Керкопорта. Фантастические повести и рассказы Сергей Витальевич Милютин
        Действие всех произведений в этом сборнике происходит на нашей Земле. Но от этого они не становятся менее фантастическими.
        Керкпорта
        Краем пустой Сенной, пронизанной ледяным ветром, тяжело плелся худой закутанный в тряпье человек без возраста. Из- под старушечьего платка, обернутого вокруг головы, выбивались безжизненные седые пряди. За собой ленинградец с трудом волок санки с мешком, в котором смутно угадывались очертания человеческого тела.
        Ио зябко поежился, не в силах отвести взгляд.
        - Чего уставился? Не видал, как умирающий с голоду отец мертвого сына на кладбище тащит?
        Ио испуганно обернулся. Позади, опираясь на крючковатую палку, покачивался из стороны в сторону старик с сизой щетиной на багровых щеках и буравил его колючим взглядом желтых как отсыревшая бумага глаз.
        - Не видел, - пробормотал Ио, - Я - не местный, по делу здесь.
        Кровь прилила к щекам.
        - Какое у тебя, такого гладкого, тут может быть дело?- трясясь то ли от гнева, то ли от недоедания, гаркнул желтоглазый, - Собираешься разделить нашу судьбу и наши страдания? Нет? А тогда зачем ты здесь? Поглазеть пришел на боль и смерть, турист гребанный?
        Обличитель разинул щербатый рот, собираясь крикнуть что- то еще более злое и грозное. Но тут со стороны Урицка раздался грохот бьющих по Ленинграду немецких гаубиц. Им отозвалась артиллерия фельдмаршала Раглана, ударившая по Севастополю. Злобно фыркнула под Константинополем чудовищная пушка инженера Урбана.
        Вдалеке блеснул крест на темном куполе Святой Софии. Туча наползла на сумеречное солнце и мир еще больше потускнел. Здания, крепостные стены, башни с часовыми, напряженно глядящими во враждебную даль за Периметром, как будто лишились красок.
        'Утренний обстрел, - привычно определил Ио, - Надо поторопиться'
        ***
        - В деловых кругах я известен как папаша Кураж, - 'папаша' широко улыбнулся.
        Кураж имел располагающую внешность - не брутальную мужскую красоту, а представительную 'прелесть', вызывающую доверие и женщин, и мужчин. Однако Ио не мог избавиться от ощущения еле уловимой червоточинки во всем облике 'папаши'. Как в гладком глянцевом яблоке, напрочь выеденном изнутри.
        Ио оглядел комнату: давно немытые окна, залепленные бумагой крест- накрест, покрытые пылью пол и мебель, простывшие стены с унылым и страшноватым отпечатком безвозвратной оставленности хозяевами.
        - Вы выбрали странное место для встречи. И время.
        - Простите, - с тем же радушным выражением и обезоруживающей легкостью извинился Кураж, - Просто я хотел лично убедиться в Ваших выдающихся возможностях. Видите ли, мне рекомендовали Вас как человека, обладающего неким волшебным документом, который позволяет свободно перемещаться из одной части Города в другую. В любое время дня и ночи. Без опасности обыска или досмотра.
        - И как, убедились? - поинтересовался Ио, стараясь поменьше демонстрировать эмоции.
        - Вне всякого сомнения! Не знаю, понимаете ли Вы, насколько ценны такие возможности , - Кураж изобразил бурную радость, хлопнув себя по колену, - Вместе мы можем сделать хороший бизнес!
        Ио попытался максимально убедительно показать заинтересованность.
        - Вы не могли бы пояснить суть Вашего предложения?
        - Как Вам угодно, - с готовностью согласился Кураж, - Как Вы знаете, в разных частях Города совершенно разная ситуация с продовольственным обеспечением. Здесь, в Ленинграде люди буквально умирают с голоду. В Иерусалиме - примерно так же худо, да еще и римляне перекрыли доступ к воде. Зато у храмовников в Аккре нет проблем с морской рыбой, а в Константинополе в пределах стен, вообще, возделываемые поля и пастбища со стадами овец. А теперь представьте себе, сколько ценностей - картин известных мастеров, других предметов искусства, камней, золотых и серебряных украшений сейчас лежит без дела в квартирах, подобных этой. И их владельцы очень нуждаются и в тамплиерской рыбе, и в царьградском баранине. Да что там - в банальном хлебе! Улавливаете мою мысль?
        Ио медленно кивнул.
        - Вы предлагаете обменивать предметы роскоши на товары первой необходимости. Попросту говоря, на еду.
        - В самую точку! - Кураж выбросил в сторону Ио руку с вытянутым указательным пальцем, - Владельцы с радостью расплатятся рубиновым колье за пару буханок хлеба. Да такая норма прибыли и Марксу не снилась в самых страшных снах! От Вас не требуется ровным счетом ничего- только сопровождение моих людей в их деловых вояжах из одной части города в другой. Ну и в случае чего извлечение Вашего документа. И за эту малость - пятьдесят процентов прибыли. Так как - по рукам?
        Глаза 'папаши' лихорадочно блестели. 'А, ведь, он опасен. И около дома, наверняка, дежурит пара громил, готовых на все, - вдруг подумал Ио, - Почему мне не страшно?'
        Он вспомнил слова Гогенхайма: 'Вы выглядите как бывалый мужчина средних лет и обладаете эрудицией умудренного человека. Но Ваш нынешний тип поведения, скорее, похож на подростковый: неоправданно низкая чувствительность к опасности и категоричность суждений юнца. Оба недостатка обычно проходят с опытом. Но Вы-то как раз личный опыт и утратили. По мере восстановления памяти все вернется. Но пока просто имейте в виду: не рискуйте и постарайтесь относиться к чужим слабостями более снисходительно.'
        - Скажите, мсье Кураж, - Ио задумчиво опустил голову, - Вас не волнует этическая сторона вопроса? Ведь, фактически это грабеж людей, оказавшихся в отчаянном положении.
        Кураж посерьезнел, поджал губы.
        - Простите, уважаемый Ио, но никакого грабежа нет. Обычная торговля в соответствии с ее сутью, не изменившейся за тысячелетия. Люди отдают то, что им нужно меньше, за то, что им в данный момент жизненно необходимо.
        'Папаша' придвинул кресло ближе и доверительно наклонился к Ио.
        - Задумайтесь, Ио - мы же фактически спасем десятки людей от голодной смерти. Ну а тысячи процентов прибыли - разве не достойная плата за такое благодеяние и риск, с ним связанный?
        Ио изобразил последнее колебание.
        - Кстати, насчет риска. Скажите, а раньше- то Вы этим занимались? Поймите правильно, я не делал до сих пор ничего подобного. Мне бы не хотелось бы влезать в дело, в котором участвуют одни дилетанты. Сами понимаете, какое сейчас время. Шалости, к которым раньше власти относились весьма снисходительно...
        - Об этом не беспокойтесь, - с улыбкой оборвал его Кураж , - За последние несколько месяцев я уже сделал целое состояние на таких операциях в Париже. И как видите, жив и на свободе. А представьте себе, как мы развернемся с Вашими возможностями! Что же касается упомянутых Вами властей...
        Губы Куража презрительно скривились, он откинулся на спинку кресла
        - Я бы сказал им так: если вы не можете спасти людей от голодной смерти, мешать это делать другим любым способом - цинизм девяносто пятой пробы.
        - Вам представится прекрасная возможность поделиться своими соображениями с представителями власти непосредственно, мсье Кураж, - раздался спокойный, даже ленивый голос из коридора.
        - Что? Что происходит? - Кураж от неожиданности неловко вскочил и едва не рухнул набок вместе с креслом, - Жанно! Пьер! - крикнул он в темноту.
        Оттуда вышли полицейские, которых он явно не ожидал увидеть.
        - Если ищете своих помощников, то они уже у нас, - в пятне сумеречного света возник офицер в капитанском мундире, с прямой спиной, осанкой военного и лицом человека, буднично и скучновато уверенного в собственной правоте.
        - Господин капитан? - Кураж поспешно повернулся к капитану, - Можно переговорить с глазу на глаз?
        'Вот это реакция!' - невольно восхитился Ио.
        - Нельзя, - офицер зевнул, прикрыв рот рукой в перчатке, - Предлагать мне взятку или пытаться договориться как- то иначе - бессмысленно. Забудьте, Кураж. Все кончено.
        Профиль капитана особенно четко отразился тенью на стене.
        - Феб, неужели это ты? - Ио с удивлением увидел на лице 'папаши' искреннюю, хотя и изрядно истерическую радость.
        Еще больше Ио изумился, когда Кураж вскочил и бросился к офицеру с явным намерением заключить того в объятия. Капитан с сонно полузакрытыми глазами, названный Фебом, недовольным жестом отстранил порывистого гражданина от себя. Коммерсанта тут же крепко подхватили под руки двое полицейских и вдавили обратно в кресло.
        - Мсье Кураж, - скучным голосом продолжил капитан, как ни в чем ни бывало, - Вы признаете, что только что предлагали господину Ио присоединиться к банде, уже несколько месяцев занимающейся спекуляцией продовольствием в районе особого положения?
        Кураж приоткрыл рот, судорожно втянул воздух, словно разучившись дышать.
        - Можете не отвечать, - капитан пожал плечами, - Для осуждения достаточно фактов и без Вашего признания. Так что сейчас - в камеру, а завтра - военный суд.
        - Как военный, какой военный? - задержанный побелел, - Я же - штатский!
        - Ваше преступление в прифронтовой зоне подпадает под юрисдикцию военных властей, - снизошел до объяснения офицер, - Пару месяцев назад к прифронтовой зоне отнесен весь Париж - пруссаки в прямой видимости. Так что и без Ленинграда на высшую меру Вы уже наторговали.
        Будто в подтверждение слов капитана невдалеке послышались артиллерийские раскаты. Кто- то из полицейских глухо выругался.
        - Ты меня не узнаешь? - с отчаяньем Кураж вытянул шею, чтобы его лицо попало в свет из окна, - Это же я, Шарль, Шарло!
        - Отчего же? Узнаю, - спокойно согласился Феб, - Шарль. Двадцать лет назад Вы жили в доме напротив квартиры одного будущего офицера полиции.
        - И это все? - задержанный выпучил глаза, - Мы же были друзьями!
        Феб пожал плечами.
        - Когда-то я тоже так думал. Но если помните, несколько лет назад некий молодой полицейский обратился к одному начинающему депутату городского собрания с незначительной просьбой. А депутат ее проигнорировал. Тогда полицейский понял ошибку. И сделал выводы.
        Кураж часто заморгал, от страха теряя контроль за членами. Его рука мелко задрожала на ручке кресла.
        - И ты... из- за этой ерунды обречешь друга детства на смерть? Они же меня расстреляют!
        Офицер заложил руки за спину, зевнул.
        - Немного не так. Благодаря этой ерунде тот офицер понял, что упомянутый депутат его другом вовсе не считает. А дружба, как понимаете, односторонней не бывает. Ради обычного знакомого нарушать закон в военное время никто, разумеется, не станет.
        - Феб, погоди!
        Кураж дернулся, его опять вжали в кресло.
        - Да послушай, наконец. В обмен на свою жизнь я могу отдать тебе кое- что более ценное, чем деньги!
        Папаша' как гусь, вытянул шею и громким шепотом прошипел в сторону друга детства.
        - Я кое- что знаю о Керкопорте!..
        Капитан пожал плечами.
        - Не располагаю полномочиями на ведение таких переговоров. Вот попадете к дознавателю, через него и сообщите, кому надо.
        - Но им- то, им- то как раз, не надо! - взвыл Кураж.
        Капитан кивнул подчиненным.
        - Уведите.
        Кураж неожиданно обмяк. На его лице застыло выражение парализующего ужаса. Сотрудники Феба как мешок вынули 'папашу' из кресла и без церемоний потащили за дверь.
        - А Вы и есть наш информатор?
        Последний вопрос капитан задал уже Ио.
        - Так точно, - ответил за него долговязый полицейский, - Именно этот господин сообщил о встрече.
        - Позволите посмотреть документ, о котором говорил Кураж? - поинтересовался Феб, - Крайне любопытно.
        - Пожалуйста, капитан, - Ио протянул мандат.
        По мере чтения Фебом бумаги Ио с интересом наблюдал, как у капитана медленно приподнимаются брови. С неохотой Ио признался себе, что подобные моменты начинают доставлять ему удовольствие. Капитан вернул бумагу и отдал честь.
        - Могу быть чем- то полезен, господин Ио?
        - Скажите, капитан, - Ио пристально посмотрел на Феба, - А если бы гражданин оставался Вашим другом, Вы бы ради него нарушили закон?
        Во взгляде капитана мелькнула не слишком скрываемая ирония. Он заложил руки за спину.
        - Если больше пожеланий нет, не смею Вас задерживать, господин Ио. Будьте осторожны. Такое время, что за ошибки приходится дорого платить. Осада.
        ***
        Открыв знакомую массивную дверь, Ио вежливо поздоровался с неизменно приветливой хозяйкой пансиона. Поднялся по скрипучей лестнице, отпер массивным ключом с фигурным ушком дубовую дверь. Очутился в мансардной комнате со скошенным потолком, добротной застланной кроватью, столом, двумя стульями и сундуком. Именно она и называлось у него домом, за неимением лучшего.
        Ио поставил трость к стене, подошел к умывальнику и плеснул в лицо две пригоршни холодной воды. Глянул в зеркало. Оттуда с унылой укоризной посмотрел худощавый блеклый брюнет среднего роста и возраста с бледным мокрым лицом, поросшим черным волосом под носом, на подбородке и щеках. Под грустными глазами виднелись огромные фиолетовые мешки, в неярком освещении напоминающие фингалы.
        Завершала образ офицерская шинель без знаков отличия поверх цивильного платья. Дворовая помесь дезертира с вольным художником.
        Постоялец огляделся. Пробежал уже привычным взглядом по не вертикальным кирпичным стенам и не горизонтальному потолку. С легким беспокойством сообразил, что эта голубятня начинает ему нравиться.
        Ио вспомнил, какое удручающее впечатление мансарда произвела на него, когда его сюда впервые привел мэтр Гогенхайм. Доктор отпер дверь, сунул не очень понимающему происходящее Ио фигурный ключ и бодро сообщил:
        - Располагайтесь, поживете пока здесь. Вот Вам хлебные карточки на неделю и деньги на первое время.
        Ио, моложе и глупее на несколько недель, машинально взял из рук доктора две пачки бумажек, схваченных резинкой, повертел, сунул в карман.
        - Комната с завтраком и обедом оплачена вперед. Это, вообще, не Ваша забота, - с нарочито приподнятой интонацией продолжал Гогенхайм, - Насчет смены белья, стирки, чистки одежды и всего такого обращайтесь к мадам - Вы ее видели внизу. Приходите ко мне на обследование раз в неделю. Скажем, в понедельник. У Вас на понедельник никаких планов нет?
        - Нет.
        Только тут Ио сообразил, что доктор шутит.
        - Тогда все, - удовлетворенно кивнул Гогенхайм, - Счастливо оставаться. Главное, потратьте время с толком - я Вам объяснял...
        ...Ио вздохнул, подошел к окну. Поглядел на бесконечные ряды крыш, шпилей, колоколен и куполов. Туда, где темнели суровые стены и разновидные башни Соловецкого монастыря, осажденного безбожными никонианцами. На мрачную громаду Консьержери. На Троице- Сергиеву лавру в туманной дымке и виднеющиеся за ней позиции литвинов. Ближе в разных местах различались серые каменные кварталы Кандии, ощетинившиеся от османов дулами пушек, деревянные терема Козельска, песочно- желтые стены Аккрской крепости, кривые улочки Ла- Валетты. Справа, освещенный пробивающимся среди туч солнцам, блестел изгиб Золотого Рога с лазурной водой, качающимися на его волнах деловыми рыбацкими лодками и праздными торговыми кораблями, запертыми в заливе великой цепью, и турецким флотом за ней. Слева над встречающейся с серо- голубым небом поверхностью Севастопольской бухты торчали мачты затопленных адмиралом Корниловым кораблей Черноморского флота Дальше почти на грани видимости, за стенами на линии горизонта виднелись зловещие мертвые силуэты захваченных Врагом Мецады и Сигетвара.
        Постоялец подошел к кровати, рухнул на покрывало, не снимая пальто. Закрыл лицо рукой от некстати выстрелившего через дыру в тучах солнечного луча. Несколько минут полежал, разрываясь между намерением снять пальто и нежеланием шевелиться. Посмотрел на часы, выдохнул со стоном. Опустил ноги с кровати.
        Как ни лень, но пора идти на встречу с Никитой.
        Начинался очередной день осады Города.
        ***
        Знакомство с Никитой Ио мог считать благословением судьбы, если бы оно не оказалась единственным успехом в его предприятии.
        Никита окликнул Ио, когда тот после бесплодных блужданий в очередной раз плелся в пансион по царьградской улице и остановился передохнуть на форуме Феодосия.
        - Ио, дорогой мой! Рад Вас видеть в добром здравии!
        С сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, Ио обернулся на голос и увидел маленького человечка возраста чуть старше среднего, уже изрядно облысевшего, с короткой бородкой, кривыми ножками под заметным брюшком и широкой улыбкой во все лицо.
        - А уж как я рад, - совершенно искренне отозвался Ио, ухватившись за протянутую руку, как вцепился бы, вися на бездной, - Вот только, извините, не помню Вашего имени. Не сердитесь, я никого не могу вспомнить. Даже себя...
        ... За несколько недель до встречи с Никитой Ио лежал на спине и глядел в бело- голубой больничный потолок. В таком положении голова болела меньше всего.
        - По результатам консилиума Вас могут поместить в закрытую лечебницу, - вещал мэтр Гогенхайм сверху вниз, как некое божество с облака, - Мне огромного труда стоило уговорить членов консилиума выпустить Вас из клиники, чтобы Вы немного пожили на воле. Это Ваш единственный шанс. Без заключения в четырех стенах и в нормальном человеческом окружении Ваша память сумеет восстановиться. Если не полностью, то, во всяком случае, достаточно, чтобы вариант желтого дома с повестки снять.
        Пациент приподнялся на локтях. В глазах слегка потемнело.
        - Доктор, с момента прихода в сознание я так ничего и не узнал о себе. Вы можете хотя бы перед моим выходом из больницы что- то объяснить? Откуда я, чем занимался, есть ли у меня родственники в Городе?
        - Видите ли, Ио, - Гогенхайм успокаивающе положил руку на плечо пациента, - Должен признаться, это моя идея. Ваш случай - редкий, но не единственный. Я поднял все доступные в Городе данные о подобных расстройствах памяти, и обнаружил, что психика некоторых пациентов не выдержала обрушившегося потока информации о прошлом. После долгих раздумий я счел за благо, чтобы Вы открывали свое прошлое самостоятельно и постепенно. Походите по улицам, посмотрите по сторонам. Скорее всего, двигательная память сама принесет Вас к нужным зданиям и людям, и Вы все постепенно вспомните - гораздо более естественным путем.
        - Не совсем понял, - смешался Ио, - Вы хотите, чтобы я все время до консилиума шлялся по осажденному городу и задавал жителям дурацкие вопросы?
        Гогенхайм развел руками.
        - Риск, конечно, есть. Но, поймите, это лучший способ за короткий срок подготовить Вас к консилиуму, чтобы Вы не загремели в дом скорби. Я- то понимаю, что Вы не опасны и вполне способны восстановиться без применения...- тут доктор запнулся, подбирая слова, - ...методов, которые используются в местном бедламе. Весьма жестких, скажу я Вам. Но я тут - белая ворона, пришлый. А местная корпорация врачей весьма сплочена и не любит выскочек.
        Доктор широко улыбнулся.
        - Кроме того, не думайте, что я не учел подобных опасений. Смотрите, какой документ я для Вас раздобыл.
        Он протянул Ио бумагу. Тот машинально развернул листок.
        Текст гласил:
        - 'Податель сего, господин Ио, свободно передвигается по Городу и вступает в общение с любым человеком, находящимся в Городе, по особому поручению Совета Обороны. В случае возникновения у подателя сего недоразумений с представителями военной или гражданской власти, а также иных опасных для него происшествий приказываю немедленно сообщить мне лично в любое время дня и ночи.
        Глава Совета Обороны Города
        Адмирал Франческо Морозини'
        Ио думал, что задает вопрос, но из его рта донеслось лишь изумленное и испуганное сипение.
        - Ну, все же, совсем уж ликовать не стоит, - по- своему понял этот сдавленный писк Гогенхайм, - Убивать людей среди бела дня безнаказанно Вы, все- таки, не можете. Но от мелких неприятностей бумага Вас избавит.
        - Как Вы ее получили? - мрачно поинтересовался Ио, прочистив горло.
        - Скажем так, одна могущественная персона принимает участие в Вашей судьбе, - объяснил Гогенхайм, - Имя я назвать не могу, извините. Отменить консилиум - не в его силах, но оттянуть, надавить куда надо, чтобы дать Вам возможность свободно пожить в Городе, а также выбить вот такую замечательную справку, он может. Если больше вопросов нет, я сейчас распоряжусь, чтобы принесли одежду.
        - Погодите, доктор, - встрепенулся пациент, - А сколько времени мне придется ждать консилиума? Хотя бы примерно?
        Доктор нахмурил лоб. Молча развел руками...
        ...- Вот так и живу здесь на полном пансионе, с деньгами и волшебной бумажкой. Обошел Город вдоль и поперек, завел кучу знакомств, узнал прорву информации, и не продвинулся к успеху ни на шаг, - закончил Ио скорбный рассказ.
        Старые- новые знакомцы сидели в таверне на Месе, куда зашли выпить по кружке поски и обстоятельно поговорить.
        - Неужели Гогенхайм так ничего и не рассказал?
        - Представьте себе. Я уже и умолял его, угрожал, обзывал мучителем и взывал к совести.
        - И?
        - Сочувственно кивает в ответ, поддакивает в наиболее жалостных моментах - и молчит как рыба.
        - Странная история... - только и смог сказать Никита, - Я, конечно, слышал об эксцентричности нашего новоявленного Галена. Но даже для Гогенхайма такой способ лечения выглядит неожиданно. А Вы не пробовали обратиться к кому- нибудь еще?
        Ио растерянно развел руками.
        - Кроме доктора я знаю в Городе только пару- тройку людей, которые за мной ухаживали в клинике. Но они то ли получили строгую инструкцию, то ли, на самом деле, не в курсе. А обращаться к другим членам консилиума просто боюсь. Как вопрос пациента 'Кто я?' может отразиться на его дальнейшей судьбе - понятия не имею.
        Собеседники замолчали. Кругом галдели посетители в замызганных туниках и вымазанных уличной грязью сандалиях. В воздухе стоял густой запах протухших рыбьих внутренностей, прокисшего вина и перегоревшего масла.
        - Я очень надеялся, что Вы хотя бы знаете мое полное имя, - с грустью посетовал Ио.
        - Простите, - сказал Никита извиняющимся тоном, - Но в прежнее наше знакомство я узнал только, что Вы - мой коллега, историк и писатель. Это все.
        - А кто меня Вам представил? - ухватился за соломинку Ио, - Может быть, он знает обо мне больше?
        - Нас познакомил Гектор, - Никита пожал плечами, - Замечательная во всех отношениях личность. Блестящий офицер, аристократ. Рекомендация такого человека для меня - высочайшая оценка. А он говорил о Вас исключительно в превосходных степенях. И как о литераторе, и как о человеке. К сожалению, месяц назад Гектор погиб. У нас тут, знаете ли, война.
        Вдруг Никита встрепенулся.
        - Да, кстати, вспомнил! Он говорил, Вы участвовали в боевых действиях. Правда, не здесь, не в Городе. Защищали от Врага какую- то крепость, как, бишь, ее...
        Никита пожевал губами, наморщил лоб, вопросительно уставился на Ио.
        - Не припоминаете?
        Ио молча повесил голову.
        - Очень жаль, - прошептал он то ли по поводу забытого им замечательного Гектора, то ли о собственной нелепой судьбе, то ли обо всем сразу.
        - Ну, не вешайте носа, коллега, - Никита осторожно дотронулся до его руки, - Не все так плохо. Меня- то Вы встретили. А я знаю в Городе всю интеллектуальную элиту. Если Вы и впрямь - известный литератор, хотя бы и не здешний, и уже бывали в Городе до Вашего беспамятства, кто- нибудь Вас обязательно вспомнит.
        - Вы хотите мне помочь? - Ио чуть не расплакался от неожиданной надежды.
        - А почему нет? - Никита пожал плечами, - Хотя бы из уважения к памяти Гека. И потом, - Никита оживился, - Это же такой любопытный опыт! Какой же настоящий интеллектуал откажется поучаствовать в разгадывании такой интересной головоломки?
        Никита ободряюще похлопал Ио по плечу.
        - У меня уже есть идея, с кем нам надо встретиться в первую очередь...
        ***
        Обычно Ио виделся с Никитой в Царьграде, хотя и в разных местах. В этот раз они договорились о встрече в районе Региа.
        Ио рассеянно прогуливался по форуму Константина, неспешно наматывая круги возле одноименной колонны, глазея на сосредоточенно торопящихся горожан, крикливых торговцев и старцев с лысыми затылками, легким пушком на макушках и грязновато- белыми, как мартовский снег, волосами на подбородке. Старцы и похожие на них рано износившиеся интеллектуалы без определенных занятий беседовали под навесом о природе Божественного и актуальных вопросах политики.
        ...- Я слышал, после окончания войны адмирал Морозини собирается баллотироваться в градоначальники.
        - Морозини? Этот мелкий жулик?
        - Ну, палку- то не перегибайте. Вы говорите о главе Совета Обороны. Он фактически управляет Городом.
        - Подумаешь! Великая честь управлять Городом, во главе которого может оказаться мелкий жулик вроде Морозини...
        ...- Знаете, какое новое оружие применил противник в районе Иерихона? Специальные подразделения проходят вдоль стен и воздействуют на них звуковыми волнами. Когда подберется резонансная частота, стены обрушатся.
        - Вы думаете, наше командование этого не предусмотрело? В стенах при строительстве нарочно оставили пустоты, чтобы волны и вызванные ими трещины не могли распространяться.
        - Да, что- то такое припоминаю. Тогда еще слухи ходили, что пустоты делают для замуровывания в них человеческих жертв ради прочности стен.
        - Ну, что делать, если большинству горожан такое объяснение понятней...
        ... - Уверяю Вас, уважаемый, видело много людей! Над Святой Софией поднимался вертикальный столб света, теряющийся за тучами. Говорят, по тому столбу из Города ушел его ангел- хранитель, уставший защищать погрязших в грехах горожан!
        - Господь с Вами, дражайший, да это просто луч прожектора. Им освещают небо зенитчики, чтобы не пропустить немецкие бомбардировщики. Вы же образованный человек, должны такие вещи понимать.
        - Ну- у, положим, все так. Но, скажите тогда, куда делся ангел? Ангел- то куда делся??...
        ... - В городе полно народа, кто только и ждет, когда Враг прорвет оборону. Чертова прорва предателей. Ими могут оказаться Ваши соседи, сослуживцы, Ваш зеленщик или нищий на паперти, которому Вы подаете по воскресеньям.
        - Допустим, но что же с этим делать? Хватать людей по первому подозрению? Ну вот хотя бы наш с Вами разговор послушать кому- то со стороны. Это же сразу обоим - высшая мера...
        ...- Разделяю Ваше негодование уровнем городского управления. Но, все же, следует правильно расставлять приоритеты. Главный враг сейчас - тот, кто в данный момент пытается тебя убить. Ядро из его пушки не выясняет у жертвы, в чью голову оно прилетело, славил он императора или хулил. Оно его просто убивает. И если очередной штурм прорвет периметр, хлынувшая в жилые кварталы орда не станет разбираться, кто тут лоялист, а кто фрондер. Для нее мы это Город, а Город это мы. Так что давайте отложим наш дрязги до конца осады.
        - Так- то оно так - но когда же она окончится, осада?...
        - Ио, доброе утро! Давно меня ждете? Не соскучились?
        Никита, как обычно, возник рядом, словно материализовавшись из воздуха.
        - Подслушивание разговоров на форуме - хорошее средство от скуки, - ответил Ио, стараясь сдержать зевок, - Это же черт знает что такое. Я тут минут за двадцать наслушался на пару заговоров и десяток государственных измен.
        - Должно же быть у людей место для выпуска пара, - сказал Никита.
        - А также место, где спецслужбы могут, не шляясь в поисках длинных языков по всему Городу, узнать о настроениях в народе, - в тон ему продолжил Ио.
        - Судя по Вашим ночным похождениям, сами Вы не чужды сотрудничества с органами, - заметил Никита, глядя в сторону.
        - Откуда Вы узнали? - изумился Ио.
        Никита развел руками.
        - На то я и летописец, чтобы знать обо всем происходящем в Городе.
        - По Вашему тону можно подумать - Вы меня осуждаете.
        Никита пожал плечами.
        - Мое дело - дружески предостеречь от риска без нужды. А голодная смерть несчастных на грудах бриллиантов, сохраненных Вами для них - уже не моя забота.
        Неожиданно гул голосов на форуме резко ослабел, будто шелест листьев, когда внезапно стихает ветер. Ио недоуменно посмотрел на Никиту. Летописец молча отпихнул его к стене, кивнул в сторону Ипподрома, коротко бросил одними губами:
        - Царь.
        Ио обернулся. По стремительно пустеющей середине улицы двигалась процессия. Впереди быстро проскакали энергичные всадники, разгоняющие с дороги зазевавшихся прохожих. За ними медленно, пристально глядя по сторонам и держа ладони на рукоятях мечей, шагом проехали статные рыцари в латах. За ними показалась колесница, запряженная четверкой лошадей, сопровождаемая свитой из полутора десятков богато одетых верховых.
        В колеснице сидел высокий худой человек с величественной осанкой в пурпурной мантии поверх длинной туники, расшитой золотом. Толпа вокруг Ио уплотнилась. Кто- то поспешно отступал назад. Кто- то, наоборот, выскакивал вперед - ближе к процессии. Так что пару минут Ио видел только плывущую к нему поверх голов шапку из красного шелка с небольшим серебряным крестом наверху. Когда процессия приблизилась, Ио разглядел, что вьющиеся волосы мужчины и борода, растущая от середины щек, также густо подернуты серебром. Взгляд человека из- под густых черных бровей выглядел усталым. Воспаленными, будто оплавленными от близости небесного пламени глазами он скользнул по Ио, окатив смесью застарелого недоверия и властной угрозы.
        Колесница почти подъехала к Ио и вдруг встала на месте, основательно встряхнувшись от неожиданной остановки. Спереди раздалось нервное ржание. Мужчина крепко ухватился за край, на его лице мелькнула тревога, мгновенно сменившись прежней уверенностью.
        - Что там?
        - Андрей Юродивый, Ваше величество! - проворно подскочил к царю молодой свитский, - Как из-под земли вырос посреди дороги. Убрать? - свитский наклониля к царю в позе безусловной готовности, и отпрянул, ошпаренный монаршьим взглядом.
        Неожиданно легко для своих лет царь спустился с колесницы и пошел вперед , разгребая красными императорскими сапогами уличную грязь. Толпа ахнула и подалась вперед, увлекла Ио за собой и вытолкнула в первый ряд. Неожиданно Ио ясно увидел всю картину - царя в торжественных одеждах, идущего по улице подобно простому смертному, и сидящего в нескольких шагах от колесницы косматого очень худого голого человека, прикрытого одной тряпицей на чреслах.
        - Здравствуй, Андрей, - сказал царь юродивому, - Зачем ты сидишь на дороге, преграждая путь царю? Надеюсь, у тебя есть веские причины, чтобы отнимать наше время?
        Юродивый зачерпнул из лужи жидкую грязь растопыренной пятерней, внимательно проследил, как она вытекла сквозь пальцы, проговорил глубоко и задумчиво:
        - Один ученый человек рассказывал мне, что время - иллюзия, существующая лишь в нашем сознании. Будущим мы называем многовариантную неизвестность. Прошлым - однозначную определенность. Настоящим - состояние, когда мы осмысливаем разницу между ними.
        Андрей изумленно замолчал, будто оторопев от собственных слов. Встряхнул головой, как пес, вылезший из воды.
        - Да что для тебя время, Константин? - продолжил он совсем другим голосом, словно только заметив царя, - Для того, кто в ночь перед решающим штурмом за великую цену купил у халдейских магов обещание, что страшное утро не придет в Город как можно дольше?
        Углы губ юродивого дрогнули и поползли вверх. Лицо, огрубевшее от ветра, солнца и грязи, пошло мелкими трещинками.
        - Теперь над твоей Империей не заходит солнце, царь. Хотя вся Империя свернулась как свиток до стен одного Города.
        Юродивый покачал головой.
        - Только ты ошибся, царь. Время остановилось лишь для Города. За его пределами оно идет как прежде. И однажды ворвется в Город, как вода через малую щель в плотине. И сметет все на пути.
        Андрей ткнул в сторону императора длинным узловатым пальцем, черным от грязи и константинопольского солнца.
        - Посмотри ясно, государь, кто из нас двоих на самом деле сидит на пути мощи, совладать с которой смертному не под силу.
        Константин смотрел на Андрея с каменным лицом. От слов юродивого толпа затихла в оцепенелом испуге. В гробовой тишине подле неподвижного царя встала охрана, растерянно застыли свитские.
        Констатнин склонился к юродивому. Он возвышался над Андреем, и Ио не мог понять, что он видит: то ли царя, глядящего на нижайшего из подданных сверху вниз, то ли просителя, смиренно стоящего перед тем, кого рассевшийся в грязи Андрей сейчас представлял.
        - И что же ты мне посоветуешь, Андрей, Божий человек? - спросил царь.
        Ио увидел взгляд из- под бровей, одновременно устало злой и с надеждой ждущий чего- то.
        - Отпусти Город, царь - как отпускают давно умерших близких. Его тебе уже не сберечь. Спасайся сам, - тихо проговорил юродивый, - Поменяйся одеждами со мной. Возьму твои грехи на себя. У Керкопорты притолока низкая, в царском венце ее не пройти.
        Толпа охнула шепотом. С разных сторон раздался шорох. Кто- то в испуге торопился покинуть опасное место. Кто- то, напротив, завороженный, стремился пролезть вперед, к источнику неслыханных слов, обращенных к царю.
        - Хороший совет для обычного человека, Андрей, - выпрямившись, сказал Константин, - Плохой - для царя. Мой крест - мне его и нести. Если империи суждено умереть, погибну вместе с ней.
        Царь сурово замолчал. Давешний молодой свитский решительно шагнул к Андрею.
        - Оставь его, - приказал император - свитский отдернул уже протянутую к юродивому руку., - Молись за меня, Андрей. И за Город.
        Царь сделал несколько энергичных шагов назад, парой движений, ступив на спину вовремя подбежавшего слуги, заскочил в колесницу. Толкнул возницу в спину.
        - Езжай!
        Все вокруг будто по команде пришло в движение. По толпе пробежал расслабленный ропот.
        - Помни о Керкопорте, Константин! - крикнул юродивый вслед тронувшейся колеснице.
        Свита поспешно пронеслась за ней, подняв пыль, окутавшую толпу и Андрея. Когда клубы рассеялись, юродивого след простыл, будто и не было.
        Никита дернул оцепеневшего Ио за рукав. Не дождавшись реакции, заглянул приятелю в лицо. В глазах летописца вспыхнул огонек любопытства.
        - Что-то вспомнили, мой задумчивый друг?
        Ио наморщил лоб.
        - Даже не знаю. Только мало понятный намек на воспоминание. Что за странное слово сказал Андрей? Я его сегодня уже второй раз слышу.
        - Керкопорта, - вдруг ясно произнес стоящий рядом молодой подмастерье в грязном фартуке с ведром в руке, набитым промасленной ветошью, и продолжил, невидяще уставившись в пустоту перед собой и четко выговаривая слова, - Что значит - Цирковые двери. Керкопорта - вход в страну мертвых. На выходе из туннеля находится цирк с сияющими огнями, где мятущиеся души вечно смотрят бесконечный полет колесниц по кругу. Колесницы сталкиваются, их бессмертные возницы, вопя, летят в грязь под тяжкие копыта скакунов и под безжалостные колеса. Зрители вскакивают с мест, кричат, дерутся друг с другом - по одиночке и сектор на сектор. Они захвачены иллюзией безудержного бешеного движения. Но на самом деле ничего не двигается с места. Все - морок.
        Ио удивленно воззрился на подмастерье.
        - Что? Что Вы сейчас сказали?
        - Да это ж все знают! - парень пожал плечами, подхватил ведро и насвистывая скрылся за углом.
        Никита и Ио переглянулись.
        - Так, - решительно заключил летописец, - Хватит на сегодня уличной мистики, а то на Петрония совсем сил не останется.
        - На Петрония? - переспросил Ио, - Это которого зовут королем поэтов?
        - Угу, - кивнул Никита, - Примерно в том же смысле, в каком бывает крысиный король на кораблях дальнего плавания. Человек, который парой слов начал десятки литературных карьер и сотни стер в порошок.
        Летописец подхватил Ио под руку и повлек куда- то на боковую улицу.
        - Я договорился о встрече с ним. Прямо сейчас. Если Вы и впрямь, как говорил Гектор, хороший писатель, он может Вас знать.
        Никита ухмыльнулся.
        - И если плохой - тоже может.
        ***
        - Вы опоздали.
        Петроний встретил гостей кислой миной и еле заметным движением обозначил вежливое намерение приподняться. Арбитр Изящества возлежал в комнате для встреч на верхнем этаже, куда посетителей привел молчаливый старик- грек. На полу рядом с кушеткой в беспорядке валялись книги - Флавий, Фейхтвангер, Тацит, Светоний. На невысоком столике стояла корзина с фруктами, два кувшина и винные чашки с причудливым узором.
        Знаменитый поэт явно старался поддерживать форму - рельефные руки, плечи и могучий торс выглядели весьма впечатляюще. Однако седина в волосах безжалостно обличала далеко не юный возраст, а одутловатое лицо и морщинистые мешки под глазами выдавали многолетнюю верность излишествам.
        В комнате стоял назойливый запах дорогого вина. Тем же вином, но уже выпитым, переработанным организмом поэта и выходящим горячим похмельным потом, пахло и от самого Петрония.
        Сделав гостям выговор, хозяин небрежным мановением предложил сесть напротив.
        - Попали в затор на Месе... - начал было оправдываться Никита, устроившись на лавке.
        - Извините, это я виноват, - перебил его Ио,- просто не мог такое пропустить. Там царь беседовал с неким Андреем Юродивым.
        - Вас понравилось это представление? - Петроний поморщился.
        - Представление? - Ио растерялся, - Но нищий обличил царя в слабости перед уличной толпой! Зачем это Константину?
        Петроний подпер мускулистой рукой подбородок с небритостью, намекающей на трехдневное пьянство, и принял привычную, по всей видимости, позу поучающего мэтра.
        - Во- первых, не нищий, а юродивый. Другой статус. Во- вторых, припомните, в чем именно он его уличил. Император, удрученный заботами о спасении народа, неведомой ценой - но юродивый намекает на некую высочайшую цену - останавливает падение Города и продолжает спасать его от катастрофы. Как Вы думаете, что тут главное?
        - Что же? - поинтересовался Ио.
        - Версий о причинах остановки времени в Городе - навалом. Одни не лучше других, - брюзгливо и, при этом, с видимым удовольствием от демонстрации превосходства ответил Петроний, - Особенность этой - в попытке внушить народу, что время в Городе остановила сама власть. Иначе говоря, все под контролем.
        - А время в Городе и впрямь остановилось? - спросил Ио.
        - Смотря что под этим понимать. Пока просто примите как данность.
        Петроний схватил одну из чашек и опрокинул себе в рот, жадно глотая что- то прозрачно- розовое с больничным запахом. Никита, воспользовавшись моментом, когда хозяин не видит, сделал Ио страшные глаза и постучал по лбу.
        Петроний отдышался, поднял на Ио красные страдальческие глаза. На лбу Арбитра изящества выступили капли, холодные на вид.
        - Не знаю, знакома ли Вам концепция катехона, но тут ситуация очень похожая, - наконец, ответил Петроний, поставив пустую чашку на край столика, - Удерживающий непостижимым образом отодвигает предначертанные сроки пришествия царства Антихриста - то есть, фактически останавливает время, нарушает его естественный ход. Народ такое нарушение природных законов понимает и одобряет. И тут дело даже не в благодарности. Царь в такой концепции оказывается олицетворением удерживающей силы, ее главным гарантом. Необходимостью. Неизбежностью.
        Мгновение спустя Ио с изумлением обнаружил себя нелепо вытянувшим вперед руку с чашкой и стоящим на коленях, согнув спину, чуть не касаясь лбом пола, перед кушеткой с развалившимся на ней Арбитром Изящества.
        - Она опасно накренилась - я не хотел, чтобы красивая вещь разбилась, - промямлил Ио растерянно.
        - Это дорогой предмет посуды - пиала из индийского камня, - задумчиво заметил король поэтов и добавил после паузы, - Ее особенность - необычайная прочность.
        - После царства Антихриста Откровение обещает Второе пришествие, - произнес Ио, глядя на Петрония снизу вверх, - То есть, откладывая великие несчастья, Удерживающий отдаляет также Страшный Суд и Небесный Иерусалим- цель христианской истории. Разве это не абсурд?
        Петроний удивленно глянул на Ио, будто только увидев.
        - Откуда мне знать? Я же не христианин,- сказал Петроний и в первый раз с начала разговора обозначил краями губ улыбку.
        Сам плеснул воду в спасенную чашку и выпил в два глотка. Еле заметно шевельнул рукой. Старик бесшумно удалился.
        - Будьте любезны, Никита, оставьте нас, - сказал поэт, - Хочу переговорить с нашим гостем с глазу на глаз.
        Никита украдкой глянул на Ио и воздел глаза к потолку - 'теперь все сами давайте' - и вышел из комнаты.
        - Хотел наедине спросить, чем могу Вам помочь, - сказал Петроний, когда они остались одни.
        - Похоже, что ничем, - грустно прокомментировал Ио, - Если бы Вы меня узнали, сказали в первый момент нашего появления.
        Поэт улыбнулся, как и в первый раз - краями губ.
        - Верный вывод - из неверных посылок... А, кстати, зачем Вам так надо знать, кто Вы?
        Ио изумленно уставился на хозяина.
        - Вы шутите?
        Петроний отрицательно покачал головой.
        - Вовсе нет. Когда Никита рассказал мне Вашу историю, я подумал, как бы сам себя чувствовал на Вашем месте. Разве плохо начать жизнь заново?
        Ио в недоумении глядел на поэта.
        - Взрослый человек, определенно образованный и неглупый, - между тем продолжал Петроний, - еще довольно молодой и сильный, который при этом совершенно не помнит, каких долгов наделал, скольким дамам поклялся в вечной любви и какие гадости натворил за всю предыдущую жизнь. Я подозреваю, такой участи позавидовала бы добрая половина моих знакомых.
        - Много причин, - заметил Ио, - Хотя бы, будь Вы на моем месте, подумали бы, что, может быть, есть люди - родные, близкие, которые любят Вас и которых любите Вы. И Ваше исчезновение и неизвестность Вашей судьбы причиняет им боль.
        Петроний еще раз покачал головой.
        - Если эти люди находятся в Городе и до сих пор не объявились, то, скорее всего, Вы для них не так уж и важны. Тогда Ваше незнание о них, возможно, и к лучшему. Если же они - за пределами Города, тогда Вам тем более лучше не знать об их существовании.
        - Тогда вот Вам еще, - продолжил Ио, - Мое дело, занятие, которому прежний я посвятил жизнь. Смутные тени воспоминаний в моем сознании говорят мне, что это было что- то важное. А я даже не помню толком, чем зарабатывал на пропитание. Вряд ли литературным трудом, как утверждает Никита. Этим в нашем мире не проживешь.
        - Ну так то было раньше, - Петроний с кислой миной махнул рукой, - Война же, а особенно долгая осада создает громадный спрос на людей, умеющих поднимать дух армии и населения. Складно объяснять, каким образом очередная очевидная глупость власти представляет собой невероятную мудрость, простым смертным недоступную. Могу слету назвать с пару десятков деятелей искусства, до начала войны перебивавшихся с хлеба на воду, а нынче сделавших себе хорошее положение и состояния.
        Петроний, не глядя, протянул руку под кушетку и вытащил оттуда стопку бумаг.
        - Вот смотрите, например. Рукопись на рецензию - деяния славного магистра Ла Валетта, командующего обороны Мальтийской набережной. Автор - мой добрый знакомый. Пока дочитал до места, где турки, отчаявшись штурмовать городские укрепления мальтийцев, от злости прибили к крестам обезглавленные трупы пленных христиаи и отправили с попутным ветром в сторону Города. Хитроумный Ла Валетт магистр велел в ответ отрубить головы пленным туркам и стрелять ими из пушек. Согласитесь - невероятно остроумный ответ?
        Ио от представленного зрелища плывущих в одну сторону крестов с распятыми безголовыми телами и летящих им навстречу голов чуть не стошнило. Он сделал пару шагов в сторону приоткрытого окна и жадно втянул свежий воздух.
        - Вам плохо? - скорее, с вялым любопытством, нежели с сочувствием поинтересовался Петроний.
        Ио, побледневший и мрачный, слегка пошатываясь, повернулся к хозяину.
        - Ничего, не беспокойтесь. Может быть, Вам говорили: я - немного нездоров... Кстати, знаете, - он вдруг добавил, - с видом за Вашим окном что- то не так.
        Петроний насмешливо приподнял бровь.
        - Вы находите? И что же?
        Ио опустился обратно на лавку, тяжело дыша.
        - Не знаю. Непременно скажу, если пойму...
        Петроний уже откровенно веселился, глядя на него. Он протянул руку в сторону Ио, но опустил ее, словно хотел похлопать гостя по плечу, но потом сообразил, что они далековато друг о друга.
        - Вот что, Ио. Конечно, я Вас не знаю, как литератора, но в память о Гекторе мог бы составить Вам протекцию в Департаменте пропаганды. Она пока еще имеет вес. Начнете с рядовых должностей, а дальше - уже от Вас зависит.
        - Мне кажется, - заметил Ио, - Вы не очень- то любите коллег. Однако предлагаете мне стать одним из них, - он вздохнул, - Ладно, вот Вам третья причина, почему я хочу все вспомнить - самая главная: я просто хочу знать правду о себе. Хотеть знать правду - нормальное человеческое желание, - и добавил, - Ну и не любить ложь - естественная эмоция. Даже ложь из самых лучших побуждений. Врут ли Вам или Вы врете - без разницы.
        Петрония изумленно посмотрел на Ио.
        - Не понимаю, Вы - святой или дурак?
        Ио отрешенно пожал плечами.
        - Когда одно другому мешало?..
        Петроний резко обернулся к дверям.
        - Никита, будьте добры, вернитесь к нам!
        Никита поспешно вошел в комнату.
        - Я - весь внимание, мэтр.
        - Вы меня обманули, - Петроний бесцеремонно ткнул пальцем в Ио, - Никакой он не писатель. Искусство литератора - выдумка, обман, реальность он описывает или фантазию. А Ваш друг помешан на правде. Я бы даже сказал - на истине. Которая в наше трудное время - привилегия ученых. Вам надо встретиться с Архимедом, Ио. Возможно, он Вас знает. Или поможет в поисках. Это все, чем могу помочь.
        Петроний жестом подозвал старика.
        - Проводи наших уважаемых гостей до выхода.
        - Извините, мэтр, можно последний вопрос на пороге? - сказал Ио, игнорируя злые гримасы Никиты.
        - Только быстро, - нетерпеливо бросил Петроний.
        - Что Вы знаете про Керкопорту?
        Мэтр удивленно приподнял брови, потом вяло хлопнул себя ладонью по лбу.
        - Ах да, сцена на Месе... Да ерунда - нормальная реакция на осаду, - Лицо Петрония опять приняло выражение лектора, вещающего с кафедры, - Город воспринимается как убежище со страхом его потерять. И как гигантская ловушка, что вызывает своеобразную форму клаустрофобии. Отсюда и Керкопорта. Амбивалентный выход наружу, в неизвестность. И вероятность входа в убежище для чего- то чуждого, опасного. Возможность - одновременно манящая и ужасающая. Одним словом - чушь собачья. Очередная 'народная мудрость' - неверная по содержанию и как минимум бесполезная по сути.
        - Так что же, физически Керкопорты не существует?
        Петроний глубоко вздохнул с интонацией учителя, потерявшего терпение от тупости ученика.
        - Я уже ответил на последний вопрос. Вам пора...
        Друзья покинули Римскую сторону и шли по кварталу Кандия. Никита долго молчал, поглядывая на Ио как родитель на ребенка, чуть не провалившего экзамен.
        - Несмотря на Ваше упорное старание все испортить, Вы ему явно понравились. Честно говоря, даже не понимаю - чем именно. Ну, хоть это хорошо, - вздохнув, резюмировал Никита, - Симпатия влиятельного человека не помешает.
        - Понравился? - искренне удивился Ио, - Это так называется? Тогда как же он себя ведет с теми, кто ему не по душе!
        Никита скосил глаза на Ио.
        - Плохо, мой правдолюбивый друг, очень плохо.
        Он улыбнулся.
        - Не берите в голову - просто у Петрония нынче очередная размолвка с властями. Но он найдет с ними общий язык. Они его всегда находят....Кстати, его совет про ученых - не так глуп, - добавил он уже на другую тему, - Гектор с ними плотно контактировал по вопросам разработки новых видов оружия. Вполне мог и Вас им представить.
        - Хорошие знакомства среди ученых могут быть у Кандида, - заметил Ио, - У него целое отделение научной и философской литературы.
        Никита скорчил гримасу, как от зубной боли.
        - Опять Кандид... Зачем Вы ходите к этому солипсисту?
        - Вы мне сами его рекомендовали, - парировал Ио без удивления, тема Кандида стала уже дежурной.
        Никита развел маленькими ручками.
        - Как смотрителя лучшей в Городе библиотеки. Но я же не думал, что Вы будете проводить в его бумажном склепе дни напролет!
        Ио пожал плечами.
        - Кандид - неглупый человек с глубокими познаниями.
        - Чем более человек глубок, - назидательно заметил Никита, - тем больше у него соблазна и возможности унырнуть в глубину от реальности.
        - Лимонад, кому свежий лимонад! - раздалось в переулке.
        Друзья обернулись и увидели торговца в разнос с передвижным лотком на колесиках.
        - Почем? - поинтересовался Никита.
        - Три монеты за бутылку, - с готовностью ответил торговец, - Две штуки, господа?
        Никита обернулся к Ио.
        - Вам целую бутылку?
        - Да, пожалуй.
        Вдруг откуда- то сверху раздался оглушительный свист.
        - Ложись! - истошно завопил торговец и рухнул на землю. Друзья не успели опомниться, как каменное ядро врезалось в мостовую и разлетелось на куски, разбросав осколки в разные стороны. Послышался звон.
        Владелец лотка встал, споро оглядел содержимое тачки, где половина бутылок оказалась разбита.
        - Шесть монет за штуку, - как ни в чем не бывало сказал торговец, - Две штуки - двенадцать.
        - Согласитесь - невеликая цена за урок, мой ученый друг, - заметил Никита.
        - Какой урок? - поинтересовался Ио.
        - Человек ко всему приспосабливается, - и Никита отсыпал лоточнику монеты в пригоршню.
