Сохранить .
Раздвоение Федор Федорович Метлицкий
        Книга является продолжением повести «Замещение», опубликованной в интернете. Это было в середине последнего столетия. В параллельном мире расслабленная цивилизация, забывшая о войнах или разного рода ограничениях, казалась вечной. Однако снова проснулось давнее проклятие прежних эпох истории - взаимная недоброжелательство империй, не поделивших зоны влияния на планете. Персонажи, воспитанные на культурах двух цивилизаций, не понимают, что делать, когда власти начинают враждовать. Главный герой переживает за своего сына, которого мобилизуют на фронт.
        Федор Метлицкий
        Раздвоение
        1
        В окне из смарт-стекла медленно темнело, оно сделалось матовым, - перешло в неактивное состояние. Иванов в своем кабинете бесцельно смотрел ток-шоу официальных пропагандистов в комповизоре. Канал, отследив его, подсовывал рекламу о прелестях службы в армии. Он думал: что будет с сыном?
        Его жена вошла со своим старомодным планшетом с альтернативными новостями «из-за бугра». Как будто чувствовала, что муж постепенно намагничивается пропагандой.
        - Посмотри, они обвиняют нас в вероломном нападении на свободную страну.
        Он нехотя возразил:
        - А мы их - в вытеснении нас из геополитики. Хотят, чтобы вообще нас не было.
        Ему не нравилось ее настроение. Никогда не видел ее такой. По-мальчишески стриженая, курчавая, своевольная и непредсказуемая, она не умела лгать, жила, как ребенок, в любви ко всему миру земному и небесному, пружиной энергии отдачи себя - кому? Миру, людям, семье? Боялась, что он поверит патриотической пропаганде, и что тогда будет? Добровольно отдаст сына военкомату?
        Родные люди во враждебных лагерях! Разве мало таких семей в истории. Выбор дан - ему на Запад, ей - в другую сторону… Они, конечно, не подерутся, но отношения ухудшатся.
        Неосознаваемое в человеке, даже привычки тела трудно изменить. Например, проснувшись утром в спальне, Иванов делал зарядку запомненными телом движениями в определенном порядке, вдыхая - распахом рук и шаром головы вздымал себя к небу, которое представлялась сферами Данте, и выдохом опускаясь вниз, в бездну покоя. А днем, делая предобеденную гимнастику на ковре в гостиной, - не мог повторить тот же порядок, изобретал другой, ставший привычным для дневной гимнастики. А следующим утром, разминаясь в постели, скатывался к прежней последовательности.
        Люди обретают привычки в обществе, считая их нормальными, и даже в той бесчеловечной среде, где правят «белокурые бестии», как в годы нацизма в Германии. Привыкают к тому, что вливают в голову официальные новости, и общепринятое проникает в душу незаметно, до самого дна заменяя самосознание, и уже оно подчиняется колее, не желая вырываться в опасные сомнения, ведущие к самостоятельному мышлению.
        Но когда Иванов вспоминал недавнюю жизнь полной свободы, ушедшую теперь, слушал гаджеты пропагандистов другого лагеря, со дна души снова невольно вставали сомнения.
        Как усыпительна жизнь! Как откровенья бессонны! Он снова падал в темную бездну, которая всегда пряталась под усыпительной жизнью.
        Как отвести от беды сына, отстранить от надвигающейся вражды цивилизаций? Возможно ли приткнуться к какой-то стороне? Дезертир ли он, рожденный здесь и впитавший ту культуру, против которой не мог пойти? И в какую сторону качнется по мере приближения схватки?
        Он ощущал в себе желание защитить и своих сограждан, и, не дай бог, не причинить вреда другим. Хотелось помирить враждующие цивилизации.
        2
        В долгой истории беспрерывных войн на планете наступил момент, когда проклюнуло робкое сомнение: а надо ли враждовать? Наивный лидер восточной империи, выдвинувшийся из глубинки, братски обнимался с главами стран западного полушария планеты, и те тоже искренне обнимали его. В тот удивительный момент зыбкого равновесия они поверили и доверились друг другу. Началось дружеское общение, президенты ощутили, что нет уже непримиримого противостояния. Пересилило обоюдное доверие, и агрессивные силы, непонятно почему упорствующие, отступили. В том переломе победил мир, и все страны стали настоящими партнерами, может быть, навсегда.
        Это и была развилка, - считал он, - когда его мир и параллельный, в котором однажды побывал, стали различаться. Там все кончилось новым обманом друг друга, еще большим противостоянием.
        С тех пор забыли о войнах, и только экономики дружески соревновались в сотрудничестве, расширяя сферы влияния естественным путем. Наверно, так человечество представляло будущее планеты Земля. Люди живут в спокойствии, и не мечется совесть - о ней забывают, потому что в мирной жизни нет поводов, чтобы совесть была задета. Тем более, в его семье.
        В законах физики и химии, как говорят ученые, время как бы останавливается, все детерминировано.
        Идеальные теории и формулы раньше соседствовали с неравенством людей. Теперь же наука не высокомерна по отношению к тому, как люди обустраивают свою жизнь. Наш чувственный мир трезвеет, усваивая объективный взгляд, теряет ощущение времени. Наука просто превратилась в жизнь, привела человека ближе к природе. Мысль и чувство - почти рядом. Жизнь стала богаче, многовариантна. Как берег, где стабильность суши встречается с непредсказуемостью волн.
        Здесь забыли тревогу о неизвестных последствиях науки, ибо ее созидательный смысл не противостоит несовершенству общества. Убраны перегородки и заборы между крайне специализированными областями. Наш мир становится общепланетной цивилизацией.
        И снова встал вопрос: возникло ли все из самоорганизации природы, или за ней скрывается Создатель мультивселенной, которую мы лишь переоткрываем бесконечно?
        ____
        Была середина нового гуманистического века, где, казалось бы, немыслимо увидеть вражду. Столетия вырезания врагов и пытки отрезвили сознание человечества, оно перестало быть ребячливым, опасаясь, что мир сгорит, как от падающего метеорита.
        Но скоро на планете начало проявляться то, что произошло в параллельном пространстве. Восточная цивилизация обнаружила в западной другое лицо, как будто ее стали заселять прибывшие из иного измерения воинственные существа.
        Откуда они появились? Из «кротовой норы»? Или это убитые в войнах в том измерении - оказались здесь живыми, словно и не умирали там? Какой-нибудь Гитлер безмятежно создает «живую стену» из немецких колонистов за оградой рабов, как будто там его не сожгли в бункере, и расовую империю не разнесла союзническая коалиция?
        Никто не знал.
        Пришельцы нормальные люди, только их отношение к себе подобным не такое, как у нас. Мы живем одной семьей, и потому и близость, и ссоры у нас домашние, полюбовные, как в отдельной семье. А у них отношения холодные, в лучшем случае «партнерские».
        Они стали заселять нашу планету. Особенно много их оказалось в западном полушарии.
        Что за проклятие? Почему тот потусторонний мир должен тянуться за нами хвостом, засасывая нас в свое нутро? Мы связаны, как близнецы, догоняя и обгоняя один другого, переворачивая смыслы.
        3
        Иванов стал не такой, каким был раньше. Когда телепортировался в свой мир, заново увидел родную реальность, удивился белым домам в сплошной зелени садов и рощ. На улицах ходили люди в оптимистически яркой одежде, скроенной из одного куска, похожие на туники у древних греков
        Стариков не было видно, все молодые. Люди улыбались, словно знали друг друга с детства. Одинокие прохожие жестикулировали, разговаривали сами с собой - в спрятанные под рубашками микрофоны, приплясывали - в наушниках неслышно звучала музыка.
        Изредка пролетали воздушные роботы-такси.
        Он забрел в Королевский парк. Аккуратные дорожки, выложенные плиткой, ведут в таинственную тьму между вековыми дубами с красной листвой, кипарисами и голубыми елками, между ними висят пахучие ветви сирени и магнолии.
        Дальше открываются сады с полями сиреневого шалфея, бордовыми азалиями, розовым иван-чаем, бело-розовым клевером, желтым зверобоем. Среди них большой зеленый квадрат лабиринта, где под ровно стрижеными кустами выше головы прячутся таинственные проходы теплых дорожек из кирпичной пыли.
        Вот знакомая детская песочная площадка, где играл сын, - с различными игрушечными приспособлениями вроде качалок и экскаваторов с ковшами для разгребания песка.
        Посреди широкой зеленой зоны возвышается величественный фонтан «Вечный мир», раздувающийся стеклянными куполами воды с брызгами высоко в голубое небо. Посередине пруд с белыми водяными лилиями и красными кувшинками.
        За парком густой вековой лес, видны высокие купы деревьев уникальных пород, оттуда Иванов вышел из зазеркалья в родной мир.
        После пребывания в крутом и беспощадном мире параллельного пространства (его там называют реальным), душевное здоровье пошатнулось. Стал недоверчив по отношению к совершенному миру, как будто в его видении воскресли все, вроде бы изжитые, пороки человечества.
        Жена, встретив его живого и обнимая, словно он воскрес, всматривалась.
        - А ты стал не такой. Более грубый, что ли. Хотя больше похож на мачо, защитника.
        Но он быстро восстановился благодаря новым технологиям по душевным заболеваниям.
        ____
        В параллельном мире, где он пожил короткое время, его все как будто сводило с небес на землю - похоже на то, когда узнаешь, что ты чужой, любимая жена не невинна, любила до тебя другого, и значит, не могла его забыть. Кстати, в древности считалось позором, если невеста не девственна.
