ЗАПАДНЯ
        Анна МАЛЫШЕВА
        Анонс
        Денег не хватает всем.
        Даже призракам, обитающим на сцене самодеятельного театра для подростков.
        Мистическая японская пьеса начала века обернулась кровавым абсурдом в нашей жизни: сестра убитой девушки согласилась стать приманкой для ее убийц, журналист исполнил роль сыщика, а скромный комендант общежития - талантливого режиссера-постановщика.
        А что же зритель?
        Ему досталась главная роль - беседа с собственной совестью.
        А денег на всех все равно не хватит никогда...
        Глава 1
        Утром рябил медленный дождь, но после полудня вышло солнце, и асфальтовые дорожки сразу просохли. На них уже появились молодые мамаши с колясками, промчалась на роликах стайка ярко одетых девчонок - явно прогуливают последние уроки в школе. А к вечеру в Измайловском парке будет не протолкнуться. Если, конечно, не испортится капризная майская погода.
        Он шел своим обычным маршрутом. От станции метро "Измайловская", через сырую рощицу - любимое прибежище алкоголиков, и дальше - по широким асфальтовым дорожкам, через луг, мимо первого пруда, второго, третьего...
        Третий пруд он обычно обходил по песчаному берегу и той же дорогой возвращался. Волейбольная площадка, сломанные турники, следы от многочисленных костров на берегу озера - все это было ему так знакомо, что он перестал замечать дорогу.
        На обратном пути он обычно останавливался на мостике через ручей и выкуривал сигарету. Это тоже было настолько привычно, что он все делал машинально. Потом затаптывал в пыли окурок, крошил в воду большой кусок булки и смотрел, как там суетятся утки. Потом шел домой.
        И в этот раз он тоже остановился на мосту. Полез в карман за сигаретами и вытащил пустую пачку. Чертыхнулся, достал пакетик с хлебом и заглянул под мост в поисках уток. Их тоже не было - сегодня все почему-то шло наперекосяк. Зато Михаил увидел в воде наполовину затонувший велосипед.
        Потом его спрашивали - почему он сразу опознал машину? Он что-то придумывал. Называл какие-то приметы - цвет, модель, игрушку, прикрученную к рулю... На самом же деле он ничего этого с моста не разглядел. Но почему-то сразу подумал о той девушке и, как оказалось, не ошибся.
        Михаил часто встречал ее во время своих прогулок, особенно если выходил попозже, после шести вечера. Она почему-то никогда не ехала ему навстречу, всегда только обгоняла. Сперва за его спиной нарастал сухой шелестящий звук, потом трещал звонок. Он невольно оборачивался и видел ее - белокурую, растрепанную, на блестящем красном велосипеде. Она медленно проезжала мимо, будто давала ему возможность полюбоваться своими голыми коленками, узкими бедрами, обтянутыми велосипедными шортами. Один белый носок почему-то всегда был спущен на кроссовку. На тонкой бледной руке, почти у самого локтя т - широкий браслет из цветного бисера. На шее - аляповатое бисерное колье. Улыбка - если она улыбалась - какая-то напряженная. Какого цвета у нее глаза - он не знал, никогда не успевал заметить, не разглядел даже в тот раз, когда они разговорились. На вид ей было лет восемнадцать, впрочем, могло быть и меньше, и намного больше - он ведь ничего, совсем ничего о ней не знал.
        Он сунул хлеб в карман и спустился под мост. Чтобы вытащить велосипед, потребовалось немало усилий - машина упорно цеплялась за подводную корягу. В конце концов Михаил весь вымок и перемазался, но все-таки одолел машину. Тогда-то он и разглядел игрушку на руле - розовый поросеночек в красной кепке Но он и без того был уверен, чей это велосипед.
        На берегу уже собрались зрители - пара мальчишек, мужчина со спаниелем на цепочке. Спаниель рвался вводу, явно желая помочь, но его не пускали. Михаил понимал, что выглядит нелепо - штаны промокли почти доверху, на ботинки смотреть страшно... Да еще эта глупая игрушка на руле - поросенок в кепке. Любой сообразит, что велосипед - не его, ведь модель дамская. А тут еще эта игрушка... Мужчины после тридцати холодно относятся к таким поросятам.
        Зрители явно ждали объяснений. Особенно мальчишки - те смотрели на него очень подозрительно. Ему стало жарко: "Можно подумать, что я украл велик..." Он уже страшно жалел, что ввязался в это дело. Но бросить велосипед на берегу? Немедленно украдут. Вот эти мальчишки и украдут. Они явно завидуют ему.
        Сопровождаемый яростным лаем спаниеля, Михаил выкатил велосипед на дорожку. Оглянулся по сторонам, будто ожидал увидеть его хозяйку. Руль вилял в его руках, он никак не мог справиться с машиной. Просто какой-то кошмарный сон - на черта он полез за велосипедом! Если бросить на виду - украдут, а он будет виноват. "Но эта дурочка могла и получше спрятать свое сокровище", - почти зло подумал он. Покрепче перехватил руль, случайно придавил пальцем резинового поросенка. Оказалось, что у игрушки внизу дырочка - оттуда брызнула вода.
        Напоследок поросенок жалобно пискнул.
        И тут он почему-то очень ясно понял, что девушка не прятала под мостом свой велосипед. Во, всяком случае, не бросала в ручей ухоженную и явно любимую машину марки "Пантера". Не говоря уже о поросенке. Велосипед не прятали под мост - его просто выбросили с глаз подальше. И это сделала не хозяйка, а кто-то другой.
        Самым простым и разумным было дождаться на месте наряда конной милиции, вручить им велик и все рассказать. Но Михаил знал, что милиция появляется в парке ближе к вечеру. Дневное время, наверное, считалось менее криминальным. Значит, он должен сидеть здесь еще часа три как минимум. Конечно, у него будет время обсохнуть. Но как он выдержит без сигарет? Михаил усмехнулся - до него дошло, что сигареты бы обязательно промокли в кармане брюк - туда тоже просочилась вода. А значит, он может радоваться, что пачка оказалась пустой.
        Он вывернул карманы и выбросил в кусты размокший хлеб, какие-то старые бумажки, отряхнул брюки... И покатил велосипед к выходу из парка. Машина то и дело норовила лягнуть его - то колесом, то педалью, будто отбивалась от чужака. Самым комичным в этой истории было то, что он совершенно не умел ездить на велосипеде. В детстве его больше интересовали шахматы, а потом... Потом он решил, что поздно учиться кататься. Да и не очень-то хотелось, если честно.
        Он шел, внимательно вглядываясь в лица гуляющих.
        Народу в парке становилось все больше, но той белокурой девушки нигде не было видно. Михаил оглянулся и заметил, что мальчишки, которых он видел у ручья, идут за ним. "Явно ждут, что велик мне надоест, я его брошу, и тогда..." Он поудобнее перехватил руль и вздохнул. "Ну, ничего, до первого милиционера как-нибудь дотащусь..."
        Однако его остановили куда раньше - еще до выхода из парка. Ему наперерез бросилась бледная женщина в джинсовом костюме и неожиданно грубо схватила за мокрый рукав. Он замер, и тут же к велосипеду прицепилась девчонка лет четырнадцати. Михаил растерялся, но не настолько, чтобы не заметить - девчонка очень похожа на хозяйку велосипеда. Только лицо круглее и попроще, губы не накрашены, и светлые волосы пострижены по-другому.
        Девчонка и заговорила первой - женщина только хватала губами воздух, явно лишившись дара речи.
        - Где Оля?. - крикнула девчонка и рванула велосипед к себе. Педаль больно ударила его по голени, по самой кости. Он выпустил руль, и машина с грохотом упала на асфальт. Теперь на них начинали оглядываться прохожие.
        - Не знаю, - ответил он. Ответ был не самый удачный, зато честный.
        Тут вступила женщина. Она все еще держала его за рукав, но, как ему показалось, уже не так агрессивно.
        - Милена, помолчи, - сказала она, обращаясь к дочери. Это были мать и дочь - теперь он ясно это видел. - Послушайте, где вы взяли велосипед? Это велосипед моей дочери! Милена, я кому сказала - не лезь!
        Девчонка все время пыталась вмешаться в разговор, но теперь замолчала. Михаил все подробно рассказал.
        Махнул рукой в сторону речки, объясняя, где нашел велосипед, и увидел, что женщина закусила нижнюю губу. Глаза у нее были измученные, под ними пролегли серые тени.
        - Так вы с ней не знакомы? - спросила она уже без всякой агрессии в голосе. Михаил подтвердил. И добавил, что только однажды перекинулся с ее дочерью парой слов, но они относились к велосипеду, больше ни к чему. Он даже имени ее не знал.
        - Боже мой, - тихо и уже без всякого выражения сказала женщина. - Что же мне теперь делать?
        Милена смотрела на него с ненавистью! Как видно, она продолжала его в чем-то подозревать.
        - Мам, ты только его не отпускай, - процедила она. - Может, он все врет.
        Мать одернула ее:
        - Как ты разговариваешь со взрослыми?! Помолчи!
        Боже, до меня все еще не доходит... Где же она, в конце концов?!
        Из ее сбивчивых объяснений Михаил понял, что Ольга - ее старшая дочь - уже несколько дней не появляется дома. Она сказала, что будет жить у подружки, но координат не дала... Собрала маленький рюкзачок, уехала на велосипеде, и вот они видят чужого человека с этой машиной, а Ольги нет. Женщина вдруг расплакалась. Михаил окончательно растерялся. Наверное, надо было извиниться, уйти, не вмешиваться. Ведь он давно дал себе зарок - не можешь помочь - отойди в сторону, сделаешь только хуже. Но женщина плакала на виду у любопытствующих прохожих. Мокрый велосипед лежал на дорожке. А Милена смотрела на него так злобно, что он понимал - без скандала ему уйти не удастся. И он поднял велосипед.
        - Давайте поищем патрульную машину, - сказал он как можно спокойнее. - Они всегда стоят возле метро.
        И первым пошел вперед.

***
        Он оказался прав - неподалеку от станции метро они заметили милицейскую машину. Михаил остановился, не доходя до нее нескольких шагов. Ему очень не хотелось вмешиваться, но отступать было поздно. Велосипед по-прежнему был на его попечении. А сам он, как видно, оказался на попечении Милены - девочка не отходила от него ни на секунду, пока ее мать объяснялась с патрульными. У Михаила было чувство. - что его уже взяли под арест.
        - Что я тебе сделал? - тихо спросил он у девочки.
        Ответ окончательно выбил у него почву из-под ног. Не поворачивая головы, даже не взглянув в его сторону, этот подросток отчеканил:
        - Все вы, мужики, сволочи.
        Михаил охнул и машинально полез в карман за сигаретами. Вспомнил, что они кончились. Он все больше раздражался - на себя, на Милену, на этот чертов велосипед... Наконец, женщина вернулась к ним. Она уже не плакала, лицо у нее было застывшее.
        - Еще не прошло трех дней с тех пор, как она пропала, - тихо сказала женщина, ни на кого не глядя. - Позавчера она еще звонила домой, а вот вчера и сегодня - нет... Они даже, не слушали меня как следует. Спросили, сколько ей лет. Девятнадцать? Сказала, что поживет у подружки? И ухмыляются. Я рассказала им про велосипед, а они говорят - что вы переживаете, ведь он нашелся? :
        Тут она как будто вспомнила о Михаиле и подняла глаза;
        - Спасибо, что проводили. Милена, садись и поезжай домой.
        Девочка вытерла отсыревшее седло ладонью и косо посмотрела на: мать:
        - А ты?
        - Пойду пешком; Никуда не сворачивай, езжай ,прямо домой.
        Милена ловко вскочила в седло, поймала ногой ускользающую педаль, что-то скрипнуло, брякнуло, откуда-то полилась вода... И все же машина поехала. Через минуту девочка исчезла за углом. Женщина повернулась к Михаилу:
        - Вы не могли бы оставить свой телефон? На всякий случай. Вдруг нужно будет в милиции...
        Он достал из куртки бумажник, порылся во всех отделениях и наконец выудил визитную карточку. Женщина взяла ее и, не читая, сунула в сумочку. Это его немного уязвило - неужели ее не интересует даже его имя? Впрочем, она и сама не представилась. Щелкнула замком сумки, неожиданно сухо попрощалась и пошла прочь, в ту сторону, куда уехала Милена, А Михаил в который раз порадовался, что живет рядом с метро, сразу за продуктовой ярмаркой. Да, грязно, да, шумно, да, половина квартир в доме заселена торговцами с Кавказа... Зато не придется демонстрировать всему Измайлово свои мокрые штаны и облепленные глиной ботинки. И он свернул во двор под пристальным взглядом патрульного милиционера.
        Дома он переоделся, прослушал сообщения на автоответчике. Звонила бывшая жена - напоминала о просроченных алиментах. Он не успел их уплатить до майских праздников, а потом не работала сберкасса. Встречаться с ним для передачи денег лично жена отказывалась, предпочитала почтовые переводы. Почему? Он считал, что она так поступает из принципа. Выражает тем самым свое безразличие к нему, отсутствие всяких чувств. Ну и конечно, из-за дочери. "Ты ее не увидишь!" - сказала она после судебного заседания. И он уже три месяца не видел Дашу.
        Где-то рядом звякнул велосипедный звонок, и Михаил вздрогнул. Звук донесся из открытого окна. Он выглянул и увидел мальчишку, удалявшегося в сторону рынка на разбитом старом велосипеде, и сразу вспомнил ту белокурую девушку на красной "Пантере". "Вернется, никуда не денется", - неуверенно сказал он себе. Ему было тридцать два года, в дочери она ему никак не годилась, и все же он поймал себя на том, что почти по-отечески волнуется за нее. Может, потому, что Даша как раз незадолго до развода увлеклась бисероплетением и обвешалась самодельными украшениями. Бисерное колье у нее было еще поярче, чем у Ольги. Даше было одиннадцать лет, девочка всегда казалась ему слишком простодушной и доверчивой...Ведь она тоже могла куда-то пропасть... Впрочем, для него она уже пропала. Наверное, надолго. Не дай бог, навсегда...
        Чтобы отвлечься от этих мыслей, он сел за компьютер и начал править статью. Последнее время он работал в газете, которая бесплатно распространялась в этом округе Москвы. До этого Михаил находился в вольном полете, и его социологические статьи появлялись во многих изданиях. Но после августовского кризиса большинство журналов и газет перестало сотрудничать с внештатниками, чтобы не лишать заработка своих штатных авторов. Тогда и ему пришлось где-то осесть. Зарплата у него была небольшая, но и потребности невысокие. Квартиру после развода делить не пришлось. Машины у него не было, а значит, не было и связанных с ней расходов. К одежде и дорогостоящим развлечениям он всегда относился равнодушно. Почти не пил. Курил умеренно. И поскольку другой женщины в его жизни пока не было, Михаилу даже на цветы тратиться не приходилось...
        Он целиком ушел в работу и не замечал, как вдет время. Опомнился, только когда экран компьютера стал слепить глаза - он отрегулировал яркость еще при солнечном освещении, а теперь в комнате стало темновато. Михаил выключил компьютер, встал, потянулся и отправился на кухню к холодильнику. Ну, конечно! Пусто. Он-то собирался зайти на ярмарку после прогулки, а из-за чертова велосипеда все забыл. И сигарет - ни одной штучки.
        К вечеру похолодало. Он накинул плащ, сунул в карман деньги и отправился в магазин. Теперь он невольно обращал внимание на всех велосипедистов, которые попадались ему на пути. И даже просто на велосипеды. Наверное, потому он так быстро заметил Милену.
        Девочка стояла на улице, напротив его дома, у обувной мастерской. Красная "Пантера" лежала на вытоптанном газоне, у ног хозяйки. Михаил замедлил шаг, и девочка съежилась, будто это могло сделать ее незаметной. Но прятаться было поздно.
        - Ты что - следишь за мной? - спросил он, подходя поближе. Она ничего не ответила, но по ее загнанному взгляду он понял, что прав.
        - Ну, что, нашлась твоя сестра? - поинтересовался Михаил.
        - Нет, и вы сами это знаете! - С этими словами Милена наклонилась и принялась поднимать с земли велосипед. Мужчина остолбенел:
        - Как это - сам знаю? В чем ты меня подозреваешь, в конце концов?! Я даже не был с ней знаком!
        Милена исподлобья взглянула на него, сдунула упавшие на глаза волосы и уселась в седло. Велосипед был ей немного великоват. Она, вероятно, так бы и уехала, если бы Михаил не удержал руль:
        - Ты что - думаешь, будто я где-то прячу твою сестрицу?
        - Отстаньте, - пробормотала девочка. На него она больше не смотрела, но особого испуга тоже не проявляла.
        - Нет, это ты от меня отстань! - потребовал Михаил. - Ив конце концов, как ты нашла мой дом?
        - По карточке, - бросила та. - Мне мама показала вашу карточку, а я запомнила адрес. Мама считает, что вы ни при чем, а я думаю, что вы врете.
        Он с трудом перевел дух.
        - Хочешь убедиться, что я не прячу твою сестру? - спросил он. - Пойдем, осмотришь квартиру.
        Милена ехидно улыбнулась:
        - Ну да, сейчас! Вы меня за дурочку принимаете?
        - В таком случае, чего тебе надо?! - уже всерьез рассердился он. Михаил никак не мог уговорить себя, что передним всего-навсего подросток, что нужно быть снисходительней к этим глупостям... Милена держалась слишком независимо и уж никак не была похожа на запуганного ребенка. Он отвернулся от нее и пошел к магазину Сделал покупки, уложил их в пакет, вышел на улицу...
        Милена стояла со своим велосипедом неподалеку т запертого газетного киоска. И снова не собиралась прятаться. Михаил покрутил пальцем у виска, но девочка и бровью не повела, только поставила ногу на педаль, готовясь двинуться за ним. "Ненормальная, - раздраженно думал он по пути домой, стараясь держаться подальше от тротуара. - Такая ведь и переехать может своим чертовым велосипедом. Мне синяков наставит и сама покалечится. Надо позвонить ее матери, сказать, чтобы присматривала за дочкой... А, черт, телефона ведь у меня нег!"
        Он оглянулся. Милена упорно ехала за ним на самой малой скорости. Она ничуть не смущалась тем, что Михаил ее видит. Девочка вела себя так, будто он пустое место.
        "Ну и пиявка!" - подумал он, быстрее обычного заходя в свой двор. Это преследование мало-помалу доводило его до белого каления. "Чего она хочет добиться? Неужели думает, что Ольга живет у меня?" Михаил мстительно хлопнул тяжелой дверью подъезда. На железной двери стояли кодовый замок и домофон, и уж номер кода Милена на визитной карточке прочитать не могла. Но девочка и не собиралась продолжать преследование в подъезде. Когда Михаил выглянул с балкона на улицу, он увидел ее на прежнем месте - у обувной мастерской. Ее майка ярко белела в сумерках, на плечи она набросила голубой свитер, прежде нелепо завязанный вокруг бедер. Велосипеда Михаил не различил, но, наверное, машина опять валялась где-то в кустах. Он начал беспокоиться - не за себя, разумеется, а за эту дурочку. "Время позднее, а она шляется одна... Ну а вдруг и эта пропадет?! Тогда уж точно притянут меня - нас сегодня вечером могли видеть вместе".
        Он стоял на балконе и курил, вглядываясь в сумерки тихой улицы. После закрытия рынка окрестности будто вымирали. Из парка доносилась залихватская гармошка - там вечерами собирались на гулянья пенсионеры. Откуда-то, вероятно тоже из парка, тянуло дымом костра, и вообще, ощущения были самые деревенские. Михаил поставил чайник, налил себе чаю, вышел с чашкой на балкон. Милена была на месте - белое пятно ее майки по-прежнему выделялось на другой стороне улицы. "Неужели она есть не хочет?" - удивился он и махнул девочке рукой:
        - Смена караула! Езжай домой, я сам за собой прослежу!
        Он вовсе не ожидал, что она его послушается. Но Милена тут же подняла с земли велосипед и двинулась прочь. Он было вздохнул с облегчением, но через несколько минут услышал в прихожей сигнал домофона. Сняв трубку, он узнал голос девочки.
        - Впустите меня, - отрывисто сказала она.
        Секунду поколебавшись, он нажал кнопку и приоткрыл дверь квартиры. Михаил слышал, как она взбирается на его второй этаж с велосипедом, и даже подумал, что мог бы выйти помочь... Но не стал этого делать. Очень уж вредная была девчонка.
        Милена вкатила велосипеда прихожую и прислонила его к стене. Михаил не решался запереть дверь. Что у нее на уме, у этой решительной девицы? Одно он знает точно - Милена его, мягко говоря, недолюбливает. Зачем же она добровольно явилась в гости? Ведь на этот раз он ее не звал.
        Девочка сама ответила на этот вопрос. Настороженно оглядевшись по сторонам, она попросила разрешения осмотреть квартиру. Он только плечами пожал:
        - Как знаешь. Ты ведь к этому рвалась?
        Милена дернула плечом и поочередно заглянула в обе комнаты, обследовала даже ванную с туалетом, сунула нос на кухню... Михаил не следил за ней. Он искал свою записную книжку и, найдя, потребовал:
        - Дай телефон своей матери. Я позвоню ей и скажу, что ты у меня.
        Милена, стоявшая на пороге кухни, повернулась к нему всем корпусом, как боксер, готовый встретить удар:
        - Не ваше дело ей звонить!
        - Ты понимаешь, что уже начало одиннадцатого? - как можно спокойней спросил Михаил. "Только не кричи на нее, - уговаривал он себя. - Ей так хочется тебя разозлить'"
        - Мне можно гулять до одиннадцати, - отрезала Милена.
        - Сомневаюсь. Сколько тебе лет?
        Этот вопрос остался незамеченным. Милена вошла на кухню, и ему пришлось последовать за ней.. Эта девчонка злила и смешила его одновременно. Ему хотелось дать ей подзатыльник и выставить вон. И в то же время забавно было наблюдать, как она хорохорится передним, изображая отважную десантницу в тылу врага. И при этом боится его. Иначе почему Милена так упорно отводит глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом?
        Ее внимание привлекла балконная дверь. Она выглянула наружу и, поколебавшись, вышла на балкон. Михаил взял сигареты и вышел следом за девочкой.
        - Теперь убедилась, что я не прячу твою Ольгу под кроватью? - спросил он, чиркая зажигалкой.
        Она опять не ответила. Наверное, у нее была дурная привычка - кое-что пропускать мимо ушей. Милена оглядела балкон и наконец произнесла:
        - Ничего себе... А у нас знаете какой балкон?! Наверное, в пять раз меньше!
        "Ну вот и заговорила как человек, - вздохнул он про себя. - Так я и знал, что здесь она сломается". Балкон действительно был самым примечательным местом в его квартире.
        Этот дом, где родители Михаила когда-то получили квартиру, был выстроен почти вплотную к соседнему, более старому зданию. Почти - но все-таки не совсем Между домами остался промежуток метра три с лишним. Торцевая сторона соседнего дома была глухая, без окон. В новом доме на торец выходили кухонные окна. Балконов сперва вообще не предполагалось, да их и не было нигде, кроме трех квартир - на втором этаже у Михаила, а также на третьем и четвертом этажах. Эти балконы представляли собой широкие бетонные мосты с перилами, перекинутые от одной стены к другой. При желании здесь можно было танцевать, что иногда и делалось на зависть остальным жителям дома, которые вообще балконов не имели.
        - Прямо как у Кади Герды, - неожиданно сказала Милена, бросив взгляд на длинные ящики с землей и сухими стеблями. - Даже розы имелись.
        - Представь, что в детстве я и воображал себя Каем, - подхватил разговор Михаил. - Только вот играл здесь в одиночестве, без Герды. На этот балкон выходит только одна дверь.
        Зато слышала бы ты, как здесь воет ветер, особенно зимой!
        Будто в трубу дудит! В самом деле, поверишь, что сейчас явится Снежная Королева и выбьет стекло в окне!
        - А кто живет за стеной? - поинтересовалась Милена, подходя к стене другого дома и кладя на нее ладонь.
        - Кажется, там коммуналка. - Михаил решил, что пора ковать железо, пока горячо. - Милена, прошу тебя, дай телефон твоей мамы. Половина одиннадцатого. Кончится тем, что мне придется тебя провожать, а у меня статья не доделана.
        - Вы правда журналист? - перебила Милена. Она и в самом деле умела слышать только то, что ее интересовало. Остального просто не замечала. Встретив его усталый взгляд, девочка вдруг заговорила мягко и вежливо - оказывается, ее и этому научили. Милена попросила за нее не беспокоиться. Она прекрасно доберется до дома, тем более что живет рядом К удивлению Михаила, она даже извинилась, что следила за ним.
        - Я теперь вижу, что ее у вас нет и не было. Но я хотела проверить... - Милена вздохнула и тихо добавила; - Мама места себе не находит, сидит на кухне и плачет. Папа тоже волнуется, но ничего не говорит. Знаете, у нас сегодня не так уж весело. Вот я и решила вернуться попозже.
        - Чтобы родители совсем с ума сошли, - подхватил Михаил. - Ну вот что, собирайся. Я тебя провожу до дома.
        Она повернулась к нему спиной, как будто заметила на глухой стене что-то, заслуживающее внимания. Михаил увидел, как ее плечи вздрогнули. Один раз, другой... Нет, это не от вечерней прохлады. Он подошел, тронул ее за плечо, и она повернула к нему искаженное, мокрое от слез лицо.
        - Ну что ты, - беспомощно сказал он. - Вернется твоя сестра. Вот увидишь - вернется.
        - Хоть бы она никогда не вернулась! - неожиданно выкрикнула девочка и сбросила его руку со своего плеча. - Ей наплевать на нас, ей всегда было на всех плевать!
        Он увел ее на кухню, налил чаю, в который раз потребовал телефон родителей. Милена сообщила ему номер.
        К, чаю она не притронулась. Сидела, спрятав лицо в ладонях, и время от времени коротко всхлипывала. Михаил набрал номер и услышал тревожный женский голос. Он напомнил женщине о себе, сообщил, что Милена сидит у него, и попросил забрать девочку. Он ожидал расспросов, упреков - чего угодно. В этот миг он пытался представить, как бы отреагировала его бывшая жена, если бы ей позвонил малознакомый мужчина и сказал, что Даша находится в его холостяцкой квартире.
        - Да-да, мы сейчас заберем ее, - торопливо и как-то затравленно ответила женщина. - Извините, ради бога.
        Я просто не знаю, что с ней делать... Не надо было показывать ей вашу визитку. Я подозревала, что она неспроста вами интересовалась.
        Когда Михаил вернулся на кухню, Милена уже не плакала. Она умылась и теперь тщательно вытирала лицо носовым платком. Враждебный взгляд исчез, будто она выплакала его вместе со слезами. Она взглянула на Михаила и сделала попытку улыбнуться:
        - Вот мне теперь влетит! Я так не хотела, чтобы мама узнала, где я была. Хотя мама-то ладно. Вот отец...
        - Я могу сказать, что случайно встретил тебя и сам пригласил, - предложил Михаил.
        Милена изумленно подняла свои золотистые широкие брови:
        - Тогда влетит вам! Лучше уж не надо.
        Она предложила спуститься к подъезду и дождаться ее родителей там. "Нечего им сюда заходить, раз вы ни при чем", - заявила девочка. Михаил помог ей спустить по лестнице велосипед и обратил внимание, что с его руля исчезла игрушка - поросенок в кепке. Милена как будто прочла его мысли:
        - Это я сняла.
        - Зачем?
        - По-моему, весьма пошлое украшение, - ошеломила его девочка.
        Михаил был вполне с ней согласен, и все же... Его удивляло, что эта девочка, которой никак не может быть больше четырнадцати лет, кажется такой взрослой, умудренной и даже разочарованной жизнью. Это было как-то нелепо. И он снова вспомнил ее сестру - как она улыбалась, как ветер отбрасывал в сторону ее белокурые волосы, как блестел на руке бисерный браслет. Видение было настолько ярким и реальным, что ему стало не по себе.
        Неужели с ней и впрямь что-то случилось?
        - Это было бы ужасно, - вслух произнес Михаил. Эта привычка проговаривать свои мысли появилась у него в последнее время, когда он стал жить один. Ведь собеседников у него дома больше не было, а поговорить все-таки хотелось.
        - Что ужасно? - спросила Милена, натягивая свитер. Они стояли у подъезда, под фонарем, и на них со всех сторон нападали комары. С противоположной стороны во двор медленно въезжала белая машина. Милена застыла, вглядываясь в сумерки, и повернулась к Михаилу:
        - Это мои.
        Ее отец - крупный мужчина в спортивном костюме - сразу взялся укладывать велосипед на крышу машины, в багажник. Он не представился, и Михаил даже не разглядел его толком. Зато мать Милены еще раз извинилась передним.
        - Если в милиции понадобится ваше участие, мы можем на вас рассчитывать? Мы тут посчитали, что можем подать в розыск только послезавтра, - сказала она. И, покусав губу, добавила:
        - Если, конечно, она сама не вернется.
        Михаил сказал, что нужно надеяться на лучшее. Что девушка, скорее всего, загостилась у подруги. Что в девятнадцать лет можно и забыть о том, что родители волнуются... Он говорил это и сам себе не верил. Женщина нервно обняла Милену за плечи:
        - Иди в машину.
        А когда девочка отошла, тихо сказала, что ей очень трудно надеяться на лучшее. Что еще ни разу не бывало, чтобы Ольга где-то задержалась. Что она всегда ночевала дома. На дискотеки не ходила, парнями не интересовалась.
        В прошлом году она закончила школу, в институт поступить не смогла и теперь усиленно готовилась ко второй попытке, сидела над книгами. Единственное, что ее увлекало, - это самодеятельный театр. Когда Ольга начала там заниматься, она просто преобразилась. Стала такой подтянутой, серьезной, пунктуальной. Других увлечений у нее не было. Если не считать велосипеда...
        - Если бы вы знали, как она любила этот проклятый велосипед! Вы бы не говорили, что с ней ничего не случилось! Она бы ни за что его не бросила!
        - Но велосипед могли просто украсть, - возразил Михаил. - Мальчишки взяли, накатались и выбросили от греха подальше. Может, ваша дочь потому и не звонит, что боится - вы ее будете ругать за пропажу...
        Женщина слабо отмахнулась от его утешений. Сказала, что им пора ехать, Милена наверняка умирает с голоду. Напоследок она представилась. Сообщила, что ее зовут Алла. Алла Владимировна Бог.
        - Бог, на конце - "гэ", - повторила она. - Еще раз извините.
        Женщина уселась на заднее сиденье, рядом с дочерью, и хлопнула дверцей. Машина тронулась с места, бледный свет фар пересек двор, на миг ослепил Михаила и пропал за углом.
        Он еще немного постоял у подъезда, докурил сигарету. Ему не хотелось подниматься наверх, в свою пустую квартиру. Сегодня вечером он почему-то особенно остро ощущал эту пустоту. Может, потому, что там побывала Милена. Нет, она была совершенно непохожа на его дочь.
        И все-таки... Ведь она сама припомнила сказку Андерсена о Снежной Королеве, увидев его необычный балкон. А сколько раз он читал эту сказку Дашке! Летом она целыми днями сидела на балконе, копалась в ящиках с цветами, пропалывала их, пересаживала, поливала, подвязывала стебли чайных роз. Воображала себя Гердой. Что-то шептала себе под нос. Вспоминать об этом было просто мучительно. Он заставил себя думать о чем-то другом и вдруг во всех деталях припомнил одну свою встречу с Ольгой. Ту самую, когда они вдруг разговорились.
        Инициатором была она. Михаилу и в голову бы не пришло навязываться с разговорами к случайно встреченной девушке. В тот вечер он, как обычно, шел своим маршрутом и остановился на мостике выкурить сигарету и покормить уток. Внезапно у него за спиной брякнул велосипедный звонок и послышался хруст камушков под колесом.
        Он обернулся и увидел ее.
        Девушка стояла у него за спиной - одна нога на земле, другая на педали, руки сжимают руль, лицо раскраснелось. В тот день, в самом начале мая, было почти жарко.
        Девушка, слегка задыхаясь, попросила его посмотреть ей цепь.
        - Кажется, ослабла, а я не умею подтягивать, - мило улыбаясь, сказала она. - А ключ у меня есть.
        Михаил признался, что ничего не понимает в этих цепях и вообще в велосипедах. Она, казалось, была немного разочарована, но все же не сдавалась:
        - Но посмотреть-то можно?
        Деваться было некуда, и он осмотрел цепь. Вместе с цепью пришлось осматривать также ее ноги - она и не подумала слезть с велосипеда. У него мелькнула мысль, что девушка с ним заигрывает, но он в это не поверил. Конечно, он не урод. Но и не во вкусе старшеклассниц, а эта наверняка еще ходит в школу.
        Ноги у нее были стройные, гладкие, молочно-белые.
        Один носок спустился на теннисную туфлю. Пониже колена розовела припухшая царапина, и Михаил почему-то не сразу смог отвести от нее взгляд. Он выпрямился и почувствовал, что к щекам приливает кровь. Девушка улыбалась, глядя ему в лицо. Может быть, если бы не эта улыбка, он бы решился продолжить знакомство. А улыбка ему почему-то не понравилась. Она была очень искусственная, и вот что странно - за этой улыбкой он почувствовал страх. Ее темные, довольно близко посаженные глаза смотрели напряженно. Уж они точно не улыбались.
        - Извините, я в этом не разбираюсь, - неожиданно сухо сказал он.
        Девушка склонила голову. Несколько раз тренькнула звонком, прислушалась к этому звуку.
        - Вы не дадите сигарету? - спросила она, уже не глядя на Михаила. Он протянул ей пачку. Она вытащила две штучки, заложила их за ухо, вежливо поблагодарила и неторопливо поехала прочь. Михаил смотрел ей вслед, и насколько он видел - велосипед шел нормально, ничуть не хуже, чем всегда. Теперь он был уверен, что цепь была в полном порядке, девушка просто искала предлог для знакомства.
        "Ну, если она любительница таких развлечений, то действительно могла попасть в нехорошую историю, - подумал он, отпирая дверь подъезда и поднимаясь по лестнице. - Все-таки удивительно - насколько родители ничего не знают о своих детях! Ее мать уверена, что дочка не интересовалась парнями. А дочка использовала велосипедные прогулки для случайных знакомств".
        Он оборвал себя, заметив, что нечего клеветать на девушку, о которой ничего не знает. Может, это был единичный случай. Может, у нее в самом деле возникли неполадки с цепью. Но эту искусственную улыбку, которой одарила его Ольга, он забыть не мог. Ведь он к ней не приставая, день был ясный, солнечный, вокруг - толпы народу.
        Так чего же она боялась?
        Глава 2
        На другой день с утра у него было назначено интервью.
        Потом он заехал в редакцию и провел несколько часов, читая корректуру своей большой статьи о службе спасения. У одной из редакторш был день рождения, его угостили конфетами, позвали пить водку. Михаил редко просиживал в редакции до конца рабочего дня, чаще работал дома или разъезжал по заданиям. Но сегодня он просидел там до пяти часов. Погода резко менялась, в окна с силой бил северный ветер, на улице резко темнело - надвигалась гроза. У него разболелась голова, и он отправился домой. Пока он добирался до дому, у него была одна мечта - принять горячую ванну и завалиться спать. Этой ночью он спал мало - ему никак не удавалось отключиться от впечатлений дня. Но когда Михаил вошел в квартиру и прослушал сообщения на автоответчике, сонливость как рукой сняло. Сообщение было только одно, и это звонила Милена. Девочка с запинкой объяснила, что сестра все еще не вернулась, зато у нее появилась мысль, где ее можно поискать. Она не хочет впутывать в это родителей, но без посторонней помощи вряд ли справится. Может, Михаил согласится помочь? Если да - она ждет его в шесть часов перед входом в кинотеатр...
Этот кинотеатр Михаил хорошо знал. Здание находилось на Измайловском бульваре, в двадцати минутах ходьбы от его дома. Он взглянул на часы и понял, что к шести туда уже не успеть. Оставалось всего десять минут. "Хотя можно поймать машину", - подумал он и сам удивился. Зачем такая срочность? И почему он - взрослый, занятой человек, у которого страшно болит голова, должен мчаться в такую погоду на зов этой сумасбродной девчонки?
        Ну, насчет сумасбродства гы брось, - сказал он себе и натянул кожаную куртку. - Этого в ней ни капли нет". Он взял зонт и отправился ловить машину.
        К тому времени, как он оказался перед кинотеатром, уже вовсю лил дождь. Милена не обманула - она ждала его под козырьком у входа, нахохлившись от холода и спрятав кисти рук в растянутые рукава свитера. Велосипеда поблизости не было.
        - Как хорошо, что вы пришли. - Она толкнула стеклянную дверь и поманила его за собой-. - Я сейчас все вам расскажу.
        Оказывается, именно в этом здании занималась самодеятельная театральная студия, которую посещала Ольга. Студия называлась "Жест", и три дня назад, пятнадцатого мая, у них был в этом здании первый спектакль. Все это Милена рассказывала, утащив Михаила в закуток между гардеробом и туалетом. В вестибюле было пусто - только старуха-вахтерша скучала вдали за большим желтым столом.
        - А я тебе зачем понадобился? - поинтересовался Михаил.
        Милена дунула в ладони, чтобы согреться, и пояснила - с ней никто разговаривать не будет, ее, может, и не пропустят туда. У Ольги был пропуск для посещения студии. А вот Михаил - журналист, его точно пропустят. А вместе с ним и ее. Он слушал и уже ничего не понимал.
        - Ты думаешь, твоя сестра здесь? - переспросил он. - Зачем ты туда рвешься?
        Милена раздраженно дернула плечом:
        - Вы что - за дуру меня принимаете? - Она опять заговорила знакомым ему грубым голосом. - Конечно, ее здесь нет. А может, и не было.
        И, увидев его растерянное лицо, уже спокойнее пояснила':
        - Хотя вы же не знаете, как она пропала.
        И она вкратце рассказала, как все произошло. Всю эту весну Ольга посещала репетиции, готовилась к спектаклю. Студия была только что создана, актеры были новичками, и Ольге, как самой талантливой, по ее собственным словам, досталась одна из главных ролей. Она уезжала из дома на своем велосипеде часов в шесть, возвращалась в девять вечера. Иногда репетиции происходили через день, иногда, чуть реже, но обязательно пару раз в неделю. Четырнадцатого мая должна была состояться генеральная репетиция. Ольга предупредила родителей, что прогон может затянуться до поздней ночи и она переночует у подруги, которая тоже занимается в этой студии и живет совсем рядом. Они согласились на это условие, впрочем, возражений Ольга не принимала.
        - Уж если ей что-то западет в голову - конец, спорить бесполезно. А папа даже обрадовался, что не нужно за ней заезжать, - мрачно сказала Милена. - Я думаю, что она и велик брала для того, чтобы он не забирал ее после репетиций. Знаете, как он не любит грузить велосипед на машину?! Мне вчера за это досталось...
        Поздней ночью, в сущности уже ночью пятнадцатого мая, Ольга позвонила и устало сообщила матери, что прогон прошел прекрасно. Она сказала, что завтра пойдет на спектакль прямо от подруги. Ей нужно сосредоточиться, а домашняя обстановка этому никак не способствует.
        - Папа дает уроки немецкого на дому, - пояснила Милена. - К нам постоянно ходят какие-то ученики, а комнат у нас всего две.
        Пятнадцатого вечером был еще один звонок. Ольга коротко сообщила, что спектакль прошел очень успешно. Что она сейчас ложится спать и вернется домой завтра. Затем повесила трубку. Больше от нее никаких известий не было.
        - Неужели нельзя было позвонить этой подруге? - удивился Михаил.
        - Она не дала ее телефона, - отрезала Милена. - Ни адреса, ни телефона. Только сказала, что подругу зовут Наташа. Родители даже названия этой студии не могли припомнить. Это я сама вспомнила, оно было напечатано на ее пропуске. Ольга мне его как-то показала.
        - А почему твои родители не пошли на спектакль? - продолжал недоумевать Михаил. - Неужели неинтересно посмотреть на дочь в главной роли? Я бы уж как-нибудь нашел на это время...
        И тут Милена поставила точку, заявив, что Ольга категорически запретила родителям являться в студию. Она выдвинула условие: если увидит их в зале - не выйдет на сцену.
        - Вы пойдете со мной в зал или нет? - спросила Милена. - Как, по-вашему, должны мы их спросить, с кем она дружила?!
        - Конечно. - Он взял ее ледяную руку и слегка пожал. - Не волнуйся так, ты начинаешь кричать.
        Он показал свое удостоверение вахтерше, и та охотно его пропустила вместе с Миленой. Они вошли в небольшой зрительный зал. Низкая сцена, деревянные кресла.
        На передних рядах и на сцене было оживленно - там шумела и смеялась молодежь, мелькали цветастые театральные тряпки. Михаил посмотрел туда и увидел среди молодых людей диковинную фигуру - крохотную жирную женщину с очень заметным горбом на спине.
        - Это их руководительница, - шепнула ему Милена. - Оля говорила, что она горбатая.
        На них уже начинали посматривать - как видно, посторонние сюда не допускались. Наконец их заметила и руководительница. Она направилась к ним, и Михаил удивился, с каким достоинством шествовала по проходу эта крошечная женщина - сущий гном из сказки. Однако, когда она подошла ближе, обнаружилось, что лицо у нее молодое, приятное, даже привлекательное. Голос у нее тоже оказался красивый - низкий, мягкий, немного хрипловатый.
        - Здесь идут занятия, - сказала женщина, переводя взгляд с Михаила на Милену. - Пожалуйста, покиньте зал.
        Тут снова пригодилось его удостоверение. Женщина прочла название газеты и улыбнулась:
        - Что же вы на премьеру не пришли? Сегодня у нас уже второй показ. Начало через час.
        - Вот и хорошо, - подхватил Михаил. - Заодно познакомлюсь с актерами. Не возражаете, если мы поприсутствуем?
        Та снова бросила косой взгляд на Милену - как видно, не понимала, при чем тут девочка. Однако согласилась.
        - У меня сейчас нет времени, я дам вам интервью после спектакля, - сказала она. - Меня зовут Ирина.
        Ни фамилии, ни отчества она не сообщила. Улыбнулась смущенной Милене и отправилась на сцену. Михаил сел в первом ряду, с краю. Он то и дело ловил на себе любопытствующие взгляды артистов. "А что, можно заодно и написать об этом театре, - подумалось ему. - Совмещу приятное с полезным. Интересно, что у них за пьеса такая? Что-то из восточной жизни, кажется..." Это он установил по костюмам. Костюмы были самодельные, бутафорию тоже явно набирали с бору по сосенке, но в общем колорит был то ли китайский, то ли японский.
        К нему приблизилась Милена - она все это время крутилась среди артистов:
        - Тут несколько Наташ, я уже разузнала. Только вот не знаю - какая нам нужна. Вы будете мне помогать или пришли посидеть?
        Михаил и в самом деле охотно бы передохнул - головная боль так и не прошла. Не делать было нечего, и он взялся за работу. Прежде всего он попросил представить ему ведущих актеров. Они уже успели одеться и теперь гримировали друг друга. Он все больше убеждался, что на сцене будут действовать гейши и самураи - что-то в этом роде. Главных актеров оказалось пятеро - три девушки и двое парней. Все примерно одного возраста - от семнадцати до девятнадцати лет. Они приятно смутились, узнав, что с ними желает побеседовать журналист. Как видно, ребят еще не избаловали вниманием. Михаил заговорил с ними о спектакле и узнал, что Ирина, их руководительница, поставила японскую пьесу неизвестного автора начала двадцатого века.
        Пьеса называлась "Пионовый фонарь" Ему вручили программку, отпечатанную на цветном принтере.
        - Эта пьеса о любви умершей девушки к живому юноше, - бойко рассказывала самая хорошенькая из трех актрис. - Я играю эту самую девушку, пока она еще жива. В первом действии.
        - А я во втором действии играю гейшу, - перебила ее другая актриса. - Но, в сущности, я и есть эта девушка. Та давно умерла, а у меня ее лицо, и вот я хочу соблазнить юного самурая.
        - А я играю призрак мертвой девушки, - еле дождалась своей очереди третья девушка, очень маленького роста, похожая на куколку в своих ярких одеждах и массивном черном парике. - У меня самая большая роль. Я-то и прихожу к этому несчастному юноше.
        И она ткнула в спину парня с густо набеленным лицом. Тот поежился. Актеры наперебой рассказывали о своих ролях, а Михаил удивлялся. Странная идея пришла в голову этой маленькой горбунье! И добро бы, такая пьеса ставилась где-нибудь в центре города, в расчете на публику с утонченными вкусами Но здесь, в Измайлово, в здании запущенного кинотеатра... Кто сюда придет? Разве что случайно? А случайному зрителю, больше привыкшему к популярной ныне мелодраме, трудно будет разобраться в классической японской пьесе.
        Михаил выяснил у актеров их имена и записал их в книжку. Милена делала ему большие глаза, будто умоляла действовать. И он решился.
        - Знаете, дочка моих знакомых тоже как будто занимается в вашей студии, - сказал он. - Знаете такую? Ее зовут Ольга, Ольга Бог.
        - Нет-нет, Ольга Ватутина, - испуганно перебила его Милена. И тихо, себе под нос уточнила:
        - У нее другая фамилия, она от первого маминого брака.
        Актрисы переглянулись. "Призрак" удивленно поднял подрисованные брови:
        - Одна Ольга у нас есть, но фамилию я не знаю. Вон она!
        На краю сцены поспешно гримировалась высокая худощавая брюнетка. Михаил покачал головой:
        - Нет, мне нужна другая Ольга. Она блондинка, глаза у нее...
        - Карие, - снова выручила его Милена. - Неужели не знаете?! Она играет одну из самых главных ролей!
        Среди актеров возникло замешательство. Они переглядывались, слегка пожимали плечами. Двое извинились и отошли - им нужно было повторить роли. Девушка, которая играла гейшу, вежливо сообщила:
        - Главные женские роли играем мы. Мы - трое. Я играю гейшу, Лена - О-Цую, Оксана - призрак... Да, есть еще одна большая роль, но служанку играет Наташа - она вон там сидит, видите? Причесывается... И еще у нас довольно большая массовка. Но второй Ольги больше нет. Есть только одна, та что на сцене. Она играет парикмахершу.
        - Ив спектакле пятнадцатого мая она тоже не играла? - глуповато уточнил Михаил. Он уже понял, что попал в неприятную ситуацию. Милена была красная, как помидор, и старалась не смотреть ему в глаза.
        - Да нет же! - нетерпеливо воскликнула "гейша". - В программке указаны имена всех актеров. Вы почитайте, а нам нужно гримироваться.
        Михаил пересел с первого ряда на третий. Милена робко примостилась рядом и заглянула в программку.
        - На, посмотри, есть здесь твоя сестра? - грубовато спросил Михаил.
        Она прочитала длинный список имен - всего около двадцати - и молча вернула программку.
        - Нет? - уточнил он.
        - Нет, - прошептала Милена.
        - Что же это значит? Она вообще здесь не занималась?
        - Я сама видела пропуск в этот театр, - сдавленно ответила девочка. - Не может быть, она была здесь! Ну, а горбунья? Ольга мне описала ее! Не могла же она такое придумать! А пьеса?! Она мне рассказала, что это что-то про любовь, японское. Нет, нет, она тут занималась!
        Михаил наконец принял решение.
        - Ну, вот что, - сказал он. - Иди и побеседуй со всеми здешними Наташами. Сама говоришь, так звали ее подругу. Может, и правда, была у нее такая подружка.
        Может, кто-то и вспомнит твою Ольгу. А вообще, мне это уже сильно не нравится. Получается, она твоим родителям все время врала.
        Он пожалел о последних словах - Милена сжалась, будто упрек относился к ней, а не к сестре. Встала и отправилась общаться с актрисами. Михаил тем временем читал программку. Его заинтересовал текст на обороте, кратко излагающий содержание пьесы. Молодой самурай засыпает во время прогулки, во сне встречает дочь знатного безумного господина и влюбляется в нее. Однако сумасшедший вельможа на его глазах убивает девушку, и в этот момент самурай просыпается. Наяву он встречает гейшу с лицом погибшей девушки, а та из честолюбия дает своим дружкам слово соблазнить молодого самурая. Они встречаются по ночам, и девушка всякий раз приходит к нему с шелковым фонарем в руке. После каждой такой встречи юноша все больше чахнет, он уже близок к смерти. Выясняется, что его посещает вовсе не гейша, а дух из загробного мира.
        Чтобы выжить, ему нужно отказаться от любви мертвой девушки, но он предпочитает умереть в ее объятьях.
        В самом конце программки излагалось предание, связанное с самой пьесой. Оказывается в японском театральном мире она считалась проклятой, подобно "Макбету" в английском театре. Эта легенда возникла в 1919 году, когда молодые японские актеры, игравшие девушку и ее служанку, умерли от загадочной болезни через неделю после премьеры.
        - Этого еще не хватало, - пробормотал он.. - Ненавижу всякую чертовщину.
        А ведь именно чертовщиной и следовало назвать то, во что он ввязался. Благовоспитанная девица из хорошей семьи, которая знакомится в парке с мужчинами. А родителям врет, что играет главную роль в театре, где даже имени ее никто не знает. И куда она, черт возьми, пропала?
        Вернулась Милена. За ней шла девушка, одна из немногих, кто еще не успел переодеться. Она была в джинсах и простой черной блузке.
        - Это Наташа, она знает Ольгу, - сообщила Милена и уселась рядом с Михаилом. Наташа села в крайнее кресло и вздохнула:
        - Да, мы с Олей сначала подружились...
        - Сначала? - удивился Михаил. - А потом что же?
        Наташа сообщила, что они с Ольгой пришли в театр вместе. Можно сказать - стояли у его истоков. Тогда даже репетиций еще не было. Они просто учились ходить и говорить на сцене. Пили чай - Ирина любила устраивать такие чаепития. Рассказывала ребятам о поэзии, о драматургии. Выясняла их вкусы и склонности.
        - Она ведь очень образованная, - с уважением сообщила Наташа. - Она столько всего знает! И совсем одинокая, ну, понятно почему; У нее есть только театр, она всю душу в него вкладывает. Жаль, что вы не видели нашу премьеру!
        Потрясающе получилось! И народу было очень много!
        То, что Наташа далее сообщила об Ольге, окончательно сразило Милену. Михаил видел, что девочка близка к истерике. Из слов актрисы выяснилось, что Ольга никакой роли не получила, даже самой маленькой, не, говоря уже о главной.
        - А она хирела играть главную роль, - пояснила Наташа. - Только главную - больше никакую. В сущности, в этом спектакле у нас три актрисы на одну главную роль. Это Ирина так придумала, чтобы не было одной примадонны, чтобы девчонки меньше завидовали друг другу. То есть это мое мнение. А вообще-то, так просто легче учить текст. Сама-то роль большая... Одна актриса у нас играет аристократку - в самом первом действии. Другая - гейшу. А третья - призрак аристократки. Оля так хотела играть призрак! Такая трогательная роль - в конце зрители чуть не плачут, честное слово... Но ей предложили участвовать в массовке, и тогда она сказала, что вообще играть не будет. И не стала.
        - Когда она отказалась? - напряженно спросила Милена.
        - Где-то а началу апреля. Тогда как раз распределяли роли.
        - А на репетиции она ходила?
        Наташа призадумалась и в конце концов сообщила, что за прошедшие два месяца Оля появлялась здесь несколько раз. Садилась на задних рядах. Молча смотрела на то, как остальные репетируют. Никогда ни с кем не заговаривала по своей инициативе, и ее тоже никто не трогал. Постепенно она стала совсем чужой, некоторые даже забыли, что она в театре со дня его основания. Даже самой Наташе редко приходилось с ней общаться - ведь Оля, как правило, очень быстро уходила.
        - Здесь все считали ее надменной, а может, так и было. - Наташа пожала плечами. - Мне тоже показалось, что она уж очень много о себе воображает.
        - Все или ничего? - уточнил Михаил.
        Девушка кивнула. Также она сообщила, что давно не видела Ольгу. Во всяком случае, ни на прогоне, ни на премьере ее точно не было. Она с возмущением опровергла, что Ольга у нее ночевала.
        - Она у меня ни разу не бывала! - ответила она на вопрос Михаила. - И даже не знала моего адреса, только телефон. А живу я вовсе не рядом, а на "Щелковской".
        Извините, мне пора одеваться.
        Все актеры мало-помалу исчезли из зала. Перед сценой пробежала Ирина, дробно пощелкивая каблучками. Она была взволнованна, ее миловидное лицо раскраснелось.
        Увидев Михаила, она приветственно махнула ему рукой:
        - Скоро начнем!
        В зал уже заходили зрители. У входа стоял парень и раздавал всем программки - такие же, как у Михаила.
        Михаил повернулся к Милене:
        - Ты будешь смотреть спектакль?
        Она покачала головой.
        - Езжай домой, - приказал он. - И скажи своим родителям, чтобы они немедленно подали в розыск. Ты теперь сама видишь, что твоя сестра исчезла четыре дня назад, а не два.
        Девочка встала. Она казалась такой жалкой и некрасивой в своем растянутом голубом свитере. Михаил удержал ее за рукав:
        - Не переживай. Ольгу найдут. Я все-таки думаю, что ничего страшного не случилось.
        Но на самом деле он вовсе так не думал.
        Зрителей было немного - чуть больше половины зала.
        Уже в начале спектакля некоторые начали уходить. Михаил не удивлялся этому. Его удивляло другое - как живо и вполне профессионально играли ребята. Он никогда не видел настоящего театра Кабуки, но понял, что постановщица умудрилась обучить артистов стилизованной походке и жестам японских актеров. И за такой короткий срок, с такими ничтожными средствами создать такое красочное увлекательное зрелище! Он восхищался этой женщиной, и постановка ему понравилась. После спектакля ом взял у нее интервью.
        Он вовсе не собирался говорить с ней об Ольге - ему было достаточно того, что рассказала Наташа. Однако маленькая горбунья сама заговорила о девушке.
        - Мои ребята рассказали, что вы интересовались Олей Ватутиной? - осведомилась она, когда Михаил уже прятал диктофон с записанной кассетой. Разговор происходил в опустевшем после представления зале. Двое парней на сцене сворачивали дешевые бумажные декорации, остальные актеры уже переоделись, стерли свой немыслимый грим и разошлись.
        - Оля пришла сюда одной из первых, - сообщила женщина, с интересом глядя на журналиста. - Жаль, что она не нашла своего места. А может, и не хотела найти. Ей нужна была главная роль, а данных у нее было маловато.
        Наружность - это еще далеко не все. Она считала себя готовой актрисой, а ведь это было не так. Девочка где-то усвоила кривлянье, взрослые замашки, любила, чтобы ею восхищались. А наши ребята действительно заглядывались на нее, ведь девочка очень симпатичная. Но переломить себя, начать работать она не желала. Я видела, что к добру это не приведет, и как-то раз поговорила с ней. Поверьте мне, что это было сделано тактично, я старалась внушить ей, что нужно заниматься... Но ничего не добилась. Оля меня почти не слушала, мне так кажется. Подавайте ей главную роль - вот и все. А почему вы ею интересуетесь?
        Михаил решился и открыл женщине правду. Рассказал про загадочное поведение девушки, про ее ложь, про ее исчезновение. Ирина слушала его напряженно и больше не улыбалась. Когда он замолчал, женщина сняла очки и энергично потерла покрасневшую переносицу. Глаза у нее были близорукие и покрасневшие от усталости.
        - Ужасно, - тихо сказала она. - С Олей могло случиться что угодно при таком-то независимом характере...
        Я видела, что она живет какой-то своей жизнью, совсем не безоблачной. Странно, что родители этого не видели, как вы говорите. Хотя родители вообще редко замечают перемены в своих детях. Придумывают себе образ идеального ребенка и носятся с ним. Так хлопот меньше! А ребенок-то совсем другой, а значит - помощи от родителей не дождется - они ведь его не понимают...
        Ирина встала. На сцене было пусто, в зале темно, горел только один светильник на боковой стене - под ним они и сидели. Здесь уже ничто не напоминало о спектакле.
        - Вы будете держать меня в курсе дела? - спросила она, направляясь к выходу. - Мне бы хотелось узнать, что произошло с Олей.
        - И мне тоже хотелось бы это знать, - ответил Михаил. - Причем все сильнее и сильнее.
        Они обменялись телефонами и попрощались на пороге кинотеатра. Ирина предложила довезти его до дома, а когда он отказался, села в побитый красный "Москвич", лихо стартовала, и машина исчезла за перекрестком.

***
        На другой день у него было много работы, два интервью в разных концах Города. Но он все-таки выбрал время и ближе к вечеру позвонил родителям Милены. От ее матери он узнал, что они уже ходили в отделение милиции по месту жительства и подали в розыск. Женщина говорила глухо, отрывисто, и Михаил упрекнул себя - зачем он навязывается, бередит ей раны? Но Алла все-таки справилась с собой и даже поблагодарила его за участие:
        - Спасибо, что потратили столько времени на Милену... Она все мне рассказала про этот проклятый театр... Я с самого начала как-то не верила в это Ольгино увлечение...
        "А мне говорила совсем другое. Если не верила - почему не поинтересовалась, чем занимается дочь?" - подумал Михаил, но высказывать этого вслух, конечно, не стал. Он только предложил посильную помощь. Дело было в том, что в их бесплатной газете не так давно стали публиковать фотографии пропавших людей. В основном материалы поступали из пресс-службы ГУВД. Места для этих публикаций не хватало, и уже успела образоваться очередь.
        - Но я бы мог втиснуть в рубрику снимок вашей дочери в обход очереди, - предложил он. - Это может дать результаты, ведь газета распространяется в нашем округе, попадает практически в каждый почтовый ящик. Это даже эффективней, чем показ снимка по телевидению, ведь снимок в газете можно подробнее рассмотреть.. , Алла некоторое время молчала, потом ответила, что должна посоветоваться с мужем. Дело в том, что они все еще никого не известили о пропаже дочки. Она имеет в виду родственников.
        - Это будет удар, особенно для моей мамы, - прошептала она так тихо, что Михаил едва разобрал слова. - Пока мы не говорим ей, что Оля пропала, но у меня такое чувство, что она начинает что-то подозревать. Ведь они часто перезванивались, а теперь я не могу позвать дочь к телефону, когда бабушка звонит.
        Михаил попросил все-таки помнить о его предложении и, в случае чего, звонить ему домой или на работу - он всегда готов помочь. Сам он принял решение больше не звонить родителям Ольги и Милены. Его могли счесть навязчивым - он уже понял, что эти люди не очень-то стремятся к его услугам и предпочитают замкнуться в своем горе. "Но вряд ли им удастся скрыть исчезновение девушки от родни, - подумал он. - Ведь розыскное дело заведено, а родню в таких случаях опрашивают в первую очередь".
        Перед концом рабочего дня он заехал в редакцию и рассказал редактору отдела культуры о посещении театра.
        - Не хотелось бы ограничиваться информацией в пять строчек, статья получится интересная, - настойчиво говорил Михаил. - Тем более в театре занимается "группа риска" - ребятам лет семнадцать - девятнадцать. Куда им податься, кроме дискотек и ночных клубов?
        С детьми как-то больше возятся, чем с ними.
        В конце концов он выторговал под статью половину полосы, а вернувшись домой, немедленно включил диктофон и начал обрабатывать материал. Ирина вовсе не просила его показывать ей статью перед тем, как печатать. Конечно, руководительница молодого театра была бы рада даже мимолетному упоминанию в прессе о первом спектакле. Но Михаил все-таки решил еще раз встретиться с ней.
        Поздно вечером они созвонились и уговорились встретиться завтра перед очередным спектаклем. На этот раз он должен был проходить в одном из престижных лицеев округа.
        Когда Михаил уточнил номер лицея, у него перехватило дыхание. Именно в этот лицей жена перевела Дашу после развода и переезда к новому мужу. "Может показаться, что я нарочно туда отправился, чтобы увидеть дочь. Люба так и решит, если узнает, что я там побывал... - подумал он, кладя трубку. И тут же вспылил:
        - Какого черта! Почему я должен слушаться этой истеричной бабы и не видеться с дочерью! Родительских прав меня не лишали, да и кому бы это удалось! Все, хватит, так я совсем потеряю Дашку!"
        Он снова вернулся к компьютеру, и к двум часам ночи статья была готова и выведена на принтер.
        Спектакль начинался в три часа пополудни, после окончания занятий у всех классов. Михаил приехал в лицей немного раньше. Пропуск на его имя оставили у охраны.
        Школьников в коридорах еще не было - шел последний урок. Проходя по этим коридорам, Михаил чувствовал себя как преступник, забравшийся в чужой дом, и удивлялся - все-таки удалось жене его запугать! Не видеться с дочерью...
        А почему, собственно? Потому, что жена внушала Даше, что ее отец - неудачник, посредственность, даже на машину заработать не смог? Потому, что он мог возразить дочери, опровергнуть эти обвинения? А может, жена боялась, что он расскажет дочке что-то неприглядное о ней самой? Но уж такого бы он не допустил... Какова бы ни была Люба - она все равно мать, и неплохая мать... Он вспомнил тот вечер, когда жена поставила его перед фактом готовящегося развода. Как она тогда кричала, плакала, нарочно доводила себя до истерики, чтобы потом упрекнуть мужа, что это он довел ее! Обвинения - и надуманные, и реальные - лились сплошным потоком. Жена как будто боялась, что ему удастся вставить словечко. А он молчал. Михаил был так ошеломлен, что даже не принял эту истерику всерьез. А Даша...Даша наверняка решила, что во всем виноват отец.
        Ведь о разводе с ней говорила только мать, а значит - могла наговорить все, что угодно. Михаил избегал этой темы.
        "Я сам выбрал изоляцию от дочери, - обвинял он теперь себя. - Не хотел тяжелых объяснений, слез, не хотел наговаривать на ее мать... И вот теперь неизвестно, что обо мне думает Дашка. Может, считает меня чудовищем?"
        Он поднялся в актовый зал и застал актеров за лихорадочными приготовлениями. Ирина выглядела совершенно замороченной, щеки у нее пылали. Увидев Михаила, она всплеснула руками:
        - Прошу вас, не сейчас! У меня нет времени, после спектакля поговорим!
        И унеслась за сцену. Из обрывков разговоров Михаил понял, что внезапно заболела девушка, которая должна была играть гейшу. Это выяснилось только теперь - она не приехала на спектакль, ей звонили домой и обнаружили, что она лежит с температурой. Теперь актриса, играющая дочь аристократа, срочно повторяла роль гейши - она должна была взять ее на себя.
        - На самом деле поверишь, что пьеса проклятая, - растерянно сказала высокая актриса, уже одетая и загримированная. Она стояла рядом с Михаилом и глядела, как на сцене готовят декорации. Он присмотрелся к девушке и вспомнил, что ее зовут Ольга.
        - Вы играете парикмахершу? - спросил он.
        Та обернулась:
        - Да... А я вас видела на втором спектакле. Вы журналист?
        Михаил подтвердил, и девушка с любопытством спросила:
        - Тут у нас говорят, что Оля Ватутина пропала. Это вы ее ищете?
        - Уже не я, а милиция - Он присел и предложил девушке сесть рядом. Она поколебалась, потом осторожно расправила полосатое бумажное кимоно и села. Девушка постоянно ежи мала и разжимала руки, было видно, что она очень волнуется.
        - Роль у меня маленькая, но вдруг что-то забуду, - пробормотала она, смущенно поглядывая на Михаила. - Вот будет позор! А я ужасно боюсь публики. На репетициях все помню, а вот на премьере чуть не влезла не вовремя... Поговорите со мной о чем-нибудь, ладно? Я, может, хоть немного отвлекусь.
        - Пожалуйста, - согласился он. - Например, можем поговорить про вашу тезку, Олю Ватутину.
        Она передернула узкими плечиками, отчего ворот слишком просторного кимоно поднялся до самых ушей.
        Девушка раздраженно его поправила и бросила:
        - Да ну. Не хочется о ней говорить.
        - Почему же? Вы ее так не любили?
        - А за что ее любить? - возмутилась девушка. - Ради бога, не думайте, что ее тут затравили. Это она всех презирала. Даже узнавать не хотела вне театра.
        Она оживилась, забыла про свое волнение и ударилась в воспоминания. Оказалось, что однажды она случайно столкнулась с Олей Ватутиной, а та не пожелала даже кивнуть ей. Отсюда и пошла обида.
        - Мир тесен, вот мы и встретились случайно... - рассказывала девушка. - Я готовлюсь поступать в институт, в школе учила немецкий. Но недостаточно знаю язык, вот и решила позаниматься частным образом. Мне говорили, что лучше идти не на курсы - там ко всем стандартный подход, а найти частного преподавателя. Позвонила по объявлению в бесплатной газете, договорилась... А это оказался Олин отец, представьте себе! Только я этого сперва не знала.
        Она рассказала, что преподаватель немецкого со странной фамилией Бог жил неподалеку от театра, и это было очень удобно - она сразу после урока шла на репетицию.
        Они прозанимались уже около двух недель, как вдруг девушка столкнулась с Олей.
        - - Мы занимались, и тут я услышала, что кто-то отпирает дверь квартиры своими ключами. Виктор Эдуардович громко спросил, кто пришел, и ответила девушка. Она заглянула в комнату, и я узнала Олю. Поздоровалась с ней... А она, будто меня не расслышала, хлопнула дверью и больше не появлялась. Виктор Эдуардович даже извинился за ее поведение. Он интересовался, на самом ли деле мы знакомы, Я ответила, что мы встречались в театре. Он спросил, как она там занимается, и я сказала все как есть.
        - А что именно? - напряженно поинтересовался.
        Михаил.
        - Ну, что способностей у нее особых нет, роли ей никакой не дали, а в массовке она играть отказалась... И что на репетиции ходит очень редко. Я сказала правду, потому что... - Девушка на миг запнулась, поправила прическу,: хотя в том не было никакой нужды, и несколько смущенно закончила:
        - Ну, потому что разозлилась на нее. И вообще - зачем мне было врать?
        На вопрос, когда произошла эта встреча, "парикмахерша" ответила, что это случилось в конце апреля. Тогда Оля Ватутина совсем перестала появляться в театре, ребята даже имя ее стали забывать. Девушка все еще смущенно заметила, что вовсе не хотела отомстить Ольге, просто так получилось. Да, кроме того, Виктор Эдуардович вовсе не расстроился. Так ей показалось.
        - Он сразу предложил продолжить занятие, и это очень порядочно с его стороны, - сказала она. - Ведь оплата почасовая, так что отвлекаться на посторонние предметы мне совсем невыгодно. Кстати, который час?
        Михаил показал ей циферблат своих часов. "Парикмахерша" ойкнула и вспорхнула с кресла:
        - Начинаем через десять минут! Извините, мне пора!
        Он не удерживал ее - было ясно, что девушка чистосердечно рассказала все, что смогла. "Но каков этот господин Бог! - изумленно думал Михаил. - Значит, он почти месяц знал, что дочь не ходит на занятия студии, и все же... Ну, пусть она ему не дочь, а падчерица, но все равно не чужая! А он держался так, будто ему безразлично, где она пропадает... Мать не знала, что Ольга не посещает студию. И Милена не знала. Отчим молчал... Почему? Уж он-то должен был понять, что никакой премьеры у Ольги нет - ни премьеры, ни генеральной репетиции накануне... И все-таки отпустил дочь на двое суток - неизвестно куда... Хотя почему неизвестно? Возможно, он-то знал, куда она собралась?!"
        Михаил вскочил и направился к выходу, совершенно забыв о статье и об Ирине. Но ему преградил путь поток лицеистов. Они уже давно скапливались у входа в зал, и теперь прорваться сквозь их шумную толпу не было никакой возможности. Михаил встал у стены, чтобы не мешать ребятам войти в зал. Он так ушел в мысли об Ольге и ее загадочном отчиме, что совсем забыл о своих страхах - увидеть дочь, столкнуться с ней лицом к лицу. И когда он все-таки увидел Дашку - толпа бросила девочку прямо к нему, - Михаил остолбенел.
        Рыжая челка до бровей, испуганные светлые глаза, голубой джинсовый костюм, бисерное колье на тонкой шее - все такое знакомое и уже непривычное. Она увидела отца и приоткрыла рот. С ее плеча свалился рюкзачок и повис у нее на локте, потом большой зеленой жабой шлепнулся на пол. В следующий миг его кто-то пнул, Дашка очнулась, побежала поднимать рюкзак, толкнула кого-то локтем, огрызнулась и, не глядя больше не отца, прошла дальше в зал и уселась в одном из последних рядов. Он больше не видел ее от двери сквозь толпу школьников. Михаил почувствовал, как его обдает горячей волной. Какова! Ни словечка! А сам-то он?! Мог бы хоть поздороваться!
        Он с трудом вырвался из зала и сбежал - иначе, как побегом, это трудно было назвать. Опомнился только за оградой лицея, достал сигарету, уставился на бумажную афишку, извещавшую о спектакле... "Она расскажет матери..." - вертелось у него в голове. И эта мысль мучила его, как будто он и впрямь боялся бывшей жены. А собственно, почему?
        Он женился по любви - безрассудно, не имея ни образования, ни собственной квартиры, сразу после армии...
        Тогда все казалось проще. Не было квартиры - работай, и тебе ее дадут. Образование - бесплатно, почти любое. И Люба тогда тоже была проще. Может, у нее и были уже какие-то повышенные запросы... Но скорее всего, она просто не знала толком, чего ей желать. В основном она хотела, чтобы было "не хуже, чем у людей", а уж этот уровень он ей с грехом пополам обеспечивал... И ему казалось, что все идет хорошо. Они были красивой парой и познакомились тоже красиво - на шахматном турнире, во время поединка Михаил тогда разбил ее наголову, и она заглядывала ему в рот.
        Да, как ни странно, она любила, чтобы ее побеждали. А он-то считал, что самое главное - равенство. Его радовало все, что подчеркивало это равенство и сходство между ними.
        Вкусы и привычки у них во многом сходились, даже дни рождения они отмечали в одном месяце - июле. Только она в самом конце, а он - в самом начале. Уже в последние годы, перед тем как развестись, жена стала донимать его гороскопами. В частности, почти серьезно сообщила, что он - Рак, она - Лев и друг другу они не подходят. Ей, видите ли, был нужен муж-лидер, которого бы она слушалась. А он - рохля, тихоня... Михаил не принимал этих заявлений всерьез. Когда они поженились, про гороскопы никто и не слышал, а мало ли счастливых пар создавалось? И в конце концов, разве они были несчастливы?
        - Да, - заявила она как-то этой зимой, когда он задал ей этот вопрос. - Я никогда не была с тобой счастлива. Ну, может, в самом начале, - добавила она, увидев его недоверчивый взгляд.
        Она могла выдумывать что угодно, искать себе оправдания в гороскопах, вспоминать давно забытые размолвки, все его мелкие и крупные провинности... Но в сущности, уходила она только по одной причине - он ей надоел.
        Сознавать это было настолько унизительно, что Михаил долго в это не верил. Она-то ему не надоела! В конце концов, жена почти убедила его в том, что он серый, скучный, неинтересный... Михаил видел, кого она сочла ярким, интересным и увлекательным. Видел из окна своей квартиры, как Люба садилась к нему в машину. Такие сцены стали обыденными и продолжались всю зиму, пока она окончательно не ушла... Ничего особенного ни в этом человеке, ни в его машине не было. И он далеко не супермен, и машина - не иномарка. Михаил даже разглядел у Любиного поклонника намечающуюся лысину - со второго этажа это было хорошо видно. Он возненавидел наглого соперника лютой ненавистью, даже хотел убить. Несколько недель он ходил с этой мыслью, и она мало-помалу становилась все реальнее. Он убьет его, подкараулит где-нибудь в глухом переулке, все ему выскажет и убьет. Михаил даже всерьез поверил, что способен на убийство, и в его снах появился новый кошмарный мотив - его хватают, заламывают ему руки и волокут в тюрьму. А он счастлив - ведь соперник убит и Любе некуда идти.
        Когда жена ушла окончательно, Михаил разом оставил мысли о мести. И в этот миг испытал огромное облегчение, будто избежал опасности. В самом деле, теперь не имело смысла убивать соперника - он больше не приезжал подокна, не сигналил, Михаилу не приходилось, сжав зубы, смотреть на то, как жена пересекает улицу и садится в эту проклятую "Волгу"... Кончились эти унизительные сцены, это бесконечное ожидание развязки. Реальность оказалась не такой ужасной, как он воображал. Все это можно было вытерпеть. И как ни удивительно, ревности он тоже не испытывал. У него остался только страх за дочь.
        Как она там? Быть может, ей там плохо, ее обижают?
        - Иннокентий заботится о Даше, как о родной, - отрезала Люба во время последнего телефонного разговора. - Между прочим, на лето отправляет ее со мной на Кипр. На двадцать дней! И это несмотря на кризис! Ты хотя бы можешь понять, что у девочки впервые все, как у людей?! Конечно, по-твоему, без этого можно было обойтись!
        Но если уж на то пошло, можно обойтись и без холодильника, и без телефона...
        И пошла, и пошла... Кладя трубку, он даже почувствовал что-то похожее на радость. Освободился, больше ему не слушать этих нотаций! И тут же навалилась тоска - в конце концов, он мог бы заработать и на Кипр... Неужели из-за такой Дряни надо было все ломать?!
        ...Он бросил сигарету. "Ну и пусть расскажет матери, что я тут был, - злорадно подумал Михаил. - Пусть Люба забеспокоится, она ведь так боится, что мы начнем общаться! Не все же мне мучиться в одиночку, пусть она тоже понервничает!"
        Михаил зашел в телефонную будку, достал карточку.
        Она была почти полностью использована, но на короткий разговор должно было хватить.
        К телефону на этот раз подошел мужчина. Михаил напористо поздоровался, сказал, что его дочери нужны частные уроки немецкого. Тот замялся, ответил, что сейчас у него достаточно учеников... Михаил настаивал - хотя бы раз в неделю! В удобное для вас время! Когда на карточке оставалась всего пара единиц, Виктор Эдуардович сдался и назвал свой адрес. Михаил договорился, что подъедет к нему прямо сейчас и они побеседуют об условиях.

***
        Яркий спортивный костюм и кроссовки - преподаватель немецкого будто на пробежку собрался. Только оказавшись с ним лицом к лицу, Михаил понял, до чего же тот высокий - не меньше ста девяноста сантиметров. Виктор Эдуардович открыл дверь сам. По-видимому, больше никого дома не было, и Михаил обрадовался - ему хотелось поговорить без свидетелей. На то, что хозяин его узнает, он не рассчитывал - они виделись мельком, в темном дворе и почти не разглядели друг друга.
        - Подождите пять минут, - сказал ему хозяин, проводя гостя в большую комнату, со всех сторон уставленную книжными стеллажами. - Я сейчас освобожусь.
        Михаил сел в предложенное скрипучее кресло, бросил взгляд на мальчишку лет шестнадцати, по-видимому ученика. Тот сидел за письменным столом с видом усталого идиотизма на лице. Виктор Эдуардович подсел к нему и приказал продолжать разбор предложения. Мальчишка посмотрел на часы, поерзал и принялся тянуть слово за словом.
        Ему явно не терпелось вырваться из этой мрачноватой комнаты с низкими потолками - за окном сиял майский день...
        Этого ученика явно привели сюда беспокойные родители, ему самому язык был до лампочки. Наконец положенное время истекло. Мальчишка бойко попрощался, причем выражение идиотизма разом исчезло. Теперь это был вполне симпатичный паренек с живым взглядом. Проводив его, Виктор Эдуардович обратился к посетителю:
        - У вас дочка в каком классе?
        - Ну, она уже школу закончила. - Михаил тщательно обдумал свою легенду по пути сюда. - Готовится поступать, а язык учила спустя рукава.
        - В общем, как все, - пробормотал Виктор Эдуардович. Его явно утомил нерадивый ученик.
        Михаил легко согласился, что в обыкновенных школах без языкового уклона никто особо не учит иностранные языки. Да там часто и преподавателей не хватает. До первого провала при поступлении в институт этим предметом не интересуются.
        - А откуда у вас мой телефон? - поинтересовался Виктор Эдуардович.
        - Моя дочка получила его от подружки. Она у вас занимается. Может, припомните? Ее зовут Оля. Она еще ходит в одну театральную студию с вашей старшей дочерью.
        Он даже не вздрогнул, этот белобрысый великан с младенчески-розовым цветом лица. Только посмотрел на посетителя внимательней, чем прежде.
        - Помню, как же, - сказал он после короткой паузы. - А в какой вуз собирается поступать ваша дочка? Не в иняз, надеюсь? Тут я никакой гарантии не дам, если у нее знания слабые. Мы просто не успеем подготовиться за полтора месяца.
        Михаил заверил его, что девочка будет поступать в педагогический институт.
        - Хотя мечтает о театральном, - заметил он. - Она ведь тоже посещает эту студию. Вы не были на премьере?
        Весьма интересный спектакль.
        Виктор Эдуардович покачал головой:
        - У меня почти каждый день расписан. Некогда было пойти. Кстати, о времени Вас устроит, если занятия будут проводиться утром? С девяти до одиннадцати? У меня есть свободные "окна" в пятницу и субботу. Другого времени пока нет.
        - Меня-то любое время устроит. - Михаила начало раздражать упорство, с которым хозяин переводил разговор на безопасную тему. - Главное, чтобы дочка действительно ходила к вам.
        Белесые брови Виктора Эдуардовича - того же пшеничного оттенка, что у Милены, - поползли наверх:
        - То есть как это?
        - Ну, знаете, дети часто что-то скрывают. Например, моя дочка внушила мне, что посещает эту театральную студию чуть не каждый день. А ходила туда раз в неделю. Остальное время проводила как ей заблагорассудится. Ваша-то дочка исправно занимается?
        Тот удивленно посмотрел на визитера, секунду помедлил и склонил голову. Это можно было понять как подтверждение. Затем Виктор Эдуардович выудил из стопки бумаг на столе разграфленный лист картона и нашел свободную клетку:
        - Значит, я запишу вас на утро. Может, потом освободится более удобное время. Оплата почасовая, пять долларов в час. Вас устроит?
        "Ну, железобетон! - разозлился Михаил. - Интересно, милиции он тоже ничего не рассказал?" И пошел в атаку - он был слишком раздражен, чтобы и далее соблюдать маскировку - Я слышал, ваша дочь пропала. Она еще не вернулась?
        Теперь он явственно увидел, как хозяин вздрогнул.
        Виктор Эдуардович рассчитанно-медленно положил на место график и повернулся к Михаилу:
        - А почему вас это волнует? Нет, не вернулась. Послушайте, почему мне ваше лицо знакомо?
        - Мы с вами как-то виделись. - И Михаил напомнил ему обстоятельства, при которых состоялась их встреча.
        - Вот я и думаю, что-то странные вопросы вы задаете, - пробормотал хозяин. - Что ж, и дочки, наверное, у вас нет?
        - Есть. Только она учит французский.
        Тот меланхолично кивнул:
        - Понятно, понятно Вы просто искали предлог, чтобы сюда попасть. Скажите, почему вас так интересует моя дочь?
        - Ну, прежде всего, она вам не совсем дочь, - отрезал Михаил. Он уже совсем перестал церемониться с этим человеком. Редко кому удавалось вызвать у него такую антипатию. - А потом.. Разве не удивительно, что я - чужой человек - интересуюсь ее судьбой больше, чем вы?
        - Ас чего вы взяли, что я ею не интересуюсь?
        Глаза у Виктора Эдуардовича совсем выцвели - то ли от гнева, то ли от волнения. Михаил видел - тот сдерживается изо всех сил. Эта мощная фигура производила внушительное впечатление, от нее исходила сжатая, как пружина, угроза. И все же он продолжал:
        - Вы уже с конца апреля знали, что ваша падчерица не посещает занятий в театре. Вы знали, что никакой роли она не получила, что не будет участвовать в пьесе. И спокойно разрешили ей уйти из дома на двое с лишним суток!
        Вы-то знали, куда она уходит? Ведь не в театр?
        - Ну, предположим, что не в театр, - сдержанно ответил тот.
        - Куда в таком случае?
        - Предположим, что вас это никак не касается. - Великан вплотную подошел к Михаилу, и тот почувствовал резкий запах пота и дешевого дезодоранта, исходивший от него. - Оставьте в покое мою семью!
        - Почему вы скрыли от жены, что Ольга не посещает театр? - Михаил еле сдерживался, чтобы не заорать.
        В эту минуту он просто ненавидел этого человека. И его, и того, другого... Ведь у его дочери тоже появился отчим!
        Наверняка ничем не лучше этого типа! И он бросил ему в лицо - Вы-то Ольге не родной, но мать не отпустила бы дочь бог знает куда!
        Виктор Эдуардович странно. Кривовато усмехнулся и неожиданно иронично заметил:
        - Как раз Бог и не знает, куда она отправилась. Оля мне не докладывала. И почему вы решили, что она отпрашивалась именно у меня? Я узнал об этом последним, когда она успела уйти. Конечно, мог бы сказать жене правду, но... - И совершенно мирно заключил:
        - Но вы же понимаете, что иногда правду сказать нельзя? Я думал, что Оля вернется в срок, и не хотел волновать жену понапрасну. А что касается самой Оли... Зря вы считаете ее таким уж ребенком. Я тоже когда-то так думал, пока не обжегся.
        В дверь коротко позвонили, затем в замке повернулся ключ. Виктор Эдуардович крикнул:
        - Алла, иди сюда, у нас гость!
        Женщина заглянула в комнату и, увидев Михаила, воскликнула:
        - Нашли?!
        - Нет, - оборвал ее муж. - Это насчет объявления в газете, помнишь, ты мне говорила? Я думаю, больше тянуть не стоит. Нужно опубликовать ее фотографию.
        Алла молча смотрела на мужчин, слабо покачивая головой. Секундное оживление прошло, и теперь ее взгляд стал загнанным и пустым. Она сильно изменилась за то время, пока Михаил ее не видел.
        - Оля ушла из дома неделю назад, - сказала она, наконец. - Не звонила пять дней. Позвонить она могла бы, верно? Ведь первые два дня она звонила. Но теперь она не может... Я чувствую, что не может...
        - Поставь чай, - приказал ей муж. Но женщина все так же монотонно продолжала говорить, будто не услышала его:
        - С ней что-то случилось. Не верю, что она жива. Этот велосипед... Она бы не бросила его. Ни за что. На нее напали. Мы слишком поздно начали искать. Я думаю, ее уже нет...
        Глава 3
        Виктор Эдуардович сказал правду - его рабочий день и впрямь был расписан по минутам. Услышав звонок, он сам пошел открывать и тут же вернулся с ученицей - толстой кудрявой девочкой лет четырнадцати. Алла, взглянув на них, встала:
        - Я поставлю чайник. Может, задержитесь?
        Вопрос адресовался Михаилу. Тот понимал, что хозяин вовсе не желает, чтобы он задерживался. Но теперь ему было наплевать на его мнение. Девочка уже уселась за стол, разложила книги и конспекты... Виктору Эдуардовичу ничего не оставалось, как приступить к занятиям. Не ног же он при ученице наброситься на визитера и выставить его вон!
        Алла увела Михаила на кухню и прикрыла дверь.
        - Вы о чем-то спорили? - спросила она.
        - Почему вы так решили?
        - Да у него какое-то странное лицо. - Женщина посмотрела на часы и вздохнула:
        - Сейчас Милена вернется из школы, а у меня опять ничего не готово. Я за эти дни совсем запустила дом, питаемся бутербродами. Знаете, мне все кажется, что Оле нечего есть... А то и что-нибудь похуже думается... Кусок в горло не идет!
        Она пустила воду в раковину и принялась чистить картошку. Женщина двигалась так медленно, что Михаил едва не вызвался помочь. Но тут она повернулась к нему с ножом в одной руке и картошкой в другой:
        - Вы в самом деле пришли насчет объявления?
        - Не совсем, - честно ответил он. - Просто выяснил кое-что и решил поговорить с вашим мужем. Думаю, что и вам лучше все знать.
        И он коротко рассказал о том, что узнал сегодня в театре. Женщина жадно слушала его, и ее лицо все больше каменело. Когда он замолчал, Алла была в ярости:
        - Как он мог скрывать! Да какое он имел право! Я должна была знать, я с ума сойду...
        Она рванулась было к двери, но Михаил встал у нее на дороге:
        - Хотя бы нож положите!
        Она изумленно взглянула на то, что было у нее в руках, и вдруг отшвырнула картошку и нож в раковину. Уселась на стул и спрятала лицо в мокрых ладонях. "Надо уходить, - подумал Михаил. - Сейчас начнется семейная сцена, и я буду лишним". Однако урок немецкого все еще продолжался, а Виктор Эдуардович был, как видно, не из тех учителей, что даром берут деньги. Свое время он отрабатывал добросовестно. "А может, просто боится столкнуться с женой, - подумал Михаил. - Наверняка понял, что теперь она знает правду. Но в самом деле, он что-то слишком много на себя взял! И уж конечно, милиции ничего не сообщал. Что ж, зато Алла сообщит".
        Женщина зашевелилась. Сдернула с крючка чистое полотенце, вытерла руки, лицо и закрыла воду.
        - Давайте уйдем отсюда, - решительно сказала она. - Я хочу встретить Милену на улице. Отвезу ее к маме. Все равно, та уже в курсе что Оля пропала. Пусть хоть младшая будет у нее на глазах, все-таки легче...
        Михаил не стал спрашивать, почему Алла приняла такое решение. И так было ясно - женщина перестала доверять мужу. "Иона права". Михаил вышел за ней в прихожую и помог Алле накинуть плащ. Уйти незамеченными им все-таки не удалось - когда Алла отпирала входную дверь, в коридоре появился ее муж.
        - Куда это ты? - тихо, чтобы не слышала ученица, спросил он.
        Она не ответила, даже не обернулась. Рванула заедавший в замке ключ, распахнула дверь и выскочила на лестницу. Михаил последовал за ней, спиной чувствуя сверлящий взгляд хозяина. "Практически разбил семью". - Эта глуповатая мысль не давала ему покоя, пока он бежал вниз по лестнице вслед за Аллой. Она замедлила шаг только на улице, обернулась к нему:
        - Я вам даже спасибо не сказала...
        - Да за что? - смущенно ответил он, подлаживаясь к ее неровным шагам. - Испортил вам отношения с мужем.
        - Ничего вы не испортили, я должна была знать правду... Но каков! - Она пошла еще медленней. Женщина задыхалась - то ли от бега, то ли от гнева. - Да кто дал ему право скрывать такое! А я-то - какая дура... Надо было проследить, ходит ли она в этот театр! Но как бы я успела?! Я же работаю, да и все хозяйство на мне, ведь Ольга у меня не одна... Я виновата перед ней.
        Последние слова она произнесла чуть слышно и внезапно остановилась. Михаил понял, что женщина сейчас заплачет, но она справилась с собой.
        - Но кто же знал, - пробормотала она. - Мне казалось, что он к ней хорошо относится... У вас нет сигареты?
        Он с готовностью протянул ей пачку. Алла долго не могла вытянуть сигарету - пальцы у нее дрожали, сигарета погнулась. Прикурила она тоже с трудом и без особого удовольствия. Подняла глаза, и Михаил понял - она смотрит на окна своей квартиры.
        - Добросовестный, гад, - неожиданно сказала она. - Даже к окну не подойдет, пока у него урок. Кто же мог по-, думать, что он способен соврать? Дура я, дура... Отчим и есть отчим, правильно мне мама говорила!
        Выбросив сигарету, Алла осмотрелась по сторонам и приняла решение:
        - Пойду навстречу Милене., она должна прийти оттуда. Только бы никуда по пути не завернула - такая своевольная!
        Михаил вызвался ее проводить, и Алла, по-видимому, обрадовалась. Ей явно хотелось выговориться, поведать кому-то свое горе. Ему, как журналисту, часто случалось выслушивать исповеди совершенно посторонних людей. Он привык к ним - так врач или следователь привыкает к чужим страданиям. Но эту женщину он слушал с особым вниманием. За последние дни он часто думал о ее дочерях, и ему хотелось больше знать о девочках. Особенно об Ольге.
        - Она у меня от первого брака, я развелась, когда Оле было три года, - рассказывала Алла, медленно направляясь в сторону перекрестка. Михаил шел рядом, изредка поглядывая на ее заострившийся, нервный профиль. - Муж очень сильно пил, это у него в семье наследственное. Семья-то у него была совсем простая, он работал токарем, окончил ПТУ. Правда, руки у него были золотые, но что толку? Конечно, Виктор на этом фоне казался принцем.
        Богом! - И она грустно усмехнулась.
        Женщина рассказала, что новый муж с самого начала принял Олю как родную дочь. Через год родилась Милена. Никакой разницы между девочками не делали, если баловали - то обеих, если наказывали - им тоже доставалось поровну. Тем более что Милена в детстве хулиганила почище старшей сестры.
        - А Оля лет до семи, пока в школу не пошла, даже не понимала, что Виктор ей не отец, - жалобно говорила Алла. - Только когда пришлось писать другую фамилию на тетрадке, тогда до нее дошло. Я ей все объяснила, как смогла, и мне казалось, ее это мало трогает. Родного отца она потом видела... Тот же эффект - на фоне Виктора он ей не понравился. И она всегда называла Виктора "папой".
        Ну, как я могла думать, что он к ней, так отнесется? Ведь это же наплевательство! Знал, что она шляется где-то целый месяц, и молчал! И хоть бы слово, хоть бы намеком дал понять... Нас ведь в милиции Опрашивали, с нами долго разговаривали - чем Оля занималась, где бывала, с кем дружила... Он им ничего не сказал. Это уже ни в какие ворота не лезет!
        - А Ольга не могла отправиться в гости к своему настоящему отцу? - поинтересовался Михаил.
        Алла устало отмахнулась:
        - Да что вы! Следователь тоже меня спросил, я дала ему адрес, телефон... Думаете, я сама не проверила? Ее там нет и не было. Последний раз они с отцом виделись два года назад. Он ей за пять минут осточертел, так она мне и сказала.
        Женщина вдруг остановилась и замахала рукой - от перекрестка им навстречу шла Милена. Она шагала, о чем-то задумавшись, размахивая ярким бирюзовым рюкзаком, который небрежно несла за одну лямку. Мать окликнула ее, девочка подняла глаза, замедлила шаги, а потом побежала им навстречу.
        - Привет, - сказала она матери и кивнула Михаилу. - А куда это вы идете вместе?
        - Тебя встречаем. - Мать взяла дочку под локоть и развернула:
        - Мы поедем к бабушке.
        - А что случилось? - строптиво вырывалась та. - Я есть хочу, а к бабушке далеко! Мам, ты что - плакала?!
        Алла прикрыла глаза и нарочито весело сообщила, что у бабушки как раз готов обед, а дома ничего из продуктов не осталось, и вообще... Лучше Милене несколько дней пожить с бабушкой. Та остолбенела. Она глядела на Михаила, будто надеялась, что он ей все объяснит. Но тот молчал.
        - Что-то про Олю узнали? - грубым, чужим голосом спросила девочка.
        Но мать почти насильно потащила ее к автобусной остановке. Отойдя на несколько шагов, Алла обернулась и крикнула Михаилу:
        - Я позвоню вам! Спасибо!
        И, повернувшись к дочери, крепко обняла ее за плечи.