        ***
        - Что Вас интересует на этот раз? - с улыбкой поинтересовался Кандид по прозвищу Исавр - 'нелюдимый', благообразного вида бородатый мужчина в просторном балахоне.
        Библиотекарь как всегда держал в руках книгу. Иногда Ио казалось, что это просто продолжение Кандидовой кисти, иногда меняющее цвет, форму и содержание.
        - Керкопорта, мой друг, - так же дружелюбно ответил Ио.
        Кандид изменился в лице.
        - Простите, не разбираюсь в современности, - сухо проговорил он, встав со скамьи напротив Ио, и без лишних пояснений направился в глубину книжных рядов.
        Ио сидел на просторной веранде, тремя сторонами выходящей в тенистый ухоженный сад.
        Посещение Фессалоник всякий раз погружало его в глубокое раздумье. Редкие шумные улицы с ремесленными мастерскими и лавками торговцев прерывались мертвенно тихими, зарастающими травой. Библиотека Кандида находилась в одном из почти обезлюдевших кварталов. По пути к ней один за другим Ио проходил кварталы пришедших в запустение и покрытых глубокими трещинами зданий. Из темных провалов окон на верхних этажах опасливо высовывались взъерошенные головы заселившихся в брошенные дома бродяг и ставших уже неотличимых от них немногочисленных местных жителей.
        - В Вашем саду хорошо, - заметил вслед библиотекарю Ио, - Здесь можно на время забыть нынешнее положение Города. Но нельзя все время жить, будто никакой осады нет.
        - А, почему, собственно, нельзя? - огрызнулся Кандид, нервно обернувшись, - Разве я сам выбрал Город и его бесконечную войну? Я - не герой, обычный человек. Почему другие люди в других местах могут спокойно и комфортно жить? С них для этого довольно соблюдения минимальных приличий. А мне, чтобы быть хорошим человеком, непременно надо совершать подвиги. Только из-за того, что имел несчастье здесь родиться? Достаточно того уже, что я не делаю явных мерзостей.
        Нахмурившись, с поджатыми губами Кандид встал между двумя высокими шкафами как некий грозный бог книжных рядов и бумажной пыли.
        Ио покачал головой.
        - Если Враг ворвется в Город и окажется перед Вашими воротами, вряд ли эти Ваши слова станут для него веской причиной не входить... Так Вы мне поможете?
        - Ну зачем Вам? - почти простонал Кандид, - Керкопорта - дурная, почти неприличная тема. Примерно как...
        Тут он запнулся и замолчал.
        - Помните нашу первую встречу - десяток моих посещений тому назад? - сказал Ио, так и не дождавшись продолжения, - Вы тогда спросили, что я ищу.
        - Вы сказали - ищете себя, - кивнул Кандид.
        - Есть основания полагать, что Керкопорта может меня привести, куда надо.
        Кандид пару раз испуганно моргнул. Немного по- детски погрозил Ио пальцем.
        - Как человек, чье ремесло - слова и тексты, посоветовал бы Вам быть осторожнее с двусмысленными высказываниями.
        Не сходя с места, библиотекарь снял с пары полок несколько свитков, тонкую тетрадь и пару толстых потрепанных книг.
        - Вот здесь кое- что есть на Вашу тему. Даю исключительно в надежде, что Вы удовлетворите любопытство и оставите эту опасную затею.
        Ио развернул видавший виды свиток с еле различимыми письменами. Начало текста пропадало выше неровно оборванного края. Окончание последними буквами упиралось в обугленную кромку.
        '... называется небольшая дверца в человеческий рост близ Периметра, скрывающая забытый подземный ход, который ведет наружу - за городские стены. По одной из версий Керкопорта расположена во Влахернах в Царьграде, недалеко от дворца Константина Багрянородного. Однако целенаправленные попытки частных лиц найти ее там ни к чему не привели, равно как и в других местах. О поисках Керкопорты городскими или военными властями ничего доподлинно не известно', - прочитал Ио первые строки.
        Ио потер глаза большим и указательным пальцами, снова стал всматриваться в бледные размытые буквы.
        '...Интерес к Керкопорте объясняется легендой неизвестного происхождения. Согласно ней исход осады зависит вовсе не от Совета, не от количества солдат с обеих сторон, не от крепости укреплений Города и не от пробойной силы стенобитных орудий и артиллерии Врага, а только от того, кто раньше найдет ход через Цирковую дверцу. Если первым вход отыщет Враг, то его передовой отряд не замеченным войдет в Город, откроет главные ворота, и Город падет. Если же горожане опередят, они взорвут подземелье. Услышав грохот из- под земли, Враг поймет, что произошло и уйдет. И осада закончится.'
        Ио поднял голову. Его взгляд уперся в высокую противопожарную стену напротив. Ио показалось, что он видит ее насквозь, и дома за ней, и многие кварталы, вплоть до Периметра. Часовых с алебардами, не смыкающих глаз в вечных сумерках, пулеметчиков на вышках, костры с греющимися подле них воинами в походных туниках, прожектора, шарящие по минным полям.
        ***
        - Странное дело, - задумчиво заметил Ио Никите, - Петроний от моего вопроса о Керкопорте пренебрежительно отмахнулся, а Кандида он как будто испугал. Но, в конечном счете, оба не хотели о ней разговаривать.
        - Подумаешь, загадка, мой любознательный друг, - хмыкнул Никита, - Для впечатлительного Кандида Керкопорта - выход в неизвестность, она его иррационально страшит. А умудренный циник Петроний считает, что неизвестного для него не существует. Стало быть, в Керкопорту он просто не верит.
        Друзья медленно прогуливались по Городу. Встретившись на форуме Феодосия около мраморной триумфальной арки, они прошлись среди шумной даже в дни осады царьградской толпы, судачащей о флоте Масламы ибн Абдул - Малика в Мраморном море, и не заметили, как забрели в Харлем, осажденный Фредериком Альбой. Небо над головами приятелей опустилось и посерело. Улицы стали малолюдней, прохожие на них - бледнее и молчаливей.
        - А, вообще, далась Вам дурацкая сказка, - прошамкал Никита, неспешно жуя на ходу пирожок, - Это все влияние Вашего Кандида и бесплодных копаний на его книжном кладбище, - летописец с уморительной строгостью погрозил коротким пальчиком куда- то в пространство, - Гогенхайм верно говорит - Вам нужно больше находиться в гуще живой жизни.
        - Да я стараюсь, - улыбнулся Ио, - Вот, кстати, на днях попал в Афинах на представление героической трагедии 'Фермопилы'. До сих пор - в полном недоумении.
        Ио поведал Никите о посещении постановки о подвиге трехсот ополченцев во главе с неким Леонидом по прозвищу 'Царь'. В пьесе подробно рассказывалось, как упомянутые три сотни несколько дней удерживали вражескую армию в Фермопильском ущелье, чем предоставили Городу драгоценное время для подготовки к осаде и все до одного погибли из- за предательства.
        По окончанию представления зрители стоя приветствовали присутствующего среди них 'Царя', к удивлению Ио выглядящего живым и здоровым огромным ражим мужиком с разбойничьей рожей и рыжей бородой. Леонид принимал овации как должное и с видимым удовольствием. Несколько раз за несколько минут аплодисментов он вздымал вверх и яростно потрясал в воздухе огромным мечом, вызывая очередной взрыв восторга. Ио до того растерялся, что не встал со всеми, когда началось ликование.
        - Что, в самом деле, не встали? - Никита изумленно уставился на Ио, чуть не уронив пирожок.
        - Нет, почему же, встал, - поспешно уточнил Ио, - Только чуть возже, когда заметил злобные взгляды окружающих. Но поймите мое недоумение...
        - Да какая Вам разница - погиб он в этих горах или не погиб? - Никита выразительно всплеснул маленькими ручками, - В такой ситуации надо, в первую очередь, о собственной шкуре беспокоиться. Своим поведением Вы чуть публично не оскорбили народного героя в самой гуще его восторженных поклонников. Он, конечно, непременно рано или поздно свернет себе шею, - справедливости ради оговорился летописец, - Но нынче Леонид стремительно набирает силу и популярность. К тому же власти явно пытаются использовать Леонида в уличной политике.
        - А что - и такая в Городе есть? - удивился Ио.
        - А как же? - Никита доел пирожок и стряхнул крошки голубям, - Леонид нужен Совету как противовес левым. Про Парижскую коммуну слышали? Так это еще цветочки.
        Ио поймал голодный взгляд оборвыша лет десяти, сидящего у стены. Кроме голода во взгляде мальчишки горела огнем бесконечная злоба к Никите, который может себе позволить не доедать крошки.
        - Анабаптисты из Мюнстера, вот уж кто - настоящие чудища из преисподней, - с удовольствием продолжал Никита, - Обобществление всей собственности и всех фертильных женщин от двенадцати до пятидесяти лет - ну не прелесть? И руководит ими некий Ян Лейденский, в прошлой жизни - портной. Он у них одновременно за царя и за пророка. А до него главным у анабаптистов был и вовсе пекарь, - Никита хохотнул, - Можете себе представить, мой благородный друг, чтобы Городом управлял держатель вот этого заведения? В белом колпаке вместо короны, со скалкой вместо скипетра...
        Ио посмотрел в направлении, указанном Никитой, на витрину с пышной булкой из папье- маше.
        - Не знаю, - ответил Ио, - мои карточки отоваривает хозяйка пансиона. Сам я ни с одним пекарем не знаком. Однако согласитесь, популярности представителям этой профессии нынче не занимать.
        Он показал на очередь в лавку, что тот змий извивавшуюся вдоль всего квартала. Когда друзья приблизились, ее мерное жужжание рассыпалось на отдельные голоса.
        ...- А в Орлеане ходят слухи, что скоро в город приедет некая дева, и в тот же день осада будет снята. Там все в это свято верят!
        - Да я про эту деву слышал, еще когда мой малой в пеленки писал. Нынче он уже в мастерской помогает, а она - все дева. Как эта вековуха может помочь Городу, если собственную жизнь устроить не может?..
        .. - Вот Вы смеетесь, а, ведь, со временем в Городе и впрямь, дьявольщина какая- то происходит. Иначе почему в Козельске говорят, будто осада длится всего семь недель, в Севастополе - целый год, а в Кандии монахи- воины уже тех в солдаты забривают, кто при осаде родились?
        - Я знаю, я вам все объясню. Генерал Навин - тот, что осадил Город со стороны Иерихона - сильнейший маг. Так вот он во время одного из штурмов и остановил солнце на небе!
        - Да нет, Вы путаете, все наоборот. Это наш научник сделал, Архимед из Сиракуз. Он придумал такую штуку - маятник называется. Поймал в нее время, а потом остановил. Удобно же - хлеб в закромах не плесневеет, порох в магазинах не портится...
        - Да, да, все верно. Мне сват рассказывал - он на Малаховом кургане служит. Говорит, французские офицеры в наступление идут с карманными часами вместо револьверов в руках - пытаются здесь у нас затор на потоке времени разогнать. Если у них получится, Город падет. Вот тогда нам всем - хана...
        - Вот поглядите, мой наблюдательный друг, - прошептал Никита на ухо Ио, - Публика совсем другая, нежели на форуме. Тут - как бы простецы, там - как бы мудрецы. А на поверку выходит - та же смесь нелепых суеверий, дурацких догадок и домыслов. Даже здесь , пожалуй, здравого смысла побольше. Вот нам урок: лучшее образование и более пристальное отслеживание событий не дают решительно никакого преимущества для понимания происходящего - только знание ситуации изнутри.
        - Так бывает, только когда принятие решений и достоверная информация полностью закрыты от людей, - возразил Ио.
        - А разве бывает иначе? - удивился Никита.
        ...- Да- да, точно - на пощаду надеяться не стоит - между тем, продолжали бормотать в очереди, - В захваченных районах татары режут всех поголовно. Я слышал, они как квартал вырежут, трупы свалят в одну кучу, а потом вытапливают сало из них и смазывают ими телеги.
        - Да что Вы за ужасы рассказываете. Немцы - культурная нация. Вот увидите, когда они займут Город, здесь будет орднунг, как у них водится - в лучшем виде. И с продовольствием наладится...
        - Кто это сказал??
        Стоящий в очереди огромный бородач - Ио показалось, что он его где- то уже видел - неожиданно перегнулся через двоих стоящих за ним и сгреб лапищей вполголоса рассуждавшего про 'орднунг'.
        - Ребята, я провокатора споймал!
        Очередь, доселе более- менее ровная, смешалась, вспучилась буруном. Мужчины с одинаково сузившимися глазами и изможденные женщины с искаженными лицами продирались через остальных поближе к месту поимки злодея. Назначенный провокатором - невысокий мужичонка субтильного вида - пучил глаза в смутном недоумении, переходящем по мере понимания стрясшегося с ним в панический ужас. Пока он только испуганно глядел то на великана, крепко держащего его за загривок, то на решительно приближающихся стремительно злеющих людей, шепча еле слышно - 'братцы, вы чего, братцы'.
        Ближе всего к пойманному очутился лохматый подмастерье с выражением радостного изумления на лице.
        - Гля, ребята, провокатор! - делясь счастьем узнавания воскликнул подмастерье, - А у меня твои давеча племяша на Пулковских убили. Сколько тебе платят, гад?
        - Да что с ним говорить, - встрял очутившийся рядом басовитый крепыш, - Кончить, да и вся недолга! - и ткнул кулаком в лицо трепыхающейся жертве.
        Последовали второй удар, третий, десятый. Голова несчастного уже скрылась за подвижной решеткой мелькающих рук.
        - Прекратить самосуд! - Ио с запоздалым недоумением обнаружил себя в самом эпицентре свалки, - Задержанного надо сдать властям!
        - А ты кто такой умный? - немедленно переключился на Ио крепыш, - Не дружок его часом?
        - Хочешь знать, кто я? - Ио холодно сжал губы.
        Решительно выхватил из внутреннего кармана бумагу Гогенхайма и ткнул в нос крепышу.
        - Подпись видишь? А печать?
        - А ну - покажь! - протянул безразмерную пятерню великан.
        - Что здесь происходит? - прикрикнул кто- то, явно привыкший командовать.
        Ио обернулся и увидел капитана Феба с парой полицейских за спиной.
        - Провокатора поймали, паникера, господин офицер! - выскочил к полицейскому давешний подмастерье, - Помяли немного, а то он сбежать хотел. Мы б его сами на месте грохнули, да вот этот мутный дядя помешал.
        - Правильно помешал, - спокойно заметил Феб, - Сознательный подданный. Убийство граждан - исключительная привилегия государства. Присвоение ее негосударственными группами или отдельными людьми - куда более тяжкое преступление, чем обыкновенное причинение смерти.
        Толпа растерянно расступилась, оставив в полукруге сурово глядящего Ио и перепуганного взъерошенного 'провокатора'.
        - Господин Ио, опять Вы? - Феб удивленно приподнял бровь, - Уже во второй раз полиция вынуждена благодарить Вас за помощь.
        Ио развел руками, не зная, что ответить. Капитан кивнул на взъерошенного.
        - Кто таков?
        - Да это ж Хаанс, парикмахер! - раздался удивленный голос из толпы, - Он на нашей улице салон держит на три кресла. Ну ляпнул глупость по дурости. Так что - сразу убивать?
        Несколько мужчин, стоящих ближе, только что особо усердно мутузивших незнакомца, недоуменно понурили головы. Испуганный парикмахер с соседней улицы на объект праведной ненависти явно не тянул. Зеваки стали расходиться. Кто давеча стоял в очереди в лавку, поспешил на свои места.
        - Разберемся, - заверил публику представитель власти, - Забирайте его! - приказал Феб двоим подчиненным и, не дожидаясь выполнения приказа, заложив руки на спину, прошествовал дальше по улице.
        - Что Вы творите, мой сумасшедший друг? Это же стихия - сметет и не заметит, - отругал приятеля Никита.
        - Там дело к убийству шло, - разведя руками, объяснил Ио, - Я не мог не вмешаться.
        - А сами Вы - бессмертный, что ли? - Никита глубоко вздохнул, как бессильный воспитатель по поводу очередной шалости подопечного малыша, - Вот так всегда наш брат интеллигент себя ведет - смело, великодушно, благородно. Совсем как родовитый рыцарь - на коне, в латах и с мечом. Только с небольшим отличием - нет у него ни коня, ни лат, ни меча. Ни рыцарской выучки, ни могущественного клана за спиной. Только идеалы и непомерная уверенность в священном долге причинять кругом добро и справедливость.
        - А я думаю, это было впечатляюще, - раздался чарующий голос из стоящего рядом паланкина.
        - Не смею возражать, прекраснейшая, - Никита на глазах расцвел самой умилительной улыбкой и глубоко поклонился.
        Штора паланкина отодвинулась. Ио увидел женское лицо с полупрозрачной бледно- розовой кожей в обрамлении огненного цвета волос, убранных в сетку. По отдельности черты лица незнакомки - слишком прямой нос с едва заметной переносицей, губы, изогнутые чересчур прихотливо, вздернутый подбородок - производили впечатление странной избыточности. Будто нерадивый художник взял у разных женщин самые выдающиеся особенности и поместил на один портрет. Но вместе они создавали образ, от созерцания которого у Ио вспотели ладони.
        - Я думала, что знакома со всеми интересными людьми в Городе, - полилась в сердце Ио речь незнакомки, - Но Вас я не знаю - серьезное упущение. Признаюсь, Вы меня здорово заинтриговали. Так просто одеты. Как бедняк стоите в очереди к хлебной лавке, а ведете себя как право имеющий. Как дурак бросаетесь в гущу разъяренной толпы и побеждаете. Кто Вы?
        Ио растерянно улыбнулся. Слова застряли в горле, а мысли безнадежно спутались.
        - Увы, но это самый сложный вопрос, какой можно мне задать, - смог он выдавить из себя, - Могу только сказать имя - Ио.
        - Ио, - прошелестело из паланкина, - Я запомню. Не сомневаюсь, мы еще встретимся, Ио.
        Повинуясь незаметному жесту, паланкин двинулся по улице, удаляясь от друзей. Никита проводил его взглядом и еле слышно присвистнул.
        - Да Вы - серцеед, мой мужественный друг.
        - О чем Вы? - удивился Ио, - Я двух слов не смог связать.
        - Это же Елена Прекрасная! - паланкин исчез за углом, и Никита уже не стеснялся, - Вы вызвали интерес у самой красивой женщины Города! Даже не знаю, стоит ли поздравлять с этим.
        - Что Вы имеете в виду?
        - Она - бывшая жена одного из военачальников вражеской армии, некоего Менелая, - охотно пояснил Никита, - Ее отбил у мужа и привез в Город один из троянских принцев, Парис, и с тех пор Елена находилась здесь под его галантной защитой, - Никита ухмыльнулся, - Что не мешало, впрочем, ему иметь семью, а ей - очередь из поклонников.
        Рассказывал Никита вкусно, смакуя слова. Тема его явно очень интересовала.
        - Но Парис погиб - нынче такое со многими случается, даже с принцами. Елена осталась без защиты и полагаю, сейчас в активном поиске. Соискателей достаточно, но она старается не прогадать. Это ожившее изваяние Фидия чертовски расчетливо. В общем, опасная женщина. Не поверите, но одно время поговаривали даже, что осада Города началась из- за нее.
        - Готов поверить! - выпалил Ио и густо покраснел.
        Никита с тревогой и любопытством быстро заглянул ему в лицо.
        - Э, мой любвеобильный друг...
        Кто- то сильно дернул Ио за рукав. Он поспешно обернулся, опустил глаза и увидел щекастого мальчишку в белом колпаке из хлебной лавки. Ученик пекаря протянул Ио небольшую корзинку, закрытую куском ткани.
        - Это Вам от хозяина! - заявил парнишка.
        - Почему? - удивился Ио.
        - Если б не Вы, того дядьку убили бы прямо перед лавкой, - бойко отбарабанил мальчишка, - Нам проблемы не нужны. Вот хозяин и решил Вас отблагодарить. Вы - крутой мужик!
        - Я не могу принять такой подарок, - покраснев, пробормотал Ио, суя корзинку обратно.
        - Почему? - в свой черед удивился мальчишка.
        - Твоему хозяину, наверно, самому не легко сейчас. Город в осаде.
        - Да Вы что! - протянул парнишка и простодушно затараторил, - Хозяин на осаду просто молится. Сами посудите: конкуренции нет, проблем со сбытом нет, за поставками муки городские власти строго следят. А уважения сколько!
        ***
        Площадь заполнилась изможденными людьми с явной печатью недоедания на лицах. Ио впервые порадовался своей худобе и бледности. Благодаря этому от окружающих он не очень отличался. Как ни силился, Ио так и не смог разглядеть в глазах паствы Яна Лейденского истовый пламень, прославивший анабаптистов за пределами Мюнстера. Казалось, осада вынула из них искру, оставив только обреченность.
        Внезапно в первых рядах послышались возгласы. 'Скажи нам, пророк!' - отчаянно завопила какая- то женщина. Вопль ее напоминал крик раненой птицы. Площадь загудела на тысячи голосов. Ио посмотрел по сторонам и поймал себя на странной мысли. Многие из стоящих рядом 'избранных', восславивших в себе образ Божий, уже мало походили на людей. Они как будто приветствовали предводителя, но из их глоток до Ио доносился клекот ночных тварей, звериный вой и рычание. В издаваемых 'избранными' звуках он слышал бездумный непонимающий плач по тяжкой участи и еще более пугающем будущем.
        Тем временем на помост поднялись несколько человек. Впереди в пурпурной мантии и короне вышел сам пророк- император. Ян Лейденский не походил на свою паству. Даже не стоя рядом, Ио видел торжество витальной силы, исходящей от пророка. Величественным жестом Ян поднял руку.
        - Дети мои! - громовым раскатом прозвучал голос пророка- императора, - Великую весть я Вам принес сегодня. И звучит она так: не бойтесь! Вы смотрите за Периметр и видите, как все Силы Зла собрались у стен Города. Это зрелище наполняет вас страхом. Но подумайте, что означает их великий поход на вас. Только одно - великий страх Князя Тьмы перед вами. Но если сам Сатана напуган вашей грозной силой, разве не глупо вам бояться его?
        Площадь выдохнула разом. Кто- то захохотал. Истерический смех охватил ближний правый угол у помоста, волной пробежал толпу наискось и угас в другом конце площади.
        - Дети мои! - продолжал проповедь Ян, - Вам говорят - 'Весь мир против вас'. Вы слышите - 'Во всем мире у вас нет ни друзей, ни союзников'. Но, ведь, это и означает, что час радости близок. Ибо вы знаете, чему предшествует всемирное царство Зла. Близок как никогда день Гнева Господнего!
        Толпа взревела. Многоголосое нечленораздельное 'ААААААА!!!' взорвало площадь, и многократно оталкиваясь от стен домов, взлетело ввысь. Кто- то в экстазе вскочил на помост и обхватил ноги оратора. Тут же два дюжих откормленных молодца отработанными движениями отодрали безумца от пророка- императора и куда- то утащили.
        - Не бойтесь, ибо пророчества уже сбылись! - голос Яна Лейденского звучал отовсюду, словно существуя уже отдельно от смертного молодого человека в короне и мантии, стоящего на помосте, - Всмотритесь в чистоту своих душ. Вам больше не нужны блага мира сего. Страшный суд уже случился. Достойные геенны огненной - уже в ней. Остались только праведные. Известный вам мир безвозвратно погиб. Вы - уже в Царстве Божием. Другого не будет.
        Ио в ужасе смотрел по сторонам. Толпа визжала, плясала, прыгала в экстазе. Худой как палка беззубый мужчина без возраста, вереща, бил кулаком по голове плешивого соседа с обвисшими щеками, тоже вопящего и рвущего на себе остатки волос. Двое мужчин, крича, срывали платье с зажатой между ними плачущей от восторга женщины с еще заметными следами увядшей красоты. Безобразная старуха запрыгнула на парня, который вертелся на месте, то ли тоже безумствуя, то ли пытаясь ее сбросить. Кто- то уже совокуплялся прямо на мостовой. Кто- то кого- то бил. Кто- то сорвал с себя лохмотья и, лая и вижжа, высоко подкидывая ноги и взмахивая костлявыми руками, танцевал по лежащим, слившимся в половом акте или бьющимся в припадке.
        Пророк- император повернул голову и вдруг в упор посмотрел на Ио. Речь его не прервалась , но Ио показалось, что в глазах главаря анабаптистов мелькнуло удивление.
        'Неужели он узнал меня?' - подумал Ио.
        Он попытался пробраться поближе к помосту, но тут к пророку- императору подбежал человек в серой блузе и начал что- то жарко шептать на ухо. Ян встревоженно глянул на него, сказал что- то кивнувшему в ответ помощнику и в окружении нескольких спутников- охранников канул в толпу.
        ...- Я был в Мюнстере, - Сообщил Ио Никите на следующий день.
        Никита испуганно отпрянул от него.
        - За каким чертом Вас туда понесло?
        Ио пожал плечами.
        - Вы мне про них так интересно рассказывали, что я подумал - не найду ли я там зацепок по моему делу?
        Никита возмущенно взмахнул маленькими ручками.
        - Вас послушать, так я - коварный злодей, который постоянно подбивает неопытного юнца на авантюры и глупости, разжигая его любопытство!
        - В моей случае, - улыбнулся Ио, - Дело именно так и обстоит.
        Никита пару раз озадаченно моргнул.
        - А. Ну да, логично. Ну и что же Вы там делали?
        - Слушал Яна Лейденского. Но не в этом дело: кажется, он узнал меня!
        - Вы говорили с пророком- императором? - Никита в ужасе воззрился на Ио.
        - Нет, в той ситуации это было совершенно невозможно. Просто он посмотрел на меня как на знакомого. Как будто удивился, что я здесь. Мне нужно встретиться с ним.
        Никита покачал головой.
        - Стало быть, Вы не в курсе. Ночью Мюнстер занят войсками Совета. Там серьезная резня. Похоже, Яна Лейденского кто- то предупредил. Он бросил свою паству и успел скрыться. Боюсь, сейчас этот предатель уже за Периметром. Поводом зачистки стали доказанные связи леваков с турками.
        Никита нервно дернул плечом.
        - Эти народолюбивые придурки всерьез считают, что у османов сплошная диктатура пролетариата, а султан рубит вельможам головы за обиды, нанесенные простолюдинам. Дураки любят сказки про социальную справедливость.
        Ио застыл с открытым ртом.
        - Ничего страшного, - сказал Никита, - У нас с Вами сегодня другая важная встреча.
        ***
        - Почему Вы выбрали именно этот кабак? - недовольно пробурчал Архимед, приканчивая обильный ужин.
        Высокий лоб мэтра в очередной раз склонился над огромной печеной рыбой на блюде. У инженера оказался зверский аппетит.
        - Это я виноват, - вступился за Никиту Сцевола - сослуживец и подчиненный Архимеда, - Попросил назначить встречу поближе к Институту Сиракуз.
        - Спасибо за заботу, дорогой Муций, - брюзгливо пробормотал мэтр, мотнув неряшливой бородой. У меня от этих воплей уже голова разболелась. А мне сегодня еще работать.
        С улицы раздавались голос Кассандры и ее горластых сторонников, непрерывно митингующих на Пляс Антик. Таверна, где собрались Никита, Ио и двое инженеров, находилась как раз на ней.
        - Когда я сюда подходил, - заметил Ио, скорее, для поддержания разговора, - я слышал, как Кассандра пророчествовала, будто бы с Троянского коня начнется пожар, который погубит весь Город.
        - Не исключено, - пожал плечами Никита, - Конь- то - деревянный.
        - Оно так, - согласился Муций, - Но Кассандра- то явно имеет в виду не столько буквальный смысл, сколько символический. Мол, предметы упаднического чуждого искусства, стоящие посреди Города, развращают молодежь, создают у нее ложный привлекательный образ Врага...
        - Я абсолютно не разбираюсь в искусстве, - перебил коллегу Архимед,не забывая забрасывать в рот куски рыбы, - Но решительно не понимаю, как может измениться художественная ценность этой лошади от того, что скульптор, ее изваявший, занимается строительством стенобитных орудий на той стороне. Вот я, скажем, использую в последних проектах разработки доброго десятка инженеров, трудящихся на Врага и занимающих у него высокое положение. И что - разработки от этого становятся чем- то хуже? - Архимед хмыкнул, - По- моему, так совсем наоборот!
        - Не боитесь так откровенничать в людном месте, мэтр? - поинтересовался Ио.
        Архимед самодовольно хохотнул.
        - Пока я нужен Совету, могу говорить, что угодно. А нужен я ему буду как минимум до конца осады.
        - КБ господина Архимеда, - вполголоса пояснил Ио Никита, - главный военный разработчик Города.
        - Вы видели действие системы 'Коготь'? - обращаясь к Ио, спросил Архимед, - Наша работа.
        - К несчастью, не видел. Простите, - извинился Ио.
        - Жаль, - сказал Никита, - Весьма эффектное зрелище. Вражеский корабль внезапно повисает в воздухе, как свиная туша в мясницкой лавке. И все финтифлюшки - пушки, снасти, грузы - летят по все больше наклоняющейся палубе вверх тормашками. А система зажигательных зеркал? Немного непонятных для Врага манипуляций на берегу и - пых! - вражеский флагман вспыхивает, как свечка, как по волшебству!
        Ио глянул на Архимеда. Тот, будто не слушая славословий в свой адрес, вгрызался в рыбу. Когда Никита закончил, приподнял голову.
        - На самом деле, это все ерунда, детские игрушки. Усовершенствование катапульты и другие опыты с рычагами- более интересная инженерная задача. Хоть и не так эффектно выглядит. Впрочем, это только специалисту понятно.
        Сцевола с улыбкой кивнул.
        - Отнюдь не только, - возразил Ио, - Я наслышан о Ваших достижениях. И вовсе не от ученых.
        - От нашего друга Гектора? - уточнил Архимед с явным удовольствием.
        - Нет, - Ио покачал головой, - От людей из очереди за хлебом. Они говорили, что именно Вы остановили в Городе время. Штукой под названием маятник.
        Сцевола засмеялся. Архимед недовольно зыркнул на него. Сцевола осекся.
        - Как, однако, по-идиотски преломляются в мозгах дураков реальные события, - недовольно пробормотал Архимед, - Ну ладно, Вам как другу Гектора расскажу, откуда ноги растут. Турки прокопали туннель и заложили часовую мину под стенами Вены. Австрияки вовремя заметили, что происходит, и начали встречный подкоп.
        - Подкоп, часом, не копался из места, называемого Керкопорта? - ухмыльнулся Ио.
        - Да, оттуда. Откуда Вы знаете? - подозрительно спросил Архимед.
        Ио вздрогнул и уронил нож, Архмимед недоуменно глянул на него и продолжил.
        - Меня позвали руководить инженерными работами. Саперов Сулеймана Великолепного мы благополучно засыпали - по семьдесят им гурий на шишку, а часовой механизм остановили. Оттуда байка об остановившемся времени и пошла.
        Архимед злобно ухмыльнулся.
        - Но из-за глупости военных, лезущих в дела, в которых ничего не смыслят, извлечь из- под завала бомбу не смогли. И сейчас она там лежит за пять секунд до красной черты, и в любой момент стрелка может начать двигаться опять.
        - Так это что, выходит, весь Город нынче сидит на часовой мине? - ахнул Ио.
        - Ну, так оно обычно бывает, - заметил Никита, - Просто есть посвященные, на которых лежит груз этого знания, и есть прочие, - и значительно глянул на Архимеда.
        Инженер важно кивнул. Повисло неловкое молчание.
        - Все же, наверно, жаль растрачивать талант на войну, - наконец, сказал Ио, - Вряд ли убийство людей - единственное достойное назначение науки.
        Архимед пожал плечами с некоторой досадой.
        - Такова реальность. Сорок процентов ученых так или иначе участвуют в научных разработках для военных нужд.
        - В Городе? - уточнил Ио.
        - В мире, - припечатал Архимед, - В Городе- то, я думаю, сейчас - существенно больше. Процентов девяносто. Или девяносто пять.
        - Включая энтомологов и ихтиологов? - улыбнулся Ио.
        - У меня есть знакомый энтомолог, - сказал Сцевола, - Он изучает технику полета мухи. Заказчик исследования - военно- воздушное ведомство.
        - Думаете, власти стали бы столько тратить на науку, если бы не война? - обратился Архимед к Ио, - Кому мы были бы нужны, если бы не разработка военных машин? А сейчас мы в рамках этих исследований много других тем реанимировали. Разработку червячной передачи и винта моего имени, математическую теорию рычага.
        - Это все нужно для военных целей?
        Архимед пожал плечами.
        - Кто знает? Лично я воспринимаю это как задержанную плату за годы забвения науки в Городе.
        - Простите, - озадачился Ио, - А это разве не называется 'не целевое расходование средств оборонного бюджета в военное время'?
        - Я же объяснил, - с досадой сказал Архимед, - Сейчас, пока мы поставляем войскам порох с научно оптимизированными характеристиками и качественный 'греческий огонь', нам можно все. До последнего времени наша работа курировалась непосредственно принцем.
        - Вы имеете в виду, принца Василия? - заинтересовался Ио, - того, что утонул в крови?
        - Нет, принца Гектора, Вашего друга, - ответил Архимед и добавил, брезгливо скривившись, - При всем уважении, ради бога, хотя бы при мне не повторяйте уличные сплетни. Князь Василий, конечно, погиб при штурме Козельска, но про утопление в крови - это же фигурально, метафорически. Такое физически невозможно.
        - Отчего же, мэтр? - неожиданно возразил Сцевола, - Жидкость как жидкость. Ей вполне можно захлебнуться.
        - Ну как Вы себе это представляете, Муций? - изумился Архимед, - Явно же под утоплением не имеется в виду асфикция от попадания в легкие собственной крови. Тогда бы говорили - 'захлебнулся'. Значит, речь идет о погружении дыхательных путей в некий резервуар, наполненный кровью. О какой емкости речь?
        - Ну, допустим, замкнутое пространство, подвальная комната, - немедленно отозвался Сцевола, - Их же окружили, князь уходил все дальше вглубь и ниже. Туда могла стекать кровь со всего пространства побоища.
        - Ну даже если так, - принял возражение Архимед, - Допустим, площадь помещения метров восемь. Если в одном человеке пять литров, чтобы князь захлебнулся, требовалось бы...
        Архимед схватил салфетку, начал на ней что- то быстро писать карандашом. Сунул под нос коллеге. Сцевола перегнулся через стол, вытащил у Архимеда из рук карандаш. Начал царапать что- то под почеркушками мэтра. Коллеги стали что- то быстро и горячо говорить друг другу, вырывая салфетку друг у друга из рук. До Ио и Никиты доносились возгласы 'но не вся же кровь из человека вытекает!' - 'а Вы помните, сколько там народа погибло??' - 'но комната же не герметична!' - 'а про свертывание забыли??' и т.д.
        - Простите, - оторопев, тихо спросил Ио, - Я правильно понял? Вы сейчас так увлеченно обсуждаете, крови скольких людей достаточно, чтобы человек мог в ней утонуть? Вам, вообще, все равно, какую задачу решать?
        Инженеры замолчали и не понимающе обернулись к Ио.
        - Просто наш друг не привык к времяпровождению среди научно- технической элиты, - мягко пояснил Никита, - Извините его.
        - Иногда приходится выбирать - обычная этика или научное любопытство, - сказал Архимед безо всякого смущения.
        - И что Вы выбираете? - уточнил Ио.
        - А Вы разве не поняли? - Архимед добродушно хмыкнул, - Знаете, Ио, я думаю, Вы - не учёный. Только не обижайтесь. В Вас нет важного качества - умения абстрагироваться от обыденных представлений. Вряд ли среди наших Вы найдете ответы на свои вопросы. Но Вы, ведь, кажется, участвовали в боевых действиях?
        Ио пожал плечами.
        - Я это знаю от Никиты.
        - Так, может, - сказал Архимед со снисходительным участием, - Вам обратиться к военным? Наверняка кто- то из них Вас помнит. Товарищи по оружию, все такое...
        Среди шума на улице послышались вопли.
        - Да что там происходит, в конце концов? - взорвался Архимед.
        - Научное любопытство, мэтр? - вкрадчиво поинтересовался Ио.
        - Кажется, горелым запахло, - недоуменно пробормотал Сцевола, - С кухни, что ли?
        Архимед вышел из- за стола и быстрым шагом направился к двери. С улицы в таверну повалил дым.
        Все посетители, включая только что беседовавшую четверку, выскочили на улицу.
        Ио оторопел. Деревянный конь в центре Пляс Антик полыхал как факел.
        - Это что - исполнение предсказаний Кассандры? - спросил он у незнакомца рядом.
        - Да какое предсказание! - отозвался прохожий, жадно вглядываясь в разгорающийся огонь, - Это же один из ее олухов и поджег. Да и бог с ней, с этой дурой, в конце концов, - зевака вздрогнул и торопливо пояснил, - это я про коня говорю, если Вы не поняли.
        - А пожарные где?
        - Какие пожарные? - удивился другой незнакомец, - По Городу только от обстрелов несколько десятков пожаров в жилых домах. Там людей спасают. Кто эту хрень будет тушить, Вы о чем?
        Сцевола с разинутым ртом смотрел вверх.
        - Мэтр, - обратился он к Архимеду, - А Вам не кажется, что сейчас...
        Туловище коня стало все быстрее крениться в сторону. Толпа охнула и отпрянула. Вдруг горящая голова отделилась от обуглившийся деревянной шеи, и будто ее кто- то метнул, с размаху влетела в верхнее окно таверны. Через мгновение в глубине таверны раздался громкий хлопок. Языки пламени вырвались из дверей.
        - Портфель! - заорал Архимед, - Там же чертежи, записи!
        - Какие записи? - не понял Ио, - Вы что, сверхсекретные материалы с собой в таверну притащили?
        - Дома хотел поработать, - пропавшим голосом просипел мэтр, - Это же недели работы.
        Внезапно Архимед бросился к двери.
        - Сгоришь, дурак! - бросился на него один их стоящих рядом официантов.
        Ио вдруг понял, что только что стоявший рядом Сцевола куда- то пропал. Через несколько секунд в дверях показалась дымящаяся фигура с портфелем в руках и горящими рукавами. Сцевола - это был он - споткнулся на пороге, упал, швырнул портфель в сторону Архимеда и затих.
        Портфель перекувырнулся в воздухе и раскрылся. По площади полетели листки бумаги, загораясь от тлеющих обломков коня. Архимед метался из стороны в сторону с криком 'Мои записи!'. Официант и какой- то незнакомый прохожий ловили и оттаскивали его от огня.
        Ио побежал к Сцеволе, на ходу стряхивая с себя шинель. Инженер лежал с закатившимися глазами, вытянув горящие руки вперед. В лицо Ио ударило жаром из дверей. Чуть не задохнувшись, он набросил шинель на Сцеволу, одновременно пытаясь сбить пламя и оттащить инженера от двери. Когда он отодвинул потяжелевшее тело буквально на несколько метров, Сцевола открыл глаза, сверкнувшие белизной на черном лице и прошептал: 'Записи спасены?'. Ио скосил глаза на бегущего по площади Архимеда, пытающегося догнать парящие от него в жарком мареве тлеющие листки. В этот момент сзади рухнула поперечная балка над входом.
        ***
        Ио и Сцевола прогуливались по садику за больничной оградой.
        - Все равно, Муций, не могу понять, зачем Вы это сделали, - Ио неодобрительно покачал головой, - Вы, ведь, даже не знали, что это за бумаги. Архимед потом объяснял, что в них - месяц его работы. Всего лишь месяц! А Вы чуть не заплатили за них своей единственной жизнью! Вам не кажется, что цена слишком велика?
        Сцевола, бледный, с правой рукой, висящей на шее и обмотанной бинтом по плечо, осторожно пожал плечами.
        - Даже не знаю, как Вам объяснить, мой дорогой спаситель...
        Сцевола невидяще и беззащитно улыбался как слепец или напротив - как проницающий внутренним взглядом слишком многое.
        - Во время нашей встречи Вы упомянули Керкопорту. Стало быть, Вы знаете эту легенду. Но не все курсе, что у нее есть продолжение. На самом деле, Керкопорту уже находили и не один раз. Но вот что удивительно. У каждого из счастливчиков находилась веская причина, по которой он не бежал сейчас же к военным властям. Юнец, наткнувшийся на дверцу, уклонялся от военной службы. Престарелый вор прятался от закона. Неверный муж боялся строгой супруги, которая узнает, что он не был на ночном дежурстве, а ходил к любовнице на другой конец Города. Университетский профессор, славный ученостью и трезвым умом, опасался, что его заподозрят, будто он верит в сказки. Будущий отец вез жену рожать. Врач спешил к больному. Богач торопился сорвать куш на бирже...
        Сцевола скривился - то ли от боли, то ли от досады. На лбу раненого выступили капли пота.
        - А потом они забывали, где видели Керкопорту. И уже не могли вспомнить, даже если очень хотели.
        Инженер остановился около скамейки, еле заметной среди кустов и осторожно, стараясь не потревожить раненую руку, сел.
        - Простите, мне надо лекарство принять.
        Сцевола закинул голову, неуклюже левой рукой забросил в открытый рот таблетку и запил прозрачной водой из бумажного стаканчика.
        - Мы привыкли надеяться, что ради спасения Города малой долей своего благополучия поступится кто- нибудь другой. Потому что ты истратишь свой мир без остатка, а Город - из- за его величины - твоей жертвы даже не заметитт. Парадокс в том, что если Город падет, тяжко пострадают все наши маленькие мирки.
        - Дяденька, дяденька, а Вы - раненый?
        От неожиданности инженер и Ио вскочили как по команде. На дорожке перед ними будто ниоткуда возник мальчишка лет восьми с глазами, от любопытства аж выпрыгивающими из глазниц. Мальчишка держал в руках желтый мяч, размером чуть меньше своего хозяина.
        - Да, мальчик, я - раненый, - сказал Сцевола и почему- то покраснел.
        Мальчишка еще больше выпучил глаза.
        - А как Вас ранили?
        - Как тебе объяснить?.. - Сцевола задумался, - Видишь ли, мальчик, бывает такая информация, очень важная для обороны Города, которую необходимо сохранить во что бы то ни стало. Вот я и пытался...
        Сцевола растерянно замолчал на полуслове. На лице парнишки застыло выражение глубокого недоумения. Вдруг его рот раздвинулся в широкой улыбке.
        - Я понял! Вы - разведчик! Попали в плен, Вас там пытали, но Вы никому ничего не сказали. Так?
        Сцевола умоляюще глянул на Ио, помощи не получил и неловко кивнул.
        - Здорово! Я мальчишкам расскажу, что разговаривал с настоящим разведчиком!
        Мальчишка развернулся и побежал куда- то вглубь.
        - А что я должен был сказать? - беспомощно объяснил Сцевола,- Что обгорел, спасая из дома бумажки? Парень бы меня не понял...
        ***
        - Вы опоздали.
        На этот раз Петроний принимал Ио, сидя в глубоком кресле за столом. На столелешнице перед поэтом стояла давешняя чаша из индийского камня, кувшин с вином, горка порезанных фруктов на блюде, уже начинающих обветриваться и подгнивать.С первой встречи элегатная щетина на щеках и подбородке хозяина дома превратилась неряшливую бороденку с седыми пятнами. Арбитр Изящества явно пребывал в состоянии многодневного алкогольного пиршества, когда праздник пьянства уже понемногу превращается в скучную повседневность.
        - Выпьете со мной? - бросил он Ио, как только тот вошел - вместо приветствия.
        - Нет, мне нельзя. Вы же знаете.
        - Да можно Вам, - Петроний маятно помотал головой, - Нам с Вами, как тому больному, теперь все можно... Ну, как хотите. Тогда я один.
        Петроний небрежно наклонил кувшин. Струя вина вылилась точно в центр чашки, не проронив ни капли мимо. Мэтр взял чашку в руку, поднес ко рту.
        Ио остановился у окна, прислонил палку к подоконнику.
        - Вы меня позвали, чтобы что- то сообщить о моем прошлом?
        Петроний повернул к Ио голову и скривился, прикрыв глаза рукой от солнца.
        - Скорее, чтобы еще раз попробовать переубедить.
        Ио не слишком вежливо закатил глаза. Без толку пройдя пол- Города, он считал себя вправе не церемониться.
        - Тогда не стоило утруждаться.
        Петроний мотнул головой - то ли сокрушенно, то ли просто стряхивая пьяное отупение.
        - В прошлый раз Вы что-то говорили про вид из окна. Гляньте еще раз.
        Ио обернулся к окну.
        - Тогда Вы просто неправильно смотрели. Надо искать не что есть, а чего нет.
        Ио приоткрыл рот, резко развернулся к Петронию. Показал пальцем в оконный проем.
        - Я понял. Там нет осады. Ни лучников Джустиниани, ни прожекторов, ни мачт затопленного Черноморского флота. Даже Мраморное море видно, а корабли Балтоглу - нет. Это какой- то фокус?
        Петроний пожал плечами.
        - Всего лишь, другой ракурс, - поэт помолчал пару секунд, - Просто этот вид дорого обходится - во всех смыслах. Тем же, кто платить не хочет или не может, достаются виды страшнее и неприятнее. А Вам Ваш 'ракурс' достался просто так, как дар - не знаю уж, небес ли, либо каких- то добрых людей, удачно стукнувших Вас по голове. И Вы от этого дара отказываетесь. Зачем?
        Ио недоуменно развел руками.
        - Зачем что? Зачем я хочу знать реальное положение вещей, собственное прошлое? Почему не желаю, как Вы, прятаться от реальности среди крепко сработаного обмана?
        Петроний в сердцах хлопнул ладонью по столешнице.
        - Да поймите же Вы, странник Вы наш очарованный! Это Вам только кажется, что осада - реальность, а вид в моем окне - иллюзия. На самом деле, и то, и другое - декорация, максировка чего- то непостижимого, ужасного. Нету в этом Городе ничего настоящего. Ничто не является тем, чем кажется. Вы тратите ермя и силы на бегство из одной темницы в другую.
        - Я опоздал к Вам, потому что смотрел, как женщины, дети, старики носят камни, чиня крепостную стену, - сказал Ио, без приглашения садясь в кресло напротив, - Вот это - настоящее. И для меня - гораздо убедительней, чем вся Ваша философия умной бездеятельности и мудрого незнания.
        Перед глазами Ио опять выстроилась вереница людей, споро подтаскивающих камни к стене, мастера, торопливо размешивающие и накладывающие раствор. Он вспомнил себя, захваченного общим порывом. Большой камень в руках, темноту в глазах и доброе лицо старика над собой: ' Отдохни, солдатик. Ты, я смотрю, свое уже отвоевал. Иди с богом.'
        Петроний пошевелил губами, закатил глаза - будто считая в уме.
        - Вы, ведь, наверно, шли через Акру?
        - Да, - удивленно кивнул Ио.
        Поэт выпил в одиночку, поглядел на собеседника.
        - Вы видели ремонт цитадели тевтонского ордена. Ее, действительно, разрушил утренний обстрел. Только она не для защиты от Врага. Враг от нее далеко. Цитадель нужна тевтонцам, чтобы обороняться от тамплиеров. Соратников, так сказать. Ордена в Акре крепко враждуют, вплоть до вооруженных нападений друг на друга.
        - Что это меняет? - невозмутимо ответил Ио, - Это просто означает, что минуту назад я чего- то не знал о Городе. Теперь, благодаря Вам, знаю. И так - постепенно, шаг за шагом приду к истине, как она есть.
        Петроний хмыкнул.
        - И что Вы будете с ней, этой истиной, делать здесь - в Городе? Вы просто не понимаете, что такое Город. История, которую Ваш новый друг Сцевола рассказал о Керкопорте - она, ведь, вовсе не про то, о чем он подумал. А про всеобщий страх найти выход из осады.
        Мэтр вопросительно глянул на гостя, ожидая реакции. Ио молчал.
        - Или вот Вы давеча спрашивали у Никиты, почему Кандид так испугался вопроса про Керкопорту. А все - проще некуда. Он боится, что не дай бог, из обрывков, случайно попавшихся на глаза, его изощренный ум сам, вопреки его воле вычислит, где она. Он не знает, что потом с этим знанием делать!
        Поэт вытер покрытый горячей испариной лоб краем длинной туники, которую явно носили, не снимая, уже не один день.
        - Не знаю, в курсе ли Вы, - сказал Петроний, - Но Ваш мучитель- врачеватель, господин Гогенхайм имел приглашение из одного знаменитого университета там, - поэт неопределенно махнул рукой, - за Периметром. Но предпочел остаться здесь. Так что тут дело не в происхождении. И не в образовании. Судьба Города - фатальна. Но вот быть в Городе или покинуть его - это личный выбор. Здесь только те, кто не захотел уйти. Ил и не смог. Или испугался. И правда им не нужна. Тут с правдой не выживешь.
        - Поймите, - вдруг взвизгнул Петроний, - Все, что Вы делаете, что я делаю, кем Вы были - неважно! Просто потому что не будет иметь последствий. Когда орды из- за стены ворвутся в город, они сотрут все - и подвиги, и преступления! Так какая правда Вам еще нужна? От этой- то тошно. Живите здесь и сейчас, просто живите!
        - Мэтр, - громко перебил его Ио, - Мэтр, Вы точно уверены, что сейчас со мной разговариваете?
        Арбитр Изящества осекся, уронил на стол почти допитый бокал. Остатки красного вина медленно скатились по мутной стенке, пролились на грязновато- белую скатерть, расплылись на ней бордовым пятном.
        Мэтр скривился.
        - Пошлятина какая. У автора этой интерлюдии проблемы со вкусом. Не находите?
        Ио молча взял палку, встал из кресла. Петроний поспешно протянул руку. Он явгно хотел, чтобы его жест выглядел повелительно, но получилось, как немая мольба. От неожиданности Ио сел обратно и уставился на Петрония. Поэт посидел несколько мгновений, опрокинув лицом вниз. Потом поднял голову и медленно поводил ею справа- налево и обратно, разглядывая Ио как диковинный предмет из экзотической страны.
        - Знаете, - сказал он, наконец, - меня давно занимала мысль, как бы выглядела наша культура - со всем ее зрелым богатством, сложностью, интеллектуальным наполнением, - Петроний вздохнул, - с ее идеалами... - поэт на секунду выпучил глаза, будто сам не веря, что сказал это слово, - но свободная от грязненького и мерзенького шлейфа рутины нашей здешней жизни. Ее проклятого повседневного опыта. Разумеется, я понимал, что это невозможно - как правое без левого, белое без черного. Мог ли я подумать, что кто- то или что- то воплотит эту мою фантазию - в Вашем лице?
        - И как Вам результат? - прошептал Ио, поняв запоздало, что скарказм не получился.
        - Странно. - также шепотом ответил Петроний, - Страшновато.
        Последовало неловкое молчание.
        - Я, все же, пойду, - решительно сказал Ио, взял трость, встал.
        - Обязательно заходите завтра, - услышал он голос мэтра на спиной, - Уверен, мне удастся Вас удивить!
        ***
        - Но я в этом ничего не понимаю, - громко прошептал Ио Никите, пробираясь кресел.
        - А зачем? - удивился Никита, - Мы же не музыку слушать явились. На новую симфонию Шостаковича пришла вся культурная элита Города. И некультурная тоже. В антракте все пойдут в буфет. Вы сможете посмотреть на них, а они - увидеть Вас. Нельзя упускать такую возможность.
