясна, Борис Михайлович, - кивнул окончательно повеселевший Жуков, которому не терпелось начать претворять эти планы в жизнь. А дальше, как говорил Наполеон - бой покажет.
        Оставив Жукова сдавать дела заместителю, маршал Шапошников выехал в Вязьму, где на аэродроме «Двоевка» его уже ждал транспортный ПС-84 и истребители сопровождения. В штаб Брянского фронта он заглядывать не будет, Жуков там справится самостоятельно, а сразу же направится к потомкам, чтобы как можно скорее отправиться в XXI век и подписать тот договор, о котором они говорили с товарищем Сталиным.
        22 августа 1941 года. 11:45. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».
        Таким своего любимого фюрера секретарши еще ни разу не видели. Он выл, пуская изо рта пену, как бешеный катался по ковру, в минуты просветления на все лады костеря бездарных генералов, которые не могут даже в точности исполнять его, фюрера, указания. Еще бы - в течении одного утра до припадочного фюрера дошли сразу два, точнее три, пренеприятнейших известия.
        Первой горькой пилюлей была изрядно подзадержавшаяся новость о разгроме двадцать четвертого моторизованного корпуса и пленении русскими его командира. Затем Гитлер узнал о «рославльском погроме» и исчезновении фельдмаршала фон Клюге, и в самом конце, ближе к полудню, адмирал Канарис притащил фюреру известие, какое можно было сравнить только с дохлой крысой, которую притаскивает домой кот, донельзя довольный собой и своей работой. Этой крысой было известие о появлении «потомков» и, следовательно, о том, что Германия в другой истории эту войну уже проиграла и непременно проиграет ее здесь, потому что соотношение сил совсем не в ее пользу.
        Канарису, кстати, первому и досталось от разъяренного фюрера германской нации.
        - Скажите мне, что с той стороны притащили ваши люди, - орал Гитлер на своего начальника военной разведки, - быть может, тяжелый танк, боевой истребитель или химическую формулу новой взрывчатки? Нет! Они приволокли какую-то дрянь, гражданский автомобиль и кучу игрушек, не обладающих никаким военным потенциалом. Понятно, почему Германия проиграет войну… А проиграет она ее только потому, что мои генералы - это сборище тупиц, не способных в точности исполнить даже простейшие гениальные указания их вождя. Идите вон, Канарис, и принесите мне что-нибудь по-настоящему ценное. Задействуйте все свои возможности, но найдите мне то, что позволит переломить ход битвы. А теперь проваливайте, Вильгельм, и не мозольте мне глаза!
        Следующим, кто получил свою порцию «ласк», был не вовремя подвернувшийся Кейтель, который сразу после ухода Канариса взялся за дневной доклад о положении на Восточном фронте, но не упомянул ни о разгроме 24-го моторизованного корпуса, ни о рославльской резне. Вот тогда-то вождя германской нации прорвало по-настоящему. Кейтель уже думал, что его разорвут на тысячу маленьких кусочков, но повезло - отделался только несколькими пинками под зад и десятком плевков в лицо. Спустив пар на своем личном подхалиме*, с прибывшими по вызову Гальдером и Йодлем, Гитлер разговаривал почти спокойно, потребовав, чтобы ситуация в полосе действия группы армий «Центр» была нормализована любой ценой. Любой - это значит любой. Все остальные операции, включая наступление на Петроград, следовало немедленно остановить, а освободившиеся резервы направить в распоряжении группы армий «Центр». В противном случае исход сражения на дальних подступах к Москве мог оказаться воистину непредсказуемым.
        Примечание авторов: * В ставке Гитлера Кейтеля за глаза называли лакейтель.
        22 августа 1941 года, 14:05. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.
        ПС-84, на котором маршал Шапошников летел в гости к потомкам в сопровождении адъютантов, референтов и товарищей из НКИДа, сопровождали два звена истребителей МиГ-3, а на входе в зону ПВО потомков к ним присоединились два стремительно-элегантных угловатых винтокрылых аппарата потомков*.
        Примечание авторов: * даже один «Аллигатор», с его умением вертеться вокруг собственного хвоста, в деле защиты VIP-борта от вражеских истребителей будет эффективнее, чем шестерка высотных и скоростных, но не очень маневренных истребителей МиГ-3. Но что имели, то и отправили. Як-1 и ЛаГГ-3 (тоже, кстати, тяжел, как бабушкин сундук) только начали выпускать, а послать в эскорт И-16, или, упаси Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом, И-153 «Чайка» - это значило уронить в грязь престиж советской державы.
        Под крылом самолета проносились верхушки деревьев; маршал смотрел в иллюминатор и с тяжелым чувством вспоминал свой визит в штаб Брянского фронта, который ему все же пришлось совершить во избежание появления разного рода негативных последствий, по причине самовольства генерала Еременко. Пока Шапошников был в штабе Резервного фронта у Жукова, командующий Брянским фронтом успел устроить командующему 50-й армией разнос за несанкционированные контакты с «белогвардейщиной», а также за донесение, отправленное в Ставку в обход штаба Брянского фронта. И это несмотря на приказ о позволительности и даже желательности таких контактов, подписанным им Шапошниковым, как начальником Генерального Штаба, и товарищем Сталиным, как наркомом обороны и Верховным Главнокомандующим. Когда генералы начинают своевольничать таким вот образом, их надо уже не снимать с должностей, а арестовывать и сразу расстреливать.
        Впрочем, до таких крайностей дело не дошло. Внезапное появление маршала Шапошникова в штабе Брянского фронта произвело на генерала Еременко просто волшебное действие. Грозный и громогласный генерал вдруг стал тихим и незаметным человечком, который заискивающе смотрел в глаза ужасному маршалу и спрашивал «Чего изволите?». Впрочем, маршал, прочитавший все, что на Еременко смогли собрать потомки, ни на секунду не поверил в столь показное раскаяние. Напротив, этот подхалимаж его даже взбесил. Впрочем, никаких горячих слов генералу Шапошников говорить не стал, просто посоветовал не отдавать указаний в войска без согласования с генералом армии Жуковым, который уже едет сюда принимать должность. О том же был проинформирован и начальник штаба Брянского фронта, генерал Захаров. Мол, Жуков придет, порядок наведет, а вы пока готовьтесь.
        Немного подумав, маршал Шапошников пошел к аппарату ВЧ, вызвал товарища Сталина и в присутствии Еременко доложил о принятых мерах. При этом проштрафившегося генерала не звали к аппарату и не распекали, как не вызывают к телефону покойника, чего бы он там не натворил еще при жизни. Вот тут уже бывшему командующему Брянским фронтом стало по-настоящему страшно. Такие вещи заканчиваются не управлением кадров наркомата обороны, где какое-то время всего лишь придется ждать очередного назначения «с понижением», такие вещи заканчиваются внутренней тюрьмой на Лубянке и ежедневным ожиданием расстрела. Впрочем, после этого разговора Шапошников посчитал свою задачу выполненной и покинул штаб Брянского фронта так же внезапно, как прибыл.
        От аэродрома Брянск-Северный до базы потомков в Красновичах лететь было всего-то двадцать пять минут, и все это время маршал Шапошников мучился мыслью, а правильно ли он сделал, не отправив генерала Еременко до прибытия Жукова хотя бы под домашний арест? Нет, решил он в итоге, все было сделано правильно. Генерал Еременко врун, хвастун, подхалим, а еще он член неформального партийного клана, объединяющего выходцев из Украинской ССР, но при этом не предатель; и арестовывать, даже временно, его было бы неправильно. Впрочем, когда из кабины пилотов доложили, что впереди уже видны Красновичи, до которых осталось пять минут лету, генерал Еременко был тут же забыт. Не до него сейчас было.
        Непосредственно при подлете к Красновичам маршал Шапошников убедился, что сообщения потомков о переброске на плацдарм дополнительных сил не расходились с действительностью. Из того, что сверху выглядело как огромное цилиндрическое облако тумана, выползала длиннющая, как змея, танковая колонна, которая по специально проложенной грунтовой дороге двигалась дальше, в сторону райцентра Сураж. Пыль, поднятую гусеницами, сносило в сторону ветром, а темно-зеленые коробки с торчащими чуть вверх и вбок палочками крупнокалиберных стволов все шли и шли навстречу гулко громыхающему горнилу войны. Наконец пилот завершил облет посадочной площадки, оценив качество полосы, положение «колдуна», показывающего силу и направление ветра, а также местоположение знака «Т», указывающего точку на полосе в которой самолет должен был коснуться колесами земли. Все дальнейшее было лишь делом техники.
        Не земле, у трапа, маршала Шапошникова встречал сам командующий экспедиционной группировкой «потомков» генерал-лейтенант Матвеев. Кроткое рукопожатие под щелчки фотокамер немногочисленных корреспондентов - и вот уже маршал и сопровождающие его лица садятся в машины, чтобы направиться в двадцать первый век, во время как раз наступившей паузы* между прохождением двух механизированных колонн. Проехав на другую сторону портала, где в это время было ранее утро, маршал Шапошников и сопровождающие своими глазами увидели смертное поле 3-й панцердивизии вермахта и колонны техники, ожидающей своей очереди на переправку, освещенные розовыми лучами только что взошедшего весеннего солнца. Сразу за порталом советскую делегацию ждал пассажирский вертолет Ми-172, на котором прибывшим из 1941 года товарищам через два часа полета, к восьми часам тридцати минутам утра, предстояло попасть прямо на вертолетную площадку здания, расположенного по адресу: Фрунзенская набережная, дом 22**. Время не ждало.
        Примечание автора:
        * Такие паузы в транспортных потоках регулярно делались для того, чтобы истощившийся портал успел возобновить свою энергию.
        ** Фрунзенская, набережная дом 22 - Национальный центр управления обороной Российской Федерации.
        23 апреля 2018 года 08:15. Брянская область, Унечский район, село Красновичи.
        Майор полиции Антон Васильевич Агапов.
        С того сумасшедшего дня двадцатого апреля, когда за один день для нас началась и закончилась война, минуло уже трое суток. Теперь война громыхает по ту сторону портала, в который каждый день и час входят все новые и новые подкрепления нашей группировки, а с другой стороны на санитарных машинах все везут и везут раненых; и нет конца-края этому потоку. Всеобщую мобилизацию наш новый-старый президент объявлять все же не стал, вместо того вышел указ о наборе добровольцев, желающих в 1941 году воевать с германскими фашистами. Лучше бы Президент просто объявил мобилизацию, потому что молодые и здоровые парни тут же бросились в военкоматы записываться в борцы с фашизмом, забив их до отказа, а при мобилизации их бы организованно вызывали повестками. По России-24 показывали даже сюжет с нашими «бывшими», организованно вернувшимися со своей Обетованной Земли, чтобы записаться добровольцами на борьбу с фашизмом. На Адика с его помоечным войском зуб у них размером с Эйфелеву башню. Не знаю, что там было дальше, но по «ящику» этот случай пропиарили громко - мол, международная солидарность и прочее бла-бла-бла.
Не знаю, как начальство, но я думаю, что Адику и так давно пора начинать жрать свой цианид, поэтому мы обойдемся без помощи этих хитровыделаных потомков Моисея. Знаем мы их помощь, плавали в девяностые годы. Помогут тебе на копеечку, а в отдачу потребуют рубль.
        Помимо всего прочего, нам, полицейским, приходится отлавливать и возвращать родителям разных несовершеннолетних оболтусов, собравшихся сбежать на войну. Один орел, четырнадцати лет от роду, долетел до нас аж из Читы. Радует, конечно, что парни хотят быть героями и защитниками родины, а не радует то, что этим мелким засранцам нужно думать не о войне, а о школе. В наше время безграмотные солдаты никому не нужны, это я им на своем личном опыте могу рассказать.
