Трепет Сергей Малицкий
        Камни Митуту #3
        Кровь заливает древнюю Анкиду…
        Оставленная низвергнутым губителем язва - Светлая Пустошь - стремительно разрастается, пожирая деревни и города. Древние подземелья исторгают зло. Правитель великого королевства охвачен безумием. Надежды на защиту от демонов и нечисти - нет. Мир застывает на краю гибели. Когда пасуют воинства и их правители, на поле битвы остаются одиночки. Принц Игнис, принцесса Кама, бастард Литус, угодник Син, их друзья и близкие принимают вызов силы, с которой не способны совладать даже те, кто ее вызвал…
        Сергей Малицкий
        Трепет
        Малицкий С.
        
        )
        Пролог
        Лава
        Осень одна тысяча пятьсот пятого года от битвы при Бараггале оказалась короткой. Еще за три недели до обычного предзимнего слякотного исхода твердое осеннее небо разбухло от тяжелых облаков, опустилось и вместо привычного дождя выдохнуло снег. Оголовки крепостных башен Ардууса, бастионы цитадели, укрепления старого замка, магические башни, зиккураты храмов - все окуталось мутной круговертью. К полудню, когда и улицы, и площади, и здания, и ограды, и арки, и даже пустые скамьи амфитеатра были облеплены тяжелыми хлопьями, ветер ненадолго стих и, чего уж точно не случалось одним днем, ударил мороз. Конечно, не тот мороз, который выбеливает щеки или уши и больно щиплет за нос, но тот самый, что прихватывает за ночь воду в ведрах, стоящих в холодных сенях, ледяными кругами. Но ненастье не угомонилось и на этом. Хозяйки Ардууса еще стучали крышками сундуков, перебирая лежалое тряпье и встряхивая тулупы и стеганки, а между заледенелыми домами подул ветер и понес уже не хлопья мягкого и сырого снега, а секущую щеки крупу.
        Старик трактирщик, который держал в заведении на углу Соломенной площади и Пьяного проезда столы и для обычного люда, и для господ, высунул нос на улицу, поклонился вельможной девице Лаве Арундо, племяннице самого короля, что как раз вытряхивала снег из длинных светлых волос, покачал головой, не одобрив отсутствия стражников за ее спиной, покосился на темные, уже заледеневшие и теперь заметаемые снежной крупой следы уковылявшего восвояси пьянчуги и, отпрянув внутрь, еще раз поклонился красавице, указывая на дубовую лестницу, ведущую на второй этаж. Та мотнула головой, подняла капюшон дорогого, но не очень примечательного гарнаша, надвинула ткань на лицо и, буркнув старику: «Мне как обычно», прошла в общий зал.
        «Мне как обычно», прозвучавшее из уст дочери сиятельного воеводы Кастора Арундо, в эту осень для трактирщика значило одно и то же - кубок горячего, чтобы не держала рука, красного вина с пряностями и медом, парочку хрустящих хлебцев с маком или шамашем и ломоть поджаренного до золотистой корочки мягкого сыра. Для Лавы Арундо - лишь то, что кипевшее в ней смешанное с тревогой раздражение требовало если не выхода, то хотя бы тишины и покоя. Да и продрогла она, пока вышагивала от особняка отца на углу Коровьей и Чеканных улиц до трактира. Конечно, не на час дороги, но уж за четверть лиги выходило в любом случае, а ее осенний гарнаш никак не предназначался для зимних прогулок. Во всяком случае, так сложилось, что посидеть в тепле и обдумать произошедшее было больше негде. Ни подругами, взамен исчезнувших шесть лет назад Фламмы и Камы, ни близкими друзьями, которых и раньше не случалось, Лава не разжилась. Кое-что можно было обсудить с отцом, но он задержался в цитадели у короля Пуруса, а слушать, как трясется от негодования мать, не было сил. И уж точно не следовало подниматься на второй этаж
трактира. Не хватало еще столкнуться с кем-то из знакомцев, чтобы вежливо раскланиваться, отвечать на глупые вопросы и тянуть губы в вымученной улыбке. С другой стороны, разве она хоть когда-нибудь заставляла себя раскланиваться и уж тем более заводить разговоры с кем-то, с кем не желала знаться? Точно, именно укором в высокомерии попыталась закончить очередной разговор ее мать. Сказала, что дочь слишком гордая и, наверное, забыла, что гордость граничит с глупостью! Что же она ответила ей, прежде чем хлопнуть дверью, сбежать по широкой лестнице в нижний зал, в ответ на крик матери стражникам «Не выпускать!» нырнуть в привратницкую и хлопнуть дверью еще раз, уже выходя в метель?
        Лава шагнула в плохо освещенный зал, поморщилась от запаха кислого вина и немытых тел, окинула взглядом два десятка столов, за которыми вряд ли собралось больше полусотни выпивох, ищущих тепла и покоя в нежданное ненастье, и с облегчением проследовала за угол камина, в котором томились угли, - небольшой столик в темном закутке был свободен. Она уселась лицом к завсегдатаям, прислушалась к тихому неспешному говору и, хотя ее нельзя было разглядеть в полумраке, распустила только завязи на груди, капюшон оставила на месте, что-то не давало ей покоя в последние дни. Всякий раз, как выходила на улицу, словно нитка какая торчала из одежды, цеплялась за дверную ручку или трещину в камне и медленно распускала ткань. Лава оборачивалась, но так ни разу и не разглядела ни самой нитки, ни обладателя буравящего спину взгляда.
        Так что же она ответила матери, прежде чем хлопнуть дверью? Ну, точно. Сказала, что гордость примыкает к глупости одной стороной, но другой она граничит с трусостью. Может быть, не вплотную, но через тонкий слой осторожности и благоразумия. Мать тут же побледнела, знала, что имела в виду Лава, но все же расправила плечи и напрягла скулы. У Куры Арундо, жены младшего брата короля Ардууса - воеводы всего его войска - урожденной Тотум, той, от которой Лава Арундо унаследовала красоту и стать, было не меньше оснований для гордости, чем у ее дочери.
        - И когда же я пересекла осторожность и оказалась в трусости?
        - Когда был убит король Тотус Тотум! - почти выкрикнула Лава. - Когда были убиты три твоих брата и семья одного из них!
        - Какой же смелости ты хотела от меня? - зазвенел голос матери. - Что я могла сделать? Затеять кровную месть? Против кого? Никого не осталось в живых. Ни короля Кирума, ни королевы Кирума, ни принца Рубидуса Фортитера, которого, кстати, что подтверждают многочисленные свидетели, убила твоя двоюродная сестра Камаена Тотум. Кому предъявлять обвинения? Кому мстить? Может быть, молодому герцогу Эксилису Хоспесу, что правит теперь в Кируме? Ну точно, ведь ему хватило мудрости посвататься к племяннице покойной королевы Кирума! Та была из рода Албенс, и эта из рода Албенс. Ее надо убить? Что ты можешь предъявить?
        - Многое! - прошипела Лава. - Я сама нанимала человека, который разбирался в этой кровавой истории. Хотя ты и не захотела меня слушать! Подробностей он не узнал, но и малого достаточно, чтобы идти к королю Пурусу и требовать расследования. Не все стражники Кирума, что видели убийство Рубидуса, говорят о том, что Кама напала на него. По пьяному делу кое-кто из них выболтал, что это Рубидус напал на нее! Убил в спину Сора Сойга, а потом издевался над Камой, унижал ее, даже ранил и погиб от ее меча в схватке один на один. И ранил он ее до схватки! И она сражалась против него не только раненой, не только без доспехов, но и голой! А то, что убитых в крепости Ос со стороны Лаписа было под сотню, а со стороны Кирума всех пропавших дозорных - десять человек, не настораживает? Что же это был за штурм такой? Чьи тела сгорели на погребальном костре? Кто убивал короля Тотуса? Может быть, следовало расспросить об этом Телу Нимис? Кажется, в живых осталась только она?
        Последние слова Лава почти кричала, но рука матери, хлестнувшая по щеке дочери, заставила ее окаменеть.
        - Замолчи! - прошипела Кура, схватила ее за плечи, подтянула к себе и медленно, стискивая пальцами ткань гарнаша, выговорила: - Где твой дознаватель? Мертв, не так ли? Где эти словоохотливые кирумские стражники? Уверена, что мертвы. Где твоя сестрица Кама? Не знаешь? А где твой братец Игнис? Они-то уж точно живы, иначе бы не искали их ищейки Русатоса по всей Анкиде! Как ты собираешься с этим любопытством сохранить свою жизнь? Чем будешь оборачивать собственное горло, чтобы защитить его от кривого ножа? Гордостью? Она поможет тебе?
        - А ты мне помочь не в силах? - прошипела, вырываясь из рук матери, Лава. - А отец?
        - А ты думаешь, - мать стала говорить еще тише, - что братские чувства Пуруса сильнее его безумия? Или думаешь, что убить брата короля так уж трудно? Хочешь, чтобы твой отец повторил судьбу Монедулы Арундо, собственной сестры? Кстати! Где пропадает ее сыночек, герой последней войны Лаурус со своей семьей? Не интересовалась? А судьба королевы Тричиллы тебя ничему не научила? Или думаешь, что Армилле, ее сестре, простится ее последняя дерзость? Или ты сама хочешь повторить судьбу королевской дочери Фламмы, что бы там о ней ни говорили? Где она? Что ты сказала Болусу? Мне доложили, что ты оскорбила его! Что ты ему сказала? Говори, мерзавка!
        - Ничего! - хлопнула дверью Лава.
        …Что же она сказала Болусу? Да уж сказала что-то. Гораздо интереснее, что сказала посланникам короля Пуруса вдовствующая королева Тимора - Армилла. Собственно, с этой вестью Лава и явилась домой. Как обычно, истязала себя в полдень в зале на третьем этаже ратуши упражнениями, надоедливый кузен пока что лишь там не домогался ее внимания, когда услышала скрип двери на втором ярусе, шаги и говор писцов. Переговаривались они вполголоса, и интересовало их, как понадежнее уберечься от гнева короля Пуруса, как не попасться ему на глаза? Лава, которая затаилась над перилами лестницы, едва не вывернулась наизнанку, чтобы разобрать испуганный шепот, и наконец расслышала главное. Отправленное две недели назад письмо в Тимор - королевское послание матери герцога Адамаса, прекрасной Армилле, с предложением руки и сердца короля Ардууса, - уже несколько дней как вернулось распечатанным и надписанным с обратной стороны лишь одним словом - «Нет». Вроде бы сам Милитум Валор, брат покойного короля Тимора, мужа Армиллы, докладывал об этом ответе Пурусу и вышел из его покоев бледным, как нынешний снег на улицах
Ардууса. И верно, в самом деле, кроме этого «нет» Армилла сказала посланцам короля еще что-то, потому как оба гонца пропали безвозвратно, исчезли в тот же день, как вернулись, и вот уже с неделю ни о том, ни о другом никаких известий, и даже мечи их как торчали, так и торчат в корзинах на входе в писцовую.
        На этом месте зловещего шепота Лава резко вдвинула меч в ножны, дождалась, когда внизу, вслед за испуганным оханьем, затихнет звук торопливых шагов, и отправилась домой, чтобы поговорить с отцом. И надо же ей было столкнуться с матерью? Едва успела ополоснуться холодной водой и одеться, как та появилась в дверях комнаты. Выслушала рассказ об Армилле, затем гневным кивком отослала служанку и прошипела тот самый вопрос о Болусе, что появлялся в доме своего дяди еще с утра.
        Лава ничего не ответила матери, поскольку знала каждое ее слово наперед и, как всегда, не обманулась. Та начала перечислять всех, кто женился и вышел замуж за последние шесть лет, не упустив случая напомнить, что среди вельмож Ардууса даже примета образовалась; хочешь жениться, предлагай руку племяннице короля - светловолосой красавице Лаве. Она, конечно, откажет, но зато в следующем же году у тебя будет прекрасная жена, которой может позавидовать всякий. Отличная примета.
        - Смотри, - привычно принялась размахивать руками мать, - шесть лет назад тебя сватал весельчак Пуэр. Принц Бабу!
        - Мне было только семнадцать лет, - с гримасой попробовала возразить Лава.
        - Никто не гнал тебя в тот же миг под венец, - сдвинула брови мать. - Могла бы согласиться и сейчас бы жила в любви и согласии. Однако в любви и согласии с Пуэром живет Страта Верти, принцесса Фиденты. И родила ему уже двоих парней!
        - Ты об упущенных внуках жалеешь или об упущенном зяте? - попробовала пошутить Лава.
        - О собственной дочери! - повысила голос Кура. - Пять лет назад ты отказала принцу Бэдгалдингира. А твоя двоюродная сестра, принцесса Фосса, не отказала. Четыре года назад ты дала отворот княжичу Вервексу Скутуму.
        - Он хороший парень, но дурак, - огрызнулась Лава. - Мог бы понять, что я не просто так вернула ему его подарок - серебряный рог.
        - Дурак не дурак, а Папилию Тимпанум устроил! - почти заорала мать. - А три года назад? Чем был плох еще один Краниум?
        - Они прямо ополчились на меня, - затянула шнуровку котто Лава.
        - О Такитусе Краниуме мечтала половина принцесс, - покачала головой мать. - А он пришел к тебе!
        - Как пришел, так и ушел, - буркнула Лава. - Думал, что если уродился красавчиком, так никто не сможет его послать куда подальше?
        - Что же тогда Бона Рудус его не послала? - процедила сквозь зубы Кура. - А Фалко Верти? Фалко Верти! Герцог Фиденты! Ты думала, что он будет к тебе десять раз ходить? Нет, он отправился к юной красавице Флос Краниум!
        - Одни Краниумы вокруг, - скривила губы Лава.
        - Точно, - отшвырнула ногой в сторону резной табурет Кура. - И последний из них в прошлом году тоже получил от тебя «нет». Веритас Краниум. На мой взгляд, так лучший из них. Надежный и добропорядочный. Где он теперь? Ах да! Он же сыграл в этом году свадьбу с Лацертой Скутум! А где ты? Ты у себя дома. Или на Воинской площади с этим поганым мечом! Весь город уже смеется над вельможной воякой! А Сигнум Белуа чем был плох? Зачем ты его летом с лестницы спустила?
        - Он явился ко мне так, будто делал одолжение! - крикнула Лава.
        - А разве нет? - взвизгнула Кура.
        - Мне не нужно одолжений ни от кого! - едва не перешла на визг и Лава.
        - Ух ты! - развела руками мать. - А кто ты такая? Ах да! Племянница короля Арундо. Лава Арундо. Красавица двадцати трех лет. Уже двадцати трех лет!
        - Есть и постарше меня, - отрезала Лава.
        - Хочешь выиграть в этом состязании? - сделала изумленное лицо мать. - Оглянись. Кто тебе нужен? Принцы и княжичи, герцоги и воеводы не устраивают? А ведь ты не в ларце лежишь, дочь. Ты сидишь на берегу быстрой реки, и мимо тебя проносится твоя жизнь. Мимо! Посмотри! Пустула Адорири! Жена твоего покойного дяди. Где она? Ах да! Она прихватила за горло Милитума Валора! Я даже слышала, что Пурус велел своему воеводе присмотреться к престарелой красавице! Может быть. Только они живут уже пять лет, вполне счастливы и радуются двоим детишкам. А твоя тетка Тела Нимис? Что? Все проливает слезы по убитому сыну и мужу? Нет! Ее устроил брат короля Хонора - Сонитус! Да, для кого-то выпивоха и придурок, но для нее - муж! И у нее тоже двое детей!
        - Ты мне такой судьбы хочешь? - прошептала Лава.
        - А какой судьбы хочешь ты себе сама? - так же тихо ответила Кура. - Или ты думаешь, что можно отказывать до бесконечности? Зачем к тебе приходил Болус? Я с утра слышала только шум, но слуги сказали, что он вылетел из дома с перекошенным лицом!
        - Ну почему же? - пожала плечами Лава. - Сломанный мною нос шесть лет назад Софус ему хорошо залечил. Никакого перекоса я не наблюдала.
        - Отвечай, - прошипела Кура. - Чего ты добиваешься? Для чего ты уже шесть лет торчишь на Воинской площади и машешь мечом? Зачем в мужском платье борешься с молодыми воинами и карабкаешься по их лестницам? Чтобы свести меня в могилу?
        - Хорошо… - Лава закрыла глаза, потом затянула на поясе ремень с кольцами для оружия, без которого не выходила из дома. - Я отвечу. Да! Все или почти все, кто приходил ко мне, а ты знаешь не обо всех, все они неплохие парни. Некоторые уже воины. Один из них даже герцог! Хотя, конечно, они не принцы и не княжичи, нет больше ни королевств, ни княжеств, только великий Ардуус. Так что принцев было только два - Тутус Ренисус и Болус Арундо. Мой брат, кстати, чтобы ему нажраться грязью из-под собственных ногтей.
        - Так он… - побледнела Кура.
        - Да, - отрезала Лава. - Предлагал мне руку. Сказал, что уговорит отца и что ему плевать на то, что я его сестра. Но мне не плевать. Не на родственные связи, на собственную судьбу. И я ему отказала. И я надеялась, что ты поймешь меня. Хотя бы в том, что, если бы я дала согласие, меня бы ждала судьба его матери. И это в самом лучшем случае.
        Кура молчала.
        - И вот еще что я хочу тебе сказать, - проговорила после паузы Лава. - Почему ты не спрашиваешь меня о главном? Люблю ли я кого-нибудь из тех, кто хочет взять меня в жены?
        - А ты думаешь, что я любила твоего отца, когда он пришел просить моей руки? - прошептала Кура.
        Вымолвила и замерла. Так, словно выронила хрустальный сосуд, и тот разлетелся вдребезги. Почему-то бесшумно. И шаги отца все еще не были слышны внизу. Когда же он придет?
        - А теперь? - выпрямилась и с усилием произнесла Лава.
        - Теперь все хорошо, - с точно таким же усилием ответила мать. - Твой отец - достойный воин, достойный отец, достойный муж. Да, боги не послали нам детей кроме тебя. Но мы счастливы.
        - Все хорошо? - удивилась Лава. - Для тебя, может быть. Но не для меня. Я не хочу жить с достоинством. Я хочу жить с любимым.
        - Да где он, твой любимый? - почти захрипела Кура. - Где он? Покажи хоть пальцем!
        - Покажу, когда встречу, - нацепила на пояс меч Лава. - И не нужно делать такие страшные глаза. Ничего не произошло. Отказала Болусу, значит, на следующий год он будет женат. Примета! Королева Армилла Пурусу Арунду отказала! Подумать только, - великий король великого царства предлагал место на своем ложе той, чьего мужа, по общему мнению, он и убил! Конечно, она отказала. И что?
        - Замолчи! - взвизгнула Кура и тут же перешла если не на шепот, то на сип: - Ты забыла об осторожности! Твоя гордость граничит с глупостью!
        - С глупостью? - вытаращила глаза Лава и выложила все то, что не решалась сказать матери еще с лета. А потом была лестница, которая словно сама расстелилась под ногами Лавы, испуганное лицо привратника, удар дверью, вьюга в каменном ущелье узкой Гороховой улицы и холодный ветер с колким снегом в лицо, вплоть до трактира…
        - Вот, - трактирщик сам принес кубок вина, блюдо с угощением, принял с поклоном монету. Лава взялась замерзшими пальцами за глиняные стенки, закрыла глаза, сделала глоток. Надо было надеть что-то теплое, служанка выложила ведь на ложе и легкий пелиссон или плащ, не разглядела, и перчатки, и сапоги на меху. С другой стороны, что, как не мороз, остужает голову? Сейчас, именно сейчас, Лаве больше всего хотелось вернуться домой и обнять мать. Да, с нею невозможно говорить так, как с отцом. Но зато с отцом нельзя обняться и просто молчать. Как же не хватает ей Фламмы! Шесть лет уже прошло, как подруга бежала из Ардууса. Бежала вместе с Камаеной Тотум, но та вроде бы еще жива, и хоть не поймана лазутчиками Русатоса, но точно жива. Ходили слухи, что она вернула с нарочным герцогу Адамасу подаренный ей серебряный рог. Точно такой же, какой вернула Вервексу сама Лава. Но к рогу Камаены Тотум прилагалась записка с пожеланиями надежности и неприступности крепости Тимора, а сам рог был полон бесценных смарагдусов, рубинов и алмазов. А вот от Фламмы никаких вестей, никаких. Может быть, и нет уже ее в живых? Уж
во всяком случае ее никто не разыскивает. Видно, даже в Обстинаре и Тиморе не чают увидеть свою дальнюю родственницу. А что если король Ардууса - Пурус Арундо - настиг свою бывшую дочь так же, как, по слухам, настиг ее настоящего отца - Вигила Валора? Да, вдова Вигила Валора, прекрасная королева Армилла, урожденная Кертус, младшая сестра матери Фламмы, посмела ответить Пурусу Арундо так, как считала нужным. А сама Лава могла ответить так, как она это сделала? Могла хлопнуть дверью так, что уж точно переломила нос, пусть и не самому Болусу, а его стражнику, а потом взять принца за горло и прошипеть ему в лицо, чтобы он бежал из дома своего дяди бегом, иначе - взмах ножа, и никакая женитьба ему уже не понадобится! Да, и ее нож был уже там, где и должен был находиться. И что же сделал принц? Обмочился. Сменил ненависть в глазах, которая пылала в нем с самого начала недолгой беседы, на испуг, а потом сразу вернулся к ненависти, когда Лава с брезгливостью оттолкнула от себя выросшее в доме короля Ардууса чудовище. Ударился спиной о дверь, распахнул ее, еще раз присадив дверным полотном по лицу
нерасторопного стражника, бросил быстрый взгляд на оставленную после себя лужу и прошипел совсем уж по-змеиному:
        - Так даже лучше! Быстрее сдохнешь! А могла бы помучиться!
        И побежал по лестнице вниз, потому что брошенный Лавой нож задрожал в двери возле его лица. Не потому, что она промахнулась. С такого расстояния она не промахивалась никогда. Потому, что убивать ублюдка было нельзя. Из-за матери, из-за отца, да и из-за самой себя. Конечно, Пурус Арундо не позволил бы сыну расправиться с племянницей, как не позволил этого сделать шесть лет назад, когда она сломала Болусу нос. Но стал бы Болус спрашивать у папеньки разрешения? Это в ее дом он явился с одним стражником, видно, предполагал иной результат визита, а так-то за ним всегда следовало никак не меньше десятка мрачных дружинных, отобранных тем же Русатосом и, по слухам, готовых сделать для своего юного властителя все. Во всяком случае, Лава ловила куски сплетен о пропавших горожанках не только на улице, но слышала что-то подобное из разговоров отца и матери. И что же теперь ей делать? Выходить в город только ясным днем и старательно избегать безлюдных переулков? К кому обратиться за помощью? К отцу? Поможет. Запрет дочь в ее комнате на год или на полгода, тем и поможет. И ведь будет прав. А еще? Есть хоть
кто-то, кто может помочь ей? Или, если говорить по-другому, есть хоть кто-то, кого она хочет видеть?
        Лава снова сделала глоток, погладила горячий кубок. Из всех, кто решил свою судьбу в последние шесть лет, ее могли бы заинтересовать только четверо. И последним из них, наверное, был как раз Фалко Верти. Но не Вервекс же Скутум, который подарил ей шесть лет назад серебряный рог? И ведь удумал же, заявился четыре года назад с предложением! Да она и четыре года назад была уже выше его ростом, а теперь стала выше почти на голову! Вот до Фалко Верти она не доросла, да и не дорастет уже. Но отказала ему два года назад с его полуслова, полупредложения. Нет, она отказала бы любому, кто вознамерился бы заполучить ее руку, не завоевав сердце, но Фалко Верти она даже не позволила договорить, хотя и благоволила к принцу Фиденты. Нет, он не был уверен в ее согласии. В нем не сияло самодовольство Сигнума Белуа. Но глаза Фалко Верти сверкали. Он принес себя принцессе Лаве, как подарок. И она не дала ему договорить. Поймала его руки до того, как он успел произнести больше, чем ее имя, и дала знак замолчать. А пока он молчал, в долгие секунды недоуменного безмолствования мужества, красоты и гордости Фиденты, Лава
спросила себя, а может ли она прожить без этого тридцатилетнего, еще молодого воина со свисающей на лоб непослушной челкой? И ответила себе - может. А затем ответила Фалко. Прошептала тягуче и нежно:
        - Нет! - и, ловя мелькнувшую в его глазах искру боли, предложила ему: - Давай напьемся.
        И они напились как раз в этом углу этого самого трактира. Не до беспамятства, но достаточно, чтобы сказать друг другу, что их взаимная симпатия все же далека от взаимной жажды. Наверное, это был единственный случай, когда ей удалось не обидеть возможного жениха. Оставшаяся в ее списке предпочтений тройка к ней не сваталась.
        Третим из них был Фелис Адорири. Лучший воин из всех принцев, кто либо стал герцогом, либо пережил тот нелегкий одна тысяча четыреста девяносто девятый год и остался тем, кем и был. Он ни разу не заговаривал с Лавой Арундо. Он вообще больше не появлялся в Ардуусе после того, как был рукоположен королем Пурусом в герцоги Утиса. За него это продолжал делать король Салубер, его отец. А Фелис заключил брак с сестрой Фалко - красавицей Диа, и та родила ему дочь.
        Вторым был герцог Адамас Валор. Тот самый, что подарил призовой рог Камаене Тотум и затем получил его обратно со щедрым содержимым. Тот самый, что основал новый Аббуту, который теперь старательно возводил принц Бэдгалдингира Тутус Ренисус вместе с герцогиней Аббуту и почти королевой Бэдгалдингира Фоссой. Тот самый, что теперь обращал весь Тимор в один большой укрепленный бастион. Тот самый, что приютил тысячи беженцев и из Аббуту, и из Касаду, и из Валы, Иевуса, да и из Эрсет. Но Адамас Валор тоже никогда не заговаривал с Лавой Арундо. Еще бы, на ней была черная метка, как и на всех Арундо для всех Валоров. И женился Адамас Валор на нежной красавице из далекого Раппу. На Регине Нимис. На самой загадочной из всех принцесс. На той, по которой тайно и явно сох Игнис Тотум. Первый номер в списке Лавы.
        Нет, она всегда понимала, что он ее брат, пусть даже и двоюродный. Она даже и помыслить не могла о том, что он может быть кем-то большим, чем просто братом. Но, пожалуй, к нему она могла прижаться, и ему она могла рассказать о многом, если не обо всем. Наверное, даже о том, что она жалеет, что он ее брат. Но Игнис Тотум, который, как и его сестра, исчез шесть лет назад, уж точно определил свою судьбу. Правда это или нет, но Болус орал еще лет пять назад, когда мастером тайной службы Пуруса стал высокий, худой и страшный Русатос, о том, что скоро Игнис будет пойман, потому что в храме Эбаббара обнаружилась запись о его сочетании браком с некоей девицей Ирис. И что же? Игнис все еще не пойман, да и за что его ловить? Разве он обвиняется в каком преступлении? Вот с Камаеной понятно, пусть даже Лава и раскопала что-то о ее невиновности, но даже ложные основания ее искать - были, а уж эти разговоры, что и смерть дяди Малума на ее совести, и кровавое свейское месиво в доме, где останавливалась королевская семья Лаписа, тоже не обошлось без нее, да и что-то странное, приключившееся в Дакките, все это
хоть как-то объясняло ее поиски. Но что понадобилось королю Пурусу от Игниса?..
        …Один из выпивох, сидевших за крайним столом, поднялся и, с трудом удерживая равновесие, побрел к выходу. Старик-трактирщик перехватил его на полпути, но пьянчуга и не думал убегать. Он успокаивающе замотал головой и полез в кошель, где, судя по всему, монеты имелись. Трактирщик, получив плату, успокоился, а Лава смотрела на широкую спину как будто молодого мужчины и все не могла вспомнить, где она его видела. И только когда за ним захлопнулась дверь, она вспомнила. Ну, точно! Именно эта спина ей почудилась, когда она устроила слежку за домом дакита Йора на Рыбной улице. Того самого, что обучал бою и Лауруса, двоюродного брата Лавы, и Фламму, и еще кого-то. Лава, не имевшая учителя и хватавшая за грудки едва ли не каждого воина, в котором ей чудилась искра умения, раз в неделю неизменно проходила по Рыбной улице. Она уже знала, что Йор порой пропадал на год или на два, но в этот раз его отсутствие затянулось на долгие шесть лет. И недавно она обнаружила, что прилепленный ею на ворота дома Йора липовый листок разорван. А через день заметила эту самую фигуру, удаляющуюся от ворот, но не догнала.
Неизвестный свернул на Столярную улицу и словно растворился в воздухе. Стучать в двери дома Йора оказалось бесполезным. И вот - снова он.
        Лава сорвалась с места, едва не опрокинув недопитый кубок. Выскочила на площадь, на которой бушевала метель и сгущал сумерки вечер, и с трудом разглядела едва приметную цепочку следов, уходившую в Пьяный проезд. Выбежала, на ходу прихватывая гарнаш на груди, на безлюдную в ненастье Рыночную площадь, пригляделась к силуэтам магических башен, в окнах которых кое-где мерцали огни, удивилась стремительности незнакомца и остановилась в недоумении; след обрывался на перекрестке со Свечной улицей. Обрывался так, словно незнакомец или взмыл в небо, или снежный шквал пролетел между колдовскими башнями и прикрыл его бегство снежным ковром. Лава оглянулась и с трудом сдержала слезы. Что же теперь, вся ее жизнь и будет вот такой гонкой за исчезающими тенями? Что же такое происходит с нею? Да, вечер стремительно обращался ночью, и снег как будто усиливался, но не мог же незнакомец и в самом деле взлететь над площадью?
        - Энки благословенный! - зажмурилась Лава от захлестнувшей глаза снежной крупы и выкатила на щеки слезы отчаяния. - Ну как же так?