        Увидев свой номер на кресле, Ио поднял голову и застыл. В ложе прямо над ним о чем- то ругались 'Царь' Леонид и давешняя красавица из паланкина. Ио не слышал голосов, но по выражению лиц, жестам и мимике казалось, что разговаривают хорошо знакомые люди, если не сказать больше. При этом Леонид был чем- то здорово обозлен, а Елена расстроена.
        - Садитесь, мой невоспитанный друг, - Никита бесцеремонно потянул Ио за рукав, - Так пристально смотреть на чужую даму - в высшей степени неприлично.
        'Ну да, чужую, - подумал Ио, - А ты о чем размечтался?'
        Он опустился в кресло и глубоко задумался. Когда Ио очнулся, оркестр играл простенькую повторяющуюся мелодию, больше напоминающую сигнал полкового рожка вдалеке. Мотив сопровождался тихим боем барабанов. Ио представилась армия в походе. Авангард постепенно приближался и показался из- за поворота. Земля задрожала от слаженной поступи. Появились стройные ряды солдат с квадратными подбородками в одинаковых касках, блестящих на солнце, штандарты на длинных древках. Грохот ног, одновременно бьющих по дороге, стал уже невыносим. Пространство вокруг развернулось, перед взглядом Ио предстали горящие дома и посевы, трупы людей и животных в широкой полосе за спиной наступающей армии. Он увидел вскинутые вперед и вверх правые руки, рты, широко разинутые в приветственном вопле...
        В глазах потемнело. Ио испугался, что его сейчас вывернет. Он наклонился вперед, будто его сильно ударили в живот.
        - Что с Вами? - забеспокоился Никита, - Вам плохо?
        - Ничего, - Ио поднялся, - Просто нужно выйти на воздух. Я ненадолго.
        Ио подобрал трость, прополз по ногам зрителей, пошатываясь, вышел из зала, а затем из театра. Вечерний воздух показался ему вкусным, как вода в жару. Он несколько раз с удовольствием выдохнул и вдохнул. И чуть не задохнулся, услышав удивленное:
        - Ио, это Вы?
        Женщина в длинном голубом платье стояла на выходе из театра.
        - Как я рада, что Вас встретила. Уведите меня куда- нибудь.
        - Куда? Боюсь, я тут не знаю ночных заведений, - пробормотал Ио, после каждого слова чувствуя все большим идиотом.
        - Тогда уведите к себе, - просто сказала Елена.
        - А как же Ваш спутник?
        - Это моя ужасная ошибка. Одна из множества моих ошибок.
        ... Елена медленно оглядела убогую обстановку комнаты Ио - односпальную кровать с одеялом поверх простыни, умывальник с зеркалом, мутным по краям, угрюмые стулья и стол. Подошла к хозяину, стукнула его кулачком в плечо.
        - Вы обманули меня, принц. Вместо дворца привели на уютную конспиративную квартиру. Ну и кто Вы после этого, господин Ио? Лидер тайного заговора? Вражеский шпион? Или, может, высокопоставленный агент городских спецслужб?
        Ио открыл рот, но его тут же прикрыла узкая ладонь с длинными пальцами.
        - Молчите. Я не знаю, какой ответ меня разочарует, так что скажете потом...
        ***
        Францисканский монах возник как ниоткуда. Ио почти врезался в него, будто вынырнув в задумчивого небытия. Он машинально извинился, тщетно пытаясь поймать за хвост убегющее размышление. Монах что- то буркнул в ответ из- под далеко надвинутого капюшона. В этот момент свет фонаря на мгновение осветил лицо минорита. Ио пробежал еще несколько шагов, пока лицо монаха в его зрительной памяти приобрело неожиданную четкость. Ио остановился как вкопанный. Борода и длинные волосы у встречного отсутствовали, но в остальном он выглядел как близнец Яна Лейденского.
        Ио развернулся и устремился за монахом. Улицы вдруг оказались на редкость многолюдными и трудно проходимыми. На бегу он быстро перестал понимать, где он находится. Дважды Ио показалось, что он потерял серую рясу из виду, но каждый раз она опять мелькала впереди. Наконец, монах заскочил в темную арку. Ио, не раздумывая, кинулся за ним. И ощутил на своем скальпе железную хватку бывшего портного. В шею незадачливого преследователя уткнулась раздражающе холодное лезвие. Фальшивый монах заглянул в лицо Ио и в изумлении отпрянул.
        - Это Вы? Но как это возможно? Вы же...
        Раздался выстрел. Ян Лейденский рухнул как подкошенный. Ио услышал приближающийся топот, прижался к стене, нащупал рукой дверную ручку и дернул за нее. Дверь легко подалась. Ио запрыгнул в помещение и закрыл за собой. Он оказался в абсолютной темноте.
        - С ним был еще один, - сказал кто- то за дверью тяжело дыша, - куда он делся?
        - Ищите, - раздался чей- то привычный к командованию голос, - Никто не должен уйти.
        Ио медленно прошел по стенке подальше от двери. Через несколько шагов он поскользнулся и прокатился по ступенькам вниз, больно отбив копчик. Некоторое время чутко прислушивался к приглушенным голосам наверху, не желающим удаляться. Не желая дальше испытывать судьбу, Ио тихонько потрусил по абсолютно темному удаляющемуся туннелю. Наконец, он остановился, и некоторое время вслушавшись в тишину, решил рискнуть и достал из кармана зажигалку.
        Маленький огонек осветил небольшую часть коридора. Пахло кругом затхлостью и плесенью на вечно сырых склизких стенах. Немного поразмыслив, Ио решил попробовать поискать другой выход.
        Коридор оказался намного длиннее, чем Ио предполагал. Несколько раз Ио зажигал огонь и видел все то же - мокрые стены и пол и темноту впереди. Когда он совсем отчаялся, путь ему преградила вертикально стоящая лестница, ведущая в круглый колодец наверху. Поднявшись по ней, Ио осторожно отодвинул крышку. И выглянул наружу.
        Посмотрел по сторонам. Издал сдавленный звук усталого изумления. Перевалился через край колодца и рухнул на землю. Отбитая задница ответила тупой болью, но Ио стало совсем не до того.
        Прислонившись к краю колодца он смотрел через редкий лес на стены Города вдали, и шатры лагеря Врага на некотором расстоянии от них.
        Впервые за время беспамятного бодрствования Ио оказался снаружи.
        ***
        Женщина спала, приоткрыв рот. Огненные волосы раскинулись по подушке. Ио осмотрелся. Он полагал, с Еленой привычное безобразие мансарды будет особенно бросаться в глаза. Но то ли утренний свет сегодня как- то по- особенному украсил комнату Ио, то ли Елена одним присутствием поменяла его восприятие.
        Он выглянул в окно и остолбенел - к дому подходил Никита. Никогда еще на своей короткой памяти Ио не одевался так быстро. Он бегом спустился по лестнице и столкнулся с входящим летописцем нос к носу.
        - Ну куда же Вы вчера пропали? - Никита всплеснул ручками, - Я собирался Вас познакомить с полковником Дэви Крокеттом.
        - Готов в любое время, - с готовностью согласился Ио.
        - Ага, - саркастически покивал Никита, - Вы- то готовы. А Крокетт уехал в форт Аламо. И неизвестно, когда вернется. Что Вы такой взъерошенный? Бессонная ночь?
        Ио внимательно посмотрел на летописца. Взгляд у того был самый невинный.
        - Просто сон необычный, - сказал Ио Никите, - Во сне я нашел Керкопорту. Дверцу, ведущую в подземный ход наружу, - пояснил он зачем- то, - Мне приснилось, что я увидел на улице Яна Лейденского.
        - Пророка- императора?! - весело изумился Никита, - Еще не легче.
        - Он изменил внешность, но я его узнал и выследил до подземного хода. Там Яна Лейденского застрелили, и мне ничего не оставалось, как побежать по ходу. И я вышел наружу за позициями вражеской армии.
        - И как там - снаружи? - неожиданно и совсем не похоже на себя тихо и очень серьезно спросил Никита.
        Ио еще раз сверился с сохранившимися в памяти обрывками сна. Пожал плечами.
        - Да Вы знаете - в моем сне санружи был рай на земле: безмятежный лес в конце лета или ранней осенью, солнце, заливающее лучами опушки с кустиками земляники в траве, пение птиц. И только вдалеке - серые стены Города и армия Врага перед ними.
        Никита сокрушенно покачал головой.
        - Вам очень повезло, что спецслужбы пока не научились проникать в сны людей.
        - Пока? - уточнил Ио в легком замешательстве.
        Никита хитренько ухмыльнулся.
        - Знаете, мои друзья- ученые много чего рассказывают. Хотите мне сообщить что- то еще?
        - Н- нет, - немного поколебавшись, ответил Ио.
        - С огнем играете, - предупредил летописец, - Это я как дружески расположенный к Вам человек говорю. У Леонида в последнее время дела плохи. Если у него сейчас еще кто-то и женщину попытается отобрать...
        - Я как-нибудь решу эту проблему, - серьезно заверил приятеля Ио.
        Никита погрозил коротким пальчиком.
        - Я, конечно, сейчас Вас оставалю. Но, ради бога, будьте осторожны.
        Ио поднялся в свою комнату. Кровать пустовала. Пока они внизу разговаривали с Никитой, Елена ушла через черный ход. Ио постоял, тупо пялясь на распахнутую постель с еле уловимым запахом женщины. Вздохнул, повернулся к столу и рванулся к нему, будто боясь, что записка улетит, испарится, вспыхнет и сгорит без остатка у него на глазах.
        В записке оказалось всего несколько слов: 'В семь часов пополудни в таверне 'Каламария' в Филадельфии. Е.'
        ***
        - Слушайте, слушайте, слушайте! - прокричал кто-то рядом, так что заложило уши, и заверещал скороговоркой, - И не говорите, что не слышали! Только у нас, только один раз - демонстрация отрубленной головы безбожного Олоферна! Созерцание героической Юдифи в виде, в коем она предстала перед вражеским генералом на устроенной им мерзостной оргии! Захватывающий рассказ об удивительных приключениях и великом подвиге славной дочери Города!
        Ио вздрогнул и огляделся. В углу многолюдной площади Ветилуи, где ему не повезло очутиться, стоял грязновато-белый полотняный шатер с крупными заплатами. С прилепленной к нему афиши зрителям широко улыбалась грубо намалеванная девица с пышными формами, держащая в руке отрубленную голову со звероподобным оскалом. Рядом с шатром Ио увидел крикуна - бойкого типа с лицом жулика с колокольчиками на высоком колпаке. Тип поймал взгляд Ио. Тот поторопился отвернуться, но было уже поздно.
        - Господин! Да, Вы, не убегайте. Вы у нас точно еще не были. Всего две монеты за вход, и я лично Вам все покажу и расскажу. Не пожалеете.
        - Простите, - пробормотал Ио, - Я тороплюсь, в другой раз.
        - Как? - крикун ухватил Ио за руку, - Вам не интересно узнать невероятную историю мерзостного Олоферна, оставившего Ветилую без воды, и восхитительной Юдифи, убившей его своей нежной рукой?
        - Чрезвычайно интересно, - начиная раздражаться, огрызнулся Ио, - Но у меня важное дело. Это можно понять?
        Он попытался вырваться, но крикун вцепился в него железной хваткой.
        - Какие могут быть дела важнее проявления уважения к спасительнице Города? Граждане! Посмотрите на этого человека! Он не уважает героическую Юдифь!
        Несколько остролицых бородачей, болтавшихся на площади без видимой цели, обернулись на крики и приблизились к шатру. В их взглядах Ио увидел неприкрытую враждебность. Один из них неразборчиво пробормотал что-то угрожающее и поднял с земли небольшой камешек.
        - Хорошо- хорошо, - Ио поспешно обратился к гиду, - Я готов узнать о героической Юдифи, о ее подвиге и о чем там еще.
        - Так-то лучше, - крикун удовлетворенно кивнул, и чувствительным тычком впихнул Ио за занавесь.
        В шатре царил полумрак, разбавляемый слабым светом через узкие прорези в полотне чуть выше человеческого роста. Пахло резко и навязчиво - формалином и косметикой. Ио с трудом разглядел прямоугольный стеклянный сосуд на постаменте из двух ящиков из под овощей, в котором плавало нечто волосатое размером с баскетбольный мяч. На возвышении рядом в потрепанном кресле с выбивающейся ватой сидела разряженная женщина неопределенного возраста в рыжем парике и густом макияже. Женщина пробежала по Ио пьяным взглядом, задержавшись на плечах и чреслах, и одарила пошлой улыбкой.
        - Не хотите познакомиться с героической Юдифью поближе, господин?
        Ио обреченно покосился на крикуна.
        - Сколько, две монеты?
        - Это - за вход, - крикун ухмыльнулся, - Еще две - за показ головы, две - за созерцание прекрасной Юдифи, пять - за личное общение с героиней, десять за услуги профессионального экскурсовода.
        Ио без разговоров сунул руку в карман. Крикун проводил жест клиента глазами, и быстро добавил.
        - И двадцать - за недостаточный патриотизм.
        - Так хватит? - Ио сунул крикуну горсть ассигнаций.
        Брови последнего на мгновение приподнялись.
        - Пожалуй, - бумажки исчезли в складках безразмерных штанов, - За это даже можем предложить эксклюзивное обслуживание.
        - Тогда - всего хорошего, - буркнул Ио и поднял занавесь.
        - А как же экскурсия и знакомство с Юдифью? - искренне удивился крикун, - Вы, ведь, уже заплатили. Мы не нищие какие- нибудь, - добавил он, начиная злиться, - Мы оказываем услуги по патриотическому воспитанию населения!
        - В другой раз. Обязательно. Когда будет время, - Ио вышел из шатра и быстрым шагом пошел в сторону Авентина.
        - Заходите еще, господин! - донеслось ему вслед, - Будем Вас ждать!
        ***
        На понуро пустой улице около красивого дома с колоннами и палисадником собралась небольшая толпа. Ио подошел поближе. Дверь открылась и шесть угрюмых мужчин с непокрытыми головами вынесли оттуда большой, обитый бордовой материей гроб. За ними вразнобой высыпали люди с опрокинутыми лицами - заплаканные женщины, растерянные старики, золотоволосая девушка с окаменевшими от горя чертами, атлетически сложенный юноша, похожий на греческого бога, в неподобающей случаю легкомысленно короткой тунике.
        'Вы опоздали', - почудился Ио недовольный голос Петрония.
        Толпа ахнула и загомонила.
        - Почему он себя убил? - недоуменно проговорил мальчишка лет двенадцати, повернув коротко стриженую голову к лысому мужчине с лицом, будто вырубленным топором, - Мне нравились его шуточные стишки.
        - Помалкивай, не твоего ума дела, - процедил отец и отвесил мальцу подзатыльник.
        - Император приказал ему, мальчик, - дрожа от возбуждения, заявил человек интеллигентного вида с длинными волосами, и добавил громче срывающимся голосом, чтобы слышал не только мальчишка, - Власть не устраивало, что Поэт, - длинноволосый выделил последнее слово, - слишком точно и талантливо обличал ее пороки. И она убила его.
        - Все же, он убил себя сам, - спокойно вставил оказавшийся рядом седовласый пожилой военный.
        Длинноволосый резко обернулся к нему, вскинув голову.
        - Ну что? Арестуешь меня теперь?
        Военный пожал плечами.
        - Вы что-то перепутали. Я - военный, а не жандарм. Я просто хотел сказать, что мне тоже нравились стихи Петрония Арбитра. Но бывают обстоятельства, когда зло смеяться над своей властью - не время.
        - Для этого всегда есть время! - с истеринкой в голосе воскликнул длинноволосый.
        От толпы отделился старый грек, слуга Петрония. Тяжко переваливаясь с ноги на ногу, не торопясь, подошел к Ио и протянул какой- то предмет, завернутый в кусок серебристого атласа. Ио развернул и узнал спасенную им чашку из индийского камня.
        - Незнание освобождает от чувства вины, хотя и не защищает от последствий, - проскрипел старик, как плохо смазанный и давно не используемый механизм, - Но нынче от последствий и знание не защитит.
        - Что это? - Ио схватил грека за рукав, - Какая-то цитата? Это он приказал передать?
        Старик молча и печально посмотрел на Ио, помаргивая слезящимися глазами. Мягко освободил руку, и также тяжело ступая, пошел к похоронной колеснице.
        ***
        Уже сунув ключ в скважину, Ио обнаружил, что дверь приоткрыта. В щель пробивался тусклый свет из окна. Ио осторожно вошел, держа палку наперевес, как копье. Гость стоял, скрестив руки на груди, спиной к свету.
        - Здравствуйте, Ио. Как себя чувствуете?
        Паукообразный силуэт с большой головой без подробностей выглядел еще гротескней, чем обычно. Ио выдохнул, опустил 'оружие' на пол.
        - Здравствуйте, доктор, Вы меня немного напугали. Спасибо, хорошо. Чем обязан? Сегодня, кажется, не понедельник?
        - Так и встречаемся мы не в моей лечебнице, а у Вас, - заметил Гогенхайм.
        - А что случилось?
        Доктор пожевал губами.
        - Меня интересует только один вопрос. Вы вчера заходили к Петронию Арбитру. Он Вас вызвал запиской. Что он сказал?
        'А не много ли Вы знаете, доктор?' - подумал Ио. Потер лоб. Сел на кровать.
        - Да знаете, ничего.
        - Ничего?
        - Я так и не понял, для чего он меня позвал.
        Гогенхайм приблизился к нему. Внимательно сверху вниз заглянул в лицо. От докторского взгляда пациент слегка поежился.
        - Но о чем- то же Вы говорили?
        Ио улыбнулся.
        - Как ни странно, о Вас, доктор.
        - Обо мне? - Гогенхайм отступил от Ио назад с выражением сильного удивления на лице.
        Ио поймал себя на мысли, что впервые видит доктора растерянным. Как будто за его ответом Гогенхайму крылось что-то большее, чем Ио сам в нем увидел.
        - Да, - с внутренним злорадством ответил Ио, - Петроний сказал мне, что перед самым началом осады, когда все уже было ясно, Вам предлагали место в одном известном университете. Там - по ту сторону стен. Но Вы остались в Городе.
        - И это все, что он Вам сказал?
        - Да, все.
        - О Вас самом ничего?
        - Да, ничего.
        Доктор помолчал, разглядывая Ио пристально и холодно, как заспиртованный орган в стеклянной банке. Наконец, доктор кивнул, успокоившись.
        - Хорошо, господин Ио, жду Вас в понедельник.
        Гогенхайм шагнул к двери.
        - А, кстати, почему Вы не уехали преподавать в университет? Это же хорошее предложение.
        Доктор обернулся.
        - Хорошее. Но я не мог оставить лечебницу.
        'Однако, - изумился Ио, - Доктор не лишен высокого благородства'.
        - Здесь у меня хороший шанс, - между тем, продолжал Гогенхайм, - наконец, сделать себе имя в медицинском мире, соответствующее моему реальному уровню. Знаете, как различаются у врача возможности продвинуться в мирное время и на войне? - заговорил Гогенхайм, все больше воодушевляясь, - При мире у врачей идет конкуренция за пациентов, а на войне их всегда не хватает. И талантливый человек имеет перепрыгнуть через всю эту закостенелую иерархию. А какой богатейший материал для исследований дают война и осада!
        - Доктор, смерть Петрония как-то связана со мной? - внезапно спросил Ио.
        Доктор моргнул. Сделал шаг к двери.
        - Нет, - сделал паузу, - Не знаю. Нет, не связана!
        Обернулся. Ио почти испугался выражения его лица.
        - Просто есть люди, которые не умеют жить в Городе во время осады, - медленно и четко проговорил Гогенхайм, - В мирное время могут сойти за умных, сильных, жизнеспособных. А в осаде теряются. Не понимают ее жестких требований, ограничений. И пытаются жить, как раньше. Просто игнорируют реальность. А реальность за это мстит.
        И вышел.
        Ио в сердцах швырнул чашку в стену. Раздался глухой стук и звон вдребезги разбившейся посуды. Ио тупо уставился на осколки, разлетевшиеся по комнате.
        - Что же ты мне хотел сказать, поэт? - проворчал Ио вслух, - Никому нельзя верить? Ничто не вечно? Не о чем не жалеть? Прости, я не понял твое послание.
        'Не важно, - Ио мысленно махнул рукой, - Сегодня меня ждет прекраснейшая женщина Города, а, может, и мира'.
        ***
        Елена появилась на пороге 'Каламарии' в чем- то воздушном, переливающемся оттенками зеленого с синим. Одеяние обволакивало тело женщины как облако или морская пена, не скрывая фигуры и отзываясь пробегающей волной на малейшее движение. Немногие посетители заведения затихли, разом восхищенно уставившись на нее. Кто- то несдержанно всхлипнул 'Афродита!' и замолк испуганно.
        Красавица осмотрела слегка задымленное с запахами рыбы и красного вина пространство под низким потолком и радостно улыбнулась, завидев Ио. Крепкий высокий артиллерийский офицер в расцвете молодости с густыми черными усами и бакенбардами, лицом мужественным и немного глуповатым за соседним столиком восторженно подался ей навстречу, но заметил, куда обращен ее сияющий взгляд, и вежливо отвел глаза.
        Ио подобрал трость и поспешил к Елене. Под руку проводил даму за столик.
        - Я очень рада, что Вы пришли, - сказала Елена, усаживаясь.
        - Конечно. Иначе и быть не могло, - заверил Ио, не сводя глаз с ее лица.
        - У меня сейчас очень сложный период... - Елена запнулась, поглядев на Ио искоса, - Мне очень нужна поддержка такого как Вы - мужественного, сильного мужчины.
        Ио окончательно смешался. Все его заготовки, так долго репетируемые в уме перед приходом Елены, напрочь вылетели из его головы. Он просто смотрел на женщину, силясь что- нибудь сказать, с каждым мгновением все больше отчаиваясь.
        - Кто это?!
        Ио повернул голову. Около их стола стоял Леонид. Лицо 'Царя', и без того свирепое, полыхало дикой злобой. Указательный палец скульптурно мускулистой руки 'народного генерала' почти воткнулся к плечо Ио.
        - Это мой новый друг, - спокойно произнесла Елена, - Он честнее и достойней тебя, и лучше позаботится обо мне. Это все, что я могу тебе сказать.
        Черты Леонида исказились. По ним, как в калейдоскопе, пробежало сразу несколько эмоций - удивление, ненависть, унижение, опять ненависть и бездна непонимания происходящего,
        - Уходишь со мной, - Леонид ткнул пальцем в Елену, - Сейчас.
        - Я уже говорила, я - не твоя собственность, - в выражении лица и голосе женщины проступила холодная уверенность.
        - Простите, Леонид, но Вам лучше уйти, - тихо, но твердо сказал Ио, - Дама ясно дала понять, что не хочет Вас видеть.
        Леонид наклонился к Ио. Хотя тот собрал в кулак все мужество, зрелище нависшего над ним гиганта, кажется, состоящего из одних мышц, оптимизма не вызывало.
        - Я убью тебя, - глухо сообщил 'Царь' Ио, - Сейчас.
        - Немедленно успокойтесь и выйдите отсюда, - неожиданно раздалось слева сзади, - Вы роняете честь офицера.
        Стараясь не терять бдительности, Ио скосил глаза в сторону говорящего. Давешний молодой артиллерист, выйдя из- за столика, серьезно смотрел на Леонида из- под густых бровей. 'Царь' изумленно обернулся к молодому человеку.
        - Знаешь, кто я?
        - Так точно, - подтвердил офицер, - Именно поэтому до сих пор не вытащил буяна за шиворот, а прошу как товарища по оружию - не теряйте достоинства и уйдите по- хорошему.
        - Ты - не товарищ, белая кость, - холодно отчеканил Леонид, - В Фермопилах тебя не было.
        То, что Ио увидел в следующее мгновение, разбилось для него на несколько событий. Они происходили одновременно, но растянулись, как тягучая корабельная смола, и рассматривались в деталях по отдельности. Сверкнувший в правой руке Леонида, ловко изъятый из ножен короткий меч, неумолимо двигающийся прямо в печень артиллеристу. Молодой офицер, отпрянувший всем телом, но недостаточно быстро, так что Ио уже показалось, что он слышит мерзкий звук входящего в плоть железа. Его собственная трость, стремительно летящая поперек прямой, составленой мечом и предплечьем Леонида и со страшной силой бьющая по запястью Леонида, а затем в подбородок 'Царя'.
        'Я это умею?' - успел с удивлением подумать Ио и услышал знакомый голос.
        - Что здесь происходит?
        И в ответ:
        - Покушение на жизнь боевого офицера, господин капитан.
        Под аккомпанимент этих слов Ио обнаружил себя с тростью в руке, стоящего между столом и опрокинутым назад стулом. Поднимающегося с пола Леонида, ухватившегося левой рукой за безвольно повисшую праву кисть. Ощерившегося артиллериста с однозарядным пистолетом в руке, целящегося в 'Царя'. Капитана Феба и двух полицейских между столом и входом в таверну. Сидящую за столом Елену, сказавшую последнюю фразу и указывающую на Леонида.
        - Всем опустить оружие, - приказал Феб и кивнул подчиненным на 'народного генерала' , - Этого взять.
        - Меня? - восклинул 'Царь', - Я - Леонид, герой Фермопил!
        - Я знаю, кто Вы, - спокойно ответил Феб, - Вас предупреждали. Вы сами выбрали свою судьбу,
        Леонид попытался поднять меч, но тот выпал из раненой руки. Тут же 'Царя' с двух сторон подхватили полицейские. Леонид глянул на Феба, потом остановил взгляд на Елене. Гримаса оторопи на его лице постепенно сменилась выражением больного и отчаянного понимания.
        - За что? - только и смог он проговорить, опустил голову, и уже не сопротивляясь, дал себя вывести.
        - Я ничего не понял, - посетовал посетитель, подбежавший на скандал, - Почему спартанцы так немногословны?
        - Потому что тупые солдафоны, - коротко отрезал его приятель, - Пойдем, пока вино со стола не стащили.
        Феб кивнул подошедшему сержанту.
        - Пьер, запиши имена и адреса потершевшего и свидетелей. Мадам, - капитан обратился к Елене, - благодарю за помощь. Господин Ио, - Феб козырнул, - Рад нашей новой встрече, но, все же, надеюсь, впредь в подобных обстоятельствах полиции с Вами видеться не придется. Всем приятного вечера, господа.
        Капитан развернулся и вышел из таверны.
        Офицер удивленно приоткрыл рот, прищурился и удалился за свой столик. Ио поднял стул и медленно сел. Елена мягко положила руку на его пальцы.
        - Успокойся, все уже закончилось.
        Ио долго и пристально разглядывал ее, прежде чем отозвался.
        - Да, теперь, всего лишь, осталось понять, что именно закончилось.
        Взгляд Елены сиял невинностью и непониманием. Ио вздохнул.
        - Леонид знал время и место, когда и где мы встретимся. Капитан Феб появился через пять или десять минут. И все это - в огромном Город, где двое могут прожить жизнь, будто в разных странах и в разные эпохи. Это не случайность, Елена. Так не бывает. Объясните мне, что сейчас произошло.
        Елена еще несколько секунд пристально смотрела в глаза Ио. Так не увидев в них чего- то, на что она надеялась, женщина уставилась куда- то в сторону. Лицо ее оставалось прекрасным, но как будто потухло.
        - Хорошо, Ио. Я расскажу все. После гибели Париса я оказалась в пустоте. Царская семья меня и при жизни принца недолюбливала, а теперь... Одинокая женщина без средств к существованию, жена вражеского генерала в осажденном городе - можете понять, что это значит? - Елена опять повернулась к Ио, но тут же поспешно отвела глаза, - Я не знала, что мне делать. Леонид оказался в нужном месте в нужное время. Он тогда был на взлете - герой Фермопил, 'народный генерал' и прочее. Когда я поняла, что он такое на самом деле, стало уже поздно. Потом, когда он поссорился с Советом, стало еще хуже, намного хуже. Я видела, как он постепенно все больше отрывается от реальности. На нем уже поставили крест, а ему казалось, что народ его любит все больше и больше. И самое ужасное - он не хотел меня отпускать. Он кричал мне, грозил. А все вокруг воспринимали меня как женщину этого... этого...
        Елена зло посмотрела на Ио и выкрикнула:
        - Я не хотела тонуть вместе с ним! И тогда мне предложили решение - как одновременно избавиться от этого животного и доказать Совету свою лояльность.
        Ио кивнул.
        - И Вы устроили охоту на живца. У меня на глазах провоцировали Леонида на драку со мной. Если бы не поручик, к моменту прихода Феба здесь лежал бы мой труп.
        - Нет! - Елена испуганно отпрянула, - Да! - Елена глянула Ио прямо в глаза, - И если Вы настоящий рыцарь, каким я Вас увидела при первой встрече, Вы поймете меня, - Она всплеснула ладонями, - Да господи, мужчины! - она произнесла это слово в сердцах, с придыханием, как будто одновременно с возмущением и восторгом, - Это же Ваш мир, с его драками и смертями. Вы сами выдумали его таким. И что с того, что слабая женщина пытается выжить, играя по его правилам? По- Вашему это преступление?
        Елена вскочила и раскинула руки. Этот жест, означающий недоумение, не высказанный возглас 'а как же иначе?', в ее исполнении походил на распахнутые объятия.
        - Какая разница? Властям понадобился повод арестовать Леонида. Я им его дала. За это они простят мне связь с ним. Каждый получает, что хочет. Город - спокойствие. Я - прощение грешков. Вы - меня. Вы доказали, что можете меня защитить. Вы - победитель. Вы взяли приз. Так берите его!
        - Извините, мадам, - сказал Ио, - я Вас с кем- то перепутал. Я шел на встречу с совсем другой женщиной. Еще раз - простите.
        Женское лицо преобразилось. Из него ушла вся мягкость. Черты приобрели жесткое хищное выражение. Елена прищурилась.
        - Ну что ж. Тебя бы все равно надолго не хватило.
        Сине- зеленое воздушное взлетело из- за стола, больно ударило Ио по глазам и исчезло в темном дверном проеме.
        Откуда- то из глубины таверны возник некто еле держащийся на ногах. Он приоткрыл рот, силясь что- то сказать. Не смог. Показал Ио на дверь. Опять попытался высказаться. Оставил эту затею, строго погрозил Ио пальцем, потом махнул на него рукой и куда- то провалился - то ли в кабацкое марево, то ли прямо в преисподнюю.
        ***
        - Прошу прощения, господин...?
        Ио оторвался от созерцания липкой столешницы и поднял голову. Над ним стоял давешний артиллерист.
        - Ио, - подсказал он молодому человеку.
        - Лео, - представился офицер, - подпоручик артиллерии и начинающий литератор. В кратковременной увольнительной с Малахова кургана. К Вашим услугам.
        Ио кивнул.
        - Очень приятно.
        - Смею напомнить, несколько минут назад Вы спасли мне жизнь. Я обязан Вам.
        - Не стоит благодарности, - Ио устало махнул рукой, - Это, скорее, я должен сказать спасибо за Ваше своевременное вмешательство.
        - Не хочу навязываться, - добавил Лео, - но мне отчего- то показалось, что именно сейчас Вам нужен товарищ.
        Ио поразмыслил пару мгновений, опять кивнул. Лео сел напротив и кликнул официанта.
        ... - Вот такая история, дорогой Лео, - закончил Ио рассказ о своих злоключениях, когда новые знакомые прикончили вторую бутылку.
        Лео покачал головой.
        - Странная история. Книжная - как романтическая пиеса.
        - Книжная? - Ио усмехнулся, - Не говорил доктору Гогенхайму, а Вам, пожалуй, признаюсь. В какой- то момент я начал замечать, что люди, которых встречаю, или те, о ком мне рассказывают, смешиваются в моем больном сознании с персонажами прочитанных книг. Происходящее вокруг - с историческими событиями, случившимися сотни лет назад . Дома, улицы, районы Города и его окрестности - с местами в других осажденных городах. Как если бы что- то внутри меня, не найдя подсказок в начисто стертой личной памяти, неуклюже пыталось упорядочить лавину внешних ощущений информацией из общей эрудиции. Наверно, так было с самого моего пробуждения после травмы. Просто я понял не сразу.
        По лицу Ио пробежала печальная улыбка.
        - А уже совсем в последнее время я с удивлением обнаружил, что в этих ошибочных узнаваниях есть какая- то система и смысл. Будто подсознание хочет что- то подсказать больному разуму, намекнуть на забытые важные обстоятельства, связанные с этими людьми и событиями. Указать на аналогии.
        - Может быть, - Лео задумчиво покрутил в руке пустой бокал, - Ваш внутренний гений пытается Вам сказать, что все осады, в сущности - одна большая осада, а все осажденные города суть один вечный осажденный Город?
        - Снимаю отсутствующую шляпу, - Ио поднял бокал, - Вы - истинный поэт, Лео. И глубокий философ.
        - Интересно, кстати, - подпоручик улыбнулся, - Даже боюсь спрашивать, кого Вы сейчас видите перед собой. Надеюсь, все же, рыцаря из героических песен? Или великого романиста?
        Ио серьезно, прищурившись, всмотрелся в Лео. Удрученно махнул головой.
        - Не знаю. А о чем Вы пишете?
        Лео развел руками.
        - Ну а о чем же можно писать, участвуя в величайшей обороне мировой истории? Я пишу про людей Севастополя, их подвиги, любовь к родине. Пишу о том, как исключительные обстоятельства войны выносят на поверхность истинные качества человека: обличают подлость в подлеце и героизм в герое. Осада дает интереснейший материал.
        Ио вздрогнул как от удара.
        - Что?
        - Я говорю, - сказал Лео, жестом подзывая официанта за еще одной бутылкой, - что осада для писателя - кладезь историй, ситуаций и типажей. Интереснейший опыт, опираясь на который можно создать что- то, действительно, стоящее.
        - Где- то я это уже слышал, - пробормотал Ио про себя, борясь с растущим внутри раздражением, - Совсем недавно. И даже не один раз.
        - Что Вы сказали? - переспросил Лео.
        - Да нет, ничего особенного, - Ио покрутил головой, отгоняя морок, и добавил, - Простите, Лео, а Вам не кажется, что, героизируя войну, Вы поощряете появление вот таких Леонидов?
        Ио махнул рукой в сторону выхода. Лео медленно, будто неожиданно заледенев, поставил недопитый бокал на стол.
        - Поясните свою мысль.
        - По известным Вам обстоятельствам, - старательно выбирая слова, начал Ио, - я, безо всякого на то желания, увидел нынешний Город будто младенец - взглядом, не замутненным 'взрослым' опытом. При этом откуда- то из глубины меня возвращается память о нормальной мирной жизни. И потому я лучше других в Городе вижу, насколько это осадное существование противно самой человеческой природе. Я видел врача, радующегося разнообразию ран. Видел ученого, увлеченного созданием новых орудий человекоубийства. Видел обыкновенных добрых людей, готовых убить соседа за неосторожное слово. Видел, как люди живут в непрерывном присутствии в их жизни Врага, некоего призрачного божества, заставляющего безропотно терпеть лишения и выносить жуткие страдания. Безо всякого смысла, на самом деле.
        Ио глянул на собеседника. Лео сидел, не шевелясь, сжав губы в нитку. Ио выдохнул и продолжил.
        - Я понимаю признательность совершившим подвиг и уважение к понесшим утрату. Но в воспевании всего этого ужаса, его идеализации, объявлении более истинным, честным и достойным, чем мирная жизнь, вижу только глубокую ненормальность, отрицание жизни как таковой. Я уже перестаю понимать, что первично - Враг или осадное сознание. Откуда возникает осада - извне, или зарождается в отравленных мозгах и уже оттуда вылезает в реальный мир?
        Лео помолчал оцепенело, скривив губы и пристально глядя на Ио. Потом расслабился и слегка ухмыльнулся.
        - Впредь советую быть осторожней, прежде чем задавать такие вопросы армейским офицерам. Ну хорошо, подойдем к вопросу как к философическому.
        - Именно так, ничего другого я и не имел в виду, - спокойно подтвердил Ио.
        - Хорошо, - кивнул Лео, - Допустим, Вы правы. Осадное сознание уродует человеческую природу. Так что же теперь - всем Городом в пацифисты податься? - подпоручик усмехнулся, - Оно бы, может, и хорошо, да соседи могут слишком уж обрадоваться. Мир таков, что желания людей бесконечны, а ресурсы ограничены. Потому свое всегда приходится защищать. Так было и так будет. И потому героизация воинов - необходима и неизбежна в нашем мире.
        Лео отнял бутылку у подошедшего официанта, налил полный бокал и выпил. Глянул помутневшим взглядом на Ио.
        - Завтра я вернусь на батарею. Там я увижу осаду и Врага самым не умозрительным образом. И мне уже будет плевать, кто из них кого породил. Враг у ворот.
        Ио встал из- за стола. Его слегка повело. Он крепко ухватился за спинку стула. Восстановил равновесие.
        - Прошу прощения, Лео, если испортил Вам вечер.
        Лео пьяно помотал головой.
        - Вовсе нет, господин Ио. Напротив, Вы меня очень развлекли.
        Ио положил на край стола несколько ассигнаций, подобрал упавшую под стол трость, неловко кивнул, развернулся к выходу.
        - Погодите, Ио. Я еще не закончил, - Лео указал на стул.
        Ио сел обратно. Он был бледен и серьезен.
        - Откровенность - за откровенность, - сказал Лео, - Уж не обессудьте. Я, кажется, понял Вас. Вы из породы людей, которым не нравится нынешняя власть, но нравственное чувство не позволяет перейти на сторону Врага. Причина этому не трусость, боже упаси. По крайней мере, не в Вашем случае.
        Лео еще раз налил и еще раз в одиночку приложился к бокалу.
        - Ваша ошибка в предположении о возможности такой позиции в ситуации острого противостояния. Когда Город в осаде, и речь идет о самом его существовании. Нет, дорогой друг. В подобных обстоятельствах воленс- ноленс каждый Ваш шаг работает либо на одну сторону, либо на другую. Отказ от участия в войне на стороне Города - это не просто отсутствие поступка. Это изымание из рядов защитников боевой единицы. Высказанное вслух сомнение в чистоте помыслов командиров - это дрогнувшая в нужный момент рука солдата, потерявшего уверенность в абсолютной правоте дела.
        Лео опустил голову на левую руку и повелительно махнул правой на дверь.
        - Теперь идите, не задерживаю.
        Ио запнулся на пороге. Растерянно оглянулся.
        - Куда же мне теперь идти?
        Лео мрачно наливал себе очередной бокал. Оглянулся на Ио непонимающе, будто силясь вспомнить, кто это такой.
        - Даже не знаю, что Вам посоветовать. Может, к священнику? Кстати, Лавра - недалеко.
        ***
        Ио вышел под темное сумеречное небо и перевел дух. След холодного презрительного взгляда Лео болел как свежий синяк под глазом.
        В конце улицы что- то происходило. Оттуда доносился шум, раздавались глухие команды и истошные вопли, мелькали факелы. Ио равнодушно посмотрел в ту сторону, пожал плечами. Он уже натыкался на облавы и задержания. Мандат быстро решала все проблемы.
        Внезапно совсем рядом Ио услышал крик, показавшийся знакомым. Он судорожно завертел головой: двое человек в форме тащили женщину. Ио увидел пышную копну рыжих волос. Уронив трость, бросился за полицейскими.
        - Стойте, подождите!
        Солдаты и женщина остановились и оглянулись.
        - Что Вам нужно? - услышал Ио откуда- то сзади.
        Не оборачиваясь и не отвечая, Ио шагнул к женщине, отвел от лица огненную прядь и увидел незнакомое испуганное смуглое и очень худое лицо. На скуле неизвестной чернел огромный кровоподтек.
        - Что Вам нужно? - повторил кто-то и решительно развернул Ио к себе за плечо, - Господин Ио? Может, Вам уже к нам на службу устроиться? Все равно - все время где-то рядом оказываетесь.
        - Капитан Феб? - тупо произнес Ио, уже устав удивляться, - Похоже, я обознался. Перепутал эту женщину с другой.
        - Это проститутка Раав, - в голосе Феба послышалось облегчение, хватка ослабла, - Укрывала в доме вражеских лазутчиков.
        Лицо Феба скривилось от омерзения.
        - Да! Да! - неожиданно истерически закричала проститутка, - Они обещали мне защиту, когда Город падет! А я хочу жить!
        Крик Раав прервал короткий хлесткий звук. Ио только успел заметить, как голова проститутки резко мотнулась направо и повисла в беспамятстве. Феб, морщась, тер правую кисть.
        - В таком случае, мадемуазель, - сказал он не слышащей его Раав, обмякшей на руках полицейских, - Вы сделали неправильный выбор. Теперь те, кого Вы хотели предать, при любом развитии событий проживут дольше.
        Капитан скосил глаза на Ио.
        - Сколько не занимаюсь этими подонками, а все равно - каждый раз удивляюсь, до какой подлости они могут дойти.
        Полицейские потащили обмякшее тело куда- то в темноту.
        - Признаться, - добавил Феб доверительно, - иногда я даже рад осаде. Сколько лет мне приходилось цацкаться с этой мразью, доказывать про вора, что он вор, про шлюху, что она - шлюха. Теперь все проще: твари показали свое истинное лицо, а у меня больше возможностей очищать от них Город.
        Ио почувствовал тошноту и сильно побледнел.
        - Что с Вами? - Феб подхватил Ио под руку, - Может, Вас проводить? Я кого- нибудь из своих парней отправлю.
        - Ничего, капитан, спасибо, - слабым голосом пробормотал Ио, - Просто перебрал лишнего. Я сам дойду.
        Феб козырнул. Повернулся к подчиненным.
        Ио зашел за угол и сложился пополам. Его вырвало на мостовую.
        ***
        Несмотря на поздний час Троицкая церковь была открыта. Ио прошел по гулкому полу и остановился около самой знаменитой иконы собора.
        Троица ангелов сидела вокруг чаши с головой жертвенного тельца. За их спинами виднелась Храмовая гора. Ио увидел Храм, окружающий его Иерусалим, изнуренный жарой и голодом, хищных римских орлов на древках штандартов за городскими стенами, легионеров в шлемах, с ненавистью глядящих на смертельно надоевший упрямый Город, будто вырубленное из каменной глыбы лицо генерала Веспасиана, украшенное носом хищной птицы - с жестоким и властным выражением нависающее над ним...
        - Храм закрывается, сын мой, - раздался за спиной Ио глубокий голос,.
        Ио помотал головой, стряхивая морок, украдкой еще раз вытер рот, обернулся и увидел пожилого священнослужителя в черной рясе и клобуке с ликом грозным и одновременно несущим отблеск нездешнего света.
        - Вам что- то нужно? - мягко поинтересовался священник.
        - Вы - архимандрит Иоасаф? - хрипло спросил Ио.
        - Да, это я, - с достоинством поклонился архимандрит.
        - Возможно, мне нужны Вы, отче, - сказал Ио, - В некотором смысле я здесь по рекомендации господина Гектора. Вы, ведь, были с ним знакомы?
        Священник кивнул.
        - Не назову его добрым христианином, но он был храбрым воином, павшим при защите Города. Я Вас слушаю.
        - Видите ли, в последнее время главной моей проблемой является ответ на вопрос - кто я?
        Иоасаф слегка улыбнулся.
        - В этом Вы не одиноки, сын мой. Осада Города многих заставила задуматься. Как и Вы, они ищут ответ здесь, в доме Божьем. Те, кто годами не заглядывал в храм, теперь ходят на все службы. Они, наконец, вспомнили, кто им главный защитник и утешитель.
        Ио опустил голову и оперся на трость.
        - И Вы полагаете, это хорошо, отче? - спросил он слабым голосом, - Война -смерть и страдания. Люди идут сюда из- за нее. Что же в этом хорошего?
        - Разве страдания - плохо? - сурово спросил Иоасаф, - Страданиями грешный человек уподобляется Господу нашему Иисусу Христу. А смерть - опять же, для праведного человека - не конец, а начало новой, лучшей жизни!
        Архимандрит истово перекрестился на большой образ Спасителя на стене, повернулся к Ио.
        - Я собирался уходить, но готов уделить Вам несколько минут. Откройтесь мне, сын мой.
        - Простите, отче, - слабым голосом проговорил Ио, - Я ошибся. Вы - не тот человек, который мне нужен.
        ***
        Ио брел по безлюдной улице. Он казался себе пустым домом, из которого хозяева или воры вынесли все вещи и, уходя, забыли закрыть дверь. В душе надоедливо ныл бесконечный сквозняк.
        - Господин Ио! - окликнули его из уличного кафе в нескольких шагах впереди. Ио всмотрелся - из-за единственного освещенного столика ему дружески улыбался папаша Кураж. Для покойника спекулянт выглядел чересчур хорошо.
        - Присаживатесь, друг мой, - весело предложил Кураж, явно наслаждаясь выражением лица Ио, - Надеюсь, Вы не слишком неприятно удивлены, что видите меня в добром здравии и на свободе?
        - Я уже устал удивляться, мсье Кураж, - безразлично ответил Ио, устало садясь напротив папаши, - Впрочем, припоминаю: перед тем, как мы расстались, Вы собирались обменять свободу на информацию о Керкопорте.
        - Надо же, Вы и это помните! - с добродушной радостью в голосе воскликнул папаша, как будто Ио напомнил ему о дружеском пикнике.
        - Тогда для меня будто ящик Пандоры открылся, - хрипло проговорил Ио, - За считанные дни я слышал о Керкопорте несколько раз от разных людей. Про тоннель в страну мертвых. Мистический портал за пределы реальности. Тайную дверь, блуждающую по Городу, нахождение которой прекратит осаду. Керкопорта стала моим наваждением, она мне снится по ночам. Но я так и не понял, какое отношение ко всему этому можете иметь Вы.
        Кураж уставился на него круглыми глазами. С минуту содрогался в беззвучных конвульсиях. Потом показал на Ио пальцем и оглушительно расхохотался.
        - Убили! Наповал... - собрался что- то сказать, но махнул рукой и опять затрясся в хохоте.
        Наконец, Кураж отдышался, поглядел на Ио блестящими от слез глазами, и, наконец, смог выговорить:
        - Керкопорта - жаргонное название системы подпольных выходов из Города.
        - Система выходов? - тупо повторил Ио, - То есть, это не единственная дверь?
        - Единственная? - Кураж весело рассмеялся, - Да их несколько десятков, как минимум. Через Керкопорту в обе стороны идет контрабанда.
        - Что Вы имеете в виду? - не понял Ио.
        - Ну а как, Вы думаете, в Город попадает большая часть товаров не первой необходимости? - спекулянт лукаво прищурился.
        - По морю, на проскочивших мимо турецкого флота кораблях, - ошарашенно пробормотал Ио. И умолк.
        - Ага, много их - проскочивших, - Кураж слегка сбавил бурный восторг и доверительно пояснил, - Между лагерем Врага и Городом идет активная торговля. С этого бизнеса чертова прорва народа живет. Разумеется, Совет - главный бенефициар, без него в Городе ничего не делается. Но и командиры некоторых частей на Периметре - в доле. И кое-кто в полиции без них тоже не обойтись. Это я и хотел Фебу предложить.
        Ио угрюмо молчал, не глядя на папашу. Кураж некоторое время украдкой поглядывал на застывшего визави.
        - Я предполагаю, о чем Вы сейчас можете думать, - заговорил он, наконец, в своей сердечной манере, - Нет, я на Вас зла не держу. Вы поступили в соответствии со своими принципами, а я это очень уважаю. С честными людьми куда удобнее иметь дело, чем с жуликами. Их сложнее затянуть в бизнес, но уж если это удалось, присущая им склонность во что бы то ни стало выполнять взятые на себя обязательства, очень помогает. А когда с законом не особо дружишь, иметь таких партнеров - крайне удобно. Так что можете считать, что это был последний экзамен, пусть и сымпровизированный Вами.
        - Ио! - услышал Ио знакомый голос.
        Нелепо подпрыгивая на кривых ножках, смешно взмахивая бородёнкой, к нему бежал единственный друг - летописец Никита.
        - Вас зовут, - улыбнулся папаша Кураж, - Это, кажется, Ваш куратор - господин Акоминат. Ну, что же, мне пора. Предложение остается в силе, не забывайте.
        Кураж еще раз одарил Ио дружеской улыбкой, бросил на стол несколько бумажек и растворился в темноте.
        - Ну что же Вы! - Никита на бегу оглянулся в сторону папаши, проводил взглядом, - Я Вас по всему городу ищу, беспокоюсь. Ночь, дома Вас нет. А тут какие- то погони, крики...
        - И вот нашли? - Ио стало очень- очень грустно, - В огромном Городе, где два человека могут прожить жизнь будто в разных странах в разные времена?
        - Да, а что? - Никита застыл в паре метров с нелепо распахнутыми объятиями.
        - Вы же все это время следили за мной? Так? Докладывали обо мне?
        - Кому? - Никита изобразил изумление - чересчур старательно.
        Ио пожал плечами.
        - Гогенхайму. Кому- то еще. Не знаю даже... Наверно, можно сказать - Городу.
        Никита было собрался возразить, но вдруг махнул рукой.
        - Да ладно, все это уже не важно.
        Повисла неловкая пауза.
        - Ну а разве труд летописца не в том состоит, чтобы по указанию царей земных фиксировать суть происходящего? - спросил Никита с неожиданной улыбкой.
        Ио думал, что на сегодня достаточно наудивлялся, но тут оторопел.
        - Вы полагаете, летописец и доносчик - одно ремесло?
        - А почему нет? - Никита пожал плечами, как Ио показалось - облегченно расслабился, будто сбросил неудобный обременяющий груз, - Оба не просто пишут о том, что видят, но и объясняют, трактуют обстоятельства и нюансы. По тому, под каким углом они представят дело, власть имущие принимают решения. А потом - такими события останутся в памяти потомков. Это ли не истинная власть?
        - О! Да Вы честолюбивы, - Ио невесело усмехнулся, - И почему я сразу не понял, что вся Ваша фронда - только маска? На самом деле Вы вполне удовлетворены и нынешней властью, и даже самой осадой.
        - В голове не укладывается, как это Вы, пока затылком не стукнулись, считались историком, да еще хорошим, - Никита саркастически развел руками, - При этом не понимаете элементарных вещей. Разумеется, противостояние Города с внешним миром - просто сказочное время для нашего брата! Что еще так поднимает боевой дух народа, как рассказы о великом прошлом? А контрпропаганда? А разоблачение вражеского очернения родной истории, символического осквернения отеческих гробов?
        - А что это Вы так разоткровенничались? - проговорил Ио, впрочем, без особого интереса.
        - А все уже закончилось, мой беспамятный друг, - Никита печально улыбнулся, - Вас ждет консилиум, если это так можно назвать. С Вами было очень интересно работать, честно. Но, боюсь, пора расставаться.
        В полумраке появились три высокие широкоплечие тени и, не торопясь, направились к Ио.
        - Завтра пятница, - печально сказал Ио, - Кандид будет меня ждать как всегда на веранде в саду и недоумевать, почему я опаздываю.
        - Вы разве не знаете? - удивился Никита, - Фессалоники сданы туркам два дня назад. Все население перебито или уведено в плен. Библиотека сгорела дотла вместе с верандой и садом. Среди спасшихся Кандида не обнаружено.
        Одна из теней вышла на свет.
        - Пойдемте, господин Ио, - сказал капитан Феб, - Нам пора.
        ***
        - Вы понимаете, где находитесь?