        Намылился по этому пути в военкомат и наш сержант Вася, хотя я его предупреждал, что абы кого туда брать не будут - это раз, и у него еще не зажило простреленное плечо - это два, но Вася упрям, как целая отара баранов, и поэтому в военкомат он все же пошел. Но тут выяснилось, что не все так просто, и Васю на фронт никто брать не собирается. Во-первых - у сотрудников полиции бронь, нам и тут работы хватает, только успевай поворачиваться, во-вторых - у Васи действительно не зажило плечо, даже если его отпустит начальство, к медкомиссии с таким ранением его допустят не раньше чем через полгода, и в-третьих - учиться надо, Вася, учиться и еще раз учиться. Все вакансии на пополнение мотострелков были с запасом закрыты еще в первый день, а сейчас нужны артиллеристы, командиры орудий и наводчики, танкисты, снайперы, операторы ПТРК и прочая, прочая, прочая…
        От этого известия Вася начал страдать, аж моих сил не было на него смотреть, но я ему сказал, что война закончится не завтра и не послезавтра, да и плечо у него заживет тоже не через неделю, а пока пусть после службы ходит в ДОСААФ и учится на права по категорий* «БЕ» и «СЕ». Водители грузовых и легковых автомобилей с прицепом - тоже весьма востребованная военная специальность. На складах мобхранения просто не… бенное, то есть невиданное, количество прицепных пушек невостребованных сейчас калибров 85, 100 и 122 миллиметра, и просто огромное количество боеприпасов к ним, а там, по ту сторону Портала, это настоящие вундервафли, от огня которых немцам резко поплохеет. Они тем более востребованы, что за время отхода от границы Красная армия потеряла очень большое количество артиллерийских стволов и теперь остро нуждается в пополнении своих артиллерийских парков.
        Примечание авторов: * советские пушки: дивизионные 76-мм УСВ и ЗиС-3, противотанковые 57-мм ЗиС-2 и 45мм 53-К вполне могут буксироваться российским легковым автомобилем УАЗ-3153 (выпущено более 23 тыс. шт.), для управления которым требуются права российской категории БЕ.
        Кроме всего прочего, у нас сегодня очень печальный день. Сегодня, по прошествии трех дней, мы будем хоронить детей, а также прочих жителей Красновичей, убитых немецкими фашистами тем страшным утром. Для нас, как для полицейских, это еще дополнительные меры безопасности, ибо никто из убитых горем родных не хочет, чтобы эти похороны стали предметом пересудов в желтой прессе. Поэтому наша обязанность - не допусти того, чтобы сегодня днем на кладбище появился бы хоть кто-то еще, кроме скорбящих родственников, священника и представителя районных властей, ибо бывший глава сельского поселения тоже находится среди погребаемых, а у нас, у русских, о мертвых говорят либо хорошо, либо никак.
        23 апреля 2018 года, 08:45. Москва, Фрунзенская набережная 22, НЦУО МО РФ.
        Первым делом после прибытия в Москву 2018 года гостей из СССР-1941 накормили завтраком. Во-первых - те и в самом деле были голодны, а во-вторых - нужно было дать немного времени, чтобы на Фрунзенскую набережную бы подъехали Президент Путин, министр обороны Шойгу и коллега маршала Шапошникова - начальник генерального штаба генерал Герасимов.
        Разговор у высоких договаривающихся сторон сразу же пошел без преамбул и по существу. Дело в том, что рыба предполагаемого договора между сторонами была передана в Москву-1941 еще после визита майора Голышева и советская сторона уже успела разработать к нему свои поправки, пожелания и хотелки. Впрочем, хотелки на то и хотелки, чтобы вечно оставаться нереализованными. Что касается поправок и пожеланий, то в основном они касались статуса и снабжения российского экспедиционного корпуса на территории СССР.
        Российской стороне хотелось бы, чтобы Советский Союз взял на себя снабжение и содержание экспедиционной группировки и чтобы из будущего поставлялись только высокоточные боеприпасы, не производящиеся в 1941 году, а все остальное шло от принимающей стороны. Экспедиционной группировке требуются продовольствие, соляр, керосин, мыло, соль, спички, патроны для винтовки Мосина, гаубичные снаряды калибра 122 и 152 мм - короче, все, что производится советской промышленностью и может быть потреблено экспедиционным корпусом. Мы с общим врагом воюем или как?
        Советская сторона в ответ справедливо указывала, что в связи с отступлением Красной армии на большое расстояние в восточном направлении уже был утрачен урожай почти на всей правобережной Украине, в Белоруссии и в Прибалтике, и что в связи с такими потерями СССР грозит голод и без расхода дефицитного продовольствия на содержание экспедиционного корпуса РФ. Что они сами хотели бы просить продовольственной помощи на двадцать или, еще лучше, тридцать миллионов тонн зерна. И склады боеприпасов, на которых нужные российским коллегам снаряды лежали монбланами и эверестами, тоже попали во вражеские руки - снаряды советская сторона поставить может, но только в ограниченном количестве, иначе ее собственная тяжелая артиллерия останется без снабжения снарядами.
        - А это правда, - вкрадчиво спросил у маршала Шапошникова, генерал Герасимов, - что после июльского перепуга, когда в приграничных округах было утрачено большое количество артиллерийских орудий, почти вся советская тяжелая артиллерия была отправлена в глубокий тыл, где благополучно пребывает и поныне, а советская пехота ходит в атаки с одними винтовками и при поддержке огня совершенно незначительного количества трехдюймовых дивизионных пушек?
        - Да, это правда, - опустив голову, ответил маршал Шапошников, - советской артиллерии остро не хватает тягачей для буксировки пушек-гаубиц А-19 и МЛ-20, из-за чего и было принято такое решение. В случае возникновения критической ситуации артполки без собственной механической тяги становятся легкой добычей подвижных сил немцев. Решение об удалении с фронта тяжелой артиллерии было принято только по этой причине.
        - Вот видите, Борис Михайлович, - сказал Шойгу, - вам нужны еще и артиллерийские тягачи. Не скажу, что у нас такого добра много, но в качестве замены мы можем предложить вам грузовики, способные везти на крюке до восьми тонн веса. Но снаряды к пушкам вы нам все-таки поставьте, или у вас еще промышленность по производству боеприпасов тоже оказалась потеряна?
        - Частично, - честно ответил Шапошников и пояснил, - частично работает, частично потеряна, частично находится в пути на эвакуацию и развертывание производства на новом месте. Ориентировочный срок возобновления производства в полном объеме - декабрь этого года, январь следующего…
        Шойгу внимательно перечитал записи на своем ноутбуке, где в колонку было перечислено все, что требуется СССР, и склонился к уху сидевшего рядом президента Путина.
        - Владимир Владимирович, - вполголоса произнес он, без увеличения пропускной способности портала мы не сможем выполнить эти заявки и на одну треть. Быть может, сделать паузу в переброске войск, отвести людей подальше и сбросить на портал еще два-три «папы», лишь бы мы могли возить грузы, не делая каждые полчаса перерывы, потому что портал устал…
        - Сергей Кожугедович, - так же тихо ответил президент, - я займусь этим вопросом, обещаю вам. Думаю, что, прежде чем кидаться бомбами, нам надо подключить к этому вопросу ученых, должны же они были успеть хотя бы частично разобраться в механизме функционирования этого портала. Но об этом немного позже…
        Президент обвел взглядом присутствующих и произнес:
        - А сейчас, коллеги, давайте переключимся на вопросы, которые не требуют массовой перевозки грузов из нашего мира в ваш, и наоборот. Например, меня очень интересует уточнение правовых аспектов положения наших граждан на территории Советского Союза, установление режима их экстерриториальности и неподсудности по местным законам. А то знаю я ваших деятелей в госбезопасных органах. На радостях нашьют дел на наших граждан за неумеренную болтовню языком на политические темы, и что потом? Мы этого тоже просто так оставить не сможем, и получится нехорошо. Так что эти вопросы лучше решить заранее, не дожидаясь эксцессов.
        - Но мы тоже не можем позволить безнаказанного подрыва социалистических устоев, - возразил присутствовавший в составе делегации работник этих самых «органов» в чине капитана госбезопасности.
        - Ой, - ответил Президент, имитируя одесский акцент сотрудника НКВД, - только не надо агитировать меня за советскую власть. Я сам родом из вашей конторы и знаю, что там почем. Отмороженных антисоветчиков, вроде покойного Немцова или Каспарова, у нас в войсках нет. Ну не идут такие люди ни в офицеры, ни в контрактники, предпочитая совсем иные занятия. При этом все наши люди привыкли говорить, что думают, а не думать, что говорят. А думают они много всего разного, ибо тот результат, к которому СССР пришел после двух месяцев войны, никаких слов, кроме матерных, не заслуживает. Несмотря на все чистки, дураков, хорошо владеющих политической фразеологией, среди советского руководства пока еще больше, чем достаточно, и этих дураков иначе как дураками назвать и не получается.
        Чекист хотел было еще что-то возразить, но маршал Шапошников посмотрел на него тяжелым взглядом и тихо, но веско произнес:
        - Хватит, товарищ Заславский. Товарищем Сталиным мне даны все полномочия на то чтобы соглашаться на все разумные требования российской стороны. А это требование мне кажется разумным, ведь они требуют экстерриториальности исключительно для своих граждан, а не для граждан СССР, с которыми те будут вести свои разговоры.
        - Постойте, Борис Михайлович, - сказал президент, - так дело тоже не пойдет. В одних рядах с нашими солдатами сейчас сражается уже несколько тысяч советских бойцов и командиров. И что их потом - всех оптом в лагеря, потому что без разговоров, в том числе и на политические темы, между боевыми товарищами явно не обойдется. Одно дело, когда кто-то по-смердяковски убеждает, что немцы умная нация, а мы глупая, и поэтому надо поднять лапки и идти сдаваться в плен. И совсем другое, когда говорят, что маршал Тимошенко дурак и предатель, с начала войны загнал в окружение и немецкий плен миллион бойцов и командиров, и намерен дальше загнать еще два раза по столько же.
        - Не вижу большой разницы, - буркнул капитан ГБ Заславский, - и такие, и другие разговоры разлагающе действуют на воинские части и снижают их боеспособность.
        - Во втором случае, - парировал президент, - после первых же поражений советская власть сама должна была снять этого человека с должности и разобраться, кто он такой на самом деле. Если дурак - то перевести на соответствующую работу, не связанную с руководящими обязанностями, а если предатель - расстрелять, как расстреляли генерала Павлова. А если оставить все как есть, то это будет разлагать положение в войсках, сколько бы вы и охотились за болтунами. Пока не будет устранена причина - разговоры будут продолжаться.
        Президент перевел дух и продолжил:
        - И еще. Я бы предложил ввести такое понятие, как «кандидат на гражданство». По крайней мере, по нашим законам почти любой гражданин СССР сможет на законных основаниях перебраться на территорию Российской Федерации. Хотелось б, чтобы и СССР принимала к себе тех наших граждан, которые любой ценой хотят жить при социализме.
        - Думаю, что это разумное требование, - сказал Шапошников, - и, как мне кажется, вы хотите, чтобы кандидаты подчинялись законам той страны, в гражданство которой они собираются вступить?
        - Совершенно верно, Борис Михайлович, - подтвердил Президент, - те, что хотят жить в СССР, пусть подчиняются законам СССР, а те, кто хотят жить в Российской Федерации, пусть подчиняются законам Российской Федерации.
        Потом переговорщики договорились о создании Объединенной группы войск с объединенным командованием. Командующим группировки, созданной на основе Брянского фронта, был назначен генерал армии Жуков, его замом - генерал-лейтенант Матвеев, а начальником штаба стал генерал-майор Василевский. Итак, после нескольких часов переговоров, примерно в три часа дня по Москве, советская делегация покинула здание на Фрунзенской набережной, села в вертолет и отправилась в обратный путь в СССР-1941. Переговоры завершились успехом, соглашение было подписано, теперь предстояла работа по его практической реализации.
        23 апреля 2018 года 14:15 СЕ. Бельгия, г. Касто, Объединенное командование НАТО.
        Присутствуют:
        Главнокомандующий объединёнными силами НАТО в Европе - генерал Кёртис Скапаротти
        Командующий сухопутными войсками США в Европе - генерал Бен Ходжес
        Главнокомандующий объединенными силами НАТО в Европе, будто раскладывая карточный пасьянс, одну за другой выкладывал на стол спутниковые фотографии. На этих фотографиях, сделанных с очень высоким разрешением, была изображена местность, еще совсем недавно бывшая ареной жесточайших боев, а также забившие все дороги колонны военной техники и автотранспорта.
