Мой адрес - Советский Союз! Книга вторая Геннадий Борисович Марченко
        Мой адрес - Советский Союз! #2
        Евгений Покровский, решивший свести счёты с жизнью и угодивший в себя 21-летнего, продолжает адаптироваться к окружающим его реалиям.
        Мой адрес - Советский Союз! книга вторая
        Глава 1
        - Поздравляю, Евгений Платонович! Выступили более чем достойно, не подвели, так сказать, «Динамо». Мало того, ещё и задержали опасных преступников. За это отдельная благодарность. И вот, наши литовские коллеги просили вам передать.
        Начальник УКГБ по Свердловской области Алексей Александрович Хлестков протянул мне красиво упакованную грамоту под стеклом в деревянной рамке. Вот только написано всё было на литовском, и я смог разобрать лишь свои имя, отчество и фамилию латинскими буквами.
        По возвращении из Каунаса где-то неделю спустя меня пригласили в УКГБ на встречу с Хлестковым, который, как я узнал позже, только в этом году возглавил управление, переведясь с аналогичной должности из соседнего Челябинска. Почему только через неделю? Не знаю, спросить не рискнул.
        Хлестков оказался улыбчивым, мог и пошутить, но подсознательно я чувствовал, что за видимым добродушием скрывается достаточно жёсткий человек, которому на пути лучше не становиться. И я не видел в этом ничего плохого, если эта суровость идёт во благо обществу и стране. Но пока при нашем знакомстве у генерал-майора не было повода её проявлять, напротив, был повод меня похвалить, что он и делал. Рядом стоял Хомяков, улыбаясь краешком губ. Он меня и вызвонил в общежитии вечером, не успел я вернуться из Каунаса, и сопроводил сегодня к Хлесткову.
        Встреча с начальником УКГБ заняла не больше десяти минут, Алексей Александрович сразу извинился, что не может уделить больше времени, так как весь в делах. Но мне и десяти минут хватило, чтобы, так сказать, проникнуться. И потому кабинет руководства областной «ЧеКа» я покидал со скрытым облегчением. Ну и с грамотой в руках.
        - Зайдёте ко мне? - спросил Хомяков, когда мы покинули приёмную. - Мне, в отличие от Алексея Александровича, пока торопиться некуда. Чайку попьём, расскажете, как съездили.
        Я согласился. Мне тоже особенно торопиться было некуда, меня Борисов с учёбы ради такого случая, как визит к генерал-майору КГБ, освободил на весь день.
        Чай у Виктора Степановича, которого мне так и подмывало с первой нашей встречи назвать Черномырдиным, оказался неплохим. И ваза с печеньками порадовала, потому что печеньки оказались домашними и очень вкусными.
        - Супруга моя, Нина, увлекается этим делом, - объяснил майор. - Она вообще хозяйственная. У нас под Свердловском дача, шесть соток, так там ни одного сантиметра свободного, всё засажено. Огурцы, помидоры, чеснок, смородина, клубника… Всё лето, считай, там живёт в домике, который больше похож на сарай. А ей нравится. И по осени в нашей квартире антресоли и шкафы забиты её закрутками. Ну и печёт всю жизнь, сколько я её знаю, это ещё Нину мама её научила. Заранее, так сказать, готовила к семейной жизни. Да вы ешьте, не стесняйтесь, Нина у меня чуть не каждый день то пирожки, то печенья печёт. Когда только успевает, при её-то графике работы… Она у меня на «скорой», ей и ночами частенько приходится дежурить. Короче говоря, у меня уже вошло в привычку коллег по работе подкармливать, потому что если я буду всё это есть - то скоро в дверь перестану пролезать.
        Он улыбнулся, я улыбнулся в ответ, мол, понимаю, как трудно держать себя в форме с такой домовитой женой.
        - А дочка у нас, старшеклассница, та вообще подальше от всех этих выпечек держится, у неё спортивная гимнастика, там каждый лишний грамм во вред идёт, - добавил Хомяков.
        А то я уж было подумал, что у них с Ниной нет детей. Оказывается, есть, да ещё и гимнастка.
        - Евгений Платонович, неужели вам не интересно, что было в той папке? - неожиданно сменил тему майор.
        - В какой? - не понял я в первый момент.
        - Да в той, которую выкрали из замурованного тайника в подвале Дома отдыха, а вы тех грабителей задержали.
        - Ах, эта… Интересно, - не стал врать я. - Но мне сказано было забыть про неё - я и забыл.
        - В общем-то, не такой уж и большой секрет, потому что следствие затягивать не стали, материалы уже переданы в суд. Мои литовские коллеги думают, что суд будет открытым, показательным. А судить будут некоего Брониуса Пятренаса. В годы войны он работал на немцев, но сбежать не успел, а своё личное дело зачем-то спрятал в подвале здания, где во время немецкой оккупации было что-то вроде следственного изолятора. После войны перебрался в Вильнюс, сменив имя и фамилию, стал Миколасом Казлаускасом, устроился на фабрику, отпустил усы и бороду… Да-да, это отец Йонаса Казлаускаса, которого вы задержали. Сын родился перед войной, но и для него, я так понимаю, удалось сменить как минимум фамилию.
        - И отец попросил сына выкрасть из подвала его личное дело, - предположил я.
        - Верно, вам не откажешь в проницательности, - кивнул Хомяков. - Не знаю, почему Пятренас не уничтожил своё личное дело сразу же, когда была такая возможность, а решил спрятать его. Может быть, надеялся, что немцы вернутся, и ему будет что им предъявить… Не знаю подробностей всей этой истории, но сын знал о прошлом своего отца.
        - А жена?
        - Жена у него умерла во время войны.
        - Ясно… Казлаускаса-младшего и его подельника тоже будут судить?
        - Будут, но позже, на отдельном процессе.
        - Как думаете, что грозит этому, как его… Пятренасу?
        - Опять же не знаю всех подробностей, но коллеги сказали, что он лично расстреливал евреев. Уже одного этого хватит для высшей меры.
        Да, сколько верёвочке ни виться… Но ведь каков, четверть века скрывался от правосудия! И, наверное, каждый миг своего существования боялся разоблачения. Не позавидуешь… Но возмездие его всё-таки настигло. Ибо, как говорил Леонардо да Винчи: «Кто не карает зла, тот способствует его свершению». Это я где-то в интернете вычитал, в память и запало.
        - Помните, я вам говорил про денежное вознаграждение в случае победы на чемпионате СССР? - свернул в сторону Хомяков. - Так вот, сегодня или крайний срок завтра тысяча рублей за вычетом подоходного налога будет зачислена на вашу сберегательную книжку. И на неё же будет зачисляться ваша ежемесячная стипендия в размере 120 рублей. Это, само собой, не считая студенческой стипендии, к которое мы отношения не имеем. Уверен, при серьёзном подходе к тренировкам большие победы не за горами. Не подумайте, будто я принижаю ваш успех в Каунасе, это тоже большая победа, но думаю, пора уже понемногу выходить на международный уровень. Впрочем, это не мне решать, просто я вижу в вас потенциал.
        - Но мои поединки не видели, - констатировал я.
        - Не видел, - согласился Хомяков, - но читал. «Советский спорт» опубликовал большой материал по итогам чемпионата страны, и вам уделили целый абзац.
        Это точно, я тоже читал. Корреспондент писал, что боксёр из Свердловска Евгений Покровский, на предварительных стадиях показывавший не очень выразительный бокс, в финале устроил настоящую битву со своим соперником из Армении Камо Сарояном. И выглядел в ней на порядок сильнее оппонента. И что специалисты, с которыми он, корреспондент, пообщался, назвали этот бой самым ярким на турнире. Что ж, приятно такое про себя читать. Позавчера, когда приехал в Асбест, у родителей уже имелась на руках газета, да и я им пару экземпляров подвёз. А так сразу купил десять штук, кому-то подарить, а что-то для себя закроить. А то оставишь один, а с ним возьми, да и случись что-нибудь. Элементарно может потеряться.
        Помню и сияющие восторгом глаза Полины, когда на следующий день после приезда мы с ней встретились. За это время она успела съездить в Москву, на запись новогоднего «Голубого огонька». Вроде как всесильному Лапину понравилось её выступление на праздничном концерте, и он порекомендовал Полину с песней «Этот город» для участия в новогоднем концерте. Именно её, а не Магомаева, решив, что в этой интерпретации песня заиграла новыми красками. Вернувшись, Полина взахлёб рассказывал, как проходили съёмки. Правда, как выяснилось, ей только пришлось открывать рот под фонограмму, записанную с оркестром Силантьева. А платье в блёстках ей подобрали костюмеры прямо там, на студии. Жаль, пришлось возвращать.
        По её словам, подготовка к съёмкам новогодней передачи началась ещё в сентябре, когда исполнители представляли свои номера, и они утверждались в Главном управлении музыкальных программ. Но ей благодаря протекции Лапина удалось, можно сказать, запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, и принять участие в финальных съёмках «Голубого огонька».
        В общем, мы встретились, и… И между нами ничего не было, если не считать горячих поцелуев на последнем ряду кинозала, где шла очередная индийская мелодрама. Нет, с этим всё-таки нужно что-то делать. У меня, можно сказать, личная жизнь страдает, мне срочно нужна жилплощадь!
        Но кто ж мне её даст? Для этого нужно сначала устроиться на какое-нибудь предприятие, отработать как минимум лет пять, после этого встать в очередь на жильё и ждать его лет десять-пятнадцать. Проще вступить в жилищно-строительный кооператив от какого-нибудь Союза композиторов. На первоначальный взнос деньги есть, только за последний месяц на мой счёт поступило две тысячи триста рублей. Тысячу я, как водится, оставил на текущем счету, а остальное положил на срочный вклад. Пусть деньги работают на благо Родины.
        На следующий день после визита в КГБ я успел сделать в научном кружке доклад на тему развития компьютерных технологий, обрисовав своё технологическое будущее из первой жизни. В общем, заключил я, будущее за компьютерами, которые со временем будут становиться всё компактнее и в итоге персональный компьютер с системным блоком и монитором можно будет спокойно установить на столе. Доклад был принят с некоторым недоверием и одновременно воодушевлением, и Борисов меня похвалили за полёт мысли. А следом заглянул в правление Уральской организации Союза композиторов РСФСР, чтобы провентилировать вопрос с ЖСК. Председатель правления Геральд Николаевич Топорков мне уже был знаком, именно он вручал мне членские корочки.
        - Увы, - развёл руками Топорков. - С кооперативными домами у нас как-то не складывается. Наши уральские композиторы - народ небогатый, это в Москве и Ленинграде творческие люди могут позволить организовать жилищно-строительный кооператив, да ещё в столицах союзных республик, там им республиканские власти хорошую ссуду дают. А у нас - глухомань. У людей и на первый взнос не наберётся… ну а вы тем более молодой, все мы прошли через общежития, в том числе семейные, и квартиры получили в уже зрелом возрасте - никто не роптал.
        - Я всё понимаю, но если есть деньги - почему бы их не вложить в квартиру? Сейчас не трудное послевоенное время, советский человек имеет право на отдельную жилплощадь. Ладно, Геральд Николаевич, извините, что потревожили.
        Я встал, собираясь уходить, но Топорков меня остановил:
        - Евгений, а как вы смотрите на частный дом?
        - В смысле?
        - Просто у меня знакомый живёт на набережной Рабочей молодёжи, Роман Исакович Резник. Это возле Городского пруда. У него прекрасный двухэтажный дом с небольшим садом. Газ, вода - всё есть. И даже своя артезианская скважина всё ещё действует. Мало того, там даже телефон есть. Всё-таки Роман Исакович работает директором мебельного магазина… Вернее, работал. Недавно он получил разрешение на выезд с семьёй в Израиль, уволился, и теперь срочно ищет, кому продать недвижимость.
        Вот, пожалуйста, всё-таки отпускают на историческую родину советских евреев. А вот обретут ли они там счастье - это уже другой вопрос.
        - И что, желающих нет?
        - Двое вроде бы приценивались, но, я так понял, на руках у них нет таких денег.
        - Каких?
        - Три тысячи.
        Хм, именно столько у меня лежало на срочном счету, плюс на текущем почти две тысячи.
        - Не уступает?
        - Это я не знаю, это с ним самим говорить надо. Но вроде бы нет.
        - А что, дом действительно хороший?
        - Поверьте мне на слово, - приложил он растопыренную пятерню к груди. - По-хорошему, за такой дом и пять тысяч не жалко, но срочность… Они улетают через две недели.
        Раньше я никогда не задавался мыслью о частном доме. Нет, конечно, периодически мечталось иметь свой домик либо на берегу озера, либо на берегу моря. Но эти мечты носили чисто умозрительный характер. Потому что жить в городской квартире как-то было привычнее и спокойнее. Централизованное отопление, водопровод, канализация, туалет, ванная, кухня… Всё под рукой. Конечно, есть и такие дома, где имеется всё то же самое, но меня останавливала ещё и вся эта бюрократия, которой может сопровождаться продажа квартиры и покупка дома. И опять же, сегодня купишь в городской черте или даже ближнем пригороде - а завтра возьмут и снесут, скажут, тут пройдёт ветка метрополитена или трасса какая, а взамен дадут несчастную однушку - и радуйся. Поэтому, если я заинтересуюсь предложением Геральда Николаевича, надо сначала выяснить в градостроительном управлении или кто там этим заведует, не планируется сносить частный сектор в ближайшие годы. А я заинтересовался. Подумалось, что если хозяин из потомков племени Давида, то дом должен быть в приличном состоянии. Не встречал в своей жизни еврея, который не мог бы
обеспечить себе комфортное существование.
        Вернее, встречал за одним исключением. Имелся у меня в прошлой жизни знакомый художник Лёня Биркин. Был талантлив, чертяка, и его картины хорошо продавались, в том числе за границу. Однако при этом пил горькую (хотя, наверное, творческим людям это простительно), ходил в одной и той же одежде годами, жил практически круглогодично в своей полуподвальной мастерской, где я нередко обнаруживал его в компании какой-нибудь женщины лёгкого поведения. Однако при этом был прекрасным собеседником, и мы могли часами общаться на самые разные темы, ну разве что кроме компьютеров и прочей техники, в которых Лёня был ни в зуб ногой. Умер от тромба, закупорившего лёгочную артерию. И два дня пролежал в своей мастерской, прежде чем его нашли, в июльской жаре уже начавшего неприятно пахнуть.
        - Когда можно посмотреть дом? - спросил я.
        - Подождите, я сейчас позвоню Роману Исаковичу.
        Я подождал. Роман Исакович оказался дома и, узнав, что его домом интересуется молодой композитор, уже успевший прославиться на ниве творчества, и на ней же немного заработать, оказался готов был меня принять. Топорков сказал, что у него ещё дела, поэтому ехать мне придётся одному. Написал на клочке бумаги адрес, и я поехал.
        Скрытый от посторонних глаз забором, над которым виднелся только второй этаж с двускатной, покрытой лёгким налётом снега крышей, из которой торчали печная труба и разлапистая антенна, он уже внушал доверие и заряжал каким-то непонятным, но внушающим доверие оптимизмом. Ворота были железные, выкрашенные в весёлый салатовый цвет. Да ещё по белому лебедю на каждой створке - хозяин, видно, был в какой-то мере творческой натурой. Сбоку от ворот - калитка с кнопкой электрического звонка, спрятанного от дождя под миниатюрным жестяным козырьком.
        Не обращая внимания на заливистый лай собаки в соседнем дворе, я нажал на кнопку звонка. Через пару минут послышались мягкие шаги, звяканье запора, дверь калитки открылась, и моему взору предстал ухоженный мужчина предпенсионного возраста в тщательно отутюженном костюме. Высокий лоб, кучерявые, чёрные с лёгкой проседью волосы, мясистый нос, и взгляд человека, чья жизнь - бесконечное страдание. Впечатление дополняли опущенные книзу уголки губ. За его спиной виднелись голые ветви плодовых деревьев и очищенная от снега дорожка.
        - Вы - Евгений Покровский, - констатировал он.
        - А вы - Роман Исакович, - принял я предложенный тон.
        Взгляд Резника стал чуть менее печальным, на губах появилось слабое подобие улыбки.
        - Прошу прощения… Прежде чем показать вам дом, хотелось бы выяснить, располагаете ли вы суммой, о которой вам говорил Геральд Николаевич, или это лишь праздное любопытство?
        - Понимаю вашу озабоченность, но если бы не располагал, то не приехал бы смотреть дом. Не в моих правилах тратить время попусту.
        - Слова зрелого человека, - довольно кивнул Резник и посторонился. - Прошу.
        Дом мне нравился всё больше. Старый, бревенчатый, построенный в начале века, но крепкий, несмотря на возраст, он излучал уверенность в завтрашнем дне. Мол, ещё сто лет простою, а может и двести. Каменный фундамент, небольшое крыльцо с навесом, стоявшим на деревянных, витых столбиках.
        По словам Резника, строил дом для себя купец Сыромятников, владевший в Екатеринбурге тремя бакалейными лавками. Но в своём доме первый этаж, как обычно бывает у купцов, под магазин переоборудовать не стал. Захотел вокруг дома разбить сад, и чтобы никто и ничто не мешало здесь его отдыху от трудов праведных и отдыху его домочадцев. Революция заставила купца с семейством бежать за границу. Впоследствии тут жил какой-то нэпман, а после того, как он был арестован за спекуляцию, сюда заселился первый секретарь образованного в 1934 году Ленинского района. В том году, как просветил меня Резник, до того единый город был поделён на три района: Ленинский, Сталинский и Октябрьский. В 37-м первый секретарь был осуждён на 15 лет за троцкистскую деятельность и пропал в лагерях. Его семью выселили в какой-то барак, а вместо них заселили две семьи рабочих с «Уралмаша» - по семье на этаж. После войны уралмашевцы получили квартиры в новостройке, со всеми удобствами, а сюда из барака (не того ли, куда переселили семью репрессированного секретаря?) перебралась пара старых и заслуженных большевиков. В 1962 году ушла
из жизни бабушка, а год спустя и дедушка. А ещё через год сюда вселился Резник с домочадцами - женой Татьяной и дочерью Раисой.
        - Купили? - спросил я.
        - В некотором роде, - уклончиво ответил завотделом и тут же вскинул руки. - Даже не сомневайтесь, всё по закону, комар носа не подточит.
        Дом был бревенчатым, но внутри брёвна оказались стесаны. Стесали их, как пояснил Резник, уже после того, как сложили дом, и заштукатурили, а он старую штукатурку содрал и заштукатурил заново, после чего отделал декоративными панелями из ДСП. Не сам, конечно, а мастера, но под его чутким руководством.
        Похоже, в этот дом хозяева немало вложили средств и сил. Тут даже имелся раздельный санузел. В одной отделанной явно импортной плиткой комнатушке ванна и душ, в другой унитаз.
        - Дом подключен к системе канализации, поэтому с отходами никаких проблем не будет. Мусорные контейнеры дальше по улице, через два дома, на небольшом пустыре. Кстати, мебель, книги и посуду мы оставляем. Была мысль распродать, выручить за неё хорошие деньги, но уже не успеваю. Честно говоря, не ожидал, что нам всё-таки дадут разрешение на выезд, сразу же купил билеты. Так что, если надумаете покупать дом, считайте, мебель вам уже не понадобится.
        Да уж, мебель тут стояла хорошая, я бы даже сказал, замечательная. Иного ожидать в доме, где проживает директор мебельного магазина, было бы странно. И порадовала домашняя библиотека, где виднелись корешки редких подписных изданий.
        А вот стиральную машинку, холодильник, огромную радиолу и телевизор Резники всё же продают. Завтра за ними должен приехать покупатель. Что ж, если я тут осяду, придётся обзаводиться собственной бытовой техникой.
        Кое-что из посуды, по словам хозяина, они успели уже продать, но и того, что осталось, мне хватит с лихвой. Хрусталь тоже «ушёл», как и пара ковров, ну так я к мещанству никогда не был склонен, как-нибудь переживу.
        На первом этаже располагались гостиная, и совмещённая со столовой, оборудованная чуть ли не по последнему слову техники кухня. Плита газовая, имелся и дровяной камин, сделанный уже при Резнике, захотелось ему, видимо, побарствовать. С той стороны дома на всякий случай под навесом имеется небольшая поленница, так что с дровами в ближайшее время проблем возникнуть не должно.
        - Пойдёмте, я вам второй этаж покажу. Там у нас с Татьяной спальня, и была спальня дочери. Мы дочку Раисой назвали, она четыре года назад в Москву уехала, учится в консерватории. А год назад вышла замуж за… хм… своего педагога.
        - То есть в Израиль она не собирается?
        - Отказывается наотрез, - вздохнул Резник. - У неё способности к музыке, и она считает, что Московская консерватория - лучшая в мире. И что именно в СССР она может состояться как виолончелистка. Опять же, семья… Они уже задумываются о ребёнке.
        - В целом с ней можно согласиться, - сказал я, подумав, что на будущем Раисы отъезд родителей может сказать весьма негативно. - Рыба ищет - где глубже, а человек - где лучше. А почему вы не перепишете дом на дочь?
        - Мы ей предлагали, но она наотрез отказывается. Не нужен, говорит, мне этот дом в Свердловске, из которого я, слава богу, выбралась и надеюсь больше никогда не вернуться. У меня теперь московская прописка, что хотите со своим домом - то и делайте. Вот и делаем…
        Второй этаж занимали две спальни, побольше и поменьше. Мелькнула мысль, что вторую можно будет так же, по примеру Резников, выделить ребёнку. Если он, конечно, будет, во что хотелось верить.
        - Роман Исакович, давайте посмотрим коммуникации. Трубы, электропроводку…
        - Бога ради, идёмте.
        Подвальная дверь располагалась под лестницей, ведущей на второй этаж. Резник щёлкнул тумблером находившегося справа за дверью выключателя (в данном случае включателя), и в подвале загорелась 100-ваттная лампочка. Подвал был просторным и чистым, здесь стояли только старый шкаф, велосипед и были сложены в штабель десятка два картонных коробок. По стенам проходили две трубы - водопроводная и потолще, видимо, канализационная, а также затянутые изоляцией провода, проходящие через счётчик с рядом пробок под ним. И отдельно телефонный кабель. Мне в наследство оставляли подключенный к ГТС телефон, который, по словам Резника, провести ему отдельно в частный дом стоило неимоверных усилий.
        - Трубы почти новые, в позапрошлом году меняли. А проводку пять лет назад, но тоже, как видите, состояние идеальное. Можем осмотреть чердачное помещение.
        - Давайте.
        Его жена показалась только мельком, поздоровалась и больше «не отсвечивала». Она была явно славянской внешности, интересно, в кого пошла дочка?
        Час спустя мы закончили осмотр дома. Я сказал, что мне здесь всё нравится, включая сад и беседку на внутреннем дворике, также огороженном забором, и оборудованную там же насосом артезианскую скважину, оставшуюся от предыдущих владельцев.
        - Дайте мне три дня, в течение которых я дам окончательный ответ.
        - Хорошо, три дня, но это максимум. Потому что, сами понимаете, время для меня - деньги.
        - Тогда, может, скидку сделаете?
        - Молодой человек, побойтесь бога! Я и так выставил более чем приемлемую цену!
        - Это я так спросил, на всякий случай, ведь поторговаться - святое дело, - ослепительно улыбнулся я.
        А на следующее утром я позвонил Хомякову и сразу же поинтересовался, не будет ли слишком вызывающе, если студент купит себе дом в личное пользование?
        - Деньги-то честно заработаны? - на всякий случай уточнил Виктор Степанович.
        - Обижаете! Гонорары за песни.
        - Ну тогда вы в своём праве, - успокоил он меня. - Можете приглашать на новоселье.
        - Пока дом ещё не купил, хочу узнать предварительно, не будут ли этот участок в ближайшее время застраивать. А если не планируется - то покупаю и сразу же приглашу на новоселье.
        После разговора с Хомяковым я отправился в градостроительное управление и после некоторых бюрократических сложностей, сопровождавшихся шоколадкой секретарше и бутылкой коньяка заведующему отделом застройки, выяснил, что в ближайшие годы расселять жителей частного сектора, в котором проживали Резники, не планируется. Вероятно, эти домики всё же снесут, но не раньше, чем лет через пятнадцать-двадцать, и то не факт. Успокоенный этим объяснением, я отправился снимать деньги в сберкассу со срочного вклада. В сберкассе столько не было, пришлось ходить два дня подряд. А на третий день мы с Резником поехали к его знакомому нотариусу, где прошло оформление купли-продажи. Я видел, как жаль Роману Исаковичу покидать своё гнёздышко.
        Потом поехали оформлять прописку. Для этого мне пришлось выписаться из общежития, что стало для Вадима большой печалью, хотя о своих планах присмотреть домик я сообщил ему в первый же вечер после визита к Резникам.
        - Эх, подселят какого-нибудь балбеса, - вздыхал он.
        - А что делать, - тоже вздыхал я. - Ты же знаешь, у меня, можно сказать, отношения с Полиной - теснее некуда, а нам даже встречаться с ней негде, целуемся в кинотеатрах.
        - Оно и верно, - соглашался Вадик. - Ну хоть на занятиях будем видеться.
        С Резником договорились, что я подожду, пока они с женой окончательно не съедут накануне вылета в Москву. Но последнюю ночь перед их отъездом проведу уже на новом месте, не ночевать же зимой на улице. Так что спать мне пришлось в комнате, раньше принадлежавшей Раисе.
        По ходу дела попросил Романа Исаковича поделиться координатами полезных людей. Тех самых, которые сидят на хлебных должностях. Резник не стал вставать в позу. В итоге у меня появились телефонные номера директоров продуктовой и промтоварной базы, чиновника из городского управления здравоохранения, а также его сменщика на посту директора мебельного магазина. Да ещё и сам позвонил этим людям, предупредил насчёт своего молодого, но, как он сказал, перспективного протеже.
        Позвонил отцу на работу, сказал, что теперь у меня свой дом. Батя офигел - о своём желании приобрести недвижимость они с матерью и не подозревали. Сразу же спросил, сколько я отдал? Сумма заставила его присвистнуть:
        - Жаль, я не умею песни сочинять, может, и в Асбесте мы с матерью в своём доме жили бы.
        - Дом хороший, - сказал я, - на самом деле стоит дороже, мне просто повезло, что человек срочно его продавал. Так что приглашаю на новоселье.
        - И когда? - оживился отец.
        - Пока ещё не решил, как решу - позвоню.
        Между делом меня пригласили в кабинет председателя облспорткомитета. Пётр Александрович Репьёв в присутствии председатель областной федерации бокса вручил мне удостоверение Мастера спорта СССР и соответствующий значок. Очередная вершина взята, думал, держа в руках ещё хрустящие корочки красного цвета с тиснёными золотом буквами. Выйдя из кабинета, раскрыл, внимательно прочитал… Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров СССР. Удостоверение №108366. Тов. Покровский Е. П. является мастером спорта СССР по боксу. Звание мастера спорта СССР присвоено 11 декабря 1970 года. Фото с уголком, подпись, плюс примечание, что значки мастера СССР не восстанавливаются и дубликаты их не выдаются.
        Утром 12 декабря я помог Резникам погрузить чемоданы в такси. Когда мы прощались, я, немного поколебавшись, спросил:
        - Роман Исакович, скажите, вот вы тут были директором мебельного магазина, уважаемым человеком, к вам, наверное, на поклон даже чиновники из горкома и облисполкома ходили. А кем вы будете там? Наверняка ведь задумывались об этом?
        Резник поглядел на меня чуть исподлобья:
        - Да, здесь я уважаемый человек. Но там я буду свободным. А свобода, молодой человек, она дороже любых денег!
        Да-да, свобода, она такая, мысленно улыбнулся я. Я тоже всю свою прежнюю жизнь мечтал быть свободным, но даже открыв собственный бизнес, эту свободу не обрёл.
        - Думаете, там, в Израиле, вы станете свободным человеком?
        - Ну уж в любом случае буду свободнее, чем здесь.
        Может, и правда он там найдёт своё счастье, хотя сколько я знал историй о том, как в поисках лучшей доли доктора наук, перебравшиеся из СССР в Израиль, трудились там дворниками или грузчиками. А тут всего лишь директор мебельного магазина. Вот если бы он был квалифицированным сантехником, то и на земле обетованной не пропал бы.
        Хомякова я пригласил на ближайшее воскресенье, как и Полину, Настю, Вадима и своих родителей - звонком отцу на работу. Обещали приехать.
        Полина ничего не знала о моих телодвижениях относительно личной жилплощади, я сообщил ей уже, когда стал полноправным владельцем недвижимости.
        - Да ты что! - округлила она глаза. - И ты молчал!
        - Боялся сглазить. Наобещал бы тебе, ты обрадовалась бы, а потом раз - и ничего! Зато теперь у нас есть собственный дом, где ты будешь прописана на законных основаниях. Поехали покажу.
        И мы поехали. Полина ахала и охала, пока ходила по дому, ей всё не верилось, что у неё теперь тоже будет свой дом, что она наконец-то съедет от Клавдии Михайловны. И дом, мягко говоря, неплохой.
        - Ну как, нравится? - поинтересовался я под конец экскурсии.
        Вместо ответа она кинулась мне на шею и впилась своим губами в мои. Ну а дальше мы переместились на диван в гостиной, и наконец-то предались любовным утехам. И никто нам не мог помешать предаваться ему хоть до следующего утра. Что мы, собственно, и сделали, так как любовью занялись уже вечером, и я никуда Полину отпускать не пожелал.
        А утром она меня озадачила вопросом:
        - Жень, а разве по закону можно прописать у себя девушку, не будучи на ней женатым? Это же считается аморальным и, кажется, противозаконным.
        Да, что-то такое я слышал. Надо будет этот вопрос провентилировать. А то поведу Полинку прописываться, а нам не только от ворот поворот, но ещё и сообщат по месту учёбы. И устроят до кучи комсомольское судилище. Так что же, срочно жениться? В общем-то, я не против такого варианта, правда, с другой стороны, мне казалось, что в таком деле торопиться не следует, мы ещё слишком молоды.
        - А если тебе пока от Клавдии Михайловны не выписываться? - осторожно предложил я. - А жить будешь со мной, здесь. А когда отучимся, то можно будет и о свадьбе подумать. Ты же согласна стать в перспективе моей женой?
        - В перспективе согласна, - рассмеялась Полина. - Но вдруг твои соседи сообщат какому-нибудь участковому, что у тебя какая-то девушка живёт?
        - С соседями, думаю, можно договориться. И даже с участковым, если он окажется не слишком принципиальным. Кстати, Резник сказал, что по идее наш участковый, должен зайти, познакомиться с новым хозяином дома. Хорошо бы с ним подружиться.
        Участковый пришёл в ближайшее воскресенье утром, я едва успел умыться и только собирался позавтракать. Капитан Иван Ильич Михайлов был немолод для своего звания, на вид ближе к пятидесяти, и носил роскошные усы, как у киношного Будённого. В шинельке, на ногах сапоги, наверное, какие-нибудь утеплённые, в которые заправлены брюки-галифе, выглядел он спокойным и уверенным в себе, и каким-то неторопливым, словно олицетворяя собой тезис: «Кто понял жизнь - тот больше не спешит». Показав удостоверение, с моего разрешения повесил шинель в прихожей, тщательно вытер ноги там же о половичок, прошёл к гостиную.
        - Присяду?
        Он кивнул на стул возле стола.
        - Конечно. Может, чайку?
        - Не откажусь, - после секундного раздумья согласился Иван Ильич.
        Усевшись за стол, вынул из планшета бумагу и новомодную шариковую ручку. Я тем временем соорудил две вместительных чашки чая на маленьких блюдцах, где сбоку примостились десертные ложечки. Поставил на стол розетку с вишнёвым вареньем и плоскую стеклянную вазу на невысокой ножке, наполненную печеньями и конфетами. Преимущественно шоколадными. Я к сладкому вообще-то равнодушен, но для гостей или Полинки, которая была той ещё сластёной, в самый раз.
        Участковый, впрочем, к сладкому тоже не притронулся, разве что положил себе в чашку ложечку варенья и тщательно перемешал.
        - Значит, Покровский Евгений Платонович?
        - Он самый.
        - Дом купили у Резников, верно?
        - Да, могу документы показать…
        - Не нужно, я уже наводил справки. Спортом занимаетесь?
        Он кивнул в сторону шкафа, где я, ничтоже сумняшеся, выставил свои пока ещё не очень многочисленные медали, грамоты и кубки. Мне казалось, что, если уж участковый навёл справки насчёт купли-продажи, мог бы заодно и обо мне разузнать побольше. Может, и разузнал, просто разыгрывает простачка. Тем более вон один из кубков увенчан маленькой фигуркой боксёра
        - Занимаюсь. Боксом, - и добавил. - В «Динамо».
        - В «Динамо», - сразу оживился участковый. - Это хорошо… Я и сам люблю бокс, в юности занимался. Судя по наградам, успехи уже есть?
        - Недавно чемпионат СССР выиграл.
        - Серьёзно? - казалось бы, искренне удивился Михайлов. - Зд?рово, поздравляю! Наверное, про вас в газетах писали?
        - Было дело... Вы пейте чай, а то остынет.
        Участковый засиделся у меня минут на тридцать. Пришлось рассказать ему свою биографию, помянуть родной Асбест, родителей, армию, учёбу в институте… На вопрос о том, планирую ли я жить один или с кем-то, честно сказал, что девушка у меня есть, и, думаю, ничего криминального в том, если она будет периодически гостить у меня и даже оставаться на ночь, я не вижу. На всякий случай добавил, что девушку эту звать Полина Круглова, и если товарищ участковый смотрел праздничный концерт к очередной годовщине Октябрьской революции, то мог видеть её на сцене. И что она появится в «Голубом огоньке». Показалось, что Михайлов проникся. Спросил, не собираюсь ли я заводить собаку? Я ответил, что не планирую.
        - Я бы на вашем месте завёл, - покачал головой участковый. - Поставил бы будку во дворе. Живёте вы один, уедете на какие-нибудь соревнования, и дом останется без присмотра. А так хоть бы залаяла, соседей по тревоге подняла… Вы, кстати, с соседями уже познакомились? Нет? Советую познакомиться. Они бы собаку подкармливали в ваше отсутствие.
        - Так я на это время могу свою девушку тут селить. Она точно будет лучше собаки.
        - Хм, можно и так. Но только на время, без прописки посторонним жить не положено.
        На прощание Иван Ильич попросил не сильно шуметь, если вдруг решу пригласить друзей. Оставил номер телефона опорного пункта, где, впрочем, как он признался, его не всегда можно было застать. Район у него большой, но стали появляться новостройки, пока с каждой семьёй познакомишься в этих муравейниках… Расстались вроде бы довольные друг другом. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
        Я не преминул воспользоваться советом участкового и быстренько познакомился соседями. Их характеристику мне ещё Резник давал, при личном знакомстве выяснилось, что репатриант в своих описаниях соседей не ошибся. Справа от меня жила пожилая семейная пара Фёдор Кузьмич и Василиса Петровна Кулебякины. Глава семьи успел повоевать и в Гражданскую, и в финскую, и в Великую Отечественную, был орденоносцем, и в свои 72 года ещё достаточно крепким стариком. Держали они безродную псину по кличке Гром, здоровую и лохматую, которая, к счастью, сидела на цепи, иначе точно откусила бы у меня какую-нибудь часть тела. Мило пообщались за чашкой чая, после чего я направился знакомиться к соседям слева. Здесь жили Ревякины… Хм, Кулебякины, Ревякины - практически рифма. У этих семейка была побольше: бабушка 81 года фамилия Петрова), дочь с зятем (Ревякины), и внук с внучкой. Старшая внучка укатила учиться в Куйбышев и там осталась, выйдя замуж. Мне и эти соседи понравились, спокойные, деловитые, зять бабули, Игнат Ревякин, работал на «Уралмаше», а его жена Екатерина трудилась в отделе кадров вагонного депо. Обошлось
без чаепития, но общение прошло на позитиве.
        Папку с «хрониками будущего» спрятал в подвале. Когда закладывал тайник кирпичами, невольно вспомнил литовские приключения. Там тоже всё началось с папки, спрятанной в подвале. Что-то никак у меня не получается пристроить хотя бы один экземпляр в надёжные руки. Может, рискнуть и Хлесткову отдать? Тогда придётся признаваться, что я ментальный путешественник из XXI века. Чекисты - люди серьёзные, за такие якобы розыгрыши определят на лечение, и это в лучшем случае.
        Лучше как-нибудь незаметно подсунуть. Хотя, когда ещё я окажусь в кабинете начальника УКГБ по Свердловской области и тем более, как мне сунуть папку ему незаметно в стол? Более вероятным виделся вариант с Хомяковым. С ним мы уже несколько раз пересекались, был случай, и хоть меня одного в своём кабинете он не оставлял, но всё же можно было что-то придумать. В крайнем случае просто разослать свои записи куда-нибудь в ЦК КПСС на имя Косыгина или ещё кого-то, кто способен отнестись к посланию серьёзно. Отправить по почте без обратного адреса, либо вымышленный написать.
        В воскресенье отметили новоселье. Хомяков вырвался, один, хотя я приглашал его с женой, но у той неожиданно нарисовалось дежурство за приболевшую коллегу. Родители приехали с полными домашних припасов сумками, хотя я тоже успел пробежаться по магазинам. Я Хомякова представил, как он и просил, товарищем из «Динамо», который мне чуть ли не второй отец. Холит, лелеет и пылинки с меня сдувает.
        Хорошо посидели, душевно… Я и камин разжёг, придавшему нашим посиделкам романтическую атмосферу. Заодно при всех представил родителям Полину как свою девушку. Ту самую, что пела на праздничном концерте.
        - Ой, а я смотрю, лицо-то знакомое, думаю, где ж я её видела?! - всплеснула руками мама. - И точно, она!
        - Полина - моя девушка, - со значением добавил я.
        - Это вроде невеста? - спросил батя, прожёвывая кусок ароматного домашнего сала.
        Полина покраснела, меня же этим было не смутить.
        - Можно и так сказать.
        - Вы теперь и свадьбу играть будете?
        Это уже мама поинтересовалась.
        - А как же! Только пока не решили, когда… Нам бы с учёбой разобраться.
        - Это верно, - подал голос молчавший до этого Хомяков. - Мы вон с моей тоже не спешили, дождались, когда получим дипломы, я в своём институте, она в медицинском - и только тогда подали заявление в ЗАГС. И то первое время по общежитиям пришлось помыкаться, у тебя, Евгений, в этом плане попроще.
        Как-то незаметно он перешёл со мной на «ты», однако это выглядело вполне естественно.
        Хорошо посидели, но без телевизора всё-таки не совсем то. Как-то незаметно разговор перешёл на Новый год - кто и где будет праздновать. Хомяков, понятно, в кругу семьи, родители у себя в Асбесте, а я предложил нам четверым - мне, Полине, Насте и Вадиму - снова собраться у меня. Две пары - самое то. С Настей у Вадика отношения развивались не сказать, что стремительно, но по нарастающей. Полина по секрету сказала, что у них любовь просто неземная. Ну и замечательно, лишь бы «залёта» не случилось.
        Так вот, будут же показывать «Голубой огонёк» с Полиной, как можно это пропустить?! Брать в прокат… Нет, телевизор должен быть свой, и хороший. Деньги у меня на счету после покупки дома ещё оставались, а перед Новым годом и я направился по магазинам. За цветным телевизором не гнался, пока жители область могут наблюдать только чёрно-белое изображения. Только в 1975 году на Урале появится цветное телевидение. Заглянул по старой памяти и в комиссионные. В итоге свой выбор я остановил на телеприёмнике «Рекорд-68» за 215 рублей. Наружная антенна осталась от прежних хозяев, и с ней приём был на редкость чистым, а то я уж подумал, как бы не пришлось приложить свои знания для усиления сигнала. В последних числах декабря купил живую ёлку и воткнул её в ведро с песком и сразу полил. Поливать придётся время от времени, иначе осыплется через несколько дней. А наряжали её уже с Полиной. Но сначала махнули с ней в универмаг - в доме коробок с ёлочными игрушками что-то не нашлось.
        За продуктами пришлось побегать. Идти в магазин - ну разве что за хлебом. Ну и ещё «Советского шампанского» урвал в гастрономе, взял сразу 5 бутылок, с запасом. Хотя и знал, что от настоящего шампанского в нём только название. На производство нашего, отечественного, уходил всего месяц. Пузырьки за это время ну никак не могут образоваться, поэтому то, что мы пили - это всего лишь винная газировка. За границей его продавали как игристое. Но советскому человеку выбирать не из чего, он не знает вкус настоящего шампанского, за исключением дипломатов и прочих деятелей, имеющих возможность выезжать в капстраны. Ну или тех, кто имеет возможность покупать шампанское, ввозимое в штучном порядке в СССР. Думаю, Леонид Ильич уже точно на приёмах к Кремле поднимает фужер с настоящим шампанским.
        Из спиртного прихватил ещё три бутылки грузинского красного и две белого, плюс на всякий пожарный бутылку «Столичной». По большей части затарился на Центральном рынке. Даже при его кусачих ценах здесь было нет протолкнуться. Потратиться пришлось изрядно, но я не жалел - новогодний стол того стоил. Тем более что на сберкнижку перечислили тысячу от «Динамо» за победу на чемпионате СССР, которая пришлась весьма кстати.
        Заглянул и на продбазу, с директором которой был дружен (скорее, имел общий интерес) Роман Исакович. Оттуда вернулся с кое-каким дефицитом, включая несколько баночек красной икры и севрюжий балык. Заплатил явно больше номинальной цены, ну так мне это и вынесли, считай, с чёрного хода.
        Холодильником я пока не обзавёлся, да он как-то и не был предметом первой необходимости ввиду того, что на дворе стоял декабрь. Скоропортящиеся продукты я хранил на чердаке, в обнаруженном там же сундуке. Может, от самого купца ещё остался, так и пылился тут годами за ненадобностью. Несмотря на возраст, выглядел он крепким, ни одной щелочки, да ещё окован железными полосами. В него уж точно никакая крыса не пролезет. Я его поставил возле закрытых ставенок ведущего на улицу окна. Здесь поддувало в щель, на полу снежок не таял, температура точно ниже нуля.
        Ничего, после телевизора и за холодильник возьмусь. Сейчас у меня было денег впритык, а холодильники стоили от 300 рублей. Причём самый простой и дешёвый я брать не хотел, чтобы громыхал своими внутренностями на весь дом. Уж лучше подкопить и взять что-нибудь приличное типа финского «Rosenlew», ставшего предметом торга в комедии «Кавказская пленница». Но если достать не удастся, то придётся брать что-то более доступное.
        Вот ведь, всё хорошо в СССР, и жильё тебе бесплатно дают (правда, не в моём случае), и работой обеспечивают, и медицина бесплатная, хоть хейтеры будущего и стебались над её качеством… Был у меня в знакомых один такой, лет на десять помладше меня. Нормальный мужик, но не переваривал СССР. Для страны, в которой он родился, у него не было ни одного доброго слова. А его аргументы казались прочными, как железобетон.
        - Да я йогурт впервые попробовал после 1991 года! До этого из кисломолочных продуктов был только кефир и ряженка, в стеклянных таких бутылках, забыл? Бананы и помидоры продавались зелёными, и родители их клали «на дозревание» в тёплое место. Из остальных фруктов и овощей круглогодично - только картошка, морковь, лук, свекла и яблоки. Полгода где-то продавалась капуста. Помнишь, какой отвратительный запах гнили всегда стоял овощном магазине? Кстати, зимой мы постоянно мёрзли. Где бы мы не жили, окна всегда продувались, а отопление работало отвратительно. Перед каждой зимой щели в окнах прокладывали поролоном и проклеивали бумажными полосками. А сладости?! Шоколадные конфеты, жевательные резинки и кола были роскошью. В ежедневной продаже имелись карамель, леденцы, отечественная газировка: лимонад и ситро. Да «Тархун» и «Байкал» нужно было уметь достать.Далее он вспоминал, что в магазине никогда нельзя было достать мясную вырезку, только «суповые наборы» из костей. Хочешь нормального мяса - иди на рынок и плати втридорога. Чтобы вкусно и разнообразно питаться, надо было иметь доступ к дефицитным
продуктам через знакомых начальников и директоров продовольственных баз, магазинов, спецраспределителей. - Нормальной одежды нельзя было достать, какие-то сраные джинсы доставались у спекулянтов за бешеные деньги. А предметы личной гигиены! Ведь не было никаких папмперсов, никаких женских прокладок, советские женщины мастерили сами себе прокладки из подручных материалов. А вместо туалетной бумаги в туалете висела газетка. Про бытовую технику я уж и не говорю… По сравнению с сегодняшними временами она стоила просто умопомрачительно дорого. Ну а тебе ли не знать, что персональные компьютеры и сотовые телефоны в нашей стране появились через 10 лет после того, как они появились в Европе и США. А если бы Советский Союз не рухнул, наверняка бы через все 15.
        И я, слушая его, во многом вынужден был с ним соглашаться. У меня просто не находилось аргументов для возражений. Да, да, да… Но всё равно я свою жизнь в «совке» вспоминал с затаённой радостью. Может быть, просто потому, что был молод и уверен в себе, а будущее виделось в радужных тонах. Ведь рано или поздно социализм победит, советский человек будет иметь всё - только трудись. Прозрение наступило в 80-е, когда пошла череда смертей генсеков. Думалось, а ведь куда-то не туда мы ползём. Нам столько лет обещали, что мы скоро станем жить лучше, а это «скоро» почему-то никак не наступало. Где мы свернули не туда? И потому Перестройку с рухнувшим «железным занавесом» практически все восприняли с воодушевлением. Вот теперь-то точно заживём! Ага, зажили… Такого разгула преступности, такого количества нищих не было со времён Гражданской войны. Даже в Отечественную, наверное, до такого не доходило.
        Ну ничего, прошла страна через горнило 90-х, выстояла, нашлись люди, которые смогли взять бразды правления в свои руки и направить повозку под названием «Россия» в нужную колею.
        А у нас пока встреча Нового года. Сегодня 31 декабря, страна готовится встречать новый, 1971 год. Девчонки пришли ещё днём, занялись стряпнёй, Вадик подтянулся ближе к вечеру - были дела в институте по комсомольской линии.
        Я разжёг камин, затрещали в огне полешки, стало совсем уютно, и девочки стали накрывать на стол. Легенды советских застолий - салаты «Оливье» и «Селёдка под шубой», сырная и колбасная нарезка, мандарины, бутерброды со сливочным маслом и красной икрой.
        Своего часа ждали принесённые с чердака, охлаждённые бутылки шампанского и грузинского. Водку тоже поставил, хотя ни я, ни Вадим вроде бы не собирались употреблять крепкое спиртное. Но стоит и стоит, есть не просит, пусть даже для украшения стола. Был и лимонад, опять же охлаждённый.
        В 11 часов начался «Голубой огонёк», и наше внимание моментально сосредоточилось на новогодней развлекательной передаче. Дмитрий Гнатюк исполнил песню «Маритана», потом Зинаида Евтихова и Николай Фатеев показали гостям студии акробатический этюд. Кукольный театр, Эдита Пьеха, Муслим Магомаев…
        - Поля, когда тебя покажут? - спрашивал Вадим.
        - Да я и сама не знаю, - честно признавалась Полина. - Когда уезжала, режиссёр говорил, что они ещё на монтаже будут думать, кого в какой последовательности ставить.
        - Ну мы в любом случае тебя не пропустим, если только вдруг электричество не отключат, - говорил я. - Тогда тебе придётся петь вживую. Гитара есть, подыграю.
        Это я вспоминал ещё не снятый мультик про дядю Фёдора. Только там в Простоквашино телевизор показывал без звука, а у нас нормальный, по нынешнему времени, конечно, потому что для меня нормальный - это мой LG диагональю 42 дюйма, стоявший в зале в моей квартире будущего. Но главное - показывает, и звук есть, хотя, опять же, далеко не стерео.
        Первая часть «Голубого огонька» закончилась без десяти минут полночь. На экране появился генеральный секретарь ЦК КПСС, дорогой Леонид Ильич Брежнев. Если не ошибаюсь, это было первое появление генсека с новогодним поздравлением жителям СССР на телевизионном экране. Присутствующие мне подсказать не могли, так как доселе никто Новый год под телевизор не встречал ввиду отсутствия самого аппарата. Приходилось опираться на свою от природы хорошую память: где-то когда-то вычитал этот факт с первым телеобращением Леонида Ильича к согражданам.
        - Дорогие соотечественники! Дорогие товарищи и друзья! Идут последние минуты 1970 года. Советский народ провожает его с сознанием исполненного долга, с хорошим настроением…
        Закончил Брежнев свой спич воззванием:
        - Пусть новый год будет годом новых побед, дела мира и демократии, дела социализма и коммунизма! Наша новогодняя здравица в честь великого советского народа в честь Ленинской партии коммунистов и нашей горячо любимой социалистической Родины! С Новым годом! С новым счастьем, дорогие товарищи!
        Мы закричали: «Ура! С Новым годом!» и чокнулись фужерами с шампанским. Каждый про себя загадал желание. А затем настал черёд подарков. Насчёт подарков девушкам я заранее предупредил Вадима и даже предложил одолжить ему денег - так бы, безвозмездно, он точно не взял. Но Вадик заявил, что у него имеются свои, недаром он по-прежнему иногда появляется на станции в качестве грузчика.
        Решили не мудрить и одарить девушек парфюмом. Вадим вручил Насте «Ландыш серебристый», а я Полине уже по традиции - её любимые «Белая сирень». В ответ получили по поцелую… и пузырьку одеколона. Девчонки не мудрили с выбором, подарили нам по флакону одеколона «Карпаты». Который, кстати, было не так уж и легко достать, особенно в нашем Свердловске.
        Я видел, как Полина нервничает: а вдруг её не покажут? Я тоже переживал про себя, да и Настя с Вадимом, было заметно, косились в экран телевизора с настороженностью. Зря волновались, в половине первого ночи после выступления Эдуарда Хиля с песней «Зима» на экране появилась наша Полина Круглова.
        - Полинка! - взвизгнула Настя, прижав ладони к лицу.
        Ох и хороша она была с этой причёской и в своём искрящемся платье! Да и сегодня девчонки вырядились - глаз не отвести. Мне даже захотелось немедленно остаться с Полиной наедине и сделать с ней что-нибудь непотребное. Но ласково и нежно.
        А почему бы и нет? Ведь мы договорились, что ночуем все сегодня у меня. Только Вадик с Настей не во второй спальне, а в гостиной на диване, благо тот раздвигался. Второй этаж этой ночью наш с Полиной.
        По постелькам мы отправились во втором часу, уже после того, как запоздало погуляли по заснеженной набережной. По идее надо было отправиться на свежий воздух сразу после наступления Нового года, но мы боялись пропустить выступление Полины. И тем не менее не мы одни оказались бродящими по набережной с горящими бенгальскими огнями и бутылкой шампанского. Пили мы прямо из горла по очереди, никто не брезговал.
        А потом пошли спать… Ну как спать. Сначала занимались тем, чем занимаются взрослые дяди и тёти, и только потом собственно отправились на боковую.
        Проснулись мы с Полиной в девятом часу утра. И снова… хм… занялись этим самым. Не знаю уж, как обстояли дела у Насти с Вадиком, но, судя по их довольным и одновременно смущённым физиономиям, они тоже время зря не теряли. За утро не отвечаю, но ночью как минимум.
        А 2 января, в субботу, когда я пришёл на тренировку, Казаков сообщил мне приятную, но исподволь ожидаемую новость:
        - Женька, в четверг выезжаешь на двухнедельные сборы в Кисловодск. Вернее, вылетаешь. Руководство института уже предупредили, сессию сдашь задним числом. В понедельник утром тебя ждут в спорткомитете, получишь деньги на билет и командировочные.
        - А в чём дело-то? - не понял я.
        - В Америку летишь! Сразу со сборов. Тебя включили в команду для участия в матчевой встрече США - СССР.
        Да ладно! Нет, в глубине души я, конечно, наделся, что попаду в сборную, но надежда эта
        Та была очень осторожной, и я никому о своих мечтах не рассказывал, даже Лукичу. …
        - Блин, у меня же загранпаспорта нет! - вспомнил я.
        - Репьёв по телефону сказал, что этот вопрос решится буквально за пару дней.
        - Класс! А вы, Семён Лукич, не полетите?
        Тот грустно вздохнул:
        - Ну, куда ж ещё меня… С вами полетят старший тренер сборной Анатолий Степанов и его помощник, он же родной брат Степанов - Геннадий Григорьевич. А, ну и врач, само собой.
        - А кто руководитель делегации?
        - Не знаю, кто-нибудь из Спорткомитета или федерации бокса.
        - Ну и замполит какой-нибудь, - подмигнул я Лукичу.
        - А как же, - криво ухмыльнулся Казаков. - Кто-то же должен следить за вашим моральным обликом.
        Загранпаспорт мне и впрямь сделали оперативно, в среду он уже был готов и отправлен… в Москву. Сказали, что сейчас он мне ни к чему, понадобится только на паспортном контроле.
        С Полиной мы решили, что она на время моего отсутствия поживёт в моём доме. Причём даже с Настей, чтобы им поодиночке скучно не было. Соседей предупредил, чтобы не было вопросов, те вроде отнеслись с пониманием. А девчонок тщательно проинструктировал, как обращаться с газом, печкой и так далее.
        - Эх, вот бы у Вадима тоже был свой дом или квартира, - мечтательно вздохнула Настя.
        - Будет, Анастасия, будет, - уверенно заявил я.
        Наверное, слишком уверенно, потому что на самом деле далеко не каждая семья обзаводилась собственным жильём даже после десятилетий совместной жизни. Многие так и ютились в семейных общежитиях до старости. А многие жили в коммуналках, бараках, полуподвальных помещениях с удобствами во дворе. И это зачастую буквально в центре города. М-да, нескоро ещё решится в нашей стране квартирный вопрос.
        На самом деле я летел не в Кисловодск, где не было своего аэродрома, а в Минеральные Воды. Оттуда 60 км уже до места назначения. Захватил куртку, так как Кисловодск в январе - это как Свердловск в октябре. Впрочем, как я выяснил позже, и Лас-Вегас зимой примерно такой же, осенний, так что куртка будет и там актуальна. По идее, в Штаты хорошо бы махнуть было за месяц до встречи, чтобы успеть пройти акклиматизацию, но кто ж нам позволит торчать в стане идеологического противника целый месяц! Советский спортсмен должен уметь акклиматизироваться и показывать достойный уровень в любой ситуации.
        В составе сборной в Штаты должны были лететь Анатолий Семёнов, Виктор Запорожец, Анатолий Левищев, Александр Мельников, Николай Хромов, Сурен Казарян, Леонид Тлеубаев, Олег Толков, Юозас Юоцявичус, Олег Коротаев и, собственно, Евгений Покровский. Четверо из этого состава уже принимали участие в подобных матчах: для Толкова это был второй матч, а для Запорожца, Мельникова и Хромова - третий.
        Степанов и его брат нас особенно не напрягали. Кстати, по ходу дела узнал, что Геннадий в прошлом - двукратный чемпион СССР, а Анатолий Григорьевич - лишь однажды становился чемпионом. Причём один раз в финале уступил как раз своему брату, Геннадию. А ещё у них был третий брат, Виктор, тоже двукратный чемпион СССР. Правда, месяца полтора назад умер после, как принято говорить, тяжёлой и продолжительной болезни.
        Если Анатолий и Геннадий и были в подавленном состоянии, то уж точно не на сборах. У братьев был рабочий настрой, который передавался и нам. Каждая тренировка заканчивалась трёхраундовым спаррингом. Пары распределяли согласно весовым категориям, чтобы не ощущалась разница в весе. Соответственно, уже в первый день я спарринговал с Олегом Коротаевым. С земляком, если что, свердловчанином. Правда, уже перебравшимся в Москву. Нас даже заселили в один номер.
        И я-то помнил, что в будущем он станет криминальным авторитетом. А начало его криминальной истории положит драка с сыном Щёлокова - Игорем Щёлоковым, случившаяся в 1977 году. Ему припишут тяжкие телесные, хранение оружия, которым на самом деле окажется сувенирный патрон и наркотиков. Анашу, скорее всего, ему подбросили. В 80-х снова будет арестован, уже за хулиганство. Обзаведётся знакомствами с криминальными авторитетами. А в начале 90-х переберется в США, где и получит пулю в затылок. Убийцу и заказчиков так и не нашли.
        Я боксировал с Олегом, а в голову лезли те самые мысли о его мрачном будущем. И ведь в силу своего буйного характера, как бы я ни пытался изменить его судьбу, всё равно рано или поздно влезет в неприятности.
        - Покровский, в каких облаках витаешь? - услышал я голос Анатолий Григорьевича.
        Пришлось вернуться на грешную землю и показать всё (ну или почти всё), на что я способен. Вторую часть спарринга отработал в темпе, который больше присущ «легкачам», а не тяжеловесам, так что Коротаев только и делал почти весь третий раунд, что пытался повиснуть на мне, устроив себе, несчастному, передышку. После окончания спарринга Степанов сдержанно меня похвалил:
        - А ты выносливый, Покровский. Я ещё на чемпионате страны заметил, что на тебе пахать и пахать.
        По ходу дела выяснил ещё одну интересную деталь про нашего старшего. Тот, оказывается, снимался в фильме «Первая перчатка». Ему предлагали главную роль, но он отказался, в итоге сыграл чемпиона Москвы Юрия Рогова - соперника Никиты Крутикова в исполнении Ивана Переверзева. А я, честно говоря, не раз видевший этот фильм, и не догадался бы, что наш тренер - своего рода кинозвезда.
        Тренировки проходили ежедневно через два часа после завтрака и вечером, за полтора часа до ужина. Так же каждый день мы проходили медосмотр у врача сборной Виктора Петровича Ульянова. Поневоле пришлось перезнакомиться с ребятами, которым предстояло вместе со мной лететь в Штаты. Впрочем, все они оказались нормальными, свойскими парнями. Виктор Запорожец, несмотря на возраст - ему было всего 23 года - успевший даже выступить на Олимпиаде в Мехико, охотно делился историями с прошлой поездки, встреча тогда проходила в том же Лас-Вегасе. Тогда они ещё и в Монреаль успели завернуть, провести встречу со сборной, составленной из американских и преимущественно канадских боксёров.
        - Там, конечно, всё другое, - с видом знатока говорил Витя. - В магазин зайдёшь - глаза разбегаются. Чего только нет… И жвачка тебе, и «Coca-Cola», а колбасы - сортов сто, не меньше.
        - Ну да, в Японии, когда в прошлом году туда ездили на турнир, тоже всего навалом, - поддакивал Казарян. - Я оттуда джинсы и магнитофон привёз. А спонсоры - ну это типа организаторы, которые денег дали на турнир - ещё и часы каждому подарили, «Seiko Navigator», вот эти.
        И гордо продемонстрировал сидящие на запястье часы с каким-то хитроумным циферблатом и календарём.
        - А в казино ходили? - спросил Запорожца Толя Левищев.
        - Не, строго-настрого запретили, - вздохнул Витя. - Сказали, если узнают, что заходил в казино - мигом вылетишь из сборной и больше в жизни за границу не попадёшь.
        А я подумал, ну что делать советскому боксёру в казино? Поставить на красное или чёрное жалкие доллары, обменянные перед вылетом? Или разменять купюры на монеты и проиграть в «однорукого бандита»? Нет, не с нашими доходами литься по казино. Хотя из интереса, просто поглядеть - почему бы и нет? Будет потом что рассказать, мол, заходил в казино в Лас-Вегасе, но везде народцу полно, так и не хватило места за карточным столом или рулеткой.
        Но наконец сборы подошли к концу, и 20 января утром мы выехали автобусом в Минеральные Воды, а оттуда самолётом вылетели в Москву. В аэропорту «Шереметьево», куда мы перебрались из «Домодедово», к нам присоединился какой-то начальник отдела Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР. Звали его Борис Петрович Петухов, он провёл с нами прямо в зале ожидания краткий инструктаж относительно того, как должен себя вести за границей советский человек. Поехали на Смоленку, менять рубли на валюту в специализированном отделении Банка СССР.
        Я слышал, что вроде как менять разрешалось из расчёта два доллара на день пребывания за границей. Но нам разрешили поменять сорок рублей на сорок «гринов», как выражаются валютчики и фарцовщики. Предупредили, что оставшуюся при возвращении валюту нам обменяют на чеки «Внешпосылторга», которые можно будет отоварить в сети магазинов «Берёзка». А затем снова отправились в аэропорт, где сели на рейс во Франкфурт-на-Майне.
        Жаль, не удалось побыть в Москве подольше. У меня в сумке лежала папочка для Силантьева с очередным, хм, шедевром. Хотя, что ни говори, а у Пахмутовой с Добронравовым что ни песня - то шедевр, даже если это официоз. Ничего, на обратном пути, когда времени будет побольше, попробую нагрянуть к Силантьеву.
        В немецком аэропорту провели пять часов в ожидании прямого рейса до Лас-Вегаса. По совету Петухова, учитывая 10-часовую разницу по времени между Москвой и Лас-Вегасом, перевели стрелки своих хронометров. Нам было разрешено погулять по зданию аэропорта, но за его пределы ни в коем случае не выходить. А в огромном здании аэропорта находились магазины «Duty Free».
        Ах как манят блестящие ящики с шоколадками! Хрупкие пузатые бутылочки парфюма и яркие этикетки на алкоголе соблазняют вроде бы выгодными ценами. Вот только я-то знал, что в беспошлинных магазинах не всегда дешевле. Отсутствие налога на импорт компенсируется высокой стоимостью содержания магазинов. Потому как цена аренды площадей в аэропортах заоблачна, и в стоимость товаров заложена высокая наценка.
        - Я бы не советовал здесь тратиться, - подсказываю ребятам. - В Штатах можно будет найти варианты подешевле.
        - Женька дело говорит, - соглашается Витя Запорожец, который был на голову ниже меня. - Это только кажется, что тут дёшево, рассчитано на неопытных туристов.
        - Ну и нечего тогда тут делать, пойдёмте обратно, - резюмировал Олег Коротаев.
        В оставшиеся почти три часа заняться было решительно нечем, и мы втихаря от сопровождающих лиц сели играть в переводного дурака захваченной тем же Коротаевым из дома колодой карт. В дурака играли и на сборах, сначала на щелбаны, но так как соответственно весовой категории сила щелбанов у всех была разная, решили играть на мелочь. С собой у нас были и советские деньги, включая железную мелочёвку, так что на кон могли поставить от 10 копеек до рубля - на б?льшую сумму договорились не играть.
        За большими стёклами аэропорта уже начало темнеть, когда появился Петухов и скомандовал двигаться на таможенный контроль. А ещё через полчаса мы занимали места согласно купленным билетам в салоне «Боинга-747». Мне досталось место возле иллюминатора, рядом со мной плюхнулся в своё кресло Коля Хромов. Полёт предстоял долгий, почти 12 часов. Как и перед полётом из Минеральных Вод в Москву, я снова про себя прочитал короткую молитву, которой меня ещё в прошлой жизни научил один ведун - бывший скульптор Владимир Ракша. У него действительно были волшебные руки, которыми он творил чудеса, поднимая на ноги, казалось бы, безнадёжных больных. Когда моя нога совсем стала плохой, я поехал к нему, и не только избавился от боли, но и почти перестал хромать. Жаль, умер старик в нулевых, я бы после своего смертельного диагноза первым делом поехал к нему.
        Молитва же звучала следующим образом:
        «Щит мне порука, Христос мне защита. Иду - и везде мне путь, и светлая дорога. Аминь!»
        И я её повторял в такие вот моменты, когда нужно было куда-то далеко ехать на поезде или лететь самолётом. Чисто по привычке, про себя, но ни разу ни в какую передрягу не попал.
        Наверное, молитва тут всё-таки тут ни при чём. Всё запрограммировано заранее, как говорится, на роду написано. А можно ли это как-то исправить… Когда мне хреново, я обычно вспоминаю майора Звягина[1], находящего выход из любой ситуации, и по жизни предпочитал придерживаться правила: «Каждый человек - кузнец своего счастья». Вот и я старался ковать, ставя перед собой одну задачу за другой и поочерёдно их решая.
        И в этой жизни, в которой, похоже, я задержался надолго, предстоит то же самое. Впрочем, цели на этот раз немного другие. Например, учитывая, что я не стал инвалидом, планировал продолжать выходить на ринг, пока есть желание и здоровье. Да, я уже стал чемпионом СССР, и это зд?рово! Но сколько их было, чемпионов СССР, тысячи, многих через десять лет уже забыли. То ли дело чемпион мира или Олимпийских Игр! Кстати, первый в истории чемпионат мира среди любителей пройдёт в 1974 году, классно было бы стать его победителем и войти в историю.
        - Tea, coffee, juice? - вырвал меня из мечтаний голос улыбающейся стюардессы.
        Она катила перед собой по проходу тележку с напитками и лёгкими закусками.
        - Do you have green tea? - спросил я.
        - Yes, of course! - ещё шире улыбнулась она.
        - Make one, please, and that sandwich over there... No, let's have two, they look very appetizing.
        Когда я получил свой зелёный чай и два бутерброда, сидевший рядом Коля Хромов пробормотал:
        - Ни хрена себе, Женька, ты и английский знаешь?
        - Да так, на уровне школьной программы, - отбрехался я.
        - Я тоже в школе английский учил, а только почти ничего из вашего диалога не понял.
        А я подумал, что это мой небольшой прокол. Хорошо, что рядом Коля сидел, а не сотрудник Госкомспорта. Тот мог бы и доложить по инстанции, что студент Уральского политеха, в жизни не бывавший за границей, очень хорошо владеет языком идеологического противника. А потом разборки с органами… Так что впредь надо следить за языком.
        Я раскрыл захваченный ещё из дома томик стихов Есенина. Особо поэзию никогда не любил, но стихи Есенина запали мне в душу ещё с детства.
        До свиданья, друг мой, до свиданья.Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.
        До свиданья, друг мой, без руки, без слова,Не грусти и не печаль бровей, - В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей[2].
        И плевать, что многие ценители творчества Есенина уверены, будто эти стихи посвящены мужчине, в частности, молоденькому литературному секретарю Эрлиху. Поэтический
        гений может быть кем угодно в своих сексуальных предпочтениях (если это, конечно, не педофилия), и при этом оставаться гением.
        Вскоре нас кормили ужином. Хорошим, даже я наелся, после чего решил вздремнуть. Мы уже преодолели примерно половину, под нами простирался Атлантический океан, а мне снился Лас-Вегас - город Греха, город миллионов огней, фантастических взлётов и сломанных судеб.
        [1] Майор Звягин - главный герой книги Михаила Веллера «Приключения майора Звягина».
        [2]«До свиданья, друг мой, до свиданья...» - последнее стихотворение Сергея Есенина, которое он написал кровью на клочке бумаги незадолго до самоубийства в декабре 1925 года. Листок со стихами он передал Вольфу Эрлиху, и тот впервые прочитал написанное лишь после того, как Есенин погиб.
        Глава 2
        Международный аэропорт Мак-Карран был расположен в 8 километрах от центра Лас-Вегаса. Штат Невада нас встречал лёгким, сухим ветерком и улыбающимся каким-то там секретарём из советского посольства, представившемся Андреем Андреевичем Бегловым. Беглов сказал, что будет сопровождать нашу сборную на протяжении всего американского турне, и я сразу понял, что под гражданской одеждой скрываются погоны какого-нибудь капитана или майора Госбезопасности. И американцы, уверен, об этом знают, и наши знают, что они знают… Да и шпионов ЦРУ уж точно не один сидит в американском посольстве в Москве. Все понимают и принимают правила игры.
        Сборную поселили в отеле и одновременно развлекательном комплексе «Caesars Palace», располагавшемся на Фламинго-роад. В переводе на русский название отеля звучало как «Дворец Цезарей». Отель состоял из шести башен: «Август», «Центурион», «Форум», «Дворец, «Римлянин» и «Октавиан». На первом этаже был отдельный вход в казино со всеми его развлечениями. Наверное, и стриптиз в отдельных залах имеется.
        Селили нас за счёт принимающей стороны, то есть совершенно безвозмездно. Я так понимаю, организаторы планировали сделать выручку на билетах, окупить два дня нашего проживания в этом шикарном отеле... Хотя где в Лас-Вегасе даже сейчас есть не шикарные отели?
        Матч пройдёт завтра здесь же, на арене отеля «Caesars Palace», вмещающей более 5 тысяч зрителей. На ней же, насколько я помнил, в 1980 году состоится бой Мохаммеда Али с Ларри Холмсом. Ну, до этого ещё 9 лет, пока же будем биться мы, русские и американцы. Вернее, советские, учитывая, что состав нашей сборной многонационален.
        Нас поселили в «Форуме». На первом этаже стояли в ряд игровые автоматы, у которых торчало несколько бездельников-туристов. Знаменитый «Однорукий бандит» - легенда тщательно выстроенной системы по оболваниванию доверчивых граждан. Хотя кому-то иногда везёт. Вот и сейчас, пока оформляли наши документы для заселения, один из игроков сорвал куш, и под его радостный крик из нутра автомата монеты звонким потоком посыпались в специальный ставень.
        - Повезло кому-то, - вздохнул стоявший рядом со мной Казарян.
        - Главное, чтобы нам на ринге повезло, - глубокомысленно заметил Саша Мельников.
        Нашей команде выделил половину 12-го этажа. Номера оказались двухместными. Тренеры-братья заселились вместе, представитель Госкомспорта и посольский также разделили номер на двоих. Моим соседом оказался Олег Коротаев. И спарринговали с ним, и живём снова вместе, как в Кисловодске.
        Для него это тоже была первая зарубежная поездка, и ему было трудно скрыть удивление и даже какой-то восторг от гостиничного сервиса. Это вам не кисловодский Дом отдыха, где мы жили на сборах. Я там даже тараканов видел. Здесь ни о каких тараканах и речи не шло. Лепнина на потолке, фрукты в вазе на столике, раздельный санузел, полотенца с монограммой «CP»… В каждом номере стоял небольшой холодильник с напитками, почти как в египетских отелях при «all inclusive», вот только спиртное, включая пиво, лично Бегловым из холодильников было изъято, остались только баночки колы и литровые пакеты сока. Я не удержался, сразу налил в пузатый бокал, видимо, предназначенный под изъятый виски, холодного сока. Настоящий апельсиновый сок, если верить написанному на коробке, без консервантов, может храниться только неделю, и то благодаря специальной упаковке.
        - Вкусный, - спросил Олег.
        - Вкусный. Возьми, попробуй. Не тушуйся, Беглов же сказал, всё бесплатно.
        Перед завтрашними поединками нас знакомят с соперниками. Мне боксировать с Роном Лайлом. Имя ничего мне не говорит, как, впрочем, и остальным нашим боксёрам имена их противников. Вот если бы в графе напротив моей фамилия значился Кассиус Клей (он же Мохаммед Али) - тогда да, было бы о чём говорить. Впрочем, тот факт, что этот Рон Лайл не оставил сколь-нибудь заметного следа в истории, вовсе не означает, что к поединку следует отнестись спустя рукава. Нам сюрпризов не нужно, мы сюда не за этим прилетели.
        В наше распоряжение был предоставлен спортивный зал, оборудованный по последнему слову техники. Здесь имелся и боксёрский уголок, разве что ринга не хватало. Впрочем, он и не был особенно нужен, мы не собирались устраивать спарринги накануне официальных поединков.
        Провели в зале вечернюю тренировку, поужинали в одном из залов местного ресторана, специально отведённого для нашей команды. Кто-то из наших пошутил, что на самом деле это завтрак, учитывая разницу во времени между Москвой и Лас-Вегасом. Самое хреновое, что утром все встали невыспавшимися - акклиматизация проходила с трудом и, боюсь, к концу нашего турне мы ещё не успеем акклиматизироваться.
        - Днём всем спать, - заявил Степанов, который Анатолий Григорьевич. - Иначе на ринге будете сонными тетерями.
        Поспать после обеда нам удалось. Лично мне точно, хоть и не так хорошо, как хотелось бы. Подъём в 5 вечера по местному времени, лёгкая разминка в спортзале, откуда в половине седьмого мы плавно перекочевали на арену «Caesars Palace». Вернее, в две выделенные нам гримуборные, переоборудованные в своего рода раздевалки.
        Перед встречей Петухов на пару с Бегловым нас «накачали», мол, ни в коем случае нельзя проигрывать общий зачёт. Мы должны показать, что советский бокс лучше американского, побить соперника в его логове.
        - Даже если это негры? - спросил наивный Казарян.
        - Даже если это негры, - подтвердил Беглов. - Они сейчас являются орудием в руках империалистов, и их победа над вами даст вашингтонским политиканам очередной повод поглумиться над советским спортом и вообще над СССР. Тем более что против нас выставляют далеко не лучших американских бойцов, а вы являетесь практически все сильнейшими боксёрами Советского Союза. Против тебя, Покровский, будет боксировать недавний уголовник, отбывавший срок за убийство. Его освободили досрочно по просьбе спортивного магната, пристроившего Лайла на один из своих заводов сварщиком.
        Потому проиграть будет вдвойне стыдно. И по слухам, за победу над тобой ему обещали перевод в профессионалы. Так что мотивация у соперника серьёзная, и это не даёт тебе права подходить к поединку спустя рукава.
        - Я и не собирался…
        - В общем, не подведите, ребята, - сказал своё веское слово Петухов.
        - Не подведём! - встал и заявил комсорг сборной Саня Мельников.
        - Вот и отлично. А теперь готовьтесь, в том числе и психологически, набирайтесь, так сказать, спортивной злости.
        И народ начал готовиться. А я не удержался, из бокового прохода выглянул в зал. Да-а, впечатляет… Народу практически битком, а до начал ещё где-то с полчаса. А к выходу на ринг уже готовятся представители веса «пера» - Толя Семёнов и Альберт Дейвил. Публика, естественно, поддерживает своего, слышу прорвавшийся над общим гулом крик: «Надери ему задницу, брат!» Естественно, кричат на английском, Толя вряд ли что понял, а вот Беглов морщится, выискивая глазами крикуна. Похоже, вон тот черномазый орёт. Чёрных в зале не очень много, редкие пятна в общей белой массе, всё-таки до BLM и прочих толерантностей со вставаниями на колени перед неграми ещё далеко. Сегодня их вполне можно пожалеть, они всё ещё вынуждены уступать места в автобусах белым, даже если это не женщина с ребёнком, а здоровый мордоворот. Для цветных существовали отдельные туалеты, кассы в кинотеатрах, там же специально отведённые (худшие) места. И здесь это считается в общем-то нормой, разве что Мартин Лютер Кинг пытался организовать чёрных на борьбу, и то его пристрелили почти три года назад.
        Наши выходят на ринг под «Калинку-малинку». Хорошо ещё, перед боксёром не пускают медведя с привязанной к лапе балалайкой. Или с бутылкой водки. Советские боксёры вручают соперникам сувениры - Ваньку-встаньку в хохломской росписи и вымпел сборной. В ответ получают только американский вымпел. Либо соперники решили сэкономить, либо просто не додумались приобрести ещё какие-нибудь сувениры.
        Толя оказался сильнее своего темнокожего соперника. Тот же негр, что призывал надрать задницу русскому, теперь осыпал его проклятиями, и получил даже замечание от одного из следивших за порядком охранников. Выставил свои розовые ладошки, мол, больше не буду. Понятно, что не будет, иначе могут вывести.
        Следующая весовая категория, на ринг поднимаются Виктор Запорожец и Грегори Льюис. Здесь по очкам победа американца. Счёт пока равный - 1:1. Дальше Толя Левищев и Саша Мельников по очкам переигрывают своих оппонентов, создавая неплохой запас для нашей команды. Хромов в равном бою проигрывает сопернику с мексиканскими корнями Хавьеру Муницу. Но Сурен Казарян своей победой восстанавливает статус-кво. А дальше Тлеубаев и Толков проигрывают нокаутами, оба в 3-м раунде. И теперь счёт равный. Каждый следующий бой - на вес золота.
        Наша сборная боксирует в красных майках с надписью СССР и белых трусах. А вот соперники кто во что горазд. Один был в трусах цветах американского флага. М-да, рискни я натянуть трусы с флагом СССР, это ж на сколько меня упекли бы в Сибирь лес валить?!
        Юозас Юоцявичус тем временем одолел нрекоего Ларри Уорда. А затем Олег Коротаев в 3-м раунде отправил на настил ринга Натаниела Джексона. Теперь можно было выдохнуть - даже без учёта моего поединка командная победа за сборной СССР. Я видел, какое облегчение мелькнуло в глазах тренерской пары, да и сидевших на трибуне рядышком со специально приехавшей в Лас-Вегас группкой болельщиков из советского или консульства и торгпредства Петухова с Бегловым.
        Однако это не повод подходить к своему бою спустя рукава. Я и не собирался. Для меня это первый шанс заявить о себе на международном уровне, пусть даже и в товарищеской встрече. И я его упускать не собирался.
        Мой соперник Рон Лайл был старше меня почти на 10 лет. Он и выглядел нас вой возраст, а солидности ему придавала бородка. Я стоял в своём углу, ожидая команды к началу боя, прислонившись спиной к синей подушке, а Анатолий Григорьевич, разминая мне плечи, говорил:
        - Кое-что Геннадий успел про этого Лайла выяснить. Он любит идти в размен ударами. Удары у него мощные, так что не пренебрегай защитой. Предпочитает открытую стойку, прёт вперёд, как танк, и бьёт, бьёт... Больше двигайся, ты легче его, выматывай, поиграй на дистанции.
        Да уж, соперник выглядел мощно. Центнер, думается, в нём есть, но точно не жира, мышцы так и бугрились под тёмно-коричневой кожей. И выше он меня на полголовы. В груди как-то слегка похолодело, но внешне я постарался ничем не выдать своего волнения
        Судил в ринге поединок наш знаменитый в недавнем прошлом боксёр Владимир Енгибарян, олимпийский чемпион 1956 года. Половину боёв судили американцы, половину - наши рефери.
        Соперник приплясывает на месте, нагло пялится на меня плавающими в белках глаз чёрными точками зрачков, и хищно ухмыляется. Видно, не внушаю я ему должного уважения. А он мне внушает, если честно, даже до начала боя. Но сомневаться в своих силах - не в моих правилах. Со щитом или щите, как говорили спартанцы. И я всем своим видом демонстрирую, что и не таких бивали, и тоже растягиваю рот в ухмылке, показывая свою красную капу. Это мне на заказ сделал месяц назад, когда я ещё не знал, что полечу в Штаты, знакомый стоматолог. Использовал акриловую смолу с добавлением безопасного для организма красного красителя. Хотел я, чтобы на капе красовались ещё золотые серп и молот, но технически это сделать оказалось при нынешних возможностях невозможно. То есть в принципе, как сказал протезист, возможно, но у него подобного опыта не имелось, да и вообще он ни разу не художник.
        Но и так, как мне казалось, я выгляжу с этой капой более устрашающе, чем с обычной белой. Во всяком случае, когда я наблюдал своё отражение в зеркале в гримуборной, превращённой в раздевалку.
        Енгибарян на английском приглашает нас с Лайлом в центр ринга, звучит гонг и команда «Бокс!», после которой соперник сразу же прёт на меня, сокращая дистанцию и выбрасывая удар за ударом. Я уклоняюсь, снова разрываю дистанцию, зрители свистят, но я не собираюсь ввязываться в обмен ударами, в котором заведомо проиграю. Лучше побросаю джебы, благо что оппонент не особо заботится о защите, и одиночные левой прямой раз за разом достают его бородатую физиономию с вывернутыми губами и приплюснутым носом. Тот в ярости, бегает за мной, но я блокирую его удары, выворачиваюсь из углов и канатов, снова разрываю дистанцию… И так два или три раза.
        Хотя один удар справа у него зашёл. Чувствую, как под левым глазом набухает гематома. Надеюсь, она не закроет глаз окончательно.
        - Тридцать секунд! - слышу крик Степанова.
        Что ж, концовку раунда можно и поработать. Включаю «солнышко Демпси», совмещая уклоны с нырками, обрушиваю на опешившего от такой наглости град ударов, не таких тяжёлых, как хотелось бы, но всё равно довольно чувствительных. К чести Лайла, тот довольно пытается работать на встречном курсе, но попасть в меня не так-то просто. Однако разочек прилетает довольно чувствительно, но я однозначно попадаю больше, надеюсь, боковые судьи - а среди них на этом поединке двое наших - подсчитают всё правильно.
        Гонг… Я не спеша иду в свой угол, не плюхаюсь, а с аристократическим видом сажусь на вращающееся сиденье, всем видом демонстрируя, что для меня первый раунд - всего лишь лёгкая разминка. На ринг тут же взбирается девица в бикини, с белозубой улыбкой, вихляя задом, демонстрирует зрителям квадратный щит с номером следующего раунда.
        Геннадий Степанов вытирает мне лицо влажным полотенцем, а его брат прикладывает мне к глазу пакет со льдом и, стараясь перекричать зрителей, говорит:
        - Нормально всё пока, продолжай в том же духе.
        - По-кров-ский! По-кров-ский!
        Это прорываются редкие голоса наших болельщиков. Хоть какая-то, а поддержка. Красная капа после промывки снова отправляется в рот, братья-тренеры напутствуют меня, и мы снова остаёмся с темнокожим соперником один на один. Второй раунд становится копией первого. Лайл бегает за мной две минуты, а когда Степанов кричит, как мы договаривались: «Минута!», я выдаю финишный спурт. В этом раунде пораньше, решив измотать своего визави перед заключительной трёхминуткой. Из его груди вырываются хрипы, я же лёгок и бодр, дышу так, словно бегу трусцой, а не провожу напряжённый, изматывающий поединок.
        И удары проходят один за другим. Мой соперник, похоже, просто не привык защищаться, или, в любом случае, не умеет этого делать, поэтому перчатки то и дело достигают цели. Работаю преимущественно в голову, иногда перевожу на корпус. От каждого прошедшего в голову удара во все стороны летят брызги пота - с Лайла он течёт буквально ручьём. Мелькает где-то краешком мысль, вдруг Енгибарян остановит бой за моим явным преимуществом? Хотя не такое уж оно и явное, соперник время от времени огрызается, да и гонг прозвучит с секунды на секунду.
        Бах!.. В голове что-то взорвалось, и в глазах потемнело, ноги стали ватными, колени подогнулись… Я почувствовал, как оседаю на канвас. Крики в зале слились в один густой, плавающий под черепной коробкой гул. Спина прижалась к канатам, не давая мне растянуться на покрытии ринга. Взгляд чуть прояснился, однако картинка никак не хотела обрести чёткость. Но всё же в моё сознание ворвались окружающие звуки.
        - …Три! Четыре! Пять!
        Я мотнул головой, и зрение сфокусировалось на Енгибаряне, отсчитывавшем мне нокаут. Или нокдаун? Это зависит от того, как быстро я приму вертикальное положение. Вцепившись в канат, я начал подъём, и в этот момент на счёте: «Восемь» спасительным набатом звучит гонг.
        - In the corners! - почти без акцента с каким-то, показалось, облегчением в голосе командует рефери.
        Кое-как я доплёлся до своего угла и буквально рухнул на сиденье.
        - Ты как себя чувствуешь? - с тревогой спрашивает Анатолий Григорьевич. - Если плохо, то я выброшу полотенце.
        - Не нужно ничего выбрасывать, ещё самим пригодится, - шучу я сквозь лёгкое головокружение.
        - Давай пока не ввязывайся в размен, погуляй, покидай с дистанции. Мы и так ведём по очкам. Если к концу раунда оклемаешься, то можешь попробовать взвинтить темп, поработать сериями.
        Куда ж он мне так «удачно» зарядил? Похоже, правый короткий боковой в нижнюю челюсть прошёл. Если бы не гонг, то Енгибарян мог и нокаут засчитать. Впервые в жизни я оказался в такой ситуации, включая прошлую. Хотя в прошлой я боксировал не так много, всё из-за своего увечья, которого в этой реальности смог избежать. Чёрт, надо же было так «зевнуть» удар! Понадеялся, что соперник деморализован, а он, собака чёрная, взял и огрызнулся.
        Однако к концу тайм-аута я умудрился практически полностью прийти в себя. Сам не ожидал. Что это, ещё одна способность моего организма в дополнение к выносливости? Вполне может быть, я уже ничему не удивлялся. Да и глаз не хотел до конца заплывать, повезло, что гематома не такая большая.
        После команды «Бокс!» Лайл, скалясь своей белоснежной капой, буквально прыгает на меня, будучи уверенным, что я ещё не пришёл в себя и пара точных попаданий отправят меня на канвас окончательно и бесповоротно. Я встречаю его двойкой в голову и успеваю поднять левое плечо, на которое принимаю первый удар, а от последующих спасаюсь уходом в сторону. А моя двойка, кажется, не прошла бесследно. Соперник тряханул головой, словно собирая мозги в кучу, снова зло оскалился и под вопли заполнившей зал публики ринулся на меня. На этот раз ему получилось загнать меня в угол, где Лайл принялся осыпать меня градом ударов. А мне не оставалось ничего другого, как ждать, когда ему это надоест, либо, что скорее всего, попросту выдохнется. Потому что только я способен почти три минуты лупить соперника в таком темпе. Вот только пока приходится защищаться, блокируя и клинчуя. В клинче мы возимся секунд десять, нанося друг другу короткие боковые и апперкоты. Всё-таки он давил меня своей массой, трудно было держать на себе такую тушу.
        К счастью, Енгибарян это тоже понимал и быстренько прекратил «обнимашки», разведя нас в стороны. Ага, мой темнокожий друг изрядно выдохся в затяжной атаке, дышит часто и тяжело, открыв рот. Руки низко, голова открыта… Правильно, мышцы забиты кислотой, уже плохо подчиняются командам, поступающим из мозга. И я бью прямо в это незащищённое лицо, бью, не дожидаясь, пока соперник сам ударит меня. Акцентированный левой, акцентированный правой, и вдогонку крюк опять же справа, ставящий жирную точку в этом поединке. Лайл как-то странно всхлипнул, зрачки его закатились, пугающе демонстрируя выпуклые белки глаз, и он, обмякнув, тряпичной куклой рухнул на канвас. М-да, получается, я разрушил мечту этого парня стать профессионалом?
        В зале на несколько секунд воцарилась тишина, которую разрезал крик на русском:
        - Ура-а-а!
        И словно по команде зрители зашумели, иногда слышался свист, непонятно, одобрительный или возмущённый, и в чью сторону… А я стоял в нейтральном углу, наблюдая, как врач и рефери пытаются привести в чувство поверженного гиганта, и прислушивался к себе. В общем-то, достаточно свеж, мог бы ещё в хорошем темпе раунд точно отработать.
        Лайл не без помощи рефери и врача принял сидячее положение, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Капа валялась рядом, с нижней губы негра свешивалась кровавая ниточка слюны, которую врач аккуратно вытер кусочком ваты. Ещё минуты через три мой недавний соперник смог встать на ноги и занять место в центре ринга, где Енгибарян, шепнув: «Молодец, здорово ты его переиграл», поднял вверх мою руку.
        Что ни говори, но американцы знают толк в боксе. Я удостоился аплодисментов и выкриков на английском типа: «Good boxing, man!». Улыбнулся залу, обнял грустного соперника, пожал руки его секундантам - белому и негру.
        Оба Степановых выглядели довольными, но свою радость особо не выражали. Ну победили в товарищеской встрече, первый раз, что ли… А по мне - всё получилось здорово. И общая победа, и красивая финальная точка. И… И сам Мохаммед Али заходит в раздевалку! Похоже, некоторые из наших парней не узнали этого здоровенного негра, но я и Степановы узнали моментально.
        - Кассиус Клей, - слегка ошарашенно пробормотал Анатолий Григорьевич.
        - Точно, он, - подтвердил Геннадий Григорьевич.
        Некогда Кассиус Клей, а ныне уже не один год Мохаммед Али ввалился в раздевалку в сопровождении репортёров, среди которых затесалась симпатичная блондинка, а также упитанного господина и какого-то невзрачного типа. Ого, даже кинокамера у кого-то в руках. Слепят фотовспышки, я щурюсь, встаю навстречу живой легенде бокса. А тот, глядя на меня с высоты своих 190 см роста, протягивает мне ладонь. Большая ладонь, моя не то что тонет в ней, но словно подросток жмёт руку взрослому. Мохаммед обращается ко мне на английском, а невзрачный переводит:
        - Мистеру Али понравился ваш поединок. Он говорит, что получил истинное наслаждение от увиденного. Тем более что вы демонстрировали стиль, присущий самому мистеру Али.
        Выходит, он был на трибуне, скорее всего в какой-нибудь VIP-ложе, а я и не знал.
        - Спасибо, - отвечаю, - очень лестно слышать такую оценку из уст величайшего боксёра современности.
        Али, выслушав переводчика, довольно улыбается, демонстрируя белоснежные зубы, и говорит, что видит во мне большой потенциал. Я в ответ после слов переводчика, делая вид, что не знаю английского, благодарно улыбаюсь, говорю, мол, вашими бы устами, мистер Али, мёд пить. Чемпион, выслушав перевод, недоумённо смотрит на толмача. Тот пожимает плечами и объясняет, что у русских есть такая поговорка, типа хорошо, если пожелание сбудется. Толстяк ржёт во всё горло, а экс-чемпион кивает и ухмыляется.
        Тут подтягиваются Петухов с Бегловым. Стоя позади репортёров, настороженно прислушиваются к беседе, мало ли, вдруг какая провокация. А Мохаммедушка наш Али с невинным видом заявляет:
        - Жаль, парень, что ты не профи, я бы с тобой с удовольствием встретился на ринге. Может быть, нам устроить показательный бой? И ты, и я заработаем деньжат.
        Я кошусь на своё непосредственное начальство.
        - Я бы с радостью побоксировал с вами, мистер Али, но советские люди на ринг выходят биться не за деньги, а за честь своей Родины. Если руководители нашего спорта решат, что я достоин представлять советский бокс в поединке с чемпионом мира, я с радостью выйду на ринг против вас.
        Репортёры шустро записывают в своих блокнотах, стараясь не пропустить ни единого слова. Девица даже язычок высунула от усердия.
        - Я сейчас не чемпион мира, - слегка помрачнев, отвечает Али. - Меня незаслуженно лишили этого звания после того, как я отказался воевать во Вьетнаме. Но я верну себе это звание, докажу, чёрт возьми, что я лучший боксёр все времён и народов! И пусть кто-нибудь посмеет встать у меня на пути - я сотру его в порошок! Слышишь, Джо? Я доберусь до тебя! Единственные люди, кто болеет за тебя - это белые в костюмах, шерифы из Алабамы и члены ку-клукс-клана.
        Ишь как завёлся, грозя неведомому Джо и глядя почему-то в потолок, словно обращаясь к Богу. Кажется, сейчас начнёт бить себя пяткой (или как минимум кулаком) в грудь, и репортёры восторженно внимают каждому его слову. Ещё бы, завтра этот короткий монолог украсит передовицы всех газет штата Невада, а возможно, ему найдётся место и в федеральных изданиях типа «Нью-Йорк таймс» или «Вашингтон пост». А Джо, которому грозил Али, видимо, не кто иной, как Джо Фрейзер - действующий абсолютный чемпион мира. И что в марте этого года Фрейзер победит Али, я тоже помнил. И их потрясающий бой в Маниле на 40-градусной жаре смотрел по «видаку». Правда, запись была не лучшего качества, с телевизора, но зато цветного. Так что я много интересного мог бы рассказать этому здоровому, самоуверенному негру, но не буду. Зачем? Пусть всё идёт своим чередом. Да и с чего бы Али верить словам какого-то русского? Я ж не Элайджа Мухаммед[1], чтобы каждое моё слово воспринималось как заповедь Аллаха.
        Тем временем Али как ни в чём ни бывало снова вернулся в образ улыбчивого, добродушного парня. И у толстяка, что его сопровождал, вид был донельзя довольный, словно он только что сорвал большой куш. Что, маленький спектакль удался на славу? А меня использовали в роли шута? Не-ет, так не пойдёт. И я с кислой улыбкой заявляю:
        - Переведите мистеру Али, что против Джо Фрейзера он не потянет.
        Переводчик растерянно смотрит то на меня, то на Али, потом, чуть ли не заикаясь, переводит сказанное мною на английский. Глаза Мохаммеда моментально наливаются кровью, и с криком: «Я убью тебя, проклятый коммунист!» кидается на меня. А я читал, что Али в это время вроде бы придерживается левых взглядов. Но от этого мне не легче, потому что удержать его некому, не хилому же переводчику или той симпатичной блондинке это делать, и он бьёт правой почти без замаха. Я успеваю в последний момент отпрянуть назад, откинув голову, а следом с дошагом летит левый кулак, какой-то полуапперкот, и на этот раз я блокирую его локтем правой руки. Боль пронзает её от плеча до кончиков пальцев, она тут же немеет, но я на каком-то инстинкте успеваю зарядить слева в печень неожиданного противника. Али кхекнул и согнулся пополам, тёмно-коричневая кожа лица тут же приобрела какой-то сероватый оттенок.
        Державшиеся до этого в сторонке парни дёрнулись, видно, рефлекторно, вроде как наших бьют. А я мог бы окончательно повернуть дело в свою пользу, добавив рабочей левой в челюсть, но знал, что не сделаю этого. К тому же между нами встали братья Степановы, расставившие руки, не давая сблизиться дистанции между мной и задыхающимся Али, и повторяющие, словно мантру:
        - Спокойно, мужики, спокойно!
        Я потёр локоть правой руки. Видать, по нерву зарядил, вот она и онемела, но сейчас чувствительность понемногу возвращалась. Мохаммед выпрямился, с трудом втянув в лёгкие воздух, помотал головой, словно не веря происходящему. И вдруг откуда ни возьмись появились двое копов в униформе. Такое ощущение, что они стояли за дверью и ждали чего-то подобного. А скорее всего, стояли там по роду службы и просто услышали яростный крик Али. В руках у них были резиновые дубинки, но пускать их в дело они не спешили.
        - В чём дело? - спросил, судя по всему, старший из этой пары.
        - Всё нормально, - успокаивающе произнёс толстяк. - Просто ребята немного повздорили.
        - Да, всё в порядке, - подтвердил Али и повернулся ко мне. - Извини, парень, я немного не сдержался, со мной такое бывает. Но удар у тебя хороший, не хотел бы я поймать такой же в бою.
        И он протянул мне руку. Только теперь не здороваясь, а в знак примирения. И я её пожал. А он ещё и похлопал меня по плечу, и в его глазах я совершенно не видел злости или обиды. Да уж, либо Али настоящий артист, либо реально вспыхивает, как спичка, и так же быстро отходит.
        - Один момент, - сказал я. - Анатолий Григорьевич, у нас ещё остались Ваньки-встаньки? Дайте одного, пожалуйста.
        Когда я вручал игрушку Али, тот недоумённо поднял брови:
        - В чём смысл этой штуки?
        - А смысл очень большой, - ответил я. - Поставьте её на стол и попробуйте уронить. Ага, видите, не падает… Так вот, смысл её в том, что как бы ты ни упал, всё равно в тебе есть сила, чтобы опять встать и снова улыбаться жизни.
        - Отличный девиз! - расплылся в улыбке Али. - Жаль, мне нечего подарить тебе… Разве что вот это.
        Он достал из внутреннего кармана визитку и протянул мне. А я подумал, что лет через пятьдесят, когда Али уже покинет этот мир, такая визитка на аукционе может уйти за большие деньги. Но даже если я до того времени в этой реальности доживу, всё равно не продам.
        Надеюсь, для меня эта история обойдётся без последствий. Потому что я лично ничего предосудительного не совершил. Всего лишь выразил сомнение в победе Али над его будущим соперником. Я же не виноват, что у этого темнокожего парня столь вспыльчивый характер. Хотя с тех же репортёров станется раздуть международный скандал.
        Когда непрошенные гости покинули раздевалку, Петухов грозно посмотрел на меня:
        - Покровский, это что сейчас такое было?
        Но тут встрял старший тренер сборной.
        - Борис Петрович, вы же видели, что этот Али первым кинулся в драку.
        - Но зачем надо было провоцировать его этой фразой про этого, как его…
        - Фрейзера, - подсказал я.
        - Вот-вот, про него. Зачем?
        - Просто я объективно выразил свою мысль по поводу того, кто из них двоих сейчас сильнее. Нас же в СССР учат с детства говорить правду.
        Последняя фраза немного огорошила Петухова, а вот Беглов, отведя взгляд в сторону, не смог сдержать улыбки. Борис Петрович тяжко вздохнул:
        - Ох и влетит мне за вас… Ладно, надеюсь, подобного больше не повторится. И да… Всем спасибо за победу!
        Когда и эти двое покинули раздевалку, Сурен Казарян брякнул, что де классно было бы, выйди я в ринг против самого Мохаммеда Али. На что Анатолий Григорьевич буркнул:
        - Ещё один умник. Есть кому принимать решения. Скажут - надо, значит, будет боксировать хоть с самим чёртом. Но я сильно сомневаюсь, что наше руководство пойдёт на подобную авантюру.
        Это понятно, думал я, складывая в спортивную сумку свою амуницию, но выйти на ринг против самого Мохаммеда Али… Многие боксёры мечтают об этом, даже зная, что на ринге против Али им ничего не светит, но удача улыбается единицам. Опять же, возможность хорошо заработать. Мохаммед на ринг меньше чем за несколько сотен тысяч долларов не выходит, а его соперник пусть и получит в разы меньше, но тоже прилично. Некоторым на всю жизнь хватит при экономном расходовании.
        Но Степанов прав, наши спортивные начальники никогда на такое не пойдут. Во-первых, как я уже озвучил Али, советские спортсмены выступают не за деньги, а за престиж Родины. А во-вторых, вдруг я проиграю? А это вернее всего так и будет, как бы я себя не тешил иллюзиями. И тогда западные СМИ на весь мир раструбят о превосходстве американского бокса над советским. Помнится, суперсерия по хоккею СССР - Канада в 1972 году согласовывалась на высшем уровне, но тогда всё-таки рискнули принять вызов. И почти угадали - наша сборная ту суперсерию едва не выиграла. Хотя, как известно, едва не считается. Но вдруг в этом варианте истории сложится по-другому? Вдруг и Мохаммед Али возьмёт и уделает Фрайзера в мартовском поединке?
        Впрочем, это проблемы Али, а у нашей сборной впереди ещё две матчевые встречи. Но не в полном формате. 26 января в Денвере пройдут лишь пять поединков с участием советских и американских боксёров, а на следующий день в рамках вечера бокса в Луисвилле на ринг выйдут остальные боксёры. Мне предстояло драться как раз в Луисвилле, как бы подводя итог нашему заокеанскому турне. Имя соперника пока неизвестно, но мне почему-то казалось, что он будет попроще Рона Лайла.
        Из Лас-Вегаса в Денвер вылет утром 25 января, так что ещё почти сутки тут проторчим. Правда, выходить в город нам было запрещено, не фиг советским спортсменам шляться по улицам этой обители порока и греха. Да и правда, что тут смотреть? Повсюду отели и казино, в нашем отеле этих казино тоже хватает. Пофоткались хотя бы на фоне окружённого пальмами нашего отеля…
        Мой фотоаппарат по хорду дела заинтересовал местных, вернее, какого-то американского туриста, приехавшего потратить кровно заработанные. Предложил за камеру полсотни баксов, я гордо отверг предложение, пусть даже такое выгодное. Куда я потом с этой валютой? Кстати, сейчас официальный курс такой, что за доллар дают всего 90 копеек, но официально хрен его где обменяешь, а на «чёрном рынке» он уходит в несколько раз дороже. Но овчинка, по моему мнению, выделки не стоила.
        Руководство сборной нас строго-настрого предупредило, чтобы мы от «одноруких бандитов» и казино держались подальше. Да с выданными нам в обмен на рубли долларами особо и не разгуляешься. Зато можно было на халяву поплавать в открытом бассейне, который был «приписан» к нашей башне.
        А ещё этим вечером организаторы пригласили нашу команду на сольный концерт восходящей звезды кантри Джона Денвера, который должен был пройти на той же арене, где мы вчера боксировали. Надо же, впереди нас ждёт Денвер, а сегодня выступает тоже Денвер. Любопытнее совпадение…
        И вновь аншлаг. Я гадал, написал ли уже Денвер свой хит «Take Me Home, Country Roads»… Оказалось, написал, так как исполнил его в этот вечер, объявив, что это продукт совместного творчества его и дуэта в составе Билл Дэнофф и Тэффи Ниверт, а премьера песни состоялась совсем недавно, 30 декабря прошлого года. Концерт мне понравился, ребятам тоже, хотя слов песен они решительно не понимали. Но я им перевёл в общих чертах.
        Возвращаемся в наш корпус, минуя вход в казино… Ба, а вот это лицо мне знакомо! Из казино, приятно беседуя с каким-то типом, выходит не кто иной, как Моррис Чайлдс, он же уроженец Киева Моисей Чиловский - заместитель по связям с зарубежными компартиями генерального секретаря компартии США. Или не он? Да нет, точно он! Несколько статей о нём читал в прошлой жизни, а моя прекрасная от природы память помнила его фото. Как и то, что в 1954-м в результате операции под кодовым названием «Соло» он был завербован ФБР, которое ещё раньше завербовало его братца Джека. Вытянул из СССР почти 30 миллионов долларов на поддержку компартии США, десятки раз бывал в Кремле, а по возвращении сливал ФБР информацию, добытую в разговорах с членами ЦК КПСС, тем же Сусловым. В 1975 году в честь Чайлдса будет организован приём в Кремле, на котором Брежнев наградит его орденом Красного Знамени, а в 1987 году Чайлдс примет Президентскую медаль Свободы из рук Рональда Рейгана за свою антикоммунистическую деятельность.
        Интересно, на какие денежки он тут гуляет? Не исключено, что на деньги, полученные от советских товарищей. Несколько тысяч долларов вполне могли прилипнуть к нечистоплотным ручкам.
        Чайлдсу на вид можно было дать его почти 70, а вот шедший рядом с ним мужчина был моложе его лет на тридцать. Серый костюм, но не тройка, как у Чайлдса, на голове тоже шляпа. В такую-то жару, пусть даже и не душную - воздух в Неваде сухой… Однако, дань моде, каждый уважающий себя джентльмен обязан носить костюм, галстук и шляпу.
        Внешность у спутника Чайлдса была неприметная, за исключением одной небольшой детали - бородавка, приклеившаяся к левой ноздре.
        - Женька, чего застрял?
        Оклик Олега Коротаева заставил меня прибавить шаг, но я всё же не смог не оглянуться ещё раз на эту парочку. И поймал встречный взгляд от типа с бородавкой. Неприятный взгляд, с холодным прищуром, меня аж немного передёрнуло. Моё внутренне чутьё подсказывало, что с этим гражданином нужно держать ухо востро. Другое дело, что в дальнейшем пересекаться с ним я не собирался.
        В аэропорту в ожидании рейса от нечего делать бродил по залу, задержавшись у прилавка с прессой. Да уж, есть из чего выбрать, газеты и журналы на любой вкус. И тут мой взгляд упал на передовицу «New York Times». На фото красовался я в боксёрских трусах и майке, с ещё забинтованными кистями, а напротив меня, взятый фотографом немного со спины, согнулся в поясе после удара по печени Мохаммед Али. Заголовок гласил: «Русский одним ударом «выключил» великого Али!»
        Ну что я говорил! Такая «сенсация» не могла пройти мимо ведущих СМИ, но что её вынесут на первую полосу… Н-да, вот он, мир «золотого тельца», в котором скандалы и жареные факты увеличивают число подписчиков газет и журналов. Или количество телезрителей. Мы тут за два дня успели насмотреться местного телевидения. Столько разных шоу, что нашим телебоссам в лице того же Лапина и не снилось. Причём есть и вполне невинные типа игры-викторины «Jeopardy!», то етсь «Рискуй!». Олегу больше понравилось смотреть вестерны, нашёл он такой канал, причём почти все были мне незнакомы. Да и, честно говоря, по большей части относились к категории второсортных фильмов.
        - Эй, мистер, а ведь это вы тот самый русский! - вытаращился на меня немолодой продавец газет и журналов.
        И вдобавок ткнул жёлтым от никотина (а может и от грибка) ногтем в мою фотографию.
        В ответ я смущённо шаркнул ножкой:
        - Вроде того…
        - Но как? Как вы умудрились избить самого Мохаммеда Али?!
        - Да никто его и не избивал, это мы так, дружески потолкались.
        В общем, обуреваемый гордыней, я купил десять экземпляров, которые постарался как можно аккуратнее уложить на дно сумки. Один отправился туда же позднее, когда я, отойдя в сторонку и подальше от глаз нашего руководства, ознакомился с содержанием статьи. Да уж, репортёр повеселился от души, описывая, как никому не известный русский боксёр отправил в нокаут экс-чемпиона мира, которого большинство специалистов продолжают считать сильнейшим тяжеловесом планеты. В принципе, написано по делу, по существу не придерёшься, только в гипертрофированное форме, что свойственно «жёлтой» прессе. Своим показывать не буду, сохраню газетёнки до дома. Будет что, как говорится, детям и внукам показать.
        Впрочем, зря я рассчитывал, что руководство делегации будет оставаться в неведении относительно местных до конца турне. В самолёте стюардесса разносила свежую прессу, и Беглов, узрев на первой полосе «New York Times» мою физиономию, тут же уцепил номерок и вскоре обменивался впечатлениями с сидевшим рядом Петуховым. Я так и не понял, радовало его или огорчало прочитанное. Парни услышали краем уха и тоже попросили бортпроводницу, уже закончившую разносить прессу, выдать им ту же газету, и вскоре сидевший рядом Олег Коротаев тыкал пальцем в фото, а я с деланным удивлением поднимал брови. Беглов так ещё и вслух зачитал статью по просьбе собравшихся, благо что наша сборная уселась плотно, оккупировав хвостовую часть самолёта, так что оставшееся время в полёте проходило под обсуждение написанного.
        Столица Колорадо встретила нас солнцем и плюсовой температурой. А ещё на выходе из аэропорта небольшой толпой репортёров. Понятно, что объектом их внимания была не вся советская команда, а только Евгений Покровский.
        - Мистер Покровский, правда ли, что Мохаммед Али первым начал драку? - вопрошал на плохом русском в маленький микрофон курчавый репортёр с бакенбардами и магнитофоном через плечо.
        - Это было не по-настоящему, мы шутили, - улыбнулся я вежливо.
        - Но вы отправили Али в нокаут ударом по печени!
        - Да что вы, он всего лишь притворялся. Кто я, и кто Мохаммед Али… Разве он позволил бы себе пропустить такой удар от малоизвестного боксёра!
        - Скажите, мистер Покровский, вы всерьёз считаете, что Фрейзер сильнее Али?
        Это уже вопрошала репортёрша средних лет с блокнотом и карандашом в руках, затянутых тонкой кожей перчаток, причём на английском, и я едва на английском же ей не ответил. А тут ещё и Беглов вмешался, выставил руки, словно отодвигая репортёров от меня:
        - Леди и джентльмены, спортсмены очень устали после перелёта, им требуется отдых, все вопросы потом.
        После чего попросил представителя встречающей стороны провести нас к автобусу.
        - А одеты так же, как и мы, - с чувством некоторого разочарования говорит Толя Левищев. - Только без меховых шапок.
        Собственно, в меховых шапках у нас только Петухов и Олег Коротаев. В Вегасе, понятно, они в них не щеголяли, убрав в чемоданы, а тут решили, что погода так себе, можно и в шапке походить. Беглов по американской моде носил шляпу, впрочем, к его пальто и костюму она подходила идеально. Что значит человек не первый год в США, со стороны его и не отличишь от какого-нибудь чиновника средней руки.
        А в целом Толя был прав, местное население, в отличие от более легко и ярко одетых жителей и гостей Лас-Вегаса, своим прикидом особо и не отличалось от по виду от москвичей или даже свердловчан.
        Основанный шахтёрами во время «золотой лихорадки» город находился на высоте одной мили над уровнем моря, а потому, как нас проинформировал приданный нам мистер Фокс, в народе носил название «Город на мильной высоте». Пейзажи красивые, особенно в сторону гор, а городишко так себе, не лучше и не хуже Свердловска.
        Отель, конечно, не «Caesars Palace», но и не гостиница какого-нибудь Мухосранска. Чисто, уютно, батареи тёплые, обед вкусный… Мне американская еда нравилась, мяса не жалели, что особенно важно для белкозависимых спортсменов. Сочный, хорошо прожаренный стейк из говядины - что может быть вкуснее!
        Бои будут проходить на «Аудиториум-арене», расположенной на углу 13-й и Чампа-стрит. Когда-то это был муниципальный концертный зал, впоследствии его южная часть была превращена в спортивную арену вместимостью почти на 7 тысяч зрителей. Ныне её хозяйкой являлся баскетбольный клуб «Denver Nuggets».
        На подъезде к зданию мы стали свидетелями зрелища, которое живо мне напомнило об одинокой пикетчице в Каунасе. Только на этот раз пикет с плакатами, протестующими против притеснения евреев в СССР, был многочисленнее. Человек двадцать - двадцать пять.
        - Это члены Американской Еврейской Конференции, протестуют против притеснения евреев в СССР, - с готовностью пояснил мистер Фокс.
        На ринг от нашей команды сегодня выходят Толя Семёнов, Саша Мельников, Коля Хромов, Сурен Казарян и Юозас Юоцявичус. Отслаьные, включая, естественно, и меня, отправляются с флагом СССР на трибуну, будем поддерживаться своих. Держим флаг мы с Олегом, как самые высокие в команде, и нас немедленно освистывает местная публика. Ну-ну, посмотрим, чего стоят ваши боксёры.
        А уровень оппонентов оставляет желать лучшего - это всё-таки всего лишь сборная штата Колорадо. Толик своего соперник отправляет в нокаут уже в первом раунде. То же самое проделывает и Мельников. Хромов выигрывает по очкам, а вот Казарян уступает в равном бою. Думаю, судьи решили обозначить хоть какую-то интригу, хотя и так уже встреча за нами. Юоцявичус ставит жирную точку - вновь нокаут в 1-м раунде.
        Дело сделано - сразу после встречи отправляемся в аэропорт, откуда вылетаем в столицу штата Кентукки Луисвилл. Та же самая широта, только восточнее на 1600 км. Город назван в честь французского короля Людовика XVI. Малая родина, если что, Мохаммеда Али.
        Местные предпочитали называть свой город сокращённо Луйвилл или даже Лувилл, как это делал наш провожатый, мистер Лескофф. А по телевизору в номере вечером ведущий новостной программы и вовсе говорил Луи. Кстати, Лескофф утверждал, что является правнуком писателя Лескова. Не знаю, может так оно и есть, Википедии под рукой у меня не имелось, чтобы проверить его слова, как и интернета с ноутбуком.
        Здесь толпа репортёров была раза в два больше, чем в Денвере. Естественно, всех их интересовало, как это я так лихо уделал их звёздного земляка. Даже усилий Беглова не хватило, чтобы протащить меня сквозь этот строй акул пера и микрофонов - его просто оттеснили в сторону. Хорошо, что поблизости ошивалась парочка копов (они в Штатах, наверное, все парами ходят), у тех получилось, угрожая дубинками, вытащить меня к поджидавшему нашу сборную автобусу.
        Отель был примерно такого же уровня, что и в Денвере. По традиции заселился в один номер с Коротаевым. Земляки как-никак, к тому же выступаем в соседних весовых категориях. Так что, когда нам неожиданно предложили самим выбрать, с кем, так сказать, прожить бок о бок эти и следующие сутки, мы с Олегом долго не размышляли.
        Встреча по расписанию к 7 вечера в «Louisville Gardens». Арена, рассчитанная на 5 тысяч зрителей, предназначалась и для игр местной баскетбольной команды, и для концертов всяких групп, и для политических выступлений… Сегодня вечером на ней будет битва между советскими и американскими боксёрами. Если точнее - как и в предыдущем случае, со сборной местного штата, то есть Кентукки.
        И тут у служебного входа навязчивые репортёры. Один из них кричит, что в Луисвилл приехал Мохаммед Али, и как бы я отнёсся к тому, если бы он вышел против меня сегодня в ринг? Однако я знаю, что по условиям показательных встреч на ринг могут подниматься только любители, поэтому вопрос оставляю без ответа. Тем более Петухов с Бегловым запретили давать какие-либо комментарии, поэтому я так и говорю: «No comments», а заранее вызванные копы создают коридор, по которому мы проникаем внутрь здания.
        Те, кто не участвуют в сегодняшней встрече, с флагом отправляются поддерживать своих на трибуну, в заранее отведённый им сектор. Вчера мы их поддерживали - сегодня они нас.
        В первой паре в весовой категории до 51 кг Виктор Запорожец переиграл Пола Джексона по очкам. Второй бой сложился неудачно для нашего севастопольца Толи Левищева. Он превосходил своего соперника Рики Каррераса, но неожиданно получил повреждение брови, и ему было засчитано поражение. Киевлянин Олег Толков уверенно выдержал натиск агрессивного Кова Грина и, постепенно овладев инициативой, стал набирать очки. Звучит гонг, и рефери поднимает руку киевлянина. Во втором раунде ввиду явного преимущества Олега Коротаева был остановлен бой между ним и Уильямом Ратлифом.
        Мне противостоит Эл Брэкстон, очередной темнокожий боксёр. Молодой, мой ровесник, но его вес опять же в районе центнера, как сказал Анатолий Григорьевич. Да это и так видно, невооружённым глазом. Чемпион штата, во как! Но уже с первых секунд стало ясно, что он меня побаивается. Вперёд не лез, предпочитал активную защиту, но это у него получалось не лучшим образом. Раскусив вскоре соперника, я не стал с ним играть, сразу начал накидывать в голову, не забывая корпус. Первый раунд Эл как-то выстоял, а в начале второго я обрушил на него такую затяжную серию, что по её ходу начал опасаться, как бы не выдохнуться, если бой затянется. Но судьба решила не испытывать моего терпения, и когда Брэкстон после пропущенного удара в висок опустился на одно колено, а рефери открыл было счёт, из угла соперника на канвас полетело полотенце. Можно было констатировать, что очередная матчевая встреча закончилась убедительной победой советский боксёров.
        Я успел пожать руки сопернику и его секундантам и уже собирался покинуть ринг, как вдруг увидел приближавшегося к нему Мохаммеда Али. Тот под вопли болельщиков буквально взлетел на ринг и, походя отобрав микрофон на длинно шнуре у не успевшего спуститься ринг-анонсера, дружески похлопал меня по спине, заявив:
        - Хороший бой.
        После чего повернулся к залу, а скорее всего к столпившимся внизу репортёрам, и громко в микрофон произнёс:
        - У этого парня большое будущее! Это говорю, Мохаммед Али - лучший боксёр мира, - он ударил себя кулаком в грудь. - И это я вскоре докажу, когда выбью мозги из глупой головы Джо. Правда, этот русский сомневается, что я уложу Фрейзера.
        В зале раздались одновременно недовольный гул, хохот и свист.
        - Наверное, Джо ему заплатил, чтобы русский хвалил его на каждом углу, - язвительно продолжал Али. - Сколько? Тысячу? Пять тысяч? Хочешь, я заплачу тебе десять тысяч, чтобы ты на каждом углу кричал, что я лучший боксёр мира?
        Мне с большим трудом удавалось сохранять вид, что я ничего из сказанного нет понимаю, и не ответить что-нибудь типа: «Засунь эти десять тысяч в свою чёрную задницу!»
        - Недавно, в Лас-Вегасе, где этот русский тоже выиграл свой бой у неплохого боксёра, я зашёл поздравить его в раздевалку. А в ответ получил кулаком в печень.
        Снов невольный гут, крики, свист… Мне же захотелось вырвать у него микрофон и объяснить, что первым полез в драку их земляк, слишком уж поверивший в свою исключительность. Нет, никто не спорит с тем, что Али и впрямь великий боксёр, и 70-е годы пройдут под знаком его превосходства. Но если я знал исход его боя с Фрейзером, то имел право заявить, что Фрейзер сильнее Али. Хотя теперь хрен его уже знает, не исключено, что разозлённый Али приложит все силы, чтобы одолеть принципиального соперника. С другой стороны, вряд ли он и в той реальности выходил на бой слабо мотивированным. Уж кто-кто, а Мохаммед Али всегда умел себя настраивать на поединок.
        Возмущённые происходящим Петухов с Бегловым уже что-то доказывали кому-то из организаторов турнира - пузатому мужику с большими залысинами. Возмущались оба, но Беглов, думаю, на английском, а Петухов так, за компанию, на великом и могучем. Организатор разводил руками и делал вид, что он тут ни при чём, что ничего криминального не происходит. А Мохаммед продолжал свой монолог.
        - Но я не обиделся на этого парня, - он снова похлопал меня по спине. - Потому что у него сработал инстинкт боксёра после того, как я сделал вид, в шутку, будто хочу его ударить после слов о том, что Фрейзер сильнее меня.
        И хохотнул, в третий раз приложив меня по спине, но теперь уже куда более чувствительно. Я зашипел от боли и, не выдержав, треснул в ответ и его ладонью по спине. Забинтованной - перчатки мне уже сняли. Теперь уже Али поморщился, а я подмигнул ему и оскалился улыбкой от уха до уха. Мол, мы, русские, тоже шутить умеем.
        Наконец-то на ринг поднялся толстенький, до которого докапывались Петухов с Бегловым, мягко и даже осторожно взял у Али микрофон.
        - Леди и джентльмены! Спасибо, что пришли! Спасибо участникам сегодняшнего турнира, показавшим красивый бокс! И спасибо мистеру Али за его яркое выступление! А теперь я объявляю мероприятие закрытым. Всем спасибо и до новых встреч.
        И, не возвращая микрофон Али, кое-как протиснулся между канатами и спустился с ринга.
        - Чёртов ублюдок, - глядя ему вслед, пробормотал экс-чемпион, после чего посмотрел мне в глаза. - Надеюсь, мы с тобой на ринге когда-нибудь встретимся.
        И тут же широко улыбнулся, под вспышки фотокамер приобняв меня за плечо. В общем, артист ещё тот.
        В раздевалке Петухов возмущался поведением этого, как он выразился, хулигана, даром что негр. А Беглов бегал по кулуарам и вроде как грозился устроить организаторам неприятности.
