В Закоулках Мироздания, №08 Творец Государей- библиотека РусЛит

Творец государей Александр Борисович Михайловский
        Юлия Викторовна Маркова
        В закоулках Мироздания #8 Спасенный Федор Годунов публично перед московским людом отрекается от трона в пользу жениха своей сестры, восемнадцатилетнего князя Михаила Скопина-Шуйского, которого Серегин возводит на трон. Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы открыть путь в близкий к нам девятнадцатый век, и Серегин получает задание по стабилизации мира умирающего императора Петра II. Никакой Анны Иоанновны и никакого Бирона. Россия после реформ эпохи Петра I должна получить возможность непрерывного поступательного развития без смут и катастроф. В оформлении обложки использована картина из серии «Московский Кремль 1800».
        Содержание
        Александр Михайловский, Юлия Маркова
        Творец государей
        Часть 29

01 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ, ВЕЧЕР. КРЫМ, КРЕПОСТЬ ПЕРЕКОП.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Наверное, символично, что армия бывшего калги, а ныне хана Тохтамыша (пока не утвержденного в Стамбуле) подошла к Перекопу на рассвете первого сентября, то есть в день знаний. Символично потому, что, не вступая в переговоры, шестнадцатилетний хан с ходу бросил своих джигитов на штурм и сразу получил кровавый урок. Чугунные, палящие картечью пушки на стенах цитадели наносили штурмующим тяжелый урон, но это были еще цветочки. Самым опасным был винтовочно-пулеметный, минометный и артиллерийский огонь из самоходных гаубиц, который за считанные часы угрожал полностью истребить мужскую часть татарского народа.
        Раз за разом спешенные татары бросались на штурм с дикими боевыми кличами, но всякий раз залпы пушек и карамультуков, которые маскировали ружейно-пулеметную стрельбу, а также взрывы снарядов и мин, заставляли разъяренные орды откатываться назад, чтобы через час или полтора повторить самоубийственную попытку. Неужели хан Газы Гирей, снаряжая в поход своего малолетнего отпрыска, не дал ему в советники опытного седобородого старца, который сначала думает, а уже потом машет саблей? А может быть, дело было в том, что сам хан отличался неуправляемым и взрывным характером, и наставников сыновьям подбирал таких же, чтобы не думали, а учили рубить саблей наотмашь, а там как вывезет кривая и даст удачи Всевышний.
        Сражение было в самом разгаре, и срочно вернувшись в Крым экстренным рейсом штурмоносца, я уже начинал бояться, что моя затея с отправкой крымских татар в мир доисторической ледниковой Америки накроется медным тазом, ибо при отсутствии взрослых дееспособных мужчин она просто лишается смысла. И тут мне доложили, что меня хочет видеть мать малолетнего хана-придурка - Гульнар-хатун. Ну, хочет и хочет; только хотелось надеяться, не для того, чтобы предложить мне свое руку и сердце?
        - Я бы с радостью, - съязвила Гульнар-хатун, когда я в шутку задал ей этот вопрос, - ведь мой муж убит, и мальчикам нужен новый отец. Но я же знаю, что у вас, гяуров, может быть только одна жена, и вы всемерно осуждаете тех, кто поддерживает отношения с несколькими женщинами сразу. Я пришла к тебе по другому поводу. Ты, князь из далекой страны, который лишил нас всего, даже родины - сейчас ты лишаешь нас даже наших мужчин, которые умирают в бессмысленной и безумной битве. Ибо я уже знаю, что скорее верблюд побежит по потолку будто муха, чем татарским джигитам удастся взобраться на стены Ор-Капу, которые защищают подчиненные тебе порождения злобной демоницы Аль-Уззы*.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * Аль-Узза (араб. ????? - могущественная) - богиня планеты Венера. Встречается в домусульманской ономастике и изображается как женщина-воительница с кинжалом за поясом и двумя обнаженными мечами в руках.
        - И чего же ты хочешь, женщина, - спросил я, - твой сын сам послал на смерть ваших мужчин, и гибнут они только по его вине. Даже не завязав переговоров, он бросил своих воинов на штурм, и мы были вынуждены убивать их с той скоростью, с какой они пытаются взобраться на стены этой неприступной твердыни. Если у тебя есть какая-нибудь светлая идея, то поторопись сообщить ее мне, потому что в скоро все кончится само собой, и некому уже будет штурмовать стены Ор-Капу.
        - Такая светлая идея у меня есть, - гордо ответила женщина, - я сама выйду через ворота и вразумлю моего непутевого сына. Ведь ты же сам хотел сделать так с самого начала; почему ты отказался от этой мысли?
        - Мне казалось, - ответил я, - что твой сын сначала вступит в переговоры, а уже потом примется размахивать саблей, а он, к моему величайшему огорчению, поступил ровно наоборот. Наверняка гонец наплел ему с три короба всякой всячины…
        - Молодость горяча, - с горечью произнесла Гульнар-хатун, - а молодость сыновей Газы Гирея горяча вдвойне. Все они в полной мере унаследовали как его вспыльчивость и горячий темперамент, так и его поэтический дар… Я выйду к нему на переговоры - если надо, спустившись со стены по веревке - и попытаюсь убедить, чтобы перестал понапрасну транжирить жизни наших мужчин.
        - Не надо спускаться по веревке, - ответил я, - мы найдем способ лучше. Только тебе придется идти по трупам. Не побоишься?
        - Не побоюсь, - гордо вскинула голову женщина, - мы всю жизнь ходим по трупам, и иногда среди них оказываются тела близких и дорогих нам людей. Только делай скорее то, что задумал, а то у татарского народа совсем не останется мужчин.
        Всех-то делов было - надеть на совсем еще нестарую ханшу старый панцирь тевтонской работы с готовым заклинанием защитного ветра, а потом через боковую калитку в воротной башне, (предназначенную для диверсантов и лазутчиков) выпустить ее на мост через ров. Как я и говорил, этот мост был завален трупами и умирающими телами тех, кто неоднократно пытался добежать до ворот через свинцовый шквал, поэтому женщине пришлось идти аккуратно и очень медленно, обходя те места, где трупы вавлялись буквально кучами. Если бы кто-нибудь из татар, не распознав мать своего хана, (а может, прямо по обратной причине) выстрелил бы по ней из своего лука, то заклинание защитного ветра спасло бы ее жизнь.
        Несколько выстрелов по медленно бредущей женской фигуре и в самом деле было сделано. Но ни одна стрела не упала ближе десяти шагов от Гульнар-хатун. Потом на той стороне появился горячий вспыльчивый юноша-подросток - в богатых одеждах и в сопровождении телохранителей - который привел стрелков в чувство, да так, что некоторые из них в процессе этой процедуры просто взяли и умерли. Вот так - бей своих, чтоб чужие боялись. Начинаю подозревать, что эта поговорка пришла к нам именно от татар.
        Добравшись до юноши, которым наверняка был сам Тохтамыш, женщина принялась ему что-то горячо объяснять, при этом обильно жестикулируя и указывая рукой на разбросанные повсюду трупы, которые еще предстояло захоронить до захода солнца, как это положено по мусульманской традиции. Небольшим усилием воли с помощью энергооболочки бога войны я мог слышать и понимать их разговор так же, как и при использовании направленного микрофона большой мощности.
        Женщина говорила:
        - Сынок, ты у меня непроходимый болван! Все эти люди, сыновья, мужья, братья и отцы погибли только из-за твоей горячности и неуместной торопливости. Штурмовать эти стены, когда за ними укрепились посланцы Азраила - это все равно что пытаться вычерпать море. Как ты мог допустить такую бойню, сын? Ведь ты же теперь наш хан, и именно от тебя зависит благополучие всего нашего народа.
        Шестнадцатилетний хан (а на самом деле пацан с рогаткой) опустив голову, отвечал:
        - Я же думал, мама, что всем вам грозит опасность. Гонец сказал, что на нашу землю напал ужасный враг, что все, кто мог держать оружие, убиты, остальные пленены или изгнаны из своих домов, и что у вас отняты все средства к существованию, стада и рабы - и теперь вам грозит голодная смерть…
        Гульнар-хатун покачала головой.
        - И ты, сын, - печально спросила она, - решил как можно скорее убить ту часть нашего народа, которая избежала пленения и уничтожения? Казни своего главного советника, он дает тебе дурные советы. Все в этом мире делается по воле Аллаха и по праву сильного владеть слабым. Когда вы, мужчины нашего народа, приходите к урусам, ляхам, хохлам, уграм или валахам, и силой оружия берете у них то, что вам нравится, то это делается по праву сильного владеть слабым. Когда тамошнее войско наносит вам поражение, и вы бежите обратно в степь, скуля и зализывая раны - то это тоже делается по воле Аллаха, ибо вы оказались недостаточно сильны. Когда к нам внезапно ворвались свирепые враги и принялись убивать всех, кто схватился за оружие, то в этом тоже была воля Всевышнего, которого мы разгневали своими разбоями. Смирись и покорись - и тогда будет к тебе Его милость: бескрайние степи, полные сочной травой, огромные стада диких зверей в этих степях, и никаких врагов или начальников, вроде стамбульского султана и его визиря, по воле которого вы ушли воевать угров и ляхов, оставив нас в опасности.
        Юный хан Тохтамыш вскинул голову.
        - А верно ли говорят, мама, - с надрывом спросил он, - что не успело еще остыть тело нашего отца, зарубленного вражескими воинами на пороге нашего дворца, а ты уже была готова лечь в постель к победителю, но он отверг тебя и выгнал вон, сказав, что спит только со своей женой? Где же была твоя гордость? Ведь если бы он хотел, то по праву силы, как ты говоришь, взял бы тебя без всякого твоего желания, но совесть твоя тогда была бы чиста, и это на нем бы лежал грех насилия, а не на тебе грех прелюбодеяния.
        Не было такого, не домогалась до меня эта женщина, все это грязные инсинуации. А если бы и домогалась, то тогда бы я ее действительно отверг - и как раз по тем соображениям, что я сплю теперь только со своей женой. Хватит, нагулялся.
        И Гульнар-хатун это подтвердила.
        - Знаешь, сын, - резко ответила она, - все это грязные инсинуации. Я прекрасно знаю обычаи гяуров, и никогда не стала бы проситься туда, куда меня никогда не пустят. Как вдова твоего отца, я имею право на уважение, и если кто-то еще начнет рассказывать обо мне грязные сказки, ты с чистой совестью можешь вырезать ему язык и бросить псам. А теперь пойдем. Тебе надо будет обсудить с Серегиным, где и каким образом наш несчастный народ будет отправлен в свою вечную ссылку.

01 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ, НОЧЬ. КЫРЫМ, КРЕПОСТЬ ОР-КАПУ.
        БЫВШИЙ КАЛГА, А НЫНЕ ХАН ТОХТАМЫШ ГИРЕЙ.
        Горе мне, несчастному, горе. В роковые времена довелось жить мне и моему поколению. Ужасная напасть выпала на нашу голову. Чужеземный властитель, владыка могущественных армий, а также могущественный колдун, чье лицо озарено лежащей на нем печатью Всевышнего, разрушил наше царство, убил моего отца и всех остававшихся дома воинов, а остальной народ обратил в бесправных и бездомных изгнанников. К моему стыду, и я сам, своими руками, усугубил беду, послав на бессмысленную смерть многих и многих достойных татарских воинов. Много их было убито под непреступными стенами Ор-Капу, а еще большее количество умрет от тяжелых ран еще до завтрашнего восхода. Воистину права была моя уважаемая мать, сказав, что мой советник Ислям-бий, чей язык от хитрости раздвоен, будто у змеи, дает мне дурные советы и злостно клевещет на моих родных.
        Командир моих тургаудов-телохранителей Бохадыр-бек происходил из далекого Самарканда, поэтому не имел среди татар ни родственников, ни знакомых, а мне и моему отцу был предан как пес. Именно он предотвратил заговор моего старшего двоюродного брата Девлета, убив его вместе с ширинским беем прямо на празднике Навруз, в силу чего его соучастник и мой старший единокровный брат Селямет бежал в Истамбул, припав к ногам турецкого султана, где им была оказана милость. Именно он учил меня, тогда еще несмышленого мальца, натягивать до уха тугой монгольский лук, метко стрелять из пистолей франкской выделки и отменно владеть кривой саблей.
        Подозвав к себе Бохадыр-бека, я шепотом приказал ему найти Ислям-бия и оглушить его ударом кулака по голове, если, конечно этот хитрец не носит под чалмой стальной шлем. Потом нечестивца требовалось утащить в такое место, где его вопли никого не потревожат, отрезать у него язык, уши, нос и все прочее висящее, которым он вожделел мою добродетельную мать. Как только это будет проделано, не спеша и со всем тщанием этому обормоту требовалось переломить хребет, сложить вдвое и в таком виде вместе с камнями зашить в свежую баранью шкуру. После всего этого сверток оставалось бросить в зловонные воды Гнилого моря и навсегда забыть об этом человеке.
        Отдав это и другие приказания, необходимые для обустройства лагеря, помощи раненым и подготовке к погребению большого количества погибших правоверных, я, склонив голову, последовал вслед за моей матерью. Нам предстояло пройти через пространство, отделявшее наш лагерь от стен Ор-Капу, которое мои воины так и не смогли преодолеть живыми, и на котором они сейчас лежали мертвыми и умирающими. Со всех сторон от нас раздавались мольбы о помощи. Некоторые раненые просили воды, некоторые, предчувствуя переход в сады Джанны, молились Всевышнему, другие же визгливыми голосами проклинали меня и мою мать. Иногда нам приходилось обходить ямы, которые оставило чудовищное оружие, истреблявшее моих джигитов десятками и сотнями. Тогда мы еще не знали, что и наш лагерь, расположенный в четырех перестрелах от главных ворот Ор-Капу, тоже находится в пределах досягаемости этих чудовищных бомбард. Стоило только пушкарям получить соответствующий приказ, и смерть пришла бы и в то место, которое мы почитали безопасным.
        У боковой калитки, через которую некоторое время назад вышла моя мать, нас уже ждали. Впереди стояли двое. Великий воин - воплощение архангела Михаила - во лбу которого горела печать Посланца Всевышнего, одетый в одежды цвета пожухлой травы, и обряженная в такой же мужской наряд мать всех демониц Аль-Узза в пылающей багровым огнем короне на голове. Каждый из них был при мече, кинжале и пистоле, только у Посланца меч был прямой, а у матери демониц изогнутый, похожий на турецкий ятаган. Странная пара - Посланец, почти равный Пророку, и главная демоница. Женщины, которые подпадают под влияние Аль-Уззы, делаются непокорными, дерзкими, желающими быть как мужчины и носить оружие наравне с ними.
        Я ясно видел жемчужно-белый свет, исходящий от него, и багровый, исходящий от нее - и он, и она были ужасны и смертоносны, но я не мог отвести от них своих глаз. Мне было понятно и то, что мальчишкой перед Посланцем должен был выглядеть не только я, но и мой почтенный отец, чьи виски поседели от множества лет, рука устала от битв, а ум с легкостью распутывал все интриги истамбульских евнухов, таких хитроумных, что они были готовы перехитрить самих себя. Позади этих двоих стояли четверо отроков - скорее всего, они являлись сыновьями знатных семей и находящиеся у них в услужении и на посылках, потому что одеты эти отроки были в такие же одежды, как и у их господ, и каждый из них имел при себе оружие. Кроме того, один из отроков тоже был отмечен печатью Всевышнего, а на трех остальных лежало Его благословение.
        Моя мать Гульнар-хатун сделала шаг вперед и склонила перед Посланцем свою покрытую черным платком голову.
        - Я привела к тебе моего сына, князь далекой земли, - хрипло произнесла она, - и он готов выслушать тот приговор, который ты вынес ему и нашему народу.
        Было видно, что она отчаянно вожделеет этого мужчину, но никак не может себе в этом признаться. С другой стороны, ею явно руководила обида, ведь, взяв всю нашу землю, дома, сады, пастбища и стада, победители пренебрегли как ею самой, так и прочими нашими женщинами, не бросили в них свое семя и не взяли в гарем, а вместо того просто прогнали вон. А ведь мать моя, несмотря на годы, все еще хороша собой, да и сестры Мириам и Алсу тоже настоящие красавицы.
        Можно представить, что бы сделали мы, захватив семью какого-нибудь чужеземного владетеля. Ни одна более-менее симпатичная и достаточно взрослая знатная полонянка не избежала бы моего мужского внимания. Женщины должны рожать от победителей, а знатные женщины побежденных должны рожать от знатных победителей - это закон, установленный Всевышним, и не нам его менять, даже если побежденными оказались мы сами. Но Посланцу Всевышнего закон, конечно, не писан, тем более что, как сказала мне мать, родился урусом и существует по совершенно иным правилам, чем мы, но тем не менее Всевышний любит его настолько, что отметил своей печатью.
        Тем временем Посланец смерил меня взглядом с ног до головы, и от этого взгляда у меня по коже прошел мороз.
        - Вы все, татары и ногаи, - сказал мне Посланец, выражая волю Всевышнего, - паразиты и алчные хищники, живущие разбоем и трудом множества рабов. Не желая мирно пасти свои стада, вы нападаете на соседние народы, грабите их достояние, убиваете старых и малых, а всех прочих угоняете в рабство. Теперь, когда терпение Отца лопнуло, вы лишаетесь возможностей творить свои злодеяния, и будете навсегда изгнаны из этого мира. Идите и готовьтесь. Завтра на рассвете неподалеку от вашего лагеря откроется дыра - и ты с подчиненными тебе воинами уйдете в нее до последнего человека. Вам будет дано три дня на то, чтобы обустроить безопасный лагерь и разведать местность, после чего дыра раскроется снова, и через нее к вам присоединятся женщины и дети вашего народа.
        - А если мы не подчинимся? - неожиданно охрипшим голосом спросил я.
        - Тогда вы будете уничтожены, - ответил Посланец, снисходительно улыбнувшись, - мужчин-воинов мы перебьем прямо здесь в бою, так что ни один не сможет спастись, а женщины и дети будут расселены по огромной территории - не более одного человека на селение, где будут вынуждены общаться на чужом языке и подчиняться чужим обычаям. Пройдет совсем немного лет - и все забудут, что где-то и когда-то существовал такой народ, и только те, кого вы терзали своими набегами, вздохнут с облегчением от вашего исчезновения.
        Я был возмущен, душа моя кипела, и кипение это не находило себе выхода. Ведь я родной сын Газы Гирея Второго, и в полной мере унаследовал его вспыльчивый темперамент. Проклятый урус, он все очень хорошо продумал, и права Божьего Посланца позволяют совершать и не такие злодеяния. Но все равно мы и там, куда он нас пошлет своей волей, продолжим свое привычное дело - будем совершать набеги на окрестные народы и брать с них рабов, имущество и женщин.
        - Юный дурачок, - вместо Посланца ответила мне облизавшая губы Аль-Узза, - там у вас не будет никаких окрестных народов - только вы и дикие звери, некоторые из которых гораздо страшнее, чем вы можете себе представить. Вам придется сражаться за свое существование не на жизнь, а насмерть, и не с людьми, а с дикой природой и свирепыми хищниками. Уже ваши внуки наверняка правнуки забудут, что такое грабеж, и будут полагаться только на собственную смекалку и труд. Конечно, размножившись, вы можете начать брать в плен и обращать в рабство друг друга, но тогда тебе и твоим потомкам, которые сменят тебя в должности хана, цена будет один грош в базарный день. Идите и готовьтесь к новому дальнему походу.
        Сказать честно, я не понял, что значили слова Аль-Уззы о другом мире, в котором живут только дикие звери. Мне такое казалось просто невозможным. Люди, как и крысы с воробьями, есть везде. Да, я укротил свой дух и решил, что подчинение воле Посланца - это наименьшее зло. И сделал это я не ради себя или ради своих воинов, но ради того, чтобы мой народ продолжал жить, пусть и в другом мире. Но была еще одна проблема, которая делала затруднительным наше немедленное выступление в новый поход.
        - Мой господин, - смиренно произнес я, - есть одно препятствие, которое помешает нам выступить завтра утром. После сегодняшнего боя мой лагерь полон раненых и многие из них ранены тяжело. Они умирают, и продолжат умирать еще несколько дней, и мы ничего не сможем с этим сделать, ибо наши лекари-табибы - все равно что малые дети, блуждающие во тьме…
        - Погоди, - остановил меня Посланец, - лекарей мы прислать тебе не сможем, ибо ты не можешь гарантировать их безопасность. Зато я смогу прислать тебе лекарство, особую воду, которой надо поить раненых и промывать их раны…
        Раздался звук «Хлоп!» и прямо передо мной образовалась девчонка в белом коротком и очень бесстыжем платьице, с головой, накрытой белым же полупрозрачным покрывалом. От неожиданности я даже сморгнул. Вот никого не было - и вдруг девчонка…
        - Это почему нельзя послать лекаря, - возмущенно спросила она у Посланца, - а я тогда на что? Пусть попробуют только решиться причинить мне зло - узнают тогда, как висящие причиндалы сами засыхают и отваливаются будто стручки гороха. А ведь я еще могу и не такое, стоит мне немного разозлиться.
        - Можешь, можешь, - успокоил девчонку Посланец, - в этом я с тобой и не спорю. Самое главное, Лилия, чтобы ты мне их вылечила, а не поубивала. Поубивать их я и сам сумею, и не по одному разу.
        - Эта девочка - могущественная джинни и одновременно великий лекарь, - добавила Аль-Узза, - старайтесь ублажить ее, выполняя все приказы - и большинство ваших всадников снова сядут на коней, а не отправятся в Джаханнам. Будете возмущаться от отказываться выполнять ее приказания - все до единого превратитесь в скользких квакающих лягушек.
        - А теперь идите и поторопитесь, - закончил разговор Посланец, - ибо время не ждет, а до утра еще многое должно быть сделано.
        Мы вернулись в наш полный скорбных стонов лагерь, где я вызвал к себе Бохадыр-бека и поручил ему выполнять все прихоти джинни-табиба с поэтическим именем Лилия. И тут оказалось, что она действительно великая лекарка, и многие из тех, с кем мы уже готовы были расстаться, теперь снова сумеют сесть на коней. Умрут при этом немногие, а те раненые, которые выживут, но не смогут отправиться с нами в поход, будут поручены заботам наших собственных женщин, и поэтому соединятся с нами через три дня уже более-менее здоровые и годные к делу.

04 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ ДЕВЯНОСТЫЙ, УТРО. КРЫМ, БАХЧИСАРАЙ, ХАНСКИЙ ДВОРЕЦ.
        КНЯЖНА ЕЛИЗАВЕТА ВОЛКОНСКАЯ-СЕРЕГИНА, ШТУРМ-КАПИТАН ВКС РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
        Я все никак не могу опомниться от того факта, что теперь я не девушка со стажем и ветром в голове, а серьезный человек, жена очаровательного нахала и мать не менее очаровательного малыша. И пусть по большей части им занимаются остроухие няньки и кормилицы, которые генетически приспособлены к тому, чтобы проявлять к ребенку всяческую заботу, но все равно каждый раз, когда я беру маленького на руки, то испытываю совершенно непереносимое чувство материнского счастья и любви. Ведь он - мой дорогой, моя крошечка и моя кровиночка - одновременно часть меня и моего очаровательного нахала. По крайней мере, носик у него весь в папу, и когда ему что-то не нравится, он точно так же комично хмурится, прежде чем заплакать. Несмотря на то, что я снова вернулась на службу (штурмоносец водить все равно кому-то надо), я взяла себе за правило проводить с моим маленьким Сереженькой не менее половины суток. Ведь все-таки именно я его мать. Конечно, он часто просыпается ночью и будит меня своим отчаянным криком, но это не страшно, отосплюсь потом на работе (шутка, между прочим, как раз в стиле моего очаровательного
нахала).
        Единственно, что меня сейчас огорчает, так это то, что Серегин-старший находится в походе, и видимся мы с ним исключительно во время моих визитов в марширующее войско Михаила Скопина-Шуйского, а они случаются не так часто, как бы хотелось. В остальное время я совершаю вылеты на воздушную разведку, а еще, как самый продвинутый и высокотехнологический специалист, помногу общаюсь с псевдоличностями «Неумолимого», особенно с Секстом Корвином, Септимом Цигнусом, Децимом Интуитусом, а также навигатором Викторией Кларой и инженером Климом Сервием.
        Как-никак, они мне коллеги, хотя Валерия Клара, например, специалист в основном по межзвездной навигации, а из пилотов мне наиболее близок Септим Цигнус, чья специализация - транспортно-десантные корабли и тяжелые бомбардировщики, по размерам схожие с моим «Богатырем». Секст Корвин специализируется по маневренным одноместным кораблям - от легких посыльных ботов и истребителей до тяжелых штурмовиков, а обязанность Децима Интуитуса - пилотировать сам «Неумолимый», чудовищную громадину с не менее чудовищной инерцией. Я бы так не смогла, тут действительно нужна сверхинтуиция, не зря же мой очаровательный нахал дал фамилию «Интуитус» безымянному тогда Третьему Пилоту «Неумолимого».
        Что касается Клима Сервия, то ему по профилю ближе прапорщик Пихоцкий, но я тоже вынуждена с ним общаться, так как без его пояснений невозможно понять, как вообще все это функционирует. Любой профессор Петербургского Технологического, кузницы кадров для нашей военной и аэрокосмической промышленности, за право общения с Климом Сервием отдал бы левую руку и правую ногу в придачу. Но общаться с Климом приходится мне, а это нелегко, потому что физику в летном училище у нас давали «галопом по европам», лишь бы мы в вопросах науки не были совсем безграмотными. А тут что ни объяснение, то темный лес, и Андрюша Пихоцкий не помогает, потому что плыть начинает через десять минут после меня. А этого мало, потому что Клим Сервий на профильную тему способен общаться часами.
        Кроме того, все псевдоличности в разговоре строго соблюдают субординацию, ведь я для них Ее Императорское Величество, а мой завернутый в пеленки малыш - Наследник-Цесаревич. И пусть наша «империя» пока состоит из одного лишь только «Неумолимого», но надо сказать, что это достаточно весомый капитал, как и преданное лично моему мужу пятидесятитысячное войско, а также подчиненные ему эксклавы в трех мирах, каждый из которых имеет важное геополитическое значение. Но я к этому еще не привыкла, и попадая на «Неумолимый», каждый раз вздрагиваю от крика виртуального дежурного офицера: «Государыня-императрица и наследник-цесаревич на борту». И каждый раз я спрашиваю себя: «Это обо мне?». Сам Серегин, по-моему, относится к своему «императорству» несерьезно-наплевательски - мол, хочется псевдоличностям считать его императором Вселенной, ну и пусть. Сам «Неумолимый» для него пока нечто среднее между большой игрушкой и обузой, на которую надо тратить свое драгоценное время, поэтому после того, как я оправилась от родов, он с удовольствием спихнул эту обязанность на меня.
        А я, со своим опытом офицера императорских ВКС, видела, что «Неумолимый» - это нечто большее, чем представляется моему мужу. В его памяти имеется вся добытая построившей его цивилизацией навигационная информация о нашем и двух ближайших галактических рукавах с указанием пригодных для колонизации планет и базовых миров нечеловеческих цивилизаций. От того, что мы теперь находимся в другой группе миров, базовая структура окружающей нас Вселенной меняться никоим образом не должна. Я бы с удовольствием прошвырнулась по ближайшим звездным окрестностям, заглянув в гости к не самым опасным соседям, но, во-первых, для этого необходимо разрешение моего мужа (без это «Неумолимый» не тронется с места), а во-вторых - требуется дождаться, пока трудами Клима Сервия техническое состояние «Неумолимого» из «умеренно-плохого» превратится в «хорошее», а еще лучше в «отличное, без изъянов».
        Ответ на первый вопрос в ближайшее время скорее отрицательный - космические путешествия на данном этапе Серегин считает ненужным баловством. Мол, сначала необходимо выйти на самый доступный нам верх и решить проблемы его родного мира (на что потребуется достаточно много времени), и уже потом развивать путешествия межзвездные путешествия. Примерно столько же времени понадобится и Климу Сервию для завершения цикла восстановительных работ, ускорить которые может только доступ к какому-нибудь высокотехнологическому и промышленно развитому миру, вроде моего собственного.
        Кстати, в последнее время у меня появились двое маленьких сторонников. Межзвездными путешествиями «заболели» Митя и его подружка Ася. Они так же, как и я, хотят летать к звездам, видеть новые миры и встречаться с представителями нечеловеческих цивилизаций, некоторые из которых выглядят как продукт генетических экспериментов над представителями человеческой расы, потому что иначе у них и у людей не могло бы быть общего потомства (а Библиотека «Неумолимого» утверждает обратное).
        Но сегодня я собираюсь отправиться на «Неумолимый» не с Асей и Митей, и не для того, чтобы порыться в Библиотеке и помечтать о будущих полетах далеким мирам. Сегодня моим спутником будет Дима Колдун. В прошлый раз Клим Сервий заинтересовался вопросом о том, что такое магия и, соответственно, магическая энергия, которой в нашей команде пользуется каждый второй; а наука их мира и не подозревала о существовании этого явления. Вот и пришлось вести к нему для беседы одного из самых квалифицированных наших магов.
        ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ ЧАС, ТОТ ЖЕ МИР, КРЫМ, СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ БУХТА, ЛИНКОР «НЕУМОЛИМЫЙ».
        КНЯЖНА ЕЛИЗАВЕТА ВОЛКОНСКАЯ-СЕРЕГИНА, ШТУРМ-КАПИТАН ВКС РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
        На самом деле в нашем разговоре с юным чародеем собрался поучаствовать не только Клим Сервий, но фактически и остальные псевдоличности. Оказалось, что их всех до единого интересовал вопрос, как могло получиться так, что их достаточно совершенная с научной точки зрения цивилизация упустила из поля зрения столь важный аспект фундаментальной структуры Вселенной? Быть может, что-то в их представлениях о конструкции Мироздания было неправильным, а чего-то просто недоставало. Пока эта загадка не будет раскрыта, псевдоличности буквально «не могут кушать», хотя кушать в прямом смысле этого слова им как раз и не требуется.
        Наш разговор состоялся в помещении исследовательской лаборатории, в прошлые эпохи существования «Неумолимого» принадлежавшей к ведомству главных инженеров. Роботы-уборщики вылизали тут все до зеркального блеска, а роботы-ремонтники привели в рабочее состояние аппаратуру и приборы, которые восстановить было можно, и убрали прочь все то, что представляло из себя ни к чему негодный хлам. Для нас с Колдуном были приготовлены роскошные мягкие кресла, мебель для псевдоличностей была в виде таких же голограмм, как и они сами. Действительно, как и обещали, на эту встречу они явились в полном составе. Присутствовал даже казначей Кар Аврелий, которого до этого я видела только пару раз.
        Началась встреча стандартно. Едва мы с Димой вошли в помещение, как командир «Неумолимого» по имени Гай Юлий, скомандовал всем: «Встать, смирно!» - и голограммы вскочили, вытянувшись в струнку, тем самым демонстрируя свой пиетет перед моим статусом супруги императора. Мне осталось только благосклонно кивнуть (ведь я все-таки воспитанная девушка) и, разрешив им вести себя вольно, попросить сесть. Потом слово снова взял Гай Юлий, который, поблагодарив нас за прибытие, назначил Клима Сервия председательствующим сегодняшней встречи.
        - Итак, - сказал Клим Сервий, - за последнее время в наших представлениях о картине окружающего мира произошли значительные изменения. Я имею в виду так называемую магию, которую в своей повседневной деятельности используют государь-император, государыня императрица, а также их многие соратники, в том числе присутствующий здесь Дмитрий Магус. Как мы понимаем, речь идет о некой разновидности энергии или поля, которые никоим образом не участвуют в развитии миров в соответствии с естественным ходом вещей, но при этом являются необходимыми в момент создания мира, когда этот порядок только формируется. Мы предполагаем, что это поле или энергия является основным инструментом Творца по формированию новых миров. Кстати, то, что наш мир был им создан не в единичном экземпляре, тоже стало для нас открытием. На более позднем этапе развития эта поле или энергия позволяют вмешиваться как в фундаментальные процессы в уже созданном мире, так и производить локальные изменения в путях его развития. То, что некоторые люди способны в ограниченном масштабе использовать те же методы, что и Творец, говорит только о
том, что в Писании верно указано, что Человек был создан по образу и подобию Божьему, а также о том, что Господь вдохнул в людей свою божественную душу, через которую они потенциально в ограниченном объеме унаследовали и его возможности. Вопрос был только в том, что выделить это поле в структуре Вселенной, исследовать его и научиться воспроизводить. Да, да, именно воспроизводить, потому что и наш господин, и его соратники жаловались на то, что в так называемых «верхних мирах» напряженность этого поля недостаточная и очень быстро снижается при активной эксплуатации. Итак, с помощью имеющихся на борту приборов физической разведки, необходимых для наблюдений за состоянием окружающих физических полей во время межзвездного прыжка, мы внимательно наблюдали за процессом запуска так называемого магического фонтана и, как нам кажется, смогли выделить компоненту, которая начала быстро расти с началом этого процесса, достигнув максимума где-то в течении четырех-пяти дней. Эта же компонента является ключевой и в ходе межзвездного прыжка, отвечая за процесс образования окна в метрике пространства-времени, и
поэтому нам удалось построить устройство, конвертирующее в это поле самое банальное электричество. Мы готовы продемонстрировать этот экспериментальный прибор, но должны предупредить, что значительные локальные концентрации этой энергии способны приводить к самопроизвольному разрушению ткани Мироздания, точечным провалам из одного мира в другой и прочим негативным вещам, вплоть до рождения детей-уродов. Процесс должен находиться под сознательным контролем, который, по вашим словам, обычно осуществляют так называемые духи стихий.
        - Так, - сказала я, хлопнув ладонью по колену, - выходит, установку для генерации магического фона вы создали, но она небезопасна?
        - Вы неправильно меня поняли, ваше императорское величество, - извиняющимся тоном произнес Клим Сервий, - этот маленький лабораторный образец полностью безопасен, но у него нет перспектив в смысле практического применения. Уж очень он маломощен. Но генераторы промышленного назначения в силу указанных мною причин могут быть достаточно опасны. Вот смотрите…
        С этими словами он подошел к лабораторному столу, стоявшему прямо напротив нас, и прикоснулся к крышке небольшого металлического ящика. Тут же раздалось низкое гудение, как от электробритвы, а на передней панели прибора зажглась зеленая лампочка. Заинтересованный Дима Колдун встал, подошел этому к столу и, взявшись левой рукой за свой амулет (что он делал только в исключительно сложных случаях), правой ладонью несколько раз обвел ящик сверху и по бокам, впрочем, не прикасаясь к его поверхности.
        - Да, Елизавета Дмитриевна, - после некоторых раздумий сказал он, - это действительно Источник, но только маломощный, и с отчетливым привкусом энергии в спектре Хаоса. При большой мощности такой источник действительно может быть опасен, ибо чистый Хаос в любых количествах это совсем не то, что хорошо для здоровья… Мой учитель говорит, что именно наличие энергии Хаоса в излучении этого прибора и должно приводить к тем негативным последствиям, о которых говорил уважаемый Клим Сервий.
        После слов мальчика в помещении на некоторое время наступила тишина. Наконец ее нарушил командир «Неумолимого» Гай Юлий:
        - Так вы, молодой человек, считаете, что этот прибор может быть доработан так, что будет безопасен даже без наличия при нем так называемого духа стихии?
        - Да, - ответил Дима Колдун, - достаточно только сдвинуть спектр его излучения в безопасную область. Поскольку уважаемый Клим Сервий ничего не понимает в магии, а я и мой учитель очень мало понимаем в технике, то заниматься этим вопросом нам лучше совместно. Пусть Клим Сервий регулирует свой прибор, а мы с учителем будем говорить ему о том, как меняется спектр излучения.
        Клим Сервий имитировал тяжелый вздох, а Гай Юлий кивнул и произнес:
        - Пусть будет так! Ближайшее время, до получения следующего распоряжения инженер Клим Сервий вместе с юным Дмитрием Магусом занимаются регулировкой лабораторного магического генератора. Ваше императорское Величество, вы утверждаете мое решение?
        Я подумала, что нет ничего плохого в том, что у наших колдунов появится техногенный источник магии, который сделает нас независимыми от ее естественных источников и согласилась. Но с другой стороны, пользоваться им надо будет с осторожностью, и только в самых крайних случаях, потому что еще неизвестно, как отреагируют немагические миры на резкое повышение в них магического фона. Не полезет ли при этом из углов всякая погань, ведь ломать - не строить; и не начнут ли рушиться сами основы нашей привычной цивилизации, ведь особыми талантами могут обладать и беспринципные, алчные и просто жестокие люди - а это грозит верхним мирам большими бедами. Пусть лучше это самое повышение магического фона будет носить локальный или кратковременный характер, чтобы им могли пользоваться только маги нашей команды, а во всем прочем верхние миры обойдутся и без магии, ведь «Неумолимый» принесет им самую совершенную технику. При этом необходимо продолжить изучение структуры мироздания и участие в ней магического компонента. И лучше всего, если делать это будут исследовательские институты Российской Империи моего
09 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ ДЕВЯНОСТО ПЯТЫЙ, ПОЛДЕНЬ. РУССКОЕ ЦАРСТВО, НОВГОРОД-СЕВЕРСКИЙ, ПОЛЕВОЙ ЛАГЕРЬ ВОЙСКА МИХАИЛА ВАСИЛЬЕВИЧА СКОПИНА-ШУЙСКОГО.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Дав войскам трехдневный отдых у Брянска, и оставив в крепости небольшой гарнизон из двух сотен стрельцов, которым был дан приказ местных севрюков не забижать и вообще вести себя гуманно, Михаил Скопин-Шуйский вместе со своей небольшой, но уже отлично сколоченной армией, двинулся дальше в сторону Новгород Северского, навстречу гетману Жолкевскому. Для нас, то есть для меня, Кобры, Профессора, Матильды и Ува, за исключением коротких отлучек по делам, это была прекрасная возможность совершить почти туристическую конную прогулку в бархатных условиях то ли позднего, уже угасающего лета, то ли ранней, еще едва заметной осени.
        При этом, хоть тут и не Европа, но для Скопина-Шуйского присутствие в моей свите подростков было вполне нормальным. Не вызвала подозрений даже одетая по-мужски Матильда. Мальчики в нынешние времена начинали служить лет с четырнадцати, в шестнадцать при мало-мальски успешной карьере получали чин стольника, а годам к двадцати пяти, если карьера шла и знатность соответствовала, можно было получить и боярское звание, которое против моих ожиданий отнюдь не было наследственным и которое еще требовалось заслужить.
        Все это я узнал из неторопливых бесед, когда к нашей кавалькаде, передвигающейся неспешным шагом, присоединялись, то Михаил Скопин-Шуйский, то Петр Басманов. Кстати, они оба по достоинству оценили экипировку производства Клима Сервия, как люди с немалой физической силой, предпочитая при этом рейтарский комплект. Дополнительный плюс помимо шика и удобства заключался в том, что этих двух командующих русской армией теперь чрезвычайно сложно убить, разве что ядром из пищали в упор…
        Кстати, о пищалях. Я с удивлением узнал, что на пушечном дворе в Москве работает знаменитый пушечный мастер Андрей Чохов, тот самый который отлил еще более знаменитую царь-пушку. Знаменитый демонстрационный лафет на колесах для нее изготовят значительно позже, а сейчас эта чрезвычайно неподъемная бандура, установленная на дубовой станине была предназначена для производства единственного выстрела каменным дробом по ворвавшимся в пределы Москвы татарским захватчикам. Битву тогда, десять лет назад выиграли и без такого экстрима и осталась царь-пушка навечно нестреляющим экспонатом.
        Недолго думая, я взял с собой на экскурсию по пушечному двору командира гаубичного дивизиона танкового полка, своего почти полного тезку, капитана Серегина Сергея Юрьевича и тот набросал Чохову схемы клинового и поршневого затворов, запальной трубки с терочным воспламенением, а заодно нарисовал в разрезе знаменитую секретную Шуваловскую гаубицу. Не знаю как осадные пищали крупного калибра, которыми был знаменит Чохов, но четырехфунтовые (87-мм) полевые казнозарядные пушки можно лить и из бронзы. Проверено историей. И дело тут даже не в нарезном стволе как это пишется в учебниках, а в резко увеличивающейся скорости заряжания, ибо теперь заряд со снарядом, не надо пропихивать банником через длинный ствол. Надеюсь, что в самое ближайшее время Андрей Чохов найдет, чем неприятно удивить польско-литовских интервентов, не меньше чем в нашем прошлом их удивил Иван Сусанин. А мы сумеем максимально быстро доставить его подарок к месту боевых действий.
        По пути к Новгород-Северскому Скопин-Шуйский продолжал рассылать во все стороны разведывательные разъезды и совершенствовать воинское мастерство своего войска. В основном отрабатывались перестроения пехоты из походного порядка в боевой и обратно, а также кавалерийские контратаки остановленной на пиках и потерявшей пробивную мощь польской кавалерии. При этом отрабатывалась оборона, как в чистом поле, так и с использованием сцепленных особыми цепями обозных телег, или с применением специальных деревоземляных оборонительных сооружений. При первом варианте устойчивость обороны была минимальной, но он, же требовал меньше всего времени на перестроение, что было важно в условиях внезапного вражеского нападения. При последнем варианте устойчивости была максимальной, но на постройку этих самых укреплений требовалось несколько часов, что на войне не всегда возможно.
        Но совершенствование в боевой подготовке занятие пусть и важное, но не самое главное. Самое главное заключалось в политическом эффекте, которое производила демонстрация хорошо дисциплинированного, обученного и вооруженного войска. Еще в Брянске, перед выступлением к Новгород-Северскому к армии Михаила Скопина-Шуйского присоединился отряд тульских дворян, численностью в пятьсот сабель под общим командованием тульского же дворянина Истомы (Филиппа Ивановича) Пашкова. А уже при завершении перехода, почти на месте, в Новгород-Северском войско нагнал рязанский воевода Прокопий Ляпунов, имевший в своем активе почти две тысячи конных, и пять тысяч пеших ратников, включая три тысячи стрельцов, то есть значительную часть гарнизонов Рязанской земли. Кроме того в войско постоянно вступали мелкие группы местных служилых людей. А всего-то надобно было объявить амнистию тем бывшим сторонникам Лжедмитрия, которые были готовы присоединиться к будущему царю Михаилу Васильевичу в деле борьбы с польской интервенцией.
        По всем южным окраинам Руси широко разошелся слух о том, что у короля Сигизмунда III Вазы нет денег на то, чтобы платить жалование своим оголодавшим войскам и поэтому он отдал им всю русскую землю на поток и разграбление. Первое - истинная правда, второе - опережающий черный пиар, который станет правдой через пару месяцев. Правда украинных казаков для Жолкевского уже набирают под разрешение грабежа, так что не так уж мы и поспешили. За счет этих прибытков войско численно выросло не менее чем втрое до двадцати пяти тысяч пехоты и девяти тысяч конницы, да только новоприсоединившиеся части, за некоторым исключением очень плохо управляемые, дисциплинированные и вооруженные, поэтому общая боевая мощь войска увеличилась незначительно, а может быть даже и упала. Единственно, кто сразу вписался в коллектив, так это гарнизонные стрелецкие сотни. А что касается остальных, то лучшими бойцами следует пополнять уже существующие подразделения, а всех прочих держать отдельно, чтобы они не путались под ногами. Охотно верится, что как раз именно из этого рыхлого конгломерата и должно было через год-полтора
состоять войско Ивана Болотникова.
        До Новгород-Северского в эти тихие дни то ли позднего лета, то ли ранней осени армия Скопина-Шуйского не спеша дошла ровно за десять дней, и там, в окрестностях сожженной и разоренной крепости, в знакомых Петру Басманову местах, снова встала лагерем на трехдневный отдых, разослав во все стороны кавалерийские разъезды. С этой позиции, которая перекрывает Жолкевскому прямой путь на Москву, Михаил Скопин-Шуйский намерен начать рассылать во все стороны кавалерийские отряды для прижучивания разбойничающих в округе банд запорожцев. Часть из них работают на гетмана Жолкевского фуражирами и разведчиками, а часть орудует на свой страх и риск, но разницы между ними нет никакой, грабят и режут местный народ они одинаково. Тем более, что и народу и так уже живется несладко, с тех пор как год назад по этим местам прошло войско Василия Романова (Лжедмитрия I) и нарушило привычный порядок вещей.
        И вот сегодня в наш лагерь явились посланцы, присланные командованием черниговского гарнизона, городовых стрельцов и казаков, а также выборные от горожан, которые принесли нам слезную просьбу освободить город от осады, в которую ее взял гетман Жолкевский, а округу от мародерствующих банд. То, что Чернигов на этом направлении является воротами Руси, а также важным опорным и логистическим пунктом, понятно всем и каждому, не зря же и Самозванец начал свою кампанию именно с захвата Чернигова, горожане которого сами отдались «природному царевичу» и принудили к тому же московских воевод князей Татева, Шаховского и Воронцова-Вельяминова.
        Тогда, год назад, черниговцы считали, что не случилось ничего особенного, состоялись внутрисемейные разборки, решающие кому сидеть на московском троне, а кому бежать восвояси и жесткость репрессий, которую применил к ним Борис Годунов и его воеводы, которые в будущем составили основу Семибоярщины, была им непонятна. Ведь в старину голос горожан, высказывающих свое мнение о том кому быть на княжении, нередко был решающим, и неугодные князья кубарем слетали с того или иного княжеского стола. Ну ошиблись и позвали на царство не того кого надо, ну с кем не бывает, ведь дело же поправимое. Так зачем класть пусту целые волости, без счета истребляя и служилых людей и крестьян?
        Но гетман Жолкевский и польский король были для черниговцев людьми чужими и по крови и по вере, поэтому городские врата остались перед ними закрытыми, а на стены помимо гарнизона встало городское ополчение из ремесленников посадских, а также охочие люди, нанятые тряхнувшими мошной купцами. В нашем прошлом с началом открытой польско-русской войны польские интервенты опустошили и разорили Чернигов, также как это сделали орды Батыя во время монгольского нашествия и видимо в этот раз город ждет та же печальная участь, если не вмешается наше войско. Но, как и тогда стрелецкий гарнизон и горожане будут стоять перед врагом насмерть, ибо защищают свои дома, своих родных и близких, которым грозит поток и разорение.
        И вообще, это черниговское посольство к Скопину-Шуйскому напомнило мне знакомую с детства картинку «Ходоки и Ленин». Вот напротив нас с Михаилом, выпрямившись, стоит стрелецкий полусотник, всех начальников старше чином забрал с собой Лжедмитрий, и терпеливо ждет ответа, положив руку на рукоять сабли. Рядом с ним мелкий купчик или зажиточный ремесленник из городской черной сотни, нервно мнет в руках шапку в окружении выборных рангом пониже, из посадских или даже крестьян, опустивших голову от стыда за прошлогодние свои художества. Но у меня сейчас совсем нет желания наводить критику на этих людей, с головами замороченными Смутой, которой немало поспособствовали неразумные решения предыдущего правительства, читай Бориса Годунова. Надоело повторяться, дело делать надо.
        Решено. Послезавтра сворачиваем лагерь и выступаем к Чернигову, бодаться с Жолкевским. Дней через семь-восемь первая фаза войны уже разрешится и местные служилые люди, ранее колебавшиеся в выборе, в этой схватке будут на нашей стороне, обеспечивая связь и разведку. Не зря я советовал Михаилу не слишком торопиться к месту событий. Помимо возможности устроить учебный процесс без отрыва от марша, это дало местным жителям возможность по полной программе оценить польских гостей, вместе с их украинско-козацкими подхалимами, и окончательно выбрать для себя, на чьей стороне они будут сражаться. Также не пропал втуне и весь арсенал нашей пропаганды и агитации, который мы тоже использовали не стесняясь по полной программе, от подкидывания анонимных писем, до засылки распространителей нужных нам слухов. Какие могут быть стеснения, когда Родину спасать надобно, а всякий, кто выступает против этого, есть самый натуральный враг народа. И вот теперь нива полностью созрела, пора убирать урожай. Без этого могла получиться война всех со всеми, то есть явление крайне нежелательное и нам совершенно не нужное.

12 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМОЙ, ПОЛДЕНЬ. МОСКВА, ПУШЕЧНЫЙ ДВОР.
        МАСТЕР АНДРЕЙ ЧОХОВ.
        На Пушечном дворе, находящемся примерно там, где в наши дни расположен магазин «Детский мир», несмотря на прохладную осеннюю погоду, стоит невыносимая жара. Пышет огнем литейная печь, в которой плавится смесь из ста частей красной меди, восьми частей олова и десяти частей латуни, превращаясь в самую лучшую в этом мире венецианскую пушечную бронзу. Потом эта расплавленная бронза раскаленными тонкими ручьями по специально проделанным по земле каналам течет в расположенные вокруг нее заглубленные в землю специальные новомодные сборные литейные формы-жакеты предназначенные для отливки полевых четырех, восьми и двенадцатифунтовых пушек, в эти времена именуемые «малым нарядом». Эти необычные в эти времена орудия, которых заморский князь Серегин заказал для русского войска «чем больше, тем лучше» были предназначены не для разрушения крепостей, а всего лишь для быстрого и максимально эффективного истребления вражеских воинов на поле боя.
        Мастер Андрей Чохов, в свое время учившийся у знаменитого пушечного мастера Кашпира Ганусова, прожил шестьдесят лет, но таких пушек и таких методов отливки до сей поры не видал. Сами готовые пушки выглядели странно. Гладкий, без узоров и рисунков сквозной бронзовый ствол, отлитый заодно с цапфами и чуть расширяющийся к казенной части, отдельно отлитый навинтной казенник с кованым из железа вертикальным клиновым затвором, винтовой подъемный механизм вместо вертикального клина, легкий скрепленный железными кольцами деревянный лафет.
        Орудия выпускались трех типов Четырехфунтовка (87мм) с длиной ствола в двадцать калибров, вместе с лафетом, но без зарядного ящика, весила двадцать пять пудов (400 кг.). Восьмифунтовка (107мм) с длиной ствола в восемнадцать калибров, весила 32 пуда (500 кг.). Двенадцатифунтовка (120мм) весила 42 пуда (680 кг). Все эти пушки перевозились парой лошадей в пешей и четверкой в конной артиллерии, а также имели при себе пароконную зарядную повозку с готовыми выстрелами в закрытых и защищенных от непогоды ящиках.
        От идеи изготовления копии Шуваловских гаубиц* капитаны Серегины, в конце концов, отказались, потому что те хороши были только в стрельбе картечью по плотным боевым порядкам противника, но были крайне плохо приспособлены к любым другим видам стрельбы. Так, например, заряжаемые поперек ствола овальные снаряды были в два-три раза сложнее и дороже в изготовлении, а летели, беспорядочно кувыркаясь, на меньшую дистанцию и с меньшей точностью, чем круглые чугунные ядра обычных для этого времени пушек. К тому же дебильной выглядела ситуация когда один заряжающий вкладывал со стороны дула снаряд, а второй подавал с казенной части картуз с пороховым зарядом.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: * Секретные Шуваловские гаубицы, дульнозарядные бронзовые орудия середины XVIII века с каналом ствола в формы вытянутого в горизонтальном направлении овала, предназначенные для стрельбы картечью по плотным боевым порядкам пехоты и кавалерии.
        В противовес этим узкоспециализированным мутантам, пушки Серегина, являвшиеся загрубленными гладкоствольными репликами бронзовых полевых пушек Круппа 1860-х годов, могли стрелять не только картечью, которая была для них скорее вспомогательным боеприпасом, но еще и цельнолитым чугунным ядром, цепным книппелем, фитильной фугасной бомбой и круглой осколочной или зажигательной гранатой. Все эти боеприпасы в один прием заряжали с казенной части в виде увязанного в один холщевый картуз снаряда, уплотнительного башмака и порохового заряда. В теле клин-затвора было высверлено отверстие в которое можно было вставить либо натяжной запал, работающий от вытягиваемого шнура по принципу детской хлопушки-салюта, либо набитую пороховой мякотью трубку-замедлитель, которую было положено поджигать пальником*, как и при стрельбе из обычных местных пушек. Еще для этих орудий разрабатывались удлиненные оперенные гранаты с головным взрывателем мгновенного действия, внешне очень похожие на минометные мины. Но с этим дело пока не шло, такие гранаты были примерно вчетверо тяжелее обычных ядер, следовательно требовали
усиленного порохового заряда и больших углов возвышения. Кроме того они оказались крайне дороги в производстве и снаряжать их черным порохом, имеющим очень слабую разрывную силу практически не имело смысла.
        Но Андрей Чохов все равно был полон творческих планов. Одна лишь «жакетная» технология отливки пушечных стволов сократила производственный цикл примерно втрое, с восемнадцати до семи дней, а ведь ему еще был передан секрет знаменитой венецианской пушечной бронзы, так что как только будет выполнен наказ по малому наряду, то он сразу же приступит к изготовлению полупудовых, пудовых и двухпудовых длинноствольных стенобитных пищалей осадного наряда, соединяя отработанные при выполнения этого заказа полученные от пришельцев знания со своим собственным мастерством. Ведь всем были хороши его длинноствольные стенобитные пищали, и ядро из них летело далеко, и било мощно, но вот заряжать их с дула для пушкарей было истинной морокой.
        А еще, в дальнем сундуке у Андрея Чохова лежала хитрая тетрадка, в которой было расписано, как лить пушки и вообще разные вещи из стали. Конечно, княжий сродственник всего лишь пушкарь, а не литейщик, процессы он описал достаточно приблизительно и много до чего Андрею Чохову и его ученикам придется доходить полностью самостоятельным путем. По крайней мере, сперва будет необходимо построить первую на Руси, да и во всем мире домну, массово производящую чугун или свиное железо. Все основные знания, необходимые для этого невиданного дела, тоже имеются в той же тетрадке, переписанные из книг, которые еще только будут изданы столетия спустя. Потом Чохову и его ученикам потребуется опробовать продувку свежего чугунного расплава воздухом для того, чтобы превратить его в железо и сталь и лишь затем можно будет приступать к попыткам отливки первых стальных пушечных стволов по верченой технологии.
        По крайней мере уже получено согласие на все это митрополита Гермогена, который после ухода Михаила Скопина-Шуйского на войну оказался главой правительства и местоблюстителем царского престола. Дополнительная сталь в государстве никогда не будет лишней. Если не лить из нее пушки, то можно использовать для производства множества иных вещей, нужных и полезных в народном хозяйстве. Под Тулой при одном из монастырей на реке Упе, в краях богатых лесом для производства древесного угля и болотной рудой, уже выделено место для нового железоделательного и оружейного завода. Андрею Чохову осталось только закончить нынешний заказ и собираться ехать смотреть, что там да как.

15 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ПЕРВЫЙ, ПОЛДЕНЬ. РУССКОЕ ЦАРСТВО, СЕЛЕНИЕ БЕРЕЗНА В СОРОКА КИЛОМЕТРАХ ОТ ЧЕРНИГОВА, ПОЛЕВОЙ ЛАГЕРЬ ВОЙСКА МИХАИЛА СКОПИНА-ШУЙСКОГО.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Примерно в двух суточных переходах от конечной цели нашего похода, Михаил Скопин-Шуйский остановил войско, выпустил вперед развернувшуюся в веер конную разведку, а пехоте и обозу дал команду окапываться, то есть строить вокруг лагеря деревянные острожки. Ведь польному коронному гетману Жолкевскому уже наверняка стало известно о нашем приближении и не сегодня-завтра следовало ожидать «внезапного» визита польско-козацкой конницы. Подчиненное Жолкевскому войско по-прежнему бесплодно топталось под Черниговом. За это время свежеприбывшие запорожцы, которым было обещано отдать этот город на трехдневное разграбление, два раза успели сходить на штурм, умылись при этом кровью, и теперь сидели и изнывали в нетерпении в ожидании королевских осадных пушек, которые по пыльным украинским дорогам сейчас тащились где-то в районе Житомира. Ну точно также как их потомки в наше время делали под Донецком.
        Наверняка, в первых рядах Жолкевский бросит на нас не польскую гусарию, которая у него на вес золота и может только довершить главное дело, а вот этих отморозков, которым все равно кого резать и насиловать, то ли польских панов и панночек, то ли ливонских обывателей, то ли русских мужиков и девок. И вот как раз едва мы встали лагерем у этой Березны, Елизавета Дмитриевна на штурмоносце в несколько ходок доставила нам первую часть нашего пушечного наряда вместе с боекомплектом и обученными расчетами. Двенадцать двенадцатифунтовок, двадцать четыре восьмифунтовки и сорок восемь легких и маневренных четырехфунтовок. Все орудия Михаил тут же приказал расставлять по острожкам и при этом тщательно маскировать. До первого залпа картечью в упор противник не должен будет подозревать о том, что у нас есть хоть какая-то артиллерия.

17 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ТРЕТИЙ, ВЕЧЕР. РУССКОЕ ЦАРСТВО, В СОРОКА КИЛОМЕТРАХ ОТ ЧЕРНИГОВА, МЕСТО БИТВЫ ПРИ БЕРЕЗНЕ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Как писал великий русский поэт: «Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий, слились в протяжный вой». Так уж получилось, что раз я впервые присутствовал на поле битвы, в которой массово применялось огнестрельное оружие на дымном порохе. Когда из цепи хорошо замаскированных острожков с полутысячи шагов по атакующей казацкой коннице жахнул картечной пулькой весь наш малый пушечный наряд, и все поле тут же затянула плотная пелена белого порохового дыма. Смешиваясь с грохотом пушечного залпа, раздалось отчаянное ржание раненых коней и отчаянные вопли искалеченных и помирающих «побратимов».
        Но не успели уцелевшие украинные козаки проскакать и ста шагов, как пушки жахнули залпом картечью повторно, уже вслепую крестя смертное поле картечью, а потом еще раз и еще. Такая скорострельность в эти времена была невиданна, и уцелевшие казаки, в основном из задних рядов, нахлестывая коней, повернули вспять, подальше от этой едва заметной цепочки задернованных пригорков, откуда пушечными залпами плюется свинцовая смерть. При этом они проклинали нехорошими словами пана коронного гетмана, который сказал их козацкому гетману о том, что у москалей пушек нет, и не будет, а тут вон оно как вышло. Подставили на убой цвет козацкого воинства, собрали кровавую жатву, полили смертное поле православной христианской кровушкой.
        Напрасно выученные нашими инструкторами спитцеры, нервно сжимающие в руках свои пики, так как это было их первое сражение, вглядывались в окружившую острожки постепенно рассеивающуюся колышущуюся дымную пелену. Напрасно стрельцы держали у щеки наготове свои фузеи и штуцера с дымящимися фитилями, готовые поприветствовать пулей любого выскочившего из дыма пана. Никого!
        Из пяти тысяч новонабранных реестровых козаков, брошенных в первую пробную атаку, вернуться к исходным позициям смогли не более двух сотен, почти половина из которых имели ранения различной степени. И ни один из них не сумел доскакать ни до рядов растянутого в траве спотыкача, ни до щедро разбросанного в траве «чеснока». Самый ближний труп козака с лошадью лежал чуть более чем в двухстах шагах от линии оборонительных сооружений. Получалось, что два последних залпа пушкари сделали вслепую уже в спины убегающим запорожцам и многие из них, кого смерть застала в момент отчаянного бегства, были поражены в спины, а то и пониже. Увертюра сражения при Березне была сыграна с большим шумом, теперь нам предстояло пережить первый акт этой трагедии.
        Тем временем на орудийных позициях пушкари, отчаянно банили откаченные пушки с казенной и дульной стороны и поливали их вонючим уксусом для быстрейшего охлаждения, ибо пять залпов сделанных подряд в режиме беглого огня это был тот максимум, какой они могли сделать без перерыва на охлаждение и пробанивание. Если бы Жолкевский догадался, прикрываясь дымной пеленой, пустить вслед за первой атакующей волной вторую, то резаться с ней пришлось бы уже не имевшим опыта сражений спитцерам и московским стрельцам.
        Но, видимо, наблюдая за истреблением своего авангарда, гетман Жолкевский замешкался и пришел в смущение. Ему, в отличие от нас, пороховой дым в значительно меньшей степени мешал наблюдать за тем, как новомодные пушки залп за залпом выкашивают смешавшиеся козацкие ряды и как возвращаются на исходные позиции окровавленные и растрепанные ошметки, часто в виде едва ковыляющих на своих двоих козаков или раненых лошадей без всадников. Все остальные остались там в поле, украсив чуть пожухлую осеннюю траву. Пускать на убой вслед за этими вислоусыми отморозками свое кварцяное войско гетман явно не собирался и теперь, кряхтя мозгами, обдумывал сложившуюся ситуацию.
        В лоб, ту линию обороны, которую Михаил Скопин-Шуйский выстроил поперек дороги, от речки Красиловки до ближайшего лесного массива, было не взять. Своей полевой артиллерии у Жолкевского было маловато* и, судя по тому, как мощно и дружно жахало с русских позиций, то продержаться польские пушкари против своих русских коллег должны были очень недолго.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * Дело в том, что польский Сейм привычно не выделял на кварцяное войско никаких дополнительных ассигнований, потому что эти деньги пришлось бы собирать с панства, которое ни в коем случае не собиралось их отдавать. А кого вы еще прикажете обкладывать налогами, жидов что ли? На этих где сядешь там и слезешь, сразу начнутся песни: «Ой, бедные мы, несчастные! Ой, горе нам горе! Ой, последний грошик у голодных детишек отбирают королевские мытари!» И ведь посмотришь, с виду, гол как сокол, кафтан дырявый, штаны протерты, глаза слезятся, рука у самого протянута как на паперти. Дай! А морда просит хорошего панского пинка, ибо всем известно, что у этого «несчастного и бедного» полвоеводства в долгах, а в подвале дома, один к одному стоят сундуки битком набитые золотыми монетами. Одним словом, польское королевство вечно без денег. Деньги есть у панов и жидов, но они не дают и поэтому зачастую командующие польско-литовскими армиями, такие как пан Жолкевский и пан Сапега были вынуждены выплачивать жалование войску из своего кармана.
        На правом фланге польского войска, оборонительная позиция русских упирается в правый берег Красиловки. Сам берег на русской стороне высокий и обрывистый, дно и противоположный берег болотистые и топкие. Попытка обхода и атаки с того направления хоть конницей, хоть спешенными запорожцами, обещала всего лишь малоприятное барахтанье в грязи без всякой надежды на успех, ибо москали, то есть мы, как раз, будем располагаться на господствующей позиции высокого и крутого речного берега. Лесной массив, расположенный на другом фланге, обещал гораздо больше возможностей, хотя атаковать отличной польской конницей было невозможно и с того направления. Конечно, среди деревьев русские пушки не смогут так смертоносно плеваться картечью, но и польская гусария в лесном массиве, не имея возможности сомкнуть ряды и атаковать на полном скаку, тоже перестанет быть самой грозной в этом мире ударной силой.
        Итак, когда пороховой дым полностью рассеялся, то стало видно, что гетман Жолкевский перестраивает свои войска. Часть украинных козаков еще не бывших в бою, примерно так тысяч пять, спешилась, и, оставив лошадей коноводам, беспорядочной толпой попилила к лесному массиву на нашем правом фланге. Намерения их были так прозрачны и очевидны, что батарея двенадцатифунтовок (четыре орудия), единственная способная достать чубатых на пределе дальности, по приказу Петра Басманова несколько раз бухнула по ним осколочными гранатами, внося в ряды запорожцев дополнительную толику хаоса, а также свою долю раненых и убитых. Обстрел продолжался ровно до тех пор, пока рванувшие бегом запорожцы не заскочили в лес, а коноводы не отвели лошадей подальше от угрозы.
        Ни в центре, где группировалась основная часть крылатого* кварцяного войска, ни на левом фланге, где пара тысяч запорожцев также двинулись в обход, скорее всего для демонстрации атаки на наш левый фланг, наша артиллерия была не в состоянии достать позиции противника. Дело было в том, что поляки выстроили свое войско прямо перпендикулярно дороге, а Михаил Скопин-Шуйский построил свои укрепления по кратчайшему расстоянию между лесным массивом и речным берегом, то есть под углом примерно в тридцать градусов к польской линии. Намерения Жолкевского были очевидны. Когда запорожцы насядут нам на фланги и отвлекут на себя основное внимание, ударить гусарией в лоб по ослабленной оборонительной линии, ибо артиллерия и часть нашей пехоты окажутся оттянутыми для действий на флангах.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: * Гус?рия, или крыл?тые гус?ры (польск. husaria) - элитная кавалерия Королевства Польского и Речи Посполитой, действовавшая на полях сражений с начала XVI века до середины XVIII века. Гусария специализировалась на «проламывании» боевых порядков вражеской конницы или пехоты концентрированным копейным кавалерийским ударом. Гусария была создана на рубеже XV -XVI веков и представляла собой отряды тяжёлой кавалерии со специфической тактикой, вооружением, комплектованием и имела легко узнаваемые отличительные атрибуты - крылья (крепились различными способами за спиной всадника), очень длинные пики с прапорцами и звериные шкуры. Гусария многие десятилетия была основной ударной силой войск Речи Посполитой, в отличие от обычных гусар, которые были лёгкой кавалерией и вспомогательными подразделениями.
        Гусария была подразделением народного авторамента - наёмного войска польской военной традиции. Наиболее многочисленной и боеспособной частью польско-литовского войска была кавалерия, в которой гусария составляла б?льшую часть. Остальные рода войск играли в те времена в польско-литовских войсках вспомогательную роль, взаимодействие пехоты и артиллерии с кавалерией было налажено плохо. Поэтому кавалерия и самая её боеспособная часть гусария являлись основной военной силой Речи Посполитой. Длительное время гусария не имела себе равных в Европе, и её атаки не раз приносили победу Королевству Польскому и Великому княжеству Литовскому.
        При этом наиболее опасным было движение большой группы спешенных запорожцев, пытающихся лесом обойти наш правый фланг. Конечно, ни Скопин-Шуйский, ни Басманов не были настолько наивны как полководцы, что предполагали лес вообще непроходимым для противника, поэтому там были устроены засеки, позиции на которых частью занимали местные ополченцы-лесовики, а частью московские стрельцы. За их спинами, во втором эшелоне на опушке леса стояли два моих уланских полка, общей численностью в полторы тысячи сабель, воительницы которого, как вы помните, помимо уланской кавалерийской, имели пехотную егерскую подготовку и были вооружены супермосинами, а также прочим стрелковым оружием с контейнеровоза. Запорожцы опытные головорезы, но они никогда еще не были в деле против бойцовых лилиток, превосходящих их физическими кондициями, вооружением и имеющих боевой опыт в нескольких войнах на уничтожение.
        Я обернулся к Скопину-Шуйскому и произнес, указывая в направлении угрозы.
        - Этих, (вымарано цензурой) мои девочки берут на себя.
        - Хорошо, Артанский князь, - кивнул в ответ Михаил, поднимая к глазам бинокль, - пусть будет так как ты сказал.
        Для того чтобы отдать команду мне не потребовалось ничего кромке мысленного усилия. И лилитки и их командиры, а на полках у меня тоже ходили бывшие курсанты, услышали меня сразу и повиновались безукоризненно. Спешившись по моему приказу, уланши построились в боевой порядок и через специально оставленные проходы в засеке двинулись навстречу злобному врагу. Обычный строй в лесу ломается между деревьями, бойцы теряют из виду командиров и своих товарищей, начинают чувствовать себя крайне неуверенно, ожидая, что враг может выскочить или выстрелить из-под каждого куста. Но атакующие егеря это совсем другое дело. Лес это их родной дом, в котором они чувствуют себя как рыба в воде их движение в нем стремительно и неудержимо. Они просачиваются между деревьями бесшумные как призраки, под их ногой не хрустнет ни одна веточка, и вот они прошли и снова в лесу никого и ничего. Представляю, какими взглядами провожали моих воительниц сидящие на засеках стрельцы и ополченцы. Недаром же наставницами наших воительниц в искусстве лесной войны были не только бывшие егеря-курсанты майора Половцева, но и дикие лесные
лилитки проклятого мира Содома, а это вообще такие оторвы, что запорожцы рядом с ними кажутся малыми детьми, особенно в лесу.
        Вскоре с той стороны - куда они ушли, раздался частый перестук выстрелов из супермосиных, короткие пулеметные и автоматные очереди, а также крики боли, ярости и страха. Орали в основном чубатые любители сала, поскольку бойцовые лилитки сражаются и умирают обычно молча. Я как всегда в таких случаях подхваченный общей волной сознанием был вместе со своими верными воительницами. Целился вместе с ними во врага из винтовок и пулеметов, наносил удары, уклонялся от ответных и вместе с ними чувствовал боль от полученных ран.
        Потом стало понятно, что отмороженная запорожская вольница, несмотря на почти трехкратное численное превосходство и дикую свирепость, сгорает во встречном бою как солома на жарком огне. В то же время мои воительницы, презрев раны и потери, переигрывают их по всем статьям, в силу чего держатся и побеждают. От этого, всех нас и меня и моих воительниц, охватила пьянящая радость близкой победы. В самом конце разгромленный враг побежал, а лилитки, которые были значительно быстрее, догоняли бегущих хохлов и без всякой пощады убивали ударами в спину. Кого в тот момент они видели в этих чубатых насильниках и убийцах, быть может Волкодавов, а быть может и Псов, только вот факт - далеко не с каждым врагом они бывают так беспощадны.
        Гетман Жолкевский несомненно понял что там в лесу с его спешенными запорожцами случилось что-то нехорошее, мне показалось, что он колеблется, не начинать ли ему отступление, потому что надежда на победу уже исчезла, а риск поражения все время растет, или все же попробовать каким-то образом выкрутиться. Но тут мои уланши, догрызшие наконец запорожскую банду, развернулись вдоль лесной опушки и открыли редкую но очень меткую стрельбу в направлении левого фланга гусарии Жолкевского. Расстояние там было около километра. По одиночной мишени на такой дистанции стрелять рекомендуется только из дальнобойных крупнокалиберных снайперских винтовок, но тут цель была групповая и очень плотная, а огонь по противнику вели прирожденные воительницы, чьи способности были доведены до оптимума. Пусть убитых у поляков от такого огня было не очень много, но гусария заволновалась и начала мешать ряды. Первый акт спектакля был отыгран с большим перевесом в нашу пользу.
        Атаковать, опушку леса тяжелой кавалерией только для того, чтобы выбить оттуда укрепивших вражеских егерей был бы в его положении полным идиотизмом и гетман Жолкевский просто приказал своим гусарам отойти на противоположный фланг. Видимо он еще надеялся, что вторая группа запорожцев, направленная для диверсии против нашего левого фланга, еще сможет хоть как то изменить ситуацию. Пора было кончать с этим геморроем и Петр Басманов сел на коня. По общей диспозиции он как заместитель Скопина-Шуйского возглавлял находящуюся сейчас в резерве поместную конницу, состоявшую из тех трех тысяч всадников, что вышли с войском из Москвы и двух тысяч присоединившихся местных дворян. Теперь пришло и их время, сказать свое слово, потому что именно поместную конницу будущий царь направил на левый фланг за речку Красиловку, разобраться с посланными нам во фланг запорожскими казаками.
        Речку поместная конница форсировала колоннами в нескольких с шумом топотом и брызгами, будто скача как Христос, прямо по поверхности воды, что произвело на наблюдающих за этих хохлов определенный фурор. Но никакого колдовства или вмешательства божественных сил в этом не было, а были потайные мостки, построенные так, что они находились сантиметров на десять ниже уровня воды. Петр Басманов, в полной рейтарской экипировке, под развевающимся знаменем лично возглавивший атаку в эти минуты был очень хорош. Не зря мы спасали его от его же собственной дури. Не дожидаясь пока по ним ударят воодушевленные успехами этого сотни поместной конницы, запорожцы развернули коней и начали утекать, причем не на соединение с основными силами Жолкевского, а куда-то на юг, к переправам через Десну. Сам Жолкевский, тоже видимо поняв, что сегодня у него не срослось и надо отступать, пока цело хотя бы ядро кварцяного войска. Пехота со своими острожками и артиллерией за отступающими поляками вдогон явно не побежит. А хохлов он под свои знамена еще наберет, хоть двадцать тысяч, хоть пятьдесят. Желающих повоевать кого угодно
там всегда в избытке.
        Нас такой вариант по понятным соображениям не устраивал, по итогам этой битвы поляки должны были отстать от Русского царства как минимум на полгода, а не заявляться с повторным визитом через месяц-другой. Поэтому зверя требовалось добить и для этого, кроме пехоты, в резерве на левом фланге у нас еще было полторы тысячи уланш. Командовавший дивизией полковник Зиганшин (по старой службе капитан), сел на коня, горнистка из волчиц протрубила сигнал атаки и через узкий проход между речкой и малозаметными заграждениями наша легкая кавалерия под распущенными священными красными знаменами поэскадронно рысью выступила на бой кровавый, святый и правый. Начался самый последний и решающий акт битвы при Березне.
        Гусария, заметив, что ее атакует противник меньший в числе и хуже экипированный*… без команды своего гетмана развернула коней навстречу новой угрозе, рассчитывая хоть отчасти поквитаться за все унижения сегодняшнего дня. Быстрой рысью разворачивались для атаки роты, избоченясь сидели на конях гусары, блестели начищенные до зеркального состояния шлемы, панцири и нагрудники, трепетали за спинами белые, черные, цветастые лебединые крылья, развевались на поднятых вверх пиках значки гусарских рот. Цвет и краса королевского войска. Прах и пепел, ужас и страх. Следом за гусарами в атаку как бы нехотя, будто предчувствуя беду, отправились и панцирные козаки. Гетману Жолкевскому, застывшему вместе с самыми ближайшими соратниками посреди небольшого пригорка, оставалось только сжимать кулаки и искусно материться по-польски и на латыни. Не зря же пан Ян Бучинский говорил о том, что с Серегиным ухо надо держать востро. Эта атака странных кавалеристов, одетых в форму пожухлой травы таила в себе пока непонятную угрозу. Ведь не на смерть же они отправились видя перед собой численно превосходящего, покрытого
ореолом непобедимости и овеянного славой врага.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * экипировка от Клима Сервия, также как и бронежилеты из нашего мира, и защитное снаряжение со штурмоносца не блестит металлом на страх врагам и для местных выглядит так же, как и набитые конским волосом стеганные тегиляи. Не все, как говорится, золото, то, что блестит.
        Нехорошие предчувствия гетмана Жолкевского оправдались очень быстро. Неожиданно, уланские эскадроны, развернувшиеся в линию за рубежом малозаметных заграждений, начали останавливаться, спешиваться и, уложив на землю лошадей, занимать за ними как за брустверами позиции в стрелковой цепи. И лишь только знаменосцы со своими знаменами, одним дивизионным и двумя полковыми остались стоять на поле как памятники героизму. Польская гусария была от стрелковой цепи уже в сотне метров и поднимала своих лошадей в галоп, хотя панам было решительно непонятно, как атаковать лежащих на земле людей.
        Но вот, раздалась команда и по плотному строю почти в упор резанули полуоболочечными пулями сто двадцать единых пулеметов Мосина-Калашникова, а также все прочее стрелковое вооружение от супермосиных, до пистолетов-пулеметов. Примерно с минуту или около того, над полем боя господствовали треск коротких и длинных очередей, частый перестук винтовочных выстрелов и отчаянный предсмертный вой людей, и ржание лошадей, громоздящихся друг на друга валом мертвых тел. Первые ряды, в которых были собственно гусары-товарищи со своими ротмистрами, полегли почти мгновенно. Досталось свинцового града и следующим за ними пахоликам-оруженосцам, которые стали разворачивать коней, надеясь хотя бы спастись бегством но и этого им было не суждено сделать. Полковник Зиганшин понял, что дело сделано, прозвучала еще одна команда, поданная горнисткой, и, прекратив стрельбу, уланши начали поднимать коней на ноги и садиться в седла. А дальше сабли наголо и в атаку марш-марш. Рубка бегущих, пусть даже эти бегущие спасаются бегством верхами, любимое занятие кавалерии всех времен и народов.
        Пока на левом фланге происходили все эти события, на правом фланге коноводы подали лошадей эскадронам занявшим позицию на опушке леса. Поняв, что дело проиграно полностью и окончательно, польный гетман коронный пан Жолкевский развернул коня и вместе с малой свитой покинул место сражения. Битва при Березне была выиграна нами полностью и бесповоротно. Теперь пройдет немало времени, пока король Сигизмунд сумеет восстановить ядро своей регулярной армии, а значит, до этого времени ничего кроме бандитских набегов на порубежные земли нам ждать не стоит.
        Мы бы выиграли это сражение и без применения огнестрельного оружия из верхних миров и участия моих лилиток, но тогда армия Скопина-Шуйского понесла бы серьезные потери. А нам этого не надо, ибо эти обученные нами полки должны стать Гвардией новой русской регулярной армией и источником инструкторского и командного состава для ее будущих частей и соединений.

