Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Микульский Владимир : " Небесная Игрушка " - читать онлайн

Сохранить .
Небесная игрушка Владимир Вячеславович Микульский
        Земля и Внеземелье, современность, прошлое и будущее. А также любовь и ненависть, возвышенное и низменное, доброе и злое. Отвага и мужество против трусости и бессердечия. Жажда жизни и неординарные решения и судьбы. Все это отражает содержание одиннадцати рассказов этой книги.
        Владимир Микульский
        Небесная игрушка

1
        Первой у купальни ее обнаружила маленькая И-и, бесстрашно носящаяся где можно и где нельзя и этим доставляющая немало хлопот своей степенной маме.
        - И-и, не носись так быстро, - не раз увещевала ее мама, - и не убегай далеко от дома!
        Однако, разве можно остановить этим маленькую расшалившуюся проказницу? Вот и сейчас она снова сбежала от очередных наставлений строгой матушки прямиком к берегу озера, где и обнаружила нечто новое. Быстро обследовав это новое, И-и стремглав бросилась к отцу.
        - Папа, пойдем, я тебе покажу свою новую игрушку!
        - Не приставай, я ведь занят, - недовольно пробурчал тот, однако отвязаться от И-и было не так-то и просто.
        - Я первой нашла игрушку, и - чур - она будет моей, а то все всегда достается этим И-ру и И-те! Пойдем, ну, пап, это недалеко, у купальни!
        И-ру и И-те были ее братьями, один на два, а другой на три года старше самой И-и, и, с ее точки зрения, всегда и во всем ущемлявшими ее, первыми захватывающими все самое интересное, что удавалось обнаружить, утверждающими, что все вокруг принадлежит только им двоим. Исходя из этого, И-и и старалась застолбить свое право первооткрывательницы.
        Чертыхнувшись про себя, отец отправился вслед за дочкой.
        На берегу, немного не достигая самого озера, лежало нечто бесформенное, снизу более широкое, сверху более узкое, серебристого цвета, размерами с четверть самой И-и.
        - М-да, - сказал папа, обойдя это нечто вокруг, - совершенно непонятная вещь, да и как ты будешь с ней играть? Она ведь большая для тебя… Давай-ка мы все же, для порядка, позовем сюда маму и решим, что нам с этим делать.
        Вскоре мама вместе с гостившим у них в это время дедушкой были уже у новой игрушки И-и. А вслед за ними примчались и любопытные И-ру и И-те.
        - Откуда это здесь взялось? - удивилась мама, подойдя поближе, - и что это такое?
        Может, оно свалилось с неба? - предположил дедушка, вызвав этим взрыв смеха у присутствующих сорванцов.
        - Ха-ха, игрушка с неба! - потешались они, - мы сейчас всем будем рассказывать, что у И-и появилась игрушка с неба! Вот умора! Лучше выбросить это куда-нибудь подальше!
        И они, весело смеясь, а на самом деле остро завидуя И-и, сделав вид, что потеряли интерес к происходящему, помчались прочь.
        - Не говори ерунду! - сердито сказал дедушке отец, - где ты видел, чтобы такое падало с неба? Занялся бы лучше чем-то полезным. Все лучше, чем болтать по пустому, а то от безделья к вам всякие глупые мысли лезут…
        Отец имел в виду собрание стариков, куда в последнее время зачастил дедушка, проводя там время за спорами на всевозможные темы, частенько не имеющими отношение к действительности. Дедушка обиделся и замолчал.
        - Может, действительно выбросить это куда подальше? - с сомнением спросила мама.
        - Ну, не плачь, - остановил готовую расплакаться от обиды И-и отец, - правда, никто из нас никогда не видел такой странной вещицы… Впрочем, - на правах хозяина дома заключил он, - вреда от нее, я думаю, для тебя не будет. Пускай себе лежит здесь. И будет считаться твоей игрушкой.
        И-и радостно пискнула и тут же, забыв поблагодарить, унеслась прочь сообщать подружкам, что у нее появилась новая, только ее, игрушка.
        - По крайней мере, - добавил отец в сторону мамы и дедушки, - теперь она хотя бы некоторое время не будет убегать далеко от дома…
        Спустя какое-то время И-и и две ее самые близкие подружки, О-о и У-у, были уже возле новой игрушки.
        - Вы умеете сохранять тайны? - спросила подружек И-и.
        - Конечно! - в один голос ответили заинтригованные подружки.
        - Тогда поклянитесь, что никому не скажете ту тайну, что я вам сейчас расскажу!
        - Клянемся! А что ты расскажешь?
        - Эта игрушка живая!
        - Не может быть! - удивленно хором воскликнули подружки, - а с чего ты это взяла?
        - Я никому из взрослых не сказала это, иначе они отобрали бы игрушку, - ответила И-и, - когда я ее нашла, она тихо время от времени жужжала.
        - Слушайте, а, может быть, сама живая игрушка находится там, внутри, под этим серебристым верхом? - осмотрев игрушку внезапно предположила более старшая и, соответственно, более опытная О-о, - ведь мы делаем иногда домики для своих игрушек.
        - Правда, - подхватила У-у, - может, у твоей игрушки просто домик сверху, а она в нем прячется. Давай попробуем снять его.
        - Ты что? - заволновалась И-и, - еще сломаем ее!
        - Ничего не сломаем, мы тихонько, - подхватила совет подружки О-о, - совсем чуть-чуть, ну давай!
        - Ладно, но только чуть-чуть, - сдалась И-и под дружным напором подружек.
        - Тогда зацепим с трех сторон и тихонько потянем на себя, - предложила О-о.
        Подружки осторожно вцепились в серебристые, оказавшиеся удивительно мягкими, складки и потянули их в разные стороны. Они поддались, но вдруг что-то мелькнуло, и перед изумленными подружками вместо большой игрушки остался всего-навсего небольшой серебристый комок. Игрушка исчезла. Лишь на поверхности остались два ряда странных рубчатых следов, идущих куда-то в сторону.
        Маленькая И-и, осознав, что игрушка потеряна, горько заплакала, Не менее ошарашенные подружки, как могли, пытались утешить ее.
        - Ну, не плачь! Пойдем поищем, куда она могла сбежать! - сказала О-о.
        - А следы ведут по берегу нашего озера, - добавила У-у, - побежали по ним!
        - Давайте прежде искупаемся, - предложила О-о.
        - Может, сначала игрушку догоним? - всхлипывая, спросила И-и, которой не терпелось найти и поиграть с новой игрушкой.
        - А куда она денется? Купаться! - решительно объявила О-о, - погода - ну просто прелесть! Правда, жарковато немного, охладимся в озере!
        Небо было, как и ранее, девственно чистым и черным, одна большая и четыре маленьких луны висели над горизонтом. Теплый слабый ветерок воздуха, смеси азота и метана, в полмиллиона раз более разреженного, чем на Земле, еле чувствовался на берегу.
        - Приготовились, - смеясь, скомандовала О-о, - кто быстрее?

2
        …Джон Рэдклифф, начальник управления «Плутон» Центра управления полетами, казалось, вообще перестал спать ночами. Его жена первое время пыталась как-то успокоить мужа, вселить в него уверенность или хотя бы как-то отвлечь его чем то другим, но с каждым днем сделать что-либо в этом направлении было все труднее и труднее. Он похудел, глаза ввалились и покраснели, голос стал хриплым, а и без того непростой характер совсем испортился. Он в огромных количествах поглощал кофе и взрывался по любому поводу или даже без него. Сотрудники его отдела понимали своего начальника. Они тоже работали, не покладая рук, практически дневали и ночевали на рабочих местах, но - увы - исправить ничего не могли.
        Зонд, отправленный много земных лет назад для исследования двойной планеты - Плутона и его крупнейшего спутника Харона, имел дополнительную важную цель - высадить на поверхность Плутона лабораторию, не стационарную, а мобильную, последнее слово земной техники. Она представляла собой прямоугольный корпус на шести больших рубчатых металлических колесах. Сложная начинка корпуса - система внутреннего подогрева и энергоснабжения, питаемая небольшим ядерным реактором, внешняя защитная оболочка-термостат, необходимость периодически скрывать внутри корпуса некоторые агрегаты, которые должны были работать периодически, но могли выйти из строя от действия чудовищного холода, царившего на планете, наконец, двигательная система лаборатории, запитанная все от того же реактора - несмотря на все старания конструкторов, обусловили некоторую громоздкость конструкции. Внешне лаборатория напоминала собой большой внедорожник на шести колесах, не уступая ему своими размерами. Собственная автоматика и заложенные программы предоставляли лаборатории достаточную степень автономности.
        Без приключений преодолев миллиарды километров, отделившись от зонда, лаборатория направилась к своей конечной цели.
        Учитывая разреженность атмосферы, исключающую посадку под куполом парашюта, конструкторы придумали оригинальную систему посадки, превратив лабораторию в большой надутый мяч.
        Скрытая в накачанной азотом шарообразной оболочке, похожая на гигантский надутый шар, и, в сущности, будучи им, упав на поверхность Плутона, она запрыгала, как мячик. С каждым прыжком взлетая все ниже и ниже, шар, наконец, просто покатился по ледяной поверхности и затем окончательно остановился у подножия какого-то холма. Система стабилизации повернула лабораторию колесами вниз, и именно тогда произошла та неожиданность, которая поставила экспедицию на грань провала. Сдувшаяся внешняя многослойная оболочка не сбросилась, как это было задумано конструкторами. И она уже не позволила ни развернуться системе антенн связи с зондом, ни работать ни одному из нескольких имеющихся в наличии манипуляторов.
        Слабенький сигнал телеметрии лаборатории, отправленный с помощью внутрикорпусной небольшой антенны, с большими искажениями принятый зондом, через четверть земных суток все же дошел до адресата. Сотрудникам управления стоило больших трудов по обрывочным данным понять, что же случилось со спускаемым аппаратом. К их чести, надо признать, им удалось понять, что случилось с далекой лабораторией, но причину случившегося установить все же не удалось. Как не удалось найти и способ сорвать проклятую оболочку. Такого казуса ни разу не случилось при сотнях земных испытаний.
        Вот тогда управление «Плутон» и перешло практически на военное положение, превратившись в сплошное совещание без перерывов. Снова десятки раз прогонялся сброс оболочки-шара оставшегося на Земле аналога лаборатории. И снова ни одного сбоя. Что же случилось там, за миллиарды километров? Ответа не было.
        По командам с Земли время от времени включались моторы выдвижных манипуляторов в попытках сорвать оболочку. Все было напрасно. После многочисленных безуспешных попыток реанимировать лабораторию даже самым оптимистично настроенным сотрудникам Центра управления полетами стало понятно, что она потеряна безвозвратно. Приближался день, когда о провале исключительно дорогостоящей экспедиции надо было объявлять официально. Вот тогда Джон и перестал спать ночами, перебравшись жить в свой кабинет, изредка подремывая в каком-либо кресле, но и в дреме снова и снова в тысячный раз анализируя ситуацию в поисках выхода.
        Каково же было всеобщее удивление, когда кружащийся вокруг Плутона зонд вдруг прислал полный набор телеметрии с пропавшей лаборатории. По распоряжению Джона оператор осторожно взял управление вдруг удивительным образом ожившим спускаемым аппаратом на себя. Первой же командой, поступившей на лабораторию, была команда осмотреться, провести круговую панорамную съемку и провести анализ почвы.
        Хотя все в управлении, в том числе и сам Джон, знали, как долго придется ждать ответного сигнала лаборатории, за каких-то полчаса все сотрудники управления - и те, кто уже сдал смену, и те, кто был на выходных - собрались в конференц-зале у огромного, на всю стену, монитора. Другого места, чтобы вместить всех желающих, просто не было. Еще через час их число существенно выросло за счет руководства Центра управления полетами. Никто никуда не уходил, в зале стоял негромкий гул от вполголоса обменивающихся впечатлениями людей.
        Ожидание ответных сигналов, казалось, растянулось на неделю.
        Уже было за полночь, когда, наконец, в наступившей полной тишине настолько взволнованный, что еле держащий себя в руках Джон вышел из аппаратной, подошел вплотную к экрану и остановился лицом к нему. Находившиеся в помещении люди вскочили с мест и тесной толпой сгрудились у него за спиной. И картинка на экране изменилась.
        Замершие люди, затаив дыхание, смотрели на отличного качества снимки поверхности - вид чужого далекого мира. А на фотографиях, в общем-то, не было ничего особенного. Неподалеку возвышался высокий холм, вокруг лаборатории находилось несколько бесформенных камней, самые крупные из которых были раза в три больших самой лаборатории, далее видны были горы. А сам спускаемый аппарат находился на большом ровном плато, покрытом, по результатам первых же анализов, сделанных заработавшими манипуляторами, азотным льдом. Несколько небольших угловатых камней, судя по всему, отколовшиеся от находившегося рядом большого валуна, придавливал край злосчастной оболочки. Видимо, по счастливой случайности, падая, камни зацепили и сдвинули ее, позволив манипуляторам лаборатории наконец-то освободиться.
        Некоторое время царила полная тишина, а затем стены содрогнулись от восторженных воплей присутствующих, и в воздух взлетел подброшенный множеством рук теперь уже счастливый Джон Рэдклифф…
        С учетом того, что на каждую команду и ожидание ответной реакции аппарата вместе уходила без малого половина суток, вывод внезапно ожившей лаборатории за пределы каменной россыпи, в которой он находился, занял две недели. Выведя ее на чистое пространство, Джон облегченно вздохнул и, задав направление на ближайший горный хребет, доверился собственной автоматике лаборатории и дал команду включить автопилот. Аппарат отправился в путь, медленно, ощупывая сенсорами окружающее пространство, время от времени останавливаясь для анализа очередных образцов почвы, оставляя за собой четко отпечатывающийся на льду рубчатый след.
        А первую панорамную фотографию поверхности Плутона Джон распорядился распечатать, заключить в раму и в виде картины повесил у себя в кабинете так, чтобы она всегда была у него перед глазами. И, оставаясь с картиной наедине, он часто пристально вглядывался в камни, холмы и далекие горы, словно пытаясь разгадать изредка мучавшее ощущение, что мимо него прошло что-то важное, не замеченное ни им, ни кем-то другим…

3
        … Скорость передвижения земного аппарата, несостоявшейся небесной игрушки И-и, была очень небольшой, но это по земным меркам. А вот для юных плутонианок она была чрезвычайно большой, запредельной. Они просто не замечали так быстро мчавшийся земной механизм.
        По телепатически принятой команде О-о три резвуньи-подружки принялись усиленно отращивать нижние кристаллики, двигающие их угловатые покрытые хлопьями замерзшего азота тела, и затем, за земные сутки преодолев оставшееся до купальни расстояние в полметра (но чрезвычайно быстро по меркам кристаллических жителей холодного Плутона), разом начали погружаться в приятную прохладу замерзшего метанового озера, растапливая его лед своим теплом.
        Что с них взять? Они были совсем еще маленькими, И-и и две ее подружки. Они пока еще едва разменяли полдесятка лет. Ну и что из того, что каждый плутонианский год длиной две с половиной сотни лет по меркам земного времени?
        К-р-а-с-о-т-к-а

1
        Необыкновенно! Чудесно! Великолепно! Блестяще! Все лучшие эпитеты мира можно было применить к состоянию души Майкла, когда он, улыбаясь, выходил утром из душа, растираясь жестким (как он любил) полотенцем. Они все-таки нашли ее, планету-мечту, планету чистого, нет, девственно чистейшего класса «А». В этом теперь уже не было ни малейшего сомнения. Красота! Да, именно так они назовут ее по праву первооткрывателей - Красота! Нет! К-р-а-с-о-т-к-а! Именно так, через черточку после каждой буквы! Хотя, разве дадут эти бумажные черви в канцеляриях такое начертание имени? Вернее всего, черта с два! Даже с названием Красотка, даже без черточек, конечно, возникнут сложности, куда уж без них в современном мире? Теперь, кажется, даже рулон туалетной бумаги без черт-знает-каких сложностей не купишь! Вам ту? А может эту? Та двухслойная, эта трехслойная, на этой напечатаны стихи, на той проза. Что вы желаете? Может быть желаете нанести на нее фото кого-либо из… как это мягче сказать… недругов, чтобы потом ими… Ну, вы же понимаете? Конечно, это не приветствуется, но за определенную плату… И при этом не одна, а
две, а то и три сногсшибающие девушки, с любой из которых приятно было бы сидеть где-нибудь в ресторане, но никак не обсуждать достоинства туалетной бумаги, вводят все это тебе в уши!
        Но сейчас ничто не могло согнать счастливую улыбку с лица Майкла. И точно такую же счастливую физиономию увидел он на лице Руни, когда через четверть часа встретился с ним за завтраком в небольшой кают-компании. Видимо, их обоих одолевали абсолютно одинаковые чувства. Впрочем, такую улыбку они видели друг у друга уже месяца полтора, с того дня, когда для них все окончательно стало ясно.
        Уже с полгода малый звездолет Дальней космической разведки «Хронос» с экипажем в количестве двух человек бороздил заданную часть Дальнего космоса. Подбор экипажа для этого рейса, как всегда в таких случаях, был сделан безупречно. Пилоты словно дополняли друг друга. Ни разу у них не было ни одной размолвки, ни одного даже легкого столкновения. Это делало честь земным психологам. И теперь пилоты одинаково радовались открытию новой планеты. И было чему радоваться. Класс «А», который, несомненно, будет присвоен их открытию, означал, что эта планета есть практически полный аналог Земли. Они были как две капли воды похожи буквально по всем параметрам. И по близости к светилу, кстати, почти совпадающему по размерам с Солнцем, и по силе тяжести, и по составу атмосферы, из-за чего здесь также было исключительно голубое земное небо. И по множеству физических и химических показателей, таких, например, как уровень радиации, магнитосфера. Даже в местных растениях был такой же зеленый хлорофилл. Леса, степи, жаркий пояс, заснеженные полюса - все земное было при этой планете. Смена климатических поясов, смена
зимы и лета - все, как на Земле. И при этом никаких следов разумной жизни. Ни-ка-ких! Животный мир был довольно разнообразным, при этом превалировали травоядные. Кое-где были замечены и хищники размером не больше собаки. Конечно, внешний облик местных представителей фауны был достаточно далеким от их земных собратьев, но это не мешало наблюдательному Майку по их поведению довольно точно определять, что вот эти, например, сухопарые высокие флегматики есть местные копии земных жирафов, а могучие и на вид свирепые, с громадными клыками великаны есть подобие бегемотов, ибо они при малейшей опасности толпой бросались в воду. И так далее. А во многих местах по всей планете селились местные суслики. Особенно любили они «загорать» на открытых местах, где-нибудь на пригорках. Их покрытые ярко-желтым мехом жирные тушки с острыми вытянутыми мордочками, с любопытством острыми глазками взирающими на обоих астронавтов, столбиками торчали на всех мало-мальски возвышенных местах.
        Все вышеупомянутые существа требовали дальнейшего изучения, но это было уже не дело Майкла и Руни. Конечно, первое время астронавты, естественно, применяли все меры предосторожности, требующиеся от первооткрывателей. Но по мере того, как автоматы доставляли все новые и новые данные, требования предосторожности постепенно сходили на нет. На планете некого и нечего было бояться. Она была практически готова к колонизации ее людьми. А это означало высочайшие гонорары ее первооткрывателям, такие, про которые пишут одно слово: баснословные. И Майкл, и Руни знали, что последний раз планету такого типа открыли лет двести назад, и молва говорила, что экипаж открывшего ее звездолета получил такие деньги, что и сейчас, по истечении двухсот лет, их потомки являются одними из самых богатых людей мира. Так это, или это просто одна из баек Университета изучения Дальнего космоса, на который работали оба астронавта, сказать точно было невозможно. Во всяком случае, в контракте оговаривалось, что открытые исследователями Дальнего космоса новые планеты поступают в распоряжение Университета для их изучения с целью
определения их использования на благо человечества, а самим первооткрывателям причитается определенный гонорар, зависящий от степени возможности освоения планеты. Конкретная сумма его не оговаривалась, что и служило источником появления уже упомянутых выше слухов о баснословности его размеров.
        Через полтора месяца изучения планеты меры предосторожности были окончательно отброшены за ненадобностью. И вообще, теперь, после трех месяцев напряженного труда, первоначальная исследовательская работа подходила к концу. Оставались последние штрихи. Теперь у астронавтов наконец-то появилось свободное время. Правда, к этому моменту в местности, где находилась база, то есть их звездолет «Хронос», наступила зима. Малоснежная, без сильных морозов, но все-таки зима. Протекающая неподалеку река замерзла, покрывшись слоем льда, достаточно крепкого, чтобы даже сходить на подледную рыбную ловлю. Местная рыба была без плавников, передвигалась наподобие нашей каракатицы, отбрасывая назад струю воды, что обусловило совершенно другое строение тела, но, как и наша рыба, была не дура цапнуть с крючка что-нибудь вкусное даже с наживкой из простого земного хлеба. И по вкусу она была ничего. Но вот в этом моменте и была одна существенная разница между Майклом и Руни. Если первый был заядлый рыбак, не упускавший ни один случай, чтобы устроиться с удочкой на берегу, то второй был фанатичный охотник, в свободное
время ездивший на охоту куда можно и где можно, благо это позволяла делать высокая оплата косморазведчика. Майкл не раз предлагал Руни взять его с собой на рыбалку, но тот неизменно отказывался, предпочитая побродить с ружьем в недалеком лесу.
        Руни, увидев довольного Майкла, улыбнулся ему в ответ. Он тоже понимал значение их общей находки. Когда же Майкл сделал первый глоток обжигающе горячего чая, Руни положил на стол небольшой пластиковый белый кружок с красным ободком, обыкновенную пластиковую тарелку, входившую в комплект любого звездолета. На ней было несколько отверстий, больше по самому центру. Надо отметить, что, несмотря на малочисленность экипажа, всего два человека, исследовательские звездолеты Дальнего космоса были отнюдь не карлики - несколько сотен метров в вышину, несколько десятков в диаметре - они было достаточно велики, и в их управлении людям помогали умные автоматы. Другое дело, что помещения были под завязку набиты самой разнообразной исследовательской аппаратурой, запасами веществ, химикатов, реактивов и тому подобного для исследований. Но, разумеется, в дальних странствиях невозможно было постоянно использовать разовую посуду - ее запасы должны были бы быть слишком велики и занимать слишком много места. Поэтому разовую посуду использовали только в экспедициях по прибытии на место назначения, и то лишь тогда, когда
не было возможности мыть посуду после использования вдали от корабля, то есть когда надо было экономить воду.
        - Нашел чем хвастаться! Небось, стрелял по ней метров с десяти? Что, не мог другую мишень найти? - усмехнулся Майкл, сразу поняв, в чем тут дело.
        Вместо ответа Руни перевернул тарелочку дном вверх. И Майкл даже поперхнулся чаем.
        Откашлявшись, сразу став серьезным и сосредоточенным, он взял в руки небольшой дырявый кружок. Но не само наличие пластиковой тарелки удивило его, а то, что в самом центре донышка, хотя и истыканного пулевыми пробоинами, был ясно виден напечатанный синей краской вензель - буква «N» с характерными завитушками. Этот вензель знал каждый косморазведчик. Года три назад где-то в глубинах космоса бесследно растворился звездолет, аналог их «Хроноса», под названием «Nord», с экипажем в два человека. Он также был то ли где-то в этом секторе космоса, то ли где-то в соседнем. И вдруг перестал выходить на связь. Первое время его усиленно искали, затем поиски постепенно свернули, и его исчезновение осталось одной из загадок Дальнего космоса. И вдруг эта находка.
        - Он просто висел на одном из деревьев в лесу, а из дерева я выковырял и пули, - Руни выгреб из кармана и бросил на стол несколько сплющенных металлических кусочков.
        - Не знаю, как Стив, а вот Отто, второй член их экипажа, был, как и я, охотником, - продолжил Руни, - точно теперь, они были на этой планете, нашли ее, но почему-то ушли куда-то отсюда, хотя, по логике вещей, ни один разумный пилот не продлил бы после такой находки свой полет. А ведь они не были дураками. Разве не так?
        Майкл пожал плечами. Что он мог сказать? В отличие от Руни, он не знал никого из экипажа пропавшего звездолета. Некоторое время он молча сосредоточенно изучал тарелочку с обеих сторон, словно можно было обнаружить на ней что-то новое.
        - Слушай, - наконец сказал он, - давай еще раз сходим туда, где ты нашел ее, и еще посмотрим, может, найдем что-то еще?

2
        Через час Майкл и Руни, тепло одетые, уже шагали в направлении леса.
        - Конечно, куда бы легче было бы добираться на лыжах, но только снега-то почти нет, - посетовал Руни, - а ехать на вездеходе - только дичь распугивать…
        Он не взял с собой никакой поклажи, только забросил за спину пятизарядную винтовку с оптическим прицелом да сунул в карман несколько запасных обойм. Майкл вообще пошел налегке. Идти было близко. Перейдя замерзшую реку, они через сорок минут были уже в лесу. Однако поиски ни к чему не привели - не было найдено ни одной стреляной гильзы, ни одного следа.
        - Странно, - ворчал рассудительный Руни, - что, Отто с собой гильзы стреляные забрал, что ли? Зачем они-то были ему нужны?
        Часа через два стало ясно, что поиски ни к чему не приведут. Вздохнув, Майкл и Руни направились обратно к звездолету. Едва они вышли на опушку, как Руни остановил Майкла.
        - Поохотимся? Хочешь пострелять? - лукаво улыбнувшись, предложил он. Видишь, вон там, на пригорке, толпа сусликов стоит.
        Конечно, Майкл умел стрелять. Да и как ему было не уметь, если эта дисциплина стояла в обязательных на ежегодно пересдаваемом курсе выживаемости астронавтов. Не ожидая ответа, Руни передернул затвор и вскинул винтовку, веером разворачивая ее слева направо. Одновременно с этим прогремели три выстрела. Даже отсюда, с расстояния свыше двухсот метров, было видно, как головы трех в разных местах стоящих сусликов разлетаются на части.
        - Вот это класс стрельбы! - восхитился Майкл.
        - Еще бы! - довольно сказал Руни, - это, скажу тебе я, сложно - попасть веером в три отдельно стоящие небольшие цели практически без временного интервала между выстрелами. Здесь нужны длительные тренировки.
        Между тем суслики заметались на пригорке, некоторые из них бросились к убитым сородичам. Руни протянул винтовку Майклу.
        - Теперь твоя очередь.
        - Да не буду я позориться! - отмахнулся было Майкл.
        - Да ладно, я же не требую от тебя невозможного! Посмотри, какой экземпляр! Просто попади в него!
        Майкл и сам видел толстого жирного суслика, на которого указывал Руни. Тот стоял там же, на пригорке, немного в стороне, и смотрел в сторону метавшихся сородичей. В оптический прицел видно было просто отлично. Майклу казалось, что он видит даже выражение физиономии суслика, когда тот поворачивал голову в сторону стрелявших людей. В следующий миг он плавно нажал на гашетку. Неожиданно сильная отдача толкнула его в плечо так, что стало больно.
        - Прижимать надо сильнее, это мощное оружие, - заметил Руни.
        - Ну ладно, я пошел, - отдавая винтовку, сказал Майкл.
        Ему было как-то не по себе.
        - Кстати, ты неплохо попал, - глядя сквозь оптический прицел, сказал Руни.
        Майкл медленно шел по направлению к звездолету. И, пока он не перешел речку, сзади один за другим гремели выстрелы. Руни упражнялся в стрельбе по живым мишеням.
        Майкл, не спеша поднимаясь на невысокий пригорок, отделявший его от звездолета, размышляя о том, куда мог отправиться с этой чудесной планеты злополучный пропавший экипаж, успел отойти от реки менее полукилометра, когда до его слуха донесся характерный треск льда и вскрик Руни. Майкл резко обернулся. С небольшой высоты пригорка он отчетливо увидел ровную гладь льда, покрывшего реку, полынью в ней и человека, пытающего выбраться из воды на кромку льда. Лед обламывался, человек срывался вниз, выплескивая на чистую искрящуюся под солнцем поверхность потоки воды, но снова и снова пытался выползти на лед, распластываясь на нем всем телом, как их и учили на тренировках по выживаемости. Винтовки за плечами уже не было, видимо, сорвалась с плеча в самый первый момент и ушла под воду.
        Замершие на окрестных пригорках суслики внезапно засуетились и толпами бросились к растущим неподалеку кустам. Но это транзитом проскочило в глазах и сознании Майкла, не оставив следа.
        - Молодец, - мимоходом про себя отметил Майкл действия Руни, - не растерялся… Я бегу! - изо всей силы закричал он, а ноги уже сами несли его тело к реке со всей возможной скоростью.
        Он успел преодолеть три четверти пути до полыньи, когда Руни окончательно выбрался на лед и, осторожно двигая руками и ногами, начал отползать от края льда. Выбрался со стороны полыньи, обратной приближающемуся Майклу. Из-за ближайшей к Руни кочки внезапно выкатился большой ярко-желтый ковер и на большой скорости помчался к нему. Удивленный Майкл едва не остановился, разглядев, что это был за ковер. Множество сусликов уцепились за большую длинную жердь, бывшую до этого толстым отростком какого-то местного древовидного куста, которому они с Руни так и не удосужились дать название.
        - Когда только успели свалить его? - промелькнуло в голове Майкла.
        Одни суслики зубами и коготками уцепились за один конец самой жерди, другие уцепились за первых, и вся эта живая конструкция с далеко впереди торчащим концом жерди стремительно неслась к ползущему по льду Руни. Тот смотрел вниз, не видя приближающихся зверьков. Майкл на бегу что-то отчаянно закричал. В этот момент свободный конец жерди уперся в успевшего на десяток метров отползти в сторону от полыньи Руни. Суслики не прекратили движение, и, через мгновение столкнув Руни снова в полынью, отскочили назад, по-прежнему мертвой хваткой сжимая свою жердь. Он попробовал было схватиться за край льда руками, но суслики жердью решительно сбили руки с края льда.
        Ничего не понимающий Майкл был уже совсем рядом, когда ему под ноги внезапно подкатились сразу несколько сусликов. Запнувшись за них, он упал, и тут же боковым зрением увидел подбегающие толпы сусликов, каждый из которых тащил длинную жердь. Майкл попытался увернуться, но жердей было много, и через несколько мгновений он, проехав лежа по льду пару десятков метров, толкаемый живым бульдозером, подняв фонтаны брызг, тяжело ухнул в холодную воду. Дно водоема оказалось совсем рядом, в сантиметрах под ногами, но все же стать на него и отдышаться было невозможно. Течение было слишком сильным, а вода слишком холодной. Руни в полынье уже не было. Следующие несколько минут были затрачены на в общем-то бесполезную борьбу. Поняв это, страшно замерзший Майкл просто опустил голову и перестал сопротивляться. Течение тут же утащило его под лед, перевернув вниз лицом. Вода была чистая, исключительно прозрачная. И остатками зрения и сознания он все-таки успел ухватить лежащие на дне рядом два охотничьих ружья и даже успел удивиться, откуда взялось второе, и вдруг понять, что и, главное, почему, произошло, когда
сознание окончательно покинуло его.

3
        Вскоре тысячи небольших пушистых зверьков копошились рядом с гигантскими стабилизаторами уходящей ввысь иглы звездолета, быстро углубляя в мерзлом грунте выемку сложной конфигурации, постепенно превращая ее в огромную глубокую яму, контурами повторяющую его обводы. Для постороннего наблюдателя это было бы удивительным зрелищем: с одной стороны, огромные толпы странных небольших зверьков суетятся, тонко попискивая, бестолково бегают туда-сюда, а, с другой, яма непрерывно растет, увеличивается исключительно грамотно и целенаправленно. Наконец, зверьки, судя по всему, закончили работу и столпились по краям котлована, начинающегося из-под самих стабилизаторов. Лишь некоторые из них оставались в глубине ямы. Вдруг все зверьки разом перестали попискивать и повернулись в сторону межзвездного исполина. Наступила тишина, лишь ветер свистел, огибая могучий металлический корпус. Тут же из ямы выпрыгнули остававшиеся там зверьки, очевидно, закончив какие-то последние штрихи. Еще через мгновение под одним из стабилизаторов внезапно просел грунт. Звездолет вздрогнул. И в ту же секунду грунт просел под другими
его опорами. Острый шпиль звездолета описал гигантскую дугу, и он с грохотом рухнул точно в вырытую для него могилу. В воздух поднялись клубы пыли. Когда они под действием свежего ветерка рассеялись, ничего, напоминающего об огромном транспортном средстве пришельцев, на поверхности уже не было. Звездолет лежал глубоко в яме, попав точно туда, куда и было первоначально задумано его поместить. Даже стены ямы не обвалились, хотя сотрясение от падения многотысячетонного тела было значительным. Но… В одном месте все-же была небольшая осыпь, но как раз там и не было ни одного зверька, как будто они знали, что именно там может обрушиться грунт. Внимательный наблюдатель первоначально отметил бы, что грунт здесь менее уплотнен, чем в других местах. Судя по всему, сравнительно недавно здесь его перемещали с места на место. Далее он увидел бы, как порыв налетевшего ветра столкнул с образовавшегося внизу маленького песчаного холмика легкие песчинки, обнажив небольшой фрагмент блестящей металлической поверхности с выбитым на ней вензелем - буквой «N» в характерных завитушках.
        Еще через несколько мгновений зверьки снова пришли в движение, сноровисто засыпая огромную котловину. Откуда-то появилась туча, нарушив ясную голубизну чистого до того неба, но вскоре величаво уплыла прочь, устилая под собой землю белым пушистым свежевыпавшим снегом. Когда солнце коснулось края горизонта, практически ничего уже не указывало о драме, разыгравшейся в этом месте, где глубоко под землей лежали рядом два космических корабля, по стечению обстоятельств опустившиеся в разное время практически в одном и том же удобном для посадки месте. Лишь ветерок бестолково носился по открытому пространству, снежной поземкой прикрывая и без того уже заснеженное пространство.
        Их нельзя было оставлять в живых и отпускать с планеты, существ с других миров. Ибо они привели бы сюда за собой других, таких же, как и они сами. Кровожадных, убивающих ради своего удовольствия. Первое такое решение Планетарного Совета, принятое не так давно, несколько оборотов планеты назад, вызвало ожесточенные споры его сторонников и противников. Высказывался каждый, одновременно слыша внутри себя миллионы голосов других (кто виноват, что именно по такому пути пошло развитие жизни на этой планете?). Тогда никому из них и в голову первоначально не могло прийти, что можно мимоходом истреблять живых беззащитных существ, когда вдруг пришельцы с большого расстояния при помощи блестящих трубок стали убивать жителей планеты, убивать просто так, для развлечения. И когда то же самое повторилось с прибытием следующих пришельцев, окончательно стало ясно: подобные существа никогда не должны узнать о существовании этой планеты. Должны исчезать и они сами, и их транспортные средства. И это было сделано. И будет сделано впредь. Во имя жизни.
        Чудь-озеро
        Ивану Антоновичу Ефремову, выдающемуся писателю-фантасту, посвящается.

1
        Клубы пара, вырвавшись из открывшейся двери бани, стоявшей на отшибе, на уступе берега реки, рванули было ввысь, в морозное чистое уже вечернее небо, но тут же, намертво схваченные холодом, упали на землю в виде пушистых снежинок, свидетельствуя, что мороз нешуточно взялся за свое зимнее дело. Из распахнутой двери выпрыгнул совершенно голый человек, промчался десяток метров до ближайшего сугроба, нырнул в него, тут же выскочил и опрометью кинулся обратно. У подходивших к бане по узкой вытоптанной в снегу тропинке четверых разновозрастных человек, несущих под мышками березовые веники и видевших все это собственными глазами, даже захватило дух.
        - Ну, Никодимыч дает! - с восхищением сказал один из них, идущий первым, самый старший из четверых, - никакой черт ему не брат! Повезло тебе, Петрович, - с завистью продолжил он, повернувшись к идущему сразу за ним немногим более молодому второму, - и как тебе только удалось заполучить его в свою экспедицию? Я и так, и этак пробовал к нему подлизаться. И сколько народа к нему с такими же предложениями подваливало - не перечесть. Ан нет, полный отказ! А ты только появился - пожалуйста, он сразу к твоим услугам. И чем ты его берешь?
        - Лаской и внутренней смазкой! - засмеялся второй, - а если серьезно, моя геологическая партия запланирована была еще два года назад, уже тогда разрабатывался маршрут. И я сразу же связался с Никодимычем и заручился его согласием. Уходим надолго и далеко, тут нужен не просто надежный, а очень надежный тыл.
        - А кто он такой, этот Никодимыч? - раздался сзади молодой звонкий голос, - и почему с ним все носятся, как с писаной торбой?
        - Это кто там голос подает? Твои стажеры? - не оборачиваясь, спросил первый, и, не ожидая ответ, продолжил: - это сейчас они, молодые, такие прыткие. Не нравится им - писаная торба для них, видишь ли, этот Никодимыч!
        - Ничего, оботрутся быстро, - усмехнулся второй, - через недельку-другую петь будут совсем по-другому!
        - Он ничего плохого не имел в виду, - тут же, оправдываясь, подал голос второй стажер, - просто интересно, почему у нас все довольны тем, что этот загадочный Никодимыч идет с нашей партией.
        - Скоро узнаете, - заметил начальник их партии, - впрочем, мы уже пришли. Добро пожаловать в настоящую деревенскую баню, коих на Руси осталось совсем мало. Городским все больше ванну и душ подавай, вишь ли! А вот следующая настоящая баня будет вам не скоро, может, через полгодика…
        С этими словами вся четверка скрылась в дверном проеме бани.
        Раздевшись в теплом достаточно просторном предбаннике и захватив с собой шайки, новоприбывшие быстро перешли в следующее, заполненное паром, помывочное отделение. Народу здесь было немного - местные знали, что на завтра намечен уход сразу трех больших геологических партий, собравшихся в поселке, и что перед уходом геологи обязательно, по давно заведенной традиции, пойдут ополоснуться. Поэтому, чтобы не создавать излишнюю толкучку, никто из местных сегодня в баню не шел, и тот из геологов, кто любил парилку, сегодня отрывался по полной. Но к вечеру здесь осталось лишь несколько особых любителей острых парильных ощущений, да к ним присоединилась пришедшая последней четверка.
        Вскоре молодежь, а следом за ними и старшие, оказалась в парном отделении. Сухой жар сразу же ожег лица, с непривычки стало нечем дышать.
        - Да вы ложитесь на полки, которые пониже, здесь не надо геройствовать, - раздался немного хрипловатый, но доброжелательный голос человека, лежавшего на самой верхней полке, в немыслимо адской жаре.
        Лицо у него было приветливое и самое обыкновенное, ничем не примечательное, обрамленное белыми, как свежевыпавший снег, коротко остриженными волосами, но глаза - исключительно живые, быстрые, редкой васильковой синевы. Тело сильное, жилистое, поджарое, выше пояса загорелое до черноты. Роста он был немного выше среднего.
        - В бане все равны, - продолжал он, - и начальники, и подчиненные. Все с голенькими пупками, не отличишь.
        - Тебе бы, Никодимыч, все насмехаться, - добродушно проворчал один из вошедших, - и когда же угомонишься-то?
        - А никогда! Баня - единственное место, где можно отхлестать начальника, и он еще и будет доволен, - подмигнув молодежи, засмеялся Никодимыч, - а кличут меня Федором Никодимовичем, можно просто - Никодимыч. Мы здесь, в поселке, всех зовем просто, по отчеству. А вы, видимо, стажеры в нашей партии? А что городские, у вас на лбу аршинными буквами написано… Как вас величать? А по батюшке? Ну, будем знакомы! Не тушуйтесь, ребята! Хотя, чтобы тебя звали по отчеству, все-таки заслужить надо. А то дадут какую-нибудь кличку, часто и обидную, и будут обзывать так за глаза, а то и в глаза. И никуда не денешься. У меня ведь тоже кличка есть. Если услышите - иди к пану, то это значит, ко мне. Это меня так прозвали - паном, мол, все у него всегда есть, как у пана. Что поселок, что деревня - одно и то же, как ни назови. А деревня - она деревня и есть. Народ простой, незамысловатый…
        Это относилось уже к молодежи. И точно, скоро молодежь наравне со старшими и с самим Никодимычем полностью влилась в банный процесс. Хлестала друг друга и своего начальника вениками, смеялась, и ощущение было таким, словно все знают друг друга уже много времени…
        …Довольные и умиротворенные, все сидели и отходили от банного жара в предбаннике.
        - Никодимыч, а почему у вас пальцев на ногах нет? - вдруг спросил один из стажеров.
        И только теперь все присутствующие обратили внимание на то, что, действительно, на одной ноге у того напрочь отсутствовали два пальца и фаланга третьего, а на другой - тоже два пальца.
        - Так, памятка об одном случае, - отмахнулся Никодимыч рукой, стыдливо задвигая босые ноги глубже под скамейку.
        - Расскажите!
        - Как-нибудь потом, ребятки, - посерьезнел Никодимыч, - уже времени много, а завтра рано вставать. Хотя и собрано, вроде бы, все, однако лишний раз не помешало бы проверить.
        Никодимыч быстро собрался и ушел. Следом за ним потянулись к выходу и другие геологи. Вскоре в предбаннике остались только стажеры и тот, кого назвали Петровичем, начальник их геологической партии.
        - Видите ли, ребята, - заговорил, отвечая на вопрос, застывший в глазах стажеров, начальник партии, - и в самом деле, наличие Никодимыча - это наполовину, если не больше, гарантия успеха экспедиции. Я знаю его уже много лет. Должность у него, как для вас это, видимо, на первый взгляд, покажется странным, самая что ни на есть простая - разнорабочий. Однако… Уже много лет он ходит с геологами. Образование у него - всего восемь классов вперемежку с коридором. Однако все это с лихвой компенсируется природной хваткой и сообразительностью. Если бы он к этому еще и выучился, цены бы ему не было. Но учиться он категорически не желал… Как-то, еще в ранней юности, сбежал он из дома в первую экспедицию, годков пятнадцати от роду. Признаться, и я был тогда молодой, сопливый, только после института, первый раз вел изыскательскую партию. Особо в людях не разбирался. И он напросился тогда со мной. Деревня его нищая, забитая, глухая, он бы точно пропал там или спился. Пожалел я его. И, признаюсь, никогда не жалел о том, что взял с собой. Перед самой войной это было, почитай, более тридцати зим уже минуло с той
поры. А в войну он поначалу норовил на фронт удрать. Но мне удалось ему разъяснить, что и наша работа не менее важна для фронта. Что, например, найденная нами магнезиальная соль позволит произвести тысячи тонн термитной смеси и сжечь уйму фашистских предприятий и техники, а найденные бокситы и железные руды - произвести сотни новых самолетов… Никодимыч не двужильный - он семижильный. Вся черновая работа экспедиции, да и не только черновая, будет выполнена идеально. Ему смело можно поручать и некоторые исследования. Все будет сделано строго по инструкции. Он как три вола будет работать сам, и так же будут пахать и его подчиненные. Никодимыч не любит должностей и всегда пишется разнорабочим, но фактически является бригадиром. Тут приходится покрутиться, чтобы найти лазейку и платить ему его настоящую зарплату - а как же иначе? Авторитет Никодимыча в бригаде непререкаем - как он сказал, так и будет, да никому там и в голову не придет оспорить его распоряжения. Особенность его - чувствовать, что надо делать срочно, что погодя, что совсем не делать, как бы на него не давили. И - что самое интересное - за
столько лет я не знаю случая, чтобы он ошибся. То есть с ним, как это часто бывает, не делают массу пустой работы. Людям это нравится. Бригаду рабочих-подсобников себе он подбирает сам, и стоит очередь, чтобы попасть в нее… А коммуникабельность у него просто потрясающая, что исключительно важно в тесном замкнутом пространстве экспедиции при каждодневной тяжелой работе. Да вы это и сами, небось, почувствовали на себе, когда через минуту после того, как впервые увидели его, уже вовсю общались, как со старым знакомым. Никодимыч ходит в бобылях. Пробовал он и жениться. Однако через месяц-другой оседлой жизни под крылом какой-нибудь бабенки начинала заедать его тоска, и чем дальше, тем тоска больше, и так до тех пор, пока не сбегал он в тайгу, в очередную экспедицию. Ну, какая женщина будет связываться с ним после его побегов? Правда, слышал я краем уха, что есть такая, которая ждет. Впрочем, в его личные дела я никогда не лез и другим не советую делать это… Я про себя называю его иногда уникумом от природы. Это потому, что он, как никто другой, чувствует, что в ней происходит. Например, за день-два он уже
знает о перемене погоды лучше всяких барометров. А однажды ни с того ни с сего начал переносить в сторону лагерь, и это через месяц после того, как его обустроили. А первой же ночью после этого через прежнее расположение лагеря промчался сель. Откуда Никодимыч мог знать, что несколько дней назад где-то за десятки километров проливные дожди шли, а у нас назавтра селем обернутся - загадка. Спрашивал его об этом, а он и сам не знает, откуда. - Просто знаю, и все тут, - говорит. А на местности ориентируется, будто у себя дома ходит, никакого компаса не надо. Один раз взглянет на карту - это если в незнакомом месте - и все, выведет в точности. А последний десяток лет время занимала у меня академическая работа, и Никодимыча я это время я не видел. Но стоило позвонить ему - и вот он тут как тут, и все такой же, будто вчера расстались…
        Назавтра поселок обезлюдел. Одна за другой в путь отправились три геологоразведочные партии, каждая в несколько десятков человек. Партия, возглавляемая Петровичем, сначала месяц пробивалась через заснеженные таежные заросли, каменистые россыпи, невысокие, поросшие густым хвойником и кедрачом, сильно разрушенные горы, время от времени выпуская в стороны мелкие разведочные отряды. Выйдя к цели, прочно обосновалась, быстро срубив несколько домов. И приступила к плановой напряженной работе.
        Для стажеров пять месяцев, насыщенных работой до предела, пролетели, как один день. И вот наступило то вожделенное время, когда работа наконец-то была завершена. Собранные образцы упакованы, вещи и инструменты собраны и уложены. В последний день нахождения партии на месте изысканий все собрались у большого костра. Наконец-то было разрешено нарушить сухой закон и отметить небольшими дозами спиртного окончание работы, ведь завтра нужно было выходить в обратный путь, а это снова тяжелая работа: идти нужно было по новому маршруту, опять пробиваясь через буреломы, преодолевая каменные стены, и вдобавок ведя необходимые дорожные изыскания.
        Правда, если все начиналось лютой зимой, то теперь на дворе было начало мая, и стояла теплая, пока еще не жаркая погода. И тяжелая дорога начнется только завтра, поэтому сегодня все радовались и погоде, и своей маленькой победе; что удалось найти перспективное месторождение полиметаллических руд; что все были живыми и здоровыми; что за все время экспедиции не было ни одного серьезного сбоя; что хватало еды и питья, инструментов и многого прочего. Теперь уже стажеры понимали роль простых разнорабочих в многолюдной экспедиции и, в особенности, организующую роль их бригадира.
        Никодимыч сидел у костра рядом с Петровичем, начальником геологоразведочной партии, довольно щурясь и глядя на пляшущие языки пламени. Тут же были и оба стажера. Остальные работники расположились несколько поодаль от начальства.
        - Никодимыч, помнишь, ты обещал рассказать, как пальцы на ногах потерял? - обратился к нему один из стажеров, намекая на былые банные посиделки.
        За прошедшее короткое время стажеры перешли на «ты» в обращении с Никодимычем. Правда, это «ты» все же носило уважительный оттенок.
        Никодимыч помолчал, подбросил в огонь лежавшую рядом сухую ветку.
        - А вам это будет интересно? - немного растягивая слова, спросил он.
        Начальник партии с удивлением взглянул на Никодимыча. Он, в отличие от молодых стажеров, прекрасно разбирался в интонациях речи своего, хоть и неофициального, бригадира, и знал, что растягивать слова тот начинал, если только пришел в существенное волнение. Однако лицо Никодимыча было совершенно спокойно. И, в то же время, он волновался, стараясь внешне ничем себя не выдать. Начальник партии понимал это. И это было очень странно, поэтому он решил поддержать стажеров.
        - А, правда, Никодимыч, расскажи, - обратился он к бригадиру, - ведь, насколько я помню, когда мы с тобой расстались лет десяток назад, все у тебя еще было в комплекте.
        Никодимыч, прищурившись, словно оценивая, быстро взглянул на Петровича своими васильковыми глазами и отвел их в сторону.
        - Меня уже считали чудаком и выдумщиком с моими рассказами, даже пальцем у виска крутили, - нехотя, уже нормальным тоном, ответил он.
        - Но ведь я знаю тебя уже много лет, и никогда не давал повод плохо думать обо мне, разве не так? - спросил начальник партии, - и, к тому же, - добавил он, - мы гарантируем, - он указал на себя и молодых стажеров, единственных слушателей, - что то, что ты расскажешь, останется строго между нами. Идет?
        Никодимыч окинул взглядом троих слушателей, недоверчиво покачал головой, подумал, а затем сказал: - Идет. Только обещайте, что не будете уточнять некоторые детали, которые я намеренно опущу.
        Слушатели согласно закивали головами. И Никодимыч заговорил, иногда медленно подбирая слова, иногда быстро, словно они переполняли его голову и быстрее стремились наружу.