        На выходе меня снова пытались подловить репортёры. Али своей выходкой подлил масла в огонь, и на меня сыпались вопросы, главным образом, сколько мне заплатил Джо Фрейзер за его рекламу. Боже, ну и бред… И ведь теперь понапишут такого - что плакать захочется, как бы в Союзе не аукнулось. Вновь к автобусу пришлось пробиваться с боем.
        Переночевали в отеле, я с утра стали собираться в аэропорт. Завтракали в кафе отеля, а на обратном пути в номер меня подловил невысокий тип, чем-то похожий на голливудского актёра Дэнни Де Вито. Коротышка, помогая себе жестами, попросил меня отойти в сторонку, послед чего представился фотокорреспондентом местной газеты «The Louisville Times». О роде его занятий свидетельствовал и висевший на боку кофр. Он вручил мне свежий, пахнувший типографской краской номер издания, где на первой полосе красовались я и Али. Последний улыбался, обнимая меня за плечо, а я стоял с немного растерянным видом. Подкрепляя свои слова активной жестикуляцией, отчего ещё больше в такие моменты походил на Дэнни Де Вито, фотокор сказал, что редактор очень просил, чтобы я сфотографировался с их газетой, держа её перед собой как раз передовицей с фото моим и Али.
        - Ладно, - пробормотал я, - уважу, причём совершенно безвозмездно, так как денег вы, судя по всему, предлагать мне не собираетесь.
        Попозировал. А дальше мне была вручена в подарок сама газета, а также извлечённые из бокового отделения кофра три фотографии. На них я был с Мохаммедом Али в трёх разных ракурсах, но одна точно была той, что красовалась в газете.
        Проводив коротышку взглядом, а запоздало подумал, не повлечёт ли эта фотосессия за собой каких-либо негативных для меня последствий? Да вроде ничего криминального, не думаю, что местная газета какая-то ультрареакционная. Я мельком пробежал её взглядом, вроде ничего криминального.
        В 10.15 вылетели из Луисвилла в направлении аэропорта имени Джона Кеннеди, откуда этим же вечером, в 22.40 у нас был запланирован вылет во Франкфурт-на-Майне. На подлёте полюбовались статуей Свободы, и пронеслись дальше, на восточный берег Нью-Йорка, к аэропорту JFK.
        Сидеть целый день в зале ожидания терминала всем показалось занятием малопривлекательным, и утром мы попросили старшего тренера подойти к Петухову, попросить разрешения выйти в город.
        - Хоть сувениры какие-нибудь купим на оставшуюся валюту, - попросил Казарян.
        На самом деле тот собирался купить или джинсы, или магнитофон, да и не только он, но вслух об этом говорить не следовало. А валюту, кстати, мы толком и не успели потратить. В Лас-Вегасе, в районе Стрипа, где мы устраивали моцион, цены в магазинах явно были завышены, что и подтвердил уже бывавший здесь Запорожец. А в Денвере и Луисвилле как-то было недосуг гулять.
        - Когда ещё выпадет возможность Манхэттен посмотреть, - добавил Коротаев, почёсывая ногтями затылок под шапкой из кролика.
        Петухов был не против, но, в свою очередь, решил посоветоваться с Бегловым. Тот на удивление дал «добро» при условии, что мы будем передвигаться организованной группой исключительно под его руководством.
        - Если кто-то потеряется и тем паче опоздает к рейсу - пеняйте на себя, - пригрозил он голосом, обещавшим несчастному все кары небесные. - Вещи можно сдать в камеру хранения.
        Но приглядеть за вещами согласились братья Степановы, которые никуда ехать не собирались.
        От нашего терминала к станции метро «Sutphin Boulevard» по расписанию ходил специальный автобус. В 10.30, позавтракав в одном из кафе нашего терминала, мы всей толпой, включая Петухова, двинулись на посадку. Ещё четверть часа спустя спускались в нью-йоркский метрополитен.
        - Ну и клоака, - брезгливо поморщился Коля Хромов.
        К нему как раз протянулась рука местного нищего - заросшего бородой негра, сидевшего на картонке. Он что-то бормотал на английском, что-то, что даже я разбирал с трудом. Впрочем, нетрудно было понять, что дурно пахнувший бедняга просит подаяния.
        - Нет у нас денег, мы из СССР, сами бедные, - сказал Хромов.
        - Я не понял, - притормозил услышавший его Беглов. - Ты что, Хромов, хочешь сказать, будто в Советском Союзе население живёт бедно?
        - Да вы не так меня поняли.., - начал было оправдываться тот.
        - Всё я прекрасно понял, и выводы для себя сделал, - угрожающе прищурился Беглов. - А всем впредь советую лишнего не болтать.
        Нью-йоркское метро и в самом деле представляло собой натуральную клоаку. По сравнению с ним московское - просто райское местечко. Повсюду наплёвано, стены разрисованы как довольно симпатичными, так и похабными рисунками, которые, похоже, никто не собирается оттирать, к перилам прилеплена жвачка, и даже крысы бегают между рельсов. Вот же, случится ядерная война - а они вместе с тараканами выживут. Насколько по сравнению с ними люди всё-таки более хрупкие существа, хот я того же таракана может прихлопнуть тапочкой.
        Вагоны не совсем дно, но тоже грязновато. Пассажиры с опаской поглядывали на десяток крепких парней разного веса и роста, ещё и говоривших на незнакомом языке. Однако мы вели себя прилично, окружающим мило улыбались и даже уступая места пожилым и женщинам, если того требовала ситуация.
        А какой-то мужчина долго пялился на меня, потом не выдержал, подошёл и спросил:
        - Вы случайно не тот русский, что начистил морду Мохаммеду Али?
        Я сделал вид, что не понимаю, тогда на помощь пришёл Беглов.
        - Да, это он. Только не морду начистил, а врезал по животу. Американская пресса вечно привирает.
        Мужчина изобразил лицом типа - ого, круто - и вернулся на своё место. Вышли мы на станции «Times Squаre - 42nd Street». И сразу окунулись в водоворот людей. Это ещё погода была так себе, слякоть, с неба падали тяжёлые хлопья тут же тающего снега. А летом тут вообще, наверное, не протолкнуться. А машин-то сколько… В общем-то, для жителя России XXI века зрелище вполне обыденное, но по сравнению с СССР, где личный транспорт большая редкость, впечатляет. Повсюду сновали жёлтые такси, готовые остановиться по первому требованию, тогда как в том же Свердловске поймать свободное такси зачастую не легче, чем поймать в лесу гадюку.
        - Могли выйти на станции рядом с Манхэттеном, но я решил устроить вам небольшую экскурсию, - заявил Беглов. - Прогуляемся по Стейнуэй, пройдёмся по Бродвею, потом по мосту Куинсборо попадём на Манхэттен, дальше добираемся до 5-й авеню, где находится сувенирный магазин «I love souvenirs». Я там был пару раз, сувениры на любой вкус и любой кошелёк.
        - А может, заглянем в магазины, где джинсы и магнитофоны продают? - с надеждой в голосе спросил Казарян.
        Беглов нахмурился, Петухов тоже засопел носом.
        - Казарян, я что-то не понял, ты в Америку поехал добывать славу советскому спорту или за шмотками?
        Я же немного неожиданно для себя заступился за Казаряна.
        - Андрей Андреевич, а почему человек не может купить себе за границей понравившуюся вещь? Что в этом криминального? Это же не наркотики или, извиняюсь, порнографический журнал «Playboy». Хотя он скорее эротический… Разве в правилах поведения советских людей за рубежом есть пункт, запрещающий покупать джинсы или магнитофоны? Лучше будет, если он за них в Союзе переплатит втрое или вчетверо?
        И едва не добавил, что на нём-то костюм отнюдь не фабрики «Большевичка», а от «Brioni», и пальто от «Burberry».
        Беглов не сразу нашёлся, что ответить. А пока он собирал мысли в кучу? меня неожиданно поддержал Коротаев:
        - И в самом деле, товарищ Беглов, где сказано, что нам нельзя потратить законную наличность на одежду?
        - Да, - подал голос Хромов. - Я бы тоже не отказался купить фирменные штаны, а не цыганский самопал по такой же цене, а то и дороже.
        Остальные участники нашей сборной заголосили в поддержку моих слов. Даже обычно молчаливый Юоцявичус и тот что-то буркнул. Правда, непонятно, что именно.
        - Вот, значит, как, - протянул Беглов. - А если в тот момент, как вы покупаете эти несчастные джинсы, рядом окажется журналист какой-нибудь реакционной газетёнки с фотоаппаратом? Предположим, он знает несколько слов на русском и поймёт, что вы из СССР, покупаете джинсы. Сделает парочку снимков, которые на следующий день окажутся в газете, с заголовком: «Нищие русские приехали в США за джинсами». Да в крайнем случае и без снимка статейку могут опубликовать. Да ещё и меня упомянут. Хорошо же я буду выглядеть в глазах своего руководства.
        - С чего вы решили, что именно в тот момент в магазине окажется корреспондент местной газеты? - спросил я. - Вероятность одна на тысячу, если не на миллион.
        - Но ведь и окончательно её исключать нельзя, - чуть прищурившись, негромко произнёс Беглов.
        - Давайте мы будем говорить на русском только с вами, шёпотом. А вы будете общаться с продавцами, не оглашая страну, из которой мы прибыли. И вообще можно найти небольшой, недорогой магазинчик, где покупателей немного, каждый на виду.
        - Андрей Андреич, ну пожалуйста, - с умоляющим видом, сделав брови домиком, протянул Казарян.
        Беглов вытянул шею и покрутил, словно узел галстука на неё давил, вздохнул и махнул рукой:
        - Чёрт с вами! Вам ведь что главное: чтобы лейбл был фирменный и качество хорошее?
        - Верно, - заметил Казарян.
        - Есть у меня на примете один магазин. Находится буквально в двадцати минутах ходьбы отсюда, под мостом Куинсборо. Причём хозяин его родом из Витебской губернии, с родителями в революцию эмигрировал в Штаты, на русском разговаривает неплохо. Цены у него ниже, чем в каком-нибудь бутике или даже обычном магазине. А потом, если валюта останется, можно и за сувенирами прогуляться.
        Да, покажу вам всё-таки сначала Бродвей, прогуляемся по Театральному кварталу. Вон у Покровского камера на шее висит, может, если плёнки не жалко, пофотографирует вас на фоне легендарных театров «Majestic» или «Ambassador».
        Мне плёнки было не жалко, я прихватил её с запасом. Нагулявшись по Бродвею, двинулись к мосту. Под ним мы первым делом обнаружили парочку бездомных бродяг грелась у стальной бочки с горящим в ней мусором. А чуть дальше топтались две весьма вызывающего вида девушки, одетые в короткие меховые полушубки - у одной белого, у второй розового цвета, из-под которых выглядывали мини-юбки, и высокие сапоги на платформе. Яркий макияж не оставлял сомнений в том, что перед нами представительницы одной из самых древних профессий. Они курили тонкие сигареты и не без интереса поглядывали в нашу сторону.
        - Вот он, звериный оскал капитализма, - с чувством произнёс Петухов.
        Несмотря на то, что владельцем магазинчика был выходец из России, по словам нашего провожатого, подростком эмигрировавший из Витебской губернии сразу после революции с родителями, продавцом оказался чёрный, как головёшка, негр. Но по просьбе Беглова был приглашён тот самый хозяин.
        - Вот, Моисей Соломонович, наши, советские спортсмены попросили меня показать им магазин, где можно купить качественные джинсы недорого.
        Моисей Соломонович обвёл нас взглядом поверх нацепленных на длинный, мясистый нос очков, и расплылся в улыбке.
        - Какие прелэстные молодые люди! - воскликнул он с лёгким акцентом и слегка при этом грассируя. - Понимаю, что в СССР настоящие джинсы практически невозможно достать, а в Америке этого добра навалом. У меня же цены самые лучшие во всём Куинсе...
        - Моисей Соломонович, у нас мало времени, - тактично заметил Беглов.
        - Всё, всё, умолкаю! Итак, какие модели интересуют молодых людей?
        Молодых людей интересовали «Lee», «Wrangler», «Rifle» и «Levi’s», то есть те модели, о которых слышали и даже иногда видели, и уж если совсем повезёт, то и носили. На имеющуюся у нас валюту парни накупил кто двое, а кто и трое джинсов. Казарян, например, заявил, что в одних будем сам ходить, ещё одни подарит брату, а третьи сестре.
        - А ты знаешь их размеры-то? - спросил Олег Коротаев.
        - У нас с сестрой один размер, у брата - как у тебя, я потому такие же и взял. А не подойдут ему - можно продать. За две цены с руками оторвут.
        - Спекуляцией, короче, решил заняться, - хмыкнул Коротаев.
        - Э-э, почему так говоришь? - обиделся Казарян. - Спекуляция - это если я цену впятеро выставлю, а двойная - это даром считай отдаю. Тем более продам кому-нибудь из родственников.
        Я ограничился одними джинсами «Wrangler» всего за 10 долларов, тогда как в обычном магазине они бы стоили от 20 баксов. Естественно, проверил швы, нитки, хоть и контрафакт, но всё должно, как говорится, соответствовать. Вроде всё в норме, насколько я мог судить. Покупки нам упаковал чернокожий Джо в бесплатные бумажные пакеты с ручками и буквами на боку NY. Уверен, парни в Союзе и не подумают эти пакеты выбросить, будут беречь и показывать друзьям, как американскую диковинку.
        Магазин был представлен не только предметами гардероба. Тут можно было выбрать бижутерию, парфюм и косметику.
        - Судя по цене, тоже контрафакт? - негромко, чтобы не услышали другие, спросил я Моисея Соломоновича, кивнув на ряды пузырьков с духами и коробочек с косметикой.
        - А какая разница? - пожал тот плечами, но ответил тоже негромко. - Качество ничем не уступает оригинальному. Уверяю вас, ещё никто не приходил ко мне с рекламацией. Скажу по секрету, моей клиенткой является не только супруга мистера Беглофф, но и даже жена президента нашего боро[2], хотя её муж - человек небедный.
        - Ну уж я-то точно не приду к вам с рекламацией, далековато ходить будет.
        - Даже и не думайте, - сплёл пальцы у впалой груди Моисей Соломонович. - У меня есть пробники, можете оценить лично каждый аромат.
        После знакомства с пробниками я выбрал три разных флакона: «Chanel», «Guerlain Chamade» и «Lancome». Первый я подарю Полине, второй Вадим вручит Насте, а третий, «Lancome» с более насыщенным букетом, чем первые два, подарю маме. Вадим, конечно, заартачится, придётся соврать, что купил всего за пару долларов, а не за восемь. За пятёрку взял отцу бензиновую зажигалку-пистолет. В кошельке оставалось 11 долларов.
        Парни тоже практически все свои баксы здесь оставили. Они уже были в курсе, что джинсы - подделка, хоть и очень качественная, но кто в Союзе об этом узнает? Ведь главное - произвести впечатление. А швы и заклёпки нареканий не вызывали даже у самых искушённых покупателей вроде меня.
        Дальше мы не спеша гуляли по Манхэттену, благо в запасе ещё оставалось несколько часов. Поглазели на строительство башен-близнецов будущего Всемирного торгового центра, который будет разрушен в результате террористической атаки 11 сентября 2001 года. Несмотря на погоду, топтались со своими песенными мантрами кришнаиты в сандалиях на босу ногу и длинных одеяниях. Хотя, не исключено, под этими дхоти и сари скрываются тёплые свитера и штаны. А чуть дальше возле кинотеатра перуанцы или ещё какие-то потомки древних жителей Латинской Америки в национальных костюмах и с национальными же музыкальными инструментами в руках веселили публику своими песнопениями. А афиша фильма «The 5-Man Army» на фасаде кинотеатра напомнила мне конец 80-х, когда я впервые увидел этот вестерн с гнусавым переводом с видеомагнитофона.
        В магазин сувениров Беглов нас всё-таки затащил. Футболки «I love NY», просто футболки с разной символикой Нью-Йорка, мужские и женские, детские… Магниты на холодильник, десятки вариантов открыток и плакатов, сувениры в виде машинок нью-йоркского такси, пожарные машинки, полицейские машинки с логотипом NYPD, чашки любых размеров и цветов, стаканы, кепки, ручки и карандаши, всевозможные виды подставок под посуду, сувенирные бейсбольные биты и бейсбольные мячи с логотипом нью-йоркских бейсбольных команд, уменьшенные копии Статуи Свободы, Эмпайр Стейт Билдинг, сумки с надписью «New York»… В общем, тут было к чему прицениться, тем более что не все, как я, потратились в магазине уважаемого Моисея Соломоновича.
        Беглова, оказывается, знали и здесь. Немудрено, если он уже несколько лет работает в Генеральном консульстве СССР в Нью-Йорке, и успел как следует изучить город.
        В общем, ребята и тут нашли что прикупить. И снова всё было упаковано в бумажные пакеты разных размеров - эра полиэтиленовых ещё не наступила. Да и пластиковых бутылок тоже, не успели пока загадить природу тем, что разлагается сотни лет.
        Магнитики стоили от 15 до 50 центов за штуку. Я взял десять штук 25-центовых с рельефным изображением статуи Свободы и подписью снизу «New York». Родичам вручу и знакомым раздам.
        На обратном пути чисто ради любопытства уговорили Беглова не проходить мимо супермаркета на 5 авеню, куда и ввалились всей компанией. Да-а, глаза разбегаются… А в бутики вообще заходить страшно, цены такие, что нам только оставалось нервно посмеиваться, мол, вот же буржуи зажравшиеся, на какие-то тряпки готовы такие деньжищи выбрасывать. Хотя в огромном продуктовом отделе (скорее даже магазине) цены на некоторые продовольственные товары были вполне даже демократичными. Ну и, что уж душой кривить, ассортимент вверг некоторых моих товарищей в состояние шока. В прежних трёх городах нам такие супермаркеты не попадались, да и гулять было некогда, а тут такое изобилие… В общем, с парнями, которые за границу попали впеврые, случился культурный шок.
        В 19.00 мы добрались наконец до нашего терминала аэропорта. Анатолий Григорьевич подрёмывал, положив голову на один из чемоданов, его брат читал прихваченный из Союза журнал «Физкультура и спорт».
        - Зря с нами не пошли, - сказал ему Коротаев. - Тоже джинсы задёшево прикупили бы.
        - Нам с Толей уже не по чину в джинсах ходить, - усмехнулся Геннадий Григорьевич и посмотрел на часы. - Так, через сорок минут регистрация. В багаж вроде никому ничего сдавать не надо, шкаф никто почему-то не прикупил… Надоела мне эта Америка, домой хочу, к жене и детям, да и по подлёдной рыбалке соскучился.
        Я тоже соскучился по Полине, по своим родным. Но Америка 1971 года, честно говоря, надоесть мне не успела. По большому счёту мы ничего и не видели кроме отелей и ринга. Да спасибо Беглову за экскурсию, хоть нафоткались, ну и прибарахлились малость. Будет чем порадовать любимых.
        [1] Элайджа Мухаммад - американский общественный и религиозный деятель. Лидер расистской организации афроамериканцев «Нация ислама» в 1934 - 1975 годах. Под влиянием его проповедей боксёр Кассиус Клей принял ислам и взял имя Мохаммед Али.
        [2]Боро - единица административного деления города Нью-Йорк.
        Глава 3
        - Вот!
        Я положил перед Силантьевым на стол папку.
        - Что это? - спросил тот, с подозрением глядя на меня поверх очков.
        - Песня.
        - Я понимаю, что песня, вряд ли вы мне принесли бы рассказ или повесть, учитывая моё место работы. Что за песня, о чём?
        После приземления нашего рейса в «Шереметьево» дальше все отправились кто куда. У кого каким-то чудом осталась валюта - поехали в отделение Сбербанка на Смоленку, менять её на чеки «Внешпосылторга». Ну а я направился на репетиционную базу эстрадного симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио.
        Нагрянул без предупреждения. Позвонил, представившись сотрудником Министерства культуры, узнал, во сколько репетиция (если она сегодня вообще будет), а получив положительный ответ, расписание репетиций и приехал.
        Юрий Васильевич принял меня в своём кабинете со всеми полагающимися почестями, даже чай организовал со свежими маковыми баранками - признался, что купил утром по пути на работу. Поинтересовался, какими судьбами я в Москве, поздравил с победой, получил в подарок магнитик. А следом я шлёпнул перед ним на стол папку.
        - Песня называется «Малая земля», - сказал я, нагло откусывая от баранки добрый кусок. - Песня о смертниках, воевавших за Новороссийск, о героях, о Великой Победе. Ну и, думаю, Леониду Ильичу понравится, он как-никак воевал в тех местах.
        - Ага, Леониду Ильичу точно понравится, - понимающе протянул Силантьев, не сумев скрыть улыбки. - Ну что ж, давайте глянем, что вы тут сочинили.
        Ноты я набросал сам, а вот с аранжировкой попросил помочь Дорнбуша. Он на песню особо не претендовал, в смысле исполнения её «ЭВИА-66», слишком уж парадная она была, и даже на то, чтобы его имя, как говорится, было указано в титрах. Тем более я ему за услугу проставился ящиком коньяка, как говорится, с барского плеча.
        Силантьев знакомился с песней, довольно мелодично напевая её себе под нос:
        Малая земля. Кровавая заря…Яростный десант. Сердец литая твердь.Малая земля - геройская земля,Братство презиравших смерть…
        Допел до конца, испытующе посмотрел на меня. Я даже немного заволновался, вдруг он где-то уже это слышал? Хотя вроде бы песня дебютирует в 75-м, но кто знает, вдруг Пахмутова с Добронравовым держали её в столе. Наконец Силантьев, покряхтев, высказался:
        - В этом что-то есть. А откуда у вас такие познания о той операции советского десанта?
        - Книжку читал, так и называется - «Малая земля». Автор - Георгий Соколов, участник того самого десанта. А про то, что Брежнев был так же его участником, услышал от экскурсовода, когда был в Севастополе, - приврал я.
        - Ясно… Кто-то ещё её исполнял?
        - Что вы, Юрий Васильевич!..
        - Понял. А кого предлагаете в качестве солиста? Снова Лещенко?
        - На этот раз, пожалуй, Магомаева.
        - Хороший выбор, - дёрнул бровью дирижёр. - Думаю придержать её до концерта к Дню Победы, за три месяца отшлифуем. Не против?
        - По-моему, для дебюта самое то. Только было бы здорово, если бы Магомаев её пел с хором имени Александрова, а на заднем фоне на большом экране будут идти кадры хроники высадки того самого десанта. Их недавно по телевизору показывали в какой-то передаче. Кстати, - решил я сменить скользкую тему, - у меня теперь свой дом в Свердловске…
        - Вот как? Поздравляю!
        - Спасибо! Так вот, вместе с домом мне достался и телефон. Я для вас заранее записал его.
        Я протянул ему вырванный из блокнота листочек.
        - Что ж, будем на связи, - сказал Силантьев, пряча листочек в карман.
        В Свердловске меня ждала Полина. В нашем доме, где к моему появлению всё сверкало чистотой, а на столе после вопроса-утверждения, как я, должно быть, проголодался с дороги, появились тарелка горячего борща с плавающей на маслянистой поверхности пятном сметаны, несколько зубчиков чеснока (обожаю его, хоть убей), и краюха купленного утром в ближайшей булочной «Бородинского». Опустошив тарелку, я рассыпался в похвалах борщу и потребовал добавки. А потом…. Ну да, сначала вручил подарок, а потом уже мы рухнули в постель и на ближайший час забыли обо всём на свете.
        Утром Полина вспомнила, что пару дней назад ближе к вечеру около наших ворот крутились двое парней подозрительного вида, прятавшие глаза за козырьками кепок. Видела их в окно второго этажа, прячась за шторкой. Крутились они там минут пять, даже пытались подпрыгнуть и посмотреть, что там, за забором, внутри.
        Я задумался. История пахла не очень хорошо. Урки решили обнести нашу хату? А если просто любопытные прохожие? Но что-то слабо верилось в подобного рода совпадения. И правда, собаку, что ли, завести? Хоть потявкает, если чужие через забор полезут.
        Нет, с этим нужно что-то делать. Хм, а не устроить ли засаду? Уйдём утром типа учиться, а я огородами через соседский двор заберусь через дверь с задней стороны дома, и запрячусь в одной из комнат с топором в руках. Буду сидеть, поджидать воров.
        И сколько так сидеть? Ну день, два… На третий надоест, тут-то ворюги и нагрянут. Вот же блин, задачка.
        Можно, конечно, пожилую соседку попросить приглядывать за домом в наше отсутствие. Но она и подслеповата, и глуховата, пользы от неё… А другие соседи сами днём на работе, дети в школе.
        Тут я вспомнил про Прокурора. Может, он сможет чем-то помочь? Как-никак должен знать всю местную шушеру. Бумажка с телефоном всё это время лежала свёрнутой вдвое в моём кошельке, в отдельном кармашке. Стоит только достать и позвонить.
        А вдруг это всё же не воры? А я, получится, только из-за своих ни на чём не основанных подозрений потревожу уважаемого вора… Хм, уважаемого, тоже начал думать, как жиган какой-нибудь.
        Или подождать, пока обнесут дом? Твою ж мать, везде засада. Ладно, утро вечера мудренее, может, на свежую голову какая умная мысль придёт.
        Не пришла. Зато пришёл один из той парочки, о которой говорила Полина. Он заявился под видом газовщика. На нём даже была спецовка и в руке чемоданчик с инструментом. Полина в тот момент дома была одна, я ещё торчал в институте, а узнала типчика, уже впустив домой. Предупреждал ведь, чтобы без меня никого посторонних, кроме участкового, не впускала… Просто повезло, что урка не убил её и не изнасиловал. Наверное, заявился чисто с разведывательной целью, даже попросил поставить роспись на бланке, что Полина и сделала трясущейся рукой. Сказала, что она тут не прописана, но «газовщик» махнул рукой, мол, не имеет никакого значения.
        Я решил, что тянуть уже не имеет смысла, и на следующий день с телефона-автомата набрал записанный на бумажке номер. На том конце провода трубку подняла, как ни странно, женщина. Чуть хрипловатый голос осведомился, кто я и что хочу. Сказали, что перезвонят. Перезвонили через час и сообщили, что Прокурор готов принять меня сегодня в 9 вечера. Без четверти девять я должен стоять возле кинотеатра «Октябрь». Ко мне подойдут и проведут куда следует.
        Вот же, блин, «Место встречи изменить нельзя» ещё не сняли, а чем-то похожим уже дохнуло. Причём «Эра милосердия» тоже ещё нее написана, выйдет из печати, если не ошибаюсь, в 1975 году.
        Полине я сказал, что у меня сегодня внеочередная тренировка, даже сумку с формой взял для правдоподобия. На улице мела метель и, стоя у ступеней кинотеатра, по которым двигались люди кто на сеанс, а кто с сеанса, я закрывал лицо воротником пальто. Тем не менее меня узнали.
        - Покровский?
        Провожатый оказался ненамного старше меня, на нём была короткая куртка и шапка, похоже, заячья. А брюки были заправлены в унты, причём довольно добротные. Спёр, что ли, у какого-то рыбака или полярника? Лицо в общем-то обычное, внимание разве что привлекал небольшой белесый шрам над левой губой, тянувшийся до носогубной складки.
        Идти оказалось недалеко. Минут через пятнадцать мы оказались в квартале, застроенном двухэтажными бараками, один из них и был конечной точкой нашего маршрута. Над единственным подъездом тускло светил забранный в сетчатый намордник плафон.
        Провожатый потянул на себя дверь и сделал движение головой, предлагая войти. Я не стал вставать в позу, зашёл в подъезд первым, уверенный, что мне не засадят нож в спину. Мы поднялись на второй этаж, здесь в конце коридора на подоконнике сидел здоровяк самого уголовного вида, спустив одну ногу на дощатый пол, а вторую подогнув, и курил, выпуская сизый дым в приоткрытую форточку.
        - К Прокурору, - сказал провожатый, кивая в мою сторону.
        Крепыш забычил окурок в консервной банке, сполз с подоконника, вразвалочку подошёл
        к оббитой дерматином дверей, и трижды, с расстановкой, ударил в неё кулаком. Потом, с ещё большей паузой, ударил в четвёртый раз. Дверь отворилась.
        - К Прокурору, - повторил крепыш, пропуская меня с проводником, а сам возвращаясь на «боевой пост».
        Открывший дверь худой и какой-то весь дёрганый тип, осмотревший меня с вызывающей подозрительностью. Мол, что это за фраер залётный припёрся.
        - Заходите.
        Квартира была однокомнатной - зала и кухонька, куда вела приоткрытая дверь. Обстановка скромная, можно даже сказать, спартанская. Разве что висевшая стене 6-струнная гитара вносила в интерьер некий романистический антураж. Да и то по виду она была чуть ли не старше меня.
        Был ещё телефонный аппарат, явно довоенного образца. Интересно, на этот номер я звонил, когда просил о встрече? Или где-то на другой квартире сидит тётка-связная?
        За круглым, накрытым клеёнчатой скатертью столом, над которым клубилось сизое облако табачного дыма, сидели четверо. Двое из них перекидывались в засаленные, видавшие виды карты, двое наблюдали. Помимо карт на столе лежали несколько помятых 5 и 10-рублёвых купюр, пачки «Беломора» и «Примы», а также стояла початая бутылка «Столичной», четыре гранёных стакана и нехитрая закусь, в которой предпочтение отдавалось соленьям. Интерьер дополняла вполне цивильная пепельница. Сидевший лицом ко входу картёжник, кинувший в мою сторону быстрый, цепкий взгляд, кивнул в сторону продавленного дивана:
        - Присядь пока.
        Похоже, это и был Прокурор. Обивка выглядела столь непрезентабельно, что у меня не было никакого желания на неё опускать свой зад. Но свободных стульев или табуретов я не видел, дёрганый, что впустил нас, уселся на валик дивана, а мой провожатый ушёл, видимо, сделав своё дело - доставив меня по назначению.
        Пружины жалобно скрипнули под моим весом, хотя я и присел на самый краешек. По ходу дела разглядывал остальных сидевших за столом. Оппонент Прокурора был бугай с широченной спиной и мятыми ушами - лица я его сзади не видел. Не иначе занимался когда-то вольной или классической борьбой.
        Слева за столом сидел хмурый мужик лет пятидесяти, задумчиво смоливший «беломорину». Худой, лицо изрезано морщинами, брови густые. Пальцы в перстнях-татуировках. Впрочем, как и у остальных, включая Прокурора. На безымянном пальце его правой руки был вытатуирован чёрный крест с точкой посередине и диагональными лучами, а на среднем - белая корона с расходящимися лучами. Наверное, что-то авторитетное. Сидевший справа картёжник обладал неброской внешностью, мог сойти и за водителя самосвала, и за какого-нибудь токаря-карусельщика. Взгляд, правда, выдавал в нём натуру хищную, такой пырнёт ножом - и на его лице не дрогнет ни один мускул. В данный момент он как раз и поигрывал ножичком с наборной рукояткой.
        Играли вроде бы в «буру», насколько я разбираюсь в карточных играх. И везло всё больше Прокурору, а «борец» то и дело сопел и что-то гундел себе под нос, что-то типа: «Бог создал вора, а чёрт прокурора». Наконец партия закончилась закономерной победой Прокурора, тот с непроницаемым лицом подгрёб к себе купюры и констатировал:
        - Играйте без меня пока, ко мне человек пришёл… Пойдём на кухню, не будем людям мешать.
        Закрыв за собой дверь, кивнул на табурет, что стоял у маленькой плиты, сам уселся на такой же, напротив меня, у небольшого столика.
        - Ну что, давай знакомиться, Артист. Меня можешь звать Сан Санычем, можно просто Саныч, и без выканья.
        - А я Евгений, и тоже согласен на «ты», - улыбнулся я, пожимая сухопарую ладонь.
        - А не боитесь незнакомого человека на свою «малину» пускать? - начал я первым с добродушной улыбкой, чтобы придать разговору некую раскованность.
        - Так тут всё законно, я здесь прописан, - безмятежно махнул рукой Прокурор. - И могу друзей приглашать хоть каждый день. Мы не шумим, не хулиганим. Участковый в курсе, раз в неделю приходит с проверкой… Так что у тебя за дело?
        Не спеша я выложил историю с подозрительными личностями, один из которых позже прикинулся газовщиком.
        - А может, он и есть газовщик? - прищурился Прокурор.
        - Я своей девушке верю, у неё чуйка, - приврал я. - Вот и хотел узнать, может, ваши кто задумал мою хату обнести?
        Прокурор задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, так же, как и в зале, застеленной клеёнкой, только с порезами от кухонного ножа. И та была в разноцветную клеточку, а на этой размноженные принты корзины с цветами.
        - Адресок у тебя какой? Угу… Посиди пока, я перетру кое с кем.
        Он встал, вышел из кухни, вернулся минуты через три.
        - Из наших никто не курсах насчёт домушников, что хотят обнести твою хату. Поспрошаю у других авторитетных людей, может, они что скажут полезного. А пока разберёмся - за твоей хатой приглядят, так что можешь не волноваться.
        - От души благодарю! - сказал я, вспомнив, что в блатном мире слово «спасибо» считается оскорбительным.
        Прокурор поднялся, я тоже, и уже в зале он меня легко прихватил за локоть.
        - Абрам писал, что ты песни хорошие знаешь. Нам не споёшь? Если, конечно, не сильно торопишься.
        Вот же блин, Абраша, подставу мне устроил...Кто его просил писать в своей маляве про мои музыкальные экзерсисы? Отказаться, сославшись на простуженные связки или негнущиеся пальцы? Не думаю, что это хороший вариант, могут и оскорбиться.
        - Для уважаемых людей отчего ж не спеть, - улыбнулся я. - Можно инструмент?
        Тот, что запускал нас с провожатым в квартиру, снял со стены гитару и протянул мне. Немного расстроена, но поправить это - дело пары минут. А дальше одну за другой исполнил «У каких ворот» и «Золотые купола» Круга. У общества песни нашли понимание. Проняло так, особенно на строчках о дочке и матери в песне «У каких ворот», что у «борца» даже глаза подозрительно заблестели. Вот уж не думал, что он такой сентиментальный, по виду и не скажешь. Видно, что-то личное затронули слова в его душе. Остальные тоже выражали крайнюю степень грусти.
        После «Золотых куполов», набравшись наглости, спел «Честный вор». Извиняй, Миша Круг, что я тут твои хиты исполняю, но больно уж публика подходящая. К тому же ни на каких пластинках и плёнках я их издавать не собираюсь. Если кто-то перепоёт - бога ради, пусть считается народной. Одним словом, довёл бывалых мужиков своими песнями до соплей.
        Напоследок я оставил на «общак» полтинник, принятый братвой с уважением. Иметь динамовскую крышу хорошо, а ещё и знакомства среди блатных - хорошо вдвойне.
        В общем, покинул я блатную хату со щитом, в крепкой уверенности, что моей личной собственности ничего не грозит. А ещё два дня спустя на улице ко мне подошёл тот самый типчик, что передавал записку с номером телефона Прокурора. На этот раз он принёс от босса устое сообщение.
        - Короче, фраеров, что хотели тебя обнести, мы нашли, и предупредили, чтобы от твоей хаты держались подальше. Они всё поняли и пообещали обходить твой дом третьей дорогой.
        Так вот разрешилась проблема. Полину я успокоил, сказав, что вопрос решён, помогли знакомые в «Динамо» со своими милицейскими связями. Ходившая в последнее время с весьма удручённым видом, Полина тут же преобразилась, у неё с плеч словно гора упала.
        Тем временем в институте пришлось навёрстывать упущенное. К счастью, полученные за годы учёбы знания из моей прошлой жизни довольно плотно укоренились в памяти, и сильно напрягать в этом плане не пришлось.
        Вадик флакончик духов для Насти принял с благодарностью и, хотя я сначала вообще отказывался от возмещения убытков, всё-таки вручил мне десятку. На мои возражения, что я потратился всего парой долларов, а доллар по нынешнему курсу стоит меньше рубля, последовало ответное возражение, что французские духи в СССР достать дешевле 25 рублей за маленький флакончик не представляется возможным. Я скромно умолчал, что Вадим держит в руках контрафактную продукцию, выпущенную отнюдь не во Франции. Но десятку взял, чтобы не обижать товарища. Ему-то радости сколько будет от вида счастливой возлюбленной! И в том числе от того, что за этим последует. Ну вроде как у нас с Полинкой.
        Мама тоже была без ума от парфюмерного контрафакта, естественно, тут же похвалившись перед соседками, что сын привёз из Америки ей настоящие французские духи. И батя крепко меня обнял за подарок - пистолет-зажигалку. В ответ на вопросы соседей я скромно улыбался, шаркая ножкой, обтянутой такой же контрафактной джинсой.
        Магнитик прилепили на дверку «Саратова». Надеюсь, не отвалится при первом же «припадке» этого агрегата. По идее родителям надо бы новый холодильник приобрести, этот, если память не изменяет, через год или два начнёт постоянно ломаться. Ничего, живы будем….
        В институте мои штаны моментально стали объектом пристального внимания. Все были уверены, что джинсы на мне самые настоящие, фирменные. Некоторые даже просили разрешения пощупать ткань, словно бы разбирались в тонкостях пошива.
        Пришлось выступить и перед студентами с докладом о поездке в Штаты. Доклад по инициативе секретаря комитета комсомола института был озаглавлен почти по Гайдаю: «США - страна контрастов». Пришлось упомянуть и нищих, и жриц любви, и крыс в метрополитене… Ну и про роскошные отели Лас-Вегаса вкупе с супермаркетами не мог не сказать, отчего глаза некоторых моих слушателей мечтательно загорелись.
        В целом я старался быть объективным, разве что немного где-то приукрасил, а где-то сгустил краски. Описание первой встречи с Мохаммедом Али вызвало такой интерес, что об этом каким-то образом прознал собкор «Комсомолки» по Уральскому региону, и заявился в институт брать интервью. Я описал это как дружескую стычку, не забыв упомянуть о предложении знаменитого боксёра провести выставочную встречу, товарищеский матч по боксу между Мохаммедом Али и мною. О деньгах я скромно умолчал.
        На пару дней одолжил лучшую из трёх фотографий, где я был на ринге с Али, и где у меня был не такой грустноватый вид, как это было на фото в луисвилльской газете. Через два дня в центральной «Комсомолке» вышла небольшая статейка с этой самой фотографией, где всё было подано предельно корректно, а Мохаммед Али выглядел даже этаким душкой. Понятно. Пацифист, темнокожий, противопоставляет себя буржуазному обществу… Всё это как нельзя лучше играет на руку советской пропаганде. И в конце статейки вопрос, мол, может, наши чиновники от спорта рискнут и согласятся на проведение боя с бывшим чемпионом мира? Хм, не испугались подкинуть такую лёгонькую провокацию.
        А что, вдруг и в самом деле сработает? Вдруг наши спортивные чинуши дадут «добро» на такой бой? Даже заведомо зная, что соперник сильнее меня, только недавно по-настоящему заявившего о себе на чемпионате СССР. Да вот ещё турне по Штатам, где я подтвердил задатки перспективного боксёра. Но быть перспективным - не значит стать звездой. Сколько таких перспективных кануло в Лету, так и не реализовав свой потенциал! Не хотелось бы надолго задерживаться в подающих надежды. Впрочем, это зависит исключительно от меня самого. Труд и упорство, упорство и труд - вот слагаемые будущих успехов!
        После возвращения из Америки я сразу включился в тренировочный процесс. Следующий чемпионат страны пройдёт уже в марте, будет его принимать Казань. То есть осталось практически полтора месяца. Так что в зале у Казакова я пахал как папа Карло, готовясь защитить своё звание, завоёванное всего чуть больше двух месяцев назад. Двукратных чемпионов в истории советского бокса на порядок меньше, чем просто чемпионов, не говоря уже о трёхкратных. А в следующем году Олимпийские Игр, которые будет принимать Мюнхен. Да-да, тот самый Мюнхен, где должна произойти трагедия с участием исламских террористов, жертвами которой станут 11 представителей израильской делегации, а также полицейский и 5 террористов. И это тоже описано в моих «хрониках будущего».
        Хомяков, кстати, тоже со мной пообщался в своём кабинете, пригласил попить чайку с домашней выпечкой. Чай мы пили, выпечку ели (в основном я), но и не забывали говорить о деле. В частности, о моей поездке.
        - Как же там на самом деле обстояло? - спросил Хомяков, делая маленький глоток из своего стакана. - Неужто отправили в нокаут самого Кассиуса Клея?
        - Сейчас он Мохаммед Али, после того, как перешёл в ислам, - поправил я. - Да и не нокаут это был, скорее нокдаун, хоть и тяжёлый. Ну а что мне оставалось делать, когда он попёр на меня, размахивая кулаками… Да и печень так удачно подставил, что кулак сам собой в неё пошёл. Инстинкт, наверное, сработал.
        - Ну а как вам вообще Америка?
        Понятно, вопрос задаёт с подковыркой. Так я ещё накануне продумал, что говорить.
        - Америка как Америка, - пожал я плечами. - На человека, впервые оказавшегося в Штатах, всё может даже закончиться моральной травмой. Особенно после похода по супермаркетам, где только одних сортов колбасы больше сотни, или где фирменные джинсы в свободной продаже.
        - Те самые, что на вас сейчас? - чуть заметно улыбнулся Хомяков.
        - Они, - подтвердил я, скосив глаза вниз. - Всего десять долларов за них отдал.
        - Десять? Это где же так дёшево продают?
        - Есть один магазинчик в Нью-Йорке под мостом Куинсборо. Хозяина звать Моисей Соломонович. Торгует контрафактной продукцией, но хорошего качества.
        - Вон оно что… То есть сшито в каком-нибудь подвале. У нас в Свердловске и по области тоже умельцы есть, строчат в подвалах и гаражах, лепят фирменные лейблы... Причём качество зачастую такое, что лучше оригинала. И кто же вам его посоветовал, этот магазин?
        - Да сопровождающий наш, из консульства, Беглов, - как ни в чём ни бывало сказал я, в глубине души надеясь, что тому за такие «экскурсии» не настучат по шапке. Всё-таки мужик не такой уж и плохой оказался.
        - Андрей Андреевич? - проявил осведомлённость собеседник.
        - Он самый… Да, кстати, - встрепенулся я, желая побыстрее сменить тему, - в Лас-Вегасе, проходя мимо входа казино нашего отеля, я столкнулся с выходящим оттуда Моррисом Чайлдсом. Слышали о таком?
        - Если не ошибаюсь, заместитель по связям с зарубежными компартиями генерального секретаря компартии США? - тут же насторожился Виктор Степанович.
        - Точно!
        - Вы уверены, что это был Моррис Чайлдс?
        - Видел его фото в газете, то ли «Правде», то ли «Известиях», - соврал я. - У меня память на лица хорошая. А его ещё мужчина сопровождал.
        - Что за мужчина?
        - Неприятный тип, мне от одного его взгляда стало не по себе. Не удивлюсь, если он из какого-нибудь ФБР.
        - Почему именно ФБР? - буквально сделал стойку Хомяков.
        - Шут его знает, как-то подсознательно всплыла эта мысль. И вообще странно, на какие шиши этот Чайлдс болтается в казино? Уж не на те ли, что выпрашивает у советских товарищей на нужды компартии США?
        - Ну… Вы это, Евгений, думайте, что говорите.
        Ха, а что мне думать, я-то прекрасно помню, чем всё закончилось. Вот только как об этом скажешь тому же Хомякову? Вряд ли он верит в ясновидящих и уж тем более в путешественников во времени. Пусть даже на ментальном уровне.
        - Может быть, запомнили какие-то характерные примеры этого… фэбээровца?
        - Внешность у него неброская, шрамов вроде на лице нет, пальцы на месте, татуировок не замечено… Разве что неприятная такая бородавка на левой ноздре. Ну и взгляд, как я говорил, смотрит - словно змея в душу заползает.
        - Хм, ну, бородавка - это уже кое-что, - кивнул Хомяков с непроницаемым лицом. - А взгляд… Взгляд у человека может меняться в зависимости от обстоятельств. Вон актёры на сцене как лицедействуют, то смеёшься над ними, то в следующую секунду плачешь. Так же и взгляд можно сделать и строгим, и добрым.
        - Тот тип вряд ли актёрствовал, думаю, это была его естественная реакция на то, что я разглядывал Чайлдса. Он словно меня считывал, как ЭВМ.
        - Так уж и ЭВМ, - чуть усмехнулся куратор. - Ладно, за информацию спасибо. А как идёт подготовка к чемпионату страны?
        - Всё по плану, Виктор Степанович. Кстати, я тут недавно с уголовными авторитетами встречался,…
        Глаза Хомякова сузились, но вслух он ничего не сказал, как бы предлагая продолжать.
        - Обнести мой дом хотели какие-то урки, Полина заметила, как подозрительные личности у забора крутились, а потом один из них постучался под видом газовщика. Она и поделилась со мной своими опасениями. А я на югах с одним авторитетом познакомился, спел ему несколько… хм… своих песен, очень уж он впечатлился, и пообещал написать своему корешу в Свердловск, некоему Прокурору. Не слышали о таком?
        - Что-то где-то проходило, - задумчиво пробормотал Хомяков.
        - Так вот, у меня оказался его телефон, вернее, я так понял, это телефон связной. В общем, мы встретились, и он решил мою проблему. Действительно, какие-то домушники обхаживали мою хату, но теперь опасаться нечего. Это я к тому говорю, что, возможно, по вашим каналам уже прошла информация о моей встрече с авторитетом, и у кого-то из вашего или милицейского начальства уже зародилась мысль, как бы из всего этого извлечь выгоду. Но предупреждаю - стучать не согласен, пусть даже не рассчитывают.
        Собеседник задумчиво побарабанил пальцами по столу, глядя на лежавшую перед ним шариковую ручку, потом взял её, покрутил в пальцах и поднял на меня взгляд.
        - Хорошо, Евгений, я понял вас. С подобными просьбами с нашей стороны точно к вам никто не обратится. А я бы на будущее посоветовал вам воспользоваться услугами вневедомственной охраны. Услуга стала действовать в Свердловске с прошлого года. Могу позвонить кому надо.
        - А что, мне идея нравится. Звоните, подпишем договор… Кстати, у вас холодильник есть? - спросил я, уже поднявшись.
        - Есть, а что? - с подозрением в голосе переспросил Хомяков.
        - Вот, прилепите на дверку, сувенир из логова идеологического противника.
        И я вручил ему магнитик с изображением статуи Свободы.
        Полина окончательно перебралась в мой дом, где развила бурную деятельность по его обустройству. Вернее, озадачила меня, что нам необходимы стиральная машинка и холодильник. Я в принципе с ней был согласен. Сходил, проверил текущий счёт… Что ж, за прошедшие полтора месяца набежало почти три тысячи. И на машинку хватит, и на холодильник. Правда, вся эта техника, как я выяснил заранее, в магазинах продавалась исключительно по записи, не хватало на всех желающих. Интересно, помогут ли старые связи Резника?
        На следующий же день - а это был вторник - после учёбы позвонил на промтоварную базу и попросил к телефону директора Геворка Самвеловича Багдасарова. Когда тот взял трубку, я представился, напомнив, что ему обо мне говорил скоропостижно покинувший СССР товарищ Резник. У которого я, к слову, приобрёл недвижимость.
        - Ах, да-да, что-то припоминаю… Напомните только, как вас звать… Очень приятно, Евгений! А вы, собственно, Евгений, по какому вопросу?
        - Геворк Самвелович, не думаю, что это телефонный разговор…
        - Понимаю, - я словно увидел, как он кивнул. - Я через полтора часа уезжаю, завтра сможете приехать на базу?
        - Во сколько?
        - Я буду здесь до шести вечера.
        - Где-нибудь ближе к четырём устроит? А то у нас с невестой занятия: у меня в институте, у неё в музучилище.
        - Хорошо, давайте к четырём, буду ждать. Адрес знаете? Не опаздывайте. Я предупрежу человека на воротах.
        Полине стоило только предложить прогуляться на базу, как она согласилась без промедления. Ещё бы, разве женщина доверит мужчине такое ответственное дело, как покупку бытовой техники! Вот в качестве грузчика он сгодиться, хотя лично я ничего таскать не собирался. Думаю, там будет кому загрузить в случае чего. А если хорошо заплатить - то и доставить, и выгрузить, и установить.
        Промтоварная база располагалась в микрорайоне «Эльмаш», на углу улиц Шефская и Предзаводская. На её немаленькую территорию вели огромные металлические ворота, за которыми сборку находилась будка охранника. В данный момент он проверял накладные у водителя выезжающего со склада бортового «ЗиЛа» и собирался залезать в кузов, когда мы с Полиной отвлекли от этого занимательного процесса.
        - Здравствуйте! Мы к Геворку Самвеловичу. Он должен был предупредить.
        Десять минут спустя мы сидели в приёмной Багдасарова, ожидая, когда он освободится. Просидели ещё с четверть часа, наконец из кабинета вышла бальзаковского возраста полная женщина в халате поверх телогрейки и валенках. Молоденькая секретарша, не дав закрыться двери, заглянула в дверной проём:
        - Геворк Самвелович, к вам молодые люди, вы им на четыре назначали.
        - Да, пусть заходят, - услышал я голос директора базы.
        Кабинет был обставлен скромно, а сам Багдасаров оказался невысоким толстячком с большой залысиной и курчавыми волосами, чем-то напомнив актёра Калягина. Он вышел из-за стола, протягивая пухлую ладошку:
        - Здравствуйте, Евгений! А как звать вашу очаровательную спутницу? Полина? О, прекрасное имя!
        Он расплылся в улыбке, сверкая золотыми фиксами, и от меня не ускользнуло, как плотоядно и в то же время оценивающе Багдасаров разглядывает Полину.
        - Мне кажется, я вас где-то видел. - пробормотал он задумчиво.
        - Вполне может быть, - ответил за Полину я. - Её показывали по телевизору в новогоднем «Голубом огоньке». Она пела песню «Аист на крыше».
        Багдасаров хлопнул себя по ляжкам:
        - Точно!
        - Друзья Романа Исаковича - мои друзья! - провозгласил он. - Садитесь… Итак, чем могу быть полезен?
        - Геворк Самвелович, вы ведь не будете спорить, что стиральная машинка избавляет женщину от необходимости вручную стирать вещи, тем самым экономя её время и сохраняя кожу рук нежной и гладкой… Согласны?
        - Кто же спорит! - его густые брови подскочили верх.
        - Вот и я хочу, чтобы у моей девушки руки всегда были нежными, а кожа бархатистой.
        Не глядя на Полину, я уже догадывался что она сейчас сидит рядом красная от смущения, как варёный рак.
        - Не вопрос! - потёр ладошки одна о другую Багдасаров. - Для такой девушки выберем самую лучшую машинку!
        - Спасибо, Геворк Самвелович! Будем вам очень, очень благодарны! - с намёком произнёс я, понизив голос. - А холодильниками не богаты?
        Вскоре мы шли по здоровенному ангару, стеллажи которого были завалены самой разнообразной продукцией. Свернули направо, и оказались в секции стиральных машин.
        - Анна Дмитриевна, - обратился Багдасаров к сопровождавшей нас кладовщице. - Машинки «Ока-7» ещё остались?
        - Две штуки, - доложила та.
        - Не отложены? Нет? Ну и прекрасно!.. Хорошая модель, активаторного типа, - повернулся к нам Геворк Самвелович. - Шумит, но надёжная… Анна Дмитриевна, сколько стоит такая машинка? Семьдесят?
        Он отвёл меня в сторонку, попросил пригнуться и негромко произнёс чуть ли не в ухо:
        - Отдам за девяносто. Сами понимаете, дефицит. Другому бы за сто отдал, но вам, как другу Романа Исаковича…
        - Что же делать, - вздохнул я, хотя и 90 рублей для меня отнюдь не были критичны. - Давайте за девяносто… Погодите! А там что такое? Импорт?
        Я кивнул в сторону стеллажа, где стояли три вертикальные коробки с надписью «Husqvarna».
        - Это шведские стиральные машинки, для, так сказать, важных клиентов. И стоят… Стоят дорого.
        - А я могу попасть в число этих важных клиентов?
        - В принципе, нет ничего невозможного, если вы располагаете определённой суммой.
        - Сколько?
        - Триста… Триста пятьдесят, - тут же поправился он.
        - Не вопрос, - невольно спародировал я его. - Я бы даже не попросил распаковывать, но невеста, - я показал взглядом на поглядывавшую в нашу сторону издали Полину, - очень дотошная, не дай бог какой-нибудь дефект увидит - съест меня с потрохами.
        - Понимаю, - заговорщицки подмигнул Багдасаров. - Скажу по секрету - у самого такая же жена.
        Когда упаковка была вскрыта и Полина увидела стиральную машинку, казалось, сейчас расплачется от счастья. Ну да, я её понимаю, конец ручной стирке, да и вещь сама по себе выглядит как инопланетный корабль на фоне фанерных аэропланов.
        - Как у вас с грузчиками и доставкой? - спросил я.
        - За отдельную плату всё организуем, - заверил Геворк Самвелович.
        - А с установкой они справятся?
        Выяснилось, что после доставки техники к нам домой специалист, врежет один шланг в водопровод, а второй в канализационную трубу. А если понадобится, то этот мастер на все руки ещё и розетку установит где нужно. Естественно, его услуги за отдельную плату.
        - Ну что, всё устраивает? - подытожил директор базы. - Тогда идёмте смотреть холодильники.
        Выбор был приличный. «Смоленск», «Кристалл», «Ока», «ЗиЛ», «Минск», «Бирюса», «Север», «Днепр», «Наст»… На базе всё есть, а в магазинах шаром покати, вот почему так? Хе, вот и «Саратов», правда, чуть более продвинутая модель, нежели стоит дома у моих родителей. Эх, жаль, с импортом беда, нет никаких «Розенлёвов». После долгого и мучительного выбора сошлись на холодильнике «Минск-5». Самая новая модель минского завода, как прояснила кладовщица, заведовавшая ещё и холодильниками. Выпускается по французской лицензии, имеет полки со сменной высотой установки, а дверка открывается с помощью специальной педали. А вместо применявшегося ранее на советских моделях резинового уплотнителя, что позволяло закрывать дверку только с помощью ручки-замка, на этой модели стоял уплотнитель магнитный. И вообще эта модель отпускается только по спецзаказам, в свободной продаже пока её не найти реальным не представляется.
        Мне понравилось, Полине тоже, не отпугнула даже стоимость - с наценкой Багдасарову выходило четыреста пятьдесят. Но тут она, кстати, вошла во вкус. Присмотрела для дома пылесос «Ракета-7» и утюг производства ГДР. На этом, наконец, наш шопинг завершился.
        Двум грузчикам и водителю, которые наши покупки доставили по месту назначения, мы заплатили пятьдесят рублей. Холодильник установили в зале, в углу, на небольшой кухне ему так и не нашлось места. Тут же включили в сеть и загрузили продуктами, перебазировавшимися из ящика на чердаке. А чуть позже и впрямь заявился специалист, в течение часа управился со стиральной машинкой и рассказала. Как ею пользоваться.
        Вскоре после моей командировки в магазин за пачкой «Лотоса», которого у нас дома оказалось на донышке, к вящей радости Полины «Husqvarna» весело крутила бельё.
        В общем, семейная жизнь без регистрации в ЗАГСе понемногу входила в колею. Я решил, что учёба учёбой, а оформлять наши отношения придётся. Если к лету между нами кошка не пробежит, будут мир да любовь - то сделаю предложение. А потом поедем знакомиться сначала к её, а потом к моим родителям. Во всяком случае, так у нас с Ириной было. Причём её родителям я не очень приглянулся, как потом выяснилось, из-за лёгкой хромоты. Надеюсь, если с Полиной у нас всё сложится, её родня примет меня более благосклонно.
        В один из февральских вечеров Полина прибежала домой раскрасневшаяся, с сияющими глазами и улыбкой во весь рот.
        - Ты чего такая счастливая, как будто в лотерею «Волгу» выиграла? - с подозрением поинтересовался я.
        - Женька, какая «Волга»?! Меня пригласили на работу в Свердловскую областную филармонию!
        - О как! А это круто?
        Полина слегка смешалась.
        - Ну-у, наверное… Но ведь помнишь, я как-то говорила, что хотела бы петь в филармонии? Это ведь и официальная зарплата.
        - И большая?
        - Поначалу 70 рублей. Но это только ставка, а ещё за каждый концерт рубль-два, а в месяц можно хоть тридцать концертов дать, а то и больше.
        - М-да, негусто… А как это воспримет Дорнбуш?
        - Я у них не в штате состояла, и выступала с ними не так часто, так что, думаю, как-нибудь переживёт.
        - А учёба?
        - Переведусь на заочный, у нас это можно… Жень, ты не рад?
        - Я рад - когда ты рада. А раз твоя мечта сбылась и ты этому рада - то я тебя полностью в этом поддерживаю.
        Она чмокнула меня в щёку.
        - Ой, какая я голодная… Вроде и пообедала - у нас там через дорогу от училища отличная пельменная - а всё равно есть охота.
        - На солёненькое не тянет? - настороженно спросил я после паузы.
        Хрен его знает, вдруг гэдээровские презервативы, которые я покупаю у одного из свердловских барыг, не все качественные.
        - Да вроде нет… А ты с чего это спросил? Та-а-ак, - она примостилась рядом со мной на диване, пытливо заглядывая мне в глаза. - Женя, ты что, думаешь, я беременная?
        - Кто ж вас, молодых, знает, - попытался обратить я всё в шутку и пропел. - Ты беременна, но это временно…
        - Тьфу, дурак, - надула губки Полина. - Женщины всегда чувствуют, когда внутри них зарождается новая жизнь. И уж поверь, я от тебя это не скрою. Если, конечно, это будет наш ребёнок.
        - А ты сомневаешься? Надеюсь. Ты не завела себе любовника на стороне?
        - Вообще-то мне и тебя одного хватает. Вот когда ты перестанешь меня удовлетворять…
        - Что-о! Это я-то перестану?! Не дождёшься! Ну-ка иди сюда!
        В общем, до еды моя возлюбленная добралась минут через тридцать. А после того, что я с ней сделал, внутри меня также пробудился зверский аппетит, тем более я ещё не ужинал.
        На следующей неделе Полина перевелась на заочный и официально была принята на работу в областную филармонию, став солисткой ВИА «Свердловчанка» взамен прежней, ушедшей в декрет.
        - А кто в декрет ушёл, не Лена Преснякова, часом? - поинтересовался я у Полины.
        - Не, Иринка Максимова. А кто такая Преснякова, с чего ты спросил?
        - Да где-то на афише что ли её имя видел… Забудь.
        Я-то помнил, что Владимир Пресняков-старший и его супруга сами были свердловскими и работали в местной филармонии. Насчёт декретного я, конечно, промахнулся - Пресняков-младший появился на свет в 1968 году. Братьев и сестёр у него вроде бы не имелось.
        Полина не забыла, и уже на следующий день доложила, что да, работали когда-то в филармонии Владимир и Елена Пресняковы, чья девичья фамилия была Кобзева, но в прошлом году они перебрались в ансамбль Гюлли Чохели, покинув родной Свердловск. Ну и ладно, подумал я, может, когда и пересечёмся на музыкальных просторах.
        Ещё неделю спустя ВИА принял участие в сборном концерте коллективов филармонии, где я, сидя во втором ряду рядом с Вадиком и Настей, любовался своей Полинкой. Финальной стала песня «Этот город», после новогоднего «Голубого огонька» полюбившаяся советским телезрителям. И сейчас публика потребовала исполнения песни на бис, что и было музыкантами с готовностью исполнено. Полина, желая сделать мне приятное, напоследок объявила меня как автора песни и заставила подняться, раскланиваясь аплодировавшим зрителям. Нет чтобы предупредить, я бы хоть галстук нацепил.
        Потом их коллектив отправился на гастроли по области, за неделю дав полтора десятка концертов в сельских ДК. А пока она гастролировала, позвонил Силантьев, попросил Полину по возвращении перезвонить ему домой, как обычно, вечером.
        - А что за срочность, Юрий Васильевич, если не секрет, - поинтересовался я.
        - Да какой там секрет… Концерт к 8 марта в Кремлёвском Дворце съездов будем играть, Промыслов[1] захотел услышать Круглову с песней «Этот город». Уверен, что поётся о Москве, ну да его никто в этом и не разубеждал.
        - Зд?рово! Правда, как я уже сказал, Полина теперь работает в филармонии, как бы не получилось накладки.
        - Ну уж, думаю, ради такого случая её отпустят. Если понадобится, я сам позвоню директору филармонии, или позвонят люди, которым он точно не сможет отказать.
        Естественно, Полина по возвращении с гастролей такому сообщению обрадовалась, а я подумал, не пора ли обрадовать свою девушку новым хитом? Полночи ворочался, несмотря на то, что прилично вымотался, ублажая подругу жизни, потом всё-таки вырубился. А утром проснулся с мыслью: «Вот оно!»
        Полине сегодня торопиться было некуда - у её коллектива после гастролей был выходной, и пока она наслаждалась утренним сном, я спустился в гостиную, взял в руки гитару и негромко стал подбирать аккорды к песне «Я не могу иначе». В моём прошлом творение всё того же дуэта Пахмутовой и Добронравова исполнила впервые Валентина Толкунова, песня стала её визитной карточкой. А в этой реальности, возможно, станет «визиткой» Полины Кругловой. Вот, честно говоря, прямо-таки неудобно как-то перед Александрой Николаевной и Николаем Николаевичем. Пусть мне не грозит быть уличённым в воровстве, но совесть нашёптывала, что я подлец и гореть мне в аду вместе с другими ворами. Ладно, я атеист, надеюсь, за последние чертой меня ждёт только тьма и вечный покой.
        Аккорды вроде бы правильно подобрал, оказались она довольно простыми, лишь на припеве некоторое разнообразие. Слова написал на тетрадном листе, там же аккорды. Полина спустилась, когда я уже завтракал.
        - У меня для тебя сюрприз, - сказал я, подставляя губы для лёгкого поцелуя. - Но получишь ты его вечером. Мне над ним нужно ещё немного поработать.
        Поработать - это записать ноты, чтобы произведение выглядело более-менее серьёзно. Да и в нотах, если честно, Полина разбирается куда лучше, чем в аккордах. Ноты я дописал в институте, делая это и на лекциях, и на переменах. Мысленно представлял струны, лады, и уже эти видения переводил в нотную запись. После занятий я сразу отправился на тренировку, решив сегодня попотеть на пару часов пораньше обычного графика. Казакову объяснил, что у меня сегодня вечером срочные дела по дому, и тот в очередной раз мне попенял, что я не пригласил его на новоселье. Хотя чего пенять, я ему задним числом пузырь качественного коньяка преподнёс, и в тот момент Лукич выглядел более чем довольным.
        В общем, в присутствии Полины, которая приготовила к моему возвращению замечательный ужин - запечённые в духовке курица под майонезом и картофель - я под гитару напел новый шлягер типа собственного сочинения. А потом, переждав первый восторг, предложил Полине самой исполнить эту вещь. После примерно получаса вокально-инструментальных упражнений мы достигли, на наш общий взгляд, вполне приличного уровня исполнения, хоть сейчас на сцену дуэтом выпускай. В смысле, меня в качестве аккомпаниатора. Впрочем, я считал себя довольно посредственным гитаристом, пусть уж лучше профессионалы этим занимаются.
        При этом Полина отнюдь не копировала Толкунову с её голосом, соответствующим тембру флейты, тем более о такой исполнительнице пока что слышали единицы, так что сравнивать мог только я. И мне её более р?ковая, что ли, подача импонировала больше, нежели льющийся ручейком вокал Толкуновой. Может быть, немного предвзято… Не знаю, на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.
        И вот уже пролетел февраль с его вьюгами, и Полина улетела в Москву, на правительственный концерт, приуроченный к Международному Женскому дню. Причём улетела на неделю раньше, чтобы успеть отрепетировать с оркестром Силантьева «Я не могу иначе». Тот от неожиданного подарка не отказался, подключил свои связи, чтобы Полине Кругловой разрешили исполнить две песни, и 7 марта на концерте в Кремлёвском дворец съездов она спела «Этот город», который очень уж хотел услышать Промыслов, и «Я не могу иначе».
        В записи концерт показывали на следующий вечер, смотрели мы его вместе с Полиной, которая прилетела из Москвы в 10 утра, а компанию нам составили Настя с Вадимом. Они и ночевать у нас потом остались, во второй, маленькой спальне. А после исполнения Полиной песни «Я не могу иначе» телекамера выхватила сидевших в ложе Брежнева и его достаточно скромно одетую жену Викторию Петровну, которые с улыбками аплодировали исполнительнице и музыкантам. Хотя, как мне показалось, выступавшей следом солистке Москонцерта Александре Стрельченко, исполнившей «Когда б имел златые горы», Брежнев аплодировал с чуть б?льшим удовольствием.
        В этот вечер не обошлось, само собой, без застолья, цветов и подарков милым дамам. Своего рода алаверды за 23 февраля, когда они нас поздравляли. Мне был вручён мохеровый шарф, а Вадиму х/б рубашка в крупную клетку. Впрочем, главные подарки случились позже, под покровом ночи. Тоже, кстати, в нашем с Полиной доме, благо прежние хозяева над звукоизоляцией неплохо поработали.
        На этот раз мы с Вадимом решили отойти от традиции дарить духи. Девчонки ещё новогодние до половины не использовали. Хотелось чего-то оригинального. Но не очень дорогого. Если я подарю Полине шубку или дублёнку, или даже норковую шапку (хотя на женщинах такие старящие их шапки мне совершенно не нравились), то что остаётся Вадиму? Нет, Настя, конечно, ничего не выскажет ему, мол, Полинке дублёнку подарил её любимый, а ты мне какую-то недорогую фигню, но, как в том анекдоте, осадочек останется. В общем, подарил Полинке «Книгу о вкусной и здоровой пище». И между прочим, достать её оказалось не так уж просто. Спасибо старым связям Резника, через всё того же Геворка Самвеловича удалось найти выход на директрису книжного магазина. Та буквально из-под прилавка продала экземпляр издания 1964 года по себестоимости - 10 рублей. Правда, я отдарился коробкой шоколадных конфет за 5 рублей. Хоть их удалось купить без проблем, всего лишь после стояния в небольшой очереди.
        Вадим подарил Насте серебряное колечко с аметистом, отвалив за него 18 рублей. Он продолжал разгружать вагоны по выходным, так что мысль занять у меня денег его вряд ли посещала. Да и вообще, чтобы у кого-то попросить взаймы… Это для нашего комсорга мука адская, он будет умирать с голоду - а не попросит на хлеб. Я так, во всяком случае, думал.
        Наших мам, естественно, мы с Вадиком тоже поздравили. Отправили открытки, а подарки привезли попозже, в ближайший выходной. А между делом 10 марта я отпраздновал свой 22-й день рождения. Ну вот угораздило меня так родиться, получается - праздник за праздником. На подаренную к 8 марта редкую поваренную книгу Полина отдарилась подпиской на II полугодие на журнал «Вокруг света». Достойный подарок! Я как-то упоминал при ней, что это один из моих любимых журналов, вот и, судя по всему, запомнила. Достойное дополнение к «Роман-газете» и «Комсомолке», которые я выписал в прошлом декабре, сразу после переезда в этот дом. Хотел тогда заодно выписать как раз «Вокруг света» и «Уральский следопыт»… Да где там, лимит был исчерпан почти сразу после открытия подписной кампании на эти два издания.
        Этот вечер обошёлся без постельных сцен - у Полины вчера наступили, как бы сказать, критические дни. С одной стороны, обидно, а с другой - хорошо. Наступление таких дней свидетельствовало, что мы пока всё делаем правильно, и гэдээровские презервативы сделаны на совесть. А родители поздравили меня лично через несколько дней, когда навестил их на выходные.
        Вернулся, и обнаружил Полину почему-то грустной.
        - Что случилось, пока я отсутствовал? Нас обокрали? Хотя телевизор, холодильник и стиральная машинка вроде бы на своих местах. Тебя ограбили на улице?
        - Если бы, - вздохнула она и кивнула на стол, где лежало распечатанное письмо. - Мама пишет, что сил у неё больше нет сражаться с этим проклятым ревматоидным артритом. От нашего «Преднизолона» у неё отёки, мышцы болят и сильная слабость. А где я ей импортный препарат достану? Да и врачи в Каменск-Уральском… А в Свердловск на консультацию записываться чуть ли не за год надо. На всю область один хороший специалист.
        - Что же ты раньше молчала?!
        Я принялся листать записную книжечку с телефонными номерами. Ага, вот он, Савин Аркадий Петрович. Тот самый чиновник из горздравотдела. Я ведь даже его должности не знаю, но Резник заверил, что через этого Савина можно достать почти всё. К фамилии были приписаны два номера - рабочий и домашний. На часах начало десятого вечера, логично предположить, что абонент уже дома.
        Трубку сняла его жена. Ну это я так подумал, для дочери слишком взрослый голос. Попросил пригласить Аркадия Петровича. Представился, напомнил, что я тот самый молодой человек, кто купил дом у отъехавшего на историческую родину Романа Исаковича.
        - Я так понимаю, позвонили вы мне не просто так, - негромко произнёс в трубку собеседник. - У вас серьёзный вопрос?
        - М-м-м, достаточно серьёзный, - подтвердил я.
        - Предлагаю встретиться завтра часиков где-нибудь в половине седьмого вечера возле почтамта на проспекте Ленина. Устроит вас такой вариант?
        Меня такой вариант устроил, и в назначенное время я топтался возле почтамта. С неба падал мелкий снежок, таявший тут же на кепке и пальто. Я описал свою внешность, надеюсь, чиновник не ошибётся.
        - Добрый вечер!
        Негромкий голос, раздавшийся откуда-то сзади и сбоку, заставил меня нервно дёрнуться. Рядом стоял мужчина средних лет, в почти таком же, как у меня, пальто, только вместо кепки на голову была водружена шляпа.
        - Вы Евгений?
        - Он самый. А вы, должно быть, Аркадий Петрович.
        Тот не стал соглашаться или опровергать мои домыслы, предложил отойти в сторонку.
        - Так что у вас за проблема? - поинтересовался он, когда оказались за углом здания.
        Я обрисовал ситуацию. Савин выслушал, не перебивая, затем задумчиво пожевал губами, глядя куда-то в вечернее небо поверх моего плеча.
        - Есть неплохой аналог, венгерский, фирма «Gedeon Richter», - наконец сказал он. - В аптеке так просто не достанешь, за ним в очередь записываются.
        - Сколько?
        - Препарат очень дефицитный, достать его будет непросто, поэтому упаковка из 10 таблеток обойдётся вам в 5 рублей.
        - Хорошо, - кивнул я. - Сможете достать пять упаковок?
        - Пять? Хм… В принципе, можно попробовать. Встречаемся завтра тут же, в это же время.
        Понятно, что госцена такой упаковки раза в два, а то и три меньше. Но чинуша должен же положить себе в карман за услуги. Да и ещё может другому дать, кто задействован в этой цепочке. Мерзко, конечно, но... Скифы мы, которые с раскосыми и жадными очами. И с этим ничего не поделаешь. Никакие ОБХСС и прочие контролирующие органы не изживут в нашем человеке этой порочной склонности просить и пытаться достать проклятый дефицит с «чёрного хода». «Железный занавес» рухнет, дефицит исчезнет, когда в страну хлынут потоки заграничных товаров, но привычка останется.
        - Завтра у меня в это время тренировка, не хотелось бы пропускать, чемпионат Союза на носу.
        - Ладно, в пять вечера устроит?
        - Договорились.
        - Только деньги чтобы были при вас.
        Савин не подвёл, на следующий день из его портфеля в мою спортивную сумку, в которой лежала тренировочная форма, десять упаковок импортного препарата. В свою очередь, двадцать пять рублей перекочевали в его карман.
        - Аркадий Петрович, ещё один вопрос… У них там в Каменск-Уральском нет хорошего специалиста, а в Свердловске всего один - Ждан?вич. И очередь к нему на год вперёд.
        - Понимаю, - кивнул Савин. - Сделаем, но... Сами понимаете, не просто так.
        - Какие вопросы! - криво ухмыльнулся я.
        Жданович обошёлся мне ещё в полтинник. Но, следует признать, В плане обязательности Аркадий Петрович оказался человеком слова, и уже через неделю 48-летняя Валентина Владимировна Круглова прибыла на консультацию, а заодно и импортные таблетки забрать. Тут я с ней и познакомился. Выглядела она постарше своих лет, видно, болезнь и работа на сборке радиол даром не проходят.
        На консультации у Ждановича, куда Круглова-старшая вошла с ворохом анализов и заключений, она пробыла двадцать минут. Все рекомендации уместились на одном листочке, который Валентина Владимировна должна была передать своему лечащему врачу в Каменск-Уральском. Отдельно похвалил за венгерские таблетки, посоветовав и дальше их покупать, если будет возможность. Что ж, придётся периодически раскошеливаться, но за ради будущей тёщи, ежели она таковой мне станет, мне ничего не жалко.
        А я ей, кажется, понравился. И не только за то, что достал дефицитный препарат и устроил консультацию. Кстати, она всё порывалась узнать, во сколько это обошлось и вернуть деньги, но я сразу же пресёк подобные разговоры. Когда прощались на автовокзале, Валентина Владимировна шепнула что-то на ухо дочери, с улыбкой косясь на меня. Полина потом призналась, что мама просила её держаться меня, мол, с таким не пропадёшь. Да ещё и симпатичным.
        - Правильно говорит, - подтвердил я, - держись. За мной, симпатичным, будешь как за каменной стеной.
        И самодовольно выпятил грудь колесом, надувая щёки.
        - Ой, ну всё, - прыснула Полина, тыкая меня кулачком в плечо.
        А я принялся собирать спортивную сумку. Завтра утренним поездом с Лукичом отправляемся в Казань, на чемпионат страны. Послезавтра регистрация участников, а стартует чемпионат через два дня, 17 марта. Два комплекта формы, трикотажный, он же разминочный костюм, кроссовки, опять же, разминочные, боксёрки «ADIDAS», два мотка бинтов,
        Бутерброды в дорогу сделал утром, перед выходом из дома. Заодно и в термос крепкого, горячего чаю налил. Полине в филармонию на репетицию надо было попозже, она меня проводила поцелуем. И с грустью посмотрела на посылочный ящик со снятой крышкой, и стол, заваленный письмами поклонников. Бандероль из «Останкино» была получена вчера, и весь вечер Полина знакомилась с содержимым писем. После праздничного телеэфира к 8 марта она стала настоящей звездой всесоюзного масштаба, и редакцию музыкальных программ ЦТ стали заваливать письмами с просьбой дать телефон или домашний адрес талантливой певицы, а также вопросами о её личной жизни. Ну и заодно повторить концерт с номером Полины Кругловой. В итоге набили письмами ящик и отправили на адрес общежития, откуда Настя приволокла его к нам домой, и весь вчерашний вечер они на пару с Полиной читали письма. Полина даже думала поначалу отвечать, но я отговорил её от этой идеи.
        - Если отвечать каждому - у тебя ни на что физически не останется времени. И помяни моё слово, этот ящик - всего лишь начало, в дальнейшем, если тебя так и будут показывать во всяких «огоньках», письма на ТВ станут приходить мешками. Даже если на вычитку одного письма ты будешь тратить три минуты, а потом ещё пять писать ответ - умножь эти цифры, скажем, на десять тысяч. Восемьдесят тысяч минут - это… Это ж почти два месяца! И это не считая перерывов на приём пищи и сон, ну и… ну и ещё кое-что. Выдержишь? То-то! Так что выбрось эти мысли из головы и займись чем-то более полезным. Например, приготовлением ужина. Хоть ты и восходящая звезда, но заботиться о любимом человеке обязана.
        И чмокнул её на глазах смущённо улыбавшейся Насти в щёчку.
        [1] Владимир Федорович Промыслов - председатель исполнительного комитета Моссовета в 1963 - 1986 гг.
        Глава 4
        До Казани, где в прежней жизни мне доводилось бывать пару раз, и то после развала СССР, мы с тренером добрались не без эксцессов. Вернее, был один, не очень серьёзный, когда в вагоне-ресторане какой-то поддатый пассажир устроил дебош, схватил вилку и принялся тыкать столовым прибором в глаз другому поддатому пассажиру, с которым они вместе ужинали. То есть когда мы с Лукичом решили по-человечески отужинать перед прибытием в Казань, эта парочка - по виду бывшие сидельцы - тихо-мирно выпивала, подливая себе из графинчика. Потом они стали общаться на повышенных тонах, а в итоге один схватил вилку и нацелился в глаз собутыльнику. Тот отпрянул, отчего едва не свалился на пол вместе со стулом, а нападавший с криком: «Изуродую, сука, как Бог черепаху!» вскочил с явным намерением довести начатое до конца.
        Но я не позволил, благо до нападавшего было не более трёх метров. Подскочил сзади и, не мудрствуя лукаво, двинул кулаком по темечку. Мужик упал физиономией в тарелку с недоеденным картофельным пюре со шницелем, и тут же медленно сполз на пол, потащив за собой скатерть со всей стоявшей на ней посудой. К тому моменту, как в вагоне-ресторане появился представитель транспортной милиции, агрессивный пассажир успел немного прийти в себя, во всяком случае, лёжа на полу, мычал что-то нечленораздельное, а его товарищ, недавно едва не получивший вилкой в глаз, пытался его перевести в вертикальное положение со словами:
        - Васёк, бля, ты чё, бля, давай вставай, щас менты придут.
        Васёк встать на ноги не успел, и вскоре подвижность его шаловливых рук была ограничена металлом наручников. А мне и ещё нескольким свидетелям, среди которых самой крикливой была официантка с губами, накрашенными ярко-красной помадой, пришлось отвечать на вопросы сержанта. Тот сначала попросил всех предъявить паспорта. А у кого при себе нет - принести из купе. Затем был составлен протокол, под которым все свидетели поставили подписи. Васька же высадили на ближайшей станции, где имелось отделение транспортной милиции. Его дружок тоже решил сойти, в знак солидарности. Интересно, если бы он глаза лишился, так же принимал бы участие в судьбе своего кореша?
        А мы с Казаковым почти в полночь сошли на станции «Казань-1», и на частнике добрались до гостиницы с любопытным названием «Совет» (даже не «Советская»), где на наши фамилии был забронирован 2-местный номер. Который уже раз мы с Лукичом вот так вот заселяемся на пару… Впрочем, не мы одни, практически все боксёры, кто приехал с личным тренером, заселяются с ними в один номер.
        В этот день, как сказала администратор на ресепшн, или, говоря по-русски, за стойкой регистрации, с утра заселялись участники соревнований, практически вся гостиница была зарезервирована за нами. И в этот момент нам пришлось постоять в маленькой очереди, за спинами парочки боксёров и их тренеров. Одного из тренеров мой наставник тут же узнал
        - Петрович!
        - Лукич!
        Они даже обнялись, как старые друзья.
        - Слышал, твой в Америку летал, в Лас-Вегас? - спросил Петрович, кивая на меня.
        - Летал, - подтвердил Казаков.
        - И как оно там? - поинтересовался уже у меня Петрович.
        - Да ничего, жить можно, - уклончиво ответил я.
        - А слухи ходили, что ты самого Мохаммеда Али в нокаут отправил.
        - Да так, потолкались маленько… В шутку.
        - Понятно, - с понимающей ухмылкой протянул Петрович. - Кстати, слышал, что Мохаммед Али проиграл Фрейзеру чемпионский бой?
        Тут я навострил уши.
        - Да? - поднял брови Лукич и посмотрел на меня. - А ведь Женька так и сказал Али, что он проиграет. Женёк, ты откуда это знал.
        - Интуиция, - скромно пожал я плечами.
        Утром, по традиции взвешивание и составление турнирной сетки. А вот и знакомые лица, в том числе тех, с кем летал в Штаты. Толя Семёнов, Витя Запорожец, Саня Мельников, Коля Хромов, Сурен Казарян, Олег Толков, Юозас Юоцявичус. Коротаева нет, приболел, так же, как и Сароян, с которым я бился в финале прошлого чемпионата страны. Я дерусь завтра, 18 марта, с украинцем Макухой, представляющим «Буревестник». Дальше по сетке в 1/8 я встречаюсь с победителем пары Николадзе - Мулявичус. Если, конечно, миную предварительный тур. Самое интересное, что по итогам чемпионата будет сформирована сборная для участия в чемпионате Европы, который пройдёт в Испании с 11 по 19 июня. Почему бы не съездить в Мадрид? В прошлой жизни бывал в Барселоне разочек, а в этой можно и в главный город Испании заглянуть. Там достопримечательностей на квадратный метр даже больше, чем в столице Каталонии.
        Однако путёвку на Европу ещё нужно выиграть, хорошо показать себя на чемпионате страны. Желательно стать лучшим в своей весовой категории. Но соперники серьёзные - это в первую очередь касается Валерия Иняткина и Владимира Чернышёва. С первым на прошлогоднем первенстве страны я боксировал в четвертьфинале, а со вторым в полуфинале. И тот полуфинал дался мне ой как нелегко. Наверняка захотят взять реванш, особенно Чернышёв, если, конечно, кто-то из нас не вылетит на первых стадиях турнира.
        Перед моим поединком на ринге встречаются Николадзе и Мулявичус. Мы разминаемся в коридоре спорткомплекса - раздевалка всех не вмещает, и бой смотреть некогда. Представитель грузинской школы бокса (правда, уроженец абхазского города Гантиади) оказался сильнее литовца, теперь дело за мной.
        Макуха ничего такого, что могло бы поставить меня в тупик, не показал. Я даже не стал доводить дело до второго раунда. К середине первого понял, что можно закончить бой досрочно, учитывая слишком осторожный бокс соперника, загнал того в угол, где молотил его секунд двадцать, после чего рефери остановил поединок. Жаль, до нокаута или как минимум нокдауна оставалось всего ничего. Впрочем, победа за явным, или, как принято говорить в профессионально боксе, технический нокаут - тоже неплохо.
        Все поединки снимаются на кинокамеру. Она водружена на высоком помосте у ринга. Группа киевских кинодокументалистов снимает фильм с рабочим названием «За и против бокса». Спортивный журналист Андрей Кочур даёт указания операторам, что снимать, а что не снимать. Кто знает, может быть, какой-то из моих боёв тоже войдёт в итоговую версию.
        Завтра я встречаюсь с Николадзе. Уже жалею, что не удалось посмотреть его бой. Зато Лукич подошёл к корреспонденту «Советского спорта». Расспросил о завтрашнем сопернике. Со слов журналиста, грузинский боксёр техничен и предпочитает работать на дистанции, что у него неплохо получается благодаря длине рук. Что ж, учтём.
        Руки у Николадзе и впрямь длинные, длиннее моих, да ещё и выше почти на голову. При этом его даже можно было назвать стройным, на весах он потянул 85 с хвостиком. С Казаковым решили, что дистанцию будем сокращать с первых минут, что я буду поддерживать высокий темп, рассчитывая на свою выносливость. Как долго Николадзе сможет от меня бегать - посмотрим. А может, он со своим горячим южным темпераментом примет вызов и ввяжется в обмен ударами?
        Нет, не ввязался, предпочёл убегать, отстреливаясь джебами с дистанции. К концу первого раунда я сумел всё-таки запереть Николадзе в углу и обрушить на него град ударов, не позволяя сопернику свести дело к клинчу. Как только он пытался меня обхватить - я делал шаг назад, выскальзывая из его объятий, и снова молотил. Если бы не гонг, возможно, всё закончилось бы уже в этом раунде.
        - Не задохнулся? - спросил Казаков в перерыве.
        - Пока нет. Попробую второй раунд провести том же темпе. Как почувствую, что устал - сброшу обороты, сам буду от него бегать, копить силы на концовку боя.
        Лукича такой подход вроде бы устроил, и я с первых секунд второго раунда снова принялся гонять соперника по рингу. Всё закончилось к середине трёхминутного отрезка: крюк в голову и апперкот отправили Николадзе на канвас. Рефери открыл счёт, соперник поднялся ещё до «десяти», показывая, что готов драться дальше. Я тоже готов был драться, силёнок оставалось достаточно, но из угла Николадзе вылетело белое полотенце.
        В следующем бою встречаюсь со спартаковцем Скворцовым. Четвертьфинал 22 марта, два полных дня на отдых. Есть время посмотреть Казань, не всё же в номере сиднем сидеть. Организованных экскурсий нам не устраивают, оно и лучше, не люблю ходить толпой, слушая голос экскурсовода.
        Главная достопримечательность города - Казанский кремль. Одна из его сторожевых башен носит название Сююмбике», и считается падающей, но наклон, конечно, не как у пизанской башни. Мечеть возле кремля ещё не построена, а вот памятнику Мусе Джалилю стоит. Благовещенский собор, Богоявленский собор… А вот Петропавловский собор после революции превратился в планетарий. Подозреваю, что в моей первой жизни после распада СССР сюда вновь начали пускать верующих.
        Казаков со мной не пошёл, предпочёл посиделки с товарищами из тренерского цеха. Когда я, нагулявшись, вернулся в гостиницу, его ещё не было - они собрались в одном из соседних номеров, тихо бухая. Ужинали участники соревнований в ресторане по талонам, которые каждому выдавались из расчёта трёхразового питания по определённому меню. Меню было неплохим, но без изысков. За изыски типа шашлыков предлагалось доплачивать из собственного кармана. Собственно, многие так и поступали, особенно боксёры и тренеры из южных и кавказских республик. Я в первый же день предложил Казакову угоститься за мой счёт, но тот категорически отверг это предложение. Мол, стакан сметаны закажу себе - мне и хватит. Я тоже отказался от шашлыков и прочих «деликатесов». Лучше уж закажу, как Лукич, стакан сметаны, всё полезнее и не менее питательно.
        Хотя стакан - одно название. Накладывали по советской традиции половину 200-граммовой ёмкости. Считалось, что полстакана сметаны восполняют дневную недостатка полезных веществ для организма. Ну, Казакову с его скромными габаритами, может, и сойдёт, а мой организм требовал больше. Так что я заказывал два стакана, и съедал сметану, вычерпывая десертной ложечкой, с огромным удовольствием. А по ходу дела думал, что не мешало бы попить поливитамины. Но так как в это время со спортивным питанием в стране напряжёнка, то хорошо бы есть побольше куриных яиц, которые к тому же являются отличным антиоксидантом. Даже можно договориться, чтобы мне продавали смеси для парентерального питания. Но это с каким-нибудь медиком в реанимации вопрос решать. Пока же для роста мышечной массы можно просто яйца употреблять.
        Второй свободный день мы посвятили тренировкам. Лёгким, особо не напрягаясь. Лукич, вскочивший в шесть утра свежий, как только что сорванный огурец, заставил меня пробежаться по прилегающим к гостинице улицам и далее по парку имени Горького - тёзке столичного ЦПКиО. Местами на газонах ещё лежал потемневший снег, но улицы были чистыми, а в такое время ещё и малолюдными, так что я мог бежать, не отвлекаясь на сторонние факторы. В парке вообще в такое время почти никого, да думаю, что и днём, и вечером не больше. В такое время года, наверное, аттракционы и прочие развлекаловки типа танцплощадки ещё не работают, сезон откроется если только через месячишко.
        Однако персонал своё дело знал туго - здесь тоже дорожки и аллеи тоже были чистыми. Бежал, а в голове бесконечно играла «Losing My Religion» - главный хит группы R.E.M. начала 90-х. Тоже, что ли, выдать со своё сочинение, мелькнула заманчивая мысль. Увы, такой текст, да ещё и англоязычный, в СССР не прокатит. Музыка… Депрессивная какая-то, а депрессия в советском искусстве не приветствуется, и на эстраде в частности. Так что пусть остаётся только для внутреннего пользования.
        Тем более что есть немало и других хороших, ещё ненаписанных песен. Захотел бы - уже озолотился. Но при этом вызвав подозрения в слишком уж большой плодовитости. Понятно, настоящих авторов никто бы и не нашёл, некоторые из них даже ещё и не появились на свет, но… И правда, с чего это вдруг студент, никогда ничего не сочинявший, даже не знающий нот (хотя теперь-то уже знаю) вдруг стал выдавать на гора песню за песней? И не что-нибудь проходное, а вещи, которые исполняются на правительственных концертах. КГБ, конечно, мною в этом плане не заинтересуется, однако всё равно вокруг моей персоны может возникнуть нездоровый ажиотаж. Как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался.
        После пробежки лёгкая разминка прямо в номере, закончившаяся работой на «лапах». К счастью, ничего не разбили. Не пострадали ни зеркало в прихожей, ни графин с парой стаканов на столе, ни стоявший в углу телевизор.
        Вечером полноценная тренировка в выделенном для боксёров организаторами центральном боксёрском клубе Казани. Зал в одноэтажном помещении метров семьдесят длиной и около двадцати в ширину - такой огромный пенал. Слева и справа висят мешки, между оконными проёмами - боксёрские «стенки» и «груши», в конце зала установлен ринг. Для 71-го года вполне.
        Местных пацанов повыгоняли, в эти дни у них выходные. Но в окна пацанва местная то и дело заглядывает, интересно им поглазеть на лучших боксёров страны. Я одному такому любопытному пацанёнку лет десяти подмигиваю, тот тут же улыбается во весь свой щербатый рот.
        Ужин, потом просмотр по телевизору новостей. Диктор Анна Шатилова рассказывала, как страна готовится к открывающемуся 30 марта XXIV съезду ЦК КПСС с сопутствующим репортажем из нескольких городов. Дальше о том, как реализуется на практике принятое недавно постановление ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему улучшению работы районных и городских Советов депутатов трудящихся». До кучи был показан репортаж из стен волгоградского райсовета депутатов.
        - Переходим к зарубежным новостям. Двести человек погибли в Перу в результате оползня в изолированном шахтерском лагере в Чунгаре…
        Да, неспокойно в мире. Войны то тут, то там вспыхивают, то катастрофы… Кстати, про эту в Перу я не помнил, и потому не включил в свои «хроники». А вообще пора бы уже наконец начать их пристраивать.
        Ладно, пока не об этом нужно думать, завтра у меня бой, хорошо бы выспаться. Отправляюсь на боковую, и словно по команде, организм тут же вырубается. А просыпаюсь ровно в 7 утра. В окно бьёт яркий солнечный свет, на фоне предыдущих пасмурных дней настоящее событие.
        - Чего такой весёлый? - спрашивает меня Казаков, появляясь из санузла в одних трусах и всклокоченными после душа и полотенца волосами.
        - А чего печалиться? - отвечаю я вопросом на вопрос и ещё шире улыбаюсь. - Вон, погода так и шепчет.
        - Это точно, - задумчиво бормочет он, с прищуром глядя в окно. - Только давай будем радоваться, когда золотую медаль выиграешь.
        - А чего бы и не выиграть? - самоуверенно заявил я.
        - Ну и самоуверенный же ты наглец, Покровский! - покачал головой Лукич. - Ступай в ванную, охладись под холодным душем.
        Первыми на ринг в нашей весовой категории поднялись Чернышёв и представлявший «Локомотив» Долбитиков. Часы были остановлены в 3-м раунде ввиду невозможности Долбитиковым продолжать бой из-за серьёзного рассечения. Следующий бой - армеец Васюшкин против спартаковца Сидоренко. В прошлом году я с Сидоренко справился без труда. И тут Васюшкин - в прошлом двукратный чемпион СССР - был по очкам сильнее спартаковца. Таким образом, стала известная первая пара полуфиналистов.
        Сегодня мой бой третий по счёту, и его судил олимпийский чемпион Мехико Дан Позняк, ещё недавно сам выходивший на ринг. Пощупал наши со Скворцовым перчатки, проверил наличие «ракушек», легонько похлопав каждого из нас в районе паха.
        - Бокс!
        Скворцов, видно, либо сам смотрел, либо ему рассказали о том, как я провёл предыдущий поединок с Николадзе. Во всяком случае, в его глазах читался самый настоящий страх. И с первых секунд, чуть ли не зажмурившись, принялся рубить воздух перчатками в надежде, наверное, хоть разочек меня достать. Я и этого ему не позволил. Переждал на дистанции, пока парень намашется, спокойно блокируя удары и уклоняясь, а затем сам пошёл в атаку на задохнувшегося соперника. Моя атака оказалась куда более затяжной и в итоге удачной. После точного крюка справа в скулу спартаковец медленно стал сползать вниз, цепляясь перчаткой за канат.
        - В угол!
        Я и без команды рефери знаю, куда мне идти. Позняк тем временем открывает счёт. Мне казалось, что я не так уж сильно и попал, но Скворцов явно не горит желанием вставать на ноги. Сидит на пятой точке, согнувшись и опустив голову, разглядывая расплывающиеся на канвасе капли крови. Вот как, я ему, оказывается, и нос успел расквасить.
        - Аут! - заявляет Позняк, размахивая руками.
        Даже как-то неинтересно, слишком легко, и моё лицо не выражает бурной радости. Так, всего лишь удовлетворение хорошо сделанным делом. А Казаков рад, хлопает меня по плечу, спине, улыбается по весь рот:
        - Здорово ты сработал, песня, а не атака.
        - Да он, такое ощущение, сам не хотел вставать. Испугался, что ли…
        - Ну, испугался или не испугался - не важно, главное - что победа яркая и убедительная. А даже если он и встал бы, не уверен, что дотянул бы до гонга.
        Учитывая, что я почти не вспотел, решили с Казаковым не покидать зал. Успеется ещё под душ. Нашли местечко на трибуне, чтобы посмотреть завершающий четвертьфиналы бой. Боксировали динамовец Иняткин и армеец Бодня. Поединок был остановлен в 3-м раунде за явным преимуществом Иняткина. Впрочем, я чудес и не ждал. Снова мне с Валерой биться, только на этот раз в полуфинале.
        В ноябре в бою с ним я, в отличие от предыдущих поединков, сразу пошёл вперёд, чем соперник оказался обескуражен. К тому же руки у него длиннее, и то, что я постоянно шёл на сближение, выглядело в общем-то логично. Тогда я взял его выносливостью. Чем мы с Лукичом можем удивить его в этот раз? И стоит ли удивлять, если в прошлый раз всё прошло в общем-то неплохо?
        Полуфиналы послезавтра, всем даётся день на отдых. Собственно, было бы с чего уставать. Можно хоть весь день проваляться на кровати, поплёвывая в потолок и читая свежую прессу, благо что в фойе гостиницы работал кисок от «Союзпечати». Прессу я купил, почитал, а перед ужином всё же отправился на пробежку.
        В это время улицы Казани были куда многолюднее, и на меня народ поглядывал с удивлением. Всё-таки ЗОЖ в СССР не был популярен до такой степени, чтобы люди по утрам или вечерам устраивали пробежки. Зарядку если и делали, то в своей квартире, периодически сдавали нормы ГТО, получил значок - и доволен. Уж я-то помню, да и сейчас вокруг себя такое же наблюдаю.
        Миновал центральный вход в ЦПКиО имени Горького. Хорошо всё-таки дышится, хоть деревья ещё и не обзавелись листьями. Бежал я не трусцой, но и не галопом, дышал ровно, казалось, что пульс если и увеличился, то ненамного, а лёгкие работали далеко не на пределе своих возможностей. И народу вообще никого. Решил добежать до танцплощадки, вход на которую в прошлый раз был открыт. Неплохое место для разминки и боя с тенью. Всё равно мимо никто не ходит, стесняться некого, да и парочка фонарей светят весьма кстати - на улице уже почти совсем стемнело.
        Добежал, но оказалось, что танцплощадка занята. На ней под светом одинокого фонаря я разглядел фигуры шестерых молодых людей, причём пятеро старались окружить одного, а тот отступал спиной к решетчатой ограде. Один за наступавших что-то говорил, при этом жестикулируя, но слов его я разобрать не мог.
        А потом он ударил одиночку. Вернее, попытался ударить, но тот заблокировал удар поднятым плечом, и тут же в ответ заехал апперкотом в челюсть. Нападавший сел на задницу, но в тот же миг остальные накинулись на парня, по виду моего ровесника. Тот продержался несколько секунд, а затем его просто повалили и начали пинать ногами. К ним уже готов был присоединиться и пятый, вставший на ноги после апперкота.
        Не знаю, что они там не поделили, но никогда не мог принять факта, когда несколько человек бьют одного. Даже если он перед ними в чём-то провинился. И потому без лишних рассуждений заскочил на танцплощадку, рванул к увлечённо месящим ногами парня и с разбегу врезал одному подошвой кроссовки в поясницу. Тот с уханьем полетел вперёд, через лежавшего на выщербленной тысячами каблуков плясунов плитке с мраморной крошкой. Прежде чем остальные сообразили, что их сзади атакуют, я успел вывести из игры ещё одного, который в этот момент поворачивался в мою сторону. Его изрытое оспинами лицо находилось как раз в профиль левой стороной, так что удар прямой правой, не исключено, свернул ему челюсть.
        Дальше в моё лицо полетел кулак с надетыми на пальцы кастетом. Лежавшему повезло, что обладатель кастета лупил его тоже ногами, а не пустил в ход холодное оружие. Пусть в ход он его сейчас собирался против меня. Ага, щас! Нырок, резкий присяд - и бью верхним ребром ладони хаму по яйцам, благо что на нём короткая куртка, не закрывающая полами промежность. Будешь знать, как железками размахивать! Тот, скуля, начал складываться пополам, а я, не теряя ни мгновения, переключился на оставшуюся тройку. Бам! Следующий получил в «бороду», и тоже как минимум ближайшие несколько минут будет недееспособен. Ух ты… В ухе от удара зазвенело. Я встряхнул головой. Это кто ж такой шустрый? Ага, вот это низенький крепыш. В прыжке, что ли, достал кулаком? Не суть важно, в следующий миг он получил свою «двоечку» и тоже на какое-то время отправился в нирвану. Последний оставшийся на ногах застыл напротив меня в непонятной стойке, но, не дожидаясь, когда и ему прилетит, развернулся и со всех ног рванул прочь. Преследовать его я не стал, хотя выносливости, думаю, хватило бы. Тут и так вон кое-кто уже пытается принять
сидячее положение или на ноги встать, в том числе парень, на вид мой ровесник, которому я пришёл на выручку.
        - Ты как? - участливо поинтересовался я, помогая ему принять вертикальное положение.
        - Бывало и лучше, - поморщился он. - Бок болит, как бы рёбра не сломали… Суки!
        - За что они тебя?
        - За то, что в их районе оказался, сам-то я с «Теплоконтроля», на этом же заводе и работаю слесарем. У-у, падла!
        Он пнул пытавшегося подняться хулигана, и тот, причитая, пополз в сторону забора. А сам осмотрел свою безнадёжно испачканную куртку, брюки, подобрал с плитки шапку, отряхнул, водрузил на голову.
        - Спасибо тебе, если ли бы не ты…
        - Не за что! Не могу оставаться безучастным, когда толпой одного бьют. Евгений!
        Я протянул руку, парень ответил крепким рукопожатием.
        - Сергей. Антипов Сергей.
        В этот момент со стороны одной из аллей послышался высокий женский голос, а потом в луче стоявшего рядом с аллеей фонаря я увидел три фигуры - женскую и две мужские. Причём мужские были одеты явно в милицейские шинели, а их головы украшали форменные шапки - для фуражек ещё было прохладно. То же самое увидел и Сергей.
        - Ё-моё, менты! Не хочу с ними связываться. Ты как хочешь, а я валю.
        И он рванул к выходу, я, немного помедлив, следом. Ну её на фиг, была охота объясняться с представителями закона, ещё виноватым выставят и накатают в институт,
        В спину нам раздалась трель милицейского свистка, но мы только прибавили ходу, выскочили через центральный вход парка и вскоре затерялись среди «хрущёвок» и «брежневок». Погони вроде не было ни видно, ни слышно, но я мог пробежаться ещё, однако Сергей к такому подвигу оказался не готов. Он схватил меня за плечо, согнулся, тяжело дыша, и снова приложил ладонь к боку.
        - Уф, дай отдышаться… В бок будто кто-то раскалённой иглой тычет. Точно они там мне что-то сломали, суки.
        - В травматологию обратись, - посоветовал я, осторожно трогая пальцами распухшее послу удара ухо. - Есть тут поблизости? Хотя ты же не местный, откуда тебе знать…
        - Ладно, если завтра получше не станет, то придётся и правда к травматологу идти. Может, там всего-навсего сильный ушиб или трещина, но уж лучше будет больничный взять. Какой из меня работник в таком состоянии… А здорово ты этих уродов раскидал, - неожиданно перевёл он тему. - Борец, боксёр?
        - Боксёр. Кстати, у тебя тоже неплохой апперкот получился, когда ты одного на пятую точку усадил.
        - Так я тоже в секцию бокса по молодости ходил, до того, как... Ну, это не важно. А ты сам-то откуда, с какого района?
        - Я вообще не из этого города.
        - Вот как? А в Казани какими судьбами, если не секрет?
        - Так ведь у вас чемпионат СССР проходит, вот я и принимаю с нём участие.
        Брови Сергея приподнялись.
        - Ничего себе!.. Погоди, а как твоя фамилия?
        - Покровский.
        - Ну точно, я же твою фотку в газете видел, там ты рассказывал, как Мохаммеду Али в печень двинул, - расплылся Серёга в улыбке. - Слушай, а правда так и было?
        - Правда, - тоже улыбнулся я. - Ну, я побегу в гостиницу, душ надо принять, поужинать… Если будешь себя завтра нормально чувствовать, приходи на полуфиналы, поболеешь за меня.
        Мы пожали друг другу руки, и я трусцой направился в сторону гостиницы. Казакову про драку ничего не сказал, да и вообще, чем меньше народу об этом будет знать - тем спокойнее. И всё это время мне что-то не давало покоя. Мне кажется, что в каком-то пласте моей памяти Сергей Антипов и «Теплоконтроль» уже лежат, но почему они там оказались… Чёрт, не могу вспомнить!
        Так и проворочался полночи, прежде чем наконец, плюнув на всё, повернулся на бок и уснул. Проспал до 9 утра. Умылся, спустился позавтракал, затем, чтобы сбросить некоторое психологическое напряжение, прогулялся в Государственный музей ТАССР на улице Ленина. Музей понравился, по нему можно было гулять целый день, шаркая по паркету в специальных тапочках. И экспонаты интересные, музей понравился даже больше, чем наш, свердловский краеведческий, и уж тем более маленький музей в Асбесте.
        Выходя в зал, услышал отчаянный крик с трибун:
        - Женя, давай!
        О, так это не кто иной, как мой вчерашний знакомый. Пришёл всё-таки поболеть. Видно, не всё так плохо с его рёбрами. Помахал ему, улыбнувшись, парень буквально расцвёл от счастья. И в этот момент меня словно током ударило. Сергей Антипов, «Теплоконтроль», банда «Тяп-Ляп»… Пазл сложился. Неужели этот тот самый будущий лидер самой знаменитой ОПГ Советского Союза?
        На несколько секунд из меня словно бы выпустили воздух. Даже Казаков заметил резкую перемену в моём настроении.
        - Женька, в чём дело?
        - А? Да нет, нормально всё, - улыбнулся я через силу.
        - Раз нормально - выходи в ринг и побеждай.
        И правда, чего это я… Может, и правда этот Серёга будущий главарь, может, полный тёзка - шут его знает. Но в любом случае даже если это и он, то банду свою сколачивать ещё не начал. В голове тут же, словно вырванные из заточения, стали всплывать факты про «Тяп-Ляп» и её лидеров. Численность банды доходила до 300 человек, даже первоклашки были у «старшаков» на побегушках. При этом Антипов и его подельники не позволяли членам банды ни пить, ни курить, напротив, занимались спортом, и друг за друга были горой. В год московской Олимпиады, если память не изменяет, за банду взялись всерьёз, и её руководители получили разные сроки, а некоторые были приговорены к расстрелу. Антип, по некоторым данным, после отсидки сменил фамилию и жив до сих пор. Можно ли что-то изменить в судьбе этого человека, если это он и есть? И надо ли вообще менять?
        Но сейчас нельзя отвлекаться на посторонние мысли, впереди бой за выход в финал. Валера Иняткин, к его чести, поднимался на ринг с невозмутимым видом, спокойно выслушивал наставления тренера, подставлял тому плечи, чтобы он их как следует помассировал, открывал и закрывал рот, разогревая мышцы челюсти, наклонял голову влево-вправо, разминая шею… В общем, делал то же самое, чем в этот момент занимался и я, надеюсь, с не менее невозмутимым видом.
        Рефери сегодня не Дан Позняк, тот занял один из столиков для боковых судей, будет считать очки. В ринге судит бывший трёхкратный чемпион СССР, Заслуженный тренер СССР Андрей Тимошин. Ему уже под 70, но выглядит бодрячком, хоть и близоруко прищуривается - судья в ринге не может по правилам носить очки.
        У Иняткинка рост чуть выше и руки ненамного, но длиннее. Я вообще среди участников этой весовой категории самый лёгкий, но при этом не самый маленький. Есть и пониже, зато вширь больше, такие Тайсоны, если подойдёт такое сравнение.
        В прошлом году я удивил Иняткина своей атакующие манерой на фоне предыдущих боёв, где явно осторожничал в первых двух раундах. На этом турнире я меньше осторожничаю, и Валера, думаю, уверен, что и в этом бою я начну агрессивно. Опять же, длина рук за ним, следовательно, на дистанции ему выгоднее работать. Но мы с Казаковым решили хоть немного, а удивить оппонента, не кидаясь сразу в ближний бой, а поиграв хотя бы один раунд. А дальше… Дальше будет видно.
        Только вот Иняткин сам попёр на меня с первых секунд поединка, сокращая дистанцию. Пришлось включать режим контратак с ударами на отходе, стараясь держаться подальше от канатов и угловых подушек. Не хотелось уступать центр ринга, судьи невольно отдают предпочтение боксёру, за которым инициатива, даже если он толком и не попадает в уязвимые точки соперника. А Иняткин попал, его увесистый удар в лоб заставил меня тряхнуть загудевшей головой. На мгновение представил, что было бы, попади он мне с такой силой в челюсть… М-да, последствия могли оказаться для меня достаточно печальными.
        Тряхнул я головой на автомате, а делать этого и не следовало, так как не только судьи наверняка засчитали попадание, но и соперник сразу понял, что достал меня. И это тут же добавило ему агрессии. Я даже слегка растерялся, прочувствовав на себе такой напор, и тут же пропустил ещё два пусть и не сильных, но точных попадания в голову.
        Ах ты ж мать твою за ногу! Ярость и на Иняткина, и на самого себя затопила моё сознание. Я толкнул перчатками одессита в грудь, тем самым создавая между нами небольшой прогал, после чего включил ноги, резко меняя диспозицию, и теперь уже Иняткин оказался прижат к канатам.
        Теперь уже я обрушил на него град собственных ударов, а одессит оказался в растерянности. Он прятал лицо за перчатками, я же наносил не столько быстрые, сколько акцентированные удары боковыми, периодически включая апперкоты и удары по корпусу. Последние в основном и достигали цели, попадая в точки, незащищённые сведёнными в районе груди и живота локтями. Печень-селезёнка-печень-селезёнка…
        Гонг! Ну что ж ты как не вовремя! Расходимся по углам. Всё-таки этот раунд меня малость измотал, и я с удовольствием подставляю лицо под освежающие взмахи влажного полотенца.
        - Раунд за тобой, - уверенно заявляет Лукич. - Концовка была твоя, я б на месте судей даже не сомневался. Как самочувствие? Сможешь продолжать в том же темпе или поиграешь, сделаешь передышку?
        - Давай продолжу.
        Я непроизвольно морщусь я от боли, только сейчас замечая, что разбита верхняя губа. И когда удар пропустил? В запарке не заметил. Хорошо, что капа во рту была, а то мог бы и зубов лишиться.
        Казаков аккуратно промокает её полотенцем, на ткани остаётся небольшое красное пятно. Как бы после боя не пришлось швы накладывать. Завтра день отдыха, за почти два дня губа точно не заживёт. Если, конечно, я дойду до финала. Впереди ещё два раунда, а соперник далеко не проходной, хоть и видно, что устал тот куда больше моего.
        Нет, нельзя его отпускать, давать шанс переломить ход поединка. С этой мыслью я встретил начало второго раунда и, не давая Иняткину опомниться, сразу же стал теснить его в угол, от которого он только что отделился с окончанием перерыва. Вжавшись спиной в синюю подушку, он пытался отбиваться, но справиться с моим сумасшедшим напором, в который я вложил всего себя, все силы, что оставались, ему оказалось не под силу. Пару раз у Иняткина получалось клинчевать, и рефери нас разводил под команду: «Брейк!». Но даже вода камень точит, не говоря уже о том, на что способен хороший боксёр в рамках одного боя. А я считал себя как минимум неплохим бойцом, так просто чемпионами страны не становятся. Как бы там ни было, один из апперкотов, в который я особенно мощно вложился, оказался фатальным для моего оппонента. Он сразу обмяк, руки пошли вниз, и я, чисто на автомате, добавил боковым справа.
        Скорее всего, второй удар был лишним, соперник и без того, думаю, вряд ли поднялся бы в течение 10 положенных секунд. Но что поделаешь, инстинкт - он сработал быстрее мысли о том, что дело сделано.
        - Аут!
        Казаков доволен, я тоже, чего нельзя было сказать о моём пытавшемся сесть сопернике и его грустно смотревшим в ринг тренере. Ещё минуту спустя, когда Валера более-менее пришёл в себя, рефери под аплодисменты-свист-крики зрителей поднял вверх мою руку. Смотрю в объектив нацеленной на меня кинокамеры, потом неожиданно для себя подмигиваю оператору, глядящему на меня сквозь окуляр.
        Возле ринга меня встречает режиссёр Андрей Кочур.
        - Неплохой бокс, мы не ошиблись, что сняли бой на плёнку, - говорит он, улыбаясь. - Надеюсь, финальная встреча будет не менее интересной.
        В финале меня ждёт… Конечно же, Чернышёв. Тот по очкам одолел Васюшкина. Бой получился непростой, только благодаря активно проведённой концовке оренбуржец сумел добиться победы. Всё-таки круг претендентов на медали в эти годы достаточно узок, и неудивительно, что боксёры то и дело встречаются с уже знакомыми соперниками.
        Пока же осмотр у врача турнира, который даёт заключение, что можно обойтись без поездки в травматологию.
        - Старайтесь не улыбаться и вообще пореже открывать рот, - советует он, покрывая губу мазью и стягивая её лейкопластырем. - И особенно лицо в финале под удары не подставляйте,
        Следуя его рекомендациям, я улыбаюсь только про себя, чтобы не потревожить губу. Легко сказать - не подставляйте… Боюсь, уже в первом раунде трещина откроется, и моя майка украсится каплями крови. Впрочем, что на красной, что на синей это не должно быть так заметно. Главное, чтобы разбитая губа не доставляла дискомфорта на ринге и уж тем более не привела к остановке боя досрочно.
        На выходе из спорткомплекса меня поджидал Антипов.
        - Классно ты его! - широко улыбнулся он, пожимая мне руку, и тут же нахмурился. - Эх, губу-то тебе разбили…
        - Ерунда, - отмахнулся я. - Главное - поменьше рот открывать и не улыбаться, может, к финалу подживёт.
        Так что почти двое суток я воздерживался от улыбок и почти не открывал рта, разве что для приёма пищи или воды, да и то ровно настолько, чтобы пролезла ложка или край стакана. Говорил с Казаковым как чревовещатель, почти не размыкая губ. Уж лучше бы Иняткин мне зуб выбил, и то неудобств было бы меньше. С Полиной говорил так же, она сначала даже и не поняла, что это я звоню. Пожалела меня, и попросила беречь губу, мол, как же мы будем целоваться? Мне большого труда стоило не улыбнуться.
        Но перед боем так или иначе приходится разогревать мышцы нижней челюсти, делая соответствующие движения, что я и проделал с большим опасением, предварительно покрыв губу выданной доктором мазью, которая не только заживляла, но и делала кожу более эластичной. Вроде ничего не лопнуло, кровь не потекла… Ну и ладненько, надеюсь, в бою как-нибудь губа продержится. Хотя бы один раунд.
        - В красном углу ринга боксёр, представляющий…
        Это про меня. Ну да, действующий чемпион СССР, и у меня уже есть в Казани свои поклонники. В частности, киевский кинодокументалист Андрей Кочур, который, стоя рядом с кинокамерой, за которой уже занял своё место оператор, улыбнулся и ободряюще мне кивнул. Ну и Сергей Антипов, тот вновь отметился на трибуне поддерживающим меня криком, и я снова махнул ему рукой, даже чуть раздвинув губы в улыбке.
        Сегодня наш финал снова судит Дан Позняк. В прошлый раз он мне понравился своим судейством, посмотрим, что будет сегодня.
        Владимир Чернышёв демонстрирует уверенность в своих силах, подглядывает на меня без пиетета. Всячески делает вид, что прошлогоднее поражение - не более чем случайность. А может, это я уже себе додумываю, всё-таки чемпионами СССР, пройдя не такой уж и простой путь к финалу, на дурочку не становятся.
        Мы начали без раскачки. Да и чего изучать друг друга, всего несколько месяцев назад бились. В драку не лезли, работали пока больше на средней и дальней дистанциях. По истечении двух третей раунда я услышал команду от Казакова и, как мы и договаривались, сменил стойку на правостороннюю. Это дало мне некоторое преимущество в последнюю минуту, в течение которой я провёл хорошую атаку через руку Чернышёва с попаданием в нос. Тут же пошла юшка, но не очень сильно, и рефери не стал останавливать бой. Но в перерыве всё же подошёл в угол, чтобы, как я догадался, поинтересоваться состоянием моего соперника. Туда же подошёл и врач турнира. О чём-то переговорили, Позняк кивнул и вернулся в свой нейтральный угол, дожидаясь, когда закончится перерыв.
        Второй раунд начался с попадания перчатки Чернышёва в мою многострадальную губу. По подбородку потекла тёплая струйка. Твою ж мать! Ну почему не в конце боя?! Ещё и майку отстирывать замучаешься… Хотя вроде дома был пятновыводитель. Не знаю, отстирает он кровь или нет, но сейчас думать нужно о другом. О сопернике, который явно взбодрился, увидев кровь на моём лице, пусть даже и у самого нос припух и, я уверен, при удачном моём попадании снова откроется кровотечение.
        Но пока оно открылось у меня, и мой противник имел повод для оптимизма. Что и выразилось в его атакующих действиях и направленных в мою голову ударах. Дабы избежать новых попаданий, пришлось побегать, поуклоняться, понырять… Так и прошёл второй раунд в сплошной беготне одного за другим, вызвав на трибунах гул недовольства.
        В этом перерыве Позняк и врач уже направились в мой угол. Эскулап смоченной в перекиси водорода ваткой прижёг рану - я от боли невольно зашипел - осмотрел её и покачал головой.
        - Глубокое рассечение, швы в любом случае придётся накладывать, и я даже не знаю, разрешить ли продолжать вам бой, - задумчиво заключил он.
        - Разрешите, товарищ врач, - скорчил я страдальчески-просительную гримасу.
        - Финал всё-таки, обидно из-за какого-то рассечения упускать шанс выиграть «золото», - поддержал меня Лукич.
        - Что будем делать, Виктор Петрович? - спросил у врача Позняк.
        - Даже не знаю, - вздохнул тот. - А если рассечение усугубится?
        - Больше швов наложат, да и всё, - самоуверенно заявил я. - Всего раунд! Я буду беречь лицо!
        Врач вновь вздохнул:
        - Шут с вами, бейтесь дальше. Но если ситуация выйдет из-под контроля, Дан Иванович - сразу останавливайте бой.
        - Договорились, Виктор Петрович.
        Выйдет из-под контроля - это, значит, рассечение, как сказал врач, усугубится. А если я буду прятать лицо за перчатками и бегать от соперника, забыв об атаке, то победы мне не видать, как своих ушей. И как поступить? Ну уж нет, либо пан - либо пропал. Если у боксёров есть свой бог, то попрошу его уберечь мою несчастную губу, а сам буду работать в ринге так, как считаю нужным.
        - По-кров-ский! По-кров-ский!
        Это Антипов всё никак не угомонится. Но вообще-то молодец, приятно чувствовать поддержку, да ещё и соседей заводит, те вон тоже меня начали поддерживать.
        Чернышёв явно не ожидал, что я попру на него с первых секунд раунда. Он-то однозначно надеялся, что я продолжу избегать драки, как это было во втором раунде после рассечения. Извини, Володя, я немного тебя удивлю, хотя и сам не знаю, чем закончится моя афера.
        Удивить удалось в первые секунд десять-пятнадцать, после чего Чернышёв принял правила игры и стал полноправным участником этой рубки. Внешние факторы для меня перестали существовать, только я и мой соперник. Наверное, для Чернышёва тоже. Я слышал только свои и его выдохи при ударах, которые вскоре слились в одно сплошное тяжёлое дыхание. Впрочем, я-то дышал ещё нормально, дыхалка моя меня пока не подводила, а вот оппонент явно «наелся»: пот с него тёк ручьём, грудь тяжело вздымалась, перчатки били не так точно и мощно, как ещё минуту назад.
        - Брейк!
        Позняк оттеснил назад повисшего на мне в клинче Чернышёва. Тот с налитыми кровью глазами снова начал на меня падать, рефери вновь его оттеснил.
        - Брейк, говорю. Вот так… Бокс!
        Ба-бах! Это моя левая перчатка полетела через переднюю правую руку соперника и сочно вошла в нижнюю челюсть. Чернышёв рухнул как подкошенный, не подавая признаков жизни.
        - Стоп! Врача на ринг!
        Позняк даже не стал отсчитывать нокдаун, наверное, ему, как опытному боксёру, сразу всё стало ясно. Я для проформы отправился в нейтральный угол, откуда глядел, как Володю приводили в чувство. Спортивная злость уже сошла на нет, сейчас я искренне переживал за состояние здоровья недавнего оппонента. К счастью, всё обошлось. Не прошло и минуты, как оренбуржец уже стоял на своих двоих, хоть и не очень уверенно, дёргая головой, когда врач подносил к его носу пузырёк с нашатырным спиртом. Далее в нос ему были засунуты ватные шарики, чтобы остановить кровотечение, после чего Виктор Петрович занялся моей губой.
        - Немедленно ехать в травмпункт, пусть зашивают, - говорил он, снова прикладывая к ране смоченную в перекиси водорода ватку. - А говорили, будете беречься. Видел я, какое вы с соперником на пару с соперником побоище устроили. Вон ещё и гематома под глазом наливается, в раздевалке лёд приложите.
        - Обещаю, после церемонии награждения еду зашиваться, - кое-как пролепетал я, почти не открывая рта.
        Награждение победители и призёров (проигравшим в полуфинале ради этой церемонии пришлось остаться на лишние пару дней) проводил президент всесоюзной Федерации бокса Георгий Свиридов.
        - Да, ребята, здорово вы покромсали друг друга, - осуждающе покачал он головой, разглядывая наши физиономии. - Словно профессионалы какие-нибудь. А ведь советский бокс - он интеллигентный, игровой.
        Чернышёв виновато улыбнулся, а я, не сдержавшись, ляпнул:
        - Так ведь победителей не судят, Георгий Иванович.
        Тот даже опешил. Потом хмыкнул:
        - Покровский, я смотрю, ты молодой, да наглый. Нагибайся уже, медаль буду вешать.
        - По-кров-ский! По-кров-ский! - кричал в этот момент с трибуны неугомонный Антипов.
        Он потом поджидал меня на выходе из спорткомплекса.
        - Ух ты, вот тебе досталось, - посочувствовал Антипов.
        