        Ио поднял голову. У владельца властного голоса оказался длинный узкий торс, маленькая голова и круглое лицо со слегка вздернутым носом, обрамленное длинноволосым париком. Мужчина выглядел почти карикатурно, но желание смеяться смирял тяжелый жесткий взгляд. Этот человек привык приказывать и вершить судьбы.
        Не торопясь отвечать, Ио обвел взгядом большой кабинет со шкафами и картами на стенах, большим столом, заваленном бумагами. Вдохнул густой запах крепкого алкоголя. Медленно кивнул.
        - Думаю, да. Вы - адмирал Морозини, комендант Города, глава Совета Обороны. И по совместительству мой таинственный покровитель. Я нахожусь в Вашем рабочем кабинете. Все верно?
        - Очень хорошо, - адмирал удовлетворенно кивнул, - Наверно, у Вас есть вопросы ко мне?
        - Много.
        - Начните с одного, а там видно будет, понадобятся ли остальные.
        Ио наклонил голову и выдохнул.
        - Кто я?
        Адмирал опять покачал головой.
        - А Вы еще не поняли? Жаль... Доктор Гогенхайм уверял меня, что память к Вам вернется, - Морозини вздохнул, - Тогда приготовьтесь услышать то, что может Вас сильно поразить. Несколько месяцев назад до нас дошла информация, что в Город пробрался крайне опасный вражеский агент с очень серьезным заданием. Настолько серьезным, что результаты его выполнения способны решить судьбу Города.
        Адмирал сделал паузу.
        - Мы достаточно быстро вышли на след. Наши люди явились его арестовывать, но нашли агента в глубоко бессознательном состоянии, по-медицински говоря - в коме. А когда агент пришел в себя, у него обнаружились все признаки глубокой ретроградной амнезии механического происхождения. Доктор Гогенхайм засвидетельствовал гематому на задней части головы.
        Ио вздрогнул, невольно потрогал затылок.
        - Агента удалось опознать, - продолжал Морозини, - К моему изумлению им оказался бывший комендант дальней крепости Иотапата писатель и историк Иосиф бен Маттафия. До тех пор мы были уверены, что бен Маттафия и его товарищи все до единого героически погибли при обороне цитадели. Но оказалось, по крайней мере один из них предпочел подвигу и вечной памяти сограждан предательство.
        Ио откинул голову и, не мигая, смотрел на адмирала.
        - Бен Маттафия, - протянул Морозини со вкусом, смакуя имя, - Легендарный затворник, нелюдимый книжный червь, мало кому известный в лицо, но благодаря историческим трудам широко известный в образованных кругах. Лучше человека для налаживания отношения с внутренними врагами и не подберешь! Не правда ли?
        Ио задумчиво молчал.
        - Сначала, признаться, - между тем, продолжал Морозини, - я не сомневался, что агент - то есть, Вы - очень искусно притворяется. Но доктор Гогенхайм достаточно убедительно настаивал, что у Вас классическая картина амнезии, со всеми побочными эффектами. Симулировать такое смог бы только специалист- психиатр, каковым бен Маттафия вовсе не был. Поэтому мы отпустили Вас на волю. Мы надеялись, что, пытаясь найти свое прошлое, агент бессознательно приведет нас к сообщникам. Причем, случится это раньше, чем Вы поймете, что происходит на самом деле.
        Морозини с любопытством глядел на Ио.
        - Ну что, бен Маттафия, Вы ошеломлены?
        Ио задумался, отрицательно покачал головой.
        - Знаете, не очень, - заметил он задумчиво, - Как не смешно, но Гогенхайм говорил правду не только Вам, но и мне. События последних дней подготовили меня к чему- то подобному.
        - Ух ты! - адмирал откровенно развеселился, - И как? Память к Вам вернулась?
        - Начала возвращаться, - голос Ио внезапно ослабел, как при взгляде в бездну, - На днях. Я видел странные обрывки прошлого, только запутывающие меня. Бегущих людей, горящие дома, наступающую армию, солдат в незнакомой форме, говорящих на непонятных языках. Но эти ошметки не складывались во что- то целое. Теперь сложились. Только Вы ошиблись. Да, я думаю, Вы сами это поняли. Никаких сообщников у меня в Городе нет и не было.
        Адмирал кивнул.
        - Вы пробрались в город, чтобы посмотреть на внутреннюю обстановку внутри Периметра, узнать настроения - насколько горожане готовы к сопротивлению или к сдаче, - сказал адмирал, - Всего навсего, - и повторил уже с совсем другой интонацией, - Всего навсего?
        - Да, - Ио коротко кивнул.
        - Они Вам настолько доверяют?
        Ио пожал плечами.
        - Видимо.
        Адмирал развел руками.
        - Ну так расскажите мне, что же Вы увидели.
        - То есть? - Ио недоуменно уставился на Морозини.
        Морозини нахмурился, скрестил руки на груди.
        - Вы по своей воле взялись за ответственное задание. Я, со своей стороны, предоставил Вам все условия - жилье, средства, свободу действий, толкового помощника. Время, наконец. Теперь я требую от Вас отчет о выполнении. Что непонятно?
        Ио с трудом захлопнул отвисшую от изумления челюсть. Потрясенно помотал головой.
        - Ну что ж, как Вам будет угодно... Тогда у меня для Вас два известия - хорошее и плохое. Впрочем, об этом Вам самому судить. Первое: горожане не хотят падения города. Я видел только одну женщину, желавшую иного. Ее, как я понимаю, уже казнили. Они боятся вторжения неприятельских солдат, грабежей и убийств. Опасаются падения власти и последующего хаоса. Голода, разгула преступности, прекращения работы городской инфраструктуры. Воспринимают городскую власть, если не как добро, то уж точно - меньшее зло.
        Адмирал кивнул.
        - Это понятно. Я бы даже сказал - банально. А какое второе известие?
        Ио холодно улыбнулся.
        - Удивительное дело, снятия осады очень многие жители Города делом тоже не хотят. Даже если говорят обратное. В глубине души они привыкли к такой жизни. Уже забыли, что бывает другая. Страшатся перемен, неизвестности. Им не нужна свобода, они не хотят ответственности за собственную жизнь. Жесткий командный порядок, где кто- то за них решает, что делать, откуда брать средства существования, как жить и умирать - для них единственно приемлемый и комфортный. Прочный мир все это неизбежно изменит.
        - Вот как! - адмирал вытащил из пакетика и сунул себе в рот жевательную палочку, медленно заработал челюстями.
        - Впрочем, есть и другие - те, кто привык не к безответственности управляемых, а к возможности повелевать и получить беспрекословное подчинение. Они тоже почувствовали вкус к такой жизни. Да хотя бы Вы.
        - Я? - с деланным изумлением адмирал ткнул себя в грудь.
        - Насколько я понимаю, - сказал Ио, - лучшее, на что Вы можете рассчитывать после отмены военного положения - пост градоначальника. Ну разве сравнится он с должностью главы Совета Обороны? Того, кто может выдавать вражескому шпиону вот такие документы.
        Ио вынул из кармана и бросил на стол мандат.
        Адмирал расхохотался.
        - Вы не представляете, как забавно это выглядит со стороны. Командующего обороной обличает подлый изменник, еще недавно планировавший, как бы ловчее сдать Город врагу.
        - Я, всего лишь, хотел закончить кровопролитие, - вполголоса проговорил Ио, скорее, не адмиралу, а самому себе, - Там, в Иотапате, смерти оказалось слишком много. Так много, что я перестал понимать ее смысл. Она сама стала собственным смыслом и целью, дьявольским жертвоприношением, и ничем больше. И я захотел это прекратить.
        Морозини вздохнул, встал из кресла.
        - Вы, бен Маттафия, представляете наихудший из трех видов предателей.
        - А какие бывают?
        Адмирал оперся руками на крышку стола.
        - Первые явным образом принимают сторону противника. Они, разумеется, опасней, чем обычный враг, так как знают наши слабости изнутри. Вторые тоже служат врагу, но из трусости, подлости, хитрости ли - то ли на всякий случай, не зная как все повернется, то ли чтобы легче было вести гнусную работу против собственного народа, пытаются изобразить, что они все еще свои. Эти хуже первых, потому что кто- то может повестись на их уловки. Но третьи - много хуже. Те, кто, предавая, искренне считают, что действуют во благо предаваемых. Такие предатели стократ опасней, потому что единственные могут вызвать невольную симпатию и уважение - хотя бы самоотверженностью, которая им нередко присуща - даже у того, кто их видит насквозь. А предателя нельзя уважать, его можно только презирать.
        - И как же Вы мной распорядитесь? Теперь, когда Вы убедились, что ни с какой внутренней агентурой я не связан?
        Морозини вышел из-за стола и с ледяным любопытством глянул сверху вниз в глаза Ио. Кивнул, похоже, получив ответ на не заданный вслух вопрос.
        - Вы получите то, что заслужили.
        ***
        По этой лестнице нечасто спускались. Ноги противно и опасно скользили по влажным и покрытым слизью ступенькам, которых Ио почти не видел. Его сопровождали четверо полицейских. Двое с факелами, двое с оружием наизготовку, будто собираясь немедленно вступить в бой. Замыкал группу неизменный и вездесущий капитан Феб.
        'А, может быть, это и не один человек вовсе, а много разных. Просто все с одним и тем же полусонным выражением глаз из-под приопущенных век, - возникла мысль в голове Ио,- С одинаковой скучающей уверенностью в праве, силе и правоте.'
        Лестнице предшествовали кривые с неровными стенами бесконечные тусклые коридоры. Сначала там встречались люди, но вот уже целую вечность кроме Феба и четверых полицейских, неразличимых в гробовом молчании, вокруг Ио не было ни души. И вот очередная дверца, ничего не примечательная среди прочих, вместо очередного коридора сменилась неожиданно затхлым сырым запахом и длительным спуском.
        Наконец, они остановились.
        'Неужели всё?' - испуганно подумал Ио. 'Похоже на то, - спокойно, хоть и чрезвычайно удрученно отозвался откуда- то Иосиф бен Маттафия, - Прости, мальчик, я не хотел, чтобы так вышло'.
        - Капитан, подождите! - Ио порывисто обернулся к Фебу, - Нужно вернуться. У меня важная информация для адмирала.
        Феб недоуменно приподнял бровь. Сделал вопросительно оглянувшемуся на него переднему полицейскому нетерпеливый жест, чтобы не останавливался.
        - Да послушайте же. Я понял, что такое Город!
        'Ну зачем? Какая бессмыслица...' - с досадой пробормотал внутри него Иосиф бен Маттафия, прикрыв воображаемое бородатое лицо невидимой рукой.
        - Без толку рассуждать, когда закончится осада. Город и есть - то, что вечно находится в осаде, вечно с ней борется и вечно ее жаждет, - торопливо заговорил Ио, будто боясь не успеть, - Таков его смысл и содержание. Единицы - вроде Петрония, думают, что можно вынуть осаду из Города, и останется тот же Город - только лучше. Они не понимают, что осада, законы военного положения, мобилизационная экономика Города - его единственный стержень. Самое правильное, что может сделать Враг, чтобы уничтожить Город - просто уйти. И лишить смысла.
        - Извините, господин Маттафия, - Феб пожал плечами, - Я не располагаю полномочиями на ведение подобных переговоров. Вам пора.
        ... С глаз сдернули повязку и Ио вытолкнули наружу.
        В глаза ударило солнце. У ног и дальше - до леса невыносимо ярко зеленела трава с проплешинами гари и следами бесчисленных попыток штурма.
        'Легендарный затворник, нелюдимый книжный червь, мало кому известный в лицо' - вдруг вспомнил Ио слова Морозини и вздрогнул.
        'А точно ли тот человек, который опознал Иосифа бен Маттафию в беспамятном лазутчике, не ошибся?'.
        Он еще раз попытался перебрать в памяти те обрывки, которые воспринимал как собственные воспоминания бен Маттафии. Не были ли и они, всего лишь, прочитанными строчками, вышедшими из-под пера неведомых авторов, оживленными больным сознанием иллюстрациями из забытых книг?
        'И так ли это важно для человека, отчалившего от одного берега, но так и не достигшего другого?' - подумал Ио или тот, кто по привычке продолжал называть себя так - потому что должно же у человека быть имя?
        На кромке леса показались раскосые воины в кожаных доспехах с островерхими железными шапками на головах, сидящие на небольших косматых лошадках.
        Вперед выехал рыцарь в латах с закрытым забралом на остроносом сверкающем шлеме. Около минуты высокий вороной конь офицера перетаптывался на месте, после чего рука в перчатке повелительно вытянулась в сторону Ио.
        Ио судорожно оглянулся назад: на стену, уходящую высоко вверх и в обе стороны - сколько было видно. На глухо закрывшуюся за спиной дверь.
        Иосиф Бен Маттафия ощутил растерянность и страх. Опустошенность. Сожаление. Ужас возможной ошибки. И где- то на дне этого вороха чувств - что- то плохо уловимое, на мгновение блеснувшее, как мелкая монета на дне пустого кошелька...
        Ювелир
        Заключенный боязливо застыл на пороге. Внешность выдавала в нем лагерного старожила с печатью долгого дурного питания и застарелого окаменевшего страха в чертах лица. Седоватая щетина на морщинистом подбородке и впалых щеках неряшливо топорщилась. Длинная кирпичного цвета шея торчала из несоразмерно широкого воротника пожелтевшей черно-белой робы. В руке гефтлинг сжимал такую же полосатую шапку.
        Весенний ветер, ворвавшись через открытое окно, пахнул ему в лицо цветочной свежестью, взъерошил пачку бумаг, заставил сидящего за столом слегка поморщиться и открыть глаза.
        Офицер в серой форме с похмельным одутловатым лицом и красной сеткой вокруг зрачков поднял голову, отложил карандаш. Вопросительно глянул на вошедшего.
        - Заключенный Розенфельд?
        - Так точно, герр комендант! - гефтлинг торопливо кивнул, сжав шапку в руке.
        - Вы просили о разговоре со мной, - несмотря на яркое солнце, комендант зябко поежился и прикрыл окно, - Что Вам нужно?
        - У меня очень важная информация для Вас.
        - Садитесь, - комендант кивнул на стул.
        Заключенный торопливо, но при этом осторожно уселся на край стула.
        - Говорите.
        - Герр комендант, - голос заключенного дрогнул, - Я узнал, что лагерь ликвидируется в связи с приближением войск союзников. Вместе со всем контингентом.
        Выражение расслабленной усталости на лице коменданта омрачилось легкой тревогой.
        - Откуда Вам известно?
        - У меня - свои источники.
        - Бауэр! - крикнул комендант.
        В кабинет поспешно вошел громила с низким лбом и засученными рукавами. Комендант указал на Розенфельда.
        - Этого - расстрелять. Немедленно, здесь же, во дворе комендатуры.
        - Есть, герр Майер! - громила вытянулся и протянул сильную руку бывшего портового грузчика к гефтлингу.
        - Нет! Вы не понимаете, меня нельзя убивать!
        Гефтлинг часто заморгал от ужаса, нижняя челюсть мелко затряслась. Это выражение Майер видел слишком часто. Оно ему давно наскучило. Комендант нетерпеливо махнул рукой от себя и опять прикрыл глаза.
        - Вы не понимаете! Я - инопланетянин!
        Бауэр сгреб вырывающегося гефтлинга в охапку и потащил в выходу.
        - Что? - комендант очнулся, по бледным губам пробежало подобие улыбки, - Бауэр, погодите! Да пустите же его. Что Вы сказали?
        - Я - инопланетянин.
        Комендант поглядел на Розенфельда с изумленным интересом.
        - Такого я еще не слышал. Бауэр, оставьте нас. Садитесь, Розенфельд.
        Гефтлинг с глазами, еще не утратившими выражения смертного ужаса, плюхнулся на стул.
        - Итак, - сказал комендант, - Повторите, что Вы сейчас сказали.
        - Я - инопланетянин, - захлебываясь, затараторил гефтлинг, - Не землянин. Не человек. Разумное существо другого биологического вида. Представитель другой цивилизации, далеко обогнавшей человечество в развитии.
        Комендант помотал головой, сдерживая ухмылку.
        - Хорошо, Розенфельд. Очень хорошо. И как Вы попали сюда, наш инопланетный гость?
        - Прилетел на межзведном корабле. Я, собственно, и сейчас там нахожусь. Я лежу в специальной капсуле, транслирующей мое сознание в это тело, а все ощущения, им испытываемые, обратно в мой мозг. Лучше вряд ли смогу объяснить - в вашем языке нет нужной терминологии, да я и не специалист...
        - Так Вы - шпион? Прилетели выведывать наши секреты?
        Розенфельд испуганно отшатнулся.
        - Нет, что Вы! Что за странная мысль? Сами подумайте, какие секреты я могу выведать в этом ужасном лагере?
        - Тогда зачем Вы здесь?
        - Я - в некотором смысле.... турист...
        - Турист??
        Майер на секунду оцепенел и расхохотался так, что чуть не рухнул вместе с креслом.
        - Хотел бы я посмотреть то место, для которого мой лагерь - курорт!
        - Да нет, все наоборот, - Розенфельд протестующе поднял руки и тут же испуганно убрал их на колени, - Как я уже говорил, наша цивилизация намного развитей Вашей. Дело в том, что наш мир абсолютно, тотально безопасен. Опять же, долго объяснять как это устроено. Но там - на нашей планете - разумному существу совершенно ничего не угрожает. У нас нет физических страданий, болезней, смерти от старости или несчастного случая. Никто не может причинить вред не только другим, но даже себе. Все попытки и инциденты такого рода пресекаются в зародыше специальными механизмами - вездесущими и всевидящими. И большинство принимает это как само собой разумеющееся. Но есть некоторые, немногие - такие как я.
        - Какие - такие?
        - Которым этого не достаточно. Вы можете себе представить мир, в котором невозможно испытать сладостного освобождения от боли, почувствовать восторг ухода от опасности, в котором нет ни палящей жары, ни обжигающего холода?
        - Но ты не холоден и не горяч, - задумчиво пробормотал комендант.
        - Что, герр комендант? - испуганно переспросил Розенфельд.
        - Апокалипсис... Ничего, давайте дальше.
        - Да, дальше, - радостно затряс головой Розенфельд, - Такая жизнь пресна. Вы не представляете, каково это - изо дня в день видеть только здоровых, безмятежно наслаждающихся жизнью, довольных всем существ, не знающих ни голода, ни боли, ни унижения?
        - Не представляю, - голос коменданта стал ниже и глуше, - В послевоенной Германии в голодных и униженных недостатка не было... Ну так вернемся к Вашему повествованию. Вы отправились на Землю, чтобы увидеть все это?
        Офицер нарисовал в воздухе неопределенную дугу позади себя.
        - Нет, не увидеть, - на лице Розенфельда появилось восторженная улыбка, - Почувствовать, испытать! Нюхать, осязать, чувствовать кожей...
        - И давно Вы здесь?
        - В Ваших единицах времени - три месяца. Здесь, в лагере. На Земле - шесть лет.
        - То есть, Ваш дух вселился в тело еврея Розенфельда, заключенного моего лагеря?
        - Можно и так сказать.
        Комендант усмехнулся.
        - И почему Вы выбрали именно этот... гм.. объект для воплощения?
        Розенфельд помотал головой.
        - Он не первый, и не единственный. Я вселялся в разные тела. Я становился пожилым мелким клерком, которого бьет сумасшедшая жена. Проституткой в гамбургском припортовом притоне. Прокаженным в лепрозории. Умирающим солдатом в госпитале в Лейпциге. Все это было захватывающе, невыносимо прекрасно. Но каждый раз быстро приедалось. Мне хотелось все более сильных ощущений, большей опасности, более мучительных страданий...
        Лицо коменданта помрачнело.
        - И Вы решили, что в концлагере найдете все это.
        - Да! Да! - на глазах Розенфельда выступили слезы, - Это... Это настоящее волшебство! Я не испытывал такой боли, такого плотского ощущения жизни, таких эмоций, как этот человек - унижение, страх, сожаление, ужас! А еще постоянная смерть кругом и возможность собственной гибели! Да, Розенфельд с его навыками оценщика ювелирных изделий сумел стать нужным администрации лагеря, для него эта опасность была невелика, но все же, все же...
        - Так что же Вас тогда не устраивает, господин турист? Вы получили, что хотели.
        Заключенный смешался.
        - Две недели назад что-то произошло. Я не смог вернуться в свое тело.
        Лицо Розенфельда посерело.
        - Я не знаю, что случилось. Какое-то повреждение. Причем, с телом все в порядке - иначе я бы заметил. И с кораблем - тоже. Он так построен, что без проблем выдержит прямое попадание авиационной бомбы - останется пригоден и как жилище, и как транспортное средство. Судя по всему, повреждены какие-то внешние устройства. Они принимают и передают сигнал, но не реагируют на команду о выходе из тела реципиента. Возможно, дело в этих бомбежках, которые участились в последнее время.
        - Да, Вы знаете, у нас тут война идет, - пробормотал комендант с еле заметной интонацией насмешки, - Ну так в чем проблема? Насколько я понимаю физиологию процессов, которые Вы только что описали, могу предположить, что если это тело умрет, Вашим устройствам неоткуда будет принимать сигналы, и спящая красавица проснется автоматически. Могу Вам помочь прямо сейчас.
        Комендант открыл ящик стола и с улыбкой вытащил вальтер.
        - Нет! Нет! - Розенфельд отпыргнул вместе со стулом на метр назад, - Вы не понимаете! - лицо Розенфельда плаксиво скривилось, он поник, - Не понимаете... Это устройство - для вселения в другие тела - оно предназначено не для этого, не для межпланетного туризма. В нем нет защиты от смертельного шока. Мое настоящее тело куда нежнее, беззащитнее человеческого. Наш вид тысячи лет ничего подобного не испытывал. В общем, если Розенфельд умрет, то с большой вероятностью умру и я. Нервная система не выдержит.
        Комендант хмуро молчал.
        - Самое досадное, - сказал Розенфельд, - Что корабль находится всего в нескольких километразх отсюда. Если бы я мог к нему подойти, я бы проник в него снаружи, отключил апаратуру и разбудил свое настоящее тело. Но у меня нет возможности выйти из лагеря и добраться до него!
        Заключенный наклонился к Майеру и доверительно прошептал.
        - Сначала я просто решил подождать, когда нас освободят американцы. Месяц, два - продолжать наслаждаться мучительной жизнью этого тела. Но вчера я узнал о ликвидации лагеря и понял, что дальше тянуть нельзя.
        - Видите ли, господин Розенфельд... - перебил его Майер.
        Лицо заключенного исказилось.
        - Нет, нет, не надо меня больше называть этим именем! Оно не мое. У него запах смерти.
        Комендант пожал плечами.
        - А как Вас зовут?
        Гефтлинг растерянно приподнял брови.
        - Вы не сможете этого произнести.
        - Хорошо. Тогда буду называть Вас Микромег. Вы читали Вольтера?
        Гефтлинг помотал головой.
        - Неважно. Так вот, господин Микромег, правильно ли я понял, что если Вы отсюда выйдете, еврей, в теле которого Вы сейчас находитесь, участь остальных заключенных лагеря не разделит.
        - Наверно, - гефтлинг пожал плечами, - Я особо и не думал об этом.
        Майер развел руками.
        - В таком случае ничем не могу помочь. Расовая теория утверждает, что вредные еврейские наклонности передаются с кровью, и наша задача - ликвидировать еврейскую кровь. Если этого нельзя сделать, не убив Вас, мне придется выбрать Вашу смерть.
        - Вы смеетесь? - Розенфельд истерично рванулся к коменданту, ударился грудью о столешницу, - Это не игра, герр комендант! Это не игра!
        - А Вы только сейчас об этом догадались, господин инопланетянин? - Майер прищурился, - Вы думали, у нас тут такой Луна-парк для скучающих космических обывателей? Это же так захватывающе - кровь, грязь, боль, смерть?
        Комендант с некоторым усилием встал. Заложив руки за спину, медленно вышел из-за стола. До Розенфельда донесся тяжелый дух многодневного перегара. Майер задумчиво покачался на каблуках. И сбоку двинул заключенному в зубы.
        Гефтлинг булькнул, от неожиданности отскочил назад вместе со стулом. С трудом удержал равновесие. Майер повернулся к нему всем телом, широко расставив ноги, и ударил еще раз. Гефтлинг с грохотом упал, прикрывая лицо руками.
        Майер отшвырнул стул. Он стал пинать извивающееся полосатое тело на полу.
        - Что?... Что Вы делаете? - сумел произнести между ударами Розенфельд.
        Его разинутый беззубый рот кровоточил.
        - Что я делаю? - процедил Майер между ударами, - Избиваю еврея Розенфельда и этим доставляю Вам удовольствие. Это же именно то, зачем Вы сюда прибыли, не так ли? Вот так, например.
        Майер пнул гефтлинга ниже ребер, вызвав у того новый сдавленный стон.
        - Делаю то, что мне, в отличие от Вас, удовольствия никогда не доставляло, - приговаривал Майер между ударами, тяжело дыша, - Я учился на фармацевта, а стал охранником, палачом, убийцей. Потому что не было другого выхода. Я творил мерзости и заставлял других творить мерзости, потому что только так можно было спасти страну, нацию, расу!
        Комендант распалялся все больше. Он уже почти кричал.
        - И даже теперь, когда все это оказалось напрасным, мне придется убить всех заключенных, потому что даже это лучше для меня, для моих подчиненных, для моей страны, чем если хоть один из них расскажет, что здесь происходило на самом деле!
        - Вы сможете!... Сможете!.. - прохрипел гефтлинг захлебывался кровью и воздухом.
        - Что я смогу? - комендант остановился и недовольно поглядел на скрючившегося на полу заключенного, - Ну говорите, Розенфельд, не испытывайте мое терпение.
        - Вы сможете убить Розенфельда, если захотите, - хлюпая разбитыми губами, прошептал гефтлинг.
        Майер пожал плечами.
        - Я это и так знаю.
        Розенфельд сел на пол, со свистом выдыхая воздух с красными пузырями и держась за грудь.
        - Я хотел сказать - у Вас есть выход. Я пришел Вам его предложить. Вы поможете мне добраться до корабля - я говорил, он совсем рядом. Я вернусь в свое тело, а после этого можете пристрелить Розенфельда, растоптать его сапогами, отгрызть ему голову. А потом я увезу Вас отсюда.
        - Куда? - изумленно прошептал комендант.
        - Куда хотите.
        Гефтлинг перестал свистеть и задыхаться.
        - Я понимаю Ваше состояние. Я знаю, что с Вашими коллегами сделали в Бухенвальде и в других местах. Уверен, Вы тоже в курсе. В Германии у Вас нет шансов. Я бы рекомендовал Аргентину, там к немцам, в стом числе и к бывшим нацистам относятся лояльно.
        - Откуда Вы знаете?
        Гефтлинг вздохнул.
        - Я же сказал, кто я. Я знаю очень много. Решайтесь, герр комендант. У нас очень мало времени.
        Он смотрел на Майера снизу вверх, но не как заключенный. Этот взгляд комендант тоже видел не раз. Когда с ним пытались договориться.
        ***
        Розенфельд вышел из комендатуры с туго связанными за спиной руками. Майер остановил заключенного перед автомобилем и открыл дверцу. Кинул на переднее сиденье саквояж. Положил ладонь на лысый череп еврея и вдавил на заднее сиденье.
        - Штандартенфюрер!
        Комендант обернулся. К нему спешил высокий белокурый офицер в серой шинели.
        - Что Вам, Шульц?
        Офицер открыл рот, осекся, глянув на гефтлинга.
        - Это труп. Говорите.
        - В тридцати километрах - американский прорыв! - взволнованно доложил офицер.
        - Значит, лагерь пора ликвидировать, - спокойно сказал Майер, - Прямо сейчас. Доверяю командование операцией Вам, штурмбаннфюрер.
        Шульц удивленно поглядел на коменданта.
        - А Вы, герр Майер?
        - У меня важное дело. Связанное с этим телом.
        Шульц заглянул в салон. Лицо штурмбанфюрера омрачилось. Губы сжались в бледную нитку.
        - Это Розенфельд, ювелир. Я узнал его. Что этот еврей Вам пообещал?
        Майер выпрямился.
        - Полет на Луну, Дитрих. Знаете такую идиому из жаргона нашего контингента?
        Рука Шульца как бы невзначай опустилась к кобуре.
        - Вы не можете...
        - Вы, в самом деле, ничего не понимаете?- тихо сказал комендант, - Все кончено, Дитрих. Все кончено.
        На лице Шульца появилось выражение глубокого омерзения, будто он заметил, что вступил в дерьмо. Штурмбанфюрер убрал руку с кобуры.
        - Вот так в трудный момент выясняется, кто в Движении из шкурных соображений. Я бы, не задумываясь, пристрелил Вас сейчас, но знаю, какая жалкая жизнь Вас ожидает. Вы же понимаете, что через год - ладно пять, да хоть десять! - мы вернемся в Париж и возьмем Москву. И тогда - да еще раньше, Вы пожалеете, что струсили, поймете, что продешевили, опрометчиво показав свое истинное лицо. Можете ехать со своим евреем и своим саквояжем к американцам, русским, к чертовой матери. Сделаем все без Вас в лучшем виде...
        ***
        Ворота лагеря скрылись далеко позади. Автомобиль подпрыгивал на ямах и разбрасывал мелкую весеннюю грязь.
        Комендант хмуро глядел на неухоженную дорогу, придерживая руль левой рукой. Правая время от времени подносила ко рту фляжку с коньяком.
        - Герр комендант, - раздался слабый голос с заднего сиденья, - Может быть, сейчас, когда нас никто не видит, Вы развяжете мне руки? Я их уже не чувствую, а они нам с Вами еще пригодятся. Для того, чтобы разблокировать корабль, требуются некоторые манипуляции.
        На губах коменданта появилась злая ухмылка.
        - Разумеется, я полностью доверяю Вам и Вашей верности нашему соглашению, дорогой Микромег. Но что, если Розенфельд на мгновение возьмет тело под контроль? Тогда мне придется Вас убить. Кстати, а что думает обо мне Розенфельд?
        С заднего сиденья послышалось только тяжелое дыхание.
        - Вряд ли Вы отключили его сознание полностью. Вам ведь нужны его знания и опыт. Значит, Вы в курсе его размышлений. Ну, не трусьте, пришелец. Это же его мысли, а не Ваши.
        Сзади раздался звук, как будто сдулся воздушный шарик.
        - Он считает Вас зверем, герр комендант, - глухо сказал гефтлинг, - И Ваших подчиненных считает зверями. Бешеными животными.
        Майер моргнул, вытер слезящиеся глаза рукой в перчатке.
        - Какое странное совпадение. А мы считаем животными его самого и ему подобных. Не находите это забавным, господин Микромег? Как только люди стали относиться друг к другу как к мыслящим волкам и крысам, к нам прилетел настоящее разумное существо иного биологического вида. Ну, что Вы молчите, Микромег?
        - Я же объяснил Вам, - ответил гефтлинг, - В сущности, я потому и прилетел сюда.
        Майер отхлебнул коньяка, закашлялся.
        - А Вам не приходило в голову, Микромег, что на самом деле Вы ниоткуда не прилетали? Вы - еврей Розенфельд, не выдержавший страданий и спятивший от ужаса и безысходности. Вообразивший себя инопланетянином, который находится в концлагере Третьего рейха по доброй воле и исключительно ради развлечения. Способным в любой момент покинуть истерзанное тело заключенного и переместиться в другое сильное, здоровое и свободное. Или вовсе никуда не перемещаться, а обратиться в бесплотный дух. И перестать быть узником, перестать быть евреем. Это ведь очень вероятно и логично. В моем лагере многие сошли с ума - и узники, и охранники.
        Сзади послышалась возня. Пассажир пытался размять затекшие члены.
        - Судя по обещанию господина штурмбаннфюрера, - заметил он, ворочаясь, - других узников - в Вашей версии психически здоровых - сейчас расстреливают из пулеметов и добивают из табельного оружия. А я в личном автомобиле коменданта удаляюсь от лагеря со скоростью сорок километров в час. Так кто из нас сумасшедший?
        Майер рассмеялся.
        - Мне нравятся люди, не теряющие чувство юмора в самых сложных ситуациях.
        - Не называйте меня человеком.
        Голос сзади показался Майеру рассерженным.
        - Я не человек. И у меня нет никакого желания им быть.
        Майер оглянулся с любопытством, так что чуть не съехал с дороги.
        - Похоже, Вы очень горды своей расой и своим миром, Микромег , - пробормотал он, выправляя руль, - В таком случае я расскажу Вам немного про наш.
        Майер выдохнул, наполнив кабину густым коньячным духом, тут же смешавшимся с парами бензина.
        - Среди разнообразия земной фауны есть одно животное - родственник кошки, но больше похожее на крупную собаку, - начал он медленно, - Полосатое как тигр, с острыми ушами, с изогнутым дугой как у послушного унтерменша позвоночником. У гиен острые зубы и зоркие глаза, но сами они не охотятся. Они следят, когда хищник - тигр, лев, леопард поймает и загрызет зебру или антилопу. Сначала гиены ждут, когда хищник утолит инстинкт охоты и убийства. Потом - когда он насытит свое брюхо. И только когда тигр или лев, довольный и сытый, зевая, уходит на ночлег, в ночной тьме выползают они - обгрызать обрывки мяса и жил с обглоданных костей. Так вот, судя по Вашему рассказу, это и есть ваше место в мире.
        - Это справедливо, герр комендант, - тихо сказал Микромег.
        Майер оглянулся с ироничной улыбкой.
        - Что-то представитель высшего разума слишком быстро согласился с положением пожирателя падали. Это трусость, Микромег. Мне кажется, Вы позорите свою расу.
        - Когда тигр издыхает, - так же тихо проговорил Микромег, - его останки тоже достаются гиенам. И если он еще не умер, но одряхлев, не смог найти хорошего убежища, он может достаться гиенам и в этом случае. Я не возражаю против расположения нашей расы наверху пищевой цепочки.
        Майер стянул с правой руки перчатку, взял ее за пальцы, слегка развернулся назад и хлестнул пассажира по глазам.
        - А? Что?? - взвизгнул тот от неожиданности.
        - Просто мне показалось, дорогой Микромег, - доверительной интонацией произнес комендант, - что Вы немножко утратили контроль. Розенфельд не по делу разговорился. Я решил Вам помочь.
        ***
        Автомобиль остался около покосившегося указателя перед глубокой воронкой от авиабомбы. Комендант и его спутник брели по уже совсем безлюдным заброшенным местам. Впереди, шатаясь от слабости, показывая путь, шел инопланетянин с тяжелым саквояжем. На кистях Микромега виднелись сине-красные вмятинами от веревок. За ним с лопатой и изрядно опустевшей фляжкой нестроевым шагом плелся Майер.
        Комендант запрокинул голову и принял в себя оставшиеся капли коньяка. Поморщился. Не глядя, отшвырнул фляжку назад. Встал, будто наткнувшись на неожиданную мысль.
        - Пришелец! - проревел он в спину Микромегу, - Стоять!
        Инопланетянин остановился. Вопросительно обернулся к Майеру.
        - А почему Вы уверены, что я Вас не прикончу, когда мы сядем в Ваш аппарат, и просто не заберу его себе?
        - А я разве не сказал? - удивленно поинтересовался пришелец, - Вы не сможете им воспользоваться. В случае моей смерти вся аппаратура самоуничтожится.
        - Это почему же?
        - Защита от попадания высокотехнологичного оборудования представителям низшей расы.
        - Как Вы сказали? Низшей?
        Майер насупился. Свел брови к переносице и уставился в землю. Потом махнул лопатой.
        - Что встали, идите!
        Микромег пожал плечами и пошел дальше.
        -Так значит, Вы, все-таки, предполагали, что Вас здесь могут убить? - задумчиво бормотал Майер в спину пришельцу, - Странно, что за десяток лет, что Вы здесь торчите, этого не случилось. Вы же омерзительны, инопланетянин. И, наверно, в любом обличии. Вы мне не нравитесь даже больше...
        - Шесть лет, - спокойно поправил Микромег, - Я здесь шесть лет. Я говорил.
        Некоторое время комендант шёл, опустив голову вниз.
        - Погодите? С тридцать девятого?
        Штандартенфюрер запнулся.
        - То есть, с Вас все и началось? Вы все это начали, гиены занебесные. Вот это все - безнадежную войну на два фронта. Поклонение ничтожному крикуну с дурацкой челкой. Веру в призрачную победу, которой скормили лучшую часть нации. Вы заморочили нам мозги. Чтобы потом обжираться нашими бедами. Вы нас до этого довели?
        Майер рванулся и схватил гефтлинга за горло. Почти невесомое тело Розенфельда колыхнулось в полосатой робе.
        - Да что Вы, нет, конечно нет!
        Микромег выглядел не испуганным, а, скорее, удивленным,
        -Вы же разумный человек. Видели все своими глазами. Люди все сделали сами, своими руками. Этим они для нас и хороши - их не надо ни к чему подталкивать. Вы умеете сами превращать свою жизнь в ужас и кошмар. Никакая внешняя сила - тем более инопланетная, вам для этого не нужна. Я только воспользовался... Только приобщился...
        - Сами? Своими руками? - повторил Майер.
        - Да, потому я и прилетел. Вы еще строили планы в счастливом неведении. Еще только готовились начать свою гекатомбу. А я уже видел на вашей планете будущее золото военных страданий, бриллианты предсмертного ужаса, изумруды голодных мук, невиданное сокровище для стонущего от скуки бессмертного разума. И все это в мегамасштабах!
        Майер мрачно слушал, помахивая лопатой.
        - Вы все время пропускаете такое удовольствие как власть над людьми. Как будто это Вас не интересует. Не верю.
        Инопланетянин пренебрежительно отмахнулся.
        - Она нужна для достижения других целей. Но сама по себе не интересна. Как все, что достается слишком просто. Вы не представляете, как вы, люди, примитивны и манипулируемы.
        Он хмыкнул.
        - Хотя, отчего же? После Гитлера-то могли бы и представить.
        Майер остановился и отвернулся от Микромега. Пару секунд он стоял спиной к инопланетянину, заложив руки с лопатой за спину. Его щека ритмично дергалась, нижняя губа слегка дрожала. Внезапно он обернулся, застав спутника врасплох. Тот отпрянул, вопросительно уставившись на коменданта.
        - Скажите, Микромег, а в Вашем космосе есть евреи?
        - Евреи?
        Майер кивнул.
        - Ну да, евреи. А что Вы так смотрите? Евреи есть везде. Их не может не быть. У турок евреями были армяне. Я думаю, свои евреи есть даже и у китайцев, и у индусов. Они могут по-разному называться - коммунистами, левыми, социал-демократами, католиками. Они могут иначе выглядеть, но они обязательно есть. Везде, где есть здоровое тело, непременно заведутся паразиты. Живущие за его счет, ненавидящие его, заражающие стыдными болезнями, разрушительными идеями, извращениями, слабоумием. Которые делают его слабым. Чтобы удобнее было пожирать. И тело перестает быть здоровым, оно болеет, становится добычей для окружающих хищников. Или, может, паразиты были, но ваша раса с ними справились? И после этого вы покорили звезды?
        Майер помолчал. Пристально посмотрел на гефтлинга.
        - Или все случилось наоборот? Что-то в Вашем описании Ваш заоблачный мир не очень похож на Асгард с чертогами Валхаллы, на рай героев и богов. Это больше смахивает на мечту торгашей и вырожденцев. И, может быть, Вы и есть зажравшийся космический еврей. От пресыщения извращениями ищущий грязь погрязнее в самой вонючей дыре Вселенной? Так Вы, все-таки - еврей, пришелец?
        - У Вас богатое воображение, герр Майер, - спокойно сказал Розенфельд.
        После выхода из комендатского автомобиля с ним случилась удивительная метаморфоза. Гефтлинг выпрямился, как будто даже стал выше ростом. Его взгляд из испуганно бегающего превратился в спокойный и уверенный. По губам Розенфельда бродила улыбка. Он оглядел поле. Ветерок шевелил остатки волос по сторонам желтой головы.
        - Расслабьтесь, Ганс. Через считанные часы мы с Вами будем в Южной Америке. Я оттуда полечу к себе домой, а Вы продадите связки золотых часов из своего саквояжа, и этого Вам хватит, чтобы начать заново. Вы еще не старый человек, у Вас вся жизнь впереди.
        - Спасибо, Розенфельд.
        - Пока не за что.
        - Боюсь, другой возможности поблагодарить не представится.
        - Что?
        Инопланетянин обернулся. Дуло вальтера смотрело ему прямо в лоб.
        - Вы меня хорошо позабавили напоследок. Меня очень развлекла Ваша безумная попытка сохранить или хотя бы продлить свою жизнь. Это было настолько нагло, что даже вызвало некоторое уважение. Это так не похоже на Ваших соплеменников, как бараны покорно идущих под нож. Но, к моему искреннему сожалению, пора заканчивать. Если это Вас немного утешит, скажу, что я Вас переживу очень ненадолго. Сдаваться я не собираюсь.
        - Майер, не говорите чепухи, никто сейчас не умрет - ни Вы, ни я. Мы уже пришли, - Микромег смотрел на коменданта с сочувственным превосходством, - Мой корабль - вон под этим камнем. Камень маскировочный. Если не хотите поворачиваться ко мне спиной - хорошо. Дайте лопату. Я сам сейчас откопаю.
        Майер посмотрел на гефтлинга. Пожал плечами, швырнул ему лопату и отступил на пару шагов. Розенфельд уверенно подошел небольшому холмику и воткнул лезвие. Через несколько секунд блеснуло что-то металлическое. Розенфельд обернулся и победно глянул на Майера.
        - Что мне делать в этой Аргентине? - растерянно пробормотал Ганс Майер, - Продавать микстуры, как отец-аптекарь? Я уже и не помню, как их готовят.
        - Да Вы не беспокойтесь, Ганс, - весело сказал Микромег, - Я не собираюсь оставлять Вас надолго. Вы для меня очень удачное приобретение.
        - То есть?
        - Вы имеете опыт руководства людьми - причем весьма экстремального руководства, замечу. При этом сегодняшний день показал, что у Вас гибкое мышление, Вы способны усваивать новое. Вы молоды, энергичны. У Вас есть воля и хватка.
        - Но зачем я Вам?
        Розенфельд кинул еще пару лопат. Майеру показалось, что он уже видит обширную блестящую поверхность. Сердце коменданта бешено заколотилось. Он почувсвовал головокружение.
        - У меня большие виды на Землю. Здесь можно, говоря земным языком, делать очень хорошие гешефты. В моем мире миллионы таких как я, которые будут не прочь испытать что-то подобное моему опыту.
        Микромег повернулся к Майеру. Как бы невзначай шагнул в его сторону.
        - И этот куш у меня в руках! Войны, эпидемии, нищета, голод - и все естественное, без малейшей фальши! Настоящие, качественные страдания, боль, ужас! Вы даже не представляете, какой Луна-парк мы с Вами устроим из этой планеты! Да-да, именно вместе.
        Микромег увлеченно вещал, размахивая лопатой, как торжественным жезлом. Его лицо побагровело. Зрачки расширились как у кокаиниста.
        - Покорить Землю особого труда не составит - технические уровни не сопоставимы. Ваше оружие против нашего - просто детские игрушки! Но ведь завоеванным надо еще управлять? А кто с этим справится лучше местных? Вы вытянули выигрышный билет, Майер! Должность оберкапо всей Земли - каково, а?? А??!
        Майер выстрелил три раза подряд. Тело Розенфельда несколько раз дернулось и застыло.
        Раздался грохот. Поверхность земли совсем рядом с Майером встала на дыбы, повернулась и сильно ударила плашмя по рукам, животу и голове...
        ***
        Кто-то кричал над правым ухом. Майер услышал, но не смог разобрать слова. Он открыл глаза и увидел странные шнурованные ботинки, покрытые пылью, и правее - коричневые форменные штаны в пятнах грязи.
        Комендант с трудом приподнялся. В голове гулко загудело. Боль, пульсируя, пробежала от виска к виску, чувствительно ударила в лобную кость изнутри. Майер выпрямился, сидя, пытаясь удержать равновесие.
        Расплывчатые тени перед ним также приобрели вертикальное положение. Через фильтр из слез и пыли они показались Майеру инопланетянами.
        - Бросай оружие!
        Майер хотел отшвырнуть вальтер, но тот просто выпал из его руки в нескольких сантиметрах от ноги. Ганс Майер отпихнул его сапогом в сторону теней. Неожиданно резкость усилилась. Тени превратились в троих военных в чужой форме - Майер предположил, что американской. Обмундирование одного из них выглядело чуть иначе, чем у двух других. Внешность этих двоих показалась Гансу символичной - один был негр, другой - носат и рыжеволос. Теперь уже бывший комендант обратился к первому.
        - Да я и не собирался стрелять. Вы будете смеяться, офицер - извините, не могу разобрать Вашего звания, но именно сегодня я остро почувствовал родство со всем человечеством.
        Майер поглядел на заходящее солнце.
        -Сколько я тут провалялся?
        - Вы - Ганс Майер, штандартенфюрер СС?
        Американец говорил на немецком чисто, лишь с каким-то необычным выговором. Майер осторожно кивнул. В голове опять больно загудело.
        - Да, это я.
        - Подойдите с поднятыми руками.
        Майер поднял руки, с трудом встал и, качаясь, пошел к американцам.
        - Я сдаюсь.
        Офицер бросил что-то солдатам на английском. Те коротко переглянулись и ни слова не говоря, медленно отошли за пригорок. Майер разглядел квадратный подбородок под каской и арийские зелено-голубые глаза.
        - Ваше предки - из Германии? Из какой части? - спросил Майер, - Вы хорошо говорите по-немецки.
        Офицер пристально смотрел Майеру в лицо, будто пытаясь разглядеть что-то необычное. Он молчал.
        -Похоже, я контужен, офицер. Мне нужен медицинский осмотр.
        - Медицинский осмотр? - переспросил американец.
        Его красивые брови удивленно изогнулись.
        - Мы были в лагере. Там еще оставались живые, когда мы вошли. Ваши подчиненные так торопились успеть до нашего прихода, что поливали бензином умирающих кричащих людей. Вы - нелюдь, бешеное животное.
        Майер хмыкнул и отрицательно замотал головой.
        - Да нет, Вы ошибаетесь, я - человек.
        - На колени, руки за голову.
        Майер опустился в грязь и закинул руки за голову. По его лицу блуждала безумная улыбка. Ноги в коричневых штанах обошли его и остановились позади. Раздался щелчок взводимого курка.
        - Если бы Вы знали, офицер, какую услугу я только что оказал всему...
        Выстрела он не услышал.
        Счастливчик Климов
        Один Климов избежал гибели и взял джек-пот - дополнительную сотню лет жизни. Его удачливость до сих пор вызывает у посвященных восторг и замешательство. Для них он остался Lucky, Счастливчиком Климовым. Правда, тех, кому известна эта история, и сначала было немного, а осталось в живых и того меньше.
        ***
        - А прикинь, Лёха, насколько проще было бы Гитлеру с нынешними технологиями! Не надо рыться в архивах: Бейлис - потому что из иудеев или просто ликёр любит. Сделал анализ ДНК и сразу понятно, кто еврей, кто - нет. Быстро, точно, удобно.
        На последних словах высокий коротко стриженый мужчина лет тридцати в модной куртке в стиле милитари три раза рубанул рукой воздух.
        - Хочешь сказать - насколько геморройней? - усомнился его спутник среднего роста с круглым лицом в длинном драповом пальто, напоминающий телосложением, скорее, офисного работника. Почти полная противоположность собеседника.
        - Архивы-то можно припрятать или сжечь, Артёмка. А если анализ покажет, что твой ближайший друг имеет еврейские корни? Или вовсе - ты сам? Что тогда делать?
        - А лаборатории-то под чьим контролем, а?
        Молодые люди рассмеялись.
        Десятью минутами раньше тот, что повыше, названный Артёмом, указал приятелю на высокое треугольное здание за Храмом Николы Чудотворца на Белорусской, порадовавшее его причудливой формой:
        - А это что за билдинг? Пятнадцать лет назад, когда я с отцом приезжал, его не было.
        - Это Госпиталь, Гром, - коротко бросил Лёха, собираясь продолжить начатое рассуждение о блеске и нищете современной русской литературы.
        - Какой? - уточнил неуёмный Гром-Артём, - Военный, что ли?
        - Просто Госпиталь, - ответил приятель, - The Госпиталь.
        - Это тот, который дружки организовали? Круто, - присвистнул Артём, - До сих пор не могу осознать, что в Москве инопланетяне обосновались.
        - Да, собственно, - Алексей пожал плечами, - принципиально ничего и не изменилось. Как жили, так и живём.
        - Ну, не скажи, - Артём покачал головой, - Для детей, которых здесь лечат, изменилось многое. А уж для их родителей...
        - Сдаюсь, - Лёха поднял руки, - Мне не понять. У меня детей в отличие от тебя нет.
        - Кстати, смотри, - Артём многозначительно ткнул пальцем в лобовое стекло ближайшего жигуля, - Раньше здесь вешали Сталина. А теперь - его.
        С фотографии под стеклом на друзей, улыбаясь, смотрел круглолицый человечек с заплетенными в косы черными волосами и лучиками морщинок около вечно смеющихся узких глаз.
        "Межзвездный маугли" - так окрестил ведущий CNN этого человеческого детёныша, воспитанного, однако, не волками, а инопланетянами. Сюжет визита дружков в общеизвестном изложении выглядел не менее сказочно, чем "Книга джунглей".
        Два с половиной века назад разведывательный корабль инопланетян забрал с Земли мальчика-сироту, погибавшего в зимней дальневосточной "мари". Через много лет выросший человеческий детеныш уговорил "дружков", как он назвал спасителей, отвезти его на родину предков. Дружки не только выполнили просьбу, но и сами выбросили на Землю настоящий гуманитарный десант.
        Тридцать два дружка привезли с собой комплекс диагностического и лечебного оборудования, с легкой руки некоего журналиста названный "Госпиталем" - с большой буквы, в котором стали врачевать безнадежно больных, в основном - детей. Какое-то время сильные мира сего пытались влиять на то, кого дружки будут лечить, дабы извлечь из этого политические и материальные выгоды. Но дружки оказались непреклонны. В Госпитале оказывали услуги только бесплатно и только тем, на кого указывали сами дружки. Для этого по требованию дружков по всей земле развернули диагностические центры, где прошедшие специальную подготовку врачи проводили поголовные обследования населения с помощью инопланетных приборов.
        Собственно, обсуждение этой программы причудливым путем и привело друзей к обсуждению сложностей и преимуществ анализа ДНК для Гитлера.
        - Именно так, молодые люди: международное обследование дружков - страшное оружие кремлевского режима! - неожиданно в мирную беседу армейских товарищей ворвался посторонний голос.
        Друзья обернулись. Рядом с ними, на стороне улице, противоположной Госпиталю, обернувшись к зданию, стоял очень низкорослый человек в старом клетчатом пальто, шляпе, с козлиной развевающейся на ветру бородкой и нервным лицом. На груди неизвестного болталась большая табличка: "Васятка Ефремов - прихвостень Кремля!"
        - Простите, - заинтересовался Артём, - А Васятка-то Вам чем не угодил? Вроде бы уж ему-то с дружками предъявить абсолютно нечего. Они же детей больных лечат. Больше ничего.