        Мужчина там, как он испытал на себе, чувствует, что женщина существо изменчивое, могущее упорхнуть, где слаще, и его чувство собственника не может с этим смириться. Он всегда ревнует. И он тоже страдал от подозрений в неверности, хотя, наверно, выдуманной из-за ревности.
        Там - была она, жена, такая же курчавая и непредсказуемая. У той его жены, как, наверно, у всех женщин, были свои недостатки. В ней обнаружилось пристрастная хабалка. Инстинктивно дергала за поводки его вечной мужской вины: что-то делает не так, невнимателен, ленив. Чувствовал это, и им могли вертеть, как угодно. Правда, она вертела им в меру, из привязанности.
        У женщин там больше детскости, они, как младшенькие в семье, воспитываются на халяве, перенося ответственность за свою жизнь на бога, на родителей или мужа.
        Кстати, у мужика там поводков не бывало, они прямые, порой со сволочными инстинктами: норовят убежать от ежедневной занудности растить ребенка, или уйти «налево», встретив новое увлечение (естественная предрасположенность самца).
        Почему же его настоящая жена стала так похожей на ту? В родном мире никогда не было угроз близким. Неужели возникшая сейчас угроза семье могла изменить ее? Теперь пошла бы вилами защищать сына, и потому стала агрессивна.
        Она лишилась женских хитростей и уловок, словно осознала настоящую беду, запальчиво бросала в лицо собеседника все, что думала. Так поссорилась с подругой детства бездетной Галкой. Та разозлилась на наших воскресших из прошлого врагов:
        - Они не знают совести и морали, держат весь мир вассалами, и качают из них доходы.
        - Как ты можешь так рассуждать! - возмущалась жена. - Твоих предков расстреляли наши!
        - Не хочу с тобой говорить! - гневно закричала та, и бросила трубку.
        Иванов скромно сказал жене, боясь взрыва:
        - Ты однополярна.
        Вопреки ей он продолжал слушать браваду официальных лиц в комповизоре, куда окружающие его близкие - атавизм старой фронды - с презрением отказываются смотреть. Его в какой-то степени убеждали доводы новоявленных пропагандистов. Тогда он раздражался на самого себя.
        - Чума на оба ваших дома!
        Не могли быть объективными нападки возбудившихся друг против друга сторон. Но кто-то должен быть прав?
        4
        В офисе появился морщинистый старик, в котором он с трудом узнал… Близнецова! Того, кто в параллельном мире приютил его в своем офисе общественной организации «Поиск вселенского сознания».
        Это было неожиданно, хотя он сам после перемещения домой, переживая за судьбу друга, обращался в Программу телепортации с просьбой переправить его к нам. Если он согласится.
        - Агент!
        - Ваня!
        Они обнялись.
        - Ты остался такой же молодой и наивный, - удивлялся Близнецов.
        - И ты еще ничего, - покривил душой тот.
        - Какой там! У нас нет условий и средств омоложения, как у вас. Все проглотило противостояние.
        Он рассказал, что после специальной операции по усмирению окраины, отколовшейся от их империи, началось затяжное противостояние. Западное полушарие планеты как будто ждало этого, под флагом прав человека с законным негодованием встало на защиту окраины против захватчика, начало снабжать старым вооружением, оставшимся после прежних войн, по сути, затеяло непримиримую войну, «до последнего аборигена». После огромных потерь и разрушений удалось добиться перемирия. Но ничего еще не кончено. Взаимная ненависть, наверно, будет до Судного дня.
        Близнецов говорил, что печальный опыт руководителя общественной организацией нанес ему глубокие душевные раны. Был истерзан постоянными наскоками чиновников, годами непризнания и безденежья, и слоняющимися сотрудниками, не желающими работать с мизерной зарплатой. Ничего не чувствовал в себе, кроме злобы и бессонницы из-за начинавших ныть рубцов от пережитых нервных потрясений. Он вскакивал во сне, озираясь в непонятном испуге. Доконала его смерть много страдавшей жены.
        Ничего, мы тебя вылечим! - встревожился Иванов.
        Познакомил его с работой офиса, с сотрудниками. Близнецов удивился: это не сотрудники, а соратники. Они все самостоятельны, и никаких раздоров. Все увлечены одним и тем же, их интерес в том, что это «одно и то же» дает бесконечный простор для воображения. И никого подгонять не надо. А главное, нет бухгалтера. Вся бухгалтерия осуществляется в стороне, в центре информации.
        Иванов организовал ему лечение в санатории душевного здоровья в горах.
        Там он тоже лечился после того, как вернулся с разрушенной психикой. А до этого поправлял нервы его напарник Лазутчик, посланный в западную цивилизацию того мира.
        5
        Здесь тоже когда-то случилась экономическая катастрофа. Было трудно выживать, ослабли многовековые связи - из ее зоны влияния разлетелись окраины. Это было похоже на то, что, как рассказал Близнецов, случилось и в его зазеркалье.
        С тех пор, как ушли войны, планета пришла к процветанию. В восточной цивилизации гражданам стало так хорошо жить, что маленькие окраины снова запросились в единую нацию.
        Малая часть вновь вошедшей в нацию окраины отказалась присоединяться, и этим воспользовалась западная цивилизация. Как всегда, она берегла своих граждан, и предпочитала войну чужими руками. Откуда-то в малой части окраины появились горы оружия, оставшиеся от старых войн. Как будто вечный мир скрытно переправлял его туда.
        Самая мощная экономика западной цивилизации когда-то надувалась за счет зон влияния, опутывая экономическими зависимостями всю планету. Там, хотя и стеснялись, не могли не подобрать то, что плохо лежало.
        - Природа пустоты не терпит, - оправдывался госсекретарь империи с более сильной экономикой. - Свято место пусто не бывает - кто-то же должен его заполнить. Было бы хуже, если бы вакуум заполнили слабаки.
        Но восточная империя опередила ее, не дав перейти «красную черту», и организовала референдум за присоединение этого вакуума, недавно принадлежавшего ей.
        Откуда снова взялись, забродили старые инстинкты подозрения в бесцеремонности чужого? Хранились в подсознании поколений столетиями? Пришли вместе с «заслаными» из потустороннего мира?
        Снова за кордоном слышались воинственные клики, начались гибридные наскоки на противника.
        Восточная цивилизация тоже оказалась не на высоте - была задета пренебрежением к ее правам и недоверием со стороны самой богатой самоуверенной западной. А может быть, проснулся закон природы, не терпящий покоя?
        Ожило извечное соперничество основных цивилизаций - западной и восточной, что оставило незаживающий рубец в человечестве: «или они, или мы». Они стали разными центрами притяжения, обладающими своими сферами влияния на планете.
        Кто начал? Стороны всячески старались «запечатать» эту черную дыру, обвиняя одна другую. Оказывается, это было следствием тех постоянных угроз друг другу, которые начались с незапамятного времени.
        Гуманистические протесты «общественной настройки», еще недавно имевшей главенствующее духовное влияние, тут уже ничего не стоили - не было таких, как у власти, ресурсов влияния на силовые структуры, чтобы эффективно противостоять насилию.
        Как это похоже на мировые распри в параллельном мире, из которого Иванов недавно выдрался!
        ____
        Западную цивилизацию охватило негодование: стала запрещать въезд чужих через свои границы, «отменять» литературу чужих авторов, потом культуру, и даже чужой язык.
        Пропаганда выплескивала наружу неопровержимые улики о жестокости нации противника, прямо в воспламененную душу обывателя: бездушные бомбардировки домов мирных граждан, массовые убийства, бесчеловечные пытки пленных, и даже изнасилование гражданки чужой страны солдатом-захватчиком…
        Каждая сторона обрушивалась на другую. Одна обвиняла другую в переходе за «красную линию». Пропагандисты раздували микроскопическое повышение цен в чужих странах в экономическую катастрофу, вызванную, якобы, одной из сторон. Выискивали самые острые факты, чтобы опорочить друг друга. Толпами подпрыгивали, вопили: «Кто не пляшет, тот чучмек!» Прямо-таки тот двумерный мир, в котором Иванов не так давно страдал!
        Утробное неприятие народов один к другому сужало противника до одноклеточного изверга, готовое перейти в бесчувствие пулеметной очереди. Усилилась недоброжелательность завистников, бывшая во все времена, к элите, эмигрирующей из своей страны.
        То неприятие, которое приводит в окопы, где рвутся снаряды над головой, превращающееся в холодный металл, взрывающий тела.
        Откуда такая средневековая вспышка вражды? Укол болезненного прошлого, или это извечно - человек таков, какова неспокойная природа мироздания в его обрушениях и созиданиях?
        В результате откопали забытые ядерные арсеналы, оружие Судного дня. Но человечество еще не совсем пало, чтобы уничтожить самое себя. До сих пор неизменно действовал ненарушимый запрет на нападение ядерным оружием. То есть на уничтожение планеты, конец истории.
        6
        В офисе общественной организации «К вершинам знания», принимающем всех обеспокоенных, собирались соратники, друзья детства и времени обучения в университете. Некоторых Иванов не любил, но память воскресила то давнее тепло юности. Они странно напоминали его друзей, встреченных в параллельном мире.
        Слева рядом с ним сидел друг и заместитель Близнецов, кого он приютил у себя в офисе, как и он когда-то его. В санатории его сканировали, вылечили все душевные недуги, омолодили, и даже создали трехмерный образ - цифровой двойник для мониторинга дальнейшего функционирования его тела. Он стал ярым поклонником принявшей его цивилизации.
        Справа - самоуверенный соратник и депутат парламента Эльф (как его звали друзья), с которым вместе создавали общественную организацию. У него лысина почти до самого затылка, а седые взвихренные волосы сзади и белые усы с бородкой, казалось, опушили всю голову. Хотя самоуверенный, он казался одуванчиком, легко было сдуть.
