Не жизнь, а роман! Юлия Меллер
        - Что это? Телепорт, машина времени или звёздные врата? - усмехнулась Катюша.
        - А вот это тебе предстоит узнать самой, - и он с силой втолкнул её внутрь.
        Катерина не удержалась и упала, больно ударившись. Ограждение позади сомкнулось, а муж, с улыбкой превосходящего её во всем человека, демонстративно нажал на смешную крупную красную кнопку.
        Наша героиня попадает в 12 век. Ей будет непросто. Она в шоке и беззащитна. Ей придется многое вспомнить из тех уроков, куда она водила своих детей, чтобы выжить.
        ХЭ! Всё будет хорошо))
        Юлия Меллер
        Не жизнь, а роман!
        Пролог. Где-то на территории Франции
        К зданию исследовательского института подъехала машина. Немного покрутившись на парковке в поисках свободного места, минивэн остановился, и из него вышла элегантная молодая женщина. Судя по её быстрым шагам и по напряженной спине, она была раздражена. Её невысокие каблучки, словно молоточки, отстукивали по каменному покрытию неприятное «цок-цок». Охранник на входе, узнав, к кому пришла эта интересная мадам, попросил её подождать в холле. Вскоре к ней спустился русский учёный Вячеслав Грушевич и, подхватив посетительницу под локоть, повёл её внутрь, махнув охране рукой.
        Усиленная охрана в институте появилась только из-за работ этого русского. Он руководит каким-то засекреченным проектом и в его власти небрежно махнуть рукой и дать разрешение пройти любому. Охраннику было интересно, чем Грушевичу не угодила симпатичная дама, но они быстро скрылись в коридорах, и он тут же забыл о посетительнице.
        - Зачем ты пришла? - недовольно, едва сдерживая злость, шипел руководитель проекта.
        - Затем, Славик, что нам надо поговорить, - пытаясь сохранять спокойствие, твёрдо произнесла гостья.
        - Дома этого сделать нельзя?
        - Ты не ночуешь дома уже несколько дней.
        - Я работаю!
        - Слава, мы женаты семь лет, и так больше продолжаться не может.
        - Ты опять? Сколько можно?
        - Что значит «опять»? Последний раз мы серьёзно разговаривала с тобой четыре года назад, и ты пообещал, что всё будет хорошо. Я родила второго сына, но между нами ничего не изменилось. Тебе не нужна ни я, ни дети.
        - Не говори глупостей! Я же не гуляю, а занят делом.
        - А я годами вру мальчикам, что папа любит их.
        - Я люблю их.
        - Три дня назад у Саши был день рождения, а у Никиты в прошлом месяце, ты ни об одном не вспомнил.
        - Ты могла бы напомнить.
        - Посмотри в телефон, я даже подарок за тебя купила и оставила его в твоей машине, но ты не обратил внимания на мои звонки, а дома отмахивался и раздражался, когда я пыталась с тобой поговорить.
        - Я занят. Я работаю! Ты хоть понимаешь, чем я занимаюсь?!
        - Нет, ты никогда не рассказываешь о своей работе.
        - Потому что ты ничего не поймёшь!
        Собеседница зло посмотрела на него. Это он заставил её уйти из университета, и она отправилась за ним во Францию, на родину его далёкого-предалёкого предка.
        Для кого-то из девушек это могло быть великолепным предложением, но Вячеслава такие простушечки не интересовали. Ему нужна была Катерина, дочь известного политика, со школьных лет воспитывавшаяся в духе «много знаний не бывает».
        Перед ней были открыты все дороги, и тем слаще Славику было их все оборвать и увести её за собой, тогда ещё малоизвестному молодому дарованию. Она подходила ему во всём! Аристократичная внешность, спокойно-доброжелательный характер, знание пяти языков, умение подать себя в любом обществе. Пока он молод, она будет сидеть подле него, а потом он совершит открытие и с гордостью выведет её в свет! Он всё просчитал!
        - Слава, я подала на развод, - выдернув локоть из его захвата и остановившись, сказала главное Катя.
        - Что?! Как ты посмела? - он был шокирован.
        - Да вот, как видишь, посмела, - чуть насмешливо ответила она и предпочла увеличить между ними дистанцию.
        Катюша ожидала, что муж будет зол, но в его глазах мелькнуло что-то беспощадное, отчего холодок пробежал по спине.
        - Я оставлю тебя с голой жопой! - совсем не благородно пригрозил он.
        - Я заочно закончила университет и скоро выхожу на работу.
        - Как? Когда? С-сука! Ты не получишь от меня ни цента и с детьми можешь попрощаться навсегда!
        - Веди себя достойно, - одёрнула его Катя, - и не смей мне угрожать! Я не из нищей семьи, чтобы меня можно было шантажировать деньгами, а дети… всё решим по суду.
        Она, сцепив зубы, глубоко вдохнула, из-за чего тонкие ноздри напряглись, придавая ей по птичьи хищноватое выражение лица.
        - Не надо было мне приходить к тебе, но ты ведь не следишь за почтой, а нам с тобой завтра в суд.
        Высокий, немного худощавый, но с отличной осанкой и по-своему привлекательным лицом, Вячеслав стоял, огорошенный известиями и хваткостью своей жены.
        Где та девочка, что смотрела ему в рот и ловила каждый его взгляд? Он знал, что все женщины с годами становятся стервами, но она должна была стать ЕГО стервой! Отстаивать его интересы!
        Вячеслав оценивающе окинул взглядом Катерину и, к сожалению, вынужден был констатировать, что упустил её. Можно попробовать обаять Катюшу и оставить беременной третьим ребёнком, но если она располнеет, то станет бесполезна в будущей светской жизни, а величайшее открытие, которое прославит его на века, уже почти свершилось.
        Жаль! Как же все не вовремя!
        - Катенька, - неожиданно улыбнулся он, - ну что мы как враги? Хочешь, я покажу тебе свою лабораторию?
        - Зачем? Раньше я мечтала быть тебе помощницей, просила тебя поделиться своими заботами, а теперь…
        - Ну, радость моя, не сердись! Я свалял дурака! Всё будет так, как ты захочешь!
        - Слава, я выгорела и уже ничего не хочу. Я давно перестала быть женщиной, только материнство удерживает меня от резких и драматичных шагов.
        - Малышка, пойдём, посмотришь, будет хоть что нашим мальчикам рассказать, - ворковал Вячеслав и был он в этот момент удивительно хорош собою. Раньше бы, Катя поддалась и счастливо прижалась к нему, но не сейчас. Однако, было бы неплохо сохранить хотя бы вежливые отношения, это пойдёт на пользу детям.
        Грушевич вёл свою жену в сердце лаборатории. Сотрудники с удивлением смотрели на незнакомую женщину, которую сопровождал их начальник. Они строили различные предположения, но не останавливались, спеша по своим делам. Обед не долог, а шеф строг.
        - Катюша, ты, наверное, слышала, что многие страны сейчас занимаются разработками по перемещению из точки А в точку Б, кто-то пытается сделал прокол в параллельные миры, кто-то экспериментирует со временем! - азартно произнёс Вячеслав, посмотрев на жену и оценивая какую реакцию вызывают его слова.
        Катерина поняла, что муж ожидает привычной ему поддержки. Он тщеславен и любит, когда она замечает, как он хорошо водит машину, что он чистоплотен, что если он ест дома, то всегда убирает тарелку в посудомойку. Для неё было непросто доставить ему подобное удовольствие. О работе он не рассказывал, ремонтом по дому не занимался, с семьёй уже много лет никуда не ездил, в постели… кажется, уже скоро будет год, как между ними что-то было, но она по привычке соблюдала этот ритуал похвалы, лишь бы сынишки увидели его довольную улыбку.
        - Слава, знаешь, у нас с тобой замечательные дети, но ты никогда не говорил о них с таким энтузиазмом, вдохновением, как сейчас о работе. Сашка и Никитка растут быстро, а ты пропускаешь мимо ту беззаветную любовь, что они могут дать в этом возрасте.
        Ему не понравилось, что Катя снова заговорила о детях.
        - Так значит, ты всё решила окончательно? - создавалось впечатление, что это он только что решил что-то окончательно, руша его идеальную жизнь.
        - Да, Вячеслав.
        - И ты увезёшь сыновей в Россию? - он даже не спрашивал, а констатировал, вспоминая все прошлые претензии Кати.
        - Да. Им пригодится любовь бабушки с дедушкой.
        - А моей матери тебе мало? - уже теряя интерес и заранее зная, что жена ответит.
        - Этэри Альбертовна - замечательная женщина, но полностью подчинена твоему отцу, а его раздражают «вопли малолетних сорванцов», - Катерина повторила то, что не раз уже говорила, но если Слава задал вопрос, то на него надо отвечать, чтобы не сердить его. Это уже привычка и не время бунтовать.
        - Катюш, подойди, хоть посмотри установку, - обезоруживающе мягко попросил Вячеслав.
        Она взглянула на него с сожалением. Амбиции, вполне возможно, что оправданные; властный бесчувственный свёкор, воспитывающий свою копию из сына - всё это сделало из умнейшего интеллигентного Славика неприятного, холодного, безразличного к близким человека, но иногда кажется, что если бы он захотел, то… ах, нет, в том-то и дело, что его абсолютно всё устраивает.
        Катерина прошла в святая святых мужа, дала себя подвести к расположенному посреди зала огороженному пространству. Там на полу кругами шли какие-то вставки, а ограждение выполнено из какого-то странного металла. В тишине всё казалось декорациями к фантастическому фильму.
        Вячеслав что-то увлечённо колдовал на панели управления и вставки на полу приобретали более яркий цвет. Часть ограды отъехало в сторону, приглашая войти внутрь.
        - Ну что, нравится? - с каким-то ожесточением спросил он, позабыв о доброжелательности.
        - Что это? Телепорт, машина времени или звёздные врата? - усмехнулась Катюша.
        - А вот это тебе предстоит узнать самой, - и он с силой втолкнул её внутрь.
        Катерина не удержалась и упала, больно ударившись. Ограждение позади сомкнулось, а муж, с улыбкой превосходящего её во всем человека, демонстративно нажал на смешную крупную красную кнопку.
        Вокруг всё загудело, Катя, не обращая внимания на боль в колене, бросилась к двери, но металлическое ограждение оказалось подвижным и словно барабан стиральной машины начало раскручиваться вокруг неё, и уже невозможно было понять, во что нужно колотить, чтобы вырваться на свободу.
        Очень быстро образовался вихревой поток, и Катерину оттеснило в центр. Она ещё успела увидеть в последний раз стены лаборатории, следящие за происходящим с больным интересом глаза Вячеслава, а потом её стало трепать воздушными вихрями, в тело впивались электрические разряды, появляющиеся прямо в воздухе, вокруг стало темно, от гула и вибрации, казалось, лопнет голова. Тело безвольно зависло в воздухе, оставляя разум в сознании, а потом Катя упала и дышать стало легко.
        Глава 1. Катерина Грушевич становится Катрин Отиз
        Луна щедро осветила жиденький лесок, ветер прошелестел листьями хиловатых буков и донёс до распластавшейся на земле Катерины грубоватые мужские выкрики:
        - Там овраг, бери правее! Она не могла далеко уйти!
        Подниматься было тяжело. Всё тело ломило и было каким-то измочаленным, но страх подталкивал к действию. Размусоливать и собираться с мыслями сейчас нельзя. Всё потом! Сейчас надо убраться подальше от шныряющих по лесу мужчин и взять тайм-аут, чтобы успокоиться и понять, насколько сильно пострадал организм, потом обдумать, что…
        - Она здесь! - быстро надвигающийся шум, из-за которого сердце замирает испуганной пичужкой и на Катерину выскочил всадник.
        В её полулежачем положении он показался огромным и ужасным. За страхом быть затоптанной, само собою отмечалось, что рожа всадника была разбойничьей в самом неприятном смысле, что одет он был так, как рисуют в альбомах исторического средневекового костюма, что разящей от него вонью людей можно ввергать в бессознательное состояние.
        Катерина едва успела отползти от ещё двух всадников, выскочивших прямо на неё с боков. Первому стало смешно, как она из полулежачего положения ополоумевшим зайцем метнулась сначала в одну сторону, потом в другую.
        - Затопчешь! - предупреждающе рявкнул один из них на своего товарища, а потом: - Ишь, гонор свой растеряла! - тут же с удовлетворением добавил он, опуская факел в сторону Кати.
        - Рем, глянь-ка, да это, кажись, не дочурка нашего сеньора?
        Один из всадников спрыгнул и, отобрав факел, небрежно сунул его прямо в лицо испуганной девице. Она отшатнулась.
        Все попытки Катерины встать оказались жалкими, она могла только выражением лица и сердитым взглядом как-то ответить этим страшным, бесцеремонным людям.
        - Хм, одета непонятно, но личико беленькое, да и ручки у неё такие, что не у всякой благородной, - комментировал увиденное неприятный человек.
        Катя вслушивалась в речь, и ей казалось, что окружившие её люди говорят по-французски, но она понимала их почему-то через пень-колоду. Улавливала отдельные слова, догадывалась об общем смысле сказанного по поведению, интонации или ей казалось, что она догадывается.
        Думать, оценивать своё положение, не говоря уже о том, что вообще с ней произошло, не было времени, и Катерина целиком полагалась на инстинкты, чутьё, удачу. Она именно почуяла, что немедленная смерть ей не грозит и безысходный ужас стал отступать. Тёплой надеждой зажглись понятые слова о том, что её воспринимают благородной леди.
        «Надо держаться с достоинством!» - билась в голове отчаянная мысль.
        На всадников произвела благоприятное впечатление одежда попавшейся им девицы. Её платье было насыщено-голубого цвета, и хотя на необходимую ширину подола хозяйка поскупилась, сверкающая на поясе массивная золотая пряжка всё же говорила о приличном достатке её отца. Плащ у чужачки был неприлично короток, едва закрывал зад и зачем-то пошит с рукавами, что смотрелось необычно, но он был выполнен из искусно отделанной кожи, покрашенной в изумительно яркий синий цвет. Краску для такого глубокого синего привозят издалека, и стоит она не дёшево. Её туфельки были на диво аккуратны и повторяли цвет странного плаща. На них не было вышивки и не нашиты полудрагоценные камешки, но мастерство исполнения обувки выше всяких похвал. Ещё на странной девице были надеты вполне достойные украшения и, хотя она была не юна, волосы её были распущенны. Неужели с таким богатством она ещё не замужем?
        Катюша и подумать не могла, что её утреннее желание прикрыть незагорелые ноги длинным платьем спасёт ей жизнь. Дома весна набирала силу, и днём было тепло, а вот по утрам и в тени пробирал холодный ветер, поэтому она поверх лёгкого платья до пят накинула куртку из искусственной кожи и многослойность наряда была лояльно воспринята ужасными всадниками.
        К сожалению, расписной шёлковый шарфик потерялся при перемещении, уложенная локонами причёска растрепалась, но небольшие заколки с кристаллами Сваровски всё ещё удерживали по бокам пряди и были оценены намного дороже, чем были. Конечно, ни пряжка на ремне, ни заколки не были по-настоящему золотыми, но именно они произвели на местных благоприятное впечатление. Пара изящных колечек-полосок, тонкая цепочка с крестиком и аккуратные серьги с рубинами действительно были золотыми, но их малый размер не привлёк жадного чужого внимания.
        В какой-то миг все затихли, рассматривая попавшуюся чужачку. Она молчала, гневно сверкая глазами, за что её требовалось бы поучить, чтобы не смела так дерзко смотреть на мужчин, но что возьмёшь со старой девы!
        - Рем, а ведь если эту девку нарядить в одежду дочери хозяина, то она будет очень похожа на неё, - начал шептать один из мужиков.
        Катя как раз поднялась и услышав, что её назвали пренебрежительно, напряглась. Похоже, этим людям без разницы, благородная она или нет. Видимо, это разбойники, даром, что ли, морды у них с печатью алкоголизма и вечной неухоженности.
        Вот она глупая, испугалась смерти! Если бы её затоптали, то всё закончилось бы быстро, а так ограбят, поиздеваются вдоволь…
        - Заткнись! - толкнул советчика коренастый крепыш.
        Он сделал шаг к пойманной дев?це и не особо вежливо, но поклонился.
        Катя безотрывно смотрела на него, чувствуя, что её снова начинает колотить от пережитых эмоций, учтиво кивнула в ответ. Ей не нравились эти люди, но смерть и издевательства, похоже, отменяются, хотя бы на время.
        - Кто вы и как здесь очутились?
        - Мадам Катрин Грушевич, - анализировать, что-то придумывать не хватило сил, но, справляясь с волнением, Катя нарочно удлинила паузу, после того, как назвала своё имя, чтобы обдумать дальнейшие слова.
        Она следила за реакцией на произнесённую с гордостью фамилию. Интонация, приподнятый подбородок, должны были показать, что ей есть чем гордиться, но, конечно же, эти люди не знали никаких Грушевичей, хотя имя вызвало некоторое оживление. А ведь Славик говорил, что его фамилия упоминается в церковной книге XII веке и кичился этим. И всё же слишком близко стоящие люди сделали шажок назад, да и коней своих поставили так, чтобы больше не пугать её.
        - Я из северных земель и ехала на святые земли, - неопределённо добавила Катя, с не меньшей жадностью продолжая следить за эффектом произнесённых слов.
        - Нормандка? Непохожа, - влез неугомонный шептун, но для Кати его слова стали подсказкой, что она, кажется, осталась на Земле, а если это не так, то история развивается схоже, даже если это параллельный мир.
        - Я не нормандка, я проживаю ещё севернее. Русса.
        - Севернее? Русса? - переспрашивали мужчины и косились на её каштановые волосы. Девица назвала себя мадам, но её голова не покрыта платком, как велит церковь! Она может оказаться ведьмой, соблазняющей мужчин и открывающей им дорогу в ад!
        - Из моей страны приехала ваша королева Анна Русская. Её муж Генрих.
        - Э, что-то такое было… - неуверенно протянул юркий советчик, замечая, как стоящая перед ними всеми чужачка подняла огромный нелепый воротник у плаща и накинула его на голову, как плат.
        - Издалека едете, мадам, - протянул коренастый, - но где же ваш отец и охрана? - более одобрительно спросил Рем.
        Уж больно его смущала идеальная белизна кожи незнакомки. Невольно хотелось узнать, так ли бело всё её тело? Искушение почти завладело им, и он уже подумывал, где сможет изучить подробности сладкой плоти, если пленница не понадобится сеньору или если пригодится, то после, когда у того спадёт к ней интерес! Но прикрытое тенью лицо странно пошитого воротника, теперь уже не так влияло на его мысли, и дьяволу можно было противостоять, спокойно слушая странноватую речь.
        - На нас в пути несколько раз нападали и я уже потеряла надежду остаться в живых. Вместе с остатками людей мы решили выйти к морю и нанять корабль, чтобы вернуться домой, но на нас снова напали. Я осталась одна и все ещё надеюсь выйти к морю.
        - Хм, - Кате казалось, что она дала достойное объяснение, но на неё смотрели с подозрением. Так же как она с трудом понимала этих французов, так и они полагали, что она с английской стороны, с которой вражда идёт с переменным успехом. Существующее противостояние даёт лично им надежду получить выкуп за пленницу.
        - Мы проводим вас, - произнёс своё слово Рем, и с этого мига было ясно, что все разговоры закончены.
        Он поманил одного из своих людей, тот подошёл, держа под уздцы лошадь. Катя не ожидала, что её подхватят за талию и посадят на животное боком. Испугавшись и широко раскрыв глаза, она попыталась ухватиться за седло, вызвав смешки мужчин. Лошадь сделала шаг, а Кате показалось, что сейчас она упадёт назад, но владелец скотины вёл животное осторожно, и через несколько шагов Катерина сумела устроиться более-менее надёжно. Какое счастье, что она сидит одна и её никто не прижимает к своему вонючему телу.
        - Моя сумочка! - неожиданно воскликнула гостья-пленница, указывая на массивную золотую цепь, к которой была прикреплена плоская коробочка из кожи.
        - Я сам, - рявкнул Рэм, увидев алчные взгляды товарищей.
        «Как жаль, что дурища закричала», - подумал он, поднимая зацепившуюся за кусты вещицу.
        Теперь эту цепь себе не заберёшь, обязательно доложат сеньору! А он мог бы за эдакое богатство быть поласковее с нею, когда придёт время. Женщины без всяких сомнений - сосуд всех грехов, но до чего же сладко пить из этой чаши, а потом наказывать её за то, что она очернила своею греховной плотью мужчину. Сучье племя, само её присутствие дурманит голову! Ткань платья настолько тонка, что видны очертания её соблазнительного тела! Хорошо, что они от замка недалеко, а то пришлось бы ночью караулить её от своих ребят и лишний раз сидеть рядом с нею.
        «Избавь Господи от искушения!»
        Поездка до замка далась Катерине нелегко, но она боялась пикнуть в присутствии своих сопровождающих. Они злились, что задерживаются из-за неё, с завистью поглядывали на Рема, повесившего на себя её сумочку, не сводили глаз с её туфелек и коленей. Что они могли разглядеть в неверном свете факела? Быть может, их зрение было намного лучше Катюшиного, так как все сопровождающие чуть ли не сворачивали себе шеи, ловя каждый её жест.
        Она даже покраснела, почувствовав жадный взгляд всего лишь на оголившееся запястье. У платья под курткой были короткие рукава, и когда Катя подняла руку, чтобы поправить падающий капюшон, то рукав куртки немного сполз, приоткрывая совсем чуть-чуть больше кисти, что мужчины сразу же заметили.
        Ехать с такими людьми было страшно. Им интересен факт появления на их земле чужестранки, произошедшая с ней история, но ещё их обуревала похоть, ничем иным скользящие по телу взгляды не были, и одновременно они ненавидят её за испытываемые ими чувства.
        Она - сладкий плод, которого и хочется, и колется; и само наличие этого плода в зоне досягаемости становится ненавистным раздражителем. Катя боялась на них всех смотреть. Первоначальная отвага испарилась по мере осознания того, куда она попала, и кто её окружает.
        Когда-то Катюша с мечтательным любопытством разглядывала портреты средневековых дам, рыцарей, епископов и ей казалось, что это вина художника, изображающего лица как-то уродливо, теперь она поняла, что зря пеняла на искусство.
        Отсутствие зубов мало кого красит, лохматость лишь подчёркивает типаж разбойника, а если ещё человек с детства потребляет вино низкого качества вместо воды, то со временем неизбежны одутловатость и обвисшая кожа, отёкшие веки, хрипловатый голос. Всё это сейчас окружало её, воняло, но именно они с неприязнью смотрели на неё, а она из страха скрывала испытываемые чувства, стараясь ни за кого не зацепиться взглядом и не зная уже, чего желать, чего бояться. Удача ли то, что она осталась жива, вновь мелькнула слабовольная мыслишка.
        Под лай собак они проезжали мимо домов, и в темноте всё казалось готической сказкой братьев Гримм. Мужчина, ведущий свою лошадь с сидящей на ней гостьей, почти всю дорогу бежал бегом и только перед замком все замедлились, выстраиваясь по двое.
        Замок Катя не разглядела, но была уверена, что многого не потеряла. Размеры его были скромными, форма примитивной и никаких башенок, украшений или архитектурного новаторства.
        Проживая много лет во Франции и посетив там почти все замки, она с уверенностью могла сказать, что до XIV - XV века местные ещё не дожили. Оставалась надежда, что это хотя бы XIII век, время расцвета поклонения прекрасной даме, но поглядывая на сопровождающих, уже понимала, что вряд ли.
        В окружающих её людях ничего не осталось от культуры римской эпохи, и ещё нет предпосылок движения к совершенству. А это означало время от XI века до XIII, и тут Катя вспомнила, что Анна Ярославна*, которую она упомянула в качестве примера русской, это как раз конец XI, и раз её уже не особо помнили, то рамки сужаются до XII - XIII веков.
        (прим. Авт. Анна Ярославна - род. 1032(36) - умерла1075(89) - дочь киевского князя Ярослава Мудрого и Ингигерды Шведской. Выдана замуж за французского короля Генриха I).
        Ещё один довод в пользу того, что XI век закончился, это то, что про святую землю они явно слышали, а это значит, что хотя бы один крестовый поход уже состоялся (1096 - 1099). Быть может, ещё рано судить обо всём, но лучше готовиться к худшему. Франции в современном понимании нет, есть нагромождение графств, где все мнят себя хозяевами и даже короля могут послать куда подальше, пока он не придёт и не возьмёт нахала за горло.
        Катерина вместе со всеми проехала через арку ворот, и теперь глухие удары копыт о камень словно отсчитывали удары её сердца.
        Она проживала на юго-западе Франции и если она перенеслась только во времени, то осталась где-то поблизости. И вот вопрос: была ли эта часть Франции в XII - XIII веках французской? Времена сейчас идут схожие с Русью, когда князей было без счёту и всё перепуталось, как владения, так и наследование. В принципе, Кате было без разницы, кто сейчас король, кому принадлежит серебряный берег, но рядом границы Арагона*, Наварры*, не так уж далеко Англия и, быть может, знания об их истории помогли бы ей сориентироваться в том времени, в какое она попала?
        (прим. авт.: - Арагон, Наварра - сейчас это территория Испании)
        - Рем? Кто это у тебя? - раздался зычный голос, и вся суета разом стихла.
        Катя оставалась сидеть на лошади. Она боялась сама спрыгивать, опасаясь зацепиться за что-нибудь и порвать платье или упасть при всех в грязь. Она вообще с удовольствием растворилась бы в темноте или, ещё лучше, если бы о ней все забыли, но Рем сам повёл её лошадь к хозяину замка.
        Тот стоял на ступенях и закреплённые позади него на стене факелы позволяли более-менее рассмотреть его. Крепкий, пожалуй, по росту вровень с Катей, а она на каблучках ровно метр шестьдесят восемь. Кто-то из сопровождающих был значительно ниже её, кто-то вровень, но были и те, что на полголовы возвышались над нею.
        «Сеньор!» - вспомнила Катя, как называли хозяина. Он был бородат, и его борода была разделена на две равные сужающиеся книзу части и, видимо, чем-то смазана, так как держала приданную форму, кстати, неровную. Сеньор не был безобразно лохмат, но неопрятность в его облике всё же бросалась в глаза. Цепкий взгляд, мясистый нос, красиво очерченные брови, но по носу, щекам были видны красные звёздочки, не хватало пары зубов, и его возраст было сложно определить. По лицу - не меньше шестидесяти, а вот по движениям, по скрывающемуся под одеждой физически развитому телу, он должен быть значительно моложе.
        - Господин, мы не нашли вашу дочь, но зато обнаружили на наших землях чужестранку. Её речь странная и она… - Рем приблизился к сеньору и тихо рассказал то, что поведала ему Катя, а ещё добавил свои наблюдения и вручил ему её сумочку.
        Она так и сидела на несчастном животном, товарки которого уже были отданы в заботливые руки конюхов. Катерина прислушивалась, но речь была неразборчива, и можно было только догадаться, что обсуждался её наряд, какие-то деньги, которые надо найти или, наоборот, спрятать. Создалось ощущение, что они не только о ней переговариваются.
        Сеньор поглядывал на Катю и хмурился, сжимая кулаки. Может, ему не нравилось то, что сообщал Рем, может, его воротило от запаха льнущего к нему подчинённого, впрочем, сама она уже тоже не благоухала, приняв на своё платье лошадиный пот и ещё что-то мерзкое с седла.
        - …нашли мёртвой… денег нет… неблагодарная тварь… - доносились до Катерины уже слова сеньора и её начинал бить озноб.
        - … похожа… ребят отошлём, да и не видели они… - выслушав последние новости, предложил Рем, косясь на пленницу.
        А потом этот Рем ушёл, а сеньор спустился и протянул к ней руки, предлагая свою помощь.
        Вроде бы можно было облегчённо выдохнуть, надеясь, что будет проявлена элементарная вежливость и её снимут хотя бы с лошади, но в хорошее будущее не верилось. Катя чуть потянулась к мужчине, чтобы опереться на его плечи, он ловко подхватил её и поставил на землю. Она для него пушинка, хоть что-то приятное в этом времени. Вячеслав держал её на руках только на свадьбе и после никогда, заявив, что у него из-за неё сдвинулись позвонки, а она тогда была тростиночкой.
        Сеньор заглянул ей под капюшон, но, видимо, света было мало и он бесцеремонно скинул его, изучая её лицо, а потом, будто решив сложную проблему, дёрнул её за руку, разворачивая ко всем присутствующим и рявкнул:
        - Моя дочь найдена, и завтра же мы выезжаем в Тулузу! Сейчас все на кухню! Вас ждёт поздний ужин!
        Привёзшие Катерину люди всё же удивились тому, что, оказывается, они нашли дочь хозяина. Она соврала им, назвавшись замужней дамой, хотя они понимают, что в её возрасте стыдно именоваться девушкой. Ей уже двадцать, а сеньор до сих пор дочурку ни к кому не пристроил, вот девка и сбежала!
        А Катя ничего не понимала. Судя по обрывкам фраз, дочь владетеля мертва, но он не расстроен, а скорее раздосадован. У него были какие-то планы на неё? Определённо! Иначе зачем ему срочно понадобилась замена? Но почему он не переговорит с нею, прежде чем делать такие громкие заявления? Неужели всё так плохо в эти времена?
        Сильная рука сомкнулась на Катином запястье, и сеньор потащил её внутрь замка. Редкие факелы мало что освещали, но, может, оно и к лучшему. Разбросанное сено под ногами скрывало грязь, но не неприятные запахи порченой пищи, экскрементов, сивухи. Мужчина протащил её за собой через весь зал, по лестнице и, дойдя до покоев своей дочери, втолкнул туда, ещё раз осмотрел пленницу, и только после этого заговорил:
        - Мадам Катрин Грушевич, у вас есть шанс выйти замуж за Тулузского графа, и все ваши бедствия закончатся.
        - Я не собиралась выходить замуж, тем более под чужим именем, - тихо произнесла Катерина, не осмеливаясь кричать. Она уже видела, чувствовала, что это не тот человек, который готов выслушать её, и все же он дал ей возможность сказать то, что она хотела и даже ответил.
        - Ну что ж, я на своих землях поймал еретичку и вынужден отдать вас церкви. Только слуги божьи могут проверить, не ведьма ли вы? Или мадам думала, что я снабжу её деньгами, людьми и отправлю на корабль, чтобы кто-то другой заработал на вас?
        - Я не еретичка… - Катерина хотела показать крестик, даром что православный, но сеньору этого не требовалось.
        - Значит, ведьма. Рем сказал, что вы соблазнили многих его людей, и он сам едва не впал в грех.
        - Я не… - она пыталась возражать, но видела, что ей разрешают открывать рот из милости, как бы проявляя терпение и мягкость, но её слова не имеют никакого значения, будто она мартышка.
        - Что вы там бормочите? Такого чистого лица не было даже у моей дочери, которую я всячески баловал, как такое возможно, если вы не ведьма? Да у меня от одного взгляда на вас уд встал торчком, так что все и без церковных проверок покажут, кто вы есть на самом деле, - насмешливо сказал сеньор и Катя осознала, что этот человек поумнее своих людей, но абсолютно беспринципен и будет действовать только в своих интересах. И надо полагать, что если другие рыцари ходили в крестовые походы ради идеи, то этот наверняка шёл за поживой.
        - Я вижу, вы уже приняли решение, МОЯ Катрин? Запомните, Катрин Отиз, вы будущая жена графа Тулузского и в ваших интересах сохранить любовь к своему папочке. Мне нужны земли Тулузы, вам это понятно?
        Катерина лишь кивнула, чтобы не усугублять своё положение. Ей необходимо время, хоть немного, чтобы оглядеться и потом, любой другой будет лучше этого папаши! Лишь бы граф Тулузкий не оказался слизняком и помог справиться с этим разбойным месье!
        Долее утомлять пленницу своею персоною неприятный хозяин замка не стал и оставил подавленную девицу одну. Его бесило, что женщины вдруг решили, что могут путешествовать вместо того, чтобы сидеть дома и вести хозяйство. Всё из-за ветреной сучки Алиеноры, супруги короля. Она со своей сестрицей заводит новые порядки, развратно одевается и смеет высказываться чуть ли не наравне с мужчинами! Из-за неё женщины требуют на платья больше ткани, украшений, позабыв о своей греховной сути и разоряя своих владетелей!
        Отиз возвращался к себе и увидел мелькнувшую в коридоре жену.
        - Что ты тут делаешь?!
        - Мне сказали, что нашли Катрин? Как она, в порядке?
        - Не твоё дело, - резко притянув к себе юную жену, которая была младше дочери на пару лет, он вгляделся в её лицо.
        Хорошенькая, свеженькая, почти без оспинок на лице и плоская, как положено быть благородной даме. А эта, из северных земель, титьки отрастила, будто простолюдинка!
        Он обхватил рукою затылок жены и склонился, чтобы провести своею щекой по её нежной щёчке. Прижался посильнее, зная, что царапает её и оставляет следы на коже.
        - Магда, мне нужен наследник, - прошептал он сжавшейся сеньоре в ушко, - ты понимаешь это?
        Его хватка усилилась, стягивая её промасленные волосы в кулак, и супруга слабо пискнула:
        - Да.
        - Чем скорее ты забеременеешь, тем лучше для тебя, - посулил ей Отиз, но Магда ещё более скукожилась, разочаровывая мужа.
        Жизненный опыт сеньора Отиз противоречил тому, чему учила церковь. Боязливые, дохловатые девицы не могут выносить ему наследника, а вот ядрёные бабёнки легко беременеют от него, вынашивают дитя - и незаконные отпрыски растут как сор! Правда, со временем становится видно, что не все мальчишки его, но ему это без разницы. Ублюдку в любом случае не на что рассчитывать. Эх, если бы он сейчас не был женат на Магде, за которую получил отличное приданое, то взял бы себе чужестранку. Благородная и крепкая, уже познала мужа, возможно, рожала и видно, что её норов уже приструнили.
        Отиз втолкнул Магду в спальню и придирчиво посмотрел на неё. Не свернуть ли ей шею? Но вместо этого начал щипать её через ткань за плоскую грудь.
        - Ничего, терпи, лекарь сказал, что от щипков кровь разгуляется и она вырастет хоть немножко, - хохотнул он и вскоре навалился на жену, исполняя свой долг.
        Сползая с жены и устраиваясь поудобнее, он оценивающе смотрел на неё. Магда раскраснелась, глазищи растопырила и вроде ничего, ещё больше похорошела. Родит, раздастся в объёме и совсем станет красавицей, а он тем временем своему наследнику подготовит Тулузские земли, а может, ещё что отхватить удастся! Лишь бы было кому добро оставить.
        Мысли были приятные, жена покладистая, и он вновь задрал рубашку на Магде, пришлёпнул её по тощим белым ягодицам, оставляя красные следы, чтобы пошевеливалась, а не изображала снулую рыбу, и исполнил мужской долг.
        - Ты завтра проверь наши запасы, что осталось после зимы и посмотри, как сохранились семена. У соседа мыши всё поели, как бы у нас такого же не случилось.
        - Угу.
        - Вернусь дней через десять, слушайся Рема, но сама приглядывай за всеми, потом доложишь. Поняла?
        - Да.
        - Ma puc*(*ласковое: моя блошка), ты холодная? Не разогрел я тебя? Прижимайся, - и не дожидаясь, сам подтянул жену к себе, обнимая горячим телом. Она довольно затихла.
        - У меня Тулузец вот где! - довольный Отиз показал кулак. - Выдам за него Катрин, а там посмотрим. Говорят, что Людовик снова в поход собирается, так пусть едет, а я помогу зятю… чем смогу, - и хищная улыбка расползлась по его лицу.
        Магда согрелась, но все равно теснее жалась к мужу. Ей бы родить, и тогда все изменится. Она же понимает, что ради неё Отиз старается прибрать к рукам новые земли, что свою дочь меняет на благополучие её будущего сына. Как только падчерица станет вдовой, а муж это недвусмысленно обещал, то её отправят в монастырь, а может и… всё может быть, ведь не каждый монастырь удержит такую как Катрин, нрав у неё в Отиза, бешеный и дурной.
        Магда не такая, она умная и терпеливая. Она понимает, что пока не доказала, что может родить, ей не будет уважения, но у неё всё получится! Она не менее мужа упёртая! Её маленькая ручка поползла по его телу, поглаживая и лаская, он хмыкнул и, потискав её немного, вновь навалился, толкаясь в неё с такой силой, что она едва не слетела с кровати.
        Катерина недолго оставалась одна. Вскоре к ней зашла женщина и, неприязненно оглядев её, спросила, что сеньорите потребуется. Катя попыталась понять, чем была вызвана неприязнь, но сразу бросила это дело. Ей без разницы, как на неё реагирует эта служанка или экономка, а может, и любовница сеньора! О чём она вообще думает?
        - Скажите, чтобы мне принесли тёплой воды, умыться, - отбросив сомнения, попросила Катерина.
        - Все устали и никто не будет сюда таскать воду, - буркнула женщина.
        - Вы кто? Вы зачем сюда пришли? - закипела гостья.
        Вместо ответа хлопнула дверь. Катя, опустошённая событиями, устало опустилась на кровать. Надо всё обдумать, что-то решить, но в голове одна пустота и непонимание, что делать, как жить. Всю дорогу ждала, когда она сможет сесть в одиночестве и составить какой-то план действий, а теперь вот сидит, тупо уставившись на огонёк свечи, и теряет время.
        - Ай, - невольно воскликнула, потирая место укуса, - фу-у-у!!!
        В постели было полно живности, которая устала дожидаться кормёжки и с радостью накинулась на поданное тело. За дверью послышался шум и в покои ввалились слуги, неся воду. Наверное, эта мадам в сером балахоне всё же не простая служанка, раз смогла организовать доставку воды.
        - Спасибо, - не задумываясь, всех поблагодарила Катерина, но женщина, остановившаяся у двери, лишь обожгла взглядом.
        Её дочь прислуживала взбалмошной дочери сеньора и днём её били плетьми за помощь той в побеге. Одна дрянь у отца стащила деньги и помчалась в Париж под крылышко к королеве, вторая дура помогала, надеясь, что хозяйка её не забудет и вызовет потом к себе.
        Дочь - бита, сеньорита найдена со вспоротым животом на обочине дороги. Только наёмник, согласившийся довезти хозяйскую дочь до королевы, остался в выигрыше. Хозяин его найдёт и спустит шкуру с живого, но вот выживет ли её дочка? Били, не щадя девичьего тела, а если и выживет, то кому она с рубцами будет нужна?
        Как же она прогадала, устраивая дочку служить к Катрин, а не юной жене Отиза! Тогда она думала, что Магда хлипкая и недолго продержится, а дочь сеньора - девица бойкая, нигде не пропадёт. Только вот тихоня Магда правит хозяйством, а где дерзкая Катрин? Червей кормит! И эта самозванка глазами сверкает, думает, её тут кто-то испугается! Сеньор таких быстро обламывает и хоронит возле церквушки.
        Кате не было дела до мыслей чем-то озлобленной женщины. Она отказалась от помощи умыться из-за ответной неприязни и уберегла себя от новых обвинений в разврате и ведьмовстве.
        Как же! Мало того, что у платья короткие рукава, так под ним ещё нет камизы! Что могла подумать местная жительница, увидев ажурный поддерживатель груди, выставляющей её торчком и облегающие полоски ткани у лона?
        Занявшись чем-то привычным и спокойным, Катя понемногу пришла в себя. Воды хватило ополоснуться, не затрагивая голову, кое-как простирнуть трусики. Ни мыла, ни какой-либо пенящейся жидкости ей не дали, хотя они должны были быть в этом времени.
        Сумочку Катерине не отдали, и она подошла к столику посмотреть, есть ли у бывшей хозяйки этих покоев расчёска. Гребень лежал на видном месте и, обтерев его, она расчесала растрёпанные волосы, заплетая их в коротковатую косу. С любопытством заглянула в шкатулку, но та была пуста. Рядом стоял короб и в нём нашлись ленты, шёлковые длинные рубахи, разноцветные верхние платья.
        - Кажется, эти цветные балахоны с завязками называются котта, - приподнимая за плечики одно из таких платьев, решила Катерина.
        Она приложила его к себе, и оно оказалось впору. Дочь владельца замка либо была дылдой, либо историки что-то напутали с ростом людей средневековья. У них меч почти метр сорок и рост рыцарей учёными считается таким же! Чудеса! Но с водой здесь напряжёнка, и это факт.
        Катя оглянулась на кровать и стряхнула все тряпки-шкурки на пол. Мягкости они все равно никакой не дают, зато так спокойнее. Она обвязала косу шёлковыми лентами, чтобы та казалась толще, и это было что-то вроде маленькой контрибуции за все пережитые страхи, за воровство сумочки. С трудом подкинула в разожжённый камин крупные поленья-брёвна и устроилась спать.
        Она сейчас ничего не может изменить, да и обдумывать особо нечего. Всё, что знала, осознала в первые мгновения, когда, казалось, что и думать-то не успевает. А сейчас надо дождаться утра и заново осмотреться.
        Глава 2. Поездка к алтарю
        Утро наступило удивительно скоро. Только что Катюша ворочалась, горюя о детях, надеясь на свекровь и своих родителей, что они не оставят внуков без любви… и вздрогнула из-за громыхнувшего ведра.
        - Вот вода, - всё та же неприветливая женщина уже хозяйничала в выделенных покоях.
        Засов на дверях теоретически был, и даже надёжный, но вот задвижку из него почему-то вытащили. Катя думала, что всю ночь будет тревожиться, опасаясь визита насильников, но тревожные мысли о сыновьях поглотили её внимание без остатка.
        Фантазёру Сашке шесть лет и три года Никите. Она была их миром, их вселенной, а теперь кто будет создавать их окружение? Хватит ли сил у свекрови оградить внуков от влияния мужа и сына? Решится ли она вовремя сообщить Катиным родителям о её исчезновении?
        Нет.
        Свёкор полностью подавил её волю, а вот против сына она пошла бы. Этэри часто говорила, что обожала Славика, пока он был ребёнком. Раньше Катерина не задумывалась об этом уточнении, а в последние годы стала понимать, что свекровь приходит в гости не к сыну, а к ней и внукам. С Вячеславом они будто чужие люди, соблюдающие приличия. Страшно вот так любить, отдавать себя своему малышу, а потом смотреть в равнодушные глаза и понимать, что этот мужчина - чужой, и обязательства по отношению к матери его только раздражают. Кажется, на этих горьких мыслях Катя заснула.
        Видеть недовольно кривящуюся женщину не было никаких сил. Ладно, приходится терпеть сильных мира сего, но эта-то Мадам Льняное Платье чего морщится? Не нравится, что с кровати скинуты на пол шкуры с блохами, вшами и клопами?
        - Выйдите, - произнесла Катерина, едва удерживаясь, чтобы не сорваться на ней.
        По сути, они обе в зависимом положении, и каждая из них явно не мечтала о том, что с ними сейчас происходит, но нельзя опускаться, нельзя позволять себе терять достижения цивилизации, культуры, самосознания. Это тяжело, но это проверка. Надо держаться, иначе чем она будет отличаться от этой необразованной средневековой женщины, что почуяв чужую уязвимость, тут же пытается продавить, прогнуть под себя?
        Оставшись одна, Катерина скинула с себя куртку, платье, быстро обтёрлась и поспешила одеться. За ночь помещение выстудилось и стало прохладно, а камин утром никто не затопил.
        Приводя себя в порядок, она собрала часть шёлковых лент и сделала из них валик, накрутив на него свои волосы. Получилась аккуратная причёска в духе военных лет, а ещё в крайнем случае этими лентами можно будет подкупить кого-нибудь в пути. Как только пришло такое решение, так Катерина вновь откинула крышку короба и вытащила из него пару шёлковых рубашек поновее и почище. Обе надела под платье и почувствовала себя не только увереннее, но и согрелась. Хорошо бы ещё найти какие-нибудь штаны, но всё перерыв, ничего подходящего не нашла. Днём будет жарковато, а вот сейчас и вечером ещё стоит поберечься. Уже отходя от короба, она обратила внимание на сложенную в углу шерстяную ткань. На одной стороне она была неровного темно-синего цвета, а с другой грязно-зелёной.
        - Да это же плащ-накидка, - сообразила Катя, накинув его на плечи и увидев позеленевшую бронзовую застёжку.
        «Пригодится», - решила она и расправила его поверх куртки.
        «Всё своё ношу с собою».
        Было ли ей стыдно? Ну, она об этом подумала, но с ней не церемонились, а она на грани выживания, и хозяин замка - её пленитель, враг, и он первый начал!
        Очень хотелось есть и пить. К Вячеславу она отправилась в первой половине дня, рано позавтракав, и надеялась, что где-нибудь до обеда успеет попить кофе, но не задалось. Выходить из выделенных покоев Катя боялась. Не знаешь, на кого наткнёшься, да и не хотелось обращать на себя внимание лишний раз. Любое приключение обернётся против неё.
        Через полчаса мучительного ожидания к ней постучали и, не дожидаясь ответа, крикнули, что хозяин ждёт её во дворе. Катерина обвела взглядом покои, надеясь, что впереди её ждёт что-то лучшее, а не худшее и спустилась.
        Во дворе уже все собрались и были готовы к отъезду.
        - Доброе утро, дочь, - насмешливо поприветствовал её сеньор, - садитесь в карету.
        - Доброе утро, - стараясь говорить как можно спокойнее, произнесла Катя, - хочу вас предупредить, что вряд ли я долго продержусь без воды и еды.
        - Я слышал, что воду вам вчера приносили, а еда… Берта! Ты кормила сеньориту?
        Неприятная женщина стояла возле телеги и следила за разгрузкой мешков с овощами. Стоило ей услышать окрик сеньора, она побелела и с ненавистью посмотрела на чужачку. Брис говорил, что эта девка плохо понимает их речь и почти не говорит сама, однако же наябедничать сумела.
        - Берта, ты приносила сеньорите завтрак? - теряя хорошее настроение, рыкнул владетель.
        Женщина бросилась в ноги хозяину, моля о пощаде и жалуясь на то, что ей было страшно возле этой ведьмы. Берта подумала, что услышанные ею сплетни о ведьмовстве помогут ей, но сеньор окончательно рассвирепел и велел бить её на конюшне.
        - Если ещё хоть кто-то назовёт мою дочь ведьмой, то я вырежу язык.
        Тишина была ответом.
        Тот, кто вчера не поверил в то, что найденная девка - сеньорита и беззаботно болтал об этом, притихли. У Отиза слово с делом не расходится, а Берта - завистливая и злая баба, которая всё хочет выгадать, а ума не хватает.
        Её дочь, битая плетьми, лежит, в себя не приходит, а ведь лекарь был рядом, но Берте стало жалко денег. Священника пригласила, чтобы молитву о здравии читал, и всё. Даже раны девке не обмыла, а ведь Арно подробно обсказал ей, что кровь надо смыть со спины и тряпкой от мух прикрыть. Жадная и ленивая баба! Держится только потому, что умеет считать, и то проверить бы, да некому.
        Катерина стояла ни жива, ни мертва. Неужели она всё же ошиблась со временем и уже вовсю ловят ведьм, отправляя их на костёр? Сейчас, когда Берту поволокли в конюшню, все подозрения в ведьмовстве приобрели более весомое значение. Здесь одно неосторожное слово - и уже калечат тело. И чего эта Берта вздумала вредничать ей, ведь она в отличие от неё знала, чем чревато непослушание у сеньора? А что делать Кате, молчать и пытаться решать всё самой? Пожалуй, больше она не осмелится жаловаться на кого-либо.
        - Ваше сиятельство, проявите милость в отношении этой женщине, - не смогла смолчать Катерина.
        - Я велел ей позаботиться о вас, она нарушила мой приказ.
        - Она глупа и ничего не понимает. Быть может, она любила вашу дочь, а тут я… - всё тише говорила Катя, слыша первые крики Берты.
        - Я не терплю неподчинения, - приближаясь, с намёком проговорил Отиз, на что Катерина понятливо кивнула и опустила голову.
        Он громко свистнул, из конюшни появилась лохматая голова Арно.
        - Добавь ещё парочку для закрепления и пусть идёт к прачкам. Больше она здесь мне не нужна.
        - Катрин, - обернулся к Кате Отиз, - у вас нет служанки, но мы кого-нибудь подберём вам в городе.
        - Магда, - вновь заорал сеньор, - где короб со свадебным платьем и прочим барахлом?
        Тоненькая фигурка мелькнула в окне, а через полминуты Магда выбежала во двор и, прижавшись к сеньору, что-то зашептала ему в ухо. Он одобрительно кивнул, бросив взгляд на карету и закрепляемый позади сундук, и чуть прижав к себе юное создание, скомандовал:
        - Всё, поехали! - взял под руку Катерину и подвёл её к карете. - Магда приготовила вам в дорогу хлеб с сыром и положила бутылку вина.
        - Передайте мою благодарность Магде, - при этом втягивая носом знакомый запах духов. Крошечный флакончик от Диора лежал в Катиной сумочке, и теперь было ясно, кому феодал отдал трофей. - Верните мне мою сумку, - осмелилась она сказать.
        Отиз хмыкнул и грубо втолкнул Катю в карету, показывая, что лимит его терпения закончился, вскочил на коня, давая отмашку двигаться.
        Более дюжины человек, вытянувшись змеёю, покидали замок. Катюше ещё при выходе хотелось посмотреть на строение со стороны, но теперь не было настроения, да и её карета больше напоминала глухую коробку с маленькими мутными оконцами. Внутри пахло деревом, краской и новой кожей. По-видимому, карету обновляли для будущей невесты. Через пять минут навязчивый запах кожи приелся, и все силы пленной путешественницы уходили на то, чтобы удержаться на сидении. Оставалось радоваться, что солнышко пока не припекает, и в этой коробке ещё нет духоты.
        Катя следила за сеньором, за его людьми, отмечала, как они общаются между собою, как крестьяне на полях реагируют на них всех, что делают встречные люди на дороге.
        Власть Отиза была неоспорима и полна. Он ехал по своим землям, решая хозяйственные вопросы, забирая то, что ему требовалось в данный момент, иногда наказывая, если его прежние указания не были исполнены. Он ничего не забывал, безошибочно узнавал своих людей в любых отрепьях, почерневших от загара или грязи, кого-то называл по имени и отчётливо помнил, кто ему сколько должен.
        Чем дольше они ехали, тем лучше Катерина осознавала, что сеньор Отиз - страшный и очень опасный человек.
        Верил ли он в Бога? В этом времени в него верили все, но она сомневалась насчёт сеньора.
        Он ловко манипулировал верой, играл на чувствах людей, дружил с пастором, одновременно требуя от него лояльности к своим интересам.
        Отиз ехал по своим землям, но всё время был настороже. Он в любую минуту готов был к схватке и ему для этого не требовались рыцарские доспехи. Возможно, люди считали его хорошим хозяином, так как за его спиной было надёжно.
        Церковь поддерживала уважение к владетелю земель, устраивала общее моление о здоровье сеньора Отиза, и спроси людей Катерина, что они будут думать, если узнают, что из-за сильной хозяйской руки погибло больше крестьян, чем из-за разбойников, что из-за неумелого распределения сеньором работы между поселениями случаются голодные годы, её забили бы камнями.
        Она видела умный взгляд пастора, который насквозь видел владетеля этих земель, и умело извлекал свою выгоду чередуя покладистость с прозорливостью. Отметила хитроватых и сообразительных сопровождающих, но они ориентировались только в том, что их окружает, видя, быть может, чуть дальше своего носа. Отиз был другим, и определенно знал, чего хочет, как этого добиться и как сохранить то, что есть.
        И вот тут Катя возвращалась мыслями к своей персоне.
        Зачем сеньор рискнул и заставил её назваться его дочерью? Неужели он не боится, что она выдаст его при первой же возможности?
        Почему он уверен, что она, будучи под защитой мужа, станет потворствовать его интересам? Будущий муж дурачок или чудик? Нет, такие здесь не выживают и быстро разоряются, а Отизу не понадобилась бы нищая земля. Он всех держит в кулаке, но он не реформатор, не прогрессивный хозяин, уж это она видела.
        Карету качнуло и она сильно накренилась вбок. Катя чуть не вывалилась наружу. Она всю дорогу чертыхалась, отбивая себе зад, но коробочка давала иллюзию защищённости, уединения и когда открылась дверца с другой стороны, то вылезать ей не хотелось.
        - Дорогуша, хватайтесь за руку, колесо попало в яму и у вас есть возможность отдохнуть.
        Ага, как же, отдохнуть! Уже несколько часов до неё нет никому дела, а тут вдруг карету не могут сдвинуть с места из-за тяжёлой леди!
        Кате ничего не оставалось, как только протянуть руку и выползти на подножку кареты. Прыгать в глубокую лужу она не хотела, но и прижиматься к телу часто почёсывающегося Рэма тоже не вариант.
        - Отойди! - услышала она окрик сеньора, и через секунду тот подъехал на лошади, дёрнул Катю на себя за руку, чуть ли не ломая и, протащив её пару метров как куль, сбросил на сухую землю.
        Вокруг заржали, наблюдая как Катерина, покачиваясь, с ошалелым взглядом, поднимается.
        - Вам надо больше ходить, а то вы засиделись, - обронил сеньор, задорно похлопывая себя по коленкам и веселясь.
        Наверное, не надо было ничего отвечать, но Катя сказала, что учтёт его пожелание.
        - Да? - взгляд сеньора изменился, впиваясь в её лицо. Он подошёл ближе и вроде бы спокойно, даже доброжелательно произнёс:
        - Женщина должна делать то, что ей сказал мужчина, - и протянул ей руку, чтобы она опиралась на неё, прогуливаясь с ним.
        Пока вытягивали карету, сеньор с дочерью вышагивали по полянке, о чём-то мило беседуя. Это была прелестная картина, навевающая умиротворение.
        - Ваше желание посетить святые земли погубило множество человек, а вы сами оказались одна в ужасном положении. Сейчас я вижу, что вы присматриваетесь и думаете, как бы избежать моей воли над собою. Я прав?
        Отвечать не хотелось, но он ждал.
        - Было бы странно, если бы я об этом не думала.
        - Вот подтверждение ещё одной вашей глупости. Вас, верно, баловали родители, муж давал много воли, забывая о неполноценности женщин, вот вы и возомнили себе, что можете думать, - хмыкнул он.
        Катерина молчала, лишь попыталась вытащить свою кисть из захвата сеньора, но он крепко держал её, пока ещё не причиняя боли.
        - Не торопитесь, - насмешливо бросил, - хотите сбежать, как моя глупая дочь? Уж на что моя девка была пронырой, а поддалась сладким речам смазливого наёмника из северных земель и покинула отчий дом. Кстати, он был белоголов, как все они там, и вы совсем не похожи на них. Не хотите узнать, где её нашли и в каком виде?
        Катя замотала головой. Пусть в другом обществе смакует ужасы.
        - Ну что ж, жаль, было бы поучительно. Мерзавка сорвала мои планы, даже не зная, что я ей нашёл жениха. Вы же не думали, что она бежала потому, что не хотела выходить замуж?
        Вообще-то Катя так и подумала, но ему лишь отрицательно помотала головой.
        - Катрин засиделась в девках и рванула в Париж именно в поисках мужа, а не потому, что хотела стать монахиней. Ну что ж, она нашла свою судьбу, а вы оказались у меня в руках, найдя свою.
        Катя старалась не смотреть на сеньора, чтобы он не видел её сомнения на лице. Сегодня его речь она понимала лучше, но они были людьми из разных миров и в слова вкладывали разный смысл. Похоже, он путает её национальность, а она не может сообразить, какое место здесь занимают женщины и как ей вести себя, чтобы не нарываться, а Отиз продолжал:
        - Чудо то, что вы остались живы. Время неспокойное, зима была голодной и чистенькая беленькая мадам многим пригодилась бы для разных дел. Так ли я ужасен, что хочу использовать вас в своих целях? Вы угробили всех своих людей в глупом стремлении отправиться за тридевять земель, так чем я хуже вас?
        - Вы хотите сделать из меня дважды жену.
        Отиз развернулся к Кате:
        - Э-нет, ни один муж не отпустит такую ладную жёнушку. Я думаю, что вы отправились просить Бога за его посмертие, хотя, возможно, он погиб, сопровождая вас. Я же хочу пристроить вас к очень красивому сеньору. Моя дочь на том свете локти себе кусает, что упустила такого красавчика! Так что я дарю вам счастье! Вы должны понимать, что хотя и хорошо выглядите, вы перестарок. Сколько вам? Двадцать три? Двадцать пять?
        - Двадцать восемь.
        - Фьють, да вы точно в сговоре с нечистым, раз так великолепно сохранились. Не каждая юница может похвастать белоснежными зубками, чистой кожей, нежными ручками. Ну да оставим подозрения в ведьмовстве, пока вы спокойны и благоразумны. Не будем неосторожными словами привлекать внимание нечистой силы. Вы же не взбрыкнёте у алтаря?
        - Нет.
        - Не станете рисковать своим будущим, заявляя, что вы не Катрин Отиз?
        Катерина ещё сама не знала, как ей правильнее поступить и поэтому перед ответом вышла заминка. Сеньору это не понравилось, и он склонился к ней, подтягивая её сползший капюшон на голову:
        - Я слышал, что на севере женщины ведут себя более вольно, чем у нас, и в вопросах веры больше дикости. Привыкайте, милая Катрин, к тому, что вам посчастливилось жить в центре мира и вокруг вас порядок. Мы знаем, что делать с теми девицами, что смеют возражать мужчине, знаем, как лечить безумие. Наша церковь милосердна и, если вы забыли своё имя, запутались в том, кто вы такая и смеете мне возражать, то есть монастырь, где вам найдут работу и каменный мешок до конца жизни.
        Катя опустила глаза. Нет, с этим сеньором нельзя спорить, нельзя возражать, даже косо смотреть на него противопоказано! Но он словно что-то почуял и добавил:
        - Не надейтесь на заступничество будущего мужа, он не будет рад вам, а я благосклонен к вам только пока вы считаетесь моей дочерью и являетесь женою графа Тулузы. Вы меня поняли?
        Ей оставалось только кивнуть, её страх он почуял как зверь и остался доволен.
        Карету вытащили из ямы и дожидались, когда закончится беседа отца с дочерью. Ранее владетель не был столь ласков с Катрин, даже удивительно, что сейчас нашёл время с ней прогуляться. Терпением сеньор никогда не отличался, а тут, словно агнец божий, смиренно водит её за ручку по нежной травке.
        Отиз не доверял чужестранке. Он знал, что граф Тулузкий не станет с нею даже разговаривать, но все же он мог заинтересоваться, почему речь Катрин звучит странновато, если та раскроет свой рот: у неё акцент, не похожий на речь англичан или басков.
        Надо бы, чтобы она что-то рассказала о себе, тогда станет ясно, насколько она сойдёт за его дочь. Хотя он переоценивает молодого графа. Крепкий безмозглый бычок, любящий помахать мечом. Если бы не епископ, то он правил бы разорёнными землями. Вот кого надо опасаться, но с умным человеком всегда можно договориться.
        Главное, чтобы состоялось бракосочетание, а там вскоре рыцарский турнир, а ещё надо ловить разбойников, да и сосед у Тулузского графа тот ещё задира, и если бычок будет ещё жив, то крестовый поход непременно оборвёт никчёмную жизнь тупицы.
        Даже если из вредности тулузский дурак не станет консумировать брак, это уже неважно. Ему долго не жить, а Катрин все признают хозяйкой, у которой заботливый отец. Лишь бы Магда не подвела и через год родила наследника!
        Только к вечеру кавалькада остановилась и Катерину проводили на второй этаж трактира. У неё кружилась голова, она была красной и чувствовала себя ужасно. В дороге за день она выпила всю бутылку вина, подъела лепёшку и сгрызла сыр. Пить хотелось до головной боли. Может, это мозг вопит из-за недостатка жидкости, может, так дало о себе знать пьянство или элементарно укачало.
        - Что желает сеньорита? - в комнату вошёл хозяин трактира и две девушки.
        Катя бросила взгляд на стоящую в углу бадью для умывания и, указав на неё рукой, попросила:
        - Воды, чтобы умыться. Ужин, и мне нужен полный кувшин горячей, - она строго посмотрела на трактирщика, - кипящей воды!
        - Зачем вам это? - нахмурился мужчина, - если надо заварить травы, то мы сами, а если колдовать вздумали…
        - Что за чушь! Как вы смеете! - пошла в наступление Катя, уставшая от беспочвенных глупых подозрений и обвинений, усложняющих её положение. Она считается дочерью сеньора, а не может получить простой кипячёной воды без каких-то нравоучений!
        - В чём дело? - массивная дверь едва не слетела с ремней, с такой силой её пнул Отиз.
        - Сеньорите нужна кипящая вода, - наябедничал трактирщик, а девицы рядом с ним сначала изобразили испуг, потом любовь с первого взгляда.
        Катерина выпрямилась до ломоты в позвоночнике. Ей, значит, надо держать глаза в пол, а потаскухам сеньор благоволит и не считает их исчадиями ада. А даже если это так, то какие пустяки, отмолим грехопадение!
        - Раз сеньорита потребовала воды, так чего же ты тут стоишь? Живо неси всё, что велено!
        Трактирщик с девицами ушёл.
        - Зачем вам кипящая вода?
        - Пить.
        - Что? Всё-таки ведьма?
        - Вы… а вы что, не пьёте воду?
        - Кипящую - нет.
        - С чего вы взяли, что я буду пить кипящую воду? Я дождусь, когда она остынет.
        - А вино чем вам не угодило?
        - Я могу выпить немного, но в карете душно и всё время качает, мне плохо от вина. Я едва держалась, чтобы меня не стошнило.
        - М-да, мне пришлось заново отделывать нутро кареты, потому что моя дочь в первую же поезду всё облевала, и Магда отказалась ездить в ней. Это из-за вина?
        - За ваших женщин не могу сказать, а мне нужна вода, чтобы пить.
        - Не боитесь потом животом мучаться?
        - Боюсь. Вот поэтому настаиваю, чтобы воду как следует прокипятили.
        - Это помогает?
        - Да, огонь уничтожает все болезни.
        - Хм, это верно, только о воде я не подумал бы. А ведь кипение - есть взаимодействие воды и очищающего огня! Ну что ж, я сам прослежу, чтобы вода для вас хорошо покипела, прежде чем принесли её вам.
        Катя не знала, что сказать, но благодарно поклонилась. Дождаться бы этой воды, не умерев от жажды.
        Вскоре к ней постучали и начали заносить воду, при этом посматривали на неё с подозрением.
        «Да что же это такое?» - растерялась она, не понимая, почему такая реакция.
        - Что с этой водой делать? - спросил один из здоровенных мужиков, указывая на поставленное ведро.
        - Выливай сюда, - показала Катерина на округлую бадью. Мужик вылил одно и снова уставился на знатную госпожу, а она ему подбородком показывает, что бы и второе выливал. Ужасное расточительство! Это же сколько дров надо, чтобы нагреть ей столько воды!
        Катя, чувствуя, что ванны у неё не получится, другие два ведра велела поставить рядом.
        - А эти снова наполнить, понял? - показала она на пустые и ещё раз повторила, что ей требуется.
        - Я жду, не задерживайся, а то остынет, и будете заново воду носить! - пригрозила она.
        Столько фильмов посмотрела, где такую вот бадейку застилают тканью и красивая леди усаживается, а несколько девушек намывают её. Бадья есть, но такое ощущение, что никто не понимает, зачем она здесь! Катя подошла поближе посмотреть, не протекает ли она. Если ею редко пользуются, то дерево могло рассохнуться.
        «Нет, всё в порядке!»
        Ощущение ужасной сказки не проходило. Как можно до сих пор считаться священной римской империей - и отказаться от культа чистоты? Кажется, она попала в самое неудачное время! Разве что хуже будут времена святой инквизиции, дай Бог памяти, но это правление Изабеллы, о которой писали, что она мылась с мылом всего два раза в жизни, и открытие Колумбом Америки. Впрочем, какая разница быть сожжённой на костре в XV веке или сейчас пройти проверку утоплением в реке?
        Катерина боялась раздеваться, не чувствуя себя в безопасности, но за день она не один раз пропотела в душной карете и следовало помыться. Ещё один такой день и ночь в трактире, так она сама захватит графа Тулузского, чтобы быть хозяйкой в его замке и установить свои правила. Пока она дожидалась воды, решила посмотреть место, где ей придётся спать. Вытертые до блеска шкуры и, похоже, их давно не трясли.
        Дверь с шумом толкнули, и в покои ввалился всё тот же мужик с вёдрами, ставя их рядом с бадьёй.
        - Э, дорогой месье, вытряхни-ка эти шкуры, - Катя даже чуть улыбнулась, показывая рукой на кровать и потом на окно, в котором стояли только ставни без стекла. Уличная температура соответствовала внутреннему помещению и, честно говоря, разницы спать под открытым небом или здесь, не было.
        - Зачем это?
        - Затем, чтобы вытряхнуть блох! - рассвирепела Катерина.
        - Божьих жемчужинок?!
        - Что?! - она опешила, у служки было такое выражение лица, будто она велела ему котят придушить. - Вытряхивай давай! Жемчужинки посыплются на головы ваших постояльцев, так что это мой дар им!
        - А-а, - понятливо протянул он и, отворив створки, усиленно начал трясти шкуры, радуясь посыпавшейся живности.
        Катя смотрела на это и с наслаждением почёсывала голову, пока не сообразила, что она делает.
        «Неужели подхватила?!» - побелела она, ощупывая волосы, но, конечно же, никакая вша не выскочила поздороваться с нею.
        «Один день! Всего один день - и уже обрела жильцов! А что дальше? Кариес и воспаление зада из-за грязи?»
        Она дождалась, пока слуга всё перетряхнёт и выпроводила его вон.
        - Девку позвать на ночь?
        - Зачем?
        - Ну-у, как же, чтобы не холодно было спать, - удивился слуга.
        - Нет, обойдусь, иди.
        Кате хотелось бы поболтать с женщиной, чтобы узнать, как можно приспособиться к здешней жизни, но рассчитывать на корректное поведение увиденных девиц не приходилось. Уже завтра все будут знать о странностях сеньориты и рассуждать, к добру ли это?
        Подтащив одно ведро с водой к двери и подпирая её, она приготовилась мыть голову.
        «Хоть бы зольной воды дали» - ругалась Катя, пытаясь ногтями соскрести пот с кожи головы. Только когда она уже разогнулась и замотала волосы в одну из снятых с себя рубашек, она поняла, что если срочно не высушит голову, то замёрзнет. Пришлось в окно вылить ковш воды перед одним из сопровождающих и попросить его у хозяина трактира затопить её камин.
        Хозяин не поленился и поднялся к дочери сеньора сам, ещё раз предложил вместо камина положить возле неё двух девок, но она упорно отказывалась. Такой капризной постоялицы у него ещё не было. Сеньор сидит внизу и следит за нагреваемым чаном с водой, словно хищная птица за кроликом, а теперь ещё расход дров на растопку камина! И ведь никто не заплатит той цены, что стоят все эти роскошества!
        А Катерина, растерев кусочком оторванной шкурки от «одеяла» своё тело, считала себя условно чистой. Волосы как прежде уже не блестели, но морально стало легче. Устроив сушиться у камина две рубашки и трусы, Катя сидела рядом и перебирала пряди. Спать не хотелось, за день в карете её не один раз сморило и она спала урывками до тех моментов, пока сильный толчок не скидывал её с сидения. Сейчас она слышала, как внизу орал песни сеньор, потом было хоровое пение, а ночью многие впали в грех, пользуясь предоставленными живыми грелками.
        Жадный трактирщик оставил мало дров, а Катя по неопытности не проследила за этим, и вскоре она уже не считала услугу тёплого тела под боком неразумной. Конец марта, ночи ещё холодные, особенно для изнеженной комфортом жительницы XXI века.
        Она дождалась, когда высохнут её рубашки и, надев всё на себя, попробовала уснуть, прижимаясь к стенке камина. Один раз она поднималась, чтобы размяться, разогнать кровь, а потом, видимо, в полусонном состоянии всё же плюхнулась на кровать и утром на её щеке красовались два укуса, а уж сколько их было на теле - не передать!
        Отиз был не доволен видом своей дочери и вычел из платы трактирщику пару монет. В карету Катерина села как в родную. Вытянула ноги, подоткнула кожаные подушки так, как ей удобно, и всю дорогу попивала воду из кувшина, как будто это было дорогое шампанское.
        Её везли, изредка давая возможность прогуляться, а она не доставляла никаких хлопот. Отиз несколько раз заговаривал с нею, но Катя отвечала односложно или делала вид, что боится его. Это устраивало владетеля и было ему понятно, а его пленница продолжала наблюдать за ним, прислушиваться к разговорам, и несколько раз стала незаметной тенью при беседе сеньора с церковными служащими.
        Эта тактика помогла узнать приблизительный год её попадания. Отиз обсуждал мировые новости, и Катерина услышала, что король Людовик серьёзно нацелен на организацию второго крестового похода. Присутствуют личные мотивы и возмущение по поводу взятой Эдессы сельджуками. Где эта Эдесса, Катя представляла смутно, но второй крестовый поход состоялся в середине XII века, об этом упоминали на всех экскурсиях по замкам.
        Самое близкое, кого она могла вспомнить из этого времени, это Ричар Львиное сердце, но, кажется, он родился чуть позже, а жаль, в его время уже модно было прославлять дам сердца, и тут Катюша вспомнила кинокартину Кончаловского. Посмотрела её случайно и не всё поняла, настолько в ней образ сильного рыцаря был некрасиво подан, зато запомнилась его мать Алиенора Аквитанская!
        «Господи, это же она сейчас королева Франции, а потом будет развод, и она тут же выскочит замуж, став королевой Англии, матерью известного Ричарда Львиное Сердце! Уникальная женщина! Во многом благодаря ей в мире мужчин начнут ценить хотя бы благородных дам, но сколько на это потребуется лет!»
        Катерина сникла: ей бы попасть сюда лет на тридцать позже и уже было бы намного легче, но она не отчаивалась. Сеньор узнавал сплетни про тулузца и смеялся над ним. Быть может, порывистость будущего мужа сыграет ей на руку, и она сумеет благодаря ему как-то устроиться в этом времени, противостоять Отизу?
        На это Катя не особо надеялась, но настраивала себя, что это её шанс здесь выжить. Если бы у неё был опыт общения с мужчинами!
        Сколь много она потеряла, пока бегала влюблённой дурочкой за Вячеславом, веря, что он - её жизнь! Потом беременность и восстановление, нервы и подозрения, что семья не сложилась, и снова беременность.
        Во второй раз восстановление после родов совместилось с переоценкой жизни. Поначалу она ещё верила, что стала неинтересной Славику из-за неоконченного образования, поэтому хотела сделать сюрприз и заочно доучилась. Ну, а когда оглянулась на прошедшие годы, которые пролетели как один день, то поняла, что она несчастная брошенная женщина, тем не менее, связанная по рукам и ногам.
        Соблазнять мужчину надо уметь, тем более здесь! Один неверный шаг - и всё, осквернила собою его тело! Церковь стоит на страже чистоты род?в. Это на девок из трактира они не смотрят, а паства, тем более власть имущие, совсем другое дело.
        Катерина думала, что ей бы заполучить доверие мужа, а там она уж расстарается и поможет ему хотя бы с хозяйством! Какой бы он ни был красавец и ходок, жениться он должен на знатной даме, и ей надо бы показать, что она хороший для него вариант. Да, вот на это ей лучше делать ставку! Соблазнять местных феодалов душа не лежит, даже лучше, если он будет утолять свои потребности на стороне, а вот хозяйство…
        Эти мысли надолго заняли Катерину, и она теперь приглядывалась ко всему. Ей было важно понять, какого качества посуда, ткань, оружие, чем питаются люди, что стоит дорого, что дёшево, что пользуется спросом… Она присматривалась к деньгам, прислушивалась к праздным разговорам, к обсуждению цен на той неделе и на этой. Когда кавалькада въехала в город и сеньор привёл служанку для Кати, она ни слова не сказала, видя перед собою женщину лёгкого поведения.
        Наоборот, именно у неё ей удалось узнать, такие подробности как защититься от нежелательной беременности, чем и как промывать внутренние органы при воспалении, чем чистить зубы и мазать лицо, чтобы оно оставалось белым.
        Многое рассказанное было полнейшей чушью, даже вредной, но кое-что Кате помогло вспомнить собственные знания. Нанятая на один день служанка, потомственная шлюха, сохранившая остатки знаний ещё с тех времён, когда её предки были гетерами. Ещё прабабка этой беззубой женщины знала более шести языков и играла на всех известных инструментах, владела счётом и письмом. Без сильных, богатых покровителей не стало образованных гетер, зато появились проститутки.
        Слушать каркающий голос женщины было грустно, но та уже сама не понимала, чем она отличается от своих предков и рассказывая о них, посмеивалась, не веря тому, что ей рассказывала собственная бабка.
        Во всяком случае она вычесала Кате появившихся вшей, помогла с причёской и сокрытием пятен от укусов. Сеньору понравилось, как выглядела «его дочь», и он щедро поблагодарил её.
        В полдень Отиз со свитой и Катериной дожидались в церкви графа Тулузкого. Он появился вовремя, прошёл уверенным шагом к алтарю, возле которого стоял Отиз, обсуждая, как правильно надо сделать запись о браке, и бросил увесистый кошель со свитком.
        - Вот мой долг и свидетельство о вступление в орден тамплиеров. После моей смерти всё моё имущество переходит ордену, а жена и дети могут идти, куда хотят.
        Катя ещё не осознала того, что сказал привлекательный молодой мужчина. Он был хорош собою, очень хорош! Быть может её ровесник. Существующий образ жизни рано старит людей, а тулузец выглядел лет на тридцать с хвостиком.
        Отиз зарычал бешеным зверем и едва сдержался, чтобы не наброситься на красавчика графа прямо в церкви.
        Новый нищий орден о двух рыцарях, сидящих на одной лошади, находящийся под покровительством короля, обыграл его - и ничего с этим нельзя поделать! Он рванул вон, отталкивая плечом засмотревшуюся на рыцаря Катю. Она отлетела в сторону, ударяясь о скамью и падая. Тулузец бросил на неё уничижающий взгляд и не торопясь подошёл к ней. Она ожидала, что он подаст ей руку, но он стоял и смотрел, как она пыталась самостоятельно встать, боясь приподнять подол котты.
        - И на этой старухе я должен был жениться? - ни к кому не обращаясь, буркнул он. - Слава Богу, помиловал! - и вышел следом за Отизом.
        Глава 3. Навязанный брак
        - Вот болван! - вдогонку бросила Катя, но, слава Богу, что красавчик-граф не услышал её.
        Слишком уязвимо её положение, чтобы опрометчиво вызывать на себя гнев мужчины неосторожным словом.
        И всё же он хам, мужлан, невежда! За несколько дней она не могла из привлекательной молодой женщины превратиться в старуху! В её времени не все догадывались, что у неё уже двое детей. Катя следила за своей фигурой во время беременности, надевая бандажи, и особенно после родов. А впрочем, не так уж сложно, будучи молодой, поддерживать форму, особенно когда есть финансовые возможности.
        Наступившая тишина оглушила её и, осмотревшись, она поняла, что появилась возможность взять свою судьбу в собственные руки. Она подошла к священнику и, попросив благословения, заговорила о жизни в женских монастырях.
        - Могу ли я укрыться за святыми стенами от искушений жизни? - состроив молящий взгляд, интересовалась она.
        «Чем вы можете быть полезной?» - вычленила она главное из пространной речи священника.
        Первая мысль пришла о вкладе, так было заведено на Руси, но потом вспомнила о виденных ею в музее страшненьких миниатюрах XII века и решила, что она сможет не только их повторить, но даже улучшить.
        - Бог наградил меня искусством…
        - Катрин! Вот вы где! - заорал у входа сеньор Отиз, чтоб ему жариться на сковородке! - Идите сюда, мы уезжаем.
        Служитель церкви отвернулся, потеряв к ней интерес, а Катерине пришлось живенько переставлять ноги, чтобы не сердить «отца». У неё мелькнула мысль громко заорать, прося политического убежища, но посмотрев в глаза сеньора, явственно ощутила увесистую оплеуху, стоит ей только прогневать его.
        Подходить к подозрительно смотрящему на неё сеньору было страшно, но не повиноваться ему ещё хуже. Ей мог бы помочь сейчас король, внезапно появившийся здесь. Людовик VII слыл набожным человеком, честным рыцарем, и он вырвал бы её из загребущих лап Отиза, но чуда не случилось.
        Катя по оценивающему взгляду её пленителя поняла, что он решает, нужна ли она ему в дальнейшем, или пора «доченьку» убирать с глаз долой. Похоже, в качестве родственницы она его больше не интересует. Выгодная сделка сорвалась, а альтернативной нет, и вряд ли будет. Графы на дороге не валяются, тем более глуповатые.
        На своих землях Отиз объявил её дочерью и взять в сожительницы не может, хотя видно, что хотел бы, но церковь ему такой вольности не позволит, а значит, какие выводы? А такие, что фальшивой доченьке пора отправиться туда же, где настоящая.
        Катя опустила глаза, чтобы не выдать себя, что прочла свой приговор. Не одна она такая наблюдательная!
        - Возвращаться будем по Гаронне (река), так быстрее и безопаснее, - милостиво сообщил мужчина, видно, всё же почуяв её напряжение и желая избежать ненужного трепыхания своей жертвы.
        Она кивнула, показывая, что услышала его, а сама додумывала свои мысли.
        Этот разбойный сеньор устроит ей несчастный случай, чтобы не поползли лишние слухи. По поводу побега и безобразной гибели дочери он всем заткнул рот, предъявив Катерину, тем самым пресёк сплетни о неблаговидном поступке той и заодно решая свои проблемы, а сейчас ему выгодно устроить ей красивую, видную смерть, о которой можно даже сочинить трогательную балладу.
        И что делать ей? Однозначно, надо бежать, но не попасть бы из огня да в полымя!
        Затеряться среди людей у неё не получится. Во время пути создалось такое ощущение, что все знают друг друга, но самое ужасное, что женщины в одиночестве не путешествуют!
        Переодеться юношей? Петь или рассказывать всякий байки по кабакам? Но чтобы это провернуть, нужен помощник! Не так-то просто спрятать волосы, грудь, увеличить плечи, делая их пропорциональными бёдрам. Да и что за жизнь её ждёт? Десяток человек обманет, а одиннадцатый прицепится и начнёт шантажировать. Стоит ли упираться и добиваться этого пути, чтобы потихоньку скатиться в проституцию?
        Вот если бы затесаться к ремесленникам и попытаться в их среде проявить себя!
        Катя уселась в карету и стала вспоминать, что в городе она увидела немало состоятельных горожан. Они резко контрастировали с попавшимися ей по пути крестьянами по богатству одежды, по тщательному уходу за собой. Это было даже смешно видеть закрученные в локоны бороды и причёски с завитками на концах волос.
        Но как влиться в такую семью? Сколько пройдёт лет, прежде чем она как-то устроится, и во что она превратится за эти годы? Хотя глупо надеяться на своё усердие и знания. Всё закончится тем, что к ней кто-нибудь полезет под юбку и либо она уступит, либо для неё наступит неприятное завершение карьеры.
        Как ни крутила Катя, по-всякому получалось, что она никому не нужна и без мужчины пропадёт. А раз так, то почему надо искать себе покровителя в низших слоях общества? Что-то её высокомерный красавчик граф Тулузский сбил с правильного настроя!
        Чтобы выжить, ей надо становиться знатной дамой, и счёт пошёл на дни, если не на часы. Отиз вполне может разыграть такую карту: его дочь не пережила того, что её бросили в церкви и зачахла в дороге от неразделённой любви!
        Катерина занервничала ещё больше, явно представив, как её запирают в карете, подтыкая щели и ждут, когда она в ней задохнётся, или спихивают в Гаронну, а если она выплывет, то будет скандал. Нормальные честные женщины не плавают, только ведьм не принимает вода.
        В общем, до замка Отиза она не доедет, бежать ей некуда, да и с реки никуда не денешься. Остаётся уповать на чудо!
        Так ли уж ей хотелось жить? Чего греха таить, руки не один раз опускались, глядя на лица крестьянок, но отчего-то теплилась надежда, что Вячеслав или кто-то другой отправит за ней спасателей и её вернут в своё время, к детям. Разумом она понимала, что раз уж Славик решился на преступление, то он скроет все следы, но без этой безумной надежды она бы сдалась. Её цель - продержаться и выжить. Она даже не рассматривает вариант с уходом на Русь! Кто её там найдёт? А ведь на Руси в это время отношение к женщине доброжелательнее и легче получить помощь, чем здесь!
        Катерина наблюдала, как выносят из таверны сундук и снова его привязывают к карете. Она пыталась увидеть в лицах проходящих мимо людей кого-то, кто мог бы её спрятать, помочь в первое время, но слишком очевидно было, что она для всех чужая. Никто не будет ради неё рисковать и связываться со знатным человеком.
        Вот идёт мимо шумная группа наёмников, некоторые из них засмотрелись на неё. Ещё бы, нарядное платье, хорошее лицо, фигура. Кто-то из них скабрёзно пошутил, и они рассмеялись, но приблизившись, поклонились именно ей, сердя этим «папеньку». Быть может, стоит взмолиться, попросить у этих вояк помощи? Кто-то из них наверняка младший сын такого же сеньора как сам Отиз, и мог бы… Но у Отиза больше людей, да и чем она будет расплачиваться за заступничество? Тем, что сразу же сядет на шею? Есть ли среди наёмников бескорыстный герой?
        Так и уехала из города, покорной овцой! Всё время казалось, что уходят драгоценные минуты и возможности, но все рождающиеся планы были нелепы и обречены на провал. Иногда казалось, что все равно надо начинать действовать, надеясь на удачу, но жизненный опыт не давал сделать ей этого шага. За безрассудство можно очень дорого заплатить и ожидаемая смерть не покажется уже такой страшной.
        Отиз нанял баржу. Название на французском было непереводимо, а по виду и сути Катя определила как баржа. На неё погрузили животных, карету и им самим нашлось местечко. На ночь они остались на ней.
        Дочь сеньора устроили отдельно у борта, натянув на верёвках ткань, прикрывающую её от остальных. Она долго не могла уснуть, ожидая каверзы от Отиза.
        Он залез к ней перед рассветом. Сон всё же сморил Катю, но чувство опасности резко вытолкнуло её из дрёмы. Она ждала его и поэтому подготовилась.
        Не успев убедиться, что это он, она громко начала чихать, прося прощение за конфуз. Теперь все знали, что хозяин подошёл к ней. Понял он или нет, что она проделала всё это специально, но усмехнулся и вышел. Катю долго потом потряхивало от осознания того, что её только что чуть элементарно не придушили, не заботясь о каком-либо последующем дознании и особой конспирации.
        Рано утром баржа тронулась с места, и воды Гаронны понесли их вперёд. Путешествие получалось вполне приятным. Никто не обращал внимания на дочь сеньора, но она получила завтрак, обед и ужин. А на ночь всех высадили на берег. Требовалось дать побегать животным, приготовить запас еды для пары следующих дней.
        Владелец баржи с тревогой поглядывал на тучи, слюнявил палец, выставляя его под ветер, и переговаривался со своим помощником. Если бы Катерине не было страшно, то она посмеялась бы над ужимками капитана. В воздухе парило и будет гроза! Судя по тому, что дышать тяжеловато, то надо готовиться к короткому ливню с молниями и похолоданию, а утром будет погожий день, только доживёт ли она?
        А может, грохнуть Отиза? Придушить его она не сумеет, зарезать тоже не в её силах, да и этого кабана надо пополам рубить, чтобы наверняка, а вот если ткнуть ему спицей в ухо и прямо в мозг? Тогда подозрений не будет, мгновенная смерть!
        А если нет?
        Были случаи, когда люди с топором в башке «скорую» вызывали и доктор?, глядя на таких пациентов, замертво падали с разрывом сердца!
        И где ей спицу взять? Но самое ужасное не в отсутствии инструмента, а в том, что с её менталитетом современного человека отнять чужую жизнь - это значит поставить крест на своей.
        Кто знает, как она повела бы себя в драке, защищая себя, но хладнокровно подкрасться и… Чёрт бы побрал этого Отиза! Ну почему он попался на её пути?!
        Придётся бежать в грозу, в никуда, и всё же надеяться на чудо. Оно что-то задерживается, а времени дожидаться его нет.
        Катерина с тоской посмотрела на сундук, в котором лежало её платье. Сеньору не понравилось, как оно сидит на ней, если под него пододевать две нижние рубашки, камизы. В принципе он прав, но её платье легко стиралось и не мялось, а выданная ей нарядная котта с сюрко тяжеловаты, крепко впитывают запах тела и пота, а уж стирать - одна морока!
        - Спрячьтесь! - велел ей Отиз, показывая на натянутые на шестах тряпки, изображающие шатёр. Сойдя с баржи на землю, Катю потащили за собой и устроили ей уголок.
        Катерина, не особо понимая, с чего это все засуетились, выполнила приказ. Через минуту на место стоянки въехали конные и для неё всё переменилось.
        Она увидела рыцаря в полном облачении*. (ПРИМ. АВТ. - латы будут чуть позже по времени, а пока толстая кожа, железные нашивки, кольчуги) Только его лицо не было закрыто и ей одного взгляда на него хватило, чтобы больше не было сомнений, верное ли она принимает решение или нет, надо ли на что-то решаться или подождать. Сейчас её как толкнули к действию!
        Она сделала шаг назад и, приоткрыв заднюю стенку «шатра», выскользнула, маленькими шажками удаляясь в сторону от своих сопровождающих, пристально следящих за всадниками.
        «Свои» её не видели, так как всё их внимание было устремлено на новых действующих лиц, а вот сам рыцарь и его люди заметили её. Она встретилась глазами с ним и моляще сложила руки, безмолвно прося её не выдавать.
        О чём он подумал? Вызвала ли она у него сочувствие? Он задержал на ней свой взгляд и тем самым невольно выдал бы её, если бы Отиз не рявкнул:
        - Кто вы? Почему нарушаете наш покой?
        - Я Бертран де Бланшфор! * Вы на моих землях! Назовитесь!
        (ПРИМ. АВТ. - Бертран де Бланшфор - великий Магистр ордена тамплиеров. На этот момент ему примерно 34 года, а магистром он будет приблизительно в 47 лет. Бедолага, наверное, в гробу перевернётся, что из него сделали главного героя женского романа!)
        - Дестют де Отиз! Я следую домой из Тулузы!
        - Почему не остановились на ночь в монастыре? Он всего в лье* отсюда.
        (ПРИМ. АВТ.Льё(лье) - старинна французская единица измерения расстояния. Сухопутное лье - 4444,4 м или 4,16 версты)
        Катя услышала про монастырь и взяла эти сведения на заметку.
        «Лье, наверное, равна русской версте, - подумала она, - а верста* вроде около двух с половиной километров! Вполне досягаема!»
        (ПРИМ. АВТ.Верста - 1,066 км. Значение на протяжении времени существенно менялось. Так что Катя путается)
        Она осторожно пятилась спиной, не забывая поглядывать под ноги и за окружающими. Ей удалось достаточно отойти, чтобы кусты прикрыли её, и можно уже было развернуться, бежать, но тут один из всадников заржал, показывая на неё рукой:
        - Утекла ваша девка!
        Катерина замерла. Ей бы посмотреть в лицо того урода, что её рассекретил, запомнить и отомстить, но она обомлела от страха. Расплата за её поступок - смерть. Отиз, как и его люди, сочтут её отступление предательством. Никто не найдёт слов в её защиту. Если бы сеньор был родным отцом, то посадил бы её под замок, но в её случае она развязала ему руки. Эту истину она увидела в лицах сопровождающих её воинов. Им было бы интересно посмотреть, как её будет наказывать их хозяин и желательно позрелищнее.
        Что зацепило рыцаря, раз он, рискуя, отделился от своих людей, проскакал по поляне к Катерине? Быть может, безотчётный ужас, отразившийся на её лице? То, как она побелела, а глаза её выразили столько эмоций, что затронули его сердце?
        Даме, скорее всего, миновало двадцать лет, но она прекраснее всех юниц, которых он видел, и она сразу обратила на себя его внимание. Она ему глянулась с первого взгляда, и он бы хотел её рассмотреть. Ни одна дева не вызывала у него желание разглядывать её. Всё, что нужно было, он видел сразу, и детали не имели значения, а от этой Бертран с трудом отлепил свой взгляд, чтобы оценить обстановку.
        У него не вызывало сомнений, что дева знатна и находится в беде. Услышав имя Отиза, подозрения лишь усилились. Этот сеньор трижды выгодно женился, и все его жены умирали, не дожив до восемнадцатилетия. Это не редкость, но не три раза подряд! У Бертрана у самого жена перешла в иной мир при родах, и он больше не вступал в брак. Слишком больно смотреть, как юное создание теряет краски жизни, ходя с раздутым животом, а потом в муках умирает. Ещё об Отизе болтали, что он любитель спорить, играть, на деньги, и за это его на год отлучали от церкви.
        Де Бланшфор видел, как девушка отходила от импровизированного шатра в зону безопасности. Это хорошо. Возможно, ему даже не придётся открыто вмешиваться и устанавливать справедливость. Но тут раздался глумливый голос новичка Ноэля.
        «Запорю придурка!»
        Карьера ловкого и бойкого крестьянского сына Ноэля в качестве воина завершилась в тот момент, как он раскрыл рот без разрешения рыцаря. По молодости лет и большой значимости среди деревенских он думал, что готов и способен нести службу при рыцаре, но те, кто крутился при хозяине с малолетства, не приняли его в свой круг, считая выскочкой, и он сам на удивление быстро освоился, считая, что ничего сложного в службе нет. Знай, гордо езди на коне за господином и собирай деньги!
        Люди Отиза ничего не могли сделать против облачённого в доспехи рыцаря, к тому же он был не один, но их хозяин считался сеньором не из робких, и он встал на пути железа, обнажив свой меч.
        - Это моя дочь и я в своём праве владеть ею.
        - Нет! Не правда! Его дочь опозорила себя, сбежав с деньгами и наёмником. Я принадлежу другому роду! - громко выкрикнула Катерина, чтобы все её хорошо слышали и узнали в её речи чужестранку.
        - Она безумна. Её приданое не помогло получить согласия графа Тулузского на брак, и она не в себе. Я везу её в монастырь для лечения, - не обращая внимания на Катины слова, твёрдо произнёс Отиз.
        - Я со своими людьми продвигалась на святые земли, но после нескольких нападений осталась одна и люди Отиза нашли меня. Я слышала, как ему сказали, что его дочь обнаружена мёртвой, а ему надо было везти её в качестве невесты графу Тулузы! Он воспользовался тем, что я немного похожа на убитую, хоть и старше, и…
        Катя увидела дёрганное движение одного из людей Отиза, блеск летящего в неё ножа и резко развернулась боком. Отскочить она не успевала, но мозг быстро рассчитал, что этого хватит, чтобы избежать столкновения с опасным предметом. Оставалось рассчитывать, что глазомер не подвёл.
        Вошедшее в ствол дерева лезвие оружия послужило сигналом к началу схватки.
        Отиза не смущало, что рыцарь и его конь защищены, он сам был рыцарем и знал сильные и слабые стороны. Одного он не учёл, что перед ним не просто один из многих, а воин, постоянно участвующий в сражениях! Младший сын де Бланшфора, изначально рассчитывающий не на наследство, а только на свой меч и умение сражаться! К зрелому возрасту (30лет) он заслужил своей отвагой земли от сюзерена, а семья в обмен на его военную поддержку помогла начать ему строить замок.
        - Как ты посмел напасть на деву? - отбросив мощным ударом Отиза, громко возмутился Бланшфор.
        И он имел в виду не то, что рассказывала Катя, а брошенный нож одним из людей сеньора. Слова девицы ещё надо доказать, а факт нападения на даму детородного возраста случился у всех на глазах.
        - Тот, кто это сделал, будет наказан, - приготовился сражаться дальше Отиз, но Бланшфор больше не нападал.
        - Она твоя дочь? Ты будешь настаивать на этом? - в голосе рыцаря не было эмоций, лишь деловой интерес.
        - Моё слово против её. Тут даже не о чем говорить, - с непоколебимой уверенностью, даже чуть насмешливо, ответил не отступающий перед ним заезжий сеньор.
        - Ошибаешься, опросят всех людей и правду обнаружат без труда.
        - Кому понадобится тратить своё время и средства на глупые разбирательства? - усмехнулся Отиз.
        Катя видела, что сражаться никому не хочется. Поживиться нечем, а потери понесут обе стороны. К тому же не проходило ощущение, что Отиз и Бланшфор знакомы. Может, не друзья-приятели, но оба что-то слышали друг о друге и не спешили враждовать. Невольно хотелось спросить: «А как же я?» Найдётся ли хоть один герой, что отвоюет её у смерти?
        - Граф Тулузы с удовольствием потратит время на разбирательство, - зло выкрикнула она, и больше делать вид, что женщина - ничто, стало невозможно.
        Прозвучавшие слова были слишком весомы, чтобы их игнорировать. Тулузец и без повода раздавил бы Отиза, но его что-то сдерживало, а с поводом - совсем другое дело! Сеньор Дестют де Отиз состроил злобную гримасу, в которой было выражено отношение к графу вкупе с доставшейся ему крикливой девицей, что так долго притворялась тихоней, и выжидающе посмотрел на Бланшфора.
        - Я забираю эту деву, - произнёс Бертран.
        - Что я за неё получу?
        - Она не твоя дочь!
        - Пусть докажет, - упорствовал Отиз, хотя ему не удавалось скрыть своё понимание о проигрыше.
        - И докажу! У меня есть родня в Англии и Арагоне, в Нормандии и на Руси! Они тебя в порошок сотрут!
        - Осмелела, - не поворачивая головы, процедил Отиз. - Я не люблю сюрпризы, а она грозит мне их доставить.
        - Я улажу, - в этот момент казалось, что кроме стоящего на пути рыцаря крепкого набычившегося сеньора и самого рыцаря, никого не было.
        Сеньор долго не отступал, вглядываясь в лицо Бланшфора, как будто будущее можно было прочитать по нему, и всё же нехотя отошёл с пути всадника. Он в данной ситуации слабее, а свою жизнь даже дорого продавать из-за девки неохота.
        Среди своих людей он подчистит слабые звенья и это будет его страховкой, если она не угомонится. А её родственники… ну не приведут же они сюда войска? С возмущёнными дядьями или братьями, всегда можно договориться или сделать вид, что они даже не доехали до него!
        Бертрану был неприятен стоящий перед ним сеньор. Было ясно, что он не чтит заветы предков, не соблюдает церковные законы и вся его жизнь подчинена добыче достатка.
        Когда Отиз сдвинулся в сторону, он дал знак Дидье, и тот направил своего коня к девице, чтобы забрать её к себе. Катю подхватили как кулёк и усадили перед собою. Терпя болезненное неудобство, она вцепилась в гриву и в руку всадника, лишь бы её увезли отсюда поскорее. В небе громыхнуло, заставляя всех перекреститься, закапал дождь.
        - К утру вы должны покинуть мои земли, - велел Бланшфор и дал команду воинам уходить.
        Кате повезло, что по зарослям на коне не слишком разгонишься. Держась за своего спасителя, Катерина не сразу сообразила, что у неё нет неосознанного желания отодвинуться от него подальше. От всех людей Отиза смердело, а от этого пахло п?том, обычным свежим потом на чистом теле.
        Всё познаётся в сравнении. Она готова была вдыхать этот запах полной грудью, лишь бы больше никогда не стоять рядом с вонючими козлами Отиза. Как только Дидье выехал на дорогу, сразу соскочил с коня и повёл его под уздцы.
        В том платье, что было на Катерине, она могла сидеть по-мужски, не опасаясь неприкрытых ног, что она и сделала. Никто ничего не сказал и вполне возможно, что в XII веке ещё не изобрели дамское седло и правила для дам, усаживающихся на лошадей.
        Бертран поравнялся со своей гостьей и, одобрительно кивнув Дидье, чуть ускорил ход. Для Кати сидеть, обхватив ногами бока животного, оказалось не намного легче, чем когда её в первый день посадили боком, и она всю дорогу боялась свалиться. Дидье бежал рядом, а Катя пыталась поймать ритм и прыгать одновременно с подталкивающей её под зад спиной лошади. Ничего не получалось и метров через сто она останется не только без попы, но ещё и без мозгов, так резко сотрясало всё тело.
        - Дидье, послушайте, я не умею, - жалобно обратилась Катя к бегущему мужчине.
        Тот оглянулся, позволил себе немного усмехнуться и остановился. Он поправил стремена, но всё дело в том, что спина у лошади была слишком широкой и Катины ноги не могли так изогнуться, чтобы полукругом объять её бока.
        - Что у вас? - вернулся недовольный Бертран, отфыркиваясь от усиливающегося дождя.
        - Мадам не удержаться на моей Гризельде, - доложил Дидье.
        - Бертран де Бланшфор, я благодарна вам за вмешательство и моё спасение, но куда мы скачем? - как можно мягче, чуть ли не воркуя, спросила Катя.
        - В мой замок. Дождь усиливается и нам надо поторопиться, - намекнул ей рыцарь.
        Катя протянула руки к Дидье, показывая, что она желает слезть с Гризельды и, встав на землю, она сделала шаг к Бертрану и поклонилась, протягивая ему красиво поблёскивающую заколку.
        - Примите мой дар в знак моей признательности, но я не могу побывать в вашем замке без урона моей чести. Моё место в монастыре.
        Бертран взял заколку, с удивлением пощёлкал ею и прикрепил себе на кольчугу.
        - Надеетесь на родственников?
        - Отнюдь, - выражая скорбь и вместе с тем отчаянную гордость обречённого на смерть, - моя родня слишком далеко, чтобы найти меня. Слова про Англию и Арагон, Нормандию и Русь были единственной ложью в моих устах.
        - Откуда же вы?
        - Мир огромен, и за Русью тоже есть страны, - навела она тень на плетень.
        - Послушайте, я не обижу вас! Замок близко, переночуете и езжайте куда хотите!
        Сердце Кати ёкнуло. Ей показалось, что она понравилась рыцарю, а он так легко отпускает её! «Куда хотите!» А то, что она одна, ничего?
        Она ещё раз поклонилась и неожиданно спросила его:
        - Сеньор де Бланшфор, вы женаты? У вас есть хозяйка в замке?
        Он на секунду опешил, а у Дидье открылся рот в изумлении, а потом его глаза хитро блеснули, как будто он что-то понял.
        - Моя жена умерла, оставив мне наследника.
        - Я войду в ваш замок только женой, и если это случится, то я увеличу ваш доход вдвое, - ровно произнесла Катя, как будто обсуждала обычные новости.
        Бертран даже не сразу осознал масштаб её предложения, а когда до него дошло, что эта изящная дева только что по-деловому сама себя сосватала, не знал, что сказать.
        Наглость? Женская смелость и отвага? А есть ли у неё другой выход? Одна, без средств к существованию, но, похоже ей уже приходилось быть хозяйкой, несмотря на то, что её волосы уложены по девичьи, и она уверена в своих силах. Чужестранка не надеется вернуться домой.
        Но он не собирался жениться! Ему некогда возиться с женой!
        Пауза превратилась в заминку и неловкое молчание.
        Катерина ещё раз поклонилась.
        - Прощайте, Бертран де Бланшфор, не вспоминайте обо мне плохо. Дидье, в какой стороне монастырь?
        - Там, мадам! - махнул он рукой, и Катерина уверенно зашагала в указанном направлении.
        Все её силы уходили на демонстрацию гордости и красивой походки. Быть может, он увидит, как она хрупка и беззащитна? Вдруг его сердце тоскливо сожмётся в страхе за неё, ведь ей нечего противопоставить любому первому встречному, что вздумает обидеть её!
        А ещё отчего-то по-детски горько было за свою веру в то, что этот рыцарь не обманет её ожиданий. Было в нём что-то близкое, симпатичное, но он и так сделал для неё главное, избавил от Отиза, и она не будет думать о нём плохо.
        Хотя хочется, чтобы он потом кусал себе локти из-за того, что потерял её и отказался от её предложения! Никогда и никому она более такого не предложит. Даже не догадывалась, насколько это может быть стыдно и унизительно!..
        Не попробуешь - не узнаешь! Кому-то это раз плюнуть, а вот ей далось это предложение нелегко. Всегда думала о себе как о большой ценности, которую, к сожалению, не оценили, но это не мешало Кате уважать себя, а тут сделала предложение о собственной продаже!
        Легко было планировать пристроиться к знатному человеку, но как дошло до дела, то поняла, что, видимо, мало ей опасности, раз понимает, что больше так никогда не поступит! В конце концов, можно проявить себя в монастыре!
        Катюша ушла на приличное расстояние, чтобы перестать надеяться на чудо. Топот копыт напугал её, и она с ожиданием новой напасти тревожно обернулась. Казалось, что рыцарь мчится прямо на неё, чтобы затоптать. Но он обогнал её, слез с коня, подошёл и с некоторым трудом опустился на колено, склоняя голову и складывая обе руки на выставленный впереди свой меч.
        - Назовите своё имя, - потребовал он.
        - Катерина Дмитриевна Грушевич, - чуть срываясь, но всё же чётко произнесла она, запоздало подумав, что надо было брать девичью фамилию. За столько лет уже забыла, что она Залесская.
        - Я, Бертран де Бланшфор беру в жёны Катрин Дмитрич Грушевич, и бог мне свидетель!
        Катя безотрывно смотрела на него, не веря своим глазам. Она так часто видела изображения на картинах разных художников как рыцарь стоит на колене перед прекрасной золотоволосой девой. Это было так красиво!
        Но ни один творец не мог передать того, что происходило с ней. Дождь лил как бешеный, стуча по кольчуге и железным нашивках Бертрана, сам он был грозен, суров и решителен, а вытянувшаяся в струнку перед ним Катя походила на мокрую птицу, которая почему-то не могла летать. В позах обоих не было ничего лёгкого и светлого, но напряжение, ощущение чего-то важного и нужного было так ощутимо, что Дидье забывал моргать, глядя на происходящее.
        - Я, Катерина Дмитриевна Грушевич беру в мужья Бертрана де Бланшфор. Я обещаю быть рядом в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
        Катерина хотела ещё сказать, что будет рядом, пока нужна ему, но не хотела обманывать даже в малом этого рыцаря. Если за ней придут спасатели, она уйдёт отсюда, не задержавшись ни на мгновение! Но пока их нет, она сделает всё, чтобы он не пожалел о своём сегодняшнем решении.
        Бертран с уважением принял клятву чужестранки, поднялся и протянул ей руку. Она, не задумываясь вложила свою ладошку в его, и он прижал её к сердцу. Это был их своеобразный поцелуй, узаконивающий союз.
        - Возле замка стоит часовня, там нас обвенчают, и вы войдёте в дом моей женой и хозяйкой. Вас это устроит?
        - Да. Вы не пожалеете, - коротко ответила она и посмотрела на него.
        Бертран колебался, не спешил садиться на коня, и тогда Катерина протянула руку к его лицу, чуть огладила нежным касанием.
        - Наклонитесь, - едва слышно попросила она.
        Он, не отпуская её взглядом, немного склонился, и она легонько коснулась губами его щеки. С одной стороны, потом с другой и чуть помедлив, осторожно приблизилась к его рту. Он стоял, не шевелясь, и Катя не осмелилась лезть дальше с ласками. Не поцеловав его, она отстранилась. Наверное, так получилось лучше, вроде как обещание, ведь церковь ещё не освятила их союз.
        Дождь бесновался, но это замечали только оставшиеся на дороге люди Бланшфора. Рыцарь и дама, их свидетель Дидье, повсюду следовавший за своим господином, казалось, не чувствовали непогоды.
        - Вас повезёт Дидье. Я боюсь причинить вам боль своим снаряжением.
        Катя неожиданно раскраснелась и расплакалась. Она не кривилась, не куксилась, поэтому её слёзы слились с каплями дождя, но она выплакала весь свой страх за последние дни, оставила позади безнадёжность и смело шагнула в своё новое будущее. Чудеса случаются, надо только верить! А значит, её спасут и для этого надо выжить!
        По древнейшему закону подлости ливень прекратился в тот момент, когда они подъехали к замку. Строительство шло полным ходом. Каким будет будущий замок, пока сказать было невозможно.
        Катерина увидела высокий короб с узенькими окошками, который на некотором отдалении окружало множество хибар или установленных на столбах крыш, где суетились мастера.
        Ей бросились в глаза несколько мужчин, обрабатывающих готовые каменные блоки. Кажется, они сглаживали их, придавая форму окна. Ещё она увидела кузню, расположенную чуть в стороне, но так же без стен. Печь, крыша, столы и кузнец с подмастерьями.
        Чем занимались остальные мужчины, было непонятно, но все усердно трудились, провожая равнодушным взглядом Бертрана, его людей и только при взгляде на гордо сидящую на коне Дидье Катерину их лица оживали, появлялось любопытство, и работа останавливалась.
        Как и сказал Бланшфор, по пути они заехали в часовню и за полчаса их поженили, проведя не только обряд, но и сделав запись в книге, которая сохранится на века. Кто-то из потомков возьмёт фамилию прабабки в силу непредвиденных обстоятельств и род Грушевич заживёт самостоятельно, но первая запись о них так и останется на территории Аквитании, презрев войны и эпидемии, время и революции.
        В замок Катя въезжала полновластной хозяйкой, женой Бертрана де Бланшфора.
        - Потом надо будет устроить пир и пригласить на него отца, братьев…
        Катя только тогда поняла, насколько решителен и отчаян её супруг. Родственники будут недовольны его скоропалительной женитьбой, не сулящей ему никакой выгоды. Она для него словно сказочная лягушка с болота, без приданого, но с сюрпризами.
        Глава 4. Катрин де Бланшфор, первые впечатления о замке
        Верила ли Катерина в то, что обещала Бертрану удвоить его доходы? Поначалу, да, верила, но вспоминая все те места, что она проезжала с Отизом и присматриваясь к землям Бланшфора, до неё вдруг дошло, что она так и не увидела настоящего леса, в котором дичи больше, чем комаров! Пиренеи, где можно было бы поживиться как минимум железными рудами, находятся за Тулузой, а она должна сейчас ехать по знаменитым Ландским лесам!
        Чёрт возьми, где эти богатые, жирные лесные угодья?! И только задавшись конкретным вопросом, Катя вспомнила экскурсию, на которой тоненькая француженка рассказывала, что из-за заболоченной местности Гасконские Ланды долго были бедны и не приспособлены для сельского хозяйства, пока не осуществили мелиорацию и не посадили леса. За сто лет целый регион преобразился. Помимо охоты расцвела лесозаготовочная промышленность.
        Безусловно, даже в этом времени найдётся место для виноградников, но для обширных полей здесь условий нет! И вот тут вставал животрепещущий вопрос, а чем же живёт местный люд? На корзинках из ивняка и на посуде из глины особо не разбогатеешь! Тулуза расположена ближе к Пиренеям, и этот факт благотворно сказывается на ремёслах, а значит, достатке горожан. Там торговля поживее …
        Торговля! Ну, конечно, здесь же рядом Серебряный берег и Бискайский залив! Нужен корабль, защита и товар!
        Бессмысленно упираться и пытаться заработать среди таких же нищих работяг, надо торговать!
        Вот оно, преимущество, которым Катя может обеспечить своего рыцаря!
        Если рыцари в первом крестовом походе прошагали почти пять тысяч километров, то до Киева, а ныне Киевской Руси всего три тысячи, а если идти на корабле вдоль берегов будущей Европы, то поднимаясь по карте наверх можно достигнуть Ла-Манша, а далее будет Амстердам, и если там окажется неудачное место для торговли, то надо идти до реки Эльбы и прямым ходом в Гамбург! Это около полутора тысячи километров. Логистика - наше всё!
        Вот только этот план требует вложений, а она обещала доход без всяких оговорок! И всё же, эта идея Кате понравилась, и она уже спокойнее осматривала замок изнутри, отмечая текущий фронт работ.
        Молодая жена была взволнована и не заметила, как Бертран подал знак Дидье наказать Ноэля и после отвезти его к отцу в деревню. Парень не в пример другим деревенским ребятам был росл, силен, ловок, и со временем мог стать неплохим воином, но окружение Бертрана его не приняло, а сегодняшней дуростью он поставил всех под удар. Даже сопливые мальчишки, присылаемые к старшему Бланшфору знатными сеньорами для постижения науки быть оруженосцем, не позволяют себе высказываться в такой напряженный момент! А уж какие гонористые бывали, и за полный кошель им многое прощали, а вот такой дерзкой глупости они не совершали!
        Потихоньку Катерину отпускал свадебный мандраж и она начинала мёрзнуть. Промокшая насквозь одежда липла к телу и холодила, висящие сосульками волосы неприятно цеплялись за выпуклую вышивку накинутого на котту сюрко, чудесные туфельки XXI века размякли и теряли форму с каждым шагом.
        Она походя заметила, сколько грязи на обуви за собой принесли люди Бертрана, с пониманием отнеслась к тому, что пол застелен свежей соломой. Замучаешься за всеми мыть! С надеждой посмотрела на огонь в камине, в котором спокойно уместился бы бык и, не почувствовав от него тепла, зябко поёжилась.
        - Манон, ты где?! - рявкнул Бертран и невысокая женщина, появившись откуда-то сбоку, чуть ли не кинулась ему под ноги.
        - Здесь я, здесь! Арно недавно вернулся с охоты, принёс глухарей, так я их ошпаривала. Думала, беда случилась! Старый дурак ушёл до рассвета и вернулся буквально перед вами, сеньор!
        - Помолчи. Катрин, эта женщина следит за порядком в доме и готовит на всех. Вся прислуга подчинялась ей, теперь вам.
        - Манон, с этой минуты ты подчиняешься моей жене, сеньоре и хозяйке замка.
        Женщина приоткрыла рот и тихо охнула, но спохватившись, низко поклонилась:
        - Добро пожаловать, мадам, - вполне радостно произнесла она, - я так счастлива! Наконец-то у нас появилась хозяйка! Мне уж не по силам следить за всем, годы не те!
        Катерина приветливо улыбнулась крепенькой, не старой ещё женщине. На вид ей было пятьдесят, может, чуть больше, но не на современный лад, а так выглядели женщины в советское время. В Катином времени в пятьдесят многие смотрелись не хуже некоторых девушек, да и шестьдесят не возраст. А вот сколько лет было Манон на самом деле, она не взялась бы определить и очень удивилась бы, узнав, что той ещё нет сорока.
        С молодым господином из старого замка рискнула уйти только она. Остальные женщины предпочли насиженное место и спокойное будущее. Она собиралась следить за питанием своего рыцаря, а пришлось осваивать счёт и производить закупки, приглядывать за строительством, заниматься припасами, одеждой, дровами, оброчными, людьми. Её часто обманывали, хозяин наказывал обманщиков, но от этого ей легче не становилось. Её же в деревнях и обвиняли за то, что она позволила себя облапошить, а за это биты честные люди!
        Церковь обещала выделить хозяину образованного монаха, чтобы тот помогал следить за внутренними налогами, оброками, но вот уже больше года никого не присылают. А Манон думает, что и не пришлют! Сеньор, что приезжает каждый год от сюзерена и забирает налоги, всё считает сам, и ему проверяльщики не нужны.
        Она, может, неважно считает, но глаз у неё намётан, и каждый год доверенный человек графа увозит всё больше и больше! Если так будет продолжаться, то замок им никогда не достроить! Скопленные службой деньги хозяина тают и работы останавливаются. Половину строителей на зиму отпустили, не сумев им обеспечить тёплое жильё и оговорённую оплату. Дальше должно было быть только хуже, но раз сеньор женился, то на приданом жены они ещё продержатся, может, даже достроят замок, и тогда сразу станет легче!
        Катя вновь лишь приветливо улыбнулась. Бедной Манон добавятся хлопоты, пока она не разберётся в жизни замка. К тому же Катерина не столь неприхотлива как рыцарь и его вояки, так что жаль разочаровывать женщину, но покой ей будет только сниться.
        - Манон, что у нас с водой?
        - Вы про баню, сеньор? Так у меня на кухне огонь целый день горит, значит, и вода в баньке нехолодная.
        - Баня? - с удивлением переспросила Катя, отчего Бертран засмущался.
        - Да вот, дед приучил отца мыться в тепле до скрипа, а отец нас с братьями заставлял. Дед ходил в крестовый поход и многому научился у одной знатной пленницы. Он хотел на ней жениться, но её выкупила родня. Моему старшему брату достался в наследство от деда трактат о здоровом питании придворного лекаря эмира. Средний владел домом в Эдессе, но теперь Эдесса захвачена, а меня дед научил выбирать место для строительства замков и как поставить баню в нём.
        - Вам досталось самое ценное, - улыбнулась Катя, не задумываясь о том, что, возможно, трактат у старшего брата от самого Авиценны!
        - Вы правда так думаете? - удивился мужчина.
        - Да, я с огромным уважением отношусь к чистоте.
        - Значит, на исповеди нам вместе придётся каяться, что осквернили себя мочалками.
        - Не понимаю, как можно осуждать чистоту? - не удержалась Катя, выплёскивая наболевшее. - Это, прежде всего, наше здоровье!
        - Мой тесть обвинил меня в том, что я заставлял его Женевьеву мыться, и она из-за этого ослабела. А священнослужители считают баню местом разврата, - чувствовалось, что Бертрана это задевает или ранит.
        - Ничего не могу сказать про вашу Женевьеву, - осторожно коснулась темы первой жены Катя. - Насильно даримое добро в любой момент может обернуться злом. Поэтому даже из лучших побуждений иногда разумнее отступить. Но почему разврат? - вновь закипела она возмущением. - Человеческое тело создавал Бог и что плохого в том, чтобы видеть его, беречь?
        - Обнажённый мужчина и женщина не могут удержаться от блуда, - повторил чьи-то слова Бертран.
        - О, у вас совместная баня? - опешила Катя, вспоминая, что таки да, такое практиковалось и на Руси!
        - Обычно да, но в замке проживает всего лишь три женщины, и они ходят мыться одни, запирая двери.
        - Ну вот, и причём тут блуд? - облегчённо фыркнула Катюша, полностью одобряя раздельное мытьё. - И простите меня за резкое высказывание, но меня чуть не стошнило из-за источаемой вони от вашего служителя, когда он нас венчал. Божьему слуге должно быть стыдно так мерзко пахнуть…
        Бертран быстро закрыл рот Кате грязной рукой и гневно на неё посмотрел.
        - Я поняла, - мягко отрывая его кисть от своего лица, покаялась она, - никогда, нигде, никому.
        Он внимательно посмотрел на неё и медленно кивнул, принимая её слова. А Катерина сделала вывод, что не стоит забываться даже рядом с приятными людьми. Мерзавец Отиз мог похлеще выражаться в адрес церкви, но умел ладить с её представителями на своей земле и знал, когда можно высказаться, а когда стоит прикусить язык. Катя вроде ничего кроме правды не сказала, но эта правда не нужна даже поборнику чистоты.
        - Манон, помоги сеньоре разобраться в бане и найди ей сухое чистое бельё.
        - Как же ужин? Ведь ждут…
        - Подождут. Ты что, не поняла, что тебе оказана честь лично позаботиться о свой хозяйке?
        - Благодарю, сеньор. Что же это я, растерялась… не сообразила. Мадам, идёмте, я вам всё покажу, помогу, останетесь довольны.
        - Дидье, проследи, чтобы никто не сунулся в баню, пока там моется госпожа.
        Катя не посмела сказать, что молодожёнам совместная баня не повредила бы. И дело было не в желании согрешить, а убедиться, что муж вымоется чисто, причём везде! Его чистота - залог её женского здоровья, но интуиция подсказывала, что свободный разговор на эту тему преждевременен, тем более сейчас, когда она так оплошала.
        - Сеньора, следуйте за мною, а то вы вся дрожите! - засуетилась Манон.
        Она повела Катерину мимо кухни, крикнув своим помощницам, что их господин женился и она ведёт сеньору в баню. Потом они заглянули в комнату, служащую кладовкой. Забрали там куски ткани, несколько кувшинчиков с крышечкой и настоящие шарики мыла.
        - Это подарок старого сеньора. Он покупает их у купцов из дальних стран. Понюхайте, как пахнут! - Манон с благоговением протянула Кате маленький шарик. - Мне нельзя таким пользоваться, но вам хозяин не запретит.
        - А вдруг ему жалко будет? - поддаваясь доброжелательной хлопотливой суете Манон, Катя почувствовала себя немного капризной и маленькой.
        Ей этого так последнее время не хватало, чужой заботы! Весь современный окружающий мир был нацелен на благополучное проживание молодой мамы с двумя детьми, и эта забота, уважение были привычны, незаметны, пока она не оказалась в мире, где женщина чуть ли не ровня собаке.
        Желание Манон угодить своей хозяйке подарило приятное дежавю и невольно захотелось усилить количество даримого этой женщиной добра. Вот и вырвался у Катерины провокационный вопрос, на который Манон тут же бросилась отвечать.
        - Да как же жалко?! Вы видели, как он на вас смотрит? Он же не сводит с вашего лица глаз, а стоит вам пошевелиться, - заговорщически зашептала она, - мокрая ткань плотнее липнет к вашей фигурке и сеньор едва сдерживает благопристойный вид. Я его с детства знаю и ни на одну деву он так не смотрел, а вы сомневаетесь, что он пожалеет для вас мыла! Да он же подумывал вступать в орден и ни о какой женитьбе не думал!
        Катя слушала женскую болтовню и от всей души верила. Не потому, что это правда, а просто она хотела верить. Такая сладость услышать, что ты важна для мужчины, что он тобою околдован, теряется и смущается. Слыша подобные слова, можно представить себе, что обладаешь властью над ним, и это рождает желание сделать своего поклонника счастливым. Она мечтательно улыбнулась, вздохнула, и вернулась в реальность.
        Безусловно, она симпатична Бертрану, но не более. Скорее всего, он и сам не знает, почему женился на ней. Отцу он скажет, что замку нужна хозяйка и это верно, но как он будет объяснять отсутствие приданого? Обещание Кати об увеличении дохода он не осмелится озвучить отцу, чтобы не выглядеть дураком.
        «Все же есть место чудесам», - в который раз повторила Катя и мысленно поблагодарила Бога.
        - Бертран сказал, что у него сын? - осторожно продолжила она беседу, пока они входили в небольшое не особо жаркое тёмное помещение с продолговатым окошком. Манон зажигала свечи и отвечала:
        - Леон. Он живёт у отца нашего хозяина. Ещё год, другой и он пройдёт посвящение в рыцари, - с гордостью произнесла женщина.
        - Сколько же ему лет? - Катя думала, что сыну Бертрана около шести.
        - Он уже взрослый юноша. Дед подготовил для него доспехи.
        - А сколько сеньору? - Катерина растерялась, гадая о возрасте, и по инерции задала новый вопрос, хотя уже понятно было, что у Манон не очень со счётом, но в этот раз она смогла ответить.
        - Нашему сеньору? Говорят, тридцать пять, но может быть меньше, - неуверенно добавила она. - Я была крохой, когда у старой хозяйки родился наш Бертран, но он рос у меня на глазах. Да, годы бегут, но знаете, что я вам скажу, иногда старый мужчина лучше молодого, - неуклюже прорекламировала она хозяина. - Уж насколько наш сеньор был аккуратен с Женевьевой, а всё одно не уберёг. У господ девочек совсем рано отдают замуж, не то что в нашем сословии. Кровь пошла - и уже сватают, даже не дожидаются, пока она в тело войдёт, хоть немного округлится.