        - Это бокс, главное, что я снова чемпион. А ты неплохо за меня болел, - я изобразил подобие улыбки. - И знаешь что… Ты неплохой парень, прошу, не связывайся с криминалом. Женись, воспитывай своих детей, работай, можешь подать заявлению в партию - уверен, ты сможешь получить партбилет. Только не связывайся с криминалом.
        И оставив Сергея удивлённо таращиться мне вслед, я двинулся прочь в сопровождении не менее удивлённого Лукича.
        В травмпункте на распухшую губу мне наложили пять швов, велели, как и Виктор Петрович, поменьше открывать рот. А швы мне снимут в поликлинике по месту жительства уже в Свердловске, только нужно, чтобы я сразу по возвращении записался на приём к хирургу, а тот уже будет контролировать состояние моего здоровья.
        Подходя к дому, увидел на нашем заборе надпись белой краской: «Полина - ты мой кумир!» Вот те раз, откуда эти долбаные поклонники её адрес узнали? Ну всё, конец спокойной жизни…
        Дома я оказался раньше Полины, та вернулась из филармонии только в десятом часу вечера. Увидев меня, расцвела, кинулась ко мне:
        - Женька, ну у тебя и губа! - сказала она, осторожной целуя меня в больное место
        - А ты думала, легко золотые медали достаются?
        Я непроизвольно начал было растягивать рот в улыбке, но опухшая губа тут же дала о себе знать короткой вспышкой боли, и я поморщился.
        - Ты снова победил?! Ах ты мой чемпион! За это тебя ждёт награда.
        - Хочу получить её прямо сейчас!
        И в следующий час окружающий мир перестал для нас существовать. А когда мы, взмокшие и уставшие, лежали в постели, она сказала:
        - А у нас в «Свердловчанке» новая программа готовится. Думаешь, почему я так поздно пришла? Потому что репетируем каждый день чуть не до ночи. Но из старого репертуара твои песни всё равно берём, публика их на каждом концерте требует.
        - Может, вам подкинуть какой-нибудь новый шлягер?
        - А что, у тебя есть?
        В её глазах загорелся огонёк надежды. Вот же, блин, теперь с меня не слезет.
        - А давай мой успех в ресторане отметим, - предложил я. - У тебя когда ожидается свободный вечер?
        - В это воскресенье нам выходной дают.
        - Вот и отлично, сходим в ресторан ОДО.
        В ресторане Окружного Дома офицеров у меня вот уже второй месяц имелся блат в лице Серёги Зинченко. Тот всё-таки принял предложение руководителя ресторанного ансамбля и перебрался в Свердловск. Там уже, как выяснилось, мои песни исполнялись вовсю, впрочем, и остальной репертуар был Серёге знаком. В ресторане ОДО мы с Полиной успели разочек побывать, как раз перед моим отъездом на чемпионат, так её посетители сразу же узнали. Стали подходить за автографами, а столик с кавказцами передал ей через официанта бутылку шампанского. Честно говоря, находиться в центре внимания было немного некомфортно. С другой стороны, благодаря своему человеку в ансамбле ресторана мы могли туда проходить практически без проблем. К тому же в прошлый раз я познакомился с администратором заведения, сунул ему в карман десятку, и тот определил нам лучший столик из числа якобы забронированных - в углу, но недалеко от сцены. Да и официант, нас обслуживавший, не оказался внакладе, чаевые составили трёшку, надеюсь, в следующий раз он также обслужит по высшему разряду.
        - А надпись на заборе видел? - спросила она.
        - Видел, - вздохнул я. - Придётся в хозяйственный завтра за краской идти. Тем более мне этот ядовито-зелёный цвет давно не нравился. Только, боюсь, как бы твои поклонники снова всё не исписали. Хоть милиционера выставляй. Откуда они только твой адрес узнали?!
        В институте уже знали о моём успехе в Казани, и снова моя физиономия (естественно, с нормальной губой) украсила собой стенгазету, а по мою душу на следующий же день заявились корреспонденты местных изданий «На смену!» и «Уральского рабочего».
        Ещё до воскресенья у меня случилась встреча с Хомяковым. Тот заявился ко мне в гости после предварительного звонка, выгадав, чтобы Полины не было дома. Первым делом поздравил с победой от лица руководства «Динамо» и себя лично, напомнил про премиальные за победу, не забыв упомянуть, что это станет хоть какой-то, но прибавкой к моим музыкальным гонорарам.
        - Язвите всё, Виктор Степанович, - не сдержался я, притворно обидевшись.
        - Извините, язык мой - враг мой, - покаянно тряхнул головой Хомяков.
        - Да обращайтесь уж на «ты», я же вижу, как вам некомфортно мне выкать.
        - Действительно, каждый раз тянет на «ты» обратиться, но приходится себя окорачивать.
        - Вот и договорились, только я к вам по-прежнему буду на «вы» обращаться, мне так комфортнее. Вы всё-таки и старше, и должность у вас серьёзная. А я всего лишь обычный студент.
        - Да ты уж свои заслуги не принижай, - хмыкнул Хомяков. - Тоже, скажешь - обычный студент… Обычные студенты двукратными чемпионами страны не становятся и их песни на правительственных концертах не исполняют.
        Я осторожно отхлебнул из чашки тёплого чаю - горячий пить опасался из-за заштопанной губы. Вчера только сходили в поликлинику, хирургом оказалась немолодая женщина, после осмотра констатировала, что заживление проходит очень хорошо, и в следующую среду она меня ждёт, чтобы снять швы.
        - Может, вам всё-таки чего покрепче? - предложил я, глядя, как гость тоже отпивает из чашки.
        - Не надо, а то моя унюхает, скандал ещё закатит. В служебные задания, где приходится выпивать, она у меня почему-то не верит. Да я и сам не большой любитель, мне хороший чай больше по вкусу, чем хорошая водка… Кстати, тебе благодарность от моего руководства. Устная, правда, но передаю.
        - За победу на чемпионате?
        - Ну это само собой. А благодарность за наблюдательность, проявленную во время поездки в стан потенциального врага. Помнишь Морриса Чайлдса и его спутника? Подробностей сказать не могу, тем более сам в них не посвящён, но твои показания очень пригодились. Молодец!
        - Рад, что оказался полезен своей Родине и в таком качестве, - совершенно искренне ответил я.
        - Ну а у Полины как дела?
        - Да вроде ничего, тьфу-тьфу, работает в филармонии, выступает на правительственных концертах. Недавно из Москонцерта звонили, спрашивали, как она относится к идее перебраться в Москву и работать в их системе? Обещали на первых порах комнату в общежитии. Заманчиво, но Полина пока не хочет никуда уезжать. То есть она бы в Москву уехала, но я-то здесь. Мы вообще жениться по весне собираемся, будет жить тут на законных основаниях. А то она там, я тут - что это за семейная жизнь?! А если дети появятся?
        - Всё верно, - согласился Хомяков. - А сам-то не против был бы перебраться в столицу?
        - Не знаю, - честно признался я. - С одной стороны, конечно, Москва есть Москва, а с другой - чем Свердловск плох? Свой дом, учёба, гонорары за песни на сберкнижку капают… Не говоря уже о личной жизни. Нет, я не зарекаюсь, возможно, когда-нибудь и переберусь в златоглавую. Но только если это действительно посулит мне какую-то выгоду и не будет стоять ребром квартирный вопрос. Да, вот такой я эгоист.
        И я осторожно, чтобы не разошлись швы, улыбнулся.
        - Ну да, согласен, здесь у тебя пока всё неплохо складывается. Не то что у Язовских…
        - А что с ними, кстати?
        - Недавно насчёт старшего как раз делал запрос в систему ГУИТУ[1]. Сообщили, что он отбывает наказание в одном из мордовских лагерей. Ведёт себя примерно, но по его статье на УДО рассчитывать не приходится. По иерархии уголовного мира он шнырь - ну что-то вроде уборщицы. Выполняет всю грязную работу, короче говоря, перевоспитывается.
        Что касается младшего, то он осенью был призван в ряды Советской армии, попал в стройбат под Читой. Пытался устроиться в гарнизонную библиотеку, даже участвовал в написании «Боевого листка». Но чего-то там напутал с цитированием классиков марксизма-ленинизма и его снова перевели в родную роту. Через три месяца дезертировал по причине, как он позже говорил, неуставных отношений, был пойман на полпути к Свердловску и сейчас отбывает наказание в дисциплинарном батальоне. Срок - три года. Так что и младший по примеру отца оказался в местах не столь отдалённых. Судьбы обоих теперь, я так думаю, сломаны на долгое время, если не до конца жизни.
        - Что ж, каждый человек сам кузнец своего счастья… Или несчастья, - философски заметил я.
        - Да уж, - так же задумчиво протянул Виктор Степанович и в следующий миг пристально посмотрел мне в глаза. - А у меня к тебе, Женя, будет одна небольшая просьба. Ты же ведь комсомолец, я даже слышал, хочешь стать кандидатом в члены партии, так?
        И это знает… Это я после поездки в Штаты решил подать заявление следом за Вадиком - тот подал сразу после Нового года. Он сумел заручиться рекомендациями двух заслуженных партийцев, его заявление рассмотрела первичная парторганизации института, и вот он уже щеголял билетом кандидата в члены КПСС. Если зарекомендует себя с хорошей стороны, то через год сможет получить билет члена КПСС. То же самое ждало и меня, моё заявление «первичка» должна была рассматривать на следующей неделе.
        Интересно, что от меня понадобилось Хомякову? Когда чекист о чём-то просит - это уже не совсем просьба. Надеюсь, он не попросит от меня чего-то невыполнимого, или того, что мне будет претить с моральной точки зрения. Или как минимум помешает стать кандидатом в члены КПСС.
        - Что за просьба, Виктор Степанович?
        - Да сущий пустяк. Ты же знаешь кое-кого из местных фарцовщиков? - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Хомяков.
        - Э-м-м… В общем-то, приходилось иметь дело, - сознался я, понимая, что отпираться бессмысленно.
        На лице гостя промелькнула улыбка:
        - Молодец, что не стал отпираться. В общем, кое-кто из этой публики тебя знает в лицо и, надо думать, доверяет тебе. Верно?
        - Верно.
        - Кузю знаешь?
        На мгновение у меня пересохло в горле. Откуда ему известно это имя?
        - Кузя… Ах да, я у него кроссовки покупал, - сделал я вид, будто с трудом вспомнил имя долговязого фарцовщика.
        - А про некоего Билла никогда не слышал?
        - Про Билла… Нет, не слышал, - честно сознался я. - А что он натворил?
        - Билл, он же Худой, он же Алексей Владимирович Худяков, 1945 года рождения. По малолетке за воровство отсидел три года, ещё гол досиживал на «взросляке». По нашим сведениям, в последние годы переключился на скупку валюты. Сам понимаешь, какой серьёзный вред нашему государству наносит его деятельность. Место ему в тюрьме, это как минимум… Вот только взять его с поличным не удаётся. Хитрый, паразит, и очень осторожный.
        Ага, кажется, я начинал понимать, к чему он клонит.
        - Хотите сделать из меня приманку?
        - Грубо говоря, да, - не стал юлить Хомяков. - Ты же недавно вернулся из Штатов, то есть чисто теоретически мог бы провезти в страну некую сумму в долларах. И у тебя могло возникнуть желание поменять их на рубли не по официальному курсу, а по тому, который предлагают валютчики, то есть в несколько раз дороже.
        - Предположим, - кивнул я.
        - Ну вот ты и подошёл якобы к этому Кузе, чтобы узнать, кто мог бы тебе обменять доллары на рубли. А он, зная тебя, уже направит тебя к Биллу, которого мы могли бы взять с поличным.
        - Погодите, Виктор Степанович, - я выставил перед собой ладонь. - Слишком уж всё просто у вас получается. Во-первых, вдруг Кузя сам предложит мне обменять доллары на рубли?
        - Не предложит, он от таких дел старается держаться подальше, поэтому сведёт тебя с нужным человеком, может быть, за небольшой процент от сделки. К тому же он у нас на крючке, ему намекнут, чтобы он свёл нашего человека с Биллом. Деваться ему некуда, ходит под статьёй не первый год.
        - Вон оно что… А у нас в Свердловске только один Билл валютой занимается?
        - Нет, помимо него ещё парочка человек могут купить у тебя валюту. Но Кузя и Билл знакомы, к тому же по легенде у тебя крупная сумма, а с большими деньгами рискнёт связывать только Билл.
        - И насколько эта сумма крупная?
        - Скажем, триста долларов.
        - Хм, действительно, крупная, - я чуть было не добавил «по нынешним временам». - И откуда она у меня взялась?
        - Предположим, продал в Штатах два фотоаппарата, трое часов фирмы «Заря» и пару бутылок водки. Согласен, немного притянуто за уши, но выглядит более правдоподобно, нежели ты сказал бы, что нашёл в аэропорту кошелёк.
        - Да уж, действительно… А вы мне их выдадите, эти триста долларов? У меня-то самого ни цента.
        - Конечно, выдадим, - кивнул Хомяков. - Задержание будет происходить во время обмена валюты на рубли, так сказать, возьмём с поличным, с валютой в кармане и с отпечатками пальцев на купюрах.
        - Это-то понятно, но Билл может заподозрить, что я подсадной, работаю на Контору. В любом случае после того, как он назовёт моё имя на допросе, ради сохранения легенды я должен быть исключён из института, выгнан из сборной страны и вообще из спорта. Да и вообще это дело подсудное. И меня этот вариант совершенно не устраивает. А может и слушок пойти, что я внештатный сотрудник КГБ. Думаете, приятно будет слышать в спину, вон, мол, стукач конторский пошёл…
        - Тут ты прав, к сожалению, не для каждого почётно выглядеть в глазах обывателя человеком, помогающим Комитету государственной безопасности. Встречаются ещё среди нас несознательные граждане. Но мы постараемся обставить дело так, чтобы слушание проходило в закрытом режиме. А после задержания для правдоподобия поместим тебя в ИВС[2]. Не в тот, куда поместим Билла, в другой. Посидишь там для виду, переночуешь - а наутро отпустим. В конце концов, это не что-то мерзкое, в чём постыдно участвовать, а своего рода подвиг, совершённый на благо Родины.
        В голосе Хомякова заплескалась было патетика, и я невольно поморщился, что собеседник понял по-своему.
        - Или ты боишься мести?
        - Мести? Хм… Не боюсь, но… опасаюсь. Ничего не боятся только психи.
        - Понимаю, - кивнул Виктор Степанович. - Хоть ты и крепкий парень, я думаю, способен за себя постоять, но ничего нельзя исключать. Поэтому первое время будем вести за твоим домом скрытое наблюдение.
        Я вздохнул:
        - Тоже не ахти какая гарантия… Как бы моей девушке не аукнулось. Кстати, её поклонники уже успели забор исписать, я на днях его весь перекрашивал.
        - То-то я смотрю, забор какой-то не такой, слишком свежий. Сразу даже и не понял, в чём дело. Признания в любви?
        - Ну вроде того. С этим ничего сделать нельзя?
        - С забором?
        - С поклонниками.
        - А, с ними… Что-нибудь придумаем, - отмахнулся он. - Ты, главное, скажи, согласен помочь нам?
        Я задумался, взвешивая все за и против. Хомяков выжидающе смотрел на меня. Наконец, приняв решение, я медленно произнёс:
        - Хорошо, я вам помогу.
        Встреча с Кузей - в миру Ваней Кузнецовым - у меня случилась на следующей неделе в указанное Хомяковым время у памятника-бюста Павла Бажова на берегу городского пруда. В руке тот держал объёмистый пакет.
        - Привет!
        - Привет!
        Воровато - наверное, по привычке - оглянувшись, он пожал протянутую руку. Наверняка за нашей встречей наблюдают, возможно, вон из той серой «Волги» со шторками на задних окнах. Ну и ещё один темноволосый, лет тридцати фарцовщик, который стоял поодаль и не мог слышать наш разговор. Встреча специально была подгадана таким образом, чтобы был свидетель, который в случае чего мог сказать - да, этот парень подходил к Кузе, они о чём-то говорили. Возможно, как раз насчёт валюты.
        Но для затравки Кузя сначала полез в пакет, достал джинсы «Lee».
        - Твой размер, как ты и просил, - громко сказал он, явно рассчитывая, что топтавшийся неподалёку коллега его услышит. - Пойдём примерим?
        «Примерочной» служила ближайшая подворотня, куда мы и направились на глазах брюнета. В подворотне и состоялся важный разговор.
        - Короче, я так понял, тебе вроде как надо грины скинуть по хорошей цене? - спросил Кузя и нервно облизнул губы.
        - Ага, привёз кое-что из Штатов.
        - Мне-то уж не рассказывай, за тебя рассказали, - кривовато ухмыльнулся он. - Бля, если вы Билла крутанёте - мне придётся ходить и оглядываться. Короче, я так понял, эта наша с тобой встреча для отвода глаз, типа мы реально встречались, и ты со мной о чём-то перетёр. Сегодня позвоню Биллу, передам твоё предложение. Согласится или нет - это уже меня не касается. Если согласится, то передам, когда и во сколько. Телефон есть?
        - Да, сейчас запишу.
        Я достал маленький блокнотик с карандашом (на морозе у него никакие чернила не застывают в отличие от шариковой ручки) и записал номер домашнего телефона. Вырвал листок, отдал Кузе.
        - Ну всё, жди звонка, а я пошёл. И вот, возьми, типа купил.
        Он сунул мне в руку пакет, в котором наверняка лежали просто какие-то тряпки, повернулся и двинулся прочь, уходя дворами. Я постоял ещё немного, глядя ему вслед и тоже пошёл. Мне ещё нужно было успеть на тренировку, от которой не освобождали даже снятые вчера швы.
        В преддверии встречи с Биллом я не спал почти всю ночь, и выглядел, судя по увиденному утром в зеркале, ненамного лучше валютчика. Если не хуже. Даже Полина спросила, не заболел ли я, пришлось сочинять,
        Но куда больший дискомфорт доставляли моральные терзания. Лично я ничего против этого Билла не имел, да и в целом против тех, кто занимается валютными операциями в обход закона. Не такой уж и большой ущерб они наносят государству, чтобы их ставить к стенке или давать большие сроки. За убийство меньше дают, чем за обмен каких-то несчастных ста долларов на рубли и наоборот. И сегодня мне предстояло очередного такого бедолагу подставить под удар карающей десницы советского правосудия. Поэтому я чувствовал себя довольно погано и в глубине души уже жалел, что согласился на эту провокацию. Вот только задний ход давать было поздно.
        Изначальным местом встречи, как мне сообщил по телефону Кузя, был тот самый памятник-бюст Бажову, где мы пересеклись неделю назад. Кузя надеялся, что ему удастся остаться чистым, вроде как я во время покупки штанов спросил, кому можно скинуть доллары, а он, естественно, первым делом подумал про Билла. Так что случае чего с него якобы взятки гладки. К тому же я действительно пару месяцев назад вернулся из Штатов, о чём писало в том числе свердловское молодёжное издание «На смену!».
        К бюсту сказителю уральских былин я подошёл заранее, за десять минут до указанного времени. На дальнем конце шедшей полукругом от бюста гранитной скамьи обнималась парочка, ещё дальше на деревянной скамейке читал газету мужчина в шляпе - всё это, как я догадывался, и есть группа захвата. Да и серая «Волга» со шторками на окнах стояла метрах в пятидесяти, припарковавшись у бордюра, а в ней, как я уже знал, помимо водителя находится Хомяков с фотокамерой в руках, снабжённой длиннофокусным объективом.
        Алексей «Билл» Худяков появился с трёхминутным опозданием, когда я уже начал волноваться. Выглядел он намного своих тридцати шести лет, явно за сорок. Навренео, из-за нервной работы. И одет он был неброско, так и не скажешь, что валютчик, который трётся в ресторанах лучших гостиниц Свердловска, где можно встретить иностранцев с долларами, марками, франками и прочими фунтами стерлингов в карманах. Наверное, в ресторан он одевается по-другому. Я вон тоже не в костюме, хотя сверху вполне модное пальто, во внутреннем кармане которого покоились завёрнутые в бумагу доллары. Я собирался сразу же отдать их валютчику, однако Билл меня остановил, отрицательно мотнув головой.
        - Не здесь, народу рядом много трётся, - покосился он на целующуюся парочку. - Давай за мной.
        - Куда это? - спросил я с наивным видом.
        - Не боись, тут недалеко.
        М-да, этого ни я, ни Хомяков явно не ожидали. И как они теперь будут брать Билла с поличным, если обмен произойдёт, скажем, в какой-нибудь квартире? Та ещё задачка…
        Надеюсь, растерянность не мелькнула в моих глазах, а то вон как Билл пристально на меня посмотрел. В следующее мгновение он двинулся прочь, и мне пришлось идти следом за ним. Пока шли, меня то и дело тянуло оглянуться, узнать, следуют ли за нами на отдалении оперативники. Но делать этого было нельзя, иначе Билл сразу мог что-нибудь заподозрить.
        - Три сотни гринов у тебя, значит, при себе? - с утверждающей интонацией спросил он на ходу, не поворачивая головы.
        - Само собой, - подтвердил я с лёгкой обидой в голосе, мол, чего бы я тогда сюда приперся.
        - По три рубля за доллар? - уточнил Билл.
        - Как мне Кузя сказал. Меня такой расклад устраивает.
        - Меня в общем-то тоже, - хмыкнул валютчик.
        Мы зашли прошли буквально двести метров и свернули в арку двора. Осмотревшись по сторонам, Билл сквозь зубы процедил:
        - Так, давай тут быстренько наши вопросы порешаем и разойдёмся, как в море корабли. Гони грины. Пока я их смотрю - ты считаешь рубли.
        С мыслью, успеют ли чекисты взять нас с поличным, я достал завёрнутые в газету «Советский спорт» доллары, протянул Биллу, а тот передал мне куда более пухлый конверт, так же завёрнутый в газетный лист, кажется, от «Уральского рабочего». Да уж, в это время особого выбора с тарой не имелось.
        Худяков развернул полученный от меня пакет, достал одну из купюр, поелозил по ней зачем-то подушечками большого и указательного пальцев, затем посмотрел на свет… Не доверяет, хмыкнул я про себя. Хотя на его месте я бы тоже устроил проверку валюте. Ладно, и я сделаю вид, будто проверяю. Начал было разворачивать пакет, но развернуть так и не успел - мгновение спустя со стороны улицы с жутким скрипом затормозила жёлтая «Волга» с проблесковым маячком на крыше, синей полосой на боку и надписью «милиция». А со стороны двора раздался дробный ступ подошв об асфальт, и несколько секунд спустя путь к отходу перекрыли четверо крепких мужчин в штатском.
        - Милиция! Лицом к стене! Руки на стену, ноги на ширину плеч! Быстро! - скомандовал один из мужчин голосом, не терпящим возражений.
        Что за херня?! При чём здесь милиция? Да, люди в штатском, но это не те, кто должен был нас брать. Однако, пока я раздумывал, побледневший и тихо матерящийся сквозь зубы Билл уже стоял лицом к стене, а доллары валялись в беспорядке у его ног. Ну и что мне оставалось делать? Устраивать мордобой, чтобы всё выглядело как можно более правдоподобно? Да ну на хер, не хватало ещё для того же правдоподобия пулю схлопотать. В общем, выполнил приказ, сунув в карман пачку с «деревянными», которую тут же один из мужчин извлёк и передал товарищу. Ещё один собирал с асфальта доллары, беря кончиками пальцев за уголки купюр и аккуратно складывая их в целлофановый пакет.
        - Медленно поворачиваемся! Руки! - прозвучала новая команда.
        Я повиновался, и мгновение спустя на моих запястьях защелкнулись наручники. Я покосился на Билла. Его лицо выражало смертную тоску, словно он был уже не жилец. И я его понимал, а оттого на душе было противно вдвойне.
        [1] ГУИТУ - Главное управление исправительно-трудовых учреждений МВД СССР.
        [2] ИВС - изолятор временного содержания
        Глава 5
        Меня без лишних предисловий засунули в «Волгу» на заднее сиденье, а по бокам устроились два оперативника. Машина так рванула с места, что меня аж вдавило в спинку сиденья, впрочем, как и моих соседей справа и слева. Куда делся Билл, я не видел. По идее должна быть ещё одна машина, не пешком же его поведут в отделение или куда там мы направляемся.
        Мы ехали через центр города, я смотрел прямо перед собой, в видимую мне середину лобового стекла. В голове пульсировала мысль: «Где Хомяков и его люди? Почему захват производила милиция? Так было подстроено или это наслоение случайностей?»
        Наконец мы свернули в небольшой проулок и остановились перед зелеными воротами. «СИЗО №1 города Свердловска», - успел прочитать я, прежде чем после сигнала водителя створки ворот медленно распахнулись, и машина въехала внутрь. Нормально, с какого перепугу сразу в СИЗО? Я-то был уверен, что первым делом в местное отделение приедем. Ой, не нравится мне это, ой не нравится…
        Понятно, что через час-другой разберутся и Хомяков меня вытащит. Но пока информация дойдет до начальства, пока примут решение, пока согласуют свои действия с руководством смежников из МВД… Надеюсь, за час-другой мне ливер не отобьют.
        Меня ввели в помещение, в котором за огороженной решёткой конторой сидел старшина. Сняли наручники.
        - Все вещи из карманов выкладывайте на стол, - последовала команда.
        А что там вещей… Ключи от дома, студенческий билет, кошелёк с мелочью и носовой платок. Ремень и шнурки с кроссовок также изъяли. Старшина на отдельном листе переписал мои данные из студенческого билета и составил что-то типа описи изъятых у меня вещей.
        - Распишитесь вот здесь.
        Палец с криво остриженным ногтем ткнулся в низ листа. Потом по длинному коридору в сопровождении какого-то вертухая я был доставлен довели до двери кабинет без номера. Открыв дверь меня чуть ли не пинком направили внутрь помещения. Кроме стола, за котором сидел мужик лет около сорока в милицейской форме с погонами майора и стула напротив стола, никакой другой мебели не имелось.
        - Садись.
        Майор кивнул на стул, не сводя при этом с меня ничего не выражающего взгляда. Я сел, попробовал придвинуться чуть ближе к столу, но оказалось, что мебель привинчена к полу.
        - Значит, Покровский Евгений Платонович, студент политехникума, - как бы констатировал данный факт майор. - Тебя не удивляет твоё присутствие в данном месте и в этом кабинете?
        Я пожал плечами, стараясь сохранять хотя бы видимость хладнокровия.
        - Ну, тем не менее… Посмотри вокруг себя, - настаивал майор.
        Вздохнув, я обвел взглядом кабинет.
        - Никаких насекомых вокруг себя не замечаешь?
        Насекомых? Это он о чём вообще? Если о клопах или вшах, то вроде пока не ощущаю. Я снова пожал плечами и отрицательно мотнул головой.
        - А ты знаешь, Евгений Платонович, что вокруг тебя бабочка летает? Не догадываешься, какая? Ну так я тебе объясню. Бабочкой в узких кругах, в которые тебе в самом скором времени придётся влиться, называют статью 88 УК РСФСР за операции с иностранной валютой. И предусматривает эта статья, Женя, от трёх лет и, внимание, до высшей меры.
        Я снова пожал плечами. Мое поведение, наверное, стало понемногу выводить из себя майора.
        - В молчанку решил поиграть? Ну-ну… Тогда я объясню тебе твое положение более доходчиво. Взяли тебя на валюте. О вашей встрече получили информацию от нашего источника. Твой подельник Худяков, он же Билл, сидит в соседнем кабинете и строчит признательные показания. Активно, замечу, строчит. И теперь только от тебя будет зависеть твоя судьба. У тебя на выбор два выхода. Первый - чистосердечное признание и мы закрываем глаза на твой «грешок», даже нигде не упоминаем о твоем задержании. Ну будешь нам иногда кое-какую информацию подбрасывать… А второй - вплоть до высшей меры. Ну, каким будет твой ответ?
        - А с какой такой стати меня привезли сюда, даже не предъявив постановление об аресте? - спросил я.
        - Постановление, - протянул майор, поджав губы. - Будет тебе и постановление… Потом.
        - И вообще без адвоката я, гражданин майор, ни буду отвечать ни на один вопрос.
        Хотел добавить фразу Мальчиша Кибальчиша: «А больше, буржуины, я вам ничего не скажу!», но решил, что в данном случае это будет уже перебор. Милиция в это время самая что ни на есть рабоче-крестьянская, с прослойкой интеллигенции. Это в моё время они уже полиция и еще те «буржуины».
        - О как ты заговорил, - прищурился собеседник, и его прищур не сулил мне ничего хорошего. - Ну хорошо, дело твоё… Посидишь тут и, уверен, спустя совсем непродолжительное время примешь правильное решение.
        Майор нажал кнопку на столе. Открылась дверь и вошёл вертухай, который сопровождал меня в кабинет.
        - В «пятёрку» его, - приказал майор.
        Судя по слегка округлившимся глазам сотрудника, «пятёрка» эта ничего хорошего мне не предвещала. По пути к нам присоединился ещё один надзиратель. Пока шли по закоулкам СИЗО, то спускаясь, то поднимаясь по металлическим лестницам с этажа на этаж, я думал, что делать дальше… Время! Нужно время! Продержаться до тех пор, пока Хомяков меня отсюда не вытащит. А продержаться будет сложно. Судя по всему, «пятёрка» - это веселенькое место, куда посылают несговорчивых. Лишь бы не малолетки. Это точно будет жопа!
        Дошли до двери с цифрой «5», второй надзиратель, погремев ключами и посмотрев в глазок камеры, открыл дверь и сделал приглашающий жест головой. Мол, милости просим!
        Вошёл… М-да, думал, вонять будет так, что глаза заслезятся, а на самом деле терпимо. Шесть двухъярусных нар в два ряда, справа от двери параша, на дальней стене - зарешечённое окно, сквозь грязное, мутное стекло едва пробивается дневной свет. Забранная в решетчатый намордник и утопленная в потолке лампочка не горит, видно, по случаю дневного времени суток.
        Под окном стол, за которым сидят двое, ещё двое лежат на койках. Не успел сделать и шага, только услышал стук закрываемой двери и скрежет замка, как с койки в мою сторону метнулся какой-то мужик и кинул мне под ноги полотенце. Женя Покровский образца 1971 года, возможно, и нагнулся бы, поднял полотенце и повесил его на спинку шконки, но в камеру вошел Евгений Платонович, прочитавший в 90-е годы тучу книг криминального жанра и насмотревший не меньшее количество соответствующих фильмов. Поэтому я, ничуть не смутившись, вытер ноги о полотенце и продолжил свое движение в камере направляясь к столу.
        - Доброго здравия людям! - поприветствовал я всех.
        С койки встал ещё один «сиделец», протянул руку.
        - Ну, здорова!
        Руку я проигнорировал и спросил:
        - Кто старший?
        - Ну я, - ответил мужик неопределенного возраста в тренировочных штанах и голый по пояс.
        Его плечи украшали синие «звезды», на груди красовался большой крест. На безымянном пальце левой руки перстень с тремя лучами, на среднем пальце правой - тоже перстень, только с кретком и трефовой мастью по углам, разделённые косой линией.
        - Ну, а ты кем будешь?
        - Первоход, - ответил я. - Студент местного политеха.
        - О как! - чему-то обрадовался сиделец, кинувший мне под ноги полотенце. - Чё, за двойки загремел?
        - Никшни, Вьюн! - одёрнул его старший. - Человек правильно в хату вошел, слова правильные сказал, повёл себя тоже правильно… И не сказать, что первоход, всё по понятиям.
        Он задумчиво хмыкнул.
        - Ну, тебе видней, Крёстный, - ответил Вьюн, скрутившись худым телом и яростно расчёсывая лопатку.
        - Я смотрю за этой «богадельней», - ответил мне тот, кого Вьюн назвал Крёстным. - Зовут Крестом. Это все мои близкие. Садись за стол, поговорим.
        Да уж, недаром на его груди крест красуется, всё в масть. Я аккуратно повесил на спинку стула пальто, которое держал в руках, и сел. К столу подошел ещё один мужик - молодой плечистый парень, по виду чуть старше меня. На правом плече была наколка в виде оскалившегося тигра, на левом - фигура рыцаря с щитом и мечом.
        - Колись давай, студент, за какие грехи к нам определили? - не унимался Вьюн.
        Я всё время помнил, что надо тянуть время. Ну что ж, устроим пока небольшой спектакль.
        - А ни за что!
        - Да ладно! - усмехнулся парень с тигром. - Мы тут все «не за что».
        - За доброту, - ухмыльнулся я, вспомнив отличную репризу Райкина.
        - Это как?
        - Ну как… Иду я, значит, утром перед институтом возле вокзала…
        - Ты чего гонишь! Где политех, а где вокзал!
        - И ничего я не гоню! Моцион у меня с утра такой. Двигаться надо больше. А то лекции четыре часа и два семинара тоже по два. Жопа отрастёт от такого сиденья! Так вот иду возле вокзала и гляжу - старушка чемодан огромный волочёт.
        - «Угол», что ли? - решил уточнить Вьюн
        - Да нет, обычный чемодан, - сделав вид, что не понял уточнения, ответил я ухмыльнувшемуся Вьюну. - В общем, надрывается бабушка. Я к ней подхожу и говорю, мол, давай чемодан понесу. Взял у неё чемодан и понёс. Тяжёлый, зараза… Дошёл, значит, до перекрёстка и не знаю, куда дальше. Обернулся спросить у старушки, куда там мне дальше, а её и нет. Нормально, думаю, и куда мне дальше с этой хренью переть? Только подумал, как слышу свисток и ко мне милиционер подбегает, а сзади старушка семенит и орёт, мол, держите его, это он мой «угол»… тьфу, блин, чемодан спёр. Короче, чемодан, меня и бабушку в ментовку. Бабушку с чемоданом выпустили, а меня сюда…
        Сидельцы грохнули. История пришлась им по вкусу, хоть и понимали, что я её сочинил.
        - Ну ты красавец, тебе на эстраде выступать, прям артист, - отсмеялся Крест и тут же посерьезнел. - Кого из известных людей за стенкой знаешь?
        - Знаю, и не одного. Вот Фёдора Петровича знаю. Это ректор наш. Юрия Васильевича - этого даже по телевизору показывают. Сан Саныча - это местный краевед, область знает, как свои пять пальцев.
        Сказав Сан Саныч, я внимательно посмотрел в глаза Кресту. Тот на долю секунды медленно прикрыл веки и снова открыл глаза. Значит, понял. Ну и отлично! Мне лишняя реклама на фиг не нужна.
        - Постой, - встрепенулся Вьюн. - Сан Саныч… Где-то я слышал про Сан Саныча…
        - Вьюн, - перебил я его, - хочешь, анекдот расскажу?
        - А давай!
        - В общем, стоит мужик в порту и смотрит, как на теплоход евреи загружаются, которые в Израиль бегут из СССР. Дай, думаю, посчитаю, сколько их сваливает. Стоит, считает… Сто загрузились, двести, триста, к пяти сотням счёт приближается. Фигня какая-то, думает мужик. Теплоход вроде бы и не такой большой, куда они все поместились? Пойду спрошу, как так получается. Подходит к капитану и говорит: «Я вот стою, считаю пассажиров, и у меня что-то больше пяти сотен выходит. У вас что, корабль без дна, что ли?» Капитан на мужика посмотрел внимательно и отвечает: «Догадался - и молчи!»
        И снова камеру сотряс взрыв хохота. Только настырный Вьюн всё никак не успокаивался.
        - Не, я точно что-то про Сан Саныча слышал…
        Тут уже Крест вмешался:
        - Вьюн! Угомонись… Тебе же, идиоту, русским языком сказали: догадался - и молчи!
        - А чего сразу идиот-то.., - начал было возмущаться Вьюн, но развить тему до конца не успел, так как в замке двери заскрежетал ключ.
        - Покровский, с вещами на выход!
        - Какие тут вещи, одно пальтишко, - вздохнул я, поднимаясь.
        - Ну удачи тебе, Артист! - уже в спину пожелал мне Крест.
        Я обернулся и с улыбкой сказал:
        - Угадал.
        Снова гулкие коридоры, бесконечные переходы и вход в административное, судя по надписи, крыло. Пока шли, в конце коридора из открытой двери доносился громкий шум. Даже не шум, ор стоял такой, что просто ужас! Слово «мать» я услышал раз десять, не меньше.
        Вошли… Как говорится - картина маслом. У стены бледный майор, который меня допрашивал, не менее бледные оперативники, которые меня арестовывали, и неизвестный мне красномордый полковник в милицейской форме. А напротив них сам Хлестков в генеральской форме со всеми регалиями и Хомяков с виноватым видом в гражданке. Бросился ко мне, всего ощупал.
        - Ты как так, живой?
        - Да нормально, - криво улыбаюсь в ответ. - Всё в порядке.
        - В порядке! - по инерции возмущается Хлестков, снова оборачиваясь к застывшим в немой сцене ментам. - Какая блядь, я вас спрашиваю, нашего сотрудника в пресс-хату определила? Кто дал команду? Ты, майор?
        Тот судорожно сглотнул.
        - Вы понимаете, товарищ генерал, такая ситуация…
        - Какая такая, блядь, ситуация?! Тебе, майор, погоны жмут или зубы? Погоны я тебе сниму, а зубы он тебе сам выбьет на хер!.. Значит, так… Сегодня - повторяю, сегодня!.. Всем, кто принимал участие в вашей операции, всем сотрудникам СИЗО, кто видел этого парня - быть в управлении через час. Будете писать объяснение и давать подписку о неразглашении государственной тайны. Если хоть одна блядьь где-то только пискнет о сегодняшнем происшествии… Всё, пиздец, лучше вешайтесь!
        Он оглядел совсем упавших духом ментов.
        - Я не шучу! Пинкертоны, мать вашу… Так же все материалы разработок, оперативных планов, то есть все, абсолютно все бумаги должны быть у меня на столе. И не дай бог где какой клочок заваляется! Полковник, проследите, чтобы моё распоряжение было чётко выполнено. Из Москвы вы, кажется, указания получили?
        Тот кивнул и обернулся ко мне:
        - Товарищ Покровский! УВД города Свердловска в моём лице приносит вам извинения. Виновные будут наказаны.
        - Хорошо.
        Я пожал плечами и с невозмутимым видом принялся рассовывать по карманам дожидавшиеся меня на столе ключи от дома, студенческий билет, кошелёк с мелочью и носовой платок. Вдел шнурки в кроссовки, ремень в джинсы. После этого генерал за руку попрощался с полковником, ещё раз гневно зыркнул на майора, и мы втроём вышли из администрации. На свободу, блин, с чистой совестью.
        В чёрной «Волге» начальник УКГБ усадил меня сзади, рядом с собой, а Хомяков уселся на переднее пассажирское. Ехали молча, хотя Хлестков не переставая пыхтел, как кипящий самовар, раздувая мясистые, волосатые ноздри. Это я мельком заметил, как бы случайно повернув голову, так как пялиться на малознакомого человека - а мы до этого виделись лишь однажды - считал неприличным.
        Наконец машина заехала во внутренний двор УКГБ по Свердловской области. Видно, не хотят меня светить. Ну и правильно, чем меньше народу знает о моих связях с чекистами - тем оно как-то спокойнее.
        На служебном входе сидел лейтенант, при нашем появлении вскочивший и замерший по стойке «смирно». Однако Хлестком и Хомяков показали ему удостоверения.
        - Этого молодого человека, лейтенант, вы не видели, - строго приказал Алексей Александрович.
        - Так точно, товарищ генерал-майор!
        Мы поднялись на третий этаж, в кабинет Хлесткова. В приёмной своему адъютанту он про меня ничего говорить не стал, видимо, тот был человек проверенный и умел держать язык за зубами. Только спросил, подать ли чаю, на что был получен утвердительный ответ.
        Несколько минут спустя мы сидели за длинным столом, перед каждым стоял стеклянный стакан крепкого чая в подстаканнике. Дзержинский со стены вполне доброжелательно взирал на нашу троицу, даже, я бы сказал, по-отечески. Мне почему-то захотелось ему улыбнуться, но я сдержал неуместное желание. Зато взял с блюдца печенюшку, нагло обмакнул её в розетку со смородиновым вареньем и отправил в рот.
        - Ешь, ешь, - подбодрил меня вроде бы успокоившийся хозяин кабинета. - Бутерброды тоже бери, не стесняйся, в СИЗО так не накормят…
        А что, и возьму. Тем более с колбасой и сыром, как я люблю. Хлестков с улыбкой глядел, как я жую бутерброд, Хомяков тоже вроде расслабился, а то сидел, как штырь проглотил. - Ну, Евгений, рассказывай, как тебе там в следственном изоляторе жилось? - спросил Алексей Александрович, когда я умял второй бутерброд и решил, что, пожалуй, пока хватит.
        - Да нормально, начальник! - решив как-то разрядить обстановку, хмыкнул я. - Повязали волки позорные, ласты скрутили, в «канарейку»[1] сунули… Ну а дальше в крытую, там оперсос[2] стал всякую байду гнать и в «пятёрку» определил.
        Хлестков качнул головой, сдерживая улыбку.
        - Ну и как там, в «пятёрке»?
        - Душевные люди!
        - Спросили тебя эти «душевные люди», за что к ним сунули?
        - А как же, первым делом, начальник.
        - Ну и что ты им, интересно, ответил?
        - Да все как на духу, начальник! - заявил я, заметив, как напрягся Хомяков. - Мол, иду по майдану[3], вижу - «угол» бесхозный стоит. Я спрашиваю, чей «угол», граждане? Граждане молчат, как рыба об лед. Ну я взял значит чемодан и понёс в бюро находок. Не донёс - менты приняли.
        - Вот видишь, Виктор Степанович, - сказал с улыбкой Хлестков, обращаясь к Хомякову. - Налицо тлетворное влияние криминальной среды. Наш советский гражданин, комсомолец, спортсмен и часа не провел с уголовниками - и на тебе! Как всю жизнь с малолетки по зонам скачет. Ну ответь мне, - обратился в мою сторону Алексей Александрович, - что сидельцы, так и схавали за чистое то, что ты им прогнал? Это я на более уже понятном для тебя языке вопрос задаю.
        - Да нет, товарищ генерал-майор, - криво усмехнувшись, ответил я. - Не успели толком пообщаться. Я там был то всего ничего, меньше часа, наверное.
        - Ну и хорошо… Сейчас иди в приёмную, посиди там полчасика, а потом мы тебя вызовем.
        Я встал, демонстративно сцепил руки за спиной и напевая вполголоса «Веня-Чих, фармазон, подогнал фуфеля, скрасить вечер за стирами в очко…»[4], вышел из кабинета.
        