23 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ДЕВЯТЫЙ, УТРО. ЛИВОНИЯ, ЛАГЕРЬ ШВЕДСКОЙ АРМИИ ОСАЖДАЮЩЕЙ РИГУ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Как говорят в таких случаях - «враг твоего врага есть твой друг». Врагом польского короля Сигизмунда, раззявившего пасть на русскую державу, являлся шведский король Карл IX, в недавнем прошлом герцог Седерманландский, попятивший душку Сигизмунда со шведского престола, который тот получил в наследство от своего отца, короля Юхана III. История сия весьма запутана и может быть изложена только в общих чертах. Так уж получилось, что этот самый Сигизмунд, по мужской линии происходящий из шведской династии Ваза, а по женской - из польской династии Ягеллонов, первоначально ставил целью объединить под своей властью сразу две короны, но в Швеции к тому моменту уже преобладал протестантизм, а Сигизмунд был воспитан иезуитами как фанатичный католик, и потому вознамерился полностью извести протестантов и православных в подвластных ему землях.
        В результате Швеция такого короля выплюнула, избрав вместо него его дядю Карла, герцога Сёдерманландского, ставшего королем Карлом IX, который придерживался протестантского исповедания - того же, что и большинство его подданных. Но получилось так, что из Швеции Сигизмунда поперли, а вот в Шведской Ливонии, включавшей в себя северную часть современной Латвии и южную часть Эстонии, его власть сохранилась. Более того, вступая на польский престол, Сигизмунд пообещал панству присоединить прибалтийские провинции Ливонию и Эстляндию к Речи Посполитой, и невыполнение этого обещания стоило ему уменьшения королевских прав. Именно это стало причиной войны между Речью Посполитой, население которой составляло десять миллионов человек, и Швецией, население которой было всего один миллион.
        Но Швеция была значительно более централизованным государством, чем Польша; король Карл IX обладал всеми полномочиями абсолютного монарха и, в отличие от Сигизмунда, ограниченного Сеймом, мог в полном объеме пользоваться ресурсами своего государства. Именно поэтому маленькая Швеция почти на равных пять лет воевала за Ливонию и Эстляндию с огромной Речью Посполитой. Дополнительным плюсом для шведов в этой войне было то, что население Ливонии и Эстляндии также исповедовало протестантизм, воспринимая в этом свете шведов как «своих», а поляков и литовцами как «чужих». В итоге и Ливония, и Эстляндия до самой Северной войны все же оставались за Швецией. Но, видимо, размер все-таки имеет значение, и шведскому королевству эти войны с Польшей и Литвой стоили истощения всех своих сил, и союзники ему были нужны как воздух. Да и нам было бы желательно, чтобы литовское войско Великого гетмана Литовского Ходкевича на севере потерпело бы не менее катастрофическое поражение, чем польское кварцяное войско гетмана Жолкевского на юге.
        В нашей истории союз со шведским королем заключил боярский царь Василий Шуйский, за помощь против поляков подаривший шведам Водскую Пятину (Ингрию) и Карелию. Но мы с Михаилом Скопиным-Шуйским ничего и никому дарить не собирались; напротив, подумывали, чего бы такого попросить у шведского короля для Русского государства за помощь в борьбе против поляков. Шведы сейчас предпринимают очередную попытку завоевания Ливонии, ради чего наскребли одиннадцать пушек, две с половиной тысячи кавалеристов и одиннадцать тысяч пехоты, из которых восемь с половиной тысяч составляют копейщики и две с половиной - мушкетеры. Сейчас все эти силы в очередной раз безуспешно осаждают крепости Риги и Динамюнде. У находящегося в Дерпте Ходкевича силы гораздо скромнее - всего пять пушек, те же две с половиной тысячи кавалеристов и тысяча триста пехотинцев.
        И несмотря на это, в нашей истории шведы грядущую битву проиграли, наверное, потому что у Ходкевича мозг все-таки есть, а у Карла и его генералов с серым веществом не густо. Или дело тут не в генералах, которые были против предложенной диспозиции, а в самодурстве самого Карла? Этого я пока не знаю, а знаю только то, что в случае своей победы, как и в нашей истории, король Сигизмунд сможет перенацелить литовскую армию на русское направление - а вот это нам было необходимо предотвратить! Пора возводить Скопина-Шуйского на трон, женить его на Ксении и, покончив со смутой, идти дальше на следующие уровни Мироздания, приближающие нас к тому единственному и неповторимому миру, который и является нашей Родиной.
        Прибыли мы с Михаилом к шведскому лагерю пасмурным осенним утром со всей положенной помпой - то есть на штурмоносце, в сопровождении двух взводов первопризывных амазонок, тех самых, с которыми мы ходили на херра Тойфеля. Посадка, на глазах изумленной шведско-немецкой публики была совершена метрах в пятистах от ограды шведского лагеря, напротив главных ворот. Так как два месяца (или около того) назад моя супруга, родив, вернулась в строй, мы, забросив использование порталов, начали интенсивно использовать штурмоносец в качестве разъездного средства, беспощадно гоняя его по различным надобностям.
        С магией в этом мире по-прежнему не очень, и дух нового Бахчисарайского фонтана до сих пор не накачал ее уровень до приемлемых значений. Единственная наглядная польза от его присутствия заключается в том, что теперь воду из этого источника можно пить, не испытывая содрогания от ее отвратительного вкуса. Одним словом, слушок о летающей металлической крепости, на которой передвигается господин тридевятого царства тридесятого государства великий князь Артанский, дошел и до шведского короля, как и информация о том, что с этим человеком (то есть со мной) лучше не ссориться. В порошок сотру!
        Поэтому, когда штурмоносец, зависнув над самой землей, открыл десантный люк, в шведском лагере звонко проиграла труба, и у главных ворот начала расти толпа людей, в которых сразу можно было опознать начальство, большое и не очень. Прочая же публика повылезла на ограждающий лагерь утыканный кольями земляной вал и наблюдала за разворачивающимся спектаклем оттуда. Тем временем амазонки, полностью экипированные в защитные комплекты из мира Елизаветы Дмитриевны, выводили из люка своих коней и ловко вскакивали в седла. По части умения управлять своим скакуном в этом мире им не было равных. Ни шведские рейтары, ни польские гусары, ни крымские татары не понимали и не чувствовали лошадь так, как эти рожденные для войны юные девушки. Последними из десантного люка появились мы с Михаилом - только для того, чтобы сесть в седла подведенных нам массивных дестрие, и после этого вся наша кавалькада неспешным шагом направилась к гостеприимно распахнутым воротам шведского лагеря.
        Король Карл сам встречал нас чуть поодаль от ворот, в конце шеренги одетых в черное королевских гвардейцев, изображающих из себя что-то вроде почетного караула. Шведский монарх оказался рыжеватым и коренастым человечком с длинными усами-пиками и короткой «испанской» бородкой на массивном подбородке. Рядом с ним стоял похожий на него мальчик десяти-двенадцати лет от роду, такой же рыжеватый и коренастый, но, разумеется, без бородки и усов. Тут и к гадалке не ходи, что это был старший из сыновей короля, Густав - отец с младых ногтей готовил его к королевскому ремеслу, беря с собой и на совещания с советниками, на заседания парламента-риксдага и в военные походы. Кстати, эти королевские советники одновременно были и учителями-воспитателями юного принца.
        Приблизившись к строю королевских гвардейцев, мы с Михаилом спешились и из уважения к королю и его сыну пошли дальше уже на своих двоих. При нашем приближении Карл упер левую руку в бок рядом с эфесом шпаги, а правой приподнял над головой высокую черную шляпу, тем самым обнажив массивную «ленинскую» лысину.
        - Артанский князь Серегин, колдун и полководец, насколько я понимаю, - скрипучим простуженным голосом произнес он, - скажите, какие дела привели вас в наши края и зачем вам понадобился шведский король, у которого и без того хватает забот?
        - Да, - ответил я, - именно так. Только, с Вашего позволения, звание колдуна мне не совсем подходит, потому что я не занимаюсь колдовством, не варю зелья из лягушек и земляных червей, а всего лишь являюсь проводником воли Создателя в тех случаях, когда для этого требуется военная сила.
        - Тогда вы, сударь мой, должны быть самим архангелом Михаилом… - с насмешкой произнес один из молодых вельмож, стоявших за спиной принца. Потом я узнал, что это был Юхан Шютте, учитель и воспитатель кронприца Густава, привыкший недостаток политического веса восполнять долей здоровой наглости.
        Вместо ответа я наполовину выдвинул из ножен свой меч, показав этому наглецу сияющее жемчужным светом лезвие.
        - Архангел Михаил, - произнес я после некоторой паузы, - находится на небесах возле господнего престола, а я, исполняя волю Отца, хожу по грешной земле среди обычных людей. В данный момент Его воля заключается в том, чтобы русское государство не только продолжило свое существование в прежнем виде, но еще было дополнительно усилено. Это вам понятно?
        - Да, гере Серегин, понятно, - примиряющим жестом поднял руку шведский король, - должен сказать, что наш молодой друг не хотел сказать вам ничего обидного, и поэтому я прошу вас его извинить. Кстати, вы так и не сказали, какие дела привели вас в мой лагерь? Надеюсь, вы не собираетесь объявить нам войну от имени русских?
        - Я не обижаюсь на этого молодого человека, - ответил я, - вы же, ваше величество тоже не станете обижаться, если вас облаяла собака. Что касается дел, то я действительно хочу кое-что предложить вам от имени России - но только не войну, а союз против Польско-литовского короля Сигизмунда. Совсем недавно мы разбили армию гетмана Жолкевского под Черниговом, и теперь предлагаем вам помощь для того, чтобы проделать то же самое с армией литовского гетмана Ходкевича.
        Шведский король внимательно осмотрел меня с ног до головы.
        - Вы можете видеть будущее и считаете, что без вашей помощи мы обязательно проиграем? - с некоторой долей скепсиса спросил он, - но ведь военное счастье переменчиво, и сегодня из двух противников побеждает один, а завтра другой…
        - Никакого польского военного счастья в вашем грядущем поражении нет, - ответил я, - а есть только четкие взвешенные действия Ходкевича и ваши импульсивные необдуманные ответы на них. Если будете действовать как обычно, то обязательно проиграете, а если примете нашу помощь, то выиграете, и более того, надолго заставите поляков перестать претендовать на ваши территории…
        - Так, - сказал Карл, оглянувшись по сторонам, - вообще-то гере Серегин, такие разговоры положено вести не в присутствии широкой публики, так что попрошу вас и вашего спутника пройти в мой шатер.
        ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ СПУСТЯ В ШАТРЕ ШВЕДСКОГО КОРОЛЯ
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        В королевском шатре мы оказались только вчетвером: король Карл, кронпринц Густав-Адольф, я и Михаил Скопин-Шуйский.
        - Кстати, гере Серегин, - сказал Карл, обернувшись в мою сторону, - вы не представите мне своего спутника?
        - Разумеется, представлю, - ответил я, - это главнокомандующий русской армией князь Михаил Скопин-Шуйский, самый ближайший из родственников пресекшийся недавно царской династии.
        - Мы слышали, что там недавно объявился давно умерший сын старого царя Ивана Ужасного… Это правда? - спросил король.
        - Нет, - покачал я головой, - это был не воскресший принц, а обманщик-самозванец. Совсем недавно он покаялся в своих грехах перед всем честным народом на Красной площади, после чего удалился в пожизненное изгнание. Одним, словом его теперь не найдет никто и никогда. Стоящий перед вами князь Михаил - ближайший по старшинству родственник вымершей династии и самый вероятный кандидат на занятие пустующего престола.
        - А как же царевич Теодор, который занимал престол до принца-самозванца? - поинтересовался Карл с отсутствующим видом. - Почему он не вернулся на место своего отца, или эти дикие русские его убили? Если так, то очень жаль, очень способный был юноша.
        Да этот рыжий хмырь язвит. Немудрено, ведь десять лет назад трудами царя Бориса по Тявзинскому договору Швеция потеряла все, что откусила от России в ходе злосчастной Ливонской войны, и теперь Карлу остается только кусать локти. С другой стороны, несмотря на все прибамбасы вроде штурмоносца, он воспринимает меня как удачливого командира наемников, который решил попробовать себя в амплуа «делателя королей», возведя на российский трон своего претендента. Нахал, Карл, нахал! Ведь если я рассержусь, то от шведской армии и самой Швеции не останется даже мокрого места. Хотя сама Швеция, скорее всего, тут не виновата. Маленькая страна с трудолюбивым народом, знаменитая своим кустарным производством железа, и тем, что несколько раз вела затяжные войны с мощными коалициями, из которых она выходила до крайности изнуренной. Да и я сердиться пока не собираюсь. Сперва отвечу этому Карлу с некоторой язвинкой, а там посмотрим.
        - Это действительно способный юноша, - ответил я, - настолько способный, что на московском троне он бы только зря терял свое время. Вместо того он передал трон жениху своей сестры, вот этому достойному господину, по которому девушка изнывает просто неземной любовью, а сам записался ко мне в ученики.
        Шведский король, пожевав губами, оглядел моего спутника с ног до головы, а потом кивнул головой. Мол, в такого красавчика влюбится любая принцесса, особенно если она немного нехороша собой и уже выходит из возраста невест, входя в возраст старых дев. История, известная всем европейским государям, потому что совсем недавно в женихах Ксении побывали незаконнорожденный шведский принц Густав, племянник этого самого Карла, и соседский для Швеции принц датский Иоанн, затем трое принцев из выводка Габсбургов, и в самом конце, перед самой Смутой, еще два датских принца. Естественно, Карл думает, что если при таком количестве женихов девушка все равно осталась на бобах, то, значит, в ней есть какой-то изъян. Ха, видел бы ты, старый хрыч, в какую милую красотку совместными усилиями превратили ее Лилия и Зул - сам бы в первых рядах прибежал к ней женихаться. Невеста у нас - первый сорт, пальчики оближешь, и влюблена в своего Мишу как кошка.
        Но у нашего жениха помимо примечательной и симпатичной внешности есть и еще дополнительные достоинства в виде полководческого таланта, но вам, шведам, знать об этом пока не надо, а то, может быть, вам еще придется отведать по своим бокам крепкой русской палкой. Вот только погодите, Русь немного окрепнет и перед ней встанет вопрос о полноценном выходе на Балтику. Конечно, в устье Невы можно будет заново основать Санкт-Петербург, но Рига в этом смысле мне нравится гораздо больше. Но сейчас разговор не об этом, сейчас мы окорачиваем не Швецию, а Речь Посполитую, а там уже будет видно.
        В принципе, для начального развития хватает и того, что есть (границы Русского царства в Прибалтике примерно совпадают с границами современной нам Российской Федерации), но вот что надо поправить - так это монополию Швеции на торговые отношения с Россией. По нынешним межгосударственным договорам эта самая торговля может осуществляться только через Ревель и Нарву, и торг могут вести только шведские купцы. Вот отмена этого правила и будет нашей ценой за помощь шведскому королю в отражении польско-литовской агрессии.
        - Значит так, ваше величество, - сказал я, - в Дерпте, совсем неподалеку отсюда, стоит литовское войско гетмана Ходкевича. В основном это конница, причем на данный момент самая лучшая конница в мире - польско-литовская панцирная гусария. Также в составе войска имеется некоторое количество наемных рейтар и неплохая очень подвижная легкая конница из числа запорожцев и крымских татар. Ваша, простите, конница по экипировке, вооружению и качеству обучения даже рядом не стояла ни с гусарией, ни с литовской легкой кавалерией. Вообще, мало кто может выдержать лобовое столкновение с гусарскими ротами и после этого остаться в живых и рассказывать, как это было. Легкая кавалерия тоже не подарок, но вот гусары - это чистая смерть. Остановить их смогут только хорошо обученные копейщики, малозаметные заграждения вроде разбросанных ежей и растянутых цепей, и залпы картечью в упор. При этом ваших одиннадцати пушек будет недостаточно - когда мы останавливали атаку польской кавалерии в битве при Березне, то использовали против нее восемьдесят четыре пушки, которые в крайне короткое время сделали по четыре-пять
залпов.
        - Это невозможно! - воскликнул Карл IX, - даже самые лучшие шведские пушкари не могут сделать во время кавалерийской атаки больше одного залпа.
        - Мои могут, - ответил я, - три залпа в лоб и два залпа по удирающим вдогонку. Только пушки у меня не совсем обычные, а заряжаемые с казны, и снаряды с зарядами к ним заранее упакованы в единые картузы, и пушкари обучены стрельбе на скорость.
        - Кхм, - смущенно произнес король, - такие заряжающиеся с казны пушки известны давно, но они стреляют даже несколько медленнее обычных, заряжающихся с дула. А те пушки, которые стреляют достаточно быстро, уже после третьего выстрела становится невозможно зарядить из-за скопившегося в казенной части порохового нагара, очистка которого отнимает у пушкарей слишком много времени.
        - Мои орудия лишены этого недостатка, - ответил я, - и вполне способны дать пять выстрелов подряд. К тому же они обладают небольшим весом, и расчет из четырех солдат может свободно катать их по полю.
        - Я вам не верю, гере Серегин, - заявил Карл, - конечно, про вас говорят много разного, и ваша летающая крепость достойна удивления, но я весьма хорошо разбираюсь в артиллерии, и видел множество разных пушек, чтобы вот так, без всяких доказательств, поверить в ваши слова.
        - Какие доказательства вас устроят? - спросил я.
        - Только сама заряжающаяся с казны пушка, - азартно выкрикнул король, - расчет которой сумеет сделать пять выстрелов, пока всадник поскачет пятьсот шагов.
        - Да не вопрос, - ответил я, ехидно улыбаясь, - если хотите, то демонстрацию моей артиллерии в действии мы можем устроить прямо сейчас. Одна такая пушка, вместе с расчетом и зарядным ящиком, разумеется, совершенно случайно у меня оказалась при себе. Не мог же я предположить, что вы поверите на слово пришельцу Бог весть откуда, да еще и колдуну. Только вот найдутся ли в вашей армии смертники, которые будут под градом картечи изображать атакующую вражескую кавалерию. Я бы для этой цели использовал вашего слишком языкастого советника. Если у человека язык работает впереди мозгов, то его советы не доведут до добра.
        - Да, - сказал король, - а вам пальца в рот не клади. На все вопросы у вас готов ответ. Я уже склоняюсь к тому, чтобы согласиться на ваше предложение, но сперва давайте посмотрим на стрельбу из вашей чудо-пушки.
        СОРОК МИНУТ СПУСТЯ НА ПОЛЯНЕ ЗА ЛАГЕРЕМ, ГДЕ ОПУСТИЛСЯ ШТУРМОНОСЕЦ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        И посмотрели. Я дал команду - и под взглядами шведского короля и множества собравшихся зевак расчет четырехфунтовки (лучший в русском воинстве) резво выкатил свою пушку по пандусу из трюма и установил в позицию для стрельбы в сторону Западной Двины, чтоб никого не задело ненароком. Потом точно так же к огневой позиции был доставлен зарядный ящик, из которого заряжающий извлек продолговатый сверток из пропитанного селитрой и провощеного холста, который включал в себя пороховой заряд, разделительный деревянный башмак и мешочек с картечью. Замковый дернул рычаг, и клин-затвор опустился, открыв зарядную камору и канал ствола с маленьким светлым кружком. Заряжающий уложил туда сверток с выстрелом, который сразу же бы дослан в зарядную камору досыльником. Замковый закрыл затвор, через специальное запальное отверстие проколол картуз своим стилетом, после чего вставил в него запальную трубку трехсекундного замедления. Одновременно за нашими спинами несколько шведских всадников заняли стартовые позиции для скачки на пятьсот шагов.
        Раз два, три - король махнул своей шляпой, всадники поскакали, и моя пушка жахнула первым выстрелом; вода на реке пошла рябью всплесков и крапин от шарахнувшей картечи. Дальше все было почти как на том поле боя. Замковый открыл затвор и солдат с банником быстро прошелся по зарядной каморе, убирая нагар и тлеющие остатки картуза, потом заряжание повторилось, как и в первый раз. Второй выстрел, третий, четвертый… Пятый прогремел тогда, когда шведские кавалеристы проскакали только чуть больше половины дистанции. Король сразу мог бы догадаться, почему у всех членов расчета на руках кожаные рукавицы. После последнего выстрела без них к раскаленной пушке прикоснуться было невозможно. Вот тут ее принялись банить и спереди и сзади, обливать уксусом для охлаждения и обтирать сверху ветошью. Но свою задачу она выполнила, пять выстрелов картечью сделала, а это значит, что даже использование исключительно четырехфунтовок* способно остановить атаку гусарии Ходкевича, нанеся ей невосполнимые потери.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * не зная, что взбредет в голову Карлу на поле боя, Серегин решил взять с собой только самые легкие пушки, расчеты которых своими силами, без лошадей, могли поддерживать пехотные каре огнем и колесами.
        Карл IX тоже понял, что ему предлагают шанс выиграть войну относительно малой кровью (со своей стороны) и тоже согласился. Правда, его пришлось долго убеждать по поводу наших условий торговли, но и это препятствие было преодолено, потому что советники вспомнили, что у московитов нет и не было флота. Наивные. Если будет надо, Михаил Скопин-Шуйский справится с задачей флотского строительства ничуть не хуже, чем царь Петр Великий сто лет спустя.

23 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ДЕВЯТЫЙ, ВЕЧЕР. ЛИВОНИЯ, ЛАГЕРЬ ШВЕДСКОЙ АРМИИ ОСАЖДАЮЩЕЙ РИГУ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Первым, и, возможно, самым важным изменением в локальной истории этой польско-шведской войны стало то, что Рига пала в руки шведского короля как бы между делом. Закончив испытание пушки, мы с Карлом и Михаилом снова уединились в шатре для составления краткосрочного союзного договора, где с одной стороны фигурировал я, Великий князь Артанский, владетель Крымский, союзник Русского царства, иначе именуемого еще Московией, а с другой он, Карл IX, король шведов, готов и вандалов. Слово за слово - и в процессе обсуждения тех изменений, которые согласно этому документу следует внести в торговые статьи Тявзинского договора, Карл начал плакаться мне в жилетку. Он говорил, что такие изменения, способные поколебать основы экономических отношений между нашими странами, никак не можно сделать, что риксдаг* и риксрод** не пропустят такого соглашения, потому что помощи во всего одном сражении для них совершенно недостаточно. Вот если бы мы помогли шведам взять Ригу, население которой ждет не дождется шведских освободителей - тогда совсем другое дело. Вымогатель хренов, стопроцентный европеец.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

* риксдаг - однопалатный всесословный парламент Швеции, существующий с 1435 года в функции которого входили: одобрение законов, принятие решений о заключении союзов с иностранными державами, объявление войны и др.

** риксрод - правительственный совет - высший коллегиальный орган государственного управления и суда. В его состав входили видные чиновники-немцы, а также представители шведского дворянства. Его совет и одобрение (что зачастую было одним и тем же) обычно требовались при назначении членов риксрода и высших должностных лиц, таких как дротс и марск, при введении новых налогов, а также при решении вопросов внешней политики (война, мир, заключение договоров), раздаче ленов и т. д. Члены риксрода должны были постоянно находиться при короле и регулярно исполнять свои обязанности.
        Хотя, в принципе, Рига - это не вопрос. Надо только внести этот пункт в договор и предупредить, что при его нарушении штрафные санкции будут иметь летальный характер как для самого короля, так и для всех этих риксдагов и риксродов, члены которых тоже смертны, и иногда неожиданно. Разумеется, Карл проглотил эту наживку вместе с крючком, ведь он не видал штурмоносца в деле и не подозревал, что он может сделать с занюханным средневековым городишкой. Короче, договор был подписан всеми тремя договаривающимися сторонами, скреплен печатями, после чего я вышел на связь со своей супругой и попросил ее сделать что-нибудь с этой Ригой, только не сносить ее до основания. Штурм-капитан она у меня или нет?
        И Елизавета Дмитриевна не подвела. Одним залпом главного калибра она нахрен вынесла главные городские ворота, изрядно покоцав при этом саму воротную башню. Затем, подлетев поближе, она включила имеющиеся на штурмоносце излучатели инфразвука, что является стандартной процедурой перед десантированием на головы врага штурмовых рот. В результате этого во всем городе завыли собаки, отчаянным мявом зашлись кошки, а солдаты гарнизона и горожане почувствовали непреодолимый позыв немедленно совершить дефекацию.
        Даже здесь, в шведском лагере, чувствовалась потусторонняя жуть, заставляющая волосы вставать дыбом. Мы-то люди тренированные, и к тому же магически защищенные (в том числе и от таких атак), но вот на шведского короля, его сына, советников, а также солдат в осадном лагере, эта обработка произвела буквально незабываемое впечатление. Если Михаил при этом сумел сохранить невозмутимое выражение лица, то беднягу Карла и его сына Густав аж передернуло, после чего они стали немедленно креститься и бормотать молитвы.
        Как я узнал позже, напуганные солдаты впали в молитвенный экстаз, шведы взывали к святой Бригитте, считавшейся покровительницей Швеции, немецкие и голландские наемники молились Святому Николаю и Деве Марии, прося, чтобы эти уважаемые святые оборонили их от ужасного колдовства. Знали бы они, что никакого колдовства или магии в данном случае не было, а были просто физические процессы, о которых эти люди пока не имеют никакого представления… Но переубеждать их это себе дороже.
        Тот же шведский король, когда закончил креститься и возносить молитвы, спросил у меня с некоторым замиранием в голосе:
        - Гере Серегин, не понимаю, зачем вам пушки и все прочее, и зачем вам союз с нами, со шведами, если у вас уже есть такая колдовская мощь?
        В ответ я только пожал плечами и с некоторым пренебрежением произнес.
        - Разве это мощь, ваше величество, тем более что во всем это нет ни капли колдовства? Более совершенные пушки, чем у вас, и нечто вроде тех труб, которыми Иисус Навин сокрушил стены Иерихона. И летает мой корабль не посредством колдовства и не промыслом божьим, а согласно законам физики. И вообще, настоящей моей мощи вы еще и не видели, и молите Господа о том, чтобы он позволил вам и вашим людям остаться о ней в неведении - ибо настолько сильно вы еще не согрешили. Что же касается пушек и всего прочего - то для каждой работы есть свой адекватный инструмент. В данном случае я собираюсь вам помочь, но не собираюсь делать за вас всю черновую работу. Битва с польско-литовским войском должна состояться, и выиграть вы ее должны почти обычным оружием. То, что наши пушки стреляют вчетверо чаще тех, что есть у вас, при этом уже не в счет. Вы должны будете победить Ходкевича не только за счет их картечных залпов, но и из-за того, что своевременно совершите свой маневр к полю битвы. Ходкевичу туда идти двое суток, а вам всего несколько часов, и выступите вы сразу же, как поляки выйдут из своего лагеря под
Дерптом. Также вы победите за счет мужества шведских драгун и рейтар, которые пойдут в бой на свежих, не уставших конях, а также стойкости немецких и голландских пикинеров, которые теперь обязательно выстоят под натиском польско-литовской кавалерии. А Ригу воспринимайте как мой подарок в честь заключения договора и как мое выполнение одного из его важнейших условий. И запомните - я всегда делаю то, что обещаю…
        Короче, Карла я заговорил, убедил и успокоил, после чего мы выпили с ним по бокалу вина и расстались почти друзьями. Я отправился на штурмоносец, и на нем - уже обратно, в лагерь под Черниговом. Работы было море - и у меня и у моей жены. Артиллерийская группировка нуждалась в переброске, а ни один большой десантный шаттл с «Неумолимого» не был еще восстановлен до рабочего состояния и ни одна юная бойцовая лилитка, обучающаяся на пилота, не усовершенствовалась в летном мастерстве настолько, чтобы ей можно было доверить настоящую машину, тем более с живыми людьми на борту. Кстати, Елизавета Дмитриевна после завершения их обучения обещала взять всех этих юных пилотесс под свое личное покровительство. Как-никак, теперь все они коллеги.
        А Рига сдалась Карлу в тот же вечер - взбунтовавшиеся солдаты, давно не получавшие жалования, убили своего полковника, который просил их подождать еще немного; и на радость рижским горожанам, жаждавшим шведского, а не польского подданства, выкинули перед армией Карла белый флаг.

27 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ, ПОЛДЕНЬ. ЛИВОНИЯ, 18 КМ ОТ ЦЕНТРА РИГИ ВВЕРХ ПО ТЕЧЕНИЮ ЗАПАДНОЙ ДВИНЫ, ПОЛЕ БОЯ ПРИ КИРХГОЛЬМЕ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Маленький городок Кирхгольм, расположенный неподалеку от Риги, нам, людям двадцатого и двадцать первого веков, известен под более звучным и зловещим наименованием Саласпилс. Впрочем, этот факт приведен тут просто для справки, и сам по себе он не оказывал никакого влияния на дальнейшие события. Далекие предки ничуть не виновны в делах своих потомков, тем более что всякие там латыши и эстонцы в те времена были всего лишь неотесанной деревенщиной, холопами своих немецких, датских и шведских господ.
        За трое суток (24, 25 и 26 сентября), беря на борт по четыре орудия с зарядными ящиками, или по два десятка кавалеристов, или сотню пехотинцев, я вполне успел перебросить к месту будущего сражения значительный отряд. Только кавалерию я взял с собой свою - один эскадрон уланш (исключительно для разведки и разных тонких дел), а все остальные участники этой экспедиции были из числа воинов тех полков нового строя Михаила Скопина-Шуйского, которые в битве при Березне громили войско гетмана Жолкевского. Отборные, надо сказать, подобрались молодцы - с такими орлами и соответствующим вооружением хоть под Москву в сорок первый год - жечь танки Гудериана.
        Как и в нашей истории, Ходкевич выступил из табора под Дерптом утром 25 сентября и форсированным маршем пошел на выручку к Риге. Только на этот раз выручать ему было уже нечего, потому что на следующее утро после Риги шведам сдалась и приморская крепость Динамюнде. Информация об этом немедленно была передана Карлу - и тот, как раз закончив отмечать Рижскую викторию, с некоторой даже ленцой выступил навстречу Ходкевичу - и прибыл к нашему лагерю под Кирхгольмом вечером того же дня. Ну что там идти - восемнадцать километров всего-то, и не ночью, как в нашей истории, а днем. У шведов были еще как минимум сутки до прибытия войска Ходкевича, чтобы отдохнуть самим и дать отдых своим лошадям. Кроме того, эти сутки были использованы не только для усиления нашей с Михаилом Скопиным-Шуйским группировки, но и для подготовки поля боя к будущему сражению. Некоторый марафет в этом деле был явно нелишним.
        Во-первых - мелкие группы шведских кавалеристов еще с вечера проехались по окрестностям и мобилизовали на окопные работы всех окрестных латышских крестьян мужского пола и в добром здравии, попутно конфисковав у них же весь запас деревянных борон. Потом, после битвы, разберут свое, а пока нам они нужнее. Этими боронами, а еще железными «ежами» и растянутыми на колышках рыбацкими сетями (аналог малозаметного проволочного заграждения) была густо «заминирована» территория между нашим левым флангом и простирающимся чуть дальше болотом. Уж больно шустро «в прошлый раз» через этот «зазор» прогалопировали в шведский тыл гусары Сапеги и рейтары Ляцкого, сокрушившие перед этим утомленную ночным маршем шведскую кавалерию. Точно так же, до самого берега Западной Двины, были заблокированы подступы к нашему левому флангу, где в «прошлый раз» в обход шведской пехоты рванула вперед легкая кавалерия Дубровы, которой на самом деле оказались наши очередные запорожские «небратья». Этим - как говорится, особый почет и уважение, и свинцовых картечных пулек побольше и в ассортименте.
        Между двумя этими фланговыми заграждениями, на рубеже, где предстояло встать шведским пехотинцам генерала Леннартсона и моим артиллеристам, было выстроено семь деревянных острожков, между которыми размещались исходные позиции шведских рейтар, а за ними - растянутые вдоль земли цепи малозаметных заграждений. Непосредственно перед острожками в несколько рядов располагались узкие и глубокие рвы, прикрытые сверху ивовыми плетенками и замаскированные сверху слоем дерна с травой. Первоклассные капканы для всадника с конем - особенно если последний угодит в такой ров обоими передними копытами. И все эти прелести и хитрости располагались прямо под жерлами наших пушек и мушкетами шведских стрелков. На такой дистанции, как уже говорилось раньше, от тяжелой мушкетной пули не спасает ни одна местная кираса или иной доспех. На тот случай, буде польско-литовская кавалерия прорвется ко второму рубежу, где Карл сосредоточил свои резервы под командованием князя Брауншвейг-Люнебургского, там также были оборудованы малозаметные заграждения и рвы, а также сосредоточены все одиннадцать шведских пушек, готовых вести
огонь картечью.
        Кстати, наши двадцать пять казнозарядных четерехфунтовок малого наряда, доставленные на штурмоносце из-под Чернигова, привели шведского короля в легкую оторопь и оцепенение. Он-то, бедолага, думал, что мы привезем с собой четыре-пять пушек - и этим вся наша помощь и ограничится. Ан нет! Я действительно вознамерился похоронить тут войско Ходкевича - так же, как уже похоронил войско Жолкевского - и тем самым полностью обескровить воинство Речи Посполитой. Не исключено, что после этих двух поражений в польско-литовском государстве начнутся очередные рокоши (узаконенные мятежи) и королю Сигизмунду III Вазе надолго станет не до агрессии против русского государства.
        Итак, в течение двадцать шестого сентября все эти укрепления и ловушки были построены и замаскированы, после чего вечером, незадолго до подхода польско-литовских отрядов, временные и совсем не добровольные помощники были отведены за вторую линию войск и оставлены там под конвоем. Они нам еще понадобятся, когда придет время хоронить убитых. При этом мертвых коней можно хотя бы сожрать, а их шкуры сгодятся на разные скорняжные изделия, в то время как убитых людей можно только закапывать (ну еще иногда сжигать) и никакого посмертного профита от них не предвидится, одни заботы. А убитых в этом сражении намечается много, по крайней мере, со стороны польско-литовского войска, которое было весьма ошарашено известием, что оно, оказывается, опоздало на назначенное свидание. Было этих козлов великое множество, и большинство из них были конными. Карла одолевал ужасный соблазн напасть на поляков прямо сейчас, пока они устали от марша, но я сказал ему, что солнце клонится к закату и для битвы банально не остается времени, ведь его солдаты не обучены драться ночью.
        Утро двадцать седьмого числа выдалось сырым и холодным, как и в нашей истории; ночью прошел проливной дождь, а с Западной Двины клочьями полз холодный осенний туман. Оба войска построились, выжидая, когда туман рассеется и можно будет начать. Шведы выстроились в два эшелона, как и предусматривал первоначальный план - при этом Карл был в глубоком тылу, за второй линией, а мы с Михаилом Скопиным-Шуйским - в центральном острожке вместе со своими людьми. Поляки выстроились своим излюбленным глубоким строем, построив кавалерийские коробки в три эшелона.
        Битва началась около десяти утра, когда холодный сырой ветер разогнал остатки тумана. Все было как в битве при Кирхгольме нашей истории, которую я изучал по Большой Советской Энциклопедии. Начали сражение запорожские казаки Дубровы, которые имитировали атаку на наш правый фланг, но после первых же выстрелов шведских мушкетеров повернули коней вспять. Наши пушки при этом молчали - зачем раньше времени смущать людей. Вместо того вслед притворно удирающим запорожским казакам выметнулась в галопе шведская кавалерия на свежих и отдохнувших конях, и даже, кажется, кого-то догнала и порубила. Но тут по ним открыла огонь польская пехота и артиллерия - и вот уже шведские рейтары поворачивают вспять, и, выстроившись в колонну, по узким проходам обтекают правофланговый и левофланговые острожки, уходя под прикрытие укрепившихся в острожках пехотных каре. Завязка боя - один-один. Шведская притворная кавалерийская атака в ответ на такую же притворную атаку запорожцев.
        Ходкевич понял, что увертюра сыграна без особого эффекта, и единственное чего он добился - это того, что шведская кавалерия, покинув промежутки между острожками, сосредоточилась на флангах двумя ударными кулаками. Пора было класть на стол козыря - то есть великолепную польско-литовскую гусарию. Первой в центре польского построения пошла в бой рота Винцента Войны нацеленная на центральный острожек, где находились мы с Михаилом. Тяжелые лошади сначала пошли шагом, потом перешли на рысь, потом на галоп. В первом эшелоне атакующих на нас мчались около трехсот гусар, а за ними вдвое, втрое большее количество их пахоликов-оруженосцев. Сверкали начищенные кирасы, развевались вымпелы и блестели внушающие ужас наконечники на пиках, трепетали за гусарскими спинами широкие крылья, подобные орлиным или лебединым.
        Шведские мушкетеры дали залп и принялись перезаряжать свои мушкеты. Казалось, острожки остались полностью беззащитными, но в этот момент гусарский строй на полном скаку влетел в зебру из замаскированных ровиков, и тут же по этому хаосу рявкнул первый орудийный залп из трех ближайших острожков, выкашивая и тех всадников, чьи лошади остались на ногах, и тех, что уже упали. За первым залпом последовал еще один, за ним еще. В плотных белых клубах порохового дыма никто не мог ничего понять, а рота Винцента Войны была истреблена картечными залпами до последнего человека. Видимо, в этот момент Ходкевич решил, что его построенные в несколько эшелонов кавалеристы все же сумеют прорвать наш строй - и одним широким жестом бросил под картечь всю свою армию. Орудийные и мушкетные залпы слились в один протяжный вой, отчаянное ржание раненых коней мешалось с криками умирающих людей, а ползущий с реки туман сменился клубами порохового дыма.
        Мы не успели оглянуться, а польская кавалерия перед нами кончилась (либо разошлась для удара по флангам), и ее сменили отчаянно лезущие на приступ прямо по трупам польские пехотинцы. Артиллерия в этот момент как раз молчала, остывала после слишком активной стрельбы, и шведской пехоте пришлось поучаствовать в отражении атаки, отмахиваясь от озверевших жолнежей пиками и превращенными в дубины мушкетами. В отражении этой атаки пришлось принять участие и нам с Михаилом. Я действовал мечом Ареса, который разрубал любые шлемы, кирасы и кольчуги как масло, а Михаил размахивал кривой татарской саблей.
        В самый критический момент натиск ослаб, а потом и вовсе прекратился. Оглядев поле брани, я увидел, что мы победили. Большая часть врагов осталось лежать, попав под картечные залпы, запутавшись в заграждениях или провалившись в ловчие ямы. Остальные, счастливо избежавшие этих разновидностей смерти, на уставших конях удирают обратно - туда, откуда и пришли, а за ними гонится снова вышедшая из-за флангов свежая шведская кавалерия и рубит на всем скаку. Мы победили - и враг бежит, бежит, бежит…
        Чуть позже я узнал, что Сапега, Ляцкой, Дуброва погибли на поле боя, Великий гетман Литовский бежал, но очень недалеко, потому что в нескольких километрах от места битвы он вместе со своими телохранителями был настигнут и уничтожен моим уланским эскадроном. Победа шведов была полной, и нашего участия в Прибалтике больше не требуется - поэтому я немедленно, прямо сейчас, вместе с Елизаветой Дмитриевной займусь обратной переброской войск в лагерь под Черниговом. Михаилу давно пора вместе с войском выступать обратно в Москву, чтобы в ореоле победителя поляков приступить к восприятию в свои руки царского престола.

30 СЕНТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО СЕМНАДЦАТЫЙ, ПОЛДЕНЬ. МОСКВА, НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ.
        ЦАРЕВНА КСЕНИЯ БОРИСОВНА ГОДУНОВА.
        Царевна Ксения сидела у окошка кельи и писала письмо своему жениху Михаилу Скопину-Шуйскому, уже седьмому по счету. Ну, или восьмому, если считать несостоявшуюся идею Бориса Годунова отдать дочь за своего лучшего полководца. Потом папенька внезапно умер, Петр Басманов изменил, перебежав к Самозванцу, после чего ей уже казалось, что жизнь кончилась. Затем на Москву явился Великий князь Артанский, безжалостный к врагам, и, желая вернуть на трон ее брата Федора, снова перевернул все вверх дном. Как говорит его приемная дочь Ася, которую почему то еще зовут Матильдой, он натянул всем нехорошим людям глаз на дупу и заставил моргать. Кое-кто из нехороших людей от этого даже умер.
        Вспомнив озорницу Асю, Ксения тепло улыбнулась. Все то время, которое она провела сначала в вотчине Артанского князя - в жарком Тридевятом Царстве, а потом, после разгрома Крымского ханства, в Бахчисарайском дворце, казалось ей чудесным волшебным сном. Ласковое, и даже жаркое солнце, голубое небо, веселые улыбки окружающих людей - все это составляло такой разительный контраст с тем, что окружало ее сейчас! Серое хмурое небо, низкие тучи, сочащиеся холодным дождем, облетевшие ветви деревьев, оживляемые только красными рябиновыми гроздьями, унылые лица монахинь и самой матушки-игуменьи.
        Тогда ей казалось, будто при жизни она попала в райские сады, где все люди чисты и невинны. Сам Великий князь Сергей Сергеевич, его супруга княгиня Елизавета Дмитриевна, боярыня Анна Сергеевна, а также их воспитанники и воспитанницы, изгнанная из своего царства царевна Анастасия, священник отец Александр, маленькая лекарка Лилия, и даже краснокожая и рогатая красавица Зул - все они были осенены божьей благодатью. Наверное, это из-за этого они распространяли вокруг себя ощущение верности, надежности, покоя и уверенности в завтрашнем дне. После того клубка скорпионов и ехидн, который представляло собой московское боярство, окружение Артанского Великого Князя действительно казалось собранием настоящих ангелов.
        Жаль только, что патриарх Иов и митрополит Гермоген, которые теперь заправляли всеми делами на Москве, после отречения ее брата от престола свалили эту ношу на нее с Мишенькой, и потребовали, чтобы жила Ксения, дожидаясь своего суженого да ряженого, не в Тридесятом Царстве, и не в крымском Бахчисарайском дворце, а, как положено благочестивой царевне, в келье Новодевичьего монастыря, в посте и молитве, необходимой для умиротворения ее мятущейся души. Как ни жаль было Ксении расставаться с братцем Федором (которому никто таких условий не выдвигал) и со всеми остальными своими новыми друзьями, а пришлось подчиниться, ибо для спокойствия в Русском царстве было крайне важно, какая о ней пойдет слава - хорошая или плохая. Да и папенькины грехи тоже замолить было бы совсем не вредно. И хоть он был полностью непричастен к смерти настоящего царевича Дмитрия, на его совести было множество других невинных душ*.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * имеется в виду та резня и разорение, которую царские воеводы устроили зимой 1604-05 годов в Северской Земле при подавлении движения в поддержку Самозванца. Хотели добиться покорности, а вызвали ненависть у врагов и отвращение у своих.
        Скучая по Великому князю Артанскому и боярыне Анне Сергеевне со товарищи, в то же время Ксения признавала, что у каждого в Тридевятом царстве были свои особенности, иногда даже леденящие душу. Например, Анна Сергеевна видела людей буквально насквозь, не оставляя в душе ничего тайного, милая Анастасия могла вызывать ужасные стихийные бедствия вроде проливных дождей и ураганов, а отец Александр… т-с-с-с, подчинялся напрямую самому Всевышнему, минуя всех церковных иерархов. Иногда отец Александр говорил такие вещи, которые просто не укладывались у бедной Ксении в голове, но она все равно старалась запомнить его слова, понимая, что так ей перепадают крупицы высшей мудрости.
        Да что там далеко ходить - сам Великий князь Серегин, очень добрый и веселый человек, преображался, когда брался за рукоять своего меча, выходя, как он говорил, на тропу войны. Тогда от него сразу же начинало веять ледяным холодом, как с горных вершин, глаза становились жесткими и безжалостными, вокруг головы проявлялся сияющий ореол, и так продолжалось ровно до тех пор, пока очередной враг не оказывался повергнутым в прах. И как только это случалось, перед ней снова был добрый человек, видевший во вчерашних врагах страдающих и мучающихся людей. Но не всегда. Например, Ксения так и не смогла постичь смысл ссылки бывшего Самозванца голым и босым на необитаемый остров в компании таких же голых и босых баб, среди которых была получившая вторую молодость Марья Нагая, его собственная полюбовница Маринка Мнишек, а также большое количество татарок из другого мира. Это было очень жестоко, потому что все эти многочисленные женщины должны были передраться между собой за единственного мужика. Да еще все голые, как в бане (Ксения покраснела) - стыд и срам один.
        Правда, как уже знала Ксения, в отличие от Ивана Грозного или ее отца, Артанский князь никогда не обрушивал свой гнев на ближних к нему людей, а значит, милый ее сердцу Мишенька, с которым они вместе ушли воевать ляхов, находится подле него в полной безопасности. Конечно же, эта война могла кончиться лишь победой, но Ксения все равно от волнения не спала ночей, гадая, что там было да как. Ох уж эта война. Ох уж эти ляхи, волки позорные и ненасытные, только и мечтающие о том, как оторвать один кусок русского царства за другим. Но вот теперь пришло известие об одержанной недалеко от Чернигова победе - а это значит, что ее любезный Мишенька снова явится на Москву. И вот царевна сидит и при скудном свете, падающем из окошка, скрипящим гусиным пером пишет письмо другу своего сердца, в тоже время изнывая внутри себя от греховной страсти по женскому и сокровенному. Надо торопиться. Гонец, который привез известие о победе, обещал подождать, но не до бесконечности. Буковка за буковкой на пергаменте появляются слова:

«Любезный мой друг Михаил Васильевич! Поздравляю вас с победою и надеюсь узреть вас вскоре, дабы выразить вам свою преданность и восхищение воочию. Поистине не смыкала я глаз, все молилась за вас, свет очей моих, и за всю вашу рать, чтоб хранил вас Господь в делах ваших праведных - воевать супостатов поганых, что Русь нашу Святую осквернить, поработить собирались. Преклоняюсь я пред отвагою вашею, друг мой сердешный, и жду нашей встречи с волнением и трепетом сердца моего горячего, что отныне лишь вам принадлежит. Сердце это бьется, аки горлица в силках, в томительном ожидании свидания нашего долгожданного, и душа моя изнывает от сладостных чувств и дум трепетных о вас, мой друг ненаглядный. Настрадалось сердце это, наплакалось за все годы скорбные, что в девичестве я маялась, но ныне воспрянет оно от радости звонкой, благостной, ибо открыл мне Господь, что найду я счастие свое с вами непременно, и успокоится дух мой мятущийся. Мишенька, сокол мой ясный, хочу я главу свою на твою грудь могучую склонить, в глаза твои карие, ласковые посмотреть, тепло твое воспринять кожею своею, и услышать биение
сердца твоего отважного, нежностию исполненного… Отступил мрак от души моей, когда дал Господь мне надежду, что не цветом пустым осыплюсь я в срок, но буду, словно древо великое, плодоносящее, в неге и заботе жить с любимым моим рядом, род свой и его продолжать во славу земли нашей Русской, великой, что никто из супостатов вовек не одолеет…
        Благословен будь тот день и час, когда посланец Господень, великий князь Артанский, пришел к нам из сфер божественных, блистающих, и помощь дал нам чудесную, не чаянную, могучую. Но таков, знать, был промысел Божий, что и мне, несчастной царевне, что жила досель средь горечи и мрака, блеснул луч Его благословения, сделав счастливейшею из дев, ибо настигла меня доля радостная - встретила я счастие свое истинное. Образ ваш всегда пред глазами моими, возлюбленный жених мой - запечатленный накрепко в душе моей, он ведет меня подобно звезде путеводной…
        Летите подобно ветру, возвращайтесь, торопите коней - да будут благословенны те дороги, по которым проляжет ваш путь домой! Я жду вас, любезный, ласковый мой друг, сокровище души моей! Не омрачат больше слезы моего взора, и впереди - лишь счастье и блаженство, в союзе с вами, предназначенным мне Господом женихом и возлюбленным… Ваша Ксения.»
        Немного подумав, царевна вывела чуть ниже отдельной строчкой: «Писано собственноручно тридцатого сентября семь тысяч сто четырнадцатого года от Сотворения Мира», после чего присыпала письмо сухим песком, чтобы скорее высохли чернила. Выждав некоторое время, Ксения стряхнула песок и, сложив письмо втрое, запечатала его своей личной восковой печатью, после чего отдала ожидающей за дверью юной послушнице Марии, которая, топоча легкими босыми ногами, отнесет царевнино послание гонцу, ожидающему за пределами монастыря в странноприимном доме. Самой царевне увидеться с посторонним мужчиной, а тем более перекинуться парой слов, нельзя ни в коем случае, ибо это будет поруганием ее чести и низвержением основ.
        Когда послушница убежала, Ксения вздохнула и снова села у окошка, за которым простирался все тот же серый и промокший московский осенний пейзаж. Теперь, когда враги побеждены, ей оставалось только ждать и надеяться, что ее возлюбленный жених как можно скорее прибудет для того, чтобы взять ее за себя в жены и вместе с ней повенчаться на Московское царство.

04 ОКТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ, УТРО. КРЫМ, СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ БУХТА, ЛИНКОР «НЕУМОЛИМЫЙ».
        КНЯЖНА ЕЛИЗАВЕТА ВОЛКОНСКАЯ-СЕРЕГИНА, ШТУРМ-КАПИТАН ВКС РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
        Сегодня Гай Юлий попросил меня прибыть на борт «Неумолимого». Там мне предстояло осмотреть первый полностью восстановленный десантный челнок.
        То, что предстало моим глазам, было просто великолепно. Представьте себе предназначенный для гиперзвуковых полетов в атмосфере чуть притупленный стреловидный титановый корпус с ярко выраженным «горбом» десантного отсека, обтянутый термозащитной керамической «кожей» жемчужно-серого цвета. Длина этого аппарата составляла около семидесяти метров, а размах «крыльев» - метров сорок. Даже неподвижно стоя в ангаре, этот корабль выглядел так, будто врывался в атмосферу на первой космической скорости. Немного подумав, я назвала этого громилу с «Неумолимого» - тип «Святогор». Благо в наших ВКС это название пока еще не было зарезервировано ни за одной конструкцией. Сказать честно, мой «Богатырь» с этим красавцем и рядом не стоял. Сейчас объясню почему.
        Во-первых, «Богатырь» рассчитан на доставку к месту боя одной тяжелой десантно-штурмовой роты без техники, а «Святогор» предназначен для транспортировки на уже занятый войсками плацдарм трех-четырех тысяч пехотинцев в легкой экипировке, или полной батальонной тактической группы механизированной пехоты со всей положенной техникой и средствами усиления. Поэтому даже на глаз он крупнее в размерах и имеет две палубы. На нижней расположен ангар для техники, а на верхней - кабина экипажа и кубрики, рассчитанные на пятьсот солдат и офицеров десанта. При этом ангар для техники в «Святогоре» имеет размеры футбольного поля*. Например, всю боевую технику танкового полка, который сейчас подчиняется моему мужу, можно было бы перевезти четырьмя такими «Святогорами», и еще столько же понадобилось бы для переброски приданных транспортных средств (грузовых и легковых автомобилей).
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * на самом деле по площади ангар ровно в четыре раза меньше футбольного поля, но Елизавета Волконская никогда не играла в футбол, поэтому эта ошибка ей простительна.
        Во-вторых, «Богатырь» предназначен для полетов в атмосфере и суборбитальных прыжков, на большее его антигравитационные импеллеры просто не способны, а «Святогор» способен не только выходить на околопланетную орбиту, но и совершать межпланетные перелеты в ближней планетной зоне. Насколько я поняла объяснения Виктории Клары и Септима Цигнуса относительно нашей Солнечной системы, ближняя планетная зона - это примерно в пределах пояса астероидов. Гай Юлий объяснил, что иногда вражеские планеты обладали полномасштабной системой планетарной обороны, для которой линкоры класса «Неумолимого» - просто большая и очень легкая мишень, и вот тогда приходилось выбрасывать десанты с расстояния в несколько астрономических единиц.
        В-третьих - если для «Богатыря» источником энергии является процесс термоядерного синтеза, то «Святогор», как и сам «Неумолимый», использует процесс прямого преобразования вещества в энергию, что гораздо эффективнее и с точки зрения доступности «топлива», и с точки зрения потребности в его количестве. Необходимые «Богатырю» топливные ячейки с дейтридом лития все же на дороге не валяются, а массконвертер «Святогора» в качестве топлива способен использовать любое попавшееся под руку вещество.
        Все остальное - типа удобства управления, бытовых условий на борту, размера кают экипажа и всего прочего - у «Богатыря» и «Святогора», несмотря на значительно большие габариты последнего, находилось примерно на сопоставимом уровне армейского минимализма. Жить на «Святогоре» было можно, а вот роскошествовать нет. Точно также как и на «Богатыре», несмотря на разницу в их размерах. Я, честно сказать, за прошедшие год и два месяца привыкла к лучшим условиям. Апартаменты в Башне Силы Заброшенного Города в мире Содома - это вам не однокомнатная каюта жилой площадью в шесть с половиной квадратных метров. То же можно сказать и о моем последнем жилье в Бахчисарайском дворце в Крыму XVII века. Но как привыкла, так и отвыкну, мне не привыкать. И раньше, отбыв отпуск в папенькином доме и прибыв на службу, я каждый раз бывала неприятно удивлена теснотой и мелкими бытовыми неудобствами, а потом ничего - снова привыкала. Это я не к тому, что муж выгнал меня из дворца и теперь мне снова придется ютиться в каютке моего штурмоносца. Совсем нет. Мой ласковый и очаровательный нахал любит меня, холит и лелеет, а также
носит на руках, так что дело не в этом.
        Дело в том, что для восстановительных работ на «Неумолимом» нужны чистые материалы, то есть в смысле металлы, причем нужны в объемах в десятки и сотни тысяч тонн. Первоначально планировалось получить их путем утилизации большинства корпусов находящихся на борту «Неумолимого» летательных аппаратов, но потом мой супруг отказался от этого намерения, ссылаясь на то, что при крайне низком уровне магии в верхних мирах желательно иметь в своем распоряжении массовый транспорт, не зависящий от уровня магии. А это поставило перед нами новые задачи. Да, большинство челноков на борту «Неумолимого», как больших так и малых, находятся во вполне ремонтопригодном состоянии, но это делает проблему добычи металлов еще острее. Месяц назад мы обсуждали этот вопрос с псевдоличностями «Неумолимого», но не смогли прийти ни к какому решению.
        Но теперь, когда Клим Сервий со своими роботами восстановил хотя бы один «Святогор», можно поднять вопрос о добыче необходимых металлов за пределами матушки-Земли. Дело в том, что технологии добычи полезных ископаемых того мира, из которого происходит «Неумолимый», - мощные, производительные и экономически выгодные, но до невозможности грязные. Это никого не беспокоит, потому что на обитаемых планетах металлы там не добывают - запрещено. В каждой планетной системе есть малоценная недвижимость, безатмосферные спутники и близкие к светилу планеты, вроде наших Луны и Меркурия, на которых и размещена вся добыча металлов. Тамошней «экологии» не повредят даже самые грязные методы извлечения металлов из руд, к тому же природный вакуум (или почти вакуум, как в случае с Меркурием) изрядно удешевляет производственный процесс.
        Когда я закончила осматривать «Святогор» и была снова готова внимать разумным речам, Клим Сервий показал мне переделанный из большой саперной машины харвестер (робот-рудокоп), способный производить прямое разделение химических элементов. Процесс это энергозатратный, но цивилизация, владеющая секретом «эйнштейновского» преобразования вещества в энергию, энергетические затраты привыкла игнорировать. На что этот харвестер запрограммируют, то он из породы и будет извлекать. Требуется железо - будет железо, требуется медь - будет медь, требуется алюминий - будет алюминий, требуется титан - будет титан. Или все это сразу, отделяя от кремния и кислорода, основных неметаллических составляющих горных пород. Нужен кислород - машина будет собирать только его, вместе с плазменным выхлопом беспощадно выбрасывая в окружающую среду все остальное. Именно из-за этих выхлопов, способных отравить атмосферу, такие харвестеры и запрещено использовать на пригодных к обитанию планетах. По размеру эта бандура аккурат влезает в десантный ангар «Святогора» (точнее, туда помещался робот-сапер, предназначенный для
строительства подземных укреплений, из которого и переделан данный девайс), а настоящие, то есть заводские харвестеры во много раз больше и производительнее.
        - Ваше императорское величество, - сказал мне Клим Сервий, когда я закончила рассматривать это ужасное чудовище, похожее на приплюснутого сверху майского жука-переростка, - у нас есть две проблемы. Первая из них заключается в том, что мы не можем решить, где именно наша машина будет собирать нужный нам металл?
        - Насколько я помню, - пожала я плечами, - по законам фантастического жанра, этим делом положено заниматься в поясе астероидов - там самые богатые месторождения, а об экологии и вовсе задумываться не надо.
        - Нет, - покачал виртуальной головой главный инженер «Неумолимого», - месторождения там действительно встречаются богатые, да только навигация там слишком сложна, а поэтому туда мало кто суется. Чуть что не так, и душеприказчик вскрывает завещание. Работают там только так называемые «буксировщики», которые ищут скалы с нужными месторождениями и вытягивают их на безопасные орбиты. Мы же пойдем другим путем. В данном случае у нас выбор: Луна, которая близко, но металлов на ней даже меньше, чем на Земле, или же Меркурий, месторождения на котором богаче, но сам он дальше, а природные условия достаточно неблагоприятны. На Меркурии харвестер сможет работать только в окрестностях полюсов*, где солнца либо нет, либо оно стоит низко над горизонтом. Но на Луну челнок сможет летать чуть ли не в автоматическом режиме, а при полетах к Меркурию нужен живой пилот. Жарко там, да и вообще.
        Я сразу поняла, к чему клонит мой собеседник. Меркурий, конечно, желательней, потому что месторождения там действительно должны быть богаче**, но единственный действующий живой пилот тут - это я. Других нет. Есть ученицы из числа молоденьких бойцовых лилиток, но к управлению их допускать еще нельзя. И корабль угробят, и сами угробятся.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ:

* ось вращения Меркурия перпендикулярна плоскости его орбиты, поэтому времен года на этой планете не бывает.

** средняя плотность Луны 3,346 тн/м^3^, а средняя плотность Меркурия почти вдвое выше 5,427 тн/м^3^.
        - Да, моя госпожа, - неожиданно смиренно произнес Клим Сервий, - есть одна мысль. Если бы вы согласились стать пилотом-наставником для наших девочек, тогда все уладилось бы само собой…
        - Хорошо, - ответила я, - я подумаю. Но в любом случае, прежде чем браться за полет к Меркурию, надо сперва потренироваться на кошках. То есть для начала выйти на околоземную орбиту, потом слетать вместе со стажерами до Луны и вернуться обратно; и лишь потом можно будет браться за полет к Меркурию - сначала разведывательный, без харвестера, и лишь потом рабочий.
        - Как будет угодно Вашему Величеству, - склонился в виртуальном придворном поклоне главный инженер «Неумолимого», - мы согласны на любые ваши условия.

05 ОКТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ, УТРО. КРЫМ, СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ БУХТА, ЛИНКОР «НЕУМОЛИМЫЙ».
        КНЯЖНА ЕЛИЗАВЕТА ВОЛКОНСКАЯ-СЕРЕГИНА, ШТУРМ-КАПИТАН ВКС РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.
        Как всегда при моем появлении на «Неумолимом», виртуальный дежурный офицер рявкнул в шлюзовой камере во всю мощь динамиков: «На борту Ее Императорское Величество!». Конечно, приятно, но в некотором роде такая слава утомляет. Я ведь и сама по себе умная, сильная и талантливая, а не только потому, что происхожу из древнего рода Волконских или потому, что являюсь супругой Бога Справедливой Оборонительной войны, то есть моего очаровательного нахала. Но как бы то ни было, сегодня я единственный шеф-пилот «Неумолимого» и мне предстоит первый ознакомительный космический полет с кадетками, в основном набранными из числа молоденьких бойцовых лилиток, еще негодных в первую линию с двуручным мечом, но уже вполне способных обучиться на пилота.
        В построенной рядом с готовым к полету «Святогором» команде кадеток, кроме трех десятков не полностью зрелых бойцовых, присутствует дюжина бывших мясных, девять молоденьких амазонок и шестеро угрюмых и худых бритоголовых волчиц. Все они были одеты в одинаковые светло-серые утягивающие комбинезончики и такие же форменные кепочки. При этом бойцовые лилитки, стесняясь своего роста (еще незрелые подростки, а уже дылдочки за метр восемьдесят), сутулились в строю и опускали глаза долу. Бывшие мясные, напротив, комплексов не имели и гордо выставляли вперед свои довольно впечатляющие вторичные половые достоинства. В отличие от лилиток, отобранные в космонавтки юные амазонки и волчицы выглядели равнодушными к своим внешним данным, типа их крутость заключается в другом. Хотя у большинства амазонок сиськи тоже были вполне ничего - маленькие и крепенькие, как молоденькие яблочки.
        Кстати, от выставленных вперед достоинств бывших мясных у любого нормального мужчины с ходу начинает капать слюна. И все бы ничего, ибо мужчин в обычном понимании здесь нет, но в этот полет со мной напросились Ася-Матильда и Митя-Профессор, у которого за время наших странствий начали пробиваться на верхней губе усики и ломаться голос. Еще не мужчина, но уже и не мальчик, который сам не знает, чего хочет, но чего-то такого, эдакого, до невозможности сладкого и прекрасного. В таком состоянии ему только этих гормональных бомб на близком расстоянии не хватало. Не зря же его подруга Ася с тревогой смотрит то на своего вьюноша, то на выстроившихся напротив кадеток. Бедная девочка, сама она еще не знает, чего хочет, и действует исключительно из подражания взрослым. Одним словом - пора прекращать эти смотрины и приступать к делу.
        - Равняйсь, смирно, равнение на середину, - сказала я вроде бы негромким голосом, но с такими интонациями, что у девочек между лопатками невольно прошел леденящий озноб и они волей-неволей вытянулись в струнку, даже вечно сутулящиеся бойцовые дылдочки.
        Надо сказать, что жизнь у них и после освобождения с племенной фермы тоже была нелегка. Во-первых, сразу после изъятии всех малолетних лилиток, которые не попали под влияние Александра и Глеба Ярославичей, а также нашей дикой аварской штучки Алсу, обязательно проверяли на пригодность к обучению различным высокотехнологичным профессиям, после чего у тех, кто прошел тесты, начинались адовы муки учебного процесса. А у тех, кто не прошел, начинались не менее изнурительные тренировки, которые через два-три года должны были сделать их достойным пополнением в ряды нашего войска.
        Осложняло положение то, что лилитки всех видов, как и «волчицы», были полностью неграмотны, да и вообще, за исключением амазонок, с культурной точки зрения представляли собой чистый лист, на котором можно писать что захочешь. В рамках обычных образовательных технологий такой провал в знаниях необходимо поэтапно ликвидировать в течение нескольких лет - сначала на уровне ликвидации элементарной безграмотности, то есть начального образования, и лишь потом можно приступать к среднему и высшему уровням, сопряженным с изучением высокотехнологической специализации.
        Конечно, имеются магические технологии, вроде как у Димы Колдуна, который из сознания в сознание может передавать знание языка. Но у нас на это способен только сам Дима, обучить он может только тому, что знает сам, и к тому же строго индивидуально, в темпе не больше двух человек в сутки. Ее мелкая божественность (я имею в виду Лилию), конечно, способна проводить массовые сеансы, но она тоже учит только тому, что знает сама, и результат у нее тоже получается кое-какой. Все наши лилитки, волчицы, амазонки русскому языку обучены именно ею, но только год живого общения девочек со своими юными подпоручиками привел их русский язык к приемлемому уровню. Но у нас нет еще одного года, необходимого хотя бы для первоначальной подготовки новых контингентов.
        Выручил нас «Неумолимый», на котором имелись обучающие машины, действующие примерно на основе тех же принципов, что и Дима Колдун. Правда, их еще пришлось восстановить, потратив на это материальные ресурсы и время работы ремонтных роботов, но зато такая машина не устает, работает сразу с множеством реципиентов и, кроме того, способна многократно воспроизводить готовые ментограммы, записанные на материальных носителях. Единственный минус - знания, получаемые таким образом, плохо держатся в памяти, и для их закрепления необходимо несколько часов соответствующих практических занятий.
        Вот поэтому процесс обучения так утомителен; за ментальными лекциями следуют практические занятия в классах, если это теоретическая дисциплина (вроде алгебры или тригонометрии), или на тренажерах, если практическая и так по многу раз, пока данный раздел знаний не будет окончательно закреплен. Наш главный эксперт по магии Дима-Колдун понаблюдал за такой машиной в действии и сказал, что механизм ее работы такой же, как и у него, только информационные магические потоки формируются механически, без учета индивидуальных особенностей мозга и сознания реципиента - отсюда и многочисленные издержки работы этой аппаратуры.
        Единственный, но очень важный, минус такой мозговыжималки заключается в том, что она нацелена исключительно на профессиональное совершенствование обучающихся, не затрагивая их культурное и социальное развитие. Чувства обучающихся притупляются, они становятся сухими и черствыми по отношению к окружающим, и не всегда этот процесс можно повернуть вспять. Одной из задач этого полета как раз и является восстановление социальной коммуникации в группе и катализатором такого восстановления должен стать присутствующий здесь Митя-Профессор. Не зря же девчонки смотрят на него во все глаза. Он их бог, герой, гуру и так далее, и даже наличие рядом Аси-Матильды не мешает полету их мечты.
        Нет, ничего непотребного мною не планируется. Просто присутствие в группе лица противоположного пола мобилизует девчонок, пробуждая в них ранее неведомые женские чувства. Главное, чтобы эти чувства не понесли их в разнос, и именно с этой целью здесь находится Ася. Смотреть на мальчика смотрите, но руками не трогайте, у него уже есть своя пара. А вот если вы будете профессиональными и успешными, то у каждой из вас заведется такой Митя, хотя с подростковым мужским контингентом у нас как раз напряг. Впрочем, если девочки немного потерпят (а два-три года в их возрасте пролетят как один миг), то они смогут класть глаз и на вполне взрослых парней. А вот этого добра у нас навалом, и, видимо, в будущем будет еще больше.
        И вот когда эти гляделки между кадетками и Асей с Митей достигли своей цели, я и скомандовала: «Вольно!». Пора было переходить к постановке практической задачи.
        - Значит так, господа кадеты, - сказала я, обращаясь к девочкам в мужском роде, ибо так же обращались к нам девушкам-кадеткам в том летном училище Империи, в котором я сама постигала высокое искусство полетов, - вы долго учились на ментограммах и тренажерах, но теперь это позади. С этого дня мы займемся практическим освоением пилотажного мастерства и будет заниматься этим до тех пор, пока я не сочту вас годными к тому, чтобы самостоятельно поднять этот тяжелый челнок в небо и отправиться на нем хоть в соседний город, хоть на соседнюю планету. А теперь направо, на борт - шагом марш, раз, два!

05 ОКТЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ, КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «СВЯТОГОР»
        АСЯ, ОНА ЖЕ АСЕЛЬ СУББОТИНА, ОНА ЖЕ «МАТИЛЬДА».
        Ух ты! Наша с Митькой мечта сбылась, и Елизавета Дмитриевна все-таки взяла нас с ним в учебный космический полет, как своих адъютантов. Она хоть и настоящая княжна, строгая как две математички сразу, но при этом справедливая и если не допускать совсем уже страшных нарушений, то жить с ней можно, и при этом жить довольно неплохо. Митя говорит, что она такой же боевой офицер, как и капитан Серегин, а потому прошла специальную муштру в военном училище империи. Не знаю как насчет муштры, но диким амазонкам мадмуазель Волконская в самом начале попалась совершенно идиотским образом. Ни одна из выпускниц нашего детдурдома на ее месте не лопухнулась бы с таким дурацким выражением лица.
        Но это дело прошлое, сейчас, я думаю, она уже поумнела и заматерела и не попадется так глупо на дешевые приколы. Мне хочется так думать, потому что я все равно ее уважаю, ведь она красавица и умница, сумела так опутать своим обаянием капитана Серегина, что тот даже не гуляет от нее налево. И это при том, что девок, желающих попасть в его постель хоть оптом, хоть поодиночке у нас тут тьма тьмущая, и все они в него тайно влюблены. И хитроумные и дерзкие амазонки, и могучие лилитки, и хрупкие нереиды, и обычные девушки и женщины, короче все-все-все только и мечтают том, чтобы Серегин обратил на них свое благосклонное внимание. А он не обращает, в смысле на них, а обращает свое внимание и желание только на свою жену.
        Ну так вот, к чему это я. Нас с Митей Елизавета Дмитриевна взяла с собой в космос не только для того, чтобы сделать нам приятное, но и для того, чтобы встряхнуть своих закисших в сугубо женском обществе кадеток. Мол, из-за отсутствия личных перспектив девочки утратили интерес к жизни и к учебному процессу и, мол, теперь требуется взбодрить их, показав перспективы перспектив, в смысле Митю, но не дать им потрогать его своими руками. Мол, в его присутствии девочек охватит дух состязательности и здорового азарта, и они начнут проявлять чудеса усердия в учебе и изобретательности. А я там нужна не только для того чтобы получить личный опыт полетов, но и для того, чтобы «пасти» Митю и не дать оторвочкам-курсантшам возможности его угнать.
        Кстати, Септим Цигнус проверял меня на способность стать пилотом, но не нашел ровным счетом ничего, о чем можно было бы говорить. Ничего страшного, зато у меня нашлись задатки администратора, то есть способности по управлению людьми, а базовая летная подготовка, во-первых - позволит мне в будущем понимать, что творят мои подчиненные, а во-вторых - в случае острой необходимости я смогу быть запасным пилотом, способным управлять кораблем на уровне середнячка. Елизавета Дмитриевна говорит, что иногда даже посредственный пилот, это лучше чем отсутствие любого пилота. Но сейчас об этом говорить пока рано, ибо под моим управлением даже виртуальный корабль на тренажере ведет себя будто корова на льду.
        Кстати о кораблях. «Святогор» только называется челноком и то только потому, что неумолимый это межзвездный линкор, в «Святогор» предназначен летать между планетами. Но и на него тоже можно ставить гипердвигатель, Миша узнавал, а посему после совсем небольшой переделки на этом достаточно крупном корабле можно отправляться в настоящее межзвездное путешествие. Но Елизавета Дмитриевна запретила нам об этом и думать. Мол, сперва надо научиться плавать в маленьком детском бассейне и лишь потом выплывать в большой океан. Но мы с Митей и не торопимся, но при этом имеем в виду, что гипердвигатели на «Святогоры» еще пока не ставил из-за того, что не было такого приказа. Единственный человек, который мог бы приказать Климу Сервию, это сама Елизавета Дмитриевна, но она такой приказ категорически отказывается отдавать. Причина? Смотри выше. Рано еще.
        Кстати, в космическом полете на «Святогоре» совсем не было той романтики, какую мы привыкли видеть у себя дома по телевизору. Ни тебе грохота мощнейших двигателей, от которого сотрясается земля. Ни тебе сокрушительной перегрузки, которая наваливается на грудь подобно мешку с песком. Ни тебе тесноты кабины, в которой космонавты сидят в своих скафандрах плотно, подобно горошинам в стручке. Ни тебе невесомости во время самого космического полета, но как говорит Елизавета Дмитриевна, секретом искусственной гравитации владели и в ее империи, но только, как правило, эта функция была постоянно отключена, ради экономии энергии. А вот на «Святогоре», с его конвертером вещества в энергию, эту самую энергию экономить не требуется, и программа выравнивания гравитационных градиентов работает под управлением автоматики.
        Так что вместо всех описанных выше спецэффектов и неудобств полета имела место только тихое попискивание каких-то приборов в консоли управления, жужжание вентиляторов, и негромкие голоса переговаривающихся между собой кадеток, впервые в жизни управлявших космическим кораблем не на тренажере, а на самом деле. А вот космос на экранах кольцевого обзора действительно был непроглядно черным, Земля под нами бело-голубой и прекрасной, а Солнце, чьи лучи больше не сдерживались атмосферой, яростным и ослепительным. Правда, дав нам полюбоваться на то, как это бывает на самом деле, Елизавета Дмитриевна приказала бортовому компьютеру использовать для уменьшения яркости специальные программные фильтры, встроенные в систему кругового видеообзора и солнышко на экране сразу подернулось дымкой, умерив свою ярость.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ:Вообще-то, с чисто технической точки зрения без этой системы видеонаблюдения можно было бы прекрасно обойтись и летать исключительно по приборам, все равно космические расстояния и космические скорости это не для человеческого глазомера и реакции. Когда в каком-нибудь космическом боевике показывают, как герой ловко уворачивается от летящих астероидов или метеоров, все это кудрявая и развесистая клюква. На скоростях измеряемых десятками километров в секунду вручную, наблюдая космос через экраны или иллюминатор, можно увернуться только от объектов размером с небольшую планету.
        Но в любом случае, раскинувшаяся перед нами картина околоземного пространства была такой завораживающей, что мы с Митькой, не имея на борту каких-то внятных постоянных обязанностей, большую часть своего времени смогли отдать созерцанию прекрасного. А чего бы не посозерцать, ведь искусственная гравитация и кондиционирование воздуха работали прекрасно, и мы чувствовали себя как в каком-нибудь планетарии. А вот о девках-кадетках такого было сказать нельзя. Елизавета Дмитриевна и мини-клон Септима Цигнуса, гоняли их и в хвост и в гриву, не давая ни минуты отдыха, так что им было совсем не до того, чтобы строить Мите глазки и продумывать планы как бы увести себе мое сокровище. А я боялась, хоть и была уверена в верности моего любимого. Ведь должен же он понимать, что наша с ним любовь - это величина постоянная, а эти финтифлюшки сегодня здесь, а завтра они уже Бог его знает где.
        И хоть было их на борту с три штатных экипажа, но учебный полет, это учебный полет и вводные на бедняжек сыпались одна за другой, причем они все время были вынуждены меняться, те - которые только что работали за штурманов переквалифицировались в пилотов, пилоты в техников, техники в отвечающих за системы жизнеобеспечения стюардов, а стюарды в штурманов. При этом, насколько я понимаю, автоматика была задействована по минимуму, исключительно на подстраховке. На самом деле настоящий межпланетный космический полет - это дело нудное и монотонное, когда часами ничего не происходит, и от монотонности вахту клонит в сон. А если что и произойдет, то автоматика окажется быстрее человека. Или не окажется и тогда бахнет так, что никто и ничего даже не успеет понять и испугаться.
        Но положено уставом стоять вахту во время перелетов, значит, они ее будут стоять. Волчицы, да и лилитки существа педантичные и иногда мне даже кажется, что им неведомо слово «Скучно». Но скука на борту бывает только во время дальнего перелета, при подлете к планете время стремительно ускоряется, а сами взлет и посадка - это такие нервные моменты, что никому мало не покажется. И вот, Елизавета Дмитриевна ми Септим Цигнус, удостоверившись, что на околоземной орбите девки маневрируют весьма уверенно, с навигационным и вспомогательным оборудованием обращаются умело, решили, что программу можно слегка и подкорректировать. Ну не собирались мы сегодня к Луне и все тут, но Елизавета Дмитриевна хлопнула в ладоши и произнесла:
        - Курс к Луне, девочки. Перелет форсированный, с изменением направления вектора тяги в середине траектории, номинальное ускорение два с половиной же, время в пути два часа десять минут. Время пошло.
        Ну вот так. Стремителен полет «Святогора». Американцы, на своем «Аполлоне» летели к Луне четверо суток, а мы всего-то два часа и уже там. Но «Аполлон» и «Святогор» это две большие разницы, и сравнивать их между собой это все равно, что сравнивать между собой весельную шлюпку и сверхсовременный скоростной лайнер. Но не будем о грустном. Долетев до Луны (пока «Святогор» летел, команда как я уже говорила, отдыхала), Елизавета Дмитриевна и Септим Цигнус принялись тренировать своих кадеток на взлет-посадку. На Луне тоже нет воздуха, как и на Меркурии, поэтому тренировались девки до седьмого пота. Каждая посадила «Святогор» на поверхность Луны, а потом подняла его обратно в космос. Елизавете Дмитриевне надо было быть полностью уверенной, что любая девка-кадетка оказавшаяся «за штурвалом» с честью справится со взлетом и посадкой. А те, значит, которые не справятся, к управлению кораблем допущены не должны быть.
        Дело в том, что на следующей неделе мы уже летим на Меркурий, и это будет по-настоящему большое и длинное приключение. Один только полет туда займет около двух суток и столько же обратно, да еще на месте дня три, ведь надо еще разведать - куда там на теневой стороне можно пристроить харвестер. Еще надо будет составить программу добычи нужных ископаемых и убедиться, что все оборудование нормально работает. Итого на все про все неделя, с ефрейторским зазором, как говорит Митя, десять дней. Потом, время от времени, надо будет посещать это место, для того чтобы вывозить добытое, но это уже наверное без нас. Чего интересного в такой работе. Это все равно, что кататься на самосвале по одному и тому же маршруту…
        Часть 30

12 ОКТЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ, УТРО. КРЫМ, БАХЧИСАРАЙ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Мои гаврики - Ася с Митей - вернулись из путешествия на Меркурий ошарашенные и возбужденные. Размахивая руками, они наперебой рассказывали мне о своих впечатлениях.
        - Анна Сергеевна, это было супер! - мечтательно жмурясь, говорила Ася.
        - Да, Анна Сергеевна, там вообще классно! Вот бы и вам посмотреть! - поддакивал ее верный рыцарь.
        Я, глядя на них, радовалась. Да уж, рекламировать у этих двоих получается. Пожалуй, как-нибудь тоже прокачусь по межпланетному маршруту… Но не сейчас. Сейчас мне требовался отдых другого рода - спокойный, не перенасыщенный сильными впечатлениями. А то у меня уже «мосхъ» начинает малость подвисать. Нет, конечно, моя ментальная мощь укрепилась в процессе нашего эпического «восхождения» к верхним мирам, но тем не менее я нуждалась в определенной релаксации. Кроме того, здесь, в этом мире, даже в Крыму, стояла сейчас не самая лучшая пора. И, хоть Пушкин и воспевал осень, мне это «очей очарованье» вовсе не нравилось - сыро, хмуро, грязно и тоскливо. А мне тосковать категорически противопоказано. У мага разума в голове всегда должно быть светло и ясно.
        Между прочим, и Белочка моя последнее время все канючит: «Не пора ли отдохнуть? Хоть немного, хоть чуть-чуть? На песочке полежать, понырять, позагорать…» А ведь кукла - это мое второе «Я», не следует пренебрегать ее рекомендациями. Эта маленькая проказница так и не бросила сочинять свои стишки. А еще она частушками увлеклась, и просит сделать ей балалайку, чтобы преподносить сатиру более эстетично. Но я в музыкальных инструментах ничего не понимаю. Впрочем, может быть, попадется какой-нибудь умелец, который смог бы помочь с этим вопросом.
        И вот я всерьез задумалась - куда же рвануть на отдых. Думаю, что одного дня мне хватило бы, чтобы дать своему мозгу разгрузку и насладиться полным ничегонеделанием. Эх, и заматерела же я! Раньше, бывало, мне и недели казалось мало для того, чтобы как следует отдохнуть. Собственно, размышлять тут долго не пришлось. В мир Подвалов я не вернусь ни за какие коврижки, ибо духота. Заброшенный город мира Содома, так называемое тридесятое царство, тоже не годится по причине постоянной испепеляющей жары. В мире погибшего Батыя сейчас стоит весна, но там небезопасно, и, кроме того, туда нет постоянных порталов, и проход требуется открывать отдельно. Остается только мир Славян, где сейчас самое начало лета и который я с удовольствием посещу!
        Ну, конечно же, туда я отправлюсь не одна. Возьму своих гавриков вместе с Асалькой и ее «гвардией», ну и, пожалуй… прихвачу троих младших рязанских княжон. Девочкам тоже надо развеяться и повидать мир, а то что они в жизни видали, кроме затхлого терема, да мамок с няньками? А там их ждет полная культурная программа - знакомство с богиней Даной, купание в волшебной днепровской водичке и блаженное ничегонеделание под ласковым солнышком. Красиво, как говорится, жить не запретишь, пусть девочки с самого начала своей жизни привыкают к хорошему.
        Когда я сообщила всем своим потенциальным спутникам о своих планах, те обрадовались и тут же стали собираться в путь-дорогу. Мои гаврики делали это деловито и сосредоточенно. Княжны суетились, громко и взволнованно переговаривались, и то и дело подбегали ко мне с разными дурацкими вопросами, пока Ася не взяла над ними шефство. А она у нас суровая, настоящий командир - девчонки мигом притихли, и дальше все пошло спокойно и без паники.
        Я перебирала свой гардероб. Из контейнеровоза мне досталось целых два купальника! Ну не могла я тогда сделать выбор между матово-зеленым и лимонно-желтым - прямо как Буриданов осел - хваталась то за один, то за другой, пока не подошла Ника, и, хлопнув меня по плечу, не сказала: «Подруга, ты не в магазине, платить не надо. Поэтому бери оба и не скромничай!» Ну, я и не стала больше заморачиваться муками совести на тему вещизма. И вообще, с тех пор, как началось наше удивительное путешествие, я начала все острее ощущать свою женственность…
        Собственно, с купальниками у нас вообще имела место неожиданность приятного толка. Каким-то образом у нас обнаружился большой тюк, в котором оказалась их целая куча, причем преимущественно детских и подростковых размеров. Все разных цветов и фасонов! Кроме купальников, в том тюке нашлись различные пляжные принадлежности, вроде разноцветных надувных матрасов и детских плавательных кругов. Чего там только не было, даже складные солнечные зонтики!
        Пока я дивилась да гадала, откуда такое добро, да еще так кстати, подошла Яна и пролила свет на сию загадку. Запинаясь и смущаясь, она покаянно сообщила, что именно она набрала все эти купальники и прочие пляжные аксессуары в недрах контейнеров, сброшенных с контейнеровоза. Ведь тогда у нас под боком тоже было море, в котором купались мои гаврики. Потом, когда мы переезжали в мир Содома, Яна попросила амазонок собрать пляжное имущество, упаковать в тюк и погрузить в прикомандированную нам тевтонскую телегу на железном ходу; суровые воительницы не отказали бедной девочке и сделали все, что она просила. По сути ведь эти юные амазонки сами еще совсем юные девушки, которым хочется веселья, радости и первой чистой любви.