        - Вот, полюбуйтесь, Бен, - произнес он, обращаясь к генералу Бену Ходжесу, командующему американскими сухопутными войсками в Европе.
        - Что это, Майк*, Донбасс? - с оттенком равнодушия спросил тот, просмотрев несколько фотографий. - Наши боевые свинки опять получили от русских по копытцам?
        Примечание авторов: * Майк - армейское прозвище генерала Кертиса Скапаротти.
        - Нет, Бен, - ответил главком НАТО, - это не Донбасс, а другой конец России - там, где ее границы примыкают сразу к границам Белоруссии и Украины, но наши боевые свинки тут ни при чем. По копытцам крепко получили совсем другие люди. И хоть русские объявили об этом во всеуслышание, но тогда, три дня назад, на это никто не обратил внимания, уж слишком невероятной была та информация.
        - Майк, - вопросительно хмыкнул Бен Ходжес, - вы имеете в виду тот случай, когда русский президент заявил, что на территорию его страны вторглись некие «немецко-фашистские захватчики»? Честно сказать, я продумал, что это была телевизионная инсценировка в честь их праздника Великой Победы, который должен наступить пару недель спустя.
        - Не один вы так подумали, - ответил Скапаротти, - к тому же у нашей разведки просто не было возможности проверить полученную информацию. Сканирование с орбиты современными средствами было невозможно, потому что русские ставили очень эффективные помехи, а фотографировать по старинке было невозможно из-за того, что над местом событий все это время стояла плотная облачность. Впрочем, в тот день, когда русский президент выступал по их телевидению, один из наших спутников засек в том районе вспышку очень мощного взрыва, с легкостью пробившуюся сквозь облака. Сегодня наконец облака рассеялись, и нашей разведке сразу же удалось получить подтверждение истории, рассказанной мистером Путиным. Кроме того, было обнаружено, что русские войска колонна за колонной уходят в это черное облако, и обратно никто из них не возвращается, по крайней мере, встречное движение можно считать незначительным. Внутри этого облака уже давно не должно было остаться места для войск, а они все идут туда и идут бесконечным потоком.
        - И вы считаете, Майк, - усмехнулся Бен Ходжес - что дыра между мирами - это не мистификация русского диктатора, и что он действительно нашел в прошлом Адольфа и объявил ему войну? Ну, так все к лучшему. Эта война ослабит русских, и нам наконец удастся принудить их к покорности.
        - В Белом Доме и Пентагоне считают иначе, - ответил Главком НАТО, - они думают, что русские могут использовать эту войну в прошлом, как полигон для жизненных упражнений*. Войска, имеющие такой боевой опыт - это совсем не то, что войска, такого опыта не имеющие.
        Примечание авторов: * жизненное упражнение - англоязычный военный термин, обозначающий боевую операцию, единственной целью которой является получение войсками практического опыта ведения боевых действий.
        - Слишком все это сложно, Майк, - возразил генерал Бен Ходжес, - насколько я помню, прежде президент Путин никогда не испытывал тяги к каким-либо действиям, отвлеченным от практической реальности. Все его вторжения преследовали прямые и конкретные цели, и потому всегда имели полный успех.
        - Возможно, ты и прав, Бен, - ответил Кертис Скапаротти, - но только в Белом Доме и Пентагоне сильно обеспокоены и требуют остановить русских. При этом мне абсолютно непонятно, каким местом они там, в Вашингтоне, думают? У нас в Восточной Европе несколько батальонных тактических групп плюс союзники, о безопасности которых мы еще должны заботиться, а у русских там не меньше полумиллиона солдат и офицеров, несколько тысяч танков, самолеты и ракетные установки. Если мы к ним вторгнемся, то наших парней мгновенно уничтожат, а некоторое время спустя русские начнут свое ответное наступление на территорию Европы …
        - А если к русским вторгнемся не мы, а наши боевые поросята? - сказал Бен Ходжес. - Мои парни из числа инструкторов говорят, что они уже научили их всем необходимым военным премудростям. Пусть теперь попробуют применить свои таланты против, как они сами говорят, государства-агрессора, а мы укажем им, где именно, и, возможно, даже поаплодируем.
        - Такой шаг украинского правительства, - серьезно заметил главком НАТО, - может побудить русского президента раз и навсегда ликвидировать Украину как государство, ведь вторжение ее войск на российскую территорию по всем правилам будет считаться объявлением войны. Войны, после которой Украина в своем нынешнем виде просто исчезнет.
        - Пусть исчезнет, - ответил Бен Ходжес, - самое главное заключается в том, что мы не будем ответственны, за все то, что бы они ни натворили. Заявим, что это была чисто украинская инициатива, что мы сожалеем и очень сочувствуем. Одновременно можно будет поднять шум в прессе, назвав действия русских нелегитимными, превышающими необходимую оборону и нарушающими договор ДОВСЕ…
        - Русские уже лет пять как вышли из этого договора, да и мы тоже не стремимся его соблюдать, - ответил главком НАТО, - но самое главное, что мне нравится ваш подход. Лишь бы не вмешался большой Дон и не погнал бы наших парней на верную смерть во имя бытующей в нашем Конгрессе дурацкой идеи «остановить русских любой ценой», и неважно, куда они при этом идут. Выгнать бы этих конгрессменов в чистое поле, дать в руки по винтовке и послать в атаку на пулеметы. Дышать бы в Америке точно стало бы легче.
        23 апреля 2018 года 18:05. Белоруссия, г. Минск, Резиденция президента Республики Беларусь.
        Президент РБ Александр Григорьевич Лукашенко.
        Три дня президент независимой Белоруссии Александр Лукашенко ждал, когда его, наконец, официально или не очень пригласят к общему столу делить шкуру убитого русскими солдатами немецкого медведя. Тогда ему еще и в голову не приходило, что охота на немецкого медведя-людоеда только началась - и он, живой и почти здоровый, пока еще бегает по лесу, активно отбиваясь от охотников. Кроме того, в последнее десятилетие (чем дальше, тем больше), Александр Григорьевич своей многовекторной политикой и некоторыми экстравагантными поступками (вроде объятий с «кровавым пастором» Турчиновым) изрядно подпортил свое реноме среди московских набольших людей и Самого Владимира Владимировича. Следует понимать, что таких многовекторных «партнеров», как он, обычно не зовут поучаствовать в общем деле с процентом от прибыли, а посылают подальше по схеме «иди отсюда, мальчик», а если «мальчик» проявляет настойчивость, то ему даже указывают точный адрес, куда следует идти.
        Итак, прождав три дня и ничего не дождавшись, потому что на обычные намеки и «зондирование» Минска Москва отвечала глухим молчанием, утром 23-го числа белорусский президент сел в самолет и полетел в Москву - решать вопрос лично. Но в Москве в Администрации президента России с Александром Григорьевичем встретился только товарищ Иванов, и широко улыбаясь, как он это умеет, сообщил, что президент России в связи с чрезвычайной ситуацией в настоящий момент никого не принимает и работает над документами. Как только вы нам понадобитесь - мы вам обязательно сообщим*. На самом деле как раз в тот момент на приеме у президента находился маршал Шапошников и сопровождавшие его лица, и обговаривались последние политические детали предстоящего соглашения.
        Примечание авторов: * Еще за год до описываемых событий, в самой что ни на есть реальной реальности, белорусский президент побывал на Украине, где встречался с тамошним политическим бомондом, включая «кровавого пастора» и «президент-кондитера» и в ходе этого визита заявил, что «братская Украина воюет за свою независимость».
        Реакция официальных властей РФ на это заявление была тогда следующей:
        “Слова Лукашенко вызывают недоумение и возмущение. Прежде всего хотелось бы узнать, с кем именно братская ему Украина воюет? Тем более за независимость?.. Раз уж Лукашенко солидаризируется с позицией украинского руководства, то тогда он вслед за ними тоже должен признать, что Россия является “агрессором”. В этом случае встанет закономерный вопрос - а что Беларусь делает в составе Союзного государства, в составе ОДКБ и ЕАЭС? Соответственно, на каком основании она получает те льготы, преференции и экономическую помощь со стороны России, которой она пользуется на протяжении последних 22 лет?
        Вместе с тем всем ответственным лицам в Минске необходимо понимать, что не может быть независимости только на словах. Независимость - это весь комплекс жизнедеятельности государства, начиная от политики и идеологии и заканчивая финансами и экономикой.”
        Несмотря на то, что Лукашенко тогда скромно промолчал и ниоткуда никуда не вышел, в Москве его окончательно прекратили воспринимать как союзника, переведя в разряд попутчиков-попрошаек.
        После отказа в личной встрече с президентом России Лукашенко решил, что в Москве его вместе с его многовекторной политикой и извечным попрошайничеством - то у Запада, то у России - просто не желают знать. В величайшем раздражении белорусский президент вернулся обратно и в Минском аэропорту разразился пространной антироссийской речью - вроде той, после которой «отношения оказались испорчены газом». После этого, прибыв в свою резиденцию, Лукашенко собрал заседание правительства, на котором сначала подверг уничтожающей критике тех своих министров, которые были авторами и идеологами приведшей к такому печальному результату многовекторной политики, а потом еще раз потребовал «блюсти интересу республики Беларусь», несмотря ни на какие заключенные прежде договора. Весьма скользкий, надо сказать, путь, потому что тогда эти самые договора утратят свою силу, и тогда подсчитывать политические и экономические убытки придется уже белорусскому президенту. Впрочем, об этом человеке пока все, до особого, так сказать, распоряжения.
        23 августа 1941 года 07:45. РСФСР, г. Брянская область, Мглинский р-н, д. Черновица, зона флангового перехлеста частей ВС РФ (228-го тп 144-й мсд) и 290-й сд. 50-й армии Брянского фронта.
        Генерал армии Георгий Константинович Жуков.
        Возбужденно вдыхая терпкий утренний воздух, Жуков стоял на наблюдательной вышке, наскоро возведенной на вершине поросшей лесом безымянной высоты с отметкой 179, и оглядывал в бинокль окрестности. Еще сутки назад он закисал в штабе Резервного фронта, и вот - его первое по-настоящему боевое со времен Халкин-Гола назначение. А посмотреть здесь ему было на что. Именно тут, где дорога Мглин-Клетня пересекает протекающую среди заболоченных лесов речку Воронуса, позавчера в одиночку, а вчера при поддержке частей 290-й стрелковой дивизии один танковый полк потомков остановил продвижение на юг 47-го моторизованного корпуса немцев. Теперь там, за рекой, дорога и заболоченный придорожный лес пестрели обгорелыми изувеченными коробками разбитых немецких танков. Снаряды крупнокалиберных танковых пушек потомков наносили «тройкам» и «четверкам» такие тяжелые повреждения, что немцы даже не пытались эвакуировать их с поля боя для ремонта, ибо при любых обстоятельствах эта бронетехника была неремонтопригодной и годилась только в переплавку.
        Жуков не мог не признать, что позиция для обороны тут была просто идеальная. Займи в свое время этот рубеж стрелковая дивизия Красной армии со всеми средствами усиления - и немцам пришлось бы искать для своих прорывов другое направление, и не факт еще, что его бы удалось найти в приемлемые сроки. Местность тут болотисто-лесистая, на одну дорогу, пригодную для снабжения войск* по фронту возможного наступления, приходится сотня километров заболоченных чащоб, где могут пройти только медведи, да еще русские солдаты, тащащие на руках батальонные минометы и противотанковые пушки. Немцы тоже пытались совершать такие обходные моменты, чтобы взять в кольцо закрепившихся на выгодном рубеже российских танкистов, но раз за разом их мелкие группы частью уничтожались, а частью отгонялись перемещающимися по рокадным дорогам российскими мотострелковыми ротами, к которым постепенно присоединялись выходящие из окружения под Кричевом подразделения 13-й армии.