        Катя едва успевала подсчитывать. Надо полагать, что Бертран примерно в девятнадцать-двадцать стал отцом, а его Женевьева была совсем ребёнком. В этом времени слишком рано взрослеют и если мальчики ещё как-то справляются с возложенными на них нагрузками, то девочкам приходится туго и никто им не помощник. Хоть бы матери тайком учили задерживать наступление беременности, так нет же, нельзя! Если юная жена сразу не забеременеет, то её могут осудить, назвать бракованной!
        Катины мысли расползались по разным направлениям. Хотелось обсудить ужасы ранних браков, составить меню для свадебного пира, поговорить о мужчинах, о делах, о жизни в замке, трудностях и других людях, проживающих здесь. Тепло помывочной, которую гордо именовали баней, подействовало расслабляюще и умиротворяюще, самое время сесть пить чай и болтать, а тусклый свет свечей добавлял соответствующего антуража, настраивая на нужный лад.
        Манон рассказывала обо всём, ничего не скрывая и, видя благодушное настроение своей госпожи, спросила:
        - А большое приданое за вами дадут?
        - Часть моего приданого осталась в руках разбойников, - с сожалением произнесла Катя.
        - А другая часть?
        - Вот здесь, - сеньора постучала себя по лбу и Манон приподнялась, чтобы разглядеть, не спрятано ли в волосах ещё золото вроде выложенных на стол драгоценностей.
        Катерина рассмеялась немного натужно, напоминая себе, что не стоит размякать, поддаваясь благодушию.
        - Я знаю, как надо вести хозяйство, чтобы оно приносило доход. Я даже знаю, как делать вот эти мыльные шарики, как получать дивный запах из цветов, умею красить ткани в самые необычные цвета, плести красивейшие кружева, расписывать диковинными цветами посуду. Меня многому учили, а это невозможно украсть. Но чтобы поднять хозяйство необходимо время. Так что, Манон, первые пару лет нам всем будет нелегко, а уж потом заживём!
        - Заживём?! - вышло доверчиво и с надеждой.
        - Обязательно, Манон!
        - Но вы ведь одна не сможете столько всего сделать, а учеников надо обучать не один год!
        - Потихоньку буду учить, а пока есть другой способ заработать!
        - Это какой же?! Разбойничать, как другие рыцари? Наш сеньор никогда не согласится!
        - Я же чужестранка, Манон! Я была в других странах и знаешь, что я тебе скажу?
        - Нет, - отчего-то шёпотом ответила она, поддавшись волнению.
        - Если отправиться на север, то наши ткани там будут стоит раз в пять дороже! А шёлк вообще за золото продают! И за хорошее вино в других странах дают достойную цену, не то что здесь!
        - Так как же туда добраться?
        - А вот это я подскажу мужу, - таинственно улыбнулась Катя, и Манон поверила безоговорочно.
        Поверила, что не зря она уехала из старого замка, что заслужит здесь себе покой и сытость, надо только потрудиться и подождать. Мадам не девочка, всего пугающаяся и от того не знающая, как себя вести, что делать. Немного чужая, но она смелая и умная, это сразу видно.
        Как она смотрела на сеньора! Нет сомнений в том, что она сама всю жизнь была полновластной хозяйкой! И хоть неизвестно, что в её жизни произошло, но мадам не пропала даже в чужих для неё землях!
        И может, глупа Манон, но женское сердце помогает ей верно судить о людях! Хозяин всем хорош, но он так редко бывает дома! Многое было бы по-другому, если бы он сам за всем следил, но пока замок не достроен, ему необходимо зарабатывать деньги, чтобы содержать отряды для охраны своей земли и братьев.
        Старый сеньор живёт производством сукна, как и его старший сын. Каждый месяц они возят ткани на рынок в Тулузу. Средний все земли отдал под виноградники. Манон помнит, сколько волнений Гуго де Бланшфор испытал с выбранным направлением деятельности. Только его виноград вырос, только Гуго поставил первое вино, как на следующий год все растения погибли. С большим трудом он заново поднимал хозяйство, и с божьей помощью у него сейчас всё хорошо, вот только соседи беспокойные. Они не оправились после виноградной эпидемии и занимаются разбоем.
        Бертран - спасение всего рода Бланшфоров. Его все боятся, никому не по силам выставить против него достаточно людей, чтобы противостоять ему. А он забирает себе лучших наёмников и за оплату наводит порядок на близлежащих к нему землях.
        Глава 5. Катрин де Бланшфор, хозяйка недостроенного замка
        Чистенькая, согревшаяся Катя обдумывала всё, что рассказывала ей Манон, и её мысли были созвучны той. Рядом с Бертраном де Бланшфором было безопасно, но его доходов хватало содержать отряды, более-менее жить, а не вкладываться в новое дело. Дополнительно тяжёлым камнем на нём лежали расходы по строительству замка, но на это пока шли деньги из многолетних запасов, которые, увы, заканчивались.
        Такое положение дел прямой путь к нищете, если ничего не менять! Срочно необходимы новые источники доходов, пока не стало поздно.
        Катерина вяло перебирала воспоминания о своих увлечениях и кружках, куда она ходила с детьми, чтобы разнообразить их представление о мире и не давать сидеть целыми днями у компьютера. Возле дома она с Сашей и Никитой разбили крошечный экологический огород. Это было модно во Франции, выращивать всякую ерунду и медитировать над своим урожаем, находя своё место в природе. Собирались завести курочек, даже красивый домик для них построили, но не успели.
        Посещали уроки лепки и росписи глиняной посуды. Ходили в стеклодувную мастерскую, даже бездарно дули в трубки, пытаясь что-то выдуть, пока им не подсказали, что женщинам и таким малышам интереснее заняться изготовлением стеклянных бусин. Для детей всё это больше напоминало баловство, а вот Катя увлекалась, осваивала азы, и когда у неё начинало получаться, то почему-то теряла интерес. Она вместе с мальчиками ходила в кузню, в ткацкие цеха, воссозданные по разным векам, училась лепить фигурки и цветы из холодного фарфора. Кое-что осталось на уровне двух-трёх уроков, но вот плетением кружев она занималась всю вторую беременность и, если бы был рынок сбыта, то продлила бы своё хобби. Ей понравилось создавать рисунки, просчитывать плетение и сама работа умиротворяла, вводила в какое-то спокойное, гармоничное состояние. Почему-то выбор профессии логиста ей казался созвучен этому виду рукоделия. Выбрать объект, просчитать весь путь от первой петельки до последней и без потерь исполнить его, получив заслуженную награду.
        Стук в дверь прервал воцарившуюся атмосферу доброжелательного покоя и грубоватый голос напомнил, что другие тоже желают погреть свои косточки и почистить одежду.
        - Разведут тут грязь, а девочкам потом убирай, - ворчливо забухтела Манон, но было видно, что она рада тому, что мужчины сами следят за чистотой своих вещей.
        Катя подняла на вытянутых руках отданные ей камизы.
        - Коротковаты, - озвучила очевидное управляющая и кухарка в одном лице, - Женевьева была ростом как я, только худенькая.
        Надевать вещи покойницы не очень-то хотелось, но посмотрев на свои выстиранные рубашки, пришлось смириться.
        - И тесны в груди, - добавила Манон, продолжая критически осматривать сеньору.
        - Нет, нельзя в таком выходить, - обречённо произнесла управляющая, и Катя была с ней согласна. Вот только свою котту она только что с большим трудом выполоскала от грязи и даже чуть-чуть поелозила по ней душистым мылом, чтобы сохранить приятный запах.
        Катерина подошла к оставшемуся лежать полотну и поверх коротковатых камиз с коттой повязала его как пляжную юбку. Сюрко вообще не стала надевать.
        - День уже клонится к концу, а я очень устала, так что никого не удивит, что меня не будет на ужине. А завтра я всё поправлю, - сообщила сеньора и Манон повела её обходным путём в покои хозяина.
        - Мадам, я сейчас велю вам доставить сундук с вещами бедной мадам Женевьевы. Понимаю, что сегодня брачная ночь, но хозяин обязан посидеть со своими людьми, выслушать их и только потом придёт к вам…
        - Всё правильно, Манон, я успею до его прихода хотя бы посмотреть, что можно сделать с одеждой.
        Катя видела, что женщине неловко из-за того, что в замке не хватает людей. Можно было догадаться, как устроена была жизнь в «старом» замке. Наверняка у матери Бертрана есть своя служанка, какие-нибудь воспитанницы и все они хлопочут возле неё, позволяя той лишь раздавать указания.
        Катерине не сложно самой заняться своею одеждой, включить режим Золушки и отмыть хотя бы часть замка, но это не принесёт дохода Бертрану. Ей надо посмотреть на деревни, на мастеров, подобрать сообразительных девочек с тоненькими пальчиками, да и вообще сметливых людей, которые по каким-либо причинам прозябают.
        Пожалуй, самое малозатратное, что она может уже сейчас организовать, это производство мыла. Душистых шариков у неё не получится, но дешёвое и простое - вполне. Это облегчит стирку, мытьё посуды, уход за собою.
        Все остальные идеи сходу не реализуешь. Надо присматриваться, изучать то, что есть на месте и совершенствовать данное. И в приоритете остаётся торговля. Как минимум скупить у ремесленников их товар и везти его в другие регионы, как максимум перекупить караван из южных стран.
        Катерина обошла вслед за Манон по верхней галерее сидящих внизу людей Бертрана. Женщина правильно рассудила, что лучше никому лишний раз её сеньоре не попадаться на глаза в таком виде. Она, конечно, шепнёт по секрету о временных трудностях, но лишние пересуды ни к чему. Коридор после большой залы с галереей показался мрачным и грязным, хотя было видно, что замок подметают и регулярно стелют свежую соломку. Мыть каменные полы никому не приходило в голову, да это и нереально, пока идёт стройка.
        - Здесь кроме хозяина и меня уже никто не ходит, - объяснила Манон, сворачивая и показывая на двери. - Сеньор тут хранит оружие, сам спит и его братья ночуют, если приезжают к нам, но это редко случается.
        Катя заглядывала в пустые покои и надеялась, что хотя бы в хозяйской комнате будет стоять кровать. Ей повезло, она увидела не только приличных размеров кровать-пьедестал, но даже пару ковриков возле неё. Манон зажгла свечи и в углу обнаружилась тканная дверка в туалет. Проход к заветному месту оказался узковат, но само отхожее место было довольно просторным.
        - Манон, баня - это очень хорошо, но каждое утро у меня должно стоять ведро с тёплой водою и пустое. Позже я покажу, как сделать умывальник и… впрочем, это всё потом. Здесь довольно тепло, но я не вижу камина?
        - Вот эта стена, сеньора, горячая, пока на кухне горит огонь в очаге.
        - Я заметила, что вы, Манон, готовите на открытом огне, а печь у вас есть?
        - Не пойму я вас… - смутилась женщина, - многие ваши слова для меня чужие, - пояснила она.
        - Печь, плита?
        Манон растерянно покачала головой. Катя тоже не понимала, то ли это языковой барьер, который она всё ещё не преодолела, то ли в этом веке ещё не вошли в обиход печи. Видимо, они считаются оправданными только для мастеров, а чтобы использовать их для их приготовления пищи, решили, что дорого. Ну что ж, это она поправит.
        Катерина подошла к постели Бертрана. Шкуры и шкурки, всё как везде. Древний Рим с шёлковым бельём или египетским хлопком был забыт напрочь! Не факт, что шкуры на кровати мужа стоили дешевле шёлка, но видно, что они уже не один год терпеливо и преданно служат ему бессменными простыней и одеялом.
        - Я велю трясти постель сеньора каждый день! Он не терпит божьих тварюшек ни у себя в волосах, ни в кровати. Вот увидите, прежде чем лечь спать, он тщательно вымоет голову, вычешет мелким гребнем волосы и только тогда поднимется сюда.
        Постаравшись искренне улыбнуться, Катерина с подозрением вглядывалась в тёмные шкуры, давно сменившие ветренную мягкую пушистость на лоснящуюся зрелость. Мелкий гребень она уже видела, он напоминал обычную расчёску в межзубных пространствах которых вша могла прогуливаться толпою, не боясь выпасть из места прокорма. Но делать нечего, может оказаться так, что муж ляжет с чистой головой, а вот она не всех тварей вычесала, и кто тогда грязнуля? Надо сживаться с новыми реалиями и планомерно повышать качество жизни.
        Манон вышла, оставив сеньору одну. Катя тут же сняла с себя намотанный балахон, а потом и коротковатую котту. Когда-то она была красива, но со временем краска выцвела или выстиралась, став неравномерной. Вышивка тоже потеряла вид. Какие-то нитки поблекли, какие-то остались прежними и это разнообразие придавало неопрятный вид наряду.
        Через несколько минут в покои постучали, и Катя юркнула в тёмный угол, понимая, что не успевает одеться.
        - Манон, пусть сундук поставят у окна, - зашептала она оглядывающейся помощнице в поисках сеньоры. Мужчины заухмылялись, понимая, что застали хозяйку в неподобающий момент, но управительница быстро их прогнала.
        - Мадам, я ещё зайду и принесу вам поесть, - перед уходом пообещала она.
        - Благодарю вас, Манон. Бертрану очень повезло, что вы есть у него.
        Простые слова признательности и оценка заслуг очень растрогали женщину. У старого хозяина она была одна из многих, а здесь Манон уже четыре года несёт тяготы неустроенной жизни, старается изо всех сил, но добилась только того, что её не ругают за промахи. Это немало, но иногда хочется, чтобы кто-нибудь увидел, оценил, как много она делает для всех!
        Мужчины устают, стараются сами обиходить себя, но разве смогли бы они это делать, если бы для них не были бы созданы для этого условия? Сеньор всегда идёт ей навстречу, но никогда не говорил, что без неё ему пришлось бы трудно. Наоборот, он ведёт себя так, будто в любое время готов к тому, что она заявит о своём отъезде в старый замок и тогда он примет на себя домашние проблемы, а вот сеньора сразу увидела, от скольких хлопот освободила хозяина Манон!
        Пока ещё не совсем стемнело, Катя залезла в сундук своей предшественницы и перебрала сохранённые богатства.
        - Негусто, - констатировала, отложив одну нарядную котту, две повседневных и короткие сюрко с широкими рукавами, что надевают поверх котты. - Даром, что сеньора, а так голытьба.
        Дочка злополучного Отиза похожие верхние платья бросила дома, постеснявшись взять их в Париж. Катя отложила в сторону нижние рубашки и устроив стопку из нескольких полотен, задумалась, что она может сшить из них на скорую руку. Платья Женевьевы ей слишком малы и если надставлять низ, то в груди шнуровка не помощник. Дело в том, что у неё спина, плечи, бёдра шире, чем у умершей девочки. Оно и понятно, та едва ли была выше полутора метров ростом. Бертран ей, наверное, казался гигантом.
        - Дай Бог тебе, Женевьева, покоя и умиротворения, - прошептала Катюша, жалея девушку и складывая её платья в сундук. Нет смысла портить их только ради того, чтобы перебиться несколько дней. Свою котту она пристроила у горячей стены, использовав два копья, поставив их домиком и прижав скамьёй.
        - Надеюсь, муж не будет возмущаться, - улыбнулась она, планируя завтра же дать поручение соорудить стоячую вешалку манекен для сушки платьев.
        Самым ценным в сундуке оказался набор игл и грубоватых ножниц, бережно завёрнутый в шёлковую тряпочку и уложенный в маленькую шкатулку из резного чёрного дерева.
        «А вот это действительно драгоценность», - прижимая находку к сердцу, подумала сеньора.
        Она ничего не стала сейчас шить для себя. Не было возможности правильно разложить ткань, снять мерки, да и не стоило торопиться. Тонкое полотно - слишком ценная вещь, чтобы ошибиться и неаккуратно пошить при свете нескольких свечей. К тому же надо почистить иглы, поточить ножницы. Зато она нашла тонкую шёлковую нить, которой вычистила зубы, изучила и обнюхала шкуры, наметила план действий на завтрашний день и не заметила, как уснула.
        …Бертран разоблачился и выслушал замковые новости. Архитектора переманили в другой регион и он, оставив свои чертежи, гордо уехал туда, где регулярно платят! Это был удар ниже пояса. Ещё утром этот сморчок улыбался сеньору Бланшфору, а вечером его и след простыл. На кой ляд ему чертежи этого пройдохи, если никто в них ничего не разбирает!
        - Мерзавец! - рука с силой сжала поданный кубок с вином, и он смялся, будто яичная скорлупка, добавляя раздражение тем, что вино пролилось на белоснежную тунику. Бертран хотел предстать перед женой красивым, он подумал, что она после бани пойдёт мимо и увидит его… глупо получилось, только одежду зря испортил.
        Он выслушал посланника отца и принял деньги за патрулирование его территорий. Архитектор немного не дождался своей оплаты. На днях должен расплатиться Гуго. К нему приезжали заморские купцы, и Бертран лично провожал их в замок брата. Вино у того отменное и с каждым годом на него находится больше покупателей, готовых самим ездить за ним.
        Это было хорошей новостью и отличным свадебным подарком для Катрин. У неё ничего нет и деньги пригодятся ей, чтобы пошить наряды. Спасибо отцу, что заказал на свои деньги полный рыцарский доспех для Леона! Иначе Бертран не знал бы как поступить и кого первым обеспечить необходимым.
        Увидев промелькнувшую Манон, он понял, что женщина провела его жену в покои через верхнюю галерею, и вдвойне обидно, что он зря надевал шёлковую тунику. Вечер тянулся бесконечно. Даже баня не подарила долгожданного удовольствия и расслабления, а вкус еды он совсем не почувствовал.
        Воображение будоражило тело Катрин. Хотелось посмотреть на неё, потрогать, узнать, как она поведёт себя в ответ. Эта дева уж точно не сожмётся в страхе в углу кровати и не будет трястись от ужаса, что в ней делают дыру. Даже когда Женевьева освоилась и перестала бояться супружеского долга, она после часами простаивала на коленях, замаливая грех соития. Это было обидно и непонятно, но священник называл сеньору благочестивой, и Бертран смирился.
        Едва дождавшись момента, когда можно всех оставить, он быстрым шагом вышел из залы, а по лестнице уже бежал в свои покои. Распахнув двери, он оглядел комнату и увидел посреди кровати уснувшую Катрин.
        Она сгребла в кучу все шкуры и, закинув на неё руки, ноги, спокойно спала. Стало смешно. М-да, страхом тут и не пахло, скорее, придётся отвоёвывать себе место.
        Он отвязал шоссы, стянул брэ и, оставшись в камизе, наклонился, чтобы забрать шкуры из объятий жены. Она не сразу их отдала, но тяжело вздохнув, откатилась на дальний край кровати, будто смиряясь и отстраняясь.
        Бертрану было интересно наблюдать за спящей женщиной. Он никогда не думал, что из этого можно почерпнуть для себя что-то новое. Катрин спала без страха, хотя на поляне в её глазах плескался ужас. Здесь ей спокойно и хорошо. Отчего-то тепло разлилось по груди. Ей надёжно рядом с ним. Она всецело доверилась ему с первого взгляда, и это подкупало, даже порабощало.
        Он осторожно улёгся рядом и потянул её к себе. Катрин тут же гусеницей подтянулась к нему, выгнулась так, чтобы им двоим было удобно, и замерла, не просыпаясь. Тяжёлый выдох Бертрана, забывшего как дышать, показался слишком громким и он затаился, но дева рядом с ним только нащупала своею рукой его и положила её на себя, обозначая его власть над нею.
        Прошло какое-то время, прежде чем он стал поглаживать её бедро, теснее прижал к себе и перестал вслушиваться в равномерное дыхание. Бертран греховно хотел свою жену, но боялся нарушить то доверие, каким наградила она его. Он потерпит. Ей нелегко пришлось, он это понимает и даст ей время.
        Она непохожа ни на одну деву, что довелось ему видеть за долгие годы службы. Даже среди других народов нет второй такой же, как она. И дело не в красоте, а хотя бы в том, как она смотрит, слушает, задумывается. Каждый её жест, выражение лица наполнено смыслом.
        Как она уходила от него по полю! Сколько отчаянной гордости и надежды, что он не отпустит её! Он смотрел и ждал, когда она сдастся и поймёт, что ставит невыполнимый ультиматум! Он готов ей помочь, но жениться!
        Невольно руки крепче прижали её к себе, вспомнив тот момент. Он не собирался вступать в брак, но она уходила, не оборачиваясь, и он не выдержал. Даже не может объяснить, почему сорвался с места и встал перед нею на колени. Она бы ушла и больше никогда не попалась бы ему на глаза. Это открытие заставило его действовать. Чужестранка нужна ему, а почему, зачем, он разберётся потом. А хотя бы для того, чтобы вот так спать, прижимаясь к ней всем телом и чувствуя расползающуюся сладость по душе.
        Глава 6. Подготовка к свадебному пиру
        Человек - такое существо, что привыкает ко всему. Вот и доски, посыпанные сеном и прикрытые шкурой, больше не казались Кате невыносимо твёрдыми. Впервые в этом времени она по-настоящему уснула. Без тревог, без насторожённости, без всяких дум и размышлений, отключилась - и всё. Сон оказал исцеляющее воздействие на её психику, настроение, тело.
        Она проснулась, прижатая к жаркому мужскому телу и впервые за долгие годы ей показалось, что она не одна ответственная за всё на свете. Приятное чувство, которое хотелось удержать и познакомиться с ним поближе. Шальная мысль кольнула, что её жизнь сложилась бы по-другому, если бы Бертран был отцом её мальчишек. Она развернулась, нежно погладила его по плечу, по груди, выражая свою признательность за то, что дал ей поспать и не лез с супружескими обязанностями.
        Господи, что за жизнь у этих людей! Короткая и трудная у крестьян, наполненная работой и зачастую пустыми надеждами у ремесленников, опасная у купцов, а семнадцатилетние мальчишки становятся рыцарями и ответственными за жизни других людей. Девочек знатного рода Катя оплакала вчера. Может, герцогиням и королевам живётся легче, но совсем ненамного. Они ещё большие пленницы условностей, чем жены простых сеньоров.
        Катя приподнялась на локте и стала разглядывать своего рыцаря. Такой молодой, а его считают уже зрелым и почти стариком. Поперечная складка между бровей во сне разгладилась, обозначившиеся продольные по лбу морщинки стали незаметны, и лицо утратило возраст.
        «А он красив и обаятелен, как многие французы», - с улыбкой подумала она.
        В дверь тихонько постучали, и Катя выскользнула из-под шкуры, опуская ноги на видавший в своей жизни лучшие времена ковёр, и с досадой посмотрела на размокшие туфельки. Она забыла поставить их к тёплой стене, и они остались мокрыми. Но делать было нечего и, всунув в них ноги, Катя на цыпочках подошла к двери.
        - Кто там?
        - Манон, - послышался приглушенный голос из-за двери, - сеньора, я принесла воды и завтрак.
        Отодвинув тяжёлый засов, она приоткрыла дверь, и управляющая, увидев, что хозяйка не одета, протиснулась, ставя громоздкое ведро у входа.
        - Сейчас, сеньора, там стоит Арно, держит поднос с едой, - и снова исчезла, чтобы появиться с подносом.
        Пока Бертран спал, Катя перекусила, привела себя в порядок и, оставив туфельки у снова набирающей тепло стены, устроилась в ногах кровати, занявшись рукоделием. Ей надо было подшить немного обтрепавшийся подол высохшей за ночь котты.
        - Солнце уже встало? - раздался хрипловатый со сна голос рыцаря.
        - Да, - встрепенулась она, оглядываясь на него.
        - Что-то я разоспался, - словно прося прощения за допущенную вольность, добавил Бертран и поднялся.
        Катя не удержалась и, прикрыв рот ладошкой, улыбнулась. Мужчина в тунике до колена, с немного кривоватыми ногами - то ещё зрелище!
        - Вам смешно? - опешил он.
        - Вы очаровательны в своей рубахе и только ночного колпака на голову не хватает.
        - Я не люблю чепцы, - не задумываясь, ответил он, - у меня густые волосы и они спадают… Сеньора, да вы насмехаетесь надо мною! - вдруг сообразил он, а Катя ещё больше развеселилась, но замахала на него руками:
        - Что вы, что вы! Только, пожалуйста, не натягивайте ваше ночное платье спереди, а то порвёте! - и прыснув, отбежала от него подальше.
        Бертран не сразу сообразил, что она сказала, а наклонился вперёд, прижал к животу тонкую камизу и широко раскрытыми глазами посмотрел на смелую на язык жену.
        - Это… ну, по утрам всегда так… - а потом махнул рукой и стал приводить себя в порядок.
        - Манон принесла нам завтрак…
        - Церковь не одобряет уединённый приём пищи, - чопорно процитировал кого-то Бертран, отщипывая кусок булки.
        - Наша ночь была изумительной, но спокойной и после завтрака мы могли бы завершить благословлённый Богом союз, - вкрадчиво, по-кошачьи мягко и готовая тут же отступить, высказалась Катя.
        - При свете дня? Вы же моя законная жена, как можно…
        - Зато вы увидите, что приобрели в результате нашего бракосочетания, и я тоже посмотрю, какой мужчина мне достался.
        - …
        - Но если вам неловко или вы не хотите нарушать советы церковнослужителей…
        - Думаю, мы имеем право, - отрезал Бертран, и Катя одобрительно кивнула, добавив:
        - Согласна с вами! И на будущее: мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь влезал между нами.
        - Даже церковь? - нахмурился мужчина.
        - Вы затрагиваете очень сложный вопрос, - Катюша напряглась, понимая, что надо избегать этих тем, но в то же время в этом вопросе ей нужна поддержка мужа и его направляющая рука. - Служители - всего лишь люди, и толкуют священные книги по своему разумению, спорят между собою, что-то меняют, а бывает, что расходятся во мнениях и называют друг друга еретиками. Вы - не простой человек, у которого нет времени задумываться о жизни, принимая все изрекаемые постулаты на веру. Вам не следует во всём полагаться на чужой ум и рассуждения. Вы владетель, ответственный за многих людей, и способны сами принимать решения, особенно касающиеся своей души.
        - Вы говорите слова, которые мне всегда хотелось услышать, но я сомневаюсь в своей правоте.
        - Бертран, я думаю, что сомневаясь, вы ищите наиболее верный путь к любому решению, вы развиваетесь, что-то постигаете и этому не должно быть остановки. Мне кажется, что поиски истины, совершенства приятны Богу.
        Рыцарь потёр лоб, будто помогая себе что-то понять.
        - Катрин, я прошу вас больше об этом не рассуждать ни при ком! Это опасно для вас, - произнёс он, и эти слова объединили их больше, чем мирно проведённая ночь в одной постели.
        - Присаживайтесь, стола у нас нет, но я вас покормлю, - выдохнула Катя, уводя разговор в другую сторону.
        Она и не собиралась больше поднимать щекотливый вопрос о вере, но вся жизнь этих людей завязана на ней, и это важно для них, а для неё… пожалуй, тоже важно, но слепо слушать чьи-либо утверждения это не для современного человека.
        Хорошо это или плохо? Да кто же знает? Катя вздохнула: в ужасное время она жила, где всё подвергается сомнению и всякий бред с энтузиазмом пробуется на зуб, но такое родное!
        - Манон приготовила вкусную кашу, правда, она остыла. Попробуйте мясную нарезку завернуть в лепёшку и капните туда немного соуса, вот так, - и Катя подала ему подобие гамбургера.
        - Мы так едим в дороге, - пробубнил Бертран с полным ртом, - но у вас получилось вкуснее.
        Катерина дала ему поесть, предложила прополоскать рот после еды, а потом подошла и обняла. Подходила смело, а вот поглаживать насторожившегося рыцаря было боязно.
        Он замер и ничем не помогал ей. Инициатива быстро сходила на нет и уже надо было думать, как без потерь выйти из дурацкого положения, но тут Бертран рвано выдохнул, словно до этого совсем не дышал и, подхватив её на руки, уложил на кровать. А собственно, больше некуда. Его сердце колотилось, как кузнечный молот, а руки стали сжимать Катю беспорядочно и излишне крепко.
        - Нежнее, мягче, - прошептала она, притягивая его голову к себе ближе и пытаясь поцеловать. Он ответил, но это больше походило на укусы.
        - Я сама, - попросила она и заняла ведущую роль.
        Это было непривычно: не следовать за мужчиной, а руководить; но в жадности Бертрана, в откровенности его реакции на происходящее было столько искренности, силы, желания, что Катерина потерялась в его чувствах. Этот мужчина пылал под её руками, забывал дышать, когда она касалась его губами, стонал и рычал, принимая её власть.
        Неужели она способна вызывать такие сильные чувства? Неужели она так прекрасна и желанна? Неужели именно так чувствуют себя раскрепощённые женщины? Это какой-то новый уровень свободы, ощущение собственной сексуальности!
        Утомлённые познанием друг друга они легли рядом, и по-новому оценивали свою жизнь, которая вдруг разделилась на «до» и «после». Бертран повернулся набок и, проводя рукой по нежной коже Катиного живота, чуть хрипловато поделился своими желаниями:
        - Я ещё хочу! Почему мне так хорошо с тобою? Потому что у тебя уже был муж? Ты ведь рожала? У тебя есть дети?
        Катерина повернулась к нему и грустно улыбнулась:
        - Мы всё повторим и не один раз, но не сейчас. Мне надо приготовить травы, не дающие мне забеременеть.
        - Это грех!
        - Бертран, у тебя есть сын и один замок, а что ты можешь оставить другим сыновьям?
        - Это неправильно так рассуждать!
        - И всё же, давай не будем торопиться. На второй твой вопрос я не знаю ответа. Почему одним людям хорошо друг с другом, а другим неприятно даже находится рядом? А про мужа… хочешь верь, хочешь нет, но я никогда не вела себя так храбро в постели, как с тобою. И последнее, о чём ты спрашивал.
        Катя приподнялась и показала рукою на свою грудь:
        - Ты же видишь, форма груди у меня не девичья, и я не собиралась скрывать, что у меня есть дети.
        - Дети?!
        - Да.
        - Как ты могла оставить их?!
        - Никогда не оставила бы, но не всегда всё решает жена, - не удержалась и голос сорвался, да ещё слёзы потекли из глаз.
        - Почему ты не захотела вернуться домой? - Бертран хмурился, только сейчас осознавая, что ничего не знает о своей жене, а дело уже сделано.
        - Я очень хочу, но не могу, - прилагая усилия держаться с достоинством, чтобы не скатиться в истерику, Катя старалась отвечать ровно. Этот рыцарь не должен думать, что она доставит ему проблемы. - Это слишком далеко, - ей не удалось скрыть отчаяние.
        - Есть корабли… ты же говорила, что тебе нужен был корабль, - вспомнил Бертран из громко озвученной версии её пребывания на этих землях.
        - Это пустое, - совсем тихо, обессилев от накативших эмоций, призналась она. - Мне не вернуться домой самостоятельно, я не знаю дороги обратно, - она отвернулась. Весь этот разговор ей не по силам. Каждое слово доставляет боль.
        - Мне жаль.
        Катя прильнула к нему, благодаря за сочувствие, за понимание, но он вдруг резко оттолкнул её:
        - Нет, мне не жаль, я рад, что ты со мной! Можешь ненавидеть меня!
        Растерявшись и больше чувствуя происходящее, чем логически осознавая, она подвинулась к нему ближе и робко погладила, пытаясь успокоить.
        Катерина не раз была свидетелем того, что люди здесь ярче и сильнее реагируют на всё происходящее. Это пугало и завораживало. Она не тратила столько сил на чувства, сглаживая их остроту составлением планов по разрешению проблем или продумывая варианты развития событий и вновь их последствия.
        Даже боль от поступка Славика она перекрыла волнением за детей, а потом всю тревогу и пустоту будто бы размазала поиском выхода, составлением наиболее вероятных планов развития событий для мальчиков и для неё здесь. Привычка всё продумывать наперёд и работать на будущее не давала потеряться в г?ре, но в то же время не давала ощутить полноту хороших чувств. Это был правильный подход для не очень счастливой женщины.
        Порыв Бертрана удивил и выбил Катерину из колеи. Их близость поразила её, а теперь ещё его слова. Невольно пришла мысль, что перед Богом именно он - её настоящий муж.
        Полнейшая растерянность и смятение чувств…
        - Мне не за что ненавидеть тебя, - наконец произнесла она, - сегодня началась наша совместная жизнь, и в ней было только хорошее.
        Что ещё сказать в их непростой ситуации? Катя погладила его, прижалась, а он тут же воспользовался и подмял её под себя. Возражать было неуместно, и пришлось чуть направлять раздухарившегося мужчину, чтобы получить свою порцию удовлетворения. Бертран показал себя чутким и податливым к обучению, хотя в этот раз он взял инициативу в свои руки.
        И всё же, уже выйдя из своих покоев и занявшись делами, Катерина поняла, что этот рыцарь готов к ней прислушиваться, уступать, но хозяин положения - он, и он будет делать так, как посчитает нужным, а ей надо подлаживаться.
        Она привыкла подлаживаться под Вячеслава, но при этом она оставалась независимой хозяйкой. Его не интересовала её жизнь и дети, что давало ей свободу в действиях, но он обеспечивал её. У Кати всегда был выбор… ну, она так считала, что был, и что она могла в любую минуту уйти от Славика. За ней стояли родители, общество, а здесь есть только благорасположение Бертрана. Это унизительно, но в то же время оказалось надёжней любви гения.
        «Правда, это только пока!» - осадила свои мысли Катерина, но видя, какую ответственность за всех несёт Бертран, она понимала, что ему чаще легче приказать, чем что-то объяснять. А ей надо стать той, к кому он будет прислушиваться, не сожалея о том, чего достигла политика равноправия и толерантности её века. Во всём есть положительные и отрицательные стороны.
        Катерина прошла на кухню и посмотрела, как организована там работа. Одна женщина моет горшки, кастрюли, тесаки, а две помогают Манон с разделкой продуктов. Как она успевает со всем управляться, уму непостижимо! Немного понаблюдав за работой, Катя заметила, что помощница постарше хотя бы понимает, чем занимается и не дёргает лишний раз Манон вопросами, а вот вторая явно недоумевает, зачем мелко резать морковь, почему её заставляют мыть зелень и едва шевелится.
        Управляющая увидела сеньору, её взгляд, обращённый на копушу, и подошла к ней:
        - Это Тео. Её родители не смогли выдать её замуж и отдали нам дюжину породистых гусей, чтобы пристроить сюда. Но я её не из-за гусей взяла, не подумайте плохого, сеньора, мне нужны помощницы.
        - Я думала, что все стремятся работать в замке, это все же лучше, чем торчать в огороде!
        - Желающих много, но я устала обучать девушек. Только вложу в них душу, а они выскакивают замуж и вынуждены уходить. Эту дурищу никто не возьмёт, а мне с ней хоть и мучение, но польза от неё есть.
        - А вторую как зовут?
        - Анет. Она вдова, и хотя старый сеньор не любит привечать вдовиц с детьми, я рискнула. Наш хозяин редко бывает в замке, его не раздражают бегающие дети. Да и Анет строга с девочками, всё же тут стройка.
        Катерина перевела взгляд на мойщицу посуды.
        - Это Бритта. Она носит воду, дрова, иногда помогает разделать мясо. Сильная женщина, но туповата.
        Сеньора выгнула ровно очерченную бровь и Манон развела руками, показывая, что бывают случаи посложнее, чем с Тео. Катя посмотрела на Анет, оценила её быстрые, ловкие движения, смышлёный, хоть и тревожный взгляд.
        - Сколько лет её девочкам и где же они, пока она здесь работает?
        - Вот столько и столько, - Манон показала пять пальцев и четыре, а потом неуверенно назвала цифры. Катрин кивнула ей, подсказывая, что женщина верно обозначила счёт. - За кухней есть каморка, там ночуют Анет с Тео, там же девочки сидят днём.
        - Целый день?
        - Ну почему же целый день, выбегают погулять, когда у нас выдаётся свободная минутка.
        - Я хочу посмотреть на них, - продолжая наблюдать за работой Анет, задумчиво проговорила Катерина.
        Помощница ссутулилась, услышав пожелание госпожи, а Манон хотела что-то возразить, но лишь пригласила хозяйку следовать за собою.
        В маленькой каморке при свете крошечного окна-дыры на раскиданном сене сидели две девчушки. При виде управляющей и богато одетой хозяйки, о которой они уже слышали от мамы и тёти Тео, девочки забились в уголок, стараясь быть незаметными. Они не испугались, разве что самую малость, но как будто показывали, что они занимают мало места и ни на что не претендуют. Из уголка малышки с любопытством наблюдали за реакцией двух важных женщин.
        - Манон, детям, конечно, на стройке не место, но сидеть здесь тоже не выход. Быть может, устроить их в уголке на кухне?
        - А вдруг безрукая Тео выльет на них кипящую воду? Давеча у неё из рук выкрутился нож и воткнулся прямо ей в ногу!
        - И всё же, это не дело оставлять их здесь. Предлагаю на кухне отделить столом угол, и пусть девочки там играют или наблюдают за вами. Можно потихоньку приучать их к помощи. Они вполне могут поучаствовать в мытье овощей, срезании хвостиков у моркови, присыпать стол мукой или раскатать лепёшку. Детям нужен свет, тепло и с ними надо заниматься, а то вырастут дуры-дурами.
        - И то верно! В деревне они уже помогали бы, а здесь… сделаю сеньора, пусть у нас на виду будут, - обрадовалась Манон, и сразу стало видно, что возражала она больше из осторожности.
        - Нам нужны ещё женщины, и я не ничего не имею против вдов с детьми, - немного нахмурившись, произнесла Катерина, пытаясь сообразить будущий объём работ и оплату. - А если будем брать молодых девиц, то сразу надо обговаривать, что они устраиваются работать на пять лет и в течение этого срока никакого замужества. Как часто вы получаете жалование?
        - Сеньор рассчитывается с воинами осенью, а мы получаем подарки, если он доволен, - сложив руки на животе, с достоинством ответила Манон. - А что же делать, если кто-то из девиц нарушит обещание? Ведь молодые, глупые!
        - Значит, они не получат подарки за работу, но заработают штраф. Вы же их обучаете здесь всем премудростям, так пускай платят за учёбу! Сколько возни с той же Тео! Родители плюнули, за долгие годы ничему не научили, а вы здесь из неё хозяйку лепите. Обидно будет, если от девицы появится толк и она сразу же выскочит замуж! Так дело не пойдёт.
        Катерина сердито посмотрела на Тео, бросившую работу и слушавшую хозяйку, приоткрыв свой немалый рот.
        - Манон, я за то, чтобы вы поощряли таких работниц, как Анет. Она же вас устраивает?
        - Да, сеньора, Анет молодец.
        - Значит, не жалко помочь ей с детьми. Улучшить условия проживания, дать при возможности заработать ей лишнюю монетку. Кстати, Манон, а вы где ночуете?
        - Я на самом верху, сеньора, почти над вами.
        - Наверху? Не тяжело вам бегать вверх-вниз?
        - Ничего, пока ноги держат, побегаю, да и привыкла я. Вы обо мне не беспокойтесь. Я сама выбрала себе закуток. Он хоть мал, да зато как у вас, у меня тёплая стена, а это очень много значит.
        - Ну, раз так, то оставим это. Насчёт найма девушек всё ясно?
        - Да, сеньора. А вы их будете смотреть?
        - Я буду вмешиваться только в крайних случаях. Вам отвечать за всех нанятых девиц, поэтому подбирайте таких, чтобы не подвели вас. Теперь объясните мне, где вы печёте хлеб?
        - Хлеб? Лепёшки мы делаем в большом котле. Я всё не возьму в толк, о какой печи вы меня всё время спрашиваете. Когда замка ещё не было, Олав поставил во дворе небольшую печку для обжига посуды, но иногда мы туда ставили греться горшки с едой.
        - Найдите Олава, и пусть он часть открытого очага на нашей кухне перекроет печью, а можно и весь открытый огонь убрать.
        - Как же готовить?
        - В печи.
        Манон не понимала.
        - Я поговорю с Олавом, - убавила напор Катя, - и после скажу вам, до чего мы договорились. Если вам не понравится, то мы придумаем другой выход. Но уверяю вас, что в других странах уже так бестолково огонь не жгут, - приврала она. - Слишком много мороки и неудобства.
        - Хорошо, сеньора, - вынуждена была согласиться Манон.
        - Теперь самое волнующее. Через две недели к нам приедут гости и мы должны угостить всех на славу. Это свадебный пир.
        - Через две недели! Да как же? Мне не управиться!
        - Первое: необходимо вычистить все помещения и подготовить их для гостей, - не обращая внимания на слова управляющей, продолжала Катя. - Второе: составьте меню. Народу будет немного, но к нашим людям добавляйте около полусотни чужих. Приедут родители Бертрана с охраной, братья с жёнами и, быть может, с детьми, тоже с охраной. Можно приготовить отдельное угощение для семьи и попроще - для воинов.
        - Да, придётся так. А меню я вам на словах скажу.
        - Нет, запишите, нам необходимо обсудить его, внести поправки… Что такое, Манон?
        - Сеньора, только духовные лица владеют письмом, - сожалея и почувствовав себя бесполезной, пробормотала женщина. Ей бы так хотелось уметь пользоваться этим искусством, а то память стала подводить.
        Катерина почувствовала неловкость и беспомощность. Ей не на кого положиться, кроме как на Манон, но та работает на пределе! Что можно требовать от неё, если Катя сама не представляет, как можно принять, накормить гостей, развлечь более сотни людей, своих и чужих, и при этом расхаживать при них павой?!
        - Сеньора, мы справимся, - неуверенно принялась успокаивать её Манон.
        - Да, другого выхода у нас нет, - оглядывая кухню и утварь, повторила хозяйка.
        - Выложим на стол овощи, - начала перечислять управляющая, - потом подадим жаркое из говядины, зажарим дичь, рыбу и купим что-нибудь на десерт.
        - А овощи вы как думаете подать? - уточнила Катя, одновременно думая о том, что следует избегать лишних покупок.
        - Ну, помоем и подадим, для старого сеньора можно потереть на тёрке. Нам она с приданым мадам Женевьевы досталась.
        - Возможно, это выход, - обрадовалась Катерина, услышав о том, что сеньоры не брезгуют сырыми овощами, - но сегодня отварите для меня свеклу, морковь…репу. Я покажу, как можно вкусно их совместить.
        Она подумала о винегрете, о свекле с сыром и чесноком и сразу же мысли перескочили к соусам. Именно соусы позволят овощам превратиться в настоящие салаты, а одинаково приготовленное мясо благодаря соусам можно подать под видом разных блюд.
        Надо только всё записать, чтобы ничего не забыть. Чесночный соус на сливочном маслице, медово-горчичный, крыжовенный, луковый, миндальный…
        Что-то Катерина тут же отбрасывала по причине весны и отсутствия продуктов, но вспоминались новые: брусничный, молочный и снова ореховые.
        - Ещё я покажу, как можно замариновать мясо, и это изменит его вкус. А макароны вы умеете готовить? - воодушевилась она.
        - Приходилось, сеньора, только не часто.
        - Очень хорошо. Мы заранее заготовим из макаронного теста подобие половинок перепелиных яиц и перед праздником нафаршируем их. Это подойдёт для стола гостей, а для всех мы подготовим плоские листы теста, переложим их фаршем и запечём как раз в печи. Будет сытно и вкусно. Господи, Манон, а посуда у нас есть?
        - Только на одну смену блюд.
        Катя обходила кухню и смотрела, до каких новинок додумались в этом времени, и была приятно удивлена. Помимо всяких хваталок и половников, нашлись сита, взбивалки, две тёрки, сечки и вафельница! Правда последняя была предназначена для выпекания тонкой хрусткой лепёшки, но кто мешает чуть поменять рецепт и потом начинить вафельные трубочки сладкими начинками?
        - Зато у нас вина достаточно, да его ещё привезёт брат сеньора, - чувствуя неловкость за отсутствие достаточного количества посуды, добавила Манон.
        - Скажите, гончар далеко живёт?
        - В деревне, сеньора. Полчаса пешего хода. Он вам нужен?
        - Да, к пиру нам необходимо выпечь огромное количество корзиночек из теста. Это можно сделать заранее, что очень облегчит нам всю работу.
        - Сеньора, я скажу, чтобы гончар зашёл к вам сегодня же.
        - Да я могу и сама…
        - Простите, сеньора, но дороги после дождя развезло, а у вас ещё нет сменной пары обуви.
        - Вы правы, значит, печник Олав, гончар… у нас есть тот, кто занимается обувкой?
        - Есть. Старый Яков и его сын.
        - Тогда его тоже пригласите ко мне. А мы с вами сейчас пробежимся по нашим припасам. Я должна понимать, чем смогу помочь вам в подготовке к пиру.
        С этой минуты не было покоя никому из оставшихся в замке людей. Катерина оценила те запасы, что были у Бертрана, посчитала, в какой степени она может рассчитывать на охоту, переговорила со всеми мастерами, что ей требовались, подобрала подходящих ей помощников.
        Глава 7. Пир
        С большим сожалением через пару дней Бертран оставил жену и отправился отлавливать появившихся разбойников, нападавших на остановившихся на ночь у реки торговцев. Он отдал Катрин те деньги, что планировал изначально, а посмотрев, как она рьяно взялась за наведение порядка, выделил ей необходимые средства на траты к пиру. Правда, предупредил, что следующее поступление доходов в их семью будет осенью с налогов, причём вещами, и только через полгода вновь монетами от отца, братьев, других сеньоров за охрану. Катрин пыталась с ним поговорить о вложениях, но он не желал тратить время на болтовню и наслаждался каждым отпущенным ему мгновением, уединяясь с нею.
        А Катя, раскритиковав худенького Олава-печника, обрадовавшегося, что у него появится заказ, всё же вынуждена была работать с ним. Его печка во дворе - это какой-то детский сад, но, к сожалению, её вариант тоже оказался нежизнеспособен. Она хотела совместить печь и плиту, но вопрос упёрся в варочную поверхность. Возможно, Катерина не могла правильно назвать чугун, а может, его ещё не лили.
        Ей повезло в том, что знакомый француз буквально полгода назад просил её подобрать в интернете для своего строящегося дома русскую печь и сделать ему перевод. Кате пришлось подробно разобраться в предлагаемых схемах для самостоятельной постройки печи, чтобы потом всё объяснить знакомому, но вот как теперь теоретические знания приспособить под реальность? И всё же печник, долго провозившись с зарисовкой сеньоры, выпытывая все мелочи, пообещал придумать что-нибудь подходящее для её кухни, но не скоро.
        Зато с гончаром всё получилось просто и быстро. Уже на третий день он привёз десяток круглых больших форм для выпечки коржей-корзин и около сотни маленьких для корзиночек на одного человека. Ещё он выгрузил несколько лотков для будущей лазаньи и фаршированных конкильоне, которые здесь Катя собиралась сделать не в виде крупных ракушек, а похожими на половинки перепелиных яиц.
        С обувкой тоже всё сладилось быстро, но Катюша пообещала себе ещё вернуться к этому вопросу. Сапожки напоминали кожаные носочки с утолщённым дном, не более того. Мастер долго крутил в руках её туфельки, чуть ли не облизывая подошву, с жадностью водя пальцем по швам, пытаясь оторвать стельку, стуча костяшкой по твёрдому аккуратному мыску, но честно сказал, что не сможет такое же повторить.
        - Нет моего разумения, как это делать, и нет для того подходящего материала, чтобы пробовать.
        Пришлось пока смириться и продолжать работать, подготавливаясь к пиру. Катерина каждый день показывала варианты салатов Манон и Анэт. Кое-что они уже вместе замариновали, спрятали в холодном погребе и планировали выставить на праздничный стол. Что-то заготавливали для следующих работ. Для выпечки Кате требовалось много сливочного масла и в этом ей помогали отобранные помощники. Она заставила мужчин привести в божеское состояние их руки, повязала им на голову платок, и они взбивали ей масло, причём не подсаливая, как это принято для того, чтобы оно дольше хранилось, а потом уже она задействовала их же в обминке песочного и пресного теста для выпечки корзинок.
        Наверное, это было даже хорошо, что Бертран уехал. Катерина не привыкла целыми днями быть на ногах, и к ночи с трудом добиралась до кровати, чтобы замертво упасть.
        В замке появились женщины. За ними надо было присматривать, объяснять, что от них требуется, показывать, как выполнять порученную работу. Одновременно с этим Катя много времени проводила на кухне, уча своих главных помощниц приготовлению соусов и маринадов.
        Манон и Анэт всё схватывали на лету, чувствуя продукты и необходимый вкус, но Анэт была быстрее, ловчее, сметливее.
        - Манон, не ревнуйте, - отведя её в сторону, мягко заметила Катерина, - готовьте Анэт к главенствующей роли на кухне, а вы будете присматривать за всем замком. Я помогу вам со счётом и письмом, так как все закупки останутся на вас. После отъезда гостей мы начнём учить девочек плести кружева, сами будем красить нитки и ткани. Вы видели, Огюст вчера взбивал для меня зольную воду с жиром?
        - Да, сеньора, вы следили, чтобы он берёг глаза. Неужели эта вода такая ядовитая?
        - Примерно так же, как если подставлять глаза под жар огня и дыма. Вся беда в том, что от дыма мы сразу отворачиваемся, а от этой жидкости не чуем опасности и лишь прищуриваемся.
        - А получится ли у нас такое же мыло, как покупает старый сеньор?
        - Не знаю, - пожала плечами Катерина, понимая, что слишком многое было сделано на глазок, и всё оказалось намного сложнее, чем мыловарение в уютном классе под руководством миловидной француженки, - оно должно постоять, вызреть… сейчас пока рано о чём-либо говорить. А ещё летом начнём собирать цветы и попробуем получить хоть немного цветочного масла, чтобы добавлять его в мыло, - и снова Катя продемонстрировала намного больше уверенности, чем у неё было. Она точно знала, что уже изготавливают аппараты для дистилляции, но кто их делает или где можно его купить, не представляла. - Так что вскоре у нас в замке появится ещё больше людей и за всеми нужен пригляд. Я очень надеюсь на вас, Манон.
        - Справлюсь ли я? - заволновалась она, но сердце уже сладко сжималось от того, как теперь складывалась её жизнь.
        - Я буду помогать. Мне важна ваша честность и преданность, а не ошибается только тот, кто ничего не делает. А вы помогайте Анэт, ей будет тяжело. Следите, чтобы нанятые для готовки женщины безоговорочно её слушались.
        Катерина разрывалась между делами. Она попробовала изготовить первую партию мыла и поставила его на дозревание. Всего один лоток, но после пира она собиралась сделать ещё пару попыток, экспериментируя с составом и надеясь получить твёрдое мыло, а не ту бурду, что сейчас у неё как бы созревала.
        Вместе с Манон и Олавом они соорудили большую коптильню, и первая партия дичи уже была подкопчена. Одновременно Катерина начала заготовку птичьего пера и пуха. После промывания в зольной воде и ошпаривания всё добро сушилось возле или прямо внутри остывающей уличной печи, а потом девочки Анет подстригали каждое пёрышко маленькими ножницы сеньоры. Малышки работали не торопясь, были на виду у всех, общались со многими людьми, объясняли, что они делают и с удовольствием смотрели, чем заняты остальные работники. Иногда к девочкам подсаживалась Бритта и помогала им, держа в руках огромные ножницы для разделки дичи. Ей нравилось выбираться из своего тёмного угла, где она мыла посуду, и сидеть вместе с малышками на солнышке, слушая их болтовню и возясь с пухом.
        В самое светлое время Катерина выходила на улицу, выбрав более-менее тихий уголок и шила себе платье. На вышивку у неё не было времени, поэтому она придумала цветочный узор и выкладывала его разноцветными тонкими лентами или сплетёнными в косичку шерстяными нитками. Дело продвигалось быстро, но всё же на эту работу требовалось ежедневно два-три часа.
        Именно за рукоделием она приметила свободное местечко недалеко от стройки, где велела вскопать несколько грядок для посадки зелени. Хотелось бы разбить большой сад, цветники, но пока шло строительство, это было невозможно. Но зато было время, чтобы собрать и подготовить коллекцию из саженцев.
        Неожиданно для себя Кате пришлось занять место архитектора. От неё многого не ждали, когда спрашивали, как строить круглую башню. Скорее мастеру хотелось показать, что настал сложный момент и от него без догляда учёного человека не стоит многого ждать, но сеньора нашла чертежи, измерительные верёвки к ним и вместе с мастером во всём разобралась, поднимая его и свой престиж.
        А ещё под её руководством разобрали колесо, поднимающее наверх строительный материал, и собрали его в новом месте. Разбор чертежей архитектора натолкнул её на мысль, что надо начинать накидывать карту Европы. За один раз это невозможно сделать, а если разбить на этапы, то предыдущие зарисовки будут помогать вспоминать детали, и тогда станет легче дополнять её. Особое внимание она уделила береговым контурам. Основные порты за столетия остались неизменными, как и крупные реки, по которым возможно судоходство внутри стран, так что оставалась только проблема чужих территорий, где представители чужих земель могли разбойничать, но эту проблему решать мужчинам.
        Внутренние покои замка были отмыты, подготовлены спальные места для гостей, на которые хозяйка смотрела с большим сомнением, но Манон уверила, что все приличия соблюдены и сено доставлено отборное, уложено правильно.
        Катя велела побелить основной зал и при помощи нескольких женщин за один день нанесла на стены примитивный рисунок при помощи трафаретов из двух цветов охры. Огромная стена была расчерчена цветочным кантом таким образом, что казалось, будто у неё появились колонны. Впоследствии пустые места можно было заполнить либо вывешенными шкурами, трофейными головами животных, оружием, либо пригласить настоящего художника, но пока светлый цвет стен довольно заметно усилил эффект факельного освещения. Катюше было приятно думать, что другие сеньоры оценят это новшество и воспользуются нехитрым секретом усиления подачи света.
        Бертран вернулся за день до праздника. Он первым делом выискал взглядом встречающую его жену и, ни на кого не глядя, направился к ней.
        - Катрин, я тосковал, - признался он, обнимая её и прижимая её голову к своей груди.
        Она не ожидала ни его признания, ни грубоватой ласки при всех, ни густого запаха немытого более недели тела. Всё смешалось в её чувствах.
        - У нас перемены, - наплевав на брезгливость, она взяла его за руку и потянула в замок.
        - Погоди, вы что, начали башню строить? Де Транн вернулся?
        - Кто такой де Транн? Ах, архитектор! Нет, мы без него разобрались. Слава Богу, он оставил чертежи. Они подробные и его участие не требуется.
        - Но…
        - Бертран, ты нанял хороших мастеров, которые уже работали на постройке другого замка. Им достаточно было подсказки в размерах, и они всё делают сами, - она слукавила и преуменьшила своё влияние на мастера, помня его подозрительный взгляд, когда она разъясняла, как устроен сам чертёж и как схематичное изображение соотнести с реальными объектами.
        - Хорошо, - слова о мастерах успокоили рыцаря, а участию жены в чтении чертежей он не придал особого значения.
        - Идём же, здесь ещё нечего смотреть, - нетерпеливо потянула сеньора и Бертран, передав коня, вырвался вперёд, и уже Катя бежала за ним. Стоило им скрыться внутри, как он резко обернулся и, пока их не догнали, крепко поцеловал её.
        - Ребята говорят, что я во сне подозрительно чмокаю, а мне всегда снишься ты и как мы с тобою целуемся, - шепнул он ей и, наконец, оглянулся вокруг.
        - Ого! - восторженно произнёс он, а раскрасневшаяся Катя пыталась справиться с неописуемым удовольствием, вызванным признанием Бертрана.
        Даже в дни юности Вячеслав никогда не демонстрировал такого пыла и заинтересованности ею. Конечно, он ухаживал, но с его стороны было стремление обаять её собою, показать, как он умён, остроумен, хорош. Она оценила, поддалась и влюбилась.
        Он купил дом, устроил для неё обеспеченную жизнь, сострогал двоих ребятишек и спокойно ожидал вывода в свет своей жены, а она оказалась неблагодарной стервой.
        И только сейчас Катюша полноценно ощутила насколько убога была её жизнь. Ей сложно было решиться на развод и вырваться из рутины, признав, что допустила ошибку, связавшись с себялюбивым эгоистом, но рассуждая о своей жизни, ей казалось, что она слишком преувеличивает силу чувств и её претензии надуманны.
        Она подала на развод, но в душе считала виновной себя - и вдруг можно сказать посторонний мужчина искупал её в своём обожании! Это было так невероятно! Мелькнула мысль, что когда-то она дарила похожие чувства Вячеславу, и ему это нравилось, но в ответ получала лишь снисхождение и сытое довольство. Вспомнив об этом, она приблизилась к Бертрану и прижавшись к его плечу, подобрала самые тёплые слова:
        - Я ждала тебя. Мне хотелось удивить, порадовать, чтобы ты улыбнулся. У тебя потрясающе обворожительная улыбка.
        - Правда?
        - Всё до единого слова, - поклялась Катя и с удовольствием смотрела в его счастливые глаза.
        - Катрин, я так переживал, что ты тут одна, да ещё свадебный пир! Будь неладны те разбойники, что я ловил, но зато Дидье нашёл их схрон, и теперь я могу нанять ещё каменщиков. К вечеру подъедут телеги и привезут тот товар, что мы нашли.
        - А его не надо возвращать владельцам?
        - Где я буду искать их?! - возмущённо фыркнул Бертран. - И я не так богат, чтобы заниматься перевозкой и сохранением чужого добра. Это плата за поимку разбойников.
        Катерина следовала за мужем, пока он с любопытством скрёб пальцем по белым стенам, разглядывал нанесённый цветочный орнамент, отходил подальше и смотрел на всё со стороны, подходил ближе и сравнивал одинаковость элементов.
        А она в это время думала, что её мужу выгодно иногда заводить на своих землях разбойников, потом ловить их и прибирать то, что те награбили. Вроде он прав, рассуждая о том, что ему накладно возвращать товар владельцам, но как-то это на грани приличия и неблагородно.
        Если она встретится с теми людьми, кто пострадал, то ей будет стыдно, но не за Бертрана, а за себя. За то, что не возражает ему, а подчиняется, быстро посчитав расходы и убытки, если поступать по совести. И это ещё она не взяла в расчёт, что целый отряд воинов рисковал, сидел в засаде и жил, словно дикие звери, во время выслеживания и поимки.
        «Вот так и теряется налёт цивилизованности», - вздохнула Катя.
        - Как?! Катрин, скажи мне, как ты всё это сделала? - Бертран обвёл рукою огромную побеленную залу.
        Она засмеялась.
        - Мне самой не верится, что я сумела всё организовать. С западной стены снимали строительные леса и что-то подготавливали для возведения башни, а что-то складывали для более поздних работ, вот я и воспользовалась оказией. За один день мне собрали леса в зале, на следующий мы все вместе взялись за побелку. Один раз утром, второй вечером, а рисунок сделали при помощи вот этой бересты.
        Сеньора подошла к углу, где были свалены корявые трафареты. Бертран поднял один из них, приложил к стене.
        - Так просто?
        - Ну, не просто, но ничего сложного. Приходилось следить, чтобы все очень ровно прикладывали эти штуки и быстро наносили краску. Жаль, что у нас в наличии была только охра, но потом можно будет добавить зеленоватых листиков, красных или голубых ягодок, и всё станет выглядеть богаче.
        - Мне без зелёных листиков очень нравится! Даже у короля нет такой красоты, как у меня!
        Катюша польщёно улыбнулась. Как жил король Франции в этом времени, она не знала, но потом у него будет Лувр, и не ей состязаться с ним в красоте… но это потом!
        - Катрин, не могу понять, где ты спрятала светильники?
        - Светильники? Ах, - догадалась она и лукаво улыбнулась, - всё как прежде, но белый цвет очень хорошо отражает свет из окон и огонь. Вот увидишь, когда мы вечером зажжём все свечи на люстре, то будет казаться, что она не одна горит, а их две и что свечей там раза в полтора-два больше.
        - Удивительно!
        - Да, я сама не ожидала, что будет так здорово!
        - Ma coucou* (ласк. Моя кукушечка) откуда у нас тут столько женщин? - приобнимая и целуя в висок, соблазнительно протянул он.
        - О, Бертран, - немного волнуясь за своё самоуправство и заглядывая в его глаза: - я наняла их.
        - Но, милая моя, сможем ли мы кормить их всех и благодарить за усердие? Сейчас нам повезло с деньгами, но если мы будем их бездумно тратить, то они быстро закончатся.
        - Давай ты пока вымоешься с дороги, поешь, а потом я расскажу тебе, какую работу я придумала для всех этих девочек и женщин.
        - Хорошо. Ты так забавно морщишь свой носик, прижимаясь ко мне. Я думал, что только наша семья любит чистоту, а вот поди ж ты, мне досталась в жёны ещё большая чистюля, чем я! - и снова крепко поцеловав Катю, Бертран начал раздавать указания.
        Ночь они провели жаркую, и утром Катерина проспала всё на свете! Последний день перед приездом гостей! Ей необходимо быть на кухне, планомерно подготавливая полуфабрикаты для пира, а она теряет драгоценное светлое время. Сорвавшись с места, Катя поспешно привела себя в порядок и, улыбаясь по поводу и без, взялась за дела.
        Бертран уделил время конюшне, наведя там порядок, раздал указания в хозяйственной части, куда ещё не добралась Катя, отправил ещё людей на охоту и ловлю рыбы, послал человека за бродячими скоморохами или трубадуром в город. Это было Катино упущение, как и наведение чистоты в конюшне.
        - Вот отстроимся, - мечтал Бертран, - заведу псарню или соколов. Будем вместе охотиться. Хочешь сокола?
        Катерина, не успев пережить досаду на своё упущение, лишь хлопала глазами. Ей тут только собак не хватало с птицами!
        В ночь перед приездом гостей она хотела выспаться, но энергия мужа искала выхода, и он считал, что постельные утехи - самое лучшее, куда он может приложить усилия. Катя, грешным делом, подумала, что совсем неплохо, когда муж часто отлучается, а то ей не выдержать его активности. Но если бы не вставать с рассветом, то все её мысли потекли бы в прямо противоположном русле. Быть желанной женщиной и видеть, как старается ей угодить симпатичный мужчина, было внове и до обалдения приятно. Настолько, что возникал страх влюбиться в него, а этого она не могла себе позволить.
        Из кухни, смежной с общей залой, доносились умопомрачительные запахи. Во дворе сводил с ума аромат выпечки, источаемый маленькой печью. Сеньора Катрин де Бланшфор как только услышала, что к замку подъезжают гости, упорхнула из кухни, бросив:
        - Не подведите!
        Длинная вереница гостей и их сопровождающих въезжала в будущий двор замка и их встречали нарядно одетые хозяева. Катя сразу опознала отца и мать Бертрана. Сеньор Бланшфор-старший старел красиво. А вот матери её рыцаря повезло намного меньше и с трудом верилось, что она смогла доехать до замка сына. Казалось, что её возраст подходит к ста годам, хотя на деле ей не было даже шестидесяти. У женщины не осталось ни одного зуба, а лицо напоминало сморщенное яблоко. Манон насплетничала, что старая госпожа рожала более десяти раз, но до взрослых лет дожило всего трое сыновей.
        - Женился! - громогласно констатировал отец и обнял сына, а потом внимательно посмотрел на Катю.
        - Хм, - вроде одобрил он, - ну, целуй меня, дочка! - и, облегчённо улыбнувшись, Катюша чмокнула мужчину в щёку. Когда пришёл черед матери Бертрана, то та тихо прошелестела:
        - Не обижает ли он тебя?
        - Нет, что вы! - жарко возразила Катя, чувствуя признательность за эти заботливые слова. - Бертран воспитан с уважением к женщине, и теперь я знаю, кого благодарить за это.
        Сеньоре было приятно услышать добрые слова, а Катерина тихонько предложила:
        - Вас проводить в покои на отдых?
        - Встречай своих гостей, а я вижу Манон, она меня проводит.
        Старую сеньору увела управляющая, а отец Бертрана, вздохнув, пожаловался:
        - Совсем сдала, не уверен, что довезу её домой. Честно скажу, сын, не хотел брать Матильду сюда, но твоя мать рвалась посмотреть, как ты тут обустроился и какую выбрал себе жену.
        И тут Катерина поняла, что вся эта доброжелательная мишура была только ради матери её мужа, Матильды де Бланшфор. Она заслужила положительные эмоции, и её никто не желал расстраивать. Теперь старый сеньор смотрел на жену сына цепким взглядом, словно выискивая затерявшиеся драгоценности во внешности, внезапно пленившие младшего отпрыска, но, видимо, ничего не находил, что компенсировало бы отсутствие приданого, и хмурился.
        - Привёз тебе наследника, - подчёркнуто выделил он нужное слово и, разворачиваясь, крикнул:
        - Леон, где ты запропастился? Иди, поприветствуй отца и мачеху!
        Катя видела дожидавшихся своей очереди поздороваться братьев Бертрана с их жёнами, но вперёд протиснулся худощавый парень, на вид значительно старше, чем сплетничала Манон. Он был очень пригож собою, ростом едва ли выше Катерины, и не знал, как себя вести. Он был рад встрече с отцом, а вот объявление в его жизни мачехи, совсем не входило в планы будущего наследника.
        Старый сеньор не спускал глаз с невестки и следил за её выражением лица, пытаясь разоблачить её недовольство. Но ничего криминального не случилось, и та не показала себя ни злобной мегерой, ни сластолюбивой молодицей, жаждущей соблазнить невинного юношу.
        Может, Катерина выдумала всю тайную подоплёку взглядов, жестов, недомолвок, ведь вслух не было сказано ничего обидного или неуважительного? Хотелось бы верить, что её подводит привычка присматриваться и ожидать худшего, чтобы быть готовой ко всему.
        Братья мужа улыбались и вели себя вежливо-дружелюбно, что не означало ничего, а вот их жёны не стали скрывать неприязненного отношения. С первого взгляда было видно, что они не дружат между собою, но в данный момент они условно объединились против новой невестки. Это было бы смешно, так как рассекречивало всю позицию семьи Бланшфор по отношению к Катерине, если бы все они сейчас не гостили у неё.
        Бертран довольно обыденно обнялся с братьями, так как часто их видел, и встреча с ними не была для него из ряда вон выходящей, обаятельно улыбнулся снохам, щедро раздаривая комплименты.
        Катя с удивлением посмотрела на него, понимая, что он должен быть галантным, но восхищение худенькой невзрачной Алейной было очень искренним, что наводило на неприятные мысли по поводу собственной привлекательности. А так ли он влюблён в неё, как показывает?
        Жене среднего брата Гвеневер достались слова о том, что он скучал по её острому язычку. И понимай, как хочешь, что он имел в виду! Если бы не взволнованный Леон и цепкий взгляд свёкра, то Катерина как минимум выгнула бы вопросительно бровь, но сейчас она стояла, приветливо улыбалась, приглашая дорогих гостей внутрь.
        Покрашенная и разрисованная зала поразила родственников, что подняло настроение хозяйке. Вскоре все разошлись по покоям, чтобы перевести дух, и недавно нанятые женщины забегали по замку, стараясь угодить родне хозяина. Через час все собрались вместе за столом. Катя с волнением следила, как быстро люди заполняют расставленные скамьи, что в зале столько народа, что кажется она не сумеет всех прокормить. Бертран поднялся и, обведя всех присутствующих торжествующим взглядом, громко оповестил:
        - Я женился, и вот моя сеньора, властительница моего сердца и очага дома. Катрин де Бланшфор, урождённая Катрин Дмитрич Грушевич. Любите и почитайте её, если любите меня!
        Все закричали что-то радостное, особенно люди Бертрана. Катя улыбалась и, приложив руку к груди поклонилась. Свёкру это не понравилось, Алейна и Гвеневера что-то пробормотали о дикости чужестранки, но более никто не осудил её за этот жест.
        На столе были расставлены плошки с замаринованными овощами. Что-то было схоже с корейской кухней, что-то взято из популярных рецептов пятиминуток. Всё это очень выручило и обогатило стол. Прямо на глазах у гостей девочки одна за другой вносили большие и маленькие корзинки с горячими и холодными салатами. В больших были запечены обжаренные накануне овощи, которые сегодня залили соусом, уложили в заготовки, посыпали сыром и, пока гости отдыхали, поставили в печь; а в маленьких были холодные рыбные и мясные салаты.
        Для свёкра и свекрови поставили паштеты. Это посоветовала Манон, и Катерина не только разнообразила их, добавляя чернослив, орехи, чеснок или изюм, но ещё сама утром готовила печёночные оладьи, мясные тефтельки, рыбные котлетки и разминала отварные овощи, превращая их в пюре. Всё это было сделано в малом количестве, только для родителей мужа, но у свёкра оказался полный рот желтоватых зубов и он, отодвинув все изыски, тянул к себе корзиночку за корзиночкой, заедая их хрустящей тёртой морковью или капустой.
        Люди щедро хвалили хозяйку, хозяина, желали добра и жить душа в душу. Вино исчезало с потрясающей скоростью, а к морсам долго принюхивались и мало кто предпочёл их вину. К счастью Кати, к замку подъехали скоморохи и сразу принялись развлекать гостей. Еда пропадала со столов с потрясающей скоростью и надежды на то, что кое-что останется на завтрашний день, растаяли. Аппетит у всех был на грани жора. Можно было льстить себе, что всё очень вкусно и разнообразно, но эти люди привыкли есть обильно, восполняя все физические затраты.
        Бертран ухаживал за Катей, так же как его братья приглядывали за своими жёнами. Дамам невозможно было взять себе что-то самостоятельно из еды из-за длинных рукавов с прорезью нижнего платья и коротких широких рукавов верхнего. Мужчины обеспечивали не только доставку еды в серебряное блюдо, но ловко нарезали своим подопечным всё необходимое на маленькие кусочки.
        - Бертран, щедрая досталась тебе хозяйка! - воскликнул свёкор. - Смотри, костьми не ляг, чтобы соответствовать её запросам! - многие рассмеялись и продолжили шутки по поводу глупой расточительности многих жён.
        - Ничего, справлюсь, - улыбнулся Бертран.
        Настроение праздника у Кати и хлопотливое волнение схлынуло. Мрачные подозрения по поводу неодобрения родни мужа её кандидатуры подтверждались.
        - Ты что, расстроилась? - заметил перемену в лице жены Бертран. - Не бери в голову, отец любит пошутить, а ты устроила замечательный праздник!
        - Мне жаль, - вступила в беседу Матильда де Бланшфор, - что ты поспешен в суждениях так же, как твой отец.
        - Мати, не начинай! - поморщился свёкор, но старая сеньора не отступила:
        - Всё, что вам подано, это искусство хозяйки, а не расточительство. Я права, моя дорогая? - обратилась она к Кате.
        - Да, я использовала только собственные запасы.
        - Хм, я подумал, что вы пригласили герцогского повара. Он любит всех удивлять и всегда придумывает что-то новое, - буркнул отец Бертрана.
        - Наша невестка - чужестранка, - припечатала Матильда, - всё, что она умеет, для тебя будет новым.
        - Катрин, ты что, всё это сама придумала и сумела сделать? - запоздало удивился муж.
        - Я научила Манон и Анэт, - ликуя и благодаря свекровь за её прозорливость, ответила Катерина, - они мне помогали, но подожди хвалить, ещё не было перемен блюд, быть может, тебе что-то не понравится.
        - Да я уже в восторге! - но в этот раз Катя больше оценила похвалу его матери, которая понемногу пробовала специально для неё выставленные блюда и зорко приглядывала за всеми.
        Скоморохи кривлялись, показывали какие-то пошловатые сценки, но людям нравилось, даже священник всего лишь качал головою, бубня, что людские пороки показаны верно. Потом Бертран предложил дамам спеть и вопросительно посмотрел на жену, но увидев в её глазах испуг, переключился на Гвеневеру.
        - Порадуй нас своим ангельским голоском, услади наши ослиные уши! - шутил он.
        Гвеневера мило покраснела и через пять минут уже перебирала струны, проверяя, не повредился ли её инструмент в дороге. Дождавшись тишины, она устремила свой взгляд вдаль и затянула унылую песню про честь и любовь, про выбор между ними. Голос у неё был не сильный, тоненький, но чистый, и слушали её с удовольствием. Катя даже позавидовала, решив, что ей надо научиться играть на каком-либо инструменте, так как её голос не хуже, а быть может, и поприятнее.
        А дальше была следующая перемена блюд. Вносили привычную дичь, зажаренных поросят, жаркое из говядины и фаршированных рыб, а ещё немного нагетсов, лазанью, мясных рулетов с начинкой и следующую порцию больших корзинок с мясом под запечённым сыром со сливками. Кто-то порадовался, что сегодня можно есть всё, а вот завтра начинается пост. Катя испуганно выдохнула, она даже не вспомнила о том, что не во всякий день можно есть все продукты.
        Соусы к горячим блюдам поразили гостей своим разнообразием и возможностью менять вкус мяса или рыбы. Манон посмотрела, с какой скоростью съедали блюда, и добавила горшочки с кашами. Катя не хотела подавать их в виде гарнира, надеясь на овощи, но теперь одобрительно кивнула своей помощнице.
        Ближе к вечеру привезли трубадура, и мощный голос певца разлился по всей зале, даря то покой и умиротворение, то веселя и будоража. Время летело незаметно и когда уже зажгли свечи, то вынесли десерты. Катерина очень надеялась на них. Все дни она готовила то, что может храниться. Миндальные печенюшки, вафельные трубочки, обжаренные шарики из теста во фритюре, обсыпанные орешками, песочное печенье, творожные загогульки… и всё это на днях украшенное глазурью или кремом. А вчера она изготовила медовики и простенькие тортики, пропитав их сладкими начинками. Такого понятия десертов ещё не было. Самый изыск был в засахаренных фруктах, а Катя предоставила столько разнообразия, что заслужила восхищение братьев Бертрана и их неосторожные советы жёнам научиться у неё готовить.
        Когда всё было съедено, то Бертран пригласил родню в более уединённую обстановку и организовал игру трик-трак. Его жена быстро сообразила, как играть, ведь это было не что иное, как нарды.
        - Ну и на что вы будете жить? - завершив первую партию, спросил отец у Бертрана, окидывая многозначительным взглядом расшитое лентами платье его жены. Катя смотрелась в нём роскошно и подавала себя соответственно, забывая о скромности из-за недоброжелательности семьи. Чем больше она слышала завуалированных претензий, тем сильнее выпрямлялась её спина и независимей был взгляд.
        - А на что я раньше жил? - хохотнул её муж, не желая вдаваться в разговор о будущем с отцом и братьями при женщинах.
        - Берт, я зимой расплачусь с тобою не деньгами, а только вином, - неожиданно предупредил Гуго.
        - А что, если я тебе вместо охраны передам оружие и напутствие: защищайся сам? - тут же зло бросил Бертран.
        - Но, Берт, пойми, не каждый год удаётся удачно сбыть вино! Тебе всё равно тратить деньги на его закупку, так почему бы… - нахмурился брат и покраснел, вспоминая, что Бертран лично провожал к нему купцов из дальних стран.
        - Мои люди ждут от меня не только еды, но и звонких монет, - отрезал муж Кати.
        - Хватит! - недовольно бросил отец. - Не время и не место!
        - Ну почему же, когда мы ещё соберёмся все вместе, - лениво произнёс старший из сыновей Бланшфор. - Я бы тоже предпочёл расплачиваться сукном, но Берту надо строить замок не из рулонов ткани. Предлагаю объединиться и отвезти наш товар в Париж, раз здешний сбыт нас не устраивает.
        - Пф, мы разоримся на охране каравана и неизвестно, заработаем ли хоть что-то! В Париже своих ткачей хватает, как и производителей вина! - кипел Гуго, а Гвеневера, сердито зыркая на всех, подошла к нему сзади и успокаивающе положила ему руки на плечи.
        По реакции остальных Катя поняла, что мужчина сейчас озвучивал речи своей жены. Что ж, она хозяйка и ищет выход сэкономить, подзуживая мужа сделать это за братнин счёт.
        Алейна готова была испепелить свояченицу. Ей тоже было жалко платить серебром за охрану своих земель, но муж жёстко объяснил ей, что это дешевле и спокойнее, чем содержать собственную ораву воинов в замке. Она смирилась, но если бы у Гуго сейчас получилось договориться расплачиваться вином, а не деньгами, Алейна возненавидела бы своего упёртого тугодума Алена и свёкра. Впрочем, свёкра она давно на дух не переваривала.
        Но Бертран не так прост, как любит демонстрировать. Если бы её муж не был наследником отцова замка, то вряд ли он сумел бы заработать на него службой, как Берт. Да и Гуго во многом успешен благодаря вложением отца и приданого Гвеневеры. Нет, младший Бланшфор не даст себя прижать, а если его разозлить, то он отвернётся от семьи и ничего не потеряет, а вот на них накинутся ближайшие же соседи, как стервятники! Алейна редко присутствовала при беседах мужа с кем-либо из братьев и, увидев сейчас, как изменилось лицо Бертрана при ответе Гуго, поняла, что недооценивала его.
        - Бертран, - тихо позвала Катерина, - позволите вы ли мне кое-что предложить для всех? - при всех она не осмелилась обратиться к мужу на «ты». Это была их маленькая вольность друг к другу, их секрет.
        Он обернулся и посмотрел на неё. Жена выгодно отличалась от других дам: ростом, статью, здоровьем и какой-то таинственной притягательностью. Рядом с нею терялась тощая вечно бледно-зелёная Алейна, которая едва выносила брату первенца, а всех последующих детей скидывает одного за другим! Деревенщиной смотрелась жадная злюка Гвеневера, почти каждый год рожающая Гуго крикливых младенцев, будто назло Алену с Алейной, но только двое их детей дожили до десятилетнего возраста. Мать запретила брать их в дорогу, чтобы не подвергать опасностям холодного ветра, тряски, чужой зависти.
        Что хочет сказать Катрин? Она давно порывалась поговорить с ним, но он, зная, что ему предстоит нелёгкая встреча с родней, предпочитал получать от неё только положительные эмоции. Однако она доказала, что является разумной хозяйкой, и стоило выслушать её ранее. Это его ошибка, что она сейчас хочет влезть в мужской разговор. Ну что ж, он не будет её останавливать, и не даст повод обижаться на него, пусть это сделает отец, если она скажет что-то не то.
        Бертран одобрительно улыбнулся и вывел жену в центр комнаты, вставая позади неё. Катя не ожидала, что ей придётся как бы выступать перед всеми, но какой-либо девичьей неловкости или стыдливости она не испытывала.
        Глава 8. Торговля - путь к богатству
        - Мне очень приятно познакомиться с вами всеми, - начала она издалека, - я понимаю, что вас, как любящих родственников, беспокоит скоропалительная женитьба Бертрана. Понимаю, что вам не нравится отсутствие приданого в привычном вам смысле.
        - Что значит в «привычном нам смысле»? - ворчливо буркнул отец. - Кто-нибудь понимает, о чём говорит эта чужестранка?
        Катерина долгим взглядом задержалась на старом сеньоре, думая, не слишком ли она щедро сейчас поступает, и досадуя, что ей по жизни не везёт со свёкрами.
        - Научи свою жену держать очи в пол! - немедленно вскипел старший Бланшфор.
        - Отец, вы у меня дома! - вроде спокойно, но как-то угрожающе произнёс Бертран, и старый сеньор побагровел… но промолчал.
        Уединение семьи нарушила Манон, сообщая, что сеньора Матильда спит. Ещё управляющая передала Кате свёрнутый свиток и та, вздохнув, решила не отступать. Не тратя лишних слов, она подошла к столу и разложила на нём тщательно нарисованную ею карту Европы.
        - Что это? - послышалось с разных сторон. - Господи, откуда у неё это?!
        - Я ничего подобного не видел!!! - Гуго с жадностью тянул карту к себе.
        - Но здесь нет меридиан! Точность всего сомнительна! - отнимал у брата свиток Алейн.
        - Что ты хотел от варваров? Я заберу её, чтобы изучить и посоветоваться со знающими людьми, - прекратил реплики сыновей, сеньор.
        - Нет! - рявкнул Бертран и быстро свернул карту в трубочку. - Это приданое моей жены, и я не собираюсь никому его отдавать.
        - Перестань, никто не отнимает у тебя это… не знаю даже, как назвать, - вступил в переговоры Алейн.
        - Не знаешь - не называй, но я требую уважения. Ты трясёшься над наследством деда, хотя это всего лишь бесполезный трактат еретика, а у меня есть карта, которую я могу выгодно продать за золото!
        - Простите, что прерываю вас, но я показала вам карту для того, чтобы вы вместе снарядили корабль и отправили его торговать вот сюда, - Катерина забрала карту у мужа и, развернув её, ткнула пальцем в Амстердам, - или сюда, - она обвела береговую линию, потом очертила движение по Эльбе, останавливаясь на Гамбурге.
        - Что за чушь?! - фыркнули мужчины.
        - Почему же? - нахмурилась Катя. - Вы собирались везти вино, ткани в Париж, а то, что предложила я, намного лучше.
        - Берт, уйми свою жену, путь не позорит тебя! - брезгливо заметил старый сеньор, а Алейн и Гуго одарили её насмешливыми взглядами.
        Бертран показал рукой Катерине, чтобы она присела.
        - Милая, начнём с того, что берега кишат разбойным людом, но даже если нам удастся дойти до Ла-Манша, то все равно всё напрасно, англичане не пропустят нас. Мы с ними воюем. К тому же, если случится чудо и наш корабль достигнет тех городов, что ты показала, то нет уверенности в том, что ткань и вино окупит весь вояж.
        - Торговый корабль должны сопровождать более юркие кораблики с воинами, - решительно возразила Катя, вызывая всеобщий смех.
        - Твоя жена не умеет считать деньги, я всё же оказался прав! - откинувшись на спинку, усмехнулся старый сеньор.
        - Надо собрать разнообразный товар, выкупая его у ремесленников, - упрямо продолжила она.
        - Перепродажа запрещена законом! - наставительно заметил Алейн.
        - Как это запрещена? - удивилась Катерина, не понимая даже смысла такого закона.
        - Король следит, чтобы цены на изделия не были завышены, а если дать волю купцам, чтобы они перекупали товар, то кто проконтролирует окончательную стоимость?
        - Но если так, то купцов в принципе не должно существовать!
        - Милая, Алейн запутал тебя, неверно поняв предложенное тобою. Мы можем забрать у своих людей их изделия и отвезти на продажу, но не можем выкупить товар на рынке в той же Тулузе с целью его перепродажи. Вот что он имел в виду.
        - А я думаю, что верно понял прелестную Катрин. Что твои люди могут предложить? Корзины? Глиняные плошки? Кому они нужны за тридевять земель?
        - Да, - вынужденно согласилась со старшим братом Бертрана Катерина, - я имела в виду выкупать товар, и желательно не только у своих у купцов, но из Индии, Персии, Китая. Им сложно продвигаться по нашим землям, для них здесь всё чуждо.
        - Ну и размах! - поморщился старый сеньор. - Аппетит у твоей жены отменный.
        - Берт, если ты решишься на эту авантюру, то я дам тебе на продажу шёлк, но вкладываться в это дело не буду. Достаточно того, что я рискую потерять дорогую ткань, - задумчиво произнёс Алейн.
        - Я тоже могу дать тебе несколько бочонков вина…
        - Нет! - воскликнула Гвеневера, и её муж недовольно посмотрел на неё. - Ну, пару бочонков я тебе точно отгружу.
        Бертран молчал, сворачивая карту в трубочку, и Катерина не стала на чём-либо настаивать или доказывать. Жаль, конечно, но она вернётся к этому вопросу позже. За лето что-нибудь придумает с собственным товаром, и тогда не потребуется ничего ни у кого выкупать, вот только не будет ли поздно выходить в море?
        Мирно завершив вечер, семья разошлась по покоям. Утро следующего дня было привычным, разве что замок оставался переполнен народом. Небольшой перекус - и воины высыпали во двор, хвастать своими умениями владения оружием или играть «в ударь по горшку».
        Днём Матильда де Бланшфор пригласила Катерину прогуляться. Выбирая наиболее приятные и сухие места, Катя, поддерживая под руку хрупкую сеньору, едва достающую макушкой её плеча, вела её по тёплым, солнечным тропинкам.
        - Мне нравится, что ты ищешь возможности помочь заработать моему сыну, - завела свекровь разговор, - но как бы не потерять то, что имеешь.
        - Я понимаю, что вчерашнее моё предложение рискованное, - Катя сообразила, что свёкор обо всём доложил своей жене, - но строительство замка разоряет Бертрана, и скоро уже ничего невозможно будет поправить, если не принять срочные меры.
        - Да, все это знают, но надеются на чудо, - согласилась женщина, - быть может, ты и есть его чудо?
        - Наверное, очень сомнительное чудо, - усмехнулась Катя.
        - Наверное. Я хочу, чтобы ты знала, Катрин, что мне радостно видеть, как мой сын улыбается рядом с тобою. Его идеи войти в орден тамплиеров и с их помощью завершить строительство замка мне неприятны, тем более что Леон в этом случае останется без всего. Брак Бертрана с тобою - это подарок для нас всех, но все мы грешны и всегда желаем большего, чем получили, а так недолго и разгневать Бога.
        Катя слушала и кивала. Хотелось бы сделать что-то хорошее для этой женщины, прожившей сложную жизнь, но всё, что она могла - это укутать её искренней заботой.
        - Манон сказала мне, что ты не желаешь больше рожать.
        - Да, это так, - насторожилась она.
        - Грех, - без осуждения произнесла Матильда, - но я тебя понимаю и, переживая за Леона, готова взять его на себя. Даст Бог, и об интересах твоих детей позаботятся так же, как ты о пасынке.
        Катерине нечего было сказать, да и нужно ли?
        Свекровь смотрела на неё со своей позиции, перемолов собственные ошибки и неудачи, бережливо относясь к счастливым моментам и стараясь направить мысли невестки в благополучное русло. Матильда вздохнула с облегчением, увидев, что сын выбрал в жёны не юную невинную деву. У него нет времени заниматься её воспитанием, а значит, он бы только требовал от девочки соблюдения его привычек, его прав, его интересов.
        Катрин нашла подход к её сыну, она интересна и загадочна, что будит в Бертране любопытство и желание познавать. Очень хорошие первоначальные данные для совместной жизни. А ещё Матильде нравилось, как чужестранка подаёт себя. Какие бы эмоции она не испытывала, внутреннее ощущение достоинства всегда присутствует в ней.
        Сеньора достаточно повидала, чтобы понять: во что бы невестку ни одели, она никогда не затеряется среди других женщин, и никто не спутает её с простолюдинкой. Был бы Бертран моложе, он мог бы позволить себе вырастить ещё одного наследника, а Матильде было бы приятно воспитать внука с кровью Катрин, но время неумолимо.
        - Девочка моя, мы видимся с тобою в первый и последний раз. Мои дни сочтены, и все знают это. Каждой невестке я что-то оставлю после своей смерти, но тебя мне хочется порадовать сейчас. Возьми эти деньги и пусть они станут основой вашего с Бертраном достатка. Я верю, что именно ты сумеешь их приумножить.
        Матильда отцепила увесистый мешочек, который заметно оттягивал её пояс, мешая идти, и подала его Катерине. Та быстро справилась с завязками, заглядывая внутрь и вытаскивая несколько золотых монет. Все они были старыми, сильно потёртыми, но относились к эпохе римлян. Солиды!
        Катюша уже знала, что своих монет у французского короля нет, но некоторые герцоги чеканят какое-то подобие денег из серебра. Бертран давал ей испанские доблы и португальские мараведи, которые с национальным колоритом копировались с римских монет, но в основном у неё было серебро. Золото очень редко использовалось для расчётов, и если не расплачиваться ими напрямую, то на его обмене можно потерять солидный процент от суммы.
        Постоянной стоимости у денег не существовало, зато весы для взвешивания монет были основополагающими. Торговцам было без разницы, какими деньгами с ними расплачиваются, главное - это вес и чистота металлов. Свекровь одарила Катю пятьюдесятью монетами, вес каждой в начале изготовления был по четыре с половиной грамма. Спустя века вес уменьшился, истёрся, но небольшой кораблик Матильда определённо оплатила!
        - Обещаю, что так или иначе, я оправдаю ваше доверие, - не колеблясь, пообещала Катерина, на что женщина одобрительно кивнула и попросила её отвести обратно в замок.
        Целый день гости переговаривались между собою, обсуждая Катрин, её карту, предложение о перекупке товара, угощения и будущее Бертрана. На фоне процветающего разбоя, когда стало модно протягивать по реке преграждающий канат для взимания платы, брать за въезд и выезд со своего клочка земли, её нарушение закона было смешным. И всё же, не было гарантий, что вложение денег в эту аферу окажется выгодным.
        Сама же Катя хотела пообщаться с юным Леоном, но как только она находила его, пробовала заговорить, он краснел и придумывал повод убраться от неё подальше. Она понимала, что именно возможность получше узнать друг друга развеяла бы многие его страхи, но юноша упорно игнорировал её.
        Рано утром следующего дня родня разъехалась по замкам, оставляя хозяев в привычном для них ритме жизни.
        - Ma poulette? (моя цыпочка) - заворковал Бертран, после лёгкого утреннего перекуса.
        - Да, mon chou (мой сладенький, дословно «моя капуста»), - так же воркующе ответила Катерина, используя чисто французские словечки для выражения своей игривости и ласки.
        - Откуда у тебя та карта, что ты так необдуманно трясла перед глазами моих братьев?
        - Я её сама нарисовала по памяти.
        - У твоих родичей есть такие подробные карты, и они дают их смотреть девочкам?
        - На всё ответ «да». Бертран, ты всё время избегаешь разговора о будущем…
        - Прости, милая, я даже не мог подумать, что тебе есть, что предложить мне. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение из-за отсутствия приданого, но ты меня приятно удивила.
        - Скажи, то, что на карте нет привязки к меридианам, сильно усложнит её понимание знающими людьми?
        - Это всё ерунда! Братья выпендривались перед тобою! Но ты уверена, что верно нарисовала то, что запомнила?
        - По основным точкам можешь не сомневаться, но мелкие речки, заливы, выступы…
        - Об этом даже нет спроса. Что считали твои родичи, за какой срок можно достичь Эльбы?
        - Если не полагаться на ветер, а на спокойную ежедневную работу гребцов, то за месяц, - уверенно ответила Катя.
        Бертран немного нервно вцепился себе в бороду руками и поскрёб подбородок.
        - У отца есть корабль, но это скорее крупная рыбачья лодка.
        - Нет, рыбачья лодка не даст нам нужного объёма для товара.
        - Я понимаю, но надо с чего-то начинать, - поморщился муж.
        - Так ты в принципе согласен? - выдохнула Катя.
        - Это для нас единственный выход заработать, - буркнул Бертран, понимая, что выбирает между разорением и позором прослыть торгашом.
        - Но тебе не нравится эта идея?
        - Милая, перекупка товаров - это конфликт с королём и церковью.
        - Мы не будем им сообщать об этом, - фыркнула жена и подмигнула.
        - Всё это постыдно, но я переживу, а ты?
        - А я тем более! - удивилась Катерина.
        - А как же общение с другими дамами?
        - Где они?
        - Ну, мы же не всегда будем здесь сидеть, - улыбнулся Бертран, - зимой поездим по ярмаркам, погостим у моих друзей.
        - Если мы почувствуем себя свободнее в деньгах, то хорошие подарки умилостивят дам.
        - И то верно! Но, душа моя, нам придётся занять приличную сумму, чтобы купить нормальный корабль, товар, и отправить людей в дальние земли.
        - Нет! Взять сотню монет, а отдавать две?! Я наслышана о таком, и категорически против!
        - Тогда я не понимаю, как мы можем осуществит твои замыслы!
        - Потребуются деньги только на закупку фарфора, ковров, оружие. С пряностями и духами я пока бы не связывалась. Тут надо уметь сохранить товар от влажности.
        - А фарфор? Как его довезти?
        - Я покажу. Остальную часть корабля мы загрузим местным вином, тканями или возьмёмся довезти другого купца за плату. К следующему разу станем более опытными и тогда уже подготовим сухофрукты, орехи, засушим травы.
        - Кому нужны наши травы? - усмехнулся Бертран.
        - Северянам! Там по достоинству оценят базилик, тимьян, шалфей, орегано, майоран и другие! Нужен только опытный торговец, который подсказывал бы покупателям, как использовать их, в каком количестве класть в блюда, в начале приготовления или в конце, какие травки можно использовать при засушке мяса. А на сухих букетиках лаванды вообще можно сделать состояние, потому что она сохраняет одежду от моли и растёт только там, где тёплые зимы.
        Бертран, истискав свою бороду, взялся за шевелюру.
        - Радость моя, откуда ты столько всего знаешь? Я поражён!
        Катерина убрала его руки, и сама взялась помассировать голову взбудораженному мужу.
        - Ты раздобудь грузовой корабль и пару мальков сопровождающих, подбери верных, сметливых людей, а я найду тебе товар. Нам надо торопиться и до осени успеть проверить путь. Я не всё знаю и очень надеюсь, что капитан нашего корабля подскажет, успеем ли мы ещё раз отправить товар в конце лета.
        - Конечно, успеем! Если месяц туда и месяц обратно, да там полмесяца, то…
        - Берт, на севере лето заканчивается рано. К тому же надо будет разобраться в правилах торговли на местах и это может занять драгоценное для нас время.
        - Да, не подумал обо всём этом! Но мы разберёмся. А сейчас мне надо ехать и проследить за работой на наших полях.
        - Вот, вспомнила, Бертран, хочу предложить тебе отказаться от большей части огородов и виноградников.
        Рыцарь, уже поднявшийся с места, собираясь уходить, плюхнулся обратно:
        - Катрин, ты что такое говоришь? Я эти земли кровью заслужил, а ты предлагаешь не использовать их!
        - Не знаю, как правильно сказать. Я предлагаю отдать нашу землю в аренду лучшим крестьянским семьям. Нам неважно, какой у них будет урожай, но за использование земли они должны уплатить деньгами ранее обговорённую плату.
        - А с чем мы останемся? Нам придётся за полученные деньги покупать у них наш урожай?
        - Можно брать и деньгами, и урожаем, но зато у тебя больше не будет забот! И крестьяне, зная, что от их усердия будет зависеть их благополучие, начнут стараться, с большим усердием обрабатывать землю без надсмотрщиков. А нам всё равно приходится докупать зерно, так как здесь его не выращивают.
        - Но виноградники, Катрин!
        - Бертран, у тебя ужасное вино! Пусть другие попробуют что-то сделать, а ты будешь получать доход с их усилий.
        - Плохое вино? Ты разбила моё сердце!
        - Твоё сердце я храню в надёжном месте, так что пострадала лишь твоя гордость, - мягко улыбнулась Катюша.
        - Ты удивительная разумница, моя Катрин, но про крестьян говоришь глупости. Все люди, проживающие на моих землях, платят мне за это работой на полях. Я не вижу смысла что-то менять.
        - Бертран, мы не съели даже половины запасов капусты, а остальные овощи уже сгнили, не пригодившись. Ту ерунду, что тебе выращивают, нам не нужно в таких количествах! Если бы у нас росла пшеница, то её можно было бы продать, а так…
        - Милая, ты не из торгового сословия? Ты забываешь, что я воин! Мне не по чину подсчитывать кочаны и луковые связки, - начинал сердиться мужчина.
        - Хочу напомнить тебе, что никто не усомнился бы в том, что викинги воины, но все они отменные торговцы и хозяйственники! Одно другому не мешает, а если ты дашь крестьянам возможность работать на себя, то только выгадаешь от этого. Они сами решат, что выгоднее сажать, сами вырастят, без твоего догляда, сами продадут, и ты получишь серебро, а не вонь портящихся овощей в подвалах!
        - Они глупы и не смогут заработать на овощах! Им не на что купить лопаты, грабли, семена…
        - Ты благородно поможешь им с этим.
        - Предлагаешь продать им орудия их труда? - выгнул красивую бровь мужчина.
        - За урожай, - согласно кивнула Катя, - загляни немного вперёд, - мечтательно произнесла она, - у твоих крестьян не сразу всё получится, но кто-то чуть разбогатеет и подомнёт под себя менее удачливых соседей, заставляя их работать на своём поле под более чутким контролем, чем твои люди. Через пару лет несколько семей заживут в достатке и смогут совершать покупки у ремесленников, проживающих на наших землях. Тебе легче станет получать с них налог. Люди вздохнут свободнее, увереннее станут жениться, рожать ребятишек, растить их.
        - Ты фантазёрка, моя мa poulette (мой цыпленок).
        - Живи сам и дай жить другим!
        - Это чьё-то изречение? Мне оно не подходит. Я за свою жизнь плачу кровью, жизнями своих вояк, а тот сброд, о котором ты печёшься, возится в земле и ни на что более не способен! Оставим это, мне пора.
        Катерина была расстроена. Ей казалось, что её предложение выгодно, но она не учла полновластия Бертрана. Все пахали на него на его полях, а осенью ещё приносили то, что успели изготовить дома. Так в замке появлялась ткань, посуда, корзины и какие-то заготовки. Сложно вдруг выпустить всех из своего кулака и надеяться на то, что люди справятся без него и он останется не в накладе.
        Она вышла во двор и проводила мужа, любуясь, как хорош он верхом на коне, и думая о том, что Бертран может в любой момент, в любом месте выбрать абсолютно любую девицу и развлечься с нею. Он феодал, тот самый, кто на своей земле олицетворение силы и власти!
        От этих мыслей стало зябко, и Катя вернулась внутрь, будто отрезая себя от надуманных поступков мужа. Некоторых вещей лучше не знать, чтобы не потерять способности выжить.
        Бертран привлекателен внешне, в нём нет жестокости, и если он позволяет себе развлекаться, то вряд ли кто-то льёт после этого слёзы. А вот ей рано требовать от него верности. Не те условия жизни, не то время. Если он действительно влюблён в неё, то это получится само собою, а если нет, то никакие жалобы, тем более претензии не помогут. Останется надеется на уважение, что он будет скрывать свои похождения.
        - Сеньора, что-то вы взгрустнули, - подошла Манон, - неужели жаль, что гости уехали?
        - Нет, без них спокойнее.
        - Тогда что же?
        - Манон, деревенские девушки на сеньора не жаловались?
        - Не понимаю.
        - Ну, может он кого-то обесчестил?
        - Да кто ж на такое жаловаться будет? - засмеялась управляющая.
        - Побоятся?
        - Вы странное говорите. Стоит нашему сеньору заехать в деревни, так ему девственниц выставляют, чтобы он выбрал и провёл со счастливицей ночь. Обычай есть такой, что за девственность владетель должен оставить монету.
        - Да? Хм… Так это ж разориться можно!
        - Вот и сеньор злится! Говорит, что лучше бы нормально покормили, а не совали ему грязных девок! Да, к слову сказать, редко он ночует в деревнях, предпочитает на улице, если только совсем уж холодно, то выбирает дом посвободнее.
        Катя облегчённо выдохнула, а Манон тактично промолчала, что у сеньора есть поприличнее дамы, чем крестьянские юницы. Да и что болтать, если всё в прошлом, и смотрит младший Бланшфор только на свою жену. Не только смотрит, но слушает её, доверяет ей и оказывает не меньшее уважение, чем матери.
        - Ну что ж, Манон, давайте-ка решим, что нам надо срочно скормить скотине, что оставим себе, и что следует докупить. Заодно потренируетесь в счёте.
        Несколько дней прошли в плавной круговерти повседневных хлопот. Ради эксперимента и чтобы сделать приятно жене, Бертран выбрал три семьи, выделил им землю и, назначив плату, предложил самим решать, что сажать, как растить и где продавать, чтобы выплатить деньги и не остаться в убытке. Ему было интересно, что из этого получится. В принципе было бы неплохо, если его воякам не надо будет больше дежурить и присматривать за работой крестьян на его огородах и виноградниках.
        Почти круглосуточно он сидел на коне, патрулируя земли и попутно присматривая за жителями. Катя осваивалась в замке, следила за строительством, встретила дополнительно нанятую бригаду каменщиков. Как только окончательно подсохли дороги и солнышко прогрело землю, так чета младших Бланшфоров выехала в маленькое путешествие по окрестным городам в поисках интересного товара.
        Карета у Бертрана была старой, и Катя без жалости вырезала в дверцах большие дырки под окна, установив там поднимающиеся наверх жалюзи, сделанные из лубочных полосок. Эта предосторожность была на случай дождя или сильного ветра, поднимающего пыль, а так крошечному коробку под названием карета требовалась усиленная вентиляция.
        С собой у Катерины было собственноручно изготовленное тонковатое, но всё же шерстяное одеяло, пододеяльник, настоящая пуховая подушка с наволочкой и большая вытертая шкура в качестве простыни на колкое сено. Без этого набора она ни в какую не соглашалась ехать.
        Бертран ворчал, но рано утром перед отъездом с удовольствием отправился исповедоваться и от души жаловался на жену. Священник, уже длительное время, не получая подношений в церковь, подозрительно косился на счастливого сеньора и всё чаще его наставлял, что женщины - суть коварства, медленно сводящее с ума достойных мужчин. Ябедничая на жену, сеньор успокоил священника, а творожная запеканка с дюжиной запечённых яиц привели того в почти радушное настроение.
        Катя старалась минимально общаться с этим представителем церковной власти из-за его резкого запаха, после которого ещё долго в горле стоял ком, который не сплюнуть и не проглотить. А ещё она находила его человеком малообразованным, но жадноватым и любящим настраивать мужчин против женщин, объясняя, что они сродни животным или хуже. Многие после вдохновлённых речей своего пастора учили дома послушанию жён и дочерей, находя в этом приятное времяпровождение, а многие обвиняли своих супружниц в ведьмовстве, полагая, что их жизнь не сложилась именно из-за женского коварства.
        Бертран вмешивался, уговаривал ретивого служителя умерить пыл, лишал финансовой поддержки, но селяне сами подкармливали непримиримого сподвижника и только больше уважали его. Но как бы сеньор ни относился к священнику, он не мог игнорировать его, и своей Катрин не советовал проявлять неуважение.
        Несмотря на неприязнь, оба супруга перед поездкой испросили благословения и получили его вместе с добрым напутствием.
        Катя под охраной Бертрана и его людей чувствовала себя в полной безопасности. Она с любопытством туриста смотрела, как живут люди на землях их соседей; c сочувствием отмечала, где народ был забитый; переживала там, где разбойный. Младшего Бланшфора знали все, и никто не рисковал устраивать препятствия на дорогах, требуя оплаты за проезд. Ближе к городам жизнь людей улучшалась, а в удалении можно было за сущие копейки купить пряжу, изделия из кожи, сукно, саженцы или сыр, масло.
        - Катрин, куда нам столько тканей, ниток? - удивлялся Бертран.
        - Берт, здесь ткут полотно намного лучше, чем у тебя! Отличная плотность, и при этом оно тонкое, гладкое! Я сама всё покрашу и мы в десять раз больше выручим за него, чем я заплатила.
        - Ты умеешь красить?!
        - Ну-у, я видела, как это делают, - загадочно улыбалась Катюша, ставя себе памятку вспомнить всё об экологичных красках, в частности, для ткани.
        - А столько ниток берёшь для девчонок? Неужели ты думаешь, что у них хватит ума возиться с твоими деревяшками?
        - Не попробуем - не узнаем!
        Пока Катя выбирала товар подешевле, но с возможностями его улучшить своими силами, Бертран потратил почти все свои деньги на оружие именитых мастеров.
        - Те, кто знает толк - оценят, - скупо бросил он, и пришлось смириться. Теоретически муж был прав. Оружие занимало мало места, а прибыль могло принести немалую, но будет ли сопутствовать удача и найдёт ли этот товар своего покупателя?
        В отместку Катерина вцепилась в возможность выкупить весь тростниковый сахар у заморского купца, попавшего в сложное положение. В нагрузку пришлось взять лимоны, гранаты, финики, рис.
        - Милая, ты меня пугаешь своей тягой к сахару, - шутил Бертран, - ты же не больна*, зачем он тебе?
        (ПРИМ. АВТ. сахар считался лекарством)
        - Это не сахар, солнце моё, а наше будущее золото.
        За пару недель знатная пара объехала несколько близлежащих городков, прикупила странноватого товара, и младший Бланшфор уже с сомнением относился к идее торговли, но Катя вручила ему солиды Матильды и отправила на поиски кораблей.
        Бертрану надо было составить договор при покупке корабля так, чтобы совершить на нём поездку по задуманному маршруту, а окончательно расплатиться по возращении. Это было не совсем честно, но пока корабел будет возмущаться, потом подавать жалобу, искать тех, кто за него заступится, корабли должны будут вернуться с прибылью.
        Пока рыцарь контролировал земли, нёсся к побережью искать для себя корабль, Катерина составила список, что ещё можно прикупить в порту. Она не отказалась от мысли взять на перепродажу фарфоровые изделия. Для них она собирала стружку, велела сплести множество коробочек, всё для того, чтобы успешно довезти хрупкий товар до места назначения. Пока же она развела бурную деятельность по окраске сукна* (прим. авт. данные взяты из практического опыта: Собрала горку железа и бросила его в воду, чтобы оно проржавело. Как назло, ржавчина не торопилась появляться, но добавление крепкого уксуса спасло ситуацию, и получилась отличная протрава.
        Небольшая горка листьев шалфея мокла всю ночь и утро, пока часть купленной пряжи проваривалась вместе с тягучим куском так и не дозревшего мыла Кати. Как только она посчитала пряжу готовой к покраске, вывалила её в процеженный и проваренный раствор из листьев шалфея, продолжая держать всё на огне. Не успело её варево закипеть, она бросилась добавлять в него ржавую воду и с беспокойством смотрела, как вновь меняется цвет пряжи. Подержав шерсть около часа в кипящем состоянии, она всё вытащила и разложила на просушку.
        Только когда пряжа высохла, Катерина и наблюдающие за процессом женщины увидели, что шерсть окрасилась в густой зелёный цвет. Последним этапом пряжу-красотулечку опустили в уксусную воду, чтобы закрепить эффект - и красильня заработала полным ходом.
        Катя думала раскрашивать пряжу и сукно в разные цвета, и подготовила для этого кору черёмухи, краснокочанную капусту, пижму, но ей хватило шалфея. Видимо, из-за разной температуры пламени, разного времени кипячения, произвольной добавки объёма травы и протравы, которые клали женщины, в результате получались цвета от голубого к синему и тёмно-зелёному. Этого пока было достаточно.
        А Катерина переключилась на полную телегу лимонов. Они уже подвядали, и надо было что-то делать. Из кожуры она планировала приготовить цукаты, а вот из мякоти надеялась получить сок и никак не могла придумать, как его сохранить! Переговорив с Манон, она неожиданно узнала, что та умеет получать крахмал из пшеницы, и пока набранные в замок женщины с азартом красили сукно и пряжу, злорадствуя над тулузским цехом красильщиков, сохраняющим секреты мастерства в строжайшей тайне, управляющая залила пшеницу сладкой водой и следила за её брожением. Когда настал момент топтать получившуюся массу ногами, Катя вспомнила фильм с Адриано Челентано и устроила состязание с простенькой музыкой, хлопаньем в ладоши, подзадориванием и даже призами.
        Но получение крахмала задерживалось. Прошёл не один день, пока вытоптанное месиво процедили, потом ждали, чтобы гуща снова отстоялась, собрали всё, что на дне и, разложив на камнях, сушили. Солнышко уже припекало, и чтобы не терять времени, Катерина заняла часть людей рассаживанием дикой лаванды. Ей хотелось, чтобы у неё появился хотя бы небольшой сине-фиолетовый душистый квадрат на фоне стройки, потоптанной травы и обывательских запахов. А ещё она не оставляла попыток получить нормальное мыло, но пока никак не удавалось добиться твёрдости. Масса не застывала и вскоре начинала портиться.
        Почти перед самым приездом Бертрана Катерина наконец-то получила в руки похрустывающий крахмал, и лимоны с гранатами пошли в переработку.
        Приехавшего сеньора ждали во дворе хмурые лица воинов и огромный зал, столы и скамьи которого были заставлены рахат-лукумом: лимонный, гранатовый, ореховый, яблочный, морковный, свекольный! Эта редкая сладость чередовалась многоэтажными корзинками с рассыпанными в них на просушку цукатами. Запах в зале стоял вкусно-волшебным, но никому не давали им насладиться, прогоняя всех на улицу.
        - Душа моя, это что?! - вместо приветствия, спросил Бертран выбежавшую навстречу Катерину.
        - Наш товар на продажу, - улыбаясь и ожидая похвалы, выпалила она.
        - Всё убрать, и не смей больше выставлять воинов из зала!
        - Но это…
        - Я сказал, ты не услышала? - тихо, но оттого страшнее прозвучал его вопрос.
        - Да, сейчас придумаю, куда всё это можно деть, - глухо произнесла она.
        - Ну, вот и умница, моя кукушечка, соскучилась? - полез обниматься Бертран.
        - Да, конечно, - выдавила из себя жена и кривовато улыбнувшись, вывернулась из рук:
        - Мне надо идти и найти место для хранения рахат-лукума, иначе всё можно будет выбросить.
        Сеньор проводил взглядом её напряженную спину и хмыкнул. Обиделась! Но правы отец и братья, нельзя давать слишком много воли женщинам, иначе они всю жизнь перевернут с ног на голову и не будет порядка. Это ж надо было додуматься: его ребят выставить питаться на улицу, как побродяжек! Ничего, подуется и смирится, а он порадует её отличными новостями.
        Кате было обидно. Вместо одобрения и восхищения проделанной работой, ей указали, что она по положению чуть ли не ниже наёмных воинов! Как же, бедолаги несколько дней будут есть во дворе, а не в замке! Никак не можно! А то, что они жрут в три горла благодаря усиленной заботе хозяйки в качестве извинения за неудобства, об этом помнить не след!
        Спрятавшись ото всех в коридоре, уводящем в подвал, она прижалась к холодной стене спиной и, прикрыв глаза, подумала, что нет смысла обижаться, кроме как на себя же. Не девочка уже, полностью вверять себя мужчине и из кожи вон лезть, чтобы получить одобрение! Понятно, что поначалу ошалела от эмоциональных качелей, но надо бы себя поберечь и не липнуть больше сердцем к мужчине. Это больно, когда не получаешь равнозначного ответа.
        Поняв, что слова и поступок Бертрана ранили её потому, что она слишком раскрылась перед ним, Катя успокоилась. Теперь она могла холодно подумать о мотивах рыцаря. Его вояки для него дороги, они годами плечом к плечу скачут по полям, сражаются, рискуют. Забота о них понятна, ведь и сама она первым делом побеспокоилась о помогающих ей женщинах.
        Плохо, что он не дал ей объяснить значимость приготовленных ею сладостей, отвратительно, что вместо приветствия она услышала приказ из его уст, но никто не учит владетелей тактичности, особенно по отношению к зависящим от них людям.
        Кате не впервой терпеть несправедливое отношение. Сыновья частенько после невнимания отца срывались на ней, капризничая, говоря что-нибудь обидное, как будто проверяя её на прочность, словно бы показывая: вот какие мы гадкие, и ты уйдёшь от нас, как папа! Она не сразу это поняла, сердилась на детей, но потом догадалась и научилась перетерпевать детские бури зла, которые заканчивались словами: «Мама, ты всегда будешь рядом?»
        Вытерев длинными рукавами набежавшие слёзы, она глубоко вздохнула. Ну что, в самом деле, разнюнилась? Вспомнились родители Бертрана. Сложно представить, сколько Матильде пришлось пережить, чтобы ужиться с таким козлом, как её муж, и добиться того, что он ставит её во главе всех своих интересов! Огромный человеческий труд лежит в основе их брака. Катя попробует так же воспитать Бертрана, вот только с оговорками, и своё сердце она оставит при себе.
        Было немного грустно от своего решения, но ощущение правильности помогало. Она здесь ненадолго, за ней придут, и самое лучшее, что она может сделать для своего спасителя, это наладить его жизнь во всех смыслах, а для неё это будет своеобразное приключение, почти роман!
        «Да, средневековый роман!» - уже с улыбкой подумала Катюша, размечтавшись по возращению написать об этом мемуары для своих будущих невесток.
        Глава 9. Перемены в замке
        Совершенно успокоившись, она занялась делами. Упаковка для сладостей ещё не готова, и действительно надо что-то придумывать. Вскоре дно квадратных плетёных коробов закрывалось полотном, на него щедро сыпали крахмал и выкладывали квадратики лукума, потом снова ткань, крахмал, лукум и закреплённый за стенки короба промежуточный этаж из лыка, чтобы новый слой не придавливал нижние. Портить даже не самую качественную ткань было расточительством, но деваться было некуда.
        Как только на освободившиеся столы расставили еду, Бертран принялся нахваливать поданные блюда и рассказывать, что он успел сделать во время поездки. Самой потрясающей его новостью было, что он нашёл новый корабль, который строили для одного сеньора. Заказчик умер, не успев полностью выкупить его.
        - Мастер Джордано ухватился за возможность поскорее спустить корабль на воду, чтобы родственники покупателя не наложили на него лапу! - пояснял Бертран.
        - А если эти родственники потом докажут, что корабль всё же принадлежит им? - заволновалась Катя.
        - Не-е, корабль им принадлежать никак не может, поскольку был внесён только залог и все остальные платы просрочены, а вот затормозить его продажу они могли бы, но тут появился я! Так что я тоже внёс первый взнос и нам надо скорее загружать судно, чтобы выйти в море.
        - А если у нас потом отберут корабль из-за просроченных сроков выплаты?
        - Пусть попробуют отнять! Корабль-то уже будет у меня! Милая, я всё же надеюсь, что мы сумеем расплатиться, а если нет, то снова отправлю его куда-нибудь.
        - Но есть ли у тебя толковые люди? - не на шутку обеспокоилась она.
        - Ну-у, - протянул Бертран, замечая, что многие прислушиваются к его беседе с женой, - я сам поеду, - и столько гордости в этих словах!
        - Ты?! - воскликнула сеньора, вложив в маленькое слово массу эмоций: удивление, недоверие, даже отчаяние! - Но, Берт, ты же сам видел, как тяжело чужеземцам, а там ты сам им станешь! - попыталась пояснить свою недоверчивость, видя, что муж рассердился.
        - Не веришь в мои способности? Сама путешествовала, а я, значит, не смогу?!
        - Хорошо, - отступила от скользкой темы, - но кто останется здесь вместо тебя? Я не управлюсь с твоей службой!
        - Ха! Конечно, не управишься! Сюда едет мой сын, Леон.
        - Неожиданно, - растерянно пробормотала жена.
        - Катрин, ты умная, надеюсь, что ты поладишь с моим мальчиком.
        - По приезде ты отказал мне в уме… - прорвалась досада.
        - Не стоит, - обрубил Бертран и Катя замолкла.
        Он ещё ей что-то рассказывал, она отвечала, спрашивала, уточняла, и всё было по-прежнему. Ему было приятно общаться с нею, видеть живой интерес к делам и слышать её одобрение. И ночью ему было хорошо с женой. Он скучал и старался показать ей это, делая всё так, как ей нравится.
        Рано утром, открыл глаза, думая, как всегда, увидеть её сидящей за новеньким столиком и устраивающей ему завтрак «для двоих», но Катрин куда-то вышла.
        Немного повалявшись на странно мягких подушках и белом белье, застилавшем всю поверхность кровати, он поднялся. Жены не было, и в душе разлилось сожаление. Об этих утренних моментах он мечтал не меньше, чем о ночных ласках. Они неожиданно для него стали символом его женатого положения. Возможность лениво задержаться в постели, наблюдая за тихой суетой волнующей его женщины, потом не торопясь насладиться её приветственной улыбкой, что была приятнее солнышка, и приступить к завтраку, который она заботливо готовила для него. Он хвалил, а она снова улыбалась и смотрела на него так хорошо, так сладко, что его сердце замирало или вместо равномерного стука выписывало какие-то кренделя.
        Катрин оказалась в большой зале и сидела, как положено, во главе стола, рядом с его пустующим местом. Увидев его, она пожелала ему доброго дня, немного посидела с ним и вскоре ушла по делам, провожаемая его задумчивым взглядом.
        Всё было хорошо между ними, но что-то не так. Её не в чем упрекнуть, но на сердце муторно, как будто он случайно сломал что-то хрупкое и прекрасное или потерял нечто важное.
        Всё-таки все женщины - ведьмы, не зря церковь предостерегает от их влияния! Почему ему душно и не хватает воздуха, видя, как она уходит? Он же прав! Прав во всём, но она заставляет его чувствовать себя виноватым в не пойми чём!
        Ладно, всё это дурь, а дел полно. Ему надо проведать тех сеньоров, что платят ему за охрану, прощупать обстановку и забрать Леона от отца. Пора на деле оценить, чему научился парень.
        Понаблюдав, как продвигается стройка, выслушав жалобы на сложности в доставке камня и проведав ближайшие деревни вместе с землями того сеньора, что тормозит проезд его строителей по своим дорогам, Бертран вновь оставил замок на несколько дней.
        Катя мстительно вернула прежнее меню и делала вид, что не понимает намёков воинов о том, что вообще-то на свежем воздухе не так уж плохо было есть, особенно когда подавали такую разнообразную вкуснотень!
        Большой зал для того, чтобы разложить рахат-лукум, был вычищен до блеска. Женщины себе руки в кровь сбили, соскребая грязь со столов, вычищая пол. Кухня работала на полную мощь, чтобы обеспечить всех полноценной едой, включающей в себя все витамины, минералы… Хватило пары дней, чтобы вся грязь вернулась благодаря возвращению всех к привычному порядку.
        Жирные капли еды, уроненная и размазанная каша, плевки, пролитое вино. Все будто нарочно стали косорукими и активно загаживали выскобленный стол едой, подозрительно часто фыркали напитками. Хотя кто знает, может, и нарочно, когда поняли, что сеньора больше не касается их своею заботой. Ей нравится чистота? Так на же, получи грязь сполна, и всё равно будешь сидеть с нами, улыбаться, и никуда не денешься, потому что мы защищаем твой замок!
        - Манон, - как только уехал Бертран, Катерина вновь окунулась в свои дела, - с завтрашнего дня вы будете учить малышек Анэт и двух моих кружевниц счёту.
        - Я?!
        - Да, для вас будет полезно всё повторить, а детские умы намного легче всё схватывают, и их обучение не должно слишком обременить вас, - Катя вглядывалась в лицо своей управляющей ища подтверждение изредка подмечаемых ею ноток высокомерия, которые стали проскальзывать у той в общении с подчинёнными.
        - Но дочери Анэт совсем маленькие!
        - А вы больше учите кружевниц, а те пусть помогают малышкам заучить счёт, развить пальчики вычерчиванием цифр. На кухне они быстро освоились, значит смышлёные.
        - Но управлюсь ли я со столькими ученицами? - волнуясь, женщина вновь походила на прежнюю себя и Катерине стало легче с ней общаться.
        - Ой, Манон, я же не сказала самого важного! Из всех деревенских девочек остаются только Иви и Габи, от остальных, к сожалению, нет толка.
        - А Ева?
        - Мне жаль, но Ева слишком неусидчива, и мне не нравится, что она крутится среди воинов.
        - Ей тринадцать, она присматривает жениха, - вздохнула Манон и с надеждой посмотрела на сеньору.
        Катю даже бросило в жар.
        - Тринадцать?! Тем более ей нечего здесь делать! Добром это не закончится. Если кто-то из наёмников сеньора хотел жениться, они это уже сделали, а с Евой только поиграют, а потом объявят потаскушкой, и никакое родство с вами не поможет этого избежать.
        - Так что же, возвращаем в деревню? - кусая губы, переспросила женщина.
        - Да, Манон, мне жаль. У Евы хорошо могло бы получиться плести кружева, но она слишком хитра и пронырлива, а ни у вас, ни у меня нет времени следить за нею.
        - А остальные девочки? - как-то безразлично уточнила она.
        - Путаются, не понимают, что делают, не могут представить конечный результат. Если вам кто-то приглянулся для кухонной работы, то можете оставить, а мне подходят только две.