***
        Михаил вернулся в лицей. Он высчитал, что спектакль только что закончился, но вряд ли актеры успели переодеться и собрать декорации. И не ошибся - красный "Москвич" Ирины все еще стоял у ограды лицея. Вскоре появилась и она сама. Увидела Михаила, удивленно подняла тонкие, аккуратно выщипанные брови. Женщина явно решила, что журналист уже ушел. За ней спешили ребята из студии.
        У некоторых на лицах еще виднелись полосы белил, черного и красного грима. Автобуса у них не было, на что Ирина немедленно пожаловалась Михаилу:
        - Кстати, хорошо бы упомянуть в статье, что мы ищем спонсора. Пусть хотя бы автобус предоставят. Мы начнем ездить со спектаклем по школам - представьте, каково каждый раз все тащить на себе? Не могу же я всех запихать в свою развалюху!
        Актеры шумно попрощались с ней и, разделившись на несколько стаек, скрылись за воротами. Михаил заметил, что исполнители главных ролей держались особняком и ушли вместе. "Парикмахерша" удалилась под ручку с каким-то парнем из массовки. На Михаила она даже не взглянула - видимо, успела раскаяться в своей откровенности. Кому охота, чтобы его сочли мстительным? Она ведь попросту отомстила своей тезке за то, что та с ней не поздоровалась. Теперь Михаил понимал, что Ольга "не узнала" ее из страха разоблачения. Эта встреча никак не входила в ее планы. Она боялась, что при отчиме начнется разговор о студии и тогда обнаружатся ее нелегальные отлучки из дома... Но почему она боялась этого? Ведь, узнав тайну, отчим никому ее не выдал. Он молчал. Чтобы не расстраивать жену, по его собственным словам? Михаил очень в этом сомневался. Тогда почему? У него должна быть веская причина, чтобы молчать...
        - Вы меня слышите? - словно издалека, донесся мягкий голос. - Дама уже целую вечность предлагает вас подвезти, а вы молчите! Это невежливо, в конце концов!
        Михаил извинился. У него столько работы, пояснил он, голова постоянно забита какими-то проектами...Он увидел, что рядом с руководительницей театра стоит та девушка, с которой как будто дружила Ольга. Как же ее зовут? Да, точно, Наташа, и она в этой пьесе играет служанку.
        - Так вас подвезти? - Ирина отперла дверцу машины.
        - Конечно, если вам в сторону "Щелковской". Сперва подвезем Наталью, она у нас инвалид труда, подвернула ногу на сцене. Платный лицей, обучение стоит бешеных денег, а сцену привести в порядок не могут! Бедняжка запнулась о гвоздь, хорошо, что ногу не пропорола.
        - Лучше бы я ее пропорола, но не упала, - убито возразила Наташа. - Какой позор! Устроила цирк на сцене, они же полчаса после этого смеялись!
        - Ну, прекрати, - по-матерински улыбнулась Ирина.
        - С каким актером не бывает! Это я виновата, надо было послать ребят осмотреть доски, а я замоталась... Теперь буду умнее. Но и публика тут, скажу я вам! - Теперь она обращалась к Михаилу. - Хамство удивительное! В зале все время шум, шелестят фантиками, встают, пересаживаются, я видела - некоторые заткнули уши наушниками... Неинтересно им. Фабрика быдла - вот что такое этот лицей! Учителя не смеют слова сказать этим юным хамам - они ведь у них на жалованье. Ну, ничего. Следующий спектакль у нас в детском доме. Так вы едете?
        Михаил принял приглашение и уселся на заднее сиденье. Наташа села впереди. Все время, пока они ехали, девушка молчала. Видимо, она тяжело переживала свою сегодняшнюю неудачу. Михаил тоже не испытывал желания разговаривать. Его задели слова Ирины о "фабрике быдла". Конечно, не он устроил дочь в этот лицей. Это все Любины честолюбивые затеи. Ее девиз: "Что дорого - то и хорошо". А теперь он даже не имеет права вмешаться, высказать свое мнение. Кто его послушает? Кому он нужен? Дочь узнала его, но даже не подошла...
        Ирина тоже о чем-то задумалась, что не мешало ей лихо вести машину. Михаил даже позавидовал ей - было видно, что за рулем мастер своего дела. "Впрочем, она, наверное, из тех, кому все удается, - подумал он. - Захотела собрать театральную труппу - собрала. Захотела поставить такой необычный спектакль - и он получился. Да уж, о ней не скажешь, что ее Бог обидел. Улыбается, шутит. Но все равно, мне неловко смотреть на ее горб. Будто я в этом виноват".
        Он попросил высадить его где-нибудь на Измайловском бульваре, объяснил, что отсюда недалеко до его дома и он пройдется пешком. Ирина притормозила у магазина бытовой техники, Михаил передал ей текст статьи, и они уговорились, что вечером созвонятся. Если будет нужно, внесут исправления. Он уже прощался, когда заметил, что Наташа тоже выбирается из машины.
        - А ты куда? - удивилась Ирина.
        - А я к подруге, - невнятно ответила та:
        - Она здесь рядом живет... Спасибо, Ирина Сергеевна.
        Женщина пристально посмотрела на нее, мельком взглянула на Михаила. Наташа неожиданно разрумянилась.
        - Ну как знаешь, - недовольно произнесла Ирина. - Дело твое. Только береги ногу - чтобы завтра ты могла играть!
        Девушка клятвенно пообещала, что выйдет на сцену в любом случае - даже если опухоль не пройдет. Хлопнула дверца, и красный "Москвич" улетел за перекресток.
        - Ну вот. - Наташа прижала ладони к пылающим щекам. - Что она обо мне подумала! Решила, что я к вам липну!
        Михаилу тоже было не по себе. Ему не понравился оценивающий взгляд Ирины - та смотрела на него так, будто предостерегала: "Не морочьте голову девчонке".
        "Нашла тоже коварного соблазнителя! - сердился он. - У кого нет своей личной жизни, тот всегда лезет в чужую!"
        Наташа попросила у него сигарету, он дал. Она затянулась так же неловко, как Алла, и он сразу вспомнил ее бледное, несчастное лицо. "А тут еще я ей прибавил горя с мужем!
        Нечего было соваться!"
        Наташа подняла на него глаза:
        - Вы-то хоть не думаете, что я к вам пристаю?! Знаете, наша Ирина всем хороша, вот только терпеть не может, когда кто-то за кем-то ухаживает. Даже намека не переносит. Сразу меняет отношение - как-то нехорошо смотрит, как на врага...
        - А пьесу тем не менее выбрала про любовь, - заметил он.
        - Про несчастную любовь! - подчеркнула девушка. - Ну, да бог с ней. Я ведь хотела с вами поговорить, но вы так быстро сбежали из зала... Когда вы к нам пришли в первый раз, я ничего толком не вспомнила. А потом Ирина нам сказала, что Оля Ватутина пропала, что ее ищет милиция. И велела быть готовыми к тому, что и с нами будут о ней говорить. Ну, я стала вспоминать... И вспомнила.
        Не знаю только - это важно или нет?
        Михаил подбодрил ее, и девушка рассказала, что незадолго до спектакля, после майских праздников, увидела Олю на улице.
        - То есть не совсем на улице, а в машине, - поправилась она. - Я не разбираюсь в машинах, но это была иномарка синего цвета, темного, почти черного. Стекла были тонированные, но передняя дверца открыта. Машина стояла возле винного магазина. Шикарный магазин, называется "Коллекционные вина". Наверное, водитель был в магазине. А Оля высунулась из машины и трясла над газоном туфлю - наверное, камушек попал. Она меня не заметила, зато я ее узнала. Это точно была она.
        - Она была одна в машине?
        - Не знаю... Я больше никого не разглядела. Там внутри играла музыка, очень громко, потому я и посмотрела в ту сторону. А вообще мне показалось...
        Наташа запнулась на секунду и решительно выдохнула:
        - Короче, она была пьяна. Я еще и поэтому решила не подходить к ней. Глаза у нее были совсем мутные. Она посмотрела сквозь меня: Я уверена, что она вообще ничего не соображала и не видела.
        Как ни странно, он вовсе не удивился, услышав эту новость. Ему вспомнились слова отчима Ольги: "Я тоже считал ее ребенком и обжегся". Что-то в этом роде. Как это он обжегся, интересно?
        - Вы не можете вспомнить, во сколько это было? - спросил он Наташу.
        Та подумала и сообщила, что встреча произошла около семи часов вечера. Репетиции десятого мая не было, и Наташа решила съездить в центр, на Никитский бульвар.
        Там, в галерее "Щон", как сообщила ей руководительница студии, продавалось настоящее японское кимоно. Родители были не меньше дочери увлечены театром и выделили ей деньги на покупку. Но кимоно оказалось не только потрясающе красивым, но и запредельно дорогим, так что Наташа вернулась домой с пустыми руками. На сцену приходится выходить в самодельном костюме... Пока она вдавалась в тонкости японского женского наряда, Михаил произвел несложные расчеты. Ольга уходила из дома в шесть вечера, возвращалась в девять. Наташа видела ее в семь часов. Значит, за час Ольга успела напиться. Что ж, она времени даром не теряла. Как девятнадцатилетняя девушка провела остальные два часа - особо гадать не приходилось. Ему вдруг стало скучно - слишком банально все это выглядело. Девица развлекается с богатым приятелем, однако скрывает это от родителей, прикрываясь репетициями...Выдали бы ее замуж, и дело с концом. Ольгу тоже можно понять - не так-то весело в девятнадцать лет сидеть под родительским крылышком. Особенное такими наклонностями, как у нее.
        - Как по-вашему, я должна рассказать об этом следователю? - спросила Наташа. - Как-то неловко получается... Будто я на нее доношу.
        Михаил ответил, что в этой ситуации выбирать не приходится. И не стоит ждать, когда к ним в студию придут с опросом. Нужно действовать как можно быстрее - ее показания слишком важны. Он записал адрес и телефон Наташи и сказал, что сегодня же узнает, как ей связаться со следователем. Девушка явно оробела, но отступать было поздно.
        Разумеется, байку о живущей рядом подруге актриса выдумала для Ирины. Теперь ей нужно было добираться до дому на троллейбусе. Михаил довел ее до остановки, обратив внимание, что Наташа заметно прихрамывает. Но она держалась мужественно и не жаловалась. "Да уж, пьеса все больше оправдывает свою "проклятую" репутацию, - думал он, поддерживая девушку под локоть. Каждый шаг давался ей с трудом. - Одна актриса слегла с температурой, другая охромела... А третья вообще исчезла. Хотя актрисой она так и не стала, и тут виновата не пьеса. Похоже, Ольга все-таки познакомилась не с тем, с кем нужно..."
        Вернувшись домой, он долго не решался позвонить Алле.
        И новость была не из приятных, и на ее мужа нарываться не хотелось. А когда он все-таки позвонил, его ждал сюрприз.
        Трубку снял Виктор Эдуардович - Михаил даже про себя называл его по имени-отчеству, хотя тот был всего лет на десять его старше. Он попросил к телефону Аллу, ему вежливо ответили, что она будет минут через двадцать.
        - Что-нибудь передать? - осведомился тот.
        А когда Михаил назвался и попросил, чтобы Алла ему перезвонила, Виктор Эдуардович раздраженно ответил, что это уже переходит всякие границы. Что профессия Михаила еще не дает ему права лезть в чужую семейную жизнь.
        И чтобы он - раз и навсегда - забыл этот номер. Тем более что Ольга только что вернулась домой и, значит, инцидент исчерпан.
        - Вернулась? - закричал Михаил. - Она у вас?
        - У нас, - ответил тот и положил трубку.

***
        Алла ворвалась в квартиру как раз в тот момент, когда дочь выходила из ванны. Женщина до последней минуты не верила, что муж сообщил ей правду о возвращении Ольги.
        Он позвонил, когда она устраивала Милену у бабушки и обдумывала вопрос - не остаться ли здесь самой? Когда Виктор сообщил ей эту потрясающую новость, она решила, что это какая-то глупая уловка, придуманная для того, чтобы вернуть ее. Тем более что позвать падчерицу к телефону он не мог - Ольга, по его словам, только что заперлась в ванной и моется. Женщина успела сжиться со страшной мыслью, что больше никогда не увидит дочь. И вот она увидела ее - едва переступив порог своей квартиры.
        - Господи, - Алла замерла, не веря своим глазам, не в силах сделать еще один шаг. - Что с тобой?! Что случилось?!
        Ольга теребила в пальцах пояс красного махрового халата. Она только мельком взглянула на мать, но та все равно успела заметить, как страшно исхудало лицо дочери. Нос заострился, как у покойницы, глаза глубоко запали и ушли под надбровные дуги, тонкая шея, казалось, готова была согнуться под тяжестью головы... А эти руки!
        Почти прозрачные, костлявые, голубоватые - все вены напоказ! Алла бросилась к ней и схватила дочь за плечи:
        - Где ты была?! Господи, одни кости! Что ты с собой сделала?!
        - Ой, ну не надо, - тихо ответила она, - Только не кричи, Ужасно голова болит.
        - Почему ты так выглядишь?! - Женщина плакала, сама того не замечая, и ощупывала дочь. Даже толстая ткань купального халата не могла скрыть этой ужасной, небывалой худобы. Девушку трясло - она едва стояла на ногах.
        - Скажи, - выдавила мать. - Скажи мне правду - это наркотики?!
        Ольга с изумлением посмотрела на нее. С таким неподдельным изумлением, что мать вдруг поняла - она ошиблась в своем страшном предположении. Судорога отпустила ее горло, и, обняв дочь, она разрыдалась.
        Ее долго не могли успокоить. В основном старался муж - он принес ей рюмку с корвалолом, попытался уложить на кровать, взять за руку... Она не видела, не слышала, не замечала его присутствия. Алла смотрела только на дочь.
        Она была жива - и это казалось чудом! И в то же время Алла почти не узнавала ее. Как будто вместо Ольги вернулся кто-то другой. И от этого ей становилось жутко, тем более что дочь все это время молчала.
        Девушка сидела в потрепанном кресле, запахнув полы халата, прикрыв глаза Казалось, она дремала. Только раз она открыла рот, чтобы попросить чего-нибудь попить.
        Алла вскочила было, чтобы бежать на кухню, но муж ее опередил:
        - Я сам. Заодно все вместе поужинаем.
        Он вышел на кухню и загремел чайником. Хлопнула дверца холодильника, и от этого звука Ольга втянула голову в плечи. Алла прошептала:
        - Не верится, что ты опять со мной.
        - Мам, я просто никак не могла тебе позвонить, - скороговоркой начала дочь, но Алла ее остановила:
        - Не надо! Если ты собираешься врать - ничего не говори.
        - Я только хочу объяснить, - настаивала Ольга. - Думаешь, я не понимаю, что виновата? Очень даже понимаю! Но я попала в такой переплет!
        Она, по своему всегдашнему обыкновению, говорила очень быстро, не давая матери вставить слово. Ольга рассказала, что после спектакля подружка предложила съездить к ней на дачу. Поездка состоялась утром следующего дня. Поехали за город на электричке, компанией из пяти человек - сплошь девчонки. На даче решили пойти в лес поискать сморчков - эти грибы как раз появляются в мае. Хозяйка дачи уверяла, что великолепно знает окрестности и они пробудут в лесу не больше двух часов. Поэтому они оставили привезенную с собой еду в доме, а с собой не взяли ничего. Девчонки долго искали грибы, зашли неведомо куда и заблудились.
        Разумеется, никакой еды у них с собой не было. Блуждали несколько дней, жутко оголодали - в майском лесу не было ни грибов, ни ягод. Даже этих проклятых сморчков они не нашли. Им никак не удавалось услышать хотя бы шум автострады или электрички. Девчонки подозревали, что жилье неподалеку, только они кружат на одном месте. У двоих из них были зажигалки, так что от холода они страдали меньше, чем от голода. Жгли костры. Жевали траву, всякую зелень...
        Им удалось выйти к жилью только сегодня утром.
        - Кто эти девочки? - спросила Алла, когда дочь наконец умолкла. Конец своей истории Ольга рассказывала уже без воодушевления. Видимо, она заметила, что мать ей совсем не верит.
        - Я же тебе говорю - из театра.
        - Дай мне телефон хотя бы одной из них, - потребовала Алла.
        - Ты мне не веришь?! - взвилась было Ольга, но та ее осадила:
        - А как тебе верить? Ты бы хоть сообразила, что в театр мы обратились в первую очередь! Скажи спасибо Милене - она вспомнила название студии! Ты же не играла ни в каком спектакле! Какая дача, что ты плетешь! За дуру меня принимаешь?!
        Ольгу передернуло, и мать испуганно замолчала. Дочь выглядела ужасно. И даже если она врала, то одно в ее истории было правдой - ей долгое время не приходилось ничего есть.
        - Мы подали в розыск, - сказала мать уже чуть тише. - Ты понимаешь, что тебя ищут по всей Москве? Едва в газете твое фото не напечатали! Спасибо - не успели!
        - Мам, я очень виновата перед тобой, - устало сказала Ольга. Было видно, что у девушки просто нет сил выкручиваться и защищаться. И Алла сдалась. Она сказала себе, что отношения можно выяснить завтра. Но она обязательно заставит ее сказать правду! Без этого она просто из дому ее не выпустит - никогда!
        - Пойдем на кухню. - Алла погладила дочь по плечу и невольно отдернула руку, испугавшись ее худобы. - Ты хоть поела?
        И та сказала, что ела суп из пакетика - сварил отец.
        Но много он ей не дал - налил на дно тарелки. Сказал, что после такого поста в еде нужна осторожность. Так что есть ей хочется ужасно! И Ольга с грустной усмешкой добавила, что просто не верит в то, что когда-нибудь сможет наесться досыта. Ей кажется, что это просто невозможно.
        Девушка ела со сдержанной жадностью. Было видно, что она делает невероятные усилия, чтобы не схватить тарелку и не выпить суп через край. Рука у нее дрожала, и ложка то и дело звякала о фарфор. Мать спешно размораживала курицу в микроволновой печи. Она больше не приставала к дочери с расспросами. Увидев, как та набросилась на жидкий безвкусный суп из пакетика, Алла была настолько потрясена, что почти поверила в Ольгину невероятную историю. До своего исчезновения Ольга ела очень мало, почти через силу. Всегда привередничала, выбирала лучшие куски и часто отодвигала тарелку нетронутой. В отличие от Милены - та глотала все, что подавали, и часто доедала за сестрой.
        Виктор тоже присутствовал на кухне и наблюдал за тем, как падчерица ест. Сам он ограничился чаем. Когда Ольга опустошила тарелку и потянулась за добавкой, он решительно отодвинул кастрюлю:
        - Хватит. И вообще, на сегодня достаточно.
        - Но я не наелась - строптиво возразила та. - Ничего со мной не случится, это же супчик!
        - Тебе будет плохо, если ты несколько дней ничего не ела, - отрезал он и переставил кастрюлю на подоконник. - Слушай, а что же вы пили в лесу?
        - Воду. - Ольга проводила кастрюлю жадными голодными глазами. - Воды там было сколько угодно.
        - Но ведь было холодно, несколько дней шли дожди! - в ужасе повернулась Алла. Почти против своей воли она начинала принимать эту невероятную версию. Возможно, потому, что другая версия ее бы не устроила. - Ты наверняка простужена! Давай-ка в постель!
        Дочь ушла только после того, как ей клятвенно пообещали - через час в постель будет подан куриный бульон с куском вареной курицы. Только тогда она поплелась в комнату, которую по старой памяти все еще называли "детской".
        Там заскрипел старый диванчик, а затем стало тихо.
        - Только не подходи ко мне, - сдавленно сказала женщина, глядя на мужа. - А то я тебя ударю!
        Тот остановился на полпути к ней и развел руками:.
        - Ладно, если ты считаешь, что я заслужил... Ударь разочек.
        Она отвернулась - микроволновка запищала, извещая о том, что курица разморозилась. Алла нарочно двигалась резко, чтобы муж не мог подойти сзади и обнять ее.
        Это была его обычная медвежья манера - облапить, сдавить своими ручищами, поставить на своем... Но сегодня вечером он предпочитал держаться в стороне. Алла гремела посудой, всем своим видом показывая, что не замечает мужа. Ему пришлось заговорить первому:
        - Почему ты оставила Милену у матери?
        Алла обернулась с шумовкой в руке:
        - Ты еще здесь? Какое тебе дело до Милены?
        - Как это! - возмутился он. - В конце концов, она моя дочь!
        - Она-то да. - И Алла снова сосредоточила внимание на бульоне.
        Он молчал. Она ждала, что он скажет что-нибудь в свою защиту. Самое время начать оправдываться. Но он молчал, и в ней мутным огненным облаком поднималась ярость. Наконец она не выдержала и прошипела:
        - Почему ты ее покрывал? Почему ты ничего не сказал мне? Я желаю знать, в конце концов!
        - Это все выдумки твоего журналиста, - неприязненно и спокойно ответил Виктор. - Сперва он набросился на меня, потом обработал тебя. По-моему, ты ему просто приглянулась. Или Ольга? Ты же сама говорила, что он ее часто встречал в парке. А может, Милена?
        И, увидев яростные и растерянные глаза жены, холодно пояснил:
        - Если уж делать предположения, то самые смелые.
        Педофилов сколько угодно. Где гарантия, что он тот, за кого себя выдает? Может, он просто желает втереться в семью?
        Учти, если он еще раз позвонит или явится сюда - я спуску ему не дам! В конце концов, я имею право защищать свою семью!
        - Болван! - выкрикнула Алла. - Это он педофил?!
        Выдумываешь бог знает что, чтобы прикрыть свои грешки! Я желаю знать, почему ты мне ничего не сказал про Ольгу! Пока я этого не узнаю - разговаривать с тобой не буду, и Милену ты не увидишь!
        Эта угроза вырвалась у нее совершенно неожиданно.
        Она ведь вовсе не собиралась заниматься шантажом. Но на мужа это произвело сильное впечатление. Он явно растерялся. Все, что он смог сделать, - это попросить говорить потише. Ведь Ольга устала, наверняка она спит, Больше Алла к нему не обращалась. Она сосредоточилась на бульоне. Когда он был готов, она налила его в глубокую керамическую миску, приправила зеленью, положила туда кусок курицы, отрезала хлеба и отправилась с подносом в "детскую" комнату. Ольга, вопреки прогнозам, не спала.
        Она лежала, заткнув уши наушниками плейера и глядя в потолок. Увидев мать, девушка выключила плейер и села.
        - О, роскошно! Я опять умираю от голода!
        Она набросилась на бульон, обжигаясь и содрогаясь от жадности. У Аллы не хватало мужества на это смотреть.
        Она присела на постель Милены и поправила подушку.
        Закрыла глаза. Голова шла кругом. Что теперь делать? Как держаться с мужем, с дочерью? Она слушала скрежет ложки о миску и думала о том, что Ольга обманывает ее. Конечно, обманывает. Но как вытянуть правду? Старшая дочка с детства научилась прикрываться своими болезнями от неизбежного наказания Она часто болела и хулиганила, пока росла. И только в последние годы с ней не стало никаких хлопот - всем на удивление. "Она доставляла так мало хлопот, что я совсем ее забросила, - покаянно думала Алла. - И вот - пожалуйста! Сижу в одной комнате с незнакомкой и совершенно не знаю, как с ней говорить...Да и стоит ли говорить? Правды она не скажет..."
        Но отказаться хотя бы от попытки она не могла. Взглянула на дочь - та возилась с куриным крылом.
        - Ну, хорошо, вы заблудились в лесу и бродили там четыре дня, - ровным, преувеличенно спокойным тоном заговорила Алла. - Но где ты была четырнадцатого и пятнадцатого? Только не ври про театр. Там мы уже все выяснили.
        - У подружки, - подняла глаза Ольга. - Я же сказала тебе! Ну, ма, как ты не можешь понять! Конечно, мне хотелось посмотреть спектакль! И я его смотрела. А то, что меня в зале не видели, - не моя вина. Там было много народу.
        - Ну а зачем было врать, что ты играешь главную роль?!
        - А что, я должна была сказать, что меня попросили убраться? - вежливо и зло переспросила Ольга. - Я не хотела, чтобы ты считала меня ничтожеством. Вот и скрывала. Я решила тебе наврать, ну что поделаешь? Я хотела, чтобы вы все мною гордились... Теперь ты понимаешь, почему я запретила вам приходить на премьеру? - умильно спросила девушка. - А ты еще обижалась! Теперь не обижаешься?
        Да, это объяснение было похоже на правду - Алла. не могла не признать. Обостренное самолюбие, амбиции, тщеславие - все это она часто замечала в старшей дочери. Но думала, что эти качества помогут ей выбиться в люди. Тем более что та работала над собой... Или создавала видимость работы?! Эта мысль окончательно подкосила женщину. Как она радовалась, что дочь увлекается театром! Ольга приходила домой возбужденная, с блестящими глазами, рассказывала о своих очередных успехах... С тех пор как она стала посещать студию, у нее даже характер улучшился. Она сделалась более уступчивой. Перестала раздражаться по мелочам. Казалось, она быстро повзрослела, стала какой-то мудрой. И как теперь все это объяснить, если она не посещала студию?
        Ольга отодвинула пустую миску:
        - Все, спасибо... А теперь я буду спать. - если не возражаешь.
        Алла забрала поднос и вышла. Что толку расспрашивать? Удочери на все был готов ответ.
        Муж смотрел телевизор в большой комнате. Значит, он тоже не собирается вступать в переговоры. Его пугает необходимость что-то объяснять. "Хорошо, пусть ничего не объясняют, - устало подумала Алла, ставя поднос на кухне. - Может, и не нужно знать правду? Может, я не стану от этого счастливее. Ольге девятнадцать. В ее возрасте я уже была матерью, тянула на себе хозяйство... Пусть живет, как знает.
        Пусть живет лучше меня, пусть будет счастливее... Ведь я только этого и хочу! Но почему же он молчал?"
        Она зашла в ванную. Под раковиной в большом тазу была замочена одежда. Алла убедилась, что там отмокают вещи, в которых Ольга ушла из дома - джинсы, легкий свитер, белье... Все вперемешку - белые вещи с цветными. Она машинально подняла таз, перевернула его в ванную. Принялась замачивать вещи отдельно. Но кое-что привлекло ее внимание...
        Через минуту женщина горела как в лихорадке. Она была вне себя. Поднимала каждую вещь, рассматривала ее, изучала стекающую воду... Потом вышла в прихожую, осмотрела кроссовки дочери. Никаких сомнений не было.
        Теперь она сама убедилась в том, что ее обманули.
        - Она врет, что блуждала по лесу. - Алла вошла в большую комнату и включила свет - муж любил смотреть телевизор в темноте.
        Виктор удивленно обернулся:
        - Что, обет молчания нарушен?
        - Прекрати иронизировать. Я говорю, когда хочу. Ни в каком лесу она не была Я видела ее одежду и обувь. Ничего там нет - ни грязи, ни травы Ничего! А если они спали на земле и четыре дня блуждали по лесу... Ты хоть обратил внимание на ее кроссовки? Они абсолютно чистые! Она все это время была где-то в городе.
        Тот вздохнул и встал:
        - Ну, ты ведь женщина, больше в этом разбираешься. А я не заметил. Что теперь делать? Брать ее за горло?
        Тебе самой ее не жаль?
        - Больше всех мне жаль себя. - Алла опустилась в кресло и бессмысленно уставилась в телевизор. - Все вы сговорились меня обманывать. Хотела бы я знать зачем.
        - Я обманут точно так же.
        - Прекрати. Тебе на нее наплевать Я вообще подозреваю, что тебе всегда было на нее плевать. Ты скажешь, наконец, почему ты ее покрывал?
        Он смолчал, но Алла видела - ему очень хочется что-то сказать. Виктор выглянул в коридор, погасил там свет, вернулся в комнату и плотно прикрыл дверь. Ему было не по себе, он явно боролся с каким-то тягостным чувством.
        И наконец не выдержал:
        - Ладно Я очень не хотел тебе говорить, но раз ты так ставишь вопрос...Да, я все знал и молчал. А у меня не было выхода!
        Алла вопросительно смотрела на мужа. Тот шагал по комнате, то и дело заслоняя собой экран телевизора, и затравленно объяснял, что Ольга шантажировала его. И добилась успеха.
        - Кто же знал, что она такая наглая?! - тихо, чтобы его не услышали в другой комнате, говорил Виктор.
        - Я расспросил ее в тот же день, когда ученица все мне рассказала. Сказал, что мне все известно - в театре она не появляется, роль ей не дали В таком случае - где она пропадает? Знаешь, что мне ответила твоя дочка?
        Он впервые употребил это выражение. Раньше Виктор всегда говорил "моя дочь", "наша дочь" И хотя Алла только что сама обвиняла его в том, что ему наплевать на Ольгу, сейчас в ее глазах рушился целый мир. Мир, который она построила на иллюзиях. Что чужой человек может стать отцом ее старшей дочери. Что никаких различий между девочками нет. Отвратительное слово "отчим", унизительное - "падчерица" - как она боялась этих слов, как сторонилась от них всю жизнь!
        - Оля сказала, чтобы я не лез не в свое дело, - рассказывал Виктор. - Она впервые говорила со мной таким тоном А смотрела... Я, знаешь ли, не думал, что она меня так ненавидит!
        - Ну что ты... - попыталась возразить Алла, но он остановился прямо перед ней и склонился над креслом. Ее обдало знакомым запахом дешевого дезодоранта. Теперь он говорил совсем тихо:
        - И еще она заявила, что если я все тебе расскажу, то она тебе тоже кое-что расскажет. Скажет, в частности, что я ее... Что я с ней... Нет, не могу!
        Он выпрямился и отвернулся. Алла вцепилась в подлокотники. Ее трясло мелкой, противной дрожью - будто в самолете, который вот-вот оторвется от взлетной полосы.
        - Не может быть, - сипло сказала она.
        - Она сказала именно это, - не оборачиваясь, отрезал муж.
        - Но ведь... Этого же не было?!
        Он взглянул на нее через плечо:
        - Ага, так я и знал! Ты уже задаешь этот вопрос?! А если бы она тебе это сказала?! Она, а не я?! Черт, она-то знала, чем заткнуть мне рот! Беспроигрышный вариант!
        Любая мать встревожится! Кому бы ты поверила - ей или мне?!
        Алла сама не знала. Она не знала даже того, верит ли мужу сейчас. Но что-то в ней кричало - Ольга не могла такого сказать! Откуда взялась эта мерзость?! Где она нашла такие слова?!
        - Ты понимаешь, почему я молчал?
        Она склонила голову. Виктор принял это за подтверждение и немного смягчился:
        - Ну в таком случае и говорить больше не о чем Я молчал, а что я мог сделать? Решил - пусть она живет своей жизнью. Подумал, что она наверняка встречается с каким-то парнем и только прикрывается театром. Ладно, думал я, пусть встречается. Она совершеннолетняя.
        Кстати...
        Он мучительно поморщился - видно, какая-то деталь не давала ему покоя.
        - Оля тогда сказала еще кое-что, только я не принял всерьез... Мне уже и так хватило по горло Видно, девчонка поняла, что ей удалось меня напугать, и тогда она решила закрепить успех. Короче, она сказала, что в состоянии платить мне за молчание.
        Он подождал реакции жены. Алла не произнесла ни слова, казалось, она даже не расслышала, о чем речь. Тогда он добавил:
        - Конечно, я отказался.
        Она больше не слушала его. Женщина скорчилась в кресле и закрыла лицо руками.
        Глава 4
        Виктор сам разложил диван, постелил белье. Впрочем, он часто это делал, если жена уставала на работе. Алла работала в больнице, медсестрой при кабинете физиотерапии. Несмотря на низкую зарплату, она так и не перешла на две ставки, как сделали многие другие медики. Иначе женщина не управилась бы с хозяйством и двумя детьми. И тем не менее особо надрываться по дому ей не приходилось - муж добровольно брал часть работы на себя. Беспрекословно мыл посуду, мог пропылесосить квартиру, чуть не каждый день чистил обувь - тут у него был пунктик, любил, чтобы все туфли и ботинки стояли ровненьким рядком и сияли. Коллеги в больнице завидовали Алле: "У тебя же просто золотой мужик! Да еще и заработать умеет!" Она и сама понимала, что жаловаться ей не на что, что это просто глупо, что никто ее не поймет... Никто, кроме матери. Та всегда прохладно относилась ко второму зятю. "Он слишком уж тебя забивает, - говаривала мать. - Погоди, он еще покажет когти!"
        Сегодня днем Алла плакала, рассказывая матери, как обманул ее Виктор. Теперь слез не было. И кому бы она стала жаловаться? Маме? А на кого? На Ольгу? Та и слушать не будет - сразу встанет на сторону любимой внучки. Ей до сих пор казалось, что Ольга маленькая, беззащитная, безгрешная... Мама сразу закричит, что девочка врать не станет, что Виктор совратил ребенка, что она давно ждала от него чего-то в этом роде... Алла содрогнулась, представив себе эту сцену. Она не знала, чему теперь верить и что делать. И все-таки чувствовала, что муж рассказал ей правду.
        - Ты спать собираешься? - спросил Виктор, включая ночник над постелью. - У меня завтра ученик придет в десять утра.
        Она машинально разделась, бросая вещи куда попало. Забралась под толстое одеяло, повернулась лицом к стене. Виктор улегся рядом - под его тяжестью застонали продавленные пружины. Он потрогал жену за плечо:
        - Ну ладно, не убивайся так. Мы вытянем из нее правду.
        - ,Не хочу я правды, - еле слышно ответила она. - Витя, что я сделала не так? Ты же знаешь - я была бы не против, если бы она познакомилась с порядочным парнем.
        Я никогда не была против! Я бы пригласила его в гости, я бы хоть в лицо его хотела увидеть! Ну, неужели я такая мегера, что ей нужно было убегать из дома на неделю?!
        Она разволновалась и резко повернулась к нему:
        - Я знаю, что ей девятнадцать, что многие в ее возрасте уже замужем! Но она же сама, сама никем не интересовалась! Я и то уже начала удивляться!
        - Перестань. - Он положил ей на плечо тяжелую горячую руку. - В конце концов, ничего страшного не случилось. Она жива, здорова, она дома.
        Алла не ответила. Ее будто булавкой укололи его слова "жива-здорова"... "А вдруг все-таки наркотики? - мелькнуло у нее в голове. - Или... Еще что-нибудь? Она ведь не скажет. Отмахнется. Нет, я совсем ее не знаю".
        - Я не выпущу ее из дома, - пообещал муж, протягивая руку и гася ночник. - Теперь все будет по-другому.
        Не волнуйся. И знаешь... Ты молодец, что не взяла с собой Милену. Не надо ей быть при этом. В одной комнате с...
        Он замолчал. Женщина лежала с открытыми глазами, слушая тишину. Через несколько минут дыхание мужа изменилось, стало размеренным и глубоким. Он всегда засыпал быстро, и она завидовала ему. В комнате дочерей тоже было тихо. Но Алла почему-то чувствовала, что дочь не спит.

***
        На другой день ей пришлось идти на работу, как обычно. Во время рабочего дня она несколько раз звонила домой. Трубку каждый раз брал муж. Он отчитывался в одних и тех же словах: "Оля спит, ест, никуда выходить не собирается. Сонная, тихая. Мало разговаривает". Алла звонила из регистратуры, вокруг было много любопытных глаз и ушей - вся больница была в курсе того, что у нее пропала дочь. А теперь вот нашлась. Ее поздравляли, но она чувствовала, что у всех на языке вертится вопрос: "А где же была твоя дочка целую неделю?" Что она могла им ответить? Повторить Олину ложь? Единственным человеком, с которым она могла пооткровенничать, была ее давняя подруга - медсестра из хирургического, Вера.
        Именно с ней она и поделилась сомнениями насчет здоровья дочери:
        - Истощена, как будто из концлагеря вырвалась.
        Правда, ест с аппетитом, а муж присматривает, чтобы не объелась... Дело-то не в этом. Я боюсь другого...
        - Венерических? - догадалась Вера. Увидев, как потемнело лицо подруги, пожала плечами:
        - Ладно, не умирай раньше смерти. Просто нужно сделать анализы. И на СПИД заодно.
        - Разве она согласится? Не могу же я насильно взять у нее кровь...
        Вера возмутилась:
        - А она может неделю где-то шляться? И хоть бы разок матери позвонила, артистка такая! Ты же сама на себя не похожа - выглядишь лет на пятьдесят! Ну и хабалка же твоя Ольга!
        Вера всегда была несдержанна на язык, резала правду-матку и могла бы нажить множество врагов... Если бы не отличалась невероятной отзывчивостью. Она часто приходила на помощь прежде, чем ее об этом просили. Именно поэтому Алла и пожаловалась именно ей.
        - Ну вот что, - решительно заявила Вера. - Ты ее приведи сюда, якобы в гости, а я уж затащу ее на анализы.
        У меня не вырвется! - И она показала крепкую короткопалую руку. - Пусть знает, что за свои поступки надо отвечать.
        Алла согласилась, что провериться дочери необходимо.
        Но какие условия она могла ей ставить? Женщина и сама себе не признавалась, что начинает бояться Ольги. Это было невероятно - бояться собственной дочери - старшей, любимой... И все-таки у нее не исчезало ощущение, что в доме поселилась незнакомка. Из головы не выходило вчерашнее признание мужа. Этот бесстыдный шантаж... Может, Виктор и не смог стать ей настоящим отцом. Но такого оскорбления, во всяком случае, не заслужил.
        Вечером Алла снова попробовала нажать на дочь. Она буквально за гнала Ольгу в угол - та опять сидела на своей постели, заткнув уши наушниками, грызла яблоко. Алла вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
        - Выключи музыку. - Она сопроводила свои слова пояснительным жестом.
        Ольга поняла и вынула наушники:
        - Что, мам?
        - Ты должна показаться врачу.
        Та смотрела на нее непонимающе, потом нахмурилась:
        - Я здорова. Подумаешь, похудела.
        - Не заговаривай мне зубы. Где ты так похудела? Что - Москва на осадном положении? С хлебом проблемы?
        Деньги у тебя при себе были?
        - Были, - согласилась дочь. - Но в лесу булочных пока не построили. А если ты боишься энцефалита, то я тебе клянусь - клещи ко мне не цеплялись!
        - Ни в каком лесу ты не была!
        И мать выложила дочери все, что угадала по ее одежде. В заключение добавила:
        - Боюсь, к тебе цеплялся кто-то покрупнее клеща!
        Она и сама не думала, что решится на такой прямой намек. Ольга, казалось, ушам своим не поверила. Она смотрела на мать расширенными, изумленными глазами.
        Этот горестный взгляд - взгляд несправедливо обиженного ребенка - так часто выбивал оружие из рук Аллы! И всегда, сколько ей помнилось, Ольге удавалось избежать наказания, что бы она ни сотворила. Милену, случалось, шлепал отец - но та и не умела делать такие святые глаза. А кто бы решился бить Ольгу? Виктору вовсе не улыбалась роль жестокого отчима, и получалось, что с родной дочерью он бывал куда строже, чем с приемной.
        - Завтра ты пойдешь со мной в больницу и сдашь все анализы, - жестко сказала Алла.
        - Нет, - просто ответила дочь.
        - Я сказала.
        Но Ольга не дала ей договорить. Она вскочила и отшвырнула недоеденное яблоко:
        - Я тоже все сказала! Не позволю, чтобы на мне ставили опыты, я не кролик!
        - Дрянь!
        Она впервые ударила дочь. Рука сама поднялась и со звоном отлетела от Ольгиной щеки. Девушка покачнулась и медленно подняла ладонь, будто защищаясь. Щека у нее мгновенно покраснела. , - Ты скажешь правду? - сипло спросила Алла.
        Дочь молчала. Наконец, опустив руку, рассчитанно-медленно произнесла:
        - Ну вот, лиха беда начало. Теперь ты будешь меня бить.
        В тот вечер они больше не разговаривали. Ольга сидела у себя в комнате и даже к ужину не вышла. Виктор сообщил жене, что весь день не спускал с Ольги глаз. Конечно, ему приходилось сидеть у себя с учениками, но он перенес телефон в большую комнату и уверен - Ольга даже не звонила никому. Зато он сам позвонил в милицию и попросил больше не искать падчерицу.
        - Так что дело закрыто.
        Алла кивнула. Она и слушала, и не слышала. Ее рука до сих пор горела от удара - ладонь даже слегка вспухла.
        "Господи, как хорошо, что Милена всего этого не видит! - думала она. - Радуется, что сестра вернулась... А как и что - не знает. Но что же мне теперь делать? Не могу же я поселить их в одной комнате! Милена - еще ребенок, а эта... Эта..." Слово, которое мелькнуло у нее в голове, испугало ее. Так она никогда о дочери не думала.
        На другой день, в субботу, Алла работала до часу. У нее пропало всякое желание ходить на работу - впервые в жизни. Сегодня все, будто сговорились, стали вытягивать из нее подробности. И никто не верил истории, которую она передавала со слов дочери. Правда, вслух никто своих сомнений не высказывал, но это и так было видно.
        Только подруга выразилась без обиняков.
        - Заблудились в лесу?! - удивилась Вера. - Торчали там пять дней? Да ты что, милая моя?! Веришь в эти байки? И твоя Оля даже не простудилась? Да по ночам в области был ноль, даже снег один раз пошел! Они бы сдохли - с кострами или без! Да я уверена - все было не так!
        Алла попросту сбежала, отговорившись тем, что ее ждет пациент, которому нужно ставить магниты.
        По пути с работы она заехала к матери. Та, едва отворив дверь, всплеснула руками:
        - А Милена сбежала!
        - Куда?! - У Аллы подкосились ноги, и она без сил опустилась на галошницу. Правда, мать успокоила ее - Милена отправилась всего-навсего домой.
        - Только что позвонила мне и сказала, что из школы поедет к вам. Что соскучилась по всем, а больше всех - по сестре. Ну и дочки у тебя! Одна другой лучше! Обе своевольные, будто козы, и в кого такие?! Вроде не в тебя, да и отцы этим не отличаются... Езжай домой, она уже должна быть там!
        Так и было - когда Алла вернулась, Милена уже распаковывала в "детской" комнате свой рюкзачок. Алла только мельком заглянула к дочерям и успела заметить, что они только что о чем-то оживленно беседовали. Как только она показалась в дверях, обе замолчали. "Уже и у Милены тайны, - с досадой подумала она. - Ну, теперь нужно переживать за обеих А я-то всем хвасталась - беспроблемные дети, беспроблемные дети..."
        Обедали все вместе Даже у Виктора выдалось окно между двумя занятиями. Это случалось редко, поэтому в доме садились за стол в разное время. Милена вертелась, заглядывала в лицо сестре и была похожа на счастливую собачонку, которую только что приласкал хозяин. Ольга ела много, но уже без особой жадности. А может, сдерживалась, чтобы не пугать сестру. Щека, на которую пришелся удар, приняла свой обычный цвет, только казалась чуть припухшей. Но Алла все равно не решалась взглянуть на старшую дочь.
        - Оля, я все хотел тебя спросить, - неожиданно заговорил Виктор. - Почему твой велосипед оказался в парке?
        Та, ни секунды не медля, ответила, что велосипеду нее украли. Как раз в день спектакля. Родители подружки не разрешили поставить его в коридоре - там было слишком тесно. Пришлось оставить его в тамбуре. А замок там ненадежный, так что, наверное, мальчишки вытащили велик и угнали его в парк. Накатались и бросили.
        Алла уже и не пыталась понять, где тут правда, где ложь.
        Она даже старалась не слушать. Девочки первые покончили с обедом и ушли к себе в комнату. Она взглянула на мужа.
        - Ты хоть сколько-нибудь ей веришь? - тихо спросила она.
        Тот покачал головой:
        - Нет. Но я рад, что ты веришь мне. Если бы не это, я бы не выдержал.
        - Что будем делать дальше? - Алла отодвинула тарелку. Сегодня ей кусок в горло не лез. - Не можем же мы вечно ее караулить. Ей придется выйти из дома, не сегодня, так завтра. А мы так и не добились правды.
        - Ты уговорила ее сделать анализы? - тревожно спросил Виктор. - Пойми, она в одной комнате с Миленой... Только не говори, что я больше забочусь о родной дочке, чем о чужой!
        Она и не говорила этого. Этот вопрос волновал ее больше всего. Уж ей ли было не знать, какая обстановка в городе с венерическими болезнями! Не говоря о СПИДе - о таком вообще думать не хотелось. В конце концов они приняли решение - никаких разбирательств при Милене. Никаких сцен. Вести себя так, будто они приняли версию о блужданиях в лесу. Но они должны вместе нажать на Ольгу, дать ей понять, кто в доме главный. Никаких карманных денег - ни копейки. Никаких летних нарядов.
        Никаких прогулок в одиночестве - только с матерью. Сам Виктор отказался сопровождать падчерицу:
        - И времени нет, и отношения у нас уже не те. А главное - ты не сдавайся! Она тебя хорошо изучила и умеет уломать. За, себя я отвечаю. И, знаешь... Неплохо бы обыскать ее вещи.
        Последние слова он произнес совсем тихо, будто про себя. Алла изумленно подняла глаза:
        - Мы же все просмотрели, когда она пропала! И бумажки, и книжки, и одежду. Нас же спрашивали - не взяла ли она с собой чего-нибудь. Чего еще искать?
        И муж пояснил, что ему не дает покоя наглое предложение падчерицы - платить ему за молчание.
        - Из каких это денег она собралась мне платить? На расходы мы ей даем пятьдесят рублей в неделю. Уверен, она их тратит без остатка - одного бисера сколько покупает! И, однако, вспомни! Не было ни одного случая, чтобы она попросила прибавки! Ты можешь такое припомнить? Ни разу не просила!
        Алла подумала и согласилась с ним. Такая неприхотливость старшей дочки всегда ее радовала. Даже скептически настроенная Вера признавала - сейчас такие детки редкость. Что купишь на пятьдесят рублей в неделю?
        Ну жвачку, ну мороженое, ну сок. И конец удовольствиям.
        - Где же она брала деньги? - спросил муж.
        - А ты иди и спроси у нее, - предложила Алла. Встала и удалилась в ванную - умыться и поплакать.
        Конечно, Виктор не решился допрашивать падчерицу.
        Тем более что Милена ни на шаг не отходила от старшей сестры. Алла опять в этом убедилась, когда пылесосила квартиру. Она делала это машинально, по привычке, а вовсе не из страсти к порядку. Однако с того дня, как пропала Ольга, в квартире никто не прибирался, и ей пришлось изрядно повозиться. Зайдя с пылесосом в "детскую" комнату, она увидела, что Милена сидит на постели сестры - колени поджаты к подбородку, глаза блестят. Ольга что-то рассказывала, но, увидев мать, опять замолчала.
        - Или идите гулять, или помогайте убираться, - произнесла Алла традиционную фразу. Она сказала это машинально и также машинально включила пылесос, не дожидаясь ничьей помощи. Девочки всегда выбирали прогулку и на этот раз тоже мгновенно исчезли с поля боя.
        Потом, сквозь шум работающего пылесоса, до слуха женщины донеслись отзвуки перепалки. Выглянув в коридор, она увидела мужа - тот буквально оттаскивал падчерицу от двери. Милена, окаменев, смотрела на отца со смешанным выражением мольбы и отчаяния.
        - Тебе было сказано - никуда не пойдешь! - рявкнул Виктор и рванул Ольгу за руку. Та попыталась вывернуться, а когда это не удалось, бросила отчиму в лицо:
        - Я тебя ненавижу! Если б ты знал, как я тебя ненавижу!
        - Меня тоже? - Алла подошла поближе.
        Ольга даже не взглянула на мать. Алла чуть не насильно заставила мужа отпустить ее руку. Они с Виктором обменялись взглядами: "Не поддаваться!" Милена плаксиво заметила:
        - Ты же сама сказала, чтобы мы шли гулять...
        - Это относилось только к тебе, - поправилась Алла. - Ольга больше не гуляет. Хватит. Нагулялась на год вперед.
        - И что же мне теперь делать? - истерично зазвенел голос Ольги. - Сгнить в этой поганой квартире?!
        Она коротко, странно рассмеялась, закрыла лицо руками и убежала в ванную. Сидела там, запершись изнутри, никого не впускала, на вопросы не отвечала. Милена плакала под дверью, пытаясь добиться от сестры хоть одного слова. От прогулки она отказалась. Виктор не утешал дочку. Храня педагогически-суровое молчание, он помогал жене закончить уборку - без его помощи она бы не справилась Сегодня у нее все валилось из рук.
        Ольга вышла из своего заточения только поздно вечером. Прошла в детскую комнату, упала на постель, повернулась лицом к стене. Лицо у нее распухло от слез. Она молчала, отказываясь отвечать, поесть, раздеться... Милена давно уже лежала в постели, но вряд ли спала.
        После полуночи Алла выключила телевизор. Муж давно спал своим богатырским сном. Женщина всегда поражалась, как глубоко он проваливается в сон. Можно было включить полный свет, слушать музыку, смотреть телевизор - Виктору все было нипочем. Зато - странное дело! - он просыпался после первого же звонка будильника Однако сегодня она будильник не заводила. Завтра воскресенье. Ей не нужно идти на работу. Первый ученик явится к Виктору не раньше полудня. Можно будет выспаться, и это очень кстати. Алла взглянула в зеркало, провела пальцами под глазами, возле губ . Нет, на пятьдесят лет она еще не выглядит, Верка преувеличила. Но вот на сорок тянет. А ведь она всегда казалась моложе своих тридцати семи лет. "А как я буду выглядеть через год? - спросила она свое отражение. - Если Ольга и дальше продолжит в том же духе, то я стану старухой... А она продолжит. Я видела сегодня ее глаза. Она нас обоих ненавидит! Это не подделаешь, она все-таки не актриса, чтобы так играть... Из-за нее я могу потерять Миленку. Она обожает сестру, а та сделает с ней, что захочет. Настроит против нас. Уже настроила".
        Алла выключила свет, забралась в постель. Она так устала, что думала сразу уснуть, но сон бродил где-то рядом, не подходя вплотную. Она совершенно измучилась, ворочалась с боку на бок, прислушиваясь к ночной тишине. По улице иногда проезжали машины, визжали тормоза на перекрестке, откуда-то доносилась музыка. Ей вдруг захотелось одеться, выйти на улицу, сбежать куда-нибудь из этого дома, из этой комнаты с ободранной мебелью, от этого мужа, от этих детей, которые больше ее не любят...
        Она еще немного поплакала и, уткнувшись во влажную подушку, незаметно для себя уснула...
        ...Ее разбудил какой-то металлический лязг - очень знакомый звук, но спросонья она его не узнала. Ей даже показалось, что звук тоже приснился. Ведь она только что видела какой-то сон. Алла приоткрыла глаза, увидела, что в комнате еще темно, повернулась на другой бок и прижалась к спине мужа. Тот что-то пробормотал во сне и утих.
        Можно было еще спать и спать, но Алла почему-то не решалась закрыть глаза. Ее что-то тревожило. "Где это лязгнуло, в конце концов? - думала она. - Может, на кухне? Милена иногда кусочничает по ночам, я давно заметила. А ведь она у нас полненькая, в отца. А может, это Ольга проснулась?"
        Она больше не могла лежать. Встала, накинула халат, с трудом нашла тапочки. Почему-то не решилась зажечь свет, хотя Виктору это было все равно. Алла вышла на кухню, щелкнула выключателем. Никого. В раковину капает вода, по стене быстро ползет таракан. Проклятье! Наверное, опять морили у соседей, и эти твари спасались в вентиляции! Алла сняла тапку и уничтожила таракана. Но что это был за лязг, в конце концов? Может, в самом деле приснилось?
        И тут она похолодела. Звук был очень знакомый, она это поняла сразу, как его услышала. Но что это было - до нее дошло только сейчас. Женщина бросилась в прихожую, включила свет, нажала на ручку входной двери...
        Дверь слегка лязгнула - это отжался рычажок. Через щель из подъезда потянуло сквозняком. Дверь была незаперта, хотя Алла сама запирала ее на ночь.
        Кровь отлила от лица и, казалось, бросилась в ноги.
        Они стали тяжелыми, непослушными. У нее едва хватило сил, чтобы выйти на площадку, ухватиться за перила, посмотреть вниз. Алла никого там не увидела. Подъезд был хорошо освещен и совершенно необитаем. Внизу давно уже стояла железная дверь с кодовым замком, так что бродяги здесь не ночевали.
        Она вернулась в квартиру, заперла дверь. В "детской" комнате темно, дверь чуть приоткрыта. Алла не знала, почему она до сих пор старается соблюдать тишину - ведь нужно было кричать, звать на помощь, что-то делать... Но она старалась ступать потише, подходя к "детской" комнате. Отворила дверь, заглянула. Полоса света из коридора упала на постель Милены. Девочка спала, накрывшись одеялом до самых ушей. Алла открыла дверь пошире и увидела то, о чем и так уже знала. Постель старшей дочери была пуста...
        - Господи, да проснешься ты наконец?! - Она трясла мужа, от волнения забыв самый верный способ его разбудить - завести будильник. Но в конце концов все-таки растолкала его. Ошалевший, растрепанный, он резко сел и уставился на нее:
        - Сколько время?
        - Четыре утра!
        - Ты рехнулась? - Он наконец нашел глазами часы и убедился, что жена говорит правду. Потом увидел Милену - та стояла на пороге комнаты - в пижаме, босиком...
        Ее никто не будил - она сама проснулась, когда Алла закричала на спящего мужа.
        - Мам, а что случилось? - испуганно спросила Милена.
        - Сама не знаешь? - яростно обернулась та. - Сговорились?! Покрываешь ее?!
        - Мам, я...
        - Да как ты могла не слышать, что она сбежала! Вместе же спите!
        Тут дошло и до Виктора. Он вскочил, отстранил Милену и вскоре лично убедился в том, что постель падчерицы пуста. Алла крикнула ему вслед:
        - Ищи ветра в поле! Она уж полчаса где-то шляется!
        Я слышала, как она ушла. Только не сразу сообразила...
        И тут же снова накинулась на дочь:
        - Скажешь, что ничего не слыхала?! О чем вы весь день шептались?!
        У Милены дрожали губы, она не смогла выдавить ни слова. Еще секунда - и девочка расплакалась. Алла отпустила ее и прикрикнула:
        - Иди ложись, и чтобы я тебя не слышала!
        Милена ушла в свою комнату, шлепая босыми ногами и сотрясаясь от рыданий. Но сейчас Алла не чувствовала к ней ни капли жалости. "Сговорились!" - стучало у нее в голове. Вошел Виктор. Виду него был ошалевший - если он не высыпался, то очень туго соображал.
        - Звоню в милицию? - предложил он.
        Алла поджала губы и покачала головой:
        - Курам на смех! Нас там уже знают. Никто не будет ее искать. Да и не надо! Захочет - сама объявится. А не захочет... Скатертью дорога! Ведь говорил мне следователь - дочь у вас взрослая, подождите немного, такой возраст у нас чаще всего сам находится. А я считала его подонком - оскорбляет мою маленькую дочурку! Какая же я была дура!
        Воскресный день, всегда слишком короткий, казался бесконечным - из-за гробового молчания. Ольга не возвращалась, не звонила. Милена весь день просидела у себя на постели с какой-то книгой на коленях - чуть ли не с учебником физики. Было ясно, что она не читает. Мать с ней не разговаривала. Она сходила на рынок, закупила продукты, разморозила холодильник, приготовила обед на два дня вперед. Виктор занимался со своими учениками.
        Все делали вид, что ничего не произошло. Единственным, что предприняла Алла, был обыск в комнате дочерей. Ничего не объясняя Милене, женщина перерыла шкаф с вещами старшей дочери, обшарила ее ящик в письменном столе. Даже постель разворошила. Девочка ничего не спрашивала. Она сидела, уставившись в учебник и делала вид, что ничего не замечает. Закончив обыск, Алла все так же молча покинула комнату. Она не нашла ничего подозрительного. Никаких денег, ничего ценного. Даже любимый Ольгин плейер лежал на письменном столе. Она заметила только, что, убегая ночью, Ольга прихватила с собой свою черную кожаную сумку. А надела, судя по всему, зеленый мохеровый свитер, джинсы и кроссовки. Больше ничего из ее вещей не пропало. Велосипед тоже был на месте.
        Также Алла проверила собственный кошелек. Как она ни пересчитывала наличность - все равно получалось, что отсюда Ольга денег не брала. У Виктора тоже ничего не пропало.
        - Она ушла без денег, - сделала вывод Алла. - Среди ночи. Все ясно - у нее завелся поклонник, к нему она и отправилась.
        - Ты все еще не хочешь обратиться в милицию? - тревожно спрашивал Виктор. На этот раз он беспокоился сильнее, чем жена. В первый раз, когда исчезла Ольга, все было наоборот.
        - Не хочу позориться! - отрезала Алла. - Господи, как хорошо, что мы не успели напечатать ее снимок в газете! Сколько людей ждут очереди, у скольких действительно пропали дети! А наша... Да пусть шляется где угодно, я больше за нее не отвечаю!

***
        В это воскресенье Измайловский парк был буквально переполнен. Впервые за последнюю неделю выдался солнечный день, и люди ринулись на природу наверстывать упущенное. Михаила эта толпа раздражала. Куда бы он ни повернул - везде народное гулянье. И чем ближе к вечеру, тем больше народу. Кое-где уже начались танцы.
        Он шел своим обычным маршрутом. От станции метро "Измайловская", через сырую рощицу, и дальше - по широким асфальтовым дорожкам, через луг, мимо первого пруда, второго, третьего... На волейбольной площадке было не протолкнуться - играли по очереди четыре команды.
        Турники на берегу дальнего озера оккупировали обнаженные по пояс парни - они отжимались, громко хекали, кто-то крутил "солнышко" с таким усердием, что дряхлый турник ходил ходуном... Михаил шел по берегу, то и дело натыкаясь на загорающие парочки. Отовсюду доносилась музыка. Бурый спаниель кругами плавал в озере и радостно лаял на ребенка в красной кепочке, который бросал ему палку.
        На другом берегу уже поднимался дым костра - скоро запахнет шашлыком. Обычное московское воскресенье. И почему сегодня его все это раздражало? Михаил сам себе удивлялся. "Если хотел уединения - пришел бы сюда в шесть утра. Красота, тишина, птички..."
        Он решил углубиться в лес. Дошел до огромной бетонной трубы в дальнем конце озера, перебрался через замусоренную протоку... Здесь всегда бывало потише, но сегодня выдался какой-то безумный день. Отведя огромную еловую ветку, Михаил увидел на поляне сразу нескольких отдыхающих.
        Правда, эти отдыхали как-то странно. Стояли полукругом, уставившись в землю, курили. Сплошь мужчины, двое - в милицейской форме. Михаил хотел было повернуть назад, как вдруг увидел на земле что-то зеленое. Не траву, не листья. Похоже на кофточку. Один милиционер обернулся и недружелюбно предложил ему погулять в другом месте. Но Михаил не мог отвернуться. Он смотрел и не верил своим глазам. Спутанные светлые волосы, зеленая кофта, рукав, засученный до локтя. Ниже локтя бледную исцарапанную руку плотно обхватывал браслет из цветного бисера.
        - Не стойте здесь, проходите! - раздраженно повторил милиционер. Теперь на Михаила смотрели все четверо.
        Он сглотнул комок, царапавший горло, и сипло спросил, что здесь случилось. А так как никто ему не ответил, прибавил:
        - Позвольте взглянуть... Я, кажется, эту девушку знаю...
        Ее нашли полчаса назад. Двое бегунов следовали своим обычным маршрутом через эту рощицу, и один из них заметил, что на поляне слева что-то белеет. Он не обратил на это особого внимания, не остановился - мало ли здесь мусора! Возвращаясь обратно той же дорогой, он машинально нашел взглядом это белое пятно и понял - это кроссовка, и она явно надета на чью-то ногу. Тут он не выдержал и свернул с пути, посмотреть, кто там лежит в кустах. А через минуту они оба стояли над телом девушки и пытались ее оживить. Однако быстро поняли, что это бесполезно - вся кофточка на ее животе потемнела от крови. Осмотреть тело подробнее никто не решился. Один из них побежал звать милицию, второй остался на страже.
        Этот второй старался не смотреть на покойницу, глазел по сторонам. Поэтому заметил черную сумку, которая лежала поодаль, на краю поляны. В сумке оказался паспорт на имя Ватутиной Ольги Степановны, расческа, полупустая пачка сигарет, дешевая зажигалка, помада, разные бумажки. Фотография принадлежала той самой девушке, тело которой он караулил.
        После того как Михаил опознал девушку, его больше и не пытались прогонять. Милиционеры расспрашивали его, где она жила. По тому адресу, что в паспорте? А с кем? Кому сообщить? Он рассказал им все - и то, что Ольгу разыскивала милиция, что она вернулась домой три дня назад... С тех пор он не звонил Алле. Он надеялся, что эта семья наконец обрела покой. И совсем не ожидал, что ему еще раз придется увидеть Ольгу... При таких обстоятельствах.
        Вызванная по рации машина не смогла подъехать вплотную к рощице и остановилась на другом конце пруда. Оттуда принесли носилки. К тому времени на место происшествия уже сбежался народ. Неизвестно как по берегу распространилась новость - нашли труп. Два трупа. Три...
        У него записали данные паспорта - он сам предложил милиционерам взять его координаты. И чуть не насильно всучил одному из них адрес и телефон Наташи:
        - Это подружка убитой. Она видела ее в какой-то иномарке, пьяную. Родители Ольги ничего об этом не знали. Думаю, теперь это имеет значение?
        Наташины координаты у него взяли, но у Михаила сложилось впечатление, что его почти не слушают. Милиционеры переговаривались между собой, вызывали кого-то по рации. Один из прибывших оперативников полез в кусты с видеокамерой. Костер на берегу озера погас - видно, шашлык решили перенести в другое место, а то и вовсе отменили.
        Михаил отправился домой. По-прежнему светило вечернее ласковое солнце, но ему было холодно. "Напрасно я так долго на нее смотрел, - ругал он себя. - Господи, что же случилось?! Милиционер говорил - убили ножом.
        Он, кажется, поднимал ей свитер... Что же теперь будет с ее матерью? Нет, я не смогу ей сообщить. Не буду, не хочу сообщать такое. Пусть это сделает милиция".

***
        ...В девятом часу вечера в дверь позвонили. Побежала открывать Милена - она опередила мать.
        - Спроси - кто! - напомнила ей Алла. Ее всегда пугала манера младшей дочки - открывать кому попало.
        Так недолго и до беды..
        - Кто? - покладисто спросила Милена. Приникла к "глазку" и тут же испуганно обернулась к матери:
        - А там милиция...
        "Я знала, - сказала себе женщина, открывая дверь. - Я знала, что это не Ольга. Предчувствовала, кто это... Что она сделала?!"
        Она беспрекословно впустила в квартиру следственную группу. Виктор попросил гостей объяснить, в чем дело.
        По какому поводу такой визит? Следователь оглядел супругов, поймал на себе взгляд полноватой бледной девочки - та смотрела так, будто он вышел из фильма ужасов. Он отметил про себя фамильное сходство женщины и девочки с убитой в парке девушкой. Да и фото в паспорте совпадало. И все-таки он спросил, здесь ли проживает Ольга Степановна Ватутина.
        - Здесь, - ответил мужчина. - Это наша старшая...
        Что случилось? Милена, иди к себе.
        Девочка вздрогнула, но осталась на месте. Она не сводила глаз со следователя. Сержант тем временем прошел на кухню, было слышно, как он там говорит по рации.
        - Она дома? - продолжал следователь.
        - Нет, - это заговорила женщина. - Оля ушла сегодня ночью. Не знаю куда. Вы насчет нее? Что... Что случилось?!
        У нее начал срываться голос. Тянуть дальше было невозможно. Следователь попросил провести его в комнату.
        Ему не хотелось делать сообщение при девочке. Милена хотела пройти за взрослыми, но мать не впустила ее, прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она выслушала следователя, глядя в пол. Когда он замолчал, слегка качнула головой, будто оглушенная. Муж тяжело опустился в кресло, сцепил руки в замок. Оба молчали.
        - Вы должны ее опознать. - Следователь посмотрел на часы. - Чем раньше, тем лучше. Мы должны быть твердо уверены, что это она.
        - Нет-нет, - быстро ответила Алла.. - Я не могу. Я не поеду.
        - Я поеду; - Виктор встал и застегнул молнию на своей спортивной куртке. Он торопился, ему явно не терпелось уйти. Он не сделал попытки утешить жену, даже не подошел к ней. Следователь смотрел на все это и удивлялся: "Ведут себя так, будто ожидали чего-то такого... А может, ожидали?
        Что там этот журналист говорил про розыск?"
        Он отправил Виктора с сержантом и остался наедине с Аллой. Милена больше не показывалась на глаза. Она спряталась у себя в комнате, и оттуда не доносилось ни звука.
        - Во сколько ушла ваша дочь? Как вы сказали - среди ночи?
        Алла подняла измученные, покрасневшие глаза:
        - Этой ночью. В половине четвертого.
        - Во что была одета - можете вспомнить? Или не видели?
        - Если бы я ее видела - не дала бы уйти. Она надела зеленый свитер и джинсы.
        Теперь сомнений не оставалось - одежда тоже совпадала. Но следователь не стал этого говорить. Он попросил рассказать, что это была за история с исчезновением девушки. Это было совсем недавно, как он понял.
        Алла послушно рассказывала, только изредка запиналась, припоминая какие-то детали. Рассказала обо всем - сейчас ей и в голову не приходило что-то замалчивать.
        Поведала о театре, который ее дочь не посещала. О том, что Ольга шантажировала отчима, чтобы тот ее не выдал.
        О велосипеде, который нашел в парке один журналист - очень участливый, сердечный человек... Он тоже помогал искать Ольгу, пока она сама не объявилась.
        - Я о нем, кажется, уже слышал, - заметил следователь. - Вот у меня тут записано. Тарасов Михаил Юрьевич, он?
        Женщина достала из сумки помятую визитную карточку и подтвердила - он самый.
        - Только он здесь при чем? - недоверчиво спросила она.
        Узнав, что Михаил первым опознал тело ее дочери, случайно оказавшись поблизости, она замкнулась, ушла в себя. Говорила через силу, очень тихо, так что следователь попросил ее повысить голос - ради диктофона, тот просто не возьмет такой шепот.
        - Вы, значит, подали в розыск, а дочь тут же вернулась? Где же она была?
        Алла пожала плечами:
        - Не знаю. Я пыталась выяснить... Она врала. Я даже ударила ее за это. Но у меня не было сил слушать это вранье. Я уверена - она была где-то в Москве. Судя по одежде - в подворотнях не спала. Могла бы хоть позвонить...
        Он не останавливал ее, предоставив женщине изливать душу. Она говорила запальчиво, перескакивая с одной темы на другую. Это была своего рода истерика, только без слез, без криков.
        - Отец ее спросил - почему велосипед был в парке? Она ему говорит - украли мальчишки. Глупости, зачем же его выбросили? Я спрашивала - почему же она не дала о себе знать? Ни разу за целую неделю! Говорит - заблудилась в лесу с подружками... И где эти подружки? Хоть бы одну показала! Тошно слушать... Нет, правды от нее не добьешься... Она секретничала только с сестрой. Да, сестра - это Милена. Ей четырнадцать лет. Да, они у меня сводные. У них разные отцы. О, боже....
        Она вдруг сжала кулаки, уставилась в одну точку.
        - Надо как-то сказать Степану, моему первому... Я не знаю, как ему такое сказать. Он совсем сопьется, когда узнает. А мама?!
        Алла вжалась в спинку кресла. Вид у нее был обморочный, горло содрогалось от проглоченных рыданий. Следователь отправился на кухню за водой.
        - Может, это была не она? - с какой-то безумной надеждой спросила Алла, опустошив стакан. - Вы почему так уверены, что это моя дочь? Потому что Михаил ее опознал?
        - Ну и потому что паспорт был при ней. По фотографии.
        - Ах, да, паспорт, - прошептала она. - Я все забываю, что у нее давно был паспорт. Все считала ее маленькой. Знаете, это ужасно трудно - переключиться, когда ребенок взрослеет. Я все пыталась... Даже думала в последние дни, когда Оля вернулась, не буду ей мешать.
        Пусть гуляет. Ей девятнадцать лет. Потом одумается. Выйдет замуж. Господи! - Она сорвалась на крик, - Да кто же ее убил, зачем?!
        Он больше не решался расспрашивать эту женщину.
        Видел, как она дрожит, пытается держаться - ради него, ради постороннего. И как ей страшно и горько. Алла постоянно повторяла, что они так и не помирились. Что она ударила Ольгу, а та ей не простила. И теперь не простит никогда.
        - Извините, - сказал следователь, подождав, пока она немного успокоится. - Мне бы поговорить с вашей младшенькой. Как ее зовут, кстати? Елена?
        - Милена, - поправила Алла. - Имя выбирал отец, в честь своей бабушки назвал. Только я не хочу, чтобы вы с ней говорили. Она и так переживает.
        Ему все-таки удалось уговорить женщину. Она выставила условие - разговор будет происходить в ее присутствии. Это не очень устраивало следователя, но выбирать было не из чего. Нужно было использовать время, пока не вернулся хозяин квартиры. Машину забрал сержант, чтобы отвезти Виктора на опознание.
        Когда они вошли в комнату, девочка не плакала. Она сидела на постели, глядя в книгу. Мать подошла и, взяв учебник, захлопнула его:
        - Целый день так сидишь, а ведь не читаешь. Этот человек хочет с тобой поговорить. Он из милиции.
        - Олю убили? - еле слышно спросила девочка.
        Следователь придвинул стул и сел рядом с нею:
        - Боюсь, что так. Ты хочешь нам помочь? Мы должны найти убийцу.
        Девочка неожиданно отрезала:
        - Знаю, что должны. Не говорите со мной, как с младенцем.
        Мать всплеснула руками:
        - И эта тоже взрослая стала! Попробуй только грубить!
        Следователь видел, что девочка замыкается при каждом окрике, и ему было ясно - так она говорить не будет.
        Но как сделать, чтобы женщина ушла? Он попросил налить ему чашку чаю, извинился, сослался на то, что весь день провел в разъездах. Алла вышла на кухню.
        - Здесь спала твоя сестра? - Он показал на соседнюю постель, аккуратно заправленную пушистым оранжевым пледом.
        - Да.
        - А ты - здесь? - Он похлопал рукой по зеленому пледу на постели Милены. - Совсем рядом. Скажи, ты не проснулась этой ночью, когда сестра встала? Она ничего тебе не говорила - куда идет, зачем?
        - Я крепко сплю, - с вызовом заявила девочка. - Как мой отец. Спросите у мамы - она подтвердит.
        - Зачем же, я тебе верю. Знаешь, мне кажется, твоя сестра не очень доверяла родителям. Они что же - ссорились? Часто?
        Милена молча отщипывала ворсинки от пледа. Видно, это была старая дурная привычка, потому что весь плед был в проплешинах. Наконец она дернула плечом, что означало нежелание отвечать. Следователь расстроился:
        - Значит, предпочитаешь, чтобы убийца гулял на свободе? А если он захочет убить твоих родителей? Или, не дай бог - тебя?
        - Меня-то за что? - хмуро ответила она. - Я у него ничего не брала.
        - А кто брал? - быстро спросил следователь. - Твоя сестра? Милена, ты знаешь, что обязана мне отвечать?
        Молчание. Девочка комкала угол пледа, расправляла его, снова сжимала в кулаке. Делала вид, что ничего не слышит. Следователь призвал на помощь все свое терпение - нелегкая задача после этого проклятого воскресного дня. Субботы и воскресенья он ненавидел больше всего - самые тяжелые дни, все как с цепи срываются, и ему на руки валится очередное убойное дело. Вот как сегодня.
        - Сестра рассказывала тебе о своих приятелях? Говорила, у кого провела целую неделю? Тебе-то она должна была сказать.
        Девочка подняла на него деланно безразличные голубые глаза. Чуть шевельнула губами. Он едва разобрал:
        - Ничего я не знаю.
        - Почему же ты тогда сказала "ничего у него не брала"? Ты имела в виду какого-то мужчину, верно? Знакомого сестры? Милена, мы же говорили об убийце. Я жене говорил - мужчина это или женщина. Ты сама сказала - "он".
        - Я случайно... Просто так сказала! - Девочка вскочила и сделала шаг к двери, стараясь держаться подальше от следователя. - Ну, почему вы именно ко мне пристали?! Спрашивайте всех!
        Возвратилась Алла с большой кружкой горячего чая.
        Следователь больше не удерживал Милену, и мать увела ее на кухню. Он сидел в одиночестве, пил чай, разглядывал комнату. Сразу было видно, что здесь живут две молодые девушки. Чистота, порядок, горшок с розовыми фиалками на письменном столе. Берестяная шкатулка, из-под крышки поблескивают дешевые украшения. На постели Милены - недочищенный апельсин. Под кроватью Ольги виднеются поношенные яркие тапочки - их кто-то аккуратненько поставил рядом. Над постелью в рамке карельской березы - цветной снимок - сестры в обнимку, обе улыбаются.
        Он вспомнил девушку на поляне. Там она не улыбалась. Лежала на боку, чуть завалившись на живот, подогнув под себя согнутые окоченевшие руки. Видно, упав, пыталась еще зажать рану ладонями. Земля под ней была пропитана кровью. А по ее обескровленной, почти прозрачной щеке - от глаза к уху - быстро-быстро полз черный муравей. Для него эта девушка уже стала частью леса.
        Глава 5
        - Да, заходите. Что у вас с ногой?" - поинтересовался следователь, увидев, как осторожно ступает эта девушка.
        Вызванная по делу Ватутиной свидетельница явилась без отговорок, в назначенное время. Она была первой свидетельницей, не считая, разумеется, родителей Ольги Ватутиной.
        Наташа крепилась изо всех сил, но когда дотащилась до стула, у нее на глазах выступили слезы.
        - Подвернула...Упала на сцене, - пробормотала она и криво, будто подломившись в коленях, уселась. - Э, да что ж вы не сказали? - Оценил ее мужество следователь. - Мы бы к вам на дом приехали. Давайте знакомиться. Балакирев, Валентин Павлович. А вас, если не ошибаюсь, зовут Наташа? Можно и без отчества, я думаю.
        - Ну, конечно...
        - Так что вы ногу не лечите? С вывихом нужно лежать, я и сам вывихивал, знаю, какая это боль.
        - А, все равно... Мне отсюда на спектакль, - обреченно ответила девушка. - Меня Ирина Сергеевна из дома забрала на своей машине. Сейчас ждет внизу.
        - Это кто?
        - Наша руководительница.
        Следователь уже знал из показаний родителей Ватутиной, что та занималась в театре-студии "Жест". Адрес театра у него тоже был. Но он рассчитывал опросить всех актеров оптом, на репетиции, если удастся. Вызывать их сюда по одиночке... Наташа была исключением. Вчера оперативник передал ему координаты этой девушки и пояснил, что она вроде что-то знает о связях убитой. Будто этот факт сообщил опознавший тело журналист. То, что дознание, в сущности, началось еще до его участия, следователя не удивило. Беда была в другом - все эти факты, наводки, свидетели, которых ему тычут в руки прямо над трупом, часто оказываются пустыми номерами. Об этом журналисте ему также рассказывала мать погибшей. С ее слов он понял, что этот тип собственными силами искал Ольгу, параллельно с милицией. Это его тоже не очень обрадовало. Такие вечно суются под руку, а когда их не слушают - пишут донос начальству. А то и хуже - статейку в газету. Дескать, оперативники плохо работают, надо их поучить...
        - А что же ваша руководительница - с такой ногой вас на сцену выпихнет? - Следователь рассматривал девушку. Держится скромно, вроде бы напугана, но не очень.
        Личико средней привлекательности. Ему как-то не верилось, что это - актриса. Скорее похожа на старшеклассницу или студентку. Этак из педагогического, что ли...
        - Я сама обещала, что буду играть обязательно, - пояснила Наташа. - Меня некому заменить. Да я и не хочу, чтобы меня заменяли! Понимаете, роль у меня не главная, но очень важная... Я столько работала, и что же теперь - на пятом спектакле сломаюсь?!
        Он налил себе и ей растворимого кофе. В ящике стола нашлась разорванная упаковка анальгина. Несколько таблеток уцелели, и он предложил их девушке:
        - Примите. Что-то я не представляю, как вы будете играть. И так еле ходите.
        Девушка смолчала. Она пила кофе без особой охоты - явно не решилась отказаться. Таблетку принимать не стала.
        Следователь поинтересовался, во сколько спектакль? В шесть. Ну, времени у них достаточно. И он предложил ей рассказать о своей подружке, Ольге Ватутиной.
        Девушка не стала ходить вокруг да около, расписывая, как они познакомились, как дружили, как и почему разошлись. Она сразу взяла быка за рога и поведала о своей встрече с Ольгой десятого мая.
        - Этот журналист, Михаил, сказал, что это очень важные показания, - добавила она.
        "Опять журналист, - без особой досады подумал следователь. - Он не дурак, конечно. Но мог бы и не соваться". Он попросил подробнее описать машину, но девушка оказалась совершенно беспомощна в этом вопросе. Не могла понять, что такое бампер, с трудом сообразила, где кузов, а где крыло.
        - Давайте тогда смотреть картинки, - со вздохом предложил Валентин Павлович. - Не вижу другого выхода. Сейчас пойдем посмотрим на компьютере модели иномарок... Э, да как же вы с ногой-то? Это на другом этаже, без лифта...
        Однако Наташа, сжав зубы, отправилась опознавать модель машины на другой этаж. Следователь от души ей сочувствовал, а про себя восторгался: "Ну, я бы понял такую покладистость, будь она подследственной! Им деться некуда. А то простой свидетель, и вот - прискакала по первому зову на одной ноге. Все бы такие были".
        Минут через сорок Наташа остановила свой выбор на "Опель-Кадете".
        - Правда, тот был темно-синий, а этот на картинке - серый, - уточнила она.
        - А декор салона? Не заметили? - поинтересовался следователь, отправляясь с девушкой в обратный путь.
        На ней лица не было от боли, и она тяжело опиралась на его руку. На этот раз Наташа не отвергла его помощь, - видно, ей стало не до церемоний.
        - Нет, - пробормотала она. - Я взглянула и тут же отвела глаза... Темная обивка, кажется. Ой!
        Подписав Наташе пропуск, следователь лично проводил девушку до крыльца. Увидел, как навстречу ей двинулась весьма колоритная личность - жирная карлица, в придачу горбатая. Когда карлица увезла Наташу, Валентин Павлович только головой покрутил: "Садистка! Девчонка еле по стенке ползает, а она ее на сцену... С этой надо подробней пообщаться".
        Но общаться в тот день ему пришлось с другим, не менее колоритным персонажем - родным отцом Ватутиной. Ему звонили этим утром - вчера решили не сообщать такую новость на ночь глядя. Его адрес и телефон узнали от бывшей жены Ватутина. При этом Алла предупредила следователя - ее бывший муж попивает и в вечернее время может просто не понять, о чем идет речь. Его лучше доставать с утра. Однако к телефону Ватутина не позвали - сообщили, что он на работе.
        Поехали на дом к Ватутину, благо он жил в том же Измайлово, неподалеку от РУВД. Номера квартиры в записке с адресом не значилось, следователь обратил на это внимание в последний момент. Не удивился - женщина была в растерзанных чувствах, могла забыть. Однако никакой квартиры у Ватутина и не оказалось. Здание, к которому подъехала машина, украшала черная табличка с надписью: "Общежитие". А телефон, который сообщила Алла, оказался телефоном вахты.
        - Ватутин Степан Арсеньевич у вас проживает? - Следователь показал удостоверение вахтеру в пятнистой форме. Тот расплылся в злорадной и вместе с тем фамильярной улыбке:
        - Так вы за ним? Что это он натворил, не секрет?
        Оказалось - Ватутин живет здесь в комнате на первом этаже и числится среди обслуживающего персонала, Официально имеет профессию токаря, однако чаще возится с сантехникой - здание было выстроено в тридцатые годы, а трубы меняли в начале шестидесятых. Следователь отправился на поиски Ватутина - вахтер так поусердствовал, что даже выдал ему запасной ключ от комнаты токаря-сантехника:
        - Либо он там валяется, либо где-то в подвале сидит. А может, ушел. Черт его знает! Вы его подождите, сам явится.
        Следователь прошел по длинному темному коридору.
        Его обогнал пухлый чернявый ребенок на трехколесном велосипеде. Велосипед на ходу неимоверно визжал и скрипел, так что скулы сводило. На кухне что-то шипело и шкворчало, запах был тошнотворный. Над сковородой суетилась миниатюрная вьетнамка в розовой маечке и блестящих лосинах. "Почему если кривоногая - то обязательно в лосинах? - меланхолично подумал следователь. - А местечко-то душистое. Аж голова кругом идет! Селедку она жарит, что ли?! Сплошной Вьетнам. Немудрено, что Ватутин спился, у этих всегда водка в продаже". Коридор упирался в заколоченную дверь - запасной выход, как значилось на треснувшей черной табличке. Комната Ватутина располагалась рядом с этой дверью.
        Следователь постучал От каждого стука хлипкая фанерная дверь содрогалась, будто ее выбивали. А выбивали ее, как видно, не раз. В конце концов, следователь заметил клочок бумаги, торчащий из замочной скважины. Развернул и прочел сообщение с ужасающими ошибками:
        "Преду в шесть". Время подходило к шести, но он мало надеялся на точность Ватутина. Отпер дверь, причем долго пришлось ловить бородкой ключа вихляющийся замок - тот заваливался то вправо, то влево.
        Комната выглядела примерно так, как он и ожидал.
        "Алкогольный стиль" был выдержан до мелочей. Немытые лет пять окна. С внешней стороны - решетки. Ненужная роскошь - красть было нечего. Две кровати, одна без белья, другая с каким-то подобием одеяла. Стол - ничем, кроме мусора, не покрытая плита ДСП на четырех стальных ногах. Стенной шкаф без дверей, вместо них - веселенькая занавеска на веревочке. Он отодвинул занавеску, и ему чуть не стало дурно. Видимо, на одной из полок когда-то закончила свои дни селедка и труп никто до сих пор не прибрал. Пара стаканов, огромная черная сковорода, погнутые вилки, пожелтевшие от древности кеды, синяя рубашка, аккуратно сложенный пиджак, мочалка, воткнутая в банку с мыльной водой. Все вперемешку, общая стоимость имущества - рублей пять. Из остальных вещей в комнате фигурировали только окурки.
        Он прошелся по комнате, отметил фотографию Ольги - без рамочки, пришпиленную булавкой к обоям. Снимок недавний, цветной, любительский. Ольга улыбалась, довольно натянуто, накинув на плечи какое-то диковинное красное одеяние. "Все-таки они общались". - Следователь остановился, разглядывая лицо девушки, но тут кто-то заскребся в дверь, и после недолгой борьбы с замком в комнате появился хозяин..
        - А я тут в душевой был... - забормотал он. - Мне сказали - милиция?!
        Балакирев подтвердил, что он и есть представитель закона. Представился, попросил разрешения взглянуть на документы. Ему предъявили потрепанный паспорт, и он удостоверился, что имеет дело с отцом Ольги. Это был тощий, изможденный человек с пронзительными, близко посаженными глазами. Он выглядел старше своих тридцати восьми - на вид скорее можно дать пятьдесят. Его огромные, темные руки свисали как неуклюжие клешни.
        Появление милиции его страшно встревожило, он выглядел пришибленным. Ему и в голову не пришло возмутиться, что в комнате хозяйничают в его отсутствие. У этого человека явно не осталось понятия собственности - слишком мало этой собственности у него было.
        - Степан Арсеньевич, у меня к вам несколько вопросов. - Следователь вернул ему паспорт. - Да вы бы сели.
        Это вежливое предложение напугало хозяина хуже прямой угрозы - тот даже отшатнулся:
        - Да что случилось?! Я, кажется, ничего не сделал!
        И в субботу и вчера - был здесь, меня видели, все могут подтвердить... Я душ чиню уже неделю, мне некогда шляться! Вчера еще велик починил Махмудке. Выпил, лег спать.
        Ну и что? Пил у себя в комнате. Совсем уже... Кто милицию-то вызвал? Эта, наверное... Галина. Сама же пьет, уже все казенное белье пропила! Кастелянша с...ая!
        - Да вы успокойтесь, никто не жаловался. Я по другому поводу пришел. Степан Арсеньевич, припомните-ка - вы дочку давно видели? - перебил его следователь. Тот заикнулся и умолк - такого вопроса явно не ожидал. Потом глубоко задумался. - Степан Арсеньевич, вы меня слышали?
        - Да, сейчас. Видел, конечно... Только вот числа не вспомню... Между майскими праздниками и Днем Победы.
        Следователь насторожился. Мать Ватутиной утверждала, что Ольга виделась с отцом два года назад - тот сам позвонил, очень просил о встрече, и дочь встречалась с отцом где-то в городе. Вернулась недовольная - тот пришел на свидание пьяный.
        - Вы про какие праздники говорите? Про эти?
        - Ну да. Про какие же? А что с ней? - забеспокоился отец. - Она же вернулась, так что же шум поднимать!
        - А, так вы знаете, что дочка пропадала?
        - Как не знать! Меня уж допрашивали.
        - А где она была - знаете?
        Ватутин отмахнулся:
        - Ну, откуда... Взрослая уже. Наверное, парня завела. Она у меня красивая, вы видели? - И с гордостью показал на фотографию Ольги:
        - Вот! Она мне подарила. Вот как раз, когда сюда пришла.
        - И больше вы не видели ее?
        - Нет... Да что такое? - уже не на шутку встревожился Степан. - Вы только не впутывайте ее никуда, она хорошая девушка! Вы лучше мне скажите - если она что-то натворила - я сам ей хвост накручу! Отец все-таки! А этому чухонцу на нее плевать, я всегда Алке говорил!
        Следователь решился:
        - Степан Арсеньевич, я веду дело об убийстве вашей дочери. Убили ее вчера. Нашли в Измайловском парке. Мы пытались с вами связаться, но не вышло. Степан Арсеньевич! Вы понимаете, о чем я говорю?
        Вопрос задавался не зря - виду-хозяина комнаты был совершенно идиотский - нижняя губа отвисла, глаза сделались пустыми и мокрыми. Неожиданно он опустился на кровать и расплакался - сипло, сгорбившись, так что на худой спине под рубашкой обозначились все позвонки.
        - Ой, я не могу! - как-то по-бабьи воскликнул он, поднимая мокрое искаженное лицо. - Олечка... Олечка...
        Родная... Дочечка моя...
        Он долго не мог остановиться, да и не собирался делать усилие над собой.. С ним случилась настоящая истерика.
        Следователь пытался воздействовать на него словом, принес ему воды с кухни. Ничего не помогало. В конце концов, вахтер, заметивший его в коридоре, дал дельный совет:
        - А вы ему водки стакан налейте! Сразу захорошеет и разговорится!
        - Вряд ли у него есть, - буркнул следователь. - А то бы уж выпил.
        - А я ради такого случая найду. Эй, Люська! - Вахтер схватил за тощие плечи пробегавшую мимо вьетнамку. - Быстренько - чекушку! За счет фирмы!
        Вьетнамка с ненавистью покосилась на него, однако вынесла из своей комнаты бутылку. Лекарство в самом деле произвело эффект. Степан Аркадьевич жадно выпил - без помощи стакана, просто содрав жестяную крышечку. Последние глотки делал уже будто через силу. Поставил полупустую бутылку на пол, закурил. Будто впервые увидел следователя:
        - А... Чего вам?
        - Помните, о чем мы говорили? - раздраженно спросил Балакирев. Он тоже закурил. - Вы должны нам помочь.
        Сами сказали - дочка была у вас в начале мая. Зачем она приходила? О чем вы говорили? Вспомнить-то можете?
        Степан Арсеньевич жадно затянулся и аккуратно загасил окурок о подошву ботинка. Он действительно стал говорить отчетливей и чище. Пока Ватутин был трезв, казалось, что у него дефект речи.
        - Зачем пришла? Денег просить - : выпалил он. - Подгадала к получке. Я регулярно зарплату получаю. У нас не задерживают.
        - Зачем ей были нужны деньги?
        - Ну, зачем? На что-то там... На туфли, что ли. - Он дернул щекой и достал из пачки еще одну папиросу. - Эта чухна разве даст девчонке на туфли?
        - Вы про ее отчима говорите?
        - Про него. Родной дочке - все что хотите! А моей - шиш!
        - Это Ольга так сказала?
        - А то бы я сам не понял! Я дал ей четыреста рублей.
        Больше уж никак не мог. Она сказала - отдаст, но я разве взял бы?! Никогда! Так и сказал - бери, это тебе подарок.
        - Вы с ней о чем, кроме денег, говорили? - Следователь украдкой достал записную книжку и черкнул "400 руб. у отца на туфли. Туфли проверить". Тот этого не заметил. Глаза у него затуманились, он мял папиросу грубыми коричневыми пальцами. Молчал. Потом неожиданно всхлипнул, передернулся и закурил.
        - Она посидела у меня... Недолго, правда. Жаловалась, что в институт трудно поступить без денег. Что в театре каком-то играет. Я еще хотел сходить посмотреть, потом подумал - ну его, не пойду... Только опозорю ее. Думаете, я не понимаю, что я ее позорю? Знаю! Такой папаша... Конечно, чухна куда как лучше. Тот непьющий, чистый такой... Как хряк-медалист. И такой же гордый. Я, мол, царь, вы все - говно! Фамилия у него знаете какая?
        Следователь сказал, что знает. Он поинтересовался - не жаловалась ли Ольга на отчима. Может, были какие-то конфликты?
        - Она не пожалуется, - нежно и слезливо произнес отец. - Она не такая... Была. А, черт!
        Он допил то, что оставалось в бутылочке. Покосился на следователя:
        - Погодите... Откуда у меня бутылка? Это я вашу пью, что ли? Ладно, я сейчас сбегаю, куплю...
        Следователь усадил его на место:
        - Потом купите. Все равно пить не буду, я на работе.
        Вы с дочерью часто виделись?
        - Да нет... Совсем не виделись, - с прежней слезливой интонацией запричитал тот. - Ее против меня настроили. Алка и этот ее боров. Ну, конечно! Я ж по-немецки не умею... Куда мне!
        В конце концов он довольно связно пояснил, что в начале мая дочка явилась к нему после двухлетнего перерыва. И кстати, просила ничего не рассказывать маме.
        - Я и не стал бы. Что ж я буду своего ребенка закладывать!
        - Ну а когда узнали, что дочь пропала, тоже не рассказывали?
        - А какое это имеет отношение? - запутался он. - Она же не у меня пряталась. Да я и не переживал. Знал, что вернется.
        - Почему же? Вот ее мать, например, переживала.
        Обратилась в милицию. И отчим переживал.
        Ватутин взвился:
        - Он-то? Хрен вам! - И туг же осекся, забормотал:
        - Господи, что же это... Родного ребенка убили... Я на похороны пойду! Пусть они что хотят говорят, а я пойду! Не имеют права запретить!
        Он схватился за пустую бутылку и отдернул руку, будто обжегся. "
        - Я все-таки сбегаю, ларек тут рядом.
        Следователь покачал головой:
        - Так уж это необходимо? Лучше бы мне помогли, подумали. Вспомнили, о чем вам дочка рассказывала.
        Тот мучился, ерзал на продавленном матраце, сжимая огромные темные кулаки "Пустой номер, ничего он не вспомнит. - Следователь смотрел на этого человека без тени жалости. - Напьется, тут же забудет, что дочь умерла. Ну, подерется с кем-нибудь. Поплачет. Такому легче, чем трезвому. Лишний повод выпить".
        - Ну а про своего парня Ольга рассказывала? - закинул удочку Балакирев. По личному опыту он знал - такие, взятые с потолка вопросы иногда мобилизуют память алкоголиков. Те зачастую не подозревают, что запомнили что-то, и без посторонней помощи им не справиться.
        - Про парня? - глупо переспросил тот.
        - Ну, у которого шикарная машина.
        - Разве у него машина? - озадачился Степан Арсеньевич. - Не помню... Может, и есть машина. Она говорила, что торопится, что ей надо встретиться с каким-то другом. Потому и не стала долго сидеть.
        Как ни бился Балакирев, больше ничего выудить не удалось. Он сунул блокнот в кейс и встал:
        - Ладно, еще увидимся, я думаю. Если понадобитесь - пришлем повестку на вахту или позвоним... Кстати... Вы москвич?
        - Мама из Загорска, а я москвич. - Хозяин тоже засобирался в путь. Он шарил по карманам, потом, опасливо взглянув на следователя, запустил руку под матрац.
        Извлек оттуда тщательно сложенную сторублевку.
        - От себя же и прячу, - смущенно пояснил он. - Ну и от гостей. Тут всякие ходят.
        - Что ж вы живете в общаге? - поинтересовался следователь, наблюдая, как Ватутин запирает свою капризную дверь. - Квартиру жена отняла при разводе?
        - Ну, какое! - возмутился тот. - Алка хоть и стерва, но не настолько же... У меня после разъезда комната осталась. Хорошая комната.
        - Пропили? - просто спросил следователь.
        - Да как сказать... Вроде бы не пропил, а потерял.
        Прописал там одну бабу... Женился на ней. Надоело одному мыкаться. Да только какая она жена; так... Название одно! Не мог я с ней жить. Она меня не понимала. Нашел вот работу с жильем. Ничего... Живу. Меня тут временно прописали.
        "Живешь, пока у тебя руки двигаются. - Следователь шел чуть позади Ватутина - тот шустро устремился к вахте, сжимая в кулаке деньги. - А когда совсем сопьешься - прямая тебе дорога в бомжи".
        На вахте Балакирев немного задержался. Он спросил, фиксируют ли здесь гостей, которые приходят в общагу.
        - А как же. - Вахтер с торжеством развернул журнал. - Обязательно. Данные паспорта, к кому пришел, сколько пробыл. После одиннадцати всех - вон. А то бы у нас тут пол-Вьетнама ночевало бесплатно.
        - Поглядите, кто приходил к Ватутину где-то в первой декаде мая. Особенно гостей женского пола.
        Вахтер ухмыльнулся и перелистнул несколько страниц:
        - Женский пол к нему не ходит. Он уже не интересуется этим Дружки бывают в основном. Хотя... Да, была тут девица какая-то. Интересная такая блондинка. Он говорил - ДОЧЬ.
        Ватутина Ольга Степановна посетила общежитие пятого мая, в половине седьмого вечера. Ушла через пятнадцать минут. И в самом деле, пробыла ровно столько времени, сколько нужно, чтобы занять денег. Следователь закрыл журнал, Его помощник в это же время отрабатывал магазин "Коллекционные вина". Согласно показаниям Натальи Семеновой, именно возле этого магазина она видела Ольгу в синем "Опель-Кадете". Помощник опрашивал продавцов. Просил вспомнить клиента, у которого была такая машина. Показывал фотографию Ольги, картинку с моделью машины. Уточнял число - десятое мая. Время - семь часов вечера.
        Одна из продавщиц - та, что продавала сигареты и сигары, припомнила, что вроде такая машина была. Ее-де привлекла громкая музыка с улицы. Музыка раздавалась из шикарной машины темного цвета. Черного или темно-синего - она сказать не может. Девушку в открытой дверце тоже не приметила.
        - А водителя помните?
        - На нем же не написано, водитель он или кто, - заметила девушка. - Может, зашел к нам... Откуда мне знать?
        Неожиданно подошел охранник магазина:
        - Слушайте, я тут вспомнил. После Дня Победы в магазине был один заметный мужик... Я на него обратил внимание - он еще баксы выронил возле кассы... Руку вынул из кармана, а деньги оттуда полетели. Сам подбирал, раскорячился над ними, нервничал. А на руке у него висел брелок с дистанционным управлением сигнализацией. Понятно, что от иномарки.
        - От синего "Опеля"?
        - Не знаю, не видел, на чем он уехал. Тут иномарок достаточно.
        - Раньше его видели?
        - Нет... Если и видел, то не часто. Постоянных клиентов запоминаю, я бы мог узнать.
        - А этот как выглядел?
        Охранник напрягся, вспоминая. Наконец ограничился весьма общим описанием: "Лет сорок пять, может, больше, хороший серый костюм, роста высокого, полный".
        - Он когда на корточки присел, стал красный. Наверное, ремень в пузо впился.
        Кассирша тоже вспомнила случай с рассыпанными долларами. Насчет мужчины, который уронил валюту, смогла сказать только одно - высокий, полный. Продавцы этого случая не припоминали, внешности покупателя - тоже. И даже охранник, который разглядел мужчину лучше всех, сказал, что не сумеет составить фоторобот.
        Девушку, чью фотографию показывал помощник следователя, никто не опознал.
        Рядом с магазином "Коллекционные вина" располагалась булочная. Рядом с кассой располагался киоск "Кодак-экспресс". Помощник показывал продавцам фотографию Ольги, спрашивал о машине. Неожиданно разговорилась женщина из "Кодака":
        - Машину помню и водителя видела. Нет, девушку не припоминаю. А водитель сдал нам пленку на проявку, заказал печать.
        - Точно? - впился в прилавок помощник следователя. - Когда это было?
        - После первомайских праздников. Да у меня эти снимки остались. Сейчас посмотрю, там на конверте стоит число.
        - Погодите... Так он эти снимки не забрал?
        - Отказался Сказал, что мы нечетко напечатали.
        Качество ему не понравилось, видите ли . Орал, что мы даром берем деньги... Знаток! - иронично заметила она. - Говорил, что не выставляем коррекцию. Знаете, если на каждую пленку мы будем выставлять коррекцию, печать будет стоить не два рубля за кадр, а шесть. У нас просто зарплаты не позволяют так возиться.
        Женщина охотно согласилась помочь. Вытащила из угла картонную коробку с разрозненными снимками и конвертами. Покопалась, достала конверт, взглянула в прозрачное окошечко:
        - Вот эти. Заказ был сделан четвертого мая Получил он его пятого... То есть не получил, а вернул. Видите, и машина его на снимке вышла. Синяя. Пленку он забрал, а снимки не взял.
        Помощник выхватил у нее конверт, прежде всего прочел данные в графе "фамилия":
        - Мула... Муле...
        - Мулевин, - вгляделась в свой небрежный почерк приемщица.
        - Адрес его есть?
        - Адрес на отрывном талоне в мастерской.
        Она сообщила ему координаты мастерской. Это была невероятная удача, что называется - негритянское счастье. Помощнику везло, как новичку - он работал всего на четвертом деле.
        - Почему же Мулевин не порвал эти снимки? - спросил он, рассматривая фотографии. Они в самом деле не отличались четкостью - контуры размытые, цвета тусклые.
        - Стал бы он руки марать! - вздохнула та. - Ка-ак швырнет мне конверт в лицо, ка-ак заорет... "Деньги зря берете! Пожалуюсь!"
        - Пожаловался?
        - Не знаю. Вряд ли. Да что богатому человеку эта гроши! Пленка-то была на двенадцать кадров, а заказал он всего десять Хотя постойте... Кажется, один снимок все-таки забрал, тут же осталось девять...
        Мастерская работала до девяти вечера. Помощник успел заехать туда и разыскать отрывной талон на имя Мулевина. Адреса не было. Зато значился какой-то телефон.

***
        - Валентин Павлович, любуйтесь!
        Девять снимков легли на стол следователя. Тот уже выслушал отчет помощника. Поздравлять его не стал - пока не с чем, кроме как со случайной удачей. Балакирев давно привык не радоваться заранее - нервы будут здоровее. Возможно, этот Мулевин вообще ни при чем, подвез как-то пьяную девчонку до дома... Поди докажи, что между ними было что-то еще.
        Они вместе рассматривали снимки. На пяти из них фигурировала черная такса. В одном кадре ее поддерживала рука, явно девичья, с намазанными красным лаком ногтями. Еще один снимок, самый первый - синий "Опель-Кадет" и часть улицы. На этом кадре явно попробовали пленку, в таких случаях обычно снимают что попадется. Еще три кадра - картины природы. Грязный песчаный пляжик, озеро, лес на другом берегу. Некий мужчина с банкой пива - не в пляжных трусах, а в деловом костюме. Весьма дородная фигура, одутловатое лицо. Сам Мулевин?
        - Хреновые снимки, - заметил помощник.
        Балакирев согласился:
        - Снимали бы что-нибудь интересное, а то - собаку. Хотя собака тоже пригодится.
        - А местность-то знакомая. Валентин Павлович, мне кажется - это Измайловский парк.
        Балакирев тоже считал, что это Измайловский парк.
        Правда, по куску пляжа трудно было судить. Однако эти американские клены он хорошо помнил. Такие росли по берегам одного из озер в парке. Он сам жил неподалеку от парка, правда, редко выдавалось свободное время, чтобы сходить погулять с внуком. Следователь стал дедушкой в сорок два года и очень этим гордился, хотя видел потомка раз в месяц.
        - А это, поглядите-ка - Ватутина? - Помощник показал на единственный снимок, где была запечатлена какая-то девушка. Правда, ракурс был странный - снято со спины. Девица лежала на полосатом красном полотенце, в купальнике. Фотограф явно подошел слишком близко, и поэтому спина получилась уродливо-огромной, какой-то выпуклой. Красноватая родинка под левой лопаткой девушки превратилась в гематому внушительных размеров.
        - Постой-ка. - Следователь внимательно рассматривал фотографию. - Знаешь, Юр, это полотенце я уже видел.
        Балакиреву не пришлось долго вспоминать, где именно он видел это полотенце. Оно фигурировало на том снимке, который Ольга подарила отцу. Следователь запомнил, что девушка на этом снимке была одета как-то странно - на плечах то ли какой-то цветастый халат, то ли накидка. Оказывается, полотенце. Именно это - красное в белую полосу.
        - Ну да, один снимок Мулевин все-таки забрал. Как раз пятого мая. Наверное, сразу оттуда поехали в общагу к ее отцу. Что ж, такой кавалер на "Опеле" не мог дать ей четыреста рублей? Нужно папашу нищего обирать?
        - Может, этот Мулевин жмот, - предположил помощник. - Ну что? Звонить ему или сперва найдем его адрес?
        - Будем звонить, - решил следователь. - Вряд ли мы его спугнем. Это вам не шпана из подворотни. Такой быстро не спрячется.