2
        - Это случилось… Дай Бог памяти… Когда мы с тобой расстались, Петрович, лет десять назад?
        Никодимыч взглянул на начальника партии. Тот согласно кивнул головой.
        - Ну да, на второй год после этого, - продолжил Никодимыч, - аккурат уже восемь зим проскочило. А помнится все, словно вчера это было… Тот год, вообще, странным был, запоминающимся. В погоде тогда была аномалия - холода рано упали, а снега долго не было. Мороз лютует, а снега все нет и нет. Сколько тогда зверья, а особенно птиц, перемерзло - страсть.
        - В то лето ходил я с одной геологоразведочной партией, большой партией, наподобие, как сейчас. Далеко ходили. Постоянно мелкие отряды в стороны высылались. Работа затянулась надолго. Как раз и пришли эти холода. И вот однажды подходит ко мне начальник партии и говорит, мол, надо помочь, Никодимыч. Я говорю, что всегда готов помочь, как тот пионер, и спрашиваю, что надо сделать. И тут он говорит, словно извиняясь, что надо отправиться с небольшой партией в дальнюю разведку, что людей в лагере осталось до крайности мало и практически больше некого отправить, что, конечно, здесь, в базовом лагере, проку от меня несравненно больше, чем будет там, но деваться некуда. Я не хвастаюсь своей исключительностью. Петрович может подтвердить, нет у меня такой черты в характере…
        Начальник партии согласно кивнул головой.
        - И проку от меня в базовом лагере, действительно, куда больше. Но раз надо, значит, надо, ведь не от хорошей жизни меня в маленькой группе отправляют. А, по большому счету, мне все едино, что в большом коллективе, что в маленьком, я никакой работы не боюсь и много чего делать умею.
        - Ушли мы небольшой группой, всего шесть человек, сотни за три или за четыре, теперь уже не упомню точно, верст к северу. Таежные расстояния известны - здесь и сотня верст за расстояние иногда не считается. Последняя культурная, если можно так выразиться, ночевка перед прибытием на место проходила в одном поселке. Культурная - я имею в виду, на мягкой перине в теплой постели, а не по-походному, в спальном мешке. Довольно большой был поселок, тысячи полторы народа было в нем, никак не меньше, если судить навскидку. Вот там люди и рассказали, что место наших исследований находится за озером… Есть у него и официальное название. Но я буду называть его так, как сказывали местные - Чудь-озеро. А назвали его так то ли за чудный нрав, то ли по другой причине. Чудный нрав - это то, что каждый год у Чудь-озера был другой уровень воды, отличавшийся иногда на десятки метров. Да что каждый год - иногда каждый месяц. Почему так происходило - никто не знал, видимо, руки у ученых не дошли туда к тому времени. Глушь таежная - она глушь и есть. Глубину его никогда не промеряли, но поговаривали, что составляла она
не одну сотню метров. А не проверяли по упомянутой мною другой причине. Местные говорили, что обитает в том озере нечисть, утаскивающая на дно все, что появляется на поверхности воды, будь то или птица, или животное, или человек даже, если рыбу отправится туда ловить. Потому не гнездятся там птицы, облетают Чудь-озеро стороной. И так же стороной обходит его зверье, нет там звериных троп, к водопою ведущих. И рыбы в нем нет, хотя вода исключительно чистая. И люди, охотники и лесники, обходят его стороной. Одним словом, плохая слава у тех мест.
        - Ну, те байки местные мы послушали, поусмехались про себя и наутро отправились к месту, нам нужному. Поселковые власти взялись помочь. Организовали несколько телег под имущество, ведь научной аппаратуры было у нас немало, и мы так и переезжали от одного поселка до другого, каждый раз меняя ездовых, нанимая следующих местных. И благополучно доставили нас до места по известным им зимникам в обход Чудь-озера, и даже помогли быстро обустроиться, ведь местные народ мастеровой, из дерева все делать умеют.
        - Далее началась работа. Нас всего шесть человек, и наукой заниматься надо, и едой, и стиркой. Вот тут и пригодилось все мое умение, ведь приходилось делать все - и готовить, и стирать, и мерзлую землю и камни долбить, и аппаратуру на себе таскать, и некоторые исследования самому проводить. К чести нашей партии, надо сказать, что народ подобрался хоть куда. И хоть своих исследований у всех было не много, а очень много, никто не чурался черновой работы. И копали со мной вместе, и готовили, и стирали, если время позволяло.
        - А в один из дней извлекли из ящика какой-то сильно сложный и дорогой обложенный ватой прибор и понесли его за пару километров от места стоянки. А включаться он должен был от электричества. Были у нас с собой сухие анодные батареи. Петрович помнит их, такие большие, прямоугольные, торцы синего цвета, боковины белые, а вы, молодые, верно, не то что не видели, но и не слышали про такие… Место исследования было на небольшом горном плато, и, чтобы добраться до него, с полкилометра надо было пройти по довольно узкому уступу, прижимаясь к горе. Отправились туда трое - двое несли прибор, третий собрал в мешок все сухие батареи, даже из рации вытащил все, что там было, на всякий случай, если какая-нибудь откажет, а такое случалось часто… Мешок получился довольно увесистый. Так вот, на плато пришли они нормально, измерили, получили данные, все записали, А полученная информация оказалась настолько интересной и важной, что основные ее показатели надо было сразу же передать по рации, а при первой же возможности отправить и все остальные материалы. Однако на обратном пути случилось то, что называется ЧП -
чрезвычайное, совершенно незапланированное, происшествие. Батареи-то весили немало, а тот, кто должен был доставить их обратно в лагерь, не повесил мешок с ними на плечо, а почему-то понес в руке, и на уступе мешок начал перевешивать. У парня был выбор - или кувыркаться полсотни метров вниз вместе с батареями, или выпустить мешок из руки. Он предпочел второе. В общем, батареи разбились вдребезги. Все. И от прибора, и взятые про запас от рации. Срочно передать данные стало невозможно. И тогда старший нашей партии, хорошенько поразмыслив, посмотрел на меня. Ну, мне что - надо, так надо. Не впервой ходить по тайге одному, и не такое видали. Закинул за плечи двустволку, а заряды в стволах - крупная дробь. На всякий случай, все же тайга кругом, зверья всякого хватает. Можно и на Хозяина сгоряча нарваться, на медведя то есть. Но это если сильно не повезет, уж больно он осторожен и человека опасается, даже если это шатун, то есть тот, кто к тому времени по какой-либо причине спать не лег. Я, бывало, с ним сталкивался, иногда и нос к носу. Тут главное - не заробеть, спиной не повернуться. Но к данному случаю
это не относится… Итак, топор за пояс, за плечами - котомка с материалами, которые передать нужно, и немного продуктов на дорогу. Обговорили, что нужно назад принести, купить в поселке: больших гвоздей; моток крепкой веревки - уж не знаю, кому она понадобилась, скорее всего, чтобы обвязывать упакованные ящики; батареи сухие новые, правда, только для рации. С прибором ведь уже отработали, да и тяжело было бы тащить на себе комплект батарей еще и для него. Кроме этого, нужно было договориться с местным начальством, чтобы ровно через неделю прислали несколько повозок или саней, смотря по погоде, чтобы вывезти нас и оборудование. За эту неделю все у нас должны были уже завершить работу и свернуться, упаковаться. Кстати, с этим обозом должен был обратно в лагерь вернуться и я. Это потому, что примерно к этому времени ожидалось поступление на местную почту какого-то пакета для нашего старшего, об этом по рации передали еще тогда, когда батареи еще целыми были. Я должен был пакет получить и лично в руки начальства доставить. Вот через этот пакет все дальнейшее и получилось.
        - А про погоду в тот год я уже говорил - уже в начале сентября вдруг упали холода. С каждым днем все морознее. Ночью все подмерзает, а днем, несмотря на солнышко, совсем не отпускает. Я вышел в дорогу в начале октября, следовательно, к тому времени почти месяц уже морозы стояли. То есть лыжи с собой не возьмешь, нету снегу-то. Пришлось пешком до поселка добираться, без малого сотню с добрым гаком верст отмахать. А и сам гак, поди, полсотни верст будет. Но ходок я и по сей день хороший, а дорогу по зимникам с первого раза запомнил.
        - Вышел я рано поутру, а к вечеру следующего дня был уже в поселке. Переночевал в каком-то первом попавшемся доме, ведь заезжего человека завсегда в тайге на ночь любой дом приютит. Утром закупил все, что просили, договорился с начальством насчет саней или возов через неделю и хотел было искать постой на этот срок, пакет дожидаться. Зашел на почту договориться, чтобы по прибытии пакета мне сразу же сообщили, и тут оказалось, что как раз вчера была какая-то оказия, и этот пакет уже лежит, меня дожидается. И получается, что не надо мне того обоза дожидаться. Я снова к поселковому начальству, так мол и так, пойду я, пакет понесу, а вы, мол, не забудьте обоз вовремя прислать, чтобы нас забрать. Вышел от начальства и отправился в путь-дорогу.
        - Вот только возвращаться-то в лагерь я решил не вкругаля, а по прямой, через то Чудь-озеро. Расстояние ведь было почти в два раза меньше, чем по зимникам. Вы спросите, а какого лешего я в поселок напрямую не шел? А очень просто: дорогу эту я не знал. Может, там сплошной бурелом, может обрывы скальные. А рисковать я не имел права - слишком ценные бумаги нес. А вот назад - другое дело. Ну, что там важного могло быть в том пакете, что я нес, при известном условии, что наша работа уже была практически закончена? Небось, какие-нибудь второстепенные инструкции. Могу лишь добавить, что так оно на деле и оказалось. Но это так, между прочим…
        - От поселка до Чудь-озера верст сорок, само озеро верст пяток, и дальше до лагеря верст тридцать-тридцать пять. В общем, думал я за день-полтора обернуться. И сразу после посещения начальства поселкового мы отправились в дорогу. Почему это мы? А потому, что я был уже не один. Еще с вечера, как только появился я в поселке, подскочил ко мне огромный лохматый пес породы двортерьер и завилял хвостом. Я особо не обратил на него внимания, но утром он уже стоял у крыльца дома, где я ночевал, и всюду сопровождал меня, не отходя ни на шаг. Оказалось, что этот пес ничей, ходит по всему поселку, не злобный и добродушный, хотя и с грозной кличкой Волчара. В ответ на эту кличку Волчара начинал совсем не по-волчьи вертеть хвостом и радостно прыгать вокруг. Кто знает, почему он воспринял меня, как своего хозяина и последовал за мной в тайгу? Может, это на роду у него написано было… Я даже захватил для него некоторое количество мясных костей, уложив их в мешок поверх батарей. Мешок у меня был не тяжелый - килограмма четыре длинных гвоздей (самый тяжелый груз), веревка, батареи, продукты, кости для собаки. И,
разумеется, на самом верху, аккуратно уложенные и завернутые в рушник, три бутылки «Столичной». Не пищевого спирта, а именно «Столичной». По полбутылки на брата. Это местное начальство расстаралось, выделило в подарок из каких-то своих запасов. Всего понемногу, в сумме и десятка килограммов не набиралось, ну, может, чуток больше. За поясом топор, на плече двустволка. Волчара то вперед бежит, то сзади остается, принюхивается, прислушивается, ни минуты не стоит без своего собачьего дела. И мне веселее в дороге, на него глядючи.
        - Петрович знает, что в лесу я ориентируюсь не хуже, чем иной в своей деревне. А тут направление я точно знал, хотя и шел без всякой карты. А дорога оказалась не такой и трудной. Правда, через пару скальных выступов Волчару пришлось на себе тащить, он бы ни за что сам не перебрался. Бурелома по дороге тоже хватало, но мои планы это не нарушило. На то самое, чего в иное время следовало опасаться, и что сильно могло затруднить дорогу или даже сделать ее невозможной - болота - теперь я вовсе внимания не обращал. При таком длительном морозе они все поверху покрылись толстой ледяной корой.
        - Как бы то ни было, еще солнце не начало клониться к закату, стоял я на краю глубокой пологой впадины, в которой и находилось Чудь-озеро. Впадина была почти правильной овальной формы, от меня вытянутой. До ее края была все сплошь тайга, а затем, по пологому скату, вплоть до воды, берег был голый, скалистый, уступами, местами покрытый травой. На ее дальнем краю, куда мне идти надо было, возвышалась покрытая тайгой гора с покатым верхом. Следовательно, надо было мне брать немного в сторону, чтобы обойти ее стороной. Водяное зеркало занимало верст семь-восемь в длину и пять-шесть в ширину. Сверху, с края впадины, это было прекрасно видно. А вот если бы вода до краев доходила, ее поверхность бы раза в два увеличивалась. Конечно, все это на первый взгляд, напоминало озеро где-нибудь в кратере старого вулкана, ведь мы с тобой, Петрович, на Камчатке насмотрелись на таких вволю. Помнишь?
        Начальник партии снова молча утвердительно кивнул головой.
        - Вот только одна загвоздочка здесь была. В самом центре озера остров находился, небольшой, метров десять на пятнадцать, на полметра над уровнем воды возвышаясь. А на нем с полдесятка сосен росло, уже достаточно больших. И как только они выживали, когда уровень воды выше их поднимался? Не знаю… Но ведь не может в середине кратера вдруг ни с того ни с сего вырасти островной выступ, а ведь высота-то у него была не маленькая. Помните, что местные говорили про сотни метров глубины? Но тогда я просто заметил этот остров, что он есть, а про глубину - это сейчас пришло. Хотя…
        - До уровня воды спустился я вниз метров на двести, если считать по вертикали. А так как склоны впадины безлесными были, получалось, что время от времени воды озера поднимаются на эти сотни метров вверх. Когда спустился вниз, понял, что, конечно же, это был уровень не воды, а покрывшего ее льда. Решил я сперва дойти до острова, а затем взять чуть правее и гору у дальней оконечности озера обойти боком. У берега топором прорубил небольшую прорубь - толщину льда, на всякий случай, проверил. Сантиметров тридцать, никак не меньше, грузовики можно посылать. И отправился я вперед, держа ориентир на остров. А лед - чистоты такой, что я в жизни не видал: чистый, прозрачный, ни одного пузырька. Словно стекло. Дно через него видно. И подумал я тогда, что обманули местные. Какая, к черту, глубина, если дно - вот оно, рядом? И это при том, что я знаю об обманных свойствах чистых воды и льда. Но здесь это почему-то не срабатывало. Волчара быстро ко льду приноровился и скоро снова носился по сторонам, смешно загребая лапами на скользких поворотах. Так мы добрались почти до самого острова. Оставалось всего
ничего. И вот тут все и началось.
        Никодимыч немного помолчал, будто собираясь с мыслями.
        - Волчара отбежал в сторону шагов на пятьдесят, но вдруг резко, словно включил все тормоза, остановился и даже проехал вперед на негнущихся ногах. Я не смотрел прямо в ту сторону, но боковым зрением уловил эту остановку и повернулся. Собака замерла на месте. Шерсть на ней стояла дыбом, уши были прижаты к голове, хвост поджат между ног, как собаки это делают от страха, а голова почему-то опущена вниз. Вдруг Волчара встрепенулся, дико завизжал и, сорвавшись с места, со всех ног бросился ко мне. Это был визг смертельно испуганного животного, подвергающегося чудовищной опасности. Вы слышали, как кричат зайцы, будучи уже в зубах собаки или волка, когда клыки вонзаются в их еще живые тела? Так здесь было намного громче и ужаснее. Увиденное поразило меня настолько, что я даже остановился. Волчара с визгом мчался со всех ног, до меня ему оставалось шагов двадцать, как вдруг что-то темное и огромное мелькнуло под моими ногами, а затем лед под собакой словно взорвался, швырнув ее на добрый десяток метров вверх. Куски льда полетели в разные стороны, а из образовавшейся пробоины вверх на три моих роста
высунулось огромное темно-коричневое немного изогнутое туловище какого-то существа. Я никогда ни до, ни после, ни на одной картинке не видел подобного ему. Это оказалось не туловище, а голова, сплющенная, как у лягушки, диаметром метра в три, если не больше, на мощной, немного уступающей диаметру самой головы, шее. Сверху у головы был голый костяной нарост наподобие широкой толстой выгнутой дугой вверх пластины. Этим наростом существо, видимо, и пробивало толстый лед, словно это был тонкий бумажный листик. Голова и шея словно струпьями покрыты. Под наростом, по краям головы, сверкали огромные немигающие глаза в обрамлении каких-то безобразных кожаных складок. Глаза в упор уставились на меня, словно гипнотизируя, а затем взметнулись вверх, где, по-прежнему визжа, летел Волчара, а под глазами распахнулся рот, полный неровных длинных острых зубов. Рот был ну просто огромным… Змеи, как известно, могут глотать свою добычу, даже если она намного превышает их по размерам, за счет устройства своих челюстей. Видимо, что-то подобное было и у этого существа. Оно распахнуло рот, который далеко вылез нижними
углами за пределы самой головы, и резко запрокинуло голову. Бедная собака угодила прямо в распахнутую пасть, и существо сомкнула челюсти. Визг сразу прекратился, наступила ударившая по ушам тишина. И в ней было слышно, как трещат собачьи кости на зубах мерзкого создания. На лед упала часть задней ноги Волчары, оказавшаяся за пределами огромного рта и словно пилой отделенная от туловища собаки. Вид окровавленной морды чудовища был ужасен, человеческое сознание не подготовлено к такому. А ведь над поверхностью льда возвышались только голова и часть шеи. Каких же, видимо, громадных размеров было туловище! Чудовище выходило далеко за рамки человеческого восприятия…
        - В следующее мгновение я обнаружил себя со всех ног бегущим к близкому острову. Я думаю, что любой другой человек при взгляде на ужасную кровожадную тварь впал бы в ступор, но у меня движения частенько идут быстрее, чем включается сознание. Это, конечно, недостаток, раньше надо бы думать, а затем делать… Но не в этом случае! Сзади, где осталась тварь - я буду в дальнейшем так ее называть - раздался громкий треск льда и сразу за ним хлюпанье воды, словно кто-то жадно, с придыханием, лакал ее. На бегу я через плечо оглянулся: на поверхности повсюду валялись обломки льда, твари не было видно. И тут мощный толчок снизу подбросил меня вверх. Кувыркаясь, я взлетел, а вместе со мной полетели вверх обломки льда, точно так же, как до этого у несчастного Волчары…
        Никодимыч прикрыл глаза, по лицу его побежали тени, казалось, что он снова переживает тот ужасный случай. Уже вечерело. Звонко, на все голоса пело вездесущее комарье, правда, держась на порядочном расстоянии от костра, в который то и дело подбрасывали мокрую хвою и можжевельник, дымом и ароматом отпугивая полчища кровососов. Небо понемногу заполнялось точками далеких звезд.
        - Как же ты уцелел-то, Никодимыч? - спросил один из стажеров.
        Тот вздохнул и сменил позу: сел, обхватив колени обеими руками.
        - На тот момент я еще и не подозревал, что от ответа на этот вопрос - как я уцелел - зависело, жить мне или погибнуть в пасти этой твари. Осознание этого пришло позднее… Окончательно пришел я в себя на острове, куда вылез на четвереньках, проползя оставшиеся до него метры, вдоволь накувыркавшись до этого по льду. Двустволки не было - видимо, сорвало, когда в воздухе вверх тормашками летел. Но она оказалась единственной потерей. Топор остался за поясом, и даже ни одна бутылка водки в мешке не пострадала. А мешок я нес, закрепив его на плечах наподобие рюкзака - что ему сделается?
        - Взглянул я на озеро - а на том месте, откуда меня подкинуло, изо льда торчит мерзкая страшная рожа, в упор на меня глядит своими огромными глазищами и изредка зубы кинжаловидные показывает, словно говорит: ты все равно мне достанешься! Заполз я в самую середку острова, к соснам, там растущим. И начало меня трясти, словно от холода. Откупорил я тогда одну из бутылок и влил в себя половину ее, а немного погодя и другую половину. Словно воду простую пил, не подействовала она на меня совершенно. Но голова понемногу в норму приходить стала. Подумал я, что надо было бы костер развести, согреться самому, а тварь огнем шугануть. Взял себя в руки и начал срубать одну из сосен. Тем временем тварь, снова уйдя под лед, начала куролесить вокруг острова - то с одной стороны его лед вверх подлетит, то с другой, словно показывая, что никуда мне отсюда не уйти, она меня с любой стороны достанет, если я в бега пущусь. А затем снова высунулась и замерла, пристально на меня глядя. А я словно на нее и внимания не обращаю, машу себе топором. Осина, наконец, упала, была она не сильно толстой, но и не тонкой, с бедро
человека. Я ее довольно быстро завалил. Скоро уже и вечереть должно было. И тут меня словно обухом стукнуло. Увидел я, бросив взгляд, что тварь эта не на меня смотрит, а немного в сторону, и понял, отчего это. Понял, что ночью она видит прекрасно своими огромными глазами, а днем солнце ей видеть мешает. Понял, что я ведь не знаю, может ли она передвигаться по суше, вполне возможно, что так оно и есть. И ночью выгонит она меня с острова на лед, а там я уже никуда не денусь. И жить мне, следовательно, при таком раскладе, только до наступления темноты. Ну, а если и не умеет она по земле ходить, то и в этом случае мне не спастись. Ведь искать меня начнут не ранее, чем через неделю, когда обоз в лагерь придет, а меня с ним не будет. И даже если сразу и пойдут искать к Чудь-озеру, то пяти сосен, имеющихся в наличии, мне для обогрева и на два дня не хватит, тем более на неделю. А морозы по ночам, как я уже говорил, стояли нешуточные… В общем, как не крути, выходило, что надо было мне по любому пропадать. И такое зло тогда меня взяло! Готов был тут же на эту тварь с топором идти. А голова все же лихорадочно
работала в поисках выхода.
        - И вот тут я вспомнил и как летел вверх Волчара, и тень, мелькнувшую до этого подо мной, и понял, почему я еще жив. А когда понял это, тут же сложился план, как спастись от поганой твари, и, может, если не убить ее, то здорово покалечить, если получится. Я понял, что тварь первоначально охотилась не за собакой, а за мной, ведь я больше, крупнее, а для нее, огромной, это немаловажно. Но я остановился, а Волчара бежал, и она, потеряв меня из виду, атаковала движущийся предмет - собаку, ударив лед снизу-вперед, на встречных с ней курсах. Поэтому Волчара и взлетел вертикально вверх, словно на стенку наткнувшись. Меня же затем она атаковала у берега, мало места-то ей было. Ударила она лед снизу не встречно, а прямо подо мной, но я бежал, и не полетел вверх, как она задумывала, а по инерции вперед, туда, где мелководье уже было. Ей с ее плохим дневным зрением было уже меня не достать.
        - Итак, получалось, что поганая тварь нападает раньше на движущиеся предметы, которые больше в размерах, и при этом плохо видит днем. Вот эти особенности и надо было использовать для спасения. Ни до, ни после, никогда я не работал с такой скоростью, как в те оставшиеся до захода солнца часы, ведь от того, успею я или нет, зависела моя жизнь. Я срубил три сосны, из их самых толстых частей вырубил три бревна, метра по два с половиной каждый, и заточил все их концы. А затем, немного подрубив середины, сделал из них конструкцию, копию противотанкового ежа, когда два рельса крестом сваривают, а третий к ним серединой вертикально прикрепляют. Место соединения накрепко веревкой закрепил, навив ее виток за витком. И дополнительно скрепил все это гвоздями. А также набил гвозди в концы бревен так, чтобы они во все стороны остриями торчали. Конструкция получилась хоть куда, крепкая, то, что было нужно, но тяжелая, деревья-то были не сухими и достаточно толстыми. С трудом перекантовал я ее на самый край льда и поставил на заготовленные три небольшие чурочки, как на лыжи. А затем я разделся, снял исподнее, и
брюки вторые, и рубашку. Готов был все, что у меня было, сюда навесить. Холода я не замечал, просто частью сознания понимал, что совсем без одежды нельзя, замерзнешь. И все, что я снял, надел как можно шире на конструкцию свою, словно это что-то широкое и большое. А тварь тем временем исчезла куда-то, и не видно ее стало.
        - Толкнул я конструкцию, и покатилась она по льду в направлении, куда я ранее направляться думал - в бок от горы. Шел настороже, все время вниз поглядывая, молясь про себя, чтобы успеть движение внизу засечь. Солнце должно было вот-вот на деревья сесть, и уже больше половины пути по льду прошел я, толкая спереди свою конструкцию, когда прямо под ногами разглядел огромную темную массу, вверх стремящуюся. И тогда я изо всей силы толкнул конструкцию вперед, а сам застыл на месте без движения. Кажется, даже дышать перестал. Быстро заскользила та вперед, постепенно сбавляя скорость, вот-вот готова уже была остановиться, как и лед под ней, и она сама взлетели высоко вверх, а изо льда уже торчала огромная голова с открытой зубастой пастью. Конструкция рухнула прямо в пасть. Раздался хруст, но показалось мне, что дерево не так хрустит, как в тот раз. Похоже, крепко достал я ее своей придумкой… Дикий рев вырвался из пасти. Голова, извергая потоки кровавой пены, начала мотаться из стороны в сторону, а затем рухнула вниз. Из-подо льда вверх взметнулись потоки воды, едва не сбив меня с ног. Я бросился бежать
к берегу, а сзади раз за разом трещал лед, время от времени снова раздавался дикий рев пробивающей его твари… Позднее понял я, что дно-то я видел, а вот что близко казалось мне оно, то обман зрения был из-за чистоты воды и льда. Глубоко было там на самом деле, очень глубоко. И твари надо было время, чтобы из той глубины поверхности достичь. Поэтому и увидел я ее, и приманку запустить успел.
        - А я, не оглядываясь, мчался дальше и дальше. И, даже выскочив на берег, не сбавил скорость. Тридцать с гаком верст до лагеря я пролетел, как говорится, на одном дыхании. И только там упал в изнеможении и сразу же уснул. Проспал, как убитый, двое суток подряд. А когда проснулся, мне рассказали, что я влетел в лагерь в мокрых валенках, пьяный, а от меня за версту разило водкой. Одежду и валенки обледеневшие с меня ножом срезали. Вот тогда я и отморозил пальцы на ногах. Врача-то у нас не было, и когда пришел за нами обоз, ходить я уже почти не мог. В поселке же был фельдшер, как это водится, мастер на все руки. Он и отрезал у меня отмороженные пальцы. Потом говорили, что сделал это грамотно и, главное, вовремя… И еще одна приметная отметина осталась у меня с той поры: когда я проснулся через двое суток, поднесли зеркало, и увидел я, что волосы мои стали белые-белые. Удивлялись все потом, как такое могло в одночасье случиться. Однако, когда я заикнулся было о твари на Чудь-озере, то сказано было мне - ты пей меньше, вот и не будет таких видений у тебя… И тогда я перестал упоминать кому бы то ни было
об этом случае. Вы первые, кому я рассказываю со всеми подробностями.
        Потрясенные рассказом, слушатели некоторое время молчали.
        - А что, так и не проверили, правду ли ты говорил? - наконец, нарушил тишину один из стажеров.
        - А как же, проверили, - криво усмехнулся Никодимыч, - да только из той проверки ничего не вышло… За день до того, как к нам обоз пришел, побывали там двое ребят. Взяли зимние удочки с собой, коловорот, думали, заодно рыбки наловить. И рассказывали, что вышли на лед, пробурили первую же лунку, и в них поджилки затряслись. Потому, как стояли-то они на льду, а под ним пропасть безводная была. Такая обманка обычно у берега бывает. Становишься на лед, а под ним воды нет, пустота, значит, вода ниже стоит, и проваливаешься вниз. Опасное место… Ребята с перепуга на пузо сразу упали и погребли было так к берегу, совсем рядом с ним были, но все же себя пересилили и решили уточнить, сколько же там до воды. Две лески связали, каждая по полсотни метров была, а все же до воды не дотянулись. Так и пришли назад ни с чем… А за утерянное ружье у меня, конечно, вычли из получки, да еще и выговор влепили.
        - Никодимыч, - спросил внимательно слушавший начальник партии, - а ты слышал, чтобы потом кто-нибудь еще на том озере побывал?
        - Зачем мне слышать? - снова криво усмехнулся тот, - я сам там был через три года после этого, хотел спасибо тому фельдшеру сказать и гостинец ему отдать. Ружье купил хорошее по случаю.
        - Ну и что? - не удержался кто-то из стажеров.
        - А ничего!
        - Как ничего?
        - А так, не осталось там ничего, вообще ничего, нет ни поселка, ни озера, ни тайги. Некому отдавать-то было.
        Начальник партии даже привстал с места: - Что-то ты заливаешь, Никодимыч, как это может быть, что ничего нет?
        Бригадир укоризненно покачал головой.
        - Здесь все правда, от начала и до конца, - тихо сказал он, - я ведь говорил, что гора там была, на берегу. С червоточиной она оказалась. Через два года после случая этого, за год до того, как я снова там побывал, случилось в тех краях несильное землетрясение. Может, всего-то раз землю и тряхнуло. Обычное дело. А сущность его последствий мне потом очень просто один ученый человек разъяснил.
        - Вот представь, - сказал он, - шайку, в которую наполовину вода залита. Возьми, опусти вертикально в нее ладонь хотя бы наполовину и быстро двинь вперед. Что будет?
        - Вода выплеснется, - ответил я.
        - Вот подобное случилось и тут, только масштабы были другие. Гора-то слоеная была, словно пирог какой, только про это никто еще не знал тогда. Это уже после открылось. А нижние слои глинистые были, водой напитавшиеся, и с уклоном в сторону Чудь-озера. И, видимо, окончательную меру воды в то лето приняли. И заскользила гора по глине, как по маслу, от легкого толчка. Землетрясение сбросило гору в озеро. Она сработала, как ладонь, только воды было в миллионы раз больше. Поток высотой в сотни метров перехлестнул через край впадины и понесся вниз, сметая все на своем пути, катя камни, захватывая грязь и песок. Больше полусотни верст тайги он уничтожил начисто по всему немаленькому фронту. И на пути его и, к несчастью, достаточно близко оказался поселок. Мало того, что никто не уцелел, вообще не нашли потом из него ни одного тела, стерло в порошок вместе со всеми постройками и живностью. А впадину, где Чудь-озеро находилось, та гора засыпала полностью. Вот и осталось тайной для меня, откуда взялась там эта тварь, как сумела выжить, ведь еды ей, пожалуй, надо было ой как много, а озеро-то было временами
не шибко большое…
        Никодимыч зябко, словно ему внезапно стало холодно, повел плечами, встал и медленно пошел прочь.
        Слушатели его необычного рассказа молча и задумчиво смотрели на пляшущее пламя костра.
        - Что-то я нигде не читал про такое происшествие с целым поселком, - осторожно сказал кто-то из стажеров.
        - А разве у нас про такое напишут? - тихо ответил начальник партии, - это там у них, - он кивнул головой куда-то в сторону, - и землетрясения, и самолеты падают, и корабли тонут, а у нас всегда тишь да гладь…
        Потрескивали поленья в костре, искры весело уносились в ночное звездное небо…
        Катастрофа

1
        От удара ногой дверь, жалобно скрипнув, распахнулась и с силой врезалась в косяк, едва не соскочив с петель. И человек, отвесивший ей здоровенного пинка, удовлетворенно хмыкнув, нетвердо ступая, перешагнул порог, оказавшись в небольшой комнате на третьем этаже самого дешевого отеля. Судя по всему, его нисколько не смущали ни обшарпанные стены, оклеенные плохими обоями, ни облезлый пол, ни загаженное мухами окно, завешанное не жалюзи, а по старинке, гардиной, когда-то белой, а сейчас давно не стиранной, грязно-серой, создающей полумрак при ярком солнце, бьющем прямо в оконный проем. Человек просто не обращал на все это внимания. Поэтому завершим сами печальный список, присущий данному помещению. Потолок, когда-то белый, теперь был тоже грязно-серым, в черных точках от мух, со свисающими по углам нитями паутины, которая, кроме этого, щедро накрутилась на простую люстру с одной неяркой лампочкой. Из мебели в комнате находились не застеленная кровать у одной из стен с криво наброшенным поверх полосатого матраса одеялом и плоской подушкой. У изголовья стояла тумбочка с поцарапанной дверцей, а у другой
стены кривобокий шкаф и маленький столик с початой бутылкой и колченогим стулом, задвинутым под него. Рядом с изголовьем кровати располагался торшер с прожженным абажуром. Из-под кровати выглядывали горлышки нескольких лежащих на боку пустых бутылок. Интерьер завершали холодильник да панель небольшого телевизора в углу. Все в комнате свидетельствовало о том, что человек, здесь обитающий, находится на одной из низших ступенек социальной лестницы общества. В комнате, кроме входной, была еще одна небольшая дверь, ведущая в туалет, совмещенный с маленькой душевой кабиной. Грязные давние потеки на полу свидетельствовали, что душевой кабиной последний раз пользовались, по крайней мере, месяца два-три тому назад.
        Лишь две детали выпадали из интерьера, присущего данной жилой комнате. Одной из них было большое, размером метр на полтора метра, изображение, висящее над кроватью, запечатлевшее редчайший космический пейзаж - восход сразу двух больших лун на звездном небе над планетой, покрытой живописными обломками камня, к которым подбирался язык раскаленной огненно-красной лавы, извергающийся из недалекой расщелины. Вдали видны были правильные конусы нескольких вулканов, выбрасывающих огненные столбы высоко в небо. А на обломках стояло несколько фигурок в серебристых скафандрах, наблюдающих за движением лун.
        На первый взгляд этот нереальный пейзаж казался нарисованной художником-фантастом картиной, иллюстрацией к какой-нибудь придуманной книге о дальнем космосе. Однако, при ближнем рассмотрении, оказывалось, что это вовсе не картина, а взятая в рамку застекленная фотография, отражающая вполне реальное, существующее на самом деле место и событие.
        А сбоку от фотографии на криво вбитом в стену большом гвозде висела небольшая также застекленная рамка, как и оконное стекло засиженная мухами, в которую вставлена была глянцевая бумага с цветными надписями. Сверху на бумаге красивым шрифтом большими буквами было напечатано: «Диплом». А ниже написано о том, что его обладатель получил диплом космолетчика космического патруля в академии космофлота.
        Этот диплом, как и фотографию, в первый же день своего заселения в отель повесил снявший комнату постоялец. В отеле никого не интересовало, кто снимает номера, откуда у него средства, чтобы оплачивать их, чем он занимается, как одет и когда уходит и приходит. Главное было, чтобы постоялец вовремя вносил плату. Остальное владельца отеля не интересовало, иначе он бы с удивлением обнаружил абсолютное совпадение имени и фамилии постояльца и имени и фамилии, внесенных в диплом, свидетельствующий о получении редчайшей чрезвычайно высоко оплачиваемой профессии, дающий право его обладателю первым ступать в новые миры. Такой диплом являлся предметом зависти миллионов мужчин планеты и обожествления его обладателя миллионами женщин, готовых на все по одному его знаку. И хозяин отеля немало подивился бы тому, что обладатель такого диплома снял комнату в его обшарпанном заведении.
        Вошедший в комнату человек и был этим постояльцем. Ему можно было дать за пятьдесят лет на вид, и он был существенно выше среднего роста. Постоялец стоял у двери, покачиваясь, в мятой рубашке, таких же мятых штанах и стоптанных башмаках, с нависающими на глаза засаленными, давно не расчесываемыми, когда-то светлыми волосами. Помятое лицо не оставляло сомнения в том, что он давно и надежно подружился со спиртным. Посоловевшими глазами, свидетельствующими о свидании незадолго до этого с содержимым по крайней мере одной из бутылок, постоялец обвел взглядом помещение. Узрев на столике недопитую выпивку, он направился прямо к ней, не забыв снова дать мощного пинка распахнутой двери, от которого та, снова врезавшись в косяк, отскочила назад и не закрылась, оставив широкую щель в дверном проеме.
        Добравшись до столика, постоялец ухватился за бутылку и поднес ко рту, высасывая остатки какого-то дешевого вонючего пойла (ни на что более дорогое средств у него не было). Одновременно, не глядя, ногой выдвинул стул и взгромоздился на него. Опорожнив тару, он с трудом встал со стула, зашвырнул под кровать очередную бутылку, не заботясь, разобьется она или нет, и полез в холодильник, но искомого там не оказалось. Тогда он добрался до шкафа, из которого извлек очередную бутылку. Чмокнула вылетевшая пробка, и он, плюхнувшись обратно на стул, поднес ее ко рту, намереваясь сделать глоток прямо из горла, несмотря на то, что пустой стакан стоял тут же, на столике.
        И в этот момент раздался негромкий стук в дверь. Не донеся бутылку до рта, держа ее на весу, постоялец повернулся к двери. Он никого не ждал, да и никто из редких знакомых не знал, где он обитает. Стук повторился.
        - Не заперто! Кого еще черт принес? - пьяным голосом выкрикнул постоялец.
        Дверь отворилась, и в нее вошел такой же высокий, как он, человек в черно-синей форме космического патруля с золотыми знаками различия командира звездолета. Его лицо и руки были покрыты несмываемым красно-желтым загаром, который невозможно получить ни на одном курорте Земли, а только от жесткого излучения космического пространства, проведя там многие годы. На вид ему было лет тридцать пять, и серебристые короткие волосы не были следствием раннего поседения, а, скорее, каких-то иных процессов, связанных с нахождением в глубинах космоса. Лицо было правильное, открытое. В глазах сверкали золотистые неземные искорки.
        Он остановился у входной двери.
        - Здравствуй, Фрэнк Сторм, - спокойным голосом сказал вошедший.
        Бутылка выпала из руки постояльца и покатилась по столу, разливая содержимое, и в его висках застучало, словно там заработал отбойный молоток.
        - Что же ты не здороваешься? - спросил вошедший, глядя сверху вниз на по-прежнему сидящего хозяина комнаты, который и хотел бы встать с места, но тело не слушалось его. Не потому, что он был пьян. Как раз он находился в привычном своем состоянии. А потому, что эта встреча вывела его из состояния пьяного равновесия, заставила нервы сжаться в комок, парализуя тело.
        - Здравствуй и ты, Эдвард Шеннон, - наконец справившись с собой, все еще сидя (ноги окончательно перестали работать), сказал постоялец, не поднимая глаз. Он схватил бутылку и поставил ее на столик, удерживая рукой.
        За секунды перед его внутренним взором промчалось то, что предшествовало неожиданной встрече.

2
        Чуткая аппаратура «Меридиана», большого трансзвездного корабля, уловила слабые сигналы, передаваемые на аварийной волне. Определив место источника сигнала, корабль изменил курс. И спустя некоторое время обнаружил дрейфующую в космосе маленькую спасательную капсулу. Топлива на борту у нее давно уже не осталось. Энергоснабжения, получаемого от нескольких аварийно выпущенных панелей солнечных батарей, хватало лишь на то, чтобы изредка отправлять маломощный сигнал о помощи и поддерживать в рабочем состоянии кабину для анабиоза, в которой спасатели, отправившиеся на капсулу, обнаружили истощенного, но живого человека. Капсулу с находившимся в анабиозе человеком взяли на борт превосходящего ее во много раз размерами «Меридиана». И трансзвездный корабль, изменив маршрут, направился к ближайшему космопорту. По надписям на капсуле было определено, что она принадлежала исследовательскому кораблю космического патруля «Улисс», направлявшемуся в отдаленный сектор галактики с экипажем в составе двух человек, командира Эдварда Шеннона и бортинженера Фрэнка Сторма. Оба не были новичками, имели стаж работы в
несколько лет и до этого полета уже приняли участие в нескольких экспедициях как в составе больших групп, так и в паре. Даже встречались оба с одной и той же девушкой, Эйлин Моур, дочерью ректора академии космофлота. Год назад пришло последнее сообщение с «Улисса», в котором экипаж сообщал о небольшой неполадке в системе противометеоритной защиты и о том, что экипаж, консультируясь со специалистами, может устранить неполадку собственными силами. В это время исследовательский корабль находился в редкой зоне «мертвого» космоса - в ней не было ни метеоритов, ни космической пыли, которой обычно буквально забито межгалактическое пространство. Даже излучение по каким-то не выясненным до конца причинам в этой зоне ослаблялось в несколько раз. По общему мнению астронавтов, зона являлась скучнейшим местом пространства. Был организован радиомост специалистов противометеоритной защиты с членами экипажа «Улисса». Один из членов команды исследовательского корабля, Эдвард Шеннон, работал на внешней его обшивке, другой, Фрэнк Сторм, также в скафандре, работал в шлюзовой камере, передавая необходимые для ремонта
материалы. Когда работы по наладке защиты уже близились к завершению, «Улисс» внезапно и надолго замолчал, затем было принято чуть слышное еще одно короткое сообщение, и больше он уже не выходил на связь. Спасательные звездолеты, направленные в этот сектор космоса, обшарили все, что только было можно, каждый миллиметр пространства. Все было напрасно. «Улисс» бесследно исчез. Его безрезультатно искали три месяца. Затем, ничего не найдя, поиски свернули. А «Улисс» и его экипаж стали еще одной строкой в списке звездолетов, бесследно поглощенных бездонным космосом, который с трудом расставался со своими секретами, беря с людей плату за их раскрытие, плату звездолетами и жизнями астронавтов.
        И вот через год с небольшим после исчезновения «Улисса» обнаружилась спасательная капсула с человеком, которого постепенно вывели из анабиоза. Уже было известно, что спасенного зовут Фрэнк Сторм. Вскоре он уже мог говорить. И, еще лежа на больничной койке и с трудом ворочая языком, он попросил привести к нему командира «Меридиана», которому рассказал о том, что случилось с «Улиссом».
        На корабле произошел сбой в аппаратуре слежения за метеоритной обстановкой. Пока ее ремонтировали и отлаживали, произошло столкновение с большим оказавшимся на пути астероидом. На «Улиссе» было двое исследователей. Второго звали Эдвард Шеннон. Оба исследователя дружили еще со школы, дружба продолжилась в академии космофлота, они всегда были вместе. Эдвард погиб сразу же. Он был в момент столкновения снаружи корабля в районе отсеков, разрушенных при столкновении, по которым пришелся основной удар. По чистой случайности уцелела одна спасательная капсула. Фрэнк включил автоматику капсулы, лег в кабинку и погрузился в анабиоз.
        Выслушав его, командир «Меридиана» сказал несколько дежурных фраз, а после немедленно связался с базой космофлота, передав записанный на диктофон рассказ спасенного. Командиру категорически запретили спрашивать его еще о чем-либо и приказали под предлогом карантина до минимума ограничить контакты спасенного с экипажем звездолета вплоть до прибытия в космопорт.
        В космопорту Фрэнка встретили молчаливые люди и отвезли его в специальный закрытый санаторий, пояснив, что длительное пребывание в космосе могло негативно сказаться на его здоровье, и, кроме всего, он мог стать источником каких-нибудь неизвестных болезней. Даже телевизионные передачи и те разрешалось смотреть ему только в строго дозированном виде. Через месяц карантина Фрэнк окончательно пришел в себя и даже немного отъелся. И только тогда в сопровождении двоих сотрудников санатория его в отдельной каюте рейсового звездолета отправили на базу космофлота для того, чтобы он лично рассказал о последних мгновениях «Улисса».
        В гулком коридоре огромного здания, по старинке называемого базой космофлота, которое являлось центром, куда стекалась информация обо всех звездолетах, где бы они не находились, и откуда осуществлялось общее руководство межзвездными перелетами, было пусто и прохладно. Фрэнк в сопровождении одного из сотрудников базы направлялся в большой зал, где должен был предстать перед дознавателями, как вдруг из-за угла навстречу ему вышла Эйлин, с которой ему за прошедшее время ни разу не дали поговорить, как он ни стремился сделать это.
        - Эйлин! - крикнул он, - как я рад тебя видеть!
        Она остановилась напротив него, глядя ненавидящим взглядом.
        - Эйлин, - он схватил ее за руку, - поверь, я ничего не мог сделать и сам чуть не погиб!
        - Отойди от меня, мразь, - коротко бросила она, отстраняясь и убирая руку.
        - Госпожа Моур! - предостерегающе сказал сопровождающий.
        - Я знаю! - резко бросила девушка.
        Лицо ее потемнело. Эйлин стремительно повернулась и, звонко стуча каблучками, не оборачиваясь, пошла прочь.
        Ничего не понимая, не ожидавший такой ее реакции, Фрэнк, пожав плечами, последовал за сопровождающим, который в продолжение этой сцены стоял в стороне.
        Сопровождающий завел его в большой зал и указал на стул, стоявший в центре небольшой площадки. Фрэнк опустился на него и огляделся. Прямо перед ним сверху вниз амфитеатром опускались трибуны, заполненные людьми в форме капитанов космофлота. Их было много, очень много. А прямо перед ним была трибуна, на которой он узнал самых уважаемых людей в космофлоте - командира базы, ректора академии, которую Фрэнк закончил, отца Эйлин, и еще несколько заслуженных капитанов звездолетов. Впервые неприятный холодок прошел по спине Фрэнка. Он ранее был уверен в своей неуязвимости, но встреча с Эйлин разрушила первые бастионы его уверенности, а теперь, когда он увидел напротив себя сосредоточенные лица командиров звездолетов, от былой уверенности не осталось и следа.
        - Она сказала, что знает. А что она знает, что имелось в виду? - задавался Фрэнк вопросом, не находя ответ.
        В наступившей тишине слова командира базы о том, что звездный трибунал собрался, чтобы заслушать лично Фрэнка Сторма, одного из участников экспедиции на исследовательской ракете «Улисс», спасшегося после катастрофы, и о принятии решения по результатам его опроса, прозвучали для Фрэнка громом среди ясного неба. Он ожидал опроса дознавателями, но что это будет трибунал с участием множества капитанов, он и в страшном сне не мог себе представить.
        После нескольких рутинных вопросов о том, кто он такой, об образовании, семейном положении, на которые Фрэнк смог ответить, только выпив половину большого стакана воды, командир базы перешел к вопросу, для решения которого собралось заседание трибунала.
        - Расскажите об аварии, - потребовал он.
        И Фрэнк почти слово в слово повторил то, что он рассказывал командиру «Меридиана». Что они врезались в астероид, и что Эдвард погиб сразу же.
        - Вы видели тело своего напарника после его гибели? - спросил ректор академии, сидевший по правую руку от командира базы.
        - Да, я вытащил его из-под обломков. Он был совершенно раздавлен ими, и я не мог взять с собой его тело, в капсуле нет приспособленного для этого помещения, и оставил его там, среди обломков.
        Капитаны зашумели было на трибунах, однако быстро замолчали, повинуясь взмаху руки командира базы.
        - Тогда как вы объясните вот эту радиограмму, - продолжил ректор.
        Из динамиков, установленных вдоль периметра зала, послышался шорох, треск и сквозь него пробился слабый голос Эдварда:
        - Внимание! Говорит Эдвард Шеннон, капитан исследовательского звездолета «Улисс», потерпевшего крушение в открытом космосе после столкновения с астероидом. Еды, воды и кислорода хватит еще на шесть месяцев. Бортинженера Фрэнка Сторма я отправил в уцелевшей капсуле за помощью. Координаты астероида…
        Голос замолчал. Фрэнк просто физически чувствовал в наступившем всеобщем молчании давление взглядов всех находившихся в зале людей.
        - Откуда эта запись? - охрипшим голосом спросил он.
        - Она пришла через три месяца после того, как замолчал «Улисс». И через два месяца после того, как вы оказались на борту капсулы, - пояснил ректор, - с тех пор не было больше ни одной передачи. Место в пространстве, откуда велась передача, засечь не удалось, так как источник сигнала перемещался с субсветовой скоростью, слишком быстро. До сих пор причина этого остается загадкой. Может быть, вы поясните нам?
        - С чего вы взяли, что через два месяца? - сжав зубы, чувствуя, выступившую на лбу испарину и как холодная струйка сползает по спине, спросил Фрэнк.
        - Об этом сказала аппаратура объективного контроля. Она записывала все параметры вашего нахождения в капсуле, и, согласно ее записям, вы улетели через месяц после катастрофы. Под предлогом, что это произошло во время аварии, вы уничтожили известные вам приборы объективного контроля. Однако не подозревали, что в исследовательских кораблях космического патруля имеются скрытые приборы с аналогичными функциями, о которых ничего неизвестно их экипажам. Это делается для безопасности планеты, на случай, например, если экипаж патруля попадет в зависимость от инопланетного разума.
        Фрэнк молчал, весь обливаясь холодным потом.
        - Вы же говорили, что он погиб и что вы сами видели его тело, а он в это время был жив. И, не надеясь спастись, зная, что вы сбежали в капсуле, и что, если вам удастся уцелеть, последует расследование, как вы оказались в ней, он из благородства пытался выгородить вас, передав, что это он послал вас за помощью! - жестко заговорил один из капитанов со множеством нашивок, сидящий по левую руку от командира базы, - единственное, что он не учел, так это то, что вы начнете выдавать свою версию случившегося раньше, чем успели узнать про радиограмму!
        - Мне нечего сказать, - выдавил Фрэнк.
        - И вы знали, что он был жив, когда трусливо сбегали на случайно вами же найденной спасательной капсуле, ведь вы были с Эдвардом Шенноном вместе еще месяц после крушения!
        Фрэнк молчал, опустив голову. В зале царила мертвая тишина.
        - Выйдите и подождите решения трибунала за дверью. Вас позовут, - наконец, раздался голос командира базы.
        Фрэнк с трудом, на подкашивающихся ногах, вышел из зала и рухнул на стоявший у стены стул. Голова была наполнена непрерывным звоном. И сквозь звон прорывались отдельные горькие мысли. Эйлин тоже знала о радиограмме. Как он мог так поспешить, выдавая свою версию случившегося на астероиде, не узнав, что про аварию известно здесь? Единственная ошибка, собственная спешка оправдаться погубила его!
        Через короткое время Фрэнка вызвали в зал.
        - Мы не можем обвинить вас в убийстве, хотя вы и способствовали этому, сбежав на спасательной капсуле и оставив напарника без дополнительных ресурсов кислорода, пищи и воды, - сказал командир базы, - но мы обвиняем вас в лжесвидетельстве и в том, что вы бросили в беде товарища. А это самые большие преступления для нас, звездолетчиков, к числу которых вы недавно относились. И вы прекрасно знаете это.
        Приговор трибунала все присутствующие выслушали стоя. Единогласным решением его участников Фрэнка навсегда отстранили от полетов и лишили права пользоваться свидетельством космолетчика.
        Трибунал был закрытым, но дело, рассматриваемое на нем, было настолько редким, что правда об истинной роли Фрэнка Сторма в событиях на далеком астероиде скоро выплыла наружу, и о ней узнали все. И тогда для него начался сущий ад. Общество объявило Фрэнку негласный бойкот, хотя никто не говорил об этом вслух. С тех пор он сменил много мест работы. Его увольняли сразу же, как только кто-либо узнавал его в лицо. И все чаще он вообще не мог найти работу. Ему отказывали под любым предлогом. Отказывали всюду, куда он только ни обращался. Он перебивался случайными заработками на неквалифицированной работе. Постепенно стал нелюдим. А однажды он нашел способ ухода из этого мира с помощью крепких напитков. И с тех пор они стали непременной частью его жизни.
        А проклятая память неотступно снова и снова возвращала его в тот далекий день.