        - Ничего? - взвизгнул человечек, - Да он же спас режим! До его прилета нынешняя власть висела на волоске. Международная политическая изоляция, торговые и кредитные ограничения уже добивали кремлевскую клику. Под влиянием экономических трудностей народ начал прозревать. Тысячи лучших людей страны вышли на улицы. И тут вдруг появился этот, с позволения сказать, Васятка, и все испортил. Что, вообще, за имя для взрослого человека?
        - Его забрали в детстве, - заметил Алексей, - Как его тогда на Земле называли, так он себя сейчас и зовет.
        - Вот! - пикетчик выпучил глаза и вытянул костлявый палец, - Полнейший инфантилизм. Отсюда и эта иррациональная тяга к авторитарной власти. Все по Фрейду. Ему же предлагали переехать в цивилизованную страну, где гуманитарной программе дружков могли предоставить самые лучшие условия. Хочешь, езжай во Франкфурт, хочешь - в Бостон. Президент США лично предлагал, лично! Но он выбрал Москву!
        - Так он же родом из России, откуда-то из-под Хабаровска, - Артё навис над пикетчиком, глядящим на него снизу вверх, смешно задрав бородку.
        - Да при чем тут Россия! - от досады человечек так тряхнул головой, что чуть не уронил плакат, - Когда его дружки забрали, не было там никакой России. Поищите в Интернете выступление китайского представителя в Совбезе ООН по этому поводу, он там прекрасно все разъясняет. Да даже была бы и Россия, он-то тут при чем? Он разве, прости господи, русский? Ефремов - анчол. Такой был малый этнос охотников и собирателей. Их предки в 15 веке из Манчжурии переселились - профессор Зубов про это подробно писал. А он в телеинтервью Ларри Кингу говорит: "Россия, говорит, моя родная страна!" И на пресс-конференции в Интерфаксе. И на ток-шоу у Опры по скайпу. И везде - как под копирку: условия в Москве устраивают, сотрудничеством с российскими властями удовлетворен, Россия - родина. А его народ вымер во время российского владычества. Русские выморили. Манкурт - вот кто он после этого!
        - Не понимаю, - Артём недоуменно помотал головой, - Ну выбрал Россию. Теперь лечат детей в Москве. Чем плохо-то?
        - Так я же объясняю, - непонятливость собеседника явно начала пикетчика раздражать, но он взял себя в руки, - Как неоднократно справедливо заявлял Председатель Евросовета, контакт с иной цивилизацией никак не может узурпироваться одним государством. Тем более таким, как Россия - с сомнительным политическим режимом и агрессивной внешней политикой. В крайнем случае, контактом должны были заниматься цивилизованные страны или объединения - США или Евросоюз. А что вышло? Кремлевские воспользовались тем, что корабль дружков спустился на территории РФ, и успели подвергнуть простодушного туземца идеологической обработке. А Запад, вместо того, чтобы просто силой вырвать этого человека, волей случая имеющего на инопланетян совершенно не обоснованное и не оправданное влияние, из лап чекистов, в который уже раз проявил гуманную мягкость к проискам гэбистского режим, и сдался. Вместо того, чтобы проявить твердость.
        - Да побоялись они просто, - сказал Артём, - что Васятка обидится и скажет дружкам, чтобы вовсе западников не лечили.
        - В результате, - не слушая, продолжал бубнить человечек, - Кремль смог извлечь из тупого упрямства Васятки и местоположения Госпиталя максимум выгод. Он добился снятия практически всех ограничений на кредитование и доступ к технологиям. Российская экономика, уже почти сдохшая, воспряла. Россию в ПАСЕ вернули. Вы понимаете?
        - Понимаю, - кивнул Артём, начиная закипать, - Ты, значит, недоволен, что у нас в Волгограде у бюджетников хоть какие-то деньги появились. Ты из своей Москвы хоть иногда вылазишь, борец с тиранией? Знаешь, как в России люди живут?
        Алексей дернул Артёма за рукав.
        - Слушай, пойдем-ка отсюда. А то сейчас ни за что под раздачу попадем.
        - Под какую нафиг раздачу? Ты слышишь, что этот шпендик тут городит?
        - Лейтенант Сидоров, - откозырял неизвестно откуда возникший молодой полицейский с простоватым лицом, - Прошу предъявить Ваши документы.
        - А в чем дело? - озадаченно спросил Артём, протягивая паспорт.
        - Вы задержаны за проведение несанкционированного митинга.
        - Какого митинга? - удивленно уставился на лейтенанта Громов.
        - Ну, ё-моё... - Алексей в сердцах хлопнул себя ладонью по лбу.
        ***
        - Я на митинги, вообще, не хожу, - глядя в пол, пробормотал Алексей.
        В полицейском отделении он себя чувствовал крайне некомфортно.
        - Аполитично мыслите, гражданин Климов, - не одобрил лейтенант Сидоров, старательно переписывая что-то из паспортов в компьютер, - На митинги ходить надо, но - на правильные. Вот на День Победы проводится мероприятие - люди идут с портретами своих предков, воевавших в Великую Отечественную. И патриотично, и уважительно к дедам, и властями санкционировано.
        Он еще раз глянул на первую страницу паспорта. Перевел взгляд на Артёма.
        - Теперь касательно Вас. Значит - Громов Артём Сергеевич. Регистрация - в городе Волгограде. Так-так... Какими судьбами в Москве? Временная регистрация есть?
        - Да я проездом в Петербург, товарищ лейтенант. По делам фирмы. Поезд через три часа -какая регистрация?
        - Кем в фирме работаете?
        - Генеральный директор. И владелец, - с готовностью ответил Артём, - Торговля продуктами питания, гигиеническими и моющими средствами, ну и всяким - по мелочи. В Питере у нас интересный поставщик наклевывается. Завтра утром встреча. А я вот у Вас застрял. Может, как-нибудь...
        - С гражданином Кошелевым давно знакомы? - строго спросил Сидоров.
        - С кем? - Артём в недоумении уставился на полицейского.
        - С ним, - Сидоров ткнул пальцем в козлобородого в клетчатом пальто.
        Диссидент Кошелев сидел на стуле с упрямым выражением на лице.
        - Без адвоката ничего говорить не буду. И Вам, молодые люди, не советую. Отвечая на вопросы без составления протокола, Вы потакаете беззаконию.
        - С ним вовсе не знаком, - Гром даже отодвинулся от Кошелева вместе со стулом, - полчаса назад впервые увидел.
        - А с гражданином Климовым? - лейтенант кивнул на Алексея.
        - С Лёхой? Двенадцать лет.
        Алексей кивнул.
        - А у гражданина Климова-то регистрация московская, - многозначительно сказал лейтенант, будто уличая Артёма в нестыковке, - По бизнесу контактируете?
        - Да нет, - Гром махнул рукой, - Фирма Интеля... простите, где Алексей техдиректором работает, больше по электронным устройствам. Мы с Лёхой срочную служили вместе. Единственный человек на точке, с которым о "Пинк Флойд" и Борхесе можно поболтать, - взгляд Артёма ностальгически затуманился, - Полтора года в Забайкалье оттрубили. Зимой - минус сорок, летом - гнус мелкий во все щели лезет. В поселке кроме педучилища и военных - урки на поселении да только что освободившиеся. На точке - болото во все стороны до горизонта, лиственницы стоят редко-редко, как телеграфные столбы, и ни души на десятки километров, - Гром вздохнул, - Золотые были времена.
        - Армейская дружба - это хорошо, - одобрил полицейский, - А как Вы у Госпиталя оказались с Кошелевым?
        - Да я же говорю - не знаем мы его, - Гром украдкой вопросительно глянул на Климова, тот только пожал плечами, - Я, когда в Питер собирался, списался с Лёхой. Поехал через Москву. Встретились, зашли в ресторанчик тут недалеко. Ну, как полагается - посидели за вискарем, обо всем поговорили. Про армию, за жизнь, о бабах. Потом пошли проветриться, красоты Москвы осмотреть. И на этого хмыря напоролись.
        - О! Опять Кошелев! - раздался голос около входа.
        В двери кабинета показался коренастый капитан лет сорока пяти с какими-то бумажками. Лейтенант немедленно выпрямился. Сделал сосредоточенное лицо.
        - Снова у Госпиталя митинговал? - поинтересовался капитан у Сидорова.
        Тот кивнул, не отрываясь от экрана.
        - Я по телевизору слышал: у Васятки лихие люди родителей убили и весь род, - не понятно к кому обращаясь, сказал капитан, - Пока его дружки не забрали, сиротой горя хлебнул. Вот с тех пор на страдания детишек смотреть и не может. А Вы, гражданин Кошелев, на такого человека заведомо ложно измышляете. Небось, еще на американские деньги. Стыдно должно быть.
        Кошелев вздохнул.
        - В Госпитале за четыре года лечилось тридцать тысяч человек. А режим с 2000 года закрыл половину больниц по стране. И треть школ. Ваш Васятка вылечит еще тысячу, еще десять тысяч, а спасенный им режим угробит миллионы. Вам кидают подачки, а в это время отбирают будущее у ваших детей. Этот народ безнадежен.
        - Вы бы помолчали, Кошелев, - лейтенант насупил брови, - А то себе сами административку на экстремистскую статью переоформите. А там, знаете, совсем другая ответственность, - украдкой глянул на капитана - хорошо ли сказал.
        - А эти - с ним, что ли? - капитан кивнул на Артёма с Климовым.
        - Да мы просто мимо проходили! С этим просто языками зацепились. Нас-то чего ради притащили? - Артём говорил не столько просительно, сколько недоуменно.
        - Все вы только мимо ходите... - досадливо махнул рукой капитан, слегка скользнув взглядом по задержанным; запнулся, посмотрел на Громова, - Погоди, это не про тебя во "Времени" сюжет был год назад? Ты в Волгограде за свой счет школу построил. Громов, кажется?
        - Я... Во у Вас память! - поразился Артём.
        Капитан кивнул.
        - Профессиональная. Так говоришь - только мимо проходил?
        - Да, мы с Лёхой мимо проходили, - Артём быстро пододвинулся ближе к Климову.
        - Сидоров, ты протоколы оформил? - капитан повернулся к лейтенанту.
        - Никак нет, товарищ капитан, - встрепенулся лейтенант, - еще не успел.
        - Ну и не надо.
        ***
        Грому и Интелю суровый капитан на прощанье прочитал нотацию, с кем стоит болтать на улице, а с кем нет. Им вернули документы и отпустили с миром. Друзья даже успели перед питерским поездом отпраздновать счастливое освобождение в привокзальном кафе.
        - Вот чего ты тут в Москве киснешь? Езжай со мной. Мне на фирме толковый и надежный человек во как нужен. А знаешь, какая у меня на острове рыбалка! - радостно уговаривал Лёху развеселый Артём, вцепившись в пуговицу.
        - Ну, понимаешь, не все так просто. Есть обязательства и обстоятельства всякие... - уклончиво отвечал более трезвый Климов.
        - Да ну, все решаемо, если захочешь, - парировал Артём, - Человек сам кузнец своего счастья!
        И уже зайдя в вагон, высунувшись в окно тронувшегося поезда, крикнул:
        - Лёха, помни! Нет ничего непреодолимого. Всё только от нас зависит!
        Проводив друга, Алексей, слегка покачиваясь, зашел в квартиру, налил чая, не разогревая, швырнул пальто на диван и плюхнулся за компьютерный стол.
        Подумал: "А почему бы, правда, на этот парад не сходить? Где только дедов портрет найти?". Он набрал в поиске Гугла фамилию-имя-отчество майора-артиллериста Климова. Тупая машина выдала совершенно посторонних людей. Алексей поменял запрос, потом дополнил, переставил слова. Уточнил, что дед погиб. И получил в ответ статью некоего Викентьева под названием "Что и почему убивает Климовых?".
        - Как - нафиг? - пробормотал обескураженный Алексей и хотел уже выключить дурацкий комп и пойти спать, но вдруг почувствовал дурное любопытство.
        Зайдя по ссылке, Алексей провалился в черный фон с мерцающими звездами, испещренный загадочными закорючками - то ли иероглифами, то ли рунами. В меню сайта, наряду с опусами Викентьева, оказавшегося скандально известным уфологом, Климов обнаружил набивший оскомину набор откровений свидетелей НЛО, Деникэна, Ажажи и Ванги.
        Статья Викентьева начиналась с упоминания нашумевшей четыре года назад катастрофы на Каме прогулочного теплохода "Мокшания". Уфолог долго пересказывал обстоятельства трагедии, акцентируя внимание на странных обстоятельствах - на выходе парохода в рейс вопреки штормовому предупреждению, на открытых вопреки всем правилам иллюминаторах, на непонятном отключении старшим механиком главного дизель-генератора правого борта. На том, наконец, что белым днем на реке в не самых диких местах практически на глазах людей погибло больше полутора сотни человек.
        "Многие называли причиной катастрофы безответственность владельцев судна и низкую квалификацию экипажа, - писал Викентьев, - Кто-то сделал более масштабные выводы -что трагедия - симптом общей деградации страны в целом. Но, насколько мне известно, никто не обратил внимание на странный факт - почти четверть погибших носила фамилию "Климовы".
        В статье приводился список погибших. Посмотрев его, Алексей со странной смесью удовлетворения и досады обнаружил, что существенная часть однофамильцев на самом деле явно является членами семей. Более того, большая часть Климовых оказалась жителями одного небольшого городка Зимний на Дальнем Востоке, бывшая станция Климово-Царевская.
        Впрочем, Викентьев дальше и сам об этом написал. Да, пара десятков Климовых и еще человек тридцать участников злополучного рейса с другими фамилиями приехали из Зимнего по социальным путевкам. Их распространял городской собес среди малоимущих и многодетных. Еще пятеро Климовых оказались родственниками зимнинцев. И это тоже можно понять, продолжал Викентьев. Небогатые люди с Дальнего Востока получили социальные путевки на Каму и решили совместить отдых со встречей с родственниками, живущими в Европейской части России. Билеты-то нынче дороги - когда еще выпадет возможность увидеться.
        Еще у троих Климовых Викентьев раскопать близких родственных связей с остальными не сумел, зато обнаружил дальневосточных предков во втором-третьем поколении. И десять оставшихся Климовых Викентьев не смог никак привязать к остальным.
        Также, в результате в каких-то случаях сложных, а в каких-то - не очень расследований, Викентьев выяснил, что несколько женщин - три или четыре, плывших на корабле, числящихся под другими фамилиями, были замужем и носили фамилию мужа, а в девичестве были Климовыми. И, наконец, трое из погибших детей имели фамилии отца, а не погибшей с ними матери Татьяны Климовой, не пожелавшей после замужества стать гражданкой Шварцмайер.
        На этом Викентьев не остановился и стал раскапывать биографии и происхождение остальных погибших. Это заняло у него довольно много времени. И вот тут-то стала выясняться настоящая чертовщина. У многих из тех, о ком ему что-то удалось разузнать, генеалогические цепочки уходили на Дальний Восток, еще точнее - в Хабаровский край. При этом фамилия "Климов" могла всплыть у деда или прадеда. Глубже раскопать не получалось. Проследить происхождение человека до Октябрьской революции удавалось у единиц, да и то, обычно только по мужской линии. Гражданская война, репрессии, индустриализация раскидали людей, оборвали родственные связи, лишили семейной памяти.
        Своим расследованием Викентьев занялся только через полгода после гибели парохода. И занимался еще несколько месяцев, прежде чем, исчерпав возможности выяснять происхождение погибших, решил заняться выжившими. И тут его ждало еще одно потрясение. Из восьмидесяти оставшихся в живых в течение года после катастрофы "Мокшании" одиннадцать человек погибли при совершенно разных обстоятельствах - в автокатастрофе, в уличной драке, от отравления или от неправильного лечения. Тому, что трое из них носили фамилию Климов, но при этом не имели к зимнинцам никакого отношения, уфолог уже не удивлялся.
        Викентьев попытался составить сводное генеалогическое дерево из тех, о ком удалось что-то узнать. Он приводил его изображение в отдельном файле по ссылке.
        "Видите? - то ли доверительно, то ли саркастически интересовался уфолог у читателей, - В таком представлении собранная информация начинает играть новыми красками. Если дорисовать дерево вниз, до корня, который мы, к сожалению, раскопать не можем, получается, что все или почти все погибшие на "Мокшании" - члены одного клана, имеющие общего предка."
        Алексей с любопытством открыл файл с картинкой и не увидел там ничего. Вернее, увидел, конечно - несколько больших и маленьких ветвей, нарисованных сплошной линией, приделанных к большому пунктирному "Иггдрасилю". Фантазия Викентьева парила над этим Мировым древом, свободно раскидывая по нему неопознанных или плохо опознанных Климовых и "Климовых".
        - Жулик, - грустно пожурил уфолога Алексей Климов, - А я ведь тебе почти поверил.
        Зевнул и закрыл окно, даже не дочитав выглянувший из-под нижней границы экрана завлекающий зачин следующего абзаца: "Но и это еще не все. Не знаю, покажется ли Вам совпадением, но Зимний находится очень близко от того места, где - по его словам - родился небезызвестный "Interstellar mowgli"..."
        ***
        Полгода спустя человек, назвавшийся Портным, ищуще, с отчаянной надеждой смотрел в глаза Алексея, будто пытаясь увидеть там поддержку и понимание. Махнул рукой.
        - Эгоист ты. Только о себе и думаешь. Все равно, ведь, сдохнешь, а так хоть польза от твоей смерти будет. Так что давай: быстро говоришь, что все услышал и понял, и скоренько закончим с этой канителью. Ты даже ничего не заметишь.
        Портной вынул кляп изо рта Климова.
        - Я же ни в чем не виноват! - заорал Климов.
        - Верю, - пьяно кивнул Портной, - Это только апостол Фома и Константин Сергеевич Станиславский не верили, а я тебе верю - отчего ж не верить? Конечно, не виноват. Только дело не в этом. Турки говорят - кисмет. Иногда просто не везет.
        - Помогите! - Климов мотал головой и кричал во всю глотку, - Убивают!
        - Кого зовешь-то? - хмуро поинтересовался бритый и воткнул кляп обратно по самое не хочу, Климов чуть не задохнулся, - Правоохранительные органы, что ли? Так мы уже здесь. Гляди, сколько нас.
        Жестом фокусника Портной достал из нагрудного кармана, корочки с тиснением ФСБ, ФСО, ГРУ. Широко улыбнулся.
        - И все настоящие. Ты не понял, парень. Тебе по-всякому кранты. Это дело на контроле у самых больших людей. В курсе - единицы, но вот возможности у них - о-го-го! Так что смирись, не по-мужски как курице с отрубленной головой носиться. Да и чего кричать, если не услышит никто? Тут на несколько кварталов нет никого. И ночь на дворе. Ладно, заканчивай тягомотину. Говори на камеру, что, мол, все слышал и все понял. И до свиданья. Ну как, готов? Давай! - и опять выдернул кляп.
        - Последнее желание, - полузадушенно прохрипел Климов.
        - Да ты чо? - с веселым удивлением поинтересовался бритый, - Ну давай, говори, интересно даже. А я подумаю.
        И еще раз отхлебнул из фляги. Закурил сигарету. К унылому страшному запаху подвала добавилсь табачная вонь.
        - Дай поссать, - попросил Климов, - Не хочу, чтобы меня нашли обоссанным.
        - Ну ссы, чо, - пожал плечами бритый.
        - Так у меня же руки скованы.
        - А, ты, типа, хитрый, что ли? Руки тебе расковать? Поссать, значит?
        Бритый швырнул сигарету. Неожиданно резво подскочил к Климову, больно ткнул в нос стволом, дохнул прямо в рот омерзительной табачно-перегарной смесью, и заглянул прямо в глаза.
        - А ты видел, как в хосписе дети умирающие ссутся и срутся? Удрать хочешь? А ты знаешь, что они тогда Госпиталь закроют, пока ты не скопытишься? Люди умрут! Дети, мать твою!
        Волна ужаса пронеслась по телу Климова, на мгновение парализовав, а потом неожиданно наполнив отчаянной истерической силой. Климов что есть мочи разогнул затекшие ноги, выпрямился и со всей дури пнул не успевшего ничего сообразить бритого в грудь. Климов надеялся попасть в горло, чтобы хотя бы на пару секунд вывести убийцу из строя, но не дотянулся.
        Бритый упал, крикнул "сука" и выстрелил. "Мимо!" - завопил некто очень маленький и напуганный в мозгу Алексея. Одновременно с этим криком что-то невидимое очень больно дернуло Климова за ухо. Климов рухнул, судорожно замолотил ногами, заорал и неуклюже перекувырнулся в сторону, пытаясь спрятаться от следующего выстрела за гору батарей, неряшливо сложенную у стены. Врезался в нее башкой. Услышал еще один оглушительный хлопок. Алексей с ужасом увидел, как батареи зашатались, а верхняя накренилась и собралась упасть ему на голову. Уже ничего не соображая, крича, он скакнул назад из положения лежа на спине, теперь уже приложившись о бетон затылком. Штабель батарей вдруг обрушился в другую сторону. Раздался короткий вопль и хруст. Портной затих.
        На подгибающихся ногах Климов осторожно подошел к бритому. Увидел, что чугунное ребро сплющила оперативному аналитику череп. Что-то вязкое медленно расплывалось под батареей. Климову пришлось лечь на еще теплый и подергивающийся труп, чтобы вытащить из кармана мертвого ключ от наручников. Через несколько минут он с большим трудом освободил руки. Вытащил из нагрудного кармана покойника и несколько минут внимательно разглядывал удостоверения. На всех был изображен Портной в разной форме. Все выглядели как настоящие.
        Порванное пулей ухо жутко саднило. Нарастала боль в затылке от удара об пол. Климов взял пистолет Портного, и, уже устав бояться, с тупым равнодушием вышел из подвала. В темном дворе-колодце полуразрушенного старого дома стоял пустой жигуль с выключенным мотором. И ни души кругом. Бритый и впрямь был один. Бессильно опустив руку с пистолетом, Климов затрясся мелкой дрожью, с трудом сдерживаясь, чтобы не раскрошить бешено стучащие друг о друга зубы. Минуту спустя, воздав хвалу неведомому богу, Климов сунул пистолет в карман и побрёл, втягивая голову в плечи от пронизывающего февральского ветра. Куда идти, он пока еще не придумал. Щенячий восторг от чудесного спасения проходил, и Климов все больше осознавал, в какую кошмарную ситуацию он попал.
        Некоторое время он отчаянно убеждал себя пойти в полицию или в ФСБ. Думал о том, что человек, назвавшийся Портным, явно выглядел сумасшедшим. Что с его - Климова - стороны случилась чистая самооборона. Что вся рассказанная убитым история выглядит безумно, несуразно, нелепо. Как бред сумасшедшего.
        Но к несчастью, она слишком хорошо увязывалась с полузабытой Алексеем статьей скандального уфолога Викентьева. Не заходя домой, Lucky покинул Москву.
        ***
        Солнечным июльским днем молодой мужчина с загорелым лицом в майке, джинсах и растоптанных сандалиях зашёл в подъезд жилого дома в городе Волгограде. В сумке Алексей "Счастливчик" Климов, а это был он, нес распечатанные договора на подпись директору фирмы Артёму Громову.
        После бегства из Москвы Климов на перекладных добрался до Волгограда и свалился армейскому другу как снег на голову. Артём отнёсся к проблемам приятеля с полным пониманием. Он поселил Алексея на съемной квартире у не слишком любопытного старика. Периодически подбрасывал работу для своей фирмы, чтобы тот не чувствовал себя нахлебником и чтобы другу было чем заняться. И через надежных людей готовил Алексею новые документы для выезда за границу.
        Алексея не удивило, что дверь открылась от стука. Громовы обычно не запирались. На секунду озадачила тишина. Затем в коридор вышел человек с пистолетом.
        - Здравствуйте, Климов, - очень спокойно, даже несколько отрешенно, сказал неизвестный, - Заходите на кухню, не стесняйтесь.
        Только теперь Климов разглядел в тени на полу коридора пятно крови и полосы от него, уходящие в комнату, как будто что-то тащили. Оцепенев, Алексей невольно скосил глаза за кровавым следом.
        - Вперед смотреть, - отрывисто приказал незнакомец, и когда Климов зашел на кухню, указал рукой на стул перед собой, - Садитесь.
        На кухонной кушетке, развалившись, сидел еще один неизвестный Климову тип с открытым ртом, дыркой во лбу, и бордово-черным овалом на стене за затылком. Спокойный сел рядом с ним. Налил стакан минералки, выпил, вытер пот со лба. Уставился на Климова, потом на стену перед собой.
        - Кто Вы? - заговорил Алексей, скорее, чтобы пугающее молчание прекратилось, чем, действительно, желая услышать ответ.
        - Только не пытайтесь убежать или драться со мной, - произнося слова так же монотонно, как робот, предупредил спокойный человек с пистолетом, - Во-первых, бесполезно. Во-вторых, это не в Ваших интересах. Вы это сейчас поймете. В-третьих, ответ на Ваш вопрос. Главное, что Вас сейчас интересует. Нет, я - не Ваша смерть. Был ей, но перестал около получаса назад.
        Хмыкнул.
        - А Вы удачливы. Если, конечно, в Вашем положении это слово уместно. После Вашего бегства из Москвы Старик испугался последствий и велел подделать видеозапись для Ефремова. Как будто Портной Вас пристрелил. Это существенно уменьшило нашей группе возможности поиска. А Вам подарило почти полгода жизни.
        Человек с пистолетом опять выпил минералки. Глянул на Климова.
        - Воды?
        Алексей поспешно помотал головой.
        - Хотите знать, на чем спалились? Вы позвонили в Геленджик Сергею Петровичу, двоюродному брату. Хотели предупредить, хотя почти не знали его и не видели двадцать лет. Намерение понятное, очень человечное. Только вот загвоздка. Человек, с которым Вы разговаривали - не Сергей Петрович. Ваш двоюродный брат уже полтора года лежит на дне Черного моря, в районе Анапы. Бывает так, человек пошел купаться и не вернулся.
        Климов почувствовал укол в груди. Он вспомнил Сережку. Босоногий двенадцатилетний пацан из детской поездки к родственникам на юг, смеясь, пробежал перед его глазами. И растворился в тумане, как не было. Климов пытался сосредоточиться, но покойник на кушетке все время притягивал его взгляд.
        - Вы об этом думаете? - спокойный кивнул на труп, - Это напарник мой, Марков. Позывной "Мрак". Понимаете, - тут спокойный остановился, - мой сын болен лейкемией. У нас всех в команде либо дочь или сын неизлечимо больные, либо еще кто-то из семьи. Вместо того, чтобы сформировать группу из нормальных социопатов и хладнокровных мерзавцев, Старик набрал в нее эмоционально мотивированных. Если не cчитать историю с Портным, до последнего времени это работало. Но вот видите - возможны эксцессы, связанные со слишком острым восприятием детской боли. Когда мы зашли, нам открыл Ваш приятель. Все шло нормально, но тут его парнишка рванул к двери. Мы даже не знали, что он - здесь. Должен быть в школе.
        Климов похолодел.
        - Что с Мишей?
        Спокойный помолчал, нелепо выпятив губу.
        - Вы, видимо, хороший человек, если Вас это интересует в такой момент. Мы должны были просто дождаться Вас, и все.
        Спокойный кивнул на труп.
        - Это я его исполнил. Сразу после того, как Мрак застрелил ребенка. И отца.
        Спокойный достал из кармана две карточки.
        - Возьмите. На этой, - он помахал обычной дебетовой картой, - тысяч сто. В квартале отсюда я видел рядом с продуктовым банкомат. Сразу как выйдете отсюда - обналичьте все. Через пару кварталов поймайте такси - лучше бомбилу, не зарегистрированного. Скажите - до станции Северная. Неважно, если не знаете, местный поймет. Вот эту карточку, - протянул он белый прямоугольник с черными буквами и эмблемой, - возьмете с собой. Благодаря ей Вы можете успеть выехать из города, а там уже как повезет. Если патруль остановит, просто покажите ее без объяснений. Чем меньше будете говорить, тем лучше.
        Спокойный еще помолчал.
        - Вы знаете, я даже сейчас не могу толком объяснить, что только что натворил, и что собираюсь сделать дальше. Вообще-то, я Вам сейчас не одолжение делаю, а только продлеваю мучения. Милосердней было бы пристрелить. Да не дергайтесь - не собираюсь. Просто говорю, что Вы нигде не сможете спрятаться. Ни здесь, ни за границей. Это только вопрос времени. Рано или поздно Вас поймают и отдадут на заклание. И если Вы таки ухитритесь долго скрываться, информация может дойти до дружков. Тогда лечение в Госпитале приостановят, пока Вас не убьют. Такое пару раз уже было. Тогда много детей уже там умерли, не дождавшись. А если бы я Вас сейчас не отпустил, я бы и от убийства Мрака придумал как отмазаться. Они бы меня поняли. Даже Старик.
        Спокойный вздрогнул.
        - Мой сын. Он ведь без меня может умереть. С большой вероятностью.
        Спокойный потер глаза, на глазах переставая быть спокойным.
        - У меня первое образование - филфак. А я вот сижу здесь и собственное поведение не могу растолковать. Полная деквалификация. Что я должен сказать? Что слезинка ребенка не стоит слезинки ребенка? Что невинных людей нельзя убивать? Чушь это все. Нормальный родитель способен ради своего дитя на все - вообще, на все. И я прекрасно понимаю мозгами не совсем еще сбрендившего мужика, что это нормально, правильно. Так должно быть. На этом стоит мир. Если бы наши предки думали иначе, нас бы не было. Все остальное - ложь, гниль, интеллигентские извращения. Так что я должен теперь думать - что моего сына убьют Достоевский и Нагорная проповедь, кем-то засунутые мне в башку?
        Он мотнул пистолетом перед носом Алексея в сторону двери.
        - Всё, хватит. Идите отсюда.
        Климов вскочил. Быстро подошел к двери. Запнулся.
        - Погодите, а как же...?
        И наткнулся на холодный взгляд и направленное на себя дуло.
        - Климов, не испытывайте судьбу.
        Климов выбежал на лестничную клетку. Через два пролета ему послышался хлопок сзади.
        ***
        В начале сентября Андрей сидел на веранде и второй час пытался починить замок, все больше проникаясь чувством глубокого отчаянья и беспомощности. Давно следовало позвать охранника Тимофея с КПП, но, каждый раз, думая об этом, Андрей представлял тяжелый взгляд жены и со вздохом возобновлял попытки.
        Он в очередной раз разложил перед собой детали. Выдохнул. Подошел к окну. И увидел у калитки странного человека. Одежда его выглядела сильно мятой, будто в ней спали несколько дней. Незнакомец покачивался из стороны в сторону, и, то пуча глаза, то щурясь, смотрел на табличку на доме.
        Андрей подождал пару минут. Незнакомец не отходил. Андрей открыл дверь веранды.
        - Вам что-то нужно?
        Незнакомец поднял голову. Его физиономия, красная и обросшая диким волосом, тем не менее, почему-то произвела на Андрея успокаивающее впечатление. Незнакомец вгляделся в хозяина дачи.
        - Воды, если можно.
        - Да, конечно.
        Андрей хотел вынести воду к калитке, но неизвестный, видимо, принял его "да" за приглашение и вошел на веранду. Взял стакан из рук хозяина, сел на лавку. Запаха алкоголя Андрей не почувствовал. Гость выглядел, скорее, больным, чем пьяным.
        - С Вами все в порядке?
        - Видимо, простуда легкая. Ничего. Извините, я увидел табличку на Вашем доме - "здесь живет семья Климовых". Это Ваша фамилия?
        - Да.
        Незнакомец покрутил стакан в руках. Посмотрел на Андрея.
        - Я должен Вас предупредить. Вам может грозить страшная опасность. Как Климовым - грозит.
        - Что значит - "как Климовым"? - не понял Андрей, - Как всем людям с нашей фамилией?
        Незнакомец потер рукой лицо.
        - Не всем, но тем, кого это касается - смертельная. Да, такую реакцию следовало предвидеть. Я бы и сам год назад так отреагировал. Понимаете, я - тоже Климов, Алексей Климов. Правда, у меня нет документа, чтобы это доказать. Но его потому и нет, что я скрываюсь.
        "Псих, - подумал Андрей, - Впрочем, у него явно высокая температура".
        - Я уже несколько месяцев спасаюсь один, - между тем продолжал "другой" Климов, - И мне очень трудно. Когда я увидел табличку, подумал - какого черта? Может быть, сейчас сотня или больше Климовых пытаются спастись поодиночке. Это нелепо. Климовы должны осознать общую опасность, а на основе ее - общие интересы.
        - О чем Вы говорите - какая опасность угрожает Климовым?
        - Вы просто не знаете. Это государственная политика. Просто не афишируется. Но если поискать, можно найти. Посмотрите сайт Викентьева.
        - Кто это? - Андрей услышал за спиной голос Ольги, обернулся.
        - Все в порядке, Олечка. Человек попросил воды.
        Ольга пристально и с беспокойством смотрела на "другого" Климова.
        - Он здесь живет?
        - Нет, - ответил "другой" Климов, - я мимо проходил.
        - Ты документы спросил?
        - У меня нет документов, - опять опередил Андрея гость.
        - Что Вам нужно? - резко и взволнованно крикнула Ольга, - Я сейчас полицию вызову.
        "Другой" Климов тяжело встал с лавки, поставил стакан.
        - Я уже ухожу.
        Развернулся к двери. Андрей вскочил за ним.
        - Вы больны, в деревне есть фельдшерский пункт. Может, скорую вызвать?
        "Другой" вяло махнул рукой.
        - Не надо.
        Медленно ступая, спустился с веранды, ухватившись за калитку, вышел и пропал за соседним забором.
        - Ну зачем ты этого бомжа в дом пустил? - женщина накинулась на Андрея.
        - Человек воды попросил.
        - Ага, с похмелюги. Алкаш же, - сказала Ольга, - На морде написано.
        - Он не похож на пьяного, - осторожно, стараясь не сердить жену, сказал Андрей.
        - Значит, наркоман. Ломка у него, поэтому пить хочет.
        Она всплеснула руками.
        - Господи, он же наводчик! Зубы тебе заговаривал, а сам зыркал по сторонам. А потом дождутся, когда мы уедем, и дачу обчистят.
        Ольга села на лавку, обессиленно опустив руки.
        - Ну почему ты такой не от мира сего, Андрюша...
        ***
        Еще через полгода. Начало весны.
        Внедорожник свернул с трассы на пыльную боковую дорогу и остановился в тупике перед аляповатым зданием, облицованным дешевыми панелями под кирпич. На фасаде дома пестрели яркие надписи "Кафе "Домашнее", "Отель (2-й этаж)", "Мясная кулинария". Между входами в каждое из заведений устроились импровизированные лотки. Грузный старик с серой бородой, расплывшийся на маленьком раскладном стульчике, наполовину закрытый горой белого сыра. Широкобедрая девушка со слегка испуганным бесцветным лицом, одетая не по погоде, за пластмассовыми контейнерами с разноцветными медом и с полкой фруктов и овощей за спиной. Женщина неопределенного возраста и неопределенной формы за столиком с разнообразной мелочью - от брелков и батареек до нескольких пар обуви, выглядящей чудовищно некачественно.
        Из задней двери внедорожника вышел иностранец. Нездешнее происхождение угадывалось по загару, беззащитной белозубой улыбке и еще чему-то плохо объяснимому, но опознаваемому очень хорошо.
        Не переставая лыбиться, осторожно ступая через полосы жидкой грязи, иностранец подошел к лотку с мелочью. Он внимательно оглядел лоток, просиял еще больше и ткнул в одну из небольших иконок.
        Тетка встрепенулась, как курица, выпучила глаза и выпалила:
        - Две тыщи!
        Иностранец пожал плечами. Что-то спросил по-своему.
        - Две ты-ся-чи, - старательно по буквам повторила тетка. Иностранец развел руками. Вытащил мобильный, протянул тетке. Та непонимающе уставилась на него. Нездешний с досадой обернулся к машине.
        - Сейчас водилу спросит, - сказал тетке старик, - Будет тебе тогда "две тыщи". Лёху позови быстрее, он вроде что-то по-ихнему понимает.
        Тетка зыркнула на испуганную девушку. Та быстро побежала в одну из дверей. Старик жестами показал иностранцу - погоди, мол. Через минуту из дома вышел небритый мужчина с нездоровым зеленоватым лицом, в очень потертых джинсах и куртке, из которой в нескольких местах торчала вата.
        - Вот ду ю лайк? - сказал иностранцу Лёха.
        ...- Чего бы Вам хотелось? - с чудовищным акцентом произнес незнакомец.
        Выглядел он так, будто только что умер. Впрочем, за четыре дня пребывания в России Питер успел увидеть и не таких.
        - Вы говорите по-английски?
        - Ага, - кивнул незнакомец, и что-то пробормотал по-русски.
        - Что? - спросил Питер.
        - Старая русская шутка, не обращайте внимание. Так что Вас интересует?
        Питер показал на доску. На ней в иконописной манере в обрамлении желтого, черного и золотого красовался круглолицый человек с глазами-щелками, черными косами поверх белого балахона с волосяной фигуркой человека на груди. Фигурка раскинула руки, напоминая крест и распятого на нем одновременно. Над головой знаменитого русского "космического маугли", стилизованного под православного святого, сиял нимб.
        Незнакомец поднял голову и глянул Питеру в глаза.
        - Почему именно эта?
        Питер задумался.
        - Ну, что-то в этом есть очень характерное для России, такое свойственное русским первобытное простодушие, - сказал и тут же спохватился, - Простите, не хотел Вас обидеть.
        Землистолицый махнул рукой.
        - Ничего. Чужие заблуждения не столько обижают, сколько развлекают. Давно у нас?
        - Пятый день.
        - И как?
        В глазах незнакомца Питер увидел неподдельный интерес.
        - Вы знаете, очень интересно, но ничего не понятно. Все совсем не так, как я ожидал. Хотя я много читал о России - Достоевского, Чехова...
        - Ну, тут Вы - не одиноки, - незнакомец усмехнулся, - Здесь у нас многие читали и Достоевского, и Чехова. И тоже большинство ничего не понимает и получает от жизни в России совсем не то, чего ожидали.
        Питер рассмеялся.
        - Раньше у нас не бывали?
        Питер помотал головой.
        - Нет. Но очень хотел. Видите ли, мои предки - из России. Прадед, которого я не знал, приехал в Штаты после Второй мировой войны. Я все собирался съездить, да откладывал. А тут вдруг нашлись родственники в Ваших краях и позвали к себе.
        Питер осекся.
        - А это Вы пытаетесь меня разговорить, чтобы понять, сколько с меня можно содрать за эту поделку? Много я за эту штуку все равно не дам. Хоть и знаю, что этого парня здесь очень ценят. Возможно, больше, чем он на деле стоит.
        Питер ткнул прямо в лицо космического маугли. Человек с лицом покойника неопределенно пожал плечами.
        - Я бы сказал, что Васятку, наоборот, недооценивают. Тем, чья жизнь с его пересекается, эта встреча может обойтись очень дорого.
        Питер вздохнул.
        - Вы - занятный человек. С удовольствием бы с Вами поболтал, но меня жена ждет, нервничает. Она тут все время нервничает. Назовите цену и я поеду.
        - Две тысячи пятьсот рублей. Наличными, естественно.
        Питер молча отдал деньги. Забрал иконку, споро упакованную теткой в бумажный пакет. Пошел к внедорожнику. Обернулся.
        - А он, ведь, Вам очень не нравится, - он показал собеседнику на сверток, - Хотя, казалось бы - спаситель больных детей, благодетель всего мира и особенно Вашей страны. Почему?
        - Что Вы! - возразил землистолицый, - Васятка распоряжается жизнью и смертью людей. К таким понятия "нравится - не нравится" не применимы. Их либо любят без памяти, либо...
        - Ненавидят?
        - Стараются жить, будто их нет, мистер... Впрочем, я не узнал Вашего имени. Да и незачем.
        - Отчего же? Меня зовут Питер Клайм.
        - Как Вы сказали? - глаза незнакомца расширились, - Это случайно не от русской фамилии Вашего предка?
        - Да, Вы угадали - от фамилии Klimov. А в чем дело? - удивился Питер.
        - Н-ни в чем, - беспокойство землистолицего прошло, - Счастливого пути, мистер Клайм. Удачи Вам.
        Питер подошел к машине. Сел рядом с женой.
        - Почему ты так долго? - она вцепилась в его руку.
        - Разговорился с этим забавным русским, Иса. Его английский ужасен, но даже на нем он умудрялся выражаться весьма загадочно и многозначительно.
        - Он мне не показался забавным, - сказала Иса, - Вряд ли ты мог заметить, но он поразительно похож на тебя. Я даже на какое-то мгновение испугалась, что тебя им подменят. Смотри, он все еще смотрит на нас!
        Питер глянул в окно. Недавний собеседник, действительно, все еще стоял у лотка и неотрывно провожал внедорожник взглядом. Иса вздохнула.
        - Я все больше убеждаюсь, что эта поездка - не самая лучшая идея. Вы все русские - безумцы. Мне надо было прочитать "Братьев Карамазовых" до того, как я за тебя вышла замуж.
        - Так я же и посоветовал тебе их прочитать после свадьбы, - улыбнулся Питер.
        Женщина вздохнула.
        - Покажи, что купил.
        Питер вытащил иконку из пакета.
        - Полюбуйся, Иса, это новый русский святой....
        ***
        Лето. Москва.
        Климов сам не знал, что его принесло на "Белорусскую". Переодевшись в только что купленный секонд-хенд и сунув старую одежду в урну, он спросил время у кассирши. Понял, что до встречи еще два с половиной часа, которые надо чем-то занять. Несмотря на страшную усталость, события последних дней вызвали у него такой выброс адреналина, что оставаться на месте было никак невозможно. Климов заглянул в соседнюю парикмахерскую, где мужественная парикмахерша состригла и сбрила с него канавы, проселки, переход через границу и страшный беспамятный перелет в Москву. Алексей посмотрел в зеркало и увидел там вполне пригодного к выходу на московскую улицу человека. Дошел до метро, проехал один перегон от "Новослободской" и вышел в вечный ремонт перед вокзалом.
        И увидев треугольное здание за Николой Чудотворцем, сообразил, куда пришел. Ноги уже сами дотащили его к входу в Госпиталь.
        Дождливый день совсем не походил на летний и до боли напоминал тот вечер в начале октября. Алексей повернулся и остолбенел. Кошелев стоял на том же месте в том же пальто и с тем же плакатом. Только без шапки. Скользнул не узнающим взглядом по Климову. Опять со злобой уставился на витрину.
        "А вдруг ничего не было? Вдруг все случившееся - кошмар, привидевшийся мне за пару секунд?" - в ужасной надежде обомлел Климов. Вот сейчас из-за угла выйдет Артём, веселый и живой. Климов посмотрел в сторону, куда глядел пикетчик, и увидел за витриной ростовой портрет Васятки. Художник изобразил анчола на фоне садящегося среди дальневосточного редколесья солнца. За головой нарисованного Васятки ненавязчиво проглядывал светящийся ореол. Ефремов изображался взрослым, но выражение его лица больше напоминало младенческое с незамутненной и почти бездумной чистой радостью бытия. С готовностью к встрече с людьми.
        - Любуетесь?
        Климов обернулся.
        - Отец? - еще раз спросил его богато одетый господин в хорошем расположении духа, выходящий из дверей Госпиталя. На Алексея пахнуло дорогим алкоголем.
        Климов кивнул. Господин остановился. Улыбнулся.
        - Я часто тут вижу родителей детей, которые в Госпитале лечатся. Или лечились. Матери с портретом разговаривают, благодарят, некоторые даже на колени перед ним падают. А отцы молча стоят, вот как Вы, смотрят, пытаясь разгадать тайну этого человека. А загадки-то на самом деле никакой нет. Просто он - обыкновенный святой.
        Господин помолчал, видимо, ожидая реакцию Климова. Алексею даже показалось, что его непрошеный собеседник пару раз слегка повернулся перед ним, меняя ракурс. Надеясь, что Климов его узнает. Не дождавшись, господин опять заговорил.
        - Его определенно канонизируют. После смерти, разумеется. Вы знаете, конечно, что он живет весьма аскетично, довольствуется малым. При его нынешнем влиянии мог бы стать богатейшим человеком в мире. Но Васятка абсолютно равнодушен к деньгам.
        Господин с многозначительной задумчивостью посмотрел на витрину, потом на Климова.
        - Я по заказу Фонда социальных исследований при ВШЭ пишу книгу о философии и этике Василия Ефремова. Основная идея, которую я там пытаюсь обосновать - что этические законы едины для всех разумных. Это - не красивая фраза, а вполне доказуемое утверждение. Скажем, Золотое правило этики никакого отношения к физиологии разумных, количеству полов у них, способу размножения не имеет. Все разумные рано или поздно должны прийти к нему, как всеобщему нравственному закону, который, в конечном счете, заменит законы писаные.
        Климов кивнул.
        - Понимаю. Когда-нибудь. А пока - закон талиона.
        Господин недоуменно посмотрел на него.
        - Не понял?
        - Ничего, это я про себя. Я слушаю Вас, мне очень интересно.
        - Лейтенант Сидоров, - откозырял выросший как из-под земли молодой полицейский с простоватым лицом, - Прошу предъявить Ваши докумен... - Сидоров запнулся, - Ой, извините, товарищ Соколов, не узнал.
        Господин, названный Соколовым, расплылся в улыбке.
        - Да ничего, я понимаю - служба.
        - Вот жене расскажу, не поверит... А Вы, гражданин?
        - Он - со мной, - добродушно, но со значительностью в голосе сказал Соколов.
        Сидоров пристально вгляделся в Климова, Алексей почувствовал ползущую по виску каплю холодного пота.
        - Что-то лицо мне Ваше знакомо, - задумчиво сказал Сидоров - Уж не по ориентировке ли?
        - Вы меня здесь задерживали год назад, - сказал Климов, - По ошибке.
        - А, точно! - обрадовался полицейский, - А вот насчет "по ошибке" - это Вы зря. По ошибке никого не задерживают. Всегда есть какая-то причина. Может, это Вам предупреждение было. Знак, так сказать.
        Лейтенант козырнул. Заложив руки, пошел по улице. Алексей решил не испытывать судьбу, кивнул Соколову и повернулся уходить.
        Соколов улыбнулся.
        - Вы - интересный собеседник. И у Вас лицо пожившего человека. Не хотите побывать на моем ток-шоу?
        Климов остановился.
        - Хочу.
        - Тогда вот Вам визитка, - Соколов протянул ему, - Звоните. Можете на ближайшее попасть. Сегодня вечером будет. Только паспорт не забудьте захватить. Сами понимаете - Останкино.
        - Спасибо, - сказал Климов, - Мне тоже было очень приятно.
        - Паспорт не забудьте, - пробормотал Алексей, зайдя за угол. Повертел визитку в руках, швырнул в урну. С людной улицы Климов повернул в переулок и услышал одинокие шаги за спиной.
        Похолодев, Климов украдкой глянул через плечо. Метрах в пятнадцати позади, глядя под ноги, брел Кошелев. Почему-то с пустыми руками. "Блин, напугал диссидент хренов". Алексей вздрогнул. Ну да, диссидент. Они же там через одного на ФСБ работают.
        Климов резко развернулся и встал на пути Кошелева, широко расставив ноги.
        - Что, Кошелев, плакат потеряли?
        Человечек от неожиданности чуть не подпрыгнул.
        - А? Что? - облегченно вздохнул, - А, это Вы. А я, ведь, Вас узнал. Просто не хотел подавать виду, что мы знакомы, при этом... ну, Вы поняли. Как-то неважно выглядите. Год назад у Вас вид был несколько более преуспевающий. А у Вашего приятеля как дела? Симпатичный молодой человек, хотя, конечно, мозги пропагандой промыты начисто.
        - Он погиб, - мрачно буркнул Климов.
        - Жаль, - огорчился Кошелев, - Вот так еще один хороший человек безвестно и бесследно канул в бездну под названием Россия. Я даже его фамилию не помню. Вот Вашу почему-то припоминаю - Климов. А его - нет.
        - Да? - Алексей почувствовал неприятную дрожь в нижней части лица, - А что еще Вы про меня помните?
        Кошелев развел руками.
        - Да больше ничего. А что?
        Алексей почувствовал гнев, нарастающий и поднимающийся откуда-то из живота к голове.
        - Значит, ни хрена не помните, но, что я - Климов, запомнили? А если я не хочу быть Климовым? Что такое Климов - рука или нога? Что это за клеймо на лбу - "Климов"? Меня кто-нибудь спросил, хочу ли я быть Климовым?
        - Да что Вы так перевозбудились-то? - удивился Кошелев, - Если не нравится, смените фамилию, да и все.
        Алексей осекся, уставился на Кошелева.
        - Вот так просто? А что еще сменить? Национальность, форму черепа, цвет глаз?
        - Ну а в чем проблема-то? Меняйте. Форму носа или груди, культурные предпочтения, гражданство, пол, в конце концов. Не в Средние века живем. Самоидентификация - личный выбор каждого, - Кошелев глубоко вздохнул, в сердцах топнул ногой, - У Вас же есть какое-то высшее образование. Я понимаю, что российское, но все же Вас хоть как-то мыслить должны были научить. Поймите, ни к чему, что Вас тяготит, Вы гвоздями не приколочены. Если хотите, Вы можете перестать быть русским, патриотом, вообще, россиянином...
        - Человеком, - добавил Алексей.
        - Что? - не понял Кошелев.
        - Естественное продолжение последовательности: перестать быть тем, другим, третьим. Следующий член ряда - перестать быть человеком.
        - Да нет же! - закричал Кошелев, - Наоборот, освободившись от всей этой мишуры, как раз и сможете стать человеком. Хотя бы попытаться стать цивилизованным европейцем.
        Алексей качнулся как от удара.
        - Уже попробовал, - сказал он тихо.
        - Что попробовали?
        - Стать европейцем. До Харькова доехал. Европа меня отвергла. Сказала, что я - Климов, и выплюнула обратно.
        Быстрым шагом Алексей покинул переулок, оставив там стоящего в недоумении Кошелева.
        ***
        Климов сидел за столиком, отхлебывая горячий шоколад, пристально глядя на входную дверь заведения. Наконец, увидел старика в свитере грубой вязки и древней болоньевой куртке. Старик прищурился и повел длинным носом из стороны в сторону. Шкиперская бородка с проседью выглядела глуповато, но нервно-агрессивный вид вошедшего к шуткам не располагал. Фотография на сайте явно была сделана лет двадцать назад, но сомнений в личности нового посетителя "Шоколадницы" у Климова не возникло.
        Алексей вышел из-за столика и протянул руку.
        - Эдуард Сергеевич! Это я Вам звонил.
        Викентьев молча уставился на него. Оглядел с ног до головы. Руку как будто не заметил. Ни слова не говоря, сел за ближайший столик. Климову оставалось только расположиться напротив.
        - Меня зовут Алексей Климов. Я могу Вам рассказать, почему погибают Климовы.
        - Десяти минут хватит? - недружелюбно поинтересовался Викентьев.
        - Постараюсь.
        ***
        ...Полтора года назад будущий Счастливчик, в миру - Алексей Климов, очнулся в грязном холодном подвале с кляпом во рту и руками, скованными наручниками за спиной. Открыв глаза, тут же зажмурился - кто-то немилосердно светил в них фонарем. Климов изумленно замычал, попробовал встать и рухнул, сбитый с ног пинком.
        - Сиди уже, - услышал он голос, который Климову очень не понравился.