***
        Мулевин сам ответил на звонок. Услышал, кто его спрашивает, встревожился, когда упомянули имя Ольги, и попытался задать встречные вопросы. О смерти Ватутиной не произнес ни слова, следователь тоже не стал извещать об этом по телефону. Мулевин то ли ничего не знал, то ли делал вид, что не знает. На встречу согласился сразу, только с одним условием - не вызывать его в РУВД.
        - Пойдут сплетни, что у меня неприятности с законом, - невесело пояснил он. - Мне это не нужно. Луч ше бы вы ко мне на дом приехали. Можно и прямо сейчас.
        Даже лучше покончить с этим сегодня, чтобы завтра от работы не отрываться.
        Немногие соглашались без особой нужды приглашать в дом оперативников. Особенно - состоятельные люди.
        Незачем дразнить быка красной тряпкой, показывать свои хоромы. Этот пригласил сам.
        - Вряд ли он ее убивал, - заметил Балакирев, когда они ехали "в гости". - Как-то не верится мне в это. Да будь у него рыло в пуху - вспомнил бы о снимках. Забрал бы их. Это же прямая улика, что он водился с Ватутиной.
        Куда уж прямее! А ему на это до сих пор плевать. Разве что очень уж крутой клиент попался?
        Мулевин жил на Уссурийской улице, рядом с парком Лосиный остров. Новый кирпичный дом стоял в глубине двора. Рядом - охраняемая автостоянка. Единственный подъезд оборудован внушительной дверью с кодовым замком и домофоном. Квартира Мулевина располагалась на шестом этаже. Из ее окон открывался великолепный вид на парк.
        Хозяин вполне соответствовал описанию охранника из "Коллекционных вин". Высокий, представительный, несколько располневший. Сейчас на нем вместо дорогого делового костюма были спортивные штаны и клетчатая фланелевая рубаха. Никаких цепей на шее, татуировок, чрезмерных мускулов. Хозяин вежливо поздоровался, попросил проходить. Напуганным Мулевин не выглядел.
        Скорее был немного смущен.
        - Ольга пожаловалась? - спросил он, проведя гостей в гостиную. Типовой дорогой гарнитур из мореного дуба, белые пупырчатые стены, подвесной потолок. Особой фантазии в обстановке не замечалось. В ней чувствовалось что-то усредненно-шикарное, несколько больничное, как в дорогих гостиницах или домах отдыха. На пухлом диване, обитом серой кожей, дремала черная такса. Она не залаяла, не выбежала навстречу посторонним. Только время от времени приоткрывала один глаз и очень внимательно оглядывала гостей. И тут же снова прикидывалась спящей.
        - Я говорю, это Ольга на меня нажаловалась? - настойчиво переспросил хозяин, не получив ответа.
        - На что ей жаловаться? - Следователь настороженно оглядывал комнату, прислушивался. - Вы один?
        - Сейчас один. Жена с детьми на лечении. В Чехии.
        У сына желудок не в порядке.
        "Еще бы, если в три горла жрать", - усмехнулся про себя Балакирев.
        - Так что с Ольгой? - нетерпеливо спросил Мулевин. Он предложил визитерам садиться, но сам не сел - расхаживал по комнате, беспрестанно что-то трогал, брал в руки, вертел. Явно нервничал.
        - Уже ничего. Убита.
        "Не знал", - сообразил Балакирев, увидев, с каким лицом обернулся хозяин. Глупое изумление, недоверие, страх - все эти чувства поочередно отразило его лицо.
        - Как? - прошептал тот. - Когда?!
        - Результаты вскрытия у меня будут завтра. Пока могу сказать, что убили ее предположительно в пять-шесть часов утра, вчера. А как, тоже не секрет. Ножом в живот.
        Мулевин рванул дверцу бара, чуть не вырвав ее из пазов, выхватил оттуда здоровенную бутылку виски:
        - Желаете? Я выпью, ладно? Может, все-таки?
        Услышав отказ, он вконец перепугался:
        - Но вы же не думаете на меня! Зачем бы мне ее убивать?! Да ладно вам! Я докажу, что не делал этого! Вчера в шесть утра я спал у себя дома, а в соседней комнате спал мой друг. Он у меня остался ночевать, не решился в пьяном виде сесть за руль. Мы с ним вместе работаем. Повеселились после рабочей недели... Вы говорите - Ольгу зарезали? Да что же это...
        Он суетливо налил себе лошадиную дозу виски, отвернулся, с содроганием выпил, ничем не разбавляя. Его передернуло, стакан с грохотом опустился на стол:
        - Я этого не делал! Клянусь!
        - Когда вы ее видели в последний раз? - не обращая внимания на его клятву, спросил Балакирев.
        - Двадцатого мая, утром. И это был последний раз - самый последний. Больше я с ней и встречаться не стал бы! Я сам не хотел.
        - Почему? Надоела?
        То, что поведал Мулевин, было несколько неожиданно. Хотя начиналась история совершенно банальным образом. Он познакомился с девушкой второго мая, в парке.
        Не в Измайловском, а на Лосином острове. Мулевин отправился на свою вечернюю пробежку, прихватив с собой собаку. Он решил согнать несколько килограммов до приезда жены, чтобы поразить ее своим цветущим видом. Диета его отпугивала, и Мулевин выбрал получасовой бег наперегонки с собакой. Девушка катила по той же дорожке на велосипеде. Обогнала его, обернулась и вдруг свалилась. Или сделала вид, что свалилась. Во всяком случае, она не упала и успела перехватить велосипед за руль.
        - Я пробегал мимо, сбавил ходу, спросил, что случилось, может, помочь, - подавленно рассказывал Мулевин. - Осмотрел ее велосипед. Она тем временем болтала как заведенная и строила глазки. В принципе, она сама навязывалась.
        - Вот как? - насторожился следователь.
        Мулевин упорно твердил свое - девушка сделала первый шаг.
        - Она мне сказала, что живет далеко, ушибла ногу. У нее и в самом деле была царапина на ноге. Я ей предложил - может, зайдет ко мне, отдохнет? По крайней мере, помажет царапину йодом.
        "Доктор Айболит. - Балакирев встретился взглядом с помощником. - Жена с детьми на курорте, ясное дело".
        Он решил проверить свою догадку, и Мулевин смущенно подтвердил - его жена и в самом деле уже несколько дней как уехала. Предполагалось, что она с детьми проведет в Мариенбаде целый месяц.
        - Я пригласил ее, она согласилась. Сразу, Было видно, что девица бывалая. Не стал бы я ребенка к себе тащить. Привел к себе, предложил кофе, чай, поесть... Она сразу просекла, что я живу один. Как только на кухню зашла, все поняла. И началось - "ой, ай, у вас такой беспорядок"! К нам уборщица приходит раз в неделю, а когда мои уехали, я договорился с уборщицей, что она пока приходить не будет. Я вообще люблю одиночество, посторонних людей под боком не выношу.
        - Ватутина была не посторонняя?
        - Ну, Ольга другое дело. Она была забавная, веселая.
        Короче, девушка без комплексов. И ни черта не боялась! - Мулевин шумно вздохнул и пояснил:
        - Пошла с незнакомым мужиком черт-те куда, даже не сомневаясь. А вдруг я псих?
        - Чем все кончилось? - поинтересовался Балакирев.
        Хозяин скромно поведал, что все случилось в первый же вечер. Ольга его ухаживаний не отвергла.
        - Какое там отвергла! Сама хотела... Я это видел.
        Спросил, сколько ей лет, сказала - девятнадцать. Что ж, я у нее паспорт не просил, поверил на слово.
        Они встретились и на другой день - благо фирма Мулевина по случаю праздников не работала. Хозяин объяснил, что торгует компьютерными программами.
        - Я все создал сам, из ничего, - грозно заявил он, как будто кто-то его в чем-то обвинял. - Первое время у меня был всего один сотрудник - жена. Теперь она не работает, родила второго ребенка. А я вкалываю, как робот.
        Даже поехать никуда не могу. У меня фирма маленькая, все на мне завязано. Если уйду на пару дней - все встанет. А ведь иногда хочется расслабиться, я не железный.
        С Ольгой, по его словам, было не скучно. То, что девушка так легко и охотно уступ ила ему, не насторожило Мулевина. Он считал, что еще вполне может интересовать девушек.
        А уж что представляют из себя нынешние девушки...
        - У меня красивая машина, деньги есть, я не скупой.
        Ей все это нравилось, я видел. И кому бы не нравилось?
        Но я не думал, что у нас будет что-то всерьез. Я к ней ничего особенного не чувствовал. И она ко мне тоже, - доверительно исповедовался Мулевин, наливая себе очередную порцию виски. Гостям он предложил кофе, и на этот раз никто не отказался.
        - А Ольга выпить любила? - поинтересовался Балакирев, глядя, как лихо хлещет Мулевин неразбавленный виски. Он помнил, что Наталья Семенова описывала пьяную Ольгу.
        - Да, - кивнул тот. - Сразу, как встретимся, ей нужно выпить. Обязательно в дорогом кабаке. Пожалуйста, я не жадный. Она у меня все напитки планеты перепробовала. Кроме самогона. - Он отрывисто хохотнул.
        - Кстати, вот что интересно... Она соглашалась встречаться только с шести вечера до девяти. И ни туда, ни сюда.
        Предлагал ей на ночь остаться - ни за что - Почему?
        - Сказала, что не хочет скандала с родителями. Еще сказала, что боится, что те узнают про меня... Я даже попросил у нее паспорт посмотреть. Знаете, я испугался. А вдруг она малолетняя, а насчет девятнадцати лет приврала?! Тогда меня вполне могли бы посадить... А позор какой! Поймите, жена, дети...
        Ольга беспрекословно показала ему паспорт, и Мулевин успокоился. Они встречались всего пять-шесть раз.
        Он подтвердил, что доснял пленку, сделав пару снимков Ольги. Это действительно было в Измайловском парке - когда они решили выбраться на природу, он предпочел отдохнуть там, потому что на Лосином острове его могли увидеть с девушкой знакомые. Но снимки неудачно напечатали, он отобрал только один из десяти и отдал его Ольге.
        Припомнил также, что в тот самый день, пятого мая, девушка вдруг попросила остановить машину возле какого-то здания и немного ее подождать. Куда-то ушла на полчаса, вернулась немного грустная, но ничего не рассказывала. А он и не расспрашивал - его не очень волновало, что расстроило его временную подругу. Потом они поехали развлекаться. Выслушав Мулевина, следователь сделал вывод, что в эти полчаса уместился Ольгин визит в общагу.
        - Выдавали ей деньги? - поинтересовался Балакирев.
        - Нет. Вот этого я терпеть не могу, - отрезал Мулевин.
        - Почему же?
        - Как почему? - искренне удивился тот. - Мне не нужна проститутка. Я просто не могу иметь дела с проститутками! Пробовал... Все удовольствие отравлено. А потом, разве я мало тратил на Ольгу? Любые кабаки. Все удовольствия. Кто бы еще стал так возиться с этой соплюхой?
        Мулевин, видимо, вспомнил, что говорит о покойнице, и прикусил язык. Потом, уже спокойнее, сообщил, как закончилась эта история. Конец и в самом деле был необычный и сильно отличался от того, чего можно было ожидать.
        Как-то девушка сообщила ему, что может выкроить двое суток и провести их у него на квартире. Дескать, что-то соврет родителям, а те поверят. Мулевин сразу согласился.
        Бояться разоблачения перед женой ему было нечего. Соседи напротив - люди нелюбопытные, им своих проблем хватает. А с другими жильцами дома и вообще знакомство шапочное. Он даже в лицо их всех не знает. Мулевины переехали сюда недавно, так что у жены в этом доме никаких подружек-сплетниц нет. Короче, некому было ей донести, что в квартире побывала молодая гостья. Мулевин закупил продукты, напитки, приобрел подарок для Ольги - дорогой CD-плейер - она давно мечтала об этой вещи. А также, в дополнение к подарку, купил фирменный компакт-диск ее любимой немецкой группы "RAMMSTEIN". Ольга с упоением смотрела их клипы по MTV и говорила, что готова слушать эту музыку круглые сутки. Словом, проявил находчивость и предусмотрительность, учел вкусы девушки, готовился как мог - даже купил цветы и съездил постричься.
        Ольга его не обманула. Явилась в назначенный срок и заявила, что родители полностью поверили в ее легенду. А он был так рад, что ей удалось вырваться, что даже не стал расспрашивать, о чем была эта легенда. Тут Мулевин скромно умолк.
        - Она как - с велосипедом сюда являлась? - поинтересовался следователь.
        - Велосипед? - удивился тот. - Нет. На велике она была только в тот день, когда мы познакомились. Потом ни разу. Мы всегда назначали встречу в городе, я приезжал и сажал ее в машину. Куда бы мы дели велосипед?!
        Следователь отметил, что мать Ватутиной утверждала - дочь всегда уезжала "в театр" на велосипеде. Стало быть, где-то его оставляла, пока развлекалась. И в самом деле, было бы как-то странно расхаживать по ресторанам с велосипедом. Когда Мулевина попросили рассказать, как и где он обычно расставался с девушкой после свиданий, он назвал одну из улиц в районе Измайловского гостиничного комплекса. Мулевин искренне полагал, что Ольга и жила где-то неподалеку. Она прощалась, выходила из машины и быстро исчезала в каком-то дворе. Всегда в одном и том же. Двор он может указать, если будет нужно. Ориентир - напротив магазин автозапчастей.
        - Ну и что дальше? - подбодрил хозяина Балакирев. Тот нервно сцепил руки:
        - Что-что... Двое суток она у меня провела, и все было хорошо. Просто прекрасно... Знаете, хоть я потом на нее сильно разозлился, все равно должен сказать - с ней было хорошо. Можете смеяться, я даже почувствовал, что молодею. Днем я работал, потом приезжал сюда, к ней. Она ждала меня, накрывала к моему приходу стол... Два дня никуда не выходила.
        - Откуда вы знаете, что не выходила?
        - Вот сейчас и подойдем к делу, - вздохнул он. - У меня стоит мощная сигнализация. Я Ольгу сразу предупредил - или куда-нибудь уходи, пока я на работе, или...
        Короче, сообщил, что если она предпочтет остаться в квартире на день, я все равно буду включать сигнализацию. Не всю, правда. Только те датчики, которые на входной двери и окнах. Для свежего воздуха вполне достаточно кондиционера.
        - А какие у вас еще датчики? - поинтересовался Балакирев.
        - Есть еще и такие, которые контролируют передвижение по комнатам. Их я не включал, конечно, сами понимаете, она бы не смогла ходить по квартире. И Синатра тоже. А я его обычно беру на работу, он жутко скучает один.
        - Кто это Синатра?
        - Такса, - махнул в сторону собаки Мулевин. - Жена его так обозвала. Хитрый зверюга, как натуральный мафиози. Представьте, однажды оконфузил нас беспримерно. Жена сделала шикарный торт, мы ждали ее родителей, чай попить... А Синатра, сволочь, всегда чувствует, когда кто-то к нам идет, и лает у двери. И вот побежал, залаял, сходит с ума. Мы выходим встречать гостей. Стоим, ждем, дверь уже открыли - нету. Вернулись в комнату - Синатра сидит в торте и аккуратненько так жрет из самой середины... Тесть с тещей жутко обиделись, а псу по заду надавали... Однако торт пришлось ему отдать.
        Помощник, ничуть не взбодрившись от чашки растворимого кофе, потихоньку клевал носом. Следователь слушал с умеренным интересом, готовясь оборвать хозяина.
        Грубить не стоит, но и допускать, чтобы тебе заговаривали зубы... А тот явно рассказывал про свою таксу, чтобы оттянуть момент, когда нужно будет говорить о деле.
        - Ну, за два дня вы нам отчитались, с собакой познакомили. Так что случилось потом? - наконец вклинился с вопросом Балакирев.
        Хозяин занервничал еще пуще. Он так тискал пальцы, что они зарозовели. Наконец хлопнул себя по коленям:
        - Ну, каюсь, каюсь! Может, я не правильно поступил!
        Может, это вообще наказуемо... Тогда уж накажите, черт с ним... Но я терпеть не могу, когда меня держат за лоха! - И, распалившись, почти прокричал:
        - Да, я наказал ее!
        Когда она отсюда уходила - двадцатого мая - на нее смотреть было жалко! Даже мне стало жалко, хотя эта же стерва хотела меня обокрасть!
        Глава 6
        Это случилось в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое мая. Наутро девушка должна была уйти домой. Она уже получила подарок, расцеловала своего щедрого приятеля и весело пообещала, что они еще как-нибудь устроят такие же каникулы! Сам Мулевин не слишком-то резвился - он очень устал на работе. Ему удалось немного расслабиться в обществе Ольги, кроме того, он выпил и поэтому очень крепко уснул. А проснулся среди ночи, как будто его что-то подбросило.
        - Сон у меня вообще некрепкий, нервы сдают, - пояснил он. - Часто просыпаюсь непонятно почему. Но тут было все понятно... Я услышал, как кто-то возится в спальне жены. Синатра спал со мной, в ногах. Как обычно. А вот Ольги рядом не было. Я встал, света не зажигал.
        Пошел посмотреть, что она там делает.
        Ольга, светя себе маленьким фонариком, рассматривала дверцу вделанного в стену сейфа. Этот сейф Мулевин заказал еще при перепланировке только что купленной квартиры. Дом был выстроен на совесть, перегородки между комнатами - прочные, толстые. Из одной внутренней стены выбили десятка два кирпичей, вмонтировали несгораемую коробку, снабдили ее сложным замком. Сейф к сигнализации не подключался - Мулевин не желал посвящать в такие детали охранное ведомство.
        - Я не показывал Ольге, где находится сейф. Значит, она его сама нашла, пока я был на работе. За два дня у нее было достаточно времени, чтобы осмотреть дом. Для того чтобы обнаружить дверцу сейфа, нужно снять со стены плоскую вазу с икебаной. Икебана от этого страдает, конечно...
        Он провел гостей в спальню и показал вазу на стене.
        Сухие стебли, составлявшие композицию, действительно имели довольно невзрачный вид.
        - Жена приедет, переменит, - вздохнул Мулевин. - Она этим занимается. Даже курсы закончила.
        Ему явно не очень хотелось продолжать рассказ. Запинаясь, вздыхая, он рассказывал, что включил свет, спросил, как понимать такое поведение. На что Ольга не смогла ответить ничего вразумительного и страшно испугалась.
        - А я разозлился. Мне стало ясно, что девица решила меня обокрасть. Как-то сразу вспомнились все эти мерзкие истории с хорошенькими наводчицами... Ну, что я мог сделать? Выкинуть ее за дверь? Наверное, так я должен был поступить. Милицию не вызовешь - она же ничего не украла, тут я был уверен на сто процентов. Все ценности и деньги лежали в сейфе, а она даже не прикасалась к замку - это я сразу понял. Ноя разозлился, что она считала меня таким идиотом! - взволнованно, явно рассчитывая на сочувствие слушателей, вещал Мулевин. - Наверное, Ольга думала, что потом, когда меня обворуют, я не буду поднимать шум. Побоюсь, что жена узнает, как я проводил время с девчонкой... Расчет был неплохой. Наверное, многие на моем месте так бы и поступили.
        Мулевин умолк, достал из кармана сигареты, уныло закурил. Следователь попросил разрешения взглянуть на сейф, и хозяин помог ему сдвинуть вазу. Балакирев не был специалистом по сейфовым системам, однако сразу понял - без надлежащих инструментов и опыта эту дверцу не откроешь. Так неужели Ольга обладала и тем, и другим?
        "Юная медвежатница? И мы о ней ничего не знали? Ее первое дело? Уму непостижимо!" Помощник несколько очнулся от спячки, подошел и тоже уставился на сейф. Если у него и появились какие-то соображения, то это никак не отразилось на его сонном лице.
        - А она сама как-то объяснила, почему рассматривала сейф? - осведомился Балакирев.
        - Ничего она не объяснила. Просто не успела ничего придумать... Я знаете что сделал? Оделся, взял на поводок Синатру, собрал немного вещей... И ходу! Поехал среди ночи к приятелю. Тот до сих пор не женат, живет один, мы с ним со школы дружим... Он выделил мне комнату. Я там и жил до двадцатого мая.
        - Постойте, а Ольга?
        - Осталась здесь. - И Мулевин совсем тихо добавил, что, перед тем как покинуть квартиру, включил сигнализацию. Причем - все датчики. В том числе и те, что фиксировали передвижение из комнаты в комнату. Их включали только тогда, когда семья в полном составе куда-то уезжала. Ведь они реагировали даже на Синатру.
        Наступило короткое молчание. Балакирев дикими глазами смотрел на помощника. Тот отвечал ему похожим взглядом - тоже не мог собраться с мыслями. Наконец следователь не выдержал:
        - Так вы что - на пять суток оставили ее здесь?! Одну?!
        Мулевин развел руками:
        - Да. Наказал, так сказать... Собственными силами.
        - Погодите, я все еще не понимаю... - Следователь оглядел спальню. - Она отсюда не выходила?
        - Нет, провела на этой постели все время. Только не пять суток, как вы сказали. Пять ночей и четыре дня. Утром двадцатого я решил - хватит!
        - Но что она тут ела?!
        - Ничего не ела. - Мулевин судорожно вздохнул и тут же завелся:
        - А как я должен был поступить?! Если бы в милицию заявил - вы бы на меня наплевали, вас такие дела не волнуют! Она же не успела меня обчистить!
        А набить ей морду? Тоже не смог, уж простите... Не так воспитан. Ничего! Посидела тут без жратвы, пришла в себя! Пусть знает, что в жизни не только цветочки бывают! Я когда вернулся и все отключил - она пулей вылетела, даже "до свидания" не сказала!
        Помощник потрясение прошептал:
        - Я бы не смог так сидеть пять дней... И даже без воды!
        И телефона тут нет...Понятно, почему она не звонила родителям, как первые два дня. Короче, это была тюрьма!
        - Почему же тюрьма, у нее был выбор, - жестко ответил Мулевин. Он уже совсем перестал смущаться, видно сознавая свою правоту. - Она могла спокойно выйти из комнаты, отпереть входную дверь - с замками познакомилась, запасные ключи я не прятал, они лежали на тумбочке в прихожей. Только вот на выходе из квартиры она бы столкнулась с милицией. После поступления первого сигнала оперативная бригада будет здесь через пять минут. Она не захотела сними встречаться, потому и сидела тут. И по-моему, получила по заслугам!
        В спальню вошел сонный Синатра. Простучал когтями по паркету, визгливо зевнул, заулыбался, начал заигрывать с хозяином. Тот не обратил на него никакого внимания, и тогда собака моментально сменила милость на гнев и вцепилась в его тапку. Мулевин дрыгнул ногой и отшвырнул Синатру вместе с тапкой.
        - Значит, наказали девчонку, - угрюмо подытожил следователь. - Уголовный кодекс знаете? Знаете, что не имели права ограничивать чужую свободу? В принципе, ваши действия можно трактовать как истязание. Она же была полностью истощена! Еще немного - и без клиники не обошлось бы!
        - Тут на столике всегда стоит графин с водой, - ответил хозяин. Графин и в самом деле стоял, и даже был полон. - Так что от самого страшного - от жажды - она была застрахована. А от четырех дней диеты еще никто не помирал. Тем более что ей не мешало сбросить пару килограммчиков. И в конце концов, - опять завелся он. - У нее был выбор, она могла уйти в любой момент! Какое же это истязание?! Рыло у нее оказалось в пуху, вот она и боялась милиции!
        - Ну, в общем так, - заявил следователь, дав Мулевину выговориться. - Единственное, что я могу для вас сделать, - оформить явку с повинной. Завтра в рабочие часы придете и напишете все, как было. Заранее ничего знать не могу, но, возможно, все-таки получите условный срок. Это первое. А второе - вы и дальше будете утверждать, что после двадцатого мая ни разу не видели Ватутину?
        - Нет, - еле выдавил хозяин. Он сразу потух, воинственный пыл сменился депрессией. - О, господи... За эту суку мне еще и судиться...
        Такса, держа в зубах тапку, вскочила на постель и принялась швырять и терзать свою добычу. Она дико рычала, сверкала глазами и косилась на хозяина, будто выжидая, когда он ее сгонит. Но Мулевин просто не замечал собаку.
        - Скажите, - наконец очнулся он, увидев, что следователь собирается уходить. - Нельзя ли сделать так, чтобы жена ничего этого не знала? Поймите, я же все рассказал, как мужчина мужчине . Ну, ведь не убивал же я ее! Ведь я мог вообще соврать, что не видался с ней!
        - Ну, тут бы вам помешали свидетели, - заметил Балакирев, подводя минутную стрелку своих часов. Каждый день они отставали на десять минут, никак не находилось время отдать их в починку. Жена предлагала перейти на кварцевые, но Балакирев отказывался - тогда бы у него не нашлось времени на покупку и замену батареек, а значит - остался бы вообще без часов.
        - Вас ведь видели с Ватутиной, - пояснил следователь, снова застегивая на запястье браслет часов. - А в том, что вы ее не убивали, - я почти уверен. Ну, разве что она вас опять разозлила!
        Но, взглянув на белое от ужаса лицо хозяина, Балакирев понял, что шутка ему не понравилась.

***
        Во вторник утром Балакирев получил заключение судмедэксперта. Ольга Ватутина скончалась в результате кровотечения в полости живота, вызванного глубокой ножевой раной. Смерть наступила в районе шести часов утра двадцать третьего мая. Место обнаружения тела было тщательно обследовано оперативной группой. Обильные следы крови были только в одном месте - там, где нашли тело.
        - Подвезти труп из городя на машине не могли - прямого подъезда к той поляне нет. Если бы тело тащили через рощу - кровь бы осталась на земле. Скорее всего, убили прямо в парке, - рассуждал оперативник, с которым советовался Балакирев. - Конечно, ее могли привезти в целлофане... Только вряд ли. Скорее всего, ее убили прямо там.
        - Что ж она потащилась в такое глухое место, да еще ни свет ни заря? - удивлялся следователь. - Ну, понимаю, сбежала из дома... Могла бы пойти к подруге, к парню... А ее понесло в лес!
        Балакирева заинтересовала еще одна фраза из заключения экспертизы. Тест на наличие наркотиков в организме показал, что Ватутина их не принимала. В последнее время такая деталь становилась редкостью, особенно если фигурантами дела были люди молодые. Он все чаще вел дела, в которых, помимо убийства, обязательно фигурировало употребление наркотиков. Сперва Балакирев предполагал, что девушка заняла деньги у отца, потому что ей не хватало на дозу, а приятель не был склонен давать ей деньги. Однако и эта версия провалилась. За все развлечения платил приятель, Ольга ни в чем не нуждалась...
        Неужели и правда, взяла денег на какую-то тряпку? А ведь в машине ее ждал Мулевин, и у него было бы проще выпросить подарок.
        Они должны были отработать подруг и знакомых Ватутиной. Для этого опять пришлось встречаться с родителями Ольги. Балакирев по инерции именовал отчима Ватутиной ее отцом. Настоящий родитель девушки как-то мало соответствовал этому слову.
        Дома оказалось все семейство, за исключением Милены. Она была в школе. Виктор Эдуардович занимался с очередным учеником. Отказаться от уроков хотя бы на время - значило подорвать бюджет семьи и доверие своих клиентов. А этого он допустить не мог, особенно в преддверии расходов на похороны. С Балакиревым разговаривала мать девочек. Она взяла на работе отпуск без содержания.
        - Я предложила Милене - давай напишу записку учительнице, чтобы тебя освободили от занятий, хоть до похорон, - говорила Алла. - Она - ни в какую. Говорит, что учебный год как раз кончается... Кажется, сегодня у них последние занятия... Или завтра? У меня теперь все в голове путается...
        Она сидела на постели погибшей дочери, зябко обняв себя за плечи Глаза у нее были пустые и покорные - она успела осознать свое горе, но еще не смогла пережить его.
        Говорила спокойно, сдержанно, только то и дело останавливалась, будто сама себя обрывала.
        В комнате кое-что изменилось" с воскресенья, когда Балакирев здесь побывал. Исчезла шкатулка с украшениями, тапочки из-под Ольгиной кровати. И, как ни странно, фотография на стене - та, где сестры были сняты вместе.
        Алла поймала удивленный взгляд следователя и пояснила:
        - Я заказала отдельный Ольгин портрет. Сделают через два дня, его и повешу Мне как-то жутко смотреть на них вместе... На живую и мертвую. Почему-то страшно становится за Милену.
        Вспомнив о роли хозяйки, она предложила Балакиреву кофе, но он отказался:
        - Не надо, не хлопочите. У меня всего несколько вопросов.
        Первый вопрос очень удивил женщину. Услышав, что Ольга заняла у родного отца четыреста рублей на туфли, Алла изумленно приоткрыла рот. Такое известие явно ее поразило.
        - Туфли? - недоверчиво переспросила она. - Да какие же еще ей нужны были туфли? Если желаете - посмотрите, я все ее вещи убрала в стенной шкаф. Там одних только кроссовок три пары, их она любила больше всего. Есть еще прекрасные туфли, английские, совсем новые. Даже у меня таких дорогих нет. Босоножки... Нет, у нее все было! Мы на детях не экономили!
        Следователь кивнул и сделал отметку в блокноте.
        .. - В таком случае, может, она нуждалась в чем-то другом? - спросил он. - Вы не припомните - может, Ольга говорила, что хочет купить какую-то вещь?
        - Нет, она вообще была нетребовательна. Даже на удивление нетребовательна, - пробормотала женщина. - Я думала, это потому, что у нее до сих пор не было парня...
        Не перед кем наряжаться...
        - А как насчет наличных денег? Вы ей давали деньги?
        - Пятьдесят рублей в неделю.
        - И ей хватало?
        Женщина развела руками:
        - Теперь я тоже задаю себе этот вопрос. Не могло ей хватать. Не должно было хватать. Но она никогда у нас не просила прибавки... То, что вы говорите... Будто она заняла у Степы четыреста рублей... Это как обухом по голове!
        И мне ни слова не сказала! Это же надо - у Степы денег занимать!
        - Но он ведь ее родной отец. - Балакирев подчеркнул слово "родной". - Может, она стеснялась искать у вас поддержки. Из-за отчима. Вы так не думаете? Может, ей больше не у кого было взять денег?
        О Мулевине он пока не рассказывал. Он понимал, что для матери, которая искренне считала, что удочки "пока не было парня", такое известие будет еще одним ударом.
        - Она почти не знала родного отца, - вспыльчиво возразила Алла. Замечание об отчиме ее задело. - А Виктор, если желаете знать, сделал для Оли в миллион раз больше, чем родной папаша! А что она видела от родного?! Он ее, малолетнюю, даже бить пытался! Я ее заслоняла, и все удары попадали на меня! А теперь он из себя жертву строит?! Да он мог вообще вам наврать, что она брала деньги! И откуда у него, алкаша, лишние четыреста рублей! Может, он рассчитывает, что теперь я их ему отдам?! Об этом вы подумали? Вы же видели, в каком он состоянии, боже мой...
        Женщина на миг спрятала лицо в ладонях, но справилась с собой.
        - Извините,. - уже спокойней сказала она. - Это больная тема. Кстати, насчет денег... Ольга предлагала платить Виктору, чтобы тот молчал... Ну, про то, что она не посещает свою студию.
        - Погодите! - Балакирев торопливо пролистал блокнот. - Вы мне этого не говорили! Вы сказали, что она его шантажировала другим...
        - Ну да, этой своей мерзкой выдумкой! - кивнула Алла. - Но к тому же предлагала деньги.
        - Сколько же?
        - Понятия не имею. Он не стал обсуждать эту тему, сами понимаете. А вот ее родной папаша обсудил бы обязательно! - опять вскинулась женщина. - Уж этот даже с родной дочери тянул бы на выпивку! Я вот нисколько не верю, что он дал ей денег! Даст он, как же! Он и алиментов-то никогда ни платил, а мы и не просили! Муж мне так и сказал - обойдемся без подачек, я на Ольгу сам заработаю! А вы говорите, - отчим!
        Виктор, который как раз проводил ученика, принял участие в беседе и подтвердил, что сумму не уточнял.
        - Мне это и в голову не пришло! - возмущенно сказал он. - Да и вообще, мне вполне хватало того, что я услышал...
        - У вас деньги не пропадали?
        Оба согласно покачали головами. Алла с готовностью пояснила:
        - Мы и сами уже об этом думали, я все проверила.
        Ни рубля не пропало.
        - А может, вы замечали, что у нее появляются какие-то новые вещи? Которых вы ей не покупали?
        На этот вопрос ему тоже ответили отрицательно. Родители только переглянулись, и он понял, что эти вопросы их пугают и раздражают.
        - Ольга, как я понял, нигде не работала? - Балакирев сделал еще одну пометку в блокноте.
        - Нет. Как окончила школу - ни дня не работала.
        - Почему же? Ей было девятнадцать, возраст достаточный, чтобы начать зарабатывать, хоть немного. Или она не стремилась работать? Готовилась куда-то поступать?
        - Вроде бы, - неохотно ответил Виктор. - Или делала вид, что готовится... Она была замкнутая, в душу не влезешь. Сказала - поступлю, сама решу свои проблемы. Мы и ждали, как она их решит.
        И, покосившись на жену, добавил:
        - Боюсь, что эта подготовка была такой же фикцией, как театр.
        На вопрос, были ли у девушки близкие подружки, родители с определенностью ответить не смогли. Оказалось, что, после того как Ольга закончила школу, она перестала интересоваться школьными подругами. Тем более что особо ни с кем не дружила. А уж после того, как девушка не смогла выдержать вступительные экзамены в институт, она и вовсе избегала встреч со старыми знакомыми.
        - Она ведь была очень честолюбива, вы даже не представляете, как ее все это уязвляло... Пуще всего она боялась, что кто-то начнет ее жалеть...
        Алла добавила, что долгое время полагала, что подружки у Ольги были в театральной студии, но раз уж Ольга почти там не бывала...
        - Но хоть по телефону она с кем-то болтала? - поинтересовался следователь. - Неужели ей никто не звонил и она никому?
        Тут на помощь пришел Виктор. Поскольку он почти все время сидел дома, занимаясь со своими учениками, он лучше жены знал, кто именно звонил дочерям. Ведь Алла целый день проводила на работе.
        - Этой весной ей несколько раз звонил какой-то парень, - сообщил он. - Или два разных парня, не знаю. Я не успел привыкнуть к этому голосу, так что могу ошибиться. Алла, помнишь, я тебе говорил, что у нашей Ольги кто-то за велся?
        - Заводятся тараканы! - неожиданно грубо ответила ему жена. - Никого у нее не было.
        - Ну да, на свидания она не ходила, но все-таки... - несколько обескураженно заметил Виктор.
        На вопрос, представился ли этот парень, Виктор ответил, что не спрашивал его имени. А молодой человек не был расположен с ним беседовать. Он просил к телефону Ольгу, Виктор ее звал, вот и все.
        - Можете точнее вспомнить, когда были эти звонки?
        - В марте, апреле... В мае уже не припомню. На меня свалилось слишком много работы. Вы понимаете - перед выпускными экзаменами, перед вступительными... Все начинают подтягивать хвосты.
        Алла, в свою очередь, припомнила, что как-то взяла трубку, и какая-то девушка позвала к телефону старшую дочь. А когда Ольга подошла и стала разговаривать, до матери донеслось имя "Диана".
        - Я еще спросила тогда Олю - Диана с тобой занимается в студии? А она рассердилась. Видимо, ей не понравилось, что я прислушивалась. Так и не ответила. А других подружек я что-то не припомню. Она больше говорила о Наташе, ссылалась на нее, когда отпрашивалась четырнадцатого мая... Но раз Наташа ничего об этом не знает...
        Балакирев задумался. Вчерашний разговор с Мулевиным дал ему богатую пишу для размышлений. Следователю не очень-то верилось, что Ольга всерьез решила обокрасть сейф. Куда понятнее, что девушка из этой благополучной, но небогатой семьи хотела получить какой-то подарок от состоятельного приятеля. Но обокрасть его, да еще так дерзко...
        Скорее всего, Мулевин прикрывался этой выдумкой для того, чтобы уменьшить свою вину. Ведь проверить его слова было никак нельзя. И все же... Если Ольга и впрямь интересовалась сейфом, вряд ли она могла его открыть в одиночку. Из рассказов Аллы Балакирев понял - Ольга вовсе не разбиралась в технике. Даже свой велосипед не могла наладить самостоятельно. Где уж ей открывать сложные замки! А значит, у нее должны быть сообщники. В конце концов, кто ударил ее ножом? Случайный хулиган, маньяк? Маловероятно.
        Следов насилия не было обнаружено. Все вещи в сумке остались целы - в том числе кошелек с незначительной суммой денег. Нет, убийство было не случайным.
        - Эта Диана звонила сюда, когда ваша дочь пропала? - поинтересовался Балакирев.
        Родители переглянулись. Виктор с сомнением покачал головой:
        - Сдается мне, что когда она пропала, ей вообще никто не звонил. И парень тоже. Уж я бы запомнил. Когда она пропала, я стал следить за такими вещами.
        В дверь позвонили. Алла пошла открывать и вернулась с младшей дочерью. Милена взглянула на следователя, бросила в угол свой рюкзачок и удалилась на кухню. Алла извинилась - ей нужно было накормить ребенка. Балакирев встал:
        - Да и мне пора... А вы все-таки попробуйте вспомнить, с кем общалась старшая дочка. Не может быть, чтобы у нее вообще не было приятелей.
        Он попросил разрешения сделать один звонок. С трудом дозвонился до своего помощника и велел ему проверить - нет ли среди актеров студии девушки по имени Диана. Или, возможно, кто-то слышал это имя от Ольги Ватутиной. Помощник как раз собирался посетить репетицию этой студии в здании кинотеатра на Измайловском бульваре. Балакирев спросил, не приезжал ли Мулевин.
        Оказалось - не приезжал и не звонил.
        Кладя трубку, следователь никак не мог отвязаться от картинки, которая всплывала у него перед глазами. Белокурая девушка скорчилась на двуспальной кровати, покрытой сиреневым атласным покрывалом. Рядом - почти опустевший графин с водой Девушка борется с жаждой, искушением выпить всю воду. Ее терзает голод. И все-таки она не встает и не выходит из квартиры, хотя в любой момент может это сделать. Она продолжает терпеть эту пытку, тем более ужасную, что она не знает, когда все это кончится. Может быть, завтра. А может - только через несколько дней... "Если она вытерпела такое - то была способна на многое, - думал Балакирев, прощаясь с Аллой и Виктором. - Кто ее знает? Может, и нацелилась на сейф".

***
        - Шмагин Юрий Иванович, - представился помощник следователя. Ему навстречу протянулась крохотная, почти детская рука, которая на ощупь оказалась горячей и влажноватой.
        - Гульчук Ирина Сергеевна, - так же официально откликнулась маленькая горбунья и тут же сменила тон на более доверительный:
        - Знаете, я уже сама начинаю верить, что мы поставили проклятую пьесу! Вот и милиция пожаловала! Уже и по району слухи пошли, что убили одну из наших актрис... Хотя Ольга никакой роли не получала.
        Что ж... Дурные вести расходятся быстрее хороших.
        Ирина Сергеевна сообщила ему, что всего в студии занимается двадцать один человек. Это - по бумажке, то есть те, кто записан. А фактически в спектакле играют пятнадцать человек. Еще трое занимаются декорациями, костюмами и прочими техническими деталями. Это - те, у кого склонность к технике и декоративному искусству явно превосходит артистический дар. А еще трое - на подхвате - подай-принеси...
        - Я старалась каждому найти дело, хотя ребята пришли очень разные, - рассказывала она, с гордостью показывая помощнику следователя свое хозяйство - яркие тряпки, коробочки с гримом, куски декораций. Артисты понемногу сходились на репетицию. В сущности, это была не репетиция, а прогон на скорую руку - вечером ребята должны были выступать перед зрителями. Ирина Сергеевна заметила, что могла бы не мучить своих актеров - те и так назубок знают свои роли. Но...
        - Знаете, самое страшное в искусстве - это расслабиться, - таинственно заметила она. - Пусть они лучше переутомятся на лишней репетиции, чем провалят спектакль.. А, вот и наша главная свидетельница!
        К ним, все еще заметно прихрамывая, приблизилась Наташа. Помощник поздоровался с ней, как со старой знакомой, и та приветливо улыбнулась.
        - Как ваша нога? - поинтересовался Юрий.
        - Уже намного лучше! - ответила девушка. - А как у вас дела? Вы его... Не нашли еще?
        - Да нет пока. Ищем. - Помощник вспомнил о поручении, которое час назад дал по телефону Балакирев, и спросил Ирину Сергеевну, нет ли среди актрис девушки по имени Диана. Та моментально, даже не задумавшись, ответила, что девушки с таким именем у них нет. Она бы запомнила, уж она-то всех своих актеров знает наперечет.
        Наташа подтвердила ее слова:
        - Нет и не было. И даже не записывалась такая, правда, Ирина Сергеевна? Хотя я вроде недавно слышала это имя... - Она вдруг прикусила нижнюю губу и нахмурилась.
        - От Ватутиной? - оживился помощник следователя.
        - Нет, - сказала она после секундной паузы. - Точно не от нее. А может, я вообще ошибаюсь.
        Остальные актеры, с которыми ему пришлось беседовать, отвечали то же - никакой Дианы у них не было, от Ольги это имя не слышали О самой Ольге говорили сдержанно. Тем более сдержанно, что сейчас все уже знали о ее смерти. Об этом всех известила Наташа, когда приехала на спектакль после разговора с Балакиревым.
        - Так ее жалко, - сказала одна девушка, которая играла совсем мизерную роль в массовке. - Она была такая милая... Одолжила мне денег, когда я сказала, что мне негде взять...
        После подробных расспросов выяснилось, что этой девушке нечем было оплатить очередной месяц обучения на курсах парикмахеров. Она случайно упомянула об этом при Ольге, невесело пошутила, что, видно, придется полностью переквалифицироваться в актрисы. И тогда Ватутина щедро предложила свою помощь.
        - Сколько же она дала?
        - Сто долларов, - робко ответила девушка. - Это так ужасно, потому что... Тридцать долларов я еще осталась ей должна. Я все тянула, тянула, не могла отдать... А она потом совсем перестала к нам ходить... Я и сейчас не могу отдать. Это все так ужасно!
        Она не выдержала и отвернулась. Но помощник не собирался оставлять девушку в покое.
        - Когда она дала вам деньги?
        - В начале апреля, - сдавленно, сквозь набегающие слезы ответила та. - И сказала, чтобы я не волновалась, как-нибудь отдам...
        - У нее что - было много денег? Сто долларов! Она ведь нигде не работала. Вы знаете?
        Девушка подняла виноватые глаза:
        - Я знаю. Оля сказала, что ей отец подарил на восьмое марта, а она их не истратила.
        - Отец или отчим?
        - Этого она не сказала.
        Кроме этой любопытной детали, других результатов опрос актеров не дал. Никто не знал, был ли у Ольги парень или подруга, кроме тех, с которыми она сошлась в студии. Ни у кого не было ее домашнего телефона, хотя почти все актеры успели обменяться координатами.
        - Она слишком рано от нас ушла, - пояснила бойкая миловидная актриса, игравшая одну из ведущих ролей. - Понимаете, мы все... Как бы это сказать... Сплотились. И она бы просто не втиснулась в этот круг. Слишком поздно.
        Актеры занялись прогоном. Ирина следила за ними краем глаза, расположившись в первом ряду рядом со своим гостем. По просьбе помощника следователя она припомнила обстоятельства, при которых Ольга явилась в студию.
        Девушка пришла на первую встречу, как и все прочие, - по объявлению. Это объявление висело возле кинотеатра на тумбе для афиш. Многие из тех, кто тогда явился, больше никогда не приходили - поняли, что попали не на веселую дискотеку, и им стало скучно. Но Ольга исправно посещала все первые занятия. Казалось, ее всерьез интересует сцена, она с открытым ртом слушала замысел постановки, даже приобрела книгу, в которой была напечатана эта пьеса. А ведь книга была не из дешевых - стоила почти сто рублей. Не многие ребята могли себе такое позволить. И тут выяснилась еще одна любопытная деталь.
        Когда возникла необходимость, чтобы ребята прочли текст пьесы, появились некоторые затруднения. Эта пьеса в том варианте, который собирались ставить, была опубликована совсем недавно, именно в той книге, которую купила Ольга Кроме нее, книгой владела только Ирина Сергеевна. У начинающего с нуля театра каждая копейка была на счету. Чудом было уже то, что Ирине Сергеевне удалось получить в администрации округа право на льготную аренду помещения. Театру обещали поддержку из бюджета района, однако... В ближайшем будущем. А текст пьесы требовался уже сейчас - по крайней мере, в десяти экземплярах И вот на следующей репетиции Ольга всех поразила, принеся в большом пакете двенадцать ксерокопий пьесы. По тридцать листов каждая.
        - Как ни крути, а девушка заплатила за это рублей шестьсот - семьсот, - вздохнула Ирина Сергеевна. - Я ведь еще спросила - может, ее родители сделали копии у себя на работе? Она сказала, что к родителям не обращалась. И вовсе не просила, чтобы кто-то вернул ей потраченные деньги. Раздала всем ксерокопии, вся светилась от счастья, когда ее благодарили...
        - А вы все-таки не дали ей хорошую роль? - напомнил Юрий.
        Та вспыхнула - покраснела даже кожа на груди. Справившись с волнением, она с достоинством заявила, что не могла раздавать роли тем, кто богаче остальных. Не по этому признаку она выделяла ведущих актеров. Ольга не желала работать - вот что было главной причиной ее неуспеха.
        - Ас чего вы взяли, что она богаче остальных? - удивился Юрий. - Мать у нее медсестра в самой простой больнице, отец дает уроки немецкого... Обстановка небогатая, еще один ребенок...
        - Не знаю, - сухо отрезала та. - Я у нее дома не бывала, обстановки не видела. Знаю одно - она легко тратила деньги, легче остальных. Это бросалось в глаза, вот и все. Я бы даже сказала... Она выставляла это напоказ. И вот это мне в ней не нравилось. Конечно, я была благодарна ей за ксерокопии... Но боюсь, что она это сделала не совсем от чистого сердца. Есть люди, которые всеми силами рвутся в лидеры. Она была такая. Лидер - природный, хотя еще не реализованный. И по-моему, она очень страдала от того, что никак не может достичь превосходства над другими... - Она сделала паузу и вздохнула, несколько театрально:
        - Хотя о мертвых либо хорошо, либо... Не хочу наговаривать на бедную девочку.
        Маленькая женщина поднялась, поправила шарфик на груди. Она старалась держаться прямо, хотя при таком сложении это было трудновато.
        - Сейчас начнется спектакль, - сказала она. - Я вам больше не нужна? Может, желаете посмотреть, как играют ребята?
        Но Юрий отказался, отговорившись срочными делами, и она, даже не попрощавшись, пошла на сцену.

***
        Рабочий день подходил к концу, а Мулевин так и не явился с повинной, даже не позвонил. Балакирев пил кофе и обсуждал ситуацию с помощником, который только что вернулся из театра.
        - Да, деньги у девицы водились, - согласился Балакирев, выслушав отчет. - Тем более непонятно, чего это она прицепилась к нищему отцу. И мать ее удивляется... Я даже не хочу спрашивать насчет этих ста долларов. Они утверждают, что давал и дочке пятьдесят рублей в неделю.
        - А я все-таки звякну этим Богам, - предложил помощник. - Ей-богу, забавно, будто на Олимп звоню!
        До Балакирева не сразу дошел смысл шутки - он, в это время листал свой блокнот. Юрий сразу дозвонился, трубку взял Виктор. Как и предполагал Балакирев, никаких ста долларов на восьмое марта Ольге не дарили. Вопрос встревожил отчима, но объяснений он не получил.
        - Убедился? - меланхолически спросил Балакирев, когда помощник повесил трубку. - Не те люди, чтобы дарить сто баксов, да еще на такой праздник. Папаша, по-моему, прижимистый. Ну, да ладно. Уже ясно, что у девчонки был какой-то источник доходов. Не думаю, что трудовой.
        Скажем, с Мулевина она денег не брала, а с кого другого могла взять. Или в карман залезть, я уж и это допускаю...
        Почему Мулевин не звонит? Может, напомнить ему?
        Он набрал номер, но трубку никто не взял. Через шесть гудков откликнулся автоответчик" и приятный женский голос предложил оставить сообщение. Балакирев не стал этого делать и решил перезвонить позже.
        Однако и через час Мулевин не появился в своей квартире. Балакирев решил звонить ему на работу - вчера на прощанье он взял у Мулевина все паспортные данные, рабочий адрес и телефон.
        Трубку взяли, хотя и не сразу. Ответил мужчина, судя по тону - усталый и раздраженный. На просьбу позвать Валерия Львовича чуть ли не огрызнулся, резко ответив, что сам его ищет.
        - Постойте-ка, он был на работе? - Балакирев представился по форме и услышал более вежливый, растерянный ответ:
        - Нет, а что... Нет, не было его. Я ему звоню домой, никто не отвечает.
        - А где он еще может быть?
        - Да я всех обзвонил, никто не знает. Со вчерашнего дня его не видели, - уже совсем кротко ответил тот.
        Балакирев повесил трубку и с досадой бросил:
        - Сбежал! Кто же мог знать!
        - Условного срока испугался? - предположил Юрий.
        - Может, и не условного. Теперь мне что-то кажется, что срок у него будет полновесный. Слишком ловко он вчера нам мозги пудрил! Домой пригласил, душу открыл... Фуфло все это! Иначе теперь не стал бы он прятаться! А вчера ему некуда было деться - понял, что мы его и так найдем!
        - Ну и что будем делать? - Помощник заразился настроением своего начальства и тоже занервничал. - Поедем туда?
        - Попробую еще позвонить.
        На этот раз телефон Мулевина был занят. Еще одна попытка дала прежний результат - никто не брал трубку.
        Балакирев мрачнел с каждой минутой.
        - Ну и что дальше? - Юрий посмотрел на часы. - Может, рано расстроились, время-то не позднее. Еще вернется...
        Балакирев принял решение:
        - Если завтра он не позвонит - будем его доставать всерьез. А ты звони ему каждые полчаса. До поздней ночи, если, конечно, не уснешь.
        Он уже не ожидал, что Мулевин позвонит или явится завтра. Скорее всего - и это при самом благоприятном раскладе - тот уже посоветовался с каким-нибудь адвокатом и приготовился к обороне. Вряд ли он сдастся так легко. Он сломался, едва услышав про условный срок. В крайнем случае, им позвонит его адвокат...
        ...Вместо адвоката в среду утром Балакирева навестил дежурный оперативник отдела. Он бодро помахивал листочком с компьютерной распечаткой:
        - На, твой кадр объявился!
        Оказалось, что в сводке ночных происшествий фигурировал и владелец компьютерного салона Мулевин Валерий Львович. Милицию вызвали его соседи по площадке - те самые, с которыми он почти не общался. Утром, выходя из своей квартиры, соседка вдруг обратила внимание на то, что дверь напротив слегка приоткрыта. Но тогда она этим особо не впечатлилась. Однако, вернувшись домой из магазина, узрела прежнюю картину - между стальной дверью и косяком щель сантиметра два. Ее это удивило - она знала, что сосед всегда тщательно запирается.
        Позвонила в соседнюю квартиру, а не дождавшись ответа, приоткрыла дверь и заглянула. В дальнем конце холла заметила распростертое тело, кровь и не стала продолжать эксперимент - немедленно вернулась к себе в квартиру, заперлась на все замки и сразу вызвала "скорую" и милицию. "Скорая" тут же уехала обратно - помощь уже была не нужна. Мулевин успел остыть.
        - О черт, - пробормотал Балакирев, заново перечитывая сводку. - Куда его увезли?
        - Да куда его везти? В анатомичку.
        Юрий уже набирал номер анатомички. Переругавшись с лаборанткой, наконец добился, чтобы ему позвали патологоанатома, который как раз занимался телом Мулевина. Тот подошел и коротко объяснил, что только начал работать, они что - с цепи сорвались?! И так делает вне очереди, опера спозаранку подсунули ему этого бугая!
        - Ильич, слушай, я тебя только об одном прошу - скажи, как его убивали? - упрашивал Балакирев, перехватив трубку у помощника. Этого патологоанатома он знал давно, и его крутой нрав был всем известен. Если нагрубить - тебе же будет хуже.
        - Ножом в живот, - зло ответил тот. - Еще вопросы есть? Можешь приехать сам и посмотреть. Можешь даже сам вскрывать, если не терпится! - И бросил трубку.
        Глава 7
        В квартире Мулевина работала опергруппа. Балакирев подъехал на место, когда еще не закончили снимать отпечатки пальцев. Ему показали обширное пятно на бежевых плитках холла:
        - Вон там лежал.
        - Ножа нет?
        - Да нет. Ножи есть на кухне, целая выставка. Сухие, чистые.
        Балакирев прошел на кухню, убедился, что деревянный штатив с разделочными ножами в полном порядке - все ячейки заняты, ножи аккуратно расставлены. Не похоже, что убийца воспользовался одним из них. Был еще столовый нож в раковине - на тупом закругленном лезвии следы сливочного масла. Тут же - чашка с остатками кофе, две грязные тарелки. Балакирев озирался и чувствовал, что чего-то недостает. Потом сообразил - нет собаки.
        - Тут была такса. - Он вышел в гостиную, где тоже снимали отпечатки. - Не видали ее? Черная такая, маленькая.
        Синатру никто не видел. Когда прибыла группа, в квартире был только труп хозяина. Видимо, собака сбежала через приоткрытую дверь. "Вот тебе и собачья преданность", - подумал Балакирев, оглядывая уже знакомую обстановку гостиной. Он был здесь позавчера и не замечал, чтобы в комнате что-то особо изменилось. Относительный порядок. Во всяком случае, никакого погрома не было, ящики из стенки никто не выворачивал. Раскрытый журнал на столике. Балакирев подошел, взглянул. "Гео", последний номер, открытый на странице, где фигурировала жуткая фотография рыжеволосой мумии. Рядом - счет за телефонные переговоры на внушительную сумму. Вероятно, Мулевин звонил жене и детям в Чехию. Все разговоры датировались первыми числами мая.
        - Вы тут с утра? - обратился он к эксперту. - Никто сюда не звонил?
        - Звонил мужик с его работы, - сообщил тот. - С ним уже поговорили, он никак поверить не мог, даже заикаться начал. Обещал сообщить его семье. Они где-то за границей отдыхают.
        Главный сюрприз ждал следователя в спальни. Ее уже отработали, сняли отпечатки везде, где было возможно. В том числе и внутри сейфа. Это не составило никакого труда, потому что сейф был открыт. Балакирев убедился; что небольшой стальной ящик пуст. Правда, позавчера он не видел его содержимого... Но все-таки раньше там что-то содержалось - сам Мулевин это сообщил. Теперь не было ничего. Балакирев услышал, как что-то хрустнуло у него подмогой. Это были остатки растоптанной икебаны. Знакомая ему плетеная корзинка, в которой раньше находилась композиция, теперь валялась на постели.
        - Э, да это ты, Валя? - окликнул его с порога знакомый оперативник. Они поздоровались, и тот поинтересовался:
        - А ты зачем приехал? Если уж не терпится заполучить это дело - подождал бы, я тебе на блюдце поднесу, а там дознавай...
        - Что уж там подносить, - буркнул тот. - Оно и так мое, все равно мне передадут. Где его забили, по-твоему? В коридоре?
        - Кровь только там. Я уж тут говорил с соседями - они шума не слышали. Да тут стены, как в бункере, не то что в панельном доме. Там сосед чихнет - в другой квартире утираются... Одно удовольствие свидетелей опрашивать - все слышали, все знают.
        Балакирев спросил о сейфе. Оперативник рассказал, что дверца была прикрыта, но не заперта, оставалась щель.
        Открытый сейф сразу бросился в глаза, его осмотрели в первую очередь.
        - " Взламывали? - Следователь внимательно рассматривал дверцу. - Что-то не похоже...
        - Да нет, скорее всего, знали код. Или сам хозяин открыл. А что, если покажут нож - что угодно откроешь...
        А на прощанье пырнули.
        Балакирев тоскливо сунул в рот сигарету, угостил оперативника. Тот рассказал, что также обратил внимание на мощную оснастку квартиры сигнализацией. Но все было отключено. Они уже связались с охранным ведомством, которое обслуживало квартиру. Там ответили, что квартиру снял с сигнализации сам Мулевин, вчера вечером, в десять часов восемнадцать минут. Это зафиксировано.
        - А время смерти? - оживился Балакирев. - Ну, на глазок? Ты же его видел.
        - По-моему, примерно совпадает. Он уж окоченел, да и кровь подсохла.
        - Получается, сам открыл дверь?
        Балакиреву как-то не верилось, что такой осторожный человек, как Мулевин, который так надежно защищался от внешнего мира, способен открыть дверь незнакомым людям. Значит, пришел кто-то знакомый. Он бы не стал особо ломать голову над этим вопросом, если бы не Ольга Ватутина. Ему часто приходилось сталкиваться с тем, что богатых людей готовы убить самые близкие родственники. Не говоря уже о компаньонах и конкурентах по бизнесу. В этом направлении он бы и стал работать, если бы ему дали дело Мулевина. Но здесь.
        Ватутина погибла четыре дня назад - от такой же раны в живот. Она не была ни родственницей, ни компаньоном Мулевина. Более того - она уже не смогла бы сюда явиться. Значит, явился кто-то еще, возможно, тот, кто убил и Ольгу, и Мулевина. И все равно, Мулевин должен был его знать, если отпер дверь.
        Или этот человек сумел его уговорить? Привел какие-то веские причины, чтобы его впустили?
        - Я за иду к соседям. - Балакирев раздавил сигарету в изящной фарфоровой пепельнице на туалетном столике.
        Пепельница, рассчитанная на тоненькие дамские сигареты, уже была набита доверху скрюченными окурками. - Может, они все-таки видели кого-нибудь постороннего.
        Хотя дом новый, никто друг друга не знает. Беда!
        Соседи оказались дома в полном составе. Присутствовал даже глава семейства, который в это время обычно был на работе. Перепуганная жена позвонила ему и попросила приехать - она боится сидеть одна с детьми, когда в квартире напротив лежит труп. Женщина повторила Балакиреву то, что он уже знал - как она обнаружила открытую дверь, как заглянула...
        - А вчера вечером, после десяти, никого не видели? - поинтересовался Балакирев.
        - Нет, я никуда не выходила...
        Зато ее муж сумел кое-что припомнить. Он поздно вернулся с работы - работает на телевидении, они готовили новую программу. Когда он отпирал дверь подъезда, ему под ноги буквально выкатилась маленькая черная собачка.
        - Такса, я ее видел пару раз, кажется - из той самой квартиры, - сообщил он. - Соседе ней гулял.
        У него создалось впечатление, что собака ждала под дверью, и выбежала так, будто за ней черти гнались. Хозяина он не видел, но это его не удивило. Сам он поднялся в квартиру на лифте, никого не встретил и решил, что сосед спускается вслед за собакой по лестнице.
        - Во столько это было?
        - Да где-то около одиннадцати. Я точно не помню.
        - Ты пришел без пятнадцати одиннадцать, - вмешалась жена. - Я еще удивилась, что рано - ты предупреждал, что можешь вернуться за полночь.
        Никакого шума в квартире Мулевина соседи не слышали. И неудивительно - квартиры имели только одну общую стену - на кухне и в ванной. Адом был выстроен на совесть. Балакиреву не удалось ничего от них добиться.

***
        Алла не заботилась о том, кого именно звать на поминай по старшей дочери и звать ли вообще...Соблюдение внешних приличий давно перестало ее волновать. С того самого момента, как она ударила Ольгу. Это она вспоминала часто, и ей даже казалось, что ладонь до сих пор горит от удара. Алла с ужасом вспоминала, что почти возненавидела дочь, когда обнаружила ее вранье. У нее тогда даже промелькнула мысль: "Ну, теперь на Оле можно ставить крест".
        Креста на могиле еще не было, его должны были поставить только через месяц. А был свежий холмик, цветы, родственники - ее и Виктора. Друзей и подружек старшей дочери она на похороны не звала - не знала, кого звать, да и были ли у нее друзья? Она ничего теперь не знала.
        С кухни доносилась горячая волна запахов - матери Аллы и Виктора с утра поставили тесто, а теперь в безумном темпе пекли пироги с рыбой и капустой. Приглашенные собрались в большой комнате. Виктор сегодня отменил все занятия с учениками. Милена сидела рядом с отцом, вертела в пальцах сухой носовой платок и рассматривала свои пыльные туфли. Пыль была загородная, кладбищенская. Девочка не плакала, она держалась сухо и отчужденно. И как будто думала о чем-то постороннем, даже не о сестре. Так казалось Алле. Впрочем, она сама сегодня не проронила ни слезинки. Ее даже пугало это спокойствие. "Как будто не родная дочь умерла. Что же со мной творится?" Она сидела одна в "детской" комнате и смотрела на большой Ольгин портрет, который со вчерашнего дня висел над ее бывшей постелью. Теперь с кровати сняли постельное белье и подушку, прикрыли пледом. Из комнаты исчезли почти все вещи, напоминавшие об Ольге. Это сделали, чтобы не тревожить Милену. Впрочем, сама девочка об этом не просила и как будто не боялась спать одна.
        Алла знала, что нужно встать, пойти к гостям, заглянуть на кухню. Но не могла этого сделать. Она словно одеревенела, и только мысли кружились, сталкиваясь, не находя выхода. "Что я сделала не так? Где я ошиблась? Я потеряла дочь не в тот жуткий день и не сегодня... Я давно ее потеряла, если она стала мне врать..."
        Она услышала звонок в дверь и негромкие голоса.
        Сегодня все говорили тихо, даже ее мать, обычно такая громогласная. Потом Алла услышала, что ее зовут. Теперь необходимо было выйти. В конце концов, она хозяйка этого дома и обязана...
        В прихожей стоял Степан. Жалкий, какой-то прибитый, растерянный. Его никто не приглашал. О нем просто забыли. Алла взглянула ему в лицо, заметила, что он тщательно побрился. А вот рубашка старая, грязноватая. Что ж, стирать, видно, некому. Увидеть его глаза не удавалось - он их прятал, упорно глядя в пол. Рядом с ним стояла ее мать - красная от кухонного жара, в испачканном мукой переднике. Она шепотом что-то ему выговаривала.
        - Проходи, - тихо сказала Алла. - Извини, что не звали, да как-то... Да не стой, проходи в комнату.
        Он поднял глаза и посмотрел на нее. Женщина содрогнулась - она одновременно почувствовала жалость и отвращение. "Довести себя до такого! Да неужели я с ним когда-то жила?!"
        - Я не хочу видеть твоего, этого... - начал Степан довольно независимо. Бывшая теща тут же дернула его за рукав:
        - А зачем тогда пришел?!
        - Имею право! - огрызнулся он.
        Алла поморщилась. Она знала, что эти двое ненавидят друг друга, и с годами эта ненависть никуда не исчезла.
        Именно мать когда-то настояла, чтобы Алла развелась с первым мужем. Сама она в те времена не умела принимать таких смелых решений. Но теперь нужно было что-то решать - и как можно быстрее. Или Степан тут же разругается с тещей, или все-таки пойдет к гостям и начнет огрызаться на Виктора. И то, и другое ее пугало. Она почти ласково обратилась к нему:
        - Идем, я посажу тебя отдельно. Мам, пироги готовы? Отрежь кусок побольше. И водки дай.
        - О-о-о! - Та театрально завела к потолку глаза. - Сейчас он у тебя живенько нажрется и начнет бузить! Обойдется, так посидит!
        Алла увела Степана в комнату девочек. Сама сходила на кухню за угощением и откупорила одну бутылку водки наперекор яростным протестам матери. Та шипела ей вслед:
        - Ага, давай наливай ему и сама напейся за компанию!
        Господи, когда же этот хмырь подохнет?! Говорят же, что люди травятся водкой! Только этому ничего не делается!
        Войдя в "детскую" комнату, Алла плотно прикрыла за собой дверь. Поставила на письменный стол налитый до половины стакан и тарелку с куском пирога:
        - Вот, помяни ее. Или ты уже?..
        Тот покачал головой:
        - Я сегодня ни капли... И вчера тоже. И вообще, я это дело бросаю. Не могу больше. Алка, что же это - кто Же ее так?! Ты не знаешь?
        - Если бы знала... - Женщина присела на постель Милены. - У меня голова кругом идет. Ведь она вроде ни с кем подозрительным не общалась. Я еще так радовалась, ведь у других кошмарные детки... Я теперь уже и за младшую боюсь. Вот так молчит-молчит, а потом...
        Степана передернуло при упоминании о Милене. Алла знала - он до сих пор ревнует ее, хотя расстались они давным-давно, целую жизнь назад. Ревнует и к новому мужу, и к дочери от него. Она вздохнула и украдкой посмотрела на часы. Пора было садиться за стол, нужно выйти к гостям... Но ее личный гость останется один. Что же делать?
        - Ты не пойдешь туда? - Она указала на дверь. - Сейчас садимся.
        - Нет. Что я там не видел? Твоих родственничков?
        Твоего чухонца?..
        - Ну, перестань! - Она встала, оправила черную широкую юбку. - Если пришел на поминки - веди себя как следует. Ради бога - не скандаль! Мне и так тяжело.
        Если не хочешь туда - сиди здесь. Только не скандаль, я прошу тебя, ради Оли!
        - Вспомнила про Олю? - тяжело произнес он. - Поздновато, мать, поздновато. Чем трепать юбки с этим твоим эстонцем, воспитывала бы дочь как следует!
        - Я воспитывала! - крикнула Алла. - Да кто ты такой, чтобы меня упрекать? Ты-то много для нее сделал?!
        Ты меня бил, когда я была беременна, ты и ее бил маленькую! Да я только потому тебя сейчас пустила, что мне тебя жалко, дурака! Да пошел ты, если мораль явился читать!
        Наверное, она все больше повышала голос. В дверь заглянула испуганная мать, сделала знак, чтобы Алла вышла.
        Но та захлопнула перед ней дверь и повернулась к Степану:
        - И вообще, зачем ты сюда явился?! Не ешь, не пьешь, мне грубишь! Мог бы выпить у себя вобщаге! Там, наверное, и общество приятнее!
        Он оскорбленно встал и достал из-под джинсовой куртки какой-то сверток в застиранном пакете:
        - На, это тебе. Если я так мешаю, то уйду.
        - Что это? - Алла не протянула руки, чтобы взять сверток.
        - Олька у меня забыла, наверное. Я только вчера нашел. Если бы не это, я бы не пришел. Я и не хотел.
        В свертке оказался новенький и, судя по всему, дорогой проигрыватель компакт-дисков, с крохотными наушниками. Алла была уверена, что никогда не видела такой вещи у Ольги. У нее был простой кассетный плейер, даже без радио. Он сейчас перешел к Милене.
        - Это не наше, - уверенно сказала она. - У нас и дисков этих в доме нет. Не на чем их слушать.
        - Так Ольга забыла, я тебе говорю, - нервно повторял Степан.
        - С чего ты взял, что она? Может, кто-то другой?
        - Ну да, они забудут! Они еще и мое приберут, не то чтобы что оставить... Это Олька забыла. Бери, мне чужого не надо. Уж этого даже твоя мамаша про меня не скажет!
        Алла пожала плечами, еще раз внимательно осмотрела плейер. Положила его на стол:
        - Ладно, разберемся. Если не наше - я верну. Кстати, меня следователь удивил. Неужели Оля брала у тебя деньги?
        - Ну, а то? - гордо ответил он. - Четыреста рублей. Я ей подарил. Без отдачи.
        Алла поджала губы. Она не верила ему, все еще не верила. Откуда у него лишние четыреста рублей? Степан никогда и ничего не дарил дочери, только разглагольствовал, что любит ее, но все это были пустые слова. Все подарки Ольга получала от матери, а в основном - от Виктора. Родной отец ничем не помогал.
        - Она пришла в день зарплаты, - пояснил Степан, видя, что бывшая жена не очень-то ему верит. - А я для нее ничего не пожалел бы! Она попросила - я дал. Что ж я, и на это прав не имею?
        И внезапно, будто его что-то укусило, он кинулся к столу и присосался к стакану. Пил трудно, мучительно содрогаясь всем телом. Потом задумчиво закусил обжигающим пирогом, отложил его на тарелку. Глаза у него стали больше и добрее, он сразу успокоился. "Бросаю это дело, - про себя передразнила его Алла. - Слышали, знаем. Бросал каждую неделю, а потом по новой за свое. Господи, как же мне его выставить? Ведь ему этого мало будет, потребует еще, а там...
        Начнется драка. А Виктор ему врежет, он сильнее".
        - Степа, мне надо идти к гостям. - Она нажала ручку двери. - Ты еще посидишь или пойдешь?
        Он поник. Еще раз откусил от пирога, взглянул на опустевший стакан, на фотографию дочери... Алла очень боялась, что он попросит еще водки. Но этого не произошло.
        Степан ушел. Его даже никто не видел, если, конечно, не считать бывшей тещи. Алла пошла в комнату, где был накрыт стол для поминок.
        Она сразу поняла, что Виктор знает о визите ее бывшего мужа. Он был мрачен - мрачнее, чем на кладбище.
        "И этот ревнует, - подумала она, опуская ложку в тарелку с куриным бульоном. - Ведь это он настаивал, чтобы я прекратила всякое общение со Степой. И Ольгу не пускала. А я была рада - так мне надоел этот алкоголик! Морочила девчонке голову, внушала, что Виктор - ее настоящий папа...Думала, так и будет - можно все зачеркнуть, изменить... А ведь как ни поверни - Ольга пошла в своего отца. Может, потому с ней такое и случилось..." Эта мысль не впервые приходила ей в голову. Она всегда очень боялась, что наследственный алкоголизм первого мужа как-то скажется на дочери. На ее здоровье, на ее склонностях... Ничего такого она не замечала. Конечно, Оля болела, пока росла, но не больше, чем болеет обыкновенный московский ребенок. К алкоголю девочка тоже была относительно равнодушна. В доме с этим было строго - у нее просто не появлялось живого примера перед глазами...
        На Новый год родители выпивали по бокалу шампанского, дети пили колу или сок Все было безоблачно. Алла даже забыла, что у нее когда-то был другой муж. И все-таки...
        Все-таки Ольга зачем-то отправилась к отцу. За помощью?
        За советом? "Если ей нужно было достать денег - неужели она не могла попросить у нас? - мучилась Алла. - Неужели ей было легче пойти к этому чужому человеку, которого она не знала, не любила, с моей подачи презирала? Она даже отцом его не звала!"
        Перед ней возникла бутылка, в ее стопку налили водки. Она опомнилась, пригубила, взглянула на мужа. Он серьезно и сосредоточенно осушил свою рюмку, будто воду выпил. И снова взялся за бульон с пирогами. С той минуты, как Алла вошла в комнату, он ни разу на нее не посмотрел. Она наклонилась к нему и тихо проговорила:
        - Степан ушел, что ж теперь злиться? Он имел право прийти. Это была его дочь.
        - Знаю, - едва разомкнув губы, ответил муж.
        - Если ты будешь так себя вести, я не выдержу, Я закричу, я что-то сделаю!
        Он косо посмотрел на нее и заметил:
        - Что-то ты стала его защищать. С чего бы это? Разжалобил?
        Она отвернулась, нашла взглядом Милену. Девочка ничего не ела, даже ложку в руки не взяла. Сидела, уставясь в скатерть, и думала о чем-то своем. За эти дни она заметно похудела, и Алла не могла припомнить, чтобы она слышала от дочери больше десяти слов вдень. Милена и раньше была не слишком разговорчивой, но это уж слишком...
        - Если не хочешь есть, иди к себе, - ласково сказала ей Алла.
        Девочка встала и, не попрощавшись, вышла. Алла ей даже позавидовала - по крайней мере, та может лечь на постель, забыться, побыть в тишине. А ей придется еще пару часов выдерживать эту пытку. Сидеть и слушать, как все за столом превозносят покойную Ольгу, которую они почти не знали... Если она сама не знала свою дочь, что уж говорить о других родственниках! И ведь всем известно, что девушка отсутствовала непонятно где целую неделю.
        И об этом не говорится ни слова. Как будто ничего не случилось, Образ Ольги становился теперь каким-то невероятно идеальным. Чудесная была девушка, ангел! Не грубила, не курила, любила родителей, собиралась поступать в институт... Раньше Алла и сама так думала о дочери. Теперь все эти слова создавали ощущение фальши. Она не узнавала в этом светлом портрете своей дочери. И от этого ей становилось страшно - как будто она теряла даже память о ней.
        Гости не стали засиживаться и скоро разошлись. Потом, убрав со стола и вымыв посуду, молча ушла мать Виктора. Сватья ей не помогала - сидела в кресле, схватившись за сердце, и причитала, что ей не стоило даже пробовать эту проклятую водку. Виктор включил телевизор и уставился в экран.
        Алла вошла к дочери. Милена лежала на постели, отвернувшись к стене, заткнув уши наушниками плейера. Это так напоминало Ольгу, что Алла даже испугалась. Она подошла, наклонилась, осторожно погладила дочь по плечу:
        - Может, прогуляемся? Мы вдвоем, ты и я. Мне тоже тяжело, не могу я сидеть дома.
        Милена даже не стянула наушники. Алла нажала кнопку и остановила кассету. Девочка встрепенулась и сердито взглянула на мать:
        - Я никуда не пойду Я устала, спать хочу.
        - Тогда разденься и спи.
        - Я сама знаю, что мне делать!
        Так дерзко она никогда еще не говорила. И это снова напомнила матери Ольгу. Она в растерянности смотрела на дочь. Ну, как она может узнать, что таится за этим упрямым, выпуклым лбом, почему так сердиты эти голубые отцовские глаза? "Я не понимала Олю, и эту я тоже совсем не понимаю..."
        - Что-то случилось? - Она старалась сдерживаться, ей не хотелось показать, что она обижена. - Почему ты такая?
        - Я нормальная, - зло ответила та. - Ничего не случилось. Олю похоронили, а больше ничего не случилось. А вам всем наплевать!
        Женщина пошатнулась, будто на этот раз сама получила пощечину. Да, она не ошиблась - Милена смотрела на нее с ненавистью. Но, господи, почему?!
        - Как ты можешь, - прошептала Алла. - С чего ты взяла, что нам плевать?! Ты что - слепая?! Не видишь, что мы с отцом переживаем?!
        - Он ей не отец, - высказалась Милена и снова нажала кнопку.
        Алла не помнила, как она встала, как вышла из комнаты. Очнулась на темной кухне. Она сидела за столом, уронив голову на руки. Не плакала, не спала, ни о чем, кажется, не думала. На столе виднелась пачка сигарет - забыл кто-то из гостей. Там нашлись две погнутые сигареты. Алла закурила. Она машинально отметила, что табак дрянной, едкий, что из-под прикрытой двери на кухню пробивается свет. Подумала о том, ушла ли ее мать. И что сейчас делает Виктор, и сколько она тут сидит? Огонек сигареты мерцал в темноте, от дыма кружилась голова. Когда она курила в последний раз?
        Алла вспомнила. Она попросила сигарету у Михаила. Это было в тот день, когда она поссорилась с мужем и отвезла Милену к своей матери. Недавно, где-то неделю назад. А ей казалось, что это было очень давно. Следователь говорил ей, что Михаил был первым, кто опознал тело. Тогда она была слишком потрясена, чтобы удивиться. И какое ей было дело до этого журналиста! Но сейчас, вспомнив об этом, она была поражена. "Я увидела его с Ольгиным велосипедом, когда она исчезла... К нему побежала Милена, и ее пришлось оттуда забирать. Он искал Ольгу, помогал мне... А потом наткнулся на ее тело. Это что - простое совпадение? Конечно, мы живем рядом, гуляем в одном уголке парка, но раньше-то я никогда с ним не сталкивалась! Он с тех пор ни разу не звонил...Мог хотя бы выразить соболезнование, хотя...Кому они нужны, эти дурацкие соболезнования!"
        Она зажгла свет, взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Она просидела на кухне четыре с лишним часа, в каком-то тупом оцепенении, не замечая времени. Ее никто не тревожил. Мать давно ушла домой. Оказывается, Виктор предлагал ей остаться ночевать в комнате Милены, но она не согласилась. Наверное, была обижена тем, что дочь решилась ей противоречить и угостила бывшего мужа. Отвезти тещу на машине Виктор не мог - он выпил за столом три рюмки водки, как полагалось по обычаю.
        - Будем ложиться? - предложил он. - Милена уже спит.
        Алла принялась было стелить постель, но вдруг остановилась, обернулась к мужу.
        - Слушай, разве у Ольги был плейер для компакт-дисков?
        Виктор удивленно поднял белесые брови:
        - Откуда? Я не покупал.
        - И я никогда такого не видела. Она и не просила купить. А вот Степан утверждает, что Ольга забыла его у него в общаге.
        Виктор заинтересовался. Алле пришлось пойти в комнату к Милене и в темноте отыскать плейер. Он лежал на столе, на развернутом пакете. Девочка, судя по ее ровному дыханию, спала. Во всяком случае, она не шевельнулась, пока мать шарила на столе в темноте.
        Виктор осмотрел плейер и уверенно заявил, что никогда не видел его у Ольги. И добавил:
        - Этот тип давно уже все мозги пропил. Просто что-то перепутал. Погоди, еще обнаружится, что он его у кого-то украл, и нас же притянут! Ты его верни, слышишь?
        Он начал раздеваться. Алла стояла, вертя в руках красивую серебристую коробочку округлой формы, с миниатюрными наушниками. Эта вещь никак не вязалась у нее со Степаном. Украл? Исключено. Тут бывший муж был непогрешим. Он мог взять деньги в долг и не отдать. Такое случалось, она помнила по опыту совместной с ним жизни. Мог по ошибке переменить свою вещь на чужую - обычно уходя с какой-то веселой вечеринки, на которой выпил лишнего. Но украсть... И у кого он мог раздобыть эту дорогую игрушку? Невероятно! Вещь совсем новая. Не в магазине же он ее взял! Надо вернуть, Виктор прав...
        И все же она не могла выпустить из рук этот плейер.
        Да, дочь могла мечтать о такой вещи. Она любила слушать музыку. И в то же время Оля знала, что пока работает ее старый кассетный плейер - нового ей не получить. Алла как будто снова услышала голос следователя, который спрашивал: "Может, в доме появлялись какие-то вещи?
        Которых вы ей не покупали?"
        - Ты ложишься? - спросил муж. Он уже вытянулся под простыней - ночь выдалась душная.
        - Да-да, - задумчиво сказала она. - Гаси свет, я сейчас лягу.

***
        На другой день, дождавшись, когда муж запрется с очередным учеником, а Милена уйдет гулять, Алла унесла телефон на кухню и принялась звонить Балакиреву.
        Дозвонилась с трудом, долго ждала, когда он подойдет к телефону. Сбивчиво рассказала о вчерашнем визите своего первого мужа, о плейере...
        - Проигрыватель компакт-дисков? - Ей показалось, что Балакирев повысил голос, во всяком случае, она стала лучше его слышать. - Погодите-ка... А диска в нем случайно нет?
        Алла растерянно ответила, что не обратила на это внимания. Принесла плейер, открыла его. И в самом деле, обнаружила в нем готовый к прослушиванию диск - черный, как будто исцарапанный, с немецкой надписью. Уж что-то, а немецкие слова она научилась узнавать сразу, хотя сама этого языка не знала. Просто у мужа на столе постоянно валялись раскрытые книги.
        - Да, диск есть, - подтвердила она. - А откуда вы это знаете?.
        - А какая группа? - Теперь Балакирев почти кричал. - Что там написано, можете прочитать?
        - По-немецки, - сообщила она. - Сейчас... Рам...
        - Раммштайн?
        У Аллы вдруг задрожали руки. Она и сама не могла понять почему. Может, потому, что Балакирев снова угадал? А может, это его голос так напугал ее? Он кричал в трубку:
        - Раньше видели этот плейер? Может, диск видели?
        - Никогда, - она невольно тоже перешла на крик. - У нее ничего такого не было!
        - Значит, муж принес? Сам отдал, сказал, что дочка забыла? - будто не веря ее словам, переспрашивал Балакирев. Получив подтверждение, заявил:
        - Вы этот плейер никому не отдавайте, я его сегодня заберу! Или сам приеду, или пришлю кого-нибудь! Особенно мужу не давайте!
        - Которому? - чуть не плача, переспросила она.
        - Да первому вашему, кому же еще!
        И Балакирев, не простившись, повесил трубку. Только тут Алла заметила, что Виктор стоит рядом.
        - Ты это на кого кричишь? - удивленно спросил он. - Тебе-то какое дело до Раммштайна?
        - А что это? - замороченно спросила она.
        - Натовская база на территории Германии. Ты что же - политикой увлеклась? - Тут он обратил внимание на диск - тот и в самом деле бросался в глаза. Заинтересованно вынул его из плейера, рассмотрел.
        - Интересно бы послушать, - сказал он. - Так Раммштайн - это группа... Понял.
        - Не трогай! - неожиданно взвизгнула Алла. У нее наконец сдали нервы. - Дай сюда!
        А так как муж растерялся и диск не отдавал, она буквально выдернула его у него из рук и захлопнула крышку плейера. Объяснить она ничего не могла. Во-первых, у нее дрожали губы. Во-вторых, у нее было ощущение, что она совершила что-то ужасное. Но что это было и почему на нее кричал Балакирев - она не знала. Ей просто было страшно.
        Через час с небольшим явился молодой человек, показал удостоверение и забрал у нее плейер с компакт-диском. Виктор снова потребовал объяснений.
        - Да отстань ты от меня! - закричала она. - Сама ничего не знаю!
        Она схватила сумку и выбежала из квартиры, отговорившись тем, что ей нужно в магазин. Однако прежде чем отправиться за покупками, Алла долго сидела во дворе на лавочке. Она вспоминала вчерашний визит Степана. Его испитое, темное лицо, затравленный и в то же время злобный взгляд.

***
        В общежитии Ватутина не оказалось. Во всяком случае, вахтер утверждал, что тот с утра куда-то ушел и обратно мимо вахты не проходил.
        - Хотя, может, залез через черный ход, - задумчиво предположил вахтер. - Уже бывало такое. Если опять гвозди выдернули...
        Гвозди действительно кто-то выдернул. То есть они были на месте, но их расшатали, и теперь они не соприкасались с косяком, в который были вколочены. С первого взгляда казалось, что дверь запасного выхода по-прежнему заколочена. На самом деле она открывалась без всякого труда. Следователь сам в этом убедился. Он прошел на лестницу, попробовал открыть наружную дощатую дверь. Она тоже открылась сравнительно легко, хотя с внешней стороны была завалена строительным мусором. Но было видно, что недавно ее открывали - на цементе виднелись следы.
        Юрий в это время отпирал комнату Ватутина. Как и в первый раз, им выдали ключ на вахте. Хозяина в комнате не оказалось. Расспросили на кухне - но и там его давно не видели.
        - Давно - это как понять? - спросил Юрий.
        - Со вчерашнего дня, - объяснила худая смуглая женщина. Она явно побаивалась представителей закона, хотя занималась совершенно мирным делом - кипятила в кастрюльке детские бутылочки для искусственного кормления.
        Комнату Ватутина тщательно осмотрели. Осмотр дал прежние результаты - то есть никаких. Имущества не прибавилось и не убавилось. Балакирев почти наперечет помнил каждую вещь, которую видел здесь во время прошлого посещения. Вещей было не так уж много. Только на расшатанном столе на этот раз красовались остатки вчерашнего пиршества - несколько бутылок из-под дешевой водки, куски хлеба, мятый сизый огурец на тарелке, залитой рассолом. Но один предмет привлек внимание Балакирева. Он не помнил, чтобы раньше его видел. Это был нож с выкидным лезвием. Широкое, прекрасно заточенное лезвие выскакивало после нажатия кнопки. Массивная, удобная для ладони рукоятка ножа была щедро украшена инкрустацией. Лезвие совершенно чистое. Этим ножом во время пиршества ничего не резали. И все-таки он лежал на столе, сразу бросаясь в глаза.
        Балакирев все еще рассматривал нож, когда в комнату ворвался Ватутин. Увидев гостей, он замер на пороге.
        - Что ж вы? Проходите, - пригласил его Балакирев.
        Хозяин робко вошел, вгляделся в его лицо. Узнал и еще больше присмирел.
        - А я вчера дочку хоронил, - как-то виновато произнес он. - Вот... Поминали. Друзья пришли., Он беспокойно шарил взглядом по комнате, будто оценивая, какое она производит впечатление на гостей. Балакирев обратил внимание, что фотография Ольги исчезла со стены. Теперь она стояла на подоконнике, а передней - стопка с какой-то прозрачной жидкостью, накрытая куском хлеба.
        - Я ей водочки поставил, - пояснил Ватутин, поняв, куда тот смотрит. - По обычаю. Этот чухонец разве сделает? Он и Алку по-своему воспитал, совсем заморозил бабу.
        Прямо треска какая-то, а не женщина. Да вы садитесь...
        Хозяин суетливо прибрал одну из кроватей, и Балакирев уселся. Он достал из кейса целлофановый прозрачный пакет, в котором Юрий привез плейер. Издали показал пакет Степану:
        - Узнаете?
        Тот переменился в лице.
        - Ну так что? Узнаете или нет? - настаивал Балакирев.
        - Это Алка на меня накатила? - догадался тот. - Ну, за что? Я вас спрашиваю - за что? Я вещь вернул, а она сразу в милицию! Я же ее не крал! Да она и сама-то от нее отказалась! Говорила - не видела, не было у Ольги такой!
        - Ау вас этот плейер откуда? - Балакирев положил пакет на стол рядом с ножом.
        - Я же сказал - Ольга забыла.
        - Вы это точно знаете?
        - А кто же? Я помню, у нее из ушей торчали эти...
        Наушники.
        - Именно эти?
        Ватутин досадливо отмахнулся:
        - Ну а какие же? Что вы меня пытаете? Я же вернул, так что ж теперь - дело будете заводить?!
        Балакирев рассматривал его дергающееся лицо. Тот занервничал еще больше и с вызовом заявил:
        - Лучше бы вы того гада искали, который ее убил, чем по пустякам мотаться. Я же говорю вам русским языком - Олечка забыла эту штуку. Она, кому еще? Ко мне же только друзья приходят, а у них таких вещей не водится.
        - И когда она его оставила?
        - Да вот, когда деньги заняла. Больше-то не являлась.
        - То есть пятого мая? - уточнил Балакирев. - Вы уверены? Вы его когда нашли? Где?
        Ватутин, напрягаясь, мучительно вспоминал. Оказалось, что он обнаружил плейер в стенном шкафу, в глубине одной из полок. Там он лежал, за какой-то тряпкой. Найдя эту вещь, Ватутин долго удивлялся и прикидывал - откуда она у него? Что не покупал - точно помнил. Зачем ему это? У него есть радио, то есть было радио... На этом месте он вдруг засмущался и быстро перескочил на другую тему. Когда нашел? Да позавчера. Вечером что-то искал в шкафу и нашел. А вчера пошел к жене. Как раз вчера и хоронили Ольгу. Без него, его никто не звал...
        - Вынесли мне гнилой кусок, как собаке, - зло проговорил он. - Даже за стол не посадили. Будто не отец пришел, а побирушка.
        - Значит, плейер лежал у вас почти двадцать дней? - Балакирев переглянулся с Юрием. Тот слушал напряженно, не вмешиваясь. Ему не хуже Балакирева было известно, когда именно и от кого Ольга получила этот плейер и диск. В чем, в чем, а в этой детали Мулевину можно было безусловно верить. Она была слишком незначительна, чтобы ее специально придумать. Когда Мулевин исповедовался, на его упоминание о плейере и диске почти не обратили внимания. Конечно, это было записано, но в расчет как-то не бралось. И только сегодня, когда позвонила Алла, Балакирев вспомнил об этом подарке. А во время разговора с Мулевиным даже не удосужился спросить, забрала ли Ольга у него свой подарок.
        - Раз вы говорите двадцать, пусть будет двадцать, - покладисто согласился Ватутин. Он явно не понимал, чего от него добиваются, или только делал вид, что не понимает. Виду него был оскорбленно-простодушный.
        - Меня удивляет - как его у вас не украли? - вступил помощник. - Комната-то, считай, не запирается.
        Ногой можно выбить.
        - Да что у меня брать? - рассмеялся тот. - Все знают, что нечего, кто ко мне полезет! А вообще; правда, спокойно могли спереть. У нас тут проходной двор. У меня вон тут рядом вообще дверь на улицу. Заходи кто хочет.
        - Так она вроде заколачивается? Ватутин торжествующе усмехнулся. Ему явно доставляло удовольствие объяснить ситуацию неразумным гостям:
        - Да тут у нас пол-общаги вьетнамцев и прочих черных. И половина живет без всякой там регистрации. Усекли? Вахтер их не пустит, это же ясно. А пустит - сдерет хуже, чем в гостинице. Вот они и вытаскивают эти гвозди - чтобы земляков с другого хода запустить. А там - кто их в коридоре разберет - они же все одинаковые! Я среди них живу и то немногих отличаю. Между прочим, я эту дверь и забиваю. Слежу, чтобы ее не курочили, да все равно успевают.
        "Сам, наверное, и гвозди для них вытаскиваешь, - подумал Балакирев, слушая его горделивые объяснения. - Много ли тебе надо? Бутылка - и перестал замечать, что дверь открыта. Ты же за бутылку что угодно сотворишь".
        Ватутин тем временем сделал слабую попытку прибраться на столе. Прежде всего он переставил под стол пустые бутылки - они его смущали. Отодвинул на угол тарелку с огурцом. Потом его внимание привлек нож. Он взял его, осмотрел и хмыкнул:
        - Вот, тоже оставили. Припрячу, ведь сопрут, вы верно говорите.
        - Так он не ваш? - удивился Балакирев.
        Ватутин подтвердил его сомнения, твердо заявив - раньше у него этого ножа не было. Видит его впервые.
        - У меня вчера тут поминки были по дочке, - повторил он. - Наверное, кто-то забыл. А мне чужого не надо. Я всегда возвращаю, так что напрасно на меня Алка наговорила. Ну и стервозная же она стала! С кем поведешься...
        Он встал было, чтобы отнести нож в более надежное место, - в стенной шкаф, - но Балакирев попросил, отдать ему этот предмет. Ватутин поколебался, но все-таки отдал, повторив:
        - Первый раз вижу. А вдруг с меня спросят?
        Балакирев нашел в кейсе чистый пакет и опустил туда нож. Ватутин с беспокойством наблюдал за его действиями. Наконец не выдержал:
        - Слушайте, вы чего-то темните! Зачем вы пришли, а? Говорите уж прямо! Я же вижу - вы чего-то кругами ходите!
        - Прямо так прямо, - согласился Балакирев. - Значит, будете утверждать, что плейер оставила Ольга, пятого мая?
        Тот кивнул.
        - Пятого мая этого плейера у нее еще не было, - раздельно произнес Балакирев.
        Ватутин нахмурился, пожевал нижнюю губу и ничего не сказал. Он явно был в замешательстве и не понимал, что от него требуется.
        - Вы понимаете, что я вам говорю? - Балакирев повысил голос.
        - Ну... - выдавил тот. - К чему вы это?
        - Вы когда ее видели в последний раз?
        - Кого? Ольгу-то? Сами же говорите - пятого. Как раз получка...
        - И после - ни разу?
        - Да когда же... Ни разу.
        - Что делали в последние выходные - вспомнить можете?
        - Работал, - мрачно ответил Ватутин. - У меня выходных нет. Тут все прогнило, то и дело где-то рванет, а я чини.
        - В ночь с субботы на воскресенье тоже трубы чинили?
        - Это вы к чему? - непонимающе переспросил тот. - В ночь? Да нет, аварии не было.
        - Где же вы были? Здесь? Или, может, выходили куда?
        - Я по ночам не шляюсь, - с достоинством ответил Ватутин.
        - Может, все-таки вышли прогуляться? Или к вам кто зашел?
        Тот окончательно запаниковал:
        - Говорите прямо, что вам нужно-то? Или я вообще отвечать не буду!
        - Я вас прямо и спрашиваю. Меня интересует ночь с субботы на воскресенье. Ночь двадцать третьего числа. Вы этой ночью с дочерью не виделись?
        Ватутин наконец понял. Его припухшие глаза вдруг расширились, он выпустил вилку, которую во время разговора вертел и мял в огромных темных руках. Мягкий серый алюминий был основательно погнут.
        - Это когда ее убили?! - Он сглотнул и с трудом выговорил:
        - Да вы чего? Вы что ко мне сюда пришли?!
        Вы к чему все это?!
        - Не виделись? - настойчиво повторил следователь. - Откуда же у вас этот плейер? Он оказался у вашей дочери после пятого мая. Я вам даже точно скажу когда. Двадцатого числа. Если вы не виделись после пятого - как он к вам попал? Может, объясните?
        Ватутин окончательно лишился дара речи. Он сидел, тупо глядя на следователя, без тени мысли во взгляде.
        Потом, будто решившись на что-то важное, встал, подошел к окну, снял кусок хлеба с поминальной рюмки и залпом ее осушил. Застыл с изумленным выражением лица, понюхал опустевшую рюмку... И процедил:
        - Гады. Воды налили! Кто же водку-то выпил?! Я ведь вычислю, пусть даже не надеются! Это же надо совесть последнюю пропить - обидеть девчонку! Поминали ведь ее, гады! За мой счет выпивали, так хорошо посидели, и на тебе!
        - Вы бы лучше о другом подумали, - бросил ему Балакирев. - В камере водки не будет. Откуда плейер?
        - Да в шкафу лежал! - с отчаянием воскликнул тот. - Клянусь - в шкафу!
        - Кто же его туда положил?
        - А я знаю? Олька, наверное!
        - Ну, все, я вас понял. - Балакирев встал и уложил в кейс пакет с плейером. Туда же спрятал нож. Ватутин затравленно следил за ним, теребя в руках фотографию дочери и кусок хлеба. Хлеб крошился у него в пальцах, крошки падали на пол.
        - Поедете с нами, - заявил следователь, застегнув кейс.
        - По какому праву? - слабо воспротивился тот, но его оборвали:
        - За права еще успеете побороться. До выяснения обстоятельств я вас задерживаю. Может, вспомните, наконец, как у вас очутился плейер. Идемте.
        Когда Ватутина вели по коридору, вслед процессии изо всех дверей высовывались головы. Неведомыми путями по общаге распространился слух - сантехника арестовали по уголовному делу. Крохотный мальчишка, ехавший навстречу по коридору на бренчащем велосипеде, испуганно шарахнулся в сторону. Его тут же утащила в комнату женщина в растерзанном халате. Ватутин шепотом просил не позорить его и вывести через запасной выход - все равно там гвозди повыдергивали. Но его никто не слушал.
        ...Вечером сделали еще одну попытку с ним поговорить. С прежним результатом - тот с пеной возле губ клялся, что плейер у него забыла дочь, что раньше он его в глаза не видел и что после пятого мая с Ольгой не виделся. Что он делал в воскресенье на рассвете, когда погибла Ольга, Ватутин вспомнить не мог. Отвечал неуверенно, но лаконично: "Спал, наверное". Балакирев задал ему еще один вопрос - чем он занимался вечером двадцать пятого числа? Тот развел руками:
        - Ну, я вам скажу! Если вас спросить - вы ответите?! Вот и я не могу!
        Балакирев отдал нож, найденный у Ватутина, на экспертизу. Эксперты были перегружены работой и быстро сделать не обещали. Одно ему сказали точно - судя по форме лезвия и виду полученной раны, Ольга могла быть убита именно этим ножом. Также, как и Мулевин. Характер полученных ранений у обоих был один и тот же. Манера нанесения удара - одна, тут сомнений не было.
        - Попробуем почистить нож, может, найдем следы крови, - пообещали Балакиреву. - Но скоро не жди. Не раньше чем через два дня.
        Когда Ватутина спросили, откуда у него взялся нож, этот человек, одновременно замкнутый и задиристый, неожиданно разрыдался. Он уронил голову на стопку бумаг на столе Балакирева и жалобно, по-бабьи подвывая, просил его отпустить. Никого он не трогал - вот вам крест!
        Его увели.
        Глава 8
        Михаил сдержал слово - он добился, чтобы в газете была опубликована не маленькая информация о спектакле "Пионовый фонарь", а развернутая статья. На другой день после выхода газеты ему позвонила Ирина - она уже Прочла статью. Звонок его разбудил - режиссерша оказалась ранней пташкой и, видимо, считала, что если она не спит в десять утра, то и другие не должны.
        - Представьте, я сегодня достаю из ящика вашу газету, разворачиваю, а там!.. - Судя по голосу - восторженному, какому-то искрящемуся - она была на вершине блаженства. - Я уже обзвонила всех ребят, чтобы достали газеты из ящиков. А сама - каюсь - ограбила своих соседей. У всех эту газету повытаскивала.
        - И зря, - сонно ответил он. - Я бы вам привез сколько нужно.
        - В самом деле? - ахнула она. - Ну, это уж выше моего понимания... Мы же вам ни копейки не платили за статью! Неужели еще есть на свете рыцари? А кстати, имя у вас вполне рыцарское! Михаил, Георгий... Это все из одного ряда.
        Михаилу показалось, что ее восторги несколько чрезмерны. "Хотя дама богемная, удивляться нечему". Он поинтересовался, как идут дела театра.
        - А вы приезжайте и сами увидите! - даже как-то кокетливо пригласила она. - Тем более теперь вы для нас свой человек.
        "Может, рассчитывает еще на одну статью?" - удивился Михаил. Раньше он что-то не наблюдал к себе такой любви. Он уже собрался вежливо отказаться от приглашения, сославшись на недостаток времени, когда Ирина удивила его Он даже подумал, что ослышался спросонья.
        - А ваша протеже весьма, весьма способная девочка, - музыкально пропела женщина. Сегодня она не могла говорить будничным голосом - каждая фраза звучала, как веселая песенка.
        - Моя... Кто? - переспросил он.
        - Ну, эта девочка, Милена, сестричка Олечки. Хотя возраст и не наш, у меня все ребятки постарше, но знаете - она пришлась ко двору. Я дала ей маленькую рольку в эпизоде, и она так старается... Сперва я не хотела ее брать, а потом пожалела. Все-таки сестра у нее умерла, учебный год кончился, девочке тоскливо . Не дай бог - займется чем-нибудь не тем, а у меня и так пятно на душе - Олечка... Я ведь, знаете, часто о ней вспоминаю Ну, конечно, и ваша рекомендация меня подкупила! - Ирина выдержала маленькую кокетливую паузу и добавила:
        - Я подумала - не станете же вы рекомендовать какую-нибудь бездарь! Все-таки понимаете толк в театре!
        К этому моменту он уже собрался с мыслями и кое-что для себя уяснил. Милена, стало быть, опять прикрылась им, чтобы попасть в театр. На этот раз удостоверения журналиста не понадобилось, хватило его имени. В конце концов, он писал статью о театре... "Это могли понять как шантаж с моей стороны, - с досадой подумал он. - Мол, я вам - статью, а вы примите к себе мою знакомую девочку... Ну и бойкая же девчонка! Ну и сорвиголова! И хоть бы со мной посоветовалась!"
        - Сегодня у нас большой спектакль, аудитория будет двухтысячная - продолжала заливаться Ирина. - Играем в гуманитарном лицее, в честь окончания учебного года. Публика придет не такая дикая, как у нас водится, так что шуметь не будут, сможете получить наслаждение от пьесы... Что? Не можете? В самом деле не можете или просто не хотите?
        Она заманчиво пообещала, что после спектакля будет большой фуршет. Угощение устраивает директриса этого лицея - ее лучшая институтская подруга. Все будет весело, легко, по-студенчески Приглашенные расположатся прямо на сцене, когда зрители покинут зал. Так что пусть его не пугает, что дело будет происходить в школе. Никакой казенщины они не допустят! И конечно, он, Михаил, приглашен в качестве почетного гостя.
        - Я постараюсь прийти, - нетерпеливо перебил ее Михаил. - Сделаю все возможное. Только скажите время и адрес. Кстати... Милена там будет?
        - Конечно. - В ее голосе послышалась улыбка. - Все-таки вы благородный человек. Позаботились о девочке. Она ведь вам даже не родственница? Ну, я буду ждать!
        Пропуск оставлю у охраны!
        Михаил повесил трубку и решил, что умнее всего будет снова уснуть. Иначе весь день пропал - голова была мутная, ясный солнечный день за окном вызывал только раздражение.
        Вчера он вернулся поздно - был у друга на даче, тот демонстрировал гостям недавно выстроенный дом. Демонстрация дома плавно перетекла в застолье. Потом подоспел шашлык. Потом все, кто был за рулем, решили расслабиться и остаться на даче ночевать, и взяли такой реванш, что не осталось ни одного трезвого. Когда до Михаила дошло, что в Москву его никто не повезет, он тоже с горя выпил больше, чем обычно себе позволял. Его злодейски искусали комары, исцарапала беременная и поэтому нервная хозяйская кошка. А он всего-навсего хотел ее погладить! Ему страшно хотелось домой. Он вообще не любил ночевать в гостях, ему все казалось не таким, как надо, - и подушка, и кровать, и какие-то шорохи в темноте... И как правило - ни бритвы, ни зубной щетки при себе не оказывалось.
        Пользоваться чужими было противно.
        И потому уже часа в четыре утра Михаил отыскал самого трезвого из приятелей и убедил его вернуться в Москву.
        - А чтобы тебе не будить семейство - поедем ко мне, - разворачивал он замечательный план. - Я тебе выделю отдельную комнату, выспишься, как человек. Тут ведь даже мебели нет - одна стружка! А утром они купят в поселке водки и опять загудят! Сам подумай, Шурик, тебе ведь на работу!
        Приятель поддался уговорам, и они уехали, ни с кем не попрощавшись. Иначе бы их просто не отпустили. Теперь Шурик спал в соседней комнате. Михаил с завистью слушал его оптимистический, густой храп. Разбудишь такого! Такой сам кого хочешь разбудит!
        Вскоре Михаил понял, что уснуть уже не удастся. День вступил в свои права, он раздражал слух, зрение, нервы. По улице один за другим прогромыхали два тяжелых грузовика. Явно ехали на Измайловскую ярмарку. Потом под самыми окнами заорали мальчишки, послышались частые удары мяча, долго и хрипло лаяла собака. Михаил чертыхнулся и решил вставать. Принял душ, сварил себе кофе, включил компьютер и, до того как приятель проснулся, успел немного поработать. Потом они вместе позавтракали на его знаменитом балконе, устроившись вокруг перевернутого деревянного ящика. Обычно в конце мая весь балкон был уставлен горшками и лотками с рассадой, но теперь он был пуст.
        Цветами обычно занимались жена и дочь. В этом году - на каком-то другом балконе, наверное.
        Последнее Время Михаил избегал встречаться с друзьями. Он боялся, что начнут говорить о его жене и дочери. Первое время отбою не было от советчиков. Все предлагали универсальные способы образумить Любу. Ссылались на личный опыт или на опыт каких-то несуществующих знакомых.
        Всю эту чепуху нужно было выслушивать и делать над собой страшные усилия, чтобы сохранить равнодушный, "мужественный" вид. Он тогда завидовал женщинам. Когда их бросает муж, они кидаются к мамам, подружкам, плачут, справедливо обвиняют негодяя, а также несправедливо клевещут на него, требуют утешений и, как правило, получают их. Им становится легче. А что делать ему? Плакать как-то неловко, да и не плачется. Рассказывать, как его обидели? К чему? И так все знают. И он делал вид, что на развод ему наплевать, что он чуть ли не сам был его инициатором.
        Шурик проявил относительную деликатность. Только под конец трапезы, приканчивая яичницу, он бегло спросил:
        - С дочкой видишься?
        - Виделся как-то раз, - туманно ответил Михаил.
        И, в общем, это соответствовало действительности. Конечно, он не стал рассказывать, что после того столкновения с Дашкой в лицее ему позвонила Люба. От ее металлического голоса до сих пор звенело в ушах. А может, не от голоса, а от ледяных, официальных фраз. Она выдала их одну за другой, как будто диктовала срочную деловую телеграмму. А может, даже записала их заранее на бумажку, чтобы не сбиться. Он знал - жена иногда так делала, если телефонный разговор был особенно важным. Люба сказала, что это верх непорядочности - подстерегать ребенка в школе. И она теперь очень жалеет, что сказала Михаилу, куда переводит Дашу. И что, если такая сцена повторится - Даша на следующий год пойдет в другое учебное заведение. Конечно, это неудобно для девочки, но раз Михаил совсем о ней не думает, ему должно быть все равно! А в заключение она добавила, что Михаил ничего таким путем не добьется. Ребенок целиком на ее стороне.
        Даша ее поняла и одобрила.
        Когда Люба положила трубку, у него возникло ощущение, что ему звонил какой-то робот. Он пытался перебить жену, но та будто не слышала - шпарила по рельсам, ничего не замечая на своем пути. Произошло то же самое, как и в тот раз, когда Люба объявила, что уходит.
        Ее не волновала реакция мужа. Ей было важно все сказать и не дать себя остановить. Она как будто очень боялась этой остановки. "Может, потому, что сама ни в чем не уверена", - думал Михаил, кладя трубку. Во рту появилась странная сухая горечь. Вкус обиды. "Она будто боится, что я ее уговорю. Она не знает, что творит. И я уверен - чувствует, что не права. Иначе - почему она боится меня слушать? Зачем оскорбляет?"
        Конечно, этого он не мог рассказать жизнерадостному, суетливому Шурику. Тот ничего бы не понял. Он продолжал интересоваться деталями:
        - А, так начали встречаться? Ну и как Даша к тебе относится? Моя-то от первого брака знать меня не желает. И почему, интересно? Алименты я платил, подарки делал, ее матушка замуж опять выскочила и вроде на меня не злится...Я уж и так к ней подходил, и этак... Потом плюнул. - Шурик взялся за кофе и с цыганской беспечностью добавил:
        - Легче других нарожать.
        - Тебе сегодня нужно на работу? Я, например, и в пятницу пашу. - Михаил собрал тарелки и унес их на кухню. Говорить о дочери не хотелось. Он прекрасно знал, что Шурик успешно нарожал еще двух детей, что со второй женой живет душа в душу. И скорее всего, его даже упрекать сегодня не будут, хотя он и задержался на гулянке на всю ночь.
        При упоминании о работе Шурик засуетился, побежал бриться, потом звонил жене. Из дома они вышли вместе, и приятель подбросил Михаила до редакции.
        Прошло пять дней с того воскресенья, когда он раздвинул ветки в рощице и увидел мертвую Ольгу. Каждый день Михаил думал о том, что нужно позвонить ее матери.
        Сказать хотя бы несколько слов. Выразить соболезнование. Но не мог заставить себя поднять трубку. Ему все казалось, что этот звонок никому не нужен. А то и хуже - что Алла не захочет с ним говорить. Хотя - в чем он виноват? Да, первый опознал ее дочь, но ведь он просто гулял по своему обычному маршруту! Он даже не отклонялся в сторону, все произошло случайно...
        Михаил думал, что его вызовут по делу об убийстве. В конце концов, он принимал участие в поисках девушки, может многое рассказать Его не вызывали. Сперва он нервничал по этому поводу, потому начал пожимать плечами: "Что ж, обойдутся, видно, без меня". Вчера почти об этом не думал. Но утренний разговор с Ириной снова вернул его тревоги. Его почти напугало ее сообщение.
        "Родителям-то каково! - думал он, едва прислушиваясь к разговорам редакторш. - Младшая дочка записалась в тот же самый театр, куда ходила старшая! Я бы на их месте ее туда не пустил. Что-то здесь нехорошее. Понятно, что многое ей достанется по наследству от Ольги, но при чем здесь театр? Она вовсе не интересовалась театром! Что с ней происходит, черт возьми?"