        Игорек Тюлин, экономист-фрилансер, кого никогда не покидало чувство юмора.
        Правильный Пашка Семенов, сосед Иванова по даче и добродушный собеседник. Он рассказывал, что его отец работал на заводе с юности. И сам Семенов вкалывал на том же заводе всю жизнь, постепенно поднимаясь по служебной лестнице. Вечером, отдыхая и глядя в старинный телевизор краем глаза, одобрительно кивал. Новости из альтернативных гаджетов ему активно не нравились - там было все чужое и неприятное в адрес родины. Он важно говорил, что он за советскую власть и против ее врагов. Спорить с ним было смешно и весело.
        Немногословный Ухов, начальник отдела министерства, где Иванов вначале работал, покровитель организации «К вершинам». Очень походил на того, с кем служил клерком в потустороннем мире, только добрее. Он и сейчас просматривал взятые с собой бумаги, всегда занятый решением государственных проблем.
        Серьезный Женя Гольц, приятель еще с университета, державшийся особняком, теперь независимый политолог. Его Иванов уважал за прямоту.
        Слушали Лазутчика, того, кто побывал в параллельном мире и стал известным специалистом по западной цивилизации. Он только что прибыл с Западного побережья.
        На его юношеском лице, без следов былой бороды бомжа, было детское удивление.
        - Это, конечно, иная страна, чем та, где я был в параллельном пространстве. Еще недавно между нами было полное доверие. Но, представляете, у них как будто снова стало преобладать влияние тех, из потустороннего мира! А их федеральные власти, похоже, тоже засланные. Может быть, появились благодаря новейшим технологиям по телепортации? Снова вылезли ухоженные сенаторы, владельцы богатых поместий, не мыслящие иного, кроме геополитического и геоэкономического подхода к проблемам человечества.
        Там, как он сообщал, снова стали враждовать две партии - Слоны и Ослы, как будто тайная мировая власть не дает создать третью, самую удобную для всех.
        Он увидел привычные забастовки и гуляния по улицам, где, правда, уже не крушат магазины и автомобили. Что ими движет? Все еще не изжита привычка защищать свою ферму, семью, и пусть остальные катятся ко всем чертям.
        - У них все направлено на улучшение удобств тела, - закончил Лазутчик. - Но не прочь обладать тем душевным теплом, что есть у нас.
        - Тогда почему они хотят воевать? - с тревогой спрашивал Иванов.
        Игорек Тюлин встрянул:
        - Как пересоздать ту породу, что всегда жила в конкуренции, междоусобных битвах за свое барахло? Хотя не мешало бы и нашу породу улучшить.
        Собеседники не верили. Если получилось у нас, то почему это невозможно у них? Пусть с их спецификой недоверия друг к другу.
        Женя Гольц обстоятельно доказывал:
        - Они долго жили в демократии и свободе мысли. Да, в ней тоже свободно можно ограбить и распнуть другого. Но в глубинке зреет такая жажда единения, что все пересилит.
        Он вдохновенно поднял голову.
        - Это будет мир гораздо лучше нашего, припухшего от покоя и лени!
        - А что делать сейчас? - вскинулся Эльф с вздыбленными волосами на голове. - Ведь, война может покончить с человечеством.
        - Вековое отношение к Западу, как к злу, неверно, - твердой скороговоркой объяснял Гольц. - Там преобладает здоровая среда, суть которой выражена в литературе и искусстве их классиков и современных мыслителей, а мы не видим. У них очевидна тоска по той благополучной части планеты, где сейчас находимся мы. Здравомыслящих умов, не забитых выживанием на своих фермах, там очень много. Это они выходят на забастовки, требуя мира. Большинство граждан не желают вступать в их идеологические партии. А в нашем парламенте есть люди, способные снова вызвать доверие западного партнера, чтобы возродился былой мир на планете.
        - Это ты правильно! - встряхнул одуванчиковой головой Эльф. - Все гораздо сложнее наших упрощенных представлений.
        - Уступить, потеряв достоинство? - спросил тупой Семенов.
        - Нет, уступить не теряя достоинства, - твердо сказал Гольц. - Отдать ту часть окраины, которая не хочет присоединяться к нам.
        - Это потеря лица! - поднял глаза над очками Ухов. - Над нами смеяться будут.
        - Это справедливо. И лучше, чем горы трупов.
        Друг Близнецов слушал молча, с недоумением. Что-то напоминало ему прежнюю тяжелую жизнь.
        7
        В Парламенте было шумно. Кроме депутатов, пришли активисты.
        Моложавый Председатель смотрел на встревоженных депутатов и гостей, сидящих по краю большого овального стола и на приставных стульях вдоль стен. Казалось, это были незнакомые ему люди, в них нет былого согласия.
        Депутат с жирным лицом, похожий на политолога Кизякова из почти забытого зазеркального пространства, нес в зал профессорскую убежденность:
        - На человеческий гуманизм рассчитывать нельзя. Искусственный интеллект, в котором мы заложили гуманистические начала, может справиться лучше.
        Эльф, с вздыбленными волосами на голове, прервал приказным тоном, не терпящим возражений:
        - Робот может не знать, спасать одного или всех. И будет в недоумении молчать, пока гибнет мир. А у человека есть выбор.
        - Робот решает проблемы практические, - вякнул кто-то.
        Псевдо-Кизяков, морщась от возражений, продолжал:
        - Мы никогда не построим общество, где все будет хорошо. Будут другие проблемы. Вот они и возникли сейчас. Можем решить их только мобилизационным путем. Общим подходом к управлению народным хозяйством на основе ОАС - Общегосударственной автоматизированной системы учёта и обработки информации. На микро- и макроэкономическом уровне. Первое - приоритеты. Сейчас это - оборона. Второе - режим «от конкуренции - к кооперации». Третье - закрытый характер системы национальных финансов. На фоне угрозы санкций со стороны западной цивилизации внутреннее экономическое развитие важнее эспорта.
        Эльф отрезал нахальным тоном:
        - Человеческому существу дан самый тонкий мыслящий инструмент природы, который не может тупо доверять самым передовым технологиям. Это вопрос не искусственного интеллекта: как добиться мира без кровопускания?
        Жирный политолог досадливо скорчил физиономию.
        - Новые технологии могут искусственно отвернуть астероид, естественно мчащийся к нам - убивать.
        Это была разминка.
        Председатель прервал:
        - Как же мы ответим на вызов западной цивилизации?
        Эльф уверенно сказал:
        - Надо договариваться. Ведь это уже было однажды! Снова дать возможность вспомнить былую дружбу. Ведь мы считали - это навеки.
        Толстый филолог, из круга общественности, жалобно сказал:
        - Зачем ссора? А ведь как было хорошо! Спокойно творили добро…
        Председатель тоже вздохнул. Как человек военный, он считал, что в критической ситуации все должно подчиняться одному главнокомандующему. Все - сверху донизу - беспрекословно. Тогда гораздо легче сдвигать эту махину общества в необходимом направлении. Хотя придется нести на себе невыносимую тяжесть ответственности, не на кого свалить.
        А сейчас - что? Да, новые технологии - это хорошо, легче передать им ответственность, это даже лучше, чем коллективная ответственность.
        Здесь, в парламентской республике, решения принимались, как у древних греков на Агоре, - с участием всех взрослых граждан. Вместо всеобщего собрания каждый посылал аватарку со своим мнением прямо в парламент, куда избраны уважаемые известные люди, и его голос учитывался мгновенно в компьютерном центре. Решения были результатом большинства собранных голосов. Правда, так и не был решен вопрос: что делать, если судьбоносные обстоятельства противоречат мнению субъективного большинства? Это зависело от гениальности избранных умов.
        И вообще, как улучшить выборы? Раньше его парламент был послушным - куда он повернет дышло, так оно и вышло. У кого сила, то и давило. Нет, там не преодолевалась проблема, так и не разрешенная в истории. И здесь уважаемые депутаты тоже были людьми, и гнуть в свою сторону им было не чуждо.
        Никто не знал до конца, кто этот человек - темный ящик - ставший Председателем новой парламентской республики.
        Получил ли он большинство голосов? Или выбрали, как обычно, наугад, рассчитывая на красивого, крепкого и сообразительного, по-военному немногословного и умеющего держать слово, в общем, харизматичного. Здесь ему легко далось стать ярым сторонником парламентской республики, исключающей авторитарный стиль правления. Это был иной, самоуправляемый мир.
        Стали ходить слухи, что он «засланный», что его избрала команда, прибывшая вместе с ним из параллельного мира перед новой угрозой катастрофы. Или его поставило тайное Мировое правительство. И вообще, правительства обеих цивилизаций возглавили оборотни - посланцы из жестокого потустороннего пространства, которые всегда боролись не за жизнь человека, а за геополитическое доминирование на планете.
        Заслали? Во всяком случае, первое впечатление от встречи с новым миром сразило его - иллюзия рая! Это было так противоположно его постоянному состоянию сопротивления перед исконным врагом, что он сразу не поверил. Понял, что душа его втайне всегда желала такого блаженного состояния. Ему почему-то нравились простодушие и наивность этого народа, любил в нем свое детство и все бесхитростное окружение в чудесном мире. И поверил в единственную справедливость нового общества.
        А впереди ждало что-то несусветное…
        Председателю снова приходилось решать вопрос: что делать перед проснувшейся угрозой западной цивилизации? Повести страну на битву, не прощая унижения чести народа, ставшего своим? Или искать мира, унижая достоинство и страны, и себя. Ведь, за границей считали, что первым, кто заварил эту кашу, был именно он, лидер менее сильной цивилизации.