        - Хорошо, сеньора. Парочка юных помощниц Анэт не помешает. С женщинами из деревни она не ладит, у неё не хватает авторитета ими командовать, - Манон умолчала, что у неё та же проблем, что и у Анэт. - Мне помощниц по кухне тоже учить?
        - Как хотите, - Катерина коснулась руки управляющей, видя, что та расстроилась из-за родственницы. - Если они желают учиться, то думаю, вам будет не в тягость их усердие, а ежели нет, то не стоит заставлять.
        - Сеньора, мы покрасили всю пряжу и сукно, будет ли ещё какая-то работа для женщин?
        - Пока нет. Намекните им, чтобы они обратили внимание на качество пряжи и впредь у себя дома добивались такой же ровной нити. То же самое касается сукна. Либо их работа пойдёт на тряпки, которыми только посуду мыть Бритте, либо я отвезу всё на продажу и награжу лучшую мастерицу.
        - О, если у них появится надежда что-то заработать, то они постараются, - хмыкнула Манон.
        - Я не была бы так в этом уверена, - вздохнула Катерина, стыдясь роли эксплуататора, но прекрасно осознавая, что если она прямо сейчас начнёт сеять добро и справедливость в её понимании, то это будет разовая акция, после которой наступит разорение Бертрана и всеобщее усугубление уровня жизни. - Там, где я купила это сукно, мастерицы работают одинаково хорошо, что для своего сеньора, что для себя. Тут либо обладаешь терпением и необходимыми навыками, либо дозволяешь появляться узелкам, утолщениям, не соблюдаешь одинаковую плотность плетения.
        - Если бы у нас были хорошие нитки!
        - Я понимаю, всё начинается с овцы. Жаль, что наши жители гонятся за количеством, а не качеством. Совсем не обязательно владеть отарой, достаточно вложить силы в парочку породистых животных, получить от них шелковистую шерсть, соткать высокого качества сукно и остаться в большем выигрыше, чем это происходит сейчас.
        - Я думаю, что никто из женщин не знал, что совсем недалеко от них подходят к делу совсем по-другому. Это я родилась в другом месте и переехала сюда вместе с нашим сеньором, получается, что кое-что повидала, а они всю жизнь жили здесь, дальше речки не бегали, кроме друг друга ничего не видели. Для них побыть рядом с вами было потрясающим событием, а уж сколькому они научились, пока здесь крутились! Разговоров им хватит на всё лето!
        - Надеюсь, для них будет польза. Я видела, многие общались с каменщиками, а они немного особенные люди и это тоже интересно. Ах, да, Манон, мне понравилась Зоэ, думаю взять её лично для себя.
        - Зоэ? Но она же в возрасте! - насторожилась управляющая.
        - Мне симпатична её доброжелательность и основательный подход к обязанностям. К тому же я обратила внимание, как аккуратно заштопана её одежда. Если вы её научите всему тому, что я требую, думаю, мы все выгадаем от её присутствия в замке.
        - Конечно, научу, - Манон выдохнула, сообразив сколько времени у неё освободится, если не надо будет выполнять личные поручения сеньоры. - Зоэ - неплохая женщина, только не счастливая, - сочла обязанной рассказать управляющая. - Муж у неё умер, старший сын, едва ему исполнилось семнадцать, привёл в дом невестку, и та не даёт ей жизни вместе со своею матерью. Средний сын Зоэ убежал в город за проезжающими мимо наёмниками ещё ребёнком, а младший живёт и работает в соседней деревне учеником кузнеца. Зоэ уже не хозяйка в своём доме.
        - Значит, она будет работать у нас с удовольствием, да к тому же разбавит общество тех соплюшек, что мы отобрали себе. Вы всех девушек предупредили, что пока они не отработают хотя бы пять лет, нечего думать о том, чтобы выходить замуж?
        - Да, мадам. За выполнением этого условия я намерена жёстко приглядывать. Вы абсолютно правы. Годы идут, и я не могу бесконечно учить новых девиц, - в словах Манон сквозило накопленное раздражение и усталость. - Очень тяжело наводить порядок в замке, когда не понимаешь на кого можно положиться, кому какую работу следует доверить, а так всем будет спокойнее.
        Катерина кивнула, полностью одобряя её настрой и добавила:
        - Надеюсь, у них хватит ума не путаться с наёмниками. Не хватало ещё, чтобы о нашем замке пошли слухи как о гнезде разврата и порока. Отец Жюль не упустит возможности распустить злые слухи.
        - Ох, сеньора, нельзя так говорить, но всё верно. Я от святого отца на землях старого Бланшфора видела только хорошее. Все к нему бегали советоваться, каждый норовил побыть рядом с ним, погреться светом его души, а тут… - Манон поморщилась и вместо слов состроила ужасную рожу, копирующую местного священника.
        Ну что ж, только с хозяйкой она могла поделиться своим мнением по поводу вечно недовольного смердящего едкой вонью отца Жюля. Остальные считали, что так положено, и по-другому не бывает.
        - Мадам, - подошёл один из воинов, - там вас спрашивает какой-то Олав, пустить его?
        - Да, проводите его на кухню. Я сейчас туда подойду, - обрадовалась Катя. Она уже начинала думать, что печник сбежал.
        Вместе с Манон она заглянула к будущим кружевницам. Глазастенькая Иви и курносая Габи сидели теперь одни в небольшом помещении на хозяйском этаже. Окна этой комнаты выходили во двор и поэтому были намного крупнее, чем все остальные. Несмотря на то, что двор больше походил на колодец и в течение дня света в нём было немного, в эти покои солнышко заглядывало по вечерам, прорываясь сквозь зубья крыши.
        Катя поначалу думала выводить девочек на улицу, чтобы было больше света для их работы, но всё упиралось в чистоту. Не заметишь, как поднимется пыль и испортит весь их кропотливый труд!
        Иви с Габи сидели по разные стороны окна, возле каждой из них стояли подставки с валиками, а сами они равномерно постукивали коклюшками, которые уже довольно быстро мелькали в их руках. Пока что они не плели ничего полезного для хозяйства, а лишь привыкали к ощущению скользящей нити, внимательности и усидчивости, к обязательной чистоте рук, порядку.
        Катерина научила девочек подготавливаться к работе, заботиться о выданных им коклюшках из слоновой кости, тщательно протирать перед использованием серебряные булавки. До этого они учились на простеньких деревяшках, которые были обработаны на скорую руку, но теперь, оставшись вдвоём, они всё утро трепетно поглаживали выданное им богатство и с большей старательностью приступили к простенькому плетешку. * (ПРИМ. АВТ.: шнурочек на коклюшках)
        - Хорошо, молодцы, - похвалила Катя будущих кружевниц и развернулась к Манон. Та смотрела на тонюсенькую косичку и не могла понять, зачем такие сложности при создании столь примитивного узора?
        - Это азы, Манон, такие же, как на кухне помыть овощи. Девочки должны привыкнуть и прочувствовать руками размер, толщину коклюшек, нитей, ритм движения, увидеть за косичкой или сеточкой будущий общий рисунок. Дайте время - и они освоятся.
        Катерина не раз спорила сама с собою, думая, что будет с теми людьми, которых она поднимает на новый уровень в случае её возвращения домой. Находя доводы за и против, она решила, что не будет сидеть, сложа руки, боясь изменить будущее или опасаясь напрасно обнадёжить людей. Наоборот, ей надо спешить и успеть сделать как можно больше, чтобы улучшить здешнюю жизнь, тогда есть шанс, что её труды не пропадут и хотя бы кто-то из её подопечных сумеет устроить свою судьбу лучше, чем могли бы, даже без неё. Всё это возможно, если Манон поддержит все начинания и проникнется Катиными идеями. А изменить далёкое будущее она не боялась. Беды и эпидемии сотрут все знания не хуже нынешней церкви, затирающей напрочь память о достижениях римской эпохи.
        Управляющая согласно кивнула в ответ на пояснения сеньоры, и вновь пожалела, что дочка младшей сестры, выданная замуж за местного крестьянина, не смогла усидеть возле мадам. Тоненькие Иви и Габи сейчас походили на ангелочков. Опрятные, причёсанные самой хозяйкой, невообразимо нарядные для крестьянских девочек.
        И правда, Катерина постаралась выделить своих кружевниц и с самого начала создавала для них особую нишу. Эти девочки своими ловкими ручками будут зарабатывать больше, чем любая крестьянская семья, впрочем, даже не каждый ремесленник сравнится с ними по стоимости их кружев. Но дело даже не в доходах, а в том, что они должны соображать! Мало научится азам и выполнять выложенный перед ними рисунок, необходимо самим придумать кружево, а потом рассчитать, какие элементы надо использовать для его воплощения. А чтобы работала фантазия, необходимо насытить мозг разными сведениями, дать пищу для размышлений.
        - Ну что ж, идёмте послушаем Олава. Интересно, что он там придумал с печью!
        Глава 10. Приезд Леона в замок
        Манон следовала за сеньорой, ловя себя на мыслях о том, что замок стал походить на жилой дом. Только основная зала оставалась общественным местом, а галерея, верхние этажи, покои, располагающиеся там, стали уютными.
        Мадам заказала у гончара несколько огромных ваз в половину человеческого роста и поставила в них обрезки ветвей от вишен, яблонь, миндаля. Некоторые ветки расцвели, другие дали листочки, и серые коридоры из-за этой малости преобразились. Ещё на широких подоконниках стояли глиняные горшки с высаженной мятой, рутой или лавандой. Не сказать, что это было красиво, скорее хлопотно, но наличие хоть какой-то зелени напрочь изгоняло пустоту и мрачность.
        Из-за этих цветов сеньоре де Бланшфор пришлось доказывать отцу Жюлю, что она не покушается на божье дело и не собирается тягаться с Богом в создании красоты*, а всего лишь использует полезные растения для блага служащих в замке людей. Убедить священника помогло решение вскопать возле церкви небольшой участок земли и высадить там точно те же травы, что были посажены у замка.
        (ПРИМ. АВТ.на цветы грешно было смотреть, рвать и тем более сажать в угоду себе. Своеобразная борьба с язычеством (венки, гирлянды) Только лет через сто стали появляться садики с лекарственными цветами при монастырях, а потом цветам нашли правильные ассоциации со святыми и роль цветов в жизни была восстановлена)
        Но самым неприятным во всей этой истории было непонимание, от кого отец Жюль узнал о цветах, стоящих на этажах, куда никто чужой не заходит. Под подозрением были все женщины, которые убирались в замке, и девочки. Катерине с Манон казалось, что никто не будет откровенничать с неприятным священником без нужды, но обе они ошиблись.
        Олав стоял возле очага и пытался заглянуть в трубу. Услышав о появлении хозяйки, он отпрыгнул в сторону и низко склонился.
        - Чем порадуете, мастер? - доброжелательно спросила его сеньора.
        - Печку вашу сделать несложно, но не всякий материал для неё гож, - заволновался Олав, а Катя снисходительно улыбнулась. Она прекрасно помнила, с каким интересом он изучал внутреннее строение печи и сто раз спрашивал, действительно ли будет тяга дыма.
        - Не стоило приходить ко мне только ради этих новостей, - кольнула мастера сеньора, зная, что теперь он с большим азартом будет искать возможности реализовать её задумки, но она недооценила его.
        - Я нашёл место, где можно сделать огнеупорный кирпич и даже привёз его сюда, только это будет стоить очень дорого.
        - С чего же дороговизна? Это далеко?
        - Ну, не так уж далеко, но понадобились драгоценные камни, чтобы закалить кирпичи…
        Смех сеньоры прервал его речь.
        - Дорогой мой Олав! - мягко начала она. - Я даю вам единственную возможность назвать нормальную цену, иначе… - Катя замолчала, холодно посмотрев на юркую фигурку.
        - Но, сеньора, - протянул Олав и, ещё раз бросив взгляд на владетельницу замка, совсем сник.
        Он мог бы заранее подумать о том, что если она знает, как делается чудо-печь, если она с лёгкостью нарисовала на глине, как должна выглядеть большая коптильня, то ей может помогать нечистая сила, и тогда обманывать её себе дороже. Бог по заслугам раздаёт на небе, а ведьмы пакостят сразу, при жизни.
        Огнеупорный кирпич делали ближе к побережью, и доставка встала дороже его собственной стоимости. Маленькие полупечурки-очаги выкладывали из камня, а вот кузнецы и другие ремесленники копили деньги и ставили свои печи именно из такого кирпича, чей секрет изготовления умельцы хранили в своей семье.
        - Сеньора, я забрал только половину и следующую мне отдадут, когда я полностью за всё расплачусь. Никто бы мне не дал и того, что есть, если бы я не назвал имя сеньора Бланшфора.
        - Хорошо, об этом после. Скажи мне, как ты думаешь сделать то, что мне нужно?
        Олав принялся объяснять, что работы можно начать уже сегодня. Перед тем, как что-то делать, надо укрепить фундамент и для этого не требуется огнеупорный кирпич. Потом печник обрисовал, что он может сделать даже небольшую поверхность, которая будет разогреваться, и на неё можно ставить горшки для томления, но основной жар всегда будет в чреве печи.
        - Вот до сюда она будет выступать! - раскорячившись, показывал он, а Манон ахала и с мольбой смотрела на хозяйку, надеясь, что она передумает.
        - Хорошо, Олав, если у тебя всё получится, то я поручу сделать тебе ещё одну небольшую печь в бане. Слишком мало там тепла от горячей стены кухни.
        - Мадам, да мы изжаримся там! - воскликнула управляющая.
        - Ничего подобного. Пора нашу баньку увеличивать, и разделять на мужскую и женскую половины, а ещё отвести помещение под стирку. Одно дело зимой бежать, чтобы прополоскать чистое бельё в реку, другое подолгу там задерживаться, отстирывая грязь в ледяной воде.
        Для Катерины дни пролетали с бешеной скоростью! Она продолжала проводить время на кухне, знакомя Манон и Анэт с теми рецептами, что ей знакомы. Соусы и сладкие печенья прочно вошли в обиход их меню, вот только новинки подавали либо хозяевам, либо за женский стол.
        Потихоньку сеньора учила управляющую складывать и вычитать. Ранее Манон путалась в римских цифрах, но стоило ей заучить арабские, как дело у неё пошло на лад.
        Катя раз за разом пробовала сделать мыло и, кажется, последняя попытка у неё получилась, правда, конечный продукт больше походил на хозяйственное мыло.
        Ещё она экспериментировала с обувью. Кожаная подошва, принятая здесь - это ни о чём! Она пыталась склеивать кусочки кожи, доводя их до приемлемой толщины, делала прокладки из бересты, сена, но всё было не то, пока не увидела, что кожа бывает разной.
        Оказывается, она брала слишком дорогие кусочки для экспериментов, а надо было взять сыромятную кожу, которая была толстой, и на Руси использовалась именно в качестве подошвы. Прошивая и проклеивая сыромять, а верх делая из произвесткованной и отполированной камнем кожи козы, Катя получила подобие сафьяновых сапожек с зеленоватым окрасом и неровным каблучком. Но теперь она не боялась осени и зимы, только дождей. А чуть позже в руки попала кора пробкового дуба и у неё появились лёгкие сандалии-сабо, а у сапожек улучшенный каблук с оберегающей его железной окантовкой. Правда из-за толщины подошвы Катерина прибавила в росте, но тут уж приходилось выбирать между удобством и красотой. Потихоньку ей Зоэ сделает ещё несколько пар сапожек, а потом Катерина научит свою служанку валять валенки. Своей личной служанкой Катя была очень довольна и учила её многим премудростям.
        Вся эта возня занимала уйму времени, но сеньора не давала себе отдыха и заказала у кузнеца дверные петли на все внутренние двери, попросила улучшить модель ножниц, отдав за его работу золотое колечко. Занималась поиском аппарата для дистилляции, всё же надеясь получить хоть немного цветочного масла и спирта. Продолжала заготовку пуха и пера. Выделила день и организовала побелку кухни, чтобы в ней стало светлее.
        А Бертран тем временем забрал сына и вместе с ним объезжал всех своих подопечных, попутно вылавливая подозрительных людей и производя показательный суд. Леон должен учиться на практике, и рука его должна быть тверда, а голова чиста помыслами, только так надо выносить приговор.
        Сын слушал внимательно, исполнял всё, что тот требовал и радовал отца послушанием, а Дидье вместо того, чтобы хвалить будущего рыцаря, как назло, всё пытался рассказать, какая у них теперь в замке замечательная хозяйка.
        Бертран давеча спешил рассказать Катрин свои новости, полагая, что раз торговля на корабле её идея, то ей приятно будет узнать, что всё получилось, и совсем забыл поинтересоваться, чем она была занята всё время, пока его не было. По словам Дидье выходило, что сеньор недавно налетел коршуном на мадам Катрин, стоило ему увидеть хмурые рожи наёмников с плошками во дворе! А сам Дидье заметил другое, что за несколько дней щёки у их наёмников стали будто у хомяков и лишний жирок у многих завязался на пузе.
        - А ещё ваша мачеха для строителей и их тележек выложила дорожки из досок. Дороговато встало, но зато все зашевелились, да и вокруг теперь всё выглядит аккуратнее, и вам в своих сапожках не придётся грязь месить, - рассказывал Дидье юному Леону. - Женщин из села нагнала, все вместе они покрасили сукно и пряжу в дивные цвета. Красиво, не у всякого торговца такой цвет на ярмарке встретишь. В баньке нашей есть мыло, не такое как привозят из-за моря, а больше похоже на мягкий воск, но после него волосы скрипят, заслушаешься, и всем можно брать его сколько потребуется.
        - Когда это ты всё вызнал? Вроде с утра до вечера гонял всех с оружием в руках? - недовольно хмыкал Бертран, а Дидье хитро улыбался и продолжал:
        - Манон дала мне попробовать райскую сладость, что изготовила мадам, так я чуть язык не проглотил от удовольствия.
        Бертран пришпорил коня, чтобы не слушать, как помощник певчей птичкой поёт о Катрин.
        - А знаете, сеньор, почему ваш батюшка так сердится? - посмотрев во след владетелю, вкрадчиво спросил капитан.
        Юноша отрицательно покачал головой.
        - Потому что сглупил он! Ваша мачеха очень достойная женщина. Она совсем недолго у нас живёт, а сделала уже многое и заслужила доброе слово, а сеньор в ответ на её искреннюю радость при встрече нарычал на неё, как на простого вояку. Запомните, чтобы ни говорили святоши, а с женщинами так нельзя! Даже когда злитесь, не забывайте, что они хрупкие и очень чувствительные. Вот обидел он нашу хозяйку, и она не сказала ему, чем занималась, не угостила его сладостями. А для кого она старалась?
        - Но дед говорит, что женщин глупо баловать и с ними надо быть строже, чем с собаками!
        - Ну, дед ваш сеньор важный, с ним не поспоришь, да только вы же видели, как он относится к вашей бабушке? Даже коня своего так не балует, как её!
        Леон кивнул. Слово бабушки в замке для всех закон, только она редко чего желает.
        - Если бы ваш дед смолоду относился к мадам Матильде так, как сейчас, то она ещё долго радовала бы нас всех. Я помню времена, когда он в буйстве своём поднимал руку на неё, и только когда она чуть не умерла, да сеньор Алейн, будучи ещё совсем мальчишкой, не зарычал бы на него, аки дикий зверь, то не опомнился бы ваш дед. Не допускайте чужих ошибок, сеньор Леон.
        - А как же девицы, что по ночам приходят? Я видел, что одна уходила от тебя в слезах!
        - Ну, вы сравнили сеньору и трактирных девок! Сеньора - это благополучие замка и всех, кто живёт в нём, мать ваших детей, а весь толк от девок, чтобы грела и уду давала облегчение, а если не может, то приходится поучить её маленько.
        Леон ненадолго задумался. Ему было сложно понять, к кому из дев надо относиться с уважением, а кто служит исключительно для его удовлетворения. С трактирными грудастыми девками всё понятно, как и с деревенскими, а вот городские изрядно путают его, но с этим он потом разберётся, а сейчас ему хотелось поговорить о том, что его ждёт в родном замке.
        - Бабушке мадам Катрин понравилась, - подталкивая к продолжению рассказа о мачехе, заметил он. - Она сказала, что мне не стоит ждать зла от неё, а если я не глуп и не обуян гордыней, то не грех у неё поучиться тому, что у нас малоизвестно.
        - Очень верно заметила мадам Матильда! Другие народы, может, и варвары, но у всех есть что-то интересное, что пригодилось бы для вашего благополучия. А сеньора Катрин многое разумеет и готова делиться знаниями, только не все готовы принять их по своему скудоумию. Я читал, что у варваров женщин считают равными мужчинам!
        Леон снисходительно улыбнулся наивности собеседника.
        - А вот зря вы так! - начал заводиться Дидье. - Есть летописи, в которых описано, как после битвы с русичами разоблачали павших воинов, и среди них чуть ли не каждый третий воин был девицей!
        - Да разве это возможно? Амазонки, что ли?
        - Э нет, амазонки - это древность или вообще пустая болтовня, а я вам про то, что наша церковь записала.
        Леон задумался.
        - Ну, вообще-то, говорят, что у викингов тоже были женщины-воины, только они в море не выходили.
        - Вот о чём я вам толкую! Мадам получила образование, равное мужчинам, а сама она знатных кровей, и делаем вывод, что нет стыда в том, чтобы поучиться у неё. Глупо терять такой шанс!
        Бертран прислушивался к разговорившемуся помощнику и дивился его многословности, осведомлённости о событиях давно минувших дней. Неужели старый чертяка положил глаз на его жену? Хотел было приструнить Дидье, но неожиданно стало интересно, что он говорит о Катрин, а потом понял, насколько узколобо он воспринял свою жену.
        Никогда бы не подумал о себе, что он может потеряться в любовном дурмане, что станет мягким и податливым как воск, что перестанет замечать очевидное, будь то хорошее или плохое! Ему повезло, и брак с чужеземкой обернулся для него божьим благословением, но ведь могло быть по-другому!
        Бертран продолжал слушать болтовню и с досадой взглянул на всё с другой стороны. Если Катрин - божий дар, то к ней надо бы относиться с большей бережливостью, чем просто к хозяйке замка! Получается, что она следит не только за благосостоянием Бертрана, но и за его душой! Она наполняет его светом и добром! Во всяком случае, так было до последнего его возвращения домой. Он не понял этого сразу, а когда она своею душою отдалилась от него, отдавая только тело и разум, то ему стало холодно.
        От того, до чего он додумался, пронзил страх. Не дьявольское ли это искушение? Бог есть Свет, а не женщина. Бертран вырвался вперёд и пустился вскачь. Не все успели среагировать, и кавалькада растянулась. А сеньор точно так же, как неожиданно понёсся, вдруг сбавил ход и, обернувшись ко всем, прокричал:
        - Спите, дохляки?! Неужели неинтересно, какие перемены нас ждут дома?
        И вновь разогнал своего коня. Никакие мысли больше не тревожили его. Он будет думать, что Катрин исключение и ничто плохое не имеет к ней отношение!
        Возвращение в замок было предвкушающе приятным. Строительство башни росло на глазах. Понятно, что она небольшая и иначе быть не может, но если темп работ не снизится, то остальные пять башен к осени уже будут стоять на своих местах, а потом останется вырыть ров и возвести по холму стены. При деньгах с этим можно управиться за пару лет!
        Думать о том, что если затея с кораблём и торговлей не оправдает себя, то строительство затянется на неопределённое время, не хотелось.
        Катрин встречала его, выйдя во двор, и улыбалась. Все тревоги и сомнения тут же отпустили Бертрана, но как только его жена увидела Леона, то улыбка её стала более живой и будто бы светлее. Он с ревностью посмотрел на сына, но решил вести себя как обычно. Обнял Катрин и, не опуская своей руки с её плеча, встал рядом с нею:
        - Принимай, хозяюшка, пасынка.
        - Здравствуйте, Леон! Очень рада видеть вас.
        Юноша смутился.
        - Катрин, ты чего, это же твой пасынок, а ты к нему на «вы»!
        - Леон уже взрослый, - Катерина чуточку польстила, - мне не заменить ему мать, да ему это и не нужно уже, а вот другом я могла бы стать, - ответила она Бертрану, и вновь повернувшись к парню, дополнила:
        - Если вы позволите.
        Леон согласно кивнул, а Катюша громко крикнула всем:
        - Очень рада видеть вас всех живыми и здоровыми! Вода для вас нагрета, а кто проголодался, может обратиться к Анэт и она покормит, но оставьте местечко в животе для ужина!
        Бертрана кольнуло, что Катрин стала иначе относиться к нему, теперь в этом не было сомнений, но он был скорее доволен, чем зол, видя, как она встретила Леона и отряд воинов. Скоро он поменяет людей, и те, кто сторожил замок, будут ездить с ним, а нынешние останутся здесь, присматривая за ближайшими землями.
        Войдя внутрь, он остановился, с удивлением осматривая залу, которой совсем недавно восхищался. Белоснежные стены по низу были исчирканы грязью. Кто-то обтирал об них свою обувку от глины. Ещё недавно отчищенные до светлого дерева столы стали пятнистыми и выглядело это даже хуже, когда они были равномерно тёмными. Обед уже давно закончился, а некоторые наёмники до сих пор сидели за столами и продолжали пить вино.
        - Вон! - рявкнул он - и лишних людей как ветром сдуло.
        Бертран обернулся к Дидье:
        - Похоже, Рутгер не справляется со своими обязанностями, - процедил он сквозь зубы.
        - Старина Рут смешивает личное и работу, - тихо обронил Дидье, тоже с удивлением сравнивая свои впечатления от преображения зала из мрачного и грязного в чистый и светлый и обратно. А он-то уже размечтался посиживать тут вечерами, угощаясь новыми вкусностями. Раньше и не замечал, как женская рука может преобразить окружающее и как мужское безразличие легко уничтожает маленькое чудо под названием «уют и тепло».
        - Что значит «личное»? Ты о чём?
        - Наш Рут считает, что женщина не может стоять выше мужчины.
        - Не понимаю.
        - А что тут понимать: мадам Катрин - хозяйка, но для него она всё равно та, кто должна служить ему.
        - Ты что болтаешь? Сеньора должна служить наёмнику?!
        - Так его за что из дворца выперли? Королеву гусыней обозвал и плюнул ей под ноги! Никто из сучьего племени не может командовать им!
        - Я тебя за твой дерзкий язык на конюшне сам высеку!
        - Это не я говорю, а Рут! Да вы и сами не раз слышали его рассуждения, смеялись, только не думали, что вся его сраная философия коснётся вашей жены.
        Бертран с рыком развернулся и бросился на поиски Рутгера.
        - Сеньор! - крикнул Дидье и побежал за ним.
        Зря он выставил напарника в неприглядном свете, хотя тот действительно хуже дятла со своей болтовней о женщинах. Многие его поддерживают, повторяют за ним, но был бы он плохим воином, то не пользовался бы авторитетом и не пытались бы ему подражать. А сеньор снова рубит с плеча, как недавно поступил с мадам! Кого ставить на место Рутгера? А если Рут наймётся к их недоброжелателям? Да и нельзя забывать о том, что сеньор собирается в дальние земли!
        - Сеньор! Да подождите вы!
        И пока Дидье уговаривал не кипятиться Бертрана, говоря, что Рутгер всё равно скоро всё время будет в разъездах, а сам Дидье всячески поддержит сеньору, Катерина проводила Леона в его покои, рассказывая о последних новостях.
        Глава 11. Поездка в порт Ла-Рошель
        - Катрин, милая, я обладаю тобою, и мне всё мало! Как потушить тот пожар, что горит в моей душе? - шептал Бертран, скользя щекой по нежной шее, опускаясь к груди и животу.
        Он сходил с ума, когда она лежала безо всяких рубашек, и без стеснения открывая своё тело его взгляду. Наверное, так когда-то в Греции выглядели богини. В их наготе не было пошлости или грязи, только красота: идеальная или женственная.
        Катя, прикрыв глаза, чтобы полностью отдаться наслаждению тактильных ощущений, слегка улыбнулась. Она уже не теряла головы от пылкой восторженности Бертрана, но это не мешало ей получать удовольствие и быть счастливой женщиной в эти моменты.
        Этот рыцарь с лёгкостью возносит её на небеса, но так же легко может и обидеть. Она уже поняла, что разница в менталитете непреодолима, но Бертран очень старается окружить её заботой, проявить нежность, хотя всего этого в его жизни было мало. Только мать пыталась показать, научить, что женщина достойна уважения, а со всех сторон он видел прямо противоположное.
        Катя испытывала влюблённость в Бертрана, благодарность и нешуточное увлечение им, но не забывала, что в случае её ошибки он повернётся к ней другой стороной своей натуры так же рьяно, как сейчас любит её. С годами их чувства друг к другу выправились бы, окрепли, но она надеется, что те, кого послали за ней, за несколько месяцев освоятся в этом времени и разберутся, куда она могла попасть. На землях Отиза наверняка сплетничают о произошедших странностях с его дочерью и знают, куда потом делась чужестранка. Быть может, ей повезёт, и её вернут в тот же день, что она исчезла, и тогда дети даже не будут догадываться, что могли остаться без неё.
        Она притянула голову Бертрана к себе:
        - Ты мой праздник, красочный фейерверк. Ты прекрасен во всём и смертельно опасен, - всё это она произнесла по-русски, с оттенком горечи и словно бы не веря, что всё происходит с ней по-настоящему.
        Но как же волнительно ощущать себя любимой женщиной! Если бы она раньше знала, как может вознести искренняя страсть с зарождающейся любовью мужчины! Так глупо потеряла столько лет с Вячеславом, и если бы не дети, то впору рвать на себе волосы.
        - Что ты говоришь? Надеюсь, это не заклинания?
        - Нет, - Катя улыбнулась, - жалею, что ты не встретился мне раньше.
        - Не жалей, милая, встреть я тебя раньше, то не смог бы уберечь, да и вообще не решился бы жениться. Кто я был? Младший сын, всё наследство которого - меч и кольчуга!
        - А Женевьева?
        - Нас поженили, - Бертран пожал плечами, - мама старалась заботиться о ней. Я пытался быть нежным, но я так мало знал о женщинах, и корю себя, что не проявил большего участия в её жизни. Женевьева была полна страхов, и я её пугал. Но в этом была польза.
        - Что же хорошего, что жена боится мужа? - неприятно удивилась Катерина, не ожидавшая таких слов от Берта.
        - Я без сожалений уезжал из родительского замка на службу, зная, что Женевьева только вздохнёт с облегчением. Если бы ты знала, Катрин, как мне не хочется теперь покидать свой замок, и всё потому, что в нём ты!
        - Бертран, оставайся, не уходи с кораблём! Ты ведь не торговец!
        - Нельзя, милая, я многим доверяю, но не настолько, чтобы вверить им наше будущее. Я хочу всё контролировать: проложенный тобою путь, нападения пиратов, столкновения с кораблями недружественных земель, сбыт и закупку, взносы и пошлины…
        - Я поняла, - кивнула Катя, - ты прав. Всё это надо увидеть, прочувствовать на себе, иначе потом любые враки будут казаться правдой. Тебе бы в пару опытного человека, чтобы он уберёг тебя от ненужных трат и подсказывал правила торговли в разных городах.
        Они замолчали, каждый думая о своём. Катерина примерно представляла себе все опасности, с которыми придётся столкнуться рыцарю, но более всего опасалась нелепости. Бертран мог не вписаться в местные законы, нарушить их и потерять весь товар. Дай Бог, если сам при этом останется на свободе! Чего стоит вот такое правило: купец обязан сначала предоставить свой товар ремесленникам соответственно направлению, а потом уже выставить для всех на ярмарке! Как это осуществить, она не представляла, но иноземный купец, у которого она всё скупила по дешёвке, нарушил именно это правило.
        А Бертран задумался о самом пути. Катя даже не представляла, насколько ему страшно уходить так далеко от своих земель, полагаясь только на бумажку, нарисованную ею! Она даже не думала, что он собирался держаться всё время возле берега, чтобы его не унесло по воде на край земли, и он не упал бы в бездну!
        - Ты можешь проводить меня до побережья, - прервал он молчание. - Посмотришь на корабль.
        - Погоди, Берт, а охрана корабля? Как ты его защитишь?
        - Я беру с собой дюжину воинов.
        - А юркие кораблики сопровождения?
        - Катрин, мы разоримся! Мне ещё нанимать команду!
        - Гребцы… да, я вроде помню о них, но забываю учитывать их в расчётах, - расстроилась она, а потом осознание мелькнуло в её голове и она, раскрыв глаза, спросила:
        - А гребцы - рабы?
        - Нет, милая, это наёмная сила или изредка пленники, отрабатывающие выкуп за себя.
        - О-о, а я думала… впрочем, неважно.* (прим. авт.: гребцы-рабы(преступники) - это массово распространится позже по времени) Значит, в случае нападения они могли бы тоже сражаться!
        - Ну-у, в принципе да, но проверенная команда собирается не сразу, - усмехнулся Бертран.
        - М-да, как всё сложно, - Катерина взбила подушку, - давай спать.
        - Да, только прижмись ко мне покрепче, - впрочем, не дожидаясь её действий, он сам подтянул её к себе.
        А утром Бертран снова проснулся один. Можно было бы приказать, чтобы она не уходила и делала всё, как ранее, но Берт вспомнил о сыне. Парня надо поддержать и негоже оставлять его одного за столом перед всеми наёмниками.
        Спустившись в залу, он увидел Катрин с Леоном и любопытные взгляды воинов. Сын о чём-то рассказывал, а жена слегка улыбалась, изредка удивлённо приподнимая бровь.
        - О чём речь? - усаживаясь на своё место, небрежно спросил Бертран.
        - Леон рассказывал, в каких условиях должны жить будущие рыцари. Неужели аскетизм так необходим? Ваша жизнь и так довольно жёсткая, так к чему же дома намеренно создавать похожие условия?
        - Жаловаться недостойно рыцаря, - бросил он, и Леон густо покраснел.
        - Бертран, мы с Леоном ещё не настолько хорошо знакомы, чтобы он мне жаловался, - тихо заметила Катя, - я ему подготовила мягкую постель, а он попросил, чтобы я не обижалась, но забрала её, так как не привык к такому. Я попросила объяснений.
        - Хм, - буркнул Берт, - пока Леон не женат, мягкая постель ему действительно ни к чему. Надо было мне проверить, что ты там ему приготовила.
        «Надо было» - колко подумала сеньора, но вслух ничего не сказала и лишь глотнула сока.
        Почти сразу же Катерина оставила их одних и занялась делами. Бертран торопился, и через два дня на третий собирался выехать к побережью, а телеги с товаром надо отправить раньше, так как в них будут впряжены сильные, но медлительные волы.
        Ей необходимо всё подготовить для перевозки. К сожалению, она совсем недавно разобралась с изготовлением мыла, поняв, что соединяла разные технологии изготовления, и из-за этого у неё ничего не получалось, но есть товар, который Бертран привёз от разбойников, есть рис, финики, подготовленная ею пряжа, сукно, огромное количество рахат-лукума, цукатов, остатков орехов и оружие. Можно добавить пару бочонков с винным уксусом и кусочки пробкового дерева для рыбачьих сетей или обувщиков.
        Понимая, что товар не один раз будут переставлять с места на место, что на корабле его может болтать, а ещё надо защитить его от морских брызг и крыс, Катерина ответственно отнеслась к упаковке. С момента варки рахат-лукума она искала материал, заменяющий бумагу и полиэтилен. Мимоходом она изобрела подобие спрессованной плиты, насыпав стружку, смешанную с клеем и придавив всё это ровными камнями, подготовленными для фасада замка. Не идеально, но кое-что получилось, и из полученных поверхностей сколотили ящики. Плотник, непосредственно выполняющий всю работу, укрепил их по краям рамой на всякий случай, с жалостью проделал дырочки для циркуляции воздуха - и в благодарность получил маленькую корзинку с райским угощением и цукатами.
        Когда под руководством Кати грузили собранное ею богатство, народ собрался и посмеивался. Для её сладостей были сделаны крошечные коробочки из лыка, куда было вложено по дюжине квадратиков. Маленькие коробочки она сложила по шесть штук и запихнула их в короба побольше, а те, в свою очередь, поместила в ящики из «стружечной фанеры». Всё съестное она расфасовала похожим образом и только с сукном не смогла ничего придумать. Всё это было в диковинку, и над сеньорой подшучивали, что её муж коробок повезёт больше, чем товара. Такое впечатление создавали пустые короба, набитые воздушной стружкой и маленькими корзинками, всё это предназначалось для упаковки покупного фарфора.
        - Зато тебе будет легко ориентироваться и считать. Я везде всё подписала. Не обязательно вскрывать ящик, чтобы посмотреть, что там лежит, - поясняла Катя, показывая Бертрану и заодно Леону, как она всё разместила.
        - Милая, прежде чем всё намертво закрывать, надо было показать мне.
        - Но ты целыми днями пропадал, - расстроилась Катерина, - я поэтому всё подробно расписала. Название, количество, условия хранения. Есть один небольшой ящичек с нашими подсушенными травами. Их мало, и можно пока просто угощать, так я там написала подсказку, сколько класть к мясу или рыбе…
        - Катрин, - тут Бертран чуть смутился, - я не умею читать.
        Она как в замедленной съёмке повернулась к нему с приоткрытым ртом и не знала, что сказать.
        - И считать, кстати, тоже, - добил он её.
        - Но как же… Бертран, как же… - в голове крутилось многое, как же он живёт, собирает налоги, делает покупки, да в конце концов, как он считает своих воинов?
        Видимо, что-то поняв, он пояснил:
        - Я просто знаю, сколько это, - муж сложил руку горстью и, покачав ею, изобразил задумчивость, - сколько надо денег для покупки оружия или коня. Ты ориентируешься на свои глаза, а я на вес. Тебя можно обмануть в деньгах, а я знаю, чую, какое оно, серебро и золото. Да и ни к чему мне было учиться. Зачем? Что мне читать, считать? Тебе же нет нужды каждый день пересчитывать свои пальцы?
        - Но, Берт…
        - Меня с рождения окружает примерно одно и то же, так что без этих умений я прекрасно обхожусь, - под конец рассердился он, видя, что Катрин смотрит на него неласково.
        Катерина действительно уставилась на него и не знала, что делать, что сказать. Казалось бы, она уже обвыклась и более-менее поняла окружающих, но она ни разу не заподозрила, что её муж неграмотный. Надо было не Манон учить, а своего супруга!
        Как он поедет?! Похоже, он даже не представляет, насколько всё сложно!
        И всё же она кривовато улыбнулась, понимая, что любые её слова теперь будут истолкованы, как осуждение, критика или выставление себя выше его. Бертран этого не переживёт, так что нет смысла испытывать его терпение.
        Телеги отправили с малой охраной, а сами хозяева продолжили заниматься делами. Огромная ответственность и нагрузка ложилась на юного Леона. Ему ближайшие месяцы не вылезать из седла, патрулируя земли, а дома вместо отдыха решать проблемы, возникающие в замке. Конечно, рядом с ним будут Дидье, Рутгер и Катрин, но последнее слово должно оставаться за наследником, это его экзамен.
        Катя соглашалась с требованиями Берта по поводу Леона и собиралась относиться к решениям юноши с уважением, но после того, как узнала, что муж неуч, изменила свои планы. Она костьми ляжет, но научит хотя бы мальчика читать, писать, считать!
        А Бертран всё никак не мог успокоиться и спорил с Катериной, правда, на её месте почему-то был Леон, следующий за ним по пятам.
        - Отец вырастил нас с братьями, не умея считать и читать, деду тоже эта наука не пригодилась, хотя он вроде умел разбирать буквы и числа. Знаю, что дед разговаривал на любом языке свободно. Тебя же выучили языку басков или англичан?
        - Да, ещё мне знаком язык сельджуков и германский.
        - Молодец, только зачем это?
        Леон пожал плечами. Специально не учил, но у деда в замке бывали разные люди, гостят, работают, вот и получилось само собой.
        - Я надеюсь, ты не забивал себе голову чтением книг?
        Юноша отрицательно покачал головой. Ещё чего не хватало, ковыряться в нудных летописях или жития святых!
        - Молодец, - буркнул Бертран, не зная радоваться или нет. Можно было бы попросить сына показать буквы, наверняка там ничего сложного, но растили рыцаря, а не…
        Берт с шумом вобрал в себя воздух, сквозь зубы.
        Ну и дурак же он!
        Это он младший сын - пожизненно воин, не смеющий ни на что надеяться, но судьба неожиданно смилостивилась над ним, и он получил земли, а к приданому Женевьевы сумел заработать достаточно денег, чтобы затеять строительство замка. Он так приучил себя к мыслям, что рыцарство - его судьба, что даже вкладываясь в постройку, в нём внутри ничто не изменилось. Наоборот, его жизнь стала сложнее и труднее, но для Леона всё будет по-другому! Уже с появлением Катрин всё меняется! Его сыну не придётся всю жизнь проводить в седле, подвергая себя опасности. Он обязан быть отличным воином, но так же должен стать рачительным хозяином!
        Бертран с досадой сплюнул и оглянулся на возвышающуюся башню. Это ж надо, мастер на днях обратился к нему, тряс чертежами, спрашивая под каким углом тесать камень для окна, а он пригрозил ему быть битым, если тот сам не разберётся. Так потом увидел каменщика возле жены, и как ей не противно общаться с чернью? Но Катрин держала в руках чертёж и что-то объясняла мастеру, а потом они вместе отправились в башню и наверху размахивали руками. Если бы их не было видно снаружи, то он бы убил наглого каменщика, но кто-то отвлёк Бертрана, а на следующий день он увидел, что окно начали ставить, не задерживая стройки.
        Не выдержав, он быстрым шагом пошёл в башню и, поднявшись наверх стал смотреть, как сделано арочное окно в полукруглой башне.
        - Смотри Леон, твоя мачеха разобралась, как тут всё устроено, а у меня мозги набекрень, - раздражённо заметил он.
        - Дамы не должны в этом разбираться, - копируя деда, поджал губы юнец.
        - Вот и я о том же! А она, видишь, всё знает, а я как дурак рядом с нею! - неожиданно закончил он и, посмотрев на сына, притянул его голову к себе ближе:
        - Ты учись сынок, всему учись, чтобы никакая девка перед тобою нос не задирала! - страстно проговорил он, и резко развернувшись, бегом спустился по лестнице.
        Леон, не ожидавший такой эмоциональности от отца, лишь кивнул в ответ. Вот уже третий уважаемый им человек говорит ему поучиться у мачехи, но как к ней подольститься? Захочет ли она учить его? И тут понял: а она уже его учит!
        Вроде просто болтает, чтобы скрыть неловкость между ними, а незаметно рассказала, что за мягкие надутые квадраты-подушки у него, как их делали и кто. Он ещё не видел маленьких девочек кухонной работницы Анет, а уже знает о них, и ему интересно.
        Ещё мачеха пообещала ближе к холодам обязательно заделать щели в окнах, а лучше бы, говорила она, поставить второе окно и тёплую печку, по её мнению, это лучше камина. Даже обосновала, как будто он спорил.
        Мимоходом она познакомила его с двумя чистенькими аккуратными девочками. Он думал, что в замке у отца поселились дочери бедных феодалов, но малявки оказались будущими кружевницами. Их работы его не впечатлили, но мадам Катрин показала ему рисунок платья, украшенного кружевом.
        Красиво, как будто паучок сплёл украшение!
        Она волновалась и утверждала, что этих девочек надо беречь. Они за год ему заработают столько же, сколько малый отряд наёмников. А он слушал и не знал, верить или нет.
        Сейчас Леон шёл за взвинченным отцом и подумал о том, что даже товар на телеги его мачеха уложила ровно, надёжно и обо всём подумав. Все грузят горкой. Это целое искусство, но частенько колесо телеги, попадая в яму, встряхивает гору груза так, что всё рассыпается.
        Катя хлопотала, едва отрываясь перекусить, а потом вспомнила, что ещё не заходила на кухню. Она давно хотела научить Анэт одному соусу, похожему на майонез, но всё как-то отвлекалась. По пути она вспоминала: взбить желтки, растопить сливочное масло, соль, сахар, нарезанный укроп, всё смешать, чуть подогревая, но не заваривая желтки, а лишь взбивая и давая загустеть. Ах, чуть не забыла, надо добавить лимонный сок или уксус? Ну, это она потом разберётся, пробуя на вкус! И только она хотела начать раздавать указания, зайдя в кухню, как увидела там кривящуюся Еву, которая, отодвинув от себя подальше рыбу, разделывала её.
        - Анэт, что она тут делает?
        Женщина растерялась, но ответила:
        - Это моя помощница.
        Катерина обвела взглядом помещение. В углу копошилась Бритта, вытирая насухо вымытую посуду, возле окна сидели две девицы: одна чистила лук, а вторая перебирала чечевицу. Ещё одна помощница, девочка из неудавшихся кружевниц, ловко рубила сечкой капусту в корыте, а Еве доверили рыбу. Пяток штук она уже разделала, осталось двадцать. Не самая приятная работа, но при соответствующей сноровке вполне себе легко выполнимая, вот только навык ещё надо заработать.
        Катерина кивнула Анет и вышла искать Манон. С первого взгляда понятно, что Анет не рада такой помощнице и взяла её по настоянию управляющей, но поручила ей ту работу, которая девочке не по вкусу, а та, вместо того, чтобы учиться, с завистью смотрит на девиц постарше.
        Конечно, знай себе сиди и води пальчиком по столу, откидывая плохие зёрнышки! Вот только эти девицы очень быстро разделали бы рыбу или что другое, а закончив дела, уже сидели бы на солнышке, пили бы морс с печеньем!
        - Манон, где вас носит, когда вы нужны? - раздражённо крикнула Катерина, увидев управляющую на галерее. - Спускайтесь!
        Немного испуганная женщина заспешила к сеньоре.
        - Манон, я же ясно сказала, что Еве в замке не место!
        Управляющая побледнела и опустила голову. Последнее время, когда в замке появилось множество женщин, над которыми она стала главной, Манон неожиданно почувствовала вкус власти. Пусть не такой, как у сеньоры, но это определенно была власть. Катерина подмечала, что в милой женщине проявляются нотки честолюбия, и не считала это чем-то плохим, но был шанс, что по неопытности у управляющей закружится голова от новой ступени её жизни, и она не сможет совладать с собою, воспитать в себе грамотного управленца. Катя старалась ей помогать, хваля за выдержку и спокойствие, взглядом осуждая за злоупотребления или мстительность, которые изредка прорывались по отношению к обижавшим её селянам.
        - Сеньора, вы сказали, что Анет может выбрать себе из девочек помощниц…
        - А вы подпихнули племянницу! - в этот раз Катя сильно рассердилась, понимая, что симпатичная ей женщина схитрила и злоупотребила её доверием. - Манон, неужели вы не понимаете, она хорошенькая и скоро будет привлекать внимание мужчин, а если учесть то, что она повсюду шныряет!
        - Я запретила ей покидать кухню! А в деревню ей нельзя, именно потому, что уже округляется. Там на неё парни заглядываются, а хочется, чтобы у неё было другое будущее. Родители, конечно, подождут, и как всех девочек выдадут её в пятнадцать лет, но к двадцати она уже будет сидеть с детишками, если те останутся живы. Вы ведь сами говорили, что неправильно это и не надо торопиться!
        - Манон, вы умная женщина, но простите меня, поступаете глупо. Мне казалось такая непредусмотрительность вам не свойственна. Здесь вы свою девочку не убережёте! Как можно притащить в лисятник курочку и верить, что её не тронут?! В деревне родители Евы приструнят её, и она хотя бы спокойно доживёт до пятнадцати, а здесь понесёт от неизвестно кого!
        Неожиданно управляющая бухнулась на колени и, молитвенно сложив руки, начала безостановочно просить:
        - Прошу вас, мадам, прошу, не гоните Еву, пусть она останется в замке! Прошу, ради Бога! Заклинаю вас, оставьте её здесь!
        Катерина отшатнулась:
        - Прекратите, мы не в церкви! - и, дождавшись, пока Манон встанет, зло бросила, зная, что пожалеет об этом:
        - Под вашу ответственность. Замечу девочку вне кухни - отвечать вам! А если она окажется с пузом, то вы покинете замок вместе с ней.
        Манон побледнела, но согласно кивнула, чего сеньора уже не видела.
        «Евочка умная, - размышляла Манон, - и быстро всему научится, став ей верной помощницей. Слишком много нынче людей в замке и все они себе на уме! Хозяйка учит всех без разбору и скоро найдётся тот, кто поумнее Манон, и подсидит её».
        Катя не сомневалась, что Ева подведёт свою тётю, а что делать ей? Она так много поставила на свою управляющую, и действительно ли готова распрощаться с ней за её недосмотр? Манон должна была стать для всех примером верной и долгой службы, а потом спокойно доживать в замке, получая тепло и заботу за свои заслуги. И так подставиться!
        Катерина оглянулась, думая, что лучше всё же сейчас предотвратить беду, но с горечью осознала, что управляющая слишком любит Еву, чуть ли не благоговеет перед очаровательной племянницей и затаит обиду, чего нельзя было допускать.
        Ну что ж, Манон вымолила свою судьбу и вручила её в руки хорошенькой девочки. А Кате урок - не зря говорят: не держи яйца в одной корзине! Надо подтягивать в замок толковых людей, чтобы в случае чего не грызть локти и не давать любимчикам садиться на шею.
        Суматошные дни перед отъездом пролетели как один миг! Уже отдалившись от замка, Катюша выдохнула и попросила Бертрана посадить её к себе на коня. Солнце превратило карету в кастрюльку, в которой она жарилась и плавилась.
        - Берт, поцелуй меня один раз, - неожиданно велела Катя, устроившись поудобнее и облокачиваясь на него.
        Он с удивлением посмотрел на неё, а жена лишь соблазнительно улыбнулась и заговорщицки добавила:
        - Только украдкой, чтобы твои не видели!
        После того, как он коснулся её губ, она сразу же отвернулась и показала рукой вверх:
        - Солнышко у нас одно. Ночью появляется луна, и она тоже одна. Ты раньше жил один, а потом нас стало двое, - и показала на пальцах, сколько это два.
        Бертран нахохлился, но слушал и запоминал.
        - В библии есть рассказ о Ное и его ковчеге, в который он впустил каждой твари по паре.
        - Я знаю о Ное.
        - Очень хорошо, я не сомневалась, так вот пара - это два. Муж и жена. А ещё у каждого из нас есть два глаза, или вот, две монетки. Неважно большие они или маленькие, если их столько, то это две.
        Всю дорогу Катюша учила Бертрана счёту. За пять дней они добрались до Ла-Рошели, и сеньор Бланшфор-младший к этому времени неплохо умел пересчитывать предметы и, главное осознавать, сколько это. Катя только перешла к сложению, как их путь завершился.
        Город, представший перед ними, был крупным и поражал суетящимся разнообразным народом. Все куда-то спешили, часто слышны были споры, иностранная речь. Катерина неосознанно глубоко задышала, впитывая в себя шум, многоголосье. Она выглядывала из окна кареты и с жадностью смотрела на всё происходящее. Рыцари, наёмники, горожане, рабочие, грузчики, торговцы; женщины, разносящие еду; иногда мелькают тёмные сутаны служителей.
        Бертран подъехал поближе к карете и склонившись, тихо подзадорил её:
        - Ну что, не видела такого многообразия в своей глуши?
        Катя засмеялась, и он подхватил её смех, хотя и не понимал, что тут смешного.
        В портовый город они въезжали вместе со своим товаром, который нагнали на подходе. В тот же день Бертран потащил её смотреть их корабль. Тут уже Кате смеяться не хотелось, но раз другие не тонули на этих сооружениях, то, может, всё обойдётся?
        - А как отбиваться, если пираты?
        - Кукушечка, ты опять о них? Не накличь беду!
        - Бертран, ты же воин и понимаешь, что они появятся!
        - У меня опытные ребята, отобьёмся.
        - Это я слышала, но хорошо бы на подходе бить…
        - Милая, только не говори мне, что и тут ты всё знаешь.
        - Ну, не буду, раз ты так ворчишь на меня, только вот смотри: на том корабле как хорошо придумали, - показала она рукой на ещё один корабль, который стоял на берегу и его чем-то красили или, может, смолили.
        - Что ты имеешь в виду? - не понял Бертран.
        - А вон, наверху сделано место для смотрящего или лучника.
        - Это воронье гнездо? Ты хочешь, чтобы наш корабль испортили таким уродством?
        - Я бы предпочла, чтобы такие гнёзда были в обеих частях корабля.
        - Ха, милая, это невозможно.
        - К сожалению, но пусть будет хотя бы одно. Скажи мастеру Джордано, что это… гнездо тебе необходимо!
        - Моя радость, но у меня нет хороших лучников, - задумался Бертран, - а корабль раскачивается…
        - Я видела, некоторые твои воины умело обращаются с пращой. Послушай, нельзя рассчитывать исключительно на ближний бой! У тебя товар и гребцы, как ты вообще полагал сражаться на корабле? Всех надо отстреливать ещё на подходе! - рассердилась Катя.
        - Да ты у меня вулкан, - улыбнулся Бертран, а жена отвернулась.
        Он понимал её, она волновалась и злилась от того, что ничем не может помочь, а он делал вид, что всё хорошо. На самом деле закрутился: посвятил всего себя повседневным делам, пытаясь впрок решить возможные вопросы; готовил сына к тому, что тот будет выброшен во взрослую жизнь, а отца для подстраховки не будет; потом заучивал наизусть карту, в которую Катрин время от времени вносила дополнения; а по дороге к порту расслабился и посвятил всё время жене, заодно учась считать. Для него пираты слились с привычными ему разбойниками, устраивающих засады или логово в лесу, а ведь Катрин права: бой в море - не тоже самое, что на суше! Он отобрал самых надёжных ребят, но как они поведут себя на корабле?
        Стоило уделить внимание этой проблеме, как вспомнилась служба и рассказы тех рыцарей, кому довелось выходить в море. Не каждое живое существо спокойно меняет сушу на воду, многих корёжит, выворачивает, и они перестают быть воинами. Но что ещё страшно, стоит по каким-либо причинам упасть с корабля, так море сразу принимает жертву.
        А ещё его Катрин умолчала о том, что пираты могут не приближаться к его кораблю, пока не расстреляют защитников издалека. Это будет непросто, ведь можно укрыться за щитами, но в ответ он ничего не сможет противопоставить. Именно поэтому она настаивала на сопровождающих юрких корабликах его громадину! Бертран ещё много о чём подумал, представляя себя на месте пиратов, и вынужден был признать, что риск его предприятия неоправданно велик, но отступать было поздно.
        Катя посмотрела на сосредоточенное лицо своего мужа и тихонько взяла его за руку, оказывая поддержку. Сейчас ему меньше сорока лет не дашь. Из-за палящего солнца или из-за тяжёлых размышлений возле глаз отчётливой сеточкой проявились гусиные лапки, а складка меж бровей прочно заняла своё место, больше не желая прикидываться незаметной. Даже уголки губ в этот раз предали красоту лица и уныло приопустились, намекая или уже намечая будущие носогубные складки.
        - У нас есть пара дней, и мы вот что сделаем, - неожиданно произнёс Бертран, - я объединюсь с кем-либо. У меня есть карта и кто-нибудь рискнёт идти со мною в такую даль!
        - Ты говоришь о том, чтобы взять кого-то с собою на борт?
        - Об этом я уже договорился, а сейчас я имею в виду, что переманю какой-нибудь караван, чтобы они отправились со мною дальше. Вон, видишь, там стоят три корабля? - Берт указал рукою в море.
        - Да.
        - Это венецианцы. Они привезли товар из Александрии, в основном перец. Не угадали и пришли вслед за другими кораблями с похожим товаром, - хмыкнул Бланшфор. - Все склады забиты специями, духами, коврами, сандаловым деревом*! (*обладает сильными антисептическими свойствами, абсолютная стойкость к насекомым, потрясающий аромат и, конечно же, прекрасный внешний вид.) Не повезло им!
        Венецианцы у многих стояли поперёк горла со своей монополией на соль! Любая добытая соль свозилась к ним и далее продавалась по всему миру по их цене! Они как хозяева ведут себя в Средиземном море, смело идя на конфликт с Генуей или другими городами-государствами, но пока никто из них не рисковал сунуться в Северное море. Бертран не сомневался, что за такую возможность они готовы убить! Риск у них в крови, и ему тоже придётся рискнуть, взяв их в напарники. Он знает, что они тут стоят уже не один день, не желая отдавать свой товар по низкой цене.
        Катерина кивнула, полностью соглашаясь с мужем: венецианцы точно ухватятся за возможность узнать морской путь к новым городам, и что они опасны и их тоже придётся остерегаться. Всё верно, но и пиратам эти купцы будут не по зубам.
        - Бертран, а где можно посмотреть и выбрать что-то из фарфора?
        - Я не смогу тебя сам проводить, но ребята покажут. Не жди меня сегодня, скорее всего всю ночь буду сидеть с венецианцами, а может, кого другого найду себе в попутчики.
        - Хорошо, только, Берт, ты проси с них денег за то, что покажешь им дорогу!
        - Но я думал заключить равный договор, - приподняв бровь, ответил муж.
        - Если не будешь торговаться, то они потребуют плату за охрану твоего корабля!
        - Хм, - он потёр подбородок и согласно кивнул.
        Глава 12. Ла-Рошель, корабль, расставание
        Катерина, выбрав двоих сопровождающих, отправилась на поиски фарфора. Чем больше она узнавала цены, тем сильнее дивилась наглости торговцев. Но, с другой стороны, надо всё учитывать: риск, временн?е затраты, да и, собственно, стоимость доставки!
        Она нашла фарфор и даже подержала его в руках, но не отважилась купить. Ещё для себя, куда ни шло, а надеяться перепродать - нет. Зря только везла для него упаковку! А потом услышала ругань и довольно улыбнулась. Во-первых, приятно знать разные языки и понимать иноземцев хотя бы в общих чертах, а во-вторых, ей явно благоволит удача. Она обернулась к своей охране:
        - Идите за мной и лица сделайте суровыми, - велела она.
        Приосанившись, Катерина подошла к спорщикам и встала рядом с ними, дожидаясь, когда они обратят на неё внимание. Мужчины замолкли и, посмотрев на неё, поклонились. Она с достоинством слегка наклонила голову и заговорила:
        - Уважаемые, я могу помочь вам в решении вашей проблемы. Я прибыла сюда, чтобы купить тончайшую посуду и для этого привезла специальные коробочки, чтобы без потерь довезти покупки. Но приехав сюда, была неприятно удивлена ценами, и к тому же, мне не особо понравилось то, что продают.
        - Чем же благородной госпоже мы можем помочь, - нахмурился скандальный покупатель, а вот торговец пролез вперёд:
        - Ханум, могу ли я посмотреть ваши коробочки? - вежливо спросил он.
        - Конечно, я остановилась на соседней улице в доме рыцаря Броссара. Его дом можно опознать по балкончикам на втором этаже, - добавила она и, понимая, что её предложение в общем-то заинтересует обоих мужчин, то сразу же предложила следовать за ней.
        О, они последовали бы и без причины! Женщина была ухожена, бела лицом, интересна и не скрывала своего лица. Она не вписывалась в их каноны красоты, ни фигурой, ни ростом, но от неё сложно оторвать взгляд. Следовавшие впереди и позади неё воины недружелюбно зыркали на причмокивающего от удовольствия низенького заморского продавца и полноватого раскрасневшегося покупателя.
        Через пять минут все они вошли во внутренний дворик дома, заставленный телегами, и сеньора, забрав глиняную кружку у пробегавшей мимо служанки, стала показывать, как она собиралась везти свой фарфор, укладывая её в маленький квадратный короб со стружкой.
        Мужчины выразили удовлетворение и одобрение, а заодно с любопытством разглядывали, как загружены остальные телеги.
        - Что хочет мудрая ханум за свои… штучки? - приступили к главному гости, подыскивая понятные всем слова.
        Катерина показала рукой молодому Жак?, чтобы он снял ящик из прессованных стружек, и как только он это сделал, начала показывать, что внутри.
        - Каждый предмет надо положить в свою корзинку, проложить стружкой бока и аккуратно вложить сюда, не забывая ещё щедро подкидывать стружку, - она все показывала наглядно, чтобы минимизировать языковой барьер, - чтобы даже упав, ничего не разбилось. Я хочу за каждый короб со всем, что внутри по серебрушке.
        - Но ханум, стружки и корзинок навалом! - всплеснул руками восточный торговец. - Какой смысл нам платить за это, если за одну серебрушку мы купим воз таких корзин!
        - И не один, - добавил полный покупатель, отнимая у проходящей мимо служанки кувшин с питьём и отпивая изрядную часть. - Фух, жарко! - произнёс он, вытирая пот со лба.
        - Уважаемые, потребуется время, чтобы изготовить маленькие коробочки, а вот подобных ящиков вы нигде не найдёте!
        - Я-щи-ки у вас диковинные, но их можно заменить плетёными корзинами! - торговец поглаживал ровные стороны и даже попробовал ковырнуть кусочек.
        - Корзины не защитят стружку от дождя! А в моих ящиках можно не один раз перевозить разный товар или использовать их дома для хранения овощей.
        - Хм, а если ваши ящики попадут в дождь? - мужчины стали интенсивнее щупать стенки, взвешивать.
        Катя замялась, но ответила честно:
        - Лучше прикрыть их промасленной тканью, - за своё откровение она получилась насмешливые хмыканья.
        - А зачем вон в тех ящиках проделаны дырки, а здесь их нету? - спросил низенький торговец.
        - Товару, что в нём хранится, требуется немного воздуха, чтобы он не заплесневел.
        - О! Пожалуй, я готов заплатить по серебрушке, но не за каждый ящик, а за пару, - решил купец.
        - Я отдам вам каждый ящик со всем, что внутри по серебрушке, а два в подарок! - гордо объявила Катя и с улыбкой смотрела, как мужчины морщат лбы. Полный европеец так и не смог понять, что она предложила, а вот низенький прародитель турков лукаво улыбнулся и поклонился. Пять ящиков и два в подарок, это хороший торг в ответ на его предложение.
        Катерина шепнула стоящему рядом с ней воину, чтобы он организовал слуг этого дома в помощи доставки проданных ящиков, и вскоре уже наблюдала, как продавец и покупатель спорят, сколько стоят её бывшие короба. Хитрый торговец тут же поднял цену на элитную упаковку и совсем задурил голову полному.
        Катя была довольна и горда собою. Не бог весть какие деньги, но можно побаловать прислугу в благодарность за то, что хозяин милостиво отдал в распоряжение Бертрана свой дом и они вынуждены обслуживать такую ораву гостей.
        Катерина ещё долго гуляла по рынку, попутно заглядывая в мастерские, и купила единственную вещь - дистиллятор, которую продавец почему-то называл алькитарой. Медная штука высотою с ведро, состоящая из нижней части в виде шарообразного кувшина и верхней в виде шапочки. Катя сомневалась в пользе этого устройства, так как надеялась увидеть изогнутые трубки, но в её варианте всё было просто, а продавец показал, как получать эфирное масло.
        Алькитара известна с древнейших времен. До сих пор изготавливается вручную из меди.
        Вот только на самом деле ничего в этом масле от масла не будет. Кипящая вода, в виде пара прошедшая через цветочную или травяную массу и, столкнувшись наверху с охлаждённой «шапочкой» алькитары, выскользнет из небольшого носика прямо в подставленную чашку. Катерина поверила и рискнула купить, отдав последние деньги. В крайнем случае, она получит туалетную воду или тоник для лица, что хоть и расточительно в её положении, но тоже неплохо!
        Бертран пришёл поздно и, не раздеваясь, прямо в сапогах плюхнулся на благоустроенную женой постель. Она сердито зашипела на него, пытаясь образумить, а потом опёрлась локтями о кровать и вытолкнула его ногами. Быстренько подобравшись к краю, она посмотрела, как он калачиком свернулся на полу, испугалась, как обошлась с ним и твёрдо решила утром прикинуться фантиком. Всё же её муж - гордый мужчина, и не всё ему полезно знать.
        Рано утром он поднялся с первыми лучами солнца и ронял всё, что попадалось ему на пути. Катя с недовольством протёрла глаза и стала наблюдать, что можно уронить в пустой комнате. Оказалось, можно найти! Приготовленный для неё прислугой кувшин с водой и корыто. Бертран с перепоя искал свою одежду и всё натыкался на эти два предмета, устроив лужу на полу.
        - Берт! - застонала Катя, поняв, что претензий к ночёвке на полу не будет.
        - Спи, моя кукушечка, - не задумываясь, хрипло прокаркал он, отчего Катерина только шире раскрыла глаза.
        Ночью она не заметила, что его бородка обгорела, а часть волос на голове слиплась от воска. Одежда была заляпана неопознанными пятнами.
        - Бертран, что случилось?!
        - Не могу найти свою одежду!
        - Твои туники в коробе, внизу…
        - Да не, ту, в которой я вчера ходил! - раздражённо бросил он.
        - Берт, всё на тебе, - ткнула в него пальцем Катерина и он, наконец, посмотрел на себя.
        - Фу-у, где это я валялся! - и с подозрением посмотрел на жену, а она только укоризненно покачала головой и демонстративно отвернулась, буркнув, чтобы он лучше посмотрелся в отражение на отполированном серебряном блюде, что стоит внизу.
        Через час она встретила Бертрана в столовой, и он сиял чисто выбритым подбородком и короткой стрижкой. Смущаясь, он провёл рукою по волосам и заискивающе спросил:
        - Вроде ничего так? Не жарко будет, и лицо равномерно загорит на солнце?
        - Да, - чинно кивнула Катя, - ровный загар тебе пойдёт. Не забывай чистить зубы, и твоя белоснежная улыбка на фоне смуглого лица обеспечит успех в торговле!
        Он посмотрел, не смеётся ли жена над ним, но она продолжала есть, не обращая на него больше никакого внимания. Ещё раз проведя рукою по ёжику волос, он от души пожелал облысеть той дуре или болвану, что вылил на его голову горячий воск и, вздохнув принялся завтракать.
        Новомодная причёска была не к месту. Ещё совсем недавно так коротко стригли только рабов, сейчас уже нет такой традиции, но местами она соблюдается, тем более на побережье. Можно было бы сказать, что он недавно был в походе, но ложь слишком очевидна.
        - Катрин, я иду нанимать команду.
        - Можно, с тобою?
        Бертран вновь поднял руку к непривычно лёгкой голове, которая даже покрывалась мурашками, когда поднимался ветерок и, проведя пятерней взад-вперёд, немного разочарованно опустил ладонь. Непривычно. Увидев весёлые смешинки в глазах жены, задорно улыбнулся в ответ. Вообще-то Катрин нечего смотреть на толпы мужиков, но тогда не надо было её брать сюда с собою, а он скучал и хотел побыть с нею подольше. Есть ли разница, будет она с ним среди морского народа или одна среди разбойного вида ушлых купцов? Лучше с ним, и он согласно кивнул ей.
        Оба шли на небольшую площадь, где можно было нанять свободных гребцов. Опытные мореплаватели предпочитают оплачивать основному костяку команды даже вынужденный простой корабля, чтобы не брать незнакомых, но всякое случается.
        Катя старалась ничего не упустить. Она была уверена, что гребцы - это сброд, но чем дольше прислушивалась, тем более удивлялась. Повсюду звучал морской сленг, и она только могла догадываться, что обсуждаемые типы кораблей влияли на выбор команды и соответственно, гребцов. Им было важно, попадут они на когг, неф или галеру.
        В отличие от Катерины, они понимали, сколько будет народа на выбранном ими корабле, какой длины будут вёсла и привычно ли будет ими работать, какую они могут развить максимальную скорость, оценивали степень опасности пути и оговаривали сразу, какой помощи от них ждать в случае нападения.
        Обсуждалось всё: высота бортов, глубина трюма, если он вообще был, количество и форма парусов… Она смотрела на море, и ей казалось, что корабли отличаются только по размеру, и у некоторых было два паруса, а не один, но вот поди ж ты! Всё имело значение и вызывало споры по оплате.
        Бертран уверенно сообщил главному на ярмарке трудоустройства, какой у него корабль, какое он готов обеспечить питание и ему предложили подходящего коммита, патрона, пилота, рулевых и непосредственно гребцов. Катя пыталась перевести для себя названные должности. Коммит, человек со свистком, по её мнению, походил на боцмана, а пилотом получался тот, кто прокладывает курс, но вот патрон оказался не капитан, а человек, знающий как обращаться с парусом.
        Она посмотрела на Бертрана - понимает ли, о чём ему говорят все эти люди? Он кивает, говорит о карте, о венецианцах. Потом они все спорят о деньгах, и он раздражённо дёргает её за руку, и они, не солоно хлебавши, уходят вместе с сопровождающими воинами.
        - Берт, что случилось? Мы кого-нибудь наняли? Все что-то кричат, доказывают, я ничего не поняла.
        - Все эти гребцы ходят по нашему морю и боятся идти к Северному. Трусливые крысы! - сплюнул муж. - Они думают, что их там задавит ледяной горой!
        - И что, даже ушлые венецианцы, идущие с тобою не авторитет для них? Уж они бы точно не отправились туда, где «ледяные горы»!
        - Катрин, они ведь ошибаются? - склонившись к ней, тихо уточнил Бертран, заслужив взгляд полный укоризны.
        - Мы же говорили о погоде, - покачала она головой. - Есть особенности, которые следует учитывать, но до айсбергов там очень далеко.
        - Айсберги?
        - Берт, ну ты же знаешь другие языки! Айс-берг!
        - Ах, да.
        - Ради твоего успокоения я могу сказать, что простые люди там, куда ты собрался, считают, что здесь живут мифические чудовища, а не люди.
        - Что за глупости? - недоверчиво хмыкнул рыцарь.
        - Незнание порождает страхи, - пожала плечами Катя. - Что же нам делать? Стоило ожидать, что всё не так просто, но я даже не знаю, с какого края подступиться к нашей проблеме.
        - Поговорю с теми купцами, что беру к себе на корабль, - рыцарь не выглядел подавленным, всего лишь разгорячён спором и раздражён непредвиденным своеволием морских трудяг.
        - Купцами? - Катя, улавливая все нюансы настроения мужа, не стала лезть с комментариями об увиденном, но удивилась оговорке. - Ты говорил, что у тебя один пассажир!
        - Мы с Никифором посоветовались и решили, что можно взять ещё несколько рисковых и предприимчивых людей. Место на корабле достаточно.
        - Берт, прошу тебя, только не перегружай корабль, это может оказаться для нас смертельно опасным. Что говорит корабел о вместимости?
        - Что как только наше судно спустят на воду, то я сам всё увижу.
        - Что за бред? Нам же надо планировать, а он кокетничает!
        - Кукушечка, он же не знает, что я похищаю наш корабль, - сковано улыбнулся Бертран и тут же серьёзно посмотрел на жену: - тебе надо будет уехать отсюда заранее, чтобы он не посмел задерживать тебя.
        - Может, лучше наоборот - мне объясниться с ним? Я тут подумала, и считаю, что он предпочтёт подождать окончательной выплаты, чем тратиться на стражу и поиски защиты местного сеньора.
        - Не смей. Делай, как я сказал, - отрезал Бертран, но Катерина поскребла пальчиками по его груди и ласково заглянула в глаза:
        - Бе-е-ерт, ну хотя бы напиши ему письмо, объясняющее своё решение.
        - Милая, мне иногда не понятна твоя забота о подлых людях.
        - Э-э-э, - Катерина подрастерялась, но вскоре поняла, что муж употребляет это слово в другом значении, чем она привыкла думать.
        Он очень трепетно относился к границе сословий и не желал видеть в торговцах, крестьянах людей, достойных уважения. Более того, Катя столкнулась с тем, что даже среди крестьян, которых здесь называли вилланами, не было равенства и процветало спесивое отношение по отношению к менее удачливым соседям.
        Они различали друг друга по условиям работы, заключённым со своим феодалом, по имеющимся у них правам. Ей было смешно, что некоторые счастливчики гордились тем, что в случае чего суд их сеньора они могут оспорить у короля!
        Ага, где король и где Бертран, который одним махом может вздёрнуть провинившегося на дереве! Как случилось с одним из простолюдинов, на которого указали разбойники как на доносителя.
        Пока она раздумывала, как убедить мужа попробовать всё уладить миром с корабелом, переживая, чтобы это не вылилось в долгоиграющую проблему, они вернулись в дом, где гостили.
        - И всё-таки, Берт, с людьми надо говорить! Немного внимания, объяснения и уважения никогда не помешают, а только помогут достичь цели при минимальных затратах, - и не слушая, что скажет в ответ муж, она отправилась раздавать указания прислуге.
        Надо было посмотреть, какие есть продукты и чем будут кормить. Потом ей хотелось послушать сплетни о происшествиях рынке и что-нибудь выжать для себя полезного на будущее. На сегодняшний день денег оставалось лишь добраться до дому. Ей с людьми Бертрана предстоит пригнать обратно лошадей тех воинов, что отправились вместе с сеньором, и разумно было бы заново загрузить телеги с волами новым товаром, но приходилось смириться, что даже на одну телегу с солью не хватает финансов. В их положении гонять пустопорожними столько транспорта - верх расточительства!
        Пока Катя переживала, что ничего полезного, кроме алькитары, не купила, Бертран сердился на неё.
        Как всё просто у Катрин! Пойди и напиши! Почему она всё время забывает, что он не монах-летописец, чтобы писать, а подумала ли она о том, кто будет зачитывать послание корабелу? Всё же даже самые умные женщины не дотягивают до мужчин! Надо будет предупредить командира отряда, чтобы относился с уважением к её приказам, но первоочередная его задача - довезти Катрин в целости и сохранности до замка, и всё, что будет этому противоречить, игнорировать.
        День выдался жаркий и, прячась в доме от зноя, неугомонная сеньора Бланшфор незаметно уснула. Она пропустила встречу Бертрана с его пассажирами, перетёкшую в попойку с венецианцами. Зато когда она встала и, послонявшись по дому, отправилась на прогулку по побережью, желая насладиться закатом и плеском волн, то нашла интересное растение, похожее на укроп, только толстое. Оно приятно пахло и, видя заинтересованность сеньоры в этом растении, один из воинов подсказал ей, что оно съедобно.
        Она потёрла оторванный кусочек между пальцев, ощутила сильный запах и расплылась в улыбке.
        - Ну-ка, помогите-ка мне собрать эту травку! Отдавайте предпочтения уже зацветшим зонтикам.
        Охрана с недовольством посмотрела на своего приятеля, так не вовремя раскрывшим рот, но все принялись выискивать куртинки и рвать душистые букетики.
        Домой Катерина бежала чуть ли не вприпрыжку и ворвалась на кухню ураганным ветром. Уже через час она сидела над очагом, где стояла её новенькая алькитара и ждала, когда польётся драгоценный нектар. Процесс затягивался, и она увлечённо придумывала, какую пользу может оказать душистая вода на кожу лица или головы.
        Судя по её сходству с укропом, можно определённо ожидать благотворного эффекта, но какого именно, тут она терялась. Наверняка омоложение, быть может, сужение пор. Получалось маловато для рекламы и пришлось добавить отбеливание кожи, сияние, нежность, мягкость, упругость… Пожалуй, хватит.
        В подставленную плошку начала капать прозрачная слегка пожелтевшая водичка. Особого запаха в ней не было, но всё поменяется, когда она остынет. В принципе, это можно выдавать за духи! Правда, на любителя.
        Неожиданно возникла проблема по сохранению драгоценной водички. Плошка не годилась, а стеклянной бутылочки не сыщешь!
        - Сеньора, а что это вы сварили? - осмелилась спросить какая-то бедная родственница Броссара, приглядывающая у него в доме за слугами и порядком.
        - О, этой водичкой я протираю лицо, - чуть смущаясь, делая вид, что раскрывает один из своих секретов, тихо ответила Катя.
        - Мы все поражены чистотой вашей кожи, - с восхищением заметила дама, - а можно ли и мне попробовать?
        - Конечно, ополосните лицо чистой водой, лучше с мылом, если оно есть, а потом приходите ко мне с кусочком нежной тряпочки. Мы её смочим в этой водичке, и вы протрёте лицо. За один раз вряд ли будет эффект, но вы должны всё же почувствовать какие-то изменения.
        - О, благодарю, сеньора!
        Выспавшаяся днём Катерина ещё долго беседовала под светом звёзд с родственницей хозяина дома, а рано утром та отправилась продавать душистую водичку своим знакомым. Мадам Бланшфор тоже время не теряла, отправляя самого молодого воина за новой охапкой чудо-укропа*(прим. авт. - Катя нашла Критмум, который называют морским фенхелем и он действительно широко используется в элитной косметике)
        Бертран вновь отправился нанимать команду, а Катя целый день сидела возле алькитары и партию за партией получала целебную водичку. Эффект чудодейственного воздействия душистой воды ещё не был подтверждён, но её собственное лицо послужило лучшей рекламой, а так же скромная стоимость конечного продукта спровоцировали небольшой бум среди местных более-менее обеспеченных женщин.
        Катин коммивояжёр в лице дамы Броссара целый день, пренебрегая своими обязанностями оббегала поначалу своих знакомых, потом их соседок, а после уже многие приходили к ней со своими крошечными глиняными кувшинчиками или ранее использованными стеклянными бутылочками, в которые она отцеживала пару ложек ценного средства и тайком показывала белоликую знатную сеньору, гостившую у неё.
        Так Катя получила в своё распоряжение союзницу по продаже душистой воды и собрала денег на закупку соли. Пусть удалось загрузить всего лишь одну телегу, но настроение это изменило кардинально, и покаянные мысли о том, что она опустошила солевые запасы Бертрана на неудачные попытки варки мыла или для изготовления маринадов и соусов, больше не беспокоили её.
        Она была довольна собою, и когда постоянно где-то пропадающий муж объявил ей, что корабль спущен на воду, и им пора расставаться, опешила от неожиданности. Как же так, уже?
        - Милая, я в цеху корабелов оформил для мастера Джордано расписку, в которой по прибытии обещаю выплатить все оставшиеся деньги за постройку корабля. Ты была права, душа моя, надо договариваться, это значительно упрощает нашу жизнь.
        - Так ты поговорил с мастером?
        - Нет, кукушечка, он получит мою записку, как только я отойду от берега, а с тобою мы попрощаемся сейчас, - и Бертран крепко обнял её, потом чуть склонился, чтобы поцеловать притягательные внимательные глаза, пройтись губами по скулам, коснуться уголков рта и только после этого, взял в плен мягкие губы.
        Он прощался, и в его ласках нежность чередовалась с жёсткой жадностью. Бертран испытывал разные чувства, и все они были направлены на его жену. Он восхищался её знаниями, наслаждался её поддержкой, он без устали познавал её, понимая, что она с каждым днём всё глубже врезается в его сердце, заменяя собою чуть ли не весь мир, но не мог не ощущать, что она в меньшей степени душевно зависит от него.
        Всего одна его ошибка, (так думал он, вспоминая Катрин, когда она слишком очевидно изменилась в лице) - и ему не вернуть её безграничное доверие. Бертран понимал, что он смешон в своей жажде обладать собственной женой безоговорочно и знал, что это его право мужа, но оказалось, что есть вещи, не подчиняющиеся постулатам.
        В отместку он тоже пытался сохранить свою независимость от жены, но кто бы знал, как ему это трудно! Он устал от жизни в седле на своём коне, тяготится бесконечными поездками, ненавидит душевное одиночество. Ранее ему казалось, что товарищество - достойная замена женитьбы, но это совсем другое. Совсем!
        - Берт, я успею посмотреть на твою команду?
        - Да, моя радость, только потом не задерживайся на берегу и в доме Брассара.
        Дворик был уже пуст, возниц с телегами отправили домой, и волнующиеся супруги де Бланшфор спешили к берегу. Катерина смотрела, как на корабль быстро грузили товар и рассаживались гребцы, снисходительно посматривающие на укладку груза.
        - Душа моя, - Бертран напоследок ещё раз обнял её, - молись за меня!
        И не теряя больше времени, взбежал по доскам на палубу, взмахнув рукою ей напоследок.
        - Стойте, что вы делаете, сеньор! - послышался издалека голос мастера Джордано, который думал, что рыцарь собирался выйти в море только для того, чтобы проверить качество корабля, но знакомые доложили, что Бланшфор уже нанял команду и погрузка идёт полным ходом.
        - Стойте!
        Катерина бросила последний взгляд на мужа и, едва сдерживая слёзы, приказала возвращаться. Вещей было немного и, поблагодарив прислугу за заботу, немало удивляя этим их, она спустя полчаса уже выехала из дома Брассара. Вскоре она догнала свои телеги и какое-то время те плелись за её каретой и лошадьми, которых уводили воины Бертрана, но вскоре охрана решила ускорить ход и они разделились.
        Глава 13. Возвращение Кати в замок
        Возвращение домой было спокойным. Никто не помешал в пути знатной даме с сопровождающими воинами, разве что случайная встреча позволила Катерине неожиданно решить одну проблему.
        Ей попался русич, умеющий изготавливать стекло! В принципе, это делали многие, но никто не собирался раскрывать своих секретов, а русич пешком возвращался домой, и Катя пообещала ему заплатить, если он научит её подбирать материал для стекла, плавить и сохранять изделие.
        Теорию она знала, но взяться за то, чтобы сделать всё с нуля после того, как долго не могла справиться с изготовлением мыла, она не решалась. Уроки, связанные со стеклом, что она посещала, дали ей знания и некоторые умения, но всё это можно было использовать при уже готовой печи, при разложенном перед носом материале, инструменте, и ещё одной печи, в которой полученное изделие должно выстояться, чтобы не растрескаться.
        Как подступиться к процессу, не имея ничего, Катерина не знала, а вкладываться, надеясь только на себя, она не хотела. А тут дочерна загорелый мужик, с выгоревшей русой бородой, в затёртой до дыр хламиде и лапотках сразу привлёк её внимание. Он мог быть нормандцем, но обувь выдала его.
        Подчиняясь воинам знатной сеньоры, он подошёл к ней, поклонился и выжидающе смотрел. Остро очерченные скулы подсказывали, что путник давно уже недоедает, но широкая кость не даёт ему выглядеть худым. Острый взгляд немного поблёкших на солнце голубых глаз впивался в Катино лицо, не ожидая для себя ничего хорошего.
        - Добрый день, путник, - поздоровалась она, отмечая, что её речь кажется ему знакомой, но в то же время чуждой.
        - Присядь, раздели со мною трапезу, - медленно проговорила она, и на всякий случай повторяя свои слова по-французски и латыни.
        - Благодарю, княгиня, - ответил он, а далее они общались на нескольких языках разом, подыскивая слова понятные обоим, так как не было времени привыкать к старорусскому.
        Оказалось, Добран - мастер на все руки, решивший попытать счастья в торговле. Его жена вышила несколько платков дивными узорами, дети помогли изготовить полный короб стеклянных украшений, а сам он добыл шкурки разных зверей и отправился с торговым обозом. Его семья мечтала переехать в город из небольшого поселения, где Добран не ужился с родичами жены, но для этого надо было подзаработать денег.
        Всё было так хорошо, как он даже не загадывал! Добран выгодно сбыл свой товар, даже не доходя до конечной точки маршрута обоза и закупив подарков, попрощался с товарищами и отправился домой, да не тут-то было. Торговый караван ушёл дальше, а он через пару дней пути попал в плен, и начались его мытарства.
        Плен - побег - попытки добраться домой - и снова плен. Иногда попадался в руки разбойников, иногда к местным господам, но всё одно и то же: пока не отработаешь, никуда не денешься. Уже давно понял, что дорога крайне опасна для одинокого путешественника, не знающего ни языка, ни чужих обычаев, но деваться некуда, и он раз за разом пытается вернуться домой.
        Катя всем сердцем сочувствовала упёртому Добрану и, честное слово, отпустила бы его, но ему будет не пройти даже через земли соседей Бертрана, не заплатив денег, которых у русича нет. Она покивала головой, что всё поняла, и сделала ему предложение:
        - Добран, ты не один год пробуешь вернуться домой и, наверное, уже понял, что не всякий короткий путь окажется действительно близким? Думаю, тот торговый караван спокойно вернулся домой, а ты год за годом плутаешь.
        Русич, кивнул, признавая правоту странной княжны:
        - В тот день, когда захотел сменить свои планы и отбился от товарищей, сменил свою долю на недолю.
        - Оставайся у меня до холодов. Поставь мне печи для изготовления стекла, а как только урожай будет собран, я отправлю тебя с нашим караваном до города Париж. Там сможешь пристроиться к другому каравану и дойти до Праги, оттуда доберёшься до Кракова и это уже ближе к родным землям. Я дам тебе возможность подзаработать, и ты не с пустыми руками вернёшься.
        - Благодарю за предложение, но уж больно давно я не был дома. Душа просится туда, болит за семью.
        - Значит, не хочешь свою недолю на долю сменить, - покачала головой Катя, понимая, что ничему жизнь не научила Добрана.
        Вроде ей было жалко его, но, быть может, судьба её милует от ошибки. Кто знает, что он за мастер? На неё и так косо смотрят из-за того, сколько она расходует драгоценных дров на свои придумки.
        Катерина дала знак воинам, что они продолжают путь. Добран стоял и не верил, что его вновь не заставили работать по праву сильного, а когда княгиня уже села в карету и захлопнула дверцу, он закричал, что согласен.
        - Прости меня за тугодумие, - с поклоном торопился он объясниться, - устал я очень, по ночам дом родной снится, жена и детишки плачут, зовут меня, вот я и тороплюсь.
        - Понимаю, - сухо ответила Катя, немного сердясь на задержку, и жалея Добрана за его решение, задерживающее его.
        - Если и правда, светлая княжна, пристроишь меня к каравану и доведёшь до большого города, то я сделаю всё, что в моих силах.
        Катерина улыбнулась Добрану и в дороге объяснила ему, что если бы он продолжал идти, то вскоре ему пришлось бы прятаться по дороге, так как очень многие сеньоры собирают пошлину за проезд по своим землям, а потом русич упёрся бы в горы. Переход через Альпы есть, но опасный, и потребовались бы проводники. А за горами снова опасность: неспокойные венгры.
        - Так что, Добран, ты сделаешь крюк, но, уверяю тебя, эта дорога будет более спокойная и безопасная.
        - Вы меня правда отпустите? - скрывая глаза, в последний раз спросил русич.
        - Зачем мне тебя задерживать?
        - А вдруг я никого не научу работать со стеклом. Не каждому это дано.
        - У тебя будет два ученика, один из них я. Неважно, стану ли я мастером, главное, чтобы я поняла, как это делается, а со временем я подберу такого человека, что почувствует стекло.
        - А князь? Он не будет против, чтобы отпустить меня? - Добран именовал сеньоров князьями, а Катерина не могла русича назвать кривичем, думая, что неверно что-то поняла в его самоназвании.
        Кривичи, дреговичи, волыняне, вятичи, словене… но не русичи. Все себя ощущают отдельным народом и нет мысли о том, что все славяне. Даже жители отдельных городов предпочитают именовать себя новгородцы, псковичи…
        - Эк тебя жизнь побила, - вздыхала сеньора. - Даю слово, что так или иначе я найду безопасный способ отправить тебя в крупный торговый город и дам тебе возможность подзаработать.
        Договорились, что каждая десятая стекляшка будет принадлежать Добрану. Катю прежде всего интересовали флакончики для её туалетной воды. Она нарисовала крошечные бутылочки, чуть пузатые с узким горлышком и стеклянной острой пробочкой, которая в свою очередь должна впиться в крошечный кусочек пробкового дерева и плотно прикрыть флакончик. Можно было бы обойтись без стеклянной крышечки и заткнуть духи пробкой из коры пробкового дуба, но хотелось изыска.
        По приезду пришлось не один раз объяснить Леону, на каких условиях она привезла стеклодува, потом обрисовать перспективы использования его работы, а далее Катя лучше поняла волнения Добрана о том, отпустят ли его вообще.
        - Это глупо - терять такого мастера, как вы мне расписали, - хмурился Леон.
        - Любая тонкая работа предполагает, что в неё надо вкладывать душу, а у Добрана она плачет по родным. Я дала ему слово, что помогу добраться до дому, и он будет стараться, но если вы хотите сделать меня клятвопреступницей, то знайте, что вы просто погубите мастера и он сначала будет пытаться бежать, а если посадите его на цепь, то он медленно умрёт, а пользы от его работы мы не увидим.
        - И всё же, вы, прежде чем давать слово, должны были переговорить со мною, - упирался Леон.
        - Но на каком основании я бы его забрала с пути? Он свободный человек!
        Тут наследнику нечего было возразить и, мягко поглаживая парня по плечу, Катя продолжала увещевать:
        - Я немного знакома с работой стеклодувов, но мне нужна помощь. Никто из мастеров не будет делиться своим искусством даже под страхом смерти. Это удача, что нам удалось договориться о добром сотрудничестве с этим русичем.
        - А если он нас обманет?!
        - Он в зависимом от нас положении, и это ему страшно, что мы обманем его, - Катерина держалась доброжелательно, помня, что перед нею подросток, на которого взвалили большую ответственность, и он боится ошибиться, не оправдать доверие отца.
        - Дело чести выполнить договор! - Леон, наконец, нашёл для себя то, за что ему легче всего зацепиться и в случае чего оправдываться. - Вы дали слово, значит, мы его сдержим.
        «Ну, слава Богу!» - выдохнула Катя и продолжила рассказывать о том, что видела по дороге, какое на неё произвёл портовый город Ла-Рошель.
        - Там будто бы больше свободы, люди легче в общении и смелее! - с улыбкой делилась она впечатлениями.
        Леон с удовольствием слушал новости. Мачеха рассказывала интересно, эмоционально, и частенько они оба отвлекались на небольшие споры, а поздно вечером он делился услышанным с очаровательнейшей Евой, во многом ради того, чтобы она смотрела на него с восхищением.
        В её глазах он видел себя полновластным сеньором, вершителем судеб, тем, кто может с лёгкостью как карать, так и одарять. Её восторженные глазки, нежные щёчки и пухлые губки кружили ему голову, а скромность и пугливость позволяли ощутить себя взрослым мужчиной, которому уже пришло время добиваться дамы, а не пользовать по-быстрому первую подвернувшуюся прислугу.
        Он слышал, что надо осторожно и нежно обращаться со знатными девами. При виде Евы ему вспоминались слова бабушки или даже дяди Алейна, что необходимо вести неторопливую осаду, со множеством красивых слов и приятных сердцу девы поступков.
        С удовлетворением Леон наблюдал за меняющимся поведением юницы и начал понимать слова некоторых мужчин об охоте за женским сердцем. Можно брать любую девку и ни о чём не задумываться, а можно делать так, что лучшие представительницы женского племени будут сами прибегать и предлагать себя. Для некоторых это намного приятнее. Леон с завистью смотрел на таких мужчин и втайне мечтал быть похожим на них. Он даже никогда не исповедался в этом грехе, боясь, осуждения в тщеславии. Одно дело - взять тело ради того, чтобы сбросить напряжение; другое - вместе с телом забрать душу.
        Ева была готова сразу делать всё, что бы он ни приказал, но Леону не хотелось торопиться. Он намеревался выжать из неё весь восторг до капли, прежде чем подпустит её к себе. Она должна оценить ту честь, что он ей окажет!
        А Катя даже не подозревала, какие изменения произошли в замке. Она обрадовалась поставленной громадной печи на кухне. Похвалила Анет, приноровившуюся к ней буквально с первого дня.
        На кухне царил идеальный порядок. Большее количество горячей воды и мыло позволило Бритте легче управляться с грязными котлами, горшками, быстрее отмывать полы после грязных работ. Да и увеличившееся количество помощниц чрезвычайно облегчило работу Анет.
        Уже поздно ночью Катюша с наслаждением надела новую ночную рубашку, сшитую Зоэ, и легла на мягкие подушки, укрылась одеялом в пододеяльнике и крепко заснула, планируя завтрашние дела.
        Глава 14.Леон - Катерина - Ева и другие
        За утренней трапезой Катя заметила синяки под глазами пасынка и встревожилась:
        - Леон, вы выглядите усталым, быть может, отменить ваши занятия с Дидье? Он не загонял вас?
        - Нет, мадам, всё в порядке, - зевнул юноша, - через пару дней Рутгер заедет за мной, и я должен быть готов присоединиться к нему в патрулировании.
        - Как жаль, я надеялась, что смогу показать вам, как учу Манон считать, - попыталась заинтересовать Леона Катерина.
        - Зачем вы её учите? - наследник чуть не свернул себе челюсть от повторного зевка и одновременного выражения удивления.
        - Ну как же! Для успешного ведения хозяйства это необходимо, - Катя добавила слегка эмоциональности, чтобы задеть-заинтересовать парня. - Да и вам, чтобы командовать даже небольшим отрядом, хорошо бы представлять, сколько припасов надо брать с собою на неделю, на месяц; знать, сколько воин и его конь потребляет пищи в год.
        - Ну, сколько надо брать с собою еды на неделю, я и без счёта знаю, а зачем считать, сколько наёмник съедает в год? - усмехнулся Леон.
        - Я, наверное, неправильно выразилась, но как командиру и особенно - владетелю, вы должны понимать, во сколько обходится вам содержание воинов, прислуги. Так же необходимо чёткое представление, какой доход приносит вам обладание этими людьми.
        - Ну, отец живёт службой, и я знаю, что наёмники окупают себя, а прислуга - это только трата запасов, а в случае отцовой щедрости ещё и денег. Дед редко кого из слуг «благодарит» за работу.
        Катерина кивнула, не споря с суждением пасынка, но добавила:
        - Очень хорошо бы точно знать, насколько выгодно содержать несколько отрядов. Другие сеньоры за охрану платят нам два раза в год, и при получении значительных денег кажется, что всё замечательно, но на деле получается, что доход мизерный, - Катя говорила негромко, склонившись к юноше, чтобы другим не было слышно, о чём они говорят. - Если бы регулярно велись записи о тратах, то я бы вам точно сказала, насколько выгодно целыми днями охранять чужие земли. В нашем случае только спустя годы стало ясно, что наёмники всего лишь окупают себя, а замок в основном строится на те деньги, что ваш отец заработал ранее и на приданое вашей мамы.
        Леон вытаращил глаза, а Катерина продолжила:
        - Вы же должны знать, что Бертран не от хорошей жизни собирался вступить в орден. Он видел, что все труды его вскоре пропадут, как только закончатся денежные запасы, а они уже подошли к концу. Дорогой Леон, можно избежать многих ошибок, если заранее всё просчитать. Вот для этого надо уметь считать.
        - Так что же, отец собирается распустить все отряды? - встревожено прошептал он.
        - Зачем? Охрана чужих земель не приносит ожидаемого дохода, но дарит спокойствие на окружающих нас землях и непосредственно нам. Если бы он не был силён, то у него не было бы и того, что есть сейчас. Его бы без конца грабили.
        - Тогда я не понимаю, - наследник нещадно потёр глаза и, поморгав, внимательно посмотрел на мачеху.
        - Быть сильным хорошо, но этого мало. Ваш отец уже сам понимает, в какую непростую ситуацию он попал, и мои расчёты запоздали, но мы ищем выход. Вы же видите, что я хватаюсь за каждую возможность подзаработать. Быть может, что-то из задуманного не получится, что-то принесёт совсем маленький доход, а где-то и повезёт!
        - Я буду молиться за вас.
        - Благодарю вас, но было бы здорово, если бы вы принимали участие или поддерживали бы меня. Иногда мне требуется содействие, не все воины охотно выполняют мои поручения.
        - Вы всегда можете рассчитывать на моё одобрение и участие, - немного запальчиво, но искренне ответил Леон.
        - И знаете, насчёт слуг… - чуть расслабившись, продолжила Катерина. - Да, многие из них не приносят прямого дохода, но вкусная полноценная пища делает вас здоровее; чистый, обихоженный замок поможет вам быстрее восстановить силы. Может, для вас это всё не имеет огромного значения, но для меня, для вашей будущей жены важны условия проживания. Любая божья тварь старается свить гнёздышко, норку поуютнее, потеплее.
        Сеньора закончила трапезу и, склонив голову перед Леоном, отправилась по своим делам, а наследника дожидался Дидье.
        Катерине надо было позаниматься со своими кружевницами. Девочки давно уже освоили то, что она показала, и заскучали. Пришлось уделить им намного больше времени, чтобы проверить, как с ними занимается Манон; показать новые движения в плетении и проверить, как у них получается. Время до обеда пролетело очень быстро. К ним присоединилась Зоэ и, осваивая рукоделие, они все разговорились. Катерина рассказала о поездке, потом слушала новости и узнала, почему пасынок не высыпается.
        - Ева прибегает к нему, когда уже совсем темно и остаётся до утра, - насплетничали девочки и Зоэ, кивнула, подтверждая.
        У Кати опустились руки. Леону шестнадцать, Еве ещё тринадцать; и пусть оба они выглядят старше, это ничего не меняет. Ну, разве что для Леона половая жизнь уместна, но не для племянницы Манон! Что делать, она не представляла! Безобразие творится в её доме, а не где-то там! Пасынок - не какой-то наёмник, чтобы своею волей отбирать у него игрушку, а Ева завязана на управляющей. В голове пульсировала только одно: как знала, что так получится!
        За обедом, который устраивался только для хозяев и женщин, Катя пыталась подступиться к Леону насчёт Евы, но не смогла. Чувствовала, что он озлобится на неё, да и что она ему скажет? Ева маленькая? Но раз грудь появилась, то к девочке уже другое отношение. Упирать на то, что негоже принуждать служанок для… Тут она даже поморщилась, будучи лично знакома с Евой и нравами рыцарей. Мелькнула мысль, что девчонка сама выбрала свой путь, но стало гадко от самой себя. Что может выбрать ребёнок там, где ничего не понимает? Глаза завидующие, по незнанию жизни красота кажется ключиком к богатству, только дерзай! И не чует, в какое дерьмо лезет! А родители, небось, подталкивают: мол, давай, рвись в новую жизнь!
        Катя ничего не сказала Леону, но Дидье попросила больше нагружать юношу, чтобы он крепче спал по ночам, на что тот понятливо усмехнулся.
        «Господи, все всё уже знают! - ужаснулась она. - Наверное, выжидают, когда соплячка оступится».
        - Скоро Рутгер увезёт нашего бойкого петушка, но я не понимаю вашего беспокойства.
        - Дидье, она же ещё ребёнок!
        - Хм, ваши кружевницы, да, согласен, малы ещё для этого дела, а золотоволосая соблазнительница уже поспела, - хмыкнул он, оглаживая бородку.
        На кухне Ева старательно делала вид, что не замечает пристального взгляда сеньоры, а Катерина смотрела, как она неторопливо перебирает зелень, брезгливо отодвигая пальчиком те веточки, на которых оказались жучки, и Катя понимала, что здесь тоже уже все знают о её покровителе. А сама Ева отыгрывает «особенную избранную» так, как умеет.
        Как же быстро появляется собственная, какая-то подпольная, жизнь в замке! Когда работало всего несколько женщин, то на подводные течения не хватало времени, жили сплочённо, а теперь все действуют с оглядкой.
        Анэт нервничает, не знает, что делать с малолетней фавориткой другого малолетки. Манон возвысилась и остаётся прежней только для сеньоры. Понятно, что она формирует к себе уважительное отношение так как умеет, ведь она теперь уже настоящая управляющая, у которой в подчинении два десятка человек.
        Катерина, в отличие от Манон, чувствовала себя растерянной. Она видела и понимала, что происходит, но не знала, как подправить то, что ей не нравится. Если бы у неё был опыт работы, если бы она чётко представляла, каким должен быть рабочий коллектив, то ей было бы легче. А так видеть зарождающееся уродство во взаимоотношениях и не знать, как всё поправить, было печально.
        Поговорив с управляющей о делах, о людях, о том, как она устроила Добрана, Катя всё же затронула тему Евы:
        - Манон, вы помните о нашем уговоре?
        Она побледнела, точно так же, когда сеньора впервые озвучила условия проживания Евы в замке.
        - Помню, - опустив глаза, выдавила она.
        - Не хотите мне ничего сказать?
        - Сеньора, клянусь, они только беседуют! Молодой хозяин не трогал Еву! - и непонятно было верит ли сама она в то, в чём так легко клянётся или считает сеньору наивной.
        Катерина, чувствуя, что не может себя сдержать, развернулась и ушла. Стыдно цапаться с женщиной, жизнь которой полностью зависит от тебя. Казалось бы, это Власть, но получалось так, что ответственность за власть сильно ограничивала Катю.
        «Чёрт бы вас всех побрал! Это какие-то оковы, а не власть!» - бурчала она.
        - Мадам! К нам едет настоятельница монастыря! - вбежал мальчишка, что всегда крутится возле наёмников, выполняя разные поручения, и крича свою новость во всё горло.
        Дидье поймал его за чубчик и прошипел, что оторвёт ему уши, если он ещё раз будет орать то, что предназначено только для хозяев.
        - Но как же, ведь мать-настоятельница едет, - оправдывался мальчик, не понимая смысла поучения. Разве о таком надо шептать?
        Катя оставила Дидье разбираться с будущим оруженосцем, а сама подумала о том, что из-за того, что все видели, что она получила весть о прибытии настоятельницы, она потеряла шанс скрыться в замке, подставляя для общения с духовным лицом только Леона.
        Дав указание подготовить покои и угощение для гостьи, Катерина по-быстрому собрала информацию о настоятельнице. Предшественница нынешней аббатисы пришла в эти земли по велению сердца и божьей воле. Несколько лет жила отшельницей, а потом начала строительство монастыря.
        - Сама? - недоумевала Катя, представляя себе изнурённую женщину, таскающую камни.
        - Зачем же сама, она не из бедной семьи. За пятнадцать лет поставили замок, впрочем, стройка идёт до сих пор. Вот уже десять лет, как основательницы нет в живых, а мать Агата возглавляет сестёр и даёт приют всем нуждающимся женщинам.
        - Хм, на что же они живут?
        - В основном на пожертвования, но у них есть своя земля, которую сёстры сами обрабатывают.
        - М-да, - нахмурилась Катя.
        Она уже хорошо представляла, какой труд обрабатывать землю и знала, что получаемые урожаи несопоставимы с представлениями человека будущего, тем более в их местности. Но сочувствие развеялось, стоило только познакомиться с настоятельницей и попасть под пресс её давления по поводу пожертвований. Сразу вспомнилось, что стройка у этой дамы успешно продолжается и замок разросся в целый монастырский комплекс.
        - Богу угодно женское милосердие, - лилась гладкая речь матери настоятельницы, - вы же не хотите вызвать на себя гнев Отца нашего? Я вижу, что здесь множатся грехи чревоугодия, гордыни, разврата.
        Приглашённый к столу отец Жюль согласно кивал при перечислении грехов сеньоры, но и на саму настоятельницу смотрел недобро, видимо, одновременно подсчитывая её грехи.
        Громкий хлопок по столу Катиной ладошки, прервал затянувшееся обличительное выступление. Она как дура постаралась угостить гостью, сидела со смирением, пытаясь копировать всех остальных, а вышло всё боком. На неё без удержу выливают словесные помои.
        - Убрать всё со стола, - добившись внимания хлопком, тихо велела Катя. - Поставить воду и лепёшки. Гордыня и разврат? - она повернулась к аббатисе. - Ну что ж, начну исправляться прямо сейчас.
        Отец Жюль быстро стал креститься и что-то бормотать об исчадиях и об избавлении от них.
        - Не буду больше возражать молодому сеньору против того, - чуть склонив голову перед Леоном, - что у него не хватает воинов, чтобы оберегать женский монастырь от разбойного люда. Вижу я, что наша добрая воля по защите сестёр неуместна. Ну, а клеветать о разврате в моём замке не позволю.
        - Какая же клевета, каждый подтвердит, что у вас с мужем одна спальня на двоих и дни благочестия вы не блюдёте!
        - Не думал, что мать-настоятельницу волнуют такие вопросы! Это кто же по ночам возле хозяйской спальни со свечкой стоит? - громко задал вопрос Дидье, и раздались глумливые смешки, так как многие хотели бы постоять рядом, чтобы узнать, как любит хозяйка сеньора, что он стал таким счастливым.
        Спутница матери-настоятельницы что-то зашептала той, пользуясь замешательством, а она, поджав губы, молча смотрела, как со стола перед нею убирали яства. Воины, присевшие перекусить, хватали женщин за руки:
        - Не тронь, я подвержен греху чревоугодия.
        - Отмолим как-нибудь! - посмеивались мужчины, усугубляя непростую обстановку.
        Встреча прошла крайне плохо. Вместо налаживания отношений получились враждебные действия. Настоятельница не ожидала, что чужестранка будет агрессивна. Ходили слухи, что сеньора спокойная, добрая, и поначалу встреча подтверждала это, но далее всё пошло не так, как планировала гостья.
        Она надеялась застращать хозяйку, чтобы после покровительствовать ей, а вышло всё как нельзя хуже. Наследник же только брови хмурит да красивыми глазками зло сверкает, сразу видно внука старого богохульника Бланшфора! Если бы не благочестивая Матильда де Бланшфор, то не видать бы монастырю ни серебрушки! Теперь и здесь, ничего не приобретя, только потеряли.
        Катерина, раздосадованная встречей и опасаясь последствий, провожая неприятных гостей, не пожелавших остаться на ночь, сунула в руки сопровождающей настоятельницу сундучок со своим лучшим мылом.
        - Вот, сёстрам от меня подношение, а это, - она тихонько впихнула в руки женщины плотно свёрнутый рулончик из шёлковой ткани, - лично вам.
        Та вскинула глаза и, увидев подтверждающий кивок, быстро спрятала подарок в рукав, а Катерина добавила:
        - Мне жаль, что всё так получилось, но, похоже, с отцом Жюлем я быстрее нашла общий язык, чем с вашей настоятельницей.
        Та стрельнула глазками в местного священника, брезгливо кривящего губы монашкам вослед и вздохнула:
        - Мать болеет с зимы, характер её из-за перенесённых тягот испортился.
        Катя хотела бы сказать, что сидела бы тогда дома и не разносила бы инфекцию, но, конечно, промолчала, лишь понимающе кивнув. Наговорили друг другу достаточно, да ещё при свидетелях. А ведь если подумать, то не от хорошей жизни Мать побирается, а она не от хорошей жизни жадничает. Народа в замке нынче много, вот это и сбило с толку настоятельницу.
        «Вообще-то надо бы съездить в монастырь и посмотреть своими глазами, что там и как», - решила Катерина, так и не определившись в своём отношении к гостье.
        Поздно вечером, практически ночью Катя, честно отстояв почти час в засаде, поймала Еву, скребущуюся в покои Леона. Парень спал, как говорится, без задних ног. Дидье выполнил своё обещание, и наследнику едва хватило сил добрести до кровати, чтобы рухнуть, не раздеваясь.
        Ему поблажек, как Еве на кухне, никто не устраивал, и бессонные ночи сделали своё дело. Как бы девчонка ни орала, надеясь разбудить своего покровителя, он не проснулся, а Катерина за ухо притащила её к Манон.
        - Чтобы завтра же Евы здесь не было, - велела она, вталкивая девочку в комнатушку управляющей.
        И каково же было её удивление, когда на следующий день ничего не изменилось! Вот тогда Катя пересмотрела своё отношение к управляющей, которую вчера всё же пожалела, оставив в замке, не упоминая об их уговоре.
        Окружающие её люди оказались не так просты, как она думала, да ещё напористы, и похоже, в сочувствии нуждалась именно она.
        Леон взял Еву под своё покровительство и противопоставил себя мачехе. Он не хотел с ней ссориться, не желал как-то оскорблять и унижать её своим решением, но Ева так плакала, так мило заглядывала ему в глаза, что он поддался ей.
        Чуть позже, когда Дидье объяснил ему, что он сделал, то отменять своё решение тоже было неправильно, а что делать дальше, Леон не знал, и втайне радовался, что уезжает.
        На следующий день он почтительно склонился перед мачехой, прося её благословения и умчался с Рутгером отлавливать браконьеров, разбойников или другой сброд, а Катерина осталась с управляющей, которая себе на уме, и с девочкой, поверившей, что она будущая хозяйка замка. Вот так, ни много ни мало, но она считала, что раз мадам Катрин, неизвестно откуда появившуюся, взяли без приданого замуж, то и её юную, красивую обязательно возьмут.
        «Ремня бы им всем», - ворчала Катя, поняв, насколько глупая сложилась ситуация.
        Она видела, что Леон увлечён девочкой, но не более того. Дидье подсказал ей, что юный наследник как бы репетирует на Еве своё будущее общение со знатными девами, но по молодости лет он ещё о многом не задумывается.
        «Молодому сеньору нужен разный опыт, и лучше всего - собственный», - глубокомысленно заявил ей временный наставник пасынка.
        Для Дидье всё просто, а Катя оказалась душевно втянута во всё это и совсем запуталась.
        Ева свято верит в свою красоту и неотразимость. Наивная соплюшка, балованная вниманием простых ребят, летит, словно бабочка на огонь. Ещё поведение Манон больно ранило Катерину: та безоговорочно продолжала подчиняться, старательно выполняла всю порученную ей работу, но по осанке, по взглядам, да по внутреннему состоянию той Катя видела, что женщина готовится стать наперсницей обожаемой ею Евы, а из мадам Катрин в перспективе две интриганки хотят сделать «старую сеньору» и потихоньку списать со счетов.
        Такие выводы она сделала не на пустом месте, а подслушав интересный разговор, после которого все подозрения подтвердились. Оказывается, она намеренно отправила мужа туда, откуда не возвращаются. Правда, это была настойчивая версия девочки, и её тётя пыталась объяснить ей замысел хозяйки, оправдать её, но ведь поездка Бертрана действительно была рискованным шагом, и против этого Манон ничего не могла возразить.
        Ева удивительно умно и чётко обрисовала происходящее совершенно с другой стороны и женщина терялась, не зная что думать. Зато дальнейшее, как бы не вздыхала управляющая и не сочувствовала своей сеньоре, устраивало обеих. Хозяин не вернётся, Леон примет наследство, а Ева подарит ему ребёночка и станет мадам.
        «Хорошо, что Леон в разъездах и ему золотоволосая прелестница не капает на мозги своею версией событий! Одно ясно точно, что в замке невозможно секретничать!» - невесело усмехнулась Катя.
        Даже тихий говорок можно без напряжения услышать в совершенно другом конце коридора, стоит только уйти из общей залы - вот такая в замке коварная акустика! А двум родственницам очень хотелось общаться. Им требовалась моральная поддержка, и в обсуждении происходящего они черпали её друг в друге, немного шальные от собственной дерзости, от вырисовывающихся перспектив и того, что всё складывается так удачно, словно Бог на их стороне.
        - Итак, - подводила итоги Катерина, - Еву она пообещала не прогонять и не нагружать работой, по просьбе-велению пасынка. Наперекор юноше идти не стоит хотя бы потому, что возраст у него сейчас такой… не лучший возраст. Манон заменить некем, разве что взваливать на себя её работу, оставив свои планы нереализованными. В данный момент это недопустимо.
        «Как же всё невовремя! Как же не хватает Бертрана! Для него вся проблема выеденного яйца не стоит!»
        Катерина пока оставила всё как есть, только перестала заниматься с управляющей.
        Добран при помощи Олава взялся за установку печи. Они выбрали место, обговорили детали, и оставалось только ждать, когда привезут нужный кирпич. Русич не терял времени, подыскивая подходящее сырьё для изготовления стекла и ненавязчиво расспрашивал людей, стоит ли верить сеньоре.
        Иви и Габи радовали своими успехами. Пока сеньора провожала мужа, они хорошо освоились с коклюшками и теперь с лёгкостью воспринимали новые уроки по плетению. Катерине было приятно посидеть рядом с ними, делая зарисовки для будущих воротничков или манжет. Иногда она подолгу находилась рядом с Огюстом, который начинал у неё свою карьеру с того, что пытался взбить мыло. Теперь он сам готовил зольный раствор, умел выделять мыльное ядро при помощи соли, вываривал жир для получения глицерина, давил миндаль, оливки для получения миндального или оливкового масла… У него были разные мутовки*, большие и крошечные горшки, чаны, деревянные ящички, а вскоре Катя пообещала ему массу бутылок с душистой водой.
        - Только помните, что добавлять надо будет чуть ли по капелькам, - предупреждала она бывшего крестьянина.
        Её волей Огюст был освобождён от работ на земле и практически поселился при замке, став частым гостем на кухне.
        Катерина подбирала новые красители для пряжи, которую намеревалась закупить осенью, пробовала получать разную ароматную воду. Она уже загружала в алькитару цитрусовую кожуру, базилик, тую, ещё не зацветшую лаванду, сосновую хвою, некоторые специи. Оказалось очень увлекательным делом получать и перемешивать полученные ароматы. Катя пыталась опытным путём подобрать пропорцию для растворения ароматной воды в спирте, искала подходящую масляную основу, чтобы получить духи.
        Всё это требовало времени и катастрофически не хватало стеклянных флаконов, впрочем, как и точных знаний. Душистую травку с побережья она вспоминала с сожалением. Возле замка она не росла, а полученный тоник из неё оказался потрясающе полезным для кожи. А уход за собою требовался! С одной стороны, в жизни Катерины стало больше движений, здоровая пища, много интересов и острое ощущение собственной необходимости, но с другой, яркое солнце, пыль, постоянная вонь, окружающая замок - всё это довольно негативно сказывалось на состоянии кожи.
        Время бежало быстро. Одну башню уже возвели, приступили к следующей. Снова возникли вопросы. Надо ли устраивать переходы, как-то всё соединять между собою? Катя вглядывалась в чертежи и поняла, что поначалу архитектор задумывал более сложное строение, но после всё упростил, видимо, из-за ограничения в деньгах.
        - Чтоб тебя! - ворчала она на бывшего владельца чертежей, который затёр или соскрёб ножиком ненужные линии. Ей пришлось что-то восстанавливать, а что-то додумывать самой, ориентируясь на виденные ею в своём времени другие замки и стараясь хоть как-то рассчитать размеры.
        Мастер долго разбирался с тем, что она подрисовала и раскритиковал:
        - Невозможно так сделать, сеньора, никак нельзя! Не бывает у нас брёвен такой длины, - на разные лады повторял он одно и то же, смотря на переходы.
        Расфырчавшись, как кошка, она отбирала у него чертёж и ещё дважды приносила ему, показывая, как можно расположить подпорки, сколько для этого понадобиться дерева и где на камнях делать выемки.
        - Ну-у, - тянул каменщик, скребя нечёсаную бороду, - думаю, теперь сообразим, как сделать, но кое-что надо подправить.
        Катя ожидала, что ей придётся заново всё переделывать, но мастер помялся и сказал, что понял суть, и она может не волноваться.
        Леон вернулся как раз к началу строительства следующей башни. Его ждали все! Катерине до изжоги надоели зарывающаяся Ева и растерянный вид Манон, которая всё никак не могла определиться, с кем она.
        Катя больше не обращала внимания на девочку, а та становилась смелее с каждым днём. Отсутствие каких-либо замечаний со стороны сеньоры убедили её в своей правоте.
        Первыми ощутили на себе характер золотоволоски помощницы Анэт, далее прачки, и больше всех доставалось тем, кто ухаживал за животными. Правда, там ей щедро отплачивали, закидывая грязью или науськивая на неё животных, но Ева проявляла невиданное упорство. Она ругалась, грозила, что Леон всех накажет, бегала к Манон, требуя немедленной расправы над обидчиками.
        Управляющая переживала, пыталась уговорить племянницу, чтобы та вела себя спокойнее, но получалось только хуже. Не ощущая той поддержки, на которую Ева рассчитывала, она пыталась самоутверждаться самостоятельно, и действовала ещё агрессивнее.
        Катерина встречала Леона так же, как Бертрана, выйдя во двор и дожидаясь его на ступеньках. Манон, Анэт встали позади неё, а за ними сгрудились толпою все остальные, проживающие в замке. Юного наследника долго не было, и это была его первая длительная поездка, так что он заслужил торжественную встречу.
        Еву никто не видел, пока она не выбежала навстречу Леону, который, счастливо улыбаясь, чинно шёл к мачехе, чтобы преклонить колено и поприветствовать её. Девочка с радостным визгом бросилась к нему на шею, нарушая семейную традицию.
        Ей не пришло даже в голову, что молоденький сеньор напрочь забыл её. За время поездки ему пришлось выслеживать разных людей, он принимал сложные решения и карал своею властью. Он чуть не утонул в реке, увлёкшись погоней; в него стреляли из лука, и его защитила кольчуга, но близость смерти он уже успел прочувствовать.
        В деревнях он спал со многими девами, чтобы вновь почувствовать, какова на вкус жизнь, и вернулся в замок более взрослым, желающим отдыха и общества мачехи. Мадам Катрин стала для него олицетворением спокойной разумности, продуманного подхода к делам и порядка. Этого ему последние дни очень не хватало. Выбежавшая Ева вызвала у него не просто раздражение, а ярость. Он с силой обхватил её тонкие запястья и прорычав в лицо:
        - Пошла вон, - откинул её в сторону. Не удержавшись, Ева упала прямо в грязь, что вызвало небывалое веселье у всех наблюдающих, кроме Катерины и Манон.
        Далее ничто не нарушило ритуал встречи. Леон преклонил колено, а мадам Катрин подняла его и расцеловала в щёки.
        - Как же я рада видеть вас живым и здоровым! Дом без вас был пуст, - улыбнулась она и, посмотрев на Рутгера, склонила голову, благодаря его:
        - Дорогой Рутгер, спасибо вам, что берегли нашего сеньора Леона, - отдав должное хмыкнувшему командиру наёмников, она повела юношу внутрь. Увидев растерянную Манон, Катерина показала глазами, чтобы та забрала Еву, пока положение той не усугубилось.
        После бани, которая теперь больше походила на настоящую баню и дарила настоящее тепло, был устроен праздничный ужин. Леон рассказывал обо всём, что с ним происходило, и сам удивлялся, как скучнейшее времяпровождение в седле оказалось в его изложении таким насыщенным и приключенческим. Видя участие мачехи, он осмелился говорить не только о том, где удачно проявил себя, но и о тех случаях, что стыдился. Он сильно испугался, когда тонул в реке и не надеялся, что его спасут; он по глупому замер, когда в него летела стрела; он спал сразу с несколькими девами и уверен, что дорога в рай ему будет закрыта.
        Леон с Катериной говорили иногда достаточно громко и рядом сидящие могли слышать их, а иногда только между собою.
        - Я научу вас плавать, - услышав о том, что пасынок чуть не утонул, тут же пообещала она.
        - Но разве это возможно?
        - А почему нет? Люди учатся ездить на животных, лазать по деревьям, ничего сложного нет в том, чтобы плыть. Единственное, что ваша одежда, намокнув, будет тянуть вас на дно, но иногда достаточно не испугаться, хотя бы немного удержаться - и вы уже подберётесь к берегу и сможете встать на ноги или сумеете скинуть с себя самое тяжёлое, чтобы проплыть необходимый участок.
        В ответ на то, что он замер, увидев стрелу, она тоже нашлась, что сказать, и Леону уже не было так стыдно.
        - Знаете, когда нет опыта, того, что въедается в вас с годами, то действуют инстинкты. Кто знает, быть может, ваши далёкие предки жили в горах и в минуту опасности надо было, несмотря ни на какой ужас, замирать.
        - Забавно, - в ответ Леон по-мальчишески улыбнулся, - а если мои предки жили в долине?
        - То тогда вы побежали бы сломя голову, - предположила Катерина.
        - А если они отсюда?
        - Ну-у, мне кажется, что раньше здесь было совсем сыро и болота подступали даже к холмам. Думаю, что тут вариант замереть наиболее подходящий. Но, Леон, уже через несколько месяцев вы будете действовать совсем по-другому. Я же вам не первая скажу, что опыт - дело наживное.