        * * *
        
        - Ну, артист, - крякнул Хлестков, когда за Покровским закрылась дверь. - А теперь рассказывай, майор, как ты до такой жизни докатился, что твои косяки приходится на уровне Москвы закрывать?
        - Алексей Александрович! Ну кто же знал, что этот Кузнецов-Кузя смежникам информацию сольет?!
        Начальник УКГБ по Свердловской области покачал головой.
        - Ты должен был это знать или если не знать, то предвидеть такой вариант развития событий. У меня такое впечатление, что вся эта операция разрабатывалась не тобой, а летёхой после училища. Знаешь ведь, что при планировании надо учитывать все неожиданности, вплоть до падения метеорита, и что? Почему я не был в курсе дела?
        - Так вы были в командировке, а тут как раз очень удобный случай… Человек из-за границы прибыл, может якобы валюту продать. Там дел-то было на полчаса! Взяли бы с поличным, нормально все раскрутили бы…
        Хлестков устало вздохнул:
        - Не понимаю… У тебя и у всей твоей группы приступ идиотизма приключился? Вы что, совсем думать разучились? Этот пресловутый Билл, он что - фигура союзного уровня, ворочающая миллионами долларов, что тебе пришлось Покровского засвечивать? А ты его почти засветил! Комсомолец, на отличном счету в институте, двукратный чемпион СССР, песни для правительственных концертов пишет…У тебя других людей не нашлось? Вы, бл…ь, не понимаете, что учудили?
        Генерал-майор встал изо стола и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. Хомяков тоже попытался вскочить.
        - Сиди уж! - отмахнулся Хлестков и, оперившись о подоконник, уставился в окно. - Представь себе, едет он в Испанию… Если после твоих подстав он вообще туда поедет. И там в какой-нибудь газетенке появляется статья под заглавием «Агент КГБ на ринге». И напишут, что мы в своих секретных лабораториях выращиваем чемпионов. Там на Западе дай только повод - такую бучу подымут!
        Он повернулся к бледному майору.
        - Как ты думал выводить Покровского из дела? С МВД договариваться? А они тебе так прям навстречу за твои красивые глаза и пошли! Идиоты, бл…ь! Ты в курсе, что им там на самом верху заинтересовались? На таком «верху», о котором тебе лучше не знать. Представь, видел человека пару раз в газете… Это я про Чайлза. И в другой стране, в незнакомым городе, четко выделил его из толпы, рассмотрел окружение и сделал выводы. И, заметь, что никто его об этом не просил. Сам, походя так… Ты бы так смог? Я уж точно нет. И ты его к Биллу этому подводишь.
        Хлестков вновь вернулся за стол.
        - Значит, так... Рабочая версия, согласованная с МВД, будет следующая. Покровский шел по улице и увидел, как в подворотне к человеку пристают люди, похожие на хулиганов. Вмешался. Подъехала милиция и всех скрутила. Быстро со всеми разобрались. Покровского выпустили и даже грамотой наградили за помощь в поимке хулиганов. С Биллом и этим Кузей работаем. С Кузнецовым не вижу проблем, а вот с этим пресловутым Биллом…
        Хлестков подошёл к столу, опёрся крепкими крестьянскими ладонями на столешницу, нависнув над, казалось, ставшим меньше Хомяковым.
        - Вплоть до «при попытке к бегству». Ясно?
        - Так точно, товарищ генерал-майор!
        Он всё-таки вскочил и вытянулся во фрунт, преданно пожирая взглядом начальство, которое вроде бы его пощадило.
        - Ты сейчас идешь к себе в кабинет и очень подробно пишешь на моё имя докладную записку, в которой в обязательном порядке перечисляешь всех, кто принимал участие в этом бардаке. Всех! А также пишешь, почему сорвалась операция. Тоже подробно. Мне ещё с Москвой придётся как-то объясняться. Уяснил?
        - Так точно!
        - Всё, пока свободен. Пригласи Покровского.
        Хлестков пошел к двери. Но на пороге его остановил оклик генерала.
        - Вернись!.. Садись и давай снова рассказывай.
        - А что рассказывать? Я вроде всё как есть доложил, товарищ генерал, - пожал плечами Хомяков, усаживаясь на стул.
        - Давай-ка без чинов, Виктор Степанович. Мы с тобой сколько вместе уже работаем? Лет восемь?
        - Девять уже скоро будет…
        - Ну вот! Как ты работаешь - я знаю. И всю эту «пургу», что ты мне тут прогнал, оставь для проверяющих. Что у тебя с Покровским? Вы же до последнего времени достаточно тесно общались, ты даже в дом его вхож. Вот на новоселье был, домашней снедью его пичкаешь… И тут на тебе! Давай, как говорится, колись.
        Хлестков на секунду задумался.
        - Не наш он человек, Алексей Александрович.
        - Шпион, что ли?
        - Нет, не шпион, но не наш. Вы же меня неплохо знаете. Скажите, моя «чуйка» меня хоть раз подводила?
        Генерал-майор прищурился.
        - До последнего времени вроде бы нет.
        - Вот именно! И я чувствую, что не всё так просто с этим Покровским. Тут как куски из мозаики. Песни его, к примеру…
        - А что с ними не так? Хорошие песни, по телевизору их поют.
        - А я и не говорю, что плохие. Но вот как они написаны… Я тут кое с кем посоветовался, так мне в один голос говорят, что не может один и тот же человек такие разный вещи сочинять. Все равно какой-то стиль, почерк что ли остается. Это про песни. Тут много маленьких непонятностей.
        - Ну-ну, - подбодрил Хлестков.
        - Вот его последняя поездка, в Штаты… Пообщался я с людьми, которые его группу курировали. Нет, так-то всё прилично, как и должно быть… Но! Покровский вел себя так… В общем, не так, как практически большинство людей, которые впервые там оказываются. Да, проявлял интерес к чему-то, но вяло так, без огонька. Впечатление такое у людей сложилось, что всю эту заграничную экзотику он уже не раз видел. И ещё имеются некоторые нюансы в его поведении.
        - Это какие?
        - Вот как он общается со мной, например, с руководством института… Не сказать, чтобы на равных, но близко. Нет пиетета, что ли, должного. Да и вообще с этим его институтом тоже не всё просто…
        - В смысле не всё просто? Насколько я знаю, хвостов у него нет, учится на отлично.
        - Вот это как раз и настораживает.
        - Настораживает, что учится на отлично?
        - Вот именно! Ну вот посудите сами, Алексей Александрович, парень не вылезает практически со сборов, с соревнований, тренировок. То есть не посещает в полном объёме лекций и семинаров. И называть его присутствие в вузе учёбой я бы я не стал. Вот подумайте и ответьте, каким таким макаром ему удаётся сдавать сессии на пятёрки?
        - Может, занимается во время сборов или дома? - предположил генерал-майор.
        - Во время сборов и соревнований - точно нет, - уверенно заявил Хомяков. - Во-первых, там не до этого, а во-вторых, проверяли. С учебниками и конспектами его никто не видел. Дома? Возможно. Но тогда должен как минимум брать у своих товарищей конспекты лекций. Не брал. Поговорили с его преподавателями, которым он экзамены сдавал. Те в восторге от его способностей. Материал знает действительно отлично.
        - Что, так вот прямо пришли и стали у профессоров спрашивать?
        - Нет, конечно. Изобразили делегацию из «Динамо». Что-то типа комиссии. Посмотреть, как их спортсмены с учебным процессом справляются. Там же не только Покровский из «Динамо» учится.
        - Толково, - довольно крякнул Хлестков. - Ну и…?
        - Один из преподавателей вообще выразил интересную мысль, что Покровский якобы вообще готовый специалист. Не стали эту тему развивать. Но, согласитесь, тут есть, о чем подумать. Но от себя добавлю, что его доклад для научного кружка, в котором он состоит, его декан протащил во всесоюзный журнал.
        - Да-а, вундеркинд просто какой-то получается…
        - Не уверен по поводу вундеркинда. Обычный парень. Во всяком случае, до последнего времени был таковым. Тут мне ещё с нашими психологами надо хорошенько подумать. В общем, много чего… С одной стороны, вроде, как и ничего особенного, а с другой… Пока не складывается мозаика.
        Хозяин кабинета задумался, и как недавно Хомяков побарабанил пальцами по поверхности стола.
        - Да уж… Хм… Ну, Виктор Степанович, не знаю. В чуйку твою верю. И без внимания всё, что ты мне рассказал, не оставлю. Подставил по МВД тоже не случайно?
        - Да, хотел посмотреть, как он в такой ситуации себя поведёт. Будем анализировать.
        - Меня-то мог хотя бы в известность поставить? Или не доверяешь? - усмехнулся начальник.
        - Пока всю мозаику не сложил - не стал бы вас беспокоить. Разрешите мне дальше в этом ключе Покровского разрабатывать.
        - Ладно, валяй, - махнул рукой Хлестков. - Признаюсь, думал тебя уже заменить на кого-то другого для его курирования, но теперь не буду этого делать. Иди пиши объяснительную, выговор все равно схлопочешь. Тут никуда не денешься. Не переживай? через полгода снимем. А теперь пригласи ко мне парня.
        