        Неизвестный воткнул фонарь между склизлой стеной и водопроводной трубой, создав в подвале некое подобие освещения. Повесил на шею шнурок с телефоном. Глянул на экран. Удовлетворенно кивнул. Нажал кнопку. Присел на корточки перед Алексеем. Климову бросились в глаза сантиметровый ёжик жестких волос, подергивающийся глаз незнакомца и бордово-красные, будто воспаленные, губы.
        - Ну что, процесс пошел. Кивни, если слышишь и понимаешь.
        Климов посчитал за благо утвердительно мотнуть головой.
        - Вот и славно, - умильно заметил бритый, - Я, ведущий специалист аналитического отдела бла-бла-бла и все такое Николай Портной, начинаю проце... дуру, - и глупо хихикнул.
        Алексей понял, что тюремщик изрядно под градусом.
        - Здравствуй, Климов. Хотя вы для нас все - климовы, но ты еще и по паспорту. Это приятно. Устраивайся поудобнее, я тебе сказку буду рассказывать.
        Климов помычал, мотая головой.
        - Не, не, - человек, назвавшийся Портным, покрутил пальцем перед лицом Климова, - Пока я тебе не буду кляп вынимать. Сначала ты меня выслушаешь, а уже потом скажешь, что потребуется.
        Бритый хохотнул, прокашлялся.
        - Серьезней надо. Запись ведь, документ. Короче, ты такого человека - Васятка Ефремов, знаешь?
        Климов кивнул.
        - Ага, - удовлетворенно покивал бритый, - Кто же его не знает? Он же детей больных лечит. Со всей Земли к нему съезжаются. Вот и дочка моя, непременно вылечилась... бы! - вдруг крикнул бритый, так что Климова передернуло, - Если бы в очереди ее не поставили на хренсотое место. Поздно он прилетел. Я, ведь, знаешь, - Портной перешел на доверительный тон, - этим делом-то, - он вытащил из кармана флягу, - занялся после того, как златовласке моей рак диагностировали. И болтать стал много не по делу. А до того-то был подающий надежды оперативный аналитик, офицер на хорошем счету.
        Портной хлебнул из фляги. Запахло алкоголем.
        - Но хрен со мной, пропащим. Мы за Васятку говорим. Так вот, мальцом его забрали зеленые человечки, потом парень вырос, и с дружками своими прилетел на Землю. Прямо к нам, в Россию. И сказал президенту нашему, министрам и всей остальной звездоте слово золотое. Я, говорит, землянин, и хочу, значит, с людьми жить. Да не просто жить, а помочь им в сей юдоли скорби. Лечить всех бесплатно, а особенно детей малых. И чтобы ни у какого министра или там миллиардера никаких привилегий не было. Хоть сын дворника, хоть даже самого смотрящего Краснокаменской зоны. Чтоб по справедливости. Вот такая сказочка про белочку, парень. Но ее все знают.
        Бритый еще раз достал из кармана флягу, отхлебнул. Протянул Алексею.
        - Хошь, Климов? А да, у тебя же кляп. И наручники. Ну, значит, не судьба. Стало быть - вот тебе, чего знают не все. Родителей вот этого святого человек порешил некто Клим Еремеев. Двести пятьдесят лет назад. Чуешь, к чему веду, Климов? - Портной сделал акцент на последнем слове.
        Климов смотрел на него в недоумении.
        - Имя расслышал? Не втыкаешь? Сейчас разъясню.
        Дальше Портной говорил уже без запинок и ясно.
        - Когда этот упырь Еремеев пришел к ним в стойбище, он там всех убил. До единого. Только маленький Васятка схоронился, но все видел. И запоминал. Папаша его вырвал из бороды упыря клок, когда с ним сцепился. Малой, не будь дурак, когда вылез, тот клок в тряпицу положил и с собой унес. Потом его дружки подобрали - ну это ты знаешь. Так вот Васятка там у дружков рос, учился уму-разуму, а про убийцу отца и матери своих не забывал. Хоть убийца и помер давно.
        Бритый тяжело выдохнул. На Климова пахнуло смрадом перегара.
        - И вот, сказав президенту и всей звездоте слово золотое, взамен поставил им Васятка одно единственное, но железобетонное условие...
        Портной уставился на Климова и произнес спокойным и абсолютно трезвым голосом.
        - Чтобы род того упыря Клима Еремеева, что родителей моих погубил и меня сиротой сделал, был стерт с лица Земли, как его и не было. До последнего человечка. А чтобы знали вы, как его найти, вот вам волосок его поганый. С его поганой ДНК, по которой вы их всех и найдете.
        Климов посерел. Родившийся во рту крик запутался в кляпе.
        - Вижу, понял ты, парень, - кивнул бритый, - начальство это условие приняло. А куда деваться? Детишек-то жалко. Их только в стране неизлечимых - раньше не излечимых - уточнил Портной, - тысячи. А по миру и миллионы будут. Как же их не пожалеть? А ты, значит, просто под раздачу попал.
        Ну и до кучи, он еще одно условие поставил. Чтобы непременно каждому приговоренному Климову непосредственно перед смертью рассказывали, что это с ним происходит и из-за чего. Работу это существенно осложняет. Но я считаю, само это правило - справедливое. Не дело человека мочить, чтобы он даже не знал, за что ему это. И, значит, о рассказе этом, о том, что приговоренный все услышал и понял, а также о том, как его, значит, это самое - на камеру видеоотчет.
        Зачем ему видеоотчет? А чтобы не накололи. Понимаешь, если Васятка показывает на человечка, а того не исполняют, дружки деток лечить могут перестать.
        Бритый опять присел на корточки.
        - Вообще-то, исполнением занимаются другие люди. Я - оперативный аналитик, кабинетный червь. Но на тебя ориентировка пришла сегодня вечером, когда никого уже в управлении не было. А за час до этого мне сообщили, что рак златовласки моей перешёл в терминальную стадию. Вот я и подумал. Если я тебя сам исполню, а потом видеоотчет Васятке предъявлю, может, он ее в начало очереди перенесет? Из благодарности. Может еще не поздно девочку мою спасти?...
        ***
        Lucky Климов и Эдуард Викентьев сидели в "Шоколаднице" около "Проспекта мира". Внешним видом и одинаково угрюмым усталым выражением лиц со стороны они могли показаться старшим и младшим братьями, хотя реальная разница в возрасте между ними составляла лет тридцать. Последние полтора года обошлись Климову слишком дорого. Викентьев потряс головой.
        - Погодите, Алексей. Еще раз повторите, как Вы оказались в Москве.
        - Меня задержали в Харькове, - качая в такт словам головой, ответил Климов, - Местные спецслужбы. Но почему-то не... хм... не исполнили на месте, а привезли сюда на самолете. По дороге из аэропорта машина, на которой мы ехали, попала в автокатастрофу. Я убежал.
        - И отправились в Москву? Зачем? - быстро спросил Викентьев, глядя исподлобья.
        - Эдуард Сергеевич, ну к чему этот допрос? - Климов устало помотал головой, - Я очень устал...
        - Что значит - "к чему допрос"? А Вы поставьте себя на мое место, - Викентьев брюзгливо выпятил губы, - Я всю жизнь боролся с системой и косностью так называемого научного сообщества. Я говорил о контактах еще сорок лет назад. Предъявлял доказательства присутствия инопланетян на Земле. И надежно прописался в одних телепередачах с магами и экстрасенсами. Хотите знать, зачем я туда ходил? Да чтобы хоть так доносить правду до людей. Предупреждать их о будущих опасностях. Из-за принципиальности и настойчивости я потерял семью, работу в институте. Меня КГБ преследовало. Потом власть сменилась. Я думал, наконец, все изменится. И, ведь, не ошибся! - теперь мной занимается ФСБ, - Викентьев саркастически ухмыльнулся, - Вывеску сменили. Наконец, уже и инопланетяне прилетели. Мои предсказания оправдались, все! Всё, что я говорил, оказалось правдой. И где признание моих заслуг? Где цветы, овации, научные степени, персональная пенсия?
        Викентьев широко улыбнулся, показав желтые зубы.
        - А знаете, почему все так? Да потому что все осталось по-прежнему. Им все еще есть, что скрывать от людей. Они все еще нас обманывают. Нагло, брезгливо, равнодушно. Четыре года назад меня внесли в черные списки на телевидении. Везде. Глухая стена. Как раз после моего расследования по "Мокшании". И вот ко мне является человек, который уверяет, что он - один из тех, кого пытаются убить по приказу Ефремова. И не хочет отвечать, зачем он приехал в Москву, Ефремову прямо под нос.
        - Я же объяснил - не я приехал, меня привезли. И я ответил, зачем. Я...
        - Хорошо, допустим автокатастрофа, - перебил Алексея Викентьев, - Маловероятно, но хоть как-то правдоподобно. Но с дороги из Шереметьево Вы могли уехать куда угодно!
        - Эдуард Сергеевич, Вы мне не даете мне договорить. Я очень устал, смертельно устал, - с досадой пробормотал Климов, - Устал бояться. Поэтому после аварии поехал в Москву. К Вам.
        - Где Вы взяли мой номер?
        - В Интернете узнал телефон передачи "Чудеса науки", - Климов пожал плечами, - а там спросил Ваш номер.
        - А что, так можно? - удивился Викентьев.
        - Если очень понадобится, придумаешь, как получить.
        - Где взяли Интернет?
        - Украл айфон у пьяного около ресторана. И бумажник.
        Викентьев быстро глянул на него. Климов еще раз пожал плечами.
        - Что с Вашими родителями?
        - Умерли.
        - Как? Когда?
        - Мама - от рака. Отец - от инсульта, через год после нее. Задолго до всей этой истории.
        - Как удобно, - саркастически пробормотал Викентьев.
        - Что удобно? - Климов чуть расширил глаза.
        - Ничего-ничего, это я о своем, - добродушно улыбаясь, ответил Викентьев, и вдруг гаркнул, - Где Вы были после того, как сбежали из Волгограда? Быстро отвечайте, не думая!
        Климов поморщился.
        - Не шумите. В разных местах. После гибели Громова и двоюродного брата зарекся обращаться к знакомым. Пытался выжить без документов, в полном одиночестве.
        Викентьев отчетливо помотал головой.
        - Не верю, невозможно. Слишком долго. Вас должны были поймать гораздо раньше.
        Климов улыбнулся одними губами.
        - Вы не представляете жизни в глубокой провинции. Там половина экономики и народа существует мимо налогов, законов, государства. Там для таких, как я, всегда найдется ниша. К сожалению, эта ниша лишь чуть выше уровня рабства. В лучшем случае. За несколько месяцев я устал от такой жизни. Сбежал от хозяина, решил податься на Украину. Думал, там удастся устроиться получше. Денег с собой прихватить удалось совсем немного. Но я к тому времени уже привык обходиться малым. Когда добрался до Харькова, расслабился. И очень быстро оказался здесь.
        Климов наклонился к Викентьеву.
        - Эдуард Сергеевич, все, что я делал, как я пытался решить свою проблему, оказалось неправильно, неверно в принципе. Я просто старался максимально растянуть ту самую веревочку, которой - сколько не виться... Спрятаться, схорониться, чтобы никто не нашел - это тупиковый путь. Один человек мне уже пытался это сказать, просто я тогда не понял. Единственное, что меня может спасти - максимальная огласка. Но для этого нужно, чтобы первый залп был убийственным. Для этого мне нужны Вы.
        - Допустим, - Викентьев покачал головой, - Допустим, Вы не врете. Но чего Вы ждете от этого раскрытия? Если Вы правы, Вам все равно не дадут уйти. А Запад Вам не поможет. Он сам в этой истории замаран по макушку.
        - Вы думаете?
        - Вы же историю Марины Климовой у меня на сайте читали? Которая в Праге пропала?
        Алексей кивнул.
        - Ну вот. У Вас концы с концами не сходятся, Климов. Или кто Вы там.
        - Это все, что я могу сказать, - Климов беспомощно развел руками.
        - Все? - Викентьев демонстративно положил руки на стол и привстал, будто собираясь уходить.
        - Нет.
        Викентьев сел.
        - Минутку, - Климов опустил голову, закрыл глаза, поднял указательный палец. Открыл глаза.
        - Во время моих странствий я встретил американца по фамилии Клайм. Хотел его предупредить, но не решился. Побоялся, что если это сделаю, они выйдут на меня. А потом, добравшись до Интернета, начал искать какие-то сообщения о Климовых, пропавших или погибших за последний год, и наткнулся на сообщение об исчезновении в Забайкалье американской четы Клайм - Питера и Исабели. Вышли из гостиницы в небольшом городке и растворились бесследно. Я подумал, что мог хотя бы попытаться их спасти, предупредить. То есть, не факт, что спас бы, но я хотя бы знал бы, что сделал, что мог. Но я промолчал, и теперь их гибель на моей совести. Я понял, что продолжая прятаться, я не только сам себе не помогаю, но и лишаю шанса других. Тех, кому еще есть, что терять.
        Викентьев поморщился.
        - Значит, решили, что спасаться лучше гуртом? А Вы уверены, что не опоздали? Климовы гибнут четыре года. Судя по Вашим рассказам, Вам чертовски везло. Но пока Вы прятались, остальных могли просто перебить. Возможно, Вы - последний в своем роде. Последний Климов. Счастливчик.
        - Или не последний. Мы этого не знаем. Послушайте, Викентьев, я Вам нужен, - сказал Климов, - Вы предъявите меня миру. Я - живое подтверждение того, что Вы пытаетесь доказать последние годы. Недостающий прямой свидетель. Я внимательно прочитал о Вас все, что смог найти за несколько часов, пока хозяин не заблокировал телефон. У Вас еще есть старые связи. Если Вы их задействуете по полной программе, с моей помощью заставите всех скептиков поверить Вам.
        Эдуард отрицательно покачал головой.
        - Вы - провокатор. Уходите.
        Климов побелел. За пару секунд на его лице сменилось выражение ужаса, затем обреченности, затем гнева, потом - снова обреченности. Он отодвинулся от стола, собираясь встать.
        - Стоп, - внезапно Викентьев схватил его за руку, - Останьтесь. Я согласен Вам помочь.
        Климов зло смотрел на старика.
        - Это что - такая проверка? Знать бы, сколько лет жизни она мне стоила.
        Викентьев оскалился.
        - А с чего Вы взяли, что я Вам поверил?
        - Но тогда... - удивленно начал Климов.
        Викентьев жестом остановил его.
        - Может быть три варианта. Если Вы и впрямь Климов - тот самый Климов, тогда у меня в руках шанс, который упускать нельзя. Если Вы - псих или мошенник, то чрезвычайно убедительный. Даже если через какое-то время выяснится, что Вы врете, шум удастся поднять - это уже лучше, чем ничего. Если Вы - провокатор спецслужб, то ничего нового Ваши хозяева все равно не узнают.
        - И Вы не боитесь?
        - Боюсь, конечно. Но я, ведь, про Климовых уже три года пишу, но меня до сих пор не застрелили и не арестовали. Значит, я делаю что-то, что мешает им со мной расправиться. Возможно, дело как раз в упорных попытках донести информацию о "климоциде" до людей.
        Климов нахмурился. В последней фразе что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Викентьев глянул ему прямо в глаза, так что Климов не успел отвести взгляд. Несколько секунд они играли в гляделки, пока Викентьев не сказал:
        - Подождите здесь полчаса. Я сейчас вернусь.
        Старик вышел.
        Климов заказал капуччино и чизкейк. Сразу попросил счет. Месяц назад на эти деньги он жил несколько дней. Откусил кусок, запил. Его едва не стошнило. Алексей испытал жуткую обиду, злость, отчаянье. Вкус прошлого, времен, когда он еще был Лёхой Интелем, Алексеем Климовым, а не "климовым" без имени и лица, но с каиновой печатью на лбу, напомнил ему, что он утратил. "А что я потерял, кроме "невинности"? - вдруг подумал Алексей, - Или я не был "климовым", праправнуком Клима Еремеева, обрекшего потомков на смерть, до встречи с Портным? Да и в Климе ли, вообще, дело?"
        Алексей огляделся. За соседними столиками сидели свободные люди, раскованные жители столицы: студенты, клерки, программисты. Фрилансеры, хипстеры, креаклы, офисные хомячки. Болтающие, смеющиеся, целующиеся, не беспокоящиеся ни о чем. Алексей знал, что на самом деле, ни фига они не в безопасности и каждый может оказаться климовым. Но они-то об этом не знали, и это составляло их громадное преимущество перед ним. Того из них, кто по несчастью окажется климовым, в худшем случае после пяти минут ужаса ждет быстрая и легкая смерть, а не долгие мучительные месяцы возвращающегося страха, лишений, унижений и постоянной изнурительной борьбы за сиюминутное выживание. Алексею стало физически больно смотреть на этих глупых везунчиков.
        Может быть, не ждать Викентьева и никакой огласки не устраивать? Просто встать сейчас, уйти и стать вором? Таскать у этих хомячков их сумочки и гаджеты. Снимать комнату в глухом углу у нелюбопытной старушки. Ходить на выставки, спектакли, модные перформансы. Втыкать в Facebook, смотреть ворованные премьеры по Сети.
        - Климов, - раздалось над головой.
        Алексею показалось, что его проткнули ледяным шампуром. Он дернулся. У столика стоял Викентьев.
        - Вот телефон с симкой, - старик протянул Алексею мобильник, - Ждите моего звонка. Сейчас лучше пойдите, покатайтесь на автобусах - одном, другом, пересаживаясь. Сильно от центра не удаляйтесь. Если не позвоню до ночи, на Ярославском вокзале найдите тетушек, которые комнаты сдают. Если не позвоню и завтра - на другом вокзале снимите другую комнату. Думаю, дольше ждать не придется. За три дня я точно что-то организую.
        - Что организуете?
        Викентьев пожал плечами.
        - Пока не знаю. Надо подумать. А чего Вы хотели? Я о Вашем существовании узнал пару сегодня утром. Деньги, тысяч пятнадцать, у Вас есть?
        - Есть.
        Викентьев поднял бровь. Потом кивнул.
        - А, ну да. Ну, вот Вам еще десять, на всякий случай. Я пошел. Вы - через двадцать минут после меня. Ждите звонка.
        ***
        Когда Викентьев сообщил, что договорился с Барнауловым, Климов не сразу понял, о ком он говорит. Потом сообразил, что речь идет о звезде поздней перестройки и 90-х, ведущем обличительных передач на 1 канале, в новом веке вышедшем в тираж.
        - Вы и впрямь счастливчик, Алексей, - заметил Викентьев, - Я Вам за двое суток нашел прямой эфир с известным ведущим. Это фантастика, понимаете? Вам невероятно повезло. Адрес и время сейчас сброшу эсэмэской.
        - Время чего?
        - Ток-шоу в прямом эфире. Барнаулов поставил единственное условие. Никакой удаленки, телеконференции, скайпа. Вы должны физически находиться в студии.
        Климов похолодел.
        - Вы понимаете, какой это риск для меня?
        - У телевидения свои законы. Человек в студии воспринимается более достоверно, чем связывающийся откуда-то. Он показывает, что ему нечего скрывать.
        Климов помотал головой.
        - Погодите, а почему он так сразу согласился? Он, ведь, тоже рискует.
        - Алексей, - сказал Викентьв, - Вы не понимаете. Он такого материала всю жизнь ждал...
        По внешнему виду ангара сложно было догадаться, что внутри - телестудия. На неприметной металлической двери красовался листок ватмана А4 в полиэтиленовом файле с надписью "Канал РКТ". Климов пожал плечами - до сих пор ему с изнанкой телепроизводства сталкиваться не приходилось. Он нажал на кнопку.
        Дверь открыл высокий амбалистый молодой человек в жилетке и с длинными волосами. Творческого вида.
        - Здравствуйте, съемка "Часа правды" здесь? - сказал Алексей, - Викентьев должен был предупредить. Я - Климов.
        Большой человек кивнул и посторонился, пропуская. Вынул мобильник.
        - Да, он здесь. Нет, точно он. Да, конечно.
        Положил телефон в карман. Повернулся к Алексею.
        - Идите за мной.
        - Вы опоздали, - на ходу пожурил амбал Климова, - Уже давно началось.
        - Район незнакомый. Немного заблудился, - объяснил Климов. Он не собирался объяснять незнакомому человеку, что сделал несколько зигзагов, в последний раз раздумывая, идти на ток-шоу или без следа раствориться в зимней Москве.
        Климов и шкафообразный провожатый прошли в полутьме между высокими стендами в маленькую комнатку с большим монитором. На экране под надписью "Час правды" в круге света стоял стол. За ним сидел ведущий Барнаулов в строгом костюме с обычным постным выражением лица. По сторонам от него - Викентьев и неизвестный седой дядька с прямой спиной и явной военной выправкой. Немного поодаль на стульях в полутьме располагалась пара десятков зрителей.
        - Присаживайтесь. Пока подождите здесь, - вполголоса проговорил амбал, садясь чуть сзади, - Вас позовут.
        Викентьев на экране достал из пачки лист бумаги. Надел очки.
        - Из Википедии. "Анчолы - исчезнувший народ Дальнего Востока. Этнос самодийской группы уральской языковой семьи. Самый известный представитель - Василий ("Васятка") Ефремов, Interstellar Mowgli". А вот что в Википедии не пишут, - Викентьев выделил "не", - Из воспоминаний Владимира Клавдиевича Арсеньева: "Соседние народцы отмечают особую жестокость анчольцев. Племя анчольское не в пример соседям отличалось кровной местью и человеческими жертвоприношениями. Многие удыгейцы открыто высказывают удовлетворение, что народец сей перевелся."
        Из зала раздался недовольный гул.
        - Наши западные друзья сказали бы, - улыбнувшись, заметил Барнаулов, - что приведенная Вами цитата сильно не политкорректна.
        - Что же делать, Андрей Петрович, - вздохнул Викентьев, - если честность таких людей, как Арсеньев или Пржевальский, в наше время не в чести.
        - И Вы полагаете, что эта цитата что-то доказывает? - поинтересовался седой. Его голос явно выдавал большой командирский опыт.
        - Еще раз напомню зрителям, - сказал Барнаулов, - что у нас в гостях бывший советник президента России по специальным вопросам безопасности...
        - Ну что Вы, Андрей Петрович, - с иронией перебил ведущего Викентьев, глядя на седого, - В ведомстве уважаемого господина советника, насколько я знаю, бывших не бывает. Не так ли? Касательно Вашего вопроса, советник. Разумеется, это свидетельство Арсеньева ничего не доказывает. Оно только добавляет завершающие штрихи к приведенным мною фактам.
        Климов понял, что разговор перешел на личности еще до его прихода. Седой вздохнул, встал из-за стола.
        - Не вижу смысла продолжать этот цирк с участием колдунов и шаманов.
        Советник пошел к выходу. Климов еще раз подивился его осанке.
        - А жаль, - иронично заметил вдогонку Викентьев, - Мне, и я уверен, уважаемым зрителям, очень бы хотелось послушать, как господин генерал смог бы прокомментировать тайные убийства десятков людей без суда и вины. А также тот факт, что ответственность за это злодеяние несут высшие должностные лица государства. Ну, если господину генералу сказать нечего...
        Генерал остановился. Развернулся, сел обратно за стол.
        - Хорошо. Если Вы настаиваете. Для начала замечу, что мой уважаемый собеседник плохо понимает слово "факты". Впрочем, с учетом того, чем он занимается большую часть жизни, это не удивительно.
        Викентьев улыбнулся, откинул голову назад с явным намерением съязвить, но советник прервал его властным жестом.
        - Но дело не в этом. Я бы хотел ответить на последний вопрос. Давайте представим себе, что господин Викентьев прав, все его домыслы и измышления - святая правда, и спецслужбы последние четыре года занимаются ликвидацией потомков этого... простите?
        Советник наклонился к Барнаулову.
        - Клима Еремеева, - с готовностью подсказал ведущий.
        - Благодарю Вас. А целью этой спецоперации является продолжение функционирования так называемого Госпиталя дружков, за эти годы поставившего на ноги... позвольте припомнить...
        Советник задумался.
        - Кажется около тридцати тысяч тех, кого земная медицина считала безнадежно больными, обреченными на скорую и мучительную смерть. Из них около восьмидесяти процентов - дети. А из последних около тридцати пяти процентов - наши соотечественники. Вы и впрямь полагаете, что это компромат на президента?
        Викентьев удивленно глянул на советника, быстро надел очки, переворошил свои бумажки, нашел нужную, уставился на нее, потом опять на советника:
        - Верно. Аплодирую стоя, генерал. Но Вы же не думаете, что эти цифры как-то оправдывают убийство невинных людей?
        - Невинных? - советник пожал плечами, - Отчего же? Вы, ведь, кажется, не отрицаете, что семейство Климовых, действительно, совершило страшное преступление? Они полностью перебили весь род Васятки Ефремова. Он, всего лишь, хочет сделать с их родом то же самое. Разве это, по-своему, не справедливо?
        Викентьев в недоумении посмотрел на советника. Потом на молчащих зрителей.
        - Мне это снится? - уфолог попытался взять себя в руки, - Государственный чиновник в прямом эфире оправдывает коллективную родовую ответственность? - и взвизгнул, не выдержав, - Вы соображаете, что говорите? Мы все еще в цивилизованном мире живем, или уже нет?
        - А с чего Вы взяли, что коллективная ответственность - не цивилизованное явление? Скажите, выселение немцев из Судет и из Восточной Пруссии после войны касалось всех жителей или только лично виновных, со скрупулезным учетом их личной вины?
        Викентьев растерялся.
        - Но это же - совсем другое... - немного придя в себя, - Там речь шла о почти поголовной поддержке населением гитлеровского режима, а потомки Клима Еремеева в подавляющем большинстве даже имени такого не помнили!
        - А разве на детей депортация судетцев не распространялась, включая младенцев, которые даже "Хайль Гитлер" сказать не могли?
        Викентьев пару раз поймал ртом воздух.
        - Хорошо, опустим эту тему, - не давая ему опомниться, продолжил генерал, - Вы считаете, что допущение смерти невиновных так уж неприемлемо в цивилизованном мире? Вам известна история бомбардировки Ковентри? Напомню Вам и уважаемой публике. Благодаря взлому кода "Энигмы" Черчилль знал о планируемом налете, но он не стал ни усиливать ПВО города, ни предупреждать жителей об опасности. Он пожертвовал тысячи сограждан, но, не выдав врагу факт взлома, спас неизмеримо больше.
        - Стоп-стоп, - Викентьев протянул руку, - Есть же разница между убийством, как в случае с Климовыми, и только допущением убийства! Пусть и неминуемого, - совсем неуверенно договорил уфолог.
        Советник вопросительно приподнял бровь. В зале раздались смешки.
        - И, в конце концов, это же не доказано! Вернее, - Викентьев нервно пожевал губы, - некоторые историки высказывают сомнение, что этот факт, действительно, имел место...
        - Да Вы что! - советник шутливо всплеснул руками, - Какое деликатное отношение к доказательствам со стороны известного конспиролога.
        - Я не конспиролог, я - уфолог, - пробурчал Викентьев.
        - Но в факте бомбардировки Хиросимы-то Вы не сомневаетесь? Когда в течение нескольких минут погибли десятки тысяч невинных детей, стариков, женщин, - жестко заметил советник, - Можно спорить, были ли соображения американского руководства обоснованы, но совершенно определенно решение о ядерном ударе принималось для прекращения войны, потому что другой вариант - сухопутное сражение на территории Японских островов обошелся бы Америке сотнями тысяч жизней ее солдат.
        Викентьев с мрачной враждебностью посмотрел на советника.
        - Смотрите, уважаемые зрители, как господин советник оправдывает одно из самых страшных преступлений в истории человечества. Он это говорит, даже не задумываясь, что с тех пор человечество ушло далеко вперед! В том числе и в этическом отношении. То, что полагалось допустимым семьдесят лет назад, сейчас считается абсолютно неприемлемым! Вы целую эпоху проспали!
        Советник откровенно рассмеялся.
        - Вы меня ни с кем не перепутали, господин специалист по тарелочкам? Вообще-то, Вы разговариваете с человеком, который уж в этом-то предмете разбирается лучше Вас. За последние полвека шагнули далеко вперед технологии манипулирования общественным сознанием - да, безусловно. Развились методы убеждения людей в моральной непогрешимости поведения их стран на международной арене - вне всякого сомнения! И это еще не все. Белые люди научились не марать собственные руки. Цивилизованным миром меганасилие передается на аутсорсинг. Кто решает проблемы Запада в Ливии Сирии, Ираке, далее везде? Кто делает там грязную работу? Местные бармалеи и некие безликие наемники-специалисты. Кровь льется рекой, цветущие города превращаются в развалины. Хорошие хоттабычи бьют злых, ничем не отличные друг от друга, попутно учиняя "коллективную ответственность" над племенами и народами...
        - Прекратите! - Викентьев в сердцах хлопнул рукой по столу, - Климовых убиваете вы - здесь и сейчас. Каким образом негодяйство одних людей оправдывает преступления других?
        - Оправдывает? - советник усмехнулся, - Где Вы услышали от меня оправдания? Кто-то должен делать грязную работу, чтобы большинство могло жить в чистом мире. Мы - спецслужбы - берем на себя грязную работу ради остальных. А Вы своими разоблачениями эту нами взятую на себя грязь размазываете по всему обществу. Вопреки нашей воле, вопреки воле общества. С чего Вы взяли, что общество хочет на себя эту ответственность брать? Если бы хотело, нас бы не было.
        Зрители в зале зааплодировали. Викентьев удивленно покосился в полумрак. На его лице промелькнуло чувство глубокого одиночества в этом холодном зале. Но оставалась еще камера - окно к десяткам тысяч зрителей у экранов телевизоров. Уфолог повернулся к ней.
        - А откуда ему знать - обществу? - тихо, но отчетливо проговорил Викентьев, - Вы же за него все решили, что ему незачем знать правду. Вы и ваши начальники в высоких кабинетах, отдающие вам приказы, благодаря чему вы можете говорить, что вы - только исполнители. Вы уверены, что это общество потерпело бы их над собой, если бы знало, что они данный этим обществом мандат на управление им используют, чтобы это же общество убивать?
        Советник выпрямился. Его голос загремел как полковая труба.
        - Генерал не спрашивает солдат, в разработанной им операции обреченных на смерть ради выполнения боевой задачи, хотят они жить или умирать.
        Мы забыли принцип, незыблемый еще во времена древних греков - привилегии гражданства налагают на гражданина обязанность отдать жизнь ради блага родины. У настоящего гражданина не надо спрашивать, готов ли он умереть ради сограждан и величия страны. Его согласие начертано в государственных записях о гражданстве. Климовы удостоились огромной чести - положить живот за други своя без фанфар и посмертных почестей. Безвестно погибнуть ради святого дела - да такому счастью только позавидовать можно!
        Глаза Викентьева сузились. Губы растянулись в злобной улыбке.
        - Ну что же, в таком случае у Вас, советник, есть возможность сказать все это в лицо одному из тех, кого Вы так легко обрекли на заклание ради общего блага. Алексей Климов, прошу в студию!
        Климов попытался встать, но почувствовал, как каменная рука амбала легла ему на плечо и буквально вдавила в стул.
        - Что? - Климов дернулся, ощутил уткнувшийся в затылок ствол.
        - Тихо сиди, - отчетливо произнес амбал.
        Климов похолодел от ужаса.
        - Алексей, мы ждем Вас! - позвал Викентьев с досадой, что момент неожиданности уходит.
        - Он не выйдет, - спокойно сказал советник.
        - Что это значит? - Викентьев растерянно уставился на него, потом на Барнаулова. Ведущий молча пожал плечами.
        Советник смотрел спокойно.
        - Вы что, решили арестовать его в прямом эфи?... ре, - у Викентьева отвисла челюсть, - Но как же? Я же знаю, что эта передача идет впрямую! Я узнавал!
        Барнаулов покачал головой.
        - Не этот выпуск.
        Советник усмехнулся.
        - А Вы думали, Вам всерьез дадут все это нести в прямом эфире?
        - А как же з-рители? - Блогер начал заикаться.
        - А это - моя команда. С этими ребятами я занимаюсь поисками Климовых последние четыре года, - спокойно сказал советник, - Простите мне этот невинный розыгрыш. Просто мы решили, что это самый простой способ заставить Вас выложить все, что Вы знаете, максимально быстро. Было интересно, что Вы смогли узнать из открытых источников. У Вас быстрый ум, господин Викентьев. И богатое воображение. Снимаю шляпу. Но, конечно же, больше всего я Вам благодарен за доставку нам последнего Климова.
        Советник повернулся к "зрителям в студии".
        - Кто-то тут, кажется, вел разговоры у меня за спиной, что, мол, Старик подвергает все дело риску, позволяя Викентьеву писать про Климовых на своем сайтике. Да, Петя, я тебя имею в виду, не отворачивайся. Теперь понял, что я был прав?
        Одна из плохо различимых в темноте фигур кивнула.
        - Я даже не говорю о двух других, которых мы поймали через форум. Этого Счастливчика мы бы еще полгода ловили, а так он сам к нам пришел.
        Викентьев безумно глянул на Барнаулова.
        - Бывших сотрудников не бывает, правда, Андрей Петрович? - советник улыбнулся.
        Барнаулов серьезно кивнул.
        - Что будет со мной? - прошептал Викентьев, - Вы же не убьете меня?
        Улыбка сползла с лица советника.
        - Вот не люблю я такие моменты...
        Викентьев вскочил, уронил стул. Двое "зрителей" в одно мгновение возникли с двух сторон от него, крепко схватив за руки. Блогер не мигая глядел на советника и ловил ртом воздух.
        - Господин Викентьев, - сказал советник, - Я Вам искренне сочувствую. Но Вы должны были понимать риски, когда полезли играть во взрослые игры.
        Тут в шею Климову вонзилась игла, и что происходило в студии дальше, он уже не видел.
        ***
        Алексей очнулся на диване в незнакомой комнате от того, что кто-то брызнул ему в лицо водой. Попробовал пошевелиться - понял, что туго связан. В нос ударил неприятный запах - как будто на бомжа вылили ведро духов. Климов скосил глаза и увидел улыбающуюся круглую рожу. Васятка Ефремов выглядел практически так же как на фотографиях. Только в реальной жизни его лицо испещряли красно-белые прыщи и жирные черные волосы прилипли ко лбу. На толстом теле анчола красовался женский свитер кричащей расцветки со стразами, из под которого торчали бледные волосатые ноги.
        - Очнулся, однако, - ласково сказал Васятка, - Очень хорошо. Долго ты бегал, паря. Васятка уже и не верил, что тебя словят. Поэтому велел прямо сюда принести - чтобы убедиться наверняка. А то у вас тут всякие фотошопы есть, чтоб людей обманывать. Васятка знает.
        Наяву, так же как и на экране телевизора, Васятка Ефремов вовсе не выглядел чудовищем. Скорее, на мультяшного героя - шарообразный, с щекастой круглой головой, короткими пухлыми конечностями. И чертами лица, будто нарисованными дошкольником. На груди анчола болталась на шнурке знаменитая волосяная фигурка.
        - Отпустите меня, - прохрипел Климов, - Вы же можете! Просто скажите им, что я Вам не нужен. И чтобы они от меня отстали. Они Вас послушаются. Вы же хороший человек.
        - Не, паря, - Васятка смешно разел короткие ручки, - Васятка не может. Ты - Климов.
        Алексей почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
        - Умоляю Вас. Я же Вам ничего не сделал, - простонал он, даже не пытаясь сохранить достоинство,- Нельзя наказывать людей за то, чего они не делали!
        Васятка вздохнул.
        - Вот и Васятка так думал, паря. Ночами не спал. Боялся, как Климовы Васятку убивать придут за то, что дядька с тятькой сделали. Они же Климовых убили.
        - Что Вы говорите? - Климов широко распахнул глаза.
        Васятка улыбнулся.
        - Ладно, чего теперь-то. Это Васятка врал, что Климка Еремеев моих Ефремовых убил. Чтобы помогали лучше. И Климовым велел врать. Чтобы духи мертвых перехитрить, чтобы мстить не возвращались. На самом-то деле, наоборот, это тятька с братом убили Климку и бабу его. Из-за шубы Климовой. Хорошая шуба была. Афоня позарился. Хотели украсть, да баба проснулась, заголосила. Тогда и Еремей вскочил да за топор схватился. Что было делать?
        Онемевший Алексей слушал Васятку, не шевелясь.
        - Вот так, паря, - продолжал Васятка, - Дядька Афанасий у климовской бабы мертвой косу отрезал и мне игрушку сплел. Затейник был. Он же потом при Васятке отцу сказал, что видел одного из сыновей климовских в остроге. Васятка маленький совсем был. Чуть начнет шалить, тут дядька Афанасий и говорит - а ну, не будешь слушаться, придет климовский сын и тебя убьет. А игрушку твою из волос его матери сплетенную заберет. Тятька его за это ругал, а Афоня только смеялся. Часто пугал Васятку. Только пока тятька с маткой, да дядька были живы, Васятка не боялся. А вот когда они все вдруг померли, а Васятка один остался, шибко страшно стало. Кто сироту защитит? Боялся к людям пойти. Знал, там климовский сын сразу найдет. В лесу жил один. Потом зима пришла. Уже помирать собрался. Но дружки прилетели. И забрали Васятку.
        Васятка пригорюнился.
        - Только вот от климовского сына защищать Васятку не хотели. Васятка им сколько раз говорил - запоров у вас нет, ружья нет. Климовской сын за Васяткой придет - как защитите, как спасете? А они в ответ только морщили носы - это они смеются так. И говорили: не бойся, Васятка, климовский сын за тобой не придет.
        Анчол всхлипнул.
        - Тридцать лет боялся Васятка! Устал бояться, однако. И решил - сам поедет Васятка, и сам всех Климовых убьет.
        Ефремов вытер слезы.
        - Но теперь все: кончились Климовы - и страх кончился.
        Васятка тоненько захихикал.
        - Васятка и тебя хотел убить. Да потом передумал. Васятка что подумал. Там у дружков Васятка любит клотов мучить. Их жжешь, колешь - они плачут. Весело. Так Васятка решил - тебя мучить будет еще веселее. Хотел сначала еще бабу взять, но бабы визгливые. Попробовал - сначала сладко было, но от визга их голова болит. Лучше без них. Ты вместо бабы будешь.
        - Но за что? За что? - закричал Климов.
        - А тридцать лет страха? - лицо Васятки в первый раз приняло злобное выражение, - Думаешь, Васятка их Климовым простил? Остальные легко отделались. Но уж последнего-то Васятка так просто не отпустит. А мучиться ты будешь до-олго. Дружки - лекари знатные. Сам знаешь.
        - Тварь! - заорал Климов, - Нелюдь!
        Васятка пожал плечами.
        - Ну и хорошо, что нелюдь. Что хорошего в людях-то? Люди - злые, добрыми только прикидываются. Шибко много их. И все мельтешат, толкаются. Говоря громко. Врут все время, все Васятку облапошить хотят, что-то от Васятки получить. И друг друга как звери на куски рвут. Да что тебе рассказывать? Тебя же Васятке на мучения тоже люди отдали.
        Васятка похихикал.
        - Васятка вот у дружков по людям скучал, а сейчас улечу - от людей отдыхать буду. Спасибо духам, завтра уже мы улетаем. Все дружки улетают. Им люди тоже не понравились.
        - Как все дружки улетают? - Климов так изумился, что перестал кричать, - А как же Госпиталь?
        Васятка ухмыльнулся.
        - Васятка уговорил дружков деток лечить, чтобы люди Климовых шибче ловили. А теперь Климовых переловили - зачем дальше лечить? Васятка людям даже лучше делает. Люди глупые - Васятка умный. Шибко больных детей не надо лечить. Все равно работники из них никакие, а кормить придется. Пусть лучше умирают.
        И тут Климов надрывно истерически захохотал.
        Московская пустошь
        Перед отделением милиции в маленьком скверике - на пару скамеек и три клумбы - лицом к лицу стояли два молодых человека. Тот, что пониже - в короткой куртке, отчаянно тряс за грудки того, что повыше - в длинном плаще. Второй не сопротивлялся, но и не реагировал, будто вовсе был не здесь.
        Второй смотрел мимо друга.
        - Я остаюсь, Сэм, - повторил он почти безмятежно.
        В акварели золотой осени подмосковные Мытищи смотрелись изумительно прекрасно. Только немного мешал наползающий с юга туман.
        ***
        Необычная для конца лета жара с тусклым светом просочилась через оконное стекло и разлилась по взмокшей простыне.
        Андрей пошарил рукой рядом с кроватью, поднял мобилу. Пару секунд лениво пялился в погасший экран. Нехотя спросил:
        - Сколько времени?
        Анна вылезла из-под простыни, натянула блузку, глянула в телефон. Пробормотала, потягиваясь:
        - Восемь без десяти.
        Вержин застыл с незаконченным зевком. Вскочил, забегал по комнате, хватая брюки, рубашку, носки. Анна тоже засуетилась. Сунула Андрею ремень. Вержин судорожно повертел его в руках, перекинул через шею.
        - А говорила - на рассвете просыпаешься...
        - Ты где-то видишь рассвет? - девушка улыбнулась, кивнула в сторону окна, не переставая искать галстук Андрея, - Будильник надо ставить.
        - Да как-то вчера не до того было, - буркнул Андрей и остановился.
        Анна тоже перестала метаться, медленно подошла к Вержину, положила голову ему на грудь, закрыла глаза. Он осторожно приобнял девушку рукой с висящими брюками и рубашкой. Утренняя Анна вдруг напомнила Андрею екатеринбургских подруг его юности.
        - Аня... - прошептал он, поглаживая девичью спину и чуть ниже.
        - Что, Андрюша?..
        - Ты из какого города?
        Анна отстранилась.
        - В смысле?
        - Я имею в виду - ты же не местная, как и я?
        Анна нахмурилась.
        - А тебе зачем?
        Андрей смутился.
        - Ну как... Мы болтаем о работе, книгах, фильмах, музыке. Бог знает, о чем еще. А о твоем прошлом мне почти ничего не известно. Хотелось бы побольше знать - где ты родилась, училась, какие люди тебя окружали.
        Анна наклонилась к журнальному столику, взяла сигарету, закурила.
        - Вот что, Вержин. Если хочешь со мной дружить, заруби на носу. Прошлое прошло. Сейчас я - москвичка. В данный момент - здесь и с тобой. Чего тебе еще?
        * * *
        В четыре прыжка Андрей пролетел пару лестничных пролетов. На бегу застегивая рубашку, в дверях чуть не сбил голой грудью пожилую женщину - она вынырнула навстречу из плотного белого марева. Старушка сердито поджала губы, заворчала под нос: 'Понаехали лимитчики. Телесами трясут. В собственном подъезде проходу от них нет.'
        'Ну лимита, и что? Зато ты скоро умрешь, а я буду жить в твоем городе, может быть, даже в твоем подъезде.' Андрею тут же стало стыдно от этой мысли, но поздно - он ее уже подумал.
        Решив, что на автобусе точно не успеет, Вержин выбежал на дорогу ловить такси.
        - А я тебя еле заметил, - радостно сообщил водила фордика, когда Андрей назвал адрес, - Не видно ж ничего через это молоко! И ездить опасно. Вон эта хреновина, - шофер мотнул головой неопределенно вверх, - уже в пятый раз, сволочь, на Москву опускается, и с каждым разом все ниже и ниже. Понял, да?
        С обеих стороны от машины в воздухе проносилась взвесь из мельчайших пылинок, о составе которых многочисленные сетевые всезнайки спорили до банов и отфрендов. Сообщениям специальных служб мало кто верил.
        - Тут, кстати, по 'Эху' эксперт один разорялся: у тучи, мол, антропогенное происхождение, - трепался таксист, - Понял, да? Если по-русски, это мы ее себе на голову притащили. Сам-то как думаешь, а?
        Андрей пожал плечами.
        - Министр здравоохранения в интервью сказал - степень опасности преувеличена СМИ .
        - Ага-ага, - таксист скривился, - они тебе расскажут! А при этом начальнички-то детей и жен понемногу втихую вывозят - кто в Сочи, кто на Канары. Кое-где уже репетиции срочной эвакуации проводят. Вот еще тут слышал по 'Дорожному радио' официальное сообщение, что, мол, - таксист задумался, вспоминая, - характер, стало быть, консистенция и параметры стабильности образования не позволяют предпринять какие-либо активные меры по его ликвидации или перемещению. Понял, да? Это значит - не могут они с ней нихрена сделать. Совсем.
        Вдали показался еле различимый силуэт. В белесом мареве под тусклым красным с черным ободом диском солнца, на который можно смотреть, не щурясь, краснокирпичное творение итальянского архитектурного гения походило на замок из мистического триллера.
        - Я тебе так скажу, честно, - между тем, продолжал таксист, - Я - приезжий. Мне, в случае чего, не сложно и обратно в Нальчик свалить. А вот этим, которые здесь коренные в седьмом колене, им-то куда деваться, а?
        Андрей уже собрался ответить без особого желания, но тут на счастье зазвонил вызов. Он схватил телефон.
        - Мама, - бросил таксисту с извиняющейся улыбкой. Тот понимающе кивнул.
        Следующие двадцать минут Вержин не очень внимательно слушал рассказ матери о последних екатеринбургских новостях. Уже расплатившись и выйдя из машины, услышал дежурный вопрос:
        - Жениться не собрался, Андрюша?
        - Еще не собрался, - дежурно ответил Вержин, но, вспомнив прошлую ночь и блеск в глазах Анны, неожиданно для себя добавил, - Но, кажется, уже собираюсь.
        Ему послышалось - сердце матери забилось сильней.
        - Она хорошая?
        - Нет, мама, очень-очень плохая. У нее ужасные бездонные зеленые глаза и чудовищные светло-русые волосы до пояса.
        - Сынок, - озабоченно вздохнула мама, - Меня все эта Ваша туча беспокоит. Я вчера в поликлинику ходила.. Так в очереди про нее такие ужасы рассказывают! Может, ну ее, эту Москву? Возвращайся домой. Сколько можно по чужим углам мыкаться? От бабушки квартира для тебя осталась. И принцессу свою ужасную бери с собой.
        - Ну мама...
        Вержин с грустной улыбкой приготовился выслушать очередное получасовое увещевание, но в этот раз мама только грустно добавила:
        Ну, хотя бы на пару недель приезжай. А там - решай сам...
        Андрей добежал до спасительного входа в офис, объяснил матери, что пришел на работу и закончил разговор.
        ***
        Андрей пожал руку охраннику. Стараясь не привлекать внимания, прошмыгнул к своему кабинету. Из курилки доносился звучный бас начальника автоуправления:
        -Да это еще со времен Кутузова известно: лучшее, что Москва может сделать для России, это сгореть нахрен.
        В курилке загоготали. Вержин зашел в комнату, прикрыл дверь. Кивнул Сэму.
        - Что случилось-то? - Самсонов дернул его за рукав, - Заколебался перед Витей тебя отмазывать.
        'Что-что? - подумал Андрей, - Принцесса была прекрасная, погода была ужасная.'
        - Да нормально все, - пробормотал он скороговоркой, - Лучше объясни, что за упаднические настроения у публики? Я , когда мимо курилки проходил...
        В комнату ста двадцатью килограммами богатого жизненного опыта вломился безопасник Сергей Сергеевич, за глаза - СС.
        - Вы что, придурки, не слышите? Эвакуация. Весь район вывозится. Пятиминутная готовность. Сейчас за нами автобус приедет.
        - Что случилось?
        Сергей Сергеевич сердито посмотрел на Сэма.
        - Из-за тучи? - спросил Вержин, обернулся на ойканье Сэма .
        Приятель напряженно глядел в экран. Казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит.
        - Мужики, это не только у нас. По всей Москве происходит. На этот раз накрыло уже полгорода, - он всмотрелся сильнее, - Мама дорогая. Пишут - нижний край уже на высоте сто метров. Скоро высотки заденет. Тогда - монтана...
        - Самсонов! - взревел Сергей Сергеевич, - В следующий раз специально возьму именной пистолет, лично для тебя. И пристрелю как паникера. Понял? Вы - оба, - СС ткнул толстыми пальцами в Сэма и Вержина, - До приезда автобуса из комнаты не выходить, никому не звонить, на вопросы отвечать уклончиво. Ждать моего звонка. Все поняли?
        Сэм и Вержин кивнули. СС погрозил каждому убедительным кулаком.
        - Смотрите у меня.
        Вержин повернулся к Сэму.
        - Да не мандражи ты так. Сто пудов - эвакуация учебная.
        - С чего ты взял? - усомнился Самсонов.
        Андрей пожал плечами.
        - Таксист только что сказал.
        Сэм хмыкнул, закатил глаза.
        - Вот смотри, - он повернул экран к Вержину, - видишь, чего пишут?
        Андрей посмотрел новость:
        'Московское правительство рекомендует временно выехать из города родителям с детьми до 12 лет, а также сердечников и людей с хроническими заболеваниями дыхательной системы.'
        - И? Вроде и раньше рекомендовали.
        - Раньше Комитет по здравоохранению рекомендовал. Почувствуй разницу...
        После отбоя тревоги, как он сам и ожидал - учебной, Вержин решил больше не испытывать судьбу. Написал заявление и пошел к начальнику отдела.
        - И ты, Брут? - грустно сказал начальник, - Далось вам это облако! Обычное природное явление. Ну, может, немного канцерогенненькое. И астму может вызвать. Ну, так что - астма? И с астмой живут. Вот Че Гевара, например. Или Джон Кеннеди.
        - Но недолго, - заметил Вержин.
        Начальник почесал затылок.
        - Да, какие-то неудачные примеры привел.
        - Витя, подпиши, - взмолился Андрей, - Мать в Катере с ума сходит. В любом случае, через две недели вернусь.
        - Да ладно, давай, - начальник взял листок и подмахнул бумагу, - Все равно половина офиса разъехалась. Все планы по одному месту пошли. Ты, главное, возвращайся. Не век же крыльям черным над Родиной летать? Как-нибудь рассосется.
        Виктор закашлялся.
        - И ты, Витя, возьми отпуск. Работа приходит и уходит, а здоровье - одно.
        Вержин вышел из кабинета с заявлением напревес и натолкнулся на СС. Сергей Сергеевич скосил глаза на бумажку.
        - Ага, еще один новый москвич драпать навострился. Понаехали на столичные зарплаты. А чуть на небе посмурнело, солнышко за облачко забежало - и сразу домой к мамке под одеяло. Да знаете, как настоящие москвичи в тяжелые времена свой город защищали? Со зрением минус семь добровольцами на фронт в 41-м уходили. Мне отец рассказывал.
        - Да бог с Вами, Сергей Сергеевич, сейчас же не война. Да и как Вы ее сейчас защищать предлагаете?
        - А не знаю, я - военный, - сердито отмахнулся СС, - Это вы лучшие технические вузы позаканчивали за государственный счет, а сейчас сидите, чужие деньги считаете. Вот потому туча и висит, что инженеры в офисные крысы подались. Э, да что с тобой разговаривать.
        СС махнул ручищей и ушел, заложив чудовищные клешни за спину.
        - Еще со времен Помпей известно, - доносился из курилки все тот же жизнерадостный бас, - Лучшее средство сохранения городских достопримечательностей - вулканический пепел.
        Очередной взрыв хохота был ему ответом.
        - Над кем смеетесь, - пророкотало в спину Вержину, выходящему из дверей, - Над Москвой смеетесь!
        ***
        Предложение вместе съездить к старшим Вержиным явно привело девушку в смущение, но отказ она объяснила по-своему - работа, карьера, 'ты же не думаешь, что я теперь - приложение к тебе?'.