***
        Милена действительно появилась на сцене - правда, Михаил с трудом ее узнал. Лицо намазано белилами, глаза, брови и губы подведены черным и красным гримом, светлые волосы скрыл парик. Слов у нее не было - она играла горожанку из толпы, которая разгуливает по сцене во время праздника поминовения усопших. Ее роль состояла в том, что она молча покупала "фонарик встречи", который нужно зажигать в эту ночь, чтобы приманить в дом души умерших родственников и друзей. Михаил заметил девочку не потому, что она была меньше ростом, чем другие актеры. Здесь были ребята и пониже ее, Милена выросла крупной для своих четырнадцати лет. Ему бросилась в глаза скованность движений этой бедно одетой горожанки в синем кимоно, и, присмотревшись, он узнал светлые, уж совсем не японские глаза Милены.
        "Да уж, Ирина занялась благотворительностью, - думал он, глядя, как Милена неровной семенящей походкой уходит за кулисы. - Как это она решилась? Сегодня шестое представление, а она вводит новую актрису! Милена выделяется среди них, она же ничего не умеет. И хотя семенит - все равно ходит, как московская барышня, не говоря об остальном. Да, великая вещь - благодарность! Если бы девчонка не сослалась на меня - ее бы не взяли!"
        На поклоны Милена не вышла, а если и мелькнула на сцене, то где-то в задних рядах массовки. Задернули бархатный синий занавес, и вскоре зал почти опустел. Через несколько минут из-за него показалась Ирина. Она близоруко сощурилась, оглядывая пустые кресла, увидела Михаила и махнула ему рукой:
        - Как хорошо, что вы пришли! Идите к нам, уже все готово!
        Актеры и в самом деле устроились прямо на полу. Синий плотный занавес отгораживал их от пустого зала, создавал ощущение замкнутости, какого-то странного уюта.
        На немногочисленных стульях стояли подносы с бутербродами и пирожными. В углу блестел электрический самовар. Парни откупоривали шампанское, считали пластиковые стаканы. Девушки занимались чаем.
        Михаила познакомили с директрисой лицея. Она оказалась на удивление молодой - Михаил не дал бы ей больше тридцати лет. А может, положение спасал умело наложенный макияж. Веселая, подтянутая, благоухаюшая дорогими духами - она, скорее, походила на удачливую бизнес-леди. Директрису звали Татьяна, отчество она не назвала. Как видно, считала, что оно ее старит. Кокетливо играя глазами, дама пожала руку гостю:
        - Уже читала вашу статью. Я считаю, что Иринка делает святое дело! Это энтузиастка, такие только в революцию были! Из ничего, своими силами создать такую сказку! А ребята какие замечательные! Я просто завидую! Мои гуманитарные оболтусы по сравнению с ними - олигофрены!
        Ирина похлопала себя по щекам:
        - Не смущай, я и так вся красная.
        Она убежала за кулисы, а Татьяна, чуть понизив голос, доверительно сообщила Михаилу:
        - Честно говоря, мне впервые понравилось то, что она сделала. Я ведь всегда этим интересовалась, мы давно дружим. И, между нами, - раньше была просто чепуха на постном масле! Она ведь лет десять занимается самодеятельностью, я уж намекала, - может, бросишь? Ни в какую! Это, мол, ее призвание! Но в этот раз - удача! Вы ведь согласны?
        - Замечательный спектакль, - согласился Михаил, шаря взглядом среди артистов. Милены не было. Он хотел поискать девочку, но директриса не отпускала его. Она, как видно, считала своим долгом занять гостя приятной болтовней. При этом Татьяна не забывала слегка сплетничать о лучшей подруге:
        - Конечно, личной жизни у нее никакой, Иринка всю душу театру отдает... И поверите - ведь не ради денег! У нее очень состоятельные родители. Правда, отец сейчас умер, но был знаете кем? - Она значительно завела глаза к софитам. - Большой человек в Мосэнерго. И мама там же подвизалась, не на последней должности. Они бы ее спокойно в МГИМО пристроили, но она сама выбрала педагогический. Опять призвание - и делай с ней, что хочешь! Иринка у нас была первая богачка на курсе - машина, своя кооперативная квартира... Да и сейчас не бедствует, будьте уверены. Только афишировать этого не хочет. А театр - чистая благотворительность!
        Она заговорщицки улыбнулась Михаилу:
        - Как вы думаете - дали бы ей бесплатное помещение для театра без взятки и связей? Верьте в это, если хотите, а я не поверю! Но человек она душевный, милый... - И внезапно закончила:
        - Жалко ее ужасно.
        В этот миг Михаил увидел девочку. Она сидела в полутемном углу и, глядя в зеркальце, тщательно стирала грим.
        На ней все еще был синий халатик-кимоно. Многослойный яркий ситцевый пояс она сняла и положила рядом.
        Михаил извинился перед директрисой и подошел к Милене. Та заметила его, только когда он склонился над ней:
        - Ну, привет, Чио-Чио-Сан!
        Девочка с перепугу выронила комок ваты, которой стирала грим, и закрыла рукой лицо - все в цветных полосах. Михаил удивился:
        - Что ты так пугаешься? Я тебя ругать не буду. - И тихо добавил:
        - Хотя, честно говоря, ругать надо. Это я, значит, рекомендовал тебя Ирине Сергеевне?
        - Вы ей не говорите, - быстро попросила Милена. - Пожалуйста, не говорите.
        - Ну, не буду, - пообещал он и присел рядом на кучу тряпья. - Как поживаешь?
        - Неважно, - не глядя больше в его сторону, ответила Милена. Она опять принялась стирать грим. Это взрослое занятие как будто прибавило ей несколько лет.
        Она говорила отрывисто и тоже как-то не по годам желчно:
        - Олю позавчера хоронили. Дома такая тоска. Почему я должна там сидеть?
        Михаил успокоил ее, сказав, что, безусловно, она может делать что угодно. Но все же попросил рассказать, почему она отправилась именно в эту театральную студию.
        Неужели увлеклась театром?
        - Да, - бросила она, скатывая в комок очередной клок ваты. - А что мне еще делать? Знала, что есть эта студия, и пришла.
        - Давно?
        - Вчера! - Она отвечала уже с неприкрытой злобой, но при этом старалась говорить тихо. - Что вам еще от меня нужно? Я устала!
        Михаил молча отошел от нее. Актеры уже расхватали стаканчики с шампанским. Директриса, обняв за плечи Ирину, говорила хвалебный тост в ее честь Та улыбалась и слегка взбалтывала в стаканчике шипящее "Советское шампанское". Михаила тоже заставили взять стаканчик и выпить. Он сделал это через силу - настроение было ни к черту. "Грубиянка, хамка! - твердил он про себя. - И на черта я с ней возился, зачем помогал! Только что не послала! Все они такие - и Милена, и Дашка, и Люба ничем не лучше этих соплюшек! Чем больше с ними носишься - тем больнее кусают! Да пошли они все!"
        Он выпил и стал прощаться. Ирина, уже слегка опьяневшая, а может, просто возбужденная после спектакля, неожиданно схватила его за руки. Хватка у нее была сильная, хотя руки миниатюрные:
        - Нет-нет, не отпущу! Вы же еще не знаете - у меня для вас подарок!
        - Ну а это уже слишком. Я написал о вас только потому, что мне понравился спектакль. - Он пытался вежливо освободить руки, но она только крепче сжала пальцы - Михаил, я обижусь, если вы уйдете Специально для вас готовила подарок, на память о спектакле, а вы?!
        Хотя бы спросите - что это такое?
        Оказалось, что Ирина купила для него в антикварном магазине бронзовую японскую тушечницу начала века.
        - Во-первых, вы человек пишущий, - ласково говорила она. - А во-вторых - это будет вам на память о нашем спектакле. Если бы вы знали, как я счастлива, что у нас все получилось! Мне так понравилась эта пьеса, но я совсем не верила, что все пойдет как нужно... Это просто фантастика, что мы это сделали! Правда? - обратилась она к артистам.
        Те ее поддержали. Михаил взглянул в тот угол, где снимала грим Милена. Девочки там уже не было. Не было ее и среди веселящихся артистов Подошла поздороваться Наташа. Она уже не хромала и выглядела счастливой. В руке у нее похрустывал опустевший пластиковый стаканчик.
        - Вы эту девочку новенькую ищете? - обратилась она к Михаилу. - Олину сестру? Она уже ушла. Съела пирожное и ушла. Сказала, что ее родители ждут.
        - Кстати, как вам понравилась на сцене ваша протеже? - осведомилась Ирина - Для первого раза, да еще почти без подготовки - недурно!
        Он согласился и спросил, как же Ирина решилась на такой смелый шаг - ввести новую актрису, которая только вчера попросилась в театр.
        - С ее старшей сестрой вы поступили куда строже, - напомнил он Та отмахнулась:
        - Ее старшая сестра не согласилась бы на такую маленькую роль! Тут нечего сравнивать. Там был просто какой-то фонтан амбиций, прости меня. Господи...А это просто застенчивый ребенок.
        "Подожди, этот ребенок еще тебе покажет", - подумал он. Воспользовавшись тем, что женщина наконец выпустила его руки, он быстро попрощался и обещал не забывать их театр.
        - При случае попробую устроить статейку про вас в какой-нибудь популярный журнал, - пообещал он. - Хотя с молодежной прессой я никогда не работал и связей там у меня мало.
        Ирина заранее поблагодарила. Она виновато сообщила, что подарка у нее при себе нет - оставила дома, надеялась, что после фуршета Михаил к ней заедет - Вы же так отнекивались от приглашения, и я была не уверена, что вы вообще явитесь, - пояснила она. - Может, задержитесь на полчасика? Я даю слово - потом отвезу вас, куда скажете.
        Но он отказался. Тогда она взяла с него слово, что завтра Михаил позвонит ей домой - она весь день будет дома - и скажет, куда подвезти подарок. На прощание Ирина крепко пожала ему руку, и он снова удивился - до чего сильные и жесткие эти маленькие пальцы!

***
        Она лично проследила за тем, чтобы ребята сложили весь мусор в пластиковый мешок - неприлично оставлять после себя грязь. От пирожных и бутербродов, не говоря уже о шампанском, не осталось ничего - аппетиту молодежи был превосходный, а шампанского на каждого пришлось всего по стаканчику. Директриса позаботилась о том, чтобы актеры не напились. Ирина попрощалась с подругой и вывела актеров из школы. При этом она очень напоминала маленькую суетливую курочку, которая возглавляет отряд изрядно переросших ее, голенастых цыплят.
        - Теперь по домам, отдыхайте, - напутствовала она их. - Впереди три выходных. Во вторник собираемся в нашем кинотеатре, как обычно. Лида, вытри бровь, у тебя над глазом грим остался. Ну, счастливо!
        И, не дожидаясь, когда все разойдутся, она уселась в машину. Если бы кто-нибудь из этих ребят знал, до чего ей не хотелось ехать домой! Она торопилась только для видимости. На самом деле ей некуда и незачем было спешить.
        Однако ехала Ирина по привычке быстро - насколько позволяло движение.
        Лучшая подруга - Татьяна - часто советовала ей завести кота. Ирина только усмехалась:
        - А может, еще сову или ворона? Платок на голову - и я буду натуральная ведьма!
        - Ну, так заведи собаку, - настойчиво твердила подруга. Она так давно знала Ирину, что ее маленький рост и горб Татьяну не смущали. Она воспринимала их как нечто должное и особо не деликатничала. Большинство людей, с которыми общалась Ирина, старались не замечать ее уродства. Но она видела - их взгляды все равно возвращались к ее спине, будто горб притягивал их. В лучшем случае, к ней относились с жалостью. Как-то, еще в институте, она услышала за спиной (или за горбом, если говорить точнее), как две сокурсницы обсуждали ее. Одна говорила:
        - Ведь лицо у нее приятное, ты обращала внимание?
        Могла бы нравиться мужчинам. Неужели это не лечится?
        - Если б такое было у меня - я бы повесилась, - решительно отвечала ей другая. - Не представляю - как с этим жить?
        Ирине тогда было всего двадцать лет. Поэтому она сбежала с лекции и долго мыкалась в сквере возле института. Она даже плакать не решалась. Ей было стыдно - прохожие увидят у нее на глазах слезы, и каждый подумает, что она, конечно, страдает из-за своего горба. Никому и в голову не придет, что у нее может быть другая причина плакать. Больной зуб, например. Заваленный экзамен.
        Смерть родственника. О ней не станут судить, как о нормальном человеке. Пожалеют про себя и пойдут прочь, радуясь, что сами ходят без этого украшения между лопаток. И она не плакала. Ирина вообще плакала редко.
        У родителей она была единственная. Других детей мать иметь не смогла. Вся ее любовь, вся жалость обрушивалась на Ирину, давила ее, не давая вздохнуть. Когда девушка, еще будучи студенткой, пожелала жить отдельно, отец купил для нее кооперативную квартиру. Ее переселение не вызвало никаких опасений у родителей. И это тоже оскорбило ее. Родители нормальной девушки забеспокоились бы - а вдруг дитя начнет водить парней, собьется с дороги? Ее родители по этому поводу не переживали. Возможно, они бы даже радовались, если бы Ирина стала жить с каким-нибудь парнем. Но она этого не делала. Даже не пыталась. Хотя был один момент, о котором она даже теперь вспоминала со жгучим стыдом, хотя с того вечера прошло почти двадцать лет.
        На всем курсе она одна имела отдельную квартиру. И неудивительно, что многие курсовые вечеринки проходили именно у Ирины. Она с увлечением готовилась к ним.
        Денег, благодаря родителям, у нее тоже было больше, чем у других студентов. Она закупала продукты, вино, водку, даже цветы. Прибирала и украшала свое жилье. Наряжалась. В то время Ирина еще пускалась на маленькие уловки, чтобы как-то скрыть свой горб. Отрастила волосы до пояса, сделала химическую завивку и носила их распущенными. Она надеялась, что эта прическа как-то прикроет спину. Однако увечье было слишком заметным, и она обманывала только саму себя. "Парашют", как она называла свой горб, был все равно заметен сквозь жидкие кудри.
        В тот вечер она причесалась тщательнее обычного.
        Нарядилась в свободное цветастое платье, скрывающее фигуру. Надела туфли на самых высоких каблуках, какие только могла вытерпеть. К ней пришла почти вся ее группа - отмечали окончание учебного года. И конечно, пришел Володя.
        Он был иногородний, приехал из Куйбышева. Конечно, там был свой педагогический институт. Но его манила Москва, и он этого не скрывал.
        - Еще успею пожить на родине, - говорил он девчонкам в доверительной беседе. - Хоть будет что вспомнить.
        На факультете русского языка и литературы, где училась Ирина, он был единственным представителем сильного пола.
        Остальные парни в основном учились на факультетах иностранных языков и географическом. Татьяна усматривала в этом тонкий расчет - она вообще была подозрительна.
        - Вот увидишь, он женится на москвичке, затем и полез в наш малинник, - убеждала она в тот вечер Ирину, помогая ей резать салат. Остальные девчонки накрывали на стол, подкрашивались, поправляли прически. Многие пригласили парней с других факультетов - не танцевать же друг с дружкой! Татьяна пришла без кавалера.
        - Ну и пусть женится, - улыбалась Ира, поглядывая на дверь. Володя уже пришел. Наверное, разбирал пластинки в большой комнате.
        - В таком случае ему нужна невеста с приданым, - заметила Татьяна, сурово кромсая ножом редиску. - По-моему, сам он гол как сокол. Правда, симпатичный, не спорю. Он тебе нравится?
        Он ей правился. Правда, Ира старалась об этом не думать, да и не стоило думать. Она это знала и без глубоких раздумий. Среднего роста, коренастый - не чета задохликам-очкарикам! Выгоревшие на солнце каштановые волосы, изумительная сахарная улыбка, ямка на подбородке. И он действительно любил литературу. И еще театр. Пожалуй, не меньше, чем Ирина - самая страстная театралка на курсе.
        - В принципе, тебе он идеально подходит, - неожиданно бросила Татьяна.
        Ира грохнула разделочной доской - та просто выскользнула у нее из рук. Татьяна решила, что подружка обиделась, и примирительно добавила:
        - А что такого? Тебе он нравится, сама говоришь. Ты обеспечена по горло. Родители помогают. Тебе и муж-учитель не страшен!
        - Ты с ума сошла, - нервно выговорила Ира. Она пыталась улыбаться, но улыбка сползала на сторону. - Ты что - издеваешься?!
        Но Татьяна и не думала издеваться. Как выяснилось, она просто не брала в расчет физический недостаток лучшей подруги. Она забыла о нем - именно из-за этой способности Ира так с ней сдружилась. При ней она не ощущала себя несчастной калекой.
        - Знаешь, что? - азартно предложила Татьяна, когда Ира немного успокоилась. - Я с ним побеседую. Да ты не бойся, просто выясню, как он к тебе относится. Не поташу в ЗАГС на аркане, не переживай! Все сделаю аккуратненько.
        Ира назвала ее дурой, но Татьяна не обиделась.
        Вечеринка прошла блестяще. Стол был настолько заставлен блюдами, что некоторые закуски пришлось ставить в два этажа... Кто хотел - выпивал, закусывал. Кто наелся - тут же шел танцевать. В соседней комнате горел ночник - Ира не умела засыпать без света. Там медленно переступали на месте две тесно слитые парочки, которым мешал яркий свет и лишние зрители. Туда она и не думала заглядывать. Ей там нечего было делать.
        - Потанцуем? - предложил Володя.
        - Ты меня? - Она застыла с вилкой, на которую был насажен кусок рыбы. Никогда в жизни ее не приглашали на медленный танец.
        Оказалось, что он приглашает именно ее. Она отложила вилку, встала, откинула за спину волосы. Ладони мгновенно сделались мокрыми и горячими, она украдкой вытерла их о платье. Чувствовала себя абсолютной дурой. Клоуншей - только рыжего парика не хватает. Уродиной. Старой девой. Все на нее смотрели, и это сковывало ее движения: Она танцевала намного хуже, чем умела, и проклинала себя за то, что согласилась. Это оказалось слишком горько, чересчур похоже на пародию. Это было не для нее.
        Музыка смолкла. Нужно было переставить пластинку. Этим занимался Володя, и все танцующие заторопили его, стали делать заказы. Он отпустил Иру и поднял руку:
        - Все, все! Ставлю "Гаммаполис"!
        Эта пластинка венгерской "Омеги" появилась у Иры на днях - отец купил по знакомству, за бешеные деньги, зная, как дочь увлекается музыкой. К ней еще не успели привыкнуть и ставили весь вечер. Самым увлекательным было то, что среди парней, которых привели с собой Ирины подруги, оказался венгр - студент их же института. Дьюла бойко говорил по-русски и охотно переводил на слух слова песен; Девчонки были в восторге. Особенно всех растрогала песня "Гаммаполис-1". Космонавт прощается со своей девушкой: "Быть может, ты уже моя, но "Гаммаполис" ждет меня. Если тебе станет грустно - посмотри в окно, и ты увидишь те края, где "Гаммаполис" ждет меня". Примерно так декламировал подвыпивший Дьюла.
        - Потанцуем еще? - предложил Володя, когда поставил пластинку. Уже пошло вступление, и она с удивлением увидела свою руку - рука сама собой поднималась и тянулась к его плечу. "Я ведь не хотела больше танцевать..."
        Володя обнял ее за талию. Нагибаться ему не пришлось - в конце концов, он тоже не слишком вышел ростом.
        - Знаешь, со мной тут говорила Танька, - сообщил он, наклоняясь к ее лицу.
        "Какой стыд, боже мой..." - мелькнуло у нее, и она уставилась в пуговицу на его рубашке. "
        - Она, по-моему, выпила лишнего, - продолжал Володя, чутко выбирая направление танца, чтобы не столкнуться с другими парами. Танцевали почти все - даже те, кто до сих пор интересовался только закусками.
        - Может быть, - шепнула Ира. - Я видела, она пила водку.
        Их вынесло в коридор. Здесь было сумрачно и прохладно. Ирина отошла к стене и прижалась к ней спиной.
        Так ей было легче. Теперь у нее как будто совсем не было спины. Во всяком случае, никто не мог на нее смотреть.
        "Я тоже хлебнула лишнего, - думала она, глядя, как в двери одна задругой возникают танцующие пары. - Скорее бы все они ушли. Плакать хочется".
        - Жарко... Кстати, ты знаешь, Танька мне тебя сватала, - сообщил Володя, промокая шею носовым платком и показывая свои сахарные зубы. - Представляешь?
        Рехнулась девка. Говорит, что ты бы за меня пошла. Совсем пьяная, на ногах не стоит! Я ей сказал, чтобы она никому про эту фишку не говорила - а то смеху будет! Сваха отыскалась! И откуда она это взяла?!
        - В самом деле, - твердым возмущенным голосом ответила Ира. - Откуда? Слушай, может, ей плохо? По-моему, она в ванной. Спасибо, что предупредил, она и впрямь напилась!
        Она улыбнулась ему и бросилась в ванную. Дернула дверь, зажгла свет. Никого здесь не было. Она заперлась изнутри, пустила в ванную мощную струю воды, умылась.
        Хотела выйти к гостям, но не выдержала - села возле стены, прислонилась пылающей щекой к скользкому холодному кафелю. Володя говорил с ней дружески, без тени издевки. Он в самом деле хорошо к ней относился. Он просто хотел предупредить распространение сплетни, которую пустила пьяная Татьяна. Он говорил с ней, как с хозяйкой вечеринки, со "своим парнем". Он потанцевал с ней, чтобы сделать приятное, отблагодарить за угощение. Он ничем ее не обидел. Предлагал вместе посмеяться над недоразумением. И даже не смотрел на ее горб. Но в эти минуты Ира всерьез хотела умереть. Что нужно сделать?
        Есть бритва. Можно повеситься - при ее росте она легко найдет подходящее место. Да хоть на сушилке для полотенец! Она думала об этом деловито, без эмоций, как будто самоубийство было чем-то обыденным и необходимым - вроде подкрашивания губ, подтяжки чулок. Еще одна косметически-гигиеническая мера. "Так больше жить нельзя, и я не хочу так жить!" Ее взгляд метался по стенам ванной. В дверь постучали, она услышала девичий голос:
        - Занято?
        - Сейчас! Пять минут! - крикнула она в ответ. Девушка ушла. Нужно было встать и выйти к гостям. Глупо кончать самоубийством при стольких свидетелях. Ее тут же спасут. Это будет очередной повод ее жалеть. Вроде второго горба.
        Эта мысль так и подбросила ее с пола. Она встала, поправила волосы, внимательно посмотрела в низко висящее зеркало. В этой квартире все было приспособлено к ее маленькому росту. "Быть может, ты уже моя, но "Гаммаполис" ждет меня", - доносилось сквозь запертую дверь. Наверное, песню поставили во второй раз. Она нравилась всем - ведь пелось про любовь, а они были молоды. Ей эта песня тоже нравилась.
        Ирине той весной исполнилось двадцать три года. А нынешней весной - сорок два. И сейчас она вспоминала о том давнем вечере, как о самом фантастическом, немного стыдном любовном приключении в своей жизни. Как-никак, она испытала все полагающиеся при этом чувства.
        Или почти все.
        "Выпила глоток шампанского и расчувствовалась, старая грымза!" - сказала она себе, заводя машину во двор.
        За воспоминаниями она доехала до дома незаметно. Как всякий опытный водитель, она водила машину на автомате. Ирина поставила свой "Москвич" в гараж. По пути к подъезду машинально здоровалась со старухами, гуляющими по двору. Их выманил теплый, совсем летний вечер.
        Войдя в подъезд, вспомнила, что забыла купить хлеб. "Ну, ничего, буду стройнее, - решила она, преодолевая ступеньки. - А все-таки я устала сегодня. Вообще не стану ужинать. Лягу спать. Если бы у меня была собака - пришлось бы сейчас выводить ее на прогулку. Нет, так лучше.
        По крайней мере, я свободна. Надо позвонить маме, я давно - не звонила. Быть может, ты уже моя, но "Гаммаполис" ждет меня... Да, не надо было пить".
        Ирина проверила показания счетчика. За электричество она тоже не платила больше месяца - все было некогда. Ирина любила, когда ей некогда, когда надо спешить, торопиться, мчаться через весь город на машине. Иногда она наполняла свои дни совершенно бессмысленной суетой - только затем, чтобы устать к вечеру и без единой мысли в голове завалиться спать. Но теперь она точно знала, что суетится не напрасно. Спектакль удался! Все это говорят. Да она и сама это знает.
        В прихожей она скинула туфли, сунула ноги в мягкие тапочки. Какое блаженство - это после десятисантиметровых каблуков! Ирина пошла в спальню, твердо решив не ужинать. Сейчас она ляжет и сразу уснет. Сейчас она ляжет...
        Пока она, стоя на пороге спальни, нашаривала рукой выключатель, ей послышался какой-то шорох. Будто впереди, в темноте, кто-то шаркнул по полу ногой. Она остановилась - на секунду, не больше. Темнота всегда пугала ее, и ей часто чудилось, что там кто-то живет, шевелится, что оттуда кто-то смотрит на нее. Стоило включить свет - и все оказывалось чепухой. Она нащупала выключатель, и под потолком вспыхнула люстра..
        - О господи, - услышала она свой удивленный голос. - Как ты сюда...
        В следующий миг Ирина заметила кое-что еще. И прежде чем она успела подумать, настоящий это пистолет или просто игрушка, раздался громкий хлопок, и пуля отбросила ее назад, в коридор.
        Глава 9
        - Жена Мулевина выглядела скорее как его дочь. Хрупкая, маленькая блондинка, с плоской грудью подростка и испуганными серыми глазами. Глядя на нее, не верилось, что это мать двух детей - пяти и полутора лет от роду.
        Самой Анастасии было двадцать четыре года:
        Известие о смерти мужа настигло ее не сразу. Компаньон Мулевина сдержал свое слово, позвонил в Мариенбад, в гостиницу, где занимала номер Анастасия. Русскоговорящий портье записал его печальное сообщение. Но записка лежала в ячейке для ключей два дня - Анастасии наскучило сидеть в Мариеибаде, и она уехала в Прагу, прихватив с собой обоих детей. В какой гостинице остановится - не сказала, на сколько уехала - тоже. Только в пятницу вечером она переступила порог своего отеля, и портье со всей возможной деликатностью вручил ей записку.
        Первые несколько минут женщина возмущалась. Она считала, что над ней кто-то грубо и зло подшутил. Потом, поднявшись в номер, позвонила в Москву. Сперва в свою квартиру, где услышала собственный голос на автоответчике, и больше ничего. Потом позвонила компаньону мужа. И в понедельник утром она уже сидела в кабинете у Балакирева - ссутулившись, зажав руки между колеи, глядя на него с отчаянной надеждой и страхом, как будто он был всемогущ и мог воскресить ее мужа.
        - Я так не хотела туда ехать, - убито говорила она. - А он просто выталкивал меня - езжай, тебе нужно отдохнуть. Какой там отдых с двумя детьми! Это он хотел от нас отдохнуть, так бы сразу и говорил! Малышка ему мешала, она у нас беспокойная...
        Балакиреву пришлось рассказать, как ее муж провел время с Ватутиной. Когда до женщины дошел смысл его слов, она резко переменилась. Все детское, трогательное в ее облике исчезло. Она как будто окаменела, глаза сразу высохли.
        - Ясно, - глухо сказала она, когда следователь закончил рассказ. - Ничуть не удивляюсь.
        - Что - и раньше такое бывало?
        Женщина кивнула и не стала ничего объяснять. Балакирев видел, что ей очень тяжело. Анастасия достала из сумки бутылочку с минеральной водой, резко свинтила крышку, забрызгав свои белые шорты, напилась и вздохнула:
        - Так это она его убила?
        - Сомневаюсь. Дело в том, что эта девушка погибла за три дня до вашего мужа. Ее зарезали в Измайловском парке.
        - Поделом! - бросила она и снова припала к бутылочке. Потом попросила разрешения закурить, но, сделав две затяжки, раздавила сигарету в пепельнице. Она раскраснелась и часто подносила руку к горлу, будто что-то ее душило. - Я не пропаду одна, я ничего не боюсь! Но мне просто обидно! Почему он так ко мне относился? Я в компьютерах понимаю не меньше его, мы вместе создали дело, партнеры к нам относились как к равным! А как только дела пошли хорошо - он решил, что я должна сидеть дома и рожать детей! Я ему просто мешала, он мне завидовал! И ведь наверняка рассказывал этой шлюхе, что жена у него - толстая старая стерва! У меня уже был такой случай - позвонила вечером какая-то дура и пропищала, чтобы я отдала ей Валеру! Я ей сказала - берите, если желаете! Она меня подстерегла у подъезда, и представьте - выяснилось, что она старше меня лет на десять! А уж толще килограммов на двадцать!
        И Анастасия неожиданно расплакалась. Между всхлипами она успела выяснить, сколько лет было Ольге, как она выглядела. Балакирев показал ей фотографию девушки:
        - Взгляните. Заодно подумайте - может, видели ее раньше?
        Та вцепилась в снимок, придирчиво его рассмотрела и вернула с пренебрежительной гримаской:
        - Не видела и не много от этого потеряла. Послушайте, так вы кого ищете? Того, кто ее убил, или того, кто зарезал моего мужа?
        - Обоих ищу, - ответил Балакирев, пряча снимок Ольги в папку. - Скажите, что, на ваш взгляд, пропало из квартиры? У вас было время осмотреться, вы ведь приехали вчера?
        Она всплеснула руками:
        - Да что там осматриваться?! Пропало все, что было в сейфе! Вы же сами видели - он пустой!
        - А что именно там было?
        Анастасия достала из сумки листок с записями. Оказывается, вчера вечером, сразу по приезде, она составила опись похищенных ценностей. Как видно, скорбь по убитому супругу не отбила у нее памяти. Балакирев внимательно прочел список. Женщина точно указала сумму похищенных денег - восемь тысяч шестьсот пятьдесят долларов. А также перечислила драгоценности - золотое кольцо с изумрудом и двумя бриллиантами, серьги с такими же камнями, золотой браслет с девятью сапфирами, платиновые запонки мужа - ромбовидные, без камней, серебряные ложки, вилки и ножи - набор на двенадцать персон, чайные ложки - серебро с позолотой - тоже двенадцать штук, старый серебряный портсигар и два простых обручальных кольца.
        - Портсигар и обручальные кольца мне достались от дедушки, - жалобно сказала она. - Это фамильные ценности. Представьте, бабушка с дедушкой их даже после войны не продали, хотя жили плохо, а теперь все пропало!
        Обидно ужасно!
        Насчет денег она оговорилась, сказав, что муж, конечно, мог истратить некоторую сумму, пока она отдыхала в Мариенбаде. Но сколько - она не знает, он ей по телефону не докладывал. Уж конечно, не все, и даже не половину. Покойный любил выпить, показать себя во всем блеске, особенно перед хорошенькими девушками, но денег на ветер не бросал. Тут он исповедовал твердые принципы - иначе бы они никогда не набрали денег на хорошую квартиру. Мулевин начинал свой бизнес с нуля и привык на всем экономить.
        - Хорошо еще, что нас ограбили после того, как мы квартиру купили, - вздохнула Анастасия. - А если бы до... Тогда бы я с детьми на улице осталась. А так хотя бы квартира цела.
        - Больше ничего в сейфе не было? - поинтересовался Балакирев.
        - Я все написала. Правда, я что-то не вижу, где его заколка для галстука. Миленькая такая заколка, золотая, с аметистом. Я еще раз посмотрю в его гардеробе, может, вчера проглядела. Надеюсь, что хоть ее не украли. - И, внезапно воодушевившись, женщина воскликнула:
        - Но у меня в голове не укладывается - как он открыл дверь посторонним?!
        Вы не представляете, сколько он мне крови испортил этой сигнализацией! Я была против, чтобы он ставил эти чертовы датчики во всех комнатах! В марте уже нарвалась на милицию - приехала с детьми из больницы и забыла отключить эти чертовы датчики! И приехали такие головорезы с автоматами... Колька так испугался, что штанишки обмочил. Да и я натерпелась.
        Пришлось им показывать паспорт, прописку... Короче, лишние хлопоты. А муж был доволен - сработало! Так зачем было ставить все эти ловушки, если он сам их отключил?!
        - А раньше он открывал посторонним? - поинтересовался Балакирев.
        Анастасия твердо ответила - ее муж был очень осторожен. Даже патологически осторожен, это доходило до болезненности. Он поставил сигнализацию еще до того, как в квартире был сделан ремонт и они туда въехали. Красть тогда было нечего. Там даже никто не жил. Но муж сходил с ума, когда представлял, что в квартиру кто-то заберется,.
        - Когда мы с Валерой только начинали дело, у нас как-то обокрали офис, - пояснила она. - И нам пришлось очень туго. Украли все - даже компьютеры вынесли, даже люстру сняли. Всю ночь вывозили, гады... Пришлось брать еще один кредит, залезли в долги... И все-таки выжили. Это, я считаю, была победа! Несколько лет прошло, я насчет воров давно успокоилась, а он до сих пор считает, что каждый прохожий хочет его ограбить. То есть считал... - поправилась она и умолкла.
        - То есть посторонним людям он бы не открыл? - уточнил Балакирев.
        - Никогда, - решительно ответила Анастасия и запалила вторую сигарету. На этот раз она сделала затяжки четыре, после чего яростно расплющила сигарету в пепельнице. Взглянула на часы:
        - Знаете, у меня там мама с детьми сидит. А они со вчерашнего дня плачут. Не из-за отца, они ничего не поняли. Просто не хотели возвращаться в Москву. Даже маленькая, кажется, не хотела. Конечно, в Мариенбаде воздух чище, тишина, красота...Господи, в кои-то веки попыталась отдохнуть - и на тебе! Завтра похороны... Голова кругом идет. Мне нужно ехать. У вас все или еще есть вопросы?
        Балакирев попросил ее немного задержаться. Ему нужен был список тех людей, которым ее покойный муж точно открыл бы дверь. Может она составить такой список?
        Анастасия развела руками:
        - Это слишком долго! Во-первых, это все его сотрудники, во-вторых, все наши родственники, потом его приятели... Всего человек тридцать. Можно, я это сделаю дома? Ей-богу, чувствую, что дети плачут! Да и мама не в себе. Знаете, у нее вчера была истерика. Я и не знала, что она так любила Валеру. Мне всегда казалось, что он ей не нравится. Конечно, ее не устраивала разница в возрасте.
        Ведь он меня старше на двадцать один год! Папин ровесник, представляете? - Анастасия снова обмякла и тихо добавила:
        - А мне с ним было хорошо. Несмотря ни на что. Извините, я что-то тоже расклеилась...
        Тогда же, в понедельник, Балакирев получил наконец результаты экспертизы. Ему вернули нож с инкрустированной рукояткой и приложенное к нему заключение. Балакирев вызвал к себе в кабинет Ольгиного отца.
        Видимо, сокамерники успели его просветить насчет юридических формальностей, потому что он горячо заговорил, едва переступив порог:
        - Или предъявите обвинение, или отпустите! Не имеете права меня тут держать!
        - Нет, серьезно? - деланно удивился Балакирев.
        Юрий, который тоже присутствовал при допросе, только хмыкнул. Ватутин распалился еще больше:
        - Уже четвертые сутки сижу, это незаконно! Я начальству вашему напишу, если не отпустите!
        - Ну, напишите, - согласился следователь. - Я вам даже ручку дам и листочек.
        - Значит, не отпустите? - . - вызывающе спросил Ватутин. - Хорошо... Уж я теперь знаю, что мне делать!
        - Я тоже! - оборвал его Балакирев и указал на стул.
        - Да вы садитесь, - добавил Юрий, видя, что Ватутин по-прежнему мнется у двери. Отваги как не бывало - он выглядел окончательно сбитым с толку. Наконец подошел к столу и присел.
        За эти дни Ватутин стал выглядеть заправским заключенным - он уже на свободе порядком продвинулся по этому пути. Лицо заметно осунулось, он еще больше похудел. Вынужденное воздержание от алкоголя его не красило - он стал дерганым, постоянно тер и сжимал свои грубые темные ладони, как будто здоровался сам с собой.
        - Слушайте, Ватутин, у нас с вами будет серьезный разговор. От того, как мы поговорим, будет зависеть, что именно я напишу прокурору. Вы мне ничего нового сообщить не желаете?
        - Отпустите меня, - забубнил Ватутин. - Что за безобразие? Дочь убили, теперь меня засадили". Что я сделал-то? Вы бы хоть сказали!
        Он жадно смотрел на сигареты, которые заметил на столе Балакирева. Тот достал из пачки одну и вручил Ватутину:
        - На здоровье. - И, глядя, как тот суетливо закуривает, спросил:
        - Ну, так что - не припомнили, откуда у вас плейер?
        Тот вскинул голову и уже привычно заканючил:
        - Говорю же - дочка забыла. Пятого мая пришла и забыла. Что это - преступление, что ли? Тем более я сам его отдал Алке! Если бы я его продал - тогда другое дело.
        А тут непонятно, за что посадили!
        - Ватутин, я вам раз десять уже объяснял - не могла она его забыть пятого мая. Пятого мая он еще лежал в магазине! Его купили только тринадцатого!
        Балакирев знал, о чем говорит. В пятницу он взял разрешение для повторного осмотра квартиры Мулевина Он искал товарный чек на плейер и в конце концов нашел его, причем на видном месте - на тумбе под телевизором, перед рядом видеокассет. Видимо, Мулевин положил его туда, придя из магазина, а потом забыл выбросить. Или же намеревался вручить его Ольге в качестве гарантийного талона - теперь уже неизвестно. Во всяком случае, расстались они так стремительно, что вряд ли девушка вспомнила о гарантийном талоне. Балакирев забрал чек, попутно выяснил, что Синатра так и не вернулся. Где сейчас блуждала эта насмерть перепуганная собака, которая, скорее всего, видела сцену убийства?
        Наверное, подалась в ближайшие дворы. Переживет на воле стресс и потом сама вернется. Такие случаи ему уже попадались - даже самые верные животные не в силах были находиться в одном помещении с трупами хозяев и, если могли - сбегали.
        Для пущей убедительности он показал чек Ватутину.
        Тот добросовестно рассмотрел его, но ничего, как видно, не понял, потому что снова заканючил:
        - Ольга забыла, а мне отвечать Она его что - украла? Так и спрашивали бы с ее мамочки! Совсем распустила дочь, сука такая! - И он неожиданно отвесил длинное кудрявое ругательство.
        Балакирев спрятал чек в папку, почти не прислушиваясь к бормотанию задержанного. Тот твердил как заведенный: "Пятого мая была и забыла. Я виноват, что ли? Говорю же - пятого мая забыла".
        - Ну хватит, - оборвал его Балакирев. - Себе же хуже делаете, глупости говорите. Лучше бы сказали - виделись с дочерью после тринадцатого мая? Может, заходила?
        - Да не видел я ее потом!
        - Ватутин, послушайте, что получается, - терпеливо втолковывал ему следователь. - Вот я вам по календарю покажу. Четырнадцатого ваша дочка получила в подарок этот плейер с диском. Четырнадцатого - запомните хорошенько, и чтобы я больше про пятое не слышал!
        Ватутин что-то рыкнул, но возражать не стал. Он затравленно следил, как Балакирев тыкает карандашом в большой настенный календарь:
        - Шесть дней, до двадцатого, ваша дочь провела в квартире у приятеля, который ей подарил этот плейер. С его слов - никуда не выходила. А двадцатого вечером явилась домой. Потом два дня опять никуда не выходила - это утверждают ее мать и отчим. Ночью сбежала. Утром в воскресенье уже была мертва Вы ее могли встретить двадцатого днем или ночью двадцать третьего. Я хочу, чтобы вы вспомнили. Допускаю, что забыли. Я пока с вами нормально говорю, хочу помочь. Вы это понимаете или нет?
        Ватутин поморщился:
        - Врут они все.
        - Кто?! - опешил Балакирев.
        - Все! И мамаша ее, и этот чухонец. И что вы мне толкуете про Ольгиного приятеля? Я ничего не знаю.
        Балакирев не выдержал и швырнул карандаш об стол так, что отломался грифель. Ватутин испуганно вытянулся на стуле и тут же осел, ссутулился, будто стараясь стать меньше.
        - Русским языком вам говорю - вы ее должны были видеть! Или вам кто-то передал плейер?
        - Никто не передавал, она сама забыла! - заверещал тот. - Что вы ко мне привязались - я не знаю ничего!
        Балакирев перевел дух и вынул из ящика стола пакет с ножом. Увидев нож, Ватутин насторожился и поджал губы. От этого предмета он явно ничего хорошего не ждал.
        - Ладно, - устало сказал следователь. - Этот нож, значит, тоже никогда не видели?
        - За дурака меня держите? - осторожно осведомился Ватутин. - Он же у меня на столе лежал. Ребята забыли. Я этого не отрицаю.
        - Какие ребята? Давайте фамилии, говорите, где живут.
        - Какие еще фамилии? Это же все наши ребята, с общаги. Леша, Мишка с женой, Спартак заходил... Леша в двести пятнадцатой комнате живет, Мишка мой сосед, в сто пятой, Спартак с пятого этажа, номера не помню, возле мужского туалета.
        - Еще кто?
        - Да почем я знаю? Кто угодно мог зайти. У меня поминки были, я многих людей приглашал. Кто мог - тот и пришел. А я их не записывал! - язвительно добавил он, увидев, что Балакирев записывает названные им имена. - У меня там свободно. Я всем рад, люблю гостей.
        - Раньше этот ножу своих приятелей видели?
        - Мало ли чего я видел, - туманно ответил тот. - Ножей на свете много. Вы насчет этого лучше у вьетнамцев спросите. У них ножи здоровенные, вот так заточены!
        И в знак одобрения он выставил вверх большой палец. Балакирев тем временем еще раз пробежал глазами заключение эксперта. Судя по нему, Ватутина и Мулевин, скорее всего, были убиты именно этим ножом. Глубина ран, их форма - все соответствовало. На ноже действительно оказалась кровь, она засохла в пазах, откуда выскакивало лезвие. Удалось взять пробы и определить группу. Группа была четвертая, соответствовала группе крови Мулевина.
        Других следов не обнаружили. Отпечатки на ноже были, и даже много. Но на них Балакирев не очень надеялся. Нож лежал на столе, среди остатков закуски. Его мог потрогать, взять в руки кто угодно. Он и сам его касался, его отпечатки тоже там были.
        - Значит, своим этот нож не признаете? - спросил он Ватутина.
        Тот энергично, с божбой отрекся от ножа, попутно сообщив, что удивляется - как такую ценную вещь не сперли? И пожаловался:
        - У меня все воруют. Все украли - радио, занавески хорошие, подушки казенные тащат - не успеваю к Галке-кастелянше за ними ходить. Даже простыню украли.
        Грязную причем.
        - Кто ворует? Ваши приятели?
        Он пожал плечами:
        - А пес его знает! Я на людей наговаривать не хочу.
        Это не мое дело. - И он выразительно взглянул на Балакирева. - Не видел, значит, не имею права говорить...
        Подозрения-то у меня были. Хотя что уж там! Комната, считайте, не запирается. А запрешь - так что толку? В общаге еще на десяти дверях такие же замки, как у меня.
        Ключи у всех одинаковые. Уже все добрые люди себе замки поменяли, я же им и ключи запасные делал.;. Только себя забыл. Ну, это как всегда...
        И он загрустил. Задавая наводящие вопросы, Балакирев быстро выяснил, что Степан Арсеньевич по своей основной специальности - токарь по металлу. Так что сделать копию ключа для него - раз плюнуть. И мог бы он жить безбедно, если бы пристроился в какой-нибудь металлоремонт. Ему везде были бы рады. Но только после того как от него ушла Алла с маленькой дочкой, ему все эти заработки не нужны. Для кого зарабатывать? Он и так не пропадет. А пропадет - туда ему и дорога... Закончив так самокритично короткую исповедь, Ватутин загрустил и попросил еще одну сигарету. Балакирев выдал сигарету и даже подвинул спички:
        - Что ж вы, в самом деле? Ну, не для себя, так для дочери бы работали. Вот ваша бывшая жена говорит, что вы девочке не помогали.
        Он отмахнулся:
        - Она сама отказалась. А я хотел алименты платить.
        Я же не гад какой-нибудь! - И, понизив голое, доверительно прибавил:
        - И потом, мне обидно было, что она к чухонцу ушла. Чтоб я ему мои трудовые деньги отдавал?
        Все равно же он их на ребенка не потратит. Понесет на сберкнижку, жмот чертов! Отпустите вы меня, в конце концов! - сделал он неожиданное заключение.
        Балакирев не стал ему говорить, что сегодня утром, едва прочитав заключение эксперта, он направил прокурору просьбу о заключении под следствие Ватутина. Из-за выходных он немного с этим запоздал, так же как запоздала экспертиза. Но Балакирев надеялся, что просьбу удовлетворят. Оснований для задержания было достаточно.
        Балакирев предвидел, что Ватутин устроит истерику, если ему об этом рассказать. Он из таких - с неустойчивой психикой. Следователь также проверил, нет ли на него данных в местном отделении милиции. Там значились только приводы за распитие спиртного в общественных местах. Еще был штраф за проживание без прописки. Он относился к тому времени, когда Ватутин развелся со второй женой и потерял жилплощадь. Сейчас он был временно прописан в общежитии.
        - Я вас отпущу, если вы мне толково ответите на несколько вопросов. Мы проверим Данные - и гуляйте. Договорились?
        Ватутин вяло согласился. На вопросы ему явно отвечать не хотелось.
        - Я вас просил вспомнить - где вы были и что делали в ночь с субботы на воскресенье? Вы мне тогда ничего не сказали. Может, сейчас вспомнили?
        - Спал я, - мрачно ответил он.
        - Где спали?
        - Ну, где... У себя. В общаге.
        - Видел вас кто-нибудь?
        Тот ухмыльнулся:
        - Я один живу. Надо было бабу завести, так, rto-вашему, выходит? Она бы в оба глаза следила! А я потому и "не хотел ни с кем сходиться. Надоело оправдываться... Желающие-то были. Та же Галина ко мне клеилась полгода, наверное. Ворюга такая! Вы подите к ней - попробуйте белье получить! Обязана бесплатно выдавать, даже тем же вьетнамцам! Они же платят за проживание, и белье входит в эту цену! А она берет с них по пятьдесят рублей за комплект, а за второе одеяло - отдельно десятку! Чтобы белье поменять на чистое - гони еще двадцать рублей! Ну, бабы сами стирают. А если кто стирать не может? Я вот, например, не умею - так мне что - вшами обрасти?!
        Ватутин разъярился от праведного гнева, и даже говорить стал более складно. Он проповедовал:
        - Воров ненавижу! Особенно таких вот наглых, как эта стерва! И с виду вся такая святая, сладкая, а пробуй бесплатно, по закону, белье поменять! Меня уговаривала - давай жить вместе! Я кастелянша, ты сантехник - лафа!
        Да я еще и ключи делаю, а это, между прочим, всем требуется! Ключи-то теряют, нужны новые! И если гости приезжают - им тоже ключи требуются. Конечно, по правилам, я не должен это делать. Они должны у коменданта просить запасные. А Егор не даст. Галина и наш комендант - это одна шайка. С ним никто и не связывается. Я вам что скажу, - хихикнул он, совсем, по-видимому, забыв, где находится и с кем говорит. Он заговорщицки подмигнул Балакиреву:
        - У Егора в комнате стоит щит с запасными ключами. Чтобы, значит, в случае чего, он мог любую комнату отпереть. Так вот, там больше половины ключей уже ни к каким замкам не подходит. Если я замок в комнате меняю - обязан запасной ключ отдать коменданту. А я не отдаю. Ирод он, наживается на людях, такие деньги гребет! Вот бы вам с кого спрашивать, а вы ко мне прицепились! Я же вам все правду рассказал! Может, я незаконно ключи делал? Ну, привлеките, ради бога, я отвечу! А вы меня чего-то совсем из другой оперы спрашиваете!
        Юрий ошалело слушал монолог честного токаря по металлу. Балакирев его не останавливал - пусть выговорится, авось скажет что-нибудь дельное. Но когда Ватутин замолчал, стало ясно - он охотно говорит только на волнующие его темы. А где он был в ночь с двадцать второго на двадцать третье мая - его, видимо, совсем не волнует.
        - Значит, свидетелей у вас нет? - спросил Балакирев, делая у себя в блокноте очередную пометку.
        - Какие там свидетели! Ну, может, я в туалет ходил, и меня видели... Только я-то никого не видел.
        - Hy, ладно. А как насчет вечера двадцать пятого мая?
        Это был вторник. Ничего не можете вспомнить?
        - Да плевать мне - вторник, суббота! - горячился Ватутин. - Что вы еще вторник приплели? Вот поминки у меня в среду были, могу точно сказать, что вечером сидели у меня. Это я помню - потому что Олечку в тот день хоронили. А насчет вторника не помню, не знаю! Спросите у кого другого!
        - Спросим, - пообещал Балакирев, закрывая блокнот. - Только лучше бы вы сами вспомнили.
        - А что там было во вторник? - заинтересовался Ватутин.
        Услышав, что вечером того дня был убит приятель его дочери, некий Мулевин, он только пожал плечами и особых эмоций не проявил.
        - И правильно его шлепнули, одной собакой меньше, - высказался он по этому поводу перед тем, как его увели. - Нет, чтобы жениться на девчонке, забрать ее из дома. Кому она там была нужна? Не уследили... Сирота была, считайте..'. При живой-то матери!
        О том, что он сам являлся живым отцом "сироты", Ватутин не упомянул и ушел с видом пострадавшего за правду. Балакирев только вздохнул, когда за ним закрылась дверь.
        - Придется в общагу ехать, - высказался Юрий. - А там содом и гоморра! Пока со всеми поговоришь... Ехать, что ли?
        - Благословляю, езжай, - отозвался Балакирев.
        После ухода Юрия он думал было поработать над другим делом. Но позволил себе небольшую передышку. Заварил чай, открыл форточку, немного посидел в тишине. К нему никто не заходил, телефон молчал. Рабочий день подходил к концу. В соседней комнате двигали мебель - видно, пришла уборщица.
        "Сейчас зайдет ко мне, - подумал он. - Неужели все-таки Ватутин убивал? Ну, насчет Мулевина я бы особо не удивился. Папаша-то псих, алкоголик. Если бы дочь нажаловалась, что Мулевин поиграл с ней и не женится - мог взять ножик и пойти на разборку. Честь семьи защищать... Такой может! Но вот что он дочь тронул..." В это ему верилось с трудом. Конечно, можно было допустить, что все эти слезы, все слюнявые рассказы о неприкаянности любимой Олечки, вся эта родительская любовь - показуха. Родительской любовью легко прикрыться - самый циничный слушатель поверит, что осиротевший отец убит горем. Но если Ватутин ломает комедию - тогда он очень хорошо ее ломает. Слишком хорошо для такого опустившегося алкоголика. "Хоть дочка лезла в актрисы. Может, папаша тоже по призванию актер", - смутно подумал Балакирев.
        За дверью грохнуло ведро, звонко шлепнулась на линолеум плеснувшая через край вода. Явилась приветливо улыбающаяся уборщица, и Балакирев вышел в коридор, чтобы ей не мешать.

***
        Комендант общежития, конечно, давно знал о взятии Ватутина под стражу. Он одновременно горевал и радовался. Горевал, потому что Ватутин все-таки был хорошим работником. "Когда не валялся по углам", - добавил он.
        А радовался - потому что Ватутин давно встал ему поперек горла. И прежде всего - из-за истории с ключами.
        - Что этот паршивец сотворил - уму непостижимо, - жаловался Юрию комендант - маленький, юркий человечек с кирпично-красным, обветренным лицом. В его кабинете над столом висели ледоруб и большой снимок какой-то горы. Комендант в свои неполные тридцать лет был мастером спорта по альпинизму и каждый отпуск уезжал на Урал, на сборы. Он успел этим похвастаться в первые же минуты знакомства.
        - Раньше у нас такой порядок был! - горестно рассказывал комендант. - Года четыре назад, когда я только сюда поступил, имел копии ключей от всех комнат. Пока мы вьетнамцев не начали заселять. Устроили дешевую гостиницу. Жить как-то надо... А до этого у нас жил только строительный техникум. Хорошо было!
        Вместе с вьетнамцами в общежитии появились новые порядки. Во-первых, у всех вьетнамцев были родственники, разумеется, также вьетнамцы. Комендант не мог отличить одного от другого, и поэтому незарегистрированные постояльцы всеми правдами и не правдами пролезали в общагу и бесплатно подселялись в комнаты к родственникам.
        - Представьте - я не знаю, сколько у меня тут народу живет! - жаловался он. - Иногда пытаюсь их переловить, но они же прячутся по щелям, как тараканы - ищи, если хочешь. А тут еще Степан меня подкузьмил с ключами...
        Ватутин действительно охотно врезал всем желающим новые замки и даже не думал нести копии новых ключей коменданту. Тот горестно продемонстрировал Юрию фанерный щит, где красовались запасные ключи на гвоздиках. Над каждым гвоздиком значился номер комнаты, которую должен был отпирать ключ.
        - Это все чистая фикция, - жаловался комендант-альпинист. - Я месяц назад провел специальный рейд.
        Взял эти ключи, запер общагу, чтоб никто не сбежал, и пошел по комнатам, проверял замки. Так отпер всего дверей двадцать, больше не смог! А у меня жилых комнат восемьдесят три! Не считая комнат персонала. Я всем этим умникам приказал сдать мне запасные ключи. Думаете, сдали? Человек пять сознательных нашлось. Остальные от меня бегают. У них якобы денег нет копию ключа заказать. На водку есть, а на ключи нет! А если все-таки сдают запасной ключ, так он опять же ничего не отпирает. За дурака меня держат! Но я им еще устрою сладкую жизнь!
        Без всяких просьб, по собственной инициативе, комендант выдал Юрию ключи от комнат, где проживали приятели Ватутина - те самые, которые пришли к нему на поминки.
        Но предупредил, что эти ключи тоже ничего не отпирают.
        - Хоть бы вы их припугнули, все-таки милиция, - тоскливо сказал комендант. - Мне-то этот хлам зачем?
        Только для декорации.
        Он сообщил, где проживает Спартак, и предупредил - тот мужик вспыльчивый, с ним лучше повежливее. Насчет того, где провел Ватутин интересующие следствие часы, комендант ничего сказать не смог. Он только вздохнул:
        - Я и сам-то не помню, где был в то время. А уж он и вовсе не вспомнит. Бесполезное дело. Может, приятели что-то скажут?
        "Вспыльчивого мужика" Юрий оставил напоследок.
        Сперва он отправился к семейным людям - ближайшим соседям Ватутина, в сто пятую комнату. И Миша, и его жена Шура оказались дома и очень насторожились, когда он представился.
        - За что Степана арестовали? - осторожно спросила женщина. Она все время пыталась запахнуть халат так, чтобы не видно было выдранных с мясом пуговиц.
        Одежда держалась на двух огромных булавках, фланелевые яркие рукава намокли от пены - женщина в этот день устроила стирку прямо у себя в комнате. Под ногами у нее крутился замурзанный ребенок неопределенного пола - в штанишках, но с грязно-рыжими кудрями до плеч. Его бы тоже не мешало засунуть в огромный таз с дымящейся мыльной водой.
        - Тут у нас разное говорят, - вступил в разговор ее муж, здоровенный мужик в синем спортивном костюме. - Говорят, что он дочь свою убил? Так в это нельзя верить, я вот не верю.
        Шура энергично подтвердила, что она тоже в это не верит. Тем более что видела дочь соседа и обратила внимание, как он с ней носился.
        - По коридору с ней шел, гордый, как петух, и за плечико ее обнимал, - сказала женщина. - Уж мне-то поверьте - он ее любит! Не мог он ее зарезать, чушь какая!
        - А когда вы их видели? - заинтересовался Юрий.
        - В начале мая, между праздниками. Миша, помнишь? Он еще зарплату получил и нам долг вернул...
        - Может, пятого? - предположил Юра.
        - Да все может быть, - охотно согласилась женщина. Когда ее попросили поподробнее припомнить ту встречу, она занервничала:
        - Да я только и видела, как они вместе шли по коридору, больше ничего. Наверное, в туалет ее провожал, она же тут никогда не бывала... Я, кстати, часто от Степы слышала, что у него взрослая дочка есть, но что-то не верила. Если есть - где же она? Почему никогда к отцу в гости не придет? Он рассказывал, что к ней плохо относятся в семье. Что отчим свирепствует. Степа жалел ее! Как он мог на дочку руку поднять? Не верю я в это, никогда не поверю!
        Эти люди тоже не смогли ответить, как провел Ватутин ночь с субботы на воскресенье. Миша заметил:
        - Как хотел, так и провел. В случае чего мог и на улицу выйти, выход рядом.
        - А, запасной выход? - догадался Юрий. - Так он же у вас вроде забит?
        Тот махнул рукой:
        - Степа по приказу коменданта забивает, а вьетнамцы гвозди вытаскивают. Специально для этого у Степы же гвоздодер украли. У них там Великий шелковый путь по ночам.
        - Великий водочный путь, - поправила его жена. - У нас тут вроде ночного магазина - все окрестные алкаши этой дверью пользуются. Знают, что вьетнамцы всю ночь торгуют и у них дешево. Дешевле, чем в палатке.
        Иногда всю ночь этой дверью проклятой скрежещут. Ребенок уснуть не может. Я уж Степе говорила - ты бы лучше не забивал эту чертову дверь, а петли смазал и замок нормальный врезал. Меньше бы шлялись! Да где у него деньги на замок? На хлеб и то не было, все пропивал.
        - В ту ночь, с субботы на воскресенье, тоже скрежетал и дверью?
        Супруги согласно закивали головами. Они пояснили, что забивать эту дверь - мартышкин труд. Все равно гвозди повытаскивают, по крайней мере - через сутки. За весь прошедший месяц дверь стояла забитой дней пять, не больше. Как раз между майскими праздниками - тогда комендант, опасаясь расцвета торговли водкой, лично проверял гвозди - два раза в день. А когда он слегка ослабил бдительность, гвозди тут же повытаскивали.
        - Она и сейчас открыта, - сказала Шура. - Прямо хоть плачь. Я боюсь, что ребенок выйдет на задний двор, и не уследишь за ним... А там всякая шпана шатается. Ее в нашем районе достаточно.
        Юрий спросил о плейере и ноже. Плейера никто из супругов у Ватутина не видел. Они даже сперва не поняли, что это такое, пришлось описывать, как он выглядит. Зато нож припомнил Миша.
        - Лежал у него на столе такой ножик, - согласился он. - Отчетливо помню. Я думал - Степин. Разве нет?
        - А раньше этот нож видели?, - Да вроде нет. Думаете, я часто к нему хожу? - И, встретив пристальный, подстерегающий взгляд жены, объяснил уже скорее ей, чем гостю:
        - Да что я там забыл? С ним и поговорить-то не о чем. Разве сидеть, квасить? Так у меня на это времени нет, работы хватает. На стройке так вымотаюсь - наше почтение, ноги не держат!
        - Ноги тебя после работы точно не держат. Вот если б еще и перегаром не пахло! - бросила она и демонстративно отвернулась к тазику со стиркой. Юрий понял, что из этой пары больше ничего не выжмешь, попрощался и ушел.
        Обитателя двести пятнадцатой комнаты он обнаружил в соседней, двести шестнадцатой - на кухне ему посоветовали искать Лешу именно там. Дверь была незаперта и даже чуть приоткрыта. Из щели несло сквозняком. Юрий постучался и, не получив ответа, вошел.
        Лешу он увидел сразу Тот развалился на постели в обществе совершенно голой вьетнамки. Вьетнамка, увидев постороннего, без тени смущения встала и, не очень торопясь, на кинула халатик. Громко хлопая шлепанцами, она молча удалилась из комнаты. Леша сел и сощурился, глядя на гостя:
        - Между прочим, стучать надо.
        - Я стучал. - Юрий показал ему удостоверение и убедился, что не произвел на Лешу никакого впечатления.
        Тот продолжал щуриться, с явным вызовом рассматривая посетителя.
        - Ну и что я натворил? - поинтересовался он наконец.
        - Надеюсь, ничего, - с раздражением ответил Юрий. - Я по поводу вашего приятеля, Степана Ватутина.
        - Какой он мне приятель, - бросил Леша, но все-таки сел, сунул ноги в такие же яркие шлепанцы, какие носила его подруга.
        - Выпьем? - неожиданно предложил он. - Не желаете? Ну, тогда я сам выпью. Куда эта лахудра ушла? Наверное, водки пожалела, - сам себе ответил Леша и подтянул штаны. - Сейчас я ее потрясу на этот предмет.
        - Не надо, - остановил его Юрий. - Потом потрясете. У меня к вам несколько вопросов.
        Говорить с Лешей было нелегко. Он как будто вовсе его не слушал. Пока Юрий рассказывал, что его интересует, герой-любовник шарил по многочисленным шкафам, от которых в комнате было не протолкнуться. Видно, не терял надежды самостоятельно обнаружить водку. Не найдя ничего, он с пасмурным видом обернулся к гостю:
        - Ну да, было такое, сидели, поминали его дочку. Нож какой-то был, да я откуда знаю, кто его принес. Чего вам еще?
        - Двадцать третьего и двадцать пятого мая вы со Степаном общались?
        - Да ну вас, - раздраженно ответил Леша. - Я только в среду из отпуска вернулся, с родины. Даже поесть не успел - Степан сразу за мной пришел и уволок на свою пьянку. А там выпивки было море, а закуски - шиш.
        Он же, алкаш, не закусывает почти. Чтобы ощущения не портить. Ну а я нарезался А кого он там убил - меня не волнует. Он когда пьяный - дурной. Раз чуть меня не убил.
        И так как ему, Юрию, захотелось послушать эту волнующую историю, Леша слегка смягчился и красочно рассказал, как этой зимой после Святок они со Степаном напились, изрядно поссорились и тот пытался выпихнуть пьяного Лешу в открытое окно.
        - Мы зачем-то поднялись на пятый, - вспоминал он. - А там в коридоре как раз окно разбили. И он меня давай туда выталкивать! Спасибо, я сообразил руки расставить, вот и не пролез. А то бы мне хана. А вот порезался здорово, там же стекло торчало!
        И Леша продемонстрировал белесые шрамы на руках и Плечах. Закончил свою речь так:
        - А вообще Степа мужик неплохой. Только конченый. С него уже взять нечего. Я вам совет дам - вы только Галину про него не спрашивайте. Вот баба! Она же с удовольствием его засадит, если возможность будет Уже давно мечтает на нем отыграться. Он же отказался с нею жить. И правильно сделал. Лучше с крокодилом. Так что вы ее не слушайте, она все равно правды не скажет. Еще заявит, что видела, как он свою дочь ножом пырнул!
        Юрий поднялся на пятый этаж и постучался в комнату Спартака. Там никто не отвечал. По общежитию, видимо, успел распространиться слух, что по комнатам ходит следователь и всех допрашивает. Все, с кем сталкивался в коридорах Юрий, смотрели на него с опаской и любопытством. А некоторые просто пытались улизнуть незамеченными. "Наверное, те самые непрописанные, - решил он, продолжая стучать в дверь. - Жалко, кажется, и впрямь дома нет. А я-то надеялся сегодня отделаться..."
        - Вы к Спартаку? - услышал он женский голос.
        Обернулся, увидел плечистую блондинку с чайником в руке и полотенцем через плечо.
        - Не знаете, где он может быть? - спросил Юрий.
        - На работе. - Блондинка рассматривала его с неприкрытым любопытством. - Он иногда допоздна задерживается. Мужик работает как зверь. Если что нужно - я ему передам. Я" тут по соседству живу.
        Она призывно качнула чайником и неожиданно добавила:
        - А если не торопитесь - подождите у меня. Чаю попьете.
        Юрий согласился, немного удавляясь такому гостеприимству. И, только оказавшись в ее комнате - аккуратно отремонтированной, с новой, неказенной мебелью, видеодвойкой и хрустальной люстрой, он сообразил, что попал к кому-то из общежитского начальства. Женщина поставила чайник на пол и, заломив черную, явно подведенную бровь, представилась:
        - Галя. А вас как называть прикажете? Да вы садитесь, будьте как дома.
        Глава 10
        Кроме чая, гостю был предложен коньяк московского розлива, лимон, печенье. Чай и печенье Юрий взял, от коньяка отказался. Галина удивилась:
        - Неужели вы не пьете? Я уже так отвыкла от нормальных мужчин... Живу среди алкоголиков, мне уже кажется, что все мужики такие.
        Она налила две чашки чаю, поколебалась и в конце концов плеснула в свою чашку изрядную дозу коньяку.
        Поднося чашку к губам, пояснила:
        - Работа нервная, страшно выматываюсь. Надо же мне расслабиться!
        Юрий украдкой взглянул на часы. Рабочий день давно кончился. В принципе, он мог без ущерба для службы отправиться домой, тем более что все последние дни возвращался поздно. Но женщина, заметив его нетерпеливый жест, предупредила:
        - Спартак вернется с минуты на минуту. Вы же хотите с ним поговорить? Я уже знаю, вы всех допрашиваете.
        Только почему сразу ко мне не пошли? Я бы вам многое рассказала.
        И, не дожидаясь вопросов, Галина быстро заговорила. Прежде всего она сообщила давно известную новость:
        Ватутин - законченный алкоголик, таким был уже в то время, когда на работу устроился. А уж здешняя обстановка трезвости не способствует. Как бы подтверждая свои слова, она в два глотка осушила чашку и налила себе коньяку - уже без всякого чая.
        - Правильно вы его арестовали, - заявила она. - По нему давно тюрьма плачет.
        - Что же он такого натворил? - осведомился Юрий.
        - А вы спросите об этом Егора, нашего коменданта.
        Ваш Ватутин наводнил общежитие новыми замками, а ключей на вахту не сдает. Мало того - если кто-то хочет надуть коменданта, он достает какой-нибудь левый ключ, который вообще ничего не отпирает. Они все там висят на вахте. Просто кошмар! Пользуется тем, что Егор еще молодой, вообще его не слушает. А ведь запасные ключи необходимы. Вы только представьте, сколько тут народу живет! Вдруг с кем-то несчастный случай? Или драка в комнате, или женщину изнасилуют? Кто дверь откроет? Что ж ее - ногами выбивать? Уже и такое было. А если, не дай бог, пожар?! Если в комнате человек уснул - ему конец. Мы тут все зажаримся, переборки-то деревянные. А - попробуйте соберите с жильцов запасные ключи! Конечно, кому охота отдавать?! Все желают чувствовать себя как в отдельной квартире. Конечно, неприятно, когда у кого-то есть ключ от твоей двери. Ну, тогда и покупали бы себе отдельную квартиру!
        Ее тон становился все более начальственным, женщина постепенно повышала голос и в конце концов начала кричать. Наверное, так она отчитывала нерадивых жильцов. Даже Юрий, ни в чем перед ней не провинившийся, почувствовал себя так, будто что-то натворил. Каково же было здешним обитателям? Он посмотрел на широкий разворот ее плеч - совсем не женственных, на грубое, нагло раскрашенное лицо и подумал, что наверняка она и руки при случае распускает. Галина, как видно, поняла, что увлеклась, и слегка сбавила напор. Она даже улыбнулась:
        - Я же говорю, работа у меня нервная. К вечеру звереешь, начинаешь на всех кидаться. На собственную дочь и то кричу.
        И уже совсем мирно рассказала, что она - москвичка, что ее восемнадцатилетняя дочка живет вместе с бабушкой в Перово, а она мучается здесь в общаге, потому что обещали дать квартиру. Квартиру хочет получить для дочки. Та как раз поступает в институт, для занятий нужна спокойная обстановка. А какая там спокойная обстановка рядом с бабушкой! У той характер нелегкий...
        - Если еще два года здесь выдержу - наберу стаж и дадут жилье, - вздохнула Галина. - Я креплюсь изо всех сил, но нервов все равно не хватает. Вьетнамцы-то еще ничего. Плохо только, что живут без регистрации, у коменданта могут быть неприятности. Хуже всего наши, строители. Уж эти - мое почтение... И обхамить могут запросто, а то и двинуть. Ваш Ватутин тоже, между прочим, драться горазд. Видите?!
        И, засучив рукав спортивной куртки, Галина показала повыше локтя огромный, почти черный синяк. Юрий покачал головой:
        - Это Ватутин вас так?
        - Он угостил, - мило, даже как-то кокетливо, улыбнулась женщина. - Схватил меня за руку в коридоре. А ручищи-то у него железные! Вы не глядите, что он с виду хилый, это все от водки. Да и жрет черт-те что. А сила вся в руках. Мы на втором этаже сантехнику меняли, так он унитазы таскал как пушинки. Даже не вспотел.
        Она все еще подставляла поднос гостю пострадавшую руку, как видно, желая, чтобы он получше рассмотрел синяк. Юрий слегка отстранился, и Галина неохотно опустила рукав:
        - Так что я не удивлюсь, если он дочь зарезал. Этот все может. На меня с ножом кидался, только я у себя заперлась. Надо было милицию вызвать, да я, дура, его пожалела...
        - Когда это было?
        - Недавно, - легко ответила она. - После Дня Победы. Хотел на выпивку занять, а я не дала. Зарплату он в первый же день пропил.. Да еще говорил, что дочке денег дал Только мне что-то в это не верится. Такой даст! Догонит и еще даст!
        Она говорила о Ватутине со сдержанной ненавистью, и вряд ли эта ненависть имела служебный характер. Юрий понемногу убеждался, что эта женщина и впрямь имела на Ватутина какие-то виды, а тот ее разочаровал. О постороннем человеке так горячо не говорят. Он поинтересовался, не вспомнит ли Галина ночь прошлого воскресенья. Может быть, она встречала Ватутина? Женщина взглянула на настенный календарь с изображением беленьких собачек:
        - Это двадцать третье? Как же, отлично помню. Я обычно по субботам белье меняю, а тут прачечная запоздала, привезли белье поздно вечером, ну я и перенесла обмен на воскресенье. До ночи возилась в кастелянной.
        - Ватутин тоже белье менял?
        - Да у негой белья-то нет, - с презрением ответила она. - Все пропил или украли. Спит на голом матраце.
        Нет, в воскресенье я его не видела. А накануне вечером он ко мне заходил. То есть даже уже ночью, ближе; к полуночи. Я как раз спать ложилась.
        - Значит, в полночь? - уточнил Юрий. Он помнил, что Ольга Ватутина сбежала из дому через три с половиной часа после полуночи. - Что ему было нужно?
        - Выпить, - фыркнула та. - Что ему еще может быть нужно в такое время? Я его послала через дверь, ион ушел. Еще и пригрозил мне - дескать, рассчитается. Как же, испугалась я его!
        И она выразительно повела плечами, давая понять, что даже в рукопашной схватке никому спуску нечаст. Юрий достал блокнот, и Галина оживилась:
        - Вы меня уже допрашиваете? Записывайте, пожалуйста, я многое могу вспомнить! Я уж поняла, зачем вы спрашиваете про воскресенье. Его дочку как раз той ночью убил и?
        Юрий подтвердил, что так и было. Женщина торжествующе воскликнула:
        - Ну, ясное дело! То-то его утром нигде доискаться не могли!
        Это было что-то новенькой, и Юрий насторожился.
        Конечно, Галина со зла могла оговорить Ватутина, но ведь ее слова можно было проверить. Он услышал, что утром, едва проснувшись, комендант отправился проверять злополучную заколоченную дверь. Гвоздей, разумеется, не было, хотя дверь забивали всего лишь в пятницу. Галина пояснила, что суббота и воскресенье - самые горячие торговые дни для продавцов водки и они обязательно находят способ открыть эту дверь.
        - А забивать ее должен Степан, - рассказывала она. - И следить, чтобы гвозди не вытаскивали, тоже должен он.
        Ну, конечно, ему на это плевать. Живет-то рядом, не может не слышать, как там гвоздодером орудуют. Я с ним сколько раз говорила, не уследишь - вылетишь с работы, бомжом останешься! У негоже ни черта нет - ни жилья, ни прописки!
        Оказалось, что разъяренный комендант стал колотиться в комнату к Ватутину. Тот не отвечал. Комендант не мог этого так оставить, сходил за ключом, открыл дверь и убедился, что токаря-сантехника в комнате нет.
        - Я тоже при этом была, - сообщила Галина. - Не верите - спросите у коменданта. Было девять утра! В это время Степа всегда спит, он не любит спозаранку подниматься. А тут было видно, что даже не ложился. Значит, с ночи куда-то ушел.
        - Может, здесь же, у друзей ночевал? - предположил Юрий. - С кем он дружит?
        - Такие не дружат, такие только выпивают вместе, - отрезала она. - Конечно, мог квасить где угодно. Только его до двух часов дня найти не могли. Потом сам явился.
        В дверь постучали, и в комнату просунулась крохотная вьетнамка:
        - Гала, подушку дай?
        - Подождешь, - огрызнулась суровая кастелянша.
        Встала, захлопнула дверь и повернула в замке ключ.
        - Житья от них нет! - пожаловалась она. - Думаете, я не знаю, зачем ей еще одна подушка? Опять гости приехали. А регистрироваться, конечно, не будут. Наглые, черти, прямо в глаза плюют!
        На вопрос, знает ли она, как провел Ватутин вечер двадцать пятого мая, Галина ответить затруднилась. Она явно не понимала, зачем понадобились эти сведения. Даже сделала попытку это выяснить, но Юрий ничего определенного не ответил. "Узнает, что ему можно пришить еще одно убийство, и наговорит, - думал он. - Если помнит что-то - и так скажет".
        Плейера Галина тоже не видела. Она с недоверием выслушала описание аппаратуры и только заметила:
        - Странно, что не пропил.
        Зато упоминание о ноже с инкрустированной рукояткой вызвало бурю эмоций. Женщина вскочила;
        - Вы у него внизу, в мастерской были? Не были? Так что же вы сидите?! Он же там всей общаге ножи и ножницы точил! Мог что угодно припрятать! Пойдемте возьмем ключи у Егора! Все равно вам делать нечего, Спартак еще не вернулся.
        Мастерская располагалась в подвале, в самом конце длинного полутемного коридора Здесь нечем было дышать от банной сырости. Справа, из-за дощатой двери, доносился глухой звук льющейся воды. Галина пояснила:
        - Женская душевая. А следующая дверь - мужская.
        В мужской душевой кто-то заливисто распевал песню без слов. Голосу певца был сильный, но слух отсутствовал начисто Его завывания зловеще отражались от зачумленных стен коридора, будто доносились из камеры пыток Галина протянула руку и взяла Юрия под локоть. Вряд ли на нее нагнал страху вид этого мрачного подвала. Скорее всего, она просто заигрывала Юрий не стал высвобождаться, тем более что они уже пришли. Галина с трудом повернула в замке огромный тяжелый ключ и торжественно зажгла свет;
        - Любуйтесь. Здесь вообще можно трупы прятать - месяц никто не найдет. Сюда же, кроме него, никто не ходил!
        Мастерская представляла собой довольно большую комнату без окон, с низким бугристым потолком. Воздух был сырой и теплый, попахивало плесенью. Под сильной, но грязной лампочкой стоял захламленный, обитый жестью стол с прикрученными тисками. На краю стола лежала куча рваного льна, стояла банка с засохшей краской.
        Инструментов был мало Галина пояснила:
        - Все пропало. Видите - остались только молотки и разводной ключ. Ну и всякое ржавое барахло. А когда Степа пришел на работу, ему выдали совершенно новенький полный набор. Эта сволочь все пропила.
        Юрий поинтересовался - зачем же в таком случае взяли на работу спившегося сантехника, который к тому же еще и не совсем сантехник? Ведь общежитие, насколько он понял, принадлежит строительному техникуму. Неужели нельзя было найти сантехника из своих? Галина замахала руками:
        - Да что вы! Кто же пойдет на нашу зарплату?! Вы вообще знаете, за какие деньги мы тут мучаемся?! У меня, например, оклад - триста двадцать пять рублей. Если бы не квартира - я бы тут и дня не осталась! Хотя бы продавцом устроилась, и то бы лучше жила.
        - А у Ватутина какой был оклад?
        - Шестьсот пятьдесят, - мгновенно ответила она. - Ну и конечно, левые заработки. В основном - на замках имел. Врезает, стервец, мастерски, аккуратненько. Да вот, полюбуйтесь! Вот вся его механика!
        Она ткнула пальцем в кучу хлама на столе. Юрий присмотрелся и увидел жестяную банку из-под кофе, откуда торчали головки ключей.
        - Это у него заготовки, - пояснила женщина. - А теперь представьте, какой он бизнес делал. Сделать копию ключа в металлоремонте - от сорока рублей и выше. А он брал двадцатку, чтобы на бутылку хватило. Или вообще - водкой брал. Конечно, все к нему шли. Вот, кстати, еще чей-то заказ валяется. - И она указала на кольцо с тремя ключами. - Теперь уже не получат, гады... Чьи это ключики, интересно? Аж целых три! У кого это в общаге на двери три замка?! Ну, этих я быстро вычислю!
        Никаких ножей и ножниц в мастерской не нашлось.
        Юрий добросовестно осмотрел все углы, даже разворошил кучу ветоши для утепления труб. Галина ходила за ним по пятам и приговаривала:
        - Папашу из себя строил... Дочку он любит... Дочка у него артистка, подумайте только... Все уши прожужжал - какая она у него красивая, какая талантливая. А с виду - ничего особенного. Я, честно говоря, как увидела, что он какую-то девицу в подвал ведет, решила - шлюху с улицы завел. Еще спросила, отметилась она на вахте или нет. Потом сама проверила - отметилась.
        - Это вы о чем? - Юрий брезгливо отряхивал ботинок, к которому пристал кусок промасленной ветоши.
        - Да о дочке его, как ее там звали... Ольга, что ли?
        Юрию наконец удалось освободиться от ветоши, и до него внезапно дошел смысл ее слов. Он переспросил, и женщина подтвердила - пятого мая, когда Ольга пришла к отцу в общагу, он водил ее сюда, в подвал.
        - Наверное, в эту берлогу, - добавила она. - Ну, разве что она решила помыться?
        - Вы точно видели, что они спускались в подвал? - продолжал недоумевать Юрий. - Что им тут понадобилось?
        - Это вы у Степана спросите. А я не знаю. Ну, вы все осмотрели, можно запирать?

***
        Спартак вернулся с работы в девятом часу вечера. К тому времени Юрий совсем затосковал - Галина оглушила его своей агрессивной болтовней. В основном она жаловалась на свою тяжелую жизнь и сплетничала про обитателей общаги. Про Лешу рассказала, что он западает только на восточных женщин, на русских совсем не реагирует. По специальности он сварщик. Пьет умеренно, только за чужой счет, если угостят. В сожительницы выбирает торговок водкой - так в один присест получает бесплатную выпивку и закуску. Скуповат, все заработанные деньги отвозит на родину, в Рязанскую область, где у него жена с детьми и большое хозяйство. Строит там дом. О семейной паре из сто пятой комнаты кастелянша поведала, что Миша - рохля и тряпка, что жена держит его под каблуком, а она баба сварливая, с ней лучше не связываться.
        "Лучше бы за ребенком следила, чем за мужиком, у них мальчишка этой зимой менингитом болел, еле спасли! Теперь говорит совсем плохо". Спартак был единственным, о ком Галина отозвалась с уважением:
        - Между прочим, у человека высшее незаконченное образование. Почти закончил строительный институт. А работает на стройке. Он черепицу кладет мастерски! А сюда попал, потому что с женой развелся. Она у него квартиру отсудила. Двое детей. Ну, этого со Степаном равнять нечего. Этот почти совсем не пьет. Вы понимаете - у него же вся работа на крыше. Сорвешься в пьяном виде - костей не соберешь! Да вот и он явился! - закончила она характеристику, склонив голову набок и прислушиваясь. - Вы тут посидите минутку, я пойду его предупрежу. Устал, наверное...
        Спартак и в самом деле устал. Он замороченно смотрел на гостя, явно воспринимая его как еще одну напасть в конце рабочего дня. Однако предложил сесть. В комнате у него было чисто, бурый рассохшийся паркет, как видно, недавно мыли. Обои на стенах дешевые, но свежие. Хозяин вынул из холодильника два замороженных куриных окорочка и с грохотом бросил их в кастрюлю. Юрий явно мешал ему готовить ужин. Однако, когда тот рассказал, по какому вопросу пришел, Спартак немного оживился.
        - Да, я был у него на поминках, - подтвердил он. - Несчастный он человек. Не дай бог никому такое пережить...
        Я сам разведен, за детей переживаю. Он даже плакал, я первый раз видел, как он плачет. Сказал, что пошел к бывшей жене па поминки, а его выгнали. Что это за люди?!
        Также Спартак рассказал, что вообще-то с Ватутиным не дружил. Общались редко - разве случайно встретятся в коридоре. У него после работы одна мечта - поесть и завалиться спать. А у Ватутина другие интересы. Но на поминки Спартак все-таки пришел, потому что Степан его очень настойчиво звал. Неудобно было отказать.
        - Я там почти не пил, - сообщил Спартак. - Так, одну рюмочку, да и закуски не было. А у меня работа, да еще с желудком мучаюсь, боюсь, язва начинается. Просто посидел, послушал его, посочувствовал. Потом к себе поднялся. Вот и все.
        Ни двадцать третьего, ни двадцать пятого он с Ватутиным не виделся. И вообще, по его словам, они в мае почти не встречались. Плейера тоже припомнить не мог. Зато, услышав про нож, Спартак ненадолго задумался.
        - Да, был такой нож, - сказал он в конце концов. - Только кто его принес? Не помню. Не обратил внимания.
        - А может, его и не приносили? - предположил Юрий. - Может, это нож Ватутина?
        - Может, и так, - кивнул хозяин. - Однако, мне помнится, когда мы за стол сели, ножа не было. Его потом кто-то достал и положил на стол.
        - Кто? Вспомните - кто?
        Спартак мучительно задумался, закурил для вдохновения, но в конце концов сдался:
        - Хоть убейте, не помню! Только знаю, что, когда я водки выпил, ножа на столе еще не было. Я бы его заметил, у него рукоятка яркая. Да там и резать было нечего. А потом Степан поставил рыбу горячего копчения, хлеб, огурцы... Может, тогда и достали нож?
        Юрий мучил его еще минут десять, пока не понял - несчастный хозяин сейчас уснет сидя, так и не поужинав.
        Тогда он встал, попрощался и оставил телефон Балакирева. Попросил позвонить, если Спартак все-таки вспомнит, кто принес нож.
        На первом этаже, возле вахты, он опять столкнулся с Галиной. Она раскраснелась и запыхалась, будто перед этим бежала стометровку Оказалось, женщина и в самом деле только что бегала по всем этажам.
        - Ни у кого в комнате нет трех замков! - возбужденно сообщила она Юрию. - Значит, Степан со стороны работу брал. А вы уже уходите? Ну, не забывайте нас, держите в курсе!
        И Галина снова куда-то умчалась.