        Председатель с тяжелым чувством обратился к депутатам:
        - Вопрос трудный, как руководить страной в нынешней обстановке - коллективно или единоначально?
        Здесь, как в прежней истории, тоже не могла быть решена эта проблема. Он поймал себя на мысли: неужели перестал мыслить по-человечески, и вернулся к мышлению геополитическому?
        Естественно, озадачились и депутаты. В случае войны командующим должен быть один человек. Приходится отдавать бразды правления одному человеку, как правило, военному, потому что для войн нужна дисциплина, и кто как не бонзы в погонах с каменными лицами способны с помощью заградотрядов вышколить воинство? Опять забытый авторитаризм?
        Как становятся диктаторами, навязывающими свою волю? Это следствие обособившейся, ощетинившейся перед внешней угрозой нации, которая ведет к национальному эгоизму, национализму, вражде и войнам. И диктатор, лишая свободы слова, делает вид, что это не он, а так должно было быть, роковое стечение обстоятельств, объективное течение истории человечества. В каждом вожде-победителе черти водятся. И они заражают большинство своих подданных.
        Эти мысли тревожили депутатов, сидящих за длинным овальным столом.
        Псевдо-Кизяков нарушил раздумья:
        - Нет вопроса: или они, или мы. Добудем, так сказать, себе чести, а князю славы. Такова природа космоса.
        И выдал выношенное:
        - Как известно, все цифровые следы экономики, логистики, личности каждого гражданина, вплоть до наших желаний, вложены в цифровую сеть. Наши естественные потребности в крыше над головой и потреблении пищи, и духовная жажда - в познании истории, культуры, достижений науки, тренировки психики и мозга исполняются почти мгновенно. Нужно нашу цифровую цивилизацию полностью переориентировать на мобилизационный лад, повернуть на помощь фронту, победе.
        Эльф с вздыбленными остатками волос закричал:
        - Вы кто такой? Рептилоид с другой планеты?
        Агора, в которой, как предполагали граждане нового мира, заседали большинство «засланных», высказалась в защиту чести нации.
        8
        Страсти накалялись. Логика противостояния вела к перенаправлению ресурсов на войну, сжимание прав и свобод граждан, ужесточению цензуры.
        Все, что раньше защищала цивилизация, стало сомнительно. Сохранение вечного мира, великие идеи гуманизма, интернационализма, старая мораль… Страдания народа в Великой отечественной войне воскресли в пропаганде, призывающей на подвиг во имя защиты родины. Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой… Хотя никто не понимал: за что?
        Возродились в подсознании людей давно забытые чувства, питавшиеся противостоянием: патриотизм, приносящий в жертву самого себя во имя победы, суровый долг, корежащий нежную душу, азарт в бизнесе, взвинчивающий цены на беде и нуждах населения, предательство и дезертирство …
        Теперь это начинается заново. Тогда что? - думал Иванов. Неужели все повторится? И мы хвостом следуем за тем «реальным» миром, в котором пострадала моя душа.
        ____
        И только сейчас стало страшно - от мысли, что сын будет под пулями.
        Иванову вручили повестку на мобилизацию сына на фронт. А он сейчас заканчивает обучение в знаменитом центре IT-программирования в престижном университете Америки, скоро должен приехать.
        До сих пор основы постоянной защищенности семьи в обществе сплошной близости не были поколеблены, не было беспокойства за сына, если бы даже не было их, родителей. Но сейчас, когда появилось разобщение, отец чувствовал, что основы внутреннего покоя пошатнулись. Еще и сына могут отнять…
        Он решил зайти в военкомат.
        За стандартным столом сидела строгая дама с официально красивой пышной прической.
        - Решили пойти добровольно? - спросила с дежурным приятием.
        Он замялся.
        Она изменила тон.
        - Может быть, вы в списке?
        Порылась в списках, нашла его фамилию и сухо сказала:
        - Вы пока в резерве.
        - У меня вопрос. Почему моему сыну, студенту, вы прислали повестку? Вроде бы есть указание - студентов не привлекать.
        - Так вы что, насчет сына?
        Нашла фамилию сына.
        Лицо ее изменилось на суровое.
        - Да, ваш сын подлежит мобилизации. Он студент во враждебной стране. Вы что, не хотите, чтобы он защищал Родину?
        Иванову было совестно, словно прятался за спину кого-то, взявшего ответственность на себя.
        Ясно, она резко отделяла служебный долг от природного естества рождающей жизнь женщины.
        Он ушел униженный.
        Ему казалось, самые отвратительные женщины - те, что играют в мужские игры: участвуют в насилии над людьми, над другими народами, в грубом разделении земель и стран. Женщина должна сходить с неба, она рожает потомство, продлевает род людской. И видеть ее в роли судьи, прокурора, министра, равнодушно зачитывающей приказы или сроки отсидки, - отвратительно.
        9
        Кто я такой? - размышлял Иванов.
        Что происходит с человеком, который раньше постоянно жил в уютном, вольно движущемся пузыре свободы, где исполняются все желания - быть здоровым благодаря новым методам медицины, творить образы, возникающие из самых счастливых снов? Хотя, само творчество - тяжкое дело, требующее огромных сил, преодоления чего-то залежалого в себе.
        Не отличаюсь от бесконечной вереницы человеков, прошедших по всем эпохам истории. Те же повторяющиеся черты.
        Привязанность к близким, к «братьям нашим меньшим» - преданным собакам и независимым котам.
        Обезьянье любопытство, открывшее людям необозримость мира и определившая место человека во вселенной.
        Слепота предрассудков и тупых идей, в которых нет окончательных истин.
        Страх от одиночества в близости смерти, что обрубит все.
        Непонимание, что для других я не представляю центр их интересов. Например, являешься к другому - всей своей цельной вселенной, не подозревая, что ты для него - всего лишь один из тысячи встреченных знакомых или клиентов. Из них он впускает в свою вселенную лишь одного-двух по своему предпочтению, по степени близости или сексуальности, а в тебе видит лишь внешнюю оболочку. Но «стоит представить», как говорил Гоголь о своей повести «Записки сумасшедшего», и вселенные каждого открываются во всей своей близости и целостности в твоей личной вселенной.
        Во мне нет только мстительного чувства к недоброжелателям или доминирующей цивилизации, накапливающей силы у наших границ. Это уже следствие воспитания в нашей цивилизации вечного мира.
        Я живу, как теперь понял, во время очередной оттепели, которая совершенно отличается от прежних - все время дравшихся, названных великими рациональными умами устоявшимися условными терминами «древний мир», «темное средневековье», «светлая эпоха модернизма», постмодернизм, метамодернизм…
        В мой оттепели, которая видится необозримой и - навсегда, забыты страшные военные времена, человечество расслабилось до такой степени, что были бы неестественны команды: «Смир-р-но!», «Становись!», и жуткое ощущение нехватки воздуха, как в тюремной клетке.
        В параллельном мире мне довелось поработать в министерстве, неважно каком. Это - форма коллективизма, где совместно что-то силятся делать по спущенному сверху плану, и каждая инициатива становилась наказуемой.
        Коллективом можно было совместно выкапывать траншею, и не более того. Чтобы понимать, зачем копать, нужно было взорлить, найти в себе хотя бы ту же цель, что замыслили сверху.
        Здесь же, в нашем нормальном измерении я тоже начинал работать в одном из учреждений, где не было спущенного сверху плана. Да, у нас экономика, вследствие цифровизации технологий и совершенства логистики, снова плавно перешла на плановую систему. Но не с планом, наложеным сверху, а естественным, - любые задания разрабатываемые Центром информационного управления, предоставляли свободу творчества. Хотя в западной цивилизации до сих пор преобладают несогласованные эгоистические действия корпораций.
        Потом создал свою общественную организацию «К вершинам знания». Мы занимались воспитанием творческого сознания. Это было не только воспитание детей и подростков, ибо это не так важно - сама система благотворно действовала на созревание полноценного человека. Мы хотели воспитывать людей неактивных, с созерцательным образом мышления.
        Дело в том, что природа создала людей такими, что большинство являются всеядными созерцателями, глазеющими на мир, не желая понимать, что это такое, просто принимая глазами и чувствами то, что есть.
        Я сам был таким в молодости. Писал стихи, полные, как мне казалось, возвышенных чувств, без намека на осмысление того, что воспевал. Потому что мысль уничтожалась чувством. Это почему-то осуждалось как отстранение от жизни в башне из слоновой кости. На самом деле это было неумение мыслить, попросту невежество. Был убежден, что больше всего действует на людей сильное благородное чувство, и потому читал таких авторов, у кого преобладало чувство: «Белеет парус одинокий… Что ищет он в стране далекой?» А что ищет - этого нам не надо. Какое-то затмение мозгов.
        Конечно, заставлять таких людей стать энергичными творцами, - это пойти против их природы. Но вглядываться в других, кто энергичен, соображать, что они видят, пользоваться плодами их мыслей, - мы учили. Наш конечный продукт был: создать понимающего, приводя его на вершину знаний, накопленных человечеством. Пусть он и не будет хватать звезд с неба, как те, кого внезапно посещает озарение, догадка о смысле жизни, за что можно отдать жизнь.
        Наша школа находилась в Королевском парке. Это было сферическое сооружение - медиа купол, сияющий всеми цветами радуги, внутри центральный пульт, который высвечивал на своды купола живые мульти-картинки всей истории развития человечества: в нижней части - древней, выше - средней и настоящей, и выше, вплоть до неба, - будущего. Под куполом, по мере необходимости и программам развития учеников, высвечивались бесчисленные кластеры развивающихся во времени истории, наук и искусств. Это оцифрованная информация всего, что когда-то было рассказано, записано и отснято за все сознательные тысячелетия развития человечества.