        Примечание авторов: * Нет, немецкие солдаты с легким вооружением точно так же умеют просачиваться по лесам и болотам в обход непреступных позиций, но, не имея за спиной транспортной магистрали, пригодной для снабжения войск, они никогда не пойдут вперед дальше ближнего вражеского тыла. Любой офицер вермахта с училища знает, сколько боеприпасов, продовольствия и медикаментов должно потреблять его подразделение или часть. Таким образом, немецкие войска, оторвавшиеся от снабжения, очень быстро должны почувствовать дефицит продовольствия и боеприпасов. И если продовольствие еще можно реквизировать у местного населения, то патроны к винтовкам Маузера и единым пулеметам вермахта, а также мины к минометам и снаряды к пушкам на земле не валяются и в огородах у селян не растут; и тогда люфтваффе вынуждено строить к этим несчастным воздушный мост, доставляя все необходимое по воздуху, что очень дорого и не всегда возможно.
        Такие же трудности испытывают и оторвавшиеся от снабжения советские войска, но до советских генералов эта истина стала доходить только на третий год войны. А до того при множестве тактических и даже стратегических наступательных операций советские войска сами ставили себя в безвыходное положение. Самый яркий пример - это трагедия второй ударной армии, почти полностью погибшей по причине отрыва от снабжения. Нельзя же называть транспортной артерией болотистую тропу, проходящую через узкий (шириной всего 800 метров) перешеек, который противник простреливал не только из пушек и минометов, но и из пулеметов.
        В настоящий момент генералу армии все это на пальцах объяснял подполковник из будущего, командир танкового полка, и для будущего Маршала Победы многие его слова звучали настоящим откровением свыше. В принципе Жуков испытывал определенную слабость к таким вот уверенным в себе, немногословным командирам, которые способны не только успешно выполнить поставленную задачу, но еще и спокойно, деловым тоном и без хвастовства объяснить вышестоящему начальству, что и как было сделано для достижения этого успеха.
        Будь этот подполковник из рядов РККА и попади он в поле зрения генерала армии по такому вот поводу, то при отсутствии крупных «косяков» быть ему и командиром бригады, и командиром дивизии, и даже, возможно, командующим танковым корпусом. Потом Жуков подумал, что по пробивной мощи на открытой местности этот полк как раз и тянет на добротно укомплектованный новой техникой механизированный корпус довоенного формирования. На этой же болотистой и лесистой местности, малопригодной для действий подвижных частей, подполковник сделал все что мог. И врага отразил с большим для него уроном, и сам не понес чувствительных потерь, сохранив свою часть для дельнейших действий. В принципе, танковый полк потомков отсюда можно уже снимать, перебрасывая на более уязвимое суражское направление. Со всеми дальнейшими задачами 290-я стрелковая дивизия должна справиться уже самостоятельно.
        Насколько дела шли хорошо здесь, у потомков, настолько же плохо было в штабе Брянского фронта. Новоназначенный командующий даже не смог добиться внятных ответов на вопросы о положении на линии фронта и точной дислокации своих войск и войск противника. Если положение дел в 50-й армии, чей правый фланг примыкал к войскам 43-й армии Резервного фронта, а левый фланг сомкнулся с правым флангом «потомков», было более-менее ясным, то отведенные в ближний тыл для проведения переформирования 3-я, а также 13-я и 21-я армии создавали впечатление партизанского колхоза на колесах.
        Тяжелее всего дела обстояли в оторванной от основных сил фронта 21-й армии, отходящей на юг под давлением превосходящих сил противника. До самого последнего момента она даже не имела командующего, и сведения о ее положении в штабе фронта были самые скудные. Эта армия даже не установила локтевого контакта с левым флангом «потомков». Что касается 3-й и 13-й армий, то они обе участвовали в злосчастном для Западного фронта приграничном сражении, обе попали в окружение и вырывались из него по вражеским тылам. Обе понесли тяжелейшие потери, сильно снизившие их боеспособность, и обе нуждались в пополнении и переформировании.
        От 3-й армии имелся только штаб, дислоцированный за стыком 50-й и 13-й армии, так как остатки ее войск были переданы в состав сражающейся под Гомелем 21-й армии, а новые стрелковые дивизии, частью с переформирования, частью сформированные в июне-июле пока не прибыли. В 13-й армии, располагавшейся южнее Почепа, а значит, уже фактически в советском тылу, дела обстояли еще хуже. Штаб армии и ее командующий генерал-майор Голубев (бывший командующий 10-й армией, в самом начале войны разгромленной на вершине Белостокского выступа) не представляли ни точного положения своих дивизий, ни их истинной численности.
        Правда, активно прибывающие маршевые пополнения позволяли надеяться, что в самом скором времени старые названия наполнятся новым содержанием, но поскольку на уровне полков и батальонов почти не осталось имеющего боевой опыт первоначального состава, то боевую ценность этих дивизий без переподготовки и боевого слаживания, по мнению потомков, можно считать весьма сомнительной. Нет, сражаться эти войска будут яростно и самоотверженно, как это и подобает настоящим защитникам советской родины, но из-за отсутствия боевого опыта будут нести тяжелые неоправданные потери, что поставит под вопрос выполнение поставленной перед ними боевой задачи.
        Тогда, плюнув на все, генерал армии связался по ВЧ со Ставкой (которая уже имела кодированную радиосвязь со штабом группы экспедиционных войск РФ) и сообщил, что дела в штабе фронта он принял, а теперь ему необходимо наладить прямую связь с «потомками», а также побывать у них на линии соприкосновения с противником, чтобы собственными глазами увидеть то, что они из себя представляют на самом деле. Ставка ответила, чтобы он, генерал армии Жуков, оставался на месте и не суетился. И точно, меньше чем через час рядом со штабом Брянского фронта опустился винтокрылый аппарат потомков, из которого выгрузился их делегат связи, при котором было радиооборудование с комплектом ЗАС* Убедившись, что связь установлена, Жуков погрузился в вертолет и вылетел по маршруту, первой промежуточной точкой посадки в котором был город Мглин…
        Примечание авторов: * ЗАС - аппаратура шифрования голосовой связи.
        И во теперь, когда он думал о проблемах потомков, имеющих на вооружении зашкаливавшее все нормы количество танков и артиллерии, великолепную связь и разведку, но в то же время не имеющих достаточного количества живой силы, чтобы суметь закрыть каждую щелочку фронта, Жукова вдруг озарило. Если соединить дивизии 13-й армии, наполненные пока одними только маршевыми пополнениями и не имеющие в своем составе ни минометов с артиллерией, ни средств ПВО-ПТО, ни танков с бронемашинами, с их прямой противоположностью, имеющей все то, чего не имеют дивизии РККА, но испытывающие острую нехватку стрелковых частей. Пока речь идет об организации обороны, ничего лучше такого синтеза не придумаешь. В наступлении такая химера, правда, сразу же начнет распадаться на подвижный и малоподвижный компоненты. Расстояние, которое стрелковая дивизия РККА преодолевает за сутки, мотострелковый полк, если он действует в чистом прорыве и не вступает в столкновение с отступающими частями противника, преодолеет за полтора-два часа.
        Но и этот вопрос можно будет решить ко всеобщему удовольствию, передав стрелковым дивизиям количество автотранспорта достаточное для их превращения в мотострелковые дивизии. Автотранспорт для этого можно взять трофейный, взятый «потомками» в ходе стремительного разгрома 24-го моторизовано корпуса. Поняв, что все, что он хотел увидеть в районе Мглина, он уже увидел, и что враг здесь не только не пройдет, но даже и не проползет, а боевые возможности потомков ему теперь более-менее ясны, генерал армии Жуков начал торопить своих сопровождающих с вылетом в следующую точку на линии противостояния, передовой опорный пункт потомков в деревне Смолевичи. Жукову было интересно посмотреть на то, как опирающаяся на эти Смолевичи батальонная тактическая группа потомков вот уже третий день сковывает продвижение одной кавалерийской и нескольких пехотных дивизий противника.
        Тогда же и почти там же.
        Старший лейтенант Федор Коломиец, командир 7-й роты, 878-го сп 290-й сд
        Уже больше суток мы воюем здесь, на рубеже речки Воронуса, отражая попытки немецких войск снова вернуть себе Мглин и вбить клин между войсками нашей армии и «потомками». Они, кстати, неплохие парни, воюют лихо не только в атаке, но и в обороне, никогда не отказывают поддержать огоньком, неважно идет ли речь об отражении вражеской атаки или о том, чтобы поделиться куревом. Кстати, папирос у них там не бывает, махру не выдают, а сигареты крепки и духовиты, потому, что они из настоящего табака, а не из обрезков, как у нас, или сушеных капустных листьев, пропитанных синтетическим никотином, как у немцев. В Германии табак не растет нигде, вот немцы и вынуждены курить всякую дрянь. Правда, потомки говорят, что немцы могли бы покупать табак в дружественных им Румынии, Турции и Болгарии, но не делают этого, или делают в недостаточном количестве - наверное, по вине своей патологической бережливости, иначе называемой жадностью.
        Но сигареты сигаретами, но вчера около полудня, когда мы прибыли на этот участок фронта, тут было по-настоящему жарко. Почти непрерывно грохотала артиллерия, немецкая и потомков, а вражеские солдаты, густо как муравьи, унюхавшие поблизости кусочек сахарку, лезли через болотистую пойму Воронусы в обход нашего главного опорного пункта, расположенного у моста. Вместе с механизированными подвижными группами «потомков» мы тут же включились в кровавую и тяжелую работу по отражению этой напасти, и не без гордости могу сказать, что немало в ней преуспели.
        К моменту наступления темноты все немцы, переправившиеся на «наш» берег речки, были уже мертвы или в плену. То, что наша рота не полегла вся целиком в этих боях, тоже есть заслуга потомков, выделивших для поддержки действий нашей роты одно БМП и два танка, которые наводили на немцев просто животный ужас. Несколько раз в особо тяжелых случаях для нас вызывали артиллерийский огонь, а один раз даже прилетала пара боевых винтокрылых каракатиц, устроившая переправившимся через речку немцам настоящую войну миров. Тех наших бойцов и командиров, которые были ранены, машинами «потомков» почти сразу отправлялись в медсанбат, а оттуда в госпитали - совсем тяжелых к «потомкам», а тех, что полегче - в наш.
        Нет, так воевать можно, и даже нужно, когда боец не одинок в своем окопе против всей вражеской армии, а когда за него вся мощь артиллерии, авиации и танковых войск, а ежели его вдруг ранят, то спасать его жизнь будут лучшие советские врачи. И кстати, командир поддерживающего нас танкового взвода потомков лейтенант Васильев говорит, что вскоре война пойдет совсем по-другому, не только здесь, но и везде. А все потому, что у потомков тоже была точно та же война, память о которой не потеряна до сих пор, и они считают эту войну для себя священной. Поэтому и пришли к нам со всей своей силой, танками, мощными самоходными орудиями, боевыми машинами пехоты и много чем еще - ведь, считай, в каждой семье на этой войне у них, то есть у нас, кто-нибудь да погиб.
        Поздним вечером у маленького костерка, разожженного на обратном скате холма, он и его бойцы устроили бойцам политбеседу, куда там батальонному политруку. Говорили о том, кто такие фашисты, как они зверствуют над мирными людьми и почему между нами и ними никогда не будет мира. Ага, тот самый политрук, товарищ Иванюшин, не к ночи будь помянут, тихонько подошел на звук голосов и… сам заслушался этих разговоров под передаваемую по кругу сигаретку потомков, да под их же крепкий чаек, от которого захватывало дух. А когда разговоры кончились, один из потомков завел что-то вроде походного патефона, и тогда мы услышали их песни об этой войне. Душевные такие, наши песни, просто берущие за душу: «От границы мы землю вертели назад», «Горит и вертится планета», «Сыновья уходят в бой», «Комбат», «Сталинград», «Як-истребитель», «Мы взлетали как утки», «А на войне как на войне», «Артиллеристы - Сталин дал приказ» и наконец «Священная война»!
        Да, теперь мы точно знаем, за что и против чего воюем, и сразу скажу - Знамени Победы над рейхстагом быть! Как представлю себе ярко-алое Знамя Победы, трепещущее на высоте над серым поверженным вражеским логовом, так мурашки сразу по спине бегут. Прав был товарищ Сталин, когда сказал: «Наше дело правое - победа будет за нами».
        23 августа 1941 года, 13:25. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
        Верховный главнокомандующий бегло просмотрел бумаги, доставленные генерал-майором Василевским, и поднял глаза на присутствующего тут же заместителя начальника Генерального штаба.
