Милютин Сергей, Пан Варианты Постапокалипсиса Фантастические Повести И Рассказы- библиотека РусЛит

Пан. Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказы Сергей Витальевич Милютин
        Фантастические повести и рассказы с различными вариантами постапокалиптического мира. Человечество может погибнуть по разным причинам. И посмертное существование у него может быть разное…
        Пан
        Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказы
        Сергей Милютин

        Пан или Присоединиться к большинству
        ГЛАВА 1.
        Зайцев сидел на камне. Как адресат посланий в Откровении валун не был ни горяч, ни холоден. Прогретый за день, он прятался за пригорком от солнца, уходящего на запад. Та же насыпь отделяла Зайцева от Космического городка. Очень удобное место. За спиной, невидимый и невидящий Зайцева, оставался уныло-чистенький поселок с выстроившимися в линейку одинаковыми коттеджами, административным корпусом и столовой. И дальше вглубь острова - ангары и корпуса с лабораториями, гидробассейнами, тренажерными модулями, учебными классами и макетами кораблей в натуральную величину.
        Зайцев смотрел на песчаный пляж и спокойное море за ним. Внезапно слева из-за поросшего травой песчаного бугра появились два лохматых полуголых або. Они молча бежали, утопая босыми ногами в песке и размахивая руками. Один абориген сильно хромал. На его правой ноге рельефно красовался длинный сине-красный зигзагообразный шрам. За первыми двоими, не торопясь, из-за того же холмика вышел третий або. Он медленно шел деревянной походкой пина в их сторону. Беглецы запрыгнули в лодку и начали отчаянно грести от берега. Пин остановился перед линией прибоя на берегу, уставившись им вслед. Неожиданно оба аборигена один за другим попадали на дно лодки. Ноги хромого оказались на скамье и Зайцев видел, как их бьют судороги. Постепенно конвульсии стали тише и реже и вовсе прекратились. Пару минут лодка спокойно качалась на волнах. Потом хромой абориген поднялся, взял весло и начал спокойно грести к берегу. Через некоторое время второй стал делать то же самое. Они доплыли до места, где все это время ждал пин, и молча вытащили лодку на берег. Пару мгновений все трое стояли, не глядя друг на друга. Затем, не
сговариваясь, деревянными шагами, сохраняя на лицах характерное бесстрастное выражение, строем ушли обратно за холм.
        Зайцев выдохнул. Перед ним опять простирался берег и спокойное море. Как будто только что на его глазах не произошло этой странной пантомимы под аккомпанемент прибоя.
        - Что Вы там высматриваете, Зайцев? - веселый голос бортинженера Стивенса вывел Виктора из оцепенения, - Ждете русские подлодки? Сигнальный огонь не разводили?
        - Никакой России больше нет, Энтони, и Вы это прекрасно знаете, - не оборачиваясь, ответил Зайцев.
        Волны бились о берег. От моря пахло солью и водорослями.
        - Вы же поняли, что я имел в виду, - добродушно посетовал Стивенс, - И, вообще-то, технически Россия никуда не делась. Девятая часть суши - на месте. А по ней продолжает бродить сто двадцать миллионов угрюмых бородатых людей.
        - Сто двадцать миллионов - возможно, но вот людей ли? - заметил Зайцев.
        - Ну вот, опять Вы за свое, - бортинженер натужно улыбнулся, - Если будете все время об этом думать, просто не доживете до отлета.
        - А есть другие достойные темы?- Зайцев обернулся к Энтони, - Хотите обсудить со мной новинки рок-музыки? Фильмы, вышедшие в этом году?
        Улыбка, наконец, сползла с лица Стивенса.
        - Умеете же Вы испортить настроение, Зайцев, - и добавил, - Пойдемте. Всю команду вызывает Глобски.
        ***
        Начальник ЦПА лысый зануда Глобски обвел присутствующих суровым взглядом из-под насупленных бровей.
        - Господа, вынужден сообщить вам неприятную новость. Джош Сайрус покончил с собой.
        Зайцев и Дьюи переглянулись. Мейбл тоненько вскрикнула. Стивенс досадливо покачал головой.
        - Как это случилось? - уточнил Зайцев.
        -А для Вас важен способ? - язвительно осведомился Глобски.
        И продолжил, не дожидаясь ответа.
        - Лег в ванну и опустил туда два провода под напряжением. Тело выглядит ужасно. Как огромный плохо приготовленный кусок мяса. Местами пережаренный, местами сырой.
        - Стоит ли приводить такие подробности? - осторожно усомнился Стивенс, - Все-таки, здесь женщины.
        - Да, - рявкнул Глобски, - Обязательно! Чтобы никто не строил иллюзий о красивом уходе, прекрасных похоронах с салютом и прочем. Своим безответственным поступком Сайрус отбросил проект на месяцы. Нам теперь срочно нужно искать ему на замену специалиста-психолога его уровня. Сами понимаете, как это сложно в нынешних обстоятельствах.
        - В принципе, коллега, - раздался голос Дьюи, - я могу его заменить.
        Все обернулись. Проф, как обычно сидел позади всех, прислонившись спиной к задней стенке. Глобски в недоумении посмотрел на него.
        - Но как, Эдвард? Вы же сами - будущий член экипажа. Собираетесь исследовать самого себя?
        Дьюи в своей манере улыбнулся одними краями губ.
        - Почему нет? Со всей аппаратурой я знаком, с методиками тестирования - тоже. Могу приступить прямо сейчас.
        - Погодите, - запротестовал Глобски, - это нарушение общепринятых правил, сложный вопрос, его нельзя решать вот так - с бухты-барахты. Надо подумать, посоветоваться.
        Сидящий рядом с ним пин кивнул. Глобски вздрогнул и немедленно тоже кивнул.
        - Хорошо, так тому и быть, - резюмировал Глобски, - Профессор, приступайте к работе прямо сейчас. Время не ждет.
        - А похороны? - еле слышно донесся слабый голосок Мейбл.
        Глобски поднял голову.
        - Что? А, да... Здесь похорон не будет. Тело отвезут на Большой остров, где Сайрус жил до назначения сюда.
        Зайцев догнал Дьюи у выхода из бунгало.
        - Эдвард, Вы не знаете, что произошло?
        Дьюи поднял голову. Хотя профессор смотрел снизу вверх, никакого превосходства Зайцев не чувствовал. Всякий раз, встречаясь с Дьюи глазами, Зайцеву хотелось вскочить из-за парты и отбарабанить домашнее задание.
        - Почему Сайрус свел счеты с жизнью? - уточнил Дьюи, - Не знаю, коллега.
        Он помолчал.
        - Но предположить могу. Фредерика мне рассказала, что вечером уже после захода солнца Сайрус о чем-то очень возбужденно говорил с пином. Потом махнул рукой и зашел в свой коттедж. И больше живым не выходил.
        - Вы думаете, что его хотели присоединить? Да нет, пины об этом не предупреждают.
        - А Вы видели все присоединения? - усомнился Дьюи.
        Зайцев не нашелся, что ответить.
        По правде говоря, он видел инсайтов не так много, как большинство находящихся на острове. По крайней мере, меньше Дьюи, который два месяца после Большого Хапка безвылазно находился в Нью-Йорке и насмотрелся достаточно. На третий день, когда телевидение отрубилось, а в Интернете началась какая-то чертовщина, проф заметил, что на соседней автозаправке уже двое суток никого нет, и ограбил ее, сделав дома хороший запас продуктов и бензина. После чего, обеспечив себя на первое время, Дьюи несколько недель катался по городу, с любопытством глядя на происходящее.
        Профессор рассказывал про полуголых людей, пляшущих на улицах между остовами сгоревших автомобилей. Про покойников, которых с тротуаров собирали большими ковшами мусороуборочные машины. Про бессмысленные убийства у него на глазах. Про многолюдные просмотры фильмов Вуди Аллена на больших экранах посреди площади. Про мужчину, стрелявшего из окна третьего этажа по прохожим. Про бездомного в лохмотьях, пьющего вино около дорогого ресторана, и нагую женщину с формами стриптизерши, играющую для него на скрипке.
        Довольно подробно Дьюи рассказывал про гигантскую оргию на Манхэттен-Бич, в ходе которой тысячи любовников разных комплекций, рас и спортивной формы одновременно предавались разным формам сексуального удовлетворения. В то время как в нескольких десятках метров от берега один за другим падали с носящихся бананов и молча тонули люди. И опять про трупы, тут же у линии прибоя колыхающиеся на набегающих волнах.
        При этом, однако, все эти апокалиптические картины он описывал без особых отрицательных эмоций, как что-то очень необычное, из ряда вон выходящее, но не ужасное на самом деле. Примерно так, наверно, он мог бы кому-нибудь пересказывать сюжеты с полотен Босха.
        Иногда в процессе повествования он улыбался и поднимал указательный палец. Это означало, что в рассказанном содержится какая-то интересная аллюзия или метафора, до которой слушатель должен сам додуматься и тоже порадоваться.
        - Она ехала на мотороллере абсолютно голая, но в фуражке инспектора налоговой службы. Больше никаких налогов! Понимаете меня? - Дьюи откидывал голову и радостно хохотал.
        Зайцев как-то спросил, как он не боялся бродить среди всего этого кошмара. На что Дьюи ответил, что думал примерно так: во-первых, все это страшно интересно, а, во-вторых, чего уж теперь бояться.
        "Мне жаль, Виктор, что Вы все это пропустили, - заметил тогда профессор, - Мне кажется, Вам бы понравилось." Зайцев как-то рассказал об этом Сайрусу, добавив, что немного завидует таким как Дьюи или Мейбл, переживших Большой Хапок в одном из его эпицентров. Сайрус странно глянул на него и сказал, что далеко не всякий опыт полезен для человека.
        - Вы, кажется, взволнованы смертью Сайруса?
        Зайцев оторвался от своих мыслей. Ему в лицо откуда-то из-за спины заглядывал Шмидт, штатный психолог команды астронавтов и техперсонала.
        - Хотите поговорить об этом?
        - Нет, спасибо, - отрезал Зайцев.
        - Зря Вы меня не посещаете, мистер Зайцев, - посетовал Шмидт, - Психологическая реабилитация необходима всем. Особенно новоприбывшим, вроде Вас. Вот мистер Стивенс ходит ко мне с самого начала и у него отличная динамика.
        - Да я как-то обхожусь. Своими силами.
        - Крепкий алкоголь астронавтам запрещен, - строго заметил Шмидт.
        - Я знаю, доктор, спасибо что напомнили.
        Шмидт еще немного прошел рядом с Зайцевым, как конвоир, будто ожидая чего-то, и повернул куда-то в сторону.
        - Вот болван, - сказал Зайцев. Он вспомнил, как во время второго тестирования по прибытии на остров Шмидт смертельно достал его, задавая по кругу одни и те же вопросы из психометодички. Зайцев уже не надеялся на прекращение этого бреда, когда Шмидт спросил, верит ли он, что в космосе есть братья по разуму. "У нас - нет, - ответил Зайцев, - А вот у Пана - наверняка". Шмидт поперхнулся и поспешно закончил сеанс.
        - Да, Джереми не семи пядей во лбу, - согласился Дьюи, - Но Вы и вправду чем-то озабочены. Так жалеете Сайруса? Вы с ним знакомы-то всего пару месяцев. Как, впрочем, и со всеми нами.
        - Кажется, я видел, как двоих або только что присоединили, - сказал Зайцев.
        - Кажется? Вы не уверены? - не понял профессор. Просиял и хлопнул себя по лбу.
        - Ах да, я забыл, Вы же у нас Рип Ван Винкль!
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА
        Рипом ван Винклем Дьюи назвал Виктора из-за того, что тот пропустил первые - самые интересные - недели Большого Хапка. Прогулял он их по уважительной причине: Зайцев три с половиной месяца проболтался на орбитальной космической станции.
        Еще лет пятнадцать назад Витя Зайцев и не догадывался, куда может привести степень по физике в сочетании с лицензией пилота. Ко времени его взросления космонавтика уже потеряла прежний сказочный ореол, перестав быть мечтой мальчишек. Наука в России утратила романтический флер еще раньше. Виктор выбрал профессию физика-исследователя, потому что этот предмет лучше всего шел у него в школе. Пилотированием занялся в бесплатной секции резерва ВВС в качестве мужественного хобби, щекочущего нервы и производящего впечатление на девушек. В бортинженерную группу компании по разработке двигателей для космических кораблей попал, когда там платили безобразно мало. Пошел туда просто, чтобы где-то начать. А вот в международный проект прорвался из-за большой зарплаты, когда задолбался клянчить деньги у отца. И все время ждал, когда же, наконец, окружающие поймут, что он вовсе не энтузиаст, как все остальные вокруг, и выведут за ушко на солнышко. Страх разоблачения заставлял его упорно учиться и трудиться за троих.
        - А еще родители наградили меня отменным здоровьем, - объяснял он Дьюи и Стивенсу, - Я только позаботился, чтобы доставшийся мне качественный механизм оставался в приличной форме и не слишком быстро изнашивался.
        Так однажды неожиданно для самого себя пилотом в международном космическом экипаже оказался человек, абсолютно равнодушный к космосу.
        Зайцев собирался честно отбарабанить срок пребывания на станции и вернуться на Землю - за бабками, славой и почестями. Но на МКС случилась авария, из-за которой, в частности, грохнулась система длительного хранения продовольствия. В Хьюстоне и Москве срочно переиграли, и почти вся команда покинула станцию раньше срока, а Виктора оставили на станции с Кристофером Льюисом. Эти двое имели несчастье обладать компетенциями, необходимыми для поддержания станции в рабочем состоянии с минимальным числом астронавтов на борту. Разумеется, Зайцева спросили, хочет ли он полетать лишние полторы недели. Но форма вопроса другого ответа не оставляла.
        А потом случился Большой Хапок, и о космонавте Зайцеве с астронавтом Льюисом, болтающихся на орбите в жестянке из-под монпансье, просто забыли. На Земле стало не до них.
        ГЛАВА 2.
        На следующий день Зайцев в соответствии с расписанием пошел к доку Робуру. Док работал в группе медико-биологической подготовки - отвечал за тренировки и тестирование астронавтов на центрифуге, в барокамере, термокамере, сурдокамере и за вестибулярный тренинг. При тестах на перегрузку Робур всегда присутствовал лично. Разговаривал очень скупо и на все вопросы не по делу реагировал мрачным молчанием. Произношение Робуром его фамилии напоминало Зайцеву змеиное шипение.
        Зайцев быстро сообразил, как обратить эту проблему в выгоду для себя, и все время подготовки к тренировке отдыхал душой, болтая без умолку. По непроизвольной мимике Робура он видел, что, несмотря на презрительное молчание, док его слушает. Идеальный собеседник.
        Сегодня Зайцев говорил о Джоше Сайрусе.
        Самоубийство Сайруса и в самом деле вызвало у Зайцева сильную досаду. Сайрус радовал его острым умом и смелостью высказываний. Казалось, он, вообще ничего не боится. Кроме экипажа Джош оказался единственным, с кем Зайцев мог нормально поговорить на внерабочие темы.
        Пока неловкий ассистент готовил Зайцева к тренировке, Зайцев пересказывал Робуру последний разговор с Джошуа. Сайрус тогда заметил, что испытывает некоторую жалость к Пану за его одиночество.
        - Мы все для него - примерно как пробегающие мимо муравьи для мыслящего муравейника. Он в состоянии с нами играть, использовать в своих целях, даже вступать в какую-то коммуникацию. Но общаться как с равными не может, даже если бы очень захотел.
        - Разве это проблема? - усомнился Зайцев, - Пусть сделает себе второго Пана. Строительного материала достаточно.
        - Это кажется правильным решением, - кивнул Джош, - Но наш парень - тяжелый параноик. Он боится, что другой Пан его съест. Судит по себе, и это логично.
        - Думаете?
        Сайрус еще раз кивнул.
        - Говорю, как мозговед с тридцатилетним стажем...
        - Не понимаю, почему он покончил с собой, - продолжал Зайцев вещать каменному Робуру, - Судя по всему, Пан представлял для него с профессиональной точки зрения интереснейший объект исследования.
        - Сайрус узнал, - неожиданно сказал Робур, почти не раскрывая сжатые губы, - что большинством из двух сотен пассажиров "Большого Эдема" будут дети. От семи до двенадцати лет. На момент вылета, разумеется.
        Зайцев уставился на дока как на Валаамову ослицу.
        - Кстати, - Виктор хлопнул себя по лбу характерным жестом Дьюи, - Логичное же решение! А я все ломал голову, как Пан собирается решить проблему прибытия на Эдем полувековых дядек и теток. Как ни крути, а получить от стариканов, да еще проболтавшихся в консервной банке двадцать лет, здоровое потомство - проблематично.
        - Ну да, - Робур кивнул с саркастической улыбкой, - Это решение и до известных событий предлагали. Но тогда оно даже до минимальной огласки не дошло. В НАСА только представили, как они огребут от защитников прав детей. А нынче - как славно! - никаких правозащитников нет. И родители сами счастливы отправить детишек подальше отсюда. Если они, вообще, есть - родители.
        - И из-за этого Сайрус застрелился?
        Без ответа.
        - Ну-ну, Робур, - Зайцев покачал головой, - Уже оскоромились, заговорили со мной. Чего теперь-то мучиться?
        - Самое ужасное, Зайсс, - вздохнул Робур, - что Вы даже не понимаете, почему Вы мне так омерзительны.
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА
        Накануне Большого Хапка проект "Эдем" являл собой грандиозный памятник человеческому разуму, упорству и трагическому неумению договариваться, обнуляющему все достижения. В циклопических ангарах стояли уже достроенные корабли - авангардный с дублирующим и основной на две сотни пионеров-колонистов, выглядящие как мать-китиха с двумя тысячетонными малышами. Их окружала гулкая тишина.
        Открытие Эдема - планеты с земными параметрами, кислородно-углекисло-азотной атмосферой и подходящим для людей температурным диапазоном - так близко от Земли стало грандиозным событием не только и даже не столько научного мира. Сама мысль о том, что современные технологические средства позволяют достичь за вполне осмысленные двадцать лет новой Америки с теми же масштабами и возможностями, взрывала мозг всему человечеству.
        Быстро стало понятно, что Эдем - слишком большой приз, чтобы отдать его кому-то одному. Крайне трудно такой кусок проглотить в одиночку, но гораздо проще помешать это сделать другому.
        Поначалу все шло более-менее гладко.
        Политики, дипломаты, технари и юристы извели миллионы человеко-часов только на юридическое оформление проекта - чтобы опутать всех участников международного консорциума паутиной взаимных гарантий.
        Привлеченная консорциумом команда политтехнологов умело разожгла в странах-участниках патриотический психоз. Парламенты под истерические вопли "знай наших!" деловито выделяли огромные средства на реализацию собственных частей проекта.
        Транснациональные корпорации, вдруг вспоминающие о своей кондовой почвенности, насмерть воевали между собой за многомиллиардные и крайне престижные госзаказы.
        "Эдем" пёр как гигантский джаггернаут, подминая под себя все и вся, и по ходу раздавая побочное счастье в виде новых материалов, открытий и технических решений, в условиях принципиальной открытости проекта быстро находящих применение в других областях.
        Когда проект реализовался процентов на девяносто, непредвиденно затянувшееся обострение вокруг Тайваня привело к замораживанию научных и технологических контактов между участниками конфликта. Замерз и "Эдем". Оснащение уже построенных кораблей застопорилось. Подготовку уже сформированных команд сначала приостановили, потом их вовсе распустили до лучших времен.
        Попытки американцев полностью забрать "Эдем" себе наткнулись на огромное количество юридических и технических неувязок. И на обещание Китая при попытке запуска "Эдема-1" или "Эдема -2" устроить небольшой космический фейерверк.
        Зайцев, как близкий к теме человек, осведомленный о происходящем лучше других, уже сам для себя поставил на проекте крест.
        Но тут случился Большой Хапок.
        А через два года Зайцева просто поставили перед фактом, что он включен в шестерку экипажа авангардного корабля. "Твою мать" - сказал осчастливленный космонавт Зайцев.
        ***
        Весь день после тренировки у Робура Зайцев чувствовал себя совершенно разбитым, и с трудом дождался позднего обеда.
        Выйдя из столовой, он кивнул разлегшимся в шезлонгах господам астронавтам, взял насыщенную кислородом фруктовую смесь с соломинкой, и с наслаждением устроился на своем привычном месте.
        Мимо веранды прошла босая аборигенка лет шестнадцати, изящно неся на голове коробку со сканером. Мордашка девушки как у остальных або, смахивала на кусок морщинистой коры, но ноги выглядели стройными и гладкими, а полные груди под коротким топом ритмично подрагивали при каждом шаге.
        - Интересно, как аборигены относятся к Большому Хапку? - рассеянно проговорил Зайцев, провожая ее взглядом.
        - А как они могут относиться, Виктор? - Стивенс отреагировал коротким смешком, - Або до сих пор живут в каменном веке. Вы думаете, они, вообще, что-нибудь поняли?
        - Або стали усиленно молиться Джи, - сказал Дьюи, - Так зовут некоего Убитого бога, который по их верованиям однажды явится, чтобы всех наказать. После Большого Хапка они решили, что Убитый вернулся. Пинов считают воплощениями Джи в телах, которые он конфисковал у сильно провинившихся. Происходящее принимают как должное, только немного недовольны, что Убитый почему-то заставил их служить белым. Ведь это белые его и убили.
        Дьюи сделал паузу.
        - Некоторое время назад один або изнасиловал девушку, тоже аборигенку. Да вы ее сейчас видели. Это по их понятиям серьезный проступок. Раньше они бы его сдали властям. А тут связали, отнесли на холм и обратились к Джи, чтобы тот вошел в него.
        - Как Вы ухитряетесь все знать! - восхитился Зайцев, - Або, кажется, не сильно разговорчивы.
        - Это мне не або рассказали, а доктор Кэссиди, - уточнил Дьюи, - Он молится Джи вместе с ними.
        - Кэссиди, климатист? - изумился Зайцев, - Но зачем?
        - Он и еще несколько человек из техперсонала, - Дьюи печально улыбнулся, - Видимо, они так получают иллюзию хоть какого-то контроля над ситуацией.
        - А чем кончилось дело с насильником? - поинтересовался Стивенс.
        - А это его тело теперь сидит рядом с Глобски на планерках. Довольно забавно видеть, как Глобски косится на него с опаской, - Дьюи поднял палец, улыбнувшись, - Эта плоть принадлежала Гильермо, моему помощнику по дому. Аккуратный парень. Жаль, как выяснилось, сексуально не выдержанный.
        Зайцев задумался, каково это, видеть пина в теле, которое ты раньше знал как человека. Его чаша сия пока миновала. Ни на острове, ни до этого он не видел ни одного лица, знакомого до Хапка.
        Об этом и о многом другом Зайцев с Дьюи рассказывали друг другу день за днем, лежа в шезлонгах на веранде после позднего обеда. Режим подготовки экипажа оказался на удивление щадящим. Несмотря на достаточно строгое расписание с раннего утра до окончания тренировок, после 17 часов пополудни астронавты могли заниматься, чем им заблагорассудится. Запрещался только алкоголь крепче светлого пива, чрезмерные физические нагрузки и поздний отбой. В остальном каждый предоставлялся самому себе.
        Послеобеденные посиделки на веранде столовой стали своеобразной традицией. Зайцев и Дьюи потягивали безалкогольные напитки, смотрели на море и беседовали о пустяках и предметах более серьезных. Иногда к их разговорам присоединялся Стивенс. В отличие от бесед с Дьюи такие встречи втроем Зайцев не очень любил, но понимал, что выбирать особенно не из чего. Кроме членов экипажа на острове жил обслуживающий контингент из местных або, темный, не образованный и зачастую просто плохо говорящий по-английски. А также научно-технический персонал, будущих астронавтов сторонящийся и недолюбливающий.
        Через неделю после прибытия Зайцев спросил Дьюи о причине такого отношения к ним спецов.
        - Ну а что тут непонятного? - хмыкнул по своему обыкновению Дьюи, - Мы улетим, а они останутся. С Паном.
        Зайцеву это объяснение показалось логичным.
        - Я давно не видел столько интактов, - заметил он, кстати, - и так мало пинов. Почему так?
        - Вам нравится общаться с пинами? - усмехнулся Дьюи, -
        Зайцев испуганно поднял руки.
        - Нет!
        - Вот в этом и дело. Я видел результаты исследований. Жизнь в окружении пинов вызывает у интактов апатию, депрессию и суицидальные поползновения. Потому Центр и перенесли сюда, на остров - подальше от крупных городов. И с нами держат здесь интактов - и спецов, и або.
        Зайцев хмыкнул:
        - Что-то я не заметил, что Пан особо деликатен.
        Дьюи поднял палец.
        - Это термин из прошедших времен. Этика нужна, когда участники коммуникации могут причинить друг другу ущерб. Но тот, кто несоизмеримо сильнее остальных, в этике не нуждается. Пан прагматичен. Ему нужен авангардный экипаж из здоровых, психически устойчивых особей.
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА
        О том, что на Земле происходит что-то не то, Зайцев и Кит Льюис узнали, когда замолчал Центр управления полетами. Попытки связаться с Хьюстоном по всем каналам, включая аварийный, ни к чему не привели. Тогда Зайцев попытался поймать радио- и телесигналы с Земли. Телевидение не работало, крупные радиостанции - тоже. Зайцев перенастроился на радиолюбительские волны. И вот тут астронавты поняли, что дело вовсе не в связи.
        Проблема оказалась, однако, в том, что кроме самого факта всепланетной катастрофы из передач понять что-либо было невозможно. До них доносились то вопли о помощи, то невразумительные описания происходящего, то чьи-то сбивчивые попытки объяснить случившееся, еще больше запутывающие дело.
        Кто-то кричал о зомби-апокалипсисе, кто-то - о нашествии вампиров. Кто-то о захвате Земли инопланетянами. Кто-то - якобы наиболее здравомыслящий - дрожащим голосом стонал о применении красными - русскими, или китайцами, или даже северо-корейцами против свободного мира нового неизвестного оружия, действующего непосредственно на мозги и сводящего людей с ума.
        Зайцев и Льюис непрерывно пытались связаться хоть с кем-то. До них доходили обрывочные данные об упавших самолетах и сошедших с рельсов поездах, об автомобильных авариях с десятками разбитых машин и сотнями трупов. О промышленных катастрофах по всему миру. О тысячах погибших. Никто, до кого им случайно удалось дотянуться, не мог сообщить астронавтам ничего утешительного. Старшеклассник-радиолюбитель из Франции рассказывал об ужасах за окном и рыдая просил помочь. Диджей из Архангельска, видимо, тронулся умом, постоянно хихикал, и в ответ на вопросы включал записи рок-звезд 60-х, предваряя очередной шедевр возгласами типа: "А ведь он предупреждал! Он знал, проклятый наркоман! Вот послушайте, мужики..." Бортинженер с нефтяной платформы около Шотландии терпеливо объяснял, что никто им не поможет, и они должны достойно принять смерть от удушья в консервной банки, болтающейся в тысячах миль над поверхностью Земли. Религиозный фанатик из Оклахомы призывал покаяться в грехах, ибо наступил День Гнева Господнего. И только престарелый хиппи откуда-то из Непала, древний, как египетские пирамиды, хваставший
личным знакомством с Тимоти Лири, вещал, что это не только смерть мира, как мы его знали, но и начало нового, чистого, лишенного грехов, накопленных прежним.
        На этом месте рассказа Зайцева полтора месяца назад Дьюи хмыкнул и сказал:
        - А ведь, согласитесь, этот парень оказался ближе всего к истине. Вы не спрашивали, как его зовут?
        Зайцев улыбнулся:
        - Он сказал: "Поскольку старые имена уже потеряли смысл, зовите меня просто - Луч Света Новой Зари, Загорающейся На Востоке."
        - Забавно, - вкрадчиво произнес Дьюи, дождавшись, когда Зайцев поднесет чашку с горячим чаем к губам, - Скажите, Виктор, а Вы задумывались впоследствии, не разговаривал ли с Вами под видом одного из Ваших собеседников Пан? Или под видом всех?
        Зайцев спокойно допил чай и поставил чашку на стол:
        - Конечно, приходило, профессор. Мне это и сейчас временами приходит в голову. Ну вот, например, как Вы можете быть уверены, что я - не пин?
        ***
        Пин - сокращение от Пиноккио. Так с легкой руки Дьюи члены экипажа называли между собой тела, представляющие на острове Пана. Ну, и вообще, тела, присоединенные Паном. В поведении пинов на острове - особенно в пластике движений и мимике - и впрямь проступало нечто деревянное. Сам Зайцев, еще до знакомства с островитянами, для себя назвал пинов буратинами. Впрочем, как Зайцев помнил, среди тех пинов, с которыми он встречался до прибытия на остров, случались и выглядящие совсем как обычные люди. Разве что подчеркнуто молчаливые и не очень вежливые.
        Зайцеву нравилось сочетание - пин-Пан. Совокупность пинов - Пан. Дьюи возражал: Пан - не совокупность пинов, он - больше, а по сути - вообще, другое. Обсуждение, что же такое Пан, занимало существенную часть их разговоров.
        Определение, с оговорками устраивавшее всех троих, сводилось к следующему.
        Пан - сетевой разум, распределенный среди восьми миллиардов жестко контролируемых им людских мозгов, соединенных между собой напрямую, а также с помощью всемирной компьютерной сети. Пан использует знания и опыт людей, присоединенных к нему, а также сенсорные и иные способности человеческих тел, применяемых как периферийные устройства, при этом обладая одной волей и одной личностью. Распространение Пана на весь мир и превращение его в то сверхсущество, каким он стал, участники послеобеденных посиделок также согласно относили к периоду в несколько месяцев двухлетней давности. Этот время получило название Большой Хапок.
        Стивенс и Зайцев принимали на веру версию Дьюи о земном, человеческом и рукотворном происхождении Пана, среди прочих не содержащую серьезных противоречий.
        Споры вызывала природа личности и воли Пана, устройство интерфейсов, соединяющих мозги между собой, технические вопросы его функционирования как единого мыслящего существа, а также механизм захвата прото-Паном, изначально включавшим в себя очень небольшое количество бывших индивидов, разумов и тел всего человечества за малым исключением.
        Слово "Пан" Зайцев услышал тоже только на острове. Его он также полагал удачным. В нем сочеталась приставка "пан", означавшая всеобщность, всеохватность, и имя греческого Пана - уродца, ставшего богом. Зайцев порадовал коллег сообщением, что в некоторых славянских языках "пан" значит "господин".
        Хотя тут авторство никто точно припомнить не мог, Зайцев уверенно назвал Дьюи.
        - Отнюдь, коллега, - отклонил эту честь профессор, - Ваше предположение лестно, но по моим смутным воспоминаниям эта честь принадлежит Вашему предшественнику.
        У Зайцева тогда неприятно кольнуло внизу живота. Он не любил напоминания о предшественнике. Оно в него вселяло легкую неуверенность в его собственной участи. Впрочем, на Дьюи он не сердился. Без профа Зайцеву на острове было бы нечем себя занять в свободное время. Островная сеть замыкалась сама на себя, не имея выхода куда-либо еще. В сетевой базе хранилась прорва фильмов и всевозможной художественной и познавательной литературы. Но почему-то Зайцеву стало совершенно неинтересно читать и смотреть о проблемах и жизненных перипетиях жителей мира, который безвозвратно исчез.
        ГЛАВА 3
        Стивенс лениво смотрел с веранды столовой на медленно остывающую от дневного солнца площадь перед администрацией.
        - Все же как-то тут слишком функционально. Безжизненно. Неужели нельзя вокруг коттеджей какие-нибудь садики разбить? С цветами какими-нибудь?
        Зайцева чуть не стошнило.
        - Нет, вот только цветочков не надо.
        - Вы - мизантроп, Виктор, - шутливо подколол его Стивенс, - ненормально не любить цветы.
        Зайцев пожал плечами.
        - Может быть. Только тогда уж не мизантроп, а энтофоб, Энтони, - Зайцев помолчал, наслаждаясь недоумением Ственса, - Это по-гречески значит не любитель растений. У всех нас есть свои страхи. Вот Вы, например, насколько я понимаю, не испытываете любви к большим лодкам.
        Стивенс покосился на Зайцева и хохотнул.
        - Хотел бы я посмотреть, как бы Вы к ним относились на моем месте.
        Бортинженер во время Большого Хамка плавал на яхте с друзьями. Сначала он наблюдал, как спутники один за другим превращались в пинов. Потом, когда яхта уже возвращалась в порт, что-то произошло, и пины впали в прострацию. Один выпал за борт и немедленно пошел ко дну. Двое других сидели на палубе и не реагировали на вопросы. Только хлопали глазами и издавали нечленораздельные звуки. Один порывался встать, но спотыкался и падал. Второй взмахивал руками и дрыгал ногами. Стивенс на всякий случай затащил обоих в каюту. Так продолжалось пару часов. Оба за это время обделались. Потом сознание вернулось к ним без видимой причины.
        Эту историю Стивенс рассказывал весело, как смешное приключение. Но, в отличие от искренней заинтересованности Дьюи его веселье отдавало натужностью. У Зайцева каждый раз при виде смеющегося бортинженера появлялось опасливая мысль, что здоровяк вот-вот лопнет от внутреннего напряжения.
        На вопросы о происходившем с ним с момента прихода яхты в Окленд и до попадания на остров Стивенс предпочитал отшучиваться. Зайцев пару раз спросил, но заметил, как у похохатывающего Энтони оба раза начинала мелко дрожать левая рука, и оставил попытки.
        - Не знаю, Энтони, - ответил Зайцев, - Не мне судить. Просто, по-моему, за последние два года с кучей народа случились гораздо более грустные вещи, чем Ваше двухчасовое плаванье в одиночестве. Странно заработать такую фобию во время Конца света.
        - А что Вы называете Концом света? - бортинженер приподнялся в шезлонге, и повернулся к Зайцеву, - Разве инсайт - смерть? Просто сознание человека вливается в единое сознание сверхличности Пана. Люди тысячелетиями только об этом и мечтали. Вспомните богословские теории о посмертном слиянии души с Богом.
        - А Вы полагаете, Пан - и есть Бог? - поинтересовался Дьюи.
        - А, может, и так! - запальчиво воскликнул Стивенс, - И, все эти религии спасения, на самом деле, прозревали будущее. Может быть, то, что мы наблюдаем, Второе пришествие?
        Дьюи крякнул и поспешно присосался к бутылке.
        - А вот эти горы трупов, и многотысячные оргии на пляже - это, вероятно, сопутствующий Второму пришествию Апокалипсис? - уточнил Зайцев, - И небезынтересно заметить, что перед Христом еще должен прийти Антихрист.
        - Ну, это только если исходить из христианского мифа, - бортинженер махнул рукой,- А вот, скажем, в одном из изводов буддизма в конце времен явится будда Майтрейя - безо всяких сомнительных предшественников.
        Зайцев кивнул.
        - Который всех убьет. Помню, читал.
        Дьюи отрицательно покрутил поднятым пальцем.
        - Немного не так, коллега. Который отправит всех еще не достигших просветления в нирвану.
        - Вот! - подхватил Стивенс, - Вот видите! Вы говорите "смерть", а я говорю - новый мир, новая жизнь, новые возможности. И - бессмертие.
        - Простите, бортинженер, - вкрадчиво обратился к нему Зайцев, - А почему же Вы тогда этому счастью предпочли такое опасное и некомфортное дело, как безвозвратный космический полет? То есть, Вы вот это бессмертие, этот новый мир и эти новые возможности, с такой радостью меняете на участь узника, обреченного сначала двадцать лет болтаться в консервной банке, летящей в пустоте, а потом до конца своих дней - в чуть более просторном куполе на чужой безжизненной планете? И заметьте - все это в самом лучшем случае. А на самом деле, вероятность участников экспедиции дожить до глубокой старости крайне мала. Если не сказать покрепче. А Вы от этой перспективы прямо светитесь, сколько я Вас здесь вижу. Так почему же? Объясните!
        Стивенс выпятил живот и нижнюю челюсть.
        - Да потому, что я - ученый, я - сознательный гражданин и член общества, для которого общественный интерес и тяга к познанию важнее собственного комфорта и безопасности.
        Зайцев поморщился.
        - Сознательный кто? Гражданин чего? Когда Вы в последний раз участвовали в выборах? Когда, вообще, за последнее время кто-то спрашивал Ваше мнение о чем-либо, включая Вашу собственную судьбу?
        - Послушайте, Зайцев, ну это уже всякие границы переходит, - возмутился Стивенс,- Отдавайте все же себе отчет, по чьей милости Вы находитесь в этом райском уголке, занимаетесь своим любимым делом, и до сих пор наслаждаетесь милой Вашему сердцу отдельной от всего мира индивидуальностью. Вы не думали, что Пан может и рассердиться? Или Вы надеетесь, у него нет других кандидатур на Ваше место? Или Вы думаете, что умнее коллективного разума миллиардов людей, в том числе таких, которые еще в своей индивидуальной жизни добились несоизмеримо большего, чем Вы? Откуда у Вас такое бесстрашное самомнение?
        Дьюи с нарочитой улыбкой всплеснул руками.
        - Коллеги, коллеги, успокойтесь! Виктор, ну Вы тоже не перегибайте палку. Все-таки, нам всем вместе еще лететь в одном корабле. Если мы здесь не можем найти общий язык, что же будет в космосе?
        Зайцев пожал плечами.
        - Приношу извинения, Энтони.
        Стивенс насупился, встал.
        - Принято. До завтра, профессор. До завтра, tovarishsh Зайцев.
        Бортинженер вышел.
        Дьюи повернулся к Зайцеву.
        - Виктор, ну зачем Вы его дразните? Конечно, Энтони - не подарок. Но он - прекрасный бортинженер. И в проекте "Эдем" почти с самого начала - дольше, чем любой из нас.
        - Я все понимаю, проф, - слегка виновато пробормотал Зайцев, - Но это восторженное прославление Пана сильно отдает криками "Да здравствует Сталин!" перед расстрелом в подвалах Лубянки.
        - А бывало и такое? - недоверчиво уточнил Дьюи.
        От удивления профессор даже подался вперед, приняв крайне неудобное положение в шезлонге.
        - Клевещут, - Зайцев развел руками.
        Дьюи пожал плечами, откинулся на спинку.
        - Ну, собственно, Вы сами все и объяснили. Вот увидите, - заверил он Зайцева,- вся эта восторженность выветрится из Энтони, как только корабль удалится от Земли на достаточное расстояние.
        Зайцев встал из недовольно заскрипевшего шезлонга.
        - Хотелось бы верить, проф. Извините, вынужден Вас оставить.
        - Что так? - удивился Дьюи, - Ложиться спать еще рано.
        - У меня встреча с Жанной. Пригласила в гости.
        Дьюи приподнял бровь.
        - Не выроните монокль, проф, - предупредил Зайцев.
        - Спасибо за заботу, - сердечно поблагодарил Дьюи, - постараюсь.
        ***
        Кроме Зайцева, Стивенса и Дьюи в экипаж "Эдема-1" входили еще три девушки. В отличие от мужчин Зайцев про себя называл их по именам - Мейбл, Фредерика и Жанна. Все же одной из них суждено стать ему если не женой, то любовницей.
        Американки Мейбл и Фредерика сильно отличались и внешне, и по характеру. Широкобедрая и грудастая Мейбл походила на раненую белую птицу. Испуганно хлопала ресницами как крылышками и глядела вокруг с отчаянным выражением выпавшего из гнезда птенчика, просящего то ли о пощаде, то ли о защите. Все это при двух докторских степенях - по агрономии и космобиологии. На групповых тренингах, когда по ротации приходил черед играть роль капитана, она единственная из всего экипажа регулярно проваливала управление командой. Впрочем, в качестве подчиненного Мейбл оказывалась почти идеальной - при условии точной постановки задачи.
        Химик и астрофизик Фредерика, напротив, отличалась несколько чрезмерно - на вкус Зайцева - спортивной фигурой. Она ничем не хлопала, при разговоре смотрела прямо в глаза. В ее подтянутости виделось больше от военного лагеря, чем от дамского фитнес-центра.
        К третьей, Жанне, Зайцев сейчас как раз направлялся. Стивенс как-то окрестил ее инженю-строителем. Зайцеву это определение казалось не очень точным. В Жанне причудливо сочетались французский шарм - или то, что Зайцев за него принимал - с быстрым и точным умом. И Зайцев опять не мог понять - отточенный ли это опытом разум профессионала или природная женская сообразительность. К посиделкам на веранде Жанна относилась подчеркнуто пренебрежительно, как к пустой болтовне.
        Зайцев шел к коттеджу Жанны впервые и привычно считал шаги незнакомого маршрута. Досчитав до двухсот сорока пяти, он поднялся по ступенькам, постучал, услышал приглашение, открыл дверь. И лицом к лицу столкнулся с молодым аборигеном. Або смерил его пронзительным взглядом и молча посторонился. В глубине гостиной Зайцев увидел возлежащую на кушетке Жанну в чем-то легком со сбившейся на предплечье бретелькой. Перед кушеткой стояли низкий стульчик и небольшой столик с фруктами и бутылкой местного тонизирующего напитка. Зайцев почувствовал, как его увлекает флейта крысолова.
        Уже дойдя до кушетки, Зайцев обернулся на скрип двери и остолбенел. На исчезающей в проеме голой ноге аборигена красовался неповторимый зигзагообразный шрам.
        - А что у Вас делал пин, Жанна? - брякнул Зайцев без предисловий.
        Жанна, приоткрыв от удивления рот, непонимающе уставилась на него. Зайцев указал пальцем на дверь.
        - Я видел, как его присоединили.
        Жанна перевела дух.
        - В лодке, на вечерней заре? - уточнила Жанна.
        Зайцев кивнул. Жанна облегченно рассмеялась.
        - Расслабьтесь, Виктор. Это новый ритуал инициации у аборигенов. Имитируется инсайт молодого воина. Лауро его как раз вчера проходил.
        - Зачем?
        - Юный або, с одной стороны, как бы впускает в себя мудрость и силу Джи, - терпеливо объяснила Жанна, - с другой, спасает себя от настоящего инсайта. Ведь присоединиться можно только один раз.
        - Он смотрел как пин, - сказал Зайцев.
        - Молодые або подражают взгляду и движениям пинов.
        Жанна улыбнулась чему-то своему.
        - Лауро - не пин. Он просто глупый мальчик.
        Жанна скорчила сердитую гримаску и повела голым плечом - нет, в данном случае, обнаженным плечиком. Хотя климат на острове, в принципе, не располагал к пышным одеяниям, раздетость Жанны определенно содержала недвусмысленное послание.
        Девушка пальчиком придвинула в сторону Зайцева высокий бокал с чем-то подозрительно ярким.
        - Попробуйте, казак, это местный тонизирующий напиток. Безалкогольный, если Васэто волнует.
        Зайцев взял бокал и осторожно отхлебнул. В голове немедленно заплясали чертики. Жанна манерно вздохнула.
        - Вы одичали в своем одиночестве, Виктор. Устроили мне допрос с порога. Чуть ли не сцену. Но я Вам прощаю на первый раз. За это удовлетворите мое любопытство. Хочу узнать о Вас побольше.
        Зайцев осторожно присел на стульчик.
        - Я готов.
        - Для начала - что у Вас за фамилия? Она ведь не русская, больше на немецкую похожа?
        - Да нет, почему, вполне русская, - Зайцев пожал плечами.
        - И что это означает по-русски?
        - В некотором смысле...- Зайцев замешкался, - сын зайца.
        Жанна хихикнула.
        - Зайчонок? Звучит совсем не героически.
        Зайцев рассмеялся и чуть не свалился со стула.
        - По-моему, стульчик для Вас маловат, - как бы мимоходом сказала Жанна и показала на кушетку рядом с собой, - Садитесь сюда.
        "Хм" - подумал Зайцев.
        - Так Вас так угораздило - с фамилией?
        - В русском языке слово "заяц" еще означает безбилетник, - объяснил Зайцев, - По семейной легенде, моего пращура мальчишкой обнаружили спрятавшимся в трюме парусного корабля в открытом море. Отлупили, дали форму не по росту и взяли в юнги. Поскольку фамилию малец то ли не знал, то ли не захотел называть, чтобы не отослали домой, окрестили Зайцевым. Оттуда наш род и пошел.
        - Ага, - протянула Жанна, - То есть, Вы - потомственный путешественник?
        Зайцев развел руками.
        - Плыву, куда течение принесет. Или ветер.
        - Ну, не прибедняйтесь, Виктор. Профессор о Вас высокого мнения.
        - Неужели? - шутливо удивился Зайцев.
        - Да, - Жанна согласно тряхнула головой, и вьющийся локон очень красиво упал ей на щеку, - Эдвард находит в Вас скепсис, независимость, смелость и умение стойко переносить несчастья ближних.
        - Даже так? А разве это достоинство?
        Взгляд Жанны посерьезнел.
        - За прошедшие два года я видела достаточно мужчин, бледнеющих от вида чужой крови. От них крайне мало толку в настоящем деле. И видела законченных ублюдков, на скорую руку сооружающих из трупов бруствер. И спасающих оставшихся в живых.
        - А чем Вы занимались эти два года?
        - Прокладывала кабеля и строила ретрансляционные вышки в труднопроходимых местах. Разумеется, не одна. Этим занимаются большие мобильные отряды. Я входила в один из них.
        - Для ретрансляции чего? - не понял Зайцев.
        - Для ретрансляции Пана, Виктор, - холодно ответила Жанна.
        Повисла пауза. Жанна вздохнула.
        - Владения Пана заканчиваются там, где нет устойчивых мощных каналов связи. Таких мест на земле много. Арктика, Сибирь, Амазония, Сахара. Пан сейчас энергично ликвидирует белые пятна, отправляя туда бригады интактов. Я работала в Сахеле и в джунглях центральной Африки. В обоих местах местное население реагировало враждебно. Сначала бедуины в Сахеле, потом масаи в Африке уничтожали оборудование и убивали рабочих. Несколько раз я оказывалась в центре настоящей битвы.
        Зайцеву представилось это величественное зрелище: тысячи новых конкистадоров, бредущие напролом через джунгли и тайгу, вступающие в схватки со свирепыми туземцами, по колено в болоте и по пояс в снегу строящие установки, которые однажды раздавят их сознание и сожрут мозги.
        "Пора", - подумал Зайцев.
        - Представляю, как Вам тяжело пришлось... - Зайцев придвинулся к Жанне, почти нависнув над ней.
        Жанна вздохнула и отодвинулась.
        - Тяжело? Да. И интересней, чем вся предыдущая жизнь.
        Женщина встала, встряхнула волосами перед зеркалом. Он поднялся за ней, приобнял ее. Жанна убрала его руку. Зайцев почувствовал, что это уже не кокетство.
        - Вы не оправдали моих надежд, Виктор. Я думала, развеюсь с Вами, отвлекусь от мрачных мыслей. А Вы только заставили меня вспомнить то, чего я вспоминать не хотела. Уходите.
        Обескураженный Зайцев вышел и сел на скамейку около склада. Из-за коттеджа мадемуазель Флавиньи сгорбившись вышел и побрел куда-то вдаль хромой псевдопин Лауро. "Эге, - подумал Зайцев, - Не один я сегодня в обломе. Интересно, вчерашний спектакль как-то связан с вожделением дикаря к белой госпоже? Парень пытался хотя бы символически преобразиться в того, кто имеет над Жанной абсолютную власть. Бедняга."
        - Белый господин, Вы - астронавт? - послышался писклявый голосок. Зайцев чуть не подскочил от неожиданности. Вгляделся в темноту.
        У стенки склада на корточках, по-школьному сложив руки на коленках, сидела давешняя юная аборигенка, морщинистой мордочкой и широким приплюснутым носом напоминающая грустную маленькую собачку. Свисающие по сторонам головы жесткие черные волосы походили на два болтающихся уха. Зато ноги псоглвицы выглядели красивыми и гладкими.
        - Да, милая, я - астронавт, - ответил Зайцев.
        - Возьми меня с собой на звезду.
        Зайцев подавился вдохом. Что это - тоска молоденькой девочки по большому интересному миру? "А кому сегодня плакать в городе Тарусе? Есть, кому сегодня плакать - девочке Марусе". Или общий для всех интактов ужас перед присоединением?
        - Извини, девочка, я не могу тебя взять на звезду. Это не я решаю.
        - А кто решает?
        - Пан.
        - Вы так называете Джи?
        Зайцев задумался. До него только сейчас дошло, кого аборигены называют Джи.
        - Нет, девочка, Пан - не ваш Джи. Вы ошибаетесь. Пан - не с неба спустился, он - наше порождение, земное, это мы его создали.
        - Не понимаю, - девушка сморщила личико и еще больше стала походить на оставленного щеночка.
        "А кто понимает?" - подумал Зайцев. Впрочем, гладкие ножки девушки сейчас занимали его больше мыслей о судьбах человечества. Воображение, раззадоренное Жанной, уже независимо от воли рисовало всякие не пуританские картинки. "С другой стороны, кто знает, что тут считают изнасилованием? - вдруг пришло Зайцеву в голову, - Вот так переспишь, с кем не следует, а завтра смуглые ребята тебя свяжут и отнесут на пригорок - Пану на ужин...".
        И тут прекрасная псоглавица встала и ушла. Только бедра ниже короткой юбки сверкнули.
        "Ну разумеется, - заключил Зайцев, - Не можешь взять девушку с собой на звезду - нафиг ты нужен?" В голове еще слегка звенело от местного пойла. Он тихо засмеялся.
        ГЛАВА 4
        РЕТРОСПЕКТИВА
        У разных людей разный порог самообладания в стрессовой ситуации. Это банальность. Но определить, кто сломается раньше, заранее удается не всегда. Англичанин Льюис производил на Зайцева впечатление абсолютно невозмутимого человека. Тем больше Зайцев удивился, обнаружив, как этот джентльмен в считанные сутки превратился в законченного неврастеника. При том, что сам Виктор, безусловно, потрясенный до глубины души, продолжал держать себя в руках. Впоследствии Зайцев объяснил для себя это тем, что его детство и юность, когда формируются характер и мировоззрение, прошли в России в обстановке постоянной нестабильности и вечного ожидания "большого пипеца". "Пипец" случился - неприятно, но ожидаемо. В то время как для Льюиса рухнуло само мироздание. Британец полностью потерял опору под ногами, если можно так сказать про человека, болтающегося в невесомости.
        Следующие три недели в обществе Льюиса оказались для Зайцева сущим адом. Тот то плакал, то причитал, то вдруг разражался чрезмерными лучезарными надеждами, подражающими абсурдностью и беспочвенностью.
        По прошествии времени уже на Земле Зайцев решил, что Льюис своим безумием спас от сумасшествия самого Зайцева, заставив мобилизоваться для сиюминутного спасения жизни, и отвлекая мысли от перспективы гибели неизбежной, но более отдаленной по времени. И от гибели известного ему мира заодно.
        ***
        Зайцев сидел смирно, но начинал раздражаться.
        Вокруг него с проводами и присосками неловко и бестолково суетился ассистент Робура по фамилии или прозвищу Маджента. Из тех, у кого на лбу написано - "никчемный".
        "Надо же, - подумал Зайцев, - сколько умных и талантливых людей исчезло в ненасытной глотке Пана, а этот absolutely useless живет себе как ни в чем ни бывало". Поразмыслив, однако, Зайцев понял, что как раз тут все логично - зачем Пану есть никчемного?
        Робур стоял у стены, и мрачно наблюдал за происходящим, даже пытаясь вмешаться.
        - За что Вы нас так не любите, Джеймс? - спросил Зайцев.
        - Объяснить? - Робур исподлобья глянул на Зайцева.
        - Будьте любезны.
        - Вам не понравится.
        - Переживу. Я любопытен.
        Робур присел на край стола и скрестил руки на груди.
        - Как хотите. У вашей команды есть кое-что общее, что отличает от других людей на острове. Дьюи, Вы, Флавиньи, Хенсон - все вы потрясающе спокойны. У вас чисто физиологические показатели - как у людей, у которых все в полном порядке. Ни постоянных кошмаров, ни приступов страха, ни видений, ни панических атак, как у большинства находящихся на острове. Все здесь психически травмированы - особенно после ужасов первых месяцев, да и из-за дальнейших событий тоже. Почти все какое-то время жили в окружении одних присоединенных. Все видели сотни, если не тысячи смертей. Все пережили превращение друзей и знакомых в марионеток. У всех нервы разорваны в клочья. У всех - кроме вас. Вы - равнодушные монстры, абсолютно лишенные сострадания к другим людям. Видимо, это принцип, по которому Пан вас собрал.
        Зайцев пожал плечами.
        - А что в этом нового, Джеймс? В любой катастрофе больше шансов на выигрыш имеют невозмутимые.
        - Нового ничего, - согласился Робур, - Хорошего - тоже.
        Зайцев вдруг улыбнулся.
        - Знаете, что забавно, Джеймс? По мнению мистера Дьюи главная причина, что нас готовят интакты, в заботе хозяина о нашем психологическом комфорте. Если это так, то, возможно, Вы существуете как самостоятельная личность исключительно благодаря нашему спокойствию. Вы считаете, это повод для неприязни?
        - Нет, - с каменным лицом сказал Робур, - Это повод для ненависти. Залезайте в тренажер. Мы уже на десять минут отстаем от графика.
        ***
        Зайцев опоздал на обед, и вышел на веранду, когда Дьюи и Стивенс уже сидели там. Здесь же к его удивлению оказалась и мадемуазель Флавиньи.
        - Жанна, - Дьюи ласково и даже, как показалось Зайцеву, с некоторой жалостью, говорил девушке, - Ваша ошибка в том, что Вы считаете, будто у Вас есть какой-то выбор. Когда Вы поймете, что, на самом деле, выбора никакого нет, Вы немедленно успокоитесь.
        - Как Вы? - сердито уточнила Жанна.
        Дьюи с улыбкой кивнул.
        - А если я не хочу покоя?
        Дьюи покачал головой.
        - Это тоже не Вы решаете.
        Жанна надула губы, развернулась так, что у самого лица Зайцева промчался вихрь с легким цитрусовым ароматом. И вышла.
        Дьюи хмыкнул, медленно, как бы нехотя, поднялся из кресла, небрежно кивнул и отправился за ней.
        Зайцев повернулся к Стивенсу.
        - Я ничего не понял. О чем это они?
        - А Вы не в курсе? - бортинженер тихо хохотнул, - Некоторое время назад - еще до прибытия на остров, - Стивенс пальцами отбарабанил дробь на ручке шезлонга, - наша Жанна переспала с Паном.
        Перед глазами Зайцева немедленно возникла эпическая картина Жанны, совокупляющейся на солнечном песчаном берегу с миллиардом поджарых волосатых латиносов. Он нервно потряс головой. Видение исчезло.
        - Вы хотели сказать - с пином? - раздраженно уточнил он у Стивенса.
        - А Вы полагаете, секс - только физиология? - бортинженер насмешливо посмотрел на Зайцева, - Тогда Вам в жизни не слишком повезло. Нет, все-таки, она переспала с Паном. И с тех пор мы с Вами для нее как мужчины не существуем. Ее проблема в том, что улетев с нами, она больше никогда с Паном не встретится. А оставшись, вряд ли останется Жанной. Вот ведь дилемма.
        - Вот оно что...- протянул Зайцев, - Тогда можете ей передать, что у нее проблемы. Все возлюбленные античного Пана кончили плохо. Одна превратилась в тростник, другая - в дерево, третья - вовсе в скалу.
        - Почему я ей должен это передавать? - насторожился Стивенс.
        - Ну, меня-то она отшила, - объяснил Зайцев.
        - Ах, вот как... Ну ничего, у Вас есть еще две попытки!
        Бортинженер гыкнул и похлопал Зайцева по плечу. Зайцев скривился.
        - Ну что Вы все время чем-то недовольны, Зайцев? - укорил его бортинженер.
        Зайцев пожал плечами.
        - По-моему, те, у кого нет никаких претензий к мирозданию, в гробу лежат. А Вас вот прямо все в нашем пребывании здесь устраивает?
        - Ну, нет, конечно, - насупился Стивенс, - Вот, например, мне непонятно, почему во время командных тренировок постоянно происходит ротация командира. По-моему, это просто неправильно. Мы задолго до полета должны знать не только, какое у нас будет не только распределение профессиональных обязанностей, но и подчиненность.
        - А Вы, я полагаю, рассчитываете на эту должность?
        - Почему бы и нет? - бортинженер усмехнулся, - И я уверен, что в этом случае Вы, дорогой Виктор, будете мне подчиняться без возражений. Я ведь Вас давно раскусил. На самом деле, Вы, как всякий русский, уважаете власть, какой бы она ни была. Просто за то, что она - власть. А Ваше фрондерство это всего лишь попытка замаскировать Ваш кондовый конформизм хотя бы перед самим собой.
        - Что, так плохо получается? - с нарочитой обескураженностью в голосе поинтересовался Зайцев.
        Стивенс весело кивнул.
        - А, вообще, Энтони, Вы правы, - вздохнул Зайцев, - тут много странностей для опытного человека. Самое очевидное - почему нет дублеров?
        - Каких дублеров? - насторожился бортинженер.
        - Ну как же! Каждому члену экипажа нужен как минимум один дублер, который должен заменить первый номер, если тот по каким-то причинам не сможет полететь - из-за болезни, например, или нервного срыва. Без дублеров выход из строя одного человека может привести к срыву всего полета.
        - Я думаю, - проворчал Стивенс, - в данном случае Пану виднее.
        - Вы полагаете, что дублеры есть, но готовятся где-то в другом месте? - уточнил Зайцев.
        Бортинженер промолчал.
        - Еще мне кажется весьма логичным вариант, - продолжал Зайцев, - что мы и есть дублеры. А основная команда готовится где-то на континенте, скажем, в Звездном городке. По всем правилам готовится, как следует. Вместе с командой "Большого Эдема" и с уже назначенным капитаном. А здесь - не более чем склад запасных частей, и все тренировки - лишь профилактика, чтобы запчасти не испортились.
        - Да идите Вы к черту, Виктор, - буркнул Стивенс, раздраженно выскочил с веранды и чуть не сшиб возвращающегося Дьюи. Проф проводил бортинженера взглядом. Обернулся к Зайцеву.
        - Снова Вы задираетесь. Вот зачем?
        Зайцев вытянул руку с выпрямленным указательным пальцем вслед Стивенсу.
        - А он первый начал.
        - Опять прославлял Пана? Так это он больше сам себя убеждает. Здесь же нет микрофонов, - сказал Дьюи, - и камер тоже.
        - Откуда Вы знаете? - усомнился Зайцев.
        - Я спрашивал у пина. Он мне ответил.
        Зайцев озадаченно клацнул зубами.
        - Так выходит, мы тут впустую красноречием блещем.?
        - А Вы выступаете для Пана? - Дьюи улыбнулся, - Это такой русский способ бунта?
        - В самую точку, Эдвард, - кивнул Зайцев и залпом осушил бокал сока, - У нас бла-бла-блацентричная культура. Была.
        Зайцев хмыкнул.
        - Хотя, по правде говоря, сейчас-то Стивенс был прав. Тут все устроено абсолютно неправильно. Поверьте единственному бывалому космонавту среди Вас. Не так все должно быть в центре подготовки космонавтов. Как будто готовят вовсе не экипаж межзвездного корабля.
        - А кого?
        Зайцев пожал плечами.
        - Да кого угодно. Например, театральную труппу. Смотрите: Мейбл - инженю, Жанна - субретка, я - простак, Стивенс - резонер...
        Дьюи отрицательно покрутил поднятым пальцем.
        - Нет, это как раз Стивенс - простак. Резонер - это я.
        Старый абориген по имени Жупо нес большой лист зеркального стекла, когда услышал со стороны астронавтской столовой странные звуки. Он аккуратно прислонил лист к стенке, крадучись подошел к веранде, и осторожно заглянул в окно. На веранде в шезлонгах сидели двое белых в одинаковых оранжевых рубашках и штанах, и давились от хохота. Жупо неодобрительно покачал головой. Неожиданно раздался звон. Лицо Жупо приняло жалостно обиженное выражение. Он отвернулся от окна и понуро пошел к разбитому стеклу.
        ГЛАВА 5.
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        До самого Большого Хапка Эдвард Дьюи вел в вузах Нью-Йорка несколько курсов по медицине и явно испытывал лекторский зуд. "Курс лекций" о происхождении и становлении Пана он уже читал Стивенсу и, видимо, кому-то еще. Возможность провести его для новоприбывшего профессора явно обрадовала. Тем более что Зайцев оказался благодарным слушателем. Благодаря Дьюи многие отсутствующие элементы паззла в голове Виктора встали на свое место и картина случившегося более или менее сложилась.
        По словам профессора, все началось с экспериментов дока Джонсона...
        Профессор Грант Джонсон на протяжении двух десятков лет занимался исследованием возможностей созданием интерфейса между мозгом и компьютером. Скандальную славу док заработал, попавшись на весьма рискованных экспериментах с людьми. Тогда его имя впервые появилось в прессе в связи с уголовным преследованием и громадными исками родственников пострадавших. Дополнительную остроту процессу придавала студенческая группа поддержки Джонсона из Калифорнийского университета, где он работал. На молодых людей профессор с гротескной внешностью и горящими глазами, прямо со скамьи подсудимых зажигательно вещающий о чудесах, которые ждут человечество после реализации его безумных идей, производил убийственное впечатление. Юные идиоты устраивали демонстрации под окнами суда против мракобесия и в защиту свободы научной мысли. Каким-то чудом, а, точнее, с помощью хороших адвокатов, оплаченных богатым поклонником, Джонсон смог уйти от ответственности
        Процесс освещал начинающий репортер Билли Беллами. Серия статей о деле Гранта Джонсона стала для него пропуском в большую журналистику, после чего его дела стремительно пошли в гору. Несмотря на то, что само дело быстро забылось. Имя Гранта Джонсона кануло в Лету, и, возможно, никогда бы не всплыло, если бы не тот же самый Беллами.
        Спустя восемь лет Беллами, уже знаменитый журналист и двукратный номинант на Пулицера, читал пространную статью о чудесном нахождении пропавшего незадолго до того компьютерного гения и мультимиллионера Ронни Гершовица. Фрик-супербогач, удачливый стартапер и сумасшедший компьютерщик после очередного триумфа в сфере разработки хитрющих и срывающих крышу интерфейсов исчез вместе с несколькими ближайшими приятелями и соратниками, такими же безумными айтишниками. Несколько месяцев спустя дотошные журналисты нашли его в Нью-Мексико в секте "Облако Света". Гершовиц отказался давать интервью, ограничившись коротким заявлением для прессы: он и его единомышленники нашли долго разыскиваемый ими смысл жизни в учении секты о единстве мира и человеческого разума.
        Собственно, скандала, которого жаждали борзописцы, не случилось. Скрупулезное журналистское расследование показало, что все состояние Гершовица осталось при нем. Разве что несколько изменились направления его разработок. Но вопреки ожиданиям обычной истории с грабежом богатого дурачка алчными сектантами не произошло.
        Билли уже почти пожалел, что, вообще, начал читать этот длинный опус, пока его взгляд не зацепился за неприметную фигуру на одной из фотографий из поселения секты, куда один из журналистов сумел проникнуть. Сначала Беллами даже не понял, чем его привлек этот диковатого вида сектант с кирпично-красной шеей. Однако через мгновение он сообразил, что это Грант Джонсон собственной персоной - ученый расстрига, некогда свихнувшийся на почве соединения компьютера и человеческого мозга. И давший толчок карьере Билли.
        Беллами обратился в Калифорнийский университет, где узнал, что после процесса Джонсона восстановили в должности. Он благополучно проработал там еще полгода, но в некий момент неожиданно исчез, связавшись с университетом только через месяц и уладив все дела с прекращением контракта по электронной почте. Одновременно с ним пропала, а затем также дистанционно уволилась его тридцатилетняя лаборантка Линн Конти. Это совпадение никого не удивило, поскольку о романтических отношениях парочки все знали и раньше.
        Между тем, ничего этого не знающий, но заинтригованный Беллами отправился на Запад. Вернулся он оттуда со статьей и изрядно озадаченный.
        Добравшись до Капернаума, Билли взял на прокат машину, и отправился в поселок "Облака Света". Как Беллами уже знал, поселение представляло собой небольшую крепость, обнесенную забором, в которую чужих пускали только по приглашению. Когда Билли представился на входе, он объяснил свой интерес информацией о секте, прошедшей в СМИ из-за дела Гершовица. О Джонсоне Билли решил пока не говорить. Его впустили.
        Внутри периметра Беллами увидел сектантов, в основном, достаточно молодых людей обоих полов. Журналист описывал их как немного заторможенных, как будто постоянно слегка под кайфом, но при этом чрезвычайно слаженно действующих сообща. Одеяниями и прическами сектанты напоминали хиппи. Большинство из них носили длинные волосы, подвязанные разноцветными тесемками. Лица мужчин украшали бороды. Одежда представляла собой просторные штаны и рубахи с незамысловатым орнаментом. Билли сразу обратил внимание, что сектанты почти не говорили между собой, однако, как будто понимая друг друга без слов.
        Беллами встретился с главой секты. Им оказался довольно молодой человек по имени Свен с открытой улыбкой и окладистой бородой. Свен Белобородый очень долго и охотно беседовал с Билли, рассказывая о сути учения. На взгляд Беллами оно представляло собой довольно банальную и бессмысленную мешанину поп-буддизма, психоделических практик в духе Кастанеды и Лири, модернизированного христианства и бог знает чего еще. Свен пел как соловей, пока Билли не обмолвился о Джонсоне, и о желании увидеться с ним. Сначала Белобородый сделал вид, что не понимает, о чем речь. Беллами показал ему фотографию и обведенное на ней лицо. "А, понятно, - сказал Белобородый, - но чем Вам интересен Гарри? Он внутренне переродился, стал другим человеком."
        Впрочем, возражать не стал, сказав, что здесь все находятся добровольно, и дело только в самом Гарри, не любящим общаться с людьми из внешнего мира. Тем не менее, Свен вызвал Джонсона по телефону.
        Встреча с Джонсоном поразила Беллами. Он, и впрямь, увидел совсем другого человека. В этом спокойном просветленном мужчине не было совершенно ничего общего с нервным эксцентричным харизматиком, которого он помнил по процессу. Джонсон отнесся как к самому Билли, так и к его вопросам доброжелательно и безмятежно сообщил ему, что давно оставил свои прежние занятия и амбиции, нашел в "Единстве" покой и занимается в секте садоводством. О Гершовице высказался как об "умным мальчике", но на вопрос о совместной работе с ним ответил отрицательно, заявив, что ему это больше не интересно. "Лучше посмотрите, какие цветы у меня выросли в этом году!"
        После разговора с Джонсоном Свен крайне дружелюбно и вежливо дал Билли понять, что его дальнейшее пребывание в поселке не слишком приветствуется. Мол, он бы с удовольствием оставил бы его погостить в поселке несколько дней, но это может не понравиться другим братьям и сестрам. "Им не нужно излишнее внимание и шум вокруг них - это именно то, от чего они сюда ушли. Вы же сами все понимаете, мистер Беллами..."
        Билли покидал поселение со смешанными чувствами. С одной стороны, "Облако Света" выглядело как одна из обычных постхристианских сект, каких на Среднем Западе не один десяток. С другой стороны, журналистское чутье подсказывало Беллами, что он наступил на хвост какой-то очень серьезной тайны. Что все виденное им в поселке - грандиозная и продуманная до мелочей декорация, за которой скрывается что-то неожиданное и страшное. И это страшное связано с Джонсоном.
        Беллами решил задержаться в Капернауме на несколько дней. Все это время он расспрашивал местных жителей о секте. Горожане относились к соседям спокойно, но без симпатии. "Нам не нравятся парни, которых мы не понимаем" - простодушно объяснил Билли хозяин местной биллиардной.
        Билли спрашивал о странностях облачников. Странностей местные видели много, но всерьез уцепиться оказалось не за что. Сектанты крайне мало общались с горожанами и не принимали в поселке гостей, но это вполне укладывалось в версию замкнутой общины, не занимающейся широким прозелитизмом и полагающей себя обществом избранных. Облачники подчеркнуто соблюдали все правила, не употребляли - по крайней мере, в городе - спиртного. Но и это прекрасно объяснялось строгой этикой, нередкой среди новых сект, еще не растративших исходного религиозного порыва. Сектанты не делали долгов, исправно платили по счетам, не заводили шашней с местными красотками, не ходили к проституткам. Список можно продолжать - только незачем.
        Билли уже отчаялся что-то найти, когда неожиданно информация сама нашла его.
        ***
        Зайцев лениво обозревал внутренности жилого модуля. Тренировки в гидробассейне и особенно летная подготовка ему нравились куда больше. Занятия на комплексном тренажере рождали в нем одновременно неприятный мандраж и скуку. Беспокойство вызывало постоянное ожидание внештатных ситуаций, каждый раз непредсказуемых. Скуку - понимание, что эти замечательные интерьеры ему придется видеть двадцать лет к ряду.
        Сейчас они со Стивенсом сидели в узком коридорчике, поглядывая на тревожный экран, предвкушая, какая бредовая напасть для проверки их профессионализма оттуда выскочит на этот раз. В прошлый раз случился пожар в спальном отсеке. Ожидание утомляло.
        Стивенс зевнул.
        - А интересно, что случилось с китайцами?
        - О чем Вы, Энтони?
        - Да вспомнил, что посадочный модуль строили китайцы. Куда они делись? Я тут не видел ни одного китайца. Белых, черных видел. Несколько гавайцев. А вот китайцев почему-то нет.
        - Да я думаю, то же, что и с остальными, - Виктор пожал плечами.
        - А я вот представляю нынешний Китай. Миллиард одинаковых людей в одинаковой одежде, живущих в одинаковых домиках, обрабатывают одинаковые рисовые поля и работают на одинаковых рабочих местах на одинаковых швейных фабриках.
        - Так у них и раньше так было, - сказал Зайцев, - Они, наверно, и не заметили ничего.
        Из-за поворота в тяжелых магнитных ботинках прошлепал Дьюи.
        - Система регенерации воздуха накрылась. И еще отказала тревожная сигнализация там же. Вся. Потому и предупреждения не услышали.
        - Что, с самом деле, отказала? - удивился Зайцев.
        - Да нет, - Стивенс досадливо махнул рукой, - Это практически невозможно. Там несколько дублирующих систем. Очередная проверка.
        - Жанна оказалась рядом. Разбирается, - добавил Дьюи.
        Зайцев неспешно встал, взял ранец и направился в сторону, откуда появился Дьюи.
        - Виктор, позвольте мне! - встрепенулся Стивенс.
        - Но сегодня по вводной моя очередь, - удивился Зайцев.
        - Ничего, - Стивенс махнул рукой, - еще успеете.
        Зайцев пожал плечами, сел. Стивенс выбежал из модуля. Зайцев обернулся к Дьюи.
        - Странно такое от нашего аккуратиста слышать, - Зайцев кивнул в сторону, куда убежал Стивенс.
        Дьюи мягко улыбнулся.
        - Вы меня удивляете, Виктор. По-моему, симпатию Энтони к Жанне уже давно не замечает только слепоглухой.
        - Не понимаю, - сказал Зайцев, - Стивенс же знает, что Жанна в некотором смысле женщина Пана. При его пиетете к нашему божеству, секс с Жанной должен быть для него закрытой темой.
        Дьюи глянул на Зайцева с веселым удивлением.
        - Да Вы, оказывается, ни черта не понимаете в таких делах! Вожделение к женщине господина - это же классика! Желать жену хозяина значит чуть-чуть сравняться с ним, дотянуться до его уровня. Это желание сильнее не только уважения к старшему, но и инстинкта самосохранения.
        Зайцев хмыкнул.
        - Да, Эдвард, Вы правы. Просто не очень укладывается в голове, что у людей еще случаются нормальные человеческие чувства. Теперь, когда весь мир сошел с ума.
        Дьюи скривился.
        - Не люблю такие выражения. Я, хоть и не спец именно в психиатрии, но все же из смежной области. Весь мир сойти с ума не может. То есть, в принципе, теоретически может, но только если все мозги повредить механически или химически. Термически, наконец. А воздействие Пана не относится ни к одному из упомянутых не относится.
        - То есть, Вы хотите сказать, что Пан - с точки зрения психиатрии нормальное состояние для человечества?
        Дьюи, хмыкнув, уверенно кивнул.
        - С точки зрения общепринятой на момент Хапка концепции - да.
        Зайцев яростно покрутил головой.
        - Но Вы же сами рассказывали эти истории о кровавых оргиях, десятках тонущих пловцов, перестрелках пинов между собой. Разве это не признаки сумасшествия?
        Дьюи вздохнул.
        - Представьте двухлетнего ребенка, увеличенного в десятки раз. Он будет так же разбирать машинки и отрывать пупсам головы. Только машины будут настоящие, а пупсами живые люди. Но это не значит, что он станет более жестоким или безумным.
        Он помолчал.
        - Но, все же, должен согласиться. В первые дни у Пана явно началось определенное, ээээ....
        - Головокружение от успехов, - подсказал Зайцев.
        - Да, именно так! Кстати, хорошо сказано. Это цитата?...
        ГЛАВА 6
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        Однажды в номер Беллами в том, что в Капернауме называлось отелем, постучался молодой человек неприметной наружности, и поинтересовался, здесь ли живет газетчик с побережья, который интересуется "Облаком Света". Получив утвердительный ответ, парень показал Беллами жетон помощника шерифа и попросил разрешения зайти. "Я могу Вам кое-что рассказать", - сказал молодой человек.
        Помощник шерифа сообщил Беллами о странной истории, случившейся в городе около года назад. Харви, так звали рассказчика, тогда только-только получил пост. Как новичок, Харви поначалу проявлял рвение больше необходимого и часто допоздна засиживался на работе. Так случилось и тем вечером, когда в дверь уже закрытого офиса шерифа кто-то громко забарабанил. Встревоженный Харви открыл и увидел на пороге местного пьянчужку Джонни Пузыря. Сначала Харви решил, что Джонни просто спьяну ломится, и пригрозил посадить его в обезьянник, когда Джонни указал на прислоненного к стене мужчину. Харви вгляделся и узнал в неподвижно сидящем рыжебородого сектанта по имени Лео.
        Брат Леонард регулярно приезжал в город за покупками по четвергам. Его привычно ждали в одних и тех же лавках, где он брал разную мелочь. Проблем с ним у помощника шерифа, как, впрочем, и с другими сектантами не водилось. Встречая Лео на улице, Харви приподнимал шляпу. Лео дружелюбно кивал в ответ. К этому их общение и сводилось.
        Джонни рассказал Харви, что случилось.
        В этот день у Пузыря не заладилось с пьянкой. Праздников ни у кого из жителей Капернаума не намечалось, деньги кончились, а в долг Джонни не давали уже давно. Злой и измученный похмельем Пузырь допоздна бродил по закоулкам, пока не наткнулся на машину с сидящим в ней Лео. Джонни радостно поприветствовал сектанта в безумной надежде выманить у того пару долларов. Лео не отвечал. Пузырь попробовал еще два или три раза. Лео его упорно игнорировал, глядя вперед и ухмыляясь. Раздраженный Джонни схватил Лео за плечо и встряхнул. И тут облачник через открытую дверцу машины выпал прямо на дорогу.
        Когда испуганный дебошир попытался его поднять, сектант, продолжая улыбаться и моргать широко раскрытыми глазами, начал мелко подергиваться руками и ногами. Попытки привести беднягу в чувство ни к чему не привели. На взгляд богатого опытом Пузыря состояние Лео не напоминало ничего похожего на опьянение или на приход от дури.
        Окон в переулке не было, и Джонни мог уйти безо всяких последствий. Однако, у пропащего Пузыря кроме застарелого алкоголизма еще имелась добрая душа, он не мог бросить человека, явно попавшего в беду. И Джонни не имел возможности позвонить по телефону, который у него давно отключили за неуплату. В результате Пузырь затащил Лео в машину, сам в нее сел, и оттранспортировал тело в офис шерифа.
        Харви и Джонни затащили сектанта в офис и посадили в кресло, где помощник шерифа смог его рассмотреть получше. Лео производил очень странное впечатление. Он прямо держал голову и периодически раздвигал губы, обрамленные густой бородой и усами, в дружелюбной улыбке. Несмотря на то, что Лео казался бодрствующим и в сознании, обращенных к нему слов он не понимал. Глаза облачника реагировали на свет, и поворачивались за движущимися предметами. При этом конечности сектанта определенно его не слушались. Когда Харви взял Лео за руку, сильная ладонь рефлекторно сжалась, и помощник шерифа с трудом освободился от мертвой хватки.
        Харви вызвал доктора Гудмана. По мере осмотра сектанта Гудман все больше цокал языком и крутил головой, и постепенно растерял всю свою обычную самоуверенность. Док несколько раз расспросил Джонни и Харви обо всем, что они знали по этому делу. Через час Гудман окончательно вышел из себя. Он накричал на обоих, под конец своей возмущенной речи признавшись, что ни черта не понимает. Потом он еще раз осмотрел Лео, и обратил внимание Харви и Джонни на непонятный бугор под ухом облачника. Когда док аккуратно нажал на бугорок, Лео быстро задергался, так что Гудман поспешно отдернул руку.
        Внезапно в офис постучали. Когда Харви открыл, на пороге стояли двое встревоженных сектантов, спросивших у Харви, не сообщали ли ему о Лео. Зайдя в офис, и увидев Леонарда, сектанты немедленно сообщили, что забирают его в поселок. Никаких вопросов по поводу странного состояния собрата они ни задавали, как будто оно для них не представляло какой-то неожиданности.
        Слабую попытку дока Гудмана возразить со ссылкой на необходимость обследования и лечения Лео, сектанты решительно парировали заявлением, что в "Облаке света" есть все, что нужно, и они сами разберутся.
        Судя по всему, доку самому не улыбалось разбираться с этим случаем, явно выходящим за пределы его профессиональной компетенции. Так что от дальнейших возражений он воздержался.
        В случае с Харви ситуация осложнялась тем, что шериф как раз в это время уехал по делам в окружной центра и в данный момент его телефон не отвечал. И молодой человек просто пустил дело на самотек, безропотно отдав сектанта собратьям, только записав их данные.
        Через несколько дней, когда шериф Логан вернулся, Харви подробно рассказал ему о странном случае. Реакция Логана его поразила. Обычно очень спокойный и рассудительный босс довольно резко велел помощнику помалкивать об этом деле - даже в разговорах с родителями и невестой. "Не нашего это ума дело, парень" - сказал Логан.
        Харви, относящийся к старику шерифу с огромным пиететом, так и сделал. Лео в Капернауме больше не появлялся. Старый Логан через полгода скоропостижно умер от инсульта, а новый шериф еще имел мало опыта, так что объем работы у Харви резко увеличился. Док Гудман уехал из городка. Так что кроме редких встреч с Пузырем о том странном случае помощнику шерифа ничего не напоминало.
        Харви уже почти забыл про эту историю, когда Пузыря обнаружили насмерть захлебнувшимся блевотиной на скамейке в городском сквере. Коронеру понадобилась медицинская карта Джонни, но в местной больнице ее не нашли. Харви позвонил доктору Гудману, но ему ответили, что док уже три месяца как погиб в автокатастрофе. И Харви вдруг понял, что из участников загадочного происшествия кроме сектантов остался он один. И даже это не вызвало у него ничего, кроме смутного беспокойства, пока встретив на улице сектанта, он не разглядел у него под ухом тщательно прикрытый волосами бугор, очень похожий на аналогичный у Лео...
        Харви и сам толком не мог объяснить, почему он решил об этом рассказать Беллами. За свою жизнь он почему-то не слишком опасался, но присутствие в истории со странной прострацией Лео какой-то темной тайны его как полицейского сильно беспокоило. Смерть сразу троих человек, посвященных в обстоятельства, не нравилась ему еще больше.
        "Я так понял, - сказал Харви Билли, - Вы интересуетесь сектой. Я слышал, что у Вас возможности побольше наших. Так Вы уж разберитесь, что они там в свом "Облаке" мутят. Недоброе у них там что-то, я чувствую."
        Вернувшись из Капернаума в Калифорнию, Беллами продолжил расследование. В частности, он решил ознакомиться с лабораторией Джонсона. И тут он узнал, что оборудование лаборатории спустя полгода после исчезновения доктора Джонсона за ненадобностью единым комплексом продано некоей фирме, зарегистрированной в Южной Дакоте.
        О своем расследовании Беллами написал большую статью, которая и попалась в руки Дьюи. В конце статьи Беллами очень аккуратно делился своими догадками и обещал продолжить раскручивание темных делишек "Облака света".
        Через месяц случился Большой Хапок.
        - То есть, - спросил Зайцев, - Вы уверены, что Джонсон и его секта - это и есть прото-Пан?
        Дьюи кивнул.
        - Все же не совсем понимаю - откуда у Вас такая уверенность?
        Дьюи усмехнулся.
        - Я знаю, что Вы неподдельно любознательны, Виктор. Мне это очень импонирует. Но странно, что Вы не используете в качестве источника информации о нашем новом мире самый простой и очевидный, - Дьюи поднял палец, - самого Пана.
        - Простите, проф. Не знаю, как у Вас обстоят дела, но на мои вопросы Пан отвечает, дай бог, если в одном случае из десяти.
        - Так в чем проблема, Виктор, - Дьюи развел руками, - Задайте сто вопросов - получите ответ на десять!
        - То есть, Вы о своих догадках рассказали самому Пану?
        - Конечно! - улыбнулся профессор.
        - И как он отреагировал?
        Дьюи сделал многозначительную паузу и отпил пару глотков из бокала с соком. Подмигнул Зайцеву.
        - Он назначил меня врачом на "Эдем-1".
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        Дьюи считал, что благодаря Беллами начало новой эры в истории человечества можно достаточно точно локализовать - оно примерно совпадает с моментом исчезновения Джонсона спустя полгода.
        После снятия обвинений с Джонсона университетские власти вынужденно вернули ему руководство лабораторией и, как следствие, доступ ко всему оборудованию и материалам. Но продлевать контракт с оскандалившимся ученым определенно не собирались. Между тем до конца его действия оставалось чуть больше года.
        Канву дальнейших событий Дьюи восстанавливал примерно так. Джонсон ясно осознавал, что нового назначения такого уровня ему уже не видать нигде и никогда. Его как фанатика идеи не столько пугал крах научной карьеры, сколько утрата наработок и возможности продолжать исследования. Это и заставило его форсировать события и вопреки всем правилам пойти на опаснейший эксперимент по созданию искусственной телепатии. Джонсон понимал, что разрешения на его проведение без многолетних предварительных экспериментов на животных университет не даст. Поэтому Джонсон провел его в строжайшей тайне. Из тех же соображений, во избежание утечки информации, поставил его Джонсон на самом себе и преданной ему Конти. Он вживил в голову себе и Линн специальный интерфейс. И в один прекрасный день - вернее, ночь - в лабораторию Джонсона вошли двое человек. А вот то, что оттуда вышло, людьми уже не было.
        Рассчитывал ли Джонсон на такой результат? Скорее всего, нет. Его бегство как раз показывает, что ученый не на шутку растерялся и испугался происходящему. Он еще не научился жить сразу в двух телах, и боялся, что окружающие непременно заметят неладное. С катастрофическими последствиями для него.
        Где двутелый Джонсон провел следующие годы? Как паника и недоумение от невероятного результата эксперимента сменились в нем восторгом от открывающихся возможностей и холодной решимостью? Как он нашел деньги на выкуп старого оборудования, покупку нового и дальнейшие эксперименты? Бог знает.
        Определенно, спустя восемь лет после начала эры объединенного человечества его пророк обнаруживается в своей Медине - поселении на месте заброшенного шахтерского поселка недалеко от сонного Капернаума. И теперь это уже монстр о двух сотнях головах, владеющий серьезными финансовыми активами и компетенциями в самых разных областях знаний.
        Фантазия Зайцева непроизвольно рисовала картинки жуткого замка с подземельем, куда чудовище, притворяясь то обаятельным молодым человеком, то соблазнительной доступной девицей, заманивает жертв и там набрасывается на них, в последний момент принимая свой истинный облик - бледного до потолочной белизны красногубого зубастого вампира в черном плаще с пурпурным подбоем. Почему-то в роли упыря в этих фантазиях неизменно фигурировал Джонни Депп.