***
        Молодой вдове очень сочувствовали. Деньги на похороны и поминки собрали деловые партнеры Мулевина. Всю организацию похорон взяли на себя пожилые родственницы.
        Настя весь этот томительно-жаркий день просидела с детьми в спальне. Она читала им сказку из растрепанной книжки - той самой книжки, которую ей читала в детстве мама.
        - Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места? - рычала она, изображая сердитого медведя. - И тогда второй медведь увидел, что его стул тоже сдвинули, и зарычал...
        Женщина читала автоматически. Эту сказку она знала наизусть, дети обожали эту книжку. Настя читала на разные голоса, старательно изображая Машу и медведей, и в то же время пыталась думать о своем. И прежде всего о том, как бы уложить детей спать и выйти к гостям. Она так и не посидела за поминальным столом. Неудобно, столько народу пришло... И в самом деле, у мужа оказалось много друзей. А стол получился неплохой, мамы постарались. Сама-то она даже салатика не сделала. И на кладбище не была. Весь день сидела с детьми. Стоило отойти от них хоть на шаг - и поднимался дикий, неуправляемый рев. Дети голосили, как десять Маш и тридцать медведей одновременно.
        Хотя она и объяснила старшему сыну, что отец умер, тот ничего не понял. Все время задавал один и тот же вопрос - когда папа приедет? Ему, видно, казалось, что отец тоже где-то отдыхал, что "умер" - это название курорта.
        Девочка ничего, конечно, не спрашивала. Но зато отчаянно плакала, не отпускала от себя мать, измучилась сама и измучила всех вокруг. Помогала только сказка, но даже во время чтения лицо малышки то и дело искажала капризная гримаска.
        - И тогда медведи пошли в спальню и увидели Машу в маленькой кроватке, - устало, почти не видя текста, произносила Настя. Подняла глаза и увидела, что девочка спит. Колька тоже клевал носом. Она быстро отложила книжку и, не раздевая, уложила сына на свою постель:
        - Тихонько, не разбуди сестренку. Спи. Сегодня спишь со мной.
        Он даже не сопротивлялся, хотя обычно было такой мукой уложить его в постель! Настя наконец вышла к гостям. Многие уже, собирались разъезжаться. Всего пришло человек тридцать. К вдове сразу стали подходить с соболезнованиями, заодно прощаясь.
        - Такое горе... Мы, вам так сочувствуем! Если можем чем-то помочь...
        Визитная карточка.
        - Я просто не поверил, когда услышал... Что творится, уму непостижимо! Мы ведь с Валерой десять лет знакомы... Жаль, что редко виделись.
        Визитная карточка.
        - Настенька, ты такая бледная! - жалобно говорила ее лучшая подруга. Точнее, бывшая лучшая подруга.
        Когда-то они вместе начинали бизнес, работали вместе с Валерой. Потом Валера женился на Насте, а подруга...
        Подруга осталась работать в его компьютерном салоне. И теперь она говорила с Настей чуть-чуть свысока - как работающая женщина с домохозяйкой.
        - Неужели вас подчистую ограбили? - сочувственно спрашивала Алиса.
        - Все унесли. Все ценное. Спасибо, что мебель не поломали, - нехотя отвечала Настя.
        - Ну, так ты мне звони! Я всегда готова помочь! - И подруга ушла, вертя на пальце ключи от машины. Настя знала, что звонить ей не будет. Им не о чем разговаривать. И даже не потому, что Валерий несколько раз переспал с Алисой. Когда Настя об этом узнала, она несколько дней плакала, но потом все-таки утешилась и решила не принимать такие вещи близко к сердцу. Своевременное решение - "таких вещей" было больше чем достаточно. Раньше она так часто плакала из-за выходок мужа, что теперь ей как-то не плакалось. Вспоминалось почему-то самое плохое. Как Валера ей изменял. Как ругался с ее мамой. Как кричал на измученную недосыпом Настю, когда маленькая Лерочка плакала. А плакала девочка постоянно. "Ребенку полтора года, а ревет, как грудная, - отстраненно думала вдова, прощаясь с гостями. - И что мне с ней делать? Надо искать работу, да кому я нужна с двумя детьми... Кадровик услышит - сразу попрощается..."
        - Настенька, ты уже говорила со следователем? - обеспокоенно спрашивала полная дама - жена мужниного компаньона. Сегодня она надела черное платье, которое совсем не шло к ее грушевидной фигуре, зато увешалась бриллиантами. Вдова по сравнению с ней выглядела замарашкой - у нее-то не осталось никаких драгоценностей. - Они хоть что-нибудь нашли?
        - Ищут, - вежливо отвечала Настя. - Обещают найти. Просили составить список, кому Валера мог открыть дверь. Я вас тоже туда записала.
        - Нас с Петей? - встрепенулась дама. - Настенька, нас-то зачем?
        - Вы же самые близкие Балерины друзья, - спокойно объяснила вдова. - Если я вас не запишу, это будет подозрительно.
        Расстроенная дама даже забыла попрощаться. Она оглянулась на мужа и двинулась к выходу. Настя продолжала прощаться с гостями:
        - Спасибо, что Пришли. Спасибо... Спасибо, что не забыли...
        Ей уже вручили с десяток визитных карточек. Многих из этих людей Настя видела впервые. Как объяснил Петр, компаньон мужа, все это были его деловые знакомые. Друзей как таковых было немного. Да Настя и не стала бы их называть друзьями. С тех пор как муж стал хорошо зарабатывать, стало очень трудно определить - кто действительно является его другом, а кому Валерий просто нужен.
        Напугав жену компаньона (она эту даму всегда недолюбливала), Настя вспомнила о том, что обещала следователю составить список. На самом деле она за это даже не бралась - хватило других хлопот. И теперь она стала задавать отъезжающим гостям один и тот же вопрос - открыл бы им дверь ее покойный муж? Как правило, все отвечали "да". После этого Настя радостно говорила:
        - Тогда я и вас занесу в список! Меня следователь просил.
        Кто-то пугался, кто-то разводил руками: "Ничего, дескать, не поделаешь, заносите". А один тип (она его пару раз видела у мужа в офисе) минут пять втолковывал Насте, чтобы его в список не вносили, потому что у него совершенно нет времени бегать к следователю и доказывать, что он не верблюд. Неприятный тип даже предпринял осторожную попытку взять назад подаренную визитную карточку, но Настя сделала вид, что не поняла его, и положила карточку в карман.
        Одним из последних подошел проститься Петр. Он выглядел встревоженным и усталым, смотрел куда-то поверх Настиной головы. "Может, выпил лишнего?". - подумала девушка и для проформы задала ему тот же вопрос, что и всем.
        - Ну конечно, открыл бы, что ты спрашиваешь, - вздохнул Петр и наконец посмотрел ей в глаза. - Настенька, меня одна вещь беспокоит. Ты про пистолет следователю сказала?
        - Про что? - удивилась вдова. - Его же зарезали.
        - Да нет, ты не поняла. У Валеры был пистолет, он его купил полгода назад. Милиция нашла оружие?
        Настя онемела. Про пистолет она слышала впервые.
        Оружие? Ее муж? Да это просто смешно, он ведь не умел стрелять! Когда она высказала все это Петру, тот поморщился, будто вдова сморозила глупость:
        - Ну да, стрелять не умел, а пистолет все-таки купил. По случаю. Решил, что пригодится, а вот разрешения не получил. Я ему сто раз говорил - сходи, попробуй получить. А ему, видно, связываться не хотелось.
        - Петр, это правда? - испугалась она. - Я не видела дома никакого пистолета!
        - С глушителем, - бросил он куда-то в пространство. - Ужас. Значит, тоже украли. Ты искала?
        - Как же я могла его искать, если не знала, что он есть, - плачущим голосом ответила Настя. - Поищу...
        Только я уже весь дом перерыла. Булавку от его галстука нашла в шкафу, на полу. Помнишь, булавочка с аметистом? Наверное, отцепилась и упала... Потому и не украли.
        Уж пистолет я бы как-нибудь нашла. Где он его прятал?
        - Кажется, в сейфе.
        - Ну, тогда украли, - даже с каким-то облегчением сделала вывод Настя. - Там сейчас ни черта не осталось.
        Собственно, только сейф и обчистили. Как ты думаешь, я должна рассказать об этом следователю?
        - Как хочешь, - устало бросил он. - Я уже ничего не соображаю. Надеюсь, у тебя не будет неприятностей из-за оружия. Ты ведь не знала... А вот меня могут притянуть.
        - Тебя-то за что?
        - Наверное, я должен был на него донести... Разве им объяснишь, что мы с Валерой дружили, что я не мог?..
        В общем, я бы на твоем месте про оружие не говорил. Главное, чтобы остальное нашли. Черт с ним, с пистолетом!
        Он попрощался, поцеловал Настю в щеку и ушел. Остальные гости разошлись быстро. Мать Мулевина тоже не стала засиживаться. Она даже не предложила свою помощь Настиной матери, хотя видела, что той предстоит нелегкая работа - убрать со стола за тридцатью гостями. Сватьи холодно относились друг к другу. Возможно, потому, что по возрасту одна годилась другой в дочери. К тому же мать Валерия всегда считала, что Настя хитрая девица и выскочила замуж по расчету. Валерий как-то признался жене, что не женился так долго именно из-за матери. Стоило привести домой девушку и познакомить ее с мамой, как та находила в потенциальной невесте кучу недостатков и немедленно открывала на них глаза своему великовозрастному сыну.
        Когда появилась Настя, Валерий был уже достаточно взрослым, чтобы принять самостоятельное решение.. Только поэтому и состоялась их свадьба.
        - О, господи. - Настина мать закрыла дверь за последним гостем и устало опустилась на диван. - Ног не чую, спина разламывается. Дети хоть спят?
        - Если они проснутся, ты не станешь спрашивать, - заметила Настя. - Голоса у обоих оперные.
        - Как-то не верится, что Валеры уже нет, - начала было мать печальную беседу, но дочка отмахнулась:
        - Мама, обойдемся без панихиды! Мы с тобой все про Валеру знаем! Лучше скажи, что мне теперь делать?
        Работать идти? Я бы с удовольствием пошла, только кто будет сидеть с Леркой? Коля уже большой, его можно в садик отдать.
        - Никаких садиков, там желтуха! - испугалась мать. - Я лучше уволюсь и буду с ними сидеть. А ты ищи работу!
        Ты молодая, компьютер знаешь, тебе будет легче устроиться. Господи, только бы деньги нашли...
        Настин отец заметил, что не очень верит в то, что деньги найдутся. Даже если поймают воров - это еще не гарантия того, что к Насте вернется украденное имущество. А также добавил, что, когда Валера дарил жене все эти сапфиры с изумрудами, ему как-то не верилось, что это надежное вложение капитала. "Лучше бы еще одну квартиру купили, ее хоть не украдут", - высказал он запоздалое поучение.
        Родители решили остаться ночевать и перенести уборку на завтра. Сил уже ни у кого не осталось. Но мусор надо было вынести немедленно. Стояла жара, и к утру в квартире нечем будет дышать... Настя с матерью быстро набили два больших мешка пустыми бутылками и прочим хламом. Отец вызвался отнести мешки на помойку возле дома.
        - А вы ложитесь, девочки. Настя, дай мне ключи, я заодно поброжу по округе, поищу Синатру. Жалко псину...
        Как она тогда торт сожрала, помнишь?! Ведь умная тварь, не всякий ребенок догадается съесть из середины, чтоб больше никому не досталось...
        - Запасные ключи на столике, в прихожей, - кивнула Настя. - Только как ты увидишь Синатру? Он же черный, в темноте не разглядишь.
        Она умылась, прошла в спальню и тихонько улеглась рядом с сыном. Он спал так крепко, что даже не пошевелился. Девочка, наплакавшись за последние сутки, тоже притихла. Сквозь сон Настя слышала, как вернулся отец.
        Почему-то гремела входная дверь, до нее доносились приглушенные голоса родителей. "Неужели не могут потише..." - сердито подумала она и уснула.
        Утром выяснилось, почему расшумелись родители. Оказалось, отец в самом деле предпринял большую экспедицию в поисках пропавшей собаки. Обошел все окрестные дворы, но вернулся ни с чем. И когда он хотел тихонько отпереть входную дверь, у него ничего не получилось. Он долго мучился с замками, потом, боясь звонить и будить детей, начал стучаться. Задремавшая было жена проснулась и долго не могла понять, кто это ломится в дверь. Она испугалась, что вернулись воры, и не сразу открыла.
        - Запасные ключи не подходят, - пожаловалась она, протягивая Насте связку с тремя ключами. - Я и сама утром проверила. Один еще так-сяк открывает, а два остальных заедают в замках. Так можно вообще застрять.
        Настя не поверила. Запасными ключами пользовались редко, но с ними никогда не было проблем. Однако, попробовав отпереть дверь, она и сама убедилась - ключи никуда не годятся. Женщина озадаченно уставилась на них:
        - В чем дело? Вроде те самые... И брелок наш, я сама покупала.
        Для сравнения она взяла собственную связку, тщательно рассмотрела бородки. На запасных ключах бородки были, в общем, схожие... Но все-таки не очень. Настя отыскала ключи мужа - они лежали в кармане его серого пиджака. Найдя их там, она по привычке хотела его выругать за то, что не вынимает тяжелых предметов из кармана. Материя растягивается, и карман потом некрасиво пузырится. Сколько можно говорить! Но осеклась, сообразив, что ругать уже некого.
        - Мам, я ничего не понимаю, - удивлялась она. - У меня ключи нормальные, Балерины тоже в порядке. А эти как будто и не наши... Откуда у нас такие? Дверь-то новая, мы ее недавно поставили. И даже копий ключей не делали, нам сразу выдали три комплекта, и все открывали идеально...
        - Брелок-то ваш?
        - Наш, конечно, а что толку? Ключи другие! А где же тогда наши?
        Мать всплеснула руками:
        - Настя, их украли!
        - Подменили, ты хочешь сказать? - переспросила дочь. - Зачем же брелок оставили?
        - А чтобы ты не заметила! Теперь придется все замки менять. А пока... Настенька" включи ту эту проклятую сигнализацию!
        Сигнализацию Настя ненавидела. Ненавидела до такой степени, что муж пригласил мастеров тайком от нее, улучив момент, когда она отправится на дачу к родителям.
        Когда жена вернулась, мастера уже оснащали датчиками окна. Она скандалила, топала ногами, кричала, что не желает жить, как в банке или ювелирном магазине... Все было напрасно - муж утверждал, что ни один замок не дает гарантии против воров. Нужна дополнительная страховка.
        Ей до сих пор казалось, что это какая-то злая шутка судьбы. Сколько людей живут без всякой сигнализации? И ведь не всех обворовывают. А человека, который так беспокоился о своей безопасности, не только ограбили, но и убили... Да еще так ужасно, ножом в живот. Насте до сих пор казалось, что у нее под ногтями кровь - она битый час оттирала эти проклятые пятна на полу, едва переступив порог квартиры, даже не переодевшись. Месяц в Мариенбаде померк. Прага была забыта. Кровь глубоко въелась в пористый светлый камень, который она сама когда-то выбрала для облицовки пола. Когда-то - сто лет назад. Всего только прошлой зимой.
        - Включи сигнализацию, - жалобно просила мать. - Ну, хоть пока мы тут вдвоем! Отец приедет с работы - выключишь. Мне что-то страшно. Ты только подумай - ключи могут быть у тех подонков!
        - Ну ладно, включу, - сдалась Настя. - По-моему, придется звонить следователю. Он просил сообщить, если еще что-то пропало. Я только одного не понимаю - почему Валера открыл ворам дверь? Неужели ничего не заподозрил? Ведь он сам снял квартиру с сигнализации, никто не мог его заставить...
        Глава 11
        "Гейша" Лида перелистала записную книжку и воскликнула:
        - А у меня есть ее телефон! Ну что - звонить? Остальные актеры ее поддержали, и Лида ушла на вахту. Пока она отсутствовала, ребята продолжали обсуждать, что могло случиться с Ириной. Не было ни одного случая, чтобы она назначила репетицию и не явилась. Они сами не приходили - такое бывало, да и то в первые дни после основания студии. Зато потом, когда все получили роли, ходили исправно. Кому охота, чтобы твою роль вдруг передали другому? Ведь Ирина строго предупредила их на этот счет - если работа, учеба или другие дела будут мешать посещению студии - лучше даже не начинать. Когда начнутся репетиции, прогул одного актера подведет всех остальных.
        Не говоря уже о спектаклях.
        И вчера вечером они явились в этот маленький, ставший таким родным кинотеатр. Сидели в зале часа полтора, шутили, трепались, обменивались воскресными впечатлениями. В конце концов заметили, что они ждут слишком долго, а Ирины все нет. Сходили на вахту, спросили старуху-вахтершу, не было ли для них записки. Записки не было.
        Ребята подождали еще полчаса и, недоумевая, разошлись.
        Они знали, что на другой день должны играть спектакль - в этом самом зале. Не может быть, чтобы Ирина забыла про них и не явилась! Конечно, роли они знали назубок, все декорации устанавливали сами, гримировались тоже самостоятельно... Но как же без Ирины? Им было не по себе.
        Ребята договорились прийти назавтра за час до спектакля.
        Сейчас это время истекало. Должно было прийти несколько школьных экскурсий из летних городских лагерей. Словом, предстояла тяжелая работа... А Ирины не было.
        Вернулась бледная, чуть не плачущая Лида:
        - Я не дозвонилась. Никто трубку не берет. Может, она уже выехала?
        - А другого телефона у тебя нет? - поинтересовалась Ольга-"парикмахерша". Она решила не терять времени и теперь быстро гримировалась.
        - Нет... Я и этот записала случайно, она его давала на нашей первой встрече.
        - Может, не правильно записала?
        Но один из "самураев" тоже исследовал свою записную книжку, и оказалось, что у него записан тот же самый номер.
        Номер был верный, просто по нему никто не отвечал.
        - Что же нам делать? - продолжала убиваться Лида. - Может, отменим спектакль?
        - Ну, нет! - возмутилась Оксана. Она уже была в своем белом костюме призрака и в полном зловещем гриме. Теперь прилаживала парик. - Будем играть, как всегда!
        - Может, она заболела, увезли в больницу? - предположил кто-то. - У нее, кажется, сердце больное. Она как-то говорила.
        Актеры быстро проголосовали, и выяснилось, что большинство стоит за то, чтобы играть без руководительницы. "Не маленькие, - высказался парень, игравший главную мужскую роль. - Сами справимся. Она даже обрадуется, когда узнает, что спектакль не отменили. Будем играть!"
        В голосовании не участвовала одна Милена. Да никто и не спрашивал ее мнения Во-первых, она была еще маленькая - всего четырнадцать лет. Во-вторых, девочка только что пришла в театр. К ней относились свысока, считая, что ее взяли по блату, как знакомую журналиста, который написал про театр статью. Все знали, что она сестра той самой девицы, которая так задирала нос, и от этого симпатий тоже не прибавлялось. Только Наташа пыталась опекать девочку. И сейчас она подошла к ней, тронула ее за плечо:
        - Если хочешь, иди домой. У тебя ведь маленькая роль.
        Но Милена так на нее взглянула, что Наташа поспешно отошла в сторонку и стала гримироваться. Она ругала себя: "Дала девчонке понять, что мы и без нее обойдемся.
        Конечно, она обиделась! Если бы такое сказать Оле, она бы еще не так посмотрела..."
        Ребята играли спектакль как заведенные. Правда, сегодня они могли особо не стараться - в зал, что называется, пригнали школьников младших классов, которым было глубоко наплевать на трагическую историю любви за гробом Вот если бы им показали кино или дрессированных собак... Зрители во весь голос переговаривались, вставали, переходили с места на место, садились на пол, вскрывали банки с водой, хрустели конфетными бумажками и чипсами... Учительницы даже не пытались их успокоить. Они как будто не видели всего этого безобразия. Правда, когда спектакль закончился, актерам устроили оглушительную овацию. Но зрители, скорее всего, просто выражали радость, что этой лабуде пришел конец.
        Зал опустел в пять минут. Расстроенные актеры без сил уселись на сцене. Надо было снимать грим, убирать декорации - делать то, что для них стало уже привычным, без чего их жизнь теряла волшебную остроту. Но они сидели, не двигаясь День был жаркий, и даже в сумрачном зале было душно. Вентиляция не работала - за нее не уплатили.
        - Какое все-таки быдло, - горестно сказала Наташа, снимая тяжелый жаркий парик. - Лучше бы мы не играли. Им же было все равно.
        Кто-то высказал мнение, что, будь в зале Ирина, она бы навела там порядок. Но Ирины как раз и не было. Она так и не явилась.
        - Слушайте, кто-нибудь знает, где она живет? - спросила Оксана-"призрак". - Как-то нехорошо получается. Я все время об этом думаю. Если она серьезно больна, надо сходить в больницу.
        Все с ней согласились, но адреса Ирины никто не знал.
        Она никогда не приглашала ребят к себе домой - встречи с самого начала происходили в кинотеатре. И вдруг встрепенулась Наташа:
        - Погодите! Я знаю дом, где она живет! Правда, в квартиру я не заходила, ждала в машине.
        И она рассказала, что в тот самый день, когда она была у следователя, ее сопровождала Ирина Это как раз были те мучительные дни, когда у Наташи болела вывихнутая нога. Ирина забрала ее из дома на машине, отвезла к следователю, а потом они должны были ехать в театр. Но тут выяснилось, что Ирина забыла дома купленный для спектакля веер. С ним должна была появляться на сцене "гейша" Лида Этот веер сейчас лежал у нее на коленях - в самом деле, очень красивый, огромный, на бамбуковых палочках, из красного шелка с вышитыми на нем золотыми фениксами.
        - И мы быстренько заехали к ней, но домой она зашла одна, - сообщила Наташа. - Однако дом я помню хорошо. Девятиэтажка из серого кирпича, рядом базарчик, а на первом этаже продуктовый магазин. Я даже название его помню - "Диана".
        Милена с грохотом уронила на сцепу коробочку с гримом. На нее с раздражением обернулись, но никто не отругал девочку, несмотря на то что грим был общественный. Когда приближалась премьера, Ирина закупила для общего пользования несколько коробок. У многих ребят просто не было средств, чтобы купить себе отдельный грим.
        В конце концов сообща приняли решение - Лида весь вечер будет звонить Ирине Сергеевне. Если трубку по-прежнему никто не возьмет, на другой день составят небольшую делегацию во главе с Наташей и отправятся на дом к режиссерше. Ничего страшного, что они не знают номера квартиры - спросят во дворе. Ирина слишком заметна, чтобы о ней там никто не слышал.
        Декорации были убраны, актеры расходились. Настроение у всех было подавленное - и публика расстроила, и отсутствие Ирины веселья не прибавляло. Наташа уходила одной из последних. Она еще немного постояла на крыльце с Оксаной. Девушки поболтали, греясь на мягком, уже вечернем солнце, Оксана показала приятельнице новую помаду. Эта маленькая, самая маленькая в театре девушка больше всех следила за своей внешностью. Она не пользовалась дешевым гримом, предпочитая изводить для каждого представления горы собственной, весьма дорогой косметики.
        - Интересно, Ирина одна жила? - спросила Оксана, завинчивая тюбик помады и пряча его в сумочку. - Она никогда не говорила о своей семье. Ты как считаешь - у нее был приятель?
        - Вряд ли. Что-то мне в это не верится. Жалко ее все-таки. Какая-то она несчастная, правда?
        Оксана согласилась, что Ирину можно только пожалеть. Увидела приближающийся автобус и, махнув рукой, помчалась к остановке. Наташа огляделась по сторонам, несмело закурила. Она начала курить недавно и боялась, что ее увидит с сигаретой кто-нибудь из знакомых. Скажут родителям, а те... Такой скандал устроят, что с театром придется попрощаться!
        - Ты домой? - услышала она у себя за спиной и резко обернулась. На ступенях кинотеатра стояла Милена.
        - Допустим, - сухо ответила Наташа. Она не была расположена общаться с этой девчонкой. Пусть сперва научится, как себя вести! Но в поведении девочки произошла странная перемена. Она больше не смотрела волком, не дергала плечом, не грубила. Она как будто даже заискивала.
        - Ты где живешь? - спросила Милена. Наташа ответила, что возле метро "Щелковская". Она направилась к перекрестку, давая понять, что разговор окончен, но девочка увязалась за ней.
        - Олю похоронили неделю назад, - заговорила она, и Наташа невольно замедлила шаг. - Родители так переживают... Но им-то легче. Их все-таки двое. А я теперь одна.
        - Но ты ведь живешь с ними? - удивилась Наташа.
        - Да, ну и что? Они со мной почти не говорят. Мама на работе, у отца ученики, я весь день его не вижу. Ау нас с Олей была одна комната. Знаешь, как страшно там засыпать? Мне все кажется, что она лежит в своей постели.
        Постоянно включаю свет. Почти не сплю...
        Наташа остановилась. Она больше не сердилась на эту странную, то замкнутую, то чересчур откровенную девочку. Не могла сердиться.
        - Слушай, а почему ты пришла к нам в театр? - поинтересовалась она. - Наверное, тебе тяжело? Ведь Оля здесь занималась. Я бы так не смогла!
        - Да нет, нормально... - протянула Милена.
        - А твои родители не возражают против театра? Ведь Оля сюда не ходила, обманывала их... Они не боятся, что ты тоже...
        - Нет! - оборвала ее Милена, и Наташа снова напоролась на прежний ледяной взгляд. Девушка в замешательстве заглянула в свою сумку, нащупала проездной.
        Остановка, с которой отходил ее троллейбус, была уже близко.
        - Послушай, - сдержанно сказала она. - Почему ты за мной идешь? Если тебе неприятно со мной разговаривать - иди домой, я ведь тебя не держу.
        Милена слегка задохнулась, хотя шли они медленно, запыхаться она не могла. Девочка явно волновалась, Наташа видела это. Но почему? Сама грубит и сама же переживает за свою грубость? "Неужели я была такой в четырнадцать лет? - мельком подумала Наташа. - Какой ужас! С ней просто невозможно разговаривать..." Наконец Милена выдавила:
        - Я хотела с тобой поговорить. Об Оле.
        - Ну, говори, - согласилась девушка. Она заметила подъезжающий к остановке троллейбус и бросила:
        - Только мне уже пора. Как-нибудь потом поговорим.
        И только в троллейбусе, усевшись на заднее сиденье, она обнаружила, что Милена последовала за ней. Только вошла через переднюю дверь. Некоторое время девочка делала вид, что не замечает Наташу. Но вскоре их взгляды встретились. Так они проехали несколько остановок - в разных концах салона, не обменявшись ни словом, ни кивком, только изредка встречаясь взглядами. Наташе было уже не по себе. Она так и сяк прикидывала, почему эта девчонка к ней привязалась. Хочет поговорить о сестре?
        Но она же сама то и дело ее обрывает, не дает задать вопроса, сочувствие ей, кажется, совсем не нужно... Наконец Наташа не выдержала и сошла на очередной остановке, хотя до дома было еще далеко. Она надеялась, что Милена уедет дальше, но та успела выскочить. Девчонка стояла, ничуть не скрываясь, придерживая спадающий с плеча рюкзачок и с вызовом смотрела на нее. Наташа не выдержала и подошла:
        - Ну, что тебе от меня надо? Поговорить? Говори!
        - А тебе что - не терпится? - спросила та. Она говорила резко, но Наташа заметила, что девчонку сотрясает мелкая дрожь. Вечер был жаркий, и, конечно, Милена дрожала не от холода. "Психованная", - решила Наташа.
        - Мне не терпится узнать, почему ты мне грубишь, - как можно спокойнее сказала она, все время повторяя про себя: "Я старше, надо держаться спокойно, это всего лишь девчонка, противная девчонка, ей хочется вывести меня из равновесия, она почему-то на меня злится..." Она увидела, как Милена сжимает кулаки. Однако дрожать девочка перестала.
        - Значит, ты дружила с Ольгой? - сдавленно спросила она. - Ты же всем говоришь, что дружила!
        - Ну, предположим, - ответила Наташа. - И поэтому ты ко мне цепляешься?
        - Ты все врешь! - с ненавистью произнесла девочка. - Ты ее просто использовала! Теперь я тебя вычислила! Если вы попробуете опять ко мне приставать - я пойду в милицию! Мне все равно, я готова и в колонию... Только вы тоже сядете в тюрьму! Теперь я знаю, что это ты! Наташа онемела. Она слышала каждое слово, но не понимала ни одного.
        - Что ты плетешь? - наконец опомнилась она. - Какая колония? Да ты с ума сошла? Что я тебе сделала...
        И вдруг Милена зажмурилась и, не открывая глаз, с размаху ударила Наташу кулаком в плечо. Удар получился сильный - девчонка была крупной для своих лет. Наташа отшатнулась, в растерянности отступила. Ей даже в голову не пришло обороняться, она была слишком растеряна.
        Если бы Милена захотела ударить ее еще раз, Наташа бы даже руки не подняла. Боли она еще не чувствовала, наступил шок. На них уже оборачивались. Костановке подъехал очередной троллейбус, раскрылись двери.
        - И попробуйте только мне позвонить! - визгливо закричала Милена, не обращая внимания па то, что на них смотрят прохожие. - Я там больше не живу, ты поняла?!
        Вы меня не найдете! И только троньте моих родителей!
        С этими словами она развернулась и вскочила в троллейбус. Двери с грохотом сомкнулись, и Наташа осталась на остановке одна. Она смотрела вслед троллейбусу, машинально поглаживая ушибленное плечо. Потом оттянула майку, увидела на белой, еще не загоревшей коже темно-розовое пятно. "Синяк будет черный, - подумала она как-то отстраненно, будто не о себе. - Да ведь она больная, совсем больная! Может, после смерти сестры свихнулась? Все время говорит об этом... Ее надо гнать из театра! Завтра же скажу Ирине..."

***
        Михаил больше не запирался, принимая душ. Не от кого стало закрываться с тех пор, как он стал жить один.
        Вода шла еле теплая, но в такую жару это было даже приятно. Сквозь шум льющейся воды он как будто услышал телефонный звонок. Выключил душ и убедился - телефон в самом деле звонит. Он набросил на плечи полотенце и отправился снимать трубку.
        - Слушаю, - сказал он, но ему никто не ответил. - Слушаю, говорите.
        Молчание. Но на другом конце провода кто-то был, кто-то напряженно вслушивался в его голос. Михаил пожал плечами:
        - Вас не слышно, перезвоните.
        Он давно отучился грубить в таких случаях. С тех самых пор, как его дочери позвонил мальчик. Мальчик попался очень застенчивый, и, если трубку брала не Даша, он просто молчал, и никакими силами его нельзя было разговорить. Михаил как-то отчитал его - он догадался, кто это звонит. После этого Дашка устроила отцу скандал - как он смеет грубить ее друзьям! Это было осенью. Ей только что исполнилось одиннадцать лет, и она стала считать себя взрослой. Солидно повторяла, что "разменяла второй десяток". Говорила это с таким пафосом, будто этот десяток уже приближался к концу и ей было по меньшей мере двадцать лет.
        Михаил вернулся в ванную и в последний раз окатился прохладной водой, смывая остатки мыла. Потом сварил себе кофе, вышел с чашкой на балкон. Вчера вечером он произвел здесь уборку. Вынес из чулана плетеный столики табуретку. Теперь можно было расположиться с удобствами.
        Михаил с корнем вырвал засохшие прошлогодние цветы, разрыхлил землю в ящиках, посадил укроп и петрушку. Он умел выращивать только эти неприхотливые и полезные растения. Их требовалось поливать - больше ничего. А вот Люба с Дашкой возились на балконе часами, сверялись с какими-то книжками, что-то прищипывали, купировали, поливали удобрениями... Зато их висячий садик выглядел чудесно. В прошлом году здесь росли чайные розы, анютины глазки, настурции, петунии, душистый горошек. Люба планировала посадить жасмин, но такт не посадила. "Ну а и меня хватит и петрушки, - подумал он, осторожно присаживаясь на рассохшийся табурет. - По крайней мере, отпадет одна статья расходов И балкон как-то веселее будет выглядеть. А то, наверное, уже весь двор обратил внимание, что цветов нет. Сразу видно, что я развелся..."
        Он пил кофе, составляя в уме план на сегодняшний вечер. Ему предстояла большая работа. Заказ на статью о детском отдыхе без родителей Михаил получил весной, когда отпуска еще и не начинались. Тогда же съездил во многие турфирмы, которые специализировались на этом виде отдыха. Но как-то руки не доходили написать об этом, тем более что никто его не торопил. И вчера, первого июня, главный вызвал его и сказал, что статья должна быть сдана завтра. Иначе будет поздно - у многих уже начались отпуска. Статья была наполовину рекламного характера, и редакция, в том числе Михаил, должны были получить за нее деньги от рекламодателей. Отказаться от этого задания было невозможно. Эту ночь придется посвятить организованному детскому отдыху без родителей. Ну, что ж. Лучше аврал, чем бессонница.
        Было так душно, что он решил поработать на балконе.
        Принес ручку, блокнот со старыми записями и принялся их расшифровывать. Михаил совсем ушел в работу, когда в дверь позвонили. Он удивленно и медленно отложил блокнот. "Кто бы это мог быть? Вроде никого не жду..."
        Звонок повторился - было даже два звонка - кто-то нетерпеливо жал на кнопку. Он пригладил почти просохшие волосы, запахнул халат и пошел открывать.
        На пороге стояла Милена.
        - Что случилось? - спросил он, едва взглянув ей в лицо. Девочка была бледна и задыхалась от волнения. Она не ответила. Михаил впустил ее и запер за ней дверь.
        - Как ты вошла в подъезд? Ведь на двери кодовый замок?
        - Я дождалась, когда какая-то бабушка подошла, - ответила она. - Я сказала, что иду к вам.
        - Так что случилось? - Он провел гостью на кухню. - Ладно, сядь, я тебе дам воды.
        - Не надо.
        - Тогда, может, валерьянки?
        Девочка помотала головой и неожиданно выдала:
        - Можно у вас пожить?
        Михаил оторопел. Взглянул на ее расстроенное лицо, понял, что Милена не шутит. Перевел взгляд на часы. Половина девятого.
        - Слушай, ты что - с родителями поссорилась? - предположил он.
        - Нет. Все хорошо.
        - Они знают, что ты ко мне пошла?
        - Нет. Я не хочу, чтобы они знали, - умоляюще проговорила Милена. - Вы им, пожалуйста, не звоните. Иначе вы все испортите!
        Михаил все-таки достал из холодильника валерьянку, накапал в стакан, залил водой и выпил. Но успокаивающего эффекта не ощутил - может, потому, что Милена продолжала говорить.
        - Я поживу у вас несколько дней, - сообщила она таким тоном, будто все уже было решено. - Родителям позвоню, скажу, чтобы не волновались. Только, ради бога, вы им не звоните и не говорите, что я у вас!
        - Ты соображаешь, что плетешь? - взорвался он. - Сестру только что похоронили, теперь ты пропадешь? Да они сума сойдут! Мать бы пожалела! Ольга тоже вот шаталась непонятно где, а потом.
        Он недоговорил - Милена вскочила, подбежала к нему и схватила его за руки. Она не плакала, даже ни о чем больше не просила, но он видел, что у нее на лице дрожит каждый мускул, губы трясутся. В глазах была немая просьба - такая выразительная, что он осекся и уже мягче добавил:
        - Может, расскажешь, что у вас случилось? Я уже понял, что ты решила наказать своих родителей. За что?
        Может, запретили тебе ходить в театр? Кстати, ты им хотя бы сказала, что выступаешь на сцене?
        - Да пет же, никто мне не запрещал, - выдавила она, отводя глаза. - Мне просто надо где-то спрятаться...
        Чтобы меня не нашли.
        - Мать с отцом?
        Она досадливо покачала головой. Михаил заметил на ее лице следы небрежно стертого грима и понял, что сегодня она опять играла свою роль без слов - роль бедной горожанки, покупающей с лотка фонарь для праздника поминовения усопших.
        - Иди умойся хорошенько, - посоветовал он девочке. - Успокойся немного, я же тебя не прогоняю.
        Пока в ванне шумела вода, он пытался сообразить, что теперь делать. Даже снял телефонную трубку, собираясь позвонить Алле. Но перед ним снова возникло лицо Милены. Она не говорила, что чего-то боится, да в этом и не было нужды - страх был в ее глазах, ее безмолвно трясущиеся губы сказали ему больше, чем любые слова. Какое знакомое выражение! Он видел его когда-то, не так давно... Михаил вспомнил. Почти с тем же выражением - молчаливого, глубоко спрятанного страха на него смотрела Ольга. В тот самый день, когда пыталась завязать с ним знакомство в парке. Только тогда к этому страху было примешано грубоватое кокетство. Милена не кокетничала. Она не играла.
        Она просто не смогла бы сыграть такой страх.
        Девочка вышла из ванны с покрасневшими глазами.
        Наверное, успела всплакнуть, но Михаил ни о чем ее не спросил. Она увидела его возле телефона, с трубкой в руке и воскликнула:
        - Звоните моим родителям?
        - Нет. - Он поднес трубку к ее уху, давая послушать длинный гудок. - Сначала я хочу услышать от тебя правду. Что случилось? Если ты не расскажешь - я не разрешу тебе остаться.
        Про себя он подумал, что Милена не останется у него в любом случае. Этого еще не хватало! После объяснения с ее отцом Михаил вовсе не хотел нарваться на еще один семейный скандал. А если Милена все-таки останется здесь, то его легко можно будет обвинить... Бог знает в чем!
        Но девочка, казалось, приняла его обещание на веру.
        Она заколебалась, испытующе посмотрела на него и наконец сдалась:
        - Я расскажу Только вы - никому, ладно? Иначе мне же будет хуже. Я и сама уже не знаю, что мне делать.
        Девочка наотрез отказалась пойти на балкон - она боялась, что ее рассказ услышат соседи. Они сидели на душной кухне, Милена вертела по столу чашку с чаем, котирую поставил передней Михаил. Но чай не пила, к шоколадным конфетам не притрагивалась. Она рассказывала, опустив голову, не глядя на Михаила, а тот, сидя напротив, никак не мог отделаться от мысли, что совершает ошибку, спокойно слушая ее. Нужно звонить родителям девочки. А если она говорит правду - то в милицию.
        - Я ведь тоже думала, что Оля ходит в театр, - говорила Милена. - Вы же помните, как мы вместе туда пошли? Ей так хотелось играть в этой пьесе! Она мне все уши прожужжала. Показывала, как надо ходить, как поворачиваться, чтобы было по-японски. Я ничего не понимала - почему она бросила театр? Зато теперь понимаю.
        Все началось с того, что Милена, возвращаясь из школы, увидела Ольгу с каким-то незнакомым мужчиной.
        Сперва девочка решила, что ошиблась - ведь в это время сестра должна была заниматься в студии. Но это все-таки оказалась Ольга. Она не заметила младшую сестру - та следила за ней, спрятавшись за киоск с мороженым. Ольга стояла рядом с высоким, полным господином и, смеясь, заглядывала в пакет с покупками, который он перед ней раскрыл. Тот, похоже, рисовал передней перспективу приятного домашнего ужина. Милена некоторое время колебалась, но все же решилась к ним подойти. Страх за сестру переборол ее застенчивость. Страх Милена почувствовала сразу, хотя и не знала почему. Ольга заметила ее, когда девочка подошла совсем близко. Она переменилась в лице, но вела себя довольно сдержанно. Милене своего кавалера не представила. Про нее сказала только три слова: "А, это моя сестра". Так, будто эта встреча была чем-то обычным и вовсе ее не волновала. Мужчина бегло осмотрел Милену, отчего та покраснела, и тоже особо не забеспокоился. Ольга махнула сестре рукой и вместе со своим приятелем прошла к припаркованным возле магазина машинам. Они сели в шикарную синюю иномарку и уехали. Это было в начале мая.
        - Я ничего не сказала маме, - вздохнула Милена. - Я же знала, что Олю будут ругать и больше никуда не пустят... Если бы она еще с парнем встречалась, а этот был уже старый.
        Но когда старшая сестра вернулась вечером "из театра", Милена потребовала объяснений. Объяснения она получила, но очень немногословные. Сестра умоляла ее ничего не говорить родителям. Она сказала, что этот мужчина ей нравится, что она встречается с ним всего несколько дней, что ей с ним весело. Он не жалеет для нее денег.
        Водит в шикарные кабаки. Ольга описала Милене, что она ела в этих кабаках, что пила. Девочка на нее рассердилась - Я ей сказала, что мама все равно догадается, и тогда ей же будет хуже. Я спросила.., т - Милена засмущалась и скороговоркой закончила:
        - Я спросила - он на тебе женится? Ольга на меня смотрела как на дуру. И сказала, что он уже женат и дети есть. Я с ней потом два дня не разговаривала.
        - Но послушай! - перебил ее Михаил. - Почему же ты молчала, когда Ольга пропала? Ведь этот тип мог завезти ее куда-нибудь и убить! Ты о нем никому не говорила?
        Милена помотала головой и снова заскрежетала по столу кружкой. Этот звук раздражал Михаила, но остановить девочку Он не решался -t- обидится, замолчит. Никогда не знаешь, что может обидеть подростка. Как-то он оборвал Дашку по пустячному поводу - и та разревелась, сказала, что он ее травит. Люба и это ему припомнила, когда настаивала на разводе.
        - Когда Оля пропала, я сперва думала, что она, правда, живет у подружки, - пробормотала себе под нос Милена. - А потом... Я боялась им говорить про этого мужика. Мне бы такое устроили!
        И, внезапно воодушевившись, девочка воскликнула:
        - Знаете, какой у меня отец?! Он бы мне всыпал! Он до сих пор меня бьет. Иногда... А я так долго молчала. Они бы набросились, почему я сразу не сказала"... Это Ольку никогда не били, а меня...
        Она взяла конфету и тут же положила ее обратно в коробку:
        - И потом... Оля мне еще сказала, что этот тип у нее не первый Только вы никому не говорите!
        - Да что уж теперь говорить, - вздохнул Михаил. - Долго ты молчала, нечего сказать. Интересный из тебя человек вырастет. Можно в разведку засылать.
        - Не говорите со мной, как с ребенком! - взорвалась она. - Я уже не маленькая! Все считают меня дурой!
        - Да нет, по-моему, это ты считаешь всех глупее себя; - отрезал Михаил. - Рассказывай.
        Свое шокирующее признание Ольга сделала сестре, когда та спросила - зачем она связалась с человеком, который на ней все равно не женится? Для Милены в ее четырнадцать лет потеря невинности еще означала катастрофу. Хотя, как мимоходом заметила девочка, в ее классе уже есть две девчонки, которые занимались этим самым с парнями. И ничего. Одна из них даже отличница.
        - А Оля мне ответила, что теперь ей все равно. Что у нее уже был парень. Прошлым летом на выпускном балу...
        Она сказала, что им дали только шампанское, а они перед балом устроили складчину, и па чердаке была водка. И один парень из параллельного класса... Ну, в общем, это у них было два раза. И еще она мне сказала, чтобы я не устраивала трагедии. Что это уже никого не волнует, а ей все-таки девятнадцать лет. Она сказала, что у нас просто родители старорежимные, и поэтому он не хочет говорить.
        Нормальным родителям она бы все рассказала.
        "Интересно, а я нормальный родитель? - подумал Михаил, глядя, как Милена мучает в пальцах конфету. Шоколад уже начал таять, но Милена этого не замечала. - Если бы такое вытворила Дашка... Хотя Люба теперь скажет, что это не мое дело".
        - Я тогда еще больше на нее разозлилась, - вздохнула девочка. - А когда она пропала, вспоминала, как мы ссорились. Я совсем спать не могла. Мне все время казалось, что она на меня обиделась, потому и не возвращается. И еще я думала... Я думала, она хочет, чтобы мы все за нее поволновались. И мама, и я, и отец. Она мне часто говорила, что ее никто не любит.
        - По-моему, твоя мама очень ее любит. Любила, - поправился Михаил. - Я это видел. Жестоко ставить такие эксперименты.
        - Я тоже так думала, - неожиданно согласилась Милена. - А там, в парке, когда мы с мамой увидели велосипед... Я знаете что решила? Что Оля и с вами... Ну... Это...
        Она запнулась и от смущения запихнула в рот полурастаявшую конфету. Милена даже покраснела. Михаил ее прекрасно понял. Понял в том числе, почему девочка сразу вцепилась в него, да еще с такой ненавистью в глазах.
        Как будто он был ее давним и опасным врагом. Почему она не верила, что он просто выудил велосипед из речки. Не верила ни одному его слову. Мать - та поверила в его невиновность куда быстрее.
        - И ты решила проверить, не здесь ли прячется Ольга? - уточнил он. - Поэтому меня выслеживала, да?
        Милена с усилием проглотила конфету и подтвердила - все было именно так. Только осмотрев квартиру Михаила, она поняла, что Ольги здесь нет. А до этого была твердо убеждена, что сестра скрывается, здесь, у очередного великовозрастного приятеля - А когда она вернулась, все стало еще хуже, - тихо продолжала девочка. - Я сперва так обрадовалась! Мы с мамой были у бабушки, когда узнали. Мама поехала домой, а я не могла сидеть спокойно. Я так хотела увидеть Ольку! Я решила, что все ей прощу, больше не буду с ней ссориться... Я сердилась на маму - почему она меня не взяла с собой? Два дня бабушка за мной следила, а в субботу я сбежала, поехала домой. А она... Она даже не сразу меня заметила.
        Милена рассказала, что никогда не видела сестру в таком состоянии. То, что Ольга похудела, было еще полбеды. Она молчала. Молчала упорно, зло, отвернувшись к стене. Если Милена пыталась задать вопрос - та делала вид, что не слышит. Хотя музыка в ее наушниках играла далеко не все время. Куда чаще Ольга лежала с отключенным плейером, будто слушала что-то другое. Другую, несуществующую музыку или свои собственные мысли.
        - Родители все эти дни следили за ней, боялись, что она убежит опять. Она им соврала про то, что заблудилась в лесу. А я сразу ей не поверила. Она это сказала так просто - чтобы отмазаться. И мама тоже не поверила. А отец все молчал. Я не знаю, что там у них вышло... Только они с Олькой давно не разговаривали. Ну, почти не разговаривали. Стали совсем как чужие. А ночью, когда все спали, она сбежала. Только я не спала. Я видела, как она встает, и сразу зажгла свет.
        Ольга шепотом попросила сестру потушить лампу Милена, сама не зная почему, послушалась. Она уже успела увидеть, что сестра готова к выходу. Она даже кроссовки успела обуть. Милена шепотом, чтобы не разбудить родителей, потребовала объяснений.
        - Она сказала, что должна идти, должна встретиться с одним человеком. Что если она не пойдет - случится что-то ужасное... - Милена снова начала дрожать. - Она дала мне ключи. Три ключа. И сказала, чтобы я спрятала их и маме не показывала. И еще добавила, что если она не вернется, я должна отдать ключи тому, кто у меня их попросит. Что мне, наверное, позвонят. И еще очень просила, чтобы я просто отдала этому человеку ключи и больше ни о чем с ним не говорила. Оля сказала: "Стоит только начать, и ты уже от них не отвяжешься... Так было и со мной. Они тебя тоже используют".
        - И ты отпустила ее? - не веря своим ушам, спросил Михаил. - Вот так - среди ночи?
        - Она сказала, если я разбужу родителей - ей лучше умереть, - уже со слезами в голосе ответила девочка. - Что не хочет в тюрьму, что ни в чем не виновата, что я ничего не понимаю... Она сказала, что боится каких-то людей, и родители тут не помогут - только напрасно будут изводиться. Я поняла, что она боится какой-то девушки из театра и еще одного парня. Оля еще раз повторила, чтобы я с ними не разговаривала ни о чем. Она... - Тут Милена стала захлебываться, ее душили слезы. - Она поцеловала меня... И ушла!
        И девочка разревелась, с силой прижав ладони к лицу, словно так можно было удержать стремительно побежавшие по щекам слезы. Михаил даже не пытался ее успокаивать. Что было дальше - он уже знал. Он снова увидел скорченное на земле тело девушки. Белокурой худой девушки с белой, почти прозрачной кожей. Она лежала, подогнув под себя руки, будто уснув в неловкой позе. Это было вечером, в воскресенье. С озера доносился плеск воды, на волейбольной площадке глухо стучал мяч, раздавались резкие крики подающих. И над поляной то ныряла, то поднималась почти прозрачная, легкая белая бабочка.
        Потом она исчезла в небе, стала невидимой, бестелесной.
        - И ты ничего не сказала родителям? - спросил он, протягивая руку и касаясь плеча Милены. - Как ты могла молчать? Ты понимаешь, что обязана была...
        - Оля просила молчать, - всхлипывала девочка. - Она так просила... И я молчала, я боялась, что сделаю хуже... А потом... Мне позвонили...
        Этот мужчина позвонил в понедельник, на другой день после смерти сестры. Милена сама взяла трубку и вздрогнула, когда услышала свое имя, произнесенное незнакомым мужским голосом. Мужчина сказал, что он знакомый Ольги, что Ольга должна отдать ему ключи. Милена испугалась и, не ответив ни слова, положила трубку. Он позвонил еще, и она отключила телефон. Однако аппарат пришлось, подключить через час - она боялась, что родители заметят, что телефон не работает. В понедельник мужчина больше не звонил. Зато во вторник она опять услышала его голос, Мать как раз куда-то вышла, а у отца был очередной урок, - Он сказал, что ему нужны ключи, больше ничего, - вытирая слезы, рассказывала Милена. - Я боялась говорить громко, шептала, он меня плохо слышал. Сказал, чтобы я не придуривалась. Что он знает от Ольги - ключи у меня. И я должна их отдать. Велел выйти из дома, назначил встречу возле супермаркета. Он даже знал, что рядом с нашим домом есть такой супермаркет. И сказал, что, если я не приду, он кое-что расскажет в милиции... Об Оле.
        Он сказал, что она... Проститутка и воровка.
        Эти слова Милена произнесла почти беззвучно. Михаил гладил ее по плечу и ощущал, как затравленно дрожит девочка. В эти минуты она казалась совсем маленькой.
        - И ты пошла? - почти ласково спросил он.
        - Да! Я сказала папе, что мне нужно забрать у подружки тетрадь. Он ничего не спросил, разрешил уйти. Я пошла к супермаркету... Я даже не знала, как тот человек выглядит, как его зовут.
        Девочка ждала недолго. Оказалось, что звонивший ей мужчина уже некоторое время наблюдал за ней из припаркованной возле тротуара машины. Видимо, хотел убедиться, что Милена пришла одна. Потом он вышел, приблизился к ней, довольно вежливо поздоровался. Милена сразу полезла в карман за ключами, но он попросил не передавать их на виду у всей улицы. Сказал, что лучше это сделать в машине.
        - Я бы к нему не села, но он сказал, что хочет кое-что рассказать об Ольге, - подавленно рассказывала Милена. - Он говорил вежливо... И я согласилась. Пошла к машине, села. Он сел за руль. Спросил, где ключи.
        Я их показала, он забрал. А потом сказал, что должен проверить, правильные это ключи или нет. Что Ольга могла их подменить. Он сказал - сейчас съездим, проверим, и я отвезу тебя обратно. И поехал... Я не знала, что мне делать... Он сказал, что, если я закричу, мне живой не быть.
        Она подняла на Михаила плаза;
        - Только не считайте меня дурой! Я сто раз видела по телевизору, как надо поступать, если тебя затащили в машину. Тем более он был один. Только одно дело - смотреть это по телевизору, а когда ты сама попалась... И он ,все время говорил про Ольгу. Он говорил что-то ужасное.
        Я даже повторять не хочу. Я не верю в это! Потом вдруг сказал, что мы приехали.
        Он припарковал машину в каком-то дворе, взял Миле ну под руку на тот случай, если она захочет убежать, и повел куда-то. Остановился у высокого, как видно, недавно построенного дома. Набрал код на двери подъезда, дверь открылась. Милена пыталась упираться, но он так сжал ей руку, что потом остались синяки. Пять мелких синяков вокруг предплечья - отпечатки его пальцев.
        - Он сказал, чтобы я не фокусничала. Что моя сестра уже пыталась его надуть, и вот чем это кончилось. Он даже не скрывал, что сам это сделал... И я так боялась! Меня все время тошнило, перед глазами какой-то туман. Я уже думала, что не выйду живая... От него воняло луком, он все время дышал мне в лицо.
        Она замолчала, ее передернуло. Девочка отпила остывшего чая и, не глядя на Михаила, потребовала:
        - Вы только обещайте, что никому этого не расскажете... Иначе я не буду больше говорить. Лучше я тогда уйду.
        - Не бойся, не расскажу, - теперь вполне искренне пообещал Михаил. Он уже чувствовал, что дело более чем серьезное.
        В том доме, куда завел ее пахнущий луком мужчина, был лифт, но они почему-то поднимались по лестнице. По дороге никого не встретили, Милена слышала шум проезжающего мимо лифта, из какой-то квартиры слабо доносилась музыка. Она хотела звать на помощь, но боялась, что не успеет открыть рта. Между этажами, на чистенькой, пахнущей краской площадке, мужчина остановился и велел ей внимательно слушать. Если она все сделает, как нужно, он сейчас же отвезет ее домой - в целости и сохранности.
        - Он сказал, что сейчас мы поднимемся на шестой этаж и я должна буду позвонить в ту квартиру, что справа.
        Там всего две двери, одна против другой. Меня спросят, кто я. И я должна назваться по имени, сказать, что я Ольгина сестра. Я спросила, что дальше. Он сказал: если откроют - я должна зайти в квартиру. А если нет, я должна убедить хозяина, чтобы он открыл. Он мне дал плейер - красивый такой, серебристый, для компакт-дисков.. Сказал, чтобы я его показала в глазок, сказала, что хочу вернуть подарок, что Ольга умерла и подарок ей больше не нужен. Я просила, чтобы он меня отпустил. Сказала, что мне, наверное, не откроют. А он ответил, что мне-то как раз должны открыть. Что этот человек виноват перед Ольгой и не решится меня прогнать. И он откуда-то знал, что я видела этого человека, и тот меня тоже видел. От сестры, наверное. И тогда я поняла, о ком идет речь. Здесь жил тот самый Ольгин приятель, у которого синяя иномарка. Я спросила, зачем вое это нужно? Почему он сам туда не пойдет? Ведь у него есть ключи от квартиры!
        Вместо ответа тот человек ткнул ее в спину, между позвонков - очень точно и очень больно. Девочка едва не закричала. Он сказал, чтобы она не морочила ему голову и шла вперед. И она пошла.
        Все вышло приблизительно так, как предполагал ее мучитель. Она позвонила, встала перед дверью так, чтобы ее было видно в глазок. Когда ответил мужской голос, девочка назвалась, напомнила о том, что они виделись, показала плейер. Она теперь сама не помнила, что именно говорила и говорила ли вообще. Ее тошнило от страха, так что она сдерживалась изо всех сил и мечтала только об одном. - чтобы ее отпустили. Дверь наконец открылась.
        - Я хотела войти, но тот навалился на меня сзади и протолкнул в квартиру и сам вошел, - рассказывала она. - Я отлетела в сторону и увидела, что хозяин очень испугался. Он так на нас смотрел...Тот тип ему сказал, что ему нужны только деньги. Чтобы он открыл какой-то сейф.
        Хозяин сказал, чтобы мы убирались. Тут же вертелась собака. Она все лезла ко мне, я хотела ее отогнать, а она меня цапнула.
        Милена показала залепленный пластырем палец.
        - Уже почти прошло, она укусила не сильно... Но тогда сразу пошла кровь, и я, кажется, крикнула. И тут я увидела нож.
        Хозяин квартиры тоже увидел нож, и девочке показалось, что он почему-то сделался куда спокойней. А может, делал вид, что спокоен, чтобы не раздражать налетчика. Он сказал, что через пять минут приедет милиция. Но мужчина, который привел Милену, заявил, что никакой милиции не будет, потому что Валера сам отключил сигнализацию.
        - Хозяина звали Валера, - пояснила Милена. - Он его так и звал, хотя они не были знакомы. А того каждый раз передергивало. Я помню, он посмотрел на меня и сказал:
        "Ольгины штучки... Значит, и сестренка туда же?" А того человека хозяин спросил: "А ты кем Ольге приходишься?
        Неужели нельзя по-хорошему? Я не та к уж перед ней виноват!" Но тот сказал, чтобы ему не заговаривали зубы, и велел открывать сейф. Он все время держал перед собой нож.
        И хозяин пошел куда-то в комнату, а тот за ним. Я хотела убежать, пока их пет, но собака сидела у двери и рычала, если я двигалась. Такая маленькая, черная такса. Очень злая.
        О том, что было потом, Милена помнила смутно. Она стояла в углу, стараясь вжаться в стену, чтобы не раздражать озлобленную собаку. И вдруг собака повернула голову, Милена услышала приближающиеся шаги. В прихожей появился хозяин, он шел очень быстро, почти бежал. Может, и в самом деле надеялся убежать. Но сразу за ним вышел тот человек. Он что-то громко сказал хозяину, вроде:
        "Стой, погоди!" Хозяин обернулся, и они как-то странно сцепились. Потом Милена увидела, что хозяин оседает на пол. Он как-то странно, смешно крякал, шепотом ругался и все время смотрел себе на живот. А там, под распоротой рубашкой, виднелось что-то желтое и красное. Она открыла рот, но не услышала себя, а ведь хотела закричать.
        - Я поняла, что этот Валера умирает, что тот ударил его ножом... Я хотела убежать, мне уже было плевать на собаку, пусть кусает. Я открыла дверь, и собака сразу выскочила на лестницу... А тот поймал меня сзади и шепнул, чтобы я немного подождала, мы уйдем вместе, а иначе меня поймают. Я плакала и просила, чтобы он меня отпустил, я хочу домой. Я ему сказала, что никому ничего не расскажу.
        Он отвел меня в комнату, где стояла большая кровать. Я боялась, что он... - Милена задыхалась и говорила все более отрывисто. - Но он меня не тронул. Усадил на кровать, велел немножко подождать и ничего не касаться.
        Упаковал какой-то пакет. Сказал, что пойдет на лестницу, послушает, нет ли там кого. Потом позвал меня, и мы вместе оттуда ушли.
        Собака уже успела спуститься на первый этаж и теперь металась перед железной входной дверью. Когда дверь от крыли, такса хотела выскочить на улицу, но тот человек отбросил ее ногой, вытолкнул Милену и вышел сам. Собака осталась в подъезде, и девочка слышала, как она жалобно подвывает - будто плачет. Девочка хотела убежать, но тот человек заставил ее сесть в машину. Он был очень возбужден и все приговаривал, что она молодец. Он честно отвез ее к тому месту, откуда забрал, и высадил. На прощанье сказал, чтобы она запомнила - ей уже четырнадцать лет, и теперь она свободно может загреметь в колонию для несовершеннолетних. За соучастие в ограблении и еще кое в чем.
        В чем еще - Милена не спрашивала. Когда они покидали квартиру, тот человек на полу уже не шевелился.
        Глава 12
        Солнце давно ушло за соседние дома. Небо понемногу остывало, превращаясь из голубого в зеленоватое. В это Время Михаил обычно зажигал свет. Но сейчас он предпочитал сумерки. Девочка молча сидела перед ним, спрятав лицо в ладонях, и смутно белела полоска пластыря на ее пальце.
        - Ты уверена, что тот человек умер? - после долгого молчания спросил Михаил.
        - Наверное, умер, - еле слышно ответила она. Убрала руки, показав распухшее от слез лицо. - Я вас очень прошу - никому не говорите!
        - Милена, это убийство.
        - Я понимаю...
        - Плохо, что понимаешь и до сих пор покрываешь убийцу. Ты понимаешь, что он убил твою сестру?
        - Он и меня может убить, - ? - прошептала она. - Он обещал.
        - Никто тебя не тронет. А его нужно искать. О нем нужно рассказать в милиции. Если хочешь, я пойду с тобой.
        Она бессильно покачала головой, прошептала:
        - А колония? Меня заберут в колонию...
        - Глупости. Тебя ведь заставили туда пойти. Тебя просто обманули. И ты ничего не брала, никого не убивала. Тебя просто использовали. Милена, послушай меня, я все-таки старше и больше в этом понимаю. Тебе ничего не сделают!
        Девочка встала:
        - Я так и знала, что зря вам все рассказала. Теперь они меня убьют. Я сегодня нашла ту девчонку из театра...
        Это Наташа. Я ей все высказала, иона испугалась.
        Михаил прекрасно помнил Наташу. Вежливая, милая, рассудительная девушка, она показалась ему не по годам разумной. С ней было легко и приятно разговаривать. И ведь это она сообщила ему, что видела Ольгу в синей иномарке. Ее координаты он передал милиции, девушка давала показания. Наташа? Слова Милены снова начинали ему казаться каким-то бредом. У него даже мелькнула мысль:
        "А что, если девчонка все придумала, от первого слова до последнего и сейчас рассказывает мне сказки?"
        - Милена, мне в это с трудом верится, - ласково сказал он. - При чем здесь Наташа? Ты сказала, что твоя сестра упомянула какую-то девушку из театра? Это точно? Она так и выразилась? Может, ты ее не правильно поняла?
        Милена забеспокоилась, увидев, что он сомневается в ее словах. Она точно припомнила слова сестры, которые услышала в ту ночь. Оля сказала: "Их двое, я с ней познакомилась в театре, но тебе, скорей всего, позвонит мужчина". Имен старшая сестра не назвала. Она говорила так сбивчиво, будто через несколько минут отходил поезд и ей нужно было успеть вскочить в вагон. И поцеловала Милену тоже, как на вокзале, торопливо, но горячо - как целуют в самый последний момент, уже оглядываясь на проводника, который стоит на площадке со свернутым флажком в руке.
        Михаил задумался. Вряд ли это можно было выдумать.
        Девушка из театра... Какое отношение имеет к ограблению и убийству эта девушка? Одна из актрис... Но ведь никакой девушки Милена не видела, она видела только мужчину.
        Наташа? Невозможно! Какое же тогда нужно иметь хладнокровие, чтобы отправиться в милицию, давать показания, да еще наводить следователя на след человека, которого только собираются ограбить и убить! Он знал, что Наташу допрашивали в понедельник. А во вторник вечером Милену потащили на заклание в квартиру к этому "Валере". Нет, девочка ошиблась. Не может быть, чтобы Наташа...
        - Почему же ты решила, что правильно вычислила девушку? - поинтересовался он. - Ты решила, что это Наташа, только потому, что она одна из всей труппы дружила с твоей сестрой?
        Милена еще больше занервничала:
        - Вы опять мне не верите? Ладно, я вам докажу..
        Она и в самом деле ничего не знала об этой девушке, кроме того, что та играет одну из ролей в пьесе. Однако в тот последний вечер, который сестры провели вместе, произошло нечто, а чем лотом вспоминала Милена. Сестра попросила ее принести из комнаты родителей атлас Москвы. "Ну, вы знаете, тот, где все дома указаны по номерам, и магазины обозначены, и все остальное", - уточнила Милена. Девочка принесла атлас, и Ольга уткнулась в него. Милена села к ней на постель - девочка соскучилась по старшей сестре, ей хотелось приласкаться. Та ее не прогнала. Ольга водила кончиком карандаша по карте какой-то улицы, шевеля губами и читая надписи. Наконец карандаш остановился. Сестра пробормотала: "Да, здесь".
        Милена, перегнувшись ей через плечо, увидела, что грифель упирается в дом, где было обозначение продуктового магазина и его название - "Диана".
        - Я спросила - что она ищет, кто там живет? А она ответила, что там живет их режиссерша. И вдруг замолчала, хотя вроде собиралась сказать что-то еще. Отдала мне атлас и велела потихоньку, чтобы не задавали вопросов, отнести обратно. А ночью, когда она собиралась уходить, я ее спросила - куда она теперь пойдет? Мне почему-то вспомнилась эта "Диана", и я спросила - может, Оля идет к режиссерше?
        Услышав это предположение, Ольга испуганно зашептала, что нет, конечно же, она пойдет не к режиссерше. И прошептала: "Но я их попробую уговорить, чтобы Ирину тоже не трогали..." Ольгу трясло и, когда она передавала Милене ключи, руки у нее были будто изо льда - обжигающе холодные и влажные. А губы горели - и когда сестра на цыпочках вышла в коридор, Милена еще чувствовала на щеке то место, куда Ольга ее поцеловала.
        - Что значит - "чтобы тоже не трогали"? - встревожился Михаил. Он вспомнил, что не сдержал данного Ирине обещания, не позвонил ей на другой день после спектакля. Как-то неудобно было самому навязываться и просить свой замечательный подарок. Японская тушечница начала двадцатого века! У него и в заводе таких вещей не было. Тушечницу получить, конечно, хотелось, но он тогда решил - пусть Ирина позвонит сама. А она так и не позвонила. Вероятно, забыла - до того ли ей...
        - Не знаю, что это значит... - горестно произнесла девочка. - Я уже столько об этом думала! И мне кажется, что Оля убежала среди ночи, потому что хотела уговорить того человека не убивать Валеру. Наверное, они с той девчонкой решили его ограбить и убить, и Оля знала... А родители не выпускали ее из дома. Она ведь и днем хотела убежать. Может, они и к Ирине Сергеевне подбирались?
        Милена рассказала, что специально пошла в театр, чтобы найти ту девушку, о которой упомянула сестра. Родителям она ничего о театре не сказала. Как и предполагал Михаил. По словам девочки, родители ни за что бы не согласились, чтобы и вторая дочь связалась с этой студией. И вместе с тем в последнее время, после смерти Ольги, у Милены появилось куда больше свободы, чем раньше. Родители были слишком заняты своим горем, чтобы заметить, что их обманывают. Даже в тот вечер, когда произошел этот кошмар с передачей ключей, ее не очень ругали за то, что она вернулась около одиннадцати. Милена неловко соврала, что засиделась у подружки, готовилась к зачету по математике.
        И ей поверили. Так что свои посещения театра она тоже маскировала подготовкой к зачетам. А то и просто говорила, что хочет погулять - и ее отпускали, только предупреждали, чтобы возвращалась не позже девяти.
        - Я не могла просто так сидеть и ждать, когда они опять ко мне привяжутся, - с каким-то вызовом сказала девочка. - Оля меня предупреждала, что стоит только начать... Родителям я боялась жаловаться. Я уже слишком долго молчала...
        Выяснилось, что Милена на другой день после своего страшного приключения специально купила на свои карманные деньги брошюрку с Уголовным кодексом и выяснила, что тот человек сказал правду. Если бы ей было тринадцать лет - ее бы ни за что не судили. Но ей уже было четырнадцать. Брошюрку она выбросила в какую-то урну на улице сразу, как только прочла. Нести ее домой девочка побоялась - если бы увидели родители, ей бы задали кучу вопросов. Ее самостоятельность уже не удивляла Михаила. Он задал ей только один вопрос - может ли она опознать того человека, который назначал ей встречу у супермаркета? Милена его разочаровала:
        - Я ведь так его боялась, что старалась смотреть в сторону, только бы не в лицо... Помню только, что глаза у него голубые. Ярко-голубые, это я сразу заметила, потому; что он очень загорелый...
        Номера машины Милена не запомнила. Насчет самой машины могла сказать одно - это старая развалюха бежевого цвета. Точно не "Нива" - эту марку она знала, белая "Нива" была у ее отца. Может быть, это были старые "Жигули". Из советских машин она еще знала "Оку" и "Волгу".
        Промучившись всю среду и ознакомившись с Уголовным кодексом, Милена решила не ждать, когда эти подонки опять к ней привяжутся. Она решила действовать. Девочка надеялась, что легко вычислит ту актрису, о которой мельком упомянула сестра. И на другой день она отправилась в уже знакомый кинотеатр, где происходили занятия театральной студии "Жест". Милена пришла пораньше, чтобы встретить Ирину у входа. И вскоре увидела, что та подъехала на новенькой красной машине.
        - Я сказала, что вы сами стесняетесь за меня просить, но думаете, что мне стоит заниматься театром, - смущенно рассказывала Милена. - Только не ругайте меня! Если бы я знала, как туда пролезть по-другому! Но я ничего больше не придумала...
        Ирина как будто удивилась, выслушав просьбу девочки, но в конце концов пригласила ее в зал. Там она побеседовала с Миленой. Подробно расспросила, чем она интересуется, занималась ли раньше в самодеятельных студиях, в каких театрах бывает, какие книги любит, есть ли у нее любимые актеры. Милена изо всех сил старалась произвести хорошее впечатление, особенно потому, что видела - руководительница театра изрядно озадачена ее появлением. В конце концов Ирина мягко спросила - не обидится ли Милена, если ей дадут роль без единого слова? У них, оказывается, было сшито лишнее кимоно, простенькое, синее. И если на сцене появится одна лишняя горожанка, это будет только к лучшему - создаст впечатление большой толпы. Есть у них такая массовая сцена - гулянье накануне праздника. Милена с радостью согласилась на бессловесную роль горожанки в синем кимоно.
        - Мне было так стыдно, - рассказывала она. - Ирина Сергеевна возилась со мной больше всех. Показала, как надо ходить, как кланяться продавцу фонарей. Я все повторяла... Наверное, неплохо, она меня даже ни разу не отругала Меня нарядили, накрасили . Все сказали, что я хорошо буду смотреться А потом сказали, что я уже завтра выйду на сцену. Сказали, чтобы я не пугалась. Если что - меня прикроют. А Ирина Сергеевна еще смеялась, говорила, что это лучший способ научить ребенка плавать - бросить его в воду.
        На другой день Милена уже выступала на сцене. Михаил видел ее дебют. А также видел, что девочка держится особняком от остальных артистов. Что же она могла выяснить, ни с кем не общаясь? Он спросил ее об этом, и девочка с вызовом ответила:
        - Ну и что, что не общалась? Я все время прислушивалась, о чем они говорят. Я хотела вычислить, кто из девчонок лучше всех знал Олю.
        Но об Ольге никто не говорил. Кроме Наташи. Та несколько раз обращалась к Милене, спрашивала, как себя чувствуют ее родители, не надо ли чем помочь? Девочка со злобой заметила:
        - Разыгрывала добренькую! Я ей ответила, что родители переживают - а чего она еще хотела? Она сразу отвернулась и отошла.
        - Я бы тоже отошел, - решительно сказал Михаил. - Ты просто ей нагрубила. Говори что хочешь - Наташа не могла.
        - Не могла?! - запальчиво воскликнула девочка. - А как насчет "Дианы"?
        И она рассказала, что ни вчера, ни сегодня Ирина Сергеевна в театре не появилась, что ребята пытались с ней связаться. Что у актрисы, которая играет гейшу, оказался телефон Ирины. Милена, услышав это, сразу навострила уши. А уж когда Наташа призналась, что была у Ирины дома, и упомянула название этого магазина... Тут уж сомнений не осталось. Это она! Она знала то же, что Ольга, в каком доме живет Ирина Сергеевна. А больше никто из ребят про этот магазин даже не слышал.
        - Да почему ты так уверена в своей правоте? - изумился Михаил. - Если бы это действительно была Наташа - стала бы она при всех признаваться! Получается, что она сама себя выдала?
        - Она и не признавалась, это у нее с языка сорвалось! - упрямо твердила Милена. - Она же не знала, что я тоже слышала про этот магазин - почему бы ей не сказать! Эта тварь просто ничего не боится, считает меня дурочкой! Видели бы вы, как она сегодня от меня пряталась! Но я все ей высказала, я ее предупредила, что донесу, если они опять ко мне пристанут! .И неожиданно закончила:
        - Так что домой мне пока нельзя. Я боюсь туда идти.
        Они ведь знают" еде я живу.
        Михаил посмотрел на часы и легонько присвистнул.
        Одиннадцать! Он встал:
        - Знаешь, милая моя, в любом случае тебе нужно позвонить домой. Ты представляешь, как волнуется мама?
        Обо всем ты подумала, только не о ней.
        Милена поникла:
        - Она же от меня не отстанет, будет выяснять, откуда я звоню... А потом он и приедут и заберут меня, как в тот раз, помните?
        - Тогда я сам позвоню, - предупредил ее Михаил. - А уж тогда они точно поймут, где ты прячешься. Мой адрес у них есть.
        Девочка порывисто встала и бросила через плечо:
        - Какой же вы все-таки... Предатель! Зачем же тогда обещали?!
        - Милена!
        Она вышла в коридор, и он услышал, как она снимает трубку и набирает какой-то номер. Михаил надеялся, что свой, домашний. Потом он услышал напряженный голос Милены:
        - Мам?.. - И после короткой паузы девочка напористо заговорила:
        - Ну и что? Я сама за себя отвечаю.
        Лет, я сама... У подружки. Какая тебе разница? Я только переночую... Мам, ну ты что? Не надо отца... Какое там приедете, мы уже спать ложимся! Ее мама разрешила...
        Нет, не поеду! Не поеду! И не скажу, если ты так!
        Грохот опустившейся на рычаг трубки. Михаил вышел в коридор, увидел, что девочка стоит у столика с телефоном, все еще в напряженно-агрессивной позе, будто продолжает разговор.
        - Молодец, - спокойно сказал он. - Успокоила маму. Теперь она точно не будет волноваться. "Сама за себя отвечаю, не скажу, не поеду!" Ты понимаешь, что она может подумать?
        Милена только дернула плечом, будто что-то стряхнула, и не ответила. Знакомый жест, который выводил его из себя.
        - Я считаю, тебе нужно перезвонить и сказать правду. Ты хоть понимаешь, что осталась у матери одна? Твоя сестра тоже так начинала - оставалась у подружки. А что было потом? Я уверен - твоя мама сейчас только об этом и думает.
        И, невольно сбиваясь на полузабытый воспитательный тон, Михаил строго добавил:
        - Если ты не перезвонишь, я сам ей позвоню.
        - Если вы ей позвоните - я сейчас же уйду и буду ночевать в каком-нибудь подъезде! - быстро ответила Милена. - Ничего страшного, сейчас лето. А если со мной что-то случится - вы же будете виноваты!
        Да, с Дашкой он справлялся легче. Стоило немного на нее нажать - и девочка уступала, сбивалась на оправдания, потом пускала слезу... И он ставил на своем. Но здесь он столкнулся с совершенно другим характером. Михаил поймал себя на мысли, что почти уважает эту девчонку.
        - Ладно, этот звонок - на твоей совести, - наконец произнес Михаил. - Сейчас соображу, как тебя устроить на ночь Но только па одну ночь - ты меня поняла?
        Девочка устало кивнула. Было видно, что она так вымоталась, что уже не в силах говорить. "В конце концов, это еще ребенок, - думал Михаил, доставая из шкафа чистое белье и Дашкину подушку. - Странный ребенок, но все-таки..."
        Он постелил ей в Дашкиной комнате, на ее детской тахте. Тахту Люба не взяла - все равно через пару лет Дашка из этой мебели вырастет. Тонкий расчет - одним махом избавилась и от прежнего мужа, и от старой мебели...
        - Есть не хочешь? - спросил он, закончив стелить постель. - Если нет - мойся и спи. Утром поговорим.
        Девочка присела на край постели, стала расшнуровывать кроссовки. Он вышел и плотно закрыл за собой дверь.
        Сварил себе кофе, посидел с чашкой на балконе. Наступило то время, когда темнело не дольше чем на час, а потом небо снова становилось светлым, молочно-голубым.
        Сейчас был как раз пик короткой июньской темноты. Из окна кухни на балкон падал прямоугольник света, и в нем мелькали мелкие темные мотыльки. Михаил щелкнул зажигалкой, выпустил дым. В мыслях был полный сумбур, он никак не мог успокоиться, Милена заразила его своим напряжением и страхом. Даже если она рассказала правду, он сейчас делает большую ошибку. Нельзя ее тут оставлять. Срочно сообщить родителям... И наверное, все-таки в милицию. Что она говорила про Уголовный кодекс?
        Четырнадцать лет... Она права, он про это знает... Уголовная ответственность наступает с четырнадцати лет. Интересно, почему именно в этом возрасте? Кто провел эту границу, ведь все дети взрослеют по-разному... В редакции есть юрист, с ним можно посоветоваться. Не называя имен, разумеется Подать Милену как персонаж очередного репортажа на тему подростковой преступности. Да за что ее судить? Она только передала ключи. Правда, она помогла преступнику проникнуть в квартиру. Квартира оснащена сигнализацией, но на площадке стоит девочка и просит открыть дверь. Девочка, с которой жертва уже была знакома-... Девочки нечего опасаться. Кто этот несчастней Валера? Михаил впервые слышал это имя. Владелец синей иномарки. Приятель Ольги, который поил ее допьяна, так, по крайней мере, утверждала Наташа. Да нет, не может быть, чтобы именно Наташа... У него же есть ее телефон, можно позвонить, спросить... Нет, Милена ошиблась.
        Может, он неважный психолог, но настольного разбирается в людях. Наташа не могла связаться с убийцей...
        "А если все это правда? - перебил его мысли внутренний тревожный голос. - Если Милене грозит опасность, если она правильно вычислила Наташу? Та сообщила об этом своему дружку, тот испугался - ведь думал, что их не найдут, что о них ничего не известно. Милена, оказывается, недурной детектив. Голова у девчонки светлая, и мыслит она реалистично. Почему бы и нет? Может, она права... Но тогда ей, в самом деле, опасно возвращаться домой. Подстерегут в подъезде, на улице... А вдруг ее выследили, и сейчас из этой темноты на меня кто-то смотрит?"
        Он выругал себя за излишнюю подозрительность, но все же погасил сигарету, забрал со столика чашку и блокнот и до поздней ночи работал на кухне. Статья о детском отдыхе без родителей продвигалась неважно. Он все время отвлекался, думая о другом ребенке, который сейчас спал за стеной. Тоже без родителей. Только под его защитой. И еще почему-то Михаил думал о жене -" со странным злорадством: "Вот, утверждала, что я безответственно относился к ребенку! А другой ребенок пришел искать у меня защиты! Ну что ж, если я еще кому-то нужен..."
        Он работал и прислушивался - не встает ли Милена. Один раз даже подошел к двери и на сантиметр приоткрыл ее. В бывшей Дашкиной комнате было темно и тихо - так тихо, что казалось, будто там никого нет.

***
        Делегация, собравшаяся навестить Ирину, включала в себя вех ведущих актеров. Лида-"гейша" наутро всем позвонила и отчиталась, что отловить режиссершу по телефону так и не удалось, так что придется ехать к ней на дом. Решили не собираться большой толпой - добираться в общественном транспорте неудобно, а в том случае, если придется идти в больницу, на всех не хватит халатов. Кроме Лиды, в делегацию вошли Оксана-"призрак", Лена-"аристократка", Владик, игравший молодого самурая и, конечно, Наташа. Встречу назначили у кинотеатра. Оксана всех удивила, явившись с фруктами и маленьким букетом цветов.
        - А что здесь такого? - возразила она. - Ирина ведь явно в больнице. Спросим у соседей, в какой, и сразу поедем. Неудобно без передачки.
        Добирались недолго - Наташа помнила улицу, где жила Ирина, и вечером сориентировалась по карте. Зато дом искала минут двадцать. Только потом выяснилось, что они блуждали на его задворках. Наташа искала базарчик и продуктовый магазин, а их отсюда не было видно. Наконец она указала дом:
        - Этот. Только вот куда дальше - не знаю...
        Стали расспрашивать прохожих во дворе. Маленькую горбунью здесь знала все, и вскоре ребятам назвали номер ее квартиры. Но ни про какую больницу соседи не слышали.
        - Может, она уехала? - предположила женщина, сидевшая у подъезда с коляской. - Я ее что-то давно не видела. Хотя машина ее стоит...
        И в самом деле, ребята узнали красный "Москвич"
        Ирины. Соседка продолжала удивляться:
        - Куда же она могла уехать? Дачи у нее нет, да и зачем ей дача, несчастной... Здоровому человеку и то нелегко в земле копаться. А вы поднимитесь к ней, позвоните.
        Может, правда, заболела?
        Ребята последовали ее совету. Они по очереди жали кнопку звонка, слышали залихватское чириканье за дверью - и больше ничего. Оксана давно уже отдала Владику пакет с фруктами и теперь мучила в руках начинающий увядать букет. Было очень жарко, всем хотелось пить, и ребята начинали злиться, что напрасно предприняли такой утомительный поход.
        - Нет ее там, - наконец заявила Наташа. - Сколько можно звонить? Поехали.
        - А завтра опять спектакль, - вздохнула Лида, устало опустившись на ступеньку. - Что же она с нами делает? Неужели трудно позвонить? Хоть бы сказала - так и так, мне нужно ехать на курорт... Мы бы поняли, разве стали бы обижаться? Она же три месяца с нами возилась.
        И вдруг - на тебе...
        Хорошенькая Лена озабоченно припудривала блестящее от испарины лицо. Захлопнув пудреницу, она заявила:
        - Если соседи ничего не знают, нужно спросить ее родственников. Надеюсь, она все-таки не сирота?
        - Где ты возьмешь родственников?
        - Может, у кого-то есть телефон? - предположила Лена. - Моя тетка, когда куда-то уезжает, всегда оставляет соседям наш телефон. Ключи боится оставлять, а телефон не страшно. Чтобы они в случае чего нам позвонили.
        Стали звонить к соседям. За одной дверью кто-то был, но, наверное, боялся открывать такой куче народу. Вперед выступила маленькая Оксана с букетом и трогательно-мелодично заговорила:
        - Простите, пожалуйста, мы актеры Ирины Сергеевны. Вы не знаете - как ее можно найти? Боимся, что она заболела. Уже два дня не можем дозвониться.
        Дверь приоткрыли, показалась испуганная, и в то же время любопытная старушка.
        - Вы к Ире? Я и сама ее давно не вижу. А вы ей звонили? Не открывает?
        Старушка решилась выйти на площадку и сама позвонила в дверь к соседке. Убедившись, что никто к двери не подходит, она высказала предположение, что Ира уехала к матери.
        - У нее мать все болеет, она иногда уезжает туда пожить.
        - А телефон ее матери у вас есть?
        Старушка покачала головой, о чем-то задумалась, поджав губы. Опустила руку в карман халата, погремела там ключами. И, еще раз оглядев ребят, решилась сообщить, что Ира вообще-то хранит у нее запасные ключи от своей квартиры. На тот случай, если свои потеряет.
        - Так, может, заглянем? - нерешительно предложила Наташа. - Вдруг она там лежит больная и не может к двери подойти? с Старушка вдруг испугалась - ребят все-таки было слишком много. Она отступила к своей двери и заявила, что заглядывать в чужую квартиру права не имеет. Вот если бы Ира сама попросила... И напутствовала ребят:
        - А вы поищите лучше ее маму, может, Ира все-таки у нее.
        Делегация спустилась во двор. Женщины с коляской уже не было, и актеры уселись на освободившейся лавочке. Оксана повертела в руках букет и со вздохом положила его на землю:
        - Надоела таскать. Что будем делать? Вот несгибаемая бабка!
        - Нас пятеро, вот она и напугалась. Может, с другими соседями поговорить?
        Но опять тащиться куда-то, расспрашивать, доказывать, что они не взломщики, а именно те, за кого себя выдают, ребятам уже не хотелось. Лавочка стояла в тени, и хотелось сидеть здесь, вытянув усталые ноги. Оксана достала из своего пакета несколько персиков и раздала всем:
        - Ешьте, они мытые Кажется, мы ее не найдем.
        Они уже обсасывали красные, кислые косточки, когда подъездная дверь хлопнула и на свет показалась уже знакомая им старушка. Несмотря на свой почтенный возраст, она почти бежала. Увидев ребят на лавочке, старушка остановилась и всплеснула руками:
        - Слава богу, не ушли еще! Идемте наверх, я не знаю, что делать!
        - А что такое? - Наташа с перепугу едва не подавилась косточкой и выплюнула ее в палисадник.
        - Ой, не могу. - Старуха продолжала вертеться, бессмысленно обозревая почти пустой двор - Надо же что-то делать! Она там на постели лежит!
        Уже понимая, что случилось что-то серьезное, ребята побежали наверх, сразу обогнав причитающую старуху. Дверь Ирининой квартиры теперь была приоткрыта - видимо, убегая оттуда, старуха не решилась ее захлопнуть. Толкаясь, они проникли в коридор, разбежались по комнатам... Первой закричала Оксана. Она сразу попала в спальню - маленькую розовую спальню, где под потолком, несмотря на ясный день, почему-то горела люстра.
        Оксана испустила несколько резких, хриплых воплей и тут же бросилась обратно, в коридор. Ее оттеснил Владик. Он вошел, увидел тело на постели и отвернулся.
        - Что там? - кричала Наташа, удерживая за плечи маленькую рыдающую Оксану.
        - Она мертвая, - пробормотал Владик. - Не заходите, тут дышать нечем. Я открою окно .
        Страшное притягивает - и остальные актрисы, уже зная о том, что увидят, все-таки по очереди заглянули в спальню. А потом сбежали в другую комнату, распахнули балконную дверь и, отталкивая друг друга, ловили губами сухой, огненный воздух полудня.
        До квартиры наконец добралась старуха-соседка. Видно, подъем по лестнице давался ей с трудом. Она увидела ребят и жалобно запричитала:
        - Да что же это такое? Молоденькая совсем! Что же теперь делать? И маме ее не позвонишь, я номера не знаю...
        Надо бы в милицию... Как вы думаете?
        Владик, как единственный присутствующий здесь мужчина, взял на себя эту задачу Он говорил по телефону минут пять, не больше, и вернулся к девчонкам совершенно обескураженный:
        - Сейчас приедут. Спрашивают меня, что с ней, а я не знаю... Как дурак... Нотам, кажется, кровь...
        - Да! - истерично закричала Оксана. - Вся постель в крови! Ой, мамочки, и зачем я сюда поехала! Я же теперь спать не смогу!
        Наташа все еще держала ее за плечи, хотя сама была близка к истерике. Ирина лежала в спальне на кровати, одетая как в тот вечер, когда они расстались после спектакля в гуманитарном лицее. Голубые брючки, белая свободная майка.
        Все это было в страшных коричневых и черных пятнах.
        Пушистые волосы Ирины слиплись от какой-то гадости, лицо показалось неестественно пухлым, таким оно никогда не было. И этот запах... Наташе даже казалось, что только что съеденный персик оставил во рту какой-то странный, гнилостный вкус, хотя был твердым, еще недозревшим. Наташа повернулась к балкону, чтобы вдохнуть воздуха с улицы. Оксана больше не плакала - она молча прижимала к ее плечу мокрое от слез, горячее лицо. Лида сидела в кресле, лодочкой сложив руки у лица, так что были видны только ее огромные от страха карие глаза. Лена стояла на балконе, перегнувшись через перила. Оттуда доносились какие-то странные отрывистые звуки.
        Видя такое состояние своих приятельниц, Владик пытался сохранять спокойствие, но и ему это давалось с трудом. В конце концов, "самураю" было всего семнадцать лет, и он никогда в жизни не видел наяву таких сцен - будто из криминальной хроники. Старуха терлась в коридоре, не в силах оторваться от двери в страшную комнату. Владик хотел попросить, чтобы она не открывала ту дверь - запах невыносимый. Но он не решался. В конце концов, кто они такие? Актеры... Пришли проведать руководительницу театра... Он и думать не мог, что это благое намерение заведет их прямо в ад.
        - Влад, что с ней, как ты думаешь? - робко спросила Лида, опуская руки. Губы у нее жалобно тряслись, помада смазалась, но сейчас она даже не думала об этом.
        - Мне показалось, у нее дырка в груди, - нерешительно ответил он. - Кажется...
        - Замолчите! - слабо пискнула Оксана, отворачиваясь и пряча лицо. - Не могу это слышать! Меня тошнит!
        Они снова замолчали. Где-то, наверное на кухне, звонко капала вода. Видимо, кран был привернут неплотно.
        Сколько дней капает эта вода? Владик вспомнил горящую в спальне люстру. Странно... Почему она горит? Ведь так светло. Шторы, кажется, тоже задернуты... Он не выдержал и поделился своими впечатлениями с девушками.
        Ответила одна Наташа. Девушка держалась лучше своих подруг и не теряла самообладания. Она сказала, что тоже обратила внимание на горящую люстру. Только там горело всего две лампочки, а их ведь куда больше.
        - Наверное, остальные уже перегорели. Думаю, люстра давно так горит. Знаете, у Ирины в самом деле дырка в груди, - тихо сказала она. - Отчего такое может быть?
        Может, это от пули?
        - Я видела пистолет! - вдруг встрепенулась Оксана.
        - На постели, у нее в руке...
        - Ты уверена?!
        - Я сама видела! Если не верите - идите посмотрите!
        Идти туда никому не хотелось. Наконец встал Владик:
        - Боюсь, бабка там что-то трогает, а ведь нельзя...
        Мне так и сказали по телефону - ничего не трогайте.
        Но соседка ничего не трогала. Она мялась на пороге, простреливая взглядами комнату. Старуха также заметила пистолет и сразу указала на оружие Владику:
        - Вон, смотри! Откуда у нее такой?
        Владик знал об этом не лучше, чем она. Парень посоветовал плотнее закрыть дверь, и старуха неохотно подчинилась. На нее, казалось, ничуть не действовал отвратительный запах, густо вырывающийся из двери. Она только посетовала:
        - Как это я раньше не учуяла? Ведь живем дверь в дверь! А ведь знаете, у меня кот совсем сдурел - несколько дней ничего не жрет, скандалит, мебель дерет! И вроде не гульба, а что-то другое. Может, чувствовал?
        Она отвела парня на кухню и "по секрету" засыпала его ворохом сплетен. В частности, сообщила, что мужчин у "бедной Ириночки" не было, что она как-то говорила с ее матерью, "такой приятной дамой", и та сказала, что Ира родилась такая, а почему - бог ведает, но девочка была такая милая, такая умненькая, единственная дочка, голова у нее светлая... Если бы не этот проклятый горб - от женихов бы отбою не было!
        - И такая одинокая была, никто к ней не ходил! - причитала старуха. - Только подружка иногда приезжала - и то редко. Веселая такая, симпатичная женщина. Если бы вы меня не надоумили - я бы и не заглянула сюда... И лежала бы она тут одна, бедная. Что же это она над собой сделала! И как я ничего не слыхала?! Может, гуляла или в магазин ходила...
        - Так вы думаете - , ома сама?.. - испуганно переспросил Владик.
        - Миленький, да ты же видел - у нее пистолет в руке!
        И как на это ее мать посмотрит, одна ведь была дочка...
        В приоткрытую входную дверь начали заглядывать другие соседи. Неизвестно как, страшная новость разлетелась по двору. Многие хотели зайти, посмотреть на тело, но Владик с соседкой держали оборону, объясняя, что милиция сейчас приедет и никого пускать не ведено. Испуганные актрисы уже не плакали. Они сидели молча, оглядывая обстановку комнаты, где ни одна из них до этого дня не бывала. Стеллаж с книгами, множество дорогих художественных альбомов, пушистый серо-голубой ковер на полу.
        Телевизор с огромным экраном, видеомагнитофон, целый шкаф с видеокассетами. Пухлый диван, обитый серой кожей. Лида ущипнула диван и сообщила подругам, что кожа натуральная. Она робко заметила:
        - А у нее тут хорошо, верно, девочки? Я почему-то думала, что она небогатая...
        - Одевалась скромно, вот и все, - ответила Лена. - Да и зачем ей было наряжаться? Только внимание привлекать...
        И она взмахом руки изобразила безобразный горб.
        Лида укоризненно шикнула, скосила глаза на дверь, будто покойница могла их услышать. Но Лене, как видно, надоело молчать, нервное напряжение душило девушку, ей хотелось выговориться.
        - Я не представляю, что с ней случилось! - заговорила она. - Я не видела пистолета, но если ты, Ксана, говоришь... Может, она застрелилась?!
        Наташа покачала головой:
        - Да брось. С чего бы ей стреляться?
        - Я бы застрелилась, будь у меня на спине такое... - И Лена опять изобразила горб, причем ее хорошенькое живое личико ясно отразило отвращение. - Но она ведь уже немолодая... Я думаю, ей было за сорок. Что же она так долго ждала, чтобы застрелиться?
        - Перестаньте, - выдавила Оксана. - Потом обсудите... Она ведь за стеной лежит. Не надо.
        Им показалось, что они целую вечность ждали приезда милиции, но на самом деле опергруппа прибыла через сорок минут. В коридоре сразу сделалось шумно и тесно, громкий голос потребовал не стоять у двери, щелкнул замок. Девушки, как по команде, встали.
        В комнату заглянул мужчина - наполовину в форме, наполовину в штатском - брюки милицейские, но к ним синяя рубашка с завернутыми выше локтей рукавами. Он удивленно посмотрел на актрис и спросил:
        - Эге, сколько народу... Это вы звонили? Вы как сюда попали?
        - Мы пришли ее проведать, а она там мертвая лежит, - выпалила Лида. - Соседка дверь открыла.
        - А вы кто такие?
        И, услышав историю про театр, про странное исчезновение режиссерши, мужчина махнул им рукой:
        - Посидите пока. Не уходите только, мы еще поговорим.
        Он не прикрыл дверь, а без его разрешения девушки не решились это сделать. До них доносился шум из соседней комнаты - шаги, громкие голоса, потом стук - кажется, открывали окно. Кто-то выругал проклятую жару, из-за которой все провоняло. В коридоре появились какие-то женщины в не очень свежих белых халатах. Потом вошел бледный Владик:
        - Ее сейчас заснимут на видео и увезут... Бабка к себе ушла. Девчонки, что нам делать? Сколько еще здесь сидеть?
        Он уже очень жалел, что поехал. А ведь не хотел, думал отказаться - к чему терять свободный день, впереди - выпускные экзамены в школе, надо готовиться... А тут - сиди в одной квартире с трупом.
        Ребятами занялись только через час. В комнату вошел тот же самый мужчина, представился, попросил ребят назвать свои имена и адреса. Закончив эту процедуру, попросил рассказать подробно - как они сюда попали, почему забеспокоились. Ребята наперебой начали рассказывать, как хорошо прошел последний спектакль, как Ирина назначила встречу во вторник и не появилась, как они напрасно ждали ее в среду...
        - Она что - режиссер? - спросил он. - Кино или театра?
        Услышав, что Ирина Сергеевна возглавляла самодеятельную студию, заинтересовался:
        - А вы актеры, получается?
        Они не без гордости это подтвердили Лида даже вручила ему программку спектакля, которую всегда носила в сумке, чтобы показывать подружкам Оперативник программку взял, пробежал глазами и удивленно спросил:
        - Это правда, что ли? Проклятая пьеса. Или вы нарочно это придумали, для интересу?
        Наташа вздохнула:
        - Какой уж там интерес... Пьеса в самом деле какая-то несчастливая... Извините, можно спросить? Ее убили?
        - Мы это выясним, - Пообещал оперативник. - Давайте, ребята! Припомните, когда вы ее видели последний раз.
        Припоминать было нечего - все актеры согласно ответили, что видели Ирину Сергеевну в пятницу, на спектакле в лицее. А после - ни разу. Что два дня пытались ей дозвониться - и все безрезультатно. Дали номер лицея, Оказали, как зовут его директрису, упомянули, что эта Татьяна, кажется, близкая подруга Ирины Сергеевны Оперативник все записывал, подбадривая ребят словами:
        "Молодцы, молодцы..." А потом разрешил им идти.
        - Мы свободны? - еще не веря в свое счастье, поднялась Оксана. Она была очень бледна. - Уже сил нет терпеть этот запах...
        - Идите, надо будет - еще встретимся, - пообещал оперативник. - Опознавать тело я вас не заставлю.
        Я понял, что вы ее уже опознали. Кстати, вы раньше тут бывали? Нет? Ну, идите.
        И ребята гуськом, стараясь не отставать друг от друга, вышли на лестничную площадку. Замедлили шаги, переглянулись... И бегом, толкаясь на площадках, помчались вниз по лестнице. Вылетев из подъезда, они наткнулись на группку соседей - те шумно обсуждали случившееся, размахивали руками, а главной рассказчицей была, конечно, старуха-соседка с жирным серым котом на руках. Если кот и голодал несколько дней, то особого ущерба это ему не принесло.
        - Захожу - лежит! - округляя глаза, рассказывала соседка, вполне профессионально выдерживая страшные паузы - для пущего эффекта. - И давно уже лежит, и не приведи мне. Господи, еще такое увидеть... За стеной ведь была, за самой стенкой! Филимон, тише! - И она ласково шлепнула по носу рванувшегося было кота. И с пафосом, достойным сцены, промолвила:
        - Что я теперь матери ее скажу? Она с меня же и спросит - почему раньше дверь не открыла!
        - В самом деле, надо ее родственникам сообщить, - заволновались все остальные. - У нее только мать, вы не знаете? А телефона ни у кого нет?
        Ребята прошмыгнули мимо соседей и выбежали из двора. Только перед продуктовым магазином с красной вывеской "Диана" они остановились отдышаться. Лида опять плакала, беспрерывно утирая глаза скомканным синим платочком.
        - Теперь конец театру, - мрачно сказала Лена. - Надо же, только начали играть, и вот... Сами мы не сможем.
        - Почему не сможем? - робко поинтересовалась Оксана.
        - Да ну... Пару недель продержимся" а потом все разбегутся.
        - Нет, жалко бросать! - протянула Оксана. - Давайте и дальше выступать. А что? Мы же все умеем сами.
        Или попросим кого-нибудь, чтобы нами руководили...Думаете - не согласятся?
        Играть хотелось всем - как-никак, все пятеро были ведущими актерами, не какой-нибудь мелкой сошкой "без слов". Они уже привыкли к аплодисментам, к той особой тишине в зрительном зале, когда вся публика смотрит и слушает, ни на что не отвлекаясь... И теперь, в одночасье, они все это потеряли. Все они понимали, что без Ирины театр долго не продержится. Она арендовала помещение, оформляла кучу необходимых документов, доставала деньги на реквизит, договаривалась со школами насчет постановок... Кто сможет ее заменить? Во всяком случае, никто из ребят до этого не дозрел. Домой ехали в молчании. Владик только заметил, что Оксана так и оставила возле подъезда свой букет. Та вздрогнула;
        - Получается, я его для мертвой покупала... Нет, вы говорите, что хотите, а пьеса у нас в самом деле проклятая! Я сейчас знаете что вспомнила? Ольгу. Ну, ту, которую в Измайловском парке зарезали. Она хоть и не играла, а все-таки ходила к нам... Мне что-то так страшно...
        - Если страшно, давайте разбегаться, - отрезала Наташа. Она и сама почему-то думала о погибшей приятельнице. - Мне, например, пора выходить.