3
        - Бог мой! - внезапно донесся возглас до ушей бортинженера Фрэнка Сторма, находившегося в шлюзовой камере «Улисса», исследовательского двухместного корабля космического патруля. Кричал Эдвард Шеннон, командир корабля, находившийся в это время снаружи и только что закончивший ремонт локатора системы противометеоритной защиты. Он уже должен был возвращаться обратно в шлюзовую камеру, и Фрэнк уже собрался было поблагодарить за помощь консультирующих специалистов, с которыми он держал связь, и затем отключиться, как вдруг Эдвард закричал. Это не был крик ужаса, скорее, удивления.
        Сильный толчок, последовавший вслед за возгласом, был знаком Фрэнку. Обычно так отражался на корпусе «Улисса» старт спасательной капсулы, которую они не раз запускали с борта согласно регламенту для проверки работоспособности. Таких капсул на корабле было две. Толчок же последовал один. Однако не успел Фрэнк удивиться этим обстоятельствам, как вслед за толчком последовал страшный скрежет, который был отчетливо слышен даже через сильно разреженный воздух шлюзовой камеры, а затем сильнейший удар сбил Фрэнка с ног. Он покатился по полу, врезался в какую-то стойку и потерял сознание.
        Очнувшись, он почувствовал солоноватую струйку крови на губах и тяжесть, придававшую его ноги. Вокруг было темно, он ничего не видел, и, к тому же, сильно болело ушибленное плечо. Фрэнк ощупал вокруг руками. Он лежал на твердой поверхности. Вокруг было полно обломков. Он попробовал пошевелить ногами. Переломов не было, но двигать ими не получилось из-за чего-то тяжелого, лежащего на них.
        - Фрэнк, ты жив? - раздался в наушниках скафандра голос Эдварда.
        - Пока жив, - ответил он, - вот только встать не могу, придавило чем-то.
        - Потерпи немного, я сейчас, - голос Эдварда был деловым, в нем не было ни капельки страха или сомнения.
        Через короткое время тяжесть с ног исчезла, и Эдвард вытащил его из-под обломков. Фрэнк сел и осмотрелся. Все вокруг было залито светом аварийной переноски. Тяжестью, придавливающей его ноги, был большой обломок двигателя «Улисса», который Эдвард приподнял с помощью домкрата. Вокруг были разбросаны обломки их корабля. А поодаль возвышались какие-то знакомые очертания, в которых, немного напрягшись, Фрэнк узнал жилой модуль.
        - Жилой модуль, кажется, уцелел, - донеслось до его слуха, - это обнадеживает. Во всяком случае, некоторое количество кислорода, пищи и воды у нас есть.
        Фрэнк поднялся на ноги, сделал было шаг и чуть не упал, споткнувшись о торчащий камень. Камень? Здесь, в «мертвом» космосе? И под ногами? Этого не может быть! Он включил рефлектор, укрепленный на шлеме, и в его свете увидел уходящий далеко во тьму горный пейзаж.
        Обломки «Улисса» разбросаны была по каменистой площадке, из которой выступали вверх острые изломы отдельных каменных глыб. Далее, куда доставал свет рефлектора, камни были больших размеров и расположены хаотичнее.
        Вспыхнул прожектор, принесенный Эдвардом. И в его свете окончательно стала ясна причина крушения исследовательского звездолета.
        Много позже, проверив чудом сохранившийся жилой модуль, сделав ревизию сохранившихся топлива, продовольствия, воздуха, воды и материалов, они сидели в одном из помещений жилого модуля и обедали, обмениваясь впечатлениями.
        - Ну что ж, - сказал Эдвард, - подведем итоги того, что мы знаем и чем располагаем.
        Крупное космическое тело, по сути, большой астероид, практически круглое, диаметром не менее, чем с четверть сотни километров, с иссеченной метеоритами поверхностью, двигалось в «мертвом» космосе со скоростью, превышающей скорость «Улисса» под небольшим углом к нему. Оставалось непонятно, как такое большое тело осталось незамеченным со звездолетов, то и дело проходивших в этом районе. Астероид догнал «Улисс» сзади и уже практически ушел под него. Столкновение произошло под небольшим углом. Носовая часть ракеты, где было все управление, и кормовая с двигателями разбились вдребезги. Средняя часть с жилым модулем каким-то чудом уцелела и лежала на небольшом каменном плато. Если бы на корабле была исправна противометеоритная защита, этого бы, конечно, не случилось - автоматика увела бы корабль в сторону. Однако, как известно, два дня (по корабельным часам) она не работала. За это время астероид и подлетел к кораблю незамеченным сзади.
        - Не понимаю, - сказал Эдвард, - в этом есть какое-то противоречие!
        - В чем? - не понял Фрэнк.
        - В этом чертовом столкновении! - ответил Эдвард, - его просто не могло быть! Защита у нас не работала два дня, так?
        Фрэнк согласно кивнул головой.
        - Но до этого она работала вполне исправно. И далеко обозревала космос, ничего не обнаруживая, что и немудрено в «мертвом» космосе. Два дня назад этого астероида сзади нас точно не было. А теперь мы сидим на его поверхности.
        - Ну и что? - повел плечами Фрэнк.
        - Да очень просто! - в сердцах вскинулся Эдвард, - ты вспомни, на какое расстояние «видел» космос радар защиты. И подумай о том, что этот чертов астероид за два дня догнал нас. А мы ведь тоже не стояли на месте. Его скорость должна была в момент столкновения быть относительно нас как минимум порядка нескольких тысяч километров в секунду. Это бы разнесло «Улисс» в дым! А мы с тобой сидим и еще пьем чай!
        Правда, особо пить чай им не пришлось. Воздуха у них было на двоих где-то на три четверти года. Продовольствия и воды немного меньше. На первый взгляд, ощутимые запасы. Однако в масштабах безграничного космоса они превращались в ничто, учитывая, что теперь потерпевшие крушение двигались уже не по маршруту «Улисса», а, сидя на поверхности астероида, куда-то в сторону, в глубины космоса. Надежд на спасение у них практически не было. Аппаратура связи, находившаяся в головной части ракеты, была повреждена настолько сильно, что восстановить ее не представлялось возможным, хотя Эдвард и не оставлял попыток оживить ее. Каждый день он выходил на площадку к останкам ракеты и копался в обломках, пытаясь найти что-нибудь пригодное для радиопередатчика. И каждый день возвращался ни с чем. Они сознательно жестко экономили продовольствие и воду и вскоре оба сильно похудели. Постепенно Фрэнка охватывало отчаяние. Он все чаще корил себя за то, что повсюду следовал за Эдвардом, как нитка за иголкой, и теперь вынужден погибнуть по его вине.
        Они знакомы были еще со времен школьной скамьи. Фрэнк всегда и во всем поддерживал Эдварда и следовал по его стопам. Эдвард же в свое время помог ему подготовиться и поступить в престижную академию космофлота на самый престижный курс космического патруля. По окончании академии они работали вместе уже несколько лет. И на «Улисс» в экспедиционный полет, который должен был продолжаться месяца четыре, они попали, как уже сложившаяся пара пилотов. Никто и никогда не задавался вопросом, почему Фрэнк Сторм, который очень хорошо закончил курс космического патруля и имел право выбора места последующей работы, попросился в подразделение, в котором работал Эдвард Шеннон. И, мало того, пошел в его подчинение. Ответ на этот вопрос уже много лет знал только сам Фрэнк. Но он никогда, ни за какие деньги никому не рассказал бы об этом…
        Фрэнку удалось уговорить Эдварда начать исследовать астероид, на котором они вдвоем оказались волей судьбы. И затем бродил по невысоким, но, как правило, остроконечным холмам, опускался в глубокие расселины, внимательно рассматривая их дно. Он всюду что-то искал, надеясь на удачу. И в один прекрасный момент в тени крутой скалы он обнаружил то, что было предметом его поисков.
        Фрэнк запомнил ощущение, которое возникло у него за мгновение до катастрофы - ощущение старта спасательной капсулы. Он знал, что в случае опасности капсулы выходят автоматически, одна за другой, и повисают рядом с ракетой. Две капсулы было на «Улиссе», по одной на каждого астронавта. Но лишь одна из них успела выйти. И Фрэнк на астероиде целенаправленно искал и нашел ее.
        Ему пришлось даже присесть, сдерживая дрожь в коленках, когда в тени он обнаружил длинное тело спасательной капсулы. Она была абсолютно целой, без единой царапины. Что делать дальше, Фрэнк тысячи раз уже проработал про себя за истекший месяц. Не раздумывая, он открыл люк, влез в маленькую шлюзовую камеру и задраил его за собой. Зашипел воздух, нагнетаемый в камеру, затем открылся люк внутрь капсулы. Еле сдерживая себя от нетерпения, Фрэнк проверил механизмы капсулы и кабину для анабиоза. Все было в идеальном состоянии. И тогда, уверенно устроившись в кресле пилота, он ввел в вычислитель данные для расчета направления полета с дальнейшим поддержанием жизнеобеспечения капсулы и кабины для анабиоза в автоматическом режиме. Через несколько часов вычислитель вывел результат на экран. Согласно ему, для одного человека, находящегося в анабиозе, ресурсов должно было хватить года на три. Срок вполне большой, чтобы в течение этого времени капсула была замечена с какого-нибудь звездолета. Пока вычислитель работал над заданием, Фрэнк большим куском скалы выбил приборы объективного контроля и выкинул их
наружу. Механические повреждения от разрушившихся конструкций - так будет проще объяснить их отсутствие на борту. Вместе с этим для правдоподобности пришлось разрушить какую-то переборку и разбить несколько малозначительных датчиков.
        - Фрэнк, почему ты молчишь? Что случилось? - раздался у него в наушниках встревоженный голос Эдварда.
        И тогда Фрэнк, криво усмехнувшись, выключил тумблер связи. А еще через несколько секунд в десятке километров от замершего на месте Эдварда, опираясь на огненный столб, поднялась небольшая ракета и скрылась в космических глубинах, оставив его одного.
        А Фрэнк, сняв скафандр и настроив радиопередатчик капсулы для работы на аварийной волне, лег в ложе анабиоза. Прозрачная крышка медленно задвинулась и тихо загудел насос, подавая под нее необходимые компоненты.
        С тех пор прошло долгих десять лет…

4
        Эдвард Шеннон, командир «Улисса», был среди тех редких людей, которых многие называли «славный малый». Не лишенный здравого честолюбия (в этом выражении упор нужно делать на слове «здравого»), он никогда не лез вверх по головам, не рвался к власти, умел подчиняться, но при случае мог отстоять свою точку зрения. Был чрезвычайно общительным. У него было много друзей. Не будучи стеснен в средствах (родители его были люди небедные), он еще в студенческие годы мог устроить вечеринку за свой счет или ссудить кого-либо из друзей деньгами. Однако в разумных пределах. Далее, будучи на службе, проявлял твердый командирский характер, наблюдательность и аналитический склад ума, что делало его заметным в службе межзвездного патруля.
        Еще со школьной скамьи Фрэнк Сторм подкупил его своей целеустремленностью. Они познакомились случайно, в школьной библиотеке, оба заказав одну и ту же редкую книгу, касающуюся межзвездной навигации (оказалось, что они оба помешаны на космосе), которой, естественно, в школьной библиотеке не могло быть, но библиотекарь могла помочь раздобыть ее через свои старые связи. Эдвард был на год старше Фрэнка. И с тех пор почти десять лет он негласно шествовал над ним. Черная кошка чуть не пробежала между ними лишь однажды, когда они познакомились с Эйлин Моур, дочерью ректора академии космофлота. Однако она довольно быстро стала отдавать предпочтение Эдварду, хотя Фрэнк, хоть и понял бесперспективность своих притязаний на нее, еще продолжал настойчиво навязывать ей свое общество.
        Эдвард как раз закончил проверять соединения кабелей с внешней стороны «Улисса», когда шестое чувство, про которое много говорят, но реально никто не может пощупать, вдруг заставило его взглянуть вверх. Ему показалось, что прямо на него из темноты быстро надвигается какая-то темная неровная масса, которая тут же попала в полосу света прожектора, подсвечивающего Эдварду место ремонта, и он увидел огромное каменистое поле, накатывающееся на ракету.
        - Боже мой! - только и успел воскликнуть Эдвард.
        Сделать уже нельзя было ничего. В следующее мгновение выступающие, словно зубья у терки, камни прошлись по «Улиссу» от носа до кормы, смяли его и отбросили на несколько десятков метров в сторону. Но не вышвырнули обратно в пространство, а словно магнитом притянули к себе, не позволив улететь ни одному, даже самому маленькому, обломку. Трос, привязывающий Эдварда к звездолету, лопнул (потом он обнаружил, что трос не лопнул, он был слишком прочным, чтобы лопнуть: разрушилась обшивка, и на другом конце троса был прицеплен небольшой ее кусок), и его отшвырнуло на камни, мимо которых он удачно пролетел спиной вперед, а затем попал в какую-то неглубокую выемку, смягчившую удар. Так что можно с полной уверенностью заявить, что при катастрофе Эдвард отделался легким испугом. Все это заняло считанные секунды и произошло в полной тишине (звуковые волны, как известно, передает атмосфера, а на поверхности астероида никаких газов не наблюдалось).
        Аналитический ум Эдварда быстро оценил характер катастрофы, ее последствия и шансы выжить после нее. Он сразу же понял, что им крупно не повезло, ведь вероятность столкнуться с астероидом в «мертвом» космосе приближается к нулю. А при том, что радар противометеоритной защиты не работал всего два дня и до этого не показывал никакой опасности, то этого столкновения вообще не должно было быть. Однако обломки «Улисса», разбросанные на большой площади, демонстрировали реальность произошедшего события. И тогда Эдвард, отбросив сомнения, стал делать то, что требовалось сделать в первую очередь - начал вызывать Фрэнка. Вдруг ему нужна помощь? И через несколько минут уже занимался его спасением из-под обломков.
        Единственный шанс на спасение Эдвард видел в том, чтобы, собрав из разбитых частей передатчик, отправить сообщение о крушении на аварийной волне. И с первого же дня, отбросив сомнения, начал заниматься исключительно этим делом, изредка отправляя Фрэнка на исследование так некстати оказавшегося на пути астероида, ставшего их домом, тюрьмой и в ближайшем будущем кладбищем.
        Когда спасательная капсула со сбегающим Фрэнком огненной струей прочертила черное небо, Эдвард проводил ее долгим взглядом. Оставшись один, поняв, что его безжалостно предал тот, кого он много лет считал своим лучшим другом, он просто вычеркнул его из своей жизни, а не стал биться в истерике. Для этого у него был слишком сильный характер. Вычеркнул, но когда представилась возможность хотя бы попытаться отплатить за предательство, он и не подумал о мщении. День за днем, неделя за неделей, сжав зубы, он разбирал куски «Улисса», и через два месяца напряженной работы после бегства Фрэнка включил собранный на живую нитку передатчик и заговорил в микрофон. Передачу до конца довести ему все же не удалось. Жестоко потрепанные сильнейшим ударом, схемы не выдержали, и передатчик замолчал навсегда. Поняв это, Эдвард стал делать то, для чего и была создана патрульная служба. Он начал изучать астероид. Он исследовал плато, на котором лежали остатки звездолета, затем стал делать более далекие походы к лежащим на горизонте холмам. Конечно, походы требовали повышенного расхода кислорода, но Эдвард не стал
экономить в данном случае. И в один из первых же выходов наткнулся на удивительную площадку. В центре ровной, как стол, не загроможденной обломками каменной поверхности размером с футбольное поле находилась большая овальная плита, сделанная из какого-то темного металла, с рельефным рисунком на поверхности, свидетельствующим об ее искусственном происхождении. Не веря своим глазам, Эдвард долго рассматривал плиту и рисунки на ней, пока вдруг не обратил внимания, что некоторые характерные выступы рельефа отражают свет его фонаря иначе. Словно они вытерты от частых прикосновений. Повинуясь наитию, он прикоснулся к ним рукой в скафандре. И часть плиты сдвинулась, открыв вход внутрь астероида. С замирающим сердцем Эдвард по ступеням спустился вниз. Крышка закрылась, включился свет и он обнаружил, что находится в помещении, напоминающем шлюзовые камеры на звездолетах.
        Эдвард был готов к подобному повороту. Готов с того самого момента, когда почти год назад впервые задумался о том, как астероид смог так быстро догнать «Улисс», и при этом не разнес его на мелкие части. У него уже тогда было подспудное чувство, что это возможно только при управляемом полете астероида. Вот только подкрепить фактами не было возможности. И вот теперь факты были налицо.
        Астероид оказался звездолетом какой-то неизвестной цивилизации, уже много лет мчавшимся в космосе с мертвым экипажем. Существ, подобных людям, в его огромном объеме ранее было несколько тысяч. Однако теперь от них остались лишь мумии, в которые превратились тела в сухом немного жарком климате за прошедшие столетия. Или тысячелетия. Или миллионы лет. Определить это было невозможно. Одно лишь понял Эдвард - погибли они практически одномоментно, не успев ничего сделать для спасения. Мумии он находил в разных местах - в рубке управления в креслах, в отдельных каютах на лежанках, даже в тренажерных залах. Возможно, их убило излучение какой-либо звезды, мимо которой проходил звездолет, либо неизвестный вирус, случайно занесенный на корабль во время многочисленных вылазок (о вылазках свидетельствовали потертости крышки люка) и включившийся в свою разрушительную работу одновременно по всему его объему.
        Внутри звездолета была атмосфера, подобная земной. Это Эдвард выяснил на практике, сняв шлем с головы, когда показатель кислорода его скафандра стоял почти на нуле.
        Последующие годы он провел за изучением механизмов, созданных чужой цивилизацией, которые много лет поддерживали звездолет в работоспособном состоянии. Он понял, почему «Улисс» не разбился в дым при соприкосновении, что автоматика огромного звездолета сбросила скорость, когда он догнал «Улисс», и, мало того, он поднырнул под ракету землян, чтобы посадить ее на свою поверхность. Но автоматика не учла то, что мог сделать живой экипаж - что многочисленные метеориты, то и дело безуспешно испытывающие внешнюю оболочку звездолета на прочность, не только снесут часть горных вершин в долину, но и сами лягут там огромными камнями. И при попытке посадить дрейфующий «Улисс» эти камни, которых не должно было быть на посадочной площадке, и разнесут ракету землян на куски.
        И, наконец, почти через девять лет с момента аварии, настал момент, когда его руки на подлокотниках кресла командира корабля дрогнули, и, повинуясь мысленному приказу, огромный астероид пришел в управляемое движение и мгновенно исчез из точки пространства, в которой до этого находился.
        Еще через несколько дней огромный астероид, вынырнув неизвестно откуда, сделав в космосе несколько пируэтов, не оставляющих сомнения в том, что он управляем, повис на окололунной орбите. Посланная с лунной базы небольшая патрульная ракета, облетев его кругом, обнаружила на его поверхности фигуру человека, с которым удалось наладить связь на одной из частот.
        Так на окололунной орбите появился самый большой в мире изолятор диаметром в четверть сотни километров. Изолятор, в котором находился всего один пациент. Строжайшие меры были приняты на случай, если внутри астероида имеются опасные для людей вирусы. А земные врачи с полным набором последних медицинских достижений стали изучать и атмосферу инопланетного звездолета, и мумии внутри него, и самого пациента. Пациент оказался совершенно здоров, но длительное пребывание в атмосфере чужого звездолета все же наложило на него след. Например, он видел в полной темноте не хуже, чем при ярком свете. Причем видел не только то, что было перед ним, но и то, что было сзади, словно внутри него был локатор кругового обзора. Изменился состав его кожи. И был ряд других медицинских признаков, которые в дальнейшем потребуют еще годы изучения.
        Пациент держался героически. Стойко выдерживал многочисленные анализы, иногда болезненные, при этом был весел и доброжелателен. И лишь однажды, когда его вызвали к аппаратуре связи, сказав, что на другом конце провода Эйлин Моур, он растерянно сел, и глаза его потемнели. Он осторожно взял переносную трубку и ушел с ней в дальний конец огромного помещения, прежде чем сказать первое слово. А вернулся обратно снова с золотыми искрами в глазах.
        Через год карантин был снят. И тогда звездолет заполнили технические специалисты. Огромный его объем был до отказа нашпигован механизмами и приборами, работающими на принципах или малоизученных, или вовсе не известных на Земле. Земная наука на глазах совершала огромный не шаг - полет - вперед.
        А Эдвард Шеннон, уже по прибытии ставший живой легендой, понявший принцип работы инопланетного оборудования и умеющий управлять им, стал консультантом в его изучении. И получил возможность впервые за много лет ступить на земную поверхность.
        И вот теперь он, вышедший с того света, стоял у двери и смотрел на своего бывшего напарника.

5
        - Не ожидал увидеть меня? - спросил Эдвард, по-прежнему стоя у двери.
        - Выпить хочешь? - вместо ответа, спросил Фрэнк, и сам же ответил: - не хочешь. А я выпью.
        Он повернулся к столику, поднял бутылку и поднес ее к стоящему стакану. Горлышко ударилось о его стекло, и стакан, звякнув, разбился на куски.
        - Посмотри на себя, - сказал Эдвард, - ведь ты младше меня, а выглядишь лет на пятнадцать старше.
        - А тебе какое до этого дело? - со злобой огрызнулся уже совершенно протрезвевший Фрэнк, - ты должен радоваться такому повороту! Ты победил, значит, радуйся и пинай побежденного!
        - Поясни, я не понимаю, что ты имеешь в виду.
        - Ты всегда был первым! Все - только тебе. Повсюду слышалось лишь - Эдвард, Эдвард… Эдвард сделал то, Эдвард получил это… Я был лишь жалкой твоей тенью. И в учебе, и в работе… Ты и родился в обеспеченной семье и не знаешь, в отличие от меня, что такое искать на ужин кусок хлеба. Даже Эйлин предпочла тебя, а не меня. Но ты пропал, а такие девушки не ждут…
        - Ты плохо знаешь людей, и совершенно не знаешь Эйлин, чтобы судить… И на ужин кусок хлеба искать тебе не приходилось. Значит, тобой двигала зависть, а затем ненависть? И ты все время берег ее, лелеял, растил?
        - Называй, как хочешь. Что ты знаешь о ненависти? Мне надоело повсюду подбирать огрызки с твоего стола…
        - Но тогда почему ты стремился показать, что ты мой друг, везде и всюду? Почему всегда ходил за мной? Даже работать пошел туда же, где и я? У тебя же было право выбора, и ты мог найти более выгодную работу! И тогда, вдали от меня, никто бы не говорил «Эдвард», а говорил бы «Фрэнк»! Что мешало тебе?
        - И вдали я не был бы защищен от твоей удачливости, все равно она бумерангом возвращалась бы и давила меня… Я, только я сам мог и должен был остановить все это. И так, чтобы в одно прекрасное время лично наблюдать за твоим падением! И доказать, что я и рядом с тобой не хуже!
        - И чтобы когда-нибудь подтолкнуть меня в пропасть, предать и бросить погибать?
        - Ты стоял у меня на пути, и я устранял препятствие… Ты, конечно же, пришел убить меня? Теперь ты герой, и можешь сделать это без последствий для себя… Тебя все поймут и оправдают в этом мерзком мире!
        - Там, на астероиде, в мыслях я убивал тебя много раз. Но разве можно дважды или трижды убить одно и то же? Ты и так мертв для большинства из окружающих тебя людей. И никогда не оживешь. Я пришел просто посмотреть в твои глаза.
        И Эдвард, сделав несколько твердых шагов к окну, отдернул занавеску. Солнце залило комнату светом, но в глазах Фрэнка потемнело.
        Глаза Эдварда, в которых метались золотистые искры, обжигающе взглянули в лицо Фрэнка, но тот опустил голову, не сумев не только встретиться с ним взглядом, но даже и взглянуть ему в лицо.
        Эдвард повернулся и направился к выходу.

6
        Фрэнк смотрел из окна третьего этажа, как Эдвард вышел из подъезда, подошел к длинному серебристому автомобилю и остановился на тротуаре. Дверца машины отворилась, и женская знакомая Фрэнку фигурка, выйдя из машины, подошла к нему.
        Прятавшемуся за отдернутой занавеской Фрэнку сквозь стекло было хорошо видно, но не было слышно, что она, положив обе руки Эдварду на грудь и глядя в глаза, говорила ему. Затем она повернула лицо и плюнула в направлении входной двери. У Фрэнка возникло ощущение, что плевок попал ему в лицо, и он, отшатнувшись, машинально провел рукой, вытирая его.
        Эдвард взял ее за руку. Повернувшись, они медленно пошли прочь. Машина также тронулась с места и медленно покатилась вслед за ними вдоль края тротуара.
        Фрэнк следил за ними, пока они не скрылись за поворотом. Тогда он перевел взгляд на фотографию на стене. В ярком солнечном свете она словно ожила, казалось, фигурки в скафандрах двигаются и разговаривают друг с другом.
        - Каждому воздастся по делам его, - внезапно всплыли в воспаленном мозгу Фрэнка когда-то прочитанные им слова.
        Он, как ужаленный, дрожа, словно в лихорадке, сорвался места и вырвал провод из торшера. Затем, став на стул, накрепко привязал один его конец к креплению люстры в центре потолка, и, сделав петлю на втором, свободном конце, набросил ее себе на шею.
        И тогда Фрэнк Сторм схватился за голову, поднял лицо вверх и завыл, как воет лесной зверь, обложенный со всех сторон, чуя погибель и оплакивая свою неудавшуюся жизнь. А затем резким толчком ноги отшвырнул стул в сторону…
        Четыре взгляда
        - Все, конец, - мелькнуло в голове Стэна Уоллиса, когда площадка под его ногами легко закачалась.
        Он осторожно подобрался к ее краю и глянул вниз сквозь прозрачный пластик гермошлема.
        Неделю назад он и Ральф О’Грегор, чьи ирландские предки в далекие времена дали потомкам приставку к фамилии, доставшуюся и ему по наследству, в небольшой исследовательской капсуле опустились на эту планету.
        Вообще-то они не должны были оказаться вдвоем в одной ракете. Даже больше - они всеми мерами старались держаться подальше друг от друга.
        Виной всему была, естественно, девушка - оба парня практически одновременно познакомились с Джейн на вечеринке, организованной одним из общих приятелей Стэна и Ральфа. Туда были приглашены несколько участников межзвездных экспедиций, работающих вместе со Стэном на исследовательском звездолете с легкомысленным именем «Милашка», в шутку данным каким-то остряком, но намертво прилипшим к нему. Имя остряк дал из-за внешних обводов корабля, имеющего широкую носовую и кормовую части и более узкую среднюю, словно бедра, грудь и талия прелестницы. Официальное имя было куда как прозаическим и длинным - «Межзвездный космический исследовательский корабль 1-го класса „Звездный скиталец“». Но даже в официальных диспетчерских журналах его быстро стали именовали только «Милашкой», и не иначе. Так было быстрее и понятнее.
        В числе приглашенных были также упомянутые оба молодых человека и несколько девушек, среди которых и была Джейн, сестра приятеля, студентка одного из университетов. Стэн и Ральф до этой вечеринки, разумеется, были знакомы друг с другом, но такое знакомство называется в народе шапочным. То есть они просто кивали друг другу при встрече, не более, хотя и служили на одном исследовательском звездолете. Но там, среди тысячного персонала, таких, как Стэн и Ральф, получивших специальные знания и имеющих право первыми высаживаться в иные миры, имеющих редкую записанную в дипломе специальность «Астронавт-исследователь», было что-то около сотни человек, так что близкого знакомства за год работы свести им не пришлось.
        За столом Джейн оказалась между двумя молодыми людьми. Изумительная внешность, веселый нрав и легкость общения привлекали к ней внимание многих участников вечеринки мужского пола, но из них она выбрала в качестве собеседников своих соседей по столу.
        И не мудрено. Из участников вечеринки они единственные пришли в форме - серебристых костюмах с вензелями, что выгодно выделяло их из числа гостей. Все остальные были в обычных костюмах хорошего пошива. Поначалу Стэн и Ральф чувствовали себя не в своей тарелке. Но ведь не будешь каждому объяснять, что перед самым отправлением на вечеринку на звездолет прибыла официальная делегация, и для ее встречи всем астронавтам-исследователям приказали быть в парадной форме, так что они не успели переодеться и даже опоздали к приятелю, так же, как и сама Джейн. Поэтому их, троих опоздавших, и посадили рядом на свободный конец стола.
        Очень быстро они завязали знакомство, и уже через несколько минут с этого конца стола, на зависть всем остальным, уже раздавались веселые голоса и взрывы хохота. Весь вечер она танцевала попеременно с ними, отклоняя приглашения других кавалеров, и расстались с девушкой молодые люди уже под утро по уши влюбленными в нее.
        Каждую удобную минуту, когда «Милашка» стояла на космодроме, парни мчались на свидание, стараясь опередить друг друга, что практически никогда не удавалось сделать - каждый из них бдительно следил за вторым, и остаться кому-то из них с ней наедине было делом весьма и весьма затруднительным. С тех пор прошло уже почти полгода. И постепенно выяснилось, что предпочтение Джейн отдает все же более простому в общении Стэну. Она теперь больше предпочитала его общество, хотя и не отказывалась от встреч с Ральфом.
        Все это время молодые люди отчаянно ревновали друг друга и, понимая это, старались держаться все же подальше один от другого, чтобы ненароком не сцепиться по какому-нибудь никчемному поводу.
        Месяц назад «Милашка» отправилась в очередной рейд. Провожать звездолет собралась толпа народа, но Джейн, как назло, опаздывала. Оба молодых человека глаза проглядели, высматривая ее, и уже совершенно отчаялись, когда за минуту до команды провожающим очистить стартовый комплекс увидели Джейн, быстро бегущую к звездолету. Молодые люди бросились навстречу, но в это время прозвучал приказ посторонним покинуть площадку. Она успела только поцеловать каждого из них в щеку и сказать «Возвращайтесь».
        Через пару недель «Милашка», оснащенная новыми двигателями, была уже в таком месте, где планет и астероидов, которых следовало изучать, было набито, как селедок в бочку. Каждый день десяток исследовательских капсул отделялся от корабля-матки и уходил на разведку. Стэн уже принял участие в исследованиях двух астероидов и был на отдыхе, когда к нему обратился командир исследовательской группы с просьбой заменить в завтрашнем вылете астронавта-исследователя, вывихнувшего ногу на тренажере. Стэн, конечно же, дал согласие (отказывать командиру, несмотря на некоторую усталость, было неудобно) и сразу же получил пакет документов на проведение исследований. Лететь следовало на небольшую планету, а планета - это все же не маленький астероид, так что исследовательских заданий на двоих исследователей было дано столько, что для их выполнения требовалось не менее семи дней. Именно на столько и было рассчитана их маленькая экспедиция.
        Стэн, получив пакет с заданиями, забыл сразу же спросить у командира имя напарника, но, в, общем-то, ему было все равно, кто им будет. Он ровно относился ко всем на корабле, ни с кем не конфликтовал, был хорошим специалистом в своем деле и не сомневался, что напарником будет такой же специалист.
        Каким же было его удивление и растерянность, когда в кресле командира капсулы он увидел Ральфа О’Грегора, единственного, в чьем обществе он ни за что бы не хотел оставаться даже на день. А впереди было целых семь дней работы с ним в паре, да еще день на дорогу до места и день на возвращение!
        Однако, вопреки его ожиданиям, неделя прошла вполне благополучно. Ральф имел выдающиеся математические способности, умел с лету определять направления, маршруты и прочее, требующее вычислений. Его работоспособность, присущая, впрочем, всем, имеющим ирландские корни, была феноменальной. Стэн вынужден был признать, что без Ральфа они ни за что бы не управились с объемом работы за отпущенную неделю, и понимал, что именно с учетом возможностей Ральфа им было отпущено на все про все так мало времени.
        За истекшие дни они вследствие загруженности мало разговаривали друг с другом, но при этом ни разу не упоминали имя Джейн. Но Стэн, понимая, что объясниться все же придется, откладывал разговор на последнюю минуту. Судя по всему, так же откладывал разговор и Ральф.
        Планета была сравнительно небольшая, соответственно, сила тяжести раз в десять меньше земной. Атмосфера практически отсутствовала, если не считать некоторой взвеси метана и азота. Однако на ней то и дело происходили тектонические сдвиги огромных масс поверхности, землетрясения, то и дело возникали большие разломы, внутри которых клокотала магма.
        С учетом этих особенностей капсула опустилась в редком для планеты относительно спокойном месте. Во всяком случае, трясло там мелко и нечасто. Передвигались по планете они с помощью индивидуальных ранцевых двигателей, очень эффективных и надежных, которыми все астронавты-исследователи владели в совершенстве. Но, чтобы добираться до мест исследования, расставлять там аппаратуру, а затем собирать и переносить в другое место, ресурсов (кислорода, твердого топлива для ранцевых ракетных ускорителей) потребовалось немало.
        К седьмому, заключительному дню их командировки, все исследования были завершены, «съев» практически все имеющиеся в наличии ресурсы. Дело оставалось за малым - снять небольшую сейсмостанцию, установленную на краю большой расщелины, перенести ее на капсулу и попрощаться с планетой.
        Стэн, натянув свой скафандр, отправился выполнять эту рутинную работу. Сейсмостанция представляла собой небольшой чемоданчик, сделанный из тугоплавкого металла, окрашенный в яркий цвет. Разбить или повредить его было чрезвычайно сложно, ведь он был рассчитан на работу в экстремальных условиях и выдерживал падения с нескольких километров высоты или погружение в многокилометровую толщу жидкости. К тому же внутри него был передатчик, который передавал данные в режиме реального времени и мог год работать автономно, без замены батареи. Семь дней назад устанавливал сейсмостанцию сам Стэн. С помощью пиропатронов он забил внутрь скалы титановые стержни, на которых были закреплены кольца, к которым тросами крепился сам чемоданчик.
        Стэну предстояло лишь отстегнуть крепящие чемоданчик карабины и забрать его. Титановые стержни вытащить было просто нереально, они оставались в подарок планете.
        Едва Стэн отстегнул один карабин, как скала под ним дрогнула, а затем затряслась, как сумасшедшая. Он схватился за второй карабин и выпрямился, натянув привязной трос и слегка согнув ноги, пережидая землетрясение. В такой позе было проще удержаться на ногах.
        - Планета словно с ума сходит от того, что мы улетаем, - мелькнула в голове Стэна шальная мысль, - отпускать не хочет, поэтому бесится. Ничего не попишешь, все равно разойдемся!
        Через минуту тряска прекратилась. Стэн снова наклонился над карабином. И вдруг неожиданный мощнейший толчок, силой в разы превосходящий то, что было до этого, бросил его на спину. Он упал прямо на угол чемодана, ему показалось даже, что под ним что-то треснуло. И тут каменная стена начала скользить перед его взором вверх. Огромный кусок скалы, на котором была закреплена сейсмостанция и на котором находился он сам, откололся от края и скользил по стене, опускаясь вниз, в километровую пропасть. Относительную плавность его падения обеспечивала маленькая сила притяжения, однако отколовшаяся глыба была большой, и падение вместе с ней не сулило Стэну ничего хорошего.
        Планета сделала свой ход и ожидала ответ. Он улыбнулся и, не вставая, включил ранцевый двигатель, чтобы подняться над поверхностью площадки. Однако двигатель не заработал. Стэн попробовал сделать это еще раз. Также безрезультатно. Он рывком вскочил и сразу же заметил лежащие у ног небольшие осколки пластика. Треск, который послышался Стэну, был хрустом раздавленного переключающего устройства двигателя. Оно располагалось в небольшом отверстии на глубине нескольких сантиметров, и теоретически повредиться не должно было никак. Многочисленные тесты, проводимые при разработке ранцевых двигателей, не выявили их слабых мест, и они уже несколько лет они безаварийно использовались всеми астронавтами. Никто не мог предположить, что при падении Стэна на спину длинный торчащий вверх конец титанового стержня попадет сбоку точно напротив переключающего устройства и раздробит его также теоретически небьющийся пластик…
        Стэн понял, что это конец, раньше, чем обломок скалы аккуратно вошел в магму на дне узкого и длинного ущелья, и убедился в этом окончательно, подобравшись к краю площадки и глянув вниз. Площадка на десяток метров возвышалась над уровнем магмы, но ее нижняя часть непрерывно плавилась под воздействием высокой температуры. Площадка таяла снизу, как айсберг, попавший в теплое течение, и остановить процесс было невозможно.
        - Стэн, что случилось? - раздался в его наушниках спокойный голос Ральфа, - ты исчез из поля зрения локатора.
        - Я здесь, немного в глубине ущелья, - ответил он, стараясь придать голосу беззаботность, - край ущелья обломился, и я на нем плаваю по магме, как Ной в ковчеге по океану.
        - Что с ранцевым двигателем? - снова ровным голосом спросил Ральф.
        - Похоже, он сломался от удара о стержень.
        - Не повезло, - голос Ральфа по-прежнему был ровным и бесстрастным, - посмотри вниз, с какой скоростью плавится камень, - добавил он.
        И тут до Стэна дошел смысл того, что сейчас происходит. Он уже знал, что для спасения у него нет ни малейшего шанса. Во-первых, у Ральфа в скафандре не работает один из двух кислородных баллонов. Они обнаружили это вчера. Поломка была такой, что своими силами они никак не могли ее устранить. А долететь до места, где погибал Стэн, на одном баллоне кислорода не получится. Вернее, долететь-то можно, да вот вернуться нельзя, кислорода не хватит. А передача его из одного скафандра в другой не была предусмотрена их конструкцией. К тому же, в скафандре Ральфа осталось всего ничего - пара брикетов твердого топлива, немного больше, чем требуется, чтобы долететь. В одну сторону. Обратно опять же не хватит - все оставшиеся запасы забрал сам Стэн, когда собирался за метеостанцией. Куда ни взгляни, выхода не было.
        И все же слова Ральфа о том, что ему не повезло, и ровный тон, которым он говорил это, потрясли Стэна до глубины души: Ральф спокойно избавляется от более удачливого соперника, понимает это и даже не старается скрыть!
        Злость охватила Стэна. И он с трудом удержался от того, чтобы не выругаться, однако сумел взять себя в руки.
        - Зато тебе повезло! - сквозь зубы ответил он.
        - Ты о чем? - все так же ровно переспросил Ральф, словно не понимая его, - я же спрашивал, как плавится камень.
        Стэн глянул вниз. Четверти камня уже не было. Он сказал Ральфу об этом. Несколько секунд в наушниках была тишина.
        Стэн был прагматиком и понимал безвыходность положения. Он беспомощно сидел, думая о том, что в последний момент жизни ему будет проще открыть пластик гермошлема и задохнуться без воздуха, чем плавиться в адском горниле. В голове была пустота. Образ Джейн, возникший перед глазами, уходил куда-то вдаль. Камень же безжалостно чувствительно оседал вниз.
        Внезапно шлемофон ожил.
        - Сними сейсмостанцию и закрепи карабинами себе на грудь, - голос Ральфа звучал по-прежнему спокойно и уверенно, - а сам ложись на спину.
        - Что ты хочешь сделать? - спросил Стэн.
        - Я направлюсь к тебе. Горючего хватит, чтобы долететь. Дальше ты достанешь топливные брикеты и перегрузишь их в мой ранец. Используй левые ячейки от себя. Ты знаешь, как это сделать.
        - Но у тебя не хватит кислорода!
        - На обратном пути я буду дышать через раз! - услышал Стэн впервые насмешливый, а не ровный, голос, - а ты, когда вернешься, засунешь меня в реаниматор. Действуй!
        Надежда на спасение чудесным образом пробудила Стэна. Он схватился было за сейсмостанцию, но тут до него дошло главное.
        - Ральф! - закричал он что было силы, - отзовись!
        - Что тебе? - донесся до него какой-то полусонный голос.
        - Ральф! Не делай этого! Ты не успеешь и погибнешь сам! Камень сверху тоньше, и плавится быстрее! Хватит одной моей смерти! Остановись!
        - Я учел это, жди, - тихо прошелестело в наушниках, и все смолкло.
        Стэн лихорадочно внезапно затрясшимися руками отстегнул еще пристегнутый к титановому стержню трос, перестегнул оба карабина к своему поясу и положил ящик сейсмостанции себе на грудь. Щеки у Стэна запылали, он одновременно желал и спасения, и чтобы его не было вовсе такой ценой. Однако вмешаться в предстоящие события он не мог, они шли помимо его воли, и он закрыл глаза, всей спиной ощущая содрогание плавящегося камня. Он не видел, как в вышине появилась светящаяся точка и по сложной параболической кривой устремилась вниз, в ущелье.
        Магнитные защелки с ходу захватили металлический корпус сейсмостанции вместе с привязанным к нему Стэном. Сильнейший рывок сорвал его с места, и Стэн вознесся вверх, когда уровень магмы практически подступил к поверхности площадки и когда оставались считанные секунды до того мгновения, когда расплавленная масса поглотит ее. В глазах еще плясали огненные круги, а он уже на ощупь открывал в своем скафандре ячейки с топливными брикетами и перегружал их в скафандр Ральфа. Тросы, которыми Стэн был прикован к сейсмостанции, держали его немного ниже и чуть сбоку скафандра Ральфа, и он видел лишь нижнюю боковую часть его шлема с опущенным светофильтром. И Стэну казалось, что даже через темное стекло видны были потеки крови с его внутренней стороны.
        Подчиняясь командам, ранее введенным Ральфом в управление, ранцевые двигатели несли скованных вместе астронавтов обратно, к исследовательской капсуле…
        Быстро освободив бездыханное тело Ральфа от залитого кровью скафандра, Стэн сразу же уложил его на площадку реаниматора, входившего в комплект необходимого оборудования разведывательных капсул, и включил тумблер. Крышка закрылась, и комплекс жизнеобеспечения тихо зажужжал, оценивая состояние организма и предпринимая шаги по его реанимации. Сквозь прозрачную крышку Стэн видел теперь неузнаваемое лицо Ральфа, искаженное, красное, залитое кровью из множества лопнувших капилляров. Но вскоре голубоватая непрозрачная жидкость заполнила собой все пространство внутри реаниматора. Однако у этой техники, последнего достижения земной науки, могло не хватить знаний, чтобы помочь Ральфу. Реаниматор лишь умел поддерживать жизнь помещенного в нем человека до тех пор, пока его не доставят в специализированное отделение.
        Сообщив о случившемся на «Милашку», Стэн выполнил несколько регламентных дополнительных манипуляций с реаниматором, затем перебежал в рубку управления. Надо было побыстрее доставить Ральфа на звездолет, где имелось необходимое оборудование для дальнейшего лечения. И вскоре капсула оторвалась от поверхности негостеприимной планеты и унесла свое содержимое в глубину космоса.
        Много раз за сутки, пока капсула летела к звездолету, Стэн подходил к реаниматору, страстно желая, чтобы Ральф остался жив. Ему было стыдно, бесконечно стыдно, что он в те несколько минут своей жизни, которые казались ему последними, плохо думал о Ральфе. Теперь он точно знал самое главное.
        Для его спасения Ральф сделал больше, чем сделал бы на его месте кто-нибудь другой. Более того, окажись на месте Ральфа кто-нибудь другой, без его способностей к вычислениям, ничто бы не спасло Стэна. Но и сам Ральф неминуемо должен был погибнуть при его спасении. И сам знал это, начиная спасательную операцию.
        От корабля до ущелья было далеко, настолько далеко, что, чтобы долететь сюда, надо было затратить уйму времени. А его-то как раз и не было. Чтобы успеть выхватить Стэна из капкана, Ральфу надо было иметь сильное ускорение с перегрузкой порядка пятнадцатикратного превышения силы тяжести. А с учетом того, что верх камня плавился быстрее, то и вовсе около двадцатипятикратного превышения. Возможности двигателя скафандра позволяли сделать это, но почти никто из людей не мог остаться при таких нагрузках в живых. И это не разовая перегрузка, а в течение длительных минут. И, кроме этого, Ральф также знал, что если все и получится, то на обратный путь у него не хватит кислорода.
        И он, превосходный вычислитель, учтя все имеющиеся данные, понял все это намного раньше Стэна и, несмотря ни на что, запрограммировав скафандр, направился к ущелью. Узкий вход в ущелье был дополнительной помехой. У Ральфа была только одна попытка, чтобы захватить Стэна, иначе тот неминуемо сгорал в жаркой магме, и он потратил часть своего драгоценного кислорода, чтобы установить у корабля приводную станцию, излучатель, нацеленный на ущелье, где приемником был мощный передатчик сейсмостанции. По остро направленному лучу и летел запрограммированный до долей секунды скафандр со сначала раздавленным чудовищными перегрузками, а затем задохнувшимся без кислорода Ральфом.
        На «Милашке» реаниматор немедленно увезли в медицинский блок и никого постороннего уже не пускали в помещение, где он находился, а на последующие расспросы о состоянии Ральфа всегда следовал один и тот же ответ: работаем.
        К огромному облегчению Стэна, через длинный месяц, когда он в очередной раз подошел к медицинскому блоку, его пропустили внутрь, и он увидел сквозь прозрачное стекло крышки не голубоватую жидкость, а бледное лицо Ральфа с белками глаз в красных прожилках от лопнувших сосудов, устремленных на него.
        - Вот видишь, все получилось, как я и говорил, - донеся до слуха Стэна тихий голос из динамика, установленного над крышкой реаниматора.
        И тогда Стэн, глядя в глаза Ральфа, задал вопрос, который мучил его в продолжение всего этого времени:
        - Почему ты сделал это? Ведь шансов на то, что ты останешься в живых, практически не было. И ты прекрасно знал об этом, высчитав все до конца. Ведь ничто не мешало тебе избавиться от более удачливого соперника. Тем более платить за мое спасение такой ценой…
        - Если бы ты погиб, я не смог бы смотреть ей в глаза, - после длинной паузы донесся из динамика тихий голос, - и потом, Стэн Уоллис, почему более удачливого? Когда она провожала нас, то - я считал - взглянула на меня четыре раза, ровно столько же, сколько и на тебя…
        Двойная ошибка

1
        Гро медленно и лениво приподнял веки и сладко потянулся, разминая мускулы. Вставать ему совершенно не хотелось, но жаркие лучи солнца, бьющие прямо в глаза, не оставляли выбора. Зевнув, Гро приподнялся и сел, решив, что сегодня он не будет бродить по уже знакомым окрестностям, а уйдет куда-нибудь подальше.
        «Медленно», «лениво» - эти слова, соответствуя внутреннему настроению Гро, совершенно не соответствовали тому, что предстало бы глазам стороннего наблюдателя, если бы таковой оказался бы в это время в этом месте. Он видел бы мгновенный переход из одного состояния, состояния сна, в другое, состояние бодрствования.
        Гро быстро обменялся информацией с соседями. Всюду было спокойно, в общем, как всегда. Если бы только можно было назвать это спокойствием. Скорее, это было привычным состоянием, сочетанием опасности и осторожности. Во всяком случае, никаких подвижек со стороны пришельцев никто не наблюдал. Их секреты и засады оставались на местах, периметры трех баз, несмотря на многолетнюю успокоенность, также находились под неослабным наблюдением автоматики.
        Гро выбрался наружу и осмотрелся. Он находился на небольшом покрытом густым кустарником скальном выступе. Вход в его логово был прекрасно замаскирован. В кустарнике обнаружить узкую полуметровую щель входа внутрь скалы можно было, только если конкретно знать о ее существовании и целенаправленно искать, начисто вырубая заросли. Много ниже начиналась сплошь покрытая бледно-фиолетовой растительностью долина. Она тянулась далеко и, не изменяясь, скрывалась за линией горизонта. Где-то там, в растительности, притаилась смертельная опасность - база пришельцев. Гро прекрасно знал, где она находится. Знал он также, где расположены их передовые секреты. Он умел обходить их стороной, так как знал, что уничтожить их при всем желании не удастся. При всем его умении маскироваться подобраться живым для верного прыжка не то что к базе, но и к секретам возможности не было. Далеко-далеко, за горизонтом, на планете в разных местах находились еще две такие же базы. С одной из них несколько дней назад вышла машина-автомат высокой проходимости. Пришельцев в ней не было. Она не спеша продвигалась, самостоятельно выбирая
дорогу получше, местами точечными выстрелами встроенных импульсных пушек прокладывая себе путь, но это только в случае, если уж проехать ей было решительно, без прожигания растительности, невозможно. И еще - машина однозначно уничтожала все живое, встречающееся на пути, будь то безобидный живущий в норке маленький вуал, или грациозный вислорогий друк, или большой неуклюжий бигу. Большой опасности одиночная машина пришельцев не представляла. За ее передвижением следили, но ее не трогали и на глаза ей даже издали не показывались. Машина находилась уже неподалеку от ближней к Гро базе пришельцев Ее появление народ Гро расценил как разведку - судя по всему, пришельцы проверяли, не остались ли где-нибудь еще живые их главные противники, ведь они в прежние времена непременно уничтожили бы технику пришельцев.
        Активная фаза борьбы с пришельцами окончилась полсотни лет назад. Окончилась почти полным поражением народа Гро. Немногие уцелели в битвах. Они отступили в труднодоступные горные районы и спрятались, оставив низины пришельцам. Но и у тех были колоссальные потери. Из множества укрепленных районов у них остались целыми только три базы. Но обширную территорию пришельцы все же пытались контролировать (судя по всему, считали, что полностью контролируют) с помощью всевозможных автоматов, время от времени совершая облеты на вертолетах и пока не помышляя о новом развитии сети баз. Впрочем, было понятно, что это лишь вопрос времени.
        Народ Гро отступил, но не сдался. Он стал осторожнее, осмотрительнее. В отличие от прежних лет, не стремился сразу уничтожить все, связанное с пришельцами, даже если оно несло непосредственную угрозу. Главное было - затаиться, выжить, чтобы, восстановив популяцию, снова вступить в смертельный поединок. Потому и двигалось беспрепятственно изделие пришельцев. Численность народа снова увеличилась, правда, пока не настолько, чтобы, как в прежние времена, повсюду атаковать ненавистного врага, но все же было уже ясно, что раса уцелела и снова быстро набирает силу. Многие уже спустились с гор в долину и по-новому обживали свои бывшие жилища.
        Среди них был и Гро. Он мысленно оглядел близлежащую территорию, отметив местоположение машины пришельцев, определяя, где пасутся небольшие стада друков, составлявших основную часть его рациона, подмечая, где находятся другие живые существа. И буквально вздрогнул, когда понял, какая опасность подстерегает существо, которое вышло на встречу с ним.
        Минуло десять дней с той поры, когда Гро, в очередной раз достаточно близко подобравшись к базе пришельцев, окидывал ее мысленным взором, в который раз изучая ее устройство и пытаясь найти путь для уничтожения. От его взора не могло укрыться ни одно мыслящее существо. Он, как и любой из его народа, умел на расстоянии читать эмоции и состояние пришельцев. В каждом из них жило напряжение, какая-то озлобленность, постоянное ожидание опасности и готовность к драке не на жизнь, а на смерть.
        И вдруг среди моря вражды и напряжения промелькнуло совершенно другое сознание. Ясное, простое, без всяких причуд, и при этом носитель его явно приближался к месту, где находился Гро. С каждым мгновением Гро все лучше чувствовал обладателя этого сознания. Его обладатель был не такой, как все другие пришельцы. Чем-то он здорово отличался. В его сознании чувствовалась смесь безмятежности, восторженности, радости, наивности, но одновременно с этим безысходности, безнадежности и смирения. Странный пришелец вплотную приблизился к месту нахождения Гро. Необъяснимое чувство заполнило все существо Гро. Его вдруг пронзило понимание того, что это за пришелец. Детеныш! Детеныш пришельцев! Но не просто детеныш, а ущербный детеныш. По каким-то причинам не имеющий того, что имеют другие подобные детеныши, понимающий это и в глубине своей смирившийся с этим. Никто из народа Гро до сих пор не только никогда не встречал детенышей своих исконных врагов, но даже и не подозревал об их существовании. В груди Гро бешено забились сердца. Конечно, он знал, кто такие детеныши и не раз завтракал маленькими, но не мыслящими
друками. Но сейчас в нем самом яростно боролись два чувства. Одно из них - чувство ненависти к пришельцам. А второе… В нем все сильнее говорила память предков. Она напоминала, повелевала, указывала, для чего создан сам Гро, что он умеет и что должен делать, и он, раздираемый противоречиями, поднялся во весь свой исполинский рост.
        Маленькая, не более пяти лет от роду девочка, неподвижно сидящая в самодвижущейся коляске, совершенно его не испугалась, а, наоборот, вскрикнула от радости, словно ей подарили долгожданную игрушку, и направила коляску прямо к Гро….
        Последующий час пролетел незаметно. Она в основном лежала на его спине, уцепившись за длинную шерсть ручонками и шепча что-то ласковое каждой его голове. Иногда он гладил ее, довольно урча. Наконец, довольные друг другом, они разошлись. Он устроил ее поудобнее в коляску, и, прыгнув за кусты, растекся по земле так, что она не могла его видеть. Она, всплакнув от обиды, что ее покинули, развернула коляску и уехала. Теперь уже Гро совершенно точно знал, что и как ему надо делать и как себя вести. С тех пор они виделись каждый день.
        Но вот сегодня два пути неминуемо должны было пересечься, пути маленькой девочки и безжалостной машины-убийцы. Они неотвратимо двигались навстречу друг другу. Гро, проклиная себя за забывчивость, ведь он должен был продумать такой вариант развития событий и что-то сделать, чтобы избежать подобной развязки, быстро рассчитал точку их встречи и понял то единственное, что еще можно сделать. А сделать он мог только одно - уничтожить машину пришельцев. Отменить встречу с ребенком он просто не мог, не успевал. О том, что девочка сохранит свой маленький секрет, встречи с ним, и никому не расскажет об этом, Гро знал совершенно точно. А уничтожить машину - это означало раскрыть присутствие здесь его народа, и не только здесь, но и вообще на окружающей территории. Со всеми вытекающими последствиями - с раскруткой нового ожесточенного витка истребительной войны. Но у него не оставалось выбора.
        Через некоторый промежуток времени Гро, распластавшись в виде травяного покрытия, лежал на точно выверенной траектории движения машины пришельцев. Устройство его тела позволяло делать и не такие вещи, но в данной ситуации это решение было самым приемлемым. Своим сознанием он постоянно проверял движение машины и девочки на встречном с ней курсе. Машина в нужную точку должна была прибыть немного раньше. И она надвинулась на кусок порыжевшей от жаркого солнца травы действительно раньше, чем сюда же выехала девочка. Мгновенно выросшие острые шипы проникли в днище машины. Известно, насколько быстра реакция электроники. Но в данной ситуации действия шипов были куда стремительнее. Молниеносно вся электронная начинка машины была сокрушена, а сама машина в виде груды металла отброшена в сторону. А еще через несколько мгновений Гро выскользнул из кустов к девочке, не доехавшей до места, где машина заметила бы ее и распылила на атомы, какой-нибудь десяток шагов…