        В своих первых присоединениях Джонсон расчетливо сочетал осторожность и разборчивость. Когда Беллами начал разбираться с членами секты индивидуально, те оказались за редкими исключениями довольно молодыми одинокими людьми, не имеющими или очень давно не поддерживающими отношения с родственниками. Большая часть официально женатых членов "Облака света" вступила в брак уже в ней. Вероятно, во избежание слухов о практикуемом в секте промискуитете.
        При этом критерии Джонсона молодостью и одиночеством присоединяемых не ограничивались. Беллами также заметил, что среди них оказалось много людей с высшим образованием - врачей, юристов, финансистов, компьютерщиков, агрономов и строителей.
        Начальный этап роста прото-Пана в этом смысле напоминал кропотливый сбор художником мозаики из разноцветных кусочков смальты. Кусочек к кусочку, оттенок к оттенку, с перебором и отбрасыванием горы негодного материала.
        Крайне удачным Дьюи, как, впрочем, и Зайцеву со Стивенсом, казалась мимикрия прото-Пана под замкнутую сектантскую общину. Этого добра на Среднем Западе оставалось пруд пруди. У окружающих они вызывали настороженность и даже неприязнь, но не производили впечатления чего-то необычного.
        - Даже Беллами, подобравшийся к истине ближе всего, не смог выйти за рамки стандартного мышления, - торжественно резюмировал Дьюи, - Он увидел в "Облаке Света" всего лишь тоталитарную секту, занимающуюся тайными исследованиями по контролю над человеческим сознанием. Хотя у него хватало информации, чтобы сделать правильные выводы. Впрочем, - заметил профессор, - надо признать, что Беллами не один такой. Это можно сказать обо всех, кто прочитал его статьи. Почти обо всех, - улыбнувшись, уточнил Дьюи.
        Сверх-Джонсон максимально замаскировался в своем убежище среди пустыни, но он прекрасно понимал, что до бесконечности так продолжаться не может. Лелеял ли он мечты о мировом господстве с самого начала или эти мысли пришли ему в многочисленные головы позднее - по большому счету неважно. По сути, у него не было выбора. Рано или поздно человечество разоблачило бы пришельца, и вряд ли смирилось с таким соседством. Остаться должен кто-то один. Прото-Пан имел преимущество внезапности, и он им воспользовался.
        - Мне вот что непонятно, - задумчиво сказал Зайцев, - Как он ухитрился все это провернуть, не привлекая внимания спецслужб?
        - А с чего Вы взяли, что он не привлек их внимания? - спросил Дьюи.
        Зайцев изумленно уставился на него.
        - Но тогда как они допустили Большой Хапок!
        Дьюи рассмеялся. Потом посерьезнел.
        - Виктор, Вы никогда не слышали историй, как питбуль сожрал вырастившего его хозяина?
        ГЛАВА 7.
        Зайцев оглядел берег. Очертания валунов и границы воды и песка неспешно и приятно расплывались, краски блекли. Начинались короткие южные сумерки после не слишком утомительного дня - сегодня расписание ограничивалось кабинетными занятиями по астрономии, геофизике и астронавигации. Зайцев сидел на своем любимом камне, создающем иллюзию уединения, и держал в руках гитару.
        Инструмент ему достался как приложение к сиреневому домику, где Зайцев провел несколько больше времени, чем хотел. Гитара оказалось единственной компенсацией за бесцельно прожитые годы.
        Зайцев крепко обхватил ладонью гриф и сыграл первые аккорды "Скажите, девушки, подружке вашей".
        - Добрый вечер! Проповедуете камням?
        Зайцев, не переставая играть, пожал плечами. Неслышно подошедший улыбающийся Стивенс присел перед ним на корточки. Зайцев подумал, как глупо эта сцена выглядит со стороны - как будто бортинженер собирается дать ему конфетку и погладить по голове.
        - Вы сегодня не пошли на веранду. Почему?
        Зайцев вздохнул и заиграл "Вернись в Сорренто".
        - При всей регулярности наших посиделок для меня главная их прелесть, что на них можно не ходить. Отчего Вас так беспокоит нормальное желание человека уединиться?
        Стивенс развел руками.
        - Но нам придется провести в небольшом замкнутом пространстве несколько десятков лет! Если Вы так тяготитесь нашим обществом, что же будет в космосе?
        Зайцев перешел на "Не уходи, побудь со мною".
        - Знаете, Энтони, я за свою жизнь выяснил, что могу без проблем приспособиться и даже привыкнуть к самым неприятным обстоятельствам. Но я не испытываю никакого желания эти обстоятельства приближать без всякой надобности.
        - Вы хотите, сказать, мое общество Вам неприятно?
        "Мама, он меня сукой назвал!" - подумал Зайцев.
        - Да? - сказал он, - Я прослушал, что Вы сказали.
        - Ничего, Виктор, - грустно ответил Стивенс, - Не буду Вам мешать.
        Зайцев заиграл и тихонько запел:
        "Набегают волны синие, зеленые - нет, синие,
        Как хамелеонов миллионы, цвет меняя на ходу".
        - О чем эта песня?
        Зайцев вздрогнул, обернулся, впрочем, не прекращая играть. За спиной стояла Мейбл. "Как это она так подкралась?"
        - О необязательности на Земле каждого конкретного индивида.
        Мейбл присела рядом с ним.
        - Да, Виктор..., - голос Мейбл как обычно напоминал Зайцеву то ли о болезни, то ли о посткоитальной слабости, - Я заметила, что Вы не такой как Энтони или Дьюи.
        "Одного - по имени, другого - по фамилии. Любопытно." - подумал Зайцев.
        - Я вот тут много думала, как Вас с Кристофером Льюисом забыли на станции. Наверно, это очень страшно - вот так оказаться в космосе, покинутыми всеми. И смотреть, как надежды на возвращение все призрачней.
        - Я думаю, Мейбл, - сказал Зайцев, перебирая струны, - оставшимся на Земле пришлось не намного веселее.
        Мейбл согласно вздохнула и подсела ближе.
        - Вы так много пережили с Китом Льюисом. Наверно, скучаете по нему?
        Зайцев задумчиво улыбнулся.
        - Знаете, Мейбл. Некоторые люди навсегда остаются с нами. Живы они или нет. Льюис - часть меня.
        - Часть Вас? - Мейбл побледнела.
        - Разумеется, не в том смысле, в каком сейчас миллиарды людей - часть Пана, - поспешно добавил Зайцев.
        Мейбл встала.
        - Я пойду, пожалуй. Спасибо за интересную беседу.
        "С ней разговаривать - как по минному полю ходить" - подумал Зайцев, глядя на удаляющуюся фигуру женщины, - "Однако, она на меня запала". Он только не знал пока, хорошо это или плохо. "Подумаю об этом позже".
        Из-за бугра показался человек. Через некоторое время Зайцев понял, что это Маджента. Ассистент Робура шел к нему.
        "Что-то день сегодня как-то не задался" - с досадой подумал Зайцев.
        - День добрый, прекрасно играете.
        - Благодарю Вас.
        Зайцев знал, что играет хреново. И знал, что это понятно любому идиоту.
        - Мистер Зайцев, -сказал Маджента, присев рядом, и оглядываясь, - У меня к Вам дело чрезвычайной важности.
        Зайцев неопределенно пожал плечами.
        - Вы знаете, - продолжил Маджента, не дожидаясь реакции,- Земля захвачена инопланетянами, - Зайцев мысленно обхватил голову руками, - Ваш полет - последняя надежда возродить свободное человечество. Но ему угрожает опасность. В экипаже есть агент инопланетян. Или просто инопланетянин - я точно не знаю. Я долго наблюдал за всей командой и вычислил его. Это профессор Дьюи.
        - Я долго блуждал впотьмах, но теперь мое сознание прояснилось. Вы открыли мне глаза, - не выдержав, - съязвил Зайцев.
        И тут случилось, чего он никак не ожидал. Маджента вскочил, его губы задрожали. На глазах выступили слезы.
        - Спасибо... Я знал, я верил в Вас и не ошибся. Русские - героическая нация!
        Зайцев опешил и тоже вскочил. "Да он же безумец!" Виктор заметил топорщащуюся полу куртки Мадженты. "Что это еще - оружие? Ведь и пристрелить может. Надо со всем соглашаться."
        - Вы должны убить Дьюи, - слегка успокоившись, проговорил Маджента, - Когда корабль отлетит от Земли достаточно далеко. Это Ваш долг. Я знаю, Вы справитесь.
        - Дадите мне парабеллум? - пробормотал Зайцев, стараясь собраться с мыслями.
        - Что? - не понял Маджента.
        - Я говорю para bellum. Готовься к войне. Латынь.
        - А! Да, да! - послушно закивал Маджента с серьезной миной на лице.
        - Хорошо, товарищ, - твердо сказал Зайцев, - Я все сделаю. Но Вы понимаете, что больше у нас не должно быть никаких разговоров, никаких контактов - до самого отлета. Если мне что-то понадобится - я сам с Вами свяжусь.
        - Да, да, - продолжал преданно кивать Маджента .
        - Я не должен вызывать никаких подозрений. На кону - спасение человечества. Враги должны быть уверены в моей полнейшей лояльности. Надо сделать, чтобы Дьюи думал, будто я - его лучший друг.
        - Мы позаботимся об этом, - серьезно заверил Маджента.
        - Расходимся по одному, - заговорщически сказал Зайцев.
        Маджента послушно пошел к пригорку, запнулся, обернулся к Зайцеву.
        - Вы же на обеде обычно сидите напротив Дьюи?
        - Угу, - промычал Зайцев в замешательстве.
        - Вот и сидите, - удовлетворенно кивнул Маджента и пропал за пригорком.
        "При чем тут обед? Конченый псих, - заключил Зайцев, - Но мне-то что теперь делать?" Мысль сообщить Дьюи он сразу отбросил. "Еще не хватало его в этот бред втягивать. Но ведь этот придурок обязательно кому-нибудь проговорится! Натворит какую-нибудь чушь, тупую и героическую. Попадется. И скажет, что я его сообщник".
        Зайцев брел, волоча гитару за гриф. Встал как вкопанный, пораженный неожиданной мыслью. "А если его присоединят? И что тогда делать?" Он разозлился. "А почему, собственно, не пойти и не рассказать все ближайшему пину? Что мне мешает-то? Надо только гитару занести"
        Почему-то идти стучать с гитарой в руках ему показалось глупым. Однако придя в свой коттедж, Зайцев подумал, что с доносом можно подождать до утра. Проснувшись на следующий день, он с досадой на себя понял, что никуда сейчас не пойдет и ничего не скажет. Зайцев осознавал, как это глупо и бессмысленно, но от самой мысли сдать придурка Пану его мутило. Он попытался успокоиться, говоря себе, что еще не принял окончательное решение, а просто взял время на обдумывание.
        Впрочем, за напряженным дневным графиком Зайцев отвлекся от мыслей о Мадженте. И вспомнил о нем, только придя на обед.
        - Вы сегодня задумчивы, Виктор, - заметил Дьюи, - Что-то случилось? Я слышал, Вы в последнее время ходите на берег моря музицировать на струнных инструментах?
        - А? - рассеянно откликнулся Зайцев, - Да, да... Стеклянное море, смешанное с огнем, и победившие Зверя стоят на его глади, играя на Божьей балалайке...
        Дьюи приподнял брови.
        - Вы - ко мне?
        Зайцев не сразу понял, что последние слова обращены не к нему. Он увидел упавшую на его левую руку тень. "Да что ж они все сзади подкрадываются" - успел он подумать раздраженно.
        - Умри, предатель! - торжественно крикнул Маджента - это он подошел.
        Зайцев с ужасом увидел медленно поднимающуюся около его уха руку Мадженты с какой-то штукой с длинным стволом. Зайцев худо разбирался в оружии. Ствол недвусмысленно глядел на Дьюи.
        Зайцев развернулся и вцепился в запястье Мадженты обеими руками. Тот рухнул на пол, увлекая навигатора за собой. Они покатились по полу. Зайцев пытался выдрать пистолет из руки соперниками, но кисть Мадженты на удивление оказалась могучей как у рестлера. Так продолжалось буквально секунд пять. Вдруг Зайцев услышал прерывистый шепот Мадженты: "Хватит, пустите. Все идет по плану!". Зайцев от удивления ослабил хватку. Маджента быстро ткнул стволом в подбородок. До Зайцева дошло, что тот собирается сделать, и он вцепился в рукоятку, но лаборант успел нажать на курок. Раздался громкий хлопок - Мадженте вынесло пол-черепа. Зайцев вскочил. Тело на полу несколько раз судорожно дернулось и застыло.
        Зайцев обернулся. Увиденное он воспринял как статичный снимок. Стивенс застыл в прыжке к двери. Дьюи стоял с серым лицом у стола. Жанна откинулась на спинку стула с брезгливо-досадливым выражением. Фредерика стояла, дожевывая мясо и держа в руке вилку.
        В кадре почему-то не было Мейбл. Раздался жалобный звук откуда-то снизу. Картинка ожила. Зайцев заглянул под стол. Мейбл сидела на полу и выла. Фредерика дожевала и опустилась на корточки перед Мейбл.
        - Да успокойся ты. Это всего лишь труп. Астронавтка, чтоб тебя ...
        Фредерика выругалась на непонятном языке и неожиданно ловко хлестнула Мейбл по лицу.
        Зайцев опять повернулся к Мадженте. Странное дело, но с половиной головы он производил куда более серьезное впечатление, чем до этого с целой. "Так вот ты какой, последний борец на свободу человечества" - подумал Зайцев.
        На его плечо легла рука. Он обернулся и увидел лицо Дьюи, с которого уже сошла гримаса ужаса.
        - Виктор, а ведь Вы спасли мне жизнь. Я Вам должен.
        - Сочтемся, - ответил Зайцев, стараясь сохранять мужественный вид.
        - Вы бледны, Виктор, Вам надо прилечь.
        Уже дойдя до своего коттеджа, Зайцев поймал себя на том, что совершенно не помнит, кто это сказал.
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        Стивенс настаивал на том, что необходимый интерфейс для соединения людей в сверхразум уже есть в любом человеческом мозгу и прото-Пан просто придумал способ его активировать.
        Дьюи полагал, что технология инсайта, разработанная, в основном, силами талантов и компетенций Джонсона и Гершовица, основывается на распространении в воздухе аэрозолей, содержащих микроскопические линки.
        Например, механизм может выглядеть так. Линк при дыхании через легкие попадет в кровь, с ней - в мозг, там расправляет углеродную сетку и намертво прилепляется к клеткам коры. Одновременно линк выкидывает жгутик, который пробуравливает череп и находит выход наружу, становясь антенной. Кроме сетки и линк содержит также приемо-передаточное устройство, которое, собственно, и представляет основной интерес. Это устройство принимает инициирующий сигнал, который будит в линке вшитый вирус, атакующий мозг человека. Он подавляет волю и перепрограммирует часть коры пораженного, превращая и мозг, и всего человек в удаленное периферийное устройство сетевого разума.
        В дальнейшем приемо-передатчик служит основной своей цели - обеспечивает постоянную включенность нового элемента в компьютерную сеть.
        - Хотя, возможно, все обстоит не совсем так, - уточнил Дьюи, - Или совсем не так, - профессор ухмыльнулся, - Вообще, все это только мои домыслы.
        - Слишком много подробностей для умозрительной реконструкции, - заметил Стивенс, - Признайтесь, Вам все это сам Пан рассказал? Вообще, Эдвард, Вы явно многого недоговариваете.
        Дьюи улыбнулся, не отвечая. Бортинженер нахмурился.
        - Нет, так не годится. Мы - одна команда. И если Вам известна какая-то важная информация, Вы должны передать ее нам.
        - Энтони, - мягко обратился Дьюи, - Ну, сами посудите. Пан посчитал необходимым сообщить нечто мне, но не сообщать Вам. Вы предлагаете мне поступить вопреки его воле?
        Стивенс смутился.
        - Да, Вы правы, Эдвард.
        ГЛАВА 8.
        В комнату постучали.
        - Что нужно, я себя плохо чувствую! - крикнул Зайцев с кровати.
        - Виктор, - за дверью раздался голос Стивенса, - Вас Глобски вызывает.
        Зайцев чертыхнулся, и сел. В глазах рябило. Он, не торопясь, вышел из коттеджа, кивнул пристально глядящему на него бортинженеру и медленно, пересчитывая, прошел сто восемьдесят пять шагов до административного корпуса.
        По дороге его догнал Робур. Он семенил сбоку, норовя заглянуть Зайцеву в лицо. Потом и вовсе встал на дороге.
        - Зайцев, остановитесь!
        Зайцев остановился, вопросительно глядя на Робура.
        - Вы убили Ларри Мадженту.
        - Я в курсе.
        - Он был не в себе.
        - Я заметил.
        Зайцев обошел Робура и пошел дальше.
        - Ларри тронулся от ужаса, свидетелем которого стал. А Вы его хладнокровно пристрелили.
        - Даже так? А надо было дать ему прикончить Дьюи?
        - Обычная история. Сначала человек мелкими компромиссами приводит себя в ситуацию, в которой вынужден совершить большую мерзость. А потом он спрашивает: "Как же так получилось? Я ведь не хотел!"
        - Как эмоционально. Ну, прямо Савонарола. Хотел бы я понять, Робур, какая разница между мной и Вами.
        - Вы не поймете.
        - Конечно, - Зайцев откровенно ухмыльнулся, - Это же такое тонкое различие - в микроскоп не разглядишь. Только этически чутким натурам доступно.
        Он грубо отодвинул Робура с дороги и вошел в административный корпус.
        Глобски сидел в своем кабинете, меча глазами молнии.
        - Что это у Вас? - Глобски без предисловий ткнул пальцем в грязное пятно на майке Зайцева.
        Зайцев глянул и волевым усилием прервал рвотный позыв.
        - Вероятно, мистер Глобски, это мозги мистера Мадженты.
        Глобски позеленел - то ли от злости, то ли от тошноты.
        - Мистер Зайцев, объясните, что произошло?
        - А Вам еще не рассказали? - Зайцев вяло повел рукой по воздуху, - Мы обедали, Маджента вынул пистолет, или как эта штука называется, навел на Эдварда. Я попытался вырвать пушку у него из рук. Маджента понял, что его предприятие провалилось, и разнес себе башку. Все.
        - Не морочьте мне голову, - сверкая очами, сказал Глобски, - Вчера видели, как Вы разговаривали с Маджентой.
        "Блядь", - подумал Зайцев.
        - О чем Вы разговаривали? О чем договорились?
        - Покойный похвалил мою игру, я его поблагодарил.
        - И все? А что Вы такое бормотали перед покушением? Мне сказали, цитату из Библии. Условный знак?
        - Эдвин... - устало начал Зайцев.
        - Я Вам не Эдвин, а руководитель Центра подготовки астронавтов! - взревел Глобски, - Извольте по форме обращаться! Я Вам расскажу, как было. Вы с Маджентой спланировали убийство Дьюи, и, возможно, других членов экипажа. Когда выяснилось, что он не справляется, и чтобы отвести от себя подозрение, Вы его убили. Кто Ваши сообщники? Это заговор? Кто в него еще вовлечен? Отвечайте!
        Зайцев откинулся в кресле.
        - Глобски, что Вы из себя строите большую шишку? Вы же здесь никто - просто декоративная прокладка. Транслятор воли известно кого. Я это знаю - Вы это знаете. И Вы знаете, что я знаю. Так чего Вы дурака валяете? Впрочем, это как раз понятно. Вы с этим покушением жидко обкакались. И до смерти напуганы. А напуганный идиот становится идиотом в квадрате.
        - Думаешь, скотина, что самый незаменимый? - прошипел Глобский.
        - Нет, Глобски, - Зайцев говорил тихо, но очень отчетливо, акцентируя местоимения, - Я думаю только, что я тут более незаменимый, чем Вы. Людей с послужным списком как у меня и до Большого Хапка по пальцам считали, а теперь и вовсе неизвестно, есть ли еще кто-нибудь. И если Вы надеетесь реабилитироваться перед нашим общим хозяином за то, что проворонили психа-убийцу, вот этим грубым третированием опытного навигатора авангардного экипажа, ставя, таким образом, под угрозу весь проект, то Вы намного глупее, чем я думал. Но не все еще потеряно. Немного поразмыслите, и Вы поймете, что это я Вас сейчас спасаю от худшего. А то можно одним снятием с должности не отделаться. Могут и настоящим руководителем Центра сделать.
        Глобски тупо уставился на Зайцева, не поняв последнюю фразу. Через мгновение побелел как бумага.
        - С чего Вы, вообще, взяли, что покушение организовано без ведома Пана? - между тем, продолжил Зайцев, - Что это не часть плана подготовки? Проверка и астронавтов, и обслуживающего персонала? - и Вы эту проверку с треском провалили?
        Глобски выпучил глаза. Его нижняя губа безвольно отвисла.
        - Вам... Вас... Вы это точно знаете? - промямлил он.
        Зайцев без удовольствия заметил про себя, что результат превзошел ожидания. Он развел руками:
        - Как знать?
        Цвет лица Глобски сменился с пепельно-серого на багровый. Руководитель Центра просто трясся от злости и унижения. "Пора заканчивать", - подумал Зайцев.
        - Это все, - он отрезал, не давая Глобски опомниться, - А сейчас я сначала иду поспать часа два, а потом - к профессору Дьюи, чтобы он проверил мое самочувствие. И не дай бог Вам до завтрашнего утра меня - или других членов экипажа - потревожить без крайней необходимости.
        Зайцев тяжело встал из кресла и пошел к двери. Глобски молчал, но Зайцев чувствовал спиной полный ненависти взгляд. "Ну и хорошо, - подумал Зайцев, - ненависть отрубает мозги."
        ***
        В дверь постучали. Зайцев открыл. С удивлением увидел Фредерику.
        - Плохо выглядите, - сказала Фредерика, без приглашения заходя в комнату, - Хотела поблагодарить Вас за Эдварда.
        "О!" - взбодрился Зайцев.
        - Если бы этот тип его убил, нашу команду, наверняка, расформировали.
        "А..." - разочаровался Зайцев.
        - Спасибо, - хмуро ответил он.
        - Что Вас беспокоит?
        - Вообще-то, я человека убил, - ответил Зайцев, не особо кривя душой. Он понимал, что хоть технически это не так, по сути - именно так.
        - Виктор, Вы, вроде бы, умный человек, - Фредерика достала электронную сигарету, - Эдвард очень высокого мнения о Вас. При этом не понимаете простых вещей. Этика -правила поведения, необходимые обществу для выживания и стабильного функционирования. В разных обществах этика разная. И это естественно, потому что общества разные и условия существования у них разные.
        Женщина говорила, а Зайцев смотрел на ее профиль. "Кого она так сильно напоминает? Явно не знакомого лично. Что-то из истории".
        - Вы сейчас руководствуетесь принципами того общества, которого больше нет. Оно умерло. Забудьте. Теперь Ваше единственное общество - это наша шестерка. Все, что полезно для него - то и правильно. Ничего другого нет.
        - Спасибо, Фредерика, Вы меня успокоили, - сказал Зайцев, - Но мне кажется, я что-то подобное уже где-то слышал, или читал.
        - Не сомневаюсь, - усмехнулась Фредерика, выпуская из губ электронную сигарету, - И тогда это было неверно, потому что те, кто это говорили, игнорировали остальное человечество. И человечество время от времени давало им понять, что они не правы. Но сейчас никакого человечества нету. А там - в космосе - и Пана не будет.
        - Будут две сотни поселенцев, которые прилетят вслед за нами.
        Фредерика вскинула голову.
        - Так вот как раз сейчас пора подумать, растворимся ли мы среди них, или воспользуемся своей форой, чтобы стать чем-то большим в новом мире.
        "Вспомнил, это ж силуэт Наполеона!" - сообразил Зайцев.
        Ему представились новопоселенцы с покорно опущенными головами, стоящие на равнине Орестеи, и Фредерику на возвышении над ними, в походном плаще с красным подбоем и в римском шлеме. И нахлобученной сверху треуголкой.
        "Не там ты заговор ищешь, Глобски".
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        Дьюи улыбался.
        - Мне довелось послушать знаменитую лекцию Рэя Курцвейла, где он обещал миру, что грядущий человек, сросшись с компьютером, не потеряет чувств. Не знаю, обрадовался ли бы он, увидев свою правоту в первые недели Большого Хапка.
        Дьюи считал, что Пан сначала просто "объелся". До этого момента он расширялся постепенно. Сначала от одного Джонсона, присоединившего и подавившего волю двоих своих ассистентов. Потом, немного пожив в трех телах, этот усилившийся и более-менее привыкший к новым возможностям сверхразум присоединял к себе людей по одному, аккуратно "обгладывая" и усваивая каждого. Наконец, в какой-то момент он - уже в виде дружной секты с говорящим издевательским названием съел Гершовица и его лабораторию. А потом целый Капернаум с его тремя тысячами жителей.
        В какой момент и по какой причине Сверх-Джонсон решился на Большой Хапок, неясно, но определенно этот кусок оказался для него слишком большим. В течение считанных дней через Сеть, не давая опомниться все более сокращающемуся человечеству, присоединил к себе несколько миллиардов человек. Практически всех, до кого смог дотянуться.
        Зайцев мог только догадываться о панике, которая охватила тех, кто успел осознать, что происходит что-то очень не ладное. Кто из них до гибели или до инсайта сумел понять, что именно случилось.
        Для начала Пан вырубил основные средства оповещения и коммуникации не присоединенных, чем полностью их дезориентировал.
        - В этой версии мне кажется не очень понятным, как прото-Пан с "мощностью" разума в лучшем случае в тысячу-другую человеко-единиц смог в такой короткий срок присоединить миллиарды людей? Сопротивление такого количества воль и сознаний его бы просто раздавило!
        Дьюи улыбнулся.
        - Позвольте мне напомнить, коллега, что на протяжении человеческой истории сплоченное, агрессивное и вооруженное идеей меньшинство всегда навязывало свою волю аморфной и дезориентированной массе. Ко времени Миланского эдикта христиане в империи составляли всего лишь около десяти процентов граждан. Но они уже победили.
        ГЛАВА 9.
        Маленький або перепутал провода и присоски. Он просто стоял посреди помещения и хлопал глазами. Робур устал на него кричать, чертыхнулся и сам стал надевать сбрую на Зайцева.
        Он нарочито грубо и болезненно дергал и стягивал ремни, злобно глядя на испытуемого. Зайцеву от этого молчаливого протеста стало откровенно смешно.
        - Что, коллега, - участливо обратился Зайцев к Робуру, - тяжело без ассистента с магистерской степенью?
        Робур на мгновение оцепенел. Тяжело выдохнул.
        - Знаете, Зайсс, в чем Ваша ошибка? Вы так уверены, что выбрали правильную сторону. Но всемогущество Вашего Пана - иллюзия. Его зомби беспомощны в воздухе и на море. Значит, ему нужны нормальные пилоты и моряки. Нужны самостоятельно мыслящие спелеологи, подводники. Как видите, и здесь на острове без людей он не может обойтись. Пан нежизнеспособен без огромного количества интактов. Это колосс на глиняных ногах. Рано или поздно - и, скорее всего, рано - он рухнет. И вот тогда каждому придется ответить за все.
        - Я сейчас в заговор поверю, - буркнул Зайцев, - Впрочем, нет, не поверю. Это Маджента хоть и дурак, но герой. А Вы - просто болтун.
        Робур продолжил застегивать ремни. Зайцев искоса иронично глянул на него.
        - Кстати, Робур, а Вам-то что за радость будет, если Пан рухнет? На континенте начнется такое, что про остров просто забудут, и тут все перемрут с голоду. Этот мир уже переформатирован под Пана, и его очередное реформатирование может попросту стереть человеческую цивилизацию с лица Земли. Напрочь. Вам оно надо?
        - Не обманывайте себя, Зайсс, - мрачно заметил Робур, - Своим показным людоедским благоразумием Вы маскируете элементарную трусость.
        - Угу, - Зайцев кивнул, - Смельчак Вы наш. Знаете, я больше уважаю этого безумца Мадженту, чем Вас. У него хотя бы нет противоречия между накалом страстей и следующими из них действиями. А Вы тут извергаете лаву и пепел аки Везувий, при этом сидите на заднице ровно. И ждете, когда прилетит Бэтмен, Супермен и волшебник в голубом вертолете, и спасет мир и Вас. Я в прошлый раз не договорил о разнице между нами. Так вот, она только в том, что я принимаю реальность, как она есть, спокойно, а Вы делаете ровно то же самое, только с воплями и мечтаниями о себе, как о великом бойце-храбреце. Так же верно служа Пану.
        - Вы не понимаете, - добавил Зайцев, садясь в камеру, - что Ваша судьба уже настолько завязана на судьбу Пана, что Вы и безо всякого инсайта уже часть его. Что бы Вы о себе не думали.
        - А Вы не боитесь, что я Вас сейчас прикончу? - угрюмо сказал Робур, - Для этого мне достаточно на пару кнопок нажать.
        - Не боюсь, - небрежно буркнул Зайцев, - Закройте уже люк.
        ***
        Спустя две недели Глобски собрал экипаж "Эдема-1" и квалифицированный персонал Центра в зале административного здания и торжественно сообщил об успешном окончании предпоследнего этапа подготовки экспедиции. Следующие четыре дня были объявлены внеочередными выходными.
        - Как собираетесь провести неожиданные каникулы? - поинтересовался у Зайцева бортинженер.
        - На Октоберфест съезжу, как же еще? - ответил Зайцев.
        Стивенс гыгыкнул.
        Дьюи, Стивенс и Зайцев сидели на веранде и тянули из бокалов красное вино. Рядом стоял ящик с полными бутылками. Его в столовую астронавтам принесли во время ужина, и они уже успели попробовать еще за столом.
        Вдалеке грохотали барабаны. Слышались радостные вопли аборигенов и тонкий визгливый смех аборигенок. Глобски побеспокоился, чтобы у або тоже отпраздновали.
        Стивенс сел на своего конька. Он расхаживал по веранде с полным бокалом в одной руке, размахивая ополовиненной бутылью в другой, и вещал.
        - Вспомните, господа. Мы жили в мире, полном ужасных и неразрешимых проблем. Межгосударственные и гражданские войны. Межнациональные и межрелигиозные конфликты, беженцы, наводнившие цивилизованные страны, безнадежные и опасные трущобы, наползающие на большие города. Коррупция, безобразное неравенство, безработица, детская проституция, работорговля. Переполненные тюрьмы, уличная преступность. И вдруг в одночасье - бах! - и ничего этого нет. Неактуально. Все, что казалось неизбежным попутчиком человечества, во мгновение ока растаяло как дым. Золотой век наступил неожиданно. Как подарок без повода. Дар.
        Сказав это, Стивенс даже остановился, потрясенный собственными словами.
        - Это обычная ошибка, Энтони, - нарушил его возвышенное оцепенение Дьюи, - Она часто возникает в самом начале больших перемен. Люди видят быстрое решение старых проблем, но не очень понимают, что новая ситуация создает новые, еще не виданные. Просто о них еще не догадываются, и за отсутствием опыта не могут предсказать. Часто - даже вообразить.
        - Какие же, профессор? Какие новые проблемы? - насмешливо уточнил Стивенс.
        - Например, те, которыми страдает любая абсолютная и несменяемая власть, - вместо Дьюи ответил Зайцев, - Отсутствие стимула к развитию и переменам из-за отсутствия конкуренции. Накапливание застарелых насущных задач, которые эта власть решить не может. Которые могла бы решить сменившая ее команда, если бы такая нашлась.
        - И потом, - добавил Зайцев, - Вместе с проблемами исчезло и многое, что было неплохим в прежнем мире.
        - Что же?
        Зайцев отхлебнул вина.
        - Искусство, например.
        - А почему Вы думаете, что у Пана нет искусства? - поинтересовался Дьюи.
        - А Вы полагаете, - Зайцев усмехнулся, - что Пан сейчас пишет новую "Yesterday"? Сочиняет баллады о неразделенной любви к самому себе? Мучается от непонимания его тонкой душевной организации окружающей межзвездной пустотой? Снимает фильмы о том, как мужской пин ищет женского пина?
        - А почему нет, Виктор? - Стивенс не терял благодушия, - Как не крути, Пан - плоть от плоти человечества, и ничто человеческое ему не чуждо. Не сомневаюсь, что он любит детей.
        - Разумеется, Энтони, - кивнул Зайцев, - И я уверен, что в новом мире младенческая смертность сильно уменьшится. Увеличится продолжительность физической жизни - тем более, что насильственной преступности не станет, а самоубийства станут невозможны. Профилактика болезней и травм окажется поставлена на системную основу, тем более, теперь это станет намного проще. Как же иначе? Первоначальная расточительность Пана быстро закончится, ведь человеческое существо - ценнейший ресурс. Особенно женщины, способные этот ресурс воспроизводить.
        Дьюи нахмурился. Впрочем, Стивенс в это время смаковал вино, и, кажется, не заметил в словах Зайцева мрачной иронии. Бортинжерер слегка поболтал жидкость на донышке бокала, поднес к носу, скорчил гримасу полного удовлетворения и выпил. Обвел веселым взглядом остальных присутствующих.
        - Кстати, господа, а почему в традиционных собраниях нашего клуба не участвуют дамы?
        - Что-то рано, - заметил Зайцев, - В наших краях разговоры о babakh начинались после бутылки на брата.
        - Разговоры о чем? - с порога послышался голос Жанны.
        Зайцев обернулся. Жанна поднялась на порог веранды. Вместо обычного комбинезона на ней было вечернее платье - с глубоким декольте и рискованным разрезом на ноге. Выглядела она довольно эффектно.
        - О взрывах, Жанна. Они по-русски называются "бабах!" - Зайцев вскинул руки, изображая взрыв, - Русские любят обсуждать за выпивкой, как бы половчее смастерить и швырнуть адскую машину в царя. Этот обычай у нас со времен революционного террора.
        - Я люблю взрывное дело, - улыбнулась Жанна, и села на свободный шезлонг, - И нарушать правила тоже люблю.
        Стивенс немедленно протянул ей налитый бокал. Жанна приняла его, удостоив бортинженера холодной улыбкой.
        - Спасибо, мистер Стивенс.
        - Рад услужить Вам.
        - В этом я не сомневаюсь, - Жанна кивнула, - Хотите потанцевать?
        - Да, конечно, - Стивенс с готовностью подошел к ней, - Какую музыку Вы предпочитаете?
        - А вот эту, - Жанна махнула рукой в темноту, откуда доносился мерный перестук барабанов.
        Стивенс удивленно приподнял бровь. Жанна обняла его, и они начали двигаться в медленном танце. Зайцев залюбовался. Высокий крупный Стивенс в белой расстегнутой на груди рубахе и штанах и стройная длинноногая Жанна в красном платье выглядели такой красивой парой, что зависть просто не приходила в голову.
        На лице Стивенса красовалась широкая и немного глуповатая улыбка. Жанна тоже улыбалась, но ее гримаса больше напоминала оскал красивого хищного животного, готового к прыжку. Неожиданно она схватила голову Стивенса обеими руками и впилась в его губы. Через мгновение Стивенс отпихнул ее. Рот бортинженера ошеломленно приоткрылся. По его нижней губе на белоснежную рубашку стекала тонкая струйка крови. Он попятился. Споткнулся и смешно плюхнулся на шезлонг.
        Жанна облизнулась. На ее губах расплылась то ли помада, то ли кровь Стивенса.
        - Ну что же Вы, Энтони? Разве Вас не радуют проявления страсти со стороны красивой женщины?
        Она присела на стул и положила ногу на ногу. Лица возлежащих напротив нее в шезлонгах мужчин выглядели теперь на редкость по-дурацки.
        Жанна посмотрела на Стивенса сверху вниз, слегка вытянув шею - совсем как самка дикого кошачьего.
        - Вы же хотите со мной переспать, мистер Стивенс? Это только что было написано на Ваших расширенных зрачках огромными буквами. Вы готовы это сделать прямо сейчас.
        Она широко улыбнулась.
        - Здесь...
        Стивенс беспомощно обернулся к Дьюи. Проф крякнул.
        - Жанна, я думаю, не стоит...
        - Почему не стоит? - перебила его Жанна, - Или Вы хотите выполнить задание вместо не справившегося товарища - как на комплексном тренажере? Или помочь ему? Или вы все вместе хотите?
        Дьюи тревожно посмотрел на Жанну взглядом врача.
        - Жанна, происходит что-то неправильное. Дайте руку.
        Он протянул руку. Жанна клацнула зубами в сантиметре от его пальца. Зайцев вздрогнул и глянул на профессора. Лицо Дьюи вдруг резко изменилось. Оно приобрело обреченное скучающее выражение, как будто он понял что-то, с чем не может и не хочет ничего делать.
        - Кстати, господа, а Вы знаете, как в Средние века ведьмы совокуплялись с Сатаной? - как ни в чем не бывало, продолжала Жанна, - Некоторые - глупые и неумелые - для этого пичкали себя дурманящими средствами, надеясь встретиться с повелителем в мире снов. Другие находили троих крепких молодцов, которые за деньги или просто так соглашались войти в даму одновременно с трех сторон. Так девушки принимали в свое естество ветвистое достоинство Дьявола.
        Мужчины молчали. Жанна продолжала говорить.
        - Как Вы думаете, почему ведьмы, как правило, не выходили замуж? Я Вам скажу: потому что познав Князя мира сего, ни одна женщина уже не может смотреть ни на одного мужчину.
        На глазах Жанны выступили злые слезы.
        - Слабаки. Тряпки. Ничтожества. Вы сейчас сидите втроем, парализованные страхом, перепуганные словами одной женщины. Воображаете, будто вы - избранные. А на самом деле, Пан отверг вас, потому что вы и в пины не годитесь. И я обречена провести с вами всю жизнь!
        Жанна встала со стула и быстрым шагом пошла к выходу из веранды.
        - К черту все, - выдохнула девушка, побежала вперед, на ходу дергая за пояс платья.
        - Постойте! - Зайцев поймал Жанну за конец пояса.
        - Зачем так долго стараться, чтобы потом плыть по течению? - спросила Жанна, - Что бы ответил Ваш дедушка а, Зайчонок?
        Зайцев удивился и отпустил.
        Девушка на бегу сбросила с себя платье и остановилась в центре небольшой площади между административным корпусом и столовой. И завертелась на месте, переставляя ноги в такт далекому перестуку. Под платьем абсолютно ничего не было. Загорелое тело блестело в темноте, разрезанной прожекторами.
        Стивенс выбежал и врос в землю за несколько метров до нее.
        Зайцев безумно оглянулся на Дьюи.
        - Почему он ее не останавливает?!
        Дьюи махнул рукой.
        - Понял, к кому Жанна сейчас обращается. И Вы не лезьте, Виктор, - добавил он, - это не Ваш разговор и не мой.
        Между тем, на площадь выскочили люди - аборигены и персонал Центра. Их поблизости оказалось удивительно много. Зайцев увидел и давешнюю черную красотку, и старика Жуппо, и тайного язычника автора эпохальных трудов по климатологии Роберта Кэссиди, и бескомпромиссного дока Робура. Ближе всех к Жанне стоял молодой хромец Лауро с широко распахнутыми глазами. Его губы дрожали.
        Внезапно из толпы вышел Гильермо. Он неспешно подошел к непрерывно кружащейся и извивающейся на месте Жанне и властным движением взял ее за руку. Жанна остановилась, повернулась к нему и как сомнамбула уткнулась взглядом в его лицо. Гильермо развернулся и не глядя назад потянул Жанну за собой. Пин и астронавтка исчезли из поля зрения. Публика слегка пороптала между собой и стала медленно расходиться.
        - Ну ладно, пойду и я, - просто сказал Дьюи, достал из ящика бутылку и двинулся к выходу.
        Зайцев потряс головой.
        - Куда Вы, проф?
        Дьюи обернулся на ступеньке.
        - К Фредерике. Я бы Вам сказал - не потеряйте монокль, но, боюсь, Вы его сегодня уже не раз потеряли. Удачи до утра.
        Сразу после его ухода на веранде появился взъерошенный Стивенс. Его лицо, обычно красное, приобрело вовсе кирпичный цвет, как перед инсультом. Он тяжело дышал и постоянно дергал себя за ворот, будто ему не хватало воздуха. Мрачно глядя перед собой, бортинженер схватил вино из ящика, рухнул в жалобно задребезжавший шезлонг и свинтил крышку с бутылки, яростно, будто чью-то голову. Постепенно дыхание бортинженера стало спокойнее. Он повернулся к Зайцеву.
        - Знаете, Зайцев, в чем Ваша проблема? Вы - из тех, кто вечно недоволен. В деспотиях Вы недовольны отсутствием свобод, в демократиях злитесь на коррупцию. Окажись в раю, Вы бы и там бурчали и истекали желчью. Вы не понимаете, что мир стал лучше?
        От слов Стивенса Зайцеву стало дурно. Ему захотелось напомнить Стивенсу, что этот всеблагой бог только что увел его - Стивенса - симпатию, но подумал, что Стивенс это и сам прекрасно помнит. И промолчал.
        - Вам не надоело стоять на пути прогресса? - не отставал распаленный Стивенс, - Поймите, эта битва уже закончена. С разгромным счетом.
        - Я представлял себе прогресс как-то иначе, - мрачно пробормотал Зайцев, - Впрочем, я сейчас не расположен дискутировать, Энтони. Успокойтесь.
        - А что такое прогресс по-Вашему? - не унимался бортинженер, - Нет, Вы мне скажите!
        - Увеличение выживаемости и самореализации каждого конкретного индивида. Определение из учебника по этике, - Зайцев закинул голову и от души хлебнул из горла, - Каждого. Конкретного, - повторил он, впрочем, безо всякого энтузиазма.
        - Ну так все складывается, - бортинженер выпучил глаза и развел руками, - Выживаемость и самореализация индивида повысились до небес! Просто индивид - один. Он же - новая стадия развития человечества, новый Адам.
        - А кто тогда мы? - бесцветным голосом произнес Зайцев, - Вы, я, Жанна? Уборщик Гильермо, которого я никогда не знал? Но чью рожу, присвоенную Паном, созерцаю каждый день? Мы же тоже индивиды. Как с нашей выживаемостью и самореализацией?
        - А мы уже не индивиды, друг мой, - сурово сказал Стивенс, - Мы - строительный материал для Пана. При наилучшем раскладе -инструменты. И это справедливо. Закон эволюции в его неумолимой правоте. Эволюция и есть прогресс.
        Зайцеву неожиданно для него самого стало весело. Ему вдруг отчетливо привиделось, как не прекращающего витийствовать бортинженера сзади пожирает огромное волосатое чудовище с сотней глаз, двадцатью ручищами и огромной зубастой пастью. Вот Стивенс остался без задницы, потом без ног. Вот, наконец, от него осталась только красная взъерошенная башка, торчащая их чавкающего рта, продолжающая вещать о триумфе человечества. Зайцев хмыкнул.
        - Воля Ваша, но, по-моему, это какой-то совсем не тот прогресс, о каком писали Кондорсе и Маркс.
        - О! - в голосе бортинженера прорезался сарказм, - Зайцев, Вы изучали философию? Вы меня разочаровываете. Я думал, скепсис - это от Вашей хтонической русской природы. А Вы, оказывается, гнилой европейский интеллигентишка. Может, еще и в экологических организациях состояли?
        Стивенс вскочил.
        - Наверно, спасали больных детей, которым по всем природным законам следовало отдать концы. Кормили и лечили целые выморочные страны, давно уже смирившиеся со своей участью. Продлевали мучительную агонию какой-нибудь Эфиопии или Сомали, загаживая их миазмами то, что еще в мире осталось здорового. Мужеложники, профессиональные бездельники с философией святой безответственности, гениальные ниспровергатели из интернетов, безбожники, отцеубийцы, насильники собственных матерей. Вы доказывали, что слабость и немощность, любое уродство - вариант нормы. А потом, что это все - лучше нормы!
        - Вы так говорите, будто в этом есть что-то плохое, - хмыкнул Зайцев. Его продолжало тошнить.
        Стивенс возбужденно забегал из угла в угол веранды.
        - Вы что, и впрямь совсем ни черта не понимаете? Да это же как раз Вы - Вы и Вам подобные - довели мир до такого состояния, когда уже ничего нельзя было исправить! Ничего! Из которого выхода было только два - окончательная деградация, разложение, смерть или!..
        Стивенс остановился.
        - Или Пан, - последние два слова он сказал очень тихо. После предыдущего непрерывного крика они по контрасту прозвучали очень сильно - как удар грома.
        Зайцев хихикнул.
        - Стивенс, Вы думаете, он Вас слышит? Да я знаю, Вы именно так и думаете. А что, если нет? И все Ваши верноподданные речи - впустую? Ну позовите его еще раз: Па-ан, ты слышишь меня? Это я - твой верный раб Робби Стивенс, вот тело мое - вкуси его в воспоминание мое.
        Бортинженер выпучил глаза и подпрыгнул к Зайцеву с бокалом в руке. Плеснул вино в сторону Зайцева, но почему-то слишком издалека. До Зайцева долетели только немногочисленные брызги. Стивенс замахнулся бокалом на Зайцева, потряс им, что-то злобно бормоча себе под нос, аккуратно поставил на стол и выбежал с веранды.
        Зайцев натужно захохотал. Потом задрал голову вверх и закричал:
        - Эй ты! Слышишь меня? Я не могу уже больше... Давай одно из двух - или слопай меня, изжарь живьем, скорми акулам, или убери от меня этого типа! До конца жизни находиться с ним в замкнутом помещении - такая пытка никакому Берии не снилась. Будь хоть немного милосердным.
        Зайцев почувствовал неумолимый позыв из внутренностей и с трудом успел добежать до унитаза. Его вывернуло раз пять, пока он не почувствовал в животе холод и пустоту. Качаясь от слабости, Зайцев добрел до умывальника и засунул голову под воду. Когда спина одеревенела, он поднял голову и увидел кромешную тьму.
        Зайцев потянулся к выключателю и бессильно уронил руку. В полной темноте ему как наяву привиделось тело Регины, округлое и манящее, распущенные волосы, черные, как крылья ночи, блестящие глаза, глядящие внимательно и загадочно. Когда все это было? Он вспомнил последний побег, когда его в очередной раз привезли обратно, в проклятый коттедж в сиреневом саду. Как уже там - в сиреневом домике - он спросил буратина о Регине. И Регина ответила ему голосом буратины, напомнив "милой Глебовны свычаи и обычаи", так веселившие их когда-то. И как он после этого уже больше никуда не бежал. Потому что некуда и незачем.
        Шатаясь, Зайцев вышел из туалета на веранду. Почему-то подумал, что профессор вернулся.
        Шезлонг Дьюи стоял пустой. На веранде в одиночестве сидела женщина с опущенной головой. Она искоса смотрела на садящееся солнце. На фоне багрового солнца волосы, собранные в пучок, создавали впечатление оранжевого ореола.
        - Мисс Стрембовски? - спросил Зайцев.
        Мейбл встрепенулась, испуганно глянула из-за спинки кресла, будто застигнутая за чем-то постыдным.
        - Мистер Зайцев, Вы? - с придыханием произнесла она, - Все ушли? Очень жаль.
        - Чего жаль? - машинально спросил раздосадованный Виктор. Он подошел ближе.
        - Мне очень хотелось послушать, наконец, о чем вы тут разговариваете по вечерам, - грустно сказала Мейбл, - Иногда, проходя мимо, я вижу ваши лица, захваченные беседой. Но я не слышу слов. А подойти стесняюсь. Вот решилась, и опять невпопад. Я все время чувствую, что жизнь, ее самая интересная часть проходит мимо меня.
        Зайцев вдруг сообразил, что во время пляски Жанны не видел на площади Мейбл. Она все пропустила. Он чуть не расхохотался.
        - Простите, Мейбл, Вам за последние два года не хватило интересных событий?
        Он бессильно рухнул на стул напротив Мейбл.
        - Последние события...
        Мейбл подняла голову. Зайцев увидел на ее глазах слезы.
        - Понимаете, Виктор. Я всю жизнь боялась жизни. У меня не было подруг. В школе парня не завела - можете представить? Потом тоже из страха пошла в науку. Мне по глупости казалось, что там меньше всего придется бороться за место под солнцем. Когда выяснилось, что это далеко не так, стала любовницей Анриджа, чтобы он продвигал мою карьеру. Как все и случилось.
        Зайцев понятия не имел, кто такой Анридж, но по интонации Мейбл понял, что это какая-то знаменитость в ее области.
        - Мне очень повезло. Когда он стал нобелевским лауреатом, его ученики пошли нарасхват. Но я не любила его. Просто мне казалось, что он меня защитит от жизни. А, знаете, настоящую любовь, какие-то поступки, важные для меня, откладывала на потом. А когда... все случилось, выяснилось, что никакого потом просто не будет. Что я - тридцатидвухлетняя дура, проспавшая полжизни. Я думала - почему именно меня сюда привезли? Почему такой жесткий выбор выпал на меня? Какой из меня астронавт? А сегодня поняла - потому что мне это нужно меньше всего. Он - тот, кого вы с Дьюи называете Паном - невероятно жесток. Ему не нужен этот полет, на самом деле. Просто он придумал еще один способ поиздеваться над людьми. И никуда мы не улетим, Виктор.
        Последние слова Мейбл прошептала, близко придвинув лицо к Зайцеву. При этом она подалась вперед, и смотрела на Зайцева снизу вверх молящим взглядом. И Зайцев понял, что смысл ее речи совсем другой. И слова только запутывают понимание. Надо слушать интонацию.
        Виктор почувствовал себя совершенно по-дурацки.
        Зайцеву никогда не нравились женщины типа Мейбл. По каким-то ему самому неизвестным причинам Виктор предпочитал темпераментных загорелых брюнеток. Он даже подозревал, что именно это предпочтение виновато в том, почему он до сих пор не женился. Такие женщины всегда переходили в некоторый момент от стадии бурного романа к решительной атаке на его свободы. "После чего я каждый раз уходил из захвата. Чисто рефлекторно", - рассказывал он как-то весело смеющемуся в ответ Дьюи.
        Мейбл же всем своим существом изображала жертву. От еле наметившейся вечерней прохлады она куталась в кофту, явно более теплую, чем нужно для южных субтропиков. В разрез длинного платья виднелась беззащитно белеющая плоть ноги. Зайцев поражался, как женщина, который месяц наравне со всеми проходящая весьма напряженные тренировки, ухитряется происходить впечатление такой неловкой и рыхлой телесно.
        Но близость женщины, алкоголь и отсутствие регулярного секса брали свое. Зайцев с некоторым неудовольствием почувствовал, что заводится.
        - Извините, Мейбл, но мне пора иди спать. На сегодня хватило впечатлений, - постарался он сказать как можно сердечнее.
        - Подождите, Виктор, - Мейбл схватила его за руку и слегка нажала на кисть.
        Зайцев показалось, что сдавлены не пальцы, а яйца.
        - Подождите. Скажите мне. Если бы Вы знали, что где-то есть один-единственный центр, откуда весь этот ужас управляется. Машина, держащая в повиновении всех присоединенных, или замок, где сидит адский телепат, загипнотизировавший всю Землю. Или корабль пришельцев. И Вы знали бы, как ее уничтожить. Взорвать одним ударом. Но при этом также знали бы, что почти наверняка погибнете сами. Вы бы сделали это?
        - Почему Вы меня об этом спрашиваете?
        - Вы - смелый, Вы убили пина....- еле слышно прошептала Мейбл.
        - Что? - Зайцев аж подскочил.
        - Лоренса Мадженту... - шептала, придвигаясь к Зайцеву Мейбл, - Он работал в Центре космической биологии, когда все началось. Там же, где и я. Ловелас и умница невероятный в своем деле. Я не понимала половины из того, что он говорил. Сначала не узнала его, когда увидела здесь. Другое поведение, другой взгляд. А когда поняла, что это он - его оболочка, мне стало ясно, что пином вокруг может оказаться любой.
        - Нет, мисс Стрембовски, - ответил Зайцев, - Я бы этого не сделал.
        Мейбл отпрянула. В ее глазах появился изумленный ужас.
        На нее было страшно смотреть. Мейбл балансировала на грани обморока.
        - Да Вы не поняли, - торопливо с досадой сказал Зайцев, - Знаете, проф Дьюи считает, что никакого единого центра нет. Интеллект Пана распределен по миллиардам мозгов. Это, в некотором смысле, сетевой разум. Наверно, у него есть какие-то важные узлы, потеря которых была бы для него весьма болезненна, но точно не смертельна. И я видел присоединенных, лишившихся связи с другими. Они уже не самостоятельные существа. Это больше похоже на отрезанное щупальце осьминога, которое бессмысленно корчится, не получая сигнала от мозга.
        Он ответно сжал ее пальцы.
        - Но дело даже не в этом. Понимаешь, это же не какой-то дурак на улице к женщине пристает, а я вдруг рядом оказался. И даже не война, начатая кучка мерзавцев и безумцев, которую можно остановить. Или с которой можно дезертировать. Это что-то грандиозное, кардинальное, что случилось со всем миром. И оно уже произошло. Взрывай-не взрывай, прежнего мира назад не вернешь. Кто я такой, чтобы поворачивать мировую историю вспять? Значит, мирозданию так надо. Тут только одно из двух - принимать дальше в этом участие, или отойти в сторону. Наш случай удивительным образом объединяет оба выхода. Так зачем против этого бунтовать?...
        Внезапно издалека раздался перестук бабарабнов.
        - Что это? - Мейбл вздрогнула и прижалась к Зайцеву.
        - Ничего особенного. Пан танцует и играет на флейте из возлюбленной.
        - Не понимаю.
        - Это або празднуют наш будущий отлёт на звезду. Пан - не дурак, поэтому полетим ночью...
        ГЛАВА 10.
        РЕТРОСПЕКТИВА. ЛЕКЦИЯ ДЬЮИ
        - То есть, Вы полагаете, Большой Хапок рано или поздно произошел бы все равно? спросил Зайцев у Дьюи.
        - Как самореализация гегелевского Абсолютного духа, - вставил Стивенс, - Ее высшая ступень, которую даже сам Гегель в силу ограниченности его знаний не мог себе представить.
        Дьюи покосился на бортинженера.
        - Не готов обсуждать эту тему в терминах философии. Я говорю о чисто технических предпосылках. Они в совокупности сделали создание машины Джонсона и Большой Хапок столь же неизбежным, как открытие расщепления атома сделало неизбежной ядерную войну.
        - Но ведь ядерная война не случилась! - улыбнулся Зайцев.
        - Благодаря Пану, - серьезно добавил Стивенс.
        Дьюи пожал плечами и продолжил.
        По мнению профессора одним из предтеч Пана следовало считать проект "Конику" группы японского нейробиолога Оши Агаби - программу создания мощного компьютера на основе живых клеток мозга. Началось все с достаточно умеренных по замаху экспериментов по разработке устройств, различающих запахи на основе обонятельных органов насекомых. За основу приборов брали несколько десятков живых нейронов. Потом группа перешла к созданию робота-шофера и воспроизведению обработки и распознавания изображений по принципу человеческого глаза. На каждом уровне сложность устройств и количество задействованных живых клеток возрастало на порядок.
        - Сами посудите, - говорил Дьюи, - люди десятилетиями вымучивали сначала из электромеханики, потом из громоздких ламповых устройств, потом из полупроводниковых схем средства хранения и обработки информации, пытаясь при этом подражать человеческому мозгу. При этом и близко не приближаясь к его характеристикам. Рано или поздно кто-то должен задать простой вопрос - а почему, собственно, в качестве компьютера не использовать сам мозг?
        Стивенс отчаянно закивал:
        - Именно. Мозговеды долго думали, зачем в человеческом мозге столько избыточных не работающих мощностей. А это оборудование для Пана - для коммуникации между мозгами и для целенаправленного использования их вычислительной мощности сверхразумом!
        Другим предтечей профессор называл эксперименты Теодора Бергера из Южнокалифорнийского университета по созданию чипа, управляющего долгосрочной памятью человека, воздействуя на гиппокамп. Приспособление помогало людям с болезнью Альцгеймера, у которых долгосрочная память переставала формироваться.
        - Полагаю, этот чип - прародитель устройства, с помощью которого сейчас Пан контролирует мозги и тела пинов.
        Дьюи улыбнулся:
        - Раз уж мы об этом сейчас говорим, вряд ли будет бестактностью напоминание, что эти устройства, возможно, не в единственном числе, сидят в голове у каждого из нас.
        И в качестве третьего предка Пана Дьюи упоминал эксперименты по созданию нейроэлектронного интерфейса. Этим проектом занимался отдел биохимических исследований Института Макса Планка. Немцы разработали чип, способный не только принимать от нейронов сигналы и интерпретировать их, но и продуцировать и передавать нейрону понятное ему послание.
        Дьюи поднял палец.
        - Я думаю, вам не надо объяснять, что в данном случае разница между словами "сигнал" и "приказ" - чисто лингвистическая?
        - А как Вы думаете, профессор, - как бы между прочим поинтересовался Зайцев, - что происходит с личностью присоединенного? Она просто исчезает или засыпает в захваченном мозгу, созерцая таинственные сны? Или бодрствует, как в теле паралитика видя, слыша и осязая, но не будучи в состоянии ничего сделать?
        Зайцев услышал негромкий стук. Он скосил глаза на Стивенса. Бортинженер полупоставил-полууронил бокал на столик. В начинающихся сумерках лицо бортинженера показалось Зайцеву серым.
        Дьюи вздохнул.
        - Этого я не знаю. Одно известно точно: пин, лишившийся прочной связи с основным Паном больше, чем на несколько минут, не ведет себя как разумный человек. В этом смысле, видимо, инсайт пока не обратим.
        - Пока? - ухватился за слово Стивенс, - Что Вы имеете в виду?
        Дьюи покачал головой.
        - Пану для многих работ нужны люди, способные действовать самостоятельно. Поэтому ему непременно придется решить этот вопрос. Необходимые знания и исследовательские мощности у Пана есть.
        - И, таким образом, Пан сделает обратимым свое могущество? - усомнился Зайцев, - Ведь это означает, что пины смогут опять превратиться в интактов.
        - Наоборот, - Дьюи поднял палец, - Как раз тогда интакты, как мы их знаем, рожденные и воспитанные как самостоятельные личности, станут не нужны.
        ***
        Зайцев открыл глаза. Некоторое время непонимающе глядел на женскую спину с созвездьем родинок и русые завитки волос на соседней подушке. Потом еле слышно чертыхнулся. Спина зашевелилась, потянулась.
        - Ты хороший любовник.
        - Спасибо, - машинально ответил Зайцев. Через мгновение недоуменно глянул на Мейбл.
        - Откуда ты знаешь русский?
        "Ну, конечно же, ОН знает русский" - сказал внутри него кто-то более сообразительный. Зайцева прошиб холодный пот. Он еще с минуту надеялся, что ошибся. Но взгляд повернувшейся к нему женщины вариантов не оставил.
        - Можно спросить?
        -Спрашивайте.
        - Зачем?..
        - Мне это показалось забавным.
        - И что теперь? - тупо спросил Зайцев.
        - Ничего не изменилось. Живите дальше. Готовьтесь к полету.
        Пин встал с кровати, и спокойно, не стесняясь Зайцева, прошел до середины комнаты, где лежали брошенные ночью платье, трусики и туфли. Медленно наклонился. Зайцев смотрел на мраморно-белые бедра и округлый мягкий зад, на тело молодой красивой женщины в самой порнографической позе и не испытывал ровно никаких эротических чувств. Напротив, он физически чувствовал, что его член сейчас очень маленький и холодный.
        Пин, не торопясь, но уверенными движениями оделся. Взял в одну руку сумочку, через другую перекинул кофту. Зайцев подошел открыть дверь. На мгновение взгляд Виктора во второй раз встретился с пином. Зайцеву показалось, что по глазам полоснули бритвой. Впрочем, это обычный равнодушный взгляд пина.
        Зайцев лежал на кровати, завернувшись в душную простыню, и смотрел на дверь. Вопреки здравому смыслу ему казалось, что за ней стоит пин. Пару раз он порывался встать и запереть ее, и каждый раз понимал, какая это глупость.
        В конце концов, Зайцев решил, что дальше так продолжаться не может. Он медленно оделся и вышел из коттеджа. Утренний мир встретил его слишком назойливым солнцем и слишком яркими красками желтого песка, кислотно-голубого неба, сине-зеленого моря.
        Около столовой Зайцев увидел Жанну, одетую в очень короткое ярко красное платье, с огромными сине-зелеными как море кругами вокруг глаз и густо накрашенными губами. Строительница курила длинную сигарету.
        Рядом с ней на земле, почти прижавшись к ее голой ноге и вытянув свою изуродованную конечность, сидел юный або Лауро, голый по пояс. Время от времени он встряхивал головой, как конь, и опять застывал, уставившись вдаль.
        Зайцев развернулся, пошел в другую сторону. Там его окликнул профессор. Дьюи сидел под навесом около административного корпуса.
        - Куда-то торопитесь, Виктор?
        Зайцев неопределенно махнул рукой.
        - Подойдите, пожалуйста, присядьте.
        Зайцев зашел под навес. Дьюи глазами-щелками посмотрел на него снизу вверх.
        - Садитесь, садитесь. Я только что был у Глобски. Старина Эдви на боевом посту. Так вот.... Из экипажа исключены трое участников - Мейбл, Жаннет, Стивенс. Вы - в курсе?
        - Стивенс? - Зайцев побелел, - Вы уверены?
        Дьюи покачал головой.
        - Я уже видел его сегодня. Вернее, его тело. Тело собиралось сесть на катер. Классический инсайт, без вариантов. А девушки Вас не интересуют?
        - Я видел пина с телом Мейбл, - объяснил Зайцев.
        Дьюи прищурился, промолчал. Кивнул.
        - Жанна стоит около корпуса администрации, - продолжил Зайцев, опускаясь на стул, - В карнавальном костюме шлюхи.
        - На нее, судя по всему, у Пана другие планы. Да, кстати, Виктор, - Дьюи многозначительно поднял палец, - Я не знаю, что Вы вчера делали, и есть ли Вам, о чем жалеть. Но, думаю, Вам стоит узнать. Мы с Фредерикой утром сделали химический анализ вина. Там оказался сильнейший афродизиак. И еще кое-что, отрубающее самоконтроль. Лошадиные дозы того и другого. Убойной силы коктейль.
        Дьюи сделал паузу, чтобы Зайцев переварил информацию, и добавил:
        - Наш господин любит жестокие шутки.
        - А почему Вы думаете, что это шутки Пана?
        Дьюи удивленно посмотрел на Зайцева.
        - Но кто же тогда? Кто решился бы на такое? Это же прямая диверсия!
        - Например, кто-нибудь посмелее нас с Вами. Кому наплевать, что с ним будет после того, как его мир провалился в тартарары, а все, кого он любил, превратились в управляемых роботов. Или, наоборот, напуганный до полного безумия. Тот же Глобски. Про исключение из экипажа сразу троих человек кто Вам сообщил? Не пин ведь?
        - Глобски, - с неохотой признался Дьюи.
        Зайцев опустил голову. Он взялся за нее обеими руками, как будто боялся, что она сейчас развалится. Руки дрожали.
        - Эдвард, кто-то - неизвестно кто - подсыпал нам в вино зелье. Превратил в кривляющихся обезьян. По крайней мере, некоторых из нас. Потом еще кто-то сообщил, что экипаж ополовинен. Вы приняли версию, что это сделал Пан, и сразу же опустили руки. Над нами сотворили мерзость, но если это Пан, то все нормально?
        - Да, - кивнул Дьюи, - все нормально в рамках того мира, в котором мы сейчас оказались. И в нынешних наших обстоятельствах разумнее считать, что это сделал Пан. Для проекта, если он Вас еще интересует. Для выживания, в конце концов.
        Зайцев мрачно посмотрел в пол.
        - Сайрус думал иначе. Он предпочел умереть, чем так погано выживать.
        Дьюи вздохнул.
        - Значит, Вы не в курсе... У Сайруса был неоперабельный рак. Он уговаривал Пана присоединить его. Хотел, таким образом, хоть в каком-то виде спасти свое сознание от смерти. Но Пан ему отказал. Вот после этого Сайрус и застрелился, - Дьюи помолчал и добавил, - Вы любознательны, Виктор, но недостаточно наблюдательны.
        - Постараюсь исправиться, - буркнул Зайцев.
        Профессор хлопнул его по плечу.
        - Да что с Вами, Виктор? Посмотрите на вещи здраво. Вы в очередной раз вытянули выигрышный билет! Мы с Вами победители.
        Зайцев маятно покрутил головой.
        - Кого мы победили, Эдвард? Мейбл? Стивенса?
        Дьюи сделал удивленное лицо и отодвинулся от Зайцева, будто желая лучше его разглядеть на расстоянии.
        - Дался Вам этот Стивенс. Это даже странно. Так ли много времени прошло, как практически все, кого Вы знали, в известном смысле перестали существовать. Многомиллиардная гекатомба. И Вы сохраняли самообладание. А тут исчез всего один неприятный Вам человек, и Вы раскисли. Да и, в конце концов, - Дьюи приподнял уголки губ, - он же сам говорил, что мечтает об этом.
        - Он так говорил, потому что боялся больше всех нас вместе взятых, - возразил Зайцев, - Потому и вел себя так.
        - Это еще один пример того, что испытывать страх разумно, но поддаваться страху - самая большая глупость, - заметил Дьюи.
        Он поднял палец.
        - Знаете, чем занимался Стивенс последние два года? К моменту Большого Хапка оказалось не закончено тестирование жилого модуля для Эдема с живыми объектами внутри. Разнообразные физические и химические воздействия, звук, температура, и так далее. Пан продолжил работу, а нашего Энтони привлек к испытаниям. Обычно начинали с опытов на животных. Но это в прежние времена. А Пан сразу начал тестировать на людях - пинах и интактах. В жестком режиме. В общем, похоже, Пан при всей своей мудрости психологическую устойчивость Стивенса несколько переоценил.
        - Откуда Вы это знаете? - не поднимая головы, глухо спросил Зайцев.
        - Из его досье. Что же касается Мейбл - она имела отношение к хоспису при Центре космической биологии. Так вот...
        - Зачем Пану кому-то показывать эти досье, для чего?
        Дьюи неопределенно пожал плечами.
        - Не важно, Виктор. Услышьте, что я Вам пытаюсь втолковать. Мейбл, Стивенс, мадемуазель Флавиньи - это все бракованные экземпляры. Они еще до прибытия на остров были обречены. А со Стивенсом Вы и сами не могли нормально разговаривать.
        - А мне почему-то как раз сейчас захотелось с ним поговорить, - задумчиво пробормотал Зайцев.
        Дьюи махнул рукой.
        - Ну, это-то как раз не проблема. Я Вам говорю...
        Зайцев непонимающе уставился на профессора. Потом сорвался с места...
        Зайцев медленно подошел к пину Гильермо, неподвижно стоящему на причале, глядя на море.
        - Простите, можно задать вопрос? - Зайцев подумал, что обращается к пину уже во второй раз за один день - впервые за все время пребывания на острове.
        - Задавайте, - без эмоций ответил пин.
        - Я могу поговорить со Стивенсом?
        - Можете.
        Вот так просто. Зайцев несколько раз моргнул, отвел глаза.
        - Стивенс, Вы здесь?
        -Да, Виктор, - сказал пин бесцветным голосом.
        - Как Вы там? - Зайцев.
        - Нормально.
        Зайцев сглотнул, облизал пересохшие губы.
        - Извините, нехорошо как-то вышло.
        - Извинить за что? - спросил пин, - Вы думаете, мне сейчас хуже, чем было с вами? Как бы не так! Все время на острове я испытывал постоянный смертный ужас, животный страх. Куда уж хуже-то?
        - А теперь Вам не страшно?
        - Нет, - ответил пин, - Я с моим Богом, чего мне бояться?
        Зайцев закрыл глаза, кивнул. Пробормотал про себя что-то отрывистое, понятное здесь только ему одному, и пошел прочь.
        По пути Зайцев пару раз споткнулся. Потом понял, что идет к коттеджу Мейбл. Остановился. Потер пальцами виски.
        - Похоже, пора принять предложение Шмидта, - сказал он себе вслух, - Срочно нужна помощь мозгоправа.
        Четкое понимание, куда надо идти, взбодрило Зайцева. Он торопливо, почти бегом, добрался до коттеджа психолога, без стука открыл дверь, вошел в комнату и застыл в недоумении. Штатный психолог команды астронавтов Джереми Шмидт лежал на кушетке в собственном кабинете с остановившимся взглядом и разинутым ртом, мелко взмахивая руками и дрыгая ногами. Он выглядел в точности так, как описывал Стивенс отключенного пина на яхте.
        Зайцев вспомнил разговор с Сайрусом: "Сначала страх инсайта парализует человека. Потом он старается угодить Пану, чтобы избежать присоединения. Затем убеждает себя, что интересы Пана - интересы человечества. Дальше он растворяется в воле Пана без остатка. И тогда уже не имеет значения, интакт или пин".
        "Как-то это уже чересчур, не находишь?" - сказал Зайцеву внутренний голос. "Безусловно, - мысленно согласился Зайцев, - Тем более что я уже не знаю, кто это говорит - мое собственное подсознание или пробравшийся в мозг Пан". "Бе-бе-бе," - ответил внутренний голос астронавта Зайцева. "Интересно, - подумал Зайцев, - именно так реальность подменяется сном у присоединяемого? А, может, я все еще в сиреневом домике, и ни Центра подготовки нет никакого, ни острова?" Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?
        Стараясь не шуметь, Зайцев вышел из коттеджа и аккуратно закрыл дверь за собой.
        Ему очень захотелось поскорее оказаться на своем любимом месте на берегу - за холмом. Так чтобы не было видно ни причала с пином, ни поселка с пустым флагштоком над административным зданием. Только море, небо и песок.
        Зайцев обогнул пригорок и чуть не столкнулся с доктором Кэссиди. Климатист, почти голый, вымазанный красной и голубой глиной, по длинной дуге обходил поселок в направлении капища або. Кэссиди остановился как вкопанный, пристально глядя на Зайцева.
        Немного спустя он раздвинул разноцветные губы и писклявым надтреснутым голосом с вызовом затянул:
        - Тэн-нимацуу-у-уу! Варера-а-а-а-а! Ночичийя-я-яяаааа!!!
        ГЛАВА 11.
        На следующий день чисто выбритый Зайцев явился на обед. В столовой его встретил один Дьюи.
        - Как Ваше самочувствие, Виктор?
        - Спасибо, я в порядке, хорошо выспался. А где Фредерика?
        - У мисс Хенсон разгрузочный день. Говорит, что надо вовремя избавляться от лишнего.
        Дьюи улыбнулся и поднял палец.
        - А как Вы проводите выходной?
        - Да вот проснулся да пришел пообедать.
        - Значит, еще не слышали новости?
        Зайцев напрягся.
        - Что еще?
        - Утром у северного мыса обнаружили лодку с изможденным и до смерти перепуганным Глобски. Когда пины его уводили, Эдви плакал и уверял, что среди ночи решил покататься на лодке, но не справился с управлением.
        - Ну, тут он, пожалуй, не врет, - заметил Зайцев, - насчет управления. После вчерашнего нервы не выдержали.
        Дьюи кивнул.
        - А почему Вы не спрашиваете, интакт он еще или уже пин?
        - А какая разница? - равнодушно сказал Зайцев.
        Дьюи еще раз кивнул.
        - Действительно, в его случае - неважно. Мне вот другое интересно - куда он хотел бежать?
        Зайцев сел.
        - А Вы думаете, что совсем некуда? Как-то не верится, Эдвард, что человечество вот так слиняло в полном составе. На Земле же дочерта мест, куда постоянный сигнал не достает. Должны быть миллионы интактов.
        - Ничего не могу Вам сказать, - вздохнул Дьюи, - Вот только радиоэфир пуст. У меня есть старый радиоприемник. Он молчит. То есть, если кто-то и есть, то либо сидит очень-очень тихо, либо это какие-нибудь дикари в труднодоступных местах, скатившиеся без связи с цивилизацией в каменный век. Либо...
        Он замолчал.
        - Либо?... - подхватил Зайцев.
        - Либо они под контролем Пана, и добросовестно исполняют указания, как мы с Вами.
        Зайцев посмотрел в окно со спокойной задумчивой улыбкой.
        - А, может, и правда есть где-нибудь в Гималаях тайная страна, - заговорил он, наконец, - куда конкистадоры божественной шлюхи Жанны Флавиньи еще не пробили туннели? Куда не достает сигнал спутника. Где в огромных пещерных городах правят мудрые Махатмы-интакты. Страна, где каждый думает сам и живет своим умом.
        - Эк Вы хватили, - расхохотался Дьюи, - Да такой страны и в прежние времена не было!
        ***
        РЕТРОСПЕКТИВА
        К окончанию третьего месяца заточения на орбитальной станции Зайцев давно принял свой проигрыш и продолжал трудоемкие мероприятия по поддержанию жизни чисто механически. Он как в детстве решал задачки повышенной сложности, не задумываясь, что неудача будет стоить не снятия баллов на олимпиаде или экзамене, а превращения в протухающий труп в космической консервной банке. Когда на экране на фоне интерьера Центра управления полетов появились лица с обедненной мимикой, дающие ему инструкции, он не почувствовал почти ничего. Точно так же автоматически, безо всяких чувств и эмоций Зайцев выполнил почти невероятную для одного человека подготовку спускаемого аппарата и высадку на Землю.
        Только увидев земное небо и зеленую траву, он испытал болезненный невыносимый восторг и одновременно развернувшийся как пружина ужас. Следующие несколько недель Зайцев просто впитывал земное существование и холодную заботу молчаливых буратин. Понимание того, что это не совсем люди, пришло к нему еще на станции после первых разговоров с Хьюстоном. Но на фоне сначала ожидания неминуемой смерти, а потом переживания невозможного спасения ошеломляющего впечатления не произвело.
        Потом его несколько недель перевозили в закрытой машине с места на место. Держали в странных местах, напоминающих то психиатрическую клинику для буйных, то благоустроенную тюрьму. Наконец, Зайцева доставили в маленький комфортабельный коттедж, окруженный ухоженным садом и находящийся непонятно где. В саду росло множество сиреневых кустов. Приезд состоялся как раз в период цветения и вокруг дома стоял сильный удушливый запах сирени. В доме Зайцев обнаружил компьютер, не подключенный к сети, но битком набитый музыкой, фильмами и разнообразными материалами по его космическим специальностям, гитару и дартс. Молодой буратин с серьезным равнодушным лицом довел до сведения Зайцева, что он должен поддерживать физическую форму - нормативы прилагаются, читать специальную литературу по списку и по определенному графику сдавать компьютерные тесты. И ждать назначения. Из заданных вопросов отвечал только относящиеся к заданию.
        Время от времени в дом приходили буратины. Они убирали комнаты, доставляли продукты, перестилали постель, увозили грязную одежду и привозили чистую. И абсолютно игнорировали вопросы о том, что происходит на Земле.
        Несколько раз Зайцев пытался сбежать. Но каждый раз первые же человекообразные сущности, которых он встречал, отвозили его обратно в коттедж.
        Довольно быстро Зайцев понял, что известное одному буратину знают все остальные. Сложнее принять, что все буратины - одна личность с единым сознанием. Это открытие вызвало у Зайцева длительный шок на несколько дней. Он неделю не мог спать. Каждый раз, закрывая глаза, Зайцев видел нависающего над ним многоголового монстра с тяжким как молот взглядом.
        Несколько раз Зайцев обращался к буратинам с просьбой дать ему пообщаться с другими настоящими людьми. Эти просьбы тоже молча игнорировались. Когда однажды он потребовал предоставить ему женщину, сославшись на естественные мужские потребности, буратин предложил ему заняться мастурбацией. Онанизмом Зайцев уже давно занимался и без его советов.
        Почему Зайцев так верил в существовании других интактов? Скорее всего, сказалось бывшее у него еще с детства полное отсутствие представления о собственной исключительности. С чего бы именно ему оказаться последним человеком на Земле?
        Попытки заняться саботажем - прекращение сдачи тестов или занятий спортом немедленно наказывались ухудшением питания и исчезновением из компа его любимой музыки и игр. Его буквально лишали сладкого, как заупрямившегося дошкольника.
        Самоубийство приходило ему в голову, но мысль о том, что выжив на космической станции с полумертвой системой жизнеобеспечения, он сведет счеты с жизнью на Земле, казалась ему абсурдной.
        В рацион Зайцева регулярно, но весьма дозированно включалось вино. Попытки накапливать спиртное буратины пресекали самым простым способом - излишки изымались, когда Зайцев спал. Точно так же у него изъяли заготовку кустарного радиоприемника, которую он смастерил из подручного материала. Несколько раз буратин строго выговаривал ему за несоблюдение личной гигиены и один раз за рваную рану на руке, которую Зайцев получил, в сердцах разбив кулаком стекло кухонного шкафа.
        Иногда Зайцев садился на стул перед большим зеркалом в коридоре, брал гитару и несколько часов кряду до изнеможения орал песни.
        Однажды Зайцев без видимой причины проснулся ни свет, ни заря. Непонятно каким образом его пронзило острое понимание, что буратины, вернее Великий Буратин - совершенно точно не результат захвата Земли инопланетянами и не следствеи какой-то дьявольской природной флуктуации, а явление рукотворное, созданное силой человеческого разума и новейших технологий земного происхождения. Он минут двадцать недвижно просидел, переваривая эту мысль, не вставая с постели. Потом рухнул на кровать, завернулся с головой в одеяло и уснул.
        Сирень цвела в третий раз, когда очередной буратин бесцветным голосом сообщил Зайцеву, что тот включен в экипаж авангардного корабля на Эдем, разрешил взять гитару, посадил в машину и на автомобиле, самолете и катере повез на остров. Всю дорогу до острова Зайцев напевал песенку собственного сочинения: "Мы едем, едем, едем. Jedem das seine."
        ***
        Пополнение приехало через неделю. В честь новоприбывших в столовой организовали торжественный обед.
        Новый бортинженер по фамилии Джонс, молодой человек с лицом фрика и фигурой атлета, сел между Дьюи и Зайцевым, и без перерыва сыпал вопросами, быстро успев обоих утомить.
        - У Вас тут весело, - заметил он, между прочим, - Сразу после выгрузки я видел недалеко от причала танцующую черную девчонку. Молоденькую-молоденькую. И абсолютно голую.
        - А как она танцевала? - уточнил Зайцев, - Кружилась как дервиш и высоко подкидывала ноги?
        - Ага.
        - Танец Жанны...
        - Какой-то ритуал? - заинтересовался Джонс.
        - В некотором смысле, - задумчиво пробормотал Зайцев, - Ритуал поклонения Пану. Мольба о единении с божеством.
        - Кстати, что случилось с моим предшественником? - вдруг спросил Джонс.
        - Ничего из ряда вон выходящего, Уильям, - флегматично ответил Дьюи, не переставая жевать, - Просто присоединился к большинству.
        - Умереть - значит присоединиться к большинству, - голос Джонса дрогнул, - Это бонмо Петрония Арбитра. Вы знаете?
        - Знаю, - кивнул Дьюи, - Это тот парень, который написал "Сатирикон", а потом покончил с собой по приказу Нерона. Но ведь он не сказал: "Присоединиться к большинству - значит умереть"? Так что не берите в голову и вливайтесь в наш дружный коллектив. Если Вы - и каждый из нас - будет себя хорошо вести, соблюдать режим, благополучно сдаст тесты, и если с кораблем тоже все будет нормально, через год или даже раньше мы с Вами будем уже лететь к Альфе Центавра.
        - Кстати, Эдвард, интересный вопрос. Какой флаг мы поставим на вновь открытых планетах? Вы не думали об этом? - осведомился Виктор, перегнувшись через новенького.
        - Разумеется, Объединенных наций.
        Оба рассмеялись.
        Джонс наклонился к Зайцеву и прошептал:
        - Простите, а много народа у вас тут уже... ээээ.... присоединилось к большинству?
        - Смотря в каком смысле, - важно заметил Зайцев, - Вас интересует в нашей интерпретации, или в версии Петрония Арбитра?
        Джонса передернуло.
        Потом задумчиво посмотрел на Зайцева.
        - Знаете, Виктор, а это ведь Вы с чувством вины за наших предшественников боретесь.
        Зайцев подавился стейком.
        - Как это Вы догадались?
        - А вот так, догадался, - сказал успокоившийся Джонс, - Да Вы не переживайте так. Это нормально, что Вы испытываете чувство вины. И очень правильно, что боретесь с ним. Мы с Вами сработаемся.
        ***
        Через десять месяцев после инсайтов Стивенса и Мейбл и ухода Жанны, на исходе полного года освобождения из сиреневого домика, Зайцев - теперь с короткой бородкой как у профессора Аронакса из советского фильма - стоял в грузовом отсеке уже готовящегося к отправке авангардного корабля, и с интересом разглядывал ящики с квитанциями Калифорнийского университета.
        - Что это Вы делаете в моих владениях? - в большом полупустом помещении голос Дьюи прозвучал гулко и раскатисто.
        "Ну прямо как Божий глас из евангелистского мультика". Зайцев медленно обернулся.
        - Вы же знаете, Эдвард, я любопытен. Вот сейчас мне крайне интересно назначение этого устройства.
        - И что Вы предполагаете? - медленно проговорил Дьюи.
        Зайцев и Дьюи пристально посмотрели друг другу в глаза. Зайцев вздохнул.
        - Знаете, что самое смешное, Эдвард? Я бы, может, и не догадался. Но Вы так часто произносили набор звуков - "Грант Джонсон", что я не мог не заметить надпись на ящике. Похоже, наш господин не слишком сентиментален - он отдал Вам свою прародительницу. Новее ничего не нашлось?
        - Новее - в других ящиках, в демонтированном виде.
        - И что теперь, когда я узнал? Сообщите обо мне Пану?
        - Боже упаси, Виктор! Зачем мне это делать? Вы мне нравитесь.
        Зайцев кивнул.
        - Ага, а также Вы не знаете, какой может быть реакция Пана на Ваш прокол. Очень серьезный прокол. Который может Вам стоить полета.
        Дьюи сделал неопределенный жест, то ли подтверждающий, то ли выражающий слабое сомнение.
        - И когда Вы собираетесь нас... ээээ... присоединить?
        - Ну, как Вы знаете, в полете и в первое время на Эдеме это не целесообразно. Слишком велика вероятность отрыва пина от сообщества с известными последствиями. Но вот после того, как авангардная группа освоится, незадолго до прибытия основной команды - самое время. Чтобы новорожденный Пан встретил свои будущие тела во всеоружии, уже пережив шок и переварив первых участников.
        - То есть, Пан намерен размножаться спорами. Однако. Оказывается, естественные законы жизни неумолимы, - пробормотал Зайцев.
        - Просто Пан, как и Вы, любопытен. Видимо, он решил, что никто не сможет ему рассказать об Эдеме лучше другого Пана.
        Зайцев подумал.
        - А если я Вас убью, как только корабль отлетит достаточно далеко от Земли? Или Вы меня?
        Дьюи покачал головой.
        - Мы же с Вами не идиоты. Вы понимаете, что без медика на корабле Вам придется туго. А я понимаю, что мне не обойтись без пилота и навигатора. Так что будем работать вместе, коллега.
        Дьюи не прощаясь, развернулся к выходу.
        - Последний вопрос, Эдвард, - остановил его Зайцев, - Вам-то это зачем? Я имею в виду - включать машину на Эдеме? Вы же не псих как Джонсон?
        Дьюи улыбнулся.
        - Как Вы думаете, коллега, у кого из членов экипажа по результатам тестов самые высокие показатели воли? Чтобы облегчить Вам задачу - дам сразу вычеркивайте. При всем их профессионализме в своих областях и научных достижениях женщины в этой экспедиции явно не предназначены для правления целым миром. Как ни странно, Пан - немножко сексист.
        Зайцеву показалось, что при этих словах Дьюи сладко потянулся, как кот.
        - Культуриста нашего Вы уже хорошо разглядели.
        - Дайте подумать... - Зайцев нахмурился, - У Вас?
        Дьюи удовлетворенно кивнул.
        - Да Вы не переживайте, Виктор. Все же объединение сознаний шести человек - совсем не то же самое, что растворение одного в семимиллиардной личности. Я полагаю, что в новой личности Эдварда Дьюи с шестью телами слепку Вашей индивидуальности найдется весьма достойное место. Хотя и не на первых ролях. По крайней мере, я на это надеюсь...
        - Кстати, коллега, - Дьюи остановился, будто что-то вспомнил, - Откровенность за откровенность. Меня все время мучает один вопрос. Вы говорили, что были на станции три месяца. То же самое написано в Вашем досье. Но тут вот какая штука. Я следил за Вашей командой на МКС - до известного момента, разумеется. Буквально последнее, что я узнал - в последний день перед Большим Хапком, и поэтому прочно врезалось в память: одна из причин срочной эвакуации со станции большей части команды - поломка системы хранения продуктов. Вы с Льюисом не могли выжить на станции в течение трех месяцев. Это невозможно. Вам через считанные дни стало бы банально нечего есть. Так как Вам удалось уцелеть?
        - Я Вам обязательно расскажу, - заверил Зайцев, - Но как-нибудь потом. Позже. Давайте пока это будет моей маленькой тайной.
        Дьюи кивнул, ласково попрощался с Зайцевым и аккуратно и плотно закрыл за собой дверь.
        Зайцев оцепенело проводил его взглядом. Перед его глазами очень реально возникло тело Льюиса, болтающееся в удавке, толково приспособленной к невесомости. Зайцев тряхнул головой. Ему припомнилось первое чувство, испытанное после шока первых мгновений - облегчение. Мертвый Льюис показался ему лучшим соседом, чем живой, но безумный и смертельно опасный. А уже потом Зайцев понял, что в происшедшем есть еще одна выгода для него.
        - Видите ли, проф, - пояснил он пустому грузовому отсеку, - я съел Льюиса.
        Зайцев вспомнил, как судорожно искал в мешанине испорченных продуктов какую-нибудь острую приправу, чтобы заглушить проклятый сладковатый вкус человечины. Его губы невольно разошлись в улыбке.
        - Как Вы самоуверены, профессор...
        Зайцеву представились невероятные картины абсолютного обладания сотнями тел и душ человеческих существ. Цветущая населенная планета, лежащая у его ног. Бесконечная во времени и пространстве власть.
        Этап Ту