        Часть первая
        Нелюдь
        Глава 1
        Портенум
        Падающий снег тонул в черной воде озера Аббуту, ложился на метелки тростника, на серые мостки, на узкие лодки гахов. За спиной вздымался глинистый берег, в отдалении высились руины Эссуту, но и берег, и город таяли в мглистой круговерти. Кама поежилась, плотнее запахнула куртку, погладила рукоять черного меча. Сколько времени она потратила на то, чтобы очистить его? Пять лет выполняла все предписания наставницы, часами повторяла бессмысленные движения, пока Виз Вини не очистила его одним щелчком, а по поводу прошлых придирок и наставлений сказала, что и чистить его не нужно было, протереть крепким вином - и довольно. Грош цена магу, если оружие или еще что, попавшее ему в руки, окажется сильнее его.
        - А как же тогда это? - прижала руку к груди Кама.
        - Ты что нутро скребешь? - усмехнулась Виз Вини. - Думаешь, камень в сердце твоем бултыхается? А если он в черепушку забрался? Или в глотке встал? Он теперь ты и есть, а что это такое - не мне тебе мозги вправлять. Если бы он меня отметил, я бы прикинула одно к одному, а так-то…
        - Неужели ничего не знаешь? - опешила Кама.
        - Не знаю? - с улыбкой переспросила Виз Вини. - Знаю. Но не всякое знание из уст в уши передать можно. Кое-какое только внутри себя вырастить. Вот ты думаешь, что четыре года без толку с утра до вечера с мечом топталась? Ну, думай. А вот как по-настоящему за меч схватиться придется, так и почувствуешь, что же все-таки, даже не разумея о том, вырастила в себе.
        - А почему же тогда с Эсоксой все иначе? - вновь наполнилась недоумением Кама.
        Да, Эсокса ни одного дня не топталась в одиночестве с мечом, не выполняла утомительные предписания. И с нее тысячи потов сходили, но сходили в схватках, стальными вихрями она металась по залу вместе с Виз Вини, не единожды скулила по вечерам, заживляя порезы и ссадины, без которых не обходилось. А вот Каме так пока что скрестить меч ни с Эсоксой, ни с самой Виз Вини и не довелось.
        - Каждое деревце своего ухода требует, - рассмеялась Виз Вини. - Ладно, не бери в голову, поверь мне, все идет так, как должно идти. Завтра мы уходим с Эсоксой. Останешься одна. Но отдыхать тебе не придется. Отправишься пока к Портенуму. Он знает, что с тобой делать.
        - Он знает, что со мной делать? - пробормотала Кама, поежилась и покосилась на глинистый береговой обрыв. Вот опять приходится ждать старика. Что он там ей буркнул с утра, когда она умылась? Буду учить тебя схватываться с мурсом? Иди к воде и жди? И что же теперь? Вот она у воды, ладонь на рукояти меча, старика все нет. И как он собирается учить ее схватываться с мурсом? Разве можно вообще схватываться… с бесплотным? Где он возьмет мурса? Или будет его изображать? Хитрит что-то старый…
        Кама на мгновение зажмурилась, представила седого, неуклюжего старика. Ростом ниже ее, но шире и тяжелее в несколько раз. На квадратной голове короткая щетка седых волос. Лицо словно вылеплено грубыми пальцами из сырой глины. Окаменевшей глины. Кама ни разу не разглядела улыбки на этом лице. Хотя уж два месяца, считай с лета, жила в убогой полуземлянке старика, таскала воду из колодца, готовила в уличной печи нехитрую еду. Теперь придется перебираться со стряпней под крышу, тепло лишним не будет. Сколько ей еще ютиться в землянке со стариком? Когда вернется Виз Вини? Или не вернется вовсе? Хорошо еще, что старик чистоплотен, ни запаха в убогом жилище, ничего. Ничего лишнего.
        Смутная тревога коснулась сердца Камы. Она снова поежилась, скользнула рукой к поясу, проверила завязи на одежде, встряхнула мешок на плечах. Требование Виз Вини во всякую минуту быть готовой к долгому пути казалось чрезмерным только в башне ордена в Эссуту. Здесь, в пяти лигах от города, никакая предосторожность не могла оказаться лишней. Еще бы, деревенька гахов лежала рядом, пройдешь лигу, минуешь поганый лес, продерешься сквозь колючий кустарник, и вот уже гахские огороды. А гахская ребятня еще позавчера носилась вокруг землянки Портенума - гахского угодника. Как он назвал себя при первом знакомстве с Камой? Портенум Орс? Шла Кама знакомиться с угодником Портенумом, а познакомилась с Портенумом Орсом? Так и спросила старика тогда:
        - И что - окликать двумя именами? Или одно выбрать?
        Прищурился старик, затряс головой, словно засмеяться хотел, да обветренные губы изогнуть побоялся, проскрипел негромко:
        - Ничего. Немного обстучишься, звонче станешь. Как тебе угодно, так и называй. Гахи меня Портенумом зовут. По-своему, конечно.
        Маленькие гахи не выговаривали «р». Получалось - Потенум. А взрослые окликали старика или просто стариком, или годником. Не угодником, а годником. Считали его годным для целительства или еще для чего. Терпели, выходит. Каму терпеть не собирались, шипели ей вслед. Детишки так и вовсе бросались камнями, пока старик не прикрикнул на них. Пообещал разобраться с каждым, кто гостью его обидит! Ни учить ничему не будет, ни тянучками медовыми одаривать. Потом еще прошептал Каме, что ничем маленькие разбойники не отличаются от обычных детей. Разве что чуть пошустрее да чуть опаснее. А так-то что с теми, что с этими - одна морока. Но приручить, а то и придружить можно всякого.
        Кама дружить с чужаками не захотела. Она не могла их видеть. Ни взрослых, ни маленьких. Здесь, на воздухе, они казались ей еще ужаснее, чем в подземельях Донасдогама. И не обликом, казавшимся насмешкою над человеческим телом, хотя все их черты и по отдельности были отвратительны - и яйцевидная голова, и маленькие уши, которые в минуты гнева они могли прижимать к голове, подобно псам, и острые, словно кромка пилы, зубы, и не ногти, а когти на пальцах, и особенно глаза, веки на которых скользили снизу и сверху, точно смыкаясь на уровне зрачков. Но пуще прочего ужас вызывала ненависть. Она сквозила из каждого взгляда и маленьких, и больших гахов. Обычная, будничная ненависть, которая словно несла в себе невысказанную ясность - ты враг, только враг и никогда не будешь никем, кроме врага. Ужас и отвращение дышали в груди Камы не сами по себе, а были отражением этой ненависти.
        - Все и так, и все не так, - бурчал Портенум, который словно и сам побаивался гахов, хотя ведь принимал возле своей землянки не только старейшин из ближней деревни, но и из дальних, чуть ли не от самого Кадаха.
        - Что так, что не так? - чуть резче, чем следовало, спросила Портенума Кама, которая два последних месяца только и занималась изучением странного, щелкающего с присвистами гахского языка да продолжала ночами танцы с мечом за низким коньком стариковой лачуги.
        - Все не так, - кряхтел Портенум. - Мечом меньше маши. За нашей лачугой во всякий раз дозорный приглядывает. Гахи в темноте видят. Уже перемалывают между собой, что девка-убийца у меня на постое. А если убийца, значит, не на постое, а в карауле. А если в карауле, выходит, не доверяет старик Портенум гахам, а значит, никакой он не угодник, а засланный людьми соглядатай. А соглядатаев, чтобы не высмотрели что, нужно убивать.
        - Сколько ты уже здесь живешь? - спросила Кама.
        - Долго, - ответил старик.
        - Очень долго? - прищурилась Кама.
        - А ты бы у Виз Вини спросила? - таким же прищуром ответил Портенум.
        - Не говорит она со мной, - поморщилась Кама. - Мало говорит.
        - Если говорит мало, значит - золотом сыплет, - задумался старик. - Выходит, что много сказать хочет, если мало говорит. У тебя память хорошая, вон как гахский говор схватываешь, так что вспоминай все, что Виз Вини тебе сказала, да пересыпай в голове. Надолго хватит.
        - Ты тоже так поступаешь? - спросила Кама.
        - Случалось, - кивнул Портенум. - Особенно в первое время. Когда мы тут с ней вдвоем остались.
        - Вдвоем? - не поняла Кама.
        - Вдвоем, - ответил Портенум и добавил, укладываясь на постель. - Так что когда сюда гахи пришли, а до них еще и всякая другая нечисть, то я тут уже за старожила считался. А то бы, думаешь, так бы меня и терпели эти… тритоны…
        - Так ты… - наморщила лоб Кама.
        - Спать, - отрезал Портенум, повернулся на бок и вскоре засопел, как сопят все старики.
        Что же получается, старику не меньше тысячи лет? И Виз Вини столько же? Ну, с Виз Вини еще можно согласиться, она ведь вроде акс, хотя и ни словом больше не возвращалась к этой теме, а все равно - сказанного однажды хватило. Как молвила она, когда встретила почти шесть лет назад Каму и Эсоксу на краю пропасти у Змеиной башни? «Я не человек. Я акс». И много ли она вообще сказала за эти годы слов Каме? Ведь говорила что-то… Но мало, очень мало. Когда еще вела Каму и Эсоксу от пропасти по северному, голому берегу Аббуту к руинам Эссуту, среди которых высилась башня Ордена, предупредила, что болтать не любит, говорит только тогда, когда не может не сказать. Да и не до разговоров сейчас. Ей не говорить нужно, а слушать. Слушать, как дышат, как идут, как смотрят ее гостьи. Но, видно, гостьи настолько были поражены явлением на краю пропасти удивительного существа, так пытались высмотреть в ней отличие от обычной женщины, что уже на второй день пути Виз Вини скривила губы и разрешила спутницам задать ей по одному вопросу. По единственному, но уж на него она ответит так, как сможет.
        - Зачем мы тебе? - спросила ее Эсокса. Успела уже немного прийти в себя даккитская принцесса, но все еще шла, стиснув зубы и морщась от боли и немощи. И Виз Вини видела ее упорство и даже кивала одобрительно, хотя дорогу выстраивала нисколько не соотнося ее со слабостью спутниц.
        - Вы мне? - удивилась Виз Вини, сдвинула брови, протянула было с интересом. - Я-то была уверена, что это я вам нужна. Или нет? Вот ведь как складывается?
        Помолчала немного, но улыбку на лицо натянула.
        - Хорошо. Я отвечу. Я не служу ни тем, кто правит в Анкиде, ни тем, кто правит в Эрсетлатари. Хотя бы потому, что нет теперь среди правителей никого, кто мог бы ясно разглядеть беду, нависшую над этой землей и этим небом.
        Не над этой землей. - Виз Вини с усмешкой поймала недоуменный взгляд Камы на безжизненный берег, черную воду, серое небо. - Надо всей землей. Но если эту беду не остановить, то этот берег покажется на фоне всей остальной земли цветущим садом. Я этого не хочу.
        - И для этого ты хочешь взять нас в свой орден? - нахмурилась Эсокса.
        - Пока что я хочу привести вас туда, где вы сможете отдохнуть, - задумалась Виз Вини. - А там посмотрим. Но, чтобы вы знали, весь мой орден - это я одна. Случался у меня народец числом и побольше, но сейчас я всех распустила. Разве только старик один живет не так уж далеко от моего убежища, но он не из моего ордена. Так что я им не правлю. А то бы и его отпустила. И вас не задержу против вашей воли. Но предложу, конечно, поучиться чему-то. Может быть, и дело подходящее для вас найду? Конечно, если и вам не хочется, чтобы ваша земля стала вот такой же. Или хуже.
        - Что мы можем? - прошептала Эсокса. - Разве только погибнуть?
        - Ну, я бы не спешила с гибелью, - понизила голос Виз Вини. - Но обещать славный исход легкой битвы в виде доброй пирушки не могу. Даже для самой себя. Но уж поверьте, если бы вы ничего не могли, я бы не разгуливала по Сухоте и не торчала так долго у Змеиной башни. Все-таки ни трактира, ни постоялого двора поблизости.
        - Что мы можем? - повторила вопрос Эсокса.
        - Иногда лишь следует оказаться в нужное время в нужном месте, - негромко заметила Виз Вини. - Необязательно для того, чтобы убить кого-то. Порой того, кого нужно убить, убить невозможно. Может быть, для того, чтобы не дать кого-то убить. Но главное, для того, чтобы он… - Виз Вини вдруг на мгновение помрачнела, словно печать прожитых столетий легла на ее лицо, - чтобы он не вернулся. И я не знаю, когда случится это время. И я не знаю, где это место. Но вы должны быть готовы к этому. Ты?
        Она повернулась к Каме.
        - Я? - не поняла Кама, которая слушала Виз Вини как завороженная.
        - Твой вопрос, - напомнила Виз Вини и добавила: - Но скажу сразу, я не устраивала так, чтобы и ты, и твоя подруга лишились крова, родных и оказались без средств к существованию. Слишком сложный и слишком долгий путь. К тому же я никогда не делаю… так. Я убеждаю. И те, кого я не смогла убедить, живут долго и счастливо. Чаще всего.
        - Если живут, - подала голос Эсокса.
        - Всякое случается, - ответила Виз Вини. - Твой вопрос, девочка.
        - Вот. - Кама приложила руку к груди.
        - Я знаю, - кивнула Виз Вини. - Ты сможешь спрятать это даже от акса, но я знаю.
        - У меня там… - Кама зажмурилась. - Об этом говорят, словно о камне. Об одном из шести. Или об одном из семи. Об одном из тех камней, что сияли на груди…
        - Лучезарного, - сказала за Каму Виз Вини. - Что ты хочешь узнать? Сразу замечу, эта задачка может оказаться не на мой зуб.
        - Семь камней, - проговорила Кама. - Семь звезд. Семь и семь. Семь огней на груди Лучезарного и семь огней вокруг Бледной звезды. Семь огней, семь звезд, что разлетелись искрами над Анкидой и выжгли древние святыни, и семь камней на груди губителя - это… одно и то же?
        - Вот даже как… - задумалась Виз Вини. - Что ж. Я отвечу. Отвечу то, что думаю по этому поводу, хотя сказать точно не могу. Я не могу свидетельствовать о падении Бледной Звезды, как не может свидетельствовать об этом никто из аксов. Думаю, что не может. Хотя свидетели могли еще остаться… Я появилась здесь несколько позже…
        Вновь словно старость и немощь тенью накатили на юное лицо Виз Вини. Она даже пошатнулась, но затем открыла глаза, улыбнулась и проговорила почти весело:
        - Я не думаю, что это одно и то же. В противном случае, я должна была бы увериться, что тот огонек, что ты хранишь в груди, однажды, к примеру, выжег дотла святыню Бараггал. Но я допускаю, что искра от той звезды сохранилась, и теперь она в тебе. Или одна из семи искр. Понимаешь?
        - Но что это? - сдвинула брови Кама.
        - Тебе разбираться, - пожала плечами Виз Вини. - Может быть, один из источников силы, может быть, одно из отверстий в сущем, через которое льется… свет. Или не свет. Я не знаю. Может быть, ты думаешь, что долгая жизнь умножает разум? Только учение, дорогая, только учение и знания, которые ты приобретаешь в учении…
        - Знания, - повторила Кама, стоя теперь на берегу мертвого или спящего озера. - Откуда же их взять? Ну, где же ты, Портенум? Как ты собираешься испытывать меня на стойкость против мурса? Приведешь одного из них и предложишь ему завладеть моим телом?
        Кама оглянулась еще раз, представила, как снег укутывает невидимый за кромкой обрыва дикий, неприятный ей чужой лес и забормотала, запела вполголоса ту песенку, что напевала ей в подземелье еще Эсокса, и которая, словно вынырнула, проявилась и из собственного, забытого уже младенчества Камы:
        Сонный стекает с небес порошок.
        Спи, моя радость, мой нежный цветок.
        В облаке прячется звезд пастушок.
        Ты - звездное устье, я - твой исток.
        В темных пещерах тяжел потолок.
        Плещется в черной воде малышок.
        Если я - стебель, то ты - лепесток.
        Если я - стебель, то он - корешок.
        Вырастет ужас, и вырастет страх.
        Вырастет в бездне из мальчика гах.
        Спи, моя радость, до этих времен
        Что-то продлится, но только не сон…
        Холод сначала мазнул ее по затылку, а потом сковал поясницу. Стиснул железным обручем чуть выше пояса с мечом и ножами. Ударил в ноги и медленно пополз вверх, давя в глотке крик ужаса.
        - Ах ты, старый пень! - захрипела Кама, но не открылась, не выплеснула пламя, что училась укрывать, укутывать все эти долгие, утомительные пять лет. Пять лет, в которые ей пришлось если не справляться с собственной ненавистью, если не утолять рвущую ее на части жажду мести, то уж во всяком случае научиться дышать в ладу с собственным нутром. Главное - не открыться. Что бы ни придумал старый Портенум, какую бы магию ни наслал на Каму, главное - не открыться. А ведь и повода не дал подумать, что силен в колдовском ремесле! Подчинить хочешь? Не выйдет.
        Стиснула кулаки, потащила, повлекла руки одна к другой. Сомкнула колени, подбородок прижала к груди. Зубы стиснула, до темноты в глазах и ломоты в челюстях сжала, вмяла локти в бока. Стынь между тем уже расползалась по ребрам, подбиралась к сердцу. Сколько она знает насторожей от мурса? С десяток. Сколько она помнит способов скинуть с себя чужую ворожбу? Уж не меньше полусотни, и откреститься от могильца три или четыре отговора надежных тоже знает. Что же получается? Выговориться и забыть? Упасть на колени, потому что силен оказался дед, если не выжечь ее изнутри хочет, так уж точно вымотать в тряпку, и поблагодарить его за науку? А потом? Подходи всякий и делай с ней все, что хочешь? Ну уж нет! Отворота ждешь? А не будет никакого отворота!
        Соединила кулаки. Сплела пальцы. Выдохнула, подпустила стынь чуть выше. Не к сердцу, а по ребрам к самым ключицам. Даже стылыми струйками к самому затылку. Нет, Портенум, я не я буду, если не выведаю у тебя, что за магию ты на меня наслал! Смотри, старик, если руку запустил мне в нутро, так без руки и останешься, я тебя в самой себе сжигать буду! Или думаешь, если пальцы сплела, то нечем будет заклинание связать?
        В голове сотворила ведьмины кольца. Огненные и слепящие. Но не выпустила их из себя, уж больно быстро начал наливаться стынью затылок, а погнала пламя через собственное тело. Погнала, не обжигаясь, только вкус крови почувствовала во рту, когда глотку от стыни освобождала, да в носу захлюпало тем же вкусом. А потом, когда уже холодное забилось под сердцем, пытаясь вырваться, взглянула на собственные, алеющие кровью ногти, стиснула руки еще сильнее и завыла, заорала, сжигая и калеча чужую магию. Но не удержала.
        Нечто странное, напоминающее клочья тьмы, через окровавленные пальцы и вырвалось. Вытекло десятком рваных струек и соткало истерзанную фигуру. Почти теряя сознание от боли и злости, Кама вспомнила наставления Виз Вини и махнула окровавленными ладонями в сторону бледного худого лица:
        - Имя?
        - Диафанус, - прошелестело с ненавистью, и фигура рассеялась…
        - Кама! - раздался истошный крик Портенума с гребня. - Вставай, дура! Что расселась? Быстро вставай!
        «Дура? - удивилась Кама. - Вставай?»
        Оглянулась и тут только поняла, что сидит без сил на заснеженной полосе песка, попыталась встать и не смогла.
        - Вставай! - заорал, срываясь в хрип, старик. - Быстро в лодку! Или смерть!
        В лодку? - не поняла Кама, упала на бок, оперлась на колени, на локти, но все-таки сумела встать, хотя и озеро, и берег, и серое небо начинало куда-то крениться, клониться, смазываясь снежной мглой. В какую лодку? В старую развалину, которую старик приходил проверять к мосткам каждый вечер? Или в одну из этих узких плетенок гахов? Так они тоже чуть дышат. Срок им пришел, новые только по весне сплетать.
        - Быстрее, - подбежал Портенум и подтолкнул, едва не сбил с ног девчонку. - Быстрее в лодку! Эх! Надо еще порубить эти… Да что с тобой?
        Старик выхватил из ножен короткий меч и начал торопливо рубить тростниковые лодки. Кама ступила на скрипнувшие мостки и вдруг поняла, что слышит удары бубна.
        - Что это? - прохрипела она, обернувшись на взопревшего старика.
        - Гахи, - бросил он, распуская затейливый узел, что прихватывал за корму смоленую-пересмоленую лодчонку.
        - Что им надо? - не поняла Кама.
        - Убивать нас хотят, - отрезал старик.
        - Зачем? - затрясла головой Кама.
        - Время пришло! - рявкнул старик, подталкивая девчонку. - Ну? Быстро! Весла под скамьей!
        Над глинистым обрывом раздался вой, крик, и сразу вслед за этим показались фигуры гахов. Они размахивали копьями и луками и скатывались к воде.
        - Ну, давай, родимая. - Старик столкнул лодку и запрыгнул в нее. - Греби, девонька, греби. От этой беды мы должны уйти, ты должна уйти. Я уж как-нибудь.
        Кама неумело зашевелила веслами, потом поймала вырезы в бортах, вставила в них рукояти и, преодолевая тьму в глазах, опустила лопасти весел в воду один раз, второй. Лодка двинулась и стала медленно отходить от мостков. Когда сапоги гахов застучали по ним, между ней и берегом было уже с полсотни шагов.
        - Вот так вот, - пробормотал Портенум, ухватился руками за борта лодки и замер, выпучив глаза. И в тот же самый миг стрелы защелкали по корме, зашумели в воде. Одно, второе копье зарылось в воду рядом с лодкой. Одно пролетело над головой Портенума, а последнее пронзило его насквозь, вышло окровавленным острием под грудью.
        - Умеют же, тритоны, - раскатился хриплым булькающим смешком старик и прохрипел чуть слышно: - Греби, давай, девка. Я постою еще пока, прикрою тебя на пару десятков гребков, а там уж сама.
        Глава 2
        Иевус
        Юркий, черноволосый иури, который вел за собой рослого, закутанного в теплый плащ мужчину, долго петлял узкими улочками Иевуса, скрипел рассыпанным поверх намерзшей за ночь ледяной корки песком, иногда кашлял от задуваемого в ущелья-проулки дыма. Зима надвигалась на древний город, но он только щетинился печными трубами и бодрился теплыми дымами. Шесть лет миновало с того самого дня, как воинство Слагсмала разграбило Иевус, и вот - дома восстановлены, обрушенные ужасным колдовством ворота вновь опираются на черные, обожженные древней магией камни, и улочки никак не назовешь малолюдными, откуда только взялись вроде бы истребленные иури? Пахнет домашней стряпней, на галереях вторых этажей на ветру гремит, вымораживая сырость, белье, степенные горожане в теплых халатах и войлочных сапогах с короткими голенищами укладывают на карнизы между домами потемневшие от времени, кое-где еще прикрытые лаком, затемненные копотью от факелов доски. Точно, чтобы пройти не наклоняясь горному рефаиму. Хотя где они, великаны?
        - Через месяц город снегом завалит, - обернулся, кутаясь в обмотанный вокруг горла ветхий шарф, иури-проводник. - Снег-то убирать некуда. Да и зачем его убирать? Все эти улочки будут словно подземелья. Теплые подземелья. Хоженые. Правда, запашок тут будет стоять еще тот, но если не ютишься в подвале, то жить можно.
        - Куда дальше? - остановился рослый на перекрестке, поправляя торчащий из-под плаща за спиной то ли меч, то ли какую-то деревяшку.
        - Как так куда дальше? - не понял, оборачиваясь, проводник.
        Улицы в четыре стороны сияли свежим ледком, песком присыпаны не были, если только мусором да замерзшими помоями залиты. Доски над ними никто не ладил. Окна в домах вроде бы были прикрыты. Но не ставнями, не досками, не тем более стеклом, а затянуты мешковиной. Однако дым из труб курился и здесь. Правда, лишь кое-где, и ни души не было ни на одной из улочек. Хотя топот за стенами слышался и двери невидимые поскрипывали кое-где. И проводник вдруг начал вытирать дрожащей рукой лоб.
        - Куда ты меня привел? - спросил высокий. - Это же мешочный квартал. С чего бы это посланнику рефаимов снимать тут жилье? Добро бы он был бродягой, ну так и бродяге я бы не посоветовал сюда соваться. Тут ведь воры правят, приятель. Я так понимаю, с немалым трудом удалось очистить от них город, только этот угол и остался за ними? Пока, смею надеяться. Ты что замыслил-то? Или тебе здесь больше платят, чем с меня мог получить?
        - Так таится он, - засмеялся, нехорошо засмеялся проводник. - А где ж таиться, как не здесь? Ты-то ведь не просто так провожатого искал? Сам бы, что ли, заплутал в Иевусе? Не общаются ни с кем рефаимы, никого не пускают в Рефу. Напуганы очень последней войной. Сильно они пострадали, очень сильно. Оттого и посланник их здесь прячется.
        - Война уже шесть лет как минула, а рефаимы еще трясутся? - удивился высокий. - Отчего ж тогда посланника в Иевусе держат? Чтобы еще страшнее было?
        - Так известное дело, - с напряжением пожал плечами проводник. - Чтобы знать, чего бояться.
        - Боишься, я вижу, ты, - заметил высокий.
        - А мне чего бояться? - хихикнул проводник и попятился, заскользил прочь от высокого. - Я уж отбоялся свое. Теперь твой черед, уж поверь, не тебя первого привожу сюда.
        - Я так и предполагал, - вздохнул высокий, оглянулся, покосился на затянутые паутиной ворота в ближайшем доме, шагнул назад, выудил из-под плаща руку и неожиданно рассыпал вокруг себя песок, потоптался, расправил плечи. - Ну, где твое пугало, от которого ноги-то трясутся? Показывай. Или думаешь, я не знаю, кто ночным Иевусом заправляет? Выходи, Гигас. Разговор есть!
        Выкатились из-за неприметных дверей сразу с десяток согбенных теней. Не от старости согбенных, от походки, которая больше для воровства да грабежа на темных улочках пригодна. Заблестели в грязных руках клинки. Четверо за спиной, по двое в каждой из улочек. Да и провожатый приободрился. Захихикал, даже шаг вперед сделал:
        - А выбирай любого да разговаривай! Только раздеваться уж начинай понемногу. Завязи-то распускай, какая нужда дорогую одежду сечь?
        - Гигас! - повысил голос высокий. - Выйдешь или нет? Хватит сопеть в кулак. Теней уж с дюжину на улицу выгнал, может быть, снизойдешь до разговора? Или боишься? Так я не даку, мною маленьких рефаимов не пугают! Что, мелочь, боится ваш вожак? Или ноги его не слушают? Может быть, мне сменить его? Будете мне служить? У меня, по слухам, есть капля крови рефаимов в жилах. Да и не только их, но и этлу!
        Ворота в десятке шагов от высокого вылетели с треском, развалились на доски, осыпались пылью. Высокий бы в эти ворота вошел не пригибаясь, да и вытянутыми руками до притолоки бы не достал, а великан, что за воротами стоял, вышел из них, едва головой не чиркая. Остановился напротив высокого, который тут же коротышкой показался, поправил жилет, сшитый из пары воловьих шкур, плюнул под ноги, словно коровий лепех уронил, потянул с пояса нож. Всем ножам нож. Длиной, что полуторный меч, а шириной такой, что и секиру прикрыть можно.
        - Ух ты! - оторопел бывший высокий. - Это ж надо… Как же прокормить такого…
        - Ничего, кормимся помаленьку, - снова сплюнул великан, провел ногтем, как лопатой, по лезвию ножа. - Чего сказать-то хотел, родственничек? Измельчала, я смотрю, в тебе порода. Говори, а то ведь, когда резать тебя начнем, не до разговора будет.
        Округлые глаза чудовища смотрели на высокого спокойно, и толстые, как будто обветренные губы-валы тоже шевелились спокойно, словно великан насвистывал что-то неслышимое.
        - Хорошо, - прокашлялся высокий, который так и замер в десятке шагов от чудовища, тому только ручищу протянуть, чтобы снести голову наглеца с плеч. - Первый вопрос сразу отпадает, хотел я поинтересоваться, почему тебя до сих пор городской голова из Иевуса не вытравит, так вот в эту сторону больше интереса не имею.
        - Еще два вопроса, - прогудел Гигас. - Долго говоришь, я что, зря от камина поднялся? Теперь еще и дверь придется из-за тебя править.
        - Ладно, - кивнул высокий. - Второй вопрос будет о временах стародавних. Полторы тысячи лет назад в битве против Лучезарного при Бараггале участвовали сто тридцать рефаимов. Отчего же они теперь испугались всего лишь ватажников Слагсмала?
        - Ну ты спросил, - стукнул губами великан. - Похоже, я с удовольствием буду тобой… кормиться! Даже с почтением! Но я тебе отвечу. Они, те сто тридцать великих воинов, не в одиночку шли против Лучезарного. Они шли, чтобы соединиться с войском императора. С войском великого императора Лигурры! И их дети были в безопасности. А детей тех воинов, что погибли, помогая Слагсмалу взять Шуманзу шесть лет назад, тот же Слагсмал взял в заложники. Люди маленькие, пролезают в такие щели, куда и крыса не всегда проберется. Впрочем, это уже неинтересно. Я отбился от своих. И если тебе скажут, что есть в Иевусе посланник от рефаимов, - не верь. Нет тут никого. Хотя какая тебе разница, если тебя не будет? Все, давай последний вопрос, а то холодает что-то. Эх, плащик твой маловат на меня. Хотя исподнее из него выйдет ничего себе.
        - А если снова поднимется Лучезарный? - спросил высокий. - Если его наследники будут тащить своего покровителя из бездны? Если вновь выйдут к Бараггалу, разве рефаимы уже не выступят против него?
        - Вот как выходит? - зажмурился великан. - Ну, не мне этот вопрос задавать надо, но я отвечу. Рефаимов мало. Таких вот, вроде меня, и сотни не наберется. Ну, если из дальних деревень подтянутся… Ну, сотни полторы. Но ведь императора-то нет. А против великого воинства и полторы сотни рефаимов - это так. Тьфу. А уж если с той стороны этлу встанут, так и вовсе… Ну, ты должен знать. В тебе же вроде и кровь рефаимов, и кровь этлу? Да и где тот император, что соберет воинство? Ваш этот… как его… король Пурус? Наслышан, как же. Он сам скорее на ту сторону переметнется.