        - Так значит, - спросил он, - товарищ Жуков считает, что потомкам вполне можно доверять?
        - Да, товарищ Сталин, - ответил генерал Василевский, - как союзникам в войне против Гитлера, нашим потомкам вполне можно доверять. Что касается причин произошедшего в будущем контрреволюционного переворота, то по этому вопросу вам необходимо обращаться совсем к другим людям. Кроме того, насколько я помню, такой переворот случился у них почти двадцать семь лет назад, и уже выросло целое поколение, родившееся при буржуазной власти. И в то же время, по имеющимся у нас данным, большинство населения Российской федерации, образовавшейся в границах РСФСР, сохранили о советской власти теплые воспоминания, а годы разгула дикого капитализма, так называемые «девяностые», они воспринимают как самое ужасное время в истории страны.
        Вождь, который в столь тяжело складывающейся ситуации принял бы помощь даже от самого черта, кивнул.
        - Ну хорошо, - произнес он, - будем считать, что наши потомки вполне достойны нашего доверия и помогут нам разгромить немцев. Мы, конечно, еще обратимся к соответствующим людям с вопросом о том, как нам предотвратить буржуазный переворот в нашем СССР, но при этом хотели бы знать, как нам сделать так, чтобы в результате оказания помощи в борьбе с германским фашизмом не оказаться под влиянием и контролем буржуазной России?
        - По заключению, полученному из ГлавПУРа*, - сказал Василевский, - на основании анализа бесед наших политработников с бойцами и командирами из будущего, скорее возможно обратное влияния наших бойцов, командиров и политработников на солдат и офицеров буржуазной России, чем наоборот. Вот что тут написано: «В отличие от социалистического, буржуазное государство не создает у широких народных масс положительного образа грядущего будущего, вместо того вселяя ощущение неуверенности в прочности своего положения и страх перед завтрашним днем». Конец цитаты.
        Примечание авторов: * Главное Политическое управление (ГлавПУР) Красной армии - центральный военно-политический орган управления, осуществлявший партийно-политическую работу в Вооружённых Силах РСФСР и СССР, существовавший в 1919 -1991 годах.
        - Так значит, - спросил Сталин, - распропагандировать потомков вполне возможно?
        - Да, товарищ Сталин, - кивнул Василевский, - только мне кажется, что делать это нет никакой необходимости. Воевать против Гитлера с полной отдачей они будут без распропагандирования. А вот реакцию их командования на такой недружественный шаг предсказать нетрудно. В этом отношении лучше ничего не трогать, пусть все идет как идет.
        - Пусть будет так, - неожиданно легко согласился Сталин, - таким образом, если товарищ Жуков (который с ними теперь знаком лично) и вы считаете, что «потомкам» можно доверять, значит, мы им будем доверять. Подождем, пока вернется товарищ Шапошников, и тогда начнем строить планы совместных действий. Рывок Гудериана на юг мы остановили, теперь требуется развить успех и перейти к наступательным действиям и разгрому зарвавшегося противника.
        24 апреля 2018 года 8:45. Украина, евросело Козино под Киевом, Резиденция президента Порошенко.
        Маленький и тщедушный спецпосланник американского президента Волкер нависал над огромным свинообразным президент-кондитером, как храбрый голубь над статуей какого-нибудь пережитка прошлого. И те слова, которые американец говорил Порошенко, превращали того в самый настоящий пережиток. Ведь можно долго строить воинственные рожи, упражняться в грозной риторике, подпрыгивать на месте, потрясая бутафорским гуцульским топориком - в любом случае в Москве ко всей этой клоунаде относятся индифферентно. Привыкли уже. Сейчас с утра Порошенко был достаточно трезв для того, чтобы понимать, что стоит хотя бы одному украинскому солдату с оружием в руках пересечь российскую границу - и ответ с российской стороны будет мгновенным и сокрушительным. Ядерное оружие в ход, конечно, не пойдет, не тот противник, но весь остальной набор средств молниеносного ответного удара будет представлен в ассортименте. Кроме, пожалуй, гиперзвукового комплекса «Кинжал», потому что не по Сеньке шапка.
        Так вот, американский спецпредставитель требовал как раз этого - разорвать со страной-агрессором дипломатические отношения, объявить войну и подняв все ВСУ, нацгадов, террбаты, сколько их там еще осталось - и организованно, рядами и колоннами, послать их воевать Российскую Федерацию. И все это несмотря на то, что примыкающие к Украинской границе Западный и Южный военные округа уже несколько дней находятся в состоянии полной боевой готовности, а интенсивность полетов российских самолетов-разведчиков А-50 и А-100 вдоль украинских границ увеличилась за это же время в четыре раза. В такой обстановке, когда даже мыши движутся исключительно короткими перебежками или по-пластунски, начинать какие-либо боевые действия было бы форменным самоубийством, даже если поставлена цель объявить войну и быстренько сдаться. Некому будет уже сдаваться.
        Единственное послабление, которое было обещано Порошенко, так это возможность ему лично и его близким отсидеться на территории НАТО под видом участия в каком-нибудь мероприятии альянса - например, участии в саммите, посвященном сдерживанию российской агрессии. Немного подумав, президент-кондитер, разумеется, согласился, не мог не согласиться. Ведь стоит отказаться от этого предложения, гарантирующего хотя бы жизнь, как могут найтись варианты и похуже. Например, тот, при котором, война с Россией все равно начинается, но после того, как неизвестные русские диверсанты убивают несчастного украинского президента. Кровавый пастор уже четыре года примерятся к его месту, да только бодливой корове Бог рогов не дает. А тут такой подарок - и неважно, что жить после этого события самому пану Турчинову останется всего несколько часов. А может, и он надеется успеть юркнуть в уютную норку, перебежать заветную черту канадской (то есть польской) границы и строить оттуда рожи русским преследователям, бессильным догнать его и покарать, разъяренным видом миллионных окровавленных гекатомб. Да, он, то есть Порошенко,
сам сможет сделать все, что от него хотят заморские кураторы, потому что и сам может сбежать за эту самую границу, где его никто не достанет, оставив всех в дураках. Надо только вызвать к себе того, кто «между первой и второй*» - то есть министра обороны Полторака и объяснить ему задачу. Он генерал, у него погоны - ему и командовать; а сам Порошенко, прихватив ценные и бьющиеся вещи, направится представлять страну на саммите НАТО. А там недалеко и до пожизненной пенсии со стороны американского госдепартамента, как последнему президенту независимой Украины. Тихая, размеренная жизнь в вечной алкогольной нирване - это как раз для него. А то тут, уходя в запой, даже не знаешь, где в следующий раз придешь в себя - то ли дома, то ли в камере Лефортово, то ли прямо в аду.
        Примечание авторов: * Первак у славян - первый сын в семье, Вторак - второй сын. А Полторак - это как?
        Тогда же, ближний космос над территорией Российской Федерации.
        Если подняться над миром на высоту ближнего космического пространства, где редкими воронами пролетают разведывательные и прочие спутники, то станет ясно, что о задуманной американскими военными и политиканами нечестной игре знают не только ее авторы и их послушные сателлиты, но высшие должностные чины Министерства обороны Российской федерации. Во всех внутренних и примыкающих к дружественному Китаю военных округах воинские части массово грузятся в эшелоны и направляются на запад в пункты развертывания неподалеку от российско-украинской границы. Войска приграничных округов, в том числе и в Крыму, приводятся в боевую готовность и, покидая пункты постоянной дислокации, выходят в районы развертывания. Процесс только начался, и для того, чтобы он мог считаться полностью завершенным, требовалось еще не меньше недели, но уже было понятно, что задуманная в Вашингтоне российско-украинская война окажется немного не тем событием, на какое рассчитывали ее организаторы.
        23 августа 1941 года, 21:15. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
        Присутствуют:
        Верховный Главнокомандующий и нарком обороны - Иосиф Виссарионович Сталин;
        Нарком внутренних дел - генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия;
        Порученец ЛПБ по особо важным делам - майор НКВД Константин Воронов;
        Нарком иностранных дел - Вячеслав Михайлович Молотов;
        Начальник Генерального Штаба - маршал СССР Борис Михайлович Шапошников;
        Заместитель начальника Генерального Штаба - генерал-майор Василевский.
        По возвращении миссии маршала Шапошникова из 2018 года, в Кремле было совещание военно-политического руководства в узком составе. Никаких политиканов, вроде Маленкова, Кагановича или Хрущева, на нем не было, тем более что с последним еще предстояло разобраться персонально. Так ли нужен Стране Советов товарищ «Клоун», чтобы сохранять ему жизнь даже при наличии обоснованных подозрений в участии этого персонажа в антисоветском троцкистском заговоре? Но это будет потом, а пока товарищ Хрущев был перпендикулярен текущим процессам. За маленьким исключением. Товарища Сталина очень сильно заинтересовала роль этого человека в случившемся в нашей истории окружении Юго-западного фронта, повлекшего за собой гибель или пленение более полумиллиона советских бойцов и командиров. Но опять же, поскольку армия потомков заткнула дыру в боевых порядках Брянского фронта, попутно переломав ноги Гудериану, который теперь больше не шел на юг, с этим деянием «Никитки» можно было разбираться не спеша и по существу.
        Пройдя в кабинет Вождя, и поздоровавшись, маршал Шапошников первым делом передал Сталину прошитый, подписанный и пропечатанный договор о Дружбе, Сотрудничестве, Взаимной Помощи и Совместной Обороне. В принципе ничего неожиданного в этом документе для вождя не было. К тому времени, когда этот документ был готов к подписанию, через штаб группировки «потомков» в Сураже была налажена устойчивая связь с Генштабом, а через него и с Кремлем. Так что Вождь знал об условиях, поставленных президентом Путиным, и не счел их слишком обременительными. Да и тому же Путину тоже было некуда деваться. Война-то началась помимо его желания, а с учетом уже имеющегося опыта, он никак не мог позволить немцам вести себя в сорок первом году так, как им вздумается, в силу чего отзыв войск обратно в двадцать первый век выглядел маловероятной авантюрой с трудно предсказуемыми последствиями. Товарищ Сталин и СССР тоже находились далеко не в том положении, чтобы привередничать по поводу союзников и предоставляемой ими помощи. Тем более союзников, пославших в самое уязвимое место советско-германского фронта крупное и хорошо
вооруженное армейское соединение, активные действия которого привели к разгрому вражеской ударной группировки и срыву стратегической наступательной операции противника.
        Таким образом, высоким договаривающимся сторонам удалось сойтись на том, что они не вмешиваются во внутренние дела друг друга, советские политруки не ведут агитацию, направленную на военнослужащих ВС РФ, которые находятся на советско-германском фронте, и в то же время российские власти (у которых, в принципе, нет никакой идеологии) не оказывают разлагающего буржуазного воздействия на тех граждан СССР, которые находятся на территории Российской Федерации на излечении после ранений или в ходе обучения различным воинским специальностям.
        Прочитав последний пункт, Верховный задумчиво хмыкнул и посмотрел на Берию и его порученца, который вернулся из будущего, где побывал вместе с командой маршала Шапошникова, но ничего не сказал, видимо, отложив этот вопрос на потом, когда они с Берией и порученцем останутся только втроем.
        Так же спокойно Вождь дочитал документ до конца, включая пункт о возможности беспрепятственной взаимной эмиграции, потом в левом верхнем углу титульного листа вывел красным карандашом: «Утверждаю. И-Ст».
        Поставив свою визу, Верховный, передал Договор ошалевшему Молотову, для которого особо диким было сочетание рядом двух печатей - советской (с земным шаром, увитым колосьями, звездой, серпом и молотом) и российской - с двуглавым орлом.
        - А теперь, Борис Михайлович, - произнес он, - рассказывайте все по порядку.