        И совсем он не ожидал, что мачеха не осудит его за блуд.
        - Я не одобряю и считаю это распущенностью, но я понимаю, что вас подталкивали к этому со всех сторон. Ваша юность, красота и положение для многих - лакомый кусочек, но мне неприятно думать, что вы для тех дев словно сладкий пирог. Да и вы сами должны почувствовать, что те связи обесценивают самое возвышенное, что есть в этом мире - любовь. Хотите, я прикажу завтра приготовь много-много сладостей и вы будете есть их целый день?
        - Да, хочу! - потом посмотрел на улыбающуюся Катрин. - Кажется, к вечеру меня затошнит. Я понял, о чём вы предостерегаете меня.
        - А о рае или аде лучше не думать. Вы не можете ничего знать, как оно там. Вот решили, что вам прямая дорога в ад - и как дальше жить? Что теперь? Всё можно, потому что всё равно в ад? Это глупо. Потом вы начнёте считать, сколько надо сделать хорошего, чтобы перекрыть свой грех, и вскоре превратитесь в счетовода добра и порока. Поступайте по совести. Должны же вы чувствовать, что хорошо, а что вас коробит.
        - Я чувствовал, что неправильно принимать ласки сразу нескольких дев, но Рутгер прав, они изгнали страх из моего тела.
        - Рутгер - опытный воин, и предложил вам то, что знает сам. А я бы вам посоветовала посидеть в бане, смыть водой налипший страх, потом одному провести время где-нибудь в красивом месте и ощутить себя частичкой божественного замысла. Быть может, тогда вы поняли бы, что тот ступор был предупреждением, что надо больше заниматься, так как ещё не раз будут подобные ситуации или, возможно, это способ показать, как хрупка человеческая жизнь и вам, как владетелю, надо больше уделять внимания безопасности людей.
        - Вы считаете, что Рутгер был неправ?
        - Он старался вам помочь, как умеет, - пожала плечами Катя, - и ведь помог?
        - Да, помог.
        - Я предлагаю свой способ, быть может, кто-то другой скажет, что все мы не правы и знает, как надо поступать в таких случаях. Пока не попробуете - не поймёте, что лучше для вас, - успокаивающе улыбнулась она, - уже поздно. Идите отдыхать. Завтра я буду рассказывать вам, что успела сделать. Мне тоже хочется услышать ваше одобрение или осуждение, если заслужила.
        Юноша кивнул, и действительно почувствовав усталость, отправился к себе.
        Возле покоев его караулила Ева. Она бросилась к нему, падая на колени и обнимая за ноги, но кроме раздражения из-за задержки её прекрасно-несчастный вид не вызвал в нём никаких чувств.
        - Чего тебе?
        - Я ждала вас! Я люблю вас! Почему вы не смотрите на меня? Разве я больше не услада для ваших глаз?
        - Иди на кухню. Когда надо будет, я позову тебя, - отпихнул он её и с радостью увидел разложенную на его кровати перину.
        Да! Теперь он не откажется от этого атрибута дома! Как же он мечтал о спокойном сне, лёжа на сырой земле или каменистой почве, каждый миг ожидая сигнала тревоги.
        У деда приходилось сторожить лишь замок и то будучи под прикрытием других рыцарей, а теперь ему довелось возглавить отряд, и пусть рядом был Рутгер, но за всё отвечал он сам.
        Несколько дней прошли спокойно и плодотворно. Леон получил свою порцию сладостей и повсюду ходил за мачехой с корзинкой печенья, цукатов, меренг и изюма. Похоже, Катерина привела неудачный пример, и не дождётся, когда пасынка затошнит от сладкого! В него влезало всё: плотный завтрак, обильный обед, ужин из нескольких перемен блюд - и при этом он не расставался с корзинкой.
        Правда, Леон угостил кружевниц, дал выбрать угощение малышкам Анэт, похвалив их за работу, потом побаловал мальчишек, что воспитывались в воинской среде и пока выполняли мелкие поручения за еду.
        Катя взялась за его обучение. Память у парня была превосходная, объяснять наглядно она наловчилась, и дела у них шли быстро, тем более весь материал приходилось тут же закреплять.
        Вместе посмотрели, как устроена печь; посчитали ряды обычных кирпичей и огнеупорных; прикинули, во что обходится доставка. Выслушали пожелания Анэт: она пожаловалась, что сначала Огюст забрал у неё горшки и вёдра, теперь вот Добран тащит годную ему утварь, а ей не хватает посуды для приготовления пищи.
        Леон сам считал, сколько и чего надо заказывать у местных ремесленников. Платить он за это не собирался, но пообещал уменьшить осенью подать.
        Катерина не ожидала, что юноша с интересом будет учиться, следовать за нею повсюду и слушать о том, что она затеяла, чтобы заработать. Однако хозяйская жилка присутствовала в нём, и когда он сообразил, как можно планировать будущее, то с удовольствием подсчитывал, какой доход может ему принести любое начинание мачехи.
        - Надо дождаться сеньора Бертрана, - говорила она, - тогда мы точно будем знать, успешно ли начали дело. А ещё в конце лета я думаю попробовать организовать торговый караван в Париж. Надо только выбрать подходящего человека, что взял бы на себя ответственность и за торги, и за охрану. Леон с любопытством откупоривал плотно закрытые кувшинчики и, суя туда нос, чтобы уловить интересные запахи, соглашался с мадам.
        Гораздо труднее обучение пошло, когда пришлось взять в руки перо и писать. Руки оказались совершенно не приучены к мелкой и деликатной работе. Катерина с сочувствием смотрела на мучения парня и повторяла ему как мантру:
        - Надо, Леон, потерпите! Манон подозревает, что человек сюзерена забирает значительно больше, чем должен, и всё это из-за того, что никто не умеет считать и читать.
        - Подозревает? Что же она раньше никому не сказала?
        - Что она сказала бы: «ей кажется», «может быть», «не уверена, но…» Всё же опасно с такими аргументами что-то говорить про доверенного человека герцога.
        - Вы правы.
        - Поэтому осенью мы должны выступить единым фронтом и не дать себя облапошить.
        Спокойные дни завершились визитом Евы в покои сеньоры:
        - Мадам, я понесла от нашего сеньора.
        Глава 15. Поездка в родовой замок Бланшфор
        В первое мгновение Катерина замерла, подумав о Бертране, но тут же поняла, что в мозгу Евы уже не существует «сгинувшего мужа старой сеньоры», есть только Леон.
        - Ещё очень маленький срок. Возможно, просто задержка, - сухо, буквально вытолкнула из себя слова Катя.
        В конце лета Еве должно было исполнится четырнадцать, а она уже беременна, если не врёт. Сеньора внимательно смотрела на девушку. Та явно считала её врагом номер один, ведь всё внимание Леона в последние дни она забирала себе, но пришла с известием всё же к ней, надеясь на доброту.
        Напрасно. Катя не считала себя доброй, но от порядочности так просто не избавишься. Видя, насколько нехороший путь Ева для себя избрала, она пыталась предотвратить это. Была бы доброй, то, несмотря на свою неприязнь, переборола бы себя и взялась бы учить девочку, сделала бы из неё мастерицу. Однако не стала. Элементарно стало жаль тратить время на нерадивую ученицу, когда рядом другие ждут внимания, ловят каждое слово и своим усердием пытаются изменить жизнь. Красота Евы совершенно не тронула сердце Катерины. В её время таких симпатяшек пруд пруди, и все они понимают, что это очень кратковременный бонус, а иногда препятствие к достижению цели.
        Молчание затягивалось. Ева стояла, опустив голову и переминаясь с ноги на ногу.
        - Тебя Манон предупредила, с каким условием берут девушек на работу в замок?
        Она кивнула.
        - Ты пришла просить уменьшить штраф за напрасно потраченное на тебя время?
        Ух, какой ненавистью опалила она Катрин, всем сердцем считая, что сеньора во всём виновата!
        - Что ты молчишь?
        Ева опустилась на колени и, склонив голову, отрицательно ею помотала.
        - Леон знает?
        Снова отрицательное движение.
        - Иди.
        Ещё немного постояв на коленях, не зная на что решиться, девушка с подозрением посмотрела на мадам, но видя полное безразличие, всё же поднялась и вышла.
        Катерина вовсе не была спокойна, как показывала. У Евы есть родители, опекающая её тетя, Леон в конце концов, но какое-то глобальное решение, определяющее всю дальнейшую жизнь девушки почему-то должна принять она! Ей не нравится хитрая и ушлая малолетка, она потеряла из-за неё Манон! Теперь же каким-то образом должна принять решение и не терзаться потом муками совести.
        Потерев лоб, Катя перебрала все плюсы и минусы. Под конец запуталась и придумала переложить проблему на плечи свекрови. Пусть та решает, нужно ли беречь возможного наследника Леона. Если да, то не станет ли он злым роком для законного ребёнка? И конечно же, хотелось узнать из уст Матильды, как в этом времени поступают в таких ситуациях. Катерина надеялась, что Евины родители примут её обратно, всё же они выделяли девочку среди других своих детей и баловали, но вот отец Жюль житья ей не даст.
        Спросив Леона, не хочет ли он навестить бабушку и узнав, что он занят, Катюша в тот же день рискнула верхом отправиться в замок Бланшфор. Ближе к вечеру, измученная ездой, она уже была там вместе с Дидье и парой воинов. Её встретили старший брат Бертрана и его жена.
        - Мама уже не встаёт с постели, - сразу же сказал ей Ален, поясняя, почему ни Матильда, ни свёкор не вышли встречать её. - Отец не отходит от неё.
        - Простите, я без приглашения, - извинилась Катя, - завтра уже поеду домой. Примите от меня подарки.
        Она развернулась к лошади, по бокам которой располагались короба.
        - Вот, - она достала корзинку с уложенным в ней кусочками разного мыла, - удалось сделать приятным на вид и душистым. Изрядно помучались, но особенно хорошо пахнет хвойное.
        - Вы удивляете нас, Катрин! - воскликнул Ален, а Алейна принюхалась к подарку и благосклонно кивнула, подтверждая слова мужа.
        - Ещё у меня рулончик кружев. Я их пришиваю на платье и получается нарядно, - немного стесняясь, она протянула работу своих девочек. Узенькая полоска белоснежных кружев, свёрнутая в валик.
        - Хм, красиво, - сдержанно похвалил Ален, оглядываясь на жену, а после того, как она кивнула, то уже более открыто улыбнулся.
        - Ну, и привезла немного маринованных овощей, копчёной рыбы и сладостей.
        После того, как Катя раскланялась с четой, её проводили в выделенные ей покои, пытаясь узнать, по какому поводу она приехала.
        - Мне надо посоветоваться насчёт Леона, - уклончиво ответила она, - даже не на его счёт, а… В общем, простите меня, но разница в обычаях не даёт мне уверенности, как надо поступить, и я приехала за советом.
        - Мадам Матильда будет рада повидать вас, - вежливо ответил ей Ален.
        Катерина с любопытством смотрела на заполненный жизнью огромный замок. На стенах на равных расстояниях стояли стражи, возле ворот их было несколько. Видимо сигнал о приближающихся всадниках был подан заранее и её встречал капитан, а пока он неспешно провожал её во двор, вышли Ален с Алейной.
        Со стороны кухни и скотного двора шёл густой запах навоза и ещё какой-то гадости, но в общем было чисто. Катя не без удовольствия подумала, что у неё кухня благоухает вкусностями без всякой примеси тухлятины, делая для себя заметку поблагодарить Бритту за её своевременную уборку. Ну а там, где держат скотину, тоже пованивает, с сожалением признавала она, хотя чистили там каждый день.
        Это замок Роктайад. Франция, близко от описываемых мною мест. Крепость упоминалась уже 778 г и была в два раза меньше, чем мы видим сейчас. Нам интересно почти полное отсутствие окон. Именно так выглядели замки в раннем средневековье. У меня в романе действительность немного приукрашена.
        Сам замок был не в пример крупнее того, что строит Бертран, и выглядел монументально, но сколько ни пыталась Катя вспомнить, доживёт ли это строение до двадцать первого века, никак не могла. Кажется, на этом месте будет небольшой городок, а от замка останутся руины, но уверенности не было.
        При входе она попала сразу в большой зал со столами в ряд, но её провожатая свернула в сторону и пригласила подняться по узковатой винтовой каменной лестнице.
        - Гостевые покои у нас отдельно, - пояснила женщина, которой доверили обеспечить всем необходимым гостью.
        Осмотревшись, Катя попросила принести ей немного воды, чтобы освежиться. Служанка понятливо кивнула и вскоре мужчины вереницей доставили с десяток вёдер, разом наполняя стоявшее глубокое корыто. В этом подобии ванны удалось немного понежиться, расслабляя натруженные мышцы.
        Погода стояла жаркая, собственный запах пота смешался с потом лошади, и смыв всё с себя, она облегчённо выдохнула, ощущая свежесть. Окна не было, то есть небольшое отверстие под окно присутствовало, но оно не было чем-то закрыто. Возможно, когда наступят холода, то проём заделают, а сейчас Катя уселась рядом, стараясь попасть под солнечные лучи и принялась разбирать пряди волос, ловя тёплый ветерок. Через час её пригласили к Матильде.
        Свёкор, бросив в ответ на поклон скупое приветствие и буркнув, чтобы она не утомляла его бедную Мати, вышел перекусить.
        Старую сеньору едва было видно под шкурами. Она вяло приподняла руку и махнула ею, подзывая невестку.
        - Молодец, что приехала. Рада, - прошелестела она.
        А Катя пожалела. Ну право слово, зачем она притащилась надоедать старой больной женщине?
        - Рассказывай, - будто угадав сомнения, велела Матильда, - скучно.
        Слегка обозначив улыбку, в ответ на горестное выражение лица свекрови от тоски, она начала делиться новостями. Пока она рассказывала про покупку корабля, про то какой удалось организовать караван из них, про товар, в покои не один раз заходили слуги, давали Матильде какие-то отвары, а она их гнала:
        - Надоели! А ты рассказывай, в кои-то веки лежу с удовольствием.
        И Катя продолжала, дойдя до своей главной проблемы.
        - Это ты правильно сделала, что не стала перечить Леону. Взбрыкнул бы и назло тебе держал бы её.
        - Всё равно вышло хуже некуда.
        - Погоди, позови-ка Лу. Она возле дверей стоит.
        Катя поднялась и подозвала личную служанку.
        - Лу, приведи сюда Рено.
        Женщина кивнула и быстро выбежав, бросилась исполнять указание.
        - Добрая ты, Катрин, а со слугами так нельзя. Они тебе на шею сядут. Манон уже села.
        - Я не добрая, - принялась отбиваться Катерина, - просто я вижу, кто старается что-то сделать, чтобы улучшить свою жизнь и уважаю это, но одновременно я лучше понимаю, какие ошибки они допускают, и стараюсь предупредить.
        Матильда отмахнулась от слов Кати, будто муха летела мимо.
        - Люди как животные. Ты живёшь в стае. Один раз дашь свободу, другой, а в третий тебя уже никто спрашивать не будет, посчитают слабой, раз в узде не держишь. Манон - хорошая женщина, исполнительная, но разве она годна для руководства? Нельзя было её ставить над всеми. Слабая она.
        - А мне особо выбирать было не из кого.
        - Глупая. Я не лезла, но раз такое дело, возьми к себе мою родственницу. Она у нас тут в качестве приживалки, от того и тоскует, а ум у неё острый. Жаль, что она с моим мужем не ладит. Люси после моей смерти в монахини собралась податься, да только тошно ей там будет. А ты можешь хоть пахать на ней, она крепкая и деловая. У неё голову от власти не закружит. Подружись с нею, она не предаст.
        - Хорошо.
        В покои постучали, и Лу ввела симпатичного малыша.
        - Рено, поклонитесь мадам Катрин, - шепнула она мальчику и он, с любопытсвом сверкая глазёнками, склонился, как положено.
        - Вот первенец Леона. За ним муж приглядывает. Более из незаконных никого признавать не надо. Если у моего внука всё будет хорошо, то Рено останется здесь капитаном и сам будет вершить свою судьбу, ну а ежели беда какая случится, то он станет наследником в твоём замке, Катрин. Обещай, что примешь его.
        - Даст Бог, всё будет отлично, но я обещаю вам, мадам, что поддержу этого мальчика.
        - Ну, а Манон с Евой присылай сюда. Алейна присмотрит за обеими, - велела свекровь, и вышло у неё это довольно угрожающе.
        - Может, Еву отправить к родителям?
        - Нет, раз она объявила, что беременна от Леона и все видели, что других мужчин у неё не было, то пусть здесь рожает и живёт. Нечего будущей жене внука любоваться на бегающих рядом бастардов. И впредь, гони девок из замка сразу. Не позволяй в доме блудить! Бертран поддержит тебя, не сомневайся.
        Вот так легко решилась судьба управляющей Катерины и юной фаворитки Леона.
        За ужином Катя познакомилась с родственницей Матильды. Ею оказалась суховатая женщина средних лет, с острым умным взглядом и упрямой линией губ.
        - Мати сказала, что вам нужна новая управляющая? - сразу спросила она, и только по крепко сцепленным в замок рукам можно было догадаться, насколько она напряжена.
        - Да. Много дел, а будет ещё больше.
        - У меня есть опыт, правда, давнишний. Здесь я приглядываю за заготовками, не более.
        - Если вы не против, то давайте попробуем…
        - Простите, что перебиваю, но вы должны понимать, что уехав отсюда, я не смогу сюда вернуться из-за старого упрямца.
        Ален подавился:
        - Тётушка! - укоризненно покачал он головой, а Алейна слегка улыбнулась. Она бы покрепче наша слово для свёкра.
        - Если я отсюда соберусь ехать в монастырь, то могу рассчитывать хотя бы на мизерную поддержку, а вот…
        - Тётушка, у вас есть мы, - недовольный нападками на отца, возразил ей Ален.
        - Спасибо, родной, но я предпочитаю сразу разложить всё по шкатулкам. Мадам Катрин должна представлять, какую берёт на себя ответственность, приглашая меня к себе в замок. Если что, именно ей потом провожать меня в монастырь.
        - Это вряд ли, - буркнула Катя, и все взгляды устремились на неё: - Я повздорила с матерью-настоятельницей.
        - Ха! - резко выдохнула Люси. - Я всегда говорила, что когда-нибудь кто-нибудь встанет ей костью поперёк её жадного горла!
        - Тётя Люси! - ахнула Алейна.
        - Учись, девочка, а то старая грымза вытянет из тебя всё серебро, которое ты отложила на обновки!
        Катерина смотрела на эту женщину и думала, а не приобретает ли она себе новую проблему? Отец Жюль, которого она иногда «гладит по шёрстке», посылая работников в его садик или угощая копчёной рыбкой, не будет рад появлению в замке ещё одной малодуховной особы.
        - Мадам Луция, если вы готовы к сотрудничеству, то я с удовольствием приму вашу помощь. Как бы ни сложились наши с вами отношения, я обещаю, что на ваш выбор либо мы соберём достаточно денег, чтобы вас приняли в монастырь, либо поставим вам рядом с замком приличный домик, чтобы вы вели собственное хозяйство, либо подыщем ещё вариант, который вас устроит.
        Все с удивлением смотрели на Катерину, а Люси будто бы выдохнула:
        - Я думаю, мы поладим, - неожиданно тихо произнесла она.
        Поздно вечером к замку Бланшфор прибыла Катина карета. Она предполагала, что отважится ехать верхом только в один конец, поэтому в карету собиралась сесть на обратном пути. Теперь у неё была спутница. На рассвете немногочисленные пожитки были погружены, и Луция отправилась прощаться с Матильдой. Катя стояла во дворе, дожидаясь свою новую управляющую. Она вышла:
        - Мадам Катрин, мадам Матильда только что отошла в лучший мир.
        - Как? Ей же вчера стало лучше…
        - Священник едва успел прийти, чтобы проводить её в последний путь, - глотая слёзы и выпрямляя спину до боли, ровно произнесла Люси и уже тихо добавила: - она не боялась, даже как будто удивилась и велела передать вам, что смерть - это избавление.
        Катя смотрела на женщину и ничего не понимала. Это какой-то обычай так делиться горем? Что-то вроде «соболезную, и пусть земля будет пухом?»
        - Удивилась и велела передать мне? - всё же не удержалась и повторила она.
        - Да, это странно, не правда ли? Наверное, вы вчера произвели на неё впечатление. Мы все устали и надоели ей своими постными лицами, а вы приехали, ошеломили столькими новостями, спросили совета. Она вам очень обрадовалась.
        - Но, знаете, я всё же не понимаю… быть может она ещё что-то сказала или отвечала на вопрос?
        Люси отрицательно покачала головой:
        - Я же зашла попрощаться, и получилось, что… попрощалась. Мы так долго ждали, когда это случится, что чуть не прозевали. Мати будто что-то увидела, её бровь выгнулась, словно бы не веря, а потом она чётко произнесла: «Скажите Катрин…» потом была пауза и она добавила, что смерть - это избавление. Это были её последние слова. Она успела ещё посмотреть на мужа - и всё.
        Рассказывая, Люси немного пришла в себя.
        - Думаю, нам надо отложить наш отъезд, - добавила она.
        - Да, и послать за Леоном, - пробормотала Катерина, не принимая до конца случившееся: - Она была так разумна и деловита, я даже подумать не могла, что смерть стояла рядом.
        Потом обе женщины перекрестились, помолчали.
        - Но как же быть теперь с Манон и Евой? Вы же в курсе?
        - Мои покои рядом с Мати, так что я всё слышала. Алейна примет их, не волнуйтесь. Просто однажды попросит вас о точно такой же услуге. У вас разве так не принято?
        - У нас… я не знаю, мне не приходилось сталкиваться. Все как-то скрывали свои похождения… Господи, о чём мы! Матильда умерла, а мы как ни в чём не бывало!
        Луция подошла к молодой сеньоре и обняла её за плечи.
        - Это грустно, но поверьте мне, Мати очень устала жить. Она после поездки к вам сразу же слегла, и уже не вставала… бездействие, телесная слабость, оказались тяжёлым испытанием для неё.
        А Катя подумала, что и для окружающих было испытанием смотреть на угасание любимого человека, а Луция продолжала говорить, не только для Катрин, но и для себя:
        - Я знаю, что она с нетерпением ждала освобождения, но не смела просить Бога об этом. Думаю, она с честью прошла свой путь, и поэтому перед смертью ей открылось что-то важное.
        - Да, конечно… вы правы… у меня голова кругом. Значит, для неё смерть действительно стала освобождением.
        - Но мне показалось, что эти слова важны для вас, - неуверенно заметила Луция, на что Катя пожала плечами. Смысл послания ускользал от неё.
        Катерине пришлось задержаться в доме Бланшфоров почти на неделю, зато она узнала, что её замок по окончании строительства скорее всего назовут «Замок у Гаронны», а Бертран и его наследники получат прозвище Гароннский*, и всё это из-за близости реки. (ПРИМ. АВТ. принцип образования фамилии рыцарей верный, но к реальному Бланшфору не относится)
        Прошло время, пока гонцы разъехались с оповещением близких знакомых Матильды о её кончине, потом один за другим съезжались гости. Вот в эти дни, помогая Алейне по мере сил, Люси сблизилась с Катей.
        Печальный повод для встречи многие сеньоры использовали для представления своих детей. Так, прибывшему на следующий день Леону вскоре пришлось быть кавалером нескольких знатных девочек, которым уже присматривали женихов. Наследник младшего из Бланшфоров не особо котировался у расчётливых родителей, но упускать его из виду никто не хотел. Силовая поддержка его отца ценилась и всегда могла пригодиться.
        Катя смотрела на чинно прогуливающуюся молодёжь, которая, скрываясь из поля зрения надзирающих взрослых, начинала шалить. Невеста для сына Алена и Алейны уже была выбрана, и этой осенью будет освящён брак. Девушка тоже прибыла на похороны, и будущие супруги вместе тоскливо смотрели на играющих в догонялки Леона с девочками.
        Катерина обратила внимания на одну малышку, что смотрела влюблёнными глазами на её пасынка, но старшие девочки её умело оттирали от него.
        - Кто это, Люси? - тихо спросила Катя у своей будущей управляющей.
        - Софи, дочь сеньора Атталя. Не самый лучший вариант. Они едва сводят концы с концами.
        - Ну, не нам нос задирать. Но интересно, что-то же они дадут за ней?
        - Мельницу.
        Катя с сомнением посмотрела на собеседницу, но та не шутила.
        - Сыну достанется замок, хотя я бы назвала это сооружение таверной, но они обижаются. Старшей дочери, кстати, вон она, - Люси указала на задорно смеющуюся девчушку возраста Евы, - перепадёт деньгами. Мадам Атталь хвасталась, что отдаст свою брошь с лалами и пятьдесят золотых.
        - Не ахти как много, чтобы хвастать.
        - Для них щедро. Ну, а приданое Софи - мельница.
        - Они выращивают пшеницу, рожь?
        - Ха, если бы! Но старый Атталь был большой оригинал и поставил удивительную мельницу! Если бы ей было что молоть, то они озолотились бы, а так поддерживают её в рабочем состоянии, изредка нагружая работой и не более.
        - Чудны дела твои, Господи!
        Тем временем Софи оказалась в стороне от играющих, и едва ли не плакала от насмешек. Над ней подшучивали не зло, но, видимо, в присутствии Леона она всё воспринимала острее, и ей казалось, что она опозорена. Вдруг пасынок громко хлопнул в ладоши, привлекая внимания расшалившихся девчонок.
        - Всё, хватит! Предлагаю искать клад! Тетя Алейна спрятала в саду сладкий подарок для нас, и кто найдёт, тот будет всех угощать. Разбиваемся по парам. Софи, иди ко мне, ты со мной! - крикнул он стоящей в стороне девочке, и та, не веря, всё же сделала шаг к нему навстречу, а когда Леон раскинул руки, то побежала. Он поймал её и закружил вокруг себя, смеясь вместе с нею.
        - Люси, сколько ей лет? - продолжила разговор Катерина.
        - Одиннадцать. Правда, она осенняя и скоро будет двенадцать, но мала ещё.
        - Леону некуда торопиться. Замок ещё не достроен, будущее невнятно. Нам надо хотя бы два-три года, чтобы уверенно рассуждать о дальнейшем.
        - Хм, тогда быть может поговорить с Атталями о Софи?
        - Надо дождаться Бертрана. Его слово будет определяющим.
        - А Леон?
        - А что сейчас может сказать Леон? Софи для него ребёнок, которого он пожалел, это же очевидно. Сейчас он с интересом поглядывает на её сестру, но она его взросления ждать не будет. Он ещё даже не рыцарь.
        Люси махнула рукой:
        - Ну, это не проблема, но согласна, сеньор Бертран не станет спешить с женитьбой своего сына. Он сам намучался с ранним браком и не пожелает такого же Леону.
        Катерина с удовольствием смотрела, как пасынок развлекает девчонок. Он вёл себя терпеливо и доброжелательно, за что снова надо было отдать должное свекрови со свёкром. Мальчик воспитывался под их присмотром и ему привили заботу о младших. Словно в противовес этим мыслям, ворвался раздражённый голос сеньоры Алейны:
        - Шумят так, будто у нас праздник!
        Люси и Катя ничего не ответили. Луция тяжело переживала смерть Мати, но держалась стойко. Катерине было грустно, но с её позиции все окружающие её люди были условно живы, это если она пыталась рассуждать, а так… Матильда прожила тяжёлую жизнь и ушла достойно. Душу Кати заполняли печаль и уважение.
        Люси обняла Алейну:
        - Всё будет хорошо, ты со всем справишься, - тихо произнесла она.
        Плечи худенькой Алейны вздрогнули, потом она вытерла нечаянные слёзы.
        - Люси, мы всегда будем рады принять тебя, - всхлипнула хозяйка.
        На что Луция только вздохнула, но благодарно погладила Алейну по спине. Кате было неловко находиться рядом. У всех свои трудности, печали и радости.
        Алейне хозяйничать в огромном замке с оглядкой на вздорного свёкра, учитывая пожелания мужа, а вскоре рядом появится невестка. Сумеет ли она с ней выстроить отношения или будет действовать с позиции силы? Катюша не взялась бы гадать.
        А пока жизнь продолжалась, и гости, почив память Матильды, обсуждали желания короля устроить крестовый поход, гадали, удастся ли собрать достаточное войско, откуда Людовик возьмёт на всё деньги, и приглядывались друг к другу, пытаясь угадать, как складывается финансовое положение соседей. Ведь дети - вот они, все здесь, и надо бы уже договариваться о союзах.
        Семья Бланшфор помалкивала о том, куда отправился Бертран. Всех устроил бы богатый родственник, но торговое дело, возглавляемое рыцарем - это стыдно. Катя путалась и не понимала. Все пытаются сбыть свою продукцию как можно выгодней, и за столом немало разговоров об этом, а то, что Берт повёз всё подальше, вдруг стало неправильным!
        Алейна и Гвеневера не давали другим дамам особо наседать на Катерину, прикрывая её от расспросов о приданом и куда отправился её муж, но это была защита рода. И всё же Катя была признательна им за поддержку, правда, не понимала, зачем потом невестки фыркали на неё и спесиво задирали носы.
        Перед отъездом она душевно попрощалась со всеми, искренне сказав обеим родственницам, что они всегда могут рассчитывать на неё.
        На обратном пути после небольшой остановки Леон пересел к дамам в карету.
        - А я, пожалуй, разомну свои кости, - неожиданно удивила Луция и села верхом на Катину лошадь.
        После продолжительной паузы, Катерина поняла, что пасынку хотелось выговориться, и Люси сразу же уловила его настроение.
        - Как вы думаете, бабушке хорошо там?
        - Конечно, Леон. Я думаю, что она прожила непростую жизнь, и за неё есть кому просить, молиться. Осталось немало людей, которые её вспоминают добром, а это очень важно.
        - Думаете, что она не была достаточно праведна, чтобы самой заслужить дорогу в рай?
        - Я не знаю, Леон. Ты ведь уже столкнулся со взрослой жизнью, и должен понимать, что невозможно всегда совершать только высокодуховные поступки. Не потому, что мы злы, а часто даже не понимаем, что неправы.
        - Но бабушка всегда была справедливой.
        - Я её плохо знала, но на всякий случай помолюсь за неё. Вдруг кто-то посчитал себя обделённым ею, - Леон неожиданно опустился на пол и положил голову на колени Катерины. Она закусила губу, остро вспоминая своего старшего сына, что любил делать так же, и погладила юношу по голове.
        - Мадам, вы вспоминаете об отце?
        - Конечно, - растерялась она, не ожидая этого вопроса, - за что бы я ни бралась, всё время думаю, что результат порадует Берта.
        - А когда не занимаетесь делами? Думаете о нём?
        - Я стараюсь занять себя, чтобы свободного времени оставалось как можно меньше, потому что начинаю грустить и беспокоиться. Мы же с вами разбирали его маршрут и обсуждали, какие сложности могут встретиться на его пути.
        - Всё время думаю о том, что он может не вернуться.
        - Леон, ваше патрулирование тоже опасно и даже проживание в замке во время стройки может привести к несчастному случаю.
        - Хотите сказать, что можно рисковать, так как всё равно смерть придёт только тогда, когда Бог решит?
        - Я думаю, что мы, как муравьишки, все связаны друг с другом. Все наши хорошие и плохие дела имеют последствия и каким-то образом влияют на нашу судьбу. Бог нам дал свободу воли, а мы самой своею жизнью прорисовываем свой путь. Вас давеча могли убить стрелой или покалечить, но всё обошлось. Какое-то доброе слово или дело защитило вас.
        - Хм, но стрела и вовсе могла не лететь в меня, раз я такой хороший!
        - Ну, видимо, всё же вы не идеальный, раз пришлось пережить угрозу жизни. Да и с какого перепуга вы полезли в реку в полном обмундировании?
        Леон нахмурился:
        - Будто бес попутал.
        - Всё так сложно, - вздохнула Катя, - что я, к примеру, стараюсь не особо задумываться об этом, да и некогда.
        - А я вот всё время обо всём думаю. Отец Жюль говорит, что мы всегда должны помнить о гневе Господнем.
        Какое-то время они ещё ехали вдвоём, а потом Леон сел рядом, с любопытством подгребая под себя подушки и будто бы пробуя удобство на вкус. Он уютно устроился и вскоре заснул.
        По возвращению Кати в замок все обитатели с интересом смотрели на Луцию и гадали, надолго ли она приехала. Леон в тот же день велел прийти Еве в отцовский кабинет, который больше походил на оружейную, и при мачехе сообщил ей, что она едет в замок Бланшфор.
        - Я даю разрешение на твоё проживание там, - безразлично информировал он, игнорируя её жалобные взгляды. - Завтра же ты уедешь. Пригласи сюда Манон.
        Ева расплакалась и пыталась цепляться за Леона, что лишь сердило его. После общения с дочерями других сеньором он перешёл как бы на новый уровень восприятия девичьей красы. Девочки не все были так же хороши, как Ева, но они умели общаться. Они смеялись, но не хохотали, желали его общества, но не навязывались, а если сердились, то со всем старанием пытались принять холодный вид и находили спокойные слова, чтобы пояснить своё раздражение.
        Если бы Леон поговорил об этом с Катрин, то она только снисходительно улыбнулась бы и предупредила его, чтобы он особо не обольщался, но пока воспитание девочек произвело на него благоприятное впечатление.
        Ева же со своей искренностью проигрывала по всем статьям. Она не умела придержать, скрыть заискивание перед ним, изощрялась, чтобы угодить или бурно радовалась его ласке, перед женщинами замка она вела себя заносчиво, и даже более старший возраст её не останавливал, наёмников побаивалась, но очень старалась показать, что она выше их по положению, а на мачеху пыталась наговорить плохого, и ни в чём не знала удержу. Глупость Евы с каждым днём проявлялась резче, и Леона это уже не забавляло, что уж говорить о воинах, которые с плотоядным интересом посматривали на самоуверенную дурочку.
        Манон пришла через несколько минут и с тревогой заглядывала в глаза хозяйки и сеньора Леона. В этот раз начала говорить Катерина:
        - Манон, вы помните наш уговор?
        - Да, сеньора.
        - Ева объявила о своей беременности, и она едет в родовой замок Бланшфоров.
        Управляющая изменилась в лице и чуть не задохнулась, но быстро взяла себя в руки.
        - Старый сеньор возьмёт младенца на воспитание? - с надеждой спросила она.
        - С какой стати? - фыркнул Леон.
        - Я очень разочарована вами, Манон, - продолжила Катя, - вы так подвели меня! Вы не один год доказывали свою преданность Бертрану - и всё бросили к ногам неразумной девочки.
        - Она как ангел, - пролепетала управляющая, - разве ей можно в чём-то отказать?
        Катя с глубочайшим сочувствием смотрела на женщину и по её лицу видела, что та верит в то, что говорит. В крестьянской семье родилась золотоволосая очаровательная девочка, и никого похожего на неё, не было во всей деревне. Кто-то сравнил дитя с ангелочком - и пошло-поехало.
        - Манон, вы возвращаетесь в родной вам замок. Мадам Алейна согласилась принять вас. У меня нет сейчас денег, чтобы поблагодарить вас за работу, но осенью я пришлю вам награду. Завтра для вас будет готова карета, так что собирайтесь.
        Женщина сгорбилась и кивнула.
        - И, Манон, я хочу подчеркнуть, что карета будет для вас, а для вашей племянницы готовят телегу. Вы можете её пригласить к себе, но вы понимаете разницу вашего положения?
        Она кивнула, поклонилась и, чуть пошатываясь, вышла.
        А рано утром, Катерина вышла проводить Манон. Ева, гордо вздёрнув носик, усаживалась в карету, а её тётя молчала и словно бы боялась поднять глаза. Напоследок она с тоской оглянулась на замок и, увидев вышедшую сеньору, замерла. Потом Манон неуверенно сделала несколько шагов к ней. Катя подумала, что сейчас услышит проклятия, на которые местные всегда были щедры.
        - Сеньора, я не буду просить о милости, но хочу, чтобы вы знали, что я была счастлива работать под вашим началом. Это были лучшие месяцы моей жизни.
        Катя сглотнула, но не сдвинулась с места, хотя хотелось разрыдаться и послать все договоры к чертям. Она кивнула, показав, что услышала и пожелала доброго пути, уговаривая себя, что Манон не по доброте душевной тут расшаркивалась, а боялась, что сеньора забудет прислать осенью денег, хотя верным могло быть и то, и другое.
        Луция была представлена всем как родственница старой сеньоры и как новая управляющая. Катерина думала, что после Манон резковатой Люси будет сложно руководить людьми, но вышло всё наоборот. Не прошло и двух дней, как всё наладилось.
        - А что ты хотела, - усмехалась в ответ на её сомнения женщина, - почувствовали, что ты можешь наказать, ну и я не балую их. Эти люди не желают думать, а ты заставляешь. Им надо давать чёткие указания, без вариантов, а тебе хочется, чтобы они были самостоятельными. И учить простых девочек - это баловство, вот увидишь, что на пользу им это не пойдёт, только гнев на себя вызовут, что будущего мужа, что отца Жюля.
        - Не знаю, может, ты права, - вздыхала Катя, - но знаешь, у меня было мало времени, чтобы…
        - Катрин, добрая ты душа, - приобняв сеньору, даже быть может, подругу, Люси с горечью поделилась своим прошлым: - Ты знаешь, что Мати спасла меня от проверки на ведьмовство? Мой жених обвинил меня в этом, когда я его вылечила от ран.
        - Господи, Люси, как такое возможно!
        - Дурак слегка поранился на охоте и пустил всё на самотёк. Безобидные в общем-то ранки воспалились. Родители забеспокоились и пригласили учёного монаха, проезжающего по их землям. Тот обмазал моего суженного какой-то грязью, а вскоре вовсю пошло нагноение. Наша свадьба должна была состояться через несколько месяцев, и я уже жила под опекой его родителей. Как только мне исполнилось бы семнадцать, брак состоялся бы. И вот, в доме беда, меня никуда не пускают, а я рвусь к нему, пытаясь показать, что надо делать.
        Луция замолчала, заново переживая прошлое.
        - Что же дальше?
        - Я вытащила его буквально с того света, объясняя, как надо было лечить изначально и что не так сделал монах. Я приводила в пример труды врачевателей из других стран, доказывала, что это подтверждается древними лекарями… Катрин, я была так наивна!
        Женщина раскраснелась, вспоминая, как опрометчиво она поступила, открываясь всем в своей учёности, ожидая понимания, признательности, и получая в ответ жестокое предательство.
        - Сейчас я уже догадалась, что на родителей моего жениха и на него надавили, чтобы он написал, что я одержима злым духом… а тогда… я думала, что умру без всяких проверок. Я не понимала, за что они так со мной!
        - Я тоже не понимаю. Неужели учёный монах сумел надавить на сеньоров…
        - Монах - наставник нашего… впрочем, неважно. Ему покровительствовали очень важные персоны, и слухи о чудесном выздоровлении юноши благодаря мне, а не ему, сломали бы его репутацию.
        - Так как же удалось…
        - Матильда упросила вступиться за меня своего свёкра. Он приехал с отрядом и вывез меня. Через пару дней у моего бывшего жениха ранки снова начали воспаляться, ведь надо было продолжать лечение, а он почувствовал себя хорошо и уже вёл обычный образ жизни. Монах вновь намазал его своею гадостью…
        - И?
        - Через пару недель Жак умер. Сгорел в собственном огне. Обо мне пошла дурная слава и мне оставалось только проситься в монастырь, но Мати оставила меня у себя. Вскоре умер её свёкор и я стала помогать ей с детьми и как могла, защищала от мужа, - тут Люси зло ухмыльнулась, - он не всегда так трепетно к ней относился.
        - Знаю, - тихо согласилась Катя, переживая то, что ей рассказала подруга.
        Луция была старше её на пятнадцать лет и выглядела она неважно, но её ум, скорость принятия решений, быстрая оценка любой ситуации, последующие выводы поражали и восхищали Катерину. Тем горше было осознавать, что женщина такого ума и образования всю жизнь прозябала в приживалках, а теперь она собирается жить в качестве управляющей маленького замка…
        Жаркие летние дни были наполнены работой. Надо было успеть многое сделать, и все старались не упустить благоприятное время. Катя и Леон с нетерпением ждали сеньора, отсчитывая дни, когда уже пора будет посылать в Ла-Рошель телеги и коней. Вместе с этим Катерина всё чаще смотрела во двор, надеясь увидеть новые лица, которые будут расспрашивать о ней, но никто не приходил.
        Глава 16. Возвращение Бертрана
        - Слушай, это, конечно, хлопотно делать пуховые подушки и перину, но как же приятно моим косточкам нежиться на этом чуде! - тихо шептала Люси, опробовав, полученные в подарок постельные принадлежности.
        - Подожди, у тебя пока одна мягкая перинка, а когда их будет несколько, то замурлыкаешь от удовольствия, - шутила Катя.
        Время пролетало незаметно, и только по выполненным делам можно было понять, насколько все выкладываются.
        Иви и Габи уже сами пробовали создавать рисунки кружев после того, как выполняли свою норму работы по плетению тесьмы. Первая попытка продать несколько рулончиков на рынке Тулузы успеха не принесла, и Катерина пока посылала работу девочек в подарок родственницам.
        Зато труд Добрана с первых же дней стал приносить доход. Его стеклянные флаконы не были особо качественны, но в них заливали ароматную воду, а сами бутылочки взялась украшать сеньора. В результате она создавала невиданные ранее по красоте изделия. Пока Катино творчество хранилось в комнате кружевниц, то многие искали предлог, чтобы зайти туда и посмотреть на чудо, что она сотворила. А всё было просто.
        Катерина давно поглядывала на оставшийся крахмал и решила его использовать в изготовлении холодного фарфора, но для этого надо было подобрать подходящий клей, научиться получать глицерин и приобрести краски.
        С красками помогла Люси. Она много лет по памяти восстанавливала те книги, что читала в детстве и сама рисовала картинки к ним. Когда Добран смог изготовить первые флаконы, то ничто уже не мешало приступить к работе с холодным фарфором. Мутноватое стекло и некую кривизну маленьких ёмкостей причудливых форм как раз скроют вылепленные красочные цветы.
        В своём времени Катя работала с покупной полимерной глиной японского производства, но ей показывали, что всё это можно воспроизвести в домашних условиях. Она уже несколько раз пробовала замесить крахмал с клеем и дополнительными ингредиентами, но не сразу удалось подобрать подходящую замену клею будущего, так же как и замену необходимой ложечки белоснежного крема.
        И всё же у неё получилось вымесить пластичный комок, добавив туда капельки растительного масла, жира, глицерина, а далее её фантазия и виденные ранее в журналах множество чужих работ сделали всё остальное.
        Это всё мастера делают из холодного фарфора. Так что вот какое красивое увлечение у Кати))
        Крошечные бутылочки обвивали остролепестковые васильки, нежные розочки, роскошные пионы, агрессивный плющ с божьей коровкой. Один флакон, получившийся несколько вытянутым, Катя поставила в лапки лягушки, которая страстно его обнимала, и это породило целую серию, где украшением стали не цветы, а улитки, жуки, пчелы, бабочки, даже мышки.
        Сложно было понять, платили за волшебную красоту флаконов или за ароматную воду, но Катя требовала, чтобы продавцы сразу предупреждали покупателей, что украшение довольно хрупкое и не терпит влажности или агрессивной жары. Вместе с этим товаром лучше стало продаваться мыло. Она и ранее не задирала на него цену, но у многих этот продукт вызывал недоумение.
        Небольшой ажиотаж на красиво украшенные флаконы и туалетную воду позволил финансово вздохнуть свободнее, но надо было расширять продажу, и всё более остро вставал вопрос, кто поведёт торговый караван в Париж.
        Время утекало, а Добран так и не выбрал себе человека, годного перенять его мастерство! Он уже не искал того, кто мог бы душой почувствовать это искусство. Надо было хотя бы элементарно передать общий принцип работы, но никто из местных не подошёл для этого дела.
        Русич с восхищением поглядывал на сеньору, для которой, казалось, не было ничего не возможного. Она в считанные дни ухватила все основы ремесла и наловчилась крутить-вертеть стекло так, как необходимо, но чтобы отточить навыки и продвинуться дальше, у неё не хватало времени.
        Иногда Люси, шутки ради, пробовала себя в этом деле, но у неё получались только бусинки. Зато они были одна к одной, настолько твёрдая у неё рука и верный глаз. Сеньора подсказала ей поэкспериментировать, добавляя в стекло разные элементы, и следить, как меняется конечный цвет бусины, а потом предложила делать вкрапления в кругляши. Получалось интересно, и процесс завораживал своей непредсказуемостью результата, но всё же для Люси это всё было баловством. Она весьма активно занялась благоустройством замка и продолжила начинания Катрин в плане предоставления работы девушкам. Так она отобрала ещё двух кружевниц, выделила лучших ткачих из местных и готовила для них помещение в замке.
        К малышкам Анэт прибавилось с десяток других детей, и заготовка пуха превратилась в несложную работу, занимающую пару часов в день. Зато девочки Анэт получили разрешение сидеть рядом с кружевницами и осваивали первые навыки работы с тканью, вышивкой и плетением. С ними занималась Зоэ, которая выучилась всему тому, к чему имела отношение хозяйка.
        К женскому рукоделию у деревенских жителей не было предубеждения, а вот Добрану не повезло. Селяне побаивались работать возле печи. Пример гончара или кузнеца их не вдохновлял. И хотя отец Жюль не считал, что работа возле огня подразумевает колдовство, но в этом вопросе многие имели своё мнение, к огромному удивлению сеньоры.
        Когда Катерина совсем уже отчаялась и решила, что ей самой придётся плотнее заняться профессией стеклодува, один из молодых каменщиков проявил робкий интерес к этому искусству. Добран несколько дней позанимался с ним и одобрил его, сказав, что будет толк.
        Леон, уже оценивший доходность этого ремесла, сразу же заключил договор с будущим мастером на десять лет. Теперь бывший подмастерье каменщика будет работать на этой печи, изготавливая стекло для сеньора на тех же условиях, что его учитель, а потом волен уходить или заключать новый договор. Катя сочувствовала, считая, что обворовывает парня, но Люси обидно усмехнулась:
        - Ох, Катрин, где ты жила, что считаешь этого счастливчика обиженным? Ты сама посуди: он же лет с пяти ходит в учениках за скудную еду, и ещё полжизни проходит, прежде чем все мастера дадут согласие, что готовы его принять в цех каменщиков! А чему там учиться-то? Изо дня в день - одно и то же, - фыркнула она.
        - Я не хочу равняться ни на каменщиков, ни на других признанных ремесленников! Надо создавать что-то своё! Хорошо работаешь, с огоньком, вкладывая душу, так получай по заслугам и не отвлекайся на мысли о еде и достатке семьи!
        - Добран получает каждый десятый флакон, а ты ещё украшаешь его часть своими дивными цветами. Будешь и парня так же баловать?
        - Посмотрим. Мне нравится сидеть и держать в руках эту массу, разминать её и видеть, как получается что-то необыкновенное, лёгкое.
        - Я не об этом, а о том, что ты расточаешь себя!
        - Люси, мне странно слышать от тебя такое. Ты же лекарь!
        - Я не лекарь.
        - Нет, моя дорогая, ты настоящий лекарь, и скажи мне, когда твои мази, отвары приносили облегчение, разве ты не чувствовала себя… ну, я не знаю, быть может нужной?
        - Как же ты наивна, Катрин! Я же тебе рассказывала свою историю. Никого я больше не лечила. За раненными и заболевшими присматривает Бог, и только он решает, выкарабкается человек или нет.
        - Но ведь есть лекари…
        - Есть. Но они тоже надеются на Бога. От меня помощь принимала только Матильда, и мы благоразумно держали это втайне.
        - Прости. Я не думала, что твой ужас длился годами. Передо мной ты можешь не скрывать свои способности, - Катя отступила, не желая ни спорить, ни напоминать о произошедшем.
        - Перед тобою - нет, но другие не поймут.
        - Хорошо, оставим это. Я всего лишь хотела сказать, что радость Добрана и его восхищение моею работой меня вдохновляет. Я не ощущаю себя уставшей, когда вижу его реакцию, наоборот, появляются новые идеи.
        - Ну, и слава Богу! Правда, меня всё же беспокоит, что ты всё время торопишься, желая получить всё и сразу. Катрин, куда ты так гонишь? Не хватайся за всё сразу. Уж насколько я соскучилась по кипучей деятельности, но с нетерпением жду зимы и возможности сесть спокойно за написание книги.
        Слова Люси разбередили душу и Катерина, натянуто улыбнувшись, отговорилась делами.
        Она выделила много времени для прихода возможных спасателей, придумывая для них всякие непредвиденные сложности и отодвигая срок их появления, но сколько можно? Как бы сложно не было заново запустить машину, хотя она не представляла, какие там вдруг могут образоваться проблемы, но учёные могут выставить любое время! Им под силу появиться буквально через час после её перемещения.
        Ну, хорошо, может она что-то не понимает, но прошло несколько месяцев, и уже ничего невозможно придумать для оправдания задержки.
        Она уж всякое прокрутила в голове. Всё же лучшие умы затрагивали тему путешествия во времени в художественной литературе. Нельзя исключать такой вариант, что исчезнув, она поменяла будущее, хотя это же смешно! Впереди такие катаклизмы, что все её нынешние изменения будут напрочь забыты и историки в принципе с трудом восстановят промежуток времени, в который она попала.
        Нет, «эффект бабочки» не выдерживает реальной жизни!
        К тому же есть устойчивое ощущение, что всё не так просто со Временем, и оно в любом случае как-то подкорректирует точечное вмешательство. Странноватое ощущение, вне разумного объяснения, но возможно когда-нибудь учёные смогут это объяснить и будут осторожнее с изобретениями в этой сфере.
        А Кате оставалось надеяться, что, прежде чем ответственные за устройство чиновники осознают все неучтённые нюансы перемещения во времени, её всё же спасут, и тогда она сама будет голосовать руками и ногами за закрытие этого проекта! Но в данный момент она уже сомневалась, что работу Владислава курировали власти Франции.
        Кто-то мог просто арендовать подходящее для высокотехничных научных экспериментов здание института и тогда становится понятной самонадеянность Славы. Спецслужбы компании, оплачивающей всю научную работу, подчистят все камеры, её оставленную машину на парковке тихо уберут, а встревожившемуся отцу могут устроить несчастный случай!
        Это не укладывалось в голове, ведь Франция - страна, уважающая порядок, где сложно что-то скрыть, но… Но не в том случае, когда идёт речь о машине времени и несмотря на то, что Катя готова была дать любую подписку о неразглашении, видимо никто не захочет рисковать, вытягивая её обратно.
        А ещё она боялась думать о том, что могла быть первым человеком, на котором Вячеслав опробовал своё изобретение. Получалось, что Слава не просто вышвыривал её из жизни их распавшейся семьи, а с большой долей вероятности убивал её!
        Раньше она не поверила бы своим глазам, прислушалась бы к любому объяснению его поступка, дала бы себя втянуть в разбор психологического состояния мужа, но теперь… да, определённо она изменилась и стала видеть больше, глубже и почему-то чаще плохое, и эта прозорливость делает жизнь малопривлекательной. Но быть может она напрасно лишает себя надежды? Пока есть хоть один шанс, что она здесь временно, то надо держаться! Если не верить в это, то что тогда?
        Катя, сцепив зубы, не позволяла себе расслабляться и занимала себя всё новыми делами. В замке не во всех проёмах были поставлены окна, и она с усердием принялась помогать Добрану подыскивать такое сырье, чтобы получить прозрачное стекло. Им удалось добиться изменения цвета, и из мутновато-зелёного они теперь могли сделать почти прозрачный зелёный; из матово-желтоватого - прозрачно-жёлтый; и под конец экспериментов вышли к почти чистой прозрачности стекла.
        Не успев похвалить русича, она взялась за изготовление хотя бы подобия зеркала, рассчитывая больше на ровную поверхность и её возможности отражать под определённым углом, чем на посеребрение или другой химический процесс, и это при том, что она не оставляла без внимания другую свою работу.
        Беда была в том, что пока сидишь возле алькитары и дожидаешься её нагрева, то тревожные мысли всё равно терзают душу. Пока она надеялась, что её исчезновение в будущем и нежелание устраивать по этому поводу скандал, заставят руководство проекта исправить сделанное Славиком, и что её решат по-тихому спасти; удавалось не тосковать о детях и обманывать себя, что нынешнюю свою жизнь она будет вспоминать как дивный сон.
        Время прошло, и удручающая реальность вставала перед Катериной во всей красе. Похоже, проще и дешевле получилось замять поступок мужа, именно чтобы не привлекать к изобретению ненужного внимания. А как быть ей?
        Да, она не погибла и не прозябает в ужасных условиях. Поначалу чистила зубы тряпочкой и толчёным углём, потом оказалось, что можно купить палочку с мягкой расщеплённой древесиной на конце и её использовать как щётку. Экологично. Вскоре узнала, что для чистки зубов толкут в пыль ракушки, а уголь используют особый. Ещё можно натирать десны мёдом или другими мазями. Ничего изобретать не пришлось. Наравне с полнейшей антисанитарией тихо существовала щепетильная забота о здоровье и гигиена.
        Катя при помощи алькитары изготовила для себя натуральные тоники для лица и полости рта, привыкла к своеобразной одежде и бане вместе водопровода. А что дальше? Сумасшествие? Каждый день думать о том, что её дети растут без неё, становясь похожими на Славика?
        Как можно объять понимание того, что её малыши ещё не родились, а она находится в начале родовой ветви Грушевичей!
        И ведь как они кичились своим происхождением! Неужели это знак, что она останется здесь навсегда и родит ребёнка-родоначальника их ветви… Нет, совсем не знак! Даже если бы она родила, то её фамилию наследнику незачем брать. Видно, в какие-то тёмные времена кто-то из потомков Леона увидит в книге запись о браке и в своих целях воспользуется этим. Быть может эта фамилия спасёт ветвь Бланшфоров и только она выживет к двадцать первому веку. Смешно. Свёкор удавился бы, узнай, что обязан ей упоминанием Грушевичей в прошлом. Какая-то временная петля!
        Но помимо казусов со Временем, есть ещё в её жизни загадка! Мужчин этого рода тянет к ней, а её к ним. Пусть для этого всего два примера, но ведь сработало аж сквозь столетия. И, слава Богу, что Бертран не такой, как Слава!
        День, когда было решено ехать в Ла-Рошель, она встретила с противоречивыми чувствами. Люси с тревогой поглядывая на подругу, уже раз пять повторила, что ей полезно будет сменить обстановку, а Катя забеспокоилась: вдруг она уедет, а в это время за ней всё-таки придут. Но не отправиться на встречу Бертрана она не могла. Это её идея, она послала мужа за тридевять земель, а он вопреки всем доверился ей. Вживаясь в это время, она всё больше ценила мужа, понимая, насколько ей повезло с ним, и как гибок, восприимчив к новому его ум!
        Отряд под командованием Леона и капитана Рутгера, проводил её до порта, но задерживаться в городе воины не могли. Время было неспокойное, а людей для патрулирования не хватало.
        К концу лета многие крестьяне и ремесленники торопились на городские ярмарки и становились лёгкой добычей разбойного люда. Сколько бы ни ловили грабителей, всегда появлялись новые, и часто не от хорошей жизни. Каждая новообразовавшаяся шайка верила, что они умнее и ловчее предыдущих, что Бог видит, что другого пути у них не было, чтобы выжить, и их не поймают.
        Ловили. Люди Бланшфора знали охраняемую ими местность лучше своего замка, и спрятаться от них было невозможно, лишь немного побегать, но конец разбойников ждал всегда один.
        Рутгер на протяжении всего пути к Ла-Рошелю делал вид, что сеньоры рядом нет. Поначалу он позволял себе на отдыхе громко рассказывать непристойные истории, но Леон сцепился с ним насмерть. Он уважал опытного рыцаря, но мачеху парень боготворил и готов был за неё сражаться. Рутгеру хватило ума отступить, всё же Леон - его сеньор. Ему в отместку хотелось бросить грязноватые намёки по поводу любви юноши к мадам Катрин, но её взгляд, а она смотрела на него как на неразумного капризного ребёнка, осадил его похлеще бойцовой напористости юного сюзерена.
        Все знали, что сеньора благосклонно и терпеливо относится к детям, причём даже молодняк она почему-то считала детьми. А у Леона не было матери. Она не заменила ему мать, но всё же стала кем-то очень важным в его жизни. Рутгер впервые устыдился и почувствовал себя скверно из-за своего желания опошлить их взаимоотношения. Далее он ехал молча, выполняя свою работу.
        Сеньора часто покидала карету, садилась верхом на свою спокойную лошадку и болтала о чём-либо с юнцом. Невольно рыцарь слышал их беседы, иногда посмеивался над горячностью Леона или эмоциональностью взрослой сеньоры, но молчал. А когда отряд возвращался, то он почувствовал, что без рассказов мадам о каком-нибудь полезном цветочке или о том, что надо бы, как только хозяйство поставят на ноги, начинать осушение болотистых мест, стало пусто. Незаметно Леон втянул Рутгера в спор на поднятую сеньорой темой осушения их земель. Какие потребуются затраты, будет ли толк, сколько лет это займёт, поможет ли Рутгеру система каналов привести в порядок его убогий клочок земли, который он считает не наградой, а насмешкой.
        Впервые они за время патрулирования обсудили много интересного, и все темы им подкинула эта неугомонная женщина.
        А Катерина долго не решалась въехать в дом незнакомого ей рыцаря Броссара, так как без мужа ей было бы неприлично там находиться, но и в таверне дожидаться Бертрана неизвестно сколько дней не хотелось. На её счастье, хозяина дома ждали только зимой. Поскольку мадам Катрин уже была знакома с родственницей Броссара, то с приглашением всё получилось отлично.
        С Катей в город въехали всего двое воинов, а телеги должны были прибыть через пару дней. Первым делом пришлось искать место, чтобы пристроить пригнанных животных, а потом уже сеньора раздала небольшие подарки прислуге, родственнице и отправилась присмотреть покупателя на привезённую ею туалетную воду. Как она и рассчитывала, необычно украшенные флаконы сразу же привлекли внимание, и через полчаса она старалась покинуть торговые ряды как можно скорее, чтобы не привлечь внимание воров. Теперь денег должны было хватить на длительное ожидание Бертрана и прокорм коней.
        Через пару дней волы дотащили груженные продуктами телеги. Всё это предназначалось для дома Броссара. Пока Катя гостила, то продолжила заниматься лепкой. Теперь уже она делала украшения для головных ободков. Замужние женщины прикрывали волосы по своему усмотрению: кто-то оставлял открытом только овал лица, пряча не только волосы, но и шею, кто-то весьма вольно накидывал воздушную ткань и закреплял её тоненькой короной-ободком. Золотой держатель платка не нуждался в украшении, а вот простые обручи Катерина украсила цветами из холодного фарфора. Её работа вызывала восхищение, которое не угасало даже после предупреждения, что оно недолговечно.
        Время тянулось неспешно. Спустя неделю сеньора Бланшфор зашла к ювелиру и заказала у него дюжину серебряных булавок, которые в будущем назовут английскими. За интересную идею с неё не стали брать деньги за исполнение, только за металл. Вскоре она продала украшенные лепными цветами булавки и закупила соль. На свой страх и риск она отправила простаивающие телеги обратно в замок с уведомление, что продолжает ждать сеньора.
        Бертрана она прождала три недели. Тревога за него сводила с ума, но однажды она открыла глаза и увидела стоящего в дверном проходе мужа. Его отросшие, выцветшие на солнце волосы волнами прикрывали уши и доходили до середины шеи, лицо покрылось золотым загаром, а вокруг глаз отчётливо виднелась сеточка менее загоревших морщинок. Он смотрел на неё и не шевелился.
        Берт не мог оторвать свой взгляд от мирно спящей жены и ощущал, что только в этот момент его отпускает напряжение, с которым он сжился за несколько месяцев. Именно сейчас приходит осознание, что безумная авантюра закончилась и больше не нужно гадать, что принесёт следующий день.
        Катрин открыла глаза, словно бы почувствовав его взгляд, смешно моргнула и раскрыла рот. Бертран улыбнулся. Он так часто представлял себе как снова её встретит, как обнимет и закружит вокруг себя, а сейчас силы оставили его и он с глупейшей улыбкой сполз по стене на пол, будто бы садясь отдыхать.
        Его радость, самая желанная женщина, нелепо взвизгнула и бросилась к нему, забывая про свои любимые одеяла и подушки. Запутавшись, она с громким стуком свалилась с кровати, зашипела от боли и, не желая терять ни минуты, проползла оставшиеся пару шагов к нему, чтобы намертво прилипнуть, смочить его одежду слезами радости.
        Так и застала их прислуга, сидящих на полу возле входа в спальню, перебивающих друг друга, торопящихся что-то рассказать, поцеловаться и снова пытающихся поведать о своих переживаниях. Сеньора всхлипывала и втолковывала ему, что она уже с ума сходила из-за его задержки, а он всё повторял ей, что сумел пройти по всему обозначенному ею маршруту, и ни разу не сбился с пути!
        Оживший новыми постояльцами дом, поднявшаяся суета, всё это вынудило чету Бланшфор подняться на ноги и взять себя в руки.
        Бертрану надо было уходить. Предстояло разгрузить корабль, расплатиться с корабелом и решить, когда и куда теперь отправлять его с товаром. Судно не должно простаивать.
        - Милая, мы можем даже не собирать свой товар, а перевозить только купцов. Это не так выгодно, но оправдывает себя, - делился своими соображениями муж.
        - Но у нас есть, что везти на продажу, только позже, - возражала Катерина, не зная с чего начать, чтобы рассказать всё то, что ей удалось сделать.
        - Никифор предлагает отправиться в сторону Египта через пару недель и закупить специй.
        - Египет? Марокко будет ближе, но это вроде арабские города.
        - Торгует все, - ухмыльнулся Бертран. - Если ближе, то как раз поспеем к забою скота и сможем всё сбыть в наших городах. Он бы прямо сейчас рванул, но корабль надо подготовить к новому выходу.
        - Через две недели? Берт, я не успею… погоди, ты что, сам хочешь идти на другую сторону моря?
        - Нет, - усмехнулся, - с меня хватит. Вода - не моя стихия. Гильбэ знаешь? Ну, такой, низенький с хитрыми глазами?
        - У него пояс обвешан ножами?
        - Да. Так вот, представляешь, он сказал, что очарован морем. Когда мы все валялись и не могли шагу сделать из-за качки, он привязал себя и как полоумный хохотал, восторгаясь силой Нептуна. Если бы ребята чувствовали себя лучше, то скинули бы его за борт, так напугал он нас.
        - Хм, но мало любить море, ты ведь хочешь…
        - Пусть возит купцов и сам потихоньку приторговывает. У него получится!
        Уладив все дела с мастером Джордано и разгрузив корабль, Бертран оставил в Ла-Рошели Гильбэ с парой воинов. Не задерживаясь в городе, все остальные выехали сразу же, как смогли. В дороге пришлось разделиться. Часть наёмников поплелись вослед телегам в качестве охраны, а другая часть спешила с сеньором и его женой в замок. Некоторым из них после того, как покажутся на глаза своим семьям, предстояло вернуться на корабль и отправиться в новое плавание.
        Всю дорогу Бертран рассказывал, какое оно - море; как живут люди в дальних странах; каково брать в попутчики венецианцев.
        - Берт, я видела на берегу только один их корабль, остальные что, даже не стали заходить в порт?
        - Они задержались в Гамбурге. Захотели купить себе там дом и открыть собственный торговый двор.
        - М-да, размах, - протянула Катерина, думая о том, что пустила козлов в огород. Уж не с её ли лёгкой руки в северных городах появятся ганзейские союзы*? Пока о них даже не слышно, но, видимо, не долго осталось ждать.
        (ПРИМ. АВТ. - Катя путает страны. Ганзейские союзы действительно закладывали основы примерно в это время (1159 год основания) и позже расширяли своё влияние, но это немецкие купцы. Однако и Венеция в этом плане не отставала).
        - Милая, я бы тоже задержался, но ты говорила, что надо торопиться из-за погоды. Не поверишь, но когда я оттуда уезжал, то ещё было лето, а я мёрз! - Берт показательно передёрнул плечами, показывая, что его пробирало до костей. - Катрин, представляешь, там дерево для строительства продают целыми кораблями, а я здесь платил за каждое бревно кедра, - муж переключился на товар и его эмоции зашкаливали. - Мёд выставляют бочками любой на выбор, - он показывал размер, который раза в три превышал здешние бочоночки. - Пушнину считают дюжинами! Я не знал, что брать.
        - А наш товар там хорошо ценится? - нетерпеливо спрашивала Катя.
        - Очень хорошо, только ты будешь ругаться, но я продал всё в первый же день, разом, - и посмотрел на неё вроде виновато, но в то же время поза явно говорила: «Да, я так решил, и баста!»
        - Но почему же тогда так долго? - упрёк, что муж прогадал, избавляясь от товара оптом, она дипломатично проглотила.
        - Надо же было дождаться, пока расторгуются мои пассажиры! И вот что я тебе скажу, не так уж много я потерял, сбыв гуртом весь свой груз. Недёшево оплачивать место торговли и выплачивать пошлины, а то и штрафы за нарушение их дурацких правил.
        - Жаль, что тебя твои пассажиры-купцы не поддержали.
        - Точно! Покинули бы мы раньше Эльбу, то не пришлось бы пережидать волнение на большой воде. Как только мы пересекли Ла-Манш, так узнали, что там море всё время было спокойным.
        - Тут не предугадаешь. Берт, а командой ты доволен?
        - В общем, да. Своё дело ребята знают, и когда пришлось отбиваться, то действовали слаженно. Гильбэ наймёт их снова, я уже договорился. Наше море для них знакомое и расценки будут меньше.
        - Я смотрю, ты воодушевлён.
        - Катрин, морские пути опасны, но выгодны, - муж приподнял руку, сжимая её в кулак, словно грозя опасностям, но резко махнул, ставя точку всем внутренним возражениям. - Я покрыл долг за корабль, привёз недостающий брус для замка, достаточно воска, чтобы ты не сидела в темноте и не нюхала горелый жир, ворох шкур. Ты сможешь подбить ими зимний плащ, а некоторые будут хорошо смотреться в качестве украшения.
        - Спасибо. Я сделаю лучше, чем плащ, и не только себе, но и тебе. И за воск спасибо, - благодарно улыбнулась она, - я знаю, как сделать так, чтобы меньше тратить его*.
        (ПРИМ. АВТ. Катя решила заменить чаши с жиром (редко воском) и фитилём на привычную нам форму свечей)
        - Катрин? - немного заискивающе и томно, протянул Берт.
        - М-м? - заинтересованно посмотрела на него, не скрывая смешливого удивления.
        - Давай отъедем в сторонку, я так скучал! - при этом он так забавно изобразил жадный взгляд, скользящий по её груди и полнейшее сочувствие своему вожделению, что она в ответ широко раскрыла глаза, показывая, что поражена его проблемой.
        - Берт, да тут кусты ниже колена, куда мы с тобою? - пришлось отбиваться от тянущихся рук.
        - Но как только, так…
        - Обязательно, - лукаво улыбнувшись, Катя продолжала спрашивать. Ей было интересно всё: в каких городах Берт побывал, как там одеваются мужчины и женщины, какая там обувь, что едят, чисто ли там, какие цены…
        Берт рассказывал, некоторые воины воодушевлённо дополняли впечатления своего сеньора, радуясь возможности удивить хозяйку и добиться от неё взгляда в свою сторону. Бертран посмеивался, дозволяя развлекать жену, но ехал рядом с ней, наглядно демонстрируя лишний раз, кому она принадлежит.
        Теперь Катерина уже знала, что среди наёмников мужа есть рыцари, правда, безземельные. Только у Рутгера была своя земля, но он не знал, что с нею делать. Отношения у Кати с ним не складывались, но общаться им изредка всё же приходилось, и волей-неволей она узнала его историю.
        Младший сын одного из феодалов, в наследство которому достался конь. Он нанимался к разным сеньорам, довелось быть при королевском дворе, но неумение сдерживать свой тяжеловатый нрав портило ему карьеру.
        Женщин он ненавидел всей душой! Его мать, сколько он помнил, всегда на всё злилась и обвиняла своих многочисленных детей в том, что они усложняют ей жизнь. На их землях люди избегали селиться, не желая чуть ли не ежемесячно платить ежегодные налоги. Жена Рутгеру досталась бережливая. Она копила каждую медяшку, складывая всё в сундучок, а потом их ограбили, и молодая женщина не смогла пережить потерю. Вторая жена тоже была расчётливой, но по-другому. Она требовала, клянчила, а подчас обманывала только для того, чтобы вытянуть из него всё, что он заработал, а потом покупала себе наряды, аргументируя тем, что жене рыцаря необходимо выглядеть достойно.
        После того, как он отвёз её на вручённые ему в дар земли, она через год сбежала от него. Рутгер надеялся, что её в лесу кто-нибудь прикончил и съел, тогда он смог бы снова жениться хотя бы для того, чтобы получить наследника. Вот на этом моменте Дидье, рассказывающий о Рутгере, смущался, так как говорил то, что считал правильным, но по факту его товарищ не собирался вообще больше жениться и дети ему были не нужны.
        Лучше понимая причины озлобленности одного из капитанов Бертрана, Катерина перестала остро реагировать на его свирепые взгляды, демонстративные плевки и едкие словечки. Она даже собиралась с духом, чтобы как-нибудь наладить с ним отношения. Он - один из главных людей, кто защищает замок, он наставник Леона и он же товарищ мужа. Не хочется жить рядом с неприятным человеком, но деваться им обоим некуда, так что придётся разобраться в его чувствах и найти подход.
        А Бертран всю дорогу чуть ли не облизывал взглядом жену, с нетерпением дожидаясь ночёвок и возможности уединиться с нею. Он и сам не понял, как так вышло, что за всё время у него не было другой женщины. На корабле, само собой, не было возможности, а когда приставали к берегу, то было полно забот и волнений, а стоило перевести дух и решить приглядеть для себя симпатичную деву, то мешало чувство брезгливости. В порту кого-то брать было противно, а в городе женщины кутались в кучу тряпья, и кроме выставленного на всеобщее обозрение овала лица, ничто не радовало глаз, да ещё запах отталкивал. Можно было бы поискать и выбрать для себя чью-то чистенькую дочку, но жаль было тратить на неё времени, а там вскоре снова в путь. Вот так и вышло, что он соблюл себя в духовной чистоте, и с Катрин за его подвиг причитается!
        Глава 17. Депрессия
        Катя смеялась, радовалась, что тревоги за успех предприятия и жизнь Бертрана позади, по ночам она наслаждалась его страстью, а днём купалась в его внимании. Добравшись до замка, она по инерции ещё смотрела на всё живым взглядом, но вскоре мысли о том, что её собственная ситуация остаётся неизменной и надежда на встречу с детьми эфемерна, вновь захватывали. Тоска, ничем не сдерживаемая, захватила с такой силой, что всё потеряло смысл. Если она не может вернуться, то имеет ли право устраивать свою жизнь здесь, когда её дети остались практически одни? Как она может тут жить, радоваться, когда мальчики там…
        Никакие внутренние уговоры, навеянные инстинктом самосохранения, больше не помогали. Катина деятельность замедлялась, она всё чаще вставала возле какого-нибудь окна и бездумно смотрела вдаль, не понимая, ради чего она каждый день встаёт, что-то делает, старается. Нахлынуло желание умереть и покончить с бестолковой суетой под названием «выживание и обустройство».
        Бертран не мог нарадоваться на то, как управились без него Катрин и Леон. Жена умело вела хозяйство, сын доказал, что достоин и готов быть рыцарем. Впереди у них всех только хорошее - и вдруг Катрин захандрила. Тётя Люси встревожено выпытывала, не обидел ли он её, но у Бертрана у самого сердце разрывалось, думая о том, что жена гаснет у него на глазах.
        К осени она собрала товар для торгового каравана, вручила карту и слегла. Несколько дней к ней ходили Люси, Леон, Берт, даже отец Жюль, пытаясь понять, что у неё болит, или произнести обличительную речь о женской лени и коварстве, но Катрин словно бы засыпала.
        Однажды Берт схватил её за плечи и затряс как куклу, рыча ей в лицо, чтобы она сказала, что болит.
        - Душа, - едва слышно всхлипнула она.
        - Душа? - задумчиво переспросил он, а потом как рявкнет: - Душа?!
        И совершенно неожиданно залепил ей увесистую оплеуху!
        - Марш на кухню, иди, ощипи птиц! Хватит бока отлёживать!
        Катерина обалдело уставилась на него и, сжав кулаки, кинулась навстречу.
        - Не смей меня бить! - осыпая его ударами, норовя расцарапать, добраться до глаз, раз за разом она накидывалась на него, повторяя одно и то же: - Не смей! Никогда!
        Бертран защищался, отцеплял от себя её скрюченные пальцы, пытался обхватить её, но жена не сдавалась. Вскоре она выдохлась и он, чуть оттолкнув её от себя, глухо произнёс:
        - Когда юноши впервые видят распоротые животы или оторванные головы, то некоторые не хотят больше жить в нашем жестоком мире. Лучший способ вернуть их к нам, это труд. Если ты, Катрин, не желаешь позаботиться о себе, то я заставлю тебя это сделать. Иди на кухню и займись делом, а пока работаешь, подумай о том, что будет с твоими милыми девочками, о которых ты так пеклась всё это время. Они мне не нужны. Кто будет подкармливать деревенскую малышню, что стрижёт тебе перья для подушек? Ты их за работу кормишь как на убой, так знай, работу они продолжат, но тратить свои припасы на них я не намерен, и столько баб мне в замке не нужно! - зло закончил он и вышел, громко хлопнув дверью.
        Несколько минут она сидела растрёпанная и несчастная. Щека горела огнём, на пальцах были ободраны ногти. Ей удалось расцарапать Берта в кровь. Нехотя она привела себя в порядок. Стыдно было за свою истерику и поведение, обидно за обращённый на неё гнев мужа. Разве она заслужила? За что он так с нею? Неужели не понимает?
        И всё же поплелась на кухню и, ошпарив тушку птицы, взялась её ощипывать. Потихоньку она успокоилась. Работницы молчали, изредка поглядывая в её сторону. Когда Катерина положила ощипанную птицу, она столкнулась взглядом с Анэт.
        - Сеньора, хозяин не велел больше благодарить детей за работу, но я уже приготовила…
        - Что? Почему?
        Анэт пожала плечами, а входящая Люси пояснила:
        - Потому что только тебе есть до них дело, точнее было, - с упрёком произнесла она, - но, похоже, ты поигралась и бросила, когда надоело.
        - А тебе?
        - Мне многих жалко, но я управляющая, а не хозяйка. Это у тебя право награждать и наказывать, - как всегда прямолинейно и не щадя чувств, ответила Луция.
        Катя кивнула:
        - Отнеси еду ребятам. Всё как обычно, - тихо, но отчётливо велела она и вышла.
        В большом зале она столкнулась с Бертраном. Он широко раздул ноздри, видя, как Анэт, нарушая его приказ, несёт котелок с душистым мясным варевом на улицу и взгляд его не обещал той ничего хорошего.
        - Прошу прощения за своё поведение, - выдавила из себя Катерина и совсем не ожидала, что муж жарко обнимет её.
        - Катрин, милая Катрин! Будь прежней! Прошу тебя, не своди меня с ума своим отсутствующим взглядом. Нам всем бывает тошно, но Бог не даёт ничего из того, что мы не могли бы выдержать.
        - А если всё же мне не по силам мой груз? - слова мужа совсем не воодушевили её.
        Всё это она могла сама сказать себе, но сил это не придавало, как и смысла продолжать жить. Слова нужные, хорошие - но всего лишь слова.
        - Я верю в тебя. Мы не знаем, зачем нам Господь посылает испытание, нам не дано увидеть смысла в боли и трудностях, но преодолевая их, мы становимся сильнее, живём сами и помогаем другим.
        Катя прикрыла глаза, и прижалась к Бертрану, но спустя пару мгновений, она, не поднимая голову, тихо произнесла:
        - Берт, если ещё хоть раз ты ударишь меня, то я убью тебя.
        Его тело напряглось, он коснулся ребром ладони её подбородка и заставил посмотреть на него. В её глазах была решимость и ясный ум.
        - Ты мне угрожаешь? - он был зол и немного ошарашен её словами.
        - Я предупредила, Берт, потому люблю тебя. Ты меня услышал?
        Он ещё долго вглядывался в её лицо, но она не отступила. Отступил он, чтобы не сорваться. Женщина ему угрожает! Ему угрожает женщина и он понимает, что это может быть опасно! Дожил…
        Несколько дней он был грубоват с нею, но Катрин вернулась к делам и демонстрировала слегка доброжелательное, но чаще равнодушное спокойствие. Боль о собственных детях она спрятала в своём сердце, посвящая себя новым образовавшимся в душе связям.
        Берт прав. Без её участия все люди, которым она дала надежду на другую жизнь, никому не нужны и если женщины вернутся в свои дома всего лишь с сожалением, то страшно подумать, каково будет её кружевницам возвращаться в деревню. Девочки не только по-другому стали смотреть на мир, но словно бы продлевалась их юность. Для них открылась новая ступень или ответвление в развитии, они стали воспитанницами, ученицами, а не невестами, как их сверстницы.
        Она опрометчиво поступила, рьяно взявшись за строительство светлого будущего для служащих замка, но, похоже, наивная вера в то, что при должном усердии у неё получится всё изменить буквально за несколько месяцев, сейчас спасает её, вытягивает из лап смертельного уныния.
        Катя чувствовала, что если бы Берт не вышвырнул её из того состояния, в которое она погрузилась, то она смогла бы в течение месяца тихо угаснуть. В ответ на его бесцеремонное вмешательство ей хотелось убить его. За то, что помешал, за то, что посмел ударить, за гадкие упрёки и за его нежелание заботиться о тех людях, что она приблизила, а потом увидела другое.
        Она причиняет боль Бертрану, рвёт ему сердце, из-за неё постарела Люси, теряя веру в то, что в её жизни будет что-то интересное и хорошее, девочки стали словно пугливые тени, боясь перемещаться по замку…
        Катерина не только услышала угрожающие слова мужа, но и наглядно увидела изменения, которые уже происходили, пока она упивалась своим горем. Простая фраза о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, стала теперь основой её жизни.
        Бертран не выдержал отдаления и, проклиная власть Катрин над ним, поклялся ей, что какая бы ситуация не сложилась, он больше никогда не поднимет на неё руку. А она в ответ расплакалась, потом прижалась к нему, как прежде и спокойно уснула, не обращая внимания на его руку, с намёком поглаживающую её бёдра.
        «Глупая женщина, а он дурак, что потакает ей,» - с досадой подумал он, но ощущение, что вместе они пережили что-то очень плохое и тёмное, заставили его обнять её крепче.
        Продолжение в пятницу… не скучайте))
        Спасибо Вам за Вашу поддержку! Я не теряю ни одной минутки, всё время пишу))
        Глава 18. Жизнь продолжается
        Катя не сразу втянулась в прежний ритм. Иногда она пыталась представить, что сейчас происходит с её детьми, но думать об этом было сложно. Разделение временем вносило свои коррективы и в некотором роде давало свободу воображению, которое жестоко её терзало.
        Можно было представлять, что у сыновей прошло несколько месяцев, как и у неё, а можно было думать о них как уже о взрослых людях или даже что у них уже есть собственные дети.
        Каждый раз после размышлений она подолгу не могла прийти в себя и вскоре стала запрещать себе ковырять эту рану. А ещё она вспоминала слова Матильды, что пока она заботится здесь о чужих детях, то где-то там кто-то позаботится о её.
        Дел было много.
        Катерина торопилась собрать торговый караван и отправить его по суше в Париж. В этот раз братья Бертрана прислали вино и сукно на продажу. У Бертрана не хватало людей. Надо было продолжать следить за землями, доверенными ему сеньорами для охраны, но полдюжины опытных воинов он отправил на корабле за специями, и в дальнейшем ему на них рассчитывать не стоило. Теперь полновесный отряд готовился сопровождать караван.
        Катя в этот раз не стала скупать пряжу или ткани. Свободных денег не было, но она обеспечила обоз другим товаром.
        Изображение стеклодувной мастерской того времени.
        Печь для изготовления стекла последние дни работала безостановочно. Добран и его помощник делали флаконы для туалетной воды, бусины, стеклянные цветочки-кулончики и сотни небольших квадратиков для остекления окон. В караване также лежало несколько зеркал, но их качество оставляло желать лучшего. Никакого напыления Катя сделать не могла, но пробовала закрасить черным одну сторону стекла или подставляла позади серебряное блюдо, чтобы добиться наилучшего отражения. И всё же она отправила свои варианты зеркал на продажу в надежде, что найдётся умелец и сможет развить её идею.
        Огюст за лето заполонил мылом весь выделенный ему склад и теперь с удовлетворением смотрел на его погрузку. Несмотря на то, что его глаза из-за вредной работы всё время слезились, он отказывался даже от помощников, тщательно оберегая от других секреты освоенного им мастерства. Сеньора обещала ему процент с доходов, и это могло изменить всю его жизнь.
        Много места заняли сушёные травы-специи вместе с наполненными пучками лаванды коробами, но это был лёгкий товар, и его чередовали с корой пробкового дуба, орехами, сухофруктами. Отдельная телега набралась с сомнительным товаром. Катерина нагрузила её красивыми ракушками, сладким суховатым печеньем, изюмом в глазури, рулончиками изящных кружев, нарядными куколками, пуховыми подушками, цветными валяными тапочками-туфельками на пробковой подошве, мешочками с красителями, полученными из здешних растений и пемзой, которая сопровождалась несколькими кувшинами со смягчающей мазью на основе жиров, глицерина и приятной отдушки. Кое-что в торговый обоз добавили местные ремесленники, внося плату за проживание своими изделиями и отдавая свой товар на продажу.
        В этот раз торговый вояж возглавил Дидье и староста одной деревень. Катя понимала, какую ответственность на себя взвалил рыцарь, но всё же взяла с него слово, что он довезёт Добрана до Парижа и если надо, то поможет ему не только продать свой товар, но и пристроит его к другому надёжному каравану.
        Бертран с удовольствием подсчитывал, какой доход принесёт ему торговая деятельность, после чего задумался о том, что может себе позволить немного увеличить замок и впустить в него семьи служащих у него воинов, но пока все планы пришлось отложить, так как к ним пожаловали сборщики налогов.
        - Катрин, ты у меня красавица, - ещё утром ворковал ей Бертран.
        - Иди к себе, живо! - зло шипел он ей чуть позже, видя, как она улыбается смазливому рыцарю, что сопровождал сборщика налогов.
        А Катя действительно изо всех сил изображала радушную хозяйку. Она знала, что в этот раз Берт и Леон будут считать каждый рулон ткани, корзину и горшок, не говоря уже о деньгах, поэтому хотела выступить противовесом, чтобы не озлобить против них семьи уважаемых людей. Ну кто же знал, что у Бертрана взыграет ревность! Она просто улыбалась и интересовалась тяготами пути, сочувствовала и вновь улыбалась, когда сборщик сыпал остротами, а рыцарь подшучивал над теми, кто пытался увиливать от выплат.
        Видя, что муж в бешенстве, она не стала даже укоризненно смотреть на него, молча развернулась и ушла. Люси вспыхнула, жалея, что надела нарядную котту, но тоже промолчала, хотя опалила Бертрана гневным взглядом.
        Он редко позволял себе грубить, но иногда скверный характер старого Бланшфора прорывался в нём, и он коршуном налетал на жену или тётку. Катрин он ревновал или злился, что она вновь и вновь в делах оказывается дальновиднее его, а Люси доставалось за то, что подмечала это и посмеивалась.
        Но верно было и то, что Бертран умел признавать свои ошибки, быстро учился и частенько удивлял своею быстрой реакцией на происходящие события, вот только Люси этого словно бы не видела. А Катрин… его милая Катрин принадлежала ему только наполовину. Он делил её с её прошлым, а хотел большего, желал, чтобы было, как прежде, но она улыбалась и ускользала от него, зля, заставляя ненавидеть и любить ещё сильнее.
        - Я отлучусь ненадолго, угощайтесь, - Бертран обвёл накрытые столы рукою, показывая, что гостей ждали и позаботились об их удовольствии, а сам поднялся, чтобы найти жену.
        Она сидела в кабинете. Его оружие было развешено по стене, разложено на полках, а свободное место теперь занимал стол для бумаг, странные короткие скамьи со спинкой и стоящие вертикально сундуки. Всё придумала Катрин, и надо было признать, что это удобно.
        Он влетел в кабинет, не зная, чего ему больше хочется: указать на её непристойное поведение или упрекнуть, что сейчас она чужому рыцарю улыбнулась чаще, чем ему в последнее время! Всё глупо. Он понимает, что смешон, но ему не хватает её любви. Стоя при входе, с плотно сжатыми губами, он был олицетворением праведного гнева! Она же, принарядившаяся для гостей, безмятежно облокотилась локтем на стол и, подперев голову рукой, с грустной улыбкой смотрела на него. Потом протянула к нему руки и едва слышно выдохнула:
        - Берт.
        Сорвался к ней, не задумываясь, и опустившись на колени, обнял её за бёдра, подставляя голову под ласкающие руки.
        - Катрин, зачем ты так со мною?
        - Ну что ты придумываешь, - укорила она его, - мы же говорили о том, что нам не нужны враги возле герцога.
        - Твои слащавые улыбочки не сгладят положения!
        Катя тяжело вздохнула.
        Когда Берт сердился на неё, то мог нещадно пройтись по её внешности и манерам, отмечая её зловредно упрямый (неидеальный, не олицетворение нежности) подбородок, колючий (ведьминский) взгляд или рост, как у воина. Она уже не обижалась, так как знала, что привлекательна для него, несмотря на навязываемые каноны красоты, а вот те женщины, что не были похожи на неё, как раз действительно его раздражали.
        Получалось, что он должен восхищаться теми дамами, что ему не нравились, а его любимая, видите ли, не эталон! Его бесило, что Катрин не восхищаются, и одновременно он сходил с ума, если кто-то попадал под её чары. В результате в ссорах он всё переворачивал с ног на голову и выплёскивал недовольство на неё. Сейчас её «божественная улыбка» превратилась в «слащавую улыбочку» - и слава Богу, что он на этом остановился.
        - Я не дам им больше грабить себя и нам не миновать наветов, - упрямо повторил Берт то, о чём они не раз говорили, а пальчики Катрин приятно массировали голову, и ему уже не хотелось возвращаться к гостям.
        - Ну, может всё же показать, что мы умеем считать налоги, а потом что-то подарить? - только что обрётший спокойствие муж, вспыхнул:
        - Они меня грабили, а я…
        - Берт, - Катя обхватила его лицо ладонями, - мы не можем сейчас конфликтовать с герцогом, а эти люди его глаза, уши, длани. Я тебе объясняла, что либо мы пока прогибаемся под сборщиков, потихоньку отстаивая свои деньги, либо надо подкармливать близких сюзерену людей, чтобы они защищали нас от кружащих вокруг него шептунов.
        - Это всё мерзко.
        - Я знаю, мой честный рыцарь, но наш замок ещё не достроен, а воинов даже в полном составе не хватит, чтобы противостоять в открытом конфликте.
        - Катрин, я всё сделаю сам, но ты не выходи, а то, клянусь, я убью их всех! Ты мне веришь?
        - Верю. Ты человек чести и слова. Верю, что справишься и верю, что всех поубиваешь, - она вновь улыбнулась, а он резко поднялся, подхватил её на руки и целовал до тех пор, пока не почувствовал, что она распалилась в ответ. А потом поставил её на ноги и, с удовлетворением посмотрев на её затуманившийся взгляд, невозмутимо оправил на ней платье, словно являлся чопорной дуэньей.
        - Ну, мне пора, - вышел, слыша, как Катрин сердито запыхтела и со злостью чем-то громыхнула.
        Настроение у него поднялось. Пусть побуйствует. Он задержался, надеясь, что она ещё как-нибудь проявит своё разочарование его уходом, но услышал только, как она в раздражении проскрежетала по полу тяжеловатым креслом-скамьёй и затихла. Захотелось вернуться, чтобы закончить начатое, но раз решил показать ей, кто тут хозяин положения, то надо держаться!
        Внизу Леон с юношеской непосредственностью вещал гостям о неурожае, о бедности земли, о том, что он прекрасно понимает, насколько сложна обязанность сборщиков налогов, так как его отец тоже с трудом выколачивает положенную плату за охрану земель.
        Бертран усмехнулся. Когда только его сопляк научился петь соловьём, и ведь как красиво заливает, не поверить невозможно! Гости не верили только потому, что примерно одно и то же слышали в каждой сеньории или феоде*, но юноша на удивление умело оперировал цифрами, и это их настораживало.
        (ПРИМ. АВТ.сеньория - земля+замок+церковь и выплата налогов сюзерену; феод - земля дана за военную службу и её могут забрать обратно, если служба прекращена.)
        Охрана сборщика с удовольствием уплетала рыбу, приготовленную так, что она напоминала оленину, с блюда исчезали одно за другим псевдояйца, скорлупки которых были начинены рыбной икрой с миндальным молоком. Все эти ухищрения были сделаны потому, что сегодня рыбный день, но гостей, находящихся не один день в пути, надо было сытно накормить, удивить, вот и расстарались.
        Катерина помогала на кухне, но изображать из рыбы мясной продукт была не её идея. А ещё она долго смеялась, узнав, что одну из птиц, а именно казарку, не считают дичью! Никто не видел, чтобы она откладывала яйца, и предполагалось, что она растёт в ракушках как моллюск, поэтому её мясо смело подавали даже в строгий пост*.
        (ПРИМ. АВТ. Истинно так)) В 1215 г. на 4-ом Латеранском соборе этот вопрос обсудили и решили, что казарка всё же дичь, а не моллюск и запретили употреблять её в пищу в ходе Великого поста.)
        Гости потягивали вино, сыто поглядывая на разложенные сыры и каштаны, не зная, чему отдать предпочтение, чтобы завершить трапезу. Все устали и подумывали об отдыхе в предоставленных покоях. Бертран дал знак, чтобы человека герцога проводили в гостевую, а для его охраны он освободил часть казармы. Терпеть слащавую морду приезжего рыцаря в замке, где тот может столкнуться с Катрин, он не намерен.
        Весь следующий день был посвящён битве за каждую серебрушку. Человек герцога, почуяв сопротивление, старался как можно меньше брать изделиями, и пересчитывал всё в денежный эквивалент. Обе стороны считали по-разному, и всё это рождало новый виток конфликтов.
        Под конец дня Катерина попросила важного гостя принять в подарок чудесные духи и коробку с душистым мылом, что могли бы порадовать его близких - и на том распри закончились. Сопровождающему рыцарю она не рискнула делать подношение не только из-за мужа, но и потому, что мужчина следовал заветам церкви и опасался мыться, чтобы не прогневить Бога. А Бертран ещё долго кипел, возмущаясь пронырливостью герцогского посланца.
        - Берт, он этим всю жизнь занимается, - успокаивала его Катя, - неудивительно, что ты его прижимаешь, а он подходит к тебе с другой стороны и все равно получает своё. Ты не злись, а учись!
        - Господи, я ощущаю себя младенцем рядом с такими людьми! Как вспомню, что считал этого сборщика приятным малым, так тошно становится от своей глупости.
        - Ничего, ещё год-два, и ты будешь уверенно противостоять ему. У тебя тоже крепкая хватка в делах, и вообще я тобою горжусь.
        После выплаты налогов в замок приехал посыльный от старшего брата Бертрана с приглашением на свадьбу его сына. Событие было запланированным, и Катерина с Люси давно готовили подарки молодым. Воспользовавшись оказией, по приезду в замок Бланшфоров Катя вручила Манон приличную сумму денег за четыре года работы, чем растрогала женщину до слёз.
        Алейна её не обижала, но бывшая управляющая уже отвыкла от многолюдности и быть в подчинении у кого-либо ещё, кроме сеньоры, а здесь она вновь очутилась среди работниц кухни, к тому же окружающим было приятно лишний раз задеть Манон хотя бы за то, что она уходила и вернулась. К сожалению, наличие такой племянницы, как Ева, добавляло негатива в её положение.
        Девочка никак не могла смириться с тем, что её не ожидает большое будущее и, став сожительницей одного из рыцарей, она вовсю пользовалась его защитой, вела себя нагловато, тем самым невольно настраивая местных обитательниц замка против Манон.
        Катерина, вручая деньги, надеялась, что женщина не станет делиться ими с племянницей, но вряд ли Манон оставит Еву без помощи, если её нынешний покровитель выставит вон.
        Катя смотрела на создавшуюся ситуацию со стороны и даже восхищалась юной особой. Столько дерзости, напористости, хитрости и полнейшее отсутствие уважения, сочувствия, любви к близким. Девочка с лёгкостью манипулировала людьми, проявляя недюжинное рвение идти по головам.
        Ева умудрилась заручиться покровительством местного священника, добрейшей души человека, создав образ гонимой жертвы. Среди других наёмников считалось, что её красоте позавидовала хозяйка замка и взревновала к пасынку. Эти намёки были особенно опасны и неприятны для Кати, но они были популярны так же, как слухи о злых мачехах и несчастных падчерицах.
        На фоне этого мужчины шептались о Еве, как о деве ангельской внешности, а на приехавшую в гости к сеньорам жену младшего Бланшфора косились с подозрением. А Ева даже своё положение беременной смогла использовать во благо. Её едва заметный животик доказывал, что она может быть плодовита и девушка всячески подчёркивала это.
        Если бы она не пыталась строить из себя властную даму перед другими женщинами и помалкивала бы о своей бывшей сеньоре, то Катя не взялась бы предсказать её будущее. Возможно, у девчонки получилось бы вырвать свою судьбу из крестьянства, но глухое раздражение против неё росло, и как только она лишится покровителей, так все учинённые ею обиды воздадутся разом. А поддержки у неё не будет, об этом Берт позаботится сразу, как только она родит.
        И всё же, Ева оказалась на удивление многолика для простой девушки из деревни, и Катерина понимала, что недооценила её.
        Единственное, что позволила себе Катя в беседе с Манон - просьбу сберечь деньги если не для себя, то хотя бы ради ребёнка Евы, если уж она так любит свою племянницу-ангелочка.
        И ещё Кате вместе с Бертраном пришлось уделить особое внимание молодой женщине, что была матерью первенца Леона. Малыша Рено стали дразнить из-за Евы, которая распускала слухи о его ненужности, и что молодой сеньор признает именно её ребёнка.
        Алену и Алейне не было до этого никакого дела, свёкор ещё не отошёл от смерти Матильды, а вот Катя специально узнавала о том, как устроились Манон и Ева, спрашивала о Рено и вникла во всю ту грязь, что золотоволоска успела тут развести. И хотя малыша действительно никто из Бланшфоров не признавал законнорождённым, он всё же оставался на особом положении.
        Леон при всех подержал Рено на руках, с удивлением вглядываясь в его лицо и поглаживая по спинке, а потом уже по собственной инициативе расспросил малыша о том, что он уже умеет делать. Мать ребёнка его не интересовала, но он выразил своё удовольствие тем, как она смотрит за мальчиком.
        Бертран же, пока гостили, часто проводил время с внуком, делясь вечером с Катрин своими впечатлениями. Его восхищало всё! Как малыш держал деревянный меч, как рассказывал о том, где ему разрешают ходить, а где нет и почему; даже то, как Рено сообщал о том, что ему надо отлить, приводило Бертрана в восторг.
        Катя только вздыхала, понимая, что Берт не участвовал в воспитании Леона, а сейчас ему хочется повозиться с маленькими, и будь у него спокойная жизнь, он бы это уже делал, так же как его отец. И всё же напрасно не стоило обнадёживать ребёнка, создавая культ отца или деда, и Катя постаралась внести свою лепту для поднятия авторитета матери Рено.
        Мальчик должен понимать, что, скорее всего, его общество - это круг, близкий к маме, а не к отцу; и хорошо бы он видел в этом немало хорошего, и сеньорство не застило бы ему глаза. Поговорив с Люси, Катя отправила её в ближайший город, чтобы та купила хорошие иглы и шёлковые нитки для вышивания. Рукоделие поможет сохранить молодой женщине особый статус и даст возможность заработать хотя бы немного.
        Катерина хотела поделиться секретами изготовления холодного фарфора, но Люси отговорила её, объяснив, что это вызовет только ненужную зависть, а денег не принесёт. Будучи знакома с Алейной, Катя согласилась. В замке старого де Бланшфора все работали за питание, одежду и защиту, а денежное вознаграждение получали единицы от случая к случаю.
        Время в гостях пролетело незаметно. Алейна считала себя старшей женщиной в роду Бланшфоров, а Гвеневера и Катрин ей противодействовали. Одновременно они все объединялись, когда род невесты сына Алена и Алейны пытался учить их своим порядкам.
        Кате нравилась вся эта сложность в отношениях и невозможность расслабиться ни на минуту. Она не удивлялась своей любви к подковерным играм, прекрасно понимая, что именно напряжение гонит засевшую в сердце тоску, позволяя чувствовать жизнь. Теперь она с б?льшим сочувствием смотрела на угрюмого свёкра, но судя по кривящемуся лицу Алейны, тот продолжал оставаться тем ещё козлом.
        После свадьбы домой ехать не хотелось, и Бертран разрешил всей семьёй поездить по гостям. Отправив в свой замок гонца с указаниями, куда привезти заготовленные подарки, они все вместе более двух недель навещали своих соседей. Катрин, Леон, Люси знакомились, ненавязчиво рекламировали свои товары, присматривали интересное у других сеньоров, а Берт наслаждался общением с женой.
        Наконец осень заявила о себе серьёзнее, и путешествовать стало холодно. В свой замок возвращались с удовольствием, мечтая о перине, о чистоте и привычном распорядке дня. Пришло известие, что в Ла-Рошель вернулся корабль, и телеги, груженные драгоценным чёрным перцем, как солью, двигались к дому.
        - Берт, что мы будем с ним делать, - каждый раз когда заходил разговор о жгучей специи, восклицала Катя, но муж не испытывал по этому поводу никакого беспокойства.
        - Милая, я же говорил, сейчас все забивают скотину и вялят мясо. Перец необходим, чтобы оно не испортилось.
        - Но в таких количествах! Если везти его в дальние города, то надо подождать, хотя бы пока вернётся наш караван из Парижа.
        - Катрин, не паникуй, мы всё продадим здесь.
        И муж оказался прав. На осенних ярмарках лучше всего продавались соль и перец, а потом уже всё остальное. Катерина думала, что высокая цена остановит покупателей, но все знали, что специя поможет сохранить на зиму мясо, и целенаправленно копили деньги. Люди словно забыли, что рядом растут разные травы, которые неплохо справляются с той же задачей, но реклама перца проводилась со времён первого крестового похода и уже не одно поколение выросло на ней, так что оставалось только радоваться, что заморский товар охотно раскупается.
        Среди каждодневных хлопот Катерина выбрала время и отправилась в женский монастырь, помолиться. Ей необходимо было наладить отношения с настоятельницей, которая была весьма влиятельной особой. Та уже почти не покидала родные стены, но внутри монастыря продолжала держать всё в своих руках. Знакомая Кате помощница настоятельницы насплетничала, что Мать осуждает брак Бертрана с чужеземкой и сомневается, не еретичка ли Катрин. Это было опасно, так как Катя действительно была крещена в православной вере и, хотя крестили её во младенчестве, врать на эту тему даже ради выживания и имея собственные суждения о высших силах, не хотелось.
        Усмирив гордость, она наладила нейтральные отношения с настоятельницей, пообещав той снабжать монастырь средством для стирки белья. Дружбы не получилось, так как у Бертрана действительно теперь не хватало людей, чтобы приглядывать за монастырскими землями, но муж обещал отреагировать, если к нему придёт вестник с сообщением о беде.
        Ещё Катерина, приняв участие в общей трапезе, при всех пообещала прислать заготовленного мяса и маринованных овощей. Сделала она это не только из сострадания, глядя на худых сестёр, но и ради распространения благоприятных слухов о себе в противовес злым намёкам Матери настоятельницы.
        Зарядили дожди, и Бертран начал волноваться о караване, но Дидье вернулся не только с деньгами, а с груженными зерном телегами. Оказалось, он дважды расторговался. Довёз товар сеньора до Парижа, всё продал, закупил пушнину, мёд, северных орехов, ножи, кедровое дерево - и всё распродал на обратном пути, тем самым заново освободив место на телегах и, проезжая по плодородным землям, закупил пшеницу, рожь, овёс.
        Катя смотрела на Дидье с восторгом! Теперь можно пробовать печь нормальный хлеб и не экономить. Бертран сиял ярче солнышка и, пока ещё не выпал снег, привёз ещё строителей для замка. За лето поставили все запланированные башни, но он решил увеличить основное здание, и стройка разгорелась с новой силой. Катя использовала старые чертежи и показала, как можно дублировать здание, убрав лишние элементы. Получалось, что после надо будет ещё поставить башни и продумать переходы, но теперь определенно хватит места всем воинам, их семьям и даже прячущимся от нападений местным жителям. Настоящий замок-крепость, не хуже, чем родовой замок!
        Работа находилась всем. На кухне жизнь начиналась до рассвета и заканчивалась с наступлением сумерек. Женщинам, следящим за чистотой в замке, тоже хватало хлопот: необходимо было затапливать камины, разжигать те переносные печки, что сделал Олав, и за всем этим надо было следить. К тому же топили не только дровами, но и углём, что привносило много грязи.
        Как только пошли холодные ветра, сеньора потребовала забить все оконные щели тряпками, а пустующие гостевые покои завесили толстыми тканями, которые сами валяли. Мадам Катрин называла их шерстяным одеялом. Всё свободное время женщины валяли либо эти одеяла, либо тёплые мягкие сапожки, а иногда отправлялись на кухню, чтобы толочь накопленную скорлупу для подкормки живности или помогать собирать пух. Без дела никто не сидел.
        Юные кружевницы мадам почувствовали, что могут зарабатывать, и старались сплести как можно больше к следующему каравану, надеясь, что сеньора будет так же щедра, как и прежде. В Париже и в других северных городах белоснежные кружева оценили очень высоко, но использовали их не на платья, как пыталась показать на примере красивых куколок Катерина, а украшали головные уборы, нашивая их на платки.
        Огюста сеньора заставила взять двух помощников, доводя производительность мыла и жидкости для стирки белья до пика возможностей замка. Сама же сеньора отложила алькитару, и с увлечением чередовала кружевоплетение с украшениями из холодного фарфора и производством стеклянных фигурок. Особенно у неё получалось в последнее время делать маленьких лягушат, которые на лапке должны были удерживать колечки своих будущих хозяек. Неизвестно было, купит ли их кто-нибудь, но она могла себе позволить баловство.
        Бертран уехал к сеньору Атталю, чтобы договориться об использовании его мельницы и одновременно присмотреться к его дочкам. С расширением стройки замка уже было понятно, что Леон может рассчитывать на более выгодную невесту, но Катрин попросила познакомиться с Софи. Девочка Бертрану понравилась, если учесть, что она внешне будет походить на старшую сестру, но вот то, что замок Атталей был как проходной двор и его дочери с детства крутятся среди всякого сброда, его насторожило. Либо Софи надо забирать к себе и воспитывать из неё будущую жену сына, либо выбирать невесту из другой семьи. Бертран был уверен, что Леон сейчас не захочет никого для себя, поэтому, будучи в гостях, он ни словом не обмолвился о матримониальных планах.
        Катерина скучала без Берта. Как только начинало темнеть, то она оставалась без работы и лишь беседы с Люси скрашивали её одиночество, но хотелось другого тепла. Бертран умел разжечь в ней огонь и неважно, ласками или ссорой. Рядом с ним она чувствовала себя живой. Её спокойная расчётливость отступала, и она молодела душою, позволяя себе неразумные вольности или игривые капризы, сводящие его с ума. Она знала, что Берту нравится ей потакать, нравится исполнять её маленькие прихоти, потому что он тоже уставал быть разумным, ответственным за всех.
        Катрин стала полновластной хозяйкой замка, и её слово значило даже больше, чем Бертрана или Леона, но это только внутри. Все внешние дела, включающие в себя охрану, торговлю, взаимоотношения с другими сеньорами, вели мужчины. А в замке Катерина добралась до казармы и наводила там свои порядки, внедряя безукоризненную военную чистоту. И всем пришлось смириться с этим, оставался только Рутгер и его почитатели. Он назло ей даже перестал мыться, при этом специально подсаживаясь за трапезой к ней поближе, перемещаясь на самый край скамьи, чем смешил Катю. В конце концов она взялась и за него.
        Глава 19. Разговор с Рутгером
        Солнышко уже пряталось за горизонтом, когда сеньора увидела, что за работой молодого стеклодува наблюдает Рутгер, чем очень нервировал парня. Помощник уехавшего Добрана сидел возле печи, казалось бы, лениво приглядывая за плавящимся стеклом, потом вскакивал и очень быстро начинал формировать будущие колпачки для флаконов. Сначала он получал шарик, потом вытягивал его и придавал форму купола, потом подготавливал низ, чтобы впоследствии на него нацепить мягкую пробку. Его движения были быстрыми и отточенными. Это завораживало, особенно на фоне темнеющего неба.
        Катерина решила, что настал удобный момент подойти к рыцарю и попробовать наладить с ним контакт.
        - Добрый вечер.
        Мастер поклонился, а Катя махнула ему рукой, чтобы не отвлекался. Рутгер склонил голову и собрался уходить.
        - Подождите, - мягко попросила сеньора и, словно бы робея, озвучивая просьбу:
        - Можно, я вам кое-что покажу?
        Мужчина растерялся, не зная, как реагировать, но неуверенно кивнул, сразу же получая в ответ радостную улыбку, как будто доставил большую радость Катрин.
        Она коснулась стеклодува рукою и забрала у него его инструмент, ловко отделяя им кусочек мягкого стекла, принимаясь формировать из него сначала плоский овал, а потом подрезала края, придавая форму кленового листа. Догадавшись, что делает сеньора, парень достал специальные палочки, при помощи которых завершающим этапом она сделала насечки, изображающие листовые прожилки. После она достала ещё кусочек стекла и, сжав губы от напряжения, налепила на лист небольшую свёрнутую колбаску, которую торопливо стала расправлять.
        - Это чтобы сюда можно было закрепить свечку, - пояснила она мастеру, и он помог ей удерживать изделие.
        - Ну, вот и всё, - Катя подняла глаза на следящего за её работой Рутгера. - Красиво, правда? - с надеждой спросила она.
        - Очень, - и нисколечко не польстил. Тёмно-зелёный листок был похож на настоящий, и в то же время почему-то казался вкусным на вид.
        - Я этому научилась за лето, - похвасталась сеньора и добавила: - сейчас подсвечник надо поставить снова в печь, чтобы он очень медленно остывал, а завтра вы сможете взять его себе. Это мой подарок вам.
        Рутгер удивился:
        - Зачем? Чем я заслужил ваш дар?
        Катя пожала плечами и принялась зачем-то рассказывать о себе:
        - Я попросила Люси подробно записать, как и чем мы красили пряжу, какое сырьё надо подбирать для производства стекла или как изготавливать мыло. Мне бы хотелось, чтобы все эти знания были доступны для всех желающих, но иногда кажется, что я всё это делаю зря, ведь женщины не умеют читать.
        - И слава Богу, - буркнул Рутгер.
        - Понимаете, вот вас научили сражаться, нападать и защищаться, действовать в одиночку и в отряде. А кто учит женщин быть хозяйкой? Её мать? А если мать мало видела в своей жизни, то многому ли она научит дочь?
        - Зачем вы мне всё это говорите, сеньора?
        - Вы взрослый, опытный мужчина, а всё сердитесь на женщин за то, что они, по вашему мнению, дуры. Но что вы сделали для того, чтобы помочь одной из ваших жён получить необходимые знания и умения? Ведь вы замечали, что у них не получается приумножить заработанные вами деньги!
        - Вас это не касается.
        - Хорошо, - покладисто согласилась Катя, - а вы знаете, как я бы поступила, достанься мне такая же земля, как у вас?
        - Нет.
        - Не вижу смысла сажать на вашу землю крестьян, занимающихся исключительно посадками растений, из-за того, что вас часто затапливает, но вы можете создать условия для разведения водоплавающих птиц. А это сами понимаете, яйца, мясо, пух…и вы удивитесь, но ещё костная мука, яичная скорлупа, которые полезны как в качестве подкормки животных, так и для удобрения почвы. Кстати, перед помолом кости обжигают, и это даёт немало тепла. Но слушайте дальше: небольшой участок я всё же осушила бы, вырыв канавы и по возможности приподняла бы. Содержание птиц обеспечит вас отличным удобрением, не в пример лучше того, что используют наши крестьяне, мельча известняк, привозимый с Пиренеев. Вот увидите, не обязательно засевать большие площади, чтобы получить приличный урожай, которого хватит для подкормки ваших птиц и для собственных нужд.
        Катерина украдкой бросила взгляд, проверяя, слушает ли её Рутгер и, убедившись, что не только рыцарь, но и молодой мастер сидит, приоткрыв рот, продолжала:
        - Ещё я завела бы пчёл. Это не ахти какой доход, но стабильный. Не уверена, но я слышала, что на окраине у вас можно добывать болотную руду?
        Она вопросительно посмотрела на него, но рыцарь молчал, и Катя решила не дожидаться ответа.
        - Так вот, добывать руду и работать с нею сумеет даже ученик кузнеца, и не обязательно из полученного железа изготавливать оружие. Берт говорил, что на севере почти у всех лопаты окантованы железом, так почему бы не попробовать так же сделать у нас? Опять-таки, большого дохода я не ожидала бы с этого, но вот уже есть работа для ещё одной семьи, которая будет стабильно платить вам подать. И вы помните, с чего я начала наш разговор?
        Он смотрел на женщину перед ним и понимал, что она сейчас разобрала его душу, вновь собрала и намечает план действий на всю его дальнейшую жизнь. Одним простым разговором убрала саднящее раздражение на неудачные браки.
        Мадам права, он прошёл долгий путь, прежде чем стать рыцарем, а что ожидать от тех юниц, что он брал в жёны? Даже его собственная мать не была хорошей хозяйкой, а он думал, что, вступив в брак, изменит свою жизнь к лучшему и злился, когда супруга не оправдывала его чаяний.
        И вот теперь мадам озвучила то, до чего он сам должен был додуматься и, более того, заставила его думать в ином ключе о подаренных ему землях. Он думал, что такая награда за службу - это злая насмешка, выкачивающая из него деньги и только, теперь понял, что напрасно потерял годы, за которые уже мог бы что-то сделать.
        - Вот именно, - поддакнула Катя словам, что похвасталась тем, чему смогла научиться. - Возможно, имеет смысл пригласить на некоторое время к себе женщину, умеющую качественно прясть или ткать, чтобы она научила жён ваших крестьян своему искусству. Та же Манон, вы же помните её?
        - Конечно.
        - Так вот, она замечательная хозяйка, которой требуется уважение, хотя бы небольшой достаток и уверенность в своём будущем.
        - Вы её выставили из замка.
        - Если бы не Ева, то я не сменила бы управляющую. Родство Манон с этой девочкой сыграло очень плохую роль.
        - И все равно, у меня нет крестьян.
        - Приглашайте молодых, создайте для них благоприятные условия и помогите встать на ноги. Вы же поняли, о чём я вам толкую. Речь идёт не о поблажках, которые вы могли бы пообещать, лишь бы люди поселились у вас, а надо научить их зарабатывать.
        - Вы считаете, что я должен разбираться во всех ремёслах? - продолжал сопротивляться Рутгер, но было заметно, что он принял в сердце все речи мадам и готов по-иному смотреть на окружающее.
        - Вас наградили землёй, значит, вы уже больше, чем рыцарь. Да, я считаю, что владетель должен разбираться во всём хотя бы понемногу. Рутгер, вы освоили искусство воина, вы успешно обучаете юношей и руководите отрядами, пора делать шаг дальше.
        - Я стар для этого, мадам! - и в этом восклицании смешались досада, надежда и отчаяние, желание действовать немедля и напиться, потому что поздно менять свою жизнь.
        Катерина рассмеялась:
        - Рутгер, да я младше вас всего на несколько лет и считаю, что только сейчас настало время осознанно учиться. В военном деле вы достигли своей вершины, и именно это создаёт эффект, что вы умудрённый опытом человек, но ваш опыт, знания - это хорошая основа для дальнейшего развития. Делайте шаг дальше, не стойте на месте!
        Катя посмотрела на несколько растерянного рыцаря и решила дать ему время обдумать всё, что она сказала.
        - Мне пора, спокойной ночи.
        Он провожал её взглядом, не обращая внимания на то, что мешает мастеру и тот нервничает, упуская последний луч уходящего солнца, который придаёт его изделиям волшебную красоту. Он с досадой поворошил угли, и искры вырвались на волю, создавая своеобразный ореол уходящей фигурке сеньоры. Она обернулась, чувствуя взгляд Рутгера, ободряюще ему улыбнулась и скрылась в тени замка.
        - Ангел, - беззвучно прошептали его губы.
        Истина открылась ему внезапно и возвысила над собою прежним. Как глупы те, кто думает, что ангелы нежны, тихи и безмятежны! Такие существа не смогут возродить к жизни замок, вколотить в вояк основы другой жизни, заставить чёрствые сердца биться с новой силой.
        Он же видел спрятанную печаль в её глазах. Берт говорил, что она тоскует об оставленных на чужбине детях, но такая женщина, как сеньора, не видит преград, и она бы преодолела любые расстояния, чтобы вернуться к ним. Любые… но если она ангел, по божественной воле вынужденный жить здесь, то тогда всё встаёт на свои места.
        Она меняет здешнюю жизнь к лучшему, опровергая вопли отца Жюля, что все они должны ползать в грязи за свои грехи. Люди, соприкоснувшиеся с нею, начинают уважать себя, смотреть на других по-другому. Она находит в их душах всё самое светлое и заставляет беречь это. Она тратит себя на них, не ожидая ничего в ответ, но при этом не в молитвах её сила, а в труде. На Земле можно и нужно жить достойно, а не ждать милости в посмертии.
        Рутгер ещё долго не ложился спать, обдумывая то, что сказала ему Катрин и вспоминая её лицо. Карие глаза, нормальный нос, обычные губы, заметный подбородок… всё так обыденно, но от её глаз не оторвать взгляд, потому что они выразительны и всегда наполнены эмоциями, губы подвижны и на них нередка улыбка или они чуть закушены от напряжения, а то приоткрывают ровные белые зубы… нет, пожалуй, не это привлекательно в ней, а завораживают лучики морщинок возле глаз, когда она щурится на солнце и вздыхает, обдумывая, как заставить всех усерднее шевелиться. Собранная, деловая, идёт, размахивая руками, подбадривая словами - и все оживляются, даже он, дурень, взбадривался, но только для того, чтобы проявить своё злое остроумие.
        Память подкидывала моменты, когда мимо казармы проходили разные люди, в том числе, бывало, пробегали девчонки сеньоры, но когда кто-то восклицал «О, она идёт!» все знали, что «она» - это мадам Катрин, и многие старались проследить, куда идёт, зачем и что сеньора будет делать.
        А кому-то не лень было пробежаться за нею, и после с удивлением докладывать, что она попросила детишек убрать камешки с дороги или кухонные очистки назвала чёрным золотом для земли, а то и вовсе возьмёт лопату в руки и начнёт показывать, что они должны быть разными в зависимости от того, для какой работы используются.
        Сеньор усмехается, говорит, что Катрин устаёт сидеть за лепкой фигурок или плетением, ей нужна активность, но как объяснить то, что она поймала пчелу и сунула её на поясницу скрюченному каменщику? Еле успела отскочить, когда он взвыл и хотел поймать шутника! И ведь задрала ему рубашку, не постеснялась!
        Кажется, Рутгер уснул с улыбкой на лице, вспоминая, как мадам ходила в ужасных приспособлениях, прикрывающих глаза, доказывая упёртому Огюсту, у которого болят глаза, что никто не будет смеяться над ним из-за вторых стеклянных очей, и что пусть видно в них не очень, но они сберегут его зрение, когда он выполняет опасную работу.
        Или как она остановила драку, быстрым движением поднеся руку к лицу зачинщика и резко сжав корку лимона, заставляя того отпрыгнуть, забывая о противнике.
        А как всей деревней выбирали самый чистый дом, где проживали каменщики! Наградой за порядок была целая телега дров, и строители боролись за этот приз, но каково же было удивление, когда оценщиков порядка побаловали замковыми пирогами! Мадам всё время что-то делает, на всё хватает её внимания и хотя все её действия очень земные, сама она - ангел, и Рутгер сохранит её тайну.
        Часть 2. Глава 1. Спустя три года
        ПРОШЛО ТРИ ГОДА.
        - Берт, ты не можешь оставить меня одну среди этих стервятников! - едва сдерживая злые слёзы, убеждала Катя.
        - Милая, за стенами замка тебе ничего не грозит!
        - А людям? Стоило нам всем чуть свободнее вздохнуть, как ворьё со всех сторон бросилось на наши земли!
        - Вот поэтому Людовик отсылает любителей помахать мечом в поход! Катрин, король не только набожен, но дальновиден! Большинство рыцарей не сумели по заслугам оценить вручённые им дары и их земли у некоторых уже в третьем поколении не приносят им дохода! Не всем повезло, как Рутгеру, с коим ты возилась, словно с младенцем.
        Катя обиженно вскинулась, хотела напомнить, что когда Берт увидел, как она сидит рядом с его капитаном, то он, ничего не говоря, накинулся на него с кулаками и устроил отвратительную драку, которую не отважился бы воспеть ни один трубадур. Недостойно рыцаря сражаться как простолюдины! А ведь она сидела с Рутгером, разделённая столом, в присутствии других людей и всего лишь учила его считать. Но что толку, у Берта свой взгляд на всё.
        А Катерина втайне гордилась Рутгером. За один год рыцарь вложил все накопленные деньги в хозяйство, чтобы создать условия для разведения птиц и поставить себе добротный домище. Он рискнул - и не пожалел. Недавно к нему перебралась Манон с Евиной крохой, которая во время беременности забрала всю мамину красоту и получила в ответ жгучую ненависть. Манон теперь заправляет там всем хозяйством Рутгера и очень бережёт свою должность.
        В прошлом году владение рыцаря принесло первый доход. Небольшой, по сравнению с тем, сколько он вложил, но раньше и о таком невозможно было мечтать. Сейчас на его земле поселились три семьи, и они завалены работой.
        Рутгер скрупулёзно просчитывает всё до мелочей и использует каждую возможность заработка. На лавандовом поле Катрин он пристроил своих пчёл, а его пуховые одеяла, подушки, даже пробные варианты пуховиков поехали на льготных условиях в караване на продажу в другие города. В замок поступает дичь с его фермы, и Люси не надо теперь посылать людей охотиться. При этом Рутгер остался на службе у Бертрана, который нынче постоянно ревновал его.
        Катя посмеивалась, что муж слеп и глух, раз ревнует не к Дидье, а к Рутгеру. Капитан Дидье всегда находил хвалебные слова для сеньоры и оказывал ей всяческую поддержку, а вот Рутгер сменил гнев на милость, но относился к ней со сдержанным молчаливым почтением, да ещё умудрялся выбивать из неё протекцию для своих товаров. И всё же Берт ревновал её именно к этому капитану!
        Ну, да Бог с ним! Дела шли прекрасно! Строительство замка завершили, и самое время позволить себе некоторое роскошество. Катя думала заняться модернизацией деревни, осушением заболоченных участков, купить ещё пару кораблей, чтобы не искать каждый раз себе попутчиков, создавая грозные караваны.