«Простите меня, - бормотала Яна, краснея и снова становясь похожей на прежнюю робкую детдомовку, - просто у меня никогда не было нормального купальника, а они все были такие красивые, что я взяла побольше…»
        Подавив желание рассмеяться сквозь слезы, я обняла девочку и сказала, что ее поступок решил большую проблему, и что с ее стороны это было весьма дальновидно - ведь теперь купальными костюмами снабжены практически все наши малолетние спутницы.
        И вот в самый разгар сборов, когда я давала всем своим подопечным «инструктаж перед выездом в загранку», в нашу комнату неожиданно зашла Ника-Кобра, со своей неизменной «Дочерью Хаоса» на бедре.
        Она с доброжелательным интересом оглядела наше сборище, отметила разбросанные то тут, то там специфические пляжные предметы и воскликнула:
        - Ба, дорогая Анна Сергеевна, да вы никак собрались на курорт?
        - Ну да, типа того, - ответила я, непонятно отчего покраснев, - решили искупаться в Днепре мира Славян, встретиться с Даной, и вообще по-всякому оттянуться и оттопыриться, чтобы было весело.
        Ника немного помолчала, задумчиво потирая свою стриженую макушку. Потом она широко улыбнулась и сказала:
        - Эх, с вами, что ли, мотануться, погреть старые кости? Если, конечно, Батя разрешит…
        - Да! Да! - запрыгали мои гаврики. - Ника, давай с нами! С тобой классно, и вообще ты крутая и замечательная!
        - Ладно, уговорили! - озорно сверкнула глазами Ника. - Буду вожатой у вашей Анны Сергеевны! Может, тогда еще кого-нибудь возьмем? Ну, типа инструкторами?
        Она подмигнула детям и те радостно завопили:
        - Да, возьмем! Возьмем, обязательно возьмем!
        - А кого возьмем? - звонким и бодрым голосом спросила Ника. Она вошла в роль и ее переговоры с гавриками стали похожи на словесные лагерные забавы. В конце концов, она сама была когда-то такой юной девчонкой, которая тоже ездила отдыхать в лагерь; и сейчас, наверное с теплом и ностальгией вспоминала о тех бесхитростных и радостных годах.
        - Лилию! - почти хором ответили ребята.
        - Так! А кого еще?
        - И тетю Зул! И Тел! И Сул! И тетю Анастасию! - раздались выкрики.
        И тут перед нами материализовалась Лилия. На этот раз любительница метаморфоз была одета в серебристый обтягивающий костюм и напоминала астронавта - так, как их изображают в голливудских фильмах. Наверное, тоже подхватила космическую тему… Впрочем, маленькая богиня не имела привычки давать пояснения по поводу своих нарядов.
        - Так, - сказала Лилия, окинув загадочным взглядом собравшихся, - к сожалению, я не могу отправиться с вами. У меня, знаете ли, дела… - она подняла очи к потолку и со вздохом добавила: - Может быть, в следующий раз… Но остальные ваши друзья, я думаю, не откажутся от этого заманчивого предложения…
        И не успели мы моргнуть и глазом, как маленькая богиня растворилась в воздухе. Вот только она была - и вот ее нет. Ох уж эти ее появления-исчезновения - никак я не могу к ним привыкнуть! Понятно, у кого брал урок Чеширский Кот…
        Однако вскоре после того, как Лилия откланялась, к нам подошли все те, кого мы желали видеть в числе своих спутников - то есть чертовка Зул бин Шаб со своими младшими дочерьми и магиня стихий Анастасия. Не иначе, как эту компанию оповестила Лилия о грядущем мероприятии и направила сюда. Сияя от удовольствия и предвкушения приятого отдыха, эти четверо стали внимательно слушать мой инструктаж. Причем Зул внимала с легким пренебрежением, помахивая хвостом (до чего независимая особа!), а Анастасия, напротив, вся превратившись во внимание, кивая в такт моим словам - казалось, она боится пропустить даже слово.
        Наша поездка была запланирована на утро следующего дня.
        Когда все собрались в назначенном месте, у фонтана, мы увидели, как к нам торопливо приближаются (ну, то есть, просто мчатся во весь опор, забыв о своем статусе знатных особ), двое - Федор и Ефросинья, те самые, которые «тили-тили-тесто» (так я их про себя называю). Запыхавшиеся, с блестящими от возбуждения глазами, они наконец достигли нашей группы и облегченно выдохнули:
        - Уфф, уважаемая Анна Сергеевна… И мы тоже хотим пойти с вами… Пожалуйста, не откажите…
        Их щеки украшал яркий румянец, и они были полны такого энтузиазма и юношеского задора, что я прям умилилась и, конечно же, не смогла им отказать. Да и почему я должна была им отказывать? Ведь чем больше соберется народу, тем веселее ему колбаситься и топыриться, а на сегодня, как говорит Сергей Сергеевич, это наша главная стратегическая задача.

9 ИЮНЯ 562 Р.Х. ДЕНЬ ТРИСТА СЕДЬМОЙ, ПОЛДЕНЬ. ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВО АРТАНИЯ, СТОЛЬНЫЙ ГРАД КИТЕЖ НА ПРАВОМ БЕРЕГУ ДНЕПРА.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Мы просто шагнули в разверстый портал, словно в распахнутую дверь, и вот перед нами Мир Славян - летний, радостный и безмятежный, наполненный щебетом птиц и запахами трав. Светит ласковое солнышко, по-праздничному голубеют небеса, редкие кудрявые облачка задумчиво плывут в вышине - с непривычки это мир кажется декорацией к какому-то спектаклю. И мне даже приходится убеждать себя, что это реальность. Мои глаза, уставшие от осени, жадно впитывают окружающее, насыщенное яркими красками, однако я вынуждена прервать свое созерцание. К нам подходит добрый молодец - косая сажень в плечах, русые кудри, васильковые глаза - и почтительно, но с достоинством кланяется. Да это же Добрынюшка, наш старый знакомый! Не без удовольствия слышу я его приветственную речь, весьма витиеватую, полную характерных для того времени цветистых оборотов. Он возносит хвалу не только мне, но и моим взрослым спутницам - при этом Анастасия улыбается приветливо, Зул - снисходительно, а хвостатые девчонки, уже набравшиеся от нас хороших манер, благочестиво опустив глазки, рдеют от удовольствия, вызванного таким теплым приемом. Ну,
«рдеть» - это условно сказано, поскольку кожа деммок и без того красная; пожалуй, вернее было бы сказать что они «сиреневеют», но это звучит как-то громоздко, а я люблю изящный слог.
        Вокруг нас довольно быстро собирается целая толпа местного народу. И, глядя на эти приятные улыбающиеся лица, я чувствую, как начинает уходить моя хандра и усталость. Все эти люди кажутся мне красивыми, славными и добрыми - да, собственно, так оно и есть. Эти люди - наши друзья. Теперь, когда племенной союз антов превратился в Великое Княжество Артания, на земле этих людей больше нет войны и разора, старшина больше не задирает нос, обирая простых родовичей, а константинопольские купцы на летнем торге дают справедливую цену.
        Теперь все эти люди могут спокойно заниматься земледелием или любимым ремеслом, ловить рыбу, любить друг друга, веселиться и мечтать, строить планы на будущее и воспитывать своих детей, не опасаясь того, что налетят из степи злые люди - и пойдет их кровиночка в далекие страны с рабской колодкой на шее. Сумел капитан Серегин внушить всем соседям, что он не одобряет таких деяний. Настолько не одобряет, что провинившийся и сам жить не захочет, удавившись сыромятным ремешком. Вот поэтому безопасно и радостно стало жить в Артании. И пусть все воры, разбойники и прочие окрестные кочевники изо всех сил клянут злого мангуса Серегина, в Артании его славят вместе с присными его, и буквально готовы носить на руках. Хорошо жить в том краю, где народ чувствует уверенность в завтрашнем дне и не испытывает страха…
        В нашей компании нарастает какое-то нетерпение, и, до конца выслушав приветствия местных жителей, мы направляемся к реке. Да уж, видя величавое зрелище текущих вод, невозможно не вспомнить строки бессмертного классика о том, что «Чуден Днепр при ясной погоде»…
        - Течет великая река… Она светла и глубока… - торжественно шепчет сидящая на моем плече Белочка голосом карлицы-декламаторши, - она поет, зовет и манит… Всех тех, кто в ней купаться станет…
        - Ты уж лучше помолчи… - вздохнув, попросила я свою горе-поэтессу.
        В ответ раздалось обиженное сопение.
        - Мамочка Анна, ну я стараюсь… Что, опять хрень получилась?
        - Ты где таких словечек набралась? - изумилась я.
        - Ну… - заерзала кукла, - от тебя же…
        - Неправда! - решительно возразила я. - Я так не выражаюсь.
        - Это ты вслух не выражаешься! - мстительно заявила Бела. - А думаешь так очень часто. Да-да! Уж мне-то это хорошо известно! Что, забыла, что я твое, ё-мое, второе Я? - и она ехидно рассмеялась.
        Мне стало стыдно за то, что критиковала ее. К тому же долго злиться на свою малышку я не могла.
        - Ладно, извини, - сказала я.
        - И ты меня, - охотно отозвалась кукла.
        Нашу мелкую перепалку никто не слышал. В это время мы уже достигли берега и теперь стояли прямо у кромки воды. И, как в прошлом году, по поверхности реки пробегали маленькие радужные искры, а воздух над рекой был свеж и напоен озоном, как после грозы. Это были видимые проявления магии, продуцируемой Даной за счет энергии текущей воды, выделяющейся на порогах. А где же сама богиня великой реки Днепр?
        Тем временем мои гаврики принялись раздеваться. Лилитки со своей «мамашей» Асаль последовали их примеру. Все происходило вполне благообразно - маленькая аварка отвела свою ораву за кустики, где раздала каждой подопечной по купальнику, проведя короткую лекцию о правилах приличия. Юные лилитки выпархивали из-за кустов, словно яркие разноцветные бабочки, в своих новеньких купальничках. И на все это с ошалелым видом, застыв, взирали две старшие рязанские княжны. Такого бесстыдства они еще не видели. Эти чопорные особы так засмотрелись в сторону кустов, что даже не заметили, как три краснокожие деммки, преспокойно скинув с себя одежду, с удовольствием голышом зашли в манящие, сияющие радужными всполохами, воды.
        Когда сестры заметили купающихся деммок, они дружно ахнули и побледнели. И даже, по примеру взрослых кумушек, схватились за сердце. До чего же уморительно они выглядели в этот момент! Но тут к ним подошла Ника в красивом голубом бикини (пляжное облачение ничуть не убавляло ей авторитета).
        - Так-так… - сказала она, в своей характерной манере уперев руки в крутые и могучие боки воинствующей девы. - А ну-ка, одеваемся по форме - и марш в воду!
        - А… мы… н-не можем… - пролепетала Иришка, нервно переминаясь и заливаясь то румянцем, то бледностью, - то ж ведь срамотища…
        - Ой, срамота… - кивнула вторая сестрица, Дуся, настороженно оглядываясь и норовя спрятаться за старшую сестру.
        Самая младшая, по имени Пелагея, молчала и с интересом смотрела на купальщиц. Это дитя еще не научилось краснеть.
        - Ну вот что, мои юные пуританочки… - сказала Кобра, - голышом-то вас никто купаться не заставляет! Ну что стыдного может быть в купальном костюме? Вон, видите? - она показала рукой на лилиток, которые дружной стайкой направлялись к воде. - Все, что надо - прикрыто. В нашем мире положено плавать в реке именно в таком виде.
        Сестры все еще мялись, когда из-за кустов вышла Анастасия, и следом за ней - Ефросинья, обе в купальниках. И только когда к ним подошли я и Яна с Асей - тоже в пляжном облачении - княжны все втроем нерешительно двинулись в сторону кустов, где получили от Асаль прекрасные купальные костюмы.
        И началось веселье… Мы играли в разные водные игры, какие только существуют, и это было просто восхитительно. От водных процедур в заряженной магией воде каждая моя клеточка будто бы обновлялась, я вновь чувствовала бодрость и энергию. Еще бы - ведь теперь Днепр является магическим источником… Кстати, а где же все-таки сама Дана, дочь Духа Фонтана из Мира Содома? Что-то не хочет она нам показываться…
        И не успела я так подумать, как услышала совсем рядом серебристый смех - и внезапно почувствовала, как меня возносит ввысь упругая волна. При этом у меня было чувство, будто чьи-то руки держат меня подобно младенцу. Ах, до чего же это было здорово! Я взлетела на высоту нескольких этажей, а потом волна, которая меня держала, стремительно опала - при этом казалось, будто я скатываюсь с горки в аквапарке. И тут же в воде я услышала радостные возгласы гавриков:
        - Дана! Дана!
        Теперь я могла отчетливо разглядеть сотканную из воды женскую фигуру, что играла вместе с нами. Дана… Она повзрослела и теперь уже не выглядела маленькой девочкой. Тем не менее она охотно играла с нами, устраивая в воде настоящие аттракционы. Гаврики визжали от восторга, княжны, поначалу робко кучкующиеся поодаль, наконец тоже рискнули принять участие в играх. Деммкам же и маленьким лилиткам особое приглашение не требовалось, и они охотно присоединились к забаве.
        Местные (в основном маленькие дети, ибо старшие были с родителями в поле) с любопытством наблюдали с берега, как мы развлекаемся. А у нас был настоящий аквапарк. Поднимая волны, Дана устраивала водяные горки, на которых мы катались, а также создавала циркулирующие потоки - мы с хохотом носились в них будто на карусели. Вокруг нас тои дело вздымались искрящиеся фонтаны.
        Вскоре дети этого мира стали присоединяться к нам, и через какие-то полчаса в воде уже резвилась не одна сотня ребятишек, и наши перемешались с местными. Дана старалась всех их развлечь - покатать на волнах и покружить в потоках, ведь она сама еще была игривым ребенком, которому хочется побаловаться и поплескаться в воде. И самое главное - ее участие в водных играх означает, что никто из ребятишек не захлебнется и не утонет. Ведь днепровская вода, которую контролирует Дана, просто не допустит, чтобы это произошло. Ребячий гомон, хохот, взвизги - звуки этой радостной суеты разлетались далеко окрест…

18 ОКТЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ, УТРО. КРЫМ, БАХЧИСАРАЙ, ХАНСКИЙ ДВОРЕЦ.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Совместное изделие главного инженера «Неумолимого» и нашего Димы Колдуна напоминало шарманку Папы Карло, которая бегает за хозяином на четырех тонких суставчатых ножках. Агрегат сделали самоходным, потому что последняя его модель, которая пошла в работу, весила больше тридцати килограмм. Таскать такую тяжесть через плечо или в заспинном рюкзаке - не самое великое удовольствие, та что пусть эта штука сама бегает за нами как собачка. Что касается тактико-технических характеристик этого девайса, то в радиусе двадцати метров от него уровень магии можно счесть сильным, в пятидесяти метрах среднем, а в ста метрах слабым. Через портал, открытый при его помощи, диверсионную группу пропустить можно, а вот колонну танкового полка уже нет.
        Кстати, за пределами этой стометровой зоны уровень магии почти не ощущается и можно считать, что мы никоим образом не нарушаем магическую девственность этого мира. Дух Бахчисарайского фонтана не в счет, в основном он работает на бытовую магию во дворце и, находясь в контакте с речной богиней Даной, на поддержание постоянного портала с миром Славян. Все, на большее его не хватает, и уже в трех километрах от бьющего в небо столба воды уровень магии падает до нуля. Но нам больше и не требуется - ни в мобильном, ни в стационарном варианте.
        Основной упор теперь делается на технику. «Неумолимый» уже забросил на Меркурий металлодобывающего робота, который мои на английский манер называют «харвестер», то есть сборщик. Этот сборщик собирает металлы, которые, как говорит моя дражайшая супруга, на Меркурии, по причине отсутствия атмосферы, находятся в значительно более чистом виде, чем у нас на земле. Оксидов там, например, и вовсе быть не должно. Могут иметь место сульфиды (немного) и соединения с кремнием (в основном). Но нас эти тонкости интересуют мало, потому что харвестр отгружает на борт шаттлов слитки уже очищенного металла. Закажешь титан - будет титан. Закажешь алюминий - будет алюминий. Закажешь кобальт или иридий - будут тебе кобальт или иридий.
        Так что бегать, стонать, заламывать руки и по-прочему страдать из-за отсутствия магии я не собираюсь. Все у нас будет - стоит немного потерпеть. Вместо страданий мы занимаемся дополнительным улучшением ситуации, и, как говорит Мэри - «защитой наших инвестиций», то есть будущего царя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. А защищать его есть от чего. Польский король Сигизмунд III уже знает, что мы два раза подряд поимели его самым циничным образом, и находится в бешенстве. А что бы ему не беситься, если два войска разгромлены, Прибалтика фактически потеряна, на Украине побитые нами казаки подняли бучу, отдали бунчуки тамошним Тарасам Бульбам, которые повели их разбойничьи шайки на запад - щипать панов и богатых евреев. Нам уже известно, что для того чтобы скомпенсировать себе потери от последних неудач, король Сигизмунд затеял великий крестовый поход на схизматиков-москалей, то есть на нашу Русь. Ради этого он уже написал письма папе римскому Павлу V (в миру Камилло Боргезе), а также многим другим светским государям, по совместительству являвшимся фанатичными католиками.
        Всей этой католической шобле требовалось срочно запустить в штаны хорошего ежа. И что самое главное - человек, способный сыграть роль такого ежа и отвлечь внимание католиков всей Европы на свою персону, в настоящий момент в наличии имелся. И звали его, то есть зовут, король Франции Генрих IV Бурбон, он же Генрих Наваррский. Нет, мы не станем кричать «Берегись, Наварра», мы просто пойдем и поговорим, и именно для этого нам был нужен мобильный магический генератор, ибо не стоит пугать Париж штурмоносцем моей супруги, или, тем более «Святогором» с «Неумолимого».

28 (18) ОКТЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ, ПОЛДЕНЬ. ПАРИЖ, ЛУВР.
        КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ГЕНРИХ IV БУРБОН, ПО ПРОЗВИЩУ НАВАРРА.
        В тот момент, когда в мои двери постучала судьба, я приятно проводил время с семнадцатилетней красоткой и моей любовницей по имени Жаклин де Бёй, графиней де Море. Нет, тогда мы с ней не занимались постельными развлечениями (ведь для этого есть ночь), а, прижавшись в гостиной друг к другу в одном кресле, смотрели на пылающий в камине огонь и слушали хвалебную оду Франсуа Малерба, который служил у меня постельничим и по совместительству придворным поэтом. Ода была посвящена - правильно - моим любовным похождениям с этой самой Жаклин де Бёй и ее сладким объятиям, в которых так приятно засыпать королю. Другой бы оскорбился, а я ничего, добрый. И вообще, мне нравится, когда обо мне сплетничают вот так куртуазно, в стихах. Ведь все равно нельзя отрезать разом все злые языки, так пусть люди, сплетничая, развивают свой художественный вкус.
        Итак, мэтр Малерб только-только собрался переходить к кульминации, как вдруг дверь в приемную приоткрылась и в гостиную просочился растрепанный и какой-то всклоченный малыш Ракан, бывший у меня сегодня дежурным пажом. Говорят, что под влиянием мэтра Малерба он тоже балуется стишками, но об этом пока т-с-с-с, парень очень стесняется. А пока он щупает юных фрейлин моей женушки и находит в этом особую непередаваемую прелесть. А может, и не только щупает, но в любом случае это естественно.
        - В-ваше в-величество, - почему-то заикаясь, сказал паж, - к в-вам, Божьей Милостью князь Великой Артании Сергий из рода Сергиев, воин и полководец, а также его спутники и спутницы…
        Последнее, я имею в виду спутниц, меня заинтересовало. О Сергии из рода Сергиев, князе Великой Артании, я уже что-то слышал. Кажется, он небезуспешно для себя, участвовал в бурных событиях в далекой Московии, свергая одних претендентов на тамошний престол и возводя вместо них других. В слабых, охваченных смутой странах, это вполне обычное дело, когда любой кондотьер*, имеющий за спиной более-менее сплоченный и хорошо вооруженный наемный отряд, имеет возможность возвести на престол своего кандидата, который затем расплатится с ним звонко монетой или какими-либо преференциями. А отряд у Сергия из рода Сергиев большой. По крайней мере, численности и вооружения этого отряда было достаточно, чтобы взять на шпагу полуостров Крым, наголову разгромив тамошних тартар.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * кондотьер - командир отряда вольных наемников, средневековый владелец ЧВК. В средневековом понимании Серегин является именно кондотьером, ибо его войско, если не считать территориальных артанских формирований, служит лично ему.
        Кстати, эти самые тартары являются союзниками моих союзников турок, так что Истамбульский султан может быть недоволен тем, что я приму этого князя Великой Артании. Ну и пусть! Война с Испанией уже закончилась, так что неудовольствие султана мы как-нибудь переживем. Да и кто он такой, чтобы указывать, кого французскому королю принимать в своих личных апартаментах, а кого не принимать. Кстати, интересно, что понадобилось этому человеку во Франции, удаленной от Московии на многие тысячи лье? Неужели, он будет свергать меня здесь, в Лувре, прямо среди бела дня? Да нет, вряд ли. Тогда бы он пришел ночью и не стал бы предупреждать о своем визите моего пажа. К тому же в таком случае он не стал бы являться ко мне со своими дамами. И вообще, я давно хотел хоть одним глазком глянуть на уроженок Московии или Тартарии. Говорят, что у этих диких штучек совершенно особенная непередаваемая красота.
        Приняв окончательное решение, я кивнул своему пажу и произнес, - Зови!
        Малыш Ракан ужом выскочил за дверь, а я с запозданием подумал о том, на каком языке мы с князем Великой Артании будем общаться. Ведь я не знаю московитского языка, а мой гость наверняка не знает французского. Тем временем дверь распахнулась и мой паж торжественно, как положено в таких случаях, возгласил:
        - Божьей Милостью князь Великой Артании Сергий из рода Сергиев, воин и полководец, а также его спутники и спутницы к королю Франции и Наварры Генриху Бурбону.
        После этого объявления все четверо гостей прошли в широко распахнутую дверь, которая тут же была за ними притворена. С первого же взгляда на артанского Великого князя мне стало ясно, что малыш Ракан неспроста заимел такой удивленный вид, и на этих людей действительно стоило поглядеть. Во-первых - на самого великого князя, который сразу выделялся даже в этой донельзя странной кампании. Одетый в очень простые одежды буро-болотного цвета, можно сказать, бедно (ведь ни единого кружева во всем костюме), он производил впечатление человека, обладающего ужасающей силой, непреклонной властностью и непробиваемым чувством собственного достоинства. Меч архаического вида на его бедре говорил о том, что Сергий из рода Сергиев весьма консервативен в своих вкусах, а пластика его движений, широкая грудь и длинные руки сообщали мне о том, что и с этим мечом он, не вспотев, разделает любого из записных дуэлянтов, как мясник в лавке.
        Сбоку и чуть позади Сергия стоял священник-ортодокс, о чем свидетельствовали массивный серебряный крест на груди и намотанные на запястье левой руки четки. Во всем остальном его одежда больше напоминала военную форму, чем сутану священнослужителя. Но взгляд его говорил о понимании и прощении, а над головой теплилось некое голубоватое сияние, которое при невнимательном взгляде можно было принять за ангельский нимб. Взгляд этого человека остановился на моей любовнице, и я подумал, что ему самое время возгласить: «Изыди, блудница», но уста священника остались сомкнутыми, вместо того он перевел свой взгляд на меня, будто испытывая, на что я еще способен.
        Третьим гостем, точнее гостьей, была коротко стриженная молодая женщина, одетая в мужской наряд, такой же, как и Сергия из рода Сергиев. При этом на ее бедре тоже висел меч - нечто вроде турецкого ятагана, и какое-то шесте чувство говорило мне, что пользоваться этим мечом она умеет ничуть не хуже своего господина и повелителя. В придачу ко всему прочему над ее головой тоже теплилось сияние, только не бело-голубого цвета, как у священника, а красновато-багрового. Одним словом, весьма опасная дамочка и проще самому себе отрезать причиндалы кинжалом, чем ложиться с ней в одну постель.
        Четвертым гостем был мальчик, скорее всего, паж артанского великого князя. По крайней мере, при моем дворе мальчиков определяют в пажи именно в таком возрасте. Правда, взгляд у этого молодого человека совсем не детский, и, хоть при нем не видно никакого оружия, я понимаю, что, несмотря на свою крайнюю молодость, этот мальчик может быть очень опасным противником. Его рука сжимает подвеску с камнем, а глаза смотрят испытующе и внимательно. Но самым удивительным в этой компании были не люди, а некое странное существо - нечто вроде кубического ящика семенящего за своими хозяевами на четырех длинных, как у паука-сенокосца, ногах.
        Я кивнул и на правах хозяина произнес:
        - Приветствую тебя и твоих спутников, Великий князь далекой Артании и прошу вас чувствовать себя в моем дворце как дома. Скажите, благополучно ли было ваше путешествие и насколько быстро вы добрались из далекой Московии до нашей милой Франции?
        В этот момент дверь снова раскрылась, и в комнату вбежали пажи, которые волокли четыре больших кресла по числу прибывших ко мне гостей. Молодец Ракан, догадался, что раз великий князь ведет себя так, как будто считает всех своих спутников ровней, то и кресла должны быть одинаковыми и даже желательно с обивкой тканью одного цвета.
        - Приветствую тебя, Генрих Бурбон по прозвищу Наварра, - ответил мне на немного архаической латыни Сергий из рода Сергиев, отвешивая галантный поклон, - путешествие наше было благополучно, а добирались мы очень быстро - одна нога здесь, другая тоже здесь. Это долго объяснять, но у нас есть возможность переходить из одного места в другое так же, как из комнаты в комнату. Просто открыл дверь, шагнул - и ты уже там.
        - Так, - сказал я, делая мэтру Малербу знак, что он немедленно должен нас оставить, - правду говорили, что артанский великий князь - сильнейший колдун нашего времени и по щелчку его пальцев крепостные стены распадаются в прах, а свинец превращается в желтое золото…
        - Брехня все это, Наварра, - небрежно ответил мне Сергий, садясь в предложенное кресло, - истории об этом сочиняют те люди, которые никогда не имели со мной дела. И не называй меня колдуном, ведь это все равно что лекаря назвать мясником. Я не колдую, а лишь использую данный мне Богом дар и применяю разные еще неизвестные вам технические приспособления, которые действительно могут создать впечатление чего-то немыслимо волшебного.
        - А как же тогда стены Риги, которые пали по твоему повелению? - спросил я. - Неужели ты скажешь, что это тоже не колдовство?
        - Конечно, не колдовство, - усмехнулся мой гость, - а всего лишь стальные снаряды, летящие со скоростью до одного лье за удар человеческого сердца. Запомни, Наварра, есть колдовство, а есть магия. Колдовство отнимает жизненные силы у других людей, а иногда у животных и даже растений, приводя их к смерти, а магия использует исходящую непосредственно от Бога и разлитую прямо в воздухе силу природы. Но мы пришли сюда совсем не для того, чтобы обсуждать этот вопрос. У нас есть предложение, от которого ты просто не сможешь отказаться.
        Да, это звучит немного зловеще: «предложение, от которого нельзя отказаться», но прежде чем отказываться, надо его выслушать.
        - Итак, - ответил я, - господин Серегин, я готов выслушать ваше предложение, но не обещаю, что не откажусь от него.
        - А разве можно отказаться от второй молодости, - на столь же архаической латыни спросил меня мальчик, - от силы, здоровья, красоты и ясности ума?
        В этот момент Жаклин, которая до сих пор сидела со мной в одном кресле, жарко прошептала мне на ухо:
        - Соглашайтесь, сир, соглашайтесь. Мы с вами вместе, молодые и красивые, будем предаваться любовным забавам и утехам.
        Ну, я подумал и согласился. В обмен на вторую молодость для меня будет парой пустяков сделать так, чтобы у папы и католических фанатиков во всех городах Европы наступила бы веселая жизнь, и им было не до далекой Московии.
        Едва только я подтвердил свое согласие, как вдруг в воздухе что-то хлопнуло, и в гостиной появилась молоденькая девчонка в белом платьице. Она была примерно того же возраста, что и сидящий тут же мальчишка, но почему-то мне казалось, что она на много-много лет старше.
        - Ну что, Серегин, - тоненьким голосом нараспев произнесла она на хорошей латыни, - ты хочешь дать этому человеку вторую молодость или же вечную жизнь?
        - Ты же знаешь, Лилия, - ответил Сергий из рода Сергиев, - что жизнь вечную способен даровать только отец. А что касается якобы бессмертных из твоего семейства, то только на моей памяти были убиты три так называемых божества.
        В ответ Лилия только возмущенно фыркнула и подошла к креслу, на котором сидели мы в Жаклин.
        - Итак, ваше величество, - сказала она, облачаясь в белые одежды, - раздевайтесь, мне требуется вас осмотреть. Королевских путей нет не только в математике, но и в медицине тоже.
        - Ты не стесняйся, Наварра, - сказал мне Сергий из рода Сергиев, - Лилия - это лучший лекарь во всех подлунных мирах, и именно она будет работать над восстановлением твоей молодости.
        Ну что же, назвал первую букву - будь добр проговорить весь алфавит до конца. Жаклин, краснея будто роза, помогла мне раздеться, и я полностью отдался в руки девушки, почти девочки, которая, как мне кажется, вполне могла бы оказаться античной богиней. Она крутила меня перед собой, как повар крутит кусок мяса, а гончар - глину. Тыкала в меня в разных местах тонкими холодными пальцами, заставляла нагнуться или присесть, при этом время от времени прикладывая к моему телу странный металлический кругляшок, от которого к ее ушам отходили две гибкие трубочки. Наконец-то ей это надоело и, повелев мне одеваться, девочка Лилия повернулась к Сергию из рода Сергиев.
        - Значит так, Серегин, - произнесла она, - у этого человека достаточно запущенная форма болезни, именуемой старостью. Необходим месяц стационарного лечения в Тридевятом царстве тридесятом государстве под наблюдением специалистов и с применением свежей воды Фонтана, два раза в день ванны и три раза в день внутрь. В противном случае результат не гарантируется и даже, наоборот, в домашних условиях пациент, скорее всего, загнется в ускоренном порядке от неправильного лечения.
        Вот так - чудны дела твои, Господи - оказывается, старость - болезнь, и для излечения от нее необходимо ехать в какое-то тридевятое царство. Но, Господи, как мне хочется снова быть молодым, скакать на коне после бессонной ночи и с прежним юношеским пылом любить прекрасных девушек… То, что есть у меня сейчас, это все же совсем не то. Девушки любят меня не за то, что я такой красивый, галантный и обаятельный, а за то, что могу наделить их рентой, поместьями и титулами. А это неправильно. Совсем неправильно. Хочу снова быть молодым и красивым и очень хорошо, что для этого не потребуется собственной кровью подписывать договор с Сатаной.

25 ОКТЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО СОРОК ВТОРОЙ, УТРО. МОСКВА.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        В этот сырой и хмурый октябрьский день основная часть армии Михаила Скопина-Шуйского вернулась в Москву. Их мундиры, с надетыми поверх короткополые стеганными куртками, невзрачны, но видно, что три месяца назад навстречу врагу уходила набранная с бору по сосенке сборная солянка, а вернулась под частый барабанный бой закаленная в боях и походах русская армия. Пусть их пока немного, пусть их ярость изведали только польские жолнежи, и трубы славы еще не дудят им в уши, но все у них еще впереди. По крайней мере, московские мальчишки уже бегут плотными группками на флангах идущего в ногу строя, мечтая о том, что придет тот час, когда и они вот так же пройдут по главной улице с оркестром.
        У стрельцов слева висят на плече стволами вниз тяжелые фитильные штуцера, а справа вздеты на плечо устрашающего вида бердыши. Бердыш для стрельца - и подставка под огнестрел для ведения огня из положения стоя, и оружие ближнего боя, которым стрельцы владеют мастерски. На поясе у них - традиционная сабля и короткий кинжал-бебут, а на головах - штампованные стальные шлемы советского образца и тевтонского производства с вязаными подшлемниками. А яркие цветастые кафтаны, положенные их полкам ранее, они будут носить только по команде «форма одежды парадная». Посмотришь на этот камуфлировано-обмундированный строй прищуренным глазом - и видишь, что не стрельцы это будто вовсе, а самые настоящие стрелки. И идут они бодро, ибо за этот поход, вдобавок к обычному жалованию, им обещаны «боевые» и «походные», а в стрелецком хозяйстве никакая денежка не бывает лишней. Но все же стрельцы - это по большей части гарнизонные войска, для которых командировки в горячие точки скорее исключение, а не правило. Хочешь воевать по-настоящему - обзаводись регулярной армией.
        А вот и они, первые регулярные солдаты русской державы - идут следом за стрельцами. Спитцеры, которых среди регуляров больше всего, экипированы почти так же как и стрельцы, только вместо штуцеров и бердышей на правом плече они несут длинные, окованные железом граненые копья-списы. Именно об такой железный частокол, из-за которого гремят частые залпы мушкетов, и споткнется яростное польское вторжение. Уходили в поход необученные и неумелые ратники-посохи, кое-как одетые и вооруженные, а возвращаются уверенные в себе профессионалы военного дела. Пусть они не столько участвовали в битве при Березне, сколько были ее свидетелями, но и это свидетельство тоже стоит очень дорогого. Коробки спитцеров перемежаются подразделениями сверхметких стрелков-егерей. На их вооружении такие же штуцера как и у стрельцов, только вместо тяжелого бердыша им положена легкая двурогая подставка. Стреляют они не залпом, а на выбор, что при наличии нарезного ствола и пули Минье в нем означает верную смерть тому, кто попался им на прицел, причем боевая дистанция прицельной стрельбы у такого штуцера достаточно приличная - до
пятисот метров.
        Первый пехотный батальон был с нами в бою при Кирхгольме, прикрывая пушкарей, и все солдаты в нем поголовно были пожалованы Карлом серебряным талером (по-русски ефимком) за храбрость и мною - артанской бронзовой медалью «За отвагу», к которой в качестве наградных прилагалось ДВА талера. Два, Карл, два, а не один, как у тебя.
        Следом за пехотой крепкие трофейный кони тянут бронзовые казнозарядные пушки малого наряда. Вразрез с местными обычаями, бронза этих пушек не начищена до солнечного блеска - так, чтобы солнечные зайчики резали глаз - а крашена светло-зеленой краской с темными камуфлирующими разводами, чтобы бронзовый блеск не выдал артиллерийскую засаду. Рядом с пушками едут зарядные повозки и идут их расчеты - настоящие герои битв при Березне и Кирхгольме. Это именно они частыми картечными залпами вбили в смертное поле атакующую польскую кавалерию, нагромоздив перед своими позициями огромные горы людских и конских трупов и вселив, ну уж по крайней мере в польское панство, смертный ужас перед русской артиллерией.
        Следом за артиллерией, замыкая процессию, сомкнутыми рядами по четыре, побрякивая амуницией, едет первая русская регулярная кавалерия. Бывшие боевые холопы, разорившиеся мелкопоместные дворяне северской земли и боярские дети - теперь они стали первыми драгунами русской регулярной армии. Без сильной регулярной кавалерии невозможна мобильная война с окрестными разбойными народами, которых даже после ликвидации Крымского ханства на границах российской державы осталось еще хоть отбавляй. Буджакские татары, недовыбитые ногаи, различные немирные кавказцы, ну и конечно же, еще неумиротворенные до конца башкиры, мордва, черемисы и прочие тамошние народы, которых собирательно называют киргизами. Начавшаяся смута дала было степным разбойникам волю, и теперь задача будущего царя - привести их в чувство, а еще лучше полностью примучить или уничтожить.
        Мы с Михаилом едем впереди всех на крупных тевтонских дестрие, и путь наш лежит на Красную площадь, где победоносное войско ждет уже целая толпа народу, желающего почествовать своих героев или хотя бы взглянуть на них одним глазком. Военный поход этой кампании завершен успешно. Теперь самое время заняться политическими вопросами - то есть женить Мишу на Ксюше и выдать их обоих замуж за русскую державу. На Красной площади действительно яблоку упасть было негде, а на ступенях казанского собора нас ждали те, на кого мы, уходя на войну, возложили заботу о русском государстве - то есть митрополит Гермоген и патриарх Иов с братией, а также чернобровая царевна Ксения со свитой.
        Бояре, пусть и разгромленные, но до конца непобежденные, выказывали тихое недовольство правительством Гермогена. Этим ворам и мздоимцам самим хотелось порулить казной, а священники в отношении финансовой чистоплотности на порядок порядочнее самых порядочных бояр. Но даже будучи обиженными, бояре гундели тихо, то есть в тряпочку. В голос никто никаких претензий не высказывал, ибо все знали, что такие порядки завел Великий князь Артанский, то есть я, и бунтовать против моих установлений будет себе дороже. Проще пойти и сразу повеситься или с камнем на шее броситься в омут, потому что (по слухам) я могу выдумать такую казнь, что будет страшнее смерти. Да, я такой. Как закину голышом вместе с такими же голыми женой и детьми в первобытные джунгли, так и все пишите письма - оттуда еще никто не возвращался.
        Впрочем, церемониал встречи солдат-победителей был обговорен заранее и не отличался большим разнообразием. Едва голова колонны по наплавным мостам ступила на противоположный берег реки, как по всей Москве радостным праздничным перезвоном зашлись колокола на всех московских церквях, сколько их было, и вскоре этот звон подхватили церкви, поставленные в ближних к Москве селах. Под этот колокольный звон мы с Михаилом и марширующими за нами солдатами въехали на Красную Площадь и спешились у подножия Успенского собора. Что самое интересное - подниматься нам не потребовалось. В нарушение всех традиций патриарх Иов сам спустился вниз и благословил наш подвиг во имя отчизны. Да какой там подвиг… обычная работа - не больше и не меньше.
        Пока патриарх, оставив нас в покое, благословлял войско, а потом проводил общий молебен на открытом воздухе под мелким моросящим дождем, мы терпеливо ждали. А чего бы нам и не подождать, ведь люди молились о мире и счастье для своей земли, которых ей в последнее время так остро не хватало. После молебна Михаил едва успел перекинуться с Ксенией парой слов, но бдительные мамки и няньки просекли такое злостное нарушение режима, после чего подхватили Ксению под белы руки и уволокли обратно в монастырь - беречь от соблазнов, как будто от этого можно уберечь. Чем больше беречь, тем больше будет и соблазнов. Теперь, когда главные действующие лица снова вернулись на свои места, Михаилу надо готовиться к свадьбе с Ксенией и к избранию на царство, а мне предстоит работа с ушлым старичком Генрихом Наваррским. Днями он соберется погостить к нам, в Заброшенный город мира Содома - уж не знаю, под какой отмазкой, то ли «на воды», то ли «на богомолье», но мы устроим ему и то, и другое в одном флаконе.

08 НОЯБРЯ (29 ОКТЯБРЯ) 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО СОРОК ШЕСТОЙ, ФРАНЦИЯ. ЛЕС ФОНТЕНБЛО.
        КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ГЕНРИХ IV БУРБОН, ПО ПРОЗВИЩУ НАВАРРА.
        Неважно куда король едет: на охоту, молиться, на воды или просто в гости к соседу его всегда должна окружать свита из храбрых дворян и очаровательных дам. Свою поднадоевшую женушку я оставил дома и компанию мне составляет очаровательная графиня де Море. Погода стоит просто отвратительная. Холодно, недавно прошел дождь, с ветвей деревьев срываются мерзкие холодные капли, а стоит выехать на открытое место, как тебя насквозь продувает промозглый сырой ветер.
        Мы с Жаклин едем в карете вдвоем, укрывшись пледом и тесно прижавшись к друг другу, точно так же греются друг об дружку дамы из ее свиты, а вот каково дворянам, сопровождающим нас в седлах, мне не хочется даже представлять. Но ничего, потерпят. На то они и дворяне, чтобы стойко переносить тяготы и лишения на королевской службе. Правда и нам путешествие тоже не доставляет удовольствия. При движении по ухабистому проселку кузов кареты отчаянно мотается во все стороны на цепях* и иногда мне кажется, что я не еду по твердой земле, а плыву в лодке по бурному осеннему морю.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * кузова карет подвешивали на кожаных ремнях или цепях вплоть до самого начала применения в начале XVIII века спиральных пружин, а в XIX веке плоских эллиптических рессор.
        Что я сказал своим дворянам? Да ничего особенного, только то, что мы едем в такое интересное место, в котором рот лучше держать закрытым, глаза и уши открытыми, ничему не удивляться и ничего не пугаться. Великий князь Сергий из рода Сергиев поклялся мне своей честью, что если мои дворяне не будут хвататься за оружие по поводу и без повода, то и им тоже никто не причинит вреда. И вообще, интересно, каково оно, это тридесятое царство?
        Но мои размышления прервались из-за того, что наша карета внезапно остановилась. Герцог де Монбазон, главный королевский ловчий и генерал-губернатор Иль-де-Франса подъехал к окну кареты и, нагнувшись, сказал, что дорога впереди перекрыта и что я сам должен глянуть на все своими глазами. Да, если де Монбазон говорит, что я должен глянуть своими глазами, значит, я действительно должен глянуть на это своими глазами. Кряхтя, старость не радость, я выбрался из кареты и паж тут же подвел мне королевского коня, которого специально вели накрытого попоной в конце нашей процессии, как раз для таких торжественных случаев. Эх, молодость, молодость, в те годы не взирая ни на какую погоду я мог сутками не слезать с седла, покрывая верхом огромные расстояния, и только меняя на станциях одних лошадей на других.
        Сев в седло, я дал жеребцу шенкелей и медленно поехал в голову колонны, у поворота дороги, где мои дворяне собрались в кучку, о чем-то возбужденно переговариваясь. И ведь точно, де Монбазон был абсолютно прав, я действительно должен был это видеть своими глазами. Во-первых дорогу нам перегородила сотня или около того всадников, или точнее всадниц, исполинского роста, имевших такие выдающиеся вперед достоинства, что у меня сразу же пересохло во рту. Эти воинствующие дамы-великанши сидели на таких же высоких и мощных конях с небрежность бывалых кавалеристок и были экипированы в парадные доспехи, отделанные белой эмалью, накрытых сзади белыми плащами, а их кони были покрыты белыми попонами. От этой молочной белизны у меня буквально резало глаза. Единственно, что выделялось на этом белом фоне, так это их копья с флажками ярко-алого цвета.
        Оценив стати и посадку высланного навстречу нам почетного караула, я начал вглядываться в лица этих воительниц смотрящих на меня из-под поднятых забрал тяжелых сферических шлемов. Ну что я могу сказать по этому поводу? Немного суровые и экзотичные, но молодые и привлекательные особы женского пола. При этом не дай Господь мне стать врагом их господина, Великого князя Артании Сергия из рода Сергиев, потому что глаза этих воительниц горят огнем фанатичной преданности великому человеку или великой идее, а скорее всего и тому и другому. Такой огонь во взоре я часто встречал у самых убежденных кальвинистов, не готовых даже на йоту поступиться своими принципами. При нашей прошлой встрече Сергий из рода Сергиев не показался мне фанатиком. Но кто его знает, может он из числа тех, кто твердо придерживается своих убеждений, но не тычет ими в лицо первому встречному.
        Предводительствовал над почетным караулом совсем молодой еще человек, который представился как монсеньор Антон де Серпенти*. Несоответствие внешности и титула немного шокирует, хотя кто знает этих волшебников? Выглядит это монсеньор Серпенти как и большинство моих дворян на двадцать с небольшим лет, а самому небось тысяча с хвостиком, или даже поболее. Его спутницей была совсем еще юная девушка, супруга монсеньора де Серпенти и перворожденная дочь Великой Матери Кибелы. Дикая, наполненная жизнью до краев штучка. Моя графинька де Море, радом с ней это только бледная пустая оболочка, нечто вроде чучела радом с живым человеком.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * почти дословный перевод на латынь фразы «старшина Антон Змиев»
        Подняв вверх руку, монсеньор де Серпенти поприветствовал меня от имени Великого Артанского князя и предводителя Сергия из рода Сергиев, после чего воительницы в белых доспехах, разъехались по обе стороны дороги, освобождая нам путь. А за ними прямо на дороге открылась большая (проедут сразу две кареты) округлая дыра, похожая на вход в темный тоннель в дальнем конце которого сиял яркий белый свет иного мира. Перекрестившись, я дал шенкелей своему коню и направил его в это темное отверстие, ведущее меня ко второй молодости, славе и всему тому, что я еще сумею совершить, прожив на этом свете дополнительные сто или пятьдесят лет. И мои дворяне последовали за мной, а иначе - какие же они дворяне, если не хотят следовать за своим королем? Следом за дворянами, которые как подобает мужчинам, ехали верхом, проследовали кареты с дамами, дребезжащие по выбоинам деревянными колесами. Чуть позже я понял, что ехать в тридесятое царство со своими дамами, это все равно, что везти красное вино в Бургундию, или шипучку в Анжу или Шампань. Чего-чего, а дам там предостаточно, причем на все вкусы, размеры и пропорции,
аж глаза разбегаются, и только полный говнюк или педик может остаться неудовлетворенным посреди всего этого дамского великолепия.
        Темный тоннель, оказавшийся глухой деревянной галереей, очень быстро кончился и мы вместе с герцогом де Монбазоном и сопровождавшим нас монсеньором де Серпенти въехали в знойное тридесятое царство, воздух которого как в храме был напоен ароматами ладана и мирры. Но насколько у нас там по ту сторону границы между мирами было холодно и сыро, настолько здесь, а тридесятом царстве, было сухо и жарко. Мне показалось, что меня ненароком сунули в печь. Раскаленными были и огромные каменные плиты прямой как стрела дороги, очень похожей на те виа, которые остались у нас во Франции еще со времен стариков римлян. Кстати и Сергий из рода Сергиев и монсеньор де Серпенти, оба выбриты и подстрижены как раз по римской моде. Не знаю, имеет это хоть какое-то значение или нет, но этот факт кажется мне весьма примечательным. Оглянувшись назад, я увидел, что пропустив нас в эту странную галерею, воительницы из почетного караула поехали за нами следом и что проход в наш такой родной, сырой и холодный мир уже закрылся за их спинами.
        Прямая как стрела виа привела нас прямо к воротам то ли маленького города, то ли очень большого замка, построенного в каком-то экзотическом восточном стиле, после чего повела дальше внутрь, по крытой галерее после зноя дороги, кажущейся средоточием благословенной прохлады. Рослые воительницы, разной степени смуглости, вроде тех, что составляли наш почетный караул, были тут повсюду. Одетые в основном в светло-зеленые короткие куртки почти без рукавов и такие короткие штаны в обтяжку, они ходили по улицам, входили и выходили из дверей домов, сидели на скамейках у небольших фонтанов во дворах. Во всем они были подобны обычным женщинам кроме своих размеров и торчащих заостренных верхушек ушей, вызвавших мое минутное удивление. Правда не все они отличались великанскими статями, некоторые из них, несмотря на свои острые ушки, были вполне обычных пропорций и настолько миловидны, что моя графиня де Море на их фоне казалась чумазой свинаркой с заднего двора замка. Представляю, как она бесится в своей карете, наверное, уже предполагая, что ее карьера королевской фаворитки находится под огромной угрозой.
        А я, напротив, приосанившись, поглядывал на окружающее с высоты седла, прикидывая, что помимо второй молодости я должен обзавестись здесь еще и воистину королевской любовницей, красавицей, каких свет не видывал, умницей и скромницей.

31 ОКТЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО СОРОК ВОСЬМОЙ, УТРО. МОСКВА, КРЕМЛЬ.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Сегодня я, так сказать, собрал итоговое совещание в верхах. Самым верхом был первый русский патриарх Иов, за неимением на троне царя, вместе с митрополитом Гермогеном, являющийся высшим духовным и светским авторитетом во всем русском царстве. Правда, как докладывала мне моя контрразведка, некоторые бояре продолжали шипеть по поводу засилья церковников во власти, но тихонько, так, чтобы никто не услышал. Оказывается, пока я мотался по загранкомандировкам, мой рейтинг у всех, кроме этих самых бояр, рос, рос, рос, и дорос уже почти до уровня рейтинга патриарха Иова. А дальше расти моему рейтингу уже некуда - потолок, бо патриарх Иов первый патриарх автокефальной русской православной церкви, сделавший ее независимой от Константинополя, святой человек, чуть ли не в одиночку противостоявший Смуте, и прочая, прочая, прочая.
        Уматывать отсюда надобно, а то как бы не поймали и не женили - в смысле, не избрали на царство. Есть тут теперь такое новое поветрие: «Серегина в президенты, то есть в цари!» - и во главе всего этого движения стоит… ну нет, вы ни за что не догадаетесь - Петр Басманов, которого угораздило словить Призыв в какой-то искаженной, религиозно-фанатической форме. Теперь он бегает и агитирует всех за «советскую власть», то есть за то, чтобы меня на трон, а Скопина-Шуйского побоку. И жена у меня типа подходящая имеется, и даже сын-наследник, будущий царевич. Нет, не надь мне такого счастья - и бесплатно не надь и с доплатой тож не надь. Не моя это работа, и прописан я вообще не в этом районе; но фанатам этого не объяснишь, а их у меня с каждым днем все больше и больше, будто я какой-то поп-идол, а не офицер спецназа. Обратился я к нашей любезной Анне Сергеевне - нет, не за помощью, а просто за разъяснениями: «А чего это народ ходит в меня такой влюбленный?» - и получил ответ, что, мол: «Какие люди, такие у них и идолы!» И, знаете ли, полегчало.
        Кроме меня, патриарха и митрополита, в палате, в которой в прежние времена заседала Боярская дума, а сейчас не было никаких бояр, присутствовал Михаил Скопин-Шуйский, как наш кандидат в цари, в последнее время поумневший и заматеревший. Самой последней, в дальнем углу, на стульчике, сидела царевна Ксения, набеленная и нарумяненная как чучело самой себя, и безгласная как какая-нибудь коза. В таком собрании солидных мужчин голоса у царевны не было никакого, даже совещательного. А это неправильно - Ксения далеко не дура, и если выключить у нее патологическое желание «хочу я замуж, замуж хочу», то, как сказала Анна Сергеевна, мыслить она способна четко, ясно и по существу.
        - Итак, господа мои хорошие, - сказал я собравшимся, - план «А» выполнен, поляки вздрючены, шведы прониклись уважением и в значительной мере страхом. Наш кандидат в цари получил жизненный, военный и политический опыт, который потом пригодится ему в дальнейшей карьере. За ним теперь стоит небольшая, но прекрасно обученная и вооруженная армия, которая за ним в огонь и в воду. Давно пора поженить наших молодых, объединив две династии, а после честного пира-свадебки собирать Земской собор и превращать теорию в практику, а нашего кандидата в царя. Но вот ведь в чем незадача. В чью-то светлую голову пришла идиотская мысль отодвинуть в сторону князя Скопина-Шуйского и продвинуть вперед Серегина, Великого князя Артанского. Мол, и богат, и удачлив, и умен - вон как Ваську Романова раскусил, и войско у него свое, большое, нам на него не тратиться, и жена у него подходящей знатности, тоже княгиня заморская, и сын-наследник тоже имеется, что означает готовую династию.
        - Да, все это так, - сказал митрополит Гермоген, чем выдал себя с головой, - а что в этом плохого? Лучше тебя, княже, нам царя не найти.
        Вот они здесь, блин, интриганы самодельные. Решили, значит, что своего царя воспитывать в коллективе им не обязательно, лучше отбить готового со стороны. Прознает Отец Небесный, как у него полевого агента уводят, эти двое потом не замолят свой грех никакими молитвами. И положение не поможет, потому что не снисходит Он до таких мелочей. Нагрешил - отвечай по полной программе и за спирт «Роял», и за швейцарские часы за миллион евро, и за фешенебельную тачку ручной сборки. В данном случае ТАК эти двое не грешили, здесь это пока не так в моде, но они влезли в игру далеко не своего уровня, а значит, Его гнев им обеспечен. Я тоже нахожусь в ярости, потому что ненавижу, когда мною манипулируют, но мой гнев не имеет никакого значения, потому что я умею держать себя в руках.
        Привстав со своего места, я вопросил низким заупокойным голосом:
        - А меня, Владыко, вы спросили, хочу ли я быть вашим царем? А начальника моего, с именем которого вы ложитесь и с именем которого встаете, и которого первым поминаете в молитвах раньше Сына? А вы подумали о том, что России нужен природный царь-рюрикович, и что моя персона, насколько бы хороша она ни была, не имеет к природным рюриковичам никакого отношения. Есть, знаете ли, такое слово - «легитимность», и не всегда он определяется решением соборов. Всем был хорош Борис Годунов - и политик, и дипломат, и войны при нем выигрывались, но не любили его, и все. Стоило только Самозванцу заявить: «Я, мол, царевич Дмитрий Иванович» - как сразу же народ от Годунова побежал - снвчала поодиночке, потом всей страной.
        Скопин-Шуйский привстал было со своего места, но я махнул рукой в его сторону.
        - А ты, Миша, посиди пока, молод еще встревать, когда старшие разговаривают. Знаю, что не хочешь ты этого места, думаешь, что слишком много тебе чести быть русским царем, что ты слаб и не достоин того. Все, может, и так, но ты подумай, что остальные еще менее достойны, еще слабее тебя рвутся к власти, чтобы сделать приятное исключительно самому себе. И это даже хорошо, что ты не хочешь быть царем. Считай, что шапка Мономаха - это твой крест, который ты обязан нести, пока не приберет тебя Господь, а царская власть - это твоя служба, как и у любого человека на этой земле. Кто-то пашет землю и растит хлеб, кто-то кует металл, кто-то молится, а кто-то держит в руке меч, чтобы не налетел злой ворог и не пустил все прахом. Ты у меня еще сядешь на стол и будешь помнить, что всем, что у тебя есть, ты обязан великому русскому народу.
        - Я сяду на московский стол, а ты, княже, что будешь делать и куда пойдешь? - невольно вырвалось у Скопина-Шуйского, - ведь всему, что я умею, я учился у тебя. Как воевать, как править, как пополнять казну, и как правильно дружить с Европой. Что же я без тебя буду делать?
        - Справишься как-нибудь, - пожал плечами я, - ведь учил я тебя не для того, чтобы ты двумя глазами смотрел мне в рот, а для того, чтобы ты все запомнил и применял на деле. Но ты не переживай - некоторое время после твоего воцарения я еще буду поблизости и смогу помочь тебе и словом и делом, ну а потом ты и сам наберешься опыта.
        - Прости, княже, нас, неразумных, - опустил голову Гермоген, - но что же мы все-таки будем делать, если на Соборе народ выберет тебя государем московским и всея Руси?
        - Тогда, - сказал я, - мы пустим в дело план «В». Тогда я усыновляю Михаила, делаю его своим соправителем и наследником, оставляя за собой верховно-надзорные функции, после чего быстро отбываю в следующий мир, с распоряжением, что если я не вернусь на Москву в течение десяти лет, то тогда вся власть на Руси естественным путем переходит в руки моего преемника. Что касается чьих-либо обманутых надежд на самого лучшего царя во все времена, то должен сказать, что в жены тоже можно хотеть британскую королевишну, но жениться все же лучше на девице из соседнего города, а все остальное от Лукавого.
        ЧЕТЫРЕСТА ВТОРОЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. УТРО. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ГЕНРИХ IV БУРБОН, ПО ПРОЗВИЩУ НАВАРРА.
        Уже четыре дня мы живем в напоенном ароматами мирры и ладана мире высоких деревьев, жаркого солнца и восхитительно галантных остроухих дам, способных любого из моих дворян скрутить в жгут, будто прачка, выжимающая мокрое белье. А как эти воинствующие дамы в полном доспехе машут тяжелыми двуручными эспадронами на тренировочных полях, или в своем маскировочном зелено-коричневом обмундировании рассыпным строем атакуют через лес с диковинными штуцерами в руках, которые способны делать по десять выстрелов подряд! И при этом все они преданы князю Серегину душой и телом, и готовы ради него на все - что, в общем-то, у них взаимно. Тяжкая штука эта «формула Единства», когда монарх и полководец говорит своим солдатам: «Вы - это я, а я - это вы, и я убью любого, кто скажет, что вы не равны мне» - я бы так не смог даже с преданными мне дворянами, а не то что с простыми солдатами. Но хотя что-то в этом есть, потому что эта формула Единства порождает собою страшную силу, у которой лучше никогда не вставать на пути. Теперь, пожалуй, едва завидев на горизонте священные красные знамена, я сразу буду высылать
парламентера, дабы разойтись с этой силой без сражения.
        Но, помимо поездок с целью познакомиться с окрестностями волшебного замка, самым главным для меня был процесс излечения от болезни, именуемой старость. Тут все как на обычных водах. Утром, днем и вечером мы мелкими глотками выпиваем по стакану тепловатой воды, в глубине которой играют разноцветные искры. Я говорю «мы», потому что некоторые из моих дворян решили составить мне компанию. Я не знаю, чего в этом было больше - желания подражать своему господину, любопытства или насущной необходимости залечить старые болячки, например, раны от удара шпагой. Так вот - выпив этой воды, сначала не ощущаешь ничего особенного, кроме легкого пощипывания языка и прояснения мыслей, примерно как после полстакана молодого анжуйского. И лишь потом приходит ощущение великой силы и бодрости, когда хочется бежать куда-то, скакать козлом, лезть на дерево все выше и выше, или сутки подряд удовлетворять в постели хорошенькую даму. Примерно то же самое мы ощущаем после приема ванн, но только там процесс более растянут и расслаблен, а соблазны имеют более эротический подтекст, чему прямо способствуют прикрытые лишь легкими
хитонами молоденькие служительницы купален. Так и хочется сграбастать в объятия это нежное и юное существо, отнести на покрытую льняной простыней кушетку и любить яростно, будто в последний раз, пока есть порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.
        Но ничего подобного, разумеется, делать в таких случаях не следует, потому что так действует волшебная сила, которая впитывается из воды в организм и начинает его обновление. Поэтому все, что нужно в таких случаях делать - это несколько раз прочесть «Отче наш» и отогнать дьявольское искушение впустую растратить данную свыше благодать. Удостоился я и душеспасительной беседы с падре Александром. Перед тем разговором знающие люди научили меня, на что обращать внимание при беседе, потому что падре Александр не всегда бывает только лишь падре Александром - время от времени он превращается в Голос Небесного Отца. Услышал в голосе падре Александра такие нотки, будто вдали грохочет гром - знай, что с тобой говорит уже не просто священник, а Сам… Некоторые собеседники падре Александра, говорят, даже чувств лишались, особенно если были сильно грешны.
        Я таким уж грешником себя не ощущал, но все равно душа моя завибрировала, когда я собственными ушами услышал этот громыхающий голос. Правда, Отца очень мало интересовали мои грешки на постельном фронте. Он всего лишь сухо заметил, что разобраться в своих взаимоотношениях со слабым полом требуется мне самому, иначе вторая молодость у меня пройдет так же бестолково, как и первая, а ведь я не самый худший из Его Сыновей. Даже такая сдержанная похвала заставила мою душу воспарить в райские кущи. Дальнейшие два часа мы потратили на краткое обсуждение уврачевания того раскола, который в результате Реформации возник между католиками и кальвинистами. Когда я спросил, а как же быть с римско-католической церковью, папой, кардиналами и прочими прелатами, то Небесный Отец ответил, что его совсем не интересуют эти политиканы, спекулирующие религиозной фразеологией. Много их таких было раньше, много будет потом, но все они будут гореть в адском пламени. При этом иногда мне казалось, что я беседую не с небесным Отцом, Голосом которому служит падре Александр, а со своим старым приятелем и единомышленником, шутом
Шико, который многие годы был второй половиной моего я…
        И вот после того разговора, во время очередного врачебного осмотра, я получил приглашение посетить мага Разума, которая поможет мне разобраться со своими внутренними устремлениями и метаниями. Первоначально я ожидал, что магом разума окажется седая беззубая старушка со всклокоченными патлами, но действительность нагло обманула все мои ожидания. Этим магом оказалась молодая и очень привлекательная женщина, Анна, дочь Сергия, с рыжеватыми волосами, связанными на затылке в конский хвост. Она была настолько привлекательной, что я сперва даже забыл, зачем я к ней пришел.
        - Так, - сказала на добротной литературной латыни эта женщина, - проходите, Генрих, не стесняйтесь и ничего не бойтесь, потому что здесь вам не причинят зла.
        - А я и не боюсь, мадам Анна, - ответил я, оглядываясь по сторонам, - ни в вас, ни в вашем обиталище нет ничего такого, что заставляло бы испытывать страх. Где сгущающийся по углам мрак, свечи, хрустальный шар и человеческий череп, скалящийся из темноты выщербленными зубами? Где, в конце концов, обычный для колдуний расшитый серебряными звездами засаленный халат, растрепанные седые патлы, сморщенная кожа и торчащий в пустом рту единственный зуб?
        В ответ мадам Анна только рассмеялась и попросила меня прилечь на изящную кушетку.
        - Для настоящего мага, - сказала она, сделав упор на слове «настоящего», - все эти атрибуты ярмарочного фокусника избыточны и даже вредны. Когда мы беседуем со своими пациентами, все их внимание должно быть сосредоточено только на нас, а не на различных отвлекающих внимание атрибутах. Главные инструменты настоящего мага - это его голос, руки и глаза.
        Сказав это, мадам Анна изящно провела рукой перед моими глазами, отчего ноги мои начали подгибаться, а веки отяжелели в приступе неумолимой сонливости.
        - Вам хочется спать, Генрих, - донеслось до меня откуда-то издалека, - спать, спать, спать. Вы спите, ваше величество, и видите очень интересный сон.
        Одним словом, я даже не помню, как я с ногами оказался на той кушетке, бессильный и беспомощный, будто ребенок. Последнее, что я запомнил - это мадам Анна, впившаяся в мои глаза своим пристальным взглядом.
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Когда я вошла в средоточие сознания короля Генриха, то поняла, что его главная проблема заключается в том, что все, кого он когда-либо любил и к кому был привязан, к настоящему моменту были уже мертвы. Мать, которую звали Жанна д`Альбре, шут и советник Шико, возлюбленная Габриэль д`Эстре, и даже первая, позабытая, казалось бы, супруга Маргарита Валуа, к которой юный Генрих все был искренне привязан, и не только из-за того, что она спасла его во время Варфоломеевской ночи. Все они теперь были представлены в его сознании мертвыми восковыми чучелами, наподобие изваяний из музея мадам Тюссо. Особенно жуткое впечатление производила статуя Габриэль д`Эстре с не рожденным младенцем на руках. Это была самая большая боль и самое большое отчаяние короля Генриха IV. Ведь в том случае, если бы Габриэль действительно удалось родить этого мальчика, он действительно собирался презреть все условности и жениться на своей возлюбленной, несмотря на ее недостаточную знатность. Те же, кто окружал его в настоящий момент, были ему чужды и даже противны.
        Первой в этом ряду была королева Мария Медичи, брак с которой был заключен по расчету, и которая даже не пыталась сблизиться со своим мужем. Надо сказать, что к тому моменту, когда родители сумели спихнуть ее за французского короля, девушке стукнуло аккурат двадцать пять лет. Для этих времен, когда принято выходить замуж в шестнадцать или семнадцать лет, Мария была уже почти что старой девой, утратившей надежду когда-либо устроить свою судьбу. Что особенно странно, если учесть, что ее отцом был герцог Тосканский - богатейший человек Европы. И даже получив вторую молодость и новое здоровье, Генрих будет вынужден делить остаток своей жизни с этой пустой и холодной бабой, для которой ее итальянская родня важнее милой Франции, которую так любил Генрих и ради которой он даже смог переступить через себя и пойти к мессе.
        Холод, который царил в семейных отношениях, Генрих пытался забыть в объятиях дешевых шлюх, вроде нынешней фаворитки Жаклин де Бёй или совсем недавней Генриетты д`Антраг. Но и в этих связях тоже не было ни капли душевного тепла. Все эти жадные бабы жаждали только денег и знатных титулов, которые мог пожаловать им стареющий король. В таком случае гораздо честнее и безопаснее в сопровождении пажей посещать кварталы красных фонарей. Тамошние шлюхи при таком же качестве обслуживания обходятся королевской казне гораздо дешевле.
        Вот тут я призадумалась. С одной стороны, вывод лежал прямо на поверхности - помолодевшему королю следовало бы снова по-настоящему влюбиться в девушку, которая полюбит его в ответ за красоту его души, а не только как ходячий кошелек, в котором звенят золотые экю. Но главный вопрос был в том, что Генрих сможет дать этой своей возлюбленной, ведь ее может не устроить презираемое положение королевской фаворитки, рожающей королю внебрачных детей. Сколько их уже таких было и сколько еще будет… В то же время развод с Марией Медичи, уже родившей дофина-наследника, тоже выглядит весьма проблематично. Это вам не бездетная Маргарита Валуа, это брак до гробовой доски - его или ее. Конечно, проблему может решить выстрел снайпера, яд или удар ножом, но это не наш метод. На такое не пойдет даже толстокожий и безжалостный Серегин. Остается только один путь. Расчищая место для будущей возлюбленной короля Генриха, мы должны будем засунуть Марию Медичи в монастырь, что по всем законам равносильно расторжению брака. Основание - заговор против короля, который явно существует, и в котором Мария Медичи, фанатичная
католичка, просто не может не участвовать*. Как вскрыть такой заговор и представить королю все доказательства, предстоит подумать начальнику нашей контрразведки герру Шмидту и его подручным. Уж они-то в этом деле настоящие специалисты.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * в нашей истории убийство Генриха IV католическим фанатиком Равальяком произошло ровно на следующий день после коронации Марии Медичи как французской королевы, что позволило ей стать регентшей при своем восьмилетнем сыне Людовике XIII.

5 НОЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ, УТРО. МОСКВА, КРЕМЛЬ.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Сегодня в Успенском соборе Кремля, собирается Земской собор, эдакий Съезд Народных Депутатов этих времен. Хотя народа внутри Успенского собора как такового и не видать. Там бояре (вот уж неистребимая саранча), старшее духовенство - патриарх, митрополиты и епископы, да верхушка чиновного сословия - думные дьяки. Московский народ серой тучей со своими чаяниями и пожеланиями толпится на Красной площади вокруг собора, и в первых его рядах - воины армии Михаила Скопина-Шуйского. Сейчас они не против народа, а вместе с ним, своими коричнево-зелеными нарядами почти не выделяясь среди общей народной массы. В последнее время были уже на Москве прецеденты, когда дворня Шереметьевых, Романовых и прочих Салтыковых, очухавшаяся от великого страха, уже надсмехалась над немарким и неярким обмундированием бойцов Скопина-Шуйского. Эти разнаряженные, как попугаи в брачный сезон, бездельники говорили - мол, князь Артанский настолько беден, что не может даже одеть своих людей так, чтобы им не было стыдно.