        
        * * *
        
        Я вошёл в кабинет.
        - Садись, - Хлестков кивнул на тот же стул, на котором я сидел минут десять назад. - Во-первых, прими мои искренние извинения за действия наших сотрудников. Не должны они были тебя к этой операции привлекать, соответственно, виновные будут наказаны. Как не знаю, но это точно.
        - И куратора мне замените? - нагло улыбаясь, поинтересовался я. - Тогда требую блондинку с пятым номером лифчика!
        - Ага! - поддержал шутку Хлестков. - И с отдельной явочной квартирой, где вы служебные встречи проводить будут… Ладно, слушай меня внимательно. Рабочая версия сегодняшнего события такая… Никакого Билла ты не знаешь и никогда о таком не слышал. Просто шёл по городу, захотел отлить… Бывает же такое. Дальше зашёл в подворотню, а там четверо хулиганов к мужчине пристали. Ну ты и вмешался, не мог не вмешаться, как комсомолец и без пяти минут кандидат в члены партии.
        Он и это знает! Впрочем, чему тут удивляться, работа у него такая.
        - Подъехала милиция и всех загребла. Потом разобрались и отпустили.
        - Как-то всё это наживую белыми нитками сшито, Алексей Александрович, - поморщился я.
        - Пока так. Во всяком случае, с милицией мы такой вариант согласовали. Потихоньку подчистим. Думаю, что всё нормально будет, - подытожил он с наигранной уверенностью в голосе.
        - Надеюсь… Я могу идти?
        - Подожди, - притормозил меня хозяин кабинета. - Тут ещё и во-вторых есть. Что ты там за песню напевал, когда из кабинета выходил?
        - Да это так, ерунда. Для себя иногда хочется что-нибудь такое этакое дворовое хулиганское сочинить.
        - Ну да, для себя… Твоё «для себя» уже во всех тюрьмах и пересылках поют. Не знал? Ну вот знай. И ещё… Ты с этой публикой поосторожней там, - зачем-то понизив голос, сказал он.
        - С какой такой публикой? - изобразил я саму невинность.
        - Ты мне тут дурочку-то не включай, - нахмурился генерал-майор. - Ты как минимум с двумя ворами в законе уже знаком. И не отрицай! Поэтому и говорю тебе, чтобы был поосторожней с этой публикой. И, поверь, у нас возможностей гораздо больше. Уясни себе это. А теперь свободен.
        - Я извиняюсь, мне что, вот так свободно через двери на улицу выходить? Может, пропуск хотя бы какой?
        - Пропуск? Логично… Что-то я расслабился.
        Он открыл сейф, достал бланк и что-то на нём написал. Протянул мне.
        - Держи, отдашь на выходе.
        - На парадном? А если меня кто из знакомых увидит и задаст напрашивающийся вопрос, мол, чего это я в Управлении КГБ делал?
        - Хм… Скажешь, что вызывали по поводу инцидента с Мухаммедом Али. Хотели подробности узнать. Ну всё, ступай, у меня и без тебя дел невпроворот.
        Он протянул руку, мы обменялись крепкими рукопожатиями, и я покинул кабинет, чувствуя, как по спине стекает струйка пота. Нелегко даётся показная самоуверенность, когда общаешься с глазу на глаз с главным чекистом области. И обсуждаете вы не то, как сыграло в очередном туре «Динамо», а вещи, которые могут сломать твою судьбу, где каждый шаг - как шаг по минному полю. Да-а, влип очкарик… Крепко меня Хомяков подставил. Остаётся только надеяться, что задумка генерала сработает, и версия «проходил мимо» всеми, чьих ушей достигнет эта история, будет воспринята как довольно правдивая.
        Я вышел из Управления, набрав полные лёгкие апрельского воздуха. Как говорится, на свободу - с чистой совестью!
        «Есть мнение, - как писали Стругацкие в «Сказке о тройке», - считать сумерки сгустившимися». Ну и что это было? Вариантов на самом деле не так уж и много. Первый - это инициатива самого господина Хомякова. Причем именно только майора, так как Хлестков, судя по его реакции, реально был не в курсах. Или такой артист талантливый… И вот на хрена эта вся байда понадобилась Степанычу? Как рядовому оперу «палку срубить»? Да ну на фиг! Не тот уровень, во-первых, а во-вторых, сдается мне, что сексотов у него помимо меня, как у дурака фантиков. Залегендировать любого можно. Билл откуда узнает правду, откуда у человека баксы? Приехал какой-нибудь хрен из командировки, остались доллары и решил их толкнуть. Ну это так, навскидку. Уверен, что в Конторе не дураки сидят и придумали бы, как сделку обыграть так, чтобы Билл поверил в реальность. А тут меня вытягивают. Идиоты, что ли? Нет, не идиоты. Идиотов в таких заведениях не держат, тем более майоров. Тогда что? Тут вариант получается под номером два. Вы, дорогой Евгений Платонович, оказались «под колпаком» у Хомякова. За какие такие подвиги? А хрен его знает.
Обычный студент. Ну в боксе успехи вроде бы неплохие. Ну пару-тройку песен сочинил.
        Тут я остановился, как громом поражённый. Ох и не хрена себе вы Евгений Платонович «обычный студент»! Как говорили в моё время «стартанули вы, попав в новую жизнь, не по-детски»! Такой вот спурт получился. За год практически стал, во-первых, Мастером спорта СССР и двукратным чемпионом Союза по боксу. А во-вторых, у нас что, «обычные студенты» по два-три косаря в месяц на книжку получают? Ага, щас! И помимо книжки ещё капает. И живут «обычные студенты» в двухэтажных телефонизированных хатах со всеми удобствами. Ну и сочиняют студенты там для стенгазеты что-то или в местную многотиражку. А «обычный студент Покровский» - хрен ли нам, кабанам! - сразу на Центральное телевидение попёр. Красавец! И песни, замечу, не для непростых, а самых что ни на есть правительственных концертов пишет. Талантище, блин, многостаночник!
        Опять же, могли насторожиться, что в моих песнях присутствуют разные стили. Если что, заявлю про Эдуарда Артемьева. У того диапазон от попсы до серьезной классики. А я чем хуже?
        Ещё и в институте выбился в отличники, ни хрена толком этот институт не посещая.
        Мало того, доклад для научного кружка оказался столь глубокомысленным и интересным, что с подачи Борисова оказался напечатан в журнале «Известия Академии наук СССР. Техническая кибернетика». В немного сокращённом виде, но на пять страниц вышло, Аккурат между статьёй академика Глушкова, посвящённой ОГАС, и статьёй доктора технических наук Анатолия Китова «Программирование экономических и управленческих задач».
        О чём ты там трепался с преподом, когда типа сессию сдавал? О перспективах развития электроники? Да так убедительно, что у профессора челюсть отвалилась. Тебя кто за язык тянул? В образ вошел? И после этого ты спрашиваешь, что это было? А была это скорее всего, дорогой мой Женя, этакая проверочка типа теста. Как себя господин Покровский поведет в нестандартной ситуации. Ну и вы, господин Покровский, в очередной раз жизнерадостно лажанулись. Не так уж откровенно, конечно, но опять же абсолютно нестандартно. Значит, товарищ Хомяков себе в мозгу очередную зарубку сделал. И ещё у него ко мне один вопросик появился, наверное.
        Да, блин, ситуёвина получается веселая… Ладно, будем считать, что на вопрос «кто виноват?» мы ответили. Теперь не менее интересный вопрос - а что нам, собственно, делать дальше? Идти к Хомякову и «под большой стакан» признаваться в попаданчестве? Угу, разбежался! Это не уровень Хомякова, и даже не Хлесткова, наверное. Тогда что? Думается мне, что вот так резко что-то менять в своей жизни всё же не стоит. Майор не дурак и сразу почувствует, что вы, Женя, начали о чём-то догадываться. Поэтому продолжаем себя вести как ни в чем ни бывало. А вот как пройдёт песня «Малая Земля» и дорогой наш Леонид Ильич обратит - а он обратит стопудово - внимание на мою скромную персону, вот тогда и будем думать, что делать дальше. Во всяком случае, записи мои пусть пока себе спокойно полежат. Хотя думать, что делать дальше, наверное, стоит заранее. И чтобы, если судьба сведёт меня с дорогим нашим Леонидом Ильичом, экспромт получился заранее подготовленным. Ну а теперь домой. А то жрать хочется до жути.
        Первые дни я ходил сам не свой, мне казалось, что все оборачиваются и смотрят мне в спину, многозначительно ухмыляясь. Неприятное ощущение врагу не пожелаешь. Полина, естественно, заметила, достала меня вопросами, что со мной случилось? Женщины - они всё видят. Я отговаривался, что никак после той истории, когда меня милиция до кучи после драки загребла, не отойду. Она пожимала плечами:
        - Уж на улице подраться, насколько я тебя знаю, ты всегда был горазд. Неужто кутузка так на тебя подействовала? Плюнь и забудь! Лучше сочинил бы песню, что ли, у тебя это неплохо получается.
        Да уж, сочинитель из меня тот ещё… Хотя, думаю, практически любой на моём месте не удержался бы от возможности позаимствовать ещё непридуманные вещи. Это ж какой соблазн. Что ни говори, а слаб человек, ой как слаб… Эта аксиома подтверждается с древних времён, и только крепкие духом могут удержаться от разного рода соблазнов. А я, выходит, не так уж и крепок.
        Но раз уж начал из себя изображать крутого композитора, то чего ж теперь в позу вставать… И сел думать, чем могу порадовать любимую и её коллектив под неказистым названием «Свердловчанка». На следующий день наиграл ей на гитаре мелодию, в моём прежнем мире известную, как песня Барбары Стрейзанд «Woman in love». Ту самую, к которой в том же 1980-м году ВИА «Здравствуй, песня!» написали русскоязычный текст. Не мудрствуя лукаво, я назвал её «Влюблённая женщина».
        Оригинал мне больше нравился, что, наверное, естественно, но и его, и переведённый текст я помнил только частично. Русскоязычный в виде первого куплета и припева, что мне сейчас весьма пригодилось. Поэт я, правда, не ахти какой, но недостающие куплеты вроде бы получились, как говорят урки, с которыми я только недавно виделся, в масть.
        Когда песня была окончательно готова, я отдал её Полине, предложив аранжировку сделать её музыкантам. А ноты и текст в этот же день отнёс Нечипоренко, тот обещал всё зарегистрировать в ВУОАП и заодно выдал мне очередную рапортичку о моих доходах на музыкальной ниве. Неплохо, неплохо… За последние полтора месяца «грязными» набежало почти пять тысяч. О потраченных на бытовые агрегаты для дома деньгах я уже забыл, можно идти снимать очередные поступления, большую часть по традиции переводя на срочный вклад.
        А вот кстати, хороший приёмник не помешал бы. Хочется иногда послушать западные радиостанции, и не только музыку, в отличие от большинства сверстников. Несмотря на «глушилки», радиолюбителям всё же удавалось ловить «вражескими голоса». Найти искомое получилось в комиссионном, где меня уже знали. А за коробку конфет женщина-продавец вынесла из подсобки приёмник «ВЭФ-204» - тот же «ВЭФ-201», только экспортный вариант, это я ещё с прошлой жизни помнил. Тут же проверили, на КВ-волнах в том числе. Поймали немецкую, а потом англоязычную речь, и я со спокойной душой заплатил в кассу 120 рублей. Понятно, что рублей подороже номинала, но я на такие мелочи внимания не обращал. Тем более дизайн по нынешним временам - просто шикарный. Звук - чёткий и громкий, с сочными низкими частотами. Да и выходная мощность - ого!
        Этим же вечером слушали с Полиной поочерёдно «Голос Америки», «Радио «Свобода», «Немецкую волну»… И ловило всё почти без помех. Сказка, а не приёмник! Могли и в СССР делать достойные вещи, жаль, что завод после развала СССР продержался всего несколько лет, не выдержав конкуренции с западной и японской, а особенно с дешёвой китайской техникой. А мог бы процветать. Ну может быть, что-то изменится в этой реальности.
        Между тем я решил не останавливаться на достигнутом. Почти с самого попадания в себя молодого в моей голове то и дело крутилась песня «Мой адрес - Советский Союз». По радио и ТВ её не гоняли, то есть она вроде как ещё Тухмановым и Харитоновым не написана, и в конце концов я подумал, что надо бы запустить её в дело, пока «Самоцветы» не начали свой шлягер исполнять.
        А кому отдать? Хм, ну тут можно особо голову не ломать - тем же «Самоцветам». Известный мне по прошлой жизни вариант нравился, думаю, и в этой реальности они будут её исполнять не хуже.
        Выйти на руководителя «Самоцветов» Юрия Маликова мог помочь всё тот же Силантьев. Во всяком случае, он первый? кто пришёл мне на ум. Позвонил на ночь глядя, трубку поднял сам Юрий Васильевич.
        - А, это вы, Евгений! Наверное, решили узнать, как продвигается дело с «Малой землёй». Спешу заверить, песня готова, можем исполнять хоть завтра, но держим на премьеру к 9 мая. Будем ставить, как вы и предлагали, за спиной исполнителя хор Александрова, а за спинами хора на экране будут демонстрироваться хроника высадки десанта на Малую землю с катеров.
        - Это прекрасно, Юрий Васильевич, спасибо, что учли мои пожелания! Но у меня к вам ещё одна небольшая просьба. Очень надеюсь на вашу помощь.
        Выслушав меня, Силантьев поначалу предложил показать песню ему, заявив, что ни о каком Маликове и «Самоцветах» и слыхом не слыхивал. Я напрягся, неужели коллектив ещё не существует? Мне казалось, что в 71-м году они уже звучали, хотя, справедливости ради, пока даже по радио я их не слышал, угодив в своё молодое прошлое.
        Силантьев тем временем продолжал давить. Мол, если песня ему подойдёт, то подберут исполнителя, но я возразил, что для сольного исполнения ни Лещенко, ни Магомаевым даже в сопровождении какого-нибудь хора она не подходит, это именно вариант для ансамбля.
        - Ладно, постараюсь разузнаю про эти «Самоцветы», - вздохнул Юрий Васильевич.
        Перезвонил он на следующий день. Оказалось, что ВИА Юрий Маликов собрал в прошлом году, у них даже нет названия, просто вокально-инструментальный ансамбль под управлением Юрия Маликова. Они успели пока записать несколько песен, но не более того.
        Надо же, какая невезуха… И когда они теперь раскрутятся? Год, два? Возможно, состав у них достаточно профессионален, чтобы спеть «Мой адрес - Советский Союз», но кто эту песню услышит?
        - А телефона Павла Слободкина у вас, случайно, нет?
        - Решили с «Весёлыми ребятами» попробовать? - спросил Силантьев, и я словно наяву увидел его язвительную ухмылку. - Подождите пару минут, я загляну в свою записную книжку.
        Через пару обещанных метнут я стал обладателем номера художественного руководителя
        ВИА «Весёлые ребята» Павла Слободкина. Перед тем, как попрощаться, Силантьев спросил, не появилось ли у меня что-нибудь и для него.
        - Хм, надо подумать, - изобразил я мыслительную деятельность. - Есть у меня кое-какие намётки… Как что-то реальное оформится - я вам позвоню.
        А ещё минуту спустя (на часах было половина десятого вечера) я общался с самим Слободкиным.
        - Евгений Покровский? Тот самый, что написал «Аист на крыше» и «Этот город»? Конечно же, готов рассмотреть предложение о сотрудничестве!
        Мы договорились, что я не стану отправлять по почте конверт с партитурой, а лично приеду, и мы встретимся на репетиционной базе «Весёлых ребят». Вернее, прилечу… Сейчас я мог позволить себе перелёты в оба конца, не оглядываясь на цены.
        В столице я появился через неделю - в субботу утром. В очередной раз пришлось отпрашиваться у Борисова, пообещав в ближайшее время сочинить ещё один доклад для нашего научного кружка. В ДК завода «Калибр», где Москонцерт оплачивал ВИА репетиционную базу, меня ждали после шести вечера. На этот случай у меня имелся вариант, как не праздно провести время, а с пользой для себя. Ровно в полдень меня ждал у себя дома Силантьев, которому я тоже пообещал кое-какие «плюшки». А именно песню «Гляжу в озёра синие», ту самую, что звучит в кинофильме «Тени исчезают в полдень». Жил Юрий Васильевич на проспекте Мира, в многоэтажном доме №91, корпус №3. Знаменитый дирижёр принимал меня в гордом одиночестве - жена Ольга, по его словам, была на работе. Квартира мне понравилась, я бы от такой тоже не отказался. Да и дом ничего, из новых многоэтажек. Хотя сталинские высотки на той же Котельнической набережной меня манили больше.
        Под чаепитие Юрий Васильевич ознакомился с партитурой песни, а когда закончил и собирался что-то сказать, я сыграл на опережение.
        - Мне почему-то кажется, что она зазвучит в исполнении Ольги Воронец.
        Именно в её исполнении я помнил эту песню[5], потому и назвал фамилию Воронец. Силантьев крякнул, поправил очки, косо глянул на меня:
        - Я и рта-то открыть не успел по поводу самой песни, а вы мне уже исполнительницу советуете… Хотя песня неплохая, и музыка, и текст на уровне, однозначно беру. А что касается Воронец… В принципе, можно попробовать.
        Засим я посчитал свою миссию выполненной и откланялся. Следующие четыре часа я не спеша бродил по московским улочкам. У гостиницы «Националь», где располагался магазин «Берёзка», приметил тройку парней. Один высокий и худой, двое, напротив, мне по грудь ростом. Чутьё подсказывало, что это не просто бездельники, которые стоят тут в ожидании четвёртого, обмениваясь новостями, перед тем, как отправиться в музей или кинотеатр. Даже отсутствие спортивных сумок, которые должны быть набиты дефицитным товаром, не ввело меня в заблуждение.
        Мысль о том, что за этой троицей могут следить так же, как несколько дней назад следили за мной и Биллом, почему-то показалась несерьёзной. А ведь на фоне недавней истории по логике надо было поостеречься. Но у меня было такое настроение, что море казалось по колено, не иначе, апрельский московской воздух меня пьянил.
        И с широкой, располагающей улыбкой я пошёл прямо на них. Те смотрели на меня с настороженностью. Надеюсь, мой прикид их не разочаровал.
        - Привет, парни!
        - Привет! Чё-то я тебя не знаю, - сказал длинный.
        - А меня и не надо знать, - ещё шире улыбнулся я. - Я в Москву на один день завернул, решил разжиться чем-нибудь дефицитным. Жвачка есть?
        Я решил начать с малого. Не прогадал. После некоторого раздумья долговязый кивнул:
        - Ну, есть. Только не здесь.
        В итоге, чтобы не «светиться», мы с долговязым по подземному переходу перешли на противоположную сторону, и вошли в подворотню, перегороженную чугунными воротами, калитка в которых оказалась открыта. Похоже, длинный решил сам заработать на жвачке, а может, у тех двоих её просто не имелось в наличии. Хотя я в этом сомневался. Скорее всего, долговязый считался среди них лидером, и ему просто не прекословили.
        Мне было предложено обождать здесь, в тёмной подворотне, а фарцовщик ушёл за товаром. Появился он минут через десять с пакетом в руке. Внутри обнаружились несколько блоков жевательной резинки. После некоторого раздумья я выбрал два блока «Wrigley's Spearmint».
        - Может, ещё чего надо? - поинтересовался осмелевший дылда.
        - А что есть? Кроме сигарет - я некурящий.
        - Понял… Денег-то сколько?
        - За это не переживай, - усмехнулся я.
        - Лады, жди здесь, скоро буду.
        - Парфюм если есть - захвати, - крикнул я ему вслед. - Хочу для своей девушки что-нибудь выбрать.
        Тот, не оборачиваясь, махнул рукой. В этот раз он появился уже со спортивной сумкой, в которой имелись двое джинсов «Lee» и «Levi's», три цветастых рубашки а ля «Гавайи», галстуки самых невероятных расцветок, белый с тремя красными полосками спортивный костюм «Adidas», неизвестная мне мужская туалетная вода «Aramis» объёмом 50 мл, и женские духи «Diorissimo» от «Christian Dior» - в таком же 50-миллилитровом флаконе. Бренд от Диор был мне знаком, а вот марка духов неизвестна. Подробнее на SpellSmell.ru
        - Размеры одежды навскидку твои подобрал, у меня глаз намётанный, - похвалился долговязый. - А парфюм стопроцентно натуральный, не подделка.
        - Запах-то как узнать?
        - Можешь открыть и понюхать, - пожал тот плечами.
        Хм, так-то в своём будущем я привык к тестерам, которыми можно брызнуть на бумажку и поднести к обонятельным рецепторам. Но современный парфюм в большинстве своём был далёк от встроенных пульверизаторов, так что пришлось поступить так, как мне посоветовал долговязый. А ничего так, вполне. И цена нормальная - по полтиннику за «Aramis» и «Diorissimo».
        - Точно не подделка? - спросил я, добавив в голос строгости. - А то ведь из-под земли достану, если что…
        На лице собеседника проступило обиженное выражение.
        - Слово Рыбака - железное!
        - А с чего ты Рыбаком обозвался? Рыбалку любишь?
        - Не, - смутился тот. - Это потому, что клиентов умею отлавливать, они на меня сами клюют, как рыба на приманку.
        - Это как я сегодня? - не удержался я от подначки.
        - Типа того… Так ты брать что будешь? Одежду можно прямо здесь примерить.
        Я выбрал спортивный костюм, сидевший на мне как влитой, и оба парфюма - себе и Полине. Костюм обошёлся в сто двадцать, так что в общей сумме всё потянуло на 220 рублей. Довольный Рыбак безмятежно сунул восемь 25-рублёвых купюр и две десятки в задний карман джинсов. И презентовал мне бесплатно пакет, в который я сложил костюм. Флаконы предпочёл спрятать в портфель.
        - На будущее, если что, знаешь, где меня искать, - сказал Рыбак, протягивая руку.
        ДК завода «Калибр» располагался на улице Героя Советского Союза Алексея Годовикова в северной части Москвы. А ВИА «Весёлые ребята» занимали помещение порядка 50 м2. Переступив порог, я сразу заценил, что аппаратура по нынешним временам очень даже неплохая. Да и инструменты тоже. Здесь уже шла репетиция, и моё появление никого не заставило прервать репетиционный процесс. Вон те двое явно Леонид Бергер и Юрий Петерсон. Уж Петерсона с его выгнутой правой бровью трудно не узнать. А вон и Слободкин, руководителя сразу видно. С его согласного кивка я скромно пристроился на стульчик в углу помещения, и лишь минут десять спустя худрук ансамбля дал команду на перерыв.
        Слободкин был ненамного старше меня. Ну да, он же вроде родился 9 мая 1945 года, эта дата, когда-то прочитанная на одном из интернет-сайтов, врезалась в мою память ан всю жизнь. Значит, ему совсем скоро исполнится 26 лет. Улыбчивый, обаятельный, подвижный, как ртуть… Ничего плохого за ним вроде не водилось, если верить воспоминаниям из моего интернет-прошлого, сплошной позитив. Честно говоря, я побаивался, вдруг песня Слободкину не приглянется, посчитает, что от неё за версту несёт официозом.
        Но опасения мои оказались напрасными. Павел сам сел за клавиши синтезатора, которым оказался ни много ни мало редчайший в СССР «Minimoog», наиграл не спеша по нотам основную тему куплета, затем припева, после то же самое, но уже в более быстром темпе. Я ему сразу сказал, что сквозь мелодию должен пробиваться ритм как бы звука колес на стыках. Та-дам, та-дам, та-дам - в этом ритме песня и исполняется.
        - Недурно, - покивал он, сыграв несколько раз в уже привычном для моего уха темпе, да ещё и напевая себе под нос.
        - А на вступлении электрогитара, - добавил я. - Мне легче самому показать. Можно?
        Я позаимствовал электрогитару «Musima», немного поэкспериментировал с не таким уж богатым ассортиментом «примочек», и наконец выдал то самое «пиликающее» вступление, что в моей первой жизни знали все, кто хоть раз слышал эту песню.
        - Где-то так. А остальную аранжировку доверяю вам, - одарил я Слободкина широкой улыбкой.
        - Сделаем, - заверил тот. - Думаю, через пару-тройку дней упорных репетиций песня зазвучит. И, надеюсь, так, как её видит автор. Пришлю бобину с демонстрационной записью заказным.
        - Не сомневаюсь в вашем таланте и таланте ваших музыкантов, - польстил я руководителю ВИА и его подопечным.
        - А теперь, - он отвёл меня в сторону, - сколько мы вам должны за эту вещь?
        - Честно сказать, я не знаю, какие у вас расценки. До этого я тому же Силантьеву просто отдавал свои песни, а по факту исполнения на радио и так далее просто получаю авторские.
        - Понимаю, - улыбнулся Слободкин. - Тысяча вас устроит? Плюс авторские, конечно же, ну это будет уже отчислять автоматом.
        Я подумал, что тысяча - неплохой вариант. Особенно на фоне того, что той же «Свердловчанке» я отдаю песни бесплатно, как и тому же Силантьеву. С одного стрёмно деньги просить, с других - стыдно, у них ставки мизерные, Полина рассказывала. Не к руководству же филармонии идти, денег требовать. Да и у них вряд ли богато.
        - Что ж, пока я молодой, нераскрученный толком автор - можно и тысячу.
        В Свердловск я вернулся в приподнятом настроении. Сорок 25-рублёвых купюр, снятых Слободкиным со сберкнижки, приятно грели карман. Поездка к тому же ещё и разгрузила меня психологически, а то после акции по захвату Билла морально я чувствовал себя не лучшим образом. Это отметила и Полина, которой я презентовал из поездки флакон французских духов, после чего, даже не успев принять душ, был затащен в постель.
        - А почему Воронец?
        О том, что зашёл ещё и к Силантьеву, я ей рассказал только после того, как мы изъездили друг друга до изнеможения. Сказал, что песню сочинил в самолёте, и уже после приземления по пути к Юрий Васильевичу решил, что именно Ольга Воронец с её характерным распевным вокалом эта песня подойдёт как нельзя кстати. Так я и объяснил Полине, напомнив, что перед отлётом ей и её коллективу презентовал «Влюблённую женщину», которая однозначно станет шлягером, и поинтересовался, когда они планируют записывать альбом, в который войдут, безусловно, и мои композиции.
        - Да пока вроде и разговора не было, - растерянно ответила возлюбленная.
        - Напрасно, нужно вами заняться вплотную, а то так и зачахнете, разъезжая по районам вместо гастролей по всему СССР и соцстранам.
        В следующее мгновение она закрыла глаза в сладкой истоме и закусила нижнюю губу. Неудивительно, так как мой указательный палец погладил её набухший сосок, который покрылся пупырышками и стал ещё твёрже.
        На следующий день снова созвонился с Нечипоренко, а чуть позже занёс ему партитуры очередных песен.
        - Да у вас песни рождаются просто как из рога изобилия, - выдал он при очной встрече.
        - Ничего не могу с собой поделать, муза - она такая, требует немедленного выхода в виде нот и слов, - скромно улыбнулся я в ответ.
        Идея с альбомом, которую Полина донесла до руководителя ансамбля, пришлась тому по вкусу. У коллектива набралось как раз десятка полтора своих песен, среди которых мои смотрелись настоящими жемчужинами. Думаю, если и удастся выпустить диск, то брать его будут из-за песен «Аист на крыше», «Этот город», «Я не могу иначе» и «Влюблённая женщина». Эти песни я презентовал «Свердловчанке», хотя некоторые уже исполнялись с оркестром Силантьева. Но тот нее спешил выпускать диск, в который они могли войти, я интересовался этим вопросом в последнюю нашу встречу, так что если «Свердловчанка» решит разродиться пластинкой, то я с удовольствием разрешу записать и мои вещи. А если бы ВИА имел солистов-мужчин (в «Свердловчанке» они все только подпевали на бэке), то и «Мой адрес - Советский Союз» тоже им бы отдал.
        Однако для начала необходимо сделать хотя бы демозапись, которую можно будет показать руководству «Мелодии». Ну или тем, от кого напрямую зависит, кому повезёт быть напечатанным в виниле, а кому нет. А ведь там ещё и очередь, в моей голове засела вычитанная когда-то информация, что исполнители и коллективы годами ждали, когда их диски напечатают.
        Для начала хотя бы нужно записать полноценный магнитоальбом, чтобы уже можно было показать товар лицом. И записать на хорошую аппаратуру. Я не поленился, наведался в филармонию, и пообщался с руководителем коллектива Алексеем Михайловичем Царёвым. Тот сказал, что у них всё есть для записи, кроме многоканального магнитофона. В филармонии есть только «Тембр-2», переделанный в 4-канальный, но качество записи было так себе. В принципе, по его словам, битлы начинали на 2-дорожечных, потом перешли на 4-дорожечные, а с 1968 года писались уже на 8-дорожечных. Вот в идеале записаться бы на 8-дорожечном магнитофоне, но такой имеется вроде бы только на областном радио в единственном экземпляре.
        - Не дадут на пару дней? - спросил я.
        - Вряд ли.
        - А если к ним заявиться и записаться в их студии?
        - Н-не знаю, - пожал тот плечами. - У меня на радио знакомых нет.
        - У меня тоже, - вздохнул я. - Но попытаться можно.
        Радийщики занимали одно здание с телевизионщиками на Луначарского-212. С директором областного радио я решил не встречаться. Это было чревато долгими бюрократическими проволочками с оглядкой на партийные органы и вышестоящее начальство… Гораздо проще и быстрее работать с непосредственным исполнителем. В данном случае звукорежиссёром. На вахте удалось выяснить, как его звать, и номер телефона. Можно было позвонить с висящего тут же на стене по внутреннему номеру, что я с удовольствием и сделал.
        - Осипов слушает, - буркнуло в трубке.
        - Валерий Митрофанович? Добрый день! Вас беспокоит Евгений Покровский. Слышали о таком?
        На том конце провода повисла пауза. Секунд десять спустя ответили:
        - Вроде что-то слышал… Кажется, какой-то Покровский на нашем телевидении в сюжетах проходил. Боксёр, композитор… Не вы ли это часом?
        - Часом я, - на моём лице непроизвольно появилась улыбка. - Могу я с вами пообщаться с глазу на глаз?
        - А вы где?
        - Я внизу, с вахты звоню.
        - Тогда сейчас спущусь.
        Осипов со своей блестевшей залысиной, пожелтевшими от табака усами и очках в роговой оправе выглядел лет на сорок с лишним.
        - Пойдём на улицу выйдем, я выкурю дежурную папироску.
        Вышли. Он достал из кармана пачку «Беломора».
        - Будешь?
        Как-то органично он перешёл на «ты», а я, уже вжившись в образ 22-летнего парня, такого панибратства позволить себе не мог.
        - Нет, спасибо, не курю.
        - Ах, да, спортсмен же…
        Он постучал папиросой о поверхность пачки, сунул «беломорину» в рот, чиркнул спичкой, затянулся, выпустив в воздух струю сизого дыма.
        - Ну, что у тебя стряслось? - наконец спросил он. - Зачем я тебе понадобился?
        - Слышали про вокально-инструментальный ансамбль «Свердловчанка»? - ответил я вопросом на вопрос.
        - Не припомню.
        - А песни «Аист на крыше» и «Этот город», «Я не могу иначе»?
        - Так их вроде как эта… как её… Полина Круглова исполняла по телевизору?
        - Она и в «Свердловчанке» их исполняет. Кстати, мои песни, - скромно добавил я.
        - А-а, понятно, - в глазах Осипова мелькнуло что-то похожее на уважение.
        - Так вот «Свердловчанке» нужно записать магнитоальбом, а у них нет соответствующей аппаратуры. Вернее, многоканального магнитофона, который, по слухам, имеется у вас.
        - Имеется, - кивнул тот, пыхнув папиросой и не выказав особого удивления. - Четырёхдорожечный TEAC A-4010 от японской компании «Tascam». Только я на руки не могу дать, вещь импортная, казённая, мне за неё потом всю жизнь расплачиваться.
        - Так и не надо. Они сами к вам придут, вместе с инструментами. И вас не обидим. Хоть этим делом, - я оттопырил большой палец и мизинец, - в количестве ящика, хоть деньгами.
        - Да вы что?! - Осипов посмотрел на меня, как на умалишённого. - Только концерта мне на рабочем месте не хватало. Хоть студия и звукоизолированная, но целый ансамбль… Писался у меня как-то дуэт, но они пришли с акустическими гитарами.
        - Можно в выходные, когда начальства на работе не бывает. В воскресенье, например.
        - В воскресенье с утра ведущий приходит на новости. Потом, правда, до утра понедельника никто не появляется, я сижу или мой сменщик до вечера, следим, чтобы приёмник работал без сбоев. Но тот же директор, случается, заходит. Живёт он рядом, а дома ему с женой скучно, уйдёт типа погулять - а сам к нам. Проверяет, вроде как… Да и вахтёр может проболтаться. Разве что чекушку ему налить… Нет, опасно.
        Он покачал головой и выбросил окурок в стоявшую рядом урну.
        - И что же делать? Вся надежда была на вас.
        Осипов задумчиво поглядел вдаль, в сторону устремившейся в небо, как готовый к взлёту космический корабль, телевышки.
        - Одного дня хватит для записи? - наконец спросил он.
        - Думаю, если постараться, то да.
        Правда, подумал я, выдержат ли голосовые связки Полины. Но это уже другой вопрос.
        - В это воскресенье мой сменщик дежурит. Я могу попробовать взять магнитофон на один день домой, вроде как показать знакомому мастеру, сказать, что что-то внутри заедает. А сам к вам… У вас помещение-то есть с нормальной звукоизоляцией?
        - Должно быть, думаю, в целой филармонии можно найти.
        - Ну тогда записывай мой домашний телефон, позвонишь в субботу днём, скажешь, соберутся твои музыканты в своей филармонии или нет. Я в воскресенье могу прямо с утра. И по цене… Сто рублей за день аренды пойдёт?
        В его голосе что-то дрогнуло, видимо, он не рассчитывал на то, что я соглашусь на такую сумму, и думал, что проситель начнёт сбивать цену. Но я его в этом плане разочаровал.
        - Нормально. Аренда в вашем присутствии с 9 утра до 9 вечера.
        - Договорились.
        - Кормёжкой обеспечу, - добавил я.
        - Сразу видно дельного человека… Кстати, магнитофон работает на 7-дюймовых катушках. Есть они у вас?
        - Честно говоря, не в курсе.
        - Выясните тогда, если что - могу прихватить несколько штук по пятёрке за экземпляр. Японские, «Sony», - со значением добавил он. - Для себя откладывал, мог бы и за десятку каждую продать, но ради хорошего дела, так уж и быть, сделаю скидку.
        Как ни странно, звукоизоляционной комнаты во всей филармонии так и не нашлось. До воскресенья оставалось два дня, и я выдвинул идею обклеить репетиционную кусками поролона. Именно так была обеспечена звукоизоляция в одной из студий, где мне довелось побывать в прошлой жизни. Материальные расходы я взял на себя, другой вопрос - где взять поролон? Логичный ответ - в хозяйственных магазинах. Я там его и взял, правда, чтобы набрать достаточное количество - пришлось объехать четыре магазина, все, что знал таксист. Рулоны волнистого и гладкого поролона забили не только багажник, который не хотел закрываться (так и пришлось ехать с открытым, притянутым к заднему бамперу проволокой), но и всю заднюю половину машины, что начисто лишило водителя обзора с помощью салонного зеркала.
        Но ничего, доехали, сумев не попасться на глаза гаишникам, потом с таксистом и руководителем ВИА таскали эти рулоны в студию. А в субботу все музыканты, и я в том числе, принимали участие в нарезке и поклейке поролона на стены (потолок решили не трогать), для чего у завхоза пришлось позаимствовать стремянку. А вообще, для того, чтобы нам разрешили устроить всё это безобразие, Царёву и мне с ним в качестве тяжёлой артиллерии (как-никак мои песни исполняются на правительственных концертах и «Свердловчанкой», зарабатывающей на этом для филармонии деньги) пришлось почти час уговаривать директора филармонии. Согласился он только после того, как мы заверили его, что после записи альбома поролон будет снят и комната приобретёт первоначальный вид. Потому и клеили клейстером, чтобы потом смывалось легче, хотя у барабанщика была идея использовать клей «88».
        В воскресенье без двадцати девять утра я на такси подъехал к дому Осипова, водитель посигналил, и через три минуты звукорежиссёр спустился, аккуратно, двумя руками держа громоздкий «Tascam». Он не выпустил его из рук, даже усевшись на заднее сиденье «Волги». А я между тем подумал, что хоть услуги такси в СССР, конечно, относительны дёшевы - для меня, во всяком случае - но, учитывая маршруты, которые мне приходится проделывать, наличие личного автомобиля было бы весьма кстати. Тем паче пусть и не осталось после отъезда Резников гаража, но можно было припарковать машину во дворе, зацементировав площадку, а со временем сделать навес, ну или поставит полноценный гараж.
        Сейчас на моём текущем счету оставалось около полутора тысяч, а на срочном - почти четыре. «Волгу» брать не хотелось, слишком уж прожорливая и неповоротливая, что 21-я, что 24-я. Из «Жигулей» пока выпускалась только 1-я модель, до 6-й ещё целых пять лет. Вот что я взял бы - так это «BMW» линейки «Neue Klasse», а конкретно «2000 Sedan», выпускавшийся с 1966 по 1972 годы. Был у меня в прошлой жизни друг Петрович - коллекционировал старые автомобили, преимущественно немецкие, выпускавшиеся с 20-х и до 80-х годов XX века. Имелся в его коллекции и такой вот немец. Помнится, усевшись за руль, я подумал, что, если бы у меня имелась такая возможность в студенческие годы, то приобрёл бы себе аналогичный «бумер». И ведь сейчас, по идее, такая возможность имеется. Петрович говорил, что новый «2000-й» стоил порядка 11000 марок.
        Но даже если я наскребу нужную сумму, то достать иномарку окажется почти невыполнимой задачей. Можно вспомнить, что в 70-е единственным владельцем «Мерседеса» в Москве был Владимир Высоцкий. В Москве! Про Свердловск я и не говорю. Знаю, что один из основных каналов поступления иномарок в СССР шел через дипломатов. Когда приходило время переезда дипломата за рубеж он сдавал автомобиль в специальный комиссионный магазин, через который его могли купить другие граждане. Понятно, что «другие граждане» - это имевшие не только деньги, но и связи, в частности, с директором того же комиссионного магазина, готового придержать иномарку для своих. Да и сколько таких дипломатов?
        Моряки, да, привозили из зарубежных рейсов, им было разрешено привезти не более одного автомобиля. Или артисты могли потратить на авто честно заработанную на гастролях валюту. Не исключаем и подарки. Если память не изменяет, в своё время Юрий Гагарин, проявлявший интерес к хорошим машинам, но не имевший возможности их приобрести, получил в дар от французского автопроизводителя спорткар «Matra Bonnet». А Галине Улановой Пьер Карден подарил «Citroen DS». Но я не космонавт и не балерина. Эх, если бы разрешили провести бой с Али, да за хороший гонорар… Но наши чиновники на такое не пойдут, а если и пойдут, то мне от гонорара может, только тысяча-другая «зелени» обломится. Да и какая иномарка, когда я под «колпаком»… Так что свои влажные мечты оставим пока при себе.
        Музыканты, Полина и худрук были на месте. Ну, Полина из дома ускакала, когда я ещё такси заказывал, так что в её присутствии я не сомневался. К счастью, никто из членов коллектива не заболел, не сломал ногу по пути в филармонию, в общем - все с нетерпением ожидали нашего появления.
        А дальше Осипов не спеша подключил к магнитофону захваченные с работы шнуры, те через микшер были подключены к инструментам и микрофонам, после чего начался процесс записи альбома. Я подсказал Царёву, что на всякий случай лучше начать с моих песен, пока Полина в голосе, и тот со мной согласился. Кто ж знает, насколько хватит у неё связок, доселе таких песенных марафонов ей устраивать не доводилось. К моему удивлению, на каждую песню у музыкантов ушло по два, максимум три дубля, так что к шести вечера всё было готово. Прерывались только на обед, сбегать в столовую через дорогу. Уговорил и Осипова с нами сходить, заверив, что замок в двери студии крепкий. А потом рассчитался и посадил в такси.
        - Как планируете назвать альбом? - спросил я усталого Царёва, когда мы все вышли на крыльцо филармонии.
        - Честно говоря, как-то ещё не думали над этим, - признался он. - Что-нибудь типа «Уральские просторы»… Ну не знаю.
        - А я предлагаю вам не мучиться. Назовите альбом по заглавной песне.
        - Это по какой же?
        - Например, «Влюблённая женщина». Чем не заглавная? А на обложке пластинки Полина и сзади музыканты ансамбля.
        - Эка, размечтались, пластинки, - крякнул Царёв, покосившись на зардевшуюся Полину. - А так бы да, было бы неплохо. Ребята, вы как отнесётесь к такому предложению, назвать альбом «Влюблённая женщина»? - повернулся он к прислушивавшимся к нашему разговору музыкантам.
        Возражений не последовало. Я улыбнулся:
        - Ну вот, с названием решили. А насчёт пластинки… Будем думать.
        
        [1] «Канарейка» - на блатном жаргоне милицейская машина.
        [2] Оперсос - на блатном жаргоне оперативный сотрудник.
        [3] Майдан - на блатном жаргоне вокзал, площадь.
        [4] Из песни Михаила Круга «Не спалила, любила».
        
        [5] Первой исполнительницей песни была Екатерина Шаврина, но наибольшую известность композиция получила в исполнении Ольги Воронец.
        Глава 6
        В последних числах апреля позвонил представитель оргкомитета праздничного концерта к 9 мая, сказал, что на меня забронирован пригласительный. На меня одного, уточнил он, когда я намекнул насчёт Полины.
        - Она вроде бы вам не жена? Но даже если бы была жена, не факт, что пригласительный выписали бы на неё.
        Мне было сказано, когда и где я смогу забрать пригласительный, напомнив, чтобы не забыл паспорт.
        - А комсомольский билет пойдёт? - зачем-то спросил я.
        - Только паспорт! Иначе ваше место останется незанятым, а чтобы в кадре пустота не зияла - нам придётся подсаживать кого-то из своих. И в следующий раз вас уже вряд ли пригласят.
        Концерт по традиции пройдёт накануне праздника, вечером 8 мая в Кремлёвском дворце съездов. Мне даже обещали номер в гостинице «Россия», где поселятся многие из гостей концерта. Той самой, сразу же пришло на память, где в 1977-м случится пожар с многочисленными жертвами. И который не только можно, но и нужно было предотвратить, о чём я и писал в своих «мемуарах о будущем». Но и помимо этой трагедии случится множество других важных событий, и что-то, кстати, из мной описанного уже произошло. Не так уж сильно пока я влияю на ход истории, не раздавил, видно, ту «бабочку Брэдбери», либо раздавил, но изменения наступят намного позже. А я ещё здесь, и продолжаю влиять на происходящее вокруг. Но хотя бы одну папочку уже пора кому-то всучить. Жаль только, возможности пока не представляется.
        Об этом разговоре я, естественно, рассказал Полине, когда она вернулась с очередной репетиции.
        - Жаль, что в этот раз я не выступаю, - огорчённо вздохнула она. - Видно, где-то там решили, что я и так уже примелькалась. Ну ничего, вот выйдет пластинка… Кстати, я же бобину с нашим альбомом принесла! Мне её Царёв подарил, просил тебе показать, спросить твоё мнение о качестве записи.
        Она кинулась к своей сумке и достала из неё упакованную в коробку магнитную плёнку «Славич». Оригинальную запись делали на «Sony» из запасов Осипова, а вот копии раскидали на отечественную магнитоплёнку. На коробке фломастером была сделана надпись: «Влюблённая женщина», ВИА «Свердловчанка».
        - Жаль, что слушать не на чем, - огорчённо вздохнула она.
        - Не переживай, завтра же пойду в комиссионный, я там уже свой человек, надеюсь, и в этот раз мне помогут.
        Однако в комиссионном ничего стоящего обнаружить не удалось. Продавщица развела руками - хороший магнитофон «Яуза-10» взяли только позавчера.
        - А так - вот, больше, к сожалению, ничего предложить не могу.
        Я посмотрел на огроменный «Днiпро-12Н», на переносную «Сонату»… Вздохнул, поблагодарил и отправился восвояси. А на выходе меня тормознул дядечка непрезентабельной внешности.
        - Извините, - сказал он негромко, - я случайно услышал, что вам нужен хороший магнитофон.
        - Верно, нужен… А у вас есть что предложить?
        - Есть, но сразу предупреждаю - вещь дорогая. Магнитофону два года, но им почти не пользовались…
        - Что за модель-то хоть?
        - Японская, фирмы «Crown».
        - И почём?
        - Тысяча! - выдохнул мужичок. - Поверьте, это я ещё дёшево отдаю, мог бы продать за полторы, а то и две, но срочно деньги нужны. Потому и через комиссионку продавать не стал. Ещё неизвестно, сколько бы он там простоял за две тысячи.
        Собираясь в комиссионный, я на всякий случай захватил как раз тысячу, так что вариант с немедленной покупкой хорошей аудиотехники приобретал явственные очертания.
        - Не краденый? - сдвинув брови, спросил я.
        - Боже упаси! Это нам с женой зять подарил, он моряком на сухогрузе, по всему миру плавает.
        - Какой у вас щедрый зять!
        - Так он дочку мою так сильно любит… Она у меня знаете какая красавица?!
        - А что ж деньгами не поможет, если так сильно понадобились?
        - Да неудобно как-то просить, - вздохнул дядечка.
        - И как ваш зять относится к тому, что вы продаёте его подарок?
        Мужик тяжело вздохнул:
        - Так я не говорил пока… Сосед мотоцикл с коляской продаёт, мне ж на дачу ездить в самый раз.
        - А жена одобряет?
        Тот снова тяжело вздохнул, шмыгнул носом.
        - Не стало моей Екатерины в том году, онкология…
        - Хм, извините, - откашлялся я.
        - Ну что, пойдёте смотреть? Тут недалеко. А то вдруг передумаю.
        Владимир Васильевич, как он представился, жил и впрямь недалеко. Двухкомнатная квартира, вернее, полуторка. Обставлена скромно, и накрытый кружевной салфеткой магнитофон в этой скромности казался настоящим бриллиантом. И это был «Crown CX 822». Слышал я про эту модель, считавшуюся очень удачной у фирмы, которая была не так плодовита, как её восточные коллеги типа «AKAI» или «Sharp». Но при этом брала качеством, с которым порой не могли сравниться легендарные деки «Pioneer».
        - Меня зять научил, как им пользоваться, но записывать на нём я ничего не пробовал, оно мне без надобности. При жене несколько раз включал, а я как её не стало - так и стоит. Я вон даже салфеточкой его накрыл.
        - Ну что ж, давайте проверим, как техника работает.
        Работа японского магнитофона меня не разочаровала. Мы прослушали пару импортных бобин с записями «Bee Gees» и «Creedence Clearwater Revival», которые, по словам Владимира Васильевича, ему подарил тоже зятёк, и ударили по рукам. К тому же головки оказались практически нулёвыми. До кучи за 20 рублей я купил у него десяток бобин с записями зарубежных групп, включая прослушанные. И на всякий случай записал паспортные данные. Может, он ворованный? В смысле, магнитофон. А эта хата вообще съёмная, место сделки.
        Полина, конечно, не сильно понимала в такой технике, но я как мог объяснил, что оно того стоит. А затем предложил послушать альбом «Влюблённая женщина». Та песня как раз шла заглавной. Мы прослушали весь альбом, и меня приятно удивило качество записи. Впрочем, если учесть, что писалось всё на профессиональную технику, на японскую плёнку и переписывалось на не самую худшую, а, возможно и лучшую отечественную магнитоплёнку, то можно было и не сильно удивляться. Да и слушали на крутом маге. Прослушали два раза, и я понял, что такую плёнку не стыдно и в «Мелодию» отвезти. Материала хватит для диска-гиганта, но если получится записать только миньон песни на четыре, то в него должны войти все мои вещи.
        С Силантьевым я уже на днях созвонился, тот обещал посодействовать, будучи лично знаком с генеральным директором фирмы «Мелодия» Василием Ивановичем Пахомовым. Но просил сначала показать материал ему, чтобы лично убедиться в том, что альбом достоин печати на виниле. Я ещё спросил, потребуется ли в случае одобрения новая запись уже на студии «Мелодии», на что получил ответ:
        - Если качество руководство «Мелодии» устроит, то могут и вашей плёнкой обойтись. В конце концов, они не приглашают «Битлз» записываться к себе на студию, когда без разрешения ливерпульцев печатают миньоны с их песнями.
        Поэтому для меня первоочередной задачей было вручить бобину Силантьеву. Теперь, когда она была у меня на руках, я мог хоть завтра отправляться в Москву. Правда, летать (не тащиться же поездом) только из-за того, чтобы вручить плёнку, я считал большим расточительством. Поэтому позвонил Силантьеву и сказал, что отдам ему коробку с бобиной 8 мая, перед концертом в Кремле.
        До которого, кстати, оставалось 10 дней. А за 9 дней до концерта на тренировке Казаков объявил:
        - Ну что, Женёк, вчера мне звонили из федерации бокса. Попросили до тебя донести, что ты включён в расширенный список сборной на поездку в Испанию, на чемпионат Европы. Двухнедельные сборы в Крыму начнутся 25 мая, по их итогам будет сформирован окончательный состав сборной. 24 мая тебе нужно быть в федерации, где назначен общий сбор, а оттуда в тот же день вылетаете в Крым. Там какая-то база Министерства обороны на побережье, где и разместитесь.
        Да, за Испанию мне ещё придётся побороться. Что ж, я и не рассчитывал, что место в команде мне преподнесут на блюдечке с голубой каёмочкой.
        Опять же, с учёбой сплошные непонятки. Меня так из института на фиг выгонят, невзирая на заслуги. Но проректор вошёл в положение, договорились, что преподы составят мне индивидуальный план, по которому я буду заниматься на сборах и на соревнованиях. Ну и отлично! Так-то я мог и без занятий сдать все зачёты включая пятый курс, но приходилось изображать из себя обычного студента.
        1 мая началось с традиционной демонстрации трудящихся, учащихся и интеллигенции. Я, как обычно, шёл в колонне нашего политеха, а Полина впервые двигалась через площадь в колонне работников культуры. А ближе к вечеру мы с ней отправились в ресторан Дома офицеров. Здесь меня уже знали, а ещё лучше знали мои чаевые, поэтому столик нашёлся без проблем. К тому же я вчера заходил, переговорил кое с кем, о чём Полине пока знать было не нужно.
        А на небольшой сцене уже настраивали свои инструменты музыканты ресторанного ансамбля, и Серёга Зинченко приветливо махнул мне рукой. А я махнул ему в ответ, подмигнув. Тот подмигнул мне и кивнул, мол, всё будет пучком.
        Полина в своём лучшем платье и с лицом, слегка подправленным импортной косметикой, была прелесть как хороша. И я рядом с ней чувствовал себя настоящим мачо, мои широкие плечи расправились до такой степени, что, казалось, пиджак вот-вот начнёт трещать по швам.
        В какой-то момент я понял, что пора, не следует дальше тянуть, и бросил вопросительный взгляд в сторону Серёги. Тот поймал его, чуть заметно в ответ кивнул, и я, сказав Полине, что приготовил для неё небольшой сюрприз, направился к сцене. Музыканты ансамбля также были в курсе моего флешмоба, а потому не удивились моим действиям.
        Взяв в руку микрофон, я сказал:
        - Друзья, минуточку внимания!
        Лица гостей ресторана дружно повернулись в мою сторону. Поля тоже смотрела, и в её глазах также застыло удивлённое выражение. Но в них помимо прочего читалось предвкушение чего-то хорошего. Что ж, постараюсь свою любимую не разочаровать.
        - Эту песню я посвящаю всем женщинам, но в первую очередь своей невесте, которая присутствует в этом зале.
        Музыканты заиграли вступление, а я запел:
        Очарована, околдована,
        С ветром в поле когда-то повенчана.Вся ты словно в оковы закована,Драгоценная ты моя женщина…
        Для исполнения этого романса моих вокальных способностей хватало, к тому же мы на днях немного порепетировали. В оригинале она была на катрен[1] длиннее, я его выкинул, сделав похожим на тот вариант, что стал популярен в конце 80-х. Вернее, будет популярен. Николай Заболоцкий написал стихотворение в 1957 году, практически перед смертью, а в 1968 году бард Александр Лобановский написал и музыку. Так что песня уже ушла в массы, и претендовать на её авторство я не собирался.
        Приятно, когда тебе аплодирует весь зал. А вдвойне приятно видеть счастливую улыбку и сияющие глаза любимой девушки.
        Вернувшись за столик, я достал из кармана маленькую коробочку, открыл её и протянул Полине.
        - Ты выйдешь за меня?
        Она часто-часто заморгала, глядя на золотое с небольшим бриллиантом колечко, и в её глазах почему-то появились слёзы. Надеюсь, это были слёзы счастья.
        - А ты сомневался?
        - Тогда предлагаю это дело отметить.
        Пока она примеряла колечко (с размером всё-таки угадал), я наполнил наши бокалы шампанским. Домой мы попали слегка пьяными и счастливыми ближе к полуночи. В ресторане и затем в такси мне пришлось выслушать и ответить на массу вопросов, связанных с подачей заявления и последующей свадьбой, а на некоторые Полина отвечала сама. Например, сама обозначила тему свадебного платья и тут же пришла к выводу, что наилучший вариант - пошить самим. Вернее, купить ткань и озадачить мастера какого-нибудь ателье.
        - Только, наверное, дорого выйдет? - спросила она, жалостливо заглядывая мне в глаза.
        - Такое событие случается раз в жизни… У большинства, - добавил я. - И мне хочется, чтобы моя невеста выглядела на миллион. Пусть тебе пошьют такое платье, какого ни у кого в Свердловске - а может и во всём СССР - ещё не было.
        - Класс! - воодушевилась Полина. - У солистки нашей филармонии Нинки Раушбах родственники живут в ГДР, присылают ей западногерманские журнал мод «Бурда» и каталог «Отто». Правда, на немецком, но там главное - фотографии. Я у неё попрошу, может, там что интересное будет. Представляешь, в ЗАГС войду как какая-нибудь фрау!.. А когда мы пойдём подавать заявление в ЗАГС?
        - Да хоть завтра! Ради такого случая я даже готов прогулять первую пару.
        Её мой ответ устроил, и ровно в 9.00, едва распахнулись двери отдела ЗАГС Ленинского района Свердловска, мы переступили порог учреждения. Бланк заявления выдавали в специальном окошке. Учитывая, что я вполне мог поехать в Испанию, а турнир там закончится 19 июня, мы сошлись на 26 июня. Даже если не попаду на Европу - будет время как следует подготовиться.
        - За почти два месяца заявления не подают, - резюмировала тётка в окошке.
        - Но в виде исключения можно?
        - В виде исключения - это к заведующей, на второй этаж.
        Вскоре мы сидели в кабинете заведующей Ленинским ЗАГСом Татьяны Андреевны Коряк - костистой тётки неопределённого возраста, не выпускавшей изо рта сигарету. На столе лежала початая пачка «Родопи», а в пепельнице - смятый окурок. Похоже, до нашего появления, хоть мы были и первыми, она успела выкурить сигаретку. Но и она ни в какую не шла нам навстречу.
        - И никак нельзя войти в наше положение? - просительным тоном поинтересовался я.
        - Нельзя, это закон! Приходите в конце мая, - напутствовала нас Коряк.
        Мы с Полиной тяжело вздохнули и покинули помещение.
        - Ничего страшного, - сказал я своей расстроенной невесте. - Месяцем больше, месяцем меньше… У нас впереди вся жизнь.
        А чтобы сильно не расстраивалась, я предложил ей пока заняться подготовкой свадебного наряда. Я-то костюм себе всегда успею купить. В крайнем случае у меня есть один вполне приличный, можно и в нём в ЗАГС идти. А вот у невест с нарядом всё куда серьёзнее. Ну вот и пусть занимается пошивом платья, будет чем заняться до свадьбы.
        Билет на утренний рейс 8 мая до Москвы я приобрёл заранее, без суеты, и погода свинью не подложила - небо было ясным, с редкими обрывками зависших в бездонной лазури облаков. Полёт так же прошёл без происшествий, и из аэропорта я сразу поехал в гостиницу «Россия». Поселился в двухместном номере не с кем-нибудь, а самим Расулом Гамзатовым. Он появился попозже, когда я уже переоделся в тренировочный костюм и подумывал, не включить ли кондиционер. Да-да, наш номер (подозреваю, что и большинство дрогших, если не все) был оборудован кондиционером «Toshiba». Похоже, в Баку выпуск бытовых кондиционеров ещё не освоили. А может, кондишены японской фирмы хоть и дороже, но престижнее, тут же и иностранцы останавливаются. Да и шума от них наверняка меньше. У нас многое делается на совесть, но кондово. Взять пылесосы… Всасывают с охеренной мощностью, но движок работает с таким шумом, словно где-то рядом взлетает ракета. То ли дело какой-нибудь «Electrolux» - мечта советской домохозяйки, по большей части несбыточная.
        - Покровский? Да-да, слышал я про тебя, - тонкие губы под огромным, почти как у Фрунзика Мкртчяна носом, разошлись в улыбке. - «И вновь продолжается бой!», «Аист на крыше», «Я не могу иначе»… Твои же вещи?
        Я скромно улыбнулся:
        - Да, есть такое, Рамсул Гамзатович.
        - Ты вообще уникум, и стихи пишешь, и музыку. Как так у тебя получается?
        - Кабы я сам знал, - снова с улыбкой пожал плечами. - Оно как-то само собой получается.
        - Талант, самородок… Уральский самородок, - со значением добавил он, поднимая вверх указательный палец. - А в этот раз что за песню сочинил?
        - «Малая земля», посвящена советскому десанту в 1943 году у Новороссийска. Вы, наверное, тоже приехали не с пустыми руками?
        - Да-а, сегодня Иосиф Кобзон поёт песню на мои стихи «Журавли». Её когда-то прекрасно Марк[2] исполнил, хотя записывал в студии, уже будучи тяжело больным, - печально вздохнул Гамзатов. - Теперь Кобзон поёт, и поёт, на мой взгляд, неплохо… Ладно, давай-ка за встречу!
        Он порылся в своём огромном бауле, и на столе появилась бутылка с тёмно-золотистой жидкостью.
        - Коньяк 5-летней выдержки, наш, дагестанский! - с гордостью заявил Рамсул Гамзатович.
        - А я кое-что захватил из закуски.
        И стал выкладывать на стол свои съестные припасы.
        - Я тоже захватил, сейчас устроим, как говорит один мой друг из Ташкента, настоящий дастархан.
        В номере к казённому графину прилагались два стакана тонкого стекла с цветными ободками, так что было куда налить спиртное. Коньяк действительно хорош. Да и колбаса с и лепёшками чуду с творожно-картофельной начинкой на вкус вполне ничего.
        - Это что, горячего всё равно не привезёшь, то, что нужно прямо из печи есть, - сокрушался Гамзатов. - Приезжай к нам в Дагестан, я тебя таким угощу - пальчики оближешь! Курзе пробовал когда-нибудь? Это такие пельмени, только вкуснее ваших. А хинкал! Сказка! Тысяча и одна ночь!
        Как-то незаметно уговорили всю бутылку. С сожалением взглянув на пустую тару, Гамзатов осведомился у меня:
        - Какие планы на день? Лично я собираюсь как следует отдохнуть перед концертом.
        - Да и я, пожалуй, Ваньку поваляю, только нужно будет заранее прогладить костюм.
        Оказалось, что костюм может погладить и горничная. Официально эта услуга стоила один рубль. Я с готовностью переложил на её хрупкие плечи эту почётную обязанность. Собственно, я за всю жизнь так и не научился толком гладить одежду, даже став на склоне жизни холостяком. Хотя, казалось бы, обучиться этому должен был ещё в общаге. Но у меня никогда не получались эти чёртовы стрелочки!
        Итак, из гостиницы я выйду, скажем, в 16 часов. С запасом, так как пешком до Александровского сада идти всего ничего. Почему именно туда? Потому что в 17 часов я должен находиться у могилы Неизвестного солдата. Вчера созванивался с Силантьевым, договорились, что на этом месте с ним и встретимся, где я передам Юрию Васильевичу бобину с записью альбома «Влюблённая женщина». Во Дворце съездов, по словам руководителя оркестра, это будет сделать затруднительно из-за слишком большого количества понатыканной всюду охраны - участники концерта и зрители не должны нигде пересекаться. Конечно, я мог бы и домой к Силантьеву нагрянуть прямо из аэропорта, но он сам предложил такой вариант, и я не стал возражать, чтобы не показаться слишком назойливым.
        Гамзатов захрапел практически моментально. Тоже, что ли, поспать… Несмотря на выпитое, в сон не клонило, наверное, потому что ещё и в самолёте выспался, да и не привык я днём дрыхнуть. Телевизор не включишь, соседа могу разбудить, разве что свежую прессу, которой закупился в фойе, почитать… Собственно, советские СМИ при всей моей любви к Родине навевают смертную тоску. Интервью с дояркой, очерк о сталеварах, целые полосы отводятся под решения партии и правительства… Единственная отдушина из этой пачки газет - свежий номер «Советского спорта». В разгаре чемпионат СССР по футболу во всех лигах, в освещении, конечно, предпочтение отдаётся Высшей лиге. Московское «Динамо», за которое я болею с детства, пока выступает относительно неплохо, но я помнил, что в этом сезоне динамовцы до медалей не доберутся, а чемпионами станут их киевские одноклубники.
        Нет, при таком храпе ни о каком отдыхе не может идти и речи! Я даже на газетных строках не мог сконцентрироваться. Я к старости, знаю, тоже начал подхрапывать, но, как мне говорили, терпимо, а знаменитый дагестанский поэт просто какие-то рулады выводит.
        Прогуляться, что ли… Оставив ключи от номера на столе в пепельнице (мы оказались в «вагоне для некурящих»), спустился на первый этаж. Побродил по холлу, исподволь всматриваясь в мелькающие мимо лица, но знакомых по фото в газетах/журналах и прочим СМИ не увидел. Зато немало было явно крестьянских и пролетарских лиц, так же, как и я, во всей видимости, удостоившихся приглашения на праздничный концерт. И не только славянских. Какой-то высокий, говорящий с акцентом прибалт, доходчиво объяснял невысокому представителю узбеку или таджику в тюбетейке, что во Дворец Съездов пешком идти не надо, туда от гостиницы будут ходить специальные автобусы. И об этом его должны были предупредить заранее. На что узбек/таджик отмахивался, мол, ему директор колхоза ничего про это не говорил. Ну да, и мне придётся поспешать от Александровского сада, чтобы в 18.00 вместе со всеми уехать на одном из «Икарусов» на торжественное мероприятие. Предупредили, что посадка будет проходить по спискам начиная с 17.30 до 18.00, и при себе необходимо иметь паспорт. Может, на первый «Икарус» я и не успею, но на последний обязательно
нужно попасть.
        Нагулявшись по фойе и убедившись, что меня, звезду бокса и музыки, так никто и не узнал, я вышел на улицу. Оглядев себя со стороны, понял, что в «адидасовском», купленным у фарцовщика белом костюме и кроссовках похожу на спортсмена. И меня тут же потянуло пробежаться, растрясти немного осевшие в желудке дагестанские яства. Ну и алкоголь разогнать. Однако я себя оборвал. Какая на фиг пробежка после еды и спиртного?! Никакой пользы для организма, один вред, в преддверии сборов так рисковать… Оно мне надо?
        Но чем сидеть в номере возле живописно храпящего народного поэта Дагестана, уж лучше просто прогуляться по центру Москвы. Миновал улицу Разина (будущая Варварка), свернул на Куйбышева (будущая Ильинка) до Ильинских ворот, то есть до метро «Площадь Ногина». Впереди чуть левее Политехнический музей, правее - памятник Героям Плевны. Братушки, мать их… Предатели первостатейные, а мы им всё попу лижем.
        Здесь я свернул в старые дворики. На память пришла сцена из ещё не снятого фильма «По семейным обстоятельствам», где Изольда Тихоновна рассказывала гостям домашней выставки, как уговаривает сына-художника (его прекрасно сыграл Евгений Евстигнеев) срочно писать виды старой Москвы, потому что она якобы знает о планах сноса исторического центра, и годы спустя эти картины исчезнувшей Москвы будут иметь большую ценность.
        Ну а я, недаром захватив камеру, решил эти самые виды запечатлеть на фотоплёнку. Причём специально на чёрно-белую, в отношении старинных построек мне это казалось более предпочтительным. В отличие от «точно знавшей» Изольды Тихоновны я мог только догадываться, какие дома попадут под снос. В эти годы, изредка попадая в столицу, я старой застройкой не интересовался. А вот сейчас, с памятью и превалирующим сознанием пенсионера, которому по приходи судьбы досталось его молодое тело, я как-то проникся идеей запечатлеть для истории старую Москвы. Возможно, и правда годы спустя эти снимки станут раритетом, каждый негатив будет стоить больших денег. Правда, сейчас меня больше волновала творческая сторона вопроса, а не какие-то виртуальные деньги в будущем. Дожить бы ещё до этого будущего, кто знает, как в этой реальности всё сложится.
        За фотоаппаратом пришлось вернуться в номер. Гамзатов успел за это время повернуться на бок, отчего рулады казались не такими мощными. Взяв камеру, снова тихо прикрыл за собой дверь (надеюсь, воры в наш номер, воспользовавшись сладким сном поэта, не полезут) и спустился вниз.
        Не успел отойти от гостиницы на полсотни метров, как услышал:
        - Серёжа, смотри, это же Покровский!
        - Где?
        - Да вон, в белом спортивном костюме.
        М-да, всё-таки узнали… Внимание на меня обратила парочка, вернее, слабая половинка этой парочки, - женщина бальзаковского возраста. Интересно, она меня узнала как спортсмена, чьё фото однажды попало на страницы центрально прессы, или как автора песен, чья физиономия пару раз мелькнула по ТВ? Скорее второе, вряд ли она большая поклонница спорта, тем более бокса.
        Они смотрели на меня, мужчина с каким-то сомнением вол взгляде, а женщина глуповато улыбалась, и я ободряюще улыбнулся ей в ответ. Это придало ей уверенности, она отделилась от спутника и приблизилась ко мне.
        - Ой, вы ведь правда Евгений Покровский, - сложила она руки на груди, не переставая улыбаться. - Вот никогда бы не подумала, что мы с Серёжей вот так, средь бела дня, встретим на улице самого Евгения Покровского. Скажите, а вы ведь наверняка что-нибудь сочинили для завтрашнего концерта?
        - Сегодняшнего, - поправил я. - Завтра его будут в записи показывать с 19.30 до 22.00. И да, сочинил, но что именно - это пока секрет. Завтра всё и узнаете.
        И пошёл, провожаемый восторженным взглядом женщины и немного ревнивым - её спутника, скорее всего, супруга. Впрочем, через пять минут я уже забыл об этой встрече, так как, избрав маршрут дворами, вскоре наткнулся на вполне симпатичный, похожий на тот, что снял Михалков в своём фильме «Родня». А может, это даже и был тот самый дворик, где героиня Мордюковой нашла своего бывшего, придурковатого мужа, которого классно сыграл Иван Бортник. Бортнику вообще шли такие роли, достаточно вспомнить приблатнённого Промокашку. В общем, я из этого дворика сделал целый фоторепортаж, включая молодку, развешивающую бельё на верёвке. Когда она спросила, кто я такой, ответил с акцентом, что я иностранный фотокорреспондент. Молодка с улыбкой махнула рукой:
        - Ну ладно, снимайте, мне чё, жалко что ли… Только вы там ничего лишнего не печатайте.
        Я заверил, что «лишнего» точно не напечатаем.
        Хорошо, что запасся плёнкой. Но всё равно в дальнейшем решил расходовать её более экономно. По пути может и не встретиться магазин фотопринадлежностей, а тащиться в ЦУМ или ГУМ не хотелось.
        Вскоре попался ещё один симпатичный дворик, где пенсионеры за столиком стучали костяшками домино. Представляться иностранным корреспондентом мне понравилось, и когда один из стариков спросил, кто я такой и зачем их фотографирую, повторил озвученную в предыдущем дворе версию.
        - Американец, что ли? - уточнил один из игроков.
        - О, есс, журнал «Тайм».
        - А может, ты в шпионских целях нас фотографируешь?! - заявил недоверчивый дед.
        - Да ладно тебе, Кузьмич, - хмыкнул игрок, на вид чуть помоложе. - Сейчас не 37-й, и ты уже не в НКВД служишь.
        - Вот и плохо, что не 37-й, - нахмурился дедок. - При Иосифе Виссарионовиче и Лаврентии Палыче порядок был, а Хрущ всё под откос пустил. Распустился народ при нём, свободу почуяли. Да и Лёнька…
        Он шмыгнул носом.
        - Ладно, чего там… Чья очередь ходить?
        Я сделал ещё несколько снимков и попрощался с мужиками, один из которых велел передавать привет Никсону. Этот дом я решил сфотографировать и с другого ракурса, очень уж аутентично выглядели крошившаяся кладка красного кирпича и росшая на крыше тонкая берёзка. Куда она только корни-то пустила…
        - Гражданин!
        Я обернулся. Ко мне быстрым шагом следовал молодой сержант милиции, может, старше меня ненамного.
        - Гражданин, предъявите ваши документы.
        Я протянул ему паспорт. Тот внимательно изучил документ и с подозрением уставился на меня.
        - Вы случайно не тот самый Покровский, который Мохаммеда Али в нокаут отправил?
        - Случайно тот, - улыбнулся я как можно более обезоруживающе.
        - Хм… А зачем же гражданам представляетесь иностранным корреспондентом?
        - Да это так, шутки ради.
        - Хороши шуточки! Меня вон Василий Кузьмич с соседнего дома настропалил, беги, говорит, за шпионом, пока далеко не ушёл. В белом трико разгуливает, причём с советским фотоаппаратом.
        Я снова улыбнулся:
        - Теперь-то убедились, что я не шпион?
        - Убедился… А зачем вы всё это фотографируете?
        - Люблю, знаете ли, старину. Лет через 10-20 всё это снесут, старики вымрут, а на моих плёнках дома и люди останутся.
        Сержант сдвинул фуражку на затылок, поскрёб ногтями место надо лбом, где начиналась коротко стриженая растительность.
        - Ладно, фотографируйте, гражданин Покровский. Но только больше не прикидывайтесь иностранным журналистом, а то некоторые особо бдительные граждане возьмут и позвонят куда следует. Зачем и вам, и нам лишние проблемы?
        - Понял, больше не буду, - заверил я.
        Сержант козырнул и оставил меня наедине со старым, явно дореволюционной постройки домом. А я побродил по окрестностям ещё минут сорок, снимая застывшую во времени Москву, пока не понял, что неплохо так проголодался. Дагестанские закуски давно переварились, желудок снова чувствовал себя пустым и с вопрошал, когда я в него что-нибудь закину.
        Я двигался по улице 25-летия Октября, и тут мой взгляд упал на вывеску «Пельменная». Я не гордый, могу и в пельменную зайти. Правда, в своём белом костюме в недрах этого заведения я смотрелся довольно вызывающе. Но это не помешало мне заказать двойную порцию пельменей, компот и добротный кусок творожной запеканки. Когда я вернулся в гостиницу, открыв дверь дубликатом ключа, Гамзатова в номере не оказалось. Он явился минут через двадцать, оказалось - обедал в ресторане.
        - А я просыпаюсь - тебя нет. Куда ходил?
        Рассказал про свои приключения, Расул Гамзатович над сценой с милиционером посмеялся.
        - Да-а, хорошо, что догадался паспорт захватить, а то загребли бы тебя в участок - и сидел бы там до выяснения личности. Чего доброго, и на концерт бы не успел. Хорошо, что так обошлось. Сходи, пообедай, в ресторане, скажу тебе неплохо кормят.
        - Да я уже по пути в пельменную заскочил.
        - Э-э, слушай, есть в пельменной - себя не уважать.
        Далее мне минут десять пришлось выслушивать лекцию о правильном питании, которая сводилась к тому, что кавказская кухня - самая вкусная и здоровая в мире. Я не возражал, согласно кивал, потакая раздухарившемуся поэту.
        - Ты всё-таки приезжай ко мне в гости в Махачкалу, - закончил свой спич Гамзатов. -
        Но сначала позвони, я могу куда-нибудь уехать. Мало ли, то съезд Союза писателей, то творческая командировка… Записывай номер.
        Я в ответ продиктовал свой, пригласил, если судьба занесёт поэта в Свердловск, снова встретиться. Позже? когда я стал собираться на встречу с Силантьевым, Расул Гамзатович снова пристал с расспросами, куда это я намылился? Ох и любопытный… Пришлось вкратце пересказывать суть дела, после чего Гамзатов попросил передать Силантьеву пламенный привет.
        Пока добрался до Александровского сада - с неба начал накрапывать мелкий дождик. Был я уже не в белом костюме, а в джинсах, рубашке и лёгкой куртке, более-менее защищавшей от этой мороси. Бобина была завёрнута в полиэтиленовый пакет с принтом в виде цветочков, и никак не должна была промокнуть.
        Юрий Васильевич появился в пять минут шестого.
        - Здравствуйте, Женя! Принесли?
        Он забрал у меня пакет, свернув его и сунув в карман плаща.
        - Ничего пока обещать не могу. Может, даже мне альбом покажется не слишком достойным пластинки. Хотя ваш уровень мне известен, в крайнем случае можно было бы выпустить миньон с вашими песнями… Ах да, едва не забыл! Сегодня как раз звонили с «Мелодии», они составляют к очередной годовщине Великого Октября диск-гигант, который я со своим оркестром как раз и буду записывать. Песни уже отобраны худсоветом, и среди них ваша «И вновь продолжается бой!». Будем записывать с Лещенко. Так что примите мои поздравления. А с Пахомовым завтра же созвонюсь, спрошу, когда ему или кому-то из его заместителей можно будет принести вашу плёнку.
        Засим мы и расстались. К моему возвращению дождь усилился, и я всё-таки малость промок. Быстро переоделся в выглаженный горничной парадный и единственный костюм, впрочем, вполне сносный даже для правительственных концертов. На лацкан нацепил значок «Мастер спорта СССР». В это время такое было модно. Под дождём пришлось садиться и в «Икарус». Ни у меня, ни у Гамзатова зонтика при себе не оказалось. К счастью, семь автобусов подогнали к самому входу, и мы с ним трусцой (хотя зрелище бегущего трусцой похожего на колобка Гамзатова было то ещё) добежали до «Икаруса». Сели рядом во втором ряду слева. Поэт по-хозяйски расположился у окна, оставив мне место возле прохода.
        Вскоре автобус въезжал в ворота Спасской башни, ещё пару мину спустя, развернувшись, «Икарус» припарковался рядом со своими венгерскими собратьями. У каждой группы был свой руководитель, и нас организованно, с предъявлением паспорта дежурному милиционеру, провели в просторный холл Дворца съездов. Дальше - сами по себе, няньки закончились.
        Гамзатов успел встретить старых знакомых из числа поэтов-песенников, потащил меня им представлять. Длинный Дербенёв рядом с маленькой Пахмутовой, Харитонов, Евтушенко, Вознесенский, Ошанин, Матусовский…
        - Знакомьтесь, молодое дарование с Урала!
        Пождал каждому руку, ощущая, что прикасаюсь к истории. Мастодонты! А чего это у Жени Покровского уши огнём горят: Наверное, оттого, что знает кошка, чьё мясо съела. Но не признаваться же в воровстве того, что эти люди ещё не сочинили. По большому счёту это и воровством не считается. И ведь сколько раз я себя таким образом успокаивал… Но нет, совесть покоя не даёт. И, подозреваю, не будет давать. Особенно когда придётся встречаться вот так, лицом к лицу с теми, кому по праву принадлежат «заимствованные» мною вещи.
        - Эк покраснел-то как, - хмыкнул Евтушенко. - Не иначе от счастья, что довелось рядом с нами постоять.
        - Ага, Евгений Александрович! Вот прям щас описаюсь от такого щастья! Вы не скажете, кстати, где тут туалет?
        Его коллеги по перу громко засмеялись, даже маленькая Пахмутова хихикнула в кулачок.
        - Это была шутка, Евгений Александрович. А если серьезно, то да, не каждый раз вот так доведётся поручкаться с такими знаменитостями, а с одним и вообще жить в одном гостиничном номере.
        Гамзатов довольно хмыкнул, потрепав меня за плечо.
        В зал вошли за двадцать минут до начала. Гамзатов занял место на втором ряду посередине, мне нужно было идти на другой конец зала на третий ряд. Моими соседями оказались поэт Владимир Харитонов и какая-то представительная, несмотря на относительно молодой возраст, женщина со значком депутат Верховного Совета СССР и звездой Героя Советского Союза на груди. В сером жакете, под которой белела сорочка, изящная брошь. Покосился ниже - серая юбка, чёрные колготки и чёрные же, лакированные туфли на невысоком каблуке. И запах какой-то явно не советский от неё исходит, не иначе французский парфюм.
        Кого-то она мне явно напоминает… Ба, да это ж вроде как Валентина Терешкова! Та самая, что восемь лет назад облетела «шарик» на «Востоке-6». Сколько ей сейчас? Кажется, 37 года рождения, значит, космонавтке 34 года. А выглядит на все сорок. Ещё и эта причёска, которая подошла бы и молодому парню - нынче в моде пышные причёски у обоих полов.
        - Здравствуйте. Валентина Владимировна!
        Она повернулась ко мне, окинув оценивающим взглядом.
        - Здравствуйте, молодой человек! А мы знакомы?
        - С вами-то весь мир знаком, - продемонстрировал я гагаринскую улыбку. - Кто не знает первую женщину-космонавта! А я - Евгений Покровский.
        - Покровский, - нахмурилась она. - Где-то слышала…
        - Чемпион СССР по боксу, автор песен «И вновь продолжается бой!», «Аист на крыше», «Этот город», «Я не могу иначе»… Ну это те, что на правительственных концертах исполнялись. Сегодня прозвучит новая моя песня «Малая земля».
        - Да-да-да, теперь вспомнила, - улыбнувшись, она стала выглядеть на порядок симпатичнее и моложе. - Хорошие песни, правильные. Как вам удаётся совмещать спорт и творчество?
        Я пожал плечами:
        - Да пока как-то удаётся. А вот как вам удалось покорить космос… Честно сказать, далеко не каждый мужчина отважился бы на такое, даже имея соответствующие знания и навыки.
        Подольстился, чего уж там… Но Терешковой моя лесть явно пришлась по вкусу.
        - Я бы не делала такой разницы между мужчиной и женщиной. Да, от природы мужчины сильнее физически, но и только. Тем более многие женщины, занимающиеся спортом, не уступят в физическом развитии мужчинам. Просто исстари существуют предрассудки, что призвание женщины - дом и семья. Но времена меняются, революция дала женщинам возможность реализовать себя в искусстве, науке, спорте…
        Ну всё, понесло Валю по ухабам. Я из последних сил улыбался и изображал заинтересованность, прикидывая, на сколько хватит мою собеседницу. К счастью, словесный поток первой женщины-космонавта прервали дружные аплодисменты. Люди вставали и аплодировали показавшимся в правительственной ложе Леониду Ильичу Брежневу и членам Политбюро. Ну и мы встали, хуже других, что ли…
        А затем начался концерт. Вели мероприятие Анна Шатилова и Игорь Кириллов. Они же вели и первый в истории музыкальный фестиваль «Песня года», который показывали в первых числах января. Немного обидно было, что там не прозвучало ни одной моей песни, но не всё, как говорится, коту Масленица. Какие наши годы!
        - Здравствуйте, дорогие друзья! - начал Кириллов. - Всех сидящих в этом зале мы поздравляем с праздником! Низкий поклон участникам Великой Отечественной войны и труженикам тыла за мирное небо над головой. Для нас вы всегда будете примером мужества и отваги.
        - И всех, кто смотрит нашу праздничную передачу на экранах телевизоров, - продолжила Шатилова. - С праздником! С нашим замечательным праздником - Днём Великой Победы!
        И снова Кириллов:
        - Такой замечательный вечер, праздничный вечер пришёл на нашу землю. Уже с утра кумачи плакатов, пение труб, яркие весенние букеты цветов. Особой торжественной мелодией наполнилась и засверкала вся наша великая страна…
        И ещё минуты на три поочередно Кириллов и Шатилова, прежде чем на сцене появился хор Александрова, открывший вечер песней «Вставай, страна огромная!» М-да, живое исполнение - это живое исполнение. Аж до мурашек.
        На сцене снова появилась ведущая, объявив:
        - Солист театр и балеты имени Шевченко, народный артист Украинской ССР Анатолий Соловьяненко. Анатолий Новиков, «Россия».
        Дальше настал черёд представителей балетной школы. А балет, как известно - наша национальная гордость. Что и доказали солисты балета государственного академического музыкального театра имени народных артистов Станиславского и Немировича-Данченко Эдуард Перхун и народная артистка Советского Союза Виолетта Бовт.
        Теперь Эдуард Хиль с песней «Не плачь, девчонка!». Естественно, объявили автора песни - Шаинского и Харитонова. Вставать и кланяться не стали, да и меня предупреждали, чтобы я ничего такого не отчебучил, но видно было, что сидевшему по правую руку от меня Харитонову приятно, хоть и сдерживал всеми силами довольную улыбку.
        - Отличная песня, - наклонившись к нему, сказал я, аплодируя вместе со всеми на поклонах Хиля. - Слова прямо в душу западают, невольно себя вспоминаешь в увольнительной.
        Вновь на сцене Шатилова:
        - Народный артист Советского Союза, композитор Дмитрий Кабалевский. Концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет симфонический оркестр под управлением Юрия Арановича. Солистка - Наталья Лаптева.
        Солисткой оказалась застенчивая на вид девчушка лет двенадцати в школьной форме и пионерским галстуком на шее. Как пояснила ведущая Наташа учится в 6-м классе Центральной музыкальной школы при Московской государственной консерватории. Девчушка уселась за фортепиано… если точнее, за рояль - и сыграла, как было объявлено, финал третьего концерта для фортепьяно с оркестром.
        Да куда ж Кириллов-то делся? Опять Шатилова на сцене:
        - Лауреат премии Ленинского комсомола, Государственный Красноярский ансамбль танца Сибири стал традиционным участником наших праздничных передач. И поэтому я с удовольствием приглашаю сейчас на сцену наших дорогих и всегда желанных нам людей. Шуточный танец «Валенки».
        Чего в этом танце шуточного, я лично особо не понял. Как и не понял радостных улыбок зрителей, причём кто-то даже смеялся. Мне разве что ядрёные сибирячки понравились, и то не все. Но для виду улыбнулся и похлопал, не нужно выделяться из толпы.
        Ещё больше я расстроился, когда на сцену вышли лауреаты всесоюзного конкурса артистов эстрады Владимир, Александр и Людмила Золотовы. Акробатическое трио. Кто из них муж, кто брат, кто дядя, может быть - оставалось только гадать. Наверное, два брата и сестра. Смотрел на их унылую программу и мрачнел. М-да, это не цирк «du Soleil»… Как ни странно, и им все дружно аплодировали.
        Мало развлечений у советского народа, если даже такое воспринимается «на ура». Я уж не говорю про телевидение. Два-три канала, в зависимости от мощности приёмной вышки в конкретном городе, да и по ним смотреть нечего. Хорошо если футбол покажут, хотя я до сих пор не мог привыкнуть к качеству трансляции и нечёткому изображению. Отдушиной на этом фоне смотрятся «Клуб кинопутешественников» и «Очевидное-невероятное». Причём передача Капицы ещё не появилась[3]. Да и «Клуб кинопутешественников» пока не такой яркий, как станет при Сенкевиче. Ну ещё КВН, который в следующем году прикроют до начала Перестройки. Если она ещё будет, эта Perestroyka.
        - Малая земля - так назывался небольшой плацдарм в районе Новороссийска, куда 4 февраля 1943 года высадились воины 18-й десантной армии Черноморской группы войск и Черноморского флота. 225 дней они героически удерживали этот клочок земли, вплоть до полного освобождения Новороссийска. За мужество и отвагу 21 воин был удостоен высшей степени отличия СССР - звания Герой Советского Союза.
        Кириллов, наконец-то сменивший Шатилову, сделал небольшую, театральную паузу.
        - Именно этой героической обороне и посвящена песня молодого автора Евгения Покровского, которая так и называется - «Малая земля». В сопровождении оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения песню исполняет Народный артист Азербайджанской ССР Муслим Магомаев.
        Свет на сцене почти полностью погас, на большом экране пошли кадры военной хроники, хорошо освещался только небольшой пятачок у микрофона, где уже занял своё место Магомаев во всём чёрном, включая бабочку на белоснежной сорочке. Заиграло вступление, свет рампы освещал мужественное лицо исполнителя. Я покосился на правительственную ложу. В полусумраке видны были только тени, в одной из которых угадывался кряжистый Генеральный секретарь ЦК КПСС.
        Малая земля. Кровавая заря,Яростный десант. Сердец литая твердь…
        Хорошо поёт! Не хуже, чем в оригинальной версии. А вживую я эту песню вообще слышу первый раз. Раньше она мне казалось слишком уж пафосной, официозной. Но сейчас пронимало, у меня даже мурашки по коже побежали.
        Малая земля. Товарищи, друзья…Вновь стучит в сердца тот яростный прибой.Малая земля - великая земля.Вечный путь - из боя в бой!Малая земля - великая земля.Вечный путь - из боя в бой!
        Песня закончилась, на несколько долгих мгновений наступила гробовая тишина, затем взорвавшаяся аплодисментами. Кто-то в первом ряду встал, следом пошла цепная реакция, начал вставать весь зал, продолжая аплодировать. Я тоже встал и хлопал в ладоши, ощущая себя в идиотской ситуации. Получается, аплодирую сам себе. Снова перевёл взгляд на правительственную ложу. Сейчас при практически нормальном освещении видел, что и там члены Политбюро во главе с Брежневым аплодируют стоя. И что это? У генсека глаза блестят? Он плачет? Да нет, наверное, показалось. Хотя… Для него песня, как говорят урки, в масть. Пусть даже на самом деле факты о том, участвовал ли полковник Брежнев в обороне это клочка земли или нет, серьёзно разнятся. Хотя в сети мне когда-то попадалось фото, на котором якобы Брежнев был изображён на Малой земле в окружении бойцов десанта.
        Аплодисменты затихли, народ начал садиться, Терешкова, прежде чем на сцене снова появилась ведущая, тронула меня за рукав.
        - Евгений, вы большой молодец! Такую песню сочинили… Даже ком к горлу подкатил. Ну и Муслим, конечно, исполнил бесподобно. Вот если бы вы ещё что-нибудь про космос сочинили, про наших космонавтов…
        Ха, да легко! «…и снится нам не рокот космодро-ома-а-а…». Что, это я вслух напел? Кажется, да, судя по заинтересованному выражению лица Терешковой. Но тут начались очередные пляски на сцене, и нам стало не до разговоров. Зато в следующей паузе она ко мне наклонилась и негромко спросила:
        - А что это вы напевали? Про рокот космодрома?
        - Так это, - немного смешался я. - У меня заготовка одной песни есть, как раз про космонавтов. Припев придумал, а куплеты пока ещё нет. Хотя музыку вроде бы сочинил и на куплеты, и на припевы, даже какая-то аранжировка есть.
        Терешкова никак не успокаивалась, и в следующей паузе снова придвинулась ко мне. Её интересовало, когда можно будет ознакомиться с готовой вещью, на что я ответил, что уж к следующему Дню космонавтики песня точно будет готова.
        - Это было бы здорово, - согласилась Валентина Владимировна. - Но до него почти целый год. Вот если бы вы пораньше её допридумывали, да выступили в Звёздном городке перед отрядом космонавтов…
        - С гитарой? Всего с одной песней? - скептически поморщился я. - Тогда уж лучше подготовить нормальную программу, привезти нормальный коллектив, устроить для космонавтов и сотрудников городка нормальный концерт… В общем, чтобы приезд запомнился надолго. И съёмочную группу программы «Время» привезти, пусть об этом концерте узнает вся страна.
        Понесло, короче говоря, как Остапа в Новых Васюках перед членами шахматного клуба… Но Терешкова, такое ощущение, к моим словам отнеслась более чем серьёзно. И в следующей паузе после песни «Тёмная ночь» предложила обменяться телефонами, чтобы в случае чего быть друг с другом на связи. А я внезапно вспомнил, что в моих залежавшихся хрониках есть упоминание о трагедии, которая должна случиться 30 июня с экипажем космического корабля «Союз-11» под командованием Георгия Добровольского. При отделении спускаемого аппарата произошло самопроизвольное открытие вентиляционного клапана, отчего давление внутри резко упало. Все трое членов экипажа - Добровольский, Волков и Пацаев - погибли. После этого последовал 2-летний перерыв в программе запуска пилотируемых кораблей, в течение которого была изменена концепция работы спускаемого аппарата, а космонавты стали пользоваться скафандрами, так что в случае разгерметизации у них был неплохой шанс выжить. Недаром говорится, что Устав пишется кровью. Так и космос ошибок не прощает.
        Концерт завершился маршем «Прощание славянки», под который все участники концерта высыпали на сцену. Поклоны, аплодисменты, наконец двинулись к выходу. Не успел выйти из зала, как ко мне подошёл обычный с виду гражданин лет тридцати пяти, но с уже пробивающейся сединой на висках.
        - Евгений Платонович? Вы не очень спешите?
        - Да вроде не очень…
        - Пройдёмте со мной.
        Та-а-ак… Кажется, вежливый товарищ представляет весьма важное ведомство, и с ним лучше не спорить. Да я и не собирался. Интересно только, что ему или, вернее, тем, кто его послал, от меня понадобилось? Может, где-то крупно накосячил, что мною заинтересовались московские особисты? Может, обыск у меня дома устроили и нашли папки с «хрониками»? Да чего гадать, сейчас всё узнаем. Главное - не ссать, сохранять лицо, Евгений Платонович.
        Мы прошли по боковому коридору, миновали одну дверь, попав в другой коридор, затем ещё одну дверь, попав в ещё один коридор, и наконец остановились у двери, возле которой стоял плечистый шатен с ледяным взглядом потомственного викинга. Ничего не говоря, приоткрыл одну из дверных створок, пропуская нас в помещение.
        Если судить по накрытым столикам и стоя уплетающих всякие бутерброды под водочку и шампанское людям, я попал на обычный фуршет. Вернее, не совсем обычный, учитывая состав пирующих. Потому что это были очень солидные на вид дядьки, и первым из них я узнал Суслова. Главный идеолог страны (как ни удивительно, не в вечных калошах, а в приличных ботинках[4]) скромно стоял в сторонке, вроде бы с укором наблюдая за всеобщим возлиянием. Сам он держал в руке бутерброд с красной икрой, и такое чувство, не знал, что с ним делать.
        - Подождите здесь, - попросил провожатый, а сам двинулся к небольшой группке из пяти-шести человек.
        И в ней помимо Председателя Совета министров СССР Косыгина и Председателя Верховного Совета СССР Подгорного я увидел самого Леонида Ильича. Именно к нему обратился «седой», показывая движением головы в мою сторону. Брежнев поставил на стол пустую рюмку и, улыбаясь, двинулся ко мне.
        - Ну здравствуй, Евгений!
        Я пожал широкую ладонь, одновременно генсек левой чувствительно хлопнул меня по плечу.
        - Так это ты сам сочинил и слова, и музыку к «Малой земле»?
        В горле у меня почему-то моментально пересохло, и я, сглотнув слюну, выдавил:
        - Да, Леонид Ильич.
        Он перестал улыбаться, в его глазах появилась грустинка. Я заметил, как вокруг нас стали собираться участники фуршета, как внимательно глядит на меня сквозь линзы очков Андропов, и от этого взгляда мне ещё больше стало не по себе.
        - А ведь мне тоже довелось принимать участие в тех событиях, - между тем негромко, с ноткой задумчивости и глядя куда-то за моё плечо, произнёс Брежнев. - Почти тридцать лет прошло, а словно вчера…
        Он снова посмотрел мне в глаза, слабо улыбнулся.
        - Сумел ты, парень, всколыхнуть мою душу, прямо в точку попал с этой песней. Откуда ты вообще узнал про эту операцию?
        - Книгу Георгия Соколова прочитал, так и называется - «Малая земля». А вам, Леонид Ильич, раз уж вы принимали участие в тех событиях, может, тоже что-то вроде мемуаров написать?
        - Гляди-ка, советчик нашёлся, - пробасил с усмешкой Подгорный.
        - Ну а почему бы и нет? - услышал я негромкий, но чёткий голос Андропова. - Мне кажется, почитать воспоминания Леонида Ильича будет не только интересно, но и полезно, в плане хотя бы воспитания подрастающего поколения.
        - Верно, - подал голос вроде как Кириленко, или очень похожий на него деятель. - Я бы и сам с удовольствием почитал ваши воспоминания, Леонид Ильич.
        Видно было, что Брежневу приятно слышать такое. Он повернулся к тоже подошедшему на шум Суслову.
        - А вы что скажете, Михаил Андреевич? Может, мне и впрямь взяться за мемуары?
        - Я со всех сторон на это смотрю положительно, - проскрипел «серый кардинал».
        - Что ж, придётся подумать над вашим предложением, Евгений, - улыбнулся Брежнев. - А я смотрю, у тебя значок «Мастера спорта». За что получил?
        - Так двукратный чемпион СССР по боксу.
        - Ого, такой молодой - и уже двукратный!
        - Так он ещё самого Мохаммеда Али в нокаут отправил, - вклинился в диалог Кириленко.
        - Это как? - густые брови генсека взметнулись вверх.
        - Так пусть сам и расскажет, - хмыкнул Кириленко.
        Пришлось рассказывать. Когда закончил - все вокруг улыбались. Брежнев потрепал меня за плечо:
        - Молодец, не уронил честь советского спорта! Профи… Всё равно наши любители лучше ихних профи. Вот вам живой пример!
        - Леонид Ильич… А может и правда устроить товарищеский матч между американскими профессионалами и советскими любителями? Одна встреча у них - одна у нас. Посмотрим, кто чего стоит.
        Я уж задним числом подумал, что в такой встрече нам ничего не светит, профи есть профи, но теперь поздно было давать задний ход.
        - А ещё можно было бы устроить такие же встречи с канадскими хоккеистами. А то они постоянно бахвалятся, что наши хоккеисты их профессионалам в подмётки не годятся. Брежнев поиграл бровями.
        - Хм, мысль интересная. Надо будет с товарищами как-нибудь это обсудить… А ты учишься, мне докладывали, на радиотехника?
        - Да, на радиотехническом факультете Уральского политеха.
        - Хорошая профессия, радиотехники всегда востребованы, своего рода техническая интеллигенция.
        Тут я, не удержавшись, выдаю:
        - Леонид Ильич, если у вас есть немного времени, хотел бы донести до вас одну проблему…
        - Проблему? Хм, ну, доноси.
        - Дело в том, что я состою в вузовском научном кружке, мы изучаем развитие математической теории процессов управления, методов нелинейной механики и занимаемся разработкой и решением задач на ЭВМ. Мой доклад для кружка, посвящённый развитию компьютеров, был впоследствии опубликован в журнале «Известия Академии наук СССР. Техническая кибернетика». Вы его вряд ли читали, но если в двух словах, то страна находится на грани катастрофы.
        Брежнев непонимающе хмурится, а стоящие рядом начинают шушукаться. Леонид Ильич интересуется:
        - Это ты о чём? Про ЭВМ я слышал, а что за компьютеры?
        - Так в Штатах уже часто так называют ЭВМ, - поясняю я. - Происходит от латинского computare - «вычислять». Так вот, в этой сфере у нас наметилось огромное отставание от наших главных конкурентов из США. И с каждым годом пропасть становится всё больше. В стране нет единой концепции развития вычислительной техники. Каждое ведомство выпускает те машины, которые ему нравятся. Нет единой архитектуры ЭВМ, то есть невозможно переносить программы с одной машины на другую. Проблема усугубляется ещё и тем, что большая часть программ написана в кодах. Академик Келдыш пролоббировал американский компьютер IBM-360, по подобию которого начали выпускать ЭВМ в нашей стране, но копирование - это путь в никуда. Будущее за компьютерами, в том числе персональными, через 15-20 лет обычная западная семья сможет его себе позволить, а у нас при таком положении дел персональные компьютеры по большому счёту появятся намного позже. Да что персональные, компьютеры сейчас внедряются везде. Космическая отрасль, военная, промышленность… В нашей стране уже появились станки с числовым программным управлением, но их крайне мало, а
ведь работая за таким станком, рабочий выпускает на порядок больше продукции, чем на обычном.
        - А мне докладывали, что с развитием ЭВМ у нас в стране всё замечательно, - Брежнев бросил многозначительный взгляд в сторону одного из стоявших рядом и чутко прислушивавшихся к моему монологу партийцев, который тут же на глазах съёжился. - Валентин Кузьмич, так кто из вас двоих меня обманывает?
        - Леонид Ильич, мы предоставляем вам самые что ни на есть объективные данные. Не знаю, откуда у этого молодого человека, - последовал испепеляющий взгляд в мою сторону, - такая информация. Наверное, его кто-то дезинформировал, а он и принял всё за чистую монету. Или просто ошибается, но считает себя правым.
        - Я уже говорил, что вы можете ознакомиться с моей статьёй в журнале «Известия Академии наук СССР. Техническая кибернетика», - твёрдо сказал я, не отводя взгляда. - А если хотите, то могу сделать доклад специально для товарища Брежнева, где будут изложены все факты. Почерпнутые мною как из отечественных, так и зарубежных специализированных источников.
        - И где же вы найдёте эти зарубежные источники? - не без язвительности поинтересовался Валентин Кузьмич.
        - Кое-что встречается в научных отделах наших библиотек, например, подшивки журнала «Компьютер и автоматизация», а кое-что можно найти за границей. Вот, например, в США, где я принимал участие в товарищеской встреч с американскими боксёрами, мне удалось найти несколько экземпляров научного издания, где напечатаны статьи, посвящённые разработкам ЭВМ. Стоили они недорого, я их привёз с собой.
        Оппоненту крыть было нечем, но он так просто сдаваться не собирался.
        - Мало ли что они там у себя понапишут! Естественно, американцы будут превозносить свои разработки, а наши ни в грош не ставить
        - Ну всё, хватит, - Брежневу, похоже, надоела эта перепалка. - Евгений, раз уж ты грозился написать для меня доклад, то обещанное надо выполнять. Когда я его увижу?
        Я на несколько секунд задумался.
        - Дайте мне месяц, Леонид Ильич.
        - Хорошо, через месяц надеюсь увидеть доклад на своём столе. Петя, - повернулся Леонид Ильич к моему провожатому. - Проконтролируешь?
        - Конечно, Леонид Ильич, - кивает тот.
        - Вот и ладно… Ты, кстати, комсомолец? - неожиданно меняет тему Брежнев, снова поворачиваясь ко мне.
        - Конечно, Леонид Ильич!
        - А в партию не собираешься?
        - Собираюсь, сейчас «первичка» рассматривает моё заявление.
        - И достойных коммунистов с рекомендациями нашёл?
        - Да нашёл…
        - Третий не нужен? - хитро прищурился Брежнев.
        - Третий? - я пожал плечами. - Ну если только кто-то очень уж заслуживающий внимания, так сказать, для солидности…
        - Завтра напомни мне позвонить в Свердловск, в обком партии. Часиков в 10 утра.
        И снова повернулся ко мне всё с той же хитрой ухмылкой.
        - Похлопочу за тебя, уверен, коммунист из тебя выйдет стоящий… Так, дайте человеку рюмку, пусть выпьет с нами за Великую Победу!
        Так и пришлось чокаться с Леонидом Ильичом и другими членами ЦК. Дали закусить бутербродом. А потом у генсека завязался разговор с Косыгиным, и тут же нарисовался мой провожатый.
        - Пойдёмте, Евгений Платонович, не будем мешать товарищам решать вопросы государственной важности.
        Я и сам уже подумывал, как отсюда свинтить, так как чувствовал себя здесь не совсем уютно, как овца в стае волков, а потому с готовностью последовал за «седым». Он довёл меня до фойе, где вежливо попрощался и посоветовал не распространяться о визите на фуршет.
        - Ни к чему рассказывать кому-то, что вы пили с членами Политбюро.
        - А насчёт того, о чём вас Леонид Ильич попросил, не забудете?
        - Не беспокойтесь, - впервые растянул губы в улыбке Петя, - такие вещи не забывают.
        - Доклад у меня будет готов, как я и обещал, в течение месяца. Как я вам его передам?
        - Отдадите Хомякову, вашему куратору. А дальше уже наша забота.
        Угу, понятно… Гамзатову, который заявился за полночь с посиделок с коллегами в каком-то кабаке, я про встречу с Брежневым ничего н сказал. Как и по возвращении в Свердловск не сказал никому, даже Полине. Исключение сделал для Хомякова, раз уж он из их ведомства, от него не утечёт. Тем более мне ему передавать свой доклад по ЭВМ.
        Но первым делом сразу по возвращении в Свердловск я уселся писать письмо начальнику УКГБ Хлесткову. Больше не знал, кому ещё писать, адресов преемников безвременно почившего 5 лет назад Сергея Палыча Королёва у меня не было. Обошёлся без подробностей, просто написал, что вентиляционный клапан спускаемого аппарата несовершенен, и что экипажу космического корабля «Союз-11» может угрожать опасность из-за разгерметизации спускаемого аппарата. А знаю - потому что знаком с технологией, имею кое-какое отношение к космической отрасли. Корябал печатные буквы левой, затянутой в резиновую перчатку рукой - снова устраивать пляски с бубном - то бишь с пишущей машинкой, из-за одного письма было лень. Подписался - Геомониторинг. Сам не понял, откуда это в голову пришло, но оставил пусть будет, загадочно. Перед тем, как сунуть сложенный пополам тетрадный лист в конверт, подул на него. Мало ли, вдруг перхоть попала на лист, или волосок… Сейчас исследования ДНК вряд ли милиция проводит, но уж лучше подстраховаться. Клейкую полоску смачивал не слюной, а мокрым, в перчатке пальцем - намочил под краном. Обратный адрес
написал от балды, а адрес Конторы я прекрасно знал. Почтовый ящик присмотрел у Главпочтамта, туда после тренировки вечерком, по тёмному, и опустил письмо рукой, так же затянутой в резиновую перчатку, перед этим нахлобучив кепку на самые глаза. Надеюсь, не спалился. И не спалюсь. Тем более сделал всё правильно, вроде бы нигде не накосячил, а технические средства, используемые милицией и комитетчиками, весьма далеки от тех, что использовались в моём прошлом-будущем. Тех же камер наблюдения нет и в помине.
        Домой я пришёл с чувством выполненного долга. Если экипаж Добровольского погибнет - то их смерть будет на совести тех, кто не дал ход письму. Или самого Королёва, если до него доведут эту информацию, а он посчитает её провокационной и не заслуживающей внимания.
        Брежнев и в самом деле позвонил в обком партии, похлопотал за меня. Это мне сказал председатель нашей первичной организации, а ему лично первый секретарь обкома партии товарищ Рябов. Так что с рекомендациями теперь полный порядок, осталось в течение года нигде не накосячить. Да и как косячить, когда за тебя сам генеральный секретарь ЦК КПСС поручился?!
        Не прошло и недели с момента приезда из Москвы, как позвонил Силантьев. Не очень оптимистичным голосом сказал, что отдал бобину лично Пахомову, тот перезвонил ему на следующий день и сказал, что альбом неплохой, несколько песен он уже слышал - это про мои - но у него очередь на год вперёд. И он с этим ничего поделать не может. Есть ещё студии звукозаписи и заводы по выпуску грампластинок в Ленинграде и столицах союзных республик, но там очередь не меньше. Так что если руководство филармонии, которую представляет ВИА «Свердловчанка», согласится подождать год, а то и два - то ансамбль поставят в очередь. При этом нужно будет ещё приехать и сделать профессиональную запись, эта почему-то звукорежиссёра фирмы, который тоже прослушал магнитоленту, не слишком устроила.
        Я передал наш разговор Полине, та, понятно, расстроилась, пришлось отвлекать её от грустных мыслей напоминанием о грядущей свадьбе. Оказалось, она успела выклянчить обещанную подругой подборку модных журналов, и в одном из них был раздел свадебной моды осени 1970 года. Одна платье Полине очень уж понравилось, я одобрил, и завтра же она отправится в ателье, договариваться о пошиве.
        А потом и традиционным способом, который заключается в тесном контакте двух тел противоположного пола. Правда, в моём будущем уже и однополые контакты станут считаться традиционными, но это на загнивающем Западе, у нас, в России, с этим не спешили. И правильно делали, нечего всякую гадость разводить. А эти у себя в гейропах пусть вырождаются, туда им и дорога. Правда, на их место придут миллионы беженцев с Ближнего Востока, что тоже не сахар… Главное, что не к нам. В России холодно и нет таких пособий, чтобы хреном груши околачивать, а со скуки насиловать местных девок и избивать толпой стариков, зная, что тебе за это ничего не будет, так как общественное мнение сочувствует несчастным мигрантам и обижать их - себе дороже.
        На воскресенье запланировали поездку в Асбест - знакомить Полину с моими родителями. А в понедельник я позвонил в приёмную первого секретаря горкома партии, которым в это время являлся Геннадий Андреевич Студенок. Помнится, в этом году он перейдёт на работу директором завода транспортного машиностроения, и я подумал, есть ли смысл с ним вообще заводить этот разговор… Может, дождаться, пока нового назначат?
        Ладно, попытка не пытка. Секретарше я сказал, что прошу встречи по вопросу, касающемуся рацпредложения, а какого именно - скажу Студенку при личной встрече. Может быть, рядовому гражданину и отказали бы, но мне перезвонили через полтора часа, сказав, что день приёма по личным вопросам у Геннадия Андреевича в четверг, он сможет меня принять в 16.30. На всё про всё мне выделили 10 минут, просили не опаздывать.
        Я пришёл в 16.15, но в кабинет зашёл в 16.40. Предыдущий посетитель, коим оказалась солидная женщина, тоже зашла с опозданием. Что, впрочем, неудивительно, в плане точности нам есть чему поучиться у «загнивающего» Запада.
        Первой, впрочем, в кабинет заглянула секретарша, оповестившая о приходе товарища Покровского, после чего уступила мне дорогу.
        - Здравствуйте!
        - Добрый день! - кивнул Студенок. - Проходите, присаживайтесь. Что у вас? Что за рационализаторское предложение?
        - Геннадий Андреевич, вы, наверное, слышали какие-то мои песни? «И вновь продолжается бой!», - напомнил я, - «Аист на крыше», «Этот город», «Я не могу иначе»… Сейчас на правительственном концерте прозвучал моя новая вещь «Малая земля»,
        Так и подмывало сказать, что за неё меня лично поблагодарил Брежнев, и даже выпил со мной, но… Дал обещание никому об этом не трепаться.
        - Да-да, - покивал Студенок, - кое-что слышал. А моей жене очень нравится песня «Я не могу иначе». При этом, как мне доложили, вы ещё и неплохой спортсмен, достойно защищаете честь свердловского бокса. Ну, так в чём у нас суть дела?
        - У ансамбля «Свердловчанка», который работает при местной филармонии, накопился неплохой материал, они даже записали магнитоальбом. Вот, - я положил ан стол бобину в упаковке. - Материал прослушал сам директор фирмы «Мелодия», похвалил. Но сказал, что у них очередь на год вперёд. И в других городах, где имеются их филиалы, очередь не меньше. А вы представляете, сколько на Урале талантливых музыкантов, коллективов, исполняющих как классическую, так и популярную музыку! И они могли бы заявить о себе с помощью грампластинок, которые разошлись бы по всей стране. Но эта пресловутая очередь… Вот я и предлагаю создать в Свердловске филиал фирмы «Мелодия». А можно даже нечто самостоятельное. Как студию звукозаписи, так и небольшой завод по печатанию пластинок. Назвать, к примеру, «Ural Records». Чтобы сразу - международный уровень. Чтобы не только СССР охватить, но и страны социалистического лагеря, а может - чем чёрт не шутит - и капстраны. Ведь можем же выставить достойный музыкальный продукт! Я даже могу предложить место под них - недостроенное здание на углу Щорса и Серова. Оно принадлежит
свердловскому Союзу художников, хотели построить там выставочный зал, да финансирования не хватило. Семь лет стоит, и сносить не сносят. Там стены крепкие, крыши только нет. Уверен, всё окупилось бы уже через год после выпуска первой пластинки. Я уж не говорю, если завод начнёт печатать пластинки каких-нибудь «Битлз» или «Пинк Флойд». На западных рок-группах можно реально озолотиться.
        И при этом не выплачивая им авторские гонорары, чуть было не добавил я, памятуя, что фирма «Мелодия» долгие годы попросту воровала песни западных исполнителей.
        Студенок откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул. Ослабил узел галстука, смерив меня внимательным взглядом.
        - Во-первых, такие вещи согласовываются с Москвой, и согласование - процесс очень нескорый. Во-вторых, грампластинки сейчас не являются предметом первой необходимости. У нас поликлиник не хватает, детских садов… Да меня просто не поймут, если я вылезу с такой инициативой. Опять же, на постройку или, как вы говорите, достройку здания нужны средства. Свободных у меня нет, просить у Москвы? Не уверен, что там одобрят такую инициативу. Ещё и по шапке надают. Мой вам совет, молодой человек, а вернее, ансамблю, за который вы хлопочете - пусть наберутся терпения. Год пролетит - и не заметят. А если песни хорошие, то они не старятся, они и через десять, и через пятьдесят лет останутся актуальными. Ещё есть вопросы? Что ж, приятно было с вами пообщаться. А плёнку заберите. Она вам ещё, наверное, пригодится.
        Он мне даже руку протянул на прощание. Бюрократ хренов, думал я, спускаясь по лестнице… Хотя я помнил, что в прежней моей реальности Студенок был не самым плохим руководителем города, но и эпохального ничего не совершил.
        - Женя! Покровский!
        Я поднял голову. Ба, Ельцин! Он-то что здесь делает?
        - Здравствуйте, Борис Николаевич!
        Рукопожатие у потенциального Президента России не в пример крепче, нежели у главы города.
        - Ты чего здесь? И почему такой смурной?
        Я немного помялся, но затем всё же рассказал в общих чертах суть беседы с первым секретарём горкома. Ельцин нахмурился.
        - Да, поликлиники с детскими садами нужны, но и о культурной стороне вопроса забывать нельзя. Это не дело, когда в стране дефицит грампластинок. А что, песни у «Свердловчанки» действительно хорошие?
        - А вы сами послушайте, как время будет. Держите.
        Я протянул ему бобину, тот взял, сунул в портфель.
        - Сегодня же и послушаю, заценю, что местные могут. А идея с филиалом «Мелодии» или тем более самостоятельным заводом и студией неплохая. Да и название… Как, говоришь? «Ural Records»? А что, звучит… Ладно, - он бросил взгляд на часы, - у меня важная встреча через пять минут, надо бежать. Если что - созвонимся, твой номер в общежитии у меня есть.
        - Так я уже давно в своём доме живу. Кстати, с телефоном… И невестой.
        - Вот как?! Свадьба, значит, скоро?
        - Ага, через месяц. Буду рад видеть вас в числе гостей.
        - Хм, а что, может, и приду. Ты номер свой чиркани мне, если что - созвонимся.
        И на хрена я его на свадьбу пригласил? Как-то само собой вырвалось. Ведь ненавидел Ельцина за то, что страну развалил, а сейчас как-то и нет той злости. Наверное, потому, что он ещё ничего в этой реальности развалить не успел. Даже помог разочек, с этим фактом не поспоришь.
        Я ждал от него звонка сегодня вечером, завтра, послезавтра… Не позвонил. М-да, видно, песни «Свердловчанки» ему не зашли. А если зашли, то чем он может помочь, если вон даже первый секретарь горкома сразу лапки вверх поднял?
        Между тем смотрины прошли замечательно, Полина моим предкам понравилась.
        - Хорошая девочка, - шепнула мне мама
        Я её маме тоже приглянулся - к ней в гости мы съездили неделю спустя, в следующее воскресенье, 23 мая. Хотя могли бы одним днём управиться, имейся у меня личный автомобиль. А в понедельник снова пришли в ЗАГС. Коряк нас помнила.
        - Не передумали ещё? - проскрипела она прокуренным голосом, принимая заявление. - Ну тогда ладно… На какое число планируете? 26 июня?
        Ну да, для меня это был оптимальный вариант. К этому времени, если я приму участие в чемпионате Европы, уже успею вернуться, и за оставшуюся неделю подготовиться к свадьбе. А если и не получится в Испанию попасть… Что ж, спокойно будем готовиться к главному в нашей с Полиной событию жизни.
        - Вы как, хотите просто расписаться у нас здесь, или провести торжественную церемонию во Дворце бракосочетания? - спросила Коряк.
        - Конечно же, у нас будет настоящая свадьба! - воскликнула Полина, которой даже в голову не приходило, что может быть как-то иначе.
        - Тогда Дворец бракосочетания, - невозмутимо отметила Коряк и полезла в свой гроссбух. - Так, так… На эту дату есть окна на 10.30, 11.30 и 13.30.
        Мы с Полиной переглянулись.
        - Да, собственно, без разницы, - пожал я плечами. - Хотя, пожалуй, 11.30, наверное, наиболее оптимальный вариант.
        Я посмотрел на Полину, она часто закивала, соглашаясь.
        - Хорошо, записываю на 11.30. Сейчас я вам выпишу пригласительный билет в «Салон для новобрачных», это на Луначарского-53.
        В пригласительный были вложены отдельные купоны на костюм (платье), обувь и кольца, которые гасились в магазине. За кольца можно будет получить в сберкассе компенсацию от государства в размере 100 рублей за каждое. А с одеждой мы уже сами как-нибудь, а то все женихи после этого салона, наверное, выглядят как близнецы. Ну и невесты соответственно.
        Впрочем, мы на следующий день заглянули в салон, не пропадать же купонам. Взяли кольца, а Полине ещё приглянулись комплекты постельного белья и чехословацкий сервиз на 6 персон, который в обычном магазине было так просто не достать. Ещё в этом пригласительном имелся купон на покупку всякого дефицита в ЦУМе в Банковском переулке. Спиртное, колбаса, шпроты, консервы всякие, конфеты, и даже баночка красной икры... Его мы отоварим по-любому, такую возможность упускать преступлению подобно.
        О дате свадьбы в письменном виде сообщили родственникам, чтобы, так сказать, готовились и ничего на этот день не планировали. Потом настала очередь договариваться с руководством Дома офицеров, дабы арендовать банкетный зал ресторана на 26 июня. Оказалось, его можно арендовать на вполне легальных условиях, за двадцать пять целковых в час. Я арендовал на 12 часов, а до кучи выставил директору ОДО пару пузырей хорошего коньяка. Так сказать, чтобы задружиться на будущее, мало ли…
        Перед отъездом на сборы я вручил Хомякову доклад для дорогого Леонида Ильича. Вроде бы всё в него вложил, все свои знания и пожелания. Естественно, соответствуя знаниям на уровне современника, а не будущего, будущее компьютеризации в докладе было описано как наиболее вероятный вариант развития этой отрасли в мире.
        В общем, на сборы я отправился с лёгким сердцем. Теперь предстояло сосредоточиться исключительно на боксе, очень уж хотелось не столько съездить в экзотическую для советского человека Испанию, сколько доказать, что ты - лучший в своём весе на континенте. Хотя я и знал, что в Мадрид приедут очень серьёзные ребята.
        [1]Катрен - четверостишие, рифмованная строфа в четыре стиха, имеющая завершенный смысл.
        [2] Первым исполнителем песни «Журавли» был Марк Бернес в 1969 году.
        [3] Передача «Очевидное-невероятное» выходила с 1973 по 2012 годы.
        [4] В калошах Суслов ходил по улице, а в помещении их снимал.
        Глава 7
        * * *
        