        Но всё пошло прахом! Пустая болтовня о необходимости нового крестового похода, длящаяся годами, довела ситуацию до кульминации. Назначены день и место сбора для рыцарей, и Бертран обязан не только участвовать сам, но ещё предоставить приличное количество воинов в войска своего сюзерена.
        Катерина была в ярости. Ладно бы ей только срывали все планы, но складывалась не очень хорошая обстановка. Стоило пойти слухам, что младший Бланшфор разбогател, как их караваны стали целенаправленно караулить, чтобы разграбить, а на землях появились шпионы, которые искали способы внезапного нападения на замок. И вишенкой во всех грядущих неприятностях был отец Жюль.
        Непотопляемый, несгораемый, не обращающий внимание на болезни и зимний холод, он продолжал жить и отравлять жизнь не только Кате, но и всем женщинам в округе. Никто его не обвинил в ведьмовстве, когда на реке под ним проломились мостки и он, упав в неё, после громких воплей о каре небесной на всех криворуких, всё же выплыл.
        Люди назвали его святым.
        Прошлое лето было жарким, и церковь вспыхнула как спичка, стоило одной из свечей упасть с подставки. Отец Жюль не пострадал, а вот Катины свечи и подаренный подсвечник были названы кознями дьявола. Это, конечно, не прямое обвинение, но иногда хватает даже намёка «святого человека», чтобы было о чём посудачить обиженным жизнью людям.
        В ближайшей к замку деревне происходили перемены, и многие семьи заметно улучшили своё благосостояние, но не все. И как назло, у кого дело пошло в гору, то их болезни стали обходить стороной, да и люди стали сплетничать, что нечистое дело, когда деньга к деньге идёт, а тем, у кого неладно, так вроде всё ещё хуже стало за последние пару лет.
        Если раньше ими владел сеньор, то теперь некоторые попали в рабство к своим соседям и вынуждены работать на их полях. Казалось бы, какая разница, если за работу кормят сытнее, да хозяин рядом плечом к плечу пашет, но кому приятно видеть, что соседям вдруг улыбнулась удача, а тебе ничего, и всё только хуже. И во всей усложнившейся жизни наособицу стоит отец Жюль, который всегда знает, что происходит и может всё правильно объяснить!
        Катя понимала, что Берту не отвертеться от похода, но вместо него мог бы поехать свёкор! Да, она ужасная, но даже старший брат Ален выглядит похуже, чем отец. Если существуют энергетические вампиры, то старший Бланшфор - отличный пример этого вида. Стыдно было даже мысленно посылать старика в поход, но на священную войну король собрался ехать всем двором, включая королеву с фрейлинами, так что сварливый соглядатай, играющий на нервах, там не помешал бы.
        Катерина ещё раз взмолилась к мужу, стараясь подтолкнуть его к поиску выхода, но он её удивил:
        - Я должен, Катрин! Как ты не понимаешь, моё счастье с тобой грешно. Человек не может быть так доволен жизнью, не должен растворяться в любви к женщине! Поход во имя Бога очистит меня, и обновлённый, я смогу понять, что требуется отринуть, а что принять и не роптать.
        - Берт! Ты… что ты говоришь, от чего или от кого Бог должен тебя очистить? От меня или от любви ко мне?!
        - Катрин! Я бы никогда… ты самое лучшее, что есть у меня, но женщина - это искушение. Я поглощён тобою! Все мои действия нацелены на то, чтобы угодить тебе! Это неправильно. Мне надо разобраться в себе. Катрин, милая, прости, - он обнял её и, торопливо покрывая лицо поцелуями, продолжал шептать: - если ты велишь, прикажешь, то я останусь, но тогда признаюсь себе, что ты ведьма… и всё равно буду любить!
        - Берт, что за чушь у тебя в голове?! Ты опять ходил на проповедь к отцу Жюлю? Что плохого в том, что ты пытаешься сделать мою жизнь легче? Разве я много у тебя просила? Все мои желания, мысли нацелены на тебя и Леона!
        - Это долг женщины.
        - А у тебя нет долга перед женою?! Неужели постыдно быть хорошем мужем?
        - Ты путаешь меня, - крепко прижав к себе и не давая дышать полной грудью, не обращая внимания на то, что она пытается вырваться, он застонал, как будто новые слова даются ему с болью:
        - Я твой господин. Ты признаешь это?
        - Да, Бертран, признаю, - почувствовав невероятную усталость, прекратив рваться на свободу, согласилась. Он отпустил её и, опустившись на колени, поклялся:
        - Люблю тебя больше жизни, но хочу отстоять свою душу. Благослови меня в этот поход.
        Она смотрела на него, думая, сколько же боли им обоим приносит их любовь к друг другу. Трудная, резкая, с обидами и непониманием, сильная и какая-то отчаянная. Они вместе счастливы - и одновременно разбиты своим счастьем. Катя боится быть счастливой без своих детей, а Берт, глубоковерующий человек, которому изо дня в день тычут, что за своё счастье он заплатит вечной душой.
        - Благословляю.
        Несколько дней Катерина не обращала внимания на мужа, но он ластился к ней, каясь за свои думы и отъезд. Она понимала, что его призвали, но не желала понимать его собственных размышлений и мотивов. Раз за разом пыталась объяснить себе, что жизнь Бертрана поменялась слишком резко и он, настроенный на то, что его ничего хорошего не ждёт, не смог позволить себе наслаждаться женой, сыном, богатством… Он ведь от своей жизни не ждал многого, а получил. Его душа мечется, не зная, к чему стремиться, что беречь, что осуждать.
        От его порывистой любви достаётся и ей, и Леону. Пожалуй, что по сыну отцова любовь ударяет больше. Бертран боится, что его наследника ранят в схватке и требует от него быть лучшим, а потом словно бы спохватывается и заставляет парня доказывать, что он способен грамотно вести дела.
        Во многом благодаря Катерине и Люси в Европе нет более образованного человека, чем Леон, а с недавних пор обе они взялись за юную Софи, что поселилась у них. Девочке исполнилось тринадцать, и они намерены воспитать и сберечь её для их воспитанника.
        В день отъезда отец Жюль превратил напутственное благословение в гневную тираду против её величества Алиеноры. Он так возмущался, так старался быть услышанным в самой столице, что Кате казалось: его слюни долетают до неё и весь платок обрызган ими. Ему не давало покоя, что священное дело, поход во славу Господа королева превращает в фарс одним своим присутствием.
        - Благословите, отец, - раздражённо прервал его Бертран, и священник с оскорблённым видом заткнулся, являя вынужденное смирение.
        Единственное за что его можно было уважать, что он старался вдолбить воинам, чтобы они берегли людей, по землям которых пойдут.
        Однако это напутствие было как насмешка и заставляло лишь скрежетать зубами, хотя отец Жюль не был ни в чём виноват.
        Все ожидали, что армия пойдёт коротким путём через Италию, а далее кораблями, но в последний год церковь активизировалась, провела мощную рекламную компанию и германцы изъявили желание присоединиться к французскому походу. Все надеялись поживиться, но все прикрывались святыми идеями, и Людовик не смог отказать собрату королю Конраду в деле во имя Христа, а может, побоялся.
        Бертран говорил, что Людовик собрал приличную армию, с которой вполне успешно можно было бы воевать, а ещё к ним по пути наверняка присоединился бы сицилийский король и торговый флот, да и норманнские корабли, точно не отказались бы от поживы, а это немалая сила, но союз с германцами всё поменял.
        Кате политика была без разницы. Возможно, Берту, как жителю юга, роднее и понятнее итальянские города, а Париж ближе к германцам, и кто знает, что они там думают, какие государственные интересы соблюдают. Решили идти длинным путём по суше, повторяя маршрут первого удачного крестового похода - пусть идут. Венгрии, Болгарии, Сербии и другим странам на пути армии крестоносцев можно только посочувствовать.
        Бертран с воинами уходил летом, разрывая свои договоры с соседями по охране их земель. Торговлю останавливать было нельзя, а воинов теперь хватало только для охраны собственного замка. Положение получалось тяжёлое, но была надежда, что все соседи одинаково обескровлены в плане военной силы и нападать на замки некому.
        - Дурацкий поход, - глотая слёзы, бросила Катя, ёжась от давящей тишины.
        - Все считают, что он будет успешен, - вздохнул Леон.
        Ему хотелось уйти с отцом, посмотреть на другие земли, вдохнуть воздуха святой земли.
        Софи с любопытством стреляла глазками в его сторону, надеясь на неожиданное внимание. Она уже несколько месяцев проживала в замке и всего лишь пару раз общалась с женихом. Он всё время занят, а когда дома, то занята она.
        Леон, заметив ищущий взгляд Софи, задорно подмигнул ей.
        - Мои дорогие дамы, а не сыграть ли нам в шахматы?
        - У меня голова не варит, - отказалась Катерина.
        - Ты мне проиграешь, - буркнула Люси.
        - Я бы с удовольствием, - робко обозначила свой интерес Софи.
        Весь остаток дня Леон посвятил женщинам. Ему тоже необходима была поддержка, ощущение дома и любви. Отец не давал ему покоя, гоняя целыми днями. Катрин действовала более деликатно, но тоже находила пасынку занятия, лишь бы он не пересекался с её воспитанницами, среди которых была теперь Софи. Он обижался, открыто говорил, что не обесчестит никого из девушек, на что мачеха только хмыкала и просила его посмотреться в отражение.
        Перед Леоном сложно было устоять девичьим душам. Он окреп, возмужал, черты лица потеряли нежность, но обрели отцово обаяние и, хотя юноша не догнал отца в росте, он всё же был высоким в сравнении с другими. Ему уже исполнилось девятнадцать, но выглядел он постарше, впрочем, как и все, кроме Катерины. Она по-прежнему ничего общего не имела с юностью, но её возраст словно бы застыл в понятии «молодая дама» и, ухаживая за собою, она собиралась оставаться в этом статусе ещё как минимум лет десять.
        Из-за того, что многие мужчины покинули пределы Франции, жизнь не остановилась, и летняя пора диктовала свои условия.
        Из-за разорванных договоров по охране соседей у Леона появилось свободное время, и неожиданно для всех он увлёкся живописью. Люси учила его подготавливать основу для рисования, разводить краски, давала первые уроки, но, видно, не зря он потянулся к этому искусству: у парня оказался врождённый талант. Тогда к занятиям подключилась Катерина. Не то чтобы она умела рисовать, но она видела немало картин и её подсказки очень помогали создавать Леону необычайно интересные работы.
        Все видели, что помимо оружия, коней, соколов, ему хотелось нарисовать Софи, которая расцветала на глазах у всех, но приличия не позволяли ему уделять ей всё своё внимание, тогда он рисовал Люси, Катрин, даже Анэт, и лишь тайком его папка с рисунками заполнялась набросками Софи.
        Одну из его наиболее удачных миниатюр со своим портретом Катерина заказала оформить в виде медальона с застёжкой позади, усыпанного драгоценными камнями. Она думала надеть его на какое-нибудь торжество, но украшение получилось слишком крупным и тяжёлым, но в этой работе был дух будущей современности, словно бы миниатюра случайно переместилась в прошлое из рук авангардиста. Мало красок, уверенные штрихи и чётко узнаваемая Катрин, с интересом смотрящая на того, кто держит в руках её портрет.
        Люси эта миниатюра не нравилась. Леон извинялся и пытался объяснить, что он так чувствует мачеху. Он видит её внешность, но не может охватить внутренний мир, потому что тот всегда разный и непредсказуемый. Катя улыбалась и понимающе кивала, выделяя именно этот портрет из всех других.
        Ничего удивительного. С Бертраном она одна, с Люси - другая, с Леоном - третья, а есть ещё Софи, кружевницы, служанки, работники, воины… не забудем добавить хорошую погоду с приятными новостями - и сеньора порхает по замку, раздаривая всем чудесное настроение, а если всё плохо, то впору сказать, что в замке живёт монстр, так что где уж молодому мужчине угадать, что за женщина его мачеха!
        К осени все привыкли жить немного по-новому. Дидье наладил охрану замка с новым составом воинов, распределил время для коротких объездов собственных земель. Леон стал уделять больше времени хозяйству и вникал в те ремесла, которыми жил замок. Луция предоставляла ему записи, и он учился по ним, делая пометки, когда что-то не совпадало на практике.
        У Софи тоже было дел невпроворот. Ей следовало ухаживать за собственным крохотным садиком, парой животных, отрабатывать несколько часов на кухне и отдыхать, вышивая или плетя кружева. Катерина с Люси старались разнообразить обязанности девушки, чтобы она не сидела на одном месте и постоянно училась. Помимо хозяйствования она изучала языки, богословие, риторику, географию, математику и медицину.
        Новостей от Бертрана никаких не было. Осенью по городам разнёсся слух, что крестовый поход устроили не только на святые земли, но и в земли славян. Часть орденов крестоносцев решили, что им пригодятся территории еретиков и понесли своё знамя туда. Народ был в восторге, и все ждали какого-то чуда. Люди болтали о божьем благословении, о достатке, который упадёт с неба, о лучшей жизни…
        Катя морщилась от таких речей. Она попала сюда в плохой год, но вот последующие были для всех очень даже плодотворными. Заметно увеличилось количество торговцев, ожили ремесленники, во многих семьях появились коровы, породистые овцы… ещё бы лет десять спокойной жизни - и выросло бы новое поколение здоровых, крепких людей.
        Леон не понимал, что не нравится мачехе, что её настораживает, пока не закончились ярмарки, и люди не засели по домам с кое-какими деньгами.
        Любители лёгкой поживы появлялись из ниоткуда, разоряли дома и скрывались. Ловить их было некому. А вскоре по дорогам начали привозить первых раненных из крестового похода. Это чудо, что кому-то из воинов посчастливилось добраться до дому. Большая часть покалеченных сгинула в дороге от ран или от ножей местных жителей, мстящих за недавнее продвижение «мирного» войска.
        Замёрзшего и бессознательного Рутгера воины привезли уже умирать. Все были ранены, всем требовалась помощь и их рассказы о начале похода вводили слушателей в ступор. Те воины, что добрались до дома, пострадали ещё по пути от мечей и стрел защищающихся феодалов-еретиков, тех стран, где пролегала дорога для армии.
        Более того, расползались слухи, что обиженный сицилийский король заключил союз с Египтом и из возможного союзника стал врагом, а нормандские корабли, рассчитывавшие подзаработать на перевозке армии крестоносцев через море, не получив желаемого, начали грабить всех и вся, впрочем, от потомков викингов другого было сложно ожидать.
        После всех новостей казалось, что замок единственное спокойное место, где ещё соблюдается порядок.
        - Люси, мы его мучаем, - через неделю после того, как привезли Рутгера, призналась Катерина.
        Сначала она заставила Луцию применить своё лекарское искусство и помочь вернувшимся воинам, а насмотревшись на методы её лечения, отступила. Тётка Бертрана действовала правильно, но милосерднее было бы дать Рутгеру умереть. Всё, чем могла помочь Катерина, это тщательно дезинфицировать все инструменты, тряпки, руки Люси, а та чуть ли не ложкой выскребала гной, залезала внутрь, чтобы отрезать мёртвые кусочки тканей - и всё это вживую! Рыцарь находился в бессознательном состоянии, но не умирал. Только через пару недель Люси оставила тело своего подопечного в покое.
        - Гниение остановлено, теперь дело за ним.
        Наверное, она сделала невозможное, но Катя взяла с неё клятву, что если с ней самой что-то случится, то Люси не будет ковыряться в её ранах так же, как в теле Рутгера.
        Зима была в разгаре! На пару дней даже выпал снег и земли стали казаться чужими, одинокими, печальными. За Рутгером теперь по очереди ухаживали все девушки сеньоры. Грязную работу на себя брали служанки, а молодёжь вливала в него бесконечные отвары, нежно протирала лоб или палочкой накладывала мази на заживающие раны.
        После лечения на ноге у рыцаря не хватало изрядного куска мышцы, а рука висела плетью. Долгое лежание вызывало новое проблемы, и поэтому стоило только Рутгеру прийти в себя, как Катерина стала нагружать его различными поручениями, но при этом не разрешала уходить с хозяйского этажа. Целыми днями рыцарь скакал на одной ноге туда-сюда, принося ей всякие мелочи. Люси, да и Леон, видя, насколько тяжело Рутгеру, заступились за него, но Катя была уверена в том, что делает.
        - Раз выжил, то больше ему лежать нельзя. Пусть двигается, но под нашим присмотром.
        Эту истину она услышала в больнице, где послеоперационных пациентов вскоре заставляли вставать и ходить, только чтобы они не залёживались. Может, это надо было, чтобы кровь быстрее бежала, может, чтобы пролежней не было, но те, кто вставал, быстрее проходили все этапы выздоровления, а кто оставался лежать, так лежачими их и выписывали.
        Не один раз Катерине приходилось подбегать к взмокшему мужчине, чтобы подставить плечо и в эти моменты она тихо шептала ему, какой он молодец, что самое страшное уже позади, а остальное уже дело терпения и желания. Рутгер, стиснув зубы, молчал, только так смотрел на неё, что казалось: её слово для него - закон. Такая вера очень смущала Катю, и она частенько начинала вдаваться в объяснения и вываливала на мужчину все известные ей случаи восстановления работоспособности повреждённых конечностей. По её словам выходило, что если не сдаваться и заставлять себя разрабатывать ногу и руку, то многое можно вернуть.
        В какой-то момент показалось, что все беды прошли стороною. Какие-то банды из отчаявшихся крестьян или оказавшихся не у дел ремесленников грабили деревни соседей, но на земли Бертрана Бланшфора пока не лезли. Боялись. Привёзших Рутгера воинов поставили на ноги, и даже капитан уже потихоньку осмеливался спускаться по лестнице в большой зал.
        За ужином там частенько обсуждали продолжающийся крестовый поход. Новости запаздывали и были странными. Вместо того, чтобы освобождать Эдессу, ради чего и собрали армию, чуть не разграбили дружественный Константинополь, а далее пошли слухи, что войска германцев и французов разделились.
        Тогда какой смысл было Людовику делать крюк? Никто ничего не понимал, ясно было одно, что там, где находилась армия, творился беспредел. Всё это с живым интересом обсуждалось в большом зале, и никто не ожидал, прибытия гонца от Алена Бланшфора.
        Леон с Дидье насторожились и вышли принять его.
        - На замок напали. Просим помощи, - вот первые слова, что прохрипел прибывший человек перед тем, как упасть. Он бежал всю дорогу. Его послали ночью, и в любом случае помощь уже запоздала.
        - Мы никого не можем послать. У нас людей ровно столько, чтобы охранять свой замок, - угрюмо сообщил Дидье.
        - Но нельзя оставить без помощи деда и дядю с тётей! Там наверняка напал всякий сброд! Нашим людям за стенами ничего не грозит.
        - У старого замка Бланшфор тоже стены и у них достаточно людей, чтобы обороняться, - поддержал Дидье Рутгер.
        Когда гонца привели в чувство, то оказалось, что всё намного хуже, чем все присутствующие могли себе предположить.
        - Кто успел, отступили во внутренний двор. Внешний занят дезертирами и разбойным людом. Кто-то показал им лазейку, и через неё они тайком проникли за внешние стены, но далее пройти не смогли и грабят пока те дома, что строились вблизи замка.
        Мужчины сплюнули. Можно строить какие угодно укрепления, но против предателей никто не застрахован. Одна надежда, что сам замок держит оборону и его не взять без катапульт.
        - А если они там надолго?
        - Если это всякий сброд, то у них не хватит ума организовать осаду, - возражал Дидье. - Покуролесят недельку и двинутся дальше.
        - Вот именно, надо уничтожить их всех, пока они этого не ждут, - кипятился Леон, - и не забывайте о дезертирах. Это не вооружённые крестьяне, это опытные вояки!
        Катерина узнала о новостях чуть позже и не знала, кого поддержать. Хотелось бы закрыться в своём замке и отсидеться, но если быть смелее и отреагировать на призыв о помощи, то на ошалевших от грабежей мародёров можно неожиданно напасть, а замковая стража Алена Бланшфора поддержит и всю эту бесчинствующую заразу можно уничтожить одним махом.
        Собственно, Катиного согласия не требовалось ни на что. Леон принял решение и с рассветом на помощь деду выдвинулся единственный небольшой отряд рыцарей во главе с Дидье и Леоном. По их расчётам конных всадников должно было хватить для неожиданного удара по перепившимся разбойникам. В замке остались пешие воины, лучники, и Рутгер. Буквально через пару часов после того, как рыцари выехали, с башни увидели подозрительный дым в ближайшей деревне.
        - Сеньора, велите запрячь вашу лошадь, - встревожено велел Рутгер.
        - Но…
        - Других у нас нет, а надо срочно узнать, что там происходит, - пояснил он.
        Все воины стояли на стенах, ворота были немедленно закрыты, в деревне разгорались один за другим пожары. Уже не было сомнений, что на их земли напали и там грабят.
        - Допросить ещё раз гонца, возможно, нас специально выманили, - скупо бросил капитан одному из своих помощников.
        - Рутгер, а вдруг он не виноват? Человек из последних сил бежал за помощью, а мы его…
        - Выживет. Вольно или невольно он выманил наших рыцарей* из замка.
        (рыцарь - употреблено в значении «конный экипированный воин»)
        Катина лошадь стояла во дворе, но она уже не понадобилась. Всё происходящее было слишком очевидно. Со всех сторон на разных расстояниях поднимался дым. Что-то подожгли или подали сигнал в ближнем селении, идёт дым вдали, целая чёрная туча поднялась за редким леском…
        - Всё спланировано, и не похоже на то, что действует банда. Это кто-то из разбойных сеньоров, - зло бросил Рутгер.
        К замку бежала какая-то семья.
        - Открыть калитку! Встретить, - отдал приказ капитан и к задыхающимся от бега, обессилевшим людям навстречу выбежало несколько воинов, подхватывая под локти беженцев и затаскивая их под защиту стен.
        Почти сразу же появились чужие всадники. Все воины на стене вглядывались в одежду, пытаясь понять, кто на них напал. На первый взгляд это было отребье, по случаю раздобывших где-то коней, но вот на безопасное расстояние приблизился их главный и по образовавшемуся строю, возле него, стало понятно, что все воины действуют слаженно.
        Катя щурилась, пытаясь понять, что ей показалось знакомым в крепкой коренастой фигуре.
        - Эгей-гей! - весело закричал главарь. - Ну что же ты, доченька, не ждала?! - загоготал он. - Какие тебе достались жирные деревеньки!
        - Отиз, - узнала по голосу.
        - Это же тот сеньор, что держал в плену нашу мадам Катрин! - воскликнул кто-то из воинов.
        - Открывайте ворота! - не особо напрягаясь, громыхал издалека Дестют де Отиз.
        Ему послали несколько стрел, но они падали перед ним или добирались до него уже на излёте, не имея силы, и он, смеясь, отбивался от них щитом. Ворота ему никто не собирался открывать, но и он не подъезжал ближе. Немного покрутившись неподалёку, он, бахвалясь своею удалью, пришпорил коня и вернулся в деревеньку.
        Кате казалось, что она слышит крики всю ночь, хотя это было невозможно. Ей уже довелось видеть развешенные на деревьях трупы разбойников; покалеченных своими сеньорами людей; неприглядную, злую нищету; людскую фанатичную ненависть… Сейчас она слишком хорошо представляла, что творится в поселении.
        Все были подавлены. У многих в деревне были зазнобы и их участь была незавидна. Хорошо, что семьи служащих воинов теперь проживали во второй части увеличенного замка, иначе невозможно было бы защищать крепость, а значит, и всех тех, кто сейчас оказался спрятан за её стенами.
        Против конных воинов Отиза ничего нельзя было поделать. Их не так уж много, но они действуют слаженно и быстро маневрируют.
        Рутгер дожидался ночи и, как только стемнело, послал разведать обстановку. К утру он уже знал, что те, кто попробовал припрятать свои сбережения, в назидание остальным уже мертвы, а оставшихся в живых крестьян ограбили и согнали в один большой сарай, ну, а с молодыми девицами развлеклись и тоже запихнули ко всем остальным. Ничего необычного в поведении разбойного сеньора не было, кроме того, что он пока ещё не ушёл.
        Судя по тому, что удалось выжать из гонца, а по просьбе сеньоры к нему отнеслись крайне мягко, больше запугивая и задавая каверзные вопросы, то на старый замок действительно напали, и это подтверждает поведение Отиза. Если он как-то связан с дезертирами, а он определённо связан и действует с ними сообща, то он уверен, что посланному на подмогу отряду ещё рано возвращаться.
        И всё же, что ему надо? Рутгер даже осмелился расспросить мадам Катрин об этом человеке. Она ничего не могла рассказать о его жизни, но довольно понятно его охарактеризовала, к тому же само его присутствие здесь, а не в крестовом походе, говорило о многом.
        В течение дня к замковой деревне сгоняли жителей из других селений и к вечеру Отиз выгнал всех людей перед собою к замку. Он гнал их как овец, но не дал подойти близко, чтобы они не попали под защиту лучников.
        Сам же сеньор выехал чуть вперёд и, дождавшись, когда на стену выйдет вызванная им хозяйка, потребовал выкуп, а чтобы она поторопилась, то он наглядно показал, как снесёт головы всем вилланам (крестьянам) Бланшфоров уже утром, если не увидит полный сундук монет.
        - Теперь мы знаем, что ему надо, - ровно ответила Катя на прозвучавший утром вопрос. Она забрала у одного из стоящих рядом лучников лук и попробовала натянуть стрелу, но, конечно же, у неё ничего не получилось.
        - Тот, кто достанет этого разбойника, тот получит двухэтажный дом на выбранном им месте! - громко крикнула она воинам.
        Её слова встретили приветствием, но Отиз вновь отбил долетевшие до него стрелы и ускакал на более безопасное расстояние.
        - Катрин, что ты будешь делать? - заглядывала в глаза Люси.
        - Что делать? Собирать деньги, - с ненавистью бросила она.
        Сейчас у неё не дрогнула бы рука по отношению к этому сеньору. Она изменилась. Ответственность не только за благополучие, но и за жизнь стольких людей, сделали её другой.
        Нельзя потакать таким, как Отиз, но она не может не выкатить сундук с деньгами, даже если понимает, что вступает в порочный круг и нынешняя ситуация теперь будет повторяться без конца. Это рождение нового бизнеса, но как ей жить среди людей, за жизнь которых она пожалела серебра? Был бы здесь Бертран, он бы… впрочем, был бы здесь Берт, Отиз не появился бы!
        - Сеньора, - тихо обратился к ней Рутгер, - я послал гонцов к сеньору Леону. Завтра утром он должен быть здесь.
        - А если он не сможет, что если он задержится там, ведь…
        - Сколько бы не напало народу на старый замок, к приезду наших рыцарей там осталась только шваль. Дезертиры - неглупые вояки и прекрасно понимают, что надо действовать быстро: хватать, что успели и бежать. Им плевать на этого Отиза, плевать на любые договоры, какие бы он с ними не заключал. Так что когда Леон приехал в замок, то там, скорее всего, пошла зачистка от пьяных разбойников, а не бой. Наши рыцари смогут сразу же отреагировать на наш призыв о помощи.
        - Дай-то Бог, но все равно погибнет много селян, если прямо здесь произойдёт битва.
        - Посмотрим, - уклончиво ответил Рутгер.
        Катерина собирала медь, серебро, кубки, блюда. Худо-бедно набрался полный сундучок. Рано утром его вытолкнули на телеге под приветственные крики людей Отиза.
        Катя боялась, что тот все равно порежет селян, но капитан был уверен, что напрасно губить христианские души тот не будет. Это ни к чему. Зато он наверняка думает, что через два-три года сюда можно будет снова наведаться и всё повторить.
        Рутгер оказался прав. Люди Отиза засуетились возле телеги с сундуком, не обращая внимания на крестьян. Вскоре была дана команда впрячь лошадь, но в результате нашли только вола и потащили добычу на свои земли.
        - Чувствуется, что у него в доме нет настоящей хозяйки, - хмыкнул Рутгер. - Вы бы придумали, как сделать так, что выкуп не тормозил вас.
        Катя с удивлением посмотрела на него. У капитана есть настроение обсуждать промахи противника и это при том, что сами они сидят как остриженные овцы?
        - Всё будет хорошо, мадам, - неожиданно ласково произнёс он, - не отягощайте свою душу напрасными переживаниями.
        Катя не знала, что ответить, но обратила внимание, что рыцарю ещё трудно столь долго находится на ногах, не говоря уже о том, что ему приходится скакать по лестницам вверх-вниз.
        - Я вас провожу? - спросила она его, предлагая держаться за неё.
        - Благодарю, но мне надо оставаться здесь.
        Катерина кивнула и, уходя, дала указание одному из воинов принести хоть какой-нибудь пустой бочонок или короб для того, чтобы их капитан смог присесть.
        Ворота всё ещё были закрыты, но женщины в замке готовили необходимую помощь для жителей деревни. В основном это была еда и питьё. Люси тоже кое-что приготовила для тех женщин, которые подверглись насилию. Катя не могла смотреть на всю эту мышиную возню. Судя по дыму, пострадали несколько деревень, зимой люди остались без жилья, без заработанных денег, с обесчещенными дочерями, а эти клуши тащат им окорока и замковый хлеб, чтобы потом считать себя благонравными и милосердными.
        На неё косились, осуждая, что она не участвует в хлопотах, забывая, что набирают продукты из её кладовых. Катерина сердилась ещё больше, но, видимо, у неё была такая реакция на стресс. Она смотрела вперёд. Ей хотелось бы помочь людям, но из-за того, что её ограбили подчистую, у неё связаны руки. Может, женщины правы, оказывая хотя бы единовременную моральную поддержку, призналась себе Катя, пометавшись и перебрав всё, что она может сделать в ближайшее дни для людей.
        Вскоре всё вновь изменилось. К замку приближался конный отряд и это был Леон со своими рыцарями.
        - Но почему они с другой стороны, - спрашивала она у сияющего Рутгера.
        - Мадам, я же говорил, что отправил гонца к сеньору Леону. Он прибыл уже утром и видел, как Отиз забирал выкуп. Чтобы никто не пострадал, наш владетель устроил засаду на дороге и надеюсь, что он не дал возможности уйти разбойнику, невзирая на его титул.
        - О, но почему же вы раньше не сказали!
        - Плохая примета, - задорно улыбнулся капитан, веля открыть ворота настежь.
        Глава 2. Замковые будни и тревожные вести о крестовом походе
        Катерина вглядывалась в лица рыцарей, придирчиво следила за тем, как держится в седле Леон, не прячет ли он свои раны ради пустякового бахвальства, но все подъезжали к замку довольные и улыбающиеся. Она бегом бросилась со стены во двор, чтобы занять положенное место при встрече.
        - Да подожди ты меня! - бубнила раскрасневшаяся Люси, живо перебирая ногами по ступенькам, молясь, чтобы не навернуться.
        Леон немного притормозил, видя, что мачеха пересекает двор размашистыми шагами, спеша встать как положено. Катерина приосанилась, Люси за её спиной шумно отдувалась, а выскочившая Софи, которая наверняка тоже стояла на стене, только в стороне, счастливо сверкала глазами.
        Молодой сеньор преклонил колено перед мачехой, выражая ей своё почтение, потом поприветствовал тётку и после не отрывал взгляда от улыбающейся юной невесты. Ей очень хотелось обнять его, но она чинно подала ему обе руки, опуская смешливые очи долу. Он аккуратно прижал её маленькие ладошки к своей груди, с наслаждением любуясь её смущением и румянцем. Девушка раскраснелась ещё больше, дёрнулась, чтобы бежать, но Леон придержал её, вынуждая посмотреть на него, и только когда увидел всю гамму её чувств, то отпустил, даря ей тёплую улыбку. Софи тут же скрылась за спинами других, чтобы далее наблюдать украдкой.
        Катя вопросительно приподняла бровь и вздохнула. Надо же, какой искуситель вырос!
        А дальше всё закрутилось, завертелось! Рыцари хотели поесть, освежиться, поделиться новостями, показать родным трофеи…
        За столом пили за храбрость и удачу, за разумную сдержанность сеньоры и прозорливость молодого владетеля.
        - Так какова же судьба Отиза? Он сбежал? - не поняла Катерина, выслушав, как рыцари издалека наблюдали за передачей сундука, какой выбрали поворот для засады, как напали и победили.
        - Никто не сбежал мадам, - снисходительно ответил улыбающийся Дидье, - по суду нашего сеньора я отрубил ему голову, а остальных мы повесили, выведя их на перепутье к тракту.
        - О-о, - протянула Катя, не зная, что сказать.
        Сожалеть было не о чем, но она отчётливо представила меч в руках мудрого капитана, и как он им сносит голову… стало не по себе. Представлять, как выглядел Леон, отдавая приказ казнить и вешать, она воздержалась. Было бы лицемерием осуждать его, ведь давеча радовалась возвращённому сундуку.
        А вот прибыток в виде денег, которые были награблены у крестьян, она не одобряла, но большая часть осела в сумках рыцарей и требовать от них вернуть чужое она не смела, тем более они поживились ещё возле старого замка, потроша тот сброд, что прорвался за первые стены.
        Получалось, что семья Бланшфор осталась в прибытке после дерзкого нападения. Катя так и не смогла привыкнуть к подобным ситуациям, но изменить это она никак не могла. Нельзя было отдать крестьянам ту часть, что передали ей. Это только породило бы слухи, недоверие, смуту и раздоры.
        - Как же случилось, что у старого Бланшфора чужаки прошли на территорию замка? - спросила Люси.
        Все насторожились и замолчали, кидая взгляды на Леона, помогающего Софи нарезать мясо на маленькие кусочки. Ему не хотелось отвечать, но все смотрели на него, и он небрежно бросил:
        - Возле тайного хода нашли труп местной блудницы. Она путалась сначала с рыцарями, потом с простыми воинами. Дед обещал дознаться и вырвать язык тому, кто проболтался ей о лазейке.
        Катерина не сразу догадалась, что блудница - это Ева. Во время беременности девушка подурнела, но её покровитель держал молодую мать при себе, зато стоило ей отдать младенца, так он её выгнал. Ореол Евиной святости пропал вместе с перекинутыми ею хлопотами о ребёнке на её тётку Манон. Она ещё какое-то время помыкалась и, видимо, озлобившись, спелась с кем-то из дезертиров, надеясь на куш. Удивительно, как подлые люди находят друг друга!
        После праздничного ужина, на котором не поминали пострадавших, но праздновали победу, Катерина пригласила Леона, капитанов, Люси и Софи, чтобы обсудить какие изменения в деревнях можно уже начать сейчас.
        Она показала на расчерченном листе как можно преобразить селение. Какие она предлагает построить дома, какого размера оставлять участок возле них и как благоустроить общий колодец.
        - Сеньора, вы что, хотите взамен сгоревших хибар построить вот это чудо? Вы понимаете, что вскоре у вас «случайно» сгорит вся деревня? - удивился Дидье.
        - Но я могу брать плату за дом, растянуть её лет на пятьдесят…
        - Тогда в чём ваша помощь? - не понимал капитан.
        - Эти дома легче отапливать зимой, а летом в них будет прохладно. Людям самим не построить то, что предлагаю я. А плата за них будет незначительная, ведь я не собираюсь наживаться. Стоимость дома без всяких процентов будет поделена… - объяснять человеку, не умеющему считать, было сложно, и Катерина сникла.
        - Это замечательная мысль, - Рутгер всё посчитал и с уважением посмотрел на мадам, - только людям надо всё объяснить и дать выбор. Там, где есть надёжный кормилец, ваша помощь благо, а где едва сводят концы с концами, то добавление ежегодной платы за новый дом ляжет на них тяжким грузом.
        - Я понимаю, - кивнула Катя, - в ближайшие дни я сама объеду все наши поселения и посмотрю, что можно сделать для людей. Но в цех строителей я всё равно обращусь. Надо избавляться от тех страхолюдин, что у нас стоят, хотя бы возле замка.
        - Тогда следует начинать с церкви. Отец Жюль давно жаловался, что крыша течёт, стены просели, да и мала наша церквушка, - нахмурился Леон.
        Он знал о нелюбви мачехи к священнику и разделял её неприязнь, но нельзя начинать строить дома для селян, обойдя церковь, тем более, судя по тому, что задумала Катрин, их крыши станут выше церкви.
        Катя едва удержалась, чтобы не расфыркаться, но Леон прав. С её стороны непростительная оплошность не подумать об этом.
        Но если строить церковь, то это должен быть маленький замок, и сколько же на это потребуется средств? Она-то надеялась заказать у тулузских мастеров усовершенствованные ткацкие станки и передать их с выплатой в рассрочку в те семьи, где сгорели дома. Это дало бы возможность им лучше зарабатывать, а теперь всем фигу. Ну что за жизнь?!
        И всё же весной закипела стройка. Катерина всё обдумала и выскребла все средства, чтобы реализовать свои планы.
        Пока выжидали, чтобы фундамент церкви выстоялся, заложили в ряд новые дома для нескольких семей. Катя не один раз обговорила со старостой детали зданий, их расположение, кое-что изменила, но в целом она всё продумала хорошо. Собственно, она ничего не выдумывала, а взяла за образец старые дома Европы.
        Первый этаж рабочий, и неважно, будет там мастерская, лавочка или туда поставят скотину, а второй этаж предназначался для жилья. В каждом доме сразу же устанавливали печь и настоящие окна. Печка вызывала много сомнений и тех, кто желал бы поселиться в новом доме, водили в замковую кухню, чтобы поговорить с Анэт. Осмотрев большую печь и поняв, что им предлагают очень маленький её вариант, будущие хозяева нехотя соглашались.
        С другими поселениями всё обстояло намного хуже. Раз в неделю жены воинов готовили еду и развозили её, поддерживая людей, а Катя предложила до лета взять тех детей, чьи родители точно знали, что их не прокормят. Отдавали немногих, боялись, предпочитая жизнь впроголодь, но рядом. Однако все равно набралось три десятка разновозрастной мелюзги.
        Первая неделя была кошмарной. Детей мыли, приучали к туалету, к режиму. Некоторые убежали домой, сея страх и нелепые слухи, но те, кто остался, вскоре втянулись в замковую жизнь, и через месяц их уже было не отличить от местных ребятишек. Чистенькие, дисциплинированные, приодетые, сытые и занят?е.
        Катя настаивала на том, чтобы даже мелюзге находилось дело, и они не слонялись по замку без присмотра. Женщины распределили дежурство и присматривали за маленькими поселенцами. Катерина сократила время работы кружевниц, и девушки занимались с детьми, разбивая их по группам.
        Под их присмотром ребятишек водили к замковым мастерам, где самые старшие пытались что-то сделать, знакомились с инструментом, наблюдали за процессом и помогали по мере сил. Не один раз они посещали воинскую часть, чтобы ознакомиться с жизнью не только воинов, но и обязанностями мальчишек, бегающих на подхвате, пока они маленькие. Ребятам показали работу, которую выполняли дети из ближайшего селения.
        Летом, когда пришло время отдавать пострелят родителям, произошла нелепица: детки значительно подросли, изменились, и их не узнавали. Те, кто постарше сами подходили к родителям, а трёх-четырёхлетние путались, и приходилось полагаться на их товарищей, которые указывали, где чей ребёнок.
        Некоторым мальчикам предложили остаться в казарме, а нескольким смышлёным девочкам постарше Катерина выделила место среди кружевниц. Время бежало быстро, и её первые мастерицы уже подросли, скоро им выходить замуж, и если муж будет не из замка, то они уйдут. После того, как вернули детей родителям, спустя время многие селяне приходили и просили взять их отпрысков работать в замок, но, как говорится, замок не резиновый, да и у местных свои детки подрастают, которых на время отодвинули ради временных маленьких квартирантов.
        Обитатели замка, занятые всю зиму и весну хлопотами с набранными сеньорой детьми, не всегда следили за новостями крестового похода. Но все помнили, что скоро завершится полный год, как сеньор уехал. В замке и раньше не особо верили обещанной папой и святым Бернардом благодати, если святые земли вновь будут принадлежать церкви, так как без похода каждый воин хорошо зарабатывал, не только неся привычную службу у сеньора Бертрана, но и сопровождая караваны. Теперь доходили такие слухи о походе, что сердце ныло за тех, кто туда ушёл.
        Германская армия, разорив земли возле Константинополя и напугав византийского императора Мануила Комнина, всё же переправилась через Босфор и там неожиданно для всех разделилась, отправляясь воевать по собственному усмотрению, позабыв обо всех договорённостях. Людовик, проведя своих воинов невыгодным путём, пренебрегая дружественными союзами только ради германцев, остался с носом и обидной насмешкой Мануила, что якобы германцы уже захватили на той стороне всё, что можно, и делят добычу.
        Это был позор! Француз был инициатором этого похода, он столько лет всех воодушевлял, столько потратил сил и средств, чтобы всё организовать, а его провели как мальчишку! Собственно, король Людовик был молод, всего двадцать семь лет, но как он будет смотреть в глаза сопровождающей его Алиеноры? Папа и святой Бернард уверили его, что Бог на его стороне. Весь двор поехал с ним в ожидании славных побед, а он по пути встречает только разорённые земли, после прошедших по ним германцам. И ведь это дружественные земли, которые дали согласие пропустить армии!
        Рыцарь, вернувшийся вместе с торговым караваном и рассказывающий о новостях, зная, что будет дальше, выжидал, слушая яростные восклицания товарищей в адрес германцев. Когда все выговорились, проклиная союзную армию и их властителя Конрада, то услышали, что хитрый византиец Мануил обманул Людовика насчёт успешных завоеваний германцев в Азии только для того, чтобы тот поскорее убрался с его земель на другой берег вослед своему другу-королю.
        - Так что же, Конрад переправился и честно ждал нашего Людовика? - послышались со всех сторон вопросы.
        - Нет, я же говорил, что германцы, как только попали на другой берег, так разделились и…
        - Не тяни!
        - Да побили их! - торжествующе закончил рассказчик. - Кто уцелел, вернулись в нашу Никею и там дожидались армии Франции.
        - И чего?
        - Ничего, облобызались Конрад с Людовиком и решили дальше идти вместе. Выбрали для себя подходящую дорогу и со скоростью улитки двинулись вперёд. С ними королева, прислуга, обоз, - ехидно продолжал рассказ один из воинов.
        Все уже догадывались, что произошло дальше. Даже по своей земле опасно ехать с дамами и всем тем, что они могли набрать, а у короля золотая посуда, наряды, вино, припасы в обозе.
        - В общем, воевать нашему королю не пришлось. Пока доползли до спокойного Эфеса, рады были, что хоть кто-то остался жив. Оттуда Конрад сразу рванул в Константинополь, а Людовик ещё помыкался и с трудом добрался до Антиохии.
        - Так когда же нам ждать возвращения нашего сеньора? И что германец, он возвращается домой?
        - А этого никто не знает, - пожал плечами рыцарь, - наш король сидит в Антиохии, зализывает душевные раны. Королева поменяла его спальню на спальню антиохийского правителя, а германец недолго пробыл в Константинополе. Он заключил договор с иерусалимским королём и отправился вновь воевать, наплевав на все прошлые цели.
        - Так может и нашему надо было ещё раз попробовать и…
        - Некому там пробовать, разве что фрейлинам и прислуге мечи раздать!
        - А если подкрепление?
        - Сиди уж, какое подкрепление, возвращались бы скорее! Не надо было с германцами связываться! Сицилия, нормандцы сумели нажиться на этом походе, другие, кто попёр к восточным еретикам, хотя бы земель себе нагребли, а у нас одни потери и позор!
        Катя слушала все эти разговоры и мрачнела. Жив ли муж? Каково ему там, среди обезумевшего от жары ополчения, возле ищущих любой ценой поживы рыцарей, под натиском лёгкой конницы сельджуков, в подчинении у короля, который свято верит в благую цель и впервые соприкоснулся с неприглядным лицом войны, поражением, беспорядками, интригами совершенно другого масштаба, чем дворцовые.
        - Когда его величество вошёл в Антиохию*? Это же княжество, не один город? - задала вопрос мадам Катрин.
        (ПРИМ. АВТ.Крестоносцы продержались в Антиохии до 1268 г, пока их не прогнал султан Бейбарс. Сейчас это юг современной Турции)
        - Всё верно, сеньора. А вести у меня весенние, что сейчас там происходит, пока никто не знает.
        Катерина понятливо кивнула. Если бы Людовик дал команду возвращаться, то он был бы уже на подходе, значит, дурацкий поход продолжается.
        До конца осени не поступало никаких новостей, связанных с армией Людовика. Впрочем, отвлекаться было некогда. Все деньги были вбуханы в строительство, и надо бы поторопиться, чтобы возведённые стены до дождей закрыть крышей. Быстрое строительство давалось большим трудом.
        Женщины замка целыми днями пряли, ткали, красили сукно, собирали цветы для алькитары, получали душистую воду. Мыловарня работала как небольшая фабрика, стеклодувная печь никогда не гасла, кружевницы плели узоры до самой темноты, а Катя с Люси лепили цветочки для флаконов, украшения для дам, для икон. Все знали, что заработанные деньги идут на строительство церкви и вкалывали, не жалея себя.
        Катерина ожидала смягчения отца Жюля и того, что его проповеди будут настраивать мужчин на позитивный лад, но чем больше он узнавал, какой вклад вносят женщины, тем становилось только хуже. Обвинения в спесивости, гордыне, чванстве, неугодной Богу непокорности сыпались как из рога изобилия.
        Бертран умел усмирять фанатичное рвение отца Жюля, а Леону попытка призвать священника к разумной политике добра и терпимости обошлась в наложенное на него наказание. И она не решилась сказать пасынку, чтобы он плюнул и не простаивал часами на коленях, сотню раз повторяю одну и ту же молитву. Власть тщедушного вонючего отца Жюля Катерину пугала. Мужчины видели в нем какого-то подвижника, непримиримого борца, стражника их бессмертных душ, и Бог знает кого ещё.
        Из-за ведущегося строительства Катя часто появлялась в деревне вместе с Леоном и приглядывала за работами. Люди кланялись, кто-то выкрикивал что-то приветственное, особенно молодому сеньору, а вот на сеньору настороженно косились. Кому довелось поработать при замке, учась красить пряжу и сукно, те просто любопытствовали, но остальные смотрели насупившись, опасаясь её непредсказуемости.
        Она подходила, интересовалась, как прошло лето, какие есть проблемы, ей кланялись и молчали. Мужчины непонимающе бычились на неё, а женщинам слово не давали. Леон посмеивался, что-то спрашивал сам, но многие терялись, бормотали что-то невнятное, и он брал мачеху под локоток, уводя её к старосте или мастеру каменщиков.
        - Пошто нам не строят новые дома? - как-то неожиданно выкрикнул подросток, когда Катерина смотрела, успеют ли строители завершить свою работу к зиме или придётся им организовывать и оплачивать зимовку. Она с удивлением повернулась к нему и попробовала объяснить:
        - Надо много денег, чтобы сразу для всех ставить жильё, да и не все могут выплачивать долг за него.
        - Значит, тем, кто не сумел ничего сохранить, когда напали разбойники, им всё, а нам ничего? - с обидой выпалил всё тот же паренёк, не слушая про выплату за новые дома.
        - Что значит «всё и ничего»? - не поняла Катя, а рыцарь, сопровождающий сеньоров, одним ударом поставил маленького наглеца на колени: - Помни, с кем разговариваешь, червь! - прорычал он.
        - У Луки жена дура, убегая, плошку с огнём уронила! У них дом сгорел, так для них новый строят, да ещё большой ткацкий станок им дали! Они мечтать о таком не могли, а за что? За то, что жёнка баба неуклюжая?
        Катя опешила и не знала, что ответить. Она не могла и предположить, что её деятельность кто-то воспримет в таком ключе. Долгие объяснения тут не ко времени, все ждут ясного ответа, а подросток, осмелев, продолжал:
        - У Виллена всех девок оттрахали, за это им тоже дом, станок и породистых овец дали! Если бы я знал, то не уводил бы сестёр в лес, всё больше пользы было бы! - в отчаянии кричал он то, что терзало его изо дня в день. Рядом с ним живут люди, которые вдруг поднимутся на новую ступень, а всегда были вроде равны. Сердце надрывалось от обиды и несправедливости.
        Староста спешил подойти поближе, чтобы сгладить впечатление:
        - Сеньора, - торопливо кланялся он, - юноша самый старший в семье, ему не потянуть оплату за дом и у него никто не пострадал при нападении. Он в подлеске вместе с сёстрами иву срезал, там они все схоронилися, пока у нас бесчинствовали. В его доме, конечно, пошуровали, но там брать нечего, так, покидали всё округ, попортили больше.
        Катерина кивнула, останавливая старосту, и повернулась к требовательному подростку.
        - Так что же ты хочешь от меня? Дом? Ткацкий станок? У тебя есть, кому ткать на нём? Ты сможешь расплатиться за те возможности, что я даю?
        - Мои сестры маленькие ещё, - буркнул он, понимая, что надо сказать правду, но ведь соплюхи вырастут и станок пригодится!
        - Раз тебе так тяжело, почему не отослал девочек в замок на зиму и весну? Я всем предлагала.
        - Кто же знал, что там так хорошо будет? - из местных никто не отдал детей, ведь их все равно каждый день ждал сытный обед за работу с пером и пухом птиц.
        Катя смотрела на злое лицо, обращённое к ней, и думала, как лучше поступить. Все ждали, что она скажет и что сделает.
        - Чем ты живёшь? - спросила она у юноши. Тот повёл подбородком в сторону и ответил:
        - Вон, на него в поле работаю.
        Леон не удержался и фыркнул:
        - Ты ничего не умеешь делать, но осмелился требовать! Ну, ты и наглец!
        - В городах знатные дамы раздают милостыню! Дайте мне денег!
        Рыцарь дал ему подзатыльник, а Леон бросил монетку за смелость и все они пошли дальше.
        - Может, надо было подарить ему хороший нож для резьбы по дереву? Что толку от монетки, - расстроенная произошедшей ситуацией и слепой озлобленностью, спросила Катя.
        - Кто его будет учить? Ему бы к мастеру идти в ученики, но раз на нём сёстры, то он привязан к ним, - покачал головой Леон.
        - Мадам, вы зря переживаете. Эти люди не понимают, какую милость вы им оказываете, меняя их жизнь. Ещё пять лет назад такой пацан не смог бы выжить и тянуть за собою малявок, а сейчас худо-бедно живёт, ещё и скалится, - знакомый рыцарь с недовольством посмотрел на провожающих их разными взглядами селян.
        Катерина не столько понимала, сколько ощущала, что даже те селяне, кто получил возможность изменить свою жизнь, вроде рады и правильно оценивают свои перспективы, но они словно бы не могут осознать, сколько им дали и продолжают с завистью судачить о том, что другие благочестивые сеньоры раздают милостыню каждый раз, когда ходят в церковь.
        Хотя она слышала, как Дидье терпеливо объяснял людям, что в новом доме понадобиться меньше топлива для готовки и разогретая печка зимой даст больше тепла, чем очаг, что наличие окон и дорогого стекла сделает помещения светлее, что позволяет дольше работать, а толстые стены защитят от пронизывающего осеннего ветра и удержат тепло или прохладу в зной. Ткацкие станки не были в прямом смысле даром хозяйки замка, но их стоимость была разделена на десять лет, а мастерицы могли ткать на них качественные широкие полотна значительно быстрее.
        Несмотря на то, что жители обязаны были многое отдавать своему сеньору, Катерина организовала людям возможность заработать, пристраивая остатки их продукции в свои караваны. Ранее об этом никто не мог мечтать.
        Положение крестьян было сродни рабству, хоть и считались они свободными, гордились заключёнными договорами на проживание и старались жить у тех сеньоров, где суд местного феодала не последняя инстанция.
        И вот, получалось, что долговременную пользу от её действий люди отмечали вяло, но раздачей денег после проповедей уже не первый год глаза колют. Даже когда она взяла себе на зиму и весну детей, все оценили новые добротные одёжки, но никто не сказал спасибо, что многие из ребят приобрели кое-какие навыки в мастерстве, хотя бы узнали, какие виды ремёсел бывают и что-то пробовали делать своими руками.
        Если бы не стройка, то Катерина перестала бы выходить из замка. Там к ней уже привыкли, знали, что от неё ожидать и приняли в свою жизнь тот порядок, что она навела. Впрочем, это не столько её заслуга, сколько влияние капитанов, одобрение рыцарей. Они - главы своих семей, и их устраивает существование определенных правил, режим дня, который все соблюдают, включая сеньору.
        И всё же жизнь продолжалась. Каждый день был насыщен заботами, беспокойством о будущем. Лето пролетело быстро, осень вообще не заметили, а приход зимы отпраздновали в новенькой церкви. Люди радовались и улыбались.
        - Помолимся за тех, кто сейчас прославляет нашу веру среди еретиков, - взывал к своей пастве отец Жюль.
        Катерина вместе со всеми молилась за возвращение Бертрана. Без него она теряла вкус к жизни. Крутилась как белка в колесе, действуя как должно, но словно бы по инерции. Муж вызывал в ней желание что-то доказать, хотелось показать ему, что женщины не менее значимы, чем мужчины, что люди при других условиях жизни могут приятно удивлять… Берт вызывал у неё разные эмоции, а без него… Тошно без него и душно. Она молилась, и не было в здании новой церкви человека искреннее её.
        Выйдя наружу ей бы хотелось прогуляться, так как воздух в помещении стоял спёртый и резкий, а ещё душили обращённые на неё взгляды. Однако мягкие сапожки стоило поберечь от влаги. Катерина села в карету вместе с Люси, Софи и Леоном. Они едва уместились, но пасынку хотелось посидеть рядом с невестой и его коня вели позади.
        - Мадам, - обратился молодой сеньор к Кате, - Софи исполнилось пятнадцать, и её отец пишет, что пора проводить церемонию бракосочетания.
        - Сеньор Атталь? Но мы же с ним договаривались, что пока Софи не достигнет семнадцатилетнего возраста, ни о каком браке не может быть и речи, - возмутилась Катерина.
        Девушка покраснела и сжалась в уголке. Ей хотелось скорее выйти замуж за Леона. Это было бы прекрасно! Чем прекрасно, она не знала, но казалось, что всё вдруг переменится и она станет счастлива. Уроки, занятия, обязанности - и ни минуты для того, чтобы провести время с любимым!
        - Милая мачеха, сеньор Атталь беспокоится, что наше благосостояние растёт, и мы передумаем брать его дочь в свой род, а ей найти другого жениха будет уже невозможно.
        Посмотрев на Софи, Катерина нахмурилась. Мысли девушки ясно отражались на её лице. Умненькая, но такая ещё наивная! Слишком берегла она девчонку.
        - Не передумаем, ведь так? - обратилась она к Леону.
        - Нет, конечно, этот цветок рос для меня, - гипнотизируя взглядом девушку, нежно проворковал он.
        Катя переглянулась с Люси, и обе они улыбнулись.
        - А насчёт подозрений, что с Софи в нашем доме обращаются бесчестно и то, что проживание вместе с нами как-то порочит её, так это оскорбительно! Думаю, мы слишком часто шли в последнее время на уступки сеньору. Нам нет нужды проводить караван с зерном через его земли, чтобы платить ему пошлину и давать работу его мельнице. Дешевле будет закупать сразу муку и везти короткой дорогой. Сеньор Бюжо ещё в прошлом году предлагал идти по его землям и даже мост починил.
        Софи сидела пунцовая и старалась потеряться в углу. Леон согласно кивнул, а Катерина обратилась к девушке:
        - Милая, я понимаю, что вам хочется сделать приятное отцу, но, солнышко, он заботится о себе, потому что у него семья. Он ищет любую возможность пополнить свои доходы ради сына. Ваша семья теперь - Леон, сеньор Бертран, и мы с Луцией идём довеском. Все мы будем стараться укреплять наш замок, обогащать казну, чтобы вашим детишкам было что наследовать.
        - Я понимаю, мадам, - пропищала Софи, посмотрев на неё без какой-либо мечтательности во взгляде.
        «Ну что ж, может, не только в облаках витает. Всё же детство провела среди разного народа!»
        - Очень хорошо, - мягко улыбнулась Катерина, - я догадываюсь, что вам сложно и неловко отказывать отцу в его просьбах. Но мы много занимались, вы должны уже увидеть, что если ваш отец будет продолжать вести дела так же, как он их всегда ведёт, то ваш брат станет обыкновенным трактирщиком, завидующим своим сёстрам. То, что мы даём сеньору Атталю заработать, это всего лишь отсрочка, которую он мог бы использовать с умом, но ему всё мало.
        Карета остановилась и дамы вышли, продолжая разговор.
        - Если вы посадите своего отца и брата на шею Леону, то очень быстро сами станете нищей, а ваши дети будут вынуждены наёмничать. А говорю я эти неприятные слова потому, что Леон не захочет вас огорчать и не сможет вам отказать в ваших просьбах о содействии отцу.
        Катя чуть приобняла Софи и сразу отпустила. Наверное, она кажется девушке строгой и суховатой. Со временем, став хозяйкой, она поймёт, что приходится принимать жёсткие решения, быть не милостивой и не благодушной. Надо просто подождать. Взросление - процесс неспешный, требует терпения.
        Зима выдалась на удивление весёлой. Катерина, чувствуя себя без Берта чужеродным элементом, словно в противовес попыталась наладить свою жизнь и без устали придумывала вечерние развлечения для всех или только для близких.
        Провела два бала! Один бал был среди своих, замковых, а второй для соседей. Сколько хлопот, суеты, откровений! Леона соседские девицы на балу атаковали со всех сторон! Софи два раза на платье вылили вино и один раз жирный соус, только чтобы её не было возле молодого сеньора. Даже мадам Катрин досталось ухаживаний и намёков, что неплохо бы объединиться и стать близкими друзьями.
        - Держитесь, Софи, - успокаивала Катя девушку, - а вы как думали, все борются за достаток, а Леон теперь лакомый куш.
        - Но я же не из-за денег, я люблю его!
        - Я знаю, милая, а они из-за денег, и будут притворяться любящими, нежными, какими угодно, лишь бы вырвать для себя спокойную обеспеченную жизнь. Будьте осторожны: как только вы станете его женой, так к вам тоже будут ластиться, ожидая от вас подачек, за которые будут втайне ненавидеть. Всегда помните это!
        - Неужели все такие?
        - Не знаю, что вам ответить. Вон сидит девушка рядом с братом и, широко раскрыв глаза, смотрит на происходящее. Наверное, она не такая.
        - А девочки? Наши кружевницы?
        - Не стоит им слепо доверять. Я не один год потратила, чтобы воспитать в них чувство собственного достоинства, и надеюсь, что деньгами их будет сложно соблазнить. Если надо, они сами могут заработать, но стоит Леону благосклонно посмотреть в их сторону и их сердечки дрогнут. Он у нас красивый парень.
        - Но зачем же вы…
        - Солнышко, надо доверять жениху, всегда помните об этом. Иначе можно сойти с ума от домыслов и догадок. И потом, он постоянно видит рядом с собою ухоженных красивых девушек и надеюсь, что это стало для него привычным и обыденным. Если пристальнее посмотрите на брата той девушки, что мы приметили, то обратите внимание, как он стесняется общаться, краснеет, если встречается взглядом с другими юными девами. Он так неопытен, что любая вскружит ему голову. Это недопустимо для сеньора.
        Софи с улыбкой наблюдала за смущением молодого рыцаря, сторожащего сестру, потом перевела взгляд на Леона, впервые увидев, как он играет роль радушного хозяина, и только близким видно, что он устал, а маленькие хитрости скромных дев лишь раздражают его.
        Неожиданно они пересеклись взглядом и оба замерли. Молчаливый диалог между ними был прост: его глаза говорили, что он поубивал бы всех, кто проявил неуклюжесть и попытался вывести из зала Софии, а она отвечала, что ради него готова терпеть обиды, только бы он не забывал о ней.
        Леон тут же поклонился отцу девушки, что декламировала ему стихи и удалился. Подойдя к Софи, он украдкой взял её за ладошку, на мгновение чуть сжал, выражая ей поддержку, сочувствие, своё желание быть рядом с ней и отпустил, отдаляясь на полшага от неё. Катерина понимающе посмотрела на него и, улыбнувшись, залихватски бросила, прежде чем подойти к музыкантам:
        - Ух, сегодня буду танцевать до упаду!
        Бал завершился. После него Леон и Софи стали ближе друг к другу. А Дидье и Рутгер докладывали, что вчерашние гости как-то излишне навязчиво удивляются богатству замка.
        Все знали, что мадам Катрин была бесприданницей, все знали, что Бертран жил охраной чужих земель, содержа небольшую армию, но тогда с чего младшая ветвь де Бланшфор разбогатела? Возможно ли это без союза с нечистым? Не ведьма ли Катрин де Бланшфор? Она совсем не стареет, её глаза сияют ярко, зубы слепят и даже приживалка Матильды де Бланшфор Луция будто бы помолодела.
        Катя ответила бы на это, что у неё все обитатели замка выглядят здоровыми, потому что нормально питаются; красивыми, потому что ухаживают за своею внешностью; помолодевшими, потому что достаток позволяет подбирать для себя одежду исходя из того, что лучше всего подойдёт, а не абы что. Даже дети из ближайшей деревни, что получают у неё полноценный обед, формируются другими! Они растут как на дрожжах! Многие уже стали выше родителей!
        А побывавшие на балу сеньоры сплетничали и подначивали друг друга, как бы невзначай задавая вопросы: быть может, надо что-то делать, пока гнездо ведьм не набрало силу?
        Но если сеньора Катрин де Бланшфор - ведьма, то это дело святых отцов. В церковь страшновато обращаться, ведь если эта хитрая дрянь утонет, то никакие деньги не помогут откупится за навет! А что, если собраться всем вместе и самим сжечь поклонницу дьявола? Тогда не придётся отдавать трофеи церкви и как-то оправдываться. Нападать друг на друга - дело привычное, хотя и осуждаемое, но тут есть весомый повод! Кто-то боязливо интересовался, а что если Бертран вернётся? Не вернётся, - отмахивались другие, - а если появится, то ведьмы больше нет, и ему не на что будет нанимать новых наёмников.
        Обо всех этих рассуждениях Леон, капитаны и Катрин с Люси могли только догадываться, ловя шпионов. Если раньше это были разбойные людишки, то теперь шпионили люди соседей. О Бланшфорах собирали информацию и пытались выяснить, когда в замке сосредотачивается наибольшее количество денег.
        - Мадам, это всё зависть, - угрюмо реагировал Леон.
        - Подлость и зависть, - вторил Дидье.
        - Надо усилить охрану, но я опасаюсь брать наёмников со стороны. При разрастающемся интересе к нам это опасно. Один ненадёжный человек может подвести всех, пример тому - нападение на старый замок.
        В тревогах закончилась зима и встретили весну. По крупицам собирали информацию о продолжающемся походе.
        Германцы опозорились, и все королевства насмехались над ними, а вот Людовик, сидя в Антиохии, долго сомневался, не зная, как поступить. Жена изменила, армия разбита, но возвращаться с позором, попирая многолетнюю мечту, не хотелось. А с другой стороны, не было денег, чтобы вернуться. Говорили, что король пытается договориться, чтобы остатки его воинства переправили кораблями на родной берег, а там уж они сами как-нибудь. Королю оставалось посочувствовать, а Катя оценила то, что он не бросил своих воинов, а искал способы переправить всех на свою сторону. В дальнейшем короли не были столь щепетильны в вопросах чести.
        Вскоре пришли вести, что нормандские корабли всё же перевезли рыцарей и ополчение Людовика, оставляя их в южной Италии. Оттуда Бертран мог бы сам добраться до дома, но вместо него прибыл гонец.
        Глава 3. Вестник
        Прибывший мужчина не являлся в прямом смысле гонцом, скорее человеком, выполнявшем особое поручение по долгу чести. Его вид вводил в смущение не только женщин, но и воинов. Мягкие полусапожки истёрлись до дыр, икры были обмотаны толстой тканью, как делали кочевники, и на фоне сверкающих голых пяток это смотрелось смешно. На ногах виднелся кусочек серых брэ или, как подозревала Катя, возможно, это даже были настоящие штаны, но их прикрывали четыре туники, надетые одна на другую, разной толщины и каждая короче предыдущей. Невозможно было понять, из каких краёв пришёл этот человек, как и то, является ли его наряд традиционным костюмом или это вариант «всё своё ношу с собою». Лето уже набирало силу и мужчине должно быть жарковато, особенно под шапкой, отороченной вытертым мехом, но, похоже, погода его не беспокоила.
        - У меня есть послание от моего бывшего господина аги Яваша*.
        (ПРИМ. АВТ. Ага - в Турции так обращались к военачальникам или важному придворному слуге. У нас речь идёт о предках турков, сельджуках, поэтому смею предположить, что это слово-обращение уже существовало.)
        - Бывшего господина? - послышались удивлённые восклицания капитанов, присутствовавших при допросе.
        Человек поклонился ещё раз:
        - Ага Яваш достойный и почитаемый господин в Эдессе.
        - Эдесса! Она же занята проклятым Нур ад Дином!
        - Совершенно верно, господин.
        - Так как… - вопрос и подозрения повисли в воздухе.
        - Несколько лет я ходил с торговым караваном купца Луиджи по христианским городам за Срединным морем, но несколько лет назад Эдесса была захвачена, а наш караван разграблен. Это было страшное время. Христиан изгоняли или убивали. Церкви превращались в мечети. Я попал в рабство к аге Явашу. Прошли годы, прежде чем я понял, как мне повезло. В нём нет лютой ненависти к иноверцам. Он образованный, спокойный человек, по воле судьбы и своего рода служащий при семье военачальника Занги. С ним он пришёл в Эдессу, после его гибели остался служить сыну Нур ад Дину.
        - Ты предатель! Как можно восхвалять своего врага! - Рутгер схватил мужчину за ворот и встряхнул.
        - Остынь, - твёрдо осадил его Дидье.
        - Рутгер, - строго позвал рыцаря Леон.
        - Продолжайте, - мягко обратилась Катерина к сжавшемуся человеку. Она не видела в нём страха, лишь сожаление, что он стоит здесь, выполняя данное обещание.
        - И назовите, пожалуйста, своё имя, - добавила Катя.
        - Моё имя никому неизвестно, сеньора. Я Вито, сын простого конюха, ставший одним из многочисленных помощников купца Луиджи. Мы с ним арагонцы.
        - Понятно, продолжайте.
        - Я умею ухаживать за лошадьми и мне доверили уход за животными аги. Как-то благодаря моим навыкам удалось распознать обман на базаре и не купить скакуна, который был болен. Потом был случай, когда любимый жеребец аги стал ни с того ни с сего буйно вести себя. Я догадался, что он не взбесился, а его укусила оса. Ещё мне довелось лечить овец. Не так давно ага Яваш спросил меня, хочу ли я вернуться домой? Я ответил, что любой человек скучает по дому. Тогда он взял с меня клятву, что я передам послание и проводил до берега, посадил на корабль. Это было три месяца тому назад - и вот я здесь, чтобы исполнить свою клятву.
        - Что же за послание ты для нас привёз? - хмурился Леон, боясь собственных догадок.
        - Аге Явашу за достойную службу были переданы пленники-христиане, среди них есть рыцари, один из них Бертран де Бланшфор.
        Гробовое молчание послужило выразительным ответом. Вито опасливо покосился на важных сеньоров и, опустив глаза, продолжил говорить:
        - Мой господин… бывший господин отправил послание французскому королю с именами тех рыцарей, что у него в плену и обозначил сумму выкупа.
        - Что?!
        - Так сделали все благородные уважаемые люди Эдессы. Недостойно мстить пленникам, но нет позора в том, чтобы получить выкуп. Я был одним из многих, кто передал подобное послание для милостивого Людовика и слышал разговоры среди его поданных, что он будет собирать деньги для выкупа всех своих людей.
        - Ты был у Людовика?
        - Я не видел его самого, но да.
        - Где он?
        Вито пожал плечами.
        - Он ведёт войско домой, но они идут очень медленно. Нормандский король высадил ваших воинов в южной части Италии, и они с трудом продвигаются через те города, что дают им разрешение пройти. Я встретил французов недалеко от Милана.
        - А зачем ты пришёл к нам, если твой ага ждёт денег от Людовика?
        - Сеньор де Бланшфор сказал уважаемому аге Явашу, что его семья быстрее заплатит за его свободу и целовал на этом крест. Ага поверил ему и обязал меня дойти до ваших земель, чтобы передать, как обстоят дела.
        Мужчины с подозрением смотрели на Вито. Все они последнее время жили как на вулкане и сейчас могли подозревать, что нечестивец Яваш захочет дважды получить выкуп за рыцаря, что посланец - никакой не посланец, а провокатор соседей, или сам по себе хитрый мошенник. Надо ли верить, что Бертран действительно в плену? Верить ли, что он в плену у этого аги, а не у другого?
        Катерина поверила этому человеку. Она видела его усталость. В выражении лица, в интонациях чувствовалось уважение к бывшему пленителю. Такое сложно придумать, всё же здешние люди не психологи и не будут озабочены тем, чтобы придумывать такие хитрые крючки. И если Яваш действительно посчитал, что Вито отработал свой плен, то с его стороны было благородно отпустить его и по отношению к рыцарям очень достойно то, что он не замучил их в слепой ярости. К сожалению, бессердечие можно было встретить на каждом шагу и разные веры, это хороший повод проявить жестокость.
        - Вито, расскажите, как живётся пленникам аги Яваша?
        Мужчина стал мять край одной из своих рубах, не решаясь сразу отвечать, но счёл необходимым быть честным:
        - Вас же интересуют не все, а рыцари?
        - Да, Вито. Меня интересует мой муж, Бертран де Бланшфор.
        - Его, как и других рабов, каждое утро вывозят на поля, работать. Кормят их лучше, чем у других хозяев, но вряд ли им доверят работу в доме. Кое-кому из ополчения французской армии поручили работу в кузне, есть германец, что целый день носит воду, а все остальные в поле.
        - Мерзавец, как он посмел так обращаться с благородным сеньором! - сжал кулаки Леон, но что толку от ярости?
        - Скажите, Вито, как найти в Эдессе дом аги Яваша?
        - Мадам, зачем вам это? Неужели вы… - воскликнули одновременно капитаны.
        - Всё потом, - попросила она рыцарей и выжидающе посмотрела на посланца.
        - Ага каждый день ходит на службу во дворец Нур ад Дина, поэтому он проживает рядом с дворцом. На его дом укажет каждый. После того, как несколько лет назад местные христиане попытались самостоятельно отбить Эдессу, Нур ад Дин практически разрушил город. Осталось мало целых домов. Конечно, кое-что восстановили, а в остальном печальное зрелище. Так что все дома наперечёт.
        - Христианам разрешён въезд в город?
        - Пока ещё да, только пошлину надо заплатить в несколько раз больше, чем мусульманам, но, возможно, уже приняли закон, что нужен поручитель.
        - Людовику надо было раньше собираться в поход! - ударил кулаком по столу Рутгер. - Такое унижение!
        Вито хотел было заметить, что когда местные христиане решили вернуть себе Эдессу, то без жалости резали всех мусульман и хотели более не пускать их в город. Ненависть была взаимной, и в этом чувствовалось родство власть имущих. Пока не сталкивались интересы высокостоящих людей, простые горожане прекрасно сосуществовали друг с другом.
        - Вито, вы можете отдохнуть у нас, - Катя посмотрела на Леона, чтобы убедиться, что он не возражает, - Луция, устрой нашего гостя и предложи ему новую одежду. Ему предстоит ещё путь до дома.
        Катерина поймала взгляд Люси, пристально посмотрела на неё и та незаметно кивнула. Как бы то ни было, посланца надо было отблагодарить, и мужчинам об этом знать ни к чему. Рано утром следующего дня управляющая сама проводила бывшего раба до ворот и тихонько вложила ему в руки мешочек с горсткой серебряных монет.
        - Сеньора де Бланшфор ценит вашу честность, - пояснила она, - доброго пути.
        Мужчина кивнул и, расправив плечи, отправился домой. Обещание выполнено, теперь остались только собственные тревоги: ждёт ли его дома хоть кто-нибудь!
        Вскоре все обитатели замка знали, что сеньор находится в плену, и гадали, сколько пройдёт времени, прежде чем король сможет выкупить его. Дело это не простое. Нельзя вернуться в Париж, взять деньги и отправить их в Эдессу. Надо получить одобрение церкви, всё посчитать, отправить переговорщика, убедиться, что выкуп возможен, поторговаться и только тогда… в общем, дальше по обстоятельствам, и человеку, занятому налаживанием контактов, придётся не один раз съездить туда-сюда.
        Леон выскреб все сбережения, высыпал ценности на стол и, не отводя глаз, смотрел на жалкую кучку мелочёвки. Строительство опустошило казну, и надо было ехать к деду, просить денег. Старый Бланшфор был ещё грозен, но в замке всем заправлял дядя Ален, а он жадноват.
        Мачеха была подавлена и пока не сказала своего слова. Она сильно сдала после отъезда отца. Для всех казалась прежней, но всё делала словно через силу, точно боясь впасть в грех уныния. Даже жила через силу, а последние события сильно угнетали её, и она перестала покидать стены замка, становясь затворницей.
        Леон переживал за неё, не знал, что сделать, чтобы она снова улыбалась, как в первые дни, что он её встретил. Иногда пытался ей сказать, что угрозы и наветы соседей не страшны, что они отобьются, а в осаде их держать никому не под силу. Тем сеньорам, что не отправились в поход, не приходилось воевать. Один только гонор и никакого умения! Катрин не слушала, лишь грустно улыбалась и говорила, что всё понимает, что Леон может не волноваться, всё хорошо. Беда пришла, откуда не ждали или даже не так: боялись, что Бертран может быть ранен, убит, молились, чтобы этого не случилось, но о плене не подумали.
        Ему надо ехать и выручать отца, но нельзя сейчас оставить замок! Быть может, вызвать сюда деда, а самому отправляться в Эдессу?
        Леон даже скривился. Дед заклюёт Катрин и вылезет биться с теми, кто будет ему угрожать, веря в доблесть и забывая о небольшой численности защитников. Нет, он не может доверить ему мачеху, невесту и Люси. В дверь постучали, и вошла Катрин. Её взгляд скользнул по имеющейся наличности, и она улыбнулась:
        - Ещё не так давно у нас с Бертом было чуть больше денег, чем эта кучка, но мы справились.
        Катя вспомнила, как Бертран угнал корабль, потому что у него не хватало средств, чтобы полностью оплатить его, а потом, переволновавшись, продал весь вверенный ему товар в первый же день, как прибыл на место. Торговля оказалась не его делом, но он всё же сумел разузнать многие тонкости, запоминал всё, что делали взятые им на борт купцы и после подобрал для торговых круизов подходящих людей, проинструктировал их, как опытный делец и благословил. С тех пор почти ни одной неудачи.
        - Мадам, я не знаю, что мне делать, - с горечью ухмыльнулся Леон.
        - Потому что вам, мой милый друг, ничего не надо делать. Через две недели прибудет наш корабль в Ла-Рошель, и на нём я отправлюсь в Иерусалимское королевство. Думаю, там мы с пилотом (человек прокладывающий маршрут) уже сориентируемся, где остановиться, чтобы удобнее было добраться поближе к Эдессе.
        - Вам нужна Латакия. Этот город принадлежит христианам, и он ближе всего к Эдессе, а лучше идти проверенным путём. Сначала держать направление на Константинополь, а там рядом Никея, ну и пешком до Эдессы, - внёс уточнения пасынок, - но я вас никуда не отпущу. Как можно женщине ехать в такую даль? Вы забыли, чем закончилась ваша попытка добраться до святых земель?
        - Тогда я шла по суше, - выкрутилась Катя, - а сейчас на корабле. Я бы не рискнула повторять прошлый опыт, даже точно зная, какие города мне надо пересечь. Я понимаю, что это слишком опасно, тем более сейчас, когда на многих землях по пути неспокойно. Чудо, что посланец аги смог добраться до нас.
        - Вы так разумно обо всём говорите, что я поддаюсь вашему обаянию… но нет.
        - Леон, если я останусь, то вас вынудят лить кровь своих соседей. Они жадные дураки, но вам здесь жить, и не стоит ни с кем ссориться. Когда я уеду, у них не будет официального повода на вас нападать, а потом вернётся Берт и они не посмеют.
        - Как бы я хотел, чтобы у меня была такая же репутация, как у отца, - молодой человек стукнул по столу кулаком.
        - У вас складывается своя собственная репутация, - она накрыла его кулак своей рукой, - вы тоже с честью преодолеваете трудности, умело управляете людьми, обогащаете нашу казну.
        Леон хмыкнул, посмотрев на жалкую кучку монет. Катерина отстранилась.
        - Это ничего не значит. Все наши деньги вложены в товар и не стоит волноваться об этом. Единственный убыток, который предстоит пережить, это моя поездка за Бертом. Наш корабль уже дважды ходил к берегам Египта, поэтому, я думаю, мы не заплутаем, или пойдём за кораблями, везущими паломников в Иерусалим, а там пройдём вдоль побережья мимо Бейрута…
        - Это наш город! - радостно воскликнул Леон. - Вы сможете остановиться и передохнуть там. У иерусалимского королевства обширные территории и в основном они тянутся вдоль побережья. Но вам нужна Латакия.
        - Кое в чём вы разбираетесь лучше меня, - с уважением произнесла Катя. Ей хорошо была известна география, но история христианских походов и принадлежащих им земель в определённые промежутки времени прошла мимо неё.
        Леон колебался. Всё его существо противилось тому, чтобы возложить на плечи женщины тяжкий груз освобождения отца, но Катрин не просто женщина, она сеньора. Она умеет властвовать, принимать решения и отвечать за них. Она учила его этому.
        Он закрыл лицо руками и долго так сидел, потом поднял немного влажные и покрасневшие глаза и с трудом выдавил из себя слова:
        - Я не могу вас отпустить. Всё во мне бунтует против этого решения. Я не должен. Вы берёте на себя неподъёмную ношу. И всё же я даю своё разрешение, потому что если не справитесь вы, то остаётся только уповать на милость Бога, чтобы он помог отцу продержаться до королевской помощи.
        - Всё правильно, Леон, - облегчённо выдохнула Катя, - мне проще, чем кому-либо, договориться с агой Явашем. Дело же не только в тяжёлом пути, а в том, чтобы пройти в Эдессу и выкупить Берта.
        - Но у нас нет денег, надо ждать прихода караванов…
        - Не надо. Мне придётся в Ла-Рошели продать основную часть товара, что привезёт наш корабль, и на эти деньги я организую поездку в Латакию. Даст Бог, на обратном пути зайдём в Александрию и возьмёмся перевезти чужой товар, чтобы не идти порожняком. А для выкупа я возьму украшения и медальон. Вы же видели, сколько драгоценных каменьев на нём. Я бы здесь попросила ювелира вырезать из него мой портрет, но нет времени придумывать и вставлять что-то другое. Думаю, ага Яваш после того, как оценит окантовку медальна, позволит забрать мне миниатюру. Их народу все равно нельзя рисовать лица людей.
        - Катрин, о чём вы думаете! Я нарисую вам десятки ваших портретов, только бы вы вернулись! Давайте продумаем, кто вас будет сопровождать.
        - На корабле есть команда и Гильбэ, этого достаточно, а там я найму кого-нибудь из местных.
        - Нет.
        - Леон, нельзя никого забирать из замка. Все воины наперечёт и мне не будет от них толка.
        - На корабле - согласен, но далее!
        - И далее - тем более. Без местного сопровождающего не обойтись. Мне поможет Гильбэ нанять нужных людей и там уже будет без разницы, поедет со мной кто-то или нет. Если на нас нападут, то я только возьму лишний грех на душу, что потянула за собой людей. Я надеюсь быстро и незаметно пробраться в Эдессу, не привлекая постороннего внимания. Если надо, то оденусь так, как положено их женщинам или повторю одежду сопровождающих. Они же все прикрывают лица и я…
        - Катрин, как вы можете! - поражённо приоткрыл рот Леон.
        - Вот видите, - она посмотрела на него с укором, - я готова кутаться в любые тряпки, только чтобы выполнить задуманное, а наши воины в этом случае помешают. К тому же нам не нужны потом лишние разговоры.
        - Но разве так можно?
        - Только так. Поймите, там, - Катя махнула рукой, и глубокомысленно продолжила: - не здесь! Я не собираюсь проповедовать там ни нашу веру, ни моду на одежду. Моё дело пройти, не привлекая ничьего внимания, и так же выбраться из тех земель.
        - Вы требуете от меня невозможного! Без сопровождающих вы никуда не поедете.
        - Сопровождающие только до Ла-Рошели. Леон, дорогой, я объяснила вам причину моего отказа. Это не прихоть, не бахвальство, а необходимость, чтобы выжить.
        - Вы не можете полагаться на местных! Вас могут обмануть, вы сами можете стать рабыней!
        - Сопровождающие меня от этого не уберегут. Два короля потеряли там свои армии, а вы думаете, что несколько воинов смогут защитить меня? Они только привлекут ко мне ненужное внимание, снизив мои шансы до критического минимума!
        - Я решу на днях, - сдался Леон, показывая мачехе, чтобы она уходила.
        Катерина не сомневалась, что он согласится. Пасынок умеет думать и понимает, какая сложилась обстановка, но он благороден. Даже если бы у неё с ним не сложились хорошие отношения, он бы все равно оберегал её. Хотелось бы думать, что в его воспитании во многом есть её заслуга. Основы заложили свёкор со свекровью, множество людей, проживающих в старом замке, а вот сложный возраст взросления достался ей, и Катя вкладывала в него душу. Его внимание, старание, помогало ей не горевать о своих мальчиках. Сейчас она ставила Леона в ужасное положение. Если она пропадёт, то недоброжелатели могут обвинить его в том, что он сжил её со свету. Это удобно: поменять травлю ведьмы на гнусные предположения о бесчестии молодого Бланшфора.
        «Куда не кинь - всюду клин!» - устало завершила она круговорот своих мыслей.
        С этого дня Катя с Люси стали собирать то, что могло пользоваться спросом в Иерусалиме. Строевого леса у них не было, но можно найти смолу. Ещё там востребовано тонкое сукно, стеклянная посуда, железо.
        - Надо пораньше собрать налог, тогда корабль не пойдёт пустым. Женщины сдадут ткани, наши девочки достаточно подготовили кружев, замковые ткачихи тоже не сидели, сложа руки, посудой мы займёмся прямо сейчас, - подытожила Люси.
        - А часть того железа, что везёт корабль, можно не продавать в Ла-Рошели, а везти его дальше.
        - Катрин, я поеду с тобою, - заявила Люси.
        - Нет, мой дружочек, - ласково обнимая её, отказала сеньора.
        - Ты не сможешь одна! Подумай, одна на корабле, среди мужчин! Тебе даже некому будет полить на руки воды, не говоря уже обо всём остальном, - Луция с намёком посмотрела на подругу.
        - Я обо всём подумаю заранее и подготовлюсь.
        - Вдвоём будет легче! Мы разделим ношу пополам и…
        - Нет. Люси, Софи ещё слишком юна, чтобы управлять хозяйством. Она не справится и озлобится.
        - Ты слишком возишься с нею, а девочка себе на уме, - буркнула женщина.
        - Так и должно быть, - улыбнулась Катя, - но ей надо ещё время, чтобы дозреть, выстояться так же, как вину, ей надо научиться справляться с эмоциональными порывами и поступать по уму.
        - Но как ты будешь одна? Я не представляю! Возьми Зоэ!
        - Она мне только помешает там.
        Люси покачала головой, выражая своё непонимание, и ещё раз спросила с надеждой:
        - Может, останешься?
        Катя присела, кладя на руки полотно, которое она только что просматривала, чтобы понять, удалось ли покрасить ткань новым способом и насколько ровно лёг цвет.
        - Мне стыдно признаться, - тихо произнесла Катерина, - потому что это как бы умаляет моё желание выкупить Берта, но я больше не могу и не хочу находиться здесь без него.
        Признавшись в том, что уже давно чувствовала, она смотрела на то, как отреагировала Люси.
        - А как же я? Я для тебя ничего не значу?
        - Ну что ты, - Катя бросилась к ней, - если я ещё что-то делаю, то это только благодаря нашей дружбе. Я ко многим очень привязана в замке, но Леон уже взрослый, и я ему не нужна.
        - Не говори так.
        - Но это правда, Люси, тебе ли не знать, что дети вырастают и они нацелены на создание собственной семьи.
        - Когда ты станешь бабушкой, то поймёшь, что не права.
        - Но сейчас я не нужна ему, - упрямо повторила Катя, - не нужна своим воспитанницам и другим подопечным. Все подросли, а те, кто приходит, им уже не надо преодолевать те трудности, что были ранее. У нас всё налажено, и ты приглядишь за всеми. А моё присутствие в замке теряет былые преимущества и оборачивается для всех проблемой.
        - Мы справимся, мы…
        - Но, Люси, - оборвала её сеньора, - я не справляюсь, - снова сев, Катя посмотрела в узенькое окошко, не желая, чтобы подруга видела её заблестевшие глаза, - я на острие проблем! Все разговоры обо мне, все вынуждены обсуждать, обдумывать, хороший ли я человек, достойная ли сеньора, и люди готовятся меня защищать. Кто-то расплатится за своё решение ранением, кто-то жизнью. Я благодарна им, но я не могу принять таких жертв. Я задыхаюсь от всего этого! На меня давит своею непримиримой фанатичной ненавистью отец Жюль и затюканные им селяне, а теперь и подключившиеся соседи, но ещё более тяжкий груз видеть глаза тех, кто готов отстаивать мою честь не щадя себя.
        - Но ты достойна защиты!
        - Не знаю. Не хочу думать, заслужила или нет! Я хочу уйти, спрятаться от всего, - голос Катерины дрогнул, но ей хотелось высказаться. Она приняла нелёгкое решение и ей нужна поддержка, а не противодействие! - Столько потрачено усилий, чтобы все хорошо жили, чтобы любили свой дом, а теперь хаос - и я тому причиной!
        - Милая, - Люси села рядом и приобняла, - я ведь всё понимаю, но это так больно, отпустить тебя и гадать, какие беды встретятся тебе на пути, как ты их преодолеешь.
        - Молись за меня, - уткнувшись в плечо подруги, Катя не сдержала слёз.
        - Даже не сомневайся.
        Женщины немного всплакнули и продолжили сборы. Катерина объяснила Леону, что пытается минимизировать потери денег во время поездки.
        - Я буду использовать каждую возможность заработать, чтобы у нас не образовалась брешь.
        - Мадам, у нас безостановочно ходит по городам несколько наших караванов, так что не думайте о деньгах, просто возвращайтесь. Когда вы думаете уходить?
        - Самое позднее - в конце этой недели, иначе Гильбэ может затеять ремонт корабля.
        - С вами поедут Рутгер и полдюжины воинов.
        - До Ла-Рошели? - на всякий случай уточнила Катерина.
        - Рутгер будет сопровождать вас до конца.
        - Но…
        - Он опытный рыцарь и верен вам. Если надо, то он оденется хоть в лохмотья, раз вы считаете, что так безопаснее.
        - У него только всё наладилось! Зачем? Запретите ему!
        - Не смешите меня! Он сразу решил идти с вами, и я в этом никак не могу ему помешать.
        - Так нельзя, у Рутгера даже нет наследника, а мы его втягиваем…
        - Вы не надеетесь вернуться? - прорычал Леон. - Тогда всё отменяется!
        - Нет! Я уверена, что у меня всё получится! Но тащить за собою кого-то ещё…
        - Если вас волнует наследник, то он привязался к малышке Манон.
        - Э-э, вашей дочери?
        Леон осуждающе посмотрел на мачеху, она смутилась. В замке не должно говорить о незаконнорождённых детях сеньора, ведь здесь живёт Софи и тут место только для прямых потомков соединённых рыцарских родов!
        Как только поползли слухи о богатстве младшей ветви Бланшфоров, так время от времени у ворот стали появляться молодые женщины с детьми разного возраста от Бертрана или Леона. Правда это или нет, никто не разбирался, всех гнали взашей. Катерина и не узнала бы об этом, если бы не стала свидетелем мерзкой сцены. После увиденного она поговорила с Леоном и он, краснея, признался ей, что, не смотря на свои похождения, тщательно следит за тем, чтобы его семя не попало в лоно временных избранниц, и этому его научил отец.
        Может, обманул, но она предпочитала верить, чтобы не поддаваться жалости и не устраивать из замка гадючье гнездо. Еву она слишком хорошо помнила!
        Время после визита посланца пролетело быстро. Несколько телег с собранным кое-каким товаром на скорую руку и по имеющимся средствам уже отослали, теперь пришло время прощаться с Катрин. Она знала всех обитателей замка, каждому хотелось сказать доброе слово и показать, что она ценит их преданность. Последний день она провела на кухне, готовя пирожные. Пусть впоследствии, вспоминая о сладком, скажут доброе слово о ней. Так лучше, чем связывать память со злыми словами о ведьмовстве.
        Уезжала она почти тайно. Никто не догадывался, что она отправляется в долгий путь. Просто уезжает по делам, а в большом зале всех дожидаются наполненные угощениями огромные подносы. Только когда вернутся сопровождающие Катерину до Ла-Рошели воины, люди узнают, что мадам Катрин отправилась выкупать сеньора.
        А Катерина сидела, удобно устроившись на подушках в карете, и пыталась представить, как пройдёт её путь. Изредка она бросала взгляды на Рутгера, думая, чем он руководствовался, решая следовать за ней.
        Намёки Люси, Леона, даже Берта, что рыцарь воспылал к ней чувствами, она отрицала. Не из гордости, не по наивности или женской не дальнозоркости по поводу тех людей, что испытывают к ним любовь.
        Рутгер вовсе не был несчастным страдальцем, втайне влюблённым в неё. Это было что-то другое. Как женщина двадцать первого века она не смела бы надеяться на такое, но, похоже, в этом времени она невольно заполучила себе рыцаря, считающего делом своей чести служить ей. Не королю, не герцогу, не Бертрану, даже не церкви, а ей! Неизвестно, считает ли он её красивой, но абсолютно точно уверен, что он не тратит свою жизнь зря, отдаваясь служению по своему выбору.
        Это льстило и пугало. Рутгер вознёс её так высоко, что становилось страшно. Казалось бы, какое ей дело до того, если он разочаруется в ней, но почему-то думая об этом, сердце сжималось в комочек и становилось ясно, что случись такое - и она потеряет собственное уважение.
        Она не просила его о такой чести, но теперь всё так переплелось, что появился страх упасть в его глазах. Чужой мужчина, резкий и подчас несимпатичный, но стыдно при нём не держать спину ровно, кряхтя вылезать из кареты и бежать в кусты, когда приспичило, или зевать. Комплексы! Он развил в ней массу комплексов, которые будут ей мешать в пути. Надо избавляться от него, пока он не изнервировал её! Опоить сонным зельем перед уходом!
        - Мадам, - капитан постучал по дверце кареты и наклонился, сидя на лошади, - всё в порядке?
        - Да, Рутгер, всё хорошо, - тут же улыбнулась она.
        «Как чует, что думаю о нём!» - подосадовала Катя, понимая, что он найдёт способ догнать её и будет безотлучно рядом, да ещё и станет давить немым укором за её проступок.
        «За какие грехи наказываешь меня, Господи?!» - взмолилась она, решив воспитывать в себе пофигизм. Ей предстоит ходить в туалет среди оравы мужиков, выливать отходы при всех, наблюдать, как гадят они… Нет, тут если из-за всего этого переживать, то лучше не ехать.
        Весь путь до Ла-Рошели прошёл в размышлениях о собственном комфорте, который поможет оставаться ей дамой, а не измученной замарашкой.
        «Два месяца пути в лучшем случае, это вам не фунт изюма стрескать!» - время от времени грозила Катя каким-то любителям сладкого, пытаясь прогнать своё непустяшное волнение.
        План покупок первой необходимости был готов, и оставалось дождаться корабль, получить с прибывшего товара хоть немного денег, чтобы закупить задуманное.
        Занга - это имя я упомянула в речи посланца аги о том, что Занга, отец Нур ад Дина, занял Эдессу. Талантливый и успешный полководец! По иронии судьбы, после того, как он занял Эдессу и начал прибирать окрестные земли под власть мусульман, при осаде одной из крепостей измотался, устал, лёг спать у себя в шатре, однако ночью проснулся от шороха. Его слуга втихушку пил его вино из его же кубка. Рыкнув, что утром разберётся с негодяем, уснул. Слуга со страху, боясь наказания, зарезал спящего полководца и бежал в город, который осаждала армия Занги.
        Как говорится, «без комментариев»! Это я что-то вспомнила о мотивации Евы и её собственной значимости в своих глазах и насколько жизненно-реальны её действия.
        И немного о любви к женщине. Короля Франции Людовика упрекали, что он «чрезмерно любит» Алиенору. Сейчас сложно понять, что должны быть какие-то границы любви к жене, но в те времена об этом говорили, спорили, переживали и я подумала, что наш герой тоже мог рвать себе душу в этом вопросе.
        Глава 4. Отплытие
        В Ла-Рошели Катерина сразу направилась в собственный дом. Маленький, но со своим огороженным от посторонних глаз двориком, где можно было временно хранить товар. Открыв замок на двери, она устало вздохнула и бросила Рутгеру:
        - Капитан, в доме по соседству живёт женщина, Марта, велите позвать её готовить для нас.
        Дождавшись, когда все осмотрятся, она показала рукою наверх:
        - Там моя спальня, здесь Марта будет готовить и кормить нас всех, а во дворе есть достаточно места, чтобы устроиться на ночлег. Дом крошечный, сами понимаете, что он приобретён для кратковременного проживания и для того, чтобы не оплачивать склад.
        - Не стоит беспокоиться, мадам, нам без разницы, где спать, лишь бы кормили, - успокоили сопровождающие её воины.
        А Катерина развела бурную деятельность, пока дожидалась корабля. Огромные бутыли, привезённые из замка, она собственноручно вымыла, простерилизовала над паром и, заполнив кипячёной водой, закрыла вырезанной по размеру горлышка пробкой. Так она хотела обезопасить себя от бактерий и собиралась на корабле пить только эту воду. Бутыли были большими, и Катя надеялась, что литров десять воды в них входит. Десяти штук должно было хватить в одну сторону пути. Она надеялась, что у неё будет возможность сделать точно так же для обратной дороги. В Ла-Рошели она заказала себе бочку для воды и собиралась поставить её рядом с местом, где она будет спать. В проходящих мимо городах она планировала пополнять её, а вода в ней предназначена для ополаскивания.
        Два дня Катя потратила на изготовление галет и сухариков. Они заменят ей хлеб. Всё остальное она купит, как только дождётся корабля. Пища должна быть разнообразной и в виде сухого пайка. Никто не даст на палубе разводить огонь и готовить суп, мясо, кашу.
        Гильбэ прибыл вовремя и был удивлён, что его дожидается хозяйка. Он выслушал её и, перебрав доставленный товар, кое-что продал, что-то оставил для христианских городов на святой земле.
        - Вы правильно подумали, что железо там покупают охотно, - согласился Гильбэ с размышлениями мадам. - Если бы я знал, что мы пойдём в том направлении, то закупил бы больше, а так у нас всего понемногу и рассчитано на торговлю в наших землях. Но, сеньора, вы хотите идти туда практически порожняком? Тот товар, что оставляю я и то, что вы привезли, это едва ли займёт угол корабля.
        - Гильбэ, нет времени ждать ярмарок, чтобы закупиться.
        - Хм, мы можем взять на корабль паломников.
        - Людей? Но где мы их разместим?
        - Там же, где лежал товар, - удивился воин-купец.
        - Я не видела здесь желающих отправляться в Иерусалим.
        - Пройдём Гибралтар, выйдем поближе к берегам Барселоны, Марселя… там уже всегда есть желающие отправиться в Иерусалим. Мы можем собирать паломников по крупным городам вплоть до Венеции.
        - Вы говорите о людях как о грибах, - улыбнулась Катя, - но почему до Венеции?
        - В Венеции корабли, перевозящие паломников, находятся под охраной ордена и церкви. Они нас разорят пошлинами и в конце концов заставят всех высадить. Всё как с солью: они считают, что перевозки паломников - только их право.
        - О, я не думала, что это целый бизнес.
        - Бизнес? Так саксы называют какое-либо дело? Да, венецианцы сделали из паломничества выгодное дело.
        - Но я думала, что мы пойдём напрямик или хотя бы будем придерживаться берегов противоположной стороны? Мне бы не хотелось терять время.
        Гильбэ задумался, что-то прикидывая в уме.
        - Ну, не знаю, сеньора, может, вы и правы. Полный корабль паломников не набрать, а пара десятков не окупит нашу поездку.
        Катя с ужасом представила живущих в трюме два десятка человек и, сглотнув, додумала, как Гильбэ усаживает туда ещё полсотни паломников поплотнее друг к другу, а потом ещё.
        - Поэтому давайте попробуем её сократить до минимума, - решительно велела она. - Конечно, если надо кого-то подвезти, мы не откажем, но увеличивать из-за этого продолжительность нашей дороги мне не хочется.
        - Как скажете, мадам. Корабль ваш, - рыцарь принял выражение лица, ясно говорящее о том, что он подчиняется, но была бы его воля…
        Катерина в этом плане была настроена категорически.
        - И ещё, Гилбэ, закажите для меня какую-нибудь надстройку на корабле, чтобы я смогла там спрятаться от чужих глаз.
        - Хм, но сеньора, если что-то на скорую руку, то её поломает и смоет за борт при шторме.
        - Часто штормит?
        - Не часто, но бывает. Нам надо поторопиться с выходом в море, чтобы хотя бы часть пути пройти спокойно. С наступлением ноября наша дорога станет опасней. Дожди, облачность, волнение и вы будете мёрзнуть. Я бы вам посоветовал место, где мы перевозим специи. Там сухо, чисто и приятно пахнет, если глубоко не вдыхать.
        - И всё же, сейчас конец августа и я не хочу сидеть в трюме, поэтому закажите надстройку. Там должна разместиться моя кровать, бочка с водою и небольшой стол. Больше места я у вас не прошу.
        - Хм, я понял, сеньора. А прислуга?
        - Едем я и Рутгер, более никого.
        - Вам будет тяжело… - будучи на полголовы ниже сеньоры, он посмотрел на неё с сочувствием, подумав, что ей действительно будет сложно находиться в трюме с её ростом. - Я постараюсь устроить вас как можно лучше.
        Катерина показала Гильбэ воду, которую заготовила для себя, пояснила, что не может пить сырую. Показала ему сухари и галеты, а когда он отдал ей деньги за товар, то расплатилась за бочку и закупила орехи, сухофрукты, немного апельсинов, виноград, яблоки, капусту, морковь, брюкву, зелёный горошек, вяленое мясо, сушёную рыбу. Из овсянки и перловки сделала немного муки в надежде размачивать её водой и есть как холодную кашу. Законсервировала фасоль с овощами, простерилизовав и закрыв вощёной тряпкой. Немного, но хотя бы в первое время будет не так голодно. В принципе команда ела то же самое, только вместо воды пили разбавленное вино.
        Денег оставалось достаточно, но во время пути предстояло закупать ещё продукты, кормить гребцов нормальной пищей на стоянках, платить пошлины за пользование причала и ещё надо учитывать обратный путь с возможной закупкой товара в иерусалимском королевстве. Денег получалось в обрез, но если всё получится, то поездка хотя бы не будет убыточной.
        Катю лихорадило. Нет, она не заболела, но отчего-то всё волновалась, суетилась и трусила. Мастер Джордано в считанные часы поставил для неё лёгкий каркас на корме и предложил обтянуть его плотной тканью.
        Это сооружение было иллюзией каюты, но часть её дополнительно прикрывалась высокими бортами корабля, даря некоторую защищённость, а другая часть держалась на завязках, которые можно было отвязывать в жару и не задыхаться в крохотном закутке, что тоже можно было счесть плюсом.
        В будущем мастер обещал подумать, что можно сделать для комфорта пассажиров, не нарушая баланс корабля, а сейчас только так. В непогоду или когда похолодает, Катерине придётся спуститься в трюм, а её каюту-палатку разберут.
        Подошёл день, когда сеньоре пришлось ступить на корабль и под любопытными взглядами команды пройти в своё убежище. Кроватью ей послужил длинный сундук. Она вытащила из него перину, подушки, пока только тонкое одеяло и застелила постель. Стало как будто уютнее.
        Она слышала все разговоры, домыслы о том, что корабль идёт почти пустым и надеялась вместе со всеми, что отсутствие груза значительно ускорит их ход и снизит интерес пиратов.
        Временами до неё доносились сплетни о ней. Кто-то из гребцов вспомнил её и как она несколько лет назад приходила с мужем на площадь, чтобы выбирать команду. Кому-то она показалась симпатичной, кому-то дылдой со слишком внимательным взглядом, от которого у них, видите ли, дрожь по всему телу. Но вся болтовня враз прекратилась, как только прозвучал свисток, и гребцы взялись за работу.
        Катя подглядывала сквозь щель и видела, что работают не все. Поначалу вроде все вместе плавно наклонились и потянули на себя весла, а потом - то одна сторона, то другая.
        - Ну, с Богом, - прошептала она, и надо бы выйти, окинуть берег прощальным взглядом, но так перенервничала, что не осталось сил, да и махать рукой некому.
        Она проверила и разровняла мешки с едой, что остались в сундуке, проверила, не повредились ли несколько горшков с фасолью и, в общем-то, делать более было нечего. В шаге от сундука стоял низенький стол, рядом возвышалась бочка, заполненная водой и прикрытая крышкой. Под столом спряталось туалетное ведро на верёвке, небольшое круглое корыто, чтобы собрать воду при проведении необходимых гигиенических процедур, ещё одно ведро на всякий случай и вокруг бочки притулились пара бутылей. Остальные бутылки с водой сгрузили в трюм. Вот и всё.
        В сундуке ещё хранились кое-какие украшения, немного денег, но основная часть была у Гильбэ, так как ему производить закупки любого назначения. Совсем мало заняли места тоненькие камизы, пара котт и сюрко на случай, если понадобиться произвести впечатление богатой знатной дамы, и свёрнутый в рулон тёплый плащ с рукавами. Не накидка, именуемая плащом, а настоящее пальто летящего кроя. Была припасена кое-какая одежда для Бертрана.
        А ещё спрятаны усыпанный драгоценными камнями медальон и лютня! Катя давно хотела научиться играть на ней, но не было времени. Люси знала этот инструмент и как-то бралась научить подругу, но мало показать движения, необходимо повторять всё из раза в раз, просиживая часами, тренируя пальцы, но такой роскоши, как трата времени в своё удовольствие, Катя не могла себе позволить. Зато сейчас этого времени хоть отбавляй, и она собиралась заниматься игрой на лютне на протяжении всего пути.
        Не успела Катерина устроиться, как назло, сразу же проснулся аппетит, и захотелось жаркого с подливкой, которую можно было бы собрать белой булочкой. После запить бы всё горячим сладковатым отваром! Сглотнув слюну, она достала горсть кураги, и принялись медленно рассасывать её.
        Наверное, Катя уснула под мерное раскачивание корабля, так как проснулась от жары. Чувствуя, что сомлела, она ополоснула лицо и отвязала одну из стенок своей каюты. Кто мог, с любопытством заглядывал внутрь, чтобы посмотреть, как устроилась сеньора и насколько её пребывание на корабле отличается от их. Прорвавшийся свежий ветерок помог прийти в себя.
        Гильбэ сидел неподалёку и дремал. Другие воины тоже привычно ленились кто где. Рутгер расположился рядом с её палаткой-каютой, и лёжа разглядывал облака, лишь раз бросив на неё пытливый взгляд.
        Катя осмотрелась, кто-то из гребцов успел ей подмигнуть, остальные расслабленно переговаривались. Корабль шёл под парусом и вёз всех туда, куда было необходимо. Иногда раздавался свист и некоторое время гребцы добавляли хода своим усердием, а потом вновь отдыхали. Бывало, коммит выдавал своеобразную трель из своего свистка, и тогда часть команды поднималась, уходила на нос. Кто-то там разминался, а кто-то справлял нужду.
        - Не стоит вам смотреть на непотребство, - услышала Катерина Рутгера.
        Так как длина корабля было около тридцати метров, а ещё маячившие спины мешали разглядеть, что происходит на носу и куда там все лезут, то она не сразу догадалась, за чем именно так пристально наблюдает. Стало неловко.
        А ей как же быть? У неё есть ведро для этих целей, но она собиралась сама его опускать на верёвке и полоскать в море, но на корме кроме неё расположились Гильбэ, Рутгер, воины… и все с интересом наблюдают за ней! Что за нелепое любопытство?! Неужели они не понимают, что это навязчиво, утомительно и неприлично?
        В голову пришли здравые мысли, что им абсолютно нечего делать, а жизнь сеньоры для них загадка, поэтому сейчас они словно в первых рядах на занимательнейшем спектакле в режиме реального времени! Не стоит на них злиться! Но вся успокоительная медитация полетела к чёрту, когда она поняла, что ей уже захотелось в туалет и, закрываясь тканой стенкой, она отчётливо осознавала, что всем всё слышно! Потом долго стеснялась выйти, чтобы ополоснуть ведро.
        Отвязала стенку, вышла с пунцовыми щеками, сопровождаемая десятками глаз, опустила ведро на верёвке в море, чуть не уронила, когда оно полностью утонуло и, ей пришлось поднимать его до краёв наполненным морской водой. Только на самом верху ей удалось вылить большую часть, но немного оставила, чтобы после легче было мыть. Вся взмокла, но была рада, что никто не подошёл к ней помочь. Дополнительного интереса к своей персоне в этот момент она не выдержала бы, а с ведром приноровится и больше не будет таких казусов.
        Пара дней прошло спокойно, и если бы не постоянное чувство голода, которое измучило фантазийными зарисовками застолий с горячей пищей, то всё было даже прекрасно. Невольно Катерина развлекала всех своих существованием. Она часто сидела с лютней и тренькала, пока кто-нибудь устало не вздыхал, потом переворачивала дополнительное ведро и присаживалась к столику, записывая перевод песен на французский язык из старых пьес, которые дошли до потомков в будущем и были экранизированы. Музыка для них была более-менее проста, а слова будут понятны и близки её сегодняшним окружающим, но в тоже время это будет сенсационной новинкой среди монотонных баллад.
        Все эти мысли подогревали энтузиазм, и Катерина быстро привыкала к путешествию, пока на третий день не началась качка и она не почувствовала, что такое морская болезнь. Аппетит пропал, желания музицировать как не бывало, стеснение прошло, осталась слабость, ведро и желчь, которую она время от времени мучительно извергала из себя.
        Сколько это длилось? Наверное, целую вечность! И неважно, что солнце садилось за горизонт всего лишь дважды! Тут час за год!
        В какой-то момент она почувствовала, что качка больше не беспокоит её, но начались проблемы другого рода, где помощь невозмутимого Рутгера была неприемлема.
        Закрывшись ото всех, Катя страдала, жалела себя, валялась на смятой перине, ища удобное положение, и спала. Наконец, настал день, когда она с удовольствием ополоснулась, тихонько выкинула за борт все следы от недомоганий, переоделась в чистое и, ощущая подъём сил с вернувшимся здоровьем, сияя и радуясь движению, прогулялась по кораблю.
        Ей улыбались, шутили, что она теперь морской волк, спрашивали, не согласится ли она что-нибудь сыграть на лютне, словно забыли, что она это делать ещё не умеет и извлекаемые ею звуки из лютни лишь терзают уши. Но ей было приятно. В тот день её вообще всё радовало!
        Горшочком с законсервированной фасолью пришлось поделиться со всеми воинами. Началось всё с Рутгера. Ему Катя предложила полакомиться из вежливости и нежелания оставлять фасоль недоеденной. Гильбэ снял пробу исходя из коммерческого интереса. Потом подошли профессионалы морского дела: коммит, патрон, пилот, рулевой. А далее недюжинные дегустационные способности проявили уставшие от безделья воины. Воины так сильно водили носами и столь громко сглатывали, что невозможно было не угостить их. Собственно, в горячем виде, фасоль была бы вкусна, а так… ну, только потому, что сухари и вяленое мясо осточертело.
        Корабль шёл налегке, и его скорость не позволяла охотникам до чужого добра рассматривать его в качестве добычи, поэтому настроение у всех было отличное.
        - Завтра можем остановиться в Ла-Корунье королевства Леона.
        «Корунья? - старалась вспомнить Катя, - вроде порт Испании, но при чём тут королевство какого-то Леона?»
        - Леон? Там неопасно?
        - Нет, Альфонсо крепко держит власть в своих руках! - с уважением к неизвестному королю, произнёс Гильбэ.
        - А, ну тогда, конечно, - вздохнула сеньора.
        (ПРИМ. АВТ. Королевство Леон - был город Леон, получивший своё название от Legio (легион), а далее история королей, которые увеличивали территорию, превращая город в королевство. Сейчас эти земли входят в состав Испании)
        Рано утром Катя проснулась от нарочито громких голосов, сообщающих, что они идут мимо башни Геркулеса. Пришлось наскоро приводить себя в порядок и смотреть, что это за чудо. Оказалось - маяк. Ничего особенного, но он был построен в I веке. Благоговеть настроения не было, но Катерина не отрывала от него глаз, чтобы с честью выполнить столь скудную культурную программу путешествия. Вскоре они вошли в порт и, заплатив необходимые деньги, получили разрешение остаться на ночь.
        - Мадам, не отходите от меня ни на шаг, - сурово произнёс Рутгер, а Катя посмотрела вправо, влево, назад и не поняла, как она вообще будет двигаться в созданной «коробочке» из воинов.
        Город пестрел разнообразными одеждами и напрашивался вывод, что население в порту многонациональное. Ради сеньоры воины прошли довольно далеко в поисках приличного места «перекусить» и когда нашли его, то провели время там до вечера. Катрин в таверне предоставили самые лучшие покои, принесли ей воды, и она смогла вымыться, отдохнуть. Возвращались уже в темноте, едва не заблудившись. Встречные одиночки шарахались от звенящей оружием компании. Обратная дорога показалась неимоверно длинной, но объевшаяся Катя, переставляя ноги, думала о том, что это всё цветочки, и ей совсем скоро предстоит пешком пройти гораздо более весомое расстояние, чем половина города.
        С первым лучом солнца путешествие продолжили. Потихоньку сложился определенный график жизни. Пока не начинало жарить солнце, Катерина взбивала свою перину, выполняла внутри палатки разные упражнения, чтобы насытить тело движениями, потом ополаскивалась двумя-тремя ковшиками воды и растирала тело влажной тряпкой. Не торопясь, перекусывала. Как только становилось душно, она поднимала стенку и, повесив перину на борт для солнечных процедур, сама устраивалась на сундуке среди подушек, начиная тренькать на лютне. Через неделю Гильбэ сделал заход ещё в один порт. Там всё повторилось. Все размялись, поели, пополнили бочку с водой для сеньоры, кое-что прикупили из еды и продолжили путь.
        Вскоре Катерина могла уже сносно играть на лютне пару мелодий и тогда она стала пробовать петь. Голос у неё не был поставлен, но звучал приятно и если долго не тянуть какую-либо ноту, то выходило очень душевно. Немного путаясь в музыке, Катя нежно промурлыкала коротенькую спокойную песню дуэньи из фильма «Собака на сене»
        Ах, если б можно, если б можно было,
        Чтоб сердце самовольно разлюбило…
        Увы, оно лишилось власти,
        Подчинено любовной страсти.
        Ах, если б сердце остывало сразу,
        Лишь собственному подчинясь приказу…
        Увы, оно судьбой суровой
        Обречено влачить оковы.
        Ах, если б можно, если б можно было,
        Чтоб сердце самовольно разлюбило…*
        (*романс Анарды, музыка Гладкова, слова М.Донского)
        Пока она пела, набежали облака и закрыли солнышко, помогая создавать у слушателей грустноватый настрой и возвышая печаль.
        - Что это вы, сеньора, будто сожалеете о своей любви? - насмешливо спросил Гильбэ, заслужив злой взгляд Рутгера.
        - Это же просто песня, - ей казалось, что Гильбэ спит, а оказалось, внимательно слушал. - Она не обо мне, а о даме, которой суждено выйти за родовитого сеньора, а она влюблена в другого.
        - Что за глупости, любовь! Скажете тоже, - засмеялся рыцарь.
        - А вы что же, никогда не были влюблены?
        - Да много раз! - при этом он сделал неприличный жест, понятный всем, кроме Катерины.
        - Заткнись, Гильбэ, пока я не выбил тебе зубы.
        - Ты?! Мне? - взъерепенился Гильбэ, но чуть отсаживаясь дальше от капитана Рутгера, а Катя, чтобы не дать развиться конфликту, спросила:
        - Неужели у вас никогда не болело вот тут от того, - она приложила руки к груди, - что чувства переполняли вас? Ни за что не поверю, что вы не встретили девы, от одного взгляда которой хотелось бы совершать подвиги.
        - Нет, сеньора, я не подвержен таким глупостям, - почти серьёзно ответил ей Гильбэ и, несмотря на некоторую доли насмешливости, в голосе чувствовалось сожаление.
        - Тогда эта песня для вас. Почувствуйте силу чужой любви, - немного зло, даже дерзко, будто отвечая всем мужчинам разом в лице этого рыцаря, пропустившим или не оценившим посылаемые им знаки любви девушками.
        Она развернулась всем корпусом в сторону Гильбэ и, сильно ударив по струнам, запела намного громче, безотрывно смотря ему прямо в глаза. Конечно, это было позёрство, и Катя собиралась впечатлить рыцаря на полную катушку, используя любое давление:
        Когда любовь сильна - ей нет преград!
        Она не оробеет, не отступит,
        Пусть умоляют, пусть грозят,
        Пусть горы злата ей сулят
        Её никто не сломит и не купит!
        Нет!
        Катя разорвала безмятежный воздух своим резким, отрывистым, напористым пением. К такому здесь не привыкли, а она пела из «Благочестивой Марты». За время пути удалось адаптировать к французскому пока только две песни. Одну мягкую и спокойную, а вторая с первого дня на корабле испепеляла ей сердце, поскольку поддерживала её порыв преодолевать трудности. Она не собиралась её исполнять для кого-то, но вот завелась, раскипелась, словно чайник, а теперь выплёскивала силу эмоций на ни в чём особо не повинного Гильбэ.
        Все на корабле замерли, поражённые силой прозвучавших слов, а она поднялась и, сделав шаг в сторону вскочившего рыцаря и поражённо на неё уставившегося, агрессивно продолжила:
        Любовь, она мечтанье и расчёт,
        Любовь, она безумие и разум!
        Любовь непрошенной войдёт
        Туда, куда закрыт ей вход
        Любовь не подчиняется приказам!
        Нет!
        Ещё один шаг в его сторону, чтобы глаза в глаза, чтобы он прочувствовал ярость и боль всех влюблённых, которым чинят препятствия! Чтобы никогда не смел насмехаться над этим чувством.
        Любовь, сверкнув как молния в ночи,
        Крушит хитросплетения Фортуны
        Звучи же гимн любви, звучи!
        Катерина выкрикнула эти слова, будто призывая небо в свидетели - и в подтверждении её намерения сквозь облака очень красиво пробились лучики солнышка, а она, уже отступая, намного тише, закончила:
        Но могут зазвенеть мечи
        Когда звенеть не в силах больше струны!*
        (*композитор Гладков, текст песни Донского и Чежеговой)
        Немного запыхавшись и скрывая это, Катя старательно вдыхала воздух через нос, отчего её тонкие ноздри раздувались, придавая ей страстный вид.
        Гильбэ смотрел на неё как кролик на удава. Она отступила, отпуская его из своей власти - и увидела взгляды других воинов, гребцов, Рутгера. Это было поле большеглазых кроликов, заворожённых её игрой. Бери любого и используй в своих целях, никто не пикнет. Она немного смутилась. Такого эффекта она не ожидала.
        - Теперь я понимаю, почему сеньор бросил всё к вашим ногам, мадам, - прохрипел Гилбэ и склонился перед нею.
        Неловко ответив ему наклоном головы и робкой улыбкой, Катя вернулась к себе, сделав вид, что занята настройкой инструмента.
        Команду отпустило не сразу. Кто-то вздохнул так, как будто всё это время не дышал, кто-то тёр глаза и смотрел на солнце, видя какие-то знаки, а кто-то всё повторял:
        - Вот это да! Это ж надо! Силища какая! Я умер и возродился.
        - Не болтай.
        - У меня тоже вот здесь всё перебаламутилось и как перед битвой заныло! - поддерживали с соседней скамьи.
        Катя выложилась и теперь жалела о своей вспышке. В самый раз кому-нибудь крикнуть сейчас: «Ведьма!» - и выбросить её за борт. Она прислушивалась, но ничего опасного для себя не услышала.
        «Ну, слава Богу!» - решила она и дала себе слово больше так не рисковать. Засиделась она в замке, потом бесконечное напряжение, и это путешествие в неизвестность… Не ожидала, что музыка и воображение столь коварно выведет её на эмоции.
        Гильбэ до конца дня сидел, о чём-то задумавшись, устремив взгляд вдаль. Что он видел? Не корабельный же борт? Видно, было что-то в его жизни, что он недооценил и упустил. Впрочем, многие сидели молча, погрузившись в себя. Настроения шутить, болтать ни о чём не было.
        Рутгер тоже сидел, вытянув ноги и прикрыв глаза. Он с отчётливой ясностью видел сейчас облик прекрасной девы из своей юности, что поклялась любить его вечно и молиться за него, пока она жива.
        Он был так молод, совсем ещё мальчишка, которому родители устроили подходящий брак. Нищий, но сын сеньора, а Адель - дочь лучшего кузнеца гильдии. Ему даже в голову не пришло сопротивляться отцу, хотя его сердце сладко трепетало от одного только взгляда на неё. Унизительно было думать о браке сеньора с дочерью кузнеца, ещё унизительнее было знать, что кузнец богаче сеньора, а его сына считает нищим щенком. Адель, узнав о том, что Рутгер безропотно женится по выбору отца, сбежала в монастырь и осталась там навсегда. Он всего лишь один раз был там и то случайно. Увидел её и обиделся, что она досталась Богу невинной, а могла бы быть с ним, хотя бы раз… а она ему поклялась любить… По щеке Рутгера скатилась слезинка. Может, ветром выбило, может, душа разболелась. Ангел показала ему, за что страдает он всю жизнь. Нельзя обманывать любовь, ведь она может навсегда уйти из жизни не оценившего её дары.
        Путешествие продолжалось. Катя привыкла жить на корабле. Гильбе заходил в порт примерно раз в неделю, частенько только для того, чтобы дать отдых сеньоре.
        - Мадам, мы приближаемся к Тунису. Я слышал, что король Сицилии Рожер захватил здесь весь берег. Если хотите, мы можем отдохнуть подольше.
        Катерина прислушалась к своему организму и с воодушевлением согласилась. Хотя бы пару дней ей следует провести в комфорте, где в достатке вода и нет чужих глаз. Похоже, Гильбэ гораздо лучше понимал и знал женщин, раз так вовремя предложил ей отдых. Но она задержалась ещё на день, чтобы своими глазами посмотреть на Карфаген. К сожалению, на горе, которую царица Дидона огородила для выкупа и постройки своего города уже ничего не сохранилось. Катя рассказала Рутгеру историю почти двухтысячелетней давности, где самым интересным было, то что местный царь приняв беглянку из дальних земель предложил ей купить столько земли, сколько покроет шкура быка.
        - Царица разрезала шкуру на тонкие ленточки, связала их и забрала себе эту территорию, - Катерина обвела рукою размер города прошлого.
        - Немного, - фыркнул Рутгер.
        - Но и немало, - улыбнулась она, - главное было закрепиться, что молодая женщина и сделала. Далее о ней известно, что она покончила с собою то ли из-за измены нового возлюбленного, то ли отказав своей смертью возжелавшего её местного царя.