        - Значит так, товарищ Сталин, - сказал он, делая знак Василевскому развернуть на столе привезенную с собой карту, - мы с товарищами и коллегами из российского генштаба долго думали над тем, чем же, кроме посылки ограниченного экспедиционного корпуса, Россия из будущего сможет помочь нам в борьбе с германским вторжением. Во-первых - это должны быть средства радиоразведки, аппаратура по перехвату и быстрой расшифровки сообщений. Во-вторых - средства связи, то есть радиостанции для уровней связи полк-дивизия и дивизия-армия, со встроенным электронным устройством шифрования. Самые главные составляющие военного искусства - это заблаговременно вскрыть намерения противника, и в свою очередь скрыть от него свои планы. Сейчас это лучше всего получается у немцев, но и техника и опыт наших потомков позволит нам превзойти их в этом деле. В-третьих - потомки обещают поставку медикаментов для наших госпиталей. Кроме того, дополнительно, есть планы по поставке нам их грузового автотранспорта, который будет сначала доставлять боеприпасы частям их экспедиционного корпуса, а после разгрузки поступать в распоряжение
РККА. На этом пока все.
        - А почему так бедно, - недовольно сказал Молотов, - какие-то жадные у нас потомки. Я, честно говоря, ожидал значительно большего.
        Маршал Шапошников вздохнул и ответил:
        - Главная причина, по которой потомки не могут дать нам все, в чем мы нуждаемся, это очень невысокая пропускная способность портала, позволяющая осуществлять снабжение экспедиционной группировки в режиме активных боевых действий и еще доставлять небольшое количество грузов сверху. Все, что мы сможем поставить группировке потомков из своих источников - то есть продовольствие, топливо, винтовочные патроны и 152-миллиметровые стальные гаубичные гранаты - высвободят грузовой тоннаж для поставок вооружения, критически важного оборудования для наших заводов, дополнительных медикаментов, и прочей номенклатуры грузов, которые могут значительно приблизить нашу победу. Кроме того, их физики сейчас работают над повышением пропускной способности этого образования, и хоть не факт, что у них это получится, но в случае успеха нас ждут многие приятные сюрпризы.
        Молотов хотел было что-то сказать, но Верховный жестом показал ему, что сейчас не время для дискуссий. Маршал Шапошников сказал все что мог, и затевать с ним споры было бы очень контрпродуктивно.
        - Очень хорошо, Борис Михайлович, - сказал Сталин, - а теперь в общих чертах расскажите нам, каким образом верховное командование «потомков» видит дальнейшее развитие ситуации?
        - В первую очередь, - сказал маршал Шапошников, - мы должны обратить свое внимание на Днепропетровский и Кременчугский плацдармы противника, где сосредотачиваются соединения 1-й танковой группы. Под Днепропетровском для рывка на Донбасс, накапливаются 3-й и 14-й моторизованные корпуса противника, а под Кременчугом, для обходного удара вокруг главных сил Юго-западного фронта навстречу удару 2-й танковой группе изготавливаются 48-й моторизованный и 29-й армейский корпуса. Кроме того, с запада к указанным плацдармам подходят части 17-й армии противника, закончившей ликвидацию уманского котла. Насколько известно потомкам, наступление с Кременчугского плацдарма начнется в начале сентября, а с Днепропетровского плацдарма - на три недели позже. При этом товарищи в российском генштабе сказали мне много интересных слов по поводу практикуемой товарищем Тимошенко тактики множества мелких ударов растопыренными пальцами. Такие действия, как правило, не приводят ни к каким положительным результатам, но зато в обязательном порядке влекут за собой тяжелые потери в живой силе у участвующих в этом безобразии войск.
И опять же, как правило, эти же войска некоторое время спустя оказываются в глубоком окружении, со всеми вытекающими из этого последствиями. Товарищи и коллеги из будущего никого не обвиняют, но настаивают на том, чтобы порочная практика распыления сил была прекращена, а замешанные в ней военачальники отстранены от командования войсками в боевых условиях, и в первую очередь это касается маршала Тимошенко, который за всю войну, командуя фронтами и направлениями, по сведениям «потомков», не провел ни одной успешной операции, зато потерпел несколько тяжелых поражений с окружениями наших войск и потерями многих сотен тысяч наших бойцов и командиров. Как минимум, маршал неудачлив или недостаточно компетентен для войны в современных условиях, а как максимум, его делом должен заниматься наркомат товарища Берии, но я бы не рекомендовал. Нам еще только разговоров в войсках не хватало, что в командовании Красной армии одни предатели. И так сгоряча наломали дров с генералом Павловым, на радость немцам, которые теперь пишут в своих листовках, что советские генералы предают своих солдат.
        Наверное, от кого-то другого и в другой обстановке Сталин не стерпел бы таких разговоров, но сейчас эти слова произносил маршал Шапошников, причем не от себя, а передавая мнение военного командования потомков. Поэтому вождь сделал над собой усилие, загнал вылезающих демонов обратно в преисподнюю, и вполне дружелюбным тоном произнес:
        - Хорошо, Борис Михайлович, мы вас поняли. А теперь скажите, что наши потомки предполагают делать в зоне своей главной ответственности на Западном направлении?
        - Потомки предполагают, - ответил Шапошников, подходя к расстеленной на столе карте, - что их операции на западном направлении пройдут в два этапа. Первый этап - активно-оборонительный, потому что вышедшее из ступора немецкое командование постарается разгромить и уничтожить их войска, собрав в один кулак все свои резервы. Они к этому готовятся, и мы тоже должны понимать, что для устранения внезапно возникшей угрозы Гитлер бросит против «потомков» и войск Брянского, Западного и Резервного фронтов все, что у него сейчас есть в наличии, снимая войска со всех остальных направлений. Но если мы эту драку выиграем и выстоим, то следующим нашим шагом станет контрнаступательная операция, которая срежет смоленский выступ и приведет к окружению вражеской ударной группировки, после чего фронт будет стабилизирован по Днепру. На северном фасе фронта желательно оттеснить противника до линии Невель-Псков-Нарва, не допустив наступление блокады Ленинграда, и на этом уйти на оперативную паузу, вызванную осенней распутицей. Планы на зимнюю кампанию должны будут верстаться позже, исходя из того, что нам удалось
сделать на первом этапе, а чего нет.
        - Очень хорошо, Борис Михайлович, - кивнул Сталин, - сейчас вы поезжайте к себе в Генштаб и ознакомьтесь с донесениями товарища Жукова, который совсем недавно вернулся в штаб Брянского фронта из поездки по войскам потомков. Мне кажется, у него есть несколько очень интересных предложений.
        23 августа 1941 года, 21:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
        Присутствуют:
        Верховный Главнокомандующий и нарком обороны - Иосиф Виссарионович Сталин;
        Нарком внутренних дел - генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия;
        Порученец ЛПБ по особо важным делам - майор НКВД Константин Воронов.
        - Скажите, - медленно произнес Вождь, как бы обдумывая каждое слово, - ведь это правда, что у потомков общество открыто для движения идей и разной информации? Радио, телевидение, газеты со всего мира; а этот всемирный интернет - говорят, это вообще какое-то безумие. И по международному телефону можно позвонить в любое место мира. Никто ничего не запрещает и никто ничего не контролирует. Это действительно так?
        Берия снял пенсне и принялся усиленно протирать их стекла платком.
        - Константин, - сказал он своему порученцу, - будь добр, доложи товарищу Сталину все то, что докладывал мне.
        - В общем да, товарищ Сталин, но не совсем, - ответил тот, - ограничения, и то не очень строгие, касаются призывов к насильственному свержению государственного строя и содействия террористическим группировкам. А террористы там такие, что по сравнению с ними наши доморощенная боевая организация эсеров кажется группой малышей на утреннике.
        - И что, товарищ Воронов, - усмехнулся Сталин, - если при такой открытости наших «потомков» люди товарища Мехлиса все же начнут агитировать их за советскую власть, какой из этого выйдет результат?
        - Ровным счетом никакого, - ответил майор ГБ Воронов, - к обычной агитации и пропаганде как к таковой наши потомки почти полностью иммунны.
        - Хм, - сказал Сталин, - иммунны… Какое медицинское слово. Вы и в самом деле хотели сказать, что «потомки» невосприимчивы к обычной агитации и пропаганде? Скажите нам, что же такое необычная агитация и пропаганда?
        - Первая форма такой необычной агитации, - сказал порученец Берии, - это материальный стимул: некоторые люди за деньги или какие-то дорогие или редкие материальные предметы готовы на все. Таких, готовых продаваться за тридцать сребреников, там немного, но они есть. Вторая форма - это личный пример. При всех политических свободах, которые там есть, при обилии политической и обычной рекламы, которая не всегда доброкачественна, сформировалось невосприимчивое к пропаганде, так называемое «молчаливое» большинство, составляющее около семидесяти процентов всего общества. Эти люди не воспринимают никакую агитацию, кроме такой же молчаливой агитации прямыми и непосредственными действиями. При этом, как правило, они хотят трех вещей - усиления военной и экономической мощи государства, увеличения его престижа и непрерывного роста собственного благосостояния, который должен проистекать из первых двух пунктов. Если государство ведет тяжелую борьбу, то это большинство согласно подождать с ростом своего благосостояния, но требует от власти побед, побед, и только побед. Надо учесть, что эта социальная формация
постоянно испытывает попытки со стороны так называемых стран Запада размыть и уничтожить его ядро. При этом результат пропаганды почти не зависит от затраченных на нее средств и является близким к нулю - но, как мы думаем, ровно до пор, пока тамошняя власть поступает в соответствии с желаниями того самого большинства.
        Сталин хмыкнул и, вытащив из пачки «Герцоговины Флор» одну папиросу, принялся медленно набивать трубку, делая это с таким видом, как будто это самое важное дело на свете. На самом деле это означало, что Верховный серьезно размышляет над только что полученной информацией, и результаты этих размышлений будут иметь серьезные последствия.
        - Весьма смелые выводы, - наконец сказал он, - и что же, все эти соображения возникли у вас в результате собственных наблюдений на протяжении всего лишь одних суток или даже меньше того? Смело, весьма смело.
        - Нет, товарищ Сталин, - ответил майор ГБ Воронов, - это рабочая гипотеза, для построения которой я и мои люди использовали наработки местных коллег, отслеживавших эти процессы почти с самого возникновения Российской Федерации. Должны же мы были опираться хоть на какую-то информацию перед тем, как давать рекомендации товарищу Шапошникову. Кроме этого, у нас уже есть договоренности с местными товарищами о том, что в рамках уже подписанного договора мы сможем проводить самостоятельные исследования общества России двадцать первого века, чтобы подтвердить или окончательно опровергнуть эту теорию.
        - Ладно, товарищ Воронов, - пыхнул первой затяжкой Верховный, - вы сказали, мы услышали. Гипотеза, конечно, интересная, и самое главное, непроверяемая. Как же тогда узнать о существовании этого самого большинства, если оно молчаливое и никак себя не проявляет?
        - О существовании этого молчаливого большинства, - ответил порученец Берии, - власти узнают тогда, когда оно отказывает им в лояльности и наступает момент революционной ситуации. В нашей истории такое было в 1917 году, когда о существовании этого большинства узнал царь Николай, а в истории потомков - еще и в 1991-м, когда рухнуло то, что осталось от нашей коммунистической партии.
        - На эту тему, - быстро сказал Берия, - мы уже назначили отдельных людей. Вопрос разложения и гибели нашей партии нуждается в глубочайшей проработке. В то же время ни в коем случае нельзя допустить никаких утечек - ни по линии Коминтерна, ни по линии нашего ЦК. Уж очень сильное деморализующее влияние может оказать эта информация, а некоторые товарищи (которые нам совсем не товарищи, потому что повинны в таком исходе событий) могут раньше времени приступить к своим активным антипартийным действиям. А нам сейчас такого совсем не надо.
        - Хорошо, Лаврентий, обсудим это позже. Продолжайте, товарищ Воронов. - сказал Сталин, который не хотел развивать эту тему в присутствии порученца Берии, пусть даже он будет преданным до мозга костей.
        - Таким образом, - подвел итог порученец, - мы установили существование этого молчаливого большинства, определили его общую лояльность по отношению к Советскому Союзу, а также выяснили, что это большинство и власть действуют в определенном согласии, и конфликты между ними пока не носят фундаментального характера. Из этого можно сделать вывод, что в деле борьбы с немецко-фашистскими захватчиками «потомкам» можно доверять на всех уровнях, от рядового бойца и младшего командира до их президента, который назвал распад Советского Союза величайшей геополитической трагедией.