«Ничто не ново под луной, - подумал я тогда, - пройдет четыреста лет, а московский офисный планктон каким был, таким и останется. То есть тупым и самонадеянным, думающим, что ему можно все, и ничего ему за это не будет.»
        Были насмешки, были по этому поводу и битые морды, и было даже одно побоище стенка на стенку «наших» с романовской дворней. «Наши» тогда победили «романовских» с разгромным счетом, заставив тех бежать без оглядки, роняя кровавые сопли. «Романовским» тогда еще повезло, что никто из них не схватился за саблю. Битыми мордами тогда бы не отделались.
        Но сейчас это уже совершенно неважно. Мы с Михаилом Скопиным-Шуйским въезжаем на Красную Площадь под охраной экипированного во все белое лейб-регимента из бойцовых лилиток - и толпа, расступаясь перед нами, взрывается ревом восторга. Это вам не боярская дворня, тут совсем иные настроения. Мне приятно такое внимание, и в то же время немного страшно. Я чувствую, как в этих людях постепенно начинает подниматься волна Призыва, и меня пугает то, что мы с ними в самом скором времени можем оказаться связанными неразрывной связью, а надо ли оно мне - особенно в тот момент, когда мне вот-вот откроются следующие миры. Вытирать носы здесь в этом мире Смуты мне уже изрядно поднадоело. Хочется новых приключений и встреч с новыми людьми, тем более что в том же мире Славян люди ведут себя куда более самостоятельно, не нуждаясь в моих поминутных ценных указаниях.
        Люди надеются, что заканчивается пора смутного безвластия, и в самое ближайшее время на российский престол взойдет новый царь, который сочетал бы в себе законность происхождения, популярность в народе и умелость в управлении. Жить после этого станет легче, жить станет веселее. Кстати, жить уже стало веселее. Одно только известие о прекращении существования зловредного Крымского ханства вызвало в русских землях бурю восторга и прилив оптимизма.
        Конечно, еще остались ногаи, опирающиеся на турецкую крепость Азов. Остались кочующие в степях между устьями Днепра и Дуная буджакские татары, опасные в основном польской украине*. К востоку от Волги остались отмороженные башкиры, а к югу от башкир киргизы** - но с каждой из этих угроз можно справиться по отдельности, а объединяющий их центр был уничтожен, смят и обращен в прах. В любом случае жить стало на Руси веселее. Чтобы усилить это веселье, на раннюю весну будущего 1606 года мы с будущим русским царем уже наметили стремительный, в стиле карательных рейдов Владимира Мономаха, поход в ногайские степи с полным примучиванием этого народа и заодно установлением суверенитета над донскими казаками.
        ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРОВ:

* украина - окраинная территория

** киргизы - собирательное название всех степных народов.
        Правда, некоторые из властителей дум этой толпы решили забить на первый пункт из этого списка большой и толстый болт, позвав на престол чужого, но успешного князя, имеющего собственную военную силу. В принципе, эти люди даже и не представляют, на что они подписываются. Я тут тщательно обдумал сложившуюся ситуацию, после чего откровенно и подробно переговорил с Михаилом Скопиным-Шуйским. Ну, чтобы, значит, между нами не осталось никаких недомолвок. Парень до сих пор идет в цари весьма неохотно, и его бы только обрадовало, если бы я взял на себя большую часть царских обязанностей; но понимает, что с меня хватит и того, что я уже имею в мирах Содома, Славян, и прямо здесь, в своем крымском эксклаве.
        Кстати, надо будет непременно взять с собой Михаила, чтобы показать ему, как делается государственная политика, и проведать Великую Артанию, где я давненько не был. Требуется посмотреть, как там идут дела, и, если необходимо, отдать дополнительные указания или покарать виновных в неисполнении предыдущих. Анна Струмилина была в Артании недавно вместе с молодняком и вернулась в наилучшем расположении духа. Но они ездили туда отдыхать, а я должен проинспектировать жизнь нового народа, а также проверить, как обстоят дела в моих личных поместьях, которые я называю совхозами, потому что именно с них я должен буду получать продовольствие. Работают на землях этих «совхозов» бывшие члены родов-предателей, и работают довольно неплохо, при этом далеко не бедствуя. А то как же вы иначе заставите крайне консервативных антов выращивать такую новую для них культуру, как картошка?
        Но, как я уже говорил, сейчас голова у меня болит не об антах, которые сами собой неплохо управляют, а все их соседи притихли в страхе, ибо князь Сергий бывает грозен. Сейчас моя голова болит о русском царстве из мира Смуты, ибо эти люди совершенно несамостоятельные, и царь им нужен вместо няньки, чтобы указывал, что можно делать, что обязательно требуется делать, а чего делать не стоит ни в коем случае. Об этом мы и поговорили с Михаилом, и я обещал ему, что как минимум еще пару лет, а то и больше, не оставлю его своими советами. В местном Крыму я собираюсь бывать регулярно, вот тогда мы с ним и сможем встречаться для взаимного обмена мнениями.
        К тому же, как чужак в этом мире, да еще имеющий приоритетные полномочия, я смогу взять на себя всю грязную и неблагодарную работу по расчистке заросших дерьмом авгиевых конюшен, а Михаил будет только вздыхать и, перекрестившись, поднимать глаза к небу, чтобы показать, что это все ужасный Артанский князь удумал эдакое, а он, Михаил, белый и пушистый, тут и вовсе ни при чем. И в то же время, едва собеседник сделает шаг за порог, Михаил снова, с удвоенными силами возьмется за претворение в жизнь совместно задуманных реформ. Реформ - это не в смысле изменений ради самих изменений, а четких и конкретных мер, направленных на укрепление государства, усиление его экономики и увеличение безопасности на его границах.
        Итак, подъехав к крыльцу собора, мы спешились и, оставив поводья лилитке-адъютантше, принялись подниматься по ступеням наверх. В тот момент я как-то невпопад подумал, что Михаила стоило бы проверить на возможность осуществлять призыв, и в случае успеха всучить ему сотню преданных как собаки остроухих телохранительниц. Лишним точно не будет.
        Внутри собора было не менее многолюдно, чем вокруг него, только там стоял народ, а тут присутствовала элита. В самом центре стоял большой круглый стол, крытый бордовым бархатом, и за ним сидели элитарии, так сказать, первой величины. На одной половине стола сидели патриарх и его митрополиты из числа тех, что смогли или захотели приехать на этот съезд, а на другой - думные бояре или те персонажи, которые вынужденно изображали таковых. Представители дворянства, купечества, верхушки посада и земства стояли вокруг этого стола, перемешавшись с боярской дворней, нужной тут для услуг набольшим людям, а, по моему мнению, совсем ненужных. Митрополит Гермоген, который, как глава правительства, вел это мероприятие при полном своем митрополичьем наряде стоял неподалеку от алтаря с посохом в руке.
        Подойдя к этому столу, мы с Михаилом поклонились всей честной компании, после чего замерли в ожидании. При нашем появлении гомонящая публика слегка притихла, и со своего места поднялся думный боярин Федор Иванович Шереметев, огладил окладистую бороду и густым басом торжественно произнес:
        - Сергей Сергеевич Великий князь Артанский и ты, стольник Михаил Скопин-Шуйский, знайте, что после долгих споров Собор постановил звать к нам на царство заморского князя Артанского, уже свершившего следующие великие дела. Он спас свергнутого царя Федора, чем не дал московскому люду взять грех на душу. Он раскрыл истинную сущность Самозванца и заставил того покаяться в содеянном. Он избавил русскую землю от вечного татарского ярма, а также отринул ляшское вторжение в русские пределы, обратив в прах мощь кварцяного войска короля Жигимонта.
        Слава Божиею милостию, Великому Государю Царю и Великому Князю Сергею Сергеевичу всея Руси, Владимирскому, Московскому, Новгородскому, Царю Казанскому, Царю Астраханскому, Государю Псковскому, Великому Князю Смоленскому, Тверскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому. Болгарских и иных, Государь и Великому Князю Новагорода Низовския земли, Черниговскому, Рязанскому, Полоцкому, Ростовскому, Ярославскому, Белоозерскому, Удорскому, Обдорскому, Кондийскому и иных, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелителю, и Государю земли Вифлянской и иных.

«Ну вот так, - подумал я, увидев как Гермоген пожимает плечами, - без меня меня женили».
        Я-то думал, что сейчас будут прения, мне дадут выступить, и, если это произойдет, то не без борьбы с моей стороны; а оказывается, меня позвали только на оглашение составленного заранее приговора. Ну-ну, мстя моя будет ужасной. В любом случае надо говорить ответное слово, к которому я совсем не готовился - по крайней мере, в таком разрезе.
        - Русские люди, - так же торжественно произнес я, - сегодня вы собрались в этом соборе для того, чтобы выбрать себе царя, и уже сделали это. Что ж, не могу сказать, что одобряю ваш выбор, потому что человек я чрезвычайно занятой, и моя достаточно краткая остановка в вашем мире совсем не означает, что я решил тут остаться навечно. Но что сделано, то сделано. Вы, несмотря на предупреждения, сделали свой выбор, и я вынужден его принять, но с некоторыми ограничениями и поправками. Самодержец я или нет? Первой и самой главной поправкой будет считаться то, что я усыновляю присутствующего здесь князя Михаила Скопина-Шуйского и назначаю его своим соправителем и наследником. В случае если я уйду, и меня не будет ровно десять лет, Михаил Васильевич или его законный потомок полностью вступает в права наследства. На этом все, - я поклонился, - счастливо оставаться, а мы с Михаилом Васильевичем пойдем обдумывать те указы, которые издадим в первую очередь.

7 ИЮЛЯ 562 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ ТРИСТА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ВЕЛИКАЯ АРТАНИЯ, КИТЕЖ-ГРАД.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        В поездку по Великой Артании, давно запланированную, я взял только Михаила Скопина-Шуйского и своего артанского наследника Ува. Шагнув всего один шаг, мы все вместе из промозглого ноябрьского Бахчисарая очутились в пронизанном июльским солнцем Китеж-граде, всего за один год выросшем на высоких кручах днепровского правобережья, напротив острова Хортица. Тянущиеся к голубому небу на склонах холмов срубы домов и целых боярских теремов из свежего еще, медово-желтого леса, и обильный городской торг, шумящий внизу, почти у самого Днепровского берега. Чего там только ни покупают и ни продают! В ходу товары из Византии, далекой Персии, Испании и Италии, которые здесь обменивают на изделия, произведенные в еще более далеком Тевтонбурге.
        Местного товара сейчас на этом торге почти нет, хлебная ярмарка во всю ширь загудит только через полтора-два месяца… Ан нет, вру - вон там на ромейский дромон дюжие местные мужики грузят тяжелые стопки тертых* буковых, дубовых и сосновых досок. Это бизнес натурализовавшихся здесь в Китеж-граде тевтонских ремесленников. Не всякие изделия выгодно везти через два межмировых перехода, уплачивая при этом транзитную денежку нашей дотошной, как калькулятор, Мэри. Кое-что в этом мире можно производить прямо на месте и из местного сырья, а потом продавать за серьезные деньги при буквально безграничном спросе на товар. Доски здесь - это один из таких товаров, которых сколько ни дай, все будет мало, и сколько ни запроси - все будет дешево. Все ручьи и окрестные речки буквально усажены мельничными плотинами лесопилок. А ведь всего год назад это было абсолютно пустое место, ну разве что пара весей при Перетопчем броде.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * тертые доски - напиленные на лесопилке, в противоположность тесаным доскам, где каждая доска вытесывается топором из целого бревна, из-за чего такой товар получается буквально на вес золота.
        Единственное, чего (или) кого на Китежградском торге нет - так это живого товара, то есть невольников. Нет рабов-гребцов и на пришедших из Византии дромонах. Ромейские купцы еще в Константинополе были предупреждены о том, что любой раб, ступивший на артанскую землю, тут же становится свободным. Вольнонаемные гребцы, конечно, удорожают перевозки, но не настолько, чтобы сделать маршрут убыточным. Хотя с удорожанием - это как посмотреть; отсутствие на борту надсмотрщиков и запаса продовольствия для их питания высвобождает место для дополнительного груза, что частично компенсирует затраты. К тому же в случае каких-либо неприятностей вольнонаемные гребцы будут сражаться за спасение корабля вместе с остальной командой, что сильно увеличивает шансы на общее выживание в шторм или при нападении пиратов.
        Но не успели мы полюбоваться на торг, в том числе и прицениться к выставленному в нескольких оружейных лавках отличному тевтонскому холодняку, как глянь, а нам навстречу уже спешат мои местные управляющие Добрыня и Ратибор, вершащие тут все дела, когда их великий князь шарахается где попало. Опытные вои сперва троекратно кланяются князю его воспитаннику и гостю, а потом по новому обычаю крепко жмут нам руки. Ратибор тут же порывается дать отчет о текущих делах, но я его прерываю, и говорю, что эти вопросы мы обсудим у меня в «офисе» (то есть в замке) в присутствии Нарзеса, который у меня здесь работает кем-то вроде министра иностранных дел, и Велизария, как министра обороны. Ну не нашлось им работы в мутном и скользком мире Смуты, насквозь пропитанном нашими чисто русскими интригами - вот и поставил я их беречь, холить и лелеять мир Славян, как дополнительный компонент безопасности в придачу к императору Кириллу Первому и императрице его Аграфене.
        ДВА ЧАСА СПУСТЯ, ВЕЛИКАЯ АРТАНИЯ, КИТЕЖ-ГРАД, КНЯЖИЙ ТЕРЕМ НА ХОЛМЕ.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Помимо Добрыни, Ратибора, Нарзеса и Велизария, отчет мне должны были давать нанятые Мэри тевтонские специалисты - агроном Пауль Бауэр, занимающийся увеличением производительности моих «совхозов», архитектор Мартин Крюгер, на совести которого - цивилизованная застройка Китеж-града, и кораблестроитель Хорст Рихтер, которому поручена постройка верфи и нормального торгового флота вместо этих дурацких византийских дромонов. Все нанятые мною специалисты идейные - то есть поставленные перед выбором поклоняться Кибеле или креститься и эмигрировать; они выбрали последнее, и при этом предпочли подписать контракты со мной, а не присоединяться к своим соотечественникам в мире Содома. Говорят, что я удачлив, и со мной они добьются большего, чем с кем-нибудь другим.
        В принципе, когда обрабатываемые земли являются сплошным черноземом толщиной в несколько метров, агроном начинает казаться не очень-то и нужным, но я сам ничего не понимаю в сельском хозяйстве, а посему предпочитаю нанять специалиста. Кроме всего прочего, герр Бауэр необходим потому, что кто-то должен объяснить славянам, что можно и что нельзя делать при выращивании картошки, ведь что они эти «земляные яблоки» видят вообще первый раз в жизни. Ничего, они еще освоятся, и будет самая славянская еда - жареная картошка со свиным салом. Герр Бауэр в качестве демонстрации успехов своей деятельности вполне ожидаемо показал деревянное ведро-кадушку, полное отборного раннего картофеля, сообщив: «Картошка очень хороший быть, сладкий как мед», - после чего был отпущен восвояси, потому что по «совхозам» я собирался проехаться позже. А то вдруг весь урожай этим одним ведром и ограничился. Шютка в стиле «доверяй, но проверяй».
        Мартину Крюгеру я попенял, что город разрастается вдоль берега Днепра достаточно хаотично. Возле княжьего терема, где разбивка на местности производилась прошлой осенью, все еще более или менее в порядке, а дальше люди строятся по большей части кто в лес, кто по дрова, из-за чего и так непрямые из-за складок местности улочки петляют, будто хлебнув крепкой медовухи. Более-менее порядок только на тевтонском и царьградском концах. В одном из них живут понаехавшие из Тевтонии мастера, в другом строят торговые подворья купцы из Константинополя. Пока тут было чистое поле, эти купцы торговали с антами кратковременными наездами, потому что на пустом месте факторию не поставишь. Но теперь, когда на пустом прежде месте, будто по волшебству, принялся расти крупный по меркам этого времени город, стала возможной постоянная торговля завезенным из Византии товаром.
        Герр Рихтер отчитался, что за полгода своей деятельности он успел поставить мельницу-лесопилку, которая теперь своей деятельностью финансирует дальнейшее строительство, а также построить склады для леса-кругляка и готовых досок, сушилку для дерева, и приступить к постройке крытого стапеля. Мол, все будет на мази, первая партия леса на сушку уже заложена; и будущей весной у нас будет первый нормальный торговый корабль, вместо этих константинопольских дромонов-каракатиц. Если один дромон берет на борт от пяти до восьми тонн груза, то шхуны, которые планирует строить герр Рихтер, возьмут на борт до сотни тонн груза, не считая балласта, и потребуют такой же команды (без гребцов), как дромон, и ни одним человеком больше.
        В принципе Китеж-град - это первый настоящий город на славянских землях, даже на месте Киева еще стоит обычная для местных славян неогороженная частоколом весь. И ни о каких братьях Кие, Щеке и Хориве и сестре их Лыбеди там даже и слыхом не слыхивали, что может означать, что и в нашей истории это семейство было не местным, а бежавшим с юга от устроенного аварами беспредела. Нет авар, нет беспредела, нет беженцев, нет и Киева, который, скорее всего, возник в точке, где волна бегущих на север антов схлестнулась с такой же волной полян, бегущих на восток из предгорий Карпат от тех же авар. А может быть, и не так все это было? В данном случае это мои личные предположения, не имеющие никакой практической ценности, потому что поток переселенцев сейчас направлен на юг, на жирные степные черноземы, ранее недоступные мирным землепашцам по причине постоянного разбоя кочевников.
        Эти люди, желающие только мирно пахать жирную степную землю, с каждым днем усиливали нарождающееся государство, потому что мигрировали на юг отдельными семьями, и на новом месте садились на землю не там, где захотелось главе их рода (которого теперь у них не было), а там, где укажут Добрыня с Ратибором. Кажется, в учебнике истории за пятый класс такой процесс назывался распадом родоплеменного строя, и, если что, я об этом распаде совсем не жалею.
        Но нарисовалась на горизонте еще одна злокозненно черная тучка, которая в будущем грозила доставить артанам немало неприятностей; разумеется, в том случае, если они останутся без моей поддержки. Речь шла о тюркотах хана Истеми, от которого и бежали в свое время авары. Поделав все свои дела в Приаралье, где они громили царство эфталитов, тюркоты начали оглядываться по сторонам в поисках, где и чего поблизости плохо лежит - и, естественно, обнаружили нашу Артанию. Доходили до моих людей нехорошие слухи, что наводчиками при этом послужили византийские дипломаты, посланные к тюркотам еще покойным Юстинианом.
        - Значит так, - сказал я внимательно слушающим меня Нарзесу, Велизарию, Ратибору и Добрыне, - войско держать в готовности, буде появятся тюркотские послы, сообщить им, что форсирование тюркотской армией Дона мы будем считать объявлением войны; и сразу, не вступая больше ни в какие переговоры, выслать их обратно, после чего немедленно известить меня. На случай, если Истеми пойдет на нас, не заморачиваясь формальным объявлением своих намерений, необходимо выслать в степь дальние разъезды, желательно из перешедших к нам молодых булгар. Небольшие группы всадников, кочующие по степи с табунками коней, никого не удивят и не насторожат тюркотов, а мы получим время необходимое для планирования и подготовке операции по полному уничтожению этой банды где-нибудь подальше от посторонних глаз. Агентов среди болгар-утугуров тоже завести было бы невредно. Их примучивание - первый шаг для подготовки похода в нашу сторону. А теперь все, товарищи, поехали по селам*, посмотрим, как там живут мои люди.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * села, в отличие от родоплеменных весей это населенные пункты, в которых князь селил смердов (мужей (перс.)) заключивших с ним ряд (договор).
        ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, ВЕЧЕР, ВЕЛИКАЯ АРТАНИЯ, ОКРЕСТНОСТИ КИТЕЖ-ГРАДА.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Ну вот, приспичило мне устроить пикник на природе и показать моим подданным и подчиненным, как нужно правильно отдыхать. «Поляну» накрыли на вершине степного холма. С одной стороны бы вид на стольный Китеж-град, с другой - на клонящееся к закату солнце, а вокруг в поле зрения сразу три села, вокруг которых четко выделяются квадратики картофельных, гороховых, пшеничных и каких-то иных полей или огородов. На огородах и картофельных полях бабы и девки в белых платьях-рубахах и цветастых передниках с протяжными песнями чапают сорняки. Я уже знаю, что, несмотря на то, что местные живут в полуземлянках (так теплее и экономия леса при постройке), эти девки и бабы отнюдь не пренебрегают баней, и тело у них белое, чистое и приятное на ощупь. Но это я так, теоретически, потому что у меня есть жена и люблю я только ее. Но все равно лепота.
        А ведь чуть меньше года назад мы вели здесь жестокие бой с аварами - кажется, вон возле того сухого оврага мои лилитки зажали в угол и в капусту искрошили тысячу аварских всадников, отбившихся от основного войска. И поделом. Раньше из-за вечной угрозы разбойных набегов на этих землях почти никто не селился. Неподалеку от берега Днепра в долинах ручьев и небольших речек скрывалось несколько весей, жители которых больше занимались рыболовством, чем возделыванием каких-то полей и огородов. Правильно - скрываясь от захватчиков в камышах, можно прихватить с собой челн, сеть и острогу, можно взять даже свинью и собаку, но никак нельзя унести с собой поле или огород. Теперь эти люди думают, что в их жизни наконец-то настало мирное, украсно украшенное, время, и им осталось только жить-поживать да добра наживать. Ан нет. На горизонте снова громыхает гроза, и грозу эту зовут тюркоты.
        Прошлый раз до Поднепровья эти тюркоты не дошли, ограничились грабежом долины Кубани и византийских колоний по побережью Черного и Азовского морей. Но раз на раз не приходится. Во-первых - тогда анты были разгромлены и до нитки ограблены аварами, так что брать с них было нечего, а во-вторых - сейчас все наоборот и вся степь полнится слухами о том, как невиданно обогатились анты под руководством князя-колдуна. И в то же время по степи идет слух, что сам князь-колдун вместе со всем своим войском куда-то задевался и бережет сейчас богатые антские земли малая дружина во главе со старым воеводой, который сам и на коня уже, наверное, не садится…
        Ни за что не поверю, чтобы в ответ на такую замануху не приперлась бы из степи банда грабителей снимать долю и имать дань. Патронов у меня теперь неограниченно, так что такой дурью, как с аварами, я с тюркотами маяться не буду. Впрочем, прямо сейчас, то есть через год-два, ждать вторжения тюркотов не стоит. Если в степях ничего не изменилось, то, как говорит наш библиотекарь любезная Ольга Васильевна, тюркоты еще три года будут воевать с таким же рыхлым раннефеодальным государством эфталитов, и только потом у них окажутся развязаны руки для дальнейшей экспансии, которая может оказаться направленной против Ирана, а может и против нас. Но это еще надо будет посмотреть, три года срок длинный. Если пройдет слушок, что князь-колдун Серегин регулярно наезжает в свою столицу (а где он, там и войско), то и в степях тоже призадумаются, стоит ли ради пригоршни серебра ставить на кон последнюю голову. В принципе, этим вопросом стоит озадачить Нарзеса, пусть взвешивает плюсы и минусы и дает свое заключение, а уж мы с Велизарием исполним все по полной программе.
        Ну вот опять, хотел же культурно отдохнуть на природе - и опять думаю о делах. Кстати, для тех же Велизария и Нарзеса последняя фраза - это настоящий оксюморон. Они просто не представляют себе, как можно культурно отдыхать на природе. На природе отдыхают варвары - германцы там, кельты или славяне. А культурные люди должны отдыхать, возлежа на ложах в пиршественных залах, или в театрах, или на стадионах, наблюдая за скачками квадриг. Хорошо хоть из перечня культурных развлечений убрали гладиаторские бои. Добрыня с Ратибором в этом отношении куда приятней. Пока Ув и Михаил (как самые младшие по возрасту) раскидывали по земле плат, на который выставили холодные закуски, Ратибор распаковывал привезенные с собой сосуды со столетними медами и греческими винами. Добрыня отъехал чуть в сторону на коне и через некоторое время вернулся, имея у седла связку из полудюжины упитанных степных зайцев. Тут этих вредителей садов, полей и огородов скачет просто видимо-невидимо, а Добрыня - знатный стрелок из лука. Шкурка у летнего зайца дерьмо, не годится ни на что, зато тушка мясистая и упитанная, ибо как раз
сейчас для косых самое благоприятное время.
        Прошло еще немного времени - и вот уже рядом с нами пылает костер из сушняка, который приволокли пригнанные герром Паулем селяне, а мы, ожидая пока будут готовы угли, в которых можно будет приготовить знаменитого зайца на вертеле и не менее знаменитую печеную картошку, пока потихоньку дегустируем еще более знаменитые столетние меды, которые «по усам текут, а в рот не попадают». Вслед за селянами, таскающими дрова, появляются селянки, у которых в руках глечики* с молоком, сметанкой и свежесбитым коровьим маслицем. С детства ненавижу брать что-нибудь на халяву или отнимать у слабых, поэтому оделяю каждую селянок несколькими медными византийскими монетами. Покупательской способности у них здесь никакой, но зато они прекрасно сгодятся на мониста.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * глечик - небольшой керамический кувшинчик с ручкой
        - Обижаешь людей, князь, - наставительно гудит Ратибор, - от души они тебя угощают, а не ради злата-серебра.
        - Так и я от души одариваю, - отвечаю я, - и не златом-серебром, а медью на мониста. Нельзя брать что-то и не давать ничего взамен. За то, что мы их защищаем, они уже дают нам с плодов полей своих и садов, с рыбных ловов и с прочего. Брать даром у них что-то сверх того - это грех.
        Сперва пристыженный Ратибор, а потом и остальные, кряхтя, лезут в свои калиты, похожие на табачные кисеты, и извлекают оттуда мелкие медные монеты, которые - кому две, кому и три - вручают селянкам. А те цветут и пахнут. А то как же, князь, несмотря на то, что хозяин их жизни и смерти, и сам монетками на мониста одарил, и приближенных своих пристыдил. Поэтому отойдя чуть в сторону, они организуют музыкальное сопровождение в виде медленных и протяжных мелодий, которые они выводят чистыми и прозрачными голосами.
        И вот, солнце почти опустилось за горизонт, над углями шкворчат истекающие сладким соком зайцы и аромат жареного на углях мяса смешивается с дымком и специфическим запашком печеной картошки. Хорошо вот так сидеть в чисто мужской компании, когда никто не пьян до безобразия, но и никто не трезв, когда всем хорошо, и никто не ищет пятый угол. Потихоньку потягивая медовуху, я объясняю Михаилу Скопину-Шуйскому родство антов и современных ему русских людей. Получается не так уж близко, но и не так уж далеко.
        Встаем и уходим, собрав только полотняный плат, уже тогда, когда ночь полностью вступила в свои права и на западе угас последний отблеск зари. Ну вот и все, теперь я полностью отдохнувший, и заодно увидевший в мире Славян все, что было необходимо, проверивший работу моих совхозов и убедившийся, что люди в селах-совхозах живут более-менее сыто и счастливо, а также что продовольствие в полки моих лилиток поступит своевременно. Теперь можно и нужно возвращаться в мир Смуты и снова начинать заниматься текущими делами. А там еще много чего предстоит совершить, прежде чем мятущаяся прежде страна окончательно успокоится.

12 НОЯБРЯ 1605 ГОДА Р.Х., ДЕНЬ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ, УТРО. МОСКВА, КРЕМЛЬ.
        КАПИТАН СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Успенский собор Кремля, главный собор России - сегодня в нем состоится венчание царевны Ксении Борисовны Годуновой и Князя-Кесаря (князя-правителя) Михаила Скопина-Шуйского, моего соправителя и наследника. Ну хоть вы меня убейте, не чувствую я себя русским царем. Нет чувства какой-то великой сопричастности, которая возникает, когда я вижу мое построенное к бою войско лилиток или когда я прибываю в Великую Артанию. В первом случае меня охватывает пьянящее возбуждение грядущей кавалерийской атаки, а во втором - то умиротворение и покой, которые я принес на несчастные и страдающие от ударов врагов земли антов. Анты отдались мне всей своей языческой душой, и я их тоже люблю, а если кто-то из соседей попытается причинить им зло, то я сотру такую вражину в порошок.
        Но при взгляде на жителей нынешнего Русского царства, а в особенности на москвичей, никакого чувства сопричастности у меня отнюдь не возникает, и все, что я для них делаю - делаю по обязанности, а не от души. Да и они выбрали меня в цари не по велению сердца, как анты, испытывающие безмерную благодарность к тому, кто спас их от жестокого врага, а лишь потому, что за таким царем можно сладко спать, вкусно есть и ни о чем не беспокоиться, а Сам все сделает - и спасет и убережет… Наверное, поэтому я чувствую в последнее время какое-то свербление души и смутное желания убраться из этого мира куда подальше.
        Дима-Колдун уже докладывал, что после разгрома ляхов под Ригой и запугивания шведов уже обозначились «двери» в следующие миры. Их аж целых пять штук, выстроенных последовательно; и только последняя из этих «дверей» - проходная, а остальные тупиковые, что означает, что выполнив в них задание, мы должны будем возвращаться сюда, в мир Смуты, который становится миром царя Михаила Васильевича. Наверное, лучше будет не показываться на местной Москве, а ограничиться пребыванием в нашем Крымском анклаве, где у меня все-таки не возникает этого тягостного чувства. Или это Отец наш Небесный таким образом гонит меня дальше, чтобы я не закис и не застрял в этом болоте.
        Но вернемся к главному событию сегодняшнего дня. Прошедшая еще до нашей поездки в Артанию церемония выбора царской невесты была чистой формальностью. Представленные на конкурс боярышни, несмотря на богатые наряды и надменное выражение лиц их отцов, отдувающихся под богато расшитыми шубами, были всего лишь статистками. Главную роль в этом спектакле играла относительно скромно одетая Ксения Борисовна Годунова, роль опекунов которой играли мы с Анной Сергеевной, ибо моя благоверная Елизавета Дмитриевна счастливо дорвалась до космоса, и теперь не вылезает из полетов. Мы с Анной Сергеевной одеты просто, но со вкусом, по местным понятиям, почти невзрачно, но любой знает, что за этой невзрачностью стоит огромное богатство и безмерная сила.
        Кстати, Анна Сергеевна ради борьбы со скукой предложила провести этот конкурс «в купальниках», но я ответил, что тогда ни одна из этих боярышень никогда не выйдет замуж, ибо конкурс «в купальниках» сразу обнажит и кривые волосатые ноги, и целюллит, и оттопыренные коровьи пуза вместо втянутых животиков, и висячие, как уши у спаниеля, сиськи. А что вы хотите - боярышни жрут в три горла сладкое и мучное, а потом весь день сидят у окошка светлицы за вышиванием. Требовать в таких условиях от них идеальных фигур просто нереально. Одним словом, конкурс в купальниках в этих условиях, как говорится, «не прокатит», и выигрывать в нем будут исключительно крестьянские дочки, которые и в огороде с сапкой, и в доме с половой тряпкой, и на сенокосе с граблями, и на сеновале с вилами - а оттого сильные, гладкие и мускулистые. Ну точно как мои пейзанки-артанки, купание которых в жаркий полдень в прохладном ручье мы с Михаилом наблюдали пару дней назад.
        Итак, закономерно выбрав невесту, мы укатили в Артанию инспектировать и развеиваться, поручив Посольскому Приказу составить так называемый «Свадебный чин» - то есть сценарий, по которому будет проходить свадьба. Так же там подробно будут расписаны все участвующие в брачном ритуале лица, а также их вознаграждение «за труды». Оказывается, всех участников свадьбы положено одаривать, и чем знатнее и богаче персонаж, тем ценнее должен быть подарок. Иная такая свадьба обходится государственной казне как небольшая война или в пару годовых бюджетов. Впрочем, в этом приказные дьяки разбираются значительно лучше меня, и сделают все как надо.
        Но вернемся все же к сегодняшнему венчанию.
        К свадьбе начали готовиться сразу же после того, как Михаил Скопин-Шуйский «выбрал» в невесты Ксению Годунову, которая с этого момента получила особый статус и вместе со служанками переехала из монастыря и поселилась в Кремле. К венчанию ее готовили в Царицыной палате, Михаила в покоях, которые были ему положены как моему заму. Саму свадьбу проводили в Грановитой Палате, еще называемой Большой Золотой. Но сначала имел место своеобразный ритуал подготовки к венчанию.
        Первой в специально украшенную к свадьбе палату вошла процессия невесты. Впереди шел священник, кропивший «невестин путь» святой водой, затем свечники, каравайщики, дружки, родственники невесты, получившие соответствующие чины, а уже за ними в окружении свах и сидячих боярынь (им предстояло «сидеть» на свадьбе) шла поддерживаемая под руки Ксения Годунова. Поддержка невесты была не только данью традиции, но и необходимостью, так как ее наряд мог весить больше полной боевой экипировки спецназовца плюс боекомплект. Михаил вышел в Грановитую палату после Ксении, его сопровождал тысяцкий (свадебный распорядитель), роль которого играл Петр Басманов и ближние люди - то есть командиры войска, с которым он ходил на поляков. Вполне достойный контингент.
        На богато украшенном возвышении был установлен царский стол, накрытый тремя скатертями. Верхняя скатерть - венчальная, на ней в богатых блюдах лежат хлеб, сыр и соль. Следующая скатерть - свадебная, на ней молодым в опочивальню унесут угощения. И только последняя скатерть останется на столе до конца торжеств. Молодых усадили за стол и под молитву священника начали проводить ритуал расчесывания волос, символизирующий прощание со старой жизнью. Обычно расчесывание волос богато украшенным гребнем, который обмакивают в специально подготовленное вино, проводится сначала жениху, а затем невесте. И выполнять этот обряд должна жена тысяцкого.
        Но дело в том, что Петр Басманов до самого последнего времени женат не был, и лишь в последний момент, что называется, «скоропостижно», женился. Когда я, увидел, кем оказалась эта жена, то мне захотелось и смеяться и плакать одновременно. Оказывается, пока я был занят другими делами, Басманов попался в цепкие лапки Геры, которая тут же скрутила его по рукам и ногам. Ну ничего, если что-то пойдет не так, то я сумею скрутить ее таким образом и подвесить на цепях туда, откуда ее никто и никогда не снимет. Я ей не старик Зевсий, и жалости обычно не ведаю.
        После того как Гера (в крещении Глафира) расчесала Ксении волосы, на невесту надели фату, символизирующую невинность и скромность, после чего молодых обсыпали хмелем, символом плодородия, и принялись обмахивать связками соболей, символом богатства.
        Гостей в это время угощали хлебом и сыром. Особо почетным гостям подавали угощение с царского стола. От имени Ксении Михаилу были вручены символические подарки, о которых позаботилась Анна Сергеевна. А от имени молодых подарки вручались родственникам и особо почетным гостям.
        Следующим этапом ритуала должно было стать прощание невесты с родителями, которые передавали её жениху, но в связи с тем, что к этому моменту Ксюша была полной сиротой, и передавали ее мы с Анной Сергеевной, то эта часть ритуала оказалась несколько скомкана. Как только Ксения была передана из-под нашей опеки под опеку будущего мужа, молодые отправились в Успенский собор на венчание.
        Михаил в сопровождении свиты первым выехал верхами и ждал невесту у собора, куда её по первому снежку привёзли в разукрашенных санях.
        Сам обряд венчания практически отличался от того, который провидится в православных церквях для простых смертных, только тем, что вместо приходского священника его проводил патриарх Иов. После венчания все вернулись в Грановитую палату, где начался свадебный пир. Молодые уселись за свой стол, на котором теперь были выставлены яства, а гостей рассадили в соответствии с заранее составленной росписью. По традиции молодожены на свадебном пиру не едят и не пьют, но блюда и вина с их стола посылаются особо почетным гостям.
        На пиру Михаил с Ксенией оставались недолго. Уже после третей смены блюд они в сопровождении Петра Басманова, Геры-Глафиры, дружек и постельничих отправились в опочивальню, куда им принесли на скатерти блюда с царского стола, включающие традиционную жареную курицу. Перед опочивальней Гера, одетая в овчинную шубу навыворот, осыпала молодых хмелем, хотя чувствовалось, что ей хочется нахулиганить и сдерживает она себя только ужасающим усилием воли. В самой опочивальне возвышается громадная постель, увенчанная балдахином, сооружение которой проводилось по особым правилам. Сначала в основание были уложены ржаные снопы, покрытые сверху коврами, затем перины, накрытые шелковой простыней, изголовье, подушки, пуховые и меховые одеяла, специальное покрывало. Постель получилась высокой, поэтому перед ней была поставлена скамеечка.
        После того как Михаил с Ксенией ушли, свадебный пир продолжился под руководством Петра Басманова, но на нем остались только мужчины. Для женщин были накрыты отдельные столы в палатах царицы.
        На следующее утро молодые должны будут мыться в бане. Михаил вместе с Басмановым и дружками, которые будут натирать его медом и вином, а Ксения - со своими боярынями. Завтракать молодожены будут тоже отдельно от гостей, на царской половине, куда могут быть приглашены только избранные гости. Всего свадебные торжества будут продолжаться еще несколько дней. Будут даваться отдельные пиры от имени Михаила и Ксении, продолжится прием поздравлений. Всем, кто участвовал в свадебных торжествах, будут раздаваться подарки, многие получат очередные чины, поместья, денежные выплаты. В Москве будут выставлены угощения для простого люда, будут раздавались царские милостыни, а также будет проведена частичная амнистия узников. Правителям иностранных государств направят специальные послания. Во все концы страны поскачут гонцы с известием о царской женитьбе и царице, за здравие которой теперь следует молиться.
        ЧЕТЫРЕСТА СЕМНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ГЕНРИХ IV БУРБОН, ПО ПРОЗВИЩУ НАВАРРА.
        Вторая молодость приходит ко мне медленно, почти незаметно; каждый день я чувствую, что могу несколько больше, чем в предыдущий. В первую очередь это касается женщин и физических упражнений, потому что вино было для меня под запретом. Мы с дворянами весь день до изнеможения занимались гимнастическими упражнениями, фехтовали, скакали на лошадях и даже плавали в местной прозрачной речке под испепеляюще жарким солнцем. На помолодевшем лице смешной стала выглядеть седая борода - и я, немного подумав, начисто выбрился согласно местной мужской моде, сразу помолодев еще лет на двадцать. А вечерами я и мои дворяне, и даже герцог де Монбазон, который поначалу был против таких «деревенских» развлечений, ходим на так называемые «танцульки».
        Деревенским развлечением это кажется только на первый взгляд, потому что, помимо молодых девиц, желающих завести приятные знакомства, там бывает вся верхушка тамошнего общества и гости из других миров, посредством которых можно заводить полезные знакомства. Чуть в стороне от площадки для танцев поставлены столики, за которыми эти солидные люди, сидя вместе со своими постоянными женщинами и временными подругами, потягивают напитки, смотрят, как веселится молодежь, и обсуждают между собой различные дела. А люди тут бывают немаленькие; заходит сюда и сам Сергий сын Сергия со своей супругой, тоже княгиней.
        Первоначально, когда мое лечение от старости только начиналось, я тоже был исключительно в числе зрителей. Отпустив молодых дворян порезвится, я вместе с де Монбазоном садился за столик, брал стакан фруктового сока, разведенного чуть пузырящейся магической водой с обертонами улучшающего настроение заклинания, и смотрел, как подпрыгивают и извиваются под музыку гибкие мускулистые тела. Поскольку на этих танцах на десять дам приходился примерно один кавалер, мои дворяне и даже пажи (свободные в этот вечер от своей службы) неизменно производят фурор, и никто из них в итоге не остается без пары на ночь. Потом, когда мое состояние поправилось, я и сам начал уделять часть времени танцам, чтобы присмотреть себе какую-нибудь красотку из числа тех, которых тут пруд пруди.
        По этой причине я никогда не беру с собой на танцы графию де Море. Сказать честно, я ее вообще никуда не беру, и теперь даже уже не понимаю, какого, собственно, черта я потащил с собой в Тридесятое царство эту неотесанную бабу. Рядом с местными дамами и девицами она кажется мне вульгарной коровой, которая каким-то образом затесалась в табун первосортных арабских скакунов. Но это я так, к слову, потому что последние десять дней здесь я никогда не ложился спать один, а потому имею возможность сравнивать. Но все же главным моим времяпрепровождением по вечерам был не поиск очередной партнерши на ночь, а беседы с различными полезными людьми, ну или не совсем людьми. Ну не назовешь же человеком какое-нибудь сверхъестественное человекообразное создание, с которыми тут тоже водят знакомство.
        Итак, за короткое время я свел знакомства с будущим московским царем и почти со всеми помощниками Артанского князя из разных миров. Несколько раз беседовал на душеспасительные темы с ортодоксальным священником, который является тут Голосом Бога-Отца, а также познакомился с античным богом кузнечного ремесла, богиней любви, богиней охоты и некоторыми другими, гм, богинями. Но чаще всего моим собеседником был сам Сергий из рода Сергиев. Вот и сегодня он пришел на танцы вместе со своей сестрой, континой Анной, той самой магиней Разума, а также шестью своими воспитанниками и воспитанницами, находящимися в том возрасте, когда мальчики начинают служить пажами, а девочки фрейлинами.
        Впрочем, воспитанницы и воспитанники, кроме одного, который наверняка был дежурным пажом, почти сразу же убежали танцевать. Особенно хороша была дикая азиатская штучка, которая под одобрительные хлопки ладонями отплясывала в кругу таких же юных и диких амазонок, да так отплясывала, что на нее загляделся сам де Монбазон, которого, казалось, ничем не удивишь.
        Впрочем, эта Асаль приходит сюда не дл того, чтобы найти себе партнера, а для того, чтобы дать выход своей дикой, неуемной энергии. Говорят, что у нее уже есть жених, младший сын князя из другого мира, и в самое ближайшее время они вступят в освященный ортодоксальным священником законный брак. Не представляю, как можно жить с такой дикаркой; но говорят, что любовь всесильна и способна уложить в одну постель совершенно разных людей. А вот у меня любви пока что нет, а есть одно только влечение. И хоть магиня Разума говорит, что это ненормально, ни одна женщина больше не может зажечь мое сердце так, как когда-то его зажгла Габриэль д`Эстре.
        Но вот Сергий из рода Сергиев перекинулся несколькими словами с континой Анной и сидящим рядом с ним мальчиком-пажом, после чего тот подозвал к себе моего пажа и что-то шепнул ему на ухо. Паж подошел к моему столику и вполголоса - так, чтобы из-за музыки не расслышали окружающие - сказал мне на ухо:
        - Ваше Величество, монсеньор Сергий просил передать вам, чтобы вы подсели за его столик, потому что он желает с вами поговорить.
        Герцог де Монбазон, который скорее догадался о смысле приглашения, чем услышал хотя бы полслова, встал, поклонился и произнес:
        - С вашего позволения, сир, пойду, тряхну стариной, познакомлюсь с какой-нибудь приятной на ощупь цыпочкой.
        Де Монбазон ушел, как тут говорят, «оттягиваться и оттопыриваться», а я взял свой стакан и, переходя к столику Артанского князя, подумал, что он никак не мог тряхнуть стариной, потому что наши балы, скучные и унылые, никоим образом не похожи на царящее здесь безудержное веселье людей радующихся самой жизни. Раньше мой главный ловчий и генерал-губернатор Иль-де-Франса не был склонен к таким забавам, но по мере того, как вместе со мной он избавлялся от груза лет и старых болячек, в нем все больше и больше начинало проглядывать нечто такое безудержно озорное и мальчишеское.
        Монсеньор Сергий, когда я подсел за его стол, вежливо со мной поздоровался и спросил о моем самочувствии, а также о том, как мне нравится пребывание у него в гостях. На это я ответил, что самочувствие у меня хорошее, в тридевятом царстве мне нравится все, а в особенности остроухие прелестницы; жаль только, что нельзя будет прихватить с собой десяток-другой таких красавиц. Услышав эти мои слова, монсеньор Сергий и контина Анна сперва переглянулись между собой, а потом вопросительно посмотрели на мальчика-пажа. Тот едва заметно пожал плечами, потом сунул руку за ворот рубашки и извлек оттуда подвеску в виде большого черного драгоценного камня. А мальчик-то, оказывается, не совсем паж - точнее, совсем не паж, и может быть даже не мальчик, потому, что такие подвески с драгоценными камнями тут имеются у каждого более-менее сильного мага. Зажав камень в левой руке, мальчик посмотрел на меня не по-детски внимательным и каким-то пронзительным, буквально просвечивающим насквозь взглядом, от которого у меня зашевелились волосы на голове. Это продолжалось минуту или две, потом юный маг вздохнул, сказал
монсеньору Сергию пару слов на их русском языке, после чего расслабился и отправил свой камень обратно - туда, где он и пребывал изначально.
        - Возможно, - сказал Сергий после некоторой паузы, - ваше желание может исполниться. Дмитрий сказал, что у вас есть способность осуществлять Призыв, иначе бы вы не добились бы того, чего смогли добиться, и даже не выжили бы во множестве передряг вашей жизни. Но только подумайте над тем, нужна ли вам такая ответственность. Ведь призыв накладывает пожизненные обязательства не только на того, кто был призван, но и на того, кто призывал. И еще. В основе Призыва должна лежать какая-то идея, которую вы предложите разделить своим верным - так же. как Христос во время Тайной Вечери преломил хлеб со своими учениками. Нет на свете никого вернее Верных, готовых пойти за эту идею на смерть, и в этом бывает и величайшая радость, и величайшая боль. Их нельзя будет, когда надоедят, засунуть в дальний монастырь или вернуть туда, откуда они пришли.
        Находясь в тридесятом царстве, я много раз слышал о таком явлении, как Призыв, который способен производить Серегин и еще некоторые люди. И вот оказалось, что я сам способен творить нечто подобное, и от этого известия у меня по спине пробегают мурашки. А ответственность - ею меня не устрашить. Я знаю, что сюзерен обязан вассалу не меньше, чем вассал сюзерену, и что присягу между ними способна разорвать только смерть или нарушение одним обязанностей перед другим. Если верные, как тут говорят, в принципе не способны предать, то тогда и я, со своей стороны, должен буду поступить точно так же. А как на их появление отреагирует моя итальянская женушка, двор и прочие парижские сплетники? А, к черту! Вот как раз жену (уже родившую мне наследника, а значит, выполнившую свою основную обязанность) засунуть в дальний монастырь - нет никаких проблем, стоит только доказать ее участие в заговоре против короля. А то, что такой заговор существует, это абсолютно точно, потому что эти Медичи без них буквально не могут жить. Для всех остальных, кто не пожелает держать язык за зубами, существуют Бастилия, Гревская
площадь, плаха и топор палача. Но это уже на крайний случай, потому что лучше предотвратить болезнь, чем бороться с ней радикальными средствами. Решено. Если Господь наделил меня таким даром, то я обязательно должен его использовать. Конечно же, я согласен - да, и только да.
        Выслушав мое согласие, Сергий из рода Сергиев сказал, что завтра состоится то, что они называют Поиском, в одной из дальних долин этого мира. Мое личное присутствие обязательно, и с собой я могу взять одного-двух дворян и пару пажей. Слишком большое количество народа нежелательно, потому что мои люди не имеют опыта подобных операций и будут создавать никому не нужную сумятицу.
        ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        КОРОЛЬ ФРАНЦИИ ГЕНРИХ IV БУРБОН, ПО ПРОЗВИЩУ НАВАРРА.
        Только вчера я получил приглашение принять участие в набеге на те места, в которых ужасные местные колдуны-содомиты содержат в своем рабстве очаровательных остроухих девиц, причем некоторых, как какой-нибудь скот, только для употребления в пищу. А уже сегодня рано утром Сергий из рода Сергиев прислал ко мне своего пажа, который передал, что через час они выступают, и если я не хочу опоздать, то должен немедленно к ним присоединиться. Я не ожидал, что все произойдет так быстро, но я уже слышал, что Сергий из рода Сергиев невероятно быстр в своих оценках и решениях, и вообще это была хорошая проверка моему омоложению. Обычно старики медлительны и неповоротливы, в первую очередь в своих мыслях, я же сумел отреагировать очень быстро.
        Поблагодарив пажа за приглашение, я сказал своим дворянам, что те из них, которые сумеют собраться так же быстро, как и их король, поедут в поход на лошадях, а остальные побегут за нами на своих двоих. Разумеется, это была шутка, причем не самая удачная, но вы бы видели, как засуетились молодые люди, спеша не отстать от своего короля, которому помогали трое сноровистых пажей и местные невидимые слуги, которые сразу поняли, кто тут настоящий господин, а кто просто стоит рядом. В результате к Сергию из рода Сергиев присоединились: я собственной персоной, неотделимый от меня как сиамский близнец герцог де Монбазон, а также двое молодых дворян, которые еще до приглашения собирались на раннюю прогулку, а потому заранее оседлали своих лошадей. Кстати, у меня есть подозрения, что местные невидимые слуги помогали не только моим пажам, но и еще немного пажам де Монбазона. Но это уже так, к слову, потому что де Монбазон - один из вернейших мне людей, и я совсем не прочь, что бы и ему перепало немного милостей жизни.
        Когда наша маленькая кавалькада подъехала к зданию, именуемому Башней Силы, которое Сергий выбрал себе под резиденцию, там уже были в сборе все, кто направлялся в эту спасательную экспедицию. К моему удивлению там были не только мужчины и та высокая темноволосая воительница, с которой Сергий приходил ко мне в Тюильри, но и контина Анна, которая стояла рядом с еще одной молодой женщиной по имени Анастасия. Был там и давешний мальчик-паж, который вчера так странно на меня смотрел. Как раз эти три женщины и один мальчик и составляли самое ближнее окружение Сергия из рода Сергиев, называемое «магической пятеркой». Когда я спросил, почему так, мне сказали, что когда эти пятеро находятся вместе, они могут творить могущественную магию, сотрясая землю и обрушивая на нее небо.
        Первым делом нам всем четверым предложили снять наши доспехи и надеть то, что приготовили для нас люди Сергия из рода Сергиев. Обманчивая легкость доспеха заставила нас усомниться в их прочности. Тогда одна из великанш-телохранительниц Сергия предложила де Монбазону, чтобы тот ударил ее кинжалом и убедиться, что эти почти невесомые доспехи дают полную гарантию безопасности. Бедняга вначале колебался, но дама была непреклонна. Потом он все-таки ударил - сначала слегка, потом все сильнее и сильнее, но не смог даже поцарапать странного легкого материла оливкового цвета, который мог быть чем угодно, но только не металлом.
        Выступление в поход состоялось после того, как мы, наконец, экипировались в предложенные нам местные доспехи, причем Сергий был настолько щедр, что заявил, что с этого момента все надетое на нас снаряжение становится нашей собственностью. Ну что тут сказать - перед дамами в таких доспехах не пофорсишь, уж больно они невзрачные, но вот на войне, когда зачастую от прочности лат зависит твоя жизнь, ничего лучшего и придумать невозможно. У самого прохода к нам присоединился эскадрон до зубов вооруженных великанш, в полной экипировке элитной тяжелой кавалерии. К моему удивлению, две трети из них оказались беременными, а остальные в недавнем прошлом перенесли тяжелые ранения.
        На мой удивленный вопрос Сергий пояснил, что сражаться ни нам, ни им не придется, а сопровождение нам нужно для солидности, и вообще для того, чтобы у тех, кого мы идем приглашать на свою сторону, был светлый образ грядущего будущего. Сначала я не понял, о чем это он говорит, но потом перед нами раскрылся проход, мы проехали вперед, и тут стало уже не до разговоров. Прямо перед нами на той стороне местный колдун-содомит уже вывел в поле и построил свое войско, больше двух тысяч угрюмо молчащих боевых женщин-великанш, сжимавших в мускулистых руках маленькие бронзовые топорики. Я уже думал, что нам сейчас наступит конец, но, как оказалось, это была обдуманная провокация Сергия, пославшего колдуну-содомиту ложный вызов от имени одного из соседей. Ему было нужно, чтобы этот дурак (а разве содомит может быть умным?) вывел в поле и построил свое войско, и тем самым передал бы его нам из рук в руки в целости и сохранности.
        При виде противника магическая пятерка сдвинулась поближе друг к другу, и над их головами заиграло едва видимое глазом бледно-фиолетовое сияние. Потом Сергий взмахнул своим мечом, указав его острием куда-то вперед в сторону врага; сорвавшаяся с этого острия фиолетовая искра развернулась в широкий, едва светящийся, фиолетовый полог, который накрыл вражеское войско - и на этом все кончилось. Вражеское войско отказалось воевать и, развернувшись, напало на своих командиров-мучителей, которые частью бежали без оглядки, а частью были забиты и затоптаны насмерть. После этого воинствующие великанши, смешав ряды, остановились в растерянности, опустив вниз свои топорики.
        Сергий быстро объяснил, что колдун-содомит накладывал на принадлежавших ему остроухих, в том числе и на воительниц, так называемое заклинание Принуждения, заставляющее их выполнять его приказы. После того как это заклинание было уничтожено заклинанием Нейтрализации, которое создала магическая пятерка Серегина, все рабыни того колдуна освободились, а сам он умер, потому что к нему вернулось все порожденное им зло. Теперь, если я хочу обзавестись своими Верными, я должен выехать вперед и обратиться к ним с мысленным призывом. Те, кто его услышат, сами подойдут ко мне и сложат свое оружие к копытам моего коня. Мне как гостю предоставляется привилегия начать первым, а уж он, Сергий, потом подберет все что осталось.
        Содрогнувшись от волнения, я выехал вперед, подумав, что я бы ни за что не стал заниматься такой мерзостью, как посылать на поле боя солдат, которых просто принуждают воевать. Пусть они идут ко мне, и я дам им хорошее содержание, доброго мужа и дворянское достоинство, и если они будут верны мне как вассалы, то я клянусь, что буду верен им как сюзерен. И никакого принуждения, никогда и не под каким соусом. Если они решат покинуть меня, то мне, конечно, будет обидно, но я не скажу ни слова. Если они выберут верность, то я с радостью верну им ее той же монетой. Мой зов был услышан почти сразу - и, шелохнув ряды, великанши сначала поодиночке, а потом и все сразу, медленными шагами двинулись в мою сторону.
        Планируя эту затею, я думал обзавестись двумя-тремя десятками экзотических телохранительниц. Но кто же знал, что к моим ногам сложит свои топорики почти все вражеское войско, а когда мы грабили поместье того колдуна-содомита, то число моих новых слуг пополнилось еще больше за счет молодняка воительниц, а также служанок и ждущих своей страшной участи мясных. Господи, вразуми меня, я тебя умоляю, потому что не знаю, что мне делать с таким количеством преданно смотрящих на меня глаз, а особо жуткое впечатление производит прикосновение моей души к их душам. Они действительно как чистые листы пергамента, на которых милейший мэтр Малерб, еще не начертал свои вирши, а умнейший первый министр Сюлли - свои распоряжения по государству. А ведь я действительно за них отвечаю, как отец отвечает за своих детей - и перед Всевышним, и перед собственной совестью. Аминь!
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Пока в мире Смуты стоит зима, даже в Крыму сырая и промозглая*, я и мои гаврики предпочитаем проводить время в своей башне в заброшенном городе в мире Содома. Тут всегда стоит лето, с бездонных небес жарит неистовое солнце мезозоя, но на высокогорном плато не так жарко, как на уровне моря, а из-за фитонцидов высоких лесов и повышенного содержания кислорода дышится легко и приятно. К тому же в самую жару можно спокойно пребывать в своих комнатах, где работает магическое кондиционирование, а потому свежо и прохладно. К тому же, как только пройдет совсем немного времени и на Москве того времени установится прочная зима с трескучими морозами, можно будет ездить с летнего курорта здесь, на зимний там, и обратно. Мы тут все - от Серегина до Аси - просто изнываем от безделья, потому что основные дела в мире Смуты уже сделаны, в нижележащих мирах в основном тоже, не считать же делом подготовку в мире Батыевой Погибели к свадьбе юного князя Глеба Ярославича и аварской княжны Асаль. Там и без нас есть кому хлопотать.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: * Напоминаем, что в разгаре так называемый малый ледниковый период - 1312 -1791 годы, когда зима была многоснежной и холоднее, чем в настоящее время, а лето - прохладней и дождливей. 19 февраля 1600 года произошло извержение вулкана Уайнапутина, сильнейшее за всю историю Южной Америки. Считается, что это извержение было причиной больших климатических изменений в начале XVII века. Пониженная активность Гольфстрима совпала по времени с наиболее низким после V в. до н. э. уровнем солнечной активности (Маундеровским минимумом). После сравнительно тёплого XVI века в Европе резко снизилась среднегодовая температура. Гренландия - «Зелёная земля» - покрылась ледниками, и с острова исчезли поселения викингов. Замёрзли даже южные моря. По Темзе и Дунаю катались на санках. Москва-река полгода была надёжной площадкой для ярмарок. Глобальная температура понизилась на 1 -2 градуса по Цельсию, а на юге Европы часто повторялись суровые и продолжительные зимы. В России малый ледниковый период ознаменовался, в частности, исключительно холодным летом в 1601, 1602 и 1604 годах, когда морозы
ударяли в июле-августе, а снег ложился в начале осени. Необычные холода повлекли за собой неурожай и голод, а как следствие, по мнению некоторых исследователей, стали одной из предпосылок к началу Смутного времени.
        К тому же тут, в башне Власти, сейчас пребывает омолаживающийся французский король Генрих IV по прозвищу Наварра, посмотрев на которого, Ася сразу сказала: «а он прикольный!». Прикольным Генрих был в своем амплуа доброго седого старичка, прикольным остался и тогда, когда начал откручивать вспять свои годы, молодея буквально на глазах. Но сейчас он выглядит совсем не прикольно, а трогательно, потому что квохчет вокруг своих новоприобретенных Верных, как наседка над своими только что вылупившимися цыплятами. Когда я рекомендовала королю по-настоящему влюбиться, чтобы заполнить пустоту в своей душе, я совсем не думала, что этих возлюбленных будет больше двух с половиной тысяч, и что все они будут бойцовыми лилитками, то бишь остроухими, ибо слово «лилитка» перед непосвященными произносить не рекомендуется. А непосвященных сейчас здесь целая толпа. Генрих даже привез для своих подопечных самого настоящего католического священника, но перед этим, правда, долго допытывался у меня - есть ли у остроухих душа, можно ли их крестить, и каковы основные свойства их характеров.
        - Душа у них, - сказала я, - есть, и даже получше, чем у многих иных обыкновенных людей. Можно сказать, что эта субстанция отличается у них хрустальной чистотой и прозрачностью, как воды горного ручья. Таким образом, крестить их не только можно, но и нужно - и в нашем войске, и у братьев Ярославичей крещены уже почти все, но подходить к этому делу надо с величайшей осторожностью. Священник, который будет наставлять их в вере, должен быть одновременно и умен, и крайне благочестив, потому что своими чистыми душами эти юные создания хорошо чувствуют всякую ложь, глупость и слепой догматизм. Что касается основных свойств характера - то это храбрость, бесстрашие перед лицом неминуемой смерти и верность тому, кого они выбрали сердцем один раз в жизни, а также тем идеалам, которые он исповедует.
        Внимательно выслушав мою сентенцию, король Генрих ушел в весьма задумчивом настроении. Потом он еще раз консультировался по этой теме у отца Александра, и лишь затем в нашей обители зноя и свирепых воительниц появился изрядно напуганный аббат одного из католических монастырей. Именно аббат, а не аббатиса, потому что, как сказал сам король, ему предстояло наставлять в вере настоящих воинов, которые станут щитом и мечом французского королевства. Он только начал, но уже сейчас видно, что его ждет нелегкий труд, ибо его подопечные не только кристально чисты и преданы своему господину, но еще и непосредственны, как малые дети, и очень наивны. Во всем прочем они отдались Генриху не только душой, но и телом, чем немало засмущали этого квалифицированного ловеласа с большим опытом обольщения противоположного пола. Кстати, я забыла назвать Генриху еще одно из ключевых свойств характера остроухих. Фактически состояние «верности» очень близко к состоянию влюбленности, крайней фазой которой является всепожирающая ревность и зависть к более удачливым соперникам.
        Так вот - остроухие абсолютно не ревнивы и не завистливы - очевидно, эти чувства были удалены из их сознания при их создании магическим путем вместе с чувством, отвечающим за страх насильственной смерти в бою, и ослабляющим страх смерти вообще. Видимо, это было необходимо для того, чтобы супермаги древних содомитян, эксплуатируя чисто платонические чувства своих подопечных, могли создавать из них не только небольшие отряды, но и целые армии. Такую армию создал себе Серегин, который так же, как и те маги, не пустил в свою личную постель ни одну остроухую. Такую же армию сейчас в мире Батыевой Погибели формирует Александр Ярославич Невский, не желающий смешивать между собой службу и постельные забавы.
        А вот Генрих, как человек значительно более легкий и душевный, с первого же дня начал по очереди спать со своими остроухими, чем привел их в чрезвычайно бурный восторг. Там, в их прошлой жизни, бойцовой остроухой свидание с производителем могло только присниться, а к исполнению основных должностных обязанностей их принуждали при помощи отвратительно жестокого заклинания, заставлявшего их служить тому, кто вызывал у них величайшее отвращение. А тут и служба по зову души, да еще и то, о чем они не могли даже мечтать. И пусть пока этого отличия удостоились совсем немногие, но остроухие были терпеливы, неревнивы и независтливы, а потому даже те, кого эта милость пока не коснулась, были довольны так же, как и те, что провели с королем целую ночь.
        Лишь один человек остался недоволен и устроил Генриху скандал - это была его бывшаяая шлюха-любовница Жаклин де Бёй, графиня де Море. Шлюха она потому, что для того чтобы отдаться королю, шестнадцатилетняя девица, дочь бедных провинциальных дворян, не постеснялась потребовать от короля крупную сумму денег и солидный титул, который бы впоследствии гарантировал ей высокое общественное положение. Так вот, эта самая особа явилась туда, где король расположился с некоторыми из своих двухметровых крошек, с которых он только что снял пробу, и в тот момент, развалившись в ленивой неге, думал - повторить ему с этими же или позвать следующих. И тут мадам Жаклин является к своему королю во всем безобразии ревнивой стервы и закатывает скандал. Недолгий такой скандал - всего на тридцать восемь секунд, потому что на тридцать девятой по просьбе короля являются невидимые слуги, закутывают беззвучно вопящую графиньку в кокон молчания и выносят головой вперед прочь из королевских апартаментов, после чего с размаха окунают в фонтан, чтобы остыла. Хорошо так окунают, с размахом.
        А Дух Фонтана - он тоже тут как тут, и закатившая глаза Жаклин уже находится в его соблазняюще-раздевающих объятьях. И платье само ползет не только с плеч, но и с остальных частей тела, глаза закатываются, рот открывается и в него пьянящим поцелуем впивается рот Духа Фонтана. А сверху, со второго этажа, на все это смотрит король и его остроухие верные. Конечно же, Генрих знал, к кому он отправляет свою бывшую любовницу. Прожить у нас в заброшенном городе и не знать, кто является владельцем и единственным обитателем магического фонтана - для этого надо быть таким круглым идиотом, на которого Наварра совсем не похож. Сейчас, глядя на любовные игрища Духа фонтана, он жалеет только о том, что графиню де Море нельзя навечно передать ее новому возлюбленному, и рано или поздно она выйдет из воды, аки Афродита из морской пены.
        Правда, что из всего этого выйдет, пока никому неизвестно, ведь Дух Фонтана - это магическое существо огромной мощи, и чтобы устоять перед его чарами, женщина должна быть или магиней первого порядка, как Анастасия, или иметь защиту, наложенную кем-то вроде Серегина или Афины-Паллады. А так получится из королевской любовницы полумагическое существо Жаклин из Фонтана - и гадай потом, к добру это было или нет.
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ.
        БЫВШАЯ ЛЮБОВНИЦА КОРОЛЯ ГЕНРИХА IV, ЖАКЛИН ДЕ БЁЙ ДЕ КУРСИЙОН, ГРАФИНЯ ДЕ МОРЕ
        Это просто неслыханно, ужасно, возмутительно! Мой король ускользнул тот меня, и я никак не могла это предотвратить. С тех пор как он связался с этими странными людьми, владеющими тайнами могучей магии, он стал остывать ко мне. Какие только уловки я ни использовала! Пыталась быть нежной кисой, покладистой малышкой, и при этом особо изощрялась во всех постельных утехах, надеясь удержать внимание моего престарелого любовника. Но все оказалось тщетно. В конце концов король стал обращать на меня внимания не больше, чем на ползающую по потолку муху. Ужасно было осознавать, что тот, кем я так успешно манипулировала до сей поры, вырвался из-под моего влияния окончательно и бесповоротно. Да еще бы ему не вырваться! У него появилась сразу целая куча женщин! Он просто обезумел от такого неожиданного счастья. Ну а кто бы не обезумел? Все мужчины - грязные скоты, их только помани голой ляжкой, и они тут же, теряя остатки разума, бросаются за очередной красоткой. А уж то, что новые пассии моего короля - все без исключения красотки, я не могла не признать. Еще и экзотические! Мужчины любят все необычное… Теперь
и вовсе глупо рассчитывать, что помолодевший король вернется в мои объятия. Теперь я для него - старая, опостылевшая, скучная «бывшая фаворитка», одна из многих. Какой обидный, уничижительный титул! Я пополнила ряды брошенных им любовниц. Теперь за моей спиной будут шептаться и насмешничать. А ведь втайне я надеялась владеть сердцем короля до конца его жизни… Думала, что получу от него все, что захочу - стоит лишь надуть губки.
        Злые слезы душат меня. Но что толку плакать? Лучше пойду-ка я и устрою грандиозный скандал… Попорчу нервы Генриху и его остроухим девицам, что так нагло завладели его сердцем, оттеснив меня вообще куда-то за пределы его интересов. Тощие сучки! Да как они посмели!
        Захожу в помещение, где мой бывший царственный любовник, вальяжно развалившись в кресле, наслаждается обществом своих новых фавориток, которые, едва одетые, облепили его со всех сторон - фу, какая мерзость! А сам-то Генрих изменился… Помолодел, похорошел. Прям почти красавец… Но мне-то теперь что с того? Как обидно, Боже, как обидно! Моим уделом было ласкать дряхлеющее тело, а теперь я стала не нужна… Ужасная несправедливость!
        - Ты негодяй, как ты смел так поступить со мной! - ору я, приблизившись к креслу, на котором восседает король. - Ты старый развратник, ты полное ничтожество, я тебя ненавижу!
        Я потрясаю руками над головой, глаза мои горят праведным гневом. Он смотрит на меня без всякого сожаления; глаза его выражают лишь любопытство - так смотрим мы на змею, у которой удалены ее ядовитые зубы. Его остроухие фаворитки, настороженно приподнявшись со своих мест, смотрят на меня неприветливо и с затаенной усмешкой. Нет, мой воинственный вид вовсе не внушает им ни страха, ни угрызений совести… Наверное, я кажусь им всем смешной и жалкой…
        И отчаяние завладевает мной. Я начинаю визжать и выкрикивать что-то нечленораздельное - это у меня истерика, просто истерика… Прощайте, привилегии, прощай, сытая спокойная жизнь; меня не оставят без наказания. Вот клянусь - был бы в руках кинжал - убила бы и Генриха, и этих наглых девиц! Ненавижу!
        Но тут вдруг чьи-то невидимые руки закрывают мне рот - уверенно и крепко, но в то же время не грубо; я не в состоянии произнести ни звука! И неведомая сила влечет меня прочь из залы. Святой Боже - я скольжу над полом, не касаясь его ногами! От изумления я даже перестала извиваться. Краем глаза успеваю заметить, что король и его остроухие провожают меня удовлетворенными взглядами, причем в их глазах явственно просвечивает надежда, что они не увидят меня больше никогда.
        Но куда меня влекут? Меня что, собираются убить? Однако попытки сопротивляться ни к чему не приводят. Мысленно прощаюсь с жизнью. Закрываю глаза и молюсь Пресвятой Деве…
        И вдруг - плюх!!! - я оказываюсь в воде! Это так неожиданно, что я, выпучив глаза и отфыркиваясь, даже не пытаюсь встать на ноги. Чувствую, что невидимый конвоир уже не держит меня - мой рот свободен и я могу разговаривать. Да где я, черт побери? Неужели в фонтане?! Какой позор! Словно пьяная проститутка…
        Я набираю в легкие воздух и открываю рот, чтобы заорать. Но вдруг передо мной возникает голова… Я что, сошла с ума? Да, вне всякого сомнения, это голова мужчины - довольно привлекательного - но только она не обычная, а из воды! Вся прозрачная, но можно разобрать и глаза, и чувственные губы… И даже что-то похожее на тело тянется из бассейна вслед за этой головой… Я так изумлена, что воздух с шумом выходит из моих легких - и тут эта голова, томно улыбнувшись, впивается мне в губы поцелуем! Я не успеваю ничего сообразить, как тут же все для меня меняется. Я мгновенно расслабляюсь. Становится тепло и возникает ощущение парения. Поцелуй сладок и приятен… Перед глазами мерцают разноцветные вспышки и кажется, будто в ушах звучит тихая и прекрасная музыка… Все мое тело обволакивает сладостная истома, и невыразимая нега охватывает все мое существо… Чудесные, непередаваемые ощущения! Да, да, это восхитительно! Кажется, будто меня ласкают сотни чутких рук и влажных губ… Я улетаю и парю где-то в мирах запредельного удовольствия… Это не похоже ни на что, испытанное мной ранее. Я слышу страстные вздохи и
интимный неразборчивый шепот… Кажется, я сама начинаю стонать, и тело мое дрожит в предвкушении еще более острого наслаждения… Я осознаю, что нет ничего прекраснее того, что сейчас со мною происходит. И мне уже совершенно нет дела до короля с его новыми фаворитками. А ведь еще несколько минут назад я неистовствовала и хотела всех убить… Да пусть они живут долго и счастливо! Это я сама готова отдать полжизни, лишь бы это не кончалось… Лишь бы длилась эта сладкая мука… Ммм… Это лишь очень отдаленно напоминает любовные игры с мужчиной. Я чувствую пьянящее возбуждение… Я горю и трепещу… Я осознаю, что ни один мужчина не в состоянии доставить женщине такое удовольствие! Тело моего волшебного любовника не просто прикасается к моему; нет, оно будто обволакивает меня со всех сторон - ах да, ведь вся эта вода в этом фонтане - и есть он сам… На мне уже нет никакой одежды - я и не заметила, как лишилась ее… Мои волосы… Исчезла сложная прическа с обилием шпилек и заколок. Волосы распущены и развеваются в воде длинными рыжевато-каштановыми прядями, словно причудливые водоросли… Моя голова запрокинута и я качаюсь в
мерцающих водах так, будто мое тело вовсе не имеет веса… И в это время словно что-то проникает внутрь моего горячего ждущего лона… От этого какие-то горячие искры пробегают по моим жилам; я издаю стон, не в силах сдержать приступ наслаждения… Чувствую, как горят мои щеки, как губы непроизвольно тянутся навстречу другим губам… О, этот поцелуй… Он наполняет меня какой-то животворящей энергией… «Да, да… Еще, любимый…» - шепчу я в исступлении страсти…
        Это длилось долго, очень долго. Ослепительные пики наслаждения завершались криками и стонами, чтобы после покачивания на светящихся водах в нежных объятиях таинственного обитателя фонтана снова смениться пьянящим возбуждением. Мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Я была ненасытна, не в силах оторваться от своего странного любовника. И он, похоже, тоже был весьма доволен.
        Мне не хотелось даже думать о том, что последует далее. Ведь рано или поздно я выйду фонтана! И что тогда - меня все же казнят или просто прогонят? В любом случае, не могу же я жить в фонтане…
        И я обняла моего прозрачного любовника за шею - крепко-крепко (он и не думал вырываться) и страстно прошептала:
        - Милый… умоляю… не оставляй меня…
        Часть 31