2
        Поль Фарман, Главный координатор трех исследовательских баз планеты, с наслаждением потянулся в кресле. Пока все шло замечательно. Две выездные группы, заменив выработавшие штатное время источники питания на автоматических станциях, уже возвратились на Центральную базу. Их даже не пришлось подгонять, ибо все знали о спецмашине, которая вскоре должна была здесь появиться. О том, что это полный автомат, в поведение которого заложен лозунг: что-то движется - это враг, уничтожь. Эта функция должна была выключиться только с пересечением внешнего периметра охраны базы.
        Эта планета была как две капли воды похожа на Землю. И по положению к своему солнцу, и по размерам, и по большинству своих физических характеристик. Хватало здесь и воды, и зелени. Правда, зелень была не зеленого цвета, а бледно-фиолетового, но это объяснялось некоторыми особенностями спектра местного солнца.
        На этой планете у людей не было союзников, да и вообще разумная жизнь отсутствовала напрочь. Но присутствовали разнообразные животные, и среди них чрезвычайно опасные звери. Вернее, раньше существовали, но были полностью истреблены. Пятиголовые мары. А эта машина была последней из целой серии контрольных проверок. Запускались они в качестве приманки. Мары однозначно уничтожали все, что было связано с людьми. И поначалу такие машины, как правило, бывали разрушены. Но земная техника иногда все же успевала уничтожать нападающих хищников. А если не успевала, то с исчезновением сигнала от машины сразу же было ясно, что с ней случилось. Район немедленно блокировался, и в нем уничтожалось все живое. Таким образом постепенно планета освобождалась от присутствия на ней нежелательных для людей опасных хищников. Но уже много лет подряд ни одна из контрольных машин не зафиксировала никаких следов некогда грозного врага. Эта машина завершала многолетние исследования, и она спокойно приближалась к Центральной базе.
        - Да, теперь уже не то, что было лет этак с полсотни назад, - подумал Поль, - теперь пора уже внести в Высший Планетарный Совет предложение о снятии режима безопасности и вообще убрать военных с этой планеты. Она стала совершенно безопасной для людей и готова к колонизации. Осталось завершить лишь несколько мелких исследований…
        Выход с баз действительно теперь уже не вызывал той опаски, как в былые уже далекие годы, когда это становилось целой войсковой операцией. Тогда, чтобы заменить блок питания или какой-либо элемент электроники на каком-нибудь объекте за территорией базы (например, на секрете - хитроумно спрятанной полностью автоматической импульсной энергетической пушке), сначала территорию проверяли автоматами, выставляли вдоль маршрута специальные маяки со встроенными целеуказателями, в воздухе повисали вертолеты, готовые при первой же опасности обрушить шквал огня на обозначенное место. Затем из ворот выезжало несколько машин высокой проходимости, ведь дорог в нашем понимании на планете не было. С воздуха группа безопасности, несмотря на наличие боковых маячков, вела непрерывный огонь из импульсных пушек по периметру передвигающейся колонны, сжигая все на ее пути, заключая колонну в своеобразное огненное каре. В открытых кузовах машин также стояли импульсные пушки, частью под управлением людей, но по большей части автоматические, в готовности включиться в боевую работу в любой момент. Тяжелой бронированной
техники в колоннах не было. Во-первых, доставка ее на планету было делом весьма дорогостоящим из-за очень большого веса, а, во-вторых, и это было главным, из-за полнейшей ее бесполезности. Поначалу, конечно, такая техника была сюда доставлена, но, оказалось, что мары шутя разрывали в клочья толстую броню земных боевых исполинов, выдерживающую дома даже удары мощнейших лазерных или импульсных орудий. От попыток высадиться сразу с воздуха также пришлось отказаться. Как правило, несмотря на предварительную утюжку площадок для высадки всеми имеющимися средствами нападения, десант сразу же после высадки попадал в мясорубку. Не было зафиксировано ни одной удачной высадки с воздуха. Как при такой интенсивности и плотности огня на небольшом участке марам удавалось избегать его, осталось невыясненным. Загадкой была и сравнительная легкость (в смысле безопасности) передвижения посредством автоколонны.
        Мара была огромным ни на что другое не похожим существом. Размерами, сравнимыми с носорогом, оно имело десяток лап, неравномерно расположенных по обеим сторонам покрытого густой бурой шерстью туловища с мощным коротким хвостом. На длинной приподнятой шее располагалась массивная немного вытянутая вперед голова с двумя парами узких симметрично, по кругу, расположенных глаз, позволяющих осуществлять полный круговой обзор. Большой, соответственно туловищу, рот при зевке открывал два ряда великолепных зубов, свидетельствующих о том, что их обладатель был в самом расцвете жизненных сил. Голова была без единого выступа, так что невозможно было догадаться, есть ли уши у этого странного существа, и вообще, обладает ли оно слухом. Этим описанием странности не заканчивались. Что еще приковывало к себе внимание, так это то, что попарно с каждой стороны большой головы на массивной оконечности груди симметрично располагалось еще по две головы существенно меньших размеров, чем большая, судя по всему, главная голова. Позже были высказаны предположения, что таким способом мары вынашивают своих детенышей, и,
развившись, те отпочковываются от тел родителей. Предполагалось, что у этого удивительного существа несколько сердец, так как первоначально используемое огнестрельное оружие иногда превращало в решето половину его туловища, а то и более, а оно словно не замечало этого. Вообще-то предположений о том, что такое есть мары и каково их устройство, за минувшее время было высказано предостаточно. Были даже такие экзотические, от которых просто отмахивались. Например, что тело мары состоит из отдельных маленьких кирпичиков, которые она сама может раскладывать в какие угодно конфигурации, вплоть до растекания в толщину бумажного листа, и даже тоньше. Только такой способностью мар можно было объяснить их способность разрушать толстый прочный металл. Ведь тонкий нежный росток, сосредоточившись в узком месте, медленно нагнетая давление, пробивает камень. Это знают все. Так и мара, или видоизменяясь сама, или изменяя свою часть до тончайшего, только чрезвычайно твердого, ростка мгновенным давлением разрушает металл любых человеческих механизмов. Но достоверно этого никто не знал. Было лишь несколько фотографий
внешнего облика этих существ, каждый раз чем-то отличающихся друг от друга. Все дело было в том, что чрезвычайно быстро выяснилось, что бороться с опасным хищником можно только с помощью мощных высокоэнергетических импульсных пушек. Хищника нельзя было поразить никаким другим оружием, кроме как мгновенно полностью распылить на атомы. Поэтому от них никогда не оставалось никаких останков. А поймать мару было попросту невозможно - для хищника не существовало преград, которые мимоходом не превращались бы в рваные лоскуты, какой толщины и из какого материала они не были бы изготовлены.
        Поль не спеша налил чашечку кофе, затем нажал кнопку интеркома, связываясь со своим жилым отсеком.
        Все сотрудники базы работали вахтовым методом. По контракту следовало полгода находиться на планете, три месяца в отпуске. Такой график был следствием чрезвычайно опасных и напряженных условий жизни. Естественно, никаких детей на базах никогда не было. За одним исключением. Единственным ребенком на всей планете была Мишель, дочка самого Поля, инвалид с перебитым позвоночником. Мишель не было и двух лет, когда она с матерью, женой Поля, попала в страшную аварию. Мать погибла на месте, малышку же удалось спасти, но она навсегда осталась прикованной к инвалидной коляске. Поль долго с трудом привыкал к новому для себя положению вещей. С тех пор прошло уже три года. Когда малышка подросла, он начал повсюду брать ее с собой, чтобы хоть как-то разнообразить ее мир. Хотя дочь часто бывала в каких-то реабилитационных центрах, санаториях, надежды на излечение не было. А теперь прошло уже месяца три, как Поль привез Мишель на базу. Конечно, если бы не его статус главного на планете, не видать бы ему разрешения, как своих ушей. Поль понимал это. Но как раз тогда девать малышку было некуда - родственники, у
которых обычно оставалась Мишель при его командировках, оказались чрезвычайно загружены и принять ее решительно не могли. А у самого Поля как раз намечалась длительная полугодовая командировка, и он, поразмыслив, правда, с огромным трудом выбил разрешение взято дочь с собой. Она не доставляла особых хлопот. С утра до вечера разъезжала по корпусам и территории на специальной, питающейся от аккумулятора, коляске. Разумеется, все вокруг ее баловали, к неудовольствию Поля. Но сделать с этим ничего было нельзя. Она была единственным ребенком на базе, причем ребенком-инвалидом, а почти у каждого где-то далеко были свои дети. И вся заготовленная для них ласка доставалась ей одной.
        Жилой отсек остался глух и нем - там никого не было.
        - Опять куда-то полетела, - с неудовольствием подумал Поль, - не хватало только, чтобы влезла, куда не следует…
        Он набрал еще несколько номеров. Нигде - ни на обожаемой ею кухне, ни в лаборатории - нигде Мишель не было.
        - Была и уехала, - всюду отвечали ему.
        - Куда она могла запропаститься? - недоумевал Поль.
        Его вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. Он плотнее уселся в кресле и начал методически обзванивать все точки базы. Дочки нигде не было. В последнюю очередь он набрал центральный пункт охраны. На экране возникло розовощекое лицо молодого офицера, дежурного начальника охраны.
        - Да, видел ее, - ответил несколько удивленный вопросом дежурный офицер, - с четверть часа назад выехала с территории. Но ведь вы сами разрешили выпускать ее…
        - Идиот! - буквально взорвался Поль, - а машина?
        Лицо офицера моментально из розового стало белым.
        - Извините, я не подумал… - пробормотал он.
        Но Поль его уже не слышал. Отшвырнув попавшееся на пути кресло, он пулей выскочил из помещения и изо всей силы помчался к выходу с территории базы, уже понимая, что ничего не успевает сделать, и что сам станет лишь очередной мишенью машины. Взревела сирена тревоги. На бегу оглянувшись, он увидел, как из всех дверей выскакивали люди и бежали к своим местам, закрепленным за ними согласно боевому расписанию. И краем глаза заметил выскочившего из стоявшего поодаль здания и помчавшегося за ним офицера охраны, сжимающего в руках длинную утолщенную трубу.
        - Назад! - приостановившись, закричал Поль.
        Но офицер только прибавил шагу. И сам Поль также помчался вперед, с ужасом ожидая неминуемого рыка энергетической пушки, разносящей на атомы его Мишель. Скоро офицер догнал его и буквально задышал в затылок. Поль понимал, что двигало офицером. Тот так же, как и сам Поль, знал, что отключить машину невозможно, и что надежды остановить беду практически нет, и что машина не даст ему ни одного шанса первым воспользоваться лучеметом, который офицер тащил, не чувствуя его тяжести. Но вместе с тем он понимал степень своей вины и вынес себе приговор…
        База располагалась в неглубокой песчаной котловине. Бежать по песку было довольно трудно. И когда они вдвоем практически одновременно взбежали на вершину невысокого холма, куда вели следы коляски, оба задыхались, словно рыбы, выброшенные на берег.
        Но здесь перед ними открылось такое, что у Поля потемнело в глазах, а офицер замер, словно его охватил столбняк. В полусотне шагов от них на небольшой, покрытой бледно-фиолетовой травой полянке, среди невысокого кустарника, горой возвышалось бурое туловище огромного животного, на широкой спине которого крохотная в сравнении с ним Мишель звонко смеялась в шутливой свалке с четырьмя зверьками, маленькими копиями огромного зверя. А совсем рядом, в стороне, за густыми кустами, валялась куча рваного металла, бывшая ранее машиной-разведчиком.
        Девочка увидела двух замерших на месте мужчин, соскользнула вниз и побежала к ним навстречу. Огромное животное поднялось на кривые лапы, но с места не двинулось. Его небольшие копии слились с ним, и за вновь прибывшими настороженно следило множество глаз теперь уже пятиголового зверя. У Поля подкосились ноги, и он сел на землю. Рядом опустился пораженный офицер охраны, по-прежнему сжимая в руках лучемет. Мишель подбежала и виновато улыбнулась им.
        - Я ненадолго, - залепетала она, - только чуть-чуть… Ты на меня не сердишься, да, папка?
        Она обхватила Поля руками, льстиво заглядывая ему в глаза.
        У того хватило сил только на то, чтобы отрицательно покачать головой.
        - А это мой друг. Его зовут Гро, - весело продолжила Мишель, - а еще я знаю Пама, Биру, Миду, Ергу, это его дети, и еще кучу других, они все такие потешные! Я давно уже хотела вас познакомить. Вот только они все почему-то не хотят, чтобы ты подходил к ним…
        Огромное животное сделало шаг к стоявшей рядом инвалидной коляске и провело по ней лапой. Та, словно под действием автогена, развалилась на несколько частей. Девочка засмеялась и помахала рукой. Животное неуклюже взмахнуло невесть откуда взявшейся лапой, которой, Поль готов был поклясться, еще мгновение назад не было, вдруг сделало большой прыжок за находившиеся рядом кусты и мгновенно исчезло, словно испарилось.
        …Назад они возвращались втроем. Мишель шла между Полем и офицером, держа их за руки, и безмятежно болтала о том, что она знает Гро уже давно, что Гро капризный, не хочет разговаривать ни с кем из взрослых, но может вылечить Майка, ее друга, который так же, как и она раньше, не может ходить, с которым она познакомилась в санатории и с которым время от времени перезванивается. А Поль, крепко сжимая ее маленькую ладошку, удивляясь тому, что она идет рядом с ним на своих ногах, изредка ловя такой же удивленный взгляд ничего не понимающего дежурного офицера, размышлял о том, что, вернее всего, люди на этой планете раньше не заметили что-то очень важное, что случайно открылось его маленькой Мишель. В общем-то бесполезный тяжелый лучемет, который в горячке схватил дежурный офицер, не обратив внимание на то, что его индикатор заряда застыл возле нуля, остался лежать на месте удивительных событий, вызвав в дальнейшем множество споров о том, как сумел тщедушный дежурный офицер в одиночку и к тому же бегом так далеко унести этот аппарат, который с обычно трудом поднимали два здоровяка. А навстречу им из
ворот базы уже мчались машины с импульсными пушками наготове, оружием, которое, по все возрастающему убеждению Поля, никогда больше не выстрелит на этой планете…

3
        Поль Фарман, начальник Управления межгалактических контактов, и Джексон Крейзел, Главный Инспектор, через зеркальное окно, скрывавшее их от взоров резвившихся с детьми мар, наблюдали за происходящим на площадке.
        - Дети чище нас, взрослых, - вздохнув, сказал Поль, - и, похоже, что мары знают эту разницу. У каждого из нас, взрослых, за душой уже есть какие-то потрясения, обиды от жестокостей нашего взрослого мира. Разве не так? Возможно, что мы просто свыклись с ними, относимся ко всему, даже несправедливому, по-простому, я бы даже сказал, по-житейски. Но горечь взрослого мира неизменно где-то в душе каждого оставляет следы. И, по мере взросления, следов становится все больше и больше. А в совокупности следы эти и заставили в конечном итоге мар отречься от контактов с нами, взрослыми людьми. И эта, теперь уже понятно, что дурацкая, ненужная война с многочисленными жертвами с обеих сторон. Ведь люди не знали, вслепую опускаясь на планету, что там, внизу, прямо под первым посадочным модулем, выводок мар. Их случайно сожгли пламенем тормозных дюз. Кто из людей мог знать про них? Это обнаружили существенно позже… Но погибающие мары все же как-то успели сообщить сородичам о случившемся. Может, кто-то из них видел это издалека? Мары восприняли случившееся как агрессию со стороны чужаков. Через какой-нибудь час с
полдесятка мар атаковали модуль. Астронавты, в свою очередь, успели только передать на второй модуль, круживший на орбите, о нападении. Его командир сразу же принял решение об оказании помощи. Но когда они зависли в воздухе и посадили рядом с первым модулем спасательные автоматы, оказалось, что спасать-то уже некого. На выжженном пятаке были только порванные ошметки металла. Это все, что осталось от крепчайшего модуля и его экипажа. И в такие же ошметки мгновенно были превращены и спасательные автоматы. И тогда командир уцелевшего модуля ударил по напавшим из пушек. Вот и все, война началась. Далее очень долго люди воспринимали мар, как диких зверей, мары же нас - как диких пришельцев…
        - А, знаешь, - вдруг засмеялся Джексон, не поворачивая головы к Полю, - они, мары, все же проиграли последнюю битву.
        - Какую битву? - удивился Поль.
        - Сражение за контакты с нами, взрослыми людьми. Ведь за все прошедшие годы они так ни разу и не подпустили к себе никого из вышедших из детского возраста. Вот только мары еще об этом проигрыше не знают, да и вряд ли узнают когда-либо, если, конечно, ты где-нибудь не проговоришься об этом. Я точно об этом никогда говорить не буду. Поберегу их возможное самолюбие. Как знать, какое оно, ведь мы о них пока еще почти ничего так и не узнали.
        - Как тебя понять? - на лице Поля было написано искреннее недоумение.
        - Очень просто, - отсмеявшись, пояснил Джексон, - мары вряд ли учитывают, что дети имеют одну «нехорошую» особенность - что они растут. И что через каких-нибудь полтора-два десятка лет вот эти козявки, с которыми мары охотно возятся, будут уже взрослыми людьми. Но связь с марами они все же не прекратят. Об этом уже мы позаботимся, снова и снова привозя с каждым разом все более взрослеющих, но тех же детей. И, даю голову на отсечение, что мары примут их, уже взрослых, какими бы они ни стали. А среди уже взрослых детей будут и ученые, их изучающие. Хотят мары того или нет, они неизменно в конечном итоге будут в контакте со всем цивилизованным миром, миром как детей, так и взрослых. Другое дело, как далеко зайдут они в этих контактах. Я полагаю, что достаточно далеко. И тогда, возможно, мы еще узнаем о них что-нибудь этакое, что заставит мир рукоплескать им и восхищаться ими.
        А за окном дети с визгом буквально облепили мар, обхватили и прижались к ним, кто где смог прилепиться. Кто к спине, кто к головам, кто уцепился за лапу, кто за хвост. Но внезапно все затихло. Наступила полная тишина, никто не шевелился, словно мары рассказывали какую-то интересную сказку, и все дети заслушались ею. Поль и Джексон с интересом наблюдали за происходящим. Такие моменты тишины, совсем короткие, продолжающиеся от силы минуту-полторы, происходили раз в полтора-два часа. Предполагалось, что именно в эти необычные паузы и происходит какое-то влияние мар на детей, под действием которого те выздоравливают практически от любой болезни. Во всяком случае, пока еще не обнаружилось ни одно отклонение от нормы развития, что называется болезнью, которое не было бы устранено при контакте детей с марами.
        Через минуту площадка снова заполнилась ребячьими голосами.
        - Ты высказал интересную мысль о том, что мары проиграли этот бой, - задумчиво произнес Поль, собрав складки на лбу, как будто решал сложную задачу, и его лицо внезапно прояснилось - я как-то никогда раньше не задумывался об этом. Но мне кажется, друг мой, что ты не совсем прав. Вернее, что ты прав в одном - что это сражение проиграно, но вот только проиграно оно другой стороной, не марами, а нами, людьми!
        Теперь настал черед удивляться Джексону.
        - Поясни, - попросил он, - что-то я перестал тебя понимать…
        - А ведь очень просто! - перебил его Поль, - а что, если мары давно, с самого начала, знали, что дети неизменно растут? Что им тогда оставалось сделать?
        Джексон замер и уставился на Поля, лоб его избороздили морщины, а по лицу побежали тени, отражая напряженную работы мысли. И вдруг лицо его вытянулось, а глаза широко раскрылись. Он начинал понимать, что имел в виду Поль.
        - Ты хочешь сказать… - начал было пораженный догадкой Джексон.
        - Вот именно! Мары прекрасно знали, что нас, взрослых, уже не переделать. Но детей - это совсем другое дело с их острым восприятием всего нового, еще не отравленных жестокой обыденностью. И они сделали все, чтобы мы, взрослые, сами привозили сюда детей. Сначала на лечение, а затем просто так, что называется, на оздоровление. Ведь весь мир знает о благотворном влиянии мар. Причем в любом случае - здоров ребенок или нет. Результат контакта просто великолепен. Но - это лишь внешняя сторона. А внутренняя? Одно мы знаем точно - мары общаются телепатически, моментально связываются друг с другом, на каком бы расстоянии они не находились. И дети, контачившие с марами даже минимальный срок, две недели, уже точно приобретают эту возможность. Я теперь просто уверен в этом! Не далее, чем позавчера вечером, я зашел к дочке узнать, как ее дела, так она ответила, что у нее хорошо, а вот у ее подружки не очень. Ее сбила машина, и она попала в больницу. Все это утро я ломал голову над тем, как Мишель узнала о случившемся. Ведь - представь себе - она знала об этом уже через минуту после произошедшего за миллионы
миль от нас! На другой планете, при невозможности связаться кроме как из центра связи. И, пожалуйста, прикинь, сколько времени шел бы сигнал связи! А Мишель в этом центре за все время нахождения здесь точно ни разу не была! А с ней вместе, я выяснил это не далее, чем сегодня утром, об этом узнали все, с кем они сдружились за две недели нахождения в оздоровительном лагере. Я выяснил осторожно, не возбуждая ничьего любопытства, задавая вопрос как бы между прочим, переговорив по крайней мере с половиной родителей их группы, благо их телефоны у меня были. С учетом расстояния это заняло у меня больше дня - полдня вопрос шел туда, полдня - ответ оттуда. А вот у большинства детей под рукой телефонов в это время не было! Понимаешь, что это значит? И кто знает, какие еще у детей произойдут изменения?
        - Вот так раз! - присвистнул Джексон, - ты знаешь, а ведь я согласен с тобой на все сто процентов! Действительно, что получится в результате? Чем все это кончится? И не лучше ли объявить карантин и закрыть эту планету, закрыть всерьез и надолго?
        - Посчитай, - тихо ответил Поль, - прошло уже более пяти лет с тех пор, как сюда, в три подобных лагеря, бывшие исследовательские базы, каждые две недели прилетали по пятьдесят детей в каждый. Триста в месяц. А теперь в несколько раз больше. Уже прошли больше двадцати тысяч. И ни у кого из них ни разу не наблюдались приступы неконтролируемой ярости, агрессии. У каждого нормальная человеческая реакция. Правда, они все пока еще маленькие, ведь первые три года сюда попадали лишь те, кому не было и трех лет. Но характер каждого за прошедшее с тех пор время уже определился. И - что интересно - почти у двадцати пяти процентов из них уже проявились способности в каком-либо деле. Выдающиеся способности для своих лет. Мы негласно ведем наблюдение и знаем это. Правда, вывод из этого сделал я только сейчас, при тебе… Конечно, можно было бы построить резервации и загнать туда все двадцать тысяч детей. Но что ты скажешь их семьям? Что мы ошиблись, отправив их на лечение, и что их вылечили для заточения? И что мы изолируем их только потому, что не знаем, что проявится у них в будущем? И что поэтому мы лишаем их
нормального будущего? Ты сможешь так сказать? Я - нет. А - вместе с тем - не стал ли и каждый ребенок источником подобных изменений в окружающих? В этом случае количество тех, кого надо отправлять в резервации, считай, в тюрьму, растет по экспоненте! Однако, я уверен, что общение с марами дает только положительный эффект. Конечно, это урок для нас. Урок нужный. Конечно же, это была ошибка, сразу же, без изучения и экспериментов, начать контакты детей с марами. Но люди получили надежду на выздоровление самого дорогого, что есть у них в жизни, их детей. Кто бы сумел устоять в такой ситуации? И я более чем уверен, что эта ошибка положительная, вернее, ошибка, которая не стала ошибкой. Все перевесили счастливые глаза родителей выздоровевших детей, детей, которым до этого не давали иногда даже и одного шанса на жизнь.
        - Двойная ошибка, - покачал головой Джексон, - первая - это когда мы и мары столетие крушили друг друга, не подозревая, что убиваем по сути дела союзников. Вторая - это когда, поверив интуиции, без проверки последствий повезли сюда детей.
        - Да, тут ты прав, - сокрушенно кивнул Поль, но тут же гордо вскинул голову, - но, если мне чрезвычайно жаль сил, средств и результатов первой указанной тобой ошибки, то лично я горжусь своей причастностью к ошибке номер два, что она совершена исключительно благодаря моей маленькой Мишель…

4
        Где-то далеко в просторах бесконечной Вселенной совершает свой путь планета, удивительно похожая на Землю, колыбель человеческой цивилизации. Давно забыто и отброшено первоначальное ее название, сложная система букв и чисел. Весь мир знает ее под именем, которое прочно вошло во все официальные и неофициальные документы. Это имя - Мара, что с одного из земных языков переводится как Мечта.
        На всей огромной ее территории находятся всего лишь четыре сооружения землян - большие площадки, окаймленные разноцветными невысокими зданиями. На трех из них, перестроенных бывших исследовательских базах, кипит бурная жизнь. По сути своей это огромные игровые площадки, детские санатории, на которых сотни маленьких детей кучкуются вокруг огромных, на первый взгляд безобразных и опасных, созданий, коренных жителей остальной части планеты, называемых марами. Удивительные существа до сих пор невыясненным образом исключительно благотворно влияют на прилепившихся к ним малышей, и, не говоря ни слова, прекрасно умеют находить контакт с каждым из них. Здесь исполняются самые сокровенные мечты каждого из земных родителей - под влиянием мар каждый ребенок приобретает исключительное здоровье и вместе с этим получает мощнейший толчок в развитии врожденных способностей.
        Четвертое сооружение - особого рода. Это музей, одно из самых посещаемых мест обитаемой Вселенной. Дело в том, что все его музейные фонды - это подарки от уже выросших, нашедших свое место в жизни детей, когда-то прошедших санатории Мары. Они стали специалистами в разных областях, но навсегда сохранили и полученные в дар особенности, и любовь к необычным существам, щедро раздающим свои также необычные дары. А подарки были, как правило, уникальными, часто привозимыми с окраин известного мира. Существует множество запретов (по самым различным причинам) на ввоз в обитаемые миры чего-либо необычного, но эти запреты не действуют, если все это поступает в фонды музея Мары.
        Перед входом в здание музея установлена скульптурная группа: огромное пятиголовое страшилище мирно прилегло на землю, а к нему доверчиво прижимается маленькая девочка в инвалидной коляске, прислонив головку к боку исполина.
        Небольшая часть экспозиции музея отведена под историю скорее не освоения, а знакомства землян с этой планетой.
        А в числе экспонатов под номером один находится рваный искореженный кусок толстой брони, бывший когда-то частью грозной боевой машины землян. Экспонат, свидетельство того, через какие сложности пришлось пройти двум цивилизациям, чтобы в конечном итоге обрести понимание друг друга, назидание о том, что мыслящие существа всегда могут найти точки соприкосновения, ведущие не к конфронтации, но к миру…
        Контакт

1
        Два гуманоида тихо вошли в небольшую комнату и остановились у двери. Ростом не выше полутора метров, с голубоватой кожей, они были и подобны людям своим обликом, и в то же время отличались от них. На совершенно лишенном растительности черепе, широком сверху и сильно сужающемся снизу, обтянутым тонкой кожей, отсвечивающей в свете свисающей с потолка лампы, располагался высокий лоб, под которым находилась пара больших миндалевидных черных глаз. Вместо носа были две небольшие дырочки, под которыми располагался узкий небольшой рот. Уши локаторами торчали по сторонам головы. Руки, выглядывающие из рукавов серых комбинезонов, были тонкими, с четырьмя пальцами.
        Трое людей, сидящих в комнате за столом и о чем-то беседующих друг с другом, их появление даже не заметили. Тогда один из гуманоидов тихонько кашлянул, привлекая их внимание. Люди как по команде повернули головы к пришельцам и замолчали. Повисла пауза. Находящиеся в комнате люди и гуманоиды рассматривали друг друга.
        - Приветствуем вас, люди Земли! - с пафосом провозгласил один из гуманоидов, - мы прилетели к вам издалека, много времени проведя в космосе.
        - А откуда вы знаете наш язык? - спросил один из сидящих за столом людей, имеющий, в отличие от других двух, пышные большие усы, говорящий неспешно и с небольшим акцентом.
        - Наш звездолет уже семь дней кружится над планетой. За это время мы изучили язык и научились не только понимать, но и разговаривать на нем. И теперь на вашем языке передаем привет представителям планеты Земля от многомиллиардной цивилизации нашего мира!
        Люди, сидящие за столом вскочили на ноги, переглянулись, и один из них, зачесывающий волосы, в отличие от первого, в левую сторону, провозгласил:
        - И земляне в нашем лице приветствуют цивилизацию вашего мира!
        Люди и гуманоиды церемонно поклонились друг другу.
        - Однако, что мы стоим? - спохватился третий из людей, отпустивший длинные свисающие вниз усы и длинную заплетенную в косичку бороду, которую он закинул за ухо, - присаживайтесь к столу, давайте пить чай.
        Гуманоиды ожидали, что люди будут если не напуганы их внешним видом, то хотя бы в какой-то степени опасаться их, и видели в этом затруднения первого контакта. Однако действительность превзошла их ожидания. Первые же встреченные ими земные жители нормально отнеслись к их появлению, нисколько не испугались и даже обрадовались контакту. Это радовало и обнадеживало.
        Через короткое время все пятеро уже сидели вокруг стола и пили обжигающий чай.
        - Вы ведь уже изучали, как говорили до этого, нашу Землю. Расскажите же про свою планету. Какая она? - спросил отпустивший длинные свисающие вниз усы и такую же длинную заплетенную в косичку бороду человек.
        - Наша планета прекрасна, - мечтательно заговорил один из гуманоидов, - синяя растительность покрывает большую часть поверхности суши. Мы давно не были дома и тоскуем о ней… Теплые моря обеспечивают ровный мягкий климат. Правда, на экваторе, как и у вас, на Земле, все же жарковато. Поэтому земли там еще осваиваются, хотя и медленно.
        - Как, вы до сих пор еще не освоили у себя большие территории? - удивленно спросил зачесывающий волосы в левую сторону человек.
        - Да, ведь приходится заботиться о работающих в этих тяжелых условиях, платить им существенно больше. Это является сдерживающим фактором.
        Люди удивленно переглянулись.
        - Всего-то? - протянул тот, что был с большими усами, - мы подскажем вам, как освоить земли с наименьшими затратами. А еще лучше, если вы возьмете нас руководить работами.
        Теперь уже гуманоиды удивленно переглянулись.
        - Да, да, именно нас, - продолжил человек с большими усами. Мы научим вас, как быстрее и лучше сделать это. Вам известно, что такое колючая проволока?
        - У нас на планете такой нет, но мы уже слышали о ней у вас, на Земле.
        - Надо, во-первых, наладить у вас производство колючей проволоки.
        - Зачем? - удивились гуманоиды, - какое она имеет отношение к освоению земель?
        - Надо окружить ею то место, которое вы хотите освоить, - неспешно продолжал усатый человек, - и загнать туда часть вашего народа, тех, кто думает по-другому. Ваша техника, я думаю, позволяет вычислить таких? Ведь вы в своем развитии ушли далеко вперед, иначе бы не прилетели сюда. Я уверен, что их будет немало. Таких всегда слишком много в любом обществе, будь то у вас или у нас… А по сторонам надо поставить вышки с охраной, чтобы они не разбежались.
        - А рядом построить газовые камеры, куда бросать тех, кто будет отказываться работать, - брызгая слюной, с горящими глазами заговорил второй человек, с волосами, зачесанными на левую сторону.
        Гуманоиды, вскочив со стульев, отпрыгнув назад и прижавшись к стене, слушали предложения землян о переустройстве их родной планеты.
        - А их головы отрезать и складывать в пирамиды, чтобы все видели и боялись, - подступая к ним, говорил третий человек, отпустивший длинные свисающие вниз усы и длинную заплетенную в косичку бороду, закинутую за ухо.
        - Вам ничего не надо будет платить им, - неспешно, все с тем же акцентом, завершил имеющий большие усы человек, - они будут рады, что живы остались, и земли бесплатно освоят!
        Гуманоиды в ужасе, не разбирая дороги, бросились вон из комнаты, и, промчавшись сквозь стены, что было силы побежали к своему разведывательному кораблю…

2.
        Невысокий человек предпенсионного возраста с седыми растрепанными волосами, сидя за столом в комнате, на двери которой с наружной стороны была привинчена табличка с лаконичной надписью «Главврач», завершал обед. В углу негромко бормотал телевизор.
        Уже неделю и телевидение, и газеты кричали об одной главной новости - о звездолете пришельцев, вращающемся вокруг Земли. Он появился ниоткуда, внезапно возник в пространстве и постоянно кружил над планетой, изредка совершая сложные маневры, словно демонстрируя этим, что внутри него имеются разумные существа. Весь мир словно сошел с ума. Люди поздравляли друг друга с предстоящим первым контактом с внеземным разумом. Правительства разных стран обдумывали проекты торжественных встреч братьев по разуму. Ученые предвкушали прорыв в науке, который совершится, когда земляне познакомятся с достижениями инопланетян. Все понимали, что пришельцам требуется время, чтобы немного изучить обстановку, и только затем они решатся на первый в истории человечества Контакт, и с волнением ожидали его.
        Всю сознательную жизнь человек, сидящий за столом в кабинете главврача, работал в психиатрической клинике, а последние почти двадцать лет занимал этот кабинет. Он считался хорошим специалистом в психиатрии, и его клиника никогда не страдала отсутствием клиентов.
        Как у всякого возрастного человека, у него были свои «фишки», одной из которых было то, что, например, помидоры, которые он очень любил, он никогда не ел в целом виде. Они всегда должны были разрезаться на дольки с соблюдением определенного ритуала. Сначала помидор разрезался наполовину. Затем из каждой половины аккуратно, уголком, вырезалось место соединения со стеблем. Далее обе половины разрезались на дольки. Соль, которой посыпалась долька перед тем, как отправиться в рот, о вреде которой говорили светила медицинской науки, втихаря применяя ее в количествах, существенно превышающих ими же установленные нормы, ибо без нее еда не еда, должна была быть только крупного помола. Главврач не терпел соль мелкого помола - она кучками налипала на любую влажную поверхность и забивала весь вкус, в отличие от отдельных кристалликов крупной соли, дополняющих вкус помидора и придающих что-то свое, особенное.
        Сегодня на небольшой тарелочке перед главврачом лежал большой, но слишком переспелый помидор. Похоже было, что его еще и придавили при транспортировке. Он был уже мягким, и если его не съесть сейчас, уже назавтра он мог стать непригодным к использованию. Однако, как назло, острый нож, которым главврач обычно разрезал помидоры, сегодня остался дома.
        Чертыхнувшись про себя, главврач полез в ящик рабочего стола и вытащил старый туповатый нож с закругленным концом лезвия, который давно надо было, конечно же, выбросить, но по каким-то необъяснимым причинам эта радикальная операция все время откладывалась «на потом». Именно из-за таких «необъяснимых причин» не выбрасываются и заполняются ненужными пустыми флаконами и разным хламом полки в ванной и подвалах, всевозможные ящики и ящички практически в каждом доме.
        Промыв еще раз под краном лезвие, хотя главврач и без того держал нож в чистоте, он придвинул стул поближе к столу, присел и осторожно попытался разрезать кожицу помидора. Тупое лезвие безрезультатно скользило по ней. Тогда главврач в сердцах надавил лезвием вниз. Помидор лопнул, и, как минимум, половина его красного содержимого расплылась на груди белого халата, надетого на главвраче.
        Он выскочил из-за стола, выругался и направился было к раковине умывальника, но громкий топот каблуков, бегущих к дверям, остановил его на полдороге. В кабинет не вошла, а влетела медсестра. Она смотрела испуганными глазами и держалась за сердце.
        - Что с вами, голубушка? - спросил главврач, - на вас лица нет!
        Он всех женщин клиники называл «голубушками», к этому давно привыкли и относились, как к само собой разумеющемуся.
        - Там… там… - глотая воздух, с трудом выдавила она, не в силах больше сказать ни слова.
        - Что там? - переспросил главврач и усмехнулся, - лошадь синяя явилась?
        - Там через стену люди прошли! - выпалила она, обретя дар речи, - выбежали из стены и убежали в другую стену!
        Главврач насмешливо глядел на нее, все еще по-прежнему держа нож в одной руке, а раздавленный помидор в другой.
        - Я не сошла с ума и видела это собственными глазами, вот как вас вижу! Двое. И на людей не похожи… Головы странные, без носа. Промчались мимо меня, словно кто-то гнал их! И - в стену! - чуть ли не плача, говорила она.
        - А где это было? - спросил он.
        - Тут рядом, у шестой палаты. Мы ведь вчера туда на один день, пока не освободятся отдельные боксы, поместили троих - помните? У одного мания, что он новое воплощение Сталина, у другого - что он Гитлер, а третий возомнил себя Чингисханом. Они даже внешность завели, как у тех.
        В углу снова забормотал телевизор. Главврач взглянул на телевизор, затем на медсестру. К ее удивлению, глаза его вдруг расширились, рот приоткрылся, и, сорвавшись с места, забыв про помидорную мякоть на халате и про зажатые в руках нож и помидор, он бросился в коридор.
        Главврач рывком распахнул дверь шестой палаты и буквально ворвался в нее. За столом, на котором стояли пять кружек, из которых еще шел пар, сидели три человека, склонив головы друг к другу и что-то негромко обсуждая. Они разом повернулись к нему.
        - А мы улетаем к инопланетянам, помогать переустраивать их планету, - доверительно сообщил один из сидевших за столом людей, - они сейчас вернутся и заберут нас…
        Помидор вывалился из руки главврача и шлепнулся на пол, разбросав вокруг остатки мякоти.
        И главврач, оттолкнув уже подошедшую и стоявшую сзади в дверях медсестру, выскочил обратно в коридор и опрометью кинулся к выходу во двор. И уже с крыльца сразу же обнаружил то, что ожидал увидеть. Там, в середине двора, возвышалось стройное туловище ракеты, похожее на острую иглу.
        - Вы ошибаетесь! Ошибаетесь! Мы - это не они! - закричал главврач и изо всех сил бросился бежать к ней, размахивая руками…