***
        Мать Ирины Сергеевны Гульчук, как выяснилось, отдыхала в эти дни в подмосковном пансионате. Потому ни разу не навестила дочь. Правда, пыталась звонить, но списывала неудачи на неполадки подмосковной телефонной сети. Ее нашли с помощью записной книжки покойной.
        Ирина была очень пунктуальна. Под телефоном матери был записан также телефон пансионата, куда та отправилась на отдых и лечение. По этому телефону ее и нашли. Пожилой женщине не стали сразу сообщать всю правду, только попросили срочно прервать отдых и вернуться в Москву.
        С ее дочерью случилось несчастье.
        Ангелина Павловна Гульчук вернулась в Москву поздно вечером. С вокзала сразу поехала на квартиру к дочери, увидела опечатанную дверь, позвонила соседке... Через пять минут она уже знала все. А на другой день давала показания.
        Полная, задыхающаяся от астмы женщина не плакала. Она яростно твердила, чтобы следователь сделал все возможное, чтобы немедленно нашел убийц. Тот услышал от нее, что она давно боялась за Ирочку - когда женщина живет одна, случается всякое, негодяев полно... Вопрос, имела ли дочь какое-нибудь огнестрельное оружие, поставил женщину в тупик. Она припала к носику ингалятора и, распространяя на весь кабинет запах камфары, прошептала:
        - Нет. Какое оружие?
        - Шестизарядный пистолет "Таурус" бразильского производства.
        - Я ничего про пистолет не знаю, - твердила Ангелина Павловна. - И зачем ей пистолет? Лучше бы овчарку немецкую завела. Я ей все время твердила - заведи собаку, пусть тебя охраняет. Нет и нет! У нее все времени не было на собаку с этими проклятыми театрами...
        Вопрос о том, поговаривала ли ее дочь о самоубийстве, взволновал женщину настолько, что Ангелина Павловна долго не могла справиться с одышкой и на несколько минут припала к ингалятору. Ее одутловатое лицо покрылось багровыми пятнами. Наконец она просипела:
        - Давно Один раз я такое слышала...
        - Как давно?
        - Она еще в институт училась. Конечно, ей было тяжело. Молоденькая девочка... Но она перемогла это, справилась. Она у меня была сильная, в отца пошла. Нет-нет, не могла она покончить с собой! Неужели сама застрелилась?
        На этот вопрос следователь с определенностью ответить не мог Огнестрельное ранение на теле было только одно - в области сердечной сумки. Скорее всего, женщина после этого скончалась через несколько минут. Пуля прошла в горб и там застряла. Это было все, что смогли сообщить судмедэксперты, срочно взявшие тело в работу.
        Такую рану Ирина Гульчук могла нанести себе сама. Пистолет лежал рядом с ее правой рукой, на постели. На нем были только ее отпечатки.
        Но кое-что смущало, не давая твердо вынести решение - самоубийство. Во-первых, не было никакой предсмертной записки. Даже пары слов на клочке бумаги.
        Спальню тщательно обыскали, исследовали письменный стол и убедились - покойница записки не писала. Во-вторых, Ирина Гульчук лежала на заправленной постели в той одежде, в которой была на последнем спектакле - это успели установить по показаниям свидетелей-актеров. На столике в прихожей стояла ее сумка. На обувной подставке - белые туфли на очень высоком каблуке - те самые, в которых она была на спектакле. А возле постели аккуратно стояли ее домашние тапочки. Получалось, что Ирина Гульчук вошла в квартиру, переобулась, аккуратно поставила сумку на столик, прошла в спальню, легла на постель и, не желая тратить время на написание предсмертной записки, застрелилась. С одной стороны - все выглядело, как внезапное самоубийство - что называется, в помрачении рассудка, без видимых причин. А с другой - как нечто вполне обдуманное. Она ведь никуда не торопилась, если нашла время переобуться и аккуратно поставить у кровати тапочки.
        Время смерти трудно было определить с точностью - тело слишком долго пролежало в душной, раскаленной солнцем комнате. Но многое, в том числе горевшая под потолком люстра, указывало на то, что женщина покончила с собой именно в тот вечер, когда был сыгран спектакль в лицее. Во всяком случае, когда она умирала, на улице было уже темно, и ей понадобилось зажечь свет. После вечера пятницы Ирину Гульчук никто не видел, ее машина все время стояла во дворе - это подтвердили все соседи.
        А до этого дня Ирина вела деятельную жизнь и почти каждый день куда-то уезжала.
        Ангелину Павловину повезли осмотреть квартиру дочери. Правда, следов взлома на входной двери не обнаружили, но следовало убедиться, что квартира ограблена не была.
        Женщина придирчиво осмотрела кухню, даже открыла холодильник и провела ревизию скудных запасов продуктов. Заметила, что дочери никогда не хватало времени даже на то, чтобы зайти на соседний базарчик запастись фруктами и овощами.
        - Перехватит что-то на бегу и сжует, - горестно сказала она. - И так всю жизнь - как юла. Все за рулем, за рулем.. А куда спешила - непонятно. Могла бы и не работать. Отец ее хорошо обеспечил. И денег оставил, и свою машину ей завещал Только Ира на ней ездить не хотела. Это был "Форд", хороший, новенький, а она всегда скромничала Водилась с нищими, не хотела выделяться Ангелина Павловна выдвинула все ящики письменного стола, порылась в них, пожала плечами:
        - Документы на квартиру целы. И на машину - вот.
        Вроде все цело. Я только хочу посмотреть...
        Иона, сопя, потянулась за батарею. Долго шарила там, извлекла завалившуюся тряпку, которой явно вытирали пыль... Наконец выпрямилась с багровым от напряжения лицом.
        - Может, перепрятала? - предположила она.
        - А что вы ищете? - заинтересовался сопровождавший ее следователь.
        - Деньги, - понизив голос, сообщила та. - Она деньги хранила дома. Потеряла как-то в банке хорошую сумму, ну и перестала им доверять. Погодите, может, в спальне? Я уж и не помню...
        Она обследовала батарею спальне, потом на кухне.
        Наконец подозрительно уставилась на следователя:
        - А вы ничего не находили? Это, знаете, мне уже не нравится.
        - А сколько было денег?
        - Да порядочно. Все, считайте, что она за машину выручила. Было восемнадцать тысяч, сколько осталось - не знаю... Но должно было остаться, она особо не тратилась.
        - Восемнадцать тысяч долларов?
        - Ну не рублей же! - с истеричными нотками в голосе ответила женщина. - Давайте искать! Неужели украли?!
        В течение полутора часов они обследовали квартиру.
        Ангелина Павловна волновалась все больше, пока не выбилась из сил. Она упала на кожаный диван, который тихонько вздохнул под тяжестью ее тела, и убито сказала:
        - Обокрали... Что вы на меня смотрите? Я вам говорю - все украли, все...
        Глава 13
        Михаил всегда считал себя строгим отцом. Он сам себе признавался, что, возможно, отыгрывается на дочке за все те компромиссы, на которые его вынуждала жена. Насилие порождает насилие, и эта цепь куется бесконечно.
        Дашка, например, весьма строго обращалась со своими куклами, даже порола их прутиком. Ей тоже хотелось отыграться на ком-то слабее себя...
        Но теперь он убедился, что бывают случаи, когда строгость бессильна. Он дал Милене слово, что она переночует у него только один раз. Но девчонка умудрилась остаться еще на одну ночь. Вышло это так - в четверг утром ему нужно было ехать в редакцию, сдавать вымученную статью о детском отдыхе без родителей. Милену он увел с собой из квартиры и на улице вызвался отвезти девочку к родителям. Она вырвала руку и заявила, что прекрасно доберется сама. Заодно пообещала, что опять скажет родителям, будто ночевала у подружки и будет твердо держаться этой версии. "Может, это и к лучшему, - решил Михаил, глядя, как она бежит через улицу, помахивая рюкзачком. - А то придется объясняться с ее отцом..." Именно затем, чтобы не разрушать спасительной версии о подружке, он не стал звонить Алле и спрашивать, вернулась ли Милена. Это могло выглядеть странно.
        Но вечером, отпирай свою дверь, он услышал знакомые шаги - кто-то вприпрыжку бежал вниз по лестнице, с пятого этажа. На площадке возникла румяная, запыхавшаяся Милена.
        - Здрасьте, - невозмутимо выдохнула она и буквально втиснулась в дверь вперед Михаила.
        И выяснилось, что домой она не ходила. Весь день провела в Московском зоопарке, гуляла, сидела на лавочках, ела мороженое и сладкую кукурузу, потратила почти все свои карманные деньги. Румянец на ее обычно бледном лице объяснялся просто - перегрелась на солнце. Когда зоопарк закрыли, она поехала к Михаилу и ждала его на пятом этаже, глядя через окно на улицу. Он только руками развел:
        - Ну, милая моя, эти штучки мне уже не нравятся.
        Родители так и не знают, где ты шатаешься? Сейчас я тебя отвезу домой. И никаких фиглей-миглей!
        - Ничего подобного, - почти весело сказала она.
        - Как это?., - Михаил оторопел от этой наглости, но тут Милена поразила его еще больше. Она заявила, что, если Михаил отвезет ее к родителям, она скажет, что провела прошлую ночь у него. Ему самому придется это сказать. Он, вообще, понимает, что тогда устроит ее папа?
        Михаил вполне это понимал. Он поставил себя на место Виктора Эдуардовича. Является неприятный тебе тип, ведя за руку малолетнюю дочку, и говорит, что она переночевала у него, а теперь он ее возвращает.
        - Ну ты и мерзавка... - протянул он, уже не в состоянии церемониться и выбирать слова. - Ты понимаешь, что творишь?! Шантажистка!
        Милена ничуть не смутилась.
        - Я просто жить хочу, - твердо сказала она. - Я уверена - за моим домом следят. Вам-то легко говорить - "мерзавка "!А если бы вы сами видели, как зарезали того человека?! Я-то видела! И меня они тоже зарежут! Особенно теперь, когда эта-стерва знает, что я ее вычислила...
        Михаил взял телефонную трубку. Милена сделала несколько шагов к двери. Она напряженно ждала - какие слова он произнесет. Он был уверен - если позвонит ее родителям - девчонка в ту же секунду вылетит из квартиры, и поминай как звали... И он, желая ее понервировать, с очень серьезным видом набрал совсем другой номер. По нему никто не отвечал, и Михаил положил трубку.
        - Кому вы звоните? - осторожно поинтересовалась Милена. - Моим? Дома никого нет?
        - Не твое дело, - грубо ответил он. - Есть Хочешь? Я, например, хочу.
        Они ели голубцы из кулинарии - с некоторых пор он питался полуфабрикатами. Голубцы были его фирменным блюдом - ему удавалось обжарить их так, что бледные капустные конвертики не разваливались. Милена умяла четыре голубца, расковыряла пятый и угомонилась. Глаза у девчонки слипались, и Михаил отослал ее спать. Выкинуть ее на улицу в таком состоянии, на ночь глядя, было немыслимо Ему же потом и отвечать - она все правильно рассчитала. А позвонить ее родителям... Тут ее расчет тоже был верен. Он не решится этого сделать. Не сможет.
        Не захочет скандала и неприятных объяснений. Он отрезал себе путь к отступлению, когда в первый раз согласился предоставить ей ночлег. Дальше - хуже.
        Михаил лелеял одну надежду - что Алла сама сообразит, где может прятаться дочка. Все-таки однажды Милена приходила сюда, и родители забирали ее... И тогда не было никаких скандалов. Если кого и ругали, то саму Милену.
        Он прошел в коридор и еще раз набрал тот же самый номер. Телефон не отвечал. "В самом деле, может, уехала? - подумал он. - Иначе почему не является на свои спектакли?"
        Он звонил Ирине? И уж конечно, не затем, чтобы получить свою бронзовую тушечницу. Теперь у него была другая, более достойная причина ей звонить. Ирина - женщина толковая, и кто, как не она, лучше всех знает своих актеров? Он хотел поговорить с ней о Наташе. Звонить самой Наташе, телефон которой у него тоже был, и прямо спросить - не она ли сообщница вора и убийцы? Это было бы и дико, и малоэффективно. Какая преступница в здравом уме сознается в своих грехах? Некстати ему вспомнилось недавно прочитанное исследование, согласно которому было установлено - женщины-преступницы на допросах не сознаются. Почти никогда, за вычетом мизерного процента от общего их числа. Почему они врут до конца - неизвестно. Может, женская психика устойчивей мужской и они дольше выдерживают давление со стороны следствия А может, это какое-то кокетство. Женщина скорее умрет, чем признается мужу, что изменила ему Она не признается добровольно, даже если найдутся неопровержимые доказательства ее вины. Но из мужа она с легкостью вытянет все подробности его измен - если, конечно, умело проведет свою политику: "Я все пойму, мне
просто интересно знать..." Так что - виновна Наташа или нет - он в любом случае услышит одно: "Нет, конечно, что вы, как вы можете?!" Что-то в этом роде.
        Исповедь Милены не выходила у него из головы. Сегодня он переговорил с юристом, вкратце описал ситуацию: четырнадцатилетнюю девочку обманом вовлекли в ограбление, с ее помощью заставили жертву открыть дверь квартиры Квартира ограблена, хозяин на глазах девочки убит. Что ждет эту девочку?
        Юрист больше специализировался на гражданском праве. Однако история его заинтересовала.
        - Видишь ли, Миша, этой девочке будет очень трудно доказать, что она не знала, на что шла. Могла сбежать по дороге, если не хотела в этом участвовать.
        - Ну, ты понимаешь, ее запугали, у нее недавно погибла сестра, и убил ее тот же человек, скорее всего...
        - Тем более подозрительно, - возразил юрист. - Тогда она должна была все рассказать родителям, и уж во всяком случае - не лезть на рожон, не встречаться с тем человеком.
        "Да, - про себя согласился с ним Михаил. - Должна была. Нормальный рядовой ребенок так бы и сделал.
        Заплакал бы, пожаловался маме. Но Милена - не рядовой ребенок. Она самостоятельна, упряма, даже амбициозна. При слове "ребенок" приходит в ярость Хочет быть умной и взрослой, решать свои проблемы без чужого вмешательства. Разве милиция примет это во внимание?"
        Юрист продолжал развивать свою идею:
        - Ты говоришь, сестра дала ей ключи, велела передать этому вору? И девочка их передала. Знала, между прочим, кому их отдает. Она этого не отрицает?
        - Нет.
        - Ну, вот и вина доказана. Значит, добровольно участвовала.
        - Но погоди, дело в том, что сестра ее просила никого не вмешивать.
        - Девочке не пять лет, могла бы сообразить, что не стоит слушать сестру в таком вопросе. Она что - твоя знакомая?
        Это предположение Михаил решительно отверг. Сказал только, что недавно читал материалы такого уголовного дела, хочет по ним написать статью. Следствие еще ведется, и какую меру наказания применят к девочке - неизвестно. Юрист вздохнул:
        - Скорее всего, загремит эта голубушка в колонию.
        Кстати, ты говорил, что девочка некоторое время оставалась одна в прихожей ограбленной квартиры? Почему не убежала? Почему не позвонила к соседям? Спокойно ждала, пока тот ограбит и убьет хозяина?
        - Дверь сторожила собака, ребенок боялся выйти - Странная собака - удивился юрист. - Что ж она хозяина не защитила?
        - Это была такса. Наверное, сама напугалась не меньше девочки.
        Тот развел руками:
        - Тяжелый случай, Миша. В то, что девица четырнадцати лет испугалась таксы, никто не поверит. Вот если бы там был бультерьер... Скорее всего, девчонке дадут года два. Она москвичка? Ну, тогда отправят ее в Рязанскую колонию. Ничего, условия там сносные, а родители рядом, поддержат.
        Михаил сдержанно поблагодарил за консультацию и свернул разговор. Он до самого вечера только об этом и думал. Все звучало так просто. Года два, родители поддержат... И конечно, юрист прав - девочка не должна была соглашаться на переговоры с убийцей, отдавать ему ключи - заведомо от чужой квартиры, ехать "проверять эти ключи" и потом уговаривать жертву открыть ей дверь... И в любом случае - не должна была столько времени молчать об этом. Если бы речь шла о какой-то посторонней девочке, о героине потенциальной статьи - он бы так и написал и был бы уверен в своей правоте. Но он видел заплаканную, жалкую Милену, ее дрожащие руки, пластырь на пальце. Он успел понять, как девочка любила старшую сестру и переживала все то, что с ней случилось. И требование Ольги - никому ничего не рассказывать, передать ключи, "чтобы тебе не было хуже", - это требование Милена, конечна, не могла не исполнить. Не ее вина, что все обернулось так неожиданно и страшно... Но закон все это учитывать не будет.
        И когда он увидел Милену на лестничной площадке, он не смог оттолкнуть ее от своей двери. Слушая ее рассказ о чудесах зоопарка, Михаил никак не мог освободиться от мысли, что девочка, вероятно, была там в последний раз.
        Скоро ее жизнь изменится. Конечно, если он откажется дальше молчать.
        Уже после полуночи он сделал еще одну попытку дозвониться Ирине. С прежним результатом - трубку не взяли.

***
        - Я подумала, что должна вам рассказать... - Анастасия Мулевина достала из сумки две связки ключей и по дожила их на стол перед Балакиревым.
        Молодая женщина собралась к следователю только в пятницу. Два дня после похорон мужа она металась, занимаясь юридическими формальностями, детьми, хозяйством.
        Кроме того, она срочно решила устроиться на работу. Закончилось это тем, что она переговорила с компаньоном мужа и снова устроилась в компьютерный салон, где когда-то начинала карьеру. Она бы предпочла другое место - здесь было слишком много знакомых, которые помнили ее женой директора и теперь с трудом воспринимали в качестве скромного ассистента менеджера по продажам. И кроме того, там работала Алиса, и на более высокой должности. В сущности, Анастасия попала в подчинение к старой подруге. Это было неприятно. Слова "унизительно" женщина старалась избегать - ведь другого выхода пока не было. Словом, если бы не мать, Анастасия и не вспомнила бы о ключах - так забегалась. Но мать каждый день по несколько раз говорила, что невозможно жить в квартире, ключи от которой украли какие-то подонки. "Все равно что с открытой дверью, - причитала она. - Ты убегаешь на весь день, а я сижу и трясусь за твоих детей!"
        - Что это? - заинтересовался Балакирев. Попутно он отметил, что молодая вдова держится хорошо - оживлена, подкрашена, кажется, не очень горюет.
        Анастасия продемонстрировала ему несходство ключей и пояснила:
        - Вот эта связка с брелоком лежала на столике в прихожей. Там мы с Валерой всегда клали запасные ключи. А во вторник мои родители обнаружили, что эти ключи нашу дверь не отпирают. Их заклинивает в замках. Вроде пытались сделать копии с наших, но плохо сделали. Небрежно.
        - Но брелок-то ваш?
        - Наш, потому я их и не рассматривала. Видела краем глаза, что ключи там лежат, и не обращала внимания.
        Такое впечатление, что кто-то подменил ключи. У нас таких точно не было. Наши были в порядке, новенькие, мы их получили вместе с дверью.
        Балакирев сверил ключи. Действительно, запасные производили впечатление грубых подделок. Бородки еще хранили следы ножовки. Свежая работа - ключами явно никогда не пользовались.
        - Можете оставить свою связку? - спросил он. - Я возьму обе.
        Анастасия согласилась:
        - Берите, у меня есть еще. В крайнем случае, закажу запасные. Вы еще ничего не нашли?
        Она так и спросила - "ничего", имея в виду пропавшие ценности. Вопрос о поимке убийц мужа, как видно, ее уже почти не волновал. Балакирев посоветовал женщине набраться терпения, работа только начинается. Она согласилась потерпеть и ушла - юная, деятельная, неунывающая.
        Ключи лежали на столе до вечера. Было непонятно, в какую рубрику их занести. Вещественные доказательства?
        Смотря какие доказательства...
        В седьмом часу в кабинет зашел Юрий. Он сразу набросился на кипяченую воду:
        - Жара - с ума сойти! Видел я вторую жену Ватутина. Ну и баба! Поперек себя шире, пьяная, обматерила меня, стерва... Потом лезть начала. Ни черта не соображает! Не видела его несколько месяцев. Зимой случайно встретились на ярмарке, оба водку покупали. Ничего о нем не знает. А это кто вам принес?
        Он увидел ключи. Балакирев коротко объяснил и снова уткнулся в бумаги. Юрий осторожно взял одну из связок, рассмотрел ее у окна, задумался. Потом удивленно сказал:
        - Мне тут идея пришла... Наш Ватутин - умелей, насчет ключей... Не мог он сделать копии?
        - С мулевинских? Почему не мог? Если получил подлинники. От дочки, например, она свободно могла украсть. - Не отрываясь от бумаг, Балакирев слепо нашаривал в пачке сигарету. Обнаружив, что пачка пуста, чертыхнулся и попросил:
        - Юр, кинь сигаретку.
        Но тот не слышал. Стоял столбом у окна, рассматривая связку ключей. Балакирев повторил просьбу, и тот, будто разбуженный, вздрогнул:
        - Сигарету... Сейчас. Я знаете, что подумал? Мне эта кастелянша в общаге говорила, что пятого мая Ольга спускалась с отцом в подвал. У Ватутина там мастерская, в таком глухом закутке... И ключей полно. И знаете, я ведь там видел связку с тремя ключами. Какие он и из себя - уже не помню, но что их три - точно...
        - Серьезно? - оживился Балакирев. - Так взял бы эти; сравнил. Ты говоришь - Ольга была в подвале пятого мая?
        Они без слов поняли друг друга. Девушка внезапно отправилась в общагу навестить отца, которого прежде знать не хотела. Заняла у него денег, хотя сама щедро раздавала доллары взаймы. Спускалась в подвал, в мастерскую, где Ватутин делал копии ключей... И те полчаса, которые провела в общаге Ольга, ее ждал в машине Мулевин!
        - Думаешь, стащила запасные ключи у Мулевина, сбегала к отцу сделать копии, а потом подменила? - медленно проговорил Балакирев. - Знаешь, что? Езжай-ка быстренько туда! Возьми мою служебную машину и достань те ключи!..
        ...Вахтер в общаге приветствовал Юрия:
        - Добрый вечер, опять вы в наши края? Ну, как там Степан? Сидит?
        - Может быть, лежит, не знаю, - отшутился Юрий. - Мне бы увидеть ваше начальство.
        - Коменданту Галины, поднимитесь на пятый, - заговорщицки сообщил вахтер. - Только постучитесь, не забудьте.
        "На что он намекает?" - соображал Юрий, поднимаясь по лестнице и вдыхая уже знакомые густые запахи - запахи сырости, подгнившего линолеума, экзотической стряпни. Был час ужина, и в коридорах мелькали взъерошенные женщины с шипящими сковородками и обернутыми в полотенца кастрюлями. "Может, Галина и этого альпиниста окрутила? А что, недурная парочка. Интересно, этот Егор семейный?"
        Выполняя указания вахтера, он деликатно постучался. Резкий женский голос ответил:
        - Завтра, кому сказано?! Нет белья!
        Но Юрий продолжал стучать. В замке повернулся ключ, и разъяренная кастелянша встала на пороге, как богиня мщения. Но, увидев помощника следователя, сменила гнев на милость:
        - Так это вы? Проходите, поужинайте снами.
        Однако особой сердечности в ее голосе не слышалось.
        В комнате за столом сидел Егор. Он приподнялся и молча пожал руку Юрию. Галина захлопотала, достала из буфета еще одну тарелку, вилку, стакан. Юрий хотел отказаться, но было уже поздно - в тарелку положили жаркое. Кроме того, он хотел есть, и выдерживать в таком состоянии служебную дисциплину было очень трудно.
        - Как продвигается дело? - поинтересовалась Галина. - Вы не пьете, верно? Тогда, может, компоту? Днем сварила, уже остыл.
        Комендант по-хозяйски налил себе водки, Галина к нему присоединилась, звонко чокнулась:
        - Будем здоровы.
        И, легко опрокинув рюмку, пожаловалась Юрию:
        - Как бешеные все стали, покоя не дают! То месяцами белье не меняют, а сейчас лето, жарко, так теребят меня чуть не каждый день. Замучили! Я уж жду не дождусь, когда мне квартиру дадут, немедленно уволюсь из этого дурдома. Егор, не спи!
        Комендант клевал носом. Он извинился и переместился из-за стола на диван. Там разлегся, будто у себя дома.
        Юрий остро чувствовал, что нарушил интим обстановки.
        Он уже не удивлялся, почему вахтер велел стучаться в дверь к этой парочке, и решил не задерживаться здесь.
        Его просьба - дать ключ от мастерской - как будто удивила Галину. Она протянула:
        - Меня уж ноги не держат, а за ключом на первый этаж идти. Вы все ходите, ходите... Опять что-то искать будете?
        А услышав, что ему нужны три ключа на связке, усмехнулась:
        - Скажите мне спасибо, я их прибрала. Хотела все-таки найти, кто это заказал. Никто не сознался. Видно, Степа со стороны работу брал. Берите их, если вам нужно.
        Только потом, если кто их потребует, я на вас сошлюсь.
        Не желаю отвечать.
        Ключи хранились у нее в ящике стола. Вручая их, Галина спросила, можно ли быть уверенными, что Степана не выпустят.
        - А почему это вас волнует? - спросил Юрий, укладывая ключи в пакет.
        Галина пояснила, что пора заполнять ведомость на зарплату, а если Степан сел прочно, то и зарплату ему нечего начислять.
        - Мы его уволили приказом, за прогулы, - сказал Егор, разлепляя сонные глаза. - Но он все-таки работал до двадцать седьмого. Куда эти деньги девать?
        Он вступил в пререкания с Галиной. Та требовала, чтобы никаких денег Ватутину не начисляли - он и того, что уже получил, не заработал. Егор возражал - дескать, по трудовому законодательству они не имеют права так поступить. Юрий поспешно попрощался и оставил начальственную парочку, которая уже начинала кричать.

***
        С первого взгляда были видно, что ключи, привезенные из общаги - точные близнецы ключей Анастасии Мулевиной. Поддельный комплект выделялся на их фоне довольно грубой работой. Вызвали из камеры Ватутина.
        Пока тянулась эта процедура, Юрий сбегал на улицу и купил в киоске булочки и сосиски - было ясно, что с ужином обоим придется подождать. Балакирев в это время вел довольно неприятную телефонную беседу с женой. Та выговаривала ему за очередную задержку на работе и риторически спрашивала - кто будет завтра грузить навоз на даче? Может быть, она с детьми?
        - А почему бы и нет? - заявил Балакирев. - У меня тут своего дерьма достаточно.
        Жена возмутилась и сказала, что в таком случае она дачу продает. Нет больше сил? Балакирев знал, - что все это - пустые угрозы, что жена трясется над этой дачей, что, конечно, надо бы ей помочь... Но где взять время - вот вопрос. Когда он клал трубку, ему вдруг ясно представился их дачный участок. Сосновый запах в домике, клубничные парники, затянутые целлофаном, яблони... Рядом - речка. И так захотелось вырваться на природу из душного кабинета, что Ватутина он встретил с неприкрытой ненавистью.
        Тот совсем исхудал, одежда висела на нем мешком, ворот рубахи потемнел от пота. Он пожаловался на невыносимую жару и духоту в камере, на то, что вторую ночь не спит. Сказал, что он человек больной, они не имеют права его там держать.
        - Чем же вы болеете? - бросил Балакирев.
        - Да все плохо - сердце, печень...
        - О печени раньше надо было думать. Вот, узнаете? - И Балакирев побренчал у него перед носом ключами. Юрий осторожно укусил булочку, не сводя глаз с лица Ватутина.
        Тот смотрел на ключи, явно не понимая, чего от него хотят. Потом пробормотал:
        - Мало ли... Почему я должен их узнавать?
        - Они у вас в мастерской лежали.
        Юрий добавил:
        - На столе, возле тисков.
        Ватутин невероятно оживился, протянул руку:
        - Да это же Ольгины ключи! Дайте сюда!
        Балакирев отодвинул связку подальше от заключенного, переспросил:
        - Ольгины? Вашей дочери? Откуда они у вас? , - Она дала, просила сделать копии. - Ватутин даже просветлел, как будто увидел перед собой не ключи, а живую дочь.
        - Когда это было?
        - Да тогда же. Мы один раз виделись.
        - Пятого мая?
        Тот кивнул. В разговор вступил Юрий. Он поинтересовался, зачем Ватутин пятого мая спускался с дочерью в подвал. Он делал ключи?
        - Ну да, мы в мастерскую ходили, - радостно рассказывал тот. - Она очень просила сделать при ней, чтобы сразу забрать, значит. Дала эти вот ключики... Или эти? - Он насторожился, увидев, что на столе не одна связка, а три.
        Рассказ был короткий - дочь, предварительно попросив у отца взаймы немного денег, достала связку ключей и сообщила, что это ключи Милены, а свои она потеряла.
        Теперь ей срочно нужна копия. В металлоремонт обращаться дорого, у нее нет денег. А если отчим узнает, что она потеряла ключи от квартиры - он ей задаст.
        - Я ей предложил - давай схожу поговорю с этим гадом! - говорил Ватутин. - Она отказалась. Ну, понятно, выхода у девчонки нет, скандалить неудобно, живут все вместе... Вот мамаша подсудобила! О дочери-то не подумала, только о себе. Олечка с этим типом намучилась! Так и сказала - побьет он меня, если узнает...
        - Значит, она дала вам три ключа и вы сделали с них копии?
        - Ну. Там же, при ней и сделал. Только это ключи сложные, видите') - Его темный палец нежно пробежался по бородке одного из ключей. - У меня таких заготовок не было. Я ей сказал - оставь хоть до вечера, схожу в одно место, достану заготовки, все в аккурате обточу. Она - нет и нет. Делай прямо сейчас, да побыстрее... Я и сделал.
        Только сказал, что гарантии не дам.
        И он, увлекшись любимой темой, пустился в объяснения, почему у него так плохо вышли копии. Один ключ еще так-сяк, но два других... Ватутин гордо заявил, что он спустя рукава никогда не работал, денег даром не брал, так что очень расстроился, что дочь не дает ему времени. Ольга забрала обе связки и убежала.
        - Обе забрала? - уточнил Балакирев.
        - Обе. Одна, значит, сестрина, другая ее... Я ей сказал на прощанье - если, значит, будут в замках заедать - принеси мне, я подработаю. Но она больше не приходила.
        - Так почему же у вас оказались вторая связка, если она обе забрала?
        Ватутин осекся, снова рассмотрел все три связки и медленно выговорил:
        - Вот не знаю... Я же отдал Олечке...
        - Уверены, что отдали?
        - Вы со мной так не говорите! - внезапно вспылил он. - Я вам тут не мальчик дался! Отдал я ей все, не знаю, откуда эти ключи взялись Я только по одной копии сделал!
        - Удивительно, гражданин Ватутин, вы что-то многого не знаете, - заметил Балакирев. - Откуда у вас плейер - не знаете, откуда взялся нож - не знаете, откуда ключи в мастерской - понятия не имеете. Ключи-то у вас имелись настоящие. Не копии. Может, дочка вам потом вернула один комплект?
        - Я ее после пятого не видел, - мрачно ответил Ватутин. Его мгновенное оживление прошло, сменилось вялостью и апатией. Эти перепады были хорошо знакомы Балакиреву. Так вели себя многие подследственные, которые в камере лишались привычных на воле алкоголя и наркотиков.
        - Значит, так и запишем, что ключей вам Ольга не возвращала?
        - Пишите, что хотите, - уронил Ватутин. И вдруг опомнился:
        - А что вы это ко мне с ключами привязались? Опять Алка накатила?! Да что же эта стерва со мной делает! Мало того что жизнь мне сломала - теперь засадить решила?!
        - Ваша бывшая жена тут ни при чем. И ключи эти вовсе не от ее квартиры.
        - Не от... - Ватутин пытался осмыслить услышанное.
        - А от куда?
        - Лучше бы вы сами признались. Запишем чистосердечное признание, вам очень пригодится.
        - На хрена мне это признание!
        - Да не скажите. Дело в том, что ключи эти - от квартиры Мулевина Валерия Львовича. Копия, сделанная вашими руками, до сегодняшнего дня так и лежала у него в квартире А настоящие ключи мы нашли, сами знаете где.
        У вас, Ватутин, в вашей мастерской, куда никто, кроме вас, не ходил. А Мулевина убили двадцать пятого мая, вечером Зарезали и ограбили Большую сумму денег унесли, ювелирные изделия прихватили. И зарезали, представьте, тем самым ножиком, который мы взяли из вашей комнаты. Мы этот нож на ваших глазах нашли, отрицать не сможете, никто из нас вам оружие не подкидывал.
        Ватутин ошалело водил глазами - с Балакирева на Юру, потом на ключи.
        - Вы так и не можете сказать, где провели вечер двадцать пятого мая? Я вас уже спрашивал, но, может, подумаете еще?
        - В общаге, у себя, - выдавил тот.
        - Свидетели этому есть?
        - Отстаньте... Какие вам нужны свидетели? Спросите у вахтера - выходил я вечером или нет.
        - Зачем же вам было идти через вахту, да еще на такое дело? - уже не стесняясь, спросил Балакирев. - У вас же рядом запасной выход, и дверь всегда открыта.
        Знаете, Ватутин, у меня для передачи дела прокурору уже все есть. Кроме вашего добровольного признания, разумеется. Но признание - дело наживное. Лучше бы вы сами все рассказали. Кстати, Ватутин, куда вы дели такую кучу денег и камушков? Может, тоже в мастерской схоронили?
        Токарь-сантехник впал в отчаяние. Он вскочил, перегнулся через стол к Балакиреву, так что того обдало кислым камерным запахом. Юрий спрыгнул с подоконника, но помощь была не нужна Ватутин всего-навсего желал, чтобы его выслушали. Он истошно кричал:
        - Искали бы лучше, кто дочку мою убил! Почему вы мне не верите? Почему Алке верите, а мне нет? Потому, что она непьющая? Или потому, что баба еще красивая?!
        Олька сказала, что это ее ключи, что вторые - сестрины, откуда мне знать, чьи они? Что же мне - родную дочь допрашивать? Вижу я ее раз в два года, и как мне ей после этого в душу лезть? Девчонка жаловалась, просила помочь - что же мне делать, прогнать ее надо было?!
        - Успокойтесь, сядьте, - просил Балакирев, но тот не слушал:
        - Да делайте со мной, что хотите! Хотите посадить - сажайте, я готов, на что же я теперь гожусь! И так уже ничего в жизни не осталось Дочки нет, жены нет, жить негде, да пропадай оно все к чертовой матери! Хоть стреляйте меня, кому я такой нужен!
        И он упал на стул, скорчился, зарыдал. Юрий дал ему воды, но Ватутин гордо оттолкнул его руку, не переставая между тем всхлипывать и размазывать по щетине слезы.
        Его увели. И Балакирев, надевая пиджак, подумал, что если так пойдет и дальше, то, возможно, он все-таки вырвется на дачу Не в эти выходные, так в следующие. Жена будет счастлива...

***
        Михаил наконец принял решение - не бог весть какое, но все-таки.
        Он позвонил Алле и попросил ее подъехать к нему домой. Сделал это в пятницу, со служебного телефона. Алла оказалась дома и очень удивилась его просьбе.
        - Зачем это нужно.? - нерешительно спросила женщина.
        - Есть одна причина...
        И вдруг она догадалась, он услышал, как женщина слегка задохнулась:
        - Постойте, неужели... Милена у вас?!
        И когда он подтвердил ее догадку, закричала:
        - Боже мой! Где мы только ее не искали! Обзвонили всех подруг! Она что же - два дня у вас живет?!
        - Нет, только ночует. А днем уходит в зоопарк. Поверьте, я ее все время пытаюсь отправить домой... Но она не идет.
        Алла высказала пожелание немедленно отправиться в зоопарк на поиски дочери, но Михаилу удалось ее уломать:
        - Боюсь, что она просто сбежит от вас. Лучше, чтобы вы дождались ее у меня. Она придет, я уверен. Должна прийти. Вы только мужу не говорите, прошу вас. Он может... М-м... Не правильно все понять.
        Когда он подошел к своему дому, то сразу увидел Аллу - та нервно шагала перед подъездом - три шага в одну сторону, три в другую. Михаил поздоровался и с укоризной сказал:
        - Зачем же вы так открыто стоите? Если она увидит - не подойдет. Может, уже спугнули.
        - Да что вы такое говорите! - начала было женщина, но он попросил ее сбавить тон и буквально втащил в подъезд. Ошеломленная, она бежала вслед за ним вверх на лестнице. Опомнилась только в квартире, прислонилась к стене, задыхаясь, ловя воздух ненакрашенными губами.
        - Вы должны мне все объяснить! - совсем не твердо, а как-то жалобно сказала она. - Почему она не идет домой? Вы знаете, что она мне говорит по телефону? Что живет у подружки, а на нас почему-то обиделась, не желает с нами жить! Бросает трубку! Муж в панике, хотел уже идти в милицию, я его еле удержала...
        - Правильно сделали. - Михаил взял дрожащую женщину под руку, провел в комнату, усадил. - Милиция вашей дочери сейчас ни к чему. И не верьте, что Милена на вас обиделась. Она просто боится идти домой.
        Он не хотел пугать несчастную женщину и потому опустил все самые страшные подробности, которые ему сообщила Милена. Рассказал только, что ее старшая сестра в свое время связалась с дурной компанией, что Ольга кое-что рассказала об этом Милене, когда убегала ночью из дома, и что девочку тоже пытались втянуть в темные махинации. Ничего конкретного он не говорил нарочно. Михаил слишком ясно помнил слова юриста. Конечно, мать сразу встревожится, решит, что лучшей защитой для дочки будет милиция... Разумеется - милиция, ведь Милена ничего преступного не совершила! Ей просто нечего бояться! Она слишком поздно поймет, что оправдаться ее дочке будет трудно.
        - Они ее преследуют? - с белыми от ужаса глазами спросила Алла..
        - Нет. Она только опасается этого.
        - Но почему же она не сказала мне?! - ревниво воскликнула мать. - Почему пошла к вам?
        - Потому что я ей чужой, наверное, - вздохнул Михаил. - Не имею права ее ругать, наказывать. Извините за откровенность... Но Милена мне призналась, что отец ее бьет.
        Алла раздраженно махнула рукой, будто прогнала назойливую муху:
        - Да перестаньте. Давно этого не было.
        - Видимо, девочка слишком ярко это запомнила. И вообще... Вы еще не обратили внимания, что это уже не ребенок? Мне кажется, Милена - вполне сформировавшаяся личность. И знаете, она заставляет себя уважать.
        Я, во всяком случае, ее Зауважал.
        Алла рассердилась и встала:
        - Зауважали?! Спасибо! Так зауважали, что раньше мне позвонить не смогли?! Где она у вас спала?
        - В комнате моей дочери.
        - С вашей дочерью?
        Когда Михаил объяснил, что недавно развелся, женщина заговорила еще более сухо и неприязненно:
        - Вот и видно, что мало вам своих проблем, если цепляетесь к чужим детям.
        - Извините, я не цеплялся.
        - Ну она к вам цеплялась! Черт знает что! - Женщина достала из сумки сигареты - Мы же с ума сходили, я две ночи не сплю, ведь с Ольгой так же начиналось, а потом мы ее потеряли! Шутите вы, что ли?! Может, лучше дождаться, когда ее тоже в каком-нибудь парке найдут?!
        Мало вам Ольги? Может, понравилось, хочется еще посмотреть?! Вы же ее там видели, если не ошибаюсь!
        Она закурила, закашлялась и сунула в пепельницу едва зажженную сигарету:
        - Все, больше я с ней не цацкаюсь! Посажу под домашний арест!
        - Ольгу вы тоже сажали, но она сбежала, - напомнил Михаил.
        - Эта не сбежит! - Женщина говорила, не глядя на него, будто ей был неприятен один вид Михаила. - Вы вообще уверены, что она придет? Нет, какое хамство - два дня молчать!
        "Ну что ж, я знал, что будет сцена, я это и предполагал, - думал Михаил, глядя на ее возмущенное лицо, следя за резкими жестами. Женщина снова схватила сигарету. - Благодарить меня не за что. Все верно, все правильно.
        Милена назовет меня предателем и тоже будет права.
        Может, я не должен был сообщать матери?.. Да нет, невозможно... Если бы я подождал еще пару дней - Алла бы вцепилась мне в лицо. И сейчас-то еле сдерживается..."
        - Я из нее все вытрясу - будто про себя, говорила женщина, яростно стряхивая пепел с погнувшейся сигареты. - Ольга вот тоже молчала, прикидывалась свято, а оказывается, завела себе мужика. Ну, все, как я думала!
        Следователь нам рассказал, снизошел наконец. Оказывается, это давно выяснилось, одни мы с Виктором, как дураки, ничего не знали! Уж лучше бы не рассказывал! - Она жадно затянулась сигаретой. - Какой-то коммерсант, возил ее на своей шикарной тачке, морочил голову. А эту неделю, когда мы с ума сходили, она, конечно, не в лесочке с грибочками провела, а у него в квартире! Нет, представьте, я-то гордилась, что у меня такая дочка несовременная, что у нее только духовные интересы... А она завела себе хахаля с иномаркой Его, кстати, тоже убили...
        - Я знаю. - Михаил сказал это нечаянно, в одной надежде - остановить женщину, которая заговорила о покойной дочери так неожиданно и зло Алла тряхнула головой и вдруг очнулась, расширенными глазами посмотрела на него:
        - Что вы говорите? Откуда?
        Ему пришлось сделать очередное признание:
        - Милена их видела вместе., - И мне ни слова, - горько заметила Алла. - Маленькая паршивка. Ну теперь все будет по-другому. Никаких гуляний допоздна. Никаких карманных денег. Хватит! - вдруг закричала она, уронила сигарету и зажала лицо ладонями - точно так же, как это делала Милена. Возможно, из-за этого жеста она вдруг показалась Михаилу совсем молодой. Молодой, беспомощной и слабой. Он шагнул, подобрал с паласа сигарету, растер ногой искры, погасил окурок в пепельнице. Алла сидела неподвижно, сомкнув колени, сгорбившись, будто ожидая удара.
        - Скажите, - осторожно произнес он. - У вас есть возможность отправить куда-нибудь Милену? Родственники в Москве имеются?
        - Конечно, - глухо, не отнимая рук, ответила Алла. - Бабушка. Но ей за девчонкой не уследить. Она все равно убежит, если захочет.
        - На этот раз не убежит, - уверенно возразил Михаил. - Вот только домой она идти не захочет. Из дома постарается сбежать. Прошу вас, отвезите ее к бабушке.
        Хотя бы ненадолго.
        Алла нервно рассмеялась и опустила руки на колени.
        Взглянула на Михаила и рассмеялась чуть громче. Он понял, что это начинается истерика, и отправился за водой.
        Звонок в дверь настиг его на обратном пути. Рука вздрогнула, часть воды выплеснулась на пальцы. Он пошел открывать. Это была Милена. Тихонько поздоровавшись, она угрем проскользнула в прихожую. Михаил опустил мокрую руку ей на плечо:
        - Пришла твоя мама. Да не бойся, она не будет сердиться.
        - Вы... - Глаза у девочки остановились. - Вы ей сказали...
        - Ничего. Только в общих чертах. Она отвезет тебя к бабушке.
        Из комнаты вышла Алла. Обещание Михаила, что она не будет сердиться, выглядело довольно необоснованным - женщина держалась сухо, на дочь взглянула так, что та сразу замкнулась.
        - Идем домой, - сказала женщина, - Отец ждет.
        Будет тебе взбучка!
        Было видно, как потрясена и унижена девочка. И все-таки она постаралась не терять самообладания. Видя это, Михаил еще больше ее зауважал. Сам-то он робел перед разъяренной Аллой.
        - Мам, лучше л бабушке, - довольно спокойно ответила девочка.
        - Пойдешь, куда я скажу. Еще условия ставит, скажите пожалуйста!
        Последним, что увидел Михаил, закрывая за гостями дверь, был отчаянный, зовущий взгляд Милены. Но что он мог сделать? Броситься за ними, отбить дочь у матери? Он закрыл дверь и с тяжелым сердцем прошел в комнату, которую две ночи занимала Милева. Убрал с тахты уже ненужное постельное белье, связал его в узел, отнес в ванную. За эти три месяца он ни разу не устраивал большой стирки, и теперь вся ванная была завалена такими узлами. Когда-нибудь все-таки придется стирать, хотя чистого белья в шкафу оставалось еще порядочно. Люба ничего с собой не взяла. Ушла из дома, как из дешевого гостиничного номера, хотя прожила здесь немало лет...
        Он вернулся в бывшую Дашкину комнату, сел на тахту. У него в сознании как-то странно путались эти две женщины - такие непохожие. Бывшая жена и Алла. То мягкие, как воск, приветливые, с такими милыми улыбками... То резкие, с ненавидящими взглядами, готовые отпустить незаслуженные оскорбления. Странно - сейчас ему было так обидно, как будто от него во второй раз ушла жена.
        На столе он заметил расческу Милены, резинку для волос и толстую книгу в суперобложке. Эту книгу Милена принесла из дома в своем рюкзаке и читала по вечерам, перед сном. Она объяснила ему, что здесь напечатана та самая пьеса, которую ставили в театре-студии "Жест".
        Михаил взял со стола книгу, перелистал, нашел пьесу. В этом переводе она называлась "Шелковый фонарь".
        Он начал читать и понемногу увлекся. Сюжет был ему знаком - как-никак, он три раза видел эту постановку. И Михаил все больше удивлялся, какое храброе дело затеяла Ирина с этой пьесой! Дочитав до того места, когда к молодому самураю приходит призрак умершей девушки, Михаил остановился. В комнате было темновато, за окном давно уже опустились сумерки. Он зажег лампу над тахтой - маленький белый фонарик на чугунной лапке.
        Невольно улыбнулся - в пьесе только что был зажжен другой фонарь - тот, который зажигают, чтобы заманить в дом души умерших родственников и знакомых. "Надеюсь, обойдемся без привидений, - подумал он. - Не хватает еще, чтобы явилась Ольга. А, вот и ее любимая роль.
        Как там говорила Наташа? "Оля так мечтала играть призрак, это очень трогательно, в конце зрители плачут..."
        Он обратил внимание на то, что все слова призрака были отчеркнуты простым карандашом. Кто сделал эти пометки? Вряд ли Милена,.. Скорее всего, пометки сделала первая хозяйка книги, Ольга, когда еще не потеряла надежду получить вожделенную роль. А когда ей отказали - гордо ушла.
        "Представляю, как она возненавидела девушку, которая получила эту роль, - подумал Михаил, откладывая книгу и гася фонарик. Глаза у него слипались. - Кто там играет призрак? Маленькая такая девчушка, я помню е... Жалко, Ирины нет, а то бы я спросил..." Мысли уже начинали путаться, он засыпал. И вдруг, будто сквозь серую пелену, он увидел заключительную сцену из спектакля - самую эффектную, которая поразила его, пожалуй, даже немного шокировала. Сцена погружена в темноту, на заднем плане светится большое желтое окно, а на его фоне четко, как в театре теней, обозначаются два силуэта - молодой самурай обнимает склонившийся к нему скелет.
        В этом месте зрители обычно издавали стонущий вздох. На этом пьеса кончалась - довольно неожиданно, конечно, на взгляд европейского зрителя, привыкшего к какой-то морали в конце, к известному хеппи-энду. Разумеется, скелет играла уже не девушка. Это был самый обыкновенный школьный скелет из кабинета анатомии. Как ни смешно, мужской. Ирина сообщила ему, что скелет был одолжен для спектакля одной старой подругой.
        "Тьфу, что мне в голову лезет! - рассердился Михаил, с усилием садясь на тахте и протирая глаза. - Размечтался о скелетах на ночь глядя..." Он перешел в другую комнату на свою собственную постель и вскоре уснул.
        Глава 14
        Эта суббота была нерабочая. Проснувшись, он долго лежал на спине, жмурясь от бьющего в окно солнца. Вчера Михаил так поспешно лег спать, что забыл задернуть шторы. Сны ему снились какие-то дикие, и, однако, Михаил выспался. Хотел было окликнуть Милену - за два дня у него уже выработалась привычка звать девочку завтракать... И осекся. Да, Милена теперь дома.
        Эта мысль испортила ему настроение, и он позавтракал без аппетита. Мысли все время возвращались к этой девочке с затравленным и все-таки гордым взглядом. "Лучше бы Дашка была такая, а то ведь размазня-размазней", - подумал он, допивая на балконе кофе. Солнце сегодня было просто ослепительное. Михаил полил землю в ящиках, где посадил укроп и петрушку. Передвинул столик в тень.
        Можно было немного побездельничать. Почитать, достать шахматную доску и решить какую-нибудь задачку. Давно он этим не занимался - жена постепенно отучила. Все-таки гроссмейстером он не был, шахматы ему денег не приносили... А значит, по мнению Любы, не стоило этим заниматься. Сама она давно к шахматам остыла и даже отказывалась сыграть с ним партию перед сном. У нее всегда находились другие дела. А Дашка... Дашка шахматы ненавидела. Даже не пожелала запомнить, как называются фигуры. Если он настаивал на том, чтобы научить ее играть, девочка ударялась в слезы.
        Но идти за доской не хотелось. Михаил допил кофе и поставил чашку на подоконник. Сегодня он обойдется и без шахмат. Нужно решить одну задачку в уме, фигуры ему не потребуются. Во всяком случае, не деревянные, не черные и белые. Если бы все было так просто...
        Задачку ему задала Милена. И он все эти дни думал над ней, но как-то урывками. Может, потому, что редко оставался один. Но теперь его никто не беспокоил и он мог сосредоточиться. Михаил сходил в кухню и вынес на балкон еще одну чашку кофе. "Примем за исходные данные, что Милена рассказала чистую правду. Без этого и браться не стоит. Итак, все это правда. Ольга познакомилась с криминальной парочкой. Мужчина и какая-то девица из театра. Да, с мужчиной будет сложно. Он стоит не под ударом, о нем ничего не известно. Милена тогда такого страху натерпелась, что даже описать его толком не может. А если и опишет - таких найдутся тысячи... Подумаешь, голубые глаза... Нужна конкретная деталь, а ее нет. Бежевая старая машина? Был бы номер, а так - ищи иголку в стоге сена..."
        И он решил пока оставить в стороне фигуру мужчины.
        "Значит, девица из театра. О ней хотя бы известно, где она бывает и сколько ей может быть лет. Там все актрисы молоденькие, примерно одного возраста. Конечно, легче всего подумать на Наташу. Милена так и поступила.
        Хорошо. Попробуем просчитать ее. Она одна из всех дружила с Ольгой. Оказывается, знала то, чего никто из актеров не знал - что в доме, где живет Ирина, на первом этаже есть магазин под названием "Диана". Ольга тоже это знала, искала по карте дом. Значит, Наташа?"
        Он снова увидел ясные глаза этой девушки, ее спокойное лицо. Михаилу не хотелось верить, что это именно она. "Милена слишком поторопилась, напав на девушку с обвинениями... Даже если это в самом деле Наташа - ее можно было спугнуть, предупредить, и она теперь затаилась... И уж конечно, Милена поступила неосторожно по отношению к самой себе. Она, в сущности, права, что боится жить дома. Ведь эти типы знают ее адрес и телефон..."
        Да, эта задачка давалась ему труднее шахматных. Возможно, потому, что здесь были не фигуры, а живые люди - совершенно непредсказуемые, не подчиняющиеся его воле.
        И здесь была реальная опасность. Не просто размен фигур, а реальные жертвы; не просто пешки, снятые с доски и тут же забытые, а двое зарезанных людей. От того, правильно ли он решит эту задачку, зависела безопасность Милены. Если удастся вычислить и арестовать эту парочку, девочка будет в относительной безопасности. Во всяком случае, ее жизни уже никто не сможет угрожать. Над Ириной тоже нависла какая-то опасность, как обмолвилась Ольга. Она хотела уговорить сообщников не убивать ее приятеля, владельца синей иномарки. В этом случае ее не послушали. Так может быть, Ирина...
        Он резко поставил чашку на стол. Как он мог медлить?!
        В конце концов, Ирина - живой человек, одинокая, слабая женщина! Возможно, она и не знает, что ей что-то грозит! Или... Уже узнала?
        Он несколько раз набирал ее номер. Трубку не брали.
        Наконец он не выдержал и позвонил Наташе. Трубку взял мужчина, наверное, ее отец, потом в отдалении послышался веселый лай собаки. Судя по звонкому голоску - еще щенка. Наконец подошла сама Наташа. Она сразу вспомнила его, когда Михаил назвался, и., не давая ему продолжать, заговорила:
        - Ой, вы знаете, что у нас случилось?!
        И без паузы выложила страшную новость Слушая ее взволнованный, звенящий голос, Михаил нашаривал табуретку. Наконец придвинул ее и сел. Почему-то ему стало трудно держаться на ногах.
        - Она несколько дней там пролежала, и никто не знал, что случалось! - взволнованно говорила девушка. - Если бы у соседки не оказалось ключа...
        - Наташа, погоди! - взмолился он. - Ее что же - застрелили?
        Девушка замялась:
        - Понимаете, может быть, она сама это сделала. У нее в руке был пистолет. Это ужас! Кромешный ужас! Когда мы рассказали ребятам, нам никто не верил, эти дураки подумали, что мы их, разыгрываем!..
        - А когда это случилось? - спросил Михаил. - Ты не знаешь? Вам не сказали?
        - Ну, пока что мы ничего не знаем Только, наверное, она там лежала давно Понимаете, мне сразу бросилось в глаза, что Ирина Сергеевна была одета так же; как в театре. Лежала на постели, на спине, в руке пистолет...
        И все в крови! Так что, может быть, она застрелилась прямо в тот вечер? После спектакля в лицее?
        Михаил оторопел. Новость и так уже оглушила его, но эта последняя подробность выглядела самой нелепой и ужасной.
        - Послушай, но она же была в прекрасном настроении! - воскликнул он, совсем забыв, что говорит с пред полагаемой преступницей. - Как это понимать? Застрелилась? А записка? Записку она оставила?
        - Ничего не оставила, ничего... - упавшим голосом ответила девушка. - Мы больше ничего не узнали. Как только нас отпустили - удрали оттуда. Вы не представляете, какой там стоял запах... Я до сих пор мяса не ем. Почему-то как увижу кусок - меня в туалет тянет. Простите за подробности...
        Подробностей в самом деле хватало. Михаил слушал ее и никак не мог поверить, что все это правда. Дикий сон.
        Продолжение его сегодняшних ночных кошмаров. Сейчас он вдруг вспомнил, что ему этой ночью снилась Ирина. В японском костюме, почему-то без горба на спине. Он в этом сне еще порадовался за нее - как она прекрасно выглядит! Ирина расхаживала по сцене в обнимку со скелетом. Неприятно было то, что скелет оказался живой, прямо-таки живчик. Он отплясывал у нее в руках, непристойно вихлял бедрами и делал попытки прижаться к женщине и облапить ее своими костями Зрелище было смешное и непристойное, но Михаил почему-то мучился во время этого сна, будто видел что-то страшное.
        От воспоминаний его отвлек голос Наташи. Она пожаловалась, что театру, наверное, пришел конец. Все настолько сбиты с толку, что о спектаклях не может быть и речи Полный кавардак! Они, ведущие актеры, как-то пытаются сохранить театр, но все остальные потеряли к нему интерес и уже разбегаются понемногу...
        - А мы все-таки хотим дать еще одно представление, - сообщила она. - В память Ирины Сергеевны Это наша собственная идея Как вы считаете? Это будет хорошо?
        - Это будет очень хорошо, - одобрил Михаил - Может, вам нужна помощь? Когда вы собираетесь?
        Она с радостью приняла его предложение помочь, заодно сообщила, что свою помощь предложила также Татьяна - директриса гуманитарного лицея, где прошел последний спектакль. Татьяна уже узнала о смерти подруги - следователь обнаружил ее первой из всех Ирининых подруг. Она взяла у следователя телефоны актеров и обзвонила их вчера вечером. Женщине хотелось узнать все подробности того, как нашли тело - сама-то она ничего не видела. Актеры, между делом, сообщили ей о своих страхах, что театр распадется. Правда, аренда действительна до конца июня, их никто не сможет выгнать из здания. Татьяна закричала, что нельзя терять это преимущество. Она горячо поддержала их идею - дать последний спектакль в память погибшей режиссерши - и предложила взять на себя организацию, сбор особой публики . Она решила известить о спектакле прежних друзей Ирины - словом, проследить, чтобы в зал не набились равнодушные ко всему дети, которые будут шуршать фантиками и разговаривать во время действия.
        Организационная встреча была назначена на сегодня, на прежнем месте.
        - Мы соберемся в четыре, - предупредила Наташа. - Будет так хорошо, если вы тоже придете!
        И Михаил обещал обязательно быть. Кладя трубку, он подумал, что так и не поговорил с Наташей на волнующую его тему. Она просто выбила почву у него из-под ног. "Но, может, это и к лучшему, - решил он. - Разберусь на месте. Там будут все...".

***
        Татьяна, завидев его, быстро подошла и еще издали протянула ему обе руки. Михаил взял их и осторожно пожал. От директрисы по-прежнему крепко пахло духами, она была тщательно причесана, накрашена, но дежурная улыбка исчезла с ее губ. Она заглянула в глаза Михаилу и отпустила его руки:
        - Ужасно... Вы уже знаете? Все это ужасно.
        Ребята собрались не полностью, по залу слонялись только ведущие артисты и кое-кто из массовки. Да, Наташа сказала ему правду - воодушевления как не бывало.
        Ребята бродили, будто тени, и говорили тихо, как на похоронах. Татьяна отвела Михаила в сторонку, усадила в откидное кресло и сама села рядом, слегка задев его крепким горячим бедром, туго обтянутым розовой юбкой.
        - Я вчера говорила со следователем, - сообщила женщина. - Меня, оказывается, нашли через записную книжку Иры. Да и мать ее подсказала, что я ее лучшая подруга. Старуха ужасно себя чувствует, я ее тоже вчера навестила, выразила соболезнования... У нее бронхиальная астма, но я никогда не видела ее в таком состоянии! Так крепко держалась, а теперь распустилась в одночасье. Боюсь, не дождется похорон, ляжет в больницу.
        Оказалось, что похороны будут в понедельник. Татьяна сказала, что сейчас только тем и занимается, что обзванивает всех знакомых, сообщает им о часе, когда нужно собраться на вынос тела из морга. Сообщила также, что хоронить Ирину будут в закрытом гробу.
        - Я сама тела не видела, ее мама, слава богу, тоже...
        Но то, что говорят ребята, просто ужасно! Она так долго лежала на жаре.., Душистую директрису передернуло, она сжала руки с аккуратным маникюром:
        - Боже мои... Только в прошлую пятницу она была такая веселая, такая довольная... Как огонек, правда? Я думала, что она счастлива. А теперь... Как она могла решиться на такое?!
        - Вы тоже считаете, что это самоубийство? - прямо спросил Михаил.
        Татьяна удивлен но взглянула на него:
        - Считаю? Да меня только об этом и спрашивали!
        Не собиралась ли она покончить с собой, что творилось в ее личной жизни... Да не было у нее никакой личной жизни! Может, потому и не удержалась.
        Она рассказала о своем вчерашнем разговоре со следователем. Сообщила то, что удалось узнать. Ввиду плохого состояния тела и давности смерти, точное время, когда скончалась Ирина, установить не смогли. Эксперт указал время смерти с расхождением в шесть-семь часов. С девяти часов вечера пятницы и до трех-четырех часов утра субботы. Но многое указывает на то, что это был все-таки вечер пятницы. Во-первых, среди ночи выстрел точно услышали бы. На втором этаже, как оказалось, проживал с родителями студент, который готовился к экзамену. Парень сидел всю ночь за книгами перед открытой дверью балкона и слышал все, что творилось в доме. Собственно, ничего и не творилось. А один из жильцов дома, где жила покойная, рано утром в субботу пошел на прогулку со своей собакой. И, гуляя по двору, он случайно обратил внимание, что у Ирины в одном из окон горит свет. Он знал, что в это время маленькая горбунья обычно спит. Так что, скорее всего, люстра горела с вечера. А Ирина уже была мертва.
        - Выстрела почему-то не слышали, - сообщила Татьяна. - Я просто удивляюсь - глухие они, что ли? Правда, время было вечернее, может, все смотрели телевизор...
        - А следователь тоже уверен, что Ирина застрелилась?
        - Ну, думаю, что да, - нерешительно ответила Татьяна. - Правда, он меня спрашивал, не тратила ли она в последнее время большие суммы денег. Я ответила, что нет.
        И это правда! Она была скуповата, да простят меня Бог...
        Я потом поняла, почему меня об этом спросили. Когда заехала к ее маме. Оказывается, из квартиры исчезли все ее деньги. Мать говорит, что там было около восемнадцати тысяч долларов.
        Михаил изумленно поднял брови, и Татьяна, заметив это движение, недоверчиво покрутила головой:
        - Думаю, старуха немного преувеличила. Я, например, про такие запасы не слыхала. Правда, в деньгах Ира не нуждалась... Но такая сумма - это уж слишком. Да будь у меня лишние восемнадцать тысяч...
        Она достала из сумки пудреницу и произвела осмотр своему лицу. Осторожно припудрилась. Михаил тем временем размышлял. Значит, и там пропали деньги. Ограбление? Ирина застрелилась Да нет, как она могла, у нее не было никаких причин отселяться! Он видел, он чувствовал, как она была счастлива в тот вечер Говорила о том, что они с ребятами сотворили со спектаклем чудо. Публика в тот день была превосходная. Ребята играли хорошо. В конце концов, Ирина просила его позвонить на другой день, чтобы договориться о встрече. Ведь он так и не получил от нее обещанного подарка! Зачем бы она стала об этом говорить, если решила застрелиться? Зачем? Нет, она была полна жизни. А к такой вещи, как ущербная внешность, в конце концов, привыкают. И не так уж часто кончают с собой по этой причине.
        - Вы меня слушаете? - с легкой обидой спросила Татьяна. Оказалось, она что-то говорила, пока он ушел в свои расчеты.
        - Простите?
        - Я говорю, что не обязательно эти деньги украли. Она могла положить их в банк, а маме ничего не сказать В конце концов, она ведь не обязана отчитываться перед ней.
        - Возможно, так и было, - согласился Михаил. - Скажите, а дверь у нее случайно взломана не была?
        - Нет! Представьте, меня этот вопрос тоже волновал, я спросила у следователя Никто дверь не взламывал.
        Да разве стала бы она ждать, пока воры заберутся! Кстати, вы получили свою тушечницу? - неожиданно спросила она.
        - Нет, не получил. Я так и не собрался ей позвонить, а потом было поздно.
        Татьяна вздохнула:
        - Ну, пропало дело... Ее мать вам такую вещь не отдаст. Она тоже скуповата. Думаю, этим Ира пошла в нее.
        Тем более если деньги украли... Но я все-таки в это не верю.
        Старуха все выдумала, наверное, у нее на почве горя случился заскок.
        Актеры в основном собрались. Они посматривали на взрослых, будто ожидали от них каких-то указаний. Татьяна заметила это, встала и с чисто профессиональной властностью, по-директорски, обратилась к ребятам:
        - Что ж, ваша идея мне понравилась. Молодцы! Давайте договоримся так: я беру на себя организационную сторону, а вы делаете свое обычное дело. Играете Надеюсь, роли не перезабыли? Еще на один спектакль вас хватит? Я, к сожалению, со всеми не знакома, так что давайте сперва представимся друг другу.
        Актеры переглянулись. Видимо, они не привыкли к такому начальственному тону, и он их покоробил Однако ребята стали называть себя, не забывая упомянуть, какую именно роль играют в пьесе. Михаил жадно следил за этой церемонией. Особое внимание обращал, конечно, на девушек. Те представлялись с достоинством, словно подчеркивая свою "звездность".
        - Оксана, - сказала бойкая маленькая девушка. - Я играю призрак.
        - Лена. Я играю О-Цую, дочь самурая.
        - Наташа. Я - служанка, меня по пьесе зовут О-Емэ.
        - Владислав, - представился чернявый, белолицый парень, в самом деле чем-то похожий на японца. - Я играю Синдзабуро, самурая.
        - Ольга, - нехотя представилась высокая девушка, - Я играю парикмахершу.
        - Лида. Я - гейша, - сказала хорошенькая девушка и смутилась.
        - Ну, разумеется, ты не гейша, - начальственно подбодрила ее Татьяна. - Мы все это поняли, не стесняйся.
        Михаил почувствовал смутный стыд за нее - она никак не могла найти верный тон для общения с ребятами.
        "У Ирины это получалось, - подумал он. - А у меня?
        Может, я тоже их раздражаю. Если так - тогда контакта не выйдет. А познакомиться с девчонками поближе необходимо!" У других актрис роли были маленькие, почти без слов А на парней-актеров Михаил обращал мало внимания. Наконец церемония была закончена, и Татьяна осведомилась:
        - Значит, все собрались?
        - Нет Милены, - неожиданно сказала Наташа.
        Михаил насторожился, следя за ее невозмутимым лицом.
        Неужели и вправду она?..
        Остальные актеры, услышав про Милену, зашептались, кто-то насмешливо пожимал плечами. Лида пренебрежительно заметила:
        - Нет, и не надо. Лишние люди на сцене. Там и так толкучка, как раз в моей сцене. Не протиснешься. Прошлый раз мне на кимоно наступили, чуть голой не оставили.
        - Под ноги смотри, - бросил какой-то парень, но это прозвучало совершенно беззлобно. Лида, во всяком случае, не обиделась и толкнула его локтем:
        - Помалкивай, торгаш!
        Парень играл в этой самой сцене продавца безделушек. Михаил его помнил - роль у него была коротенькая, но заметная, гротескная. И парень играл прекрасно, явно наслаждаясь каждой секундой, пока был в центре внимания. "Жалко ребят, - подумал Михаил, следя за их шуточной перепалкой - Еще немного - и не останется у них театра, уйдет такая яркая часть их жизни. Нет, Ирина не могла застрелиться и бросить их на произвол судьбы. Она слишком хорошо это понимала... Она чувствовала за них ответственность Я видел это. Человек, у которого есть любимое дело, искусство, чье-то поклонение, пусть даже горстки этих ребят, не покончит с собой. Разве что в припадке безумия?"
        Татьяна спросила, не нужно ли им репетировать, чтобы не забыть текст. Она сама этого не знала, так как с театром дела никогда не имела. Ребята возбужденно зашумели:
        - Надоело репетировать! Сто раз репетировали! Все наизусть знаем!
        - Лучше назначьте, когда будет спектакль, - смело обратилась к директрисе маленькая Оксана. - А мы уж не подведем.
        Татьяна слепка смутилась, но лица не потеряла. Она весело хлопнула в ладоши, будто перед ней были взбунтовавшиеся первоклассники.
        - Ну-ну, спокойно! Я не собираюсь вас перекрикивать! Значит, даете слово, что не подкачаете? Глядите, публика будет серьезная, придут взрослые люди. И это будет особенный спектакль. Знаете, что я сделаю? У меня есть прекрасная фотография Татьяны, еще молодой. Я увеличу снимок до портрета, поставим его в зале, возле сцены, передним положим цветы. А перед спектаклем любой из приглашенных гостей сможет выйти и сказать маленькую речь в ее память.
        Все согласились, что так будет лучше всего. Только Михаил подумал, что эта затея пахнет чем-то казенным.
        Портрет, да еще наверняка с черным углом, цветы, речи.., Но возражать директрисе он не решился. В конце концов, она ведь старалась от чисто! о сердца. Просто не умела по-другому. Татьяна спросила, как ей связаться с ребятами, чтобы сообщить, на какое число будет назначен спектакль.
        - А вы позвоните прямо мне, - предложила Наташа. - Я извещу остальных, телефоны есть у всех.
        - Ну и прекрасно, - с явным облегчением сказала Татьяна Она куда-то заторопилась, может, только делая вид, что спешит. Возникшая неловкость не укрылась даже от нее. Михаил сказал, что еще ненадолго задержится, чем явно ее разочаровал. Она отвела его в сторонку и, крепко держа за локоть, шепнула:
        - Я все-таки поговорю с ее мамой насчет вашей тушечницы. Я свидетель, что Ира хотела ее вам подарить.
        Знаете, когда я это от нее услышала... Вы уж меня простите, но я сразу подумала, что Иринка к вам неравнодушна.
        Михаил отшатнулся, но она его не отпустила, добавив извиняющимся тоном:
        - Нет, уж вы поверьте, мне лучше знать. И потом...
        Знаете, вы немножко похожи на парня, из-за которого она когда-то сума сходила. Ну, не бойтесь, это было давно! - Она деланно улыбнулась, будто предлагая ему принять участие в милой шутке. - Вы, наверное, просто напомнили его Иринке... Бог знает, что ей пришло в голову тем вечером, с чего это она расщедрилась на такой дорогой подарок? Я ведь спросила ее, сколько она отвалила за тушечницу. Как выдумаете, сколько? - И, расширив глаза, Татьяна сообщила:
        - Почти две тысячи рублей. Отхватила в галерее "Шон", она оттуда не вылезает. Я как услышала про такое - чего только не передумала. Может, ей при виде вас юность вспомнилась? Тогда она и впрямь хотела покончить с собой. А он уехал в свой Куйбышев. Симпатичный был парень и улыбался, совсем как вы!
        Его коробили эти комплименты, тем более что он вдруг почувствовал в них какую-то странную, подводную угрозу.
        Уж не желает ли эта душистая болтушка обвинить его в смерти подруги? Дико, нелепо Да он и повода не давал, ему даже в голову не приходило воспринимать Ирину в качестве женщины!
        Татьяна, видно, сообразила, что зашла чересчур далеко в своей фамильярности, и довольно сухо закончила: т - Дайте свой телефон, я перезвоню.
        Они обменялись телефонами. Когда Татьяна собралась уходить, он задержал ее еще на секунду и задал давно волновавший его вопрос. Татьяна покачала головой', когда услышала, о чем он спрашивает:
        - Нет, конечно! Никакого пистолета у нее не было. Уж в этом я могу поклясться! Знаете, что меня очень удивило.
        И, пугливо оглядываясь на ребят, она сообщила, что Ирина страдала повышенной возбудимостью, врачи прописывали ей всяческие успокоительные Но Ирина не всегда их принимала, предпочитала естественную усталость, чтобы заснуть. Так что у нее в аптечке скопились солидные запасы снотворного.
        - Вы понимаете? - значительно произнесла Татьяна. - Почему она не предпочла таблетки, хотела бы я знать? Неужели легче застрелиться? Так ужасно... Всюду кровь... И вообще, Ира и оружие... Это как-то не вяжется.
        Она ушла грустная. Михаил смотрел ей вслед и думал, что ничто так не выдает возраст женщины, как ее походка.
        Татьяна, забыв о том, что нужно держаться в форме, шла разболтанно, тяжело ступая и ссутулив плечи. Было видно, что она в это время совсем не думает о том, чтобы казаться веселой, молодой и очаровательной.
        - Извините, можно вас на минутку?
        К нему подошла Наташа. Он заметил, что девушка почему-то смущается. Это быстро объяснилось, когда она заговорила - еле слышно, оглядываясь по сторонам, словно желая убедиться, что никто ее не слышит. Но остальные актеры были далеко.
        - Я хотела с вами посоветоваться. Понимаете, на этой неделе со мной произошел странный случай... Ваша знакомая, эта девочка...
        И она, запинаясь, рассказала, как странно повела себя Милена. Слушая ее, Михаил все больше убеждался - девочка ошиблась, сделала неверный выбор. Если бы она угадала точно, Наташа не решилась бы ему жаловаться на несправедливую обиду.
        - Она говорила такие странные вещи, просто мороз по коже, - сказала Наташа. - А потом, вы не поверите...
        Ударила меня. И довольно сильно. Я и хочу спросить - вы не знаете, почему она на меня разозлилась? Вы, кажется, с ней общаетесь...
        - Странная история, - заметил Михаил, когда девушка умолкла. - Нет, не знаю, почему она так поступила. Я думаю, она просто расстроена смертью сестры, хочет найти виноватых...
        - Убийцу еще не нашли?
        - Нет. Насколько я знаю - нет.
        Он пристально смотрел на девушку, но не замечал в ее лице и тени страха. Только разочарование - вполне естественное, ведь она ожидала, что Михаил сможет ей что-то объяснить. Он решился:
        - Скажи, чья это была инициатива - навестить Ирину дома?
        - Кажется, моя, - неуверенно ответила она. - Я уже и не помню.
        - А кто первый предположил, что с ней что-то случилась?
        Девушка даже испугалась, слегка отшатнулась от него:
        - Почему вы спрашиваете? Мы все о ней беспокоились!
        Михаил успокоил ее, объяснив, что никаких дурных мыслей на этот счет у него нет, просто он удивляется, как ребятам, в конце концов, удалось найти Ирину. Ведь адреса ни у кого не было? Наташа покачала головой:
        - Да, мы и поехали почти наугад. Я кое-как вспомнила ее дом. А больше никто там не бывал. Нашли с трудом, так обрадовались, а там...
        - Она вас никогда не приглашала домой?
        - Нет. - Наташа все-таки нервничала, Михаил чувствовал, что его вопросы настораживают девушку. Но это тоже могло объясняться вполне естественно - после нелепых обвинений Милены девушка любой вопрос воспринимала как подозрение на свой счет. В конце концов она не выдержала и сказала, что ей пора домой. Это была явная ложь, поскольку актеры еще не расходились. Наташа тоже не ушла, а села в первом ряду, среди девчонок, игравших главные роли. Они переговаривались, и временами то одна, то другая поворачивала голову и поглядывала на Михаила.
        Он чувствовал себя довольно неуютно. Он был здесь лишним, с ним никто не хотел общаться. Неужели придется уйти с пустыми руками? Михаил снова вспомнил уверенный тон Милены: "Это одна из актрис. Так сказала Оля".
        "Одна из них? - Михаил украдкой рассматривал щебечущих девушек. - Невозможно поверить. Они все такие милые, такие беззаботные... И все-таки Ольга не могла солгать". Эта уверенность появилась у него давно. Ольга уходила в ночь, в неизвестность, она горячо поцеловала на прощанье сестру, будто знала, что больше им не придется увидеться. А может быть, она точно это знала? Предчувствовала, на что идет. Нет, в такую минуту она не могла лгать!
        Да Ольга и не следила за собой, случайно обмолвилась, вряд ли понимая, что почти выдала своих тщательно скрываемых сообщников... Она знала, что ее ждет опасность, и все-таки пошла, потому что у нее оставалась слабая тень надежды.
        Удержать своих сообщников от убийства.
        "От двух убийств", - сказал себе Михаил. Его наполнила уверенность, какой он давно не чувствовал. Уверенность, которая всегда предшествовала удачному ходу.
        Может быть, на первый взгляд, неэффектному ходу. Но ведь это бывало только самое начало победной комбинации. Делая этот незаметный ход, он уже знал, что в конце концов поставит противнику мат.
        Ощущая на себе взгляды ребят, он поднялся на сцену и поднял руку, призывая к тишине. Мало-помалу все повернулись к нему. Михаил, стараясь говорить спокойно, начал:
        - Скажите, вам в самом деле понравилась идея Татьяны? - Ему было неловко называть эту женщину без отчества, но полностью она так и не представилась. Получалось, что он фамильярничал с ребятами, как бы составлял заговор против директрисы. Ему никто толком не ответил.
        - У меня тоже есть идея, как обставить ваш последний спектакль. Думаю, что Ирине Сергеевне эта мысль понравилась бы куда больше.
        И так как никто его не прерывал, он говорил все уверенней. Рассказал, что накануне как раз перечитывал пьесу, которую они поставили. И подумал - ведь пьеса, в сущности, о том, что смерти как таковой не существует, что сильное чувство может ее преодолеть. Ирина погибла, с этим спорить не приходится. Но стоит ли превращать последний спектакль в заурядную гражданскую панихиду?
        - А вы что предлагаете? - спросила его какая-то девушка. Он не успел заметить, кто именно. Михаил стоял на слабо освещенной сцене, а зал перед ним терялся в тени.
        Он видел только бледные пятна поднятых к нему лиц.
        - Мое предложение, наверное, вас удивит, - тщательно выбирая слова, заговорил он. - Возможно, нам и не удастся этого сделать. Но очень бы хотелось, чтобы последний спектакль снял с этой пьесы проклятие.
        И так как никто из остолбеневших актеров не вымолвил ни слова, он продолжал:
        - Только не думайте, что я впал в мистику и собираюсь заклинать злых духов. Однако повод для тревоги у меня есть.
        Вы все, наверное, читали текст па ваших программках? Помните, как называют эту пьесу, какая о ней ходит легенда?
        - Это не легенда, а правда, - снова раздался девичий голос. Теперь он видел, кто это говорит. Ольга-"парикмахерша". Она с вызовом смотрела на него. Откуда брался этот вызов? - Действительно, в Японии после премьеры умерло два молодых актера, которые играли главные роли.
        Это документальный факт, а не легенда. Только при чем тут проклятье? Они умерли от какой-то болезни...
        Ее кто-то перебил:
        - А я тоже думаю, что пьеса проклятая! Ирина ведь умерла не от болезни!
        Ребята заговорили все сразу, Михаил с трудом восстановил тишину. Ему довольно долго пришлось стоять с поднятой рукой, пока удалось завладеть их вниманием.
        - Умерла не только Ирина, - отчетливо, произнес он. - Она была не первая Если вы помните девушку, которая раньше посещала вашу студию... Эту девушку потом зарезали в Измайловском парке... Ее звали Оля, Оля Ватутина.
        - Ну, когда это было! - разочарованно произнес какай-то парень.
        - Совсем недавно! - оборвал его Михаил. - Это было всего две недели назад! Короткая же у вас память!
        - А почему вы нас упрекаете? - возмутилась какая-то актриса. - С ней никто не дружил, она к нам сто лет не ходила! Хотите сказать, она тоже погибла, потому что у нас пьеса проклятая? Да у нее никакой роли не было!
        - Не было, потому что она отказалась от эпизодической роли, - ответил Михаил. - А если бы согласилась - то играла бы с вами вместе... Но речь сейчас не об этом. У меня есть все основания полагать, что Оля так и не порвала связи с театром. Она погибла именно потому, что однажды пришла сюда в надежде получить роль. И встретилась кое с кем.
        Теперь все слушали напряженно, не перебивая. Михаил сделал паузу. Сердце бешено колотилось, губы пересохли, он мельком подумал: "Все в сборе, и она тоже здесь, она слышит меня, одна из всех меня понимает... Не может не понять".
        - Я думаю, что эти две смерти связаны между собой, - сказал он почти буднично. - И думаю, что это еще не конец.
        Тишина взорвалась - хлопнув откидным креслом, вскочила Наташа. Она крикнула:
        - Что вы нас запугиваете?! Если знаете что-то - идите в милицию!
        - Погоди, - соседка ловила ее руку, пытаясь усадить на место. - Он ведь что-то хочет сказать...
        - Нет, вы прямо говорите! - не унималась Наташа.
        Он бы никогда не поверил, что ее можно настолько вывести из себя - девушка забыла всю свою вежливую сдержанность. - С кем это Оля познакомилась в театре? Со мной, по-вашему?!
        И она вдруг всхлипнула, вырвала руку у подруги и побежала к выходу из зала. Кто-то кинулся за ней, у дверей произошла короткая отчаянная борьба, и девушка исчезла в холле.
        Михаил оторопел. Он вовсе не ожидал такой бурной реакции. Будь на его месте Милена, она бы торжествовала - Наташина неожиданная ярость только доказывала ее правоту. Но Михаил вовсе не считал это прямым доказательством.
        Если бы это была Наташа - она бы смолчала, проглотила его намек, даже виду бы не подала. И его больно уколола мысль, что сейчас кто-то из девушек насмешливо глядит на него и торжествует: "Сорвалась другая, а не я..."
        - В самом деле, на кого вы намекаете? - почти грубо спросил кто-то из парней. - Говорите уж прямо.
        - Во всяком случае, не на Наташу, - заметил Михаил. - Она совершенно зря на меня обиделась. Я готов публично попросить у нее прощения. Она-то здесь совершенно ни при чем. Наташа всего лишь дружила с покойной Ватутиной, а я говорю не о подруге. Я имел в виду убийцу.
        Какая тишина! Актеры переглядывались, стараясь не делать резких жестов, будто среди них была бешеная собака и она могла наброситься из-за самого ничтожного движения... "А может, считают, что это я взбесился, и думают, как упрятать меня в психушку?" - подумал Михаил, глядя на их растерянные лица. Одна из девушек тихонько истерически рассмеялась и тут же смолкла - никто не засмеялся вместе с ней, а Лена, - отметил он про себя, -- Самая хорошенькая из актрис. Аристократка".
        - Вы считаете, что кто-то из нас убил Олю Ватутину? - спросила Лида. Это прозвучало как: "Вы знаете, что сошли сума?"
        Михаил не ответил. Он продолжал оглядывать ребят, ожидая, что кто-то не выдержит его взгляда, кто-то отвернете"! Отворачивались многие. Потом начали вставать, явно собираясь по домам.
        - Я еще не все сказал, - громко произнес он. - Я знаю, что Ирина Сергеевна тоже была убита. Она не покончила с собой.
        И тут его неожиданно поддержали. Это сделала та самая хорошенькая Лена, которая уже пудрилась, прежде чем уйти. Растерянно взглянула на него поверх зеркальца пудреницы и вдруг закричала:
        - Я тоже, тоже так думаю! Знаете, что мне сказала Татьяна? Она меня все расспрашивала, как мы нашли Ирину, как та выглядела? А когда я сказала, что она лежала на спине, Татьяна ужасно удивилась! Она ответила, что Ирина никогда в жизни не спала на спине! Что ей мешал горб!
        - Ну и что?! - яростно ответила ей Ольга-"парикмахерша". - Она могла упасть на спину, когда застрелилась!
        - Ты же там не была, ничего не видела! Никуда она не падала, лежала навытяжку! Или сама легла, или ее так положили! - возбужденно ответила Лена. - Девчонки, верно?
        Она обращалась с тем, кто вместе с ней ходил навещать режиссершу. Все более-менее подтвердили ее впечатление - Ирина лежала на постели в спокойной позе спящего на спине человека. Михаил тем временем не упускал из виду парикмахершу". У него в ушах до сих пор звенел голос Лены: "Ты же там не была, не видела..." "А если она там все-таки побывала? - подумал он. - И между прочим, я как-то упустил из виду, что она одна из всего театра бывала дома у Ольги. Правда, не у нее в гостях, а у ее отца, занималась с ним немецким... Случайность? Совпадение? Милена этого не знала. Но я-то знаю! И как я мог сбрасывать это со счетов! Итак, "парикмахерша"...
        - А что вы хотели сказать, когда заявили, что это еще не конец?
        Он вздрогнул, не заметив, как к сцене приблизилась загорелая, голубоглазая девушка. Одна и" незаметных статисток, насколько он понял.
        - Должны еще кого-то убить? - с живым любопытством, без тени страха спрашивала девушка.
        Михаил собрался ответить ей, но обнаружил, что его слушают все - спор внезапно утих, ребята повернулись к сцене.
        - Думаю, что они захотят убить еще одного человека. - Он сказал это негромка" но был уверен - его слышали все.
        - Кого?! - Девушка возбужденно подалась вперед, навалившись грудью на край сцены. - Скажите! Вы должны сказать!
        - В самом деле, если вы знаете кого... - заговорил еще кто-то и, будто испугавшись своего голоса, умолк.
        "Они поверили". Михаил видел, что издевку и недоверие на этих лицах постепенно сменяет другое выражение. Страх.
        - Я не стану называть имени, - расчетливо-медленно произнес он. - Будем надеяться, что все-таки ничего не случится.
        - Зачем вы тогда начали этот разговор? - жалобно спросила Оксана-"призрак". - Теперь мы все будем думать, что убьют кого-то из нас! Лучше уж скажите, пусть этот человек будет осторожней.
        - А еще лучше, если вы скажете, кто убийца! - с блеском в глазах выступил Владик. Он явно воспринимал все происходящее как занимательную и страшноватую игру. Но все-таки только игру.
        - Если бы я знал, кто убийца, я бы пошел не к вам, а в милицию, - резонно заметил Михаил - Я не знаю его.
        Правда, есть человек, который знает его имя, но он ни за что не хочет об этом говорить. Я знаю только потенциальную жертву и даю слово - сделаю все, чтобы ее защитить.
        Ольга-"парикмахерша" гневно вздернула плечо и, не оглядываясь, пошла к выходу. Ее окликнули, и она, едва обернувшись, бросила:
        - Надоело ждать, когда вам надоест эта лабуда. Вы что - решили сыграть в сыщика и вора? Мне, например, надо к экзаменам готовиться.
        Вслед за ней многие вспомнили о насущных делах, начали посматривать на часы и понемногу собираться Михаил больше не собирался их агитировать. Он сошел со сцены, пересек зал и на улице с наслаждением ощутил на своем лице горячий язык солнца. Ему казалось, что он вырвался из мрачного склепа Была секунда, когда он так остро ощутил чью-то ненависть, прицельно направленную на него... Попытался понять, из какого угла она исходит, но этот луч ослабел, отодвинулся, он потерял его. "Но я не ошибаюсь, - думал он, прикрывая глаза и поворачивая лицо другой стороной к солнцу. - Эта девица была там. Надеюсь, я сделал верный ход. Теперь они узнают, что не одна Милена для них опасна. Одно дело - сцепиться с четырнадцатилетней девочкой. И совсем другое - со мной.
        Тем более что я теперь наготове и в роли жертвы плохо себя представляю. Пусть понервничают! Во всяком случае, теперь они будут знать, что смерть Милены ни от чего их не спасет".
        Он двинулся вниз по бульвару. Жара еле заметно ослабевала, во всяком случае, здесь, поддеревьями, можно было дышать. Почти все скамейки были заняты. У перекрестка виднелся голубой зонтик мороженщицы. Михаила обогнали мальчишки, на ходу пинающие тугой черно-белый мяч. За мячом погнался рыжий спаниель, очумевший от внезапной надежды, что, может быть, с ним хотят поиграть.
        Очередная скамейка стояла на самом солнце, и на ней сидели всего два человека - загорелый дочерна, полуголый мальчишка, азартно поедающий мороженое, и девушка. Девушка сидела в позе роденовского мыслителя - согнувшись в три погибели, подперев кулаком подбородок "Чем-то расстроена", - понял Михаил, а сделав еще один шаг, убедился - это Наташа.
        - Ты должна меня простить, - сказал он, подойдя совсем близко.
        Девушка вздрогнула, подняла глаза и сделала попытку встать. Но Михаил сел рядом и еще раз настойчиво попросил простить его. Он вовсе не думал на нее намекать.
        Так глупо получилось... Она слегка оттаяла, что, впрочем, было немудрено на таком солнцепеке Наташа взглянула на часы:
        - Да... Сколько же я времени потеряла! Голову напекло, теперь будет болеть Добежала досюда и упала...
        Не поверите, мне было так обидно! Даже заплакать не смогла. Сидела и думала, что я вам сделала, за что вы меня так?
        - Еще бы, - заметил он. - Тем более что и Милена обидела тебя несправедливо. Она просто перепутала Ей нужно было обратиться к кому-то другому. - На тебя было подумать легче всего... И глупее всего.
        Как она просияла! Михаил и сам улыбнулся, увидев, какая изумительная улыбка преобразила ее лицо. Она стала почти красавицей, эта незаметная, сдержанная "служанка".
        - Правда? - Она схватила его руку и тут же выпустила, будто обожглась. Румянец тоже был ей к лицу. - Я ведь ничего не сделала Оле! А уж тем более Ирине Сергеевне! Ну как она могла так подумать!
        И, понизив голос, спросила:
        - А вы в самом деле уверены, что Ирину убили?
        - Просто уж слишком много совпадений. Я знаю, что ей угрожала опасность, и вот - она якобы застрелилась.
        - И это сделал кто-то из наших? - недоверчиво спросила она," - Откуда вы знаете?
        - От Милены. Да, от твоей обидчицы. А та узнала от сестры. В ту самую ночь, когда ее убили. - Михаил решился. - Наташа, мне нужна твоя помощь. Я думаю, что могу на тебя рассчитывать?
        - Ну, конечно!
        - Дело в том, - пояснил он, - что из всего театра я теперь одну тебя не подозреваю. Просто не могу подозревать. Уж слишком просто ты себя выдаешь. Сегодня взорвалась, на Милену мне пожаловалась, призналась, что знаешь дом Ирины... Кто-то еще знал, где живет Ирина, но промолчал. Кто-то из ваших. Я знаю одно - это девушка.
        Мальчишка поперхнулся мороженым, и это напомнило Михаилу, что они не одни. Он встал и предложил Наташе пойти куда-нибудь, где больше тени и меньше народу.
        Нужно поговорить. Она встала и засмеялась:
        - В такую жару где тень, там и народ! Ну, все равно, идемте!
        Глава 15
        Девушка оказалась совершенно права - все уличные кафе были забиты до отказа, а если находилась пара свободных мест, то за столиком неизбежно оказывались соседи. Михаил нерешительно предложил пойти к нему домой - в конце концов, это совсем рядом, их там никто не подслушает. Они могут посидеть на балконе.
        Наташа слегка смутилась, но упоминание о балконе ее успокоило. "Неужели я выгляжу ловеласом? - с досадой думал Михаил, когда они шли по раскаленной улице к его дому. Возникала еще одна мысль, не менее пугающая:
        - Любой нормальный мужик на моем месте нашел бы себе подружку. Три месяца живу один... Отдельная квартира, и сам я не урод, мне всего тридцать два... Все пути открыты!
        Милая девушка идет ко мне в гости. А я думаю черт-те о чем! О трупах, ключах, об этой маленькой горбунье, которая, видите ли, никогда не спала на спине..."
        - У вас хорошо, прохладно, - застенчиво сказала Наташа, остановившись посреди коридора. Она явно не знала, куда двинуться дальше. Михаил провел ее на балкон, и она ахнула:
        - Здорово! Вот бы еще цветы посадить! Прямо маленькая дача!
        - Может, еще посажу, - крикнул из кухни Михаил.
        Он налил в стаканы виноградный сок и теперь извлекал из формочки кубики льда. Падая в стаканы с соком, кубики легонько повизгивали и пускали микроскопические пузырьки. ,. Наташа жадно выпила сок, а уцелевший на дне лед вытряхнула себе в ладонь и с удовольствием сжала пальцы:
        - Ох... В такую жару хочется сунуть голову в морозилку... А вы одни живете?
        - Сейчас - да. - Михаил усадил ее в плетеное кресло, предложил сигарету и закурил сам. - А последние два дня тут ночевала Милена. Она боялась идти домой.
        Девушка сразу посерьезнела. Она выслушала его рассказ, изредка поднимая на него изумленные, непонимающие глаза. И было от чего удивляться'. - рассказывая, Михаил ни словом не упомянул о том, какое участие приняла Милена в ограблении и убийстве кавалера своей старшей сестры. "Незачем в это вдаваться, - подумал он. - Наташа все-таки может проболтаться. Сообщит по большому секрету маме или подружке, и конец". Таким образом, Наташа узнала только то, что непосредственно относилось к сообщникам Ольги и к двум совершенным ими убийствам.
        - Но если Милена узнала об этом, почему она не пошла в милицию? - задала она самый резонный вопрос.
        - Ее припугнули - именно потому, что она все это узнала. И думаю, это были не пустые слова.
        - А она в самом деле знает, кто из наших девчонок убил Олю?
        - Нет. Иначе, как ты понимаешь, она бы не набросилась на тебя. А ведь ты этого не делала.
        Наташа всплеснула руками:
        - Ну, хоть бы она мне прямо сказала! Я бы ее убедила, что она ошиблась!
        - Наташа, дай слово, что никому не расскажешь об этой сцене с Миленой. Если расскажешь - все пойдет прахом. Я хочу, чтобы те двое знали - имя этой девчонки известно. Не мне, так Милене. Надеюсь, ты еще никому об этом не рассказывала?
        Оказалось, что Наташа молчала об этом загадочном происшествии. Она была настолько оскорблена и растерянна, что предпочла не делиться ни с кем своими переживаниями. Рассказала только ему - потому что он все-таки был знакомым Милены.
        - Я, конечно, никому не скажу, - пообещала она. - Но зачем вам все это нужно?
        - Я, к сожалению, не детектив, - вздохнул он. - Но зато когда-то неплохо играл в шахматы... И мне кажется, я смогу разыграть одну комбинацию. Попробую тебе объяснить. Комбинация заключается в том, что нужно завлечь противника, построить для него надежную западню.
        Если он делает первый шаг - ты наполовину победил.
        Чтобы расшевелить противника, я подставляю для него легкую фигуру - ему кажется, что он может ее взять без потерь для себя и с большой выгодой. На самом деле я не позволю ему сделать это, выстроив защиту. Главное, чтобы он не заметил эту защиту, иначе не пойдет в ловушку. А дальше он будет подчиняться уже не своей стратегии, а моей. Главное - чтобы приманка все время была у него перед носом. И рано или поздно он попадет в западню.
        Наташа слушала очень внимательно. Он вспомнил, как когда-то пытался увлечь шахматами Дашку. Старался объяснить ей, какие удивительные возможности таит в себе эта игра. Что это не просто размен фигур, а захватывающее путешествие, опасное приключение, настоящий детектив... Она ничего не поняла и слушала со скукой во взгляде. Зато до Наташи смысл его слов дошел удивительно быстро.
        - Легкая фигура - это Милена? - догадалась она. - Вы хотите ее подставить?
        - Молодец! Именно это я сегодня и сделал. Сообщил им всем, что кое-кто знает имя этой девицы. Думаю, меня поняли... Во всяком случае, эта самая девица поняла, что я говорю о Милене. И что под следующей жертвой тоже подразумеваю Милену.
        Наташа так увлеченно слушала его, что сигарета дотлела до фильтра и обожгла ей пальцы. Девушка с легким вскриком погасила окурок.
        - Зачем же вы это сделали, ведь это так опасно? - прошептала она. - Вдруг они правда решат убить Милену?
        - Они уже решили, я думаю. После того, что узнали от меня сегодня, Милена представляет для них большую опасность. Ведь теперь получается, что она знает обоих!
        - И вы так спокойно об этом говорите!
        - Я просто считаю, что в данной ситуации лучше поторопить события. Главное - навязать противнику свой темп. Пусть он тоже поторопится. Где-нибудь да ошибется.
        Он принес еще по стакану сока, на этот раз бросив только по одному кубику льда. Жара заметно спадала, солнце уже не касалось лучами балкона, свернув за соседний высотный дом. Наташа снова закурила. Было видно, что девушка очень взволнованна. Все ее личные обиды теперь уступили место тревоге за Милену, и Михаил еще раз горячо поздравил себя с тем, что не поддался наговорам девочки. Иначе ему бы не удалось найти единомышленника в театре. А без этого дело не продвинется.
        - А вы не думаете, что теперь они могут напасть и на вас? - неожиданно спросила Наташа. До этого она несколько минут молчала, что-то обдумывая.
        - Могут, - согласился Михаил. - Но я все-таки считаю, что они нападут на Милену. Тем более что вряд ли они знают мой адрес. Я его никому не давал. И сейчас, когда мы сюда шли, я обратил внимание, не идет ли кто за нами.
        Он был уверен - никого подозрительного рядом не было. В такую жару на улице вообще было мало прохожих.
        - Где же сейчас Милена? - спросила Наташа.
        Узнав, что девочка живет у родителей, она испугалась:
        - Вы говорите, что они знают ее адрес? Ее нельзя там оставлять!
        - Нельзя. Но ее родители считают по-другому. Ко мне ее ни за что больше не отпустят. Я советовал отправить девочку к бабушке, но не думаю, что меня послушают.
        - Что же делать?!
        Михаил подвинул ей стакан - льдинки в нем почти растаяли:
        - Я кое-что придумал, Наташа. Скажи, ты хоть немного говоришь по-немецки?
        От неожиданности она чуть не поперхнулась соком и резко поставила бокал на стол:
        - Что?! Нет, я в школе учила английский.
        - Ну, ничего страшною. Предположим, тебе нужно за пару недель набраться каких-то знаний в немецком.
        Самых минимальных. Скажем, тебе из Германии прислали приглашение погостить и ты хочешь научиться объясняться в транспорте и в магазинах. Так и скажешь Виктору Эдуардовичу. Это отец Милены, он преподает немецкий язык на дому.
        Она наконец поняла:
        - Я должна пойти к Милене домой? Да вы представляете, что она устроит, когда увидит меня?! Она же думает, что это я убила ее сестру! Будет такой скандал...
        - Никакого скандала не будет! - перебил он. - Ты передашь ей от меня письмо, только и всего. Она девочка понятливая. Главное, сделай это так, чтобы родители не заметили.
        Наташа колебалась недолго - ему все-таки удалось ее убедить. Михаил объяснил, что девочку больше не отпускают гулять, и он подозревает, что ее телефонные разговоры тоже подслушиваются. Мать слишком встревожена ее побегом и теперь держит дочку в ежовых рукавицах. Другого способа наладить с ней связь нет - только уроки немецкого.
        - Я очень хочу позвонить ей, узнать, как дела, но думаю, - что ее даже не позовут к телефону, - пояснил он. - А если, скажем, позвонишь ты... Может, ей и разрешат взять трубку, но я думаю, свободно говорить она не сможет. Если ее родители узнают, что я придумал, они ни за что не согласятся участвовать в этом плане. Он окажется слишком опасен для дочери, на их взгляд. Они ведь не знают всей правды и не могут понять, что сейчас самое опасное - запереть девочку дома и ждать, когда те подонки ее все-таки достанут... Я очень боюсь, что сейчас Милена изо всех сил пытается сбежать. И уже, конечно, не ко мне, это место ее матери известно. Она угрожала, что будет ночевать в подъездах... Ты понимаешь, чем это может обернуться?! Нельзя допустить, чтобы она хоть на минуту осталась одна! Это слишком большой риск.
        Наташа согласилась с ним и пожелала узнать, что же он все-таки задумал.
        - Во-первых, вычислить эту девицу из театра. А во-вторых, навязать ей свою игру. Но для этого нужно добиться, чтобы Милена все-таки смогла участвовать в последнем представлении.
        Девушка только головой покачала. Она явно сомневалась, что родители отпустят дочь в театр. Тем более, если Михаил говорит, что они ничего об этом не знают...
        - Ничего, - уверенно сказал он. - Однако я думаю, что один-единственный раз ей еще удастся сбежать.
        Но не больше. Она придет на последнее представление и будет играть свою роль. Ту, которую мы с тобой для нее придумаем. Только так мы сможем спровоцировать убийцу на неверный шаг. До этого момента Милена должна быть абсолютно для них недоступна. Вполне надежным убежищем может служить ее дом - при условии, если она, в самом деле, не сделает ни шагу за пороги не останется там одна. Условия тягостные, но это долго не продлится. Также убийца должен полагать, что и после представления Милена будет недосягаема. Тут мне поможешь ты. Распустишь среди актеров, и особенно среди актрис, слух, что после представления Милену увозят в другой город. Скажем, на курорт. Туда они вряд ли смогут поехать, тем более, не зная точно, куда поедет девочка. В их распоряжении останется всего один отрезок времени, чтобы на нее напасть, - последний спектакль.
        Он осушил остатки сока и торжествующе добавил:
        - Ну и, конечно, в нашем распоряжении тоже. Мы их поймаем.
        Михаил увидел, как восхищенно смотрит на него девушка. У нее даже рот приоткрылся от внимания и восторга. Наконец она воскликнула:
        - Как здорово вы все придумали! Просто невероятно! Мы сами их поймаем?!
        - Сами, Наташа. Если ты мне будешь помогать.
        - Ну, конечно, буду! - Ему даже неловко стало от этого неприкрытого восхищения в ее глазах. - Я теперь понимаю, почему вы не хотите сообщать в милицию! Милиция их спугнет, они просто не решатся напасть, верно?
        Он знал и другую причину, по которой следовало остерегаться милиции. У него в ушах ясно прозвучал голос юриста из редакции; "Дадут твоей девочке года два, наверное... Ничего, не пропадет. Рязанская колония рядом..."
        "Может, все-таки удастся ее спасти, - думал он. - Только бы не нашлось свидетелей тому, как она села в машину к этому подонку. А вдруг ее видели соседи в том доме, куда он ее повел? Будем рассчитывать, что ее все-таки не заметили... А если эти типы, после того как их арестуют, все-таки решатся притянуть ее к ответу?" Этот вопрос он еще не обдумал. Михаил был не силен в юридических формальностях. Сейчас самым главным было поймать убийц, спасти девочку от опасности.
        Он предложил перейти в кухню и пообедать. Наташа пыталась было отказаться, но он объяснил, что сегодня она еще не скоро попадет домой. Идти к родителям Милены придется прямо сейчас, так что лучше подкрепиться. Тогда девушка вызвалась помочь ему, сказав, что уж голубцы сумеет обжарить не хуже его.
        Пока она хозяйничала, Михаил писал короткое письмо для Милены. Прежде всего он попытался переубедить ее насчет Наташи. Объяснял, что из всего театра одна эта девушка не вызывает у него подозрений. Он был не вполне уверен, что Милена согласится с ним, ее крутой нрав был ему уже знаком. Но это был единственный шанс как-то с ней связаться, и Михаил в основном упирал на это. Особенно он подчеркивал, именно Наташа сообщила ему и следствию, что видела Ольгу в синей иномарке. А если она входила в шайку - какой ей был расчет привлекать внимание к будущей жертве? Ведь никто ее за язык не тянул.
        Другая часть письма содержала несколько коротких наставлений. Во-первых - не выходить из дома, держаться поближе к родителям, особенно к отцу. Он вспомнил внушительную фигуру Виктора Эдуардовича, его подозрительный нрав и решил, что уж этот человек сумеет при случае защитить свою дочь. Во-вторых, ни слова не говорить родителям о том, что она посещала театр. В остальном - вести себя как можно более покладисто, чтобы усыпить подозрения. Иначе не удастся побег в день последнего спектакля, и весь их план провалится. Он приписал в конце одну фразу, которая, как ему думалось, должна была больше всего поддержать девочку: "Тебе придется подождать всего несколько дней, и мы их вычислим, уже точно. Я даю тебе слово - мы их найдем".
        Когда Михаил написал последнее слово и подписался, ему вдруг пришла в голову пугающая мысль - ведь Милена не знает его почерка и может подумать, что это уловка со стороны преступников. Тем более что письмо передаст ей Наташа, а это особого доверия не вызовет.
        Михаил задумался, обводя глазами Дашкину комнату - он писал, сидя за письменным столом дочери. На столешнице до сих пор лежали забытые Миленой вещи - книга, расческа, резинка для волос... Фиолетовая резинка, к которой прицепилось несколько светлых тонких волосков...
        Михаил вдруг улыбнулся. Сходил к себе в комнату, достал из ящика со старыми, еще детскими своими шахматами белого ферзя, завернул его в письмо и скрепил сверток резинкой. Милена знала, что он шахматист - об этом как-то зашла речь, когда они ужинали вместе. Девочка еще сказала, что хотела бы научиться играть в шахматы, только ей не у кого. Папа немного умеет, но у него совсем нет времени, чтобы ее учить. Михаил еще пообещал ей, что когда-нибудь научит ее играть, но тогда девочке было не до того. Она только грустно улыбнулась, явно уйдя в свои невеселые мысли.
        Он достал из кошелька двести рублей. Для первого урока, во всяком случае, хватит. Он сообщил девушке об этом за обеденным столом, и Наташа расстроилась, узнав, что за эти ненужные ей уроки немецкого придется еще и платить. Михаил рассмеялся: , - А ты за эти деньги выжми из Виктора Эдуардовича всевозможное! Он добросовестный и все равно тебя чему-то научит! Уж будь спокойна.
        - Разве ему не нужно сперва позвонить? - спросила она, разрезая голубец, политый томатным соусом. Соус она смастерила на свой страх и риск, использовав то, что нашлось в холодильнике - размякший помидор, стрелки зеленого лука, аджигу, растительное масло. Михаил ел с наслаждением - сам бы он не сумел так приукрасить изрядно надоевшие голубцы.
        - Не стоит звонить, - заметил он, не поднимая глаз от тарелки. - Лучше пойди туда прямо сейчас. Насколько я знаю, у него началось самое горячее время - ведь у всех экзамены - выпускные, вступительные. По телефону он просто откажется от уроков. А если ты явишься лично и проявишь настойчивость... Может быть, он выкроит для тебя свободный часок. Главное, постарайся увидеть Милену и передать ей письмо.
        Наташа явно оробела. Наверное, она боялась сразу с порога нарваться на крики и оскорбления - синяк на ее плече до сих пор не побледнел, она хорошо помнила ярость Милены. Но Михаил ее успокоил:
        - Главное - сунь ей письмо, не давай заговорить первой! Насколько я ее знаю, она сперва его прочтет, а уж потом сделает выводы.
        Он записал ей адрес и советовал держаться такой легенды - ее знакомая занималась у Виктора Эдуардовича зимой и очень хвалила его. Телефон потеряла, а вот адрес помнила наизусть. Поэтому Наташа и является так внезапно, без предварительного звонка. Девушка все повторила, взяла письмо, деньги и, очень взволнованная, ушла.
        Михаил следил за ней, выйдя на балкон. Ему тоже было не по себе, в груди шевелился тошный страх. Если затея провалится и с Миленой не удастся наладить контакт...
        Тогда сегодня, в театре, он совершил колоссальную, преступную ошибку - натравил на девочку убийц, поставил ее под удар! "Будем надеяться, что Наташа сможет уговорить ее... - думал он, глядя, как удаляется фигурка девушки. Она шла быстро, почти бежала. - Будем надеяться, что Милена и в самом деле незаурядная личность, умеет признавать свои ошибки. Подростки, как правило, не умеют этого делать. Будем надеяться... Будем ждать".