        - А ты на какой стороне? - негромко спросил высокий.
        - А тебе-то что за дело? - оскалил желтые зубы великан.
        - А ну как я стану войско собирать? - спросил высокий.
        - Ты? - выпучил глаза Гигас, закатился в хохоте, обернулся, зыркнул глазами из-под низкого лба на своих подручных, что замерли поблизости с выставленными мечами, дождался тонкого, подобострастного хохотка, снова посмотрел на высокого. - С меня решил начать? А кормить чем будешь?
        - Вот незадача, - покачал головой высокий. - А ведь не прокормлю. Здоров больно, хотя, - он повысил голос, - если человечиной не брезгуешь, вот тебе на первое время!
        Словно птица какая свистнула над крышей. Один или два раза, непонятно, но сразу же треск раздался и, ломая луки и стрелы в заплечных тулах, слетели с укромных мест два темных стрелка, и у каждого из глаза торчало по странной, как будто вырезанной из свежего дерева, неошкуренной стреле.
        - Ах ты!.. - взревел Гигас и, вновь разворачиваясь к высокому, ткнул в него огромным ножом, но не достал почему-то. Промахнулся. На половину локтя взял в сторону. И снова ткнул. И снова. Но все никак не мог попасть, вроде бы и точно метил, но все бил рядом, будто высокий растворялся там, где стоял, и возникал в шаге в сторону.
        - Да ты, тварь такая, шустрый, смотрю! Как зовут-то тебя?
        - Зачем тебе мое имя? - продолжал уклоняться от его ударов высокий, оставляя после каждого выпада кровавую полосу на огромных руках. - Я же тебя уже не нанимаю.
        - Да я сейчас! - зарычал великан и, снеся очередным ударом угол ближайшего дома, бросился вперед, чтобы придавить этого жалящего его серым клинком смельчака.
        Но тот не отшатнулся, не побежал, не уклонился, а сам шагнул навстречу, ударившись с Гигасом грудь в грудь. И не упал, не расшибся, не разлетелся осколками и не обрушился грудой раздробленных костей, устоял, хотя мало было удара такой туши, руки великана должны были разорвать наглеца на куски. Но не разорвали. Обмякли, упали, выпустили нож.
        Высокий с трудом освободился из-под нависшей над ним туши, отошел на шаг, толкнул мертвеца и только тогда выдернул из-под нижней челюсти вошедший до рукояти в голову Гигаса меч. Темная кровь ударила потоком. Все прочие прислужники великана уже лежали, пронзенные стрелами.
        - Вот ведь, - огорченно наклонился, чтобы прихватить снега и стереть попавшую на плащ кровь, высокий. - Вымазался! А ведь сберегался.
        - Долго ты сберегался. - Хрупкая на вид, но высокая и гибкая девушка в теплом гарнаше, не выпуская из рук диковинного лука, только что перебралась с крыши на ближайшую галерею и в два прыжка оказалась на окровавленном льду. - Я уж думала продырявить эту тушу стрелкой, да побоялась - обидишься.
        - Ты, да побоялась? - высокий посмотрел на лучницу с нежностью, убрал серый клинок в ножны, висевшие на поясе под плащом, поправил то, что торчало у него за спиной. - Вот уж не поверю.
        - За тебя побоялась, - ответила она негромко с такой же нежностью и добавила: - Ты обещал помочь выдернуть стрелы.
        - Непременно, - согласился высокий.
        - Куда теперь? - спросила она.
        - На постоялый двор, - ответил высокий. - Ты же слышала, городской голова будет говорить с нами только в том случае, если я помогу избавиться от этого людоеда, да и лошадей обещал нам дать.
        - Этот Гигас и в самом деле ел людей? - поморщилась девушка.
        - Точно не скажу, но обглоданные, вываренные кости находили на этих улочках.
        - Зачем тебе городской голова? - спросила девушка. - Лошадей мы можем купить и сами. А больше нам ничего и не нужно. Чем он поможет тебе, если не мог справиться с этим переростком? Да и что у него сил? Двух сотен стражников не будет на весь город. Только тем и держится, что свеи прежней силы еще не взяли.
        - Кто сказал, что он нам должен помочь? - удивился высокий, начиная выдергивать стрелы из мертвецов. - А вдруг это я хотел ему помочь? Точнее, мы. И разве мы ему не помогли?
        - Может быть, он нам еще и жалованье своих стражников за полгода вперед выплатит? - скривилась девушка.
        - А вот это вряд ли, - усмехнулся высокий. - Я думаю, он и лошадей даст нам каких-нибудь… немудрящих. Но без лошадей нам никак. А покупать лошадей мы пока не станем, хотя, - он встряхнул снятый с пояса великана кошель, - нам бы хватило. Но дело не в том, что я хочу взять лошадей именно у городского головы. Дело в том, что не нужно противиться его желанию помочь нам. Это привяжет его к нам еще крепче. Не отказывай человеку в желании потрудиться для тебя. Это нужно. Поверь. Наверху не слишком скользко?
        - В горах было слишком скользко, - улыбнулась девушка. - Если бы не эти горы, мы бы и в лошадях до сих пор не нуждались. Ведь я говорила тебе, что рефаимы не будут с тобой разговаривать!
        - Теперь будут, - ответил высокий.
        - Опять в горы? - скорчила недовольную рожицу девушка.
        - Еще чего? - нахмурился высокий. - Теперь они будут меня искать, а не я их. Пойдем крышами. Хочу посмотреть на город сверху. И не хочу, чтобы нас видели.
        …Часом позже странная парочка, не привлекая особенного внимания, сидела в теплом трактире у заново отстроенных ворот Иевуса и отдавала должное тушеной баранине. Снег, который недавно лишь намекал на скорую зиму, повалил за окном стеной, вынудив трактирщика зажечь лампы. Еще через час в зале появился облепленный снегом посыльный городского головы, который принялся бурчать, что этакую тушу и на телегу не поднимешь, да и телега не по каждой улочке пройдет, а если и пройдет, то где хоронить такого быка? Земля уже замерзла - долбить не передолбить. Но высокий пресек нытье посыльного и отправился с ним во двор трактира, чтобы принять обещанных лошадей. Сам городской голова на встречу не явился, но высокому словно не очень-то и хотелось с ним разговаривать. Он уже наелся и, глядя на свою спутницу, подумывал как будто только об одном - оставить лошадок на попечение трактирщика и уходить не в ночь из города, а с утра.
        - Как лошади? - спросила его спутница.
        - Лучше, чем я мог бы предполагать, - ответил высокий. - До Обстинара доберемся без особых хлопот.
        - Значит, - она нахмурилась, - пришла пора говорить с герцогами Ардууса?
        - Ну, - высокий пожал плечами, - с герцогами Ардууса мы уже говорили, пусть и не лицом к лицу. Но, пожалуй, если начинать говорить с кем-то, то именно с герцогами Обстинара и Тимора. А уж дальше посмотрим.
        - Сколько нам осталось? - помрачнела девушка.
        - Думаю, весной или летом начнется, - вздохнул высокий.
        - Что начнется? - услышали они странно визгливый, хоть и тихий голос.
        Высокий обернулся мгновенно, вскочил на ноги, но выхваченный им из ножен серый меч был выбит из его руки еще быстрее.
        - Опусти лук, дочка, - пробормотал страшный, покрытый шрамами, будто коростой, коротышка, нагибаясь за мечом высокого. - Или ты хотела, чтобы я смотрел, как меня протыкает насквозь твой муженек? И ты, парень, не хмурься. Я ж за спиной у тебя стоял. Хотя, будь ты лицом к лицу со мной… Впрочем, не будем гадать, мечник ты не из последних. Другой вопрос, что я из первых.
        - Как тебе это удалось? - пораженно прошептал высокий, принимая из рук коротышки меч. - Подойти неслышно? Выбить меч? И кто ты?
        - Да опусти ты лук, - поморщился в сторону девушки, усаживаясь за стол, коротышка. - Разговор у меня к твоему мужу. Да и к тебе, вы ж срослись - не разделить?
        - С чего ты взял, что мы муж и жена? - медленно присел рядом с коротышкой высокий. Он с недоумением оглядывал лицо незнакомца, с которого словно содрали кожу, несколько раз проткнули горло, вынудив вместо внятного разговора визжать и пищать покалеченными связками, но умереть отчего-то не дали. Или же он был уродом с детства? На правой руке пальцы были короче обычных на целую фалангу, а вместо левой в рукаве розовел вообще какой-то обрубок. К тому же, кажется, незнакомец и прихрамывал на обе ноги? Как он сумел выбить меч из руки высокого?
        - С чего я взял-то? - удивился коротышка и тут же вытащил из рукава, показал и высокому, и его спутнице маленькую, почти детскую ладошку. - Чего глаза таращить-то? Такая же рука, как и у вас. Просто не отросла еще как надо. И шрамы эти… Ерунда это, а не шрамы. Лучше шрамы на лице, чем вообще без лица. Ничего, заживет еще все. Вся эта короста годами может мучить. Так всегда и бывает. Срубишь себе палец, отрастишь его за месяц-полтора, а сломанный ноготь полгода не можешь на здоровый перебить. А насчет жены, чего там гадать, или не ты, парень, записался в эбаббарском храме пять или шесть лет назад? Знаю, знаю, что ты таскаешься с ярлыком на имя чекера Асаша, но так что мне-то с ярлыка? Ты Игнис Тотум, а эта девица - твоя жена - Ирис. Тоже теперь Тотум, стало быть. И не смотри на меня так, я о тебе давно слышал. Ты ведь всюду таскаешь за собой деревяшку. Замотал бы, что ли, ее под посох, а то прирастет к спине-то…
        - А ты кто? - спросил Игнис.
        - Я-то? - Коротышка прикрыл глаза, помолчал немного, потом неохотно молвил: - Никто. Зови меня Нуллус.
        - Но ведь это не твое имя? - нахмурился Игнис. - Я тебя знаю?
        - Может, и знаешь, а может, и нет, - пробормотал коротышка. - Считай, что нет. Да и что такое имя? Откликаюсь, значит - имя годное. Есть и другие, но назвать не могу. Не оттого что боюсь твоей болтливости, болтливее меня еще поискать надо. Нет. Враг, который сделал со мною то, что ты видишь, очень опасен. Он и не выболтанное, а подуманное может услышать. Хотя твоя черепушка плотная, не проглядишь просто так. Все равно, пусть думает, что меня нет. Так что Нуллус, и все.
        - И что же удивительному мастеру меча Нуллусу нужно от принца без королевства и его жены? - скривил губы Игнис.
        - Нужно кое-что, - кивнул Нуллус, поднял голову, моргнул уродливыми, без ресниц веками. - Война скоро.
        - Не сомневаюсь, - ответил кивком Игнис. - Войско собираешь?
        - А чем я хуже тебя? - изобразил улыбку Нуллус. - Ну, ростом пониже, статью пожиже, а так-то? Да, знатностью не отмечен, зато прыткостью не обделен. Да, прихрамываю пока, но к весне буду в самый раз. Но войска я не собираю. Это ты собираешь. Уж пятый год бродишь по Анкиде? И не только по Анкиде? Кария, Даная, Экрон, Лигурра, Галата, Самарра, Монтанус, Рапес, Пета, Тирена, Касаду? Везде побывал? Валу и Махру, еще не пришедших в себя, и то зацепил. Даже с вожаками свеев и вентов сумел разговор завязать? И все еще жив. Вот, помогаешь местным правителям с их разбойниками разобраться? Это еще зачем? Тебе ж пора к атерским герцогствам подбираться. Или не это самое сложное?
        - Ты, как я вижу, все обо мне знаешь? - помрачнел Игнис.
        - А ты как хотел? - удивился Нуллус. - Если нитку по ветру тянешь, как ты ни прячь ее с глаз, слух выдаст. Ветер посвистывает на той нитке, когда вразрез идет. Ну, свистит тихо, в осторожности тебе не откажешь, но умная голова одно с другим сложит и расплетет без ошибки.
        - А чем же плохо, что я с разбойником разобрался? - спросил Игнис.
        - Всем плохо, - вздохнул Нуллус. - Я бы к тебе и так подошел, давно тебя тут жду, а вот городского голову ты плохо разглядел. Иевус город крепкий, если бы не особенная магия прошлой войны, и сейчас бы собственной неприступностью гордился. И народ здесь особенный. Цепкий. Под стать ханеям, только выморожен, а все вымороженное по теплу гнется, а по холоду со сталью бьется. Он же тебя зачем к Гигасу послал? Чтобы избавиться от надоедливого выскочки. Тебя ведь уже пытались убить в этих странствиях. Как раз те, к кому ты за помощью обращался, они и пытались. Сколько раз? Дважды?
        - Трижды, - обронил Игнис.
        - Понятно, - почесал нос Нуллус. - Значит, не только данайский и галатский правитель хотели прихлопнуть самозванца, что их дружинных смущает, но и еще кто-то? Так, сейчас прикину… Думаю, что правитель Петы решил позабавиться. Такой у него срам при дворе… Как ты выпутался-то?
        - Дружина в Пете небольшая и разжиревшая, - ответил Игнис. - Теперь убавилась вдвое. Да и…
        Он посмотрел на Ирис. Та чуть приметно улыбнулась.
        - Да, лучница у тебя, я слышал, редкая, - протянул Нуллус. - Выручила, значит. Но судьбу-то с умом испытывать надо. Тебе лошадей голова дал?
        - Дал, - кивнул Игнис.
        - Хороших? - скривил в улыбке шрамы Нуллус.
        - Думал, что даст хуже, - насторожился Игнис.
        - Думай дальше, - развел руками Нуллус. - Отпускать он тебя не хочет. Убивать будет. Или ночью в трактире. Или на воротах. А знаешь, почему? Не из-за лошадей. Из-за Гигаса. У головы с Гигасом все было схвачено. Доля от его разбоя шла в карман головы. Доля от дохода ратуши - к Гигасу. Удобно иметь такого здоровяка. С ним весь город в руках без особой заботы держать было можно. А что теперь? Ты думаешь, война голове интересна? Да он ждет ее. У него за месяц до тебя послы Эрсет были. Или ты не заметил, что у него глазки бегали?
        - Так он торгаш? - прищурился Игнис.
        - Продал он свой город, - вздохнул Нуллус. - С потрохами. Считай, что он на их стороне. Я даже скажу тебе, что новые его покровители оставили здесь соглядатаев своих. И не только здесь, поверь мне. Они-то как раз и займутся теперь тобой.
        - Ничего, - напрягся Игнис. - И не из таких сетей выбирались.
        - А вот это и есть то самое главное, что я должен тебе сказать, - понизив голос, оглянулся, окинул полупустой трактир взглядом Нуллус. - Я, конечно, понимаю, принц, что ты бережешься, но, когда сберегаешься, не о том думаешь. Я же знаю, что тебя мучит.
        - И что же? - быстро взглянул на замершую Ирис Игнис.
        - Первое и главное, как бы не потерять девчонку свою, - сказал Нуллус.
        - Да, - кивнул Игнис и положил ладонь на руку подруги, с лица которой словно тень сползла. - Ну так и она о том же думает.
        - Заметно, - рассмеялся Нуллус. - Иначе тебя бы уже и не было давно. Второе - это сомнения. Твои сомнения в той миссии, которую ты на себя взвалил.
        - Я должен делать хотя бы что-то, - стиснул зубы Игнис.
        - И я преклоняюсь перед твоими стараниями, - стер с лица улыбку коротышка. - Я ведь кое-где по твоим следам проковылял. Но ты забываешь главное. То, что таится у тебя внутри!
        - Ты знаешь? - прошелестел Игнис.
        - Знаю, - одними губами ответил Нуллус.
        - И что же теперь? - расправил плечи Игнис.
        - Ты прячешь это хорошо, - сказал Нуллус. - Я знаю, но не чувствую. Но ты никогда не задумывался о том, почему это в тебе?
        - Я только об этом и думал, - процедил сквозь стиснутые зубы Игнис. - Дни, месяцы, годы!
        - Ну, - развел руками Нуллус, - я бы на твоем месте думал прежде всего о великом счастье, что делит с тобой дорогу. Да и ты, уверен, не забываешь о нем. О ней, конечно, что это я? Но если к тайне твоей вернуться… Ты ведь решил, что это проклятие? Я о камне, как ты понимаешь.
        - Да, - кивнул Игнис, сплетая пальцы с пальцами Ирис.
        - Это не проклятие и не благоволение, - прошептал Нуллус. - Это, мой дорогой, судьба. Так вот что я тебе должен сказать. Прячь это, но не отгораживайся от этого. Пользуйся им. Изучай его. Если почувствуешь злобу в этом - выбели ее. Почувствуешь нехватку любви - восполни. А то ведь получится как с мечом императора, который король Ардууса Пурус не выпускает из рук, даже, говорят, спит с ним. Но что толку с того меча?
        - Почему я должен тебе верить? - побледневшими губами прошептал Игнис.
        - Есть один человек, которого ты считаешь мертвым, - ответил Нуллус. - Но он жив. Он знает о твоих стараниях и благодарен тебе за них. Он попросил меня переговорить с тобой и уберечь тебя в Иевусе.
        - Как его имя? - напрягся Игнис.
        - Син, - вымолвил Нуллус.
        - Так ты… - расширил глаза Игнис.
        - Ни слова! - повысил голос Нуллус. - Мое имя Нуллус. Теперь говорить буду коротко, у нас мало времени. Я занимался тем же, чем и ты. Жаль только последний год, до того времени мне и ходить было особо нечем. Так вот, с рефаимами все улажено. Думаю, что две сотни воинов с их стороны будет. Ты занимайся тем, чем занимался. Но береги себя. Идти нужно прежде всего в Тимор, это самое доброе место на сегодняшний день. Но там нужно быть осторожнее, чем где бы то ни было. Королева Армилла убита.
        - Убита? - едва не вскочил на ноги Игнис.
        - Да, - кивнул Нуллус. - На днях. Через недолгое время после того, как отвергла предложение Пуруса Арундо о замужестве. Можно сказать, только что. И ее сын, Адамас Валор, собирается чтить ее память по большому обряду. Месяц ее тело будет лежать в галерее тиморского замка, пока все его жители не простятся со своей королевой. Так что тебе нужно будет поспешить. Следует почтить королеву и заодно слегка охладить ненависть ее сына к королю Ардууса. Судьба его королевства важнее его мести. Пока важнее. Хотя, если правда, что король Ардууса замешан и в смерти отца Адамаса…
        - Это все, что я должен знать? - спросил Игнис.
        - Почти, - кивнул Нуллус. - Добавлю лишь одно - твоя сестра Камаена жива и занимается примерно тем же самым, что и ты. Не ищи ее. Судьба сама сведет вас.
        - Ну хоть какая-то радость, - потер виски Игнис. - Син и Кама. И ты.
        - Ты не один, парень, - улыбнулся и бросил взгляд на Ирис Нулус. - Вы не одни. Но все гораздо хуже, чем было полторы тысячи лет назад. Да. Лучезарного на той стороне пока нет. Но и на нашей стороне нет императора. Не говоря уж об Энки. И мастером тайной стражи у правителя Пуруса служит Русатос.
        - Он… - нахмурился Игнис, - какой-то особенный служака?
        - Об особенностях его я не знаю, - скривился Нуллус. - Но имя его звучало под сводами Ордена Света. Он верный слуга Эрсет. Это беда, парень.
        - Так что же это будет за война, если враг служит королю Ардууса? - процедил сквозь зубы Игнис.
        - Страшная война, - ответил Нуллус. - А теперь надо уходить. Где ваши мешки?
        - Все всегда с собой. - Игнис кивнул на лежащие на лавке два мешка и теплые плащи.
        - Берите их и идите за мной, - бросил, сползая со стула, Нуллус.
        …Они вышли из зала через конюшню. Лошади, присланные городским головой, стояли возле яслей оседланными. Служка головы сидел тут же, присматривая за ними. Повинуясь кивку Нуллуса, Игнис бросил мальчишке монету и приказал расседлывать лошадей и готовить их к утреннему выходу. Да еще и сбегать к трактирщику, чтобы тот устроил постель для семейной пары.
        Мальчишка тут же побежал в трактир, а Нуллус вывел спутников через неприметную дверку и заковылял темными переулками, которые явно знал наизусть. Через полчаса распахнул ворота в неприметном домишке и вывел из них мохноногую лошадку, запряженную в двухколесную, видавшую виды арбу. На ней лежали горой гнилые корзины и изогнувшиеся от мороза и плесени рогожи. Перед ними на облучке красовались огромные валяные сапоги, торчком стоял овчинный тулуп.
        - Забирайтесь, - приподнял одну из рогож Нуллус. - Ноги придется поджать да обняться, но вонь вымерзла, а обниматься вам, я думаю, должно быть в радость. Потерпеть или порадоваться придется недолго. С час. Да, если что, я не мусорщик, считайте, что ярлык да валенки с тулупом, чтобы коротышкой не казаться, занял на пару дней. Но по-другому не выйдет. Ворота в городе открыты только одни. И у них соглядатаи Эрсет будут точно.
        …Лежать согнувшись и обнявшись пришлось недолго. Арба минут двадцать скрипела по улицам Иевуса, потом еще несколько минут громыхала по очищенным ото льда камням на главной улице. Еще с минуту Игнис и Ирис прислушивались к ругани стражников на воротах, к смешкам Нуллуса, к странному визгливому гавканью из его же уст, пока, наконец, арба не выкатила из города.
        - Лежите пока, - послышался голос Нуллуса. - Сейчас завернем к югу, думаю, в черной долине они нас догонят. Но не высовывайтесь, мне нужно, чтобы они вплотную подобрались.
        - Кто они? - спросил сквозь корзины Игнис.
        - Посланники Эрсет, - хмыкнул Нуллус. - Не скажу, что я поступил праведно или как добрый человек, но подразнил их немного. В городе их шестеро, двое стояли на воротах. Всю власть они пока еще не взяли, поэтому при страже разбираться со мной не стали. Если мудры - то и не станут. А уж если не мудры…
        В отдалении послышался топот всадников.
        - Нуллус? - снова подал голос Игнис.
        - Лежите, - услышали они спокойный ответ. - Не мудры. Я так и рассчитывал. Не дергайтесь, иначе они нападут первыми. А первым должен напасть я. Оставьте эту разборку старичку. А ведь хорошее место для разборки! Могильники со всех сторон. Свеи тут, конечно, нагадили, но испортить ничего не успели. Иури верят, что однажды именно здесь боги будут спрашивать за все совершенное с каждого. Мы, конечно, не боги, но спросить тоже можем.
        С дороги послышался резкий окрик с приказом остановиться. Кричали по-атерски, но со странным акцентом. Следом послышалась непонятная ругань. Нуллус придержал лошадь, засмеялся, выбираясь из валенок, забормотал что-то. Игнис почувствовал, что Ирис тянется к луку.
        - Нет, - прошептал он. - Поверь мне, этот воин знает, что делает.
        - Что он говорит? - прошептала Ирис. - На каком языке?
        - На вирском, - ответил Игнис. - Или на старо-атерском. Просит прощения, что не распознал под капюшонами правителей восточных земель. Перепутал их с псами…
        - Он с ума сошел? - прошипела Ирис, как вдруг арба затрещала. Тень мелькнула в прогалах корзин, колеса заскрипели, треснула доска, что-то упало, раздался посвист клинка, удары, снова падение, и, наконец, послышался недовольный голос Нуллуса.
        - Я, конечно, понимаю, что это лучший способ ведения войны - лежа и в обнимку, но надо бы выбираться, время поджимает.
        Игнис сбросил в сторону прикрывающий его и Ирис хлам. Нуллус стоял на снегу, удерживая двух крепких лошадок, и с огорчением рассматривал рассеченный едва ли не до руки рукав теплой куртки. Два тела валялись тут же.
        - Ты угадал, - кивнул наклонившемуся к одному из мертвых Игнису Нуллус. - Ну-ка, девочка, придержи лошадок. Это они самые. Второго посмотри. Да. Даку.
        Игнис подошел ко второму мертвецу. И у него тоже вместо лица была вытянутая почти волчья, хоть и безволосая, морда. Первый был убит броском ножа, второй ударом меча чуть повыше ключиц.
        - Как ты их достал? - удивился Игнис. - Они же были верхом?
        - Легко, - буркнул Нуллус. - Прыгнул. Да, представь себе, эти хромые ножки все еще на что-то способны. Если бы арба не оказалась гнилой, то и рукав бы не подпортил. Зато у вас теперь есть две лошади. Только не идите сразу на юг. Возвращайтесь к северу. Через три лиги будет деревенька. Отметьтесь там как-нибудь. Потом к востоку. А уж там, чуть подальше, ищите нехоженых путей в Обстинар и Тимор. И сберегайтесь, неладное творится на их границах. И имейте в виду, на таких, как вы, да еще на угодников, идет охота. И воины этого поганого Ордена Света стараются, и еще, говорят, какие-то чудища со светящимися глазами. В последнем, правда, не уверен. Хотя случалось уже похожее…
        - А ты? - спросил Игнис.
        - У меня еще есть дела, - скривился в улыбке и растер по лицу секущий кожу снег коротышка. - Надо мусор сжечь. Арбу отдать. Лошадок ваших прибрать. Зря, что ли, я старался? Да и еще четыре таких же воина в городе остались. Нельзя им оставлять Иевус, нельзя. Двигайте, добрый путь. Увидите Сина, передайте привет от коротышки. Он поймет.
        - Почему ты сказал, что поступил неправедно, не как добрый человек? - спросил Игнис.
        - Нельзя смеяться ни над телом, ни над лицом, ни над одеждой, - объяснил Нуллус. - И над мордой - тоже нельзя. Я, конечно, намеренно злил дозорных, но, если уж убивать врага, лучше это делать молча.
        - Это чужие псы на нашей земле! - заметил Игнис.
        - Это люди, парень, - не согласился Нуллус. - Ничем не страшнее меня, кстати. Просто они встали не на ту сторону. Но если бы ты знал, сколько даку будет и на нашей стороне, прикусил бы себе язык по этому поводу навсегда.
        Глава 3
        Арканум
        Лава могла бы крутить головой на окраине безлюдной, заснеженной и заледенелой площади до следующего утра, но накатившая досада не только выдавила из глаз слезы, она стиснула ее виски болью. Девчонка выкрикнула что-то поганое, заскулила, как скулит брошенная хозяином во дворе в мороз собака, выхватила меч и, рассекая леденящий ветер и заметаемый им снег, уже через несколько секунд рыдала и хлюпала носом, пока не почувствовала мертвую хватку незнакомца.
        Он скрутил Лаву мгновенно. Никто из молодых да и из бывалых ардуусских воинов не мог обезоружить отчаянную девчонку, даже тогда, когда азарт заставлял их забыть о ее вельможном происхождении, а тут в долю секунды она поняла, что лишилась сразу всех ножей и меча и не может пошевельнуть ни рукой, ни ногой. К тому же она не могла понять, как он сумел подкрасться к ней вплотную? Зарычав от бессилия, Лава пыталась ударить незнакомца затылком, но и это не принесло ей успеха. Ни на долю секунды она не смогла оторвать свой затылок от подбородка противника.
        - Не спеши получить помутнение головы, - прозвучал за спиной чужой голос. - Я тебя калечить не намерен. Убивать пока тоже. Скрутил, чтобы ты не наделала глупостей.
        - А если я закричу? - прошипела Лава.
        - Не закричишь, - усмехнулся незнакомец и, удерживая ее одной рукой, неожиданно коснулся мокрого лица платком, вытирая и слезы, и сопли. - Гордая. И сильная, кстати. Я удивлен.
        Странным образом его слова почти успокоили Лаву. Она обмякла, но бдительность соперника не притупилась. Он хватку не ослабил.
        - Глупостей не будет, - процедила сквозь зубы Лава.
        - Сначала скажи, чего хочешь от меня, а я решу, - ответил незнакомец.
        - Ты знаешь, кто я? - спросила Лава.
        - Да уж невелика загадка, - усмехнулся незнакомец. - Лава Арундо. Племянница сиятельного короля великого Ардууса. Любопытная девчонка, которая преследует незнакомцев, рискуя собственной жизнью.
        - Я владею мечом! - прошипела Лава.
        - Сейчас он у меня, - заметил незнакомец. - Так что твое умение может остаться неоцененным. Что тебе нужно?
        - Дакит, - поморщилась Лава. - Дом на Рыбной улице. Я видела тебя там. Это дом Йора. Дакит Йор нужен мне. Я уже несколько лет ищу встречи с ним!
        - Зачем? - странно изменился голос незнакомца.
        - Нужен! - едва не закричала Лава. Метель усиливалась, тьма сгущалась, и, как назло, никого не было на обычно многолюдной площади. Нет, пока ее обнимал этот крепкий умелец, холода почти не чувствовалось, но досада была сильнее холода.
        - Зачем? - повторил незнакомец.
        - Он учил мою сестру Фламму, - наконец проговорила Лава. - Моего брата Лауруса. И я рассчитывала на его уроки. В Ардуусе нет больше воинов, кто мог бы меня чему-то научить!
        - В Ардуусе достаточно воинов, с которыми было бы непросто справиться даже Йору, правда, хорошему они не научат, - пробормотал незнакомец и отпустил Лаву.
        Она отскочила на шаг, провела руками по поясу, но он уже сам протягивал ей ножи и меч. Лава подхватила клинок, едва не приморозила пальцы, но после короткой заминки сунула меч в ножны. Незнакомец стоял там, где секунды назад держал в руках пленницу. В сгустившейся тьме Лава уже с трудом угадывала его силуэт, фонарь на площади еле светил, да и раскачивался он под порывами ветра в полусотне шагов, скорее сгущая метельный мрак. Но незнакомец, лица которого она разглядеть не могла, казался ей отчего-то знакомым и очень усталым. И вместе с тем Лава понимала, что будь у нее в руке даже обнаженный меч, у нее нет против этого человека ни единого шанса.