        Перед отъездом Андрей долго не мог заснуть. Вставал, выходил на застекленный, наглухо закрытый балкон. Смотрел на тусклые огни города, где оставалась Анна.
        Однако утро выдалось ясное. Разреженный серовато-белый туман пронизывали солнечные лучи. Исключительный для августа зной еще не обрушился на Москву.
        С большой походной сумкой через плечо Вержин пробежал вверх по улице, успев подивиться парочке, ни свет, ни заря выходящей из кованых ворот Ботанического сада. Запрыгнул в переднюю дверь троллейбуса и уселся на высокое сиденье ближе к окну. Мимо неспешно поползла ограда Останкинского парка. Андрей проводил любопытным взглядом прячущиеся среди деревьев скульптуры, пока парк не сменился зданием Телецентра и дефлорирующей небесный свод пикой Останкинской телебашни, невидимой в дымке.
        За поворотом троллейбус обернулся клипером 'Катти Сарк' и резво поплыл мимо Останкинского пруда с лодочной пристанью, мимо церкви Живоначальной Троицы, отраженной в пруду, и вечно одетой в леса усадьбы.
        Через приоткрытое окно в лицо Вержина подул еще не успевший разогреться утренний ветер. В ушах засвистело. Клипер поиграл в догонялки с трамваем, спешащим вдоль монорельса, идущего ниоткуда в никуда. Быстро пролетел по улице Академика Королева до развязки. Там стал неуклюже маневрировать, как танк на переправе, поворачиваясь то к Центральному входу ВДНХ , то к стеле над Музеем космонавтики, то к вечно изумленному де Голлю под гостиницей "Космос".
        Сменившая танк триумфальная колесница вынесла Вержина на оперативный простор великолепного советско-имперского Проспекта Мира. Мимо помпезно красивых домов прокатилась по прямой до Рижского вокзала.
        Потом колесница свернула налево и материализовавшийся на ее месте туристический автобус ('посмотрите направо - посмотрите налево') мимо дворца Склифа, мимо поворота на проспект Сахарова, мимо здания Минсельхоза России цвета запекшейся крови, степенно покачиваясь, проехал по положенной ему части дуги Садового кольца. Свернув с Садового в узкую щель между домами, он так же непринужденно обернулся венецианской гондолой, которая окунулась в камерное пространство Мясницкой с кафе и магазинчиками, офисными особнячками и идущими по тротуарам совсем рядом занятыми и праздными утренними москвичами. Лодка проплыла через Мясницкие ворота между еле угадываемым вдалеке слева монументом Шухова и вовсе невидимым справа памятником Грибоедову, прячущим за собой Чистые пруды, где когда-то с Вержиным приключилась смешная и безумно романтическая история. И опять въехала в расщелину Мясницкой. И, наконец, пристала к берегу.
        Выйдя из троллейбуса, Вержин кинул мимолетный взгляд в сторону подмигнувшего Кузнецкого моста, где дипломником просиживал недели в научно-технической библиотеке, а через несколько лет прожигал вечера на полубезумной дискотеке рядом с метро, в переулки, где неоднократно гулял с любимыми и просто хорошими людьми. Остановился в тени Большого дома, прислушиваясь к невнятному гулу из его мрачных подвалов и обозревая Лубянскую площадь, где пустота отбрасывает одетую в шинель тень с бородкой Железного Феликса.
        Пройдя площадь насквозь по бесконечному подземному переходу, Андрей вынырнул на Никольскую, пройдя ее от начала и почти до конца. Увидел одноименную башню Кремля. Свернул в уютный дворик со столиками и грибками летнего кафе. Сбежал по лестнице на площадь Революции. Глянул на памятник Жукову, Манежную и ворота Александровского сада . И только теперь спустился в метро, которое унесло его к Киевской и авиаэкспрессу во Внуково.
        После регистрации до посадки осталось еще полчаса. Вержин уселся на свободное кресло и вытянул затекшие конечности.
        - Куда летите? - поинтересовался сосед справа.
        Вержин скосил глаза. Рядом, дружелюбно улыбаясь, сидел гламурный господин лет пятидесяти в дорогом костюме и белоснежной рубашке. На пластмассовом сиденьи в общем зале он смотрелся странновато.
        - К родным в Екатеринбург.
        - От эфирного создания бежите?
        Вержин не сразу понял, кивнул.
        - В том числе.
        Мужчина усмехнулся.
        - Настоящий исход. Будто из этой тучи незаметно на город опускается сильный антидот. Люди, отравленные Москвой, вдруг вспоминают, что они - тверские, рязанские, челябинские, екатеринбургские. Еще немного, и все разъедутся. И выяснится, что никаких коренных в Москве и не было. И весь этот всероссийский морок под названием 'Москва' в одночасье растворится в воздухе без следа.
        От соседа пахло дорогим алкоголем. Андрей предположил свойственное поддатым желание пообщаться и счел за благо промолчать.
        - Ага, понятно, - незлобиво протянул господин,- Соблюдаете особую осторожность на вокзалах и в аэропортах. Это правильно.
        Андрей неопределенно пожал плечами.
        - Места перехода опасны. Ошибешься дверью, поворотом, и очутишься вовсе не там, куда собирался попасть, - гламурный господин схымкнул, - Подумайте вот о чем. Во время переписи 1892 году в Москве около трехсот жителей Первопрестольной назвали своим языком латынь. Интересно, кто эти люди?
        - Вероятно, сотрудники каких-нибудь католических миссий, - неожиданно для себя ответил Вержин. 'Вот же хитрец - на эрудицию раскрутил'.
        - Хорошая версия, - согласился мужчина, - А, может быть, это пришельцы из параллельного мира, заброшенные в дореволюционную Москву неким катаклизмом, и вопреки очевидности упорно не принимающие новой для себя реальности. Такая преданность сильно отдает запоздалым чувством вины. Будто они оценили потерянное, только когда вернуть его стало уже невозможно.
        - Ну и к чему притча сия? - без энтузиазма поинтересовался Вержин.
        - Среда обитания не любит тех, кто относится к ней недостаточно почтительно, - объяснил господин с печальной улыбкой, - Она их отторгает. Причем, чем сильнее место, тем большей преданности оно требует. И тем сильнее карает за неуважение. Ваша посадка, кстати.
        Вержин удивленно уставился на соседа. Потом хлопнул себя по лбу. Вскочил, схватил сумку.
        - Спасибо. Извините, что не могу продолжить столь занимательную беседу.
        - Как знать, - усомнился господин, - Что-то мне подсказывает - мы еще увидимся. И тогда, может быть, возобновим разговор.
        Да-да, конечно, выстрел за Вами, граф, - пробормотал Вержин и поспешил на посадку.
        ***
        Андрей вышел из прохлады кольцовского терминала в уральское лето. В горле першило. Подбежал молодой юркий таксист, похожий на вчерашнего как родной брат, и назвал несуразно большую цену. Андрей чувствовал себя неважно и согласился без возражений.
        Как только машина тронулась, Вержин закашлялся.
        - Будьте здоровы. Каким ветром из столицы в наши палестины? - поинтересовался таксист жизнерадостно .
        - Да местный я, - просипел Андрей, - с ВИЗа. Еду к родителям погостить.
        - Что везете родным, если не секрет? - парень кивнул на сумку.
        - Дым Отечества, в основном, - ответил Вержин и снова кашлянул, теперь уже специально.
        Он почувствовал, как будто ниже горла вдыхаемый воздух упирается в перегородку. Натужно попытался пробить ее нарочитым кашлем. Стало чуть легче, но ненадолго. Закружилась голова.
        Такси проехало Плотинку.
        - Стой, командир. Здесь высади. Пройтись хочу.
        - Забивались на ВИЗ. Уговор дороже денег, - озабоченно напомнил парень.
        - Конечно, держи.
        Вержин сунул ему деньги. Забрал сумку.
        - Ну, пока, Москва, не хворай, - весело попрощался таксист и уехал.
        Вержин закинул сумку на плечо, постоял. Дышать стало легче. Не торопясь, побрел по улице. На пятачке перед ЦУМом резвились дети, выходные люди шли по своим делам. На тротуаре стоял скрипач, пиликая из Вивальди. В витрине магазина бубнил телевизор. Андрей подошел поближе. Под озабоченным лицом беззвучно вещающей ведущей появилась бегущая строка: экстренные новости из Москвы. Картинка сменилась. На экране появился Боровицкий холм, полностью погруженный в клубы плотного серовато-белого дыма с торчащими из него шпилями кремлевских башен со звездами и двуглавыми орлами.
        - Эй, что там происходит? - Вержин хотел крикнуть, но из его рта раздалось только сипение. Он схватился за горло, будто пытаясь его разорвать, чтобы дать уральскому воздуху сменить не желающий выходить из его легких московский.
        Ноги подкосились. Вержин ухватился за трубу, которая подалась и упала под его весом. Он еще успел заметить, как пара прохожих бросилась к нему, прежде чем сознание погасло.
        ***
        У кровати сидел молодой милиционер-лейтенант.
        - Только недолго, - врач с бородкой и допотопным стетоскопом на груди строго посмотрел на лейтенанта, -Пациент еще очень слаб. После такого отравления могут быть неожиданные и нежелательные эффекты.
        - Хорошо-хорошо, доктор.
        Врач вышел.
        - Вы можете говорить?
        Вержин подумал.
        - Да, могу.
        - Очень хорошо. Ваше имя?
        - Андрей Вержин, Андрей Антонович.
        - Меня зовут Алексей Петрович. Я пришел, как только мне сообщили, что Вы очнулись. Андрей Антонович, Вы в курсе, что пролежали без сознания двое суток?
        - Да, мне уже сказали.
        - Прекрасно.
        - Ваши родные оповещены, они уже едут с дачи - их не сразу нашли. Вы не могли бы пока ответить мне на несколько вопросов?
        Вержин утвердительно качнул головой. Спохватился.
        - А что-то случилось?
        - Вот это нам и надо выяснить.
        Милиционер достал диктофон.
        - Давно ли прибыли в Екатеринбург?
        - Позавчера.
        - Кто-нибудь из Ваших знакомых может это подтвердить?
        Вержин задумался.
        - Не уверен. Последним из знакомых, с кем я виделся, был Анатолий Самсонов.
        Милиционер недоверчиво уставился на Андрея.
        - Простите, а это не тот Анатолий Самсонов, который учился в 9-й школе, а потом мед закончил?
        - Да, он, - подтвердил Вержин.
        - Вообще-то, это мой близкий приятель.
        Лицо лейтенанта осветилось радостной, немного детской улыбкой.
        - Вообще-то, и мой тоже.
        Милиционер хлопнул себя по лбу.
        - Ну да, конечно, Сэм же мне рассказывал про своего друга, который... Вот так совпадение! Ну, это еще упрощает дело. Так где Вы с ним виделись?
        Вержин, как мог лежа, пожал плечами.
        - В Москве.
        - Что это такое? - уточнил милиционер, - Кафе какое-то или клуб?
        - Это город. Мы с ним два дня назад виделись в городе Москва.
        Алексей Петрович посмотрел на Андрея в недоумении.
        - А где этот город находится?
        Вержин почувствовал себя нехорошо.
        - Простите, лейтенант, а в связи с чем Вы меня сейчас допрашиваете?
        - Опрашиваю, - уточнил Алексей Петрович, - Слово отличается на одну букву, но разница большая. Видите ли, Андрей Антонович, Вас уже семь лет ищут. О Вашем исчезновении заявили Ваши родители. Сэм... то есть, гражданин Самсонов тоже занимался Вашими поисками. Безрезультатно. Собственно, дело-то уже перешло в разряд висяков. И вдруг Вы объявляетесь в центре города среди бела дня. Правда, в бессознательном состоянии.
        - Семь лет? - Вержин вскочил, и тут же рухнул на кровать от слабости, - Но я никуда не пропадал!
        - Так, - милиционер озадаченно выключил диктофон, - Кажется, разговор будет долгий...
        ...Алексей Петрович в десятый раз тер лоб.
        - Андрей Антонович. Значит, Вы утверждаете, что после окончания МФТИ работали в страховой компании и жили в некоем городе Москва.
        - Некоем?
        - Давайте не зацикливаться, иначе мы ни к чему не придем. Я потом уточню, где находится этот город. Где Вы там жили?
        Вержин пристально посмотрел на милиционера, потом махнул рукой.
        - Сначала на Каховке. Потом - около ВДНХ.
        - ВДНХ? Простите, я знаю о ВДНХ в Вологде... Ах да! Еще в Киеве есть ВДНХ! Андрей Антонович, так Вы все это время были на Украине? Это объясняет, почему Вас не могли найти. Но почему Вы не связывались с родными? И потом Вы утверждаете, что Самсонов - Ваш близкий друг, но Вы и с ним не поддерживали связь!
        Вержин помолчал в раздумьи.
        - Алексей Петрович, я не знаю, в какую игру Вы сейчас играете. Понятия не имею, чего Вы добиваетесь и зачем Вам это нужно. С толку меня сбить и что-то выведать? Но я не знаю никакой информации, представляющей интерес для правоохранительных органов! Тем более для екатеринбургских. Я - скромный начальник отдела в финансовом управлении страховой компании среднего размера. В которой, кстати, и Толя работает. Мы с ним в одной комнате сидим. Только он финансами в ДМС занимается, а я во всем остальном. Ни его, ни меня до каких-то больших и тайных дел не допускают.
        Милиционер поднял брови.
        - Известный мне Анатолий Витальевич Самсонов работает заведующим отделением в поликлинике. Здесь в Екатеринубурге.
        - Витальевич, да, - кивнул Вержин, чувствуя, как тошнота подступает к горлу, он закашлялся, - Закончил Второй мед в Москве, немного поработал на скорой, а потом я его к себе перетянул - на ДМС. Живет на Проспекте мира. Очень удобно. На метро три станции до Китай-города.
        - Китай-город - район Казани,- пробормотал Алексей.
        Вержин и лейтенант уставились друг на друга. Лейтенант, не отрывая глаз от Вержина, вытащил телефон.
        - Сэм? Привет. У нас проблема.
        Когда лейтенант вернулся в палату с Самсоновым, Вержина там не было. Встревоженный Сэм нашел друга в холле отделения с большим телевизором, журналами и настольным теннисом. Андрей вертел головой, недоуменно лупая глазами на интеллигентного дядечку лет шестидесяти в цветастом ситцевом халате и его группу поддержки. На столе между ними лежал лист бумаги, изрисованный кругами. Вокруг собралось человек пять любопытствующих в больничной одежде.
        - Двенадцать миллионов, говорите? Посреди ровной как стол почти бесконечной поверхности?
        Дядечка иронично поглядывал на Вержина поверх очков.
        - При нашем безлюдье втиснутые в девятьсот квадратов? Полторы тыщи особей на км. Ну-ну... И при этом всю дорогу - включая весь двадцатый век, я правильно понял? - из раза в раз повторяя форму все увеличивающихся концентрических кругов? То есть, форму, обеспечивающую мак-си-маль-ную нагрузку на транспортную инфраструктуру? При такой-то прорве народа?
        Дядечка с улыбкой снял очки.
        - Молодой человек. В Вашем возрасте фантазировать изобретательней надо. Я в третьем классе придумывал города правдоподобнее. Я архитектурой урбанизированных пространств занимаюсь сорок лет. То, что Вы рассказываете - это детский сад какой-то. Брейгелева 'Вавилонская башня', столица Атлантиды платоновская, но никак не современный город.
        - Но Москва существует, - растерянно пробормотал Вержин, краснея.
        - И вертится, - очень серьезно кивнул дядечка.
        Группа поддержки беззлобно засмеялась.
        - Да оставь его, Иваныч, - раздался рассудительный голос, - Не видишь, что ли - болен человек.
        - Андрей! - позвал друга Самсонов.
        Вержин обернулся, узнал.
        - Сэм, что за чертовщина у вас творится? - слегка заторможенно поинтерсовался у друга Вержин.
        Сэм сгреб друга в охапку. Андрей успокоился, поник. Опустил голову в ступоре. Дал себя увести как куклу, безвольно переставляя ноги.
        ***
        Самсонов и Вержин вышли из больницы.
        - Тебе, наверно, надо спасибо сказать? - прервал Вержин неловкое молчание.
        - За что?
        - За то, что не отдал меня мозгоправам.
        Сэм пожал плечами.
        - Во-первых, лучше Алекса благодари. Это он ребятам мозги сумел запудрить, чтобы они тебя по-быстрому отпустили. Во-вторых, я, вообще-то, не уверен, что сделал правильно.
        Андрей глянул на него холодным взглядом.
        - В смысле? По-твоему, я - сумасшедший?
        Сэм вздохнул.
        - Прости, Эндрю, но я не знаю, что думать. Просто примерно представляю себе наши психиатрические лечебницы. Когда учился в меде, на Агафуровских дачах подрабатывал. Мне бы не хотелось, чтобы мой лучший друг оказался в таком месте, даже если он рехнулся.
        'Не имей сто рублей, а имей сто друзей' - тупо подумал Андрей.
        Остановился.
        - Сторублевка есть?
        Самсонов уставился на него.
        - Есть. А зачем тебе?
        - Дай сюда.
        Андрей пристально посмотрел на бумажку, перевернул, опять перевернул. Выпучил глаза. Неслышно прожевал губами слова. Поднял тяжелый взгляд на Сэма.
        - Где находится Большой театр? Который с большой буквы Б?
        Сэм пожал плечами:
        - На Проспекте мира, напротив УрГУ.
        - Где? Здесь, в Катере??
        Голос Сэма дрогнул.
        - Андрей...
        Вержин помахал ладонью.
        - Все нормально. Я спокоен. Спокоен я. Поехали к Большому.
        Сэм ошарашенно помолчал. Покачал головой.
        - Эндрю, тебя родители дома ждут. Они сами хотели прибежать в больницу - я отговорил.
        Андрей упрямо поджал губы.
        - Нет, сначала - к Большому. Мне это нужно именно сейчас - обязательно до встречи с ними.
        Самсонов прищурился.
        - Ты мне не веришь?
        - Сэм, только на секунду представь, что я, в самом деле, говорю именно то, что думаю. А теперь скажи - как я должен вот это все воспринимать?
        Сэм задумался.
        - Не знаю, сложно представить. Только это не розыгрыш, Эндрю.
        Вержин помахал перед носом Сэма бумажкой.
        - Ага. Фронтон Большого театра, а под ним надпись 'Екатеринбург'. Не может его тут быть, понимаешь? Когда Большой построили, Екатеринбург был захолустным городишкой в жопе мира. Никто бы не стал главный театр страны в такое место запихивать. Полная чушь и бессмыслица.
        Сэм кивнул.
        - Ну да. Его в 41-м сюда эвакуировали. А когда после войны решили здесь оставить, построили точную копию здания, которое немцы в Смоленске при отступлении взорвали.
        - В Смоленске, значит?
        Вержин смял сторублевку в кулаке. Швырнул на тротуар.
        - Докажи.
        Сэм сплюнул.
        - Ну, пошли...
        ...Вержин и Сэм спустились в метро. Андрей увидел очередь турникетов, кассы с оранжевыми занавескам. Побледнел.
        - Что, Эндрю? - Сэм забеспокоился, заглянул Андрею в лицо, - Тебе плохо.
        'Спокойней, Вержин, спокойней, - Андрей пару раз глубоко вдохнул, выдохнул, - Типовой проект. Свердловское метро копировало московское. Все в порядке.'
        - Ничего, в порядке я. Слушай, Сэм... - тихо сказал Вержин, - А здесь, ну, в этой реальности, ты ко мне в Долгопу заезжал?
        Сэм выпятил нижнюю губу.
        - Ну да. Пару раз ездили с ребятами в Питер. Один - в Новгород. Еще - в Польшу катался по студенческой путевке. Каждый раз по дороге к тебе заглядывал на несколько дней. А что?
        - То есть, Физтех-то, по крайней мере, существует? МФТИ, я имею в виду.
        Сэм всплеснул руками.
        - Да есть твой любимый Физтех, не боись. Я понимаю, ты же на него чуть не молился. В Долгопрудном - на границе БМА.
        - БМА? - переспросил Вержин.
        - Большой Московской аномалии. Московской пустоши, - пояснил Сэм, тревожно глядя на Андрея, - Для вуза, где ядерных оружейников и ракетчиков готовят - самое подходящее место.
        Он протянул руку в сторону, потом в другую, как балетный танцор.
        - С одной стороны - центр страны, все дороги туда сходятся. С другой - зона пустоши полностью закрыта и люди там не живут. Да еще через газовую шапку американцы не видят, что там происходит. Так что периметр аномалии - самое удобное место для размещения полигонов и секретных лабораторий, - Самсонов хлопнул себя по лбу, будто спохватился, - Да что я тебе говорю, ты же сам мне рассказывал.
        Вержин сел на сиденье, закрыл глаза.
        - В том и дело, что не помню, Сэм.
        - Вставай, уже выходить пора. Станция 'Площадь 1905 года'.
        - '1905 года'? Это же Москва! Но я помню - это в Москве!... Или - нет?...
        Сэм схватил Вержина за шиворот и выволок из вагона. Андрей судорожно завертел головой. Остановился взглядом на бра и люстрах, на белом мраморе путевых стен. Вцепился в гранитную опору, уставился на нее пристально.
        - Когда эта станция построена?
        - Кажется, в 1994-м, - испуганно ответил Сэм.
        - Чушь, - отмахнулся Вержин, - это же сталинский стиль, конкретно.
        - Эндрю, тут где-то табличка есть, - мягко сказал Алексей, - с годом пуска. 1994-й, я сейчас точно вспомнил.
        Обхватив голову руками, Андрей сполз спиной по стенке.
        - Я здесь был? А если был, то где - в Свердловске или в Москве? Не понимаю...
        Квадригу на фронтоне Большого Вержин уже спокойно рассматривал. Пожалуй, даже чересчур спокойно.
        ***
        - И как же Вы предлагаете экономить, Роберт Петрович? - ведущий в синем френче снисходительно улыбнулся.
        - Сотней способов, сотней!
        Гость ток-шоу, темпераментный молодой человек с обширной лысиной, эмоционально ругал правительство.
        - Для начала надо покончить с этим совковым пережитком, когда ветви власти раскиданы по всей стране, - торопливо, будто опасаясь, что прервут, тараторил лысый юноша, - Это же абсурд! Резиденций президента целых три - в Костроме, воронежском Кремле и в Сочи. Правительство и министерства - в Нижнем. Верховный и Конституционный суд - в Питере. Государственная Дума - в Самаре...
        - А что в этом плохого? - уточнил представитель правящей партии, - Разумное рассредоточение государственных учреждений...
        - Как что? - лысый юноша аж взвился, - У нас столиц оказывается по меньшей мере десяток! Это огромные дублирующие расходы - логистика, безопасность, спецкоммуникации, помещения на государственном содержании, используемые несколько раз в году! А транспортные издержки? Для согласования с профильным министерством, парламентом и администрацией президента любого серьезного вопроса в очном порядке приходится объехать полстраны!
        - Наш юный друг не в курсе, а специалисты считают, что именно благодаря этому у нас в стране проект электронного правительства - один из самых успешных в мире, - с улыбкой сообщил седовласый господин спецслужбистского вида в штатском и победно обвел взглядом студию.
        Из-за экрана донеслись редкие хлопки.
        - Опять же у государственных людей есть серьезный стимул заботиться о развитии дорожной инфраструктуры, поездить по стране, лучше познакомиться с жизнью обычных людей, - с улыбкой добавил ведущий.
        Улыбку можно было понять двояко, но партиец и гэбист согласно кивнули.
        - Ага, покататься за народные деньги, - не унимался 'бунтарь', - Я понимаю, откуда такое яростное сопротивление. Сейчас каждый орган верховной власти в своем регионе - царь и бог. А мэры могут вытрясать из бюджета средства на выполнение их городами общегосударственных управленческих функций. А спецслужбы - раздувать штат сверх всякой меры. А чиновники рады выписывать себе огромные представительские, которые в разъездах трудно контролировать, разъезжать в люксах, месяцами жить в фешенебельных гостиницах за государственный счет. Вы представляете себе, сколько можно было бы сэкономить, если бы все ветви власти - президент, правительство, парламент, высшие инстанции судебной власти располагались в одном месте, в специально организованной столице? Зачем мы опять велосипед изобретаем? Посмотрите на австралийскую Канберру , да на тот же Вашингтон...
        - А вот не надо нам опять вашу Америку совать! - встрял взъерошенный дедок с мешковатом костюме с явными признаками деменции на лице, - Нашли тоже эталон. Как в 91-м понавезли консультантов, диверсантов узаконенных. Если все руководство собрать в одном месте, достаточно одной бомбы, чтобы обезглавить страну!
        - Да если бы у нас было как в Америке, - с досадой перебил его очкастый тип либерального вида и повернулся к 'бунтарю', - Там основные права у муниципалитетов и штатов, власть делегируется снизу вверх. А Вы представьте, что будет, если наш федеральный Центр, и так отобравший львиную долю налогов и полномочий, еще и географически локализуется. Это в стране, где близость к власти для бизнеса - необходимое условие выживания! Все общероссийские банки и крупные компании переведут туда штаб-квартиры. Это значит, в одно место переедут все топ-менеджеры и весь их аппарат, десятки, если не сотни тысяч самых высокооплачиваемых специалистов. Это значит, что деньги со всей страны....
        - Ага-ага, - саркастически покивал лысеющий бунтарь, - И головные офисы 'Газпрома' и 'ЛУКойла' из Тюмени и Нижневартовска переедут в Тулу!
        Из зала раздался нестройный смех. Либерал растерянно огляделся и вдруг сам не смог сдержать улыбки.
        - А Вы меня почти убедили, Роберт Петрович, - заявил ведущий, - У меня даже есть предложение по размещению этой новой столицы России, - заговорщически наклонился к молодому человеку, - Давайте ее устроим в Московской аномалии!
        В зале загоготали. Ведущий с деланным недоумением оглядел публику. Развел руками.
        - Нет, ну а что? Центральная Россия - как Роберт Петрович хочет, хорошая транспортная инфраструктура. А главное! - ведущий многозначительно потряс пальцем над головой, - Уйма свободного места!
        Зал взорвался хохотом и овацией.
        Андрей нервно ткнул кнопку 'Стоп'. Еще пару секунд пялился на заголовок ролика - 'Соловьев предлагает перенести столицу в Москву'. С болезненной гримасой выключил Youtube.
        С выхода Вержина из больницы прошло два месяца. Андрей поселился у родителей. Восстановал потерянный паспорт, заново встал на учет в поликлинике и в военкомате и закрылся в своей детской комнате со старым отцовским ноутбуком.
        Отец с матерью об устройстве Андрея на работу пока не говорили. Вообще, старались относиться к чудесно найденному сыну максимально бережно. Сбербанковской карты в сумке не оказалось, но наличные доллары - довольно крупная сумма, которую он не решился оставлять в съемной квартире, нашлись в целости и сохранности. По екатеринбургским понятиям это была приличная зарплата примерно за полгода. Тратил их Вержин весьма экономно. Да, собственно, кроме еды было и не на что. Так что вопрос о хлебе насущном пока не стоял.
        Дни Вержин проводил в Интернете, пытаясь выяснить, что произошло. В Сети Москва присутствовала как странный фантом. История знала Московское княжество и дикую азиатскую страну Московию в описаниях европейских путешественников. Московия оставалась в центре России в виде Московского региона, крупнейшие вузы и предприятия которого назывались со слова 'Московский', как находящийся в Долгопрудном Московский физико-технический институт, мытищинский Московский лесотехнический и старейший в России из непрерывно функционирующих тверской Московский государственный университет.
        Справочники выводили имя региона из древнего названия Московской пустоши, раскинувшейся между Мытищами с севера, Подольском на юге, Балашихой на востоке и Красногорском на западе.
        Из разъяснений в Википедии Вержин узнал, что слово 'Москва' - двусоставное. Смысл второй части филологи определяли однозначно - слог '-ва' в финно-угорских языках означал воду. Что же касается первой части - тут были разногласия. В праславянском языке 'моск' означал 'топь', 'вязкое место'. Балтское 'маск' значило примерно то же самое - 'болото' или еще 'грязь'. Лингвисты предполагали, что белесый туман Московской аномалии, в котором легко можно было сгинуть бесследно, напоминал окрестным жителям трясину.
        Большой Московской аномалией пустошь называлась из-за резко отличающегося от сопредельных территорий климата и весьма необычных электромагнитных, оптических и акустических эффектов. Зона этих явлений имела форму слегка растянутого с севера на юг овала с несколькими продолговатыми метастазами в разные стороны. На карте БМА напоминала звезду с огромными протуберанцами.
        Всю площадь аномалии покрывала шапка белесого тумана с уникальным газовым составом. Наибольшую плотность туман имел на высоте 150-300 метров от земли, выше и ниже до земли постепенно становясь все более разреженным. Электромагнитное излучение туман пропускал в разных участках спектра, но при этом так сильно и без видимой системы искажал лучи, что разглядеть или сфотографировать что-либо в зоне БМА с самолета или из космоса оказывалось решительно невозможно.
        Зазвонил домашний телефон. Андрей снял трубку, услышал знакомый жизнерадостный голос.
        - Ты там один? Чего делаешь? - и не дожидаясь ответа, - Приходи прямо сейчас. Ко мне Пашка Слонимский заскочил. У нас коньяк. Много.
        - И Пашка здесь? Он же.... - Вержин осекся, - А, ну да...
        В 'прежней' жизни Вержина Пашка Слонимский - один из бессчетных друзей Сэма - давно перебрался в Москву и занимался там какими-то окололитературными делами - издательством , продвижением нетленок начинающих авторов и новых опусов маститых, вел передачу о книгах на канале 'Культура'. Вержин каждый раз испытывал странное чувство, видя в телевизоре человека, знакомого по обычной жизни. В его сознании никак не могло уложиться, что две реальности по разные стороны экрана могут как-то пересекаться.
        Жил Сэм от Вержиных через дом. Андрей для порядка прихватил в магазине на первом этаже бутылку вина и пару сырных нарезок и через пять минут позвонил в самсоновскую дверь.
        - Хорошо, что зашел! А мы только начали, - Сэм с порога стянул с него куртку, обнял за плечи и, не давая опомниться, втащил на просторную кухню.
        Внешне Пашка сильно изменился. Густой шевелюрой, бородой и усами он теперь напоминал мушкетера из фильмов. В выражении лица появилось что-то мефистофельское. Костюм-тройка Слонимского напоминал, скорее, о начале XX-го века, нежели XXI-го. Из-за ворота белой рубашки выглядывал алый с черными черточками шейный платок.
        С самого начала разговор не пошел. Сэм безуспешно пытался расшевелить приятелей. Пашка без энтузиазма болтал о дрязгах литературной тусовки, украдкой косился на Вержина, и деревянно улыбался. Вержин кивал в ответ, отхлебывая из бокала. Потом ему это надоело.
        - Ладно, Паша, - сказал Вержин, - чего вокруг да около ходить? Это Сэм тебя уговорил со мной встретиться?
        - Ну почему - уговорил? - Слонимский слегка пожал плечами, - Мне и самому было любопытно на тебя посмотреть.
        - Полюбоваться на сбрендившего однокашника? - уточнил Вержин.
        - Ты чего, Эндрю? - Сэм сделал большие глаза.
        Пашка возражающим жестом поднял руки.
        - Да ничего страшного, - успокоил обоих Вержин, залпом допив коньяк, - Так проще. Легче объясниться. Я-то себя, как ты понимаешь, психом не считаю. Я уверен, что все это время был в Москве. Городе с многомиллионным населением, столице России, - пояснил Вержин с кривой усмешкой, - Она существует. По крайней мере, существовала.
        Вержин нагнулся к Пашке, выдыхая обжигающий коньячный выхлоп. Набрал воздуха, выдал Пашке в лицо:
        - Низкий дом мой давно ссутулится,
        Старый пёс мой давно издох.
        На московских изогнутых улицах
        Умереть, знать, сулил мне Бог.
        - Смоленских, - машинально поправил Пашка.
        - Что?
        Вержин почувствовал тошноту, сглотнул.
        - Это стихи смоленского периода, - пояснил Пашка, - Есенин потом вернулся в Питер. Потом переехал во Владимир. И уже там...
        Вержин закусил губу.
        - Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось!
        - Да, есть такое, - пробормотал Слонимский, - Это про осмотр Онегиным Московской пустоши.
        Вержин почувствовал, как висок щекочет капля холодного пота.
        - Скажи-ка, дядя, ведь не даром
        Москва, спаленная пожаром,
        Французу отдана? - упрямо проговорил он полушепотом, - Это о чем, по-твоему?
        Слонимский глянул на Андрея в радостном изумлении.
        - О! Ты 'Бородино' знаешь?
        - Оно в школьную программу входит!
        Пашка улыбнулся, пожал плечами.
        - С чего бы вдруг? Бородино - что в российской, что в советской истории - часть государственного героического мифа. А тут запредельный стёб: выживший из ума дядя восторженно рассказывает племяннику, как русская армия положила тысячи жизней для защиты пустоши. Проще говоря - пустоты. Вот это место, например - талантливо, но до чего зло! - глаза Пашки загорелись, - 'И молвил он, сверкнув очами: 'Ребята! не Москва ль за нами?
        Умремте ж под Москвой!'
        Это якобы командир нашего дядюшки говорит - перед смертью в бою. Каково! Издевательство злое и несправедливое - очень в духе Михаила Юрьевича.
        Слонимский наклонился к Вержину, будто выдавая опасную тайну.
        - Не очень афишируется, но главной причиной первой опалы Лермонтова было вовсе не 'На смерть поэта' - это советская выдумка, а 'Бородино', написанное с ним одновременно. Нашего младшего гения тогда даже на предмет психического здоровья проверяли.
        Андрей медленно кивнул. Не мигая, поглядел на Слонимского.
        - Где происходит действие 'Мастера и Маргариты'?
        Пашка удивился.
        - В Киеве, конечно. А что?
        Пашка осекся, испуганно глянул на Вержина.
        - Ладно, ничего, - Андрей смахнул прилипшие волосы со лба, попытался улыбнуться, - Сэм, наливай.
        ...- 'Три сестры' - самая загадочная пьеса Чехова! - полбутылки спустя разглагольствовал расслабившийся от погружения в родную стихию Пашка - с бокалом в одной руке и сыром на вилке в другой, - Что имели в виду сестры своим бесконечно повторяющимся 'В Москву! В Москву!'? Об эту тайну не одно поколение критиков и режиссеров зубы переломало, - с удовольствием скусил сыр с вилки, отхлебнул коньяк, - У меня приятель диплом писал - 'Тема пустоты в русской литратуре XIX-XX века'. Там про Москву мно-ого написано.
        - Вы не понимаете, что это абсурд? - вдруг прорычал полчаса угрюмо молчавший Вержин, - Вы, интеллектуалы хреновы? В самом центре России - огромная безлюдная пустыня, как такое может быть?
        - Извини, но Москва - на самом деле не центр России, - сказал Слонимский, - Географический центр РФ - озеро Виви в районе Нижней Тунгуски. Кстати, тоже место абсолютно бесчеловечное. Туда даже эвенки-охотники не заходят.
        Вержин поглядел на него так, что Пашка от отшатнулся. Андрей махнул рукой.
        - Не можете понять. Из-под меня выдернули город, с которым связана вся жизнь - всего навсего.
        - Чего непонятного-то, Эндрю? - Сэм осторожно пожал плечами, - Тут из-под трехсот миллионов без спроса выдернули целую страну. Как табуретку из-под задницы.
        - То-то и оно, что страну выдернули из-под всех, - возразил Андрей, - А без Москвы остался я один. И как будто кроме меня она никому не нужна. Но это же чушь! Я помню, знаю, меня всю жизнь учили - вся история России, ее прошлое, настоящее и будущее крутятся вокруг Москвы!
        Пашка солидно пожал плечами.
        - Ну, в некотором смысле это так. Новгород, потом Киев, потом Владимирское великое княжество, потом Санкт-Петербург... Все - то справа, то слева, то сверху, то снизу от пустоши.
        - Да какая в жопу пустошь! - заорал Вержин, - Москва столетиями была столицей! Она определила облик российского государства, русской власти. Паша, ты же, мля, филолог! Здесь - то есть, тьфу, там - русский язык создали - на основе ма-асковского говора. Последние лет пятьсот -самый большой город России. Втрое больше Питера. В десять раз больше любого другого населенного пункта в стране.
        Андрей остановился посреди комнаты, воздев руки, будто в молитвенном жесте.
        - Москва всасывала в себя из России все стоящее - людей, культуру, деньги, богатства. Как вампир, как гигантская пиявка. Она строила себя на средства всей страны...
        - Экий ты город-монстр описываешь, - восхитился Пашка, - Прямо футуристические фантазии Фрица Ланга.
        - Не знаю я никакого Фрица, - огрызнулся Вержин, опустил руки, плюхнулся в кресло и опрокинул в рот стопарик, - Я знаю, что в мою Москву угодила гигантская бомба. И в результате взрыва образовалась огромная пустая воронка. А содержимое Москвы разнесло бессмысленно по всей стране - равномерно и безо всякой логики. Но ни одна собака этой несуразности почему-то не замечает!
        - Нет, отчего же? - возразил Пашка, - Тебе любой вменяемый человек в России скажет, что у нас вся жизнь - кромешный абсурд. Особенно с похмелья. А у тебя в твоем Китеже не так?
        - Да так, конечно, - на автомате согласился Андрей.
        Опомнился, замахал руками.
        - Да я не о том! Ну вот пример, чтобы понятней было: иду по улице - вижу вывеску: 'Уралсиббанк, головной офис'. Какого черта Уральско-Сибирский банк делает в Екатеринбурге?? - взревел Вержин.
        - А где ж ему быть? - удивился Сэм.
        - В Москве, конечно!
        - Ну а, скажем, Музей Холокоста? Который в Ростове? - загорелся Слонимский, - Ну прости - у кого что болит. В твоей версии реальности он - тоже в Москве? Надеюсь, у вас там в Москве Холокоста не было?
        - Холокоста - не было, - согласился Вержин, - А главный еврейский музей про Холокост - в Москве!
        - А Новороссийское морское пароходство? - прищурился Сэм.
        Андрей разинул рот, плюхнулся на стул, выдохнул с выпученными глазами:
        - Москва - порт пяти морей...
        ...- Что вы тут мне хотите сказать - что без Москвы ничего не изменилось? - умоляюще спросил Андрей, спохватился и упрямо добавил, - Бы?
        Вержин сидел на диване по-турецки и качался из стороны в сторону, как дервиш в молитвенном экстазе.
        - Те же цари, тот же Советский Союз, та же постсоветская Россия? Без давки на Ходынке? Без Красной Пресни в 1905 году? Без расстрела парламента на той же Красной Пресне в 1993-м?
        - Так я не врубаюсь - чем именно ты не доволен?
        Сэм отчаянно жестикулировал Пашке у Андрея за спиной, но Слонимский только пьяно отмахивался, прикладывался к бокалу и продолжал задавать Вержину вопросы, от которых тот все больше мрачнел.
        - То ты говорил - все не так, а сейчас убиваешься - что ничего не изменилось. Разъясни.
        - Да ты не понял, - Вержин отчаянно хлопнул себя по колену, - Конечно, все очень изменилось - Москвы-то нет. Но при этом тот же Иван Грозный, те же Петр, Ленин, Сталин. Даже нынешний - тот же. Как будто Москва не только не нужна сейчас, но и не была нужна никогда. Ни для чего. Как будто боженька запоздало припомнил ножичек Оккама, да и вынул из основания камушек, на который и нагрузки-то никакой не было...
        Скоро мысли Вержина перепутались. Он понял только, что Сэм его уговаривает что-то сделать, а Пашку, наоборот, чего-то не делать. А Пашка отпихивал Сэма и задавал Андрею вопросы, в которых были имена, слова и словосочетания 'Град на холме', 'Айзек Азимов', 'утопия' и много чего еще. Вержин даже отвечал, но, кажется, сам не понимал толком, что несет.
        Потом Сэм махнул рукой и ушел спать.
        Потом Пашка куда-то делся, а вместо него появились Ирина и Ольга. И Ольга уговаривала Ирину все бросить и уехать в Московскую пустошь где нет никого и ничего - так черно и так мертво. А доктор Чебутыкин и барон Тузенбах слушали и смеялись.
        Потом пришел профессор Гольдберг, лектор, читавший Вержину матан на первом курсе. И стал объяснять сестрам, что на самом деле Земля - плоская. Вернее, отображается на плоскость взаимно-однозначно, что по сути - одно и то же. Но для этого на Земле должна быть одна выколотая точка, и эта точка - Москва. И в каком бы направлении ты ни шел по плоской Земле, ты непременно придешь в Москву. Вернее, не придешь, но и это по сути - одно и то же.
        Ольга спросила у Гольдберга, что он думает о версии, будто Московская аномалия имеет космическое происхождение. Профессор ответил, что, вообще-то, вся Земля имеет космическое происхождение.
        Потом пропали все.
        ***
        Вержин проснулся от звонка. С трудом разодрал глаза, хлебнул воды из чашки, стоящей на полу.
        Алло?
        Ты там как? - послышался инопланетный голос Слонимского.
        Хреново, - признался Андрей.
        Все помнишь из вчерашнего?
        А что было? - поёжился Вержин.
        Да нет, все нормально, - успокоил его Пашка, - Я про то, что ты вчера рассказывал. Это очень сильно! Тебе об этом писать надо. Я со своей стороны готов помочь с редактором, продвижением. Ну, в общем, со всем, что нужно. Знаешь, какой сейчас голод на неизбитые темы?
        Пошел в жопу, Паша, - отчетливо выговорил Андрей и закончил разговор.
        Вержин посмотрел на часы. Вздохнул. Набрал номер, позвонил.
        - Господин Пименов? Антон Сергеевич? Это Андрей Вержин. Это я отправил сообщение на адрес, указанный на Вашем сайте. Да, не шутка. Это мое настоящее имя и настоящий телефонный номер. Я готов с Вами встретиться... Прямо сейчас? Записываю...
        .... Нижняя губа Пименова дрожала от волнения. По морщинистой щеке ползла слеза. Старик выглядел намного старше фотографий на сайте - лет на восемьдесят или даже больше.
        - Я знал, я верил, что однажды Вы появитесь... Значит, все было не зря. Вы должны мне все рассказать.
        Пименов придвинулся к Андрею. На Вержина пахнуло чем-то затхлым. Смесью давно остывшего сигаретного пепла, старости и многолетней неустроенности очень одинокого человека.
        - Вы писали, что на вторую половину учебы в МФТИ Вас отправили в Москву. Чем Вы там занимались? Где?
        - На базовой кафедре - в КБ завода 'Марс'. Это госпредприятие военно-космического комплекса.
        - Да? Это очень интересно! А где Вы жили в Москве? Вас выпускали из расположения завода?
        Вержин обескураженно поглядел на старика.
        - Вообще-то, я не на заводе жил - в институтском общежитии в Зюзино. Оттуда совершенно свободно выпускали. А почему, собственно...
        - Да? Ну-ну... - старик усмехнулся умудренно, - А после института чем занимались?
        - Простите, - перебил его Вержин, - Но, может быть, хотя бы на несколько моих вопросов ответите?
        Старик пару секунд смотрел на него, не шевелясь, как зависшее изоображение на экране.
        - А что Вы хотели узнать?
        - Что случилось с Москвой, - хрипло ответил Андрей.
        Старик порывисто закивал.
        - Да, да, конечно. Сейчас я Вам все объясню. Понимаете, все началось сразу после революции... Вернее, сама революция была частью замысла!
        Пименов прервал себя испуганно, будто боясь спугнуть саму Истину. Он перевел дух и заговорил убежденно и страстно.
        - Европейские коммунисты пришли к выводу, что для построения нового общества нужен новый человек. И эксперимент по созданию этого нового человека решили провести в России. Скажете - общее место?
        Вержин неуверенно кивнул. Старик торжествующе потряс пальем.
        - Да! Если только не понимать эти слова буквально! Они, буквально, решили создать новый биологический вид, homo communarum. А в качестве основного полигона выбрали Москву.
        Старик возбуждено забегал из угла в угол.
        - Это был самый грандиозный секретный проект за всю историю человечества. Для его обеспечения создали целую страну! На самом деле, истинной целью Советского Союза было обеспечение Москвы всем необходимым.
        Пименов всплеснул руками.
        - Колоссальная задача! Ведь требовались десятки и сотни тысяч человеческого материала, подходящего для перехода на новую ступень эволюции! Отбирали самых лучших - образованных, работящих, независимо мыслящих, по-хорошему предприимчивых. Разумеется, операция проводилась в строжайшей секретности. Спросите меня, каким образом можно тайно извлечь из общества столько людей?
        Пименов радостно ухмыльнулся.
        - Скажу одно слово - 'репрессии'! Да, разумеется, кого-то, действительно, отправляли на Колыму. ГУЛаг, действительно, существовал - кто-то же должен был строить Норильский комбинат. Но 'расстрельная' часть в полном составе шла в Москву.
        Для участников Экперимента в Московской пустоши был построен целый город....
        Вержин побледнел, раскрыл рот.
        - Погодите! - с неожиданной злобой в голосе прервал его Пименов, - Не перебивайте меня! Думаете, легко все это десятки лет держать в себе? Так о чем я? Ага! Нужны были лучшие инженерные силы. И тогда был устроен процесс Промпартии. В Москву отправился цвет российской инженерной мысли! Они-то и построили в 1930-е годы в безжизненной пустыне город для людей будущего. Для обеспечения этого грандиозного предприятия материалами, машинами, механизмами была начата ускоренная индустриализация России. Для обеспечения продовольствием проведена коллективизация. Одновременно со строительством города создаваемые в нем институты и лаборатории комплектовались лучшими научными кадрами. И, разумеется, туда отправились почти в полном составе советские генетики - главная часть работы предстояла им.
        Старик перевел дух.
        - К 1937 году Москва была, в целом, готова к приему будущих участников Эксперимента. Организация перемещения в коммунистический город основной части контингента была поручена Главному управлению госбезопасности НКВД. И ведомство прекрасно справилось с поставленной задачей!
        На лице Пименова сияло странное выражение то ли саркастического восторга, то ли восторженного сарказма.
        - Понимаете? - со слезами на глазах прошептал он Вержину, - Они за два года отправили в Москву семьсот тысяч человек. Человеческий организм и мозг пытались модифицировать самыми варварскими способами. Хирургическими средствами, химией, радиацией. На территории Москвы одних только действующих ядерных реакторов было десять штук.
        Старик опять начал мерять комнату из угла в угол.
        - Война серьезно притормозила Эксперимент. В начале 1950-х годов Сталин разработал прорывный план, для которого планировалась отправка в Москву нескольких тысяч медиков и специалистов в кибернетике. Но из-за смерти вождя проект сорвался. В дальнейшем Эксперимент проводился уже без многотысячных переселений. Но это не значит, что он был закончен. Главная тайна в том, что Эксперимент продолжается по сей день!
        Пименов встал посреди комнаты.
        - Представьте себе огромный лагерь - с десятками тысяч человек научно-исследовательского и обслуживающего персонала и миллионами подопытных...
        - Все, хватит! - заорал Вержин, обхватив голову руками, - Не могу больше этого слушать! Какой к чертовой матери лагерь? Я жил в пятиэтажке на метро Севастопольская. Ездил со своей девушкой гулять на ВДНХ. Ходил в театры. Работал в страховой компании. Москва - нормальный мегаполис...
        Пименов замолчал. Медленно поднял голову, глянул Вержину в глаза.
        - Понимаете, Андрей, московитяне не знают, что с ними происходит на самом деле. Как, по Вашему, еще удержать многие миллионы людей в одном месте в невыносимой тесноте, не прибегая к зверскому насилию? Они уверены, что живут в самом благоустроенном и благополучном городе в России. Хотя на самом деле это просто резервация. Их всячески уверяют, что за Московской кольцевой дорогой нормальной жизни нет.
        Вержин потряс головой.
        - Какая резервация? Кто там кого держит? Я сто раз выезжал в Подмосковье. Ездил из Москвы за границу.
        - Морок, никуда Вы не ездили, - жестко отрезал Пименов, - Это все наведенная иллюзия. За десятки лет Эксперимента в Москве разработали чудовищный арсенал средств работы с сознанием - химических, электроволновых, психологических! Но Вы вырвались оттуда- это самое главное. Я уверен - с моей помощь Вы избавитесь от зависимости, Вы вылечитесь! И мы вместе будем бороться!
        - Но я не хочу бороться, я просто хочу вернуться в Москву... - растерянно пробормотал Вержин.
        Внезапно Пименов закрыл лицо руками. Когда старик отнял ладони, его щеки были мокрыми от слез.
        - Вы думаете, я не понимаю Вас? Я сам провел в Москве десять лет. Десять! Меня пытали, пичкали медикаментами, морили голодом, поливали ледяной водой, мучили мое сознание бесконечными уговорами, наставлениями, призывами, угрозами, безумными идеями. Когда я вырвался оттуда, мне никто не верил. Но теперь все иначе, теперь нас двое. Мы расскажем людям правду!
        Вержин, не мигая, смотрел на Пименова. Помолчал. Вздохнул.
        - Спасибо, Антон Сергеевич. Было очень интересно с Вами пообщаться. До свиданья, мне пора.
        Вержин вышел из квартиры, спустился по ступенькам.
        - Погодите, Андрей! - размахивая длинными седыми волосами, как крыльями, Пименов сбежал за ним по ступенькам, - Куда же Вы? - старик постучал себя кулаком по лбу, - Это я, дурак, виноват. Обрадовался, что встретил, наконец, единомышленника. И вывалил на Вас все сразу. Надо было постепенно. Но, Андрей, Вы же верите в Москву? - Пименов обогнал Вержина, встал перед ним, с надеждой заглядывая в глаза, - Если Вы верите в Москву, почему же в Эксперимент-то не верите?
        Вержин аккуратно отстранил Пименова и вышел на улицу. Оглянулся. Старик стоял у окна, гляда на него, горестно приоткрыв рот и бессильно опустив руки.
        Перед Андреем грохотал Проспект мира, город Екатеринбург. Вдалеке виднелось до боли знакомое здание Большой соборной мечети. Андрей пару раз глубоко вдохнул и выдохнул. Набрал номер.
        - Сэм? Привет. Хорошо, я встречусь с твоим хорошим специалистом. Нет, сегодня я не готов, Завтра.
        Убрал трубку в карман. Закрыл глаза.
        ***
        Артур Эдуардович подёргал себя за челку. Улыбнулся сидящему в кресле напротив Андрею.
        - Погодите. Вы меня поправите, если что не так. Насколько я понял Ваше объяснение, Ваша Москва - это огромный мегаполис в стране маленьких и средних городов, где ближайший по размерам - Питер! - втрое меньше?
        Андрей кивнул.
        - Да.
        - С уровнем жизни вдвое или втрое выше, чем в среднем по стране - где-то около Центральной Европы?
        - Да, но...
        - С населением, образ жизни которого резко отличается от общероссийского? Европейский такой образ жизни. Кофейни, маленькие ресторанчики.
        - Эээ...
        - Ну, Вы, по крайней мере, так излагали.
        - Возможно, я не совсем точно выразился, или Вы меня...
        - Погодите, давайте телеграфно. Политические взгляды большинства населения города резко отличаются от общероссийских. Взгляды более либеральные, более демократические, более толерантные... Вы понимаете, к чему я клоню? Можете сформулировать?
        - Хотел бы Вас услышать.