1.
        Мига втолкнули в незнакомое помещение, расстегнули наручники за спиной, сдернули повязку и захлопнули за спиной дверь. От внезапно врезавшего по шарам яркого света Миг на секунду ослеп. Чуть погодя, открыв глаза, он обнаружил, что находится в кабинете размером с лекционный зал, обставленном с немыслимой роскошью. Стены помещения по периметру с узким разрывом около двери закрывали шкафы, до потолка заполненные книгами. Всю площадь пола покрывал бордовый ворсистый ковер. В углу виднелся огромный старинный глобус с голубыми океанами, коричнево-зелеными континентами и названиями давно исчезнувших стран. В центре зала Миг увидел массивный стол из дерева с зеленым сукном и лампой с матерчатым абажуром.
        Позади стола, опершись на него обеими руками, стоял высокий сутулый человек с темным морщинистым лицом и неестественно длинной снежно-белой шевелюрой. Мужчина пристально смотрел на Мига. "Седой", - подумал Миг. В мужском роде от этого слова веяло чем-то невероятно древним.
        - Здравствуй, Миша Гальянов, 20 лет, - тихо и сипло произнес Седой, прокашлялся и показал Мигу на деревянный стул с мягким сиденьем, - Присаживайся, тебе сейчас придется узнать очень много. И очень быстро. Воды хочешь?
        Миг плюхнулся на стул, машинально потер затекшие руки. Во рту стояла противная наждачная сухость. Миг кивнул. Седой налил из графина в стакан воды до краев и протянул ему. Рука Седого слегка подрагивала, как у больного или очень взволнованного человека. Гальянов жадно осушил его до дна.
        - Где я?
        - В Управлении Проектом, - ответил Седой, - Конкретно - в кабинете Руководителя Проекта.
        Гальянов похлопал веками, еще раз осмотрелся, уже с новым чувством.
        - А кто Вы?
        - А я, собственно, Руководитель Проекта. Это мой кабинет, - произнес Седой, будто сплюнул - как что-то досадное и смертельно надоевшее.
        Гальянов чуть не упал со стула.
        - Вы - Руководитель Проекта? - промямлил Миг.
        Седой подслеповато прищурился и кивнул.
        Миг вспомнил детские споры с Бориком, кто главней - Начальник "Мира" или Руководитель Проекта. Тогда Миг Борика переубедил. Сейчас он откровенно пялился на стоящего перед ним человека и ничего не мог с собой поделать. Самая загадочная и могущественная персона на Земле больше походила на директора школы.
        - Нам очень повезло, Миша, - сказал Руководитель, - Мне вовремя сообщили, и доставили тебя прямо сюда. Вообще-то, так не должно было случиться. Удачное стечение обстоятельств.
        Миг почему-то сразу понял, что Седой не врет. Старик явно волновался, но определенно не играл и не пытался выдать себя за кого-то другого. Постоянно возвращающаяся мысль о том, кто перед ним, буквально вдавливала Мига в стул и до тошноты кружила голову. Огромным усилием воли Миг справился с оцепенением.
        - Объясните мне, почему я здесь и что случилось с дядей Петей? - постарался как можно тверже сказать Миг, и тут же спохватился, - Я имел в виду...
        - Я понял, - мрачно покачал головой Руководитель Проекта, - С Петром Погодиным, - глубоко вздохнул, - Он - мертв.
        Губы Мига сами собой поджались. Он понял, что сейчас заплачет, и напряг лицевые мышцы, зрительно представляя себе, как вместо плаксивой гримасы на лице появляется маска гнева.
        - Кто его убил? За что? Они назвались...
        - Особой службой Проекта, - кивнул Седой, и грязно выругался, - Мало того, что убили у тебя на глазах. Еще объявили себя открытым текстом. Это не глупость, - злобно процедил он сквозь зубы, - Липатов, сволочь, понял, что ему кранты и пошел ва-банк. Он за это заплатит.
        Раздался треск. Миг с изумлением увидел в руке Седого сломанный деревянный карандаш - немыслимую ценность. Седой заметил взгляд Мига, опомнился и воровато кинул обломки в корзину.
        - Формально Петю убили во избежание опасной утечки информации, - коротко пояснил он Мигу, - Я догадываюсь, что его спровоцировали, и я обязательно накажу виновных. Но по форме все сделано правильно.
        Миг уставился на Седого широко раскрытыми глазами и до боли вцепился руками в стул.
        - П-правильно? Дядю Петю убили правильно??
        Руководитель Проекта быстро обошел стол, подошел к нему и схватил за плечи.
        - Миша, пойми,- он повернулся к Гальянову, - Тебя использовали в грязной политической игре. Игре против меня. Петю очень жаль, но что случилось, то случилось. Сейчас нужно срочно выпутываться из сложившейся ситуации. Давай попытаемся побыстрее разобраться. Что Петя тебе сказал?
        - П-почему я должен Вам верить? - пробормотал Миг, борясь с тошнотой.
        - Почему? - удивился Седой, - А я тебе разве не сказал? Миша, я твой отец.
        "Почему потолок перевернулся?" - успел удивиться Миг.