        Кабинет генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева.
        - Юрий Владимирович, задержитесь, пожалуйста... У меня вопросы по вашему ведомству.
        Брежнев дождался, когда остальные члены Политбюро покинут помещение и, выйдя из-за стола, сел напротив Андропова. Придвинул к себе пепельницу, закурил.
        - Не хотел при Суслове разговор затевать.
        Андропов с пониманием кивнул.
        - Рассказывай, что у тебя по Чайлдсу?
        - К сожалению, Леонид Ильич, все самые негативные подозрения нашли подтверждение. Работает не просто под «колпаком» ФБР, а прямо на эту организацию и, следовательно, вся информация идёт в ЦРУ. Причём работает уже давно, чуть ли не с середины пятидесятых. ФБР подсуетилось, когда у него возникли проблемы со здоровьем - сердце прихватило и потребовалось дорогостоящее лечение. Вот они и проплатили. А потом стали давить на расхождения в идеологии настоящих марксистов и Сталина. В общем, убедили работать на государство. Можно констатироваться, что Мойше Шиловский неплохо устроился.
        - Да-а, - протянул Брежнев, глядя в полированную поверхность стола, в которой в перспективе отражались две люстры. - Невесело от такой информации… А ведь какой артист!
        И, тяжело вздохнув, поднял взгляд на собеседника:
        - Что предлагаешь делать?
        Тот в ответ невозмутимо блеснул стёклами очков.
        - Есть предложение вызвать его в Москву под каким-нибудь предлогом. Тут надо будет хорошо подумать, под каким, чтобы Чайлдс не насторожился. Устроить ему «сердечный приступ» будет несложно. А там постараемся вытянуть из него всю нужную информацию. Будем сейчас детали отрабатывать.
        - Добро, - кивнул генсек. - Тут вот о чём я, Юра, подумал... Знаешь, мне кажется, надо не только с Чайлдсом вопрос решать. Давай-ка собери толковых ребят. Назовем их, к примеру, ревизорами. Пусть проконтролируют, как выделяемые нами деньги тратят западные коммунисты.
        - Леонид Ильич! - на лице председателя КГБ мелькнула плохо скрываемая досада. - Это вообще-то долгая история. Вводить новых людей, легендировать... Впрочем, с ПГУ постараемся что-то придумать.
        - Я не тороплю, Юра. Тут нужна верная информация. И до Суслова не надо всё это доводить. Об этом будем знать только ты и я. Договорились?
        - Да, Леонид Ильич! Спасибо за доверие!
        - А ведь молодец-то какой этот Покровский! Как он этого Чайлдса «срисовал»! Случайность конечно, но тем не менее.
        - Да, побольше бы нам таких вот «случайностей».
        - Ты, Юра, присмотри за парнем. Ненавязчиво, конечно. Он молодец. Вот песни какие правильные пишет, в спорте у него успехи отличные. На днях доклад от него передали по развитию ЭВМ в стране и мире. Толково написано, даже я понял, что к чему. Отдал специалистам, пусть они там во главе с Глушковым разбираются.
        - Уже присматриваем, Леонид Ильич. Особых грехов за ним пока не наблюдаем. Учится по личному графику, утверждённому ректором. Хорошо учится, в отличие от других спортсменов такого уровня. Пишет песни, тренируется. Вот жениться собрался.
        - О! Молодец какой! А кто невеста?
        - Полина Круглова. Учится в музыкальном училище. Познакомился он с ней на танцах, защитив от одного ублюдка. Специально для неё написал несколько песен, с которыми она выступала на центральном телевидении. Самые известные «Аист на крыше» и «Я не могу иначе».
        - Да, слышал. Замечательные песни, Виктории Петровне особенно вторая нравится. И молодёжи, говорят, пришлась по вкусу. Хорошая пара получится. И Покровский её в обиду не даст. Надо будет проконтролировать, чтобы лишний раз им палки в колеса не вставляли. А то доходят до меня слухи, что там у них, у эстрадников этих, чуть ли не до драки доходит, кому перед кем выступать. Интриги плетут.
        - Проконтролируем, Леонид Ильич. Да и сам Евгений - палец в рот не клади, - усмехнулся он уголком рта. - Тут мне рассказали, как он Евтушенко уел перед концертом…
        - Да ты что! Ну-ка, ну-ка…
        - Гамзатов с ним вместе перед концертом к группе поэтов и композиторов подошли. Представил всем Покровского. Тот за руку с ними поздоровался. А Евтушенко видит, что Женя волнуется, и давай подкалывать. Говорит, мол, чего раскраснелся? Не иначе от того, что тебе такое счастье привалило рядом с нами постоять?
        - Ну и что Покровский?
        - А тот отвечает, дословно Леонид Ильич: «Ага! Вот прям щаз описаюсь от такого щастья! Вы не скажете, кстати, Евгений Александрович, где тут туалет?».
        - Ай, молодец какой! Срезал Евтушенку! - ответил, отсмеявшись Брежнев. - Ты понимаешь, вот чувствуется в нём стержень… Такого не прогнёшь.
        - А без стержня двукратными чемпионами страны по боксу не становятся.
        - Согласен… Так, с Покровским вроде разобрались. Теперь подумать надо, как этой американке Анжеле Дэвис помочь. И стоит ли вообще помогать….
        
        * * *
        
        Кабинет Андропова.
        - Товарищ Председатель Комитета Государственной безопасности! Генерал…
        - Прекрати, Константин Михайлович! Не на параде. Что у нас по Покровскому? Новости есть?
        - Всё как обычно, Юрий Владимирович. Сейчас со сборной во Фрунзенском в Крыму. По их итогам практически со стопроцентной вероятностью будет зачислен в основной состав сборной на чемпионат Европы в Испании.
        - Что-либо может помешать зачислению в сборную?
        - Результаты показывает стабильно высокие, залётов нет. Разве что если травма какая-то, что не позволит ему выходить на ринг.
        - Добро. Будем надеяться, что травмы его минуют. Я вот о чём тебя хотел попросить, Константин Михайлович...
        - Слушаю вас, Юрий Владимирович.
        - От нас кто со сборной едет?
        - Соколов был утвержден.
        - Соколов? Знаю, толковый офицер. И спуску не даст, и лишний раз сторожить не будет. Так вот, Константин Михайлович, подбери ещё одного сотрудника в пару к Соколову. Задача его будет следующая - не спускать глаз с Покровского. Что это значит... Мне очень важна его реакция на окружающую обстановку. Всё, вплоть до мелочей. Поведение в аэропорту, гостинице, на улицах города, в магазинах и прочее. С каким интересом или, наоборот, безразличием осматривает местные достопримечательности, как заказывает еду и что заказывает, что покупает в магазинах. В общем, мне в итоге нужен подробнейший отчёт на тему «Покровский в Испании». Понимаю, что задача у твоего сотрудника будет архисложная. Как всё время быть рядом и не пробудить ни капли подозрения к себе… И очень важно донести до сведения твоего подчинённого, что Покровский не враг и не шпион. Он отличный советский человек. Но зачем нужна эта информация и, тем более, кому - он знать не должен. Задача понятна?
        - Да, Юрий Владимирович! Сотрудник такой есть. Уверен, что у него получится справиться с этой задачей. Тут ещё один очень важный вопрос есть, Юрий Владимирович. Информация от Хлесткова сегодня пришла.
        - Хлестков? Это Свердловск, кажется. Что за информация?
        - Не знаю, не решил ещё, как её оценивать. Смотрите сами.
        Константин Михайлович достал из папки конверт.
        - Вот, читайте.
        Андропов сперва бегло пробежался по тексту, а потом более внимательно перечитал.
        - И что это за «Геомониторинг» такой? Что с этим прикажите делать? Твои соображения?
        - Соображений про этот «Геомониторинг» нет совсем. А что делать? Если это правда, то мы потеряем людей, если деза, то, затратив время на проверку, сорвём очередной запуск. Надо как-то эту информацию доводить до руководства космической программы.
        Андропов вернулся к рабочему столу и поднял трубку телефона
        - Володя, соедини меня с Каманиным… Здравствуй, Николай Петрович! Андропов тебя беспокоит… Нет, крамолы в твоём ведомстве пока не замечено… Вот именно что пока. Тут у меня некая информация появилась. Сразу скажу, что не проверенная, но отреагировать я должен. У тебя «Союз 11» когда стартует? Да, правильно. Прикажи инженерам ещё раз посмотреть… Сейчас я тебе зачитаю: «из-за поломки вентиляционного клапана возможна разгерметизация спускаемого аппарата и гибель космонавтов»… А я почём знаю, откуда такая информация. Аноним какой-то прислал. Только что получил и тебе звоню. Пусть твои инженеры и академики ещё сто раз этот клапан проверят. Если посчитают, что всё в порядке, то пусть письменно об этом тебе сообщат… А это за тем, Николай Петрович - и не мне тебе об этом говорить и ты сам прекрасно знаешь - что всякая нештатная ситуация как правило имеет имя, фамилию и должность… Да, правильно. И тут ещё рекомендация. Если неисправность не будет найдена, всё равно необходимо приказать космонавтам совершать посадку в скафандрах… Да, понимаю, что будет тесно, но тут на кону стоят не только их жизни, но и
честь советской космонавтики. Приказ этот твоим космонавтам тоже под подпись… Да, и просьба к тебе, Николай Петрович, всё, о чём мы с тобой сейчас говорили… Да, правильно. Всего доброго!.. Запись разговора продублировать. Копию мне в сейф.
        Он поднял взгляд на собеседника:
        - Вот такие пироги, Константин Михайлович. Ваши предложения, что с этим письмом делать? Как будем искать анонимного отправителя?
        - Хлестков сообщил, что провели дактилоскопическое исследование письма. Чётких отпечатков нет. По-видимому, писалось и заклеивалось в перчатках. Провели так же исследование на всякие включения: пыльцу растений, домашнюю пыль и прочее. Ничего толком не обнаружили.
        - Графологическую экспертизу проводили?
        - Специалистов у них соответствующих нет, потому и не делали.
        - Да-а, задача… И ведь непонятно, что делать, если всё то, что написано в этом письме, подтвердится. Предавать огласки пока не станем. Круг лиц, которые будут работать с этим, надо будет сократить до разумного минимума. Отдайте на графологическую экспертизу, потом аналитикам. Посмотрим, что скажут… «Геоминиторинг», мать его!
        