        - Москва - это Ваша мечта о правильной России, - Соловьев улыбнулся, - Сильное отравление и кратковременная асфиксия привела к тому, что реальность и придуманное в Вашем сознании перепутались. Вы, должно быть, как западник и либерал, много думали о том, почему в России все не так здорово и красиво, как за бугром. Даже примерно можно понять, какой образец для Вас более предпочтителен. Это, безусловно, Европа, а не Америка. Высокий уровень соцобеспечения, власть либеральная, но с сильными элементами социализма. Напичканность Вашей Москвы достопримечательностями и архитектурой - из той же оперы. Бурная культурная жизнь - как в Париже или Лондоне...
        - Нет, - Андрей замахал на Соловьева, - Какая к черту мечта? В Москве пробки, загазованность, жилье жутко дорогое. А коррупция московских властей - это же...
        - Хорошо, хорошо, - Артур Эдуардович сделал несколько успокаивающих пассов руками, - Как в Вашей Москве насчет безработицы?
        - Ну, на высокооплачиваемые должности...
        - Их всегда дефицит, - перебил его Соловьев, - А как насчет нашей традиционной национальной болезни?
        Андрей непонимающе уставился на него. Артур кивнул - проехали, мол.
        - Давайте вернемся назад. Я попросил Вас описать запомнившийся Вам день в Москве из недавних. Вы рассказали, как ходили с Вашей девушкой в японский садик в Ботаническом саду смотреть цветение сакуры.
        - Да.
        - Почему Вы вспомнили именно его?
        Вержин задумался. Вздохнул.
        - Возможно, потому что он оказался одним из самых счастливых за последние годы.
        - Хорошо. Вот Вы с Вашей девушкой идете в большой толпе - от входа в Ботанический сад к японскому садику. Светит солнце, птицы поют. Люди вокруг... Какие они? Опишите?
        - Веселые, радостные...
        - Они улыбаются?
        - Да, очень многие.
        - Как они одеты?
        - Да по-разному, - Вержин пожал плечами, - По-летнему одеты - в шорты, майки.
        - Вы говорили про парня в оранжевых штанах с фиолетовой бородой.
        - Да.
        - Про женщину за пятьдесят - в длинной юбке и на самокате.
        - Да, говорил.
        - Вокруг было много молодых людей. Сотни, а, может, и тысячи. В воскресный майский день они - кто-то на другой конец города - отправились в Ботанический сад смотреть на цветение сакуры.
        - Да.
        - Кто-нибудь из них употреблял спиртное? Хотя бы пиво? Или был навеселе? Вовсе никто?
        Вержин сердито уставился на Соловьева.
        - А Вы полагаете, такого в России быть не может?
        Артур Эдуардович развел руками.
        - Да нет, почему же? Наоборот, я думаю, что в России так и должно быть, - он улыбнулся, - Как и Вы думаете.
        Соловьев помолчал.
        - Я могу предположить, почему этот поход в японский садик для Вас особенно ярок. В Вашей иллюзорной - простите, но это так - московской жизни-фантазии этот эпизод выглядит такой европейской утопией России. Почти сказочной. Ваша Москва - Ваша личная сказка, Андрей. Сказка всем хороша - в ней может быть Европа, перенесенная в Россию. Широкие светлые проспекты с толпами прекрасных людей, говорящих по-русски. Перемешанные Лондон, ,Нью-Йорк и Париж, где Вы при этом у себя дома. У сказки много достоинств, но один серьезный недостаток - в нее нельзя уходить с головой, без остатка.
        Вержин некоторое время смотрел на Соловьева. Потом мягко улыбнулся.
        - Спасибо Вам, Артур Эдуардович, Вы мне очень помогли.
        Соловьев пристально вгляделся в Андрея.
        - Андрей, мне не очень нравится, что Вы сейчас...
        Вержин остановил его жестом.
        - Послушайте, я сейчас все объясню. Я очень долго привыкал к этому городу. Сначала приехал учиться на его окраину. Когда спустя шесть лет закончил институт, обнаружил, что друзья, перспективы, среда обитания у меня не на родине, а там - в Москве. Я очень долго сживался с ним. Мне казалось, город меня отторгает. Прошло много лет, прежде чем я смог освоиться в нем, а потом - полюбить.
        Андрей говорил медленно, мягко, произнося слова чуть нараспев.
        - Постепенно его бездушные улицы наполнялись для меня теплым содержанием. Вот здесь я куролесил с Сашкой, самым живым из людей, каких я встречал. Он потом умер от рака в Мюнхене. А здесь бродил после двух двоек на экзаменах, когда был на волосок от отчисления. А вот сюда сорвался поздно вечером, чтобы развеселить одну хорошую девушку. И мы с ней очутились в очень странном месте, где были полуночные йоги, загадочные надписи, люди в странных одеяниях, древние подвалы с табличками двухвековой давности, шорохи, скрипы и всхлипы. А здесь я безнадежно пытался снять красивую актрису на десять лет старше меня. Мы гуляли два часа, но, в конце концов, я ей наскучил, и продолжать знакомство она не захотела.
        И вот теперь, когда, наконец, город принял меня, я его потерял.
        Вержин поднял голову, с печальной улыбкой посмотрел на психиатра.
        - Я Вам благодарен, Артур Эдуардович. Наш с Вами разговор вернул мне уверенность в реальности моих воспоминаний о Москве. Дело в том, что они наполнены неподдельными эмоциями, чувствами. Теми переживаниями, которые сформировали меня таким, какой я сейчас. Я - не в курсе, что там ваша наука на этот счет говорит. Но я точно знаю: человек - это его память, воспоминания о том, что он пережил. Без Москвы того Андрея Вержина, которого Вы видите перед собой, просто не было бы...
        Артур вышел из подъезда, несколько раз хлестнул себя по щекам. Сел в машину.
        - Ну что? - нетерпеливо спросил его человек, сидящий в машине.
        - Это с самого начала была дурацкая затея, - Соловьев в сердцах сплюнул, - В результате я повел себя не профессионально. Зная, что второй встречи, скорее всего, не будет, стал ему сразу растолковывать его фантазии. С предсказуемым результатом.
        - Меня, как ты понимаешь, больше другое интересует, - нервно прервал его собеседник
        - Ну чего ты от меня хочешь, Сэм? - Артур достал сигарету и нервно закурил, - Я бы мог тебе начать рассказывать, что у твоего друга шизофренический бред. Опять же апатия, социальная изоляция, дисфория. Но на самом деле - нихрена не ясно. Случай очень необычный. Следовало бы его поизучать в стационаре, но ты же как раз этого и не хочешь.
        - Уже не знаю, хочу или нет, - задумчиво сказал Сэм.
        Артур вопросительно посмотрел на него.
        - Нет, не хочу, - Сэм решительно помотал головой, - Я уверен, что Эндрю этого не захочет. А значит, его будут выволакивать из дома, связывать руки, поместят в закрытую камеру... С другой стороны, он хочет поехать туда.
        - Куда?
        - В Москву. Меня зовет.
        - А поезжайте, - вдруг сказал Артур.
        Сэм удивленно уставился на приятеля.
        - Ты мне это как психиатр советуешь?
        Артур хохотнул.
        - Сэм, по твоей милости от моей профессиональной этики одни клочки остались. Нет, Сэм, психиатр тебе посоветовал бы не валять дурака, и уговорить родителей отправить твоего Андрея к нам. Как я понял, они к тебе прислушиваются. Но если ты этого не хочешь, и при этом он тебе такой друг - ну так иди с ним до конца. Не бросай на полдороги. Голова - предмет темный. Чем черт не шутит - может эта поездка ему поможет. Но один он точно не справится.
        ***
        Мимо медленно проплывали угрюмые корпуса Метровагонзавода. Потянулись лесопосадки с плохо различимыми неказистыми домиками в пару этажей. Проползла щербатая плита Тайнинской платформы. Кроме Сэма и Вержина в вагоне электрички остались только небритый красноглазый мужчина в мятой шляпе да женщина лет тридцати в длинной темной юбке и платке. Женщина тревожно косилась на красноглазого, тот отвечал ей дружелюбной незлобивой улыбкой. Неожиданно женщина поднялась и подошла к друзьям.
        - Можно, я с вами сяду? - прошептала она, - А то этот тип на меня все время пялится.
        - Да, конечно, садитесь, - разрешил Сэм.
        Женщина заметно расслабилась и уселась напротив. Некоторое время с любопытством разглядывала друзей. Заговорила грудным голосом.
        - В Донскую церковь еду. Там, говорят, новый батюшка замечательный появился. Так хорошо исповедует. И советы дает по семейной жизни. Вы, случайно, не к нему?
        - А что, я на паломника похож? - изумился Сэм.
        - Вы - нет, - согласилась женщина, - А вот товарищ Ваш..., - она задумалась, - Уж больно вид у него умный, будто о чем-то возвышенном размышляет.
        Вержин удивленно приоткрыл рот.
        - А, ведь, Вы, пожалуй, правы. Фактически, я - паломник, - он улыбнулся, - Только не к Богу.
        Женщина тоже улыбнулась в ответ. Вдруг ее взгляд остановился.
        - А к кому тогда?
        Женщина глянула в окно в сторону громадного туманного облака на юге. Побледнела, прикрыла приоткрывшийся рот ладошкой. Поезд со скрежетом затормозил, прижав Андрея к спинке кресла.
        - Конечная, мужики, Перловка! - радостно сообщил друзьям красноглазый весельчак и подмигнул женщине, - Добро пожаловать на край света!
        Та торопливо подобрала юбку и выскочила из вагона. Друзья вышли за ней. Последним вагон покинул небритый - походкой человека, которому некуда спешить.
        Вержин окинул взглядом открывшийся вид. Вдалеке стояли обычные, будто сложенные их пластмассового конструктора, одинаковые многоэтажки. Перед станцией располагался круг с маршрутками и похожий на огромный красный кирпич торговый центр. Правее виднелась небольшая церковь в русском стиле с восьмигранной главой, увенчанной луковкой. Именно к ней спешила их давешняя попутчица.
        - Что, пугнули богомолку? - красноглазый кивнул Сэму и Вержнина вслед беглянке, - И правильно - а то больно гордая. В Подмосковье проще надо быть. Говорят же - свято место пусто не бывает. А Москва как раз то самое пустое место и есть. А если не святое, то какое? - красноглазый хитро подмигнул, - Ну, если вы не по этой части, так может...
        Вержин пристально смотрел налево, в сторону Москвы, где рельсы постепенно пропадали в густом белесом тумане.
        - Куда ведут эти пути? - перебил Андрей красноглазого.
        Тот только пожал плечами.
        - Да никуда не ведут - в Москву.
        - А зачем они тогда?
        Красноглазый отмахнулся.
        - Да, говорят, при Сталине проложили. Что-то от немцев прятали - то ли склады какие-то, то ли секретный завод. Только там давно ничего нет.
        - А Вы не слышали - люди там живут?
        Красноглазый удивленно приподнял брови.
        - Кто там может жить? Это же Москва! Гиблое место... А, может, и живут. Кто его знает? Из-за МКАДа еще никто не возвращался. А почему спрашиваешь?
        - Да так, любопытствую, - уклонился от ответа Андрей.
        - Любознательный? Ну спрашивай тогда. Я тут все знаю, - расплылся в улыбке красноглазый, явно довольный проявленным к нему вниманием, - Во-он там - Лосиный остров.
        Он простер руку чуть в сторону от железной дороги, туда, где деревья из темнокоричневых быстро становились сначала черно-расплывчатыми в белой дымке, а потом вовсе невидимыми.
        - Лоси водятся? - проявил интерес Сэм.
        - Откуда там лоси? - удивился мужчина и назидательно добавил, будто что-то этим объясняя, - Я же говорю - Ма-асква-а. Если и живут - то уж точно не лоси. По мне так, лучше вовсе не знать, какие чудища могут в Москве выжить. У них, небось, вместо крови кислота течет.
        И без паузы продолжил.
        - Да нет, в принципе, тут-то, в Мытищах, еще жить можно. А вот на другом конце пустоши такое место есть - Капотня. Так там дым не белый, как здесь, а вовсе черный. Вот там - вообще, труба. Так что, мужики, может, сообразим на троих? - закончил красноглазый мысль, явно занимавшую его больше всего, - У меня тут дача в двух рядом. Самогонка хорошая. Только вот на закусь денег нет.
        - Прости, брат, дела у нас, - сказал Сэм.
        - А, ну тогда ладно. Удачи вам, - не проявив ни расстройства, ни обиды, красноглазый дошел до края платформы и спрыгнул в заросли.
        - Ну вот видишь, Эндрю, - Сэм усмехнулся, - Никуда эти рельсы не ведут. За Перловкой - пустота и туман. Не знаю, что еще ты хотел увидеть... Андрей?!
        Сэм метнулся из стороны в сторону. Вержин ушел тихо и незаметно, как ниндзя.
        ***
        Вержин, не отрываясь, глядел на стену из частой металлической сетки высотой с трехэтажный дом, протянувшуюся из одного туманного небытия в другое. Он потерял счет шагам и времени, которое провел, топая по жухлой осенней траве вдоль стены. Пейзаж за это время не изменился никак, будто Андрей и с места не двинулся.
        Из тумана показались два силуэта.
        - Эй, гражданин, чего там ходите?
        - Хочу и хожу, - буркнул в ответ Вержин.
        Тени приблизились и обернулись мужиками лет тридцати и сорока с красными повязками.
        - Добровольная народная дружина, - строго сказал старший, - Москвич?
        - Да, москвич, - ответил Вержин.
        Младший повернулся к старшему с радостным изумлением.
        - Гляди, сам признался!
        Старший зыркнул на младшего. Тот немедленно перестал улыбаться.
        - Придется пройти, гражданин.
        - Куда?
        - В опорный пункт милиции.
        - Потому что я - москвич?
        - Вот они тебе сейчас покажут москвича, - криво усмехнувшись, сказал младший, - Милиция очень вашего брата не любит. Все разъяснят по полной программе.
        Вержин пожал плечами.
        - Разъяснят? Мне этого и надо.
        - Ну, пошли тогда, - хмуро сказал сорокалетний.
        - Э, ты это куда? - из тумана вынырнул испуганный Сэм.
        - Меня в милицию забрали, - сообщил Андрей, - За то, что я - москвич.
        - Постойте, господа, это - недоразумение! - Сэм подбежал к дружинникам, - Это - мой больной, я - врач. Вот мое удостоверение, - он протянул корочки.
        Младший схватил, посмотрел.
        - Правда, врач, - Дружинник посмотрел на Вержина, - А он у тебя, что - того? - он покрутил пальцем у виска, скосил глаза на Андрея, смутился.
        - Да нет, - Сэм замахал руками, - То есть, не совсем. У него проблемы с памятью. А приезд сюда - часть терапии. Понимаете, у него воспоминания фантомные, что он - оттуда.
        Сэм махнул в сторону сетки. Старший вопросительно поглядел на Вержина.
        - Ну, фантомные - не фантомные...
        Забрал корочки у товарища, поглядел внимательно, правоохранительным взглядом посмотрел на Самсонова.
        - Ну и что же Вы, Анатолий Витальевич, так плохо за пациентом следите?
        - Так он, в остальном-то, в норме. Кстати, ребята, - стараясь не утратить инициативу, затараторил Сэм, - мы ж не ели с утра. Тут нет какого-нибудь кафе или ресторана, где можно поесть? - Сэм сделал паузу, - Ну и выпить - за знакомство. А Вы нам заодно расскажете, что к чему. Это же Ваша прямая обязанность сейчас - людям помогать.
        Дружинники переглянулись...
        Ресторан в полуподвальном помещении порадовал Вержина отсутствием навязчивой музыки и книжными шкафами вдоль стен. В непринужденной обстановке новые знакомые быстро расслабились и охотно прикладывались к заказанному Сэмом пиву.
        - Сами-то мы с Вагоностроительного, - объяснял Самсонову молодой дружинник, назвавшийся Лёхой. - Местные, то есть. Не знаю, что товарищ твой имел в виду, а тут у нас москвичами зовут черных археологов.
        И чего они туда лезут? - добавил старший, - Что в этой Москве - медом намазано?
        Старший представился Сан Санычем. В отличие от словоохотливого Лехи говорил Сан Саныч мало, но веско.
        - А, правда, что они ищут? - спросил Сэм у старшего.
        - Здесь Наполеон несколько месяцев стоял. И с войны много оружия немецкого осталось. А некоторые говорят, старинные польские вещицы оттуда вытаскивают.
        - Польские? - удивился Вержин.
        - Про Ивана Сусанина слышал? - спросил Сан Саныч.
        Андрей кивнул.
        - Это же он поляков сюда завел, чтобы они Михаила - будущего царя не нашли, - подхватил Лёха, - Все там и присели. Я в детстве в Тулу ездил - на экскурсию в Оружейную палату. Так там вот такенные крылья висели - как раз из Москвы. Я у экскурсовода спросил - что за птица, а он мне ответил - польский гусар. Гусар в аномалии остался, а крылья - вот они.
        Лёха хохотнул.
        - Так что, - пробормотал Вержин почти про себя, - весь этот режим, заборы в три ряда, патрули - из-за старого барахла?
        - Не только, - Сан Саныч пристально посмотрел на него, - Здесь военно-технологический полигон был в советские времена. По слухам там одних ядерных реакторов - штук десять..
        Вержин вздрогнул.
        - Сталин во внешнем периметре Москвы - где еще туман не такой ядовитый - в 30-40-е секретных КБ и заводов понастроил дофига, - перебил Сан Саныча Лёха, - А что - удобно! Вроде центр страны, а чужой фиг доберется. И с аэропланов ничего не видать. И со спутников. Аномалия! 'В круге первом' читал?
        Вержин кивнул.
        - Где солженицынская шарашка была, в курсе? Почему-то все думают, что в Подмосковье. А она там - глубоко за МКАДом! А еще знаешь, некоторые совсем за другим туда лезут, - Леха склонился к Вержину с заговорщическим видом, - Про Красный замок слышал?
        Вержин помотал головой.
        - Он в самом центре Москвы, будто бы. А в центре замка есть такой Георгиевский зал. Так вот тот, говорят, кто в одиночку пройдет до этого зала, и там прочитает Страшную клятву, обретет невероятные власть и богатство...
        Леха покосился на Сан Саныча, что-то увидел в его взгляде. Повернулся к Вержину, заметил выражение его лица.
        - Это байка такая. Понимаешь же? - промямлил он неуверенно.
        - Ну, нам пора, - сказал Сан Саныч.
        Жестом подозвал официанта.
        - Друг! Счет принеси - мне с Лёхой и отдельно товарищам. И ручку оставь. Иди, Лёша, покури, я сейчас выйду.
        Лёха было открыл рот, но быстро закрыл. Отошел без звука. Сан Саныч кивнул Сэму на Андрея.
        - Он же реально в Пустошь хочет попасть, да?
        Сэм неопределенно пожал плечами. Вержин сидел неподвижно, глядя перед собой. Сан Саныч вздохнул, взял ручку и салфетку.
        - Я вижу, вы - ребята хорошие. С черными проводниками не связывайтесь - мой вам совет. Я вам телефончик напишу. Есть в Мытищах такой Коротков. Толковый мужик, хоть и стукнутый слегка на теме Москвы. Он как бы от 'Славянотура' работает, но на самом деле - сам по себе. Может быть, он вам поможет. Обратитесь - хуже не будет...
        ***
        Такси остановилось около кирпичного шестнадцатиэтажного дома с черной табличкой у входа: 'Агентство 'Славянотур'. 9.00 - 17.00. Пн-Пт.'. Сэм и Вержин вошли в квартиру на первом этаже, без энтузиазма переоборудованную под контору. В большой комнате на стуле за поцарапанным деревянным столом перед старым монитором сидел средних лет длинный лысоватый мужчина в свитере, телосложением смахивающий на богомола. По свитеру бежали вперемежку белые и черные олени. На столе перед ним стояла табличка из ламинированного бумажного листа А4 - 'турагент Керленов А.А.'
        - Не подскажете, где мы можем видеть господина Короткова?
        Длинный посмотрел на Сэма и кивком указал в угол. Между окном и дверью обнаружился еще один гражданин, хотя, скорее, товарищ - лет пятидесяти, невысокий и худощавый, в очках, с аккуратным ежиком на голове, тоже в свитере, но без оленей. В отличие от Керленова Коротков утопал в роскошном кожаном кресле, огромном как трон. На столе Короткова красовался ноутбук с надкушенным яблоком на открытой крышке. Никакой таблички не было.
        - Добрый день, - поздоровался Вержин, - Я - Андрей Вержин.
        - А я - Самсонов, - буркнул Сэм, - Я - с ним.
        - А, это вы звонили! - образовался Коротков, - Проходите, располагайтесь.
        - Нам Вас рекомендовали, - сказал Андрей, усаживаясь, - Как лучшего специалиста по Москве.
        - Ну, врать не буду, - улыбнулся Коротков, - Мудрено быть лучшим в деле, где, кроме тебя, считай, и нет никого. Вот говорят - пустыня, пустошь, что здесь смотреть. А ведь это место неоднократно сыграло огромную роль в истории России. Да что России - всего мира! Сюда Кутузов заманил Великую армию Наполеона. Здесь обломало зубы гитлеровское наступление...
        - А зачем Гитлер пошел захватывать пустоту? - перебил Вержин.
        - Ну, во-первых, с той же целью, что и Наполеон - разорвать транспортные связи,- без запинки продолжил чесать как по писаному Коротков, - Во-вторых, по некоторым данным, Гитлер верил, что в Москве находится мистическое сердце России. В том числе этим объясняются бомбежки Москвы.
        - А также расположением на внешних границах военных заводов, - вставил Керленов.
        - Я же говорю - в том числе!
        - Ты, вообще, не с того места начинаешь, - пожурил Короткова Керленов.
        - Да ради бога, заводи свою волынку.
        Коротков махнул рукой.
        Керленов встал из-за стола, оказавшись еще длиннее и нескладнее, чем казался сидя.
        - К сожалению, в школе БМА рассматривается как географический объект, - лекторским тоном начал Керленов, - Его истории придается очень мало значения. А это абсолютно неправильно! Во времена, когда киевская власть ослабела, сюда переселялись мирные земледельцы. Во время набегов кочевников они прятались во внешние зоны Пустоши. Степняки боялись московского тумана и за беглецами не заходили. Постепенно Пустошь обросла городами и городками. От них протянулись торговые пути на старую родину - в Киев и Галич, в Литву, в Господин Великий Новгород, на восток - в Поволжье, на каспийские берега - к персам. Так стало складываться ядро Северо-Восточной Руси - колыбели современной России!
        - Не обращайте внимание, - громко прошептал друзьям Коротков, - Он - из шкрабов.
        - Ага, - кивнул Керленов, - Был. Пока этот псих меня с толку не сбил своими завиральными идеями.
        Коротков вскочил, обличающе вытянул палец в сторону Керленова.
        - Да ты бы без меня спился от скуки!
        - А у тебя и без водки вся крыша дырявая! - гаркнул Керленов.
        - Аааааа!!! - заорал в ответ Коротков.
        - Аааааа!!! - присоединился Керленов.
        Так они орали хором, пока Коротков не оборвал внезапно вопль, повернулся и совершенно спокойно сказал:
        - Так на чем мы остановились?
        - С Москвой связана куча легенд и мифов - и местных, и общероссийских, - подсказал Керленов.
        - Ага, - Коротков кивнул, - 'Сказ про счастливый град Московский' слышали?
        Вержин помотал головой.
        - Хорошо, а про московское ополчение? Это совершенно особенная легенда.
        - Нет. Что это? - уточнил Вержин.
        - Есть поверье, что во время Батыева нашествия знаменитые русские богатыри - Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич - скрылись в Московской пустоши. И будут там оставаться до тех пор, когда над Русью не нависнет самая большая угроза.
        - И что в этом мифе особенного?
        - Да то, что пророчество осуществилось!
        Коротков откинулся в кресле, собираясь насладиться эффектом от своего заявления.
        - Зимой 1941 года в самый пиковый момент немецкого наступления, когда Гитлер вот-вот должен был перерезать транспортный узел вокруг Москвы, и страна распалась бы на несколько несвязанных частей, на западных подступах к БМА вдруг появились войска под условным названием 'московское ополчение'. Откуда их Ставка взяла - об этом спорят по сей день, информация все еще засекречена. Но факт налицо - наступление было остановлено, а потом подошли сибирские дивизии, разгромившие немца наголову.
        - Так Вы думаете, в Москве кто-то, действительно, живет? - встрепенулся Вержин.
        Краевед покачал головой.
        - Московской воздух в больших концентрациях вызывает эйфорию и галлюцинации. Заканчивается все плохо. Кстати, есть версия, что Наполеон умер в пятьдесят два года как раз из-за последствий московского отравления. Жизнь в Москве для нормальных людей невозможна. И даже для выживших долгое пребывание там бесследно не проходит.
        В это время Сэм разглядывал карту на стене, явно не фабричного производства - четыре искусно склеенных вместе листа ватмана с большой надписью сверху 'Moscow desertum'. Сэм обернулся к Керленову.
        - Что здесь написано?
        - 'Московская пустошь' на древнеримском, - объяснил Керленов, - Если от латыни отнять 'ум', выйдет то же самое, но по-английски.
        - Вы от 'Славянотура' работаете? - спросил Самсонов, - Я по вашей путевке в Финляндию ездил пару лет назад.
        - Да это мы, в основном, ради лицензии, - Коротков слегка смутился, - Так-то мы по окрестностям БМА работаем.
        - И как идут дела?
        Коротков с Керленовым переглянулись.
        - Народа немного, - вздохнул Керленов, - Но мы ничего перебиваемся - школьникам проводим занятия по истории родного края. К дням города организаторов празднеств консультируем. Статейки пишем. То-сё...
        - Но я так понял, Вы хотите прямо эксклюзивную экскурсию. Это интересно, - Коротков откинулся на спинку кресла, - Вы не похожи на скучающих богачей.
        - Я сюда приехал, чтобы вернуться в Москву, - сказал Вержин.
        Коротков снял очки, положил на стол.
        - Простите, я Вас верно расслышал?
        Самсонов охнул.
        - Андрей, это...
        Вержин обернулся к другу.
        - Шиза? Ты это хотел сказать?
        Коротков протер тряпочкой стекла, надел очки обратно.
        - Так, ребята. Давайте теперь все по порядку...
        ***
        Андрей закончил. Некоторое время в агентстве стояла гробовая тишина.
        - Да-а-а... - протянул, наконец, Коротков, - Как бы Питер, но только старше на полтысячелетия и в центре коренной Руси! Не с немцами и голландцами, а опирающийся на национальную русскую мощь. Оттолкнувшись от такой столицы Сталин докатился бы до самого Ла-Манша. А Петр не стал бы строить столицу в гнилом болоте, а грозил бы шведу прямо из центра державы! При взгляде из такой столицы, в центре страны, Европа - полуостров Великой России!
        - Ну вот, опять махровое имперство полезло... - застонал Керленов.
        - Молчи, демократ, - огрызнулся Коротков.
        - Не могу молчать! - воспротивился Керленов, - Ну вот смотри - в этой Москве, о которой говорит Андрей, все скучено в одном месте - власть, деньги, культурка. А зачем?
        - Ну как же! - Коротков аж подпрыгнул, - Во всех же державах первого ряда - именно так. Во Франции - Париж, в Англии - Лондон. В Штатах - Нью-Йорк...
        - Плохой пример. В Штатах кроме Нью-Йорка еще есть Лос-Анжелес, Чикаго, Сан-Франциско, Бостон, Филадельфия. Это все вполне самостоятельные культурные и экономические центры. Ничем не провинциальней Большого яблока. Да и в Германии так же. И в Италии.
        - Вот потому твои Италия с Германией и были до конца XIX века - под иноземной властью, - парировал Коротков.
        - Но если все в одном Москвограде - МГУ, Триумфальная арка, Третьяковка, Медный всадник, Эрмитаж...
        - Медный всадник и Эрмитаж - в Питере, - пробормотал Андрей.
        - Ну, лады, - согласился Керленов, - Если все собрано в Москве и в Питере, то что тогда в остальной стране? Только хрущевки и брежневские многоэтажки?
        Коротков глянул на него с сожалением.
        - Хороший ты парень, Керленов, только непонятливый. Ты только вообрази себе этот город. Вся культура, архитектура, наука и общественная жизнь не размазана тонким слоем по огромной территории, а сконцентрирована в одном месте. Представляешь, что бы это было? Какое искрило бы напряжение творческой мысли? Представь себе людей, живущих в такого колоссального интеллектуального и творческого напряжения. Здесь бы выросла качественно иная элита! Не то, что нынешний 'бомонд', - на этом слове Коротков скривился, - Париж с Лондоном зачахли бы на его фоне.
        Самые известные театры, штук сорок самых лучших - в одном городе. Если ты любитель театра, и хочешь познакомиться с лучшими образцами живьем - не надо ехать во МХАТ в Курск, а в Большой - в Катер. Приезжаешь в Москву, селишься в гостиницу и идешь - сегодня в Малый, завтра - в Ленком, послезавтра - имени Пушкина.
        - Да, но если я живу в Курске, я, что же - вообще, в театр пойти не смогу?
        Коротков опустил руки.
        - Что ж ты за человек, Керленов? По птице моей фантазии влёт лупишь. Ты пойми - от отсутствия твердого центра наша родная российская расхлябанность! Петр это понимал, когда решил построить столицу на Балтике. Столицу, врубаешься? А не место, где находится царь или правительство. Но потом Ленин перенес резиденцию Совнаркома в Кострому и все вернулось на круги своя. А, может, была бы, как Андрей говорит, Москва - столицей, огромным мегаполисом, средоточием власти, бизнеса, науки и искусства - мы бы все Европы и Америки переплюнули сейчас. И никакого тебя разврата и либерализму!
        Керленов глубоко задумался. Погрозил Короткову пальцем - дескать, не мешай, идет мыслительный процесс. Вдруг просветлел лицом.
        - А вот тут позвольте с Вами не согласиться. Крупная доминирующая столица это же локомотив демократии!
        Коротков чуть не свалился вместе с креслом от неожиданности. Керленов победно ухмыльнулся.
        - Ну сам посуди. Только в большой столице может возникнуть и развиться в полный рост свободно мысляший образованный класс, способный всерьез противостоять государственной власти. В его недрах вызревает мысль о свободах и воля к освобождению. Это же как с атомной бомбой. Нет необходимого количества - ничего нет. А если критическая масса набирается - бум!
        Керленов громко изобразил голосом грохот взрыва и для убедительности взмахнул длинными руками.
        - Вот Вам родина демократии - Великобритания. И - удивительное дело! - именно там столица Лондон, кроющая другие города, как бык овцу. Думаете, это случайное совпадение? А кто, как не лондонское ополчение, спас британские свободы в самом начале Гражданской войны, защитив Парламент от войска роялистов?
        Керленов забегал по комнате, распаляясь от собственных озарений.
        - Или вспомните французскую революции. Да если бы за спиной Национального собрания не было огромного революционного Парижа, даже такой беззубый король как Людовик XVI разогнал его в два счета. Германия при раздробленности представляла собой нагромождение архаичных княжеств с пережитками средневековья, но через пару десятков лет после объединения прусским королем- бац! - стала вдруг самой демократической страной Европы. А все почему? Империя создала Берлин, а Берлин ее демократизировал!
        - Но у нас же был Питер, - обиженно вставил Коротков, - Ты же сам говорил.
        Керленов брезгливо отмахнулся.
        - Ну что Питер. Питер - искусственное образование, слишком от ума и слишком от государства. Гомункул - он и есть гомункул. Вот если бы у нас была природно выросшая столица, с тысячелетней историей, где торговля, промышленность, науки веками развились естественным путем. Тогда, глядишь, к положенному сроку сложилось бы в ней готовое к демократии гражданское общество. А уже оттуда заразило вольнодумством остальную Россию. А так - у нас если не Грозный, так Сталин!
        - Я вижу, вам весело.
        - Что-то не так, Андрей? - удивился Коротков.
        - Действительно - какой хороший повод блеснуть эрудицией, остроумием...
        Слова прозвучали устало и отчаянно. Керленов и Коротков озадаченно поглядели на Вержина.
        - Просто я сейчас наблюдаю до боли знакомое времяпровождение родной российской интеллигенции - бесцельную болтовню, не предполагающую никаких следующих из нее действий. Это для вас игры, что ли? Изощряетесь тут в фантазиях на тему. А это моя единственная жизнь! Я к Вам за помощью пришел.
        Повисла неловкое молчание. Вержин вздохнул.
        - Не хочу тратить время на бессмысленные разговоры. Я и так его уже слишком много потерял. У меня к вам простой вопрос - Вы мне поможете? Вы можете помочь мне вернуться в мою Москву?
        Повисло неловкое молчание.
        - Э, видите ли, Андрей.... - начал Коротков задумчиво, - Боюсь, Вы нас перепутали с....
        - Понятно. Извините за беспокойство.
        Андрей вышел за дверь. Сэм быстро кивнул оставшисмся с извиняющейся улыбкой и выскочил за ним.
        Турагенты некоторое время пялились на закрытую дверь.
        - Он еще вернется, - нарушил тишину Керленов.
        - Думаешь? Подался в тонкие психологи?
        Коротков скептически хмыкнул.
        - Это не столько утверждение было, сколько вопрос, - парировал Керленов, - А тебе бы не хотелось?
        - Да нет, хотелось бы, конечно, - москвовед пожал плечами, - Если это у него безумие, то очень красивое безумие.
        - Если? - Керленов изумленно посмотрел на Короткова.
        ***
        Вержин тихо спустился по лесенке, ведущей к двери бара в полуподвале, прижался к стене, осторожно посмотрел вверх наружу и застыл: Сэм остановился прямо над ним. Друг озабоченно вертел головой в разные стороны. Несколько раз ожесточенно надавил на кнопки мобильника. Приложил к уху. Еще раз набрал номер, еще раз приложил. Андрей тихо порадовался, что отключил телефон - иначе бы тот зазвонил у Сэма прямо под ногами.
        Самсонов чертыхнулся и поспешил дальше по улице. Вержин облегченно выдохнул. Нахмурился. Глупая детсадовская радость от того, как ловко он скрылся от друга, быстро проходила, сменяясь жгучим стыдом. Андрей толкнул дверь, прошел через узкий проход между столиками, плюхнулся на тумбу около барной стойки. Буркнул подошедшему бармену:
        - Двести грамм 'Столичной', пожалуйста, -
        - Простите, как Вы сказали? - малчик в белой рубашке и при галстуке-бабочке приподнял бровь.
        Вержин медленно поднял голову.
        - В этом подвале даже 'Столичной' нет? Или ее нет в Мытищах? Или, вообще, нигде в России? - выпрямился, резко наклонился к бармену, - Просто двести грамм дурацкого пойла. Не 'Дом Периньон' и не 'Мадам Клико'. Обыкновенную 'Столичную'! Я что, от Вселенной чего-то сверхъестественного хочу?
        Лицо бармена напряглось, однако, голос прозвучал мягко.
        - Если не устраивает ассортимент, так, может быть, Вам просто стоит пойти в другое заведение? Видите - тут люди отдыхают. Не стоит им мешать. Не надо скандала. Вы даже еше не выпили.
        Вержин опустился на тумбу. 'Чего это я? Парень-то тут при чем?'
        - Простите, день тяжелый, - извинился он вслух, - Можно просто какую-нибудь водку 'кристалловскую'? - осекся, поднял руки, - Только не спрашивайте меня, где 'Кристалл' находится. А если знаете - не напоминайте мне. Просто - что-нибудь налейте. Буду тих, как панночка в гробу.
        - 'Московскую' будете?
        - 'Московскую' буду...
        Официант ловко нацедил из запотевшей бутылки в кувшин, напоминающий колбу для химических опытов. Поставил перед Андреем, и сразу налил стопку до краев. 'Опытный, видит клиента насквозь', - с усталым равнодушием отметил Вержин про себя. Выпил водку, тут же плеснул вторую, проглотил и ее.
        - Один мужик добрался до центра Пустоши и вернулся оттуда.
        Вержин скосил глаза. За столиком в углу сидели двое. Один - абсолютно лысый с мясистыми бритыми щеками и подбородком, другой, наоборот - худой, бородатый и длинноволосый, в черных очках, неуместных в полутьме. Стол перед ними украшал аскетичный натюрморт из четырех пивных убтылок, тарелки с рыбой и вазочки с сухариками. Волосатый вещал. Лысый молчал и слушал.
        - Пустошь состоит из кругов, вложенных один в другой. Внешний круг от МКАДа до Третьего кольца - промзоны и каменные джунгли. Панельные коробок рядами, загаженные пустыри, раздолбанные дороги с глухими бетонными заборами на километры. И народ соответствующий -люмпены, пьяные работяги, быдло и отбросы. По улицам слоняются гопники, скины потрошат нацменов, девки размалеванные у подъездов сигаретки стреляют. Вобщем, кромешный депрессняк и насилие. Чужому там кранты. Потому никто и не возвращается оттуда.
        Волосатый говорил. Лысый молча кивал.
        - Средний круг между Третьим кольцом и Садовым - мир благонамеренных обывателей. Банки, офисы компаний и учреждений, магазины с красивыми витринами. Дворы и народец почище. Клерки в аккуратных костюмчиках ровно в семь из домов выбегают с портфельчиками. Продавщицы в форменных фартучках встают за прилавки. Трамвайчики бегают. Школы, детские сады, газончики, клумбочки.
        Вержин уже, не скрываясь, слушал волосатого.
        - А внутренний круг от Садового кольца к центру - там уже культура в полный рост. Театры, галереи, музеи. И публика - вся из себя духовная: писатели, ученые, прочая творческая интеллигенция. И все про Иммануила Канта да Жака Дерриду беседуют. О звездах и Боге. В самом центре - замок красного кирпича с зубчатой стеной. За стеной - уже и вовсе небожители, Махатмы.
        Волосатый сделал многозначительную паузу. Не торопясь, откупорил бутылку пива, пару раз отхлебнул из горла. Смачно выдохнул.
        - Так вот тот мужик все круги прошел, до самого центра добрался, и спрашивает Махатм - что за странный мир у вас? А они ему - а как надо, по-твоему? Да как у нас, говорит мужик: чтобы уровень и качество жизни было везде примерно одинаковые - без жутких перепадов. Чтобы бабки и культура более-менее равномерно распределялись, а не так, что в одном месте все, а у остальных - шиш. Не, говорят Махатмы, такого в России быть не может. Твой мир - фантазия, мираж. А то, что у нас тут - это и есть настоящая правда.
        Вержин налил третью.
        - Не там ищете, молодой человек. На дне стопки Вы Москвы не найдете.
        Вержин скосил глаза. На тумбе рядом непонятно откуда возник гламурный господин лет пятидесяти в дорогом костюме и белоснежной рубашке. От господина пахло дорогим алкоголем.
        - Пришли за своим выстрелом? Можете считать - уже уложили наповал. Я всё понял.
        Вержин нащупал дрожащей рукой водку, опрокинул в разинутый рот.
        - Князьям с их куцей канцелярией столица была без нужды. Когда понадобилась, Петр построил Петербург. А большевики хорошо усвоили, где происходят революции, и размазали госаппарат по стране. С аэропланами, телефоном и телеграфом в двадцатом веке это оказалось не так сложно. Вот и выходит, что России Москва не нужна. Проблема в том, что она нужна мне. Смертельно необходима.
        - Лучше говорить - жизненно необходима, - раздался тот же немного глуховатый голос, - Смысл - тот же, но насколько оптимистичней звучит!
        Старомодная широкополая шляпа с мягкими краями нависла над лицом соседа, так что Вержин смог разглядеть только синеватый выбритый подбородок и тонкие губы, расходящиеся в странной улыбке.
        ***
        Еще поднимаясь по лестнице, Сэм услышал громкие возбуждённые голоса. Через распахнутую дверь представительства он увидел Короткова и Керленова. Москвовед и дипломированный историк прыгали вокруг стола в центре комнаты с разложенной на нем исчерканной картой.
        - Да, я это вижу! - с горящими глазами вопил Керленов, - Вот здесь стоял бы воронежский Кремль!
        Коротков невидяще скользнул взглядом по вошедшему Сэму, кивнул и мгновенно забыл о его существовании. Размашисто нарисовал в центре желтого круга кособокий треугольник.
        - Рядом обязательно надо собор Василия Блаженного, - продолжал Керленов, он Сэма, кажется, вовсе не заметил.
        Краевед бросил маркер.
        - Ну что ты за человек такой, Керленов. Все испортишь! У тебя элементарное эстетическое чувство есть? Ну как можно Василия Блаженного рядом с Кремлем ставить?! Все равно, что розовый бантик на полевой мундир.
        - Ну ЦУМ-то можно владимирский? - обиженно поинтересовался Курленов.
        - В смысле? - не понял краевед, - А, ЦУМ...
        Задумался.
        - Вообще, неплохая мысль...
        - Господа, у вас телефон не отвечает, - вклинился в паузу Сэм, - Я пытался дозвониться.
        - Да? - пробормотал Коротков рассеянно, - Я его отключил, чтобы не мешал.
        - А вот здесь - Третьяковку из Нижнего. А здесь - Большой театр из Екатеринбурга, - Керленов быстро выгреб из ящика стола мелочь - значки, точилки, старые монеты, и высыпал в самый центр овала.
        -Чего ты все в одном месте лепишь? - упрекнул его Коротков, - Вон сколько места!
        - Ну, давай вот здесь ВДНХ. Вологодские перебьются. И рядом Ботанический сад из Ростова!
        - Да послушайте меня, наконец! - повысил голос Сэм, - Андрей пропал.
        Коротков и Керленов разом замолчали. Посмотрели на Сэма в недоумении.
        - Куда пропал?
        - Не знаю. Он повторял, что с вами каши не сваришь, и что надо искать черных проводников. Я пытался его отговорить. Пригрозил, что силой задержу, - Самсонов вздохнул, - Это была ошибка. Он сказал, что купит сигарет, зашел в магазин. И, видимо, вышел через подсобку.
        Сэм смущенно глянул на краеведа, потом на его помощника.
        - Я, правда, не знаю - может быть, и нет повода так переживать?
        - Да нет, Вы правы - повод есть, - озабоченно заметил Коротков, - Черные проводники это очень серьезно.
        Он взял со стола мобильник.
        - Майора Самойлова можно? Матвей, привет. Дело есть срочное...
        ***
        Вид милицейского отделения напоминал о временах еще доперестроечных. Стены, наполовину окрашенные в тоскливый зеленый цвет, наполовину - в неровной пожелтевшей побелке. Обезъянник, отделенный от остальной части помещения стальной решеткой. Жесткие деревянные стулья. Монитор с кинескопом на ободранном советском канцелярском столе выглядел чужеродно - как анахронизм в исторической реконструкции. За столом сидел такой же доисторический старший лейтенант с лицом милиционера из советского фильма.
        Два стула напротив занимали Сэм и Вержин.
        - Вам здорово повезло, что мы вовремя вмешались. Это Семен Фролов, по кличке 'Граф', - милиционер устало кивнул на человека в шляпе, дорогом плаще и костюме с галстуком в обезъяннике, - Рецидивист с тремя ходками.
        - Ну зачем Вы клевещете, гражданин начальник? Дискредитируете меня в глазах молодых людей, - насмешливо отозвался 'Граф', - Два срока, а не три. Один раз меня оправдали.
        - Отпустили за недостатком улик, - уточнил старлей без выражения.
        - Ну а я что говорю?
        Вержин скосил глаза. На скамье за решеткой черный проводник утратил большую часть давешнего демонического обаяния и теперь больше напоминал попавшегося мошенника на доверии. Каковым по словам милиционера и являлся.
        - Никонов, открой камеру.
        Сержант звякнул массивным ключом в замочной скважине. Не переставая развязно улыбаться, рецидивист Фролов подошел к столу.
        - Вот квитанция, Фролов, - пять МРОТ, оплата в течение трех дней, - не глядя на него, бесстрастно сказал старлей, - Квитанцию из Сбербанка пришлешь по электронной почте. Распишись.
        Фролов наклонился к столу, подмигнул Вержину, размашисто черкнул.
        - Конечно, гражданин начальник, Вы же меня знаете, я всегда исправно плачу. Что касается Вас, молодой человек, - обратился рецидивист к Андрею, - Вы потеряли последний шанс...
        - Вон отсюда, или на сутки закрою! - раздраженно рыкнул на него старший лейтенант.
        Рецидивист Фролов дурашливо вскинул руки вверх.
        - Ухожу, ухожу...
        Насвистывая, Фролов вышел из отделения.
        - Мерзавец.... - процедил милиционер ему вслед, - Психолог, мать его. Внимательно слушает, поддакивает, говорит только то, что 'клиент' хочет услышать. По возможности косит под полузабытого знакомого.
        Старлей обернулся к друзьям.
        - Вы думаете, черные проводники - просто мошенники? Люди бесследно пропадают. Только с начала года полсотни заявлений. А есть же еще те, о ком и заявить некому. Едут-то одинокие, отчаявшиеся...
        Сэм изумленно глянул на дверь.
        - И Вы его так просто отпустили?
        - А что я могу сделать? - старлей развел руками, - Он же Вашего товарища силком не тащил. Деньги с него не брал. Вы точно не успели ему заплатить? - милиционер впился взглядом в Вержине.
        Андрей молча помотал головой. Старший лейтенант откинулся на стуле.
        - Самое большое, что ему можно предъявить - административка за нарушения режима нахождения в зоне Пустоши. Строго говоря, для закона сейчас он и Ваш товарищ - совершенно одинаковые нарушители.
        - Могу заплатить штраф, - пробормотал Вержин.
        Старлей с досадой махнул рукой.
        - Если бы не полковник Коротков, я бы и Вам выписал. Всё, уходите отсюда. Устал я от вас. Взрослые люди, а ни мозгов, ни ответственности...
        Друзья вышли из отделения. Сэм ухватил Андрея за рукав, развернул к себе.
        - О чем ты думал? Что бы я потом твоим родителям сказал? Всё, в жопу! Сейчас - на вокзал, покупаем билеты на первый проходящий до Екатеринбурга. И всё - больше никакой Москвы.
        - Езжай, Сэм, - хрипло сказал Вержин, - Я остаюсь.
        - Что?? - Сэм схватил Андрея за плечи, - Совсем с катушек слетел?
        На лице Андрея появилась бледная улыбка.
        - Это - новость для тебя?
        Кругом падали листья - красные, оранжевые, желтые...
        - В общем так, Эндрю, - сказал Сэм через пять минут, немного успокоившись, - За уши тебя волочь никто не собирается. Я - на вокзал за билетами. Ты - как хочешь.
        ***
        Вержин медленно опустился на скамейку.
        - Простите, Андрей, - кто-то осторожно тронул его за плечо.
        Над Вержиным стоял краевед Коротков.
        - Просто не могу на Вас смотреть без дрожи. Давайте так. Предположим, Вы правы. Вы перенеслись из некой настоящей Москвы, мегаполиса размером с Берлин...
        - Нью-Йорк, Мехико, Токио, - угрюмо поправил Вержин.
        - Хорошо, - Коротков присел рядом, успокаивающе погладил Вержина по плечу, - Но все же, город - не религия. Не предмет слепого поклонения. Даже Иерусалим для евреев - не сам по себе Святой город, а место, где Храмовая гора, Стена плача и всё такое. Так что - по порядку. Насколько я понял, родом Вы из Екатеринбурга. Там же выросли. И родительская семья у Вас там. Завести свою пока не успели.
        Вержин недоуменно глянул на краеведа.
        - К чему Вы клоните?
        - Давайте дальше. Я так понял, Анатолий - Ваш близкий друг. В том числе и по Москве. Но он сейчас здесь. Вероятно, и другие Ваши друзья бесследно не пропали. Они где-нибудь есть.
        - Да, но они теперь разбросаны по стране!
        Коротков пожал плечами.
        - Прискорбно, конечно. Лично встречаться теперь проблематично. Но мы не в девятнадцатом веке живем, и даже не в двадцатом. Есть социальные сети, телефон. Кажется, связь с изображением уже есть, а значит, через пару-тройку лет она станет общедоступной. Проблем для общения нет. Далее. Вы там лишились работы? Это серьезно. Я так понимаю, она Вам нравилась?
        - Да.
        - Это тоже грустно. Она - какая-то уникальная? Которой можно заниматься только в этой Москве, но никак не в Питере, не в Екатеринбурге, и не в Самаре, допустим?
        Вержин отрицательно помотал головой.
        - То есть, Вы можете заняться тем же самым и в Екатеринбурге, или где Вы там надумаете жить.
        Вержин неуверенно пожал плечами. Коротков удовлетворенно кивнул.
        - Ну и последний, самый приземленный вопрос. У Вас там было какое-то имущество?
        - Нет, - ответил Вержин, - Я снимал квартиру. Только собирался начинать копить на свое жилье.
        Коротков развел руками.
        - Ну, тогда не все так ужасно. Вы вполне можете прожить и без Москвы. Что такого осталось в том месте, что Вы никак не можете возместить?
        Вержин удивленно посмотрел на Короткова.
        - Это Вы мне говорите? Вы - фанат Москвы?
        - Ну да, - Коротков покивал головой, - А кому же это еще Вам сказать, кроме самого стукнутого московского фанатика? Да, для меня Москва - моя жизнь. Причем, уже почти прожитая. А Ваша - только начинается. Ну, так живите ее! Место - штука существенная, но все же второстепенная. Важнее люди, друзья, свое мужское дело, профессия, любимая женщина.
        - Женщина. Анна, - сказал Вержин, - Я ее потерял вместе с Москвой. Я удивительно мало знаю о ее жизни до Москвы. Не знаю ее родного города. Только имя. И еще фамилию - Смирнова. Это самая распространенная фамилия в России. Больше, чем Ивановы.
        Коротков помолчал.
        - Даже не знаю, что сказать. В любом случае, если эта женщина Вам дорога, Вам нужно теперь искать ее, а не Москву. Насколько я понял, этот мир все же не фатально отличается от Вашего... гммм... бывшего. И тут неважно, был ли он на самом деле или это выкрутасы Вашего воображения. Главное другое. Крайне велика вероятность, что и Анна Ваша в этом новом мире существует. Так что у Вас есть шанс ее найти.
        - Размазанную по России, как волновая функция, - печально улыбнулся Вержин.
        - Но это гораздо более реальная цель, чем Москва! Отпустите ее. Я не девушку имею в виду, а Москву. Научитесь жить без нее. Видите же - Россия живет, и ничего.
        Вержин поднял голову, посмотрел куда-то вверх над левым плечом Короткова - в сторону МКАДа, за которым клубилась белёсая дымка. Опустил глаза, уткнувшись взглядом в серый асфальт. Коротков осторожно положил руку на плечо Вержина.
        - Пойдемте к нам? Я Вас кофе напою. Посидите, подумаете. С Керленовым пообщаетесь.
        - Да. Спасибо. Конечно. Вы идите - я подойду чуть позже. Тут только немного посижу один. Мне нужно.
        - Хорошо.
        Коротков перешел через улицу, остановился, оглянулся на неподвижную фигуру на скамейке. Постоял, свернул в переулок.
        Андрей смотрел перед собой, тихо улыбаясь. Впервые с момента пробуждения в екатеринбургской больнице на его лице появилось выражение безмятежного спокойствия.
        Посидев еще минут десять, Вержин вышел на дорогу, поймал бомбилу, доехал до МКАД, без особых усилий обошёл посты и пропал в вязком и удушливом московском тумане.