        - Голова болит? - спросил он и в ответ на ее кивок добавил: - Еще бы она не болела. Когда погода за день меняется несколько раз, и молодых прихватывает. Неумелых и незнающих. Скоро мороз усилится, но облака разбегутся, и станет светло. Полнолуние.
        - Кто ты? - только и смогла вымолвить она.
        - Зови меня Арканумом, - проговорил он после паузы. - Только не пытайся колдовать на ночное зрение, я наложил отворот.
        - Я не слишком сильна в колдовстве, - призналась Лава, чувствуя, что губы и щеки ее немеют. - Если в Ардуусе трудно найти учителя мастера мечей, готового делиться мастерством с девчонкой из дворца, то учителя-колдуна еще труднее. Даже если здесь достаточно колдунов, равных королевскому магу Софусу. Они все таятся. Инквизиция колдунам и вздохнуть не дает. Даже магические башни пусты, ушли маги обратно в Самсум. Почему ты скрылся от меня на днях? Я напугала тебя?
        - Не ты, - произнес Арканум. - Те, кто следил за тобой. Мне они показались опасными. Сейчас их нет. Наверное, ты сумела оторваться от слежки.
        - От слежки? - Она оглянулась, поежилась, хотя и странно было ежиться от тревоги, застывая на ветру. - Я чувствовала, но так ни разу и не поймала их.
        - Не пытайся их поймать, - посоветовал незнакомец из тьмы. - Не знаю, кто они, но я не советовал бы тебе скрещивать с ними меч. Впрочем, они не мечники. Они опаснее. Таких воинов не нанимают для слежки. Их нанимают, чтобы убивать. Пожалуйся отцу. Хотя… Впрочем, это не мое дело. С Йором я тебе тоже не помогу. С ним случилась беда. Уже давно, правда. Йор убит.
        - Убит? - растерялась Лава.
        - Да. - Арканум кивнул. - Погиб в схватке. Но дом, за которым ты приглядывала и на ворота которого лепила на смолу липовые листы, никогда не принадлежал Йору. Можешь справиться в ратуше. Он записан на друга Йора, Сина. Налог за этот дом выплачен за десять лет вперед, у меня есть ярлык от Сина. Я не нарушаю законов Ардууса.
        - Я не писец и не мытарь, - с досадой проговорила Лава. - Мне все равно, нарушаешь ты их или нет. И никакого Сина я не знаю и знать не хочу!
        - Это ты зря… - Он тихо рассмеялся. - Многие мечтают о знакомстве с Сином. А те, кто его знает, улыбаются, даже только произнося это имя. Прямо как я сейчас. Хотя у меня с ним связан самой черный день в моей жизни.
        Незнакомец замолчал и как будто зашатался под порывами ветра.
        - Ты в порядке? - Она шагнула к нему, но все равно не смогла разглядеть его лицо.
        - Нет. - Он словно очнулся, покачал головой. - Я никогда уже не буду в порядке. Но какое тебе дело до меня? Тебе сейчас следует бежать домой и все рассказать отцу. Не обо мне. А о тех, кто следит за тобой. Твоя беда - это и беда твоих родителей. Так всегда.
        Лава уже хотела и в самом деле помчаться к дому, но замялась.
        - Знаешь, мне кажется, что я тебя видела раньше.
        - У дома Сина пару дней назад, - кивнул он.
        - Нет. - Она была почти уверена. - Много раньше.
        - Если вспомнишь, - он усмехнулся, - приходи к дому Йора. Я буду рад продолжить знакомство, если оно и в самом деле обнаружится и если прошлое очнется и узнает себя через много лет. Только не долби беспорядочно и долго. Ударь два раза. И все. Я открою. А пока иди домой. Ты замерзла. И будь осторожна. Тебе и в самом деле угрожает опасность.
        Сказал, попятился к стене дома, шагнул в непроницаемый мрак, царивший над узкой Свечной улицей, и растворился, растаял, исчез. Лава еще постояла несколько секунд на ветру, не веря своим глазам, затем списала невозможное на темноту и усталость, а потом побежала, поспешила к дому, мечтая лишь о ведре с теплой водой и кубке горячего питья. И одна мысль стучала у нее в голове до самого дома; а ведь и в самом деле, те секунды, в которые она была стиснута, свернута в кокон сильными руками незнакомца, именно в эти секунды она и чувствовала себя в безопасности и тепле. Впервые за последние несколько лет.
        Она была полна тревогой, но не ощущала беды до самого последнего мгновения. Наверное, слишком хотела согреться и не разбудить мать. Ночные скандалы и разговоры - это последнее, на что она готова была согласиться. Или, наоборот, надеялась разбудить ее, броситься к ней на шею и попросить прощения, не произнося ни слова, только хлюпая носом и тычась им в ее мягкую грудь. Метель и в самом деле как будто начинала стихать, но небо оставалось темным, и торопящихся к домашнему теплу горожан Лава так и не встретила. Едва ли не на ощупь вдоль стены амфитеатра она пересекла Вирскую площадь, утопая по колена в снегу, добрела по Мясной улице до Гороховой и потянула на себя дверь черного хода. Так и есть, старик привратник не закрыл ее. Наверное, ждал, что взбалмошная девчонка вернется через минуту, да задремал.
        Лава вошла в каморку привратника и почти на ощупь прокралась к следующей двери, раздражаясь, что сапоги липнут к полу. Конечно, старик любил побаловаться с плошкой меда и травяным отваром, мог и расплескать одно или другое, но откладывать мытье полов до утра было не в его правилах. Впрочем, если она сама не хочет ночных скандалов, стоит ли их предлагать слугам?
        В нижнем зале пламя подрагивало в четырех светильниках. Стража, охраняющая дом воеводы, должна была стоять у главной двери, в конце коридора, а здесь могла оказаться только служанка. Так и есть, на дальнем диване, что стоял у отсвечивающего углями камина, из-под войлочного одеяла торчали ее ноги. Все как всегда. Как же это хорошо - приходить домой, когда все спят! Лава улыбнулась и медленно двинулась вверх по лестнице. Неладное она почувствовала, почти поднявшись наверх. Подошвы продолжали приставать к ступеням. Сколько же меда надо было разлить, чтобы…
        Лава оглянулась и замерла. Даже в полумраке ее следы темнели на белом камне. Она зажмурилась и поднесла пальцы к вискам. Тут же лопнула и поплыла легкая пленка едва приметной магии. Мгновенно запахло смертью. Лава пошатнулась, оперлась о перила, почувствовала, что и рука ее тоже липнет, наклонилась и вдруг поняла, что кровь всюду! В ней отражались угли камина у дивана, на котором лежала служанка. Она тянулась следами из привратницкой и коридора. Она покрывала пятнами перила, как будто кто-то хватался за них, истекая кровью. Она стекала по ступеням вниз…
        Медленно, словно оттягивая неизбежное, Лава поднялась еще на одну ступень, потом еще на одну, и еще… И увидела отца. Кастор Арундо лежал перед дверью в комнату дочери. Глаза его были открыты, и в них как будто застыло удивление. Конечно, если Лава не ошибалась, светильник наверху был один, и на лице отца было больше теней, чем ясности, но удивление… Она наклонилась и поняла, что горло отца перерезано едва ли не до позвоночника. И, уже чувствуя, что холод пронизывает ее всю, не тот холод, что донимал на улицах Ардууса, а тот, от которого не избавит даже жарко натопленная печь, она отшатнулась и наступила на меч, зажатый в мертвой руке отца. Вздрогнула от звяканья и посмотрела вниз.
        Их было двое. Двое широкоплечих мужчин в черном, с коротко остриженными волосами и неразличимыми, стертыми лицами. Они стояли у начала коридора и, поймав ее взгляд, двинулись к лестнице. Они никуда не спешили и ни о чем не собирались ее спрашивать, они шли убивать. Лава очнулась, когда они уже были у лестницы. Подхватила меч отца, бросилась в свою комнату, захлопнула двери, сунула в бронзовые рукояти меч, споткнулась о тело матери, лежавшей ничком, снова вступила в кровь и, уже давясь рыданиями и слезами, подхватила с постели расстеленный пелиссон, сунула руки в рукава, сбросила тонкие сапоги и натянула теплые, накинула на шею шарф, сорвала крышку с сундука, выхватила валскую ушанку из лисьего меха, наморщила лоб, вытряхнула из бронзовой вазы кошель серебра и, уже наклонившись к матери и повторяя про себя: «Ударь два раза. И все. Ударь два раза. И все», вдруг поняла. Их прислал Болус. Или даже его отец. И ее прошлая жизнь кончена. Будет ли другая - неизвестно, но этой жизни не будет точно. Вот так же, наверное, было с Фламмой и Камой. Разве только ее подруги не ждали, когда в их комнату начнут
ломать двери.
        Лава выпрямилась. Они не ломали дверь. Они ждали. Или ждал один, а другой пошел запирать прочие выходы. Или же вышел… Она наклонилась, коснулась рукой затылка матери, почувствовала липкость, проглотила непроизнесенное «мама» и заспешила. Вскочила на ноги, вышибла ударом ноги дверь на внешнюю галерею, выскочила в набившийся на нее вал снега, успела удивиться тишине, полной луне, висевшей на черном звездном небе, звенящему в воздухе морозу, перевалилась через мраморное ограждение и свалилась с высоты полутора десятков локтей в наметенный поперек Гороховой улицы сугроб.
        - Хоть кто-то на улице, хоть кто-то, - прошептала Лава стекленеющими от холода губами, выбралась из сугроба, метнулась к Мясной улице и встала. Один из черных шел к ней навстречу. Один по совершенно пустой улице. Как смерть. Что это с ней? Еще вчера она с отчаянием бросилась бы вперед с обнаженным мечом, а теперь…
        «Вот и все, - мелькнуло в голове, - второй должен появиться с той стороны. Кричать - бесполезно. Никто не выйдет ночью. Стража была только в доме отца, все остальные - торговцы. Да и как кричать? Ведь она гордая? Как он сказал? Ударь два раза. И все. Ударь два раза».
        Второй и в самом деле появился у нее за спиной. Лава еще его не видела, только слышала, как он перебирается через сугроб, как ломает ледяные корки, которые она пробила при падении, не почувствовав удара. Наверное, если останется жива, еще подосадует на кровоподтеки. А если не останется, тогда плевать.
        Лава сбросила с плеч теплый, слишком теплый пелиссон и потянула из ножен меч. Шесть лет изнуряющих ежедневных упражнений. Неужели все зря? Или она знала об этом дне? Готовилась к нему?
        - Не стоит, - тихо произнес один из черных. - Все будет не так. Не волнуйся. Это почти не больно.
        Он распахнул плащ, и она увидела зажатый в его руке самострел. Обернулась ко второму и поняла, что такое же оружие есть и у него.
        - Ведь ты не позаботилась о доспехах? - спросил второй. - Не хотелось бы портить стрелами такое лицо. Подумай, как ты будешь выглядеть на погребальном костре. К тому же…
        Он не договорил. Стрела вошла ему в горло. Убийца захрипел и повалился в снег. Лава в смятении обернулась к первому и увидела Арканума. Тот рассматривал самострел лежавшего в снегу черного. Затем сунул самострел в суму на боку, вытер о труп нож и стал разрезать на нем одежду.
        - У нас мало времени, - буркнул он, не поднимая головы. - Но оно пока имеется. Не волнуйся, если у них есть сообщники, а они есть непременно, пока что они нас не видят и не слышат. Возьми второй самострел. Это не мародерство, это наши трофеи. Не гнушайся. Ярлыки, деньги, оружие, золото - все, что найдешь, наше. Забирай. Доспех тоже хорошее дело, но времени у нас мало. Очень мало.
        - Наше? - не поняла Лава и, словно в беспамятстве, побрела через снег к трупу. Побрела, еле переставляя ноги, но не потому, что высоким был сугроб и ее саму трясло, как в лихорадке, а потому что вокруг была магия. Незнакомая, но вязкая и непроглядная. Через минуту она вернулась к Аркануму. Уронила в снег самострел, кошель, пояс с ножами, произнесла чужим голосом: - Ярлыков не было.
        - У этого тоже, - буркнул он в ответ.
        Черный лежал перед ним в распущенном до пояса и по рукавам котто. Доспеха под одеждой на мускулистом поджаром теле не было.
        - Зачем ты раздел его? - спросила Лава, рассматривая рану на груди черного. Удар ножом со спины пронзил черного насквозь. Через сердце.
        - Ищу убийц своего ребенка и своей жены, - глухо проговорил Арканум. - Вот.
        Он разжал ладонь и показал ей стальной рифленый лепесток, похожий на увеличенную рыбью чешую.
        - Это не они. Те, кого я ищу, в таких доспехах. И еще у них взгляд… У них другой взгляд. Это не они.
        Она пошатнулась и спросила:
        - А кто… эти?
        Так, словно кто чужой произносил странные слова ее голосом.
        - Это? - Он отбросил ножом распоротый рукав и показал тавро или шрам на внутренней стороне плеча черного - два кружка, один внутри другого. - Это тоже не слишком веселая песня. Воины Ордена Света. Ты хоть понимаешь, что это значит?
        - Нет.
        - Это воины оттуда. - Он махнул рукой в сторону Храмовой площади, но Лава поняла, что он имеет в виду что-то, скрывающееся за горами. - Из Эрсет. И если они здесь, то дела совсем плохи. К тому же… Дурные вести пришли в Ардуус этим вечером. Королева Тимора… Армилла мертва. Ее убили, даже не позаботившись выдать смерть за несчастный случай или результат тяжелой болезни.
        - Я знаю. И мои…
        Лава зашаталась и села в сугроб. Он, небритый, усталый, худой, посмотрел ей в глаза.
        - Все мертвы?
        Она закивала и вдруг завыла со стиснутыми зубами, заскулила, как дворняга с вывалившимися из распоротого брюха потрохами.
        - Плачь, - разрешил он ей, вздохнул и стал убирать в суму и ее добычу. - Хорошо, что есть слезы. Очень хорошо. Не думал, что они пойдут на такое. Значит, дела еще хуже, чем могли быть. И у этого города. И у всей Анкиды. Иди сюда.
        Он поднял из снега ее пелиссон, одобрительно кивнул тяжести зимнего одеяния и помог ей одеться. Затем проверил завязи, затянул на шее шарф, плотно завязал под подбородком уши шапки, заставил сунуть руки в рукавицы, которые она потеряла в снегу под галереей. И только после этого снова вытер ее лицо платком.
        - Держи, - заставил девушку глотнуть из фляжки огненного квача. - Больше не надо. Нам придется пройти до утра лиг десять, не меньше. Не велика дорожка, надеюсь, за стенами Ардууса сугробы разметало ветром, но будет непросто.
        - Почему? - Ей стало тепло, но отголоски рыданий все еще заставляли зубы стучать. - Почему мы должны уходить?
        - Чтобы выжить. - Он заталкивал трупы в снег. - Ардуус большой город, в нем можно укрыться, но я не для того пришел сюда, чтобы полгода прятаться в укромных закутках. Да и за полгода многое может случиться.
        - А я? - Она почти перестала рыдать.
        - А ты убила своих родителей, - выпрямился он. - Я знаю, что не убивала. Но завтра на всех площадях возвестят именно об этом. Может быть, не одна, а вместе со мной или еще с кем-то, но убила. Пошли, теплой ночи не обещаю, так что надо шевелиться. В городе оставаться нельзя.
        - Как мы выйдем из ворот? - спросила она, всхлипывая.
        - Пошли, - повторил он и взял ее за руку. - Эй! Девчонка? А ведь час назад ты показалась мне силачкой! И давай-ка пойдем твоей дорожкой, вдоль амфитеатра, людишки Ардууса попрятались, но наш друг тень. Я сейчас сниму заклинание, уж больно много сил оно требует. Но нам возле твоего дома быть уже не следует.
        «Возле моего дома… - эхом отозвалось в голове у Лавы. - Почему она идет с незнакомцем? Что она о нем знает? Только ли потому, что он кажется достойным человеком? Что же получается, и она, как ее мать, выбирает достоинство вместо любви? Или ей захотелось еще раз испытать тепло и безопасность крепких объятий? Или ей и в самом деле некуда больше идти?»
        - Тихо! - Он обернулся, обнял Лаву, притянул к себе, распахнул плащ и ткнул ее залитым слезами лицом в шелковую камизу. - Вытирайся о меня. Нельзя с мокрыми щеками идти по морозу. Впрочем, давай я подниму тебе шарф до глаз. Здоровее будешь. И не трясись. Не обижу.
        Они добирались до северных ворот Ардууса почти час. Кое-где даже горожане выбрались на улицы, за полночь принялись скалывать ледяную корку с дверей и ступеней. Зима не лето, лень не прибавляет заботы, а умножает ее. Арканум продолжал держаться подальше от лунного света и порой обходил неудобные улицы за два или три квартала.
        - Как мы выйдем? - шептала она через шарф. - Там стража. Ворота закрыты.
        - Выйдем, - отвечал он. - Подождем, когда кто-то будет выходить или заходить, и выйдем. Суетятся королевские дозоры. У всякого короля забот хватает, а у короля-мерзавца их больше всех, потому как он сам одна большая забота…
        - Колдовать нельзя, - не унималась Лава, стараясь сдержать слезы. - Уже шесть лет в каждом дозоре всегда есть маг или из Ордена Солнца, или из Ордена Луны. И инквизитор, а это еще хуже. Почувствуют.
        - Магия всякой бывает, - шептал в ответ Арканум. - Та, что скрывала часть улицы у твоего дома, для ворот не годится. В пяти шагах или ближе ее и самый последний неуч из магической башни распознает, пусть даже мастера магических орденов убрались из Ардууса. Но есть у нас кое-что, есть.
        «У нас», - снова отозвалось в голове Лавы.
        - Стой!
        Он остановился на перекрестке Северной и Торговой улиц, до ворот оставалось сотни полторы шагов. Возле тяжелых распахнутых створок стояло не меньше двух десятков стражников. Фыркали лошади. Поднимался дым от жаровен, на одной из которой пузатый старшина в тулупе поджаривал то ли кролика, то ли утку на вертеле. У его ног крутилась пара дворняг. Тут же прохаживался молодой маг в накинутой поверх гармаша овчине. Сидел на колоде, прикладываясь к фляжке, инквизитор в зеленом балахоне. Болтались на привратном эшафоте четыре висельника. В деревянном корыте лежала гора отрубленных рук и ног, один из стражников отгонял от него еще тройку псов. Ворота были открыты, но решетка перегораживала проход. Стража явно кого-то ждала или кого-то собиралась выпустить.
        - Собаки - это плохо, - заметил Арканум. - Я с ними и без магии справлюсь, но подойти и ждать удачного момента - нельзя. Придется рисковать. Иди сюда.
        Она шагнула к нему сразу, тут же смутилась, но ничего не успела сказать, потому что мигом оказалась у него на плече, свесившись лицом вниз на его спину.
        - Потерпи немного, - прошептал он. - Иначе нельзя, руки у меня должны быть свободны. Хотя бы одна рука. Так. Волчий порошок от собак… Правда, лошади могут понести… Но нам, пешим, это даже на руку. Можно было бы, конечно, оставить какую-нибудь шутиху прямо здесь, но в тайной службе короля Пуруса тоже не дураки служат. Совсем не дураки. Хотя мерзавцы, это точно…
        - У тебя даже меча нет, - прошипела Лава, пытаясь передвинуть поудобнее собственный клинок. - И глупо принимать на себя запах волка! Потом во всякой деревне прохода от псов не будет.
        - Не ерзай. - Он ощутимо хлопнул ее по мягкому месту. - Ноги вытягивай вниз, сама свешивайся и обхватывай меня под руками со спины. Вместе с плащом. И держись так, как не держалась никогда и ни за кого. И не волнуйся за меня. И меч у меня есть, и порошком я не на себя сыплю.
        «Я за себя волнуюсь», - хотела сказать Лава, но прикусила язык. Именно теперь не нужно было ничего говорить.
        - Ну, помоги нам Энки! - прошептал Арканум, взметнул что-то перед собой и двинулся по уже утоптанной привратной площади к воротам.
        «Сетка! - подумала Лава, ощущая пальцами, опустившуюся на них защиту. - Стальная или… Точно, стальная. Почти невесомая, наверное. Как может она нас защитить? Вроде и вправду никакой магии. Только отчего-то слышно стало все, каждый шаг стражников, каждое покашливание, даже потрескивание углей в жаровнях, повизгивание псов и приближающийся к воротам конский топот. А вдруг этот Арканум - сумасшедший? А вдруг сейчас на воротах…»
        - Тссс, - прошелестел чуть слышно ее носильщик и что-то обронил.
        Лава подняла голову и разглядела на смешанном с конским навозом и соломой льду небольшой кошель. Отчетливо разглядела, как будто не ночь стояла над Ардуусом, а пасмурный день. Арканум между тем продолжал приближаться к воротам, сторонясь к их правой створе, где у коновязи стояли лошади. И топот лошадей за воротами становился все ближе. И только что скулившие у жаровен псы вдруг залились трусливым лаем, захрипели у потайных беглецов за спиной, но уже далеко за спиной.
        - Смотри-ка! - раздался хриплый голос стражника. - Что это они выгавкивают? Никак кошель?
        - Где, демон тебя раздери? - отозвался другой. - Точно! Вот ведь…
        - Покажи! - подбежал третий.
        - Да тут медяки одни! - довольно прохрипел первый.
        - Кому медяки, а кому конские яблоки, - зло ответил второй. - Везет же некоторым…
        - А ну все в строй! - рявкнул старшина. - Герцог Эбаббара со свитой!
        Заскрипели стальные колеса, загремели тяжелые цепи. Верно, решетка на воротах пошла вверх. Арканум ускорил шаг, затем вдруг замер, где-то близко, в локте от них, пробежал стражник или маг, так же близко храпели лошади, и собаки продолжали лаять за спиной, но вот уже и конский топот почти оглушал, ворвавшись в тоннель, и Арканум вовсе прижался своим боком и боком Лавы к стене. А потом, когда последний всадник из кавалькады промчался, едва не задевая его и Лаву, чуть ли не прыжком выскочил за пределы города.
        Загремела решетка за спинами беглецов. Заскрипели створки ворот.
        - Ну все, - сказал Арканум через четверть лиги. - Я, конечно, могу тебя нести до утра, но не очень понимаю зачем?
        - Ничего. - Она встала на ноги, поняла, что едва не заснула на плече носильщика, оглянулась на тонущую во мгле равнину, на огни на башнях Ардууса и на огоньки в ближней деревне. - Куда теперь?
        - Куда скажу, - вздохнул Арканум. - А куда сказать, я пока еще и сам не знаю. Пока идем на север.
        - Почему на север? - спросила Лава.
        - Потому что там Бэдгалдингир, в котором я могу попытаться что-то разузнать, - признался Арканум. - И на севере Тимор. А Тимор в Анкиде пока что самое безопасное место.
        - Безопасное? - не поняла Лава. - А смерть королевы Армиллы?
        - А тебе-то что до королевы? - удивился Арканум. - Вон, в Ардуусе твой дядюшка жив-здоров, а мы бежали оттуда, словно воришки.
        Он осторожно сматывал и в самом деле сверкающую сталью тонкую сеть.
        - Что это? - спросила Лава.
        - Не ищи лишней головной боли, - посоветовал Арканум. - Всякое знание, словно камень в заплечном мешке.
        - Или как доспех, - не согласилась Лава.
        - Можно сказать и так, - хмыкнул Арканум, но до утра больше не проронил ни слова. И даже когда жажда казалась Лаве невыносимой, он догадывался об этом без ее просьб, выуживал из-под плаща фляжку уже не с квачем, а с каким-то пряным травяным отваром и давал глотнуть. За ночь, в течение которой пара миновала четыре деревни, Лава успела раза три поплакать, много раз споткнуться и еще больше раз проклясть свой пелиссон, который путался в ногах. Под утро, когда они проходили через пятую деревню и Лава при виде постоялого двора уже готова была вновь разрыдаться, Арканум опять обманул ее ожидания. Он подхватил спутницу за руку, протащил мимо желанного тепла и отдыха и свернул на узкую стежку, уходящую к утонувшим в снегу избам. В полумраке проводник подтащил Лаву к последней из них, постучал в низкую дверь, переговорил с выглянувшим с лампой косматым хозяином, что-то оставил ему и повлек Лаву к сараю за домом, кивнув в ответ на неясное бормотание:
        - Чтоб никакого огня!
        - Ты что? - оскорбилась Лава, когда поняла, что огрызок ночи и, возможно, часть дня ей придется провести на сеновале. - Ты думаешь, что я бродяга?
        - Пока что да, - твердо проронил Арканум, уминая в кромешной темноте яму в сене. - И я - тоже. Но, как только решу, куда мы идем, сразу же перестану. Стану путником. И ты, если захочешь. Иди сюда. Хочешь ты этого или не хочешь, но, чтобы выспаться и не замерзнуть, нам придется обниматься.
        - Можно… - Она опешила. - Можно хотя бы глоток квача.
        - Уже нет, - вздохнул Арканум. - Квач я отдал за постой.
        - У тебя нет денег? - ужаснулась Лава. - Мешка-то заплечного точно нет!
        - Ты у меня вместо мешка, - пробурчал Арканум, обнял спутницу и осторожно, бережно опустил в сенную мягкость. - Какой же бродяга платит за ночлег деньгами? Ладно. Научишься. Спи…
        …Она проснулась от холода. Тепла, которое всю ночь было рядом, не стало. Хотя его плащ укрывал ее сверху.
        Он сидел спиной к ней на сене.
        - Как звали твою жену? - спросила она.
        - Планта, - ответил он.
        - А ребенка?
        - Никак. - Он говорил чуть слышно. - Он не успел родиться.
        Лава замерла. Где-то за перегородкой зашевелилась, замычала корова.
        Арканум проговорил, не оборачиваясь:
        - Облегчиться - за сарай. Лицо прикрой шарфом, если хозяин выйдет подоить корову, разговор не заводи и не поддерживай. Только балахон свой меховой оставь здесь. И пояс с оружием. Нечего сверкать сталью, у хозяина сердце может разорваться уже оттого, что такая девица у него на постое. Умываться - снегом. О нашей дороге я уже все решил. В Бэдгалдингир не пойдем, если в чем-то не уверен, не стоит искушать судьбу. В Тимор не пойдем, потому что туда надо идти, когда идти больше некуда. Отправляемся в Эбаббар. Кажется, этого мне не избежать. И это единственное место в Анкиде, где я не был в последние годы. Так что мы больше не бродяги. Но с утра в деревне был ардуусский дозор. Значит, нам придется поменять одежду, купить лошадей и мешки, о которых ты так беспокоилась.
        Он обернулся.
        - Я тебя знаю… - пораженно прошептала она. - Ты Литус Тацит. Пропавший шесть лет назад бастард Флавуса Белуа! Мы разминулись в воротах Ардууса с твоим отцом!
        - Зови меня Арканумом, - сказал он после паузы. - Хотя нет. На первое время я буду Филиусом. А ты Тереброй. Женой моей. Ярлыки у меня есть. Настоящие. Не против? К тебе уже сватались?
        Глава 4
        Орс
        Старик продержался не десять гребков, а не меньше десяти минут. Глаза его мутнели, в уголках рта вскипали кровавые пузыри, но чем меньше сил оставалось в некогда могучем, а затем скрученном временем теле, тем явственнее проступала на широком, посеченном морщинами лице улыбка. Наконец, когда берег отдалился и мечущиеся по нему гахи утонули в снежной круговерти, старик, который уже несколько минут казался Каме мертвым, тяжело опустился на кормовую скамью, как будто с удивлением прохрипел: «Никогда бы не подумал, что умирать так больно» - и повалился на дно лодки. Из его спины торчало гахское копье и несколько стрел. Такие же стрелы торчали и из кормы лодки, но Кама не могла отвести взгляд от спины старика.
        - Я бы не советовал тебе останавливаться, - внезапно услышала она в собственной голове голос и окаменела.
        На корме стоял или сидел мурс. Она не могла точно определить положение его тела или того, что могло быть его телом, но явственно различала лицо и линию широких плеч. Лицо было спокойным и сильным. Высокий прямой лоб и твердые скулы как будто уменьшали собственной основательностью внимательные, чуть прикрытые тяжелыми веками глаза. Большой и, кажется, крючковатый нос уравновешивался тяжелым подбородком и полными губами. Темные волосы чуть подрагивали от ветра. Но их подрагивание не совпадало с вихрями, заметающими снег в холодные воды Аббуту.
        Пальцы Камы непроизвольно сжались, сплетая отворот.
        - Только этого мне еще не хватало, - скривился мурс. - Оставь свои ведьмины кольца для теней Донасдогама. Лучше продолжай грести. Я не все лодки гахов испортил. У деревни есть еще одна пристань. Конечно, вряд ли они пойдут в такую погоду далеко от берега, но все же…
        - Кто ты? - наконец разомкнула губы Кама.
        - А ты еще не поняла? - Мурс с сожалением посмотрел на лежащее перед ним тело. - Я Портенум Орс. Или Орс Портенум. Впрочем, теперь уже только Орс.
        - Так ты мурс? - прошептала Кама, вновь начиная грести.
        - Как тебе сказать? - Мурс скривил губы. - Последнюю тысячу лет я считал себя человеком. Нет, я, конечно, оставался тем, кем был изначально, но по ощущениям… Хотя я потрудился над телом Портенума. Будь он жив, он бы гордился, что его вместилище протопало после его смерти еще тысячу лет. Мне это было непросто устроить.
        - Ты… вселился в него? - спросила Кама.
        - Тысячу лет назад, - кивнул мурс. - Или около того. Но не думай, что я нашел древнего старика и отнял у него все, что он нарастил на своих костях к семидесяти годам. Если бы я мог поступить так, уж поверь, нашел бы кого-нибудь помоложе и поярче. Думаешь, так весело делить одну крышу с такой красавицей, как ты, и осознавать себя старой развалиной?
        - Однако с горки ты сбежал довольно бодро, - заметила Кама.