24 НОЯБРЯ 1605 ГОД Р.Х., ДЕНЬ СТО СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ, УТРО. КРЫМ, БАХЧИСАРАЙ, ХАНСКИЙ ДВОРЕЦ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Сегодня мы все - те, кто начинал это дело и те, кто присоединился к нам позже и стал неотъемлемой частью группы - собрались в той зале дворца, в которой крымские ханы раньше собирали свой диван, то бишь Совет Министров. В центре большого округлого помещения в очаге горит огонь, который обогревает и освещает помещение. Вокруг Очага на мягких коврах по-татарски расселась наша магическая пятерка: Ваш покорный слуга, Ника-Кобра, Анна Сергеевна, которая Птица, Дима-Колдун и Анастасия. А вокруг нас по кругу стоят: отец Александр, моя супруга Елизавета Дмитриевна с нашим сыном на руках, бойцы моей спецгруппы вместе со своими женами (слава Отцу, все живы и здоровы), Гретхен де Мезьер, Антон-танцор, Ася-Матильда, Митя-Профессор, Яна-Зайчонок и Ув. Он тут единственный, кто не начинал с нами в мире Подвалов Мироздания. Бойцы моей группы в полном вооружении, так же как Ника-Кобра, Агния и Гретхен де Мезьер. Так надо. На лицах собравшихся, таких внимательных и сосредоточенных, играют отблески огня; все затаили дыхание, ибо здесь и сейчас будет вершиться великое таинство… И вот последней, как всегда, нежданно,
без приглашения и извещения приходит Лилия - девочка, которая ходит сама по себе и гуляет где вздумается, но всегда оказывается в самом нужном месте. Всё, все в сборе!
        Дело в том, что сегодня нас здесь собрал Дмитрий-Колдун, который сказал, что пришло время попытаться нащупать двери в следующие миры. Отец Александр при этом подтвердил, что Отец Небесный тоже считает наше задание выполненным и даже перевыполненным (за счет Генриха IV, который теперь устроит Европе веселую жизнь), а значит, не имеет ничего против нашего перехода в следующий мир. Но просто так двери «наверх» не открывались. Даже для того, чтобы открыть первый по порядку проход, требовалось приложить усилия всей пятерки, да и моральная поддержка ближнего круга тоже будет не лишней. Короче, открываем портал, как в первый раз в мире Подвалов в кругу вокруг костра, соединяя свои силы в один кулак. Надеюсь, на этот раз никакой тираннозавр не сунет через открывшийся портал к нам свою башку. Хотя о чем это я - тираннозавры остались далеко внизу; тут, наверху, бывают только люди, хотя они порой страшнее любых хищных ящеров.
        Ну вот и все - связи в пятерке активированы, ключ вставлен и повернут (теперь мне для этого не надо класть руку на рукоять меча, он сам чувствует мои желания), и Дима-Колдун начал перебор мировых нитей в поисках той, которая подастся при натягивании и откроет окно. А поддается нить тогда, когда мир находится в неустойчивом равновесии накануне каких-то грозных событий, и мы, применив данную нам силу, можем и должны сделать его лучше. Вот лицо Колдуна становится напряженным, как будто он тянет из реки доку с крупной, отчаянно сопротивляющейся рыбой - и все мы (в первую очередь я и Кобра) бросаемся ему на помощь…
        Ощущение такое, будто вручную приходится открывать приржавевшую несмазанную дверь в какое-нибудь заброшенное противоатомное убежище или командный бункер. Страшенный скрип, невероятные совместные усилия. Что это за такой мир, с трудом поддающийся одновременно приложенным усилиям самого настоящего бога войны и мага огня высшей категории «Темная Твезда», имеющей практически неограниченный энергозапас? Да и остальные маги из нашей команды тоже не просто погулять вышли.
        - Это мертвый карман, - с громыхающими нотками в голосе отвечает отец Александр на невысказанный вопрос, - мир, который в очень короткий срок пережил очень бурные пертурбации, причем не из-за влияния извне, а за счет собственных ресурсов. Из-за этого он оказался энергетически истощен, и теперь желает, чтобы его оставили в покое. Это не основное ваше задание, просто я вижу, как вы, выполнив предыдущую работу, изнываете от безделья. Вот даже забытого мною Генриха IV приспособили к делу, чем ускорили скорость сдвига этого мира в правильном направлении. Но межмировые каналы, ведущие в верхние миры, наполняются энергией очень медленно, и этот мир в мертвом кармане тоже тому причина.
        В этот момент над огнем образовалась просмотровая сфера диаметром около двух метров. Зима, метель, то ли утро, то ли вечер, одним словом серо-сиреневый полумрак, улица какого-то русского городка, с едва угадывающейся за дымкой деревянной церковью с куполами-луковицами, деревянными домишками с одной стороны и деревянным же длинным забором с другой - Россия, то ли семнадцатый, то ли восемнадцатый, а может, и девятнадцатый век.
        - Так, Святый Отче, - сказал я, - назови, пожалуйста, год и изложи задачу. Быть может, нам надо будет разгромить шведов под Нарвой, или на сто или пятьдесят лет раньше разгромить турок с татарами, убрав угрозу от южных рубежей, или…
        - Не трудись в догадках, Артанский князь Серегин, - остановил меня Небесный Отец, - Для выполнения моего нового задания большая армия тебе не понадобится. Там, куда ты смотришь, по вашему счету идет конец января одна тысяча семьсот тридцатого года. И вопрос в этом мире опять скорее политический, чем военный. В настоящий момент в Москве, в Лефортовском дворце, умирает от оспы последний из Романовых, наследующих основателю династии Михаилу Романову по мужской линии. Впереди воцарение Анны Иоанновны, бироновщина, бабий век, фавориты с куртизанами и прочее, прочее, прочее, вплоть до воцарения через тридцать с лишним лет Екатерины Великой, которая, конечно, тоже слаба на передок, но при этом блюдет государственные интересы. Но не мне тебя учить - для того, чтобы как можно скорее открылся путь наверх, вам нужно предотвратить появление бироновщины и прочих негативных явлений и вместо того создать условия для дальнейшего стабильного поступательного развития России. На этом у меня все, прощайте.
        Отец Александр замолчал и я стряхнул с себя налет оцепенения. Значит, вот какой Северный Олень подложен нам Небесным Отцом… Как говорится, от чего бежали, к тому и вернулись - никаких тебе подвигов и героических походов, а одни интриги, интриги и еще раз интриги. Но мне грех роптать, ненужного или неважного дела Небесный Отец мне не поручит. Сказано заниматься интригами, будем заниматься интригами, прикажут ловить шпионов, будем ловить шпионов, потребуется разгромить вражескую армию, будем громить вражескую армию - и неважно, кто попадется под горячую руку: немцы, шведы, англичане, французы, турки или поляки.
        - Значит так, товарищи, - сказал я, - вот мы и приплыли. Обещанный девятнадцатый век пока откладывается. У кого есть соображения по сущности только что поставленной задачи? Само собой понятно, что Анну Иоанновну со всей ее нищебродской Бироновской камарильей допускать к престолу нельзя ни в коем случае, но какие у нас есть альтернативы?
        - Если там, - сказала Анастасия, кивком указав на просмотровую сферу, - идет январь тысяча семьсот тридцатого года, то следующим по порядку императрицам Елизавете Петровне всего двадцать лет с хвостиком, и она считается одной из первых красавиц России, а будущей Екатерине Великой, ныне принцессе Фике, нет еще и года. Что же касается самого Петра II, то о нем в мои времена было известно очень мало. Государственными делами не занимался, в основном тратил время на охоты и девок. Государство при нем было запущено, а указы за императора своей рукой подписывал его дружок по шалостям Иван Долгорукий. Сам же император был до крайности ленив, учиться не любил и единственное, к чему лежала его душа, так это к должности псаря. Но, наверное, если он и так умирает от оспы, все это уже не имеет большого значения, ибо дальнейшая его должность, как и в нашем мире, называется «покойник».
        - Оспа-шмоспа, - пренебрежительно произнесла Лилия, - если будет надо, то доставим его к Фонтану в мире Содома и вылечим от чего угодно, хоть от чумы, осложненной шизофренией и поносом с кашлем. Другой разговор. надо ли его лечить и от чего. Быть может, его надо вылечить от жизни, чтобы он зазря не мучился и не коптил небо…
        - Ну, - сказал я, - от жизни мы его и сами можем вылечить, без всякой твоей помощи. А вот вопрос, надо его лечить или нет, необходимо обсуждать отдельно.
        - Да как вы можете, - возмутилась Птица, - обсуждать умирающего ребенка, когда он мучается и стонет от жара, теряя последние силы? По сути, он еще совсем мальчик, и было несправедливо, чтобы на столь хрупкие плечи упал груз, который по силам далеко не каждому взрослому…
        - Ладно, Птица, - сказал я, - уймись. Вреда мы ему причинять не собираемся, а спасать будем только в том случае, если увидим, что с этого пацана будет прок для Государства Российского. Вопрос на данный момент стоит следующим образом - или мы, не останавливаясь ни перед чем, спасаем Петра II и работаем с ним или возводим на престол цесареву Елизавету Петровну, во время правления которой государство Российское все же усиливало свою мощь, пусть и недостаточными темпами.
        - Тогда, - сказала Кобра, вставая, - пусть Анна Сергеевна сама посмотрит на этого юного деятеля и выдаст свое разрешение. А то языком слова разговаривать все горазды, а как доходит до дел, все, кроме самых что ни на есть энтузиастов, сидят в кустах.
        ЧАС СПУСТЯ, ТАМ ЖЕ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        На «ту сторону», в 1730 год, «смотреть» на находящегося при смерти Петра II мы отправились полным составом своей «пятерки» плюс отец Александр и Лилия. Анастасия напросилась идти с нами в последний момент. Все же этот умирающий от оспы вьюнош был ей пусть и очень дальним, но родственником. Для сопровождения Серегин взял с собой взвод первопризывных амазонок в полной тяжелой экипировке при супермосиных, под командованием Змея и Агнии - так сказать, свою личную лейб-гвардию. Конечно, такой эскорт с точки зрения обеспечения нашей безопасности является, мягко выражаясь, избыточен. Возможностей одних только Ники и Серегина как бога войны хватит, чтобы обратить в дымящиеся руины и сам Лефортовский дворец, и его окрестности. Эскорт нужен для того, чтобы показать всем, что это не тать лезет с черного хода, а идет самовластный и полноправный Божьей милостью великий князь Артанский Сергей Сергеевич Серегин.
        Правда, особо мы там маршировать не собирались и высадились прямо в императорской спальне. Но, против всяких ожиданий, никакой толпы лекарей, слуг, лакеев, мамок и нянек подле постели болящего императора не наблюдалось. Петр II, самодержавный владыка крупнейшего по территории государства на планете, умирал почти в полном одиночестве. Последние часы и минуты императора скрашивала только девка-замарашка, закутанная в тряпье невероятной ветхости, которая меняла мокрые холодные тряпки, возлагаемые на чело смертельно больного. Эта девка при виде ввалившихся прямо в спальню двух десятков до зубов вооруженных девиц и нескольких важных господ только пискнула и сжалась в комок; умирающему императору было все равно, а Сергей Сергеевич при виде этой картины выругался, не стесняясь присутствующих тут же дам и детей.
        Все было ясно. Все те, кто должен был помогать императору в борьбе с болезнью и умерять его телесные и духовные страдания, покинули его из опасения заразиться ужасным недугом. Неблагодарные твари, как выразился Серегин. В первую очередь, это Долгоруковы, нахватавшиеся от молодого императора милостей и при первых признаках опасности покинувшие своего благодетеля. А ближайший друг, фаворит и наперсник Петра Иван Алексеевич Долгоруков, даже подделал подпись царя на подложном завещании, в котором наследницей трона называлась сестра Ивана и невеста царя Екатерина Долгорукова. Предъявить это завещание после смерти Петра Долгоруковы так и не решились, но оно всплыло восемь лет спустя, когда во времена императрицы Анны Иоанновны большая часть клана Долгоруковых была вырублена под корень (в буквальном смысле) за попытку узурпации государственной власти. Но за такие штуки по головке не гладят ни в одном времени и ни в одной стране мира. Кстати, если Петр II здесь и сейчас лежит на смертном одре, то там, в доме у Долгоруких, Иван хвастается перед отцом подписью на поддельном завещании.
        Но для меня сейчас главное совсем не это. Разборки с Долгоруковыми (а без этого поставленную перед нами задачу не решить, кого бы мы ни сажали на трон) - это дела Серегина и, в крайнем случае, Ники. Почему Ника в крайнем случае? А потому что после того как она закончит выяснение отношений, от «клиента», как правило, остается только горсть пепла или, в лучшем случае, равномерно обжаренная шаурма. Для того чтобы получилось как с мокшанской царицей Нарчат, Ника должна испытывать к этому человеку немалую личную симпатию и желать его перевоспитать, а не уничтожить. А какая же симпатия может быть у Ники по отношению к Долгоруковым? Прохвосты они все подряд, каких наша магиня огня не переносит настолько, что сразу как встретит, тут же обращает в пепел.
        Мое дело сейчас подойти к ложу умирающего императора и просканировать его сознание. Должно же там хоть что-то остаться от этого сознания, несмотря на болезнь. Но сколько я ни пыталась поймать взгляд умирающего, все время натыкалась на серую ватную пустоту - такое ощущение, что мозг уже полностью отключился и бесчувственное тело из последних сил борется с остатками болезни само по себе.
        - Токсическая энцефалопатия, - вполголоса сказала подошедшая ко мне сзади Лилия, - я даже не знаю, что и делать, чтобы облегчить его состояние, потому что в этом мире нет магии даже просто для того, чтобы вылечить обычный насморк.
        - Тогда, - сказала я, - мы должны забрать его с собой, вылечить его и только потом задавать вопросы, что и почему им было сделано не так. В конце концов, имейте же вы совесть и не сравнивайте этого мальчика с собой, ведь он рос без отца и матери, при полном небрежении всех родных и близких, включая его великого деда. А как только тот помер, так ребенка, как блохи больного звереныша, облепили всякого рода проходимцы и прочие любители дармовщины - Остерманы, Меншиковы, Долгоруковы и прочие. Нет, вы как хотите, а я находясь в своем праве прощать всех малых, слабых и бессильных, дарованном мне Отцом, прощаю этого вьюноша за все, что сделал он вольно или невольно, ибо не ведал он что творил. В конце концов, он ровесник моим гаврикам и мне его жалко. Аминь!
        Произнеся эти слова, я коснулась указательным пальцем середины покрытого мелкими язвочками лба умирающего; раздался тихий звон, будто хрустальный бокал задели вилкой или ножом, лицо больного чуть порозовело, дыхание выровнялось, а девка в рубище уставилась на меня, открыв рот. В этот же момент я почувствовала дикую усталость, будто сама, на своих хрупких плечах втащила на пятый этаж мешок картошки, и ноги мои подкосились, но меня тут же с обеих сторон поддержали две налитые мускулами амазонки.
        Надо отдать должное Сергею Сергеевичу - но пришел он в себя почти сразу.
        - Значит, так, - сказал наш бессменный командир, - слушай мою команду. Сейчас мы хватаем Птицу и пацана и организованно отступаем на исходные позиции, откуда без промедления следуем в тридевятое царство. И не забудь служанку, чтобы нам не пришлось снимать ее с дыбы, ибо местные служители безпеки будут крайне настойчиво выпытывать у нее то, чего она не знает и знать не может. А теперь швыдче, швыдче, цигель, цигель ай-лю-лю.
        Едва Серегин закончил говорить, как амазонки пришли в движение, подхватили меня, бесчувственного императора Петра II и его служанку-замарашку, после чего снова открылся портал и мы пошли, почти что побежали, по цепочке межвременных тоннелей. Из мира Петра II в мир Смуты, из мира Смуты в мир Славян, а уже оттуда в мир Содома. При этом спешка обуславливалась тем, что наш главный пациент мог в любой момент испустить дух, и в такой ситуации на счету действительно каждая минута.
        И только погрузив обнаженное тело Петра II в ванну с магической водой, мы с Лилией смогли вздохнуть с превеликим облегчением. Наш пациент был жив, и теперь его жизни уже ничего не угрожало - ни оспа, ни осложнившая течение оспы пневмония, ни изрядная толика яда, которая, как доложил дух фонтана, тоже имела свое место в крови этого невинного мальчика.
        Со всем остальным, то есть с Верховным Тайным Советом, Остерманом, Долгоруковыми и прочим брались разобраться Сергей Сергеевич и Ника. Нужно было придержать царское место незанятым, пока мы боремся за физическое и, самое главное, морально-психологическое состояние Петра II. А то мы его подлечим, позитивно реморализуем, приготовимся вернуть на трон - глянь, а там уже сидит какая-нибудь Анна Иоанновна. Такого афронта допускать никак нельзя. Кроме того, было бы неплохо забрать к нам тетушку Петра, цесаревну Елизавету Петровну. Не исключено, что, пока мы тут возимся с Петром, со следующей по очереди наследницей могут произойти определенные неприятности вплоть до летального исхода. Да и просто воспитательную работу провести необходимо, ведь Елизавета девушка разумная и сможет немало помочь в позитивной реморализации того же Петра, на которого она имеет большое влияние. А в ближнем окружении Елизаветы, кстати, не прохвосты и прохиндеи, как у некоторых, а будущие крупные политические деятели и дипломаты. Да и сама она, несмотря на репутацию ветреной красотки и отсутствие систематического образования,
тоже не без ума, и поэтому сможет извлечь из знакомства с нами немало полезного. К тому же если оправившийся Петр выкинет такой же финт ушами, как и спасенный нами Федор Годунов, отказавшись от трона, то у нас будет возможность на ходу переменить кандидатуру в государи Российской Империи.
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        После того как малолетний болящий император был извлечен со смертного одра, мы навестили родовое гнездилище Долгоруковых. Поскольку после первого раза портал в этот мир стал открываться без особых усилий, не требуя присутствия всей магической пятерки, то женщин и детей мы оставили дома. Пошли только я, Кобра и отец Александр, не взяв с собой даже Лилию. Когда Птица спросила меня - а как же, если что? - то я обещал, что если это «если что» наступит, то я сам стану для Долгоруковых тем самым доктором. Хотите - проктологом, хотите - патологоанатомом!
        И ведь не зря обещал. В тот момент, когда мы прибыли, как и подозревали историки, Петров, лепший друг Ванюша, как раз хвастался перед отцом Алексеем Григорьевичем и двоюродным дядей Василием Лукичом поддельным завещанием, провозглашающим императрицей его сестру Катьку. И тут, значит, объявился я со своей «зондеркомандой» и давай шуровать. Сказал «Слово и дело» - и понеслось. Мой эскорт на этот раз был настроен не для парада, а по-боевому и наполовину состоял из бойцовых лилиток, которых хлебом не корми, а дай отлупить каких-нибудь господских подхалимов. Поэтому, пока мы с Коброй и отцом Александром на господской половине разбирались с хозяевами, начавшую сбегаться на шум дворню, первопризывные амазонки и бойцовые лилитки без всяких скидок принялись лупцевать ногами и прикладами супермосиных. Ибо нефиг. Если ты лакей, то сиди под лестницей и не отсвечивай, а не лезь в драку, иначе будешь светить фонарями с обоих глаз сразу.
        Досталось, кстати, и Ваниному папе Алексею Григорьевичу. Ну какого черта он схватился за шпагу, если ни одного дня не прослужил в армии и брал только уроки галантного ношения сего неотъемлемого для дворянина предмета, а отнюдь не его практического применения. В результате я отобрал у Алексея Григорьевича эту опасную штуку, сказав, что так можно и порезаться, и скрутил ее в штопор магией бога войны. На это меня хватило. Попутно я, кажется, вывихнул Ваниному папе пальцы, но это ничего. До эшафота заживет.
        Самого Ваню при этом две лилитки с самого начала зафиксировали в исходном положении, скрутив за спиной руки и придавив к полу ногами, чтобы не брыкался. Вскоре еще одна лилитка принесла переброшенную через плечо наподобие мешка растрепанную «невесту» Катьку. Все были в сборе, пора было собираться на выход, тем более что старшие Долгоруковы наконец-то пришли в то состояние, когда они были готовы внимать любому моему слову или даже намеку на таковое, ибо даже обнаженный наполовину клинок Ареса показал такое яркое свечение, что совершенно затмил жалкие огоньки свечей.
        - Значит, так, - заявил я им, - малолетний государь Петр II сейчас находится под моей опекой на излечении от оспы в одном из моих владений. Кто протянет руки к трону - оторву нахрен и скажу, что так и было. Кроме этого, для получения гарантий приличного поведения вашей семейки мы забираем с собой Ивана с Катериной. Чуть что не так - и получите их обратно в мелко нарубленном виде. Впрочем, и вам самим тоже не поздоровится, есть у меня полномочия делать так, чтобы живые позавидовали мертвым. Если сделаете все как положено, то гарантирую вам долгую жизнь при социальном статусе не хуже нынешнего. Правда, труждаться там придется не меньше, чем здесь при царе Петре Великом, ну да вам не привыкать. И не делайте такие удивленно-возмущенные лица. После того, что вы тут натворили с этим поддельным завещанием, кто бы в итоге ни стал императором или императрицей - он или она в любом случае отправит вас всех на плаху. Так что мое предложение - это спасение для всей вашей семьи и возможность начать все с чистого листа. Два раза таких предложений не делают, так что подумайте. Если что, я могу ничего не делать и
оставить ваше семейство на произвол полностью выздоровевшего и весьма озлобленного Петра Алексеевича и его регентши Елисавет Петровны, которую вы крайне недолюбливаете и она вас взаимно. Так что, счастливо оставаться.
        При этих словах Долгоруковых приняло по-настоящему. На месте Алексея Григорьевича я бы за авантюру с поддельным завещанием прибил бы Ваньку на месте без суда и следствия. В любом случае Катьке на престоле не усидеть - какое бы там ни было завещание, ее прав на престол никто не признает. Ну а после провала попытки узурпации трона и в самом деле могут последовать репрессии с полной ликвидацией всего семейства. К тому же есть у меня мысль поселить Долгоруковых в Великой Артании Мира Славян, где мне позарез не хватает подготовленного управленческого персонала. После школы Петра Великого тамошние задачи старшему поколению будут на один зуб, да и младшее я тоже надеюсь куда-нибудь приспособить.
        Оставив Катьку с Иваном в темнице, мы в той же компании совершили еще несколько визитов. Канцлер Головкин встречи с нами не пережил. Увидев в своем кабине внезапно возникшие фигуры, держащие в руках обнаженные мечи, светящиеся бело-голубым светом у меня и багровым у Кобры, он только беспомощно открыл рот, будто рыба, выброшенная на берег, схватился за сердце, а уже через пару минут был окончательно мертв. Страх - это еще то оружие. Видно, сильно нечиста была совесть у человека.
        После Головкина мы посетили Остермана и запугали этого достойного мелкого жулика до полусмерти. В принципе, сохранение статус-кво или воцарение Елисавет Петровны ему выгодно, так что этот будет стараться не за страх, а за совесть, а там посмотрим. Самый последний из московских визитов был в дом Голицыных, когда вся Москва уже гудела о том, что, мол, появляется то тут, то там великий князь Артанский, приходит ниоткуда, уходит в никуда, и грозит ослушникам огненным мечом архистратига Михаила и кое-кто через этот страх уже преставился злой смертию.
        Уже после происшествия у Долгоруковых, где битая дворня, скуля, разнесла известие о нашем визите по всей Москве, князь Дмитрий Михайлович (президент Коммерц-коллегии) и его старший брат Михайло Михайлович Старший* (президент Военной коллегии) насторожились и напрягли булки. А уж после того как «неожиданно» по неясным причинам дал дуба канцлер Головкин, их предположения переросли в уверенность.
        - Апоплексический удар, - шамкая, изрек немец-лекарь, осмотрев покойного, - в сем господине накопилось слишком много дурной крови…
        Вернувшись в свой особняк, братья правильно рассудили, что чему быть, того не миновать, и если что, их не спасет не только дворня, но и даже полк солдат, спрятанный в доме. Поэтому они вдвоем заперлись в кабинете у Дмитрия Михайловича, приказав прислуге вести себя тихо и не отсвечивать. И мы не обманули их ожиданий, явившись на встречу всего втроем: я, Кобра и отец Александр. Предстоял деловой разговор, и лишний шум, как и лишние люди, ему бы только повредили.
        Увидев трех человек, шагнувших в их кабинет будто бы ниоткуда (при этом один из троих был православным священником), оба Голицына побледнели, переглянулись и перекрестились. Одно дело - слушать рассказы о таком происшествии, совсем другое - видеть это собственными очами.
        - Итак, господа, - начал я, не давая «противнику» опомниться, - разрешите представиться - самовластный Великий князь Артании Сергей Сергеевич Серегин, он же - Бог справедливой оборонительной войны, он же специальный представитель Господа Нашего Небесного Отца по вопросам решаемым исключительно Путем Меча. Насколько я понимаю, имею честь разговаривать с князьями Дмитрием Михайловичем и Михаилом Михайловичем Голициными?
        - Да это мы, - важно ответил тот, который был Дмитрием Михайловичем, - Сергей Сергеевич, не соблаговолите ли вы теперь представить ваших спутников?
        - Нет ничего проще, - ответил я, - справа от меня (для вас слева) стоит отец Александр, православный священник устами которого иногда говорит Небесный отец. Услышали в воздухе во время разговора далекое громыхание или перезвон колоколов - так знайте, что к вам обращаются прямо с горних вершин. Слева от меня (для вас справа) стоит сержант моей гвардии Кобра, она же маг огня первой категории по прозвищу Темная Звезда. Если ее хорошенько разозлить, то она способна испепелить целое войско или небольшой город. Но города Кобра жечь не любит, ей жалко обитающих там кошечек и собачек, ведь они невинные божьи твари, которые не ведают что творят.
        От таких слов у Дмитрия Михайловича даже застряла в глотке следующая фраза, которой он приготовился нас накормить, а я уже переходил в атаку по всем правилам:
        - В связи со всем вышесказанным, должен поставить вас в известность, что имею контракт на радикальное улучшение будущего России в этом мире. Никакой Анны Иоановны на Российском престоле не будет, и никаких Кондиций подле него тоже. Ишь что удумал Дмитрий Михайлович - на триста лет раньше ввести олигархическое правление. Чтобы крупнейшие и богатейшие фамилии правили Россией, на куски раздирая ее своими сварами, а бессильный и безвластный император сидел бы не троне и не во что не вмешивался. Нет, не выйдет, господа. В России такие вещи могут закончиться только военным переворотом в пользу царствующего монарха или же, если военные оплошают и промедлят, всеобщим мужицким бунтом вроде разинского или булавинского. Государь император - фигура в России сакральная и священная, а вот Верховный Тайный Совет отнюдь нет, поэтому все, кто, подобно вам, Дмитрий Михайлович, мечтает о подобном, сами торят себе дорогу к эшафоту.
        - Но постойте, Сергей Сергеевич, - вскричал Дмитрий Голицын, - император Петр II же совсем мальчишка, совершенно не способный и не желающий править, и к тому же в настоящее время смертельно больной.
        - Ну, - скептически хмыкнул я, - во-первых - смертельно больной Петр Алексеевич сейчас стремительно выздоравливает, и через два-три дня будет как огурчик. Во-вторых - для полного и окончательного выздоровления я бы прописал ему хорошую порцию березовых розог перед завтраком, обедом и ужином как минимум на протяжении месяца, но кто же возьмет на себя труд пороть всероссийского императора. В-третьих - если брать по большому счету, то Петр II нужен нам только как сосуд с семенем, необходимый для того, чтобы породить следующего императора всероссийского из рода Романовых. Но и вам, господа, Тайный Верховный Совет управление Россией тоже доверять нельзя. Всего-то пять лет как умер император Петр Великий, а повсюду уже видны приметы тления и упадка. Поэтому России необходим Регент, человек кристально честный, находящийся в доверии у малолетнего Петра, а также происходящий из того же рода Романовых, потому что, если по достижении совершеннолетия Петр не сможет взять на себя власть, этот Регент, усыновив всех детей Петра, должен будет короноваться как Правитель Государства Российского. Если что, я о
Петровской тетушке Елизавете Петровне, которая находится с племянником в весьма хороших отношениях и при этом собирает вокруг себя не всяких блюдолизов, а умных и способных молодых людей.
        Короче, я Голицыных убедил (или, быть может, их убедил мой меч), но они согласились не предпринимать никаких шагов до возвращения императора Петра II с лечения, а там будет видно. Теперь, чтобы закрепить успех, нужно совершить еще один визит в Санкт-Петербург и немножечко похитить цесаревну Елисавет Петровну. Разумеется ради ее же собственной безопасности.

28 (17) ЯНВАРЯ 1730 ГОДА. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ ЦЕСАРЕВНЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ.
        Зябкая и морозная зима 1729-30 годов насквозь промораживала маленький загородный голландский домик (дешевую имитацию каменного строения из искусно покрашенных досок и штукатурки), в котором после того как к ней охладел император Петр II, проживала цесаревна Елисавет Петровна. Молодой прапорщик Шубин, совмещавший обязанности ординарца при юной цесаревне и ее любовника, не успевал таскать охапками березовые дрова для прожорливой круглой голландской печи и большого камина; тем не менее Елизавета все равно мерзла, кутаясь в заячью шубейку.
        - Тревожно мне что-то, Лешенька, - говорила она, поглядывая на заложенную массивным засовом входную дверь.
        При этом у нее был такой вид, будто сейчас в дом ворвутся злые люди с ножами и топорами и поубивают всех присутствующих. Хотя на данный момент в доме присутствовали только двое - сама Елизавета и означенный прапорщик Алексей Шубин, прекрасный как юный ангел (Елизавета даже посвящала ему восторженные любовные стихи). Повинуясь какому-то предчувствию, юная цесаревна сегодня отослала всех своих немногочисленных придворных, оставшись вдвоем со своим любовником. Она бы отослала и его тоже, но он встал передней на одно колено, взял ее руки в свои ладони и смиренно произнес:
        - Свет мой, Лизанька, куда же я без тебя. Куда ты, туда и я, и беде и радости и в жизни, и в смерти, я все одно буду с тобой…
        Тогда Елизавета взяла его голову в свои руки и покрыла лицо поцелуями. Но тревога все одно не отпускала. После того как малолетний император Петр II, ранее питавший к своей очаровательной тетушке совсем неродственные чувства, начал к ней остывать и увлекся сестрой своего фаворита Екатериной Долгоруковой, у Елизаветы появились крайне нехорошие предчувствия. Над головой цесаревны начали сгущаться черные тучи. А когда стало известно, что ее племянник в тяжелой форме заболел оспой (гонец из Москвы гнал лошадей от станции к станции и сам, падая с ног, все же успел за трое суток), Елизавету охватил страх. Ведь согласно завещанию своего отца, а затем и матери, в случае смерти императора Петра II именно Елизавета была первой претенденткой на императорский трон; но кто там будет соблюдать формальности в послепетровской России, в которой правит Верховный Тайный Совет, сажающий императоров на трон по своему усмотрению… Сколько бы у нее ни было прав, императорского трона ей не видать, ибо почти все в этом совете ее лютые враги. Тут как бы не было хуже. Меншиков, насколько бы он ни был велик, вон, кончил жизнь
в Березове, а ее, слабую красивую женщину, и вовсе могут походя убить. С ненужными претендентками на престол обязательно что-нибудь случается. И прапорщик Шубин со своей шпагой не был ней в этом деле надежным защитником. Он-то один, а убийц будет много, и наверняка у них будет бумага от кого-нибудь из Верховников, объявляющая убийц исполнителями государевой воли…
        Едва Елизавета подумала об этом, как у нее по затылку пробежали мурашки, похожие скорее на хорошо откормленных мышат. Возникло ощущение, будто за ее спиной открылась дверь, из которой одновременно пахнуло и адским жаром, и райским благоуханием. Н она точно знала, что там, за спиной, нет никакой двери, а только выстывшая от холода стена, а за ней бескрайний, заметенный зимним снегом луг, на котором летом так хорошо играть в салки и скакать на лошадке. Ее рука, что поглаживала волосы любовника, приникнувшего головой к ее коленям, замерла. Любезный Лешенька поднял голову - и взгляд его уперся во что-то за спиной Елизаветы; лицо его побледнело и исказилось, а губы начали произносить слова святой молитвы:

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь!»
        И почти сразу же:
        - Сгинь, нечистый? Сгинь, сатана, сгинь, сгинь, сгинь!
        Женщина сидела ни жива ни мертва, боясь оглянуться. Но что бы там ни было за ее спиной, сгинуть оно не пожелало, и даже, более того, сочным мужским баритоном произнесло:
        - Тебе что, парень, солнцем голову напекло?
        - Я не парень, - хрипло каркнул любовник Елизаветы, поднимаясь на ноги и картинно кладя руку на эфес шпаги, - я прапорщик Семеновского полка гвардии дворянин Алексей Яковлевич Шубин.
        - Капитан частей специального назначения и по совместительству самовластный Великий князь Артании Сергей Сергеевич Серегин, - отрекомендовался в ответ незнакомец. - Где же ты, Алексей Яковлевич, тут нечистого увидал? А ну давай посмотрим…
        После этих слов раздался чуть скрежещущий звук, как будто из ножен извлекают достаточно длинную рубяще-колющую утварь для убийства ближнего - и после этого комнату, освещенную только пятью трещащими сальными свечами в шандале, залил чистый белый свет первого дня творения.
        - О, Господи! - воскликнул прапорщик Шубин и, выпустив из руки эфес шпаги, брякнулся на колени.
        - И опять ты ошибся, господин прапорщик, - с легкой насмешкой произнес тот, который назвался великим артанским князем, - я далеко не сам Господь, хотя служу ему своим мечом верой и правдой. А нечистого тут как не было, так и нет, а то бы я сказал ему пару ласковых. Но он, паскуда, боится меня больше, чем ведра святой воды, потому и прячется. Ну да ладно…
        После этих слов раздался звук, как будто лезвие меча или шпаги снова ввели в ножны, после чего угас и яркий свет. Цесаревна приободрилась. Кто бы там ни стоял за спиной, он явно не хотел ее смерти. Но все же стоило поставить на место нахала, вломившегося в дом к молодой одинокой девушке.
        - Любезный Лешенька, - сказала она своему любовнику, - дайте мне, пожалуйста, свою руку, чтобы я могла встать и глянуть в лицо этому невежливому господину, который разговаривает с вами, совершенно не обращая внимания на хозяйку этого дома.
        - О, простите меня, любезная Елисавет Петровна, один момент! - воскликнул Артанский Великий князь, и цесаревна почувствовала, что кресло под ней приподнимается, оторвавшись от пола, и начинает разворачиваться «к Леше задом, ко мне передом». Прежде чем означенный красавчик Леша скрылся из ее поля зрения, Елизавета успела увидеть его широко раскрытый, в стиле «ворона залетит», рот, что выражало беспримерное удивление этого вполне достойного человека. Но, в общем-то, Елизавете было уже не до Леши, по крайней мере, в настоящий момент, потому что кресло наконец-то полностью развернулось - и она увидела то, что прежде скрывалось за ее спиной.
        А там имелась дверь в стене, ведущая в какое-то иное место; причем там, за стеной, на самом деле был только заснеженный луг. Но самым удивительным было даже не это. Помимо двери, там имелся плечистый и мускулистый мужчина среднего роста, экипированный в странный чешуйчатый доспех серого цвета - очевидно, великий Артанский князь; и рядом с ним стояла таким же образом обряженная черноволосая коротко стриженая женщина, небрежно держащая на сгибе локтя длинноствольную фузею весьма причудливого вида. Взгляд у этой особы был независимый, насмешливый и малоприятный, и они с Артанским князем были как два сапога пара. А за их спинами, почти на пороге двери, переминался странный ящичек на четырех длинных суставчатых ножках, как у паука-сенокосца.
        - Ну вот, - сказал Артанский князь малопонятную фразу, опуская вытянутую вперед руку, - я хоть и не магистр джедаев Йода, но тоже кое-что могу. А вы, молодой человек, уже закройте рот, чудес больше не будет. И вы, Елисавет Петровна, тоже. Предстоит серьезный разговор.
        - Любезный Сергей Сергеевич, - произнесла собравшая в кулак остаток духа Елизавета, - надеюсь, что вы пришли в этот дом не для того, чтобы убить его хозяйку?
        - Да Господь с вами, Елисавет Петровна, - рассмеялся Великий князь, - зачем мне вас убивать? Я вообще стараюсь пореже заниматься этим малоприятным делом и сохранять жизнь даже самым последним уродам и мерзавцам - а вы и не то, и не другое. Напротив, я хочу вас некоторым образом облагодетельствовать, если, конечно, престол Российской империи, самой большой и запутанной страны мира, можно назвать благодеянием.
        У Елизаветы от волнения даже перехватило горло, и некоторое время она не могла вымолвить ни слова. Не то чтобы она рвалась на престол, совсем нет. Но в той схватке гиен, которая разыгралась вокруг трона ее отца, правым всегда оказывался победитель, хотя и само это предложение несло в себе немало опасностей.
        - Я слабая женщина, - произнесла Елизавета, как только смогла справиться с волнением, - а враги мои сильны и опасны.
        Артанский Великий Князь в ответ на эти слова хмыкнул.
        - Верховный Тайный Совет в полном составе - разве ж это враги? - развел он руками, - да еще опасные… Неужто офицеры и солдаты в Семеновском полку не зовут тебя «матушкой» и не грозятся пойти за тобой в огонь и в воду? А ну, господин прапорщик, ответь на мой вопрос, любят семеновцы твою зазнобу али нет?
        - Любят, да еще как, - зажмурив глаза, в восторге выкрикнул прапорщик Шубин, - больше самой жизни любят, тако же, как люблю ее я сам. Ты только скажи, матушка - и мы любого порвем багиникетами* в клочья, кто бы он ни был.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * багиникет - разновидность штыка, чье древко вставлялось прямо в ствол гладкоствольного дульнозарядного ружья.
        - Вот именно! - подтвердил Артанский князь. - Главные и самые опасные твои враги - на Долгоруковы и не Голицыны с канцлером Головкиным; главные и самые опасные твои враги, Елисавет Петровна - это лень, женские капризы, эгоизм, безалаберность, отсутствие силы воли и необразованность. Да, действительно, можно говорить на пяти европейских языках, уметь танцевать все разновидности танцев, писать замечательные любовные стихи и при этом оставаться дикой деревенской простушкой, которую норовит обмануть каждый встречный. Учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал нам один умный человек после того, как набил немало шишек и наломал немало дров.
        - Да, - воскликнула Елизавета, - но как учиться и чему, я же совсем ничегошеньки об этом не знаю!
        - Ну, знания - это дело наживное! - хмыкнул Артанский великий князь. - Идемте со мной, ваше императорское пока что высочество, и я вам все покажу и расскажу. А вы, господин прапорщик, ступайте в полк и передайте своим товарищам, чтобы они ждали с прикладом у ноги. Время действовать может наступить в любую минуту.
        Как завороженная, цесаревна Елизавета Петровна встала со своего кресла, сделала шаг, другой, третий - и вместе с Артанским князем и его спутницей скрылась за дверью, ведущей неизвестно куда. Прапорщик Шубин протер глаза. Никого. Только заячья шубейка брошена у самой стены. Все выглядело так, будто дорогая Лизанька оставила здесь то, что ей будет не нужно другой жизни, ибо из-за той двери веяло жаром, как из финской бани. Встрепенувшись, прапорщик кое-как натянул зимний кафтан, нахлобучил на голову треуголку и по морозцу побежал в расположение полка выполнять поручение Артанского князя.
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        ЦЕСАРЕВНА ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.
        Цесаревна, не оглядываясь, прошла по чуть изгибающемуся деревянному коридорчику и как есть очутилась в тридевятом царстве тридесятом государстве, где было жарко, как в бане, и как в церкви воздух благоухал миррой, ладаном и чем-то еще неуловимо приятным. Вышедший следом артанский князь галантно подал Елизавете руку.
        - Сударыня, - сказал он ей, - не соблаговолите ли вы составить мне компанию в прогулке по нашему прекрасному волшебному городу?
        - Волшебному? - переспросила Елизавета. - Неужели?!
        - Разумеется, волшебному, сударыня! - подтвердил артанский князь. - Разве же вы не чувствуете?
        Елизавета, если сказать честно, чувствовала только неимоверный жар, обволакивающий ее со всех сторон будто в адской пещи, да сбегающие по спине под платьем струйки пота. Все вокруг ее дышало зноем: камни мостовой под ногами, стены домов и, конечно, висящее в небе прямо над головой ослепительно яркое солнце. Ей казалось, что она вот-вот растает подобно восковой фигурке, случайно очутившейся на каминной полке рядом с кружками глинтвейна.
        - Сударь, - сказала Елизавета, - я чувствую только сжигающий меня жар, рушащийся прямо с небес. Спасите меня, или же я умру от жажды…
        - Нет ничего проще, - сказал Артанский князь, подводя цесаревну к питьевому фонтанчику, в кристально-прозрачной струйке которого играли синие и фиолетовые искры, - испейте этой водицы, сударыня, но только не трогайте руками сам фонтанчик и не делайте больше трех глотков.
        В его голосе была слышна такая сила убеждения, что Елизавета, послушно наклонившись с заложенными за спину руками, три раза поймала губами струю невероятно холодной и очень вкусной воды, от которой по телу сразу разбежалось ощущение приятной свежести и обдувающего кожу прохладного ветерка.
        - Ой, - пискнула Елизавета, распрямляясь и утирая губы платочком (а не ладошкой, как какая-нибудь крестьянка), - эта вода действительно волшебная. Вместо жара я чувствую сейчас во всем теле удивительную свежесть и восхитительную прохладу.
        - Вот именно что волшебная, - подтвердил Артанский князь, - испив этой воды, вы обзавелись своим личным заклинанием кондиционирования и теперь, пока вы находитесь у нас в тридевятом царстве, это заклинание будет оберегать вас от излишнего зноя этих мест. Многие из нас пользуются подобными заклинаниями. У вашего покорного слуги, например, такой «кондиционер» встроен в энергооболочку бога войны, а у моей супруги, как и у остальных выходцев из более прохладных миров, нечто подобное наложено на ауру. Местные же жители, точнее, жительницы, в подобных услугах не нуждаются, потому что привычны к этому жару, хотя вполне нормально переносят и ту погоду, к которой привычны мы, русские.
        Елизавета оглянулась. В этот полуденный час, с заклинанием кондиционирования или без, народу на улице было немного, и за очень редким исключением это были молодые остроухие женщины семифутового роста, одетые в короткие светло-зеленые порты и такие же душегреи без рукавов, полностью открывавшие длинные мускулистые руки и ноги. На поясе у этих дам висели длинные кинжалы, а за спины на кожаных перевязях были заброшены двуручные мечи. Впрочем, встречались в толпе и аналогично одетые девушки вполне обычных пропорций - как остроухие, так и вполне себе с обыкновенными ушами. У некоторых из них на поясе висели сабли, некоторые ограничивались кинжалами, но Елизавета видела, что все они принадлежат к воинскому сословию. Женщины, или тем более девицы - воины?! От такой мысли у Елизаветы под напудренным париком начинали шевелиться коротко остриженные волосы.
        - Сударь, - спросила цесаревна у Артанского князя, - скажите, пожалуйста, а кто все эти вооруженные дамы?
        - Эти вооруженные дамы, сударыня, - ответил Артанский князь, - прирожденные воительницы, мои Верные, составляющие основу моего войска.
        - А кто такие Верные? - растерянно спросила цесаревна. - Они что-то вроде дворян, да?
        - Вроде, да не совсем, - ответил Серегин, - начать стоит с того, что этот один из нижних миров мир так пропитан колдовством и магией, что здесь возможны многие вещи, которые у нас, наверху, решаются только с помощью очень высокой науки, которая впрочем, для вас будет неотличимой от магии. Как раз с помощью магии путем соединения несоединимого много тысячелетий назад и появились порода физически мощных, неукротимых, бесстрашных боевых женщин, которые в то же время были умны и способны на самую нежную любовь и самую верную преданность. Колдун, который их создал, рассчитывал с их помощью победить своего злейшего врага, но расчет был неверен и он проиграл свою войну и был уничтожен, а воительницы остались. Кроме него, никто из местных колдунов не знал, как правильно обращаться с этими воительницами, и поэтому, создавая из них свои армии, они начали опутывать своих женщин-солдат отвратительным во всех смыслах заклинанием принуждения, которое лишало их собственной воли и делало равнодушными исполнительницами чужих приказов.
        - Но это же ужасно! - воскликнула Елизавета. - Женщина - существо особое тонкое и чувствительное, и нельзя со знатными дамами обращаться как с мужицким быдлом…
        - С тех пор как это произошло впервые, - сухо сказал Артанский князь, - прошла уже как минимум пара тысяч лет. Сменялись поколения, но воительницы продолжали хранить свои лучшие свойства втуне. Потом, чуть больше года назад, когда в этот мир пришли мы, местные колдуны бросили против нас свои армии воительниц, но добрая магия высших порядков, подвластная нам по воле Всевышнего, оказалась сильнее злобного низкого колдовства. Мы нейтрализовали их колдовское принуждение своим заклинанием, и обернувшееся кругом войско воительниц растерзало своих бывших хозяев-мучителей, после чего по доброй воле все поголовно принесло мне магическую клятву верности. Точнее, мы с ними взаимно поклялись в том, что я - это они, а они это - я, и что мы убьем любого, кто скажет, что они не равны мне, а я не равен им. И вы знаете, Лиза, с тех пор я ни разу не пожалел о том, что сделал. Пока стоит мир, и я и воительницы чувствуем себя совершенно свободно, но как только в воздухе начинает пахнуть какой-нибудь войной, то я сразу начинаю ощущать своих Верных как часть своего тела, тысячерукую и тысячеглазую, будто пальцы на
одной руке.
        - Ужасный кошмар, - покачала головой Елизавета, помахивая веером, - впрочем, я не вправе осуждать вас за то, что эти женщины убили своих хозяев, потому что и они, и вы сражались за свою жизнь. Кстати, сударь, скажите, куда мы идем и как называется то место, где мы сейчас находимся?
        - Эта улица, - сказал Артанский князь, - называется Аллеей Славы и ведет она от Главных ворот к площади Фонтана. Это главная площадь в этом городе, а фонтан - не просто фонтан, а один из мощнейших источников магии этого мира, в котором живет весьма охочая до красивых дам сущность, именуемая Духом Фонтана. Некоторые дамы, попав в объятья этого магического ловеласа, остаются в них навсегда, как это случилось с французской дворянкой Жаклин де Бей, де Курсиньон, графиней де Море… Вон, смотрите, мы уже почти пришли. Вон та башня прямо напротив нас - это башня Власти, и дальше слева направо от нее башни Терпения, Мудрости и Силы. В башне Силы живут воины вроде меня, в башне Мудрости - те, кто врачует тело и душу, в башне Терпения обитают монашествующие, а башня Власти по большей части пустует, и поэтому мы поселим вас там. Правда, у этого места есть некоторые особенности, о которых мы вам, Елисавет Петровна, расскажем чуть позже. А сейчас - вон вместе со своими девочками к нам навстречу идет госпожа Анна Сергеевна Струмилина - моя, можно сказать, главная помощница. Она покажет вам ваши апартаменты,
поможет разместиться, подберет вам одежду по погоде и местной моде и объяснит, что там у нас и как.
        - Ой, сударь! - вдруг взвизгнула цесаревна, повисая на руке у Артанского князя и трясясь мелкой дрожью. - А кто это идет рядом с вашей госпожой Анной?! Свят-свят-свят… - она принялась мелко креститься.
        - Это, - невозмутимо ответил Артанский князь, - идет госпожа Зул, дама вполне достойная, знатная и занимающая среди нас достаточно высокое положение.
        - Ой, мамочки… - пролепетала Елисавет Петровна, закатывая глаза и бледнея, - у нее рога и хвост… Мне плохо, я сейчас умру.
        Пробормотав эти обычные для знатной дамы того времени слова, Елизавета бесформенным кулем опустилась на землю. Вот тебе и будущая императрица…
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        - Милая Зул, ты, как всегда, сногсшибательна! - сказала я, кивая на Елизавету Петровну, что аккуратным кульком лежала у наших ног. - Вон, видишь, царевну в обморок повергла…
        - Да, я такая, - пожав плечами, скромно согласилась хвостатая красотка. - Вот знаешь, сколько раз уже видела, как падают в обморок, и это мне не надоедает…
        - Проказница! - пожурила я ее, шутливо пригрозив пальцем. - Давай приводи ее теперь в чувство.
        Зул уперла руки в боки, и, свесив рогатую голову набок, со своим обычным снисходительным выражением разглядывала слабонервную царевну.
        - Зачем? - усмехнулась она, - Сама оклемается…
        И точно - дщерь Петрова пошевелилась, к щекам ее прилил румянец, затем она глубоко вздохнула и открыла глаза. Потом села, мутноватым взглядом озирая нашу компанию.
        - Салют, подруга! - Зул вышла вперед и, ощерив в улыбке свой острозубый рот, приветливо помахала рукой перед царевниными глазами, будто проверяя, хорошо ли та видит.
        Глаза царевны медленно закатились - и она вновь ковриком улеглась на землю - так же, как и за минуту до этого.
        Я с укоризной посмотрела на свою краснокожую приятельницу.
        - А я чего, я ничего! - вновь пожала она плечами. - Кто ж виноват, что она такая неустойчивая к стрессам… Да и было бы из-за чего сознание терять! Был бы перед ней вместо меня какой-нибудь огнедышащий дракон - тогда совсем другое дело…
        - Может быть, ты пока, на время, э-э-э… удалишься? - спросила я. - Принцесса Елизавета видит в тебе нечистую силу, потому что она просто еще не знает, какая ты милая и благовоспитанная знатная деммская дама из кругов высшего света…
        - Хотя я говорил ей об этом, - вставил Сергей Сергеевич, пожав плечами. - Впрочем, дамы, извините, но я вынужден вас покинуть. Займитесь нашей царевной. Надеюсь, в ваших чутких и заботливых руках она очень быстро разучится падать в обмороки от малейших пустяков. Кроме того, я хочу, чтобы вы привили этой девушке широту кругозора, ответственность за свои поступки, а также напрочь бы вывели из нее пренебрежительное отношение к нижестоящим. Если мадмуазель Елизавета не начнет относиться к русским мужикам как к таким же людям как она сама, а не как к двуногой скотине, то вся наша затея лишается смысла. Тонкий слой роскоши поверх толстого слоя нищеты нас совсем не устраивает. В этом варианте истории Россия тоже достойна лучшего.
        С этими словами капитан Серегин удалился, еще раз ободряюще кивнув нам напоследок. Зул вздохнула из-за того, что ей не разрешили пошкодить, и отошла в сторонку, укрывшись за колонной. Однако две ее младшие дочери остались с нами; они благоразумно прятались за спинами Аси, Яны и Асаль, затерявшись в толпе сопровождавших юную аварку Верных ей девочек-лилиток, которые, будучи еще совершенно детьми, ростом уже были с взрослых мужчин.
        Впрочем, юные деммки не производили столь устрашающего впечатления на неискушенных, как их мать. Может быть, потому, что одеты они были так же, как и остальные дети - кепки, джинсы, яркие кофточки, кроссовки. Это Зул у нас старается блистать экстравагантностью - сегодня, например, она надела темно-синее декольтированное платье с боковым разрезом до бедра. Неудивительно, что новенькие замечали ее в первую очередь, и им уже было не до всего остального.
        Между прочим, с нами была и моя Белочка. Она сидела у меня на шее и выглядывала из-за головы, ухватившись за «конский хвост», и потому ее нельзя было заметить сразу.
        Второй обморок у Елизаветы оказался более глубоким, чем первый. Минут десять мы терпеливо ждали, когда царевна очухается. Потом Яна робко предложила побрызгать ее водой. Однако воды ни у кого с собой не оказалось, и тогда Ася сказала, что может помочь похлопывание по щекам.
        - Молодец, - похвалила ее я и добавила, кивнув на Елизавету: - ну, давай, действуй…
        - Кто, я?! - изумилась Ася.
        - Ну да. Давай, не робей! - Я поощряющее кивнула.
        Ася присела над бесчувственной цесаревной и стала слегка похлопывать ту по щекам, вопросительно на меня поглядывая. Эффекта не было. Приходить в сознание от столь нежной процедуры Елисавет Петровна наотрез отказывалась.
        - Да ты посильнее! - сказала Асаль. - Давай-ка я покажу, как это делалось у нас, обров…
        Она присела и, не успела я ничего сказать, залепила царевне такую пощечину, что мы все замерли от неожиданности, и только Зул саркастически хихикнула из-за колонны, услышав звонкий и хлесткий звук оплеухи.
        - По-моему, ты слиш… - начала было я отчитывать девочку за излишнее усердие, но тут Елизавета заворочалась и на ее щеки стал возвращаться румянец - причем с одной стороны он начал проявлялся в виде пятерни. Асаль торжествующе посмотрела на меня - знай, мол, наших; поднявшись, она гордо выпрямилась и картинно отряхнула руки (это она уже у моих гавриков набралась, как пить дать).
        - Мой папа, - гордо произнесла она, - такими оплеухами приводил в себя невольниц, когда они начинали морочить ему голову.
        Царевна Елизавета на этот раз поднимала веки медленно, словно боясь снова увидеть перед собой какое-нибудь исчадие ада. Полностью открыв глаза, она села и осмотрелась. Маленькие деммки благоразумно не отсвечивали из-за спин Верных Асаль девчонок-лилиток, и потому она не узрела поблизости ничего страшного. И только прячущаяся в моей прическе Белочка, маленькая озорница, звонко произнесла:
        - Наконец ты снова с нами, словно солнце с небесами! Поднимайся же скорей, заводи себе друзей! Хватит тут в пыли лежать и сознание терять!
        Мы все замерли, ожидая очередного выпадения в осадок - тьфу, то есть в обморок. Однако, вопреки ожиданиям, Елизавета без всякого страха, с интересом смотрела на мою маленькую живую куклу и даже слегка улыбнулась!
        Я расслабилась, после чего протянула царевне руку - и та встала на ноги.
        Ее взгляд не отрывался от моей головы.
        - Презабавная у вас кукла! - произнесла наконец Елизвета. - Не пойму, правда, как вы ею управляете… Но искусством чревовещания вы владеете в совершенстве…
        - Какое еще чревовещание… Хоть я и кукла, но живое создание… - тихо забурчала обиженная Белочка. - Счас придет сюда Димон, превратит тебя в лимон…
        Но это еще больше развеселило царевну. Однако скоро она снова вспомнила о деммке, и, опасливо озираясь, спросила:
        - Скажите, а где демоница с красной кожей? Надеюсь, мне больше не придется столкнуться с этим ужасным созданием?
        Мы все дружно переглянулись и вздохнули, даже Бела издала выразительный звук «Пффыыы…», означающий, видимо: «Фу, ну как можно быть такой трусихой и бояться милейшей Зулечки?».
        Однако я решила проигнорировать этот вопрос, так как процесс знакомства с царевной и без того сильно затянулся.
        - Меня зовут Анной Сергеевной, - представилась я, - а это Яна, Ася и Асаль, а также ее личные Верные девицы…
        - Аварская принцесса Асаль, - гордо задрав нос, поправила меня последняя, - а также приемная дочь князя Великой Артании Серегина и невеста тверского князя Глеба Ярославича. Вот!
        - Можете звать меня Белочкой, мадмуазель, - вставила свои пять копеек кукла, чем опять вызвала улыбку Елизаветы.
        - А я Елизавета Петровна, - ответила царевна, - или Лизанька, вы, Анна Сергеевна, можете называть меня именно так.
        Мы обменялись дежурными любезностями. Но, видимо, вопрос о «демонице» неустанно сверлил мозг царевны, и потому она снова вернулась к этой теме:
        - Боже правый, милая Анна Сергеевна, как же я напугалась! Я чуть от ужаса не умерла! Скажите мне, моя дорогая… - она вдруг схватила меня за руку и заглянула в глаза, - у вас что, в заколдованном городе, в услужении имеются даже черти?
        Вздохнув, я решила, что пора приучать изнеженную барышню к реалиям нашего быта.
        - Знаете ли, Лизанька… - начала я, - вы должны понимать, что пока вы находитесь у нас в тридесятом царстве, вам придется столкнуться со многими необычными вещами и явлениями. Но не следует судить о них предвзято. Я вам просто настоятельно рекомендую быть хладнокровней. Откройте свой разум восприятию чудесного… Отбросьте навязанные представления. Поверьте - здесь, рядом с нами, вам абсолютно ничего не угрожает. Нас благословляет сам Господь, и поэтому все, что нас окружает, не несет никакой опасности ни вам, ни кому-либо другому. Нас много - выходцев из разных миров, и некоторые из нас могут выглядеть странно, даже устрашающе, но не следует их пугаться… Царевне следует быть отважной, чтобы добиться успеха и устроить свою судьбу наилучшим образом. А к этому у вас есть все шансы…
        Рассказывая все это, я внимательно следила за глазами Елизаветы, настроившись на поверхностный ментальный контакт. Я чувствовала, как царевна, добросовестно внимая моим словам, успокаивается и начинает работать над собой.
        Тем временем я продолжила:
        - Рано или поздно вам придется столкнуться с той, которую вы назвали «демоницей». Должна сказать, что сходство деммов и чертей чисто поверхностное. Ни свиных пятачков, ни коровьих копыт вы у них не увидите. К тому же, если бы вы были внимательны, то увидели бы, что на шее у госпожи Зул висит серебряный крестик, означающий, что ее душа очищена от зла, а грехи полностью прощены. Правда, у деммов весьма своеобразное чувство юмора… Но Зул знает, что едва ее «шуточки» причинят кому-либо реальный вред, как это прощение тут же будет аннулировано, а серебряная цепочка превратится в огненную удавку… Так что не беспокойтесь, ничего не бойтесь и давайте начнем закалять ваше восприятие прямо сейчас, когда мы с вами уже немного подружились…
        Я улыбнулась ей, то же самое сделали мои девочки. И вот тут-то Елизавета заметила, что за спинами обычных девочек кто-то прячется. Она снова насторожилась, стараясь унять страх.
        - Сул и Тел, выходите, покажитесь Елизавете Петровне, - сказала я.
        Когда маленькие деммки вышли из-за спин подруг, царевна только широко раскрыла глаза, вздрогнула, но в обморок не упала. Она смотрела на них, и я чутко улавливала оттенки ее состояния. К счастью, панического ужаса она больше не испытывала, только легкий, что называется, мандраж. Еще бы - девочки были прелестны. Они мило улыбались, и даже острые зубки не могли испортить впечатления. Елизавета, забыв о всяческих правилах хорошего тона, беззастенчиво их разглядывала. Тем временем я представила их друг другу. Девчонки-деммки оказались на высоте - они мило поклонились царевне. Не зря я учила их правилам хорошего тона! Это мать их может себе позволить наплевать на такую ерунду, но мои воспитанники и подопечные должны быть вежливыми и культурными со всеми, кто пока не причинил нам вреда.
        Когда Елизавета привыкла к необычному виду новых знакомых, она обратилась ко мне:
        - Анна Сергеевна, вы были абсолютно правы! Мне лишь следовало отбросить, как вы выразились, навязанные представления. Эти девочки, хоть и, безусловно, похожи на демониц, все же милы и очаровательны, и я не чувствую в них никакого зла…
        - Ну что ж, - сказала я, - значит, пришло время знакомить вас с самой главной милой и очаровательной дамой из породы рогатых-хвостатых… разрешите представить вам графиню Зул бин Шаб, в недавнем прошлом не наследную принцессу Дома Заоблачных Высей, а также нашего главного стилиста-визажиста, икону стиля и супермодель. По сравнению с ней даже парижские кутюрье любого мира - хоть вашего, хоть нашего - выглядят сущей деревенщиной.
        И тут же из-за колонны, как модель на подиум, вышла наша великолепная Зул, улыбнулась, не размыкая губ (умеет же) и, склонив голову, произнесла:
        - Простите меня, дорогая, что я вас так напугала. Ну, честное слово, это получилось нечаянно…
        Елизавета была сражена в самое сердце, в смысле, что одно дело когда тебя пугает чертовка неизвестного происхождения, и совсем другое, когда заморская и очень важная графиня, которая одновременно и принцесса, то есть существо классово близкое, которому позволено то, что не позволено другим смертным. И еще ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на то место, по сравнению с которым Париж является просто деревней…
        ДВА ЧАСА СПУСТЯ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ МУДРОСТИ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Решение Серегина поселить юную Елизавету в башне Власти вызвало во мне внутренний протест. Она же такая юная, почти девочка, а у этой башни такая тяжелая аура. Любого, кто в ней поселится, она разбивает вдребезги, размалывает эти осколки в тонкую муку и лишь затем замешивает из этой муки новое тесто. Но это все еще неточно - то ли будет, то ли нет. Нет, конечно, княгиня Аграфена стала константинопольской императрицей после того как потеряла все, что имела; но это Аграфена, женщина-кремень, по которой ударь - и только искры полетят. А Елизавета - существо нежное, тонкое, чуть что падающее в обморок, никаких искр после удара вы там не увидите, только слезы. Поэтому я официально предложила ей пожить у нас в башне Мудрости и цесаревна с радостью согласилась. Еще бы - там, в этой башне Власти, такая мрачная и гнетущая атмосфера, что даже у тех, кто напрочь лишен магических способностей мороз от этой атмосферы шел по коже. Ужас, ужас, ужас!
        Но если я просто предоставлю Елизавете свой кров, стол и компанию для общения, то это не решит ее насущных проблем. Кроме того, чтобы она смогла выдержать грядущие испытания, с ней надо как следует поработать, укрепить и поддержать. Пока моя Белочка и две юные деммки отвлекали внимание Елизаветы, я быстро перетерла этот вопрос с Зул и Лилией, которая, как всегда, объявилась ровно в тот момент, когда в ней появилась нужда. Разумеется, девочки согласились помочь в укреплении Елизаветы. И помощь наша при этом должна быть не только в виде советов и чисто моральной поддержки, но и в виде практических действий. Например, Лилия пообещала привести здоровье Елизаветы к такому хорошему состоянию, насколько это возможно, а то смерть в возрасте всего-то пятидесяти двух лет для царствующей особы выглядит просто несолидно. Или медики вокруг нее все были сплошными шарлатанами, или она себя сама довела до цугундера пьянками и обжорством.
        Зул, в свою очередь, предстояло заняться имиджем юной цесаревны и ее моральным состоянием. Тешить чувственность тела со своим действительно любимым Лешенькой она считает возможным, а вот выйти за него замуж и рожать законных отпрысков и наследников престола она ни в какую - мол, грех это, и точка. Вообще-то на эту тему надо поговорить с отцом Александром, ведь это он специалист по отпущению грехов, но мне кажется, что никакого греха тут нет. Пусть еще обсудит этот вопрос с Анастасией. Ведь как раз в ее времена в Британии правила королева Виктория, которая вышла замуж и не слезая с трона, нарожала кучу детишек, обеспечив страну наследниками престола на полторы сотни лет вперед.
        Ну и я сама тоже не останусь в стороне. Возможно, впервые за все то время, что я имею эту возможность, я займусь психокоррекцией по собственной воле из желания помочь человеку, а не по просьбе Сергея Сергеевича или кого-нибудь еще. Серегин правильно отметил, что главными врагами Елизаветы являются лень, женские капризы, эгоизм, безалаберность, отсутствие силы воли и необразованность. Нет, видно, что она далеко не дурочка, но папа, то есть Петр Великий, прочил ее в жены одному из французских принцев, потому и образование дал такое никакое. Был на должность наследника у него свой претендент, малолетний Петр Петрович. Потом помер этот наследник, а за ним и сам император Петр Великий, после чего за дело взялся Меншиков, которого такая никакая Елизавета вполне устраивала. Сперва он возвел на трон ее мать Екатерину I, потом племянника Петра II, потом вылезли Долгоруковы и задвинули Меншикова в Березов, а Елизавета по-прежнему оставалась необразованной простушкой.
        Более того, необразованным простаком под влиянием Долгоруковых, Голицыных, Остерманов и прочих Головкиных начал становиться и юный император Петр II, который и без их влияния не страдал от обилия интеллекта. Видимо, намаявшись с умным, деятельным и крайне самовластным Петром Великим, российская элита, из которой, по сути, еще не выветрился старомосковский боярский дух, решила вырастить себе ручного царя. Одним словом, господа Тайный Совет захотели всем рулить и ни за что не отвечать. Но тут сначала смертельно заболел малолетний император Петр II, а потом явился Серегин и принялся энергично вносить свои коррективы. В результате этой корректировки Ванька и Катька Долгоруковы воют сейчас страшными голосами в подвалах той самой башни Власти. Их там не бьют, не жгут огнем, не растягивают на дыбе и не хлещут кнутом, а мучает их ни что иное, как собственная совесть. И это хорошо, что она у них еще есть, потому что иначе Серегин применил бы совершенно иные, летальные методы.
        Но вернемся к бедняжке Елизавете. Как только мы с Зул и Лилией согласовали план своих действий, я шепнула Асе, чтобы она уводила прочь Яну, Асаль и прочую кодлу. Пусть идут на тренировочное поле и поиграют там. Мол, нам надо остаться с тетей Елизаветой наедине для серьезного разговора. Ася всегда была умной девочкой, поэтому шумная детская компания вскоре гурьбой отправилась в сторону, противоположную главным воротам.
        - Ой, - воскликнула Елизавета, - куда это они?
        - Верным Асаль пора тренироваться, - ответила я, не сильно погрешив против истины, потому что бойцовые лилитки готовы тренироваться в любое время суток. Их растущие организмы настроены так, что требуют двух вещей - усиленного белкового питания и постоянных, на пределе изнеможения, физических нагрузок.
        - Ой, Анна Сергеевна, - снова воскликнула Елизавета, - это же так интересно, я тоже хочу посмотреть, как они там тренируются…
        - Потом, - сказала я, - тебе тоже было бы невредно потренироваться, но сначала мы должны устроить тебе медицинский осмотр, чтобы понять проблемы своего организма.
        - Ты думаешь, что она больна? - спросила меня Зул, перед тем внимательно посмотрев на Елизавету.
        - Не знаю, - пожала я плечами, - но прежде чем начать лечить ее нервы и душу, нужно разобраться с телом.
        - Ой, - снова пискнула Елизавета, которая из нашего разговора поняла едва половину, - Анна Сергеевна, а вы что лекарь?
        - Лекарь у нас Лилия, - ответила я, - и очень хороший лекарь. А моя обязанность помочь тебе разобраться со своими тайными и явными желаниями, но перед этим ты должна почувствовать себя абсолютно здоровой.
        - Вот именно, - подтвердила довольная Лилия, - в здоровом теле - здоровый дух.
        - Анна Сергеевна, - удивилась Елизавета, посмотрев на веселящуюся богиню подростковой любви, - ведь ваша Лилия - это всего лишь девочка, как же она может быть лекарем, де еще и хорошим?
        - Да, - подтвердила я, - она выглядит как девочка, но на самом деле Лилия - античная богиня подростковой любви, помогает матери разобраться с юными соплюшками и сопляками, которым вздумалось влюбиться. Но это только официально. А неофициально она очень хороший лекарь и это дело ей по душе, но Асклепий и его семейка объявили свое монопольное право представлять медицину на Олимпе, поэтому Лилия и отправилась в путешествие вместе с нами, чтобы иметь возможность лечить где угодно и кого угодно.
        - А… - открыла было рот Елизавета, но Лилия прервала ее так и не начавшееся выступление.
        - Хватит разговоров, - сказала она, - мое время дорого. Пойдем в кабинет к Анне Сергеевне и там разберемся, где у тебя болит, что болит и почему болит…
        Елизавета хотела снова что-то сказать - видимо, что у нее ничего не болит - но так и не смогла произнести ни звука, просто беззвучно открывая и закрывая рот. Еще пара секунд - и этот речевой паралич прошел, но Елизавета, больше не задавая никаких вопросов, пошла вместе с нами в Башню Мудрости. Лилия, когда рассердится, может быть весьма и весьма убедительной.
        Уже внутри башни, в моем кабинете, когда виртуальные двери за нами были закрыты и запечатаны на прочное защитное заклинание (а то вдруг заглянет кто-то из мужчин), Лилия указала на растерянную цесаревну пальцем и повелительно произнесла:
        - Раздевайся догола, немедленно!
        - Ой, Анна Сергеевна, а как? - снова умоляюще пискнула посмотревшая в мою сторону Елизавета, которая ни разу в жизни не одевалась и не раздевалась самостоятельно.
        - Ох ты, горе мое луковое, Елизавета свет Петровна, - со вздохом сказала я и три раза хлопнула в ладоши, вызывая невидимых слуг.
        Вообще-то весь этот стриптиз и обнаженка мне не по душе, но я не хотела, чтобы Лилия не начала раздевать Елизавету своими средствами, потому что тогда от ее платья не останется ни одного клочка крупнее носового платка. Когда Лилия раздевает, она делает это весьма радикально. Впрочем, невидимые слуги действовали тоже быстро и оперативно, и вскоре голая, как в день своего рождения, Елизавета стояла перед нами, одной ладошкой прикрывая интимное место, другой пытаясь укротить пышную грудь..
        - Ну, что скажешь? - спросила Лилия у Зул.
        Зул пару раз обошла вокруг Елизаветы, хмыкнула, после чего щелкнула пальцами - и руки цесаревны вдруг оказались вздернуты вверх, а сама она приподнялась на цыпочки, из-за чего стали хорошо видны большие груди красивой формы и лоно, заросшее густыми светлыми волосами. Еще раз обойдя по кругу Елизавету Петровну, Зул отвесила шлепок большой и уже начавшей отвисать попе - и тело цесаревны дрябло затряслось, вместо обычных для такого случая упругих колебаний.
        - Целлюлит! - воскликнула Зул. - Какой кошмар, целлюлит в столь юном возрасте.
        - Вынуждена с вами согласиться, госпожа графиня, - кивнула Лилия, - это кошмар и безобразие, с причинами которого надо разбираться, потому что такие симптомы грозят пациентке ранней и довольно мучительной смертью. Но сначала надо устранить ту мерзость, которую эта красивая вроде бы девушка отрастила у себя внизу живота. Эй, слуги, быстренько побрейте ее с лучшим мылом и обмойте водой.
        Едва только невидимые слуги закончили брить и споласкивать Елизавету, Лилия тут же приступила к своим пальцетерапевтическим процедурам. И чем больше она занималась этим с Петровой дщерью, тем больше хмурилась. Вместе с ней хмурилась и я, не понимая, в чем причина такой озабоченности казалось бы всемогущей маленькой богини.
        Наконец Лилия прекратила тыкать в постоянно ойкающую и потную Елизавету своими пальцами и, ничуть не стесняясь пациентки, с бесцеремонностью американского врача заявила:
        - М-да, девушка, несмотря на юный возраст, запустили вы себя дальше некуда. Кожа дряблая, жирок под ней жидкий, на животе складки висят фартуком, попа обвисла, как у овцы, и самое главное, под всем этим безобразием совершенно нет мускулов. Зато есть растянутый желудок, который постоянно требует огромных количеств пищи и нарушенный обмен веществ, который стимулирует накопление жира, а не увеличение двигательной активности. По сути, эта девушка очень ленива, - перешла Лилия на тон лекции, обращаясь уже к нам, - ей лень двигаться, ей лень думать, единственная ее мечта, что ее оставили в покое. Спрятавшись в свою лень и малоподвижность, как улитка в раковину, она надеется переждать неблагоприятное время и, кажется, у нее это получилось - о ней все забыли. Но вместе со спасением в забвении она получила трудноизлечимую болезнь, которая отнимет у нее пятнадцать-двадцать лет жизни*…
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * Елизавета Петровна прожила 52 года, а следующая за ней Екатерина Великая - 67 лет. Вот вам и разница.
        Чпок! Бедняга Елизавета воскликнула: «Ой, маменька!» - и бесформенным мешком жира, мяса и костей опустилась на пол, грохнувшись в обморок.
        - Лилия, ну разве же можно так жестоко с молодой девушкой, - укорила я богиню-подростка, - сразу правду-матку в глаза…
        - Ой, Анна Сергеевна, - картинно всплеснула руками Лилия, - вы мне еще скажите про ее нежную чувствительную душу и что никогда раньше она этой правды-матки и слыхом не слыхивала…
        - Действительно, - задумчиво произнесла Зул, - может и не слыхивала. Эти их платья с корсетами и кринолинами скрывают фигуру, и пока женщина не становится толстой как винная бочка, никто не может догадаться, какой у нее на самом деле объем талии.
        - И даже от своих любовников? Тоц-первертоц! - съехидничала Лилия, - Они-то ее, наверное, во всех видах видали, и голой как в бане тоже.
        - Любовник, - фыркнула я, - который в постели скажет девушке о подобных вещах, тут же перестанет быть таковым, пулей вылетев вон и из той постели и из самого дома в чем мать родила. И потом, как люди богобоязненные, они могли заниматься этим под простыней при погашенных свечах.
        - Ну ладно, девочки, - примиряющее махнула рукой Лилия, - просто не нравятся мне такие размазни, и все тут. Жалеть она себя вздумала! А для нас, женщин, это верный путь к беде. Кстати, Анна Сергеевна, вы не будете против, если я в целях целительства воспользуюсь вашей кушеткой?
        - Нет, Лилия, - ответила я, - против я не буду. В любом случае бедной Елизавете противопоказано лежать на каменном полу.
        - Пол теплый, Анна Сергеевна, - хмыкнула Лилия, - и простудиться на нем невозможно. Это мне не хотелось бы вставать подле вашей Елизаветы на колени. Во-первых - не по чину ей такое, чтобы богиня перед ней на коленях стояла, а во-вторых - стоять на коленях просто неудобно…
        Тем временем, пока Лилия это говорила, невидимые слуги подняли с пола валяющееся там тело Елизаветы Петровны, расправили руки-ноги и перенесли его на мою кушетку для работы с сознанием.
        - Действительно, - произнесла Лилия, разглядывая лежащую на кушетке обнаженную Елизавету Петровну, - когда она лежит, вид у нее не такой уж и плохой, так что любовники могли и промолчать. И вообще, как говорится, дареной принцессе талию сантиметром не меряют. Но мы-то не ее любовники, поэтому должны и талию мерить, и много чего еще делать. Девочки, как вы думаете, просто заблокировать центр голода будет достаточно или потребуются дополнительные, экстраординарные меры?
        - Воздействия только на центр голода будет недостаточно, - авторитетно заявила Зул, - необходимо радикально увеличить двигательную активность. Потребляемая с пищей энергия должна идти на движение и увеличение мышечной массы в ущерб растрачиваемым жировым запасам.
        - Но центр голода, - упрямо сказала Лилия, - я ей все равно заблокирую. В противном случае при возрастании физических нагрузок ее аппетит может достигнуть таких размеров, что с делом перестанет справляться уже кишечник. Целого жареного барана на обед хотите? Нет уж, нафиг-нафиг!
        А вот последнее выражение Лилия явно подхватила у кого-то из моих гавриков - скорее всего, от Аси. А то как же, полтора года непрерывного общения с нашей компанией не прошли даром нашей маленькой богинюшке. Но все же надо проследить, чтобы в борьбе за идеал Лилия не перегнула палку. А то она может.
        - Хорошо, - согласилась я вслух, - блокируй. Только не преврати ее в худую как скелет и высохшую как мумия анорексичку. Видали мы таких - которые за швабрами прячутся и на мухах летают.
        - Не бойтесь, Анна Сергеевна, - опустила Лилия глаза долу, - все будет в лучшем виде, потому что на самом деле я поставлю на центр голода не простую блокировку, а ограничивающую канал на три пятых. Просто чтобы девушка не жрала в три горла, а изящно кушала, как и положено при ее статусе. Не купчиха, чай, семипудовая.
        Богиня-целительница еще раз критически осмотрела свою пациентку и кивнула каким-то своим внутренним мыслям.
        - Помимо ограничений, наложенных на центр голода, - задумчиво произнесла она, - я на пятьдесят процентов усилю работу центра двигательной активности, рекомендуются танцы до упаду, занятия фехтованием, бег трусцой и плавание, и на сто процентов усилю потребность в умственном труде. Не понимаю, как в вашем прошлом она с такой убогой платформой справлялась со своими императорскими обязанностями?
        Я честно постаралась вспомнить, что я помню о царствовании Елизаветы Петровны. Получилось, что ровным счетом ничего. Ни каких-то крупных побед, прославивших ее имя, ни каких-то поражений, эпидемий, стихийных бедствий или каких-то еще трагедий. Одним словом, эпоха застоя, не хорошая и не плохая. В одной из книжек*, которую я читала в юности, говорилось, что Елизавета Петровна была суматошной взбалмошной особой, не особо злой (при ней даже никого не казнили) и тратившей на балы и прочие увеселения больше денег, чем на армию и военно-морской флот. Именно она позвала в Россию племянника, сына своей сестры, этого уродского Петра Федоровича, будущего императора Петра III, который, если бы не Екатерина Великая, непременно погубил бы государство Российское.
        Еще я помню, что у Елизаветы Петровны были помощники, но все они как один были продажны и получали так называемые субсидии от послов иностранных держав. Тогда такие вещи делались почти официально. Кто-то продавался Англии, кто-то Австрии, кто-то Франции, а кто-то и Пруссии, как тот же Петр III. Возможно, что Россия уцелела при всей этой повальной продажности только потому, что действия тогдашних коррупционеров и интересы их нанимателей прямо противоречили друг другу, и в результате получалась ситуация лебедя, рака и щуки.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ:

* Анна Сергеевна имеет в виду роман Пикуля «Пером и шпагой», который на закате советской эпохи издавался в так называемой «макулатурной серии»**, через что стал доступен достаточно широкому кругу советских читателей.