2.
        Отец ушел в Проект, когда Мигу только-только исполнилось пять лет. У старшего Гальянова оказалась слишком важная и нужная компетенция, без которой Проект никак не мог обойтись.
        Как уходил отец, Миша не видел - его тогда отправили к бабушке в Сочинский сектор. Но тихий ночной плач матери ему врезался в память очень хорошо. Такими и остались его самые ранние воспоминания: поход всей семьей - верхом на отце - на премиальный пикник в Ботаническом саду, пустота в доме по возвращению от бабы Насти и украдкой плачущая мама. Жизнь началась с потери.
        Мать имела право выйти замуж во второй раз. Но она предпочла жить соломенной вдовой, и в день рождения мужа неизменно накрывала стол. Первые несколько лет у них собирались папины друзья - сначала человек семь, потом только дядя Саша Красников и дядя Петя Погодин. Потом они стали приходить и на мамин день рожденья. Маленький Мишка залезал под стол, ползал между ног у старших и воображал себя в загадочных Нижних секторах, о приключениях в которых мужественных ремонтников по телевизору показывали интересные и страшные фильмы. А дядя Саша и дядя Петя разговаривали.
        Их голоса сначала спокойно и глухо звучали сверху - "бу-бу-бу". Потом становились резкими и громкими - "бубубум! бубубубум!" Мать почти не участвовала в разговорах дядь, только слушала - то с улыбкой, то хмурясь, если дяди начинали слишком громко кричать друг на друга или вспоминали об уходе отца в Проект.
        Для дядь Мишка оставался маленьким несмышлёнышем, и, выпив, они не сдерживались при нем. Взрослеющий Миша внимательно слушал удивительные речи папиных друзей.
        - Нет, ты скажи, - распалившись, настаивал дядя Петя, тыча пальцем через стол в дядю Сашу, - Где я могу получить достоверную информацию о ходе Проекта? Почему все приходится принимать на веру?
        - А тебе зачем? - лениво интересовался дядя Саша, разливая нечто волнующе взрослое по стальным стаканчикам, - Ты что - руководитель, принимающий важные управленческие решения? Или во внешних программах Проекта работаешь?
        - Я - мирянин! - дядя Петя стучал себя пятерней в грудь, - Полноправный житель "Мира". Тот, кто от себя с кровью отрывает ресурсы, уходящие в Проект как в бездонную бочку. Я хочу знать, насколько эффективно используется то, что мне недодают.
        - Ну, допустим, дадут тебе эти данные, - беззлобно отвечал ему дядя Саша, - Что бы ты с ней стал делать? Да ты и не понял бы ничего.
        - Это почему бы я не понял? - не совсем серьезно обижался дядя Петя, - Ты в моем образовании сомневаешься? Или в интеллекте?
        - Ни в чем я не сомневаюсь. Просто это специальная информация, - объяснял дядя Саша, - Для ее понимания нужен не институт "вообще", а специализированные знания и опыт, да еще и время на обработку массива данных. Вот я поверю, что ты сначала в архиве повкалываешь с полной отдачей восемь часов со сверхурочными, а потом пойдешь вдумчиво цифирки разглядывать.
        - Мне бы Колька разъяснил, - бурчал дядя Петя, одни махом опрокидывая в себя содержимое стаканчика, - Он быстро соображает.
        - Колька тебе ничего не разъяснит, он - в Проекте.
        - Вот именно.
        - Ну, так потому тебе, дураку, и объясняют специальные люди, - с улыбкой парировал дядя Саша, - Ровно в тех рамках и в той форме, в которых ты в состоянии усвоить.
        Маленький Миша слушал в изумлении. Его удивляло, о чем большие и умные дяди - друзья его отца! - спорят. Все же так ясно. Мы живем на Станции "Мир". Миряне отдают все силы и средства Проекту. Проект - важнее всего на свете. Есть враги - они против Проекта. И чтобы они не могли навредить, все, что связано с Проектом - секретно. Очень просто. Все это мог без запинки отбарабанить, разбуди его ночью, даже позор класса Женька Фролов, двоечник и хулиган.
        Миша знал, что в Проект берут только самых умелых и бесстрашных. Поэтому очень гордился отцом, но в тайне завидовал другим ребятам, папы которых жили с ними.
        В школе к Мишке относились по-особому. Это касалось и учителей, и других учеников. Семейных в Проект брали крайне редко, так что детей проектников в каждом отсеке считали по пальцам одной руки. С одной стороны, Мишку жалели, как ребенка, живущего без папы. С другой стороны, светлый образ отца-проектника как будто отбрасывал на мальчишку отблеск героизма.
        Миша довольно быстро начал мерять свои поступки по повышенной планке, заданной ожиданиями окружающих. Он считал себя обязанным учиться лучше других, больше знать и уметь.
        Гальянов-младший стремился превзойти однокашников еще по одной причине. Мишка очень рано узнал, что инициативников в Проект не берут. Оставалось, всего лишь, сделать все возможное и невозможное, чтобы однажды у него оказалась та самая "уникальная компетенция", из-за которой его будут просто вынуждены позвать в Проект. Где он встретится с отцом.

3.
        Гальянов очнулся от резкого запаха, ударившего в нос. Он лежал на ковре, уткнувшись головой в ножку стола. Над ним стоял Седой с пузырьком.
        - Не ушибся, сынок?
        Миг неуклюже подобрал под себя ноги и осторожно поднялся. Седой бережно посадил его на стул. Обнял.
        - Знаешь, я так часто представлял, что скажу тебе при встрече. Нам, ведь, с тобой столько надо обсудить. И вот встретился, а времени разговаривать нет совсем. Тогда, пятнадцать лет назад, все произошло так быстро, - сказал отец, - Мне в каком-то смысле очень повезло. Я должен был оказаться совсем в другом месте, но тогдашний Руководитель Проекта мной заинтересовался и взял к себе. Я восемь лет работал его помощником. И еще пять - заместителем. Два года назад он умер и указал на меня как на преемника. Цорнес завещал, чтобы обязательно следующим Руководителем стал человек, родившийся и выросший вне Проекта, хорошо понимающий как живут люди за стеной - на Станции. Так что я уже два года Руководитель.
        Миг закрыл глаза рукой.
        - Что? - с тревогой спросил Седой.
        - Свет... Он слишком яркий. Сначала я подумал, что это из-за повязки. Но уже достаточно времени прошло, а глаза не привыкли.
        Седой озадаченно посмотрел вокруг. Хлопнул себя по лбу.
        - А, ну да... У вас там лампы низкой мощности, высокая влажность, редкая смена фильтров воздухоочистки. Экономия сплошная. На Станции ты привык видеть мир как бы через тусклое стекло.
        - А теперь увижу ясно?
        - Да, - кивнул Седой, - Как он есть.

4.
        Что Станция "Мир" велика и удивительна, Мишка понял в четыре года, когда его в первый раз повезли погостить к бабушке в Сочинский сектор. Гальянов-младший на всю жизнь запомнил потрясение, когда он понял, что его родной Ковровский отсек, с соседскими секциями, детсадом, школой, рекреацией, столовой и всем остальным - всего лишь малюсенькая часть огромного интересного мира.
        Самым ранним Мишкиным впечатлением от Станции стала ее невероятная протяженность. Высоченные потолки межсекционных коридоров. Бесконечное движение вдоль коммуникационных туннелей и жилых отсеков. Пролетающие мимо входы в отсеки учреждений и огромные ворота заводов. Провалы рекреаций. И великое множество людей, непрерывно снующих по ней туда и обратно. Серьезных и веселых, сосредоточенно спешащих куда-то или расслабленно отгуливающих положенный шестикилометровый медицинский минимум. В голубых, синих и черных рабочих комбинезонах, в серовато-белых послеслужебных шортах и майках. Детей в разноцветных трусах, носящихся по коридорам, и как Мишка любопытно вертящих головами.
        Позже, по дороге в школу заходя к Борику, жившему на верхнем ярусе, Мишка любил смотреть из окна на утренний центральный коридор отсека с плывущей по нему толпой, идущей на работу. На синие бритые головы молодых людей и блестящие лысины стариков, на чёрные, рыжие и русые ежики женщин и девушек.
        Когда Гальянову-младшему исполнилось одиннадцать лет, его классу на целый день заменили уроки экскурсией. Мишка уже пару раз ходил вместе с одноклассниками в ознакомительные походы. На пищевой завод, где их накормили сахариновыми ирисками, и на электростанцию, где работал Бориков отец. Но эта экскурсия оказалась особенной. Ребят в сопровождении двух учительниц и директора долго вели по незнакомым служебным коридорам до большого грузового лифта, который удивительно долго поднимался вверх. Наверху их встретил неулыбчивый пожилой мужчина мощного телосложения с головой, исполосованной красными бугристыми шрамами. Мишку поразило, как тихо и даже немного заискивающе строгий директор школы разговаривал с этим человеком. Мрачный незнакомец молча покивал в ответ на сбивчивую речь директора. Затем проводил детей и учителей в тележку со скамьями, стоящую на блестящих рельсах. Сел вместе с ними и нажал на кнопку. Тележка издала негромкий металлический стон и поехала. Этот тоскливый мерный звук повторялся на протяжении всего пути. Ребята сидели притихшие, украдкой вертя головами по сторонам. Пару раз Мишка
порывался задать учительнице вопрос о происходящем, но та только хмурилась, грозила пальцем и подносила его к губам.
        После долгого путешествия по совершенно пустым коридорам с легким уклоном вниз тележка, наконец, въехала в темное помещение. Мрачный человек пристально поглядел на директора, учительниц, затаивших дыхание детей. Кивнул, вылез из тележки, подошел к еле различимой стене и дернул рубильник.
        Несколько прожекторов одновременно зажглись за большой стеклянной стеной около трех метров в высоту и метров десяти в длину. Дети и одна из учительниц ахнули. За стеклом повсюду, докуда дотягивался рассеивающийся электрический свет, красиво искрясь, простиралась голубоватая горизонтальная поверхность. Похоже на снег в морозилке, подумал Мишка. И тут же строго поправил себя: не снег - замерзший кислород. Мишка понял, что его привели к самому Периметру "Мира".
        - Посмотрите, ребята, - директор торжественно протянув руку в сторону стекла, - Это и есть то место во Вселенной, в котором мы живем. Так выглядит Земля после Выпрямления.
        К теме Выпрямления школьная программа подходила неторопливо, чтобы не слишком травмировать неокрепшие детские умы. Информация выдавалась дозами по мере взросления учеников. Первые упоминания о Выпрямлении содержались в курсе "Мир вокруг", начинавшемся еще в первом классе. Мишка помнил картинку со смешным человечком, стоящим на голубом поле и протягивающим палец в сторону бесформенной серой железобетонной глыбы. Так детям показывали, как Станция выглядит снаружи.
        В четвертом классе на уроке естествознания впервые история Выпрямления оказалась изложена в более-менее полном варианте. Мишке рассказали, что когда-то Земля вовсе не мчалась, как сейчас по прямой линии сквозь беспредельный космос, а летала по кругу вокруг звезды под названием Солнце.
        Этот важный урок вел директор школы лично.
        - До Выпрямления люди жили в мире циклов, в вечном повторении одинаковых процессов равных по протяженности, - торжественно вещал он притихшим ученикам, - Сейчас для нас год, месяц, день - всего лишь удобные меры счета времени. Но в прежнем, Круговом мире годовой цикл имел непосредственный практический смысл. Годом назывался период обращения Земли вокруг звезды под названием Солнце. Он включал в себя смену времен года - сроков возрождения природы, ее расцвета, увядания, и, наконец, спячки. Потом цикл повторялся. Месяцем называли время, за которое спутник Земли под названием Луна облетал вокруг нее. Сутками - период обращения Земли вокруг своей оси, включающий светлый день и темную ночь. После Выпрямления люди живут в мире с прямым временем, в форме луча, имеющего начало - момент Выпрямления и направленного почти к центру Галактики.
        В этом месте директор снял очки и поглядел класс подслеповатым, но почему-то еще более пронзительным взглядом, чем обычно.
        - Это новая ситуация для человечества. Она меняет мировоззрение. Больше нет бесконечного возвращения к старому, есть только движение вперед - поступательное и неумолимое. Движение ко все большему могуществу человека, все лучшему постижению им тайн Вселенной.
        - А что произойдет, когда Земля прилетит в центр Галактики? - решился спросить Миша, - Там ведь наверно, страшная жара?
        Директор улыбнулся.
        - Полагаю, ничего страшного, поскольку люди тогда станут настолько сильными и мудрыми, что такие пустяки уже не будут для них проблемой.
        В школе, впрочем, не так много рассказывали о Круговом мире. Заинтригованный Мишка черпал информацию из специальных разделов библиотеки, в которые ему рабочий допуск дал по страшному секрету дядя Петя.
        В прежнем мире жило огромное количество людей. Миллиарды - число, которое взрывало Мишке мозг. Как отдельные люди не теряли друг друга и самих себя в этой непредставимой толпе? Но еще больше не укладывалось в Мишкиной голове, где эти несметные полчища размещались. Впрочем, мир до Выпрямления был гигантским. Он занимал всю Землю.
        В Круговом мире люди видели над головой не надежный потолок, а "небо". Миша знал, что этим словом назывался попросту открытый космос, просто слегка подкрашенный в синеву из-за прохождения через атмосферу лишь части спектра.
        Предки жили в секциях, стоящих отдельно друг от друга на Земле - "домах". Множество домов, расположенных близко друг от друга, называлось городом. Роль коридоров и технических путей в городах играли "улицы", лежащие прямо под небом. На улицах не водилось ни температурного контроля, ни регуляции влажности и состава воздуха. Сверху прямо на головы могла литься жидкая или сыпаться замороженная вода.
        Многие люди обитали в местах, где температура опускалась ниже точки замерзания воды. Это у Мишки не укладывалось в голове. При этом прежние люди не сидели в секциях безвылазно, а ходили по улицам, кутаясь в одежды, сделанные из убитых животных с толстой шкурой. От безрассудства предков у Мишки кружилась голова. Они казались ему богатырями и безумцами одновременно.
        А иногда жители Кругового мира выходили или выезжали из городов на животных или машинах и отправлялись в другие города за сотни километров через огромные пустые пространства, где не встречалось поблизости ни коммуникационных панелей, ни гигиенических комнат, ни просто других людей. И там их окружала одна только "естественная среда", наполненная буйной и опасной нечеловеческой живностью.
        До Выпрямления жизнь на Земле роилась везде. Растения, животные кишели повсюду - даже в городах, бегали, летали, жрали друг друга. Погибший мир представлялся невероятно, расточительно огромным и до тошноты живым и беспорядочным.
        И в мире людей порядка было не больше. Предки тратили уйму ресурсов впустую. Особенно Мишку озадачивали войны. Он не мог понять смысла этих мероприятий, участники которых не только убивали друг друга, но и ломали и безвозвратно уничтожали имущество, со споров о котором войны и начинались.
        Мишка знал, что не сумел бы жить в таком мире. Не смог бы видеть над головой вместо надежного потолка невероятный столб пустоты глубиной во Вселенную. Не мог бы смотреть на такую же пустоту во все стороны.
        Будущее Земли представлялось ему вовсе не восстановлением этого невыносимо громкого и яркого хаоса.
        В мечтах о торжестве Проекта он видел "Мир", увеличенный в сотни раз, с жилыми секциями, выходящими прямо в огромный Ботанический сад, куда пускают без пропусков. С постоянно чистым воздухом, всегда текущей из кранов водой - без отключений и строгих лимитов. С директорскими пайками для всех - вне зависимости от уровня и рода занятий. С интересной работой для всех. С библиотеками, где каждый может без очереди получить нужную ему книжку.
        ...В тот раз дядя Саша пришел усталый и мрачный. Половину вечера дядя Петя искренне пытался его развеселить, отпуская неуклюжие шутки. Дядя Саша старательно улыбался в ответ, но скоро опять погружался в угрюмую задумчивость. У дяди Пети слезились глаза, а речь с последней встречи стала еще более невнятной. К тому же в какой-то момент он резко опьянел. Наконец, тоже захмелевший дядя Саша начал рассказывать, как тяжела жизнь руководителя - без точно отмеренного рабочего дня, часто без выходных и праздников, с тяжелым грузом ответственности на плечах. Дядя Петя терпеливо выслушал тираду молча и только в конце позволил себе иронически хмыкнуть.
        - Смешно? - разозлился дядя Саша.
        Он выглядел не на шутку раздраженным.
        - Вам все не нравится. Вода в отсеке не течет пять дней - впервые за год! И вы уже кричите - "долой начальство!" А кто из вас, умников, думал, чего стоит, чтобы она текла остальные триста шестьдесят дней?
        - Да, да, - дядя Петя уже не пытался скрывать сарказм, - Только благодаря вам горит свет, течет вода...
        - Да, именно так! - крикнул дядя Саша, - Ты понимаешь, на каком волоске висит обыкновенное обеспечение жизнедеятельности Станции? Какая это сложнейшая управленческая задача. Сколько сил уходит на простое поддержание систем?
        - Не знаю, Санёк, - будто соглашаясь, покачал головой дядя Петя, вдруг пронзительно и сердито глянул на дядю Сашу, - И никогда не узнаю. Потому что вы никогда и ни за что к рулю никого не из вашей шайки не допустите.
        Погодин пару раз отхлебнул из стакана. Как воду - не морщась и не торопясь. Заговорил медленно и монотонно, стараясь тщательно выговаривать слова.
        - Группа людей много лет своими кривыми ручонками управляет "Миром" на пределе сил и средств. Проблему недостатка сил и средств эта группа решить не может - ручонки кривые. Но и сменить себя не дает, потому что при неудаче другой команды - из-за созданного этой группой дефицита сил и средств - все накроется медным тазом. Вот такой заколдованный круг.
        Дядя Петя отхлебнул еще раз.
        - Хотя и при них накроется непременно. Потому что ручонки кривые. И вот тогда это будет уже не круг, а что? - Выпрямление...
        Покрасневшее лицо Красникова исказилось. Он перегнулся через стол, будто собираясь схватить или ударить дядю Петю, опрокинул бутылку, от неожиданности выпучил глаза и смешно подпрыгнул пару раз, пытаясь ее поймать. В последний момент в пяти сантиметрах от бетонного пола подхватил и аккуратно поставил между тарелками. Сел. Уставился перед собой.
        - Как же я устал, - проговорил он тихо, - Как я устал от вас, горлопанов, глядящих со стороны и думающих, что все ясно и просто. И вы бы уж, вы бы эх - дай только волю...
        Дядя Саша обхватил голову обеими руками, покачался на стуле взад-вперед, посмотрел на дядю Петю больным взглядом.
        - Петя, ты же умный человек. По крайней мере, я тебя таким помню. Ты не понимаешь, что за стенами Станции - враждебная Вселенная? Антимир, который пытается нас сожрать? Что мы - последний, малюсенький, еле теплящийся огонек жизни в ледяной пустыне? Ты думаешь, я бы не хотел всего этого - конкуренции идей и мнений, свободного доступа к информации? Но как ты не видишь, что у нас просто нет права на ошибку?
        Не дожидаясь ответа Погодина, дядя Саша молча встал и вышел из секции, аккуратно затворив дверь. Не прощаясь и не оборачиваясь.
        Мишка огорчился ссоре дядь, но он знал, что, несмотря на ожесточенные пикировки, друзья отца хорошо относятся друг к другу. И как бы они не расстались сегодня, через полгода Погодин и Красников обязательно придут на день рождения матери, и будут поднимать тосты в ее честь, петь, смеяться, спорить и громко кричать друг на друга. Их приход два раза в год формировал для Мишки устойчивость его "Кругового мира".