        - Варварка.
        - И тем не менее её имя осталось в истории, а Карфаген впоследствии стал сильнейшим государством. Карфагеняне завоевали огромные территории, действуя с римлянами заодно, но рассорились из-за Сицилии. Их войны между собою вошли в историю, а когда Карфаген всё же был захвачен римлянами, то их ненависть была такова, что город не только разрушили, но землю засыпали солью.
        - Я же говорю, все варвары! Зачем землю делать бесплодной?
        - Эмоции. Карфагеняне и римляне изматывали друг друга войнами почти восемьдесят лет! Так что победителям хотелось поставить жирную точку, но вскоре они пожалели об этом и вновь заселили это место. Далее власти менялись, Карфаген оставался. Всего несколько столетий назад, пришедшие сюда арабы, что-то разрушили, а какие-то древние здания использовали для строительства другого города, и вы видите, что ничего не осталось.
        - Зато сейчас король Рожер намерен поднимать здешние города.
        Катерина развернулась уходить. Не отпускало ощущение, что она рассказывает историю и сама находится в истории!
        - М-да, как интересно! Когда-то захват Сицилии послужил поводом для раздора между великими государствами, а сейчас сицилийский король завладел всеми важными территориями, пока наш Людовик с помпой таскался по пескам, теряя армию.
        На это Рутгеру ответить было нечего.
        Тунис действительно был сейчас во власти христиан, и в нём находилось много норманнов. Оставалось только удивляться, как им удаётся прибирать земли к своим рукам, без объявления крестовых походов, без одобрения церкви… просто приходят с мечами и остаются, пока их не прогонят.
        Глава 5. Прибытие
        После небольшого отдыха Гильбэ решился больше не делать остановок, чтобы сэкономить деньги и не привлекать внимания других мореплавателей, но неожиданно появилась возможность взять пассажиров. Семья уважаемого ростовщика перебиралась в Иерусалим и подыскивала для себя приемлемое судно.
        - Я не против, но неужели они согласятся ехать в трюме?
        - А почему нет? - не понимая, что беспокоит сеньору, ответил Гильбэ.
        - Ну что ж, если они согласны, то мне всё равно.
        Катерина стояла рядом с Рутгером у борта и смотрела, как вносят скарб ростовщика, а потом на корабль заходят женщины. Одна совсем старенькая, вторая средних лет, а третья молоденькая. У всех головы были покрыты длинными платками, спускающиеся по плечам, и Катя подумала, что самая юная уже замужем. Чуть позже Гильбэ пояснил ей, что это не так, и вся поездка почтенным Селигом затеяна для того, чтобы довезти внучку до жениха. А одеты они столь закрыто, чтобы не вызывать ненужного внимания мужчин.
        Сентябрь остался позади, и дни октября улетали вместе с пройдённым расстоянием. После того, как взяли пассажиров, на корабле неуловимо стало по-другому.
        - Гильбэ, почему они безвылазно сидят в трюме? - шептала Катя. - Вы им сказали, что можно выходить?
        - Сказал. Их дело.
        - Но это же невозможно! Не будут же они целый месяц там сидеть?
        - Дольше.
        - Дольше? О, нет, я думала весь наш путь займёт от силы два месяца!
        - Мы хорошо идём, мадам, грех жаловаться.
        - Ладно, пойду, приглашу наших пассажиров выйти сюда и посидеть тут, подышать.
        - Ваше право.
        Катерина поднялась и, пройдя к трюму, попросила поднять крышку. Чуть спустившись, она почуяла духоту и спёртый воздух. Немного попахивало туалетом. Ведро выносила мать семейства один раз в день.
        - Уважаемый Селиг, - позвала она, не желая спускаться до конца.
        - Да, сеньора.
        - Не желаете ли немного размяться? Вам совсем необязательно всё время сидеть здесь.
        - Я бы с радостью, но я не могу оставить свою жену, дочь и внучку.
        - Само собою, вы все можете проводить время наверху, если погода позволяет.
        - Э, благородная сеньора, там много мужчин, вы уверены…
        - Будь иначе, я бы не взяла на себя смелость вас пригласить.
        Семья Селига поднялась и, боясь отходить друг от друга, устроилась в уголочке рядом с палаткой Катерины. Посидев пару часиков, они поблагодарили и, спросив разрешения подняться наверх чуть позже, снова спустились.
        Через пару дней пассажиры вели себя посмелее. Господин Селиг иногда переговаривался с Гильбэ, для его жены поставили пустой бочонок и переставляли его в тень по мере продвижения, чтобы она не жарилась на солнце. Дочь часто стояла у борта и следила за сопровождающими корабль дельфинами, а юная Тиква, измучившись Катиным треньканьем, предложила разнообразить аккорды. В общем, взялась учить сеньору играть на лютне. Иногда она пела. Голос у девушки был приятный и нежный, порождающий в душе слушателя умиление юностью, но однообразный ритм музыкальных произведений вводил в состояние полусна. Все исполняемые Тиквой баллады были длинные, герои в них благородны и чисты, а любовь грустная, чаще всего без изначальной возможности соединения или всё могло быть хорошо, но вмешивался злодей.
        Это было красиво, возвышенно - и вскоре надоело до оскомины. Катерина вновь взялась переводить на французский песни из старых любимых фильмов, где каждое слово, жест были насыщены романтикой. Как будто вопреки, её тянуло к яростным, выражающим боль и страсть текстам. Романс Теодоро «Сталь подчиняется покорно…» Ей это подходило по настроению, потому что она злилась на Бертрана и устала от страдальчески-плаксивых баллад. Но нервировать окружающих Катя не хотела и опасалась. Поэтому, обуздав расшалившегося духа противоречия, разучила песенку попроще и решилась напеть её Тикве. Хотелось немного прихвастнуть и показать, что совсем необязательно полчаса излагать историю, чтобы заинтересовать слушателей. Катерина выбрала песню «о любви» в исполнении Боярского и, не особо повышая голоса, мягко, вкрадчиво запела:
        Настанет день и час -
        Любовь к тебе придёт,
        Зови иль не зови.
        Где встретишь ты её
        Не знаешь наперёд,
        Темны пути любви,
        Темны пути любви.
        Неслышен её шаг,
        Неведомы черты,
        Таинственен язык…
        Но вот пришла любовь,
        Её узнаешь ты,
        Узнаешь в тот же миг.
        Простые слова, плавный мотив, почти мурлыканье и та же благородная печаль, что в балладах, но больше чувств, которые просачиваются в душу. Тиква не сразу поняла, что песня закончилась, едва успев начаться.
        - Так мало?
        - А зачем больше? Это не история, а грусть, настроение, напутствие всем тем, кто ждёт любовь.
        - Но… это так необычно.
        Катя понимала. Баллады начинались с описания место действия, потом знакомство с героями, развитие событий… Она же предложила совсем другое. Невольно её взгляд поймал дедушка Тиквы и, покачав головой, он произнёс:
        - Сеньора, вы разбередили моё старое сердце. Не знаю, усну ли теперь.
        Больше Катя не пела. Ни к чему бередить сердце ни старому еврею, ни его внучке, скользящей по волнам на корабле в опасном путешествии навстречу жениху, которого ни разу не видела. Два юных голубка, волнующихся и связанных друг с другом по воле родителей и интересов семьи.
        Отчего-то вспомнились деревенские девушки, которые норовили отдать свою девственность сеньору. Наверное, они не только ради монетки лезли в постель к нему. Что делать двум девственникам вместе, если весь их опыт заключается в проповедях отца Жюля и наблюдении жизни животных. В таком случае сеньор приобретал статус не совсем мужчины, а того, кто профессионально лишает девственности и дарит первый опыт. Житейская необходимость, с которой смирились отцы, женихи, священник. Катя потёрла виски, чтобы принять сосредоточенный вид и саркастически не улыбнуться, так как дала Берту прозвище дефлоратор.
        Катерина училась играть под руководством Тиквы, выучила то, что пела девушка, но больше ничего не переводила. Слишком сильное воздействие на здешних людей оказывают песни будущего, даже адаптированные под позднее средневековье.
        Ночи становились ощутимо холодными, но Катя не уходила в трюм. Достала второе одеяло и, кутаясь до носа, продолжала спать наверху. Бывало, море волновалось, стенки палатки отсыревали, но под усиливающимся ветром всё быстро сохло.
        Последнее время ей казалось, что она всю жизнь жила на корабле, а будущее, замок, Берт - всё это сон. Она перестала спрашивать, когда они доберутся до места, принимая волны, брызги, охотящихся рыб возле корабля за нечто постоянное в своей жизни. Не заинтересовалась рассказом Гильбэ об Александрийском маяке, макушка которого должна была упираться в небо. Он сожалел, что такое грандиозное сооружение ему не довелось увидеть целиком, а только остатки после землетрясения и сетовал на жадность местных правителей, которые переплавляли бронзовые пластины, отражающие свет, в монеты. Но Александрийскую бухту затапливало и восстановление маяка было бессмысленным, так как к нему уже не подобраться для обслуживания.
        - Завтра подойдём к Яффе и высадим наших пассажиров, - небрежно в один из однообразных дней бросил Гильбэ, вырывая Катю из бездумного состояния. Оно было таким сладким, вневременным, затягивающим и словно бы пыталось что-то подсказать или открыть важную истину, но она недостаточно углублялась в приятный транс и никак не могла уловить даруемое ей откровение.
        - Что? Яффа? Они же хотели в Иерусалим.
        - Наймут ослов и за пару дней доберутся.
        - Ах, да… так что же, мы уже близки к нашей цели? - всё ещё не до конца осознавая, что вскоре предстоит самая сложная часть пути. Состояние рассеянной беспечности оказалось не только сладким, но и цепким. Оно нехотя отпускало разум Кати на свободу, чтобы та приняла приближающуюся действительность.
        - Ну, - улыбнулся Гильбэ, - настолько, что можно уже задумываться о том, что мы будем делать в ожидании вашего возвращения с сеньором. У вас ещё есть неделя, чтобы дать мне все необходимые указания.
        - Неделя! Да, хорошо, конечно.
        На следующий день Катерина попрощалась с семьёй Селига. Его жена низко поклонилась, дочь тоже, Тиква всплакнула. По возрасту Кате была ближе мать Тиквы, но женщина вела себя молчаливо и за время пути не проронила ни слова.
        - Сеньора, - торжественно обратился к ней Селиг, - я уже не один раз бывал в Иерусалиме, но ни разу мой путь в благословенные земли не был столь лёгок, как с вами. Я слышал, что вы отправляетесь в Эдессу. Там живёт сын дяди со стороны жены младшего брата моей Мальки. Возьмите письмо для него, воспользуйтесь им в случае каких-то проблем. Фадей человек маленький, но многое может, потому что у него полно родственников. Он предоставит вам жильё, найдёт подходящего вам переговорщика. Для этого не каждый сгодится.
        - Благодарю вас, уважаемый Селиг! Не знаю, воспользуюсь ли вашим щедрым предложением, но с этим письмом мне спокойнее, - вежливо поблагодарила Катя.
        В Яффе было суетно, ветрено и пыльно. Не желая там оставаться, она дала команду отправляться дальше. Голова грязная уже больше месяца и ещё одна неделя ей ничем не повредит, поэтому нет смысла искать место для отдыха там, где разудалый ветер норовит доставить неудобства ищущим покоя и чистоты путешественникам.
        До Латакии добрались за шесть дней. Когда-то до дрожи в коленях было страшно войти на корабль, теперь же Катя боялась сойти на берег. Это не просто перемещение с корабля на сушу, это следующий шаг в неизвестность, которая страшит. Где нынче её уверенность, что всё получится? Где силы, чтобы преодолеть предстоящий путь? Ничего нет в наличии, но она улыбнулась, сделала шаг, другой, неловко пошатнулась из-за того, что земля не желала привычно раскачиваться как корабль, и пошла. Пока что поискать место для приведения себя в порядок, но вскоре она точно так же будет ступать шаг за шагом туда, где страшно.
        Основные паломнические дороги курировали рыцарские ордена. Орден госпитальеров берёт своё начало с первого госпиталя в Иерусалиме для добравшихся до святых земель паломников. Орден тамплиеров безвозмездно долгие годы охранял на дорогах Западной Европы идущих по ним пилигримов. Король Франции Людовик, о котором речь в романе, обратил на них внимание и стал первым спонсором этого ордена, подивившись самоотверженности рыцарей и их бедности. (Помним, да? Герб: два рыцаря на одной лошади!) Вскоре паломничество приобрело такой масштаб, что подключились торговые города. Отличилась Венеция. Цех владельцев кораблей обеспечивал суда, на которые плотненько усаживали паломников и отправляли в путь. Условия перевозки были таковы, что за месяц путешествия погибала пятая часть пассажиров. Часто в море грабили, но поток не иссякал. Не очень понимаю схемы наживы на паломниках, но за этот бизнес боролись.
        Продолжение в пятницу…
        В тексте брошь поменялась на медальон с возможностью прицепить его на платье, плащ, но украшение не несёт в себе какой-то пользы, кроме как создание передающейся по наследству ценности или вложение денег. (ну вроде яиц Фаберже) Для Кати это было что-то вроде баловства, которое неожиданно пригодилось.
        Глава 6 Латакия. Сеньор Фернандо
        Повсюду песочные оттенки: под ногами, по сторонам и вдали. Только цвет? неба и моря помогают осознать, что никакой апокалипсической катастрофы не произошло, просто это чужая земля, сделавшая ставку на богатство оттенков бежевого.
        - Сеньора, сеньора, лучший дом для паломников у нас, - кричали люди с разных сторон, боясь подходить близко из-за свирепо осматривающегося Рутгера и хищной улыбки Гильбэ.
        И всё же, выбрав наиболее приличного на вид местного зазывалу, пошли за ним. Узкие переходы между лепящихся друг к другу домов, нависающие сверху бестолковые балконы, мелкие арки и тупиковые дворы с крохотными неприметными калитками…
        - Ты куда нас привёл, - взревел Гильбэ, чувствуя, что у него кружится голова из-за давящих на него домов. Рассвирепев, он сгрёб зазывалу за одежду и, приподняв его, отшвырнул в сторону, мстительно ударив об стену. После морского простора всем было не по себе. Рыцари развернулись и еле сумели вывести сеньору обратно.
        - Не стоит полагаться на удачу, предлагаю зайти в тот дом и всё разузнать, - Катерина указала на самое большое строение. Выглядело оно никаким, но на фоне других у него были целы стены, покрашены ворота.
        Гильбэ слегка покачиваясь подошёл к понравившемуся сеньоре дому, раздражённо постучал, с удовлетворением прислушиваясь к поднятому им переполоху.
        - Кто шумит?
        Катерина не дала вести переговоры вспыльчивым рыцарям. Она подошла к окошку, в которое выглянул напуганный старик, блестя почти черными маслинами глаз, и обратилась к нему на арабском, немного путая слова, но должно быть понятно, что она хочет. Старик молчал, тогда она спросила, понимает ли он греческий?
        - Так на каком же языке ты говоришь? - рассердилась она.
        - Мадам, а я уж думал звать Али, чтобы узнал, что вы желаете! - воскликнул страж ворот по-французски, развеселив рыцарей.
        Катя приняла невозмутимый вид. Со всяким бывает!
        - Уважаемый, мы только что прибыли в Латакию и нас окружили разные проходимцы. Спроси у хозяина или у управляющего, не могли бы они оказать любезность и подсказать, в каком доме безопасно остановиться знатной даме.
        - Кхм, кхм, - старик закрыл окошко, и послышалась возня. Быстрый разговор - и без особой задержки для Катрин с её рыцарями открыли ворота, приглашая внутрь.
        - Сеньора, - навстречу вышел мужчина, одетый в белоснежную камизу до колен и нежно-зелёную просторную котту без рукавов, подпоясанная кушаком. Из-под камизы торчали волосатые ноги, которые обвивали греческие сандалии. Рутгер не одобрил торчащие голые икры у сеньора, а Гильбэ был ко всему привычен.
        Катерина склонилась и представила своих спутников:
        - Капитан-рыцарь Рутгер де Бриош и рыцарь Гильбэ - мореплаватель.
        - Мадам Катрин де Бланшфор, - представил Катю Рутгер.
        - Сеньора, как я рад! Гости в моём доме - праздник! Моё имя Фернандо де Вальдивия, я кастилец, волею судьбы проживающей здесь уже двадцать лет. Проходите, мадам, мои слуги в вашем распоряжении, а вечером, я надеюсь, вы поделитесь новостями. Они так редко к нам приходят!
        Катя улыбнулась. Она делала ставку на любопытство обеспеченного человека и не прогадала. Вечером придётся развлечь его беседой, но это малая плата за удобства.
        Насколько снаружи дом был скучен, настолько внутри он блистал красками. Яркие стены, кое-где радовали глаз фонтанчики и цветная плитка. Повсюду зелень, выложенные камнем дорожки и сквозь обвитую виноградом арку видна ажурная белоснежная беседка. А главное, заботливые руки служанок, которые помогли вымыться, втереть в тело приятное масло, размять мышцы спины, ног.
        В ноябре в Латакии свежо. Хозяин ближе к вечеру накинул на себя роскошный плащ из тяжёлой ткани с меховым воротником, сменил сандалии на кожаные сапожки и не сверкал более голыми икрами, а Катя обошлась обычным нарядом. Всё же восемнадцать градусов - ещё не повод кутаться в шубу. В остальном она привела себя в порядок в соответствии с модой.
        Волосы были забраны в золотую сеточку, а сверху был накинут воздушный платок, удерживаемый плетёным обручем. Никаких завязок под подбородком городить не стала, хотя они могли подчеркнуть овал лица, но сейчас она исхудала, и никакого овала не было, только угловатость. Платок же красиво развевался, приоткрывая тонкую белую шею, показывая каштановый цвет волос и аккуратные серёжки.
        Котта в нужных местах была затянута лентами, а сверху короткое расшитое сюрко, больше напоминающее приталенный жилет. Это единственная вольность, которую Катя позволила себе в наряде. Впрочем, ещё было пальто, но оно вызывало не больше интереса, чем бестолковое сюрко у некоторых дам, походившее на большой расшитый воротник, чем на второе верхнее платье.
        Фернандо с любопытством осмотрел её и, прижав руку к груди, любезно польстил о непревзойдённой красоте его гостьи. Катерина с достоинством приняла комплименты, ответила, что счастлива и благодарна судьбе, что та надоумила её постучать в дом благородного сеньора.
        Довольные друг другом, они прошли в гостиную, где уже сидели Рутгер и Гильбэ. Помещение ничего общего не имело с замковым обстановкой. Никакой мрачности, наоборот, избыток цвета в виде свисающих с потолка тканей, которые сейчас были подобраны шнурами. Видимо, при необходимости большая комната делилась этими полотнами на меньшие помещения или это служило защитой от летающих насекомых.
        Стол, за которым ожидали хозяина Катины сопровождающие, здоровенный массивный сундук у стены. Если его поставить на ножки, то он мог бы исполнять роль комода. И со всем этим тяжеловатым интерьером нелепо смотрелись низкие цветные диваны в дальней части помещения. Это даже ещё не диваны, просто поверхность для сидения, едва приподнятая над полом, но обтянутая дорогой тканью. Катя с чисто женским сожалением отметила, что смешение двух культур произошло в самом невыгодном ключе. Ну, может, когда яркие полотна*, закреплённые у потолка, опустят, и они всё разделят на зоны, тогда дизайн заиграет?
        (*летом вместо лёгких тканей повесят намоченные войлочные ковры, чтобы, испаряясь они создавали прохладу)
        Во время трапезы хозяин ухаживал за Катериной, нарезая для неё рыбу, вытаскивая кости, подавая кусочки фруктов на фарфоровой тарелочке, подливая сок. Фруктовую тарелочку, которая умещалась у него на ладони, он ей в руки не давал, зато у него нашлась серебряная двузубая вилка, которой Катя цепляла фрукты.
        Она сумела показать, что оценила по достоинству благосостояние и воспитание сеньора Фернандо. Он был этим доволен. На столе стояли чаши с водой для ополаскивания пальцев, и многие дамы предпочли бы есть руками, но аристократки… да-да, не жёны сеньоров, которые не столь давно получили свои земли, а настоящие аристократки, в которых течёт древняя кровь, родственная королям, умеют пользоваться вилкой.
        Катерина пыталась ввести в своём замке этот прибор, но она попросила изготовить привычную ей форму, у которой четыре зубца - и вскоре отказалась от этой идеи. Уж насколько Бритта была старательной, но грязь между зубцами ею не вымывалась, копилась, подсыхала, противненько осыпаясь на руки разглядывающей её сеньоры, и на деле получалось, что вилка - жутчайшее скопление микробов. В конце концов, Катя заказала переделать часть вилок на двузубые и пользовалась ими только она. Даже Люси говорила, что ей проще пальцы ополоснуть, чем тыкать себе в рот острыми концами. А кружевницы боялись осуждения отца Жюля. Катя понимала: девушкам невозможно противостоять его давлению.
        - Сеньор де Вальдивия, а что же ваша жена? Мы не стесняем её?
        - Моя Аурелия живёт недалеко отсюда вместе с детьми. Здесь порт, много разного народа, шумно и иногда небезопасно. С кораблей сходят разные люди и не все ведут себя достойно. Я тут бывают по делам, и большая удача, что вы меня застали. Не самое лучшее место для жизни. Мало зелени, пыльно, летом душно, а в мои годы уже хочется покоя и созерцания красоты.
        - Ваши годы? - чуть приподняла в удивлении бровь Катерина.
        - Да, - мужчина был польщён лёгким женским интересом и возражением по поводу его возраста.
        Сначала сеньора не впечатлила его, но после того, как она отдохнула, то стала очевидна её привлекательность. Яркие выразительные глаза, идеально чистое лицо, чуть прихваченное загаром, чёткий контур красивых губ, лёгкий румянец, и в целом, несмотря на некоторую худобу, которая понятна после длительного перехода, сеньора весьма притягательна.
        - Мои годы, - улыбаясь, повторил он, впрочем, не уточняя свой возраст, но вряд ли он перешагнул сорокапятилетний юбилей. - Я уже знаю от ваших спутников, как закончился крестовый поход, а что бы вы рассказали мне? Моя жена будет спрашивать о новостях и ей скучно слышать о завоеваниях.
        Катерина слегка кивнула, понимая, что ему хочется узнать что-то будоражащее и интересное, то, чем можно поделиться со своей женой, любовницей и получить от них заслуженную награду. В глазах Кати мелькнуло веселье: она представила сеньора Фернандо в качестве надутого птица с червячком в клювике. Ну что ж, она накидает ему жучков-червячков, пусть бахвалится!
        - Пожалуй, я смогу порадовать вас новостями, интересными для дам и не только. Во всех замках поют балладу, написанную в честь королевы Алиеноры и восхваляющую её красоту. Однако после похода взаимоотношения короля и королевы серьёзно пошатнулись. Сейчас они усердно пытаются вернуть счастливое прошлое, и думаю, что в скором времени мы узнаем о рождении принца или принцессы, но сомневаюсь, что это поправит их брак.
        - Удел женщины - терпеть, - неискренне вздохнул сеньор.
        - В том-то и перчик этой новости, что Алиенора - не та женщина, что будет терпеть, - мягко улыбнулась Катя, точно зная, что через пару лет королева подаст на развод и получит его!
        - Что же она может сделать? - удивился Фернандо.
        - Её родство с королём слишком близко, и брак всегда можно признать расторгнутым.
        - Ах, вы шутите! - де Вальдивия даже замахал руками, отбиваясь от такого развития событий.
        - Надеюсь, - засмеялась Катерина, реагируя на бурную реакция хозяина дома, но её взгляд будто подтолкнул Фернандо к размышлениям, и она увидела, что он задумался.
        - А ведь королеве принадлежит Аквитания, - заметил он, - а это половина Франции, - ещё тише добавил он.
        В ответ ему его гостья чуть прищурила глаза и посмотрела на него внимательнее, как бы подсказывая: думай дальше.
        - Аквитания граничит с Англией и Арагоном, - продолжил он.
        - Да-а-а, - медленно протянула Катерина, побуждая продолжать мысль.
        Рутгер ничего не понимал, а Гильбэ тёр бороду, пытаясь угнаться за мыслью хозяина дома и мадам.
        - Стоит только хоть немного разгореться ссоре между королём и королевой, как у кого-нибудь может созреть план по присоединению Аквитании к своему королевству, - он не договорил, что нынешняя ссора уже может быть спровоцирована некоторыми лицами, но даже если это не так в данный момент времени, то идея уже ясна. Не надо идти войной на Францию, чтобы завоевать её земли, достаточно получить Алиенору в жёны - и Людовик останется с уполовиненным королевством.
        - Я всегда считала, что со стороны всё намного виднее и понятнее самые хитроумные планы, - подтвердила Катя не озвученные вслух злодейские интриги.
        - Так вы считаете… - хозяин дома подался вперёд, с жадностью следя за лицом гостьи.
        - Это всего лишь сплетня с некоторым прогнозом на будущее. Всё может оказаться пустыми домыслами, но согласитесь, очень интересно и есть что обсудить в небольшом кругу. Я бы даже поспорила, как дальше будут развиваться события.
        - Вы азартны? - Фернандо смотрел на Катю с большим интересом.
        - У нас сейчас модно быть азартными, хотя это осуждается, порицается не только церковью, но и Людовиком.
        - Мадам, как я рад, что вы постучались в мой дом! - искренне воскликнул Вальдивия, ища взглядом, чем бы ещё угостить понравившуюся ему гостью. Подвинув ей засахаренные фрукты, он приготовился слушать дальше.
        - Я тоже очень рада, что судьба в момент выбора осветила ваш дом, и он сиял как звезда, не давая сбиться с пути!
        Фернандо довольно кивнул, принимая ответный комплимент, а Катя продолжала:
        - Господин де Бриош рассказал вам, что теперь все королевства потешаются над германским королём? Никто больше не вступит с ним в союз.
        - Да, ужасно получилось, - задорно ухмыльнулся хозяин дома. - Говорят, когда Конрад бросил Людовика и осаждал Дамаск, несмотря на договор с нашей королевой, то его ввели в заблуждение и неверно указали ему слабые и сильные стороны города, - он сделал паузу и добавил: - Перепутали право и лево.
        Катерина ахнула и прикрыла рот ладошкой, в удивлении раскрывая шире глаза, но тут же продолжила сообщать свои новости.
        - Зато сицилийский король, что предлагал Людовику идти рука об руку, провёл отличную компанию! Пока весь мир следил за двумя великими королями, совершающими крестовый поход во имя Господа, он захватил Корфу, разорил Афины, Фивы, Коринф. Византийский император в ярости! Мало того, что он пострадал от двух проходящих мимо армий, так ещё сицилиец отнял у него владения. Пока он готовился к достойному ответу Рожеру, тот грабил его земли вплоть до стен Константинополя. И это при том, что в это же время генерал Рожера занял Триполи, Габис, Махдию, совсем недавно Сус и Сфакс.
        - Господи, так ему же теперь открыты все торговые пути внутрь Африки!
        - Да, и не сомневаюсь, что он туда никого не пустит, кроме своих.
        - Мир наполнен событиями, - заволновался Фернандо.
        Катерина уколола вилкой маленький жёлтый сахаренный фрукт и, положив его в рот, наслаждалась вкусом и ожиданием её дальнейших слов. Она немного беспокоилась. От того, какое впечатление она произведёт, настолько после она может ожидать помощи от этого сеньора, и неважно, в каком виде: искренних советов, которые для неё могут оказаться бесценны, или выделенной охраны. На это она не рассчитывала, но тихонечко мечтала.
        - Да, но у нас не только воюют, - продолжила она. - Тот же Рожер собрал у себя в Палермо лучшие философские умы, географов, врачей, не деля их по вере, а только по знаниям. Сам он человек великого ума, совершивший немало открытий. Кстати, он составил самую точную карту всех земель на сегодняшний день. Он вкладывает немало средств, чтобы эта карта ежегодно пополнялась.
        Гильбэ с удивлением смотрел на мадам. Он был уверен, что во время стоянок она отдыхает, а оказывается, она собирала информацию. На самом деле Катя просто пыталась привязать свои географические знания к происходящих событиям, только поэтому расспрашивала людей, как происходил захват их городов тем же Рожером, как теперь действует власть. Эти мелочи, иногда трагические истории, помогали одушевлять названия городов и лучше запоминать, кому они теперь принадлежат.
        А про Рожера она знала ещё в будущем. Этот король не только создал наиточнейшую географическую карту с разделением земель на климатические зоны, которой пользовались вплоть до XV века, уже даже не понимая, что такое меридианы, но он сделал серебряную планисферу с изображением земель и морей.
        Ещё немного поболтав о наглости Венеции, Генуи, Милана, что забирают под себя всю торговлю в Средиземном море, Катерина пожелала доброй ночи и удалилась в выделенные ей покои. Она давно так много не говорила и устала от напряжения голосовых связок.
        - Какая женщина! - причмокнул Фернандо, заслужив угрюмые взгляды рыцарей. Но хозяин как ни в чём ни бывало продолжал:
        - А я, признаться, думал, что у вас там до сих пор не умеют считать деньги. Вот вы, уважаемый Гильбэ, не простой же мореплаватель? Товар возите? У меня есть к вам деловое предложение.
        Рутгер тяжело вздохнул: хитрый де Вальдивия будет просить продать карту сеньоры. То есть он не знает, что это она рисует все карты, а Гильбэ уже по готовым зарисовкам дополняет их, время от времени показывая ей.
        Ему кажется, что даже тот король, которого она хвалила, не обладает теми знаниями, что она. Кого он там собрал? Философов? Какой от них толк? Географов, так она лучше них знает, что и где. Катрин как-то обмолвилась, что мир намного больше, чем все они думают, и он уверен, что она знает, о чём говорит. Она видела. Стоит только заглянуть в её глаза и произнести «Ангел» - и тогда понятно, что она хранит в себе многие знания, сообщая только о том, что можно знать.
        Лекари? И тут поспорил бы! С теми ранами, что его привезли в замок, не живут. А она вылечила. Луции он поклонился, но та не стала бы ничего делать, если бы не Катрин. Мадам держала его жизнь в своих руках, она сказала, что раз он добрался до замка, то будет полноценно жить. Он добрался не до замка, а до неё! Хотел, чтобы она проводила его в рай, а когда очнулся, она велела не разлёживаться. Луция не верила, что он вновь сядет на коня и возьмёт в руки меч. Мадам не сомневалась, что он восстановится.
        Послушав как два хитреца вынюхивают, какую выгоду они могут выжать друг из друга, Рутгер вышел. В голове от выпитого здешнего вина легко, поэтому не стоит сейчас вести важные разговоры. А помощи у Фернандо попросить придётся, и надо обдумать, как сделать так, чтобы его содействие не обошлось слишком дорого.
        Утром Катерина ещё раз воспользовалась помощью служанок, которые умели массировать тело. Не так, чтобы профессионально, но усердно втирая масло, они всё же разминали мышцы и это было приятно. А ещё она наконец-то привела свои пяточки в порядок! Последний переход был длительным, и кожа на них загрубела, начиная трескаться. Понимая, что во многом некоторые проблемы началась из-за недостатка витаминов, в доме Фернандо она собиралась как можно активнее восполнить потери.
        В небольшой зелёный садик Катя вышла счастливая и благодушная. Подумать только, за унылыми бледными фасадами зданий прячется столько цветов и приятной прохлады! Впрочем, установившуюся погоду комфортной считала только она. Ноябрь был в самом разгаре и восемнадцать-двадцать градусов здесь были поводом похвастаться тёплой одеждой. Катя уточнила бы, что на солнце намного жарче, чем в саду под резной тенью деревьев, а если двигаться, да ещё утеплившись, то упаришься, но её бы никто не понял.
        Казалось бы, за долгие годы проживания в южной части Франции можно привыкнуть к активности солнца, но в её времени спасали кондиционеры, а в замке внутри всегда было прохладно, даже холодно, несмотря на тридцатиградусную жару за стенами. Сейчас ей хорошо, если бы ещё на неё не косились, что она легко одета, то было бы вообще прекрасно.
        - Мадам, мне сказали, что вы здесь, - раздался голос сеньора Фернандо.
        - Да, я возле беседки, проходите сюда, - отозвалась она.
        Лицо мужчины чуть опухло. Вчера состоялась продолжительная беседа с мореплавателем, во время которой всё время пересыхало горло, то у него, то у жадного до чужого вина Гильбэ. Пили неразбавленным - и беспечность отыгралась поутру.
        - Мадам, я бы не советовал ехать вам в Эдессу, - состроив озабоченное выражение лица, Фернандо приступил сразу к сути дела. - Дороги неспокойные. Королева делает всё, чтобы навести порядок, но крестоносцы своим походом разрушили нам связи с Дамаском, перебаламутили население. Коннетабль Мелисенды* делает всё возможное, чтобы торговые пути стали вновь безопасными, но простолюдины вне городов почувствовали вкус быстрой поживы за годы нестабильности и грабят как христиан, мусульман, так и всех прочих. Я слышал, Нур ад Дин жёсткой рукой наводит порядок, но взаимные обиды, связанные с Эдессой, мешают обезопасить путь отсюда - туда.
        (ПРИМ. АВТ.Королева Мелисенда Иерусалимская - правила долго и успешно. Несмотря на потери земель из-за Нур ад Дина, она смогла обеспечить экономический расцвет в Иерусалимском королевстве.)
        - Дорогой сеньор Фернандо, я бы с облегчением переложила свою ношу на чужие плечи, но возможно ли это? Я слишком ограничена в деньгах. Пленение моего мужа случилось столь несвоевременно… Боже, что я говорю, но всё так совпало, что я не располагаю сейчас значительными средствами… - Катя вопросительно посмотрела на хозяина дома, давая ему возможность опровергнуть её сомнения.
        - Э-э, конечно, услуги по вызволению вашего мужа обойдутся недёшево.
        - Выкуп. Всего лишь выкуп и никаких ухищрений, - немного резче, чем надо бы, прозвучал её ответ.
        - Да, сеньора, но вам предстоит дело тонкое, и город принадлежит мусульманам, - принялся настаивать Фернандо. Он ещё не определился, действительно ли ему хочется помочь мадам или он намерен задержать её у себя. Интересная женщина, и если её хорошо кормить, то она приятно округлится, радуя мужской глаз. - После восстания христиан там очень тяжело стало налаживать отношения. Но у нас может найтись человек, который поискал бы связи в Эдессе и через своих людей вышел бы… простите, вы не назвали имя того богопротивного злодея, что держит в плену вашего мужа.
        Катерина отчётливо представила, с какой радостью с неё будет тянуть деньги образовавшаяся цепочка людей. Она может застрять тут на года, так как станет источником дохода для них всех. Чтобы не обижать сеньора, Катя тяжело вздохнула, постаралась выразить страдание и прикрыла ладонями лицо. Потом отыграла роль, в которой всё сводилось к тому, что она сама поедет за мужем, это её долг, быть может, наказание за беспечную жизнь. Де Вальдивия попробовал настоять на помощи, но женщины такие упёртые в своей неразумности, что легче уступить и не усложнять себе жизнь.
        - Тогда я пошлю с вами своего надёжного человека, - вздохнул Фернандо, всё ещё не уверенный - с сожалением или с облегчением, и всё же добавил: - месяца через полтора-два я соберу свой караван, и вы могли пройти под его защитой.
        - Благодарю, но боюсь столько ждать, всё же мой муж не в гостях.
        - Понимаю, - мужчина почувствовал себя неловко в создавшейся ситуации. Катерина встрепенулась и посмотрела на него благодарным взглядом, отчего он ещё больше смутился.
        - Вынужден предупредить, что мой человек проводит вас только до наших границ и поможет договориться с теми, кто водит караваны в Эдессу, - произнеся слово «караваны», он поморщился, и на невысказанный вопрос сразу дал пояснения: - Мелкие торговцы бродят по дорогам на свой страх и риск, сбиваясь в кучи, но лучше идти с ними. Они хотя бы знают дорогу и на вас побоятся напасть шакалы, пардус или каракал.
        - Пардус или каракал? - недоверчиво переспросила Катерина, совершенно не рассматривавшая угрозы диких зверей.
        Боялась змей, тарантулов или скорпионов, настраивала себя смотреть под ноги, но о других совершенно не подумала. Песчаные цвета навеяли особое настроение и повсюду грезились пески, песчаные бури, но это немного ложное представление о землях, куда она попала. Здесь были леса, даже кедровые рощи, горы, многие из которых покрыты зеленью, возле рек растительность оживала, агрессивно занимая любое пространство, за которым не успевал уследить землепашец, но дух пустыни всё же присутствовал.
        - Да, волки, гиены, лисицы. Разве что львов уже давно не видели. Кто только не будет крутиться возле вас, чуя запах еды!
        - Львов точно не видели? - растерянно посмотрев на него, уточнила она.
        - Ни слонов, ни львов, - поспешил хоть в чём-то успокоить встревожившуюся женщину Фернандо.
        И чего она такая упрямая? Хотя по её лицу видно, что всё посчитала, обдумала и решила, что самое разумное идти самой. Будет трястись от страха, но пойдёт. Королева Мелисенда такая же! Вроде бы рядом с ней поэты, богословы, а власть держит жёстко в своих маленьких ручках. Не делится ею ни с мужем, ни с сыном. Отцов характер, и деньги считать умеет!
        - Нет смысла лукавить, я с благодарностью принимаю вашу помощь. Пусть только до границы, но это уже немало, а дальше, даст Бог, дойду.
        - Вас будет сопровождать де Бриош?
        - Да. Вы думаете, что надо ехать отрядом?
        - Нет. Сейчас даже армия не поможет. Согласится ли рыцарь переодеться в хламиду*?
        (*в данном случае имеется в виду не древнегреческий плащ, а бесформенная несуразная одежда, не дающая точного определения, что за человек под ней прячется)
        - Да. Мы с ним об этом говорили.
        - Вы думали об этом заранее? Я так и полагал! Вас тоже надо бы нарядить по-другому.
        - Конечно. Хоть в лохмотья, лишь бы не привлекать лишнего внимания.
        - Очень разумный подход, - задумчиво произнёс Фернандо, думая о чём-то своём.
        Он перебирал имена людей, которые могли бы помочь мадам Катрин, но получалось так, что она права, полагаясь только на себя. Если у неё нет достаточно денег, чтобы оплачивать услуги, то тогда он станет обязанным всем тем людям, что подключились к решению её проблем и, сообразив это, быстро осознал, что ставит себя в невыгодное положение.
        Не произойди неудачное восстание христиан, после захвата отцом Нур ад Дина Эдессы, то все решилось бы быстро, но теперь, обстановка крайне усложнилась.
        Целый день Катерина отъедалась и интересовалась средствами по уходу за телом. Незначительные заботы и пустяковые проблемы казались ей милыми и необходимыми. Перед уходом она хотела насладиться впрок всеми радостями и прелестями жизни знатной дамы. Вечером ей представили худенького мужчину, который очень смущался от её внимания.
        - Это Имад. Он доведёт вас до границы наших земель и с божьей помощью направит вас дальше.
        - Рада с вами познакомиться, Имад. Сеньор Фернандо рекомендовал вас как опытного и надёжного человека. В ваших руках будут моя жизнь и жизнь моего сопровождающего. Прошу вас назвать цену за ваши услуги.
        Имад стоял, опустив глаза, и только один раз поднял их, обуреваемый волнением, чтобы убедиться, что сеньора не подшучивает над ним.
        - Ну, что же ты молчишь? Мадам Катрин спрашивает тебя, какую ты хочешь награду?
        Проводник склонился и вновь, не поднимая глаз, ответил, что многим обязан сеньору Фернандо и рад тем, что ему доведётся выполнить его поручение.
        Де Вальдивия одобрительно кивнул и, велев позвать Рутгера, начал показывать, какую одежду уместно надеть в дорогу. Это были балахоны из плотной ткани, почти идентичного кроя, что для мужчины, что для женщины. Так одевались бедняки любой веры. Разве что мужчины-христиане предпочитали, чтобы туника, камиза, рубаха, как ни назови, была короче. Никакого верхнего платья в этом варианте не предполагалось. В Европе ноги мужчин прикрывали брэ, а здесь многие сверкали голыми икрами, во всяком случае, в порту.
        Рутгер брезгливо приложил к себе одежду.
        - Как я буду сражаться в этом тряпье?
        - Даст Бог, вам не придётся окропить благословенную землю кровью!
        - Мадам, я не вижу смысла в моём переодевании, - рассердился рыцарь, категорично отбросив поданную одежду.
        - Рутгер? Мы же обо всём говорили, так что случилось?
        - Мой меч выдаст меня в любой одежде.
        - Э, сеньора, он прав, - озадаченно воскликнул Фернандо.
        - Нет, не прав! - начала волноваться Катя. Ей только перед самым выходом не хватало ставить весь план под сомнение!
        - Да, меч - это не дешёвое оружие, но он пойдёт в дело в самом крайнем случае. Зачем издалека привлекать к себе внимание, надев полное обмундирование? Если вы собираетесь одеваться как рыцарь, то буквально бросаете вызов воинам Нур ад Дина. Для меня тогда безопасней прикинутся одинокой нищенкой, чем идти с вами.
        Рутгер насупился, но забрал выданный ему балахон. Был бы наряд тёмного цвета, то рыцарь походил бы на монаха, а так - небритое лицо неопределённой национальности и вероисповедания. Рано утром из дома уважаемого сеньора Фернандо де Вальдивия вышли двое мужчин, сопровождая женщину, сидящую на ослике.
        Глава 7. Морковкин и другие тяготы путешествия
        Они передвигались молча и словно были не вместе, а каждый по отдельности. Высокий мужчина шёл уверенно, нарочно делая большие шаги, будто проверяя на прочность ширину своего длинного одеяния. Оно ему нисколечко не мешало, и это ещё больше раздражало его, сильнее, чем намотанная на голову тряпка, которая должна спасать от солнца, а при необходимости - от пыли и песка. Другой мужчина был на голову меньше первого и чувствовал себя неловко из-за нескрываемого недовольства первого и растерянности женщины. Мадам де Бланшфор спрашивала, как сидеть на осле, за что держаться и как им управлять. Он думал, она шутит, но стесняясь, посмотрел на неё и увидев её настороженное выражение лица, понял, что сеньора действительно не знает и побаивается животное.
        - Он спокойный.
        - Да? А как… - повторяться не хотелось. На осле не было ни седла, ни уздечки…
        - Стукните его - и он пойдёт.
        - О, конечно, - Катерине пришлось сдаться. Из этого мужчины лишнего слова не вытянешь. Рутгер посадил её на осла, который абсолютно не обратил на это никакого внимание и потянул животное на верёвке за собой.
        - Имад, а как его зовут?
        - Осла?
        - Да! - она попыталась улыбнуться, хотя сидеть было неудобно.
        - Осёл.
        - О, ну конечно, как я не догадалась, - проворчала она.
        В стороне на ослике везли женщину и, подглядев, как сидит она, Катя, немного поёрзав на покрывавшем животное вытертом коврике, более-менее устроилась. Сидела она боком, но спина у её транспорта была довольно широкой, и если он не помчится галопом, то терпимо. Спинки не хватает, но не до роскошеств. Чем дальше уходили от порта, тем больше пальм попадалось на улице, кое-где буйствовал кустарник, но всё это было такого неопрятного вида, что не стоило даже обращать внимание. Вскоре ей надоело сидеть.
        - Рутгер, снимите меня с… ну, с этого…
        - Осла? - усмехнулся рыцарь.
        - Нет, так не годится! Надо дать ему имя.
        Катя залезла в закреплённую сбоку её «скакуна» сумку и достала оттуда яблоко. Несколько раз укусила его, не из жадности, а чтобы пахло сочнее, потом предложила ослику. Тот принюхался и нехотя съел.
        - Ну надо, же какой капризный! А я хотела дать тебе имя Яблоко! Теперь вижу, что никакой ты не Яблоко!
        Немного пройдя рядом с Рутгером, вскоре с разочарованием поняла, что выданные ей сандалии натирают ногу. Это была катастрофа. Сбивать ноги в кровь в пыли и грязи, при том, что впереди длинный путь почти в четыреста километров, никуда не годится. Надо было оставлять свои тщательно выделанные сапожки и не мудрить!
        - Рутгер, подсадите меня, похоже, я вынуждена сидеть на этой неприветливой жёсткой спине всю дорогу.
        - Что случилось, мадам?
        - Дурацкие сандалии, - уже устроившись, она протянула ногу, показывая ступни. Ремешки сдвинулись и отчётливо были видны покраснения.
        Капитан нахмурился и потянул осла, но тот не желал двигаться. Он дал ему по заду, но в ответ получил возмущённое: «И-ааа!»
        - Ага, у нашего товарища прорезался голос! - обрадовалась Катя. - Вы слышите, он требует и жалуется.
        - И что же он требует и на кого жалуется мадам? Уж не на вас ли?
        - Требует вкусненького, а жалуется на вас.
        - Чем же я ему не угодил? - улыбнулся Рутгер.
        - Тем, что съели морковку и не угостили его. Я видела, как он смотрел на вас, столько эмоций!
        - Если мы будем столь часто угощать это глазастое существо, то сами останемся голодными.
        Имад приоткрыв рот, слушал, как переговаривается сеньора с рыцарем. Она шутила? При нём? Жена сеньора Фернандо редко разговаривала со слугами и никогда не демонстрировала при них своё настроение или что-то личное. Из-за этого она казалось недосягаемой и возвышенно-сложной натурой. Не женщина, а правительница своих земель, властительница душ, принадлежащих их семье людей. Это казалось правильным, но вот не менее важная сеньора, и она совершенно другая. Как к ней относиться? Хорошо ли, что она такая необычная? Поскорее бы довести её до места и вернутся в привычный мир.
        - Смотрите, с какой жадностью он ест морковку?! - умилилась Катя. - Он чуть пальцы вам не откусил!
        - Жадная тупая скотина, - буркнул Рутгер.
        - Вовсе нет, он подсказал нам, как его назвать!
        - Морковью?
        - Это слишком солидно. Вы правы, манеры у нашего ослика ещё не те, чтобы получить достойное прозвище. Он Морковкин!
        - Морковкин? Да, пожалуй, что так. Рад, что вы не назвали его сладкоголосым Орфеем или воинственным Марсом.
        Рутгер и Имад поначалу шли довольно быстро. Самым капризным в их команде оказался Морковкин: он мог задавать всем темп, подгоняя двуногих незамысловатым «и-а-а», и он же всех тормозил, останавливаясь в самых неожиданных местах.
        Катерина, занятая изучением характера осла и пытающаяся догадаться, из каких соображений у него происходит остановка, не сразу заметила, что её рыцарь прихрамывает. Только сейчас она сообразила, что Рутгер не привык много ходить пешком, к тому же длительное бездействие на корабле пагубно сказалось на них всех.
        - Имад, мы можем где-то прикупить ещё осла?
        - Ещё? Но зачем?
        Катя не стала отвечать, лишь перевела взгляд на Рутгера и обратно. Имад понял. Он тоже заметил, что сопровождающий мадам не привычен к длительным пешим перемещением.
        - Мы проходим мимо небольшого селения и можно спросить у них, но, сеньора, не сочтите за дерзость…
        - Да? Не мнитесь, говорите прямо.
        - Лучше всего доверить торговаться мне.
        - Конечно. Мы можем даже не показываться местным жителям.
        - Это излишне, но чем меньше о вас будут знать, тем лучше.
        - Мадам, зачем вам ещё один Морковкин? Вам мало хлопот?
        - Это для вас, Рутгер.
        - Я не сяду на эту пародию лошади.
        - Хорошо, что вы в принципе не спорите с тем, что пешим ходом вам не одолеть дорогу.
        Капитан помрачнел. Местами дорога была ровной и твёрдой, но были участки, где приходилось идти по песку или пробираться по тропе через кустарник, поднимаясь всё время вверх. Нагрузка получалась разнообразной и непривычной. Он способен преодолеть все трудности, но каким он будет воином в случае необходимости?
        - Я не спорю, мадам, - угрюмо согласился он.
        Катя улыбнулась, принимая его ответ, как согласие ехать на осле. Деваться всё равно некуда.
        Через полчаса Имад показал место, где рыцарь и сеньора могут передохнуть, пока он сходит в поселение.
        - Сколько вам потребуется денег?
        - Это не ярмарка и мне согласятся продать животное только за хорошую цену, - начал объяснять Имад, сторонясь Рутгера.
        - Ну так сколько?
        - Несколько серебряных монет, мадам. Сдачу я принесу.
        Капитан хмыкнул.
        - Имад, не могли бы вы сразу присмотреть ремни, сумку и необходимые запасы для осла, ну и для нас?
        - Да, сеньора.
        - Вот, возьмите. Серебряных у меня немного, но полно меди.
        Катя ссыпала в ладонь мужчины горсть монет и пожелала удачных покупок. Конечно, это были не все её деньги, но раз они с Рутгером оделись как бедные жители, то надо соблюдать выбранное амплуа. Драгоценный медальон был прикреплён с внутренней стороны к балахону между грудей, а мешочек с деньгами и другими украшениями был подвешен так же под балахоном и болтался у бедра, теряя свои очертания в складках одежды. При ходьбе он немного мешал, и Катя проделала в своём наряде прорезь по шву, чтобы иногда поправлять его. Сейчас она уложила складки так, чтобы дырка не была видна ни при каких обстоятельствах, и смотрела на Рутгера. У него тоже было припрятано немного денег, но от болтающегося кошелька он наотрез отказался. С десяток серебряных монет ему вложили в кушак и зашили его. Катерина тоже предпочла бы такой вариант, но её никто не удосужился спросить, а долее задерживаться в доме Фернандо после того, как он объявил, что вынужден тоже уезжать, было неловко.
        - Не уверен, что Имад вернётся, - прислушиваясь к окружающему, неожиданно бросил Рутгер.
        Катя едва заметно дёрнула плечом, ленясь полноценно выразить, что всё может быть, но они недалеко ушли и вполне способны вернуться и пожаловаться на недобросовестного проводника. Так что нет смысла Имаду обманывать их из-за горсти монет. Тем более она заранее показала ему серебряное кольцо с крупной бирюзой, что отдаст ему в качестве вознаграждения за выполненную работу.
        Ждать пришлось долго. Но время всегда тянется для тех, кто ничем не занят. За часик отдохнули, перекусили, а далее уже каждая прошедшая минута приобретала значение уходящего впустую времени. Имад вернулся через два часа и незаслуженно получил раздражённые взгляды за всё сразу: за то, что вынудил волноваться; за осла; за потерянное время; но приятный запах горячей выпечки из сумок, что были прикреплены к бокам осла, реабилитировал его полностью.
        Вид Рутгера, сидящего на купленном животном, веселил Катерину. Ему досталась приземистая, упитанная животинка, и ноги рыцаря болтались чуть ли не у самой земли. Катя хотела отдать ему Морковкина, но Имад отсоветовал, пояснив, что добытый им осёл привык к тяжестям. Наверное, местному жителю виднее, на что способны эти животные. Главное, что удалось вновь набрать темп и в этот раз шли почти до темноты.
        - Надо подыскивать место для стоянки, - велел Рутгер.
        - Да, господин, я веду вас к источнику. Там часто останавливаются торговцы, и вы сможете присмотреть себе попутчиков, если мы встретим так кого-либо.
        - А когда мы достигнем границы вашего королевства?
        - Скорее всего, завтра. Если не будет никаких задержек, то в это же время мы войдём в последнее поселение, которое стоит на наших землях.
        - Ого, я надеялась на более длительное сотрудничество, а так мы даже до Халеба с вами не дойдём!
        - Халеб (Алеппо) никогда не принадлежал крестоносцам, - решил пояснить Имад, - а после землетрясения* там нечего захватывать.
        (Землетрясение в Алеппо или Халебское землетрясение 1138 года - одно из самых мощных землетрясений, известных человечеству, и четвёртое по количеству жертв: свыше 230000 погибших)
        - Землетрясение? Здесь часто такое бывает?
        - Бывает, но о таком, как тогда, никогда не слышал.
        Расспросить подробнее Катя не успела - Имад свернул с дорожки, и по заросшей влажной тропинке повёл в сторону. Через пять минут они вышли на расчищенную от настырных кустов поляну и увидели выложенный камнем родник, к которому ослики сразу устремились.
        - Не давайте им пить, застудятся. Здесь есть бадьи с набранной водой.
        - О, кто-то позаботился, - удивилась мадам, увидев здоровенные кадки с ковшом, - только тут плавают какие-то жучки, насыпало листочков.
        - Это не страшно, сеньора, главное, что вода не ледяная.
        Имад быстро очистил её от видимой грязи и отправился поить ослов. Катя взяла ковш и пошла собирать в него ключевую воду. Во время морского путешествия ей не хватило заготовленных бутылей с кипячёной водой, и она заполняла освободившуюся тару из наиболее известных источников на африканском побережье. Сейчас она с сомнением смотрела на бьющий из-под земли крошечный фонтанчик и надеялась, что её желудок примет эту воду. Сделав пару глотков, Катя облегчённо выдохнула. На вкус простая питьевая вода, без запаха и какого-либо дополнительного вкуса.
        Утолив жажду и немного перекусив, они устроились на ночёвку. Основное время заняло набирание воды в ковш, потом переливание её в ведро для следующих путешественников. Катя надеялась, что мужчины разожгут костёр, что можно будет посидеть возле него и подумать о вечном, но вместо этого она отбивалась от насекомых и со страхом слушала ночные завывания животных, птиц и прочих громкоголосых монстров. Утром, измученная самобытным хором, она открыла глаза, пытаясь сообразить, удалось ли ей уснуть или дрёма подкралась лишь к рассвету. Впервые она замёрзла, болели кости, в горле першило.
        - Не шевелитесь, - услышала она настороженно спокойный голос.
        Катя замерла и перепугалась, представляя, что рядом с ней затаился какой-нибудь паук.
        - Сеньор де Бриош, не шевелитесь, она сама уползёт, - вновь прозвучал голос Имада.
        - А мне можно шевелиться?
        - Вроде да. На всякий случай посмотрите в складках своего платья: не спрятался ли кто?
        Катерина очень осторожно проделала всё, что велено; выгнала какое-то насекомое и, наконец, смогла посмотреть на Рутгера. У него на груди пригрелась маленькая змейка, свернувшись крендельком.
        - Она ядовитая?
        - Да.
        - Может, её как-то скинуть?
        - Не надо, она скоро сама уползёт. Так бывает, они ищут тепло и не стоит пугаться.
        Время тянулось медленно, но как только солнышко пробилось сквозь ветви деревьев на полянку, так змейка действительно уползла. Настроение у всех было паршивое. Ночью температура опускалась до пятнадцати градусов, земля влажная, и всё это значительно перевесило ценность ночёвки рядом с источником. Рутгер тоже выглядел неважно, и Катя решила, что им обоим надо разогреться во время пути, пропотеть и больше не устраивать ночлег в таких местах. Местные благоговеют перед водой и готовы часами смотреть, как она сверкает под лучами солнца или отображает звезды, но жители Европы предпочли бы для подобных медитаций огонь.
        Морковкин и безымянный осёл бодренько перебирали копытами вослед размашистому шагу Имада. Солнце поднялось, и Катерина, поправив ремешки на сандалиях, а в некоторых местах подложив кусочки ткани, пристроилась рядом с проводником.
        - Хочу размяться, - коротко ответила на его растерянный взгляд.
        Рутгер тоже дал отдых ослу и пошёл пешком. Через час быстрой ходьбы оба прогрелись и застывшие за ночь кости перестали ныть, а дневной отдых под ласкающими лучами солнца и лёгкий сон, полностью восстановил здоровье путешественникам. К вечеру они добрались до крупного поселения, где Имад с Рутгером попытались договориться о дальнейшем пути вместе с торговцами. Оказалось, что одна группа уже ушла утром, а когда собьются в кучу следующие желающие добраться до Эдессы, неизвестно.
        - Они пешком, на ослах или верблюдах? - поинтересовался Рутгер.
        - По-разному, у кого что, - ответил старейшина деревни и, поняв, что чужаки надолго не задержатся, потерял к ним интерес.
        - Предлагаю догнать их. Мадам, вы как? Мы движемся довольно бодро, за пару дней нагоним. Вряд ли кто-то бесчинствует рядом с границей.
        - Всякое бывает, - уклончиво ответил Имад на обращённые в его сторону вопросительные взгляды.
        - Не юли! Ты же часто здесь ходишь, говори прямо, где чаще всего нападают?
        - Вы правы, сеньор де Бриош, до Халеба и чуть дальше, пока есть поля и сады, вы можете идти без опаски, а далее - как Бог распорядится. Мой вам совет: если хотите жить, то при нападении отдайте все деньги. Они называют это выкупом, иначе рабство или смерть в назидание другим.
        - На вас нападали? - встревожилась Катя.
        - Да, сеньора, не один раз.
        - Сеньор де Вальдивия не говорил, что путь настолько опасен.
        - Мой господин давно не выбирался за пределы границ нашего королевства, а его товары тщательно охраняют, и мелким разбойникам они не по зубам.
        - Ну что ж, мы ведь знали, что дорога опасна, - вздохнула мадам, - примите в благодарность это кольцо, Имад. Спасибо, что проводили.
        - Благодарю, сеньора.
        Рутгер неодобрительно посмотрел на неё, но промолчал. Слишком щедро за два дня пути и ночёвку в луже! Но, с другой стороны, они сами не дошли бы сюда. Слишком часто дорога разделялась на множество троп или вообще превращалась в какое-то ровное плато, щедро предлагая идти на все четыре стороны! Теперь предстояло догнать торговцев, пока они не минуют территории принадлежащие Халебу, иначе после велик шанс потеряться. Поэтому вышли с первыми лучами солнца, поскорее покинув «гостеприимный дом» для странников без всяких удобств, но с обязательной посуточной оплатой.
        Несмотря на привычку мало есть, которая сложилась на корабле, сейчас чувство голода начинало изнуряюще терзать желудок и портить настроение. Понятно, что теперь приходится двигаться, тратить энергию, а еда осталась скудной. Катя вздыхала, Рутгер сурово смотрел вдаль и оба отдавали лишнюю вкусняшку своим ослам, лишь бы те не теряли темпа. Сами путешественники не смогли бы целый день идти быстрым шагом. Несмотря на ноябрь, днём солнце ещё припекало.
        Рыцарь беспокоился о всяком сброде, что мог встретиться им на пути, продумывал способы защиты, а Катерина размышляла, насколько всё относительно.
        В замке она была угнетена и подавлена, а сейчас ей осточертела дорога с первого же дня, и всё прежнее казалось капризами.
        Она ощущала себя чужой? Как же она ошибалась! Вот здесь, на этой земле она чужая! Они с Рутгером как два чужеродных элемента, которым не подходит здешний воздух, не нравится окружающая природа, непонятны люди, а они упорно пробираются всё глубже и глубже. Что хотел понять Бертран, достигнув этих территорий? Озарила ли его истина? Дай Бог сил добраться до него, уж он ответит ей за все испытываемые страхи, за стёртые ноги и побаливающую поясницу!
        Караван догнали, миновав Халеб, и чуть не проскочили мимо.
        - Рутгер, это же они! - зашептала Катя.
        - Что-то не похоже, - засомневался он, присматриваясь к разношёрстной компании.
        Парочка облезлых верблюдов были едва видны под нагруженными на них тюками, несколько ослов, запряжённых в небольшие телеги-арбы с двумя колёсами и одна кляча, везущая какого-то сонного старика.
        Рутгер обратился к возглавляющему жалкую процессию мужчине с просьбой присоединиться к ним до Эдессы. Тот бездумным взглядом осмотрел стоящую перед ним пару, задержался на мече, нахмурился и махнул рукой.
        - Это что? - тихо спросила Катя. - Знак, чтобы мы проваливали?
        Капитан хмыкнул. Очевидно, что в этом «караване» не горят желанием взять в свои ряды человека с мечом, но отказать такому боязно.
        - Мы можем следовать за ними, - пояснил он мадам и улыбнулся ей, увидев, что она облегчённо выдохнула.
        Ландшафт изменился, и теперь, куда ни посмотри, повсюду твёрдая поверхность песочного цвета со множеством хаотично раскиданных камней и засохшими кустиками, куда-то катящимися при порывах ветра. С разных сторон виднеются тропки, но куда они ведут, кто их протоптал, неизвестно. Дорога, по которой шёл караван, внешне ничем не отличалась от таинственных троп, разве что камней на ней было меньше.
        Рутгер невозмутимо подождал пока все пройдут и вместе с мадам пристроился в конце. Его лицо выражало брезгливость и Катя, заметив это, слегка коснулась его рукой.
        - Без них мы заблудимся, - тихо напомнила она ему.
        Он кивнул. Это единственная причина, по которой он присоединился к этим людям. Они сами искали друг в друге поддержку, иллюзию защиты, но на самом деле все они тощие овцы, которых без конца стригут разбойники. Остаётся надеяться, что это случается не каждый раз, иначе по этим дорогам уже никто не ходил бы.
        Шли медленно, но без остановок. Эта медлительность навевала раздражение, а когда оно, перекипев, отступало, то появлялось безмятежное спокойствие, похожее на то, что было на корабле. В первую же ночную стоянку Катерина расположила свои сумки вплотную к Рутгеру.
        - Вы меня простите, но спать я буду, прижавшись к вам, - безапелляционно заявила она.
        - Мадам, это неприлично.
        - Всё равно все думают, что вы мой муж, а ночи уже слишком холодные. Надо было взять одеяло!
        Коврик, что днём лежал на спине Морковника, ночью служил коротенькой подстилкой, отделяющей Катю от земли. Утром она его тщательно выбивала, чтобы крошечные камешки не поранили спину осла, и накидывала его на животное.
        Устроившись спиной к рыцарю, она приподнялась на локте:
        - Рутгер, прижимайтесь, у меня больше всего страдает поясница, и спина без конца мёрзнет. Будьте же милосердны, грейте! Обещаю, что никогда не расскажу об этом даже на исповеди. Вы останетесь чисты аки юноша.
        Он хмыкнул и осторожно придвинулся сзади к Катрин. На площадке горел небольшой костёр, рядом стояли привязанные животные, в стороне лежал груз, а круг завершали тела людей, устроившиеся на ночёвку. Мадам права, не то место, где стоило бы ей спать отдельно. Он лёг на бок и одну руку подпихнул под голову, а вторую…
        - Мадам, можно положить на вас руку?
        - Да, Рутгер, только ноги не складывайте, - прошептала она, - давайте же, - поторопила она его, - я хоть высплюсь. Вы же даже не понимаете, как мне страшно было прошедшими ночами, что возле источника, что в том поселении!
        Катя уснула сразу же, как почувствовала тяжесть ладони на своём бедре, а Рутгер… он с приятным удивлением ощутил, что сеньора доверчиво расслабилась. Под тряпками, напяленными на неё, он почувствовал, что она сильно похудела. Его рука скользнула на талию, чуть огладила возвышающееся бедро, ища удобное положение, и замерла, опустившись к животу.
        Такая тоненькая, в чём только жизнь держится! Откуда столько сил в ней?
        Осторожно подвинулся к ней поближе, чтобы её спине было теплее, и вскоре тоже уснул привычным сном в полглаза. Стоило только кому-то подняться, так он пробуждался, наблюдал и, поняв, что опасности нет, снова засыпал. Прижатое ухо к земле чутко улавливало любой шорох.
        Рано утром все засуетились. Кто-то торопился перекусить, кто-то начинал укладывать на своих животных груз, кто-то уже выводил свою тележку на дорогу, ставя её в нужном направлении. Почти все пытались разглядеть лицо единственной женщины. Катин рост привлекал внимание даже больше, чем рост Рутгера. Они оба возвышались над всем спутниками как минимум на полголовы. А лицо она прикрывала, чтобы не загорать. На корабле ей удавалось быть всегда в тени, но всё равно лицо слегка обветрилось, утратило белизну кожи, а здесь к солнечной угрозе добавились пыльные буранчики, которые налетали из ниоткуда, заставляя потом отплёвываться. Рутгер тоже стал закрывать лицо. Головной убор, что ему подарили, он оценил по достоинству. Катя не поскупилась на комплимент, отмечая, что синеватая чалма рыцаря, пусть даже не особо аккуратно уложенная им, очень ему идёт. Придаёт невыразимый шарм оставшимся открытым глазам, на что он ответил тем же, а она расстроилась.
        - Вы правда считаете, что оставляя открытыми только глаза, я ввожу попутчиков в заблуждение и они думают, что я красавица?
        - Э? - Рутгер растерялся. Он не умел говорить красивости, а тут вроде всего лишь повторил чужое - и вдруг такой вывод.
        А Катерина после этого долго возилась со своим покрывалом на голову, чтобы оно теперь закрывало даже брови, и она ещё пыталась навесить его на глаза, лишь бы не привлекать ненужного внимания или сплетен, но ткань была слишком плотной. Ей не нравились торговцы, с которыми они шли. Вынужденные попутчики даже между собою неприязненно косились друг на друга, а уж от чужаков ожидали только неприятностей. Каждый вечер они все усаживались по кругу, и кто-нибудь начинал бухтеть, что, мол, помяните его слово, но эти двое накличут на весь караван беду!
        Эта тема объединяла всех. Если её не поднимали, то некоторые ссорились между собою из-за разных вопросов. Какой товар надо везти, почём продавать, как избежать разбойников, через какие ворота выгоднее идти, что сделать, чтобы не платить налог.
        А Катя, закрывая лицо неподходящей для этого тканью, задыхалась, потела, расчёсывала щёки и подбородок, соскребая ногтями грязь и с радостью отсчитывала каждый оставшийся позади день. Они два раза встретили таких же торговцев, что шли со стороны Эдессы, и те порадовали, что на них никто не напал.
        - Рутгер, осталось два дня, слышите? - шептала она ему ночью. - Мне не верится, неужели мы прошли? Я готова всех этих людей расцеловать, только бы всё обошлось! Два дня, Рутгер, два дня - и можно начинать обратный отсчёт.
        - Вы преждевременно ликуете, сеньора, это ошибка всех новичков в любом походе.
        - Да, да, вы правы, но мне кружит голову, что этот переход скоро закончится. Сегодня ночью какие-то животные распотрошили мешок с едой вон у того с крупным носом. Сначала говорили, что он сам виноват, а потом вновь стали коситься на нас. Вы им не нравитесь, мой дорогой Рутгер.
        Он лишь едва слышно фыркнул, а Катя, воодушевлённая тем, что скоро достигнет цели, продолжала шептать:
        - Они вас боятся. Вы словно хищник, который пытается затеряться среди них.
        - Я тоже не рад их компании. Плетутся, трусят, боятся рисковать… непонятно зачем вообще они здесь?
        - Ну, всё же торговля необходима и выгодна. Видели, сколько в Халебе выращивают оливковых деревьев? Им столько никогда не съесть, так что хошь не хошь, а продавать товар надо.
        - Мне понравилась их ткань, я бы себе такую прикупил.
        - Хлопок?
        - Не знаю, вроде так.
        - На обратном пути обязательно купим, если деньги останутся! Вы обратили внимание, что там есть тонкий хлопок и плотный? Тоненький хорош для камизы, а тот, что плотнее, замечательно подойдёт для ваших пуховиков. Шёлк для этого слишком дорог.
        - Плохо продаётся эта одежда, - посетовал Рутгер. - Она лёгкая, а люди на севере привыкли, чтобы на плечи давило, тогда это вроде как тепло.
        - Жаль, - она расстроилась, так как в планах было присоединиться к пошиву этой одежды, но раз не оценили, то придётся искать другой способ реализации накапливающегося пуха.
        Немного помолчали и уснули. Следующее утро началось как обычно, разве что настроение у всех было приподнятое. Возле границ Эдессы не стоит ожидать нападений, а они всё ближе и ближе. Осталось продержаться нынешний день, ночь, и к вечеру следующего дня уже можно благодарить Бога, а кому-то Аллаха, что уберёг от опасностей.
        Кате показалось, что их караван увеличил ход. Это радовало. Она с любопытством смотрела по сторонам, замечая, что унылый пейзаж не так уж плох. Вдалеке паслись какие-то красивые животные с высокими тонкими рогами. Они с подозрением следили за проходящими мимо людьми, позабыв о других опасностях. Какой-то хищник напал на одного из них, и всё стадо сорвалось с места, оставляя неудачника-соплеменника в зубах врага. Катерина вглядывалась изо всех сил, что же там за хищник, но охота завершилась, и ничего не было видно. Вдруг послышался шум впереди, все заволновались, зашумели. Рутгер выругался.
        Глава 8. Нападение
        - Что там? - дёрнула его за рукав Катя.
        - Разбойники.
        Вытянув шею теперь, она уже тоже видела, что к ним приближались всадники на конях.
        - Может, это просто…
        - Нет, не лезьте вперёд.
        Всадники приблизились, и стало понятно, что это не какой-нибудь принц со своими друзьями выехал на охоту. Издалека всё выглядело вполне красиво. Мчащиеся мужчины на скакунах в белых одеждах, подбадривающие себя или животных выкриками. На деле не все лошади оказались прыткими скакунами, а всадники только издалека могли обмануть своим благородством. Белые одежды были основательно потрёпаны, кое-где в заплатках и местами грязные. Лица были схожи своим выражением азарта и ожиданием лёгкой поживы. Пожалуй, предводитель после определённых косметических процедур мог бы пленить какое-нибудь девичье сердце, но все остальные… сброд.
        Больше Катерина не смогла наблюдать, так как начался грабёж. Спутники падали на колени, молили о милосердии, но всех заставили раскошелиться и перетряхнули весь товар. Никого не убили, некоторых избили, но отсутствие трупов обнадёживало. Правда, никто не собирался защищаться так, как Рутгер. Он встал посреди дороги и весь его вид говорил, что к его женщине и ослам никто не подойдёт.
        И правда, какое-то время все разбойники делали вид, что ненормального воина нет. Катя уже стала надеяться, что всё обойдётся. Видно же, что товара у них нет, а в сумках торчат по бутыли с водой и понятно, что остальное - это еда. Но предводитель не мог принять игру своих подчинённых, что среди несчастных торговцев нет никакого воина.
        Возможно, он посчитал, что если сейчас не отреагирует, то в следующий раз оборванцы, считающие себя купцами, наймут себе защиту, а может высокомерный взгляд Рутгера раздражал его. Всё же капитан всю жизнь жил тем, что ловил разбойников и безжалостно вешал их в назидание другим. Он ловчий, а все эти падальщики, налетевшие с гиком на мелких торговцев, его дичь.
        Катя напряжённо следила за всеми. Её рыцарь может одолеть всех. Среди нападавших нет профессиональных воинов, и они сами понимают это. Они трусят. Но тогда она - слабое место Рутгера, и если её схватят, то его вынудят положить меч. Катерина стала оглядываться и достала свой нож, чтобы защищаться. Она поддалась настроению рыцаря и не собиралась сдаваться, пока не увидела луки у некоторых всадников. Это всё меняло!
        Предводитель несколько раз дал команду напасть на Рутгера. Четверо отважились исполнить приказ и, мешая друг другу, полезли гуртом. Одним росчерком меча рыцарь остановил глупую атаку и тогда главарь что-то выкрикнул своим людям, зло хлестнув своего коня. Все забегали. Мешающихся ограбленных торговцев сталкивали с дороги и окружали Рутгера. За спину ему пока никто не заходил, но вот вперёд выехали лучники и демонстративно натянули луки.
        Рутгер стоял с мечом в одной руке и длинным ножом в другой. По вискам из-под его неуклюже накрученной чалмы тёк пот, верхняя губа напряженно кривилась, намекая на оскал, но пока рыцарь стоял неподвижно и не выказывал никаких эмоций. Он следил за всеми сразу и одновременно не выпускал из виду целящихся в него лучников. Все чуяли в нём силу и опытного воина, боялись его, но против стрел он ничего не сможет сделать.
        Пауза получилась наряженной. Рядом с лучниками встал главарь и, презрительно оглядев всех участников будущего сражения-расправы, он, приподняв подбородок, надменно бросил какую-то фразу Рутгеру. Тот не понял, а Катя, по отдельным словам догадавшись, что тот предлагает что-то вроде перейти на свою сторону или распрощаться с жизнью, решила ответить, так как мужчина выглядел слишком раздражённым и молчание мог счесть за оскорбление.
        Она сделала шажок вперёд и поклонилась этому главенствующему оборванцу, пробуя ответить по-арабски. Слов не хватало, к тому же этот псевдо-красавец разозлился, что она посмела заговорить. Лицо его перекосилось от злобы, Рутгер приготовился метнуть нож, а Катерина упала на колени, с трудом подыскивая нужные слова и прося прощения за дерзость, повторяя действия своих спутников.
        - Так ты, - протянул он, - не знаешь нашего языка? Муж не научил?
        - Он не говорит, - попробовала пояснить Катя, но, похоже, её поняли, что Рутгер немой. За всё время нападения он не обронил ни слова.
        Главарь ещё раз посмотрел с превосходством на своих людей и неуверенно заговорил по-гречески, путая его с другими языками, но для Катерины было вполне понятно. Так разговаривают на базарах.
        - За то, что идёшь здесь, надо платить! Давай всё, что есть! - грозно прикрикнул он.
        Катерина совсем уткнулась в песок, показывая, что покоряется и полезла в карман в виде дыры, чтобы отцепить прячущийся под балахоном кошель. Как только она вытянула мешочек с деньгами, глаза оборванца загорелись жадностью, он приподнял руку, показывая, что поймает его, и Катя кинула. С удовольствием взвесив добычу, он заглянул внутрь и поморщился. Вперемешку с серебром в основном лежали медные монетки, но, правда, пара браслетов и несколько серебряных колец его обрадовали.
        - Золото? Давай золото!
        - Это всё, господин, - снова протёрла дорогу своим лбом Катя, - золота нет.
        - Там, - он показал на свободный балахон на ней, - там ещё есть!
        Катерина на ослабевших ногах поднялась и, смотря в глаза восседающему разбойнику, ни к месту замечая, что он очень молод, медленно облапала себя, плотно проведя по телу руками, показывая, что более под платьем ничего нет. Он не отрывал взгляд от неё. Ему понравилось очертание тела, проявляющееся под скользящими по нему тонкими руками и вновь прикрывающееся тканью.
        Он плёткой показал на её лицо. Катя опустила глаза, одновременно чуть прищуривая их, чтобы чётче обозначились морщинки.
        «Возбудился, сопливая отрыжка осла!»
        И отцепила кусок ткани, прячущий её лицо от вездесущей пыли и от чужих взглядов. Все с жадностью уставились на неё и с разочарованием отпрянули. Она едва сдержала довольную улыбку. За последние дни Катя довольно сильно расчесала грязноватые щёки, а помыть лицо возможности не было. Зрелище, должно быть, открылось неприятное. К тому же всем подавай пятнадцатилетних девочек, а тут по их меркам старая неухоженная карга!
        Главарь с перекосившимся лицом показал ей на уши и она, побледнев, вытащила из ушей серёжки, вкладывая их в протянутую грязную руку одного из разбойников. Тот передал их своему вожаку, после чего он буркнул что-то гадкое, все заржали и потеряли интерес к Рутгеру с Катериной.
        Разбойная шелупонь уже развернулась уходить, как один из них, просяще обратился к старшему за разрешением обыскать сумки на ослах воина и его спутницы. Получив одобрение, он резко развернулся, желая схватить добычу, но Рутгер преградил ему дорогу, уперевшись мечом ему под подбородок. Оборванец заскулил от страха, и главарь развернулся. Видя вновь злящегося разбойника, Катя сама сняла сумку и показала, что кроме еды, воды и пары тряпок там ничего нет.
        - Одежду отдай! - лениво бросил главарь, и пришлось выполнить указание. Только после этого от них отстали.
        Отъехав подальше, главный с приятелями развернулись и натянули луки, целясь в Рутгера, а потом засмеялись, и главарь крикнул, что женщина, указал он на Катю, за него заплатила. Он будет жить, пока снова не попадётся на их пути.
        Катерина устало опустилась на песок, прикрыла ладонью рот, чтобы не было видно и слышно, как стучат зубы, замерла. Необнаруженный медальон давил приятной тяжестью возле груди, а всего остального было жалко до слёз.
        «Твари! Скунсы! Ненавижу!» - билось у неё в голове.
        - Мадам, ещё не всё, - глухо произнёс Рутгер и она подняла глаза. Торговцам на всех оставили пару ослов, но на них всю воду и не приглянувшийся товар не загрузить. Сначала один посмотрел на Катиного Морковкина и Рутгерова крепыша, потом другой.
        Похоже, они хотят отобрать осла.
        - Может, отдать одного? - неуверенно спросила она у капитана.
        - Нет.
        - Господи, ведь мы уже почти пришли! - всхлипнула Катя.
        - Нам придётся дальше идти одним. Садитесь на своего скакуна и говорите волшебное слово.
        Она торопливо собрала сумку, поставила в неё бутыль и забралась на Морковкина, держа сумку в руках. Прикреплять её было уже некогда.
        - Ну, дружочек, давай, - она чуть пристукнула ладонью по крупу, а потом наклонилась и пощекотала ухо. Как только Морковкин замотал головой, она ещё раз пришлёпнула его по заду и осёл бодренько зашагал. Рутгер двигался рядом, таща на верёвке своего осла, и по его виду все понимали, что он не поделится животными.
        Вслед послышались проклятия и пожелания потеряться, но Морковкин, похоже, чуял город или уже не один раз ходил этой дорогой, поэтому не пришлось мудрить, выискивать следы или высчитывать направление по солнцу. Впрочем, всего этого Катя всё равно делать не умела.
        Очень быстро бывшие спутники остались позади, а к заходу солнца путешественники добрались до стоянки, чтобы с рассветом продолжить путь и, ориентируясь на появившиеся поля, они дошли до Эдессы прежде, чем солнце стало садиться за горизонт.
        Глава 9. Дом аги Яваша
        Возле входа в полуразрушенный город стояла стража. Можно было бы дождаться ночи и пробраться внутрь по бездорожью, ныряя в проём обрушившейся городской стены, не платя пошлины. Далее пришлось бы поплутать по проулкам, чтобы найти себе укромное местечко для ночёвки, но об этом стоило подумать заранее. Теперь с дороги было не сойти, и Рутгер уверенно шагал вперёд, удерживая в руке верёвки от своего осла и Морковкина, везущего измучившуюся сеньору.
        Из-за неудачной обуви она не могла долго идти, но и сидеть часами на спине осла ей было невмоготу. Стоило рыцарю вспомнить о том, как она горестно вздыхала и, спешившись, украдкой постукивала кулачками по своему заду, чтобы размять его, так по его лицу расползалась насмешливая ухмылка.
        В этой женщине сочеталось несочетаемое! Она могла быть трепетно-нежной и непоколебимо стойкой; чинной до зубовного скрежета и по-житейски практичной; нередко случалось с нею, что она из-за пустяка стыдливо краснела и одновременно могла сразить любого раскованностью своих мыслей. Катрин была горда, но бросилась в ноги последнему разбойнику, как только поняла, что ему грозит смерть. Женщину не убили бы, а забрали с собою. Рутгер ни на миг не сомневался, что сеньора смогла бы выбраться из рабства. Тех простаков, что на них напали, она бы через месяц другой обвела вокруг своего мизинца, а вот он остался бы лежать в этой земле.
        И теперь последние шаги до появившегося города она мучает его вопросами, как им пройти туда без денег. Переживает, боится и наверняка одновременно строит планы.
        - Христиане? Что вам здесь надо? - лениво бросил усатый стражник, с нетерпением дожидающийся ночной смены.
        - Послание к аге Явашу, - уверенно ответил Рутгер.
        - Покажи, - велел второй страж, намереваясь посмотреть на печать. Не то чтобы он разбирался в них, но наличие печати предполагало хоть какой-то статус у того, кто передал послание, а это, в свою очередь, означало, что податель свитка не бродяга.
        Рыцарь развернулся и показал на Катерину.
        - Вот.
        Рутгер с удовольствием представил, как сеньора в этот момент ахнула, приоткрыв в возмущении рот. Но он был уверен, что она сообразит, промолчит и опустит глаза. Что тут же и произошло.
        - О, женщину ему везёшь? Почему у неё лицо закрыто?
        Стража у ворот с интересом разглядывала сидящую Катерину, а та стеснительно отворачивалась.
        - Ветер поднялся, взбил пыль на дороге, да и из деревни она, они там все пугливые, - небрежно отмахнулся Рутгер.
        - У аги полно прислуги, зачем ему эта? - с любопытством оглядывая высоковатую фигуру в выцветшем и пропылённом балахоне.
        - Моё дело доставить, а как ага Яваш распорядится, так и будет.
        - Всё равно плати за вход пару монет, - буркнул усач, потеряв всякий интерес.
        Рутгер оторвал от пояса два медных набалдашника и отдал страже.
        - Вот всё, что осталось. На нас напали разбойники и все вещи отняли.
        - Шакалы! Одних поймают, сразу другие появляются! Цены на рынке из-за них держатся! - возмутились стражи, и устало махнули рукою, не беря платы. День прошёл неплохо и грех обирать тех, кто уже пострадал, тем более атабек* строг на этот счёт!
        (атабек - у сельджуков XI - XII вв что-то вроде князя)
        - Идите.
        Немного пройдя вглубь города, Катерина зашептала:
        - Рутгер, я даже не подозревала, что вы так ловко умеет врать! Восхищена!
        - Польщён, мадам. Теперь нам надо решить: мы идём сразу к аге или ищем постоялый двор?
        - Вот ведь вопрос вопросов! Думаю, мне необходимо привести себя в порядок и предлагаю воспользоваться письмом господина Селига. Быть может, по его рекомендации нам предоставят кров, и мы там хотя бы вымоемся, а то к нам даже собаки как-то подозрительно принюхиваются. Это, знаете ли, обидно.
        С большим трудом Рутгер и Катерина нашли человека, который смог показать дом господина Фадея. Улицы были пусты, к солидно одетым прохожим не хотелось обращаться за помощью, чтобы не нарваться на неприятности, а другие недоуменно пожимали плечами.
        Наконец, нашёлся человек, что верно указал им дом. Войдя в приземистое строение, они сразу же пожалели, что потратили столько времени на поиски родственника Селига. Все звёзды уже с комфортом расположились на ночном небе, а хозяева дома долго вглядывались в строчки вручённого им письма и с подозрением смотрели на поздних гостей. Однако Катерину с Рутгером не выгнали, и они обменяли у Фадея осла-крепыша на сытный ужин и завтрак, получили новую одежду и женщины ночью перешили Катины сандалии. Ещё обмен ослика обеспечил им достаточное количество воды, чтобы вымыться на рассвете до скрипа.
        - Мы продешевили, не говорю уже о том, что я надеялась на выражение некоторой благодарности за вручение того письма, - выйдя за порог дома, недовольно буркнула Катя, сидя на Морковкине. Капитан посматривал по сторонам.
        - Согласен, но нам была необходима передышка, а взял бы кто другой нас на постой, неизвестно. Христиан здесь не любят.
        Кате ответить было нечего. Многие не обращали на них с Рутгером никакого внимания, но находились те, что смотрели на них с недовольством, особенно на хищное выражение лица её рыцаря и прикреплённый к его боку меч. Ещё Катерина беспокоилась о ноге Рутгера, но он уверил её, что за прошедшие дни втянулся в ритм ходьбы, и выдюжит обратный путь пешком. Она сомневалась, но ведь у них ещё был Морковкин и теперь они смогут чередоваться. Перешитые сандалии сидели на ноге удобно и плотно. Думать о том, что Берт ранен и ему потребуется доставка, не хотелось. Это стало бы проблемой в их нынешнем положении.
        Дом аги Яваша нашли быстро. Ровный высокий забор из известняковых камешков, мощные ворота и видна устремлённая вверх зелень, скрывающая дом аги.
        Рутгер стучал долго, привлекая ненужное внимание прохожих. Некоторые грозили позвать стражей, но наконец-то в воротах со скрипом сдвинули плашку и в прямоугольное окошко пугливо выглянул чернокожий парнишка:
        - Кто такие, чего вам?
        - Благородная дама Катрин де Бланшфор и рыцарь Рутгер де Бриош пожаловали к достопочтимому аге Явашу, - объявил Рутгер на том же языке, что спрашивал юный страж, и с насмешкой глядя на него, медленно ещё раз повторил имена.
        Юный страж ворот немедля прикрыл окошко и послышались удаляющиеся лёгкие шлепки его босых ног по каменной поверхности. Ожидание затягивалось, впрочем, каждая минутка в подобной ситуации для любого растягивалась бы до неприличия долго. Вскоре для гостей открыли ворота и пригласили подождать хозяина в саду.
        Прозвучало уважительно и красиво, но по факту отвели в тень ближайшего дерева и постелили покрывало, чтобы дать отдых ногам. А вот Морковкину повезло: ему предложили воды и корм. Через полчаса послышался шум, чей-то взволнованный шёпот настойчиво бубнил:
        - Господин, господин, нарядный пояс забыли повязать! Господин, дайте чалму поправлю!
        Услышав это, Катино нарастающее волнение утихло. Она поднялась, оправила коротковатую ей коту, и с любопытством вглядывалась через кусты, пытаясь составить первое впечатление от аги.
        К ней шагал полноватый невысокий мужчина, нервно отмахивающийся от слуги, норовящего придать аге соответствующий его сану облик. Он остановился в нескольких метрах от гостей и деловито сказал:
        - Кхм, - чтобы придать себе солидности и одновременно скрыть некоторую неловкость. Потом ещё раз: - Кхм, - по-видимому, он не очень представлял, как вести себя с появившимися гостями.
        Катя смотрела на него, широко раскрыв глаза. Ага Яваш как и все местные жители был невысок, а ещё его полнота скрадывала рост, но он был ниже её всего на пару сантиметров. Но это она отметила мимоходом. Её поразило его обаяние! Немного скуластое лицо с крупным прямым носом, солидная залысина, приоткрывшаяся из-за неровно надетой чалмы, и в общем, глазу не за что зацепиться, но его робкая приветственная улыбка, беспокоящиеся глаза о том, какое он производит впечатление, чуть подрагивающие коротковатые пальцы…
        Катерина сразу почуяла, что этот человек не обидит её и облегчённо выдохнула, открыто улыбнулась, и воскликнула:
        - Ага Яваш! Как же я рада, что мы добрались до вас! - неожиданно для Рутгера, да и для себя самой, подалась вперёд, потом опомнилась и неожиданно расплакалась, прикрываясь широким рукавом.
        Хозяин дома запереживал, сделал несколько шагов к гостье, растерянно посмотрел на сурового мужчину, сопровождающего её, потом обернулся к слуге, ища подсказки у него, и неловко извернувшись, попробовал заглянуть в глаза мадам.
        - Что же вы плачете, наверное, устали? - ага говорил по-французски с лёгким акцентом и, схватив платок у крутящегося рядом слуги, протянул руку, чтобы вытереть слёзы, но тут же с испугом отдёрнул.
        - Прошу прощения, - поторопился он извиниться, чтобы гостья и её воин не подумали ничего дурного, - что-то я разволновался… вы плачете, и моя душа стонет, сочувствуя вам.
        - О, мне стыдно за мою слабость… я всю дорогу пыталась представить себе, как меня встретит достопочтимый ага, каков он внешне…
        Ага Яваш отступил на шаг и спрятал руки за спину.
        - Понимаю, вы разочарованы. Думали, вашего мужа пленил грозный воин, а тут я…
        - Я счастлива, что вы такой, какой есть! - словно в бой, бросилась переубеждать его Катя.
        - Какой? - хозяин дома не смог скрыть своего удивления, и его глаза залучились любопытством, какой-то неуверенной надеждой на хорошее.
        - Обаятельный, умный, душевный. От вас веет теплом и уютной стабильностью.
        Ага Яваш оглянулся, проверяя не стоит ли кто позади него, но нет, гостья смотрела на него и говорила приятные сердцу слова ему.
        Наверное, не стоит ей верить! Эта сладкоголосая гурия может оказаться коварной дочерью дэва, её речи дурманят его ум, но ведь он видел, что она потянулась к нему сразу же, как увидела, и не было в том порыве лжи! Он не молод и знает, как на него реагируют женщины.
        Первая жена долго плакала, прежде чем смирилась с ничем не примечательным им, вторая клялась убить себя и его, третья смотрит влюблёнными глазами на приходящего к нему в гости родственника и что-то задумала.
        Всему виной расположение к нему семьи атабека, отсюда у многих почтенных отцов рождается желание породниться с родом Яваш. Ему хватило бы одной жены простого происхождения для рождения наследников и пары наложниц, но хитроумные искатели выгодных браков сумели ещё дважды подловить его и вынудить взять вновь жену, хотя разочарование после первой женитьбы он переживал не один год.
        Условности мира таковы, что если обладаешь достатком, то стыдно не впустить в свой дом ещё нескольких женщин и не назвать их жёнами. Он старался обеспечить своих избранниц как мог, делал всё, чтобы они ни в чём не нуждались. Это его долг.
        Раньше он мечтал о любви, с удовольствием читал поэмы и писал стихи, сейчас радовался хотя бы возможности дружески поговорить со своей первой женой, обсудить будущее их детей. Ему кажется, что она спустя много лет привязалась к нему, любит его по-своему и даже проявляет заботу.
        И в один миг вдруг всё перевернулось - эта высокая француженка одним взглядом, одной своей тёплой улыбкой разрушила его прежний мир, показывая, насколько он скуден на чувства.
        В нём увидели что-то хорошее, интересное, перед ним показали свою слабость, доверяя…
        - Мадам де Бланшфор, - волнуясь, он хотел пригласить её погостить у него, отдохнуть с дороги, но засомневался: быть может, она хочет уже сегодня увезти мужа… или Бертран ей не муж?
        - Простите мою несдержанность, - Катя чуть приподняла подбородок и посмотрела вверх, чтобы удержать новые слёзы, - я сейчас… - он всё-таки подал ей платок и она, промокнув глаза, принялась торопливо пояснять:
        - Вчера мы пережили ограбление, и я сильно испугалась. Быть так близко к цели и ощутить, что всё на грани краха, - увидев, что у аги изменилось лицо, она торопливо уточнила:
        - Но выкуп я сумела сохранить! - приложила руку к груди. - Спрятала медальон с лалами… только он и остался.
        - Вас не тронули… э, я имею в виду, вам нужна помощь лекаря? - и побагровел от допущенной им вольности.
        Катя протянула ему его же платок и Яваш, не задумываясь, взял его, чтобы приложить к шее, промокнуть пот. Его бросило в жар. Он даже подумать не мог, что по его вине, из-за его послания в результате могла пострадать женщина.
        Катерина хотела ответить, что не такая уж она красавица, чтобы на неё кто-то позарился, но оборванкой с раздражением на лице от грязи она была вчера, а сегодня она всё же сеньора, и не стоит себя принижать.
        - Чтобы сохранить свои жизни, мы отдали все деньги и вещи, но если бы речь шла о бесчестии, то мой рыцарь бы сражался до конца, и я надеюсь, успел бы убить меня прежде, чем… прежде… - тут уже Катя позволила себе немножечко сыграть, ради более сильного впечатления и, опустив глаза, беспомощно опустила руки. Ей показалось, что в данном случае не стоит делать вид, что она сильная женщина. Впрочем, может, это уже правда, что она сильная? Уж насилие она точно пережила бы и нашла бы способ расквитаться.
        - Мадам, я виноват, мадам, я не хотел вас расстраивать, - засуетился ага, - и что же мы стоим тут? Могу ли я надеяться, что вы задержитесь у меня, чтобы отдохнуть, набраться сил перед обратной дорогой? Такой красавице, как вы, должно быть с большим трудом далось путешествие. Я когда посылал весточку, не думал, что приедет жена де Бланшфора… или вы, быть может, сестра? - он всё-таки осмелился спросить, хотя это было бестактно, но слова вырвались, и вновь краснея, он затаился, страшась ответа.
        - Я жена Бертрана де Бланшфора.
        - Вы его так любите, что… - ага отступил и выглядел потерянным. В считанные секунды он был поднят на вершину удовольствия, где надежда ласкала его, сулила большее и низвергнут истинным положением дел.
        - Люблю.
        - Понимаю… - Яваш был до крайности смущён, и ему хотелось бежать. Он отступал, бормоча извинения, что не может больше уделить внимание гостье, но ей предоставят самые лучшие покои, чтобы она отдыхала и ни в чём не нуждалась.
        Катерина с сожалением смотрела на поникшего и удаляющегося мужчину. Ага вызвал в ней волну тепла, и как человек будущего она понимала, что ей довелось встретить уникальную личность. Была бы она режиссёром, то сказала бы, что у Яваша потрясающей силы харизма. Именно кинематограф позволил увидеть массам, что иногда неказистые с виду мужчины могут соперничать с брутальным красавцами, а подчас и оставлять их в своей тени. Тем горше осознавать, что разное время рождения сейчас разделило агу с нею.
        Он знает только одно: есть женщины, проживающие свою жизнь за оградой его имения, и они чужие; а есть женщины, принадлежащие ему. А Катя хотела бы пообщаться с ним, отогреться возле него душою, взглянуть с его помощью на окружающий мир шире. Быть может, она сумела бы привнести в его жизнь что-то нужное ему, но её интерес не был любовным, не нёс в себе никакой романтики, а ещё ей крайне мешала зависимость в данной ситуации от Яваша.
        Её искренний душевный порыв вдруг оказался на грани с коварством, и присущая ей расчётливость давала понять, что она может воспользоваться агой в своих интересах и этим разбить ему сердце.
        Не выдержав, она закрыла лицо руками, не обращая внимания на подошедшего слугу. Никто не должен видеть ни злых слёз, ни накопившегося ожесточения к тому времени, в которое она попала.
        Уже свыклась, смирилась, изменилась, но иногда… иногда накатывает такое острое ощущение чужеродности, что хочется выть, и только Берт до сих пор удерживал её от саморазрушения.
        Катя отняла руки от лица, тяжело вздохнула.
        Муж - не самый чуткий человек на свете, и частенько приходится напоминать себе, что он любит как умеет, но любовь его сильна, искренна, подчас самоотверженна. Он много уступает, прогибается, но это всё для него труд. А вот Явашу не надо ломать себя, чтобы ценить женщину и, возможно, даже поклоняться ей. Отчего-то Катя не сомневалась, что само слово «Любовь» имеет для аги огромное значение и что он уважает мир чувств, не считает их дьявольским порождением, но при этом он не бесполезный мечтатель. Его достаток говорит о многом, а посланец Вито выказал немало уважения, хотя мог бы проклинать своего бывшего хозяина.
        Катя посмотрела на слугу и кивнула ему, показывая, что готова следовать за ним. Он провёл их с Рутгером в дом.
        - Госпожа, я не могу пройти на женскую половину, Дохик вас проводит.
        - А где я смогу увидеться с господином де Бриошем, если мне понадобится?
        - Вы можете спускаться сюда, если в доме нет других гостей мужчин, но, пожалуйста, помните, что пока господин де Бриош находится здесь, то другие женщины не могут прийти сюда. Ещё в вашем распоряжении сад.
        - А жены разве не гуляют в саду?
        - Здесь проживает только старшая жена, и она редко выходит, но у неё собственный сад, и для наложниц обустроен свой уголок, так что если вы пожелаете переговорить со своим сопровождающим о чём-либо, то в саду вы никому не помешаете.
        - Вы сказали - жёны…
        - Да, у аги Яваша три жены. У второй и третьей свои собственные дома, но они частые гостьи, так как здесь проживают их старшие дети.
        - А много ребятишек у аги?
        - Госпожа, вам на все вопросы ответит Дохик, а мне позвольте проводить господина де Бриоша.
        - Да, конечно.
        Дохик стояла совершенно спокойно и разглядывала Рутгера без какого-либо стеснения. Катерина думала, что мусульманки должны прятать лицо перед мужчиной и слуга только что предупреждал о неловких моментах, но молодая женщина оставляла на обозрение даже часть своих ярко рыжих волос. На голове у неё была надета расшитая шапочка, щедро украшенная свисающими нитями жемчуга, от которой тянулась воздушная ткань, скрывающая позади причёску и часть шеи. По сравнению с нею Катя была укутана с ног до головы, а в доме Фадея женщин вообще спрятали от глаз Рутгера. Впрочем, стоило ли удивляться: двенадцатый век уже не раз поражал её несоответствием сложившихся представлениям.
        Стрельнув зеленоватыми глазками в сторону сурового рыцаря, Дохик повела гостью в женскую часть покоев. Она шла гордо, не удостаивая взглядом выскочивших девчушек, желающих посмотреть, кого ведут и, миновав несколько пустующих помещений, пригласила войти, открывая резные дверцы.
        - Прошу, это лучшие наши покои, - с гордостью произнесла она, ревниво наблюдая за реакцией гостьи.
        Вся женская половина была наполнена тканями, коврами, подушками и ароматом сладостей. Выделенное для Кати помещение было большим, довольно уютным, светлым. Стёкол в окнах не было, но на прочных крюках над проёмами висели войлочные полотна, сейчас свёрнутые до половины в рулон.
        - Это на ночь надо опускать? - указав на них рукой, спросила она.
        - Да, как только начнёт темнеть, я закрою ими окна. Мы уже перестали их смачивать, но если хотите…
        - Смачивать? Зачем?
        - Ну как же, когда зной пробирается в дом, то влажная защита необходима, чтобы воздух сделать свежим и приятным.
        - Ах, да, понятно. Нет, мне днём комфортно, но ночи уже прохладные.
        Дохик согласно кивнула, пообещав вечером принести чашу с горячими углями, и стала знакомить гостью с обстановкой.
        - Здесь вы можете хранить свои вещи, - указала она на резной здоровенный сундук.
        - Я ожидала нападения разбойников и взяла с собой самое необходимое, надеясь, что удастся сберечь, но забрали даже камизы, - сочла необходимым пояснить Катя.
        - О, мне очень жаль. Наверное, они были из шёлка, раз на них позарились.
        - Да.
        Сопровождающая сочувственно пощёлкала языком и, осуждая разбойников, покачала головой.
        - Эта комната для справления нужды, - Дохик приоткрыла узенькую дверцу, приглашая убедиться, что всё чисто и красиво. Катя толкнула вторую дверцу-распашонку и заглянула в вытянутое помещение. Пол, стены были покрыты глазурованной плиткой и здесь всё приготовлено для того, чтобы совершать гигиенические процедуры.
        - А вот здесь можно спуститься и пройти в бассейн, там же есть баня. У нас свой источник и холодной воды всегда в достатке, а горячая будет готова к вечеру.
        Катерина следовала за служанкой и терялась в ощущениях. Всё так напоминало современность! Плитка, кран, через который наполнялась вода в небольшой бассейн и труба, по которой лишняя уходила в сад.
        - Сейчас уже холодно купаться, но источник не перекроешь, - посетовала сопровождающая, - зато благодаря постоянному поступлению воды у нас и в домах других жён господина самые красивые сады.
        - Так его жёны живут рядом?
        - Да, как только они родили, то по договору с их семьями ага подарил каждой из них дом. Все думают, что старшая жена господина злая и она не дают житья другим, но это не так. Госпожа не любит шум, и если её не тревожить, то она никого не наказывает.
        - А чем она занимается?
        - Как все, - Дохик недоуменно приподняла густые медные брови, - следит за работой слуг, за порядком в доме, за детьми, и чтобы у господина Яваша было хорошее настроение.
        - А рабы?
        - Над невольниками стоит господин Яхью. Для них есть отдельный дом рядом со скотиной в самом конце сада. Сами понимаете, здесь не должно дурно пахнуть.
        - Да, конечно, воды же на всех не напасёшься.
        - Вот именно, но господин Яваш велит Яхью вдоволь поить рабов, а вот в других домах такой роскоши нет. Это потому, что собственные источники есть всего у нескольких жителей Эдессы.
        - Я бы хотела проведать мужа. Вы же слышали, что я приехала его выкупить?
        - Да, вы громко разговаривали, - закивала женщина, - только сейчас нечего смотреть, все в поле, собирают камни, вытолкнутые землёй, и отвозят их к городской стене. Отдыхайте, думаю, что немного позже с вами захочет поговорить старшая жена нашего господина, а вечером со службы вернётся ага.
        - Он, наверное, пригласит меня на ужин, чтобы узнать новости.
        - На ужин? - задумалась Дохик. - Он с удовольствием садится за стол со своими жёнами и детьми, но вы всё же чужая. Хотя, возможно, ему будет интересно побеседовать с вами после. Он часто отдыхает в саду, читает старые свитки.
        Неожиданно, Дохик оглянулась и убедившись, что никого рядом нет, тихо прошептала:
        - Я помогу вам предстать в выгодном свете.
        - Благодарю, но мне нечем отблагодарить вас. Мне удалось сохранить единственную вещь, которую я отдам аге в качестве выкупа, и более ничего нет.
        - О, но вы же не откажете мне в общении? Я первая буду узнавать все новости, и это сделает меня популярной у жён аги.
        - Популярной? Жёны соперничают?
        - Ну, конечно! Байбише*(старшая жена, слово взято у казахов) занимается домом, и ей некогда творить глупости, а вот Айкун и Мануш всё время чем-то недовольны. Айкун хочет быть главной, а Мануш не переносит Айкун и вообще какая-то странная. Говорят, что она благоволит к другому мужчине, но если бы это было так, то её наказали бы.
        - А какая вам от всего этого польза? - улыбнулась Катя.
        - Все хотят быть чуточку важнее других, осведомлённее, успешнее, умнее, интереснее, а свежие новости позволяют заполучить хотя бы временное преимущество и подарки.
        - Ну что ж, Дохик, чем смогу, тем поделюсь с вами, чтобы вам удалось стать более востребованной.
        Мотивы молодой служанки были понятны, так же как преимущества и недостатки подобной сделки. Помимо услышанных новостей Дохик будет следить за поведением гостьи, составлять своё мнение, возможно, нелестное, так как оно будет интереснее и ярче, чем несколько добрых слов, делиться им, что не очень-то приятно, но на фоне того дела, по которому Катерина приехала, это неважно! Главное - не задерживаться здесь.
        Немного осмотревшись, Катя отправила служанку отдыхать, а сама устроилась в подушках. Полный покой, приятная погода, ощущение безопасности позволили расслабиться. Наверное, она даже задремала, так как не заметила пробежавшего времени. Очнулась, когда Дохик вновь побеспокоила её, чтобы проводить к старшей жене.
        Глава 10. Сюрприз и некоторые осложнения
        Катерина волновалась, не зная, какое влияние имеет хозяйка дома на агу Яваша. Войдя в покои старшей жены, она склонилась, выражая своё почтение, и замерла, не зная, как дальше быть.
        - Рада видеть вас, проходите, усаживайтесь, мадам де Бланшфор, - услышала она приветливые речи. - Вы говорите по-гречески?
        - Немного, - вновь уважительно склонилась гостья, благодаря хозяйку за то, что та побеспокоилась о языковой проблеме.
        На Катю смотрела тщательно ухоженная женщина неопределённого возраста. Ей можно было дать чуть больше сорока, но язык не соврал бы, что пятьдесят тоже подходящие года. Впрочем, Катерина понимала, что такая неопределённость возраста достигается сытой жизнью и соответствующим уходом за собою. Она бы на месте байбише подкорректировала бы чрезмерно насурьмлённые, густые, сросшиеся у переносицы брови, убрала бы деревенскую чёлку, упрощающую довольно приятное лицо, убавила бы украшения на голове и груди, которая ещё имеет привлекательный вид, но не ей хозяйка дома должна нравиться, а аге. Поэтому она старалась быть почтительной, приветливой, внимающей каждому слову и деликатной.
        - Тогда перейдём на него, чтобы лучше понимать друг друга.
        Катя уже давно не удивлялась, что жители средиземноморского побережья говорили на нескольких языках. Арабы, армяне, евреи, греки, итальянцы, французы, германцы, а ещё местные кочевые племена - и со всеми надо уметь договариваться. Два-три, а чаще четыре-пять языков на разговорном уровне знали все, и это было само собою разумеющимся. Однако стоило углубиться внутрь земель, и это многоязычие уже терялось, оставаясь только привилегией кочующих торговцев или знатных семей, где дети получают образование.
        Женщина расспрашивала о дороге, умеренно восхищалась смелостью гостьи, возможно, что завуалировано намекала на её глупость, но выражала надежду, что обратный путь мадам де Бланшфор преодолеет легче и быстрее.
        Катерина старалась расположить хозяйку к себе, но та очень твёрдо держала дистанцию и приходилось чётко отвечать на вопросы, не вдаваясь в подробности и не уводя разговор в интересное для обеих русло.
        Покинув покои байбише, Катя полюбопытствовала у Дохик, что она думает о встрече.
        - Всё хорошо. Остальное будет зависеть от аги.
        - То есть хозяйка просто осторожничала? Она думала, что аге Явашу не понравится её общение со мною?
        - Ну, наш ага редко выражает своё неудовольствие. Он, следуя законам гостеприимства, выделил вам лучшие покои, байбише уделила вам внимание, показывая, что солидарна с ним, более желать нечего.
        Катя согласилась. Всё просто, а она усложняет. Контраст между безмятежным сидением на корабле и наполненного тревогами путешествия по суше выбил её из колеи. В голову уже лезут новые проблемы. Как преодолеть обратный путь до Латакии? Будет ли море таким же спокойным, как ранее? Гильбэ предпочёл бы переждать несколько месяцев на суше, но у него не хватит денег столько времени кормить команду.
        Катя попросила проводить её в сад. Гуляя по выложенным камнем дорожкам, она решила не забегать вперёд и решать проблемы поочерёдно. Сначала надо выкупить Берта, а потом уже… Хм, потом укажут на дверь и надо быть готовой покинуть дом аги, так что разумно думать обо всё сразу!
        Обходя по дорожкам весь сад, она время от времени невольно прикладывала руку к груди, проверяя наличия медальона. Из-за тяжести украшения на ткани образовались дырочки в местах прокола иглы. Надо было не мудрить, заказать цепь и сделать кулон, но всё недосуг было.
        Кроме Кати, никто не прогуливался по саду. Хозяйка занята своими делами, прислуга тоже и некому особо наслаждаться раскидистыми кустарниками, стройными стволами пальм, фонтанами и качелями. Обойдя всё, она дошла до хозяйственных построек. Запах возле них стоял неприятный, но знакомый. Под обширным навесом за невысокой оградой сновали птицы, чуть далее стоял сарай, рядом с которым слуга разделывал барана, а с другой стороны был расположен вытянутый барак для рабов. Стены присутствовали только с трёх сторон, поэтому Катерина видела всё, что было внутри. Лежащие в ряд циновки, свёрнутые в рулон кошмы, бочка, которую наполнял тощий мальчишка в набедренной повязке и чалме. В тени у забора, возле очага, расположенного в яме, сидела женщина, раскатывала тесто, а потом наклонялась, чтобы быстро пришлёпнуть свою лепёшку к краю её странной печи.
        - Госпожа, что вы хотите? - обратился к Кате подошедший старик, закутанный в несколько одежд. Он явно мёрз.
        - Я гостья аги Яваша. Гуляю, хотела посмотреть, как содержат рабов.
        - Это вы приехали выкупить мужа?
        - Да.
        - Я бывший смотритель за рабами, сейчас за ними следит Яхью, а я спокойно доживаю в доме господина. Вашему мужу повезло, что он попал к нашему аге.
        - Думаете, рыцарю стать рабом - это везение? - нахмурилась Катя.
        - Он жив, его кормят, а скоро, благодаря вам он будет на свободе. Поверьте, не все выжившие воины христовы получили возможность дождаться выкупа.
        - Я понимаю, - Катя опустила глаза, чтобы не выдавать своих эмоций, - мой муж здоров? Он не ранен?
        - Он был ранен, как и другие, но его вылечили.
        - А много у вас пленных?
        - Более десятка. Господин всех указал в списке для французского короля и за каждого назначил цену.
        - Среди них есть рыцари?
        - Остались ваш муж и граф Раймунд де Тулузе*, остальные скончались от ран.
        - Что? Тулузский граф здесь?
        (ПРИМ. АВТ. Графы Тулузы были очень влиятельны. Герцоги, маркизы, графы в XII веке - это всё королевская родня, и они владели не одним городом, а территориями. Могли соперничать с королями. А вот сеньоры-рыцари, вроде нашего Бертрана, это их вассалы, пока ещё зарождающаяся аристократия. Раймунд де Тулузе - реальный персонаж, который будет противостоять королеве Алиеноре, когда она выйдет замуж за англичанина и отдаст Аквитанию ему. Тулузские земли рядом, и это вызовет много споров, но на данный момент Раймунду V всего 14 лет, и для романа этот юноша подарил только имя).
        Старик ничего не ответил женщине. Дважды повторять не в его привычке.
        - Он тоже работает?
        - Как все. Господин не будет кормить бездельников.
        - Но ведь за него дадут хороший выкуп, разве это не окупит его содержание?
        - Может, дадут, может, нет, а еда и кров необходимы сейчас.
        - Да, понимаю, - спорить было бессмысленно и неразумно.
        Чуть склонив голову, благодаря за информацию, Катерина вернулась в дом. Лучше бы она не спрашивала, кто ещё здесь. Мало того, что тяжело бросать других пленных, полагаясь на королевскую волю, так теперь ещё она знает, что здесь граф Тулузы. Таких людей не оставляют без помощи, но что она может предложить за него? Да и, честно говоря, не лежит душа помогать ему, но рабство - это не тот случай, когда следует вспоминать свои мелкие обиды.
        Катерина позвала Дохик и попросила её организовать встречу с Рутгером. Через десять минут она увидела гладко выбритого рыцаря в саду. Он сиял белоснежным подбородком на фоне загоревшей верхней части лица и с тревогой смотрел на неё.
        - Как вас устроили? - первым спросил он.
        - А я хотела об этом же поинтересоваться у вас, - Катя улыбнулась.
        - Всё хорошо. Небольшая чистая комната, вдоволь воды и еды, что ещё нужно?
        - О, а у меня большие покои, ворох подушек и приятный вид на сад. Мои окна вон там, как раз за углом, - показала она рукою. - Я уже говорила с сеньорой, её здесь называют байбише, и пока не могу сказать ничего определённого. Надеюсь на беседу с агой. Зато я ходила посмотреть на дом, где держат рабов.
        - Как там?
        - Они живут почти на улице, разве что защита от дождя есть. Но я позвала вас не за этим. Граф Тулузы здесь.
        - Что? Раймунд де Тулузе?
        - Да. Я не знаю, что делать!
        Рутгер нахмурился и привычным жестом собрался пошкрябать свою щетину, но наткнулся на голый подбородок и недовольно поморщился.
        - Мы не можем ничего для него сделать, - отчеканил он.
        - Надо было подробнее выспросить у Вито, кто в плену у аги, - с досадой ответила Катерина.
        - Не уверен, что это нам пошло бы на пользу. Что бы вы сделали?
        - Э, ну отправилась бы в Тулузу. Мы могли бы объединиться…
        - С кем? Официальный наследник графа не объявлен, отец мёртв, а следящий за делами аббат… не думаю, что он доверил бы вам что-то. Вы бы просто потеряли время, и мы попали бы в самый сезон бурь и непогоды.
        - Всё может быть, но теперь здесь я чувствую себя виноватой перед ним.
        - Это сложный вопрос, сеньора. Если среди пленников есть наши воины, которые присягали Бертрану, то ваш долг выкупить их, но граф Тулузы к вам не имеет никакого отношения. Были бы у вас деньги, то дело чести протянуть руку поддержки, но всё, что вы можете пообещать ему сейчас, это подтвердить аббату то, что Раймунд жив и ожидает помощи. Большего он просить от вас не вправе. Это чудо, что вы здесь, и это чудо вы совершили не для него, а ради своего мужа.
        - Да, всё так, - вздохнула Катя, всё же испытывая чувство вины. - Надо узнать о наших людях и только тогда приступать к разговору о выкупе. Медальон дорогой и вполне возможно вытянуть вслед за Бертом простых воинов.
        - Я сегодня же всё узнаю и сразу доложу вам.
        - Хорошо. Дохик, та служанка, что вы видели утром, сказала, что ага пригласит меня побеседовать после ужина. Я хотела сегодня же всё выяснить насчёт выкупа, но теперь подожду вашего сообщения и постараюсь просто развлечь агу новостями. Он вроде бы неплохой человек. Только прошу вас, будьте осторожны и соблюдайте все приличия, которые здесь требуются.
        - Само собою, мадам, не волнуйтесь.
        Они вместе прогулялись по саду. Кате хотелось ощутить поддержку, а ещё она понимала, что Рутгеру скучно сидеть в четырёх стенах и он рад провести свободное время с нею. Она поделилась теми сплетнями, что узнала, чуточку рассказала о встреченных ими знакомых ей растениях в саду. Потом слуга позвал Рутгера поесть, а следом за ним прибежала Дохик.
        Молодая служанка споро принесла еду в выделенные покои и с гордостью показала на мягкий подиум, служивший кроватью, на котором лежали несколько комплектов одежды.
        - Господин прислал и распорядился отдать вам, - с важным видом пояснила она.
        - У нас не принято принимать подарки от чужих мужчин, - растерялась Катерина, хотя не была уверена в том, что говорит. Во время похорон Матильды в старом замке Алейна предоставила ей немало одежды для временного пользования.
        - Это не подарки, это необходимость. Когда вы уедете, то ваши наряды отдадут служанкам, а может, даже наложницам.
        Дохик приподняла верхнее платье и погладила рукою расшитую ткань.
        - Видите, из какого полотна сшито? Уверена, что алчные наложницы будут рады забрать себе ваши наряды и либо переделают для себя, либо сами одарят своих верных слуг.
        - То есть эта одежда дана на время, чтобы моё платье не раздражало его взор? - уточнила Катерина.
        - Сеньора, мы понимаем, что в дороге вы не могли себе позволить одеться как-то иначе, и у вас не было соответствующей вашему статусу охраны. Ага Яваш позаботился о том, чтобы вам не приходилось чувствовать себя из-за пустяков стеснённой или что-то объяснять по поводу того, что вы не можете выразить одеждой свой статус. А то, что сейчас на вас надето, я заберу постирать, обновлю цвет и отдам вам перед вашим отъездом.
        - Хорошо. Это всё для меня немного странно, но, наверное, разумно.
        Дохик помогла красиво уложить волосы, закрепила шапочку с лёгкой тканью, прикрывающей волосы, и головные украшения к ней. Потом они вместе выбрали подходящий наряд. Платье немного отличалось от европейского варианта, но всё же оно было сшито, исходя из моды знатных христиан. Камиза, котта и накидка-плащ.
        - Вы притягиваете взгляд, - задумчиво оглядывая Катерину с ног до головы, констатировала служанка. - Есть в вас что-то такое, что располагает к себе, и я говорю не только о внешности.
        - И вас?
        - И меня, - улыбнулась Дохик. - Думаю, вы справедливая хозяйка и ваши люди любят вас.
        - Это только они могут сказать, я не вправе… - замялась Катя, не зная, что сказать, как реагировать на домыслы в общем-то незнакомого человека. Хотя ей одного взгляда хватило, чтобы ринуться к аге, считая его духовно близким ей человеком.
        - Вот о чём я и говорю, - утвердительно произнесла она. - Ну что ж, идёмте, я слышу музыку, значит, ага уже поел и пообщался с детьми.
        Продолжение в среду…
        Спасибо Вам, что проходите весь непростой путь вместе с Катериной!
        Глава 11. Ага Яваш
        Мягкие тканые туфельки, выданные Кате, не предназначались для улицы, а верхнее платье, как и тонкий плащ-накидка, не были утеплены, поэтому она немного удивилась, когда служанка вывела её в сад. По расстеленной плетёной дорожке её проводили к беседке, вокруг которой стояли на длинных ножках плоские блюда с горячими углями.
        Солнышко уже садилось, температура падала, и на улице едва ли было градусов семнадцать-восемнадцать, но в беседке оказалось значительно теплее: по самому её центру стояла ещё одна плоская чаша с углями, и от неё шёл ощутимый жар, из-за которого щёки Кати сразу же раскраснелись.
        Ага Яваш поднялся навстречу гостье, предложил ей сесть на подушку и сам устроился напротив. Между ними мерцал горячий воздух, поднимающийся вверх, с боков стояли вазы с фруктами, кувшин с напитком, а чуть в стороне сидела девушка и, прикрыв глаза, играла на инструменте, похожем на лютню, только с более длинным грифом. Музыка лилась ровно, создавая мягкий фон и приглушая стрекотание навязчивых сверчков.
        Катя не знала, как лучше сесть на подушку и поэтому предпочла опуститься на колени, а попой придавила пятки. Не очень удобно, но сесть «по-турецки» в её понимании она постеснялась.
        - Я знаю, что в Европе сидят на специальных скамеечках, но у меня нет их в доме, - счёл нужным оправдаться ага.
        - Я бы не осмелилась сидеть при вас на чём-либо, если бы вы вам это было неудобно.
        Яваш кивнул, принимая вежливые слова и немного стесняясь, предложил угощаться фруктами. Катя не стала брать дыню, чтобы не испачкаться соком, с сожалением отвергла яблоко, которым сейчас похрустела бы, и выбрала финик. Он, правда, чрезмерно сладок, зато его можно аккуратно пару раз укусить, лишь бы там внутри не оказалась гусеничка.
        - Господин де Бланшфор был уверен, что за него привезут выкуп, но я не подозревал, что он надеялся на вас. Это очень рискованно, - Яваш не смог скрыть досаду. - Я попросил начальника дворцовой охраны послать воинов на дорогу, чтобы они выловили того разбойника, что ограбил вас, но пока нет договора с королевой Мелисендой, торговые пути в этом направлении остаются опасными для любых путешественников.
        - Благодарю.
        Ага вяло махнул рукою, досадливо прихлопнув по бедру:
        - Все понимают, что надо наводить порядок, но действовать необходимо одновременно со всех сторон, а так мы только гоняем лихих людей, позволяя им уверовать в свою безнаказанность.
        Катя слушала внимательно и слегка кивала.
        - Вы служите атабеку Нур ад-Дину? Это честь - помогать великому человеку, - осторожно вступила она в разговор.
        - Да, я его ага, и я не подозревал, что христиане считают моего господина великим, - было видно, что похвала военачальнику и атабеку ему приятна.
        - Помимо веры о каждом человеке можно сказать что-то плохое или хорошее. Пока горе из-за размолвок между нашими народами не застит мне разум, не ослепляет ненавистью глаза, я понимаю и вижу, что он талантлив как полководец, разумен как правитель и действует, исходя из блага своего народа.
        - Вы верно говорите! Сердце моего господина не знает корысти, а душа его любит справедливость. Он разумно использует доверенную ему власть и служит примером для нас во всём.
        Они оба замолчали. Явашу было неловко говорить о своей службе, которая заключалась всего лишь в обеспечении порядка в походном шатре военачальника. Во дворце было полно слуг, но в походе требовался доверенный человек, чтобы больше никогда не произошло того же, что с отцом Нур ад-Дина Зангой. (*зарезан слугой)
        Ага не был отважным героем битв, но благодаря ему господин мог спокойно отдыхать и безмятежно спать. «Повелитель шатра», - так смеялись над ним другие аги, но это из зависти. Многие выполняли намного больше поручений, но ага Яваш пользовался полным доверием Нур ад-Дина и всегда оправдывал его. Он подбирал ближайших слуг при перемещениях, он следил за приготовлением пищи в походе, он заботился о телохранителях Нур ад-Дина. И только когда военачальник жил во дворце, то роль аги Яваша сводилась к минимуму, но он оставался важным вельможей.
        - Вы не мёрзнете? - прервал затянувшуюся паузу ага.
        - Нет, мне хорошо. Если было бы жарче, то пришлось бы скрываться в доме. Я родом из северных стран.
        - Я видел северянок, они все светловолосы, вы не такая.
        - И всё же прохлада для меня предпочтительнее.