        - Гахи словно выжили из ума, - признался Орс. - Точнее, один из них, а уж потом и прочие. Если бы я был чуть медленнее, ты бы оказалась в опасности. А этого Виз Вини мне бы не простила, будь я хоть Портенумом, хоть мурсом. В любом случае мне себя винить не в чем. Старик, телом которого я воспользовался, был при смерти, разум, а значит и дух, во всяком случае, его покинул. Я это чувствую, поверь мне. Так что единственную гадость, которую я могу признать за собой относительно этого тела, - так это обиду его родственников. Они собрались проводить старого в объятия Энки, накрыли уже стол, заказали погребальный обряд, позвали храмовников, а старик, то есть я, вдруг открыл глаза и попросил еды. Ты не представляешь, каково это - видеть разочарование в только что наполненных неподдельным горем глазах. Я даже подумал, что сейчас меня придушат подушкой. К счастью, их было слишком много и они не доверяли друг другу.
        - Я надеюсь, что ты никого из них не убил? - спросила Кама.
        - Какое тебе дело до неизвестных людей? - удивился Орс. - Даже костей не сохранилось от них и от их детей и внуков. Но я отвечу. Я никого не убил. Просто однажды, когда теперь уже мои ноги и руки стали неплохо слушаться меня, я ушел из того дома. В конце концов, они были для меня чужими людьми. И я в самом деле обманул их ожидания.
        - А кто для тебя не чужие люди? - спросила Кама. - Вот эти гахи?
        - Гахи? - как будто задумался Орс. - Что ты говоришь? Они ведь вовсе не люди…
        - Как будто ты - человек, - прошептала Кама, не разжимая пальцев.
        - Лучше бы я был человеком, - так же тихо ответил Орс.
        Кама помолчала, затем снова села на весла, но глаз с мглистого силуэта на корме не спускала.
        - Грести придется долго, - донеслось до нее. - Лодка хороша, я их делал одну за другой всю последнюю тысячу лет. Всякая сгнивала лет через двадцать, но у меня всегда была готова следующая. И все для одного, чтобы однажды убежать. Уплыть из этой деревни. Я знал, что рано или поздно это придется сделать.
        - Куда ты собирался бежать? - спросила Кама. - И разве мурс должен страшиться обычных копий и стрел?
        - Мурс должен страшиться другого… - едва шевельнул губами Орс. - Я расскажу тебе… после. А бежать отсюда можно только через развалины Алу. Через Змеиную башню. Надеюсь, что еще можно. Но до Аллу по прямой - более сотни лиг. Лодка хороша, ты сильна. Так, как ты гребешь, ей ходу три дня. Или день, ночь и еще один день. Если не спать.
        - Я не буду спать, - ответила Кама.
        - Устанешь, - заметил Орс.
        - Зато не замерзну, - стиснула зубы Кама.
        - Тебе нужно быть сильной, - не согласился Орс. - Впрочем, мы еще поговорим об этом. Но сначала нужно избавиться от тела Портенума. Поверь мне, ты его уже не обидишь.
        - Я не могу, - прошептала Кама.
        - Можешь, - спокойно ответил Орс. - Уверяю тебя, мертвец - не самое хорошее соседство. Только сначала сними с него пояс с оружием, второй пояс с золотом и серебром тоже сними. И мешок. Он из хорошей кожи, кровь не пропитала его. Там запас еды и еще кое-что. Лишним ничего не будет. Все пригодится, не тебе, так мне.
        - Зачем мурсу еда или «еще кое-что»? - спросила Кама.
        - Мы поговорим и об этом чуть позже, - ответил Орс. - Я, как ты помнишь, приставлен к тебе Виз Вини. И если уж говорить точно, именно я, а не старик, что служил моим вместилищем.
        - Она знала, что ты… - вымолвила Кама.
        - Да, - прозвучало у нее в голове. - Я исчезну на несколько минут, чтобы ты чувствовала себя спокойно. Сделай свое дело.
        Кама сделала все так, как велел Орс. Стараясь не наступать на густеющую на дне лодки кровь, обламывая стрелы, сдернула с безвольного тяжелого тела мешок, перевернула старика на бок и распустила на его животе ремни. Затем, ухватившись за торчащее в спине копье, перевалила старика в черную воду. Он погрузился полностью, затем всплыл, обратившись в островок еще недавно живой плоти, отмеченный поганым древком. Едва не зачерпнувшая бортом воду лодка, покачавшись, выправилась. Кама вернулась на скамью, пошарила под ней, нашла свернутую в узел сеть и бросила в лужу крови.
        «Выкину, как только впитает в себя», - пронеслось у нее в голове. Кама оглянулась. Едва различимый ветерок продолжал закручивать снежные вихри, даль тонула во мгле, хотя солнце должно было уже подниматься над Сухотой. Кама вспомнила, как была она поражена, когда почти шесть лет назад Виз Вини привела ее и Эсоксу в башню ордена в Эссуту и с высоты Кама разглядела странный лес, начинающийся на краю руин. Сухота оказалась не только безжизненной равниной, но и обиталищем чужой жизни. Той жизни, о которой девушка думала, что оставила ее за спиной в подземельях Донасдогама навсегда.
        Нет, спать ей точно не придется. Мороза еще не было, но, если он сгустится да прихватит пока что спокойную воду ледком, до Алу она точно не доберется. Конечно, можно забрать к северу и пристать к берегу, но куда она пойдет после? До Бэдгалдингира почти тысяча лиг Сухоты. А в Дакките ей делать нечего. Вряд ли там забыли, кого обвинили в убийстве короля и королевы. А куда она пойдет из Алу? И почему через Змеиную башню?
        Размышляя так, Кама скрутила тяжелый суконный пояс с драгоценной начинкой, убрала его в свой мешок, прихватила сверху скрученный же пояс с оружием Портенума, его не такой уж тяжелый мешок. Вгляделась в обычный короткий меч, кинжалы, ножи. Зачем мурсу оружие?
        - Спрашивай, - снова раздалось в голове, когда Кама уже опять сидела на скамье, отталкивала веслами темную воду и, согреваясь, думала о том, что, если и ударит мороз, не успеет схватиться озеро. Не успеет. Главное, чтобы ветер не усилился. Насмотрелась она из окон ордена на бури на озере, ничего в них нет хорошего. Правда, месяц бурь уже минул…
        - Спрашивай.
        Она вздрогнула, но грести не перестала. Орс сидел на прежнем месте.
        - Что спрашивать? - не поняла она.
        - Все, - пожал он едва различимыми плечами. - Я не Виз Вини, расскажу все, что смогу. Тебе можно. И тебе это нужно. Я знаю. Конечно, если ты можешь спрашивать, не выпуская из рук весел. Ты хорошо гребешь. Ты сильная, даже странно - сила в таком чудесном теле… Но можешь не волноваться. Сухота - не лучшее место для жизни, но долина Иккибу, пока она не стала Сухотой, была благословенным краем. Даже морозы тут начинались на неделю-две позже. Мы успеем.
        - Куда? - не поняла Кама.
        - Успеем выбраться, - неопределенно ответил Орс. - Спрашивай.
        - Как ты говоришь? - невольно вымолвила Кама. - Тебе же… нечем говорить?
        - Хорошо, - рассмеялся Орс. - Мне редко приходилось общаться с кем-то в этом облике, но первый вопрос как раз всегда такой. Или еще о том, зачем мурсу лицо? И вообще, что такое мурс?
        - Что такое мурс? - спросила Кама.
        - Нелюдь, - ответил Орс. - Не человек. Или, как еще говорят порой, нечисть.
        - Нечисть - это о чем-то поганом, - не согласилась Кама.
        - Ну, не думаю, что ты уже воспылала ко мне симпатией, - усмехнулся Орс. - Но тут я тебя не обрадую. Ответить мне тебе особенно нечего. Мурс - это дух. Дух есть в каждом. И в тебе, и в гахе, и даже в аксе. Кстати, ты и слышишь меня только потому, что я обращаюсь к твоему духу напрямую. Но твой дух связан с твоим телом. Он его часть и освобождается только тогда, когда телу приходит конец. Но никто из смертных не становится после смерти мурсом. Когда придет время, твой дух отправится к престолу Всевышнего, но где этот престол, где дорога к нему, мне неведомо. Мурс - чистый дух. Чистый и… слабый.
        - Слабый? - не поняла Кама.
        - Мурса легко подчинить, - мрачно произнес Орс. - Не человеку, хотя и среди людей много тех, кто обладает силой. Тех, кто способен не только извлекать мум из всего, в чем тот накапливается, но и служить его источником. Я не могу тебе сказать, откуда взялись мурсы, кем они были раньше, кем они будут после, но именно мум, иначе говоря, магическая сила - воздух и пища любого мурса. Тот, кто владеет мумом, может овладеть и мурсом. И если мурсом овладеет зло - и мурс станет злом. А уж облик мурса, его голос - это отзвук чего-то прежнего. Того, что скрыто во мгле. Кто знает, может быть, когда-то я был человеком с тем самым лицом, которое ты видишь, а может быть, этим лицом меня одарил Создатель, уже лепя мурса из праха сущего. Впрочем, слово мурс - плохое. Оно окрашено страхом и ненавистью, потому что когда-то давно, еще до той страшной войны с Лучезарным, мурсы были источником бедствий. Одаренные своим властителем толикой твердости, они несли болезни и смерть в Анкиду.
        - А как же тогда называть мурса? - не поняла Кама.
        - Вестник, - произнес Орс. - Посланник, слуга, помощник, хранитель. Так это… задумывалось. Не могу сказать точно… Прошлое затянуто чернотой. Так что - пока - мурс. Тем более что всякий или почти всякий мурс теперь - опасность.
        - Ты нет? - спросила Кама.
        - Я нет, - ответил Орс.
        - Почему? - спросила Кама.
        - Почему ты должна мне верить? - переспросил Орс.
        - Нет. - Кама продолжала грести. Снег чуть ослабел. На темном небе в облаках обнаружилось светлое пятно, но берега по-прежнему были неразличимы. - Просто - почему?
        - Не хочу, - ответил Орс после долгой паузы. - Мне неведомо мое прошлое, во всяком случае, дальнее прошлое, но я не хочу. Я… насмотрелся многого. Многое помню как сквозь туман. Вижу не лучше, чем ты видишь сейчас берега. Но чувствую тяжесть и боль. Почти такую же, как почувствовал телом Портенума, когда стрелы входили в его спину. Не хочу.
        - Почему? - повторила вопрос Кама.
        - Тебе приходилось пережить что-то, чего ты не хотела бы повторить никогда в жизни? - ответил вопросом Орс.
        «Никогда в жизни?» - спросила себя Кама и мгновенно вспомнила самое страшное - великана свея, бросающего трезубец в ее мать. Падающих, захлебывающихся кровью Нукса и Нигеллу, Лауса, отца… Слезы наполнили глаза, спазмы перехватили горло.
        - Есть, - процедила сквозь зубы Кама. - Но не получится повторить. Никак. Некем.
        - Всегда найдется чем наполнить чашу горя, - прошептал Орс. - Даже тогда, когда все его источники кажутся пересохшими.
        - Что ты понимаешь об этом? - горько спросила Кама.
        Весла продолжали резать воду, пот пробивал тело. Да уж, день, ночь, даже больше она выдержит, но что потом будет с ее телом? Хотя вряд ли у этого мурса есть еще и нюх.
        - Ничего, - ответил Орс. - У меня своя боль. Я не могу говорить за других, но тогда…
        Он замолчал надолго. Так надолго, что Кама стала всматриваться в его лицо. Веки Орса были закрыты, губы плотно сомкнуты. Наверное, если бы он был человеком, она бы услышала скрип зубов. Скулы его, во всяком случае, подрагивали. Наконец он проговорил, не открывая глаз:
        - Я мало помню, что было до битвы при Бараггале. Все как в тумане. Но тогда… Тот миг, когда все уже шло к концу, когда Лучезарный стал проваливаться сквозь сущее, крича от ненависти и изрыгая хохот в сторону обращающегося в уголь, терпящего муки Энки, я помню отчетливо. Помню живые факелы под священным холмом. Трупы. Кровь. Магию, разлитую, словно море, магию вокруг. Столько мума, что можно было захлебнуться. Но ужаса еще больше. Помню взлетевшие в небо семь огненных звезд. Помню горящий шнур, словно горящую змею, который рванул на собственной шее Лучезарный. Все это продолжалось один миг. Один долгий-долгий миг. И я очнулся именно тогда. Очнулся и ужаснулся. Тому, что было, тому, что есть, и тому, что будет. Потому что, исторгаясь из этого мира, его губитель продолжал уничтожать его. Исчезая сам, оставлял зерна, которые должны были прорасти и погубить эту землю. И меня в том числе. И я спрятался.
        - Спрятался? - не поняла Кама.
        - Да, - кивнул Орс. - Такой, как я, может только спрятаться. Нужна или вода, как сейчас вокруг лодки, или человек. Вода там была. Недалеко. Но я не успел бы. Он… Лучезарный забирал с собой почти всех. И аксов, и мурсов. Всех, кого он призвал на землю. Извлек из… бездны. Думаю, что забрал бы и меня, я никогда не входил в число тех его заметных слуг, которых он был готов оставить. А оставил он немногих и лучших. В определенном смысле лучших. Или тех, кто укрылся, как я. И я метнулся в груду тел, отыскал то, в котором еще теплилась жизнь, и вцепился в него. Исторг из него дух умирающего, в секунду овладел полутрупом и пополз прочь.
        - А дальше? - спросила Кама.
        - Дальше? - задумался Орс. - Бродил по Анкиде, пока не прижился в долине Иккибу. Жил сначала в Кахаке, потом, когда мое долголетие показалось слишком подозрительным, перебрался в Алу. Затем настал черед Эссуту. Там меня заметила Виз Вини. Она тогда собирала подобных мне. Не я один спрятался таким образом от Лучезарного. Я был у нее не слишком долго. Я смог одарить свое тело долгими годами, но не смог до конца излечить раны. Одна рука у меня не работала, да и хромота имелась. И Виз Вини убила меня. Отправила искать тело получше.
        - Убила? - омертвела Кама.
        - Думаю, что убила, - кивнул Орс. - Устроила схватку. И я не смог уйти от ее удара. И отправился за новым телом.
        - И нашел этого старика? - спросила Кама.
        - Да, - ответил Орс. - Искал такого, чтобы не заинтересовать Виз Вини. И не сделать гадостей, ведь я мог отобрать тело и у здорового человека. Ты бы почувствовала сегодня, если бы я успел заняться тобой. Ты должна научиться противостоять мурсу. Их еще немало. Думаешь, просто так правители королевств держат при себе магов и носят ?береги? Хотя мурсы теперь стараются быть незаметными. Потому что есть аксы. Такие, как Виз Вини. Они могут развоплотить надолго. Тогда и тени от тебя не останется, так, дымок. Пар изо рта. На тысячи лет. Может быть, навсегда. Но я научил бы тебя держаться. Может быть, еще научу.
        - А разве ты… - перестала грести Кама. - Разве ты не начал урок?
        - Начал урок? - замер Орс.
        - Там, на берегу, - нахмурилась Кама и стала медленно распускать завязи на одежде, потянула вверх рубаху, показала Орсу впалый живот, на котором багровыми кругами запеклись ведьмины кольца.
        - Как он выглядел? - хмуро проговорил Орс. - Он показал лицо? А я-то все никак не мог понять, что с тобой. Как ты догадалась обратить на себя ведьмины кольца? Есть же и более щадящие способы… Почему ты все еще жива? Они должны были выжечь сначала тебя саму, а уж потом мурса!
        - Я не знаю, почему я все еще жива, - одернула рубаху и снова взялась за весла Кама. - Но я была уверена, что там, на берегу, это была твоя магия. До тех пор, пока не заставила того мурса назвать свое имя.
        - Как ты сумела? - спросил Орс.
        - Закляла кровью, - ответила Кама. - Закляла того, кто пролил кровь, этой кровью.
        - Ты понимаешь, что теперь этот мурс никогда и близко не подойдет к тебе? - шевельнулись губы Орса.
        - Это плохо? - удивилась Кама. - Я вовсе не рвусь общаться с мурсами. С меня и тебя довольно.
        - Как его имя? - Орс как будто побледнел.
        - Диафанус, - ответила Кама, и Орс начал таять.
        Он вновь появился в полдень следующего дня. Кама успела вымотаться до изнеможения, немного поспать, окружив себя насторожью, продрогнуть до костей, проснуться, привести себя в порядок и, определив направление по тающим в утреннем небе звездам, снова взяться за весла. Мурс соткался на корме лодки, когда по ее носу стали видны не только вершины гор Митуту, но и берег. Похоже, что Орс был измотан.
        - Бери чуть к северу, - услышала она голос и уже не вздрогнула. - К Алу надо подходить вдоль берега, лучше пешком, там может быть опасно.
        - Там кто-то живет? - спросила она. - Какая там случается опасность, кроме той, что может выползти из провала Донасдогама? С калбами я справлюсь, но Виз Вини говорила, что они там редки. Только если запах падали разносится ветром. А прочие твари держатся близ караванной тропы вдоль отрогов Хурсану.
        - Там никто не живет, - ответил Орс. - Из-за провала Алу - самое поганое место в Сухоте. Но опасность там была всегда. Однажды, лет двадцать назад или даже раньше, я ходил туда с Виз Вини. Она сказала, что время пришло. Камни должны вернуться. И мы пошли. Где им еще возвращаться, как не там, где они впервые проявили себя после битвы у Бараггала? Мы подошли к Змеиной башне дня через три после нужной даты. Виз Вини очень сильна, но она и очень осторожна. В тот день я впервые увидел, что она может пугаться.
        - Что могло ее напугать? - удивилась Кама.
        - Мы обнаружили множество трупов, - ответил Орс. - Камни были интересны не только нам. Часть мертвых лежала на костре, изображая крест. Знак некогда существовавшего Ордена Слуг Святого пепла. Виз Вини была бледна, как соль. Я не сразу понял причину ее испуга. Она отогнала калбов, мы поднялись на башню, поняли, что окончательное появление камней отодвигается еще лет на пятнадцать или шестнадцать, вернулись вниз. Виз Вини почти трясло. Я спросил ее напрямую, зачем ей беспокоиться? Если даже забытый уже орден и возродился, с чего ей страшиться его? Это ее ордена все должны страшиться. Она посмотрела на меня, как на придурка, но объяснилась. Сказала, что не боится Ордена Слуг Святого пепла, ибо как бы ни были хороши его воины или воительницы, поскольку раньше в нем были только женщины, но все они - лишь орудие в руках их хозяина. Безмозглое и послушное орудие. К тому же их немного. «Тогда отчего ты так испугана?» - посмел я усомниться в ее стойкости. «Я не испугана, - спокойно ответила она мне, - я насторожена. То, что ты видишь - это не работа Ордена Слуг Святого пепла. Это лишь способ напомнить о
его существовании, нагнать страху. Но сделал это все очень опасный враг». «Чем же он опасен и кто он?» - спросил я Виз Вини. «Он - акс, - ответила она мне. - Так же, как я. Но он, скорее всего, самый сильный из всех аксов. Во всяком случае, единственный, кто управляется со своим телом почти так же, как мурс со своим духом. Его имя Рор. И если он дал о себе знать, значит, уже скоро…»
        - Что скоро? - не поняла Кама.
        - Скоро конец этого мира, - ответил Орс. - Не знаю, пробьется ли в него опять Лучезарный или нет, выживет ли этот мир или весь обратится в Сухоту, но прежней Ки, прежней Анкиды, прежнего Эрсетлатари - не будет. И Рор - это тот, кто со временем может вырасти в нового Лучезарного. Хотя и не он один…
        - И что же? - нахмурилась, оглянувшись на приближающийся берег, Кама. - Прошло уже двадцать лет?
        - Двадцать лет - это даже не секунда вечности, - пробормотал Орс. - Это ее тень.
        - А половина дня и ночи - тень ее тени, - заключила Кама. - Где ты пропадал?
        - Возвращался к деревне, - ответил Орс. - Я должен был понять. И я понял. Все начинается. Тот мурс, что пытался завладеть тобой, очень силен. Уж не знаю, чем ты его заинтересовала. То, что у тебя в груди, спрятано так надежно, что, даже и забравшись в твое тело, он не мог почувствовать это, но что-то его привлекло. Может быть, твоя сила?
        - Мне еще и силу надо прятать? - удивилась Кама. - О какой силе ты говоришь?
        - Ну уж не о той, что позволяет тебе грести второй день и оставаться бодрой, - усмехнулся Орс. - Хотя и она заслуживает внимания. Нет, я не об этом. Мум из тебя струится. Покрывает тебя, словно кокон. Даже я жмурюсь от его света, а мудрый маг увидит в тебе даже не яркий костер, а пылающую звезду, упавшую на эту равнину. Или севшую в эту лодку. Да уж, девочка, камня в тебе не разглядишь, но гореть таким огнем не менее опасно. Великий маг должен напоминать тень. Ты должна овладеть своим светом.
        - Как я могу сделать это?! - воскликнула Кама. - Разве рядом со мной есть хоть один маг, который может меня научить?
        - Пока нет, - как будто вздохнул Орс. - Но совет дать могу. Не можешь накапливать такую силу, не можешь скрывать ее, запасай ее пока в том, что у тебя есть. В твоем мече, который вроде чист, но напоминает бездонную пропасть. В твоих амулетах, пусть они даже вскоре начнут искрить от силы. Да и в драгоценных камнях, я знаю, они у тебя тоже есть. Не все ты отправила в Анкиду, набив ими серебряный рожок. Ищи, где хранить силу, и найдешь такие хранилища, что и всей силы Анкиды не наполнить их. А когда все-таки наполнишь, должна научиться сохранять свою силу внутри себя.
        - И стану аксом? - усмехнулась Кама.
        - Тот, кто силен, уже не задумывается о том, кто он, - ответил Орс. - Вот этот Диафанус так силен, что мог бы соткать из мума даже некоторую твердость, не отнимая у людей их тел. Но теперь он отнял тело у вождя гахов. И, думаю, готовит их к войне. Время пришло, Кама.
        - И что же нам делать?
        Она даже перестала грести.
        - Убраться отсюда, - ответил Орс. - И чем быстрее, тем лучше. Но Змеиную башню мы не минуем.
        …Лодка причалила к берегу уже в темноте. Снегопад сменился морозцем, и у скользких камней пришлось проламывать береговой лед. Вдобавок начал усиливаться ветер. Кама с трудом выбралась по камням на глинистый, промороженный склон, обернулась. Орса рядом не было.
        - Где ты? - спросила она в темноту.
        - Я не могу отойти от воды, - ответил он. - Тот, кто повелевает Диафанусом, может подчинить меня себе.
        - Кто он? - спросила Кама.
        - Думаю, один из аксов, - ответил Орс.
        - Рор?
        Кама поморщилась. Морозный ветер сек лицо, хотелось найти укрытие. Да и спина гудела после двух дней гребли. Если бы не бесконечные упражнения в башне ордена, сейчас бы она не стояла, а ползла по камням.
        - Не уверен, - донеслось до нее, - кто-то другой. Я всех не знаю. Я и Рора не знаю.
        - И что мне делать? - спросила Кама. - Как выбираться отсюда? Я выберусь без тебя?
        - Не думаю, - ответил Орс. - Но ты можешь меня спрятать.
        - Спрятать? - не поняла Кама. - Это как же?
        - Внутри себя, - ответил Орс. - Не бойся, я не буду захватывать твое тело. К тому же, если это не удалось Диафанусу, куда уж мне. Но только так я смогу оставаться рядом с тобой.
        - Давно ты это знал? - спросила Кама, скрипя зубами и поднимая воротник куртки.
        - С того момента, как перестал быть Портенумом, - услышала она в ответ. - У тебя есть еще сомнения относительно меня?
        - У меня есть стойкое нежелание давать тебе кров таким образом, - поморщилась Кама. - Подожди. Я многое еще хочу у тебя узнать, но мне нужна ясность. Ясность относительно тебя самого.
        - Отвечу на любой вопрос, - услышала она.
        - Виз Вини убила тебя, лишила тебя прежнего тела, - проговорила Кама. - Чтобы не привлечь ее, ты выбрал тело старика. И вот ты опять рядом с нею. Живешь или жил долгие годы, да куда там, тысячу лет рядом с ее башней. Ходил с нею в Алу. Даже обратился угодником гахов. Неудачным, правда, ну да ладно. И она не убила тебя. Почему? И почему ты не скрылся от нее, не забился в какой-нибудь дальний угол?
        - От нее не скроешься, - ответил Орс. - Хотя я и пытался. Но не стоит преувеличивать мое значение для Виз Вини. Поверь мне, она цинична, высокомерна, жестока, но она не зла.
        - Почти убедил, - засмеялась Кама. - Да, особого зла за почти шесть лет общения с нею я не заметила. Но и доброты тоже.
        - Не из улыбок рождается доброта, а из дел, - ответил Орс. - Она ведь спасла вас с Эсоксой, не так ли?
        - Так, - кивнула Кама.
        - А меня спас один старик, - продолжил рассказ Орс. - Зоркий старик. Он сразу разглядел во мне, старом Портенуме, мурса. И ты знаешь, это его не испугало. Тем более что мне казалось уже тогда, тысячу лет назад, что он никак не моложе меня. Он пригласил меня быть его спутником. Причем в самые тяжелые годы. Когда Сухота только начиналась. Если бы ты знала, сколько тварей мы с ним порубили, огибая озеро Аббуту! Он сделал из меня угодника, девочка. Никудышного, как ты заметила. Но угодники редко получаются великими. Тем более с кем мне пришлось возиться? Это же гахи! Кстати, землянка, в которой ты прожила два месяца, когда-то была неплохим домишком, который этот старик и построил. Это время погрузило старую лачугу в землю на три локтя, когда-то я сидел на ее пороге ногами наружу, и мне грезился дом на холме. Виз Вини еще смеялась, говорила, хорошо, что на твердом месте мой предшественник дом поставил, а то бы уже с коньком крыши в землю ушло это строение. Тот старик и Виз Вини со мной примирил, сходил к ней и сказал, что теперь Портенум-Орс принадлежит не Ордену Смирения Великого Творца, а ордену
бродяг и лекарей. И она согласилась. Он умел быть убедительным.
        - Когда он умер? - спросила Кама.
        - Умер, - удивился Орс. - Не думаю, что он умер. Он, конечно, не мурс и, как мне кажется, не акс, но долголетия ему не занимать.
        - Как его зовут? - спросила Кама.
        - Син, - ответил Орс.
        - Ладно, - проронила она после паузы. - Но если ты вдруг начнешь читать мои мысли…
        - Не имею такой привычки, - усмехнулся Орс и добавил: - И такого умения. Настроение твое буду чувствовать, но и только.
        - И чтобы не болтать попусту! - процедила сквозь сжатые губы Кама. - Давай, что ли? Надеюсь, ты почувствуешь, как мне холодно.
        - Для этого тебе придется подпустить меня ближе, чем я рассчитывал, - изобразил смех Орс.
        Глава 5
        Обстинар
        Они почти срослись за шесть лет. Игнис и Ирис. Ирис и Игнис. Могли по нескольку дней не перекидываться друг с другом словом, потому что понимали друг друга без слов. Достаточно было прикосновения. Игнис любил взять жену за руку, Ирис - прижаться лбом к плечу мужа. Конечно, оказываясь в уединении, они не ограничивались этими прикосновениями, но, если вдруг кто-то из них заговаривал со своим спутником в дороге, это значило многое. В этот раз заговорила Ирис. Она поравнялась с Игнисом, сдвинула с лица шарф и, выдыхая облачка пара, произнесла:
        - А если я никогда не смогу иметь детей?
        Морозец слегка прихватывал щеки, одевал инеем гривы лошадей, покрывал игольчатым кружевом придорожные рощи. Дорога тянулась через холмы, минуя разрушенные замки и сожженные города. Немногочисленные валские деревни лежали в стороне от тракта, ведущего в герцогство Обстинар. И шести лет не хватило, чтобы пришла в себя Вала. Хотя Шуманзу, как слышал Игнис, валские князья отстраивали. Но не на прежнем месте, а выше по течению реки. Как раз там, где шесть лет назад подневольные рефаимы устраивали запруду, погубившую город. Сейчас пара держала путь в стороне от недавних руин, двигалась на юг вдоль отрогов Хурсану.
        - И что же тогда? - не понял Игнис. - Мы уже говорили об этом. Если мы выживем, то лучшие лекари займутся тобой. Если не смогут нам помочь, тогда мы возьмем сироту. Обычного мальчишку или девчонку. Или нескольких. И докажем, что дело не в знатности рода, а в стойкости духа. Воспитаем настоящих воинов и воительниц!
        - Мне уже двадцать шесть, - напомнила Ирис. - Я не хочу ждать.
        - Да что с тобой? - удивился Игнис. - Хорошо, я начну разыскивать лекаря уже в Обстинаре. Монет у нас достаточно. Что случилось? Или опасность стала слишком отчетливой?
        - Она никогда не была неразличимой, - ответила Ирис. - Помнишь, что случилось, когда мы покинули Иевус? На третий день? Ранним утром! Мы оба почувствовали что-то страшное. Как будто где-то на юго-востоке произошло что-то ужасное. Сердце едва не разорвалось! Я боюсь, Игнис. За себя, за тебя, за нас. Я хочу ребенка. Нашего ребенка. Поперек всех опасностей. Даже поперек войны.
        - Подожди. - Игнис нахмурился. - Я тоже почувствовал беду. Но пока эта беда случилась не с нами. Или не добралась до нас. Мы ничего не знаем о ней. И я тоже хочу ребенка. И буду всегда его хотеть. От тебя. Именно от тебя. И ты знаешь об этом. Что расстроило тебя именно теперь?
        - Регина Нимис, - после долгой паузы наконец произнесла Ирис. - Ты чуть ли не каждую ночь бормотал ее имя. В наш первый год.
        - Регина Валор, - улыбнулся Игнис. - Теперь уже Регина Валор. Герцогиня Тимора. Достойная жена достойнейшего Адамаса Валора. Которая, кстати, год назад родила ему дочь. Дочку назвали Аския. Они счастливы, Ирис. Почти так же, как мы.