3.
        Несовершенная техника землян «зевнула» старт разведывательной ракеты пришельцев, и она незаметно опустилась в случайно выбранном месте земной поверхности. Двое разведчиков, используя свои далеко опередившие землян знания, прошли сквозь стены и вступили в контакт с первыми же оказавшимися у них на пути разумными местными жителями. И вот теперь, бегом вернувшись на ракету, они, обмениваясь впечатлениями, лихорадочно готовили ее к старту.
        - Какие ужасные аборигены населяют эту планету! - делился мнением о только что состоявшемся разговоре с представителями единственной разумной расы, населяющей ее, один из двоих гуманоидов, четыре пальца которого быстро бегали по кнопкам пульта, висящего в воздухе перед ним.
        - Они втроем говорили ужасные вещи, несовместимые с нашей моралью, и то, что они предлагали нам, не укладывается в голове! - отвечал второй, крутящий какие-то вентили и щелкающий тумблерами на приборной панели.
        - Смотри! - внезапно вскрикнул первый, указывая на обзорный экран.
        К ракете, размахивая зажатым в руке ножом, что-то вопя, бежал еще один, четвертый, абориген. Его длинная белая одежда была покрыта спереди чем-то красным.
        - Он убил тех троих и бежит убить нас, крича об этом! - в ужасе воскликнул второй гуманоид, - видишь, его одежда спереди покрыта их кровью! Стартуй быстрей!
        Первый гуманоид нажал на кнопку, и ракета, быстро оторвавшись от земли, исчезла в вышине…
        Вернувшись, разведчики доложили командованию о нравах, царивших на планете, на которую случайно наткнулся звездолет, сбитый с курса искажением пространства, вызванным образовавшейся черной дырой.
        Единодушным мнением специалистов межзвездной психологии, на основании данных разведчиков, вступивших в контакт с не менее чем тремя разумными особями, постоянно проживающими на данной планете, как это и было записано в Уложении о межпланетных контактах, коему все подчинялись неукоснительно (а разведчики, кроме прямого контакта с тремя аборигенами, наблюдали и действия четвертого, что придавало неоспоримый вес заключению), планета, над которой кружился звездолет, была признана непригодной для вступления в контакт с ее жителями и отнесена к классу опасных для психического здоровья представителей иных иноземных цивилизаций. На участок космоса, окружающий ее, был наложен карантин, запрещающий посещения его другими космическими кораблями, и уведомление об этом разослано всем галактикам. Запрет будет действовать до поры, пока специально отправленные исследовательские звездолеты не обследует планету повторно. Правда, срок карантина назначили более чем щадящий - всего ничего, один межгалактический год, какой-то десяток миллионов оборотов этой планеты вокруг ее солнца.
        И звездолет пришельцев, на который с надеждой смотрели миллионы глаз людей Земли, ожидавших воистину фантастических результатов от контакта с его создателями, внезапно бесследно растаял в бездонных глубинах черного космоса…
        Индейский эпос
        … - Я видел памятник Христофору Колумбу на площади Портал де ла Пау, в Барселоне, и скажу тебе, это грандиозно! Испанцам есть кем и чем гордиться! А у нас, в Америке? Еще и десятка лет не прошло с той поры, как снесли памятник Колумбу в Каракасе. Некоторые местные высокопоставленные разгоряченные головы утверждали, что именно он положил начало геноциду индейцев Америки. Почему же тогда им не начать гонения на Форда, изобретшего, а по сути своей открывшего, как и Колумб Америку, машины, и не запретить их? Каждый год из-за автокатастроф, изрядную долю в которых занимают машины фордовской марки, погибает население целой большой страны, никак не меньше - налицо геноцид водителей. Так же поступить с братьями Райт и всеми самолетами, из-за которых идет геноцид авиапассажиров. И почему им, наконец, не отменить Нобелевские премии и не предать забвению имя Нобеля? Ведь, если исходить из критериев, подобных венесуэльским, с открытия им динамита и бездымного пороха началась эра геноцида всего населения Земли!
        Собеседник, отчаянно жестикулируя, с выражением обиды на лице, смотрел на меня глазами, блестевшими от принятой изрядной дозы писко саур, коктейля, рекламируемого везде и всюду в качестве национальной «голубой фишки».
        Местом действия являлся Арекипа, перуанский курортный красавец-город с миллионным населением. Мы, небольшая группа работников туристических фирм, всего полдесятка человек, по приглашению ассоциации местных туристических компаний совершали промо-тур, знакомясь с достопримечательностями Арекипы и его окрестностей, с тем, чтобы уже со знанием местных особенностей развивать перуанское направление туризма у себя на родине.
        - Русский язык у нас практически не слышен, - подчеркивали наши перуанские собеседники, - а ведь к нам приезжают туристы со всего мира, кроме ваших. Взгляните на наш Арекипу, заверните в соседний Куско, древнюю столицу империи инков, посетите затерянный город Мачу-Пикчу. Разве это не восьмое чудо света? А ведь это лишь немногое из великого множества наших изумительно красивых и вместе с тем таинственных мест. Каждый побывавший здесь увезет с собой на родину воспоминания об увиденном и частицу перуанской щедрой души…
        К группе был прикреплен гид, говорящий, правда, не на русском, а на английском языке. И запланированные перемещения ее были в общем-то стандартными местными туристическими маршрутами.
        Мне, единственному из группы, выбравшему еще во время учебы в качестве второго языка испанский, было в общении существенно проще. В местной туристической ассоциации, очевидно, не только учли, но и приветствовали это, так как ко мне, единственному из всей группы, прикрепили испаноговорящего гида с машиной и предоставили право самому выбирать маршруты передвижения, и не только из тех, что предлагал мой «поводырь», к тому же без ограничений по времени и расстоянию.
        Был март, летняя жара плавно уходила, наступало время местного «бархатного сезона», ведь в южном полушарии зима и лето «перевернуты» во времени в отличие от нашего, северного полушария.
        Заходящее солнце не жгло, а ласкало своим теплом. Мы, то есть я и мой «поводырь»-гид, оказавшийся компанейским, свойским парнем, расположились за небольшим столиком на открытой лужайке. За спиной - двухэтажное нежно-розовое здание отеля Асуль-Колониаль, временной «резиденции» нашей группы, впереди - красивейший вид на окружающие головокружительные Анды и изюминку их - правильный конус вулкана Эль-Мисти, из отложений белого камня которого в основном построен город. В любой точке Перу достаточно сказать: «Белый город» - и всякому ясно, что речь идет именно об Арекипе.
        Мы начали с громадных кружек чичи, кукурузного пива, продолжили рюмками писко, виноградной водки, а завершали любимым коктейлем гида писко-саур, закусывая всевозможными блюдами из курицы и говядины с добавлением овощей и обильно сдобренных неизменным острым перцем. Гвоздем программы явилась cuy frito ( - ты должен это обязательно попробовать, - заявил гид, - больше нигде в мире такого не встретишь), то есть жареная морская свинка.
        - За счет фирмы, - махнул гид рукой, когда официанты, нагруженные сверх всякой меры, вереницей потекли к нашему столику и я заикнулся было об астрономическом счете, который могли выставить нам не только за возлияния, но и за закуску, и продолжил:
        - Ты должен узнать все местные прелести, а иначе о чем будешь рассказывать клиентам? Наша стряпня похожа на известную мексиканскую, но всего лишь похожа. Она самобытна, оригинальна и постепенно завоевывает мир…
        … - Конечно, это три наши великие цивилизации - майя, ацтеков и инков, - немного погодя, продолжил он разговор, начатый полчаса назад в машине, когда мы возвращались из поездки в окрестности озера Титикака, - каждая знала свое время расцвета и упадка. Ты знаешь, что самая молодая из них - империя инков, располагавшаяся на нашей земле. Из Мачу-Пикчу жители ушли в середине 16-го века, как раз тогда, когда сюда явились завоеватели-испанцы. Как говорят историки, таинственно оставили, ушли внезапно и вдруг. Никто не знает, куда ушли и зачем. Такая же история за полтысячи лет до того случилась с городами майя. В конце 9-го - середине 10-го веков они свернули хозяйственную деятельность и ушли из многих своих городов. В наше время никто еще не может похвастаться разгадкой тайны покинутых городов майя. Я сам окончил исторический факультет (а почему, ты думаешь, меня взяли на работу в одну из ведущих турфирм страны?), и в свое время немало читал гипотез о причинах бегства населения из городов и о слабостях этих гипотез. Хотя, признаюсь тебе, на мой взгляд, насчет городов майя историки крепко недорабатывают.
Здесь достаточно просто сопоставить даты. И тогда сделаешь интересный вывод. Тебе это будет интересно?
        Я утвердительно кивнул головой.
        - Конец 8-го - весь 9-й и 10-й века - эра плаваний викингов, - продолжил гид, - считается, что в конце 9-го века они впервые прибыли в Гренландию, если хочешь точно, в 875 году. Но… здесь рассматриваются только лишь научно доказанные факты. А если немного отвлечься от них и подключить воображение?
        Глаза его загорелись огнем возбуждения.
        - А, представь себе, - говорил гид, не забывая при этом время от времени наполнять пустеющие бокалы, - что драккар или снеккар викингов бурей унесло в океан где-нибудь в конце 9-го века, когда они уже вовсю рыскали по окрестным водам, и не только по окрестным, существенно отдаляясь от берегов. Снеккар меньше драккара, но и в нем где-то 25 - 30 пар весел, и команда человек в 60, в драккаре же сотня может быть, и даже больше. И вот эти люди волей судьбы оказываются в открытом океане. У них есть парус, но ветер несет большую лодку неизвестно куда, несет очень долго. На судне начинается голод, большая часть команды вымирает. Выживают немногие. Питаются случайно пойманной рыбой и пьют дождевую воду. Из-за цинги у них выпадают зубы. В общем, когда судно достигает землю, то уцелевшие викинги представляют собой жалкое зрелище. Местные жители под руководством жрецов приходят на помощь. А немногочисленные уцелевшие пришельцы практически не могут стоять на ногах, худые, изможденные, организм ослаблен, и среди прочих недомоганий они привезли с собой банальную простуду. Банальную для них, но… не для местного
населения. Известно, что в Америке той поры никогда не было простудных болезней типа гриппа, и вот он появился во всей своей красе… Сначала засопливились помогающие пришельцам жрецы, затем жители окрестных населенных пунктов, затем зараза с ужасающей скоростью распространилась по всей стране. У индейцев не было иммунитета к этой болезни, и они стали погибать один за другим. Города превратились в рассадники заразы. И, когда это стало понятно, был отдан приказ оставить их. Возможно, что пришельцы-викинги так и не оправились от тяжестей плавания и умерли один за другим, возможно даже, что они были сразу же принесены в жертву богам майя. Кто знает? Но это уже ничего не меняет, ведь даже кратковременное соприкосновение с ними местных жителей могло привести к роковым последствиям. А если бы у кого-нибудь из приплывших викингов была малярия или лихорадка? По моему мнению, это - вполне возможный сценарий. Появление из моря пришельцев - эпизод, короткий, незначительный, не нашедший отражения нигде в записях и легендах майя, но, возможно, они просто ничего из этого уже не успели. Уж слишком быстро
распространялась болезнь и наступила катастрофа… Правда, в некоторых из многочисленных гипотез рассматривается возможность пандемии среди инков малярии или желтой лихорадки. И делается вывод об их несостоятельности ввиду того, что взяться болезням было неоткуда. Но, как я уже сказал, достаточно сопоставить даты…
        - Но кому интересны рассуждения обычного гида? - зло усмехнулся собеседник, взмахнув рукой с зажатым в ней ножом, - есть достаточно маститых ученых, ломающих копья над этими проблемами, и пока ты не попал в их число, сиди и не высовывайся!
        Гид сделал большой глоток из стоявшего перед ним фужера.
        - Но вот насчет Мачу-Пикчу - тут я уже ничего не могу сказать. Вот уж загадка - так загадка. Одномоментно исчезло все, что представляло сколько-нибудь ценное и занимательное. В том числе и «Золотой сад» из Куско. И это при том, что золото не играло практической роли в экономике страны, а было лишь одним из поделочных металлов. Это уже потом, с приходом испанцев, оно стало цениться. И было от чего - помнишь историю пленения конкистадором Франсиско Писарро последнего сапа инку Атауальпу, когда за него заплатили выкуп в кучу изделий из золота и серебра, заполнив ими до потолка камеру, в которой содержался инка? Мы, нынешние, можем только сожалеть, что Писарро все это интересовало только в виде слитков… Но ведь для выкупа было использовано отнюдь не все золото империи. Куда-то оно задевалось. В итоге империя не стала сказочным Эльдорадо. Но, я уверен, где-то это все сохранилось!
        - Конечно, - спустя некоторое время снова заговорил гид, - наши американские цивилизации были кровожадными, очень кровожадными. И вполне могли бы уничтожить и самое себя, сохранись они в первозданном виде до наших дней и останься у них прежний уровень жертвоприношений. И из их числа я не исключаю и империю инков, несмотря на то, что у нас со школы прививают понятие о прошлом, основанное на Подлинных комментариях и истории Перуанской республики Инки Гарсиласо де ла Вега. Уж слишком он, если можно так выразиться, цивилизовывал отношения внутри инкской империи, исключая человеческие жертвоприношения. Однако последние открытия археологов говорят об обратном, и я им вполне доверяю и согласен с выводами из них. Совсем недавно в храме Кенко, совсем рядом с Куско, во время раскопок под жертвенным камнем среди костей принесенных в жертву животных найдены и человеческие. Все становится на свои места…
        Некоторое время мы молчали. Я любовался восхитительной панорамой Анд, гид сосредоточенно ковырялся в своей тарелке. Наконец, он положил вилку и нож.
        - За руль я уже, конечно, уже не сяду, - немного заплетающимся языком сказал гид, - да и не хочу доставлять радость дорожной полиции. По-моему, они по всему миру одинаковы - им бы только схватить человека, а что ему предъявить - они уж придумают. Тем более, если от него немного попахивает, даже если благородным запахом писко-саур… Поймаю «комбис» (маршрутное такси), идет как раз мимо моего дома. Завтра я тебя рано разбужу. Еще есть столько интересного, которое надо увидеть!
        Он подмигнул, пожал мою руку и удалился, оставив на столике принесенную вышколенным официантом книжку со счетом, в которую вложил изрядную сумму солей, перуанской валюты, со щедрыми чаевыми. Об их щедрости можно было судить по тому, как подобострастно официант проводил меня от уличного столика к стойке бара, расположенного уже внутри отеля, с поклоном, как VIP-гостю, открывая попадавшиеся на пути двери.
        - Как же, явишься ты рано после такой выпивки! - подумал я, устроившись на высоком квадратном табурете у барной стойки, потягивая предложенный барменом коктейль какого-то сложного состава и вспоминая последние слова гида. В отличие от него, пил я в общем-то немного и пока еще сохранял почти полную ясность мыслей, что и обусловило дальнейшее перемещение в бар.
        Негромкий, с легкой хрипотцой, голос, заказывающий выпивку, привлек мое внимание. На соседней табуретке расположился невысокий человек, лет 45 - 50, типичный «латинос» - черные с проседью волосы, характерное очертание лица, немного впалые щеки с выраженными скулами, непременные черные усы и, к удивлению, несмотря на царивший в баре полумрак, темные очки с тонкой металлической оправой, скрывавшие глаза.
        Он заметил взгляд и, слегка наклонив голову, повернул ко мне лицо.
        - Извиняюсь, - негромко на испанском языке сказал он, - просто я сидел снаружи, за соседним столиком, и невольно подслушал ваш разговор. Уж слишком громко кричал ваш собеседник.
        Ни музыка, составляющая легкий фон разговора, ни стайки молодежи, оккупировавшие другие табуретки и занятые друг другом, нисколько не мешали нашей беседе.
        Я улыбнулся, вспомнив, что, действительно, гид достаточно громко излагал свои мысли, и также вспомнил этого человека, в одиночку сидевшего за соседним столиком.
        - Да, я помню, вы сидели неподалеку, - сказал я, - а мы говорили о вашей чудесной стране.
        - Такой уж и чудесной, - пренебрежительно хмыкнул он, - самой обыкновенной, если не сказать хуже… Впрочем, я и сам не местный, хоть и не так далеко уехал от своего дома. Сам я живу в Чили, а сюда приехал… Это длинная история.
        Собеседник допил содержимое большого фужера и кивнул бармену, который моментально наполнил его следующей порцией.
        - Я слышу по акценту, что вы откуда-то из востока Европы.
        - А что, сильно заметно? - удивленно переспросил я, считавший до того, что мой испанский звучит на достаточно хорошем уровне, и назвал страну, откуда я родом.
        - Никогда не слышал, - сокрушенно покачал он головой, - ты уж извини, а что там есть рядом?
        Он незаметно перешел на «ты». Я понимающе кивнул, назвал Польшу и Россию и сказал, по какой я причине нахожусь здесь.
        - Мне акцент заметен, - сказал он, - а вот другие могут и не понять… Просто мне приходилось встречаться с поляками, они изредка работали у нас или неподалеку. Некоторые твои слова в произношении звучат практически так же, как и у них. Неплохие были, к слову сказать, ребята. Хорошие шахтеры. И сам я тоже шахтер, и работаю на одной из шахт, что находятся у нас, в Чили, в пустыне Атакама.
        - Кому, как не тебе, работающему в этой сфере, знать, что не только толстосумы могут заниматься туризмом? - заметив удивление в моем взгляде, заметил он, не забывая потягивать из уже более чем наполовину опустевшего фужера, - а что, у вас много толстосумов набралось бы? Если бы это было так, что только они пускаются в поездки, пожалуй, ты бы сидел без работы или занимался чем-нибудь другим. А я ведь довольно прилично зарабатываю, правда, по местным меркам. И вообще, спроси любого шахтера во всем мире, - усмехнулся он, - тебе любой скажет, что наш труд, пожалуй, самый каторжный в мире, и что при этом вряд ли любой из нас получает достойную этому труду оплату. Она должна была бы быть, по крайней мере, раз в десяток больше… Кстати, зовут меня Арсенио (имя изменено - авт.).
        - Налей-ка и моему другу, - Арсенио кивнул бармену на меня и, заметив мой протестующий жест, сказал: - не возражай, этому меня научили упомянутые поляки - платить за друзей. Хороший обычай. У нас это как-то не принято, здесь каждый платит за себя. А жаль… Еще не так давно я работал в шахте Сан-Хосе, - добавил он, - слышал о такой? А теперь уже на другой шахте.
        Я едва не подпрыгнул на табуретке.
        - Так вы один из тех, кто в этой злосчастной шахте просидел под землей почти два месяца и кого чудом вытащили оттуда на поверхность? - с безмерным удивлением спросил я.
        - Более двух месяцев, - поправил он, - первого, Флоренсио Авалоса, подняли в среду, через 69 дней после аварии. А последним подняли Луиса, нашего начальника смены, если желаешь, Луиса Альберто Урсуа Иррибаррена. С тех пор я и ношу темные очки, зрение до сих пор полностью пока еще не восстановилось.
        Арсенио дотронулся рукой до очков, я понимающе кивнул в ответ.
        - Ты не можешь себе представить, - усмехнулся он, - как мы радовались, когда увидели первого человека после более чем двухмесячного заточения!
        - Могу представить, сколько лиц было вокруг! - покрутил я головой.
        - Ничего подобного! - засмеялся Арсенио, - он был один, Мануэль Гонсалес Павес, первым опустившийся к нам вниз в «Фениксе», спасательной капсуле, но он олицетворял для нас близкое спасение.
        - Вернее, почти для всех нас, - через паузу добавил он, - ибо я с самого начала знал, что мы не можем погибнуть на глубине.
        - Как вы могли знать это? - еще больше удивился я.
        Сквозь темные очки собеседник долго в упор смотрел на мое удивленное лицо, затем повернулся в сторону и снова потребовал от бармена наполнить опустевшие фужеры.
        Затем вздохнул и, глядя куда-то вперед-вдаль, заговорил, делая остановки, иногда словно с трудом подбирая слова.
        - Ты издалека, не местный, и то, что я скажу тебе, не будет предано здесь огласке, ты скоро увезешь это туда, к себе. И это одна из причин моего решения рассказать тебе это. И есть еще одна причина - я просто человек, а людям иногда бывает невыносимо держать в себе то, что они знают. Есть и третья причина. Если ты все же кому-либо расскажешь то, что услышишь, тебя, как минимум, сочтут выдумщиком, а по-максимуму, могут упечь в дом умалишенных. В это невозможно поверить, - подчеркнул он, - я уверен, что никто и не поверил бы, вздумай я рассказать об этом. И я иногда не верю сам себе, не верю, что это и в самом деле случилось со мной. Возможно, это просто судьба, что я сел рядом с тобой здесь сегодня, но раз так случилось…
        Я, не говоря ни слова, смотрел на него, заинтригованный необычным вступлением.
        - Да, я знал, что ни один из нас не может погибнуть там, под землей. Вернее, я знал это про себя, но, чтобы спастись мне, надо было, чтобы спаслись и все остальные. Откуда я знал это?
        - Я слышал, о чем вы говорили там, за столиком, как твой собеседник вспоминал наших древних богов и кровавые им подношения. Правда состоит в том, что мой народ забыл своих предков, а с ними и своих прежних богов… Все мы теперь истовые католики и верим в Христа. Но, правильнее было бы сказать, нас заставили забыть наше прошлое. Заставили огнем и мечом. И с каждым последующим поколением это прошлое уходит все дальше и дальше в туман времен. Современная молодежь ныне больше поклоняется только одному богу - золотому тельцу, забывая в погоне за ним и о христианских ценностях, тем более о более древних… Куда катится мир? Ты не согласен со мной? Я вижу протест в выражении твоего лица… Впрочем, не обращай внимания, это все старческая брюзга. А когда это вы, молодые, прислушивались к нам, старшему поколению? Я более чем уверен, что во все века, у всех народов этого никогда не было и никогда не будет. Молодежь всегда набивает те же шишки, что и их отцы… И я был такой же в свое время. Но, если бы этого не было, не было бы и движения вперед, люди бы не ушли дальше каменного века, ибо каждая новая молодежь в
попытке исправить свои же ошибки идет своим, новым, путем. А это и есть движение вперед. От прошлого остались лишь сказания, да и их ныне знают немногие, хотя в школах и пытаются напоминать о нем. Но кому нужны поверженные кумиры, пусть они были ранее даже богами? Они позабыты и заброшены…
        - Все было и так, как описывала каждая газета, и… не так. Никто не задался вопросом - как мы всей сменой сумели уцелеть при обычно мгновенно развивающейся такой катастрофе, как подземная подвижка грунта, проще говоря, обвал породы. Божьим провидением назвали наше спасение. Но только я знаю, чему (или кому) обязаны мы жизнью.
        - Мы, то есть и я и все ребята, работавшие в тот злополучный день в шахте, конечно же, не чистокровные индейцы. А разве такие остались сегодня? Плюнь в глаза тому, кто скажет тебе, что в его жилах течет чистая индейская кровь. При том смешении рас и народов, что произошло с незапамятных времен до наших дней, я уверен, не осталось ни одного «чисторасового» человека. Ну, может, за исключением пары тысяч бедолаг, которых и в наш век изредка находят в дичайшем состоянии где-нибудь в амазонских джунглях. Но, все же, изрядная часть нашего существа все же была и остается индейской.
        - Хотя и в моих жилах течет и не чистая индейская кровь, но сам я с гордостью отношу себя к народу мапуче, так мы называем себя. Другие же называют нас арауканами. Я являюсь представителем единственного индейского народа Южной Америки, не завоеванного в свое время ни инками, ни испанцами. Возможно, и это не в последнюю очередь повлияло на последующие события.
        - Итак, с начала смены все шло, как обычно. Каждый занимался своим делом. И вдруг словно что-то толкнуло меня и заставило отойти метров на двести-триста назад в галерею. Появилось стойкое убеждение, что я оставил там что-то очень важное. Ноги будто бы сами несли меня. И тут я и увидел слева в стене тонкую расщелину, в которую разве что с трудом, да и то боком, мог втиснуться человек моей комплекции. Я мог бы поклясться, что, когда мы заступали на смену, никакой расщелины здесь не было. Посветил в нее фонарем. Расщелина, в дальнейшем немного расширяясь, плавным закруглением уходила вглубь породы. И я, немного поколебавшись, все же протиснулся в узкий проход, освещая путь горящим на каске фонарем. Через несколько шагов, сделанных боком, я уже смог развернуться лицом вперед, затем проход расширился до размеров хорошего большого коридора. А затем…
        Собеседник умолк и разом, не поморщившись, опрокинул в рот крепкое содержимое фужера. Я, не отрываясь, смотрел на его спокойное, отрешенное до того лицо. Дальнейшие воспоминания, видимо, жгли Арсенио. Даже дыхание его стало быстрым, прерывистым. Было заметно, как по достаточно смуглому лицу побежали тени. Уголки губ то приподнимались вверх, то опускались вниз. Очевидно, воспоминания вызвали у рассказчика сложную гамму чувств.
        - Что же было затем? - не удержался я.
        - Затем впереди я увидел свет. Он становился все ярче и ярче. Еще один крутой изгиб уже широкого коридора - и из моих уст исторгся непроизвольный вскрик. Передо мной находился зал воистину огромных размеров - множество десятков шагов в длину и в ширину и три-четыре десятка футов в высоту. Он был ярко освещен. В нем сияло все - от потолка без единой подпоры, усыпанного странными многогранными большими и маленькими камнями, кажется, вплавленными в тончайшую растянутую по верху золотую мелкоячеистую сеть, до отполированного пола, на котором на подставках и без них располагалось множество предметов. Там были… Твой товарищ говорил, да и я со школы помню упоминание про так называемый «Золотой сад». Про него остались лишь немногочисленные воспоминания очевидцев. Сам он бесследно исчез. Я более чем уверен, что и он составлял часть того, что находилось передо мной.
        - Поначалу я, конечно, остолбенел, но затем ноги сами понесли меня вперед. По узкой выложенной снежно-белым камнем с невысокими бордюрами тропинке я, затаив дыхание, шел сквозь сказочный сад. На золотых деревьях там росли серебряные листья, а на серебряных деревьях - золотые. На драгоценных ветвях вызрели такие же драгоценные плоды, искусно сделанные из переплетения тончайшей проволоки. Здесь же находились и сборщики плодов, такие же драгоценные, как и все, что находилось в этом райском саду. Их было много, пожалуй, несколько десятков человек. Одни еще только протягивали руки к плодам, чтобы сорвать их, другие уже укладывали урожай в стоявшие у их ног золотые же или серебряные большие корзины. Кое-кто уже нес наполненную плодами корзину на плече. Я прошел совсем рядом с некоторыми из них. Были отчетливо видны каждый волосок, каждая морщина на застывшем лице, словно взяли живого человека, и заменили его живую плоть на драгоценный металл. Глаза их сделаны были настолько искусно, что казались живыми… На ветвях деревьев то тут, то там можно было рассмотреть устроившихся на них змей. Они или свернулись
кольцами, или свисали вниз головой, словно готовясь к прыжку. Их невозможно было отличить от настоящих, разве что по цвету металла, из которого были созданы. На кустах созданных из таких же металлов, окаймляющих дорожку и разбросанных по саду, сидели жуки, чистя усики или расправив крылья, словно собираясь взлететь. И на тончайших золотых нитях повсюду было развешено, создавая иллюзию порхания, множество прелестных бабочек, а также птиц. А под ногами сборщиков плодов сновали шустрые небольшие ящерицы. И жуки, и бабочки, и птицы, и ящерицы созданы были также из золота или серебра с глазами, вставленными из драгоценных разноцветных камней. В стороне, у берега реки, на лужайке паслось стадо золотых лам с детенышами, их скрадывал подобравшийся на расстояние прыжка серебряный ягуар с горящими зловещим рубиновым цветом глазами, а по серебряной реке плыли «тростниковые» лодки и несколько плотов с мачтами и квадратными, наполненными ветром парусами. Однако ни один из бесчисленных листиков не колыхался, вокруг царила абсолютная тишина. И воздух в огромном помещении был сухой и, к удивлению, прохладный. К
удивлению, потому что в шахте, где мы работали, и вообще на глубине в любой шахте всегда жарко, иногда очень жарко.
        - Все то, что я тебе сейчас описал, я отметил как-то мимоходом, машинально, не вдаваясь в подробности. Это было нечеловечески прекрасное место. Каким-то чутьем я понимал это и даже боялся его. Пораженный окружающим великолепием, но не останавливаясь и ни к чему не притрагиваясь руками, я медленно двигался вперед, к своей основной цели, с каждым шагом приближаясь к источнику света, куда меня влекло с непреодолимой силой. Ослепительное сияние, отражаемое всеми находящимися в зале предметами, исходило от огромной статуи, располагавшейся у противоположной стены. Статуя изображала человека, сидящего на величественном троне с высокой спинкой, и была воистину огромной - голова находилась немного ниже уровня потолка.
        - Я остановился у подножия статуи, но не сразу смог рассмотреть ее из-за исходившего от нее же света, а когда, прикрыв глаза рукой, все же сумел взглянуть на нее, многие детали так и не сумел различить. Под действием сильного света на глазах выступали слезы, рассматривать что-либо долго и детально было решительно невозможно. Это напоминало действие электросварки - на ее яркую дугу тоже тяжело смотреть, да и, как известно, небезопасно, можно сжечь сетчатку глаз. Очевидно, сияние статуи и повредило тогда мои глаза, почему я и вынужден надевать темные очки. Но это, к счастью, единственное повреждение, полученное мною в этом поистине чудесном месте.
        - Так что детально рассмотреть я сумел немногое. Горбоносое лицо статуи выражало гордость, даже надменность. Орлиные глаза устремлены вперед. Длинные волосы закинуты назад. Лоб перехватывала красная повязка. Хочу заранее сказать, что все ткани, украшавшие статую, как и она сама, сделаны были также из драгоценных металлов. Я только сумел заметить, что неведомые мастера там, где хотели изменить цвет, собирали его вставками из драгоценных цветных камней. Я не разбираюсь в камнях, я не ювелир и тем более не миллионер, а всего лишь шахтер, но что этим камням цены нет - готов голову положить в заклад. Одета статуя была в длинную, до пола, разноцветную одежду с бахромой. А на груди располагался большой золотой диск, на котором изображено было человеческое лицо… Ты во множестве видел такое изображение, даже здесь оно находится, взгляни на дверь, как раз над нею. Теперь это просто украшение. А ведь такой диск в далекие времена являлся предметом официального культа инков.
        - И тогда я впервые не удержался и, потянувшись вверх, дотронулся до свободно лежащей на коленях руки статуи. И словно ожегся. В прохладном окружающем воздухе она на ощупь была горячей и словно бы упругой. Такой была бы на ощупь рука живого человека, только более прохладной. Я сначала замер, затем в испуге сделал несколько шагов назад, пятясь как рак и неотрывно, несмотря на сияние, глядя в лицо статуи. Сердце мое колотилось, как бешеное, словно стремилось вырваться из груди, на лбу выступил пот, да и сам я весь с головы до ног покрылся холодным потом. И было от чего. Глаза огромной сверкающей статуи, до того устремленные вдаль, теперь грозно в упор смотрели на меня!
        - Я в общем-то не из пугливых, родился и вырос в условиях, где за себя нужно было бороться. Хлюпикам там было не место. Но здесь было что-то сверхчеловеческое, и страх появился сам собой, быстро заполнив все мое существо. Ноги отказались двигаться, и я в ужасе замер, только что не падая на колени. По-прежнему ни одного звука не было слышно. Но в тишине сверху, над статуей, внезапно громом раздался треск. Я непроизвольно взглянул туда. Часть свода над статуей начала опускаться, сильно прогнувшись книзу, и тогда статуя пришла в движение. Ее руки поднялись и уперлись в потолок обеими ладонями. Снова раздался треск, и потолок под их давлением, снова выгнувшись вверх, вернулся на свое место.
        - Какая же чудовищная сила скрывается в ее руках! - промелькнуло у меня в голове, ведь им приходилось преодолевать давление многих, может быть, тысяч или миллионов, тонн готовой обрушиться породы.
        - Мой страх сразу исчез. Быстро приходя в себя, я снова взглянул в лицо ожившей статуи. Ее взгляд был по-прежнему направлен на меня. Но теперь это не был грозный взгляд разгневанного существа, выведенного из многолетнего равновесия неразумным пришельцем. Теперь в нем было понимание, мудрость веков и спокойствие. Взгляд статуи переместился в направлении коридора, откуда я появился в этот мир, и снова вернулись ко мне. Она словно говорила - уходи, спасайся. Я развернулся и побежал. Опрометью выскочив в галерею, я заорал что-то про обвал. В общем, все поняли что к чему и бросились прочь. А затем все вокруг затряслось, послышались удары и шум падающей породы, закрывающей нам путь на поверхность.
        - Спроси любого из нашей смены, кто первым подал сигнал к спасению, никто не скажет это точно. В наступившей кутерьме это выскочило у всех из голов. Некоторые утверждали, что первыми сигнал об угрозе обвала подали именно они. И до сих пор убеждены в этом. Что ж, пусть так и будет. Я не претендую на роль спасителя, ведь и в самом деле не я спас людей от гибели.
        Рассказчик надолго замолчал, словно заново переживая перипетии своей удивительной невероятной истории.
        - А что было дальше? - наконец, спросил я.
        - А дальше было сидение в ожидании спасения, - невесело улыбнулся он, - я-то знал, что нас каким-то образом должны вытащить отсюда. Иначе меня не выпустили бы живым из того удивительного места - зачем было убивать позже, если статуя могла легко прихлопнуть меня сразу? В этом не было бы логики, а рассуждать, сопоставлять одно с другим я умел всегда. И, что самое трудное, была невозможность поделиться пережитым, переполняющим меня, с кем бы то ни было еще. Я даже жене не рассказал об этом, чтобы она не подумала, что я спятил под землей. А потом появился ты…
        - И теперь уже можно подвести итоги. Как я говорил, инки всегда воевали с народом мапуче. Но, как я могу теперь предположить, появился новый враг - испанцы, быстро доказавший тщетность попыток борьбы с ним. И инки поняли это. Как известно, враг моего врага - мой друг. И, по идее, мапуче должны были стать другом испанцев и врагом инков. Но на сей раз это не сработало. Все пошло с точностью до наоборот. Мапуче перед лицом страшного врага, предав забвению прошлые распри, восприняли инков, как друзей и приняли на сохранение их ценности. Это ведь только считается, что шахты в пустыне Атакама, а всего их без малого девять сотен, как и шахта Сан-Хосе, эксплуатируются с конца 19-го века. На самом деле добыча золота и серебра велась там с незапамятных времен. Просто масштабы были помельче… Откуда-то ведь инки получали золото и серебро? И эти металлы в конечном итоге вернулись туда, откуда и явились в этот мир - обратно в шахты, шахты пустыни Атакама…
        - А если раскопать завалы, до вашего необычного места можно будет добраться? - спросил я.
        - Не думаю, что это что-нибудь даст, - с сомнением покачал собеседник головой, - я уже думал над этим. Скорее всего, все, что я видел находится уже где-нибудь далеко в стороне от этих мест… Боги не погибают, они вечны и любят тишину и покой. До поры и времени…
        - Твой гид говорил о кровожадности наших древних богов, продолжал он, - Не знаю… Но после случившегося я совершенно не уверен в этом. Скорее всего, просто мы, люди, сами придумали ритуалы для восславления богов, слепо верили этим ритуалам и следовали им. Но кто спросил самих богов, нужны ли им потоки крови? И вообще, что им нужно? И в результате - забвение…
        Арсенио снял очки, приблизил ко мне свое лицо и, в упор глядя маслеными живыми антрацитово - черными глазами, прошептал, запинаясь, хватая после каждой фразы ртом воздух, словно легкие отказывались ему служить:
        - Да, как я уже сказал, мы забыли богов своих предков… Но, я теперь это знаю точно, они не забыли нас, свой народ, предавший их и изменивший им… Они все замечают, все видят, все знают, все помнят… И, как знать, придет день, и они выставят нам счет…
        Он пьяно взмахнул рукой, очертив круг над головой, медленно встал и, так и не надев очки, нетвердой походкой, покачиваясь из стороны в сторону, словно сохраняя хрупкое равновесие, как моряк во время бури, направился к выходу.
        Месть
        - Проклятье! Проклятье! Проклятье! - Стив с такой силой грохнул на стол принесенный с собой предмет, что, жалобно, звякнув, тарелки подпрыгнули вверх, и, если бы Олаф, мгновенно сориентировавшись, не поймал одну из них, пришлось бы соскребать ее содержимое со стены и пола небольшой кают-компании.
        - Неужели все так мрачно? - поставив тарелку на стол и опустившись в кресло, через большую паузу спросил Олаф, и, не глядя на собеседника, отправил в рот солидный кусок бифштекса.
        Что-что, а вкусно и плотно он поесть любил, будучи при этом слишком меланхоличным для проявления живых эмоций. Стив про себя считал эти две характеристики неким парадоксом напарника - ну, не должен вечно что-то жующий человек, как говорят, склонный к полноте, вечный пижон, одевающийся с иголочки, всегда быть спокойным и отрешенным, как насытившийся удав.
        - Вернемся - засуну синхронизаторы в одно место у Харви! - разъяренно шипел Стив, - он, сволочь, божился, что проклятые синхронизаторы перебрал собственными руками! А на поверку выходит, что там просто сняли с них люки и снова установили на место, добавочно посадив на герметик, но ничего не исправив в механизмах и не проверив сами люки!
        Кричать он уже не мог - сорвал голос, пока добрался из аппаратной до кают-компании, непрерывно во весь голос костеря обслуживающую космодромную команду.
        Харви - это главный механик компании, на которую в данный момент работали Стив и Олаф. Небольшая фирма занималась межгалактическими перевозками грузов, имела в собственности десятка полтора видавших лучшие времена звездолетов среднего и малого тоннажа, для каждого из которых по мере надобности набирался небольшой обслуживающий штат. Давно сработавшиеся корабельный механик Стив и навигатор Олаф считались крепкими профессионалами и не первый раз работали на компанию, которая с удовольствием нанимала их хотя бы уже за то, что они, добросовестно относясь к делу, никогда не требовали ничего запредельного. Однако напарники знали сильные и слабые стороны большинства кораблей компании и достаточно жестко подходили к их предстартовой подготовке. На сей раз заказ был внезапным и чрезвычайно срочным. Когда Стиву и Олафу поступило предложение совершить рейс и перевезти партию какой-то остродефицитной руды, до старта оставалось меньше суток, и они, «клюнув» на очень существенные премиальные, вынуждены были не лично проверять работу механизмов, а верить заверениям Харви о том, что все предусмотрено и все
отлажено.
        Первая половина полета, «туда», шла как по маслу. Вплоть до загрузки руды. Но не успел корабль при возвращении набрать гиперсветовую скорость, как неприятности посыпались одна за другой. Ну ладно, когда отказывает какой-нибудь третьестепенный датчик или один из радаров дальнего обзора. С этим еще можно мириться. Но вот то, что Стив обнаружил потеки охлаждающей жидкости у одного из синхронизаторов - это было уже серьезно. И комизм обещания Стива «засунуть синхронизаторы куда-то там у Харви» в данной ситуации отнюдь не вызвал бы улыбку и у более юмористичного напарника, чем Олаф. Дело в том, что синхронизаторы - это заполненные специальной жидкостью восемь больших цилиндрических корпусов, диаметром метра по три и в два раза большей высоты каждый, расположенные по кругу у маршевого двигателя. Именно их сложнейшая начинка позволяла двигателю выводить ракету на гиперсветовые скорости, а сложная по составу жидкость не только не давала начинке перегреваться, но и была важнейшей составной частью механизмов синхронизатора. В корпусах имелось несколько технологических люков. И, если есть потеки охлаждающей
жидкости у одного из них, следовало, что между корпусом и люком образовались щели. А это могло быть лишь в случае перегрева. Кроме того, повышенная температура неминуемо выводила из строя какую-то часть оборудования синхронизатора. Автоматика, следящая за показаниями температуры, почему-то не сработала, и экипаж имел то, что имел - неправильно работающий синхронизатор, из-за которого корабль не мог набрать нужную скорость и вынужден был плестись по космосу так, что когда бы добрался до места назначения (это если бы добрался вообще), и косточки экипажа к тому моменту рассыпались бы в пыль. Это не было бы страшным где-нибудь в обжитом космосе, всегда пришел бы кто-нибудь на помощь, но здесь, на задворках исследованного пространства, рассчитывать можно было только на себя. Автоматический завод, отгрузивший руду, тоже ничем помочь бы не смог. Это экипаж знал точно. Да и удалилась к тому же от места старта грузовая ракета уже достаточно далеко.
        Олаф взял в руки брошенный Стивом на стол предмет, представляющий собой овальную, с треть метра в длину, довольно тяжелую пластину. С одной, внешней стороны, она была матовой, с другой, внутренней, отражала все, словно зеркало, и была изготовлена по последнему слову земной технологии. Ее практически невозможно было ни разбить, ни поцарапать. К сожалению, производственный брак проявился только сейчас и выражался в крохотной практически незаметной риске у боковины зеркальной поверхности, сейчас обрисованной маркером. Этого дефекта отражательной поверхности хватило для разбалансировки температурного режима и поломки сложнейшего механизма.
        - Колебания температуры просто разрушили герметик, геометрия ни корпуса, ни люка не ушла, - зло пояснил Стив, - однако что там внутри корпуса делается… Эту риску я дефектоскопом нашел.
        - Сколько времени нужно? - коротко спросил Олаф, перестав жевать и чуть ли не впервые за все проведенное вместе время вцепился взглядом в мечущегося взад-вперед собеседника.
        - Дней пять, не меньше… - Стив прекрасно понял, о чем говорил Олаф, - лючки запасные и ремкомплект для синхронизатора у нас есть.
        В принципе, ремонт экипаж мог произвести своими силами. Но у людей в данном случае был враг, всего один, но неумолимый и беспощадный - время. У них был запас времени, но всего двухдневный. И управиться со сложнейшим ремонтом - обнаружить вышедшие из строя блоки синхронизатора, заменить их, протестировать замену - на все это требовалось уйма времени. Никого бы затем не заинтересовало, по какой причине руда не была доставлена вовремя - был бы просто зафиксирован факт. Ни Стиву, ни Олафу не было известно, как так получилось, что сложнейшее непрерывное производство вдруг осталось без запаса руды. Они могли лишь строить предположения о том, почему доставку руды - дело чрезвычайной ответственности и важности - было доверено какой-то незначительной компании. Судя по всему, кто-то здорово нагрел руки на этом деле. Одно они знали точно - прекращение рабочего цикла ввиду отсутствия руды несло колоссальнейшие убытки, сравнимые с тем, что, если взять за образец немалую по своим размерам их грузовую ракету, цена ее была бы не больше стоимости полусотни шерстинок на коже в общей стоимости слона, на котором они
располагаются. А этот слон и был бы теми самыми убытками… Эта самая кристаллическая руда, обнаруженная всего в одном месте и обладающая уникальными свойствами, и была основным компонентом охлаждающей жидкости синхронизаторов.
        - Надо управиться за четыре дня, а лучше за три, - рассуждал Стив, изучая выведенный на экран список регламентных работ по ремонту синхронизатора, - хорошо хоть, что этот список Харви внес в память. Правда, нам что четыре дня, что три - один черт… Кроме того, замену жидкости по регламенту надо производить только в условиях присутствия силы тяжести, нужно немедленно искать, куда бы опуститься…
        В принципе, искать не было нужды. Искомое, стремительно вырастая в размерах, как раз занимало центральную часть обзорного экрана.
        - Планета земного типа, - короткое время спустя отрывисто бросал Олаф Стиву уже к рубке управления, вводя команды для посадки на ее поверхность, - лоция о ней говорит крайне скупо. Оборот вокруг светила - почти как у нас. Сила тяжести также почти как на Земле, состав воздуха близок к нашему, во всяком случае, дышать можно. Бактериально безопасна. Открыта совсем недавно. Животный мир - не выяснено. Растения - не выяснено. Четыре попытки вступить в контакт с аборигенами, все провалились. Кстати, гуманоиды, как и мы, двуполые, самки и самцы, точнее, мужчины и женщины. По-своему, кстати, привлекательны. Глянь потом на изображения… Живут отдельно друг от друга. То есть чисто женские и чисто мужские кланы. Из них женские отличаются особо нетерпимым нравом. Откуда появляются дети - не выяснено. Максимальный срок нахождения на планете экспедиций посещения для завязывания контакта - полсуток. Затем их с угрозами вышибали с планеты что при контактах с мужчинами, что с женщинами, почти одинаково, но у женщин все же быстрее. То есть на контакт аборигены категорически не идут. Подарки тут же разбиваются
вдребезги. Язык их довольно примитивный, расшифрован, внесен в портативный переводчик. Кстати, имеется запрещение на посадки до полного установления контакта с аборигенами ученой братией.
        - А мы никому не скажем, - ухмыльнулся Стив, - к тому же ты садись туда, где поглуше… Нам что, из за этих запретов вечно в космосе болтаться?
        Через короткое время пузатый космический корабль осторожно опустился на поверхность планеты на большую поляну, окаймленную мощными деревьями со светло-серой корой и ярко-зеленой кроной, и утвердился на шести огромных широких лапах-амортизаторах. Стив уже вовсю хлопотал у неисправного синхронизатора, отсоединяя бесчисленные кабели и трубопроводы, когда в динамиках громкой связи раздался голос Олафа. После отключения ненужного оборудования он должен был прибыть Стиву на помощь.
        - Стив, ты слышишь? Они уже здесь!
        - Кто? - не сразу понял Стив.
        - Аборигены, кто же еще!
        - Проклятье! - выругался Стив, - и как они нас засекли? Не дадут ремонт сделать! Сейчас буду!
        На панорамном обзорном экране было видно, как десятки всадников, восседающих на низкорослых восьминогих лохматых существах, даже отдаленно не напоминающих лошадей, по кругу мчались вокруг ракеты, с явной угрозой размахивая чем-то, напоминающим старинные ятаганы. Увеличение показало их в деталях - слегка вытянутые лица, миндалевидные глаза, очерченные рот и нос. Лица их можно было назвать красивыми с человеческой точки зрения, и все они были раскрашены яркими красками сложными узорами. Одеты они были в длинные рубашки из грубого домотканого холста, а головы украшали высокие взбитые чрезвычайно сложные прически, изобилующие крепежными палочками, колечками, веревочками, лоскутками и еще бог знает чем.
        Олаф вышел из рубки управления, но быстро вернулся одетым в парадную форму космолетчиков с парадной же фуражкой на голове и обутым в начищенные до блеска ботинки.
        - Фу, как противно и неудобно, - скривился он, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, - одевал форму, может, раза три всего за последние пять лет, отвык совсем. Там жмет, тут мешает… И ботинки, кажется, маловаты…
        Всадники тем временем остановились, окружив ракету плотным кольцом.
        - Похоже, аборигенки! - с сожалением констатировал Олаф, - пойду договариваться, чтобы дали отремонтироваться. Скорее всего, к своим вождям повезут. Если махну рукой, значит все в порядке, иди работай. Люк за мной закрой. Я, как вернусь, стукну по нему два раза и через паузу еще раз.
        Он засунул в нагрудный карман небольшую коробочку - переводчик - и вышел из рубки управления. Стив с сожалением думал о том, что на корабле нет никакого оружия. Ведь никто из них и предположить не мог подобный оборот. Да и зачем в космосе оружие? Прошли столетия с его последнего боевого применения. Правда, есть ведь охотничье оружие, но есть где-то, а не у них. И если с Олафом будет что-то неладно, помочь ему Стив ничем не сможет. Даже переговорных устройств, кроме как находящихся в тяжелых ремонтных скафандрах, не было. Так что оба пилота напрочь лишены были сейчас возможности переговариваться друг с другом.
        Тем временем Олаф начал спускаться по трапу, и Стив немедленно задраил за ним люк. Аборигены расступились, образовав узкий коридор, по которому Олаф проследовал к всаднику, перекрывавшему выход из коридора, судя по всему, командовавшему этим отрядом. Последовал энергичный обмен речами, в ходе которого абориген указывал Стиву на ракету и тыкал верхними конечностями (руками - решил Стив, следя за диалогом по картинке на обзорном экране и полностью очеловечив аборигенов) вверх, а Олаф спокойно и не спеша указывал то на ракету, то куда-то вдаль. Наконец, группа пришла в движение. Десятка два аборигенов, выстроившись в две колонны, заключили Олафа посередине и, не слезая со своих местных коней, направились к лесу и скоро исчезли среди деревьев. Олаф шел пешком. Перед тем, как отправиться в путь со своим конвоем, он поднял руку, сигнализируя, что все в порядке. Оставшиеся аборигены спрыгнули со своих животных, уселись на землю, образовав несколько больших кругов вокруг ракеты, и принялись поправлять друг на друге прически и подрисовывать узоры на лицах тонкими палочками или просто руками, время от
времени обмакивая их в маленькие круглые сосуды, взятые из мешков, притороченных к спинам «коней». Стив понятия не имел, сколько будет отсутствовать Олаф, и, решив не терять времени даром, отправился к синхронизатору.
        Когда послышались два удара по металлу корабля, а через паузу еще один, Стив машинально глянул на часы. С момента ухода Олафа прошло уже около семи часов, а он даже не заметил хода времени. Стив бегом бросился в рубку управления и взглянул на обзорный экран. На верхней площадке трапа перед входным люком в одиночестве стоял Олаф. Все аборигены, сидя верхом, снова образовали кольцо вокруг ракеты. Стив открыл люк, впустил Олафа и быстро задраил вход.
        - Ну как? - спросил он, едва Олаф показался на пороге.
        Олаф внимательно и как-то будто оценивающе смерил взглядом Стива с ног до головы, вздохнул и сел у стола, положив на него локти и обхватив голову руками. Стив, ничего не понимая, в недоумении уставился на своего напарника. Наконец, Олаф взглянул на Стива и положил сжатые в кулаки руки на стол.
        - Видишь ли, - медленно и спокойно заговорил он, не сводя со Стива испытывающий взгляд, - все меняется, и меняется кардинально. У нас нет четырех дней на ремонт. Скажу больше - у нас нет и двух дней для этого.
        - Как так!? И что же нам делать? - у Стива перехватило дыхание. Он сразу понял, что такими вещами Олаф шутить не будет. Могло быть по-всякому, но чтобы такое!
        - Точно говоря, у нас нет даже одного дня, - все так же размеренно продолжил Олаф, - аборигены, точнее, аборигенки, к которым нас занесло, требуют, чтобы мы убрались немедленно.
        - А если мы не уберемся, закроемся в ракете, пока не завершим ремонт? Нас же они не выковыряют отсюда?
        - К сожалению, в лоции есть упоминание, что они как-то сумели уничтожить разведывательную капсулу, и не одну… Почти уничтожить. Они просто разбили, погнули и отломали там все, что сумели, все оборудование, которое высовывалось из-под внешнего прочного корпуса. Я просто вчера не сказал тебе об этом. Не думал, что это и нас может коснуться…
        Стиву захотелось завыть, как волк на луну. Разведывательная капсула - это не их тонкостенный грузовой корабль. Это чрезвычайно прочное сооружение, рассчитанное на работу в условиях и большого давления, и сверхвысоких температур, и жесткого излучения, и… Этих «и» можно было набросать еще кучу. И аборигены сумели превратить крепчайшее сооружение в груду хлама. Не считаться с этим было нельзя.
        - Вот тебе и раз… - Стив растерянно опустился на стул.
        - Послушай, - голос Олафа звучал по-прежнему негромко, ровно и спокойно, - у нас имеется только один выход. Но в этом случае ты, именно ты должен сделать невозможное…
        Меня сопроводили в их деревню, к вождям. Там я окончательно убедился, что это женская община. Абсолютно нет ни одного мужика. А вождей минимум с десяток, и, похоже, все на равных правах. Со мной долго не говорили, даже выслушивать до конца не стали. Убирайся к себе - вот и весь разговор.
        Олаф замолчал и повернулся к обзорному экрану. Аборигенки по-прежнему окружали ракету. Стиву даже показалось, что их стало больше, чем прежде.
        - А теперь главное, - так же ровно продолжил Олаф, - к вождям конвой ехал, а я шел пешком. И смогу сделать еще три ходки к вождям, больше не получится, всего три, понимаешь? Дальше они все поймут, но три - это я гарантирую. Дорога туда-назад заняла примерно семь часов. Я буду идти медленно, настолько медленно, чтобы не было заметно со стороны, что тяну время. И выиграю с каждого похода еще по часу-полтора. По времени - это сутки, двадцать четыре часа. И ты должен управиться за это время и отремонтировать проклятый синхронизатор. Не знаю как, но должен. В этом наше спасение. В противном случае…
        Стив смотрел на Олафа. Сделать одному Стиву за одни сутки то, на что по утвержденному регламенту целой бригаде нужно в пять раз больше времени?! А сам Олаф? Чуть полноватый, невысокого роста, в уже местами измазанной парадной форме и заляпанных грязью ботинках, с лицом, покрасневшим от напряжения длинного проделанного пути, и тут еще беспрерывно ходить целые сутки! И это в новых неразношенных ботинках! Сделать все это практически невозможно никому из них двоих! Но разве есть другой выход? Стив яростно заскрипел зубами. Он всем своим существом ощутил, какой груз ответственности ложится на его плечи. Однако, это отнюдь не ввергло его в панику, а, наоборот, заставило мобилизовать все внутренние силы.
        - Ну что ж, попробуем! - Стив подобрался, словно готовился к смертельной схватке, - но ты-то сам сможешь непрерывно двигаться еще сутки? Может, переоденешься во что-нибудь более приспособленное к движению, например, тренировочный костюм и кроссовки?
        - Нельзя, они сразу все поймут, - покачал головой Олаф, - хотя дорога - полный отстой, вернее, дороги и вовсе нет. Болота, кустарники, деревья поваленные… И поесть не будет возможности. Но за меня ты не бойся, я справлюсь! Итак, если нет других предложений, я ухожу, прошу встречи с вождями и прошу у них разрешения взять с собой образцы растений. Они, конечно, откажут и снова потребуют немедленно убраться. Я соглашусь и уйду. Но это будут выигранные первые восемь часов отсрочки. Ну, удачи!
        Олаф крепко пожал Стиву руку и, сжимая в одной руке форменную фуражку, а другой вытирая платком пот со лба, вышел из рубки. Стив же, едва закрыв за ним выходной люк, не стал смотреть за развитием событий снаружи корабля, а немедленно бросился к неисправному синхронизатору…
        Он работал с такой быстротой и напряжением, как никогда до того в жизни, и потому не сразу среагировал на условный сигнал Олафа.
        - Неужели уже проскочили целых восемь часов? - подумал он, открывая входной люк, - как быстро!
        Олаф стремительно ворвался в рубку управления и схватил стоявшую на столе большую бутылку воды. В два приема осушив ее, не говоря ни слова, он достал из кармана коробочку-переводчик, положил ее на стол, кивнул Стиву и так же быстро бросился прочь. Стив отметил про себя, что костюм и ботинки Олафа стали еще грязнее, но фуражку, уже тоже вымазанную грязью, он по-прежнему крепко сжимал в руке. Закрыв люк, перед тем, как покинуть рубку, Стив бросил взгляд на обзорный экран.
        Олаф направился прямо на аборигенов с такой энергией, что те расступились перед ним, а затем, не останавливаясь, махнул рукой в сторону их деревни. Командир аборигенов попытался было поставить своего «коня» поперек дороги Олафа, но тот, словно не замечая препятствие, прошел мимо. Вот он миновал уже последних всадников и все дальше отдалялся от них, не оглядываясь и не сбавляя шаг. Судя по всему, такого командир аборигенов не ожидал и не имел на этот счет указаний. Еще через паузу из окружавших ракету всадников отделились два десятка. Они быстро догнал Олафа и снова, как и в первый раз, выстроившись в две колонны и заключив его посередине, отправились в путь вместе с ним. И Стив тут же вернулся обратно к своей работе.
        Когда снова раздался условный стук, он работал с лихорадочной поспешностью. Стив снова взглянул на часы - Олафу удалось протянуть почти десять часов. Но в каком виде он был, когда появился в рубке! Весь помятый, в грязном кителе и, как показалось Стиву, запавшими щеками. Он жадно схватил протянутую кружку с остывшим кофе и, осушив ее несколькими глотками, тут же начал готовить еще одну кружку крепчайшего напитка.
        - Мы дошли уже до самой деревни, когда я хлопнул себя по лбу и повернул назад, - обжигаясь горячим кофе и дуя на него, рассказывал Олаф, - а сопровождающим аборигенкам показал, что забыл переводчик и поэтому надо вернуться за ним. В предыдущий поход я ведь специально обращал их внимание на переводчик, часто повторял, что без него понять нам друг друга невозможно. К счастью, конвоирами были те же самые амазонки, что и в первый раз, они тут же поняли, что идти вперед, к вождям, не имеет смысла, и что надо вернуться. Ну все, я пошел!
        Олаф засунул переводчик в карман, допил кофе и, отказавшись от предложенной галеты, вышел из рубки.
        Стив, закрыв люк и тут же отправившись к синхронизатору, уже не увидел, как горячо спорившие до того между собой аборигенки с появлением Олафа потребовали предъявить переводчик. Только убедившись, что тот имеется в наличии, снова выделили охрану и отправили Олафа в дорогу.
        Сам Стив, как и Олаф, уже больше суток не держал ни крошки во рту. Но при сумасшедшем нервном напряжении есть ему совершенно не хотелось. Правда, теперь рядом стоял большой термос, заполненный горячим крепчайшим кофе. Это было единственное, на что он потратил драгоценнейшее время. И еще одно отметил про себя Стив: Олаф ни разу не спросил, как у него идут дела. Ведь помочь он ничем не мог, а внести нервозность мог запросто. И Стив позавидовал выдержке напарника…
        Сумасшедшим темпом работы ему все же удалось сделать, казалось, невозможное. Стив как раз закончил проверку собранного синхронизатора, когда снова раздался условный стук.
        В донельзя грязном оборвыше узнать бывшего пижона Олафа было решительно невозможно. На измазанном грязью осунувшемся лице чистыми оставались лишь лихорадочно блестевшие глаза. Фуражки у него уже не было. Остатки парадной формы висели клочьями. Олаф устало не зашел, а забрел в рубку управления и рухнул на диван. Казалось, у него даже не было сил обрадоваться, когда Стив сообщил о том, что можно улетать. На диване сидел совершенно изможденный, обессилевший, измочаленный человек.
        И вдруг блуждающий взгляд Олафа упал на дефектный лючок, все еще лежащий на столе. Какие-то секунды он смотрел на него, а затем зловещая улыбка пробежала по его грязному лицу. Словно подброшенный пружиной, он схватил лючок и (откуда взялись силы?) опрометью бросился к выходу. Изумленный Стив с помощью обзорного экрана наблюдал, как Олаф подскакивал то к одной аборигенке, то к другой. Переключенный на мелкий масштаб экран не позволял разглядеть в деталях, что именно делал Олаф возле местных красивых, но жестоких воительниц. Наконец, Олаф всунул лючок в руки их начальницы и бегом возвратился назад. Едва лишь за ним закрылся входной люк, как Стив включил внешний ревун, предупреждающий о близком старте ракеты. Аборигенки запрыгнули на своих животных и быстро отступили к краям поляны.
        Через короткое время космический пришелец плавно оторвался от поверхности и, набирая скорость, унесся вверх. А спустя еще час Стив и переодетый и вымытый в душе Олаф сидели за обедом в кают-компании. Стив тоже чувствовал себя вымотанным - напряжение последних суток давало себя знать. Однако его согревала мысль о том, что они успевали - в запасе было еще почти полсуток времени. Их с лихвой хватало для компенсации вынужденных дополнительных разгона и торможения. Но больше всего Стива удивила разительная разница в напарнике - еще час назад тот еле двигался, смертельно уставший в блужданиях по планете, с кровавыми мозолями на ногах. А теперь, несмотря на забинтованные ноги и многочисленные кусочки лейкопластыря на исцарапанном лице, он все время улыбался, даже пробовал мурлыкать какую-то мелодию. Куда делся его давешний меланхолизм?
        Заметив косые взгляды Стива, Олаф загадочно улыбнулся.
        - Месть - все-таки самое сладкое блюдо в мире, - сказал он, откинувшись на спинку кресла и довольно сложив руки на животе, - эта прописная истина известна всем, но истинной она становится лишь для того, кто на своей шкуре испытал эту сладость… Ты видел, во что они превратили меня за эти три похода туда и обратно. Думаешь, эти ведьмы не могли посадить меня на своих замечательных коней? Могли, еще как могли! Но не захотели. Наоборот, когда я третий раз предстал перед вождями и просто сказал, что явился попрощаться с ними, ибо так принято на нашей планете - нельзя уходить, не попрощавшись, вожди дали особое поручение конвою. И дорогу назад они превратили в полосу препятствий. Сплошь болото или буреломы. Или буреломы в болоте. С какими-то мелкими кровожадными тварями, от которых невозможно было отбиться. Конвой зажимал меня между своими животными, затаскивал в самую чащобу бурелома и там бросал. Их кони, а с ними и оседлавшие их ведьмы, прекрасно чувствовали себя во всех условиях - не проваливались в топь, а по буреломам скользили, словно на коньках по гладкому льду. Я же выползал, как мог, обдираясь
и царапаясь, при этом помня, что мое время ограничено - я не мог болтаться там еще сутки, мы бы просто не успели вернуться к сроку. А что ты все успеешь сделать, я не сомневался…
        - И как же ты собрался отомстить им? - спросил Стив, - что, соберешь маленькую армию, прилетишь и устроишь побоище?
        - Зачем же так грубо и прямолинейно? - ответил, улыбаясь, Олаф, - моя месть куда как проще и эффективнее. И я уже сделал это. Ведь я проходил через их деревню. заглядывал через оконные и дверные проемы в дома. И видел точно: живут чуть выше первобытного строя. Из утвари - ничего сложного. А красивыми быть хочется. Ты ведь заметил, что там одни женщины, пусть и инопланетянки, это сущности их не изменило. Все, как и у нас, ходят накрашенные и причесанные. Но разрисовывают и делают прически не сами себе, а друг другу и практически никогда сами себя не видят, разве если через отражение в воде. Но много ли в водяном отражении увидишь? К тому же, попробуй еще сохрани воду, чтобы по ней не бежали волны или от ветерка, или от всевозможных сотрясений типа шагов поблизости и тому подобного… Поэтому перед отлетом я попросил командиршу передать вождям наш подарок. Этим подарком и был лючок синхронизатора. Понимаешь, что это значит для них? Это для тебя лючок, а для них - зеркало, которое невозможно ни поцарапать, ни разбить, как аборигены делали со всеми другими земными подарками. Здесь же - не получится. И я
ведь не зря подходил ко многим из этих местных амазонок и показывал им их же отражение в лючке. Половина шарахалась и пугалась, вторая половина выказывала заинтересованность. При том чаще всего такую, что можно назвать крайней заинтересованностью: им хотелось получше рассмотреть свое отражение, а некоторые даже начинали поправлять прически. Дальнейшее, я абсолютно уверен в этом, просто: не сумев ни разбить, ни испортить «подарок», начальница отряда неминуемо повезет его вождям. Во-первых, надо сообщить им, что пришельцы, то есть мы, убрались восвояси. Во-вторых, показать неубиваемый подарок. А тому, чтобы он, этот подарок, не пропал по дороге (это если у начальницы окажется с избытком дремучего фанатизма), посодействуют те из амазонок, кто увидел воочию и успел понять выгодность свалившейся им в руки вещи. А таких после моей демонстрации зеркальных свойств окажется не так и мало… В конечном итоге, я не берусь гадать, что конкретно будет, когда новоявленное зеркало окажется перед кучей властных независимых друг от друга вождей-женщин, но рассуди сам: зеркало всего одно, небольшого размера, даже двоим
сложно одновременно смотреться в него, а если желающих существенно больше, и каждый норовит быть первым?
        Олаф замолчал и довольно улыбнулся.
        - А неминуемо будет вот что, - продолжил он, - и в этом сущность моей мести: пока вожди не договорятся, а в быстроту этого процесса при их жестком неуступчивом характере верится с трудом, по крайней мере, несколько грандиозных драк за первенство в смотрении в драгоценный зеркальный раритет я им обеспечил!
        Дело старшего лейтенанта Нежданова