        Снова замолчали. Заговаривать о Берте, не зная, сколько рядом с ним воинов из замка, было рано.
        - У вас красивый дом и сад, - перевела она тему разговора.
        - Когда я сюда приехал, здесь было всё разрушено до фундамента, но я восстановил подаренный мне дом, а сейчас слежу за ремонтом ближайших мечетей.
        Катя не стала обращать внимание, что нынешние мечети ещё недавно были церквями.
        - У вас щедрое сердце и отличный вкус.
        - Мой отец любил и умел строить. Он всегда считал, что помимо службы надо овладеть каким-либо ремеслом. Я не научился строить дома, как он, но всю резьбу по дереву внутри дома сделал сам.
        - Так те дивные узоры на дверях, резной сундук - ваши?
        Ага покраснел от удовольствия и, заметив, что жизнь по-всякому может сложиться, а богатство одно из самых непостоянных удовольствий, добавил:
        - Ветер жизни иногда свиреп. В целом жизнь, однако, хороша. И не страшно, когда чёрный хлеб, страшно, когда чёрная душа. Это Гийяс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури*
        (Гийяс ад-Дин - прозвище или титул, в данном случае «помощь религии». Абу-ль-Фатх - абу - обращение к мужчине, а Фатх - это имя сына или дочери. У нас отчество после собственного имени, а у арабов сыновство. Омар - личное имя. Ибн Ибрахим - сын Ибрахима. Аль Хайям - прозвище, почётный титул, возможно, указание ремесла отца «палаточный мастер»; и последнее адрес: из Нишапура).
        Катерина, уже зная, как сложно с арабскими именами, изо всех сил соображала, чтобы понять, знакомо ли европейцам имя названного поэта, потому что некоторые слова в прозвучавшем имени показались ей знакомыми.
        - Омар Хайям?! - в удивление воскликнула она.
        Яваш расцвёл и закивал, подтверждая, что гостья правильно переиначила имя великого человека.
        - Ваши люди именно так называют его, но я преисполнен благоговения перед ним, и не могу сократить имя достойнейшего человека.
        - О, простите, я пытаюсь знакомиться с вашими традициями и правилами, но у меня нет учителя. Однако слава этого поэта-учёного-философа разошлась далеко. Вот послушайте, это его слова?
        «Глаза умеют говорить. Кричать от счастья или плакать.
        Глазами можно ободрить, с ума свести, заставить плакать.
        Словами можно обмануть, глазами это невозможно.
        Во взгляде можно утонуть, если смотреть неосторожно…»
        - Да, да, а вот это вы знаете?
        И ага цитировал слова Омара Хайяма об истиной дружбе, которая распознаётся в беде, или о пустой болтовне, приносящей вреда больше, чем ярые враги у стен города; о подхалимах, льнущих к власти; и чести, подвергающейся испытаниям на протяжении всей жизни.
        Частенько Яваш переходил на родной язык, забывая, что гостья не очень хорошо знакома с ним. Но Катерина увлеклась, поддалась обаянию вдохновлённого аги и даже сама бралась что-то вспомнить, немного коряво переводя с русского на французский или латынь, и с удовольствием наблюдала какую радость её усердие доставляет аге. Его улыбка, сияние глаз, порыв поделиться самым прекрасным, что хранит его душа, необычайно красили Яваша, и она не удержалась, прочитала слова философа, относя их напрямую к собеседнику:
        - Красивым быть - не значит им родиться.
        Ведь красоте мы можем научиться.
        Когда красив душою Человек -
        Какая внешность может с ней сравниться?
        Ага понял, о чём говорит гостья и смущённо прижал руки к груди, безмолвно благодаря её за добрые слова, потом он поднялся, предлагая проводить её в дом. Время в беседе с нею пролетело быстро, и общение растревожило его покой. Он не касался её, не допускал в свою голову каких-либо плотских мыслей, что могли бы оскорбить гостью, но отчего-то обоим стало неловко.
        Катя вспомнила свои утренние размышления, а Яваш трепетал, наслаждаясь возможностью поделиться своим мироощущением, украдкой вкушал радость симпатии, интересующейся им женщины, и мечтал, чтобы это продлилось дольше или переросло в нечто большее.
        Уже совсем стемнело, когда Дохик сказала, что господин де Бриош ждёт её внизу, а господин Яхья сейчас подойдёт, чтобы проводить их к мужу сеньоры.
        Катя бросилась к дверям, но тут же вернулась и, схватив со стола кисть винограда с парой яблок, поспешила вниз. Рутгер стоял внизу, неловко переминаясь с ноги на ногу и оправляя на себе длинный халат с поясом, а то украдкой нащупывая и проверяя крепость завязок у штанов.
        - Вас тоже приодели, - улыбнулась Катерина, - вам идёт.
        - Да, вот пришлось, - испытывая неловкость и с подозрением глядя на мадам, не подшучивает ли она.
        - Честное слово, вам очень хорошо, - и всунув ему в руку яблоки, вопросительно посмотрела.
        - Рядом с сеньором Бертраном держится только один воин, больше пока я ничего не узнал.
        - Это, наверное, граф Тулузы.
        - Вряд ли, - с сомнением бросил он, но спорить не стал.
        - Тогда сейчас всё увидим. Вы готовы? Нас ждут.
        Рутгер первым вышел из дома, осмотрелся и, заметив подошедшего коренастого мужчину с двумя факелами в руках, двинулся к нему. Тот, ни слова не говоря, чуть склонился, и не дожидаясь ответного приветствия, вложил в руку гостя аги факел. Катя не успела ничего сказать, а надсмотрщик Яхья уже направился в сторону барака. Она спешила, стараясь не потерять свои туфельки, через которые чувствовался каждый камешек и бугорок. На эту встречу для неё никто не постелил дорожку, а сандалии она не успела надеть.
        Площадка возле барака была едва освещена несколькими факелами, но этого света хватало, чтобы рассмотреть, как внутри многие уже устраиваются спать, чьи-то силуэты склонились возле бочки, пытаясь обмыться несколькими пригоршнями воды, чтобы сильно не намокнуть и в то же время стереть с себя пыль, пот, который вынуждает чесаться, мешая спокойному сну. Были и те, кто сидел, опёршись друг на друга спиной, лениво дожёвывая лепёшку и мечтая о чём-то. Остатки витающего мясного запаха подсказывали о том, что кормят здесь не настолько плохо, как можно было подумать. Бедно, но достаточно, чтобы мужчины набирали сил для работы.
        При виде Яхьи все напряглись, и кое-кто даже сменил ленивую позу на почтительную, ожидая приказаний, но смотритель ни на кого не обращал внимания, выискивая только нужного ему раба.
        - Ты, - он ткнул в лохматого, заросшего клочковатой бородой мужчину, - иди сюда.
        Тот, одарив наполненным ненавистью взглядом надсмотрщика, устало поднялся и подойдя, привычно опустился на колени, правда приседая на пятки, как давеча делала Катя, и склонил голову, ожидая приказаний. Катерина не столько понимала, ведь она не знала правил поведения, сколько чувствовала, что Яхье нравится выказывать свою власть, особенно перед христианами. Личная неприязнь сквозила в каждом его жесте. Если бы не ага Яваш, то он бы с удовольствием смотрел бы на склонённого Рутгера и неё. Хотя быть может, его раздражал их рост? Капитан был выше смотрителя на голову, она тоже возвышалась над ним и невольно смотрела сверху вниз.
        Катерина неприязненно напряглась, стараясь контролироваться лицо, и вдруг в неровном свете факела догадалась, что похудевший, дочерна загоревший мужчина в грязных восточных штанах и тёплой тунике с оторванными рукавами - это Бертран!
        Подавившись криком, она сделала шаг вперёд… ещё… и выйдя под неровный свет факела Рутгера, остановилась как вкопанная, не находя в себе сил что-то сказать.
        Берта ожёг чужой взгляд, он поднял голову, ожидая наказание за своеволие, но Яхья безразлично отошёл в сторону, словно бы забыв, зачем подзывал его.
        Чьё-то навязчивое внимание продолжало жечь, и по мере того, как надсмотрщик уносил слепящий факел, становилось видно, что в стороне стоит женщина, похожая на Катрин.
        Её взгляд проникал в самую душу, обдавал жаром тело, и не было ничего приятнее этого обманчивого видения. Жена часто снилась Бертрану, мучая его осознанием потери, наполняя душу горечью и сожалением, но сейчас он молил Бога, чтобы заблуждение длилось как можно дольше, и он любовался бы обманом зрения.
        Она была стройнее, чем его Катрин, и лицо заострившееся, но её взгляд обволакивал и уносил в мир грёз. Он смотрел в её глаза - и видел пламя, огонь любви и тревоги, злости и желания укрыть от всех бед, нежность и ярость. Всё перемешалось в этом диком взгляде и невольно приходило осознание, что столько чувств, смотря на него, может вкладывать только один человек. Лишь Катрин могла молча убивать его и возрождать к жизни сверканием своим чудесных очей.
        - Не верит, - буркнул мужчина, стоящий позади неё и по голосу Берт узнал Рутгера, своего капитана, стоящего в нелепом халате почти до пят, в обуви с заострёнными носами, но всё с тем же хищным лицом, которое не смягчит никакая одежда.
        - Катрин!!! - откуда только силы взялись взреветь раненным бизоном.
        Яхья развернулся, положил руку на плётку.
        - Ты что здесь делаешь?! - он вскочил, немного подаваясь вперёд, но не делая дальше ни шага.
        Жалость и сострадание у Кати как ветром сдуло. Подумать только, она ждала слёз умиления и обожания! Поцелуев и преклонения!
        Горбатого могила исправит!
        - У меня встречный вопрос, Берт, что ТЫ здесь делаешь? Все уже сидят дома, руководят своими замками, а ты тут святость постигаешь! Надышался особенным воздухом?
        Она показательно глубоко вдохнула и, поморщившись, бросила:
        - Тебе надо было чаще домашними делами заниматься, тогда вовсю насладился бы подобными запахами в нашем дворе.
        - Не богохульствуй, - зло буркнул он.
        А она высокомерно подняла голову:
        - Пойду, попрошу у аги почистить тебя, чтобы моя покупка радовала глаз, а не воняла.
        - Катрин! - он хотел броситься на неё, но кнут Яхью щёлкнул у него перед носом, останавливая его.
        Катерина, резко развернувшись, почти бегом возвращалась в дом. Её трясло от того, что она увидела. Гордый, сильный человек из-за своей глупости, из-за жадности церкви, попал в унизительнейшее положение. Это было больно!
        А ещё обижало его недоверие. На что он надеялся, когда заявлял аге Явашу, что его выкупит семья? Он верил, что жена даст денег, но неужели он думал, что она пошлёт в неведомые края Леона или одного из капитанов? Как можно было сомневаться, что она сама припрётся сюда за ним?
        Катя стремительно поднялась на женскую половину, бросила в чашу не пригодившуюся гроздь винограда, и долго ещё не могла успокоиться.
        Да, эгоистка! Да, ей хотелось увидеть его обожающий благодарный взгляд! Да, она жаждала восхваления и восхищения! Но разве она не заслужила хотя бы толику всего желаемого? Она бы в ответ прижалась к нему, расплакалась бы и призналась бы, как подчас ей было страшно, что если бы не Рутгер, не его непоколебимая вера в неё, то она была бы раздавлена свалившимися на неё тяготами как ничтожный червяк под копытом лошади!
        Бертрану было не легче. Он метался как загнанный зверь, рыча, что придушит жену голыми руками, как только вновь увидит её, а потом останавливался и отчаянно дёргая свою бородёнку, стонал, что она всю душу ему вывернула.
        - Берт, успокойся, пока тебя не остановил Яхью, - опустившаяся на плечо рука друга и товарища по несчастью, остудила, - кто эта женщина? Почему она так непочтительно обращалась с тобою?
        - Моя жена.
        - Жена? За тобой приехала жена?! Она ненормальная?!
        - Да, Катрин такая, - неожиданно с гордостью произнёс Бертран и умудрился свысока посмотреть на Раймунда, который не уступал ему в росте.
        - Ты гордишься, но только что рычал, что убьёшь её, - усмехнулся граф.
        - Это наши с Катрин дела, - неожиданно закрылся от него Берт, не желая обсуждать её.
        Всё снова стало сложно. Он не переносил, если кто-то не восхищался женой - и он сходил с ума от ревности, если кто-то был очарован ею.
        Раймунду было обидно видеть отворачивающегося друга, ведь они не один месяц вместе делили беды, еду, вставали плечом к плечу в моменты опасности, защищали друг друга, спасали от смерти.
        Когда-то они хотели вступить в орден, чтобы бескорыстно служить Богу. Раймунд больше говорил об этом, чем желал бы на самом деле, но угроза женитьбы на дочери недостойного человека заставила его сделать это, а вот Бертрана именно женитьба остановила. Они даже поссорились, но поход и опасности вновь сблизили их, пока не появилась странная женщина с гневным взглядом.
        Граф не успел разглядеть сеньору. Свет факелов слепил и создавал больше теней, чем давал какую-то видимость, но жена друга была довольно высокой и не показалась юной или очень красивой. Так отчего же Берта словно тысячи игл сейчас пронзают, и он не находит себе места?!
        Бертран не мог спать. Все его мысли были о Катрин. Он пытался гордиться ею, но как только вспоминал, насколько опасно находиться в этих землях христианам, так в груди рождался звериный рык, грозящий ей, её обидчикам, ему самому за дурость. Всё смешалось в нём, но постепенно злость и раздражение уходило, уступая место более разумным размышлениям.
        Она подвергла себя тяжёлым испытаниям, она прошла весь путь во имя любви к нему. Когда-то Катрин шла в святые земли, чтобы помолиться, «надышаться», тут он усмехнулся, подумав о том, что крестовый поход имел близкие цели, и чуть не погибла, попав к Отизу, а сейчас она отправилась сюда с другими мыслями и дошла.
        Это ли не доказательство её правоты? Не этого ли ждёт от всех людей Всевышний?
        Нет ничего ценнее Любви, и нет в ней ничего постыдного, нечистого или чрезмерного!
        Если бы все это поняли, если бы все берегли это чувство и относились к нему с благоговением, то, может, не осталось бы место искушениям, не осуществлялись бы на земле козни нечистого?
        И теперь ему неприятно было думать о том, что две армии собрались ради того, чтобы служить Богу. Поход олицетворял собою любые мотивы, но только не те, что угодны Всевышнему.
        Разочарован ли он? Немного. Он уже в том возрасте, когда предпочтительнее действовать с открытыми глазами. Идёт борьба за земли, за торговлю, за освоение новых территорий и вера эксплуатируется нещадно. Кто будет гореть за это в аду?
        Берту нет дела до вдохновителей, но он теперь знает, как отличить правду от лжи. Его путеводная нить - это Любовь. Он не будет клясться даже самому себе, что отныне все его поступки будут во имя Любви. Для владетеля невозможен такой образ жизни, но он постарается не сбиться с пути.
        Размышления не отпускали Бертрана. Он думал о короле, о папе, о святом Бернарде, о сюзерене и о простых рыцарях. Невольно всем им противостояла его жена. Именно Катрин настаивала на учёбе, а все другие осуждали это. Почему?
        Катрин выкладывалась, чтобы поднять собственное благосостояние. Её стремление понятно, но она старалась создавать пособия по ремёслам, чтобы другие тоже могли быть более независимы, но это неугодно церкви и даже сюзерену.
        Берт не понимал, почему герцог не желает, чтобы его подданные жили сытно и не испытывали проблем с налогами. Он знает, что высшие чины церкви, король, герцоги, все образованы и умны, так почему же они так поступают?
        В ответ приходит только одно: из страха. Десятки тысяч рыцарей поднялись по зову короля в поход. Все массово верили, что совершают благо, и все надеялись на королевскую плату.
        Только воины Бертрана шли с ленцой, потому что Катрин обеспечила им такой образ жизни, где не надо брать грех на душу и убивать невиновных, не надо разбойничать в целях поживы, и есть уверенность в будущем. Может, его воины не рассуждали столько же, сколько он, вполне возможно, что они не задаются вопросами о смысле жизни, но интуитивно держались чистоты, не лезли в грязь.
        Берт видел, как его людей коробило от жадности, застившей глаза других вояк. Каждый из его рыцарей прежде всего действовал так, чтобы сохранить самоуважение, и эта щепетильность - итог командования капитанов, но в большей степени все эти трепетные чувства взлелеяла в них Катрин.
        Она не испытывала страха, что её не будут слушаться, если все станут более самостоятельными, думающими, она своим трудом заслужила уважение всех проживающих в замке. Смогла бы так же поступать вся высшая знать? Только единицы! В остальных случаях итогом получилась бы такая же ситуация, как в италийских городах, где все сами себе хозяева, не желающие признавать над собою власть недостойных.
        Выводы, к которым пришёл Берт о действиях церкви и знати, поражали своей циничностью, и первым порывом было закрыться от всех, лелея горькое разочарование, но разве он слабее Катрин? Теперь, когда он лучше понимает её, он станет не только опорой ей, но приложит все силы, чтобы расчистить ей путь. Кому, как не благородной женщине, воспевать Любовь и сеять зёрна добра?
        На рассвете Бертрану выдали двойную порцию еды. Он разделил её с Раймундом и Клодом, так же попавшем вместе с ним в плен. Работа у пленников-рабов аги была разной и тяжёлой. Они поливали огромные сады, принадлежащие ему за городом, обновляли засыпанные песком сточные канавы, обрезали деревья, выкорчёвывали кусты, убирали камни с полей, ремонтировали стены города…
        Их кормили на рассвете и перед сном. Первое время постоянно терзало чувство голода, но вскоре все втянулись в новую жизнь и радовались тому, что есть. Далеко не все хозяева давали своим рабам нормальную пищу. Пленных в этом году было много, и не все владельцы могли с выгодой использовать их, не все могли позволить себе содержать их. Поэтому многие рабы у таких хозяев умерли от ран, а те, кто выжил, чах от недокорма, непосильной работы, и как только ещё сильнее похолодает, так оставшиеся начнут болеть, и смерть снова пройдёт по их рядам, собирая свою жатву.
        Уже утром Катерина стыдилась своей вспыльчивости и не знала, как загладить свою вину. Она попросила о встрече агу Яваша, чтобы поскорее решить вопрос с выкупом, но он рано ушёл во дворец. Делать было абсолютно нечего, а находящие разный повод служанки или дочери аги надоедали своим любопытством. Никто не заводил никаких разговоров, всего лишь использовали какой-нибудь глупый повод, чтобы войти и поглазеть на гостью. Но вскоре и это прекратилось. Пришли учителя, и в доме из разных комнат стала раздаваться музыка, а во дворе стук деревянных мечей.
        Неожиданно днём за Катериной зашла Дохик и, волнуясь, принялась наряжать её:
        - Ага желает поговорить с вами и приглашает в дворцовый парк. Там до сих пор цветут некоторые цветы, а ещё содержат диковинных птиц и животных. Это большая честь, что он проведёт вас во дворец, но вы знатная образованная дама и это позволительно. Никто не должен закрываться от мудрости чужого народа, наоборот, надо всеми силами стараться познавать непознанное.
        - Мудрость? Познавать непознанное? Но что я могу? Я же не первая знатная сеньора в этих землях? Я не понимаю…
        - Но вы первая, кто читал здесь стихи мудрейшего человека, хотя он чужд вам по вере. Вы учтивы, а это первые шаги к дружбе. Ну вот, осталось только подкрасить вам глаза, брови, и вы красавица.
        - Дайте-ка я сама, - Катерина совсем чуть-чуть подчернила ресницы и выцветшие на солнце брови, игнорируя недовольный взгляд Дохик, которая хотела бы всё выделить сильнее и объявила, что готова.
        Она спустилась вниз, следуя за служанкой и увидев дожидающегося её Рутгера, удивилась.
        - Ага Яваш разрешил ему сопровождать вас, чтобы никто не посмел упрекнуть вас в несоблюдении чести, - тут же пояснила Дохик.
        - Это очень благородно со стороны аги. Я думала, что вы будете сопровождать меня или охрана…
        - Нет-нет, господин де Бриош - доверенный человек вашего мужа; он хранил вас на протяжении всего пути и доказал свою верность, поэтому для вас будет лучше, если он станет свидетелем вашего общения с господином Явашем.
        Дохик, с интересом поглядывая на Рутгера, проводила Катерину до паланкина и помогла усесться в него, после чего носильщики, сидящие возле ворот, подбежали, подхватили его и, плавно покачивая свою пассажирку, понесли её во дворец. Отодвинув занавесочку, Катя увидела, что капитан идёт рядом, а она позволила себе немного расслабиться и с любопытством туриста разглядеть жителей Эдессы.
        Время года позволяло снять белые одежды, их надевали из-за беспощадного солнца, и нарядиться более красочно. Некоторые мужчины щеголяли расшитыми халатами, перетянутыми роскошными поясами, и белоснежными штанами; некоторые выглядели, как капуста, из-за множества надетых на них одёжек; а кто-то предпочитал балахоны разной длины, подвязанные кушаком, но у всех на голове были шапки, чалмы или хитро повязанные платки.
        Богато одетые женщины прогуливались с сопровождающими, многие из них походили на ярких птичек, но большинство горожанок спешили по своим делам и выглядели невзрачно, оставляя открытыми только сосредоточенное лицо и кисти рук, в которых держали корзины.
        Где-то пахло горелым жиром, откуда-то тянуло хлебным духом, а иногда могло принести резкий запах от какого-нибудь прохожего. Всё же вода в городе была в дефиците, и это не могло не отразиться на рабочем люде.
        Однако Катерина не так много увидела, как могла бы. Дом Яваша располагался вблизи дворца, и через пять минут паланкин остановили, чуть приопустив, чтобы она вышла из него. Ага встретил её, выражая приветствие и почтение.
        Будучи приближенным к атабеку, он стоял выше Бертрана по чину и, соответственно, неё, но по здешним обычаям именно высокостоящий первым здоровался с нижестоящим. Это было проявление вежливости и расположения. Катерине эта традиция дарила ощущение приятного покровительства.
        Яваш жестом руки пригласил её следовать рядом с ним, и они начали свою прогулку среди цветов.
        - Два года назад мы посадили разные сорта хризантем и теперь с нетерпением дожидаемся осени, чтобы насладиться ярким цветом этих растений. Их раскраска удивительно сочетает в себе агрессивную яркость и мягкость формы.
        - Вы очень верно заметили про мягкость, - поддержала восторг Катерина, слегка касаясь упругой шапочки цветка.
        Ага вёл свою гостью не торопясь, давая возможность ей осмотреться. Немного позади шёл Рутгер и телохранитель Яваша. Он приглядывал за своим господином, а заодно и христианином.
        - Скоро наступят заморозки, но розы до сих пор пытаются удержать в наших сердцах свой огонёк, - ага вывел гостью на небольшую прямоугольную площадку, огороженную высокими кустарниками, а в центре были посажены розы и бил крошечный фонтанчик в чаше, предназначенной скорее для утоления жажды птичек, чем для эстетического удовольствия.
        - Чудесный алый! Мне не доводилось видеть столь насыщенный цвет! Жаль, что остались единичные цветки, но и они хороши, - восхитилась Катя.
        - Весной здесь буйство цветов, но сейчас осталась только тёмная зелень листьев, которая создаёт умиротворённую обстановку, позволяющую нам предаваться мечтам о райских садах. Мне показалось, что вам игра оттенков с редким вкраплением красок понравится больше, чем пестрота.
        - Вы правы, мне приятнее спокойный фон и дозированная многоцветность, - согласилась Катя. - А я дома не решаюсь сажать цветы в саду.
        - Да, я слышал, что у вас это запрещено, но знаете, здешний сад существовал ещё до нашего прихода.
        - Разумное отношение к дворцовой территории, могу только похвалить за смелость бывшего владельца, решившегося создать его. Без ухода эта земля превратилась бы в густые непроходимые заросли со змеями.
        - Вы очень гибки в суждениях.
        - Лишь бы моя гибкость никому не вредила, а так я считаю это свойство скорее полезным, чем постыдным.
        - Я не хотел вас задеть, наоборот, мне приятны ваши рассуждения. Не могут для всего на свете существовать единые правила.
        Яваш вывел Катерину на узкую дорожку, над которой сплелись кустарники, и повёл дальше.
        - Смотрите, вон там гуляют птицы. Видите, за ними волочатся роскошные хвосты? Они гордо поднимают их и пушат, создавая красочный завораживающий рисунок, который должен привлечь их пару.
        Катерина кралась вместе с агой, чтобы поближе посмотреть на вышагивающих павлинов. Она не стала рассказывать, что эта птица ей знакома, чтобы не лишать их обоих радости «поохотиться» на неё. Подобравшись довольно близко, они надеялись, что павлин раскроет свой хвост, но он прогуливался и настороженно следил за нежданными гостями. Видимо, кто-то уже подкрадывался, чтобы выдернуть перо из его хвоста.
        - Ну что ж, нам есть ещё на что посмотреть, - с сожалением произнёс ага, и повёл Катю дальше.
        Ему нравилось, что она не отодвигается от него, не отворачивается, а случайно встретившись взглядом, приветливо улыбается. С ней рядом было хорошо и хотелось прочитать ей стихи, которые он поздно вечером написал, восхваляя её красоту, но вдруг она сочтёт их излишне откровенными или обидится на то, что он разглядывал её?
        Но что делать, если глаза успели отметить тонкие запястья с длинными пальцами, узкую ступню; как скрыть, что тонешь в доброжелательном внимании своей гостьи и наслаждаешься её инаковостью. А удивительное созвучие их душ приводит в трепет и заставляет верить в легенды, где рассказывается о том, что когда-то мужчины и женщины были единым целым, а после их разделили, и с тех пор все интуитивно ищут свои половинки.
        Они добрались до огороженной территории, где держали леопардов, посмотрели на клетку со львом. Потом ага показал лучших верблюдов и коней, рассказывал интересные истории из жизни. Катя хотела заговорить о Берте, но Яваш пообещал, что у них будет возможность всё обсудить вечером и она, чувствуя, как он дорожит общением с нею, посвятила всё своё внимание ему.
        Ага немного рассказал о Нур ад-Дине, о том, что ранее он был беспечным молодым юношей, но сейчас он отбросил все развлечения и ведёт достойнейший образ жизни, призывая к этому своих соплеменников. Он мечтает о сильном государстве, где будут справедливые законы, которые должны непременно исполняться.
        Потом они незаметно перешли на обсуждение управления людьми и неожиданно сошлись на том, что мало дать хлеба, а надо научить бедняка зарабатывать. Второпях затронули тему активных дураков, лизоблюдов и мудрецов. Оба с горечью признались, что как бы они не тянулись к познанию, к возвышенным сферам философии, они не смогли бы сидеть в тишине где-то возле журчащего ручья или наслаждаться уединением в горах, чтобы в покое познавать мир. Они оба - люди действий, и обречены трудиться, стараясь не поддаваться порокам и зажигать надежду в сердцах других.
        - Я пишу книгу для молодых людей о том, как должно себя вести, - неожиданно признался ага.
        - Это непросто. Многие брались за это, но всё выливалось в нудные поучения! Вы же хотите это изменить?
        - Да, мне приходится много общаться со знатными юношами, что окружают атабека, и я понимаю, что правильные слова надо облечь не только в рифму*, но они должны запоминаться как бы само собою.
        (*что-то вроде хорошего тона рифмовать научные труды)
        - Это называется пословицы или поговорки. Они распространены у простых людей и очень действенны.
        - Да, вы правы, и я боюсь осуждения, ведь слог у них не так изыскан, но всегда точен и надолго остаётся в памяти.
        - «Ученье - свет, не ученье - тьма», - не задумываясь, с улыбкой процитировала Катя, а ага подхватил и ответил:
        - «Ученик, который учится без желания, это птица без крыльев!» Или вот ещё, как вам это: «Ученье в старости - это запись на песке, а в молодости - это резьба на камне».
        - Здорово, а вот вам: «На Бога надейся, а сам не плошай».
        - «Предотвращай милостыню, не допуская нищеты» - ответил ага, напоминая о недавней теме разговора.
        И так они перебрасывались разными поучающими фразами, пока не дошли до ворот, где Катерину дожидались носильщики. Ага при расставании почувствовал себя неловко. Ему было стыдно за своё неожиданное счастье, он корил себя, что отодвинул разговор о муже Катрин на вечер.
        А вечером снова играла музыка и Катерина показала Явашу, какой выкуп она привезла за Бертрана и воина, служащего ему. Ага с интересом разглядывал украшение, но сильнее драгоценных каменьев его привлёк портрет гостьи.
        - Это мой пасынок рисует, - сразу же взялась пояснять Катя. - Он необычайно талантлив, но немного стесняется своего дара. Почётно быть воином, достойно похвалы умение красиво говорить, а вот мастерство писать картины никем не восхваляется, хотя считается полезным в книжном деле.
        Ага кивнул, давая понять, что услышал.
        - Через три дня мы будем праздновать совершеннолетие моего сына, - откладывая медальон, произнёс он, - я приглашаю вас. А это дивное украшение пусть останется у вас. Мне бы не хотелось лишать вас такой ценности, но я советую вам продать её и нанять отряд воинов для охраны. Если вы решите последовать моему совету, то я выступлю посредником между вами и отрядом сопровождения.
        - Но как же выкуп? Я не совсем вас поняла, - растерялась Катя.
        - После праздника я отпущу вашего мужа и его воина без всякого выкупа.
        Она смотрела на него и осознавала, что он влюблён. Не страстно и рьяно, а тихо и безнадёжно, с готовностью подарить себя ей, но не желая навязываться. Она слегка коснулась его руки, он вздрогнул и затаился.
        - Вы с первого мгновения завоевали моё сердце, но я не смогла бы здесь остаться, даже не будь у меня мужа.
        - Почему?
        - Мы не молоды, и каждый из нас опутан душевными связями, обязательствами. Я должна вернуться.
        - У вас есть дети?
        Катерина могла бы честно сказать, что для неё эти земли чужие, что жара ненавистна ей, а жить от зимы до зимы не хочется. Что она устала обустраиваться и несмотря на то, что Яваш ей симпатичен, она не испытывает к нему физического влечения. Но кому нужна эта правда? Поэтому она привела довод, против которого нечего возразить:
        - Да, и они ждут меня.
        Больше в этот вечер они ни о чём не говорили. Немного посидели, потом Катя попросила у сидящей в стороне девушки её инструмент и спела выученную ею в дороге песню о любви.
        Казалось бы, надо радоваться, что ага не берёт выкупа за Берта, но на душе было муторно. Она бы предпочла прямо сейчас уехать из дома Яваша, чтобы резко оборвать появившиеся симпатии, но он отпускает Бертрана только после праздника. Впрочем, это условие, которое больше измучает агу, чем её, и оно не невыполнимое, к тому же все равно необходимо время, чтобы продать медальон.
        Немного посидев в своих покоях и осмыслив то, что сказал ага, Катерина встретилась с Рутгером и рассказала ему о празднике, об отказе выкупа и совете нанять охрану.
        - Думаю, нам так и следует поступить, - подумав, решительно произнёс капитан. - Второй раз надеяться на удачу было бы глупостью.
        Они промолчали о графе. Оба ничего не сказали о других христианах, остающихся в рабстве. Это решение им далось нелегко, и камнем будет лежать на сердце, пока король не выкупит всех.
        Продолжение в пятницу…
        Глава 12. Граф Тулузский
        Бертран ждал Катерину. Вернувшись с работ, он едва выдержал, когда все напьются из бочки и почти целиком залез в неё, чтобы смыть с себя всю грязь. Одежда оставалась прежней, но здесь он ничего не мог изменить. Клод, воин Берта, тоже постарался привести себя в порядок и надеялся, что сеньора не оставит его в рабстве. Остальные с завистью смотрели на двух счастливчиков и зубоскалили. Раймунд де Тулузе весь день был молчалив и угрюмо наблюдал за суетой Бертрана.
        Катя в сопровождении Рутгера появилась, когда ещё не стемнело. Она с тревогой смотрела на Берта и, сжав губы, наблюдала как он будто бы нехотя поднялся, неторопливо подошёл к ней, посмотрел в её глаза и вытянув руку вперёд, схватив её за локоть, резко прижал к себе, обнимая и жадно вдыхая лёгкий аромат её тела. Все надуманные обиды, вся сила воли куда-то испарились и вцепившись в него истончившимися пальцами, она вжалась в его тело, чтобы каждой клеточкой ощутить присутствие мужа наяву.
        - Катрин, я не верю, что ты здесь, - шептал он, - ты мой ангел, моя душа. Зачем ты так рисковала? Любовь моя, ты самая отважная женщина на Земле!
        - Берт, больше некому. Соседи, все кого ты охранял, одурели от жадности и кружат возле замка в поисках добычи. Леон не мог оставить наши земли! - Катерина сглотнула и как-то по-детски наябедничала: - На нас нападал Отиз.
        - Дестют де Отиз?! Мерзавец!
        - Леон вынес ему приговор и Дидье казнил его. Насколько я помню, у Отиза была жена, и если она подаст жалобу королю, то разбирательство вымотает нам нервы.
        - Леон был в своём праве, - твёрдо произнёс Бертран, но тут же с досадой мотнул головой: он прекрасно понимал, что любое происшествие можно перекрутить, и невиновный станет виноватым, если есть возможность выжать из дела деньги.
        - Рутгер добрался до замка едва живой и Луция его еле выходила. Я не хотела брать капитана с собою, ему трудно ходить, но он упёрся, и я рада, что он настоял.
        Катя замолчала и, выдохнув, добавила:
        - Последняя часть пути оказалась самой опасной.
        - Тогда как же вы?.. - Берт, не выпуская Катю из рук, чуть отстранился, чтобы увидеть её лицо.
        - Я отдала все деньги, сумев сохранить только одну драгоценность для тебя. Сам понимаешь, что был бы Рутгер один, он принял бы бой, и ты бы никого не дождался. Я нечто подобное предполагала и поэтому знала, что если кто-то сумеет достичь Эдессы, то только я.
        - Катрин, ты так рисковала, - вновь крепко прижав, он гладил её по голове, по плечам, боясь отодвинуть, разорвать контакт, хотя она уже отпихивалась и стонала, что он придушит её и останется здесь навечно.
        - Берт, послушай, тебе придётся потерпеть ещё три дня. Ага Яваш хороший человек, - Бертран фыркнул, - да, мы могли бы стать друзьями, если бы нас столько всего не разделяло. Он интересуется новостями, открытиями наших учёных и хочет, чтобы я всё ему рассказала. Потом будет праздник и в честь совершеннолетия своего сына он сделает мне подарок, отпустив тебя с Клодом без выкупа.
        - Но… подарок? Катрин? Он пристаёт к тебе?! - она вытащила из капкана его рук свою и стукнула, куда дотянулась.
        - Ага Яваш - человек чести! Ты не Бог весть какая для него ценность, чтобы он держался за тебя и не мог позволить себе подарить тебя мне! Так и знай, Берт, отныне ты принадлежишь мне!
        - Я с первого взгляда принадлежал всегда только тебе, - покорно признался Бертран, но тут его руки напряглись, с новой силой притягивая к себе жену, и он шепнул ей в ухо:
        - Но и ты моя, помни об этом!
        - Я всё помню, а ты испортил мне сладкий момент владения тобою! - отпихнула его Катерина и деловым тоном продолжила:
        - Пока наш Людовик терял армию, произошло много разных событий, и аге Явашу интересно обо всём узнать, взамен на информацию он дарит тебе свободу.
        - Не злись, Катрин, я так скучал, а ты сердишься на меня! Ну что я мог подумать?
        - Берт, обстоятельства бывают разные, но я же доверяю тебе, так почему же мне приходится оправдываться? Даже если ага будет за мною ухаживать, то я не собираюсь реветь белугой, а найду слова мягко отстранить его. Не преуменьшай силу слова, не пятнай меня подозрениями, не унижай своего врага. Я уже общалась с агой и могу твёрдо тебе сказать, что это честный человек.
        - Прости меня, душа моя. В тебе я уверен. Но что получается, если он не берёт за меня выкупа, то тогда мы можем выкупить Раймунда?
        - Даже не буду пытаться, - нахмурилась Катерина, - Берт, нам на обратный путь необходима охрана.
        - Охрана? Ты хочешь нанять кого-то? До какого города надо идти?
        - До Латакии.
        - Это примерно десять дней пути. Рутгер, я, Клод - и ты думаешь, на нас нападут? Но что с нас брать? А если с нами будет Раймунд, то получается четыре воина и это сила.
        - Берт, мы на чужой земле и наши армии враждуют! Нам необходимы сопровождающие!
        - Но ты же прошла с Рутгером!
        - Его чуть не убили! Ты не слушаешь меня.
        - Катрин, но я не могу оставить здесь Раймунда! - лицо Бертрана перекосило в муке. - Господи, что же делать?! Он не один раз спасал мою жизнь. Это подло оставить его здесь!
        - Мне очень жаль, но думаю, что ты тоже спасал его. Уверена, что все находящиеся здесь воины заслуживают того, чтобы их выкупили, но Берт, мы не можем!
        - Я понимаю, понимаю… - он ссутулился, обхватил голову и простонал, - ну почему всё так паршиво? Если бы я не знал, что у тебя остались деньги, я бы смог смириться с творимой несправедливостью, но…
        - Не остались! Берт, завтра их уже не будет! - принялась горячо шептать Катя. - Мы доберёмся до дома, ты сразу же поедешь в Тулузу и организуешь выкуп. Я бросилась за тобою, совершенно не уверенная в том, что найду агу Яваша, что ты жив, что за тебя действительно готовы взять выкуп.
        - Да, Катрин, ты всё правильно говоришь, но как мне смотреть в глаза другу? Это бесчестье! Это такая подлость, что у меня нет слов!
        - Его выкупят! Если не близкие люди, то король! Берт, его обязательно выкупят! Ты сам сможешь собрать денег и передать их!
        - Любовь моя, я не уверен, что Раймунд здесь продержится зиму. Ночи уже холодные, еда скудная, а работаем мы с рассвета до заката. А тут ещё моё предательство!
        - Берт, прекрати! Ты не предаёшь его! Берт, ты ничего не решаешь! Я приехала выкупать тебя, а не чуждого мне графа!
        - Ты права, жизнь моя, прости. Ты как всегда права!
        Они стояли друг против друга, оба напряженные и словно бы на краю пропасти.
        - Возьми яблоко, я принесла его тебе, - она неловко протянула ему фрукт.
        Катерина отошла чуть назад, давая возможность подойти капитану. Она смотрела, как они обнимаются. Рутгер бросил внимательный взгляд на сидящего в стороне графа, нарочито смотревшего вбок, но ничего не сказал, хотя слышал весь разговор. Подмигнул Клоду, показывая, что помнит его, что всё будет хорошо и отправился сопровождать бредущую к дому сеньору.
        Она шла медленно и отчаянно искала выход. Медальон был щедро усыпан драгоценными камнями, и можно было бы нанять не один отряд, но вся беда состояла в том, что христианских рыцарей никто не захочет охранять. Военную выучку ничем не скроешь, и провожать до границы своих врагов никто не будет, если за это щедро не заплатить и вдобавок не заручиться покровительством аги. А ещё надо бы купить верблюдов или коней. Если Яваш договориться с дворцовыми воинами, то они не будут плестись рядом с ослами. Получается, что за медальон надо выручить как можно больше денег, чтобы на всё хватило, иначе все потраченные усилия были зря.
        Перед входом в дом она остановилась:
        - Рутгер, мне не показалось, что вам симпатизирует Дохик?
        - Нет, сеньора, не показалось.
        - Мне неловко просить вас об этом, но, похоже, медальон придётся продавать вам, а чтобы вас не обманули, попросите посодействовать Дохик. Она очень сообразительная дама и подскажет, куда можно обратиться, а также послужит гарантом, что вы в городе с соизволения достопочтенного аги Яваша.
        Далее Катерина поделилась своими размышлениями и страхами.
        - Мадам, на коней мы можем даже не рассчитывать, про верблюдов не знаю.
        - Быть может, нам удастся арендовать животных у сопровождающего отряда? Им все равно потом возвращаться, а нам они не нужны.
        - Если бы мы могли себе позволить купить хороших коней, то стоило бы их привезти домой. Арабские скакуны всегда в цене.
        - Всё будет зависеть от того, во сколько оценят медальон.
        - Согласен, сеньора.
        - Рутгер, только прошу вас, не выходите без сопровождения, если Дохик откажет. Для вас это может закончиться плохо.
        - Я уже понял мадам, что нам с вами в доме аги Яваша оказана большая милость. Нас не только приняли как дорогих гостей, но у меня не забрали оружие. Поверьте, я ценю это доверие и вижу, что за стенами местные относятся ко мне по-другому.
        С утра в доме царило оживление. По приказу байбише повсюду наводили порядок, подготавливали украшения для помещений и шушукались по поводу подарков для «именинника». Катерине удалось украдкой посмотреть на юношу. Совсем ещё мальчик, но раз служанка заметила, что ночью его простынь непроизвольно орошается семенем, то он больше не ребёнок. Он сменит комнаты, придут другие учителя и спрос будет как со взрослого.
        Катерина решила тоже сделать юному взрослому небольшое подношение. Попросив Дохик о помощи, Катя подбирала состав для холодного фарфора и смотрела, какие краски есть в доме. Именно от служанки она узнала, что той приходится регулярно подкрашивать платья, которые обесцвечиваются после стирок. Кое-что подходило для использования в лепке. Катя уже приготовилась взяться за работу, но днём за ней вновь прислали паланкин и под заинтересованными взглядами Дохик вкупе с другими служанками, она отправилась на свидание с агой Явашем.
        В этот раз он решил показать ей город.
        После того, как Эдесса была захвачена отцом Нур ад-Дина, а потом произошло восстание христиан, город был практически полностью разрушен. Сейчас повсюду шла стройка, и из руин рождался новый город. Яваш показал остатки стен древнейшей крепости и, смущаясь, признался, что изучает предания, чтобы понять, какую роль играла Эдесса в далёком прошлом.
        - Смею полагать, что здесь жил легендарный Нимрод, - заявил ага, ожидая соответствующей реакции, но, к сожалению, Катерина могла только сообразить, что упомянутый человек имеет отношение к религии, но чем он знаменит, она не представляла.
        - Ну как же, - расстроился Яваш, - царь, преследующий Ибрахима, по-вашему Авраама! Это о нём говорится «сильный зверолов перед Аллахом». Считается, что он организовал строительство Вавилонской башни после потопа!
        - Вавилонская башня! Да, знаю, конечно, - наконец-то Катерина ухватилась за знакомые слова, чем порадовала агу.
        - Так вот, если бы я мог подробнее изучить эту местность, то думаю, доказал бы, что здесь ранее стоял дворец Нимрода.
        - Вы занимаетесь очень важным и нужным делом, - горячо подхватила Катя, - только оставляйте записи о своих находках и догадках. Сейчас непростое время и нет больших возможностей, средств, сил, изучать наследие прошлого, но наступят дни, когда всё это станет очень востребовано!
        - Вы так думаете?
        - Уверена!
        - Идёмте, я вам покажу место, где по преданию царь Н?амруд, он же Нимрод, хотел сжечь Ибрахима (Авраама), но Аллах не допустил этого и сделал огонь прохладным. Теперь на этом месте озеро, а каждое полено превратилось в карпа.
        - О, злой умысел превратить в добрую память! Вода и карпы, замечательно!
        - Я тоже так считаю и предложил своему господину оформить берега озера камнем, а рядом поставить мечеть.
        - Вы говорили, что ещё занимаетесь ремонтом церквей, ой, простите, мечетей.
        - Да, всё преходяще. Когда-то на фундаменте синагоги христианами была поставлена церковь святого Стефана, а сейчас я слежу, как на этом же месте строят самую большую мечеть в нашем городе. Нур ад-Дин полностью одобрил план и здесь впервые будет выполнен минарет в форме восьмиугольника.
        - Надеюсь, ваша мечеть простоит не один век, - улыбнулась ему Катя.
        Ага возвёл очи горе, показывая, что всё в воле Аллаха.
        - Мы с вами давно уже на ногах и думаю, что вы устали.
        - Да, есть немного. Слишком тонкая подошва у той обуви, что на мне надета.
        - А в ваших краях из чего делают обувь?
        - Тоже в основном из кожи, а для подошвы используют толстую сыромятную кожу или кору пробкового дуба, а в более холодных странах вырезают аккуратные башмачки из дерева. Но есть такие государства, где зимой много снега и лучше обуви, чем валяная, для такой погоды не найти.
        - Валяная? Это как кошма?
        - Да.
        - Но она же быстро намокает?
        - Когда минусовая температура, то влага для такой обуви не страшна, но, конечно, стоит прийти в ней в дом, как сырость станет для неё губительна, ведь снег превратится в воду. Вы знаете, что такое снег?
        - Я видел его в горах, и он иногда выпадает зимой, правда, быстро тает.
        - Я из тех земель, где снег падает целыми днями, накапливается и приходится прокапывать себе тропинки среди снежных масс.
        - Невероятно!
        - Потом толщи снега долго тают, и когда у вас всё расцветает, в моих родных землях всего лишь продолжается процесс таяния снега. Вы собираете первые урожаи, а у нас стоит вода, которую не в силах больше принять земля. У вас лето уже в разгаре, а там, где жила я, только-только всё подсохло и появилась травка с первоцветами.
        - Вы, наверное, сильно голодаете?
        - Вовсе нет, - улыбнулась Катя, - из тёплых земель везут зерно, а короткого лета вполне хватает, чтобы вызрели многие овощи и фрукты.
        - Мне сложно представить то, о чём вы говорите. Вы же ведёте речь не о французских землях?
        - Нет, я рассказала вам о северных землях. Ваши купцы туда почти не ходят.
        Ага покачал головой, выражая своё удивление, граничащее с неверием, но время пролетело незаметно, и пора было отправлять гостью в дом.
        Посадив Катерину в паланкин, Яваш отправился во дворец, а она, сопровождаемая Рутгером и воином аги, ехала и улыбалась. Сегодняшняя маленькая экскурсия на диво напоминала туризм будущего.
        Остаток дня Катерина занималась продумыванием своего подарка для сына Яваша, а вечером ага вновь ждал её в беседке. Катя шла и пыталась сообразить, как бы попросить его об одолжении. Дело было в том, что Рутгер пробовал продать медальон, но ни ему, ни Дохик не давали приемлемую цену, хотя бы потому, что там был изображён портрет живого существа.
        - Госпожа, - с сожалением говорила служанка, - вашему рыцарю опасно даже появляться у ювелиров, а меня подозревают в нехороших вещах. Я знаю, как дорого стоит ваше украшение, но в наших руках оно обесценивается.
        - Значит, надо мне самой.
        - Простите, госпожа, но лучше бы за вас похлопотала бы байбише или сам ага.
        - Не уверена, что можно беспокоить их по такому поводу, - заволновалась Катерина, - байбише занята приготовлением к празднику, а просить большего у аги я не смею.
        Катя умолчала о том, что совесть не позволяет ей обращаться к старшей жене. Как бы целомудренны не были их встречи с агой, подоплёку не скрыть от заинтересованных лиц.
        - Вам решать, но серьги на базаре можно дороже купить, чем вам дают за эту вещь, а из неё можно десяток таких серёжек состряпать.
        Хотелось бы избежать просьбы о помощи, но, похоже, кроме него никто не сможет помочь с продажей медальона в этом городе. Катерина ощутила себя в категории тех, кто ухватив палец, норовят руку по шею отгрызть, но приходилось смириться и улыбаясь, идти на встречу. Правда при виде аги Яваша, сидящего в беседке, улыбка её увяла.
        - Что-то случилось? - с тревогой спросила она.
        - Не знаю, пока ещё нет… - невнятно ответил хозяин дома и цепко посмотрел на неё. Такого взгляда Катя не ожидала от милейшего любознательного исследователя древностей и стушевалась.
        - Угощайтесь, - задумавшись о своём, он повёл рукою, предлагая напиток и фрукты.
        Есть ничего не хотелось, но сидеть просто так стало отчего-то неудобно, и она налила себе питья. Не успела поднести ко рту, как ага приподнял ладонь вверх и взволнованно попросил остановиться:
        - Простите меня, не пейте. Напиток отравлен.
        Катерина непонимающе посмотрела на него, потом опустила взгляд на руку с кубком и осторожно поставила его обратно.
        Хотелось воскликнуть: «Отравлен? Но почему же вы едва не угостили меня этим?»
        Однако мысли о собственных проблемах отступили, и она начала соображать. Только что ага убедился в том, что не она подсыпала яд или не она заказчица, но что далее?
        - Как вы догадались, что напиток отравлен? - позволила себе вопрос, хотя уместнее было бы молчать и быть может обидеться на состоявшуюся проверку.
        - Пришёл пораньше, засмотрелся возле дерева на птичку, и увидел, как одна из служанок подбегала к кувшину, чтобы высыпать в него какой-то порошок.
        - Быть может, это любовное зелье?
        - Сомневаюсь, - ага позволил себе чуть ухмыльнуться, - но даже если это так, то никто не смеет лишать другого человека разума.
        - А почему вы меня проверяли? У меня нет мотива и мне нечем подкупить незнакомую девушку.
        - Я знаю, но уверен, что всё хотели свалить на вас, поэтому должен был наглядно доказать, что это не вы.
        - Но сейчас вы в раздумьях. Почему вы не действуете?
        Он устало пожал плечами.
        - Хотите, притворимся, что отравление удалось, и кто будет больше всех кричать о моей виновности - тот и организатор, - неожиданно предложила Катя.
        - Вы можете пострадать.
        - Да, мне придётся понервничать.
        - Благодарю вас за желание мне помочь, но это ни к чему. Сейчас я отдам приказ, и под пытками служанка сознается, кто ей дал яд.
        - Под пытками? - Катерина побелела. Как-то она забыла за эти дни, в каком веке она находится.
        - Да, но, кажется, я знаю, кто всё затеял.
        - Кто? Ох, простите, я не должна… простите.
        - Наша беседа отменяется, давайте я провожу вас в дом.
        - Конечно.
        Катерина не осмелилась выйти позже, чтобы проведать мужа: в доме повисло напряжение после того, как уютный вечерний гомон пронзили жуткие женские крики. Хотелось бежать отсюда без оглядки.
        Утром Дохик попросила гостью не выходить из своих покоев. Только позже она узнала, что состоялось наказание младшей жены Яваша и её возлюбленного. После смерти аги они оба надеялись получить свою маленькую часть наследства, а если умело обойтись с другими наследниками, то в скором времени можно было бы потихоньку собрать в свои руки всё состояние Яваша.
        - Но праздник не отменяется. Юмн с нетерпением ждал дня взросления, и он не виноват, что всё так произошло, - оправдывалась за юношу Дохик.
        - Конечно, а чей он сын?
        - Это младшенький байбише. По-вашему его имя означает «счастье». Он замечательный, и его у нас все любят.
        Катерина кивнула, подтверждая, что такого славного мальчика сложно не любить.
        - Посмотрите, - позвала она Дохик к подоконнику, - день выдался свободный, и я смогла вылепить лабиринт с цветными шариками.
        - О, как интересно!
        - Это что-то вроде игры. Здесь требуется сосредоточенность и ловкость пальцев. Достаточно небольшого наклона и шарик покатится по дорожке, - объясняя, она показывала, как задавать направление шарику и после отдала ровную пластину с вылепленными перегородками в виде лабиринта в руки женщине.
        - Ой, проскочил! - азартно воскликнула служанка, наблюдая, как шарик уже не один раз проскальзывает мимо поворота, попадая в тупиковое направление.
        - Эта игрушка тренирует терпение и внимательность. Начинайте всё сначала и лучше лишний раз шарик руками не трогать, а выводите его из тупика так же, как завели его туда.
        - О, как сложно, я вся взмокла! Но есть ли верный путь к центру?
        - Конечно, есть. Прежде чем гнать шарик по дорожкам, найдите глазами правильный путь.
        Вдоволь наигравшись и поболтав о жизни в Европе, Дохик побежала делиться новостями, а Катерина отправилась к Берту. Оказалось, что его с Клодом освободили от работ и они целый день отсыпались.
        - Катрин, - увидев жену, Бертран бросился к ней, - вчера в доме аги кричала женщина, я подумал, что это ты.
        Старик, бывший надсмотрщик, осуждающе покачал головой:
        - Глупый христианин, - чтобы наверняка было понятно, о ком речь, старикан ткнул скрюченным пальцем в Берта, - рвался в хозяйский дом! Только милость нашего господина спасла его от сурового наказания, - наябедничал он.
        - Этого ещё не хватало, - зашипела Катя, но всё же бросила на него ласковый взгляд, - держись спокойно. Дела, происходящие в доме сеньора Яваша, нас не касаются.
        - Катрин, ты продала украшение?
        - Нет ещё, слишком маленькую цену за него дают.
        - А оно действительно дорого стоит?
        - Да. Много драгоценных камней, все они обработаны и основа из золота.
        - Душа моя, мы должны выкупить графа Тулузского.
        - Нет.
        - Свет мой, нельзя его тут оставлять! Я понимаю, что мы рискуем, но Раймунд - мой друг, мы клялись защищать друг друга и никто не нарушил клятву даже в самые тяжёлые моменты.
        - Берт! Нет.
        - Хорошо, но подумай о том, какого врага мы приобретаем, если оставим сейчас его здесь. Эту опасность ты должна просчитать, жена моя, раз слова о чести и дружбе для тебя ничего значат, - рассердился Бертран.
        - Для меня много значат эти слова, ты не прав…
        Катерина не успела договорить. Из тени барака вышел граф Раймунд де Тулузе и галантно поприветствовал её. Кате ничего не оставалось, как ответно раскланяться.
        - А ведь мы знакомы, мадам де Отиз, - насмешливо произнёс Раймунд, окидывая её оценивающим взглядом.
        - Катрин никогда не была де Отиз! Я знаю, что её выдавали за неё, чтобы втянуть тебя в брачные сети, но она такая же жертва в той истории, как и ты.
        - Да? Только она, как я посмотрю, очень ловко оженила тебя, а я приобрёл массу проблем из-за мерзавца Отиза.
        - Отиз мёртв по приказу моего сына, - Бертран нахмурился, - а я не был выгодной партией, чтобы охотиться за мною, как ты пытаешься тут намекать.
        - Хм, интересно, - он высокомерно приподнял голову, откровенно неприязненно разглядывая Катерину, показывая, что друг Берт и его жена заслуживают разного отношения от графа Тулузского. - Не знаю, чем она тебя взяла, но эта сеньора будет мстить мне за то, что я бросил её у алтаря.
        - Вы ошибаетесь, - тихо ответила Катя, не желая устраивать среди жадных до зрелища глаз публичный скандал.
        - Вы были жалкой в тот день, и отрицать это бессмысленно.
        - Я находилась в плену и в беде, поводов для радости не было.
        - Раймунд, моя жена - достойнейшая из всех женщин, я не позволю даже тебе оскорблять её, - задвигая Катю за свою спину, Берт встал напротив графа, предлагая немедленное сражение.
        - О чём ты, друг! - чуть скривившись, усмехнулся Раймунд. - Не хватало нам ещё ссорится из-за женщины. Мне просто горько осознавать, что моя жизнь сейчас находится в руках твоей жены.
        Гордо приподняв голову, он отступил и ушёл в тень, а с Бертрана слетела вся злость. Катерина опустила глаза. Граф оказался отличным манипулятором и своим отступлением он выиграл маленькую битву. Берт знает его как друга, как боевого товарища, но забывает, что тот с рождения живёт среди изворотливых политиков.
        - Катрин.
        - Берт, клянусь тебе, была бы возможность выкупить его, я бы это сделала, но нам не выбраться отсюда без сопровождающих! Подумай о том, что нам делать, если мы выйдем за ворота аги Яваша вместе с графом? Без животных, без оружия, без еды! Нас схватит кто-нибудь и заберёт в рабство.
        - Рабы тут никому не нужны! Нас тут и так слишком много, это даже опасно для города. Но я согласен с тем, что ты говоришь, и не могу тобою рисковать.
        - Берт, как же я рада! Обещаю тебе, мы быстро доберёмся до дома и соберём выкуп для графа. Корабль пойдёт налегке, ветра усилились, мы домчимся быстрее птиц!
        - Очень хорошо, любовь моя, потому что я остаюсь.
        - Что?
        - Я верю, что ты сможешь организовать выкуп графа, только сама оставайся дома и больше не рискуй так, а я останусь с Раймундом, иначе ему не выжить здесь. Он не привык к таким условиям, и хотя он старается держаться, но как только я уеду, он сдастся.
        - Берт, нет! Не зли меня, а то поедешь домой связанным!
        - Катрин, ты сама говорила, что я человек чести, так почему же сейчас ты толкаешь меня на бесчестный поступок?
        - Иногда я тебя ненавижу.
        - Знаю, любовь моя, знаю, - он приобнял её на короткое мгновение и отступил из-под света факела, чтобы присоединиться к затаившемуся в тени графу.
        Раймунд ненавидел эту женщину. Раньше он винил во всём Отиза, не слушая наставления аббата о том, что такие Отизы всегда найдутся на его голову, если он будет давать повод. Теперь Раймунд понял, что именно встреча с этой костлявой сеньорой меняет его жизнь. Тогда он вступил в орден, поставив под угрозу всё своё наследство и лишь усилия короля с аббатом позволили придумать особые условия, по которым он мог как бы состоять в ордене и как бы не быть ему ничем обязанным. Сейчас вновь его судьба в её руках. От неё зависит, будет он жить или умрёт.
        Была бы она хотя бы красива, наверное, было бы не так обидно. Что в ней нашёл Берт? Чем прельстился толстяк ага, что решил отпустить её мужа? Какими чарами она владеет? А другу бесполезно что-либо говорить, если он околдован, остаётся надеяться на его верность, на честь, которые сильны в нём и никакой ведьме неподвластны.
        Утром следующего дня все домочадцы готовились к празднику. Это домашнее торжество, но родственников должно было собраться столь много, что слуги сновали с рассвета, норовя всё успеть. Катерина еле вырвала для себя Дохик из жадных ручек девочек, желающих выглядеть на празднике красивыми. Она собиралась сама сходить к ювелирам, чтобы продать медальон.
        Хватило визита к двум мастерам, чтобы понять, что именно такие, как она - лакомая добыча для поживы. Нуждающаяся в деньгах сеньора - это как вывеска для призыва «обмани меня».
        Катерина не смогла продать медальон, хотя, видя её упёртость, один из мастеров поднял цену, но это было бессмысленно. Оставалось надеется на то, что ага, освободившись от навалившихся на него дел, поможет продать украшение по хорошей цене и не выставит её из дома сразу после праздника. Бертрана она собиралась вывезти, несмотря ни на что.
        Вернувшись, она сразу была вовлечена в кутерьму. Женщины собрались вместе и обсуждали недавнее происшествие, заинтересованно смотрели в сторону гостьи. Потом в помещение внесли большую каменную плиту, поставили её на пол, и все расселись вокруг на подушках.
        После короткой молитвы было позволено угощаться. Катя с удивлением отметила, что не все женщины были мусульманками.
        - Это язычницы, - шепнула ей соседка справа, - верят в солнце, ветер и мать кобылицу, - хихикнула она.
        - Не слушайте эту завистницу, - наклонилась к Катерине соседка с другой стороны, - свет и огонь в их вере всего лишь зримое воплощение Бога в нашем мире. А верят они в осознанность действий, в гармонию духовного тела и физического…
        - Что ты болтаешь? Хочешь склонить нашу гостью в их веру? «Счастье тому, кто желает счастья другим*», - насмешливо процитировала кого-то соседка справа, но спор затих, не успев разгореться.
        (Речь идёт о зороастризме. В основе этого учения - свободный нравственный выбор человеком благих мыслей, слов и деяний. В древности и в раннем средневековье зороастризм был распространён на территории Азии.)
        Ввели Юмна и женщины вручили ему подарки. Мальчик улыбался, благодарил и торопился уйти на мужскую половину, однако, Кате было приятно, что её дар заинтересовал его и он не выпустил лабиринт из рук. Потом все вышли в сад, чтобы посмотреть на приглашённых танцовщиц, после уже сами танцевали. В какой-то момент к Катерине подошла богато одетая красивая женщина средних лет и прошипела ей в ухо:
        - Если ты не уберёшься отсюда завтра, то пожалеешь.
        Это было предупреждение второй жены аги Яваша Айкун, и ответа не требовалось. Но ещё хуже оказалось, что после трудного и шумного дня Катю позвала к себе в покои байбише, чтобы вежливо намекнуть о том, что гостье пора домой.
        - Меня задерживает невозможность продать украшение, - попробовала Катерина воспользоваться заинтересованностью старшей жены в её скором отъезде.
        - Для вас сделано немало, вы злоупотребляете нашим радушием, - размеренно произнесла каждое слово байбише и удостоила Катю долгим взглядом, чуть сдвигаясь в сторону, чтобы гостья увидела валяющийся свой подарок для Юмна в разломанном виде, но той отступать было некуда.
        - Я понимаю, что раздражаю вас, но…
        - Нет, не понимаете. Ваше присутствие сделало несчастным моего мужа. Он переживает измену и казнь Мануш, предательство родственника, дети остались без матери, а ещё вы тут улыбаетесь, провоцируя Айкун на решительные шаги.
        - Да, конечно. Благодарю вас за возможность отдохнуть в вашем доме. Завтра же я попрощаюсь с вами.
        - Я рада, что вы правильно поняли меня. Не стоит лишний раз подвергать свою жизнь опасности, - намекнула байбише и, отвернувшись к окну, показала, что аудиенция окончена.
        Оставалось только раскланяться и подготовить свои вещи для путешествия. Прибежавшая Дохик молчаливо забрала наряды, выданные агой, и шепнув, что Айкун действительно затевает какую-то пакость, быстро выбежала.
        Рано утром, Катерина попросила агу Яваша встретиться и, опустившись на колени, протянула ему медальон с просьбой отпустить графа Раймунда де Тулузе.
        Трястись над медальоном в надежде выручить за него пару ослов, было унизительно, уж лучше действительно положиться на судьбу, спасая мужчину из рабства.
        Ага долго покачивался с носка на пятку, пытаясь что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул и пригласил её в беседку. Там их дожидался какой-то важный старик в огромном тюрбане с письменными принадлежностями. По велению аги он написал бумагу о даруемой свободе сеньору Бертрану де Бланшфору с его воином Клодом Гарунским и ещё один документ, в котором был подробно описан медальон, послуживший платой за графа де Тулузе. Старик писал медленно, и пока он ещё оформлял первый свиток, ага Яваш ненадолго вышел, оставляя Катерину со стариком. Правда, при выходе из беседки стоял Рутгер и человек, сопровождающий чиновника, но все равно было странно, что ага ушёл.
        Катя никогда бы не догадалась, что в это самое время уводящих на работы рабов остановили и вернули графа для разговора с агой.
        - Вы знаете, что жена Бертрана де Бланшфора выкупает вас?
        - Я надеялся на это, - гордо приподняв голову, неприязненно выдавил Раймунд. Ему не только думать о том, что его жизнь в руках Катрин было неприятно, но даже говорить об этом коробило. Как будто он восхваляет эту ведьму.
        - Сеньор де Бланшфор знает об этом?
        - Да, он мой друг, - и вновь неприятное чувство кольнуло его в груди. Как же унизительно полагаться на чужого вассала, когда ранее сам был сюзереном и мог позволить себе дарить свою милость, благорасположение.
        - Ах, вот оно в чём дело, - графу показалось, что толстяк ага не одобряет действия ведьмы в отношении его. Он бы проткнул эту тушу мечом, а вынужден быть вежливым и делать вид, что уважает его.
        - Да, это дело чести! - не удержался Раймунд, показывая своё превосходство.
        - Чести? Женщина не может отказать мужу, а друг обязан ценить дружбу и его долг сделать всё возможное, чтобы вызволить вас. Так?
        - Совершенно верно.
        - А где же ваша честь, почему она позволяет вам принять самопожертвование четы Бланшфор?
        - Не понимаю.
        - Ваше освобождение ставит их под угрозу.
        - Я не понимаю, что вы от меня хотите. В вашей власти отказать сеньоре и назначить другую плату за меня, но… вы этого не сделали?
        - Не сделал, но у меня к вам предложение. Вы остаётесь у меня, дожидаясь выкупа, и выполняете более лёгкую работу. Вы же говорите на разных языках?
        Дождавшись кивка, Яваш, продолжил:
        - Вы можете заняться переводом старинных свитков и записывать их для меня.
        - Я умею писать только по-французски и то не делал этого с юношества.
        - Но вы же знатный человек, разве с вами не занимались?
        - Я не монах, чтобы ковыряться в свитках, а воин, правитель.
        - Хм, ну что ж, - Яваш вглядывался в лицо графа и, покачав головой, больше самому себе сказал, что, видно, так угодно Аллаху. Вернувшись в беседку, он дождался оформления всех бумаг, вручил их Катерине и ушёл, пожелав доброго пути.
        Она ощущала его недовольство, но не могла понять, чем провинилась перед ним. Оставаться в доме аги больше не было возможным и, посмотрев на поджавшего тонкие бесцветные губы старика, который не скрывал своего резкого неодобрения щедростью аги Яваша по отношению к выкупу подаренных атабеком пленных, отправилась к бараку.
        Господина Яхьи не было, но показав бумаги бывшему надсмотрщику, она получила желаемое. Откуда-то сбоку вывели мужа, Клода и графа, которые с недовольным видом держали в руках дешёвые щиты и простенькое оружие. Их вооружили не пригодившимися трофеями, которые и выкинуть жалко - и перековывать одна морока. Потом мужчин с Катериной проводили к выходу, возле которого уже ждал Рутгер с Морковкиным. Катя знала, что многие обитатели дома подглядывают за ней в оконные проёмы и поэтому, прежде чем уйти, она низко поклонилась. Как бы то ни было, всё могло сложиться значительно хуже. Ага забрал бы выкуп сразу и она оказалась бы в точно таком же положении как сейчас. Может, прав Берт, всё у них получится, ведь мужчинам дали хоть какое-то оружие…
        Глава 13. Молитвы и искры
        Один не разберёт, чем пахнут розы,
        Другой из горьких трав добудет мёд…
        Кому-то мелочь дашь, навек запомнит,
        Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймёт…
        Омар Хайям.
        Очутившись за воротами дома аги, Бертран, Клод и Раймунд расправили плечи, вдыхая воздух свободы полной грудью. Катерина и Рутгер могли только догадываться, какие чувства бывшие пленники испытывали, освободившись из рабства. Пусть они не познали на себе всю полноту своего незавидного положения, но ведь двое из них - владетели, и каково им было превратиться в бесправных существ. Свобода пьянила их, не давая сосредоточиться на насущных проблемах.
        - Сеньор, - обратился Рутгер к Бертрану, - надо идти. Мы привлекаем слишком много внимания.
        Берт согласно кивнул и бросив взгляд на слегка улыбающуюся Катрин, хотел радостно её закружить, но она шарахнулась от него в сторону.
        - Берт, ты не дома, - испуганно зашипела она и, возможно, муж обиделся бы, так как он всего лишь желал разделить с нею свою радость, но капитан, насупившись, преградил ему дорогу, тихо подсказывая: сеньор, нельзя хватать женщину на улице! Надо уходить.
        Бертран замер, резко выдохнул и, хлопнув Рутгера по плечу, одобрительно кивнул. Всё правильно.
        Капитан вёл всех к выходу из города, за ним продвигался Клод, ведя Морковкина, на которого уселась мадам Катрин, а позади шли два сеньора. По пути Рутгер остановился возле устроившихся на земле мелких торговцев и скупил у них почти все лепёшки, полмешка фиников, пару голов сыра, винограда и кошмы* (*валяные коврики). Оглянувшись на своих спутников, он попросил принести ему четыре бурдюка с водою и раздал каждому свою ношу. Теперь сеньора могла пить, сколько хотела, из своих бутылей и даже слегка обмываться своей водой.
        У самого выхода из города он отдал последнюю монетку, чтобы купить мешок с кормом для осла. Теперь сидеть на Морковкине, обвешанном сумками, Катерине было неудобно, но пока стражники смотрели бумаги с печатью аги, пробуя её чуть ли не на вкус, она не шевелилась. Окинув подозрительными взглядами всю компанию, стражи всё же выпустили их из города без проблем.
        Бывшие пленники вновь ликовали, забывая о предстоящих опасностях, но смотреть на них без улыбки было невозможно. Вскоре Катя, проверив, хорошо ли она обмотала ноги, как научила её Дохик, прежде чем надевать сандалии, слезла с Морковкина и уверенно пошла рядом.
        На небе собирались тучи, немного парило, но идти было легко. Несколько раз они останавливались, чтобы перекусить, но задерживались ненадолго и продолжали свой путь, с неудовольствием смотря, как на небе уже начинают зажигаться звёзды. Все хотели как можно скорее оказаться на корабле и навсегда попрощаться с негостеприимным местом, поэтому окутывающая землю ночь вызывала досаду.
        Сойдя с дороги, они стали устраиваться на ночлег. Огонь разводить было не из чего, лазать по кустам в поисках опавших веток уже темно, и можно случайно схватить змею, а ночи уже были холодные и сырые. Разбушевавшийся энтузиазм, подвигший идти как можно дольше, подвёл их, но, может, это и к лучшему. Огонь на равнине был бы далеко виден, а лишнее внимание путешественникам без защиты ни к чему.
        Пока холод не чувствовался, наоборот, тело приятно холодило, давая возможность остыть после длительного перехода быстрым шагом. Катя не прислушивалась к переговорам мужчин, распределяющим, кто будет первым сторожить их сон. Она расстелила для себя и Берта относительно новенькую попону Морковкина, что милостиво передали слуги аги взамен истёртой, потом разложила кошму и улеглась, ища удобное положение. Есть не хотелось. Совсем недавно она, сидя на осле, уполовинила здоровенную лепёшку, попробовала странного вкуса сыр и заела всё виноградом. В животе всё подозрительно бурчало, и приходилось настороженно выжидать, пока всё переварится.
        Приятно потягиваясь, чтобы избавиться от напряжения в мышцах, она наблюдала, что граф остался сторожить их сон первым, а Берт, торопливо съев порцию еды, теперь смешно морщился, запивая свой ужин водой из бурдюка. Заметив её взгляд, он пояснил, что у воды неприятный запах. Катя хотела было предложить свою из родника аги, но поняв её, муж отмахнулся и буквально рыбкой нырнул на приготовленное место для сна, обнимая её.
        Он долго оглаживал Катины бока, плечи, утыкался носом за её ухом, изредка шепча милые глупости, которые в его случае были полнейшей правдой без всякого преувеличения. Берт скучал, тосковал, изводился, мечтал - всё было истиной. Тесно прижавшись друг к другу, они уснули и только на рассвете Бертрана разбудил Клод, чтобы сторожить последнюю смену.
        Раймунд не хотел смотреть на женщину, играющую странную роль в его судьбе, но взгляд будто притягивало к ней. На осле ей не сидится, пешком идёт как солдат, на ночь укладывается, словно простая баба, а друг льнёт к ней и выглядит глупее последнего дурня. Всё это раздражало и ещё злило то, что ему всё время интересно, что она делает.
        Он не сразу подловил себя на собственном назойливом любопытстве, а когда понял, что без конца глазеет на неё, то его лицо перекосилось от отвращения к себе ли, к ней ли. Под светом звёзд и луны он последний раз посмотрел на неё и убедившись, что в ней нет ничего особенного, решил, что просто истосковался по женской ласке.
        Рутгеру тоже было не по себе. Он как-то быстро привык к тому, что в дороге мадам Катрин спала, прижавшись к нему и вновь оказавшись в тех же условиях, тело потребовало привычного положения и тепла. Он не мог заснуть, ощущая нехватку сеньоры. Пустота и холод. Быть может, в его ситуации подошла бы любая женщина, лишь бы легла точно так же, как это делала мадам и, расслабившись, спала бы в его руках, но сейчас он испытывал странную тоску и завидовал Бланшфору. А Бертран крепко прижимал к себе Катрин и каждый раз, когда она во сне лениво тянула его за руку, норовя добиться ослабления хватки, он ещё теснее прижимался к ней, невольно сталкивая её на землю. Рутгер видел это, ворчал, досадовал, но больше у него не было прав заботиться о мадам как ранее.
        Клод ни о чём особо не думал, лишь честно отстоял свою стражу. Он доверял капитану и сеньору, восхищался мадам, а граф… ну что граф… он нормальный воин, быть может, когда-нибудь дружелюбно кивнёт, помня о совместном плене.
        Встали все рано. Холод разбудил надёжнее ора самого свирепого командира. Не стали даже есть, лишь быстро свернули кошмы, позаботились об осле и отправились дальше. Каждый шаг приближал их к границе и помогал согреться. Живя в бараке, мужчины думали, что привыкли к понижению температуры, но в городе было теплее. Катерина чувствовала себя промёрзшей и заставляла себя идти, зная, что если не прогреет тело, то заболеет.
        Пока тянулись поля и сады, принадлежащие жителям Эдессы, то потеряться было трудно, но вместе с подкравшейся ночью закончились территории, принадлежащие городу. Утром нового дня пришло осознание, что дальнейшая дорога не будет столь простой, как вчера.
        - Мадам, я не уверен, но, кажется, нам туда, - у очередной развилки Рутгер вновь остановился, хмуро изучая дорогу и равнозначно поглядывая как на Катерину, так и на Морковкина.
        Осёл проигнорировал вопрос капитана, поскольку следующие города были ещё далеко и не манили его, а оставленная позади Эдесса не вызывала сожалений. Кормили его пока сытно, и грустить было не о чем. Катя развернулась и, оглядевшись, нашла ориентир.
        - Вон там группа кустов похожая на зайцев, - она указала рукой и сразу же пояснила, - когда мы торопились в город, я боялась, что за ними кто-то прячется, поэтому запомнила.
        - Так, значит, я не ошибся, - удовлетворённо кивнул Рутгер и продолжил путь.
        Они ещё не один раз точно так же останавливались, решая куда дальше идти, волновались, когда не были уверенны и облегчённо выдыхали, замечая вскоре что-то знакомое.
        - Вот здесь на нас напали, - к концу второго дня произнесла Катя. - Мы идём с очень хорошей скоростью, особенно если учесть, что тогда нас обоих везли ослы.
        На неё угрюмо посмотрел граф, а муж и Клод использовали возможность посидеть. Эйфория от свободы по капле уходила с потом. Катерина часто сама шла пешком, сажая на осла прихрамывающего Рутгера, а он задавал темп, гоня их всех вперёд. Было бы чуть жарче, они все попадали бы от перегрева, а так спрятанное за тучами солнце и лёгкая прохлада были им верными товарищами в этой гонке.
        Граф не жаловался, лишь изредка с завистью бросал взгляды на спину осла. Берту тоже приходилось тяжело, но выбор жены, кому уступать своего Морковкина, он понимал и одобрял. Только Клод шёл легко. Он без труда мог бы бежать, если бы в этом была необходимость.
        Вторая ночёвка прошла точно так же, как первая: без огня, с дежурством и подъёмом на рассвете. Надо было торопиться. Днём земля совсем не прогревалась, а ночью уже едва ли набиралось десять градусов. Все понимали, что совершают последний рывок протяжённостью в несколько дней, и никто не жаловался, лишь шли вперёд. После полудня встретили группу торговцев, спешащих в Эдессу. Разошлись молча, опасаясь друг друга.
        - Эту ночь мы проведём у огня, - довольно бросил Рутгер хрипловатым голосом. Он снял с плеча свой бурдюк, отпил воды и добавил:
        - Мадам, помните, там ещё валуны стоят полукругом и рядом есть мелкий лесок? Нам надо поторопиться, тогда до темноты успеем набрать хвороста.
        - Да! Я уже начинаю мечтать, что положу на лепёшку ужасно солёный сыр и суну её в огонь, чтобы он расплавился. Иначе есть его невозможно!
        Капитан довольно улыбнулся и, игнорируя хмурый взгляд сеньора, увеличил темп ходьбы. Пока мадам Катрин сидит на Морковкине, они все могут немного пробежаться.
        Через час Катерина с тревогой поглядывала на мужчин. Они распарились и всё чаще прикладывались к бурдюку с водою. Пожалуй, только Клод имел вид втянувшегося в лёгкий бег спортсмена. Она хотела сказать, что Морковкину нужна передышка, но отвлеклась на дымку вдали. Зрение не позволяло понять, что именно она видит, но тревога захолодила сердце. Костров тут быть не может, тем более днём, с торговцами они разминулись более двух часов тому назад, так что же там?
        - Берт, - хотелось обратиться к Рутгеру, так как привыкла, что именно с ним она делила тяготы пути, и он был ответственен за её безопасность, но сейчас для неё старший - муж, и не стоило обижать его недоверием. - Оглянись, у тебя острый глаз.
        Бертран перешёл на шаг и, не останавливаясь, развернулся, продолжая идти спиной вперёд. Потом он бросил быстрый взгляд на Катрин и осла, чуть сощурил глаза.
        - Рутгер, Клод, сцепите руки и поднимите меня вверх, - велел он.
        Мужчины сделали из рук ступеньку, Берт шагнул на неё, и они приподняли его. Чем дольше вглядывался Бланшфор, тем смурнее становилось его лицо.
        - Нас догоняют всадники.
        - Может, они сами по себе? - приложив ладонь к глазам, защищая их от солнца, Раймунд пытался увидеть что-то более конкретное, но пока дымка становилась всего лишь очевиднее, теряя свою призрачность.
        - Всё может быть. Бумаги аги у нас есть, но будем ко всему готовы.
        Пытаться убежать, увеличить расстояние было бесполезным.
        - Отдыхаем, - скомандовал Бертран и все сошли с дороги, давая себе остыть, проверить оружие.
        Всадники приближались. Видя их неторопливый ход, оставалась надежда, что они пройдут мимо, но когда уже можно было разглядеть одежду и лица, то Рутгер резко бросил:
        - Разбойники, - обрывая надежду на благополучный исход.
        Теперь уже и Катерина видела, что это тот самый сброд, что ограбил их ранее. Судя по тому, что у всех были прикреплены пузатые сумки, то становилось понятным, что ранее встреченным торговцам не повезло и, скорее всего, об идущих своею дорогою воинах они же и сообщили, в надежде выгадать поблажки.
        - О, у нас тут знакомый? - весело воскликнул вожак.
        - Есть ли у тебя плата, христианин? - крикнул рядом стоящий всадник.
        Раймунд, Берт, Рутгер, Клод, молчали, приготовившись к битве, но молодого главаря всё это веселило, и он обратился к Катерине:
        - Что скажешь ты, женщина? Готова ли выкупить жизни своих спутников?
        Она опустилась на колени, вызвав презрительный взгляд у графа и вырвав рык у мужа, которого сдерживало в этот момент только понимание неравенства сил.
        - Господин, в знак мира почтенный ага отпустил из плена троих воинов. Вы же видите, что наша одежда бедна и мы продали второго осла, чтобы купить еды на обратный путь.
        - Да, помню, вы оба ехали в прошлый раз, а не шли, - милостиво кивнул вожак и казалось, что всё обойдётся, но он всего лишь забавлялся.
        - Христиан убить, женщину возьмём с собою. Она покладистая, будет чесать пятки моему деду!
        Он сказал это так ровно и спокойно, что даже его люди не сразу сочли сказанные слова командой к действиям. Катины спутники быстрее отреагировали на угрозу и встали так, чтобы она оказалась позади них, но всадники не собирались вступать в прямой бой.
        Они пришпорили животных, уводя их с дороги, и начали кружить вокруг кучки странников, создавая подобие карусели и издавая воинственные кличи. Рыцарям пришлось занять круговую оборону, оставляя Катю в центре.
        Морковкин заволновался и ей пришлось вцепиться в него, чтобы он не вырвался и не сбил с ног стоящего чуть впереди Берта. Рядом с ним, насколько это возможно, «плечом к плечу» стоял Раймунд, у хвоста осла занял позицию Клод и далее круг замыкался Рутгером.
        У них не было шансов, так как у многих разбойников были луки, а у некоторых короткие копья, и всё же благодаря щитам свои жизни можно было продать подороже. Главное, продержаться, оценить мастерство лучников и воспользоваться удачным моментом для нападения. Он обязательно будет, и плату за отнятые жизни они возьмут.
        Первые стрелы создали ощущение смертельных росчерков, от которых нет спасения, но часть их была поймана на щит, а часть, пролетев дальше, уткнулась в каменистую поверхность, едва ли не под ноги лошадей своих товарищей.
        Катерина догадалась, что всадники осторожничают, так как созданная ими карусель слишком мала, чтобы сильно натягивать лук. Однако те стрелы, что были пойманы на щиты, крепко вошли в них и не вызывало сомнений, что если стрела попадёт в неё, то ей хватит пары попаданий, чтобы умереть.
        Каким образом разбойники собирались оставить её в живых, если она стояла по центру за спинами своих защитников, было непонятно. Следующего залпа из стрел не было, после короткой передышки все стреляли, как получится, а некоторые, боязливо косясь на товарищей, спрятали лук за спину.
        Теперь рыцари едва успевали крутиться, выставляя щиты и отбиваясь мечом. Все помнили, что каждая пропущенная ими стрела прилетит к сеньоре. Рутгер уже не один раз подставил своё тело, только бы уберечь её.
        Бертран пробовал нападать, но пока только нарушил круг, поймав брошенное в него копьё и отправив его обратно. Катя видела, что уже все ранены, но никто не обращает на это внимание.
        Исход был ясен и неизбежен. Она вытащила тяжёлую бутыль с водою и, опустошив её себе под ноги, чем отвлекла внимание на себя, вызывая гневный ропот сброда, кинула её поверх голов своих защитников, как кеглю, внося сумятицу в конную карусель.
        Рутгер, Клод, Берт попытались подскочить к зазевавшимся и скинуть с коня какого-нибудь неудачника. Бертран с яростным воплем метнул развалившийся щит в одного из разбойников, сбивая его на землю, а капитан поймал освободившегося от седока коня.
        Раздались злые крики главаря, гиканье пытающихся продолжить смертельную карусель недовоинов и вопли тех, до кого дотянулся истыканный стрелами капитан, оказавшись в седле.
        В считанные мгновения обстановка менялась - и вот уже Берт тоже сидит на коне. Теперь убийство стало походить на сражение. Кате показалось, что она увидела вдали мчащихся во весь опор всадников и не успела подумать о том, отнимут у них новые действующие лица крохотный шанс на жизнь или помогут спастись, как её пронзило копьё.
        Наверное, чуть выше сердца, раз она не умерла мгновенно. И ведь успела увидеть, что это копьё было брошено в Раймунда, но его щит был истыкан стрелами и, наверное, не защитил бы, подставь он его. Умел ли граф ловить копья, как делали это ради её безопасности муж, капитан и Клод? Уже неважно.
        Она как раз переводила взгляд от новых действующих лиц на Раймунда, оставшегося возле неё, одновременно изо всех сил схватила вновь дёрнувшегося Морковкина и понимала, что чуть отклонившийся от траектории копья граф подписывает ей смертный приговор. Ей даже показалось, что он бросил на неё взгляд в развороте, будто бы убеждаясь, что пропущенное им оружие всё же достигло цели, а может, ей это почудилось, и граф случайно пропустил его.
        Катя успела лишь немного сместиться вбок, и копьё пробило ей не центр грудины, а левую часть. Резкая боль настолько ошеломила, что ударившись спиной об осла, она ещё какое-то время стояла не шевелясь. Не было сил вскрикнуть, как-то придержать причиняющее боль копьё и совершенно непонятно стало, что делать, да и надо ли. Она упала на колени и медленно завалилась набок. Вспышка новой боли подарила забытьё.
        Катя лежала возле наклонившегося Морковкина, который пытался попробовать на вкус её платок, и не могла знать, что подоспевшие всадники оказались тем самым отрядом, что посылал ага ловить разбойников. Они выполнили своё задание, выследив и уничтожив шакалов, потом посмотрели бумаги достопочтенного аги.
        - Двух коней можете оставите себе, раз они взяты в бою, - решил командир отряда, разговаривая с графом де Тулузе и с сочувствием поглядывая на склонившегося над раненой женщиной другого воина.
        - Благодарю вас, - с почтением ответил Раймунд, пряча подрагивающие руки.
        - Не эта ли женщина была гостьей досточтимого аги Яваша?
        - Да, уважаемый, это сеньора де Бланшфор.
        - Мы можем помочь сделать носилки, но, кажется, её рана слишком серьёзна, - хмурясь, произнёс командир и подошёл ближе к Бертрану.
        Невольно все смотрели в этот момент на Катерину, а она как раз пришла в сознание. Слёзы мужа, капавшие ей на лицо, почему-то жгли, и это отодвинуло основную боль куда-то глубоко.
        Рана почти не причиняла страданий, только тело быстро немело, и дышать становилось трудно, а так она на удивление видела много. Жалко было Берта, смотрящего на неё с искажённым от муки лицом, сердце сжималось от вида растерянного Рутгера. Казалось, что он не может поверить в то, что все живы, а она здесь лежит.
        Простоватый и верный Клод стоял, раскрыв рот, зажимая рукой свою рану, и не знал, что делать. Горько было видеть устремлённый на неё напряженный взгляд Раймунда и интересно стало, что за новые лица с состраданием смотрят на неё.
        Все они, похоже, не видели, что за их спинами словно висят в воздухе какие-то тени. Одна из них - Матильда де Бланшфор. Свекровь с тревогой смотрела на неё, будто пытаясь о чём-то предупредить. Её взгляд говорил о том, что нельзя расслабляться, но Катя отвлеклась. Она вдруг как наяву увидела Луцию: подруга стояла в замке у окна и, прикрыв глаза, молилась за неё. Это было так трогательно и приятно!
        Потом она увидела Леона, Дидье, женщин из замка, мастеров… ото всех них исходил лёгкий свет, предназначенный именно для Кати. Этот свет стремился к ней и сулил защиту. В какой-то момент она увидела сидящего за большим деревянным столом Добрана и его детишек. От них всех тоже шло тепло. Иногда чудесные светлячки поднимались от детишек, которых она даже не помнила. Яркое и чистое пламя пришло от аги, он всем сердцем желал ей добра.
        Всё это было так странно!.. Огоньки проникали в неё, делали её воздушной и зачем-то заставляли торопиться. Она едва успела посмотреть на Берта, хотела сказать, что всё хорошо и ей уже не больно, но смогла лишь улыбнуться, прежде чем для неё всё переменилось.
        - Что это? Что происходит?! - заволновались воины, когда от лежащей на земле женщины стало исходить свечение.
        Бертран, обезумев, обхватил Катрин руками и пытался удержать её, но она золотыми искорками просачивалась сквозь пальцы и исчезала.
        - Господи, спаси и помилуй! - судорожно сглатывая, раскрыв глаза и отшатнувшись, произнесли Раймунд и Клод.
        Рутгер упал на колени и попытался коснуться ног Катерины. Она была ещё ощутима, но количество искорок увеличивалось, скрывая тело.
        - Ангел! Я знал, что она ангел, - плача, повторял он.
        - Нет!!! Не отдам, - рычал Бертран, обхватывая её руками, пытаясь удержать жену.
        - Во имя Аллаха, что происходит? - уже в третий раз пытался задать вопрос командир, а потом его воины стали падать на один за другим на колени, веря, что видят чудо.
        Всё это длилось не дольше трёх-пяти вздохов, после чего на песчаной земле осталось только копьё, пронзившее Катю, и кровь.
        Бертран в исступлении шарил руками, не веря в исчезновение жены. Рутгер молился за Катрин, Клод и Раймунд молились о себе, прося защиты, а воины Эдессы в страхе, но с долей восторга переглядывались, ещё не понимая, чему именно они стали свидетелями.
        Потихоньку их командир пришёл в себя, начал раздавать команды. Кроме Бертрана, все позволили себя перевязать, и вскоре, они разъехались по разные стороны, неся чудные вести тем, кто готов слушать о необычном.
        Часть 3. Глава 1. Возвращение
        В какой-то миг Катя была всем и ничем. Она как частичка чего-то большого, осознавала, что мир сложен, многослоен, переменчив и сердит из-за того, что в его настроенную структуру влезли без спросу. В этот момент она сжалась, понимая, что это она потеряла своё место в отлаженной схеме мироздания и из-за неё могло произойти что-то непоправимое, но в то же время, её, словно неразумное дитя, пытались вернуть в нужную точку. Жестоко, но смерть мирозданием воспринимается по-другому. И можно ли назвать смертью всего лишь момент перехода?
        Катерина растворилась в чём-то большом, не имеющем ограничения, узнала тайны вселенной и тут же всё забыла, запоминая только то, что нельзя играть со Временем. Наверное, она бы сожалела, что ей не удалось сохранить в памяти большее, но слишком быстро всё сменялось, и Катя вдруг отчётливо увидела лабораторию Славика.
        Рано расслабилась! Она сжала кулаки, всё тело напряглось, как у кошки, готовой к прыжку. Пришло осознание, что её возвращают в тот момент, когда она должна исчезнуть из своего времени.
        Отчаяние заполонило её, так как следом поняла одну тонкость: возврат происходит секунда в секунду, когда заработало устройство и начинается уход в прошлое. Круг замкнётся, и она будет обречена вечно болтаться во временной петле. Это ли не насмешка: раз за разом возвращаться в прошлое и пытаться там заново жить?
        Внезапно что-то изменилось, и весь напитавший её свет при «уходе» стал менять картинку. Каждая душевная искра-молитва словно бы отвоёвывала мгновение и отодвигала время назад.
        Вот Катя видит, что благодаря действиям искр Славик теперь ещё только заносит руку над красной кнопкой, а вот искры сыпанули, словно ополчились, и гуртом напали на Время и она видит, что возвращается в тот момент, когда муж ещё только вталкивает её в машину. Кажется, её сердце болезненно сжалось от появившейся надежды, но удастся ли удержаться и не попасть в устройство?
        Катерина почувствовала, что из неё вырвались последние огоньки, которые ей подарили вспомнившие добром дети, когда-то гостившие в замке, и они, опережая её появление, ещё сдвинули время на несколько мгновений.
        Всё будто бы замедлилось для возвращающейся Катерины. Она успела посмотреть на себя, разговаривающую с мужем, когда остановилась перед агрегатом. Видела, как Слава поднял руки для того, чтобы втолкнуть её туда, но в этот раз он толкнул пустоту, не замечая, что его жена в новой, заслуженной ею реальности, стоит позади него.
        Резкий толчок - и вместо неё теперь уже он вваливается в подготовленную машину. Спотыкаясь, Славик падает, быстро оборачивается и не узнаёт своей жены. Лицо Катерины пугает его. В нём нет переживаний или жалости. Жёсткий, властный взгляд, как будто она обладает законным правом карать и спокойно использует его.
        Он ещё не успел подняться, что-то сообразить, но уже почувствовал, что ему вынесен приговор. Вячеслав протянул руку вперёд, прося пощады, но Катя резко развернулась и нажала кнопку, точно так, как он сделал это в её прошлом.
        Неверие и озарение сменились на его лице. Он же только что видел её перед собою, но она исчезла и появилась позади него! Мысли гения работали быстро.
        Она побывала в прошлом и нашла способ вернуться! Как она умудрилась построить там машину времени? Возможно, она использовала амплуа великой колдуньи и заставила работать на себя королей прошлого? А быть может, произошло наслоение, и кто-то из будущего нашёл её в прошлом и отправил сюда?
        Всё возможно, но додумать он не успел. Его выкинуло в каком-то лесочке, где уже начало темнеть.
        «Надо будет подкорректировать время», - мелькнула мысль, так как оно было выставлено им на утро.
        Лицо Вячеслава было перекошено от злости - жена возомнила себя мстительницей! Он вернётся и расквитается с нею за то, что разрушила его планы, за то, что вернулась и посмела рискнуть его жизнью! Он поднялся, оглянулся и присел. Со стороны слышались хрипловатые голоса.
        - Там овраг, бери правее! Она не могла далеко уйти!
        Надо было сразу скинуть развевающийся белый халат, а так его сразу же нашли какие-то бомжи на конях.
        - Это ещё кто? Не он ли виновен в пропаже дочери сеньора?
        Вячеслав поднялся во весь рост и, пряча страх, надменно поинтересовался, что нужно этим людям.
        - Не пойму его речь, - поскрёб свою шею один всадников, - доставим хозяину, пусть сам разбирается!
        Один из воинов пришпорил коня и хотел ударить сзади странного человека по голове, но тот ловко отскочил, гневно выкрикивая в их адрес какие-то злые слова, а может, проклятия. Сам он был тощ и высок, а на его голове странно поблёскивали круглые стёкла. Вдруг на руке настораживающего всем своим видом мужчины что-то само засветилось и противно запищало.
        Все в ужасе отступили от него, а старший воин с диким воплем всадил в коня шпоры и, резко подскочив к чужеземцу, одним махом снёс ему голову.
        - Сжечь колдуна! - свирепо прорычал он, указывая на обезглавленное тело, которое стало странно светиться.
        Вся речь Славика, нацеленная на то, чтобы запугать бомжей и показать, какой он важный человек, была воспринята неправильно, а сработавший на часах таймер об окончании обеда довершил образ дьявольского помощника.
        Катерина словно закаменела, продолжая держать руку на кнопке. Всё смешалось в её голове. Схватка по дороге в Латакию, страх за раненных мужчин, отчаяние, подозрительный взгляд Раймунда, копьё, умершая несколько лет тому назад свекровь, полные боли глаза Берта, молитвенные огоньки, Время, лаборатория, она сама и Славик, а потом её возвращение и то, что она сделала.
        Она толкнула его без сомнений и сожалений, не раздумывая ни мгновения. Это заслуга тех лет, что она провела в другом времени. Своей властью, правом сеньоры, которая ответственна за жизни многих людей, она отплатила Вячеславу, а теперь приходило осознание, что в этом времени у неё нет ни власти, ни права.
        Вдруг пространство поплыло, стало похожим на марево. Катя оставалась на месте, не в силах сдвинуться, словно муха в киселе, а вот в крутящейся сфере машины времени стал появляться Славик.
        Он почти весь собрался, ожёг её свирепым взглядом и вновь стал исчезать, так как появился в тот момент, когда началось перемещение. С ним не случилось того чуда, что свершилось с Катериной. Она могла только догадываться, что за время жизни в прошлом о нём некому было помолиться или он там слишком быстро погиб.
        Пространство продолжало находиться в дрожаще-плавающем состоянии, а Слава уже несколько раз появился и исчез. За те попытки, что ему были дадены, он не получил ни одного шанса сдвинуть Время для своего спасения.
        Катерину стало трясти. Она, не дрогнув, отправила его в прошлое, но не желала ему вечных мук смерти. Бесконечная боль не добавит ему сердечности, не научит ценить чувства.
        Как остановить этот процесс, было непонятно. Она видела, что вдали от устройства сгущение воздуха минимально, но её расположение не позволяло вырваться из плотной субстанции, распространяющейся от машины.
        Она с ужасом подумала, что если бы не нашлось людей, молящихся за неё, то её ждало бы то же самое. Наконец техника не выдержала, запахло дымом, а потом что-то стало с треском взрываться. Пространство потеряло свою вязкость, и она смогла нормально дышать. Сверху полил дождь, сработала сигнализация, кто-то обхватил её, закинул на плечо и вынес из лаборатории перед тем, как прогремел настоящий взрыв.
        С плеча здоровенного парня падать было больно. Катя пошевелилась и тут же крепкая ладонь сильно толкнула её под зад, понукая к движению.
        - Мадам, надо уходить, - прохрипел спаситель.
        Она попробовала встать, но её сразу же повело вбок. Краем глаза Катерина увидела, что у мужчины в форме те же проблемы, но он пытается толкать её вперёд, чтобы она ползла. Дым, кое-где обрушился потолок, слышны были крики, а они вдвоём карабкались всё дальше и дальше. Потом их обоих подхватили и понесли наружу. До выхода оставалось совсем чуть-чуть.
        - Эти люди задействованы в наших разработках, вы не можете их забрать.
        - Они ранены и им нужна помощь.
        - Мы предоставим её сами. Несите их туда!
        Катя попробовала слабой рукой ухватиться за халат обычного медика, но её с головой накрыли лёгкой тканью и быстро погрузили в машину корпорации или кто у них там отвечал за создание проекта перемещений во времени.
        «Из огня да в полымя», - вяло формировалась мысль в Катиной голове, и эта вялость указывала, что её головушка пострадала при взрыве.
        Она пыталась прислушиваться к разговорам, отдельным репликам, а когда скинули с её лица лёгкую накидку, то постаралась запомнить лица похитителей, но через минуту уже забывала, как они выглядят. Кто-то заслонил ей всю видимость, и она почувствовала укол.
        - Берт вас всех… - пригрозила Катерина, но сил закончить фразу и сообщить, что она сеньора де Бланшфор, уже не было.
        Очнулась в светлой огромной комнате, похожей на приличный гостиничный номер с функциями больничной палаты. Большие окна, прикрытые шторами, свободно расставленная мягкая мебель, цветы в вазах… Приподнявшись на локтях, Катерина осматривала помещение. Мысли путались. Надо как-то сказать Бертрану, что она здесь, и этот замок явно не готов к нападениям с такими-то окнами! Интересно, чем набили кресла, что так ровно и пышно получилось? Одновременно росло беспокойство за детей. Кто их забрал с занятий? Позвонила ли мадам Бишо свекрови, когда Катерина не пришла за ними?
        Потом всё чётче приходило осознание, что она вернулась в своё время, и более ничто не могло удержать её в постели. Отцепив от себя какие-то липучки, игнорируя запищавший аппарат, стоящий на полке в изголовье, она поднялась и сделала несколько шагов по направлению к ванной комнате.
        - Мадам, нельзя самой снимать датчики, - укоризненно произнесла вошедшая женщина в униформе.
        Катя прислонилась к стене, ожидая, когда сойдёт лёгкая темнота в глазах и выжидающе смотрела на служащую. Та, поняв, что оправданий не будет, подошла ближе.
        - Как вы себя чувствуете? Вас поддержать?
        - Небольшая слабость, головокружение, сердце бьётся как бешеное, - сочла нужным скупо отчитаться она.
        - Не делайте резких поворотов головы и вообще двигайтесь плавно. Вам повезло, что совсем немного зацепило ударной волной при взрыве, но последствия ещё долго будут вас беспокоить. Так как, вам помочь?
        - Думаю, что я сама справлюсь, - прислушавшись к себе и поняв из объяснений, что её самочувствие - не последствия введённого ей лекарства, немного успокоилась.
        - Как приведёте себя в порядок, ложитесь в постель. Чем дольше вы будете спокойно лежать, тем быстрее пойдёт восстановление.
        Катерина, хмурясь, разглядывала себя в огромном зеркале в ванной комнате. Идиотская медицинская рубашка висела на ней коротким срамным балахоном. Зачем было её раздевать, если не требовалось никаких операций? Но больше всего заинтересовало лицо.
        Она вернулась в свой двадцати восьмилетний возраст, но выражение глаз, мимика изменились. Катя с усмешкой провела рукой по игривым локонам, которые по бокам ещё сохранили приданную им форму перед приездом к Славику. Даже жалко расчёсывать их, но на макушке всё сбилось и пришлось расчесаться, собрать волосы в строгую ракушку. Вернувшись в палату, устроила себе в постели логово и, с удобством полулёжа среди подушек, стала ждать посетителей.
        Видимо, камеры подсказали нужным людям, что она готова говорить, и вскоре к Катерине вошли двое мужчин. Один присел рядом с кроватью, второй комфортно расположился в стоящем поодаль кресле. Она обвела их взглядом. Для неё было понятно, что капитан стражи будет вести разговор, а хозяин слушать. Их право.
        - Мадам Грушевич, у нас есть вопросы к вам, - начал сидящий рядом мужчина издалека. Она смотрела на него, чуть приподняв подбородок, и ждала.
        - Ваше проникновение на закрытую территорию было незаконным. Убийство мужа зафиксировали все наши камеры и причинённый вашими действиями ущерб настолько велик, что вашей жизни не хватит, чтобы расплатиться.
        Каждое слово падало увесисто, а взгляд «капитана» сверлил, надеясь залезть внутрь и прочитать там все тайны. Лицо молодой женщины не дрогнуло. Ему показалось, что его слова совершенно не тронули её, а он надеялся придавить её ими похлеще каменной плиты. Бесстрашная? А может, не поняла в чём её обвиняют?
        Катерина не сразу ответила, а когда соизволила… именно, соизволила, то смотрела на приятного мужчину, что расселся с невинным видом в кресле. Он был обаятелен и казался мягким, дружелюбным, но она безошибочно определила в нём человека власти. А власть не терпит мягкотелости. «Капитан» мгновенно решил, что женщина будет искать защиты у обаяшки-хозяина проекта, но тут же засомневался. Таким тоном не ластятся.
        - В моих, так же как и ваших интересах, чтобы никто ничего не узнал. Никаких посторонних людей, лишних учёных, наблюдателей и техников. Вы меня понимаете? Достаточно будет одного слабого звена - и всё произошедшее выплывет наружу.
        Катерина повела головой в сторону камер.
        - Хм, - очаровашка в кресле поменял позу и с интересом разглядывал её, - почему вы обращаетесь ко мне, - улыбаясь как чеширский кот, он изобразил удивление.
        - Вы решаете.
        - Вы уверены? - его бровь выгнулась просто идеально!
        - Да. Вы владетель или один из владетелей. Он ваш вассал, - Катя едва заметно повела подбородком в сторону «капитана стражи».
        - Владетель, вассал? - казалось, оба мужчины сейчас фыркнут и рассмеются.
        Катерина молчала, давая время гостям всё обдумать.
        - Андрэ, проверь, кто следит за записью разговора, а ещё лучше выгони всех и сядь там сам, - всё ещё снисходительно улыбаясь, отдал приказ тот, кого она назвала владетелем.
        - Понял.
        - Проследи, чтобы никаких копий не осталось, - насмешливость с лица обаяшки исчезла и, видимо, что-то сообразив для себя, он сосредоточился на сидевшей как царица молодой женщине.
        - Мадам, вы довольны?
        - Я не считаю это одолжением для себя. Это в ваших интересах. Теперь меня волнуют мои дети. Я оставила их в кружке, а сама здесь.
        Катя заслужила долгий взгляд, потом мужчина поднялся и пересел на место «капитана». Невысокий, крепкий, определённо, следящий за своим телом, возможно, увлекается какой-нибудь борьбой, а ещё в нём ярко выражены восточные корни. Возможно, ему под сорок, хотя скорее всего ранняя залысина добавляет возраст. Умные, проницательные глаза, от которых сложно оторвать взгляд, крупные черты лица, приятные, но без аристократизма, который хотелось бы увидеть в баснословно богатом человеке - и море обаяния. Есть мужчины, которых сравниваешь с хищными птицами, а этот - кот. К нему тянешься, веришь, что он дивный пушистик, и с изумлением замечаешь, что тебя уже потрошат его когти.
        - Ваша свекровь забрала детей, - после длительной паузы он всё же ответил. Катя поняла, что на неё хотели давить, используя её тревогу за сыновей, но кот передумал.
        Капитан бы сейчас вновь задал интересующий его вопрос, но обаяшка молчаливо ждал.
        - Хорошо, - удовлетворённо кивнула Катя, - на данный момент меня это устраивает.
        Он хмыкнул.
        - Что вам нужно знать прямо сейчас? - по-деловому спросила она.
        - Вы не собираетесь оправдываться?
        - Нет. Обстоятельства сложились так, что я оказалась втянута в ВАШ проект и сейчас в наших интересах как можно быстрее отодвинуть внимание властей.
        - Это я устрою без вашей помощи.
        - Очень хорошо, значит, никаких обвинений в мой адрес от структур правопорядка не будет.
        - Хм, а то, что вы угробили проект, длящийся несколько лет и стоимостью… запредельной стоимостью?
        - Вы пробовали покорить Время, - прикрыв глаза, Катя сосредоточилась, - у вас получилось вмешаться в сложную систему мироздания. Хватит ли теперь ума прислушаться к предупреждению?
        - Какому предупреждению? Что вы имеете в виду?
        Катерина хмурилась, не зная, как лучше вести разговор. Она полностью зависела от лояльности этого человека. Ей хотелось держаться строго, быть весомой, но её тянуло довериться ему. Не так часто какие-то люди вызывают неосознанную симпатию или антипатию. Обычно отношение к ним складывается из общения, поступков, а тут… в общем, так не вовремя возникло непрошенное чувство симпатии!
        - Так это вы специально уничтожили мой проект? Вы из тех, кто протестует? - в этот момент в его лице промелькнуло разочарование, и застыл холод.
        Катя усмехнулась, вспомнив, что замечательный, душевный ага Яваш точно так же выглядел, когда собирался пытать служанку, а потом расправился по закону с младшей женой и родственником. Этот мужчина был чем-то похож на агу. Не только по типу производимого впечатления, но даже есть какое-то внешнее сходство.
        - У вас сохранилась запись моего пребывания в лаборатории? - сухо спросила она.
        - Да.
        - Посмотрите внимательнее и тогда задавайте вопросы.
        - Я смотрел.
        - Посмотрите ещё раз.
        - Вы… - что он хотел сказать, осталось неизвестно. Он поднялся и вышел.
        Катерина осталась переживать, правильно ли она поступила? Чем дольше размышляла, тем больше убеждалась в своей правоте. Бессмысленно вываливать всю правду на неподготовленные головы. Они должны убедиться, что их проект сработал так, как надо, у них должны появиться вопросы, на которые она даст ответы, а иначе они её измучают допросами, никак не решаясь поверить в то, что произошло.
        Владелец проекта, Эмери Морритт вошёл в помещение, где сидел начальник охраны.
        - Крепкая дамочка, - прокомментировал наблюдающий через камеры произошедший диалог Андрэ.
        - Да.
        - Её слабое место - это дети.
        Эмери поморщился. Проект имел огромное значение, и денег в него было вбухано немеряно, к сожалению, работу усложнял настырный интерес конкурентов. Подчас к некоторым сотрудникам, слишком вольно понимавшим секретность, приходилось принимать жёсткие меры, но до угрозы детям они ещё не доходили. Не хватало ко всем существующим проблемам плодить новые, однако, жена гения оказалась очень странной и непонятной. Начальник, выждав, не добавит ли что шеф, поделился своим мнением.
        - Если на неё придётся надавить, угрожая детям, то результат её сотрудничества считаю непредсказуемым, но с уверенностью могу сказать, что потом её нужно будет убрать.
        - Убрать? Андрэ, ты часом не пересмотрел боевиков?
        - Ты видел выражение её лица, когда она толкнула мужа? А сейчас? Эта русская вне европейской морали общества. Если мы навредим её детям, то она отомстит, и рука у неё не дрогнет. Я хочу спать спокойно, а ты?
        - Андрэ, мы уже давно с тобою работаем вместе, но ты переоцениваешь мадам Грушевич, выставляя её в злодейском амплуа. Она прелестная молодая дама.
        Начальник стражи даже поперхнулся, с удивлением смотря на шефа, но развернулся к монитору и предложил:
        - Посмотри записи с разных камер.
        - Я всё видел.
        - Теперь посмотри внимательно. И она права, у нас должны быть конкретные вопросы. У меня они уже есть.
        - Да? И какие же?
        - Давайте смотреть, - Андрэ пробежался по клавиатуре, и на экране появилась запись Катиного прихода.
        Двое мужчин наблюдали, как в лабораторию заходила интересная молодая женщина, если не знать, что у неё уже двое детей, то язык не повернётся назвать её мадам. Привлекательная мадемуазель, которую хотелось засыпать комплиментами! Она была расстроена, немного раздражена, её движения, мимика насыщены эмоциями. Вячеслав подвёл её к устройству и здесь идёт сбой работы камер, и кадр прыгает. Вот только что она стояла перед установкой, а муж-злодей готов её втолкнуть внутрь - и вдруг она оказывается позади него и со всей дури впихивает его туда.
        Андрэ вывел на экран выражение лица Кати «до» и «после». Это два совершенно разных человека в одном и том же платье, с одинаковой причёской, но в первом случае была волнующаяся девушка, делающая вид, что она уверена в своих действиях и решение о разводе принято окончательное, а во втором камера отражала жёсткого человека, без тени сомнений.
        - Подожди, давай ещё раз, - велел Эмери.
        Они несколько раз вглядывались в этот сбой и ничего не могли понять.
        - Далее, смотри, - Андрэ по очереди показал записи с разных камер.
        - Вот здесь снова будто сбой. Качество отвратное, одни силуэты, но приходится верить, что наш Грушевич три раза пропал и появился внутри устройства, прежде чем оно начало гореть. Тут надо бы вызнать всё у твоих головастиков в очках, но наша подопечная права, вопрос секретности нынче дорог.
        - Ладно, что тебя заинтересовало в других записях?
        - Есть камера, которая всё время показывает Катрин Грушевич возле компьютера. Посмотри, она напряжена и такое впечатление, что чему-то сопротивляется.
        Андрэ изобразил напряжение и попытки высвободиться из невидимого плена, но босс не был склонен шутить.
        - Ну-ка, ну-ка, увеличь!
        Эмэри смотрел внимательно и казалось, что Катрин Грушевич не просто не могла сойти с места, потому что её опутало невидимое, но создавалось ощущение повторяющегося кадра. Как будто она застряла во вновь и вновь загружающемся времени, а камера, расположенная в стороне, продолжая работать в обычном режиме, засняла этот казус. Но Андрэ прав, тут надо разбирать картинку буквально по кадрам и анализировать.
        - Есть ещё данные с дальней камеры и, несмотря на то, что картинка там размыта и нашим глазом не читаема, но она показывает другое время.
        - Не понял.
        - Возле устройства время вдруг остановилось или бежит по кругу вроде как один, два, три и вновь, один, два, три и вновь… Там, где стоит жена Грушевича, тоже самое. Посмотри, это не сбой камеры, а мы видим буквально, что она находится в счёте один, два, три - и повтор. А вот дальняя камера отражает обычное время. Я не знаю, что всё это значит, но камеры при взрыве не пострадали и показывают то, что было.
        Эмэри получил подтверждение своим наблюдениям, но, может, всё это объясняется чем-то более простым и понятным?
        - Нам всё же нужен специалист, - ударив по столу рукой, недовольно бросил он.
        - Я немного ещё посижу и поколдую с техникой, но, похоже, наш гений завершил свою работу и ничего не сказал. А судя по тому кадру, что у нас есть, могу предположить, что он втолкнул её в свою машину, она, возможно, сработала, а потом женщина вернулась и отомстила!
        Эмери засмеялся, но как-то быстро его насмешка сошла на нет.
        - Но если это так, то возникают вопросы, и… - Эмери Морритт побледнел, с недоверием посмотрел на фантазирующего Андрэ и вылетел из комнаты в свой кабинет.
        Там он бросился к ноутбуку, открыл его, зашёл в личную папку и без отрыва смотрел на старинный медальон. Он подрагивающими руками увеличил семейную реликвию, которая всё детство и юность будоражила его воображение, чтобы разглядеть портрет женщины. Медальон был отреставрирован ещё по заказу его отца и сейчас, смотря на него, он, не веря своим глазам, откинулся на спинку кресла.
        - Не может быть, не может быть… - захлопнув крышку, он вскочил, побежал к НЕЙ, вернулся, выпил, заметался по кабинету и, дав себе время успокоиться, отправился к Катрин Грушевич.
        - Вы там были! - с порога заявил он и, казалось, стоило ей начать отрицать, то последствия будут непредсказуемы. Она чуть усмехнулась.
        - Я провела в двенадцатом веке несколько лет.
        Её слова произвели эффект. Он смотрел на неё с недоверием и одновременно восторженно.
        - Моя мечта сбылась. Я построил машину Времени, а теперь не могу это осознать, - присев рядом, признался он.
        - Как вас зовут? - доброжелательно спросила Катя.
        - Эмери Морритт. Я инициатор и спонсор проекта «Время».
        - Катрин де Бланшфор, - и в ответ на вопросительно приподнятую бровь, грустно улыбнулась, потом отвернулась в сторону, чтобы Морритт не видел заблестевших глаз, и пояснила:
        - Обвенчана в церкви с Бертраном де Бланшфором. Возможно, запись об этом сохранилась в церковной книге.
        - У меня тысячи вопросов, но как вам удалось вернуться?
        - А вот это действительно важно для вас, - она взяла салфетку, промокнула уголки глаз и пристально посмотрела на него, дожидаясь, когда из выражения его лица уйдёт восторженная эйфория, начала объяснять.
        - На протяжении нескольких лет моего пребывания в прошлом мне давали подсказки, что смерть - это мой выход или, точнее, переход обратно.
        - Подсказки? Но кто?
        - Например, моя свекровь, она за миг до смерти увидела что-то, оценила важность и передала мне послание. Это было странно и непонятно, но даже если бы я догадалась, то не уверена, что решилась бы убить себя.
        - Понимаю вас.
        - Потом были ещё пара случаев, когда я как бы входила в медитативное состояние и ощущала свою чужеродность тому времени и даже могла бы умереть, но обстоятельства складывались так, что этого не случилось. И наконец, когда меня убили, то оказавшись в безвременье или… - Катя замялась, - простите, я же не учёный и не знаю, как правильно называть некоторые состояния, но никаких туннелей и прочей чепухи не было. В момент своего перехода из прошлого в наше время я ощутила себя частью Времени. Оно что-то вроде разума, отвечающего за порядок.
        - Хм…
        - И этот Разум недоволен тем, что вы сделали. Вы действуете наугад, не понимая последствий. Меня из прошлого постоянно мягко вытесняли.
        - На вас покушались или подталкивали к самоубийству?
        - Сейчас, оглядываясь назад, я склонна пересмотреть своё пребывание там и думаю, что ко мне было несколько предвзятое отношение. Люди не понимали меня, на уровне инстинктов дичились… возможно, это воздействие Времени.
        Эмери задумался и немного покачал головой, показывая, что не удовлетворён пояснениями Катерины.
        - Ну, всё это теория, и вам может показаться, что это мои фантазии, а вам же интересны факты? - бодро воскликнула она.
        - Итак! Вот вам факт. В момент смерти Время выкинуло меня ровно в ту же точку отсчёта, когда начался процесс моего исчезновения! Замечу, что это бесчеловечно, но у Времени свои правила.
        - Камеры показывают другое!
        - Не спешите, - мягко попросила Катерина, - Время - не единственная неучтённая вами составляющая. Давайте сейчас мы отодвинем моё появление и рассмотрим этот факт на Вячеславе.
        - Вам его не жалко?
        - Я попрощалась с ним несколько лет назад, когда он вместо того, чтобы прийти в суд, попытался устранить меня при помощи своей разработки. Считаете меня жестокой?
        - Нет, только не я, - подняв руки и показывая свои ладони, Морритт отмахнулся от осуждения Катрин.
        - Хорошо. Мы говорим о Времени, и оно решило возникшую проблему, а ваша разработка для него проблема. На примере Славика вы должны были увидеть, что он возвращался в тот же миг, когда начинал исчезать. Признаться, я не могла такого представить. Всё происходило слишком быстро, и я действовала скорее на инстинктах. У меня была мысль, что жизнь в прошлом его многому научит, но то, что он появится точно так же, как я, не предусмотрела.
        - Я видел, всё произошло буквально в течение минуты.
        - Да. Не знаю, как камеры вам показали то, что наблюдала я.
        - Расскажите.
        - Он исчезал и появлялся, исчезал и… пока выдерживало устройство, но, видимо, произошла перегрузка.
        - А вы? Камеры показывают, что вы стояли.
        - Я тоже не могла вырваться из того момента. Он повторялся вновь и вновь. Со мной происходило что-то странное.
        - Всё это надо обдумать. Но как же вы остались живы?
        - Вот теперь вам может показаться, что я ввожу вас в заблуждение, но пока я жила в том времени, то появилось немало людей, благодарных мне, возносящих за моё здравие и благополучие молитвы. Умирая, я видела их молитвы в виде летящих ко мне искр, огоньков и каждый такой светлячок сдвигал меня в пространстве при появлении здесь. А может, они меняли время, тут я не могу сказать, но я точно помню, что возвращалась сюда, прямо внутрь машины, а божественные искры буквально вытолкали меня наружу.
        - Камера показала, что вы очутились позади Грушевича.
        - Да. Увидев его спину и поднятые руки, я поняла, что он должен быть наказан. И Вячеслав получил то, что приготовил для меня.
        - Вы побледнели. - Морритт обеспокоенно придвинулся. - Как вы себя чувствуете?
        - Не очень. Вроде бы мы недолго разговариваем, но адская усталость.
        - Надо было сказать.
        - Я не привыкла… не верится, что я такая слабая.
        - Отдыхайте, я зайду к вам завтра.
        (*Морритт - в Испании эту фамилию получали переселенцы арабы)
        Глава 2. Новая старая жизнь
        Утром следующего дня Катерине принесли одежду. Она с любопытством достала из пакета подарочки от фирмы и задумалась о своём положении. Судя по оказываемой заботе, с ней хотят обойтись по-хорошему, и это желание в её интересах сохранить.
        О прочувствованном ею недовольстве Времени она сообщила, а верить этому или нет - их дело. Она сама понимает, насколько нелепо звучат её откровения, да и её высказывания о разумности, одухотворённости Времени не выражают полноценной истины, но других слов для описания того, что она ощутила, не подобрать. Да и нужно ли? Если у Эмери Морритта не развита ответственность за свои действия, то никакие убеждения не помогут, а её бесполезная настойчивость навредит ей.
        Катерина привела себя в порядок. Сегодня хватило сил принять душ, поколдовать над причёской, нанести лёгкий макияж. Держать в руках современную косметику было до одурения приятно. Одежду ей принесли недешёвую, и приходилось вспоминать подзабытые навыки подкрашивания себя, чтобы соответствовать.
        Закончив прихорашиваться, она остановилась посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Хотелось бы увидеть детей, но боялась сорваться и напугать их бурной реакцией. Сейчас ей не хватит сил удержаться от слёз. Тогда бы надо позвонить и поговорить с Этэри Альбертовной, намекнуть, чтобы берегла мальчиков… Нет, неразумно. Свекровь не поймёт, а те, кто контролирует её, сразу сообразят о подоплёке намёков. Значит, надо сначала здесь решить все проблемы. Первым дело ей необходимо вырваться отсюда без последствий, а потом…
        Катерина присела за стол и долго сидела, не меняя напряженной позы. Как она посмотрит в глаза родителям Славика? Жаль было Этэри, а вот свёкра… невольно напрашивался вопрос: а он постеснялся бы ей смотреть в глаза, узнав, что его сын вычеркнул её из жизни?
        Собравшись с духом, Катя подошла к двери. Она не была уверена, что та открыта, но оказалось, что никто её не запирал и охраны в коридоре не было. Пройдя немного, услышала, как ей снизу кричат:
        - Мадам де Бланшфор, вы можете присоединиться к завтраку.
        Выпрямившись, придавая себе более уверенный вид, так как стало понятно, что её выход зафиксировали камеры и сейчас за ней тоже наблюдают, она вышла к широкой лестнице, спустилась и, осмотревшись, увидела вход в столовую. Дом напоминал небольшой дворец, только пустой.
        - Я здесь, - улыбающийся Эмери поднялся из-за стола и, встретив Катю, проводил, усадил и вернулся на своё место завтракать.
        Ели молча. Морритт что-то читал в планшете, а Катя вроде чувствовала себя голодной, но, съев немного, ощутила подкатывающую тошноту. Видимо, последствия контузии.
        - Вы замечательно выглядите, не желаете прогуляться со мною? - Эмери прервал её мучения, и решительно отодвинув от себя йогурт, она кивнула.
        - С удовольствием.
        Во дворце не оказалось прислуги. То есть была женщина, приходящая на рассвете и наводящая порядок в комнатах и залах. А ещё у Эмэри работала повар, поэтому позавтракав, он по-домашнему засуетился и отнёс посуду на кухню. Иногда временно его секретарь нанимал дополнительных служащих, вроде врача для Катерины и того охранника, что её вытащил из лаборатории, но потом дом вновь превращался в тихую гавань.