***
        - Какая знакомая? - Виктор Эдуардович безуспешно пытался заправить измятую майку в Штаны. Звонок в дверь разбудил его, сорвал с дивана. Он никогда не спал днем, а тут не удержался - разморило, прилег после обеда. Жены не было, Милена сидела у себя в комнате и даже не подумала пойти открывать. Будто не слыхала звонка! А теперь вот эта девушка что-то втолковывает ему про уроки...
        - Она занималась с вами зимой, - сообщила Наташа и назвала первое попавшееся имя:
        - Ее зовут Аня.
        Михаил советовал ей особо не мудрить с именами. Все равно у Виктора Эдуардовича так много учеников, что вряд ли он вспомнит, с кем занимался полгода назад. Но они не учли пунктуальности этого человека. Услышав имя, он немного пришел в себя и пригласил Наташу в комнату:
        - Посидите. Сейчас посмотрю.
        Оказалось, у него была особая записная книжка, где он фиксировал всех, кто у него занимался! Когда Наташа уяснила себе это, ей стало нехорошо. Но отступать было поздно. Она робко присела на край кресла и, сцепив руки, следила за хозяином. Тот водил пальцем по разграфленным страницам... Вдруг палец остановился на какой-то строке:
        - Да, была такая Аня. Аня Жуковская. Вы от нее?
        Наташа очень обрадовалась:
        - Да-да. Аня посоветовала пойти к вам, сказала, что вы замечательно преподаете. Только ваш телефон потеряла.
        - Я ее готовил к экзамену. Надеюсь, сдала?
        - Конечно, - поспешила подтвердить Наташа. Потому и посоветовала вас.
        Он сразу сделался приветливее. Узнав, что именно требуется Наташе, даже заулыбался:
        - Слишком уж вы серьезно подходите к проблеме.
        Езжайте так! Купите, в крайнем случае, простой разговорник за десять рублей. Правильной грамматики с вас никто не спросит, уверяю вас! И кроме того, там сейчас многие понимают по-русски.
        - Нет, я боюсь ехать совсем без языка. И ничего не понимаю в этих разговорниках, - призналась Наташа. - Мне нужно, чтобы кто-то мне все объяснял... Я лучше улавливаю со слуха.
        Виктор Эдуардович задумался. Наконец он сообщил, что рад бы помочь, но к нему минут через сорок придет ученик, и до самого вечера у него будут люди. То же самое - завтра, ведь завтра воскресенье, это самый тяжелый для него день. В понедельник с утра у него есть свободное время, однако... Кстати, когда уезжает Наташа?
        - Через две недели.
        - Купите разговорник, - упрямо повторил он. - Не вижу смысла заниматься.
        - Но я вас очень прошу! - умоляла она с таким жаром, что он даже оторопел от такой тяги к немецкому.
        - Хотя бы по тридцать минут... Мне не нужно полного урока. Хотя бы несколько раз!
        - Ну, хорошо. - И Виктор Эдуардович, все еще немного растерянный, сдался Взъерошил коротко остриженные светлые волосы и спросил:
        - Значит, краткий курс общения? Ну, давайте прямо сейчас начнем. Сколько я беру за урок, вам известно? Если за полчаса, это будет... Ну, скажем, сто рублей вас не разорит?
        - ; Наташа с готовностью вынула сотню. Виктор Эдуардович взял деньги и попросил подождать несколько минут.
        Он только умоется. Он вышел из комнаты, и Наташа услышала, как где-то, скорее всего в ванной, лязгает закрываемая щеколда.
        Она вскочила. Милена должна быть где-то здесь, если ее не выпускают из квартиры! Наташа выбежала в коридор, заглянула на кухню, попробовала открыть другую дверь.... От рывка дверь распахнулась настежь - с перепугу девушка не рассчитала силу. Она увидела Милену - та сидела за столом, листая какой-то журнал, и повернулась к ней с непередаваемым выражением на лице.
        Еще секунда - и девчонка закричит, ведь она, кажется, решила, что Наташа пришла ее убить...Девушка швырнула на постель письмо:
        - Держи, это тебе от Михаила!
        И, захлопнув дверь, бегом вернулась в большую комнату. Через минуту явился розовый от прохладной воды Виктор Эдуардович. Он усадил Наташу за стол, достал какие-то листочки с картинками и принялся втолковывать ей, как следует спрашивать и отвечать в той или иной ситуации.
        Наташа слушала с пылающими от волнения щеками и ничего не понимала. Автоматически повторяла то или иное слово, если он требовал, но, видно, так невпопад, что учитель начал нервничать. Наташа напряженно прислушивалась - что происходит в соседней комнате? Там было тихо.
        Во всяком случае, Милена не делала попыток устроить скандал немедленно, на глазах у отца. Михаил прочел письмо Наташе, из текста она знала, что Милена должна передать ответ. Если это будет возможно...
        Эти тридцать минут тянулись как целая вечность. Виктор Эдуардович вошел во вкус, понукал нерадивую ученицу, по несколько раз повторял не дающиеся ей выражения... Его привел в себя только звонок будильника - он всегда заводил будильник, чтобы тот отмечал окончание урока.
        - На сегодня все, - сказал учитель, быстро собирая со стола листки. - Хоть что-то в голове осталось?
        - Конечно! - Наташа ответила, не подумав, ее волновало одно - напишет ли Милена ответ? И если да - то как его передаст? Невозможно сделать это при отце...
        - Во ист ди нэкстэ пост? - неожиданно спросил он. А когда Наташа уставилась на него без проблеска мысли в глазах, Виктор Эдуардович расстроился:
        - А ведь мы пять раз это повторяли! Думаю, вам обязательно придется спрашивать, где находится ближайшая почта.
        В Германии телефонные разговоры дороги, и ваши друзья вряд ли будут рады, если вы станете звонить в Москву с их домашнего телефона. Дешевле всего это, конечно, сделать из уличного автомата. Постарайтесь купить карточку, мой вам совет. Сэкономите время и доброе отношение своих хозяев, В дверь позвонили. Пришел следующий ученик. Виктор Эдуардович вежливо проводил Наташу до дверей, и она поняла - сегодня ей с Миленой уже не встретиться. Она вышла из дома, перешла на другую сторону улицы и попыталась найти взглядом окна квартиры, где только что была.
        Довольно скоро это ей удалось - она любила решать такие задачки И тут девушка заметила, что в одном из окон показалась Милена. Девочка пошире отворила створку и почти по пояс высунулась из окна. Наташе даже показалось, что та хочет выпрыгнуть, и она испуганно подняла руку, будто предупреждая это движение Но девочка, увидев ее, размахнулась, и через улицу перелетел какой-то белый комок. Он упал неподалеку от Наташи, и та бросилась его поднимать.
        В клочок линованной бумаги была для тяжести завернута батарейка - судя по размеру, от плейера. А на бумаге было написано всего несколько слов. Наташа прочла с бьющимся где-то возле горла сердцем: "Я согласна, только скорее, пожалуйста, меня никуда не отпускают, вчера отец меня побил".
        Когда Наташа подняла глаза, в окне уже никого не было.

***
        Алла едва на ногах держалась - сегодняшний, пусть короткий день на работе вымотал ее совершенно. В кабинете физиотерапии весь день было открыто окно, но от этого легче не становилось. К концу дня ее халат прилипал к телу, и она раздражительно покрикивала на пациентов.
        - Как у вас дела? - спросила она, немного отдышавшись и напившись минеральной воды.
        - Пришла новая ученица, - сообщил муж. - То никого нет, то вдруг посыпались.., А в общем, по-старому.
        Миленка сидит смирно."
        - Ей никто не звонил?
        - Да нет. Телефон у меня в комнате, так что я следил.
        Звонили только мне, ученики. Да! - вдруг вспомнил Виктор. - Звонил этот следователь, Балакирев, что ли? Просил, чтобы ты перезвонила ему, как только освободишься.
        Сказал, что задержится на работе допоздна, так что можно звонить в любое время.
        Женщина насторожилась:
        - Узнали что-то новое?
        - Понятия не имею. Он хотел говорить только с тобой, - с заметной обидой ответил муж. - Что ж, правильно. Меня вообще в расчет не берут. Я, видимо, не переживаю. Ведь Ольга не моя дочь!
        Эти выпады ее больше не задевали. Глупо нервничать, теперь эти "отцовские" чувства никому не нужны. Впрочем, как и материнские. Она убедилась в этом вчера, когда они вдвоем бились над Миленой, пытаясь вытянуть из нее причины ее безобразного побега. Пытались ее пронять и так и сяк, и по-хорошему, и нотации читали. Никакого эффекта! В конце концов Алла, вне себя от бешенства, велела мужу выпороть девчонку. Милена метнулась в угол и застыла там с выставленными вперед кулаками. Но ее оттуда вытащили, и отец задал ей нешуточную трепку. Он так увлекся, что в конце концов Алле самой пришлось прекратить экзекуцию. Девчонка не проронила ни звука. Дьявольское упрямство!
        Она прошла в комнату и взяла на колени телефон.
        Набирая номер, Алла думала, что, как ни странно, уже не надеется, что найдут убийцу старшей дочери. То, что вытворяла младшая, будто перечеркнуло все ее прежние страхи и надежды. Милена молчала - вот что теперь пугало ее больше всего, не давало спать, снилось в кошмарах... Молчала так же упорно, как когда-то молчала Ольга. Ей припомнили все ее гулянья допоздна, от нее требовали сказать - у какой это подружки она занималась математикой? Девчонка ничего не сказала. Вела себя, как партизан на допросе. Самым худшим были ее презрительные взгляды. Она смотрела на родителей именно с презрением - по-другому не скажешь...
        - Алло? - Алла услышала наконец ответ, до этого все время было занято. - Это Алла Бог. Мне сказали позвонить...
        - Да, - живо откликнулся Балакирев. - У меня к вам возникли вопросы. Желательно встретиться.
        - Не сегодня, - вяло ответила женщина. - Я просто на ногах не стою... У меня завтра выходной.
        - Представьте, что у меня тоже, - довольно раздраженно ответил он. - Лучше бы вы все-таки приехали сейчас.
        - Зачем?
        - Не хотелось бы по телефону... - настойчиво повторил Балакирев. - Выясним кое-что - и вы свободны. Ведь у вашего супруга имеется машина? Он может вас отвезти к нам?
        - У него сейчас ученики.
        Виктор стоял рядом и делал вопросительные знаки.
        Ему хотелось знать, что происходит. Алла выслушала настойчивую просьбу Балакирева, сказала, что постарается приехать, и положила трубку.
        - Всю кровь из меня выпили, - зло и устало сказала женщина. - Ну пусть пьют последнюю. Если у него опять какая-то чепуховая деталь...
        ...Балакирев ее удивил. Так торопил с приездом, а когда она, запыхавшись, вбежала в его кабинет, спокойно попросил присесть и некоторое время читал какую-то бумагу. Правда, могло быть и так, что он дал ей время прийти в себя. Наконец он обратился к ней и задал неожиданный, с ее точки зрения, вопрос:
        - Скажите, пожалуйста, ваш первый муж - вспыльчивый человек?
        - Что? - удивилась Алла. - А, ну конечно... Особенно если выпьет.
        Ей вспомнилась одна сцена. Собственно, тогда она и поняла, что нужно срочно уходить от Степана. Тот позвал в гости своих дружков-приятелей, ей пришлось готовить им закуску, разрываясь между кухней и плачущей в кроватке Олей. Девочка спокойно спала, пока в комнату не ворвались приятели Степана. Теперь ее было невозможно успокоить. Когда Алла почистила и поставила вариться картошку, девочка вдруг умолкла на миг, а потом закричала с невероятной силой. Алла вбежала в комнату и увидела то, отчего у нее ноги подкосились. Муж схватил ребенка на руки и с силой бросил в кроватку. Видимо, он делал это не в первый раз, потому что один из приятелей пытался его удержать и хватал за рукав. Но Степан с перекошенным, озверелым лицом пытался швырнуть девочку еще раз.
        Она не помнила, как подскочила, как вырвала у него ребенка, как на нее опустилась его тяжелая, будто чугунная рука. Потом, захлебываясь слезами и кровью, она умывалась в ванной. Олю она не решилась оставить в комнате, взяла с собой, и девочка лежала в пустом тазике для стирки, дрыгая ножками и неистово крича. Это был кошмар.
        Когда она увидела ребенка в тазике, ее вдруг озарило - нельзя больше так жить, нужно бежать... И она сбежала к матери - прямо как была, в халате, в тапочках, с мокрым после умывания лицом. Она ехала в автобусе без копейки денег, без билета. Кто-то дал ей пять копеек на проезд.
        Какая-то женщина, сжалившись над Аллой, у которой все еще бежала из носа кровь, протянула ей свой носовой платок. Она чувствовала себя нищей, униженной, бездомной.
        В тот вечер мать сказала ей "Ты больше туда не вернешься". Но эго был еще не конец. Вернуться ей пришлось. К Виктору она ушла намного позже.
        Алла не стала рассказывать следователю эту историю - все-таки прошло столько чет. Она только повторила:
        - Да, он если пьяный, то совсем бешеный.
        - А какие у него были отношения с дочерью? Я имею ввиду Ольгу, - Никаких, - твердо ответила она.
        - Может, вы просто не знали, что они видятся?
        - Как это? Я точно знаю, что они не общались. Виделись два года назад, и Оля сказала, что больше не хочет с ним встречаться. Я при этом не присутствовала. Чем меньше я вижу Степана, тем лучше себя чувствую.
        Балакирев покрутил головой, будто воротник врезался ему в шею. В кабинете было ужасно душно, слабый старенький вентилятор не справлялся с массой плотного, почти неподвижного горячего воздуха.
        - Постарайтесь вспомнить, - попросил он женщину. - Ваш первый муж никогда не выражал негативных чувств к дочери? Я имею в виду, в последнее время. Вам не показалось, что он к ней плохо относится? Может, он был чем-то недоволен?
        - Он всегда был чем-то недоволен, и когда мы жили вместе, и когда я ушла... - уже ничего не понимая, ответила Алла. - К чему вы это спрашиваете?
        Внезапно она перестала ощущать духоту. Ледяная струйка пробежала от затылка вниз по позвоночнику. Она напряженно выпрямилась:
        - Вы его в чем-то подозреваете?
        Балакирев увидел ее измученное напряженное лицо.
        Отвечать на этот вопрос он посчитал преждевременным.
        Достал из стола листок бумаги:
        - Когда, вы сказали, Ольга последний раз видела отца?
        Алла постаралась припомнить точно, но назвала только месяц - апрель, два года назад. Балакирев показал ей листок:
        - Вот, мы сделали ксерокопию с домовой книги общежития, где он теперь прописан. Он туда прописался в феврале прошлого года. То есть почти через год после того, как виделся с Ольгой. Как же она его нашла пятого мая?
        Вы ей подавали адрес?
        Алла испуганно покачала головой. Она хотела ответить, но не смогла. Ее охватила та же слабость, апатия, как и в тот день, когда Степан принес неизвестно откуда взявшийся плейер для компакт-дисков. Эта вещь не принадлежала ее дочери. И все-таки она ей принадлежала...
        Последнее время Алла начала ловить себя на том, что заходит в магазины электроники, хотя покупок делать не собирается. Выискивает витрину, где лежат эти плейеры, и рассматривает их. Тот плейер, который принес Степан, стоит по самым приблизительным оценкам четыре тысячи рублей. Ее зарплата за полгода. Откуда дочь взяла такую дорогую вещь?!
        - Но ведь у вас был его адрес? - продолжал настаивать следователь. - Может, дочка его переписала тайком от вас?
        - Я ничего не знаю, - пробормотала она, - Скажите, в чем вы его подозреваете?
        И Балакирев кое-что ей рассказал. Рассказал, что Степан уже девять дней, как содержится под арестом. Что у него найдены улики, на основании которых можно утверждать - он общался с дочерью не только в начале мая, но и в конце. А также участвовал в весьма неблаговидном деле.
        - Боюсь, что ваша дочь задумала ограбить своего знакомого, - сообщил Балакирев. - Я вам про него рассказывал. Но он был ограблен и убит уже после смерти Ольги, так что мне приходится искать кого-то еще. И я никак не могу сбросить со счета вашего первого мужа, Ватутина. У меня есть точные доказательства, что они общались, что Ольга передала ему ключи от квартиры этого человека, чтобы он сделал копии. Ион их сделал. Вы меня слушаете?
        Она слушала, но виду нее был отсутствующий - невидящий взгляд, расслабленные мышцы лица. Алла хотела пошевелиться, ответить, что это невозможно, что он наговаривает на ее Олю... Она не смогла этого сделать.
        Внезапно гул вентилятора усилился, заполнил ее слух, закружил ее... Женщина сползла со стула.
        Она очнулась оттого, что ей брызгали в лицо водой.
        Дверь в кабинет теперь была приоткрыта, но воздуха не прибавилось. Балакирев протянул ей стакан:
        - Попейте. Я больше не буду вас задерживать, езжайте домой. Сами доберетесь?
        Она напилась воды. Голова болела невыносимо. Что он ей говорил? Оля кого-то ограбила? Степан ей помогал? Невозможно. Дико. Немыслимо! Нужно взять себя в руки и ответить ему, что это белиберда, что это ошибка...
        Алла допила последнюю каплю и вернула пустой стакан.
        Села на стул, пригладила волосы. И не почувствовала прикосновения своей собственной руки к волосам. Рука онемела, налилась свинцом. И самое худшее, что - левая.
        - Вы мне никак не можете ответить, кто ее убил, - с трудом выговорила женщина. - Я жду... Я хочу знать.
        Балакирев вздохнул, повращал в пальцах карандаш и наконец решился:
        - Видите ли, как это ни дико звучит... Многое пока указывает на вашего мужа. Но он не признается. Сейчас он здесь, в этом здании. Вы бы согласились на встречу?
        Может быть, вы его разговорите? Последний раз, когда я пытался с ним договориться, он меня просто обматерил.
        У нее опять пересохли губы, хотя она только что выпила целый стакан воды.
        - Я хочу его увидеть, - сказала женщина. И так как голос прозвучал почти неслышно, она повторила то же самое - громче и решительней.
        Ватутина привели через несколько минут. Он вошел в кабинет с таким гордым и скорбным видом, будто его здесь же должны были расстрелять. Токарь-сантехник явно свыкся с ролью страдальца. Но, увидев бывшую жену, он растерялся, нижняя губа отвисла, глаза остекленели.
        - Я же говорил, - вымолвил он через некоторое время. Все молчали, его никто не перебивал. - Говорил, что это все она!
        - Ну вот, Ватутин, - перебил его следователь. - Я вам обещал, что будет сюрприз. Вы сегодня вообще разговаривать не желаете. Может, поговорите с Аллой Владимировной?
        Балакирев вызывал его еще два часа назад. Они имели короткую, но весьма содержательную беседу. Дотошный Юрий докопался, что если Ольга не виделась с отцом два года, то никак не могла знать о его проживании поданному адресу, в общежитии. Ватутину задали всего один вопрос - как же дочь нашла его пятого мая? Тот ответил невразумительным и яростным мычанием, а потом выдал длинную тираду, сплошь нецензурную. Единственными литературными словами было обвинение следователя в том, что он шьет дело по заказу Аллы, стакнулся с ней и, возможно, подкуплен. Балакирев сперва хотел отослать Ватутина обратно в камеру предварительного заключения, но потом передумал и отослал в другой кабинет. Он решил вызвать Аллу. По опыту он знал, что иногда подследственные ломаются совершенно неожиданно. Особенно такие, как Ватутин. Если они долго не видят родных, бывает достаточно устроить им свидание. Тогда многое выходит наружу, хотя очной ставкой такие встречи считать нельзя - ведь вызывают не сообщников...
        Бывшие супруги молчали. Ватутин мялся, поглядывая на Аллу, явно хотел что-то сказать, но каждый раз сглатывал, будто непроизнесенное слово вставало у него поперек горла. Пришлось заговорить Балакиреву:
        - Степан Арсеньевич, я в общих чертам познакомил Аллу Владимировну с материалами вашего дела. Она проявила большой интерес. В частности, она хотела бы узнать, когда вы в последний раз видели Ольгу.
        Ватутину наконец удалось проглотить комок в горле, и он хрипло обратился к бывшей жене:
        - Алка, клянусь! Один раз, между праздниками!
        Она на него даже не взглянула. Степан подошел к Алле, покружил вокруг ее стула и снова заговорил. Ои умолял поверить ему - видел Олю только раз, она принесла ему ключи от квартиры и попросила сделать копию.
        Три ключа - и он их сделал. А что на него тут вешают - этого он не знает и знать не хочет.
        Женщина наконец Подняла на него глаза. Она смотрела без ненависти, без страха, но и без тени какого-нибудь другого чувства. Голосом автомата она произнесла:
        - У нашей двери всего два ключа.
        И снова замолчала. Ватутин растерялся. Он остановился перед ней и нервно забормотал:
        - Ну, что ты, что ты, откуда же мне знать про вашу дверь! Как она сказала, так я и думал, может, и не ваши ключи... А чьи тогда - не знаю. Мне толкуют про какого-то Ольгиного хахаля, а я не знаю его, не видел никогда!
        Балакиреву снова пришлось вмешаться:
        - Может, вы хоть жене расскажете, откуда дочка узнала ваш новый адрес? Если мне не хотите ничего говорить, я же, по-вашему, подкуплен.
        Тот истово сложил руки на груди, по-прежнему обращаясь только к женщине:
        - Да клянусь - она сама меня нашла! Ал, я же не искал ее, ты же мне запретила, она и сама не хотела, а тут пришла! Ну стал бы я спрашивать? Я и не думал, что она мой новый адрес не знает! Вошла в комнату, я и ахнул! Даже не узнал ее сперва, такая большая стала, красавица совсем...
        Алла вздрогнула, мельком на него взглянула и снова опустила глаза. Теперь женщина нашла занятие своим рукам - она комкала и перекручивала ремешок сумки. Скрутив его спиралью, отпускала и отрешенно наблюдала, как он порывисто раскручивается на ее сдвинутых коленях. Ватутин продолжал что-то бубнить. Он описывал визит Ольги, тот самый, пятого мая, единственный, по его словам.
        Слова: "красавица", "актриса стала, надо же", "вся в тебя, когда ты молоденькая была" - мешались с клятвами и настойчивыми просьбами: "Ну, скажи ты ему, ну, скажи, что не мог я ее тронуть!" Балакирев оборвал его, спросил, будет ли тот говорить по существу. Ватутин сник. Следователь поинтересовался, не желает ли Алла задать какой-нибудь вопрос мужу. Та отрицательно качнула головой и снова занялась ремешком сумки. И только когда ее бывшего супруга увели, она подняла голову и прямо посмотрела на следователя.
        - Это не он убил Ольгу, - сказала она. - Вы понимаете - это не он.
        - Из чего вы это выводите? - устало спросил следователь. - Из его слов?
        Каждый визит Ватутина выматывал ему нервы, он в самом деле начинал ненавидеть этого человека. Алла упрямо повторила:
        - Это не мог быть он. Я его все-таки знаю. Вижу, что он скучал по ней. Он ее любил... По-своему, но любил.
        Ударить спьяну он мог, тогда, давно. Но не сейчас. Вы посмотрите, что от него осталось! Да его самого ударь - он руки в ответ не поднимет!
        - Ну хорошо, - вздохнул Балакирев. - Пусть так, хотя свидетели в общежитии говорят другое. Он там чуть человека не убил, пытался выбросить его из окна пятого этажа. Но пусть будет по-вашему, предположим, он мухи не обидит. Но откуда у него, к примеру, взялся плейер? Этот плейер подарил вашей дочери ее приятель, это было после пятнадцатого мая. А Ватутин утверждает, что видел дочь только пятого.
        - Но зачем же он тогда принес мне этот плейер?! - воскликнула женщина. - Зачем он так себя выдал?!
        - Вы его оцениваете как нормального человека, пытаетесь приписать ему нормальную логику, - жестко ответил следователь. - А он - спившийся алкоголик. По отзывам соседей в общежитии - изрядный скандалист.
        Страдает провалами в памяти, что неудивительно в его состоянии. Он мог просто забыть, при каких обстоятельствах к нему попал плейер! Скажем, достал его из сумки у Ольги, а потом решил, что дочь оставила, вспомнил, что в тот день ее хоронили, захотелось обелиться, принес...Да черт его знает, почему он это сделал! Но одно я знаю точно - всего он забыть не мог. И если он до сих пор все отрицает - значит, имеет какую-то заднюю мысль. И я из него эту мыслишку вытрясу! Только, как я понял, уже без вашей помощи. А жаль!
        Женщина встала, повесила на плечо сумку и ровным голосом поинтересовалась, может ли она идти. Балакирев подписал ей пропуск. Она вышла из кабинета, не попрощавшись.
        "Надо же, как переживает за бывшего мужа". - Следователь встал и поправил вентилятор - тот во время работы сильно вибрировал и постепенно съезжал на край стола. Если бы он еще все ей рассказал... У него из головы не выходила одна фраза, которую он услышал во время своего первого посещения семьи Богов. Эту фразу сказала девочка, она обмолвилась и очень испугалась. Следователь пытался узнать у нее, не делилась ли с ней старшая сестра какими-то опасениями, тайнами? Девчонка упрямо отрицала, что Ольга с ней откровенничала. Следователь тогда припугнул ее - дескать, убийца может напасть и на нее, если его вовремя не поймают. И тогда с ее губ сорвалось нечто странное: "Меня-то он не тронет, я у него ничего не брала!" Что-то в этом роде. Разговорить девчонку не удалось. Возможно, позже она все-таки объяснит свои слова. Придется ей это объяснить. Она должна расколоться. Сейчас нажать на нее невозможно, мать и так волком смотрит. "Ничего у него не брала..." А ведь Ольга пятого мая заняла у отца четыреста рублей. Черт его знает, что могло взбрести в голову этому алкоголику! Может, желал получить обратно свои
кровные деньги? Может, поругался из-за этого с дочкой, а когда та начала упорствовать, со злости пырнул ножом... Как это случилось - теперь знает только Ватутин. Но может, как это ни глупо, именно четыреста рублей и погубили девчонку... Плейер Ватутин мог забрать в компенсацию, не найдя у нее в сумке денег.
        Может, принес его жене, чтобы продать, а потом передумал? Да кто его знает?
        Внезапно вентилятор задребезжал, горячий воздух тут же наполнился запахом жженой резины... Последний натужный поворот лопастей - и конец. Балакирев выругался и выдернул вилку из розетки. В кабинете нечем дышать, а теперь еще и воняет. Ну, все равно! Конец рабочего дня, а завтра воскресенье... И он, как все добрые люди, поедет на дачу! Отдых он заслужил, тем более что самое противное дело ему, кажется, скоро удастся сбыть с рук.
        Глава 16
        В субботу вечером Наташа позвонила Михаилу и сообщила, чем завершилась ее вылазка. Они договорились встретиться у него в воскресенье, чтобы обсудить дальнейшую тактику поведения. Девушка была целиком захвачена его идеями, особенно после того как Милена ее "оправдала". Михаил понял, что эти обвинения все-таки тяжело давили на Наташу, хотя он и признал ее невиновность.
        - Слава богу, все прошло удачно! - Девушка протянула записку Михаилу.
        Но он не мог радоваться вместе с ней. Еще вчера, когда он услышал текст этой записки по телефону, Михаил с трудом удержался; чтобы не отправиться к этому Виктору Эдуардовичу и не задать ему трепку. Конечно, по весовой категории они друг другу не подходят, слишком явно, кто станет победителем... Но искушение было сильным. Пожалуй, самым сильным в его жизни, если, конечно, не считать тех дней, когда он хотел расправиться с ухажером Любы. "Какое он имеет право бить ребенка! Разве мало того, что ее в такую жару держат взаперти!"
        - Когда вы договорились встретиться снова? - спросил он, пряча записку в карман. Они опять сидели на балконе - здесь все-таки можно было ощутить слабое движение воздуха. Квартира была раскалена, и даже ночью не становилось легче - нагретый за день камень медленно отдавал свой жар воздуху. Но не остывал - даже в самые свежие предрассветные часы температура не падала ниже двадцати пяти градусов.
        - В понедельник. - Наташа достала записную книжку.
        - Он мне целое расписание продиктовал, когда прощался. В понедельник в три часа дня, у него небольшое окно, он его использует. В среду в четыре тридцать, в субботу...
        - Возможно, в субботу тебе уже не придется к нему идти, - остановил ее Михаил. - Если, конечно, всерьез не увлечешься немецким.
        Наташа рассмеялась:
        - Ну, это не для меня. Помню только что-то про почту... Все остальное забыла.
        Она набросилась на минеральную воду. В такую жару есть никому не хотелось, и вялое предложение Михаила пожарить голубцы вызвало у девушки улыбку:
        - Вы их каждый день едите?
        - Почему каждый день? - обиделся он. - Если есть время, варю курицу. Я недавно развелся, еще не научился готовить.
        Она осеклась, наверняка решив, что затронула больную тему. Но Михаил, произнеся эти слова, сам удивился - как мало они теперь значат для него! Ему-то казалось, что боль не утихнет еще долго. Если не боль, так обида - это чувство обычно переживает все остальные... Они принялись обсуждать планы на понедельник.
        - Завтра похороны Ирины Сергеевны, так сказала ее подруга, - рассуждал он. - Наверное, утром. Будем надеяться, что ты успеешь вернуться к Виктору Эдуардовичу. Желательно не пропускать уроков. Сама понимаешь, Милене страшновато в такой изоляции, я каждый раз буду передавать для нее письмецо. Ребята, надеюсь, пойдут на похороны?
        Наташа подтвердила:
        - Все хотят пойти. Ну, может, кто-то не сумеет. А вы пойдете?
        - Обязательно. Но действовать все равно придется порознь. Мы ни в коем случае не должны показывать, что общаемся. Боюсь, что мне не удастся наладить контакта-с ребятами. Это ты должна взять на себя.
        Девушка выразила согласие сделать все, что можно.
        Она поинтересовалась - на кого в первую очередь обращать внимание? На тех, кто явится, или на тех, кто откажется, придумает какие-то причины, чтобы не идти? Ведь убийца может не захотеть идти на похороны своей жертвы.
        - Да, может случиться все, что угодно, - согласился Михаил. - Возможно, этой девице не захочется встречаться с родственниками Ирины. Кроме того, там могут быть и соседи, а если ее кто-то видел, могут опознать...
        Хотелось бы мне знать, как продвигается следствие! За этим следит Татьяна, у нее и расспрошу.
        Он проинструктировал девушку - как держаться, какие вопросы можно задать подругам. Идеально было бы установить их алиби на вечер двадцать восьмого мая, когда погибла Ирина... Но вряд ли Наташа сможет проделать такую огромную работу, да еще не привлекая к себе внимания. Двух-трех человек еще можно расспросить, но всех. Тем более сложно будет проверить правдивость собранных сведений.
        - Значит, алиби - не твоя проблема, - подвел он итог. - Хорошо бы проследить за тем, не обнаружит ли кто из девушек значительную сумму денег. Если Ирину действительно ограбили, убийцы неплохо нажились. Восемнадцать тысяч долларов! Это не мелочь, такие деньги должны как-то проявиться. А девица все-таки молодая, ей будет трудно устоять, не купить себе что-нибудь. Может, завтра кто-то будет одет шикарней, чем всегда. Это уж тебе судить.
        Наташа ахнула:
        - Да что вы, неужели восемнадцать тысяч! У Ирины были такие деньги?!
        - По виду не скажешь, верно?
        Девушка согласилась. Она задумалась о чем-то и в конце концов сказала:
        - Как же убийцы узнали об этом? Я вот, например, не знала. Ирина одевалась скромно, скромнее многих из нас. Правда, у нее была машина, но тоже не иномарка Михаил, а как вообще можно узнать, что у кого-то много денег?
        - Ну, такой богатей может просто проговориться, - заметил он.
        Наташа эту версию отвергла - Ирина никогда не разговаривала о деньгах. Она вспомнила старый случай с Ольгой, когда девушка сделала для всех ксерокопии пьесы.
        Этот случай только подтвердил общее убеждение - своих денег у руководительницы студии в обрез. Иначе она сама сделала бы эти копии Наташа рассказала об этом Михаилу, и тот призадумался.
        - Когда все это случилось?
        - На самых первых занятиях. В марте.
        - Странно все это. Хотя Татьяна утверждает, что ее подруга была скуповата, - заметил Михаил - Может, она рассчитывала получить какие-то дотации на театр и не хотела тратить свои деньги. Ольгин благородный жест пришелся кстати.
        Этот момент его все-таки смутил. Если у Ирины были такие солидные сбережения - как она могла допустить, чтобы за ксерокопии платила безработная девчонка? Приступ скупости? Но ведь она купила ему в подарок дорогую антикварную вещь. Не важно, что он ее до сих пор не получил, важно, что она была куплена. Также Наташа рассказала о веере для "гейши", который Ирина, судя по всему, тоже приобрела на свои средства, о нескольких костюмах, деньги на изготовление которых тоже да вала Ирина...
        Нет, денег она не жалела. Для пользы дела, своего любимого дела, она была готова потратиться. Могла сама ходить в старой растянутой майке, но костюмы у ребят получились превосходные - даже вблизи они не казались какой-то дешевой подделкой.
        - Я бы на ее месте не мог спать спокойно, - заметил наконец Михаил - Считай, что она заняла у Ольги эти деньги на ксерокс, да так и не вернула. А ведь Ольга ушла из театра. Ей самой текст пьесы так и не пригодился.
        Хотя бы на прощанье нужно было с ней расплатиться.
        - Может, она опять отказалась взять деньги. Из гордости. А историю со ста долларами вы тоже не знаете? - оживилась Наташа.
        Михаил не знал. А когда уяснил, что в конце апреля Ольга одолжила одной из актрис сто долларов на оплату обучения, только руками развел:
        - Широкий жест... Вот кого нужно было грабить - Ольгу! Хотя дома у них брать нечего. А Ирина, нечего сказать, - держалась стойко, своих богатств не афишировала. Ты все-таки попробуй разузнать, не занимал ли кто у нее деньги. Может, специально это сделали, чтобы узнать - есть у нее какие-то сбережения.
        - Я даже могу сказать, что сама занимала и теперь не знаю, кому отдать, - предложила Наташа.
        Михаил только улыбнулся:
        - Ну, знаешь, это уж просто подвиг, прыжок на амбразуру... Боюсь, что мать Ирины Сергеевны потребуете тебя долг, если узнает! Не стоит рисковать. Довольно того, что мы платим за уроки немецкого.
        Также он поинтересовался у Наташи, с кем из актрис ближе всего сходилась Ольга. Если, конечно, не считать самой Наташи. Девушка ответила сразу, не задумываясь:
        - Да ни с кем! Она была не очень-то общительная.
        Это я ее разговорила. Я всегда легко знакомлюсь.
        - Тогда, может, у нее с кем-то были конфликты? Знаешь, соперничество, зависть... Ее ведь обошли. Кстати, я вспомнил, ты говорила, что Оля собиралась играть призрак? Как она относилась к девушке, которая получила эту роль? Я как-то думал об этом.
        - К Оксане? - уточнила девушка. - Нормально.
        Да нет, вы меня не поняли. Оля ни с кем не ссорилась, она просто не умела дружить. Ей было нелегко... Почему, не знаю. Она ведь была очень симпатичная, вроде бы раскованная.. Мне казалось, что она ждет от всех чего-то большего... Поклонения, что ли? А поклоняться-то еще нечему было, мы даже играть не начали, она никак себя не показала. Да! - воскликнула она вдруг. - Был один неприятный момент, в самом начале, когда мы только начинали собираться.
        У Ирины была хорошая помнила имена, она быстро запомнила, как зовут ребят, и практически никогда не ошибалась. Но на одном из первых сборов она все-таки сделала ошибку. Окликнула Ольгу, и девушка, которая потом получила роль парикмахерши, отозвалась: "Которую вам нужно?" Ирина подняла на нее глаза и с улыбкой заметила: "Ты у нас, кажется, единственная Ольга?" Тогда Ватутина встала и молча покинула зал. Все оторопели. Наташа хотела пойти за ней, но не решилась - Ирина не позволяла расходиться без ее разрешения, пока идет читка и обсуждение пьесы.
        - Это ее так задело? - удивился Михаил.
        - Да. Она мне потом сказала, что Ирина нарочно так сказала, чтобы поиздеваться, намекнуть, что вторая Ольга тут лишняя... Я пыталась ее переубедить, для меня это было так удивительно... Но я подумала, что Оля очень ранимая, а в большой компании часто случается, кто-то кого-то подденет... Случайно, без злобы, просто ради смеха... А она все принимала всерьез. Конечно, Ирина могла ошибиться, нас же много! А Оля в тот день на репетицию не вернулась.
        - Она с этой "парикмахершей" потом не враждовала?
        Михаилу снова вспомнились свои подозрения насчет второй Ольги. Но Наташа ответила, что девушки, кажется, вообще не разговаривали. Трудно это понять, как вражду - просто Оля быстро перестала посещать театр.
        "Какая жажда собственной исключительности! - думал он, слушая рассказ Наташи. - Как же ей хотелось быть первой, единственной, особенной... Интересно, на преступление она тоже согласилась, чтобы доказать свою особенность? Но среди кого? Ради кого? Ведь там зрителей не предполагалось... Неужели ей было так важно мнение тех двух подонков? А может... Может, это просто комплекс неполноценности? Ведь девица была тоже из театра, она видела Ольгино унижение, знала, что ее обошли при раздаче ролей... И когда она предложила ей легко заработать, Ольга решила щегольнуть своей отвагой, возвыситься хотя бы в ее глазах? Все может быть..." Он подумал, что в Ольгину пользу говорит только одно - в конце концов она передумала, решила не участвовать в грабеже. И пыталась отговорить своих сообщников. В ту ночь, при единственном зрителе - испуганной младшей сестре - девушка сыграла свою главную роль. Но вряд ли кто-то будет ей аплодировать...
        Он ломал голову над тем, как можно вычислить сообщницу Ольги. Сообщница должна многое о ней знать.
        Знать, где она живет, какая у нее семья, знать очень многое. Он поручил Наташе провести разведку и на этот счет Поинтересовался, как прошло представление Милены в качестве новой статистки. Никто из актрис не сказал, что это - сестра Ольги? Может, кто-то обмолвился?
        Но Наташа разбила его иллюзии:
        - Да ведь вы же сами приходили к нам с Миленой, и тогда все узнали, что это Ольгина сестра! Нет, так мы ничего не выясним. А вот насчет того, где жила Ольга, можно и поспрашивать. Все почему-то считают, что я должна это знать. А я не знала.
        - И еще самое главное! - Михаил вылил в Наташин стакан остатки минеральной воды. - Думаю, что я произвел фурор своей речью. Постарайся выведать, какое она произвела впечатление на актрис. Прикидывайся оскорбленной, ведь никто не знает, что я успел извиниться.
        Играй на ущемленном самолюбии. Говори всем, что я псих, короче, не стесняйся в выражениях, требуй сочувствия.
        Может, кто-то ответит тем же...
        Они решили почти все вопросы и уже собирались попрощаться, когда Михаил услышал звонок к дверь. Наташа испуганно вскочила:
        - Ой, я пойду!
        - Нет, погоди, я вроде никого не ждал. - Михаил вышел с ней на кухню и попросил девушку подождать здесь.
        Прошел в прихожую, остановился, ожидая, что звонок повторится. И тут в замке повернулся ключ.
        Щеколда была задвинута, и Михаил знал, что одним ключом дверь не откроешь. Только поэтому он не бросился к двери, а продолжал стоять, слушая щелканье ключа.
        Один замок открыли, взялись за другой. "Наверное, с Ириной было так же,. - вдруг подумал он. - Наверное, у них тоже были ключи. От ее квартиры, от квартиры этого несчастного Валеры..."
        Теперь оба замка были открыты. Дверь дрогнула, но не поддалась. Наташа вышла из кухни и испуганно тронула Михаила за руку:
        - Кто это? Почему вы не откроете?
        - Сейчас, - сказал он. - На всякий случай выйди на балкон. Если что - кричи!
        - Вы думаете, они пас нашли?!
        Ужас в ее глазах подстегнул его, сделал сильнее. Он подошел к двери, взглянул в глазок и, никого не увидев, отодвинул щеколду...
        - Дашка?!
        Да, это было она, ее рыжая челка, ее растерянный, ускользающий взгляд. Михаил вдруг засмеялся - слишком разительный контраст с тем, что он ожидал увидеть...
        Она съежилась:
        - Что ты смеешься? Можно?
        - Конечно, зайди. - Он взял ее за плечо и слегка подтолкнул к порогу. Но, сделав шаг, она подняла глаза и увидела Наташу.
        Девушка никуда не ушла. Наверное, решила не оставлять Михаила одного в беде. Дашка вытаращилась на нее, закусила нижнюю губу и вдруг бросилась обратно на лестницу. Она летела так стремительно, что Михаил поймал ее уже внизу, у двери:
        - Да ты что, куда ты, бешеная?!
        - Пусти! - взвизгнула она и, извернувшись, бросила ему в лицо:
        - Мама правильно говорила, что я тебе не нужна, что ты уже завел себе кого-то!
        Он оторопел и выпустил ее узкие, почти бесплотные плечи. Дашка всхлипнула, отодвинула задвижку на двери подъезда и вырвалась на свободу. Он вышел на крыльцо и успел заметить, как она бегом поворачивает за угол. "Одна пришла, - почему-то подумал он. - Что там случилось? Почему она прибежала? О, господи, как глупо. Как все глупо. Ведь сама пришла, сама, я даже не рассчитывал..."
        Наташа не спросила, кто эта девочка. Видно, сама поняла, и Михаил был очень благодарен ей за эту деликатность. На прощанье она извинилась за то, что не послушалась его, не вышла на балкон. Он усмехнулся:
        - Думаю, моя дочь первым делом отправилась бы туда. Это ее любимое место. Так что не извиняйся. Чему быть, того не миновать.
        Когда девушка ушла, он позвонил Татьяне, уточнил время похорон. Как он и предполагал, утром, в десять тридцать, вынесут гроб. Вынос состоится из морга, потом сразу едут на кладбище, так что желающие могут сразу явиться туда. Будет меньше толкотни и проблем с транспортом.
        - Кстати, поговорите с Ириной мамой. Может, она отдаст вашу тушечницу, - напомнила Татьяна. - Я вчера имела с ней крупный разговор. Она говорит, что никакой бронзы в квартире у дочери не видела. Но я ей не верю.
        По-моему, старушка просто жадничает.

***
        Михаил решил ехать прямо на кладбище, благо оно было в черте города. Видно, мать Ирины сохранила достаточные связи, чтобы добиться для дочери такого места.
        Ирину должны были похоронить в одной ограде с ее отцом. Михаил рассмотрел его портрет на обелиске - судя по всему, покойный когда-то обладал интересной волевой внешностью. Полное лицо с резкими чертами, черные густые брови, начальственный взгляд.. Михаил пришел первым, но вскоре услышал голоса. Обернулся и увидел приближающихся ребят.
        Их оказалось не так уж много - видно, многих отпугнули похороны. В конце концов, актеры были молоды и не успели привыкнуть к этому печальному зрелищу. Он отметил, однако, что вся "верхушка" в наличии. Скользнул взглядом по Наташе, никак ее не выделив. Она его как будто вовсе не заметила, и Михаил похвалил ее за выдержку. Ребята с ним поздоровались - однако без особого энтузиазма. Наверное, он все-таки произвел на них отталкивающее впечатление, обвинив кого-то из труппы в смерти Ирины и Ольги. Кому приятно ощущать, что тебя подозревают? А ведь он к тому же не уточнил пол подозреваемого. Так что были задеты и парни.
        Михаил ответил на приветствия общим кивком и отошел в соседнюю аллею. Она была обсажена березами, Здесь была тень, легкая колеблющаяся тень, которая давала прохладу только с утра. Но сейчас и в самом деле еще не было изнурительной жары. Он закурил и медленно пошел прочь от участка. Сюда он успеет вернуться.
        - Здрасьте! - крикнул ему в спину хрипловатый, ломающийся голос. Он обернулся. Да, главный актер, молодой самурай. "Самурай" догонял его и размахивал незажженной сигаретой:
        - У вас огня не будет? Спасибо! - И, затянувшись, почти радостно сообщил:
        - Я же говорил этим клушам, что мы рано придем. Пусть теперь ждут на солнце. Ну как, вы его еще не нашли?
        Михаил остановился, повернулся к парню:
        - Кого это?
        Владик, озадаченный его холодным тоном, слегка смутился:
        - Ну, вы же вчера нам говорили... Убийцу. Знаете, я ведь все время про это думаю. Откуда вы знаете, что он из наших?
        "Все время говорит "он", - заметил про себя Михаил. - В самом деле, куда легче подумать, что это сделал парень. Девушки как-то вне подозрений. Слабый пол..."
        - Вы говорите, кто-то его знает, а имя не говорит? - настойчиво продолжал Владик. - А вы сами до сих пор не знаете?
        - Нет.
        - А кто знает имя? Тоже кто-то из наших?
        - Да, - уронил Михаил.
        Владик чуть сигарету не выронил. Секунду он недоверчиво смотрел на Михаила, будто пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. По-видимому, парень убедился, что тот вполне серьезен, потому что воскликнул:
        - А ведь я сам догадался! Когда вы сказали, что кто-то знает имя и кого-то из нас убьют, я сразу понял, что это один и тот же человек!
        - Но я-то этого не говорил, - заметил Михаил.
        - Ну и что? Догадаться нетрудно. - Владик сиял, будто выиграл приз на викторине. - А кто это? Вы мне не можете сказать? Клянусь - никому не разболтаю!
        "Ну нет, милый, хотя ты играешь самурая, твое слово значит меньше самурайского, - насмешливо подумал Михаил. - Уж очень ты разговорчивый. А если та девица окажется твоей хорошей знакомой? Может, она тебя и подослала разведать, сколько я про нее знаю..."
        Не дождавшись ответа, Владик, как видно, не расстроился. Он продолжал болтать, рассказывая, что он и сам любит поломать голову над такими загадками и вчера вечером извелся, пытаясь вычислить, кто же из актеров способен на убийство.
        - И знаете, на кого я подумал? - понизив голос, спросил он. Нужды в такой конспирации не было - они успели далеко отойти от участка со свежевырытой могилой. Девушки остались там, за ними никто не пошел.
        - На кого же? - заинтересовался Михаил. А услышав ответ, едва удержался, чтобы не рассмеяться. "Самурай" назвал Наташу!
        - Понимаете, что получается, - увлеченно рассказывал он. - Она дружила с той девчонкой, которую зарезали. Это раз. Она ездила к Ирине в гости, это два. А поднималась она в квартиру или нет - откуда мы знаем? Теперь не проверишь. Может, она специально нас водила по задворкам, прикидывалась, что не узнает дом. А потом, что это она вчера так психанула? Почему мы все спокойно слушали, а она сорвалась и убежала? Она боялась, что вы на нее прямо покажете!
        - Но сегодня она, кажется, пришла на кладбище? - образумил сыщика Михаил. - Чего же она не испугалась?
        Должна была сбежать за тридевять земель!
        Тот поостыл и с извиняющейся улыбкой пояснил:
        - Да я это все так, для примера... Я и не думаю, что это она. Просто многое сходится.
        Михаил согласился, что в самом деле, Наташа очень подозрительна. Но... Вряд ли это она.
        - Да я и сам понимаю, что это кто-то из парней... - кивнул тот.
        - Нет, это как раз девушка.
        Владик был ошеломлен. Он пытался улыбнуться, обратиться к привычному шутливому тону, но не смог. Михаил сказал это слишком серьезно, пытливо глядя ему в глаза. Наконец парень справился с изумлением и проговорил - Ничего себе... Слушайте, так это вы всерьез? Все это правда?! Выдумаете, что кто-то из наших убил Ирину и ту девчонку?
        - А ты еще не понял, что никто больше не шутит? - в тон ему, так же удивленно ответил Михаил. - К сожалению, все это правда. Слушай, это не нас зовут?
        В конце аллеи показалась девичья фигурка, она отчаянно махала рукой Владик бросил сигарету и пригляделся:
        - Ленка . Наверное, уже привезли гроб...
        Они поспешили обратно Теперь Владик молчал, видно, не мог очухаться от услышанного. Когда они почти достигли цели, он неожиданно сказал:
        - Тогда я знаю, на кого думать. Это та новая девчонка, которую Ирина привела.
        - Милена?
        - Ну да.
        - И кем ты ее считаешь? - поинтересовался Михаил. - Убийцей или жертвой?
        Владик задумался. Он явно не был готов к ответу, и Михаил оставил его в покое.

***
        Церемония закончилась довольно быстро. Народу пришло не очень много, человек двадцать, и Михаил сразу разглядел среди гостей Татьяну. Та тоже заметила его и сделала знак отойти в аллею. Они встретились в березовой тени, и женщина возбужденно схватила его за руку:
        - Ее мать нипочем не соглашается отдать тушечнину! Я просто не знаю, как ее уламывать Надо было сразу говорить, что это ваша вещь, тогда бы она отдала А тут уперлась - ничего, мол, не знает. Какая все-таки жадная!
        И ведь я уверена - даже если у Ирки деньги украли - у самой Алевтины что-то осталось. Видели, какие у нее камушки в ушах? У меня таких бриллиантов нет.
        Мать Ирины, полную, задыхающуюся женщину в глухом черном платье, Михаил заметил давно. Она постанывала, грузно опираясь на руку какого-то пожилого мужчины. Татьяна просветила его, указывая пальцем между берез, в сторону могилы:
        - А это ее брат До сих пор работает, директор автошколы. Можете себе представить, из какой семьи вышла наша Ирочка? Будто кукушонок, не из этого гнезда... Ее только театр интересовал. Если бы она хоть ребенка родила Татьяна быстро коснулась глаз платочком, хотя, насколько мог заметить Михаил, они в этом совершенно не нуждались.
        - Я вчера весь день сидела на телефоне, - сообщила она, поднимая на него глаза. В самом деле, тушь на ресницах была в полной сохранности, ни следа слез. - Всех обзванивала по старой записной книжке. Всех институтских друзей. С ума сойти, как я расстроилась... Кто переехал, кто забыл меня, кто говорит, что работает, времени нет... Я так мечтала, что на спектакль соберется много народу! Рассчитывала па весь наш курс. А получится человек десять, наверное. Не играть же ребятам при пустом зале, согласитесь?
        Он согласился. Татьяна спросила его совета - как же сделать, чтобы в зал не набился всякий сброд.
        - А вы приведите своих детей из лицея, - подал он идею. - И расскажите им, как надо себя вести.
        - Да они уже это видели, - отмахнулась Татьяна. - Второй раз не затащишь. Придется, наверное, пускать всех желающих...
        И тут, не продолжая причитать, элегантная директриса его удивила. Воровато оглянувшись, она достала из сумки маленькую бутылочку и молниеносно к ней приложилась. Еле переведя дух, протянула бутылочку Михаилу:
        - Хотите? Еще не очень теплая.
        - Это что?
        - Водка.
        Он отказался Татьяна небрежно подняла брови, показывая, что отказ ее ничуть не задел, и опять припала к горлышку. Завинчивая крышку, пояснила:
        - Я сегодня сутра психую, никак не могу успокоиться. Мне все кажется, что и меня скоро будут хоронить. Мы же с Иркой ровесницы! И я не думала о смерти, никогда еще не думала...
        Только тут Михаил заметил, что директриса пьяна.. Видимо, она уже пьяной явилась на кладбище, а теперь расчувствовалась, ее потянуло жаловаться и плакать. Теперь ее глаза действительно увлажнились. Он взял ее под руку:
        - По-моему, сейчас слишком жарко, чтобы пить водку. Потерпите хоть до поминок.
        - Я не пойду туда. - Она проглотила слезы. - Я человек подневольный, не смогу... У меня в лицее ремонт, нужно поговорить со строителями... Если бы вы знал, как я замучилась... Как мне все надоело! Жизнь проходит...
        Мне сорок два, только подумайте, сорок два! Глупо жаловаться, надо все принимать спокойно, но должен ведь быть какой-то смысл в этой свистопляске! Я так устала, я так ужасно устала, а тут еще Ирка умерла...
        Она сделала попытку положить ему голову на грудь, но Михаил вежливо увильнул от этого проявления нежности.
        Ему вовсе не хотелось мучиться, отстирывая с рубашки ее помаду. Проблема стирки все еще стояла довольно остро. Он заметил лавочку в тени берез, отвел туда Татьяну и усадил:
        - Может, достать воды? Правда, я не знаю, где здесь вода...
        Она отказалась. Достала пудреницу, вяло провела пуховкой по лбу, припудрила нос. Сунула в рот пластинку жвачки, пояснив:
        - Все мои оболтусы жуют. Я сперва запрещала жевать на уроках, а потом сама научилась... Идите. Я сейчас приду в себя. Это все от жары.
        Но Михаил присел рядом.
        - Знаете, я много думаю о том, как умерла Ирина.
        Может, вы в курсе, к ней в тот вечер никто не приходил?
        Она кивнула, не прекращая энергично жевать:
        - В курсе. Ее мать обошла весь подъезд, всех перетрясла, Никто ничего не видел. Или просто забыли. Вот если бы ее на другой день нашли...
        - Жаль, - пробормотал Михаил, и она кивнула:
        - Да, как все было бы просто. Кто-то увидел убийц, может описать... К сожалению, народ оказался не очень наблюдательный. И память у многих дырявая. Как ни странно, самые зоркие именно старушки. Но они ничего не видели.
        - Тогда у меня другой вопрос. Вы не в курсе, кто-нибудь из театра ходил к Ирине домой?
        Она улыбнулась:
        - Да, сразу видно, что вы плохо знали Ирочку. Она тщательно охраняла свой мирок. И зачем, я ее спрашивала, было покупать дорогую мебель, так обставляться, делать шикарный ремонт, если к тебе гости не ходят? Она отвечала, что все делает для себя. Альтруизм пополам с эгоизмом. Такое тоже случается.
        - Ну, о финансах и спрашивать нечего, - обреченно заметил он. - Если уж домой никого не приглашала, то о своих сбережениях и подавно бы рассказывать не стала.
        Было видно, что директриса приходит в себя. Она глядела вполне осмысленно, больше не делала попыток прилечь к нему на плечо, и ее глаза снова были сухи. Михаил встал и извинился:
        - Что ж, я пойду. Похоже, что все уже расходятся...
        В самом деле, на аллее появлялось все больше народу. Многие закуривали, тихо беседовали, собираясь кучками. Актеры держались отдельно. Михаил ловил на себе их косые взгляды и отмечал бешеную жестикуляцию Владика. Тот наверняка развивал перед собратьями по искусству свои детективные построения. Татьяна встала, оперлась на его руку:
        - Я тоже пойду. Надо заехать домой, пообедать, потом потащусь в школу... Кручусь, как белка в колесе. Надо только попрощаться с Алевтиной Павловной. Она и так обиделась, что я на поминки не иду. Да и вы к ней подойдите! Не дарить же старухе вашу тушечницу!
        Но Михаил уговорил ее не напоминать о тушечнице несчастной женщине. Ему эта вещь не нужна. А ту все-таки обокрали. Даже если она припрятала вещь - пусть оставит ее себе на память о дочери. Татьяна пожала плечами:
        - Да как хотите! Насильно в рай не тянут. А, кстати! - Она так резко остановилась, что Михаил от неожиданности выпустил ее руку. Но она уже твердо стояла на ногах, помощь был ей не нужна. - Я кое-что вспомнила насчет ребят! Одна девушка к ней заходила домой, да-да, Ира мне еще пожаловалась... То есть, скорее, посмеялась над собой. Юмор у нее был отменный, только за счет его и держалась...
        И Татьяна, с иронией поглядывая в сторону актеров, рассказала, что как-то в апреле, встретившись со старой подругой, спросила ее, как идут дела в театре. Татьяна предлагала зайти к ней в гости, но Ирина отказалась, сослалась на хроническую нехватку времени. Татьяна тогда шутливо спросила - неужели ее ребята такие же энтузиасты, как сама режиссерша?
        - А она сказала, что это поколение на энтузиазм уже не способно. Если и делают какие-то попытки, то все кончается грустно и смешно. Оказывается, когда они только начинали, какая-то девица потратила личные сбережения, чтобы сделать какие-то ксерокопии. Ирина предложила вернуть ей деньги, но девица, представьте, отказалась! Роль ей так и не дали, и примерно через месяц она явилась прямо на дом к Ирине и попросила свои денежки обратно! Вот вам и энтузиазм!
        Татьяна фыркнула, но Михаилу даже не удалось улыбнуться. Он сдавленно спросил:
        - Ирина вернула деньги?
        - Ну, конечно! Не думаете же вы, что она их зажала?! Вернула и сказала этой особе, что теперь видит цену ее "благородному" поступку. Что эта девчонка сделала такой жест ради дешевой популярности. Потратилась-то при всех, а забирать денежки явилась без свидетелей.
        - А адрес?! - воскликнул он. Пожалуй, слишком горячо, так что Татьяна удивленно на него покосилась. - Откуда она узнала адрес Ирины?
        Та развела руками:
        - Понятия не имею. Ну, ладно, мне действительно пора бежать. Вы уверены, что обойдетесь без вашей японской бронзы? Пойду прощусь с Алевтиной Павловной. Она уже на пас посматривает, видите?
        И директриса удалилась - подтянутая, элегантная, никак не выглядящая на свои сорок с лишним лет. Он смотрел ей вслед, и ему не верилось, что десять минут назад она проливала слезы над своей горькой судьбой, над Ириной, над тем, что время так к ним неумолимо... "Впрочем, как можно судить о человеке по внешнему виду? - одернул он себя. - Пора бы уж отучиться...".

***
        Вечером он созвонился с Наташей. Прежде всего девушка отчиталась, что все-таки успела на урок к Виктору Эдуардовичу, что Милена подкараулила ее в коридоре, пока Наташа причесывалась, и шепотом спросила, скоро ли будет спектакль. Наташа сунула ей записочку от Михаила.
        Он написал записку еще в воскресенье, подозревая, что на кладбище у них с Наташей не будет возможности увидеться без свидетелей. Записка содержала всего несколько фраз. Он просил девочку не волноваться, они и так торопятся, как могут. И повторял свои наставления - ни на шаг из дома, держаться возле родителей, молчать, но не слишком им противоречить Наверное, Милена была разочарована этой новой просьбой потерпеть. Но во всяком случае, ничем этого не показала.
        - Зато я кое-что узнала, - возбужденно сообщила Наташа.
        Оказалось, еще по дороге на кладбище девушка завела провокационный разговор. Дескать, неловко получается - все-таки убили не только Ирину Сергеевну, но и Ольгу. А они и на ее похоронах не были, и родителям соболезнование не выразили. Как-никак, - а она все-таки занималась с ними в одном театре. Надо бы к ней наведаться.
        Может, кто-нибудь знает адрес?
        - Одна знает телефон Это Лиза, не знаю, вы ее помните или нет, такая голубоглазая. Играет женщину из толпы. Она еще спрашивает почему такие дорогие лепешки, и торгуется. Ну, всего десяток слов говорит...
        Оказалось, эта самая Лиза и заняла у Ольги сто долларов для своих парикмахерских курсов. Когда занимала, Ольга уже не слишком регулярно посещала театр, и Лиза попросила у нее телефончик Чтобы не потеряться. Ведь она честно собиралась дернуть деньги. И вот эта Лиза в автобусе сообщила, что как раз набрала недостающую для покрытия долга сумму - рублей семьсот, кажется. И теперь хочет передать деньги родителям покойной Ольги.
        Только все не решается позвонить.
        - Боюсь, Наташенька, что это пустой номер, - вздохнул Михаил.
        - Почему? - расстроилась девушка.
        - Тот же случай, что у тебя. Слишком уж открыто она пошла на контакт. Во всем призналась. Но давай будем и ее иметь в виду. На последнем спектакле нам все пригодится, любая наметка. Ведь за всеми актрисами уследить трудновато.
        - Да, - скисла Наташа. - Я и сама немножко удивилась, Лиза хорошая девчонка. Ничего из себя не представляет, поговорить с ней не о чем... Но она неплохая. Вы правы, она ведь могла не возвращать эти семьсот рублей, никто не требовал. А она хочет вернуть.
        Также Наташа попыталась выяснить, у кого из актеров за велись деньги. Для этого придумала следующий предлог - дескать, Татьяна обещала сделать большой портрет Ирины Сергеевны, а они, актеры, должны украсить зал цветами. Чем больше цветов, тем лучше. Можно брать не очень дорогие, сойдут и садовые пионы, сейчас на них сезон. Но нужен и красивый большой букет, из дорогих цветов. Например, белые лилии и розы. Наташа предложила скинуться на цветы - кто сколько может.
        - Ни у кого при себе денег не оказалось, - сообщила она. - А может, зажали. Знаете, мало кто из наших работает. Или сидят на шее у родителей, или учатся...Дала одна Оксана. Двести рублей. Но тут нечему удивляться, у нее всегда деньги водились. Лучше всех одета, и косметика у нее дорогая.
        - Это все? - спросил Михаил. Он был несколько разочарован результатами. Да, все шло хуже, чем он рассчитывал... Если спектакль назначат на ближайшие дни, придется срочно выставлять под удар Милену. А они с Наташей даже не смогут как следует подстраховать девчонку.
        Если бы наметить несколько подозреваемых кандидатур...
        Но пока все как-то расплывчато. За всеми не уследишь.
        Наташа призналась, что это в самом деле все. Она только добавила, что изо всех сил демонстрировала, что обижена на Михаила. Говорила, что он не имел никакого права на нее намекать. Что она-то про себя знает, что не убивала ни Олю, ни Ирину Сергеевну.
        - Владик на меня смотрел как-то странно, - с усмешкой заметила она. - Я даже сказала, - что он сейчас дырку на мне прожжет. Зато Оля, ну та, вторая, сказала, что вы опасный псих и вас надо отправить в больницу. И чтобы я ничего не боялась, раз не убивала. И потом заявила: "Трепаться легко, а пусть он попробует за руку поймать того, кто убил! Ничего у него не выйдет!"
        Глава 17
        Анастасия никак не могла привыкнуть, что в кабинете ее мужа теперь сидит Петр Поэтому, если ей нужно было туда войти, она часто врывалась без стука, по-свойски.
        Правда, новый директор компьютерного салона на нее не сердился. "Мировой мужик, - рассказывала она родителям после первого рабочего дня. - Ничего из себя не строит, а работает, как зверь". Про Алису она дома не упоминала, хотя с ней-то приходилось сталкиваться куда чаще.
        Они проработали вместе всего два дня, и Настя уже чувствовала, что та надоела ей до чертиков. Особенно неприятно было то, что Алиса пыталась держаться начальственного тона. Так, например, когда они увиделись утром в понедельник, Настя спросила, не жарко ли Алисе в этой блузке с длинными рукавами. Та отрезала:
        - Мы не на пляже.
        И бросила весьма неодобрительный взгляд на наряд своей подчиненной - та явилась на службу в коротеньком красном платьишке на бретельках. Возможно, офисный стиль пострадал... Но какая разница, думала Настя, здесь все свои...
        Как она ошиблась, стало ясно уже через полчаса. Алиса повернула голову от Экрана своего компьютера и небрежно попросила принести ей кофе. Настя не откликнулась, так как не отнесла эту просьбу на свой счет. Алиса повторила громче:
        - Настя, будь добра, свари чашечку кофе.
        - Это ты мне? - наконец сообразила та. - С какой стати я должна нести тебе кофе?!
        - Если ты помнишь, Валерий зимой проводил сокращение штатов, и секретаршу уволили. Раньше она варила кофе, - ядовито ответила Алиса. - Мы никак не рассчитывали на новую штатную единицу, и раз уж ты здесь новенькая... Короче, будь добра, свари кофе. И Петру тоже отнеси, он в это время любит выпить чашечку.
        Насте стало душно от ярости. Она вскочила и, обогнув свой стол, приблизилась к Алисе.
        Та старалась держаться спокойно, но было видно, что девица слегка напугана.
        - Я здесь новенькая? - словно не веря своим ушам, уточнила Настя.
        - Да-. Тебя даже через бухгалтерию еще не провели.
        - Может, у тебя память отшибло? - так же недоверчиво спросила Настя. - Может, ты не помнишь, с чего начиналась фирма? Может, ты, забыла, что я вообще-то уже работала здесь?
        Алиса выслушала ее селе заметной улыбочкой. Взглянула на экран, щелкнула "мышкой" и почта приветливо сказала:
        - Но кофе кому-то надо варить.
        Настя сделала два глубоких вдоха - один за другим, чтобы успокоиться. Поинтересовалась, кто варил кофе, пока не появилась она. Выяснилось, что после упразднения секретарши ее несложные обязанности разделили между собой оставшиеся сотрудницы. Факсы отправлял сам Петр. А кофе... Каждый делал его для себя по своему усмотрению. Но это всех отвлекало от работы, и Алиса считает, что кто-то должен взять на себя эту пустяковую обязанность. Кому же, как не Насте? Она человек новый, пока не вошла в курс дела. А разнося кофе, она заодно наладит отношения со всеми сотрудниками.
        - Так я должна всех обслуживать?!
        Алиса ответила, что та наконец правильно, ее поняла.
        Настя молча повернулась к ней спиной и вернулась на свое рабочее место. Полчаса в комнате стояла тишина. Однако Настя только делала вид, что работает. У нее в глазах темнело от ярости, которая не нашла выхода. "Мерзавка, проститутка! - ругалась она про себя, изредка поглядывая на Алису поверх своего монитора. - Спала с моим мужем на глазах у всей фирмы, а теперь качает права! В конце концов, я не позволю... Это Валерка виноват, что я теперь не в курсе дела, а ведь я не хотела отсюда уходить, - не хотела бросать работу!" ;Алиса встала и вышла. Только теперь Настя смогла вернуться к работе - ей сразу стало легче дышать, когда она избавилась от присутствия ненавистной начальницы.
        Но вскоре ее внимание привлекли громкие голоса, доносившиеся из-за стены. Там, за перегородкой, был кабинет ее мужа. То есть теперь Петра....
        До нее донеслось собственное имя. Алиса выкрикнула его с такой ненавистью, что Насте стало жутко. Все-таки нельзя заводить врагов, едва устроившись на работу... Она вдруг ясно поняла, как непрочно ее положение. Денег нет как нет, пропали с концами. Следователь говорит, нужно потерпеть. А разве она не терпит? Разве не старается выпутаться, разве не пошла работать? Но до зарплаты еще далеко, в банке денег нет, они все ухнули в квартиру, а что осталось - украдено... Занимать она не умеет и не любит Придется продать единственную уцелевшую от грабежа драгоценность - аметистовую булавку для галстука... Да и ту, скорее всего, возьмут на реализацию. А чтобы получить деньги сразу, придется здорово сбавить цену. А дома двое детей. А тут - Алиса...
        Та вернулась в кабинет злая, румяная после перепалки и, усевшись в свое кресло, не глядя на Настю, бросила:
        - Зайди к Петру. Он желает тебя видеть.
        Настя для виду посидела за компьютером еще минут пять. "Только не показывать, что мной можно вертеть, - проносилось у нее в голове. - Пусть не воображает...
        Дрянь такая! Я ее еще поставлю на место!" Наконец она встала и вышла.
        - Запри дверь, - попросил Петр, когда Настя зашла в кабинет. Женщина без возражений повернула ручку замка. Этого человека она знала давно и не боялась, что этот вызов - только повод для приставаний. Петр предложил ей сесть, но Настя отмахнулась:
        - Не хочу, насиделась.
        Она продолжала расхаживать по кабинету, потом остановилась у окна и осмотрела деревце в керамическом горшке. Это было авокадо, она сама вырастила его из косточки и принесла в кабинет к мужу. Теперь деревце вымахало в высоту больше метра и выпустило фонтан широких глянцевых листьев. Настя обратила внимание, что деревце как-то косо сидит в горшке. Тронула тонкий зеленый ствол и вскрикнула от ужаса - авокадо сломалось.
        Он не переломился окончательно, верхняя часть держалась на тонком волоконце . Но все равно это был конец.
        - Да как же я так... - проговорила она, бессмысленно пытаясь составить вместе обломки, ко ее остановил голос Петра:
        - Это не ты сломала. Это Алиса. Только что.
        Настя обернулась:
        - А ты что - спокойно смотрел?!
        - Да это в один миг случилось, я не успел помешать.
        Потом пытался приставить, да, видно, все, придется выбросить...
        - Вот гадина! - в сердцах воскликнула женщина. - Да что она ко мне прицепилась! Я работала тут еще раньше ее, а теперь эта стерва требует, чтобы я варила всем кофе!
        - Настенька, это еще не самое худшее, - вздохнул Петр. - Сядь, пожалуйста. Сядь! У меня голова кругом...
        Она наконец поняла, что он не шутит - виду нового директора в самом деле был совершенно больной. Настя опустилась в кресло и расправила на коленях короткий алый подол. Петр, стараясь на глядеть на нее, принялся объяснять, что Насте следует поумерить свои амбиции, начинать с малого, что он все прекрасно знает и понимает, что ей теперь нелегко, но сейчас так трудно найти работу, и ей нужно быть осторожней. Она слушала и понимала - он ходит вкруг да около, а самого главного говорить не желает. Наконец Настя не выдержала:
        - Это все из-за Алискиного скандала? Неужели это так важно? Побесится и утихнет. Я сама с ней справлюсь, не вмешивайся в наши склоки.
        Он уронил на стол карандаш, который до этого вертел в руках. Зачем-то попытался его поймать, но карандаш покатился по столу и упал к Настиным ногам.
        - Настенька, беда в том, что она не желает, чтобы ты здесь работала. Я-то очень тебя ценю, знаю про все твои таланты... Верю, что ты ценный сотрудник, но Алиса...
        - Я не понимаю! - воскликнула она. - Ты ведь можешь ее уволить, если она устраивает тебе сцены! Припугни ее! Сам говоришь, что сейчас трудно найти работу и ей не нужен конфликт!
        Он невесело улыбнулся:
        - Да, хотел бы я ее припугнуть. Только все выходит наоборот. Она меня сейчас припугнула. Не ожидал я от нее.
        Представь, Алиса заявила, что, если тебя немедленно не уберут из фирмы, она донесет в милицию, что у Валеры был незарегистрированный пистолет и мы об этом знали.
        Настя остолбенела. Насчет этого пистолета у них уже был разговор с Петром. Она сообщила, что не стала извещать следователя об этом оружии, чтобы не подставлять Петра. Тот поблагодарил. Хотя он сам предоставил ей полную свободу выбора, но все-таки было видно - ему не хочется давать показания по этому вопросу. Настя и сама сообразила, что у Петра могут быть неприятности из-за пистолета. Хотя оружие не его, но он про него знал и не должен был молчать...
        - А откуда знала Алиса? - выдавила она.
        Тот не ответил. Она и сама поняла, что вопрос лишний. Хотя муж надеялся, что с Алисой у него все кончено, но, видно, дело обстояло не так... Да она и не вытаскивала из него правды. Ей давно уже стали безразличные похождения супруга. "Это все из-за его мамаши, - оправдывала его Настя. - Другие мужики гуляют до свадьбы, а ему не удалось. Вот он и отыгрывается - почуял свободу. Мне-то до его мамочки далеко... А она теперь большой роли не играет".
        - Дурак! - отчетливо произнесла женщина и тут же извинилась:
        - Я не тебя имею в виду. Мой благоверный - дурак, надутый идиот! Уж если купил оружие, так держи язык за зубами! А он, видно, похвастался этой мерзавке!
        - Так и было, - уныло подтвердил Петр. - Она мне только что рассказала, что Валера показывал ей пистолет.
        Достал из сейфа и хвастался. Она, представь, даже знает марку. Я не помнил только, что Валерка купил глушитель:
        Собирался, между прочим, у меня на даче учиться стрелять,. - а глушитель прикупил, чтобы соседи не сбежались.
        А она марку запомнила. Бразильский "Таурус". И, видите ли, желает бежать в милицию, доносить на меня, на тебя, на Валеру... Ни черта у бабы святого не осталось. Ну, что ей толку в том, что донесет? Тебя все равно не посадят, и меня не тронут. Ей просто хочется нам кровь испортить...
        - А я думаю, что ей не поверят! - упрямо сказала Настя. - Какие у нее доказательства?! Если ко мне прицепятся, так и скажу - эта стерва хочет мне отомстить, что Валера женился на мне, а не на ее прекрасной особе.
        - Поверить, может, и не поверят... А проверять будут обязательно. Да и кроме того... -" Он мучительно поморщился, видно, головная боль разыгралась всерьез. - Я и сам переживаю из-за этого чертова пистолета. Ведь его украли эти головорезы, могут еще кого-то убить. Как-то нехорошо молчать. Вот я и думаю, Настенька... Может, тебе лучше самой признаться? Сошлись на меня, дескать, только что узнала. Я сам объяснюсь. Ну, не посадят же меня за недоносительство!
        Настя встала, подобрала с пола карандаш и положила его на стол перед Петром. Тот тут же ухватился за него, будто карандаш был волшебный и сейчас в нем заключалось его спасение.
        - Вот пойду и сейчас же, при Алиске, позвоню следователю, - с мстительной радостью заявила Настя. - Вот она обозлится, что мы ее опередим! Пусть тогда попробует тебя шантажировать!
        Петр кивнул, но как-то не очень уверенно. Она рассмеялась:
        - Ну, не переживай по пустякам! Ты только подумай - ведь тогда можно спокойно ее выгнать!
        - Боюсь, что это будет нелегко, - признался он. - Уж прости, но Валера посадил ее на такое место, через нее шли такие документы... Выгоню ее, а она отправится в другую фирму и продаст нас с потрохами. Все наши связи у нее как на ладони. Эта бабенка очень деятельная, ты с ней поосторожней.
        И, совсем теряя авторитет в Настиных глазах, директор попросил, чтобы они с Алисой все-таки не ссорились Ведь когда-то были подругами, так лучше уладить дело миром. А варить кофе Настя, конечно, не обязана. Этого и в трудовом соглашении нет.
        Настя вернулась к себе в кабинет, сняла телефонную трубку и набрала номер, сверяясь с записной книжкой.
        Алиса не глядела на нее, но та была уверена - начальница навострила уши. Наслаждаясь звуками собственного голоса, Настя отчетливо попросила к телефону следователя Балакирева, Валентина Павловича. Разговор был не очень приятный, но зато короткий. Кончилось тем, что ее попросили сегодня же приехать в управление и своей рукой написать заявление о пропаже пистолета. Она положила трубку и тщательно подкрасила губы. Алиса смотрела на нее с каменным лицом. Настя щелкнула пудреницей и встала.
        - Надеюсь, вы не будете возражать, если я отъеду на пару часиков? - очень любезно спросила она, подчеркивая слово "вы"."
        - Хорошо начинаете работу, - сказала Алиса. Спокойный тон дался ей нелегко, это было видно по ненавидящему, застывшему от напряжения взгляду.
        - Ничего, с такой начальницей, как вы, я быстро стану профессионалом, - улыбнулась Настя. - Вы уж простите меня для начала... У меня ведь так мало опыта!
        И вышла, победно помахивая сумкой.
        Балакирев встретил ее не очень приветливо. С места в карьер начал распекать - как это она додумалась умолчать про оружие?! Она хоть понимает, кто его украл?! ч - Да-да, бандиты, - кивнула Настя. - Но я только что узнала. Только этим утром.
        - От кою это?
        И тут ее осенила блестящая идея. "Ох, не рой другому яму. Алиска!" И Настя с милой улыбкой рассказала, что про пистолет случайно проболталась девица из компьютерного салона, Алиса Мельникова. Мельникова даже марку помнит - что-то бразильское, кажется. С глушителем. Сама она, Настя, этого пистолета у мужа в глаза не видела, так что за деталями нужно обратиться к Мельниковой. Вот ее служебный телефон. А вот, на всякий случай, домашний... Домашний она подсунула из чистого озорства.
        - А почему эта Мельникова про пистолет знала, а вы нет? - уже сбавляя тон, спросил следователь.
        И Настя, с трудом изображая смущение и печаль, рассказала, что эта Алиса была доверенным лицом ее мужа на фирме. Короче говоря, любовницей. Забрала себе большую власть. Даже новому директору дерзит. Жаль, что Валера предпочитал откровенничать с чужим человеком, а не с женой. Она, Настя, не допустила бы, чтобы в доме хранилось оружие. Колька стал достаточно взрослым для всяких пистолетиков, мог спокойно перепутать и пальнуть из настоящего...
        Балакирев попросил ее подождать и позвонил в компьютерный салон. Настя делала вид, что разговор ее мало интересует. Но даже до нее доносились резкие, истеричные возгласы Алисы. "Как ее разбирает, - думала женщина, делая вид, что рассматривает содержимое своей сумки. - А чего эта дура ожидала? Что я стану молчать про нее? Петр заявил, что марку пистолета знала она одна.
        Пусть теперь и расплачивается за свою осведомленность".
        Балакирев положил трубку и впервые улыбнулся. Настя очень удивилась, потому что ей казалось, что он сегодня на нее сердится.
        - Ничего себе дама, темперамент ого-го... - поделился следователь.
        - Может, на нее тропическая жара подействовала, - предположила женщина, помахивая платочком. - Она подтвердила?
        - Да. Правда, почему-то говорит, что про пистолет узнала не от вашего покойного мужа, а от его компаньона... Ну, тут мы разберемся. Это был "Таурус", бразильский, шестизарядный. Ваш муж не поскупился. Зачем ему был нужен пистолет, тоже не знаете?
        Настя пожала плечами;
        - Да разве ворон пугать? Они по утрам орут невыносимо, даже при закрытых окнах слышно. А у него сон был неглубокий, сразу просыпался. Думаю, что и глушитель он купил, потому что шума не переносил. Тут я его узнаю...
        Возвращаясь на фирму, она зашла в супермаркет " долго выбирала авокадо покрупнее. Нужен был плод в форме груши, косточка от круглого прорастает с трудом.
        Настя решила, что авокадо съест в кабинете на завтрак, а косточку отнесет в кабинет к Петру и поставит на банку с водой. Будет проращивать. В конце концов, и со сломанным растением можно что-то сделать. Подрезать надломленный ствол и ждать, когда он пустит новую метелку листьев. В конце концов, авокадо - не такое уж хилое растение, это дерево, а дерево многое может вынести...
        "Главное - терпение, - сказала она себе. - А этого добра у меня сколько угодно".

***
        Поминки происходили в квартире Ирины. Печати с двери убрали - обыск был сделан, отпечатки пальцев сняты.
        Ангелина Павловна напрасно грозилась пожаловаться "кому надо", если не "очистят квартиру". Обошлось и без ее жалоб. Но она, по-видимому, считала, что сама сделала большое и важное дело, и за поминальным столом непрерывно. рассказывала, как она лихо разговаривала в милиции.
        - Им дай волю - меня бы целый месяц сюда не пустили, - говорила она брату Тот закусывал и кивал:
        - Правильно, правильно. А самому печати снять - греха не оберешься.
        Зашла речь про милицейский произвол. Гости рассказывали случаи из жизни - в основном из жизни своих знакомых. Потом осиротевшая женщина принялась жаловаться на судьбу:
        - Мало, что единственной дочери на старости лет лишилась, так меня еще и обчистили! Я им говорю - восемнадцать тысяч долларов украли! Они - ноль внимания! Спасибо, взяли хоть заявление, да что толку? Не найдут. Искать даже не будут. Еще и говорят - надо было в банке держать. Жизни учат, вместо того чтобы работать!
        Что я - чужие деньги хочу присвоить?! Мои, кровные, пусть вернут, больше ничего не надо. Это же мой Сергей Иринке машину оставил, новенький "Форд". Она его продала.
        Брат кивал:
        - Я же лично ему эту машинку сосватал. Куколка, а не машинка.
        Знакомые Ирины - их было немного, чувствовали себя неловко. В основном на поминки собралась родня погибшей - ближняя и дальняя. У этих людей были свои интересы, свои разговоры. Ирину они вспоминали как блаженненькую, ничуть не стесняясь того, что говорят о покойнице.
        - Иринка дурочка, - ласково-пренебрежительно говорил какой-то дальний дядя. - Ты, Липка, говоришь, что она ключи держала у соседки. А дома прятала такую сумму! Ты бы хоть ей объяснила, что так не делают. Если уж у нее своего ума не было...
        - Послушала бы она меня, как же! - плаксиво отвечала та. - В самом деле, дура! Вот прости меня господи - безголовая!
        - Соседку-то хоть потрясли? - спрашивал тот же дядя. - Может, бабка и грабанула квартиру?
        - Куда ей, она же совсем старая, больная, - высморкалась неутешная мать. - А вот внучок у нее, кажется, тот еще... Лет шестнадцати, вид наркоманский, худющий такой, зеленый... Я следователю сказала - вы их проверяйте!
        - А они?
        - Да черт их знает!
        Родственники оживленно принялись обсуждать версию насчет соседей-грабителей. Обсуждали до тех пор, пока кто-то не вспомнил о пистолете:
        - А эта игрушка у бабки откуда?
        - Да мало ли, сейчас что хочешь можно купить! - возразил брат Ангелины Павловны. - Слушай, может, я сам с соседями поговорю? Если они бабки взяли, я с них стрясу!
        Вскоре Иринины гости стали прощаться, но их не отпускали - полагается еще посидеть, куда это годится, надо еще раз выпить, помянуть.. Внезапно Ангелина Павловна схватилась за сердце:
        - Ой, мама...
        - Пить нельзя было, - мрачно сказал брат., Он был почти трезв.
        - Я и не пила, только одну рюмочку...
        - Тебе и рюмочку нельзя. Сильно хватает?
        - Ага, будто клешней... - Она страдальчески сморщилась. - Да не сиди ты, глянь в аптечку, у Ирки были сердечные...
        Он встал и выдвинул ящик стенки:
        - Тут лекарств целая куча... Какие тебе?
        - Давай сюда весь ящик!
        Ангелина Павловна быстро выбрала нитроглицерин, сунула таблетку под язык и завела глаза к потолку. Наконец она отдышалась и с новым любопытством заглянула в ящик:
        - Да тут добра, добра-то... От всех хворей. Гена, ты мне говорил, что у тебя малая плохо спит? У Ирки было шикарное снотворное, она мне показывала, такие фиолетовые бомбочки... И без последствий - вообще без последствий. Уснет как каменная. Американские. Сейчас я тебе презентую .
        Она покопалась в ящике и удивилась:
        - Нету Неужто все съела? Месяц назад показывала, меньше месяца даже... Говорила - шикарно, съел одну штучку - и через пять минут привет, уснул... Да где же они? Она шестьдесят баксов за них отвалила!
        Ящик был перерыт, но шикарное средство не нашлось.
        Ангелина Павловна удивлялась - она знала, что у дочери было много снотворных, она их покупала по рецептам, но использовала редко. А теперь в аптечке остался банальный димедрол, срок годности которого истек в восемьдесят девятом году.
        - Черт-те что! - рассердилась она. - Ничего я тут найти не могу! Да еще Татьяна ко мне пристает, говорит, тут какая-то пепельница бронзовая была. Ну, будто я ее украла! С таким гонором мне это сообщает! Лучше бы замуж вышла, старая метелка! Везде ей надо нос просунуть!
        Теперь Иринины знакомые стали прощаться чуть ли не одновременно. Их больше не удерживали, и те наконец вырвались из душной квартиры Во дворе они перевели дух, постояли еще несколько минут, покуривая и вяло переговариваясь. У всех остался какой-то нехороший осадок от этих поминок. Обсудили, как быть со спектаклем, на который так настойчиво зовет Татьяна. Решили - обязательно Надо идти. Даже те, кто сперва идти отказывался, сейчас переменили свое мнение. У всех появилось чувство, что эти поминки нужно чем-то загладить, перебить - иначе будет несправедливо по отношению к Ирине. Она заслужила, чтобы ее вспоминали по-другому - без пренебрежительных замечаний, без фальшивой жалости к "убогой", без копания в ее вещах и ее судьбе.