        Моему заму Близнецову была близка программа воспитания неактивных людей. Особенно удивила школа в ярком разноцветном медиа куполе. Он посидел за центральным пультом, оживил на сводах разные участки эпох истории, и удивился богатству оцифрованной памяти. И поразила эффективность обучения. Хотя в его мире громоздкое письмо и слово уже утрачивали свою силу в клиповом мышлении, здесь они уже совсем перестали работать, наступила эпоха господства видеоинформации.
        Нашим идеям удавалось воплотиться частично, однако не было ресурса, чтобы доводить дело до результата.
        А теперь не стало той свободы и средств, экономика сжалась из-за разрыва мировых связей, и это ощущалось на полках магазинов, где все подорожало, обеднел ассортимент.
        ____
        В параллельном мире потомки в основном появлялись вследствие сексуальных утех, как установила природа, чтобы зачем-то род людской не прекращался, а любовь была чем-то прикладным. Конечно, не имеются в виду утехи однополых пар.
        Иванов женился по любви. Уже не был юн, но, как в юности - в душе все же преобладало стремление в нечто возвышенное, уводящее из всего земного, - в свет невинности, сошедший с небес, за что можно отдать жизнь.
        Любовь может быть только первой, как юношеский первозданный порыв любви, чистой, идеальной. Не может быть, чтобы она возникла ниоткуда, или вследствие установленного природой тяготения полов. Или из литературы, поглощаемой с детства из отцовской библиотеки, или из компьютера, убравшего все трудоемкие поиски книг. Это - из чего-то иного, не бывшего, где не существует грубой реальности.
        Когда родился сын, он не испытал особенного отцовского чувства. Всегда занятый работой, видел в нем смешного лупоглазого мальца, нерасторжимо связанного с ним пуповиной родства, с которым не о чем говорить. И только позже проникся нездешней аурой его любви и прилипчивости к маме и папе, ко всему младенческому миру вокруг, в котором не было ничего, что могло сделать больно.
        По утрам он открывал глаза и видел склонившиеся любящие лица, играл с преданной собакой и независимым котом. А на улице был праздник - цветущий Королевский парк, где гулял днем с матерью, а с отцом - вечером.
        Это было бесконечным продолжением счастья в достигшей благополучия цивилизации, где, если бы не было родителей, все равно сын был бы окружен заботой большой семьи. И даже если бы не стало его, родители не так бы страдали, у них осталось бы продолжение - не бросающая никого родина.
        Когда сын убегал с ребятами на улицу, у родителей замирало сердце при мысли, что ему угрожает что-то. Ребенок часто болел, и их тревога за него осела в душу и стала частью их самих.
        Он рос свободным, воспитывали его интересом, а не зубрежкой, не ставили преград перед его желаниями и увлечениями, и они скоро проявились в его целеустремленности.
        И хотел все открыть сам. Не было ни одной щели, куда бы он не стремился влезть. Будь то электрическая розетка, куда он пытался засунуть пальчик, или яркая детская книжка, в которой его интересовало все - от обложки до дивного содержания. Наверно, его ждало какое-то творческое будущее.
        Он учился в школе - медиа куполе в Королевском парке, наглядно изучал историю, науку и искусство в живых мульти-картинках под сводами купола.
        Иванов освоил новые методы воспитания, где роль играло не только погружение в занимательное чтение или просмотр фильмов разных эпох, а открытие за ними живого корня - волнения самих безмолвных авторов, словно эпохи сливались в настоящем, переживаемом сейчас. Изучали самих авторов, олицетворяющих их эпоху. Даже политиков - авторов пламенных воззваний на защиту чего-нибудь. Что в них такое, что обрело значение для поколений?
        Он смотрел на шкафы его библиотеки, на всю стену, где книги накапливались целое столетие. Любил бумажные издания, несмотря на эпоху зрелищ и видеоклипов. А сколько перекачано в «покет-бук», то есть «читалку»! Десятки тысяч книг. И не ощущал, что почти все авторы - мертвы, многие давным давно, и представлял их живыми, иногда умирающими, сострадая болям и содроганиям их, вытягивающихся перед смертью. Для него они все - в настоящем, сейчас помогают живыми эмоциями, уточняющими личные глубинные устремления, помогая стать самим собой. Это чудо - передача чувств от умерших к живым.
        Он не хотел делать из сына мачо - брутального покорителя. Мама сидела с ним за классическим роялем “Steinway”, не меняющимся во времени, и уговаривала его играть гаммы. Вскоре он сам стал тянуться к роялю. Однако его больше волновали тайны программирования.
        Он вырос нежно-нервным и деликатным, хотя и взбрыкивал чем-то своим, чего не было во мне. Вырос сыном нового мира - доверчивым и беззащитным, потому что не доверять и защищаться от кого-то не требовалось.
        ____
        А теперь, куда делась первая любовь? Почему ее так трудно удержать? Как же быстро они с женой стали терять первозданность чувств! Как будто чувства стали вторичными. Хотя, конечно, их не разорвать. Она - это он.
        Может быть, это случилось, когда началась вражда между цивилизациями, и страх жены за уже взрослого парня поглотил ее целиком, она стала превращаться в ту, которую встретил в параллельном пространстве.
        Неужели, как в том потустороннем мире, жизнь становится чем-то вторичным, обменивая первую любовь на черствый хлеб существования?
        Привычные семейные отношения.
        Официально бодрая социальная жизнь, призывы и действия чиновников.
        Скрытые эгоистические намерения предпринимателей.
        Развлекаловка в телевизоре, зазывающая реклама. Как-то увидел по телецентру самодовольного красавчика актера, рекламирующего какой-то банк, не вынимая руки из кармана брюк произносившего слоган: «Люди важнее».
        Отношения людей стали похожи на равнодушное доброжелательство компьютерных голосовых помощников Алисы или Маруси, или на механические объявления «Извините за неудобства», когда ломают ваш быт.
        Доверие человека или нации тоже может быть, как первая любовь, что случается в самом начале отношений, или стать вторичным. Потому и ссоры, распри, вражда. Даже жить в вечной дружбе - тоже становится вторично. Можно жить лишь в детском круге родного мира, где нет ранящего окрика.
        10
        Собрались на дне рождения Иванова в «умном» доме, перестроенном из старого блочного дома, где жили предки жены, когда-то во времена скоростного панельного строительства, чтобы дать крышу над головой бурно растущего населения. Жена так и не захотела переехать в современные аппартаменты.
        Тетя Марина, сама не имевшая детей, и потому переживающая за племянников, таких тонких и хрупких - да в какое-то пекло!
        Сестра, намного старше, в тяготах матери-одиночки вырастившая дочку, у которой появились дети, все сыновья, и выросло целое древо родственников. Они разъехались по разным городам и странам, и взрослые дети, студенты колледжей и университетов, сейчас были под угрозой призыва на войну.
        Школьная подруга Галка, не имевшая детей, и потому осуждавшая дезертиров.
        Близкие подруги, со студенческих дней, с семьями.
        Жена, насаждавшая в семье высокий социальный статус, сделала все, чтобы не ударить лицом в грязь. Она не любила еду, печатающуюся на 3D-принтере, искусственное мясо, и потому озаботилась о натуральной пище. По привычке отстраняя бездушного робота дворецкого, сама сервировала большой парадный стол, выставив в хрустальной посуде красную икру, балык, язык - долго отваривала сама, не доверяя тупому роботу, самой испеченные пирожки, а также лучшие вина и водку…
        Гости бодро произносили тосты, натужно беседовали. Это было благопристойное застолье, с искренней или дежурной здравицей имениннику.
        В широких смарт-окнах, не пропускающих тепло наружу, сгущалась холодная тьма, оттеняющая ярко освещенный праздничный дом, добавляя тревогу, которая не выходила наружу.
        Ожидали - громом в ушах! - электронных повесток от военкомата. Куда спрятать мужей и детей?
        Из-за конфликта двух цивилизаций братские страны-соседи тоже насторожились, стали разделяться на два лагеря.
        - Надо отправить в другую, нейтральную страну! - пугалась жена за сына, который учился в зарубежном университете. - Говорят, радушно принимают на Востоке.
        Сестра тоже боялась за своих сыновей, и окончательного приезда домой внуков, тоже студентов в европейских вузах.
        Отдельно за своим столом тусовались дети и внуки, к которым с тревогой прислушивались матери и бабушки.
        Молодые люди призывного возраста слушали в пол-уха - есть кому подумать об их судьбе. Они были знакомы с путями отхода. На Востоке дружественные страны охотно принимали дезертиров, особенно айтишников, и даже гордились тем, что так дружески относятся к соседней стране. А недружественные страны почему-то выставили кордоны, не пропуская дезертиров.
        Вот и нас догнала судьба! Почему мы тащим за собой то параллельное зазеркалье, погрязшее в раздорах?
        ____
        Объявление частичной мобилизации (вопреки утверждениям властей ожидали всеобщей) было шоком для страны. У военнообязанных раздвоились мозги. Одни, суровые и немногословные - «от земли», с тяжелым чувством оставляли свои хозяйства бабам или продавали, и добровольно шли в военкоматы записываться на фронт. Другие улетали в страну врага, из идейных соображений - неприятия возникшего авторитаризма, начавшего запрещать свободную мысль. Третьи, прикрываемые родней молодые балбесы, - просто от страха, что могут убить, как тараканы побежали к границам.
        Иванова тоже пробрало всерьез.