5.
        Лицо Руководителя Проекта посуровело.
        - Миша, у нас мало времени. Что тебе сказал Пётр?
        Миг задумался.
        - Он говорил про работу какого-то Ферентиса. Я понял, что это эконометрическая теорема. Дядя Петя сказал, что откопал ее в старых записях в Инфосети и показал тебе. И Вы... ты что-то выяснил. Папа, - это слово Гальянов-младший выдавил с большим трудом, - что ты такое обнаружил, за что убивают?
        Седой кивнул и задумчиво уставился куда-то в себя.
        - Это случилось чуть меньше двадцати лет назад. Тебе исполнилось четыре, а мы с Петей и Сашкой были молодыми оболтусами, только закончившими институт. Сашка уже тогда подался по руководящей линии, а Петька как обычно накуролесил и его посадили на самую дурацкую работу - чистить архивы от мусора. И как-то он мне отправил эти материалы. Они его сильно заинтересовали. Он еще пошутил тогда...
        На лице Седого появилась улыбка, он замолчал. Минуту спустя вздрогнул и тряхнул головой.
        - Стало быть, Виктор Ферентис... Как ты понял - прикладной математик. Чуть больше семидесяти лет назад ему поручили построить демографическую модель роста населения. С учетом обеспечения его жильем, воздухом, теплом, электроэнергией, пищей, всем прочим - по мере расширения Станции. И в свою очередь, чтобы население соответствовало нуждам в рабочей силе для дальнейшего расширения Станции. Система дифференциальных уравнений. Не линейных, но, в принципе, поддающихся линеаризации. Это значит...
        - Я понял, - оборвал его Миг.
        Седой непонимающе уставился на него, потом хлопнул себя по лбу. Рассмеялся.
        - А, ну да... Я же сам твой диплом рецензировал. Тем проще будет объяснять. Так вот эту работу Петька мне и показал.

6.
        Следующий день рождения отца с дядей Петей и дядей Сашей хорошо запомнился Михе, потому что оказался последним с ними.
        Взрослеющий Миха Гальянов все чаще замечал нездоровый багрово-синий цвет лица дяди Пети и красные глаза, контрастирующие с подчеркнутой подтянутостью Красникова. Встречи происходили один-два раза в год, и Младший - как его с некоторых пор стали называть дяди - не мог понять, в чем дело. То ли он раньше по мелкости и глупости не замечал разницы между друзьями отца, когда-то казавшимися ему одинаково могучими и прекрасными. То ли жизненные траектории мужчин и впрямь так наглядно все дальше расходились.
        Погодин и Красников уже не так ожесточенно спорили, меньше шутили и дурачились, больше молчали.
        - Это очень удобно, - пришепетывал обрюзгший и одутловатый Погодин похожему на теледиктора дяде Саше, - Человек исчезает неведомо куда безо всякой дальнейшего общения с родными.
        - Кому удобно? На что ты намекаешь? - скорее для поддержания разговора, чем, в самом деле.ю интересуясь, спрашивал плакатный Красников.
        - Да ни на что, - дядя Петя вяло и досадливо махал рукой, - Все сто раз говорено. Главное - правды все равно не узнаешь.
        Юный Миха понимал, что дядя Петя говорит об отце. В Проект люди уходят безвозвратно, как в пустоту за Периметром. Их жизнь без остатка отдается Проекту. Для оставшихся они перестают существовать. Один раз ушедшие больше не приходят в гости, не пишут письма, не звоняят по телефону. Делается это во избежание несанкционированной утечки информации. Таково главное правило Проекта - все, связанное с ним, для внешних отсеков Станции находится под строжайшим секретом.
        Проект полностью изолирован от остального "Мира". Где-то там - за стальными и бетонными щитами, перекрывающими коридоры - строится будущее человечества. Туда навсегда уходят люди, там расходуются ресурсы "Мира" - энергия, материалы, продовольствие.
        Особым почетом на Станции пользовались работники предприятий, принимающих участие в снабжении Проекта. Они носили специальные значки на комбинезонах. Таким школьники уступали место в очередях. Их пайки отличались в лучшую сторону по качеству и объему. В старости их переселяли в сектора "Сочи" и "Геленджик". Но они не были проектниками. И Миха хорошо помнил разницу.
        О Проекте сообщали только официальные источники. Каждый день Миха напряженно внимал вечерним новостям об успехах энергетической программы, о новых машинах, созданных на заводах Проекта для продолжения наступления на Периметр, о сотнях метров отвоеванного у космического холода жизненного пространства.
        Слушая строгий торжественный голос диктора, Миха представлял себе отца, мужественно врубающегося отбойным молотком в древний мерзлый бетон, ползущего с электрокабелем по коммуникационным трубам давно покинутых отсеков, укрощающего пламя загадочного термояда.
        Подросший Миха проклинал слабость и безволие тех, из-за кого он может видеть отца только в грезах. Нытиков, предателей и эгоистов, готовых променять будущее человечества, его прекрасный новый мир на сиюминутный комфорт. Все то, что называлось отвратительным словом "Антипроект".
        Михе не требовалось доказывать существование Антипроекта. Он видел, как Антипроект пронизывает "Мир" сверху донизу. Антипроект ворчал голосом брюзгливо бормочущего старика в очереди за пайком - "Не слишком ли много на этот Проект тратят". Антипроект звучал в глумливой фразе сантехника - "А такую трубу ищите в Проекте". В голосе учителя литературы, отвечающего на Михин вопрос, почему этих гадов антипроектников еще не отправили в каменоломни в Западном отделе Станции.
        - Ну почему же они обязательно гадов? - с интеллигентской мягкостью возражал учитель, - Просто люди со своими слабостями. Вот представь, что у тебя смертельно болен ребенок. И ты узнаешь, что его спасение возможно, если бросить все силы на разработку нового лекарства, но это будет стоить задержки Проекта на какое-то время. Ты уверен, что ты выберешь?
        - Уверен, - жестко ответил ему Миха, - В нашей семье мужчины делают правильный выбор.
        Учитель тогда только вздохнул и больше ничего не сказал.
        - Антипроектники есть даже в Совете "Мира", - как-то открыл Михе секрет закадычный друг Борик, - Точно говорю. У отца друг - депутат от Третьей АЭС. Я сам слышал, как он рассказывал. О не говорят прямо, что Проект надо закрыть. Издалека, сволочи, заходят. Дескать, затраты на Проект слишком велики, можно больше тратить на потребление.
        - Хрень собачья, - Борик брезгливо сплюнул, - Все за пределами Проекта - просто балласт. Настоящая жизнь - только там. И настоящие люди - там.
        После этих слов Борик сурово помолчал, сопя и раздувая ноздри. И сказал главное:
        - И я туда обязательно попаду. Чего бы мне это не стоило.
        - И я, - эхом повторил за Бориком Миха.
        - О тебе-то и разговора нет, - пожал плечами друг.
        Но страшнее Антипроекта явного, который Миха только презирал, была его тайная часть, темная и мрачная. В новостях о подполье не рассказывали. Само существование заговорщиков официально не признавалось, но слухи о нем доходили отовсюду. Об этом шептались взрослые по ночам, думая, что дети спят. Ребята приносили родительские разговоры, причудливо разукрашенные буйным детским воображением, в школу. Будто бы часть антипроектников, поняв, что они в меньшинстве, перешла на путь диверсий, разрушения инфраструктуры и убийств. Террором заговорщики пытались заставить Станцию сократить или вовсе отменить программы Проекта. Главная причина жесточайшего режима секретности вокруг Проекта заключалась именно в них. Этих мерзавцев Миха люто ненавидел.
        Слушая недобрые слова дяди Пети о людях, исчезающих неведомо куда, Миха впервые задумался, а не антипроектник ли друг его отца.
        Внезапно дядя Саша будто услышал Михины мысли:
        - Сказали бы что-то новое, господа антипроектники, - сказал он, нарочито зевнув.
        - Проект, Антипроект... - пробормотал дядя Петя, - Проект давно сам стал Антипроектом.
        Дядя Саша удивленно прищурился, будто пытаясь заново разглядеть приятеля.
        - Поясни.
        Дядя Петя вздохнул.
        - Знаешь такое словечко - джаггернаут?
        - Угу, неумолимая машина разрушения, - ответил Красников.
        Погодин кивнул.
        - Очень хорошо. А в курсе, откуда оно взялось?
        Дядя Саша помотал головой.
        - Это искаженное имя самого доброго из воплощений индийского бога Кришны - Джаганнатхи.
        Дядя Петя закашлялся,без тоста опрокинул в рот полный стакан и заговорил ровным голосом уже без остановок.
        - Божество считалось милостивым. Индусы просили его об удаче или мистическом озарении. Для облегчения обращения адептов к богу появилась традиция раз в год вытаскивать самые известные идолы Джаганнатхи из храмов на улицу и возить по городу в больших разукрашенных повозках. При скоплении радующихся и пляшущих в религиозном экстазе верующих.
        - С некоторых пор, - так же спокойно продолжал Погодин, - особо экзальтированные молящиеся стали бросаться под колесницы. Кто-то отделывался увечьями. Другие погибали. Со временем самоистязания и гибель людей под колесами любимого бога вошли в обычай. Словосочетание "колесница Джаггернаута" стало обозначать слепую непреклонную силу, идущую напролом, не обращая внимания на любые препятствия. А потом слово "колесница" отпало, и остался просто "джаггернаут".
        - Ну и о чем же притча сия? - со снисходительной улыбкой уточнил дядя Саша.
        - О том, как нечто, созданное для улучшения жизни людей, но требующее от них жертв, может очень легко забыть о своем изначальном смысле. И, однажды, остаются одни жертвы. Казалось бы, суть Проекта, в конечном счете, в улучшении условий существования. Однако скажи мне, мой начальственный друг, разве жизнь в "Мире" стала легче и комфортней, чем в годы нашей юности? И разве не видно, что нынешнее дети хилее и болезненнее нас в их возрасте? Нам объясняют, что расширение Проекта заставляет отдавать ему все больше ресурсов. Что так нужно для прекрасного будущего, которое Проект и строит. Но если дальше так пойдет, сколько останется счастливцев, которым суждено насладиться его плодами?..
        На следующий папин день рождения дядя Саша с дядей Петей не пришли. Дядю Сашу назначили большим начальником, и он переехал на верхние этажи с особым режимом доступа. Куда пропал дядя Петя, Миха не знал, но догадывался, судя по тому, что лицо матери при его упоминании становилось печальным. Миха решил, что дядя Петя хотел стать его новым папой, но мама ему отказала. Миха гордился мамой, но в глубине души немного жалел.
        Между тем, вокруг происходило много важных и захватывающих событий. Такие знакомые и обычные одноклассницы вдруг почти одновременно сменили детские разноцветные трусики и майки на светло-серые юбки и топы, сразу став волнующе похожими на взрослых теть. И он сам получил первый комби, еще не взрослый, с подростковыми резинками и складками на вырост, но уже настоящий, с капюшоном и длинными рукавами. Почти совсем как у героев фильмов о Периметре.
        А очень скоро самые смелые одноклассники уже начали забираться с девчонками в укромные места в рекреациях, и делать там "все, кроме того, от чего бывают дети". Миха слушал их гордые рассказы в мальчишечьей компании, веря и не веря. Он старательно делал снисходительное лицо, мол, мне не до глупостей, слыша при этом, как предательски громко колотится сердце. Конечно, Миха желал того же, что и остальные, но постоянно напоминал себе, что однажды уйдет в Проект. Ему не хотелось, чтобы кто-то остался и долгие годы хранил верность как мать.
        От страданий полового созревания Миху отвлекло важное событие. Маму неожиданно повысили в должности, назначив заведующей новой лабораторией. Их переселили двумя этажами выше в престижный отсек рядом с Ботаническим садом. Новая просторная секция, школа с продвинутой программой, новые одноклассники, более умные и целеустремленные, чем прежние, заняли пытливый Михин ум.

7.
        - В ходе разработки модели Ферентису понадобилось построить функцию скорости расширения производительных ресурсов Станции.
        Седой помолчал.
        - Он получил формулу и подставил известные ему данные о текущем состоянии объекта - то есть, "Мира". И обнаружил, что износ идет быстрее восстановления при любых значениях тех параметров, которые миряне в состоянии контролировать. То есть, любые целенаправленные действия процесс разрушения только замедляют или ускоряют. Однако, направить в противоположном направлении - не могут никак. Он сообщил свои выводы руководству Станции. Руководство немедленно засекретило данные, а Ферентиса изолировало. Он стал первым человеком, навсегда ушедшим в Проект.
        Миг вопросительно посмотрел на Седого.
        - Первым? Но как же?...
        Седой остановил его движением руки.
        - Дослушай до конца. Ферентиса изолировали. Для проверки его выводов собрали целую бригаду математиков, экономистов, производственников, демографов. Их поместили в полностью автономный модуль Станции, и оставили один канал обмена информацией, отключенный от общей Инфосети. Не знаю точно, сколько они работали. В результате ребята обнаружили в работе Ферентиса пару крупных ошибок из-за использования плохо проверенных данных, несколько мелких огрех просто от невнимательности. Человеческий фактор в чистом виде. Но результаты подтвердили. Этот вывод назвали порогом Ферентиса. Понимаешь, что это значит?
        Миг кивнул. Побледнел. Медленно повернул голову к Седому.
        - Что ты имеешь в виду?
        Седой помолчал.
        - Да, Миша, ты правильно понял. Они выяснили, что Станция обречена. Человечество обречено. Рано или поздно все это - реакторы, промышленные зоны, жилые отсеки, рекреации - все превратится в такое же царство ледяной смерти, как снаружи. И этого не изменить.

8.
        Миха закончил школу экстерном после девятого класса и без экзаменов поступил в университет на мехмат.
        Получив пропуск в учебно-технологический сектор, он первым делом отправился в Архивное управление и поинтересовался, как ему встретиться с Петром Погодиным. Там Миха узнал, что дядю Петю уволили полгода назад за прогулы и пьянство и его новое местонахождение неизвестно.
        На следующий день Миха явился на прием к дяде Саше. Ответственный секретарь Совета очень обрадовался, стал расспрашивать о матери и успехах самого Михи, но когда тот завел разговор о дяде Пете, скривился, как от зубной боли.
        - Ну что ты хочешь от меня, Миша? Я уже пытался его вытащить, и жалею об этой глупости. Он безнадежен.
        - Но вы же были друзьями! - воскликнул Миха.
        - Не надо тебе за него хлопотать, - с досадой сказал дядя Саша, - Он вам с Лерой ничего хорошего не сделал. Фактически это он оставил тебя без отца.
        И в ответ на изумленный взгляд Михи нехотя пояснил:
        - Я не знаю, что у них там случилось, но Николай оказался в Проекте из-за Погодина. Ну да, из-за дяди Пети. Пётр узнал о какой-то работе Коли и сообщил о ней в Проект.
        И добавил, уже не сдерживаясь:
        - Чтобы добраться до твоей мамы. Ну, что смотришь? Думал, наш дядя Петя - ангел с крылышками?
        - Вы так говорите, как будто Проект - тюрьма, - упрямо пробурчал сбитый с толку Миха.
        Дядя Саша печально поглядел на него:
        - Тебе очень нравится быть сиротой, мальчик?
        Миха молча вышел из секции. Больше он с дядей Сашей не виделся.
        После окончания Михой школы, верный друг Борик сказал, что и ему тогда нечего шорты за партой просиживать и, несмотря на недовольство отца, перевелся в электротехникум. Вечерами Борик ходил в драмкружок, где быстро стал звездой в постановках о ремонтниках, работающих на Периметре.
        Теперь ребята виделись гораздо реже. Миха видел, что его друг сильно повзрослел, но все также остается фантазером и мечтателем, брызжущим сногсшибательными планами и идеями.
        Однажды, во время встречи в просторной рекреации Поселка электриков, Борик заговорщически наклонился к Михе и тихо, но отчетливо выговорил:
        - Хочешь, тайну расскажу? - и, не дожидаясь ответа, громко прошептал, - Мы - не на Земле!
        - В каком смысле? - не понял Миха.
        - Помнишь из истории - космическая программа СССР? Бурное развитие до начала 1980-х - спутник, Гагарин, первый выход в космос. Лунная программа, станции на Венеру и Марс. И вдруг все резко обрывается. А дальше разная чертовщина - исчезновение СССР, восстановление капитализма в России, всякое впадение в дикость. И про космос - ни слова.
        Борик откинулся на спинку стула.
        - Все просто. Вся история после 1980 года - выдумка. Потому что в 1980-м или чуть позже СССР отправил экспедицию на другие планеты. И эта экспедиция построила Станцию.
        Борик улыбнулся с гордым видом знатока.
        - Я думаю, мы на одной из планет звездной системы Альфа Центавра. Цель миссии - терраморфирование планеты. Вслед за нами прилетят колонисты.
        - Но зачем тогда рассказывать про Выпрямление? - усомнился Миха.
        - Элементарно - для мотивации, - Борик театральным жестом развел руки, - У людей на Станции не должно быть никаких путей к отступлению - дескать, если не получится, прилетят, спасут и заберут. Никто не прилетит, никто не спасет. Вы - одни, ваша судьба в ваших и только ваших руках.
        Мысль о том, что история про гибель миллионов людей может для кого-то оказаться стимулом к созиданию, Миху крайне озадачила. Так, что он даже рассказал о разговоре с Бориком матери.
        Мама выслушала его на удивление серьезно и внимательно. А потом сказала только:
        - Лучше жизнь с надеждой, чем вовсе без нее.
        Миг так и не понял, что она имела в виду - что Борик не прав, или что Борику с мыслью о существовании где-то там живой и цветущей Земли легче жить. Или она, вообще, говорила о чем-то своем, к гипотезе о межзвездной экспедиции не имеющем.
        Очень скоро после этого разговора мама погибла. В новой лаборатории, которую она возглавила, произошел взрыв. Михе сообщили, что причиной оказался неудачно проведенный мамой эксперимент.
        Миха переселился в университетский городок и с головой погрузился в учебу. Отвлеченная, ничем не напоминающая о жизни высшая математика заглушала боль.
        Профессор Аленин, декан мехмата и главный математик Станции сразу заметил способного студента и включил в группу, с которой отдельно занимался по углубленной программе.
        - Наша задача - сохранить достижения математиков для потомков, - говорил Аленин своим лучшим ученикам, - Сейчас, к сожалению, человечеству не до высших материй. Слишком много усилий тратится на выживание и отвоевывание у вселенской тьмы и холода жизненного пространства для будущих поколений. И мы с вами - не созидатели нового знания, только хранители. Но когда-нибудь, - тут лицо профессора светлело, - наступит время, и ученики ваших учеников, опираясь на спасенное вами, продолжат дело великих Ферма, Вейерштрасса и Колмогорова.
        Однажды Миха, крайне возбужденный, ворвался в кабинет учителя.
        - Профессор, я совершил открытие! - выпалил студент Гальянов.
        Аленин приподнял брови.
        - Какое же?
        - Земля движется не по прямой! Ее траектория больше похожа на эллипс.
        - И как Вы это выяснили? - заинтересовался профессор.
        - Все вот здесь, - Миха протянул ему тетрадку.
        Профессор сел за стол, стал перелистывать страницы, бормоча себе под нос: "Любопытно... о!.. а это оригинально..."
        - Ну как? - взволнованно прошептал Миха.
        Профессор закрыл тетрадь и протянул Михе.
        - Ну, я не слишком подробно смотрел, но, вроде бы, все верно. Для первого курса - хорошая работа. Могу зачесть как курсовую.
        - И все? - озадаченно спросил Миха, - Но ведь это же открытие!
        Аленин вздохнул.
        - Вынужден Вас огорчить, молодой человек, но это давно известно.
        - Но тогда почему нам врут, что Земля летит по прямой?
        - Ну почему врут-то? По сравнению с прежней траекторией Земли это практически прямая.
        - Практически?? - изумился Миха, - Профессор, но, ведь, если Земля летит по эллипсу, одним из центров которого является Солнце, то рано или поздно она вернется в Солнечную систему!
        - Если опять не окажется рядом с большой массой, - уточнил Аленин, - И даже если ничего не помешает, она там окажется через несколько тысяч лет, - помолчав, добавил, - И абсолютно точно, что Земля все равно не вернется на прежнюю орбиту. Это невозможно. Так зачем людям давать напрасные надежды?
        - Ради истины, - неуверенно пробормотал Миха.
        - Истины? - Аленин рассмеялся, - А Вы полагаете, коллега, что многие ее поймут?
        - Но если все внятно объяснить...
        Аленин всплеснул руками.
        - Михаил Николаевич, дорогой! Не судите людей по себе. Даже если Вы каждому лично расскажете все в мельчайших подробностях, поймет Вас до конца в лучшем случае один из ста. Остальные в лучшем случае пожмут плечами. В худшем найдется немаленькая группа людей, которая объявит, что власти скрывают близкое возвращение времен до Выпрямления. Разумеется, с неблаговидными целями. Ну и зачем нам это?
        Аленин снял очки. Подошел к Миже и ласково заглянул ему в глаза.
        - Миша... Извините, что так Вас называю, но Вы мне очень напоминаете меня в Вашем возрасте. Такое же сочетание острого математического ума с глубокой социальной наивностью. Вы мне нравитесь. И Вас ждет большое будущее, но ради бога - не пытайтесь перевернуть мир. Он уже перевернут - дальше некуда. Еще одного переворота он не вынесет.

9.
        Миг изумленно смотрел на Седого.
        - Но как же Проект?
        Седой посмотрел на него искоса.
        - А что такое Проект?
        Миг растерянно пожал плечами.
        - Ну как на такой вопрос ответить? Вы..., - он поправился, - ты еще про таблицу умножения спроси. Это же в младших классах проходят. Проект, - голос Мига стал уверенней,- крупномасштабная программа целенаправленного и поступательного воссоздания жизненного пространства человечества.
        Седой скрестил руки, выставил одну ногу вперед и молча покачал снежной шевелюрой из стороны в сторону. Миг упрямо продолжал, все больше выпучивая глаза. Вверх по позвоночнику поднимался холодный ужас понимания.
        - В ближайших планах - налаживание серийного производства термоядерных реакторов. В перспективе - строительство новых станций...
        - Проект, - перебил его Седой, - триединый взаимосвязанный комплекс мероприятий, состоящий из программы жизнеобеспечения остатков человечества, с максимальной оптимизацией использования скудеющих ресурсов, - А также программы постепенного сокращения населения в соответствии со схлопыванием жизненного пространства из-за невосстанавливаемого износа мощностей.
        Миг судорожно помотал головой.
        - Ерунда. Я много знаю про Проект...
        Седой хмыкнул.
        - И откуда ты о нем знаешь? Ты посещал строительные площадки Проекта, конструкторские бюро? Видел документацию?
        - Нет, конечно, это все секретные объекты и материалы - Миг потер небритый подбородок, - Но постоянно же идут репортажи в новостях. В Инфосети горы материалов о Проекте!
        Седой согласно закивал.
        - Да, горы. Я же сказал, кажется, что Проект - программа триединая? Так вот третий и важнейший ее элемент - мощный и сложный механизм создания у оставшегося населения иллюзии будущего, убеждения, что Проект - программа развития. Это целая индустрия дезинформации, фабрикации печатных и видеоматериалов о несуществующих объектах и событиях, промывание мозгов еще с детского сада, максимально возможное стирание из Инфосети и из памяти людей всех намеков на негативные тенденции.
        Седой усмехнулся.
        - Ты сказал про термоядерную программу. Знаешь, сколько лет назад она началась?
        Миг задумался.
        - Лет сорок, кажется? Когда нам в школе про нее рассказывали, говорили про тридцать, а с тех пор...
        - Семьдесят, Миша, семьдесят, - Седой скривился, - Школьная программа постоянно корректируется. Каждый раз незначительно, чтобы создавалась иллюзия естественного уточнения информации. Ну, бывает, что сроки строительства или разработки чего-то важного затягиваются на год-два, даже пять лет. Неприятно, но не смертельно - прогресс-то все равно налицо, - он выпрямился с безжалостным выражением лица, - На самом деле никакой программы строительства термоядерных реакторов, вообще, не существует. Их не умели делать и до Выпрямления. Это морок, иллюзия. Крибле-крабле-бумс!
        Седой сжал и разжал ладони жестом фокусника.
        - Принципы термоядерного синтеза,- прошептал Миг, - физика за восьмой класс. Я же все помню! Дейтерий, тритий, ядра гелия!
        - Да, Миша, да, - Седой кивнул несколько раз, - Вранье должно быть правдоподобным. Возьми на одну меру лжи девять мер достоверной информации, тогда и остальному поверят.
        Миг сидел молча, опустив голову, смертельно бледный, на грани обморока.
        Седой с беспокойством глянул ему в лицо и в сердцах стукнул кулаком по блестящей поверхности стола с рисунком древесных слоев. Забегал по комнате.
        - Ну не я это все должен объяснять. Для этого есть специальные люди! При привлечении к Проекту нового человека его подготовка начинается еще в Открытых секторах. Затем отобранному проверенному кандидату дозированно и очень аккуратно сообщается информация. Этим занимаются квалифицированные психологи. За время моего руководства сбои снизились до семи процентов. Остальные нормально переносят правду и в дальнейшем успешно работают на Проект.
        Миг поднял голову.
        - А что происходит с этими семью процентами?
        Седой остановился, пожал плечами.
        - Да ничего страшного, - пробормотал он, - они тоже работают на Проект, просто иначе.
        - И что? Неужели ни один из тех, кому вы это сообщаете, не пытался донести правду до людей снаружи? Не верю, это невозможно.
        Седой небрежно махнул рукой.
        - Это абсолютно исключено. Отбор в Проект - строжайший. И, кроме того, пресекать такие попытки на уровне замысла обязана Особая служба.
        На последних словах Седой остановился и поморщился, как от зубной боли. Миг поводил головой из стороны в сторону как сомнамбула. Его побледневшие до синевы губы искривились в подобии усмешки.
        - На уровне замысла, говоришь? Вот как... Стало быть мысли полубогов Проекта находятся под еще более плотным колпаком, чем простых смертных?
        - Иначе нельзя, - Седой покачал головой, - Только жесткий режим управления, жесточайший контроль и самоконтроль каждого участника Проекта.
        Он скрестил руки, и стал медленно выхаживать взад-вперед перед Мигом.
        - Новая ситуация потребовала принципиально новых решений. Все программы освоения и развития были свернуты...
        Миг чувствовал себя как во сне. Да это и есть сон - абсурдный кошмарный сон. С отцом, который вдруг оказался Руководителем Проекта, и говорил о Проекте ужасные вещи.
        - Конечно, так проще, - прошептал он, еле шевеля языком, - Никаких программ развития, освоения, только имитация развития, имитация деятельности как таковой. Какая мерзость!
        Седой воззрился на Мига.
        - Проще? Да ты понимаешь, о чем говоришь? Функционирование Станции зависит от сотен факторов, согласованной работы множества элементов и систем, от наличия в достаточном количестве разных материалов и сырья. При этом безвозвратные ресурсы тратятся, а системы изнашиваются с разной скоростью. Ты представляешь, какого труда, напряжения сил - физических, творческих, интеллектуальных - требует максимальное продление работы Станции целиком? Приходится придумывать, как использовать заменители невосполнимых ресурсов, не гробя при этом невосстановимые системы. Приходится изобретать простые приспособления, чтобы заменять сложные, чтобы те прослужили дольше. Приходится мониторить работу всех систем, чтобы не допустить выхода из строя высокоценных ресурсов. И все это практически в ручном порядке!
        Он схватил со стола какие-то бумажки и ткнул ими Мигу в лицо.
        - Это же сложнейшая задача - мы оптимизируем использование невосполнимых ресурсов, везде, где только можно заменяем их хотя бы частично. Наши инженеры творят чудеса! Мы уже добились колоссальных успехов! За семьдесят лет удалось отодвинуть дату Ферентиса на тот же срок! Это же, как если бы человек уже бился в агонии, а мы ему подарили еще семьдесят...
        - Еще семьдесят лет агонии? - закончил за него Миг.
        Седой осекся. В этот момент Мига потрясла неожиданная мысль.
        - А как же Америка?
        Мигу вспомнился злополучный вечер после пьянки с Бориком полгода назад.

10
        Миг проснулся от телефонного зонка. Миг открыл глаза и зажмурился. Лампа светила слишком ярко. "Сколько же я нажег?" - испуганно подумал Миг. Прищурившись, обвел взглядом секцию. Остановился глазами на огромной бутыли, стоящей на столе. Вспомнил давешние слова Борика: "Никто же до конца пить не заставляет." Из пустой бутыли торчал искусственный цветок, вырванный из объемного натюрморта на стене. Из памяти Мига постепенно выплывали эпизоды вчерашнего, с трудом собираясь во что-то связное. Вместе с воспоминаниями пришла жуткая мигрень. Очень хотелось пить. Миг сел на кровать. У него закружилась голова. Он дотянулся до трубки и хриплым шепотом выдавил:
        - Алло?
        - Ты как? - раздалось из трубки.
        - Жив, кажется, - ответил Миг.
        Он ожидал, что Борик сейчас отпустит одну из своих любимых подколок, но вместо этого услышал серьезное:
        - Включи третий канал.
        - Зачем? - удивился Миг.
        - Просто включи, увидишь, - повторил голос и сменился короткими гудками.
        Миг вдруг засомневался, что слышал именно Борика. Его тело стало заполнять предчувствие чего-то страшного и непоправимого. Он не имел понятия, чего именно, но это только больше испугало. Миг доплелся до крана, налил кружку воды и выпил. В голове будто взорвалась маленькая звезда. Сел обратно на кровать и нажал кнопку третьего канала.
        На экране появился ведущий Кораблев и студия передачи "Острый разговор". Пронзительный взгляд Кораблева на секунду остановился на Миге и скользнул вбок.
        - И что бы Вы хотели сказать мирянам? - в голосе Кораблева сквозила ирония.
        Камера проплыла по лицам присутствующих в студии и остановилась на стройном улыбающемся чернокожем в клетчатом костюме. Миг узнал нового американского посла.
        Миг вспомнил, как после переезда они с матерью жили недалеко от представительства Америки. Посольство занимало полсектора. Иногда Миг видел посла живьем - кирпичнолицего улыбчивого старикана с белыми бровями и снежным женственным ёжиком на голове. Посол часто гулял по Ботаническому саду в неизменном серо-полосатом костюме с тросточкой в мелко трясущейся руке. Окрестные мальчишки считали делом доблести крикнуть ему вслед что-нибудь обидное и броситься наутек под суровым взглядом милиционера. Старик хмурил брови, грозил им вслед палкой, потом высоко закидывал голову и заливисто хохотал. В школе с "героями" проводили профилактические беседы.
        - Не забывайте, - строго говорил ученикам директор новой Михиной школы, - Любое слово, сказанное вами американцам, может быть использовано против вашей Родины.
        Все контакты с Америкой шли через одну структуру - Комитет по взаимодействию. Во избежание шпионажа или неумышленной передачи стратегически важной информации мирянам строго запрещалось без прямой санкции Комитета вступать в любые отношения с американцами, получать и отправлять в Америку послания в любом формате и любыми видами связи.
        Миг потряс головой и вернулся в реальность.
        Новый постоянный представитель Станции "Америка" сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и широко улыбался.
        - Я надеюсь, - сияя как ложка из нержавейки, говорил негр в камеру, - что с приходом к власти в Америке администрации, которую я представляю, сотрудничество между нашими станциями перейдет на качественно новый уровень. Мы нужны друг другу!
        Из-за кадра раздались смешки и возгласы: "Каждый раз так говорите!"
        - Наши зрители Вам не очень верят, мистер Джексон, - серьезно сказал ведущий, указывая рукой в сторону, откуда раздавались реплики.
        Посол кивнул.
        - Я полагаю, что главной причиной нашего прежнего недопонимания оказалось взаимное недоверие, пришедшее из времен до Катастрофы. Но нам пора понять, что сейчас перед человечеством стоят совершенно иные проблемы и задачи. Прежнего мира уже давно нет. Прежние разногласия ушли в прошлое.
        - Вы полагаете дело в недоверии с обеих сторон? - Кораблев прищурился, театрально взмахнул рукой, - У нас в студии педагог, главный методист старших классов по истории и литературе Мария Кторова, свидетельница открытия Америки. Прошу Вас.
        Миг увидел очень старую подтянутую женщину в выцветшем сиреневом комби с суховатым морщинистым лицом, похожим на дым сероватым пушком на макушке и неожиданно живыми глазами. Кторова взяла микрофон и заговорила надтреснутым голосом:
        - Да, я видела открытие Америки по визору в прямом эфире. Мне в то время только-только исполнилось девять. Вы не представляете, какие воодушевление и восторг тогда охватили "Мир". Люди выбегали из секций и поздравляли друг друга - знакомых и незнакомых. Рыдали и плясали в коридорах. Такое единение! Все будто с ума посходили от известия, что мы не одни на мертвой Земле.
        Женщина помрачнела, покосилась на американца.
        - И я хорошо помню хмурые и напряженные лица мирян, понявших некоторое время спустя, что долгожданные братья вовсе не так рады встрече. Что замшелое противостояние из другого времени для американцев все еще живо.
        Кораблев повернулся к американцу и развел руками:
        - Как видите, гости в студии считают, что инициатор недоверия - не "Мир", а именно Америка.
        - Но Вы понимаете, чем вызвано это недоверие? - вдруг услышал Миг знакомый голос.
        Камера дернулась и изумленный Миг увидел лицо Светинского со слегка воспаленными подслеповатыми глазами.
        - Кажется, господин инженер хочет нам еще что-то сообщить, - Кораблев сделал акцент на "еще" и обернулся к Светинскому. Девочка подбежала к инженеру и протянула ему микрофон.
        - Нам сложно понять, но общество станции "Америка" устроено совсем не так, как наше, - мягко начал инженер, повернувшись к Кторовой, - У них оно выстраивается снизу, от секторных советов, называемых муниципалитетами, имеющих огромную власть и, в основном, распоряжающихся ресурсами. А уже они делегируют часть этой власти советам выше, те - на более высокий уровень, и так далее. Американская иерархия строится снизу вверх. Наконец, большая часть собственности там - частная. Встретившись с нашим обществом, фактически построенным по военному образцу, с всесильным Советом "Мира", распределительной, а не рыночной системой, они испугались за свои ценности, принципы американского общественного устройства.
        - Они - это кто? - оборвала инженера Мария, - Толстосумы из Конгресса, которые владеют в Америке всем жизнеобеспечением и держат остальных за горло? Неудивительно, что они испугались. Очевидно же, что в условиях катастрофической нехватки ресурсов для чудом выжившей горстки людей имущественное неравенство и частная собственность неприемлемы. Власти Америки испугались, что простые американцы поймут, насколько устройство "Мира" более эффективно и адекватно.
        За кадром раздался одобрительный гул.
        - А Вы, надо думать, - тут же вклинился Кораблев, обращаясь к инженеру, - считаете американское устройство более правильным?
        - Я полагаю, - тщательно выбирая слова, начал Светинский, - что станция "Америка", как более богатая, технически развитая и населенная, в большей степени может себе его позволить, чем "Мир". Американцы живут заметно лучше нас...
        - Американцы живут лучше мирян? - перебил его Кораблев, - Давайте посмотрим, так ли это. Пожалуйста, репортаж нашего корреспондента.
        На экране появилась большая рекреация с огромными кричащими плакатами по стенам на чужом языке. В кадре возник молодой человек с микрофоном в руке, волосами надо лбом в дырявой майке и клетчатых штанах. Вокруг ходили люди в странной разноцветной одежде с ненатуральными приклеенными улыбками.
        - Мы находимся в рекреации сектора Биг Оранж. За красивым фасадом общества потребления мы видим большие проблемы - недостаточная трудовая занятость, имущественное неравенство, безысходность и отсутствие перспектив. Посмотрите на этих людей, большая часть из них - безработные, у которых практически нет средств к существованию...
        Миг отключился от монотонного голоса, водя глазами по экрану. Вдалеке веселая девочка лет трех в трусиках прыгала на одной ножке через скакалку под присмотром дурацки ухмыляющегося согнувшегося в дугу горбуна. Парень с блуждающим взглядом качался из стороны в сторону, прислонившись к стене. Женщина со сжатыми в струну губами разглядывала снятый с ноги огромный ботинок. Корреспондент еще что-то говорил, расспрашивал людей в рекреации и коридорах, но Миг не слушал. Его не покидало ощущение абсурдности происходящего. Теле-Америка казалась неряшливо нарисованной пятилетним ребенком.
        Внезапно Биг Оранж пропал. Опять появилось задумчивое интеллигентное лицо Светинского. Миг очнулся.
        - ... При явной тенденциозности репортажа видно, что даже безработные в Америке не голодают и несчастными не выглядят. Американское общество может себе позволить их содержание.
        - Вы не верите нашему телевидению? - быстро поинтересовался у инженера Кораблев.
        Инженер посмотрел на ведущего исподлобья.
        - Я имею дело с той информацией, которая мне доступна. Если я вижу в ней противоречия, не могу их игнорировать. Образование не позволяет.
        Из зала - возмущенные возгласы. Кораблев поднял руки в успокаивающем движении.
        - Пожалуйста, наш постоянный эксперт, доцент Лисин.
        Лисин взял микрофон.
        - Я бы хотел напомнить господину Светинскому, почему станция "Америка" так хорошо живет. Дело в том, что американцы были намного богаче и до Выпрямления - за счет жесточайшей эксплуатации менее развитых народов. Поэтому им удалось построить атомное убежище гораздо больше размерами и лучше оснастить его техникой. Уровень технологий, который американцы сумели сохранить при катастрофе - несоизмеримо выше, чем на "Мире". Да, это следует признать. Хотя я не вижу тут заслуги нынешних жителей Америки. Но важнее признать другое.
        В голосе Лисина зазвенел металл.
        - Сейчас Америка растрачивает себя, свои преимущества на обеспечение комфортной жизни кучке богатеев, на глупые прихоти и бессмысленные излишества. Давайте называть вещи своими именами. Американцы бездумно и безответственно проедают драгоценные ресурсы, которые так нужны для восстановления Земли. И это именно следствие ее нынешнего устройства. Сравните с нашим обществом, все силы которого брошены на Проект, имеющий общечеловеческое значение.
        - Простите, но должен уточнить, - не переставая улыбаться, запротестовал посол, - На самом деле, в Америке много программ, аналогичных Проекту "Мира". Американцы ведут активную работу по освоению территорий, строительству новых приделов станции. Так, компания "Риал Эстейт лимитед" совсем недавно запустила новый жилой район...
        - То есть, если я Вас правильно понял, в вашем Проекте участвует не вся Америка, а только несколько частных компаний, и только в коммерческих целях? - невозмутимо уточнил Лисин.
        По студии пробежала волна приглушенная волна смеха и неодобрения, теперь уже обращенная на Джексона. Раздался возглас: "Они это называют свободой!"
        - Что Вы на это скажете, господин посол? - Кораблев как фокусник, во мгновение ока оказался около американца.
        - Я считаю, - посол продолжал лучиться улыбкой в тридцать два зуба, - что разные взгляды на внутреннее устройство наших станций не должны мешать сотрудничеству по возвращению человечеству жизненного пространства, отобранного у нас Катастрофой.
        - И поэтому вы поддерживаете Антипроект? - раздался рык из-за кадра.
        Камера пробежала по ряду зрителей и остановилась на угрюмом человеке с огромной головой без бровей, исполосованной красно-синими шрамами.
        - У нас в студии заслуженный ремонтник Алексей Мороз, - немедленно объявил Кораблев, - Боюсь, наш уважаемый американский гость опять ответит общими словами. Может быть, Вам, инженер, есть что сказать?
        Светинский пожал плечами.
        - Я бы только поинтересовался у уважаемого заслуженного ремонтника, зачем Америке это надо? Зачем ей тормозить Проект, который объективно работает на все человечество целиком, включая и американцев?
        Ремонтник криво усмехнулся.
        - Империалисты боятся, что Станция раньше них поднимет и заселит Землю и им ничего не останется. Чтобы не допустить этого, Америка готова уничтожить "Мир"! А антипроектники вроде тебя им в этом помогают!
        - Позвольте, я переведу господину Светинскому. А то вряд ли он хорошо понимает речь рабочего человека, - проговорила Кторова, вызвав в зале смешки, - У американского истеблишмента вызывает страх и раздражение, что Проект "Мира" благодаря концентрации ресурсов и большей целеустремленности ее жителей развивается значительно быстрее и успешней разрозненных американских программ освоения и восстановления. Поэтому Америка противодействует Проекту всеми возможными способами.
        - По вполне открытой информации, доступной в Инфосети, Америка поставляет Станции ценнейшую техническую информацию, недостающие материалы и машины, - парировал Светинский, - В том числе и для нужд проекта.
        - Вы об этих крохах? - скривился Лисин.
        - Да, о крохах, - не смутился Светинский, - Не забывайте, на каком расстоянии наши оазисы находятся друг от друга. Перевозки обходятся очень дорого.
        - Или, может, дело в том, что Америка выполняет поставки только в обмен на поставки "Мира"? - вкрадчиво поинтересовался Лисин, - В обмен на продукты питания, которые мирянам приходится отрывать от своих детей, потому что такая богатая Америка готова сотрудничать только на условиях выгодного - для нее одной выгодного - бизнеса.
        Студия взорвалась от негодования. Светинский растерянно завертел головой, будто ища от кого-то поддержку.
        - Почему мы, вообще, с ними разговариваем! - перекрыл общий гул громкий голос Мороза, - послать подальше, да и все!
        - Такие предложения бывали и раньше, - спокойно кивнул Лисин, - И на очень высоком уровне. Однако, - он покачал головой,- Проекту требуются американские технологии.
        - Я помню и другие предложения, - сурово приняла эстафету Кторова, - Сразу после открытия Америки нашлось немало сторонников объединения с ней на любых условиях. Вот таких же, -Кторова протянула руку в сторону Светинского, - Вплоть до безусловного подчинения ей, как более сильной и богатой. Совет "Мира" из мечты заклеймил и отверг. "Мир" не мог, не имел права закрыть Проект, а из подчинения Америке отказ от него следовал неизбежно.
        Зрители повскакивали с мест. Некоторые кричали, кто-то потрясал кулаками. Всеобщий гнев обрушился на Светинского. Инженер сидел бледный как мел с прямой спиной и слегка подрагивающими руками.
        - Мне остается Вас спросить только об одном, - с театральной задумчивостью в голосе Кораблев смотрел на Светинского, - Почему с такими убеждениями Вы все еще не в Америке?
        - Счастлив сообщить, - послышался дружелюбный голос американца, - что неделю назад господин Светинский подписал контракт с компанией "Америкэн электрик" об участии в энергетической программе. Я надеюсь, что переезд в Америку и участие в наших проектах такого крупного специалиста как господин Светинский послужит дальнейшему сближению технологических сообщество наших станций.
        В студии повисла ошеломленная тишина. Камера показала крупным планом лицо Кораблева с выражением бесконечного презрения.
        - Ну вот все и стало на свои места. Мы Вас больше не задерживаем, господин Светинский.
        Миг швырнул ботинок в визор и побежал к унитазу. Его вырвало.