        * * *
        
        База отдыха Министерства обороны располагалась во Фрунзенском, на южном побережье Крыма. Санаторий на 750 мест так и назывался - «Фрунзенское». До 1945 года населённый пункт носил название Партенит, что в переводе с греческого значит «девичий». И на мой взгляд, Партенит звучало изящнее, нежели Фрунзенское, которое ещё хрен выговоришь. Но не мне решать.
        Как нам пояснили, здесь отдыхали офицеры (в основном от майоров и выше) и члены их семей. Помимо основного 12-этажного здания в виде свечки имелись парочка корпусов пониже и подлиннее. В один из них нас и заселили. Меня вместе с легковесом Валерианом Соколовым. Окно выходило на усыпанный галькой пляж. Надеюсь, будет время искупаться. Едва расположились, как пригласили в столовую. Это было отдельное здание, большое, на 300 мест. Имелся при санатории и собственный кинотеатр - тоже здоровое здание, где каждый вечер показывали отечественный или зарубежный фильм.
        Боксёры приехали без тренеров, зато тут было всё руководство сборной СССР, от с старшего тренера до физиотерапевта. Не считая местных медицинских работников, как нам сказали, вполне квалифицированных, которые также примут посильнее участие в подготовке команды.
        Сборную вновь возглавляет Анатолий Степанов. На этот раз без брата. Степанову помогают Густав Александрович Кирштейн, Владимир Александрович Лавров и Юрий Михайлович Радоняк. И нас, 22 рыла, каждый из которых мечтает выступить на континентальном первенстве. То есть в каждой весовой категории два претендента на одно место. Мне придётся выгрызать путёвку в соперничестве с Чернышёвым.
        Тренируемся в зале (хорошо, кстати, оборудованном), занимаемся на тренажёрах, работаем в спаррингах, бегаем кроссы по пересечённой местности, плаваем в море на время, ежедневно проходим медицинское обследование. Личное время только после ужина. Можно поплавать в море уже просто для своего удовольствия, посмотреть телевизор в комнате отдыха (номера, увы, без теликов), или почитать, или погонять шары в бильярд, поиграть в шахматы - это уже в другой комнате отдыха. На всякий случай я взял парочку учебников - сессию мне предстояло сдать по возвращении. Предметы я практически все и так знал, но самые геморройные не мешало бы повторить.
        День за днём одно и то же. Но впереди у каждого из нас была цель - чемпионат Европы, и народ был готов ещё и не на такое. Я же за счёт подаренной свыше выносливости где-то хоть и ненамного, но всё-таки демонстрировал результаты лучше, нежели Чернышёв. Если бы спарринги проходили не по три раунда, а по 10-12, думаю, я своего оппонента просто закатал бы в канвас. И Володя, похоже, это понимал, оттого и ходил последние дни как в воду опущенный. А мне, честно сказать, было парня жалко. Иногда до такой степени, что мелькала предательская мысль поддаться, сделать что-то не так, чтобы хоть где-то оренбуржец меня опередил. Но… Благоразумие или, точнее, эгоизм не позволили дать слабину.
        Единственный день, когда не было тренировок - воскресенье. Делай что хочешь, хоть на кровати лежи, хоть купайся и загорай. Я зарылся в библиотеку, она тут была очень даже неплохая, выбрал роман Диккенса «Дэвид Копперфилд». Читал его ещё в той жизни в подростковом возрасте и, несмотря на хорошую память, многие сюжетные повороты забылись. С книгой на пляж и отправился, оккупировав зонтик, в тени которого между купанием знакомился с биографией Копперфилда.
        Наконец наступило 8 июня, и тренеры, собрав нас в комнате отдыха, объявили состав сборной на чемпиона Европы. В соответствии с весовыми категориями от самой лёгкой до тяжёлой состав выглядел следующим образом: 48 кг. - Валерий Стрельников, 51 кг. - Виктор Запорожец, 54 кг. - Александр Мельников, 57 кг. - Валериан Соколов, 60 кг. - Николай Хромов, 63,5 кг. - Сурен Казарян, 67 кг. - Абдрашит Абдрахманов, 71 кг. - Валерий Трегубов, 75 кг. - Юозас Юоцявичус, 81 кг. - Владимир Метелев, свыше 81 кг. - Евгений Покровский.
        Я с трудом скрыл довольную улыбку. Да и чего раньше времени радоваться. Одно дело - выиграть путёвку на Европу, и совсем другое - удачно выступить. А удачно - это значит не бронзовая, не серебряная, а исключительно золотая медаль. Именно так нас настраивали тренеры.
        Предыдущие два чемпионата Европы мы в неофициальном командном первенстве уступили сначала полякам, затем румынам. До этого дважды подряд побеждали. И теперь руководители советского спорта и федерации бокса рассчитывали, что мы сможем вернуть командную победу нашей стране. Другой вариант попросту не рассматривался.
        Я не помнил, честно говоря, как выступила наша сборная на чемпионате Европы 1971 года. Может, и выиграли этот самый неофициальный зачёт, а может быть, и нет… 11 весовых категорий, а я отвечаю только за одну, за свою, с меня за неё и будет спрос. Бокс - индивидуальный вид спорта, это вам не футбол и не хоккей[1].
        - Те, кто в состав сборной не прошёл, в индивидуальном порядке отправляются домой. Остальные завтра в организованном порядке улетают с нами в Москву, а оттуда в тот же день летим в Мадрид.
        В столицу Испании добираемся прямым рейсом. В Мадриде дождь. Как выяснилось, он идет уже второй месяц, почти не переставая, хотя обычно в это время здесь стоит жара.
        - Это хорошо, что прохладно, - заявляет Володька Метелев, - лучше сохраняется бойцовский тонус.
        Нашу сборную встречает представитель оргкомитета. Садимся в поджидающий нас автобус, и где-то час спустя подъезжаем к отелю «Conde Duque». Здесь уже расположились болгары и румыны, теперь вот и наша очередь. Недолгая регистрация - и вот мы с Колей Хромовым вселяемся в 68-й номер на втором этаже. Номер небольшой. Но уютный и комфортабельный. Санузел, правда, совмещённый, но это ерунда. Телевизор цветной, и я, в своём прошлом побывав в Барселоне, по-испански что-то помнил и местами узнавал слова, но приходилось делать вид, что, как и Коля, в местных языках ни бельмеса ни шарю. Хотя некоторые программы можно было и без знания языка смотреть, тот же футбол.
        Тренеры проинформировали, что на чемпионате выступят 194 боксёра из 27 стран. А мы сегодня ожидаем подкрепление. Должна прибыть первая группа советских туристов, среди которых много специалистов бокса, спортивных журналистов. Вторую группу ждем 14-го, так что на трибунах будет слышен и родной голос. Не останутся внакладе и советские любители бокса, не имеющие возможности приехать в Мадрид. 17 и 18 июня вечерами будут показаны в записи четвертьфинальные и полуфинальные встречи, которые будут заканчиваться глубокой ночью. А на вечер 19 июня намечена прямая трансляция финальных боев.
        Руководитель нашей делегации - начальник управления прикладных видов спорта Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР Аркадий Николаевич Ленц. С нами прилетел и Георгий Свиридов, теперь уже бывший председатель федерации бокса СССР. Честно говоря, не знал, кто вместо него, да и особо не стремился это узнать, потому как Свиридов несколько лет спустя снова должен возглавить федерацию.
        В первый же день перед ужином прошла тренировка в зале института физкультуры. Когда мы приехали, то застали там боксеров Венгрии. Одетые в комбинезоны - костюмы для сгонки веса, - похожие на резвых медвежат, питомцы легендарного Ласло Паппа яростно осыпали ударами тренировочные мешки. Мы обменялись приветствиями с венграми и приступили к полуторачасовой тренировке. Два раунда - «бой с тенью», один - работа со скакалками, затем удары на месте, защитные движения с уклонами, без защиты с передвижениями.
        Работать приходится под вспышками фотокамер, а после тренировки к наставникам сборной и ребятам пристают с расспросами репортёры. Удивляются многонациональности нашей сборной. Один на ломаном русском спрашивает меня, не планирую ли я провести всё-таки бой с Мохаммедом Али?
        - Я могу планировать что угодно, а окончательное решение за руководителями советского спорта, - развожу я руками.
        - Ну а вы сами хотели бы провести этот бой? Скажем, за большой гонорар?
        - Насколько большой? - прищуриваюсь я.
        - Ну-у, может быть, миллион долларов.
        - Не, минимум на пять согласен. Налоги, опять же.., - протянул я.
        - То есть за пять миллионов вы согласны? - не унимался настырный репортёр. - А на что вы их потратите?
        - Построю больницы, школы и детские сады, - заявил я, вспомнив слова, что мне сказал Студенок.
        - О-о, вы занимаетесь благотворительностью?!
        - В СССР такого понятия нет, - улыбнулся я своей самой открытой и доброжелательной улыбкой. - Хотя в войну советские люди на свои средства покупали для армии танки и самолёты. Но это не считалось благотворительностью, это был долг каждого советского гражданина, которой имел возможность хорошо зарабатывать и покупать технику для фронта. Либо это делали целые коллективы, отдавая зарплату на покупку той же самой техники. А теперь извините, мне нужно идти.
        А может, я бы закупил в Штатах оборудование для своего института, для развития компьютерной отрасли. Но что толку делить шкуру неубитого медведя?!
        На следующее утро Лавров сунул мне в нос свежий номер газеты «ABC». На маленьком фото на предпоследней полосе я узнал себя во время тренировки.
        - Про тебя, между прочим, пишут, - скривился тренер. - Мол, хочешь заработать на бое с Али 5 миллионов долларов и потратить их на благотворительность.
        - Так а что в этом плохого, Владимир Александрович? - искренне удивился я. - Не на виллу же в Марбелье я бы потратил гонорар, а на больницы и школы. Разве это плохо?
        Лавров явно смутился.
        - Ну, с одной стороны, конечно, хорошо… Просто советские боксёры за деньги не дерутся.
        - Кто знает, что будет через пять или десять лет, - глубокомысленно изрёк я.
        - Философствуешь, - буркнул Лавров. - Это ладно, но вот по поводу статьи с тобой просили разобраться за то, что лишнего наболтал. Перед турниром мотать нервы не будем, но после его окончания проведём комсомольское собрание. Мельникова я уже предупредил.
        Мельников был комсоргом сборной, как и в зимней поездке по США. Скорее всего, собрание пройдёт ради проформы, и я не сильно обеспокоился. Тем более если удастся взять золотую медаль, то и вовсе опасаться нечего - победителей не судят. Только её ещё нужно взять, и желательно вместе с командой. И неизвестно, кто мне попадётся на первом этапе - жребий, как известно, слеп. Не хотелось бы на старте турнира встречаться с сильным оппонентом.
        Моим соперником стал бельгиец Жан-Пьер Купман. В памяти тут же щёлкнуло… Точно, лет через пять он будет драться в титульном поединке с самим Мохаммедом Али, но проиграет нокаутом. Интересно, насколько силён бельгиец на данный момент?
        А вот Валерке Стрельникову из Улан-Удэ откровенно не повезло. Мало того, что ему придётся провести лишний бой, так как в его весовой категории до 48 кг участников с перебором, так ещё и против действующего чемпиона Европы в весе венгра Гедо.
        11 июня предварительные поединки. Даже по местному времени они начинаются поздно, в девять вечера. Пятница, рабочий день, все желающие должны успеть на бокс к первым поединкам.
        Первым на ринг поднялся президент Европейской ассоциации любительского бокса, представитель СССР Николай Александрович Никифоров-Денисов, который поздравил боксеров, тренеров и судей с началом турнира, являющегося прелюдией к Олимпийским играм в Мюнхене. Обращаясь к зрителям, он сказал: - В вашем лице мы приветствуем прекрасный, трудолюбивый испанский народ.
        И ещё курящий. Подумал я, наблюдая за клубами плавающего в воздухе сизого дыма. У нас за такое сразу бы выкинули из зала пинком под зад, а тут это в порядке вещей. Хорошо, что до ринга табачный дым почти не добирается.
        Стрельников сделал всё, что мог. Весь бой с первой перчаткой Европы дебютант провел отлично и проявил себя настоящим бойцом, но… Опыт венгра сказался, он был точнее, и судьи заслуженно отдали ему победу.
        Несколько пар спустя, ближе к полуночи в легчайшем весе сошлись старые знакомые: москвич Александр Мельников и югослав Ян Бахтиярович. Три года назад на юниорском Кубке Европы верх одержал югослав. На этот раз с явным преимуществом победил Мельников, хотя пришлось провозиться до финального гонга. Обладая большой физической силой, Бахтиярович сразу ринулся вперед, но наш непробиваем. Отлично защищаясь от наскоков соперника, Мельников отвечает ему сильными встречными. В третьем раунде Александр посылает Яна в нокдаун. Судьи единодушно на стороне нашего спортсмена. Фактически он не пропустил ни одного удара.
        Остальные участники нашей команды, включая и меня, сразу попали в «основную» турнирную сетку.
        Первым выходит защищать честь советского бокса Виктор Запорожец. Ему биться с чемпионом Европы 1965 года, западногерманским боксёром Фрейштадтом. Нервы у немца оказались крепкими. Запорожец бил редко, но основательно. Затем разошёлся вовсю, и во втором раунде отправил соперника в нокдаун. Что и говорить, спортсмену из ФРГ досталось здорово, но, отдохнув, он снова ринулся вперед, получая тяжелые удары в голову и справа, и слева. Казалось, что Фрейштадт рухнет, но он продержался до конца.Следующим соперником Запорожца будет поляк Блажинский, который дважды послал в нокдаун югослава Милославовича - бой был остановлен ввиду явного преимущества поляка.Уже за полночь поднимаемся на ринг мы с Купманом. Бой продолжался всего лишь 1 минуту 20 секунд. Бельгийца я раскусил сразу, про себя успев подивиться, как это он дорастёт до титульного боя с Али? Наверное, какая-то случайность, так как о Купмане я ни до, ни после этого поединка не слышал. А может, то был вообще другой Купман, тоже бельгиец? Да нет, вряд ли, думаю, на всю Бельгию один более-менее приличный боксёр с такой фамилией. В любом случае, мой
соперник за эти почти полторы минуты вообще ничего не показал, и я решил не затягивать, коль есть возможность закончить бой досрочно. Даже не дожидаясь конца первого раунда.
        После счёта «10» Купман едва поднялся, и рефери, глядя ему в глаза, покачал головой и вполне логично прекратил поединок. «Прима, руссо!» - приветствовали меня испанцы. А Лавров, не успев похвалить, потащил в разминочную зону, работать на «лапах».
        - Будем добирать то, чего ты в этом поединке не добрал, - сказал он.
        В первом раунде завершил свой бой и полутяжеловес Владимир Метелев, прямыми ударами дважды потрясшего болгарина Петрова. Спасая подопечного от нокаута, секундант выбросил на ринг полотенце. Метелева ждала та же участь - работа с Лавровым на «лапах». А за ним и Сурена Казаряна. Его бой с голландцем Виссаром был прекращен во втором раунде ввиду явного преимущества армянина.
        А вот английский легковес Синглетон до конца держал в напряжении Колю Хромова. Николай не давал себя бить, мгновенно реагировал на выпады англичанина своими контрвыпадами. Но надо было не только защищаться, но и набирать победные очки. Лишь во втором раунде Коле удалось раскрыть Синглетона. Англичанин сумел дотянуть бой до конца, но всем было ясно, что победил Хромов. Всем, кроме судей, которые с перевесом в один голос отдали предпочтению Синглетону.
        - Засудили! - заорал я на английском со своего стоячего места в нескольких метрах от ринга. - Судейский беспредел!
        Публика была со мной солидарна, а вот расстроенный поражением подопечного Лавров погрозил мне кулаком. Ну да, могут последовать санкции, а мне и команде это ни к чему. Зал свистел и топал ногами минут пять, не давая выйти на ринг следующей паре. Но судейского решения это изменить не могло.
        Наши выступили все, а я задержался, чтобы посмотреть бой своего будущего соперника. Либо чемпион Европы румын Алексе, либо представитель ФРГ Хуссинг. Хм, атлетично сложенный, рослый немец по всем статьям был сильнее румына. Немного неожиданно, но результат логичный, и судьи на этот раз не стали чудить. Всё бы им русских засудить, гнидам…
        В отель возвращался один, думал, наши все уже спят, но, как выяснилось, тренеры вовсю обсуждают планы на завтра, а ребята ещё переживают свои поединки и поединки товарищей. Но кое-кому нужно было выспаться. На третий день первенства на ринг предстояло выйти Абдрашиту Абдрахманову, Валерию Трегубову, Юозасу Юоцявичусу и Александру Мельникову, которому предстояло провести свой второй поединок в Мадриде.
        В этот день тоже не обошлось без судейских скандалов, причём уже в первой же паре. Шотландец Парвин, закончив бой с поляком Готфридом, подошел к сопернику и дружески похлопал его по шее: мол, не огорчайся и не сердись - сегодня я тебя, а завтра кто-нибудь побьёт меня, может даже и ты. Парвин улыбался и ждал, когда арбитр поднимет его руку. Но... победителем объявили поляка. Испанские зрители принялись возмущаться, как вчера после боя нашего Хромова с Синглетоном, но на решение судей это уже повлиять не могло. На ринг вышла вторая пара - интересный румынский боксер Зильберман и югослав Мелинчич, шел красивый бой, а публика, не умолкая, требовала изменить решение в пользу понравившегося ей Парвина. Но, увы, такого в боксе не бывает.
        Однако это были цветочки по сравнению с тем, что случилось после боя испанца Фахардо с югославом Беличем. Испанец противопоставил манерному стилю Белича не очень совершенный, но атакующий бокс. Его прямые и боковые удары чаще попадали в цель. Советский судья Борис Савин дал победу Фахардо, но его поддержал лишь один коллега. Что тут началось… Около часа тысячи зрителей не могли успокоиться. Юноши и почтенные отцы семейств кричали что-то в адрес судей, явно не признаваясь в любви, топали ногами. От возмездия в лице самых агрессивно настроенных болельщиков судей даже пришлось оборонять полицейским.
        Так что этот вечер бокса затянулся далеко за полночь. Главное, что наши все свои поединки выиграли Валера Трегубов в одну калитку вынес бельгийца Парента. Юоцявичусу пришлось боксировать с хозяином ринга. Вначале зрители еще надеялись, что их соотечественник Варона сумеет противостоять натиску советского боксера, тоткидался на Юозаса и нарывался на прямые встречные. Кулаки Вароны рассекали воздух. Он безнадежно проигрывал, и публика стала его освистывать. Этот поединок Юозас мог выиграть нокаутом, но проявил снисходительность - ограничился нокдауном, чем завоевал симпатии зрителей и специалистов бокса, которые все поняли.
        Александр Мельников во втором своём бою на турнире убедительно выиграл у Форстера из ГДР. Атакуя с дистанции, он в третьем раунде провел прямой удар в голову соперника. Еще удар - и Форстер отправился в нокдаун. Все пять судей с большим преимуществом отдали победу советскому боксёру.Последним из наших боксировал Абдрашит Абдрахманов. Когда он пританцовывал возле ринга, готовясь к бою, старший тренер Анатолий Степанов ему посоветовал: «Не спеши, поработай два раунда - прочувствуй ринг». Однако уже первый удар чуть было не опрокинул швейцарца Гшвинда на канвас. Абдрашит, боксируя в левосторонней стойке, шёл на соперника с двумя «пушками». Правой рукой стрелял для острастки, а левой бил редко, но наповал. Швейцарец уже после первой «бомбы» выглядел предельно испуганным. Ему было не до боя, и во втором раунде поединок был остановлен.Приняв поздравления, Абдрашит облачился в костюм для сгонки веса, поверх него натянул шерстяную рубашку и начал тренировку с Лавровым. Хорошо поработав, сел в укромный угол раздевалки и углубился в чтение. Хм, «Воспоминания и размышления» - мемуары Георгия Жукова. Заметив
мой взгляд, Абдрашит улыбается:
        - Специально взял с собой. Хорошо настраивает.Итак, позади три дня. Неофициальная борьба за командное первенство предстоит очень трудная. Особенно хорошо подготовлены наши друзья и соперники - поляки, румыны и венгры. Из лидеров европейского ринга большие потери имеют лишь болгары и югославы.Четвёртый день для нас начался с потери. Сурен Казарян едва не плакал, когда вернулся в раздевалку после поединка с чемпионом Европы Калистратом Куцовым из Румынии. Он был потрясен тем, что случилось с ним на ринге. - Что я наделал?! - спрашивал Сурен сам себя, не смея поднять головы. - Иди под душ, теплая вода успокоит, - посоветовал Лавров.
        Ну да, сам виноват. Первый раунд выиграл, а затем румын пошёл вперёд, наш принял ближний бой, в котором раз за разом пропускал удары. Дошло до нокдауна. Понятно, что нужно было рвать дистанцию, использовать длину рук, но все мы крепки задним умом.
        Затем мы еще раз испытали горечь поражения. Югославский полутяжеловес Мате Парлов, проведший в своей жизни 225 поединков, из которых 201 выиграл, записал в актив ещё одну победу - над нашим Владимиром Метелевым, причем очень яркую. Метелев, боксируя с левшой, целил в голову. Парлов, спокойно защищаясь, готовил удар слева. Во втором раунде такой удар прошёл - и Метелев опустился на пол. Володька встал кое-как на ноги, но рефери решил остановить бой, и в целом, конечно, был прав.
        Поднял нам немного настроение Валериан Соколов, одолевший немца с чешской фамилией Ружичка. Коля Хромов был также обязан побеждать своего соперника - финна Меронена. И всё шло к безусловной победе, пока в после очередного нокдауна в начале третьего раунда Меронен не ткнулся головой в лицо Хромова. Рассечение, и тут публика стала требовать, чтобы судья остановил бой и снял нашего боксёра. Вот же уроды! Спасибо судье в ринге, не остановил бой, дал довести до конца. А ведь перед этим два турецких спортсмена, выигрывая бои с испанцами, были объявлены побежденными из-за незначительного повреждения бровей. Арбитры, игнорируя мнение врачей, за несколько секунд до конца поединка выносили роковое, очень обидное резюме.
        Скандалом закончился бой венгра Ботоша с испанцем Рубио. В целом поединок получился равным, но судьи с небольшим перевесом отдали предпочтение Ботошу. Публике, понятно, это не понравилось и, хотя поединки проходили согласно регламенту, зрители гудели, свистели и размахивали белыми платками, как на корриде. Президент Испанской федерации бокса Дуке, сопровождаемый приближенными, демонстративно покинул зал под одобрительные возгласы. Потом он вернулся и потребовал в перерыве провести экстренное заседание бюро Европейской ассоциации любительского бокса, на котором заявил, что команда Испании подвергается дискриминации и поэтому она отказывается от дальнейшей борьбы. Правда. на следующий день страсти улеглись, испанцев уговорили не сниматься с турнира.
        Ну а у меня 15 июня четвертьфинальная встреча с болгарином Пандовым, у которого, по слухам, очень тяжёлые кулаки. Так при его габаритах это и неудивительно, он на голову почти выше меня, настоящая горилла. Я первым из наших выхожу на ринг. Рефери из Италии по фамилии Пикка мне сразу не понравился. Больно уж недобро он зыркал в мою сторону. Как выяснилось, предчувствия не обманули.
        Едва начался бой, как Пикка сделал мне замечание, по существо высосав нарушение из пальца, потому что никакой открытой перчаткой я не бил. А мой соперник, невзирая на вроде бы физическое превосходство, оказался трусоват. Видно, в курсе, как я завершил свой первый бой, и боится пропустить такой же нокаутирующий удар. Клинчует, прижимается ко мне, как томная барышня, кладёт свою пудовую головёнку мне на плечо… Как бы рассечение не схлопотать.Во втором раунде мне удалось пушечным выстрелом правой опрокинуть соперника на пол. Пандов после отсчёта нокдауна едва поднимается. Видно, что человек в прострации, в состоянии грогги, беспорядочно машет перчатками по воздуху. И снова голова его в опасной близости от моего лица. Но я настороже. Делаю шаг назад и бью на отходе. «Братушка», как подкошенный, рухнул возле канатов.
        Ну что, рефери, пора прекращать бой? Как бы не так! Итальянец невозмутимо предлагает продолжить поединок. Тут же я ударом справа рассекаю болгарину бровь. Соперник отправился в свой угол получать медицинскую помощь, туда же двинулся Пикка, и после короткого совещания мне наконец-то присуждается досрочная победа.
        И снова меня ждёт Лавров с «лапами», считающими, что я недостаточно устал. Так оно, в общем-то, и есть. Тренер говорит, что имитирует манеру англичанина Стивенса - моего соперника по полуфиналу. Тот уверенно одолел турка Осбея. Между тем победа командой теперь под большим вопросом. Мы потеряли уже пятерых боксёров. Абдрашид Абдрахманов из-за рассечения уступил итальянцу Ласандро, хотя явно выигрывал. В отличие от истории с Хромовым рефери решил остановить бой, лишив Абдрашида надежды на медаль.
        Бой Вити Запорожца с поляком Блажинским судил тот же итальяшка Пикка, что и мой поединок с Пандовым. Ну и отыгрался, сволочь, на Витьке. Поляк с первых секунд бросился вперёд, бодая нашего боксёра. Но когда таким же образом Запорожец встретил соперника, итальянец сразу же сделал ему замечание. Причем Пикка так спешил, что к началу второго раунда вынес Витьке два предупреждения, чреватых двумя проигрышными очками. К чести Запорожца, тот, видя такую несправедливость, не сник, проводя атаку за атакой, и все зрители явно были на его стороне. Закончился бой. Рефери собрал записки.
        - Бой выиграл наш, - бормочет словно бы себе под нос стоящий рядом Радоняк. - Но роковыми могут стать два предупреждения.Словно в воду смотрел! На табло счет 3:2 в пользу поляка. За Виктора - шотландец и уэльсец, против - болгарин, югослав и испанец. Я матерюсь сквозь зубы. И чем мы насолили этому итальяшке?! Может, его папа сгинул в холодной России во время Второй мировой? М-да, нигде я ещё не встречал столько судейского беспредела, как на этом турнире. Правда, из международных у меня была только поездка в Штаты, но вон и тренеры наши негодуют, считая, что творится настоящее безобразие.
        К полуфиналу стало ясно, что мы распрощались с надеждой вернуть себе негласный титул чемпиона Европы. Боксёры Румынии недосягаемы, девять из них пробились в полуфинал. Далее идут поляки - их шесть, у нас и венгров осталось по пять бойцов.
        Даже олимпийский чемпион Валериан Соколов не сумел подтвердить свой высокий класс. Он проиграл встречу поляку Томцику. Их поединок был первым в шестой день соревнований. Начался он с того, что Соколов, откинув корпус назад, меткими выстрелами обстреливал Томцика. Поляк получал удары, но шел вперед, целясь правой по подбородку Валериана. Первый раунд наш выиграл с незначительным преимуществом. Во втором удар опрокинул Соколова, он вскочил, вытер перчатки и принял боевую стойку, но скорость его движений заметно снизилась. Второй период за поляком, который, беспрерывно атакуя, чувствительно бил в голову и по корпусу. В этом поединке, по мнению наших тренеров, Соколов не был Соколовым. Хотя в конце он сражался мужественно, но когда прозвучал гонг, мы не слишком-то надеялись на победу. Трое судей - испанец, шотландец и западный немец - отдали предпочтение Томцику. На сторону Соколова встали ирландец и югослав.
        В отличие от Соколова, уверенно провел свой бой действующий чемпион Европы Валерий Трегубов. Его соперник ирландец Дохерти, поднимаясь на ринг, молитвенно встал на колено и приложил перчатки к лицу. Достучаться до небес, однако, ему не удало, хоть парень оказался и довольно напористым. Но после нокдауна пыл его заметно поугас, победу Валерка заслужил досрочно.А следом Юозас Юоцявичус в игровой манере пытается разобраться с поляком Стахурским. Юозас ничего не предлагает, он играет, легко передвигаясь, а соперник невозмутим. Первый раунд за ним, хотя манера боя поляка больше по душе испанским зрителям. Во втором раунде Стахурский атакует и, наконец, достигает своего - ударом справа в «бороду» отправляет Юозаса в нокдаун. Потрясение небольшое, Юозас быстро пришел в себя и, маневрируя, отыгрывает потерянные очки. Хорошо встречает поляка прямыми. Стахурский, наскакивая, низко опускает голову. После устного замечания судья в ринге не выдерживает и делает ему предупреждение. Ещё один точный удар Юозаса - и рефери открывает счёт. А затем литовец снова обстреливает Стахурского с дальней дистанции. Звучит
финальный гонг… С надеждой ждём решений судей и с облегчением вздыхаем, когда поднимают руку нашего спортсмена.Николай Хромов вышел на ринг с незажившей как следует накануне рассечённой бровью. Его очень легко вывести из строя в ближнем бою. Учитывая это обстоятельство, Коля начал поединок осторожно, очень собранно. И всё же австриец Лорбек каким-то образом ухитрился задеть разбитую бровь. К счастью, ещё до того, рефери остановил бой, Хромов сумел нанести нокаутирующий удар справа, и Лорбек падает на канвас, как подкошенный.Бой продолжался всего лишь 1 минуту 50 секунд. Бронзовую медаль Коля уже завоевал, но хочется большего. Впереди его ждёт поляк Щепаньски, убедительно выигравший у сильного турка Татара.К полуфиналам под давлением прессы и публики отстранены от судейства три арбитра, в том числе итальянец Пикка, который лишил заслуженной победы нашего Виктора Запорожца.
        Хромов против поляка Щепаньски вышел на ринг с едва зажившей раной брови и века левого глаза. В первом раунде Коля пытается побыстрее закончить встречу, но Щепаньски - опытный боксер, и сам умеет бить, и хорошо держит тяжелые удары. Второй и третий раунды вроде бы как остались за Хромовым. Мобилизовавшись и действуя очень грамотно, он стал переигрывать соперника: точно бить, уклоняясь от клинча и встречных ударов. Победа Николая лично мне представлялась бесспорной, и тем не менее трое судей почему-то были к нему неблагосклонны. Оставалось лишь снова материться сквозь зубы. Кулаки так и чесались подойти и разобраться с этими подонками в белых манишках и чёрных бабочках. Хромов шел мимо трибун, и зрители стоя приветствовали его. Но для него бронзовая награда была слабым утешением.
        Зато через 15 минут наш Юоцявичус был объявлен победителем в бою с восточным немцем Брауске. Поединок складывался для Юозаса трудно. Оба левши, высокорослые. Литовец начал бой в своем стиле, атакуя прямыми ударами с дальней дистанции. Немецкий боксёр не смутился. Последовал неожиданный боковой удар - и Юоцявичус в нокдауне. Правда, быстро оправился, но раунд остается за Брауске. После перерыва немец идёт вперед, уклоняясь и защищаясь. Юозас верен себе. Если судить по очкам - раунд равный. В третьем раунде значительно активнее наш боксёр. Счет 4:1 в его пользу. Есть первый советский финалист!А потом был трудный бой Валерия Трегубова с румыном Дьёрффи. После гонга боксёры закружились в медленном танце. Оба они левши. Идёт быстрый обмен ударами с дальней дистанции, но инициатива всё же на стороне Трегубова. Во втором раунде он наносит несколько чувствительных ударов. Дьёрффи пытается наверстать упущенное, перехватывает инициативу, но ненадолго. Трегубов быстро приходит в себя и находит силы для атаки. Однако чувствуется, что оба боксера подустали - стало больше махаловки и меньше техники. Третий
раунд... Он проходит в беспрерывных обоюдных атаках. Валера часто применяет свой излюбленный приём - отход назад и тут же удар левой снизу, такой полуапперкот. На последних секундах Трегубов ускоряется, перед гонгом наносит последний удар. С минимальным перевесом - 3:2, наш проходит в финал.
        Третьим этого добился в жарком бою с ирландцем Даулингом Александр Мельников. Соперник Александра оказался не из лёгких, впрочем, на этой стадии проходных боёв практически не бывает. Даулинг ниже ростом, физически крепок, напорист и расчётлив, закрыт почти в глухой стойке. Он бросался вперёд, стремясь пробиться на ближнюю дистанцию. Но Саня, легко передвигаясь, редкими ударами набирал очки.Судьи были единодушны - 5:0 в пользу Мельникова.
        Я поднимаюсь в ринг последним из наших, когда на часах уже первый час ночи. Что-то насчёт того, что лёгких соперников на этой стадии не бывает, я немного погорячился. Либо это я такой крутой. Дёргая соперника левой, заставил его раскрыться и, не теряя ни мгновения, отправил в цель правую перчатку. Прошло даже меньше полутора минут. Бли-и-ин, опять Лавров на «лапы» потащит… Надо было подольше провозиться, решить всё в третьем раунде. Хотя… Ну на фиг, неоправданный риск.
        Лавров всё-таки загнал меня в тренировочный зал, работать на «лапах».
        - Завтра зато выходной, никто тебя трогать будет, - успокоил Владимир Саныч, увидев мою поскучневшую физиономию.
        В финале меня ждёт Хуссинг из ФРГ. Бой его я видел, не очень техничный боксёр, но мощный, весит чуть за центнер. Вероятно, и меня постарается задавить массой и тяжёлыми ударами с обеих рук, как своего соперника по полуфиналу.
        Спать лёг в три утра, проснулся почти в полдень. Впрочем, это уже обычная практика, с такими поздними боями волей-неволей будешь дрыхнуть до обеда. Каждый раз остаёмся без завтрака. А в ужин стараемся есть немного. Вернее, те мало едят, кому выходить на ринг, остальные могу позволить себе полноценный европейский стол. Борщами и пельменями нас не балуют. Меню для всех одно и то же, усреднённое. Но не ропщем, потому как всё на алтарь победы, а обеды такие, что реально можно нажраться от пуза. Но мы стараемся не переусердствовать, нам нужно вес держать, хотя боксёрам моей категории свыше 81 кг можно не волноваться. Главное - на ринге чувствовать лёгкость, а не ходить по канвасу с одышкой после первого раунда.
        Пока обедал - вспоминал Полину. Звонить в Свердловск дорого, слать письма нет смысла. Пока дойдёт - сам вернёшься. И желательно с золотой медалью.
        - Женька, идём в зал заседаний, - услышал я на выходе из ресторана голос Коли Хромова.
        - А что там? Будут делать накачку в преддверии финалов?
        - И это тоже, - хмыкнул Коля. - А ещё будут стихи читать.
        Кто там говорил, что только Высоцкий имел возможность выезжать в капстраны благодаря французской жене? Вон, Роберт Иванович Рождественский, который при рождения звался Роберт Станиславович Петкевич[2], спокойно прилетел в Мадрид, и теперь готов выступить перед сборной со своими произведениями. Когда я занял свободный стул с мягкой обивкой в зале заседаний отеля, он уже о чём-то общался с тренерами и представителем консульства. Увидев меня, улыбнулся, подошёл, протягивая руку.
        - Евгений, рад вас видеть! А я к полуфиналам прилетел, болел за вас? хоть вы меня на трибуне наверняка и не видели. Да и не только за вас, за всех наших ребят болел. И завтра буду болеть.
        А дальше была речь старшего тренера сборной, настраивающая нас, финалистов, только на победу. Оратор из Степанова так себе, куда больше запомнилось выступление Рождественского, прочитавшего в том числе свежее стихотворение:
        «В атмосфере,которая давит на ринг(Сообщить об этом необходимо), Пятьдесят процентов табачного дыма,Остальное: крик, крик, крик».
        Потом нам разрешили прогуляться в город, ежели у кого имеется такое желание. У меня лично имелось, как и у ещё нескольких ребят, тоже пожелавшим потратить валюту, которую нам обменяли из расчёта 2 доллара в день. Сразу выдали песетами, в это время один доллар равнялся 70 песетам. Только на сувениры и хватит, или ещё на какую-нибудь мелочь типа коробки сигар.
        - К ужину чтобы были в гостинице, - строго заметил Ленц.
        Сам он и представитель советского консульства, взяв Рождественского буквально под руки, куда-то его повели. Видимо, у них назрел свой обед.
        В город нас отправились восемь человек, все боксёры, у тренеров были свои дела. Старшим назначили комсорга Саню Мельникова. Нас ещё перед поездкой инструктировали, что можно, а чего нельзя делать за границей, тем более в капстране, в этот раз только напомнили, чтобы вели себя подобающе советским спортсменам.
        Отель «Conde Duque» находился практически в центре Мадрида, поэтому мы решили на транспорт не тратиться, несколько часов нам вполне хватит на пеший шопинг. Да и вообще красиво тут, недаром я фотокамеру захватил. И я ребят то и дело щёлкаю на фоне разных достопримечательностей, и они меня…
        Парк Буэн-Ретиро с «хрустальным дворцом», музей Прадо, королевский дворец, Площадь Пласа-Майор с конной статуей короля Филиппа III, кафедральный собор Альмудена… Даже рынок Сан Мигель - настоящая достопримечательность, так как он сохранил первоначальный железный каркас с 19 века.
        - Ну что, валюту надо тратить, - подал голос Казарян, когда время близилось к пяти вечера. - Не в Союз же её везти.
        - Надо найти сувенирную лавку.
        - Да ну их, эти сувениры, - поморщился Валера Трегубов. - Я тут с одним местным пообщался из отеля, он немного знает русский сказал, что знает место, где чуть ли не бесплатно можно взять почти новые шмотки.
        - О, отлично! - довольно разулыбался Казарян. - Показывай, Сусанин, щас джинсами затаримся.
        - Да я плохо ориентируюсь, знаю, что этот магазинчик находится на улице Калле Гран Виа. Нужно у прохожих спросить.
        - Вы как хотите, а я за сувенирами.
        - И где они? - спросил Мельников.
        - Да хрен их знает, щас на ломаном английском начну опрашивать прохожих.
        Комсорг наш, судя по его виду, больше желал идти за халявной одеждой, чем за сувенирами.
        - Ты главное, к ужину не опаздывай, а то с меня спросят, - на прощание сказал он.
        Ближайший сувенирный магазинчик я нашёл довольно быстро. Он располагался на узенькой улочке под названием Калле Прециадос. Симпатичный магазинчик с неплохим ассортиментом. Яркая расписная посуда, включая майолику, винные кожаные бурдюки, которые можно носить как флягу, веер, кастаньеты, разноцветные напёрстки из металла и обожжённой, покрытой глазурью глиной… Для тех, кто ценит юмор, продаются каганеры - фигурки человечков, справляющих большую нужду. Считается, что такой сувенир приносит успех владельцу. Платья для фламенко и майки с символикой футбольных клубов. Даже подарочные издания с рецептами испанских блюд. Правда, такая богато иллюстрированная книга стоила тысячу песет, и отдавать за неё практически всю наличность было откровенно жалко.
        Помимо меня здесь крутилась парочка немолодых итальянских туристов, придирчиво выбиравших подарки, насколько я понял, каким-то Джулии и Виченцо. Занятый ими пожилой продавец кинул на меня вопросительный взгляд, я кивнул, типа здрасьте, он тоже кивнул и вернулся к итальянцам. А я продолжил знакомство с ассортиментом сувенирной лавки. И не заметил, как рядом со мной оказался невысокий крепыш, несмотря на жару, одетый в костюм с галстуком и со шляпой на голове.
        - Герр Покроффски! - негромко произнёс он с сильным акцентом, при этом почти не шевеля губами и глядя перед собой, словно тоже изучая прилавки с товаром. - Я иметь к вам деловой предложение.
        - Вы кто? - так же негромко спросил я.
        - Я представлять ваш соперник по финал Петер Хуссинг. Мы знать, что советский спортсмен… как это сказать… иметь материальный затруднений, и хотеть предложить вам хороший деньги.
        Вот оно что! Видимо, сейчас пойдёт разговор о сдаче боя. И я не ошибся.
        - Пять тысяч доллар! - он наконец-то повернулся ко мне, вперившись в меня водянистыми глазами. - Это для вас огромный деньги. Вы только есть уступить Петер Хуссинг - и деньги ваш. Ну что, как у вас говорить, по рукам?
        - Что-то дёшево вы меня цените, - усмехнулся я. - Вот если бы предложили пятьдесят тысяч…
        - Вы предлагать нереальный цена! - выпучил глаза немчура.
        Я нахмурился, чувствуя, как раздуваются мои ноздри, а глаза наливаются кровью.
        - Слышь ты, херр не знаю как тебя звать… А ну пошёл вон отсюда! И запомни - русские не продаются!
        Его лицо пошло пятнами, он набычился и процедил:
        - Как вы сметь так со мной говорить?! Russisches Schwein! Мой отец воевать на русский фронт, мало убивать вас, варвар…
        - Ах ты ж гнида?
        Я взял его за галстук, дёрнув вверх, отчего немцу пришлось привстать на цыпочки. Краем глаза заметил, что итальянцы и хозяин лавки смотрят в нашу сторону. Пусть смотрят, у нас тут свои русско-немецкие разборки.
        Держа немчика перед собой, как щит, я поволок его спиной вперёд к выходу. Звякнул колокольчик над дверью, спустя мгновение мы оказались на улочке, привлекая внимания ещё и нескольких прохожих.
        - Ты что, ублюдок, ты за кого меня принимаешь? Я ж из тебя сейчас отбивную сделаю!
        - Убрать от меня свой грязный руки! - неожиданно тонким голоском взвизгнул он.
        А миг спустя мою левую щёку ожгла оплеуха. Вот ведь сука…
        Первым моим желанием было отправить немчуру в нокаут крепким боковым, но в последний момент я изменил решение - не хватало ещё сделать этого придурка инвалидом. Отпустил галстук, чуть оттолкнул от себя, давая себе пространство для короткого размаха, и впечатал кулак в солнечное сплетение. Реакция представителя Хуссинга была для таких случаев стандартной: он согнулся пополам, безуспешно пытаясь сделать вдох, и вполне мог сейчас блевануть. К счастью, обошлось без рвоты. Я услышал тонкий женский крик, полная испанка что-то вопила, размахивая руками и показывая в нашу сторону, я успокаивающей ей улыбнулся, приложив руки к груди, но она не унималась. Блин, видно, придётся тупо линять, скандалы в преддверии финала мне совсем не нужны.
        Не успел пережевать в голове эту мысль, как послышалась трель свистка, и я увидел спешащего в нашу сторону полицейского с «демократизатором» в руке. Подскочив к нам, он начал что-то лопотать на испанском, угрожающе размахивая адрес дубинкой. Немец, отдышавшись, смотрел на меня исподлобья, а я выставил перед собой ладони, делая удивлённое лицо, дескать, а чём дело? Собрался народ, выскочил и хозяин лавки, который активно вступил в диалог с полицейским. По мере его рассказа poli, как тут уменьшительно-ласкательно называют полицейских, смотрел на меня всё менее агрессивно, зато в сторону моего соперника не в пример строже.
        Ну а спустя сорок минут мы уже были в участке, включая хозяина сувенирной лавки. Объясняться пришлось на английском, благо что офицер полиции по фамилии Коста, который занялся нашим делом, более-менее им владел. Понимая, что обвинение немца, которого звали Клаус Финкель, в попытке дать мне взятку бездоказательно, я даже не стал это озвучивать. Сказал, что герр Финкель подошёл ко мне, когда я приглядывался к сувенирам, признал во мне русского, и на плохом языке моей страны высказался в том смысле, что русские - второй сорт. Да ещё выразил сожаление, что его папаша, воевавший на Восточном фронте, мало убил русских. Заодно назвав меня русской свиньёй.
        Хозяин лавки подтвердил, что слышал это оскорбление на немецком, после чего я выволок немчуру из магазинчика, и тот отвесил мне оплеуху. Ну а я двинул тому под дых, на этом наша потасовка и закончилась.
        - Я не говорил, что русские - второй сорт! - пробурчал Финкель.
        - Получается, вы обозвали сеньора Покроффский русской свиньёй просто так?
        Немец замялся, не зная, что ответить. Наконец выдавил из себя:
        - Он плохо на меня посмотрел.
        - И за это нужно было его оскорблять?
        - Прошу прощения, не сдержался.
        - Просить прощения вам нужно у сеньора Покроффский, а не у меня. Он имеет полное право написать заявление и потребовать с вас материальную компенсацию.
        - Не нужна мне его компенсация, пусть засунет её себе в одно место, - презрительно бросил я. - Заявление на него писать не буду, неохота тратить на этого… хм… недалёкого человека своё время.
        Так мы и разошлись. Мы с сеньором Эспозито дошли до его лавки, где я прикупил всякой мелочёвки. Испанец, как оказалось, в годы Гражданской воевал в Сопротивлении, бок о бок с русским инструктором Иваном, которого звали Хуаном, геройски отдавшим жизнь за свободную Испанию. И к фашистам мой новый знакомец питал давнюю неприязнь. А этот герр Финкель в его представлении был самым настоящим фашистом. Всё это я понял из его объяснений, где он перемежал испанский с английским. А в знак любви к русским Эспозито подарил мне ту самую кулинарную книгу за 15 баксов. Или басков, хе-хе, если измерять в жителях Каталонии. Может быть, Полина разберётся с испанским и сможет реализовать на практике какую-нибудь паэлью. А может, ей и картинок хватит и цифр, в которых обозначается масса ингредиентов.
        В стане сборной я ничего скрывать не стал. Вдруг завтра в какой-нибудь газетёнке всплывёт информация о конфликте русского боксёра и немца, и я окажусь в нехорошей ситуации. Или в консульство инфа уйдёт, а оттуда в Союз. Уж лучше рассказать правду. Тем более правда на моей стороне, он вообще первым меня ударил. А если не верите - сходите в участок, сеньор Коста покажем вам протоколы допроса и мировое соглашение.
        - Говорили же, ходить всем вместе, - сокрушался Ленц. - Мельников, говорили?
        - Говорили, Аркадий Николаевич, - понурив голову, бормотал Саня.
        - Вернёмся в Союз - там устроим разбор полётов. А пока всем думать о завтрашних финалах. Тебе, Покровский. Особенно, теперь ты просто обязан победить этого немца.
        Можно сказать, обошлось… Пока. А что там будет по возвращении… Если выиграю «золото», то победителей, как известно, не судят. Опять же, правда на моей стороне, не мог же я спустить этому наглому Финкелю оскорбление и оплеуху.
        Несмотря на события минувшего дня, спал я нормально, донимала только сменившая дожди духота, несмотря на распахнутые окна. Кондиционеров, в отличие от «Москвы», тут не было, хотя в остальном придраться к чему-то было трудно.
        Утром узнал, что трансляцию на СССР будет комментировать Озеров. Оказывается, Николай Николаевич и в боксе разбирается, а не только в теннисе, футболе и хоккее. Снова было собрание, на котором тренеры заявили, что отступать некуда, слишком много потерь. И если бой равный - не стоит ждать милостей от судей.
        Так и случилось. Саня Мельников был вне себя от горя, когда трое судей назвали его побеждённым в поединке с венгром Бадари. Приуныли и мы, нам казалось, что в последних двух раундах наш был сильнее.
        - Не могу себе простить, что неуверенно провёл первый раунд, - вздыхал Мельников, общаясь с корреспондентом «Советского спорта». - Бадари левша, и боксировать с ним неудобно. Он с первых секунд шёл в ближний бой. Я пытался встречать его прямыми в голову, но пробить защиту не мог. Трудность была еще и в том, что у Бадари сильный удар, и мне на первых минутах пришлось внимательно следить за его правой рукой. Его боковые удары опасны. К тому же он, как и все венгры, очень вынослив. Нужно было как-то раскусить его и охладить пыл. Понимаю, что сначала венгр выглядел эффектнее. Во втором же раунде мне удалось провести несколько удачных серий. По глазам венгерского спортсмена видел, что некоторые мои удары достигли цели. Бадари сдал, но к этому времени устал и я. Понимал - всё решит третий период. Сделал всё, что мог, и был почти убежден, что поднимут мою руку, но...
        Вот именно, но! Побеждать надо было с запасом, но Саня этого просто физически сделать не смог.Первое «золото» нашей сборной принёс чемпион прошлого первенства Европы Владимир Трегубов. Бой с югославом Беличем он провёл бой уверенно, и его победа не вызвала сомнений. На табло вспыхнул счет - 5:0. Не помешало даже то, что соперник был левшой. Ещё и в нокдауне югослав побывал, так что всё по делу. А Володька заявил крутившемуся под ногами собкору «Советского спорта», что теперь намеревается побороться за медаль Мюнхена в следующем году.
        Третьим из наших на ринг поднялся Юоцявичус. За исход боя мы волновались, в полуфинале Юозас выглядел не слишком уверенно. Удастся ли ему сдержать напор румына Настасе? Тем более, что у румынской команды это был последний шанс позолотить свою победу в неофициальном командном первенстве. Игровой манере нашего боксера Настасе противопоставил, как и ожидалось, свою «правую», которой накануне свалил наповал финна. Наш левша, выше ростом. Легко передвигается в центре ринга. Румын с первых же секунд пропускает прямые лёгкие удары. Свистят по воздуху тяжелые кулаки Настасе, того и гляди зацепит правой. И вдруг - глазам своим не верим… В нокдауне не наш, а румынский боксер.
        По итогам поединка у нас вторая золотая медаль. Вскоре наступает моя очередь подниматься на ринг.
        - Давай, Женька, ты сможешь! - напутствует меня Лавров, хлопая по спине.
        Петер Хуссинг на голову выше меня, на 20 кг тяжелее. Но я почти не волновался, тактику боя мы с Лавровым, который больше Степанова занимается нами, разработали перед боем. Хуссинг - уменьшенная копия Валуева, предпочитает не драться, а бороться. Моя задача - не давать ему толкать меня к канатам, держать дистанцию, хотя руки у меня будут покороче его, но за счёт резкости я должен успевать наносить удары и тут же отскакивать.
        Ага, вон и герр Финкель, стоит в сторонке, позади Хуссинга, испепеляет меня взглядом. Увидев, что я на него посмотрел, сразу отвернулся. У-у, гнида фашисткая!
        Я сегодня в красном углу. Закончилось представление боксёров. Гонг! Мне сразу же удалось ударами левой раскрыть немца и провести несколько сильных прямых в голову и корпус. Один из них - по животу в концовке раунда - согнул Хуссинга пополам. Нокдаун. А я-то думал, что это пузо (не такое уж, честно говоря, и жирное) мне вряд ли удастся пробить. Причём именно удар в живот заставил его согнуться, а не в печень или селезёнку.
        После нокдауна Хуссинг обмяк, но не сдался. Отдохнул в перерыве и с ударом гонга продолжил переть на меня, сопя, как разъярённый бык. Но я был свеж, как утренний туман, и зажать меня в угол оказалось не так просто. Мои удары были всё также резки и точны, периодически заставляя соперника трясти головой или просто ойкать, когда перчатка попадала в живот.
        Второй раунд однозначно за мной, и самоуспокоенность сыграла со мной злую шутку. В концовке трёхминутного отрезка немцу удалось затолкать меня в угол, где он принялся не столько бить, сколько толкаться. Да ещё и бодаться. Так боднул, что я получил рассечение верхнего века, кровь сразу залила глаз.
        Однако рефери позволил добоксировать до гонга, и только в перерыве принялся рассматривать моё повреждение.
        - Дайте мне закончить бой, - попросил я его.
        Видно, столько мольбы было в моём взгляде, что рефери со вздохом кивнул.
        - Ладно, - ответил он тоже на английском, хоть и был местным, испанцем. - Посмотрим, как твой глаз будет держать удар.
        Кровотечение за время отдыха удалось остановить, веко замазали вазелином. Прозвучал гонг, мы сошлись в центре ринга. На этот раз я постарался голову под тычки/удары не подставлять, не говоря уже о том, чтобы позволить немцу клинчевать и бодать меня головой. Концентрация была на уровне, и я не дал сопернику ни единого шанса. Да ещё и отправил его во второй нокдаун, когда Хуссинг, окончательно раскрывшись, кинулся на меня из последних сил. Ну я и засадил крюком слева, немца пошатнуло, если бы не канаты, на которые он опёрся - точно упал бы. Я уже хотел добавить справа, но рефери вмешался, отправив меня в нейтральный угол. Потом бой продолжился, но оставалось меньше полминуты, не удалось мне устроить третий нокдаун или первый нокаут.
        Вижу довольные физиономии наших тренеров.
        - Молодец! - ерошит мои мокрые от пота волосы Лавров. - Будут знать, как предлагать деньги нашим боксёрам. Ну что, поработаем на «лапах»?
        - Владимир Саныч…
        - Ладно, ладно, шучу. Иди в душ, а то скоро уже награждение и торжественное закрытие.
        Ну да, в душ, а потом первым делом надо бы заштопать кожу верхнего века. Хотя нет, так я пропущу награждение. С чувством гордости взбираюсь на пьедестал, получаю награду, слушаю гимн СССР… А церемонию закрытия пропустил, находясь в это время уже в местной травматологии, где кучерявый, похожий на санитара Джузеппе из ещё не снятой комедии «Невероятные приключения итальянцев в России» наложил несколько аккуратных швов и прикрепил сверху над ваткой полоску лейкопластыря. Веко ещё и опухло, так что теперь на мир я смотрел практически только левым глазом.
        Первое место в неофициальном командном первенстве заняли боксёры Румынии. У них четыре серебряные и пять бронзовых медалей. Второе и третье места поделили сборные СССР и Венгрии, завоевавшие по три золотые, одной серебряной и одной бронзовой медалям.А уже наутро за «семейным» завтраком Ленц поздравил с днем рождения Абдрашида Абдрахманова. К такому бы дню победу громкую, вздохнул я про себя, сожалея, что из-за рассеченной брови Абдрашиду не довелось пробиться в финал. Но я-то с медалью, с золотой, радоваться надо! Мог ли я об этом мечтать в прошлой жизни, лёжа в больнице со сломанной ногой? Так что побольше оптимизма, Женёк! В конце концов, бокс - индивидуальный вид спорта, собственные успехи стоят на первом месте. Хотя Абдрашида всё равно жалко. Не получается у меня быть законченным эгоистом. Отвожу именинника в сторонку и протягиваю ему книгу испанских рецептов.
        - Вот, держи. В хозяйстве пригодится. Маме подаришь или невесте.
        - Она же, наверное, дорогая!
        Накануне я не стал говорить про этот подарок от хозяина сувенирной лавки, и Абдрашид думает, что я купил её за свои.
        - Бери, бери, от чистого сердца дарю.
        Уговорил всё-таки. И ничего страшного, что Полина останется без книги испанских кулинарных рецептов. Я ей про неё вообще ничего не скажу. Для неё у меня есть подарок, скромный, но достойный. А главный подарок - это свадьба, до которой оставались считанные дни.
        [1] В прежней реальности Евгения Покровского на чемпионате Европы 1971 года первыми в неофициальном командном зачетестали румыны, не выиграв ни одной золотой медали.
        [2] Родной отец поэта (к тому времени юный Роберт уже вовсю публиковался в газетах) погиб в 1945 году. Мать вышла за офицера Ивана Рождественского, от которого Роберт получил отчество и фамилию.
        Глава 8
        В кабинете Первого заместителя начальника контрразведки КГБ генерал-лейтенанта Константина Михайловича Константинова находились двое - сам Константинов и подтянутый, спортивного вида мужчина лет тридцати. Хозяин кабинета, сидя в своём кресле, отложил последний прочитанный из трёх листов и посмотрел на сидевшего напротив собеседника.
        - Так, Серёж, по твоему отчёту мы пробежались. В общем толково изложено, подробно… Не зря съездил, да, в роли-то массажиста? - хмыкнул генерал.
        - Ну, вам виднее, товарищ генерал, - чуть улыбнулся в ответ молодой человек, пожимая плечами.
        - Массажист ты и впрямь от бога. Давненько ты мне, кстати, бока не мял.
        - Приезжайте в Новогорск, на динамовскую базу, помну. Там у меня массажный стол из ФРГ привезённый… А так могу прямо здесь шейно-позвоночный отдел помассажировать. Только желательно рубашку снять.
        - Да ладно, не стоит, - отмахнулся Константинов. - А то зайдёт кто-нибудь, а мы тут… Хм, я хочу всё же к отчёту вернуться. Имеются у меня у несколько вопросов.
        - Слушаю, товарищ генерал!
        - Вот ты пишешь: «Покровский со скепсисом осматривал автомобиль «Мерседес-Бенц W 114». Расскажи об этом поподробнее. Что значит со скепсисом?
        - Тогда автобус за сборной подзапоздал минут на двадцать. А ребята при входе в отель стояли. Тут, значит, этот «Мерседес» прямо к дверям подъезжает. Вышел такой толстый испанец, видит - наши стоят и приглашает жестом, мол, подойдите, посмотрите автомобиль. Несколько человек подошли, в том числе и Покровский. Салон осмотрели… Шикарный, конечно, ещё пахнет кожей. Вокруг походили, языками поцокали. Только Евгений наш в отличие от других ребят как стоял рядом с машиной, так и остался стоять. А на лице, товарищ генерал, такая как бы скука что ли написана. Сурен Казарян у него спрашивает, что, не интересно? А Покровский так вот с ленцой вздыхает и отвечает, мол, ничего так тачка, неплохая.
        - Тачка? - приподнял брови Константинов.
        - Ну да, так и назвал. А потом, как на лекции, выдал все технические характеристики этого автомобиля. И про объём двигателя и его модификации, про расход топлива, про инжектор вместо карбюратора, про коробку автоматическую, про кондиционер… Он его правда «кандеем» назвал. Спросил ещё у испанца по-английски, какой объём двигателя - 220 или 230? Тот удивился и ответил, что 230. А Покровский с улыбкой отметил, что жрёт бензина эта тачка больше одиннадцати литров на сотку. В общем, целую лекцию прочитал.
        Генерал задумчиво почесал переносицу, пробормотав:
        - Интересно, откуда у него эта информация…
        - А Сурен Казарян у него так и спросил, мол откуда ты все это знаешь?
        - И что Покровский?
        - Тот ответил, что, когда были в Штатах, сидел в холле отеля, где они жили. Ждал, когда тренер спустится. И там на столике куча журналов лежала, в том числе про автомобили. Вот и прочитал про этот. И еще сказал, дескать, учи иностранные языки, Сурен, пригодится.
        - Да-а, и не подкопаешься... Журнал он мог читать? Мог. В журнале могла быть статья про этот Мерседес? Конечно, язык он знает. Технический уж точно, проверено. А название журнала он, конечно, не сказал?
        - Нет, Константин Михайлович. так никто и не спрашивал.
        - А спросили бы, то, наверное, назвал... Ладно, с этим разобрались. Теперь ещё один вопрос.
        - Слушаю, товарищ генерал!
        - Сергей, хватит уже по стойке смирно тянуться. Сидя это смешно выглядит… Короче, вот тут ты пишешь, что Покровский нелицеприятно отозвался о рекламе по телевизору. В общем-то правильно, наверное, что нелицеприятно. Чего хорошего в их рекламе увидишь… А поподробнее можно?
        - Мы сидели в холле гостиницы… то есть отеля, смотрели какой-то боевик. Там драки постоянно. Нашим-то почти всем впервой, интересно. Вот только этот фильм очень часто прерывался рекламой, буквально каждые 15-20 минут. Только в сюжет въедешь - там же на испанском - так опять или кофеварку, или холодильник рекламируют. Кстати, вот только сейчас вспомнил… Покровский, когда главный герой в очередной раз разобрался со своим противником, обозвал его… Сейчас вспомню… «Ну, - говорит, - прям Чак Норрис».
        - А это кто?
        - Не знаю пока, товарищ генерал. Надо у наших киношников поспрашивать.
        - Поспрашивай. И что там с рекламой?
        - Так вот, Жене нашему, по-видимому, она надоела. Он встал и направился к выходу из холла. Саша Мельников его спрашивает, мол, ты куда? Тот отвечает: «Задолбала эта реклама. Фильм так себе дерьмо, ещё и эти со своими холодильниками. Хорошо, что ещё затычки и всякую хрень с крылышками не показывают». И ушёл.
        - Не понял! Это что ещё за «затычки» и «хрень с крылышками»?
        - Я тоже не знаю, товарищ генерал, - развёл руками гость. - Может, у наших телевизионщиков, у тех, кто за рубеж часто выезжает, проконсультироваться?
        - Попробуй. Тут главное, потом для себя понять, откуда Покровский всё это знает. Не находишь?
        - Согласен, Константин Михайлович. Там были ещё моменты... Но они объяснимы.
        - Например?
        - Ну вот стоим в кафе, еду выбираем. Там, как это называется, «шведский стол». Это…
        - Я в курсе, что это такое, продолжай.
        - Валера Трегубов потянулся за каким-то пирожком, а Покровский его остановил. Возьми, говорит, другой. Тот спрашивает, почему? А Женя ему показывает на надпись под блюдом: «Видишь, три перца нарисовано? Это очень острое блюдо. Всю слизистую во рту сожжёшь».
        - И правда там эти перцы были?
        - Ну да, только их различить трудно. Если не присматриваться, то и внимания не обратишь.
        - Понятно, - побарабанил пальцами по столу генерал. - Тогда подведем итог. Все знания Покровского в принципе можно объяснить. Или они в каких-то источниках были опубликованы, или элементарная внимательность. Верно?
        - Выходит, что так. Парень он компанейский, в общении простой. На ринге как зверь бьётся. Вот когда флаг страны подымали и гимн наш играл, у него такое одухотворенное лицо было, в глазах слёзы стояли.
        - Это в отчете допиши, - кивнул Константинов - Значит так… Про машину, рекламу и прочее добавлять в отчёт не стоит. Мне справочку напиши и всё. В одном экземпляре. Хорошо?
        - Так точно, товарищ генерал!
        На этот раз Константинов не стал поправлять подчинённого, чтобы тот держался с ним проще.
        - Ну тогда всё как положено оформляй. А туда, - хозяин кабинета посмотрел на потолок, - я лично передам.
        
        * * *
        
        - Ну как, классно же!
        Полина вновь покрутилась передо мной, демонстрируя свадебное платье. Сшито оно было по выкройке из западногерманского каталога, и выглядело действительно прелестно. Во всяком случае, на порядок симпатичнее кондовых платьев, в которых выходят замуж рядовые советские невесты.
        - Отличное платье, - подтвердил я. - Уверен, во всём Свердловске, а может, и всём Союзе такого ни у кого больше нет.
        - Скажешь тоже, - зарделась от смущения Полина. - Тебе бы самому ещё костюм с отливом пошить.
        - Пошью костюм с отливом - и в Ялту, - процитировал я себе под нос мечту Косого. - Нет уж, меня и мой вполне устраивает. Я в нём Брежневу…
        Тут я осёкся, так как чуть было не сболтнул, что жал в этом костюме руку Брежневу. Полина приподняла левую бровь.
        - Чего ты там Брежневу?
        - Э-э-э… Я говорю, Брежневу в этом костюме рукой помахал, когда он в ложе для почётных гостей появился.
        - А он тебе?
        - А он меня не заметил, - притворно вздохнул я.
        Примерка прошла в ателье, где это платье и пошили. Закройщица на глазах коллег не без гордости любовалась результатом своих трудов. Отдали мы за материал и работу 55 рублей, тогда как обычное обошлось бы в пределах двадцатки, но оно того стоило. Мало того, что невеста сама по себе красивая, так ещё и платье изумительное, гости на свадьбе будут приятно удивлены.
        Гостей, кстати, должно быть человек тридцать. Вернее, тридцать два. С моей стороны родители и ещё трое родственников, друзей человек пять, Вадик в качестве свидетеля. Из-за моей свадьбы ему пришлось пожертвовать стройотрядом, который сразу после сессии отправился в Тавду строить кормозаготовительный комплекс. Ребята вернутся при деньгах… Но друг на то и друг, чтобы пожертвовать всем ради товарища. Ничего, будут ещё в его жизни стройотряды, нам ещё три года учиться.
        У Полины свидетельницей, само собой, Настя. Они с Вадиком, к слову, тоже о свадьбе задумывались, но мой товарищ, как человек ещё не совсем состоявшийся в жизни, в отличие от меня, зарабатывавшего достаточно, сказал, что они с Настей решили не торопиться и как минимум дождаться получения дипломов. Я его понимал, если бы не халявные - а как ещё это назвать - авторские отчисления, то и сам бы не торопился со свадьбой.
        Да, после моего триумфального возвращения из Испании основные заботы были связаны, естественно, с предстоящей свадьбой. Если не считать сдачу сессии, которую я оформил относительно легко. По ходу учёбы мне только и нужно было, что обновить старые знания, вспомнить когда-то выученное. А на память я никогда не жаловался, так что преподавателей порадовал своими знаниями.
        Само собой, у свердловских газетчиков и телевизионщиков я оказался нарасхват. А до этого торжественная встреча в аэропорту с участием председателя Облспорткомитета Репьёва, заявившего, что теперь уж звание Мастера спорта международного класса от меня никуда не денется. Там же были Полина, Настя, Вадим и целая делегация от института. Там же и первое интервью… Хотя первое было ещё в Мадриде, «Советскому спорту», оно вошло в итоговый отчёт о турнире - этот номер я успел купить ещё в Шереметьево сразу по возвращении.
        Полина переживала, как я с ещё опухшим глазом пойду под венец. Да и шрам этот… На что я выдал сентенцию, мол, шрамы украшают мужчину, и вообще мне в Испании попался хороший хирург, обещал, что шрама вскоре не будет видно. А опухоль за пару дней спадёт, так что в ЗАГСе я буду выглядеть вполне прилично. В отличие от фото в местных газетах и на экране ТВ, когда мне пришлось прямо в аэропорту давать интервью ещё и телевизионщикам.
        На следующий день после моего возвращения в доме раздался звонок от Бориса Николаевича.
        - Поздравляю с золотом чемпионата Европы! - прогудел он в трубку. - Молодец, прославил родной Свердловск!
        Вообще-то родным для меня был Асбест, но я не стал вдаваться в подробности.
        - Спасибо, Борис Николаевич! - с почти ненаигранным воодушевлением ответил я и, кашлянув, спросил. - А насчёт студии грамзаписи и предприятия по выпуску грампластинок, видимо, я зря вас загрузил?
        - А вот не зря, я ведь как раз сейчас и собирался тебя просветить по этому вопросу. Твоя идея мне понравилась, а самое главное, она понравилась Рябову. Он сказал, что надо обдумать этот вопрос, прикинуть смету, в общем, мне и поручил курировать этот проект. А ты будешь мне помогать. Согласен?
        - Ещё бы! Рад, что у вас получилось!
        - У нас, - поправил Ельцин. - Что ты там говорил про пустующее здание на углу Щорса и Серова?
        В общем, в преддверии свадьбы у меня появилась ещё одна забота, и тоже приятная. Но я Ельцину так и сказал, что сначала свадьба, на которую я вас, Борис Николаевич, пользуясь случаем, приглашаю, а потом будем решать вопрос со студией под рабочим названием «Ural Records» и заводом. Ельцин сказал, что с его работой что-то загадывать наперёд не может, но если будет возможность - заскочит в ресторан ОДО, чтобы сказать тост.
        Вот ведь, год назад готов был голыми руками придушить Ельцина, а сейчас вроде как и не таким он отвратительным кажется. Наоборот, пока со всех сторон положительный. Хотя я-то знаю, каким он может быть, если история пойдёт по тому же пути, по которому шла в моей первой жизни. Может, подстраховаться, завалить всё же этого лося? Или устроить какую-нибудь провокацию, чтобы Борьку погнали из партии поганой метлой? Тогда уж точно не взобраться ему на танк и не стать Президентом России.
        Ладно, поглядим, время ещё есть, а пока у нас на носу свадьба. Вернее, мальчишник и девичник. Посидели в общаге с парнями, послушали они мои рассказы про Испанию, получили небольшие сувениры, и то ребятам радость. На гитаре побренчали, не удержался, спел им кое-что относительно нейтральное из Шевчука и Шахрина, чтобы, даже если проболтается кто по дурости, к текстам нельзя было прибраться. Ну и выпили, не без этого.
        Полина с Настей и другими девчонками тоже хорошо посидели, подозреваю, выпила она даже больше моего, хотя и слабенького вина, если верить её словам.
        Наши родители приехали в день свадьбы первыми рейсами, добрались до нашего дома, потом вместе подтянулись Вадим и Настя. В таксопарке для родителей и свидетелей была арендована белая «Волга» с разноцветными лентами. А мы с Полиной… Мы с Полиной ехали в самом настоящем кабриолете с открытым верхом. Это был единственный на весь Свердловск кабриолет ГАЗ-М20 «Победа». Договориться насчёт аренды н ведь день с его хозяином-пенсионером не составило труда. Гораздо труднее было уговорить разрешить привязать к заднему бамперу верёвку с пустыми консервными банками. В некоторых странах к заднему бамперу привязывают пустые консервные банки, чтобы бренчали по дороге и отпугивали всякую нечисть. А я захотел просто подурачиться, сделать так, чтобы эта свадьба запомнилась половине Свердловска, во всяком случае центральной её части, по которой мы собирались кататься. Дед упрямился до тех пор, пока я не достал ещё одну купюру сиреневого цвета.
        Друзья и ещё часть родни ждали нас у входа во Дворец бракосочетания. Для них в АТП я арендовал ПАЗ в один конец - от Дворца до ресторана ОДО. После застолья все разбредутся сами по себе, меня это уже касаться не будет. Хомяков обещал с женой подъехать в ресторан. Хлесткова я тоже приглашал через майора, но генерал вежливо отказался.
        После свадьбы родители переночуют в гостинице, где мы забронировали два номера - один для моих отца с матерью, и отдельный для мамы Полины. Могли бы и у нас, места в принципе хватило бы. Но в идеале новобрачные первую ночь должны провести наедине, хоть мы с Полиной уже несколько месяцев живём вместе.
        Путь до ЗАГСа не обошёлся без приключений. На одном из перекрёстков нас остановил сотрудник ГАИ.
        - Я так и знал, что этим дело кончится, всё, приехали, - простонал наш водитель, одетый в свой самый лучший костюм с розой в петлице - это тоже по моей просьбе.
        Молодой сержант, козырнув и представившись, поинтересовался, с какого хрена к заднему бамперу привязаны верёвка с консервными банками. Прежде чем наш пенсионер протянул свои документы, я протянул свой паспорт.
        - Товарищ сержант, моя фамилия Покровский, наверное, читали в газетах про меня и по телевизору видели, - начал я.
        - Точно, - сдвинул тот фуражку на затылок. - Чемпион Европы по боксу!
        - Ага, он самый, - улыбнулся я во весь рот. - Ещё и динамовец, кстати. А чемпионат проходил в Испании, там я и подглядел такой свадебный обычай. Решили с невестой сыграть свадьбу по-испански. Тем более вроде бы ни в каком законе не указано, что нельзя привязывать к заднему бамперу полутораметровую верёвку с банками. Идущая следом машина при нашей скорости так или иначе обязана соблюдать дистанцию в 25 метров.
        - Гляди-ка ты, и не придраться, - усмехнулся сержант. - Ладно, езжайте, так уж и быть, чемпиону Европы и динамовцу в день свадьбы можно всё.
        А полчаса спустя мы с Полиной, и державшимися чуть позади свидетелями и родителями стояли перед сотрудницей ЗАГСа - обладательницей витиеватой причёски и ярко-накрашенного рта.
        - Добрый день, дорогие гости! Сегодня ответственный момент для молодожёнов, ведь каждый из них решил взять на себя ответственность за своего избранника. Поэтому хочу, чтобы каждый подтвердил это намерение согласием. Прошу ответить невесту.
        - Да, - улыбаясь, ответила Полина.
        - Прошу ответить жениха.
        - Да.
        Надеюсь, голос мой не дрогнул.
        - Согласна ли невеста принять фамилию жениха?
        - Да.
        Так-то мы решили, что на сцене для сохранения интрига она будем появляться как Круглова, под этой фамилией её уже знают, так что нечего менять коней на переправе. А в паспорте… Ну это уже для нас и всяких официальных документов.
        - Так как регистрация брака фиксируется официальным документом, прошу молодожёнов поставить свои подписи в нём для подтверждения решения… Теперь свидетель и свидетельница… Прошу обменяться кольцами… Теперь каждый из вас стал частью целого. И чтобы запомнить этот момент, можете поцеловать друг друга.
        Сплетаться языками во французском поцелуе, как я недавно научил Полину, мы не стали, под вспышку фотокамеры обошлись обычным поцелуем с лёгким намёком ан эротику.
        - Теперь ваш корабль под названием «Семья» отправляется в долгое плавание. Все приглашённые надеются, что оно будет долгим. Так пусть каждый из них лично поздравит пару с новым статусом.
        В фойе откупорили бутылку шампанского, разлили по фужерам, закусили шоколадными конфетами из коробки, и поехали возлагать цветы к Вечному огню на площади Коммунаров. А оттуда - в ресторан.
        На столе салаты «Оливье», «Мясной», «Мимоза» и «Селедка под шубой», заливное, сырная, мясная и рыбная нарезка, овощи, фрукты… Бутерброды, кстати, с красной икрой. Ради икры пришлось потрясти знакомого с продбазы, чей телефон мне оставлял Резник.
        Напитки были на любой вкус: шампанское, вино красное и белое, водка, лимонад, морс и минералка. Впереди были горячая закуска - жульен с курицей, просто горячее - картошка-фри с отбивной и цыплята табака. А под занавес торжества предстояло отведать торты «Прага» и «Ленинградский», пирожные и кофе-гляссе. И в разгар торжества появится ещё один торт - свадебный, трёхъярусный. Высотой в метр, ну и у основания почти такой же ширины. В СССР такое не практиковалось, однако я решил, попросту говоря, выпендриться. Торт я заказал на кондитерской фабрике, в ресторан его должны были доставать ещё утром и, как проинформировал меня администратор заведения, таки доставили в целости и сохранности.
        Меню согласовывали мы с Полиной, хотя последнее слово всё равно было за мной. Она хотела немного сэкономить, я же заявил, что стол должен ломиться, чтобы потом гости годами вспоминали нашу свадьбу. Ну и свадебный торт, конечно, должен произвести на всех неизгладимое впечатление.
        Мы расселись, а по ходу дела в Большом зале заиграла музыка - это работал ресторанный ансамбль с моим другом детства в составе. Кто-то из гостей считал минусом, что ансамбль работал в соседнем, Большом зале, а я, наоборот, был рад, что мы могли посидеть в относительной тишине, хотя звуки музыки долетали сюда даже через закрытые двери.
        Мы с Полиной, как и положено молодожёнам, расположились во главе длинного стола. По бокам уселись Настя и Вадик, дальше родители, родня и вся остальные гости, включая Хомякова с довольно симпатичной супругой.
        Роль тамады на себя взяла тётка Полины - разбитная, недавно вышедшая на пенсию бабёнка из Каменск-Уральского, с малой родины моей невесты. Получалось у неё неплохо, но главное, что не переусердствовала, видно, какой-никакой опыт в этом деле у неё имелся. Конкурсов было немного, начали с каравая, я отломил б?льший кусок, так что и верховодить в семье предстояло мне. Собственно, это и до свадьбы было ясно.
        Первый тост, второй… «Горько! Горько!» С губ Полины давно исчезла помада, но она и без неё хороша, а от моих поцелуев губы и так красные. Дарили всё больше деньги, хотя моя мама вручила Полине золотые с рубинами серьги, доставшиеся ей от её мамы, то есть моей бабушки. Мол, носи, дочка, настоящий раритет. Были и шуточные подарки. Моей жене вручили скалку с надписью… Нет, не «Миротворец», а «Хозяйка», а мне подарили строительный шлем, чтобы эта самая «Хозяйка» не причинила вреда мужниной голове, когда тот придёт домой поздно и немного нетрезвым.
        - Друзья! - слышу приглушённый дверью голос Серёги. - Сегодня в одном из залов нашего ресторана гуляет свадьба. Женится мой друг детства Евгений Покровский, многогранный талант, боксёр и автор песен, которые звучат как в телеэфире, так и практически в каждом ресторане нашей необъятной страны. Недавно он стал победителем чемпионата Европы по боксу, давайте поаплодируем герою ринга!
        - Ой, Женя, это ж тебе хлопают, - прокомментировала мама.
        - Точно, Женьке, - согласился отец.
        И тут из общего зала кто-то крикнул:
        - Покровский! Выйди, покажись!
        Ну что ж, пришлось выйти. Полина увязалась со мной. Со всех сторон послышались поздравления, один дородный мужик даже поднялся и пожал мне руку, похлопав другой по плечу. Я незаметно показал кулак довольно ухмылявшемуся Серёге.
        - А какая у нашего жениха замечательная невеста! Это Полина Круглова, многие из вас могли её видеть в «Голубом огоньке» с песней «Этот город». Давайте и ей поаплодируем.
        Полинка зарделась, тут ещё наши все высыпали в Большой зал, тоже захлопали.
        - А теперь для молодожёнов медленный танец. Кстати, автор песни не кто иной. Как Евгений Покровский.
        Он сел к синтезатору, пробежал пальцами по клавишам вступление, а солист запел:
        В шумном зале ресторанаСредь веселья и обманаПристань загулявшего поэтаВозле столика напротив…
        Нам не оставалось ничего другого, как закружиться в вальсе… Хотя вальс - это три четверти, а в нашем варианте было, пожалуй, четыре четверти, насколько я разбирался в таких вещах. Танцевали не только мы, по ходу дела к нам присоединились ещё две пары, но мы с Полиной были не против, тем более нам они не мешали. А когда песня закончилась, и снова раздались аплодисменты, среди аплодирующих я увидел Ельцина с букетом белых роз в руке.
        - Поздравляю!
        Он подошёл и крепко пожал мне руку, а Полину легонько чмокнул в щёку и вручил букет.
        - Ну что, нальёте чарку?
        - Да без проблем! А вы что же без супруги?
        - Так я по пути с работы. Заскочил к вам на полчасика. Тем более у меня поручение от обкома.
        - Что за поручение?
        - Сюрприз, скоро узнаешь, - подмигивает Ельцин.
        Вскоре он, держа двумя пальцами наполненную до краёв рюмку, говорит:
        - Когда я познакомился с Наиной - своей будущей супругой - мы были студентами того же самого института, где учишься сейчас ты, Евгений. Учились оба на инженера-строителя. Но свадьбу сыграли уже после его окончания. Обручились мы с ней в Доме колхозника в Верхней Исети. Отметили скромно, о таком ресторане, таком столе и мечтать не могли. А это значит, что благосостояние народа растёт, и это значит, что даже простой студент при желании и наличии некоторой доли таланта может и отличным спортсменом быть, и автором прекрасных песен.
        Хм, некоторой доли… Даже немного обидно. Хотя, по большому счёту, к песням я не имею никакого отношения, вернее, к их сочинительству, а в боксе мне неплохо так помогает полученная каким-то непонятным образом выносливость. Впрочем, может быть, я и без неё добился бы немалых высот, три раунда - не показатель. Вот если бы я был профи и боксировал 12 раундов, или даже 15, как сейчас ещё временами принято.
        - …и потому, - прервал мои раздумья голос Ельцина, - я хочу поднять этот бокал за молодых, перспективных, за тех, кому предстоит строить наше светлое будущее, тех, кто построит коммунизм. Горько!
        Все выпили, но шоу на этом не закончилось. Ельцин попросил налить снова, после чего виртуозно сыграл на ложках что-то народное. Я невольно вспомнил историю, как Борис Николаевич, будучи Президентом, сыграл ложкой на голове Президента Киргизии Акаева. Надеюсь, сегодня до подобного не дойдёт, во всяком случае я свою голову подставлять не собирался. К счастью, не дошло, а Ельцин продолжил речь:
        - Женя в свои годы уже успел стать знаменитостью всесоюзного масштаба. И мы гордимся тем, что он наш, уральский. Женя, где бы ты ни был - всегда помни о своих корнях, о том, что тебе всегда есть куда вернуться, где тебя будут ждать. А лучше вообще не отрываться от корней, ведь недаром говорит пословица: «Где родился - там и пригодился». А теперь небольшой сюрприз! В обкоме партии твой успех в Испании оценили по достоинству и, посовещавшись, мы решили подарить тебе автомобиль «Москвич-412». Вот и ключи от него!
        Ого! Ничего себе меня оценили! Так-то я из отечественного автопрома выбрал бы, наверное, тольяттинскую «копейку», но и «Москвич» - далеко не худший вариант. Тем более, как известно, дарёному коню зубы не смотрят. Вспомнился фрагмент комедии «Бриллиантовая рука», где главный антигерой, якобы откопавший клад, заявил, что по совету друзей решил приобрести автомобиль «Москвич».
        - Ух ты! Вот это да! Ничего себе! - слышалось со всех сторон.
        - Спасибо, Борис Николаевич! - от всей души пожал я руку Ельцина, принимая ключи. - Неожиданно, честно говоря, и оттого вдвойне приятнее.
        - Дык это понятно, - расплылся он в улыбке. - Машина стоит в обкомовском гараже, заберёшь, когда на права сдашь.
        - Так они у меня есть! Я перед армией в ДОСААФ отучился и сдал на права, могу водить и грузовой транспорт, и легковой.
        - Ну тогда хоть завтра… Вернее, в понедельник можешь забирать машину. В ГАИ она уже оформлена на твоё имя. Ах да, вот техпаспорт на машину, чуть не забыл, - он протянул мне документ. - В гараже насчёт тебя предупрежу, что придёшь, а так они и без того знают, чей «Москвич» у них стоит… Так, бог Троицу любит, давай третью махну и поеду. А то жена просила сильно не задерживаться, нам с дочками ещё в кино идти, на какой-то индийский фильм. Не могут, понимаешь, без меня в кино сходить, - скривился он.
        После отъезда Ельцина народ как-то расслабился, всё же какой-никакой обкомовский начальник, при котором базар желательно контролировать. Знали бы они, где работает Хомяков… К счастью, об этом из всех присутствующих знаю только я. Ну и жена Хомякова, а та, думаю, умеет держать язык за зубами.
        От их семейства, кстати, мы получили в подарок знаменитый гэдээровский сервиз «Мадонна». Вещь статусная, расписной фарфор, а картинки довольно двусмысленные. Например, в своё время я очень удивился, увидев, как на одной из тарелок одна баба лапает другую. Потом уже, в эпоху интернета, вычитал, что одна из баб на самом деле - Юпитер, принявший облик богини Дианы, а соблазняет он нимфу Каллисто. А вообще все эти картины создатели сервиза взяли не из головы, а опирались на работы швейцарской художницы Анжелики Кауфман, жившей и творившей в конце 18 века.
        Эти сервизы в самых разных вариациях делаются в ГДР именно для советского рынка. «Мадонна» отражает мечту советского человека о чём-то неземном, ненашенском, заграничном. Вот и выстраиваются за сервизом очереди, если вдруг их где-то выбросят в продажу, а по большей части они уходят из-под прилавка по блату для своих. Даже не представляю, как это Хомяковы решились подарить столь редкую и дорогостоящую вещь, причём по виду совершенно новую. Да такими сервизом по большому счёту и не пользуются, он стоит в серванте как музейный экспонат, демонстрируя гостям хозяйский достаток.
        В какой-то момент мне приспичило. Извинившись перед новоиспечённой супругой, я отправился в уборную. Справив маленькую нужду, мыл руки, когда открылась дверь и в отражении зеркала я увидел чернявого мужичка, смахивающего на кавказца. Вроде бы видел его в зале в компании таких же чернявых товарищей.
        - Слюшай, брат!
        Я не спеша вытер руки вроде бы чистым вафельным полотенцем и только после этого повернулся к нему
        - Чем могу быть полезен?
        - Продай машину, - сказал он, делая бровки домиком. - Хорошую цену дам.
        Ну вот откуда он узнал про подарок Ельцина? Вернее, свердловских властей… Ключи мне Борис Николаевич вручал в нашем зале, где не было посторонних. Загадка!
        - Извини, брат, - в том же тоне отвечаю я, - но это подарок партии. Даже если продам - могут последовать вопросы, мол, а где наш подарок? Да и, честно говоря, мне самому машина в хозяйстве нужна. Так что извини…
        Кавказец грустно вздохнул, а я вернулся за стол, где народ уже вовсю уминал горячее, и тоже с удовольствием присоединился к поеданию цыплёнка табака. А затем настало время музыкального сюрприза. Участники ресторанного ансамбля о нём были предупреждены, и даже успели несколько раз порепетировать с нами. А я даже успел зарегистрировать их у представителя ВУОАП. И вот сейчас, когда ансамбль закончил очередную песню, мы все снова вышли в главный зал, я кивнул Серёге, и тот в микрофон объявил:
        - Дорогие друзья! А сейчас жених и невеста представят новые песни, которые ещё никто не слышал. Первым своей невесты - ну и для присутствующих тут дам - споёт Евгений Покровский. Кстати, все песни за его авторством. Давайте его поддержим!
        Народ принялся аплодировать, а я поднялся на сцену. Когда наступила тишина, я сказал:
        - Любимая, эту песню я посвящаю тебе. Знай, что в мире нет никого мне тебя ближе, и я хочу, чтобы мы всю жизнь прошли рука об руку в любви и согласии.
        Глаза Полины предательски блестят, она, улыбаясь, шмыгает носиком, народ аплодирует, а Серёга уже играет вступление. Затем к его электромузыкальному инструменту присоединились соло-гитара, ритм-гитара и ударные. А я, глядя на стоявшую у сцены Полину, запел:
        В мое-е-ей судьбе есть только ты
        Одна-а-а любовь и боль моя
        С тобо-о-ою повстречались мы
        Родна-а-ая женщина моя
        То ли на радость, то ли на беду-у
        Ты знай, что я тебя одну люблю!
        Честно сказать, весь этот шансон вкупе с Михайловым я никогда не любил, но… Я прекрасно помню, как реагировали женщины на эти песни, как-то меня супруга вытащила на концерт Стасика. Поэтому решил сделать жене и заодно всем собравшимся здесь женщинам небольшой подарок.
        Всё для тебя - рассветы и туманы
        Всё для тебя - моря и океаны
        Для тебя - цветочные поляны
        Для-я те-е-ебя…
        В общем, успех был ошеломительным, и мне пришлось исполнить песню на бис. Женщины разве что меховые шапки под потолок не бросали ввиду их отсутствия. Хотя могли бы, например, кидать бюстгальтеры. А затем я пригласил к микрофону Полину. Следующая песня для дуэта, как когда-то в моей реальности спели Пугачёва с Кузьминым. Жаль, что всего один микрофон, но ничего, как-нибудь справимся.
        Полина начала первой:
        В небе полночном
        В небе весеннем
        Падали две звезды-ы-ы…
        И тут вступил я:
        Падали звёзды
        С мягким свеченьем
        В утренние сады-ы-ы…
        В общем, успех был не меньший, чем с предыдущей песней. Когда наконец мы вернулись в наш зал, как раз настало время десертов. А с ним и появление свадебного торта, вызвавшего у присутствующих дружный вздох восхищения. Да уж, настоящее чудо кондитерского искусства метровой высоты, увенчанное шоколадными фигурками жениха и невесты. Полина берёт в правую руку нож, я обхватываю её пальцы своими и вместе нарезаем куски, которые укладываются на тарелки и отправляются к гостям торжества. После этого Хомяков с супругой откланиваются, за ними постепенно ещё несколько гостей. Кто-то успел как следует наклюкаться, ну да ими есть кому заняться.
        Домой мы вернулись в одиннадцатом часу. Честно говоря, свадьба меня так измотала, что хотелось только принять душ и завалиться в постель с намерением проспать как минимум до обеда следующего дня. Но Полина - откуда только силы взялись - в ближайшие два с лишним часа уснуть мне не дала, пока не получила то, что хотела. А потом уже мы выспались, действительно продрыхнув до самого обеда следующего дня.
        В понедельник, как и обещал, я заглянул в обкомовский гараж. «Москвич-412» бежевого цвета блестел хромированными деталями, в салоне пахло… Нет, не кожей, а каким-то химическим запахом. Не очень приятным, если честно, но терпимо. Надеюсь, со временем выветрится. Или повешу ароматизатор. За границей, я видел, такими уже пользуются. Не только картонками в виде ёлочек, но и более продвинутыми вариантами. В СССР такие можно купить разве что у фарцовщиков. С другой стороны, за границей я уже пару раз побывал, причём в капстранах, может, ещё на какой-нибудь международный турнир отправят до мюнхенской Олимпиады, а на Олимпийские Игры, кстати, хотелось бы тоже попасть. И не только попасть, но и… Ладно, пока попридержу свои хотелки.
        Как мне объяснил завгар, машина ездит на АИ-93, которым до крышки был залит бензобак, но при желании можно дефорсировать двигатель, и он сможет кататься на 76-м. Но я про себя решил, что ничего дефорсировать не буду, пусть ездит на родном, хорошем бензине, разница в цене с 76-м не такая уж и большая - 75 против 95 копеек. И это за 10 литров!
        Двигатель тут стоял четырёхтактный четырёхцилиндровый с рабочим объёмом 1.5 литра и мощностью 75 л.с. Коробка передач четырехступенчатая механическая. Максимальная скорость составляет 145 км/ч, объём топливного бака 46 литров, а расход топлива около 7 литров на 100 километров. Имелся транзисторный съёмный приёмник «Урал-Авто», настоящая легенда, не хуже зарубежных аналогов. Помещался в кассете-держателе, мог выниматься и использоваться как переносной за счёт телескопической антенны и 4-х батареек типа 373. Имел шесть диапазонов: ДВ, СВ, три растянутых КВ и УКВ.
        На «Москвичах» в прошлой жизни ездить мне не довелось. Были у меня старенькие «Жигули», потом пошли иномарки, но система управления этой машиной мало чем отличалась от «жигулевской» - три педали и такая же коробка передач. Даже запасное колесо в багажнике лежало.
        - Техобслуживание будешь у нас делать, - пояснил завгар. - Где что загремит, заскрипит - приезжай к нам. А на плановый техосмотр в ГАИ будешь ездить, как все. Можно, кстати, поставить блокиратор педалей, а то вдруг кто на твою ласточку позарится.
        - А ваши смогут поставить? Не бесплатно, конечно…
        - Да без вопросов, - усмехнулся завгар. - Антоныча попрошу, он у нас рукастый и непьющий, предпочитает хрустящими купюрами.
        На следующий день я как штык был в гараже. Антоныч продемонстрировал работу блокиратора, представлявшего собой две пластины, которые, когда оставляешь надолго автомобиль, не дают по раздельности пользоваться педалями. За что получил от меня сиреневого цвета купюру, которую принял с достоинством аристократа, только что выигравшего энную сумму в покер.
        - А ещё можно рукоятку переключения передач отвинчивать, это как два пальца об асфальт, - посоветовал Антоныч и тут же показал, как это делается.
        Действительно, как два пальца, голь, как говорится, на выдумки хитра.
        - Ну как, готов сесть за руль? - спросил завгар.
        А чего ждать, конечно, готов! Я и сел. Повернул ключ зажигания, прислушиваясь к ровно работающему двигателю, плавно выжал сцепление, так же плавно надавил педаль газа… Машина мягко тронулась, и я выехал в предусмотрительно распахнутые ворота.
        Эх, прокачу! «Москвич» катил по проспекту Ленина в пределах положенных 60 км/ч, ветерок задувал в салон, и я с чувством плохо скрываемой гордости поглядывал на пешеходов. Что ни говори, а наличие собственного автотранспорта невольно превозносит человека над окружающими, пусть даже это и 412-й «Москвич».
        А вечером я забрал из филармонии Полину, и она, счастливая, то и дело на ходу высовывалась в окошко, крича всякие глупости. Потом заехали за Вадимом в общагу и за Настей в её общежитие, остаток дня катались вчетвером.
        Настроенная на «Маяк» автомагнитола вдруг выдала голос радиоведущей:
        - А сейчас премьера песни. Автор слов и музыки Евгений Покровский. Исполняет вокально-инструментальный ансамбль «Весёлые ребята» под управлением Павла Слободкина. Итак, звучит песня «Мой адрес - Советский Союз!»
        - Женька, это ж твоя песня, точно? - удивился было Вадик, но девчонки на него зашикали, а я прибавил громкость.
        Нет, что ни говори, молодцы эти «Весёлые ребята», не хуже, чем в оригинале у «Самоцветов». И себя похвалил, угадал с исполнителями. Только когда песня закончилась, а я убавил громкость, Вадим продолжил свой спич относительно того, какой я самородок, и почему я раньше скрывал свой талант. На что я скромно пожимал плечами, мол, талант - вещь такая, что ему не прикажешь.
        На следующий день съездили в паспортный стол, где подали документы на прописку Полины в моём доме. Перед этим в ЖЭКе нужно было собрать кучу справок, причём этот процесс мог затянуться на месяц. Спасибо Хомякову, и тут помог одним звонком кому надо. То бишь начальнику этого самого ЖЭКа. Заодно помог и по-быстрому оформить паспорт с пропиской в милиции, а то бы и тут могло затянуться неизвестно насколько.
        А тем временем 30 июня вечером в программе «Время» сообщили об успешной посадке спускаемого аппарата «Союз-11» с тремя космонавтами на борту. Уф, мысленно выдохнул я про себя, сработало! Три спасённых жизни - это вам не фунт изюму.
        А ещё неделю спустя я получил значок и удостоверение Мастера спорта международного класса. Случилось это, как и в прошлый раз, в кабинете Репьёва.
        - Надеюсь, что когда-нибудь вручу тебе удостоверение Заслуженного мастера спорта, - сказал он многозначительно, пожимая мне руку.
        - Я тоже надеюсь, Пётр Александрович, но для этого желательно победить на Олимпийских Играх. А сначала нужно на них попасть.
        - Сначала нужно достойно выступить на Спартакиаде, - напомнил Репьёв.
        Это точно, V летняя Спартакиада народов СССР стартует уже скоро, а боксёры выступают с 21 по 29 июля. Турнир ставится чуть ли не вровень с чемпионатом страны, мне предстоит защищать честь РСФСР.
        А 25 июля в Иркутске случится крупная авиакатастрофа, в которой погибнут 97 человек. ТУ-104 при посадке в 8 утра с минутами развалится на куски, да ещё и загорится. Это было указано в моих «дневниках».
        А ещё я помнил про теракт, устроенный в Мюнхене палестинцами. Но это случится только в следующем году, пока же есть более важные события, включая иркутскую трагедию. А ещё указанный мною факт про высылку из Великобритании в сентябре более 100 советских дипломатов, обвинённых в шпионаже. Там имело место быть предательство майора Олега Лялина на фоне семейных неурядиц. В Лондон сотрудник КГБ был направлен на должность старшего инженера советского торгпредства в Лондоне, которая служила всего лишь прикрытием для шпионской деятельности. После отъезда жены, не ужившейся с сотрудницами торгпредства, Лялин начнёт напропалую пить. Ночью 30 сентября его задержат за управление машины в нетрезвом виде. В участок поленится приехать наш консул, а британская разведка подсуетится и майора завербуют. Тот после суда получит политическое убежище, сдаст наших разведчиков. Такой вот политический скандал, которого, если в ход пойдёт моя инфа, случиться не должно. Так что пора бы уже пустить мои записи в ход.
        Затевая эту акцию, я предполагал, что меня будут искать, кто-то может вспомнить, что видел молодого человека, спускавшегося в камеру хранения, опишет одежду… Поэтому предпринял кое-какие шаги.
        Спрятал один из экземпляров с подписью «Геомониторинг» в камере хранения на вокзале, естественно, предварительно надев матерчатые перчатки, стараясь, чтобы в этот момент поблизости никого не было - летом человек в перчатках вызывал бы подозрение. А сверху на папку положил записку, в которой написал, что 11 сентября уйдёт из жизни Никита Сергеевич Хрущёв. Это не было отражено в моих записях, когда я их составлял, подумал, что не бог весть какое событие - смерть «сбитого лётчика». А сейчас почему-то решил козырнуть своим «ясновидением».
        Заодно в папку сунул конверт с адресом московского главпочтамта до востребования на имя Абрама Семеновича Гмурмана. Письмо начиналось со слов «Ю. В. Андропову. Лично в руки», а далее я предлагал способ обмена дальнейшей информации.
        Потом в находившемся на этом же нулевом этаже туалете, благо тот был пуст, быстро переоделся. После чего с сумкой в руке отправился смотреть расписание поездов на Москву. А что бы меня точно запомнили, подошёл к справочной и поинтересовался, не предвидится ли в ближайшее время изменения в расписании поездов на Москву.
        Потом с таксофона, прислонив к губам носовой платок и гнусавя, проинформировал дежурного по УКГБ, что на вокзале Свердловск-Пассажирский в ячейке камеры хранения номер такой-то и шифром таким-то лежит папка, в которой находятся документы государственной важности.
        Трубку повесил и, натянув кепку на глаза, неспешным шагом направился обратно. Встал в сторонке, из-за угла наблюдая за происходящим. Минут двадцать прошло, прежде чем у здания вокзала остановилась чёрная «Волга», из которой вышли трое мужчин в костюмах, один из которых мне показался знакомым, вроде пересекались с ним в коридорах УКГБ. Троица спустились по лестнице, ведущей на нулевой этаж, где находилась камера хранения. Ещё десять минут спустя чекисты вернулись, у одного в руках я увидел свою папку, завёрнутую в целлофан. Отлично, всё сработало! Теперь бы ещё дали ход этим запискам, не похоронили в архиве. Надеюсь, товарищи из Комитета проявят бдительность и серьёзно отнесутся к моим «хроникам». Не хочется, чтобы 97 человек погибли ради того, чтобы своей смертью доказать правдивость моих предсказаний.
        С чувством выполненного долга я направился стоявшему в ближайшем дворе «Москвичу». Прочему-то захотелось есть, причём сильно, и недолго думая, я направил машину в сторону чебуречной, в которой бывал не раз в обеих теперь уже жизнях, и мог говорить о готовящихся там же чебуреках только в превосходной степени. И надежды мои оправдались, я даже с собой пяток захватил. Полина тоже не против отведать чебурек-другой, правда, не холодный, поэтому вечером разогреем в духовке или на сковороде.
        Между тем мы договорились, что после моего возвращения со Спартакиады все вчетвером махнём в Юрмалу. У Полины, кстати, в филармонии вторая половина июля и почти весь август - межсезонье, когда по традиции все артисты и почти весь персонал уходит в отпуска. Можно сказать, у нас с ней будет свадебное путешествие, только в компании близких друзей.
        В Юрмале я был в середине 80-х, отдыхали с семьёй по путёвке. Понравилось, почему бы не приехать на прибалтийский курорт на полтора десятка лет пораньше? Все проголосовали единогласно «за». В прошлом году было Чёрное море, теперь для разнообразия можно и на Балтийское съездить.
        Вернее, слетать, благо что до Риги из Кольцово были прямые рейсы. Была у меня изначально мысль махнуть на курорт на новеньком «Москвиче», но, прикинув все «за» и «против», от этой идеи пришлось отказаться. Во-первых, на трассах сейчас заправок наперечёт, пришлось бы на всякий случай везти в багажнике 20-литровую канистру с бензином. Второе - практически полное отсутствие автосервиса на дорогах. Так что помимо канистры придётся пихать в не такой уж объёмистый багажник, где и так лежит запаска и теперь ещё и виртуальная канистра, набор для ремонта шин, включающий в себя домкрат, насос, специальный инструмент для разбортировки колеса, набор ключей, пару крышек трамблёра, свечи, лампочки для фар, буксировочный трос… И это минимум! А я знал таких, которые возили в багажнике столько автозапчастей, что из них можно было второй автомобиль собрать.
        В-третьих, качество дорог… Даже федеральные трассы оставляют желать лучшего, пока доеду до Юрмалы - машину попросту угроблю. В-четвёртых, всё это время за рулём придётся находиться мне. А это довольно утомительно, особенно для человека, который последний раз водил машину хрен знает когда. А там и в-пятых, и в-шестых… В общем, только самолёт!
        Пока же мы и в окрестностях Свердловска могли неплохо отдохнуть одним днём, благо вокруг немало живописных мест. Опять же, съездить к родным, что мы и сделали в ближайшие дни, благо что у Полины и сессия уже была сдана, и в филармонии закончился сезон. Сначала навестили моих в Асбесте, заодно я показал жене городок, а на следующий день мы скатались в Каменск-Уральский. Заодно таблеток для тёщи от её ревматоидного артрита подвезли, я успел достать несколько упаковок как раз перед поездкой.
        А в общем-то сильно расслабляться было некогда. Мы с Казаковым, который будет сопровождать меня в поездке, готовились к турниру боксёров на V летней Спартакиаде народов СССР. Он пройдёт в Москве с 21 по 29 июля. Причём в отличие от предыдущих Спартакиад на этой параллельно не будет разыгрываться звание чемпиона СССР, так как чемпионат страны проводился в марте - нужно было отобрать участников будущего чемпионата Европы.
        Тем не менее выиграть Спартакиаду всё равно почётно, и я собирался пополнить копилку своих достижений очередной победой. Хотя состав соперников был ничуть не слабее, чем весной в Казани. Разве что Володьки Чернышёва не будет, так как РСФСР мог представлять только один спортсмен, как и любую другую республику. Москва и Ленинград выступают отдельной командой.
        В столицу мы с моим тренером вылетели накануне первого дня турнира. Переночевав в выделенной для боксёров гостинице, отправились во Дворец спорта «Крылья Советов», где будут проходить поединки. Там прошло взвешивание и жеребьёвка.
        Вот так да, в первом же бою в 1/8 финала мне предстоит сразиться с одесситом Иняткиным, представляющим Украинскую ССР. Встречался с ним дважды подряд на чемпионатах ССР, и оба раза я оказывался сильнее. Говорят, бог Троицу любит… Посмотрим.
        Валеру Иняткина, судя по его кислому виду, результаты жеребьёвки не порадовали. Но деваться некуда, нужно выходить на ринг. Не придумывать же отмазку в виде внезапного гриппа или подвёрнутого голеностопа. Это недостойно советского спортсмена.
        22 июля первыми в нашей весовой категории боксировали белорус Почетухин и ленинградец Емельянов. Из-за травмы соперника победу присудили Почетухину. А наша пара - вторая. Я в синей майке, соперник, соответственно, в красной. Его тренер-секундант что-то яростно нашёптывает, видно, настраивает подопечного на бой. Казаков спокоен, я тоже. Не то что рассчитываю на лёгкую прогулку, но оппонент мне знаком, и я уверен в своих силах. Объективно я сильнее, это знает и Иняткин, и это знаю я.
        Ринг-анонсер, а если по-нашему, то просто судья-информатор представляет соперников. Мастер спорта международного класса, чемпион Европы, на ринге провёл 46 боёв, в 43-х одержал победу… Это всё про меня, два поражения были по юношам, третье и последнее - в финале ДСО «Буревестник». У более возрастного соперника боёв больше, но достижения скромнее, однако это не повод расслабляться.
        Веко моё полностью зажило, поэтому я не опасаюсь повредить полученное в Испании рассечение. Если только получить новое. Но соперник пока не стремится в ближний бой, я тоже держусь на средней дистанции и часто выбрасываю удары. Запаса выносливости отработать все три раунда в таком темпе - быстром, но не критичном - мне должно хватить. За год с лишним уже научился понимать собственный организм. В концовке боя смогу ещё и ускориться, если до этой самой концовки дойдёт дело. А вот мой соперник - вряд ли. Он и сейчас, к концу первого раунда, уже тяжеловато дышит, выбрасывает меньше моего ударов и практически не попадает. Разве что пару раз по корпусу, но для меня это совсем не критично, даже дыхание не сбилось.
        - Продолжай в том же темпе, - советует спокойный и уверенный в исходе боя Казаков.
        Он даёт мне прополоскать горло из моей пластиковой бутылочки, привезённой ещё из Штатов. Их боксёры уже вовсю ими пользуются, а наших по сей день поят из стеклянных. Как бы наладить производство нормальной экипировки? Ведь и перчатки, и инвентарь по большей части - чуть ли не прошлый век. Элементарная капа и то не у каждого имеется, если брать юношеский бокс. Хотя бы на взрослые, серьёзные турниры без капы и «ракушки» не допускают.
        - Пошёл! - хлопает меня по спине Лукич, напутствуя на второй раунд.
        Я и пошёл… Продолжил в том же духе, как просил тренер, да и сам я ничего нового придумывать не спешил. Бил больше и попадал, соответственно, чаще, стабильно набирая в свою копилку очки. К концу второго раунда Иняткин уже серьёзно подустал, и за несколько секунд до гонга я провожу затяжную атаку, в финале которой кроссом попадаю справа в челюсть. Одессита явно качнуло, он повис на канатах, но рефери всё же не успел открыть счёт - прозвучал гонг.
        - Нормально, - довольно констатирует Казаков. - Поднажми в начале раунда, нечего с ним цацкаться.
        До третьего раунда дело не доходит - секундант-тренер Иняткина снимает своего подопечного с поединка. Валера, судя по его виду, и в самом деле так до конца и не оправился после моей атаки, взгляд мутный, на ногах стоит нетвёрдо. Ну и правильно, не хватало ещё сделать из человека инвалида.
        В следующем поединке узбек Садыков за явным преимуществом победил представителя Казахской ССР Журбина. Камо Сароян одолел Бингялиса, москвич Нестеренко - Забалуева из таджикской ССР, грузин Николадзе - Кудряшова из Эстонии, боксёр из Туркмении Канашкин - молдаванина Чудновских, а Бодня, представляющий Латышскую ССР - Секачёва из Азербайджана. Читая протокол, я думал, как много всё-таки русских живёт сейчас в союзных республиках. Неужели пройдёт каких-то 20 лет, и даже того меньше - и под давлением националистов русские массово побегут из Таджикистана, Узбекистана, Азербайджана, Армении, Грузии, прибалтийских республик… Так и будет, если в этой реальности ничего не изменится. А изменится ли - зависит во многом от меня. Кое-что я уже успел сделать, но пока этого мало. Надежда на то, что моя закладка с «хрониками» сработает, есть, но не стопроцентная уверенность.
        Мой следующий соперник - Почетухин. Не скажу, что его бокс так уж хорош, бились они с Емельяновым на равных, просто ленинградцу не повезло получить травму плеча. Правда, белорус здоровее меня, но мне не привыкать выходить на ринг против более фактурных соперников, разбирались уже с такими. Вот и на этот раз особых проблем не возникло. Да, пришлось провозиться все три раунда, слишком уж крепкой оказалась челюсть у Почетухина, однако преимущество по очкам было таким, что ни секунды не волновался, когда рефери проглядывал записки боковых судей.
        Камо Сароян так же свой бой выиграл, и нам предстояло сойтись с армянином в полуфинале. Соперник далеко не проходной, впрочем, я к каждому отношусь с уважением, поэтому настраиваюсь на бой серьёзно. И на ринг выхожу сосредоточенным, по-спортивному злым. Наш полуфинал первый, во втором сойдутся Нестеренко и Бодня. Сароян храбрится, но в его глазах я вижу опаску за исход поединка. Ещё бы, на его месте я бы тоже опасался выходить против чемпиона Европы. К тому же мы с ними уже бились на чемпионате страны, устроили рубку, в которой я вышел победителем. Как-то будет на этот раз…
        В этот раз Сароян предпочёл осторожную тактику, предпочитая работать на контратаках. Я же не изменил своему стилю, выбрасывая со средней дистанции удар за ударом. Первый раунд однозначно за мной. В начале второго Сароян, видимо, науськанный тренером, решает поработать первым номером, и это для меня становится в какой-то степени неожиданностью. Соперник буквально заталкивает меня в угол, где начинает обрабатывать апперкотами и короткими боковыми. Я сначала просто блокирую их, пряча физиономию за перчатками, потом, разозлившись сам на себя, решил дать сдачи, успел нанести пару ударов, в этот момент мне и прилетело. Я просто отключился, а в следующее мгновение увидел над собой лицо рефери.
        - …три, четыре, пять, - услышал я сквозь звон в ушах.
        Это мне что, нокдаун отсчитывают? Или нокаут? Я попытался сесть, и мне это удалось с большим трудом.
        - …семь, восемь…
        Я резво вскочил на ноги и меня чуть повело, я встряхнул головой, восстанавливая чёткость слегка поплывшей картинки.
        - Сколько пальцев?
        - Два, - просипел я, глядя на «викторию», которую демонстрировал мне рефери.
        - Можете продолжать бой?
        Я прислушался к своему организму. Одновременно мой взгляд упал на переминавшегося в нейтральном углу Сарояна. В его глазах читалась такая надежда, что я сдамся… Извини, брат, я, пожалуй, ещё подёргаюсь.
        До конца второго раунда кое-как достоял, хотя Камо, что было вполне ожидаемо, пытался решить вопрос, не дожидаясь удара гонга. Не получилось… Но раунд однозначно за соперником, который и в третьем продолжил теснить меня к канатам. Я же почти пришёл в себя, но тут ключевым было слово «почти». К тому же пропустил ещё один чувствительный удар, после чего рефери снова открыл счёт. Твою ж мать, где ты, моя супервыносливость?!
        Она появилась, но слишком поздно, когда ситуацию мог спасти только нокаут. Я устроил финишный спурт, и даже отправил Сарояна на настил ринга, но это был всего лишь нокдаун. А едва бой возобновился, как прозвучал финальный гонг.
        - Ничего, - утешал меня Казаков, когда было объявлено, что раздельным решением судей победу одержал Камо Сароян. - Нельзя всё время выигрывать, даже великие боксёры иногда проигрывают. Хорошо, что это случилось на Спартакиаде, а не на чемпионате страны.
        Я и сам понимал, что, как пела (вернее, споёт) группа «Воскресение», «без поражений нет побед». И правда, хорошо, что это случилось на Спартакиаде, а не на более серьёзном турнире. И мне урок хороший в том плане, что концентрацию нельзя терять ни на секунду и постоянно нужно быть готовым к любому фортелю со стороны соперника.
        По возвращении в Свердловск мне позвонил Хомяков, выразивший сочувствие и поддержку. И чуть ли не слово в слово повторивший Казакова насчёт того, что хорошо, дескать, что проиграл всего лишь на Спартакиаде, хотя и это обидно. И выразил надежду, что к всесоюзному первенству общества «Динамо», которое пройдёт в октябре, я подойду в полной боевой готовности.
        