1
        Гранатные осколки чиркнули по камню, выбив снопы искр, и унеслись куда-то в сторону. Выставив ствол «шмайсера» поверх него, Нежданов ответил короткой неприцельной очередью и сразу же вильнул за следующий камень. Из-за соседнего валуна, прикрывая его, ударил автомат Павлюченко. Немцы залегли. Они не торопились, не лезли напролом и не подставлялись, скрываясь за разбросанными камнями. Изредка с той стороны слышались слова команд и лай собак. Переглянувшись с Павлюченко, Нежданов вскочил, и они оба бросились бежать, виляя между большими валунами. Но Нежданов уже знал, почему немцы не спешат. Им не нужно было спешить. Они уже сделали то, что от них требовалось. Жить Нежданову и его бойцам осталось недолго, от силы часа два, пока немцы не подвезут минометы. Им не нужны были пленные. Из всей группы Нежданова их интересовал только один человек, которого они хотели или освободить, или убить, а еще больше - пухлый портфель с документами, который раньше принадлежал этому человеку.
        А солнце светило так, словно извинялось за прошедшие длинные зимние месяцы, и старалось согреть и невысокие горы, покрытые лесами, без капли снега на них, и ущелья, по которым бежали ручьи и речушки, и людей, сошедшихся в смертельном бою и не замечающих, какой был сегодня теплый день. И не верилось, что на дворе всего лишь середина марта 1944 года. И Нежданову не хотелось верить, что этот день станет последним не только в его жизни, но и в жизни всех разведчиков группы.
        Разведгруппа 416-той отдельной разведроты 350-й стрелковой дивизии 102-го стрелкового корпуса 1-го Украинского фронта. Такое длинное название имела группа разведчиков из десяти человек под командованием старшего лейтенанта Ярослава Нежданова, находившаяся в глубоком тылу противника. Едва только их дивизию нацелили на город Кременец, что находился в Тарнопольской области (ныне Тернопольская область - авт.) на западе Украины, в восточной Галиции, главной задачей разведроты стала разведка системы обороны немцев этой естественной горной крепости, расположенной на хребте Кременецких гор.
        Трое суток назад, используя бреши в обороне, Нежданов увел свою группу. Предстояло в условиях горной местности на тридцать километров углубиться в немецкий тыл. Это полковые разведчики ползают по переднему краю, пытаясь схватить «языка» и определить непосредственно противостоящего противника и его ближние тылы. У дивизионной разведки задачи сложнее и глубина поиска существенно больше.
        Сказать, что его группе поначалу повезло - не сказать ничего. Без единого столкновения под носом у немцев группа проскочила к самому городу, и первая же одиночная легковая машина, угодившая в устроенную засаду, везла майора, помощника начальника гарнизона, имеющего при себе утвержденный план обороны города. В портфеле было все - карты с нанесенными оборонительными узлами, подробный перечень частей, которые будут их занимать, план минирования местности, завалов и многое другое. Сам же майор, живой и даже не раненый, только с огромным синяком под заплывшим глазом, куда уму угодил незаряженной гранатой верзила Залужный, когда «успокаивал» его боевые порывы, со связанными руками и кляпом во рту был тут же. Подкалываемый кинжалом, он бежал вместе с разведчиками, понимая, что малейшая заминка будет стоить ему жизни. Уже одного портфеля, даже без него, было бы достаточно. Майор понимал это, поэтому особых хлопот не доставлял. К тому же сорок четвертый год - это все же не сорок первый и не сорок второй, фанатизма у немцев значительно поубавилось.
        Везение для группы Нежданова на этом закончилось. Уже через каких-то пару часов с верхушки невысокой горы, на которую разведчики специально забрались, в низине далеко позади себя они увидели с полдесятка поводырей с собаками в сопровождении никак не меньше полноценного взвода солдат, и с той поры у них на хвосте повисли немцы. Попытки оторваться ни к чему не привели. Не помогла и рассыпанная кое-где по следам смесь махорки с кайенским перцем. Нежданов знал от партизан-ковпаковцев, принимавших участие в знаменитых Карпатских рейдах прошлого года, что по поросшим лесом и кустарником невысоким горам надо ходить по их вершинам. Эту истину, на первый взгляд простую, но на самом деле открытую после того, как ковпаковцы пролили реки пота, двигаясь напрямую вверх-вниз по горам, разведчики взяли на вооружение сразу же по выходу в горные районы. Хотя это, на первый взгляд, существенно удлиняло путь, но на поверку выходило как раз наоборот. Спуск и подъем по крутым склонам при ходьбе напрямую отнимал чудовищное количество времени и сил.
        Нежданов попытался было применить партизанскую тактику и оторваться от преследователей, ведя группу только по невысоким горным хребтам, но на гребнях впереди уже находились немецкие засады. Пришлось спускаться вниз, в ущелья.
        Через полдня сумасшедшего бега Нежданов вдруг понял, что все его действия носят вынужденный характер. Их направляли, подталкивали в совершенно определенном направлении. Он попытался было сманеврировать, уйти в сторону, но шквальный встречный огонь заставил его повернуть группу. Теперь Нежданов знал, куда их выжимали. Конечной точкой маршрута стал большой каменный мешок, обозначенный у него на двухверстке как безымянное ущелье. Высоченные, в несколько сотен метров, почти вертикальные стены, расположенные в сотне метров друг от друга, тянулись с километр, заканчиваясь такой же вертикальной стеной. И на всем их протяжении не было ни одной линии слабости, места разрушения стены, по которому можно было бы попытаться подняться вверх. Правда, и немцам пришлось бы попотеть, чтобы забраться на боковые стены с другой стороны, и не факт, что им удалось бы оттуда как в тире перестрелять разведчиков. Без специальной горной подготовки и альпинистского снаряжения сделать это было просто невозможно. А подготовленных альпинистов здесь, в низких горах, у них просто не было.
        Как ни старался Нежданов сделать хотя бы что-нибудь, чтобы избежать немецкого сценария, однако миновать смертельных объятий каменного мешка им было не суждено. Немцы не особенно напирали, но за последние четыре часа группа оттянулась в глубь мешка уже больше, чем на полкилометра. До тупика, завершения их дороги, было уже недалеко, когда наступила передышка. Рассредоточившись, спрятавшись за отдельные камни и деревья, разведчики выжидали. Патронов пока еще было достаточно, гранат тоже. «Язык» смирно лежал за деревом, уткнув нос в мох. На лбу его блестели капли пота.
        Со стороны немцев что-то негромко ахнуло, и сразу же вслед за тем раздался противный нарастающий звук летящей мины. Она унеслась далеко за спины разведчиков, угодила за валун и подняла вверх клубы каменной пыли. С визгом высоко над головами пронеслись стальные и каменные осколки. Укрыться от минометного огня возможности не было. Немцы ввели коррективы, и следующие мины легли уже ближе к разведчикам. Немцы вынуждены были стрелять по площадям, не видя противника, но все равно, рано или поздно, такая тактика должна была принести свои плоды. Тем более, что к одному миномету вскоре добавился еще один.
        Нежданов лежал за валуном, раздумывая о том, что в двадцать два года умирать очень не хочется, и о том, что можно было предпринять в данных условиях. Ничего не приходило в голову, кроме того, что надо быть поближе к немцам, тогда они будут бояться зацепить своих и прекратят минометный обстрел. Отступление дальше, в глубь каменного мешка, ничего не давало в данной ситуации.
        Старший лейтенант Нежданов находился в разведроте с той поры, когда в марте, ровно год назад, под Харьковом, немцы в ходе наступления оставили от дивизии рожки да ножки, а ее командир сдался в плен и стал активным власовцем. Тогда ее, против ожидания, не расформировали, а полностью скомплектовали по новой. И Нежданов за год прошел вместе с дивизией путь от Донбасса до Кременца. Вернее, это дивизия прошла, а он с разведчиками прополз большую часть этого пути на брюхе по ближним и дальним тылам немецкой обороны, возвращаясь обратно с «языком» в офицерском чине, часто принося с собой и своих раненых.
        Нежданов попал в разведку вследствие того, что до войны занимался спортом и был неплохим боксером. Воевать он начал летом 42-го года, когда после провалившегося нашего наступления под Харьковом фронт покатился к Сталинграду. Курсантам пехотного училища, в котором он успел проучиться два месяца, дали по два-три треугольника в петлицы и срочно бросили затыкать бреши в обороне. Никогда до этого не имевший дело с лошадьми, он попал в кавполк. Через три месяца Нежданов был уже бывалым лихим кавалеристом. В седло на зависть многим запрыгивал прямо с земли, не вдевая ногу в стремя, отчаянно рубился на саблях. Однако долго задержаться в кавалерии ему не дали. Ввиду больших потерь в офицерах со всех фронтов отозвали уцелевших бывших курсантов и направили доучиваться. На сей раз его ускоренно учили на артиллериста. Уже зимой батарея, в которой служил новоиспеченный лейтенант, отражала танковые атаки. В один из дней на нее налетели пикировщики…
        Весной 43-го года, выписавшись из госпиталя, куда Нежданов попал, получив в плечо изрядный кусок рваного железа в результате злополучной бомбежки, он и попал в свою нынешнюю, а тогда создаваемую по новой дивизию. Где-то в бумагах была запись о его боксерском прошлом, и его сразу же направили в разведроту. Рана полностью зажила и теперь не давала о себе знать. В этом Нежданову помогло его спортивное прошлое - он специально разрабатывал руку, используя навыки, полученные при занятиях боксом.
        До сегодняшнего дня Нежданов числился в стане «везунчиков». За последний год войны было всякое. Бывало, что разведроту бросали на усиление на передовую, то в оборону, то в сумасшедшие атаки. Там, конечно, было то, что называлось «безвозвратными потерями». Но чаще всего приходилось ползать по немецким тылам. И вот здесь его группа всегда возвращалась в том же составе, что и уходила, вернее, все выходили живыми. Были, конечно, в поисках и боестолкновения, были раненые, но за год не было ни одного убитого. Сам же Нежданов за это время не получил ни царапины. Зная его везучесть, в поиск с ним охотно шли и в бою старались держаться возле него, надеясь на то, что его везение распространяется и на тех, кто находится рядом.
        Как ни странно, по гражданской специальности у Нежданова должна была быть самая мирная профессия. Он был москвичом и учился на истфаке в самом престижном ВУЗе страны, Московском Государственном Университете. Как раз в год его поступления в нем открылась новая кафедра археологии. Наследственность - чем еще можно объяснить это? Его родители были преподавателями здесь же, в МГУ, на истфаке. И когда за два года до его поступления в университет светило истории Сергей Павлович Толстов начал раскопки Топрак-калы, открыв древнехорезмийскую цивилизацию, на раскопки в экспедицию каждое лето родители брали с собой и Ярослава. Он на всю жизнь запомнил тот момент, когда его кисточка осторожно очистила сначала фрагмент головы, а затем и саму древнюю скульптуру… Вместе с другими раскопанными росписями и скульптурами его находка теперь была выставлена в Эрмитаже, а будущее Нежданова было предопределено.
        Страшным всесокрушающим валом промчались монголо-татарские орды по земле Хорезма, и темой монголо-татарских завоеваний стал серьезно заниматься студент Нежданов.
        Город Кременец, у которого шли последние минуты его жизни, в этой тематике занимал не последнее место. Это был редчайший случай - зимой 1240-41 годов хан Батый, Батыга, как его звали на Руси, со своей ордой так и не сумел взять Кременецкий замок, а через полтора десятка лет здесь же, под Кременцем, войска Даниила Галицкого разбили татарские соединения хана Куремсы…
        Нежданов как студент, имевший бронь от призыва, забросал военкома заявлениями о направлении в действующую армию. Военком сдался весной следующего года, и с тех пор Нежданова повели фронтовые пути-дороги. Больше его родителей тем, что он ушел в армию, огорчался Толстов, который теперь уже возглавлял институт этнографии. В каждом письме к Нежданову среди прочего он обязательно ругал Ярослава за его уход на фронт, требовал беречь себя и звал к себе на работу, обещая отозвать его из армии как незаменимого специалиста. Нежданов в ответных письмах отшучивался, обещая, что обязательно выполнит просьбу профессора, но только после того, как добьют Гитлера в его логове.
        Нежданов невесело усмехнулся про себя: знание истории близлежащего города ничем ему помочь не могло, а до вечера, чтобы сделать попытку прорыва, им не продержаться. Оставалось только придвинуться поближе к немцам, чтобы избежать минометного огня. Нежданов взглянул в сторону разведчиков, лежащих за соседними камнями, выставивших в стороны немцев стволы автоматов. Оружие у всех было немецкое. То, что годилось в ближнем поиске, не годилось в дальнем. Уж слишком отличался звук, издаваемый нашим оружием, от немецкого, приходилось брать с собой их автоматы и пистолеты, чтобы не выдать себя при вынужденном выстреле. И с боеприпасами было легче, их всегда можно было «позаимствовать». Нежданов открыл было рот, чтобы отдать команду, но за спиной коротко рвануло, и сильный удар по голове сзади лишил его чувств.

2
        Очнулся Нежданов от того, что кто-то лил ему на лицо струйку воды, затем край горлышка поднесли ему ко рту. Не открывая глаз, сделав глоток, он сразу все вспомнил - и то, как немцы зажали его группу в каменном мешке, и то, как мина рванула сзади. Горлышко бутылки, поднесенное к его рту, было какое-то неровное, а вода холодной. А Нежданов точно знал, что ни у кого из его группы холодной воды и быть не может - они уже вторые сутки не видели ни одного источника, и вода во флягах была теплая и противная, да и оставалось ее уже немного. Получалось, что пока он был без сознания, немцы уничтожили его группу а его самого захватили в плен.
        Уж лучше заколоться в такой ситуации, решил Нежданов и провел рукой по ремню, где обычно висел кинжал. Но кинжала не оказалось на месте. Нежданов лежал на спине, и не было на ней также и рюкзака, в котором находились запасные рожки, патроны россыпью, гранаты, запалы к ним и немного продуктов.
        Он повернул голову на бок и открыл глаза. И сразу же увидел те же каменные стены по сторонам с характерными уступами на них, но они были все же какими-то не такими, как те, что он видел до того, как потерять сознание. Камень, за которым он лежал, и камни, за которыми скрывались его разведчики, были на своих местах, но почему-то не было на них буйно покрывшего со всех сторон зеленого мха. Нежданов напрягся, и вдруг понял, что вокруг еще многое было не так. Теперь здесь было много деревьев, высоких, с толстыми стволами. А некоторые из камней совершенно заросли кустарником. Мысли Нежданова понеслись со скоростью курьерского поезда, обгоняя одна другую. Он пытался понять ту перемену, которая случилась с местностью, но ничего придумать не мог. Тогда Нежданов повернул голову лицом вверх, и прямо над собой увидел молодое лицо, принадлежавшее пареньку, светловолосому, курносому, с миловидными юношескими чертами лица. Голову его покрывала остроконечная суконная шапка с длинными свисающими вниз проушинами. Паренек снова поднес к губам Нежданова горлышко, и тут тот разглядел, что это была небольшая глиняная
баклага наподобие плоской бутылки, завернутая в домотканую тряпицу и перевязанная веревкой. На веревке висела и глиняная пробка от нее. Нежданов сделал еще глоток, затем сел и, преодолевая приступ головокружения, огляделся. Кроме паренька, рядом никого не было. Одет тот был странно, как давно никто уже не одевается - в длинной холщовой подпоясанной веревкой домотканой рубашке, из-под которой выглядывали не штаны, а также домотканые порты. Ноги были обуты в странные невысокие сапожки с высоким каблуком и с немного загнутыми вверх носами. На поясе у него висел нож с костяной рукояткой в кожаных ножнах. Рядом на земле лежала торба, из которой паренек, судя по всему, и достал баклагу с водой.
        Молодой тренированный организм брал свое, и Нежданов быстро восстанавливался, как после нокаута. А паренек быстро что-то заговорил, показывая рукой то в сторону тупика, то в противоположную сторону. Нежданов ничего не мог понять из его странного языка, но до него дошел смысл сказанного. Паренек упоминал басурман, которые появились со стороны входа в мешок, и о том, что им надо уходить почему-то в сторону тупика. И вдруг Нежданов понял, в чем заключается странность речи паренька. Слова и обороты его речи были такими же, как в хорошо ему известных древнеславянских памятниках старины.
        - Пвоевавша басурман Ладижин весь, - рассказывал паренек, - а на ту зиму ходихом в Каменец и дружину их побиша, разогнахом силны вои князя Даниила Галицкого и не оставихом у него ни челядины, ни скотины. Ны бежаши в Кременец, а два мужа толко утекоста…
        - Откуда это наваждение? - подумал Нежданов, - и не сошел ли я с ума?
        Он сел, открыл было рот, чтобы спросить паренька, откуда тот, почему говорит на таком странном языке и где немцы, но не успел сказать ни слова.
        Из-за ближнего куста извиваясь, как змея, вылетел аркан, захлестнул реки паренька и опрокинул его на спину. Нежданов, действуя машинально благодаря боксерской реакции, откатился в сторону. Над ним сверху пролетел другой аркан. Тот, кто умело бросил его, совсем чуть-чуть опоздал. Будь на месте Нежданова кто-нибудь другой, аркан непременно захватил бы и его. Нежданов вскочил на ноги, готовый к действию даже безоружный. А из-за кустов выскочили шесть странных человек. Они были ростом значительно ниже Нежданова, с узким разрезом глаз, в запахнутых и перевязанных веревками грязных халатах, кожаных штанах и сапогах с сильно загнутыми вверх носами. На головах их были кожаные меховые треугольные шапки, отороченные лисьим рыжим мехом. Если бы не кривые мечи у них в руках, Нежданов подумал бы, что это приезжий театр из Средней Азии разыгрывает здесь какой-то спектакль. Но двое из них навалились на паренька, который, стянутый арканом, отбиваясь ногами, лежал на земле и что-то кричал. А четверо других, держа наготове мечи, бросились на Нежданова.
        Так получилось, что они напали не всем скопом, а по мере того, как выскакивали из куста. Поднырнув под меч первого, Нежданов захватив его одной рукой за халат а второй за руку, державшую оружие, далее, воспользовавшись его движением вперед, развернул его лицом к нападавшим и толкнул к ним навстречу, сбив переднего с ног. В нос ему ударил запах давно не мытого грязного тела, исходившего от незнакомца. Меч его уже был в руке Нежданова. Он легко отбил атаку еще одного нападавшего, а меч в его руке тут же устремился к вниз, обманув узкоглазого противника, а затем вверх, к его горлу. Кавалерийское прошлое Нежданова не прошло для него даром - полученные навыки остались при нем. Один из его противников уже лежал в луже крови, булькавшей из разрубленного горла. Сделав пару быстрых шагов назад, словно отступая, Нежданов неожиданно перешел в атаку. Отбив меч, летящий к его голове, он, разворачиваясь, свободной рукой рубанул пославшего меч узкоглазого ребром ладони по горлу. Тот выпучил глаза, схватился за горло, захрипел и опрокинулся навзничь. Через секунды кинжал, висевший в узорчатых ножнах у него на
поясе, был в руке Нежданова, а еще через мгновение, пущенный твердой рукой, он пронзил спину одного из двоих узкоглазых, которые пытались вязать паренька.
        Техника боя на кривых мечах ничем не отличалась от техники сабельного боя, которую изучал Нежданов, находясь в кавалерийском полку. Старшина Дроздецкий гонял подчиненных до седьмого пота, прививая им навыки сабельных ударов и защиты от них. Нежданов был далеко не последним учеником, его иногда даже ставили в пример прочим. И здесь, в схватке на мечах, он имел явное преимущество над соперниками. Поняв, от кого исходила главная угроза, бросив паренька, узкоглазый, который скручивал ему руки, сорвал через голову лук и выхватил из колчана, висевшего за спиной, стрелу. В суматохе он забыл, что у паренька пока еще не связаны руки. Тот, извиваясь ужом, быстро освободился от аркана. Узкоглазый резким рывком натянул тетиву. Стрела сорвалась и… с визгом улетела куда-то вверх, а сам узкоглазый через мгновение бился на земле с ножом в горле, который ему загнал туда выпутавшийся паренек.
        Против Нежданова теперь было всего два живых противника. Они, поняв, что надо спасаться, медленно отступали, размахивая мечами. Один из них повернулся и бросился бежать, второй в отчаянии бросился вперед. Отбив его атаку, Нежданов сильнейшим ударом в челюсть послал его в нокаут и бросился за вторым. Спереди трещали ветки, проламываемые сбегающим узкоглазым. Когда Нежданов выскочил из кустов на опушку леса, беглец, прижавшись к спине коня, уже во всю прыть мчался прочь. А в стороне стояли еще пять низкорослых мохнатых оседланных коней. Седла были с высокими луками и очень короткими стременными ремнями.
        Затрещали ветки, и на опушку выскочил паренек. Он зло плюнул вслед удирающему всаднику и направился к лошадям. К седлам четырех из них приторочены были луки с полными стрел колчанами. Паренек снял луки и колчаны. Два лука перебросил себе за спину, другие два передал Нежданову. Затем они также взяли и заполненные колчаны. Тем временем удирающий узкоглазый уносился все дальше и дальше. Паренек вдруг присел и махнул рукой Нежданову, чтобы он присел тоже. Они оба спрятались за лошадьми, а затем юркнули в кусты, осторожно выглядывая из-за них. Из далекого леса с противоположной стороны один за другим выскакивали низкорослые всадники и, пригнувшись к лошадиным шеям и почти тычась лицами в высоко, как у жокеев, поднятые колени, мчались в их сторону.
        Паренек толкнул Нежданова и устремился в глубь леса. Через короткое время они были уже на месте недавнего боя. Отправленный в нокаут узкоглазый, приходя в себя, ворочался на земле. Паренек, проворно и быстро схватив узлом за спиной его руки, показал на него Нежданову. Тот, поняв, что от него требуется, вскинул не тяжелого пленника на плечо и побежал вслед за пареньком вглубь мешка, рассудив, что тот местный и знает, что делает. Далеко сзади уже слышался топот множества лошадей.
        Преследователи задержались на месте боя, а паренек уверенно вел Нежданова дальше, к вертикальной стене, пока они не уперлись в нее. Дальше хода не было. Подбежав к немного выступающему из стены огромному камню, над которым нависал другой, паренек, поднатужившись, уперся руками в нависающий сверху камень. Тот неожиданно приподнялся вверх, а огромный камень развернулся боком, открыв вход внутрь горы. Нежданов раскрыв рот смотрел на манипуляции паренька. Тот, заметив его ошеломленный взгляд, засмеялся и сделал приглашающий жест рукой. Едва они переступили порог, паренек навалился на повернутый камень. Он скрипнул, развернулся и закрыл ход. Сразу же стало темно. Немного погодя раздались звуки ударов железа по камню, посыпались искры, а затем разгорелся факел, освещая место, где они находились. Это был высеченный в камне неширокий коридор, ведущий вглубь горы. В нише сбоку лежала куча готовых факелов, несколько из которых захватил паренек. Он показал Нежданову, чтобы тот поставил пленника на ноги. Свет факела отразился в испуганных раскосых глазах, когда паренек поднес факел к его лицу. Паренек показал
рукой на уходящий во тьму коридор и поднес нож к глазам пленника. Тот испуганно утвердительно закивал головой. Паренек, махнув рукой Нежданову, отправился вглубь коридора, держа веревку, привязанную к рукам пленника. За ним, косолапо ступая и переваливаясь с ноги на ногу, как делают все кавалеристы, двигался пленник. Сзади, не веря себе, шел Нежданов. До него вдруг дошло, и откуда этот паренек, и что это были за странные напавшие на них всадники. Он только не мог понять, как он очутился в далеком прошлом и воочию видел тех, кто умер почти семьсот лет назад. Нежданов даже ущипнул себя за руку. Стало больно, но наваждение не прекратилось. Спереди по-прежнему маячила согнутая спина татаро-монгольского воина, от которого исходила с трудом переносимая вонь. А спереди шел веселый паренек, что-то бормотавший себе под нос.
        Нежданов знал, что монголо-татары проходили эти места войной в 1240-41 году, а также спустя пятнадцать лет после этого. Неведомым образом он очутился в этот страшный промежуток времени. Это противоречило всему, что знал Нежданов, но факт - упрямая вещь…
        Нежданов ощупал свои карманы. Они были первозданно пусты. Кроме маскхалата, ничто не напоминало о том, что где-то в далеком будущем его вместе с группой прижали в каменном мешке немцы. А здесь, в далеком прошлом, его наряд вызывал искренний интерес не только паренька, но и пленного ордынца, который несколько раз оборачивался и осматривал одежду Нежданова. Что это монгольский воин, Нежданов теперь не сомневался. Он хорошо рассмотрел коней, их сбрую и вооружение противника, с которым пришлось сражаться. Мало того, кривой меч висел у него на ремне с одной стороны, а боевой нож одного из убитых монголов в кожаных ножнах, украшенных серебряной чеканкой - с другой. А за спиной находились монгольские луки и колчаны (саадак - вспомнил Нежданов название монгольского комплекта для стрельбы, включающего составной лук и колчан со стрелами). Он на ходу достал одну из стрел. К ней была намертво прикреплена небольшая глиняная трубочка.
        - Психологическое оружие монголов, - подумал Нежданов, - свистулька на стреле. Однако, если вдуматься, если только одна стрела так визжала, когда летела в небо, то как визжит сотня? А тысяча? Да, тут, пожалуй, поневоле коленки у противника задрожат!
        За это время Нежданов не произнес ни слова и решил в дальнейшем продолжать имитировать потерю дара речи. Это вполне можно было сделать, ведь паренек нашел его без сознания, и было видно, что он до сих пор думает, что речь Нежданов потерял вследствие сильного удара по голове. Этим же можно было объяснить то, что Нежданов далеко не всегда понимал, что тот ему говорил.
        Нежданов был знаком с древними дошедшими до наших дней рукописями, такими, как Зографские листки, Саввина книга, Остромирово евангелие. А древнерусский правовой сборник 1280 года «Русская правда» он знал довольно неплохо. Однако живая речь парня все же сильно отличалась от записей, сделанных когда-то монастырскими служками. И лучше всего в этой ситуации было прикинуться безъязыким.
        По прикидкам Нежданова, они шли по подземелью уже около четырех часов. Изредка встречались ответвления, ведущие куда-то в сторону, но паренек никуда не сворачивал из главного коридора, сделав всего пару зигзагов. Вскоре впереди забрезжил свет, и они ступили в большую круглую пещеру. Ее освещало множество лампад, в которых горели фитили, опущенные в налитый в них жир.
        В середине пещеры находилось полдесятка каменных идолов, каждый выше роста человека, повернутых лицами в разные стороны. Руки и ноги их не имели четкого очертания. Головы идолов отличались друг от друга количеством ликов на них. У одного идола было три лика на голове, у другого их было четыре (Триглав и Святовит - определил Нежданов). У остальных по одному лику. На каждом лике были вырезаны глаза, борода, усы, рот, все то, что положено было иметь голове. На некотором расстоянии от идолов находились вмурованные в каменный пол покрытые резьбой деревянные столбы с натянутыми между ними веревками. С одного бока ограждающих столбов не было. На их месте находилось кострище с погасшими углями.
        Перед Неждановым было древнее капище, место молений язычников. Оно было спрятано внутри горы, поэтому до сих пор не было разрушено. И, судя по всему, в горной местности еще остались язычники, хотя христианство за прошедшие более чем двести лет уже практически расправилось с идолопоклонниками.
        Осторожно обогнув пещеру по одной из ее стенок, паренек набожно перекрестился, поклонился в сторону идолов и повел спутников дальше. Нежданов усмехнулся про себя: паренек, будучи христианином, на всякий случай не решался гневить и древних богов. Еще через полчаса они вышли к такому же большому камню, как и на входе. Паренек снова приподнял нависающий камень-запор, повернул большой камень, открыв выход из подземного лабиринта. Продравшись через кусты, они спустились в ущелье. Через четверть часа хода навстречу из кустов высыпало два десятка человек в полном вооружении. Головы их прикрывали высокие шеломы со шпилем и наносником, на каждом были кольчуги, нагавицы (кольчужные чулки) и наручи (створчатая защита рук). Каждый держал в левой руке миндалевидный щит. На боку висели мечи, у половины были длинные копья.
        - Переяслава! - кинулся к пареньку один из воинов, судя по всему, старший в этой группе.
        Остальные окружили Нежданова и ордынца, держа руки на рукоятках мечей.
        - Переяслава? - удивился про себя Нежданов, - так это же женское имя!
        Паренек, что-то быстро объяснявший воину, заметил его замешательство, засмеялся и приподнял шапку с головы. По плечам рассыпались золотистые длинные волосы. Вдоволь насладившись замешательством Нежданова, которое было написано на его лице, девушка снова надела шапку поверх рассыпанных волос и быстро заплела их в длинную косу. Тем временем воины, с любопытством рассматривающие Нежданова, его одежду и оружие, переключили внимание на пленника и обменивались впечатлениями. Нежданов пятое через десятое понимал, о чем они говорили. Воины удивлялись, как такие невзрачные люди, как этот пленный, могли разбить большие противостоящие им дружины. А у самого Нежданова их заинтересовала и материя, из которой был сшит маскхалат, и сама форма его одежды, и пуговицы, скрепляющие ее.
        Наконец, старший воин махнул рукой, дозорные снова скрылись в кустах, а двое из них остались, сопровождая маленькую группу. Еще через несколько сотен шагов перед глазами Нежданова вырос Кременецкий замок. На открытом пространстве вблизи него стояли шатры с развевающимися у них стягами, возле которых было множество людей. Одна за другой большие группы вооруженных ратников, захватив с собой стяг, устремлялись куда-то, скрываясь за деревьями. Теперь Нежданов получил возможность вблизи рассмотреть, что они собой представляли.
        Судя по всему, первые встреченные воины принадлежали к княжеской дружине. Здесь же, у стен замка, собирались полки для сражения с ордынцами. Среди них выделялись тяжеловооруженные копейщики, имеющие при себе сулицы, боевые топоры, щиты и булавы. Многие из них были в доспехах. Много было лучников, кроме самого лука имеющих боевые топоры или железные булавы, но не имеющих щитов. У многочисленных коновязей стояли кони.
        Все воины, мимо которых золотистоволосая Переяслава вела группу, низко кланялись ей. Видно было, что она дочь высокопоставленного лица. Она направилась к воротам замка, коротко что-то сказала стоявшим в них воинам и, не задерживаясь, прошла внутрь крепости. Воины, сопровождающие их, остались у ворот. Теперь в сопровождении было с полдесятка других воинов. С огромным интересом Нежданов вживую рассматривал на стенах защитные машины - патереллы и пороки, способные метать во врага большие камни, до того знакомые ему только по рисункам.
        Живая история проходила перед его глазами, и он впитывал ее, как губка, совершенно не думая о том, как полученные знания могут пригодиться ему в будущем. Да и было ли у него, случайного и странного пришельца из будущего, это будущее?

3
        Девушка подвела группу к большому зданию неподалеку от ворот. На площади перед ним, держа за украшенные уздечки лошадей, стояли десятка два дружинников в полном вооружении. Они также поклонились ей, не сводя глаз, однако, с Нежданова, на голову возвышающегося над самым рослым из них, и с ордынца, косящего вокруг желтыми глазами.
        Из широких дверей стремительно вышел человек среднего роста, лет пятидесяти, плотный, с длинной расчесанной бородой. Одет он был в бригантину из декоративных заклепок на черном бархате, подпоясанную узорчатым поясом, на котором висел меч с серебристой рукоятью в богато украшенных ножнах. В одной руке он держал шлем. Всего несколько шагов была от него до Нежданова, и тот хорошо рассмотрел и шлем, и его обладателя. Шлем был с полумаской, покрыт серебряным листом и украшен позолоченными серебряными чеканными накладками. Наверху были образа Вседержителя и святого Георгия. На налобной пластине - образ Архангела Михаила и надпись: «Вьликъи архистратиже ги Михаиле помози рабу своему Даниилу». По краю шлема шла орнаментальная кайма. Клювовидный наносник был изогнут сверху вниз, а под ним крепилась круговая кольчужная сетка, бармица, полностью закрывавшая голову.
        Нежданов и прежде готов был руку отдать, чтобы воочию узреть то, что теперь наяву было у него перед глазами. У него буквально разбегались глаза от увиденного.
        Переяслава подбежала к мужчине и поцеловала его в щеку. Он обнял ее и что-то ласково сказал ей на ухо.
        - Княже Даниил Галицкий, - за спиной Нежданова тихо прошептал кто-то из находившихся там дружинников.
        Нежданов напряг память. Он вспомнил и жизнеописание князя Даниила Галицкого, и то, что у него было пять сыновей и три дочери. Имя одной из них было Переяслава.
        Князь отстранил дочь и взглянул на Нежданова и ордынца. Переяслава начала что-то горячо рассказывать ему, кивая на них обоих. Князь махнул рукой. Ордынца, у которого подгибались ноги, воины под руки подтащили к нему. Быстро подбежал еще один воин и что-то начал спрашивать ордынца. Тот визгливо отвечал. В его ответах постоянно проскакивало одно имя - Куремса.
        История творилась перед Неждановым. Он уже полностью ориентировался во временном отрезке. Год 1254 был на дворе. В прошлом году князь Даниил Галицкий освободил от отрядов ордынского темника Куремсы земли по Южному Бугу. А теперь должна была состояться схватка с его карательным войском у Кременца. А впереди будут взятие Луцка и других городов на Волыни, землях по Случи и Тетереву и наступление на Киев. Данииле Романовичу вскоре предстояло стать первым русским правителем, которому удалось нанести поражение монголо-татарам, выбив их со своей земли…
        Жалобно стенающего ордынца куда-то повели, а князь подошел к Нежданову, внимательно посмотрел в его глаза, хлопнул его по груди.
        - Поостри сырдця своего мужеством, - громко сказал он, обращаясь не только к нему, но и к стоявшим вблизи ратникам, - за землю Русьскую! И почнем славу рокотаху!
        Князь резко повернулся и ушел в здание, уведя с собой дочь, улыбнувшуюся напоследок Нежданову. Один из дружинников поманил его за собой и отвел в один из находящихся сбоку домов.
        В большом прямоугольном помещении, уставленном длинными столами, у которых стояли лавки, раздавался приглушенный гул голосов. Множество ратников сидело за столами, уставленными глиняными горшками и мисками с едой. Когда Нежданов, резко выделяющийся своей одеждой, вошел в помещение, гул голосов стих. Сидящие за столами удивленно рассматривали его. Приведший Нежданова воин прикрикнул на них. Все снова уткнулись в свои горшки и миски. Мало-помалу шум снова возобновился. Но и теперь время от времени Нежданов ловил на себе чей-нибудь заинтересованный взгляд.
        Едва Нежданов и его сопровождающий устроились на лавке, как перед ними какая-то женщина в длинной вышитой рубашке с платком на голове поставила горшки и положила деревянные ложки. В одном горшке оказалась уха, в другом гороховая каша из цельных горошин. Дальше она принесла фаршированную грибами тушеную рыбу и небольшие туеса с квашеной капустой. На столе горкой лежал нарезанный подовой черный хлеб. А завершала обед большая кружка холодного немного кисловатого кваса. Ни на одном столе не было видно мяса - ни дичины, ни убоины, а также не было никаких молочных блюд.
        - Так сейчас же март, у них Великий Пост, - догадался Нежданов.
        Как хороший историк, он знал, что было разрешено употреблять в пищу в древние века во время поста. Судя по подаваемой пище, здесь, в Кременецком замке, пост соблюдали, хотя Нежданов и знал, что во время боевых действий воины могли отойти от строгого соблюдения церковных законов. Впрочем, он уже был свидетелем того, что христианские заповеди здесь еще соседствуют с еще более древними верованиями, когда дочь князя отвесила поклон каменным идолам.
        За столами долго засиживаться им не пришлось. Кто-то вбежал в дверь, громко выкрикнул команду, и все бывшие в трапезной ратники выбежали наружу. Вскоре на широкой площади в пешем строю, выстроившись полукругом, находились полтысячи человек, разбитых по сотням, каждая под своим стягом. Нежданов присоединился к одной из сотен. Он отдал соседям луки с колчанами, рассудив, что те с ними все же лучше управятся, чем он сам. Старший в сотне позвал Нежданова с собой и завел его в огромный подвал, оказавшийся арсеналом, где на полках еще оставалось много оружия. Там порознь лежали мечи, копья, топоры, булавы. Были шлемы, кольчуги, щиты. Однако не было ни одного лука. Все шлемы и кольчуги на Нежданова не налезали, были слишком малы.
        Удовлетворенно окинув взглядом его фигуру, сотник, вздохнув, передал Нежданову длинный щит и, критически взглянув на кривой татарский меч, выбрал из груды оружия длинный прямой обоюдоострый меч в ножнах.
        Вскоре Нежданов уже снова стоял в теперь уже своей сотне рядом с другими воинами. Наконец, из дверей вышел князь Даниил Галицкий. Следом высыпали бывшие с ним на военном совете командиры, тут же вскакивали на коней и уносились к своим отрядам. Последними вышли священнослужители в черных рясах с большими крестами на груди. Они взмахнули руками, благословляя войско. Князю подвели коня, сзади тут же выстроилась охранная сотня. Он хлестнул коня и во весь опор помчался к воротам. Прозвучала команда, и пешие ратники также пошли к выходу из замка.
        На выходе из ворот стояло множество женщин с босоногими детьми. Почти никто из них не плакал. Они что-то кричали проходившим воинам, а те весело отвечали им. Среди женщин стояла и Переяслава. Она была уже в другом, красном длинном вышитом платье, из-под которого выглядывали красные же украшенные золотистыми накладками сапожки. Золотые украшения сверкали на шее и на запястьях. Голову ее покрывал платок, из-под которого на грудь свешивалась длинная тяжелая золотистая коса. Дочь князя с трудом можно было узнать в разодетой красавице. Завидев Нежданова, она бросилась к нему, протянула руки вверх. Он остановился, наклонил голову, и тогда она надела ему на шею небольшое резное украшение на цветном шнуре.
        - Оберег, - тихо сказала она, глядя в его глаза своими ярко-синими глазами.
        Они вдруг наполнились слезами, она закрыла их рукой, повернулась и убежала в толпу. Женщины расступались перед ней, сочувственно кивая головами, рассматривая вооруженного гиганта в странной никогда ими не виданной пятнистой одежде, которому дочь князя желала выйти живым из предстоящей битвы. Нежданов заправил оберег под маскхалат.
        На большом поле перед замком все еще стояли шатры, но никого возле них уже не было. Не было также и знамен, которые прежде весело трепетали на ветру. Пешие отряды направлялись в ту сторону, откуда Переяслава привела Нежданова и пленника-ордынца.
        Через четверть часа сотня уже втянулась в каменный подземный тоннель. А вскоре они уже проходили капище. На месте кострища теперь ярко горел большой костер. Дым от него уходил куда-то вверх. Судя по всему, где-то там была устроена незаметная вытяжка. Запаха дыма практически не было. Вокруг костра и идолов по кругу стоял с десяток белобородых стариков с высокими посохами с резными оголовьями в руках - волхвы. Они что-то громко пели. Слов разобрать было невозможно.
        Проходящие мимо воины вели себя по-разному. Некоторые из них трижды крестились, отворачиваясь от волхвов. Но таких было немного. Некоторые низко кланялись, принимая благословение волхвов на смертный бой, но большинство и крестилось, и одновременно с этим принимало языческое благословение.
        Воины шли быстро. У многих в руках были факелы, освещавшие коридор неровным дрожащим светом. Для Нежданова время на дорогу в обратную сторону показалось раза в два короче, чем когда он впервые шел по подземелью. Вскоре над головой были уже развесистые кроны деревьев, а по сторонам были стены ему известного каменного мешка. Воины шли осторожно, не производя ни малейшего шума. Не верилось, что рядом, здесь, в лесу, находится полтысячи вооруженных человек.
        А спереди уже доносились яростные крики и лязг оружия. Нежданов начал осторожно пробираться вперед. Весь лесок был запружен скрывающимися воинами. Однако его пропускали, едва поняв, кто это лезет мимо. Осторожно раздвинув кусты, Нежданов выглянул из-за них.
        Все обширное свободное пространство до далекого леса было усеяно множеством людей. Большинство из них были на конях. Они разъезжались, сходились снова в рубке, снова расходились. На земле лежало много убитых людей и лошадей. Кони без всадников, многие из них раненые, беспорядочно носились между сражающимися людьми, внося еще большую сумятицу. Изредка конские массы в центральной части пространства расходились, становились в круг и затем снова мчались друг на друга. Там отчаянно рубились княжеская дружина и личная тысяча Куремсы.
        Отсюда, из леска, видно было, как русские понемногу пятятся назад. Все громче звучали победные воющие крики ордынцев. Наконец сражение откатилось настолько, что лес, где скрывалась засада, оказался уже в их тылу. И тогда по лежащим в засаде воинам из конца в конец пронеслась громкая команда, и ратники, выскочив из леса, во весь дух понеслись на ордынцев. Увлеченные схваткой, в предвкушении победы, те не видели, что творится у них за спиной. А когда кто-то из них случайно обернулся и испуганно завопил, было уже поздно. Полтысячи ратников, бежавших до того молча, завопили что было сил и с ходу врубились в тыл ордынцев. В ход пошли сначала луки, а затем длинные пики, мечи, булавы, все то, чем можно принести смерть врагу.
        Тысячник Куремса проморгал ввод в действие засадного отряда князя Даниила Галицкого, в то время, как у него самого резервов уже не было. Полтысячи свежих ратников моментально повернули ход сражения. Ордынцы бросились наутек.
        Нежданову и находящимся рядом с ним воинам выпало сражаться с пешими ордынцами, потерявшими коней. Огромный воин без шлема на голове и в странной одежде, но с большим щитом и длинным мечом, производил в толпе монголо-татар, привыкших сражаться не в пешем, а в конном строю, катастрофические для них опустошения. Он находился на острие атаки, а другие ратники, поняв его силу и умение, защищали его с боков и сзади. Выстроившись большим клином, в острие которого был Нежданов, большая группа воинов, находившаяся вместе с ним, как горячий нож масло разрезала боевые порядки ордынцев и погнала их. Сражение окончательно перешло в избиение поверженных степняков.
        Неподалеку от Нежданова какой-то ордынец в украшенной вышивкой одежде на коне помчался в сторону каменного мешка. В пылу атаки, не долго думая, Нежданов схватил первого же попавшегося ему коня за узду, вскочил на него и помчался за ним, думая захватить степняка живым. Конь оказался ордынским. Седло было достаточно удобным, но, как ни старался Нежданов найти ногами стремена, их на месте не оказалось. В пылу сражения он забыл о том, что у ордынцев стремена располагаются очень высоко, и теперь поневоле оказался в трудном положении. Приходилось удерживать равновесие, чтобы не упасть. Конь под ним мчался, быстро сокращая расстояние до удирающего врага. Они уже проскочили кусты и вломились в лес. Вот уже и поляна с разбросанными телами убитых им же ордынцев. А удирающий - вот он, рядом. Нежданов взмахнул мечом.
        Конь неожиданно споткнулся о камень, и Нежданов, перелетев через конскую голову, тяжело ударился о землю и потерял сознание…

4
        Нежданов пришел в себя от тонкой струйки теплой воды, вливающейся в его рот. Над ним склонился Залужный, держа флягу. Сзади снова ударил взрыв одной мины, затем сразу же другой.
        - Я долго был без сознания? - приходя в себя, спросил Нежданов.
        - Та не, минут пятнадцать от силы, пока хлопцы не огледелись, - ответил тот, к тому же вас тут не було, може, отползали кудысь?
        - Бьет, зараза, ничего нельзя сделать, - с сожалением добавил он, взглянул на Нежданова и поняв, что тот окончательно пришел в себя, отполз за соседний камень.
        - Ну и привидится же всякая чертовщина! - мысленно про себя чертыхнулся Нежданов и перевернулся на живот.
        - И что это Залужный порол про какое-то отползание? - подумал он дальше, - надо будет спросить его подробнее. Хотя, какой смысл? Все равно отсюда не уйти…
        Что-то впилось в его тело под маскхалатом и гимнастеркой под ним. Нежданов засунул руку под гимнастерку, нащупал то, что мешало лежать и, не веря себе, вытащил небольшое резное украшение на цветном шнурке, оберег, подаренный ему жившей ровно шестьсот девяносто лет назад девушкой с ныне позабытым именем Переяслава, родной дочерью князя Даниила Галицкого, с которой ему довелось встретиться. И сразу же все пережитое в далеком прошлом, как живое, встало у него перед глазами. Странная прихоть времени отбросила его на столетия назад, а затем вернула снова в настоящее время.
        Некоторое время Нежданов лежал, всматриваясь в оберег, затем заправил его назад под гимнастерку и ужом пополз в глубь каменного мешка, приказав солдатам внимательно следить за немцами. Редкие взрывы мин остались позади. Он встал и, согнувшись, быстро добежал до того места, где когда-то был вход в подземелье. Камни, закрывающие его, были на месте. Поднатужившись, Нежданов с силой толкнул верхний камень вверх. Он не поддавался. Нежданов удвоил усилия. Он толкал его, что было сил. И камень начал понемногу сдаваться. Он миллиметр за миллиметром, сантиметр за сантиметром поднимался вверх. Силы уже совершенно покидали Нежданова, когда вдруг нижний камень, заскрежетав, повернулся, открыв щель, в которую мог протиснуться человек.
        Нежданов, задыхаясь, бросился назад, к своим бойцам. Они быстро отползли назад, миновав участок, где одна за другой разрывались немецкие мины, а затем он бегом повел их к открытому входу в подземелье. Немцу на голову подняли его же гимнастерку и завязали сверху, чтобы он ничего не видел. Остатками смеси кайенского перца и махорки бойцы засыпали большой участок земли. Теперь ни одна собака не могла и близко донюхаться, куда они ушли прямо из-под носа немцев.
        Когда последний боец протиснулся в щель, Нежданов налег на камень. Кто-то из бойцов помог ему в этом. Камень скрипнул и повернулся, запечатав вход. Сверху грохотнул запирающий камень, накрепко прижимая его. И наступили кромешная темнота и абсолютная тишина. Кто-то из бойцов зажег бензиновую самодельную зажигалку. В ее маленьком огоньке стали видны грубо обработанные стены и лица стоящих рядом солдат группы Нежданова. Он сразу же направился к нише, в которой находились факелы. Там оказалась куча палок с намотанными на их конец тряпками.
        Ручки факелов, сделанных из какого-то дерева, за столетия окаменели, а тряпки на их концах рассыпались пылью. Пришлось сделать несколько факелов из индивидуальных пакетов, намотав бинты на рукоятки и пропитав их ружейным маслом. Пока шли приготовления, которые солдаты старались сделать как можно быстрее и тише, ни одного звука не донеслось сюда через камень. Видимо, он был очень большим. Еще через несколько минут Нежданов поднял горящий факел и уверенно двинулся вперед. Никто не задавал ему никаких вопросов. Держа оружие наготове, все гуськом шли друг за другом. Немцу снова было позволено смотреть и идти самому. Удивлению его, когда он обнаружил, что находится в тоннеле, не было предела.
        Через три часа Нежданов вывел группу в капище. Идолы по-прежнему стояли на своих местах, смотря множеством ликов в разные стороны. Остатки сгнивших деревянных столбиков, некогда бывших в их ограждении, кучками трухи находились на местах. Пол покрывал слой многовековой пыли, на которой не было ни одного отпечатка: ни следов людей, ни зверей, ни птиц, ни даже насекомых. Все здесь было законсервировано во времени.
        Солдаты молча в свете факела смотрели на идолов, тихо обмениваясь впечатлениями между собой. Они попытались было спросить Нежданова, что это за такое, но он лишь покачал головой.
        - Выберемся живыми, я вам все сам расскажу, - пообещал он.
        - Как же не выберемся? Конечно, выберемся! - сказал кто-то из разведчиков.
        - Вы везучий, товарищ старший лейтенант, - подхватил другой, - с вами мы из таких передряг выбирались! Вот и сейчас я, признаться, уже думал, что каюк. Однако, смотри ты, выбрались. Одно слово - везунчик!
        Солдаты вокруг сдержанно засмеялись. Нежданов тоже улыбнулся.
        - Вот когда вернемся к своим, да еще портфель и «языка» доставим - вот тогда и будем везунчиками, - сказал он, - а теперь снова закройте ему глаза, - приказал он.
        Немцу снова завязали глаза.
        Через четверть часа после короткой борьбы с верхним камнем, удалось отпереть выход. Выйдя наружу и снова запечатав его, бойцы продрались сквозь заросли кустов и снова опустили гимнастерку с глаз немецкого майора. Надо было быстро двигаться дальше. Еще через полчаса перед глазами открылась панорама Кременецкого замка. Хотя и близко были немцы, но именно здесь они никого не ждали. Вокруг было спокойно. Быстро сориентировавшись на карте, Нежданов взял новый курс к своим.
        Утром 17-го марта 1944 года разведывательная группа старшего лейтенанта Нежданова вышла к своим, принеся ценнейшие сведения и доставив пленного немецкого майора. И пухлый портфель, и немца немедленно повезли в штаб корпуса, а оттуда в штаб фронта.
        Сам комдив, генерал-майор Вехин, лично отправился к разведчикам, чтобы поблагодарить за ценнейшие сведения. Разведчики вскрыли всю систему обороны противника. Благодаря им штурм сильно укрепленной крепости, который мог бы затянуться на месяцы и стоил бы множество солдатских жизней, теперь превращался в несложную фронтовую операцию.
        Однако все участники горного разведывательного рейда, более трех суток не смыкавшие глаз, спали сном младенцев. Комдив запретил будить их, приказав лишь через два часа доставить к нему командира разведгруппы.
        - Доспит потом, - вздохнув, сказал он командиру разведроты, - надо уточнить кое-что из того, что они принесли.
        Через два часа Нежданова разбудили, приказав срочно явиться в штаб дивизии. Невыспавшийся Нежданов с опухшим от сна лицом и набрякшими глазами, наскоро ополоснувшись, отправился в штаб. Он размещался в хате какого-то небольшого хутора. Идти было недалеко. Нежданов уже подходил к нему, когда в небе загудел одиночный самолет. «Юнкерс», определил он по звуку мотора. Однако зенитки не стреляли, и Нежданов также больше не обращал внимания на звук, идущий с небес на землю.
        Кусты взрывов сброшенных с самолета бомб встали неожиданно для всех. С огромным опозданием залаяли зенитки, сопровождая хвост самолета дымными шарами взрывов. Немцы рассчитали правильно, что один самолет не привлечет особого внимания, и в налет на предполагаемое место штаба дивизии отправили одиночный бомбардировщик. Он спокойно на большой высоте подошел к месту нахождения штаба и, освободившись от бомбовой нагрузки, сразу же безнаказанно удрал в свою сторону. Но и бомбы легли в стороне от штаба.
        - Доложите о потерях, - коротко приказал комдив командиру комендантского взвода, отвечающему за охрану штаба, - и разберитесь, почему зенитчики прошляпили немца.
        Через четверть часа ему доложили, что бомбы никакого вреда не принесли, а из людей убит только один - офицер дивизионной роты разведки Нежданов, направляющийся к штабу. Он лежит здесь, рядом.
        Комдив вышел из хаты и в сопровождении командира комендантского взвода направился в сторону группы людей. Перед ним расступились, пропуская его вперед.
        На земле лежал Нежданов. Смерть не успела еще наложить свою печать на его лицо. Оно было совершенно спокойным, даже немного сонным. В открытых синих глазах отражалось такое же синее безоблачное небо. На левом виске был небольшой уже запекшийся потек крови.
        - Осколок, маленький, прямо в висок, - пояснил кто-то из стоявших здесь же офицеров.
        Комдив выругался, повернулся и ушел обратно в штаб.
        Хоронили Нежданова вечером того же дня. На грудь ему Залужный положил найденную на столе рядом с его автоматом какую-то пластинку с непонятными надписями, надетую на цветной шнурок.
        - Он рассматривал ее перед тем, как уснуть, и оставил на столе, когда пошел в штаб, - пояснил он, - это его вещь, пусть уходит вместе с ним…
        Через два дня, 19-го марта 1944 года, Совинформбюро передало следующее сообщение:
        Войска 1-го Украинского фронта в результате обходного манёвра и атаки с фронта 19 марта овладели городом Кременец - мощной естественной крепостью на хребте Кременецких гор, усиленной немцами развитой сетью искусственных оборонительных сооружений, а также с боями заняли более 40 других населённых пунктов, в числе которых крупные населённые пункты Плащувка, Сестратын, Сребно, Крупец, Михалувка…