        - И ничего не дрогнет в тебе, когда ты увидишь ее в Тиморе? - спросила Ирис.
        - Дрогнет? - нахмурился Игнис. - Трудно сказать. Если только память о моем прошлом, о моей семье обожжет меня в тот же миг. Во всяком случае, я не вспоминал Регину в последние годы. Да и раньше, когда был увлечен ею, у меня не было причин сходить по ней с ума. Ведь я, считай, даже толком не поговорил с нею ни разу. Не прикоснулся к ней даже пальцем. Ты ревнуешь? Неужели ревнуешь?
        Он приблизился к спутнице, обнял ее и на ходу поцеловал Ирис в губы. И почувствовал ее слезы на языке.
        - Это все? - спросил он, не отстраняясь.
        - Опасность. - Она прошептала чуть слышно.
        - Когда ее не было? - спросил Игнис.
        - Такой ощутимой она не была никогда, - ответила Ирис.
        - Значит, будем еще осторожнее, - пообещал жене Игнис.
        …Шесть лет назад, когда он и Ирис вышли из пределов Светлой Пустоши, как будто ничего не изменилось ни в нем, ни в ней. Разве только незаметно для самих себя они стали если не одним целым, то уж сроднились ближе, чем сроднились бы, если бы вышли из одного лона и провели каждый прожитый день рядом друг с другом. Ирис не стала хуже выпускать стрелы, ее рука не потеряла твердость, но кроме твердости в руках появилось что-то и в ее глазах. Не твердость. Тревога. И когда Игнис спросил ее о причине этого, она ответила не сразу. Долго молчала. Молчала, когда устраивала вместе со спутником лошадей на неприметном, окраинном постоялом дворе Эбаббара, молчала, когда сидела за столом, молчала, когда стелила постель в снятой комнатушке на втором этаже. Потом наконец произнесла:
        - Странное ощущение. Чувство, которого я никогда не испытывала. Словно котел с водой повешен над очагом, и я вижу, как пузырьки отрываются от его стен. Вода вот-вот закипит. Что-то откроется. Начнется. Случится. Неизвестно, что. Но случится. Я уверена.
        Игнис выслушал Ирис, сдвинув брови, но не позволил себе даже тени улыбки. Тут же начал затягивать распущенную завязь на рубахе.
        - Ты что? - не поняла Ирис.
        - Сколько раз ты спасала меня там? - Он мотнул головой в сторону Светлой Пустоши, которая лежала всего лишь в десятках лиг от окраины Эбаббара. - Или ты думаешь, что осторожность, опаску и внимательность можно снять с себя, как снимают одежду? Не думаю, что мы можем позволить себе такую роскошь. Одну ночь можно поспать и одетым.
        Опасения Ирис оправдались в полночь. За дверью раздались тихие шаги, затем в дверной щели блеснуло лезвие узкого ножа. Звякнул накидной крючок, и дверь открылась. С минуту неизвестные выжидали, затем из коридорной тьмы в темноту комнаты ввалились черные тени и поспешили пронзить ножами прикрытые одеялами тюфяки. Только после этого из дальнего угла комнаты полетели стрелы.
        - И что же мы теперь будем делать? - с дрожью проговорила Ирис, когда Игнис зажег лампу и обнаружил, что среди нападавших были и хозяин постоялого двора, и его сын, и двое дюжих работников.
        - Ничего, - пожал плечами Игнис, бросая на пол одеяло, чтобы кровь не просочилась сквозь доски в зал. - Ничего особенного. Кажется, у этого трактирщика были собственные представления о гостеприимстве. К его несчастью, они не совпали с нашими. Поэтому делать мы ничего не будем. К сожалению, спать этой ночью нам тоже не придется. Но нам следует возблагодарить богов за твой дар и отправиться в ближайший храм, где ведется ночная служба, а после него в порт. Первой же баркой мы покинем Эбаббар. Куда бы она ни пошла. Хоть в Самсум, хоть в Туршу, хоть в Фиденту.
        - Зачем же нам в храм? - удивилась Ирис. - Возблагодарить богов можно в любом месте. Лучше всего в собственной голове и сердце.
        - Хочу присоединить тебя к роду Тотумов, - произнес Игнис. - Храм мне для этого, разумеется, не надобен, но нужный ярлык дадут только там. Надеюсь, ты не будешь очень уж упираться?
        Она не упиралась. Ни тогда, ни после, когда оказалось, что судьба уготовила ей странствия и опасности. Ни даже тогда, когда Игнис привел ее в те края, в которых она хлебнула горя и в которых однажды утратила способность иметь детей. Как надеялась сама и как надеялся Игнис - на время. И вот теперь, через шесть лет, она была все еще рядом с Игнисом и снова чувствовала, как пузырьки отрываются от стенок котла. Опасность была близка и столь отчетлива, как никогда раньше.
        От Иевуса, окружным путем уходя к суровому берегу моря Хал, до Обстинара было не менее пятисот лиг. И до Тимора еще больше сотни. Миновав Валу, за полдюжины лиг до границы Обстинара Игнис уверился, что погони за ними не будет, и все-таки в последнем большом валском селе сменил лошадей и одежду. Сбривать бороду и усы он перестал сразу после Иевуса, надеясь, что никто не узнает в крепком воине с проседью в волосах прежнего красавчика принца Лаписа. Во всяком случае, ярлыки с подлинными именами Игниса и Ирис были надежно припрятаны, а если где и приходилось называть собственное имя, годилась старая деревяшка с чекерским именем Асаш. Ирис не нужна была и она. Мало ли подобных семейных пар бродило дорогами Анкиды после свейской войны? Да, с каждым годом все меньше, но пока еще хватало. К тому же, как понял Игнис на последнем постоялом дворе, именно в Тимор таких неприкаянных или несчастных тянуло чаще всего.
        - Врать не буду, а многие туда подались, - клевал носом в дубовый стол захмелевший мытарь в том самом валском селе. - Не скажу, что у этого самого Тимора такие уж широкие долины, но каждому находится и кусок земли, и дело по вкусу. Поверь мне, парень. Несмотря на то что и Аббуту стараниями принца Бэдгалдингира поднимается на левом берегу Азу, его жители еще будут кусать локти, что упустили такого наместника, как Адамас.
        - А что с королевой Армиллой? - пододвигал стражнику кубок вина Игнис.
        - А что с ней? - хлопал глазами мытарь, обнаруживал перед собой очередной кубок и, прежде чем припасть к нему мокрыми губами, недоуменно бормотал: - Что с ней сделается? Она ж королева! Да, конечно, вдова, да и годков много, чуть ли не пятьдесят, но, по слухам, красоту пока не растеряла. Ты это… - Стражник припадал к кубку, отхлебывал от него столько, что, казалось, вино сейчас брызнет у него из ушей, и натужно шептал: - О ней разговоров лучше не разговаривай. Приключилось там что-то. Нехорошее. Умерла она. Сама или не сама - не знаю. Не моих ушей дело. И не твоих. Но никто об этом не говорит. А у всех тиморцев черные шарфы на горле. И у тех, кто в Тимор движется. Только не для тепла те шарфы, висельные они… Так воины говорят. Чужие воины. Ардуусские. Их полно теперь по границам и Обстинара, и Тимора. Их и инквизиции. В Обстинаре кровь, в Тиморе пока нет, а в Обстинаре кровь. И воины по границам. Чужаки. Одно не пойму, то ли они ждут кого-то оттуда, то ли пускать туда никого не велено. И ужас. Стылый ужас. Огонь. Такой, что легче обделаться, чем устоять. Тройной ужас…
        Речь стражника становилась совсем уж неразборчивой, но Игнис его уже не слушал. Поднялся и вышел вон. Ирис, которая сидела в дальнем углу трактира, догнала его через полминуты.
        - Что там? - спросил Игнис, разглядев в полумраке тревогу на лице подруги.
        - Плохо, - коротко бросила она. - За тобой следили сразу трое. По виду - атеры. По их повадкам - что-то странное. Тени неприметные. Один выскользнул из трактира за пять секунд до того, как ты на ноги поднялся. Двое выйдут, думаю, только после того, как мы уйдем со двора.
        - Об этой опасности ты говорила? - спросил Игнис.
        - Нет, - качнула головой Ирис. - Это пока только неприятность. Та беда все ярче и пронзительней, но, когда она случится, не знаю. Но точно знаю, что она часть той общей беды, которая как гроза за вершинами гор. Туч еще не видно, но на пиках отблески молний, и гром доносится.
        - Ну, если это еще не та беда, так и сберегаться будем как прежде, - улыбнулся Игнис. - Вошли в село со стороны Обстинара? Уйдем в сторону Валы. Где приметили, там и развернемся. Заодно и посмотрим, кто пойдет за нами. Снег начинается опять. Нам на пользу. Но теплый ночлег пока отодвигается. К моему великому сожалению.
        Ирис улыбнулась, обняла мужа, ткнулась губами ему в щеку и прошептала быстро:
        - Первый за углом конюшни. Но без самострела или лука. Соглядатай.
        - Вижу, - ответил Игнис. - И все-таки, пока я не буду уверен в нашей безопасности, кольчужницу снять не позволю.
        - Я тебе тоже, - толкнула в плечо мужа Ирис.
        Они покинули село уже в темноте и ушли в ту сторону, откуда на самом деле и прибыли. Уловка была привычной. Через три лиги, жмурясь от налетающей круговерти, Игнис подал лошадь к залепленному снегом ивняку. Ждать пришлось недолго. Через несколько минут в сторону Шуманзы промчались несколько всадников.
        - Не трое, - прошептала, наклонившись к Игнису, Ирис. - Никак не меньше десятка.
        - Значит, убивать, - задумался Игнис. - И вряд ли это посланцы Эрсет.
        - Ардуусцы, - кивнула Ирис.
        - Чтобы не впускать никого в Обстинар или никого не выпускать оттуда? - задумался Игнис. - Доходили слухи, что король великого Ардууса сошел с ума, но если безумие охватывает его подданных… Поспешим…
        - Стой, - прошелестела, схватила его за руку Ирис. - Стой.
        Сквозь свист ветра вновь послышался стук копыт. Ирис задрожала. Лошади и под Игнисом, и под всадницей задрожали тоже. Даже сам Игнис почувствовал дрожь в руках. Их было трое. Игнис не мог разглядеть ничего, но был уверен, что по дороге двигались три черные конные тени. Они остановились точно напротив укрытия. Замерли. И, наверное, повернулись в сторону затаившихся, потому что внезапно Игнис разглядел вспыхнувшие тусклым пламенем шесть глазниц.
        - Энки всеблагой, - выдохнул сквозь сведенные судорогой ужаса губы Игнис и, не понимая, что он делает, потянулся к торчащей за плечом деревяшке. Пальцы нащупали рукоять, сдвинули холстину, коснулись тонкой, как будто молодой коры и стиснули ее изо всех сил. И ветер стих, огни глазниц погасли, а стук копыт страшной троицы продолжился, удаляясь прочь.
        - Что ты сделал? - выдохнула Ирис.
        - Я рассказывал тебе, - прошептал Игнис. - Помнишь? Это Бетула. Мой меч и твои луки со стрелами - ее дар. Они нам помогли выбраться из Светлой Пустоши. К ней ты меня не ревнуешь?
        - Разве можно ревновать к богам? - прижалась к мужу Ирис.
        Они пересекли границу Обстинара уже в полночь. Миновали заснеженное поле, выбрались на тракт через пару лиг после мытарских и дозорных постов, ушли в предгорья и уже ближе к полудню въехали в большое валское село. Не менее сотни домов, желтеющих свежими срубами, тремя улицами сходились к сельской площади, на которой под мытарской башней толпился народ.
        - Зеленые балахоны, - процедил сквозь зубы Игнис. - Инквизиция.
        - Может быть, не стоит вмешиваться? - напряглась Ирис.
        - Это причина твоего беспокойства? - обернулся к жене Игнис.
        - Нет, - замотала головой Ирис.
        - Тогда забирай правее, та улочка выше прочих, - показал Игнис на южный край площади. - Разберемся. Я вижу, тут десяток стражников да пять балахонников. Не стоит беспокоиться. К тому же в Обстинаре и Тиморе инквизиция запрещена, так что мы в любом случае на стороне местной власти. Да и тошно что-то внутри от всего этого.
        - Тошно? - не поняла Ирис.
        - Тошно будет, если проедем мимо.
        …Селян на площади оказалось не меньше тысячи человек, большинство из них составляли женщины и дети. Десяток стражников с обнаженными мечами мотались вокруг толпы, еще двое секли на наскоро сооруженном помосте прихваченных к лавкам шестерых мужчин. Секли в кровь. Рядом стояли шестеро храмовников. Пятеро в зеленых балахонах. Один в сером. Над их головами в петле болталась истерзанная в кровь старуха. Еще две петли пока были свободны. Но под ними босыми ногами в снегу стояла молодая женщина и девочка лет двенадцати. Одежда на них была разодрана, но, судя по облику повешенной, им еще предстояло пройти и через пытки. Над толпой стоял стон. Игнис приподнялся в стременах и разглядел между лавками окровавленные тела. Еще трое или четверо мужчин были убиты или избиты до бесчувствия. Стражники, окружающие толпу, заметили незнакомца и подали в его сторону лошадей. Кое-кто стал оборачиваться и в толпе. Даже девочка вдруг ухватила молодую женщину за руку и, переступая по снегу босыми ногами, ткнула пальцем в его сторону.
        - Почтенные! - крикнул Игнис. Крикнул так громко, что вся толпа повернулась в его сторону, стражники придержали лошадей, а стражники с плетьми в руках замерли, стирая кровь с рук.
        - Почтенные! - еще громче крикнул Игнис. - Что это за представление вы устроили? Разве в пределах Обстинара разрешена инквизиция?
        - А ты кто такой? - скинул с головы серый капюшон один из храмовников, и Игнис увидел гладковыбритый череп, впалые щеки и безумный, пустой взгляд. - Мы посланники герцога Обстинара! Его волей мы вершим суд над мерзкими колдунами.
        - Ложь, - крикнул в ответ Игнис. - Знак Обстинара - алый барс на голубом фоне, а на поясах твоих стражников знак Ардууса - белый калб на алом фоне. Но даже нацепи вы на свои пояса любые знаки, повторяю - инквизиция запрещена в Обстинаре и Тиморе. Здесь действует только суд местных правителей.
        - И Обстинар, и Тимор - части великого Ардууса, - повысил голос храмовник. - И подчинены воле короля Пуруса Арундо. И я, служитель Единого Храма Энки, несу волю Пуруса Арундо, а также Предстоятеля Единого Храма и Инквизиции Энки Энимала во все пределы Ардууса!
        - Будь оно даже так, - Игнис положил руку на рукоять меча, - отчего ты нарушаешь правила? Или ты не знаешь их? По суду инквизиции на стороне обвиненных должны свидетельствовать староста деревни или ее стражи. Где служитель Энки? Молельную избу я вижу, а его нет? Я уж не говорю, что приговоренные к казни могут быть казнены только распоряжением герцога. Кто позволил сечь женщину перед повешением? Где наряд на телесные наказания от правителя Обстинара? Есть он? С печатью герцога Аэса Кертуса? Я могу его увидеть?
        - Можешь, - засмеялся храмовник. - Иди сюда. Заодно я познакомлю тебя и со старостой деревни, и со стражами, и даже со служителем Энки, который позволил старухе врачевать без разрешения Единого Храма. Исцелять без благословения. Заговаривать без выкупа храмового ярлыка. Иди сюда, они все здесь, кое-кто еще даже в состоянии связать пару слов. Сейчас я освобожу место для тебя на одной из скамей, и ты переговоришь с любым из них. Хочешь?
        - Давай поступим иначе, - предложил Игнис. - За то, что вы тут натворили, за повешение лекарки, подобные которой есть в каждой деревне, за истязания, за все это я убью только тебя и твоих зеленых служек. Ну и вот этих двух старательных стражей, что калечат людей плетьми. А стражникам предоставлю возможность убраться домой. Они ведь воины подневольные. Но и подневольные вправе остановиться, если их хозяева творят что-то неугодное Энки, святым именем которого прикрывают свои мерзости.
        - Или? - вытаращил глаза храмовник.
        - Или убью всех вас, - закончил Игнис.
        - Выбор неполон, - покачал головой храмовник и вдруг истошно заорал: - Взять его! Убить! Порезать на куски!
        Всегда следует убивать того, кто служит источником мерзости. Ирис знала это точно. Опасность живет в каждом враге, но многократно опаснее тот, кто восполняет эту опасность собственной волей. Поэтому первая же стрела Ирис пронзила голову храмовника в сером балахоне - от уха до уха. К тому времени Игнис успел сразить половину напавших на него стражников, и, хотя мог оставить в живых одного или двоих, оказалось, что и тут Ирис опередила его. Она не могла выпускать стрелы в храмовников, люди невольно прикрыли их. Увидев, что незнакомец легко срубил первых стражников, толпа бросилась на оторопевших балахонников и растерзала их вместе с двумя стражами с плетками в руках. Игнис спрыгнул с лошади, передал ее подъехавшей Ирис, пошел через толпу к помосту. Толпа расступалась при его приближении. На досках лежали убитые храмовники, стражники, трое замученных мужчин. Остальные, покрытые кровью, с трудом натягивали на истерзанные тела одежду. Кто-то уже кутал в теплое и женщину с ее, как понял Игнис, дочерью.
        - Я староста, - закашлялся кровью один из истерзанных. - Спасибо тебе, добрый человек. Накатила ведь на нас эта напасть, как гроза ясным днем. И мужчин в деревне мало, почти все теперь у герцога, как только урожай убрали, так и ушли. Война, говорят, скоро. Вот мы и… готовимся. - Он сокрушенно развел руками, снова закашлялся. - А служитель Энки у нас был хороший. Вот он лежит, первым убили. Сразу же.
        Игнис поднял голову. Юркий мальчишка, забравшийся по бревнам вышки, срезал веревку. Вот лопнуло последнее волокно, тело старухи рухнуло, и тут же и молодая женщина, и ее дочь бросились к несчастной.
        - Какая лекарка была! - покачал головой староста. - Скольких от смерти спасла! Скольких вылечила! А уж роды принимала… Считай, что почти все село через ее руки прошло. Хорошо, хоть дочь ее и внучка остались. Вовремя ты появился, добрый человек. Мы, конечно, сразу послали гонца к местному тысячнику, но еще бы немного… Кто ты, добрый человек?
        - Странник, - ответил Игнис, поднимаясь на помост.
        В отдалении послышался цокот копыт. Игнис пригляделся. На окраине села показался дозор из трех десятков всадников. Над ними реял голубой флаг с алым силуэтом.
        - Это не тысячник, - стер кровь с лица староста. - Но ты не думай, парень. Мы тебя в обиду не дадим!
        - Спасибо, почтенный, - кивнул ему Игнис. - Но я надеюсь, что твоя защита мне не понадобится.
        Он узнал старшего дозора. Им был некогда второй принц Обстинара, а теперь просто брат герцога - как прежде чуть сутулый, но быстрый Тенакс Кертус. Он спрыгнул с лошади на краю площади и точно такой же походкой, которую Игнис помнил еще по турнирам в Ардуусе, двинулся к башне. Селяне, расступаясь, кланялись вельможе, и он тоже отвечал им кивками. Таким же кивком Тенакс отметил старосту, скользнул по Игнису как будто равнодушным взглядом, шевельнул ногой труп храмовника, вновь обернулся к старосте:
        - Никто не ушел?
        - Вроде нет. - Староста покосился на Игниса. - Разве от такого воина уйдешь?
        - Трупы сжечь, - приказал Тенакс. - И чтобы ни клочка от балахона, ни пояса, ничего не осталось. Оружие и доспехи собрать и вместе с лошадьми отправить в королевский замок. Семье каждого погибшего выплачу сто монет. Три села эти разбойники испохабили, и тут мы едва не опоздали. И таких дружин выловлено уже с десяток. Так ты жив, принц?
        Последние слова были сказаны чуть тише, чем предыдущие. Так, чтобы слышал только Игнис, лицом к которому повернулся Тенакс. Еще молодой, моложе Игниса, но уже посеченный и морщинами, и как будто шрамами. Спокойный, но встревоженный.
        - Как видишь, принц, - ответил Игнис.
        - Королевство хочешь свое вернуть? - спросил Тенакс.
        - Спасти, - твердо сказал Игнис. - И не только свое королевство. Всех нас.
        - Ну, тогда я буду молиться за тебя, принц, - позволил улыбке тронуть уголки губ Тенакс.
        - И я за тебя, - кивнул Игнис. - Где Аэс?
        - В Тиморе, - прищурился Тенакс. - Сейчас все наши там. И не только наши. А я вот тут… разгребаю. Ничего. В каждом селе оставлю дозор и по деревням пущу. Справимся. Куда путь держишь?
        - Думал, что к Аэсу и Адамасу, а выходит, что на похороны, - прошептал Игнис. - Правда, показываться на глаза всем и каждому я бы не хотел пока.
        - Я уже слышал о тебе, - кивнул Тенакс. - Доходят вести. Прими через шесть лет соболезнования.
        - И ты, - ответил кивком Игнис.
        - Мы тут вроде бы отгородились от безумия Пуруса, но соглядатаи его всюду, - продолжил Тенакс. - Но я скажу тебе, как пройти в Тимор незамеченным и что предъявить на постах. Но легко не будет. Всем нам. Война надвигается, все ею дышит, а мы словно не оружие выковываем, а сами в пламя лезем.
        - Это уже и есть война, - заметил Игнис.
        - Похоже на то, - согласился Тенакс.
        - Что я еще должен знать? - нахмурился Игнис.
        - Вот уж не знаю, - пожал плечами Тенакс. - Хотя есть такие вести, от которых и прошлые удивления рассеиваются. Кастор Арундо убит.
        - Как? - оторопел Игнис.
        - А вот так, - вздохнул Тенакс. - И боюсь, что вместе с ним Ардуус окончательно покинул разум. Кто там остался? Полоумный инквизитор Энимал? Маг Софус, о котором ничего не слышно в последние годы? Прочие мастера орденов ушли в Самсум или еще куда. Оставили магов помельче, да и те от страха трясутся. А может быть, и те уже убежали.
        - Милитум Валор? - нахмурился Игнис.
        - Прибыл в Тимор с женой и детьми и вряд ли вернется в Ардуус, - прошептал Тенакс. - Если только на верную смерть. Будь я проклят, если тайной службой у Пуруса не ведает сам демон! Ужасом накрыл город! Да и эти казни… Кровью умылись ардуусцы, скоро пить ее начнут!
        - Русатос ведает мерзостью? - спросил Игнис.
        - Он! - выдохнул Тенакс. - Мастер тайной стражи. Его посыльные всюду. Кроме него вот такие инквизиторы явно уж не по своей воле творят подобное. Да и еще всякое. Дружины Ардууса на границах, говорят, всякого досматривают. Может, и убивают кого. А мы ведь принимали к себе всех. А в последние месяцы - никого нет. Да и еще кое-что имеется. О тебе спрашивают, принц.
        - Соглядатаи?
        - Не знаю. - Тенакс не сводил глаз с лица Игниса. - Я, правда, не очень в это верю. Но беда за тобой ходит. То там, то тут смерти странные. Чаще всего дозорные, иногда почтари, иногда мытари. Ни грабежа, ничего - только смерти. Это, принц, тебе весточка.
        - Мне? - не понял Игнис.
        - Сын одного мытаря разговор слышал, - ответил Тенакс. - Ночью постучали в дом, мытарь вышел, сын затаился у окна. Сколько было всадников, точно сказать не может, к дверям один подошел, но за оградой еще один или двое были. Но кое-что запомнил точно. Всадник спрашивал о тебе. Описывал тебя. Причем так спрашивал, словно не ответа ждал, а в голове у мытаря копался. Тот и не отвечал ничего, мычал как будто только. И еще, у этого всадника вроде бы глаза светились. Пламенем.
        - Только меня спрашивал? - прошептал Игнис.
        - Хороший вопрос, - усмехнулся Тенакс. - Нет. Искал еще твою сестру Камаену, надеюсь, что она жива, так же как ты. Во всяком случае, в стенах Тимора ее вклад весомее прочих, великий дар она с оказией передала Адамасу Валору. И бастарда Флавуса Белуа - Литуса Тацита поминали тоже. Тоже ведь пропал шесть лет назад. Ни звука, ни отзвука. Отспрашивал, потом мечом бедолагу проткнул и убыл. Неизвестно куда. Так что ты сберегайся, принц. Если хорошее задумал, так знай, задумку твою переломить о колено хотят.
        - Как был убит Кастор Арундо? - спросил Игнис.
        - Не знаю, - вздохнул Тенакс. - Странное что-то говорят. Да и кто говорит, весточка долетела тайным путем, и не разбирался еще никто с ней.
        - Как был убит Кастор Арундо? - повторил Игнис.
        - Хорошо, - поморщился Тенакс. - Рода Тотумов еще убыло, принц. Кастор Арундо был убит вместе со всей стражей в собственном доме. И вместе с женой, твоей родной теткой - Курой Арундо, урожденной Тотум. И его дочь, твоя двоюродная сестра Лава, исчезла. Или тоже убита, или была похищена, или сама убийца.
        - Этого не может быть, - прошептал Игнис.
        - Согласен, - кивнул Тенакс. - Только глашатаи Ардууса выкликивают награду за ее поимку. Большую награду. И еще одно - Светлая Пустошь начала расти. Давно начала, за последние шесть лет, считай, лигу отъела. За последний месяц - еще лигу. А за неделю - тоже лига. Если так пойдет, она по лиге в час будет отхватывать. Вокруг Эбаббара Флавус Белуа новую стену ставит, Кирум пытается отгородиться, магов призывает, да куда там. Хотя повезло Кируму с герцогом. Толковый правитель из бастарда короля Раппу вышел.
        - Так я слышал, что и Лапису повезло, - заметил Игнис. - И мой двоюродный брат Дивинус ничего не напортил. Удвоил население королевства. Причем брал все больше дакитов и даку, да еще и сумел так все устроить, что прежние подданные с новыми не перебили друг друга.
        - Это так, - согласился Тенакс. - Но в горных селениях с этим проще. От деревни до деревни пропасть, и не одна. Хотя, я думаю, дело в его матери. Вот ведь, всегда стервой считалась, а под маской стервы оказалась умная женщина. Кстати, Милитум Валор женился на ней вынужденно, а теперь пылинки с нее сдувает. С нее и с детишек своих. Ты-то мне расскажешь что или нет?
        - Спешу, - вздохнул Игнис. - Говори свои слова для дозоров, и я отправлюсь дальше. Что-то мне кажется, будто я начинаю уже всюду опаздывать. Хотя одно тебе скажу. Ты сам видел начальника тайной службы Пуруса?
        - Русатуса-то? - прищурился Тенакс. - Видел, как же не видеть. Ведь он ни на шаг от Пуруса не отходит. Как тень за ним следует.
        - И что скажешь о нем? - спросил Игнис.
        - Ничего, - ответил Тенакс. - Судя по количеству его лазутчиков - он, словно паук, оплел сетями весь Ардуус, все герцогства. Судя по тому, что королева Армилла мертва, лазутчики эти если и умелы, то не в ту сторону. Но о самом Русатосе я сказать ничего не могу. Он даже глаз ни разу не поднял, когда я рядом был, только на Пуруса и смотрел. Как пес.
        - Он из Ордена Воинов Света, - сказал Игнис.
        - Не понял? - замотал головой Тенакс.
        - В Эрсетлатари, там, где некогда упала Бледная Звезда, в городе Иалпиргах высится Храм Света. Храм Лучезарного. При этом храме имеется магический Орден Тьмы и Орден Воинов Света. Орден убийц. Русатус как-то с ним связан. Покинуть этот орден - нельзя.
        - Энки благословенный! - в ужасе прошептал Тенакс.
        - Война уже здесь, принц, - вымолвил Игнис.
        Глава 6
        Эбаббар
        Через день после первой ночевки на сеновале Лава узнала, что через Кирум они не пойдут, потому как Светлая Пустошь выползла через границы, в Кируме если не паника, так уж почти осада, а добираться до Эбаббара баркой, каждую из которых сопровождает отдельный дозор, так уж лучше сразу отправляться в ардуусские темницы. Лава было заикнулась, что неплохо бы обдумать третий шаг, прежде чем делать второй. Что она вообще забыла в Эбаббаре, не лучше ли отправиться к какой-нибудь родне да переждать там до тех пор, пока… Пока что? - напрямую спросил ее Литус. Пока король Ардууса умрет? Или же состарится и умрет его юный отпрыск? Или пока воинства Эрсетлатари пересекут Сухоту, вышибут крепостные ворота в Алке и Бэдгалдингире да осадят Ардуус? Тогда-то уж точно королю Пурусу будет не до племянницы-беглянки. Или есть родственники, у которых Лава могла бы укрыться? Девчонка тут же скисла, но и родственников в голове пересыпала. Из Тотумов в живых остались только дети Пустулы, которая нашла семейное счастье в объятиях Милитума Валора, брата покойного короля Тимора и городского воеводы Ардууса, да Кама и Игнис.
Но где скитались или отыскали укрытия последние, да и живы ли они до сих пор, точно так же, как ее двоюродная сестра Фламма, Лава не знала, а Дивинус, герцог Лаписа, и его сестра, отчаяннейшая Процелла, оставались в маленьком королевстве или теперь уже герцогстве, где укрыться было еще сложнее, чем в Ардуусе. Нет, конечно же, Процелла, которая, по слухам, занималась переселенцами из Эрсет и Дакиты, нашла бы для Лавы хижину в дальней горной деревне, но так ли уж та ее доля была бы лучше вот этого бегства? Да и добраться до Лаписа тоже непросто. Без Литуса Лава бы на это не решилась, а бастард короля или опять же герцога Эбаббара явно собирался отправиться в родной город, а не в Лапис. Кто еще у нее оставался? Фосса, старшая сестра Болуса? Может быть, и да. Близких отношений с ней у Лавы никогда не было, но и гадостей от нее Лава тоже никогда не видела. По слухам, Фосса оказалась хорошей женой для принца Бэдгалдингира. Двоих детей ему, во всяком случае, родила, но оставила их под присмотром старого Тигнума, свекра и короля Бэдгалдингира, а сама все дни вместе с мужем Тутусом проводила на строительстве и
обустройстве новой столицы Аббуту. Да уж, не самое лучше место для укрытия. Кто еще? Лаурус? Пожалуй. Но где он и что с ним? Тоже ведь исчез уже лет как шесть? Или в этом суть правления короля Пуруса? Всякий, кто хочет остаться в живых, должен бежать от него как можно дальше? Скольких несчастных инквизиторы казнили в прошлом месяце? Не меньше двух сотен? А если счесть тех, что казнены у внешних ворот да по деревням? Ни одного лекаря, ни одной знахарки в округе не осталось. Да и маги, что были отражены орденами присматривать за башнями, теперь стоят в дозорах у городских ворот и рта боятся открыть.