** «макулатурная серия» - это дефицитные книги, для обладания которыми помимо денег нужно было еще сдать 20 кг макулатуры или хлопчатого тряпья. Как счас помню, мы с матерью тащим в приемный пункт связки старых газет и картонных коробок, а потом с торжествующим видом и новообретенным талончиком идем в спецотдел книжного магазина выкупать вожделенный дефицит.
        Одним словом, умственные способности (а точнее, желание учиться и способности к системному мышлению) у молодой Елизаветы требовалось радикально улучшать, а то еще промотает сгоряча страну похлеще любой Анны Иоанновны. Без этого улучшения, пожалуй, планы Серегина возвести на трон эту особу рискуют превратиться в свою полную противоположность.
        Тем временем Елизавета стала приходить в себя. Веки ее затрепетали, грудь стала вздыматься чаще; вот она открыла глаза и попыталась сесть…
        - Лежите, милочка, - остановила ее Лилия, упершись указательным пальцем в середину лба Елизаветы, - сейчас я буду делать самое главное, и все, что от вас требуется, так это покой и неподвижность. Спать! Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…
        Услышав начальные слова снотворного заклинания, Елизавета, закрыв глаза, откинула свою голову обратно на мягкую подушку кушетки и, кажется, даже захрапела. Лилия, еще раз размяв и разогрев пальцы (что говорило о важности проделываемой работы), склонилась е посапывающему телу Елизаветы. Первым делом ее воздействию подвергся с недавних пор гладко выбритый лобок девушки, причем занималась она им достаточно интенсивно, и Елизавета, несмотря на магический наркоз, несколько раз довольно громко вскрикивала.
        - Я решила, - ответила Лилия на мой недоуменный вопрос, - что половая сфера тоже нуждается в корректировке. Молодая женщина должна иметь возможность наслаждаться качеством любовных отношений и их эмоциональным фоном, а не только быстротой трущихся и долбящих движений и размером «бурового агрегата».
        Оставив в покое лобок, Лилия совершила несколько глубоких нажатий на полпути между им и пупком, потом довольно тщательно трудилась над солнечным сплетением, в то время как грудине между сосками и району гортани было уделено самое беглое внимание. После этого Лилия перешла к голове Елизаветы, массируя и нажимая на виски, область «третьего глаза» и макушку пациентки, пока, наконец, со вздохом не разогнулась, встряхивая онемевшие руки.
        - Ну вот и все, Анна Сергеевна, - заявила она мне, - дело сделано. Пожалуй, сейчас стоит накрыть эту девицу покрывалом и подождать, пока она сама проснется. Сразу после этого вы можете заняться с ней вашей психологией. Потом отведите ее на магические ванны, а вечером должны быть танцульки до упаду, чтобы растрясти накопленный жирок. Пусть посоревнуется в танцах хотя бы с нереидами - тогда эта первая красавица Московии поймет, то насколько низко она пала. А я что-то притомилась и пойду; так что всем пока-пока!
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ. СОН ЦЕСАРЕВНЫ ЕЛИСАВЕТ ПЕТРОВНЫ.
        Было жарко, в голубом небе не наблюдалось ни единого облачка. Воздух был густым, пропитанным палящим зноем. Странный ландшафт расстилался передо мной - холмы, занесенные песками, лишь кое-где покрытые чахлой растительностью; среди них где-то вдали виднелись развалины древнего города. Ни животных, ни птиц я не наблюдала - это была мертвая долина, превращающаяся в пустыню. Я бежала по краю бездны. Какая-то сила гнала меня вперед - я не знала, зачем я бегу и куда, но знала, что это необходимо, что если я остановлюсь, то тут же погибну. А бежать было тяжело. Мои ноги, обутые в бальные туфли, вязли в сыпучем песке, пот катил с меня градом, сердце колотилось и дыхание сбивалось. Мне хотелось остановиться, отдышаться, разглядеть окрестности, но я все продолжала бежать, подобрав подол пышного платья - смертельная опасность была совсем рядом и жизнь моя зависела от того, насколько быстро я буду бежать… Бездна слева от меня клубилась красноватым туманом; казалось, там скрываются зловещие существа, готовые вот-вот вылезти из мрачной расщелины в Мироздании и пожрать меня. Я старалась не смотреть в сторону
этого ужаса, но то и дело моя голова непроизвольно поворачивалась в том направлении - там, внизу, среди это красноватого тумана, что-то происходило и оттуда за мной внимательно наблюдали чьи-то недобрые глаза… И леденящий страх гнал меня вперед - я чувствовала, что там, впереди, спасение.
        Мои ноги болели - наверняка они натерты туфлями до крови. Что если я скину их? Зачем мне бальные туфли здесь, в пустыне? Я с огромным облегчением избавляюсь от туфель. Бежать становится неизмеримо легче. Но я устала. Кажется, сейчас я потеряю сознание и упаду в пропасть, на поживу таящимся в ней демонам. Хочется избавиться от этого платья, от корсета, от всего, что мешает мне бежать… Все это стягивает мою грудь, не давая вдохнуть свободно.
        Стоило мне так подумать - и платье вместе с корсетом треснуло на груди прямо до талии, моментально облегчив мне возможность дышать, так что я даже тихо засмеялась от радости. Но теперь мне мешает подол. Он волочится за мной, замедляя движение. У меня возникло сильное желание избавиться и от платья… Кто может меня увидеть здесь, в этой безлюдной пустыне, где даже птиц не видно? И я решительно, прямо на бегу, разрываю платье еще ниже, до конца подола, а вместе с ним и все нижние юбки, которые поддаются на удивление легко. Все это я без сожаления оставляю на краю пропасти, оставшись в одних панталонах и легкой сорочке. Теперь у меня такое ощущение, словно мое тело потеряло вес и что вместе с одеждой я оставила позади все то, что обременяло меня, не давало двигаться вперед и расправлять крылья. Стало удивительно легко. Дыхание выровнялось, удары сердца упорядочились; странное дело - теперь бег даже доставлял мне удовольствие! Я бежала все быстрее и быстрее; мне казалось, что мои ноги едва касаются земли. Приятный ветерок обдувал мое тело, и под ногами становилось меньше песка, а все больше - твердой
почвы. Далеко на горизонте - там, куда и устремлялся мой путь - я увидела взявшиеся неизвестно откуда легкие кудрявые облачка, похожие на пасущихся в небе барашков. Меня обрадовало это зрелище. Оно как-то оживляло это место, в котором, казалось, само время остановилось. Сколько же мне еще бежать? Отчего-то я знала, что надо торопиться…
        Тем временем бездна будто бы просыпалась. Из ее глубины доносились зловещие звуки, от которых стыла кровь. Красновато-багровые сгустки тумана клубились все быстрее, и то и дело из темной пропасти вздымалось нечто, похожее на демоническую руку, готовую схватить меня… Сердце уходило в пятки, в глазах темнело от ужаса, но я удерживалась от того, чтобы не упасть в обморок. Ведь стоило мне лишиться чувств и упасть - как зловещие обитатели бездны тут же накинутся на меня и растерзают мое несчастное тело… Оставаться в сознании стоило мне огромных усилий. Но я смотрела вперед, на облака - и преисполнялась ощущением чьей-то невидимой поддержки. Это мне кажется или вправду облака стали похожи на ангелов? Вперед, вперед - туда, где ждет меня спасение! Каким-то образом я знала, что в конце пути меня действительно ждет нечто замечательное, важное, стоящее любых усилий. Но только путь этот я должна преодолеть сама… Пробежать по краю пропасти… Я должна это сделать. Все мои мысли теперь были сосредоточены только на том, как побыстрее достичь цели. Впрочем, я не представляла точно, как выглядит эта цель. Однако я
доверяла своему чувству, которое говорило о том, что это не иллюзия, не обман, а самая наичистейшая истина - цель эта великая, благородная, обещающая покой, мир и счастье, а также множество удивительных открытий.
        Облаков становилось больше - белоснежные, легкие, они радовали глаз и воодушевляли. Вот их уже целая гряда… И я к ним все ближе и ближе. Теперь мне кажется, что за этой грядой облаков скрывается прекрасная, волшебная страна. В детстве мне мечталось попасть в такую страну… Но вот теперь внезапно мне стало понятно, что просто так туда не попадешь. Достигают этой прекрасной страны лишь те, кому удалось преодолеть нелегкий путь, сбив в кровь ноги и избежав когтей демонов… Удастся ли мне это?
        Из пропасти веет жаром Преисподней. От зрелища множества рук, тянущихся ко мне, у меня перехватывает дух. Эти руки жадно шарят в воздухе, пытаясь схватить меня за ноги и несуществующий уже подол платья… Если бы я его вовремя не скинула, то я бы уже погибла. Звуки бездны становятся громче - урчание, вздохи, гулкий хохот; и я от страха бегу еще быстрее, вознося молитвы… Но блистающая страна, скрытая за облаками, все еще далеко. Я уже сомневаюсь, что достигну ее… Я устала. Как долог этот путь! Я уже почти выбилась из сил… Был бы у меня конь! А еще лучше, если бы прекрасный рыцарь на могучем коне с развевающейся гривой подхватил меня в седло и умчал вперед, к брезжущей на горизонте цели… Почему я одна, почему меня все бросили и я сама должна бежать к волшебной стране мимо этой ужасной пропасти?!
        Эта неосторожная мысль тут же была уловлена демонами - и с усилившимся ревом они стали восставать из пропасти. Я видела их жуткие оскаленные пасти, светящиеся рога, глаза, налитые злобой и яростью, они тянули ко мне когтистые лапы и торжествующе хохотали, наслаждаясь моим ужасом…
        Нет, я не дамся вам, исчадия ада! Вы достаточно долго владели мной, пряча свой истинный облик… Теперь я знаю, какие вы на самом деле; думаете, я не узнала вас? Лень, безынициативность, вспыльчивость, трусость, сладострастие и жажда пустых удовольствий… Прежде чем я достигну своего спасения, я сама должна буду преодолеть этот ужасный путь, избавившись от обуревающих меня грешных побуждений.
        Откуда-то появляются силы. Я бегу, бегу, ускользая от адских созданий; и снова приходит благословенная легкость в теле, кажется, что я совсем ничего не вешу… Но и демонам не хочется упускать свою добычу. Они уже вылезают из пропасти, торжествующе хохоча. Нет! Я не стану вашей жертвой! Я с силой отталкиваюсь ногами от земли - и вдруг за моей спиной распахиваются четыре белоснежных крыла, на которых я стремительно взмываю вверх, буквально выскользнув из жуткой лапы, уже готовой сомкнуть пальцы вокруг моей ноги. Удивительное ощущение - взмахивая крыльями, я лечу прямо в небе и тугой поток воздуха бьет мне в лицо! Изумленно смотрю вниз - исчадия, уже такие маленькие и кажущиеся совсем неопасными, тянут руки вверх и ревут в бессильной ярости, сожалея об упущенной добыче… Пусть они возвращаются ни с чем туда, откуда явились - им уже ни за что не достать меня! Поднимаюсь все выше и выше. С высоты казавшийся унылым ландшафт кажется удивительно прекрасным. Ничего мне уже не страшно, я в недосягаемости для любого зла! Как приятен полет! Мое тело отдыхает; кажется, какая-то сила несет меня вперед, к гряде
белоснежных облаков. С высоты все выглядит другим. Вот заканчиваются холмы, и вместе со сменой ландшафта обрывается жуткое ущелье, населенное демонами. Зеленая цветущая равнина расстилается подо мной. Я жадно разглядываю все, что вижу внизу, наслаждаясь упоительным чувством легкости и полета. Я вижу, как порхают над равниной птицы, как струятся по ней ручьи…
        И вот я достигаю облаков… Захватывает дух от великолепного зрелища - они стеной стоят передо мной - мягкие и белые, словно воплощенное добро. Я решительно ныряю в них… Нега и восхитительная прохлада окутывают меня. Я лечу сквозь белоснежную чистоту… При этом я чувствую, как очищаюсь и я сама. Я меняюсь, и эти перемены приносят радость. Я наполняюсь светом… Разум приобретает кристальную ясность - он готов к восприятию нового. Что это? На мне уже нет никакой одежды. Но данный факт почему-то не внушает мне стыдливости. Наоборот, мне приятно ощущать белую чистоту всей своей кожей. Даже мои волосы оказываются распущенными и разевающимися за мной на ветру - и невольно я сравниваю себя с Евой; я сейчас, как и она, тоже только что сотворенная и начавшая жизнь заново…
        Впереди, сквозь матовую дымку, брезжит свет и начинают проглядывать очертания волшебного города, расположенного в тридевятом царстве, тридесятом государстве, куда нет пути обычному смертному. Оттуда мне слышатся спокойные и дружелюбные голоса. И я знаю, что, когда я вынырну на ту сторону, там меня будут ждать друзья, которые хотят мне добра, там я буду уже совершенно другим человеком…
        Удивительно - раньше у меня никогда не было друзей, только враги и подхалимы, желающие отщипнуть от моих милостей, а сейчас я знаю, что на свете есть люди, которые желают мне добра и готовы помочь в любой момент, несмотря на то, что им от меня ничего не надо. Великий артанский князь Серегин, княгиня Анна Сергеевна, заморская графиня Зул, маленькая девочка Лилия, внутри которой скрывается могущественная богиня, и опытный лекарь, а также многие другие, готовы сделать все для моего благополучия. А я, в свою очередь, сделаю все для процветания моей родной России, на престол которой эти люди хотят меня возвести.
        ЕЩЕ ДВА ЧАСА СПУСТЯ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ МУДРОСТИ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Выспалась, надо сказать, Елисавет Петровна на славу. Но и я, так уж получилось, сидя рядом с ней, тоже не теряла времени даром. Когда она заворочалась оттого, что ее стали мучить кошмары, то я заколебалась, будить мне цесаревну или нет. Но Лилия сказала, что для полного лечебного эффекта ее пациентка должна проснуться сама, и тогда я, приблизив свою голову к ее, попробовала войти в средоточие разума спящей. И, знаете, это у меня получилось. Я незримо бежала вместе с ней по краю этой дурацкой пропасти, в которой таились ее грехи и просто дурные привычки. Я, дергая невидимой рукой завязки, помогала ей освобождаться от одежды, то есть очищаться от комплексов и великосветских условностей. Именно я подтолкнула ее вверх и помогла раскрыться четырем великолепным белоснежным крыльям.
        Думаю, что в душе Елисавет Петровна была настоящим ангелом, ведь за двадцать лет, пока она была у власти, она не подписала ни одного смертного приговора, а это, наверное, все-таки о чем-то говорит. Дальше я только слегка подправляла ее полет, помогая цесаревне вернуться в наш мир в здравом уме и ясной памяти, с душой, окончательно очистившейся от всех мучивших ее раньше умственных недугов. Когда я смотрела на ее лицо внешним зрением (как все обычные люди), то видела, как оно буквально на глазах становится ясным и невинным, как это и положено юной девушке, как разглаживаются вызванные постоянными волнениями мелкие морщинки и жесткие носогубные складки. И вот настал момент, когда веки девушки затрепетали и приоткрылись, и это значило, что она уже вернулась в наш мир из своего полета воображения.
        - Ой, Анна Сергеевна, а как же это я пойду от вас голая? - пискнула Елисавета, обнаружив, что лежит у меня на кушетке совершенно обнаженная, пусть даже и покрытая сверху легким покрывалом.
        - Ну почему же голая? - спросила я, - ваше платье висит в шкафу целое и сохранное, и даже магически вычищенное от пыли. Но будет ли вам удобно расхаживать по нашему городу в столь неудобных и сковывающих движения одеждах? Там, у вас дома, конечно, обязательно таскать на себе по восемнадцать нижних юбок…
        - Нечто по осьмнадцать? - возмутилась Елисавета, - всего-то по шесть и не более.
        - По мне, - отрезала я, - даже одна нижняя юбка - это на одну штуку больше, чем надо. Так что, Лизанька, когда будешь собираться домой, наденешь свою галантерейную выставку, а сейчас позволь мне поделиться с тобой своим гардеробом.
        Сказав это, я три раза хлопнула в ладоши - и невидимые слуги закружили вокруг Елисаветы с платьями. Нет, это не те наряды, что я когда-то прихватила с контейнеровоза - это продукция нашей госпожи Зул, которая заделалась знатным дамским кутюрье. Сама она, правда, ничего не шьет и не кроит, а только разрабатывает идеи и в самом конце работы (иногда) накладывает на наряды заклинания Неотразимости. Такое платье само подгоняется по фигуре клиентки и придает женщинам такой шарм, что в нем даже самая откровенная дурнушка способна выиграть конкурс «Мисс Вселенная». Вот такие платья - короткие и длинные, бесстыдно открытые и закрытые как монашеская сутана, с рукавами и без, черные как ночь, белые как снег, алые как кровь, лиловые как… ну вы меня поняли. Ассортимент был такой, что от буридановых мук Елизавета могла скончаться на месте, захлебнуться текущей изо рта слюной - тако же. Разумеется, она выбрала открытое спереди длинное, почти до пола, платье золотого цвета, с разрезом сбоку, доходящим чуть ли не до талии.
        - Ой, матушка Анна Сергеевна, стыдоба-то какая, просто срам, - говорила цесаревна, залезая в узкое, как перчатка, платье, и вертясь в нем перед зеркалом.
        Стыдиться Елисавете, по правде говоря, было нечего. Платье просто замечательно подчеркивало положительные особенности ее фигуры, пышную грудь красивой формы и не менее пышный зад, а начавшую уже расплываться талию удерживало не хуже иного корсета. А все остальное - ни что иное, как комплексы и предрассудки. В комплекте к платью полагались такие же золотые туфли на высоких каблуках-шпильках с заклинанием автоподгонки размера, белые чулки-паутинки и волшебные трусики на завязочках с изображением лукавой улыбающейся кошачьей мордочки.
        - Это как - волшебные? - с опасением спросила цесаревна, разглядывая эту весьма миниатюрную деталь дамского гардероба, ничуть не похожую на привычные ей панталончики.
        - А так, волшебные, - ответила я, - первое волшебство - они всегда остаются свежими и чистыми, сколько бы ты их ни носила. Но это так, ерунда, бытовая магия. Второе волшебство относится к любовной магии (по которой графиня Зул такая большая мастерица), и оно самое главное. Если вдруг тебе понравится молодой человек - так, что ты и на ногах стоять не сможешь - эти трусики сами развяжут свои завязки, слезут со своего места и уберутся в специальный внутренний кармашек, для того, чтобы не мешать тебе наслаждаться встречей и при этом тихонечко мурлыкать. А если кавалер, который будет очень привязчив, тебе не понравится, тогда эти трусики встанут на защиту твоих чести и достоинства. Кусаться, царапаться и шипеть они умеют ничуть не хуже настоящей кошки. Любой насильник, который попробует сунуть тебе туда руку или иную часть организма, потом об этом жестоко пожалеет.
        - Ой, правда! - воскликнула цесаревна Елисавет Петровна, приподнимая подол платья и натягивая на свои бедра означенную интимную деталь туалета. Короткое мурлыканье, ойканье - и все, девушка к бою и походу готова. Сейчас магические ванны, легкий ужин, а потом - танцульки до упаду. И танцульки - это не просто развлечение и встряска зажиревшего организма, но еще важное деловое мероприятие, потому что там регулярно бывает все наше руководство, включая самого Сергея Сергеевича, Великого князя Артанского, и его супруги Елизаветы Дмитриевны, почти что тезки императрицы.
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ВЕЧЕР. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, МАГИЧЕСКАЯ ТАНЦПЛОЩАДКА.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Этот день, наполненный трудами и заботами, все длился и длился до бесконечности. Вообще, надоели мне все эти интриги, хочется простой и понятной войны, чтобы была возможность сокрушать полчища врагов могучими ударами танков, пехоты и кавалерии; но если Небесный отец сказал заниматься интригами - будем интриговать. В армии вообще нет таких понятий как «хочу или не хочу», и «нравится или не нравится». В армии есть приказ и доклад о его выполнении. Или невыполнении - но это уже чревато трибуналом. Таким образом, на данный момент задание Отца мы принялись исполнять по всем направлениям. Петра Второго от верной смерти спасли, сейчас царственный псарь отмокает в ванне с магической водой Фонтана. Елисавет Петровну из ее сиротского домика забрали и приступили к ее активной позитивной реморализации. Верховников, зажравшихся за время отсутствия на Руси сильного Государя, тряхнули как поповскую грушу.
        Но если Долгоруковы сами поняли, что шутки с нами добрыми не бывают, тем более что в заложниках у нас их младшее поколение, то вот Голицыны решили, что Артанский князь им и вовсе не указ. Сразу после нашего разговора из Москвы в Петербург выехала большая группа вооруженных до зубов всадников, которых возглавлял президент Военной Коллегии Михайло Михайлович Голицын. Тут и к гадалке не ходи, два ушлых братца решили ликвидировать цесаревну Елисавету. Ну и флаг им в руки. Скакать от Москвы до Питера, загоняя лошадей - это трое суток, а если в щадящем режиме, то всю неделю. А вот когда доскачут, будет им там сюрприз с засадой семеновцев и, если надо, стрельбою из пулемета. Короче, время пока есть, а там разберемся. Но одно могу обещать - этой ветви Голициных не жить. Старшему поколению не жить вообще, а младшему просто не жить в этом мире. Для нас Елисавет Петровна уже императрица - и бывшая в нашем прошлом, и запланированная на престол в этой реальности, поэтому покушение на нее - это тягчайшее преступление, караемое полным уничтожением всей фамилии. Впрочем, предоставим решать это самой Елизавете,
как-никак это ее будущие подданные, но есть такое ощущение, что, несмотря на то, что и Дмитрий Михайлович, и Михаил Михайлович представляют для нее смертельную угрозу, подписания смертного приговора мы ни в коем случае не дождемся. Ну что же, ссылка на необитаемые острова в один из миров каменного века или в мир Содома на передовую борьбы с тамошними безобразиями - это достойная замена смерти. А что, Михаил Михайлович достаточно неплохой полководец, и если снабдить Голицыных амулетами, генерирующими заклинание Нейтрализации, то содомитянские колдуны просто взвоют от свалившегося на них «счастья».
        А вот, кстати, и она - идет в сопровождении Птицы, цокая каблучками в осознании своей красоты. Сразу видно, что девица породистая, ну или, по крайней мере, очень холеная. А с другой стороны ко мне приближается мой дражайший гость, французский король Генрих IV по прозвищу Наварра. Он почти полностью закончил курс своего омоложения и сейчас выглядит как двадцатипятилетний красавчик, у которого в волосах только кое-где виднеются благородные серебряные пряди. Короля сопровождают его верные лилитки-телохранительницы, но он не замечает их присутствия и смотрит только на плавно плывущую по воздуху Елизавету. И она тоже смотрит только на Генриха и не на кого более - а так, при их взаимной влюбчивости, недалеко и до беды.
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ. ЦЕСАРЕВНА ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА.
        Помнится, маменька поговаривала: «Надо времени немало одеть барышню для бала». И эта истина всегда подтверждалась - к балам готовились заранее. Заказывалось и шилось платье, подбирались украшения к нему. Много времени и усилий тратилось на то, чтобы напудриться, нарумяниться (Анна Сергеевна и госпожа Зул называют это - «сделать макияж»). А прическа… Бывало, куафер полдня колдовал над дамскими головами, прежде чем получалось нечто настолько грандиозное, что порой это носили не одну неделю, стараясь сохранить до следующего бала. Но я никогда не любила эти высокие прически. Будь моя воля - я бы вообще оставила волосы распущенными, лишь слегка завив их щипцами. Но, конечно, мне и в голову бы не пришло на самом деле так сделать. Ведь распущенные волосы - это верх неприличия, это все равно что явиться на люди голой. Хотя люди из будущего и их окружение не придают значения таким условностям. Вон, у Анны Сергеевны волосы никак не уложены, просто собраны в пучок, госпожа Ника стрижется коротко на манер мужчины, а госпожа Зул почти никогда не собирает свои черные волосы, давая им возможность свободно
струиться по спине до самой поясницы - и это выглядит просто восхитительно.
        Но сейчас мне не пришлось ходить на примерки и приглашать куафера. Корсет и турнюр мне также не понадобились… Да и, собственно, предстоящее мероприятие тоже являлось не совсем балом или привычной мне ассамблеей, как я поняла. И потому я была ужасно заинтригована. Когда я произносила слово «бал», надо мной добродушно хихикали и поправляли: «Танцульки, Елизавета Петровна, а не бал. У нас мероприятие демократичное…». Ну да, Сергею Сергеевичу легко быть демократичным, когда здесь, в тридевятом царстве нет ни мужиков-лапотников, ни купцов-прохвостов, а только воители и воительницы, то есть представители дворянского сословия.
        Словом, я отдалась на волю Анны Сергеевны, госпожи Зул и их помощниц, которые должны были готовить меня к ба… танцулькам. Не буду описывать подробности, но с моей стороны было бесчисленное множество охов и ахов, но в результате, увидев себя в зеркале, я просто замерла от восхищения. Это была я, и словно бы не я. В этом золотистом платье в облипку я выглядела потрясающе, хотя и весьма неприлично - мои щеки непроизвольно покраснели. Но те платья, которые предложили мне на выбор Анна Сергеевна и госпожа Зул, все были такие! Впрочем, меня успокоили, заверив, что для данного мероприятия это самый подходящий наряд. Здесь так принято.
        А вот прическа мне понравилась сразу и безоговорочно. Волосы были завиты крупными локонами и подколоты на один бок, прическа была украшена живыми лилиями - выглядело это весьма смело и необычно, но донельзя очаровательно… И что характерно - ни грамма пудры в волосах! Госпожа Зул, когда колдовала над моей головой, тихонько пробормотала: «Какой восхитительный оттенок темной меди! Редкий и благородный…» Вот так да! При дворе считали, что с цветом волос мне не повезло, и вечно норовили засыпать мою голову белой пудрой… А тут я слышу такие приятные слова… И уж конечно, я верю именно госпоже Зул, а не кому-то там, кто говорил о моих таких замечательных волосах разные гадости.
        Итак, вечер. Я вступаю в… бальной залой это назвать сложно, потому что место, где проходят танцульки, оказалось мощеной плитами площадкой, расположенной среди прихотливо разбросанных деревьев, прямо под открытым ночным небом с ярко сияющими звездами. Анна Сергеевна, которая решительно повела меня вперед, за собой, с некоторой усмешкой назвала это «танцполом». Несмотря на то, что стояла глубокая ночь, на этой площадке не было темно. На деревьях, на живой изгороди, окружающей это место, да и прямо в воздухе ритмично, в такт музыке играющего где-то неподалеку оркестра, мигали разноцветные магические огни, которые превращали ночную темноту в манящий и возбуждающий волшебный полумрак. При виде множества танцующих и веселящихся людей (и не совсем людей) и в самых разных нарядах сердце у меня от восторга подступило к самому горлу и забилось там часто-часто. Присмотревшись, я увидела, что под деревьями расставлены небольшие столики, за которыми сидели люди, угощающиеся лакомствами и напитками.
        Надо заметить, что я смогла довольно неплохо передвигаться на этих невообразимых тонких каблуках, которые кто-то с беспощадной иронией назвал «шпильками». Конечно, госпожа Зул не преминула наложить на них заклинание устойчивости, но тем не менее она настоятельно рекомендовала мне чуть-чуть потренироваться. «На заклинание надейся, - сказала она, - а сама не плошай!»
        Я и потренировалась, подбадриваемая своими новыми подругами. И мне это даже понравилось… Каблуки делали меня выше и стройнее, придавали моей фигуре легкость и изящество; хотя да - это было настоящее искусство - ходить на этих «шпильках»… Помня вульгарный, но весьма полезный совет Анны Сергеевны: «Иди так, будто у тебя между ягодицами зажата монетка, и ты о ней забыла», очень скоро я перестала ощущать себя как на ходулях, добившись абсолютной правильности походки, чем и заслужила аплодисменты от своих наставниц.
        И вот я - не столько важно, сколько грациозно - вплываю в зал. Меня сопровождает Анна Сергеевна - на ней что-то лиловое, короткое, с какими-то переплетениями на спине; пучок волос на ее макушке теперь предстает в виде замысловато сплетенной спирали, которую она почему-то называет «фонарик». На нас устремляются любопытные и восхищенные взгляды.
        Посреди зала стоит сам Сергей Сергеевич, Божьей милостью Великий князь Артанский, господин тридевятого царства и острова Крым, а также Бич Божий для всех, кто это заслужил. Он смотрит в мою сторону одобрительно, в его глазах сверкает лукавство; взгляд его выражает следующее: «Ну вот, голубушка Елизавета Петровна, наконец-то ты стала похожа на красивую девушку, а не на фарфоровую куклу…». Сам Сергей Сергеевич одет в военный мундир своей державы, при боевом поясе и мече. Говорят, что он не расстается с ним ни днем, ни ночью. Папенька вон тоже превыше всех роскошных одежд уважал свой капитан-бомбардирский мундир Преображенского полка.
        Рядом с великим Артанским князем - его блистательная супруга Елизавета Дмитриевна… Она в голубом. Нежный шелк струится до самого пола, плечи ее открыты, в ушах и на шее поблескивают небольшие бриллианты. Она блондинка… Да, точно - это ее естественный цвет, никакой пудры! Такой приятный, с жемчужным оттенком, о котором мечтают все дамы… Позади нее - рослая титястая остроухая служанка-кормилица, которая держит на руках младенца-наследника. По обе стороны от пары, как это положено, стоят служащие на посылках юные пажи. И господин Серегин, и его супруга Елизавета Дмитриевна приветливо мне улыбаются, радуясь, что я посетила эти танцульки.
        Мы с Анной Сергеевной, лучезарно улыбаясь и одаривая окружающих приветливыми кивками, направляемся к центру зала. И тут я замечаю, что с противоположного конца нам навстречу направляется молодой человек… Что-то в нем есть такое, что сильно выделяет его из остальных. Веет над ним что-то незримое, заставляющее смотреть на него, не отрываясь - какой-то мощный сгусток невидимой энергии. У него легкая, пружинистая походка, он статен и необыкновенно красив. Правда, отсюда я пока не могу разглядеть деталей его лица, но даже с этого расстояния мне очевидно, что сей благородный господин - не простой гость на этом ба… на этих танцульках, потому что за ним повсюду ненавязчиво следует группа высоких воительниц, наверняка составляющих его охрану… Вот мы все ближе друг к другу; господин Серегин, непринужденно перебрасываясь фразами с супругой и еще несколькими стоящими рядом людьми, бросает взгляды то на меня, то на того молодого человека. И тот тоже смотрит только в мою сторону… Хорошо - мы должны встретиться как раз рядом с Артанским князем, и тогда он нас сразу же представит друг другу… Кто же это? Этот
молодой мужчина явно не из тех людей, которые служат Артанскому князю. Слишком независимый у него для этого вид. А еще у него поразительные глаза… Темно-карие, блестящие. Удлиненное благородное лицо… О Боже! Он просто красавец… Чувствую, как сердце мое начинает биться быстрее, а на щеки набегает румянец. Мне нестерпимо хочется спросить у Анны Сергеевны, кто такой этот красивый молодой мужчина - граф, герцог, король какого-то неведомого мира? Но я сдерживаюсь, стараясь не подать и виду, что заинтересована в нем - я не могу позволить себе вести себя столь неприлично. Еще немного потерпеть - и все прояснится…
        И вот мы сошлись точно возле господина Серегина. Учтиво улыбаемся друг другу… На расстоянии вытянутой руки я ощущаю тепло, исходящее от молодого человека. Да, теперь я отчетливо могу разглядеть признаки его благородства и весьма высокого положения - на нем дорогая одежда, какую носили во Франции лет сто назад: пышное белоснежное жабо, яркий, красивый кафтан и панталоны, рукоять шпаги усеяна бриллиантами. Но вернее всего его высокий статус подтверждает осанка и выражение лица. Не иначе это какой-нибудь король, с дружественным визитом находящийся в гостях у Сергея Сергеевича…
        А тем временем господин Серегин представляет нас друг другу… и я не верю своим ушам! Король Генрих Наваррский?! Неужели?! Такой молодой… А впрочем, внешний вид окружающих Артанского князя - еще не показатель истинного возраста, вспомнила я. Ведь тут все пронизано магией, а Сергей Сергеевич, Анна Сергеевна, Ника, Зул и даже маленькая Лилия - могущественнейшие волшебники. Я поднимаю глаза и вижу в глазах у короля Генриха мудрость очень зрелого мужчины…
        Да уж, ну и чудеса… Между мной и им - полтора века! Но мы встретились, вот сейчас смотрим друг на друга и испытываем взаимную симпатию… Даже, кажется, нечто большее… Да могла ли я подумать когда-нибудь о том, что сам Генрих Наваррский будет когда-нибудь стоять рядом со мной и смотреть с таким восхищением и интересом?
        Вот он мне улыбается и учтиво кланяется. Я приседаю в ответном поклоне. Какая у него улыбка! От нее мое сердце начинает просто грохотать… Ох, только бы не подать виду… Ведь я королева! Забыты все мои прежние «любови». Сейчас у меня только одно желание - чтобы заиграла музыка и он пригласил меня на танец…
        И тут музыка действительно заиграла - что-то веселое и в то же время величественное. О Боже! Король Генрих приглашает меня… Эта мелодия мне совсем незнакома*, но не я ли с восьми лет блистала на устраиваемых папенькой ассамблеях? Посмотрим, как танцуют другие - и справимся. Раз-два-три. Раз-два-три.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: * король Генрих и Елизавета Петровна танцуют вальс, а незнаком он даме потому, что с середины XVII века он был запрещен во Франции сыном Генриха, королем Людовиком XIII, как простонародный и развратный. Елизавета Петровна воспитана воспитателями-французами и поэтому ее этому танцу не учили, а вот Генрих его знает, и потому ведет свою даму со знанием дела.
        Играет дивная незнакомая мелодия. Мы кружимся в танце… Это действительно оказалось очень легко и очень приятно. Вокруг нас двигаются еще несколько пар, но я даже не обращаю на них внимания. Я чувствую теплую руку кавалера на своей талии - он уверенно ведет, показывая, что является блестящим танцором. С каждым кругом, с каждым тактом музыки во мне поднимается возбуждение. Впрочем, Генрих, кажется, испытывает нечто похожее… Пока он молчит, но я знаю, что он вот-вот заговорит! И мне страшно - что если мой голос вдруг выдаст мое состояние?
        Вдруг я почувствовала такое, от чего едва не сбилась с ритма. Трусики! О Боже, нет! Кажется, они развязывают свои завязки, собираясь уползти в свой кармашек… О нет, еще ведь рано! То есть, я еще не решила… Ой, то есть я не знаю… Аааа! Я безмолвно кричу, глядя на кавалера широко раскрытыми глазами. Какой кошмар… Я то краснею, то бледнею, стараясь удержать этих предателей на месте, но они уже все уже решили за меня… Теперь я чувствую что раньше там, где была надежная защита, свежий ночной ветерок уже обдувает гладко выбритую нежную кожу. Но Генрих совершенно не догадывается, в чем дело - слава Богу, слава Богу!! Он говорит:
        - Кажется, вам нехорошо, Лизетт? Вы, наверное, устали… - (Я вовсе не устала, но он так очаровательно тактичен!) - Не желаете ли пройти к столикам и угоститься какими-нибудь лакомствами?
        - О да, пожалуй… - совершенно не своим голосом, краснея, бормочу в ответ.
        Он уводит меня под сень дерев к столику на двоих, на котором уже расставлены вазочки с разными сладкими заедками и стоят кувшины с прохладительным. Мне не по себе - наверняка все увидели, что мы удаляемся, наверняка у всех возникли пошлые мысли - о, ведь это и вправду ужасно, ужасно неприлично! Впрочем, оглядевшись вокруг, замечаю, что никому нет до нас никакого дела. Никто даже не смотрит в нашу сторону! Видимо, тут так принято - не лезть в чужую личную жизнь. С облегчением вздыхаю. Да уж, танцульки у Артанского князя - это не великосветские балы… Вряд ли здесь станут сплетничать и злословить обо мне.
        Когда мы садимся за столик, я уже не испытываю паники, хотя трусики уже покинули свое место и тихонько хихикают из специального кармашка… К черту все - приличия, манеры, условности и прочие глупости; совсем не зря Анна Сергеевна сегодня днем показала мне, каким числом совсем ненужных ограничений я была окружена со всех сторон. Пусть все идет к черту, а остаются только я и Генрих…
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ. СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Вот вам и номер. Наша кандидатка в досрочные императрицы неожиданно слиплась с омоложенным королем Генрихом и вполне закономерно стала жертвой этого старого ловеласа. Вон они, голубки, сидят себе и воркуют в тени дерев. Вот Генрих, что-то говорит, встает, подает Елизавете руку и они вдвоем в обнимку удаляются в сторону купален… Есть тут такое место, в котором, разгорячившись танцами, можно освежиться, окунувшись в ванну с магической водой и заодно по-быстрому перепихнуться, удовлетворив вспышку внезапной страсти. Опять же магическая вода способствует остроте получаемых ощущений.
        Отдельная кабинка на полчаса стоит один денарий, то есть суточный заработок рядового бойца, но для почетных гостей, какими являются и Генрих, и Елизавета - и вход бесплатен, и время не ограничено, наслаждайся друг другом и ваннами хоть до самого утра; чем они, без сомнения, и воспользуются.
        - Одним словом, - сказал я своим соратникам по «пятерке», - наша идея досрочно сделать Елизавету Петровну императрицей с грохотом накрылась позолоченным медным тазом. С чем вас и поздравляю. Лямур, однако, нашкодил.
        - А почему позолоченным, Сергей Сергеевич? - с долей ехидства в голосе спросил Дима Колдун.
        - А потому, - ответил я, - что в качестве моральной компенсации Елизавете Петровне достался не какой-нибудь там поручик сердцеедских войск, а самый настоящий король, причем с уже заслуженной приставкой Великий. Для самой цесаревны в этом есть несомненный плюс, потому что именно к этой должности «жена французского короля» папенька с маменькой готовили ее всю жизнь. А вот что делать нам, когда прямо из-под носа уводят перспективного кандидата, я просто не знаю. С Генрихом из-за Елизаветы ругаться нам тоже не стоит. Не велико сокровище. Вопрос только в том, что мы будем теперь делать. Попробуем до конца реанимировать Петра Второго или поищем каких-то иных вариантов?
        - Сергей Сергеевич, - спросила меня Анастасия, - а почему вы считаете, что на Елизавете как на будущей императрице можно ставить крест?
        - Вы думаете, что Генрих цесаревну поматросит и бросит, или она его? - вздохнул я. - Ох уж мне эти маги стихий, которые за скоростью нисходящих и восходящих воздушных потоков, электрическими потенциалами и миллиметрами ртутного столба не видят живых людей. Анна Сергеевна, вы уж, как маг разума, объясните, пожалуйста, нашей дорогой Анастасии всю тонкость отношений, сложившихся между Генрихом Наваррским и Елизаветой Петровной.
        - Настенька, - ласково произнесла Птица, - разве вы не обратили внимания на то, что случилось с их аурами, когда они сблизили головы?
        - Нет, уважаемая Анна Сергеевна, - ответила Анастасия, - я вообще очень смутно вижу эту часть спектра энергий, и магия стихий мне привычней и милей, но если вы объясните, то я постараюсь вас понять.
        - Так вот, - сказала Птица, - когда они сблизили головы для того, чтобы пошептаться, их ауры просто слились. И даже когда их головы отодвинулись друг от друга, то между аурами осталась информационно-энергетическая перемычка. Это говорит о том, что между этими двумя людьми имеется полное совпадение во вкусах, взглядах, социальном положении, образе мышления и прочих нематериальных вещах, которые объединяют их, несмотря на разницу в возрасте в сто пятьдесят лет. Генрих нашел в Елизавете женщину своей мечты, чего он не мог найти ни в Маргарите Валуа, ни в многочисленных любовницах и содержанках, ни в последней жене Марии Медичи. Елизавета, аналогично, нашла в Генрихе свой мужской идеал, и с него млеет и тает. Ведь до этого все ее мужчинки были людьми слабыми и зависимыми, вроде того же прапорщика Шубина, которого Анна Иоанновна в нашем прошлом по злобной прихоти запулила аж на Камчатку. Генрих - это совсем другое дело. Мало того что он красив и интересен как мужчина, он еще совершенно самостоятелен и самодостаточен, и попросту говоря - крут. При такой силе взаимного притяжения разлучить их будет
достаточно трудно и, наверное, даже невозможно.
        - Трудно, не трудно, это не тот разговор, - с солдатской прямотой заявила Кобра, - вопрос в том, надо ли их разлучать?
        - Думаю, что ответ на этот вопрос отрицательный, - покачал я головой, - нам стоит оставить Елизавету в покое, перебросить ее в начало семнадцатого века, к будущему мужу, и сосредоточиться на Петре Втором.
        - На этом сопляке, который даже правильно портки натянуть не может? - с легким презрением спросила Кобра. - И, кстати, если вы собираетесь отправлять Елизавету Петровну к Генриху Наваррскому, то куда вы собрались девать его нынешнюю законную жену Марию Медичи? Ведь итальянка та еще ядовитая тварь. Вы же сами нам говорили, что это именно она организовала убийство своего мужа уже на следующий день после того, как он короновал ее в законные королевы? Не скончается ли скоропостижно Елизавета Петровна от передозировки мышьяка уже на следующий день после своего прибытия в Париж начала семнадцатого века?
        - Денется куда-нибудь, - равнодушно пожал я плечами, - если по-хорошему, то в монастырь, а если по-плохому, то умрет от простуды или от отравления маринованными мухоморами. Имейте в виду, что следствием, которое втайне ведется по приказу Генриха IV, уже установлен факт участия королевы в заговоре против короля, итогом которого должно было стать его убийство. Сам Генрих, которому очень не хочется попадать на нож Равальяка, уже в курсе хода следствия и вынес своим несостоявшимся убийцам смертный приговор. Только участников заговора не казнят на Гревской площади и не замучают насмерть в застенках Бастилии. В течение года они все умрут по самым разным причинам, которые для неискушенного глаза будут казаться естественными, а вот посвященные будут знать, что это было приведение приговора в исполнение. Среди этой «группы товарищей» находится и королева со своим малолетним отпрыском. И если до встречи с Елизаветой Генрих все же склонялся к помилованию и заключению в монастырь, то теперь, скорее всего, его мнение по этому вопросу изменится.
        - Да ладно, Сергей Сергеевич, - скептически хмыкнула Кобра, - давайте предположим, что Генрих знает, что делает, и махнем рукой на девушку Елизавету с пониженной социальной ответственностью. Я думаю, что хорошей императрицей она могла считаться только по сравнению с совсем уже отмороженной на всю голову Анной Иоанновной. Баба с возу - кобыла в пляс. В конце концов, у нас в магической ванне отмокает так называемый император Петр Второй, с которым мы и должны работать…
        Птица хмыкнула.
        - Ника, - сказала она, - ты можешь поверить мне как специалисту, этот самый так называемый император есть большое дите и таковым останется на всю жизнь. Царственный псарь. Недаром же и Меншиков, и Долгоруковы хотели выдать за него своих дочерей, рассчитывая, что будут как Борис Годунов править Россией из-за спины блаженного царя Федора Иоанновича… Удобная позиция все решать и ни за что не отвечать.
        - Вот именно, что блаженного, - сказал я, - молельника и заступника за землю русскую, почти что святого, каким был Федор Иоаннович. К Петру Второму можно относиться по-разному, но царственный псарь, не вылезающий из балов и охот, валяющий по сеновалам первых встреченных девок, совсем не похож на блаженного царя, распространяющего благодать и на себя, и на настоящего правителя российского государства. Нет, император Петр Второй будет распространять вокруг себя только чуму, проклятье и запустение, похуже Анны Иоанновны с ее Бироном. Прошло всего три года с того момента, как он сел на престол, а государство уже начинает подергиваться патиной разрухи. Исходя из всего этого, и учитывая, что государь из Петра Второго никакой, в итоге мы можем предположить, что через пару лет продолжения такого правления случится бунт, который снесет и Петра Второго и того, кто им собрался кукловодить. Если мы не изменим поведения данного персонажа, не стоит и пытаться воскрешать его на престоле. Помер и помер, хрен с ним, очень будет надо - найдем другого, и поприличнее.
        - Интересно, - спросила Анастасия, - где можно взять государя поприличнее, когда при всем богатстве выбора другой альтернативы у нас нет?
        - Во-первых, - ответил я, - у царевны Анны Петровны, выданной замуж в Голштинию, уже родился сын Петр, в нашем прошлом будущий император Петр III, а значит, чисто теоретически, смена недоимператору Петру II есть. Во-вторых - дед нынешнего недоделка Петр Великий привел систему престолонаследия в такое смутное состояние, что на престол можно посадить хоть коня Калигулы, было бы на то соизволение Гвардии. Мало ли у Петра Великого могло быть прижитых на стороне бастардов?
        - Елизавету Петровну могли поддержать семеновцы, - парировала Анастасия, - Катьку Долгорукову - преображенцы, капитаном которых был ее брат Иван. А кто подержит нашу с вами креатуру, когда мы соберемся сажать ее на трон? Кто бы это ни был, ему не удержаться без подпорок из острых штыков и авторитетных командиров, желательно из числа соратников Петра Великого.
        - В таком случае, - сказал я, - мы должны такую поддержку организовать и нужных соратников найти. Нам нужно найти влиятельного и авторитетного в Гвардии, патриотично настроенного человека, который в придачу ко всему был бы отцом юной очаровательной дочки, которую можно было бы выдать замуж за столь же молодого императора. Вон, чем плох Павел Ягужинский? И умен, и в меру честен, и на хорошем счету у общества. Одновременно нужно будет позитивно реморализовать то, что сейчас носит имя Петра Второго, чтобы напуганная и деморализованная молодая жена не дернула от него подальше куда глядят глаза. И сроку нам на все три месяца с копейками, к началу лета ситуация должна быть нормализована. А сейчас давайте пойдем и проведаем нашего болящего. По расчету времени он уже должен был прийти в себя и быть полностью готовым выслушать свой приговор.
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАНОВ, ОН ЖЕ ИМПЕРАТОР ВСЕРОССИЙСКИЙ ПЕТР II 14-ТИ ЛЕТ ОТ РОДУ.
        Сознание мальчика-императора выплывало из серой мути беспамятства на поверхность медленно, короткими рывками. Сначала виделись картинки, на которых его лепший друг Иван Долгоруков - фаворит и куртизан - голый висел на дыбе, а две полуголые девицы с острыми ушами охаживали его по спине и ребрам длинными кнутами. Горел жаркий огонь в очаге, калились докрасна в углях различные инструменты палаческого ремесла, бритые и коротко стриженые писцы старательно записывали сказки с речей пытаемого. Насколько можно было понять вопросы, которые Ваньке по-немецки задавал плотный и тоже бритый и коротко стриженый мужчина без парика, речь шла о государственной измене и попытке узурпации власти. Его власти.
        А ведь он, паскудник, и в самом деле оставил своего умирающего друга-императора на единственную грязную девку-прислужницу, а сам покинул его, скрывшись в неизвестном направлении, а следом за фаворитом и куртизаном разбежались и прочие мамки, няньки, лекаря, слуги и служанки. Одна лишь та девка до самого последнего момента осталась при нем, ухаживая за умирающим. Петру казалось, будто не страшила ее страшная болезнь, почти всегда несущая людям уродство, и очень часто саму смерть. Захотелось открыть глаза и посмотреть, здесь ли еще храбрая девка, но глаза не открывались. Тогда Петр беззвучно заплакал от неожиданной обиды на изменившие ему глаза. А може, т он уже умер и потому из горних высей может наблюдать за тем, как в адских застенках умучивают Ваньку-изменщика?
        Петр не успел додумать эту мысль, потому что ему привиделась сестра Ивана и его царева невеста Катька Долгорукова, которая, совершенно голая, раздвинув толстые ляжки, лежала на смятом ложе перед таким же огромным и таким же жарко пылающим очагом. А между ее ног подпрыгивали тощие и поросшие жестким курчавым волосом ягодицы то ли очередного варшавского кавалера, то ли просто мелкого беса - ибо огонь в камине и в том, и в ином случае напоминал именно об адском пламени. Ну и что, что у сего беса нет хвоста. Бывают же и бесхвостые бесы, родившиеся от таких вот противоестественных амуров глупых баб и настоящих матерых чертей. Зря он, наверное, отправил в опалу старого дедова сподвижника Александра Меншикова и отказался жениться на его дочери Марии, которая на самом деле любила его истово и не стала бы путаться ни с варшавскими кавалерами, ни с хвостатыми чертями, сколь бы всего разного они ей не сулили. Беззвучно всплакнув еще раз о своей несчастной судьбе, бедный Петр потихоньку соскользнул в самый настоящий сон без сновидений.
        Следующее пробуждение было уже настоящим и состоялось при более прозаических обстоятельствах. Первое, что Петр почувствовал, выплывая из сладкого и воистину целительного сна, было ощущение того, что его обнаженное тело погружено в теплую воду, так что на поверхности остались только рот, нос и глаза. Потом он почувствовал запах мирры и ладана, а так же то, что оно, это тело, и в самом деле куда-то плывет, не ощущая при этом ни тепла, ни холода. Еще он ощущал по всей коже то ли щекотание мелких воздушных пузырьков, то ли покалывание тоненьких иголочек, которое бывает, когда отлежишь руку или ногу; но того зуда, какой обычно вызывают созревшие оспенные пустулы, не было.
        Юный император попробовал открыть глаза - и веки, будто налитые свинцом, шевельнулись, приоткрываясь. Первое, что он увидел, был полумрак какого-то подвального помещения, в котором плясали синие, красные, зеленые, желтые и фиолетовые отсветы. Сделав над собой невероятное усилие, юный император полностью открыл глаза и попробовал оглядеться, пока не поднимая головы, ибо шею будто свело судорогой. Первое впечатление было правильным. Он действительно лежал в наполненной водой каменной ванне, которая вместе со многими такими же находилась в полутемном подвальном помещении с высокими сводчатыми потолками.
        Чем-то это место напоминало древнеримские купальни на минеральных источниках, предназначенные для императоров и иных знатных лиц, о которых ему рассказывали учителя. Напоминало, но не совсем. В древнем Риме банщиками работали исключительно мужчины, а тут все было наоборот. Прикрытые легчайшими хитонами, в полутьме скользили исключительно фигуры молоденьких девушек. Опустив глаза, Петр увидел, что разноцветные всполохи в воздухе происходят от ярких цветных искр, то тут, то там вспыхивающих в воде. При этом его собственные руки, грудь и живот, насколько он их мог обозреть, едва приподняв голову, были лишены всяких признаков оспенной болезни, и кожа на них была гладкая и здоровая.

«Я все-таки умер, - подумал Петр, - но по какой-то ошибке попал не в христианский, а в магометанский рай. Я слышал, что они (то есть мусульмане) всякое свое дело начинают с омовения, и наверняка сразу, как только закончится это подобие чистилища, мне тысячами придется топтать маленьких, смуглых и узкоглазых гурий. А я не нанимался, мне нравятся девушки высокие, статные и белокожие, с пышной грудью и широкой плотной попой…»
        И ведь маленькому коронованному засранцу даже не пришло в голову, что он пока еще не сделал ничего такого, чтобы попасть хоть в какой-то рай; а скорее наоборот, сделал много всякого разного, за что душа его после кончины должна бы немедленно отправиться по каторжному адскому этапу, ибо хоть рай у каждого свой, но ад един для всех.
        В этот момент он услышал знакомый голос, который произнес:
        - Очнулся батюшка, слава тебе Господи!
        И тут же послышался то ли далекий раскат грома, то ли едва слышный перезвон колоколов.
        Скосив глаза на голос, юный император увидел давешнюю девку-замарашку. Только сейчас она отнюдь не была похожа на замарашку. Вся просто сияющая чистотой, с переброшенной через плечо толстенной пшеничной косой, в белом и явно недешевом сарафане с короткими рукавчиками и пояском вокруг талии, она была ничуть не похожа на себя бывшую.
        Петр, скрипя непривычным к упражнениям мозгом, пытался вспомнить, как же звали эту новоявленную гурию со сложенными бантиком розовыми губками и ясным взглядом васильковых глаз. То ли Дашка, то ли Машка, то ли Дунька, то ли Марфушка, то ли Сашка. Точно - Сашка, угораздило же ейного папеньку-мужика дать своей дочери имя, как какой-нибудь боярыне. Но гурия из нее хороша выходит - можно сказать, самый смак.
        - Слышь, Сашка, - едва слышно прошептал юный император, - ты что, тоже померла от этой оспы, или тебя Ванька Долгоруков придушил, чтобы не болтала кому ни попадя про царскую смерть, и тебя со мной заодно забрали в магометанский рай?
        - И вовсе я и не померла, батюшка! - надув губы, и стрельнув в Петра глазами, произнесла девица, - да и вы тоже, батюшка, пусть даже и не здоровехоньки, но вполне себе живехоньки. И вовсе мы не в раю, а даже совсем наоборот…
        - Как это наоборот, Сашка?! - удивился и испугался император, вспомнив свое первое видение. - Ужели этот подвал есть преддверие ада и в скором времени нас потащат сечь плетьми, растягивать на дыбе, пытать каленым железом, варить в смоле, масле, кипятке и будут совершать многие другие злодейства над священной особой государя-императора?!
        - Вот я дура, батюшка, - хлопнула себя ладонью по лбу Сашка, - не ад это, и не рай, и я вам уже говорила, что вы не умерли, а вполне себе живы.
        - Но где же мы тогда, находимся? - вопросил Петр, - ежели не в аду и не в раю… И кто такие эти женщины, со странными острыми ушами на голове?
        Сашка напустила на себя важный вид, будто немедленно собралась раскрыть важную тайну.
        - Сейчас вы, батюшка, находитесь, - не без доли самодовольства произнесла она, - в тридевятом царстве, тридесятом государстве в гостях у Великого князя всея Артании Серегина Сергея Сергеевича… Князь сей вельми богат, имеет могучее войско и страшен в гневе на неслухов, которые не исполняют его волю. На дружка вашего Ивана Долгорукова и сестру его Катерину сей князь огневался весьма сильно и повелел бросить их обоих в темницу, чтобы пережили они там страшные муки совести. Тутошним допросчикам каты и вовсе без надобности. Придет к пытаемому вьюнош с глазами ясными, годами не старше ваших, ткнет пальцем в лоб и скажет: «Вспомни все злое, что содеял, и покайся за то пред людьми да перед Господом. Аминь!» - и начинает того злодея мять да корежить сила неведомая, и вспоминает он все и плачет горючими слезами, поедом поедая себя самого. Вот уже второй день рыдают в темнице Иван да Катерина, а муки все на убыль не идут, напротив, становятся все сильнее и сильнее.
        - Постой, Сашка… - сказал юный император, предпринимая усилия для того, чтобы сесть в ванной, - почто князь Артанский огневался на моего подданного, право судить, казнить и миловать которого принадлежит мне, внуку Петра Великого, государю московскому и всея Руси Петру Алексеевичу Романову?
        - Князю Артанскому, - понизив голос, произнесла Сашка, - самим Господом нашим, Отцом Небесным, дарована привилея судить, казнить и миловать любого, кто принесет ущерб государству Российскому, будь это хоть сам государь. От Рюрика и до наших дней протянулась железная рука, которая руководит, направляет и защищает Россию от всех ее врагов. Но тебе, батюшка, гнев артанского князя уже не страшен, ибо тебя уже простила его сестра, княгиня Анна Сергеевна. Да кстати, вон они оба идут, легки на помине, спаси и сохрани нас, царица небесная…
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ. СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        К отмокающему в ванне Петру II мы заявились всей своей благородной компанией расширенного состава, состоящей из магической пятерки, отца Александра, Лилии, мадам Зул и двух моих юных оруженосцев - Митьки-Профессора и Аси-Матильды. При виде столь представительной комиссии, на две трети состоящей из взрослых ослепительно прекрасных дам, малолетний недоимператор, голый, как новорожденный младенец, только прикрытый сверху простынкой, от смущения чуть было непроизвольно не утопился в ванне с магической водой. Спасла Петра деваха-замарашка, которая ухаживала за ним умирающим и заодно была перенесена к нам в тридесятое царство. Она, не колеблясь ни секунды, решительно ухватила его за длинные неостриженные власы своей цепкой пятерней и выдернула голову утопающего на поверхность.
        - Что же вы удумали, батюшка-император, - тихо прошипела служанка на ухо Петру, - топиться в присутствии столь важных господ?! Если вы уже и Господа нашего Иисуса Христа не боитесь, который запретил христианам самим лишать себя жизни, так побойтесь хоть Великого Артанского князя Сергея Сергеевича из рода Сергиев, который смотрит сейчас на вас, как на несмышленое малое дитя…
        - Отпусти, Сашка, - так же тихо прошипел в ответ Петр II, - даю тебе честное императорское слово, что больше не буду топиться. Это у меня так, случайно получилось. Больше не повторится.
        Что касается самой служанки, тут же отпустившее волосы царственного подростка, то она, пока ее подопечный отмокал в ванной под заклинанием целительного сна, тоже попала в руки хлопочущих лилиток, в результате чего была искупана в магической воде, старательно причесана и одета во все чистое, новое и красивое. В итоге после всех этих процедур бывшая замарашка превратилась в самую настоящую красавицу. Хоть сейчас под венец. Но об этом позже…
        Кстати, мне хорошо видно и то, с чего Петр так засмущался при нашем появлении, что чуть было не утоп. Ванна с магической водой не только практически полностью излечила его от оспы и ее последствий, но и стимулировала другие функции организма (к сожалению, кроме умственных) - и вот теперь простынка, которой был прикрыт недоимператор, в нужном месте поднялась «палаткой», вздернутая непроизвольно вставшим мужским достоинством Петра, имеющим довольно внушительные габариты. Мадам Зул, известная нимфоманка, аж облизнула губы при виде этого сокровища. Да, если мозгов не было и нет, то вся сила у этого субтильного мальчишки должна была пойти именно в корень.
        - Мадам Зул, - негромко сказал я старшей деммке, - только, пожалуйста, обойдитесь без так любимых вами половых эксцессов. Во-первых - этот юноша предназначен отнюдь не для того, чтобы вы с ними кувыркались в постели, а во-вторых - имейте же совесть, на вас же смотрят дети.
        - Сергей Сергеевич, - кокетливо ответила Зул, - кроме всего прочего, вы уже могли бы знать, что деммы и совесть - понятия несовместимые. Но исключительно ради вас я и в самом деле оставлю этого юношу в покое, хотя мне крайне жаль, что вместе с ним втуне пропадает столь выдающийся экземпляр мужского агрегата.
        Потом она склонила ко мне голову и совсем уже тихо прошептала:
        - К тому же у обоих ваших мальчиков уже начали пробиваться усы и ломаться голоса, и они сами поглядывают на девочек совсем не для того, чтобы дернуть их за косички. Да и ваша Ася, которую вы зовете Матильдой, тоже не отстает от мальчишек в половом созревании. Пройдет еще совсем немного времени - и это будет такая истекающая соком штучка, перед которой поклонники будут складываться в штабеля. Так что, Сергей Сергеевич, смотрите, пожалуйста, за своими «детишками» внимательно, а то как бы чего не вышло. К сожалению, Анна Сергеевна до сих пор видит в них тех детишек, с которыми она вышла на некоторое время погулять в горы и не видит, как сильно они изменились за прошедшие полтора года.
        Ну, я и посмотрел - внимательно, то есть магическим зрением. Просто так, на всякий случай. Мадам Зул сама по себе, конечно, хорошая женщина (то есть деммка), но всякое половое безобразие она чует так же хорошо, как навозная муха свежие какашки. Картина действительно получилась крайне интересная. Матильда и Профессор замкнули свое пробуждающееся либидо друг на друга и гоняли его по кольцу, пока обходясь без прямых контактов третьего рода. В настоящий момент им было достаточно близкого присутствия второй половинки, звуков дыхания и сердцебиения, робких пока еще прикосновений рук. Но гормональный фон у обоих приблизился к такой черте, после которой весь этот платонический флирт может быть к чертовой матери смыт волной необузданных страстей. И неважно, с чьей стороны будет исходить инициатива; любая искра может обратиться в пламя, когда повсюду рассыпан сухой порох.
        Весь этот процесс подстегивался окружением из наших распущенных в половом смысле лилиток и амазонок, которым переспать с понравившимся парнем - это как два пальца об асфальт. Единственный плюс сложившейся ситуации заключался только в том, что накинутся эти двое друг на друга, а не на первых встречных, как это могло бы быть в ином случае. Хотя меры для того, чтобы смягчить и отсрочить этот процесс, принять все же необходимо, и сделать это должна Птица. Рано этим двоим еще делать ляльку, они еще сами наполовину дети, несмотря на весь свой жизненный опыт, и половины которого хватит любому взрослому. Еще хорошо, что собственные магические способности у этих двоих находились на уровне около нуля и никак не могли осложнить процесс полового созревания различными колдовскими манифестациями. А то мне тут уже рассказывали, как могут чудить даже самые добрые юные маги и магини, когда их организм корежат поднимающиеся гормоны.
        Подумав об этом, я перевел взгляд на Диму Колдуна. Вот уж у кого магические способности развиты дальше некуда - а значит, и проблем от него, когда заиграет гормон, может быть гораздо больше. И ничего, что он с виду ботаник ботаником; внутренней силы и упорства у него побольше, чем у иных взрослых. Тянет он в нашей компании как минимум за троих - и, возможно, потому, что он все время чем-то занят, симптомов полового созревания в его ауре почти незаметно. Или нет, дело совсем не в этом, а в том, что у Колдуна тоже есть пассия, но никто и никогда не догадается о том, кто она такая. И я бы не догадался, если бы не глянул на него под таким углом зрения и не увидел толстый жгут ярко-розового цвета, связывающий Колдуна и… Лилию. И интерес у них, между прочим, взаимный. Лилия тоже тянется к Колдуну, и это притом, что ей не меньше тысячи лет (а может, и больше), и прежде она ни разу еще никем не интересовалась настолько, чтобы в развитии своего физического тела непроизвольно перешагнуть барьер, который отделяет девочку от девушки. Помнится, как-то давно, еще в самом начале нашего знакомства, она говорила,
что однажды встретит такого человека, ради которого ей непременно захочется повзрослеть. Неужели этот человек - наш Колдун?!
        - Да, он, - мысленно шепнула мне Лилия, - ваш Димитрий - просто очаровательная прелесть как молодой человек, а также достаточно сильный и талантливый волшебник для того, чтобы обрести бессмертие и стать, например, Богом Разума…
        - Лилия, - возразил я, - ну ведь ты же знаешь, что Колдун никогда не согласится жить у вас там, внизу, в Подвалах Мироздания. Там прошлое, в котором деградировали даже первоначально развитые тевтоны, а в верхних мирах - будущее.
        - А ему и не потребуется жить в нижних мирах, - ответила Лилия. - Бог Разума востребован как раз у вас наверху, где в большом количестве расплодились разные злобные идиоты. Конечно, нам придется начинать все с нуля, ибо поляна уже основательно подвытоптана разными дядюшкиными доброхотами, проповедовавшими доброту и милосердие к убогим, но мы с Димитрием справимся…
        - Но-но, Лилия, полегче на поворотах, - резко отреагировал я, - без настоящей доброты и милосердия чистый разум выльется в такую мерзость, что и представить себе сложно. Что же касается злобных идиотов, то они, как правило, только прикрываются этими святыми понятиями, поклоняясь противоположным идеям. Ведь результатом их действий всегда являются только смерть и горе и ничего большего.
        - Да, Сергей Сергеевич, - мысленно вздохнула Лилия, - скорее всего, вы правы. Но я потому и выбрала вашего Димитрия, что он не чуточки не злой. Вот поэтому я и решила попридержать немного созревание его либидо, чтобы оно, как это бывает обычно, не опережало физического, эмоционального и интеллектуального, и все бы в нем было в равновесии.
        - Слушай, егоза, - подумал я, - делать из Колдуна бога - это, наверное, процесс не быстрый. Как ты правильно заметила, прежде чем превращаться в бога, мальчик должен сперва сбалансированно созреть. Не можешь ли та также сбалансировать и два других наших юных дарования - я имею в виду Профессора и Матильду, а то на них в любой момент может наступить подростковый сексуальный всплеск, а им пока это преждевременно…
        Некоторое время Лилия молчала, а потом выдала:
        - Ладно. Поскольку у этих двоих любовь взаимная, я не собиралась вмешиваться в их взаимоотношения, и кроме того, я давно хотела посмотреть на сексуальный всплеск такой мощи. Но, наверное, ты прав и им действительно лучше немного подождать, поэтому я сделаю то, что ты просишь, и законсервирую их чувства и отношения в таком состоянии до момента наступления их совершеннолетия.
        - Заметано, - мысленно пожал я ей руку, - теперь я твой должник. Если надо будет убить какого-нибудь негодяя - всегда обращайся.
        - Э нет, - возразила Лилия, - это я твоя неоплатная должница. Прибитый намертво папочка, который тиранил нас с мамой целую вечность, стоит всех тех мелких услуг, которые я успела тебе оказать. Я бы еще предложила тебе свое юное тело, но знаю, что ты таким товаром оплату никогда не берешь.
        - Не беру, - подтвердил я, - и имею на это моральное основание, потому что тогда я был бы ничуть не лучше твоего папочки. Какая оскомина бывает от незрелых фруктов, ты знаешь ничуть не хуже меня. Твой папочка был порядочный негодяй и, прибив его, я всего лишь уменьшил меру зла в нашем и так несовершенном Мироздании. Так что забудь и лучше обрати внимание на недоросля, бултыхающегося в ванне с магической водой. Но только учти, что сейчас мне нужно твое мнение не как Лилии-лекарки, а как Лилии-богини, специалистки по психике малолетних оболтусов. Я хочу, чтобы вы с Птицей вдвоем взялись за его позитивную реморализацию, и если от него никогда не получится добиться пользы, надо сделать так, чтобы не было бы и вреда.
        - Ну что я могу сказать… - произнесла Лилия уже вслух, - приглядевшись повнимательнее, вижу, что сей типус является отвратительнейшим, премерзким эгоистом, уверенным, что весь мир создан только для удовлетворения его потребностей. Причиной этого является избалованность, ставшая следствием отсутствия какого-либо воспитания, которое было заменено потаканием самым низменным инстинктам. Позитивную реморализацию в таких условиях считаю невозможной и предлагаю, прибив этого негодяя чем-нибудь острым и тяжелым, подыскать на его место какую-нибудь адекватную замену.
        Я положил руку на рукоять меча, со скрежетом потянув сияющую бело-голубым светом сталь из ножен - и голый подросток в ванне вдруг разрыдался.
        - Помилуй, батюшка! - возопил Петр. - Христом-Богом прошу тебя - помилуй! Ибо не ведал я того, что творил, и обещаю больше никогда и ни за что так не делать!
        - Я-то тебя помилую, - ответил я, остановив движение меча, - но вот помилует ли тебя тот, к кому ты только что воззвал, это еще вопрос. И Страшный Суд может наступить для тебя досрочно, еще при твоей жизни. Так что покайся, раб божий Петр, и приготовь душу свою к адским мукам. Отче Александр, он ваш, делайте с ним все что положено, в аду его заждались.
        Отец Александр шагнул вперед, держа наготове большой серебряный крест, а на полшага позади и слева от него уже маячила мадам Зул, во всем ее рогато-краснокожем великолепии. Недоимператор наконец-то увидел деммку и тут же на месте сомлел от страха. Пришлось служанке опять вытаскивать его башку из воды.
        - Значит, так, - сказал я уже готовой возмутиться Птице, клокочущей негодованием, - делай что хочешь, но в ближайшие несколько лет этот вьюнош нужен мне в относительно вменяемом состоянии. По крайней мере, он должен иметь возможность встречаться с женой на постельном ложе и не пытаться при этом никому отрубить голову. Действуйте, госпожа Птица, и результат ваших действий должен быть неизменно положительным.
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Сначала я испугалась, что разозлившийся Сергей Сергеевич прирежет несчастного Петра Второго прямо в ванне, как цыпленка. Да он и был как цыпленок - маленький, тощий до синевы и от страха весь покрытый гусиной кожей. Правда, причиной той ярости нашего Артанского князя стала беспощадно жестокая характеристика, с брезгливым выражением лица данная этому Петру нашей маленькой Лилией. И когда Сергей Сергеевич приказал мне (впервые за те полтора года, что мы путешествуем вместе): «Птица, что хочешь делай, но этот вьюнош должен стать дееспособным на супружеском ложе и безопасным для окружающих.» В принципе Лилия права - этот Петр самый настоящий маленький говнюк, и если я хочу сохранить ему жизнь, у меня нет никакого права на ошибку или неудачу. Мы все понимаем, что при малейшем рецидиве асоциального поведения Сергей Сергеевич исполнит свою угрозу и пустит этого злосчастного мальчишку на мясо.
        Что стоит жизнь одного невоспитанного оболтуса, когда Великий Серегин спасает Россию от хаоса? Правильно, ничего! Думаю, что дальше будет только хуже. С каждым новым выполненным заданием сердце Сергей Сергеевича ожесточается, он все больше чувствует себя вершителем судеб миллионов людей, и все меньше обращает внимания на судьбы отдельных людей. Великий Артанский князь в нем все больше и больше побеждает капитана Серегина, каким я встретила его на берегу горячей реки в мире Подвалов Мироздания. Наверное, так человек и становится богом, напролом идущим к поставленной цели. Но Серегина мне не изменить, его энергооболочка ни за что не пропустит меня внутрь. А даже если и пропустит, что я там буду делать? Ведь Эго Серегина очень плотное, сильное, целеустремленное и самоуверенное. Единственное, что я смогу от него получить в таком случае - это откровенный разговор о смысле жизни, как ее видит этот человек.
        - Что ж, Птица, - «услышала» я телепатический «голос» Серегина, - заходи, поговорим. Но сейчас дело, а все остальное потом.
        - Ладно, Сергей Сергеевич, - подумала я в ответ, - я сделаю все, что в моих силах, чтобы поправить то, что другие люди испортили, пустив дела с воспитанием этого ребенка на самотек. А сейчас дайте мне, пожалуйста, полной тишины. Мне требуется сосредоточиться.
        В средоточие Петра, от страха находившегося в полубессознательном состоянии, я вошла легко и просто. Сказать честно - то, что я там увидела, оказалось для меня полной неожиданностью. Эго Петра имело вид грязного косматого животного и обитало в некоем подобии звериной берлоги или норы. Увидев меня, это существо выгнуло спину, щелкнуло зубами и злобно зарычало и завыло.
        - У-у-у-ходии, пока цела! - зашипело одичавшее Эго, - а то налечу, растопчу, на клочки разорву!
        От такого неласкового приема я даже опешила, а потом вдруг подумала, что, если бы эта тварь имела силы налететь, растоптать и на клочки разорвать, она ни за что не стала бы меня пугать. К тому же ведь я не одна, рядом со мной вся наша магическая пятерка. Если они смогли выдернуть меня из того ужасного мира, из которого к нам пришла Руби, то с этой тварью они справятся наверняка. Мы же все-таки все вместе, как мушкетеры - один за всех и все за одного.
        Едва я подумала эту мысль, как увидела, что на полшага позади меня оказались: по правую руку - капитан Серегин со своим обнаженным мечом, сияющее острие которого направлено в морду зверю, по левую руку - отец Александр с крестом в руках, нараспев читающий молитвы. А позади этих двоих единой группой в плотном строю стояли и все остальные: Ника-Кобра, Анастасия, Елизавета Дмитриевна, Зул, Лилия, Димка-Колдун, Ув, Яна и прочие мои гаврики, включая неугомонную и шкодную Асаль.
        - Сергей Сергеевич, - медовым голоском произнесла Асаль, - а давайте снимем с этого зверька шкурку. Лучше всего заживо. Из нее получится такой замечательный коврик…
        - Иш-шь чего удумала, злючка малолетняя! - ощерившись, прошипела в ответ тварь, - шкуру с меня снимать! А если я не дамся?!
        - Дашься, куда ты денешься! - усмехнулась Асаль. - Меня папаня всему научил - и как шкуру с таких, как ты, снимать, и как ее сухой травой набивать, чтобы получилось хорошенькое чучело.
        - У-у-у-у! - завыла тварь, - опять маленьких обижают!
        - Асаль, - строго сказала я, - если снять с этого зверька шкурку, то тот, кого называют императором Петром, превратится даже не в животное, а в обыкновенное растение, и, следовательно, не сможет оставить после себя потомка мужеска пола, который возродит прямую линию Романовых. И вообще, ты слышала, что сказал Сергей Сергеевич? Петр Второй нужен нам вменяемым и адекватным, а для этого необходимо, чтобы зверушка, которая сидит перед нами, превратилась в человека.
        - Ишь чего захотели - в человека! - возопило Эго Петра. - Пусть всякие дурни будут человеками, а я буду ужасным зверем с клыками и когтями, который загрызет, растопчет и разорвет любого!
        - Да не ужасный ты, - ответила я, - а жалкий. Продолжишь в таком же духе, погубишь только себя. Ты что думаешь - что незаменимый на императорском троне? так это неправда. Не ты будешь на троне, так Анна Иоанновна или кто-нибудь еще. Претенденты найдутся, а менять императоров мы умеем.
        - Меня не замените, - надулось Эго, - я внук самого Петра Великого, и вся земля вертится вокруг меня. Я самый знатный, я самый сильный, я самый красивый, я самый умный, что мне и учиться-то совсем не надо, я и так все знаю!
        Я уже было хотела ответить дерзкому Эго, но тут меня остановил Сергей Сергеевич.
        - Погоди, Птица, - сказал он мне, - кажется, я знаю, что нам делать и кого боится это существо. И хоть его дед, Петр Алексеевич, был далеко не святой, думаю, я смогу договориться с хранителем Врат, чтобы его на некоторое время отпустили к нам - последить за непутевым внучком. Потом отработает свое на адских галерах, а если все у него получится и внук станет приличным человеком, то я обязуюсь ходатайствовать перед Отцом об амнистии.
        - Дед!!! - возопило Эго Петра, на глазах которого выступили большие крокодиловые слезы. - Нет, нет и еще раз нет, только не это! У него есть большая палка, и он ею очень больно дерется. Прошу вас, господа, пожалейте меня, несчастного, ведь когда дед увидит меня такого, он меня просто убьет…
        - Не убьет, - уверенно ответил Серегин, - так, пару-тройку палок о твой хребет обломает, и станешь ты как шелковый. Шаг вправо, шаг влево приравнивается к побегу, прыжок на месте - попытка улететь. Охрана стреляет без предупреждения. С тобой, приятель, по-другому никак.
        Я не успела ничего сказать или как-то иначе вмешаться в происходящее, когда с легким хлопком прямо перед нами возникла опирающаяся на трость призрачная фигура первого русского императора в зеленом преображенском кафтане и треуголке.
        - Заключенный Петр Михайлов по вашему приказанию прибыл, гражданин начальник, - отрапортовал он, обернувшись к Серегину, - жду ваших указаний.
        - Вы это, Петр Алексеевич, - ответил Серегин, - будьте добры, смените лексику. Тут вам не зона, и я вам не кум.
        - Вижу, человече, - ответил покойный император, - окидывая взглядом Серегина с ног до головы. - Меч-то у тебя в руках вроде как архангела Михаила?
        - Да нет, - отрицательно покачал головой Серегин, - не архангела Михаила этот меч, просто похож. Но свойства у него почти те же. И всякую нечисть выжигает под самый корень, и за правое дело рубит без всякой пощады, невзирая на брони и кольчуги. Уполномоченный я от Отца нашего небесного по делам России, бог справедливой оборонительной войны, князь Великой Артании капитан сил специального назначения Сергей Сергеевич Серегин.
        - Понятно, Сергей Сергеевич, - кивнул покойный император, - вижу, что человек ты важный и облеченный властью. Меч к тому же у тебя такой особенный, Господом нашим благословленный. Но скажи мне, князинька Сергей, для чего звал ты меня с той каторги, на которую по заслугам моим определил меня Господь?
        - Есть непыльная работа по специальности и одновременно семейное дело, - сказал Серегин. - В случае успеха тебе выйдет амнистия и вечный покой, в случае неудачи вернешься и дальше грести на своих адских галерах до скончания Вечности, ибо правильно сказал, что заслужил своей ненужной жестокостью. Ну как, бывший государь император Петр Алексеевич, согласен?
        - Вижу, что не лукавишь, Артанский князь, - кивнул Петр Великий, - да и меч твой не даст соврать - не терпит божественное оружие лжецов, а потому я согласен. Сказывай, Сергей Сергеевич, что мне должно сделать?
        - Вот видишь, - сказал Серегин, - сидит на корточках лохматая чамора болотная, на человека совсем не похожая? Это внутренняя сущность твоего внука, тоже Петра Алексеевича, царствующего под именем Петр Второй. Пока еще царствующего, потому что с такой внутренней сущностью сей вьюнош начал уже пускать государство Российское в распыл. Все созданное тобой приходит в запустение и подергивается тленом разрушения.
        - Алешкина кровь, тот тоже был неуч и бездельник, сынок мой богоданный… - сквозь зубы прошипел Петр Великий, поудобнее перехватывая дубинку. - Только и ждал того момента, когда сядет после меня на трон и пустит все прахом. Ну, погоди, внучок… ужо я тебя отлуплю сейчас по первое число! До конца жизни помнить будешь…
        - Погодите, Петр Алексеевич! - воскликнула я в отчаянии, - не бейте его. Он же не виноват в том, что, родившись, он не был никому нужен, что его не учили и не воспитывали. Если ребенка поселить на псарню среди собак, то он залает, если в овчарню, среди овец, то он заблеет, если в птичник, среди кур и петухов, то закукарекает. Твоего же внука просто забыли и не занимались с ним, причем каждый надеялся извлечь из его невежества свою личную пользу.
        - Скажи, князь Артанский, кто эта женщина, и почему она речет столь возмутительные слова? - произнес, не глядя в мою сторону, Петр Великий.
        - Это моя ближняя помощница и боевой товарищ Анна Сергеевна Струмилина, - ответил Серегин, - во-первых - она сильный маг разума, а во-вторых - за ее душевную чистоту и доброту Отцом Небесным ей было даровано право прощать всех слабых, малых, сирых и убогих, а внук твой такой и есть, поэтому ее речи ничуть не возмутительны. Какой же император мог выйти из твоего внука, если он был марионеткой - сперва в руках Меншикова, потом Долгоруких, которые планировали выдать замуж за твоего внука своих дочек и править от его имени.
        - Пойми, Сергей Сергеевич, - игнорируя меня, сказал дух покойного императора, - каждому из нас при рождении Господь дает вольную волю и чистую, как рождественский снег, душу, и каждый сам решает, во что ему себя определить - в добро или во зло. По лености душевной своей внучок мой, как и его отец, остался неучем. Меня вообще ничему не учили, и постигал я все, что мне требовалось, совершенно самостоятельно. И ремесло плотника, и кузнеца, и полководца, и правителя я изучал сам, без всяких посторонних подсказок. И вообще, прощение отнюдь не отменяет наказания. Я же не казнить его собираюсь, а всего лишь поучить палкой уму-разуму. Обычное, в принципе, дело; пожалеешь розгу - испортишь чадо. А тут у нас уже не чадо, а исчадие ада, так что без палки никак. Ну, внучок, спускай портки и нагнись, отхватишь ты у меня сейчас батогов по голой заднице!
        - Ой! - взвизгнула вдруг наша Ася-Матильда, указывая пальцем на Эго Петра Второго. - Смотрите, что творится, товарищи! Животное-то подыхает!
        И в самом деле, пока мы рядились с духом Петра Великого на тему о том, насколько строго он будет перевоспитывать своего непутевого внука, Эго Петра Второго начали корежить корчи, связанные с неотвратимостью воспитательного процесса. Это был как раз тот случай, когда ожидание неотвратимого наказания бывает страшнее самого наказания. И вот в том момент, когда Петр Великий приказал Эго спустить штаны и нагнуться, эти корчи перешли в предсмертные судороги. Сейчас еще слабо подергивающаяся тушка стремительно истаивала зловонным дымком. Было видно, что пройдет еще несколько мгновений и от нее не останется вообще ничего.
        - П…п…ц!!! - выразил всеобщее обалдение Серегин. - Прости меня, Господи, но мы опять обосрались! Ну не мое вся это политика с интригами, не мое! Дайте мне открытого врага, вторгшегося в Россию во главе огромной армии в двунадесять языков, и я сделаю с ним то же, что сделал с аварами и татарами. А тут и не развернешься, и не приловчишься. И вообще, каждый должен заниматься своим делом - Серегин воевать, а интриганы интриговать.
        - Считай, что ты прощен, - громыхающим голосом заговорил отец Александр, - ты сделал все, что было в твоих силах, и твоя неудача случилась не по твоей вине, а по вине тех, кто сделал все, чтобы дух человеческий в Петре Алексеевиче-младшем превратился в дикое животное. И одним из этих виновных является его собственный дед, не взявший на себя воспитание осиротевшего внука. Да, собственно, он и сына своего упустил точно так же, спохватившись только тогда, когда Алексей Петрович стал взрослым человеком. Одним словом, слушайте все мой приговор. Дух Петра Алексеевича Романова-старшего приговаривается к пожизненному заключению в теле его внука Петра Алексеевича Романова-младшего с исполнением всех его императорских и семейных обязанностей. Все! Отныне и присно и во веки веков! Аминь! А вот когда это наказание закончится и означенный дух снова предстанет перед нашим взором - вот тогда мы поговорим об амнистии и решим, что ему даровать - вечный покой или вечную каторжную скамью на галерах. Второго шанса не будет. Аминь!
        Громыхающий голос утих, а мы все, включая дух покойного императора, находились в состоянии всеобщего обалдения. Первым пришел в себя как раз дух Петра Великого.
        - Ну что же, - сказал он нам, - наверное, я должен вас поблагодарить. Ведь это вы сделали так, что Господь представил мне возможность прожить вторую жизнь и постараться исправить сделанные ошибки. А теперь я попрошу оставить меня в покое, мне надо многое передумать и многое решить. Мы с вами еще встретимся, но уже не здесь. До свиданья…
        Хлоп! - и мы все вместе снова стоит перед ванной с магической водой, и подросток в этой ванне, в котором ничего не осталось от испуганного избалованного ребенка, смотрит на нас жестким взглядом взрослого, изрядно пожившего и много перенесшего мужчины.
        - Я вернулся, господа, для того, чтобы начать все заново, - говорит он нам, - какое счастье снова чувствовать себя живым и здоровым!
        Часть 32
        ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ПОЛДЕНЬ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ СИЛЫ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Государь Всероссийский Петр Алексеевич Романов (в обоих смыслах) на обед кушал гречневую кашу с подливкой и поджаренными кубиками мяса молодого уткозавра, по вкусу наиболее походившего на курятину. Нет, не так! Худой, субтильный с виду пацан жрал в три горла - так, что трещало за ушами. В своем неумеренном аппетите он значительно обгонял не только своих биологических сверстников Колдуна с Профессором, но также и Анастасию, Птицу и даже Кобру, которая в силу своих энергетических характеристик никогда не отличалась умеренностью в еде.
        Лилия сказала, что это подселенная дедова душа подгоняет новое тело под привычные биологические характеристики. Поэтому и ужин, поданный сразу после вселения, и завтрак, и обед новоявленный обитатель императорского тела пожирал просто с волчьим аппетитом, только мясо трещало на крепких зубах. Еще за поздним ужином в кафе на танцплощадке, палочка за палочкой поглощая шашлык из того же уткозавра, Петр уже называя меня братом (то есть признав ровней), признался, что чувствует себя в теле внука как в чужом тесном кафтане, который хочется скинуть или растянуть по размеру. Отсюда и голод, как чисто подсознательное стремление ввести тело в прежние габариты. Да и силушка с выносливостью у Петра Первого были немалые, иначе как он мог много часов махать молотом в кузне или топором на судоверфи.
        Кстати, о ровне. Когда после воскрешения Петра мы все вместе шли обратно на танцульки (по-Петровски «на ассамблею»), навстречу нам попался полк лилиток-уланш, возвращавшийся в пункт постоянной дислокации с ночных егерских учений. Зрелище впечатляло. Остроухие, чуть раскосые девки сверхгренадерского роста маршировали походным шагом, распевая «Не плачь, девчонка»; колыхались над строем над левым плечом стволы супермосиных, над правым - рукояти длинных кавалерийских палашей, чуть побрякивала хорошо пригнанная амуниция, мотались в ножнах на поясе штык-ножи и закрепленные на разгрузочных жилетах поверх кирас патронные подсумки с магазинами. Увидев нашу компанию, возглавляющий колонну молоденький ротмистр (капитан), из числа попавших к нам курсантов-егерей, скомандовал:
        - Обожаемому командиру - троекратное «Ура»!!! Полк, равнение налево, строевым шагом марш!
        И все восемь сотен лилиток, отбивая шаг, прошли мимо нас строевым, с высоты своего роста пожирая меня обожающими глазами. А у Петра, видимо, защемило в душе, когда он вспомнил, как так же, удерживая на плече тяжелые фузеи, проходили мимо него семеновцы и преображенцы. Когда уланский полк прошел мимо нас, и его строевой шаг снова сменился походным, Петр как бы ненароком спросил, сколько у меня таких солдат. Я честно ответил, что у меня есть: кавалерийский корпус в двенадцать тысяч сабель, который после спешивания превращается в хорошую пехоту, три пехотных легиона по десять тысяч штыков каждый, а также танковый полк и специальный разведывательный батальон, от которого даже черти в ужасе разбегаются во все стороны. Именно после того случая Петр перестал пренебрежительно называть князинькой Сергеем, перейдя на нейтральное «Сергей Сергеевич», а потом уже на обращение как к равному: «брат мой Сергей Сергеевич».
        Далеко не каждый европейский властитель его времени мог позволить себе содержать такую армию, и в свой проигрышный Прутский поход Петр поперся с еще меньшим по численности войском. Правда, он пока не знает, что такое пулеметы и магазинные винтовки, да и артиллерия у меня не ровня местной. Мастерские «Неумолимого» наладили выпуск неплохой реплики четырехфунтовой стальной казнозарядной пушки Круппа. Плюсом этой артиллерии было то, что она могла использовать картечь, чугунные фугасные гранаты и черный порох местного производства - а значит, не зависела от поставок высокотехнологических боеприпасов. Для времен до середины девятнадцатого века включительно - это просто ужасная вундервафля. Мы еще подумаем, какие из технологий военного назначения можно будет передать всероссийскому императору Петру Алексеевичу, а какие лучше придержать, потому что из-за общей технологической отсталости он все равно не сможет воспользоваться предоставленными нами возможностями. Главное в этом деле, чтобы некоторые немирные соседи притихли, а некоторые - такие, как Крымское ханство - просто исчезли с карты мира.
        Потом, после шашлычка в кафе, когда был удовлетворен первый голод тела, Петр как клещ вцепился в отца Александра, попросив уделить ему время для короткой душеспасительной беседы. Петр Алексеевич еще в первой жизни был крайне религиозным человеком, поэтому короткая душеспасительная беседа за отдельным столиком под Пологом Тишины вылилась в три с половиной часа. А чего же не побеседовать с батюшкой, когда не требуется стоять на ногах, а можно сидеть, как какому-нибудь латинянину. Было видно, что Петр с большим вниманием внимает тому, что говорит отец Александр. И то к лучшему, потому что отец Александр плохого не посоветует, к тому же, судя по особому пронзительному ощущению, которое возникало у меня время от времени, иногда к беседе с Петром Алексеевичем через своего аватара подсоединялся и сам Небесный отец.
        Дожидаться завершения этого разговора остался только один я; даже позевывающая Кобра в конце концов удалилась восвояси, сказав, что завтра будет трудный день, а потому пора спать. Петр Великий, даже в теле подростка - это что-то с чем-то. Вызвали, понимаешь, проблему на свою голову, теперь расхлебывай. В ответ я ей напомнил, что, когда она давала присягу, то обязалась ради благополучия России стойко терпеть тяготы и лишения военной службы. Так как все, что мы делаем (в том числе и повторное воцарение Петра Великого) нацелено к этой благородной цели, сержанту Кобре лучше не стонать, а приложить все усилия к тому, чтобы все прошло наилучшим образом. Тем более что топором по шее, если что, достанется не нам, а охреневшим от безнаказанности боярам-олигархам. Уж их-то Петр Алексеевич непременно почикает топориком под мерку гроба. Что Ходорковский с Абрамовичем и Дерипаской, что Голицыны, Долгоруковы и Головкины - жалости к таким людям у меня никогда не было.
        Когда беседа закончилась, танцульки уже завершились, оркестр свернулся и ушел, большая часть магических фонарей погасла, а остальные светили вполнакала, чтобы только запоздавшие гуляющие не спотыкались в темноте. Встав из-за стола, Петр попрощался с отцом Александром и вышел ко мне на подгибающихся ногах. По всему видно, что Птице там ловить будет нечего, потому что за позитивную реморализацию Петра Великого взялся сам Небесный Отец. Уже по дороге к Башне Силы, в которой я решил поселить своего гостя (не в злосчастной башне Власти же его селить), Петр вдруг спросил, не знаю ли я, почему у отца Александра голос иногда обычный, а иногда в нем будто начинает громыхать далекая гроза. Мол, именно в такие моменты отец Александр говорил такие вещи, о которых простым смертным, буду они хоть цари-короли, хоть императоры, даже помыслить то страшно.
        - Громыхание, говоришь, брат Петр? - усмехнулся я. - Так это ты сподобился пообщаться с самим Богом-отцом, иначе еще именуемым Творцом всего Сущего. Гордись, далеко не с каждым человеком Отец идет на разговор, даже если тот беседует с его аватаром. А те, которые слышали его советы и не стали их выполнять, поступают как человек, бросивший наземь и растоптавший поданный ему хлеб. Я совершенно серьезно. Именно через это отцу Александру дана очень большая сила. Один раз он своим Словом так прихлопнул сатанинское отродье, что от того только дым пошел. Так что не думай, что перед тобой самый обыкновенный священник. Все далеко не так просто, как это кажется на первый взгляд.
        Вот на этой оптимистической ноте мы и расстались. Я пошел к себе, к Елизавете Дмитриевне и маленькому Сергею, а Петр - в выделенные ему апартаменты.
        Утром все завертелось с новой силой, и первым делом, встретив меня за завтраком, Петр пожаловался, что ему ночью остро не хватало денщика. Когда я его спросил - неужто невидимые магические слуги отказались его обслуживать? - он ответил, что нет, не отказались, но поговорить за жисть ему было не с кем. Насилу, мол, уснул.
        Вот, блин, проблема - где ж я ему денщика подходящего возьму? Во-первых - население заброшенного города по преимуществу бабье, то есть лилитко-амазонское, хотя любая пойдет в денщицы к Петру Великому с радостью. Во-вторых - я тут же вспомнил, что из денщиков Петра Великого выходили немаленькие в нашей истории люди. То есть немогузнайки с треском вылетали обратно в полк, а вот действительно умные люди с этой должности начинали делать карьер. В-третьих - пришло понимание, что и люди в денщики к Петру нужны не простые, а такие, чтобы ему интересно было с ними поговорить, и в то же время которым эта работа была бы «по чину», а самое лучшее, если бы они были его Верными.
        Пока эта мысль окончательно не оформилась, я убрал ее подальше - дозреть, а сам занялся тем, что после завтрака принялся показывать Петру товар лицом и тем попал в десятку. Такие экскурсии по незнакомым местам с показом и рассказом Петр не просто любил, а обожал. Думаю, что поле моей экскурсии были забыты и французы, и англичане, и голландцы, а всероссийского самодержца появился новый жизненный идеал. Первым делом мы заглянули в танковый парк, где, собственно, Петр, лазая по танкам и задавая тысячи вопросов командиру полка подполковнику Седову, застрял часа на три. Девяносто танков, которым наплевать, сколько перед ними вооруженных фузеями солдат противника, привели юного/старого императора в состояние трепетного восторга.
        Потом мы взяли у танкистов командирский УАЗ (еще один предмет удивления и восторга) и побывали на стрельбище, где Петр пострелял по мишеням и из супермосина, и из пулемета его же имени, но на самом деле Калашникова, опробовал все три варианта автоматов - и тот, что из почти нашего мира, откуда пришел танковый полк, и тот, что из мира контейнеровоза, и тот, что из мира, из которого прямо к нам в руки обвалился майор Половцев со своими курсантами. Сначала Петра смущал слишком маленький калибр стрелкового оружия (у тогдашних фузей калибр был как у крупнокалиберных пулеметов), но потом, убедившись, что все это бьет далеко и мощно (особенно супермосин), он сменил скепсис на милость и провел на стрельбище еще полтора часа, одну за другой поражая мишени. Потом мы собирались на кавалерийские учения, но тут подошло время обеда и мы резко сменили курс, возвращаясь к нашей башне Силы.
        Именно за обедом, когда Петр расправлялся со своей порцией каши с мясом, у меня окончательно оформилась мысль о том, что ему надо попробовать обзавестись своими собственными Верными. А что - Петр человек харизматичный, иначе гвардия не шла бы за ним в огонь и в воду, и к тому же в теле подростка сидит дух взрослого мужчины, а значит, «клевать» на него будут именно взрослые лилитки, а не молодняк. Переженит их на своих гвардейцах - и будет такой приплод, что через двадцать-тридцать лет (примерно во времена семилетней войны) мир вздрогнет от ужаса при одном взгляде на русских гренадеров. Но этим мы займемся немного опосля, потому что желающая покончить с Елисавет Петровной банда убийц во главе с Михаилом Голицыным уже подъезжает к Санкт-Петербургу, и после завершения экскурсии по нашим военным достопримечательностям нужно будет подготовить злодеям горячий прием. При этом участие в данном мероприятии Петра Алексеевича тоже обязательно, ведь эти мерзавцы собрались убивать не кого-нибудь, а его родную дочь.