11
        Миг смотрел на отца с плохо сдерживаемой яростью.
        - Значит, - процедил он, - говорите - "общество исторической безответственности"? Ну да, конечно, куда как просто обогнать Америку с помощью нарисованных успехов вместо реальных. Какое лицемерие...
        Он замолчал, его глаза недоуменно расширились.
        - Погоди, но если нет никакого Проекта, тогда какой смысл в этом противостоянии?
        Миг треснул кулаком по спинке стула, так что она жалобно хрустнула.
        - Так что это тогда - просто борьба за власть? Власть, ради которой верхушка Станции и Проекта отказывается от полноценного сотрудничества с американцами? Да даже подчинения им! Пусть! Ведь на кону судьба человечества! Жизнь на Земле!
        Седой обхватил голову руками. Он смотрел на Мига с нежностью и жалостью.
        - Ах, Миша, Миша... Ты так ничего и не понял? Нет никакой Америки.
        Миг застыл с разинутым ртом.
        - Понимаешь, им тогда - семьдесят лет назад - пришлось непросто. Может быть, сейчас это не кажется хорошей идеей, но проектникам требовалось срочно придумать обоснование спешно создаваемой системы жесткой секретности, изоляции под Проект целых секторов от основного массива Станции. Одного наличия внутренней фронды для этого явно недостаточно. Открытие станции "Америка" все объясняло. Появлялся новый мощный фактор, заставляющий в корне пересмотреть всю систему безопасности, доступа к информации, оборудованию, людям, занимающимся важными для выживания человечества вещами.
        Седой выпрямился.
        - Америка играет колоссальную роль. Она - тот Враг, ради защиты от которого нужен жесткий режим управления, секретность, пресечение всякого недовольства. Мы не можем позволить по-настоящему свободных выборов на Станции, потому что на них к власти могут прийти люди, не посвященные в тайны Проекта. Даже сама попытка ими выяснить, что происходит на самом деле, грозит катастрофой.
        Миг несколько раз глотнул открытым ртом воздух.
        - Марина...

12
        Мигом Гальянов-младший стал с легкой руки Марины. Неказенной страстью к Проекту он напомнил ей героя Сервантеса. Сравнение с Дон Кихотом привело его в некоторое замешательство, но: из этих рук - хоть чашу с ядом.
        - Ну, пусть будет Мигель, - согласился Миг.
        - Лучше Миг. Есть только Миг, за него и держись, - сказала Марина.
        - Как ты сказала? - не понял Миг.
        - Цитирую классику, мой малообразованный избранник, - ответила девушка, - Но я над тобой поработаю.
        Знакомство с Мариной случилось после окончания второго курса. Миг согласился отметить удачную сдачу экзаменов с соседом по секции, материаловедом Женькой. За соседним столиком университетского кафе случайно оказались две незнакомые студентки. Женька, интересничая перед девушками, стал разглагольствовать, как здорово живут в Америке, и что, если вдуматься, американский подход к освоению Земли куда более толковый. Миг прекрасно все понял. В другой ситуации он бы просто снисходительно промолчал. Но Женька сделал ошибку, задев святое - Проект.
        Не повышая голос, вообще, никак не проявляя эмоции, Миг спокойно по полочкам разложил ущербность американской программы. Женька пару раз попытался не очень внятно возразить, но скоро оставил попытки, только молча сидел с опущенным лицом.
        - Кто-нибудь может привести хоть один аргумент в пользу Америки? - со спокойствием победителя обратился Миг к притихшим слушателям в конце вдохновенной речи, просто чтобы поставить точку, - Только конкретно, без общих слов.
        - Длинные волосы, - сказала светловолосая девушка.
        - Что? - опешил Миг, - Какие волосы?
        Он посмотрел на блондинку.
        - В Америке женщины не стригутся, как до Выпрямления. Там я бы отпустила длинные волосы, - пожав плечами, объяснила Марина - это была она.
        Миг почувствовал, как внутри него что-то оборвалось. Как наяву он увидел Марину с распущенными до пояса волосами. Вечером, когда Миг лег спать и закрыл глаза, светловолосая студентка предстала перед ним как Рапунцель из детской Книги сказок. Потом леди Годивой, верхом на лошади, с давно виденной картины в библиотеке. Обнаженной, в облаке золотистых волос с ног до головы. Потом как Лорелея, сидящая на холме. Миг проплывал мимо скалы. Он зачарованно глядел вверх, туда, откуда призывно пел волшебный голос. Весло выпало из рук, лодку поток неотвратимо тащил на камни, а околдованный гребец только слушал и смотрел туда, где луч солнца сверкал сквозь струящиеся вниз бесконечные пряди.
        Проснулся Миг по уши влюбленным.
        Девушка оказалась из очень не простой семьи. Отец Марины руководил энергетической установкой одного из секторов. И даже среди других специалистов своего уровня слыл выдающимся специалистом. В огромной семейной секции инженер появлялся поздно вечером и даже дома выглядел погруженным в непрерывный мыслительный процесс. Он приветливо улыбался гостям Марины, бросал неизменное "Доброго дня, молодые люди" и удалялся в кабинет. Казалось, его мозги не перестают трудиться ни на мгновение. Мать Марины служила в архивном отделе квартала. Дочь называла ее работу забавным древним словом "синекура".
        К радостному удивлению Мига, его ухаживания Марина приняла довольно быстро.
        - А чего ты хотел? - с серьезной миной отвечала Марина между поцелуями, - Ты же у нас восходящая научная звезда. Девушка на выданье должна быть очень разборчивой.
        - Но ты понимаешь, что достижения математика мало помогают в практической жизни? - осторожно поинтересовался Миг у девушки.
        - Запомни, дружок, - строго заметила красавица, - Успешные мужчины нравятся женщинам не тем, что дает их успех, а качествами, благодаря которым они успеха добиваются.
        Марина открыла Мигу целые миры, до сих пор неведомые ему - музыки, литературы, живописи. Мига очень забавляло, как она представляла его своим знакомым - журналистам, работникам телевиденья и декораторам рекреаций. Марина небрежно махала в его сторону длинной узкой кистью и говорила с легкой ленцой.
        - А это мой новый любовник, Миг. Просто Миг. Ах да, еще он - гениальный математик и будущий ректор Университета.
        Как-то раз Марина затащила Мига на спектакль, поставленный молодым, но очень интересным самодеятельным режиссером. Ей очень захотелось их познакомить. Спектакль шел в жилой секции одного из актеров. Когда Марина и Миг с трудом пробрались в темноте между сидящими на полу плечом к плечу зрителями, на малюсенькой сцене великан, попирая земной шар широко расставленными ногами, вещал Мирозданию:
        - Вначале был Проект! И Проект был у Бога. И Проектом был Бог...
        Миг улыбнулся, но промолчал.
        В конце спектакля гигант, неожиданно сократившись до обычных человеческих размеров, не обращая внимания на остальных, подошел к Мигу и сказал:
        - Привет, Миха! Сказал бы, что придешь, я бы нашел тебе место получше.
        - Вы знакомы? - удивилась Марина.
        - "Мир" тесен, - ответил Борик.
        Все трое тогда здорово повеселились. И из-за забавного недоразумения, и просто, потому что они - молоды, счастливы и впереди их ждёт прекрасное будущее. Борик ни словом не напомнил Мигу про их общую мечту о Проекте. Друзья поняли друг друга с полувзгляда.
        Жизнь казалась неправдоподобно, пугающе прекрасной...
        Однажды вечером Борик явился к Мигу без предупреждения. С пугающе огромной бутылью водки и перевернутым лицом. Женька как раз уехал на практику и друзьям никто не мешал. После выпитой в молчании первой стопки Плетнев сообщил Мигу, что его пригласили в Проект.
        - Рад за тебя, - сдержанно поздравил друга Миг, - Передавай от меня привет той стороне. И пойми правильно.
        - Дослушай сначала! - резко прервал Мига Борик, плеснул в стопку еще и нервно постучал себя по бритой макушке, - Они с самого начала стали спрашивать не о том. Я не сразу понял. Потом сказали конкретнее - я очумел. В общем, им не нужен Плетнев-электротехник. Совсем не нужен. Проекту понадобился Борик-режиссер, мои театральные ужимки.
        Борик выдохнул, выпил махом, опустил голову на руки. Миг не знал, как реагировать.
        - Ну, в конце концов, Проекту виднее, зачем мы ему нужны, - неуверенно начал он, - Может же быть у проектников самодеятельный театр. А театру требуется хороший режиссер.
        - Самодеятельность, значит, - медленно проговорил Борик, - Они будут возвращаться с новых площадок на Периметре, с холода, где замерзший воздух скрипит под ногами, со строительства термоядерных установок, светящиеся от радиации, а я буду их учить становиться в красивые позы?
        Глаза Борика заблестели от выступивших слез.
        - Ради этого я должен оставить "Мир", родителей, друзей? - прошептал он.
        Борик откинулся на спинку стула.
        - Завтра я должен ответить. Я не пойду.
        Миг похолодел.
        - Ты же знаешь, что два раза в Проект не зовут. Ты потом сойдешь с ума от ужаса за непоправимую ошибку.
        Борик махнул рукой.
        - Поздно. Сегодня утром я завербовался на Нижние уровни. Ремонтником. Туда всех берут. Они работают вплотную к внешним стенам. Может быть, там удастся разобраться, что к чему. В себе разобраться.
        Миг помотал головой.
        - Борик, это очередная завиральная идея. До завтра ты отойдешь, будешь потом смеяться над ней, как над той твоей бредовой теорией, что мы не на Земле.
        - А почему ты думаешь, что она бредовая?
        - А ты в нее до сих пор веришь? - удивился Миг.
        Борик кивнул.
        - Потому что вот это, - он обвел рукой круг, - не может быть нашей родиной. Наливай, я сегодня хочу напиться...
        ... Впервые о существовании людей, желающих переехать и даже уезжающих в Америку, Мишка с искренним изумлением узнал еще младшим школьником из разговора электрика дяди Иннокентия с мамой. Во время починки проводки тот рассказал ей, что вчера в передаче про Америку увидел мельком парня, очень похожего на его шибко образованного племянника Ваську, свалившего туда десять лет назад.
        - Улыбался, засранец, - беззлобно заметил дядя Иннокентий, - Но они там все лыбятся. А вид у него какой-то потерянный, придурковатый. Правду говорят: нечего там нашему человеку делать.
        Миг выключил визор и еще несколько минут тупо глядел в погасший экран. Потом оделся и медленно направился по коридору. На половине пути к Светинским он ускорился, а затем побежал, что есть мочи. Без стука плечом толкнул дверь и почти упал в секцию.
        Марина сидела в своей комнате в кресле, одетая в красный выходной комби. В свете желтой лампы ежик на голове девушки отливал золотом. Кроме нее в секции Светинских никого не было. В руках Марина держала ридер и смотрела в сторону.
        Миг подбежал к ней, рухнул на ковер у ее ног, взял за руку.
        - Миг, - со спокойной улыбкой тихо произнесла Марина, - Спасибо, что пришел.
        - Ты видела?
        - Да, конечно, - Марина слегка кивнула.
        - Я не представляю, какое это потрясение для тебя, - Миг целовал ей руки, - но ведь для нас это ничего не меняет, верно?
        - Верно, - то ли сказала, то ли всхлипнула Марина. Только теперь Миг понял, как сильно она волнуется, - Я рада, что не ошиблась в тебе.
        Она заплакала. Уронила голову на его руки поверх своих. Миг неловко погладил ее по волосам.
        - Не плачь, милая, все будет хорошо, - пробормотал Миг и ругнулся полушепотом, - Зачем он, вообще, согласился на участие в этой чертовой передаче!
        - Но это условие нашего выезда, - проговорила Марина, улыбаясь сквозь слезы, - Ему пришлось сыграть роль дурачка, клоуна, чтобы нас выпустили. Это не слишком высокая плата.
        "Нашего? Нас?" Миг в недоумении посмотрел на Марину.
        - Но ты, ведь, не поедешь?
        - Конечно, я поеду в Америку.
        Миг замолчал.
        - Миг, они совсем затравили отца, - прошептала Марина, - Все началось после его докладных о нестыковках расходования электроэнергии в проектных программах. Поднялся скандал, а в результате его же во всем и обвинили. Папу сняли с должности. Мы ждали перевода, а они все тянули. Не говорили, куда его назначат. Называли разные ужасные места. А пока папа сидел без работы. Ему стали давать паек временно не работающего. Это так унизительно, - Марина опять опустила голову на руки и всхлипнула.
        Миг почувствовал ужасный стыд и злость на себя.
        - Но я же не знал! Ты мне ничего не говорила.
        - Мог бы и сам понять, - Марина махнула рукой, - Но ты все время витал в своих математических облаках, - она ласково потрепала Мига по голове, - Да я тебя не виню, иначе ты бы не был Мигом. Я сама тебя такого выбрала.
        - Но я мог бы попытаться помочь, - неуверенно начал Миг.
        Марина печально улыбнулась.
        - А что бы ты сделал, пошел бы возмущаться в Совет?
        Миг вспомнил дядю Сашу, потом их последний разговор и мысленно согласился с Мариной.
        - А потом появился мистер Джексон, и предложил хорошую позицию в Америке, - продолжила девушка, - И высокое жалование. Просторную секцию с садом. И мы решили ехать.
        - Но, Марина, - Миг подался к ней, - послушай, но даже если это выход для твоего отца, тебя-то ехать никто не заставляет. Ты можешь остаться!
        - Могу, - кивнула Марина, - но после всего, что случилось, уже не хочу.
        - А как же я? - растерянно прошептал Миг.
        - Ты можешь поехать с нами.
        Миг потерял дар речи. Несколько раз поймал ртом воздух.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ты можешь на мне жениться и таким образом станешь членом семьи инженера Светинского, - быстро и убежденно заговорила Марина, явно она уже все продумала, - Тогда тебя не смогут не выпустить. Папа американцам очень нужен - он специалист высочайшего уровня. Так что они возьмут и четвертого члена семьи. Тем более, если он - подающий надежды математик-прикладник.
        Марина пристально посмотрела на Мишку, как будто ожидала от него немедленного ответа.
        В голове у Мишки все перепуталось. Настолько его ошеломило свалившееся на него. И то, что Марина фактически сама сделал ему предложение, и то, что это предложение одновременно значило, что он должен покинуть Станцию, всех, кого он знает и любит. Кроме Марины.
        - Тебе так важен Проект? - заметив и по-своему поняв его замешательство, заторопилась Марина, - Пожалуйста, в Америке тоже есть свой Проект. Наверняка, для тебя с твоими способностями и образованием в нем место найдется. Только там для него не надо уходить за стену. Ты сможешь восстанавливать Землю и при этом просто радоваться жизни. Со мной, Миг!
        Марина заговорила восторженно и при этом как будто возмущенно.
        - Ты видел, как они живут? Знаешь, какие там возможности для умных людей? Никакой здешней уравниловки. Там можно жить по-настоящему хорошо. Прислугу можно иметь!
        - Зачем тебе прислуга?
        - А ты хочешь, чтобы я всю жизнь сама мыла посуду? Посмотри на мои руки!
        Миг хотел сказать, что у американцев оказались лучше стартовые условия, больше ресурсов, что им просто больше повезло. И что они это везение и богатство бессовестно проедают, не думая о человечестве. Но сразу сообразил, что Марина и сама все это неоднократно слышала, и ей все это сейчас не интересно. А интересны личные электрокары, двухэтажные секции, где можно устроить отдельные помещения для еды, сна, занятий спортом и приема гостей. И интересна возможность нанять живого человека, чтобы тот за нее мыл, стирал, убирал и ходил в пищевой пункт за продуктами.
        - Миг, - Марина обхватила его лицо руками, - Я знаю, ты думаешь о своем отце. Но ты его никогда не увидишь. Не будет его рядом с тобой здесь или в Америке - какая разница?

13.
        Миг невидяще шарил рукой за спиной, нащупывая стул. Его голова пылала от гнева, но ноги подкашивались.
        - Что вы с ней сделали? Куда вы дели Светинских? Вы убили их?!
        Седой испуганно вытянул к нему руки ладонями вперед.
        - Да бог с тобой, Миша, жива твоя Марина.
        - Где она?! - закричал Миг.
        - В спецсекторе, - нехотя обронил Седой, - У нас он так и называется - "Америка". Понимаешь, отец Марины начал что-то подозревать о Проекте. Он, действительно, очень талантливый человек. Жаль только начал совать нос, куда не следует... Но что же делать? В обществе всегда есть люди, которым не хватает простых ответов на вопросы, но при этом не готовые жить по жестким правилам. Такие не годятся для Проекта, но и во внешних секторах их оставлять опасно. Они создают ненужное напряжение, беспокойство. Вот их мы и отправляем в "эмиграцию". Создаем проблемы на работе, ненавязчиво подбрасываем мысль об отъезде, так что они принимают ее за собственную. И сами идут, куда надо.
        Седой хихикнул, но тут же опомнился. Испуганно поглядел на Мига.
        - Но пойми, "Америка" - не тюрьма! Мы прекрасно понимаем, что эти люди - не преступники. Они получают вполне приличное снабжение. Ты видел репортажи из Америки? Интерьеры там почти настоящие - только частично компьютерная графика. И настоящие "американцы".
        - Почему они все время улыбаются? - глухо спросил Миг.
        Седой пожевал губы.
        - Им дают препараты - почти безвредные! - благодаря которым "американцы" не совсем понимают, где находятся и что с ними происходит. В каком-то смысле им можно позавидовать. Они по-своему счастливы. И мы стараемся найти применение их способностям и умениям - обычно выше среднего - на благо общества. Разумеется, насколько это возможно в их состоянии.
        - Я могу ее увидеть?
        - Кого? - непонимающе глянул отец и тут же сообразил, - Ах, да..., - его лицо приняло скорбное и при этом жесткое выражение, - Нет, не можешь. И не сможешь. Доступ в "Америку" имеет только спецперсонал.
        - Но зачем? - прошептал Миг, не глядя на отца, - Зачем все это нужно?
        - Но я же объяснил! Это для...
        - Нет, - прервал его Миг, - я не про "Америку". Но и про "Америку" тоже. Про все вместе. "Америка", убийство дяди Пети, этот липовый Проект, ложь от начала до конца, от рождения до могилы. Зачем это все?
        13
        - Вызывали? - Миг, запыхавшись, вбежал в кабинет и споткнулся, наткнувшись на пронзительный взгляд координатора сектора.
        Координатор выглядел рассерженным и одновременно очень растерянным. Он вовсе не походил на себя позавчерашнего. Мишка поразил контраст между этим взъерошенным стариком и вальяжным мужчиной в ветеранском ярко-оранжевом ремонтном комби, два дня назад со снисходительной улыбкой неспешно рокотавшим из-за массивного стола: "Хмм... Эхм... Обычно мы не рассматриваем инициативников, но, исходя из Ваших прекрасных показателей и востребованности Вашей специальности, можем рассмотреть возможность приема в Проект... Да, эхм..., можем. И даже, могу сказать, молодой человек, хм..., у Вас есть шанс!.."
        После отъезда Марины прошло несколько месяцев. Миг закончил курс и блестяще защитил диплом. Все это он делал как будто на автомате, ничего не чувствуя и ни о чем не беспокоясь. Алехин торжественно жал его руку на защите, называл будущим преемником, а Миг в этот момент размышлял о том, что на Станции его по большому счету ничего не держит. Мать умерла. Светинские отправились туда, откуда не возвращаются. Борик после разговора выехал из секции в Электрогородке и не оставил никаких вестей о новом месте пребывания. Интерес к научной карьере после последних событий странным образом куда-то испарился. Казалось, сама жизнь возвращает Мига на тот путь, которым он шел всю сознательную жизнь кроме последнего года.
        - Как? - переспросил Миг. Ему показалось, что он ослышался.
        - У Вас со слухом плохо? Я говорю - Вам отказано, - раздраженно повторил координатор.
        Он боязливо протянул Мигу карточку и почти отдернул руку. Миг недоуменно пробежал по строчкам казенного текста. Будничность происходящего не укладывалась у него в голове. Как, оказывается, просто отнять у человека смысл всей жизни.
        - Но... почему? - промямлил он, непонимающе глядя на координатора.
        - Тут все написано, - быстро ответил координатор.
        - Но тут ничего не написано! Только отказ и все, - в душе Мига поднималась волна возмущения,- Я хотя бы могу знать, за что меня лишают того, к чему я стремился с самого детства? Я - сын проектника! Мой отец...
        - Молчать! - взвизгнул пожилой столоначальник и тут же с ужасом поглядел на Мига, - Вы еще имеете наглость напоминать мне про Вашего отца! Почему Вы мне не сказали? Вы знаете, какой ответ я получил?? - координатор сделал ударение на слове "я", - Вы меня очень крупно подставили!
        - Что я не сказал? - удивился Миг.
        - Сами знаете, - уклонился его оппонент от ответа и продолжил настороженно и выжидающе смотреть на Мига.
        "Неужели из-за Марины? - вдруг сообразил Миг, - Ну конечно! Близкая связь с эмигрантами. Разве можно такому человеку верить?"
        Миг поник. Он мог попробовать рассказать координатору, что ради Проекта и памяти отца отказался от единственной любви в жизни. Что мог уехать в Америку, но не стал этого делать, потому что Станция и Проект для него дороже всего. Но понял, что бесполезно. Это только слова, никто не сможет увидеть его истинные чувства. Так что все правильно - слишком много стоит на кону, чтобы пускать в Проект субъектов с такими сомнительными знакомствами. Всякая воля к сопротивлению оставила его.
        Ничего не говоря, Миг вышел из кабинета секции координатора и медленно побрел по коридору. Сейчас Миг особенно остро почувствовал отсутствие друга. Проблема состояла в том, что он толком даже не знал, где Борика искать. Побродив и покатавшись по малознакомым отсекам и коридорам через несколько часов Миг, скорее, по наитию, чем сознательно нашел нужный эскалатор, везущий людей с угрюмыми лицами в Нижние сектора.
        Миг равнодушно и рассеянно скользил взглядом по входящим и выходящим. Постепенно вид окружающих становился все беднее и болезненней. Наконец, он вышел в холодный смрадный коридор со снующими там озабоченными людьми в нечистой одежде. Мимо, держась за стенку, прошел очень пьяный человек. Миг машинально подумал, куда смотрит милиция, но тут же опять погрузился в мрачные раздумья. После долгих блужданий увидел надпись: "Канцелярия электромастерских" и толкнул дверь, отворившуюся с жутким скрипом.
        - Простите, - сказал он серо-зеленой лысине за столом, - Мне нужно найти инженера-электрика Бориса Плетнева, Вы можете посмотреть по своей базе?
        Человек за столом поднял голову.
        - Миша?
        - Петр Александрович? Дядя Петя?... - обескураженно пролепетал Миг.

14
        Миг смотрел на отца искренне не понимающим взглядом.
        - Зачем это все?
        Взгляд Седого на миг стал беспомощным.
        - Но... так мы можем подарить жизнь нескольким поколениям. Пойми, это единственно возможный способ.
        - Но зачем, - глухо проговорил Миг, - если все равно все закончится всеобщей смертью и вся Станция превратится в заледеневшую скалу? Ради чего?
        - А ради чего жизнь, вообще, если все равно кончается смертью? Разве она не самоценна?
        - Жизнь во всеобщей лжи? В мире, придуманном от начала до конца?
        Седой подошел к псевдоокну, на экране которого плавали весьма натурально выглядящие разноцветные рыбки.
        - Я понимаю, Миша, что сходу это невозможно понять. Знаешь, необходимость кооптировать людей в Проект из внешних секторов - одна из самых сложных проблем. Крайне сложно объяснить человеку, что мир, в котором он вырос, с его ценностями и надеждами - иллюзия. Его учат совсем другим вещам. Гораздо проще воспитывать проектника с самого начала. И с детьми, родившимися в Проекте, так и делают. Но, видишь ли... - Седой вздохнул, - выяснилось, что многие проектники просто не хотят иметь детей.
        Седой повернулся к Гальянову.
        - Понимаешь? Не хотят. Не желают, чтобы их ребенок вырос, зная, что через какие-то шесть поколений все будет кончено. Не помогает ни убеждения, ни взывание к социальной ответственности. Люди готовы работать не покладая рук, отдавать себя полностью ради счастья жителей внешних секторов. Но вот обрекать на такую же жизнь - с полным пониманием происходящего - своих детей не готовы.
        Голос отца окреп.
        - И это более серьезный аргумент в пользу Проекта, чем все исследования социологов. Понимаешь, сейчас человеческое общество, по-своему, сбалансировано. Большая часть, находящаяся во внешних секторах, существует в нормальном человеческом представлении о бесконечном продолжении жизни. Они живут, рожая детей, в уверенности, что у тех будут свои дети, а у тех - свои. И каждое новое поколение будет жить лучше предыдущего, и этот процесс не прервется - по крайней мере, в представимом будущем. Меньшая часть живет в Проекте, лишенная милосердного неведения, но у нее есть цель - жертвенное служение счастливцам, не ведающим истины.
        Глаза отца заблестели.
        - Проектники, если хочешь, своего рода монашеский орден. Как они, мы берем на себя тяжкий груз, вымаливая у вечности лишний год безмятежного покоя простецов, принимающих результат неимоверного напряжения сил за естественный ход событий. И отказывая себе в счастье, доступном там, - Седой чувствительно постучал по стене, - любому дураку!
        Миг оглядел кабинет и зло усмехнулся.
        - Я бы не сказал, что твоя келья особо аскетична. Вы неплохо устроились, решая за нас, что нам можно знать, а чего нет. За тысячи взрослых психически нормальных людей, как за детей малых. Пока мне на глаза не надели повязку, я увидел много интересного в коридорах жилой зоны Проекта. Я так понял, вы хорошо компенсируете себе свое монашеское служение.
        Седой отмахнулся.
        - Хорошая жизнь нескольких тысяч человек не имеет принципиального значения. Они съедают мизерную часть из тех ресурсов, которые безнадежно растрачиваются или просто теряют годность за тот же срок. Подумай о том, что эти люди делают для человечества!
        Миг саркастически хохотнул.
        - Как Вы тут замечательно научились врать. Так что даже сами в собственную ложь поверили. Судя по тому, как ты об этом говоришь, вы уже сейчас считаете себя существами высшего порядка. Вы убедили себя, что за свои "страдания" имеете право слаще есть, мягче спать, дышать более чистым воздухом - за счет остальных.
        - Ты считаешь нас лицемерами? Меня - лицемером? - жестко спросил отец, - Скажи, сын, почему же тогда я сам отказал тебе в приеме в Проект?
        Миг тупо уставился на Седого.
        - Или ты думаешь, что Руководитель Проекта доверил решать судьбу единственного сына посторонним людям?
        Отец опустил голову.
        - Сынок, ты идеально подходишь для Проекта. Ты умен и талантлив. Мама и добрые люди кругом воспитали тебя честным и самоотверженным. У тебя как раз подходящее образование для насущных нужд Проекта. Если бы все решалось в обычном порядке, тебя бы приняли. Это я категорически запретил тебя принимать. Своим решением. Я отказался от встречи с тобой, от возможности говорить с тобой, видеть тебя рядом.
        - Но почему? - Миг смотрел на отца широко раскрытыми глазами.
        - Да потому что я хотел, чтобы ты был счастливым! - отчаянно закричал отец, - Чтобы прожил полную счастливую жизнь! Чтобы у тебя родились дети - мои внуки! И чтобы ушел из этого мира с улыбкой, зная, что жизнь после тебя продолжится.
        Седой в отчаяньи постучал кулаками по блестящей столешнице.
        - Да, реальный мир построен на лжи. Но чего бы ты хотел? Чтобы мы рассказали ста тысячам человек, что через шесть поколений все закончится? И то, если они будут рожать не более одного ребенка на семью? Ты уверен, что все они после этого захотят жить? Ты знаешь, как жестко поставлен процесс воспитания у детей в Проекте? И все равно депрессии и самоубийства - серьезнейшая проблема. И заметь, речь идет о людях, у которых есть настоящая цель. А что будет с остальными, у которых и этой подпорки не окажется? Ты уверен, что половина из них не начнет вешаться, убивать себя алкоголем, наркотиками, устраивать драки, превращая жизнь второй половины в ад?
        - А тебе не приходило в голову, что если бы вы не тратили столько сил, времени, ресурсов, светлых умов на имитацию Проекта, если бы вы бросили все силы на преодоление этого порога, обнаруженного Ферентисом, вы смогли бы найти выход? - со злобой парировал Миг.
        Гальянов-младший смотрел на отца с нескрываемой неприязнью, перемешанной с изумлением.
        - Разве мало было в истории человечества проблем, которые казались неразрешимыми? Наши предки не опускали руки, они пытались их разрешить. И решали! Что случилось с вами? Что случилось с тобой? Я же помню тебя смелым, умным, светлым человеком.
        - Таким видит отца всякий пятилетний, - вздохнул Седой, - Отец в таком возрасте кажется богом.
        - Ты и оказался богом. Аидом из греческой мифологии. Богом-могильщиком.

15
        На столе стояла бутыль прозрачного пойла с резким запахом. Дядя Петя объяснил Мигу, что на Нижних уровнях с этим делом намного проще. Много неизвестных закутков, где можно гнать из хлореллы или мха, и начальство местное смотрит сквозь пальцы. Надо же людям как-то стресс снимать.
        Миг и Петр Погодин сидели в дяди-Петиной комнатушке, больше похожей на большой шкаф. Миг заметил, что дядя Петя еще сильнее сдал.
        - Я искал Вас четыре года назад, - сказал Миг.
        - Я знаю, Миша, - Погодин опустил голову, - Я просто не хотел, чтобы ты меня находил.
        - Но почему?
        - Я виноват перед тобой. Я - косвенный виновник того, что случилось с твоим отцом.
        - Я знаю, - кивнул Миг, - дядя Саша мне сказал. Но я не считаю Вас виноватым.
        - Ах, Сашка... - дядя Петя усмехнулся, - А ведь его карьера как раз пошла в гору сразу после того, как Кольку забрали. Скорее всего, он и сообщил. Я долго не понимал, но совсем недавно узнал кое-что...
        - Вы с дядей Сашей почему-то считаете, - мягко перебил его Миг, - что я должен проклинать Вас за то, что отец оказался в Проекте. Но это не так. Я прекрасно понимаю, что так надо. Ведь Проект важнее, чем...
        Дядя Петя остановил его движением руки.
        - Подожди, Миша, подожди... - дядя Петя выговаривал слова через силу, будто заставляя себя, - Мне очень нелегко это говорить, но, боюсь, что твоего отца давно нет в живых. Все эти годы.
        У Мига отвисла челюсть. Дядя Петя дрожащей рукой налил Мигу самогон. Пахнуло химией.
        - Выпей, Миша, выпей. Твой папа обнаружил нечто ужасное обо всем нашем мире.
        Миг неуверенно взял стакан, выдохнул и быстро опрокинул жидкость в себя. Пламя прокатилось вниз по пищеводу, взлетело вверх, ударило в нос, на миг погасило свет. Миг моргнул. Дядя Петя участливо смотрел на него, как доктор на тяжело больного ребенка, которому только что дали лекарство. Убедившись, что с Мигом все в порядке, старик, запинаясь, продолжил:
        - Да, Миша. Видишь ли, как было дело. Нас тогда было трое друзей после мехмата. Толком гранит грыз только Николай. Сашка сразу пошел в общественники. А я был просто разгильдяй, - на мгновение лицо старика осветила больная улыбка и тут же потухла,- И вот меня за очередной косяк посадили разгребать архивы. Там я наткнулся на работу некоего Ферентиса по эконометрии. В ней оказалось слишком много математики для меня. Но вот выводы в конце...
        Он скорбно покачал головой.
        - Да я бы и сам разобрался, если бы не проклятая лень! Я подумал, что Кольке будет и проще, и интересней. Мы тогда еще жили с Сашкой в одной комнате. Колька, отец твой, - зачем-то пояснил дядя Петя, как будто оттягивая окончательное объяснение, - прибежал взъерошенный. Сашка спал. Как будто, - добавил он без улыбки, - А Колька стал мне объяснять.
        Дядя Петя вцепился в лоб пятерней. Потом откинулся, упершись затылком в стену. Опустил руки.
        - Но я ведь понял тогда, сразу понял, о чем речь! Но правда оказалась настолько ужасной, что я просто поставил себе блок. Заставил себя забыть все. Даже когда Кольку забрали, и таким образом, показали, что выводы этого Ферентиса - не чушь, не ошибка, даже после этого я не проснулся. Только совсем недавно, вдруг, совершенно случайно кое-что узнал, и сразу все понял, вспомнил. Понимаешь, Миша, Проект - это вовсе не то, что ты думаешь, это...
        Миг не сразу понял, почему дядя Петя неожиданно замолчал на полуслове и остановил взгляд. Потом он только увидел расплывающееся за головой Погодина черное пятно и небольшую точку на лбу. И связал их с глухим хлопком секундой раньше.
        Миг вскочил.
        - Оставаться на месте, Особая служба Проекта, - раздался бесцветный голос за спиной.
        Миг обернулся. Почувствовал резкую боль в затылке. И его сознание обрушилось в темноту.

16.
        - Дядя Петя успел мне все рассказать. Тебя выдал проектникам дядя Саша. За это его потом двигали по карьерной лестнице.
        Седой скорчил раздосадованную мину и помотал головой.
        - Да нет, все было не так. Сашка ничего не знал. Это я начал помогать его продвижению. Должность помощника Руководителя Проекта дает определенные возможности. И мне нужны свои люди в Совете Станции. Не люди Проекта, вообще, а преданные лично мне. Но я и маму продвигал, - поспешно добавил он, будто оправдываясь.
        - Маму?.. - Миг вспомнил, как после назначения завлабом мама не могла ничего понять, переживала, что у нее недостаточно квалификации.
        Впрочем, сейчас его больше занимало другое.
        - Но если не дядя Саша, то кто же тогда тебя сдал?
        Седой развел руками.
        - Я сам. Пришел в представительство Проекта и попросил встречи с Руководителем Проекта. Надо мной посмеялись, но я передал записку с одним словом "Ферентис". Это сработало. В тот же день меня доставили прямо к Руководителю.
        Миг изумленно уставился на отца:
        - Но зачем ты это сделал?
        Седой беспомощно поглядел на Мига и, будто стесняясь, сказал:
        - Любопытство. Ну, представь себе - ты на пороге глобальной тайны, касающейся основ мира, в котором ты живешь. И есть возможность ее разгадать. Неужели ты бы остановился?
        - Ты же понимал последствия, папа.
        Седой задумался, медленно кивнул.
        - Понимал, сын. То есть, не точно и не наверняка, но догадывался, что закончиться для меня это может чем угодно - изоляцией, отправкой в Проект, - он помолчал, - Может быть, смертью. И с большой вероятностью разлукой с тобой и мамой.
        Седой резко повернулся к Мигу.
        - Но пойми, я, ведь, даже не был уверен, что они понимают смысл выводов Ферентиса! На мне в этот момент оказалась ответственность за судьбу всей Станции. Я, ведь, не знал тогда, что на этих выводах уже фактически основано все устройство нашего мира.
        За спиной Мига раздался звон. Он вздрогнул и обернулся. Звук раздавался из шкафа с круглым стеклянным окошком рядом с входом в комнату. Лицо Седого немедленно стал серьезным и сосредоточенным.
        - Это часы, Миша. Время. И оно у нас с тобой истекло.
        Руководитель Проекта повернулся к Мигу.
        - Ты должен вступить в Проект. Немедленно. Это приказ, мальчик.
        Миг услышал эти слова будто из-под воды. Как в детстве, когда маленький Мишка нырял в ванночку и слушал оттуда ласковый мамин голос. Сначала ему даже показалось, что он ослышался. Миг поднял голову.
        - Вот так сразу? После всего, что я узнал?
        Седой кивнул.
        - А только так и вступают. Причем при обстоятельствах намного менее экстремальных. У тебя же просто нет другого выхода. Ты - сын Руководителя. Это и огромная ответственность и огромные возможности. Понимаешь?
        - Отчего же не понять? - Миг хмыкнул, - Я пятнадцать лет нес бремя сына проектника. Сына героя, пожертвовавшего простым человеческим счастьем ради будущего человечества. Знаешь, какая это ответственность? Ну и - возможности, чего уж там...
        Миг откинулся в кресле. Его голова кружилась от злой бесшабашной храбрости.
        - А если я откажусь? Меня отправят в Америку?
        Седой пару раз моргнул. Казалось, он потерял дар речи. Миг скрестил руки.
        - Мне почему-то это не кажется таким уж плохим исходом. Тогда, как минимум, я не буду соучастником всей этой лжи. И, может быть, даже увижусь с Мариной.
        Седой молча смотрел на Мига, будто увидел другого человека. Открыл рот.
        В дверь постучали. Седой злобно крикнул:
        - Я же сказал - я занят!
        Стук перешел в непрерывную барабанную дробь.
        Седой подбежал к двери. Нажал на бледно-голубую кнопку на стене. За дверью раздался сдавленный крик. Стук прекратился. Седой в два шага подошел к столу, схватил телефонную трубку и разъяренно прорычал в нее:
        - Что у вас там происходит?.. Кто? А он не охренел?... Скажи, что Руководитель Проекта не нарушает правил - он их устанавливает. Да, так и скажи. А если он что-то про себя возомнил, то я найду способ привести в чувство. И не только его... Что? - Седой выругался, - Сейчас!
        Седой звонко хлопнул трубкой по аппарату. Перевел дух. Гримаса ярости на его лице сменилась выражением глубокой сосредоточенности. Седой - Миг так и не смог про себя назвать его отцом - ткнул пальцем в Гальянова:
        - Ты! Сиди на месте, жди меня. До моего возвращения никому не открывай, ни под каким предлогом. Понял?
        Миг кивнул. Седой забежал за стол, ткнул в шкаф, неожиданно легко отъехавший в сторону. И исчез в темноте за ним. Шкаф беззвучно вернулся на место.
        По зале пронесся легкий сквозняк из тайного хода. Несколько листков, лежавших на краю стола Руководителя Проекта, упали на пол.

17.
        Миг очнулся от неудобной позы. Или осознал неудобную позу, когда очнулся. Поднял веки, но ничего не увидел. После секундной паники Миг сообразил, что его глаза прикрыты повязкой. Рот плотно закрывала тугая нашлепка, так что дышать приходилось носом. Его на чем-то катили. Немного поразмыслив, Миг решил, что завернут в старый резиновый ковер в мелкую дырочку, лежавший в комнате дяди Пети. Воспоминание о Погодине и о том, что с тем только что случилось, отозвалось в мозгу Мига стремительной атакой ужаса.
        "Куда меня несут? Зачем? Почему не застрелили как дядю Петю?" - мысли проносились в голове, лезли друг на друга, мешаясь и наслаиваясь. Последняя по здравому размышлению показалась Мигу не такой плохой. "Значит, прямо сейчас убивать не собираются".
        Вокруг раздавались странные звуки, похожие на свист и щелчки.
        Везли Мига довольно грубо. Тележка или тачка ритмично подпрыгивала, каждый раз болезненно тыкаясь чем-то в бок. Впрочем, нет худа без добра. Миг заметил, что с каждым подскоком глазам становится светлее. Наконец, плохо наложенная повязка совсем съехала, и через дыры в ковре Миг разглядел, где его везут.
        Увиденное повергло его в шок. Вокруг простирался прекрасный сад, удивительно светлый и большой, размеры которого из своего положения Миг не мог определить. Он увидел людей, в основном, взрослых, одетых в хорошо сидящие майки и брюки ярких расцветок, как у детей. У мужчин Миг смог разглядеть волосы, длинные как у женщин. На лавке под большим деревом спал старичок с клюкой, бородатый как на картинках времен Кругового мира.
        На ветку рядом уселось невиданное существо. "Птица" - сообразил Миг. Через несколько шагов на лицо прилетели брызги воды. Миг скосил глаза и обомлел: чуть дальше по ходу стоял металлический столб в полтора метра высотой, из которого бил самый настоящий фонтан. Волосатый парень, проходя мимо небрежно наклонился, поймал губами блестящую струю, вытер рот рукой и пошел дальше.
        С растущим изумлением Миг понимал, что очутился в том удивительном будущем, о каком когда-то грезил в детстве.
        Совсем близко показалась оранжевая детская коляска. Ее катила молодая женщина со светящимися глазами только что родившей матери и с прекрасными рыжими волосами, разметавшимися по плечам. Девушка тихо улыбалась. Их глаза встретились.
        Лицо женщины исказилось гримасой страха. Она закричала.
        - Ой, там кто-то есть, он на меня смотрит!
        Тележка резко дернулась, впившись Мигу в бедро, и быстро покатилась куда-то вбок. Раздался скрип двери. Сад исчез.
        - Идиот, - послышалось над Мигом злобное сипение, - Как ты ему глаза завязал?
        Миг почувствовал, что его разворачивают. На мгновение он увидел два темных силуэта над собой, попытался возмущенно замычать, и опять ослеп.
        - Очнулся, кажется. Давай быстрей! - он опять услышал над собой голос сиплого.
        Тележка покатилась дальше.
        - Стоять на месте! Охрана Руководителя! - раздалась громкая команда впереди.
        - Хрен тебе, Щегол, - сказал сиплый, - Особая служба, мы тебе не подчиняемся.
        - Приказ Гала, - сказал тот же командный голос, похожий на голоса героических персонажей из фильмов, и затем - менее официально, - Оставьте пацана, а сами уходите. Мы вас не задержим.
        Тележка встала на месте.
        - У нас все по закону, - сиплый голос звучал напряженно, но твердо, - Ликвидация при угрозе утечки критической информации. Парень извлечен как свидетель.
        - Вот только утечку Липа организовал. Как раз, чтобы пацана забрать, - сказал телегерой, и быстро добавил, - Шершнев, ты, что ли?
        - Не отвечай! - в гулком помещении шепот прогремел с раскатами.
        - Шерш, только не говори, что не знаешь, кто этот парень. Ребята, вас втянули в игру не вашего уровня. Чем раньше соскочите, тем легче отделаетесь.
        Повисла неловкая пауза.
        - Липа нам Этап ТУ сделает, персональный, - уже не так уверенно пробормотал сиплый.
        - Не исключено, - согласился невидимый Щегол, - Но это будет потом, а, может и вовсе не будет, а я оторву бошки сейчас и наверняка.
        Тележка накренилась и покатилась набок, будто кто-то ее отпустил. Миг кубарем скатился вниз , больно ударившись головой о бетонный пол.
        - Шершень, сука! - раздалось сзади.
        Послышались два громких хлопка. Что-то пару раз рухнуло рядом. Ковер размотали, Мига подняли на ноги.
        - Стой,- тихо, но властно остановил кого-то человек, которого назвали Щеглом.
        - Я глаза хотел развязать, - начал оправдываться чей-то голос, показавшийся Мигу удивительно знакомым.
        - Не надо пока, и рот тоже не надо, - коротко отрезал Щегол, - И сам не болтай. Погоди, парень, - Миг понял, что обращаются уже к нему, - Так и нам будет спокойней и тебе. Ничего не бойся, все самое опасное позади.
        Кто-то, кажется, тот же Щегол, крепко подхватил его под руку, бегом протащил несколько десятков метров, развернул, вытянул в какой-то коридор. Бросил коротко: "К Галу, инфант". Протащил еще несколько шагов. В лицо Мигу пахнуло незнакомым, но очень приятным запахом.
        Мига втолкнули в незнакомое помещение, расстегнули наручники за спиной, сдернули повязку и захлопнули за спиной дверь.

18.
        Миг некоторое время сидел, стараясь не смотреть на разлетевшиеся бумажки. Беспорядок на полу залы приводил его в дикий дискомфорт. Удивительно, но после всего, что Миг за один день узнал об отце, Проекте, Америке и о многом другом, на чем строились его жизнь и мировоззрение, наибольший эмоциональный протест у него вызывало это наглядное нестроение в кабинете Руководителя Проекта.
        Миг нагнулся и поднял пару листков. Один из них он положил обратно на край стола. Другой вдруг поднес к лицу. Что-то, увиденное в нем, вызвала у Мига смутное беспокойство. Миг начал читать.
        "...Шестому от агента Техника.
        Сегодня в 20.00 - 22.38 состоялось внеочередное заседание Комитета спасения Проекта. Прошла встреча в комнате отдыха технического отсека ?128 На заседании присутствовали..."
        Дальше шел список неизвестных Мигу людей, несколько непонятных предложений со множеством сокращений. Миг остановился на фамилии, которую он уже слышал здесь. Чем дальше Гальянов-младший читал, тем сильнее противный холод заполнял его живот.
        "...Главным докладчиком выступил руководитель Особой службы Алексей Липатов. Тема доклада: "Меры по максимальному отдалению Этапа ТУ".
        Липатов заявил, что по его информации Руководитель Проекта Гальянов и его окружение скрывают от проектного сообщества настоящее положение дел. Без принятия экстренных мер ситуация с жизнеобеспечением внутренних секторов может выйти из-под контроля в течение ближайшего десятилетия.
        Единственным средством спасения ситуации, по мнению Липатова, является немедленное отстранение Гальянова и его клики от власти, скорейший пересмотр норм жизнеобеспечения и оптимизация расходования ресурсов.
        Липатов сообщил, что его группа разработала план экстренных мероприятий, ключевым пунктом которого является начало войны с Америкой.
        План включает имитацию неспровоцированного нападения Америки на Станцию, необходимый для создания нужного настоя в умах жителей внешних секторов начальный размер жертв и разрушений, и последующую затяжную войну.
        Данный план позволяет быстро и без активного сопротивления контингента
        - ликвидировать - временно, на период войны - выборность руководства Станции,
        - полностью поставить Станцию под прямое управление Проекта,
        - ввести во внешних секторах режим военного времени, включая резкое ограничение для контингента норм питания, воды, других ресурсов, увеличение рабочего дня, ограничение свободы передвижения и доступа к информации.
        Первоначальное нападение, кроме прочего, можно использовать для элиминации секторов, населенных, в основном, контингентом, нетрудоспособным по возрасту или состоянию здоровья (сектора "Сочи" и "Геленджик"). Использование периодических мобилизаций и последующие боевые потери позволяют создать механизм регуляции, более простой и эффективный, нежели "Эмиграция в Америку", для освобождения контингента от потенциально дестабилизирующих элементов.
        По словам Липатова, в связи с объяснимым прекращением развернутого информационного сообщения с Америкой План устранит необходимость сохранения контингента сектора "Америка" или большей его части и трат на его содержание.
        Указанные меры позволят стабилизировать ситуацию за счет повышения контроля Проекта за внешними секторами, уменьшение непроизводительной части контингента, и оптимизацию показателя эффективности использования контингента внешних секторов по соотношению производительности к ..."
        - Ну что, интересно?
        Миг поднял голову и увидел усталый взгляд Седого.