5
        Шифровка 1.
        «Начальнику отдела КР „Смерш“ НКО 102-го стрелкового корпуса.
        Сообщаю, что при проведении поиска в глубоком тылу противника в период с 14.03.1944 г. по 17.03 1944 г. в районе города Кременец группа разведчиков 416-той отдельной разведроты 350-й стрелковой дивизии в составе 10 человек под командованием старшего лейтенанта Нежданова Ярослава Максимовича, 1922 года рождения, русского, уроженца города Москва, наткнулась на разветвленную сеть искусственных тоннелей, высеченных под горами. Опрос каждого члена разведгруппы в отдельности выявил ряд обстоятельств, требующих дополнительной проверки.
        Так, младший сержант Залужный Никифор Павлович показал, что после близкого взрыва немецкой мины ст. л-т Нежданов исчез из-за камня, за которым находился. Появился он там же примерно через 5-10 минут в бессознательном состоянии. Отползти в сторону он не мог - с одной стороны была вертикальная монолитная стена, с другой был сам мл. с-т Залужный, сзади находились рядовые Чеботарев и Михеев. Спереди было открытое пространство, и дальше солдаты противника. Ст. л-т Нежданов, тем не менее, отсутствовал указанное время. Где он был все это время и почему его не было за камнем, никто из упомянутых лиц не знал и объяснить не сумел.
        Далее, все опрошенные отмечают, что ст. л-т Нежданов не только отлично знал, как открыть и закрыть вход в систему подземных тоннелей, но и прекрасно ориентировался в них. Он ни разу не ошибся в выборе направления движения, уверенно ведя разведгруппу к выходу. Также он знал, что в начале тоннеля имеются факелы для освещения его и целенаправленно сразу же направился к месту их хранения. У всех опрошенных лиц сложилось твердое убеждение, что ст. л-т Нежданов уже был в этих тоннелях. Точное расположение входов в тоннели и выходов из них никто из опрошенных на карте показать не сумел.
        Допросить ст. л-та Нежданова Я.М. не представляется возможным в связи с его гибелью 17.03.1944 г. в результате авианалета противника. Могила ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича находится…
        Указанная сеть тоннелей может использоваться противником для скрытного подхода и отхода при осуществлении диверсий в тылах наших войск, а также для хранения запасов оружия, взрывчатых веществ, продовольствия и в качестве базы для проживания членов бандформирований, скрывающихся в нашем тылу.
        Отличное (по словам опрошенных лиц) знание ст. л-том Неждановым системы внутригорных тоннелей вступает в противоречие с имеющимися о нем сведениями.
        Прошу сделать запрос относительно ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича, действительно ли он являлся тем лицом, за которого себя выдавал. Словесный портрет и увеличенная фотография, сделанная с фотографии в удостоверении личности, прилагаются.
        Начальник отдела КР „Смерш“ НКО 350-й стрелковой дивизии…. 18.03.1944 г.»
        Шифровка 2.
        «Начальнику отдела КР „Смерш“ НКО 350-й стрелковой дивизии.
        Переданный Вами запрос отправлен в Управление КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта. Для проведения поисковых работ по обнаружению входов в тоннели и дальнейших их опросов приказываю откомандировать сроком на пять дней с 27.03.1944 г. по 31.03.1944 г. в отдел КР „Смерш“ НКО 102-го стрелкового корпуса разведчиков 416-й отдельной разведроты числом в 9 человек, принимавших участие в поиске вместе со ст. л-том Неждановым (список прилагается).
        Примите меры по опросу местного населения о наличии сети подземных тоннелей в районе г. Кременец.
        Начальник отдела КР „Смерш“ НКО 102-го стрелкового корпуса … 23.03.1944 г.»
        Шифровка 3.
        «Начальнику отдела КР „Смерш“ НКО 102-го стрелкового корпуса.
        Выполнить Ваш приказ об откомандировании 9 разведчиков 416-й отдельной разведроты в распоряжение отдела КР „Смерш“ НКО 102-го стрелкового корпуса не представляется возможным вследствие того, что в ночь на 20.03.1944 г. указанные лица в составе разведгруппы из 15-ти человек под командованием капитана Ефимкина Р.В. были направлены в район г. Броды с целью получения данных о противостоящих силах противника в глубине его обороны. Через два часа после пересечения группой переднего края в глубине немецкой обороны отмечена сильная стрельба, продолжавшаяся в течение трех часов. В расчетное время 23.03.1944 г. никто из группы разведчиков обратно не возвратился. К сегодняшнему дню, 26.03.1944 г., сведения о членах разведгруппы по-прежнему отсутствуют. Попытки проникновения в глубину немецкой обороны, предпринятые разведчиками 1178 стрелкового полка, имеющими дополнительное задание прояснить судьбу пропавшей разведгруппы, ни к чему не привели.
        В период с 23 по 26.03.1944 г. … и …, сотрудниками КР „Смерш“ НКО 350-й стрелковой дивизии, оперативно обслуживавшими 1176 и 1178 стрелковые полки, произведен опрос местного населения, в т. ч. старожилов, на наличие искусственных или естественных (промытых водой) тоннелей, полостей или пещер в окружающих г. Кременец горах. Никто из опрошенных наличие указанных объектов не подтвердил.
        Начальник отдела КР „Смерш“ НКО 350-й стрелковой дивизии…. 26.03.1944 г.»
        Шифровка 4.
        «Начальникам отделов КР „Смерш“ НКО 102 стрелкового корпуса, 350-й стрелковой дивизии.
        В дальнейшем материалам по обнаружению входов в тоннели под горами в районе г. Каменец присвоить кодовое название „Дело ст. л-та Нежданова“.
        Согласно делу ст. л-та Нежданова на посланный Вами запрос по поводу идентификации личности ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича из поступившего ответа из Управления КР „Смерш“ НКО Московского военного округа следует, что личность на предъявленной родственникам фотографии несомненно является Неждановым Ярославом Максимовичем, 1922 г.р., русским, уроженцем г. Москва, образование незаконченное высшее. До призыва в ряды РККА являлся студентом 3-го курса исторического факультета Московского Государственного Университета. Специализация: археология. Ранее район г. Кременец Тарнопольской области не посещал.
        В связи с переподчинением 350-й стрелковой дивизии 24-му стрелковому корпусу 13-й армии все материалы по делу ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича передать в ведение отдела КР „Смерш“ НКО 24-го стрелкового корпуса..
        Начальник Управления КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта … 02.04.1944 г.»
        Шифровка 5.
        «Начальнику отдела КР „Смерш“ НКО 24-го стрелкового корпуса.
        Согласно делу ст. л-та Нежданова.
        В связи с истечением сроков возвращения разведгруппы приказом по 350-й стрелковой дивизии считаются без вести пропавшими 9 разведчиков 416-й отдельной разведроты, проходящих по делу ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича (список прилагается).
        Начальник отдела КР „Смерш“ НКО 350-й стрелковой дивизии…. 20.04.1944 г.»
        Шифровка 6.
        «Начальникам отделов КР „Смерш“ НКО 13 армии, 24-го стрелкового корпуса, 350 стрелковой дивизии.
        Согласно делу ст. л-та Нежданова.
        В связи с гибелью ст. л-та Нежданова Я.М. и пропажей без вести всех лиц, причастных к делу о сети тоннелей под горами в районе г. Кременец Тарнопольской области, приказываю все имеющиеся у Вас материалы по делу ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича передать в отдел КР „Смерш“ НКО 13-й армии.
        Начальник Управления КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта … 30.04.1944 г.»
        Шифровка 7.
        «Начальнику 2-го отдела ГУКР „Смерш“ НКО …
        Для проведения оперативно-разыскных мероприятий по делу ст. л-та Нежданова прошу откомандировать в распоряжение Управления КР „Смерш“ НКО 13-й армии 1-го Украинского фронта военнопленного бывшего помощника начальника гарнизона г. Кременец майора Пауля Рихтера, взятого в плен 14.03.1944 г. возле г. Кременец Тарнопольской области УССР.
        Начальник Управления КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта … 15.05.1944 г.»
        Шифровка 8.
        «Начальнику Управления КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта.
        Согласно Вашего запроса сообщаю, что военнопленный бывший помощник начальника гарнизона г. Кременец майор Пауль Рихтер умер 08.05.1944 г. от сердечной недостаточности в лагере для военнопленных 157-го управления лагерей г. Бокситогорска Северо-западного региона.
        Начальник 2-го отдела ГУКР „Смерш“ НКО…. 25.05.1944 г.»
        Шифровка 9.
        «Начальникам отделов КР „Смерш“ НКО 13 армии, 24-го стрелкового корпуса, 350 стрелковой дивизии.
        Дело ст. л-та Нежданова основывается на показаниях находившихся с ним в группе разведчиков. В условиях непрерывного боевого контакта с противником и в связи с отсутствием сна в течение более трех суток члены разведгруппы могли быть, и, вернее всего, были подвергнуты галлюцинациям. Об этом свидетельствуют показания некоторых из них об исчезновении и затем внезапном возникновении ст. л-та Нежданова Ярослава Максимовича. Также плодом галлюцинаций могли быть их свидетельства о движении через подземные тоннели. За них уставшие разведчики могли принять нависшие кроны деревьев или каменные козырьки. Наличие тоннелей и полостей под горами в районе г. Кременец Тарнопольской области УССР местными жителями не подтверждается.
        В связи с этим, а также с отсутствием дополнительных материалов, уточняющих детали, с невозможностью получения новых данных, и с переподчинением 350-й стрелковой Житомирско-Сандомирской Краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого дивизии, в состав разведроты которой входили все упомянутые в деле ст. л-та Нежданова лица, 4-й танковой армии дело ст. л-та Нежданова производством прекратить и все имеющиеся по нему материалы сдать в архив.
        Начальник Управления КР „Смерш“ НКО 1-го Украинского фронта … 23.04.1945 г.»
        Эффект Джонатана Майерса
        Джордж Энистон, частный детектив, в свой офис в городе Портленде, расположенном в штате Орегон, как правило, добирался на трамвае. На это у него была своя причина. Джордж сам был родом из Портленда и втайне гордился тем, что его родной город по праву считается самым озелененным городом страны - здесь и шагу нельзя было сделать, чтобы не стукнуться лбом в какое-либо аккуратно подстриженное дерево или не влезть ногами в клумбу с цветами. А иные туристы с удивлением хлопали глазами, спрашивая себя, что это за местные причуды, разглядывая укрытую зеленью достопримечательность, размещающуюся на площадке, размером в треть квадратного метра, но имеющую гордое наименование Милл Эндс Парк, как ни странно, действительно являющуюся официально зарегистрированным самым маленьким парком мира, по какому-то странному стечению обстоятельств расположенным не в Японии, где страсть к миниатюризации является национальной чертой всей страны, а здесь, на западном побережье США. Более чем полумиллионный город с его огромным портом, конечно, задушил бы своими выхлопами всю зелень, если бы не вводились ограничения для
машин, особенно для поездок в его центр, а офис Джорджа как раз и располагался в центральной части города. Он зарабатывал достаточно для того, чтобы содержать и секретаршу впридачу к офису, но о ней скажем немного позже.
        С детства Джордж, родом из семьи, относящейся к технической интеллигенции, был по уши погружен в мир механизмов. И, казалось бы, его будущее определено - как и у всех членов его семьи, оно должно было быть связано только с техникой.
        Однако первая же попавшая в руки книжка, которую он прочитал осознанно, оказалась детективом и влила в его жизнь новую струю интересов. Под некоторым напором родителей Джордж все же поступил в университет на машиностроительный факультет и закончил его, имея несколько реализованных конструкторских разработок в области машиностроения. Его с удовольствием приняли на работу и уже через полгода прочили блестящее будущее, как вдруг он бросил конструирование и, к огромному разочарованию семьи, резко сменил место работы. Романтика детективов взяла верх…
        Семья долго и трудно переживала «измену» Джорджа ее идеалам. Однако со временем сменила гнев на милость. А полную реабилитацию он получил после того, как его фотография после удачно завершенного сложного запутанного дела, в котором были густо намешаны деньги, коррупция, любовь и предательство появилась на первой странице газет. Им стали даже гордиться, не особенно скрывая это.
        К моменту описываемых событий это был молодой человек тридцати пяти лет, располагающей наружности, что в значительной степени помогало ему в работе. Он умел поддерживать разговор вне зависимости от его темы, был всесторонне образован, остроумен, внимателен, имел обширные необходимые для работы связи. Джордж как рыба в воде чувствовал себя в мудреных технических терминах и разговаривал с технарями на их языке - сказывалась серьезная техническая подготовка. И часто представлялся корреспондентом газеты «Портлендский ежедневник», серьезного аналитического издания, в котором выходили субботние и воскресные тематические приложения, в которых время от времени появлялись статьи собственного корреспондента Джорджа Энистона. Так что он с полным правом мог относить себя к пишущей братии, что частенько помогало в работе.
        Годы назад, будучи еще молодым, но уже преуспевающим частным детективом, он снял офис в центре города, совсем рядом с остановкой Портлендского стриткара - всего несколько лет назад запущенной линией современного уличного трамвая, бегающего в центральной части Портленда. И с тех пор для того, чтобы добраться до офиса, Джордж частенько предпочитал трамвай машине.
        Сегодня было воскресенье, обычно выходной день. Однако он попросил Ники, свою секретаршу, выйти на работу. Надо было разгрести последние дела, подготовить несколько важных бумаг, которых необходимо было отправить почтой завтра с самого утра. Как все современные люди, Джордж желал бы полностью все перевести в компьютеры - переписку, отчеты и т. д. Однако все равно была уйма дел, требовавших отправления документов в напечатанном виде.
        Надо сказать, что Джорджу исключительно повезло с секретаршей. Если взять за основу широко известное мнение, что секретарша - это девушка, которая при двадцатилетней внешности имеет сорокалетний стаж работы, то это целиком относилось к Ники. Она была первой, кто предложил свои услуги секретаря, когда он только начинал работу в качестве частного детектива. Красивая молодая женщина, с длинными волнистыми темными волосами, стройными ногами и подчеркнутой талией, она могла бы блистать на каком-либо подиуме. Однако Ники начисто была лишена честолюбия такого рода. Красота, однако, не являлась противовесом ее уму. Она быстро, на лету, схватывала суть дела. У Ники оказалось особое чутье на сортировку поступающих предложений по степени важности и доходности. В этом деле за все прошедшие годы она не ошиблась ни разу, раскладывая по ею придуманной системе предложения по папкам. В одну она откладывала те из них, которыми необходимо было заняться обязательно, в другую те, которые можно было отложить, в третью те, от которых надо было отказаться, какую бы выгоду они не сулили. И действительно, несколько раз по
просьбе людей, которым сложно (или нежелательно) было отказать, Джордж брался за расследование дел из третьей папки, но ничего, кроме потраченного времени, а иногда и грязи в отношениях замешанных в деле людей, это расследование не приносило. И полученные гонорары были настолько мизерными, что не окупали, по его словам, «даже восстановление нервных клеток после глотка этого дерьма». Она печатала все необходимые бумаги, вела деловую переписку, общалась, наконец, с налоговым инспектором. В общем, Ники оказалась незаменимым человеком для Джорджа, недолюбливающего писанину. В такую можно было влюбиться с первого взгляда, но у самого Джорджа уже была красавица жена, к тому же он хорошо знал Ричи, ее мужа, быстро растущего по служебной лестнице сотрудника одного из банков, с которым был в приятельских отношениях. Но посетители офиса мужского пола, взглянув на секретаршу, ради ее зеленых глаз, чтобы лицезреть их еще раз, готовы были иметь дело с Джорджем.
        - Побьет тебя когда-нибудь Ричи, - смеясь, говорил Джордж Ники, когда она обворожительной улыбкой провожала какого-либо очередного ошеломленного посетителя.
        - С него не убудет, - смеялась она, - ведь ты же ему не расскажешь о маленьком флирте? А не то тебе придется искать новую секретаршу…
        Вся работа в офисе делалась ею легко и непринужденно. Джордж ценил это, платил ей большие деньги, но в душе все же побаивался, что когда-нибудь, когда Ричи станет одним из управляющих банка, она все же покинет его офис, а найти замену ей будет очень непросто. С тех пор, как Ники стала его секретаршей, прошло уже с десяток лет, но она внешне совершенно не изменилась, оставаясь обворожительной молодой особой.
        - Добрый день, - поздоровался Джордж с Ники, едва закрыв за собой входную дверь офиса, - как всегда, ты сногсшибательна!
        Он считал, что женщинам всегда надо говорить комплименты. Особенно красивым женщинам. Это поднимало его оценку в их глазах, что часто бывало необходимо в его работе.
        - Здравствуй, Джордж! - отозвалась она, одаряя его своей обворожительной улыбкой, - не старайся зря, я не для тебя!
        За годы совместной работы легкие шутливые пикировки вошли у них в привычку. Это помогало отвлекаться, давало необходимую толику расслабления в напряженной жизни.
        - В твоем кабинете посетитель, - сообщила она.
        - Сегодня, в воскресенье? - удивился Джордж.
        - Он каким-то образом, возможно, от моего мужа, прослышал, что я собираюсь сегодня на работу, и решил, что и ты также будешь здесь. Я приготовила ему кофе и отвела в твой кабинет. Похоже, тебе надо заняться его делом. Это Эван Паркер.
        Джордж удивленно поднял брови.
        Эван Паркер был владельцем весьма преуспевающей страховой компании «Паркер и К^О^», имеющей разветвленную сеть филиалов уже в нескольких штатах страны и держащей штаб-квартиру здесь, в Портленде, кстати, неподалеку от офиса Джорджа. Это был плотно сбитый человек возраста немногим более пятидесяти лет. На макушке у него уже намечалась небольшая лысина, составляющая предмет его переживаний. Он как мог маскировал ее волосами, жалея о том, что у современной науки пока нет средств, чтобы остановить облысение. Одновременно с этим он был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы не идти в косметологическую лечебницу и пересаживать волосы. К числу его недостатков относилась также любовь к фаст-фуду. Он обожал не домашние обеды, а забежать куда-нибудь в кафе и взять там гамбургер с овощами в придачу. Эта любовь привела к тому, что нынче у него появился маленький животик, который он пока еще ловко скрывал под одеждой. Однажды он признался Джорджу, что на домашние диетические обеды перейдет лишь тогда, когда будет весить столько, что ему жена скажет: - Сколько можно, Эван? Судя по всему, до того момента
было еще далеко (жена ленилась готовить? - предполагал Джордж), и он до сих пор продолжал забеги по кафе и пиццериям. К числу клиентов Эвана Паркера относились как фирмы, представляющие мелкий и средний бизнес, так и некоторые крупные предприятия. Например, он страховал как груз, так и сами перевозившие его суда в порту Портленда. Даже крупнейший работодатель города, производитель микросхем Интел, был в числе его клиентов. Джордж неоднократно оказывал Эвану Паркеру услуги частного детектива, расследуя случаи, в которых подозревалось наличие элементов страхового мошенничества. Несмотря на разницу в возрасте, Джорджа и Эвана Паркера можно было назвать приятелями. Они оба были членами одного и того же дорогого гольф-клуба и частенько засиживались вместе в принадлежавшем клубу ресторане.
        Эван Паркер также относился к поклонникам Ники. Изредка появляясь в офисе Джорджа, он неизменно дарил ей какую-нибудь безделушку, правда, эти безделушки всегда стоили очень и очень дорого. Вот и сейчас на изящной руке Ники Джордж заметил новый тонкий браслет, украшенный цветными камнями.
        - Я же не могу отказаться от подарка, - фыркнула она, заметив взгляд Джорджа.
        Красивые женщины требуют красивого обрамления. Эту истину Джордж знал давно, еще с начала ухаживания за своей женой. Конечно, муж Ники по первому ее слову мог приобрести ей все, что она ни пожелает, да и сам жил в соответствии с этой истиной. Но она поступала чисто по-американски, предпочитая зарабатывать сама, чтобы быть в какой-то мере независимой.
        Джордж зашел в кабинет, обменялся с Эваном крепким рукопожатием и пригласил того не к своему рабочему столу, а в небольшой зеленый оазис в соседней комнате, устроенный все той же Ники. Там, рядом с маленьким бассейном, в котором плавали разноцветные рыбки, в кадках росло несколько карликовых пальм, увитых гирляндами живых цветов. Какие-то другие цветы (кажется, орхидеи) обрамляли стены комнаты. Джордж не очень разбирался в цветах, и поначалу со скептицизмом отнесся к ее идее устроить живой оазис в комнате, считая, что это будет напрасная трата денег. Однако жизнь показала, что Ники была права. Постепенно самые сложные переговоры стали проходиться именно здесь, за небольшим столиком в уютном окружении растений.
        Вот и сейчас они уютно устроились в мягких креслах, слушая тихое журчание воды, ниспадавшей в бассейн по искусно сделанному водостоку. Джордж предложил Эвану ящичек с сигарами, взял сам одну, гильотиной обрезал кончик и закурил, пуская ароматный дым в потолок. Точно так же поступил и Эван. Вскоре застучали каблучки - Ники принесла кофе, поставила на стол и удалилась легкой походкой.
        - Везет же тебе, - протянул Эван, провожая ее взглядом, - иметь такую секретаршу - это не шутка. Ну почему она пришла к тебе, а не ко мне?
        - У тебя слишком скучно, - улыбнулся Джордж, - она бы и месяца не выдержала, особенно с твоей старшей секретаршей рядом.
        У Эвана был штат секретарей, которым управляла довольно въедливая особа лет на пять младше самого Эвана. Она так же, как и Ники, прекрасно знала свое дело, но на лицо была немногим краше нильского крокодила. Джордж знал, что жена Эвана ни за что не допустила бы близко к мужу ни одну смазливую физиономию. Будучи жестким в делах бизнеса, Эван мог растаять от одной улыбки на красивом личике, поэтому находился под неусыпным контролем супруги, которая, зная эту его слабость, секретарш подбирала сама.
        - Однако, надо полагать, в воскресенье ты пришел сюда не для того, чтобы высказать комплименты Ники и сделать ей подарок?
        - Я даже не знаю, с чего начать… - протянул Эван.
        - Тогда начни с конца, - предложил Джордж, наблюдая за поднимающемся вверх колечком дыма, которое ему удалось пустить.
        - Моя компания впервые за много лет начала терпеть убытки, - помолчав, начал Эван.
        - Так-так, интересно, - заметил Джордж, отложил в сторону сигару и весь обратился в слух.
        Эта его особенность, умение внимательно слушать собеседника, как бы сопереживая ему, выгодно отличала его от других частных детективов, ведь он не был единственным частным детективом в этом городе. Однако многие шли именно к нему, зная, что найдут здесь не отстраненного человека, думающего, как увеличить величину своего гонорара, а человека, всем своим видом показывающего заинтересованность в разрешении их проблем, да к тому же и реально затем делающего дело.
        - Ты подозреваешь, что кто-либо из конкурентов повел нечестную игру? - добавил Джордж.
        - Нет, здесь что-то совсем иного рода… За два последних месяца я вынужден был выплатить пару десятков крупных сумм.
        - Однако, в этом и состоит суть твоего бизнеса, - удивился Джордж, - принимать деньги и отдавать их, разве не так он построен? Люди дают тебе деньги исходя из того, что если с их имуществом или с ними самими что-нибудь случится, они получат от тебя кругленькую сумму. Однако это что-то случается далеко не со всеми, это и составляет суть твоего бизнеса. Или я ошибаюсь?
        - Конечно, это так. Однако я сегодня утром закончил анализ всех крупных страховых случаев за последние два месяца. И не выдержал, сразу же приехал к тебе. В большей части этих случаев есть одна странность.
        - Например?
        - Вот последние из них, произошедшие в течение всего двух дней месяц назад. Некий Майкл Бенингтон получил крупную сумму страховых выплат вследствие того, что принадлежавшую ему океанскую яхту протаранил какой-то сухогруз под либерийским флагом. Она вышла из порта Астория на реке Колумбия, прошла устье и уже почувствовала океанскую волну. И среди бела дня, как кусок мяса на вертел, нанизалась на нос сухогруза. Он расколол ее, как топор щепку, и пустил на дно. Еще случай. Рон Уилсон, владелец автозаправки на трассе у Медфорда, получил страховку после того, как в нее врезался грузовик, перевозивший бензин. У водителя случился сердечный приступ, он потерял сознание, навалился на руль. Машина съехала с дороги и на всей скорости врезалась в заправку. Произошло возгорание бензина, а затем взорвалась цистерна на машине и горючее на самой заправке. От заправки и машины осталось одно воспоминание. Если бы дело происходило не в чистом поле, а в городе, было бы разрушено множество домов. А так даже водителя успели вытащить из бензовоза и унести в безопасную зону до того, как все взорвалось. Далее, Аманда
Солсбери из Чилокуина, домовладелец, получила круглую сумму после того, как принадлежавший ей отель, весьма приличное здание, буквально снес с лица земли оползень. А на дом Дейла Ньюмана в Прейри-Сити упал потерпевший крушение военный самолет.
        - Как известно, техника иногда выходит из-под контроля, - осторожно заметил Джордж.
        - Оползни тоже? - с ехидцей спросил Эван.
        - Ну, знаешь, - с некоторой обидой в голосе сказал Джордж, - точно говоря, я не вижу во всем этом ничего особенного, простые рядовые случайные события.
        - Не злись, я не хотел тебя обидеть, - миролюбиво сказал Эван, делая глоток горячего дымящегося кофе, - но посуди сам. За три дня до того, как яхту протаранил сухогруз, Майкл Бенингтон появился у нас и заключил договор на ее страхование по самому наивысшему возможному тарифу. Словно знал, что она скоро утонет в пучине.
        - А как было до этого? - поинтересовался Джордж.
        - Самая обычная страховка, как у всех. Яхта, хвала Всевышнему, десятка полтора лет бороздила океан и числилась на хорошем счету. И капитан у нее был что надо. Кстати, как и на сухогрузе… Расследование выявило ряд фатальных стечений обстоятельств. Страховой случай.
        Далее. Ровно за три дня до наступления страхового случая Рон Уилсон, владелец автозаправки, появился в мое отделение в Медфорде и также заключил, как ты можешь уже догадаться, страховку по самому высшему тарифу. Он что, знал, что через три дня у какого-то водителя бензозаправщика будет сердечный приступ? Да по трассе мимо него каждый день они проносятся десятками уже в течение многих лет! Однако застраховал ее он почему-то именно тогда, за три дня до уничтожения!
        - Ты хочешь сказать… - начал было Джордж.
        - Подожди, самое интересное впереди, - остановил его Эван, - дальше Аманда Солсбери из Чилокуина, чей отель разрушил оползень.
        - И она тоже за три дня до оползня заключила страховку по высшему тарифу, - улыбнувшись, продолжил за него Джордж.
        - Да, черт возьми, именно так, - буквально взвился Эван, - именно так и было! Но в страховые случаи она потребовала - ты слышишь? - потребовала внести разрушение отеля оползнями! Директор филиала специально тогда звонил мне и консультировался, стоит ли вносить такой пункт в договор. В тех местах никогда не было ни наводнений, ни оползней, вообще ничего. Хотя вроде бы и не равнинная местность, но более-менее приличный холмик там был за несколько миль от ее отеля. Я, конечно, дал согласие - клиент всегда прав, ты это знаешь. Ровно через три дня холму словно приделали ноги, - он прополз все эти мили, ровно столько, чтобы всей тяжестью навалиться на здание и сбросить его обломки в местную речушку. Скажешь, тоже случайность? Тогда объясни про дом Дейла Ньюмана, который имел несчастье стоять в Прейри-Сити. Из всей округи страховать, конечно же, по высшей ставке, пришел только один Ньюман. Я не поленился съездить туда, взглянуть на месте, ведь именно этот случай и дал толчок моему анализу. Длинная улица, застроенная домами, правда, дом от дома на порядочном расстоянии. Они в провинции не знают, что такое
недостаток земли, и вокруг домов имеют целые выгоны. Еще раз повторю, что из всего городка дорогущую страховку на свой дом купил только он один.
        - А через три дня…
        - Да, ровно через три дня именно на его чертов дом упал самолет без летчика. В воздухозаборник попала птица, летчик катапультировался, а самолет, пролетев еще с пяток миль, с завидной точностью грохнулся на злополучный дом. Не пострадало больше ни одно строение вокруг. Скажи, откуда Дейл Ньюман мог знать, что самолет вздумает упасть на его владение? И ведь в точности повторилась та же история, что и с оползнем. Был отдельно включен пункт о действии страховки в случае падения на дом самолета… Если с другими случаями объяснение еще можно притянуть за уши, даже про оползень утверждать, что когда-нибудь гора все же поползет, то случай с самолетом не укладывается ни в какие рамки.
        - Ты был на месте, а не догадался спросить, почему он заключил страховку? - спросил Джордж.
        - Конечно, догадался! Ньюман ответил, что его жене приснилась катастрофа про то, что на их дом падает самолет. Поэтому он и отправился в страховую контору.
        - А в других случаях, про которые ты говорил?
        - Там точно так же! Все ссылаются на сон жены, только Аманда Солсбери сослалась на свой сон, да и то, вероятно, потому, что не замужем, иначе бы появился сон мужа. Заметь, они все, будучи в разных местах, давали одинаковую версию причины заключения страховки - сон, как будто их всех на всякий случай попросило давать такой ответ на расспросы одно и то же лицо, не подумавшее о том, что все ответы можно сопоставить и прийти к определенным выводам.
        - Скорее всего, это лицо, если оно существует, не подозревало, что эти случаи кто-то догадается объединить, - заметил Джордж, - следовательно, это не профессиональный преступник и не стремится замести за собой следы. Но преступник он или нет, все же никто не мог знать ни про оползень, ни тем более про самолет!
        Он с сомнением пожал плечами и, откинувшись в кресле, сделал круг рукой в воздухе, показывая этим, что, вернее всего, это дело не стоит и выеденного яйца.
        - Возможно, что ты прав насчет преступника, - не согласился Эван, - однако все крупные страховые выплаты произошли только в нашем штате. Я хочу, чтобы ты нашел, что связывает все эти случаи вместе, а если кто-то стоит за ними, я хочу знать его имя. Здесь, в папке, - Эван кивнул головой на серую папку, сиротливо лежавшую на краю столика, у которого они сидели, - собраны материалы по двум десяткам подобных случаев. А вот это тебе на текущие расходы.
        Эван положил на стол чек.
        - Но я еще не дал своего согласия…
        - Не ври, - заметил Эван, - я что, не знаю Ники? Я ведь приехал заранее и немного поговорил с ней до того, как ты появился. А ее мнение здесь чего-то стоит. Или я ошибаюсь? Что она тебе сказала о моей просьбе?
        - Она рекомендовала мне заняться твоим делом, - честно признался Джордж.
        - Если бы это дело было пустышкой, она ни за что не сказала бы тебе так, тут бы не помогли никакие подарки, - согласно кивнул головой Эван, - видишь, даже она почувствовала, что здесь что-то не так. Мой бизнес под угрозой, и я вынужден принять шаги по его защите.
        - Ну, хорошо, - сдался Джордж, - я сегодня же ознакомлюсь с твоей папкой. Как всегда, буду держать тебя в курсе дела.
        - Если что-то надо, немедленно ставь меня в известность. Я не поскуплюсь ни на какие расходы.
        Он встали, пожали друг другу руки и вышли в приемную.
        - Ники, зарегистрируй завтра, пожалуйста, чек мистера Паркера., - сказал Джордж, передавая ей чек, - и проводи гостя к выходу.
        - А что, сам не можешь? - спросил Эван.
        - Если я открою дверь, это будет простое действие, а если ее коснется прелестная ручка Ники, это будет не действие, а волшебство! - засмеялся Джордж.
        - В таком случае не будем утруждать восхитительную ручку. Я сам открою себе дверь, - сказал Паркер.
        Взяв руку Ники за кончики пальцев, он аристократическим жестом поднес ее к губам, затем отвесил общий поклон и удалился.
        - Вот настоящий мужчина, - заметила Ники, провожая его взглядом.
        - Это потому, что ручки умеет целовать? - усмехнулся Джордж.
        - А ты когда последний раз целовал руку своей жены? - вопросом на вопрос ответила она.
        - Да, признаться, уже забыл, - сокрушенно признался он, - и действительно, когда это надо по работе, и руку целуешь, и пальто подаешь. А дома все проще…
        - Вот то-то и оно, что дома у вас все проще… Не переживай, Джордж, ты не один такой. Вас легион. И мой Ричи дома точно такое же бревно, как и ты…
        Несмотря на воскресенье, всю вторую половину дня Джордж потратил на разбор бумаг из папки Эвана Паркера. А утро понедельника уже застало его за рулем машины. Он ехал в Чилокуин. По прямой до него было двести миль, а со всеми изгибами дороги набегало двести пятьдесят.
        Однако дорога была гладкой, мотор тянул мощно, и к полудню он был уже в небольшом городке. Оползень остановился на самом краю городка, разрушив только одно строение. Одним своим крылом он сполз в речку, которая понемногу размывала его остатки, унося их с собой. По опыту зная контингент, владеющий максимумом информации, Джордж направился к ближайшему небольшому кафе. Несмотря на время ланча, внутри не было никого, и он устроился перекусить за ближайшим к стойке столиком.
        - Ну и жарища сегодня, - начал Джордж разговор, когда женщина средних лет, сидевшая за барной стойкой и принявшая его заказ, принесла поднос, уставленный тарелками, - давно такой не было.
        - Это точно, - подтвердила она, - в наших краях что-то подобное было лет двадцать назад, но с тех пор такое пекло точно первый раз. Кондиционер еле справляется.
        Похоже было, что посетители, с которыми можно было перекинуться словом, в кафе заглядывали достаточно редко, и с каждым новым человеком она была рада поговорить.
        - Я проезжал как-то пару лет назад мимо, и видел вон там, - Джордж махнул рукой, - здание. А сейчас там какая-то гора земли.
        - А, вы, видимо, имеете в виду дом, принадлежавший Аманде? Это действительно странное явление. Кто же мог знать, что река настолько подмоет эту гору, которая как на салазках скатится вниз и накроет его?
        - Так это был оползень? - удивленным тоном спросил Джордж.
        - В том то и дело, именно он! Чуть больше месяца назад. Никогда не было здесь такой напасти, и вот на тебе! - сокрушенно ответила хозяйка кафе.
        - Я помню красивое здание, по-моему, это был отель… Это же такие убытки! - воскликнул Джордж, - вряд ли страховка покрыла их. Что же она будет теперь делать?
        - А вот насчет убытков, то вы неправы. Она получила такую страховку, что теперь строит новый отель, правда, теперь на другом краю города.
        - Как это? - не понял Джордж, - у меня приятель работает в страховой компании, и я точно знаю, что если не включить в страховой полис такой пункт, как разрушение оползнем, то страховка никогда не покроет убытки от разрушения!
        - А здесь было очень интересно, и я знаю это точно. За четыре дня до того, как разрушился дом, Аманда пришла ко мне вечером. Она моя подруга, мы частенько устраивали с ней девичники. Так вот, она пришла и со смехом рассказала, что к ней приезжал какой-то странный тип и утверждал, что через четыре дня ее отель разрушит оползень.
        - Понятно, - усмехнулся Джордж, - какой-нибудь залетный страховой агент, желающий подзаработать на крупной страховке.
        - Если бы это было так! Он совершенно не походил на страхового агента, я отвечаю за свои слова! И остался ночевать у нее в отеле. Был совершенно мертвый сезон для туризма, все номера у нее были пустыми, точно как мое кафе, когда вы сюда вошли. А на завтрак она посоветовала ему отправиться сюда, тут я его и разглядела. Невысокого роста, хорошо одетый джентльмен, лет около пятидесяти, из нагрудного кармана по-старомодному торчал уголочек розового носового платка. И он был в странной узкополой шляпе и не снимал ее даже в помещении. Может, он стеснялся своей бритой головы? А глаза у него какие-то странные, сверкающие. Вот, вспомнила! Разные они. Один серый, а другой совсем черный. И машина у него была дорогая, «Ягуар» стального цвета. Такие редко появляются здесь.
        - А на номер не взглянули? - поинтересовался Джордж.
        - Конечно взглянула, иначе откуда бы я знала, что авто откуда-то с северо-запада Орегона? Уж я-то в номерах машин разбираюсь, мой муж автосервисом занимается. Вот только, конечно, номер я не запомнила, да и зачем он мне? После завтрака он уехал, а Аманда задержалась, и мы обсудили это дело. Мужа то у нее нет, а посоветоваться с кем-то надо. И с кем еще, как не со мной?
        - Странная история, - сказал Джордж, покрутив головой, - и что же вы решили?
        - Вот я тоже считаю, что странная, - подхватила хозяйка кафе, - сначала мы смеялись, затем призадумались. Уж больно настойчив был этот приезжий. А деньги у нее как раз были.
        - Черт с ним, - сказала Аманда, - пусть я буду посмешищем, но страховку сегодня сделаю, вдруг он ясновидящий, уж больно детально все расписал! А я ее поддержала. А через три дня гора и сдвинулась с места…
        - Как интересно! - всплеснул руками Джордж, - слушайте, есть у меня приятель, журналист, он бы из этого такой рассказ в газету написал!
        - И не думайте про это! - махнула рукой хозяйка кафе, - ничего она не расскажет. Даже меня просила никому ничего не говорить. Я вот заболталась с вами, сама не заметила как. Она же ни слова не скажет, да и меня подведете, если она узнает, что я тут сболтнула лишнее.
        - Не буду, не буду, - замахал руками Джордж, - просто все это настолько необычно, что верится с трудом.
        - Вот и я бы не поверила, кабы сама в этом не поучаствовала…
        Все следующие дни недели Джордж мотался по штату, выдавая себя за репортера и пытаясь вызвать на откровенность людей из списка, переданного ему Эваном Паркером. Правда, откровенного разговора нигде не получилось. Все или отшучивались, или просто посылали его подальше. Однако теперь Джордж точно знал, что, по крайней мере, в половине из десятка адресов, которых он посетил, «засветился» «Ягуар» стального цвета с орегонскими номерами.
        Следующим на очереди был Дейл Ньюман из Прейри-Сити. Сюда Джордж попал уже ближе к вечеру, весь день просидев за рулем и сделав лишь пару коротких остановок. Бензина в баке оставалось мало, и он, узнав у случайного прохожего, где находится местная достопримечательность - место падения самолета, проехал мимо уже строящегося на этом месте другого дома, рассчитывая отдохнуть сегодня, принять душ, выспаться, а завтра уже заняться своими поисками. На пересекающей под прямым углом дорогу улице сразу же за углом обнаружилась небольшая заправочная станция. Джордж свернул к ней.
        К его машине медленно подошел одетый в замасленный передник человек с испещренным морщинами лицом, не спеша открыл лючок и начал медленно вставлять заправочный пистолет в горловину бака, поворачивая его из стороны в сторону.
        Орегон - один из всего двух штатов, в которых запрещено самообслуживание на заправках. И как бы ни торопились водители, если уж попадался очень медленный заправщик, ускорить события было решительно невозможно. Одновременно надо было готовить и чаевые. Джордж обреченно вздохнул, нашаривая монеты в кармане.
        - Спешите? - не прекращая возню, ворчливо спросил заправщик, - все спешат, - не ожидая ответа, продолжил он, - все суетитесь, суетитесь, а для чего? Купить получше машину, построить побольше дом… А на него вдруг возьми, да и свались самолет. Что тогда?
        Джордж вдруг почувствовал, что решение загадки таинственного «Ягуара» близко. Откуда у него взялось это чувство - он не мог бы сказать даже под пытками. Это было как наитие. Видимо, это «шестое» чувство и помогало ему распутывать сложные клубки успешно завершенных дел.
        - Это про какой самолет вы говорите, про тот, что на дом свалился? - спросил он.
        - А про какой же еще? - удивился заправщик, - военные самолеты летают у нас постоянно, но на дом падают первый раз. А вам то откуда это стало известно? - спросил он.
        - Я газетчик, репортер, - сказал Джордж, - и приехал как раз, чтобы написать об этом случае.
        - Значит, и обо мне можете написать? - спросил заправщик.
        - Конечно! - ответил Джордж и тут же вытащил диктофон и включил его, - если будет, что.
        - Я Кроуфорд, Питер Кроуфорд, - поправился заправщик, - и уже лет двадцать работаю здесь, на заправке. Значит, и меня в газете пропечатают?
        - Я же говорил, что да! А как это случилось? - спросил Джордж, держа наготове диктофон.
        - Это было в пятницу… нет, в субботу вечером, часов в шесть. Я был на выходном. Меня сменщик меняет, молоденький парень, Сид. Но я все равно пришел сюда. У меня, знаете ли, здесь собака прикормлена, сука, так она как раз восемь щенят принесла…
        - А что же самолет? - осторожно направил его в нужное русло Джордж.
        - Так я и говорю! Как раз в это время загудело, я глянул вверх, а прямо надо мной низко-низко самолет пронесся и тут же врезался в дом Дейла Ньюмана. Дом сразу разнесло на куски, а затем они еще и сгорели.
        - Сколько человек погибло в доме? - спросил Джордж.
        - Ни одного!
        - Как так? - удивленно спросил Джордж, - что, у Дейла нет семьи?
        - Как это нет? Конечно, есть. Жена и четверо детей.
        - Вот повезло! - воскликнул Джордж, - они случайно куда-то отъехали?
        - Ничего случайного здесь не было. Они специально выехали за день до падения самолета, и мебель даже вывезли.
        - Не понимаю, - сказал Джордж, - они ведь не могли знать, что назавтра на дом упадет неисправный самолет!
        - Вот то-то и оно, что знали! - возразил заправщик.
        Бак машины был уже заполнен под завязку и закрыт. Заправщик стоял перед дверцей с опущенным стеклом и сверху вниз смотрел на Джорджа, который выставил в окно руку с диктофоном.
        Джордж недоверчиво ухмыльнулся.
        - Слушай, что я говорю! - внушительно сказал заправщик, - еще никто здесь не сказал, что старый Питер кому-нибудь соврал! Все истинная правда!
        - Но откуда они могли узнать, что самолет упадет? - воскликнул Джордж.
        - Видишь ли, дня за три до того, как дом разрушился, к Дейлу приехал какой-то человек, который предупредил его об этом. Конечно, поначалу Дейл послал его куда подальше. Но тот привел какие-то доводы, уж не знаю какие. Но в том числе было вот что. Дейл как-то за кружкой сболтнул, что этот человек даже предлагал оплатить страховку за него. А это немалая сумма. И сделал это. А сам Дейл потом ему назад деньги отсылал.
        - А вы-то откуда это знаете? - спросил Джордж.
        - А у нас это все знают, - махнул рукой заправщик, - разве здесь что-нибудь утаишь? Кстати, сейчас узнаем, вернул ли он деньги. Вон почтмейстер идет, видите? Гарри, можно тебя на минуточку?
        К заправке подошел высокий худой мужчина.
        - Скажи, Гарри, - обратился заправщик к почтмейстеру, ведь Дейл Ньюман переводил деньги сразу после того, как самолет упал на его дом?
        - А тебе зачем? Вот любопытный, все хочешь знать! - ответил почтмейстер.
        - Да мы тут с приятелем поспорили на бутылку виски. Он говорит, что переводил, а я что нет.
        - Тогда готовь бутылку! Можешь и меня пригласить, я не откажусь, - и почтмейстер направился было в сторону.
        - Постой, Гарри, не так быстро! - остановил его заправщик, - тогда уж подскажи, куда он их перевел.
        - Ну, ты словно ограбить получателя собрался, - засмеялся почтмейстер, - тебе что, денег мало? Или он тебе за бензин недоплатил?
        - Считай, что так! Если бы не нужно было, то бы и не спрашивал. Да мне не надо точно, просто скажи, в какое место.
        - В Юджин. А если хочешь точно, обратись с официальным письмом. Ну, привет, я спешу!
        И почтмейстер удалился. А у Джорджа появилась еще одна важнейшая информация. Однако он даже не мог себе представить, что ждет его в дальнейшем.
        - А кто приезжал, на какой машине? - полагая, что здесь он больше ничего нового не узнает и что придется попробовать каким-то образом попытаться выудить информацию у почтмейстера, задал последний вопрос Джордж.
        - Я сам не видел, врать не буду, - ответил заправщик, - но насчет машины можно узнать. Наш местный шериф, Хэнк, проверил его, когда он оставил машину стоять прямо у дома. Дом-то прямо на трассу выходит, и остановка там запрещена. Хэнк даже штраф выписал ему за стоянку в неположенном месте, и уж точно записал в свою коллекцию штрафов. Есть у него особенность - все выписанные штрафы заносит также и в свою записную книжку. И зачем ему это надо? Все равно ведь передает корешки в участок. Он должен быть сейчас дома. Пойдем, я позвоню ему, если желаешь.
        Джордж вылез из машины, и они проследовали на заправочную станцию, где заправщик сел на скрипучий стул и снял трубку со стоявшего на тумбочке телефона.
        - Хэнк, привет! Это я, Питер. Как дела? - закричал он в трубку и, выслушав ответ, продолжил: - слушай, Хэнк, вытащи-ка свой знаменитый талмуд и дай мне оттуда один номерок… Да понадобился, не мне, а одному хорошему человеку… Помнишь ту машину, что останавливалась у дома Ньюмана аккурат перед тем, как его на куски разнесло? Вот она-то мне и нужна.
        - И водителя, - подсказал Джордж.
        - Да, и водителя тоже, - добавил заправщик, - так, я записываю…
        Через минуту Джордж уже сжимал в руке листок с записанными на ним фамилией и номером машины человека, за которым он гонялся уже несколько дней. Оставив более чем щедрые чаевые заправщику и пообещав прислать газету с репортажем (если статью пропустит редактор, добавил он), Джордж вскочил в машину и нажал педаль газа. Ему уже не нужен был почтмейстер. Еще через пять минут звонок сорвал с места Ники, устроившуюся было на уютном диванчике рядом с мужем, а еще через час она уже диктовала Джорджу все, что удалось узнать о Джонатане Майерсе, владельце «Ягуара» стального цвета.
        Итак, Джонатан Майерс, проживает в пригороде Юджина, бывший профессор расположенного в этом же городе Университета Орегона. Единственный наследник богатых родителей. Отец, физик, работал в одном из крупнейших университетов страны, был почетным членом-корреспондентом множества университетов по всему миру. Возглавлял большую лабораторию, занимавшуюся физическими исследованиями. Мать была по образованию медиком, занималась исследованиями в области нейрохирургии. Сам Джонатан получил блестяще университетское образование. Был, как и отец, физиком, опубликовал ряд научных трудов, касающихся электричества высокого напряжения. Перед тем, как покинуть университет, несколько лет занимался исследованиями на стыке медицины и физики, разрабатывал аппараты для лечения. Фанатик науки, считает ее превыше всего. Трудоголик, в лаборатории мог дневать и ночевать. В свои сорок восемь лет пока не женат.
        - Я позвонила кое-кому из его бывших сослуживцев, - сказала Ники, закончив диктовать нужные Джорджу сведения, - представившись работником аналитического отдела банка, в котором он якобы желает взять большой кредит. Отзывы о нем неплохие. В период работы был довольно компанейским парнем, ни с кем не конфликтовал и до сих пор сохранил с некоторыми из профессоров приятельские отношения. Для лаборатории, где он работал, и для университета его уход три года назад был полной неожиданностью. Однако говорят, что он самостоятельно занимается какими-то исследованиями. Что создал дома лабораторию с оборудованием не хуже, чем в университете, да еще и достраивает дома какую-то миниэлектростанцию, работающую на газу, чтобы, как сказал источник сведений, иметь возможность мгновенного пикового увеличения напряжения.
        Поблагодарив Ники, удовлетворенный Джордж почти до пола утопил педаль газа. По прямой до Юджина было двести двадцать миль. Однако машина, к сожалению, не самолет. Предстояло проехать без малого триста миль.
        - Знать бы с самого начала, что искомое лицо так близко, - размышлял Джордж, - не пришлось бы колесить по штату во всех направлениях.
        И действительно, Юджин располагался всего в сотне миль южнее Портленда, его родного города. Джордж горестно вздохнул, в первом же встречном городке нашел отель и завалился спать, решив, что лучше ехать выспавшимся и отдохнувшим, чем по серпантину дорог в незнакомой местности уставшим и невыспавшимся. А отправиться дальше он решил с первыми же лучами солнца. Это позволило бы приехать в Юджин где-то перед обедом, что Джорджа вполне устраивало.
        Была уже суббота, шестой день поисков Джорджа, и время перевалило за полдень, когда он въехал в предместье Юджина, туда, где располагался дом Джонатана Майерса. И не поверил своим глазам: на площадке у небольшого ресторана самой крайней стояла машина - «Ягуар» стального цвета с уже чуть ли не ставшим родным Джорджу номером и орегонской стилизованной зеленой елочкой между группами букв и цифр. Удача сама шла в его руки. Однако чтобы увидеть улыбку этой капризной дамы, ему пришлось провести пять напряженных дней, что еще раз подтверждало старую избитую истину - удача любит трудолюбивых и настойчивых. Так археологи переворачивают тонны песка, чтобы отыскать недостающий небольшой фрагмент древнего глиняного горшка, уже собранного из других найденных осколков; наконец после долгих поисков фрагмент найден, и вдруг рядом с ним обнаруживается совершенно целая амфора, покрытая рисунками, затмевающая собой все, что было найдено ранее …
        Внутри ресторана было даже прохладно. Однако Джордж совершенно не обращал внимания на резкий контраст температур снаружи и внутри здания. Он уже увидел того, кто был ему нужен. Тот сидел спиной к выходу в узкополой шляпе на бритой голове, которую он не снял даже за столом. Джордж устроился за соседним с ним столиком (людей в ресторане было немного, и свободных столиков было в избытке) и сделал заказ подскочившему официанту. А сам исподволь, краем глаза, наблюдал за соседним столом. Сидящий за ним человек как раз отодвинул опустевшую тарелку. Он подозвал официанта, повернул в его сторону лицо и заказал еще бутылку прохладительного напитка. У Джорджа сразу отпали все сомнения. На официанта смотрели глаза разного цвета - один совершенно черный, другой серый. Джордж отлично разглядел это со своего места, ведь человек повернул голову в его сторону. Он, без сомнения, и был Джонатаном Майерсом.
        …Стакан томатного сока, задетый рукавом рубашки, опрокинулся на бок, вывернув часть своего содержимого на рубашку и брюки Джорджа, затем упал на пол и со звоном разбился, забрызгав все вокруг остатками содержимого, привлекая внимание окружающих. К столику устремились официанты. Джордж приподнялся, стирая с рубашки помидорное красное большое пятно, и встретился глазами со взглядом Майерса.
        - Ну вот, - сокрушенно улыбнулся он, глядя в его разноцветные глаза, - не повезло! И ведь говорила же гадалка, что сегодня что-то со мной случится, а я не поверил…
        - Так вы ходите к гадалкам? - откинувшись на стуле, спросил Майерс, слегка повернувшись в его сторону.
        - Ну что вы! Какая чушь! Они такое наплетут, глядя в потолок, что потом не знаешь, что и делать! И, главное, так скажут, что можно и так понять, и этак!
        - Но ведь многие люди ходят к ним и без их совета ничего не делают, - заметил Майерс.
        - Видите ли, я журналист, работаю в «Портлендском ежедневнике».
        Он протянул визитную карточку, которую Майерс принял и взглянул на нее.
        - Я знаю это издание. В нем изредка бывает, что стoит прочитать, - заметил он.
        - Я реалист, а не фантазер, - продолжил Джордж, - однако если требуют интересы газеты, то вынужден руководствоваться именно ими. Вот и сейчас я приехал по заданию редакции, должен встретиться здесь с гадалкой. И название статьи уже придумал: «Хотите, верьте, хотите, нет». А вообще-то статья посвящена не только гадалкам, но и тем, кто предчувствует события.
        - Вы имеете в виду интуицию? - спросил Майерс.
        - Видите ли, толчком к статье послужил случай, произошедший не так далеко отсюда. На дом рухнул самолет. Однако никто в нем не погиб. Более того, за день до его падения из дома вывезли даже мебель. Это ли не пример интуиции?
        - Но об этом случае ничего не писали в газетах…
        - Информация к нам поступила случайно. Кто-то где-то что-то услышал, я ухватился за слух и получил прелюбопытнейший факт. Вы не находите? - спросил Джордж.
        - Да, интересный случай, - согласился Майерс.