        Как можно воевать с родиной культуры, которую люблю? И где эта моя родина, которую надо защищать? Та, что очерчена до моего рождения географически? Но в ней много народов, регионы которых я посетил, может быть, один раз, не испытав на своей шкуре их способ жизни. Не ощущал безграничной родины - нет обжитых мест, кроме моей малой провинции, где даже от запаха папоротника веет чем-то родным.
        Нет, моя родина стала всепланетной, хотя я вырос на почве русской культуры.
        О! Русская земле! Уже за шеломянем еси!
        Словно сам нутром чую, как долго ночь меркнет, заря свет запалила, русичи червлеными щитами поля перегородиша, ища себе чести, а князю славы…
        Правда, так же вырос и на европейской культуре, из которой вышла культура той, сейчас враждебной нам. Переживаю за гонимого странника Одиссея, ищущего себя - Итаку, родину.
        Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который…
        Многих людей города посетил и обычаи видел,
        Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь…
        Нет, это переводное, не совсем свое, но ощущаю бессмертного себя, бездомного и грезящего пространствами.
        Помню, в детстве забывал про страницы, погружаясь в дерзкие проделки неутомимого Тома Сойера. Пролистывал единым духом страницы приключений благородного и отважного Д’Артаньяна, неведомых для русского паренька.
        Это была моя европейская культура. Греки - свои, а персы незнакомы. Книги по культуре Индии и Китая пролистывал, старательно запоминая, как интересное чужое. А их литература вообще была чем-то экзотическим.
        Но трудно было бы разделить русскую и европейскую культуру - разве Тургенев не повлиял на литературу Европы, а она на него? Нравственные представления Европы сложились и под влиянием шедевров русской культуры. Мы были встроены в западный мир, поэтому я не мог понять искусственный характер евразийских убеждений.
        Что могут захватить - они? Эту насквозь пропитанную мировой культурой страну, народ, которого власти снова стали опекать слишком чувствительно? Погонят в Сибирь, лишив всего? Или лишат нашей культуры, с нашими верованиями? Но разве можно ее завоевать, если только не вырвать с корнем? Попытки уже были.
        Но я против того, чтобы нас убивали! Даже из чувства собственной вины не позволю нас убивать! Буду драться до конца! Какими бы недочеловеками, как обзывались ненавистники, мы бы ни были.
        Я уже не молодой, но благодаря возможностям новой генной технологии, еще не старик, хотя был бы уже немощным в параллельном мире. Но помнил, генами отца, когда-то призванного на военную службу, усвоенную им казарменную грубость, навыки бойца, готового стрелять в живого человека. Не беженец, и стоически жду своей участи военнообязанного.
        Когда умерли родители, которых не видел со времени поступления в университет, я был так далеко в столице, что бессознательно представлял их живыми, в состоянии отдаления от них.
        Так что, ни разу не страдал так, чтобы стоять перед выбором - погибнуть ради родных или родины, или трусливо сбежать. И ко всему был доброжелателен, словно был в стороне от чего-то чужого, механически прущего на тебя катком, или от чего-то каменного, вроде стены, в которую упираешься лбом, и нужно преодолеть или - погибнуть.
        И даже было совестно быть доброжелательным ко всем - ведь человечество выросло из сопротивления среде.
        Но сейчас я ощутил тревогу всерьез, холодящую сердце. Сын может уйти на фронт, и больше его никогда не увижу…
        ____
        Вечеринка была гнетущей. Мамы своих возрастных детей не могли ни о чем думать. Нужно ли отвечать на электронные предписания из военкоматов, и как проехать к восточной или южной границе, не изловят ли, впустят ли там…
        Расходились молча, в тревожную темноту когда-то яркого мира.
        11
        Сразу стало понятно: разленившееся общество мобилизуется хаотично. Не было собрано в Единый информационный центр управление хозяйством, срочно создавались военкоматы, исчезнувшие за ненадобностью. Частные корпорации и фирмы не желали переключаться на военные рельсы, требовали субсидий и бонусов. Сразу всплыл грязный бизнес, взвинчивающий цены, паразитируя на обороне страны и бедах граждан. Откуда он появился? Мирная жизнь не вытравила из человека пороки, а лишь притушила.
        В офисе «Вершины», как коротко называли общественную организацию ее члены, собрались друзья и соратники, встревоженные происходящими переменами в стране.
        Все переглядывались. А не стал ли друг рядом - чужим: один - оказавшимся в рядах противников, другой - сомневающимся, третий - агрессивным патриотом?
        - Представляете, - говорил депутат Эльф властной скороговоркой, - у нас в Парламенте готовятся отправлять на фронт пушечное мясо. Это в то время, когда можно все уладить миром! Как всегда это было.
        Игорек Тюлин смеялся:
        - Кто вторгся? Они, которые всегда вторгались? Или мы вторглись, упреждая вторжение?
        Раньше Иванов не мог сердиться на его всеядность, сам бы такой. А теперь его покоробило - постоянно тяготила мысль о сыне.
        Правильный Пашка Семенов назидательно возразил:
        - Ты что, Игорек? У главной империи поддержка борьбы за свободу малой страны совпадает со стремлением залезть в нее солдатскими сапогами.
        - Ты откуда это взял? - ехидно уколол Эльф. - Из последних известий официального медиа центра?
        - Вот кто защитит нашу малую страну! - торжественно объявил Игорек.
        Немногословный Ухов бросил, глянув на Тюлина сквозь очки:
        - А почему бы тебе не пойти защищать нашу окраину!
        - Ты что, Ухо! - изумился Игорек. - Почему я? Пусть идут другие.
        Все заржали над его наивной искренностью.
        Серьезный Женя Гольц скромно возразил:
        - Как можно считать агрессивной их превосходство в экономике, естественно расширяющее сферы влияния в мире?
        Он нравился Иванову своей независимостью.
        Ухов коротко сказал:
        - Они и есть колонизаторы.
        - Попробуйте вы стать ими! - обострял Гольц, глядя в упор на отвернувшегося Ухова. - Сделать в экономике столько, чтобы льнули к вам.
        Тот оторвался от бумаг, снимая очки.
        - Теперь уже бегут к нам. За духовностью.
        - Чего же вы хотите отвоевать?
        - Наше.
        Игорек Тюлин развеселился.
        - Представляете - миллионы придурков пойдут крушить миллионы других придурков!
        Правильный Паша Семенов, собиравший вырезки горячих известий о фронте из газет, зло процитировал нового поэта:
        Зарыт своими,
        Забыт страной,
        Закрыто имя,
        Лишь позывной.
        Судьбы случился
        Бараний рог,
        Кто мог, скрутился,
        А он не смог.
        Он помолчал и заговорил:
        - Странно, образованец чем более начитан, тем больше сомневается. Интеллигенция!
        - Это ты про себя? - спросил Игорек.
        - Что такое интеллигенция? - вопрошал тот. - Человек, привыкший думать самостоятельно, прокладывать новые пути, как говорят? Вот и допрыгались - только нарушили мирную жизнь. И - все сомневаются!
        Семенову такие люди были не по нутру - он хорошо жил, отдыхал всей большой семьей на пузатой даче с пристройками, а теперь старшенькому придется зарываться в окопы. Это все они, либералы! Расслабили страну, теперь нечем защищаться.
        Игорек похвалил Семенова:
        - Конечно, идиот лучше. Интеллигенты - неслухи, того и гляди, развалят нашу коробочку.
        Женя Гольц, перебив Игорька, возмутился, заговорил, сглатывая слова:
        - Интеллигент - не тот, кто окончил элитный колледж или вуз, а тот, кто сам себя сделал, работал над собой. Как Горький, как Шукшин. Это дает ему право судить.
        И робко добавил:
        - А ты засланец.
        Игорек развеселился.
        - Нельзя смотреть старые телевизоры! Постепенно намагнитишься так, что засосет во тьму патриотизма.
        Неугомонный депутат Эльф набросился на него:
        - Заслоняться от жизни, как лошадь с шорами у глаз! Настоящий интеллигент смотрит прямо в глаза выдумкам с той и другой стороны. Запрещать смотреть то, что неприятно - это от слабости собственных убеждений.
        - Не кричи на меня! - взметнулся обиженный Игорек.
        - Не на тебя, - опомнился Эльф. - На общество «большевиков наоборот».
        - А какие у тебя убеждения?
        Эльф как будто ждал этого вопроса:
        - Стараюсь добраться до неопровержимых фактов, а не верить в фейки.
        Заговорили об убеждениях. Ухов завелся, отбросил бумаги:
        - Я верю в будущее. Оно светло и прекрасно, - как писал Чернышевский. Любите его, работайте на него, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько оно будет светло и богато, насколько вы умеете перенести в нее из будущего.
        Эльф взвился, волосы на его голове встали дыбом:
        - Это что - опять к коммунизму? А простое человеческое валютное счастье, с пивом в банке на широком диване? Или, как гуляка праздный, заниматься свободным творчеством, не думая о самоцензуре?
        - Вот это и есть простое счастье! - воскликнул Игорек. - Большие проблемы начались тогда, когда поверили, что коммунизма хватит на всех.
        Женя Гольц кротко сказал:
        - В свободном мире такой проблемы нет. Каждый живет, как ему вздумается, только соблюдай права других.
        - Как бы не так! - бросил Ухов. - У них нет закона ценности. Не признают никаких догматов, народных обычаев и традиций, что привлекает обывателя. А есть лишь юридические законы, права человека, - низший гражданский порядок. Методы борьбы «гражданского общества» с ее врагами всегда были жестокими и бесчеловечными. Казни монархов, постоянные смуты, развязывание войн. Демократия понимает власть, как право, а не как обязанность. А у нас есть законы повыше - нравственные, религиозные нормы, переходящие от предков к сердцу потомков.