        - Что молчишь? - спросил девчонку Литус, когда пауза затянулась.
        - Некуда мне идти, - призналась она. - Там, где меня приняли бы, мне не укрыться. Да и не нужно беду за собой на добрых людей тянуть. А там, где укрыться можно, туда я дороги не знаю. Конечно, если есть такое укрытие.
        - О каком укрытии говоришь? - сдвинул брови Литус.
        - Там, где укрываются Кама, Фламма, Игнис, Лаурус, - перечислила Лава.
        - Если они еще живы, - помрачнел Литус. - Впрочем, к одному из них я тебя пристроить могу.
        - К кому же? - оживилась Лава.
        - К Лаурусу, - сказал Литус. - К братцу твоему двоюродному, сыну простого стражника и твоей родной тетушки. И думаю, что ты не прогадаешь. У него уж во всяком случае будешь в безопасности.
        - А где он? - оживилась Лава.
        - В одном месте, - неопределенно буркнул Литус. - Но ты особо не беспокойся. Нам с тобой по пути. Эбаббар не минуем. А чуть позже сдам тебя твоему братцу. В хорошее место, можешь не сомневаться.
        Послушалась Лава Литуса. Хотя и не вполне поняла, отчего глаза у того заблестели да голос задрожал, когда он об укрытии Лауруса обмолвился. Однако вскоре ей стало не до догадок. Уже через неделю после бегства из Ардууса Лава, взглянув в зеркало, попадись оно ей в руки, не то что себя бы не узнала, она бы решила, что не зеркало перед ней, а окно, в которое заглядывает неизвестный ей вымотанный долгой дорогой мальчишка. На третий день пути, когда уже в темноте беглецы добрались до большого атерского села, раскинувшегося возле крепости Манус, памятного Лаве тем, что именно здесь она сломала нос мерзавцу Болусу, Литус оставил ее в снятой каморке наедине с двумя лоханями теплой воды, черепушкой мыльного раствора и жестяным корытом, после чего забрал ее теплый пелиссон, шапку, сапоги и ушел, заперев ее снаружи. Отложив безрадостные мысли о собственной дальнейшей судьбе, Лава немедленно разделась, налила в корыто воды, намылилась и, блаженно вытянув ноги, решила, что если подобное развлечение она будет иметь хотя бы раз в неделю, ее жизнь окажется не так плоха, какой представлялась ей в последние дни.
Теплая вода и почти забытое ощущение чистоты разморили девчонку, поэтому она открыла глаза только тогда, когда в дверях зашевелился ключ. Однако ни ее визг, ни вытаращенные глаза, ни поза скорчившейся над гнездом наседки не произвели на вошедшего с холщовым мешком и еще одной лоханью воды Литуса никакого впечатления. Он молча набросил на спину Лавы льняную тряпку и присел напротив.
        - Значит, так. До Эбаббара еще пара недель пути, но перебегать от постоялого двора до постоялого двора мы долго не сможем. Аббуту, конечно, пока еще не слишком заселена, а вот в Махру народца хватает. И лазутчиков Ардууса тоже. Поэтому теперь ты вовсе мне не жена, а мальчик. Если быть точнее, - Литус начал доставать из мешка какие-то свертки, - то ты мальчишка Теребра из Самсума, приставленный учеником к бродячему наемнику родителями, которые нашли неплохой способ от тебя избавиться.
        - Как мальчишка? - обескураженно прошептала Лава.
        - Вот так, - развел руками Литус, выудил из одного свертка ножницы и зловеще ими пощелкал. - Обычный мальчишка среднего роста с короткими черными волосами, слегка курносым и слегка конопатым лицом, не двадцати трех лет, а лет так семнадцати, я думаю. С немаленькой, но и не слишком большой грудью, чтобы она выдавала в нем девушку. Бедра, конечно, у тебя никак не мальчишеские, но одеждой мы их прикроем. Так же, как грудь.
        Бедра? Грудь?
        Лава готова была разрыдаться, но даже прикрыть лицо было нечем, руки заняты льняной тряпицей, которой она загораживалась от спокойного и как будто чуть-чуть насмешливого взгляда Литуса. Волосы? Почему черные?
        - Покрасим сейчас, - наклонился к ней Литус, раздалось щелканье ножниц, и Лава с ужасом поняла, что уже начала лишаться своих светлых густых волос. И вот только тут она окончательно поняла, что ее прошлая жизнь, в которой она была озабочена всего лишь двумя вещами - найти хорошего учителя фехтования и избавиться от наставлений матери и ухаживаний Болуса, закончилась навсегда. Слезы хлынули из ее глаз, и она уже не сопротивлялась ни когда Литус оставил на ее затылке волосы такой длины, что и ухватиться было не за что, ни когда мазал ее голову каким-то вонючим составом, ни даже когда смывал этот состав и даже шутил, что уши у Лавы вовсе не оттопыренные и его планы окликать своего ученика кличкой Лопоухий придется отменить. Она была так расстроена, что вовсе забыла о льняной тряпице, когда Литус поставил ее на ноги, окатил водой с головы до ног, завернул в одеяло, а потом разложил перед ней мальчишеское исподнее, теплые порты, войлочные, подшитые кожей сапоги, рубаху, овчинный гарнаш и еще что-то, что теперь должно было стать ее одеждой. Только одно она и смогла сказать, когда все-таки натянула на
себя исподнее и сунула мокрый от слез нос в слежавшуюся от времени и бедности подушку.
        - Теребра - женское имя.
        - Не волнуйся, - ответил Литус, который натянул поперек каморки бечеву, набросил на нее второе одеяло и как раз за ним пытался воспользоваться остатками воды и мыльного раствора. - Я сбивал с твоего ярлыка отметку о браке и случайно сбил часть имени. Ты Тереб.
        - Тереб, - пробормотала, уже засыпая, Лава. - Язык сломаешь, какое имя.
        Утром Литус выглядел встревоженным. Но на вопрос Лавы он только махнул рукой куда-то в сторону Бэдгалдингира и сказал, что случилась в той стороне какая-то беда, но кроме тревоги и чего-то, напоминающего удушье, он предъявить не может. Да и то уже прошло. Лава едва ли не со слезами взъерошила короткие волосы, но чуть позже слегка приободрилась. Оказалось, что у парочки наставник - ученик имеются уже и лошади, если, конечно, лошадью можно было назвать доставшегося Лаве повидавшего разное мула. Впрочем, и кобыла Литуса тоже не страдала от молодости и излишней прыти. Точно так же не сверкала новизной упряжь, одежда, да и оружие. Лава с удивлением обнаружила, что не так давно сверкающий металлом меч на ее поясе потускнел, сам пояс лишился глянца, а на голову ей приходится натягивать не теплую шапку с ушами, а нечто войлочное и кем-то уже ношенное.
        - Ничего, - успокоил ее Литус. - Запомни, странники, вроде нас, страдают не от отсутствия блеска, а от пустоты в животе. А уж от этого я тебя постараюсь уберечь.
        - В каком это смысле? - насторожилась Лава и, может быть, впервые дождалась усмешки от Литуса.
        - Не в том, о котором ты подумала. Хотя и это мы с тобой можем со временем обсудить.
        Лава зарделась румянцем, а Литус протянул ей тугой сверток и, помедлив, все-таки сказал:
        - Мальчишка получился что надо. Но промолчать я не могу. Должен отметить, что ты очень красивая. Как девушка. Очень. Дух захватывает.
        Она не сразу поняла его слова, поэтому и второй волной румянца залилась позже, когда их крохотный отряд выбрался из поселка и двинулся к переправе через Азу. Но сразу же спросила о свертке.
        - А это что?
        - Твои волосы, - ответил ей Литус. - Твои роскошные волосы. Ты можешь их, конечно, сжечь, но, если хочешь, я научу тебя паре заклинаний… Поверь мне, хозяин таких волос может с ними сотворить кое-что особенное. И еще. Не рассчитывай на то, что мы будем притворяться наставником и его учеником. Я и в самом деле буду твоим наставником. И если ты искала учителя, поздравляю, ты его нашла. Хотя бы до укрытия Лауруса точно.
        - А ты разве что-нибудь умеешь? - хмыкнула в спину Литусу Лава.
        - А вот заодно и узнаешь, - оглянулся он. - Я, конечно, не учился у Йора, а находил себе наставников примерно так же, как ты, но уж поверь мне, потратил на это дело лет на десять-пятнадцать больше тебя. Вот эту разницу я и попытаюсь тебе втолковать. И заодно научиться чему-то у тебя, если ты меня хоть в чем-то перещеголяла.
        «Непременно, - с непонятной злостью прошипела сама себе под нос Лава и тут же спросила себя: - Зачем?»
        Зачем ей теперь нужно это умение? Чтобы выжить? А не проще ли прятаться за широкую спину Литуса? А зачем это умение было нужно ей раньше? Ведь турниры не проводились в Ардуусе уже лет шесть. Да и если проводились бы? Повторять судьбу Камы не имело никакого смысла. Или ей захотелось повторить судьбу Фламмы? Да, она изрядную часть своей жизни отдала фехтованию и целительству, но принесло ли ей это пользу? И где она теперь, ее рыжеволосая подружка-сестра?
        - Смотри, - окликнул ее Литус. - Сонливость нерадивых учеников - обычное дело, но по сторонам ты все-таки посматривай.
        Лава встрепенулась. Дорога, которая была ей уже знакома, переменилась. Вместо наскоро сооруженных изб по ее правую сторону торчали сторожевые вышки и небольшие остроги, на стенах которых маялись дозорные. А по левую сторону вместо некогда лежавшего тут елового леса тянулась выжженная до горизонта плешь.
        - Что это? - не поняла Кама.
        - Светлая Пустошь, - объяснил Литус. - Нет, отсюда она еще не видна. Так, туман клубится, приглядись. Видишь? Но твой отец приказал выжечь лес до ее пределов. На пять лиг. Точнее, почти на десять, но теперь она в пяти лигах. И если будет ползти с такой скоростью, то доберется к весне до Аббуту, а к следующей осени и до Ардууса.
        - И доберется? - испугалась Лава.
        - Не знаю, - пожал плечами Литус. - Мне тут шептали, что она ускоряется с каждым днем. Некоторые ждут ее в Ардуусе чуть ли не в середине зимы. Но я думаю, что скоро нас будет волновать совсем другое.
        - Что же? - не поняла Лава.
        - Война, - обронил Литус и замолчал.
        …В следующий раз Литус заговорил не скоро. Лава успела замерзнуть на холодном ветру, да так, что, обернувшись, Литус придержал лошадь и собственноручно перешнуровал ее гарнаш, обмотав тонкую шею поверх воротника толстым шарфом. Лава лишь успела подивиться на выросший за шесть лет на высоком левом берегу Азу - Аббуту, хотя и старый город, раскинувшийся на низком правом берегу реки, тоже полнился жизнью. Река уже начинала покрываться по берегам льдом, но паром еще ходил, и Литус не только без малейшего напряжения миновал ардуусский дозор, в котором были и инквизитор, и парочка воинов со стертыми лицами, вдруг напомнивших Лаве убийц ее родителей, но и даже принялся рассказывать какие-то веселые истории, вынуждая охранников оглашать речные просторы хохотом.
        Когда охрана осталась позади, уже въезжая в ворота нижнего города, Литус обернулся к Лаве и заметил:
        - Я вел себя неправильно. Но только из-за тебя.
        - Из-за меня? - широко открыла она глаза.
        - Из-за тебя, - кивнул он. - Ты была слишком напряжена. И мне пришлось тянуть внимание охраны на себя. И я боюсь, что получилось у меня не слишком хорошо.
        - Почему же? - не согласилась Лава. - Они хохотали на всю округу.
        - Кроме двоих, - покачал головой Литус. - Тех, кто напомнили тебе убийц твоих родителей. Так напомнили, что ты потянулась к мечу и стиснула его рукоять. Даже выдвинула его на палец из ножен. И они это заметили. Впрочем, ты и теперь стискиваешь его в руке.
        Тут только Лава заметила, что и в самом деле стискивает рукоять меча. Она испуганно задвинула его в ножны и судорожно выдохнула.
        - Да, дорогой Тереб, - в свою очередь вздохнул Литус, - с тобой еще работать и работать. Ну, ничего, начнем уже нынешним вечером.
        - Вечером? - принялась крутить головой Лава, окидывая взглядом узкие улочки, по которым петлял отряд из двух всадников. - Разве мы не заедем позавтракать в один из трактиров?
        - Не в этот раз, - огорчил спутницу Литус. - Сейчас мы выйдем из города через северные ворота, пройдем десяток лиг по тракту в сторону Обстинара и, не доходя пары лиг до большого села, где скрещиваются дороги на Обстинар, Валу, Тимор и Касаду, уйдем к Светлой Пустоши. Она перебирается через Азу в этом месте.
        - Зачем нам к Светлой Пустоши? - испуганно спросила Лава. - Я слышала, там попадаются разбойники, которые возят в поганое место мертвецов!
        - Их давно уже нет, - успокоил Лаву Литус. - Хотя место поганым не перестало быть и мертвецов оно, я думаю, приняло бы с радостью. Но ты не волнуйся, в Пустошь я тебя не поведу. Я там уже был. Мне просто нужно, чтобы те, кто пойдут за нами, не догнали нас слишком быстро. А если догонят, чтобы я мог расправиться с ними, не заботясь о ненужных зрителях.
        - Что ты делал в Светлой Пустоши? - спросила Лава, когда они уже выехали из северных ворот Аббуту.
        - Я выбирался из нее, - ответил Литус.
        - И что ты там видел? - затаила дыхание Лава.
        - Страшное, - ответил Литус.
        …То, что с мечтами о теплом трактире или постоялом дворе придется распрощаться надолго, Лава поняла уже тем же вечером, и последующие две недели только укрепили ее в этой уверенности. Нет, Литус не заставлял ее ночевать в заснеженном поле, всякий раз находился или овин, или сарай, или, на крайний случай, стог сена. Пару раз он договаривался в нахоритских деревнях, что им за невеликую плату постелят на полу и накормят их лошадей, но воспоминания о теплой воде подернулись сладкой дымкой и растаяли почти без следа. Зато уж, по крайней мере, Светлая Пустошь ничем не дала о себе знать, кроме такой же выжженной равнины, да и погони за ними не случилось. Или Литус оказался слишком осторожным, или возможные преследователи не разгадали выбранный им путь. Зато те два дня, в которые кровом оказались нахоритские избы, были единственными, когда Лаве не пришлось получать у Литуса уроки фехтования, стойкости и упорства.
        - Каша! - качал поначалу головой Литус, попытавшись провести с Лавой несколько схваток. - Каша и в голове, и в теле. И пусть каша наваристая, с мясом, с маслом, но все равно - каша. И не в том дело, что ты мало знаешь, знаешь ты как раз много, и умеешь немало, но все это свалено в тебя кучей, да еще и перемешано, и перепутано. Такое ощущение, что дом построен начиная с крыши!
        - Однако построен, - огрызалась Лава. - И крыша не протекает.
        - Не протекает, - усмехался Литус. - Зато двери устроены не на первом этаже, а на втором, и, открыв любую из них, ты рискуешь сломать шею.
        - И все-таки дом не только построен, но в нем даже два этажа! - продолжила яркое сравнение Лава. - С какого этажа надо начинать перестройку?
        - С фундамента, - твердо сказал Литус и первый урок начал как раз у стога, в уютную пещерку в котором Лава забралась уже в темноте, взмыленная и уже нисколько не озабоченная своим возможным запахом и чем-то подобным. Во всяком случае, ей было чем занять голову. Хотя бы тем, что в одном она убедилась точно - ее словно обучили неизвестному языку, добились того, чтобы она бойко произносила незнакомые слова, но не потрудились объяснить, что эти слова обозначают. Как раз разъяснением и занялся Литус, предупредив, правда, что Лава сможет считать себя хотя бы средним мастером только тогда, когда эти объяснения забудет или вовсе выкинет из головы.
        - Как это? - не поняла Лава, потирая заработанные после очередного занятия синяки.
        - Как в языке, - объяснил Литус. - Тебя учат говорить на незнакомом языке. Объясняют смысл слов, затверживают с тобой фразы, поправляют то, как ты произносишь непривычные звуки, но ты поднимешься в искусстве толмачества на первую ступень только тогда, когда перестанешь переводить в голове каждую фразу с родного языка на чужой. Когда начнешь думать на чужом языке.
        - Как же мне начать думать на чужом языке, имея в виду фехтование? - не поняла Лава.
        - В фехтовании как раз думать не надо, - опять начал говорить непонятные слова Литус. - Нужно научиться дышать, видеть и слышать.
        «Интересно, - подумала тогда Лава, - а что же я делала до сих пор? Не дышала, не видела и не слышала?»
        - Что ты будешь делать, когда найдешь того, кто выковал эту чешуйку? - спросила Литуса Лава, когда долгий и утомительный путь стал как будто привычным, легкий морозец уже казался оттепелью, а за течением Азу, к которой вновь вышли путники, показались башни Эбаббара.
        - Найду того, кто заказал ему ее, - ответил Литус.
        - А потом? - спросила Лава.
        - Убью его, - сказал Литус.
        - А потом? - не отставала Лава.
        - Не думал об этом, - признался Литус, - но я ищу его уже давно и, надеюсь, скоро найду. А тебе зачем?
        - Да вот думаю, - призналась Лава, - успеешь ли ты сделать из меня хотя бы сносного фехтовальщика, если найдешь нужного кузнеца в Эбаббаре?
        - Сносного вряд ли, а хорошего вполне, - твердо пообещал Литус. - Я же не переучиваю тебя? Я упорядочиваю.
        …Упорядочивание отложилось на два дня. Парома у Эбаббара не было, а приличная барка нашлась в нахоритской деревне едва ли не на полпути к Турше, да и та была вытащена на берег и приготовлена к зиме. Но монеты сделали свое дело, и на третий день Литус и Лава сошли на Эбаббарскую пристань. Правда, предварительно натерли лица соком какой-то едкой травы, что сделало узколицего Литуса широкомордым здоровяком, а уж что сделало с Лавой, та могла только догадываться, ощупывая странно вспухшее лицо пальцами и ловя тайные усмешки спутника.
        - Не понимаю, - стала она вполголоса возмущаться, поднимаясь вслед за Литусом вверх по безлюдной в это время года одной из эбаббарских улиц. - Какой смысл был мазать лицо мне? Неужели кто-то может узнать дочь Кастора Арундо в черноволосом мальчишке? У меня нет знакомых в Эбаббаре!
        - Могут появиться, - объяснил ей Литус. - Так пусть они, если им придет в голову такая блажь, ищут круглолицых знакомцев, а не нас с тобой.
        - Ты собираешься здесь… натворить дел? - осторожно поинтересовалась Лава.
        - Не исключаю такого поворота событий, - задумался Литус. - Но уж лошадей нам продать придется точно. И лучше это сделать, пока полнота не сошла с наших лиц. То есть или сегодня, или завтра.
        - Обязательно? - с грустью потрепала своего мула по морде Лава.
        - Да, - кивнул Литус. - Там, куда мы направимся вскоре, лошади нам не пригодятся. Да и не та это скотинка, о которой следовало бы жалеть.
        - А куда мы… - начала Лава, но тут же замолчала, потому что Литус прижал палец к губам. Мимо них, цокая копытами по заледеневшей мостовой, промчался эскорт из двух десятков всадников. Мечи у них были в ножнах, но у каждого имелось в руке копье, как будто вымазанное уже подсохшей гнилью.
        - Сигнум Белуа, - прошептал Литус, когда эскорт удалился. - И его воины. Кажется, расширение Светлой Пустоши не принесло облегчения в его жизнь.
        - Я не узнала его, - покачала головой Лава.
        - Не узнал, - поправил ее Литус. - Даже когда нас никто не слышит, говори о себе как о Теребе. Тогда в нужный момент ты не оговоришься и не подвергнешь нас опасности. Поняла?
        - Понял, - угрюмо кивнула Лава.
        - Хорошо, - кивнул Литус. - Мы пришли, кстати.
        Она с недоверием присмотрелась к высокой ограде, за которой поднимались несколько зданий и откуда доносился звон молотов и запах гари.
        - Это трактир? Постоялый двор?
        - Вынужден тебя огорчить, - проговорил Литус, заводя лошадь в открывшиеся ворота. - Это цех кузнецов Эбаббара. Они, конечно, не сравнятся с мастерством кузнецов Лаписа или Дакки, но, поверь мне, не только оружие может служить предметом гордости мастера. Во всяком случае, кузнецы Ардууса обмолвились, что самую тонкую работу надо заказывать здесь. Оставляй мула у охранника и ни о чем не думай. Тут не обманут. Если есть люди чести, то это не только воины, но и настоящие мастера. Тем более что мешки у нас за спинами.
        Литус бросил поводья лошади охраннику, которым оказался одетый в безразмерный тулуп юнец, перебросился с ним парой фраз и двинулся вдоль улицы, которую составляли каменные здания, явно не предназначенные для спокойного и тихого проживания. То там, то здесь гремели молоты и молотки, иногда из ворот выскакивали подмастерья в фартуках, чтобы сунуть какую-нибудь железку с шипением в грязный сугроб, но лишнего народца между мастерскими не наблюдалось, а когда Литус свернул к двухэтажным домам, возле которых было чуть тише, обледенелая улица и вовсе обезлюдела.
        - И трактира здесь нет точно? - почти в отчаянии простонала Лава.
        - Посмотрим, - задумался Литус. - Если наш разговор будет удачным, тогда считай, что нет. А если неудачным, то мне потребуется время, чтобы все обдумать. Трактир для этого - не самое плохое место.
        - Энки всеблагой, - пробормотала Лава, кусая губы. - Если бы я знала, что когда-нибудь ради ведра теплой воды буду призывать неудачу на свою голову… - И тут же поправилась: - Нет, если бы я знал, что когда-нибудь…
        …Домик, в приоткрытые ворота которого вошел Литус, ничем не выделялся. Пожалуй, он даже был ниже соседних. И никакие кованые или литые украшения не покрывали его стены, не окружали узором окна, не завивались скобами на полотне дубовой двери. Но и сама дверь, и посыпанный песком лед у входа, и ровные стекла в окнах на втором этаже - все говорило об основательности и серьезности хозяина строения.
        Литус постучал в дверь, а когда где-то вверху раздался раздраженный голос, повысил голос и сам:
        - Мастер Фарб мне нужен! Я по рекомендации!
        За дверью заскрипели ступени, затем загремел запор, дверь приоткрылась, и Лава увидела седого калама. Длинные волосы его перехватывала лента, а одежду и порты прикрывал кожаный фартук. В руке его был молот.
        - Я мастер Фарб, - процедил мужчина. - Что надо?
        - В Ардуусе говорят, что лучше мастера Фарба в Эбаббаре нет, - поклонился старику Литус. - У меня есть заказ для тебя.
        - А денег хватит? - ухмыльнулся кузнец.
        - Должно хватить, - оживился Литус. - Вещица нужна маленькая, но тонкой работы.
        - Оружия, особенно кинжалов или ножей, не делаю, - раздраженно бросил кузнец. - Это вам в Лапис или еще лучше за горы. В Униглаг. Если доберетесь, конечно. А если еще что поменьше или потоньше, так это к ювелирам. А ювелиры хорошие не в Эбаббаре, а в Самсуме.
        - А разве ювелиры работают с железом? - удивился Литус.
        - Смотря с каким железом и смотря что работать, - буркнул Фарб. - Чего хотели-то?
        - Нужен доспех, - сдвинул брови Литус. - Да не простой, а с магией.
        - Это тебе с колдуном надо приходить, - зевнул мастер. - Я без колдуна и близко не возьмусь. Инквизиция в Эбаббаре, конечно, не та, что в Ардуусе, но тоже радостей больших не сулит.
        - Так нет у меня знакомых колдунов в Эбаббаре, - огорчился Литус.
        - А ты говори, чего надо, - ухмыльнулся мастер. - Что за доспех? Какой отворот нужен в нем? А то вдруг еще не возьмусь? Или цену загну поперек твоей мочи? Понравится заказ, сам не надорвешься ценой, подскажу, к кому обратиться. У меня знакомства есть и в Ордене Воды, и в Ордене Солнца. Что надо-то?
        - Кольчуга, - принялся объяснять Литус. - Но не из колец, а как бы из чешуи. Я видел такую. Легкая и прочная. А насчет магии спросил, потому что странная эта кольчуга. Так вроде и прочна, и легка, а если воин в такой кольчуге падает, то не успеешь приглядеться, она исчезает. И остается только на шее вот такой лепесток. Чешуйка, одно слово.
        Фарб стоял неподвижно, закрыв глаза. Только молот в его руке чуть подрагивал. И Лава уставилась на этот молот, поэтому не сразу заметила, что лицо Фарба изменилось и вместо спокойной, чуть насмешливой физиономии на Литуса смотрит страшное чудовище с огненными прорезями вместо глаз и точно такая кольчуга, что ему описывал Литус, топорщится у Фарба в прорезе куртки. Зато она заметила, что рука с молотом выбросилась вперед так стремительно, словно пружина самострела толкнула ее и тут же смяла, сокрушила Литуса, отлетевшего в сторону. Но в тот долгий миг, когда ужас и отчаяние только начали захлестывать племянницу короля Ардууса, в ее руке неведомо каким образом оказался меч и, огибая, ускользая, минуя следующий выпад чудовища, сверкнул, пронзая ему горло.
        - Вот так, - закашлялся, потирая грудь, сидящий на заледенелых камнях Литус. - Видишь, как получается? В секунду отработала все мои старания. К тому же как бы не на год вперед. Может, мне не оставлять тебя у Лауруса?
        - Ты как? - захлебнулась слезами, бросилась к спутнику Лава.
        - Бывало и хуже, - с трудом выдохнул Литус. - Может быть, и в самом деле задуматься о доспехе? Другое плохо, с трактиром не срастается пока. Хотел продать лошадей, а придется оставить их просто так. Выйдем через второй двор. Но мастерскую этого странного мастера придется осмотреть. Затем пробежаться до пристани и купить места в любой барке. В городе оставаться опасно.
        Глава 7
        Алу
        Это не было холодом или еще чем-то, что могло вызвать отвращение или испуг. Это напоминало голос. Или дыхание, как если бы у Камы вдруг стало два дыхания. Собственное и еще чье-то, не зависящее от нее. Едва различимое дыхание. Скорее всего, и не дыхание вовсе, а присутствие. Но не в животе, не в груди, не в голове, а где-то еще. Глубже. Там, куда человек проваливается, когда падает от изнеможения.
        - Ну, как ты? - не выдержала Кама.
        Ветер усиливался, вместе с ним как будто густела и тьма, и Кама не видела, но чувствовала, что внизу, там, где осталась лодка, вздымаются волны.
        - Хорошо, - донеслось до нее. Не из живота, не из груди, не из собственной головы, а как будто из-за спины. Она даже обернулась, но и в темноте за спиной тоже ничего не разглядела.
        - Ты где? - скривила она губы, готовясь отдаться раздражению.
        - В тебе, - донеслось в ответ. - Только не пытайся себя ощупывать и угадывать. Я не сгусток дыма, который можно выдохнуть в промасленный кисет и затянуть бечевой. Теперь я словно твоя тень.
        - Этого достаточно, чтобы укрыться? - спросила Кама.
        - Вполне, - услышала она. - Ты так светишься, что я мог даже ограничиться твоей близостью. Но лучше не полагаться на то, что рядом не окажется врага. Тот же Диафанус твой враг навсегда. И пусть он не сможет подобраться к тебе в виде мурса, ничто не помешает ему отомстить тебе в облике того же гаха.
        - Пусть попробует, - стиснула зубы Кама.
        - Попробует, - пообещал Орс.
        - И что же мне делать теперь? - спросила Кама. - Ты сказал, что проход только через Змеиную башню?
        - Именно так, - ответил Орс. - О нем мне рассказал Син. Мы заберемся в нее, поднимемся наверх, а оттуда уже выйдем на тропу, что ведет в Араману. До Туна от Алу почти пять сотен лиг, но мы доберемся. Если припасов не хватит, будешь охотиться. Ближе к Арамане хватает и зверья. Мне, кстати, приходилось есть и мясо калба.
        - Понравилось? - поморщилась Кама.
        - Редкая дрянь, - признался Орс.
        - Значит, - Кама встряхнула связанными один с другим двумя мешками, - ты сам этой дорогой не ходил?
        - Сам не ходил, но Сину верю, как самому себе, - как будто вздохнул Орс. - Раньше этой дорогой становилась одна из улиц Алу, но, когда образовался провал, изрядная часть города рухнула вместе со скалами, которые окаймляли его. Теперь, чтобы выбраться на эту тропу другим способом, нужно спускаться к воде и ковылять по камням до руин Кахака. А это еще сотня лиг. Конечно, если бы мы были гахами…
        - Они умеют летать? - нахмурилась Кама.
        - У них когти, - объяснил Орс. - По скалам и по деревьям они могут лазить, как мухи.
        - Ну что же, насколько я помню, гахов в Алу нет, а гахский лес начинается только за тем же Кахаком, - проговорила Кама. - Далеко до Змеиной башни?
        - Лиг пять, - отозвался Орс. - Но сейчас не нужно туда идти. Магию применять не следует, а во тьме среди руин можно переломать ноги. Ночь будет темной. К тому же я чувствую опасность. Пойдем с рассветом.