31 (20) ЯНВАРЯ 1730 ГОДА. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ ЦЕСАРЕВНЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ.
        Стремительная скачка по заснеженным просторам вынесла разгоряченных запыхавшихся коней и их вооруженных до зубов всадников, похожих на группу отставных военных, к домику цесаревны Елисавет Петровны. Усатый главарь, возглавлявший кавалькаду (по всем признакам, отставной генерал, если не более) остановил тяжело дышащего коня на небольшом пригорке.
        - Эй, Гаврила, погляди, - подозвал он своего подручного, - дым из трубы не вьется и снег у двери не примят, а снегопад-то прошел уже как второго дня. Умерла она там, что ли, или как?
        - Сбежала, Михайла Михайлович, - подобострастно ответил Гаврила, - как есть сбежала!
        - С чего бы ей сбегать? - удивился главарь. - Где Санкт-Питербурх, а где наши дела? Откуда ей знать, что мы собрались по ее душу? Лизка всегда была девка дурная и легкомысленная, не способная ни на какое разумное решение. Впрочем, с Артанским князем, говорят, возможно все - только что он был здесь, а мгновение спустя он уже в другом месте. На нашей памяти он только так на Москве козлом скакал, но вдруг не только на Москве? Если так, и он ее упредил - то тогда ты прав, Гаврила, сбежала Лизка и искать ее бесполезно. Впрочем, давай проверим.
        После этих слов главарь, не собираясь слушать возражений, тронул шенкелями бока измученного коня, и тот шагом пошел по снежной целине к домику цесаревны. Следом, издав глубокий вздох, направил своего коня Гаврила, а за ним и вся остальная банда. И никто из разбойничков не заметил, как из глубоких снежных сугробов и из-за веток заснеженных елей через прорези белых маскировочных балахонов за ними наблюдают недобрые внимательные глаза. Никто не любит наемных убийц, а в особенности тех, которые, собравшись большой вооруженной кучей, пошли убивать одинокую, слабую и безоружную женщину.
        Подъехав к стенам домика, разбойники прямо из седел пытались заглянуть в окна первого этажа, но результат был нулевым. Сами стекла, забранные в частый свинцовый переплет, были размером с ладошку и не отличались качеством обработки и идеальной прозрачностью. К тому же изнутри на этих стеклах нарос такой толстый слой измороси, что будь даже эти стекла прозрачны, как вода в горном ручье, творящегося внутри с улицы все равно не было бы видно. Да и все нормальные люди знают, что если днем смотреть в стеклянное окно темного помещения, не увидишь в нем ничего, кроме собственного отражения. Такой уж закон оптики.
        Одним словом, попытка подглядеть, как там оно внутри, закономерно обернулась неудачей. Тогда, подъехав к крыльцу, по команде главаря разбойники спешились и приготовились ломать дверь. Однако этого не потребовалось, потому что та не была заперта изнутри.
        - Вот видите, Михайло Михалыч, - прошептал главарю на ухо его подручный, - нету никого, говорил же я, сбежала она…
        - Заткнись, Гаврило! Ужо я тебя! - рявкнул главарь, распахивая дверь, неожиданно выпустившую наружу клуб белого пара.
        Следом за главарем, всматриваясь в царящий внутри знойный полумрак, в дверях домика столпились и остальные разбойники, не замечая, как от покрытых белоснежным покровом кустов и деревьев позади них бесшумно отделились тени в белых балахонах, которые, едва касаясь ногами поверхности сугробов, стали стягивать кольцо окружения. В руках эти белые вестники смерти держали обмотанные белыми лентами и частично покрашенные в белый цвет уже хорошо знакомые читателям самозарядные винтовки «Мосина», происходящие из одного интересного мира. Будь тут кто-то, кому доводилось уже сталкиваться с белыми призраками, например, кто-то из нукеров потерпевшего поражения Батыя - он бы уже вопил отчаянным голосом «Ок мангус!» и стремился бы улепетнуть от этого места куда подальше, ибо близкое знакомство с вестниками судьбы способно принести неприятности пострашнее смерти. Но разбойники и их главарь об этом пока не знали и, более того, напряженно вглядываясь в дышащий неожиданным жаром полумрак внутри домика, они даже не догадались обернуться, и потому не видели приближающейся угрозы.
        Постепенно, по мере того как глаза привыкали к неверному сиреневому свету, что струился внутрь через заиндевевшие окна, главарь и его подручные стали различать смутные силуэты. Любимое кресло цесаревны стояло на своем месте, и в нем даже вроде кто-то сидел, а позади кресла чернильными контурами застыли силуэты то ли людей, то ли манекенов.
        - Эй, Лиза, ты здесь? - неожиданно охрипшим голосом крикнул главарь, - а ну, давай покажись, я пришел с тобой поговорить.
        - Токмо поговорить? - неожиданно раздался из полумрака кресла задорный голос Елисавет Петровны. - В такой-то кумпании?
        - Ага, - завопил главарь, - здесь она, сучка, хватай ее, робяты! Режь! Коли! Души! Дави!
        Но Елисавет Петровна не стала с визгом метаться по каминному залу, спасаясь от неминуемой смерти. Вместо этого раздался множественный немузыкальный лязг, будто из ножен разом вынули несколько клинков. Потом раздался звук: «Хлоп!» - и в тот же момент каминный зал осветился от пола до потолка. В руке Артанского князя ярко и зло - так, что резало глаза - сиял меч архистратига Михаила. Со правой стороны от него, немного на отлете (чтобы даже случайно не приблизиться к мечу Бога Войны на опасное расстояние), высокая атлетически сложенная женщина с короткими темными волосами (ее главарь один раз уже видел в обществе Артанского князя) уверенно держала в руке пылающий зловещим багровым адским светом ятаган-махайру. А прямо за креслом торжествующей Елисавет Петровны стояли еще двое. Одного из них, похожего на смазливого красавчика-сердцееда (несмотря на проседь в темных волосах), главарь никогда прежде не видал. Впрочем, красавчик вполне уверенно держал в правой руке длинную валлону с витой гардой, острие которой было нацелено прямо в лицо нападавшим. Но это все было полбеды, даже Артанский князь с его
спутницей-колдуньей. Настоящей бедой был стоявший рядом с «красавчиком» собственной персоной государь-император Петр Второй, тоже сжимающий в руке шпагу, причем выражение лица монарха-подростка было очень недобрым, и очень даже взрослым.
        - Попались, хмырьки! - сорвавшимся на фальцет басом возгласил малолетний император, - ужо профосу в Тайной канцелярии будет горячая работа, неиметых подтаскивать, поиметых оттаскивать.
        Увидав такое явление, сопровождавшая главаря разбойничья кодла сперва затормозила всеми четырьмя копытами, а потом, развернувшись на шестнадцать румбов и сбивая друг друга с ног, попробовала покинуть помещение. Но не тут-то было - выход из домика уже перекрыли высокорослые фигуры в белом, выставившие перед собой ножевые штыки супермосиных. Мышеловка захлопнулась. Лишь главарь пока не потерял присутствия духа, хотя и к нему в душу стало закрадываться ужасное предчувствие.
        Внешне стоявший перед ним мальчишка как две капли воды был похож на государя-императора Петра Второго, полного тезку своего знаменитого деда. Но на лице этого Петра Второго не было ни следа оспенных пустул, какие обычно остаются на лицах переболевших этой ужасной болезнью, не говоря уже и о том, что трех дней, прошедших с момента, когда Артанский князь забрал к себе умирающего мальчишку, было явно недостаточно для полного выздоровления, каким бы волшебным ни был лечебный процесс. И еще - из-под оболочки Петра Второго, которая была не более чем говорящей куклой, своими отличными от настоящего Петра Второго интонациями, жестами, глухим, немного истеричным смехом, нервическими подергиваниями головы отчетливо проступал совершенно иной человек… Холодея, главарь безошибочно узнал его - это был великий дед своего бесполезного внука.

«Подменил мальчишку проклятый колдун! - мелькнула в голове главаря острая, как клинок, мысль, - уж не знаю, как, но на деда подменил! Не успели похоронить чертушку, и вот опять снова. Будет теперь нам всем небо с овчинку…»
        Не успев додумать эту мысль, главарь выхватил из-за пояса пистоль и направил его на молодого государя. Щелкнул взведенный курок, но выстрела не произошло - осечка. Тогда главарь еще раз взвел курок и снова направил оружие на Петра Второго, который начал смеяться над ним таким знакомым истерическим смехом. Снова щелчок - и снова осечка. В присутствии настоящего Бога Войны честное боевое оружие выполняло именно его повеление, а не чьи-то еще. Тогда отчаявшийся главарь, уже вообразивший, что с ним станут творить палачи в застенках возрожденной Тайной Канцелярии, взвел курок в третий раз и, сунув ствол пистолета себе в рот, снова надавил на спуск. На этот раз громыхнуло вполне исправно - и мозги генерала-фельдмаршала Михайлы Михайловича Голицына (старшего), Председателя Военной Коллегии (сиречь министра обороны), кавалера орденов апостола Андрея Первозванного и Святого князя Александра Невского, а также героя множества сражений, вместе с клубом едкого порохового дыма вылетели в потолок. Финита ля комедия.
        Сразу после выстрела сопровождавшие покойного разбойнички стали бросать на пол свое оружие, а потом, повинуясь безмолвному, но неукоснительному приказу, снимать с себя одежду, разоблачаясь до костюма Адама. Нагими пришли в этот мир, нагими и уйдут. У Серегина для этой банды уже было приготовлено участие в одном крайне важном, но малоприятном эксперименте по заселению настоящими людьми одного промежуточного мира, где эволюция так и не породила хомо сапиенса, ограничившись различными разновидностями вида хомо эректус. Впрочем, это уже не относится к нашему сегодняшнему повествованию.
        Тем временем Петр Алексеевич укоризненно посмотрел на Серегина - мол, пошто не дал моим палачам помучить пригретого на груди аспида, чтобы выведать все его аспидские планы.
        - Воин он, - хмуро ответил Серегин, - за Русь сражался много раз и был весь изранен в боях. А что в политику ввязался, так многие из нашего брата понимают в ней не больше, чем свинья в апельцинах. Вот я дал я ему тот выход, который он сам посчитал для себя достойным. Пусть теперь с ним Святой Петр разбирается. Ты бы, Петр Алексеевич, лучше брата его помучил - вот уж у кого в голове целый клубок скорпионов и ехидн. Но это немного позже, посмотрим, чего они там еще начудят в твое отсутствие. А сейчас, коллеги, давайте вернемся обратно в наше Тридесятое царство, ибо нечего нам тут больше делать.
        Выслушав эти слова, Петр только хмыкнул, но ничего говорить не стал. Король Генрих галантно подал руку Елисавете Петровне, Кобра свистнула лилиткам, что им пора перестать изображать статистов, и, собрав лошадей разбойничков (вот уж ни в чем не виновные твари) тоже направляться на выход. И не стоит жалеть дешевеньких паркетов - Елисавета Петровна в этом доме жить больше не будет, теперь у нее есть жених, который скоро станет мужем, он и обеспечит девушку всем необходимым в ее будущей жизни французской королевы.
        ТОГДА ЖЕ И ТАМ ЖЕ. БРОНЗОВЫЙ МЕЧ-МАХАЙРА ПО ИМЕНИ ДОЧЬ ХАОСА.
        Удивительно скучное мероприятие. Моя милейшая Носительница достала меня из ножен только для того, чтобы до полусмерти напугать кучку гнусных разбойников, готовых обделаться при первом же блеске моего клинка. Они даже собрались было разбежаться в разные стороны, но единственный выход перекрывали вооруженные до зубов и серьезно настроенные лилитки, так что разбойничкам пришлось проделать обряд унижения, побросав свои орудия бандитского ремесла и разоблачившись догола. Сказать честно, я и не стала бы пить жизни ни у кого из этой банды. Все они там больные различными кармическими болезнями. Выпьешь у такого жизнь - и потом сама все оставшееся время своего существования будешь страдать от различных несчастий. Нет уж, не надо, обойдусь как-нибудь.
        В компенсацию за сегодняшнее неудачное приключение моя милая Надлежащая Носительница Ника уже пообещала мне экспедицию в местный Бахчисарай за награбленными сокровищами, во время которой я смогу взять столько жизней нукеров тамошнего хана, сколько захочу. Вот это будет волнительное приключение, полное яростных схваток, во время которых мы с Никой проверим все то, чему она научилась во время наших длительных совместных тренировок. Ух, и повеселюсь я там, потешаясь над разными доморощенными деревенщинами, которые только и умеют, что пугать связанных и безоружных рабов. А теперь до скорого - Ника сейчас уберет меня в ножны, а значит, нам пора идти…

2 ФЕВРАЛЯ (22 ЯНВАРЯ) 1730 ГОДА. МОСКВА, УСАДЬБА РОМОДАНОВСКИХ.
        Князь Иван Федорович Ромодановский, единственный сын своего великого отца князя-кесаря Федора Юрьевича и последний в роду Ромодановских уже почти год тихо умирал в стоически переносимых мучениях от сочетания желчнокаменной болезни и подагры. Заморские лекари-шарлатаны давно опустили (или подняли?) свои руки перед этой болезнью, ну а к бабкам-шептуньям, травницам и прочим знахаркам князь Ромодановский и сам не испытывал доверия. С другой стороны, обе этих болезни являются следствием нарушения обмена веществ из-за неправильного образа жизни, злоупотребления табаком, алкоголем, большого количества мясной пищи в рационе, и так далее и тому подобное. Даже современные врачи, попади к ним на консилиум князь Иван Федорович, не смогли бы посоветовать ему никаких чудодейственных средств, а только ограничение, а еще лучше полный отказ от табака и алкоголя, ограничение потребления мясных продуктов, режим дня, чтобы без лишних волнений и по часам. Ну и, конечно, отвратительные на вкус травяные настои, которые требуется безропотно пить несколько раз в день.

«И зачем мне такая жизнь? - закономерно спросил бы у врачей князь Ромодановский, - Я в монахи не записывался!»
        Жить Ивану Федоровичу оставалось чуть менее двух месяцев, но тут встал вопрос комплектования команды возвернувшегося к жизни в теле собственного внука императора Петра Великого - а тот одним из первых вспомнил о сыне своего вернейшего соратника и вельми опечалился, узнав, что тот тяжко болен.
        - Не вопрос, брат мой Петр Алексеевич, - ответил на эту печаль Артанский князь Серегин, - вылечили тело твоего внука от оспы (душу лечить было уже поздно), вылечим и сына твоего вернейшего соратника от чего угодно, ибо только воскрешение мертвых лежит за пределами возможностей наших медикусов. Счас, только соберу специальную команду и вперед.
        Для визита к добрейшему князю Ивану Федоровичу Артанский князь собрал действительно сильную медицинскую команду, состоящую из юной богини Лилии, мага жизни Гакимаустариоста, которого теперь никто бы не стал называть начинающим, дипломированного доктора и в то же время мага жизни Галину Петровну Максимову, а также мага-исследователя Диму Колдуна. На случай необходимости психологического вмешательства на дело пошла Анна Сергеевна Струмилина (она же боец Птица), ну и отец Александр. В качестве силовой поддержки Сергей Сергеевич назначил лично себя и Нику-Кобру. Кстати, младший князь Ромодановский действительно был гораздо добрее своего папеньки, настолько добрее, что при нем в Преображенском приказе палачи-профосы в основном занимались тем, что изнывали от безделья.
        Увидев, что команда собрана и что составляют ее самые лучшие специалисты, Петр Алексеевич только кивнул. Прежде чем он вернется на российский трон и примется наводить порядок, необходимо собрать когорту верных соратников (и Иван Ромодановский один из этих людей), один из которых, самый уважаемый, официально будет считаться опекуном несовершеннолетнего императора. Еще в число тех бывших соратников, пока еще не изгадивших оказанного доверия, входили генерал-прокурор Павел Ягужинский, бывший начальник распущенной Тайной канцелярии Андрей Ушаков, и главный механик русского государства Андрей Нартов. Но верил как себе Петр Алексеевич именно Ромодановскому, и как раз с него решил начать формировать свою команду, тем более что и Ягужинский, и Ушаков, и Нартов здоровьем куда как более крепки и вполне могли подождать своей очереди на беседу, а вот князь Иван Федорович мог отдать Богу душу в любой момент. И что тогда делать, ведь Артанский князь прямо сказал, что мертвых они не воскрешают. Нет, мол, таких полномочий.
        Князь Иван Федорович большую часть времени проводил в собственной постели на пуховой перине. Искривленные и распухшие от подагры ноги не давали князю нормально передвигаться. Совсем недавно все еще было не так плохо, но прошлой осенью он совсем обезножел и был не в силах передвигаться даже по собственному дому. Один из самых могущественнейших вельмож российского государства, неизменно пользовавшийся доверием государей и государынь, не имел власти даже над собственными ногами. Ужасное унижение уважаемого человека и поношение седин.
        К тому же с того момента, как князь Ромодановский по состоянию здоровья попросился в отставку и получил ее, будучи уволен со всех постов, дорога в его дом фактически была забыта и заросла травой. Сильные не ходили к нему, потому что теперь он утратил всяческое влияние и больше не мог быть ни противником, ни союзников в аппаратных играх того времени. Слабые не ходили потому, что он больше не мог являться источником протекции в продвижении по службе и защитой от других сильных. Не то что в прежние времена… В таких условиях, и в самом деле, хоть ложись прямо здесь и помирай.
        И вот в доме, где все давно передвигались на цыпочках в ватных тапочках, вдруг раздался топот множества ног и громкие голоса. При этом лакей, который, как совершающий пробежку фигурист, влетел по навощенным полам в княжескую горницу и растянулся ниц перед постелью, задыхаясь от волнения, смог произнести только три слова:
        - Государь приехал, князь-батюшка!
        - Какой еще государь, Прошка? - сурово сдвинул брови лежащий в постели князь Иван, у которого отшибло ноги, но не память, и который прекрасно помнил, что государь-император Петр Второй должен был в настоящий момент лежать при смерти с оспой, осложненной пневмонией, если он уже вообще не преставился.
        - Государь Петр Алексеевич, - задыхаясь, проблеял Прошка, - самый всамоделишный, помилуй раба твоего грешного, князь-батюшка! Сюда идет вас требует!
        В этот момент тяжелая дверь в горницу распахнулась и на пороге появился (несомненно, собственной персоной) государь-император Петр Алексеевич Романов. Да только вот какой? Если учесть, что это был щуплый и даже костлявый подросток со смазливым узким личиком, то Петр Второй, а если обратить внимание на позу с широко расставленными ногами и отставленной чуть наотлет тростью (которой Петр Второй в жизни ни разу не пользовался), так и вовсе получается, что Петр Первый, который Великий.
        - Привет, дружище, - ломающимся баском жизнерадостно произнес непонятный визитер, - Помирать задумал, однако? А вот не выйдет! Не позволю! Рановато тебе еще, Иван Федорович, на покой под дерновое одеяльце…
        Все - и откинутая назад голова, и нервное подергивание глаза, и сардоническая усмешка и даже пальцы руки, крепко сжимающие набалдашник трости - говорило князю Ромодановскому о том, что перед ним государь-император Петр Великий, напяливший на себя тело своего непутевого внука, как машкерадный костюм.
        - Г-государь П-петр Алексеевич, - неожиданно заикаясь, произнес князь Иван. - Ты вернулся, мин херц Питер?
        - Вернулся, вернулся, - подтвердил Петр, - и надеюсь, что надолго. Но только ты об этом не кричи, не надо, чтобы народ считал меня ожившим покойником или упырем. Пусть лучше думают, что мой никчемный внук после перенесенной тяжелой болезни взялся за ум и обнаружил свойственные нашей семье фамильные дарования. Правду будут знать только ты, Павел Ягужинский, Ондрей Ушаков, да Ондрей же Нартов. И более никто о том ведать не должен, иначе недалеко до беды.
        - Да я бы и рад, - вздохнул Ромодановский, - да только болен я и стар, так что того и гляди помру…
        - Так я же сказал, - сжав зубы, по-петровски топнул ногой гость, - что помирать тебе сейчас не время, и болеть тако же. Чтобы решить сию проблему, я привел с собой знающих медикусов, которые быстро поставят тебя на ноги. Бегать будешь, как в осьмнадцать лет - сперва за дворовой девкой Меланьей, а когда она позволила себя поймать, бегать тебе, кобелю, пришлось уже от розги твоего драгоценного батюшки. Помнишь?
        - Помню, государь, - пересиливая очередной приступ боли, ответил князь Иван, - да вот только, наверное, встать на ноги не помогут мне уже никакие медикусы, ибо даже сам Лесток отступился от меня, сказав, что сия задача ему не по силам.
        - Сей Лесток есть прохвост и шарлатан, - сурово произнес Петр, - и будет лично бит мною палкой, как только до оной палки у меня дойдут руки. А тебя будут лечить медикусы, которые так вылечили тело моего непутевого внука, что на нем не осталось ни одной оспинки. Медикусы сии из заколдованного тридевятого царства тридесятого государства, где правит князь Великой Артании Сергей Сергеевич Серегин, которому они верно служат. Этот же князь и послал со мной своих людей, чтобы подняли они на ноги мово верного слугу, дабы тот мог продолжить службу.
        - Сказки, государь! - экспансивно воскликнул князь Ромодановский. - Нет никакого тридесятого царства, а вот про князя Артанского я слыхал, что он колдун, который верно служит сатане.
        - И никакие не сказки, - топнул ногой Петр, - тридесятое царство есть, и я там был. А князь Артанский верно служит не сатане, но самому Господу нашему, и служба его заключается в том, чтобы боронить Русь от врагов, наказывать своим мечом злых и защищать добрых. Впрочем, что мы тут точим лясы, как две бабы на базаре…
        Император обернулся и сказал как бы в пустоту:
        - Брат мой добрый, Сергей Сергеевич, заходите и зовите господ медикусов, нечего князю Ромодановскому и далее проводить свои дни в пустом безделье.
        Хлоп - и там, где только что ничего не было, в пространстве открылась дыра, через которую внутрь князевой горницы сперва шагнул по-иностранному одетый воин с обнаженным мечом Святого Михаила, сияющим бело-голубым светом, а за ним буквально толпой повалила куча народа, одетого в белые одежды. А где, простите, медикусы, где мантии лилового бархата, где специальные докторские шапочки, где зажатые под мышкой фолианты, где благородные седины и носы, сизые от пробования спиртовых декохтов и настоек? Зашедшие в князеву опочивальню (за исключением трех взрослых, но престранно одетых женщин) все до единого были детьми и недорослями.
        - Ээ… - только и смог произнести князь Ромодановский, прежде чем Петр сделал ему знак молчать.
        - Консилиум, князь Иван, - сказал император всероссийский, - не терпит суеты! Начинайте, господа медикусы.
        Первой к ложу болящего подошла совсем молоденькая девушка, почти девочка. Попросив откинуть одеяло, она внимательно изучила высунутый язык, склеры глаз. Потом девочка-медикус откинула перину и, несмотря на болезненное ойканье, прощупала вздутый живот и искривленные от подагрического артрита суставы князя Ивана.
        - Подагра, осложненная холелитиазом, - стараясь сохранять серьезный вид, произнесла она, - оба заболевания находятся в последней стадии, но если больной все еще жив, то мы его вытащим и полностью избавим от проблем. Не так ли, коллеги? Господин Гак, мне хотелось бы услышать ваше особое мнение по поводу отзывчивости на лечение данного пациента магической водой.
        Сказав это, девочка уступила место у ложа больного молодому и весьма смазливому юноше, без всяких признаков ранней мужественности; впрочем, о противоположной ориентации этого молодого человека и его склонности к лицам одного с ним пола тоже ничего не говорило. Просто молоденький красавчик - и все.
        - Что касается диагноза, уважаемая госпожа Лилия, - сказал юноша, повторив осмотр, - я с вами совершенно согласен. Вполне обычное поражение суставов из-за неправильного образа жизни и мясной диеты, осложненное камнями в почках и желчном пузыре. Отзывчивость организма на магическую воду хорошая, и лечение ею должно быть весьма эффективным. Теперь хотелось бы знать, что по поводу данного больного думает Галина Петровна и какие методы она порекомендует.
        - Да-да, - поддержала мага жизни Гака девочка Лилия, - Галина Петровна, нам очень интересно, каково ваше мнение по данному вопросу?
        Князь Иван приготовился к еще одному осмотру, но суховатая женщина неопределенных лет только пожала плечами.
        - Хватит уже, - сказала она, - размазывать манную кашу по тарелке. Диагноз поставлен и я с ним полностью согласна, с предложенными методами лечения тоже. Там, где есть такая магическая вода как у нас, заменяющая все лекарства сразу, даже хирург умрет от тоски, ибо для него не останется работы. Одним словом, этого человека надо забирать с этого ложа скорби, доставлять к нам в заброшенный город и приступать к лечебным процедурам, ибо время не ждет и состояние его ухудшается с каждой минутой. Вот мое мнение, которого вы так ждали.
        Князь Ромодановский хотел было возразить, что никуда он из своего дома не пойдет и не поедет - не только потому, что у него не ходят ноги, но и потому, что старику просто хочется, чтобы ему хотя бы дали помереть спокойно и оставили в покое. Но тут девочка Лилия наставила на него указательный палец и повелительно произнесла: «Спать!», после чего старый князь, как по мановению волшебной палочки, погрузился в глубокий черный сон, без всяких сновидений.
        Распростертый в позе коврика на полу лакей Прошка с ужасом наблюдал за тем, как две бабищи огромного роста, зашедшие в горницу вслед за Артанским князем, переложили слегка похрапывающего князя с перины на носилки и поволокли в ту ужасную дыру. Впрочем, и у самого Прошки отлежаться на полу, а потом бегать по терему с заполошным криком тоже не получилось. Еще одна баба подхватила его за шиворот кафтана и, как котенка, потащила в дыру, приговаривая, что куда понесли хозяина, там должен быть и слуга.
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ПОЛДЕНЬ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ СИЛЫ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Шесть дней длится наша эпопея с воскресшим по воле Отца Петром Великим. Но только сейчас, после сафари за бойцовыми лилитками, первый раз за все время, у нас с Петром Алексеевичем выдалась возможность сесть и обстоятельно поговорить по разным вопросам. А вопросов у одного из самых любознательных российский монархов накопилось столько, что их хватило бы не на один десяток передач «Что? Где? Когда?». Чем только в своей первой жизни Петр Алексеевич не интересовался. И плотницким делом, и кузнечным, и на токарном станке точил, и корабли строил, и бороды боярам брил, и зубы рвал, и воевал (по большей части вполне успешно), и государством управлял… Причем управлял так, что созданная им империя простояла больше двухсот лет и рухнула только потому, что у власти оказался человек, являвшийся прямой противоположностью ее основателя.
        Но сначала о походе за лилитками. Хотя что там рассказывать, все было как всегда. Выбрали мы долину, где живут еще непуганые нами маги, открыли туда портал, а потом дождались, пока хозяева этих мест прознают о вторжении чужаков и вышлют против нас войско околдованных лилиток. И все. Правда, когда к нам подошло войско первого мага, владеющего верхней частью долины, мне захотелось взять старичка за бороду и подвесить на сук подходящего дерева метрах в тридцати над землей - уж больно истощенными, голодными и истрепанными выглядели его, с позволения сказать, воительницы. Такое отношение к лицам воинского звания недопустимо, будь они хоть тридцать три раза под действием заклинания Принуждения.
        Чуть позже я так и сделал - благо высоких деревьев в мире Содома хоть отбавляй, и почти все они выделяют замечательную прозрачную камедь. Но сначала я дождался, пока старичок придет в себя после отката, вызванного заклинанием нейтрализации. Потом на пальцах объяснил ему, в чем он был неправ. А когда маг-содомит начал хорохориться и угрожать, одним движением руки вознес его бороду вместе с ними самим на самую высокую ветку и дополнительно несколько раз обмотал, перед тем обмазав бороду в большом наплыве смолы. Янтарь с мухами и стрекозами вы видели; а как вам янтарь с волосьями седой бороды?
        И вот, когда этот типус визжал, брызгал слюной и плевался на нас из поднебесья - бомбардирский капитан Петр Михайлов, в коего Петр преобразился на время похода, и задал мне первый вопрос - мол, почто я так жестоко поступил с этим человеком?
        Пришлось показать сперва на своих лилиток, которые всем лилиткам лилитки - сытые, гладкие, мускулистые и готовые за меня хоть в огонь, хоть в воду. Потом я указал на тяжело дышащие, изможденные создания, у которых даже не было сил откликнуться на Призыв, хотя призывающих к себе пред ними стояло сразу двое. Петр излучал Призыв непроизвольно и немного сумбурно, но все равно сигнал у него был очень сильный, совсем немногим слабее моего. И чтобы не мешать, я шагнул в сторону и назад, а он сделал шаг вперед, как будто перед ним стояли не полуголые лилитки в одних набедренных повязках, а одетые в зеленые мундиры семеновцы и преображенцы. Всего одно мгновение - и я почувствовал, как они вспыхнули его Призывом, отдавшись своему новому повелителю душой и телом. И только после этого я разрешил Петру раздачу хлебов и рыб - то есть сублимированных сухих пайков производства «Неумолимого», а уж воды на «запить» в ближайшей горной речке было хоть отбавляй. Вторую партию мы взяли часа через три, все прошло совершенно замечательно и даже маг умер быстро и безболезненно, так как лилитки у него находились во вполне
приличном состоянии. А вот за третьей партией мы явились прямо в питомник, где навели на всех великого ужасу. После этого визита я решил, что пора сворачивать операцию и возвращаться обратно в Заброшенный Город, потому что все дела в этой небольшой долине мы уже поделали, а врываться в единственный тут небольшой городок и предавать лютой смерти всех нетрадиционно ориентированных, как это предложил Петр, мне как-то не хочется. Даже тевтоны, неразборчивые в убийствах, постарались сделать эту грязную работу чужими руками. И вот мы вернулись - и Петр, снова превратившийся в Петра Алексеевича, принялся почемучничать.
        - Да почему Господь вообще позволяет существовать этому миру Содома? Да почему некоторым людям (нам, например) Господь разрешает колдовать, а всем остальным нет? Потом, по-совиному покрутив головой, Петр вдруг спросил, почему голоса лилиток в его голове перекрикивают друг друга, вместо того, чтобы, как положено солдатам, молча стоять с фузеей у ноги и ждать, что скажет начальник?
        Тогда пришлось сесть и, начав с первого вопроса, приступить к неторопливым объяснениям, что Господь, то есть Небесный Отец - он, конечно всемогущ, всеблаг и всеведущ, но зачастую эти функции вступают в противоречие друг с другом, на которое накладывается неопределенность, связанная со свободой воли каждого наделенного душой индивидуума. Поэтому в момент принятия решения доминирует какая-то одна функция. Например, в случае с миром Содома Отцу надо было убрать содомитов из главной исторической последовательности, потому что всеведение говорило о том, что если этого не сделать, то последствия будут тяжелыми. При этом всемогущество предложило уничтожить нечестивцев огненным дождем, а всеблагость решила, что, быть может, грешники все-таки могут исправиться, и поэтому стоит не уничтожить их, а сослать в другой мир. А огненный дождь был всего лишь операцией прикрытия, призванной замести следы переноса. И даже в наше время, с каким бы тщанием ни искали следы Содома, Гоморры и других населенных пунктов, ничего не могли найти, ибо их уже не было в нашем мире.
        - А за что тогда пострадала жена Лота? - с серьезным видом спросил Петр. - Ведь она ни в чем не была виновата, а ее превратили в соляной столп.
        - А за глупость, - ответил я, - вот сунешься под руку Мастеру, когда он занят каким-нибудь важным делом, тогда и соляной столп покажется благостью. Так может отскочить, что потом костей не соберешь.
        Петр усмехнулся, машинально почесав голову - видимо, в том месте, куда ему отскакивало от мастеров кузнечного да плотницкого ремесла, когда он в прошлом теле брал у них соответствующие уроки.
        - Эт-то точно, - сказал он, - разозлишь мастера, получишь на орехи, а уж если разозлить Господа, так и вовсе можно попрощаться с жизнью. Но ты, брат Серегин, все же скажи, почто вы все здесь занимаетесь богомерзким колдовством, а Господь, которого вы называете Отцом, вас все равно любит?
        - А потому, - ответил я, - что богомерзким колдовством мы вовсе не занимаемся, то есть не творим зла. Да и не колдовство это вовсе. Колдовство - это когда жизненную силу тянут из других людей или окружающих живых существ, что приводит к несчастьям и смертям, а мы практикуем высокую магию с использованием фундаментальных сил Вселенной. Все что мы делаем, является выполнением заданий Отца - как, например стабилизация, твоего, брат Петр, мира, в котором после твоей смерти наступил разброд и раздрай. Да, побуянили мы знатно, но при этом единственной жертвой наших действий стал Михайло Голицын, задумавший убийство твоей дочери. И то это не мы его убили, а он сам вынес себе приговор и привел его в исполнение. Все же остальные фигуранты пока живы и здоровы, и хоть некоторые считают меня жестоким и беспощадным тираном, но больше никто из них не умрет раньше предписанного срока, все они будут искупать свою вину, будучи вполне живыми и здоровыми. Оттяпать человеку башку на плахе много ума не надо. Гораздо больше ума требуется для того, чтобы придумать, какую пользу может принести этот человек, несмотря на
все свои недостатки, а потом заставить его выполнять этот труд не за страх, а за совесть.
        Впрочем, у самого Петра, помимо способности генерировать Призыв, никаких особых способностей не имелось, да и магический фон в его мире очень бедный, почти никакой, поэтому курс практической магии я ему читать не стал. Просто посоветовал, для того, чтобы прекратился постоянный галдеж в голове, побольше общаться со своими новоявленными Верными наяву. Ну, он сам знает, что в таком случае положено делать - чай, не маленький и помнит, как он создавал из ничего Семеновский и Преображенский полки. Строевая подготовка, тактические учения до изнеможения, а потом совместный прием пищи от пуза и прочее времяпровождение, чтобы быть все время поблизости от своих Верных. Только пусть пока не торопится одевать их в мундиры преображенцев, ибо климат для таких мундиров здесь неподходящий. Но этот вопрос мы с ним порешаем чуть попозже. Солдатская форма должна быть не столько красивой, сколько практичной и удобной в бою, а вот та форма, какую Петр перенял в Европе для своих полков, такими качествами не отличается. Пижонство в ней преобладает над удобствами, и только близкий к маскировочному зеленый цвет является
каким-никаким достоинством.
        В ходе этого разговора я подумал, что после того, как мы окончательно утвердим старого-нового императора на его троне, было бы неплохо организовать Петру Алексеевичу путешествие в мир Славян, в тамошний Константинополь, в котором правит император Кирилл Первый (тот еще прохвост) и добрейшая императрица Аграфена Великая. Есть ему там чему поучиться, особенно у таких талантливых людей как Нарзес и Велизарий, которые после смерти Юстиниана, обогащенные новыми знаниями и свежими впечатлениями, вернулись на службу своей родине Византии. Да я, собственно, на них и не в обиде, ведь укрепление власти наших ставленников Кирилла и Аграфены - занятие тоже немаловажное, тем более что в чужом для себя мире ни Нарзес, ни Велизарий не будут и вполовину так хороши, как на службе родной для них Империи. Вот пусть Петр и поучится у настоящих специалистов тому, как надо делать дела, тем более что совершать такие путешествия с целью повидать иные края и научиться чему-нибудь новому Петр Алексеевич любит.
        Вот пусть едет и учится, тем более задачи перед обеими империями стоят схожие - восстановление истощенной экономики и хозяйственной жизни после сверхнапряжения предыдущего царствования. В Византии сейчас императрица Аграфена при помощи Нарзеса и иных умных людей пытается исправить перекосы политики Юстиниана, ради своих завоевательных и строительных проектов совершенно истощившего класс налогоплательщиков. Тем временем перед Российской империей, после периода Петровской Модернизации и тяжелейшей Северной Войны, исчерпавших экономические возможности государства, тоже стоят схожие задачи по восстановлению платежеспособности истощенного поборами крестьянства и развития промышленности, чтобы, насытив рынок, сократить импорт товаров и увеличить экспорт. Но, впрочем, как раз это-то и разъяснит Петру умнейший Нарзес.
        Но это будет потом, а сейчас нам необходимо организовать встречи старого/нового Петра с господами Ушаковым, Ягужинским и Нартовым, чтобы его трон перестал висеть в воздухе, утвердившись на плечах самых верных его соратников.
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. УТРО. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, ПЛОЩАДЬ У ФОНТАНА.
        Сидел себе Павел Иванович в темнице, сидел и в ус не дул. Бросили его туда Верховники еще девять дней назад, 16-го генваря, по наущению Остермана, ворога лютого и подлого, но с тех пор не было ни пыток, ни допросов. Видимо, не пришли к согласию, в чем его обвинить, или опасались его близкого (но не постельного) знакомства с вдовствующей курляндской герцогиней Анной Иоанновной, которую сами же решили звать на трон. Фактически, пока он сидел в темнице, мимо него прошло все самое интересное: исчезновение со смертного одра юного императора, появление на Москве никому доселе не известного Артанского князя Серегина. Не знал Ягужинский и о том погроме, который означенный Серегин устроил среди Верховников, и что в результате всех событий тестюшка Павла Ивановича, канцлер Головкин помре, его враг трусливый Остерман сидит тихо, как мышка под веником, президент военной коллегии Михайло Голицын застрелился (причем труп обнаружили аж в Питербурхе, в домике цесаревны Елисавет Петровны), а о семействе Долгоруковых ни слуху, ни духу.
        Одним словом, когда в его узилище раздался лязг и скрежет и тюремщики начали летать как клочки по закоулочкам (били их сильно, но аккуратно, бо государевы люди, которым еще службу исполнять потребуется), Павел Иванович сначала ничего не понял. Просто зашли в его «келью» две саженного роста гренадер-девицы в кафтанах семеновского лейб-гвардии полка, взяли под белы руки и, не дав молвить даже слова, повлекли за собой в тридевятое царство, тридесятое государство.
        Очнулся господин Ягужинский только тогда, когда на площади у фонтана под палящим знойным солнцем, в окружении теперь уже своих Верных, перед ним предстал единый в двух лицах государь-император Петр Алексеевич Романов. Генерал-прокурор правительствующего Сената такие вещи примечал моментально. Тело - от внука, худощавого подростка четырнадцати лет от роду, без всяких признаков оспенной болезни, все остальное - тяжелый взгляд, жесты, трость черного дерева на отлете, сардоническая усмешка на губах и немного истеричный смех, которым тот зашелся при виде недоумения своего старого соратника - были от его деда, императора Петра Великого.
        - Али не ты сам, Пашка Ягужинский, звал меня с того света? - отсмеявшись, вопросил император. - Не ты ли взывал к моему гробу, стенал, что созданная мною империя без меня погибнет, требовал справедливости и защиты? Вот он я, пришел, как ты звал, прими теперь меня таким, каким я есть, и служи так же верно, как служил мне прежде. Да что ты молчишь? Неужто же ты меня не признал?
        Павел Ягужинский тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, но оно никуда не уходило; как ты не крути - перед ним стоит покойный император Петр Великий, наряженный в тело своего никчемного внука, которое ему тесно и узко. Но, видно, тело - не кафтан, сразу растянуть не получится, и именно поэтому император непроизвольно переминается на месте, поводя плечами.
        - А то как же, государь, - ответил Ягужинский, - признал, да еще как признал. Скажу тебе сразу честно, что чудо это чудное и диво дивное. Не приложу ума, как же это так получилось?
        Петр хмыкнул и произнес:
        - Токмо по воле Господа Нашего и по заступничеству одного святого человека, попросившего за меня, я снова с вами. Внук мой оказался полным никчемой, а герцогиню Курляндскую, которую прочили на престол мои бывшие соратнички, Всевышний императрицей России на это раз видеть не пожелал. Вот и вернул Господь меня к вам, чтобы и дальше твердой рукой повел я Государство Российское к величию и процветанию.
        Пропустив мимо уха ключевое слово «на этот раз», непроизвольно вырвавшееся у Петра, Ягужинский тяжело вздохнул.
        - Но, может, оно и к лучшему, - произнес он, - а то тут без тебя, мин херц Питер, дела совсем наперекосяк пошли. Как Ляксандра Данилыча устранили, так больше никто ни о чем работать не хочет, все только набивают мошну. А внук твой малолетний, Петр, в это время лишь девок портил да Долгоруковских собак кормил. Слыхал уже, наверное, что друган его лепший Ванька Долгоруков, который за него свою сестрицу Катьку хотел выдать, на случай смерти твово внука-императора от оспы составил поддельное завещание, по которому хотел подсадить енту Катьку на расейский трон…
        - Слыхал, - важно кивнул старый-новый император, - да только им же с того хуже стало. Никто бы его сестрицу на троне не принял, и кончили бы Долгоруковы все как один на плахе. Узурпация трона - это вам не шутки.
        - Так ты же сам, Питер, принял такой закон, по которому действующий монарх может оставить после себя трон кому угодно, хоть первому встречному прохожему человеку, - удивился Ягужинский, - так какая же в том получается узурпация?
        - Завещание поддельное, - убежденно сказал Петр, - значит, узурпация! Впрочем, мне уже объяснили, какую глупость я спорол, когда принял закон о праве монарха по своей воле назначать себе наследника… Сам принял, и сам же не оставил после себя никого, потому что на смертном одре мои же рука и язык меня же уже не слушались. Знаешь, как это страшно, когда твое же непослушное тело становится тюрьмой; и кричи не кричи оттуда безмолвным криком, все одно никто тебя не услышит?! Нет, больше так не будет - правило это непременно будет изменено.
        - А все же, государь, - спросил Ягужинский, - если не секрет, кого ты хотел оставить на царствие вместо себя?
        - Секрет! - отрезал Петр. - Те дела были, да прошли, не будем ворошить их прах, тем более что волю умирающего государя, если она не подкреплена чем-то более весомым, никто бы и не подумал выполнить. Мало завещать трон; надо, чтобы это завещание соответствовало либо древнему праву наследования от отца к старшему сыну, либо явно выраженному желанию всего войска, либо прямо высказанной божьей воле.
        Немного помолчав, Петр добавил:
        - Вообще-то Господь не очень часто вмешивается в наши людские дела, а если и вмешивается, то тогда ему никто не указ, даже предыдущий монарх, сколько бы завещаний тот ни написал. Одним словом, мин либер Пашка, в нашем мире о том, что в теле императора Петра Второго сидит его дед Петр Первый, он же Великий, должны знать только четыре человека. Это мои верные слуги и сподвижники: князь Иван Федорович Ромодановский, ты, начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и искуснейший российский механикус Андрей Нартов. И усе. Пятый, кто бы он ни был, будет лишним. Для остальных во время тяжелой болезни императора Петра Второго посетил дух его небесного покровителя Святого Петра, который имел с ним длительную воспитательную беседу, после чего малолетний засранец наконец-то взялся за ум. Понятно, Пашка, или разъяснить еще раз?
        Павел Ягужинский энергично кивнул, зная, что разъяснение «еще раз» может вылиться и в поколачивание палкой, как бывало не раз в прежние времена. Ему-то самому никогда не доставалось, а иным другим, не проявляющим понятливости, быть битыми приходилось многажды.
        - Да, мин херц Питер, - сказал он, - я все понял и исполню все в точности, что бы ты мне ни приказал.
        - И мин херц Питером меня тоже не называй, даже наедине, - озабоченно сказал император, - а то забудешься и брякнешь на людях - и все, конец тайне. И так подозрений будет куча с Воробьевы горы, потому что в этом теле я чувствую себя как ряженый шут на ассамблее. Тут привыкнуть надо. А сейчас идем к местному самовластному Артанскому князю, моему любезному брату Сергею Сергеевичу Серегину, чтобы обговорить, что и как мы будем делать дальше, чтобы так утвердить меня на мой же трон, чтобы ни одна тварь не заподозрила, что я - это я.
        ПОЛЧАСА СПУСТЯ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ СИЛЫ.
        СЕРЕГИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АРТАНСКИЙ.
        Из всего комитета, необходимого и достаточного для укрепления на престоле старого-нового императора, не хватало только бывшего главы Тайной канцелярии Андрея Ушакова. Хотя (поскольку бывших чекистов не бывает) этот эпитет можно и опустить. В нашей истории этот человек руководил политическим сыском при Петре Первом, Екатерине Первой, Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Всегда он был нужен и незаменим; и только во времена Петра Второго, когда страну рвали друг у друга временщики, его отстранили от дел и сослали сперва в Ревель, а потом и в Ярославль. Но и Ярославль находится не на Луне, поэтому господин Ушаков, благодаря многочисленным знакомствам, был хорошо осведомлен о том, что происходит в Петербурге, и особенно хорошо о том, что творится в Москве.
        Поэтому Андрей Иванович ничуть не удивился, когда в его горницу, где он чаевничал в полном одиночестве, прямо из моего кабинета шагнули император Петр Второй, Иван Ромодановский и Павел Ягужинский. И то, что Петр Второй не совсем Второй, а на самом деле Первый, он просек после первой же минуты собеседования. Ну а как же иначе - ведь Андрей Ушаков знал старого императора с 1691 года (когда поступил на службу в лейб-гвардии Преображенский полк) и до самой его кончины*. Принял он этот факт переселения душ вполне спокойно и тут же начал перечислять людей, которые будут помехой началу нового самовластного царствования. Пришлось прервать Андрея Ивановича и сказать, что такие дела с кондачка да на ногах не решаются. Мол, это государю Императору Всероссийскому хорошо - тело у него молодое, совсем новое, и к тому же недавно подремонтированное, а остальные присутствующие - люди немолодые, каждый со своими болячками; а посему просим проследовать в наш конференц-зал для обсуждения животрепещущих вопросов в комфортной обстановке.
        ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРОВ: *В последние годы жизни Петра Великого начальник Тайной Канцелярии вел такие скользкие и конфиденциальные дела, как следствие о государственной измене царевича Алексея и расследование в отношении амурных дел брата бывшей фаворитки Петра Анны Монс, смазливого красавчика Виллима Монса, который подозревался в порочащей связи с императрицей Екатериной Первой (она же Марта Скавронская), при которой он состоял в должности камергера.
        В итоге обоих высокопоставленных фигурантов казнили, а Андрей Ушаков обрел славу человека, вызывающего страх у окружающих, хотя он был не страшен, не угрюм и не кровожаден. Боялись не Ушакова, а системы, которой он руководил. Свои обязанности Андрей Иванович выполнял по всем правилам и соблюдая закон. Личных целей не преследовал, войн старался при дворе не вести, и лишь только их кончал. Андрей Иванович запомнился своей ловкостью, лояльностью, находил общий язык с разными людьми и умел добиваться своего, и в то же время его руководство Тайной канцелярией запомнилось исполнительностью, жестокостью и безжалостностью. Одним словом, господин Ушаков был человеком, вполне достойным встать в одном ряду с такими титанами государственной безопасности и подручными «тиранов», как Малюта Скуратов-Бельский, Федор Юрьевич Ромодановский, Феликс Дзержинский и Лаврентий Берия.
        По мнению Андрея Ушакова, главная проблема, подлежащая обсуждению, заключалась в том, что четырнадцатилетний император Петр Второй формально является несовершеннолетним и что обязательно найдутся люди, которые потребуют установления над ним жесткой опеки. В ответ я для наглядности начал загибать пальцы, перечисляя, кто из «верховников», являющихся коллективными опекунами малолетнего императора, к настоящему моменту умер, а кто запуган нами до полусмерти. После моих слов Павел Ягужинский заметил, что вообще-то все вопросы могут решить лояльные молодому императору войска, которые заставили бы замолчать интриганов и временщиков. Но вся проблема заключается в том, что «старый» Петр Второй не снискал большой любви ни в гвардейских, ни в армейских полках, а посему данный вариант выглядит весьма сомнительно.
        - Не так уж и сомнительно, - ответил я, - так уж получилось, что командир Семеновского полка гвардии майор Степан Андреевич Шепелев - человек, на этой должности достаточно случайный и вследствие этого преданный лично императору, а не кому-то из вельмож. После смерти Петра Великого, и особенно после воцарения Петра Второго, на коне оказались преображенцы, которыми верховодили Долгоруковы. Столица вместе с малолетним императором перебралась обратно в Москву, Преображенский полк последовал за императором, а вот Семеновский полк «забыли» в приходящем в упадок Петербурге. У семеновцев искала поддержки опальная цесаревна Елисавет Петровна, и эту поддержку (пока в неопределенном виде) ей обещали… Тем более что Михаил Михайлович Голицын, единственный человек, который мог приказывать семеновцам (помимо императора), теперь уже точно никому и ничего не прикажет, потому что раскинул мозгами по потолку в сиротском домике все той же Елисавет Петровны.
        - Так этому чертову изменщику и надо! - рявкнул было Петр, но потом немного подумал и сменил гнев на милость: - А с семеновцами, брат Серегин, ты это хорошо придумал - люди они верные и не чванливые. Преображенцы, конечно, тоже были хороши, но теперь долгоруковскую заразу из них еще выводить и выводить.
        - Государь, - склонив голову, сказал Ушаков, - но как же нам быть, если Семеновский полк квартирует в Петербурхе, а действовать надо в Москве? Пешим маршем не менее двадцати ден пути…
        Али ты совсем постарел, Андрюшка, али поглупел? - рассмеялся император. - Ты сейчас и вообще в тридесятом царстве находишься, а пришел ты сюда в два шага. Для князя Артанского, когда он того хочет, и вовсе не существует расстояний. Прямо как в сказке - одна нога здеся, а другая уже тама. И неважно, скольких он за собой проведет - двух человек или целый полк. Не так ли, брат Серегин?
        - Именно так, Петр Алексеевич, - кивнул я, - в пределах уже разведанных миров можно ходить как угодно - вдоль или поперек, хватало бы магического фона. А в новые, еще неизвестные миры, дорогу нам может открыть только сам Создатель, когда дает задание по исправлению всего того, чему подлежит быть исправленным. И хорошо, что так, потому что заблудиться в нагромождении мировых линий гораздо проще, чем в трех соснах.
        - И что, - спросил Ушаков, - неужто так сразу, когда одна нога здесь, а другая там, возможно зараз отправить целый полк?
        - Да что полк, - отмахнулся я, - вот когда громили авар - так тогда мы из мира в мир вводили целый кавалерийский корпус в двенадцать тысяч сабель. Вот это было дело. А полк что - промаршировал через портал строем под барабанный бой с распущенными знаменами, и все тут…
        Павел Ягужинский тоже хотел что-то сказать, но Петр раздраженно махнул рукой.
        - Да ладно вам! Заладили, как бабы на базаре - что там, да как там, - прикрикнул он на своих соратников. - Если Артанский князь сказал, что проведет Семеновский полк в Москву за два шага - значит, проведет. И точка! Я тут узнавал уже, что не было еще такого случая, чтобы Сергей Сергеевич что-нибудь пообещал и не сделал. Так что, брат Сергей, давайте, не мешкая, отправимся к семеновскому полку и поднимем его в ружье. Дел у нас множество, и мешкать поэтому невместно. А что касается майора гвардии Шепелева, то ежели сослужит он мне службу как надо, то тогда обещаю из майоров гвардии перевести его сразу в генерал-майоры и дать ему под команду дивизию, в которую мы скоро развернем нынешний Семеновский полк. Пора и моим Верным девкам учить военное дело самым настоящим образом, а помимо того, рожать государству российскому таких чудо-богатырей, чтобы потом устрашилась вся Европа…
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ПОЛДЕНЬ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ МУДРОСТИ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        - Ваше Сиятельство, Анна Сергеевна, возьмите меня с собой, ну пожалуйста, я вам пригожусь!
        Я когда это услышала, то чуть не обалдела. Ну просто вылитая Елена Воробей, телевизионная недоделанная юмористка петросяновского пошиба. Можно сказать, привет из дома. Хотя звали докучливую девицу отнюдь не Еленой, и фамилия ее была не Воробей. Александра Александровна Меньшова, в просторечие Сашка. Та самая девка-замарашка, которую мы извлекли сюда вместе с умирающим Петром Вторым. Правда, сейчас она замарашкой быть перестала и стало видно, что это было совсем не ее естественное состояние. Так что первое впечатление о ней надо признать ошибочным.
        Если присмотреться, то видно, что платье свое девушка Саша носит с достоинством, а не как мешок с тремя дырками. Движения плавные и аккуратные, ступает не косолапя. На танцульках ее никто не видел, но это еще не показатель. Может, она шифруется, может, просто стесняется, а может, ее не отпускал строгий хозяин. Миловидный овал личика, розовые щечки, чуть тронутые местным загаром, васильковые глаза с поволокой, а пшеничная коса такая толстая, что я даже губы облизнула, представив, какую замечательную прическу можно соорудить из этих пышных волос до пят, никогда не знавших никаких хеден шолдерсов. И возраст у нее, наверное, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Сиськи, попка, щечки, губки и все, что положено, уже есть, а мозгов ни в каком виде еще нет. Но это не основание бросать человека на произвол судьбы. От большого счастья с нами не уходят, в основном это судьба полных сирот, вроде Асаль или Руби, которым нечего терять, кроме самой жизни, а приобрести они могут свободу, человеческое достоинство, чувство безопасности и еще много чего. Если эта Сашка просится с нами, то, значит, и ее дома не ждет
ничего хорошего. Еще один потерянный детеныш, которого требуется подобрать и обогреть.
        Кстати, во многих русских сказках это «возьмите меня, я вам еще пригожусь» частенько встречается, и ведь что характерно - эти случайные попутчики главному герою обычно пригождаются, да так пригождаются, что без них и вовсе бы ничего не вышло. Так может, и мне стоит повнимательнее присмотреться к кандидатке в «гаврики» и вынести о ней соответствующее непредвзятое решение? А вдруг и в самом деле пригодится девица Сашка? Но поскольку Сергей Сергеевич у нас категорически не приветствует котов в мешке, для начала эту девицу требуется подвергнуть всестороннему обследованию - кто она, откуда и чем дышит. По счастью, по своей, чисто медицинской части, Лилия Сашку уже осматривала и выдала заключение, что девица полностью здорова и для своего возраста гармонично развита. А это, опять же, говорит о том, что до самого последнего времени Александра жила во вполне комфортных условиях, не переутруждалась на тяжелых работах, не мерзла, не голодала и не подвергалась обычным для своего времени побоям. Одним словом, загадка; а там где загадка, там нужна и разгадка.
        - Погоди ныть, Сашка, - резко сказала я, - тебе еще никто не сказал «нет». Прежде чем я дам ответ, нам сначала требуется поговорить.
        Слезы у Сашки сразу высохли, и она изобразила на лице полное внимание и повиновение.
        - Я готова честно-честно ответить на любые ваши вопросы, Ваше Сиятельство, - закивала она головой, - честно-честно, на любые.
        - А ты и не сможешь, - суровым голосом произнесла я, - не ответить на мои вопросы или же солгать. Это просто исключено. Поэтому, если хочешь отправиться с нами, то лучше сразу рассказать мне, откуда ты родом, как твое настоящее имя и кто были твои родители. Обещаю, что мы не будем тебя наказывать за честные ответы, какими бы они ни были, но любая ложь будет наказана обязательно. Понимаешь?
        - Понимаю, Ваше Сиятельство, - снова всхлипнула Сашка, утирая нос, - я думала, что вы добрая, а вы вот как…
        - А я и есть добрая, - ответила я, - и не называй меня больше моим сиятельством. Вместо того лучше давай рассказывай. Чем скорее ты поделишься своей историей, тем быстрее все закончится. Обещаю, что я никому ничего не расскажу и все твои секреты для всех остальных так и останутся секретами.
        - И вы ничего не скажете ни Его Светлости Сергею Сергеевичу, ни государю императору? - с недоверием переспросила меня Александра.
        - Ничего и никому, Саша, - подтвердила я, - твои секреты останутся только твоими. Вашему государю вообще необязательно знать о том, что ты уходишь вместе с нами, а Сергею Сергеевичу я просто скажу, что ему беспокоиться незачем.
        - А если беспокоиться есть о чем? - упрямо произнесла Александра, - вы же еще не знаете, в чем там дело, а уже обещаете, что никому ничего не скажете…
        - Ладно, Саша, - сказала я, - не хочешь говорить, и не надо. Только вот путешествовать по мирам - а это не такое уж безопасное занятие - лучше всего вместе с людьми, которые доверяют друг другу целиком и полностью. Если не хочешь оставаться в своем мире - и не надо, найдем тебе теплое местечко на одной из нижних площадок. Хочешь, например, выйти замуж за тевтона или за древнерусского воина, или за дворянина времен Смуты? Любой доступный вариант может быть к твоим услугам, кроме одного. Если не можешь наскрести в себе храбрости и доверия, чтобы рассказать мне свою историю, то в верхние миры ты с нами пойти не можешь. Это однозначно, как говорит Сергей Сергеевич.
        Сашка посмотрела на меня своими мокрыми васильковыми глазами и глубоко вздохнула.
        - Ладно, Анна Сергеевна, так уж и быть, расскажу я вам все как на духу, - произнесла она, - но только ведь потом вы меня все равно прогоните, так что без разницы. Слушайте. Меня и в самом деле зовут Александрой, как я и сказала, но это только часть правды. Моим батюшкой является, то есть являлся, светлейший князь Римской Империи Александр Данилович Меншиков, а мать моя была домашнею прислугою, которую он обрюхатил от большой страсти, бо моя матушка в молодые годы была дюже красна, даже краше, чем я сейчас. Когда я родилась, матушка моя померла от горячки, а батюшка поклялся, что воспитает меня как свою дальнюю родственницу, благородную барышню, даст богатое приданое и выдаст за молодого офицера. А дальше, мол, все будет зависеть от меня. Сумею сделать мужа из поручиков генералом - стану генеральшей. Не сумею - до глубокой старости буду прозябать вместе с мужем в капитанских чинах в дальнем гарнизоне. Потом батюшка попал в опалу, но перед ссылкой в Березов сумел пристроить меня под чужим именем к во дворец анпиратору Петру Второму.
        Александра вздохнула и, покраснев, продолжила:
        - А дальше вы, Анна Сергеевна, все уже знаете. Молодой анпиратор, хоть был дурак дураком, но меня привечал. Завсегда звал постелю погреть. Ты, говорил, Сашка, сладкая, как медовый пряник. А тот, который сейчас вместо него внутри сидит, меня вовсе не примечает. Будто я для него пустое место. Злой он. Чуть что не так, как даст подзатыльник - аж искры из глаз…
        - Вот видишь, Сашенька, - сказала я, расчувствовавшись, - ничего такого, чтобы я стала относиться к тебе хуже. Ведь ты же не выбирала, где и как тебе родиться. А остальное - сущая ерунда, которая не помешает нам взять тебя с собой. Единственное, что я тебе скажу, так это то, чтобы ты пока не торопилась повторять тот женский опыт, который был у тебя с императором Петром. Однажды ты встретишь того человека, которому захочешь отдать всю себя, а отдавать уже будет нечего, потому что каждодневный блуд притупит остроту ощущений, и вот тогда ты почувствуешь настоящее несчастье; а впрочем, решать это уже тебе самой, я могу только советовать.
        - Спасибо, Анна Сергеевна, - в пояс поклонилась мне Александра, - за доброту вашу неземную да за хороший совет. Если бы вы знали, какая я сейчас счастливая! И все через вашу доброту. На сем позвольте откланяться, теперь мне надо побыть одной и хорошенько обо всем подумать.
        - Александра, - окликнула я девочку, - если можешь, приходи сегодня на танцульки. Если ты хочешь уйти вместе с нами, то развлекаться ты тоже должна как мы. По крайней мере, тебе пора начинать учиться этому нелегкому искусству.
        - Спасибо, Анна Сергеевна, - сказала Александра, - я обязательно приду.
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ВЕЧЕР. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, БАШНЯ МУДРОСТИ.
        АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА МЕНЬШОВА, СИРОТА 16-ТИ ЛЕТ ОТ РОДУ.
        Вообще-то нрав у меня всегда был спокойный. Едва ли на свете существовала такая вещь, которая могла бы меня сильно взволновать. С самого рождения я жила довольно скучной, неторопливой жизнью, не испытывая при этом особых потрясений. Я привыкла к такой жизни и считала, что так будет всегда - ну, по крайней мере, еще довольно долгое время, пока мой папенька сможет меня опекать. Потом он выдаст меня замуж и обязанность обеспечивать мое благополучное существование ляжет на моего супруга. Но однажды папенька попал в опалу и был отправлен в ссылку в Березов, а я пала ниже самой грязи. Последнее, что он успел сделать, это устроить меня горничной к малолетнему императору Петру Второму, при котором я была даже не полюбовницей, а служанкой и грязной дешевой подстилкой. Хорошо хоть Долгоруковы не дознались о том, кто я такая. Это были страшные люди, от всей души ненавидевшие папеньку; узнав, что я внебрачная дочь Александра Данилыча Меншикова, они бы меня просто уничтожили.
        Потом молодой император заболел оспой - и тот же час, опасаясь страшного поветрия, его покинули все те, кто вымаливал ранее милости у подножия трона этого мальчишки. Осталась я одна. Во-первых, мне некуда было идти. Во-вторых, я считала нечестным бросить его одного. Жалость ко всем болящим и страдающим - наша исконно русская бабья черта. Анпиратор умирал, и если бы он все-таки умер, меня бы, наверное, похоронили одновременно с ним, чтобы не болтала о том, как весь двор разбежался от ложа умирающего. Но потом явился Артанский князь вместе со своими людьми - и все перевернулось с ног на голову. Мой привычный мир рассыпался в прах, а вместо него образовалась пустота… И пустота это настоятельно желала быть заполненной.
        Кроме того, оказалось, что я сильно ошибалась, думая, что ничто не сможет взбудоражить мою душеньку. С тех пор, как я свела знакомство с людьми Артанского князя, я удивляюсь чисто каждый день. И не просто удивляюсь. Меня начали одолевать странные мысли и желания - мне нестерпимо захотелось быть похожей на этих людей… Мне хочется знать все то, что знают они. А самое главное - быть с ними, чтобы считали меня своей и приобщали к своим представлениям о миро… миро… мироздании. Этим словом люди Артанского князя называют все сущее, сотворенное Господом. Ведь оказалось, что об этом самом мироздании я ничегошеньки-то и не знаю, как и большинство людей, в каком бы из миров они ни жили… Словом, меня так тянуло к этим людям, что я набралась смелости и пошла прямо к самой княгине Анне Сергеевне. Ну а к кому еще могла я пойти, в самом деле? Правильно - только к ней, ведь я сразу почувствовала, что она добрейшая душа и не прогонит меня, а хотя бы выслушает.
        Но, честно говоря, было и немного страшно - а вдруг она мне откажет? И я сильно волновалась, когда начала разговор с ней. Но она хорошо меня приветила и с пониманием отнеслась к моему жалкому лепету… Наверное, я казалась ей глупышкой… Хотя почему казалась? С некоторых пор я и сама стала осознавать, что не блещу ни умом, ни сообразительностью. Раньше-то я о таких вещах как-то и не задумывалась…
        Так вот - явилась я к этой Анне Сергеевне, да и выложила ей всю правду про себя, как на духу. И она - вот радость-то! - сказала, что принимает меня в число своих подопечных… Ну, дала несколько мудрых наставлений, от которых мне не то чтобы стыдно стало, да просто поняла я, что неправильной была моя жизнь до этого… Но что все можно вполне исправить! И никто не осудит меня за мои прошлые грехи, в которых я искренне раскаиваюсь. Ох, ведь эта княгиня Анна Сергеевна - ну чисто ангел небесный! После разговора с ней у меня прямо на душе посветлело… Насколько Артанский князь Сергей Сергеевич суров, настолько Анна Сергеевна добра.
        Между прочим, пригласила она меня бал. Она, правда, это другим словом назвала, смешным таким - «танцульки» - ну то есть от слова «танцевать». Так вот, я и стала готовиться. Что я, балов не видела? Поучаствовать в них, правда, не довелось, но я способная к танцам весьма - и, если нужно, могу станцевать не хуже господ… Не зря ж втихую, когда одна-то оставалась, разучивала на паркете все эти па, воображая, что и я знатная и богатая особа, и что назначаю очередь своим кавалерам, и что все восхищаются моей грациозностью и искусностью…
        Но тут меня ждало несколько ээ… открытий. Нет, даже так - потрясений. Ну, начались они с того, что ко мне заявилась та самая… (эх, не советовал батюшка произносить это слово всуе, чтоб беду не накликать) ну, скажем так - рогатая барыня Зул. Она тут навроде графини, и ее побаивается даже цесаревна Лисавет Петровна, которая все же сподобилась выйти замуж за короля. Это госпожа Зул принесла мне одежду. Вот, говорит, тебе наряд для танцулек. Я, когда посмотрела на принесенное, решила, что это шутка такая. Где длинное платье с пышными рукавами, с кринолином, турнюром и множеством нижних юбок, тяжелое от нашитых украшений настолько, что барышня едва стоит на ногах? Вместо сияющего великолепия передо мной лежал скромный кусочек чего-то розового, судя по его размерам, больше похожий на панталоны. Но это оказалось платье! Платье! Подумать только - платье размером с панталоны… Короткое… Я долго сомневалась, что это и вправду верхняя одежда, чем рассердила госпожу Зул. «Ты видишь, в чем хожу я? - нахмурившись, спросила она, уперев руки в бока, точно злобная кухарка, - так вот - сие платье похожего покроя. Я
же ношу! А? Что ты там бормочешь? Ах, ты думала, что на бал другие платья положено надевать… длинные, ага… - она скептически осмотрела меня с ног до головы - я аж вся сжалась под ее пронзительным взглядом - и, хмыкнув, произнесла: - Знаешь что, милая моя, с твоим ножками просто грех носить эти ужасные длинные юбки… А ну-ка, быстро надевай и не спорь со мной! Я, между прочим, потратила много времени и усилий для того чтобы подобрать тебе это платье, а ты тут еще выделываешься!»
        Я мало что поняла из ее высказываний о грехе, но, поскольку я побаивалась этой госпожи Зул, то мигом натянула на себя это так называемое платье (срамота на лямочках - вот более подходящее название). Дьяво… тьфу, то есть госпожа Зул, осмотрела меня, попросила обернуться кругом, одобрительно улыбнулась, и затем подвела к зеркалу. «Ну что, разве ты выглядишь не восхитительно? - промурлыкала она, приобняв меня за плечи, и подергивая хвостом от удовольствия. - Ну скажи честно - ты же себе нравишься?»
        Ну что я могла ей ответить… Наверное, было бы слишком долго рассказывать о том, что я почувствовала себя в этом платье совершенно по-другому. Будто какая-то частица моей души внезапно освободилась от тяжкого груза… Как раз в этот момент, разглядывая себя огромном трюмо, я впервые ощутила, что на шажок приблизилась к «этим людям», на которых так хотела быть похожей. И таковой меня делало именно это платье - бледно-розовое, обтягивающее, чуть выше колен, без всяких там кружев, бусин и оборок. Я казалась в нем удивительно стройной и высокой… И я, покраснев от нахлынувшего счастья, только прошептала: «Да…»