        Все словно выдохлись, возражать не хотелось.
        Друг Близнецов молчал. Ему было больно снова слышать те же споры, что велись в том измерении, в его офисе. Что же это? Опять? В нем снова ожили старые обиды, заныли рубцы старых ран, залеченные в санатории душевного здоровья.
        12
        Известия о военной операции подавались роботом в погонах бесстрастно. Атаки на линии фронта подавляются успешно, на сегодня уничтожены столько-то танков и орудий противника, более пятисот националистов. А сколько убито наших, никто не знает.
        Иванов подумал: если он говорит о пятистах убитых каждый день, то убиты уже сотни тысяч. И это в конце нового столетия! Вернулось средневековье, когда убийства и пытки с расчленением тел были обычным делом.
        Противника робот представлял бесчеловечным, бьющим исключительно по гражданским объектам, старательно обходя наши военные объекты. И делал вид, что у нас потерь нет.
        ____
        Сын должен был прилететь, и было неизбежно, что его тут же возьмут на боевую подготовку.
        Родители бродили по комнатам, словно стали ненужными друг другу. Лицо сына отпечаталось внутри мучительной болью и страхом.
        Иванов сидел за компьютером, мысли не шли. За смарт-окном не было дневной яркости, словно ясное и голубое закрылось темной хмарью с просветами, бледными и не дающими радости. На сером асфальте расползались черные пятна, крыши лоснились водою в пасмурном свете.
        Весь его мир, созданный детской аурой родного дома, напитанный, пусть кое-как, культурой цивилизаций, литературой великих страдальцев, тоскующих о колокольных высях, - все это уперлось в тупик.
        Неужели все это превратится в пыль, как в революцию, прошедшую грязными сапожищами по коврам роскошных будуаров со старым хламом статуэток и безделушек, цветастых до ряби в глазах штор, вычурных диванов и кроватей в кабинетах и спальнях, по закрученным усам, цилиндрам и тросточкам богатого и среднего класса.
        Да, старый хлам уйдет. Но не может быть, чтобы ушла старая культура, основанная на гуманизме. Разве может уйти чистое детство, первая любовь, безмятежная родственность мира, спасающая от одиночества и смерти.
        И может быть, уйдет навсегда и его сын. Страшная война современными средствами, покрывающая огнем площади и целые города, оставляла мало сомнений.
        13
        Центральная площадь колыхалась угрожающе и победно. Над головами красные полотнища «Мы за вечный мир!», «Своих не сдаем!», «Фашизм не пройдет!» и еще что-то похожее. Как будто на площади было большинство, «засланное» из параллельного мира.
        У людей, сошедшихся вместе по разнарядке, смутно ворочались сомнения, и потому убеждали себя: вроде бы то, что в Отечественную. А вроде бы - геополитика, пусть в верхах разбираются.
        Отечество в опасности!
        В истории бывают моменты, когда об истине лучше помолчать. Нет нейтральной площадки. Те, кто сомневается, или против, не могут высказаться прямо, вынуждены принимать ту или иную сторону. Правда, кто это установил, неизвестно.
        Грузный чиновник, без сомнений, командным голосом грозил:
        - На санкции их мы ответим своим беспощадным!
        Маленький коллектив «Вершин» обязали принять участие в митинге. Правильный Паша Семенов выкрикнул:
        - Что бы то ни было, мы за страну!
        Он был возбужден, в чудесном порыве единения. В единстве - всегда правота, как бы не глушили сомнения. Огромная родина, огромное время - в единстве.
        Женя Гольц, политолог, решал: что-то обрывалось в нем, что связывало страну, друзей во времена, когда вместе шатались студентами. Нежданно простодушный Семенов вызвал отвращение. Но - сын его шел на фронт.
        Игорек кривлялся, вышел на линию, отделявшую толпу от тротуара:
        - Командовать парадом буду я!
        Гольц радовался: его сыновья в безопасности - один в Китае, другой давно жил в Лондоне, там он учился. В нем было твердое спокойствие: что натворили безумные власти! Все - в тартарары.
        А было - так дискусионно, любовно! Влекло лишь стремленье туда, где летела свободная мысль, что уничтожала презреньем завистливых неандертальцев.
        На сцене появилась певица, бойкая упертая дама в мехах, звучным голосом запела:
        Оркестранты войны
        Для огня рождены,
        Для сражений без всяких идиллий,
        Где под крики химер дирижер Люцифер
        Управляет полетом валькирий.
        Иванов, специалист по параллельному миру, удивился:
        - Да это же песня - оттуда! Как она сюда попала?
        Песня была похожа на сатиру. Или это новый фашизм, поднимающий дух?
        Интересно, есть ли у нее сын? - подумал Иванов. - Если бы он был на передовой, что бы он запела? Посмотрел бы я, как она будет отправлять своего сына под пули и разрывы снарядов.
        Так давай, полководец, давай
        Оркестрантов твоих поднимай…
        Нет. Наверно, у нее нет детей.
        14
        В страшном сдвиге эпохи соратники, все еще товарищи, сидели в офисе «Вершины знания». Переставшие пить - не молодые, и не модно в нынешнем веке, они впервые просили водку.
        Пили из стаканов, заедая тем, что быстро собрали - 3-D сосисками и сок. Было грустно, говорили нехотя.
        Политолог Женя Гольц говорил тихо, как бы в пустоту, сглатывая слова:
        - Они, конечно, хотят, чтобы была демократия на планете, свобода мыслить, объединяться, хоть в альянсы, торговые связи, - на всех континентах.
        Правильный Паша Семенов добродушно возражал:
        - Очень хитро - чтобы колонизировать весь мир. А народы хотят жить по-своему! Чтобы не лезли грязные руки ему в душу.
        - Ты только это и знаешь, - проворчал Гольц. - А что делать?
        И убежденно заговорил, сглатывая слова:
        - В вашем разнополярном мире есть диктатуры, запрещающие даже мысль. Азиатские страны еще живут по законам шариата, делают обрезания девочкам, не учат дочек, держат взаперти, и сбагривают замуж в тринадцать лет за приглянувшегося родителям богатого старика, чтобы скинуть с себя ответственность.
        Чиновник Ухов, как всегда, сдержанный, держал свой стакан и не пил. Скупо выдал:
        - Развалить мир не так трудно. Станет расхристанным, дай только полную свободу. И в нем легко будет рыбку ловить любому ловкачу.
        Игорек Тюлин посмеивался.
        - Вот незадача - взять планету в ежовые рукавицы - плохо, отпустить до полного раздрызга - еще хуже. Куда податься бедному нищему обывателю?
        Ему, наверно, все равно, рушатся связи или нет, он ко всему приспособится.
        Пашка Семенов надувался удовлетворением:
        - Слава богу, отъехало все утонченное, нервное. Нужно очистить культуру от всего иностранного. Вернуть нашу историю, с ее широтой и нравственностью.
        Игорек поддакнул:
        - Пусть, наконец, вылезут на экран мужики с бородищами. Пусть ухают, машут плетками.
        Лицо Жени Гольца стало неприятным.
        - Это потому, что нам наложили санкции на иностранные фильмы и книги. Вот и пытаемся заместить своим, посконным.
        Заспорили о новом мире, который возникнет на очищенном от старья месте. Женя Гольц гнул свое:
        - Говорят: грядет совершенно новый мир. Отменяется старая мировая система отношений, старая культура, ковыряющаяся в личных страданиях литература. Кто их отменил? Две слишком пристрастные цивилизации! Чтобы видеть истину, нужно как можно дальше отстраниться от их распрей. Так и в культуре, литературе, и в любом деле. Закон остранения. Тогда можно понять, что человечество оставляет, а что ему обуза.
        Пашка поморщился.
        - Это что-то от утонченного и нервного, которое уже отъехало.
        Иванов, угнетенный своей бедой, заговорил мрачно:
        - А может быть, все проще? Близость апокалипсиса никого не остужает, наоборот, разжигает. Наверно, правильно некоторые авторы пишут: наслаждение и смерть зачаровывают свою жертву, повергая в оцепенение. Воробушек, кому угрожает сокол, сам бросается к нему в клюв, чтобы избавиться от ужаса. Желание и есть страх. Человечество устало, слишком пресыщено, и больше не способно получать удовольствие. И только близость смерти еще способна дать его.
        Разговоры казались пустыми. Приятели замолкли. Глаза Гольца были грустными. Чиновник Ухов замкнулся в себе, тянул водку маленькими глотками. Правильный Паша Семенов с удовольствием закусывал и добродушно глядел на товарищей.
        Один Иванов был целиком в своей тревоге, не слышал в себе неприязни ни к кому, только слегка царапали особые мнения друзей. Чуждые убеждения ничего не значили перед человеческой бедой.
        Что с нами случилось? Почему дружба исчезает в неприязненности, как будто идеология независимо от нас заслоняет человеческое тепло, нажитое годами молодости? Почему нельзя любить и дружить независимо от устроения мозгов? Или отчуждение возникает еще раньше, скрыто, и проявляется лишь, когда надо выбирать, с кем ты.
        Наверно, с некоторыми уже не придется собираться вместе, нас уже ничего не связывает.
        15
        Родители встретили сына со страхом. Вон как вырос - ужас! - таких и берут в армию.
        Он с увлечением рассказывал об учебе в знаменитом старинном университете. Об университетской библиотеке, в которой можно полистать манускрипты далеких времен, до начала книгопечатания.
        Иванов узнавал в нем себя молодого, всеядного и мечущегося, но уже в чудесном пузыре мировой культуры, не позволяющей уйти в тупые убеждения.
        Он рвался в Королевский парк, где любил гулять, когда был еще ребенком.