        * * *
        
        Кабинет Председателя Комитета Государственной безопасности Юрия Владимировича Андропова был просторным. За ширмой находилась карта СССР, на пьедестале стоял бюст Дзержинского, даже камин имелся. На отдельном столике располагался узел связи - несколько телефонных аппаратов. Сидевший напротив Андропова начальник отдела по подготовке и обеспечению космических полётов Главного штаба ВВС генерал-полковник Николай Петрович Каманин уже чуть ли не полчаса ёрзал на стуле с мягкой обивкой и наблюдал, как Андропов внимательно, вчитываясь в каждое слово, изучает его докладную записку.
        «Да-а, - думал про себя генерал, - не тот сейчас у страны Хозяин. Как бы, интересно, отреагировал Сталин, случись вот такой, мягко говоря, казус со спускаемым аппаратом?»
        И для себя сделал вывод, что вариантов было немного. Скорее всего, всю эту конструкторскую братию вкупе с монтажниками, наладчиками и прочими причастными как минимум лет этак на пятнадцать отправили бы осваивать бескрайние просторы Магадана или Колымы, где и смололи бы в лагерную пыль. Это в самом лучшем случае, про худший даже и думать не хотелось. Как раз для него он скорее всего и был бы уготован. И хорошо, если бы сам успел застрелиться, чтобы не подставлять Машу и сына... Да, один у него остался сын после скоропостижной смерти Аркадия. Проклятый менингит… И потому Лев был дорог им с Машей вдвойне. Пусть он далеко не мальчик, 37 лет парню, сам уже отец, но сын всегда останется сыном.
        Да, многое давалось в то время успешным ученым, а также руководителям крупных проектов. Квартиры, машины, дачи, снабжение из спецраспределителя… Закрывали глаза на мелкие грешки. Многое давалось, но и по максимуму спрашивалось. И в случае неудачи вспоминалось всё. Поэтому и работали люди, как говорится, и за страх, и за совесть. В полном смысле слова, отвечая головой за свои просчеты.
        - Что ж, Николай Петрович, я ознакомился с вашей докладной, - наконец, снимая очки, произнёс Андропов. - В общем-то все понятно. Как всегда, разгильдяйство виновато. А вы как думаете?
        - Юрий Владимирович, человеческий фактор, конечно, здесь очень важен. Но есть и косвенные причины, я их сейчас озвучу. Во-первых, это космическая гонка с американцами. Понимаю, что политически важно быть впереди. Но сам проект орбитальной станции «Салют» не то чтобы сырой, но уж точно не доработан. Вот с десятым «Союзом» что получилось? Вы же ведь в курсе? Так и не смогли пристыковаться. Стыковочный узел сломался в самый неподходящий момент. Хорошо, что Шаталову с Рукавишниковым и Елисееву удалось при помощи советов конструкторов с Земли установить перемычку, с её помощью открыть замок и извлечь штырь «Союза». А так неизвестно, можно ли было бы потом к станции пришвартовываться.
        - Это я понял, считай, что в этом вопросе я твой союзник. Что во-вторых?
        - А во-вторых… Вы же знаете, Юрий Владимирович, как у нас некоторые руководители любят себя показать. Читаете в прессе или слушаете по радио, как какой-нибудь завод к такой-то дате выпустил, допустим, тысячный холодильник или пылесос. Все похлопали, премии получили, а кто-то и на грудь себе что-то повесил. А что в итоге? Холодильник вместо холода наоборот греет, а пылесос ломается через полчаса работы. Штурмовщина, мать её! Так и тут получается. Станцию не успели к началу съезда запустить. На десять дней опоздали, хоть и работали в три смены. И что в итоге? Сбой идет за сбоем. Поломки, нештатные ситуации… А там в космосе ремонтных бригад нет. Ребятам самим приходится исправлять недочеты.
        Андропов снов водрузил очки на нос, строго глянул на посетителя.
        - Ясно… Трудно мне тут что-то возразить. Тут вопрос, скорее, политический. Впрочем, у нас все вопросы, которые космоса касаются, политические. Ещё есть что?
        - Кхм, - Каманин уставил куда-то в пол. - Знаете, Юрий Владимирович, я тут серьёзно подумал... Наверное, пора мне с этой должности уходить в отставку. Уже не тяну. Мне эта подковёрная война с Мишиным[1] уже поперек горла. Да, не знаю как, но пропустили наши медики наличие у Кубасова туберкулеза легких. Так зачем же всю тройку менять? Понимаю, что так принято. Ну тут можно было бы исключение сделать! Полетел бы вместо него Волков, а Леонов так и остался бы командиром. Нет, Мишин устроил скандал и приказал всю тройку менять. Поменяли, и что в итоге? Ни Добровольский, ни Пацаев ещё в космос не летали. Только Волков. Опыта у ребят практически нет. Черток мне рассказывал, как Леонов с Мишиным чуть не подрался, когда узнал о смене всего экипажа! Да и Колодина жалко, столько готовился... В общем, на моё место молодежь надо двигать.
        - Вы, Николай Петрович, мне попозже составьте ещё подробную записку о том, как происходила замена экипажа. Попробую своими силами разобраться. А насчёт твоей отставки… Торопиться тут не надо. Не думаю, что это своевременно. Так, - он посмотрел на часы. - Давайте-ка закругляться. Вы мне приготовили список сотрудников, которые были привлечены к работе над спускаемым аппаратом?
        - Да.
        Каманин достал из портфеля папку:
        - Тут все, даже уборщики и подсобные рабочие.
        - Спасибо, вы нам очень помогли. А что касается штурмовщины в космосе… Попробую с Леонидом Ильичом этот вопрос обсудить.
        - Могу идти?
        - Да, всего доброго!
        Каманин тяжело поднялся, пожал протянутую руку и двинулся к тяжёлой дубовой двери. Но, не дойдя до неё пары шагов, обернулся и спросил
        - Извините, Юрий Владимирович, а всё же откуда к вам пришла информация про этот чёртов клапан?
        Андропов усмехнулся самыми уголками рта, поднял глаза к потолку:
        - Оттуда, Николай Петрович, оттуда…
        [1] Василий Павлович Мишин - конструктор ракетно-космической техники. один из разработчиков «Салюта» и «Союза».
        Глава 9
        Кабинет Председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова.
        - И что, Константин Михайлович, так никто и не видел момента закладки этой посылки в ячейку?
        - Опросили всех сотрудников, включая уборщиц. Увы… Сержант, который обязан находится рядом с камерами хранения, на несколько минут отлучался в туалет. По инструкции ему не надо на время недлительного отсутствия оставлять себе замену. Возможно, именно в этот момент и произошла закладка.
        - Понятно… Вернее, ничего не понятно. Ладно… Что делается для предотвращения авиакатастрофы?
        - Вы разрешите, Юрий Владимирович?
        Посетитель кивнул на большую карту СССР, шторки по бокам были раздвинуты, давая возможность окинуть взглядом 1/6 часть суши от Калининграда до Сахалина.
        - Да, пожалуйста.
        Генерал Константинов подошёл к карте и взял указку.
        - Рейс сам по себе достаточно сложный. Маршрут идёт вот таким образом: Одесса-Киев-Челябинск-Новосибирск-Иркутск-Хабаровск-Владивосток. Причем, до Новосибирска летит один борт, а там его меняют на новый. Экипаж так же меняется. В сообщении указано, что авария произойдет при посадке. А именно в результате потери скорости самолета, которая возникла при совокупности ошибочных действий экипажа при пилотировании самолёта в сочетании с неправильными, а именно завышенными из-за возможного нарушения герметичности динамической системы питания пилотажных приборов показаниями указателей скорости в условиях дефицита времени на малой высоте в сложных метеоусловиях.
        - То есть виноват экипаж?
        - Не только. Тут ещё приборы могли барахлить. В общем, мы связались с Главным управлением гражданской авиации. Сказали, что возможны нештатные ситуации при посадке этого рейса в Иркутске 25 июля. Порекомендовали более тщательно подготовить самолет в Новосибирске и обратить внимание на состояние экипажа.
        - Не интересовались они, откуда у нас столь внимание к этому рейсу?
        - Ну как же, первым делом стали вопросы задавать. Им ответили, что есть данные о возникновении нештатных ситуаций. Откуда информация - не их дело, так как не имеют необходимого допуска.
        - Лихо выкрутились, - прищурился Андропов.
        - Ну а как ещё говорить? - положив указку обратно, Константин Михайлович вернулся на место. - Ещё и предупредили, что, если авария все же случится, отвечать будут по полной программе.
        - Хорошо, - покивал председатель КГБ. - Будем надеяться, что всё обойдется… Теперь ко второму вопросу. Вы ознакомились с письмом, которое мне адресовано?
        - Конечно, - вновь подобрался Константинов. - Предлагается перейти на несколько иной способ общения, вариант которого будет изложен в письме на имя Абрама Семёновича Гмурмана, отправленного до востребования на Главпочтамт.
        - Узнали, кто это такой Гмурман?
        - Нашли одного, полностью совпадают имя, отчество и фамилия. Гмурман Абрам Семенович, родился в 1898 году в Одесской области в семье портного. Был четвёртым ребенком из пяти. В 1909 году семья перебралась в Одессу. С детства проявил недюжинный талант музыканта, обладая практически идеальным слухом. Играл в местных кабаках на скрипке и фортепьяно. В 1921 году женился на Софье Моисеевне Либерман. Через два года они перебрались в Москву. В 1923 году у них родился сын Иосиф. Сам Гмурман работал музыкантом в различных ресторанах, но два года спустя получил серьезную травму кисти и про исполнение музыкальных произведений пришлось забыть. На своё счастье встретил знакомого, который работал в консерватории и по его протекции был туда устроен в качестве настройщика. Где и работает по сей день, несмотря на достаточно солидный возраст. Слух-то у него по-прежнему идеальный. Там на него буквально молятся, Юрий Владимирович!
        - Дальше-то что?
        - Ну а дальше… Сын с музыкой не задружился, стал технарем. Окончил сначала училище, а потом ВТУЗ при заводе «Серп и Молот». Работал мастером в литейном цехе. В 1944 году, несмотря на бронь от завода, добровольцем пошёл на войну. Погиб смертью храбрых в апреле 1945 года при освобождении Вены. Посмертно награждён орденом Красной Звезды. Жена Софья умерла два года назад - неоперабельная опухоль поджелудочной железы, - вздохнул генерал. - Так, что сейчас наш Гмурман один живет.
        - Хм, интересно… Откуда такие подробные данные?
        - Так он мне сам всё это рассказал. Живет он в Скатерном переулке, от меня в двух шагах. Ребятки установили его маршрут на работу и с работы. Не менялся несколько дней. От Консерватории по Большой Никитской до сквера Алексея Толстого напротив церкви Вознесения. Там сидит минут двадцать-полчаса, а потом уже домой. Вот в этом скверике мы с ним и пересеклись как бы случайно. Интересный человек, доложу я вам, Юрий Владимирович... Ну, в общем, это всё лирика. Помочь в получении письма согласился сразу. Вот каждый день мои сотрудники его до почтамта довозят, провожают к окошку. А сегодня письмо пришло.
        - Да вы что, Константин Михайлович! Битый час мне про этого Гмурмана голову морочите…
        - Юрий Владимирович! Письмо всё равно пока в лаборатории. С ним работают специалисты. По моим прикидкам минут через десять-пятнадцать должны принести.
        - Ну если только в лаборатории… Не думали, почему всё-таки Гмурман?
        - Думал, - нахмурился гость. - Почти уверен, что это простое сочетание фамилии, имени и отчества. Представьте, если бы письмо было бы адресовано Иванову Петру Степановичу? Очередь из Ивановых по всей Кировской растянулась бы.
        - Тем не менее очень редкое сочетание. А что вообще эксперты говорят?
        - Да не особо много они говорят. Выражают уверенность почти на сто процентов, что это мужчина, имеющий высшее образование. Пока на этом всё.
        Андропов сделал глоток остывшего чая, Константинов, глядя на хозяина кабинета, тоже отпил и даже взял из вазочки сушку.
        - Негусто. А ваше личное мнение, Константин Михайлович?
        - Личное? - Константинов отставил стакан и мгновенно проглотил остатки разжёванной сушки. - О чём только не думали и какие только версии не предлагали. Вы знаете, я тут даже время нашёл и сходил в Московское общество книголюбов. Там у них что-то типа секции любителей фантастики есть. Стругацкие выступали. Шло обсуждение их повести «Обитаемый остров». Не читали, Юрий Владимирович?
        - Как-то времени не хватает на беллетристику.
        - Спорная по своей идеологии вещица. Но я не про неё. Когда обсуждение вроде бы стало к концу подходить, мой сотрудник вопрос задал Стругацким. Мол, не хотят ли они книгу написать про нашего современника, который, допустим, в сорок первый год попал за месяц перед войной?
        - Кхм, интересно. И что ответили Стругацкие?
        - О, там такое началось! Самих писателей перекричали. Один в зале кричит, что надо срочно к Сталину или Берии прорываться, предупреждать о войне. Другой о ядерной бомбе, третий об автомате Калашникова... В общем, сыр-бор и дым до небес. Потом встал один мужчина, пожилой такой. Да, говорит, расстреляли бы его к чертовой матери через неделю - и всего-то. Другое дело, если бы он сам в себя по каким-то причинам смог перенестись и ума бы хватило не высовываться. Вот тогда, наверное, мог и выжить. И даже может какую пользу стране принести.
        Андропов покачал головой, улыбнулся уголками губ.
        - Да-а... Фантастика.
        - Согласен. Но тут не только в фантастику поверишь, но вообще во всякую чертовщину.
        На столе Андропова зазвонил телефон. Тот поднял трубку, выслушал, сказал:
        - Да, принесите пожалуйста.
        Зашёл секретарь и положил на стол распечатанный конверт. Андропов подвинул его гостю.
        - Читайте, Константин Михайлович.
        Тот кивнул, вынул из конверта письмо.
        - Так... Кхм… «Для получения вами дальнейшей информации предлагается опубликовать адрес, на которой будет высылаться информация. В газете «Комсомольская правда» печатается статья под названием «Подготовка к зиме.» «Работники коммунального хозяйства города Х (где Х название города) в рекордные сроки провели замену труб теплотрассы на улице ХХ (где ХХ - название улицы). Возле дома номер ХХХ (где ХХХ номер дома) заменено ХХХХ метров труб, которые находились в аварийном состоянии (где ХХХХ номер квартиры)». И всё.
        Константинов посмотрел на шефа. Тот, сняв очки, немного озадаченно потёр переносицу.
        - М-да… И что делать будем?
        - Статью опубликовывать, Юрий Владимирович!
        - А адрес?
        - Так я свой и дам. Заодно пусть коммунальщики на всякий случай в Трубниковском переулке действительно трубы поменяют.
        - Да уж, ну и жук вы, Константин Михайлович, - хмыкнул председатель КГБ и тут же снова стал серьёзным. - Так, ладно, эти вопросы обсудили. Что у нас по Лялину?
        Генерал достал из папки лист бумаги с машинописным тестом.
        - Лялин Олег Адольфович, родился в 1937 году в Одессе. После школы окончил мореходку и работал в Одесском пароходстве. Проявил отличные способности в изучении иностранных языков, особенно английского. Благодаря этому обратил на себя внимание кадровиков безопасности. После согласия работать в КГБ был направлен на учебу в 101-ю разведшколу…
        - Это та, что в Балашихе?
        - Да, Юрий Владимирович. После её успешного окончания работал в горотделе Клайпеды. И если судить по личному делу, проявил себя там как грамотный операботник. Затем направлен на Курсы усовершенствования офицерского состава. Прикомандирован в управление «В» ПГУ КГБ. Это управление, Юрий Владимирович…
        - Я в курсе, продолжайте.
        - Так вот, был направлен в качестве сотрудника торгпредства в Лондон вместе с женой. По нашим данным, Тамара - жена Лялина - не смогла найти общего языка с другими сотрудниками и во избежание ненужных трений отправлена в СССР. Лялин после её отъезда вступил в любовную связь с сотрудницей торгпредства Ириной Тепляковой. Есть пока неподтвержденные данные, что она в настоящее время завербована английскими спецслужбами, - Константинов сделал небольшую паузу, бросив короткий взгляд на невозмутимого Андропова. - Тут в общем-то понятно, как Лялина попытаются использовать. С Тепляковой, скорее всего, обычный шантаж. У нее в Союзе муж и огласка её связи с Лялиным для неё означает немедленную высылку. А Лялина, наверное, через неё попытаются как-то склонить к предательству. И если верить сообщению от нашего, так сказать, корреспондента, у неё это получится.
        - Понятно… И какие есть идеи на этот счёт?
        - Их несколько. Первый, самый простой вариант - просто отозвать в СССР Лялина и Теплякову. Но, учитывая то, что задачей английских спецслужб является не просто сбор каких-то данных, а организация политического скандала, этот вариант не подходит.
        - Согласен.
        - Другой вариант - это серьёзный разговор с Тепляковой и Лялиным. Попробовать убедить их начать двойную игру. В случае с Лялиным обрисовать ему последствия его нахождения «под колпаком» английских спецслужб. Это тоже вызывает сомнение.
        - Правильно. Единожды предав…
        - Вот и мы так подумали. Остаётся последний вариант - серьезный разговор с Ириной. Вместо Лялина к ней подводят нашего сотрудника с заданием внедрения в структуру Ми-5. Это будет как бы товарищ Лялина. Его же самого якобы срочно вызывают в Москву на повышение. С ним так же предстоит беседа.
        - А как же политический скандал, на который рассчитывают англичане?
        - Устроим им скандал, - улыбнулся Константинов. - Не в таких объемах конечно… Если будет необходимо, то пару-тройку человек из Лондона придётся убрать. А так как наш человек для англичан в структуре торгпредства ещё новичок, то и отсутствие у него серьёзной информации будет выглядеть логично. Да и не пойдут они сразу на вербовку, будут некоторое время приглядываться. Может, пока вообще никакого скандала не придётся устраивать. В ближайшее время, во всяком случае.
        - Тут я с вами согласен, Константин Михайлович. Но примите во внимание тот аспект, что у англичан время поджимает. Им жизненно необходимо вбить клин в начавшиеся улучшаться взаимоотношения между нашей страной и Францией, а также ФРГ. Так что будьте внимательны. Кстати, Фёдора Константиновича в известность поставили?
        - Вы имеете в виду Мортина? Нет пока. Он только в должность вступил и вообще думал у вас санкции на контакт с ПГУ получить.
        - Ну так считайте, что получили… Ладно, давайте закругляться. Подготовьте материалы к совместному совещанию с ПГУ. Думаю, что суток вам хватит. Завтра в 16 часов вместе с Мортиным у меня в кабинете.
        - Будет исполнено, Юрий Владимирович. Разрешите идти?
        - Ступайте… И поэтому «Геомониторингу». Постарайтесь как-то наладить может более близкий контакт.
        - Это само собой…
        
        * * *
        
        До Риги долетели без проблем, если не считать пару воздушных ям. Прямо в аэропорту взяли такси и рванули в Юрмалу, благо что ехать всего-то километров 30, а ушлый водила, услышав про двойной счётчик, даже и не думал что-то вякать.
        Юрмала на самом деле - коттеджный посёлок, хоть в СССР такого понятие, как коттедж, ещё не существовало. Да и самих коттеджей по большому счёту тоже. Хотя дачи представителей городской, областной и уж тем более республиканской власти вполне могли подходить под это определение.
        На поиски жилья у нас ушло несколько часов, всё было занято «понаехавшими» до нас. Только ближе к вечеру удалось договориться с хозяйкой одной «фазенды» примерно в километре от берега и в паре километров от пляжа. Хозяйку звали Илзе Арвидовна Якобсоне, было ей под 60. Жила она одна, была ли замужем (когда-нибудь, так как сейчас мужа не наблюдалось точно), есть ли дети/внуки - спрашивать мы посчитали неприличным. Эти подробности мы узнали спустя несколько дней. Оказалось, муж её умер два года назад, а дочь вышла замуж и живёт в Риге. Пока же мы заплатили за неделю проживания в двух комнатах. Заплатили в общей сложности 70 рублей - по пятёрке за комнату в день. Причём Вадик отказался, чтобы я заплатил за всех, и выложил заработанные в том числе с разгрузки вагонов 35 рублей. На всё про всё у него оставался стольник, я пообещал, если что, выручить деньгами, хотя при нынешних советских ценах сто рублей хватит и на несколько раз с девушкой в баре посидеть, и ещё на много чего. Тем более я отказался брать деньги за потраченный на дорогу бензин, что друга, кажется, немного задело. Но я был неумолим, и
ему не оставалось ничего другого, кроме как смириться.
        И кстати, хоть я и видел, что у друзей всё, как говорится, на мази, но не мог не заметить, что Настя всё же немного завидует Полине. Взгляды, вздохи… И я догадывался, что это относится не столько к моим внешним данным (внешность моя была довольно стандартной), сколько к моим успехам и моим заработкам. Но что я мог поделать? Даже если уже ничего не буду сочинять, то авторские отчисления всё равно продолжат течь на мою сберкнижку.
        Мы с Полиной заселились в мезонин, откуда открывался чудесный вид на море, а Настя с Вадимом заняли гостевую комнатушку на первом этаже. Комнаты мы разыграли на спичках, тащили девчонки, и Полина вытащила длинную, под которой подразумевался мезонин. Хозяйка жила в ещё более маленькой комнате, чем наши друзья, а в гостиной накрывала нам завтрак и ужин. Питание оплачивалось отдельно, и тут Вадим тоже настоял на внесении своей лепты. Подразумевалось, что обедать мы будем в Юрмале или в районе пляжей, растянувшихся на километры вдоль кромки Балтийского моря, благо баров, кафе и прочего рода ресторанов - и даже одна общепитовская столовая - здесь было хоть и не густо, но имелось. Причём те же кафе и рестораны, можно сказать, чуть ил не европейского уровня. В сущности, Прибалтика и была осколком Европы на территории СССР. Как у Мандельштама: «Рижское взморье - это целая страна!».
        Следующим утром сразу после завтрака мы отправились к морю. Длинный пляж походил на ленивый муравейник. Повсюду тела в плавках и купальниках, лежат, сидят, бегает только малышня… Хотя вон там компания молодых людей задорно перекидывает друг другу мячик. У нас с собой мячика нет, зато есть пара покрывал, два больших полотенца для девочек - мы и так обсохнем - и корзинка со снедью и охлаждённым напитками, купленными по пути на пляж в местном магазинчике. Колбасу и батон нам продавщица по нашей просьбе нарезала, не отходя от кассы. Ещё с собой в сумке купленные перед вылетом из Свердловска в «Спорттоварах» маска, трубка и ласты. Кондовые, но тут уж выбирать не приходилось. Главное, что маска не подтекает, это я проверил сразу после покупки, опустив дома голову в ведро с водой, и дыша при этом через трубку. Правда, не знаю, что можно особо разглядывать на песчаном дне Балтийского моря, это вам не Красное, где подводный мир поражает своим многообразием. В крайнем случае буду наблюдать, как мимо проплывают шпроты… То есть килька или салака.
        По пути на пляж ловим на себе заинтересованные взгляды. Ещё бы, все четверо в шортах, что для нынешнего времени считается ещё экзотикой. Знаю, что, если в шортах появиться в городе, могут и оштрафовать. Хотя шорты официально не были запрещены.
        - Выходит, будем каждый день приходить сюда загорать? - спрашивает Вадим, опуская на покрывало корзинку с припасами.
        - Можем для разнообразия в Ригу съездить, - говорю я. - Отсюда вроде бы автобусы регулярно ходят в обоих направлениях. Пофотографируемся на фоне местной архитектуры и прочих достопримечательностей. А так да, почему бы и не поваляться на песочке, не поплавать в море? Мы же отдыхать приехали? Ну вот и давайте делать на полную катушку. Забыть на время обо всех проблемах - они ещё нас сами найдут - и просто заняться ничегонеделанием. Понимаю, нам, молодым, это дастся нелегко, но мы приложим все усилия. Верно я говорю?
        С двусмысленной усмешкой оглядываю своих соратников, те тоже с улыбкой согласно кивают. Ну а что минувшая ночь настроила всех нас на позитивный лад. Балтийское солнце не такое злое, как черноморское, поэтому загорать можно было без опасения получить солнечный удар или ожог спины. Хотя, конечно, во всём нужно знать меру. Панамки в этом плане пригодились, чтобы прикрыть голову. Прямо на пляжах для детей и взрослых работали аттракционы. В общем, доступны были любые виды отдыха.
        Чтобы загорать не было скучно, каждый прихватил по книге. Я взял начатую ещё в Свердловске книгу Мартынова «Каллисто», и заодно продолжение - «Каллистяне». Читал в прошлой жизни подростком в читальном зале библиотеки, на руки эти книги почему-то не выдавали. А в этот раз на «блошином рынке» углядел детгизовское издание 1962 года с иллюстрациями Рубинштейна, купил у пенсионера за пятёрку обе книги. В хорошем состоянии, все страницы на месте и даже без жирных пятен. Дилогия хоть и рассчитана на подростковую аудиторию, но и мне неплохо сейчас заходила. Написано хорошо, сюжет увлекательный, пусть я и помнил его неплохо.
        Вообще, конечно, большая беда в стране с приключенческой литературой и фантастикой. Сочинений Ленина завались в каждой библиотеке, а беллетристики - кот наплакал. Вот бы журнала выпустить, в котором публиковалась бы только приключенческие и фантастические произведения. Не только советских, но и зарубежных авторов. Помню, как в журнале «Вокруг света» публиковался частями урезанный роман Хайнлайна «Пасынки Вселенной», и как эти номера тут же становились страшным дефицитом, их даже перепродавали втридорога.
        А что, заявиться по возвращении в Свердловск в редакцию «Уральского следопыта», который в этом году на двадцать лет вперёд возглавил Станислав Мешавкин, и предложить выпускать альманах «Приключения и фантастика», сокращённо ПиФ. Ведь с прилавков «Союзпечати» сметать будут моментально, а уж сколько подпишутся… Фантастику и в самом «Следопыте» публикуют, но только рассказы, а альманах можно полностью посвятить литературным произведениям.
        Жаль, что нельзя открыть свой, частный журнал. В принципе предпринимательство как таковое в СССР не запрещено. Были и есть артели, кооперативы, ЛПХ… Вот только запрещён найм на работу сотрудников. То есть предприниматель не мог стать работодателем. А всё потому, что факт найма на работу - это в коммунистической идеологии эксплуатация человека человеком. Разрешена только эксплуатация человека государством. И потому единственный путь - к Мешавкину.
        Обедать мы никуда не ходили, хватило взятых с собой припасов. Налитый в термос морс - своего рода комплимент от хозяйки нашего коттеджа - хранил прохладу и пился легко и приятно. Пожалели, что у нас только один такой литровый термос. Зато неподалёку от пляжа, я помнил, в тени дерева стояла квасная бочка. Слетал к ней, набрал квасу, и на пару часов нам ещё хватило утолить жажду.
        Ушли с пляжа в пятом часу вечера, когда уже просто устали валяться на песке и купаться в прохладном море. Напоследок с Вадимом устроили заплыв на дальность. Друг сдался где-то через сотню метров и повернул обратно, я же проплыл ещё примерно столько же, до девушки на надувном матрасе.
        Та лежала на животе, прикрыв голову широкополой соломенной шляпой с синей лентой по низу тульи. Если не ошибаюсь, эта часть шляпы называется бэнд. Услышав плеск воды, подняла голову и не без удивления посмотрела на меня. А я на неё с не меньшим удивлением, потому что лицо её показалось мне знакомым.
        - Здравствуйте! - выдавил из себя я.
        - Здравствуйте! - тоже улыбнулась она, и в её речи проскользнул лёгкий акцент. - Далеко вы заплыли.
        - Да не так уж и далеко, - я обернулся назад, оценивая оставленное позади расстояние, и снова обратил лицо к девушке. - Вы, наверное, местная?
        - Сейчас живу в Риге, а родилась в Цесисе. Это небольшой городок почти в 100 километрах от Риги. А что, по мне так это заметно?
        - Внешность характерная и акцент… Причём вам идёт и то, и другое.
        Она негромко рассмеялась.
        - Спасибо за комплимент. А вы откуда, если не секрет?
        - Из Свердловска.
        - Ого, далеко забрались!
        - Мы вчетвером с женой и друзьями решили недельку отдохнуть. Каникулы, надо же как-то себя развлечь.
        - Ого, уже женаты?! А по виду прям студент…
        - Так мы и есть студенты. Я с другом учусь в политехе, моя жена с подругой - в музыкальном училище. А вы где учитесь, если не секрет?
        - Не секрет, только я не учусь, а пою в Рижском эстрадном оркестре.
        Та-ак, похоже, я не ошибся в своих предположениях. Но нужно всё же окончательно расставить все точки над i.
        - А как вас звать, милая девушка?
        - Лайма.
        - Красивое имя, почти как лайм. Знаете, это…
        - Знаю, - смеётся она, - это такой зелёный лимон. А вас как звать?
        - А меня Евгений.
        - Слушайте, Евгений… Я сегодня вечером выступаю на сцене зала «Дзинтари» вместе с нашим оркестром. Приглашаю вас с друзьями на это мероприятие. Начало в семь вечера.
        - Ну раз приглашаете - то обязательно будем, - говорю я, понимая, что вечером нам особо заняться нечем, а так хоть какое-то развлечение. - билетами надо заранее запастись или они обычно бывают в продаже?
        - Какие билеты, я вас так проведу, - мило морщит она носик. - Подходите за полчаса к запасному выходу с обратной стороны зала, я буду вас там ждать.
        - Договорились.
        Я развернулся и не спеша поплыл обратно. Новость о том, что нас пригласили на концерт, пусть и не эстрадной звезды, моим соратникам понравилась. Откуда им было знать, что Паулс уже своего рода звезда, хотя главные его хиты впереди, а Вайкуле в середине 80-х покорит наконец эстрадный Олимп. Но в этой реальности её путь на вершину может оказаться короче, и в этом может оказаться моя заслуга.
        К мероприятию оделись поприличнее. Мы с Вадимом нацепили прихваченные из Свердловска брюки и сорочки, которые наши половинки нам погладили, девчонки просто облачились в платьишки и босоножки. Вадим даже высказывался в том смысле, что можно и пиджак с галстуком надеть, но я отговорил его от этой идеи. Вроде ближе к вечеру в Юрмале и не так жарко, но выглядеть слишком официально на эстрадном концерте не хотелось, чай не в Кремле.
        Зал «Дзинтари» ещё не тот, который знаком телезрителям будущего по выездным фестивалям КВН, но очертания угадываются. Когда мы подошли к запасному выходу, Лайма уже нас поджидала.
        - Привет! Это моя супруга Полина. Это наши друзья Настя и Вадим, представил я своих спутников.
        Если Лайма и замышляла что-нибудь относительно того, как бы меня закадрить, то, услышав про жену, ничуть не изменилась в лице. Всё та же улыбка на чуть подкрашенных губах. Косметики на её лице было самый минимум, как раз в меру, но то же самое можно было сказать и про Полину с Настей, которые перед походи на мероприятие, так сказать, лишь слегка припудрили, свои носики.
        Солд-аута, то бишь аншлага ожидать было трудно, и места нам достались в середине зала, откуда всё было хорошо слышно и видно. На сцене появились участники оркестра, место за роялем занял сам маэстро Паулс, вполне ещё моложавый, только на висках, как я мог разглядеть, небольшая седина. К микрофону вышла Вайкуле, а сзади неё появилась балетная группа.
        Концерт, по ходу которого исполнялись эстрадные и джазовые вещи, длился чуть больше часа. И он мне понравился, впрочем, если судить по эмоциям моих спутников, и им тоже. А после окончания концерта мы прошли за кулисы, чтобы выразить своё восхищение лично Вайкуле и, естественно, Паулсу.
        - Искренне восхищены, Раймонд Волдемарович, - пожал я руку мэтру после того, как Лайма нас ему представила. - Это точно один из лучших эстрадных оркестров страны.
        - Спасибо, - с достоинством кивнул он, - приятно такое слышать от человека, который и сам не последний человек в музыке. Ведь ваша фамилия Покровский?
        Он хитро прищурился, а мне не оставалось ничего другого, как с улыбкой развести руки в стороны:
        - Угадали… А откуда вы меня знаете?
        - Видел вас в Кремле на правительственном концерте, ещё в фойе перед началом, когда вас Гамзатов знакомил с коллегами. Может, и нашему оркестру какую-нибудь песню подкинете? Что-нибудь эстрадное.
        Понятно, человек почему-то уверен, что с джазом у меня не может быть ничего общего. Видимо, основываясь на моих уже известных песнях. Ну и ладно. Мог бы я ему подогнать что-нибудь из ещё несозданного зарубежными авторами типа «Every Breath You Take» или «Piece By Piece», но я не был таким большим фанатом этого направления, чтобы ещё и тексты знать наизусть. А сочинять русскоязычный текст - это нужно время. Можно было бы, конечно, ограничиться на первых порах одной мелодией, но пока я не представлял, как это можно сыграть на гитаре, а с роялем у меня отношения довольно сложные. Есть и в отечественной музыке что-то подобное, типа «Это было так давно…» группы «Машина времени», но опять же, с ходу вот так сыграть я был не готов. То ли дело что-нибудь лёгкое, эстрадное. Например, «Песенка первоклассника», которую напишет Эдуард Ханок и выпустит на миньоне в исполнении Аллы Пугачёвой в 1978 году.
        - Раймонд Волдемарович, гитару можно у ваших одолжить? Желательно акустическую.
        - Хм, вряд ли у моих найдётся акустическая… Хотя я тут в одной из комнат видел гитару, правда, не знаю, в каком она состоянии.
        Гитара питерской фабрики «Арфа», конечно, была далеко не шедевр, но струны оказались все на месте, колки хоть и со страшным скрипом, но крутились, так что мне кое-как удалось настроить инструмент. Песенка играется простым боем, это я помнил, подыгрывал как-то дочке, когда она выступала на школьном концерте. Четыре такта заход, после чего начинаю петь:
        Нагружать все больше нас стали почему-то,
        Нынче в школе первый класс вроде института.
        Нам учитель задает с иксами задачи,
        Кандидат наук - и тот над задачей плачет.
        То ли еще будет,
        То ли еще будет, То ли еще будет
        Ой-ой-ой!
        То ли еще будет,
        То ли еще будет,
        То ли еще будет
        Ой-ой-ой!Когда я допел песню и отложил в сторону гитару, сразу же, предупреждая готовые обрушиться на мою голову дифирамбы, нагло заявил:
        - Называется «Песенка первоклассника», из свежего. Предлагаю Лайме попробовать её исполнить, мне кажется, должно неплохо получиться.
        Паулс повернулся к скромно стоявшей чуть в сторонке Вайкуле.
        - Попробуешь?
        - Попробую, - легко согласилась она.
        Попробовали они тут же, не отходя от кассы, благо что зрительный зал был пуст, если не считать уборщицы с метёлкой и совком. А на сцене незыблемо стоял рояль, который ещё не успели накрыть чехлом, за него - за рояль, а не за чехол - и сел Паулс. Память у маэстро уникальная, он с ходу наиграл мелодию, уже с аранжировкой, и если на первом прогоне Лайма, державшая в руках тетрадный лист с текстом песни, немного запиналась и пару раз сфальшивила, то уже третье исполнение мне показалось чуть ли не идеальным. Однако Раймонд Волдемарович заявил, что тут ещё работать и работать.
        - Аранжировку я беру на себя? - спросил он у меня.
        - Конечно, вы профессионал, я вам доверяю.
        - Прекрасно… Вы не будете против, если мы эту песню исполним на концерте в преддверии 1 сентября? И вообще введём в наш репертуар? Естественно, авторские будут отчисляться
        - Не возражаю, - пожал я плечами.
        А сам подумал, что опять придётся дёргать Нечипоренко с регистрацией песни. Может, в ресторан его сводить в качестве благодарности? Хотя мне кажется, он не из тех, кто посещает подобного рода заведения. Тогда можно отделаться каким-нибудь презентом, типа портфеля из натуральной кожи. Трудно, но можно достать.
        Когда мы покинули зал «Дзинтари», Рижское взморье уже погрузилось во тьму, расцвеченную уличными фонарями и огнями разного рода увеселительных заведений, которых тут хватало. То и дело встречались вывески «BARS» и «RESTORANS»... В одном из таких «BARS» нашёлся свободный столик, и мы перекусили жареными шпикачками с лёгким овощным гарниром, выпив заодно по местному фирменному коктейлю, показавшемуся мне не настолько качественным, сколько за него нужно было заплатить. Но девушкам и Вадиму понравилось, ну и ладно.
        - А хотите посмотреть настоящее варьете? - спросил я, когда мы вышли на свежий, напоенный солоноватым запахом моря воздух.
        - Это что такое? - спросил Вадим.
        - Я знаю, - вклинилась Полина. - Это где девушки в чулках пляшут и ноги задирают.
        - Вроде того, - улыбнулся я.
        - Ну и где такое можно посмотреть? - снова спросил Вадим.
        - Ресторан в паре километров отсюда, называется «Юрас Перле», то есть «Морская жемчужина».
        - Идём, - за всех решила моя жёнушка.
        И мы пошли. В «Юрас Перле» - здании уникальной архитектуры с выдающимся в сторону залива «носом» - в прошлой жизни мне побывать так и не удалось. Пришли с женой, но оказалось, что народу внутри битком, да ещё у входа толпится очередь страждущих попасть внутрь. Не уверен, что и в этот раз удастся проскочить.
        Как в воду глядел… У входа толпилось десятка два человек, эти, наверное, из самых стойких, потому что текучка здесь практически отсутствует. Это я уж знаю по опыту своих многочисленных посещений ресторанов. Люди в них стремятся не для того, чтобы посидеть часок и свалить, уступив место другим страждущим. Если уж повезёт оказаться внутри, то часа на три минимум, а то и до закрытия. Только бы хватило денег на заказы, чтобы не позориться с чашечкой кофе.
        Здесь же, насколько я помнил, программа варьете начиналась ровно в полночь, то есть через полтора часа. До этого времени уж точно никто не уйдёт.
        Хотя я был более чем уверен, что свободные места есть, нет такими администратора, которые не придерживал бы пару столиков на всякий, так сказать, случай. Или вообще отдельный кабинет. Вдруг большой начальник захочет поужинать? Сказать ему, что, пардон, нет мест - всё равно что плюнуть в рожу. Не поймёт. Обидится. И как следствие - у администратора могут возникнуть неприятности.
        Только вот наш квартет на больших начальников не походил. И я даже не представлял, как мы сможем попасть внутрь. М-да, опрометчиво я как-то притащил сюда свою компанию, теперь придётся возвращаться в коттедж госпожи Якобсоне не солоно хлебавши. Хорошо хоть не голодными, успели перекусить в безымянном баре.
        - Видно, не судьба, - вздохнул Вадим, озвучивая очевидное. - Ладно, идём домой, что ли, а то у меня уже глаза, кажется, начинают слипаться.
        Однако, не успели мы отойти на два десятка шагов, как я услышал чей-то возглас:
        - Женя! Покровский!
        Обернувшись, я увидел спешащего в нашу сторону… Это был не кто иной, как Евгений Евтушенко.
        - Здорово, тёзка! - протянул он узкую ладонь, улыбаясь во весь рот. - Ты какими тут судьбами?
        - Да мы на недельку отдохнуть приехали. А вы какими?
        Я не рискнул перейти на «ты», учитывая, что поэт чуть не в два раза старше меня нынешнего. Со стороны, пожалуй, это могло выглядеть невежливо. Но Евтушенко и тут удивил:
        - Слушай, давай без «выканья». Поэт поэту - друг, товарищ и брат, невзирая на возраст. Поэт в России - больше, чем поэт! Хотя, честно скажу, твои мелодии мне нравятся больше, чем стихотворное творчество. Надо нам с тобой как-нибудь составить творческий тандем: с меня стихи - с тебя мелодия.
        - Забились, - выдал я нечто из молодёжно-уголовного сленга. - Так какими ветрами, ты так и не сказал…
        - Завтра у нас с Беллой и Андреем творческий вечер во Дворце культуры завод ВЭФ, в Риге. Мы сегодня днём приехали, и товарищи-организаторы пригласили нас культурно отдохнуть за счёт, так сказать, принимающей стороны. Вон они стоят.
        Он показал на стоявшую отдельно группку людей у входа, в которой я вроде бы узнал Ахмадуллину и Вознесенского. Выражения их лиц было не разглядеть, но думаю, они тяготились неожиданной задержкой, тем более что некоторые уже их узнали, я услышал, как кто-то из толпы крикнул: «Это же Вознесенский с Ахмадуллиной!»
        Однако… Они же ведь бывшие муж и жена - Евтушенко с Ахмадуллиной, развелись, кажется, в 1958 году, когда тёзка заставил сделать Беллу аборт. Потом у неё был скандальный брак с Нагибиным, а сейчас поэтесса вроде бы замужем за балкарским поэтому Эльдаром Кулиевым. И вот как ни в чём ни бывало вместе в творческой командировке. Ну да это их проблемы, поэты - они вообще люди немного странные.
        - Будем смотреть сегодня варьете, кордебалет, - хмыкнул Евтушенко.
        - Повезло вам, - вздохнул я, - а мы вот, похоже, варьете так и не увидим. Свободных мест нет и не ожидается.
        Поэт прикусил тонкую губу, прищурился, снова глянул в сторону ожидающей его компании.
        - Так, постойте пока здесь, я, может, что-нибудь придумаю. С нами как-никак завотделом культуры рижского обкома КПСС. Он, думаю, прислушается к моей просьбе, а уж к его просьбе администрация ресторана тоже прислушается.
        К какой просьбе должен прислушаться второй секретарь коммунистической партии Латышской ССР, Евтушенко, тут же исчезнув, не уточнил, но, видимо, хочет поспособствовать нашему проникновению внутрь «Юрас Перле». Что ж, посмотрим, что у него из этой затеи выйдет.
        Между тем Евтушенко уже вовсю общался с каким-то человеком средних лет, то и дело кивая в нашу сторону. Тот послушал и с кислым выражением лица тоже кивнул. После чего вся компания прошла внутрь, а Евтушенко сделал знак, подзывая нас ко входу. Он затащил нас с собой в небольшое фойе, а в это время в сторону всей нашей большой компании уже двигался холёный администратор в строгом костюме с чёрной бабочкой и очках с золотой оправой. Тот, с кем разговаривал Евтушенко, о чём-то с ним пообщался, администратор сверкнул в нашу сторону линзами очков и что-то сказал в ответ. В результате мне и моим друзьям было предложено следовать за администратором в дальний угол зала. Столик располагался в уютном закутке, правда, сцену отсюда было видно не очень хорошо, но мы были рады и этому. А поэтическая делегация уединилась в закутке, вход в которую прикрывался портьерами, которые можно было при желании раздвинуть и наблюдать за происходящим в зале и на сцене. Сейчас между кусками тёмно-фиолетовой ткани оставалась небольшая щель, сквозь которую не особо-то и было видно, что происходит в этом «кабинете».
        Официант добрался до нас где-то четверть часа спустя. Не то что мы сильно проголодались, пока шлёпали к «Юрас Перле», но сидеть за пустым столом было как-то не очень комфортно.
        В 23.35 на нашем столе появилась вазочка с белым и чёрным хлебом. В 23.36 - бутылка «Хванчкары» и полулитровый графинчик «Столичной». В 23.40 - «Pelekie zirni», он же «Серый горох». Очень сытное, невероятно аппетитное, необычное, но при этом очень простое в исполнении. Затем стол украсили обалденно вкусная «Царникавская минога», луковый клопс с отварным картофелем и кровяные блинчики с брусничным вареньем под кофе со сливками. Десерт подали, когда уже на сцене вовсю отплясывали девушки из варьете. Меня этим было не удивить, а вот мои спутники смотрели на это зрелище с широко открытыми глазами. Особенно это касалось Вадика, у него того и гляди изо рта слюна потечёт. Я даже не выдержал, толкнул его под столиком ногой, покосившись на Настю. Тот тут же испуганно захлопнул рот.
        - Да ничего особенного, - с наигранно равнодушным видом прокомментировала Полина, когда в выступлении танцовщиц после первой 45-минутной части был объявлен перерыв. - Ну ноги в чулках, ну высоко задирают, так это и я могу.
        - Но красиво же, - не удержался Вадим и тут же смешался под испепеляющим взглядом Насти.
        Мне и самому, честно говоря, зрелище показалось так себе. В «Мулен Руж», где довелось побывать в начале нулевых, всё выглядело на порядок круче, если не на два. Но для неизбалованного советского человека даже такое шоу в «Юрас Перле» казалось чем-то нереальным, кусочком западной жизни, до которого можно дотронуться без опасения потерять партбилет или получить выговор по комсомольской линии. Всё на законных основаниях.
        Перерыв был объявлен 15-минутным, за это время мы успели расправиться с десертом и, не дожидаясь второй части программы, начали было собираться на выход, как возле нашего столика появился Евтушенко.
        - Ребята, хватит тут куковать, пойдёмте к нам. Всё ж веселее будет.
        Я поглядел на своих спутников, во взглядах которых тут же пропала сонливость. Ещё бы, когда появилась возможность потусить со звёздами отечественной поэзии. Так что, расплатившись со срочно приглашённым официантом, мы дружно переместились в отдельный кабинет, где за прямоугольным столом пировали Ахмадуллина, Вознесенский, тот, кто договаривался насчёт нас и женщина лет пятидесяти в строгом костюме. Наверное, его помощница, хоть шеф и выглядел помоложе лет на пять. Всякое бывает, почему бы и не оказаться помощнице старше начальника? Не всё же рядом глупеньких молодух держать, которые хоть и привлекательны, но при этом зачастую тупы, как пробки.
        Мужика звали Арнольд Ричардович, фамилию он не сказал, его помощницу - Янина Витольдовна. Тоже фамилию не озвучила, ну так нам и незачем, детей в будущем с ними не крестить, а фамильничать мы как культурные люди тоже не собирались.
        - Тёзка, расскажи нам, как ты чемпионат Европы выиграл, - попросил Евтушенко, одновременно наливая мне в бокал коньяка. - А то в газетах как-то глухо об этом пишут-с.
        И хохотнул над своей шуткой, а я вспомнил, что эта фраза звучала из уст Бальзаминова, которого блестяще сыграл в вышедшей в 64-м кинокомедии Вицин. А мне что, жалко что ли… Рассказал, в том числе про неудачную попытку подкупа, вызвавшую у собравшихся (за исключением уже слышавших эту историю моих друзей) живую реакцию.
        - Каковы негодяи! - воскликнул до этого молчавший Вознесенский.
        - Как?! Как так можно? - заламывая руки, пафосно воскликнула Ахмадуллина. - Мир капитала погряз во грехе, он как уроборос, пожирает сам себя... Евгений, вы огромный молодец, что не поддались на эту наглую провокацию.
        - А главное, набил морду фрицу, показал, что русский медведь. Я, чего доброго, даже поэму сочиню по этому поводу, - добавил Евтушенко.
        И тут же на ходу принялся сочинять:
        Испания, жара, и пот течёт
        Коррида и футбол в момент забыты
        Сегодня весь Мадрид на бокс идёт
        Билеты на финал с трудом добыты…
        Евтушенко замолкает, недовольно морщится:
        - Ерунда какая-то, пошлятина… На свежую голову надо сочинять.
        - Там, кстати, Рождественский был, он тоже про чемпионат стихи сочинил, там же перед нашей сборной и зачитывал, - вставляю я свои пять копеек.
        - Да, он говорил что-то про поездку, - снова морщится Евтушенко. - Давайте выпьем за наших советских спортсменов!
        Я сделал небольшой глоток, понимая, что после полграфина водки с меня хватит. Вадим и девчонки тоже не налегали - наших подруг поили шампанским. Собственно, серьёзно пили только Евтушенко и Вознесенский. Судя по блестевшим глазам и слегка заплетающимся языкам, они и до нашего появления успели как следует набраться.
        - И всё-таки твои стихи дрянь, - вдруг заявил Евтушенко, глянув на меня исподлобья.
        Он допил коньяк и посмотрел на меня мутноватым взглядом.
        - Музыка - во! - Он поднял вверх большой палец. - А стихи дрянь…
        Я хоть и выпил не так много, вдруг почувствовал пьяную злость. Захотелось врезать поэту со всей дури, но не кулаком - это слишком банально - а словом. И лучше рифмованным. Сам не знаю, как это случилось, но вдруг обнаружил себя с чувством декламирующим стихотворение Александра Башлачёва «Некому берёзу заломати»:
        Уберите медные трубы!Натяните струны стальные!А не то сломаете зубыОб широты наши смурные.Искры самых искренних песенПолетят как пепел на плесень.Вы все между ложкой и ложью,А мы все между волком и вошью.Время на другой параллелиСквозняками рвётся сквозь щели.Ледяные чёрные дыры.Ставни параллельного мира.Через пень колоду сдавалиДа окно решёткой крестили. Вы для нас подковы ковали.Мы большую цену платили.Вы снимали с дерева стружку.Мы пускали корни по новой.Вы швыряли меди полушкуМимо нашей шапки терновой.А наши беды вам и не снились.Наши думы вам не икнулись.Вы б, наверное, подавились.Мы же - ничего, облизнулись.Лишь печаль-тоска облакамиНад седой лесною страною.Города цветут синякамиДа деревни - сыпью чумною.Кругом - бездорожья, траншеи.Что, к реке торопимся, братцы?Стопудовый камень на шее.Рановато, парни, купаться!Хороша студёна водица,Да глубокий омут таится -Не напиться нам, не умыться,Не продрать колтун на ресницах.Вот тебе обратно тропинка И петляй в родную землянку.А крестины там, иль поминки -Все одно - там пьянка-гулянка.Если забредёт кто нездешний. Поразится живности бедной.Нашей
редкой силе сердешнойДа дури нашей злой-заповедной.Выкатим кадушку капусты. Выпечем ватрушку без теста.Что, снаружи всё еще пусто?А внутри по-прежнему тесно...Вот тебе медовая брага,Ягодка-злодейка-отрава.Вот тебе, приятель, и Прага.Вот тебе, дружок, и Варшава.Вот и посмеемся простуженно,А об чем смеяться - неважно.Если по утрам очень скучно,То по вечерам очень страшно.Всемером ютимся на стуле,Всем миром на нары-полати.Спи, дитя мое, люли-люли!Некому березу заломати.
        Когда я закончил, чуть слышно прошептав последние строки, в помещении ещё с полминуты царила тишина.
        - Сильно, - нарушил молчание Евтушенко, вертя в пальцах ножку пустого бокала. - Из свежего?
        - Можно и так сказать, - пробормотал я.
        М-да, вот же подставился, мелькнула мысль. Возможно, сейчас, упомянув Прагу и Варшаву, подписал себе приговор, и теперь мне не то что партбилета не видать, но и из комсомола могут турнуть за милую душу. А то ещё и из сборной.
        Нет, можно было бы, конечно, надеяться, что произнесённое здесь в этих стенах и останется. Всё-таки прибалты к центрально власти, если не ошибись, всегда относились более-менее оппозиционно. Но, глядя на лица Арнольда Ричардовича и его помощницы, понимаю, что завтра… вернее, уже сегодня о моём стихотворении будет доложено по инстанции.
        М-да, не сдержался… И ведь нет чтобы какое другое стихотворение вспомнить, так именно это пришло на ум, с антисоветскими волнениями в Праге 68-го и ещё ранее в Варшаве 56-го. Можно было бы сразу сказать, что стихотворение не моё, мол, слышал где-то, запомнилось, память-то у меня хорошая… Но что сделано - то сделано. И свидетелей полно. Не уверен, что тот же Вознесенский пойдёт на попятную, когда его заставят подтвердить, что некто Евгений Покровский в своих стихах неизвестно с какими намерениями упомянул Прагу и Варшаву. Потому что из текста стихотворения толком и не понять, с осуждающими или так, просто для рифмы. Есть ещё в тексте двоякие моменты типа «окно решёткой крестили», но по сравнению с Прагой и Варшавой это вообще детский лепет. Прямо-таки диссидентские стихи написал Башлачёв, а мне за него расплачивайся.
        С горя я одним глотком влил в себя остававшийся в бокале коньяк, горячей струёй стекший по пищеводу к желудку.
        - А ещё есть что-нибудь… из свежего? - спросил Вознесенский.
        Вот же провокатор… И что ему ответить? Что хватит с них и одного такого моего прокола? Хотя, в принципе, можно всё же прочитать какое-нибудь нейтральное стихотворение. Я покосился на задумчивого Евтушенко и без предупреждения начал:
        Зашумит ли клеверное поле,
        заскрипят ли сосны на ветру,
        я замру, прислушаюсь и вспомню,
        что и я когда-нибудь умру…
        Вот тебе, Женя-тёзка, сюрприз, твоё же стихотворение, которое ты должен написать через… Кажется, лет через пять-шесть, не раньше, поэтому я был уверен, что не рискую быть обвинённым в плагиате.
        - Да ты, брат, талант! Только почему-то зарываешь его в землю. На сборник стихов ещё не накопил материала? - спросил Евтушенко.
        - На сборник, пожалуй, что нет. Я так просто стихи пишу, в перерывах между тренировками. Под настроение, - добавил я.
        - А мне приходится этим делом заниматься ежедневно, и не по часу, - вздохнул собеседник. - Да и Андрюше с Беллой тоже.
        Он покосился на товарищей, те синхронно закивали, я даже испугался, что от кивания на голове Ахмадуллиной разлетится витиевато уложенная причёска.
        Тем временем в главном зале началась вторая часть выступления кордебалета. Но нам и первой хватило, а поэтов и сопровождающих их лиц, видимо, варьете вообще мало интересовало, они как уселись в этом закутке, так, кроме Евтушенко, никто отсюда и носа не казал.
        Я заметил, как Настя с трудом сдерживает зевоту. Да и у остальных взгляд немного осоловевший, включая поэтов и принимающую сторону. И так время за полночь, так ещё и спиртное усиливает желание закрыть глаза и прилечь отдохнуть. Похоже, пора делать ноги, засиделись мы что-то. Я демонстративно взглянул на часы.
        - Ну что ж, хорошего, как говорится, понемногу, лично меня уже конкретно в сон клонит. Приятно было посидеть в столь интересной компании, но во всём нужно знать меру.
        - Да ладно, время-то детское, - начал было протестовать Евтушенко, но сопровождающие лица и Ахмадуллина с Вознесенским его не поддержали.
        - Тогда приходите завтра на наше выступление во Дворце культуры завод ВЭФ, начало в семь вечера. Придёте?
        Я переглянулся с девочками, Вадимом, те дружно закивали.
        - Придём, - принял я предложение поэта. - А с билетами там как, будут?
        - Арнольд Ричардович, найдём четыре пригласительных?
        - Найдём, - кивнул тот с невозмутимым видом. - Выдадут в кассе, только скажите, на кого записать.
        Его помощница тут же извлекла из сумочки блокнот и ручку, а я продиктовал ей свои ФИО.
        - На четверых? - уточнила она и, получив утвердительный ответ, констатировала. - Первые ряды не обещаю, но постараемся посадить вас не очень далеко.
        Продрыхли мы до обеда, и проснулись, можно сказать, синхронно, так как тут же выстроилась очередь в туалет - он у Илзе Арвидовны находился прямо в доме и был совмещён с душем. Сначала народ справлял нужду, потом уже выстраивалась новая очередь помыться. Завтрак можно было скорее назвать обедом, но это по времени, а по блюдам - обычный завтрак. Пшённая каша на молоке и на выбор чай либо цикорий с молоком же и бутерброды с сыром, маслом и варёной колбасой.
        Потом пляж - куда ж без этого, обязательная программа на каждый день. После вчерашнего малость обгорели, но не критично. Сегодня намазали девчонкам спины специальным кремом, каждый своей. Мы же с Вадимом едва ли не больше времени проводим в воде, чем на берегу, поэтому нам мазаться ни к чему.
        Сегодня на море мы были не так долго. В пять вечера вернулись в «штаб-квартиру» и принялись готовиться к отъезду. До Риги ехать буквально пятнадцать минут, около 30 километров, ну и по городу… Интересно, кстати, где находится этот самый Дворец культуры? Ну ничего, спросим, язык - он и до Киева доведёт.
        Довёл… На стене Дворца справа от входа располагалась афиша предстоящего мероприятия.
        В четверть седьмого я принял от кассирши четыре пригласительных на пятый ряд, места начинались от центрального прохода. Перед началом можно было перекусить в буфете, учитывая, что поужинать мы не успели, бутерброды и охлаждённый лимонад местной фабрики «Veldze». Неплохой, надо сказать, лимонад, вкус оригинальный и углекислоты не пожалели, хотя та же «Кока-Кола», пожалуй, что поядрёнее будет. Но от местной газ-воды нет такого противного послевкусия, и она действительно утоляла жажду, в отличие от газировки будущего. Ту чем больше пьёшь - тем ещё больше хочется пить.
        Перед началом творческого вечера на краю сцены поставили ящичек для записок с вопросами от зрителей. Чуть в глубине стоял столик, за которым сидели гости вечера. Первой выступала Ахмадуллина, звонким голос в своей обычной манере с надрывной интонацией прочитавшая с десяток стихотворений собственного сочинения. Пока она декламировала, сидевшие за столиком Евтушенко с Вознесенским то и дело о чём-то негромко переговаривались, наклоняясь друг к другу. Вторым к микрофону вышел Вознесенский. Выступал тоже пафосно, как водится у этой братии, но без такого надрыва, как Ахмадуллина.
        Надо полагать, Евтушенко сегодня считался топовым гостем вечера, так как именно ему предоставили честь выступать последним. Хотя, пожалуй, таковым он и являлся. Публика встретила его выход ещё более бурными аплодисментами, нежели появление предыдущих ораторов.
        Собственно, из всего услышанного мною сегодня я многое помнил наизусть. Хоть и не фанат поэзии, но столпов отечественной поэзии могу цитировать долго. А в том, что перед нами сегодня выступали эти самые столпы - сомневаться не приходилось. Они уже сегодня звёзды, а годы спустя этот статус будет только крепнуть.
        Так что я присутствовал, можно сказать, при историческом событии. И предчувствуя это, прихватил с собой фотокамеру с длиннофокусным объективом. Сидел и, старясь не мешать соседям, снимал для истории. Несколько кадров с Ахмадуллиной, несколько с Вознесенским, больше всего - с Евтушенко. Всё-таки я его считал, как и многие здесь собравшиеся, хедлайнером вечера, если выражаться на эстрадном сленге будущего.
        Потом читали записки. Парочку так и не озвучили, отложили в сторону, видно, вопросы там оказались слишком скользкими или вообще провокационными. Может быть, как раз про распавшийся брак Евтушенко и Ахмадуллиной. Остальные были вполне нейтральными, типа: «Евгений Александрович, расскажите, как создавалась поэма «Братская ГЭС»?
        - Если только кратко, иначе на остальные вопросы ответить не успеем, - сказал Евтушенко.
        «Кратко» у него затянулось на четверть часа. В общем, лично мне хоть происходящее и понравилось, но всё же подустал, да и в сон начало клонить. Я уже начал клевать носом и даже приступил к просмотру какого-то непонятного сна, когда меня привели в чувство аплодисменты. Ага, вроде как закончилось. Что ж, похлопаем и мы… Вот только почему меня Полина с Вадимом в бок толкают, да и остальные зрители крутят головой в мою сторону.
        - Давай, иди! - яростно шепчет мне на ухо жена.
        - Куда? - не врубаюсь я.
        - Как куда?! На сцену! Тебя же Евтушенко приглашает прочитать свои стихи! Ну помнишь, вчера нам читал…
        И точно, Евгений Саныч призывно так машет ручкой, мол, идём, не боись, не обидим. Да уж, подкузьмил Евтушенко. Ну кто его просил?
        Однако делать нечего, отдал фотокамеру Вадику, а дальше, извиняясь, пришлось пробираться к проходу, и далее на сцену. Евтушенко пожал мне руку и объявил в микрофон:
        - Вот и наш герой, прошу любить и жаловать. Смотрите, какая стать! Недаром чемпион Европы… А ещё, как я сказал, автор замечательных песен и стихов. И сейчас некоторые свои вещи он нам прочитает.
        А мне, прикрыв ладонью микрофон, негромко сказал:
        - Давай из вчерашнего про клеверное поле и ещё парочку.
        Блин, да где ж я ему с ходу ещё парочку-то возьму… Ладно, пока про клеверное поле прочитаю стихотворение самого же Евтушенко, а там что-нибудь придумаем.
        Зашумит ли клеверное поле,
        заскрипят ли сосны на ветру…
        Вижу, народу понравилось, хоть и латыши в зале преимущественно. Но всё ж один, советский народ. И для прибалтов, и для белорусов, и для украинцев хорошие поэты не имеют национальности. Кавказ и Закавказье, пожалуй, тоже можно сюда отнести, хоть и с небольшой натяжкой. А вот в Средней Азии народ в основной массе, как бы сказать… Хм, вчерашние дехкане, что ли, многие на русском не то что читать-писать, но и говорят с трудом. Хлопководы, одним словом, не в обиду им будь сказано. Они же не виноваты, что выросли в такой полудикой среде и далеко не у всех имеется возможность поступить в институт или университет. Ташкент, Душанбе, Алма-Ата… В столицах, конечно, население на порядок более просвещённое, там вот и можно устраивать выездные творческие вечера, там поэтическое слово воспримут так, как его и надо воспринимать. И никакого тебе национализма, мол, русские припёрлись, оккупанты. Тьфу ты, под корень бы всех этих националистов извести!
        Вторым я исполнил стихотворение Ларисы Рубальской «Ах, мадам! Вам идёт быть счастливой».
        - Ну что, немного расслабились? И, наверное, уже хотите домой? - спросил я с улыбкой, глядя в зал, и тут же стал серьёзным. - Не буду вас задерживать, но напоследок хочу прочитать ещё одно стихотворение. Называется «Блокада».
        Написала… Вернее, напишет его десятилетия спустя поэтесса Надежда Радченко. Когда-то оно тронуло меня до глубины души, и вот не удержался, приписал себе.
        Чёрное дуло блокадной ночи…
        Холодно, холодно, холодно очень…
        Вставлена вместо стекла картонка…
        Вместо соседнего дома - воронка…
        Поздно. А мамы всё нет отчего-то…
        Еле живая ушла на работу…
        Есть очень хочется… Страшно… Темно…
        Умер братишка мой… Утром… Давно…
        Вышла вода… Не дойти до реки…
        Очень устал… Сил уже никаких…
        Ниточка жизни натянута тонко…
        А на столе - на отца похоронка…
        Когда я закончил, на несколько секунд в зале воцарилась звенящая тишина, которую нарушили одинокие хлопки кого-то из зрителей. Потом к нему присоединились и остальные. А минут пять спустя, когда Евтушенко затащил меня за кулисы, тут же сунув в рот сигарету, мне пришлось выслушать от него панегирик, что я непременно должен выпустить сборник своих стихов. Если что, он поможет протолкнуть его без очереди, ну или почти без очереди. Я кивнул, мол, может, когда-нибудь и выпущу, на самом деле совсем этого не желая. Ну не поэт я, а воровать чужие стихи пачками… Мне и за эти-то стыдно, вон уши как горят. Или это просто от пережитого волнения?
        Оставшиеся дни отдыха прошли для меня спокойно. Загорали, купались, сходили на премьеру фильма «Офицеры»… Пусть я видел его неоднократно, но мои спутники о нём до этого и не слышали, не то что не видели. После фильма делились впечатлениями, сойдясь во мнении, что и нынешняя молодёжь, если надо будет, готова к подвигу. И вообще СССР - самая сильная держава в мире, пусть только кто к нам сунется - тут же получит по мордасам. А я думал, что пройдёт каких-то двадцать лет, и самая сильная держава превратится в колосса на глиняных ногах. И лишь наивность американцев, решивших, что с главным соперником покончено, позволит нам восстать из пепла. Правда, заплатив за это «лихими 90-ми», унесшими столько жизней и разрушившими столько судеб.
        
        * * *
        
        Кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева.
        - Я ознакомился, Юрий Владимирович, с твоей докладной запиской о предотвращении аварии на спускаемом аппарате «Союз-11». По краю, как говорится, прошли. Твоим людям, кто участвовал в этом мероприятии, объяви от моего лица благодарность и подай документы на награждение. Надо обязательно поощрить.
        - Список составлен, - Андропов вынул из папки лист и передал Брежневу.
        - Добро, - взял лист в руки генеральный секретарь. - Ты предлагаешь вынести вопрос о недопущении штурмовщины на Президиум ЦК. Тут я с тобой согласен. Надо действительно посовещаться по этому вопросу. Боюсь, что только вот Михаил Андреевич будет серьезно возражать. Трудовой порыв гасить не позволит. Ну да ладно. Суслова беру на себя. У тебя всё?
        - Да вроде бы всё, Леонид Ильич. Другие вопросы сами решаем.
        - Правильно, что сами. Ну тогда давай готовься к Пленуму. Битва тебе предстоит серьёзная.
        Андропов, ничего не ответив, встал из-за стола и направился к дверям. Но на полпути его остановил голос Брежнева.
        - Юра!
        - Да, Леонид Ильич? - обернулся Андропов.
        - А как ты считаешь, где нам Хрущева хоронить? На Новодевичьем или у Кремлёвской стены? Что побледнел-то сразу? Ну-ка садись, выпей вон водички и выкладывай свои соображения.