19.
        - Жаль, что я не успел научить тебя не читать чужих бумаг, - Седой сокрушенно покачал головой, - Особенно если это сверхсекретные документы на столе Руководителя Проекта. Теперь ты один из трех человек на Земле, которые в курсе происходящего. Рад этому?
        Миг молчал. Седой пожевал губами.
        - Ну что ж. Зато меньше придется объяснять. Этот комитет - объединение потомственных проектников. Таких, как ты да я, выходцев из внешних секторов, они называют "лысыми". Догадываешься почему? Считают, что мы их оттеснили от власти. Цорнес - прежний Руководитель - тоже из наших. Он и меня поэтому приблизил. До сих пор удавалось держать местных под контролем. Но в последние годы старик упустил ситуацию.
        Седой матюкнулся.
        - Старый дурак уже ни на что не годился, но продолжал цепляться за власть. Пытался лично всем рулить напрямую. Так и умер за столом. В результате пришлось договариваться с местными. Кресло Руководителя мы отстояли, но в обмен пришлось отдать им пост начальника ОС.
        Гальянов-старший стукнул кулаком по столу.
        - Я про этот их Комитет знаю уже больше года! Но ничего не могу сделать. У них Особая служба. Если попытаюсь арестовать зачинщикам, им станет нечего терять, и они устроят побоище. А потом эти сволочи начали копать под меня. И нашли слабое место.
        Седой ткнул пальцем в Гальянова.
        - Тебя. Для твоего спасения я уже нарушил все, что можно. Так что если ты в ближайшие полчаса не станешь проектником, меня отстранят от должности на ближайшем заседании Комитета. И тогда все это, - Седой вырвал листок из рук Мига и помахал им у него перед носом, - станет реальностью. Теперь ты понимаешь, что стоит на кону?
        Миг криво усмехнулся.
        - Да, понимаю. Как, однако, удачно листок с секретной информацией оказался на краешке стола и спланировал прямо мне в руки, - вкрадчиво проговорил Миг, - Ты не можешь рассказать мне о заговоре и таким образом переложить на меня ответственность за мои решения. Но если я подсмотрю случайно, это просто небольшая небрежность с твоей стороны. Зато как удачно все складывается!
        - А это важно, сын? - тихо сказал Седой.
        Миг задумался, пожал плечами.
        - Не важно.
        - А что важно? - уточнил Седой.
        Миг не мигая поглядел в упор на Седого. Отвел взгляд, медленно кивнул.
        - Правда в этой бумажке написана или нет, - ответил Миг.
        Седой наклонил голову набок.
        - Сам-то как думаешь?
        - Правда.
        Миг откинулся на стуле.
        - Знаешь, почему? - Миг сделал паузу, - Потому что это должно было случиться. Рано или поздно. А чего вы хотели? Создали слой привилегированных циников и лжецов. Дали им абсолютно бесконтрольную власть над ресурсами и информацией. Десятки лет приучали к мысли об исключительности. Что вы хотели получить на выходе?
        Седой раздраженно тряхнул шевелюрой.
        - Я же тебе все объяснил про безвыходную ситуацию... - в сердцах вплеснул руками, - В конце концов, не я же это начал!
        - Ты продолжил.
        Миг очень похоже на отца наклонил голову набок.
        - Кстати, а ты уверен, что вывод Ферентиса - действительно, так абсолютен и неумолим? Я правильно понял, что его выкладки засекречены не только у нас, но и в Проекте?
        Седой не отвечал. Миг дурацки хихикнул.
        - Ты ведь тоже не мог их проверить до конца, когда на них наткнулся. А, когда попал в Проект, уже и не стал, верно? Ты уверен, что эта комиссия семьдесят лет назад, вообще, существовала? Что, математик Виктор Ферентис - не фантом? И это не сказочка, которую когда-то придумала группа в руководстве для захвата контроля над Станцией?
        Седой помотал головой.
        - Нет, это невозможно. Никто не будет даже ради власти уничтожать будущее собственных потомков.
        - А почему ты думаешь, что они собирались его уничтожить? - с губ Мига не сходила кривая усмешка, - Может быть, они просто придумали такой остроумный способ все прибрать к рукам, одним махом поменяв всю систему управления? Временную такую меру. Разумеется, с наилучшими намерениями! Например, чтобы отстранить от рычагов власти каких-нибудь дураков. Смогли под это дело мобилизовать самоотверженных идеалистов и их руками сделали всю грязную работу.
        Миг вскочил, стул с грохотом упал на пол.
        - А потом, когда все уже оказалось под контролем, решили немного продлить "чрезвычайный" период. Такая, ведь, прекрасная сказочка. Очень жалко от нее отказаться. А потом еще продлили. А потом еще. А потом просто забыли, с чего все, на самом деле началось.
        - Так, - четко сказал Седой, - Хватит сочинять. У тебя крыша поехала от переизбытка информации. Ты уже не можешь отличить истину от собственных фантазий.
        - А какая разница? - лицо Мига сделалось жестким и зым, - Ну, допустим, существовал некий Ферентис. И что-там навыводил. Но его выкладки не могли учесть всего на свете. Умения людей совершать невозможное ради своих детей. Изобретательности по-настоящему мотивированных мозгов! Воли жизни, в конце концов! - закричал Миг, отчаянно пиная ни в чем не повинный дубовый стол, - Воли к жизни тысяч людей! Вы к чертовой матери выключили этот ресурс, самый дорогой на свете! Скрыли от людей правду, заставили их умы и воли растрачиваться вхолостую, дали их энергии уйти на обогрев космоса.
        - Прекрати истерику, - багровея, тихо сказал Седой.
        - Истерику? - взвизгнул Миг, - Вы просрали семьдесят лет! Драгоценные годы. Сколько можно было создать за это время. Настоящую Америку вместо поддельной! Но вы ничего не сделали. Просто потому, что так проще. Проще управлять, проще держать в своих никчемных ручонках свою поганую власть. Для того, чтобы наслаждаться ее маленькими потными радостями.
        - Заткнись! - заорал Седой, - Что ты знаешь о власти, щенок!
        Седой выскочил из-за стола. Схватил Мига за плечи.
        - Ты понимаешь, что тебя, вообще, здесь не должно быть? Ты видел ликвидацию! Такие вещи даже для большей части проектных - секрет. Не говоря уже об американцах.
        - Но вы же предали нас, папа, - прошептал ему Миг, - Ты сам это понимаешь.
        - Нас?
        Лицо Седого перекосилось.
        - Уясни, Миша. Никаких "нас" с контингентом Станции для тебя уже не существует. Все твое "мы" сейчас - только этот кабинет. А твое будущее зависит от того, в каком качестве ты пройдешь через эту дверь. Либо с гордо поднятой головой как проектник, либо накаченным наркотиками "американцем". Либо, - взгляд Седого стал жестким, как наждак, - трупом вперед ногами. И этот вариант не исключен.
        Седой почти уткнулся носом в лицо сыну. Миг почувствовал тоскливый запах изо рта и ноздрей старика. Отец зашептал, судорожно проглатывая слова.
        - Пойми, сынок, сейчас речь идет о твоей жизни. И не только о ней. Либо ты сейчас вступишь в Проект - прямо сейчас, либо тебя просто ликвидируют, а меня сместят по совокупности проступков на ближайшем заседании Правления. И тогда к власти в Проекте придут вот эти!
        Седой грохнул кулаком по докладу Техника. Бумажки опять разлетелись по полу.
        - Надеюсь, ты уже понял, что тогда будет. Слушай внимательно. Сейчас мы выходим в эту дверь: я - первый, ты - за мной, крепко держась за мою руку. Как я тебя в детсад водил. В другой руке держишь и громко с выражением зачитываешь клятву проектника .
        Седой швырнул Мигу листок мятый бумаги с напечатанным текстом.
        - У нас в распоряжении пять... нет - три минуты. Дальше я уже ничего не смогу сделать.
        Больше ничего не говоря, Седой метнулся к двери, схватив Мига за руку. Тот аккуратно высвободился.
        - Один вопрос, - сказал Миг.
        Седой окатил его безумным взглядом. Потом махнул рукой.
        - Спрашивай. Быстро.
        - Что значит Этап ТУ?
        - Что? - Седой замер в недоумении, - этап выполнения Технических условий. Все?
        Миг медленно помотал головой.
        - В тексте отчета написано: "максимально отдалить Этап ТУ". Имеется в виду что-то другое. Что такое Этап ТУ?
        - Не о том думаешь, сын, - нервно пробормотал Седой.
        - Ответь.
        Седой с досадой поглядел на Мига. Нехотя бросил:
        - "Тихое умертвие". Последний этап Проекта.
        Миг моргнул. Седой остановился, бессильно опустил руки.
        - Однажды наступит момент, когда продолжение станет мучительным для оставшихся. Просто закончатся возможности поддерживать жизнь на Станции на сколько-нибудь приемлемом уровне. И тогда на кого-то ляжет обязанность закончить историю человечества достойно. Без воплей, без драк за последние глоток воды и баллон кислорода, без превращения людей в обезумевших от ужаса животных. Кто-то должен выключить свет, уходя.
        Внезапно из-за стола Руководителя Проекта раздался скрип. Седой удивленно поднял брови.
        - Щеглов? Какого...
        Миг обернулся. Из-за тайного шкафа показался коренастый мужчина с черным ежиком на голове и спокойным лицом. Раздались два глухих хлопка.