        - А сегодня я завершаю сбор материала, и в начале следующей недели выйдет статья.
        - Значит, вы, молодой человек, интересуетесь гаданьем и всем тем, что к этому относится, а сами ни в грош не ставите предсказания? - улыбнулся Майерс.
        - А как бы вы относились к этому на моем месте, или лучше, на вашем? - вопросом на вопрос ответил Джордж.
        - Узнаю журналистскую хватку, - усмехнулся Майерс, - иначе бы вы были плохим журналистом!
        - Простите, это, видимо, профессиональное, - виновато улыбнулся Джордж.
        - Не извиняйтесь, молодой человек, - немного помолчав, сказал Майерс, - видите ли, я некоторым образом также связан с предсказаниями.
        Джордж, изобразив недоумение, уставился на него.
        - Да-да, именно предсказаниями. Однако это не точное определение, все намного шире…
        - Намного шире предсказаний? - теперь уже искренне удивился Джордж.
        - Да, именно так это можно назвать. Однако, позвольте и мне представиться. Джонатан Майерс, - он встал и протянул Джорджу визитную карточку.
        - Простите, мне знакома эта фамилия, - так же вставая и взяв карточку, сморщил лоб Джордж, - я встречал ее еще тогда, когда учился… Точно, вспомнил! Почетный член корреспондент…
        Джордж назвал несколько престижных мировых университетов.
        - Профессор, физик, сделал несколько открытий в области квантовой механики…
        - Это все про моего отца, - улыбнулся Майерс.
        - Извините, - смешался Джордж.
        - Ничего, ничего, - миролюбиво сказал Майерс, - однако я тоже до недавнего времени был профессором в Университете Орегона, и довольно долго возглавлял там одну из лабораторий.
        - Вы говорите, возглавляли? Значит, вы ушли оттуда. Почему?
        - Вы знаете, молодой человек, вы мне нравитесь, - глядя в лицо Джорджа своими разноцветными глазами, сказал Майерс, - в вас есть нечто этакое… журналистская хватка. Пожалуй, вы далеко пойдете на этом поприще. Однако вас ко мне сам Бог послал. У меня есть для вас предложение. Уверяю, что вы получите дополнительный отличный материал для своей статьи. Приходите ко мне завтра, хотя это и воскресенье, часиков в одиннадцать поутру. Не пожалеете. Адрес есть на визитке. До свидания!
        Майерс тронул рукой полу шляпы, положил деньги и чаевые в лежащую перед ним книжечку и удалился.
        Когда Джордж, сам не веря своей удаче, быстро закончил ланч и вышел из ресторана, машины Майерся перед ним уже не было.
        Через два часа Джордж уже въезжал в Портленд. Добравшись до дома, он первым же делом позвонил Эвану Паркеру и дал отчет о проделанной работе, сообщив, что завтра будет в гостях у Джонатана Майерса по его же просьбе.
        - Как это у тебя получилось? - загудел в трубке одобрительный голос Эвана, - впрочем, это твои секреты. Главное, попытайся узнать, как он это делает…
        Назавтра без пяти минут одиннадцать машина Джорджа уже подъезжала к дому Майерса. Располагался он даже не на окраине предместья Юджина, а за его пределами, на отшибе. Большие кованные ворота были распахнуты, словно приглашали проехать внутрь. Дорожка, обсаженная фигурно подрезанным кустарником, изгибаясь между деревьями, вела через парк и заканчивалась на большой площадке сбоку от дома. Большой аккуратный дом в три уровня был построен в стиле барокко. Его украшали масштабная колоннада, обилие скульптуры в фасаде - атланты вперемежку с кариатидами, купол в центральной части дома в несколько ярусов сложной формы. Не успел Джордж выйти из машины, как сзади на дорожке показались одна за другой еще две машины и остановились рядом. Из них вышли двое мужчин одного возраста, лет около пятидесяти, примерно одинаковой комплекции. Различало их то, что один из них был в светлом костюме, а другой в темном. Даже лица у них были в чем-то похожими - у обоих были аккуратные «профессорские» бородки.
        - Здравствуйте, господа, - раздался звучный голос, и перед приехавшими появился сам Джонатан Майерс все в той же узкополой шляпе на голове, - вы, как всегда, точны, - обратился он к приехавшим вслед за Джорджем мужчинам.
        - Однако, разрешите познакомить вас, - продолжал Майерс, - это профессор Оскар Хикс, - он указал на человека в светлом костюме, - это профессор Росс Кэрингтон, - он указал на другого, в черном костюме, - а это Джордж Энистон, репортер, представляет «Портлендский ежедневник», будущий лауреат Пулитцеровской премии.
        Профессора улыбнулись и крепко пожали руку смутившемуся Джорджу.
        - А это, судя по всему, то, что я просил привезти, - указал Майерс на небольшую закрытую коробку с дырочками по бокам, которую профессор Кэрингтон держал в руке.
        - Несколько странная просьба, - подал голос профессор Хикс.
        - Ничего странного, господа, вы все это скоро поймете… Однако, почему мы стоим? Пойдем в дом. Сегодня мы будем одни, всю прислугу я отпустил.
        - У вас красивый дом, - заметил Джордж, идя вслед за хозяином.
        - Вы находите? - повернулся тот к нему, - а вот мне, представьте, не нравится, я не поклонник барокко. Это наследство, осталось мне от родителей, они обожали всякие скульптуры. Дом заполнен ими под завязку.
        И действительно, внутри дома было множество и скульптурных композиций, и картин на стенах. Джордж шел, рассматривая их.
        - Хорошо вам, журналистам, - вздохнул Майерс и в ответ на удивленный взгляд Джорджа пояснил: - у вас есть время, чтобы разглядывать все это. А вот я, представьте себе, не могу выкроить ни минуты свободного времени, чтобы расслабиться хотя бы немного…
        Майерс привел их в большую комнату, где располагался круглый инкрустированный стол, на котором стояли четыре чашки, распространяя кофейный аромат, в его центре находилась пустая клетка с мелкими ячейками сетки. Вокруг стола стояли четыре кресла.
        - Присаживайтесь, господа, чувствуйте себя как дома, - предложил хозяин дома, - а вашу коробочку давайте мне, - это относилось уже к профессору Кэрингтону.
        Он взял коробочку, раскрыл, вытащил из нее небольшую белую крысу и посадил себе на ладонь, слегка придерживая за бока. Джордж пристально наблюдал за манипуляциями хозяина дома, с интересом ожидая продолжения.
        - Удивлены? - заметив его заинтересованный взгляд, спросил Майерс и тут же обратился к профессору Кэрингтону: - где вы приобрели такое сокровище?
        - Как и было договорено, в самом обычном зоологическом магазине в центре города, - ответил тот.
        - Отлично! - довольно сказал Майерс и, перенеся крысу в клетку на столе, запер ее там.
        - Господа, - начал было он, но в это время большая белая пушистая кошка, неведомо откуда взявшаяся в комнате, запрыгнула ему на колени, откуда перебралась на плечо.
        - Маркиза, ну как тебе не стыдно так вести себя при гостях? - укоризненно спросил Майерс и добавил, обращаясь к Джорджу: - обожаю животных, особенно кошек, и иногда даже жалею, что многих из них, особенно таких, как вот эта крошка, - он кивнул на клетку, в которой крыса нашла сухую корку и начала грызть ее, - приходится приносить в жертву, чтобы получить новые знания…
        Тем временем Маркиза, по животу которой было видно, что у нее скоро появятся котята, обнаружила, что в клетке на столе находится крыса, прыгнула на стол и уселась напротив, не сводя с нее глаз.
        - Нет, господа, - улыбнулся Майерс, - эта крыса не станет добычей Маркизы, и не будет принесена на алтарь науки. Она нужна будет мне, чтобы на ее примере показать, для чего я вас собрал и что нескромно назвал эффектом Джонатана Майерса, то есть меня.
        Профессора заулыбались, посыпались шутки.
        - Ну вот, - развел руками Майерс, - уже есть оппоненты… Господа, ну не лишайте меня такого права, неужели у вас нет ни капельки здорового честолюбия?
        Когда все закончили смеяться, Майерс приступил к делу.
        - Профессоры Хикс и Кэрингтон работают в Университете Орегона и возглавляют лаборатории различных направлений исследований, связанных с применением лазерной техники и высокого напряжения, - устроившись поудобнее в кресле, заговорил он, вводя Джорджа в курс событий.
        - Не доставайте пока диктофон, - это тоже относилось к Джорджу, который достал было из кармана небольшой пенал, - сегодня у нас просто, назовем ее так, ознакомительная экскурсия с демонстрацией возможностей. Еще успеете. А теперь я подхожу к самому главному.
        - Господа профессоры, - он наклонил голову в полупоклоне в их сторону, - знают, что я проработал в лаборатории высоких напряжений почти двадцать лет, занимаясь изучением влияния электротока на живые организмы. Издал изрядное число монографий, два или три учебника и стал доктором наук.
        - Кстати, твой последний учебник еще не устарел, - заметил профессор Хикс, - мы с Россом до сих пор рекомендуем его для студентов.
        Джордж отметил, что все три профессора именуют друг друга просто по именам, следовательно, их связывает нечто большее, чем простое знакомство.
        - Да, мы немало помогли друг другу в свое время, - словно прочитав его мысли, заметил Майерс, - однако, я продолжу. Лет эдак пятнадцать назад мне случайно на глаза попала статья. Как сейчас помню, я шел мимо продавца газет, а прямо перед ним на земле лежала развернутая газета, где большими буквами было набрано название статьи, что-то вроде «Чудеса памяти», то ли «Чудесная память». Не знаю, чем привлекло меня это название. Я хотел купить газету, но оказалось, что это просто один из внутренних листов старого выпуска, вышедшего несколько лет назад. Он служил подложкой для того, чтобы не запачкать кипы свежих газет. Продавец просто подарил мне этот лист. Я тут же начал читать небольшую статью. В ней говорилось, что где-то в Индии какая-то маленькая девочка вдруг начала говорить, что она есть реинкарнация жены какого-то местного богача. И правда, у него не так давно умерла жена, которую он очень любил. И - что самое интересное - малышка знала практически все не только про его жену, но и перечислила, что они делали в ряде случаев, когда оставались одни. Она излагала такие подробности, про которые вообще
никто не мог знать, кроме богача и его жены.
        Эта статья глубоко засела у меня в голове и дала первый толчок. С тех пор я стал целенаправленно искать упоминание о подобных случаях. Затем круг поисков расширился. В него были включены все те, кто вдруг вспоминал прошедшее и даже будущее. Да, да, я не оговорился. Ведь вспомните Нострадамуса, разве он не заглядывал вперед? А чем занимаются гадалки, если не проникновением туда же, в еще не наступившее для нас время?
        Моя библиотека росла, сейчас она представляет собой тысячи систематизированных папок. Постепенно росло и мое понимание темы, в которую я углубился.
        И я сделал, на первый взгляд, парадоксальное предположение. Оно заключалось в том, что в мозг каждого человека уже при его рождении заложена вся информация, я подчеркиваю - именно вся - о том, что было ранее, и о том, что случится в будущем с кем бы то ни было и когда бы то ни было за весь период от зарождения сознания человечества до его заката. Я назвал ее памятью человечества.
        Профессора Хикс и Кэрингтон переглянулись между собой, однако Майерс протестующе выставил руку.
        - Не спешите вести меня на костер современной научной инквизиции, - сказал он, - позвольте мне продолжить. Я понимаю, что вы желаете возразить, что объема мозга не хватит, чтобы записать в нем информацию обо всех жителях земли, возможно, за миллиарды лет. Но откуда вы, господа, можете это знать? Мы по косвенным признакам судим о строении материи, и сперва выяснили, что она состоит из молекул и атомов. Но, заметьте, дальше пошли новые открытия - электроны, протоны, дейтроны. А дальше были мюоны, нейтрино, ряд мезонов и барионов. Казалось, на этом можно бы и остановиться. Как бы не так! Новая полоса открытий - здесь уже пошли в ход кварки, составные элементарных частиц. А из чего состоят кварки и есть ли предел этому ряду? А есть еще уйма и других частиц, кроме них. И откуда вы можете знать, не таится ли вся информация где-нибудь на уровне этих кварков или даже еще глубже? И в каком виде она записана? Вы можете что-либо возразить, коллеги?
        - Пожалуй, что нет, - признался профессор Хикс, разводя руками, - ведь мы изучаем не мозг, а нечто другое…
        - Но отсутствием научной логики никто из вас не страдает, иначе бы вы никогда не были тем, кем являетесь - профессорами, лауреатами, и прочая.
        - В этом, действительно что-то есть, - признал и профессор Кэрингтон, - но что же было дальше?
        - Дальше была следующая догадка, - если это присуще человеку, почему оно не может быть присуще животным, тем же крысам, например? То есть, проводя опыты на них, я мог бы потом с большой долей уверенности говорить, что эта пока еще теория работает и для человека тоже. Однако дальше мне надо было определить объект исследований.
        - Господа, не желаете еще кофе? - предложил Майерс, а так как никто не отказался, он тут же занялся его приготовлением.
        Тем временем оба профессора о чем-то заспорили. Профессор Кэрингтон нападал на профессора Хикса, тот вяло защищался.
        - Не спеши, Росс, - обернувшись к ним, сказал Майерс, - еще успеешь наломать копий, я еще далеко не закончил.
        Когда новая порция кофе появилась в руках собеседников, Майерс продолжил рассказ.
        - Теперь же я, господа, позволю себе немного рассуждений о предмете нашего разговора - о памяти. Не буду говорить о ее типологии, свойствах, процессах и тому подобному. Здесь нас интересует не это. Как известно, по большому счету, память - это способность накапливать, сохранять и воспроизводить информацию. Ну, про накапливание понятно - что слышим, видим, осязаем, нюхаем, то и помним. Про сохранение мы с вами только что говорили. Кстати, в какой-то мере накапливание и сохранение - суть одно и то же. Ведь если принять за основу мою теорию, что всем про все известно, то что именно эту страницу ты сейчас прочитаешь и что там будет написано уже заложено где-то в памяти.
        - Чистый фатализм - все уже предначертано, все известно, - пробормотал профессор Кэрингтон.
        - Честно говоря, мне кажется, что это и в самом деле смахивает на это - согласился Майерс и продолжил: - однако, оставим поиски определений, что есть это, для философов, не будем отнимать у них хлеб… У меня же в остатке остался один пункт - воспроизводство информации. То есть ее надо сначала извлечь, а затем выдать.
        И здесь я должен сделать некоторое отступление, которое поможет вам понять логику моих дальнейших действий.
        Я собрал в своей библиотеке внушительную коллекцию проявлений экстрасенсорных явлений у людей. Более всего из них меня интересовали ясновидящие, экстрасенсы, маги, шаманы и астрологи. Именно они проявляли способность заглядывать как в прошлое, так и в будущее. Некоторые из них заглядывали далеко вперед или назад, некоторые поближе и во временном, и в пространственном расположении. Да вы и сами знаете великих ясновидцев, получивших, как говорили в их время, «дар богов». Уже в глубокой древности были обладатели даром проникать в будущее. Например, Тиресий, самый знаменитый ясновидец из Древней Греции. По преданиям, именно он открыл Эдипу трагическую тайну его происхождения и рассказал Одиссею, какие приключения ждут его по дороге домой. К тем же временам относится и Кассандра, про пророчества которой вспоминали лишь тогда, когда они начинали сбываться, уж такой особенностью она была награждена. Из более поздних широко известен Мерлин, легендарный маг и пророк при дворе не менее легендарного британского короля Артура. Именно он распознал в Артуре будущего великого короля и возвел его на английский
трон. Мерлин предсказал и обстоятельства гибели этого короля, и смуту, которая возникнет в Англии после этого. Из достоверно существовавших людей это Нострадамус или Мишель де Нотр-Дам, которого многие считают величайшим пророком и ясновидцем. Он реально предсказал и Варфоломеевскую ночь, и казнь английского короля Карла I.. Он же создал знаменитую пророческую поэму «Центурии», предсказывающую все важнейшие события мировой истории до 3797 года включительно. И он назвал имена Наполеона и Гитлера. Но ведь жил Нострадамус в начале 16-го века! Из близкого к нам времени я назову Эдгара Кейса, или «спящего пророка», как его иначе называли. В тридцатых годах двадцатого века он был успешным консультантом по ведению бизнеса. А вот болгарская слепая провидица Ванга из Петрича утверждала, что время не имеет для нее никакого значения, что и прошлое, и будущее ее внутренний взор видит одинаково ясно. Она точно рассказывала о прошлом пришедшего к ней человека, называла его имя и фамилию, говорила, чем болеет и давала сведения о пропавших близких.
        Но откуда у этих людей появились такие способности? И снова мне пришлось изучать свой архив и накапливать новый материал. Оказалось, что многие из людей такого сорта получили свой дар по наследству. Но тогда как получили его их родители? И постепенно пришло понимание, что умение заглянуть вперед или назад во времени открывалось у людей чаще всего в результате каких-то встрясок, сильнейших нервных возбуждений, а в последнее время вследствие аварий и ударов молний или электричества высокого напряжения. Смотрите, какая возникает цепочка: сильнейшая встряска организма, в ста процентах случаев связанная с воздействием на мозг - и возникновение способности видеть прошлое или будущее.
        Но что же происходит с мозгом, когда он получает встряску? Внутри него рушатся одни связи и возникают другие. Значит, внезапно возникшее ясновидение - это результат возникновения каких-то новых связей внутри мозга!
        Недоставало единственного звена в цепочке моих поисков - определения части мозга, которая выполняет роль проводника, способного извлечь всю имеющуюся в нем информации и донести ее до центра, который может ее выдать. Но я уже был подготовлен дать быстрый ответ на этот вопрос. Этим чудесным кусочком мозга явился так называемый гиппокамп - часть головного мозга, расположенная в височных отделах полушарий. Он участвует в механизмах формирования эмоций и перехода кратковременной памяти в долговременную. Так говорят нынче ученые, которые изучают строение мозга. Я готов внести поправку в эту формулировку и добавить - и он является связующим звеном, проводником от памяти человечества в мозгу каждого к ее последующей выдаче. Я добавлю, что от памяти не только человечества, но и всех живых существ, как вы убедитесь в этом далее.
        Гиппокамп используется мозгом для хранения и обработки пространственной информации. Это установленный факт. А при его поражении возникает заболевание, при котором больной при сохранении следов долговременной памяти утрачивает память на текущие события. Именно этот известный медицине факт и явился ключом к открытию последней запертой двери. Появляются нарушения в работе гиппокампа - следует потеря памяти. Значит, они - память и гиппокамп - связаны напрямую!
        Почему больной утрачивает часть памяти? Я предположил, что это произошло вследствие нарушения нейронных сетей, связывающих участки, где хранится память, с гиппокампом, который теряет возможности извлечь, прочитать информацию и выдать ее.
        И мне стало понятно, почему великие ясновидцы видели впереди или сзади во времени далеко не все, а лишь маленькие отдельные фрагменты. У этих людей образовались нейронные проводники к гиппокампу лишь из некоторых частей мозга, хранящих отдельные кусочки памяти человечества, и они таким образом получили доступ к отдельным фрагментам памяти, находящимся только в этих частях.
        Теперь оставалось объединить имеющиеся разрозненные данные. Итак, я имел на руках информацию о том, что имеется спрятанная где-то в головном мозге память человечества, гиппокамп, способный обеспечить доступ ко всему ее объему, и силу, с помощью которой можно создать необходимые связи для этого доступа. Эта сила - электрический ток высокого напряжения, грубо говоря, молнии, и мощные лучи лазера. Я не мог найти место хранения памяти человечества, но мне и не надо было искать его. Возможно, когда-нибудь кто-нибудь и докопается до этого места. Но взамен я получал возможность полного доступа к грандиозным запасам памяти.
        - Вам не сложно, господа, следить за моими рассуждениями? - спросил Майерс собеседников.
        Они дружно отрицательно покачали головами.
        - Это хорошо, - заметил Майерс, - в таком случае, я продолжу. Тем более, что продолжать-то, собственно, и нечего. Я воспользовался догадкой о том, что если это присуще человеку, то оно может быть присуще и животным, что верно и в обратной последовательности. Рассказывать, естественно, быстрее, чем делать дело. Мне потребовалось пятнадцать лет опытов над крысами и мышами, чтобы добиться результата. Когда же я первый раз получил его, то плясал, как сумасшедший. Отвратительное, очевидно, было бы зрелище, если бы кто-нибудь увидел его со стороны - взрослый человек, ученый с мировым именем, с сумасшедшими глазами прыгает по столам, катается по полу… Я радовался, безумно радовался тому, что завершаю дело всей своей жизни! Вы увидите этот эксперимент, я проведу его у вас на глазах вот с этим милым созданием, на которое с аппетитом смотрит Маркиза. Буквально минута демонстрации - и пятнадцать лет поиска…
        Оставалось сделать последний шаг - провести эксперимент на человеке. Мозг человека отличается от мозга крысы, но основные функции его отдельных частей в общем-то совпадают. И все расчеты по проведению эксперимента на мозге человека не вызвали особых затруднений. В качестве подопытного кролика я взял, естественно, себя, и именно под параметры моего мозга была настроена работа механизмов, задействованных в эксперименте.
        К этому времени лаборатория фактически была уже построена. Вы не увидели ее, когда подъезжали к дому, потому что она скрыта под землей. Отсюда, из дома, я могу попасть прямо в нее. Я проведу вас туда немного позже. Это огромное сооружение в трех уровнях, и стоило она недешево. Если бы не огромное наследство, мне никогда не удалось бы ни приобрести необходимое оборудование, ни заказать некоторые уникальные установки. Они имеются пока в единственном числе и не имеют аналогов нигде в мире.
        В один прекрасный момент, три месяца назад, я сел в лабораторное кресло и включил таймер. Я знал, какие параметры нужно установить, чтобы получить доступ ко всей памяти человечества, однако решил, что вначале проведу эксперимент лишь на узкой части своего гиппокампа. Ощущения, скажу я вам, были не из приятных - кому понравится, когда его голову пробивает молния вкупе с мощными лазерами? Однако расчет был сделан точно, и все прошло как по маслу. Вы, очевидно, обратили внимание, что я сижу в шляпе. Перед экспериментом я побрил голову, хотя мог бы не делать это, ведь крысам я не сбривал шерсть, когда проводил на них опыты, и у них все было прекрасно. Взгляните на мою голову сами.
        Майерс снял шляпу и положил ее на стол. Оба профессора и Джордж вскочили и сгрудились у его кресла. Голова как голова, отметил про себя Джордж, только сверху ее, ближе к ушам, с обеих сторон было несколько темных точек. Майерс провел по голове рукой, но шляпу так и оставил лежать на столе рядом со все еще следящей за крысой Маркизой.
        - Вы видите, господа, что следов практически нет. А ведь я провел полдесятка экспериментов.
        - Что вы почувствовали сразу же после первого из них? - спросил Джордж.
        - Ничего, ровным счетом ничего! - ответил Майерс.
        - Совсем ничего, никаких образов не всплыло перед глазами? - удивился профессор Хикс.
        - Абсолютно! - подтвердил Майерс.
        - Тогда с чего ты взял, что эксперимент удался? - снова спросил профессор Хикс.
        - А разве у тебя, когда ты одеваешься дома, стоит перед глазами образ галстука, который ты будешь завязывать? - парировал Майерс, - ты просто знаешь, что откроешь шкаф и возьмешь нужный тебе третий слева галстук. Разве не так? Так и я просто знал, что завтра в Юджине в два часа сорок три минуты пополудни начнется легкий дождь, в шесть часов двенадцать минут вечера он закончится и выглянет солнце, и еще уйму других сведений. Их невозможно перечислить, на простое перечисление ушел бы месяц. Я записал некоторые из них на день вперед и затем сравнивал, так это или не так.
        - Ну и? - с интересом спросил профессор Кэрингтон.
        - Все полностью совпало, - просто ответил Майерс и продолжил: - еще через две недели я провел следующий эксперимент, но теперь я расширил границы, охваченные им, в географический интервал примерно до границ штата, а временной на пять дней. Это снова не вызвало никаких дополнительных ощущений, но я знал теперь несравненно больше, и снова начал сверять записи с реальностью, и снова получил полное совпадение. Еще через две недели был проведен третий эксперимент. Но на сей раз я сел в машину и поехал по отдаленным поселениям. Потому что знал, когда случится какая-либо авария, или кто попадет под машину, и еще разное в этом роде. В общей сложности я посетил немногим менее четырех десятков адресов, где людей могла так или иначе коснуться какая-либо катастрофа. В том числе и тот дом, молодой человек, на который рухнул самолет, куда вы съездили до того, как встретили меня. Если хозяин этого дома и послушал мой совет, то, как правило, другие с меня просто смеялись. Люди оказались не готовы к принятию знания об их будущем.
        - Но, может быть, просто видели в вас очередного шарлатана? - спросил Джордж.
        - Возможно, - согласился Майерс, - но я честно старался избавить их от грядущей неприятности… Затем я еще два раза садился в кресло под рукотворную молнию, и вот, наконец, решил провести полноценный эксперимент и получить полный доступ к памяти человечества. И тогда вы получили мое приглашение… Однако, хватит теории, господа. Сейчас мы с вами спустимся в лабораторию. Я познакомлю вас с нею, вы увидите эксперимент с крысой, а затем станете зрителями первого уникального полномасштабного эксперимента. Прошу вас следовать за мной.
        Майерс встал, взял клетку, вызвав этим явное неудовольствие кошки, из-под носа которой уплывала ее законная добыча, и впереди гурьбой следующих за ним обоих профессоров и Джорджа направился к выходу из комнаты.
        Пройдя анфиладу комнат, они попали в широкий коридор, пол которого шел под крутым углом вниз. Майерс открыл одну из дверей в стене коридора и пригласил всех пройти за ним. Они оказались в длинной и широкой комнате с высоким потолком, сплошь уставленной стеллажами, на которых рядами стояли папки с разноцветными корешками. Их были многие тысячи.
        - Это библиотека, где собраны сведения, послужившие толчком к открытию эффекта Джонатана Майерса, - не без гордости сказал Майерс, - здесь же хранятся сведения на бумажных носителях, касающиеся оборудования и проведения экспериментов, - добавил он, - однако, пройдемте дальше.
        Они снова вышли в коридор и пошли по нему.
        - Мы могли бы воспользоваться лифтом, - пояснил Майерс, - но я предпочитаю пройтись пешком.
        Вскоре они были перед большими массивными дверями, которые, однако, легко раскрылись от небольшого толчка. И вошедшие оказались в огромном зале, разделенном на две неравные части, отделенные друг от друга стеклом. Часть, где они сейчас находились, была раза в два меньше противоположной, уставленной всевозможными приборами и оборудованием. По одной из стен большей части стояли шкафы мощного вычислительного комплекса, по другую стояли какие-то большие овальные баки. В разных местах находились в подвешенном состоянии прозрачные шары с небольшими устройствами внутри. А в середине большей части располагалось какое-то необычное сооружение с креслом посередине.
        - Это и есть место проведения эксперимента, - сказал Майерс, - стекло бронированное, через него можно наблюдать ход эксперимента. А вон там, сбоку, тамбур, через который надо проходить, чтобы попасть на ту половину. В тамбуре имеется мощный пылесос. Оборудование, стоящее в той половине, очень чувствительно к пыли, и я не хочу заносить ее туда на одежде. А все расчеты и накопленная информация делаются и хранятся вон там, в вычислительном центре. А вон те баки - это конденсаторы. Здесь еще надо внести некоторые усовершенствования, например, на кресло установить фиксатор для головы. Это будет сделано в самое ближайшее время. Но сейчас мы спустимся в подвал.
        Сбоку находилась небольшая открытая площадка с перилами. Майерс ступил на нее и позвал остальных присоединиться к нему. Когда все были в сборе, он нажал кнопку на невысокой стойке, и площадка плавно пошла вниз. Подвал был около тридцати футов высоты и такой же большой, как и помещение наверху. В его центре на изрядном расстоянии друг от друга располагались три огромных, диаметром с две трети высоты подвала, маховика.
        - Это гироскопы, используются для стабилизации и точного прицеливания, - указал на них Майерс, - они такие большие, потому что наводка используемых лазеров и электронных пушек должна быть идеальной. Ведь там расстояния для установления связей измеряются единицей, перед которой стоит множество нулей после нуля целых. Только гироскопы такой величины, и не меньше, способны обеспечить необходимую точность прицеливания. Немного позже их закроют кожухами для безопасности. И установят аппаратуру автоматического отключения. Пока еще я сам отключаю их рубильником.
        - Но и ниже подвала есть помещения, - продолжал рассказывать Майерс, - там находится небольшая электростанция, работающая на газу. Ее только позавчера запустили в эксплуатацию, что и позволяет мне осуществить полноценный эксперимент. Дело в том, что в момент срабатывания электронных пушек и лазеров необходимо резко поднять напряжение, а это возможно, только имея дополнительный источник тока. Однако, нам туда не надо. Мы уже пришли.
        И Майерс остановился у длинного лабиринта прозрачных переплетающихся трубок, сбоку от которого находилась установка, похожая на ту, что стояла в центре большой комнаты лаборатории, только что кресла в ней не было и она была совсем миниатюрной, словно игрушечной.
        - Посмотрите, господа, - сказал он, - ваша крыса никогда здесь не была, ведь это так? А вы не кормили ее, как я просил?
        - Нет, - ответил профессор Кэрингтон, - но у тебя в клетке была хлебная корка.
        - Корка не в счет, она была слишком маленькая для нее, - отмахнулся Майерс, - теперь в конце лабиринта мы положим кусочек сала, и выпустим крысу в его начале.
        Оказавшись в лабиринте, крыса неуверенно начала тыкаться мордочкой во все стороны и тут же оказалась в одном из бесчисленных тупиков.
        - Отлично! - сказал Майерс, извлекая ее оттуда, - но теперь вы используем вот это аппарат.
        Он аккуратно закрепил крысу в специальном приспособлении так, что она не могла пошевелить головой, и включил компьютер. Сначала к ее голове подошло какое-то устройство и на секунду повисло над ней.
        - Устройство работает, как томограф, - пояснил Майерс, - определяет нужные точки, ведь мозг у каждой крысы индивидуален, у одной больше, у другой меньше. А теперь давайте немного отодвинемся, - предложил он, - а еще лучше наденьте вот эти очки, они предохранят глаза, - и он протянул несколько темных очков.
        Пока все надевали очки, над головой крысы уже остановилось другое устройство, представляющее собой множество маленьких шариков, собранных в небольшой обруч. Прозвучал звонок, и через пару секунд после него из шариков в ее голову ударил ослепительно яркий свет, смягченный темными очками.
        - Все, готово, - сказал Майерс, снимая очки.
        Он освободил крысу из зажимов и опустил ее в начало лабиринта. И она на глазах изумленных профессоров и Джорджа вихрем помчалась по хитросплетениям лабиринта, не делая ни одной ошибки и выбирая самый короткий путь. Через полминуты она уже вгрызалась в кусочек сала, который у нее незамедлительно отобрал Майерс и снова взял ее в руку.
        - Это еще не все, - сказал он, - а теперь поменяем место, где лежит сало, - он положил его в другое ответвление лабиринта и продолжил: - обратите внимание, как я ее держу. Она, как и в первом случае, совершенно не видела, куда я его положил.
        С этими словами он снова опустил крысу в начало лабиринта. Снова стремительный безошибочный бег - и на сей раз Майерс не стал забирать у нее добычу, а просто перенес е вместе с салом в одну из больших клеток, стоявших в стороне.
        - Ну, что вы на это скажете? - спросил он, - в трубках лабиринта не было запаха сала, он просто физически не мог распространиться так быстро, тем не менее она отлично знала, какой приз ожидает ее и где он лежит в каждом случае. Откуда маленькая красавица могла знать, что второй раз я положил угощение в другое место? Ответ может быть только один - она уже знала не только где будет лежать сало, но и как туда быстрее попасть!
        Оба профессора молчали, не зная, что ответить. То, что они сейчас увидели, не вписывалось ни в какие рамки.
        - Невероятно! - только и сумел сказать профессор Хикс.
        - Реально! - поправил его Майерс, - однако, давайте поднимемся наверх и проведем, наконец, главный эксперимент.
        Через несколько минут они были уже в маленькой комнате лаборатории.
        - Все займет не более пяти минут, - бодро сказал Майерс и направился к тамбуру.
        Проведя электронной карточкой по приемному устройству двери, он распахнул ее, быстро пересек тамбур и через несколько секунд уже сидел в кресле напротив наблюдающих за ним людей. Дверь тамбура, закрываясь, тихо щелкнула.
        Через бронированное стекло Джордж видел профиль Майерса, как он поудобнее устраивается в кресле и укладывает голову, слегка наклонив ее вперед, затылком на облитую светлым пластиком подложку. На компьютерных экранах, расположенных здесь же, напротив лица Майерса, начали выписываться всевозможные таблицы и графики, быстро сменяющие друг друга. Зал заполнил гул, издаваемый запущенными и все быстрее вращающимися гигантскими маховиками гироскопов. Стеклянные шары на стойках засветились, внутри некоторых из них проскочили огненные змейки электрических разрядов. Гул усилился, постепенно переходя в пронзительный визг, и вдруг раздался сильный хлопок и наступила полная тишина, такая, что Джордж явственно услышал учащенное дыхание стоявших рядом ученых. Он искоса глянул на них и поразился изменению их внешнего облика. Глаза профессоров заблестели, черты лица заострились. Они стали похожи на поджарых гончих псов, увидевших зайца и знающих, что сейчас догонят его и вопьются острыми зубами во вкусную живую плоть… Ученые словно сами участвовали в эксперименте.
        - Гироскопы вышли на обороты и угловая скорость их вращения просто сумасшедшая. Как ему это удалось? - услышал Джордж шепотом сказанные чьи-то слова.
        И тут снова раздался звук. Это был голос набирающего силу электричества. Гудели установленные в другом конце огромного зала большие трансформаторы, питающие через сложные электрические схемы установленные здесь же конденсаторы. Гул усилился, пока не установился на одной высокой вибрирующей ноте.
        Большое сооружение сбоку от кресла Майерса поднялось и развернулось к его голове. Оно представляло собой набор установленных по кругу больших отблескивающих серебром шаров, крепящихся к поворотной штанге, обвитой множеством разноцветных трубопроводов и подходящих к каждому шару. А над ними было еще несколько рядов прозрачных шаров чуть меньшего диаметра. Внутри них вразнобой вспыхивали искры электроразрядов. Джордж заметил, что вспышки внутри этих шаров начинают упорядочиваться. Вот уже они все вспыхивают и гаснут одновременно.
        Джордж уловил на себе чей-то взгляд и, слегка повернув голову, встретился глазами с глазами профессора Хикса, в которых виделось восхищение торжеством науки, происходящим на их глазах.
        - Синхронизировались… - по губам прочитал он то, что сказал ученый.
        Из нескольких серебристых шаров вырвались тоненькие рубиновые лучи. Они скрестились на голове Майерса, и кресло, в котором он сидел, дрогнуло и немного изменило положение. Сам он продолжал спокойно сидеть, полузакрыв глаза.
        - Прицеливание… снова уловил Джордж шепот сбоку.
        И вдруг ему показалось, что на уровне груди Майерса что-то мелькнуло на фоне его черного костюма. Затем еще раз. И своим острым зрением он разглядел нечто воздушно-легкое, кружащееся в воздухе. И вдруг его осенило: это шерстинки! Принадлежали они Маркизе и, судя по всему, пристали к костюму Майерса, когда она прыгнула ему на плечо. Стремясь продемонстрировать гостям возможности своей установки, Майерс не сделал то, что в обычных условиях делал всегда - он не включил вентиляционную кабину, расположенную в тамбуре, где мощные пылесосы очищали его одежду от пыли и шерстинок кошки. И вот теперь шерстинки, попав в насыщенную электричеством атмосферу, наэлектризовались и понемногу поднимались вверх.
        Джордж вдруг почувствовал какую-то опасность, связанную с их нахождением в зале, где проводится опыт. Тревожное предчувствие сжало сердце. Еще через несколько долей секунды кружащиеся в воздухе шерстинки заметили и ученые рядом с ним.
        - Остановить эксперимент, остановить немедленно! - вскричал профессор Кэрингтон и бросился к двери тамбура.
        Профессор Хикс изо всей силы замолотил кулаками по стеклу, пытаясь привлечь внимание Майерса. Однако последующие события произошли чрезвычайно быстро, исправить ничего уже было нельзя.
        В этот момент сразу несколько шерстинок залетели в нос спокойно сидящего Майерса, втянутые его дыханием. Он сморщился и, не удержавшись, чихнул, дернув головой. И в этом же миг ослепительный свет ударил из серебристых шаров - сработали конденсаторы, разрядившись множеством молний в голову Майерса. Однако, чихнув, он дернул головой, и мощнейшие молнии вонзились не туда, куда им следовало попасть. Майерс, судя по всему, был парализован порожденными им же мощнейшими электрическими зарядами. Он неподвижно сидел в кресле, закрыв глаза и запрокинув голову.
        Наблюдатели, остолбенев, в ужасе смотрели на результат произошедшей прямо на их глазах трагедии.
        - Надо выключить напряжение! - крикнул кто-то из ученых.
        Однако дверь в часть зала, где проходил опыт, оказалась заблокированной электронным замком, ключ от которого лежал в кармане лежащего по ту сторону двери Майерса. Джордж схватил металлический стул, единственное, что было в помещении, где они находились, и изо всей силы несколько раз ударил им по двери, затем по стеклу. Они не поддавались. Однако, если бы даже и удалось что-либо разбить, то воспользоваться этим никто бы уже не успел.
        Продолжающие теперь уже бесконтрольную работу конденсаторы переполнились зарядом и снова разрядились, теперь уже в запрокинутое лицо Майерса. С дымящейся головой его отбросило в сторону, и он был мгновенно убит. Что он мертв, было видно по тому, как лежало его тело, и по сразу обуглившейся половине головы.
        Конденсаторы снова разрядились, однако теперь уже в воздух, перебив проходящие по полу кабели и трубки, взятые в пластиковые короба. По ним мгновенно побежали языки пламени и замелькали вспышки коротких замыканий. Зал тут же начал заполняться черным дымом. Еще через секунду внизу, под полом, раздался ужасный грохот ломающегося железа. Судя по всему, один из гигантских гироскопов, управление работой которых было потеряно, сорвался с места и, бешено вращаясь, начал крушить все вокруг.
        - Газ! - выдохнул профессор Кэрингтон, - там внизу полно газа! Бежим!
        Трое мужчин бегом бросились к выходу. Не останавливаясь, они выбежали из лаборатории в дом, пересекли его, выскочили во двор и помчались дальше, сломя голову.
        - К машинам! - крикнул было Джордж.
        - Не успеем! Быстрее! - задыхаясь, на бегу закричал профессор Кэрингтон, схватив его за руку и таща за собой, - сейчас рванет!
        Они все же успели добежать до ограды парка, окружающего дом, когда под ногами дрогнула земля, и толчок в спину сбил их с ног. Джордж упал на бок, лицом к дому, и увидел высоко над деревьями поднимающийся вверх огромный огненный шар, и тут же оглушительный звук взрыва едва не разорвал его барабанные перепонки. А затем им на голову посыпались обломки дома и окружавших его деревьев вперемешку с пеплом…
        Оглушенные, однако не получившие больших травм, но с неглубокими порезами и синяками на лицах и сильно измазанные люди поднялись и, не сговариваясь, повернулись к тому, что раньше было домом. Большинство деревьев лишились своей листвы, многие из них были изуродованы взрывом - обломаны сучья, переломаны сами стволы. На месте лаборатории была воронка глубиной в несколько метров, в которой, как живой, бушевал огненный факел, перекрывая своим ревом звуки сирен мчащихся сюда пожарных и полицейских машин.
        Обломки дома были разбросаны вокруг. Машины, находившиеся на площадке у дома, разбросало и разбило взрывом, словно кто-то огромными клещами сначала жевал их, а затем начал рвать на куски.
        Профессоры и Джордж поспешили отойти подальше от огнедышащего места.
        - Господа, - вдруг заговорил профессор Хикс, глядя на профессора Кэрингтона и Джорджа, напрягая голос, перекрывая рев огня, - кроме просьбы, высказанной по телефону, бедный Майерс прислал приглашение почтой, так что факт того, что мы не самовольно явились сюда, не подлежит сомнению. И не беспокойтесь, молодой человек, мы с профессором Кэрингтоном подтвердим, что и вы были приглашены сюда так же, как и мы., - профессор заметил, что Джордж открыл было рот и упредил его возражения насчет себя, - однако, как это не прискорбно, я надеюсь, что вы все понимаете, что мы не можем назвать полиции истинную причину, по которой он пригласил нас к себе.
        Профессор Кэрингтон согласно кивнул головой, а Джордж удивился.
        - Но почему? - спросил он.
        - Видите ли, молодой человек, ответив полиции, что вы пришли наблюдать опыт по высвобождению памяти с тем, чтобы знать все прошлое и настоящее, и вы и мы будем выглядеть полными идиотами. Разве не так? - спросил сразу все понявший профессор Кэрингтон.
        - И от вашей репутации в газете, и от нашей репутации в научном мире ничего не останется. Она будет просто уничтожена таким ответом. Вы согласны? - добавил профессор Хикс.
        И Джордж вынужден был согласно кивнуть головой.
        - Что же мы скажем? - понуро спросил он.
        - Скажем вот что… - ответил профессор Хикс.
        Полиция и пожарные, прибыв к месту взрыва, обнаружили неподалеку от разрушенного дома физика Джонатана Майерса трех грязных человек, которые оказались профессорами Университета Орегона Оскаром Хиксом и Россом Кэрингтоном, а вместе с ними находился частный детектив и одновременно журналист Джордж Энистон.
        В материалах полиции, расследующей взрыв, впоследствии было записано следующее. При раздельном допросе все трое опрашиваемых показали, что, будучи в приятельских отношениях с Джонатаном Майерсом, получили от него приглашение приехать к нему в воскресенье. Дело в том, что он обожал свою кошку Маркизу и созвал приятелей полюбоваться на принесенных ею котят. Для нее они даже купили в подарок белую крысу в клетке, что может подтвердить продавец зоомагазина, расположенного … Оставив их троих вместе с кошкой, Джонатан Майерс ушел в лабораторию, сказав, что отойдет буквально на десяток минут, ему надо завершить какой-то опыт. Еще через несколько минут из лаборатории раздался грохот и в ней начался сильный пожар, тут же перекинувшийся на дом. Зная, что Джонатан Майерс установил электростанцию, работающую на газу, профессионалы-физики поняли, что взрыв газа неминуем. Вместе с Джорджем Энистоном они бросились спасаться из дома и еле успели выбежать из зоны поражения обломками. В связи с тем, что все опрошенные являются уважаемыми людьми каждый в своем городе и их слова подтверждаются приложенными
приглашениями и протоколом допроса продавца зоомагазина, полиция не нашла никакого криминала в нахождении указанных лиц возле уничтоженных пожаром и последующим за ним взрывом газа дома и лаборатории, приведших к гибели Джонатана Майерса, и что все они непричастны к случившейся трагедии. Кроме того, указанные лица получили на руки справки полиции об обстоятельствах уничтожения принадлежавшего им автотранспорта для предоставления их в страховые компании.
        Выйдя из здания полиции, трое грязных мужчин пожали друг другу руки. Профессоры поймали такси и отправились по домам. А Джордж опустился на заднее сиденье машины, примчавшейся к полицейскому участку Юджина, где он находился. За ее рулем сидел Ричи и рядом с ним Ники. Дорога у них заняла не много времени, однако им пришлось еще и ожидать, пока для Джорджа не завершились все формальности.
        Ричи, управляя машиной, через зеркало заднего вида изредка поглядывал на усталого грязного Джорджа, время от времени крутя головой.
        - Ну и работка, - наконец сказал он и добавил: - слушай, переходи ко мне в банк, будешь ходить, как человек, и зарплата будет приличная.
        - У тебя работа неинтересная, - устало улыбнулся Джордж, - ну что это за работа, где ссадину на физиономии получить нельзя? Правда, Ники?
        - Точно, сплошная скукота! - согласно кивнула она.
        - Да ну вас! - махнул рукой Ричи, взглянув на нее, - вот так спелись! Тоже мне, Ниро Вульф и мисс Марпл в юбке, замешанные в одном флаконе…
        По просьбе Джорджа Ричи подвез его к офису. Джордж хотел немного привести себя в порядок, чтобы не испугать жену. А еще через полчаса напротив него в офисе сидел заваривший эту кашу Эван Паркер и внимательно слушал рассказ Джорджа, изредка задавая вопросы.
        - Эффект Джонатана Майерса никто уже не сможет повторить, - сказал Джордж, завершая рассказ.
        - Это почему?
        - Видишь ли, все печатные материалы он хранил в папках в своей обширной библиотеке. Он сам показывал их нам. Их были тысячи, этих папок, длинные стеллажи заполнены ими. А все результаты работы, как и черновые наброски, он хранил на компьютерах, очевидно, дублируя и шифруя их, как это все делают. Однако, даже если бы он хранил информацию на носителях наподобие самолетных «черных ящиков», это бы не помогло в данном случае. Для работы своей электростанции он умудрился подвести ветку магистрального газопровода, и когда рвануло в лаборатории, то разнесло толстую входную газовую трубу. Газ вспыхнул, и струя огня была направлена как раз туда, где стояли компьютерные блоки. А библиотеку взрывом бросило в эту же яму. Температура там развилась такая, что текла сталь. Вся библиотека превратилась в хлопья пепла, а компьютеры спеклись в сэндвичи. Земля превратилась в стекло, как после атомного взрыва… Оборудование разбито в дым и расплавлено. Что вообще было установлено в лаборатории, уже не определить. А он ведь применял какие-то свои изобретения. И уж тем более никто не узнает, что было в его папках, какие
материалы он собрал, и какие вел исследования.
        Джордж замолчал. Паркер коротко кивнул и достал из кармана чековую книжку. Надписал сумму, размашисто расписался и положил чек перед Джорджем. Тот, едва взглянув на сумму, тут же вернул чек назад.
        - Ты что, с ума сошел? - спросил он, - это значительно превосходит то, что ты мне должен за работу. А деньги за машину мне и так вернут по страховке…
        - Ты просто не понимаешь, - ответил ему Эван Паркер, снова пододвигая чек ближе Джорджу, - я попробую разъяснить тебе. Джонатан Майерс, да будет земля ему пухом, был, судя по всему, гений от физики, раз в одиночку сумел провернуть такое дело. Выгори оно у него, весь мой бизнес, да и не только мой, а у всех, кто имеет дело со случайностью - букмекеров, страховщиков - пошел бы прахом. Ну, скажи, кто бы пошел на бега, если бы уже точно было известно, какая лошадь выиграет? Кто бы пошел на бейсбольный матч, если бы все заранее знали перипетии игры? Кто бы страховал судно, зная, что оно счастливо доберется в порт назначения? А такие, как он, рождаются не чаще, чем раз в тысячу лет… Я плачу тебе за свое спокойствие, за то, что в результате твоих расследований теперь я точно знаю, что как минимум сорок последующих поколений Паркеров будут заниматься страховым делом, не опасаясь, что в это время кто-то придумает то, что уничтожит дело их жизни…
        …С той поры минул год.
        - Дорогой, нас приглашают завтра в гости, на день рождения, - в один из дней, сидя в своем кабинете, услышал Джордж слова Карен, жены, которая в это время находилась в соседней комнате.
        - А, это от той милашки Ирмы, твоей кузины? Старой девы, живущей в Юджине, которая никак не может найти мужа, поэтому приглашает всех подряд, надеясь подцепить на крючок кого-нибудь? - иронично спросил он.
        - Джордж Энистон! - разгневанный голос жены, которая всегда, когда дулась на него, звала его именно так, по имени и фамилии, - раздался уже из двери его кабинета.
        - Что, дорогая? - спросил он, живо поворачиваясь к ней и вставая с вертящегося кресла.
        - Джордж Энистон! Ты напрасно оскорбляешь мою кузину! - голос Карен был наполнен обидой, - ей исполнится…
        - Ну вот, обиделась, не поняв шутки, - засмеялся Джордж и, быстро подойдя к Карен, поднял ее на руки, - я прекрасно знаю, что ей исполняется всего двадцать лет, что она учится в Университете Орегона и поэтому живет в Юджине, и что никакая она не старая дева!
        - Отпусти, медведь, - она уперлась ему руками в грудь, но он не отпускал ее до тех пор, пока не получил прощающий его поцелуй. Только тогда он поставил ее на ноги.
        - Конечно, мы завтра поедем на день рождения, - сказал он, - но прежде я бы хотел заехать еще кое-куда…
        Они на новой машине, купленной взамен сгоревшей, выехали за три часа до назначенного кузиной времени. Джордж не говорил, куда он еще хочет заехать, и Карен не спрашивала его об этом, как не спрашивала, для чего на заднем сиденье лежит небольшой букетик цветов. Она была немного озадачена, когда уже на подъезде к Юджину Джордж свернул на дорогу, ведущую к одному из кладбищ. Остановив машину, он открыл дверь, помог Карен выйти из нее и, захватив с собой букетик, направился по аллее между памятниками в известном ему направлении. Карен молча шла рядом, рассматривая небольшие надгробные плиты. Наконец Джордж остановился у одной из них. «Джонатан Майерс» - прочитала надпись на ней Карен.
        - Он что, один из твоих родственников, умерших всего год назад? - спросила она, - ты никогда не говорил, что у тебя есть родственники в Юджине.
        - Нет, это не мой родственник, - ответил Джордж, положив цветы на надгробие, - под этой плитой лежит необычный человека, который хотел и мог открыть для каждого человека все тайны прошлого и будущего, но которому из-за нелепой случайности не суждено было сделать это.
        - А, это тот физик, чей дом взорвался, лишив тебя машины и едва не лишив меня мужа? - спросила Карен.
        Джордж утвердительно кивнул головой.
        - Ответь, Джордж, - вдруг спросила она, - а если бы у него все получилось, разве мир бы не изменился?
        - Конечно, я думаю, он стал бы немного другим, - через паузу ответил он.
        - Но каким бы он стал, ты когда-нибудь думал? Ты только что сказал, что он открыл бы для каждого человека все тайны. Но каким бы ужасно скучным стал бы этот мир! В нем не осталось бы загадок, того, что составляет основу жизни! Зачем напрягаться, если ты точно знаешь то, что случится завтра, послезавтра, через год, через десять лет? Разве ты наделал бы тогда эту кучу милых глупостей, добиваясь моей руки? Знать, что завтра ты подойдешь и поцелуешь меня один раз ровно в девять часов семнадцать минут. Не в девять часов и пятнадцать или двадцать одну минуту, а именно в семнадцать минут! Или сшить шикарное платье, одеть его и прийти на вечеринку, и Сондра Бертрэм при виде его не упадет в обморок от зависти, потому что она знала, что я приду именно в таком платье, и я тоже знаю, что она знала это! И как ужасно знать день своей смерти, и своих детей, и соседей… Нет, я ни за что не хотела бы жить в таком мире, где на все готов ответ, - тихо добавила она.
        - Да ты, оказывается, философ, и растешь быстрее бамбука в моих глазах! - улыбнулся Джордж.
        - Джордж Энистон! Если я блондинка, это еще не повод…
        - Конечно не повод, - еще шире улыбнулся Джордж и взял Карен за руку, - более того, я считаю, что ты абсолютно права. По крайней мере, таким, каким наш мир устроен сейчас, мне он нравится больше… Пусть уж этот мир остается таким же несовершенным, каким он есть. По крайней мере, в его несовершенстве есть изюминка, есть к чему стремиться, вставая, падая и вновь вставая, ошибаясь и снова выбирая правильную дорогу…
        Он обнял Карен за плечи, и они медленно пошли прочь, молодой мужчина с атлетической фигурой и правильными чертами волевого лица, которое не портили несколько давно заживших шрамов, и ослепительно красивая блондинка с длинными завитыми волосами, талией в рюмочку и стройными ногами, обутыми в цокающие длинными каблуками туфли, провожаемые завистливыми взглядами встречных, завидующих или ему, что рядом идет такая красавица, или ей, опирающейся на его сильное плечо…

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к