***
        Вечером во вторник Татьяна позвонила Михаилу. Он услышал звонок не сразу - все заглушало улюлюканье сирены - залихватский, какой-то хулиганский вой. Он уже несколько раз испытывал свое приобретение. Сирену он купил в обеденный перерыв, из-за чего опоздал на работу - специализированный магазин находился довольно далеко от редакции, а машину он не мог себе позволить. Все сбережения он потратил на сегодняшнюю покупку. До зарплаты оставалось еще несколько дней.
        Сирена стоила тридцать долларов, умещалась на ладони и с виду была больше всего похожа на карманный фонарик. Предназначалась она для дам, которые боятся нападения хулиганов. Стоит крепче сжать кулак, и раздастся этот нестерпимый звук Продавалось изобретение "на ура", несмотря на свою немалую цену. "Сейчас люди редко выглядывают из окон, если кто-то кричит, - пояснил Михаилу продавец. - А вот когда сирену услышат - выглянут, особенно автовладельцы. Все-таки спокойней на душе... Да и нападающий тоже пугается. Испытано, самые лучшие отзывы!"
        Сирену он купил для Милены. Вчера после похорон он весь вечер ломал голову - как обезопасить девочку на спектакле, В том, что с ней попытаются рассчитаться, он почти не сомневался. Если грабил ели украли восемнадцать тысяч долларов и подозревают, что девочка может их выдать, - они будут до последнего отстаивать свою добычу. А что она может им противопоставить? Михаил за кулисы пойти не сможет - если он будет там мелькать, на Милену просто не решатся напасть. Ведь он во всеуслышание предупредил, что будет защищать потенциальную жертву. Ему придется остаться в зрительном зале. Наташа, правда, будет рядом, но когда нападут на девочку, она может оказаться на сцене. Ведь служанка появляется и в первом действии, и во втором, и в последнем. Милена - только во втором, в сцене гуляния. А значит, она почти все время спектакля будет беззащитна. Если бы склонить на свою сторону еще кого-то из актеров, чтобы присматривали за девочкой... Но было поздно выискивать самого надежного из актеров. И слишком рискованно. Кроме того, убийца явно выберет такое место для нападения, чтобы не попасться на глаза свидетелям.
Иначе он просто не нападет. Значит, свидетелей быть не должно... Но тогда - кто спасет девочку?!
        От этих вычислений у него голова шла кругом. Он всю ночь пил кофе, курил больше обычного и почти не спал.
        Как перед шахматным турниром. Но ни один турнир не заставлял его так волноваться. Под утро он припомнил, что когда-то писал маленькую статейку про средства личной защиты - те, за которые несчастную жертву, решившую обороняться, не судят. Поразительный альтруизм по отношению к бандитам - закон оберегает их здоровье! Жертве не дозволяется защищаться слишком активно, превышать так называемую меру самообороны...
        Сирена относилась к самым безобидным средствам - просто личная сигнализация. Она проста в обращении - справится и ребенок. Незаметна - не привлечет внимания убийцы. Главное, чтобы Милена успела сжать кулак...
        Его мороз по коже продирал, когда ему приходило в голову, как непредсказуемо может обернуться его задумка. А если они опоздают и найдут за кулисами только труп девочки?! Получится, что он помог убийце ее уничтожить, создал ему все условия... На какой-то миг он испытал сильнейшее искушение пойти в милицию, все рассказать, попросить вмешаться... Пусть они сами опрашивают всех актрис театра, таскают их на допросы, проверяют алиби...
        Пусть пройдет еще месяц, даже больше, но в конце концов убийц найдут... Может быть. Именно это "может быть" и отрезвило его. "Пока их будут искать, опасность для девочки увеличится во много раз. Она может опознать того подонка, он это понимает, так же как его сообщница.
        Правда, им станет ясно, что имени девушки Милена не знает. Но как только начнутся повальные допросы и выяснения алиби, на Милену откроют настоящую охоту. Только я уже ничем не смогу ей помочь..."
        Он нажал кнопку, и сирена разом замолчала. Звонок телефона показался ему совсем слабеньким по контрасту столько что слышанным воем. Он схватил трубку и поздоровался с Татьяной. Она была в хорошем настроении, меланхолию как рукой сняло.
        - Спектакль завтра, - радостно сказала женщина.
        - Как завтра? - оторопел он. - Так скоро?!
        - А чего ждать? Чем скорей, тем лучше. Вчера после поминок все наши мобилизовались - куда там! Их так разозлили Иркины родственнички, что они все решили прийти на спектакль. А родственников не звать. Да те и не пойдут, нужна им эта Япония! Вот если бы им туда путевочки подарили, на халяву...
        Михаил занервничал:
        - Мне кажется, лучше перенести хотя бы на четверг, ребята не успеют подготовиться...
        - Они всегда готовы, сами сказали. Я сейчас звоню Наташе, чтобы она всех известила.
        - Но ребята давно не играли, нужно порепетировать...
        - Ничего, соберутся завтра пораньше и отрепетируют в лучшем виде. Пусть сами решают, нужно им это или нет - я не вмешиваюсь, ничего в этом не понимаю. Они же у нас умные, как-никак - профессионалы! - издевательски фыркнула она.
        Тут Михаил впал в самую настоящую панику. Если актеры будут еще и репетировать перед спектаклем, ему и подавно не уследить за девочкой. Ее могут убить еще до того, как поднимется занавес. В суматохе спешной репетиции многое пройдет незамеченным. Особенно исчезновение безвестной, ни с кем не дружившей статисточки.
        - А как же публика?! - воскликнул он. - Мы же еще не решили, какую пускать публику!
        - Я решила, - директорским тоном, перед которым были бессильны любые возражения, отрезала Татьяна. - Мы все кончали педагогический, многие так и работают в школах, а Никита стал преподавать в нашем же институте. Так что каждый приведет с собой сливки общества из своего заведения. В том числе и учащихся. Сейчас как раз везде сессии, экзамены, отказать преподавателю побоятся. Я и сама так сделаю. Уже составила список старшеклассников, они все согласны.
        - Но это шантаж!
        - Ничего страшного, пусть приобщатся к культуре.
        Совсем уже очумели от телевизора! К тому же завтра никаких билетов не будет. Вход бесплатный. По приглашениям. А Наташе я скажу, что все актеры имеют право бесплатно привести своих родственников. Последний спектакль, пусть не теряют возможности заснять на сцене своих деток! Уверяю вас - все сбегутся с фотоаппаратами!
        Последним аргументом служило то, что Татьяна уже получила из фотомастерской портрет Ирины, сделанный по срочному заказу и обрамленный красивым черным багетом. Тут уж ему нечего было сказать Он только попросил, чтобы спектакль назначили на более позднее время.
        У него в голове пронеслось расписание уроков немецкою, составленное Виктором Эдуардовичем. Среда, шестнадцать тридцать... Урок будет до пяти. Оттуда до театра - еще минут двадцать... Нужно успеть известить Милену, передать ей сирену, письмо с инструкциями... Только бы ома не струсила, только бы ей удалось сбежать от родителей... И никак ее не поддержишь, никакой обратной связи; если спектакль состоится завтра! Наташа передаст письмо, и на этом контакты кончатся...
        Татьяна успокоила его:
        - Назначила на шесть Я решила, что это мероприятие не для первоклассников, придут люди взрослые, что лучше начать попозже. Сами-то придете? Приход, г обязательно! Потом немножко выпьем, я уже кое-что при думала.
        "В этом я не сомневался, выпить ты любишь", - подумал Михаил и дал отбои. Он стал спешно названивать Наташе. Ноу нее было занято - видимо, директриса сдержала слово и теперь звонила девушке, которая давно уже сделалась чем-то вроде негласной старосты театра. Бросив трубку, он начал писать письмо для Милены. Ему многое нужно было сказать - и как можно короче, чтобы девочка успела все прочесть и не запуталась. "Только бы ей удалось сбежать", - твердил он про себя. Но при этом и сам не знал, чего хочет больше - чтобы девочка участвовала в этом опасном мероприятии или чтобы ей пришлось остаться дома. Михаил знал одно - если она погибнет или еще как-то пострадает, он никогда себе этого не простит.
        Это не шахматы, он борется не за кубок. За чужую жизнь.
        Наташа тоже была в панике, когда перезвонила ему через десять минут. Она закричала:
        - Мы же ничего не успеем! Неужели завтра? Я пыталась ее отговорить, но она не слушает, твердит, что зрители придут, что уже все извещены...
        Теперь Михаилу пришлось взять себя в руки и внушать девушке, что чем скорее все это случится - тем лучше. И она вполне успеет на урок немецкого. Но теперь многое будет зависеть от самой Наташи. Ее задача - передать письмо и сирену. Услышав про сирену, Наташа немного успокоилась. Как видно, девушке это приспособление показалось вполне надежной защитой. Михаил рассчитывал на него очень мало. Да, паника поднимется... Если только Милена успеет нажать на кнопку.
        Они уговорились, как будут действовать. Завтра им вряд ли придется много общаться. Нельзя показать, что они заодно. Наташа идет на урок, встречается с Миленой, и после этого она должна дать девочке возможность убежать. Как это сделать? Михаил посоветовал отвлечь внимание Виктора Эдуардовича, чтобы Милена в это время успела улизнуть из квартиры.
        - У меня есть кассета с немецкими народными мелодиями, друзья как-то подарили для смеху. Вот ее и принесешь своему учителю, попросить, чтобы он перевел тебе слова какой-нибудь песни. Скажем, второй. Милая тирольская песенка, ее поет девочка. У Милены есть плейер, это я точно знаю, она его ко мне приносила. Идеально будет, если он заткнет себе уши наушниками и включит кассету.
        В это время он, конечно, ничего другого не услышит. Она сможет сбежать.
        - А если он ее поймает?
        - Удержи его. Все зависит от тебя.
        - А вдруг мы будем не одни, у нее ведь есть мама?
        - Мать в это время работает. Она медсестра в больнице. Раньше пяти-шести не придет.
        Наташа явно трусила, и он рассердился, в решительный момент - и так спасовать! Михаил внушительно сказал:
        - Наташа, я не понимаю - ты-то чем рискуешь? Ну в самом крайнем случае он обвинит тебя, что из-за твоей кассеты проворонил дочь. Подумай, что Милена будет рисковать намного больше! В лучшем случае, ее поймает отец и опять выпорет. В худшем - ее просто убьют!
        В трубке наступила тишина. Наконец Наташа сдавленно ответила, что она просто волнуется, но не собирается отступать. Она сделает все, что будет нужно. Они назначили время завтрашней встречи. Утром, до его отъезда на работу, девушка приедет к нему на дом и заберет сирену, кассету и письмо для Милены. Следующий раз они увидятся уже в театре. Ему было неловко все перекладывать на девушку, но выхода Михаил не видел. От работы его еще никто не освобождал, завтра было срочное интервью, в компьютере редакции ждали необработанные материалы для большого обозрения, и он только-только успеет вырваться к шести. На прощанье он велел Наташе обзванивать актеров, сообщать про завтрашний спектакль, но ни про какую репетицию ни слова!
        - Вы должны собраться ровно за столько минут до начала, чтобы успеть загримироваться и переодеться, - сказал он. - Милена должна прийти в самый последний момент. Я уже буду в зале и по крайней мере там ее подстрахую.
        Но в зале с ней вряд ли что-то случится. Слишком много народу. Ну и сцена тоже отпадает, к тому же она там появится всего на три минуты. Скорее, они нападут за кулисами.
        - За кем мне следить особенно? - спросила она.
        Судя по голосу, девушка успела собраться с духом. Она заговорила куда уверенней.
        - Например, за Оксаной.
        - За "призраком"? - удивилась Наташа. - За ней-то почему? Потому что она двести рублей сдала на цветы?
        Кстати, больше никто сдавать не собирается... Сволочи!
        - Ольга могла ей завидовать, - пояснил он. - Черт его знает, какие у них могли быть конфликты. Ты не обязательно могла о них знать. Хотя, если так рассуждать, то это Ольга должна была убить Оксану, чтобы заполучить ее роль... Также посматривай за Ольгой-"парикмахершей". Характер у нее, мне кажется, решительный, агрессивная, явно недолюбливала нашу Ольгу. Кроме того, бывала у нее в доме, учила немецкий. Может, это был такой же предлог, как у тебя?
        Наташа несмело призналась, что она тоже опасается второй Ольги. Кроме того, она подозревает, что девица неравнодушна к спиртному - на спектаклях от нее иногда попахивает.
        - Кстати, - припомнил Михаил. - Есть у вас такая загорелая, голубоглазая девочка. Роль у нее небольшая, а то бы я помнил имя. Кто это может быть?
        - Так это и есть Лиза! - воскликнула Наташа. - Наверное, она. Она у нас сейчас самая черная, родители ее таскают пахать на дачу.
        - Та, которая занимала у Ольги деньги? Следи и за ней на всякий случай. Она что-то очень интересовалась тем, кого еще убьют. К сожалению, больше никого назвать не могу.
        Кладя трубку, он еще раз сказал себе, что этого мало, слишком мало. Но его насторожило одно совпадение. Милена рассказывала, что человек, затащивший ее в машину, был очень загорелым, с ярко-голубыми глазами. Лиза могла быть приблизительно описана теми же словами - он сам только что это сделал; - Может быть, родственники?
        Или отдыхали где-то вместе?
        Его мучило какое-то воспоминание, очень важное, как ему казалось... Вертелось рядом, дразнило, но никак не давалось в руки. Тот импровизированный фуршет после спектакля, актеры, рассевшиеся прямо на полу, отделенные от опустевшего зала синим бархатным занавесом...
        Милена, снимающая грим. Возбужденная, радостная Ирина. Директриса, сплетничающая о подруге... Когда он прошел на сцену, его что-то удивило. На один миг, он тут же об этом забыл... Тогда бы ему и в голову не пришло пристально следить за актерами - Милена еще не исповедовалась ему, он ничего не подозревал... Но было нечто, связанное именно с ребятами, отчего он на миг удивился. А потом забыл.
        "Ирина поехала домой, и вскоре ее убили, - твердил он про себя. - Это был ют самый вечер, когда она умерла Когда ее убили. Как :) то случилось? Предположим, она пришла домой, заперлась, через некоторое время в дверь позвонили... Или стали отпирать без звонка? Нет, так быть не могло, она бы сразу забеспокоилась, вызвала милицию.
        Она хранила дома деньги и боялась... А если позвонили и она открыла - значит, открыла кому-то знакомому, "может, актрисе из театра..."
        "Нет! - оборвал он себя. - Ты, шахматист несчастный, вспомни личный опыт - все любят повторять ход, который однажды удался. Я знаю, что эти подонки сделали копии ключей от квартиры того несчастного Ольгиного ухажера. Но в его квартире, по словам Милены, была еще и сигнализация - значит, ключи сделали просто для страховки, на тот случай, если бы ухажер сам не открыл. Если те же самые люди решили ограбить Ирину - они повторили бы этот ход. Ключи. Ключи можно выкрасть, сделать копии и вернуть на место. Скажем, во время репетиции.
        Тогда понятно, зачем этому мужику была нужна одна из актрис. Ирина все время носилась среди актеров, ее сумка, вероятно, не висела в это время у нее на плече, была вполне доступна. Можно незаметно достать ключи, выйти на минутку из театра, передать их сообщнику. В металлеремонте могут сделать копии за полчаса. Тем же манером ключи возвращаются в сумку. Ирина бы и не заметила. А Ольга ходила на дом к режиссерше, просила вернуть деньги... И видела, откуда та достает деньги! Это было в апреле, они готовились к ограблению давно... Но ключи, вероятно; удалось сделать в самое последнее время - иначе бы они ограбили Ирину еще в апреле!"
        Ему стало жарко, он подошел к окну и пошире открыл его. Ни луны, ни звезд Михаил не увидел, значит, небо было в тучах - так темно, что не различишь. Если бы пошел дождь... У Ирины никакой сигнализации не было - Наташа рассказывала, как просто они вошли в квартиру вслед за старухой-соседкой. Значит, было достаточно копии ключей. Но тогда... Тогда убийцам вовсе не нужно присутствие в доме хозяйки! Напротив - они бы постарались обокрасть квартиру, когда Ирины нет дома! Когда они точно знают, что она придет не скоро... Фуршет после репетиции... Фуршет. Ее праздник, с которого она, наверное, ушла одной из последних... Но ведь кто-то ушел сразу после спектакля! Когда он зашел за занавес и увидел актеров с шампанским в пластиковых стаканчиках, он Подумал...
        Подумал...
        Михаил сорвал телефонную трубку и набрал Наташин номер. Ее позвали с неохотой - видно, эти звонки неизвестного мужчины стали раздражать родителей. Наташа, услышав его голос, испугалась:
        - Что случилось? Все отменяется? , - Вспомни, кого не было на фуршете; двадцать восьмого мая? Ваш последний спектакль с Ириной, потом фуршет - вспомни!
        - Кого не было? - растерялась она. - Я не знаю, я не помню... Милена ушла пораньше...
        - Нет, кто-то ушел еще раньше! Какая-то из девиц, я еще подумал - странно, что она не соблазнилась шампанским!
        Наташа запаниковала и обещала вспоминать всю ночь.
        Если вспомнит - сразу перезвонит, в любой час. Можно?..
        Но он уже вспомнил сам. И покрылся испариной - на эту девушку никто не думал.. Красавица-аристократка. Лена.
        - Почему вы молчите? - жалобно спросила Наташа. - Так можно вам звонить ночью?
        - Не надо, - опомнился он. - Ложись спать. Завтра все объясню.

***
        Во вторник Анастасия вернулась с работы поздно - ее никто не задерживал, она осталась сверхурочно по собственной инициативе. И уж конечно, не для того, чтобы выслужиться перед Алисой. Настя делала вид, что в упор ее не замечает. Та держалась такой же политики. Ни слова про пистолет, про звонок следователя - Алиса даже не упомянула об этом. И Настя поняла - победа! Почти победа! Во всяком случае, день был явно удачнее вчерашнего. Домой ее привез Петр. Он все еще хмурился, явно прикидывая, какую кару придется нести за умолчание о пистолете. Но Настю, конечно, ни в чем не упрекал. Даже улыбнулся, сказав, что к тому времени, как новая косточка авокадо пустит росток, Настя явно получит повышение по работе.
        - Надеюсь, ты меня повысишь раньше, - возмутилась она. - Косточка прорастает месяца четыре!
        Они попрощались у подъезда, и Настя поднялась к себе одна. Позвонив в дверь, она обмерла - в ответ раздался знакомый, такой знакомый собачий визг!
        - Синатра! - Черный комок выкатился ей под ноги, порвал тонкие колготки, расцарапал лодыжку. Настя схватила извивающуюся, похожую на угря собаку и прижала ее к груди:
        - Синатра, надо же!
        Колька вопил, пытаясь вырвать собаку и прижать ее к себе. Мать, запирая за Настей дверь, возбужденно рассказывала, как она повела детей гулять в парк, как они увидели мальчишек, которые волокли на веревке таксу, как такса вдруг завизжала и стала грызть веревку.. Мальчишки отдали собаку не без боя, но выхода у них не было - увидев своего прежнего маленького хозяина, Синатра обезумел, стал рваться к Кольке. Пришлось обрезать веревку, иначе собака повесилась бы па ней. Оказалось, мальчишки только что отловили таксу на помойке и гордо повели гулять.
        - Две недели где-то шлялся! - Настя наконец отпустила собаку и тщательно ее осмотрела. - Вроде не покусали... Знаешь, надо купить ему таблетки от глистов, мало ли чего он нахватался на помойках, а тут дети с ним целуются...
        В дверь опять позвонили - это вернулся из магазина отец. Он был здесь, когда жена прибежала с прогулки, катя коляску с Леркой и волоча за собой мальчишку с собакой.
        В руках у отца Настя увидела коробку с тортом.
        - Для этого артиста! - торжественно объявил отец и, перерезав бечевку, снял крышку:
        - На, лопай! , И собака, не заставляя себя долго упрашивать, поставила передние лапы на край торта и стала есть - из середины. Настя никогда бы не поверила, что отец способен устроить такое безобразие - она-то помнила, как он обиделся, когда собака уничтожила приготовленный для родителей торт. Она и сама тогда возмутилась и даже прибила наглую тварь. Но сейчас с умилением смотрела, как такса ест и толстеет на глазах. Наконец Синатра громко вздохнул и, стуча когтями, отошел в сторонку. Взобрался на кресло, внимательно оглядел собравшихся и сделал вид, что уснул. Один из его обычных номеров - чтобы "не слышать", как его прогоняют с кресла. Но сегодня никто не посмел бы тронуть собаку. Все были счастливы.
        Настя возилась с маленькой Леркой, когда к ней в спальню заглянула мать:
        - Слушай, как ты считаешь, нужно сообщить следователю, что собака вернулась?
        Вопрос Настю рассмешил, но так как дочка уже засыпала, она только улыбнулась и негромко ответила:
        - Хотя Синатра и вредина, но огнестрельным оружием считаться не может. Я и так вчера сообщила про пистолет. Может, на свою голову. Этот Валентин Павлович, наверное, до сих пор рвет и мечет.
        Валентин Павлович в этот поздний час все еще сидел на работе. Сказать, что он был озадачен - значило мягко выразиться. Вчера он передал данные по пистолету в розыск. Должны были проверить все всплывшее с двадцать пятого мая оружие - бесхозное, конфискованное, найденное, брошенное... Марка была не очень распространенная, и, несмотря на то что серийного номера никто сообщить не смог, Балакирев рассчитывал, что оружие рано или поздно всплывет и будет замечено. Но он и думать не мог, что оно уже приобщено к делу... Правда, совсем к другому.
        Справку о "Таурусе" он получил в пятом часу вечера - Балакирев как раз заварил чаю и отдыхал, блаженно вспоминая позавчерашний дачный денек, осторожно поводя сгоревшими плечами - их неприятно раздражала ткань рубашки. Ничего дурного он в эти минуты не ждал. Во всяком случае, ничего особенно дурного...
        Выяснилось, что шестизарядный пистолет "Таурус" бразильского производства уже проходил по делу об убийстве или самоубийстве Ирины Сергеевны Гульчук, пятьдесят седьмого года рождения, москвички, руководительницы театра-студии "Жест"...
        Прочитав это, Балакирев оцепенел. Из справки значилось, что Гульчук застрелилась или была застрелена вечером двадцать восьмого или ночью двадцать девятого мая. Юрий, присутствовавший при получении справки, тоже был озадачен.
        - Надо же, ведь наша вещь, а куда попала, - проговорил он. - У Мулевина пистолет взяли двадцать пятого и уже через три дня пустили в дело. Оказывается, был глушитель, вот почему никто не слышал выстрела. А как же наш Ватутин?
        Он заглянул в бумаги и присвистнул:
        - А его-то мы прибрали двадцать седьмого. Режиссерша была еще живехонька. Что же это получается? В этой шайке еще кто-то завелся?! Ольга, ее папаша и кто-то еще? Валентин Павлович, может, вызвать Ватутина?
        - Не надо, - раздраженно и несколько растерянно ответил следователь. - Сегодня не надо. Пусть посидит спокойно.
        Глава 18
        - Слава тебе господи, дождик! - встретил ученицу Виктор Эдуардович. - Дождались... У вас дача есть? Все дачники, наверное, счастливы.
        Наташа ответила, что дачи у ее родителей нет. Она робко поставила в угол мокрый зонтик, и по линолеуму тут же зазмеилась тонкая струйка воды. Дождь за окнами падал сплошной шипящей стеной, и Виктор Эдуардович посочувствовал девушке:
        - Промокли, наверное? Наденьте тапочки. Это ученические, специальные.
        - Можно причесаться? - спросила она.
        Учитель удивился этой нерешительной просьбе:
        - Конечно! Ванна - следующая дверь. Красное полотенце - для учеников.
        И ушел в комнату готовиться к уроку. Она слышала, как он крикнул, что, наверное, в такую погодку кто-нибудь обязательно отменит занятие и они с Наташей смогут позаниматься подольше. Она ответила без фантазии: "Да, наверное!" Прошла в ванну. Увидела в зеркале свое бледное лицо и испугалась - наверное, по ней можно заметить, что она не в себе. Виктор Эдуардович прошагал по коридору на кухню. Как передать Милене письмо и сирену? Все это было уложено в черный маленький пакетик.
        Оставить в ванне в надежде, что девочка сама заберет? А если Виктор Эдуардович заглянет сюда раньше дочери? И как девочка догадается, что пакетик - для нее?
        Дверь ванны приоткрылась, в щели показалась детская рука. Наташа сунула в протянутую ладонь пакетик и с ужасом подумала, что Милена не знает, что там запаковано, может сжать кулак, сирена заорет... Тогда все пропало. Но за дверью было тихо. Девушка вернулась в большую комнату. Через минуту туда вошел Виктор Эдуардович с большой кружкой:
        - Попейте чаю, не дай бог простудитесь. Ну, с чего мы сегодня начнем? Разговоры в сувенирных магазинах нужны, как вы считаете? Сувениры покупать будете? Или отработаем телефонные разговоры? Предупреждаю - с такими слабыми познаниями вы вряд ли сможете понять собеседника. Особенно по телефону - это намного труднее.
        Наташа достала из сумки кассету:
        - Я хотела у вас попросить перевести одну песенку. Знаете, я давно собиралась учить немецкий язык, он мне нравится...А кассету прислали из Германии мои друзья. Это народные песни. Хотелось знать, о чем поют.
        Виктор Эдуардович пожал плечами:
        - На это уйдет больше чем полчаса. Лучше позаниматься.
        - Но мне так хочется узнать слова... Хотя бы пару песенок. Первую и вторую.
        - Вы согласны потратить свое оплаченное время на песенки? - еще больше удивился он. - Ну... Дело хозяйское. Об одном я вас попрошу - если вас кто-нибудь спросит, у кого вы брали уроки - меня не называйте. Боюсь, что вы заучите всего пару слов, а для меня это плохая реклама!
        Наташа дала учителю слово не выдавать его, и даже выдавила слабую улыбку. Чтобы скрыть волнение, схватила кружку с чаем и стала отхлебывать по глоточку. Виктор Эдуардович повертел кассету и выдвинул ящик стола.
        Оттуда появился маленький красный плейер.
        - Вообще-то он" дочки и,. - но она у нас наказана, - о добродушной улыбкой пояснил он. - На время оставлена без музыки. Давайте послушаем ваши песенки.
        Он надел наушники, вставил кассету и нажал кнопку воспроизведения. Отрегулировал громкость и стал слушать - внимательно, даже чуть приоткрыв рот от старания понять слова. Наташа слышала только слабое эхо веселой песенки. Пел какой-то мужчина, потом, видимо, вступил хор.
        "'Господи, если Милена будет копаться, ему придется переводить всю кассету, - нервничала она. - Ну, беги же, беги!"
        Милена будто услышала ее немой зов. В коридоре послышались осторожные шаги. Они приближались к входной двери, щелкнул ключ, Наташа стиснула в руках обжигающую кружку и преданно уставилась на Виктора Эдуардовича. Внезапно тот щелкнул кнопкой и отключил плейер.
        Милена не остановилась, и Наташа поняла, что сейчас произойдет катастрофа.
        - Про что он поет? - громко спросила она. Слава богу, Милена поняла и затихла.
        - Про то, что без тюрингского кнедля он не рад воскресенью, - с улыбкой пояснил Виктор Эдуардович. - Очень содержательная песня. С вас довольно?
        - Нет, пожалуйста, вторую!
        Он пожал плечами и снова надавил кнопку. До Наташи донеслись задорные звуки вступлениями потом звонкий девчоночий голос стал лихо выводить тирольские трели. Одновременно с этим Наташа услышала, как открывается входная дверь. "Потише", - умоляла она про себя Милену. "Погромче!" - приказывала она неизвестной тирольской девочке. И та слушалась - распевала так, что любо-дорого... Виктор Эдуардович улыбался, слушая песенку. Было видно, что он даже немного растроган. Наконец учитель выключил плейер и снял наушники.
        - Какой чудесный голосок! Наверное, этим трелям не научишься, надо родиться с таким горлом... Девочка поет, как славно гулять с мамой по зеленому летнему лесу.
        В общем, смысл сводится к этому. Жизнь прекрасна. Ну, я думаю, что теперь-то с вас хватит? Уверяю - остальные песенки будут примерно такого же содержания.
        И Наташа радостно подтвердила, что теперь с нее действительно хватит. Она знала, что Милена уже на свободе. За окном слабо сверкнула молния, после минуты затишья над дальними крышами глухо разбился гром. "Только бы она не испугалась грозы", - подумала Наташа и тут же улыбнулась - она никак не могла отвязаться от мысли, что имеет дело со слабым, инфантильным ребенком. А ведь Милена только что обеспечила себе серьезную порку по меньшей мере. Наташа взглянула на руки Виктора Эдуардовича - большие мясистые руки, поросшие бледными волосками. И ее вдруг передернуло, она поставила кружку на стол и стала повторять за ним немецкие фразы.

***
        Михаил вошел под козырек кинотеатра и стряхнул зонтик. Ливень, который час с лишним падал на Москву, на глазах превращался в моросящий, ласковый дождик. Где-то на востоке уже появлялись голубые проплешины в тучах. Машины, проезжающие по бульвару, поднимали фонтаны желто-бурой воды. Он закурил, взглянул на часы. Без двадцати пяти шесть. Все-таки слишком рано... Михаил так рвался из редакции, плел какую-то галиматью про больную родственницу, его отпустили, видно ничуть не поверив. Под козырьком почти никого нет. Только две нарядные женщины жмутся к старой афише, негромко переговариваясь, поглядывая в его сторону. К остановке подъехал троллейбус, щелкнули двери, вышли несколько пассажиров. Его будто обожгло - Лена! Девушка побежала к кинотеатру, прикрываясь разорванным пакетом, глянула на него, крикнула:
        - А что вы не заходите? Идите, в зал уже пускают!
        - Да, знаю, - сказал он, глядя на ее счастливое, румяное личико. - Сейчас пойду.
        Она скрылась за стеклянными дверями. Женщины пошли за ней. Из подъехавшей машины вышла компания - пять человек, мужчины и женщины. У женщин в руках цветы. Они тоже пошли к кинотеатру. "Наверное, сливки общества, - подумал он. - Надо идти. Но, я бы все-таки хотел увидеть Милену..."
        Он знал, что сегодня актеры будут заходить через служебный вход, чтобы не мешаться со зрителями. И все-таки не мог уйти, стоял еще несколько минут, разминая в пальцах потухшую сигарету. К кинотеатру тянулись люди - .молодежь в сопровождении взрослых, просто молодежь, просто взрослые. Он заметил у некоторых фотоаппараты и понял, что, скорее всего, ребята воспользовались случаем еще раз привести на спектакль родителей.
        У входа в зал стояла Татьяна. Она выглядела ослепительно - черное обтягивающее платье, сверкающая брошка у горла, красный маникюр. Женщина кивнула Михаилу:
        - Идите, занимайте место получше. Актеры уже все собрались, Наташа прибегала, спрашивала, как дела. Ничего, идет народ. Будет больше половины зала. А полный зал и не нужен, правда? Это все-таки вечер памяти, а не предвыборное собрание.
        Он вошел, отыскал себе место. Ближе пятого ряда сесть уже не удалось. Черный сатиновый занавес был задернут. Актеров не было видно, но время от времени занавес начинал колыхаться - наверное, там поправляли декорации или просто припадали к многочисленным дырочкам, разглядывая зал. Он сел рядом с какой-то тучной женщиной, явно страдающей от тесноты кресла и духоты.
        Быстро помолился, сам себе удивляясь - даже перед международным турниром он так не переживал. Будто решается его собственная судьба.
        Перед сценой на высоком табурете, покрытом черной тканью, стоял большой фотографический портрет Ирины.
        Перед ним - несколько букетов в стеклянных банках.
        Михаил и подумать не мог, что Ирина когда-то так выглядела. Ясные, улыбчивые глаза, доверчивый взгляд, намек на улыбку - губы как будто только что дрогнули. Пышная волна завитых волос разбросана по плечам. Фото анфас Конечно, никаких намеков на горб. Наверное, в профиль женщина вообще не снималась.
        В шесть часов, когда в зал еще входили зрители, на сцену поднялась Татьяна. Она встала посередине, подняла руку, извинилась, что нет микрофона. Но она надеется, что ее и так все услышат.
        - Я знаю, - сказала она, - что сейчас здесь собрались не случайные люди. Кто-то из нас знал и любил Ирочку.
        Кто-то давно потерял ее из виду, а некоторые дружил и до последнего времени. За занавесом вас ждут ее ребята. Ира сделала из этих ребят замечательных актеров. Сделала и ушла.
        В зале кто-то кашлянул. Было тихо. Опоздавшие зрители, увидев на сцене Татьяну, продвигались на цыпочках.
        - Двадцать восьмого мая Ира трагически погибла, - сказала Татьяна, почти не повышая голоса. Но ее все услышали - такая стояла тишина. - Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить ее память и в последний раз посмотреть спектакль, которому она отдала свою последнюю весну...
        "О, боже, - подумал Михаил, глядя, как задрожало лицо Татьяны. - Если она расплачется... Неужели опять выпила?!" Но та справилась с собой и продолжала. Она коротко рассказала о том, как создавался театр-студия, как работали актеры, как и почему была выбрана именно эта пьеса, никогда не ставившаяся на российской сцене. Она закончила речь так:
        - Ире было сорок два года. Кто-то скажет, что она прожила мало и успела сделать не много... Но мы все знаем, что будем помнить ее всегда.
        Кто-то в зале сделал попытку захлопать, но на него шикнули. Полная дама рядом с Михаилом равнодушно крутила кольцо на оплывшем пальце. Это явно была родительница кого-то из актеров.
        - А теперь мы начинаем! - сказала Татьяна и спустилась со сцены. Она прошла неподалеку от Михаила, заметила его и легонько махнула рукой, показывая назад. Он встал и прошел за ней. На десятом ряду было немало свободных мест, и они сели рядом.
        - Я ужасно говорила, - шепнула Татьяна, не глядя на него;
        - Нет, очень хорошо, - возразил он. - Почему они не начинают?
        Против воли он сказал это излишне нервно, и она успокаивающе коснулась его руки:
        - Начнут, никуда не денутся. Все в сборе. Даже эта маленькая девочка пришла, ваша приятельница.
        - Милена?
        - Да. Наташа мне сказала. Интересное у нее имя. Она что - нерусская?
        - Отец эстонец, - ответил Михаил и увидел, как расползается в стороны черный занавес.
        Это была пытка. Первые десять минут на сцене не было ни одной девушки. Все за кулисами. И Милена в том числе - одинокая, беззащитная. Молодой самурай Владик прогуливался с друзьями по берегу реки и утверждал, что слышит звуки музыки. Никто, кроме него, этих звуков не слышал. Но постепенно сцену, а за ней и зал начали наполнять жалобные, монотонные звуки. Ирина рассказывала Михаилу, каких трудов ей стоило достать пластинку с записями японской придворной музыки. И вот раздвинулись седзи - оклеенные бумагой ширмы, и перед зрителями появились две молодые девушки. Лена - аристократка, дочь пожилого сумасшедшего самурая. И Наташа - ее верная служанка. Между самураем и молодой аристократкой вспыхивает мгновенная любовь. Они обмениваются клятвами любить друг друга вечно. Но тут появляется безумный отец девушки, который сошел сума после того, как ему изменила вторая жена. Старику кажется, что перед ним опять сцена измены, и он заносит над влюбленными длинный сверкающий меч... Сцена погружается в темноту, раздается жалобный женский крик и оглушительная музыка. Когда снова становится светло, молодой самурай
рассказывает спутникам, что ему только что приснился удивительный сон. Всем ясно, что эти страшные события ему только приснились...
        - Черт, где мой веер, - сдавленно шептала Лида, обшаривая шкафчик в уборной, переделанной из чулана.
        - Девчонки, где мой веер? Не видели веер?!
        Она была в полном гриме кокетливой гейши - белое лицо, алые капризные губки, яркое кимоно, перехваченное на животе и груди широким красным поясом. Девушки помогали ей искать, но все было бесполезно. Лида была в отчаянии:
        - Сейчас мой выход, где веер?! Сволочи, кто его взял?!
        - Не психуй, - испуганно уговаривала ее Наташа. - Выйдешь так!
        - Гейша без веера?! Да пошла ты!
        Наташа металась за своей перепуганной госпожой. В этом действии она снова играла служанку, только уже не аристократки, а молодой гейши. В уборной было тесно - переодевалась одна из статисток, Оксана заканчивала свой зловещий грим для последнего действия - грим призрака с бескровными белыми губами, огромными тенями вокруг глаз... Она поправляла прическу и шутила:
        - Я на Лиду похожа. Правда, девчонки? Прямо как из клипа "Взгляд изнутри"...
        На сцене вовсю шло народное гуляние. Продавец фонарей издевался над старухой, которая непременно желала купить самый прочный фонарь. Он уверял ее, что этот фонарь будут зажигать еще в ее память, когда та умрет.
        Старуха злилась и уходила без покупки. Другой продавец орал, что у него самые лучшие наряды, третий продавал суши, четвертый крабов... Торговцы ссорились из-за места, веселились вовсю, хватали за рукава покупателей, тащили их к своим лоткам. Это была веселая суматошная сцена, где участвовало много народу. Ольга-"парикмахерша" стояла на пороге гримерки, выжидая момент, когда нужно будет бежать на сцену.
        - Мне бы фонарь хороший... - твердила она себе под нос, повторяя слова. - Где тут хорошие фонари?
        - Где мой веер? - взвизгнула Лида так, что ее наверняка услышали даже актеры на сцене. Оксана раздраженно повернулась:
        - Да прекрати, возьми мой!
        - Белый? Спасибо!
        Наташа увидела Милену. Была договоренность, что девочка будет держаться особняком, чтобы дать возможность напасть на себя. Михаил написал в письме, чтобы Милена удержалась от искушения быть поближе к Наташе. Иначе все пропало, сегодня ничего не случится, придется обращаться за помощью в милицию, а там... Но Милена, судя по ее виду, не трусила. Девочка держалась даже слишком безучастно, как показалось Наташе. Она пришла за несколько минут до начала представления.
        Впрочем, торопиться ей было некуда - на сцене она по является через двадцать пять минут после открытия занавеса, грим самый простой, кимоно хранится в гримерке...
        Они с Наташей не обменялись ни словом, даже не глядели друг на друга. Малейший намек на какие-то тесные отношения - и все пропало - так предупреждал Михаил.
        "Железная девчонка, - не без уважения подумала Наташа. - Я бы на ее месте с ума сходила. А она будто спит на ходу. Может, эстонский темперамент сказывается?" Но плечо у нее все еще хранило следы Милениного темперамента - желтоватый ореол синяка. Наташа поправила кимоно на плече, шепнула Ольге, что той пора на сцену. Та помчалась и, не доходя одного шага до освещенного пространства, резко переменила походку. Она кокетливо изогнулась, прищурила глаза и принялась певуче спрашивать, где продаются хорошие фонари. Все шло как по маслу, только Лида все больше впадала в отчаяние. Веера нигде не было.
        - Спроси у этой дуры, может, она взяла? - рыдающим голосом попросила Оксана, дергая за кимоно Наташу.
        Та обернулась:
        - Кто взял?
        - Да эта девчонка, вон стоит!
        - Милена?
        - Да, да! И чего она приперлась, без нее бы сыграли! - Лида уже начинала плакать, и это могло погубить грим.
        Гейша в слезах - ужасно... Веселая разбитная девица из бубличного дома - и вдруг плачет.
        Оксана забеспокоилась, она почувствовала, что дело может кончиться провалом. Она встала и принялась перетряхивать тряпье. Смела со стола цивильную одежду актрис и под ней обнаружился искомый алый веер с золотыми фениксами.
        Лида по-птичьи вскрикнула, схватила веер, раскрыла его и семенящей походкой двинулась на сцену. Наташа побежала за ней. Молодые гуляки, парни из массовки, давно ожидали девушек, и теперь вся эта веселая компания завладела сценой.
        Они шумели, пели непристойные песни, торговались и мало-помалу начинали обсуждать болезнь молодого самурая, которого все в городе любили и уважали. Гейша, заинтересованная его нелюдимостью, дает слово, что вылечит его собственными средствами. Служанка хихикает и подтверждает, что ее госпожа - волшебница! Мертвого оживит!
        Лена-"аристократка" стояла у открытых дверей уборной, обмахиваясь снятым с головы париком. За сценой было невыносимо душно. Оксана окликнула ее:
        - Водички не достанешь?
        - Где же я тебе возьму водички? Надо в туалет идти.
        - А у Татьяны? Она вроде что-то припасла. Ты видела? Стоят в мастерской какие-то пакеты. Может, там есть?
        Лена пожала плечами:
        - Так сходи и посмотри. Буду я в этих пакетах рыться.
        - Мне скоро выходить, а ты уже свое отыграла.
        - Ну, ничего не скоро, ты только через двадцать минут выходишь. Я вообще пить не хочу. А вот покурить не откажусь. Не хочешь?
        Оксана с досадой отмахнулась, и Лена удалилась в глубь закулисья. Тут все было перегорожено досками, по углам стояли жестяные коробки из-под кинолент, всюду висели плакатики: "Не курить". Она прошла мимо Милены. Девочка даже не взглянула на нее. Сейчас она должна была выйти на сцену, чтобы сыграть свою крохотную роль.
        - Счастливо, - тихо сказала ей Лена.
        Та вздрогнула, отшатнулась, дикий страх исказил ее лицо. Она почему-то держала правую руку сжатой в кулак, будто собиралась кого-то ударить.
        - Я говорю - счастливо сыграть, - повторила Лена, остановившись перед девочкой.
        Она была намного ее выше... Милена, оцепенев, смотрела ей в лицо. Приоткрыла рот, будто для ответа, но не издала ни звука.
        - Может, не будешь выходить? - спросила Лена.
        Она говорила совсем тихо. - Тебе что - плохо? Почему ты тут стоишь?
        Милена молчала. Ее кулак задрожал.
        - Здесь душно. - Лена огляделась по сторонам. - Хочешь, пойдем поищем минералки? Я знаю, где вода, Татьяна купила. Это рядом. Почему ты молчишь?
        Из уборной выглянула Оксана, повертела головой, заметила девушек и тихо окликнула Лену:
        - Все равно же без дела шляешься, будь человеком - принеси попить! У меня горло садится, меня же никто не услышит!
        - Ты идешь на сцену или нет? - уже раздраженно повысила голос Лена. Она обращалась к девочке. - Между прочим, действие скоро кончится!
        И та, будто ветром подхваченная, выбежала на сцену. Ее неровная, широкая походка сразу бросалась в глаза. Да, она не была профессионалкой, жрала из рук вон плохо, но Михаил, увидев девочку среди гуляющих повес, испытал такое счастье, будто перед ним появилась Софи Лорен. "Живая!" - радостно сказал в нем какой-то голос. А другой голос, не столь оптимистичный, откликнулся: "Значит, они не решились..." Но он уже и сам не знал, чего хочет Милена появлялась в сцене гуляния в самом ее начале, а теперь вышла в конце. За те несколько минут, пока он ждал ее появления, отмечая опоздание, Михаил испытал такие муки, перед которыми любое расследование теряло смысл. У него даже мелькнула мысль, что все кончено, девочка лежит где-то за кулисами мертвая, она не успела подать сигнал, потеряла сирену...
        - Надо же, как вы переживаете искусство! - заметила Татьяна, глядя на его бледное, искаженное лицо. - Ведь не первый раз смотрите! Но Ирка молодец. Как она их выдрессировала! Играют без режиссера, без всякой организации... А любо-дорого посмотреть. Только вот, - она интимно понизила голос, склоняясь к нему, - ваша протеже совсем никуда не годится! Ходит, как корова. Надеюсь, это не ваша дочка, нет? Вы, вообще, женаты?
        И ему показалось, что сквозь сладкий запах ее духов пробивается знакомый водочный дух. Он извинился и слегка отодвинулся, не отрыва" глаз от сцены. Милена купила фонарь у торговца и ушла. Уходя, она пыталась изображать семенящую походку. Но это ей не удавалось...
        ...Сцена гуляния заканчивалась. Гейша давала слово соблазнить самурая во что бы то ни стало. Нельзя же допустить, чтобы этот прекрасный молодой человек зачах от какой-то непонятной тоски! Гуляки по одному уходили со сцены, и свет медленно угасал. Наконец остался только слабый голубой луч, и снова послышалась музыка - странная, монотонная, в самом деле загробная. Она становилась все громче, и когда свет загорелся в полную силу, на сцене снова были один парни. Михаилу снова предстояли терзания - он теперь не знал, что делают девушки за кулисами.
        ...Оксана осторожно осушила стакан с минеральной водой. На краю стакана остался белый ободок грима от ее губ. Она повернулась к зеркалу и придирчиво осмотрела свое лицо. Наташа тоже поправляла грим. Она опять должна была появиться на сцене - госпожи три, а служанка-то одна, хоть разорвись! Девушка нервничала. Она не видела Милены. Удалившись со сцены, девочка больше не показывалась ей на глаза. Где она была? Наташа все время прислушивалась, ожидая, что заревет сирена. И хотела, чтобы раздался этот звук, и боялась этого.
        - Хочешь водички? - спросила Оксана, снова наполняя стакан минеральной водой. - Остаточки...
        - Нет... Да, - невпопад ответила Наташа и схватила стакан. - Где ты взяла воду?
        - Ленка принесла Сперла из Татьяниных запасов.
        Сейчас всех поит. Стаканы тоже там стояли, Татьяна из буфета взяла напрокат. - Оксана рассмеялась, кивая на полупустой поднос в углу:
        - Все растащили. Думаю, что обратно не вернут, поставят где-нибудь за кулисами.
        - Нам скоро выходить. - Наташа вышла из уборной, посмотрела на сцену. Молодой самурай как раз зажигал шелковый фонарь. Ему запретили это делать родственники, так как он и без того находился во власти каких-то злых духов. Но он не в силах следовать запрету. Самурай зажигает фонарь я ждет, не придут ли к нему духи умерших предков.
        - Пора! - Оксана взяла свой белый веер, наполовину раскрыла его и медленной скользящей походкой двинулась на сцену.
        Наташа пошла за ней. Предпоследняя сцена".. Свидание влюбленных. Потом еще одна сцена, и конец... Неужели они так и не решатся напасть?! И где, в конце концов, Милена?! Внезапно Оксана остановилась, не дойдя до сцены нескольких шагов. Она смотрела куда-то в глубь кулис, и Наташа, последовав ее примеру, увидела там высокую улыбающуюся блондинку в спортивном костюме. Эту женщину она видела впервые. Зато Оксана, видимо, хорошо ее знала.
        - Мама, - с ненавистью произнесла девушка. - Ты что здесь делаешь?!
        - Я опоздала. - Женщина подошла поближе. - Еле прорвалась через служебный вход, сказала вахтерше, что я твоя мать. А с главного уже ни кого не пускали, там заперто...
        Имею я право хоть раз тебя на сцене увидеть?! Все некогда и некогда, ты же знаешь, как меня достали эти вьетнамцы!
        - Пошла отсюда! - зашипела Оксана, топая ногой. - Пошла!
        Наташа ничего не понимала. Она видела только, что женщина очень расстроилась Ее грубое размалеванное лицо погасло - а еще секунду назад она казалась почти красивой.
        - Иди в зал, дура! - шипела Оксана, наступая на женщину. - Иди отсюда, ты мне все портишь!
        - Нам пора. - Наташа удержала ее за рукав. В самом деле, молодой самурай на сцене начинал нервничать.
        Духи предков что-то запаздывали с появлением.
        Оксана вырвала рукав и отправилась на сцену, нервно раскрывая на ходу веер. Но она скоро справилась с собой, и ее походка приобрела прежнюю, призрачную легкость.
        Наташа шла за ней, стараясь попадать в ногу. Так задумала Ирина. Сколько она билась, чтобы научить девушек ходить, не сгибая ногу в колене - будто скользя по льду...
        Обе шли без обуви, в белых простых носках. Владик-"самурай" искренне обрадовался их появлению. Он уже начинал думать, что с ними что-то случилось.
        ...Теперь, когда на сцене находились всего три актера, за кулисами стало многолюдно. Украденную Леной бутылку минеральной воды выпили в два счета. Она отправилась за другой. Ребята расселись на коробках из-под пленки, оправляли костюмы, шутили, обсуждали ход действия. Все сходились на том, что сегодня играют прилично.
        - Жаль только, что в последний раз, - вздохнула Лида.
        Она обмахивалась своим ярким веером, но от закулисной жары это не спасало. Вентиляция по-прежнему не работала. - Я так психовала, перед тем как выйти... А все так быстро кончилось Спрашивается - кому мы теперь нужны?
        Стали обсуждать, как быть дальше. Бросать театр окончательно никому не хотелось. Хотя на лето многие разъедутся, других увезут на дачи родители", у кого-то сессия, экзамены... Лида стояла на своем:
        - И очень глупо, что мы так разбегаемся! Думаете - осенью удастся собраться? Фиг!
        - Не кричите так! - попросила голубоглазая статистка. - Вас на сцене слышно.
        - Ничего там не слышно, мы же их не слышим.
        - Вы кричите, потому и не слышите, - обиделась Лиза. - А народу много пришло. И мои родители явились.
        Последний раз все-таки...
        - Ну, зато насмотрелись на тебя от души, - бросил кто-то, намекая на ничтожную роль Лизы. Та окончательно расстроилась и замолчала.
        Вернулась Лена с двумя бутылками минеральной воды.
        Она поставила их на пол перед ребятами и предупредила:
        - Больше брать не буду, там осталось всего ничего.
        Стаканы есть?
        Ольга-"парикмахерша" достала из-за пазухи маленькую бутылочку коньяка:
        - Сделаем коктейль?
        - Не дури, тебе еще раз на сцену идти, - возразила Лена, шутливо пытаясь отнять у нее бутылочку. Нота дернула плечом:
        - Да я немножко! Неужели больше никто не хочет?
        Если на всех разлить, получится по две капли.
        В конце концов согласились все. В самом деле, минеральная вода была только чуть подкрашена коньяком. Некоторые даже вкуса не почувствовали. Парни принялись расспрашивать Лену, что за выпивку приготовила директриса. Наверное, опять это детское теплое шампанское?
        - Ну а вы думали - шотландский виски? - усмехнулась она и осушила свой стакан. - В самом деле, градуса нет. Можно даже детям давать.
        - А кстати, где эта малявка? - спросила Лида. - Нет ее? Слава богу... Ух, до чего она меня раздражает!
        Морда толстая, глазки бесцветные, а туда же - лезет на сцену. И роль получила по блату. Между прочим, она вообще на свою сестру не похожа. Та была ничего все-таки.
        Она сложила веер и вздохнула:
        - Кончаются наши золотые денечки... Кажется, мы сто лет тут собираемся. Неужели всему конец? - И, чуть повеселев, спросила:
        - Эй, народ, вам не пора на сцену?
        И в самом деле, лирический эпизод - свидание самурая с призраком аристократки - подходил к концу. Сейчас на сцене должны были показаться соседи самурая и обсудить его загадочную болезнь Тот семимильными шагами приближается к смерти, а почему - неизвестно.
        Ольга-"парикмахерша" встала и поправила пояс кимоно:
        - За мной, товарищи.
        Почти все актеры ушли с ней. В кулисах они разминулись с актерами, идущими со сцены. Как раз было затемнение.
        - Ну как мы играли? - шепотом спросил Владик.
        - Чудесно, - ответили ему, хотя никто за сценой не следил. - Идите попейте водички. Жалко только, что мы весь коньяк выдули.
        - Сволочи, - пробормотал Владик, и кто-то тихонько засмеялся. Сцена осветилась, и ребята задвигались по ней, заговорили, посмеиваясь друг над другом и сплетничая про болезнь самурая.
        Наташа упала на колени и слабо обмахнула лицо веером. Она так устала, что хотелось плакать. Усталость была не физическая, нервная и оттого еще более изнурительная.
        - Дышать нечем, - тихо сказала Оксана. - А нам опять скоро выходить Кажется, у меня грим потек...
        Она отправилась в уборную. Наташа тоже ощущала на лице легкое жжение - пот проступал сквозь густо наложенные белила. Но она никак не могла подняться и идти за Оксаной. Ею вдруг овладело тупое отчаяние. Все кончено. Кончается спектакль, а так ничего и не случилось Сирены не было. Играя свою роль - преданной, покорной служанки, она все время дрожала, ожидая этого пронзительного звука... Но так его и не услышала. На сцене раздался хохот. Мимо нее яркой бабочкой проскочила Лида:
        - Ты что тут сидишь? Держись, немного осталось! Потом выйдем на поклоны и будем пить шампанское Татьяна опять разорилась. А песни сейчас скидываются на водку. У тебя деньги есть?
        - Да, - ответила она, не слишком вслушиваясь в ее болтовню. - Кажется, опять будет гроза, как ты думаешь?
        Голова болит невыносимо...
        - Всем тяжко, - согласилась та. - Слушай, тут за кулисами шляется какая-то баба. На каратистку похожа.
        Не знаешь, откуда она взялась?
        - В спортивном костюме?
        - Да, зеленый такой костюм с красными вставками.
        - Это Оксанина мама Лида удивилась, подняла подрисованную бровь:
        - Совсем непохожа... А почему она здесь? Что - в зале переаншлаг?
        Подошла Лена. От нее пахло табаком, и она сообщила, что сейчас курила у запасного выхода. Там совсем пусто, только вахтерша сидит. А на улице дождь - невообразимый!
        - Мы тут шумим и не слышим, а там гром грохочет . - Она комично изобразила свои ужас при звуках грома, подняв изящные набеленные ручки. - Как обратно-то пойдем? У меня даже зонтика с собой нет. Только пакетик.
        "Лена такая веселая, - думала Наташа, глядя на ее милое, смеющееся личико. - Неужели она? Лиза.. Лиза сейчас на сцене. Роль без слов. Оксана... Оксана в грим-уборной. Ольга тоже на сцене. Кто еще? Кто? О, господи, но где же сама Милена?!"
        Из уборной показалась Оксана - она поправила свой макияж и теперь потуже перетягивала на талии пояс.
        - Наш последний выход, - сказала она Наташе. - Хорошая сегодня публика, молча слушает. Не то что дети...
        Как там скелет? Надеюсь, его не разломали?
        Скелет, полноправное действующее лицо пьесы, должен был появиться в самую последнюю минуту - когда горожане поймут наконец, что молодой самурай погибает от смертельных объятий призрака. Оксана успокоилась, завидев двух парней, которые стояли неподалеку, держа скелет наперевес. Они уже на первых спектаклях научились виртуозно им манипулировать и обращались со скелетом, как со старым приятелем - довольно фамильярно.
        Оксана поправила прическу. Сцену впереди залил холодный фиолетовый свет. Струнная музыка стала слышнее, ударил большой японский барабан. Оксана двинулась вперед, высоко подняв шелковый фонарь с зажженной внутри свечкой. Наташа, как во сне, пошла за ней...
        Душно, за кулисами было невыносимо душно. И самое глупое, что она, кажется, заблудилась... Милена провела рукой по коленям, достала из складок кимоно сирену.
        Минуту назад ее рука почему-то разжалась, она и не заметила, как выронила эту штуку, похожую на черный фонарик. Девочке очень хотелось спать. Она не помнила, как пришла сюда, в этот темный закуток, почему уселась на доски, сколько времени тут сидит. Со сцены доносилась музыка, Милена понимала, что спектакль еще не закончен. Не могло пройти много времени. А спать хочется так, будто она не ложилась несколько ночей подряд. Глаза закрываются, веки будто каменные.
        Подбородок стукнулся в грудь, она слегка мотнула головой, попыталась встать... Сирена, эта проклятая сирена, кому она нужна... Опять свалилась, придется нагибаться, искать... Сил на это нет. Почему, почему так хочется спать...
        "Папа меня побьет" - это была единственная мысль, которая сумела пробиться сквозь плотную пелену. Она увидела лицо сестры - та испуганно повернулась к ней, открыла рот, закричала... Но беззвучно. Милена хотела встать - и не могла. Сирена. Михаил писал, чтобы она в случае чего нажала кнопку... Девочка пошарила рядом с собой, но никакой сирены не нащупала. Зато, с трудом разлепив веки, она увидела того человека.
        Он вышел из-за кулис и быстро подошел к ней. Его лицо казалось черным, он протягивал к ней руки, будто хотел взять за плечи. Девочка привстала, но тяжесть собственного тела опустила ее назад на доски. Голова ударилась о стену, но ей было не больно, парик смягчил удар. Ей было не страшно - только противно, что она почему-то так ослабела, что не может сидеть прямо. Мужчина, которого она теперь узнала, протянул к ней руки, и она ощутила, как горло перехватывает что-то очень твердое...
        Сцена была погружена в темноту. В темноте звенел сямисэн, мерно бил барабан. Постепенно за желтыми бумажными ширмами в глубине начал разгораться огонек шелкового фонаря. Проступили силуэты собравшихся у рампы горожан. Они смотрели на окно.
        - Что такое? - спросил кто-то.
        На желтой бумаге окна четко рисовались два черных силуэта - самурай, обнимающий скелет... Раздались крики:
        - Скорей, скорей спасайте! Синдзабуро на пороге смерти! Скорей...
        ...Мать Оксаны уныло бродила за кулисами. Она старалась не сталкиваться с актерами, поскольку видела, что те удивлены ее видом. В самом деле, этот спортивный костюм для театра совсем не подходил... У нее было приличное платье с блестками, ему еще и двух лет нету, а толку?..
        "Ну, а когда бы я успела переодеться? - зло подумала она. - На минутку с работы вырвалась. Короче, нет жизни. Родная дочь на.., посылает".
        Она видела, как актеры подливают коньяк в минеральную воду. У нее у самой в пакете был коньяк, купила на вечер.
        Только она не решалась предложить его актерам.
        "Слишком гордые. Ну их всех!"
        Женщина устала, духота размаривала... Уж лучше бы она сюда не приходила, спектакля все равно не видела. И что это за жизнь? Пашешь, пашешь, а дочка шипит: "Убирайся!" Женщина увидела пустой стакан, рядом - табуретку. Села, вытянув усталые ноги, взяла стакан, подозрительно его понюхала, достала из пакета бутылку, сорвала с крышки акцизную марку.
        Через две минуты ей стало веселее. Она прислушивалась к звукам спектакля, и законная гордость начинала наполнять ей сердце. "Моя играет самую главную роль!
        Посмотреть бы по-человечески, из зала. Но раз нельзя, то и не надо. Не заплачем". Она глотнула еще и совсем успокоилась. Ей хотелось курить, но вокруг столько тряпок и бумаги... С техникой пожарной безопасности она была знакома по роду своей работы. Женщина встала и пошла в глубь кулис, выглядывая надежное местечко для курения.
        Наконец она зашла в какие-то дебри. Тут никого не было. Она уже вынула сигарету, когда в дальнем, совсем темном углу ей почудилось какое-то движение. Она пригляделась и воскликнула:
        - Егор! Егор, ты?! Ты что тут делаешь, тебя Оксанка позвала?
        Он обернулся с искаженным лицом и выпустил девушку, которую зачем-то держал за плечи. Та, обмякнув, ударилась головой о доски и затихла. Женщина почувствовала неладное и подошла ближе:
        - Ты что это здесь делаешь? Это кто такая? Слушай, ты сдурел, что ли?! Ты что сделал с ребенком?!
        Галина шагнула к неподвижно лежавшей девочке и вдруг наступила на что-то круглое. Женщина чуть не упала - и не только потому, что нога соскользнула и подвернулась...
        На весь театр истошно завыла сирена.
        Глава 19
        Эта история началась зимой, когда Оксана еще захаживала к матери в общежитие. В основном за деньгами.
        Она жила с бабушкой, а та выставила суровое условие - свою пенсию тратит только на себя. Она не миллионщица - именно так старушка и выразилась. У внучки должны быть свои продукты, своя полка в холодильнике, за квартиру и электричек во тоже надо было платить пополам. Мать утешала дочку.
        - Ничего, потерпи, скоро будешь жить отдельно, как принцесса!
        И отдавала ей половину своей зарплаты и прочих доходов. На следствии Галина Никитина, кастелянша общежития строительного техникума, даже не пыталась отрицать, что имела дополнительные заработки с казенного белья. "Жить на что-то надо", - спокойно отвечала она.
        Часто бывая в общежитии, Оксана сталкивалась с комендантом. Егор не обращал на нее особого внимания, так же как она ничуть не впечатлилась видом этого маленького краснолицего парня, на десять лет ее старше. Даже его альпинистские подвиги ее не привлекали. Зато она обратила внимание на другое. В его комнате на первом этаже висел фанерный щит, на котором масляной краской были выписаны номера комнат и висели ключи. Как-то Егор в ее присутствии со смехом показал, какие ключи на самом деле что-то отпирают. Оксана случайно запомнила один номер. Как сообщила Балакиреву, запомнила она его потому, что с этих трех цифр начинался телефон ее школьной подруги, проживающей в Южном Измайлово, - триста восемь... В следующий свой приход, постучав к коменданту (ее за чем-то послала туда мать), Оксана обнаружила, что в комнате никого нет. - Голос Егора раздавался из подвала, многократно усиленный коридорным эхом. Он ругался с сантехником. Сама не понимая, как она на такое решилась, Оксана сняла ключ с гвоздя, под которым был написан запомнившийся ей номер. Поднялась на третий этаж. Нашла дверь, чей номер
соответствовал бирке на ключе. Постучалась. Ей никто не ответил. Проходящая мимо с тазиком отжатого белья вьетнамка на ломаном русском языке сказала, что соседей не будет до вечера. Оксана прогулялась по коридору, выждала момент, когда никого поблизости не было, и отперла дверь.
        Поживиться ничем не удалось. Это была небогатая комната. Правда, здесь был громоздкий магнитофон, но вынести его, не привлекая внимания, было невозможно.
        Тогда она взяла со стола косметичку, из которой торчали бигуди и тушь для ресниц. За этим занятием ее и застукал Егор.
        Вернувшись в свой кабинет, он обратил внимание на то, что один ключ пропал. Встревожился, поднялся на третий этаж...Дверь комнаты триста восемь подалась легко - Оксана ее не закрыла. Егор огляделся и шепотом спросил, что она тут делает. Девушка пустила слезу, стала врать, что искала здесь маму. В руке у нее был ключ. Егор вывел ее, спустился с ней на первый этаж и пригласил к себе в кабинет. Разговор был неприятный и весьма односторонний. Егор издевался над девчонкой, утверждая, что поймал воровку. Оксана плакала. Она говорила, что ничего не взяла... И тут - он ее удивил. Егор спокойно заметил:
        - Ну и дура, что не взяла. Да там и брать нечего. Надо совсем сдуреть, чтобы воровать в этой общаге. Тебя же сразу поймают!
        Она подняла глаза, почувствовав в его словах какую-то надежду на благополучный исход дела. Попросила ничего не говорить маме. Егор засмеялся и пообещал хранить ее страшную тайну. Повесил ключ на место. И сказал, что у него сейчас нет времени, нужно идти в подвал в душевой ремонт не клеится. Но чтобы завтра Оксана пришла к нему, часика в два. Маме в этом можно не отчитываться.
        Оксана утверждала, что на другой день к нему не пошла. Не пошла и на третий. Она отсиживалась у бабушки, пока деньги не кончились, ее личная полка в холодильнике не опустела и бабушка не стала возмущаться тем, что ей сели на шею. Тогда пришлось идти в общагу к маме. На лестнице она столкнулась с Егором, тогда и состоялся их самый важный разговор.
        - Ты дура, - повторил он уведя девушку в свой кабинет на первом этаже. - Внешность у тебя нормальная, девчонка ты молодая, а как ты живешь? Что ты к матери ходишь побираться? Сама бы деньги зарабатывала;
        Оксане очень хотелось заработать. Но как? Она пробовала работать продавщицей, потом устраивалась "промо" - продавала посетителям ЦУМа фальшивые жемчужные ожерелья в комплекте с фотоаппаратами... Нервы эта работа изматывала, а приличного заработка не давала. Егор уговорил ее попробовать заработать по-другому.
        - Ты вообще не рискуешь, - убеждал он девушку. - Все делаю я. Я альпинист, для меня с балкона залезть в квартиру - раз плюнуть. Но конечно, лучше будет, если ты сделаешь копии ключей. Ты их хотя бы на часик унеси, а Ватутин мне бесплатно сделает. Все равно через полчаса не вспомнит, алкаш... Это не опасно.
        План был очень простой - Оксана знакомится с прилично одетым мужчиной, желательно - обладателем хорошей машины. Добивается приглашения в гости ("и долго просить не придется", как заметил Егор). Осматривает квартиру, прикидывает, что, где и как можно взять. Узнает точно, когда хозяина квартиры не бывает дома. И, уходя, незаметно открывает окно либо уносит на время ключи.
        Тогда придется встретиться с поклонником еще раз, чтобы их вернуть. И это все, что потребуется от нее. Остальное делает Егор.
        Она колебалась недолго. Он умел убеждать и, кроме того, запугивал ее - если она откажется, то он расскажет ее мамаше, что Оксана шарит по комнатам в общаге. Оксана знала нрав матери, помнила ее тяжелую руку и согласилась.
        Все прошло удачно. Даже ключей красть не пришлось.
        Мужчина, который привез ее к себе домой, жил на втором этаже. На первом окна были в решетках. Егор взобрался по решетке, как по лестнице, и влез в окно, ручки на котором изнутри повернула Оксана. Все было проделано как раз в тот отрезок времени, когда мужчина отвозил Оксану обратно к бабушке. Сколько составил улов, Оксана не знала. Ей выделили пятьсот долларов. Девушка была счастлива. Она купила себе на рынке вещи, о которых давно мечтала - кожаные сабо, черное прозрачное платье, курточку из лаковой голубой кожи. Бабушке врала, что деньги на подарки дала мама. Маме новую одежду просто не показывала.
        Потом, по словам Оксаны, она решила все бросить.
        Это случилось после второго ограбления. Она тогда по дурости дала бабушкин телефон настойчивому ухажеру, и тот, когда его ограбили, звонил Оксане и очень настойчиво просил встретиться. Она бросала трубку. Поклонник пугал ее милицией. Девушка говорила, что он с ума сошел, что она у него горелой спички не брала и пусть он заявляет в милицию, если хочет. Но он не заявил.
        После этого ограбления Оксане было выдано триста долларов и несколько тысяч рублями. Она поинтересовалась, сколько же на самом деле взял в той квартире Егор.
        Он велел ей не рыпаться и быть благодарной за то, что получает. Иначе он дошлет ее к черту и найдет другую девчонку. К тому времени они начали жить вместе. Впрочем, это только называлось "жить", заменяя более грубый глагол.
        На самом деле они встречались только у него в комнате, на первом этаже. Егор запирал дверь на ключ, а Оксана все те полчаса, пока они были вместе, дрожала от страха, что сюда начнет ломиться мать. В дверь часто кто-то стучал, и никакого удовольствия от этих встреч она не получала. Да и соглашалась она на это не ради удовольствия. "Я его боялась", - всхлипывая, объясняла девушка Балакиреву.
        В марте произошло очень важное для нее событие. Она пришла в театр. Третьего апреля распределяли роли. Оксана была счастлива, узнав, что ей дали одну из самых главных ролей - роль девушки-призрака. Она чувствовала, что сейчас с ней происходит что-то неслыханное, новое, замечательное, чего никогда больше не будет.
        Тогда же к ней впервые подошла Ольга Ватутина. Это было после одной из первых репетиций. Оксана стояла на крыльце кинотеатра, ожидая, когда за ней заедет Егор. Он обещал забрать ее после репетиции и отвезти к маме в общагу. Оксана продолжала ездить к матери за деньгами, хотя теперь у нее образовались небольшие запасы. Она была экономна - долгая жизнь почти впроголодь приучила к этому.
        - Тебе не кажется, что ты получила мою роль? - спросила ее Ольга, останавливаясь рядом и доставая сигареты.
        Оксану очень удивили эти претензии. Она спокойно ответила, что роли раздавала Ирина, пусть к ней и обращается, если недовольна. Ольга продолжала утверждать, что Оксане не под силу сыграть призрака, что эта роль создана для нее, для Ольги. Закончила она очень оскорбительно, сказав, что в таком случае она обязательно придет на премьеру, чтобы посмеяться над Оксаной в роли призрака. И тут подъехала знакомая бежевая машина Егора.
        Он купил ее за гроши на какой-то автосвалке и сам довел до ума. Оксана, не прощаясь, села в машину. Егор спросил ее, что это за девица. Ольга ему понравилась, как он сразу и заявил. Именно тогда у Оксаны возникла идея.
        Театр многое перевернул в ее душе. Свое участие в двух грабежах она и раньше воспринимала как что-то случайное, мимолетное, у чего не может быть продолжения. Но Егор настаивал, чтобы она еще с кем-то познакомилась.
        Он хотел купить хорошую машину. Спрашивал, неужели ей самой не нужны деньги?! Деньги были ей по-прежнему нужны, но Оксана начинала побаиваться... Особенно после того, как ей стал звонить ограбленный поклонник. И тогда она предложила сообщнику сменить девушку.
        - Рано или поздно на нас обратят внимание. Уже обратили. Следующий раз мы просто проколемся. Чем тебе Ольга не нравится? - спросила она. - Попробуй ее уговорить.
        Егор задумался. Потом сказал, что в самом деле у них с Оксаной слишком явная связь - он работает с ее матерью, все видели, что они встречались в общаге... В случае чего, это может сослужить им дурную службу. И отдал приказ - во-первых, больше в общагу не приходить. Тем более что она постоянно пропадает на репетициях. Пусть скажет матери, что у нее нет времени приходить, что деньги ей не нужны, что она устроилась на работу. Галина только обрадуется. Во-вторых, нужно попробовать переговорить с Ольгой. Если та возмутится - обратить все в шутку.
        - Она что - хочет получить твою роль? - спросил он, уяснив себе отношения в театре со слов Оксаны. - Так пообещай, - что отдашь, если она согласится с нами работать!
        Оксана испугалась - потерять роль ей ни за что не хотелось. Но Егор успокоил ее, сказав, что отдавать роль она вовсе не обязана. Если Ольга начнет "работать" с ними, она и так не проговорится. Вроде девчонка не из богатой семьи, так что деньги, в конце концов, станут ей нужнее театра. И тут выяснилось еще кое-что. Оксана обмолвилась, что фамилия Ольги - Ватутина. Егор насторожился:
        - Как? Нашего сантехника тоже так зовут. Слушай, они, часом, не родня?
        При следующей встрече Оксана навела справки у Ольги. Она держалась так, будто между ними ничего не произошло, и та приняла эту игру. Вежливо подтвердила - с отцом не живет давно, где он сейчас - не знает. Зовут Ватутин Степан Арсеньевич. Точно, как сантехника. Когда Оксана сообщила девушке, где сейчас обитает ее отец, та только плечами пожала: "А на черта он мне сдался!" Зато, когда услышала, что Оксана готова уступить ей свою роль, Ольга загорелась. Оксана, руководствуясь указаниями Егора, выставила свои условия - пока никому ни слова об этой замене. Пусть Ольга готовит роль самостоятельно. А накануне премьеры Оксана "тяжело заболеет", и играть будет Ольга. Придет в театр перед началом спектакля с готовой ролью. Поздно будет ее выгонять. Этот ход она увидела в каком-то старом телевизионном водевиле, и Оксане казалось вполне естественным, что Ирина, оказавшись в подобном положении, решится на замену. То, что ее могут заменить Леной или Лидой, актрисе и в голову не приходило.
        Ватутиной тоже. Она была настолько уверена в том, что роль предназначена именно ей, что никаких других актрис в роли призрака просто не представляла. Однако, узнав, какие условия взамен выдвигает Оксана, Ольга насторожилась.
        Пришлось устроить встречу с Егором.
        Он пустил в ход все свое грубоватое искусство убеждения. Расспросил, в каких условиях живет девушка. Удивился - неужели она отказалась бы жить отдельно от отчима, иметь свою комнату? Ольга слушала его молча, щенячьей радости не выказывала, в золотые горы, судя по всему, тоже не очень верила, и вообще, показалась Егору "очень уж себе на уме". Однако неожиданно согласилась.
        Только предупредила, что родители у нее строгие, ночевать она вне дома не может. И вообще, ее отпускают только в театр. С шести до девяти вечера. Ни раньше, ни позже она ничем заниматься не сможет.
        Оксана была счастлива. У нее возникло ощущение, что теперь-то она сможет посвятить себя чистому искусству.
        А Ольга дура, если поверила, будто ей и впрямь отдадут роль... Что ж, сама виновата. Никто ее не заставлял.
        Девушка рассказала, что сама она больше ни в каких грабежах не участвовала. Что ловлей клиентов занималась Ольга. Как раз наступила весна, асфальт просыхал, и Ольга выезжала из дома "в театр" на велосипеде. Свои велосипедные прогулки по паркам она превращала в своеобразную охоту. Высматривала, кто из мужчин получше одет, кто гуляет один, у кого дорогие часы и прочее.
        В конце концов, это было уже в начале мая, она рассказала, что познакомилась с потрясающим типом Они начали встречаться. Свой велосипед Ольга в таких случаях прятала в подвале дома, где жила Оксана У Оксаниной бабушки была своя кладовка в подвале, недалеко от входа. Ключ от кладовки внучка давно уже присвоила. Бабушка этого не замечала, потому что никогда в кладовую не спускалась - там нечего было хранить. Назначая встречу с Мулевиным, Ольга прятала велосипеде подвале. Потом Мулевин подвозил ее поближе к дому (во двор не заезжал никогда), Ольга доставала велосипед и как ни в чем не бывало уезжала домой.
        Был момент, когда они хотели от всего отказаться. В одно из первых посещений квартиры Мулевина Ольга заметила мощную сигнализацию. Она рассказала об этом Егору, но тот махнул рукой:
        - Отключит.
        - С чего бы это? - удивилась она.
        - Если ты придешь в гости - отключит. Надо же ему впустить тебя в квартиру. А войдешь ты не одна. Давай делай копии ключей. Это уж на крайний случай. Я в окно не полезу - шестой этаж, а весь дом - двенадцать этажей...
        Нет, слишком высоко. Ни то ни се.
        Ключи Ольга украла без проблем пятого мая - запасная связка лежала на видном месте. Она попросила своего кавалера подвезти ее по указанному адресу. Дворами перебежала к общаге, попыталась открыть дверь запасного выхода. В тот день она была заколочена. Девушке пришлось войти через вахту. Отец очень ей обрадовался.
        Она для вида заняла четыреста рублей. На самом деле у нее давно уже не было проблем с деньгами Егор оказался неожиданно щедрым и подкидывал ей то сто долларов, то двести. По размеру этих подачек Оксана понимала, что он неплохо поживился на предыдущих ограблениях. И что сама она должна была получить намного больше. Она попробовала попросить у Егора денег, но он ей отказал: "Ты больше ни черта не делаешь, за что тебе платить? Ходи в свой театр и заткнись!"
        Ключи Ватутин сделал в присутствии дочери. Однако когда она взяла две связки и сравнила их, то сразу обнаружила, что копии никуда не годятся. Это было видно даже ее малоопытному глазу. Она приняла самостоятельное решение, которое потом сильно повлияло на ее судьбу. Девушка подкинула Мулевину копии ключей. Только переменила брелок, тут же, в подвале, на глазах у отца. Настоящую связку она оставила у себя. Позже Егор по телефону просил ее отдать ему ключи, но она отказала, заявив примерно следующее - ты все сделаешь сам, а мне ни гроша не дашь. Он согласился на то, чтобы ключи пока остались у нее. Оксана тоже полностью одобрила ее предусмотрительность - девушки иногда созванивались и обсуждали свои планы.
        Приближалась премьера. Идеальное время, чтобы исчезнуть из дома на пару дней как минимум. Ольга уже успела отвоевать у родителей разрешение на эту отлучку.
        Сказала, что будет жить у подруги. За это время она должна была изучить всю квартиру Мулевина и найти способ, как открыть сейф. Или хотя бы убедиться, что в нем есть что-то ценное. Егор предполагал, что в самом крайнем случае просто пробьет стену, в которую вмонтирован сейф, и увезет его целиком на машине. В конце концов, это же просто перегородка, хоть и толстая. А в новом доме часто стоит грохот - никак не закончатся бесконечные перепланировки и ремонты. Никто не обратит внимания.
        План был во всех отношениях хорош - так простодушно сказала Оксана. Но с самого начала многое пошло не по плану. Четырнадцатого и пятнадцатого Ольга ей еще звонила - с Егором было уговорено связи не держать, поскольку у него не было своего телефона. Разговор мог подслушать вахтер. Шестнадцатого Ольга должна была объявиться и рассказать о результатах Егору. Но она исчезла и никак не давала о себе знать. Оксана знала телефон Мулевина, но звонить туда не решалась - это могло их выдать. Вечером того же дня она обнаружила, что велосипед пропал из подвала. Дощатая хлипкая дверь была взломана. Оксана пыталась навести справки во дворе, и какая-то старуха рассказала ей, что видела мальчишек, которые вдвоем уехали со двора на красном велосипеде.
        Оксана переживала - она знала, что Ольга очень привязана к своей новенькой машине. Но девушка решила, что ограбление все-таки возместит ей ущерб.
        Следующие три дня ничего им не принесли. Ольга молчала. Егор рвал и метал, он не понимал, что могло случиться. Велел Оксане все-таки позвонить Мулевину. Она так и сделала, но трубку никто не взял.
        И только двадцатого мая Ольга наконец объявилась.
        Она позвонила Оксане. Каким-то странным голосом сказала, что теперь она на свободе и что продолжать не хочет Оксана пыталась с ней поговорить, по Ольга сказала, что сама позвонит Егору, и вскоре бросила трубку. Девушка тогда решила, что Ольга очень переживает, что премьера прошла без нее. Она с трудом согласилась на это условие, когда они составляли план проникновения в квартиру.
        Оксана успела сказать Ольге по телефону, что на третьем спектакле та обязательно будет играть роль призрака. Та ответила: "Мне это уже не нужно".
        Тогда же, двадцатого, Ольга позвонила Егору. Она сказала, что все рухнуло, Мулевин застукал ее возле сейфа и на несколько дней запер в квартире с включенной сигнализацией. Она даже воды попить не могла, хотя кухня была рядом. Если бы она вышла из спальни - сработала бы сигнализация. Егор обругал ее дурой и велел отдать ключи. Та отказалась. Она была почти в невменяемом состоянии и все время твердила: "Перестань, это надо бросить, нас всех поймают, он же на меня будет думать!" Сказала, что теперь идет домой. Что позвонит сама и просила ей на дом не звонить. Она плакала, когда вешала трубку. Егор был в ярости. Он только успел крикнуть, что, если она не отдаст ключи, не перестанет дурить - он разберется с ней по-своему. А также с ее сестрой! Про Милену он знал уже многое - Ольга всюду таскала с собой фотографию сестрички и рассказывала о ней, с любовной усмешкой повторяя, что та очень хочет выглядеть взрослой.
        Об этом Балакиреву рассказывала Оксана. Но что случилось ночью двадцать третьего мая, почему Ольга пошла в Измайловский парк, почему погибла - она сказать не могла или не хотела. Также она утверждала, что понятия не имеет ни об ограблении Мулевина, ни о его убийстве, ни о том, что на самом деле случилось с Ириной Гульчук, ее любимой режиссершей. Она утверждала, что никогда не бывала у нее дома, даже не знала, где живет Гульчук. Девушка плакала, пряча опухшее лицо в ладонях, и жалобно повторяла: "Этого я не знаю, сами у него спросите!"
        Егор Сакулин от всего отпирался. Он утверждал, что никогда не общался с Ольгой Ватутиной, что даже не знал, что сантехник Ватутин - ее отец. Своего знакомства с Оксаной не отрицал - их многие видели вместе в общежитии. Но присвистывал, поворачивая палец у виска: "Это же ненормальная! Актриса! Она вам наговорит!"
        - Почему же вы пытались задушить Милену Бог, если не знали ни ее саму, ни ее сестру? - спросил Балакирев. - Девочка все еще находится в больнице. Правда, теперь она может говорить и утверждает, что опознала вас. Мы показали ей фотографию.
        - Да никто ее не душил!
        - Галина Никитина, значит, перепутала? Это не вы накинули девочке удавку?
        - Да Галина пьяная была, мало ли что ей привиделось! А я просто подошел посмотреть, что с девчонкой, почему она там валяется на досках...
        - Как вы вообще оказались за кулисами?
        - Через запасной вход прошел. Там всех пускали, если скажешь, что на спектакль. В тот день было бесплатно. Я хотел посмотреть, как Оксанка играет. Мне Галина сказала, что у них последний спектакль. Любопытно стало.
        Сама Никитина попеременно впадала то в ярость - когда дело касалось Егора, то в тупое отчаяние - когда речь заходила об ее дочери. Она говорила, что сама во всем виновата, что слишком много работает, на дочку нет времени... Но откуда же она могла знать, чем та занимается!
        - Егора я убью, если вы его не посадите, - предупредила она, и блеск в ее глазах говорил о том, что женщина ничуть не преувеличивает. - Испортил девчонку, втянул ее в эту уголовщину. Только одно я вам скажу - она не могла никого убить! Украла, может, по несознательности... Вы, ради бога, имейте снисхождение! Безотцовщина, некому было ее воспитывать. Молодая, красивая, пожить ей хочется, а что я могла дать? Только на хлеб да молоко...
        Только через два дня бывший комендант согласился говорить. Это произошло, когда ему устроили две очные ставки в один день - с Миленой и Оксаной. Девочка, которая уже вышла из больницы, присутствовала на ставке вместе с матерью. Алла выглядела совершенно ошеломленной, с ужасом слушала свою дочь. Та заявила, что она действительно встретилась с этим самым человеком по его просьбе, чтобы передать ему ключи, оставленные покойной сестрой. Что сестра этого человека боялась и, наверное, знала, что тот ее убьет. Что больше она никогда в жизни с ним не виделась. Последний раз - на спектакле.
        Ей почему-то стало очень плохо, захотелось спать, она присела где-то в углу, а он подошел и начал ее душить. Что было дальше - Милена не помнила. Она даже не услышала душераздирающего звука сирены, от которого в театре началась паника. Люди решили, что возник пожар, и рванули к выходу. Она не помнила, как прибежал к ней за кулисы Михаил, с трудом продравшись через ломящуюся навстречу ему толпу, как плакала Наташа, придерживая разодранное в давке кимоно, как ее пытались откачать, как повезли в больницу.
        Отчего девочку так внезапно стало клонить ко сну, сразу выяснилось в больнице, когда у нее взяли кровь на анализ. Оказалось, что Милена только что приняла сильнодействующее снотворное, причем, скорее всего, не одну таблетку. Девочка утверждала, что ничего ни до, ни во время спектакля не принимала. Только выпила стакан пепси, который ей дала Оксана. Ее еще немного удивило, почему всем дали минералку, а ей одной пепси. Оксана ей сказала, что пепси всего одна банка, и ее решили отдать ребенку.
        "Девушка-призрак", захлебываясь рыданиями, в конце концов призналась, что по совету Егора взяла с собой баночку пепси и несколько таблеток снотворного - того самого, которое он унес из аптечки Ирины Гульчук. Пепси, конечно, имело довольно своеобразный вкус, но девочка волновалась, хотела пить и впопыхах не обратила на это внимания.
        - Но я не хотела, чтобы ее убили! - кричала Оксана. - Я говорила ему - оставь ее в покое! Я тебе говорила! - крикнула она, обращаясь к Егору.
        Тот назвал ее дурой и попросил увести. С того момента он сам стал рассказывать. В общих чертах подтвердил все, что сообщила Оксана. Сказал, что Ольга позвонила ему на вахту среди ночи двадцать третьего мая. Сонный вахтер позвал коменданта, а Егор отправил его спать в комнату охраны, сказал, что сам подежурит. Вахтер с радостью ушел. Ольга сказала, что сбежала из дома, что хочет с ним срочно поговорить. Он попросил ее пойти, в Измайловский парк и ждать его там, неподалеку от платформы метро. Там их точно никто не увидит.
        Встретившись с девушкой, он взял ее под руку, чтобы не сбежала, и повел в глубь ночного парка. Она шла, не упираясь, тем более что начинало светать, и ей было не очень страшно. Она рассказала ему о том аде, в который попала из-за Мулевина, сказала, что сейф слишком сложный, что открыть его самостоятельно нельзя, тут нужна помощь хозяина. Со слезами просила оставить Мулевина в покое. Говорила, что он и так ее подозревает, чудом не вызвал милицию. Егор потребовал ключи. Она сказала, что у нее их нет. Когда он стал упорствовать, пригрозила, что выдаст его милиции. Ей, дескать, бояться нечего, она еще ни в чем не замешана! Устроила истерику. В это время он заметил вдалеке, у баскетбольной площадки, первого бегуна. Это все решило - Ольга слишком громко кричала.
        Он зажал ей рот рукой и потащил в рощу. Она отбивалась ногами, дергалась, ей удалось вырваться и снова заорать - теперь в полную силу. Он ударил ее ножом, сам не сознавая, что делает. Просто "от нервов", по его собственным словам. Испугался, поняв, что убил девушку, и ушел.
        - Так откуда у вас взялись ключи? - спросил Балакирев.
        - Милена отдала.
        - Она знала, от чьей квартиры эти ключи?
        - Да кто ее знает. Может, знала.
        - Мулевина пошли грабить вместе с Оксаной?
        Егор помотал головой. Он отрицал, что с ним кто-то был. Сказал, что пошел один, хотел просто поговорить насчет того, как Мулевин жестоко обошелся с Ольгой. Тот открыл дверь. Наверное, и сигнализацию сам снял. Деньги и драгоценности хозяин якобы сам предложил ему, чтобы тот не сдавал его милиции. Сам открыл сейф. Потом неожиданно напал на него... Случилась драка, нож подвернулся случайно.
        Балакирев внимательно выслушал Егора и заметил:
        - Чего же он боялся милиции, если двадцать четвертого мая сам все рассказал? Поменьше бы врали. Нож тоже взяли случайно?
        - Он всегда со мной, - сразу помрачнев, ответил Егор.
        - Я его в горах приучился носить. Там часто нужно - веревку обрезать, скобу зачистить, да мало ли зачем...
        - Что ж вы его Ватутину подсунули? Он-то с вами ни в горы, ни па дело не ходил?
        Егор смолчал. Также он признал, что плейер вынул из сумки мертвой Ольги. Сперва он думал, что найдет там ключи, но не нашел. Денег тоже не было, только мелочь в кошельке. А плейер стоит немало. Сперва он решил его реализовать, чтобы как-то окупить затраты на Ольгу - он передал ей в общей сложности долларов триста пятьдесят, чтобы приручить девушку, отрезать ей путь к отступлению. Потом решил поступить по-другому. Комендант прекрасно знал бестолковость Ватутина, его сомнительный, с точки зрения общества, образ жизни. И в конце концов, тот имел прямую связь с Ольгой и мог держать на нее зуб. Кроме того, токарь добровольно сделал копии ключей от квартиры Мулевина.
        Ватутин был уже па свободе. При последней беседе с ним Балакирев, очень просил его держаться в форме, по возможности не напиваться - его участие понадобится на дальнейших допросах. Степан Арсеньевич отреагировал злобно. Он сказал, что теперь будет делать что хочет.
        Следователь согласился, что этого ему запретить нельзя, и принес извинения за ошибку. Степан Арсеньевич извинений не принял и ушел с гордо поднятой головой. По его особой рысистой походке Балакирев сразу определил, что тот направился к ближайшему шалману отмечать двое освобождение.
        Сакулин также признал, что взял из сейфа пистолет.
        Обращаться с оружием он умел - с гордостью сообщил, что в армии стрелял лучше всех в роте, имел значок "Отличника боевой подготовки". Служил на Алтае, там и увлекся альпинизмом. Что делать с пистолетом - не знал, сперва хотел загнать, но в конце концов оставил себе. Из его дальнейшего рассказа стало ясно, что Оксана просто расчувствовалась, уверяя, что не имеет никакого касательства к смерти Ирины. На самом деле она сама как-то сообщила Егору, что Ирина богатенькая. Режиссерша взяла с собой Оксану в магазин тканей, когда стали шить костюмы к премьере. Они вместе выбирали ткани на мужские и женские кимоно, и причем не из самых дешевых.
        Когда руководительница расплачивалась, ей не хватило денег и она дала Оксане стодолларовую бумажку. Попросила быстро обменять. Та сбегала в ближайший обменный пункт, по дороге припоминая, что в том отделении кошелька, откуда руководительница достала деньги, лежало еще несколько "зеленых" бумажек. Егор заинтересовался ее рассказом. Но на мысль об ограблении их подтолкнула Ольга.
        Еще на первых занятиях Ольга совершила эффектный поступок - потратила личные деньги на ксерокопии. Это действительно были ее собственные сбережения, она их собирала почти год. Тогда она еще не сошлась с Оксаной и, видимо, надеялась получить роль путем подхалимажа. Егор узнал об этом и придумал свой план. Ольга должна непременно сходить домой к режиссерше, потребовать свои деньги назад. Попутно осмотреть квартиру, выяснить, где Ирина прячет деньги. Ольга с легкостью согласилась. Она ненавидела режиссершу по вполне понятным причинам.
        Адрес Ирины узнала Оксана. Она выкрала у нее из сумки ключи - это было во время репетиции, в середине апреля. Выбежала из кинотеатра, передала ключи Ольге - та ждала за углом. Ольга быстро сняла копии в ближайшем металлоремонте. К концу репетиции ключи уже лежали в сумке, на своем прежнем месте. Попутно Оксана посмотрела паспорт, переписала к себе в блокнот данные о прописке Ирины Сергеевны. По этому адресу послали Ольгу, чтобы выяснить, действительно ли Ирина там живет. Егор по роду своей работы часто имел дело с пропиской и прекрасно знал, что множество людей не проживают на своей законной площади вместе с родственниками, предпочитая снимать квартиру.
        Ольга блестяще осуществила свою часть плана. Правда, семьсот рублей, которые она потребовала у Ирины, режиссерша достала просто из кошелька. Но девушка пошла дальше. Она сообщила, что ее мать очень тяжело больна, нужна валюта на операцию. Нельзя ли занять денег у Ирины Сергеевны? Та не дала, но Ольга заметила косой взгляд, который Ирина невольно метнула в сторону окна. Ольга посмотрела туда же, но не увидела там ничего, кроме батареи. Вежливо попрощалась и ушла. Девушка даже не дала Ирине времени спросить, откуда она узнала ее адрес.
        - Оксанка была против того, чтобы мы грабили Ирину, - махнув рукой на свои прежние запирательства, рассказывал Егор. - Она говорила, что участвовать не будет. И не участвовала. Просила еще, чтобы я дал ей поиграть, чтобы оттянул это дело, пока не пройдет хотя бы десяток спектаклей. Она боялась, что ее вычислят и все рухнет. С ума сходила по своему театру... Короче, я один туда пошел. Оксанка мне только сообщила, что у них после спектакля фуршет, ну и я поехал на квартиру, чтобы спокойно покопаться. Только эта горбунья что-то рано вернулась. По моим расчетам, должна была попозже. Не хотел я ее убивать - вот вам крест!
        - Пистолет, получается, тоже случайно с собой взяли? - спросил Балакирев. - Почему вы молчите, Сакулии? Говорите уж все. Я не вижу для вас никакой надежды выпутаться. И даже обещать ничего не хочу.
        Егор несколько минут сидел, сжав зубы, и на его темных щеках ходили маленькие злые желвачки. Наконец он признал, что пистолет взял для самообороны. Но тут же умолк, видно сообразив, как нелепо прозвучали его слова. Он мог отбиться от маленькой горбуньи голыми руками. Егор рассказал, что, выстрелив, сперва думал, что женщина осталась жива, потому и перетащил ее на кровать, уложил на спину.
        Но сердце перестало прослушиваться через несколько минут. Тогда он запаниковал. Набрал в ведро воды, тщательно замыл везде пятна крови. Простирнул даже ее запачканные кровью тапочки и поставил их перед постелью - так, будто она сама их сняла. За те несколько дней, покуда Ирина лежала в квартире, тапочки успели полностью высохнуть. Пистолет он вытер и вложил ей в правую руку. Глушитель свернул и спрятал к себе в карман. Обстоятельность и разумность его действий не слишком вязались с его словами о панике. Он и сам начинал понимать, что ни о каком смягчении наказания уже речи быть не может, и разошелся.
        - Только там было не восемнадцать тысяч, это ее мамаша преувеличивает, - нагло сказал Егор. - Всего четырнадцать с половиной. И еще мелочь в рублях. Больше я ничего не брал... Хотя взял там еще какую-то чертовщину, вроде бы бронзовая, старинная. В виде черепахи. На пепельницу смахивает. Все в подвале лежит.
        - В мастерской Ватутина? - уточнил следователь.
        - Да нет. Дальше, в подсобке. Да я покажу, вы сами не найдете Хоть бы за это срок скинули! - вздохнул он. - Я б мог и не говорить, где тайник, отсидел бы и вынул.
        - Вряд ли, - заметил Балакирев. - Расстрел сейчас, конечно, отменили, но, думаю, срок у вас будет максимальный. И зона строгая, а насчет тайника... Если вы, Сакулин, в глубокой старости и выйдете под амнистию, у вас здоровья не останется, чтобы просадить такие деньги. Поехали!

***
        Когда позвонили в дверь, Михаил как раз показывал гостям подшивку газет со своими статьями. Сам бы он хвастаться не стал, но раз Алла попросила посмотреть... Михаил извинился и пошел открывать. Глянув в глазок, он сперва подумал, что ошибся Но, отворив дверь, убедился, что это не обман зрения - на пороге стояла Люба, его бывшая жена.
        - Здравствуй - слегка задохнувшись, сказала она.
        Женщина дышала так, будто только что взбиралась но высокой лестнице, хотя тут был всего второй этаж. - К тебе можно, надеюсь?
        Он пропустил ее в прихожую. Она нервно огляделась, заговорила:
        - Мы с Дашкой едем на Кипр, я хотела кое-что забрать из белья. Полотенца .
        - Все в ее комнате, - сказал Михаил. Но Люба, вместо того чтобы отправиться в бывшую комнату дочери, заглянула в другую дверь. Увидела там Аллу, листающую - подшивку, и Милену, которая примостилась на ручке кресла и заглядывала матери через плечо. Девочка подняла глаза. Люба отвернулась и с каменным лицом проследовала в Дашкину комнату. Михаил пошел за ней.
        Женщина отворила дверцы шкафа, порылась в полотенцах, достала пару - не самые новые, как он заметил.
        Впрочем, белья в шкафу почти не осталось. Все перекочевало в ванную. Узлов со стиркой скопилось уже штук восемь.
        - Это и есть твоя невеста? - иронично и все же несколько сдавленно спросила женщина. - Даша говорила, что она совсем молодая. А этой лет сорок. А ребенок чей? Тоже ее? Ты решил взять себе разведенку?
        - Перестань, - попросил Михаил. Радужное настроение этого июльского дня быстро начинало портиться. - Тебе-то какое дело?
        - Никакого. Просто тебе не прокормить женщину с ребенком. По опыту знаю.
        - Я не собираюсь никого кормить. Это просто мои гости. - Против воли, он уже начинал оправдываться и сам на себя рассердился за это. - Или я должен просить у тебя разрешения, чтобы позвать гостей? Кстати, почему это ко мне приходила Даша?
        - Мог бы позвонить и узнать, - последовал ответ.
        - Мне не хотелось туда звонить. Да и ты когда-то запретила.
        - Да? Уже не помню. Ну, считай, что я разрешила, - ответила она, складывая полотенца, против своего обыкновения, кое-как. - Девочка скучает. Ей хотелось пообщаться. Очень жаль, но она от меня скрыла, что идет к тебе.
        Я не хочу, чтобы она от меня что-то скрывала. Я решила - пусть лучше все будет открыто. Встречайтесь. Я не против.
        - Хорошо, - пообещал Михаил. - В следующее воскресенье я поведу ее в зоопарк.
        - В следующее воскресенье мы уже будем на Кипре. - Женщина вдруг опустилась на Дашкину тахту, не выпуская из рук полотенец. Глядя на ее застывшее, тщательно накрашенное лицо, Михаил не переставал удивляться. Эту женщину он не знал. Он помнил другую - может, не такую ухоженную, не такую нарядную... Просто другую. Та умела улыбаться.
        - У тебя что-то не вяжется? - осторожно спросил он.
        Она качнула головой. Блеснула на солнце недавно выкрашенная в черный цвет челка. Люба тихо сказала, глядя в пространство, будто обращаясь к письменному столу:
        - У меня все хорошо. А Даша с ним почти не разговаривает. Он к ней прекрасно относится. Просто великолепно! Ни в чем не отказывает. А она если обращается к нему, то по имени-отчеству. Его от этого просто трясет. Неужели трудно сказать "папа"? - Ее голос слегка повысился, обещая перейти в крик. Видно, такие упреки были ей привычны. - У меня одна надежда - что, когда она начнет встречаться с тобой, все наладится. По крайней мере, сейчас она тебя идеализирует, а тогда ей будет с чем сравнить.
        - Хамить не обязательно, - заметил Михаил. - Думаю, что я не так уж плох, даже в сравнении с твоим Иннокентием.
        Она с изумлением поглядела на полотенца, будто увидела их в первый раз. Отложила их в сторону, встала.
        - Ну, ладно, пойду. Значит, мы договорились. Когда вернемся с отдыха - я тебе позвоню, назначим встречу. - Она подошла к письменному столу, остановилась, перебирая какие-то мелочи. Было видно, что ей необходимо что-то вертеть в руках. Такой привычки Михаил у нее раньше не помнил. - Какая черепашка . Она бронзовая?
        - Да. - Михаил подошел и мягко отнял у нее тушечницу. Поставил на прежнее место. - Это подарок.
        - Понятно. - Люба ответила как-то жалко, она даже ссутулилась, показалась меньше ростом. - Ладно, в самом деле, зачем я тебе мешаю...
        Когда он вернулся к гостям, его не спрашивали, кто была эта женщина с неприветливым лицом, которая только что заглядывала в комнату. "Как видно, все всем ясно", - с досадой подумал Михаил, усаживаясь рядом с Аллой на диван. Та подняла голову:
        - Жалко, что нельзя взять почитать. Такую подшивку не утащишь... Ну, ладно, как-нибудь в другой раз. Милена, разве нам с тобой не пора домой?
        Девочка мотнула головой, делая вид, что ее что-то очень заинтересовало в газете. Алла вздохнула:
        - Но ты же еще сто раз сюда придешь! Неужели не надоело! Михаил, - обратилась она к нему с недоверчивой улыбкой. - Она в самом деле делает успехи в шахматах или это пустая трата времени? Отец ее вчера проверял, так она его обставила в два счета. Правда, это было несложно, он вообще играть не умеет.
        Михаил тоже улыбнулся:
        - Знаете, у вашей дочери есть все качества, нужные хорошему шахматисту. Хладнокровие, дальновидность и ясная голова. Если Милена будет заниматься - возможно, получит хороший разряд. А самое лучшее - записать ее в шахматную секцию.
        - Нет, я хочу учиться у вас, - упрямо высказалась Милена. Этот разговор заводился уже не впервые.
        - Но ты отрываешь человека от работы, мешаешь отдохнуть, - начала было втолковывать ей мать, но Михаил ее перебил:
        - Совсем не мешает! Да я к тому же попутно ее эксплуатирую. Она мне уже все ящики рассадой засадила.
        Будет такая же погода - к августу расцветут райские сады!
        Алла каждый раз приводила дочь на урок шахматной игры и потом забирала ее или присылала мужа. Тот в квартиру не поднимался, ждал в машине. Мужчины по-прежнему испытывали друг к другу жуткую неприязнь и старались не сталкиваться. Одну девочку на улицу по-прежнему не выпускали. Слишком сильным было потрясение, которое испытали родители, сперва обнаружив, что дочь в очередной раз сбежала, да еще в такую грозу, а потом получив извещение, что она находится в больнице. На этом фоне даже следствие не произвело на них сокрушительного впечатления. Они и сами пытались допытаться у Милены, почему она передала ключи человеку, который явно убил ее сестру. Почему не обратилась в милицию? И как, ради всего святого, она решилась участвовать в спектакле, если знала, что одна из актрис - сообщница бандита? Милена отвечала вялым "не знаю".
        Михаил поражался ее выдержке. Правда, она всего лишь следовала его советам - ничего не говорить о том, что видела в квартире, куда ее повез убийца. И даже т упоминать об этой поездке. Передала ему ключи - и все.
        На спектакль пошла, не имея совершенно никакого плана, - просто хотела сыграть в последний раз свою маленькую, никому не заметную роль...
        Почему комендант общежития умолчал о том, какую роль сыграла девочка в убийстве Мулевина, - осталось для Михаила тайной. Возможно, тот рассчитывал, что та сама ничего не расскажет, боясь колонии, и тогда убийство Валерия Мулевина можно будет представить в несколько другом свете... Правда, чем это могло ему помочь при наличии еще двух убийств... Разве что сработал инстинкт - желание выкручиваться до последнего, отвоевать у судьбы все, что только можно... Наташа тоже молчала. И хотя девушка была куда взрослее Милены, Михаил меньше рассчитывал на ее стойкость. Рано или поздно она кому-нибудь все расскажет. Он только надеялся, что это будет не скоро и что история к тому времени потеряет свою опасность для девочки.
        Алла отправилась в ванную, а Милена, сразу оживившись, сняв свою вечную сонную маску, нагнулась к Михаилу и прошептала:
        - Знаете, о чем меня в последний раз спросил следователь? Где я взяла сирену!
        - А ты что сказала?
        - Правду! Я сказала, что это вы мне ее подарили, когда я у вас пряталась! Папа, когда узнал про сирену, ужасно удивлялся. Он сказал, что неплохо бы мне такую иметь. Он сейчас так за меня боится... Вы не подумайте, он меня все-таки любит!
        Михаил ответил, что ни секунды в этом не сомневался. И вообще, он не ожидал, что Виктор Эдуардович после всего случившегося согласится на уроки шахматной игры.
        Сегодня он дал Милене двенадцатый по счету урок и напоследок вручил задачник - велел разобрать дома несколько партий.
        - А я его вчера в самом деле здорово обставила! - Милена мечтательно заулыбалась, вспоминая свой триумф. - Он даже говорил, что я смухлевала. Но я не мухлевала. Я только поставила на доску вместо нашего ферзя вот этого!
        Она вынула из кармана рюкзачка пожелтевшего от времени белого ферзя и показала его Михаилу:
        - Ваш! Счастливый! Можно, я его оставлю себе?
        Буду играть только им. Он побеждает!
        - Конечно, возьми, - засмеялся он. - Это опытный боец, он на восемь лет старше тебя. Правда, чтобы побеждать, тебе всегда придется играть только белыми...
6

5