        - Мы вас поняли, товарищ Воронов, - немного подумав, произнес Сталин, - скажите, если, по вашим словам, это большинство существовало в семнадцатом и девяносто первом годах, а также существует в две тысячи восемнадцатом, то как с ним быть сейчас? Оно у нас есть или нет?
        Лицо майора госбезопасности окаменело.
        - Товарищ Верховный Главнокомандующий, - официальным тоном произнес он, - в СССР молчаливое большинство существует и находится целиком и полностью на стороне советской власти. Именно оно отчаянно сражается на фронтах, ходит в штыковые атаки на танки и вырывается из окружений, в которые войска запихивают наши рукожопые генералы. Именно оно, вытянутое в нитку от Балтики до Черного моря, своими жизнями в тяжелых боях тормозит разбег немецкой армии, возомнившей, что нападение на СССР будет выглядеть как легкая прогулка. Именно оно, это молчаливое большинство, погибая в жестоких арьергардных боях, помешало исполнению плана Барбаросса, согласно которого Москва должна была быть взята немецкими войсками уже через шесть недель после начала войны, то есть к третьему августа. Это именно молчаливое большинство на временно оккупированной территории у нас начинает поднимать (а в мире потомков подняло) самое широкое партизанское движение, да так, что у захватчиков земля начала гореть под ногами. Это именно его представители, женщины и подростки, полуголодные, по шестнадцать часов в сутки работают на оборонных
заводах, фабриках и в колхозах за себя и за своих мужей, отцов, сыновей и братьев. Это именно про это молчаливое большинство можно сказать «наш советский народ» и «товарищи», а про всех остальных только «граждане и гражданки». Пока это молчаливое большинство с нами, товарищ Сталин, мы непобедимы.
        Порученец Берии замолчал, и в кабинете Верховного наступила мертвая тишина, так что стало слышно, как у потолка вокруг лампочки летает одинокая шальная муха.
        - Вы, товарищ Воронов, не волнуйтесь, - сказал Сталин, на которого последние слова произвели очень сильное впечатление, - если советский народ, несмотря на неудачи, продолжает оказывать нам свое доверие, то мы это доверие непременно оправдаем. А вы возвращайтесь в будущее к потомкам и продолжайте свои наблюдения за сущностью их общества, немедленно осведомляя нас обо всех своих дополнительных выводах на эту тему. На этом все, товарищ майор, идите.
        Когда майор Воронов вышел, Сталин и Берия переглянулись.
        - Значит так, Лаврентий, - жестко сказал Верховный, - что касается дела «Клоуна» и прочих причастных лиц, то следствие по нему должно быть проведено быстро и без лишней огласки, а результаты доложены мне лично. Никаких арестов, допросов, криков о врагах народа быть не должно. Виновные по этому делу должны быть назначены на должности в разные отдаленные районы нашей родины, и там по разным поводам прекратить свое никчемное существование. Что касается маршала Тимошенко, который умеет так хорошо посылать наши войска в окружения, то есть мнение, что его следует перевести подальше от фронта. Например, командующим Среднеазиатским округом. А генерала Трофименко сюда, на армию или корпус.
        Берия на мгновение задумался, потом выдал:
        - На Трофименко у нас ничего нет. Он чист по всем линиям - и по нашей, и по версии потомков. Обычный генерал выше среднего. Не гений, но и не полный неумеха, как многие нынешние. Думаю, в роли командующего армии, находящейся в жесткой обороне, на первых порах он будет выглядеть вполне прилично. Корпуса, по крайней мере стрелковые, в ближайшее время ты все равно отменишь. У «потомков», кстати, в армиях тоже нет корпусов, только дивизии.
        - Хорошо, Лаврентий, - кивнул Сталин, - у нас много командующих действующими армиями, которые менее компетентны, чем генерал Трофименко и в самое ближайшее время мы определим, кто из них нуждается в замене. На этом все. Цели определены, задачи поставлены. За работу, Лаврентий.
        23 августа 1941 года. 22:45. Брянская область, райцентр Сураж.
        Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, внештатный корреспондент «Красной Звезды».
        Колю Шульца, как он от меня ни прятался, я все-таки отловила после этой его службы и прижала к забору, то есть на скамеечке «под фонарем», куда он вышел покурить. Черт с ним, с этим Максиком Тимофейцевым, пусть он хоть сгниет в тюрьме, поганый изменник Родины, у меня теперь новое увлечение и новая любовь. Коля он умный, образованный, патриотично настроенный по отношению к России, но, Господи, какая же овсяная каша у него в голове вместо мозгов. Все там перемешалось в ужасных пропорциях - большевики и демократы эпохи Временного правительства, Ленин, Троцкий, Сталин с Кларой Цеткин и каким-то Бернштейном, социальные вопросы с национальными. В принципе, Коля в этом совсем не одинок, тут у всех такая каша в головах, вызванная идеологической накачкой, что только держись. Но сейчас я все-таки о Коле, остальные меня волнуют мало, пусть с ними НКВД разбирается, если захочет.
        Итак, сидим мы с Колей на скамеечке и тихонечко беседуем… ну как беседуем, в основном я объясняю ему, как выглядят эти события из нашего не такого уж и волшебного далека. Ну, чтобы он случайно не спутал, кого из немецких деятелей стоит ругать, а кого хвалить, но с чрезвычайной осторожностью. Общество наше сейчас как рой разъяренных шершней, одно неосторожное слово - и сожрут живьем, как мальчика Колю из Уренгоя…
        - А он, что был немец? - спросил меня Николай, когда я рассказала эту историю.
        - Почему был? - переспросила я. - Он есть, но только он не немец, а просто малолетний дурак, которого заставили говорить своим ртом чужие слова. Что он там при этом думал и думал ли вообще, уже никто не знает, но людям-то этого не объяснишь.
        - А, - сказал Николай, - понимаю. Обезьяньи рефлексы. Стая всегда изгоняет того, кто не такой как все.
        - И правильно изгоняет, - рассвирепела я, вскочив со скамейки, - каяться за нашу Победу он вздумал, козел малолетний! Как будто это мы вероломно напали на Германию и истребляли мирное население, а не наоборот. Немецких солдат, понимаешь, в нашем плену много погибло, которые не хотели против нас воевать. Тебе ли не знать, чего они хотели, а чего нет.
        В гневе я бываю прекрасна, и я это знаю. Вот и пристыженный Николай опустил голову, признавая мою правоту, и в то же время исподволь поглядывая на меня снизу вверх. Когда же наконец ему надоедят разговоры, и этот закомплексованный русско-германский тип схватит меня в охапку и потащит в койку, торжествовать над слабой женщиной. Но нет, сидит и лупает на меня глазами как теленок, аж сил нет на это смотреть. Максик, чтоб он сгорел, на его месте был бы гораздо решительнее и уже бы валял меня по кустам, задирая юбку до ушей. А этот - только смотрит и облизывается, в то время когда я вся просто изнываю от желания.
        - Фройляйн Марин, - встав, вдруг торжественно заявляет этот лопоухий полудурок, - должен вам сказать, что я влюбился в вас с первого взгляда, как только увидел. Сейчас я никто, человек без родины, без гражданства и даже без твердых убеждений, но знайте, что сердце мое навеки отдано вам и только вам. Как только я урегулирую вопросы своего правового и материального положения, я обязательно обращусь к вам с предложением руки и сердца.
        Я была готова разрыдаться. С одной стороны, от счастья и гордости, что меня сочли годной для брачного предложения, а ведь я перепробовала так много разных уродов, что даже уже сбилась со счету, но ни один из них даже и не заикнулся ни о чем подобном. С другой стороны от разочарования, ведь если меня сейчас не сграбастают и не потащат в койку, я просто умру от неудовлетворенного желания, и смерть эта обязательно будет на совести господина Шульца. Нет, Николай не моральный урод и не негодяй, наподобие Максика, а оттого достоин лучшей жены, чем та взбалмошная и неуравновешенная особа, какой является патриотическая журналистка Марина Максимова. Но говорить ему это сейчас не надо, потому что разговоры на политические темы меня отчаянно возбудили и я сейчас хочу в койку, в койку, в койку!
        И тут в момент самого апофигея, когда я уже не знала куда мне деваться, как вдруг возле этой скамейки «под фонарем» появляется лахудра Варвара и шипит на нас с Николаем разъяренной ревнивой гусыней:
        - Милуетесь, значит, голубки, глаза ваши бесстыжие. Стыда у вас обоих нет, и у тебя, Маринка, в первую очередь. Замуж, значит, она собралась, за немца, за вражину поганую. Я все про них знаю, все они фашисты и мерзавцы. Там, у вас в будущем мужики закончились, так ты сюда прискакала, пару поискать. И нашла себе такое, что глаза бы мои этого не видели. Тьфу, гадость, фашист поганый!
        Такой наглый поклеп в первую минутку ввел меня в состояние ступора. Я, честно говоря, даже и не знала, что этой Варваре и отвечать. Сама она на Николая никаких видов не имеет, и даже, напротив, испытывает к нему стойкое отвращение. Это даже не ревность-зависть с личным интересом, которые все же можно понять, это нечто худшее советско-общественное, когда каждый политически активный гражданин или гражданка считали своим долгом выносить все грехи своих соседей и сослуживцев (или то, что считали таковыми) на суд общественности и компетентных органов. Нашей общественности такие вещи по барабану, она и не такое видала, а компетентные органы (наши) Николая уже проверили и сочли чистым, а для местных - по тому Договору, который был подписан недавно - мы оба недоступны, я как гражданка России, а он как кандидат. В худшем случае вышлют обратно в две тысячи восемнадцатый год, а в лучшем - просто наплюют на эту историю. Самое главное, не совершать никаких уголовных преступлений.
        Но я все же не удержалась - нет не от уголовщины, а от того, чтобы не ответить этой мымре на ее наезд.
        - Следи за своим поганым языком, сучка нечесаная, - прошипела я в ответ, - то, что Николай наполовину немец, еще не делает его фашистом. Наша контрразведка его проверила, и он оказался чист. К тому же он сам, добровольно, перешел на нашу сторону и доставил важные сведения. И вообще не твое собачье дело, с кем я тут гуляю и за кого собралась выходить замуж. Как будто я не знаю, как ты к нашим офицерам подкатываешь, дворянка сраная. Замуж за офицера хочешь… А бедные лейтенантики и рады хвосты перед тобой распушить. Брысь под лавку и не отсвечивай, когда разговариваешь с гражданкой Российской Федерации.
        - Ах, ты! - только и смогла произнести лахудра и кинулась на меня, вцепившись в волосы.
        Ну и я тоже в долгу не осталась и как следует ей поддала, потому что все-таки ходила, то есть хожу, в секцию самообороны и могу оказывать отпор не только в стиле «Бешеная кошка». Коля пытался нас разнимать, и при этом ему тоже досталось. Я-то его не трогала, только пару раз в запале случайно пнула, а эта вобла дворянская ему, бедному, чуть было глаза не выцарапала. Ну не любит она немцев, и все.
        Потом из штаба, который вообще-то школа, на шум набежал народ, и нас с этой Варварой растащили в разные стороны, а Николая при этом даже немного побили, думали, что он напал на кого-то из нас, а он не нападал, а только разнимал. Сдуру. Жил бы в России, знал бы, что если дерутся две девушки, то парню в драку лучше не вмешиваться, только хуже будет. И драка-то произошла от моей несдержанности, не надо было этой Истрицкой отвечать, кто она мне. Пфе, пошипела бы немного на нас и ушла. Теперь главное, чтобы из-за этой истории не было бы никаких неприятностей у Николая. У него и так права птичьи, а тут еще эта история. И Истрицкая тоже дура дурой. Она ведь тоже заявление подала на российское гражданство, тут это ни для кого не секрет, и тут же начала портить себе анкету. Теперь, когда эмоции выплеснуты, а волосы (частично) повыдерганы, пришло понимание того, что ни на хрена этот скандал нам обоим не сдался. Дичайшее, знаете ли, стечение обстоятельств. О том же рек и толстенький майор-замвоспит, промывавший нам мозги по окончанию разбора полетов. Ну не было же никогда такого - и вот опять, тьфу ты, ему
бы попом работать - «а теперь примиритесь, сестры, и поцелуйтесь…». Ну, после окончания разбора полетов, я так и сделала и не пожалела. Просто украла с собой эту Варвару, предварительно пообещав милейшему Григорию Александровичу, что драки больше не будет, потому что мы идеи мириться. Знаете ли, бутылочка коньячка под копченую колбаску вполне себе способна сотворить небольшое чудо. Мир, дружба, жвачка.