        Снова зашли под высокие своды великолепных вековых дубов, кипарисов и голубых елок. Был конец лета, деревья и растения оделись в яркой красную и желтую листву.
        Было людно, тихо играла музыка. Пары гуляли с собачками в ошейниках, мигающих красными лампочками.
        Словно и не было тени, нависшей над всеми.
        Они забрели в лабиринт, на красную кирпичную пыль дорожек, скрытых подстриженными кустами над головой. Лабиринт оказался маленьким и совсем не запутанным. Однажды в детстве сын спрятался в нем от отца, и вдруг понял, что он один, и нет выхода. Закричал, Иванов испуганно бросился к нему, поднял на руки, и тот стиснул отца, захлебываясь слезами.
        На детской площадке сын попытался зачерпнуть маленьким экскаватором песок, но длинные колени на позволяли двигаться. Потом полез на гимнастические снаряды, с увлечением отжимался. С замиранием следил отец за тем, как он старается крутиться на турнике.
        Следил за ним со странным чувством, что видит его в последний раз. Только теперь понял, сколько он значил. Раньше было только легкое беспокойство, когда его не было: не простудился бы, не попал бы под колеса…
        ____
        Иванов вспомнил…
        Когда мы в Королевском парке резвились на спортивных снарядах, ему стало тяжело, я потрогал его лоб, он так и пышет жаром. Мы поспешили домой.
        У него была очень высокая температура, постоянно кашлял, болела голова, апатия, сонливость и вялость.
        Когда он потерял сознание, все сузилось на нем одном.
        В клинике определили свиной грипп. Было страшно, ведь пандемия давно закончилась! Шесть дней он был без сознания, била лихорадка, и мы с мамой не отходили от него…
        Однажды он открыл глаза. Мы заплакали.
        16
        Из воспоминаний…
        Жена обнимала сына, гладила руками, страшась отойти. Он терпеливо пережидал родную, не отстраняясь.
        Я стоял в стороне, не видя выхода. Словно отрывали часть меня, и это не заживет.
        - Ну, ладно, мамуля! - наконец, отстранил он мать. - Не так страшно, я же айтишник, буду управлять дронами, далеко от передовой. И, кроме того, работать над искусственным интеллектом для беспилотников.
        Сын не понимал, что такое война, но чувствовал, что заставляют вторгаться в совершенно другое страшное пространство, не похожее на его светлое и любящее творческое окружение. Но это был риск «у бездны на краю», чего он никогда не испытывал. Конечно, это неправое дело, но оно резко ускорит какое-то разрешение. Придет совершенно новое, небывалое в его до сих пор счастливую жизнь, в которой чего-то недоставало. Какой будет тогда новая жизнь?
        Я пожалел, что создавал ему тепличные условия, не готовил его настоящим мачо, могущим выжить в любых обстоятельствах. Почему не учил его защищаться? Преодолевать трудности, боль? Ведь, он еще птенец!
        Мать совала ему сумку с термобельем, теплыми носками, любимыми конфетами, что сын покорно принял, чтобы не обидеть. Мы поехали за ним «в место дислокации» для спецподготовки - учебную часть, где он должен был тренироваться в качестве резервиста.
        Когда его оторвали от нас, мы стали ждать его звонков. Он отвечал, что все хорошо, но не хватает необходимого снаряжения, современной техники, - разленившаяся в вечном мире военщина ничего не подготовила. Они только строились и спали. Генералы списывают ответственность за бардак на лейтенантиков… Впервые попали под обстрел… Уже осенние холода, спим в палатках, дали буржуйки, топим чем придется. Спасибо за термобелье, спасает.
        ____
        Звонки от сына стали все реже. Их часто вывозили на учения куда-то. Последний звонок был осенью. Мы не знали, что он в это время был уже на передовой. Звонил с чужого номера, разговор длился минуту, не больше. Сын удивил нас фразой: «Мама, если придет из военкомата похоронка на меня - не верь». Мать неудержимо зарыдала.
        Потом звонков долго не было. Мы звонили в его часть. Там нас уверяли, что все хорошо, мол, они на учениях, поэтому нет связи.
        Жена лежала дома ночью, смотрела в потолок и лихорадочно соображала, как же его найти сейчас, как узнать, что с ним.
        Потом, зимой, на нас вышла мама одного из ребят, который служил вместе с нашим сыном, она нашла нас в социальной сети и сообщила, что, по ее сведениям, ребят отправили на передовую, и там наш сын был убит снарядом из дальнобойного орудия.
        Наш мир рухнул. Я ходил по комнатам, не зная зачем и куда. Жена спустилась по стенке на пол и начала кричать. Ей почудилось: сын подошел, говорит: «Мама, ты почему плачешь?» Она тогда пришла в себя, начала собираться, нужно что-то делать дальше. Надо искать, искать…
        Его тело разорвало, а он, маленький, так боялся поранить палец.
        В феврале, после проведения экспертизы, мы получили официальное известие из военкомата о том, что наш сын Федор Иванов, специалист по беспилотникам, погиб 23 февраля. Обещали какие-то выплаты.
        ____
        Говорят, материнское сердце чует беду. Но она две недели - с момента, как погиб сын, - пребывала в прежней тревоге за сына.
        Когда нам сообщили, что сын погиб, мать села на диване, сжимая в руке айфон, и просидела до рассвета. Спать боялась, думала, сейчас уснет и не услышит, а вдруг он позвонит, вдруг он сейчас позвонит и скажет: «Мамуль, ты не верь никому, они ошиблись, я живой».
        Через три дня тело сына привезли домой. На похороны пришли много людей. Нам потом сказали, что мы никого не видели, мать сидела возле ребенка и разговаривала с ним, последние минуточки.
        Она так до конца и не могла поверить, что хоронили сына. Настояла на том, чтобы открыли крышку гроба. Но… видела будто белую маску, не узнавала родных черт сына. Умом все понимала, но сердце по-прежнему отказывалось верить в то, что сына больше нет.
        Была убита еще одна семья на этой земле.
        ____
        Я машинально вызвал беспилотный автомобиль, и повез жену в санаторий душевного здоровья, расположенный в горах. У нее уже не было слез, глаза были сухие и горячие.
        - Надо поехать туда, - бредила она. - Где его убили.
        - Ты не можешь, - склонялся я над кроватью. - Там боевые действия. Обязательно съездим туда, пусть через год, через два, но обязательно съездим на это место.
        Приходили родственники, молча сидели у кровати. Сестра гладила ее руку. Появилась толстая подруга Галка, говорила громким самоуверенным голосом.
        - Что делать… Как и у других, тоже погибли дети. Герои. Я за каждым солдатиком плачу, как за своим ребенком. С той стороны не люди, там же звери воюют, сколько мирных погубили!
        Она не умела утешать. Жена лежала на кровати, исхудавшим лицом в подушке - не хотела видеть подругу. Я увел ее, оскорбленную.
        Пришел батюшка, с заросшим холеным волосом лицом, с большим крестом на животе. Хорошо сохранился с прежних безбожных времен.
        - Бог дал, Бог взял, - с постным, благодатным выражением в глазах утешал он. - Есть еще дети, и они будут утешением.
        - У нас был один ребенок, - грубо сказал я.
        - Рожать надо больше, - гудел благожелательный голос, - как предписывает послание Его, чтобы оставались еще сыновья. Тогда будет не так больно и страшно терять сына.
        - Уходите! - закричала жена, подняв голову с подушки, с сухими глазами. - Пожалуйста.
        ____
        Люди, не приставайте больше к матери! С вашими сочувствиями, общественными делами, геополитическими интересами, войнами, с вашим патриотизмом, преданностью или раздражением к властям. Со своими убеждениями, которые бледнеют перед смертью.
        Ей этого больше не нужно. Все, о чем хлопочут люди, утонуло в темной бездне, где уже нет ваших предрассудков, ненужных споров, драк и унижений.
        ____
        Поздно ночью я шел домой пешком, по-прежнему ничего не чувствуя. В Королевском парке было темно и холодно - ни одной души. Даже освещение потушили.
        - Ты иллюзия? - думал я, глядя в рыхлые, как вулканические стекляшки лапилли, облака. - Тогда почему в нас - живой?
        Темнели стволы деревьев, молчаливо стоящие на одной ноге, вонзая копья голых ветвей в белесое небо. Кусты растений и цветов подстрижены до основания, сиротливо торчали корни.
        Ни души кругом, только аккуратно уложенные плитки дорожек отсвечивали, напоминая о былой безмятежности.
        Один, совсем один, без жены…
        Дома, не съев ни крошки, повалился на кровать в полном бесчувствии. Ночью приснился сон. Тихо плещется темная вода, по воде плывет что-то родное, удлиняясь, как струя… Сынок! - услышал я свой жалобный плач во сне. Он повернул лицо, улыбнулся, и стал медленно уплывать. Тянусь к нему, безуспешно… Проснулся со слезами на глазах. Внутри не прекращалась боль, разрастаясь в бесконечность. Такой глубинной, тяжкой беды на сердце никогда не бывало.
        Я думал: результат для каждого один: смерть. Человеку не надо стремиться к какому-то результату - коммунизму, социализму, капитализму… Жизнь - это процесс сам по себе, способный удовлетворить все наши желания, с волнующими и невыразимыми высотами чувств, а не стремление к результату. Конец приходит, когда истощается жизнь. И остается жалеть о ярком метеоре жизни, который промелькнул и исчез, оставив след, если не в человечестве, то хотя бы в близких.
        Но впереди еще будет долгая жизнь. Наше горе постепенно отойдет, станет светом в поражающей новизне бесконечного космоса.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к