20.
        Щеглов быстро обошел стол и остановился над двумя трупами. Седовласый старик в белой рубашке и черных брюках лежал на спине, разинув рот и изумленно глядя в потолок. Будто обнимая старика, в его живот уткнулся лицом совсем юный наголо бритый парень, одетый в мешковатый брезентовый комби и шлепанцы на босу ногу. Зашедший вслед за начальником Охраны молодой человек, не мигая, смотрел на трупы.
        Щеглов вложил пистолет в руку мертвого парня. Отстранился, придирчиво оглядел с разных ракурсов, поправил.
        - Ну как тебе мизансцена, Техник? - с явным удовлетворением бросил Щеглов помощнику, между делом сгребая со стола и пола бумажки, разглядывая, некоторые небрежно засовывая в карман, - Сын не выдержал обрушившихся на него открытий и застрелил Руководителя Проекта. И тут же покончил с собой. При этом мальчишку в Проект притащил Липатов. А для этого вбросил контингенту крайне опасную для Проекта информацию. Тут его и свои не поймут.
        Не получив ответа, начальник Охраны пристально глянул на молодого человека. Привстал с пола.
        - Ну-ну, держи себя в руках, стажер. А ты думал, чтобы узнать, как обстоят дела на самом деле, достаточно в Проект попасть? - Щеглов сделал паузу, - В Проект, конечно надо. Но недостаточно. Правду знает только тот, кто творит ее собственными руками.
        - Еще не привык, - не отрывая глаз от мертвых тел, хрипло пробормотал помощник, - Все это слишком цинично.
        - Ничего, освоишься, - Щеглов одарил его ободряющей улыбкой, - Хорошие циники только из идеалистов и получаются.
        Плетнев поднял голову.
        - Уходя в Проект, я догадывался, что отдаю Проекту жизнь. Но я не предполагал, что это жизнь лучшего друга.
        Щеглов кивнул.
        - Понимаю. Мы с Галом тоже начинали вместе. Но Гал оказался слишком подвержен эмоциям. Он бы все провалил. А мы не можем рисковать.
        Начальник Охраны аккуратно похлопал Борика по плечу.
        - Пойми, вся надежда Станции и Проекта на нас, пришлых из "Мира". Все, что сделали потомственные - только дали себе труд родиться здесь. А нас Проект выбрал! И мы выбрали его.
        Посмотрел Плетневу прямо в глаза.
        - Настоящий проектник - тот, кто ради Проекта, ради счастья человечества готов отдать все - семью, друзей, любовь. Гал - не смог. Он сам пришел в Проект, но ради отпрыска чуть не погубил дело, которому служил. Ты прекрасно сыграл, но тебе он поверил, только потому что знал, что ты - лучший друг его сына. Михаил твой - тоже не сумел, ему оказалось достаточно его Марины, чтобы отказаться от Проекта. А мы с тобой смогли. Не отворачивайся! - вдруг прикрикнул Щеглов.
        Лицо начальника Охраны Руководителя из отечески дружелюбного стало жестким до озлобления.
        - Смотри на меня! Прямо - в глаза. Не смей стыдиться того, что сделал. Ты совершил не предательство, а подвиг. Принес огромную жертву ради великой цели. Твой друг погиб не зря. Теперь Липатову не отвертеться - слишком грязная история. 'Потомственные' его отвергнут. А без Липы и всему их Комитету - хана. Мы их теперь по одному переловим. Это значит, никакой "войны" не будет. Тысячи человек останутся жить. И это сделали мы. Понимаешь?
        Борик помолчал, подошел к глобусу и толкнул его вокруг оси. Раздался звук, похожий на стон или тихий визг. Шар медленно натужно сдвинулся с места, после пары оборотов со скрежетом прекратил движение.
        - Ну что ж. Если "Мир" ничего кроме роли второго могильщика мне предложить не может, пусть будет так. И что дальше?
        Щеглов вздохнул.
        - А дальше у нас - много работы. До Этапа ТУ.
        URBIS INFERNUS
        1.
        Сежу Балабола догнали незнакомые пацаны и сообщили, что отвезут к Ругеру Страшному. О его желании парни не спрашивали. Балабол крепко пожалел, что давеча не пошел к пахану Гопе личным певцом.
        Через пять дней певец упрекнул себя, что посмеялся над предложением глупого трактирщика из придорожного заведения.
        Через десять дней Сежа раскаялся, что полжизни назад сбежал из нищей деревушки на берегу озера, променяв выковыривание из сети склизких рыбешек на опасное, но веселое ремесло бродячего певца.
        На исходе второй декады Сежа проклял день, когда тридцать лет назад родился на свет.
        На самом-то деле бойцы Страшного отнеслись к нему с полным уважением, хорошо кормили и пальцем не трогали. Просто Сежа обладал богатейшим воображением, как и положено певцу.
        Поздним вечером двадцать первого дня Сежа добрался до стоянки с великим множеством крутых пацанов, камелов, догсов и кэтсов. Проведя через посты и между костров, Сежу аккуратно сняли с камела и бережным тычком в спину втолкнули в шатер великого пахана.
        2.
        Сежа грыз ногу дикого пигса.
        - Что ты слышал о бродяге Вечном? - спросил Сежу Ругер Страшный.
        Великий пахан сидел на горке из ковров, наряженный в черный жилет и штаны из кожи гипа, могучий как лефан, чернокудрый, бровастый и оскаленный. На мохнатой груди Ругера болтался голый блестящий нож, длинным лезвием едва не достающий до скрещенных ног.
        По левую руку от великого пахана в клетке из толстых ветвей каменного оука полулежал волосатый грязнуля в ветхих обносках со следами былой мощи в изможденных членах. Сежа догадался, что это Хмет - единокровный брат Ругера, его пленник и неразлучный спутник.
        Справа от Ругера в отсвете факелов еле различался человек в свободной выцветшей одежде, сам - будто до костей выгоревший на солнце, с бледным лицом, глазами как давно потухший костер, и бессильно висящими пепельными патлами.
        - Конечно, - вытерев рукавом жирный рот, с достоинством подтвердил певец, - В странствиях я не раз слышал истории о колдуне, помнящем Прошлые времена. В паре мест мне даже говорили, что их деды или отцы видели Вечного своими глазами. Но что в тех рассказах - правда, а что пьяная болтовня, не знаю.
        - И что ты думаешь об этих слухах?
        Сежа важно пожал плечами.
        - С Прошлых времен минули бессчетные годы. Никто не может жить так долго. С другой стороны...
        - Чуть больше тысячи лет, - прозвучал глухой бесстрастный голос бледного.
        - Что? - не понял Сежа.
        - Прошлые времена прекратились десять столетий назад, - пояснил бесцветный человек, - С ними в одну ночь покончила великая война.
        - Смотри, Сежа, - с белозубой улыбкой сказал Ругер, - это и есть олдец Вечный. Внимательно выслушай его рассказ. И ты, Вечный, постарайся, - обернулся Ругер к колдуну, - Пусть твоя история проникнет певцу в сердце и печенку. И я послушаю её еще раз. Она мне нравится. В ней много крови, смерти, прошедшей славы и утраченного могущества. И обещание величия.
        - Ты, в самом деле, видел времена богов? - Сежа изумленно уставился на бесцветного.
        Вечный издал странный харкающий звук. Сежа не сразу понял, что это смех.
        - Над чем ты потешаешься?
        Колдун прокашлялся.
        - Не принимай на счет, славный Балабол. Просто я слышу вопрос о богах полжизни. И всякий раз не могу понять, во что людям сложнее поверить: что их предки могли построить древние города, или что они оказались настолько безумны, чтобы своими руками их разрушить. Хотя нынешним не по силам даже представить, что умели люди Прошлых времен.
        - А что они умели? - с любопытством поинтересовался Сежа.
        Безгубая щель под носом волшебника раздвинулась в подобии улыбки.
        - Почему-то больше всего изумляет умение летать. Хотя, по-моему, компы и генная инженерия - куда как удивительнее.
        - Что ты сейчас пробормотал? - недоуменно переспросил Сежа.
        - Ничего, - Вечный вяло махнул рукой, - Не обращай внимание.
        - Значит, ты говоришь, древняки построили не боги, а люди? И ты - один из тех строителей?
        Колдун медленно помотал головой.
        - Без толку объяснять тебе, чем я занимался. Могу назвать свое прежнее ремесло, но для нынешних это пустое сотрясение воздуха. Скажу только, что в своем городе я не был ни первым, ни последним. В том мире надо было сильно постараться, чтобы умереть с голоду. Дома ломились от груд одежды и утвари. Вода, свет и тепло приходили в любое жилище по щелчку пальцев. Виды удовольствий, доступных каждому, не поддавались счету и осмыслению. Врачеватели лечили самые страшные недуги, а умнейшие из них замахнулись на саму смерть.
        - Ты рассказываешь о мире счастливейших людей, олдец, - с дрожью в голосе прошептал певец, - Но почему же тогда боги его уничтожили? Из зависти?
        Вечный опять издал харкающие звуки.
        - А вот это что-то новое! Молодец, певец, такого варианта я еще не слышал. Только ты меня невнимательно слушал. Повторяю: древние города уничтожили не боги, а те же люди, которые их строили и которые в них жили.
        - Но... зачем? - опешил Сежа.
        Колдун покачал головой.
        - Ты назвал их счастливейшими. Но счастье - понятие относительное. Жители древних городов имели много, да мало что ценили. Как голодный о рыбьем хвосте, они горевали о вещах, о которых ты и не слыхивал. А в своих воображаемых несчастьях винили насельников других земель, удаленных от них на сотни переходов. Чужаки из дальних окраин, в свою очередь, обвиняли их в тех же кознях против себя.
        - Как могут навредить друг другу люди, живущие так далеко друг от друга? - удивился Сежа.
        Вечный вздохнул со скрипом и свистом и усмехнулся. Лицо цвета пепла будто треснуло как маска шамана от неосторожного сгиба.
        - Могущество людей сделало прежний мир маленьким - не спрашивай, как именно, иначе мы не закончим до утра. Мой рассказ - про другое. Так что слушай внимательно, и не переспрашивай без крайней необходимости.
        Итак, люди из разных городов, удаленных на непредставимые нынче расстояния, не могли договориться, и готовились к войне. При этом каждая сторона вражды знала, что у другой есть страшное оружие, способное за считанные мгновения испепелить целый город.
        Сежа охнул. Вечный остановился, слегка приподнял уголки темной щели под носом, и продолжил.
        - Так вот, зная об этом сильные люди того куска суши, где мы сейчас находимся - его тогда называли Страной, решили построить город под землей - убежище на случай великой войны. Место они выбрали в районе нынешних Проклятых земель.
        Сежа недоуменно пожал плечами.
        - Кто делает убежище в Проклятых землях?
        - Это правильный вопрос, - волшебник покачал головой, - Но перепутана причина со следствием. Эти земли и стали проклятыми из-за великой войны. В тех краях находился главный город Страны, из которого управлялись несколько сотен других древних городов.
        - Сотен? - Сежа ударил себя по колену, - Прости, колдун, но тут я тебе никак не могу поверить. Ни у какого племени не может быть силы, чтобы держать в постоянном повиновении сотни других. Никакая земля не прокормит столько воинов. Никакой пахан не справится с такой бандой.
        - Попридержи язык, певец! - прикрикнул Ругер.
        Певец в ужасе обернулся на великого пахана. С ледяным ужасом в печенке он почувствовал, что допустил смертельную ошибку. И с удивлением услышал харканье позади себя.
        - Не сердись на певца, великий пахан, - со смехом проскрипел колдун, - Не всем дано понять величие твоих планов.
        3.
        - Сильные люди Страны, знали: если война случится, враг нанесет удар в самую сердцевину столицы, - продолжал рассказывать Вечный, - Поэтому убежище решили строить не слишком близко к центру великого города, и не слишком далеко от него. Чтобы не оказаться на самой наковальне под ударом огненного молота, но и чтобы успеть добраться до убежища, пока конец света не начался.
        Сежа многого не понимал, но слушал молча. Певец не решался пошевелить рукой, чтобы стереть холодный пот, щекочущий висок. Между тем голос колдуна звучал все глубже, будто со дна колодца, где вместо воды темнела немыслимая древность.
        - Через десять лет после начала строительства сильные возвели под землей целый город - с обширными жилыми зонами, с электростанциями, водопроводами, машинами по очистке воды и воздуха, складами с запасами еды, одежды и всего нужного для жизни, заводами, гидропонными установками на десятки квадратных километров, обширными рекреациями и искусственным лесом. Блогер, имя которого я давно забыл, назвал его Urbis Infernus. На мертвом языке это значило одновременно и 'Подземный город' и 'Город Зла'.
        Волшебник усмехнулся.
        - Я знаю, певец, ты не понял в моей последней фразе ни единого слова. Но я так и не придумал, как объяснить нынешним чудеса Прошлых времен. У вас ничего этого нету и неизвестно, будет ли уже когда-нибудь. Так что просто прими как данность. Инфернус предназначался для жизни в нем без выхода на поверхность сотни тысяч человек на протяжении поколений. Для такой жизни, которая не снилась самым сильным и богатым из тех, кого ты знаешь.
        Строилось убежище в строжайшей тайне. Однако в те времена информация распространялась как пожар в сухом лесу. Так же узнал о Городе и я, хотя еще не догадывался, что моя жизнь с ним переплетется намертво. Видишь ли, певец, многие жители столицы проявляли болезненное любопытство к проекту, как будто с его окончанием мир должен немедленно провалиться в тартарары.
        Вечный уставился невидящим взглядом в пустоту и с мрачной улыбкой добавил:
        - Так и случилось.
        - Прости меня, Вечный, - набравшись смелости, решился подать голос Сежа, - Но я вот чего не могу понять. Ты говоришь, что Инфернус построили в Проклятых землях недалеко от великого города - главного над другими древними городами. Но в Проклятых землях нет древнего города, тем более такого большого. Если бы он был, я бы слышал о нем.
        - Ты прав, его нет, - кивнул Вечный, - Потому что его стер с лица земли огненный молот. Люди, дома, машины, деревья - все оказалось раздавлено, расплавлено, перемешано и размазано по земле толстым слоем грязного стекла. Не помню, говорил ли я тебе, что я там жил?
        4.
        - Прошло больше тысячи лет, но я до сих пор хорошо помню тот день, - скрипя как несмазанная ось, глухо вещал Вечный, - О начавшейся войне сообщили на рассвете. Никому не понадобилось объяснять, что это значит. Некоторые бросились в бомбоубежища, но те, кто поумней, понимали, что в городе спасения нет и под землей. Не мешкая, на своем фордике я помчался прочь от центра, где жил, надеясь убежать от стремительно летящей смерти. Это оказалось непросто. Все выезды из города запрудили потоки беглецов. Тебе сложно, певец, представить размеры столицы. Мне понадобилась уйма времени, только чтобы выехать из города. Но и там меня ожидала мучительно медленная езда по забитым транспортом магистралям. У многих сдавали нервы. Люди выскакивали из машин, ползущих в пробке, и бежали вдоль медленного потока, на ходу бросая сумки и теряя детей. Автомобили, оставшиеся без водителей, сталкивали в кюветы. Я видел драки без видимых причин, искаженные ужасом лица, слышал плач и ругань, горящие остовы машин. Нетерпеливые пытались обогнать поток в самых неожиданных местах - и срывались с мостов, сбивали людей, врезались в
другие автомобили. Ракеты еще не долетели, а счет смертей уже пошел на сотни. Чудом мне удалось найти окольный путь. Впервые за это бесконечное утро у меня появилась надежда. И в том момент, когда я уже решил, что спасся, из зеркала заднего вида мне в глаза полыхнул ослепительный свет. За миг до этого механический голос в радиоприемнике заскрежетал и умолк. А еще через мгновение чудовищная сила оторвала все четыре колеса от земли и с размаху швырнула железную коробку со мной во чреве в круглый холм на повороте. Перед потерей сознания я успел увидеть, как зеленая трава на холме вспыхнула, будто сухие листья в костре.
        Вечный замолчал.
        - Не знаю, сколько времени продолжалось мое первое беспамятство. Возможно, мгновения, может быть, часы. Я даже не знаю точно, в самом ли деле приходил в себя. В мою память врезалось, как я будто бы почувствовал всем телом нестерпимую боль, открыл глаза, обернулся и посмотрел в сторону центра столицы. На месте тысяч домов вдалеке сияло огромное слепящее зарево. Чуть ближе полыхал красный пожар в обе стороны до горизонта. Казалось, горело все, что может гореть и что не может - завалившиеся от центра строения, скрученный, почти завязанный в узел дорожный мост, асфальтовая дорога. Совсем рядом, искрясь, тлела земля. Я безуспешно попытался вдохнуть, почувствовал дикую боль и исчез.
        Лицо колдуна потемнело, дыхание участилось, руки задрожали. Мгновение спустя он улыбнулся.
        - Какой ужасный инструмент - память. Она нам дана как великий дар, отличает людей от животных, но может стать проклятьем, если хранит воспоминания вроде моих. Однажды, много лет спустя, пытаясь вспомнить этот день и последующие во всех подробностях, до мельчайших ощущений, я перестарался и умер - в очередной раз. Сердце не выдержало одних воспоминаний. Так что теперь буду краток и немногословен.
        Вечный вдохнул и выдохнул.
        - Итак, в этот день и последующие я умирал несколько раз. Сознание возвращалось ко мне, с ним приходила боль, боль убивала мозг и сердце. Я переставал быть. Потом выныривал из небытия и все повторялось снова. Что происходило вокруг - не знаю, все чувства глушило немыслимое страдание. В какой-то момент я остался на поверхности реальности чуть дольше, и тогда проклял и этот мир, и его бога, и каждый атом мироздания. И опять умер. Наконец, однажды, я почувствовал дождь на лице. Он обжигал. Я открыл глаза и увидел только тусклые пятна. Не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, мучаясь ноющими болями, я то засыпал, то бодрствовал в полном недоумении о происходящем, лежа на грязном оплывшем сидении разбитого автомобиля со снесенной крышей. Зрение возвращалось. Как-то я смог дотянуться до чудом сохранившегося зеркальца заднего вида. Оттуда на меня посмотрел зеленый безволосый череп, обтянутый кожей с красно-желтыми шарами в глазницах. От неожиданности я заорал и из моего горла извергся еле слышный сип. Через день я почувствовал чудовищный животный голод. Он оказался не менее ужасен, чем предыдущая боль.
Воя, я вывалился из машины, в грязи обполз ржавый остов, пока не обнаружил за ним чудом сохранившийся островок зеленой травы, и сожрал ее до единой былинки. И впал в милосердное беспамятство.
        Вечный опять улыбнулся.
        - Не буду тебе рассказывать, что я ел в следующие дни. Скажу лишь, что в один прекрасный день смог из четвероногого животного превратиться в прямоходящее. Я встал на две ноги и впервые смог рассмотреть холм, в который врезалась моя машина. И охнул. Волна взрыва снесла с холма землю, и обнажила бетонный купол, изображения которого я неоднократно видел в компьютерной сети. Холм оказался верхней частью подземного города.
        5.
        - Я кричал, стучал в двери. Но они не впустили меня.
        Рассказчик надолго замолчал. Сежа тихонько тронул Вечного за плечо и подавился его быстрым взглядом. Колдун расцепил едва различимые губы.
        - Я не помню момент, когда понял, что стал бессмертным. Он затерялся в невыносимой боли бесчисленных смертей и воскресений в первые дни после взрыва. Каким-то образом мой организм научился регенерировать, при необходимости извлекая энергию, влагу и необходимые вещества прямо из воздуха. Почему это случилось? Откуда мне знать! Возможно, тайну разгадало бы скрупулёзное научное исследование. Но когда это, наверно, самое удивительное за всю историю превращение человеческого существа произошло, оставшимся людям стало уже совсем не до него. Однажды, намного позже, я подумал - а вдруг это просто статистика? Действительно, разве странно, что среди миллиардов людей, убитых за один день проникающей радиацией, ударной волной, испепеляющим пламенем, а в следующие несколько лет радиационным заражением, голодом, климатическими возмущениями и эпидемиями, нашёлся один, кого все эти напасти сделали не убиваемым? И что удивительного в том, что им оказался не великий ученый, не лидер с железной волей и не гениальный поэт, а обычный обыватель?.. Впрочем, певец, не надо понимать мои слова буквально. Я столько раз
умирал, мое тело столько раз гнило, иссыхало, плоть столько раз сползала с костей, что от того скромного бухгалтера, с ипотекой и страховкой в нем вряд ли что-то осталось. Я не уверен даже, человек ли я все еще.
        Вечный закинул голову и издал глухой отрывистый смех, от которого у Сежи похолодели чресла. Между тем, колдун продолжил свой рассказ.
        - Я отыскал несколько входов в убежище. Массивные 'парадные' ворота с въездом для тяжелого транспорта и четыре небольшого размера двери неподалеку. Я провел долгие дни у каждой из них. Уходил в поисках пищи и опять возвращался. Вопил и сипло шептал. Уговаривал, убеждал, торговался и угрожал. Просил, умолял, плакал и унижался. Во мне не осталось ни капли достоинства. Кто может меня судить за это? Все вокруг - обгоревшая земля, искореженные остовы машин, трупы людей, сам воздух, полный нескончаемой гари - источало убийственную отраву. Несколько раз меня настигало спасительное безумие, но рассудок возвращался снова и снова.
        Укрывшиеся в убежище не подавали никаких признаков присутствия, но я знал, что они там и видят меня, чувствовал, как наблюдают за мной. Смотрят на метаморфозы бесконечно дохнущего и оживающего мертвеца, на безобразное голое тело в гноящихся язвах и заплатах младенческой кожи. Слышат умоляющее сипенье и хриплые проклятия. Камень заплакал бы кровью от невыносимой жалости. Но они не открыли.
        Однажды, то ли проснувшись, то ли очнувшись, то ли воскреснув после очередной смерти, я, наконец, понял, что пора уходить. Я смертельно устал умирать.
        И я ушел.
        6.
        Вечный опять замолчал. Неожиданно цепким и сильным движением поднес к губам кувшин и жадно напился. Вытер серым рукавом безгубый рот. Улыбнулся.
        - Спустя несколько недель одиноких блужданий я, наконец, встретил других выживших, - Вечный хрипло рассмеялся, - И они убили меня! Не знаю, кем я болванам привиделся - ожившим зомби или пришельцем из ада. Потом меня еще много раз убивали. Пару раз пулями - пока еще в ходу оставалось огнестрельное оружие. Потом тупым столовым ножом. Потом заточенными камнями. За долгие века я застал безумие постапокалиптической войны, когда люди продолжали уничтожать жалкие ошметки уже убитой цивилизации. Пришедшие за ним эпидемии. Смерть тысяч людей от голода, от непрерывных сырых сумерек и неурочной зимы, и от вездесущего яда, которым постепенно стало все - воздух, воды, трава, все живое и неживое. Как-то я смог пережить времена, когда стало модным людоедство. Избежал когтей и зубов диких зверей. Видел утративших речь и разум. Встретил новые поколения, одичавшие до полуживотного состояния. Через боль, страх, голод и унижение веками учился быть не жалким рабом и не диковинным уродцем, а опасным колдуном и советчиком сильных. Те крохи знаний, которые остались в моей голове, через несколько поколений оказались
немыслимым сокровищем.
        Вечный вздохнул.
        - Странное дело, но однажды отчаянье от окружающего одичания пробудило во мне состраданье. Я пытался напомнить небольшой общине, к которой примкнул, хотя бы что-то из древних знаний. Тогда я с удивлением понял, что даже обыкновенные плуг и коса требуют некоторого уровня технологии, какого у нынешних уже не было. Я все чаще вспоминал Urbis Infernus, где в целости и сохранности утаиваются от мира достижения науки и техники Прошлых времен, способные осчастливить тысячи людей. В мучительных снах мне являлся каменный великан, глубоко закопавшийся в землю и выставивший наружу только лысый железобетонный череп, внимательные глаза и чуткие уши. Я ждал, когда же он, наконец, исполнившись жалости, выйдет из подземного укрывища и принесет впавшим в ничтожество братьям свет цивилизации.
        Но шли десятилетия, века, а о подземном городе не доходило ни слуху, ни духу. Я чутко прислушивался к вестям из Проклятых земель. Оттуда доходили странные слухи - о шестиногих тигерах, плотоядных лопухах и ядовитом сиреневом тумане. Но о живом древнем городе в центре пустыни и мудрецах, несущих людям знание - ничего. Под защитой радиоактивной пустыне они спокойно пересидели постъядерные войны, добившие цивилизацию. Безучастно наблюдали последующее впадение человечества в каменный век. Когда разум все же взял свое, и люди на поверхности снова стали отличаться от животных, отгородились о них примитивными фокусами, вызывающими суеверный страх.
        Пепельное лицо колдуна почернело от гнева. Посох угрожающе взметнулся.
        - Так же как проклятые инферны отвергли меня, они оставили без помощи все человечество!
        Рыжий пацан, до того молча и незаметно сидевший между Ругером и Вечным молниеносным движением выхватил палку из рук рассказчика.
        - Спокойно, Куня, все нормально, - Ругер забрал посох у пацана и вернул Вечному, - лепи дальше, олдец.
        Вечный быстро глянул на пахана:
        - А это, собственно, всё. Поняв, что Инфернус не собирается отворять сокровищницы для людей, я стал ждать, когда на поверхности земли появится человек достаточно сильный и великий, чтобы открыть их снаружи. И я его дождался.
        - Он перед тобой, певец, - волшебник протянул руку в сторону Ругера.
        7.
        Воцарилось долгое молчание, которое прервал Страшный.
        - На что похож рассказ Вечного, скажи? - обратился он к Сеже.
        - На безлунную ночь, заставшую одинокого путника посреди леса, - немедленно ответил Сежа, - Его слова темны и невнятны. Как угрожающие тени за деревьями, как рык хищника в чаще, как холодное прикосновение к открытой коже. Они вселяют страх и оцепенение, желание упасть на колени перед ужасом и величием минувшего.
        - Именно так, - с досадой покачал головой великий пахан, - И понять их дано лишь певцу и великому пахану. А простые пацаны не приучены много шевелить мозгами. Чтобы заставить их пойти за мной, рассказ о Городе-под-землей должен греметь как песня алчности и славы. У колдуна нет для нее слов. Но они есть у тебя, - Ругер ткнул пальцем в Балабола.
        Сежа похолодел. Ему показалось, что суровый взгляд Ругера повалил его навзничь.
        - Ты проедешь на белом камеле по стоянкам паханов - от предгорий до моря - и в каждой споешь песнь о несметных богатствах, которые в подземных норах хранят карлики-колдуны - выродившиеся отпрыски великого народа. Я соберу великое войско и возьму Город и все его богатство. А ты пойдешь со мной, увидишь все своими глазами, а потом напишешь свою лучшую песню - о Великом походе Ругера Страшного.
        Из лежащей в клетке кучи вонючего тряпья раздался неожиданно сильный смех.
        - Не упусти фарта, лабух, седлай белого и рви когти! - захлебываясь гоготом, прокричал Хмет, - Когда браткин замут обломится и бойцы по твоей голимой разводке отъедут ни за чих, в натуре от ответки не отмажешься. Тебя будут чикать по куску, а кэтсы хавать.
        - Спасибо, брат, - насмешливо поблагодарил Хмета Ругер, - Я непременно дам Балаболу верных пацанов в сопровождение. Нельзя такого ценного человека отправлять в опасный путь без охраны.
        Ругер повернулся к Сеже.
        - Теперь можешь отдохнуть, славный Балабол. Куня Огонек проводит тебя в твой шатер. Там тебя ждет добрая еда, хмельное питье и теплая женщина. Отдохни - завтра тебе петь новую песню моим бойцам.
        - Благодарю, великий пахан.
        Еле стоящий на ногах Сежа с достоинством поклонился и пошел к выходу.
        - Постой, Балабол!
        Сежа обернулся.
        - Тебя что-то тревожит, - сказал Страшный, - Спрашивай.
        - От великого пахана ничего не скрыть, - вздохнул Сежа, - Я не могу понять, почему ты не убьешь Хмета? Зачем держишь так близко жаждущего твоей смерти?
        Ругер улыбнулся.
        - Мне нравится твой вопрос, Балабол. Видишь ли, жизнь пахана полна смертельной опасности. У него полно врагов и в степи, и в его собственной стоянке. Но на толстых коврах паханского шатра, обгладывая жирное мясо с толстой ноги дикого пигса, очень легко расслабиться и пропустить удар. Хмет помогает мне помнить, где я и сколько змеиных волосков между мной и смертью. И вот еще что...
        Ругер вынул из миски обгрызенную кость и швырнул в клетку. Из тряпья высунулись две грязных жилистых руки, среди сплошной волосни сверкнули желтые зубы, впившиеся в добычу.
        - Когда я это вижу, вспоминаю, что великую славу и великий позор нередко разделяет один обглоданный мосол.
        - Я хаваю на этом душняке, - не выпуская кости изо рта, мрачно прошамкал Хмет, - чтобы по мазе хватило тяму порвать тебе фуфел.
        Великий пахан расхохотался. Хмет бросил кость, схватил обеими руками прутья решетки, выпучил глаза и загоготал вслед за Ругером.
        8.
        Балабол и Вечный шли по лагерю между затухающих костров. Занималась утренняя заря.
        - Разве ты не слышал, что Хмет -лучший советчик Ругера? - спросил Вечный Сежу.
        - Я знаю, - сказал Сежа, - Но как понять эту шутку, ведь Хмет желает его гибели?
        - Ты прав, - кивнул колдун, - но Ругер может выслушать его, а поступить наоборот.
        - Ловко! - порадовался Балабол.
        - Да, - согласился Вечный, - Но Хмет тоже не дурак, и потому может дать дельный совет, чтобы Ругер сделал иначе.
        - Но как же тогда поступает Ругер?
        - Разумеется, внимательно слушает доводы, а выводы делает сам, - не оборачиваясь, ответил Вечный, - Но ты же не о Хмете хотел спросить великого пахана? А о чем?
        Сежа остановился в нерешительности, махнул рукой.
        - Ты говорил, что подземные люди сохранили умения Прошлых времен. Как же ты надеешься, что Страшный сокрушит их могущество?
        - Не забывай, певец, инферны десять веков просидели в своем убежище. Они тысячу лет не воевали. В то время как на поверхности все это время шла почти непрерывная бойня. Последний мужик, ковыряющий землю мотыгой, знает о войне больше самого ученого из них.
        - Еще вопрос, Вечный, - сказал чуть погодя Балабол, - Скажи мне, какие именно несметные богатства хранит Подземный город: золото и серебро, выделанные шкур сноуфоксов, кованые мечи из рейла? Как мне объяснить славным пацанам, что их там ждет?
        Вечный покачал головой.
        - В Инфернусе парни найдут невиданные виды одежды, оружия и утвари - из стали, алюминия и пластика, удивительные машины, искусных мастеров, способных их создавать, женщин, каждая из которых прекрасней первой красавицы наземного мира.
        Колдун ухмыльнулся.
        - Но если хочешь знать, что говорить, то лучше обещай то, что им будет понятно. Когда парни войдут в Инфернус и увидят, что найденное в сотни раз желанней и удивительней обещанного, вряд ли они на тебя рассердятся.
        ...- Полы шатров Золотого города устланы шкурами сноуфоксов в пять слоев, - вечером пел Сежа у большого костра разинувшим рот пацанам, - Женщины там мягки и толсты как пигсы. Рабы хорошо обучены и послушны без побоев. А запасов съестного столько, что даже в конце зимы трупы замерзших не едят, а сжигают.
        9.
        Полгода Балабол в богатом плаще и в сопровождении угрюмой рослой охраны объезжал на белом камеле стоянки паханов. За накрытыми полянами Сежа пел о Золотом городе под землей и о славном Ругере Страшном, готовящем великий поход и созывающем славных пацанов, ищущих славы и богатства.
        Через три декады после отъезда певца к стоянке Ругера потянулись первые добровольцы. Еще пять декад спустя тонкие ручейки слились в огромный нескончаемый поток. Ехали и известные опытные паханы с кодлами в сотню бойцов, и малые недавно сбившиеся шайки с безусыми наглецами во главе. Приходили и по одиночке пацаны, за душой имеющие только заточенное перо, быстрое поджарое тело да алчный блеск в глазах.
        Рубщики не успевали закалывать пигсов и камелов, чтобы накормить прибывших. Дым от костров сливался в одну темную тучу над стоянкой.
        Всех приходящих привечал Ругер, но за малейшее непослушание, воровство, драку или убийство наказывал одинаково. Немало непонятливых поплатилось за удаль не к месту.
        К середине весны, убив непослушных, собрав припасы и разделив войско на сотни во главе с умелыми командирами, Страшный объявил о начале похода.
        10.
        Две декады войско шло по пустыне, сберегая запасы и питаясь пойманными рэтсами. Пацаны скучали. Пока Великий поход казался скучнее, чем ожидалось. На двадцать первый день пустыня развлекла парней - авангард подвергся нападению. Из-за холма на пацанов с гиканьем выскочили голые люди с перьями в космах и с каменюками в грязных руках. Неожиданность сыграла роль - трое бойцов умерло, не успев прославить имя ни одним подвигом. На призыв авангарда прибежала подмога. Увидев приближающуюся сотню в кожанах, голые обратились в бегство. Иных из них убили, а двоих - жутко худых и с язвами на волосатых ногах - притащили к Страшному в шатер.
        - Осторожно, пацаны, чушкарь лягается, - предупредил сопровождающий, вталкивая голого внутрь.
        - Отвечай, грязнуля, - приказал Ругер младшему из голышей, - Кто вы такие, и зачем напали на моих людей?
        Голый перепуганно вытаращил глаза, а потом что-то быстро и жалобно затараторил. Старший злобно оскалился и от души пнул первого под колено.
        - Кто-нибудь понял, что он бормочет? - спросил Ругер у присутствующих.
        Все отрицательно покачали головами.
        - Вилы, Ругер! - загоготал из клетки Хмет, - Чушканы походу пацанской фени не втыкают.
        - Или делают вид, что не понимают, - уточнил Вечный.
        - О чем ты? - поинтересовался Ругер.
        - Я удивлялся, почему инферны не проявляет к нам интереса. Но теперь все встало на места. В Прошлые времена так прощупывали вражескую армию. На дальних подступах посылали малую группу солдат завязать стычку, и в процессе боя выясняли, как воюет неприятель и на что он способен.
        - Понтуешь, Пыльный? - рассмеялся командир авангарда малой пахан Шура Тигер, - Думаешь, кто-то здесь не знает, что такое разведка боем?
        - Так ты считаешь, это солдаты Подземного города? - усомнился Ругер, - Что-то не похожи они на полубогов.
        Колдун отрицательно покачал головой.
        - Нет, конечно. Инфернам нет нужды рисковать самим и раскрываться раньше времени. Для разведки они используют какое-то подчиненное племя. Самых никчемушных воинов, кого не жалко.
        - Может, так, может, и нет, - покачал головой Ругер, - Возможно, это просто местные жители, принявшие кодлу Тигера за чужое племя, вторгшееся в их охотничьи угодья. Но если ты прав, следует их изловить и убить всех до одного.
        - Увы, Страшный, - посетовал Шура, - Если б ты раньше сказал. Ребята не знали, что надо зажмурить всех, и покоцали только отставших.
        - Этих, - Ругер кивнул за спину на пленных, - хорошенько допросить. Может, когда их догсы погрызут, заговорят по-нашему.
        - Некому базарить, братка, черти ласты склеили, - насмешливо просипел из клетки Хмет.
        Паханы обернулись - голыши тихо лежали на земле с распухшими синими языками.
        - Поскреби коготь на ветке у старшого, - добавил Хмет, - Ставлю свою кичу против твоей тупой репы, Ругер, он отходом мокнет.
        Тигер побелел:
        - Пацаны...
        - Не печалься о парнях, смелый Тигер, - успокоил его Ругер, - Сам Сежа споет на их тризне. Страшный подпалит их погребальный корабль. О чем еще мечтать бойцу?.. И чего теперь нам ожидать, Вечный? - Ругер обернулся к олдецу.
        - Теперь жди нападения, великий пахан, - коротко ответил колдун, - Я не знаю точно, когда и как именно это произойдет. Но догадываюсь, что очень скоро, и, наверняка, надо готовиться к неожиданностям.
        Страшный кивнул, велел удвоить посты и каждый вечер строить вокруг лагеря двойное ограждение из камней.
        11.
        Третьим полуднем после набега голых на войско налетели невиданные птицы без перьев с каменными клювами и размахом крыльев в три человеческих роста. Птицы обрушились на пацанов с неба с жутким криком. Ошеломленные пацаны пытались стрелять в страшил из луков, но пули отскакивали от серой ячеистой кожи. Даже копья пробивали ее не с первого раза. Птахи громко орали и долбали пацанов в темя, одним ударом проламывая черепа. Некоторых они хватали огромными когтистыми лапами, поднимали в воздух и бросали оземь.
        Пока пацаны сумели прийти в себя и поубивали много страшил, полегла четверть войска. Остальные птицы улетели, прихватив человечьи трупы.
        К вечеру, когда великий пахан в задумчивости наблюдал за подготовкой погребальных костров, к Страшному подошел малой пахан Киля Коготь с друганами.
        - Половина моих пацанов зажмурилась, - сказал Киля, - Иных даже проводить по-людски нельзя - их сожрали большие дятлы. Как мне базарить с оставшимися?
        Страшный пожал плечами.
        - Скажи им, что теперь на их долю приходится вдвое больше навара.
        Коготь отрицательно помотал головой.
        - Жмурам хабар не нужен, Страшный. Мы сваливаем.
        - Это верно, мертвым добыча ни к чему, - кивнул Страшный и воткнул Киле перо в глаз.
        - Он был плюшевый, парни - не знал, как со своими же пацанами разговаривать, и хотел вас лишить славы и богатства, - дружелюбно улыбаясь, пояснил Ругер позеленевшим Килиным друганам, - Ступайте и выберите себе нового пахана. Эту падаль оставьте мне. Мои догсы и кэтсы проголодались.
        - Дятлов наслал Город? - спросил Ругер у Вечного, когда Килины бойцы шли, - Как это возможно?
        - Ничего особенного, - бесстрастно ответил колдун, - В Прошлые времена приручали птиц, в том числе и боевых.
        Ругер гневно посмотрел на волшебника и вытащил окровавленный нож из трупа.
        - И это только начало? Куда ты привел меня с моим войском, Пыльный?
        Вечный не дрогнул ни одним мускулом, только посерел больше обычного. Ругер расхохотался и хлопнул его по плечу.
        - Купился, Вечный! Поверил, что я напуган первым же обломом? Ты до сих пор не понял меня, олдец. Чем сильнее враг, тем больше слава! Я рад, что наконец-то встретил противника, достойного моего величия.
        Дохлых птиц-страшил Страшный велел освежевать и завялить. Войско двинулось дальше.
        12.
        Через пять дней после битвы с долбодятлами пацаны наткнулись на огромное болото. Над зеленой жижей вились несметные тучи гнуса. Вернувшиеся разведчики сообщили, что у болота нет конца в обе стороны. Если идти вперед - твердая земля в двух днях пути. На другом берегу никого нет.
        - Скажи, Вечный, - обратился Страшный к олдецу, - болото тоже городские устроили?
        - Удивлюсь, если это не так, великий пахан, - пожал плечами колдун,- Так делали и в старину. Строили стены на много переходов. Рыли рвы и заселяли их мерзкими тварями.
        Олдец поймал мошку и протянул Ругеру.
        - Гляди, великий пахан, у кровососа десять ног. В природе у насекомых столько не бывает. Инферны вывели их на устрашение непрошенным гостям.
        - Почему на другом берегу нет засады?
        Вечный покачал головой.
        - Я не силен в военном деле, великий пахан. Но вероятно, враги думают, что топь непроходима.
        - Значит, надо пройти болото насквозь, - заключил Ругер.
        - Не все пацаны умеют плавать, великий пахан, - заметил малой пахан Кутя Культя.
        - Вот и хорошо, если попадут в трясину, быстрее отмучаются.
        - Камелы, догсы и кэтсы не пройдут, - усомнился старый пахан Олдя Зверь.
        - Догсов и кэтсов пусть несут на спинах. Камелов придется оставить. Жаль. Обратно досюда всю добычу придется тащить волоком, - посетовал Страшный, - Даю отдыха один день и одну ночь. Послезавтра утром выдвигаемся.
        Когда войско зашло в болото, гнус обрушился на пацанов. Переход длился три дня. Иные отбиваясь от мошкары, оступились и утонули. Иных насекомые заели до смерти. Иные, добравшись до берега, потеряли крови сил столько, что не могли идти.
        Ругер велел пересчитать людей. Когда ему сообщили результат, задумался. Позвал Вечного. Опалил его испепеляющим взглядом.
        - Твои соплеменники хитроумны. Я не терял столько бойцов ни в одном бою, сколько в переходе через эту лужу.
        - Инферны учатся по старым книгам, великий пахан, - спокойно заметил олдец, - Но у них нет твоего опыта и храбрости твоих бойцов.
        Голос Страшного еле заметно дрогнул.
        - Если все так старо, колдун, как ты говоришь, подскажи, что будет дальше? Я хочу быть готовым.
        Вечный развел руками.
        - Прости, великий пахан, но откуда мне знать? Тысяча лет прошла. В Инфернусе сменилось тридцать поколений. Это уже совсем другие люди. Я даже представить не могу, как они мыслят. Единственное, что могу сказать - будь бдителен. Следующая атака не будет похожа на предыдущую.
        Ругер покачал головой и выслал на разведку самых ногастых следопытов.
        13.
        Быстроногие разведчики вернулись и сообщили, что на несколько переходов вперед нет никаких признаков людей. Есть только рогатый лес из неведомых каменных деревьев, да пустыня с зыбучими песками. Да еще круглая яма без дна, из которой валит горячий дым. Да еще хвостатые прямоходящие твари с телом как у человека, но звериной башкой и огромными нижними лапами, одну тварь пацаны поймали и зажарили. И еще много всяких мерзостей и чертовщины.
        Через два дня сразу несколько разведчиков слегли, мучаясь внутренностями. Следующим утром их нашли мертвыми и почерневшими с неимоверно раздувшимися животами. На погребальном костре они лопались с противным пукающим звуком.
        Еще через пару недобрых ночей то же случилось с третью оставшегося войска. Бойцы плакали и кричали, забыв пацанскую гордость и мужество. Над лагерем стоял смрадный запах, как в огромном старом нужнике. Померли храбрый Шура Коготь и мудрый Олдя Зверь и много других славных паханов и пацанов.
        - Я бы на твоем месте, великий пахан, отделил заболевших от здоровых, - посоветовал Ругеру Вечный, - Так делали в Прошлые времена во время эпидемий.
        Хмет загоготал из клетки.
        - Втираешь пацанам кинуть корешей на отъезде, Пыльный? Добро. Замути, как трет бивень, Ругер, и наутро полкодлы свалит.
        Колдун пожал плечами.
        - Если ты этого не сделаешь, великий пахан, ты потеряешь все войско целиком.
        После долгого раздумья Страшный велел всем здоровым уйти из лагеря и неподалеку построить другой, и запретил приближаться к больным товарищам.
        - Не по понятиям, великий пахан, - не согласился седой авторитетный пахан Гуля Шкелет, - Твои отец и дед так не поступали.
        - Что делать, если старые понятия для новых дел не подходят?- угрюмо парировал Ругер, - Ты хочешь остаться в прошлом, Шкелет?
        Если новые времена таковы - они не по мне, - гордо ответил Гуля.
        - Будь по-твоему, - сказал Ругер и перерезал Гуле глотку, - Ты - в прошлом, Гуля.
        Через неделю новые случаи болезни прекратились. Из заболевших не выжил никто. В здоровом лагере все уцелели. Пацаны настаивали, чтобы пойти в мертвый лагерь, вынести оттуда умерших и проводить их в пламя как положено - с братскими объятиями. Но Вечный отсоветовал Ругеру и это делать.
        - Иначе жертвы окажется бессмысленными. Спали зачумленную стоянку целиком.
        Страшный глядел на огромный костер, скрестив руки, с мрачной улыбкой на лице.
        - Чему радуешься, Страшный? - угрюмо спросил Ругера молодой пахан Ромик Одноглаз.
        Другие паханы напряглись, решив, что Ромик сейчас умрет. Но Ругер лишь ласково потрепал Ромика по щеке и погасил длинным ногтем его единственное око.
        - Ничего ты не видишь, слепец, - печально пожурил Страшный Ромика, - Разве я радуюсь? Я улыбаюсь мыслям о том, что сделаю с колдунами из подземной берлоги, которые наслали на пацанов такую ужасную и подлую смерть. До сих пор меня вела к Городу жажда славы, теперь к ней прибавилась ненависть. Обещаю вам и тем, кто ушел в небо с дымом - ни один проклятый кудесник не останется в живых. И очень многие из них будут умолять меня о великой милости - быстрой смерти.
        14.
        Прошло еще много дней, отмечая пройденный путь погребальными пепелищами. Однажды разведчики вернулись с известием, что в трех переходах впереди из земли торчит круглый купол.
        - Это он, Urbis Infernus, - спокойно констатировал Вечный, - Я привел тебя к нему, великий пахан.
        Страшный расспросил разведчиков, как укреплены подходы к куполу, и сколько колдунов они видели около него. Разведчики заявили, что колдунов не заметили ни одного, и укреплений на земле никаких нет. Вокруг купола - пусто и тихо.
        Лица слышавших это посерели. Ругер медленно оглядел паханов, дрожа от ярости:
        - Мандраж отпечатан на ваших рожах, как пинок на заднице. Чем вы напуганы, бакланы? Больше не верите мне? Разве тень Ругера Страшного стала короче?
        Воцарилось недоброе молчание. Седовласый Боба Новый выступил вперед и ответил за всех.
        - Спору нет, Ругер, тень твоя длинна. Но как быть, если врага нет, а его тень уже убила семерых из десяти? Перо не коцает дым, а угоревших насмерть - без счета.
        Балаболу показалось, что одного из паханов в руке блеснул нож. Певец покосился на Вечного. Колдун шевелил губами, будто бормоча заклинания на неведомом языке.
        'Накамлай мне жизнь, кудесник, - подумал Сежа, - О большем не прошу.'
        Но олдец не колдовал и не молился. Он шептал самому себе:
        'Как я мог так обмануться? Меня сбила с толку уверенность Ругера. Я устал ждать и поторопился. Решил, что нашел нового Аттилу. А теперь они просто перебьют друг друга, не дойдя до купола, и меня вместе с ними. Не из-за чего - просто от страха, вызванного ничем.'
        - Погодите! - вдруг закричал Вечный, - Этот страх не настоящий!
        Все обернулись к нему.
        - Поясни, колдун, - сурово приказал Ругер.
        - Поглядите на себя, - быстро, боясь потерять внимание паханов, заговорил олдец, - Посмотрите друг на друга. Здесь собрались храбрейшие верхнего мира. Не боящиеся не ни боли, ни смерти. Не отступившие перед тяготами и опасностями великого похода. Сами посудите, как таких могут испугать тишина и отсутствие врага?
        Паханы переглянулись. На лицах некоторых появились глупые улыбки.
        - Город наслал на нас звук, которого не слышат уши, - продолжал колдун, - Он неслышно проникает в самую душу и поселяет там страх. Но это не ваш страх - это отражение ужаса инфернов перед вами. Надо преодолеть его в себе, не думать о нем, сделать последнее усилие над собой и Город падет!
        Ругер пристально посмотрел на Вечного и скомандовал:
        - Паханы, поднимайте сотни! Мы идем на штурм.
        15.
        ...На четвертом ярусе под землей бег Ругера замедлился. Еще через пару поворотов он остановился. Недоумение на лице Страшного сменилось удивлением, удивление растерянностью, растерянность ужасом. Широко раскрыв глаза, великий пахан пнул горку ржавчины, освещенную чадящим факелом, и воззрился на Вечного.
        - Везде только пыль, гниль и засохший звериный помёт. Что это - морок? Последняя шутка колдунов? Где твои мудрые полубоги и несметные богатства, олдец?
        - Может быть, на нижних этажах? - неуверенно предположил Сежа.
        - Не надо себя обманывать, - отозвался Вечный.
        Он стоял как истукан, уставившись невидящим взглядом в пыльный пол.
        - Здесь давным-давно пусто. Подземного города нет, - он медленно пожал плечами, - Возможно, его, вообще, никогда не было.
        Ругер изумленно разинул рот.
        - А кто же тогда укокошил две трети моего воинства?
        - Мутанты иногда - просто мутанты, - без эмоций в голосе ответил Вечный, - Дикари - всего лишь, дикари, и ничего больше. Болезнь - только болезнь, - олдец сделал паузу, - Страх - просто страх.
        Сежа заржал как сумасшедший. От хохота он согнулся пополам, и, не разгибаясь, рывком помчался в темноту коридоров.
        - Проклятый колдун! - заорал Ругер и взмахнул тесаком, - Заманил в трухлявый сарай среди мертвой пустыни и погубил мою армию!
        Вечный зажмурился и услышал хрип Ругера. Открыл глаза и увидел затухающие конвульсии великого пахана на клинке Хмета. Скривившись, братоубийца стряхнул дергающегося Ругера с пера и вытер лезвие о рухнувший труп.
        - Ну не медли, заканчивай со мной, - тоскливо попросил олдец, - сил нет ждать.
        Хмет ухмыльнулся.
        - Не очкуй, бивень. Я мочу для хабара и пацанской чести. Или за личный косяк. Был бы ты в натуре мозговитый олдовый жиган, может, и нашелся резон тебя приморить. Но по раскладу выходит, ты - просто клоун зажившийся. А в чем мне навар валить на глушняк болтливого деда, не вкуриваю.
        Вечный пожал плечами.
        - Не настаиваю.
        - Без базара фартануло мне через тебя, - добавил Хмет, убирая клинок в Ругеров кожаный чехол, - Кабы не твое гонево гастрольное и не нынешний кипеж, я на рывке с кичи не выломился и Ругера не мочканул. Теперь я выведу кодло из непонятки, а авторитетные люди за это меня коронуют.
        Хмет оглядел зал.
        - А, может, и здесь с пацанами закантуюсь. Древняк без фуфла, хаза серьезная. Мужиков заведем - грязь ковырять. А что пустыня, так долбодятлы летают - значит, и человек жить может.
        - Только знаешь, Пыльный, - добавил он, помрачнев, - как втыкаю, сколько фартовых пацанов , кто бы мне в бригаду мазёво встал, с твоей бодяги наглухо усохли, мне так хреновеет. Так что канай отсюда скорей, пока я тему не сменил.
        Не дожидаясь второго приглашения, Вечный покинул комнату с мертвым старым паханом и живым новым и побежал по коридорам. В закутках и проходах, мимо которых он спешил, в прыгающем свете чадящих факелов разъяренные пацаны тыкали клинками в сгнившее трепье, пинали труху и в отчаяньи дрались друг с другом. Поднявшись на уровень, Вечный наткнулся на Балабола. Певец сидел, прислонившись к стене, и заливисто хохотал.
        - Сежа... - тихо окликнул певца Вечный.
        Балабол поднял к нему лицо, протянул в его сторону руку с вытянутым указательным пальцем, погрозил им, и зашелся в хохоте еще сильней. Отдышавшись, певец произнес:
        - А ведь Ругер не ошибся: об этом походе я напишу такую песню, какую еще свет не видывал!
        - Слушай, певец, слушай внимательно, - медленно заговорил Вечный, - Компьютеры. Мобильные устройства. Автомобили. Самолеты, Роботы. Генная инженерия. Информационные технологии. Сети. Телевидение. Электроэнергия, бумажные книги, асфальтовые дороги, аэропорты, торговые центры, кино, эскалаторы, метро.
        Певец смахнул грязным рукавом слезы с глаз.
        - Ты чего такой мрачный, старичок? Возмездие случилось, - Сежа хихикнул, - хоть и без твоего участия. Обидчики мертвы, - Балабол опять издал смешок, - давным-давно, косточки в прах рассыпались. Что же ты щебечешь по-птичьи с таким лицом, будто родное пепелище оплакиваешь?
        Голос Вечного сорвался на крик:
        - Цветные карандаши, английские скрепки, говорящие куклы! Удобная обувь и одежда, подогреваемые тротуары! Уличное освещение! Вай-фай в кафе! Сборные домики! Всего этого больше нет, но это было! Ты слышишь, певец?! Было!
        Внезапно Сежа посерьезнел.
        - Слышу, Вечный, слышу. Может, все, что ты бормочешь, когда-то и имело смысл, но теперь это только ветерок на развалинах. Слышал, как в древних городах через щели воет? Вот - оно. Ты лучше беги, олдец, беги. Не порти мне песню. Как я завтра буду петь о бессмертном, если сегодня бессмертный кони двинет?
        Вечный отшатнулся и помчался по переходам наверх. Наконец, он выбежал к выходу и остановился под тусклым солнцем.
        - Ну хорошо, а дальше - куда? - пробормотал Вечный про себя, - Куда идти, когда идти больше некуда?
        Он представил одинокий путь назад через пустыню - хоронясь от Хметовой орды и диких зверей. Теперь - безо всякой сверхцели, только для выживания. Несколько недель без запасов еды и воды по бесплодной пустыне, убегая от надвигающейся холодной и голодной зимы. Вечный понял, что не дойдет. Значит, надо вовремя зарыться в бархан, чтобы изможденное тело не сожрали животные, иссыхать и мучиться до весны, пока не пойдут дожди и не пробьется зеленая трава, которую можно жевать.
        От этих тоскливых мыслей Вечный пригорюнился и тихонько завыл.
        Мясоед среди людей
        Они не должны появляться среди нас. Но иногда в этом возникает необходимость.
        К столетнему юбилею Рэта Кальвина Университет Гринписвилля готовил издание новой, дополненной биографии революционера. Не только специалистов, но и всех почитателей памяти легендарного вегана, опередившего свое время, огорчало отсутствие достоверной информации о последних часах жизни Кальвина. Неожиданно в Хельхейме обнаружился бывший коп, Роберт Смит, который признался, что присутствовал в полицейском участке в течение суток перед смертью Рэта. С него сняли показания, крайне сбивчивые и невнятные, что, впрочем, неудивительно для семидесятилетнего старика. Смит сказал, что, возможно, больше вспомнит на месте событий. Многие подозревали в этом уловку старого мититера, чтобы в последний раз перед смертью увидеть верхний мир, но возможный результат того стоил. Так Роберт Смит оказался в Писвилле, а я, Генри Джексон - его сопровождающим.
        Когда я увидел Смита, он стоял около тюремного фургона, потирая запястья, с которых только что сняли наручники. Роберт Смит выглядел довольно крепким, но преклонный возраст сказывался в позе и движениях. Лицо, шея и лысина мититера имели землистый цвет, объясняемый, впрочем, не столько старостью, сколько годами, проведенными без солнечного освещения. Седая борода контрастировала с еще не успевшими побелеть каштановыми волосами около ушей и на затылке. Одет он был стандартно - в цельноштампованные сероватые штаны и рубаху с ярко красным остроконечным треугольником на груди.
        Смит поднял голову и посмотрел вверх. Было непонятно, улыбается ли он или просто щурится.
        - Солнце.... - прошептал мититер, - А уже и не надеялся его увидеть.
        И тут же в лоб старику ударилась жестяная банка из-под сока. Смит от неожиданности попятился. Немедленно в его плечо попала вторая. Смит оглянулся и присел, беспомощно шаря глазами в поисках источника угрозы. Судя по всему, он не понимал, как реагировать.
        Я быстро оценил ситуацию и молниеносным движением выхватил из-за полицейской машины за ухо мальчишку, с испуганным любопытством глядящего на Смита.
        - Зачем ты это сделал?
        - Он же мититер! - удивленно объяснил мальчишка, показывая пальцем на старика, - Он животных убивал!
        Мой вопрос его явно озадачил. Это же так естественно - кидать в лицо мититеру жестянки.
        - Ну, во-первых, не убивал, а только ел. Убивали очень немногие. Вам разве в школе не рассказывали?
        - Все равно, - мальчишка упрямо топнул ногой, - он - пожиратель плоти, кровавое чудовище.
        - Во-вторых, - продолжил я, - наказанием мясоедов занимаются Гости. Мититеров держат в Хельхейме и там они несут достаточное возмездие за свои преступления. В четко определенном для них размере.
        - Это неправильно. Почему их просто не убили всех?
        Тут я позволил себе рассердиться.
        - Что это за разговоры, молодой человек? Что значит - почему? Именно потому, что мы и Гости - не мититеры. Мы отличаемся от них. Бессмысленная жестокость нам чужда. Ты все понял?
        Мальчишка неуверенно кивнул. Судя по всему, он только сейчас меня разглядел, и теперь смотрел во все глаза.
        - Вы - старший?
        - Да.
        - А как это - жить по-нормальному до Явления? По-вегетариански? Очень страшно?
        Я улыбнулся.
        - Извини, очень хотел бы с тобой поговорить и все рассказать, но у меня дела. Очень важные. Как-нибудь в другой раз. Иди.
        Стервец вежливо попрощался и убежал.
        Я подошел к Смиту.
        - Спасибо, - искренне поблагодарил Смит, - Вы меня очень выручили. А то я уже решил, что сейчас меня закидают камнями, как Марию Магдалину.
        - Не за что, мистер Смит, - ответил я, - Меня зовут Генри Джексон, я - Ваш сопровождающий.
        - А, понятно, - протянул старик, на глазах скучнея, - И что дальше?
        - Дальше у нас встреча с профессором Рэббитом у него дома. Через полтора часа. Он Вам задаст несколько вопросов. Потом мы пообедаем. А после все вместе отправимся в полицейский участок, где умер Кальвин.
        - А потом?
        Я нахмурился.
        -Потом Вы вернетесь в Хельхейм. А Вы ожидали чего-то другого?
        Смит усмехнулся.
        - Да нет. И того уже много. Это первый мой выход на поверхность за сорок лет.
        - У нас есть два варианта, - продолжил я, - Мы можем взять такси до дома профессора. И подождать его на веранде или в холле - как разрешит его жена. Второй вариант - можем пройтись пешком, это недалеко - через парк. Зайти по дороге в кафе-мороженое.
        Старик глянул на меня безумными глазами.
        - Это... можно?
        - Почему нет? - сказал я, - Вообще-то, у меня большие полномочия. Так что могу принимать решение о нашем маршруте, какое мне заблагорассудится. С другой стороны, я несу за Вас полную ответственность. Если Вы попытаетесь сбежать или еще что-то натворите, у меня будут большие неприятности. Но Вы производите впечатление здравомыслящего человека, и ничего подобного делать не будете. Не так ли?
        - Да, да, конечно, - согласно закивал старый мититер.
        - Тогда, вперед! - весело объявил я.
        Старик тоже улыбнулся, и, засеменил рядом со мной.
        Мы вышли со двора полицейского управления и отправились на главную аллею парка. Старый мититер, не переставая, жадно смотрел по сторонам. Ему явно было интересно буквально все вокруг, включая самые обычные вещи. Родители с детьми, газоны с полевыми цветами, лотки с пирожками и соками. Я старался идти по самому краю аллеи в тени высоких кустов, чтобы мой спутник не слишком бросался в глаза. Некоторые особенно внимательные прохожие встревоженно задерживали на нас взгляды, но заметил мой жетон на груди, и, поняв мое желание не привлекать внимание, тут же отводили глаза. Все же деликатность и уважение к чужому пространству - неотъемлемый атрибут нашей культуры.
        - Сколько молодых лиц. И детей. А где черуты? - через некоторое время спросил Смит, - я их совсем не вижу.
        - Вообще-то, их тут совсем немного. Они стараются не вмешиваться в наши дела без крайней необходимости, - объяснил я, - Пока мы сами не позовем. Но теперь мы стараемся справляться самостоятельно. И здесь не употребляется слово "черуты". Мы их называем Гостями.
        - А у нас их много, - задумчиво проговорил старик, - Я-то думал, они здесь кишмя кишат. Странно это.
        Внезапно он остановился и задрал голову. Невдалеке над кустами виднелся большой чугунный крест.
        - Что это? Церковь?
        - А Вы не помните? - удивился я, - Она тут и в Ваши времена стояла.
        - Да, да, конечно, - быстро пробормотал старик, - Но тут все так изменилось...
        - Только там сейчас не католический приход, а Новая Церковь Франциска Ассизского, - пояснил я.
        - В Хельхейме остались католики, - заметил Смит, - Даже мессы служат, только вот евхаристия запрещена.
        Его губы в жесткой кайме серых усов и бороды разошлись в усмешке.
        - Черуты говорят, что если христиане верят в пресуществление, то это ритуальное мясоедение, а если не верят, то это не причастие.
        Я показал рукой в сторону храма.
        - Хотите зайти?
        - А есть, что посмотреть? - осведомился Смит.
        - Появились новые интересные фрески.
        - Какие, например?
        - Например, кисти Альвы Бьернсона - изображение Брата волка с нимбом.
        - Как можно, Джексон! - Смит всплеснул руками, - Он же мясоед!
        Я сдержал невольную улыбку. Шутка мне понравилась, но то, что контроль происходящего переходит к Смиту, не очень устраивало. Я решительно потянул его за рукав.
        - Пожалуй, и впрямь не стоит туда заходить. У нас не так много времени.
        Из зарослей вышла косуля. Заметив нас, подняла голову от травы. Ее глаза встретились с глазами Смита. Взгляд косули был абсолютно спокоен, только казался немного удивленным. Возможно, впрочем, это излишний антропоморфизм.
        - Непуганые твари... - прошептал Смит, - Я вот все думал. Они же после..., - он запнулся, - нашего ухода должны были жуть как размножиться. Как Вы с этим справляетесь?
        - Есть способы, - сказал я.
        - Отстреливаете?
        Само это слово из уст мититера прозвучало как выстрел.
        - Например, стерилизуем. Гости поделились своими биотехнологиями, - я пояснил, - В воздухе распространяются специальные аэрозоли, которые выборочно делают бесплодным определенный процент популяции.
        Старик приподнял брови.
        - То есть, делаете со своими любимыми кроликами-зайчиками в точности то же, что сделали с нами - кровавыми мясоедами? Какая ирония!
        ***
        - Извините, Смит, я Вам не сказал. Мне нужно здесь встретиться с одним человеком. Я только передам книгу и все.
        - Да ради бога, Джексон, - Смит ухмыльнулся, - Вы думаете, я буду возражать против лишних минут в этом благословенном месте?
        Старик разглядывал стаканчик с разноцветными шариками мороженого, как немыслимую драгоценность.
        - В Хельхейме нет мороженого? - спросил я.
        - Есть, есть, - Смит махнул рукой, - но не такое. Там все - не такое.
        Я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной, и обернулся. Джейн напоминала соляной столб с глазами, уставившимися на Смита.
        - Присоединяйся, Джейн, это мистер Смит, - я похлопал рукой по скамейке рядом с собой.
        - Очень приятно, - сказал Смит, облизывая ложку.
        Девушка села на край скамейки рядом со мной, не сводя глаз со старика.
        - Почему Вы на меня так смотрите, - поинтересовался Смит.
        - Я пытаюсь понять, - коротко ответила Джейн.
        - Что понять? - уточнил Смит.
        - Вы похожи на обычного человека.
        - Я и есть обычный человек, - заметил Смит, продолжая есть мороженое, - Еще недавно такими же были практически все жители Земли. Да и сейчас таких миллиарды. Просто Вы их не видите, они - под землей.
        - Вот я и пытаюсь понять, как миллиарды людей, похожих на меня, могли без принуждения, по доброй воле годами творить весь этот ужас.
        - Ужас? А что такое по-Вашему ужас, милое дитя? - поинтересовался Смит.
        Джейн сжала губы.
        - Ужас - ежедневное сознательное убийство миллионов живых существ. Коров, свиней, овец, собак. Практически не отличающихся от людей по физиологии и чрезвычайно близких им по интеллекту. Убийство ради съедения.
        Смит пожал плечами.
        - Но люди должны что-то есть.
        Джейн даже привстала от возмущения.
        - Зачем Вы так нагло лжете? Я же знаю, что в Ваше время уже не было проблем с продуктами питания. Вы могли спокойно питаться растительной пищей. Вас никто не заставлял убивать зверей - ни голод, ни люди. Это был Ваш собственный чудовищный выбор.
        Смит вздохнул.
        - Это Вы сейчас считаете чудовищным выбором. Но тогда это не было ни тем, ни другим. Большинство не видело в этом ничего чудовищного, да, в общем-то, и не выбирало.
        - И опять ложь. Либо Вы неправдоподобно невежественны, - сердито заявила Джейн, - Целые культуры отвергали это варварство. Это любой школьник знает. Индуисты, большинство буддистов. Они жили в мире с природой и учили этому других. Будущее было рядом с Вами, но Вы отвергали его по своей воле. Вы заслужили свою участь.
        - Буддисты? - Смит задумался, не замечая, что растаявшее мороженое капает ему на штаны, - Вы знаете, кто такие "красные кхмеры"?
        - Кто? - не поняла Джейн.
        - Не знаете, - удовлетворенно кивнул старик, - Надо заметить, у Вас несколько однобокое образование. Это такие люди буддистской культуры, уничтожившие за три года три миллиона других людей буддистской культуры. Буддисты в Бирме устроили террор против своего народа и гонения на национальные меньшинства, близкие к геноциду. Индуисты практиковали издевательства над низшими кастами. Я не говорю про относительно недавно ушедший обычай индуистов сжигать вдов живьем после смерти мужа.
        - Ложь! - взвизгнула девушка, - Зачем Вы клевещете??
        Я мягко положил ладонь на ее руку.
        - Вообще-то, это правда, Джейн.
        Джейн недоуменно посмотрела на меня.
        - Ты что, на его стороне?
        - Полагаю, в данном случае мистер Джексон на стороне истины, - спокойно заключил мититер, - Я, и он, и, я полагаю, Ваши предки относились к культуре, практикующей мясоедение. При этом эта культура была куда прогрессивней и гуманнее милых Вашему сердцу буддистов-индуистов. К тому же большинство из них не ело мясо просто за отсутствием у них такой возможности. Они были чудовищно бедны.
        Джейн огляделась, будто ища помощи. Я ободряюще похлопал ее по руке.
        - Все равно, - успокоившись, сказала Джейн, - В Ваше время в рамках западной цивилизации существовало огромное движение вегетарианцев и веганов. "Гринпис", Фронт освобождения животных. Великие Дейв Блинкинсон, Питер Янг, Джош Деммиш.
        - Но их было очень мало, - заметил Смит, - Названные Вами господа и вовсе воспринимались как безумцы. Насколько я понимаю, даже вегетарианцами. А большинство западных людей принимало употребление мяса животных в пищу как само собой разумеющееся. И Вы бы принимали, милая девочка, если бы жили в то время.
        - Я?? - Джейн задохнулась от возмущения, - Да как Вы смеете! Вы соображаете, что говорите? Что я бы считала нормальным съедение убитых для этого зверей? Да психически нормального человека от одной мысли об этом выворачивает! Не смейте судить меня по себе! Я не такая как Вы!
        - Я и не говорю, что Вы - такая же. Но не прилети сюда синекожие, были бы такой же.
        Смит повернулся ко мне.
        - Джексон, скажите, Ваши родители - вегетарианцы?
        Я помотал головой.
        - Нет, они умерли в Хельхейме.
        - Соболезную, - хмуро кивнул Смит, - А Ваши дедушки с бабушками, милая девушка? Вы их знали?
        - Нет, - удивленно пробормотала Джейн, - Но при чем здесь это?
        Смит покивал.
        - Значит, они тоже мититеры и оказались под землей. И если бы не Явление, воспитали Вас мясоедом. И мы бы с Вами ели сейчас не мороженое из растительных жиров, а жаркое из кролика под сметанным соусом.
        От этих слов Джейн явно замутило.
        - Прекратите... Это отвратительно... - промямлила она.
        Смит откинул голову назад и скрестил руки на груди.
        - Отвратительно? А, по-моему, отвратительно в один прекрасный день прилететь на чужую планету, притворно пожалеть несчастных убиенных овечек, и на этом основании отправить в подземный концлагерь всех людей, попробовавших мясо, старше девяти лет. Навсегда, без права на помилование и досрочное освобождение. А детей младше девяти под предлогом их невинности оторвать от матерей и отцов и обречь на сиротство. И вложить в головы легко внушаемых детенышей ненависть и презрение к родителям и всей человеческой цивилизации за одно лишь употребление плоти животных в пищу.
        Он говорил четко, рублеными фразами. Определенно этот манифест в его голове отрабатывался давно.
        - Да-да, девушка, я про Ваших любимых черутов говорю. Что Вы вздрагиваете? Покушаюсь на святое? Так это они для Вас - ангелы с небес. А для меня - непрошенные гости, вломившиеся в мой дом, и начавшие бесцеременно устанавливать в нем свои порядки.
        Он перегнулся через стол в сторону Джейн.
        - Понимаете, дитя, мы без них нормально жили. И у нас был прогресс. Мы запретили рабство. Мы почти отменили смертную казнь. Женщины и негры получили равные права с белыми мужчинами. Гомосексуалисты перестали оглядываться на улице. Человечество и так семимильными шагами шло в сторону смягчения нравов и увеличения свобод. Может быть, чем черт не шутит, через какие-нибудь двести лет и от мяса отказались бы. А может, и раньше. Но им захотелось сломать наш мир через колено.
        Джейн восстановила дыхание и смотрела на Смита изучающе, как на насекомое с лишним десятком конечностей.
        - Ни тени раскаянья... - прошептала она, - Сорок лет перевоспитания - и никакого результата. Достаточно задеть за живое, ткнуть в нужную точку, и мититер немедленно показывает себя во всей красе. Агрессивный, нетерпимый, полный ненависти и злобы. Значит, все было правильно. Только так можно построить новый мир - без войн, без насилия. Только отправив всех отравленных трупным ядом под землю...
        - А ты почему молчишь? - Джейн с негодованием повернулась ко мне, - Ты слышишь, что он говорит?
        - Мистер Смит - мой подопечный. Что мне с ним - драться, что ли? - возразил я, - И потом, мне интересно посмотреть, как ты умеешь отстаивать свои убеждения.
        - И... как? - девушка вопросительно уставилась на меня.
        Я в раздумье медленно и неопределенно покачал рукой в воздухе, потом махнул - мол, бог с ним, и выдохнул:
        - Вообще-то, никуда не годно.
        Смит откровенно расхохотался.
        Джейн возмущенно фыркнула, вскочила и быстрым шагом рванула из кафе. Ее спина демонстрировала крайнее презрение.
        - Подожди, - крикнул я ей, - А книжка Кальвина!
        - Из Сети скачай! - донес до меня ветер.
        - Какая серьезная девушка - с усмешкой проговорил Смит, - Ваша помощница?
        - Нет, - я покачал головой.
        - А кто? Дочь?
        - Подруга. Мы с ней вместе живем.
        - Вы - с ней? - Смит выглядел ошарашенным, - но Вам же под шестьдесят, а ей двадцать от силы!
        - Мне - семьдесят, Джон, как и Вам, - ответил я, улыбнувшись, - Видите ли, мы - старшее поколение - здесь популярны. В том числе у девушек. Нас очень мало. Мы видели и знаем то, о чем они понятия не имели. За нас конкуренция.
        - А у Вас есть семья? Я имею в виду нормальную семью, - задумчиво уточнил Смит, - Жена, дети...
        Я кивнул.
        - Дети есть, уже взрослые. У них свои семьи. С женой - в разводе. Она себе нашла молодого парня. Но я не в обиде, я один тоже не остался.
        Смит рассеянно кивнул.
        - Ну да, ну да. Кроткие унаследовали землю... Знаете, Джексон, у меня тоже была семья. Жена и сын. Сыну ко времени Явления до девяти лет оставалось несколько дней. Он остался на поверхности. Мэри очень много плакала. Потом перестала. После истории с парнем Гуллитов.
        - Какой истории? - не понял я.
        Смит помрачнел.
        - Гуллиты - наши соседи. Мы с ними познакомились уже в блоке. Их мальчик отпраздновал девять лет за пять дней до Явления. Его вместе с родителями отправили в Хельхейм. Когда ему исполнилось четырнадцать, он начал писать прошения, чтобы ему позволили жить на поверхности. Не знаю точно, что уж он там писал, на какое чудо надеялся. Он делал это два года. Конечно, безрезультатно. Постепенно у него, похоже, съехала крыша. Он приставал ко всем с объяснениями, что он съел только один пирожок с мясом, что его заставляли, что его обманывали, говорили - кормят тушеными овощами. Он это твердил мне, охранникам, даже черуту, хотя тот ни черта не понимал. А потом Гарри убил Гуллитов. Обоих. Заточенной ножкой от стула.
        Я слегка пожал плечами.
        - Может быть, это как раз показывает, что в Хельхейме ему - самое место?
        Смит резко остановился и пронзительно посмотрел мне прямо в глаза. Я улыбнулся и спокойно выдержал взгляд. Смит сплюнул.
        - Ну так что, Джексон? Мы уже не идем к профу Рэббиту?
        - Почему? - удивился я.
        - То есть как почему? - пришел черед изумляться Смиту, - После того, что я тут наговорил?
        - Извините, мистер Смит, Вы, наверно, не поняли, - я покачал головой, - Этот Ваш выход на поверхность - не награда за какие-то заслуги и не послабление. Вы здесь только потому, что должны показать на месте, как умер Рэт Кальвин. Вспомнить его последние слова.
        - Ах да, - Смит опустил голову, - Ваш великий Кальвин... Насколько я понял из телепередач, он взрывал лаборатории, где проводили опыты над животными. Иногда вместе с учеными. Впрочем, и в наши времена в некоторых странах террористов почитали как героев.
        Маленькая собачонка выскочила на дорожку и, виляя хвостом, дружелюбно подбежала к Смиту.
        - Господи... - пробормотал Смит, - как давно я не видел собак так близко.
        Он опустился на корточки, и потрепал животное по спине.
        - Хорошая девочка, хорошая. Молодец.
        Собака, обрадованная лаской, подпрыгнула и лизнула старика в нос. Смит радостно засмеялся.
        - Бони! - раздался громкий женский голос, - Сюда, Бони. Не приставай к людям.
        Я обернулся. В конце дорожки шла женщина среднего возраста.
        Смит выпрямился и, улыбаясь, сказал:
        - Да ничего, она мне не мешает.
        Женщина увидела знак на груди Смита и остановилась как вкопанная. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу.
        - Бони!!
        Издав истошный вопль, женщина бросилась к Смиту и вырвала у него из рук собаку. Животное испуганно заскулило.
        - Что?.. Что случилось? - непонимающе проговорил старик.
        Он в полном недоумении смотрел перед собой. Женщина медленно пятилась от него на коленях, не решаясь встать. Постепенно на лице Смита появилось понимание.
        - Да погодите, - произнес он с удивленной улыбкой, - Вы же не думаете, что я собираюсь причинить ей вред.
        - Бонечка, он тебя не тронет, я тебя защищу, Бонечка, - бормотала хозяйка, прижимая к себе собаку. Бони обеспокоенно вертела головой с нее на Смита. Потом нахмурилась, зарычала и пару раз тявкнула в сторону старика. Смит перестал улыбаться и медленно поднялся на ноги.
        Я поспешно подошел к Смиту.
        - Все нормально, мисс. Я - представитель опеки. Вот.
        Я протянул женщине жетон.
        - Я контролирую его.
        Женщина недоверчиво оглядела меня. Потом Смита.
        - Контролируете? Не уверена... Простите, старший, но Вам не кажется, что Вы несколько староваты для такого дела? И почему он в людном месте без намордника... ой, то есть, без наручников?
        Глаза Смита сверкнули.
        - Я - не зверь.
        - Конечно, не зверь, - медленно сказала женщина, - Вы - тот, кто убивает зверей.
        Она крепко прижала к себе собачку. На поляне стало людно. Прохожие останавливались, привлеченные необычной сценой.
        - Все, Смит, - я решительно потянул его за рукав, - Пошли. Достаточно развлеклись.
        Смит очнулся, и медленно, глядя в землю, пошел за мной. Только один раз он поднял голову, и я увидел в его глазах бессильное бешенство.
        ***
        По мере приближения к дому Рэббита Смит шел все медленнее, пока вовсе не остановился. Его лицо покраснело, он тяжело дышал.
        - Подождите, Джексон. Мне надо отдохнуть. Годы, знаете ли, - Смит по-стариковски дряхло опустился на ступеньку, - Слава богу, мне недолго осталось.
        - Да бросьте, Роберт, - я ободряюще похлопал его по плечу, - Вы - мой ровесник, а я умирать в ближайшие лет двадцать точно не собираюсь.
        Смит покачал головой.
        - Вы забыли, где живете Вы, а где я.
        Я пожал плечами.
        - По соглашению с черутами питание, медицинская поддержка и общие условия жизни в Хельхейме не хуже, чем в соцпакете на поверхности. А мы живем в обществе социальной солидарности.
        Смит криво усмехнулся.
        - Я не думаю, что ваших бедняков перед каждым приемом пищи заставляют смотреть сцены с боен, записи вивисекции животных в лабораториях или охоту на самок китов с детенышами. Я на это гляжу уже сорок лет подряд. Каждый день! Те, кто отворачивается, остаются без еды.
        - Я полагаю, убитые и замученные животные страдали больше.
        Смит вскинул голову.
        - Джексон! - простонал он, - Вы что, действительно, думаете, что страдания людей, включая десятилетних детей, и страдания безмозглых тварей - одно и то же? Что мы все это, на самом деле, заслужили? Да бросьте, Вы же все прекрасно понимаете! Синекожие просто придумали предлог, чтобы отобрать у человечества Землю!
        - Если бы дело было только в этом, черуты могли это сделать безо всяких предлогов, - парировал я, - Их технологии несравнимы с нашими.
        - О да, - протянул Смит, - Наши правители это сразу поняли, и сложили лапки. Синекожие знали, чем шантажировать: "без шума спуститесь в преисподнюю, и ваши дети останутся жить на поверхности, смогут видеть небо". И сначала ведь речь не шла о том, что это навсегда.
        Последние слова Смит провыл, как раненый зверь. Я уже думал, что у него какой-то приступ. Но тут он неожиданно хихикнул.
        - Впрочем, эти гуманисты устроили пару показательных Рагнарёков. Чтобы не рыпались. Я помню, что они сделали с Новым Орлеаном.
        Я сурово посмотрел на него.
        - Иногда надо пожертвовать тысячами, чтобы спасти миллионы. После Нового Орлеана регулярные армии большинства государств сложили оружие. Это сохранило миллиарды жизней.
        - Ага, сохранило. Для преисподней. А продолжения на поверхности я уже не застал. Что дальше-то было? Точечное выжигание непокорных лазерами?
        Я нахмурился.
        - Было трудное построение нового мира. Тяжелая работа. А почему Вы спрашиваете? Насколько я понимаю, в Хельхейме транслируют передачи внешних телеканалов.
        Смит досадливо махнул рукой.
        - Да, Вы мне тут будете рассказывать! Вы думаете, я верю хоть слову из того, что там говорят? Хренова пастораль, лев с ягненком, возлежащие рядом. Тошно смотреть. Да не бывает такого мира! Мир - это борьба, кровь, мольбы поверженных, радостные крики победителей. Вот что такое настоящий мир. И другого нет и быть не может.
        - А вот это все, - он прочертил в воздухе скрюченным пальцем дугу, - это все - бутафория. Это означает только, что настоящие хозяева, победители, настоящие мясоеды спрятались за этой декорацией и хихикают над нами оттуда.
        Смит повернулся ко мне.
        - Я готов простить эту глупую девочку, ибо не ведает, что бормочет. Ее так научили, индоктринировали. Насыпали мусор в ее пустую красивую головку. Но вот Вас и таких как Вы, Джексон, я никогда не прощу. Вы все понимали и сознательно встали на сторону врага. Как внутренняя охрана в лагерях смерти в гитлеровской Германии. Вы считаете, что неплохо устроились. Еще бы! Вы тут сорок лет трахаете наших дочерей и внучек, которые Вам самому в дети и внуки годятся. Но возмездие всегда настигает, всегда!
        -Вот Вас, Смит, оно и настигло.
        Смит в бешенстве затряс губой. Потом он шумно сглотнул, задыхаясь. Воспользовавшись его вынужденным молчанием, я сказал:
        - Хорошо устроился, говорите? А Вы может себе представить, каково было нам, считанным миллионам взрослых вегетарианцев, вдруг в одночасье оказаться ответственными за миллиарды брошенных вами детей? За целый мир, для поддержания которого в сколько-нибудь удовлетворительном состоянии требовалось на порядок больше народа? Хорошо еще, что Гости согласились нам помочь. Но даже при их помощи первые десять -пятнадцать лет, пока выросло и выучилось первое поколение, оказались настоящим адом. Пока Вы в Хельхейме на всем готовом корчились от злобы, мы вкалывали по-черному, мы спасали этот мир!
        Смит опустил голову на руки.
        - Знаете, Джексон, сколько народа там покончило с собой? А сколько кончает сейчас? Без детей, без работы, без будущего людям просто незачем жить. Особенно жалко молодых. Тех, кто туда попал в десять, двенадцать лет... У нас, тех, кому за шестьдесят, хотя бы воспоминания остались, а у них - ничего...
        Он резко встал на ноги, немного напугав меня.
        - Ну все, хватит, взбодрили Вы меня. Пошли к профессору Рэббиту.
        ***
        Рэббит, кудрявый с залысинами толстячок в круглых очках, встретил нас у порога дома. Вид у него был торжественно возбужденный.
        - Вы - Смит? - радостно спросил он у старика, и, не дожидаясь ответа, затараторил, - Наслышан о Вас. Мне о многом надо Вас спросить. Мы Вас так ждали. Мы же практически ничего не знаем об этом эпизоде жизни Кальвина. Таком важном.
        - Мистер Смит, это профессор Рэббит, - представил я профессора.
        - Ах да, извините, - профессор всплеснул руками, - как невежливо с моей стороны. Но я очень взволнован. Джеймс Рэббит, очень приятно.
        - Смит, - сказал Смит.
        - Да-да, я знаю, - закивал профессор.
        - Ты не понял, - Смит стоял прямо и как каменное изваяние возвышался над маленьким круглым Рэббитом, - Ты - Джеймс Смит. Это было трудно, но я добрался до тебя.
        - Простите, не понимаю, - профессор недоуменно и испуганно уставился на Смита, - Мне сказали, что Вы были в полицейском участке, когда умер Кальвин.
        - Я, действительно, занимался инспектированием муниципальных полицейских управлений. Но я никогда не видел вашего Кальвина. Я и в этом городке в первый раз. Сам не понимаю, как мне удалось запудрить мозги этим идиотам. Я пересказывал им то, что видел по телевизору, добавлял свои фантазии о незначительных деталях, а они визжали от восторга.
        - Что Вам нужно? - слабым голосом проговорил профессор, - кто Вы такой?
        Я подумал, что проф несколько туповат для ученого, но сообразил, что сам разинул рот, стою как вкопанный и ничего не предпринимаю.
        - Ты все понял, Джимми, - Смит медленно покачал головой, - Я - твой отец Роберт Смит. Твою мать зовут Мэри Смит. Тебя забрали от нас, когда тебе было восемь. Не спрашивай, чего мне стоило тебя найти, узнать, как теперь зовут. Это было невероятно сложно из Хельхейма, но я это сделал. Ради твоей матери, ради тебя.
        "Люк, я твой отец". Хороший фильм, подумал я, жаль, его перестали показывать. Слишком много насилия.
        Рэббит взмахнул руками, будто защищаясь, и попятился, ускоряя шаг.
        - Уходите из моего дома! Я не звал Вас!
        -Мерзавцы, кастраторы, - голос Смита дрогнул, - Джимми, пойми, черуты изуродовали тебя! Они принудили тебя забыть нас, своих родителей! Заставили забыть свое имя!
        - Нет, почему же? - неожиданно спокойно спросил Рэббит. Он остановился.
        - Я знаю, что мои родители - Роберт и Мэри Смит. Я еще удивился совпадению. Подумал, что сочетание "Роберт Смит" - очень распространенное.
        Проф сделал шаг обратно к Смиту.
        - И Вы правы, черуты - и старшие, - он кивнул на меня, - действительно, хотели, чтобы мы забыли своих родителей. Этого не захотели мы.
        Профессор вынул из кармана тряпочку, снял очки и начал их протирать, моргая и подслеповато щурясь на Смита.
        - Видите ли, они нам подарили новый мир, без жестокости прошлых веков. Нам самим пришлось очень тяжело трудиться, чтобы сделать таким, каким Вы его видите. Они думали, что ничего не помня о вас, о ваших преступлениях, о реках крови за вашей спиной, нам будет легче, спокойней. Но мы не хотели, чтобы было легче.
        Голос профа окреп.
        - Мы хотели, чтобы ваш мир не вернулся. А для этого нам очень важно помнить, откуда мы взялись. Не забывать, что в каждом Джеймсе Рэббите есть частичка Роберта и Мэри Смит, всю жизнь пожиравших мясо специально для этого убитых животных. Ходивших на охоту с друзьями, как на пикник. С удовольствием смотревших фильмы, где люди убивают друг друга. Голосовавших за депутатов и президентов, которые от их имени тратили триллионы долларов на создание все более изощренных устройств с единственной функцией - убивать живых существ.
        Профессор совершенно смитовским движением выбросил руку вперед и очертил вытянутым пальцем дугу.
        - Очень важно это не забывать, чтобы вот в этот наш прекрасный мир ваше дерьмо не вернулось. И я буду помнить Вас, Роберт Смит, и Вашу жену, мою генетическую мать, кормившую меня свиными отбивными до восьми лет. И сделаю все, чтобы мои дети и внуки не были на вас похожи.
        Рэббит надел очки. Он глядел на отца ясным прямым взглядом, полным сознания абсолютной правоты.
        - Я рад, что Вы пришли, Роберт Смит. Благодаря этому у меня выветрились последние остатки детских воспоминаний о прекрасном добром отце, мучившие все эти годы. А теперь уходите, разговор окончен.
        ***
        Всю обратную дорогу Смит выглядел крайне подавленным. Выйдя из вагона монорельса, он даже не поднял головы, и равнодушно дал надеть на себя наручники перед посадкой в тюремную машину.
        Уже садясь, он вдруг встрепенулся, и вцепился мне в руку.
        - Джексон, подождите! Вы сказали, Ваши родители умерли в Хельхейме. Как Вы стали вегетарианцем? Как Вы поняли?..
        Я улыбнулся.
        - В три года у меня обнаружилась непереносимость животных белков. Врачи строго-настрого велели впредь придерживаться исключительно растительной диеты.
        Смит пару раз поймал ртом воздух и отпустил мою руку. Полицейские закрыли створки фургона и машина уехала. Я некоторое время провожал его взглядом. Потом набрал номер Джейн.
        - ... Ну, не сердись, милая. Не надо хмуриться. Посмотри вокруг - мир прекрасен.