        Тогда же и там же,
        Учительница немецкого языка и дворянка Варвара Ивановна Истрицкая.
        Я не знаю, что на меня нашло, когда я кинулась с кулаками на Марину Андреевну. Ведь, по сути, она права, и Николай на самом деле не виноват в том, что уродился немцем. Ведет он себя вполне прилично, всегда вежлив и аккуратен, а я о нем как о фашисте. И, главное, что когда меня хотели наказать за эту драку, Марина Андреевна - как это тут называется - взяла меня на поруки и сказала, что под ее ответственность не надо отзывать мое заявление на русское гражданство, после чего потащила меня за собой, сказав, что мы идем мириться. Мирились мы почти всю ночь при помощи бутылки коньяка и полпалки копченой колбасы. Я девушка из скромной и культурной семьи, и еще ни разу не пила коньяк в таких количествах. При этом Марина Андреевна постоянно мне что-то возбужденно говорила, в основном объясняя политику их партии. Я, честно говоря, была такая пьяная, что почти ничего не запомнила, но мне достаточно было кивать и поддакивать в нужных местах, большего от меня и не требовалось. В результате мы теперь с Мариной Андреевной лучшие подруги, и она обещала мне научить и показать, как надо одеваться, краситься и вести
себя, чтобы выглядеть своей на ТОЙ СТОРОНЕ. Это очень большая помощь с ее стороны, и я обязательно этим воспользуюсь. А то выйдет она замуж за этого Шульца или не выйдет, это совсем не мое дело. Я еще раз повторяю, что сама не знаю, что на меня нашло.
        24 августа 1941 года. 09:15. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».
        Гитлер стоял у карты Восточного фронта. Обстановка в полосе действия группы армий «Центр», несмотря на постоянно перебрасываемые к фон Боку резервы стремительно ухудшалась. Вмешавшиеся в игру пришедшие из будущего потомки большевиков заставили снимать войска со всех второстепенных направлений, перебрасывая их в район Смоленска. Плохие новости приходящие с востока уже больше не вызывали истерики у фюрера германской нации. Теперь, получив все доклады, отправленные еще безвестно сгинувшим генералом Моделем и тщательно обдумав полученную информацию, Гитлер был уверен, что он обязательно сумеет что-нибудь придумать. При очень небольшой пропускной способности этого странного облака, которое соединяет миры, войска пришельцев не могут получать сколь-нибудь значительных подкреплений и снабжения, а это значит, что есть возможность, создав значительный численный перевес нанести им поражение и оттеснить обратно в свой мир.
        Разгромлен и почти полностью уничтожен 24-й моторизованный корпус, 47-й моторизованный корпус, ввязавшись в бои на узких дорожных дефиле на подступах к Мглину, понес серьезные потери. 46-й моторизованный корпус увяз в жесткой обороне большевиков севернее Брянска. Командующий войсками наступающей на Чернигов 2-й армии генерал фон Вейхс докладывал, что в настоящий момент возникла угроза флангового удара на Гомель со стороны пришельцев силами до одной моторизованной дивизии. Еще совсем недавно Гитлер бы только посмеялся над таким сообщением командующего армией и разжаловал бы его как минимум в полковые командиры, а то бы и вовсе выгнал со службы за трусость. Сколько таких танковых и моторизованных дивизий большевиков уже были разгромлены доблестными немецкими войсками на их пути от границы вглубь русской территории, сколько сотен и тысяч танков, артиллерийских орудий и минометов, миллионов винтовок досталось за это время в трофеи, сколько миллионов пленных было захвачено к настоящему моменту! Какая огромная территория со всеми своими богатствами пала к ногам Министерства по Восточным территориям
немедленно включившегося в их эксплуатацию в интересах Рейха!
        Но теперь все по-другому. Пришельцы из будущего это не большевики. Удары их моторизованных частей стремительны и неотразимы, а потери подвергшихся этим ударам германских войск очень велики, потому что войска пришельцев оперируют просто ужасающей огневой мощью. Командующий понесшим ужасающие потери 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг докладывал, что над занятой ими территорией пришельцы создали своего рода «зону смерти» куда безнаказанно не может залететь ни один самолет. Их орудия, или что там у них еще есть, способны сбивать пролетающие на тринадцатикилометровой высоте высотные разведчики «Юнкерс-86Р». Эскадра полковника Ровеля потеряла над этим районом уже пять своих самолетов и больше не хочет рисковать опытными экипажами. Любая попытка хоть одним глазком с воздуха взглянуть на то, что творится в середине этого белого пятна, приводит только к немедленному уничтожению самолета.
        Добавили задумчивости Гитлеру и специалисты функабвера (радиоразведки) которые сообщили, что не смогли перехватить ни одной радиограммы, которую можно было бы идентифицировать, как принадлежащую пришельцам. Таким образом можно было сделать выводы, что пришельцы либо не общаются с помощью радио, что невозможно, ибо это противоречит условиям современной мобильной войны, или делают это таким образом, что их передачи пока невозможно перехватить. Правда, в район занятый пришельцами под видом советских окруженцев были направлены несколько разведывательных групп из состава специального полка «Бранденбург-800». Руководством абвера перед ними была поставлена только одна задача - произвести визуальную разведку обстановке в районе Сураж-Унеча, вернуться и доложить, не ввязываясь ни в какие авантюры. Адмирал Канарис докладывал, что вернувшихся групп пока еще не было.
        Для того чтобы досконально разобраться в ситуации Гитлер вызвал с фронта в свою Ставку «Вольфшанце» одного из тех генералов которым пока еще доверял. Некогда стремительный и непобедимый Гейнц Гудериан тоже потерпел от пришельцев тяжелое положение, но не сдался и не пал духом, как некоторые, которые уже советовали заключить с пришельцами мир на любых условиях. И вот поступило сообщение, что самолет генерала уже приземлился на аэродроме Виламово и с минуты на минуту он уже должен был быть здесь. Этого человека Гитлер ждал как пророка, как мессию, как того кто донесет до него истину в последней инстанции ибо его собственное чувство гениального предвидения вдруг полностью замолчало, как будто оно внезапно ушло в отпуск.
        Быстроходный Гейнц ворвался в кабинет стремительно, как метеор. Загорелое на русском летнем солнце лицо, щеточка выгоревших до белизны коротких усов и зажатый под мышкой пухлый портфель. Кстати, отсутствие реакции на этот портфель со стороны эсесовцев личной охраны означало, что они его осмотрели и признали безвредным. Бедные наивные гиммлеровские дуболомы, которые даже не подозревают, что стока фотографий и несколько газет могут произвести детонацию страшнее, чем пять кило тротила или сколько еще там может влезть в это портфель. Взрыв в руках нескольких килограмм ТНТ - это, по крайней мере, не больно, потому что клиент сразу отлетает на небеса, а вот содержимое этого портфеля должно было стать для Гитлера некоторым подобием отравленных Нессовых одежд, причиняющих своему владельцу просто ужасающие мучения. Но он сам об этом пока еще не подозревал.
        - О, мой добрый Гейнц, я вас так ждал! - воскликнул фюрер германской нации, только увидав вошедшего Гудериана.
        - Мой фюрер, - ответил тот, - вы меня звали и я примчался на ваш зов со всей возможной скоростью.
        - Мой добрый Гейнц, - сказал Гитлер, - я в затруднении. Скажите, так ли страшны вступившие в войну пришельцы и есть ли у нас какой-нибудь шанс победить их или все безнадежно?
        - Шанс победить, конечно же, есть, и немаленький, - ответил Гудериан, - потому что пришельцы хоть и хорошо вооружены, но очень немногочисленны, и их вполне можно одолеть за счет подавляющего численного превосходства. Но самое страшное совсем не в них. Самое страшное в том, во что превратилась в двадцать первом веке Германия, стоит ли нам вообще сражаться при таком раскладе…
        Гудериан открыл привезенный с собою портфель и начал выкладывать оттуда стопки газет, плотные пачки бумаг и фотографий, а так же несколько ярких глянцевых журналов.
        - Все это, мой фюрер, - сказал он, - было подброшено к моему штабу позапрошлой ночью. Вот это будет оружие пришельцев пострашнее непробиваемых панцеров с длинноствольными двенадцатисантиметровыми пушками и самоприцеливающихся противосамолетных и антипанцерных ракет, потому-то такая информация, подброшенная опытной рукой бьет по сознанию наших старших офицеров, отнимая у них волю к победе. Гитлер, брезгливо перебиравший германскую прессу двадцать первого века, поднял на Гудериана пустые, будто стеклянные глаза.
        - Мой добрый Гейнц, - сухим не выражающим эмоций голосом произнес он, - когда ты привез сюда эту дрянь, то ранил меня в самое сердце. Зачем ты это сделал?
        - Затем, мой фюрер, - ответил Гудериан, - чтобы вы осознали, что никакой помощи со стороны наших потомков не будет. Именно так восприняли эту «дрянь» мои офицеры. Та Германия сама нуждается в помощи. И еще затем, чтобы вы поняли, что такого рода психологическое оружие может применяться очень широко, и что мы с этим ничего не сможем поделать. Должен сказать, что вместе с теми газетами и журналами, которые я привез вам сюда, было несколько изданий, мягко скажем эротического содержания. Так вот, эти журналы почти сразу же пропали бесследно, и даже ГФП не смогло дознаться об их судьбе, а уж они старались. Для того, чтобы разложить наших солдат и офицеров наряду с обычной агитацией в ход могут пойти самые тайные желания и самые низменные инстинкты, например, листовки на которых агитационные материалы представлены в виде непристойных картинок.
        - Ерунда, мой добрый Гейнц, - отмахнулся Гитлер, - не так уж наши солдаты и глупы, чтобы поддаваться на непристойную мазню. Арийский дух переборол многое, сумеет перебороть и эту проблему. Надо только объяснить нашим солдатам и офицерам, что такое разложение у потомков наступило оттого, что их дух был подорван поражением в этой войне, а победители позаботились о том, чтобы упав один раз, он никогда больше не мог бы восстановиться. Наши солдаты сильные люди и они поймут такие аргументы. Сейчас меня волнует совсем другое. Скажи мне мой добрый Гейнц, можем ли мы хоть как-то противостоять суперпанцерам пришельцев или у нас нет для этого необходимых средств?
        Гудериан провел рукой по выгоревшим на солнце усам.
        - Мой фюрер, - сказал он, - создать панцер, который мог бы противостоять суперпанцерам пришельцев в короткие сроки просто невозможно. Или у наших инженеров вообще ничего не получится, или сконструированный ими уродец будет иметь такое множество скрытых недостатков и детских болезней, что окажется совершенно небоеспособным. Но это еще не означает невозможность противостоять суперпанцерам пришельцев. Для борьбы с ними вполне можно применять пушки flak-18/36/37, flak-41, flak-38/39 и flak-40. Правда, я не особо уверен насчет зениток калибра восемь-восемь, чья бронепробиваемость может оказаться не достаточной, но зато вполне уверен на счет калибров десять с половиной и двенадцать и восемь. Вопрос только в том, что эти пушки имеют очень высокий силуэт из-за чего они очень заметны на поле боя и кроме того, их у нашей армии пока еще очень мало. Даже не все летные части получили себе такое мощное зенитное прикрытие.
        - Хорошо, мой добрый Гейнц, - воскликнул Гитлер, - ты езжай к себе на фронт и сражайся, а мы постараемся сделать все возможное, для того чтобы у тебя было все необходимое для одержания победы. Иначе, сам понимаешь, погибнем не только мы, погибнет весь великий германский народ и погибнет без остатка и права на возрождние. А потому сражаться, сражаться и еще раз сражаться.
        КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к