        После знакомства Кати с поваром они вышли в сад и, оглянувшись назад, она посмотрела на дом, в который её поселили.
        - Красиво.
        - Да. Похож на дворец, но это новодел. Разочарованы?
        - Мне без разницы. Через сто лет ваш дом обрастёт историей, так что указанный вами недостаток преходящ.
        - Расскажите мне, как там? - глаза Эмери светились любопытством и затаённым восторгом. Это располагало и хотелось оправдать его ожиданий.
        - Там? - Катя не удержалась от лукавой улыбки. - Ну что ж, слушайте.
        Эмэри включил диктофон и кивнул ей, предлагая начать. Катерина начала суховато, придерживаясь языка отчётов, но мере того, как вспоминала, в её рассказ добавлялись эмоции, а Морритт оказался прекрасным слушателем. Через пару часов они выпили по чашке кофе, потом для Кати организовали лежак с пледом и подушками. К обеду она вымоталась, и Морритт дал ей передышку.
        - Могу ли я узнать, что сказали родителям Вячеслава? - сочла удобным спросить она.
        На лбу хозяина дома прорезалась поперечная складка, взгляд потерял свою мягкость:
        - Несчастный случай. Страховая компания сейчас определяет сумму выплаты. Про вас им сказали, что вы тоже пострадали и пока не пришли в себя.
        - Жестоко.
        - Как мне доложили, ваша судьба их не очень интересует.
        - Они оплакивают смерть своего сына, им не до меня, но мои дети… и если свёкры сообщат моим родителям обо мне, то они будут волноваться, прилетят сюда и будут меня искать.
        - Надеюсь, что мы с вами быстро договоримся. Ваша позиция мне ясна, и пока она созвучна моей, то вам не будут чинить никаких препятствий.
        Катя подняла голову, чтобы убедиться в искренности Морритта. Она ожидала худшего и того, что ей придётся бороться за себя, а тут…
        - Я понимаю, - медленно начала она, - что этим решением вы берёте всю ответственность на себя, - ей показалось, что эти слова обязательно нужно сказать. Вроде как поддержать его. - Не сомневаюсь, что ваш капитан посоветовал вам держать меня при себе как можно дольше, сообщая родным, что я в коме, или вообще сказать, что я умерла.
        - Хм, почему капитан?
        Катерина не заострила внимания на том, что её предположения не опровергнуты. Тем больше она оценила поступок и взятый на себя риск Морритта. Всё же у него не каменное сердце, и слово «честь» не чуждо ему.
        - О, это просто привычка, - поспешила ответить она. - В замке старший над воинами капитан, а над ним сеньор. Так что же, вы отпустите меня?
        - Вы должны понимать, что я не выпущу вас из поля зрения, но это никак не отразится на вашей жизни.
        Об этом не сложно было догадаться, поэтому, чтобы не плодить проблем, Катерина решила сразу предупредить:
        - Думаю, что я уеду из Франции. Мне здесь больше нечего делать.
        - Могу ли я попросить вас остаться ещё на какое-то время? Вы же не всё рассказали…
        - Конечно, - она улыбнулась, - мне приятно поделиться с вами историей моей жизни в прошлом, тем более, что никому об этом я больше никогда не смогу рассказать.
        - Никому, - строго повторил Эмэри и посмотрел на неё со значением.
        - Даже не сомневайтесь. При любых обстоятельствах, даже если мне будут совать сегодняшнюю запись с моим рассказом под нос, я буду отпираться до последнего. Мне не нужен подобный интерес к моей персоне. Когда вы услышите всю историю, то поймёте, что жизнь там была совсем не романтична. Мне приходилось наказывать слуг, и я имею в виду не словесное внушение. Пусть подобные случаи были редки, но это было. Я стояла рядом с мужем, когда он выносил смертные приговоры, и их тут же исполняли. В нашем времени не поймут, что я проходила мимо, когда чей-то муж бил жену или своих детей.
        - Всё так плохо?
        - По-разному. Для рождённых в том времени людей во многом нет ничего шокирующего, но я долго не могла влиться в ту жизнь, и видела в ней только плохое. Не сразу стала замечать силу духа этих людей, чистоту их эмоций… Я вам всё расскажу, без прикрас, а вы сами решите, что за люди были наши предки, почему они жили так, а не иначе. Возможно, вы поймёте меня, почему я не стала какой-нибудь Жанной д?Арк, а просто жила, как умела.
        - Ну что ж, Катрин, тогда давайте заключим с вами договор. После обеда вы возвращаетесь домой, я организовываю вам страховую выплату, а вы остаётесь во Франции на несколько месяцев.
        - Зачем так надолго?
        - А вам неинтересно узнать, как сложилась судьба у вашего мужа и других? Мы могли бы поездить с вами по Франции и посмотреть на всё своими глазами, - Эмэри постарался предложить это как бы безразлично, но внутри затаился, с удивлением почувствовав в себе хищника.
        Ему хотелось внимания этой женщины, её расположенности к нему. Она вызывала у него интерес и симпатию. О медальоне, который сыграл определяющую роль в создании проекта «Время», он сейчас не вспоминал. Он был очарован Катрин. Эта симпатия возникла с первого взгляда. Просто внутри всколыхнулось что-то одобрительное, а потом это чувство крепло с каждой минутой, проведённой вместе.
        - Я… - Катя не успела задуматься о том, что она могла бы заняться историческими исследованиями, и это предложение вызвало у него горячий интерес. Облизнув враз пересохшие губы, она призналась: - не подумала. Мне пока ещё трудно… я всё ещё в прошлом и здесь… я же там прожила годы, а тут всё по-прежнему… Мне бы очень хотелось узнать, но зачем вам утруждать себя?
        - Когда вы мне всё расскажете, то я вам тоже кое-что расскажу. Пока не могу для чистоты эксперимента, - загадочно улыбнулся Эмэри.
        - Хорошо, только не забудьте!
        Они обедали вместе. Всё было по-домашнему, как будто они расположились в небольшой кухоньке. В этот раз, сидя за столом, оба просматривали информацию в планшете. Раньше буржуа читали газеты, а теперь все новости мира приходили в электронном виде. Катя искала следы о взрыве в здании института. Несколько невзрачных заметок о неправильном использовании электрических мощностей, приведших к взрыву, не вызвали какого-то резонанса в обществе. О жертвах - вообще ни слова. Это наводило на мысли, что Морритт всё контролирует. Ей бы держаться от него подальше - слишком опасен, да ещё и попадаешь под его обаяние, но обстоятельства этого не позволяют.
        После обеда Эмэри подал руку Катерине:
        - Вы готовы вернуться домой?
        Дыхание перехватило, и она схватилась за горло. Кажется, он что-то понял и, слегка приобняв её за плечи, притянул к себе. Потом он наклонил голову и, глядя своими дивными тёмными глазами, неожиданно пообещал:
        - Я буду рядом, ничего не бойтесь.
        Чего бояться, по его мнению, она должна была? Или кого? Неважно. От его слов стало тепло и спокойней. Глупо, хотя бы потому, что он - главная угроза для неё, но все равно паника схлынула, и она благодарно кивнула. Пусть даже с его стороны это пустые слова, дань вежливости, но ей стало легче.
        Возле дома родителей Славика он помог ей выйти и первым поздоровался, когда Этэри открыла дверь:
        - Я глава проекта, над которым работал ваш сын, - холодно представился он, не дожидаясь вопросов. - Мадам Грушевич пострадала при взрыве, но вопросы о компенсации с ней уже улажены. Она дала подписку о неразглашении, так что, надеюсь, лишних вопросов к ней не будет. Кстати, так как мадам жива, то мой агент все документы о выплате страховых по случаю смерти Вячеслава Грушевича будет обсуждать с нею.
        Моррит заканчивал свою речь уже при обоих родителях Славика. В дом его не успели пригласить, поначалу Этэри растерялась из-за напора незнакомца, но когда он закончил свою речь, то о дружественном визите не могло быть речи.
        - Господин Морритт, - неожиданно обратила на себя внимание Катя, - накануне я подавала документы на развод с Вячеславом, так что морально я не считаю себя связанной с мужем. Если у его родителей нет претензий ко мне по поводу внуков, то я не буду претендовать на страховую компенсацию.
        С верхнего этажа по ступенькам сбежали Катины мальчишки и бросились обнимать её:
        - Мама, мама, ты не забрала нас у мадам Бишо! Она провела с нами ещё одно занятие прежде, чем приехала бабушка, - ябедничали они, а Катя старалась приветливо улыбаться и не плакать.
        Гримасу свёкра сложно было передать. Он пылал ненавистью к невестке. Его сын умер, а она осталась жива! Естественно, он не мог смириться с тем, что судьба распорядилась так несправедливо. Его мальчик - гений, и тысячи жизней не будут сопоставимы с ним одним! А то, что Катерина суёт ему компенсацию как подачку, унизительно! Он хотел бы вырвать сердце этой девице за то, что она, оказывается, подала на развод с его сыном! Но собственное сердце оказалось не железным и, схватившись за него, он, прислонившись к косяку, прохрипел:
        - Вон из моего дома!
        Этэри не знала, за что хвататься. Она бросилась звонить, чтобы вызвать помощь, но внуки убегали из дома к Кате, и она понимала, что, скорее всего, видит их в последний раз. Ещё вчера муж требовал увеличить компенсацию за смерть сына, угрожал разорить компанию, не соблюдавшую правила безопасности, а сегодня ополчился на невестку.
        Что он хочет? Почему не знает покоя? Откуда в нём такая разрушительная сила, которую сдерживает только она? Этэри с сочувствием посмотрела на перебравшегося в кресло мужа и, подойдя к окну, наблюдала, как незнакомый мужчина усаживает в машину детей и невестку. Слёзы потекли из глаз. Сын погиб, а по-настоящему больно стало, когда увезли Сашулика и Никитошу. Как будто душу вынули… Единственная и последняя радость в жизни - внуки. Это хорошо, что Катя забрала их подальше от деда. Она вырастит мальчишек так, как надо, но как же тошно, что самой Этэри теперь не будет в их жизни!
        Катерина не помнила даже, как села в машину. Она прижимала к себе удивлённых её хваткой детей и дрожала.
        - Мама, тебе холодно? - насторожился старший, зная чуть больше, чем братик.
        Она смогла лишь покачать головой. Как же всё сложно! Один эгоистичный поступок Славика привёл к таким непредсказуемым результатам! Сможет ли она когда-нибудь рассказать правду мальчишкам об отце, о себе? Каково им будет знать, что сначала отец попытался убить их маму, а потом она убила его, защищаясь?
        Катерина сидела на заднем сидении с детьми и иногда ловила на себе взгляды Морритта через зеркало. Он сочувствовал или переживал, и от того, что кто-то волнуется за неё, подстраховывает, появлялись силы держаться.
        Да мало ли какие страшные тайны в истории человечества случались в семьях? Ничего, выжили, а время рассудит, кто был прав, а кто виноват.
        Дети любили Вячеслава, но он не стал для них хорошим отцом. Пока они были маленькими, не понимали, что иллюзию любящего папули поддерживала Катерина. Ещё год-другой - и обман только злил бы старшего, а потом и младшего. Было ли её усердие в создании нужного имиджа Славика перед детьми ошибкой - кто теперь разберёт. Одно неизменно: Вячеслав передал свои уникальные гены сыновьям, обеспечивал такой уровень жизни, при котором Катя могла себя полностью посвятить детям, и именно разнообразие в их обучении помогло ей выжить в прошлом. Ну, а об остальном лучше вспомнить годы спустя. Когда боль от предательства сгладится, а вина за ответную меру перестанет терзать… или, наоборот, разрастётся. Сейчас надо восстанавливать свою жизнь, ведь детям нужна улыбающаяся мама и уютный дом.
        - Господин Морритт, я не приглашаю вас…
        - Я понимаю, вам надо как-то привыкнуть, что вы снова здесь. Завтра утром я заеду за вами и займу ваше время до обеда.
        - Э, простите, господин…
        - Эмэри. Называйте меня по имени.
        - Ладно, Эмэри, не сочтите за наглость. Я сегодня же попрошу приехать сюда свою маму и надеюсь, что завтра она будет здесь. Только вряд ли с утра. Как только она сможет взять на себя заботу о мальчишках, а в первой половине дня их надо возить по занятиям, так я сразу же буду полностью в вашем распоряжении.
        - Я подожду, Катрин, но только один день.
        - Катя. Называйте меня лучше так, - поправила и залилась румянцем. Зачем она это сделала? Ляпнула - и осудила себя за дурость. Ну какая она ему Катя?
        - У русских говорят Ка-тю-ша, - медленно произнёс он, добивая своим ласковым взглядом. - В вашем доме проводили обыск, искали документы по работе Вячеслава, так вот, я знаю, что у вас мало продуктов.
        - Что?! Ах, да, понимаю… я собиралась накануне съездить и закупиться…
        Эмэри сразу вспомнил, что машина Кати пострадала при взрыве: на неё упала плита. К тому же, вряд ли молодая мама сейчас в состоянии сесть за руль.
        - Я через час заеду к вам и привезу всё необходимое, а вы просто наслаждайтесь покоем и безопасностью нашего мира.
        Он не стал дожидаться того, что она ответит, лишь обаятельно улыбнулся и вернулся к машине. Кате стоило бы подумать, а посещал ли Эмэри Морритт когда-нибудь продуктовые магазины? Умеет ли он делать закупки на семью? Но она автоматически закрыла дверь, поставила обувь сыновей на полочку и заглянула в их скинутые ранцы, чтобы посмотреть, что им задано. Былые привычки ожили сами собою, как только она попала в родной дом.
        Дети с воплями разбежались по комнатам, потом затеяли возню между собою, а Катя, посмотрев, что свекровь выполнила с внуками все задания, неприкаянно бродила по дому. Всё было таким родным, привычным - и в то же время уже устаревшим. Потолки давили, не хватало воздуха, а мебели было слишком много, и повсюду вещи, вещи… Удивительно, но ей стало пусто без ненавистных ступенек, по которым она в замке за день так, бывало, набегается, что ноги дрожали.
        Звонок в дверь выдернул из странного затянувшегося состояния. Сразу вспомнилось, что Морритт обещал вернуться. Она бросилась встречать его и, приоткрыв рот, замерла. Мужчина едва удерживал множество пакетов, и как только она отошла в сторону, то ему пришлось боком протискиваться в дверь.
        - Я думал, что ходить в магазин за продуктами очень просто, - пожаловался он, - но был совершенно сбит с толку обилием товара и отсутствием плана покупок. Не зная, что вы любите, я взял всё. А ещё были скидки на фрукты, и за каждый второй бифштекс давали купон, - поставив мешки, Эмэри задумчиво почесал висок, по которому щекоча стекала капелька пота и добавил: - там одна женщина набрала товара несколько тележек, но за счёт купонов покупки ей обошлись всего в несколько евро. Я не знал, что так можно.
        - Вы неподражаемы! - не удержалась от улыбки Катя. - Про женщину забудьте. Она набрала всякой ерунды, которая вредна детям.
        - А я? Я нужное купил?
        Мальчишки ввалились в кухню, и Сашок велел Никитке держать холодильник открытым, а сам споро бросился доставать йогурты, сырки, молоко, творог…
        - Ого, здорово! - изредка восклицал он или: - Мам, у сырков годность маленькая, но ты не волнуйся, шоколад мы сгрызём у всех!
        Катерина стояла, прижав руки к груди. Она уже забыла об этих моментах. Это же она научила их помогать разбирать ей продукты. Иногда из супермаркета придёшь никакая! Притащишь всё домой, а пока скидываешь одежду, мальчишки всё разложат как надо. У всего есть своё место.
        - Спасибо вам, - она развернулась к Эмэри, - вычтите, пожалуйста, из той оплаты, что вы мне назначите. Сейчас я что-то совсем ничего не соображаю.
        Он хотел что-то сказать, но лишь кивнул и пошёл к выходу. Нехотя Катя оторвалась от того, как её деловые сыновья решают: какое мясо она приготовит сейчас, а что надо запихнуть в морозилку, но надо было проводить господина Морритта.
        На прощание он ещё раз будто бы хотел что-то сказать, но передумал, принял невозмутимый вид, деловым шагом подошёл к своей машине, неуверенно махнул ей рукой, уселся и уехал.
        Она бросилась обратно - продукты были уже разложены, а Никитка, под руководством Саши, складывал мешки, чтобы позже использовать их под мусор - чисто русская привычка экономить на мешках. Впрочем, соседи Катерины, посмотрев на неё, тоже стали так делать.
        Следующий день пролетел как один миг. Родители Кати побросали все свои дела и примчались сразу же, как смогли. Паспорта у них были, виза длительного действия и ещё нескоро закончится, а в деньгах нехватки не было. Обычно папа и мама останавливались в гостинице, чтобы не мешать зятю, не навязывать своё общество, хотя в доме была гостевая комната, но сейчас они приехали прямо в дом.
        Катя объяснила, что ей надо оформлять многие документы из-за развода, страховки, что она устраивается на временную работу.
        - Доча, зачем тебе работать? Возвращайся домой и живи с нами! - бухтел отец, а мама просительно складывала руки у груди.
        - Я сейчас все равно не могу. За этот дом не выплачен кредит. Ещё машины… Славик недавно взял себе дорогую модель. Он надеялся, что ему выдадут приличную премию…
        - Дали, посмертно, - буркнул отец.
        - Дело в том, что всё, что положено по страховке за него, - Катерина уставилась в окно, лишь бы не видеть реакции родителей, - я передала свёкрам.
        - Ты с ума сошла! А долги ты с чего будешь выплачивать?
        - С банками я потихоньку разберусь, а нехватку покроет моя страховка. Я ведь тоже пострадала.
        - Дочка, а ведь там идёт речь не о десятках тысяч евро и даже не о сотне, - вкрадчиво заметил отец, - ты понимаешь, насколько широкий жест сделала.
        - Папа, я твоя дочь и умею всё просчитывать. У меня были основания так решить.
        Тишина и изумлённый мамин взгляд.
        - Да, Катюша, ты моя дочь, - подумав, согласился отец и цыкнул на жену, чтобы больше не лезла.
        - Но, Митюша… - всё же умоляюще посмотрела мама.
        - Ты у меня кто? Бабушка! Вот и займись внуками! - рявкнул он, обозначая свою позицию и одобрение дочери.
        На этом обсуждение закончилось, и никто более не возвращался к тем деньгам. Обойдутся без них. Следующим утром отец вернулся в Россию, а мама осталась. Она получила от Кати подробные инструкции куда, во сколько везти детей и когда забирать, а сама Катя умчалась с интересным мужчиной - по мнению мамы - в неизвестном направлении.
        Эмэри Морритт повёз Катю в аббатство Кадуан, надеясь посмотреть там старинные записи, но особого успеха не ожидал. Он уже нанял помощников, которые разлетелись по округе, атакуя все архивы монастырей, церквушек, книжных хранилищ, замков, где можно было бы поживиться информацией о названных Катей людях. А сейчас они просто ехали, разговаривали или он слушал её историю. Добравшись до аббатства, посмотрели подготовленные для них записи за определенный период времени.
        - Я кое-что нашла! Здесь говорится о роде Атталей. Это семья Софи, моей невестки. Как печально! Её брата ещё величают сеньором, а дети уже отнесены к торговому сословию и след их теряется. Никаких больше пожертвований с их стороны, а значит, нет и записей. А я ведь предупреждала, что надо по-другому вести хозяйство!
        Эмэри с интересом прочитал бледные витиеватые строки о рождении, о женитьбе брата Софи и, действительно, долгое время ничего. Только спустя пятьдесят лет появилась запись о смерти торговца Атталя.
        - Мы с вами немного задержались, быть может, пообедаем по пути домой?
        - Давайте, признаться, я уже проголодалась. Мы же рано выехали.
        Время пролетело незаметно и увлекательно. Эмэри не хотел отпускать Катерину, но она записалась на приём в банк, чтобы решить вопросы с кредитами. У него тоже были дела, которые не стоило забрасывать. Расстались возле её дома.
        Она расцеловала мордашки своих детей, которые совсем не скучали по ней, и помчалась в банк. Оказалось, что дом оплачивала им компания, на которую работал Вячеслав, и это не было постепенным выкупом, а просто аренда. Это для неё оказалось сюрпризом.
        - Вы не расстраивайтесь, компания уже сегодня утром оплатила аренду дома ещё на полгода, так что у вас есть время подыскать себе новое жильё. А вот с вашей машиной и машиной вашего мужа всё намного сложнее. Они обе взяты в кредит. Если вы не хотите выплачивать за машину мужа кредит, то мы выставим её на продажу, но полученная сумма не покроет расходов. Сами понимаете, данная модель уже упала в цене.
        - Да, ясно. Посмотрите, пожалуйста, какие ещё у меня есть долги.
        Работница банка постучала тонкими пальцами по клавишам, потом её лицо выразило удивление и, улыбнувшись, она сообщила мадам Грушевич о том, что только что на её счёт перевели страховую выплату от компании, где работал муж.
        - Написано, что это компенсация за моральный и физический ущерб, - при этом женщина пристальнее посмотрела на мадам Грушевич, выискивая физический ущерб.
        - Контузия при взрыве, - пояснила Катя, чтобы не плодились сплетни.
        - Ах, да, я слышала! Какой ужас! - вежливо прокомментировала женщина.
        Катерина готовилась к тому, что решение финансовых проблем затянется надолго, но проценты по кредитам во Франции были не в пример меньше, чем в России, и кормить банк не пришлось. Кое-что Вячеслав уже выплатил за машину, и после её продажи оставалась вполне подъёмная сумма для её отца, чтобы погасить долг, но раз уже выплатили страховку, она справится сама. Поддержка Эмэри оказалась очень кстати. Он мог задержать деньги, уменьшить сумму, но ничего этого не сделал. Правда, теперь, получив от него авансом выплату за будущую работу, она чувствовала себя обязанной, но здесь всё относительно. И всё же домой она вернулась с хорошим настроением и весь вечер играла с детьми.
        - Дочка, ты их тискаешь, как будто не видела целую вечность! - бурчала мама, ревнуя внимание внуков.
        А утром за Катей вновь заехал Эмэри, и они отправились искать следы её замка.
        - Здесь построен город, и мы ничего не найдём, - расстроилась она.
        - Предлагаю завтра подняться на вертолёте и посмотреть сверху. Быть может, по расположению реки вы хотя бы примерно сможете увидеть, где стоял ваш замок.
        - Это вряд ли, но давайте! - азартно согласилась она.
        После они заехали в дом-дворец Морритта, и там Катя продолжала рассказывать о своей жизни в XII веке, изредка отвечая на уточняющие вопросы. Эмэри интересовало всё: одежда, еда, кухонная утварь, обычаи, распорядок дня, словечки и взаимоотношения, погода, здоровье, рождаемость.
        Погода стояла отличная, и они расположились в саду. Из окна служебного помещения за ними наблюдал Андрэ. Шеф и де Бланшфор казались такими милыми, увлечёнными, замечательными людьми, что невольно просилась умилительная улыбка на лицо… но вот к ним, спеша и волнуясь, приблизился секретарь Морритта.
        Картинка изменилась. Андрэ даже прилип лбом к окну, видя, как эти двое одновременно развернули головы в сторону подходящего молодого человека и будто бы два хищника уставились на него. Парень даже не дошёл, а встал как вкопанный, начав ещё больше нервничать. Он уже хорошо отличал людей богатых от людей властных. Первые нарушали законы по дурости и спесивости, а вторые сами себя считали законом. Секретарь выпрямился, постарался не показывать, что он прочувствовал давление из-за своего невольного вмешательства в их разговор, и как только его щеф, раскланявшись с мадам, оставил её, подошёл к Морриту и тихонько доложил о проблемах. Получив обещание, что как только месье Морритт проводит гостью домой, так подойдёт сам, чтобы переговорить с пришедшим директором института, он почти бегом скрылся в доме. В его голове всё время билось: «Gens de meme farine!» («Два сапога пара!»)
        - Что-то случилось? - поинтересовалась Катя, впрочем, не надеясь, что Эмэри поделится с нею, ища её понимания или поддержки. Это человек дела и ничего не пускает на самотёк.
        - Ничего, что могло бы украсть ваше время у меня.
        - И всё же мне пора домой, а вас ждут дела. Не хотелось бы усложнять вашу жизнь. Я вызову такси.
        - Нет, я забрал вас из дому, и я верну вас.
        Несколько дней ничего не менялось в графике общения между Катей и Эмэри. Первая половина дня была занята экскурсией в прошлое, а вторую половину они посвящали своим делам.
        Глава 3. Переосмысление
        Прошла неделя с Катиного возвращения, а она только сейчас стала осознавать, что дети больше никуда не денутся, что мама, пользуясь странноватым внутренним состоянием дочери, методично прогрызает мозг своими поучениями. А ещё сводило с ума ощущение вернувшейся молодости и свободы в одежде. Она может позволить себе выглядеть как угодно! Строить безрассудные вавилонские башни на голове, надевать обтягивающие зад брюки, постукивать тонкими каблучками босоножек или шаркать домашними шлёпками с вульгарным цветком на мыске, кутаясь в безразмерный халат.
        Её не беспокоило то, что через несколько месяцев она будет вынуждена куда-то переехать, что нынешняя работа у неё временная. Это такие мелочи!
        Даже смешно, как раньше она волновалась о своём месте в жизни, что она собой представляет, чего достигла или, вернее, не достигла. Теперь ей не надо было ничего себе доказывать, пытаться как-то реализовать себя. Это всё отвалилось как шелуха.
        Катя с философским равнодушием рассматривала все варианты дальнейшей жизни. Она могла бы устроиться на работу по специальности и пахать там, завоёвывая себе место начальника отдела в крупной фирме. У неё бы это получилось, она не сомневается.
        Могла поискать место в качестве вольного переводчика или, закончив курсы, стать экскурсоводом и работать ровно столько, чтобы хватало оплачивать учёбу детей. Был ещё вариант позволить отцу заботиться о ней и внуках. В принципе это её тоже устроило бы. Тогда она посвятила бы себя детям и истории.
        Лёжа в кровати, приятно закутавшись в одеяло, она думала, какой интересный круговорот получился в её стремлениях! Когда-то она рвалась из семейного гнезда, считая, что медленно умирает, погрязнув в бытовых хлопотах, а сейчас она так наелась самостоятельности, ответственности, что подчас лень даже шевелиться.
        Единственное, что толкает к действиям, это желание поддерживать комфортный образ жизни. А так она бы сейчас запоем читала бы книги, и не обязательно классику! Наслаждалась бы детективами, триллерами, романами! Как бы ей хотелось развалиться на подушках у телевизора, чтобы пересмотреть любимые фильмы или сходить в театр. Она бы купила все абонементы, чтобы до тошноты насладиться тем, чего была лишена много лет.
        Её привлекала не только сцена, манило даже ожидание представления. Ей хотелось вкусить атмосферы, когда спокойно стоящие люди мирно беседовали бы об искусстве или, нарядные, сидели бы за столиками, потягивая из бокалов шампанское. Они даже не понимают, как счастливы в этот момент! Господи, её умиляли даже ругающиеся таксисты, которые не понимали, что они повелители скорости, недоступной ещё их прадедам! От их ругани веяло необузданной, не сдерживаемой воспитанием и внутренними рамками, дурной свободой! Эта свобода была выстрадана многими поколениями, и жаль, что они её используют в таком качестве, но это свобода!
        Эмэри ухаживал за нею, никак иначе интерпретировать его внимание она уже не могла. Французам нравится казаться влюблёнными и пылкими, но это всего лишь флёр. Морритт не только ухаживал, он совершал уступку за уступкой в пользу Кати, облегчая ей жизнь. Интерес к истории - это одно, а личная забота - совсем другое. Он ей очень нравился, но… не до него.
        Она могла бы прикрыться церковным браком с Бертраном, который нерасторжим, но… Опять это но! Всё было просто: Катерина не желала новых отношений. Наверное, устала. Пресытилась связью с мужчиной, и в этом плане возникал барьер во взаимоотношениях с Эмэри.
        Она замечательно проводила с ним время, но искренне радовалась возвращению домой, скидывала верхнюю одежду, разбирала причёску и, влезая в лёгкий домашний костюм, наслаждалась общением с детьми и совершенно не желала кого-то пускать в свою постель и личную жизнь. Ей не до этого!
        Однажды, в небольшом ресторанчике, где собирались пообедать Катя с Эмэри, скрываясь от какого-то столпотворения на площади, случился небольшой инцидент, который помог им объясниться. Морритт ухаживал за нею наедине и на людях, и это включало в себя множество мелочей, которые сложно уже встретить в Европе. Он подавал ей руку, придерживал дверь, усаживал её первой в кафе, поднимался, если она вставала, и совершал прочие мелочи, оберегая Катю.
        - Вам не стыдно?! - неожиданно услышали они, после того как устроились за столиком.
        К ним подскочила какая-то девушка, близкая по возрасту к Катерине, но одетая небрежно, словно ей всё ещё восемнадцать-двадцать, когда главное украшение - это юность и свежесть.
        - Он же унижает вас тем, что ведёт себя так, будто вы больны или недееспособны! - громко начала она отчитывать их.
        В зале все устремили взгляды на вошедшую пару и возбуждённую девицу. За окном, на площади в это время разворачивался митинг в протест чего-то, и с десяток женщин разделись догола. На симпатичных девушек любопытные прохожие смотрели с интересом, а от остальных, неприязненно отводили взгляд.
        Эмэри потерял благодушный вид. Он одевался так, чтобы не выделяться из толпы, но иногда ему устраивали провокации, за которыми следовали повестки в суд и попытки выудить деньги. Он уже давно не оставался с незнакомыми женщинами наедине ни по каким вопросам, чтобы после не получить обвинение в домогательстве. Любые выпады женщин он воспринимал в штыки, и сейчас расценивал экзальтированную посетительницу как провокаторшу.
        - Позор позволять думать ему, что вы нуждаетесь в опеке! Хватит унижать женщин! - вертя головой во все стороны, выкрикивала возмутительница спокойствия.
        Катя взяла салфетку, которую сняла с пустой тарелки, поднялась и, приняв высокомерно-стервозный вид, глядя в упор на крикунью, произнесла:
        - Не позволю себя оскорблять, - и обидно кинула салфетку ей в лицо, как, бывало, ссорившиеся рыцари могли кинуть железную перчатку, норовя подбить глаз.
        В зале загудели. Никто не ожидал, что вместо словесной перебранки девушки столь стремительно перейдут к драке. Но дальнейшее их удивило ещё больше. После того, как активистка, возмущённо раскрыв глаза, сделала первый шаг к строгой молодой женщине, и остановилась, пробегаясь взглядом по столикам, чтобы захватить у кого-нибудь наполненный водой бокал и вылить его на обидчицу, она увидела протянутую руку.
        - Ваша визитка, - потребовала Катерина и угрожающе подалась вперёд, становясь вплотную к девушке.
        - Что?! - отодвинулась та.
        - Я не оставлю без последствий хамское поведение. Либо вы неадекватны и пусть это признают врачи, закрывая для вас доступ в общественные места, особенно где есть дети, либо вы заплатите за своё вмешательство в мою жизнь.
        - Ненормальная! - срываясь на обидчивые ноты, воскликнула активная француженка. - Я же за права женщин! Нельзя позволять им считать нас ниже себя! - девушка обращалась ко всем посетителям, понемногу пятясь от Катерины. Её взгляд действовал ей на нервы и если кто неадекватный, то это она. Сразу видно, что бешеная! Угораздило же нарваться!
        - Месье, - обратился Эмэри к администратору, - у вас ресторан или общественно-политическая арена?
        Администратор начал выводить активистку из зала, но в этом образе она уже чувствовала себя как рыба в воде. Поддавшись мужчине ровно настолько, чтобы очутиться подальше от мадам с тяжёлым взглядом, она всё же выкрикнула пару раз, что все мужчины - хитрые угнетатели и испортила обед нескольким парам, набедокурив с водою.
        Катерина знала, что во французском «человек» - это мужчина, а не как в русском «мужчина» и «женщина», что очень обижает местных дам. А ещё, целое столетие крича о своих правах, француженки всё больше вешают на свои шеи обязанности, оставаясь в проигрыше, но это их проблемы. А вот ненавистные ими русские большевики с барского плеча наградили женщин сразу всеми правами, только… ну это уже история и жизнь-жестянка.
        Катя, вернувшись взглядом к Эмэри, чуть склонила голову набок и, внутренне ощущая его сомнения, покаянно произнесла:
        - Вы себе не представляете, как я наслаждаюсь вашим вниманием! Это крайне эгоистично с моей стороны: купаться в вашей заботе, не обещая ничего взамен, но я не в силах отказаться от этого.
        Он чуть улыбнулся, но ответил не сразу. Взял меню, потом отложил и, разглядывая её, словно в первый раз, всё же высказался:
        - Я очень рад, что моё желание оберегать вас не вызывает у вас отторжения. Я - продукт современного общества, и умею эксплуатировать женщин наравне с мужчинами, но иногда буквально на уровне инстинктов умиляешься малышкам в платьицах, желаешь видеть в девушках мягкость и нежность, некоторую зависимость от сильного и умного меня. - Эмэри усмехнулся, показывая, что высказывание на его счёт стоит воспринимать с иронией. - Моё финансовое положение очень быстро избавило меня от многих иллюзий, и я давно уже контролирую свои мужские инстинкты защиты, которыми умело попользовались ушлые красавицы с невинным взглядом, но вы…
        - Если вы перейдёте границы, то я вам дам знать, и это будет только наше личное дело. Никаких судов, никаких третьих лиц, только вы и я.
        Эмэри кивнул, показывая, что готов верить и, словно сбросив с плеч грустный настрой, он воскликнул:
        - Вы так ловко пригрозили той деятельной мадам!
        Катя подумала, как ужасно звучит «мадам» по отношению к девушке, но это очередное достижение француженок. Слово мадемуазель исчезло из обихода, что, кстати, очень огорчило её маму. Ей нравилось, когда кто-то игриво обращался к ней «мадемуазель».
        - В прошлой жизни за то, что не в меру активная мадам позволила здесь себе, - тихо произнесла Катерина, - была бы строга наказана прежде всего своими родителями, скорее всего, её выпороли бы, а сейчас я рада, что всё можно решить довольно мирно. Её наивные убеждения не затронули меня, и поездка в суд стала бы мне развлечением. Девушка просто не понимает, чего требует, в отличие, скажем, от первых женщин-феминисток. Вот те дамы были достойны уважения и преклонения хотя бы за то, что очень сильно рисковали. А в России без всяких феминисток женщины долгое время работали наравне с мужчинами, а чаще выполняли и значительно более тяжёлую работу. Наелись досыта таким пониманием равенства! Сейчас, уж простите, женщины балованы как никогда, и терять это превосходство просто глупо.
        - Вы интересно рассуждаете, но многие с вами не согласятся.
        - У всех разные ситуации, но здесь, во Франции впору уже жалеть мужчин. Вы видели, как они испугались этой ненормальной? Ребята ничего не смогли сделать, чтобы защититься от неё. А как её выставлял администратор? Он же прятал руки за спиной, лишь бы не касаться её, потому что боялся обвинений, начиная от попыток изнасиловать до ущемления прав, а ведь это частное заведение, и он имеет право выставить любого.
        Они замолчали, выбирая себе еду и сделав заказ, продолжили личный разговор.
        - Катя, я не жду от вас какой-то особой лояльности в обмен на мой интерес… точнее, я надеюсь, но не хочу торопить вас. Нас с вами сейчас связывает история, и это уже не мало, но если вы сегодня вечером сходите со мною в оперу, то я буду счастлив.
        - Опера? Сегодня? Я с радостью! Вы не представляете, как мне этого не хватало, и я уже собиралась сама купить билеты…
        - Вы только скажите, что вам желательно - и мы везде побываем, - прервал он её, смотря с надеждой.
        - Я соскучилась по всему! Знаете, раньше я редко куда-то выбиралась. Один раз в год в театр, пару раз на выставки и не испытывала тяги к искусству. Детских развлекательных занятий мне хватало. К тому всё было как бы рядом, доступно, и казалось, это будет вечно, а теперь я дорожу всеми дарами цивилизации. Какое наслаждение было посмотреть мультики, съесть шоколад, выпить кофе и какао. А чай! Раньше я пила только сладкий с лимоном, сейчас же меня приводит в восторг терпкий вкус без всяких добавок. Вот вы наверняка не цените, что у вас в доме есть душ. Я же балдею от него уже неделю. Представляете, два душа в доме и свободный доступ к воде! А как меня радуют такие мелочи, как вольготно гуляющие толстые кошки по улицам, возможность покрошить хлеб голубям, увидеть приветливую улыбку соседей, легко общаться с вами. Меня всё это приводит в восторг.
        - Я больше всего оценил ваш восторг по поводу меня, - недоверчиво улыбнулся Эмэри, и Катя поспешила отвести от него взгляд. У этого мужчины море обаяния, которому сложно противостоять.
        - Однажды я взялась учить считать капитана Рутгера, но это длилось ровно до тех пор, пока не увидел Берт. Он даже разбираться не стал, напав на него - и был в своём праве. Если бы он увидел сейчас меня с вами, то убил бы вас.
        - Поединок? Я бы сразился за вас, - казалось, что он прихвастнул, но посмотрев на него, она почувствовала, что он серьёзен и старается показать ей, как много она значит для него.
        - Нет, Эмэри, у вас нет меча, он бы просто убил вас, - говоря о прошлом, Катерина вновь почувствовала себя усталой. - И считал бы, что оказал вам честь.
        - Не понимаю, в чём же честь?
        - Мог бы вздёрнуть на дереве, а так из-за своей вспыльчивости подарил бы вам лёгкую смерть.
        - И многих он так? - Эмэри больше не улыбался и смотрел на свою собеседницу изучающе, что помогло ей вспомнить насколько сложное у неё сейчас положение.
        - Из-за меня? Нет, после случая с Рутгером, я была очень осторожна. А об остальном я вам рассказывала.
        Вечером Катя выбирала наряд для оперы. Надо было выглядеть не ярко, без особых претензий, но достойно, так как Морритт избегал внимания прессы и пока успешно. Подобрав для себя платье с накидкой, она показалась матери и та, довольно поцокав языком, вручила ей гарнитур с украшениями. Драгоценности сразу расставили акценты.
        Сыновья крутились рядом, спрашивая, куда мама идёт и младшего интересовало, будет ли там папа. Старшему ещё свекровь сказала, что отец погиб на работе, а Никите решили не говорить. Вячеслав последнее время совсем не появлялся дома, и была надежда, что младший переключит своё внимание и не осознает потери. Старший сын переживал, но его жизнь не изменилась, наоборот, Сашок получил больше внимания, бабушка приехала, так что скорее было стыдно, что нет ощущения невосполнимой утраты, а чаще просто забывал, какое горе постигло его.
        Катина мама иногда спрашивала, неужели дочь совсем не горюет по Вячеславу, ведь столько лет вместе? Катя прислушивалась к себе, но внутри в ответ вспыхивало глухое раздражение. Она прошла этап ненависти ещё в прошлом, когда он послал её на смерть. Эта ненависть была разной. Слава отнял у маленьких детей маму, украл у неё нормальную жизнь, а потом, когда она вернулась другим человеком, то защищаясь, стала преступницей. Ей теперь с этим жить.
        Так печалится ли она о нём? Нет. Никогда. Ни разу.
        Не сделай она того, что сделала, он бы превратил её жизнь в ад. Он бы скорее отдал детей в другую семью, чем позволил бы ей остаться с ними. Эгоистичный, не умеющий признавать свои ошибки и прощать. Всё бы ничего, если бы не сопутствующие возможности Славика. Он не рядовой член общества, разводясь с которым можно надеяться на закон. Теперь она хорошо представляла, с кем жила все эти годы.
        - Катюша, там приехал твой… - послышался мамин голос и топот мальчишек, бегущих к окну, чтобы посмотреть на маминого шефа.
        На миг не захотелось ехать ни в какую оперу, так уютно показалось дома, но она поднялась и вышла. Родные вроде бы радовались за неё, что она, наконец, вылезла из своей раковины, но не понимали, почему это случилось после смерти мужа. Строили догадки, но никто бы не поверил, что более пяти лет она жила в другом месте, времени и, можно сказать, мире. Почти шесть долгих грёбаных лет выживания!
        - Вы грустите, - поцеловав руку, Эмэри заглянул ей в глаза, - если не хотите, можем не ехать.
        - Нет. Хочу. Не могу себе позволить пропустить оперу, - улыбнулась она, - вдруг снова куда-то попаду и опять на года.
        - Надеюсь, что ваша доля приключений закончилась.
        - Надеюсь.
        Вечер прошёл чудесно, и всю ночь Кате снились красочные картинки, где герои пели, и всё было хорошо. А ещё даже во сне сохранилось волнующе-трепетное состояние, которое возникло ещё в театре, когда Эмэри украдкой целовал её в затылок или излишне часто притягивал её к себе, будто бы оберегая от людского потока.
        Утром он заехал за ней как обычно и отвёз её к себе домой. Полёт на вертолёте над городом ничего им не дал, а вот разосланные во все ближайшие монастыри, церкви, библиотеки, помощники раздобыли ценную информацию. Настал черёд делиться новостями из прошлого Эмэри Морритту.
        - О своём Бертране де Бланшфоре вы, наверное, уже знаете?
        - Нет. Мне совершенно некогда было посидеть у компьютера. Первую половину дня я с вами, а потом хлопоты по дому. Мама не умеет готовить, но очень привередлива, поэтому, после того, когда все сыты и довольны, выдаётся свободное время, то я играю с детьми, а на ночь глядя развлекаю маму разговорами, потом даже не замечаю, как дохожу до спальни и засыпаю. Я всё же отвыкла от того потока информации, что окружает любого современного человека. Не могу пока войти в общий ритм жизни и буквально выключаюсь, когда вижу кровать.
        - Ну что ж, тогда слушайте. Ваш муж - известный человек. Информацию о нём я обнаружил сразу же. Он вступил в орден тамплиеров.
        - Что?! Берт?! Мерзавец! Я такими трудами налаживала хозяйство, а он всё отдал этому нищему ордену?
        - Постойте, не шумите, - засмеялся Эмэри. - Ваш муж не дурак. Он всё передал сыну, отказавшись от всего имущества, а сам вступил в орден, чтобы обеспечить вместе с другими рыцарями безопасность паломников на дорогах.
        Катерина опустила глаза. Она как раз погибла на дороге. Значит ли это, что именно её смерть подвигла его на этот поступок?
        - Он несколько лет охранял дороги безвозмездно, а потом его приметил тогдашний магистр ордена и поручил другие задания. Орден владел многими землями, и надо было как-то управлять ими, лучше с пользой. Тогда же на тамплиеров обратил особое внимание король Франции и взял их под своё покровительство.
        - Да, понимаю. Впоследствии орден тамплиеров стал очень богат и вес?м, это я помню из истории. За собранные богатства их всех потом извели.
        Эмэри укоризненно посмотрел на Катю. Она забегала вперёд. Перед тем, как погиб орден, он просуществовал двести лет, вставал на ноги, расширялся, богател, и только после этого их влиянию позавидовал сам король и сжёг одного за другим на костре.
        - Во многом началу процветания этого ордена было обязано вашему мужу. Это поистине уникальный человек! Уже через десять лет после вашей смерт… вашего исчезновения он стал великим магистром. При нём через орден проходили такие суммы денег, что королю и не снилось! Умелое управление всеми землями, что достались ордену от вступивших в него рыцарей и пожертвований, извлечение пользы из каждого замка… Никто в том времени не вёл лучше переговоры, чем ваш муж!
        - Узнаю Берта! Знаете, он вообще-то очень умён, хотя учиться начал поздновато, но, может, так и надо. Он познал жизнь, у него накопились вопросы, и когда появилась я, он готов был переоценить всё, что узнал до этого. Иногда с лёгкостью, а иногда тяжело он пересматривал своё отношение ко многим вещам. Ему было интересно. Представляете, они к тридцати годам считают себя старыми! Я думала, потому что физически уже много ран и вообще неправильное питание, а оказалось, что к тридцати они уже состоялись как воины, и им нечего делать! Они опытные вояки - и всё! К чему ещё стремиться? А тут перед Бертом по-другому открылся целый мир, и он вновь почувствовал себя несмышлёнышем.
        - Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Некоторые мои знакомые, добившись всего, вдруг начинали дурить. Всё бросали, куда-то уезжали, только бы избавиться от ощущения старых, всё повидавших в жизни людей, а потом чем-нибудь увлекались, и оказывалось, что вся жизнь впереди!
        Всё дальнейшее время Катерина отвечала на возникающие мелкие вопросы о прошлом и с большим интересом знакомилась с собранной информацией об известных ей людях. У Леона Гаронского родились сыновья и дочь. Имя Софи упоминалось при дворе Англии, она стала дамой двух рыцарей, которые посвящали ей свои победы на турнирах.
        - Боже мой, я сама так часто говорила, что королева Франции Алиенора после развода выйдет замуж за англичанина и вскоре станет королевой Англии, а не сообразила, что наши земли отойдут английской короне! - возмущалась Катерина.
        - Да, мне очень жаль, но в столетней войне ваш род встанет на сторону англичан и проиграет Валуа. Вашей роковой звездой стала Жанна д? Арк. Именно её участие обеспечило победу в той войне.
        - Но вы же нашли след потомков Леона?
        - Да! Это очень интересно! Все мужские линии были яркими, успешными, оставляющими след в истории, но рано или поздно, всё же скорее рано, сыновья гибли в сражениях. Никто долго не жил, всегда за что-то бились, что-то отстаивали и превыше всего ставили честь.
        - Знаете, от Бертрана я ожидала чего угодно, но, похоже, с годами он образумился, но чтобы потомки Леона чуть что хватались за меч!
        - Бертран де Бланшфор ещё не один раз ходил в крестовый поход с королём, три года провёл в плену, дожидаясь выкупа, лишь незадолго до смерти наотрез отказался вести своих рыцарей в очередной поход, видя полнейшую его бесполезность. А Леон - единственный, кто дожил до преклонных лет. Но вы не дослушали. В столетней войне Гаронские исчезли и, кажется, в то время ваш замок был разрушен, но по женской линии род оставался жить. Во время религиозных войн вновь всплывает фамилия Грушевич!
        - Ваши люди проделали титаническую работу, раскопав столько интересного!
        - Я сам увлёкся, - улыбнулся Эмэри, - история оживает, когда дело касается знакомых. В XVIII веке во время французской революции Грушевичи объявились на территории России и оставались там до наших времён. Так Вячеслав Грушевич стал вашим мужем.
        - Круг замкнулся, - задумчиво произнесла Катя, - получается, что я всё-таки продолжила род Бланшфоров?
        - Невероятно, но ваши дети имеют моральное право на фамилию Бланшфоров!
        - Чудеса.
        - Вы готовы слушать дальше?
        - Конечно!
        - Очень известной дамой оказалась ваша подруга.
        - Люси?!
        - Луция Гаронская. После известия о вашей удивительной смерти она ушла в монастырь.
        - О, нет! Люси так боялась зачахнуть там!
        - Напрасно. При поддержке Леона и Бертрана она через год стала настоятельницей и прославилась как лучший иллюстратор книг. Под её руководством монахини выучились основам медицины, и на тот момент времени её монастырь был знаменитой больницей.
        Катерина не скрывала своих слёз.
        - Она смогла! Вы понимаете, она же до ужаса боялась открывать свои знания, и если что-то делала, то так скрытничала, что это уже напоминало болезнь. А тут вы говорите, что…
        - Да, ваша Луция развернулась вовсю! Как будто всю жизнь только и делала, что готовилась жить, и в монастыре она раскрылась.
        - Я так рада за неё! Давайте съездим в тот монастырь.
        - К сожалению, в следующие века были моры, войны и первыми погибли монахини. Но монастырь простоял триста лет.
        - Как грустно. Вы меня радуете и огорчаете.
        - Да полно вам! Некоторые книги Луции сохранились, и мы посмотрим на её работы*.
        (*напоминаю, что Луция - вымышленный персонаж! Но, к примеру, была такая Геррада Ландсбергская (1130 - 1195), которая прославила свой монастырь как художница-иллюстратор)
        - А про Рутгера де Бриоша вы ничего не нашли?
        - К сожалению, известно лишь то, что он был вассалом вашего мужа, потом вассалом Леона и есть запись о том, что он выдал свою дочь замуж за рыцаря. Далее след теряется.
        - Дочь? Он женился? Дайте-ка мне записи, какие тут года?
        Эмэри подчеркнул строчки о капитане, и получалось, что он удочерил малышку Манон, то есть Евы.
        - Надо же, как сложилась судьба! Ева так старалась вырваться из сословия крестьян, а её малышка всё получила само собой.
        - Не хотите ли узнать судьбу отца Жюля?
        - Что? Как он умудрился оставить свой след в истории? - ахнула Катерина.
        - В построенную вами церковь прислали нового священника, и ваш Жюль наотрез отказался уступать своё место новоприбывшему. Там у вас даже произошла маленькая война и раскол. В конце концов отец Жюль обвинил папу римского в том, что тот отошёл от первоначальных христианских принципов!
        - Да что вы говорите! Меня не стало, так он набросился на папу римского! - Катя рассмеялась. - Я его недооценила!
        - Недооценили. Он умудрился ещё до Мартина Лютера за триста пятьдесят лет до реформации обвинить папу в торговле своею властью, и всё это из-за того, что ему очень понравилась выстроенная вами церковь. Он сражался как лев, но не получив поддержки от Леона, вскоре таинственно исчез. Есть предположение, что его убили.
        - Вы меня огорошили. Мне даже немного жалко его, хотя он у меня столько крови выпил! А уж какую он обстановку создал, внушая всем мысли о греховности женщин!
        Катерина несколько дней изучала собранную для неё информацию. По записям о совершаемых сделках она узнала, что дела в замке шли прекрасно. Удивилась, прочитав, что часть её воспитанниц была отправлена с караваном в Гамбург и Леон внёс плату за основание цеха кружевниц. Личных данных о судьбе девушек не было, но цех быстро набирал силу и вес в торговом городе.
        Старый Бланшфор пережил не только всех своих сыновей, но ещё и наследника Алена с Алейной, оставшись с правнуком. Именно правнук поставил ему огромную усыпальницу, которая была разграблена спустя столетие. Кстати, правнука в основном воспитывал капитан стражи, Рено - незаконнорождённый сын ещё юного Леона. Катя помнила славного мальчишечку, которому требовалась защита, а вот ведь как жизнь повернулась! Именно благодаря ему сохранилась на какое-то время старшая линия Бланшфоров.
        Пролетела ещё неделя, потом ещё. Отец стал приезжать на выходные. Он ворчал, что скучает без жены. Звал всех домой, мечтая о том, чтобы вся семья воссоединилась. Катерина объяснила, на каких условиях получила страховку и, самое главное, лояльность руководства, не вдаваясь в подробности о работе Славы.
        - Мне звонил Грушевич-старший, пытался требовать свидания с внуками. Ты знаешь, что тебя охраняют и никого близко не подпускают к тебе или детям?
        - Догадывалась.
        - Не знаю дочка, что сказать, но на меня ты можешь рассчитывать. Один звонок - и я тебя вывезу в Россию хоть легально, хоть нелегально.
        - Не надо пап, всё будет хорошо. Я теперь совершенно другая и не пропаду.
        - Я вижу, моя малышка. Ты сильно повзрослела и мне горько от этого. Только беды заставляют молодых девчонок так быстро узнавать мир, становится мудрыми.
        - Пап! Мне двадцать восемь, я не молодая девчонка!
        - Не спорь. Лучше скажи мне, что ты знаешь об Эмэри Морритте?
        - Он спонсор проекта Вячеслава.
        - И всё?
        - Ну, тебя же не личностная характеристика интересует.
        - Ты с ним проводишь много времени, и мать говорит, что он на тебя запал, а у неё чутьё на это. Поэтому мне хотелось бы знать, что ты думаешь о нём и личностная характеристика, данная тобою, меня вполне устроит.
        - Он мне нравится, но делать шаги к сближению я не намерена.
        - Ой ли?
        - Нас связывают с господином Морриттом дела, как только они завершатся, мы разойдёмся с ним в разные стороны.
        - Ну-ну, надеюсь, ты заметила, что за обаятельной улыбкой этого господина кроется тигриный оскал? И судя по тому интересу, что он к тебе проявляет…
        - Нам нечего с ним делить, а личное… он слишком горд, чтобы принуждать женщину, да и… папа, ты же знаешь, что в наше время чаще охотятся на мужчин, чем на женщин. Любая красавица будет у его ног, и дело даже не в деньгах. Ты же наверняка уже навёл о нём справки и видел его?
        - Да, видел и понимаю, что женщинам такие нравятся. Так чего же ты отворачиваешься от него?
        - Пап! Я вдова всего несколько недель!
        - Ты это как-то быстро пережила.
        - Ты не прав, папуля. Я не страдаю, не рыдаю, но никаких отношений ни с каким мужчиной не желаю.
        - Ну и ладно! В любом случае, пусть хотя бы год пройдёт. В трауре ты или нет, а приличия надо соблюдать.
        Катерина уладила финансовые вопросы и стала потихоньку сосредоточиваться на школе для старшего. Саше шесть лет, и если оставаться здесь, то он должен идти в школу. Никитку можно отдать в детский садик, и она получит достаточно свободного времени, чтобы выполнять какую-либо работу. Впереди лето, которое быстро пролетит, и надо решить, остаётся ли она во Франции или возвращается в Россию.
        И вот здесь снова надо было думать. Действовать ей, исходя из ранее полученного образования, или начинать всё сначала. Теперь Катю привлекала история, но чтобы получить работу в этой области, необходимо иметь хоть какой-то диплом. И ей этого хотелось.
        На днях она с лёгкостью перевела текст со старого греческого на современный французский, а ведь она старые языки теперь знает лучше, чем кто-либо. Можно стать уникальным специалистом в этом деле. Правда, пройдут годы, прежде чем она заработает определённую репутацию, но раньше начнёшь - раньше пожнёшь плоды труда своего!
        Втягиваясь в нормальную жизнь, Катерина всё чаще засиживалась в интернете, просматривая предлагаемую работу, какие требования, и потихоньку составляла план своей жизни. Чем чётче для неё обрисовывались перспективы, исходя из собранных ею данных, тем больше хотел её внимания Эмэри, как будто чувствовал, что она планирует самостоятельную жизнь.
        Он приглашал её на выставки, на спортивные состязания, на благотворительные вечера, на проведение каких-то акций. Катя ужасно уставала, но привыкала к большому количеству народа и пока не роптала. Возвращаясь домой, она посвящала всю себя детям и вечером падала на чудесную мягкую кровать.
        Настал день, когда её история была выжата досуха, и спрашивать по большему счёту стало не о чем. Эмэри с утра повёз её на выставку фарфора и весь день они проболтали на отвлечённые темы.
        - Господин Морритт, - по завершению совместного обеда, обратилась она к нему, - я так понимаю, что мои обязательства перед вами выполнены?
        - В общем, да, - нехотя признал он.
        - Все наши обговорённые дополнительные условия остаются в силе, и вы видели, что я намерена соблюдать их.
        - Да, я убедился, что вы надёжный элемент в сложившейся ситуации. Вы настолько стремитесь отстранится от всех связанных с произошедшим проблем, что ни разу не поинтересовались у меня, как дела с проектом.
        - Я вам в первый же день сказала, против кого вы играете. Ваш противник - Время, и вы не можете предугадать последствий, поскольку даже не понимаете сути, могущества, возможностей и далее по списку вашего оппонента.
        - Вы слишком неопределённо предупредили.
        - Эмэри, это не моя вина! Мой мозг просто не способен понять, объять, классифицировать и что-то там ещё… Я вам сказала главное, что Время - не абстрактное понятие, а живое, действующее! Ему не по нраву вмешательство!
        - Ну хорошо, не сердитесь.
        - Мне будет жалко, если вы пострадаете.
        - Я рад это слышать. Но не согласитесь ли вы сходить со мною на матч моего сына? Он приглашал поболеть…
        - Эмэри, я могу сходить с вами, но зачем вам объяснения с сыном? Он ждёт вас, ну, в крайнем случае, вас и вашу избранницу, а не постороннюю мадам.
        - Это ваше «нет», о котором вы когда-то говорили? Я перехожу границы?
        - Да. У вас своя семья, у меня своя.
        - Я заметил, что вы никогда не задавали вопросов насчёт моей семьи. Обычно меня раздражает, когда кто-то пытается что-то выяснить, а ваша незаинтересованность меня обижает.
        - Это всего лишь нежелание сближаться. Я чувствую, что это лишнее. Простите, но долгое время вся моя жизнь была на виду. Я до дрожи берегу сейчас свой уединённый мирок. Возможно, это выглядит так, что я прячусь ото всех, но это не совсем верно. Я безмерно рада тому, что могу разделить свою жизнь на общественную и глубоко личную. Мне нравится общество, и одновременно, я наслаждаюсь одиночеством.
        - В ваше одиночество входит мама, папа, дети.
        - Да, они не тревожат моё личное пространство. Ну, разве что мама бывает слишком навязчива, но с ней легко. Она своя.
        - А я? Почему вы мне не даёте даже шанса стать своим? - и столько чувств было в этом простом вопросе, что Катерина искусственно пожала плечами, отворачиваясь от него, не желая показывать, что сопереживает.
        - Нам же хорошо вместе! - Эмэри не мог смириться и ощущал себя обделённым.
        Настраивался не навязываться, ждать, а сам не заметил, как стал зависим от неё и готов выпрашивать её внимание. Неужели любой влюблённый мужчина так же жалок, как он? Так же уязвим и терзаем сомнениями? Она ему нужна, она его женщина, но Катюша будто бы не видит этого, вернее, не хочет признавать.
        - Простите, Эмэри, я как раз не допускаю нас до понятия «вместе». И поэтому мне хотелось бы уточнить, какая степень свободы у меня есть.
        - Охрану я не сниму, - сказал так, чтобы она не думала возражать, а увидев, что она развернулась к нему и насмешливо смотрит на него, обиженно буркнул: - Вами заинтересовались мои конкуренты, и это может быть для вас опасно.
        Катерина вмиг стала серьезной:
        - Что им надо?
        - Любые данные о работе вашего мужа. Их группа учёных шла с ним в ногу, но Грушевич отличился использованием неординарных материалов. Моему устройству позавидует любая ювелирная мастерская! - усмехнулся Морритт.
        - Алмазы? - Катя пошутила, а Эмэри согласно кивнул.
        - Алмазы, магниты, вода из горного источника. Я до сих пор не уверен, не издевался ли он надо мной, но его помощники подтверждают, что всё это действительно является составными частями машины.
        - М-да, но неужели ваши конкуренты надеются, что Слава, опасаясь чего-то, передал мне важные документы?
        - Я не могу сказать, на что они надеются, но они в тупике и хватаются за любую возможность.
        - Это плохо. Спасибо вам, что пытаетесь защитить меня.
        Благодарно проведя по его плечу рукой, она ушла.
        Глава 4. Конкурент проекта "Время"
        Сообщение о конкурентах Морритта сильно обеспокоило Катю. Если те люди возьмутся за неё, то им недостаточно будет её уверений, что никакой ценной информации она не хранит. Разве что может подтвердить, что устройство успешно сработало, но это их ещё больше раззадорит.
        Она посмотрела на играющую с внуками маму и подумала, что надо её отправить с детьми в Россию под крыло отца, но та, уловив взгляд дочери, опередила её:
        - Катюша, приезжает наша несравненная Лидия Павловна. Митюша просил проследить, чтобы она прошла обследование в глазной клинике и сделала себе операцию. Она жаждет вновь рассматривать меня с микроскопической точностью.
        - Мама! - укоризненно бросила Катя, показывая глазами на мальчишек, но тут же у неё вырвалось собственное раздражение: - А в России этого нельзя сделать? - она устало опустилась в кресло.
        Бабушку она любила, но мама всю жизнь конфликтовала со свекровью и сейчас она скажет, что уезжает.
        - Ты же знаешь свою бабулю, она любит устраивать сложности. Порою мне кажется, что трепать мне нервы - это единственный её смысл в жизни!
        - Мам!
        - А я уезжаю! Нам с ней в одной стране тесно!
        - Мам, возьми Сашу с Никиткой! Ты же хотела…
        - Доченька, давай через месяц, - замялась мама, - мы с твоим отцом уже собрались в туристическое путешествие по Камчатке.
        Катя с недоумением посмотрела на мать. Похоже, не зря повсюду валяются статьи о вреде солнца дамам в возрасте. Мальдивы по боку, да здравствуют комары в качестве обновителей крови!
        - Значит, бабушка тут не причём?
        - Она всегда при чём!
        Катерина махнула на неё рукой и отправилась готовить. Бабушка до сих пор считала себя коммунисткой. Она когда-то с недовольством приняла выбор сына, так как невеста была родом из белогвардейцев со всеми прилагающимися последствиями в виде лагерей и выселения. Казалось бы, столько лет прошло, всех разоблачили, оправдали, у власти уже стоял Брежнев, а бабушка всё тыкала прошлым ничего не понимающей юной избраннице перспективного Митюши. А потом всё изменилось, и люди стали гордиться «голубой» кровью, а коммунисты превратились в погубителей страны. И снова неприязнь между свекровью и невесткой разрослась с новой силой.
        - Мама, все люди как люди, а вы с бабушкой только народ смешите.
        - Она первая начала.
        - Ей в следующем году будет восемьдесят. Она просто старый человек, немного живущий в своих фантазиях. Ей тяжело в современном мире, а ты всё воюешь с нею за те убеждения, что вам обеим уже давно не нужны.
        - Катюша, все равно не могу я с нею рядом быть! У меня уже рефлекс на неё. Мне ведь в голову не приходило, кто мои бабушка и дед, почему мы жили в Казахстане, а не в Санкт-Петербурге, хотя бы в закутке собственного дома. Это она всё раскопала и ткнула мне!
        - Ладно, мам, зови мальчишек кушать.
        Планы менялись. Может, хорошо, что мама уедет?
        Дальше дни проходили в хлопотах. Дети, бабушка, её операция на глазах, а потом всё устаканилось. Неожиданно бабушка взяла все домашние дела на себя. Правнуки её слушались безоговорочно, но за этим Катя следила сама, напоминая сыновьям, что прабабушка старенькая и за ней тоже надо приглядывать. Впрочем, встречи с Эмэри стали редкими и освободилось достаточно времени, чтобы всё успевать.
        Катерина продолжала присматривать для себя подходящую работу, необходимое обучение, а заодно с интересом поглощала информацию по тем ремёслам, что она завела в замке. Хотелось выяснить, почему она не смогла добиться идеальной прозрачности стекла, как всё-таки надо было делать зеркало. Как можно было усовершенствовать ткацкие станки или чем следовало обогатить бедную почву. А потом вдруг увлекалась и читала об Алиеноре, королеве Франции или Мелисенде, иерусалимской королеве, об их предках и потомках…
        Чем больше проходило времени, тем чаще казалось, что прошлое было сном. Отпускали изнуряющие отношения с Бертраном, которого она всё же полюбила и испытывала к нему более взрослые чувства, чем к тому же Славику. Забылся радостный подъём души при встрече с агой Явашем и последующее осознание, что он всё же человек своего времени, а она осталась чужой той эпохе, как бы не приспосабливалась. Все душевные привязки ослабевали, оставляя место только настоящему.
        Жизнь входила в определённый ритм, и было удобно знать, что в два часа дети будут дома и их надо покормить, что в три часа бабушка будет сидеть в саду и приглядывать за их играми, что в пять…
        Лето перевалило за середину, и больше нельзя было тянуть с решением: оставаться во Франции или ехать в Россию. Катерина несколько раз брала себе работу по переводу старинных текстов, но пока это больше походило на робкие попытки реализации увлечения, чем на надежду будущего заработка.
        Репутации наработано не было, подтверждения квалификации тоже нет, а некоторые переведённые ею фразы вызывали сомнения у специалистов. Она объясняла, что значения слов отличалось даже в разных городах, не говоря уже о более обширных территориях, но это всё голословные утверждения, не подтверждённые фактами много возомнившей о себе русской.
        И всё же Катя работала. Она написала несколько статей под чуткой бабушкиной редакцией, любящей чтобы всё звучало просто, доступно, а лучше даже в виде лозунгов, и выложила их в интернет в подходящих сообществах.
        Благодаря тому, что она сама же перевела эти статьи на несколько языков, то у неё набралось изрядно подписчиков. На днях она получила интересное предложение от одного сообщества, и это сулило ей пусть крохотный, но постоянный доход.
        Катерина радовалась, считая это хорошим знаком, и теперь она может увереннее продолжать свою работу в выбранном русле, отправляясь в Россию. Всё же ей пока необходима финансовая поддержка отца, а ему легче кормить всю семью, когда она собрана вместе.
        Катерина работала у окна и замечала людей, что её охраняют, иногда видела Андрэ. Он слегка кивал ей, но не подходил, соблюдая правила защиты объекта. Размеренный распорядок, дети, бабушка - всё это затёрло предупреждение об опасностях из-за работы Вячеслава.
        Катя была осторожна, но к ней не подходили незнакомцы, не присылали подозрительную почту, и её жизнь получалась удивительно обыденной, спокойной. Благодаря интернету в её руках были колоссальные возможности, но при этом она оставалась дома, слыша, как изредка шумят дети и раздаёт команды бабушка.
        И вот стабильный распорядок дня сыграл свою негативную роль.
        Никаких криков, взрывов, угроз… ничего. Катя вышла из супермаркета, сложила пакеты с продуктами в машину, покатила тележку на место и спокойно отодвинулась в сторону, когда мужчина рядом тоже подкатывал тележку, чтобы поставить её в общий ряд. Незаметный укол в шею, слабеющие ноги и цепкий взгляд того, кто стоял рядом.
        Их было двое. Один уколол и поддержал её, второй прикрывал от камеры. Кто-то из посетителей забеспокоился, что ей плохо, но двое мужчин оказали «помощь», повели в сторону машины.
        Катя не потеряла сознание, она словно бы плыла, соображая с большим опозданием, и лишилась речи. Язык совершенно не хотел слушаться, зато ноги почему-то всё же переставлялись, хотя она хотела бы упасть и создать проблему похитителям.
        Чужая машина стояла между двух маленьких грузовичков. Катерина вяло отметила, что сделано это специально, но понимание этого ничем ей не помогло. Прикрывая ей голову ладонью при посадке в машину, чтобы она не ударилась, её неожиданно отпустили, и Катя кулем свалилась на сидение. Надо бы бежать, но вместо этого она с большим усилием подтянула ноги внутрь, чтобы дерущиеся мужчины не захлопнули невзначай дверцу машину, ломая их ей.
        Похищению помешал Андрэ. Он действовал быстро, умело, но дротики с «лекарством» утихомирили и его. В следующие мгновения ей помогли сесть, пристегнули ремнём безопасности, а потом втащили на сидение начальника охраны Эмэри. Катя слышала, что его хотели оставить валяющимся на парковке, но он бы поднял тревогу раньше времени и вообще, в это время вышли люди из супермаркета…
        Катерина плохо слушающимися руками попыталась подтянуть голову Андрэ к себе на колени, чтобы хоть немного дать ему возможность разогнуться. Он был в худшем состоянии, чем она, но в сознании. Скрюченная поза доставляла мужчине большое неудобство, но своих сил ему не хватало, чтобы что-то изменить. Она заметила взгляд похитителей через зеркало. Им было интересно её поведение. Вскоре Катя поняла, во что вылилась её крошечная забота об Андрэ.
        Их обоих выгрузили на территории частного дома, не менее великолепного, чем у Эмэри Морритта. Хозяин дворца изобразил радушие и шутливо погрозил своим исполнителям, что они ужасно обращались с дамой. Потом шатающуюся Катю проводили в кабинет. С каждым шагом действие одуряющего вещества ослабевало, и она лучше контролировала своё тело.
        Хозяин дома представился и любезно сообщил, что очень уважал её мужа. Господин Нефф не скрывал, что швейцарская компания тоже занимается проектом по перемещениям во времени.
        - У нас не должно быть тайн друг от друга, - улыбаясь и принимая вид заговорщика, сообщал он ей.
        Катерину его «открытость» настораживала. Чем дольше он болтал, тем меньше надежды у неё оставалось на то, что она выйдет отсюда живой. Не было сомнений в том, что Неффу позарез нужно запустить проект. Причин такой категоричности и необходимости она не знала, но было ощущение, что для него это вопрос жизни и смерти.
        Возможно, он в долгах; быть может, у его проекта есть ещё один куратор, который опасен и требует результатов… всё это для неё не имеет значения. Важно то, что французский швейцарец отчаянно цепляется за соломинки.
        - Я вижу, вы не хотите оценить моё доверие, - наконец отрепетированная улыбка профессионального дельца сползла с его лица, и он устало уселся напротив Катерины. - Вы молчите, - констатировал он.
        - Разве вам нужны мои уверения, что я не храню ничего ценного из разработок мужа?
        - Конечно, нет! Я не сомневаюсь, что мы с вами можем договориться, и я выкуплю у вас все информационные носители Грушевича.
        - Я не была доверенным лицом мужа.
        - А если подумать?
        Катерина молча смотрела на него. Самые худшие подозрения оправдывались, и надежда вернуться домой таяла.
        - Вы очень неразумны, но женщины все таковы! Если бы вы умели думать, то сразу поняли бы, что многих бед можно избежать. Отдайте мне то, что я прошу, и вы будете свободны как птица!
        - Я бы не позволила мужу хранить дома что-то важное.
        - Но вы ведь знали о проекте!
        - Узнала только тогда, когда он погиб.
        - Ваши статьи…
        - Да, вопрос перемещения во времени меня заинтересовал и мне нравится рассуждать о том, как бы наш современник воспринял некоторые исторические моменты. Ничего, кроме поиска заработка и наивного разглагольствования в этом нет.
        - И всё же я думаю, вы меня обманываете. Ну что ж, кажется, вы испытываете некоторую симпатию к господину Андрэ Дюкрэ? Пройдёмте в другое помещение.
        Чуть покачиваясь, она поднялась и, следуя приглашению Неффа, вышла в коридор. Он рукою показывал, куда ей идти, а сам следовал на полшага позади. На лифте они спустились вниз. Катерина чувствовала, что хозяин дома следит за её лицом и ждёт испуга. Наивный дурак! Он не видел замковых подвалов, где висят мясные туши. Вот где она чуть не описалась от страха, ассоциируя зрелище с фильмами ужасов, а потом едва справилась с тошнотой!
        Её ввели в почти пустое помещение, где стояли стол и пара стульев. Маленькое окошко под самым потолком было закрыто ажурной решёткой, а встроенный в потолок свет создавал неуместное мягкое освещение как в салонах релаксации и массажа.
        Нефф уселся за стол, предложив ей занять стул напротив. Не долее минуты они посидели как начальник и подчинённая. Дверь распахнулась, и ввели Андрэ.
        - О, месье Дюкрэ! - весело воскликнул Нефф. - Вы оказались молчуном! Не жалко было портить тело некоторыми вакцинами ради профилактики?
        Андрэ наградил хозяина дома чуть насмешливым взглядом и с тревогой посмотрел на Катрин.
        - Да-да, мы по старинке сейчас поработаем, но с умом! Мадам явно хранит что-то ценное в своей чудесной головке, и она нам всё расскажет. Не так ли?
        Он с наигранным воодушевлением посмотрел на неё.
        - Нет, - абсолютно ровно и даже как-то лениво ответила ему Катя.
        Неффа это не расстроило. Он подозревал, что ему будет непросто, но он готов был идти до конца. Ничем подобным ему раньше не приходилось заниматься, но Катерина в своих домыслах оказалась точна. У него не было выхода: либо он - либо действующий проект, на который он потратил всё состояние и частично разорил своего компаньона. Надо было лучше выбирать совладельца проекта, но дело сделано, и обратно не повернёшь.
        Нефф подал знак двум сопровождающим Андрэ и они начали избивать его. Тот со связанными руками уворачивался, закрывался как мог, снижая травматичность ударов, но довольно быстро оказался на полу, сжимаясь в комок.
        - Милая мадам Грушевич, вы можете одним своим словом прекратить всё это, - словно змей-искуситель прошептал Нефф в момент образовавшейся паузы.
        - Зачем? - Катя демонстрировала некоторое любопытство и не отворачивалась, зная, что швейцарец всё равно заставит её смотреть.
        - Что зачем? Неужели вам не жалко его? Вы же знакомы? - он всё ещё не выходил из придуманной им роли.
        - Да, знакома. Андрэ начальник охраны месье Эмэри Морритта.
        - Так почему же вы заставляете его мучиться? Его забьют до смерти, если вы не откроете мне все свои секреты.
        - Достойная для мужчины смерть - умереть, сохранив свою честь.
        - Что? - вот здесь Нефф дал слабину, выразив своё удивление и заглядывая ей в лицо, желая удостовериться, что женщина изволит шутить от накатывающейся истерики.
        Он долго смотрел на неё и видел равнодушие, немного усталости, толику любопытства. Что делать дальше, он не знал. На всякий случай дал знак продолжить избивать Дюкрэ, но слегка приподнятая бровь мадам Грушевич, заставила его махнуть рукой и действовать по-другому. Андрэ оставили лежать. Нефф прошёлся по помещению, сложив руки за спиной и словно бы раздумывал, что делать, но Катя понимала, что сейчас возьмутся за неё.
        - Я понял. Чужая боль вас не трогает. Не ожидал. Всё же женщины любят жалеть и сопереживать. Мне неприятно, но вы молоды, а мои ребята сейчас возбуждены, и они с удовольствием воспользуются вашей беззащитностью.
        - Насилие? Считаете, меня это как-то опозорит или я не смогу терпеть боль?
        - Вас попользуют как самую дешёвую шлюху! - не выдержал Нефф, понимая, что звереет от несговорчивости этой женщины. Она виновата в том, что он вынужден так поступать!
        Катерина обвела взглядом мужчин, что избивали Андрэ, потом пристально посмотрела на швейцарца.
        - Вы никогда не отмоетесь от того, что собираетесь сделать со мною. Какие бы муки я не претерпела, моя душа останется чиста, а ваша?
        - Вы вообще нормальная?
        - Есть вещи, которые не повернуть вспять, ничем не исправить. Андрэ - воин, он всегда знал, что с ним может случиться подобное, возможно, это расплата за его работу. А вы сейчас воюете против слабой женщины, навсегда обесчещивая своё имя и лишая чести своих воинов, - она посмотрела каждому в глаза, пробираясь в душу и медленно, чётко, будто гипнотизёр, повторила: - Навсегда и безвозвратно.
        Потом немного устало добавила:
        - Для меня всё скоро закончится, ведь вы не оставите меня в живых, а вам и им жить с позором всю жизнь.
        - Вы как не от мира сего, - раздражённо бросил он и выкрикнул, нависая над ней: - Думаете, я шучу?!
        Они смотрели друг на друга в упор. Серьёзные, с непоколебимой уверенностью в себе, её глаза - и полные гнева и отчаянной злости его.
        - Чёрт! - он отскочил, ударяя кулаком по стене, и вышел вон.
        Катя осталась сидеть, до боли выпрямив спину. Она многое повидала в прошлом и всегда себя морально настраивала на то, что если с ней случится что-то плохое, то она должна подать пример выдержки. Женщины наиболее беззащитны, первые страдают при нападениях, но если они выживали, то надо было продолжать жить. Вся грязь оставалась на тех, кто позволял себе издеваться, а не на женщинах. Сейчас она надеялась, что выдержит уготованную ей участь.
        Прошло много времени. Она сидела, Андрэ ворочался на полу, зло поглядывая на своих мучителей и пытаясь развязать руки, а двое мужчин стояли неподвижно, приглядывая за ним и неподвижной женщиной. Дверь вновь распахнулась и, окидывая всех вновь возбуждённо-весёлым взглядом, Нефф довольно оповестил:
        - Радуйтесь! Сукин сын Морритт оказался не бессердечной скотиной и готов отдать все данные о проекте в обмен на ваши жизни.
        В конце фразы он с особенным взглядом посмотрел на Катю:
        - Честно говоря, не верил, что котик Морритт так сильно запал на вас, мадам. Вы, конечно, красавица, но чтобы сдать дело своей жизни… - он непонимающе развёл руками, но подмигнув, велел принести вина.
        - Подождём. Наш герой мчится на всех парусах!
        Он налил ей бокал вина, но несмотря на то, что пить хотелось до умопомрачения, она не прикоснулась к напитку, чтобы сохранить за собой право мести. Нефф не понял её поведения, считая простой обидой. А вот Андрэ, которого после средства, введённого в организм, мучила невыносимая жажда, и понимающего, что она не может не хотеть пить, её поведение заставило затихнуть. Потом он перевёл взгляд на расслабившегося швейцарца и засмеялся.
        - Эй, ты чего? - удивлённо спросил тот и даже в ответ улыбнулся, заражаясь странной весёлостью пленника.
        - Вы ему там ничего в мозгах не отбили? - с подозрением спросил он у своих громил. Вопрос был риторическим.
        Эмэри влетел в помещение, отталкивая сопровождающего и, мгновенно оценив обстановку в целом, вернулся взглядом к Кате. Она была бледна, а её глаза сверкали и затягивали в омут. В них бурлила жизнь!
        Он увидел в ней бесстрашного воина и… восхищённую им женщину. Она приготовилась к битве, не ожидая помощи, но он рванул к ней, не считаясь ни с какими потерями, и теперь она смотрела только на него.
        Эмэри сглотнул и подался к ней. Катя поднялась, не отпуская его взглядом, она вела с ним невидимую никому беседу.
        «Ты пришёл».
        «Разве могло быть иначе?»
        «Проект - твоя жизнь».
        «Ты - моя жизнь. Без тебя мне ничто не нужно. За тобой пойду хоть в ад».
        «Так ты - мой герой?»
        Он слегка наклонил голову и, ненадолго задерживаясь в этом положении, словно спрашивая, правильно ли он понял, что его более не гонят и, уловив в ответ её движение к нему, ринулся к ней и прижал её к себе. Потом решительно сменил положение, чтобы поцеловать её. Сначала его губы лишь коснулись, словно бы уверяясь, убеждаясь, что он действительно принят, а потом Эмэри неожиданно крепче прижал её к себе, сильнее впиваясь в губы, и со стоном, отпрянув, выдохнул в ухо: «Люблю».
        Громкие хлопки в ладоши заставили их обратить внимание на остальных.
        - Браво, сцена удалась! Воссоединение влюблённых голубков, - с сарказмом констатировал Нефф.
        Эмэри вновь прижал к себе Катю, поцеловал её в висок и задвинул за спину, прикрывая от швейцарца с его «собачками».
        - Ты перешёл все границы дозволенного, - отчеканил он, и Катя вспомнила о каких тигриных повадках намекал её отец.
        - Ничего не слышал о том, что кто-то устанавливал какие-то границы, Морритт. Ты принёс?
        Эмэри медленно положил на стол маленькую коробочку размером со спичечный коробок.
        - Что, вот так и отдашь, не требуя никаких гарантий? - хмыкнул Нефф.
        - Приятель, ты заигрался. Отдавая тебе проект, я развязал себе руки и готов прямо сейчас сдать тебя властям.
        - Ты не посмеешь! Они высосут из тебя всю информацию.
        - А мне уже нечего скрывать, - усмехнулся Эмэри.
        - В любом случае, я не собирался обманывать, - буркнул Нефф, - сейчас проверю - и можете катиться на все четыре стороны!
        Он потянулся рукою за коробочкой, но Катя опередила его, смахнув её на пол и подскочив к ней, слегка прижала острым каблуком.
        Все в удивлении смотрели на неё. Эмэри и Нефф даже одновременно открыли рты, пытаясь выдавить что-то вроде «Э-э»
        Она улыбнулась, подумав о том, что сейчас Бертран гордился бы ею, а не вздыхал бы, когда она искала более мягкие способы наказания провинившихся.
        - Очень рада, что наши разногласия закончились. Осталось уладить последнее недоразумение.
        - Катюша… - укоризненно позвал её Эмэри, беспокоясь, как смотрят на неё бойцы Неффа.
        - Мадам, вы злоупотребляете моим терпением, - угрожающе прошипел сам Нефф.
        - Отнюдь. Стоит кому-то сдвинуться с места, как я раздавлю эту коробочку, а новую вы не получите.
        - Отчего же, я никуда не тороплюсь, а Морритт помчится быстрее ветра, чтобы уменьшить ваши страдания, - и он с недобро посмотрел на неё, при этом намерено противно облизывая губы.
        Эмэри закаменел, подался вперёд, но Катя удержала его:
        - Либо мы все тут умрём, либо выйдя отсюда, Эмэри выберет страну, которой передаст свой проект. Вы в любом случае на бобах. Так вы готовы удовлетворить моё пожелание?
        - Что вы хотите?
        - Ваши люди могут выйти. Они здесь больше не нужны.
        Швейцарец, покусывая губы, раздумывал. Потом он дёрнул подбородком вбок, чтобы громилы вышли.
        - Сначала пусть развяжут руки месье Дюкрэ, - высокомерно бросила Катрин де Бланшфор. Немного выждав, чтобы казаться значительнее, Нефф дал одобрительный молчаливый знак.
        Андрэ, кряхтя, поднялся, провожая взглядом уходящих и ожидая дальнейшего.
        - Эмэри, будь добр, подставь стул под ручку, чтобы нам не помешали.
        Все смотрели на Катю с разными эмоциями, но она казалась абсолютно спокойной.
        - Господин Дюкрэ, у вас есть шанс поквитаться за своё унижение не с плёткой, а с рукой, то бишь её хозяином. Прошу.
        Гробовая тишина и казалось, все забыли, как дышать. Потом взгляды переместились с Кати на Андрэ. Он чуть потянулся, проверяя, как обстоят дела с повреждениями, ухмыльнулся.
        - Я слышал, что о русских говорят как об отходчивых людях.
        - Я слишком долго жила в улыбчивой и жестокой Европе.
        Андрэ очень быстро переместился к Неффу и успел нанести серию мощных ударов, пробивая его защиту прежде, чем тот упал. Стоило свалившемуся швейцарцу закрыться, чтобы получать минимум повреждений, как начальник охраны отошёл от него, удовлетворённо выдыхая.
        Катя подняла коробочку и демонстративно плавно положила её на стол. Нефф встал на четвереньки и, сплюнув, пережидал, когда сойдёт темнота из глаз. Как только ему полегчало, он наградил Катерину многообещающим взглядом.
        - Да ладно вам, - небрежно и улыбаясь бросила она, - ну подрались, зато ни у кого нет претензий. Вы же мужчина, Нефф! Я чую в вас кровь викингов!
        Он хмыкнул в ответ на её слова и, держась за стол, поднялся, грузно осев на стул.
        - Я говорил вам, что вы ненормальная? - он потянулся к бокалу, сделал глоток вина и поморщился.
        - Я была там, Нефф, и вам советую, - неожиданно проникновенно произнесла она, удивив не только швейцарца, но и встревожившегося Эмэри с Андрэ.
        Катя смотрела на Неффа с вызовом, а он с жадностью подался вперёд:
        - Я так и знал, что с вами не всё просто! Сколько вы там прожили? Довольно долго? Вот откуда ваши слова про честь и прочую ерунду!
        - Как только соберёте устройство, - Катя говорила вкрадчиво, мягонько, сладко, не отрывая от него взгляда, - у вас будет только один шанс, чтобы попасть туда. Понимаете? - она перешла на шёпот, будто бы делится тайной только с ним, хотя слышали все. - Только один! Я была первой, мой муж отправился вторым.
        - Так тот взрыв? - Нефф верил и не верил.
        - Он ожидает второго, - многозначительно произнесла она.
        - Один шанс, - заворожено повторил Нефф.
        - Не упустите его, - будто искуситель, улыбнулась Катя и беря под руку Эмэри, позволила себя вывести.
        Андрэ смотрел на неё с нескрываемым восхищением:
        - Мадам де Бланшфор, я всегда буду на вашей стороне, - завуалировано признался он, так как их сопровождали.
        Уже усевшись в машину, водитель которой присвистнул, увидев избитого Андрэ, Катя попросила бутылку с водой. Напившись, она уточнила у обнявшего её Эмэри:
        - Ты дал ему честные данные?
        В ответ он сначала поцеловал её, на что она шепнула, что всё потом.
        - Хотел устроить ловушку, но знал, что он будет проверять и, возможно, позовёт специалистов. Не стал рисковать.
        - Ну что ж, замечательно. Сколько времени ему понадобиться, чтобы внести поправки в работу своего устройства?
        - Думаю, от пары недель до месяца. Его люди продвигались с нами в одном направлении.
        - Сегодня же отложим бутылку вина, чтобы когда придёт время, помянуть его.
        - Ставлю на то, что он первым полезет, - хмыкнул Андрэ.
        - Не уверен, - покачал головой Эмэри, - хотя, он болен прошлым, и я точно знаю, что ему хотелось бы самому.
        - Эмэри, - неожиданно обратилась к нему Катя, - ты не осуждаешь меня? Я не ожидала, что прошлое так глубоко въелось в меня.
        - Нет. Если он останется жив, я его сам убью.
        - Если он останется жив после того, как побывает там, то я не хотела бы, чтобы ты влезал в его судьбу. Но если он не войдёт в машину времени, то…
        В этот момент секретарь господина Морритта был бы удовлетворён, так как он оказался прав в своих размышлениях о людях власти и о том, как они понимают закон. Быть может, даже уволился бы, а может, и нет. Пара Эмэри Морритт и Катрин де Бланшфор доказали, что у них есть честь, а это уже немало в мире, где всё стало шатко и ненадёжно для простого человека.
        Глава 5. Переезд
        - Катюша, ты сегодня же переедешь ко мне, - подтягивая её ближе к себе, горячо и настойчиво шептал Эмэри.
        Водитель и Андрэ, сидевшие впереди делали вид, что увлечены дорогой.
        - У меня дети, бабушка…
        - Всех ко мне.
        - У тебя тоже…
        - У меня два сына. Сегодня и завтра они ночуют у меня, а потом разъедутся. Старшему четырнадцать, и пока каникулы он всё время где-то тусуется с друзьями, а младшему - двенадцать.
        - Младший живёт с матерью?
        - Нет, у Хелен своя жизнь, наполненная искусственными интересами раздутой важности. Сыновей она вспоминает, когда ей нужна фотосессия с ними, но как только они лишились детской пухлости щёк, так это случается только под Рождество.
        - Мне бы хотелось, чтобы ты рассказал о своей бывшей жене хотя бы для того, чтобы знать, как вести себя с нею при встрече, но сейчас мне интересно про детей. Старшего ты отпустил с друзьями, но младший…
        - Ты подумала, что я плохой отец?
        - Ничего подобного! Я пока вообще ничего не думаю, - она устроилась полубоком, опираясь на него и кладя голову на плечо Эмэри, а он облегчённо выдохнул, помогая ей расположиться на нём, как можно удобнее.
        - Этьенн любит гостить у моей сестры, - начал рассказывать он. - У неё большая семья и ему там комфортно среди шума, визга и хаоса. Он не переносит тишины и эха шагов, раздающихся в пустых коридорах своего дома.
        Эмэри не смог скрыть горечи в своих словах.
        - Мне кажется не стоит торопиться с переездом… - она сказала то, что должна была сказать, хотя хотелось позабыть обо всём и спрятаться в его руках ото всего мира. С ним тепло, уютно, будоражаще-волнующе и как-то невыносимо сладко, какое-то приятно-тягучее напряжение окружает их двоих.
        - Я настаиваю… Катюша, я…
        - Подожди, Эмэри, - она не позволяла себе поддаться дурманящей слабости, боясь прилипнуть к влекущему её мужчине, который что ни день демонстрировал терпение, такт, заботу, а сегодня, не задумываясь, отдал за неё дело многих лет. Настало её время проявить уважение и внимание к его близким. - У тебя взрослые мальчики, мнение которых надо учитывать. В их дом вселяется посторонний человек… нельзя огорошить их…
        - Катюша, они о тебе всё знают! Я с первого дня нашего знакомства сказал им о тебе.
        - Но… как же так… не ожидала… зачем? А если бы…
        - Никаких «если бы»! Я уже начал подготавливать своих сотрудников к тому, что, возможно, перееду в Россию.
        Андрэ обернулся, чуть поморщившись из-за боли в теле:
        - Мы приехали, если вы не заметили, - сообщил он и добавил: - Я уже купил на ярмарке шапку-ушанку и специальный свисток, чтобы отгонять медведей.
        Эмэри помог выйти усмехнувшейся Кате и повёл её в дом.
        - Сейчас я тебя познакомлю с сыновьями, и ты поймёшь, что напрасно тревожишься.
        Она сдалась, не желая спорить с ним. Пусть всё будет так, как хочет её герой. Он доказал, что умеет проявлять выдержку и способен действовать быстро, когда требуют обстоятельства, и он так уверен в своём решении.
        Входя в большую гостиную, Катерина увидела поднимающихся с дивана юношей, с удивлением смотрящих на прихрамывающего начальника охраны с разбитым лицом.
        - Андрэ, что с тобою? - воскликнул старший и сразу же замолчал, переведя взгляд на Катю.
        Андрэ отмахнулся и принялся что-то набирать на планшете, а потом, уходя, бросил:
        - Я в нашу больничную палату, дожидаться врачей.
        Эмэри приобнял Катю за плечи и с улыбкой произнёс.
        - Я привёл её.
        Мальчишки пялились на неё, широко раскрыв глаза, а младший даже подался вперёд, и присвистнул, не сдержав эмоций.
        - Давайте не будем смущать нашу гостью, - строго посмотрел на них Эмэри и, подзывая ребят поближе, начал знакомство:
        - Катюша, это Луи. Увлечён проектом «Время» не менее, чем я. Осваивает физику и думал доработать устройство по-своему.
        - Очень приятно, Луи. Мне жаль, что так вышло с проектом, - она обернулась на Эмэри, спрашивая глазами, можно ли открыто говорить.
        - Сыновья в курсе многого. Они умеют хранить секреты. А вот этот сорванец - Этьенн. Надеюсь, что когда ты поселишься у нас, то он не будет больше уезжать к своей тётке.
        - Эмэри! Ты торопишься, - забеспокоилась Катя, с тревогой следя за его сыновьями. Но они как-то странно повели себя. Младший тяжело вздохнул, уставившись в потолок, будто прося свыше терпения, а старший, приподняв брови, посмотрел на отца и спросил: - Ты что, ничего ей не рассказал?
        Видимо, Эмэри, стоящий позади неё, покачал головой, поскольку Луи протянул руку и дождавшись, когда Катя с любопытством протянула свою, провёл её к столику.
        - Мы вас ждали более полувека. Честно говоря, я надеялся, что вы будете моей невестой.
        Катерина обрадовалась, что успела сесть. Похоже, она зря думала, что у Морритта обычная семья, и очень поспешила поддаться нахлынувшим чувствам. Здесь всё слишком непонятно. Этьенн засмеялся и весело воскликнул:
        - Жаль, не успел щёлкнуть вас на телефон, но есть ещё одна попытка. Луи, погоди, не говори про деда.
        Младший юркнул в сторону, схватил гаджет и приготовился. Старший таинственно молчал, а потом всё же огорошил:
        - Да, так вот, наш дед тоже мечтал на вас жениться, и так долго ждал, что чуть не остался без наследников.
        - Есть! - с удовольствием воскликнул Этьенн, а Катя, ничего не понимая, вопросительно посмотрела на Эмэри.
        - Нет-нет, пап, - Луи даже оттеснил отца в сторону, занимая место рядом с гостьей и придвинув к себе ноутбук, пояснил: - теперь я сам всё расскажу, ты упустил эту привилегию! Смотрите сюда, - попросил он гостью и Катя, увидев, что изображено на картинке, сбилась с дыхания, прижав руки к груди.
        - Это же мой медальон, - прошептала она, - я отдала его аге Явашу!
        - Да, и он сохранил его, а потом его сын и сын сына! - гордо оповестил Луи.
        - Но как же… Господи, столько веков! На нём не осталось драгоценных камней, но портрет… откуда он у вас?
        - По наследству! - терпеливо пояснил старший и переглянулся с младшим, наслаждаясь произведённым эффектом.
        - Я не понимаю, - Катя попросила воды, и Эмэри подал ей бокал.
        Луи, гордо выпрямившись, начал свой рассказ.
        - У нас нет сведений, как и почему один из потомков аги Яваша переселился в Испанию, а точнее, в Гранаду. Войны всё время продолжались. Все короли, ханы, султаны, искали для себя наиболее удачные территории. Точных дат мы не знаем, поэтому сложно судить о чём-либо. Зато мы выяснили, что при королеве Изабелле, когда её генерал захватил Гранаду, наш предок взял фамилию Морритт и перешёл в христианскую веру. Он не мог оставить принадлежащие ему обширные земли, дворец, но…
        Луи нашёл портрет известной пары католических королей для наглядности и продолжил:
        - Королева оказалась очень коварной женщиной, и вскоре начала гонение на принявших новую веру мусульман так же неистово, как притесняла, а потом изгнала из своей страны евреев. Вот тогда нашему предку пришлось туго. Свои уже не принимали обратно, а земли и имущество отняли. Как раз тогда надо было готовить экспедицию Колумба и средств королеве не хватало. Именно в то время Морритты испортили медальон, вытаскивая из него драгоценные камни или отрезая кусочки золота, чтобы выжить. Удобная застёжка помогла его спрятать под одеждой, а всё остальное отняли стражи, когда пришлось уходить из давно ставших родными земель.
        - Как печально, - покачала головой Катерина.
        Католичка королева Изабелла считалась великой правительницей, а вот о таких трагических обманах поверивших ей людей умалчивалось, как и о безумии рождённой в её время инквизиции.
        - Роду Морритт пришлось искать новое место жительства, но тогда везде было неспокойно. В конце концов, они пришли вот сюда.
        Луи показал на карте, как мигрировали его предки, и остановился на полуострове Крым.
        - Неожиданно, - Катя с сомнением посмотрела на юношу.
        - Да, - утвердительно кивнул он. - Спустя почти сто лет скитаний. Родня за это время смирилась, что часть их рода стала христианами. За это время они тоже многое пережили. Связи между ними наладились, кто-то вернулся в мусульманство и род Морриттов получил поддержку с турецкой стороны. Далее была служба с переменным успехом у ханов, потом у русского царя вплоть до революции. А потом снова пришлось бежать, и вот тогда наш прапрадед осел во Франции.
        - Потрясающе, - прошептала Катя, пытаясь осознать и принять информацию. Её впечатлило, что Морритты сумели проследить свою историю; что медальон, пусть частично, но удалось сохранить. Сам многовековый путь части рода Яваша заставлял в волнении забывать дышать.
        - Слушайте дальше, самое интересное впереди! Ваш портрет волновал всех потомком аги Яваша. Мы можем только догадываться, что поначалу ага хранил его как память, потом медальон прятали, чтобы не вызвать на себя гнев муллы, ведь, как вы знаете, изображение живых существ в их культуре запрещено. Но вы можете сами себе нафантазировать, что помимо увеличивающейся ценности… - тут Луи посмотрел на Катю, и она тихо произнесла:
        - Он был щедро усыпан драгоценными камнями. Я изначально задумывала эту вещь как вложение денег.
        Луи кивнул и продолжил:
        - …так вот, наверняка существовала какая-то история по поводу вашего портрета. У нашей турецкой родни остался свиток, где изгнанный королевой старший Морритт кается, что ему пришлось вытащить камни из родового талисмана, вручённого их предку доброй джинией, по-нашему это определение ближе к ангелу.
        - Свиток? Прости, я тебя перебью. Не сохранились ли свитки самого аги Яваша? Я понимаю, что прошло много времени…
        - Это надо смотреть в архивах Лондонских музеев, - ответил Эмэри, - в конце позапрошлого века их археологи разорили старинную усыпальницу одного из наших сородичей на востоке, который был последним, кто переписывал свитки аги Яваша. Времена тогда были сложные, возражать англичанам никто не посмел, да и не думали, что переписываемые одним чудаком свитки имели какую-либо ценность.
        - Надо будет поискать, - задумалась Катерина и улыбнулась, видя нетерпеливый взгляд Луи, которого прервали. Юноша указал на изображение старой вещи и продолжил:
        - Во времена Изабеллы Кастильской ещё всему роду Явашей-Морриттов было известно, какое значение для них имел медальон и почему вас назвали джинией, а потом настали тяжёлые времена и его просто хранили как очень старую вещь. А мой прадед, получив наследство и разглядывая древний медальон, вдруг решил, что вы посланница из будущего. В его время была популярна книга Герберта Уэллса «Машина времени», и наш предок, вслед за Уэллсом осознал, что реальность не трёхмерна - длина, ширина, высота. А есть ещё неучтённое пространство: Время! Вообразите, Эйнштейн ещё ничего не озвучил, а Уэллс подал эту мысль на тарелочке.
        - Признаться, я не очень… - Катерина попросила налить ей ещё воды, - мне не приходило в голову сопоставлять по времени книги Уэллса с откровениями Эйнштейна.
        - И вот, - Луи торжественно посмотрел на Катю, - зародилась интересная мысль по поводу портрета, прошло время, и уже наш дед, будучи довольно обеспеченным человеком, загорелся идеей разгадать эту загадку и специально закончил подходящее обучения, чтобы начать строить машину времени!
        - Подумать только, я же не могла даже представить, что мой портрет, нарисованный Леоном, сыграет такую роль!
        - Дед верил, что вы появитесь в его жизни, когда будет построено устройство, но…
        - Я понимаю, слишком рано для реализации его проекта, ведь тогда не было возможностей… Его постигло разочарование?
        - Сложно сказать, что он думал и чем жил. Мы знаем, что женился он очень поздно и сделал это под давлением отца, но дед не расставался с медальоном. Отреставрировал его и приделал новый замочек, чтобы носить его на цепочке. К сожалению, дедушка погиб при испытании своего устройства. Бабушка его прокляла, и как только сочла возможным, отстранилась от своего сына, нашего отца, вышла замуж и доживает где-то в Австралии.
        - Простите, - Катерина поискала глазами платок и, схватив его у Этьенна, принялась вытирать глаза.
        Эмэри оттеснил сыновей:
        - Ну всё, хватит, - рассердился он на сыновей.
        - Па, она должна знать, что значит для нашей семьи. Она наша!
        - Брысь, - прогнал мальчишек Эмэри, и они неохотно отошли от столика, но продолжали, насупившись, смотреть на Катю.
        - Мне так жаль, - она обвела всех печальным взглядом и наткнулась на их удивление. Ребята фыркнули.
        - Наш род особенный! - с гордостью произнёс Этьенн, а Луи одобрительно кивнул. - У нас много веков хранилась Тайна и мы первые, кто получил работающую машину времени. Если бы отец не нашёл вас, то это сделал бы Луи или я, когда вырос.
        - Вы… странные, - выдохнула Катя, - но милые.
        Все трое разулыбались, а она добавила, словно извиняясь: - Я тоже теперь немножко странная для современного мира.
        Эмэри опустился перед ней на корточки и, заглядывая в глаза, спросил:
        - Катюша, едем за твоими? Не хочу больше терять ни минуты.
        Она вопросительно посмотрела на ребят.
        - Мы поможем собраться, - уверено ответил Луи, а Этьенн стукнул себя по груди кулаком, копируя жест воинов.
        Через три часа вся мужская компания, включающая в себя Эмэри и четырёх мальчишек мал мала меньше, окинула напоследок хозяйственным взглядом опустевший Катин дом и, усадив старенькую, но бойкую мадам Лидию со слегка растерянной внучкой, поспешила домой.
        А дальше… пока мадам Лидия наводила твёрдой рукой порядок в доме Морриттов, вытесняя доверенных служащих из жилой части дома в отдельную и заполняя гостевые комнаты друзьями Луи или племянниками Эмэри, Катерина в полной мере познавала мужское обожание.
        Не только Эмэри, вся его семья относилась к ней с каким-то пиететом. Сам же хозяин дома не выпускал её из рук, стараясь предугадать любое желание и исполнить. Она смеялась, грозилась, что он избалует её, и она станет невыносимой капризулей, а Эмэри испытывал такой подъём душевных сил, испытывал такое счастье, что даже стал петь, часто подхватывая Катю и увлекая её в танец. Она расцветала в лучах его любви и щедро дарила в ответ свою любовь без ограничений и опасений.
        Сыновья и их гости подшучивали над ними, видя их кружащимися в танце без музыки под собственный голосовой аккомпанемент, мадам Лидия говорила, что у Эмэри нет слуха, а Катюшка просто обязана освоить народные танцы, чтобы утереть нос вальсирующим французам, но им было все равно. Счастье обрушилось на них, и они выплёскивали его, как умели, не боясь быть смешными или нелепыми.
        Эмэри ни одним словом не преувеличивал, когда признавался Катеньке, что с момента встречи не представлял, как жить дальше без неё.
        - Пытался работать, - говорил он ей, - а вместо бумаг видел тебя, даже не замечал, как всё время делаю наброски твоего портрета.
        Волнуясь, что она не поверит ему, Эмэри показывал документы, где многие листы были испорчены узнаваемыми рисунками.
        - Ходил в спортзал - а в голове одни только мысли, какие слова мне надо сказать, чтобы привлечь тебя; что сделать, чтобы ты пришла ко мне и осталась навсегда. Дома услышу чьи-то шаги - бегу, думаю ты пришла. Понимал, что брежу, выдавая желаемое за действительность, но был будто пьян и предавался мечтал, пока ты не подпускала меня к себе. Секретари от меня стали шарахаться, говорили, что я пугаю их, выскакивая из-за угла…
        - Эмэри, мне так жаль, что тебе пришлось испытать всё это, но…
        - Не надо, любовь моя, я понимаю, что тебе нужно было время. Я собирался быть рядом всегда. Думал, что ни за что не стану давить на тебя и хотя бы другом… нет, вру, я ревновал, и противоречия раздирали меня на части! Но, Катюша, поверь мне, я бы не заставлял, ни за что не поставил бы тебя в безвыходное положение… мне важно, чтобы ты сама… чтобы я что-то значил для тебя.
        Не было даже никакой притирки. С того вечера они стали жить вместе, как будто никак иначе быть не могло. Сошлись две половинки, что долго-долго искали друг друга. На дом Морриттов будто бы снизошла благодать, и все тянулись к ним, чтобы почувствовать, урвать для себя кусочек источаемого ими счастья.
        Бабушка Лидия Павловна быстро освоилась, и первая назвала день недели, когда все должны вести себя тихо, так как в большом зале собираются солидные девочки её возраста для чаепития и обсуждения разных важных вопросов.
        Луи по её примеру захватил день для устройства вечеринок. Куда-то уезжать ему больше не хотелось. Катюше, как называли её сыновья Эмэри, было интересно, чем он живёт, что ест, во что одевается, какие у него друзья, что он думает по разным поводам… Забота и ощущение себя частью большой, волнующейся о нём семьи, ему понравилась. Теперь все друзья частенько собирались у него, и сад, бассейн, зона отдыха подвергались нашествию молодёжи, а Катюша незаметно познакомилась с ними, что Луи было приятно. Как-то само собой получилось, что они стали друзьями.
        Этьенн неожиданно для себя оказался обожаемым предводителем Катиных малышей и перестал быть младшим, но при этом ему перепадало много внимания и ласки, от чего он первое время терялся.
        Пришлось срочно увеличить штат работников по дому и охрану. Пока не наступил сентябрь ради осторожности учителей для Саши и Никитки приглашали на дом. Катя затеяла небольшой ремонт, чтобы домашнюю часть дома сделать более приватной, а Эмэри захотел расширить свой кабинет, желая, чтобы в нём появился её уголок. Катерина предпочитала работать за ноутбуком, сидя на мягком диване, что вписывалось в представление Эмэри об уюте. Он называл Катю кабинетной кошкой, без которой он не может сосредоточиться и заниматься делами.
        Немалую роль в новой семье сыграла Лидия Павловна. Она приглядывала за всеми, объединяла поручениями и удивляла своей активностью, энергией, жизненней позицией, оригинальностью высказываний. Она же первая подняла вопрос об узаконивании отношений между Катюшкой и её обаятельным тигром.
        - Бабушка, если бы Эмэри не был богат, то всё было бы просто, но я не хочу связываться с договорами… это унизительно: начинать совместную жизнь и считать, что я получу в случае развода…
        О том, что она связана церковью с Бертраном, которого нет, она молчала. Ярая атеистка её точно не поймёт, а Катерину как раз беспокоил этот момент.
        - Как знаешь. Мы не голодранки, чтобы зариться на чужое добро, но я твоего отца приучила отдавать все деньги жене! Фифа до сих пор распоряжается всеми доходами Митюши.
        - Кто такая фифа? - с интересом спросил Эмэри, слушая бабушкино выступление на английском. Французский, к сожалению, а может, и к счастью, ей давался неохотно.
        - Это моя мама. Бабушка всегда подыскивает что-нибудь обидное и колкое, чтобы обозвать её.
        - А-а, понимаю, - улыбнулся он.
        - Эмэри, не бери в голову. В наше время уже редко встретишь такое, чтобы муж отдавал все заработанные деньги жене. Это выгодно, когда доходы у семьи небольшие, потому что женщины умеют экономить и…
        - Катюша, подожди… Я не могу отдавать тебе все деньги, так как иногда требуется неожиданно во что-то вкладывать средства, но твоя бабушка уже говорила со мною, и я подготовил тебе отчёт.
        Он подал ей лист с таблицей.
        - Ты сама реши, сколько нам необходимо для жизни и скажи мне. Я буду брать для работы только излишки, а названную тобою сумму стану оберегать.
        Бабушка торжествующе смотрела на покрасневшую внучку. Иностранец оказался, по бабушкиному мнению, приличным мужчиной. Она опасалась, что он будет выскальзывать из-под её давления ужом, но внучкин котик очень быстро принял все доводы и согласился с ней.
        Однако это были не все её планы по созданию благополучия в Катюшкиной семье. Она разыскала здесь утёкших после революции за границу родственников своей невестки и собиралась устыдить их в том, что их предки бросили родных благородных людей на съедение советской власти.
        Мимоходом раскопала информацию, что дед Славика служил в НКВД. Это из-за них настоящие коммунисты сгорали со стыда во времена разоблачений! Пусть только ещё раз сунется в их семью, пусть только потребует свидания с внуками, она их в пыль разотрёт. Пострелята Эмэри научили её создавать сенсационные новости по любому пустяку и организовали ей собственный сайт.
        А Катя тем временем всё больше хмурилась, вникая в то, какие убытки принёс не оправдавший себя проект «Время».
        - Эмэри, с расходами по дому я всё решу попозже. Бабушка права, я привыкла заниматься хозяйством и мне это не в тягость. А вот финансовую брешь…
        - Катюша, не волнуйся, я заработаю столько, сколько нам нужно, дай мне немного времени.
        - Не сомневаюсь, но как ты смотришь на то, если я тебе скажу, где находится пара затопленных кораблей с распространённым грузом двенадцатого века и где предположительно прятались пираты того же времени? Есть небольшой шанс вычислить при помощи современной техники, где они хранили награбленное, вот там можно поживиться серебром, украшениями, быть может, золотом.
        Эмэри не знал, что сказать, зато дети завопили от восторга:
        - Мы будем искать сокровища!
        - Только сегодня раскинула пасьянс, и он трубил об удаче, а ещё я видела сон, что упала в большую кучу дерьма, - пафосно заявила бабушка.
        Все смолкли, а Сашок, смеясь, заявил, что навоз - это верный признак денег.
        Как же быстро летит время, когда в семье четверо мальчишек и у всех свои наиважнейшие заботы! Тишина в доме стояла только в первой половине дня, когда все учились в школе или садике, а потом жизнь закипала. Катя настолько закрутилась, посвящая своё внимание большой семье, своей учёбе и статьям, что забыла о Неффе.
        - Он вернулся, ласточка, - как-то сказал ей Эмэри.
        - Кто?
        - Нефф.
        - Он жив? - сейчас бы она не посоветовала ему первым лезть в устройство. Повадки из прошлого отступали, а окружающее её благополучие вселяло в неё мягкость и сентиментальность.
        - Он написал тебе письмо, а сам покинул страну. Похоже, швейцарец скрывается от своего компаньона.
        - Теперь компаньон возьмётся за нас?
        - Не думаю. Я с ним уже встречался и сказал, что считаю проект пока бесперспективным. Наш подход слишком узконаправленный, и технических достижений здесь недостаточно, а других мы не имеем.
        - Он поверил?
        - Я закрыл работу в этой области. Какие ещё нужны доказательства? Постоянные перемещения в целях наживы и открытие туризма невозможны, более его ничего не волнует. Нефф нашёл себе, мягко говоря, странного компаньона, и за свою неразборчивость поплатился.
        Эмэри протянул Катерине сложенный вдвое листок. Она развернула, и в глаза бросились кривые строчки. Сейчас мало кто пишет письма держа ручку в руке, но, похоже, швейцарец забыл о компьютере или не хотел, чтобы кто-то восстановил текст.
        «Я там был трижды. Вы коварны, моя драгоценейшая, но я вам благодарен. Первый раз меня убили в тот же день через несколько часов, как только я появился, и при возвращении мне пришлось прочувствовать гнев Времени. Оно разумно и недовольно, когда что-то идёт не по его плану. Умолчу о своём желание вырвать вам сердце, стоило мне понять, что я возвращаюсь в исходную точку и вновь исчезаю. Время считает наше вторжение болезнью, и пока ещё заботливо возвращает заблудившихся, не думая о том, что получается замкнутый круг. Вы это знали, искусительница.
        Я ничего не мог изменить, только проявить осторожность при втором своём появлении в прошлом. Мне почти удалось стать настоящим викингом, но не хватило ярости, чтобы сравняться с ними в бессмысленной жестокости. Я любил и был любим, однако всё потерял, но устройство выдержало моё вторичное возвращение и вновь закинуло меня в прошлое в третий раз.
        Я заново проживал знакомые мне годы, но избегал своих ошибок. Мне удалось уберечь свою любимую. Долгая счастливая жизнь стала мне наградой, но родных детей у нас не было. Время не дало создать мне новую реальность, лишь позволило ввести некоторые изменения, которые, по-видимому, не повлияют на будущее. И всё же моя жизнь там удалась, и когда я погиб, защищая свою семью и соплеменников, они отплатили мне добром. Я вернулся с форой во времени и не сделал тот шаг, что отсылал меня в прошлое. Вот тогда я понял вас и то, какой шанс вы мне дали, жестокая, но справедливая.
        Никто из моих людей ничего не сообразил. Все записи в камерах я уничтожил, а устройство объявил не рабочим, сам же сделал так, чтобы это соответствовало истине.
        Я прожил хорошую жизнь, и теперь мне надо подумать, что такое Время, какие дополнительные силы смогли повлиять на нас при перемещении, споря со Временем. Мы не готовы к таким путешествиям.
        Прощайте.
        Будущий отшельник, Нефф»
        - Эмэри, мне иногда кажется, что я теперь навсегда повязана со Временем. Я так боюсь потерять всё, что обрела сейчас! Чёрт бы побрал этого Неффа и мою злопамятность!
        - Всё будет хорошо, родная.
        - Нам обязательно надо, чтобы всё было хорошо, потому что, мурлыка ты мой, у нас будет ребёночек.
        ТРИ ГОДА СПУСТЯ.
        - Бабушка, присмотри за няней и малышкой Элин!
        - Катюшка, не могу, у меня макко-хо!*(*японская гимнастика) А потом я еду в музей, там подготовили к открытию выставку с предметами быта, что вы подняли с морского дна.
        - Я присмотрю, езжайте, - крикнул Луи, слушая наставления отца.
        - Так нечестно, на тебя так много всего свалилось, - нахмурилась Катя, стыдя взглядом бабушку.
        Та же, напевая, что она вольная птица, быстренько собралась и выпорхнула из дома. Наверное, было ошибкой делать почтенную даму пресс-секретарём, когда нашли затонувшие корабли и сокровища пиратов. Шумиха поднялась колоссальная, но найденные богатства слишком потрепало время и вода. Вот тогда-то мадам Лидия развернулась и сумела заработать состояние, рассказывая придуманные страшилки о поисках, окутывая их мистическим флёром, о найденных предметах, о золоте, и покорила общество своей энергией.
        - Эмэри, я что-то не уверена, что нам надо ехать туда. Элин слишком мала, у Луи масса своих дел, да и у Этьенна сейчас непростой период, чтобы взваливать на него ответственность за семью. Ребятам надо гулять, а не сидеть дома! А Сашок ещё мал, чтобы…
        - Катюша, мы не будем задерживаться. Дадим консультацию и уедем обратно. Неужели тебе не интересно, что за врата у герра Кауфмана?
        - Ха, конечно, интересно! Правда, он написал так туманно, что ничего не понять. Почему он не уверен, что получил устройство по перемещению во времени? Зачем ему нужна я? Раз он знаком с Неффом, то швейцарец мог бы…
        - Нефф стал как не от мира сего. С ним сложно что-либо обсуждать. Он пугает Кауфмана катастрофами, а тому нужно точно знать, куда он пробился.
        - И всё же можно было бы поподробнее написать, в чём проблема, если его эксперименты успешны.
        - Ласточка, я думаю, что его учёные получили нечто другое. Твоя частная лекция для тех, кто занят в проектах «Время» была очень полезна и вынудила к дополнительной осторожности. Во всяком случае, никто не хочет по глупости навредить миру, в котором живут, поэтому как минимум ты можешь определить связаны ли действующие врата со временем или это выход в иную реальность.
        - Ладно, мы же уже согласились, так что едем, проверим, что там за врата, а бабушке я пригрожу, что позвоню маме, и она несколько дней побудет дома до нашего возвращения.
        Вместо эпилога. Взгляд в глубину веков
        Когда на землю опускалась ночь, и слуга ставил на стол подсвечник, ворча, что с плошками, наполненными жиром, было бы дешевле, Бертран замирал, уставившись на трепыхающиеся огоньки. Надо бы работать, ответить на письма королей соседних государств, обсудить беспошлинный проезд для его тамплиеров, разобраться с возникшими претензиями… надо, но огоньки свечей завораживали и погружали его в ту жизнь, когда живой огонёк по имени Катрин жил рядом с ним.
        Он с первого мгновения душою почувствовал, что она необычная женщина, но как сложно порою поверить в чудо на земле. Она изменила всю его жизнь, расширила его кругозор, обогатила душу чувствами. С ней он познал настоящую любовь к женщине, раскрылся как отец, понял, что такое семья. Он был удивительно счастлив и беспечен, думая, что так будет всегда! Ребята смеялись и завидовали, когда он во весь опор скакал в замок, чтобы поскорее увидеть её. Она всегда ждала его и сердилась, если он накидывался на неё, не успев заметить, какая она хорошая хозяйка и сколько всего успела нового сделать в замке.
        Магистр ордена тамплиеров сидел, пока не догорала последняя свеча, и не замечал, как по его щекам текла слеза. Когда-то он считал себя старым, а сейчас смешно вспоминать ту наивность. Как он пылал, как горел от желания целовать, обнимать Катрин, чувствовать жар её тела, а потом уже по-хозяйски смотреть, во что вылились её труды. Это свойственно только молодости.
        Сейчас он лучше понимает, как много делала она и каким трудом ей всё это давалось. Она уставала биться с непониманием, искала его поддержки, а он, занятый своими делами, брал её тепло и не восполнял. Да-да, его жизнь тоже была нелегка, но он мужчина, у него под рукой была надёжная команда воинов, единомышленников, а она…
        Кажется, видение захватило его настолько, что он как когда-то почувствовал тепло её тела, ласковую улыбку, а потом требовательный взгляд и упрёк, что он опять полез к ней, не побрившись. Это случалось каждый раз по его возвращению. Она скучала и быстро загоралась, отвечая на его страсть, а потом, ощупывая свои нежные щёки и губы, сердилась на него, выпихивая из кровати ногами, а он каялся, смеялся, брился и зацеловывал её, прося прощения, пока она снова не начинала пылать в его руках. Боже, как он был счастлив тогда! Он так часто рисковал собою, что не мог предположить, что однажды он останется жить, а её не будет.
        Свечи погасли. Слуга зажёг всё снова, косясь на магистра, страдающего бессонницей. Бертран вздохнул, взял бумаги, где сообщалось, что после смерти одного из его рыцарей осталась жена с детьми. Формально, они теперь нищие, но указом великого магистра они будут взяты на попечение ордена. Он подписал и пригладил лист рукою. Всё правильно. Семейные рыцари не одобряются орденом, но добровольно вручив свои жизни ему, они должны быть уверены, что самые близкие им люди будут взяты под защиту. Катрин это одобрила бы.
        Следующие бумаги пришли от людей графа Тулузского. Они жалуются на притеснения ордена и просят, требуют, угрожают… Невольно хищно раздулись ноздри: одно упоминание о графе приводило его в неистовство.
        Он жалеет, что из-за того, что был подавлен смертью Катрин, не убил Раймунда в песках или не сбросил с корабля. Жизнь тогда потеряла для него смысл, и он искал смерти, пока друг… бывший друг не пожаловался, что капитан Рутгер де Бриош изводит его подозрениями, и он опасается, что тот заколет его ночью.
        Вот тогда он очнулся, и день за днём анализировал произошедший бой. Ему в тот злополучный день пришлось принять сложное решение, кинувшись в атаку, ища малейшие возможности переломить ситуацию. Раймунд обязан был умереть, но спасти Катрин. Они все умели защищать, и только слабость израненного тела могла послужить оправданием потери контроля, но не духа… Раймунд не был ранен настолько, чтобы пропустить то злосчастное копьё. Берту было бы даже легче счесть графа трусом, но тулузец не трус.
        Он и Рутгер казнили бы его, даже сойдя с корабля, но этот хитрец умудрился в каком-то порту послать записку, найдя подходящих голубей, и его встретил отряд сопровождения, посланный аббатом. С тех пор многое произошло.
        Леон стал поданным Англии и мутит воду, чтобы забрать тулузские земли под корону английского короля. А могущественный орден тамплиеров создаёт торговую блокаду вокруг Тулузы, намекая, что пока нынешний граф жив, расцвета на этих землях не будет. Катрин отругала бы своих мужчин за такие действия, но Бланшфоры не умеют прощать.
        Берт улыбнулся, представив, как она шумела бы по поводу того, что страдает народ, безвинные семьи. В её глазах разгорелось бы пламя, она размахивала бы руками, обвинительно тыча в него тонким пальцем, пока у него не забурчало бы в животе. Тогда она в удивлении раскрыла бы глаза, спрашивая, не голоден ли он, и бросилась бы кормить его. А он обязательно сделал бы всё так, как она хочет. Но её нет, а значит, некому остановить Гаронских Бланшфоров, и они будут давить тулузца, пока живы…
        ПРИМ. АВТ. Бертран де Бланшфор через десять лет после описываемых мною выдуманных событий, уже стал магистром ордена тамплиеров и бился против Нур ад Дина. Попал в плен. Потребовалось три года переговоров, чтобы вызволить его и три сотни других рыцарей. Через три года, подчиняясь королю, он вновь участвовал в походе крестоносцев в Египет, где их всех побили. Ещё через пять лет крестоносцы снова собрались нести знамя христианской веры, но Бертран де Бланшфор отказался, отдавая предпочтение мирному урегулированию спорных вопросов. Прожил Бертран всего пятьдесят лет.
        Король Людовик и Алиенора - настоящие персонажи.
        А вот Луция, Леон, Софи - полностью вымышленные. Граф Тулузы жил рядом с Бертраном де Бланшфором, и они могли быть знакомы, но подходящий нам по возрасту граф был отравлен во 2-ом крестовом походе, а сын был ещё юношей. Так что для романа подошло только имя, и получился собирательный образ, в котором всё намешано.
        Конец