«О, постой-ка, у меня же и туфли припасены!» - воскликнула дья… то есть госпожа Зул, и торжественно вынула из коробки пару странных туфель - кремового цвета и на чудовищно высоком каблуке… Впрочем, непроизвольно глянув на обувь самой госпожи Зул, я убедилась, что ее каблуки еще выше.
        Словом, я безропотно стала учиться ходить на этих каблуках - и очень скоро у меня это стало получаться (Зул сжалилась надо мной и что-то там наколдовала, после чего держать равновесие стало значительно легче). Ну и вообще - надев это платье, я стала стремительно меняться, и сама при этом ощущала ту скорость, с какой происходят эти перемены. «Я стану такой же, как они, - упрямо повторяла я себе, - я сделаю все для этого, я буду очень сильно стараться!»
        Настроив себя таким образом, я уже не сопротивлялась ничему - ни тому, как Анна Сергеевна и госпожа Зул наносили на лицо так называемый «макияж», ни тому, как мне делали прическу… И мне было крайне приятно (хоть и малость неловко) ощущать себя этакой важной персоной, будто бы и сама я какая графиня или княгиня… Все-все, что в результате этих действий произошло с моим внешним видом, мне понравилось. Я смотрела в зеркало и постепенно привыкала к себе вот такой - другой, непохожей на прежнюю, но зато похожей на тех, в чье общество я так настойчиво стремилась попасть…
        А когда сумерки упали на землю этого удивительного мира (тридесятого царства), мы все вместе отправились на бал, то есть на танцульки - я и те, кто занимался мной. Стараясь не показать себя неотесаной деревенщиной, я старалась не пялиться по сторонам, когда мы приближались к бальной площадке (или как назвать - «танцевальной»?). Удивительного было много, и мне стоило больших усилий сдерживать изумленные восклицания. И сердце радовала мысль, что я еще много раз все это увижу, и даже смогу и разглядеть, и потрогать…
        Ну, а сами танцульки меня просто потрясли. По сравнению с ними привычные мне балы, которые я так любила тайком наблюдать, казались мне теперь сборищем сонных и вялых личностей. Но как отплясывали на этих «танцульках»! Кстати, не было никаких музыкантов - музыка, казалось, звучит прямо из воздуха.
        Конечно, поначалу меня многое коробило (движения там и прочее), но я все время напоминала себе, что должна привыкнуть к подобным вещам… В основном танцы были быстрые. Но иногда начинала играть удивительная, волшебная, медленная музыка - и тогда принимались танцевать пары. Они двигались плавно и томно, и, казалось, были погружены в музыку и друг в друга… Странные танцы! Но для всех участников, конечно же, в них ничего странного не было. И что поразительно - женщины вполне могли пригласить на танец мужчин; да, собственно, в большинстве случаев так и происходило. «Не теряйся…» - шептал мне кто-то на ухо. Но для меня было немыслимо пригласить мужчину - я даже этого представить себе не могла. Естественно, от меня не укрылось, что женщины здесь имеют явное численное превосходство над мужчинами. И потому практически все кавалеры каждый медленный танец были заняты, а дамы, которые остались без пары, в это время стояли в сторонке. Мне даже в голову не могло прийти, что меня могут пригласить! Ну кто я такая? Тут так много блистательных женщин самого разного вида - разве кто-то из мужчин обратит внимание на
мою скромную персону?
        Но оказалось, что я ошибалась. Он появился передо мной совершенно неожиданно - так, что я даже вздрогнула.
        - Позвольте пригласить вас на танец, прекрасная незнакомка? - произнес он приятным баритоном и галантно подал мне руку…

6 ФЕВРАЛЯ (26 ГЕНВАРЯ) 1730 ГОДА. РАНЕЕ УТРО. САНКТ-ПИТЕРБУРХ, СЕМЕНОВСКАЯ СЛОБОДА.
        Ранним январским утром, когда за окном еще темно и не видать ни зги, кроме болтающихся на ветру масляных фонарей, тишину возле казарм Семеновского полка разорвал отчаянный барабанный бой. Неизвестный барабанщик с такой яростью выбивал «Алярм» (тревогу), что от этого боя только мертвый семеновец не вскочил на ноги и не принялся торопливо одеваться, ибо просто так «тревогу» не бьют. Вскочил со своего ложа и командир полка лейб-гвардии майор Степан Андреевич Шепелев. А барабан надрывался, торопя самых ленивых и недоверчивых. Алярм! Алярм! Алярм! Стряслось что-то такое, отчего им нельзя было досмотреть последних снов, и требовалось ни свет ни заря, кое-как одевшись, хватать фузею и выскакивать с нею на ветер и мороз.
        Выбежал на продуваемый всеми ветрами плац и господин лейб-гвардии майор. А там, в перетянутом в поясе полушубке поверх кафтана, рядом с двумя барабанщиками в унисон отбивающими тревогу - известный всему полку красавчик, полюбовник цесаревны Елисавет Петровны, прапорщик Алексей Шубин, который третьего дня взял отпуск для поправки семейных дел. Ясно же, какие у него семейные дела. Миловался, небось, со своей цесаревной в жарком месте на горячей печи, пока боевые товарищи морозили свои кости в караулах да на плац-парадах.
        Но не прапорщик Шубин был там главным. Главными были те господа, которые стояли в шаге позади прапорщика. Первым, с тростью наотмашь, стоял сам юный император Петр Второй, за ним плотной группой: матушка-цесаревна Елисавет Петровна, известный всем глава недавно распущенной Тайной канцелярии Андрей Ушаков, бывший генерал-прокурор Павел Ягужинский, бывший московский управитель и сын князя-кесаря Иван Ромодановский, а также все старые соратники и вернейшие слуги предыдущего императора Петра Великого. Присутствовал еще один господин с жестким выражением лица, одетый в иностранный мундир и имеющий внушительный вид бывалого вояки в высоких чинах. То ли енерал, то ли енерал-фельдмаршал.
        Господин лейб-гвардии майор даже перекрестился и всплакнул от избытка чувств. Если эти надежные и вполне приличные люди теперь являются приближенными молодого государя, вместо достойных всякого омерзения интриганов (вроде Долгоруковых и Голицыных, думающих только о своей мошне и положении в обществе), то значит, дело теперь пойдет. Тем более что шеф семеновского полка, президент военной коллегии Михайло Голицын был давеча найден в домике цесаревны Елисавет Петровны в преужаснейшем состоянии - с головой, вдребеги разнесенной пулей, выпущенной из пистолета, ствол которого оказался засунут ему в рот. Ужаснейшее деяние и великий смертный грех для христианина - самому покончить счеты с жизнью, и вдвойне ужасное из-за того, что хоронить теперь его можно было только в закрытом гробу и за пределами кладбища, как и положено хоронить самоубийц.
        При этом лейб-гвардии майору Шепелеву было совершенно неважно, что пойдет и куда пойдет, главное, чтобы прекратилось это ощущение всеобщего застоя, от которого в последнее время, как удалили Александра Даниловича Меншикова, стало нести зловонным ароматом тухлой гнили. Выдернув из ножен шпагу и вздев ее в салюте в темные метельные небеса, командир Семеновского полка проорал во всю луженую глотку: «Виват императору!» - и торопливо строящиеся семеновцы откликнулись на этот клич дружным кличем, который подхватило мечущееся между казармами эхо: «Виват… ват… ват… ват…»
        Молодой император в ответ на это признание в приязни и любви только довольно осклабился. Да, есть еще порох в пороховницах. Но не семеновским полком единым, как говорится, будет держаться теперь его царство. Чуть позади сопровождавших его соратников, освещая себя трепещущими на ветру факелами, стоял плотный строй солдат вполне гренадерской комплекции, в почти таких же мундирах, как и у семеновцев; точно так же ровен был их строй, так же вздеты на плечи фузеи и чуть набекрень посажены треуголки. Но вот один из самых глазастых (и молодых) солдат из задних рядов, углядевший нечто, видное только ему одному, воскликнул тонким юношеским фальцетом: «Братцы! Да это же бабы!» и строй семеновцев загудел, переваривая эту новость.
        Лейб-гвардии майор Шепелев обернулся и, перекрикивая барабаны, рявкнул: «А ну, цыц, шельмы!», одновременно погрозив семеновцам покрасневшим от холода кулаком. Кулак у майора был тяжел, и многие солдаты неоднократно испытывали его воспитательное воздействие на своих мордах и ребрах. Как даст больно, так сразу и загнешься!
        Впрочем, данная выходка не имела дальнейших последствий, потому что как раз в этот момент юный император сделал шаг вперед и заговорил:
        - Господа семеновцы, друзья мои и братцы! Сегодня, в трудный для Отчизны час, когда злобные изменщики из Тайного Совета, обуянные безумием, решили отстранить от власти меня, вашего законного императора, и посадить на мое место вечно голодную курляндскую герцогиню, ограничив ее в правах, чтобы самим, самым противоестественным образом править государством российским, созданным трудами моего деда Петра Великого, попустите вы такое непотребство или встанете как один рядом со мной, чтобы отстоять государство российское от тянущихся к нему жадных рук разных проходимцев?
        - Солдаты и офицеры семеновского полка, - звонким голосом поддержала императора Елизавета, - не вы ли называли меня матушкой и клялись пойти за мной в огонь и в воду?! Так поддержите же законные притязания нашего юного государя Петра Второго, чтобы правил он государством российским по закону отцов и дедов, а не по новомодным измышлениям разного рода безумцев.
        - А как же ты, матушка?! - эмоционально воскликнул одни из солдат. - Неужели ты решила нас покинуть и уйти в монастырь?
        - Или выйти замуж за этого лопуха Лешку Шубина, - донесся еще один, на это раз ехидный выкрик, - чтоб у него морда от счастья поперек треснула!
        - Моя судьба теперь действительно выйти замуж, - ответила Елисавет Петровна, - но не за прапорщика Шубина, которому суждена другая невеста, а за заморского государя, для того, чтобы стать для его подданных законной королевой! Но государство российское находится в опасности, а посему я прошу вас поддержать законного императора Петра второго и не дать господам из Верховного Тайного Совета одержать над ним торжество, надругавшись над законом отцов. Знайте же - они и меня хотели убить и только чудом чудесным и промыслом господним, при помощи князя Великой Артании, мне удалось спасти от них свою жизнь.
        После этого сообщения в рядах семеновцев прошел тяжелый гул; цесаревну в полку любили и считали своей креатурой в случае выдвижения на царство, одновременно сетуя на ее политическую вялость и аморфность. Ну не желала цесаревна становиться российской императрицей - и все тут, отчего с радостью ускакала замуж за сто двадцать пять лет тому назад. А то, что омоложенный Генрих оказался красавчиком и ловеласом, стало всего лишь приятным бонусом к французскому замужеству. Но перед отъездом она была совсем не прочь, во-первых, закрыть свои долги перед Артанским князем, который предоставил ей такую блестящую возможность; а во-вторых, помочь дорогому папеньке одержать первую победу в его второй жизни. А почему бы и нет - назло гадким Голициным и Долгоруковым, которые уже списали ее и приговорили к смерти. Аминь!
        - Веди нас, матушка, - пылко воскликнул первый солдат, - и мы порвем штыками любого, кто скажет тебе хотя бы дурное слово. Но только скажи нам, как мы попадем в Москву, ведь Верховный Тайный Совет заседает там, а мы находимся здесь - в Санкт-Питербурхе? Пешего же ходу и летом-то до Москвы три недели, а зимой будет и весь месяц и неделя в хвостиках… Али, матушка-цесаревна, энти самые Верховники сами к нам собрались?
        Неожиданно заговорил сам император.
        - Пешего хода зимой от Москвы месяц и неделя, это ты правильно сказал. Конным ходом, ежели не менять лошадей на станциях, это расстояние можно покрыть за две недели. Ежели менять лошадей и загонять их насмерть, то за три дня, а вот Великий Артанский князь Сергей Сергеевич сможет провести вас туда за один всего лишь шаг…
        - Енто как, государь? - озадаченно спросил все тот же голос. - Как в сказке - кажному семеновцу по паре сапог-скороходов?
        В ответ Артанский князь мрачно усмехнулся и, глядя прямо в глаза строю семеновцев, вытянул из ножен свой меч бога справедливой оборонительной войны, который тут же залил все вокруг своим белым светом.
        - Ой! - заголосило несколько глоток в строю семеновцев, - Господи, царица небесная, спаси нас и помилуй, грешных, за грехи наши великие и ужасные…
        - Цыц, курвы! - забывшись, голосом Петра Великого рявкнул юный император, - Артанский князь не убивать вас, глупых, собрался, а всего лишь сделать вам ход на Москву. Продолжайте, Сергей Сергеевич…
        После этих слов Артанский князь сделал шаг в сторону и, отвернувшись от строя семеновцев, описал мечом почти полный огненный круг. Раз - а в этом кругу уже какая-то московская улица и на фоне занимающегося рассвета знаменитые кремлевские башни, которые ни с чем не перепутаешь.
        - Все, господа, готово, - сказал Артанский князь. - А теперь поротно, колонной по четыре под барабанный бой, шагом марш!

6 ФЕВРАЛЯ (26 ГЕНВАРЯ) 1730 ГОДА. ПОЛЧАСА СПУСТЯ. МОСКВА, ТВЕРСКАЯ УЛИЦА, ВОСКРЕСЕНСКИЙ МОСТ.
        Зимой рассвет наступает поздно, но розвальни с товаром еще затемно тянутся к местам торжища, расположенного по обоим берегам реки Неглинной. Говяжьи, бараньи и свиные туши, битая птица всех видов, мороженая рыба, яйца, мед, мука, моченые яблоки и квашеная капуста, а также прочий продукт для прокормления ненасытных барских и купеческих желудков. Уныло скрипит под полозьями снег, обозные мужики, поглубже натянув на уши шапки, угрюмо топают по утоптанному снегу рядом с санями. Вылетают клубы пара из конских и человеческих ртов. Им надо успеть доставить товар к тому моменту, когда по торжищу начнут ходить дебелые кухарки, выбирая продукты для приготовления бараньего бока с гречневой кашей или жирных пирогов с соминой. Не все обозы из ближних подмосковных деревень. Вот идут записанные за монастырем мужики-архангелородцы, а на санях у них мороженая беломорская рыба навага, а также короба с брусникой, клюквой да морошкой. Кто чем богат, тот с тем и явился в стольный город, которым после смерти Петра Великого снова стала древняя патриархальная боярская да купеческая Москва.
        И вдруг посреди всего этого унылого торгово-чревоугодного благолепия - барабанный бой, срывающий с крыш и деревьев стаи ворон, слитные звуки поступи идущего в ногу гвардейского полка, скрип снега, уминаемого тысячами солдатских сапог. Мужики подают свои сани к обочине и, крестясь, оборачиваются назад. А там, под распущенными знаменами, под барабанный бой сомкнутыми рядами шагает Семеновский гвардейский полк. Сытые лица солдат сосредоточенны и угрюмы, фузеи ладно лежат на крепких плечах, офицеры зыркают по сторонам глазами, положив ладони на эфесы шпаг.
        А впереди колонны - спаси и сохрани нас Пресвятая Богородица! - шагает худенький мальчишка в офицерском семеновском мундире, и рука его решительно сжимает эфес обнаженной шпаги. Посмотришь одним глазом - вроде бы вполне себе безвредный император Петр Второй; а посмотришь другим глазом - и видишь, что Петр-то он Петр, да только не Второй, а Первый, тот самый, который Великий. Повадки-то никуда не денешь, как и ту решительность, с которой молодой человек вышагивает впереди полка. И обнаженная шпага в руке, и сардоническое выражение лица и злая поступь (совсем не свойственные прежнему Петру Второму - юноше робкому и даже трусоватому, и оттого постоянного прячущемуся за спину друга Ивана), наводили на мысль, что этот человек совсем не тот, за кого он сейчас себя выдает.
        Вот и встают над Москвой кровавые признаки утра стрелецкой казни, а мужики, узревшие это явление воскрешенного «чертушки» народу, сдергивая с голов шапки, с размаха падают коленями в снег, при этом не переставая креститься и бормотать молитвы. Но юноша, шагающий впереди полка, не обращает никакого внимания на эти знаки почтения, перемешанного с мистическим ужасом. Сейчас ему не до этих мужиков, их перепуганных лиц и возносимых к небу молитв, которых все равно никто не слышит, потому что Небесный Отец - он же Творец, он же Создатель, для мусульман он же Аллах, для христиан он же главное лицо Пресвятой Троицы - уже принял решение и сделал ставку. Рядом со старым-новым царем так же решительно шагает человек, тоже достаточно известный в местной Москве. Слухи о визите заморского Артанского князя к Долгоруковым, с последующим побиением ногами до полусмерти многочисленной дворни, разошлись по столице очень широко.
        После того случая все знали, что злить этого человека обойдется себе дороже; и вот ведь что самое позорное - били дворовых Долгоруковых девки-богатырки, били да приговаривали, что не лез бы ты, холоп, туда, куда тебя не просят, тогда и чуб у тебя не трещал бы. Правда, при всем при этом у Артанского князя была репутация милостивца, потому что били его богатырки больно да аккуратно, никого при это не убили и даже не покалечили. Уже к вечеру все побитые, охая и морщась от боли, ходили своими ногами, а вызванный для осмотра заморский доктор Блюментрост подтвердил, что серьезных повреждений организмам не нанесено, и что били их больше для острастки, чем из желания убить.
        На переброшенном через Неглинную каменном Воскресенском мосту, соединяющем Белый город с Красной площадью, семеновцев ожидало стоящее в карауле капральство преображенцев (примерно взвод). Седой капрал, помнивший, казалось, еще битву при Полтаве, судорожно вздохнул и приказал преградить путь. И пусть одно капральство не задержит целый полк даже на минуту, но у капрала был приказ не пропускать молодого императора в Кремль, отданный Верховниками еще тогда, когда настоящий Петр Второй бесследно исчез со смертного ложа. Вот так из-за неразумно отданного, а затем не отмененного приказа обычно и начинаются Смуты, междоусобицы и гражданские войны.
        Но Петру Великому было совсем не с руки смотреть на то, как его семеновцы убивают его же преображенцев, и наоборот. Сделав несколько шагов, он остановился перед щетиной наставленных на него багинетов, после чего произнес короткую, но пылкую речь, в ходе которой у преображенцев тоже что-то екнуло в грудях и щелкнуло в головах. Гвардейские полки создавались Петром Великим еще и для охраны его персоны в случае каких-либо происшествий - вроде стрелецких бунтов или боярских заговоров, и солдаты туда подбирались не только по благообразию лица, росту и физической силе, но в первую очередь исходя из личной преданности к монарху, основателю империи. И вот когда из-под внешности смазливого мальчишки-хлыща вдруг начал проступать знакомый образ, солдаты-преображенцы сначала опустили стволы фузей вниз, а потом решительно вскинули их на плечо и расступились, освобождая семеновцам и императору дорогу к Красной площади и Кремлю. И даже более того - когда Семеновский полк прошел через мост, преображенцы снялись с поста, построились в колонну и направились в Преображенское, в казармы полка с приказом Петра быть
Преображенскому полку в Кремле при командире, всех регалиях и артиллерии. А буде командир не пожелает идти, так привесть его силой. А командиром у преображенцев был генерал-фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков. Это был третий деятель среди Верховников из этого семейства, правда, державшийся чуть наособицу от остальных интриганов, носивших эту фамилию. В свое время Василий Владимирович успел пострадать от руки Петра Великого за то, что входил в окружение опального царевича Алексея. В итоге родному сыну за попытку заговора Петр отрубил голову, а генерала-фельдмаршала Долгорукова лишили всех чинов и званий и сослали с Соликамск, откуда он был выпущен только после смерти самодержца. И вот теперь опять и снова все возвращалось на круги своя.
        При этом не стоило беспокоиться о том, что один из Долгоруковых повернет штыки преображенцев против императора. Во-первых - настроения в полку для такого были малоподходящими. Во-вторых - Серегин сам положил глаз на этого человека и изъял его из Москвы еще два дня назад, переправив в мир Славян, где пора было превращать разрозненные дружины в боеспособное регулярное войско. Нельзя сказать, что Василий Владимирович был сильно доволен этим перемещением, но верительная грамота в виде меча архистратига Михаила и весьма зловонное дело о поддельном императорском завещании сыграли свою роль, и князь теперь труждался на благо Великой Артании не за страх, а за совесть.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:В своих записках испанский посол герцог Лирийский сообщал о генерале-фельдмаршале Василии Владимировиче Долгорукове следующее:
        - Человек умный, храбрый, честный и довольно хорошо знающий военное искусство. Он не умел притворяться и часто доводил искренность до излишества; был отважен и очень тщеславен; друг искренний, враг непримиримый; нельзя сказать, чтобы он ненавидел иноземцев, но и не жаловал их слишком. Он жил благородно, и я поистине могу сказать, что это такой русский вельможа, который более всех приносил чести своему отечеству…
        Таким образом, в самый критический момент Преображенский полк оказался обезглавлен, Верховный совет, в котором зияли огромные бреши - тоже, и поэтому, когда с крыльца московского дворца провозгласили начало самовластного правления императора Петра Второго и были изданы указы, возвращающие старых соратников на прежние посты, то возражать против этого было уже некому. При этом сразу были арестованы князь Дмитрий Голицин и Остерман, с ходу попавшие в жернова возрожденной тайной канцелярии. Князя Василия Лукича Долгорукова везде искали, но никак не могли сыскать. В результате этот Тайный совет оказался укомплектованным исключительно старыми соратниками Петра Великого, что развязывало тому руки в его дальнейших действиях по захвату неограниченной власти в Российской Империи.

7 ФЕВРАЛЯ (27 ГЕНВАРЯ) 1730 ГОДА. ПОЛДЕНЬ. МОСКВА, НИКОЛЬСКАЯ УЛИЦА, ДОМ 13.
        МОЛДАВСКАЯ КНЯЖНА В ИЗГНАНИИ МАРИЯ ДМИТРИЕВНА КАНТЕМИР.
        Если бы кто-то мог заглянуть в мое сердце, он наверняка был бы поражен тому, что в нем все еще тлеет огонь… Теплится угольками и никак не угаснет, хоть и пора бы. Окружающие не подозревают об этом; они видят только лед - лед сдержанности и благопристойности. Но жар, что горит в моей груди, продолжает сжигать меня, и я давно оставила всякие попытки пригасить его. Да, собственно, какие попытки? Такой уж я человек, что не могу просто отпустить то, что уже проросло во мне, что навек переплелось с моей сущностью, что изменило меня и привнесло в мою жизнь смысл и наполненность. Пусть и было все это спряжено со страданиями, и с несбыточными надеждами, и с жестокими разочарованиями, но оно возносило меня на вершины счастья, доступного мало кому из смертных…
        Мне тридцать лет, но когда я смотрю в зеркало, то не вижу признаков той зрелой дамы, которой я должна бы уже стать подобно многим своим сверстницам. Взор мой по-прежнему ясен, лоб гладок, лицо хранит очертания четкого овала. Наверное, это действие того огня, что струится по моим венам… Не знаю, буду ли я столь свежа и через десяток годов, но сейчас некоторые очень удивляются, узнав мой возраст. Впрочем, я вовсе не думаю об этом. ОН все равно не вернется ко мне уже никогда…
        Я могла бы устроить свою жизнь. Но это было бы обманом. Обманом себя и того человека, который будет рядом. Ведь душой я все еще с НИМ… Эта любовь будет со мной навеки. Жаркая, страстная, с горьким привкусом полыни и запретного счастья… Мечты, которые так и не сбылись, всегда будут тревожить меня грезами о прошлом…
        Неделю назад мне приснился весьма странный сон, который все никак не идет у меня из головы. Мне снился ОН. Будто я бегу навстречу друг другу по узкой и безлюдной улице. Я вижу издалека, как он шагает мне навстречу - ах, ведь его невозможно не узнать в этом его любимом зеленом мундире офицера-преображенца. Широкий решительный шаг, шляпа-треуголка, трость на отлете и торчащие в стороны, как у возбужденного кота, усы. И сердце пташкой трепещет в моей груди, дыхание сбивается, и бьется мысль в голове: «Быстрее! Быстрее!», словно если я промедлю, он исчезнет и наша встреча не состоится… Но он не исчезает - он все ближе и ближе; за его спиной закат, и тень от его высокой фигуры уже укрыла меня… И вот мы сблизились, и между нами осталось всего несколько шагов… Теперь, стараясь сполна насладиться тем мигом, что отделяет нас от прикосновения, мы идем медленно… Я вижу его счастливое лицо, сияющие глаза… Он какой-то другой, и я не сразу понимаю, в чем дело.
        Внезапно с изумлением осознаю, что он… молод. Он не такой, каким я знала его. Святые угодники! Его лицо - лицо юноши… Таким он был, вероятно, в отрочестве, когда меня еще не было на свете. Я застываю на месте, и он тоже. Между нами - полшага. Жадно его разглядываю, и, наверное, замешательство ясно написано на моем лице вместе с удивлением и восторгом. Его губы неслышно шепчут, и я читаю: «Это я…» «Я знаю, что это ты…» - шепчу в ответ. Он другой. И лишь глаза его - пронзительные, горящие, умные - остались прежними. У юношей не бывает такого взгляда - тяжелого от груза прожитых лет и в то же время мудрого и все понимающего…
        Я медленно поднимаю руку, чтобы прикоснуться к нему… Вот сейчас я смогу ощутить тепло его тела… Но что это?! Моя рука натыкается на невидимую преграду. Я отдергиваю руку и снова делаю попытку - но невидимая стена не дает мне к нему прикоснуться! И мрак отчаяния, словно темный ил, поднимается во мне, и хочется кричать, плакать, разбить эту стену… Он тоже пытается прикоснуться ко мне - но этому опять мешает проклятая преграда! Я кричу. Бью по этой невидимой стене… Пытаюсь разбить ее кулаками, плечами. И когда я устаю от этих бесплодных усилий и поднимаю на него полные слез глаза, то вижу, что он смотрит на меня с грустной улыбкой и качает головой. Его губы что-то произносят, но я не слышу ни слова. И тогда он поднимает руку в благословляющем жесте… Наверное, он произносит молитву. А потом… он разворачивается. «Нет! Нет! Не уходи!» - кричу я и снова бросаюсь на стену, но он меня как будто не слышит. Он медленно удаляется; вскоре его фигуру окутывает бледный туман, и он исчезает в этом тумане… Я беспомощно сползаю вниз, и замираю там, на земле, охватив колени руками. Затем я зачем-то вновь пытаюсь
пощупать невидимую стену. Но ее уже нет! Я вскакиваю на ноги. Прислушиваюсь. В вечернем сумраке тихо, но вполне отчетливо звучат удаляющиеся шаги. ЕГО шаги… И у меня возникает побуждение броситься, догнать… Но я этого не делаю. Все мое существо охватывает невесть откуда взявшееся убеждение, что этого делать не стоит. И я постепенно успокаиваюсь. Тихая, убаюкивающая музыка звучит где-то в моем сознании, пока шаги окончательно не затихают…
        И потом я проснулась.
        Долго, лежа в постели, я пыталась понять, что же означает этот удивительный сон. И странные мысли лезли мне в голову… Мой взбудораженный сонный разум выдавал совсем уж нелепые мысли. ОН и раньше, бывало, снился мне, но те сны выдавали лишь мою тоску, мои воспоминания и сожаления. Но на этот раз все было по-другому. Сон этот, несомненно, что-то означал…
        Мне припомнилось, как я страдала первые два года после ЕГО внезапной смерти. Ведь я была бесконечно счастлива, что он вернулся ко мне. Ситуация складывалась так, что после того, как блудливая кошка Екатерина загуляла с красавчиком Вилли Монсом, я вполне могла стать его женой. Для этого мне всего лишь нужно было родить сына, нашего с ним сына, плод нашей любви, ведь ОН у меня был не только первым, но и моим единственным мужчиной. Я думала, что это будет справедливым возмещением всех моих страданий, но смерть, безвременная смерть - сначала нашего прежде срока родившегося мальчика, а потом и ЕГО, все переиграла… Я была совершенно потеряна, сама себе я напоминала разбитый на мелкие кусочки сосуд, который уже не склеить…
        Тогда первый раз мне в голову пришла мысль уйти в монастырь (после она посещала меня еще не раз). Хотелось понять Божью Волю, чтобы смириться с ней… Я терзалась тогда, не могла есть, и брат мой все вздыхал и приглашал докторов, которые, конечно, знали причину моей меланхолии, но не говорили об этом вслух. Они прописывали порошки, которые я не пила. И спасала меня тогда только поэзия… Как много трагических любовных поэм на французском, итальянском и греческом языках перечитала я заново в тот период, как много открылось мне! Сопереживая героям, я находила в себе сходство с ними… Таким образом мне удалось справиться со своей болью. Никого я не принимала в то время, ни с кем не общалась. Мои переживания были для меня чем-то священным, возвышенным, куда не следовало пускать посторонних.
        Единственным человеком, который меня понимал, и которому я могла довериться, была ЕГО внучка, великая княжна Наталья Алексеевна. Она сама, еще совсем юная девочка, всячески утешала меня и была опорой в тяжелые времена. Некрасивая лицом, она была чрезвычайно хороша своей прекрасной душой, являясь средоточием ума, доброты и милосердия. Но чуть больше года назад, в возрасте четырнадцати с небольшим лет, великая княжна Наталья Алексеевна после тяжелой и продолжительной болезни преставилась от чахотки. Тогда плакали все* - от ее царственного младшего брата, молодого императора, до последнего обозного мужика, привозившего на Москву мороженую рыбу.
        ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: * Испанский посол при российском дворе герцог Лирийский рассказывает о ней в своих записках:
        Великая княжна Наталия, сестра Петра II, была украшена всеми возможными добрыми свойствами. Она не только не была красавицею, а напротив, дурна лицом, хотя и хорошо сложена; но добродетель заменяла в ней красоту: она была любезна, великодушна, внимательна, исполнена грации и кротости, так что всех привлекала к себе. Она совершенно говорила на французском и немецком языках, любила чтение и покровительствовала чужестранцам. Все это заставляло воссылать теплые к небу молитвы о ее долгоденствии, но Всевышнему угодно было отозвать ее к себе, после долговременной болезни, 4 декабря 1728 <года.>, на 15 <-м.> году ее жизни. Смерть ее оплакали и русские, и чужеземцы, знатные и бедные.
        Но прошло время, и моя душа воспрянула. Я решила, что буду заниматься благотворительностью и много молиться. И вправду, от этих занятий мне становилось легче. И даже стало казаться, что я замолила свои грехи…
        Грехи! Главным грехом моим была любовь. Против моей воли мне вспоминалось, как все начиналось; я не в силах была отогнать прочь эти воспоминания… ОН появился в моей жизни - властный, решительный и упрямый, когда мне было двадцать лет, а я была тогда набожной и робкой… Но любовь к нему раскрепостила меня и открыла восхитительные вещи… И тогда я стала смелой и перестала бояться гнева Господня. Но возмездие за мою гордыню пришло очень скоро. Мой ребенок, мой сын… ЕГО сын… Малыш родился и сразу же умер, мне даже его не показали… И все сразу рухнуло, включая мои честолюбивые мечты стать для НЕГО единственной и неповторимой женщиной. Тогда я плакала ночами, заливая слезами подушку, но ничего уже нельзя было поправить, по крайней мере, так мне казалось тогда.
        Последующие годы я старалась не думать о НЕМ. Я уже поняла, что Екатерина опасна, словно гремучая змея, и пока она является его законной супругой, мне рассчитывать не на что. Когда по прошествии четырех лет он вновь пришел ко мне, я опять не смогла устоять. Теперь все мне казалось возможным, так как ОН собирался развестись с ней, уличив в измене. О, ведь он действительно любил меня! Я была для него особенной. Я остро ощущала это - как в минуты близости, так и в те часы, когда мы были не вместе - это и была та магнетическая связь, что соединяет избранных…
        ОН умер внезапно - и снова все рухнуло, теперь уже окончательно. Все чаще меня посещали мысли о том, чтобы посвятить свою жизнь Богу. Впрочем, я знала, как этому отнесется любимый братец Антиох, считавший себя ярым атеистом (да и прочая моя родня), и потому решила отложить принятие решения на неопределенный срок, а пока просто жить, надеясь на то, что однажды все образуется само собой…
        И вот настали дни, которые иначе еще именуются временами перемен. ЕГО внук, юный император Петр Второй, тяжело захворал черной оспой, и все мы ждали его смерти со дня на день. Что будет потом, не ведал никто. Законного наследника не было и не предвиделось. Верховники (члены Верховного Тайного Совета) хотели посадить на престол Курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, ограничив ее власть кондициями, рассчитывая, что новая императрица будет царствовать, а эти знатнейшие и богатейшие вельможи России будут править. Мой братец Антиох резко возражал против такого государственного устройства, называя его противоестественным, но кто же будет слушать двадцатилетнего юнца.
        Ну а потом случилось невероятное. Болящий император внезапно пропал из своей опочивальни и его нигде не могли сыскать. Одни слуги говорили, что лежащий при смерти мальчик встал, сам оделся и ушел, как он сказал, к сестре Наталье, но этой лжи никто не верил. Другие рассказывали, что его похитил некий Артанский князь. По рассказам одних тот князь выходил сущим ангелом господним, а другие расписывали его как настоящее исчадие ада. Одним словом, слухи, которые ходили по Москве последние несколько дней, были весьма противоречивы и головокружительны. Антиох рассказывал, что тот же Артанский князь являлся к Верховникам и грозил им сияющим мечом, обещая кары Господни за их интриги. На престоле, мол, будет сидеть Петр Алексеевич Романов, и никто другой. А тот, кому это не нравится, должен заранее написать завещание и приготовить корзину для своей головы. Канцлер Головкин через такой визит, к примеру, сразу, не дожидаясь кар, преставился злой смертию. Апоплексический удар. Видно, совсем совесть была нечиста в этом человеке. Еще слуги болтали о том, что живет Артанский князь в тридевятом царстве, тридесятом
государстве, в стране, где деревья растут до неба, и что есть в том царстве источник живой и мертвой воды, а также диковинные звери и все прочее, что положено по народным сказкам.
        Что-то подсказывало мне, что дело тут совсем нечисто, и я старалась исподволь расспрашивать всех своих знакомых и слуг о том, что нового слышно о императоре Петре Втором. И вот вчера утром истопник, пришедший для того, чтобы протопить печи в нашем доме (обязательная процедура утром и вечером), после преподнесенной мной стопки взволнованно рассказал, как он был свидетелем вступления в город Семеновского полка, возглавляемого стремительно шагавшим впереди юным императором:
        - Ух, барыня, а глаза-то у молодого государя ну точно как у деда у ихнего, у Петра I; как зыркнет - так и замираешь, аки статуй, ажно пошевелиться боязно! Ну, государь-то наш статью на деда прежде мало похож был - прости меня Господи, вьюнош тщедушный. А нынче-то, гляди-кося, походка у него изменилась - ну точно дед это идет размашистым шагом… Словом, барыня, истинно чудо то господне - не иначе как дух нашего великого анпиратора вселился в молодого государя… Вот ей-Богу, не вру, барыня, на Москве все уж говорят про то…
        А вчера вечером у меня был обстоятельный разговор с братцем Антиохом, который сказал, что сегодня утром в наш дом должен пожаловать сам император Петр Второй в сопровождении Великого Артанского князя, чья персона последнее время интриговала всю Москву, вызывая самые невероятные слухи. Словом, накал моего любопытства достиг предела кипения. Я просто места себе не находила в доме и металась то к зеркалу поправить прическу, то на кухню - отдать распоряжения. Антиох при этом старался меня успокоить.
        - Ты так волнуешься, сестрица, словно ОН сам воскрес и теперь должен пожаловать в наш дом… - заявил он, внимательно глядя на меня. - Не слушай глупые сплетни, сестрица, не береди свое сердце; из загробного мира еще никто не возвращался… Просто юный недотепа, глянув в глаза смерти, наконец-то взялся за ум. Пора ведь уже!
        Я машинально кивала в ответ на его слова, но на самом деле совсем не слушала своего брата, поглощенная своими собственными размышлениями. Ну почему я так волнуюсь? Братец прав, тысячу раз прав. И все же какое-то смутное предчувствие никак не желало покидать меня. И постоянно в мыслях виделся ЕГО образ - эта его горделивая усмешка и взгляд, направленный прямо в душу… «Ну что, душа моя… - слышался мне его голос, - всякие чудеса случаются; глядишь, и свидимся мы с тобой - не на этом свете, так на том…»
        И я вздрагивала и оглядывалась, и пыталась прогнать наваждение; но через некоторое время оно возникало снова… Наконец мне все же пришлось выпить анисовых успокоительных капель, и они хоть немного, но помогли мне успокоиться и перестать метаться по дому подобно вспугнутой летучей мыши.
        У подъезда послышался скрип полозьев подъезжающего возка и топот копыт лошадей конного конвоя. Брат встал и, вновь окинув меня внимательным взглядом, пробормотал:
        - Приехал… Право, сестрица, не стоит тебе так волноваться…
        Он вышел встречать гостей, а я истово перекрестилась - как будто от того, что произойдет сейчас, будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь. Потом в сенях раздался шум, стремительные шаги, и через некоторое время в гостиную вошли четверо - юный государь Петр Второй, гладко выбритый мужчина средних лет в иностранном военном мундире, московский управитель Иван Ромодановский и генерал-прокурор Павел Ягужинский.
        От чрезмерного волнения у меня перед глазами мелькали черные точки, но тем не менее мой взгляд сразу остановился на молодом императоре, который вошел размашистым шагом, крепко сжимая в руке трость. Лицо его разрумянилось с мороза, глаза блестели, а над верхней губой четко угадывались ниточки только начавших пробиваться тоненьких усиков. Прежний Петр Второй никогда не выказывал желания отпустить усы, а тут не прошло и нескольких дней с момента таинственного исчезновения юного императора - и вот, пожалуйста… Мое сердце трепыхнулось, в горле перехватило; я, кажется, перестала дышать и была на грани обморока… Он посмотрел мне прямо в глаза. И там отчетливо читалось: «Ну, здравствуй, душа моя… Вот и свиделись…» И ничего я больше не замечала, кроме этих глаз. Безусловно, люди были правы - в юном императоре, вошедшем в нашу гостиную, от прежнего Петра Второго осталась только внешняя оболочка, и даже она успела поразительно измениться…
        Я поморгала. Неужели я схожу с ума?! Мне не хватало воздуха; наверное, я побледнела, а тем временем требовалось подойти и поздороваться с вошедшими, проявив подобающее гостеприимство.
        Усилием воли собравшись, я подошла и, присев в книксене, оказала гостям все необходимые в данном случае любезности. Ощущение чуда еще больше усилилось, когда я подошла к НЕМУ почти вплотную. Но ОН - а это, несомненно, был ОН - очевидно, не желая меня больше смущать, надел на себя маску сдержанной вежливости, и только его взгляд, встречаясь с моим, горел огнем, свойственным только одному человеку на свете… Из этих глаз глядела душа того, великого Петра, душа моего возлюбленного, душа отрады моего сердца и моего первого и единственного мужчины… И это не было мороком или ошибкой. Я прекрасно знала и помнила юного Петра-внука - мальчишка не обладал и сотой долей той силы характера, которая была свойственна его деду…
        Ошеломленная чувствами от осознания реальности случившегося чуда, я не сразу обратила внимание, что спутники Петра имеют весьма загадочный вид, словно собираются сообщить некую потрясающую новость. Когда все же это дошло до моего сознания, я увидела, что и братец мой, весьма обескураженный, во все глаза смотрит на молодого императора. И только хорошее воспитание не позволяло ему подобно мужику встать столбом посреди гостиной с открытым ртом и выпученными глазами; однако дар речи он все же частично утратил на какое-то время и только невнятно пробормотал:
        - Э…мм… Государь, я рад приветствовать вас в нашем доме…
        Вообще-то потрясение Антиоха по своей силе и сравниться не могло с к тем смятением чувств, которое испытывала я. Весь мир вокруг перестал для меня существовать. Это действительно был ОН, ОН и только ОН! Как, почему зачем - я не знала, но была уверена, что так оно и есть, и мои чувства меня не обманывают…
        Тем временем он увидел смятение, написанное на моем лице, понял, что я его узнала, и обратился к моему брату:
        - Господин Антиох, дозвольте мне с глазу на глаз перекинуться парой слов с вашей сестрой…
        Причем это «дозвольте» звучало у него как императорское «мы повелеваем».
        Мой брат закусил губу и нервно кивнул, после чего ОН взял меня за руку, отчего мое тело пронзила дрожь, и отвел к окну.
        - А ты совсем не изменилась, душа моя… - прошептал он, нежно сжимая мои пальцы.
        Я стояла, опустив голову, и лишь кусала губы в сгустившейся вокруг нас тишине, совершенно не зная, как мне реагировать на все это. «Не может быть! - вопил мой рациональный ум, - он - это не ОН! Мертвые не возвращаются!» Но напрасны были эти воззвания. Я ТОЧНО ЗНАЛА, кто находится рядом со мной. «Истинно чудо то господне…» - вспомнились убежденные слова истопника.
        - Ну, радость моя, ты ничего не желаешь мне сказать? - как бы издали услышала я его голос - такой необычный, отрывистый и резковатый, но неизменно для меня притягательный.
        Он осторожно взял меня за подбородок и поднял мое лицо вверх, к своему. Это тело не было таким высоким, и наши глаза оказались почти на одном уровне. Но я не могла произнести ни слова! А ведь когда-то, после его смерти, я часто мысленно разговаривала с ним; теперь же будто онемела.
        - Это я… Ты же узнала меня… Помнишь, как мы любили? - тихо говорил он, разглядывая меня в полумраке комнаты. - Мария, душа моя, ты так прекрасна… Скажи хоть слово…
        Но я только качала головой, не в силах оторваться от его нового лица. Да ведь это самое лицо я видела тогда во сне - вдруг осенило меня. В том странном, грустном сне, когда он уходил от меня в туман…
        Наверное, что-то промелькнуло в моих глазах, потому что он спросил:
        - Ты не рада снова видеть меня живым? Разве тебе не нравится мое новое тело? Не молчи, душа моя…
        Он старался говорить спокойно, но я почувствовала, что он несколько огорчен. Его новое тело… Спрашивает так, будто речь о камзоле. Да он и носит его как новый, еще непривычный камзол, который жмет ему то там, то тут. И еще удивляется, отчего я нахожусь в расстроенных чувствах. Неужели не понимает, что я просто растерянна всеми этими невероятными чудесами?
        А мне почему-то захотелось убежать. Лечь на кровать, закрыть глаза и обдумать все то, что происходит. Именно состояние потрясения и замешательства мешало мне хоть как-то реагировать на его слова, и вообще на все. Мысли словно заморозились…
        И наконец я нашла в себе силы произнести:
        - Прости меня… Мне очень нехорошо… Давай поговорим об этом после… Все это так неожиданно.
        Он помрачнел. Тем не менее, взяв меня под руку, он галантно проводил меня до спальни.
        - Мария, - сказал он на прощание, - я очень надеюсь, что мы поговорим в самом скором времени…
        Я только кивнула и молча закрыла дверь.
        Упав на постель, я почувствовала себя совершенно изможденной… Мне надо было все обдумать и принять единственно верное решение. Но прежде мне предстоит разобраться в том, вернулся ОН ко мне Божьим промыслом или дьявольскими кознями. В первом случае я отдамся своему чувству и буду счастлива, а во втором случае мне лучше и не жить…
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        Стук в мою дверь был достаточно громким, но все-таки угадывалась в нем некоторая нерешительность, говорившая о том, что визитер, прежде, чем посетить мою скромную обитель, долго раздумывал, нужен ли он здесь. Вообще по стуку - по ритму, по силе, по частоте ударов - очень легко определить намерения человека. Согласитесь, есть ведь разница в том, как стучится участковый, пришедший проверять документы, и как - влюбленный, который принес букет алых роз… Словом, услышав стук в свою дверь, я сразу поняла, что пришли ко мне с каким-то серьезным и щепетильным делом.
        Открыв дверь, я узрела там того, кого никак не ожидала увидеть - Петра Второго, которого наш Митя называет «два в одном», потому что внутри него сидит Петр Первый. Пока дела на Москве восемнадцатого века окончательно не утрясены, для старого/нового императора Серегин держит постоянно открытым транзитный канал, проходящий через нашу базу в мире Смуты. Кстати, в Бахчисарае семнадцатого века сейчас холодный и промозглый дождливый декабрь, поэтому мы сидим в своем Тридесятом царстве, лишь изредка выбираясь в Великую Артанию мира Славян - полюбоваться на Китеж-град, растущий на глазах, встретиться с нашими тамошними друзьями Добрыней, Ратибором, богиней Даной, а также искупаться в магических водах Днепра. Собственно, мы и сами в том мире казались почти богами… правда, к нынешним делам отношения это совсем не имеет. По крайней мере, пока.
        Но вернемся к моему неожиданному гостю. Собственно, с той поры, как дух великого императора вселился в тело собственного внука (не без моего, надо сказать, содействия), мы с ним почти не пересекались. Петр Великий, воодушевленный чудесным возвращением к живым из загробного мира, где он был осужден Отцом вечно мотать весло на галерах, принялся рьяно и со знанием дела наводить порядок в Российской державе, изрядно пошатнувшийся после его кончины. Поговаривали, что одним своим появлением ему уже удалось устрашить многих своих врагов и воодушевить соратников и единомышленников - вроде Павла Ягужинского, Андрея Ушакова и иных, не столь заметных - таких, как генеральный прокурор или главный опричник. Я, собственно, особо в эти дела не вникала, так как считала, что это епархия Серегина. Это он свергал и возводил на трон государей, кроя историю с той же ловкостью, с какой портниха раскраивает кусок драпа на пальто.
        А к Петру Великому я вообще относилась без особого пиетета. Ну да, как следовало из уроков истории, он сделал многое для Российской державы, зато как человек душкой далеко не был. Сатрап и садист, дерганый и психически неуравновешенный, и в то же время ярый патриот и трудоголик, он оставлял двойственное впечатление. Достаточно вспомнить его бзик с остриганием бород и насильственным повсеместным внедрением иностранного платья - меня прям передергивало, когда учительница рассказывала об этом, как сейчас помню… И какая, простите, необходимость была рубить головы всем стрельцам подряд, неужели нельзя было разослать их куда-нибудь по дальним гарнизонам - в Сибирь, за Байкал, в Японию и к черту на кулички?
        Вот Серегин, за исключением Батыя и полоумного Гуюк-хана никогда никого не казнил, (даже обормота Ваську Лжедмитрия с его Маринкой отправил в ссылку), но при этом считается весьма злым и суровым государем. Боятся его до жути и без единой отрубленной головы, причем многие вчерашние враги теперь работают в интересах нашей команды. А тут у Петра было столько головотяпства, а враги у него все никак не кончаются. Может быть, и не надо было рубить эти головы, а стоило попробовать действовать как-то по-иному? И вообще, что Петр, что Сталин - одного поля ягоды; люди талантливые и яркие, но склонные к насилию и подавлению даже там, где это не требуется.
        Правда, я не могу не понимать, что раз уж Отец дал Петру второй шанс, то на этот раз все должно пойти совсем по-другому сценарию. Ну, то есть Петр спасет не только Россию, но и собственную душу. Вот только в какой мере этот самовластный и самодовольный император воспользуется предоставленным ему шансом второй жизни? Зарекомендует ли он себя снова как неуравновешенный самодур, или научится хотя бы соизмерять количество отрубленных голов с приносимой ими пользой?
        Тем временем Петр галантно поклонился и вежливо спросил:
        - Вы позволите мне войти, уважаемая Анна Сергеевна?
        Ох уж эти поклоны! Никак не могу привыкнуть. Каждый раз чувствую себя не в своей тарелке, вот что значит демократичное воспитание! Но если человек просит, то пусть заходит, потом пусть не жалуется на то, что его силой затащили в мое магическое логово. Сам виноват.
        - Проходите… - мило улыбнулась я, - и чувствуйте себя как в гостях…
        Петр прошел внутрь моей комнаты и магическая дверь сама аккуратно закрылась за его спиной. Да, местный магический бытовой сервис будет получше любого швейцара. Сам же Петр тем временем ошеломленно оглядывался по сторонам. Да уж, попал он, так попал, моя комната в башне Мудростью была больше похожа на мастерскую рукодельницы, чем на обитель добропорядочного мага. А вот и Белочка! Проказница сидит на самом верху шкафа, болтает в воздухе ножками и при этом машет вошедшему ручкой и говорит: «Привет!».
        - Ух ты! - говорит Петр, в котором из-за взрослого мужчины вдруг высунулся удивленный мальчишка. - А она настоящая?
        - Разумеется, я настоящая, - обиженно откликнулась Белочка и спрыгнула со шкафа прямо в мои протянутые руки. - Весь вопрос в том, настоящий ли ты?
        Что называется, вопрос не в бровь, а в глаз; и Петр на мгновение смутился. Видимо, ему тоже в голову приходили мысли о химеричности его существования. Отец Небесный соединил несоединимое, а ему теперь расхлебывать. С другой стороны, надо же понимать, что вторая жизнь была дана ему для наказания и исправления, а не как награда. И никто не обещал ему, что это будет легко.
        - Присаживайтесь, Петр Алексеевич, - кивнула я на высокое кресло с резной спинкой, - я вас внимательно слушаю. Вряд ли вы зашли ко мне, чтобы обменяться комплиментами с моей Белочкой.
        - С Белочкой? - переспросил Петр, потом спохватился: - Ах да, я понял вас, Анна Сергеевна, действительно у меня к вам есть важное дело…
        Петр сел, царственно развалившись в кресле и вытянув ноги; впрочем, некоторая неловкость все равно ощущалась в его манере держаться.
        Я села рядом, на такое же кресло. Удивительное ощущение - видеть напротив себя мальчишку, ровесника моих гавриков, и при этом знать, что под этой юной оболочкой - могучая, зрелая и одиозная личность одного из ярчайших персонажей мировой истории… Естественно, я обратила внимание, что с тех пор, как произошло гм… вселение, это тело заметно изменилось. И особенно сильно изменилось лицо. Оно повзрослело и огрубело, по краям рта залегли глубокие носогубные складки. А глаза… Это не были глаза юного отрока, смотрел на меня Петр жестко и испытующе, как настоящий самовластный государь всея Руси.
        Я тоже смотрела на него и не могла догадаться, какая же нужда заставила его прийти ко мне. Я относилась к Петру II без особых симпатий. Ну и что с того, что у него новое тело, разум-то его тот же, что и прежде… Что-то маловероятно, чтобы могло случиться такое обстоятельство, которое заставило бы его измениться в личностном плане в лучшую сторону… Что ж, надо послушать, что он скажет. Помочь-то я всегда готова, если только интересы клиента не идут вразрез с моими собственными убеждениями.
        - Я вас слушаю, Петр Алексеевич… - сказала я и спохватилась: - Может, чаю?
        - Не надо! - как-то резко сказал он и тут же, одернув себя, сказал уже мягче: - Не надо чаю, Анна Сергеевна. Лишнее это, не стоит утруждаться…
        Ишь ты, какой заботливый! Видит, что живу я одна, что слуг у меня нет… Это ты еще, голубчик, не знаешь о магических помощниках…
        - Ну что вы, Петр Алексеевич… - заговорил во мне какой-то дух противоречия, подающий голос в те моменты, когда мое отношение к собеседнику бывало не очень теплым, - я все-таки заварю чайку. - Я поднялась с кресла и направилась к шкафу-буфету, где у меня стояла вся необходимая для чаепития утварь. Спиной я чувствовала, что гость с интересом следит за мной, и постаралась встать так, чтобы он мог видеть мои манипуляции.
        Благодаря бытовой магии я, конечно, конечно, могла избавить себя от многих хлопот, но процесс заваривания чая доставлял мне удовольствие, и потому я почти все делала собственными руками, не прибегая к помощи невидимых прислужников. Я взяла маленький керамический чайничек и насыпала туда черной заварки (что-что, а здесь, в этом мире, произрастает прекрасный чай), добавила чабреца и душицы. После этого я щелкнула пальцами по стоящему тут же большому чайнику и произнесла:
        - Чайник, кипи!
        Мысленно я сосчитала до пяти - и вот, пожалуйста, из носика повалил пар… Я налила кипятка в маленький чайничек и закрыв его крышечкой, поставила его на столик перед Петром. Сев, я щелкнула пальцами - и прямо по воздуху из буфета к нам величаво поплыли вазочки со сладостями - там были конфеты, печенье, варенье, мед, халва и моя любимая вареная сгущенка (тоже, кстати, приготовленная магическим способом). Украдкой поглядывая на своего гостя, я видела, что он изумлен происходящими чудесами. Подавляя желание перекреститься, он опасливо провожал взглядом проплывающие мимо его носа вазочки и напряженно следил, как они плавно приземляются на стол… Словом, он был заворожен и потрясен. Хотя, если подумать, то более чудесного чуда, чем его возвращение в мир живых, вряд ли можно было представить.
        - Угощайтесь, Петр Алексеевич! - Я налила ему в чашку чаю; поднялся восхитительный аромат.
        - Благодарю…
        Он осторожно взял одну маленькую печенюшку - так, словно она в любой момент могла превратиться в бабочку и улететь. Мне стало смешно. Я прокашлялась, чтобы подавить приступ смеха, и сказала:
        - Ну, теперь выкладывайте ваше дело…
        Он съел печенюшку, задумчиво отпил из чашки пару глотков, затем, поставив ее на блюдечко, посмотрел мне в глаза и твердо произнес:
        - Я пришел просить вас о помощи, Анна Сергеевна…
        - Вот как? - произнесла я.
        Ну да, ради какой еще цели ко мне могут прийти, даже если это сам Петр Великий… Что ж, интересно, интересно - какие же затруднения возникли у моего, так сказать, крестника? Вроде он был всем вполне доволен - новое молодое тело, активная поддержка Артанского князя, признавшие и принесшие клятву верности старые соратники. Что еще требуется для счастья старому властолюбцу и интригану? Ну, тут наиболее вероятен один вариант - личная жизнь… Точно! Почти уверена, что не ошибаюсь.
        - Да, - кивнул он. - Только вы, как человек, сведущий в человеческих чувствах и побуждениях, к тому же обладающий магическим даром именно в этой области, можете оказать мне помощь…
        - Ну, в таком случае выкладывайте свое затруднение. - Я откинулась на спинку кресла, всем видом показывая, что готова внимать.
        - Мне, право, несколько неловко обращаться к вам с подобной просьбой… - начал он, заметно нервничая и барабаня пальцами по подлокотнику, - но это очень важно для меня. - Он замолчал, словно подбирая слова для изложения сути.
        - Послушайте, Петр Алексеевич… - мягко обратилась я к нему. - Вы не волнуйтесь. Я непременно вам помогу, если это в моих силах и если ваша просьба не противоречит моим принципам… Изложите свою проблему. В том, что вы обратились ко мне, нет ничего зазорного. Знаете, в моем родном мире даже есть такие специальные люди, которые выслушивают затруднения человека и помогают ему разобраться в себе. Так что не стесняйтесь поделиться со мной своими переживаниями. Уверяю вас, что наш разговор останется тайной для всех… И, конечно же, я постараюсь помочь вам…
        Вот так я ему сказала. Честно говоря, мое отношение к нему стало немного меняться. Ведь уже одно то, что он решился прибегнуть к моей помощи как мага Разума, говорило о том, что он сумел преодолеть свою гордыню.
        - Хорошо. - Он, отпив еще пару глотков чаю, поставил чашку на блюдце и устремил на меня свой невозможный взгляд. - Дело в том, что я люблю одну женщину. - Говоря это, он продолжал открыто смотреть прямо смотреть на меня. - У нас были отношения. Еще в той моей прошлой жизни. Я хотел возобновить их после возвращения. Но она отвергает меня. Точнее, не отвергает, но я уже заранее знаю, что отвергнет - она ничего не сказала мне, но я видел ее глаза… Думаю, что причиной отказа будет то, что в этом теле я гожусь ей в сыновья. Так вот, Анна Сергеевна… Не могли бы вы подействовать на нее, пусть даже и магическим образом? Или сделать что-то еще, чтобы она ответила мне благосклонностью? Я же вижу, что она тоже любит меня, причем любит в любом теле, и что только такая условность, как разница в возрасте между нашими телами, заставит ее сказать мне «Нет».
        Закончив свою пылкую тираду, он замолчал, ожидая ответа. Так вот оно в чем дело! Однако мне нужно было узнать подробности. Задавая ему вопросы и выслушивая ответы, мне удалось составить вполне отчетливое представление о той любовной истории…
        - Мария… Ее зовут Мария Кантемир… - говорил он, и я видела, как в его глазах промелькивают всполохи горячего чувства. - Я, конечно, понимаю, что теперь могу выбрать себе практически любую женщину, но она… Когда мы встретились, я окончательно понял, что буду счастлив только с ней. Подумать только - будучи красавицею, она все это время хранила мне верность и отвергала женихов… Она, безусловно, любила меня того, прежнего - той горячей преданной любовью, что подобна живительному бальзаму. Но при нашей встрече, узнав меня, она тем не менее как-то огораживалась от меня… Ее смущало мое тело. Она была растеряна. И если она не захочет возобновить то, что было между нами, я… словом, я не знаю, что тогда, даже представить это не могу, и потому очень рассчитываю на вашу помощь.
        - Так-так, - сказала я, - картина ясна, Петр Алексеевич. Но вы не сказали мне главного! Вот послушайте, как все выглядит с ваших же слов. Вы ищете благосклонности дамы, с которой у вас когда-то была связь. Уверены, что она любит вас, да и вы ее тоже, но при этом она вас отвергает. И вы полагаете, что это из-за вашего нового тела. Но я не услышала ни слова о том, что вы готовы предложить даме! Один раз вы от нее ускользнули, оставив с разбитым сердцем и в горе от потери ребенка, а второй раз, когда все можно было исправить, просто предательски умерли! А ведь у нее тоже были определенные мечты. Она надеялась, что вы женитесь на ней… Может быть, дело совсем не в вашем новом теле; точнее, не только в нем? Вот вы появляетесь, весь такой юный и свежий, перед этой тридцатилетней дамой и ждете, что она, счастливая, тут же кинется в ваши объятия? Но она уже два раза просчиталась - вы не смогли сделать ее императрицей. Так вот в чем заключается главный вопрос - вы готовы жениться на ней? Все остальное - мелочи, которые очень легко решить.
        Я вперилась в него взглядом, вложив в этот взгляд всю силу своей психической энергии. Мне хотелось, чтобы он сказал правду. Я сразу почувствую фальшь… И если он попытается слукавить, я буду о нем еще худшего мнения, чем до этого!
        Повисшую на две минуты тишину нарушил его голос. С убежденность и страстью, не отводя взгляда, он произнес:
        - Я готов… Она нужна мне. На этот раз я сделаю ее счастливой. Поймите, я тоже люблю ее, люблю больше всего на свете. Теперь, когда я свободен и на мне не висят узы прежнего постылого брака, я смог бы сделать ее своей законной женой и императрицей, а без нее мне не нужна ни новая жизнь, ни императорский трон.
        Когда Петр ушел, обнадеженный мной, что я улажу его вопрос с княжной Кантемир, я стала собираться, чтобы отправиться к Марии. И вдруг, в самый последний момент, прямо посреди моей комнаты внезапно материализовалась маленькая проказница Лилия.
        - Привет! - задорно сказала она. - Я вижу, ты собралась с визитом?
        - Да, собралась, - ответила я юной проказнице, - к Марии Кантемир, бывшей любовнице Петра Первого. Теперь, в новом теле, он хочет позвать ее замуж, а она отталкивает его, считая себя слишком старой для его нового молодого тела. Ну и, наверное, есть и другие причины…
        - Тогда, - авторитетно заявила Лилия, - я непременно должна составить тебе компанию. Вопросы здоровья, молодости и красоты - это как раз мой профиль, а ты в этом деле совершенно не разбираешься. Одна богиня хорошо, а две куда лучше. Тем более что ты, как богиня, еще совсем начинающая и неопытная.
        - Тогда, - сказала я, - надо взять с собой госпожу Зул. В том, что касается женской красоты, она разбирается лучше нас с тобой вместе взятых.
        - Не надо, - покачала головой Лилия, - это мы тут к ней привыкли, а неподготовленного человека, особенно из таких диких и некультурных времен, госпожа Зул сразу способна напугать до икоты. Лучше познакомить их как-нибудь потом, когда горизонты восприятия нашей новой подруги достаточно расширятся, а на ее внешность потребуется навести последний лоск, но не раньше.

8 ФЕВРАЛЯ (28 ГЕНВАРЯ) 1730 ГОДА. УТРО. МОСКВА, НИКОЛЬСКАЯ УЛИЦА, ДОМ 13.
        АННА СЕРГЕЕВНА СТРУМИЛИНА. МАГ РАЗУМА И ГЛАВНАЯ ВЫТИРАТЕЛЬНИЦА СОПЛИВЫХ НОСОВ.
        К княжне Марии Кантемир мы в буквальном смысле свалились как снег на голову в то время, когда она, лежа на узкой девичьей постели, щедро орошала слезами подушку. Хлоп - раскрывается портал, и в узкой девичьей горенке, где три человека уже толпа, образовались мы с Лилией, одетые для этих времен весьма экстравагантно. Лилия была одета (если можно так сказать) в свой парадный хитон и фату, а я, не мудрствуя лукаво, надела черный спортивный костюм, в котором напоминала женщину-кошку и очень себе нравилась. Спортивный стиль - это мое, и с некоторых пор я особо не морочусь, что мне надевать.
        У княжны от удивления, кажется, даже слезы высохли. Как это - в ее комнатке, запертой изнутри на засов, неожиданно появились женщина в невиданном на Москве наряде (ах ты Боже мой, и нарядом-то это не назовешь, все черное и чуть ли не в обтяжку, и при этом никакой юбки, ах, срам-то какой!) и девочка в древнегреческом хитоне.
        Хотя как раз Лилии Мария удивилась не очень. Перед тем как удариться в свой плач, она как раз читала сборник стилизованных под древность стихов на греческом языке, повествующих о том, как прекрасная пастушка ждала, ждала, ждала своего принца на белом коне, а он к ней никак не приходил. И сейчас она, видимо, решила, что девочка в хитоне - плод ее воспаленного воображения, а вторая - просто какая-то помеха.
        - Т-с-с-с, мы не причиним тебе вреда, - сказала Лилия, прижав палец к губам, - ты ведь княжна Мария Кантемир, да?
        В ответ Мария закрыв рот рукой только интенсивно кивнула.
        - А мы, - сказала Лилия, - от Сергея Сергеевича. Меня зовут Лилия, а ее Анна Сергеевна Струмилина.
        - От какого Сергея Сергеевича? - удивленно спросила Мария.
        - От обыкновенного, - ответила Лилия, - от Артанского князя Серегина. Его ты, надеюсь, знаешь?
        - Его знаю, - согласилась Мария, - он был у нас давеча в доме. Но что же надо вашему князю от слабой одинокой женщины, единственной опорой в жизни для которой является юный брат, в голове которого еще гуляет юношеский ветер?
        - Князю от вас, сударыня, ничего не надо, - вступила я в разговор, - встретиться с вами нас попросил совсем другой человек, которого вы совсем недавно незаслуженно отвергли…
        - Разница в возрасте, - авторитетно заявила Лилия, - не имеет никакого значения. Сейчас она есть, а завтра ее нет. Это я вам заявляю, как богиня первой подростковой любви и одновременно практикующий маг жизни и квалифицированный лекарь.
        - Я вам не верю, - пожала плечами Мария, - вы просто маленькая девочка, которая навоображала себе Бог знает что. Сначала покажите мне что-нибудь такое, божественное, а потом поговорим…
        - Фи, - пожала плечами Лилия, - да это проще чем два пальца об асфальт. Раз, два, три, крекс, пекс, фекс! Опа!
        Произнеся последнее слово, Лилия быстро, как волчок, крутанулась вокруг своей оси, и когда она снова обернулась к Марии, вместо древнегреческого хитона на ней было надето бальное платье из белоснежного глазета, расшитого золотыми цветами, а в правой руке она сжимала золотистую палочку, вроде короткой школьной указки.
        - Вот, - сказала маленькая богиня, - маленькое чудо. Надеюсь, мы им и ограничимся, и вы не будете требовать от меня чего-нибудь разрушительного, вроде грома с молнией, землетрясения или наводнения?
        В ответ Мария только судорожно кивнула, разглядывая наколдованное платье Лилии.
        - Кстати, - спросила та, медленно оборачиваясь кругом, - нравится?
        - Мария еще раз кивнула и прошептала: - Конечно, нравится.
        - Тогда держи, - произнесла Лилия и своей палочкой прикоснулась к одежде Марии Кантемир, после чего платье той превратилось в точную копию платья Лилии.
        - Вот так, - сказала Лилия, - хоть маленькое чудо, а все равно приятно. С телом будет, конечно, посложнее, чем с платьем, но можешь мне поверить, получится точно также шик, блеск, красота, и твой любимый не найдет его старым и отталкивающим.
        - А он и в самом деле меня любит? - робко спросила Мария, - мне, конечно, хочется верить, но я очень боюсь ошибиться…
        - Он тебя так любит, что ради этой любви готов на все, - сказала я, - я видела это совершенно очевидно. Также я вижу, что и ты его тоже любишь, но только боишься сама себе в этом признаться. Если бы не ваша обоюдная любовь, я бы вообще не стала заниматься этим делом, потому что я магиня разума, а не сваха…
        - Тогда я согласна, - робко произнесла Мария, - госпожа Лилия, делайте, что там у вас положено… только прошу вас, чтобы это не было очень больно…
        - Больно не будет, разве что совсем чуть-чуть, - произнесла Лилия, - но вам, милочка, придется снять с себя всю одежду, до последней нитки. Пациентка при обследовании должна быть голой, как в час своего рождения, иначе ничего не получится…
        После этих слов Лилии смуглые щеки Марии вспыхнули темным румянцем, но не успела она возразить или что-то сказать, как оказалась перед нами в костюме Евы. Несмотря на усталый взгляд и чуть заметные мешки под глазами, княжна оказалась прехорошенькой. Не понимаю, чего она комплексовала. Да если б она только захотела - десятки самых высокопоставленных мужчинок оказались бы у нее ног! Было в ней что-то такое, редко присущее женщинам той эпохи - одновременно и страстность, и сдержанность натуры; то, что неизменно привлекает и интригует, создавая ореол манящей загадки. Эта женщина, несомненно, умела держать в узде своих демонов, но я видела, что ее мучает беспокойство.
        Короткий осмотр не выявил у Марии никаких препятствий к процедуре легкого омоложения, больше похожего на обычное оздоровление. Лилия сказала, что достаточно немного подтянуть тонус мышц и кожи, и получится девочка-конфетка. И еще мы с Лилией обе сделали одинаковый вывод - вот самая подходящая кандидатура на роль императрицы. Во время осмотра и связанного с ним общения с Марией эта убежденность еще усилилась. Мы с маленькой богиней то и дело многозначительно переглядывались. И внезапно меня озарило открытие - а ведь жизнь мужчины - его характер, душевные качества, здоровье - действительно в значительной степени зависит от того, какая женщина рядом с ним… Ведь это так важно - иметь рядом спутника, который во всем подходит тебе… Встретить такого человека - большая удача. И уж тем более негоже терять такое благословение…
        Слово за слово мы выяснили у Марии все, что она думает по поводу Петра. Правда, для того, чтобы добиться полной откровенности, мне пришлось применить свою любимую магию разума, но этот прием себя оправдал - теперь мы с Лилией знали, как помочь этим двоим.
        - Сначала я была ошеломлена, растеряна, - рассказывала княжна. - То, что он воскрес, да еще и в чужом теле, чрезмерно потрясло меня. В тот момент я была неспособна рассуждать здраво, и потому в течение нескольких дней старалась успокоиться и привыкнуть к мысли о том, что ОН вернулся. Когда эти чувства улеглись, я пришла к невеселому выводу. Тогда я подумала, что у нас с ним нет совместного будущего, но теперь поняла, насколько я ошибалась…
        - Все это ерунда, милочка, - безапелляционно заявила Лилия, разминая пальцы после обследования, - ты, главное, не ложись с ним в постель до свадьбы, и все будет тип-топ. Сейчас мы пойдем к нам в тридесятое царство, и там я проделаю с тобой некоторые процедуры, которые запустят процесс омоложения. Кстати, под влиянием находящегося внутри духа взрослого мужчины тело Петра стремительно взрослеет, так что к моменту свадьбы на глаз ему будет столько же, сколько и тебе. Так что стесняться нечего, а посему собирайся и пошли.
        ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ ДЕНЬ В МИРЕ СОДОМА. ДВА ЧАСА СПУСТЯ. ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД В ВЫСОКОМ ЛЕСУ, ПЛОЩАДЬ ФОНТАНА.
        Они встретились у фонтана, как робкие влюбленные. На нем был преображенский мундир с треуголкою, ботфорты, краги и шпага; на ней - подаренное Лилией глазетовое платье, а еще наложенное Анной Сергеевной заклинание неотразимости. Сейчас, когда процесс омоложения только что был запущен, такие хитрости временно были необходимы, но пройдет еще немного времени - и Мария станет неотразима и в своем естественном виде «о`натюрель». И вот в тот момент, когда влюбленные взялись за руки, прогремел гром, и голос Небесного Отца сообщил капитану Серегину, Анне Сергеевне и всем прочим участником проекта, что после того, как возрожденный Петр нашел себе подходящую жену, линию 1730 года можно считать успешно стабилизированной. Ведь Петр так зверствовал в своем первом и основном воплощении только потому, что по большей части никак не мог устроить свою личную жизнь, и вместо поддержки получал от жен и многочисленных любовниц одни лишь интриги. Теперь все будет по-другому, а посему каналы в вышележащий мир уже начали открываться. Пройдет чуть меньше месяца - и команда Серегина с сопровождающим ее войском сможет
двинуться дальше вверх по мирам.