        - Пойдем, - поморщилась Кама. - Вот уж никогда не думала, что буду чувствовать себя вьючной лошадью.
        - Я легкий, - позволил себе заметить Орс.
        - Не могу сказать того же самого о твоем мешке, - пробормотала Кама, медленно поднимаясь подальше от воды. Ей показалось, что в сотне или двух сотнях шагов темнел или остов здания, или скала, которая сулила защиту от ветра.
        - Он будет легче к Арамане, - пообещал Орс. - Много легче. Ты еще пожалеешь о его тяжести.
        - Кто угодник в Арамане? - спросила Кама. То, что она успела разглядеть в сгущающихся сумерках, и в самом деле оказалось скалой. - Я правильно поняла, что он скажет, как мне поступать дальше?
        - Скорее всего, - не слишком уверенно согласился Орс. - Хотя ты должна быть готова и сама принимать решения.
        - К этому я готова всегда, - отрезала Кама, устраиваясь под скалой. - Как его имя?
        - Туррис, - ответил Орс.
        - Туррис? - удивилась Кама. - Но это женское имя!
        - Она женщина, - как будто хмыкнул Орс. - Тебя же не удивляет, что единственный акс, которого ты знаешь, женщина? И среди мурсов имеются женщины. Хотя смысла этого разделения я и сам не могу объяснить. Поэтому ничего удивительного, что в Арамане угодницей женщина. Ты и сама женщина. Хотя, прошу прощения, пока еще девица.
        - Орс! - почти крикнула Кама.
        - Я здесь, - отозвался он умиротворяюще. - Только не думай, что я исследую твое тело. Я живу уже долго, поэтому есть вещи, которые я просто вижу.
        - Это не твое дело, - процедила сквозь зубы Кама. - И вообще, я собираюсь отдохнуть.
        - Я не побеспокою тебя, - прошелестел Орс.
        …Под скалой ветер и в самом деле не задувал, но тепла там не было тоже. Кама привалилась к камню, опираясь о мешок, подумала о том, что, впустив в себя мурса, она уже не может считаться девицей в полном смысле этого слова, потом обругала сама себя за то, что допускает в голову всякую ерунду, и тут же добавила, что тот, кто укрывает в себе мурса, на ерунду может вовсе не обращать внимания. Так или иначе, но она сунула руку в кисет, который по наставлению Виз Вини всегда держала на поясе, выудила из него горсть сушеных фруктов и очищенных орехов и принялась неторопливо пережевывать нехитрую пищу. Все-таки мумом она питаться не могла, пусть даже его и в самом деле вокруг море. И все же было интересно, какие еще могут быть потребности у мурса, кроме подпитывания мумом и страха, что некий властитель того же Диафануса накинет петельку и на Орса? И зачем в самом деле мурсам пол?
        - Ты спишь? - пробормотала она вполголоса.
        - Нет, - донеслось до нее. - Слушаю, как ты жуешь.
        - Прости, - пожала она плечами. - Я бы поделилась, но не знаю, как это сделать.
        - Не волнуйся, - успокоил ее Орс. - У тебя еще будет такая возможность. Я же не всегда буду сидеть в тебе?
        - Спасибо, обрадовал, - скривила губы Кама. - И когда же ты выберешься?
        - Как только найду подходящее тело, - пообещал Орс.
        - Мужчину? - уточнила Кама.
        - Конечно, - согласился Орс. - Могла бы сойти и женщина, но это требовало бы постоянного усилия с моей стороны. Но вот как это привязать к тому, что мурсы разнополы, я не знаю. Лучше и не спрашивай.
        - Что это должно быть за тело? - спросила Кама.
        - Кто-то находящийся при смерти или умалишенный, - ответил Орс. - К сожалению, при смерти чаще всего находятся древние старики, но скоро начнется война, и воинов тоже будет предостаточно. Там, где человеческий дух отступает, мурс может искать пути к спасению тела. Не волнуйся, я не падальщик, изгонять дух из тела не стану.
        - Но ведь ты мог бы изгнать дух из тела врага? - предположила Кама.
        - Мог бы, - с некоторым сомнением протянул Орс. - Наверное, мог бы. Но тоже не стану. Это слишком заметно. Все равно что развести костер на равнине ночью. Если бы не вода озера Аббуту, даже о попытке Диафануса овладеть твоим телом знали бы все мурсы в округе.
        - Можно подумать, что их много, - поежилась Кама.
        - Достаточно, - ответил Орс. - Конечно, не столько, сколько призвал их Лучезарный, но достаточно. Думаю, что их было десятка два. Когда остаешься без тела, чувствуешь. Ты можешь пройти мимо человека, которым овладел мурс, и никогда не узнать этого, конечно, если ты не акс, но, будучи мурсом, ты всегда чувствуешь, сколько их всего. Около двух десятков. Теперь уже меньше. Некоторые развоплощены.
        - Убиты? - сдвинула брови Кама.
        - Развоплощены, - не согласился Орс. - Не исторгнуты из мира, но обращены в тень самих себя. Лишены голоса и воли. Тысячи лет пройдут, пока такой мурс снова сможет являться взору. Если, конечно, этот мир еще будет существовать или кто-то, вроде Лучезарного, не высосет все бесплотное, что парит над этой землей. Это самое страшное… А развоплощение… Наверное, оно похоже на смерть. Об этом много разговоров, но никто не знает точно. Хотя есть предположение, что все призванные Лучезарным мурсы, да и аксы однажды были развоплощены. Так что очень может быть, что все мы вымазаны невидимым дерьмом.
        - А я могла бы развоплотить мурса? - спросила Кама.
        - Силою - да, - ответил Орс. - Умением - нет. Пока нет.
        - А ты многих знал? - спросила Кама.
        - Знал… некоторых, - ответил Орс. - Когда-то знал всех, но теперь уже не знаю того себя, прежнего. Среди воинов Виз Вини были такие мурсы. Потом они ушли. Это темная история, хотя она произошла не так уж давно. Лет тридцать назад. Или меньше. Кстати, они все были женщинами.
        - И что с ними стало? - спросила Кама.
        - Виз Вини убила их, - ответил Орс.
        - Из-за того, что они ушли? - ужаснулась Кама.
        - Нет, - пробормотал Орс. - Они ушли, потому что захотели. Думаю, что их кто-то позвал. Нашел на что надавить. У каждого есть место, на которое можно надавить. И они ушли. Это просто. Виз Вини и в самом деле никого не держит. И вы могли уйти в любой момент. Они что-то затеяли. Не знаю. Но три мурса слишком много, чтобы не почувствовать их ухода. А потом Виз Вини поймала почтового сэнмурва и ушла, а вскоре это и случилось. Хочешь, спроси об этом у нее. Но это было почти тридцать лет назад.
        - Как их звали? - спросила Кама.
        - Сага, Нидали, Рит, - ответил Орс.
        - А человеческие имена у них были? - спросила Кама.
        - Конечно, - отозвался Орс. - Уверен, что они их не меняли. Мурсы считают имена столь же важными, как внешность. Они могут назваться другим именем, но никогда не поменяют то имя, что носило захваченное тело, надолго. Их звали - Лакуна Магнус, Арка Валликула, Венефика Тацит.
        - Тацит… - замерла Кама и прошептала: - Я где-то слышала эти имена. Скажи, а может ли мурс, овладев человеческим телом, зачать или выносить ребенка? И кто родится от такого зачатия? Человек? Или мурс?
        - Я думал над этим, - после долгой, очень долгой паузы ответил Орс. - Не знаю. Думаю, что никак не мурс. Это доступно только творцу. Так что - человек. Но непростой человек. Особенный человек.
        - А у акса могут быть дети? - спросила Кама.
        - Ты бы поинтересовалась этим у Виз Вини, - рассмеялся Орс. - Думаю, что да. Но что это могут быть за дети, мне неведомо. Я уж не говорю о том, чтобы аксы составляли семейные пары друг с другом. Но даже от соития с человеком… Не знаю.
        - Син - акс? - спросила Кама.
        - Нет, - твердо произнес Орс. - Он не акс и не мурс. Это точно. Он кто-то другой.
        - Сколько всего аксов? - спросила Кама.
        - Шесть, - был ответ.
        - Скольких из них ты знаешь? - поинтересовалась Кама.
        - Когда-то знал всех, - ответил Орс, - но теперь знаю только Виз Вини. Хотя она единственная, кто держит в тайне свое имя. Она не была на поле у Бараггала. Она очень своенравна. Очень. Одиночка.
        - Остальные? - спросила Кама.
        - Фабоан, Хубар, Зна, Момао, Рор.
        - Откуда ты знаешь их имена? - спросила Кама. - Или у тебя было время увидеть на поле Бараггала, кого из аксов Лучезарный оставил?
        - Нет, - раздалось в ответ. - Син назвал мне эти имена. Он пересыпает историю Анкиды, как песок между пальцев. А я уж вспомнил, как все они выглядели. Я не знаю, кто они теперь. И как выглядят теперь. Но, думаю, узнал бы каждого, если бы подошел поближе. И, конечно же, немедленно был бы развоплощен.
        - Мурс дух, - прошептала Кама. - Син - неизвестно кто. Человек или гах - это существо из плоти, внутри которого тлеет лоскут неосязаемого, слабый дух, подобный в чем-то мурсу. Но что такое акс? И кем был Лучезарный?
        - И кем был Энки? - рассмеялся Орс. - Я редко виделся с Сином, но порой мы с ним неделями ломали головы, пытаясь ответить на эти вопросы. Знаешь, что он говорил? Не вздумай повторять это там, где торчат уши инквизиции, но он говорил, что Энки и прочие угодники, которые занялись факелами на поле Бараггала, не были богами.
        - Не были богами? - затаила дыхание Кама.
        - Они были строителями, учителями, спасителями, угодниками, но не богами, - прошептал Орс. - Хотя, конечно же, их можно называть богами, просто имея в виду немного другой смысл. Син считает, что бог может быть только один. Он же - Творец. Он же - нечто непостижимое и недосягаемое. Он - это тот, который ни во что не вмешивается, но наблюдает за всем и… короче, это тайна и величие.
        - А Энки? - шевельнула губами Кама.
        - Энки и прочие - дети бога, - как будто вздохнул Орс. - И Лучезарный тоже. Как я и как ты. Но если вспомнить, что мурсы - это вестники, то Энки и подобные ему - демоны. То есть существа, владеющие не только собственным духом, но и собственною плотью, как будто она - дух. И Лучезарный был подобен им. Но он был другим. Отверженным. Сияющим и ужасным.
        - Но Энки сжег себя, - пролепетала Кама.
        - Да, - согласился Орс. - И если не спас землю, исторгнув из нее Лучезарного, то отодвинул ее гибель на долгие годы. Принес себя в жертву. Не развоплотился, но принял муки, которых мог избежать.
        - А аксы? - не унималась Кама.
        - Полудемоны, - как будто вздохнул Орс. - Они владеют своим духом, но их тело подчинено не только духу, но и законам плоти. И все-таки они ближе к демонам. А такие, как Рор, очень близки.
        - Значит, каждый из них может стать Лучезарным? - выдохнула Кама.
        - Ты можешь стать людоедом? - спросил ее Орс.
        - Нет! - воскликнула она.
        - Можешь, - не согласился он. - Но не станешь. Так и аксы. Могут, но не станут. Хотя натворить страшного способны. Для того чтобы стать демоном, думаю, нужны тысячи и тысячи лет. Или, может быть, реки, наполненные живой кровью.
        - Зачем Лучезарный оставил их? - выдавила показавшиеся вдруг пустыми слова Кама.
        - Не знаю, - ответил Орс. - Может быть, он не хотел оставлять их. Может быть, все случилось само собой. Хотя гахов и некоторых мурсов он как будто сберегал в подземельях Донасдогама. Виз Вини называла это провидением зла.
        - Где же тогда провидение добра? - скрипнула зубами Кама. - Где провидение Творца? Ты сказал, что, исчезая, Лучезарный оставил зерна, которые должны были прорасти и погубить эту землю. То зерно, что у меня в груди, оно уже проросло? Как я узнаю, когда оно начнет губить землю?
        - У тебя в руках меч, выкованный слугами Лучезарного для других слуг Лучезарного, - ответил Орс. - Твоя ладонь все время на его рукояти.
        - Я стараюсь научиться скрывать свет, о котором ты говорил! - воскликнула Кама.
        - Этот меч выкован для того, чтобы губить все живое, - продолжил Орс. - Кто кем управляет, ты им или он тобой?
        - Сколько всего угодников? - прошептала Кама.
        - Мало, - вздохнул Орс. - Вряд ли больше дюжины.
        - Они снова сожгут себя, если Лучезарный будет выбираться оттуда, куда его свергли? - спросила она.
        - Они готовы к этому, - ответил Орс. - Многие из них. Хотя многие из дюжины - это вовсе не многие. Они готовы, но это ничего не даст. Они даже не демоны.
        - Мне страшно представить новую битву у Бараггала, - закрыла она глаза.
        - Прежней битвы не будет, - услышала в ответ. - Спи. Ты должна отдохнуть. Да, и если тебе понадобится оправиться, считай, что меня нет.
        …К утру ветер стих. Кама открыла глаза еще в сумерках, привела себя в порядок, на всякий случай прошептав: «Напоминаю, тебя нет», покосилась на черную гладь озера, которую вновь затягивал вдоль каменистого берега лед. Лодка исчезла. Стынь крепко держала Каму за плечи, поэтому она уже было взялась за меч, чтобы разогнать кровь по сосудам, но передумала и полезла на скалу.
        Руины Алу начинались в лиге от ее укрытия. Чем-то они напоминали развалины Эссуту, среди которых высилась башня Ордена Смирения Великого Творца, но дома в Алу разрушились не от времени. Время скорее тщилось сохранить руины в том виде, в котором их сотворила великая беда. Кое-где в утреннем сумраке еще были видны остатки стен, но дальше, туда, где, как помнила Кама, зияла бездна, все обращалось грудами камня. Змеиную башню видно не было. Сердце развалин затягивал плотный туман.
        - Надо идти, - раздался голос Орса. - Через час будет совсем светло, лучше бы появиться у башни хотя бы за десять минут до того, как солнце поднимется над горизонтом. Посмотри, небо чистое. День обещает быть морозным.
        - Это хорошо или плохо? - спросила Кама, спускаясь со скалы.
        - Мы будем видеть всех, - задумался Орс. - Это хорошо. Нас будут видеть все. Это плохо. Делай все, что я тебе скажу.
        - Надеюсь, ты не предложишь мне броситься в провал? - скривила губы Кама.
        - Зачем мне учить тебя глупостям? - усмехнулся Орс. - Ты и без меня их наделаешь.
        - Посмотрим, - стиснула она зубы. - Скажи точно, что делать? Чтобы я знала, если вдруг ты потеряешь голос.
        - Подняться на Змеиную башню и пролить кровь, - отчеканил Орс.
        - Чью? - не поняла Кама. - Чью кровь?
        - Твою кровь, - огорчил ее Орс. - Немного. Нескольких капель хватит. И ты окажешься там, откуда можно продолжить путь. Не волнуйся, Син делал это. Заклинание работает.
        - Это чужая магия? - удивилась Кама. - Сколько ей лет? И она все еще в действии?
        - Надеюсь, - прошептал Орс. - Но чья это магия, не смог разобраться даже Син. Хотя сила ее очевидна. Шесть камней.
        - Один из них во мне, - процедила сквозь зубы Кама, - но без заступа я не вырою даже могилу.
        - Надеюсь, могила нам не понадобится, - ответил ей Орс.
        …Она подошла к провалу через полчаса. Лучи солнца уже подсвечивали горные вершины Митуту, но город находился в тени нависающих над ними скал. Змеиная башня оставалась такой, какой Кама ее помнила, у провала клубился туман, и в этом тумане двигались тени. Сотни теней. Тысячи.
        - Гахи, - в ужасе прошептал Орс.
        - Вижу, - процедила сквозь стиснутые зубы Кама.
        - Их тысячи, - принялся бормотать Орс. - Их тысячи! И многие из них в доспехах! Саркофаги Донасдогама открыты! Скверна выпущена! Грядет последняя битва! Беги! Беги! Беги, Кама! Уходи влево! Выбирайся через развалины на тропу. Там есть дорога в Даккиту, может быть, выпутаешься! Здесь мы не прорвемся!
        - Заткнись! - почти прорычала Кама и пошла прямо к провалу, где из тумана поднимались все новые и новые тени, и поднявшиеся вставали в ряды, а другие сменяли их. Откуда-то снизу раздавался бой барабанов и унылое дудение гахских труб. Вот несколько ужасных лиц повернулись к ней, вот кто-то сдвинул кривые брови, кто-то прижал к голове уши.
        - Прочь! Дорогу! Прочь! - равнодушно и презрительно бросала она налево и направо по-гахски, минуя провал. Косой взгляд вниз вверг ее в ужас. Стены провала напоминали шевелящийся живой ковер. Гахи и в самом деле карабкались по ним, словно мухи.
        «Вот и вся неуязвимость стен Раппу и Бэдгалдингира», - почему-то подумала Кама и продолжала идти вперед. «Прочь! Дорогу! Дайте пройти! Быстро! В стороны!» Они расступались так, словно видели в ней одного из тех, кто должен распоряжаться их судьбой. Хотя их острые зубы скалились с презрением и злобой. Вот до башни осталась сотня шагов. Вот уже и провал оказался за спиной. Вот и гахи скрылись там же, в тумане, хотя двое из них все еще стояли у башни и как будто охраняли ее.
        - Теперь только внутрь и наверх, - отчего-то просипел Орс. - Ты удивляешь меня, девочка.
        - Надеюсь, что ты не удивишь меня, - отрезала Кама.
        Она подошла к башне, окинула взглядом двоих охранников, в мгновение оценила, что они выше обычного человека на полголовы и на голову выше тех гахов, что выжили в подземельях и обитали в деревнях близ Эссуту. Запомнила их доспехи, оружие, выправку. Отметила постановку ног и хват крепких рук на длинных, покрытых зазубренными лезвиями копьях. Мотнула головой в сторону, приказывая отойти, и в следующий миг, разглядев сквозь прорези в шлемах ненависть, непреклонность и угрозу, выхватила меч. Через мгновение она уже поднималась по лестнице, а за ее спиной нарастал вой и как будто визг.
        - Они последуют за тобой, - беспокойно заметил Орс.
        - Башня не слишком велика, - ответила Кама. - Все в ней не поместятся.
        - Кто там? - раздался грубый окрик на гахском языке сверху. - Кто идет? Я приказал не пускать наверх никого! Кто ослушался меня?
        - Женщина! - отозвалась Кама, которой осталось миновать два пролета. - Даже девица!
        - Девица? - прокатилось недоуменное вниз, навстречу нарастающему у основания башни шуму.
        - Хочешь проверить? - спросила Кама.
        …На оголовке башни, среди руин оконных проемов, среди кусков камня, у огромной, выточенной из целого куска камня чаши, стоял рослый гах, и в одну секунду Кама поняла, что перед ней. Вместо того чтобы поднять меч и скрестить его с кривым гахским клинком неведомого воина, она мгновенно сплела заклинание ведьминых колец и, уклоняясь от удара, метнула их в серый доспех, заставив его раскалиться. Гах словно споткнулся, а над ним выткалось искаженное ненавистью лицо.
        - Сальд, - подсказал Орс.
        - Я заклинаю тебя, Сальд! - крикнула Кама, и новая порция ведьминых колец вспыхнула в воздухе.
        - Ты его, конечно, отогнала пока, - прошептал Орс, - но мурсов так не развоплощают. Подожди, а откуда у тебя силы? Ты же должна была вычерпать себя до дна еще на первом заклинании?
        - Мы будем разговаривать или убираться отсюда как можно быстрее? - прошипела Кама, занеся над запястьем нож. - Куда нужно лить кровь?
        - В чашу, - испугался Орс, словно и он слышал топот на лестнице. - Кровь лить в чашу. Но сначала заберись в нее. Быстрее!
        Гахи с обнаженными мечами выскочили на площадку, когда капля крови Камы коснулась камня. И в следующий миг она оказалась точно в такой же чаше, только на пустой, заледенелой тропе среди скал. Звук труб и барабанов не умолк, но стал тише.
        - Посмотри на север, - прошептал Орс. - Мы недалеко от Змеиной башни. Вон она, торчит среди скал. Отсюда не виден провал и ее основание, но вон он, оголовок! Надо скинуть чашу с тропы, иначе они последуют за нами!
        - Скинуть? - спрыгнула на тропу Кама. - А может быть, наполнить ее вином и пригубить? Да она весит не меньше, чем вся твоя лачуга, из которой ты бежал. Я ее не сдвину даже на палец!
        - Тогда сражайся, - посоветовал Орс. - Если гахи не глупы, а они не глупы, поверь мне, тогда они будут выбираться сюда по одному. За пару месяцев ты сможешь перерубить все их войско.
        В следующее мгновение в чаше появился первый из гахов. Кама убила его мгновенно. Следующий дал ей секунд пять, а затем еще секунду на собственное убийство, пока он выл, глядя на убитого первого.
        - Так, - выставила перед собой меч Кама, - то, что чаша занята, их не смущает. Это плохо.
        - Эх, - прошелестел Орс, пока Кама в два или три удара расправилась с третьим гахом. А ведь этот Сальд далеко не глуп, далеко. Я о мурсе, который вел гахов. Уверен, он уже подыскал себе новое тело!
        - Не мог бы ты помолчать? - процедила сквозь зубы Кама, потому что следом в чаше появились сразу двое.
        - Надо убираться отсюда, - проговорил Орс. - Следом будут трое. Потом четверо. Они не знают, что их предшественники мертвы, поэтому спешат, но не слишком. Бери пару секунд на каждого. Попытайся столкнуть чашу.
        - Не столкну, даже если лишусь девственности от натуги, - прошипела Кама.
        - Тогда грызи эту чашу, если хочешь остаться в живых, - таким же шипением ответил Орс.
        - Сгрызу! - крикнула Кама, готовясь к появлению троицы, и вдруг вспомнила. Вспомнила, как шесть лет назад она пыталась вызвать сход снежной лавины на перевале близ Ардууса и вместо этого обратила в пыль камень. Конечно, он был меньше этой чаши раза в четыре, ну так и силы теперь у нее в руках больше. Или зря она училась ею управлять эти долгие годы? Всего-то и надо обратить в пыль хорошо обработанный кусок камня. Обработанный и заколдованный тысячелетним колдовством. А теперь еще и наполненный кровью. Тут даже силы особой не надо. Только точность и злость. А уж злости… Значит, заклинание каменной дрожи… Забыть не должна, все в памяти, все в памяти… Или заклинание песка? Заклинание каменной дрожи или заклинание песка? Они так схожи… Их и вычерчивать не надо, все в голове. Сплетай так же, как ведьмины кольца, да накладывай прямо на кровь. Песка или каменной дрожи? Или оба? Слепить из двух одно? Вход и выход - точь-в-точь середина расходится, но расходится точно, на палец, должно сработать. А уж мума тут действительно черпать не перечерпать!
        - Ты что задумала? - крикнул Орс, когда Кама срубила одного за другим троих гахов и отбросила меч в сторону.
        - Сейчас, - выдохнула она и набросила на груду окровавленных тел огненную вязь. Чаша обрушилась почти мгновенно, осыпалась грудой песка, расползлась в стороны кровавым месивом из разошедшихся на куски трупов. А вслед за этим страшный треск раздался над озером, над горами, над руинами древнего города и, заглушив и вой дудок, и гул барабанов, и истошные крики умирающих и искалеченных, Змеиная башня затрещала, осела и повалилась вниз, выламывая из края бездны каменные корни.
        - Если бы я был Лучезарным или его наследником, то я бы начинал войну не с Ардуусом, а с девицей Камаеной Тотум, - прошептал в наступившей тишине Орс. - И, кстати, о провидении добра. Может быть, ты - оно и есть?
        Глава 8
        Тимор
        Крохотному отряду из двух всадников удалось пересечь Обстинар за три дня, хотя держались путники предгорий, правили лошадей теми дорогами, на которых меньше попутчиков и встречных. И все же они успели разглядеть и почти восстановленный замок королей Обстинара, который шесть лет назад не миновала участь Иевуса, заметили многочисленные сторожевые башни и небольшие, но неприступные замки, прикрывающие проход в любую, мало-мальски пригодную для жизни горную долину. Не единожды натыкались на дозоры и сторожевые башни. И вместе с тем над деревнями курились дымы, в полях стояли стога, в огороженных жердями загонах месили свежий снег свиньи, овцы и коровы. Обстинар готовился к войне, но не переставал трудиться.
        - От свеев это поможет, даже от Ардууса, если король Пурус окончательно лишится разума, тоже поможет, а от войны с Эрсет - нет, - бормотал Игнис.
        - Ты думаешь, что будет война с Эрсет? - тревожно спрашивала Ирис.
        - Будет, - кивал в раздумьях Игнис. - Хотя что такое Эрсет? Несколько королевств, в том числе и больших, объединенных прошлым ужасом, который впитался в землю? И без Эрсет хватает забот. Свеи, венты и анты, как с похмелья, мучаются шестой год, с севера в ближайшие годы беды не будет, но там, на юге, словно тетива натянулась. Огромная голодная орда будто ждет часа, окрика, посвиста, чтобы покатиться на север. Боюсь, что весной и начнется… А здесь, в Ардуусе, вместо великого царства - безумный король, восстановивший против себя всех, кого только можно!
        - У него самое большое войско, - напомнила Ирис. - Он с легкостью усмирит любого из герцогов. И даже если они все объединятся против него, окажется сильнее.
        - Если только Бэдгалдингир встанет на его сторону, - пробормотал Игнис. - Но если мудрость покинет старого короля Тигнума, то рано или поздно Эрсет растопчет и нас, и его, и Ардуус, и даже не заметит этого.
        - Значит, этого не должно случиться, - сказала Ирис. - Или Эрсет, или орда должны напасть до того, как анкидские атеры начнут убивать друг друга. Общая беда объединяет.
        - Вот уж не думал, что буду желать скорой войны, - проронил Игнис. - Впрочем, я ее все еще не желаю. Как твое чувство опасности?
        - Копится, - сказала Ирис и прижала ладонь под сердцем. - Вот здесь копится. До боли.
        - Держись за моей спиной, - предостерег жену Игнис. - Ты столько раз спасала меня, что единственный способ справиться со мной - это справиться с тобой. Поэтому будь очень осторожна и еще осторожнее в тысячу раз.
        - И так уж все глаза проглядела, - засмеялась Ирис и щелкнула тетивой странного зеленого лука. Второй, точно такой же, торчал у нее из тула за спиной. И деревянная рукоять странного меча точно так же торчала над плечом Игниса.
        - А если тебя не пустят с таким длинным амулетом в замок Тимора? - прошептала Ирис.
        - Пустят, - качнул головой Игнис. - Куда ж я без него?
        - Вот к кому надо тебя ревновать, - вздохнула Ирис. - Но…
        - Но к богам не ревнуют, - засмеялся Игнис. - Ты держись позади меня, но все-таки не отставай.
        - Даже не надейся, - пообещала Ирис.
        …К вечеру третьего дня пара добралась до начала тиморских кряжей, повернула на восток, миновала пару небольших крепостенок, переночевала на полатях в доме не слишком прижимистого егеря-пасечника и вышла на узкую горную тропу, по которой и двигалась, пока не уткнулась в ущелье с гремящей на его дне речкой. Через пропасть был перекинут сплетенный из канатов мост. На дубовых планках поблескивал лед, с веревочных поручней свисали сосульки. Дозорная башня высилась на противоположной стороне пропасти.
        - Лошади пройдут? - усомнилась Ирис.
        - Пройдут, - уверенно произнес Игнис. - Видишь следы? Часа два назад всадник здесь уже спешивался. И, кстати, подковы на его лошади ардуусские. Хорошие подковы, угольные, но без клейма… Заматывай морду кобылы платком. Я первый.
        - И не сомневалась, - проговорила Ирис, снимая с плеча лук. - Не волнуйся, до башни не более полутора сотен шагов. Будь осторожен, но если что…
        - Тебе что-то не нравится? - нахмурился Игнис.
        - Там… - Она заколебалась, кивнула на башню, которая на той стороне пропасти лепилась к скальному карнизу и перегораживала дорогу. - Там тень той опасности. И за спиной… Но за спиной как будто в отдалении. И главная опасность не здесь… Или близко… Не могу объяснить. Все как будто плывет. Но другой дороги ведь все равно нет?
        Игнис обернулся. Часть тропы за их спиной, не менее двух лиг, пробегала по заснеженному плоскогорью. На нем не было ни души.
        - Ладно, - потянул он за собой лошадь. - Если я буду пугаться еще и тени, тогда мы вообще никуда и никогда не придем. Но ты посматривай в обе стороны.
        - Один! - донеслось от башни, из которой вышел пузатый стражник с непокрытой головой. - Один ведет лошадь, второй ждет. Через мост только по одному!
        - Да уж понял, понял, - буркнул себе под нос Игнис. Всякий раз, как он оставлял Ирис одну, ему становилось не по себе. Он радовался тому, что жива Камаена Тотум. Не был в обиде на то, что королевством Лапис заправляют его двоюродные брат и сестра. Но странным образом все его родственные чувства, все то ощущение семьи, которое казалось ему какое-то время утраченным навсегда, соединилось в одном человеке. В дочери ливского народа, которая замерла с луком с наложенной на него стрелой на противоположной стороне пропасти.
        - Кто таков?! Откуда?! - рявкнул стражник, когда Игнису осталось до конца моста шагов двадцать.
        - Тебе отсюда бросать ярлык или поближе позволишь подойти? - поинтересовался Игнис.
        - Слово говори, - понизил голос стражник. - На этот мост всякий-любой не лезет. Хочешь ярлыком обойтись, пяться да двигай обратно. К большим мостам и проездным воротам. Их два. А если времени не жалко или высоты боишься, то можешь до самой Азу путь держать, по льду и переберешься. Но и там дозор стоять будет.
        - А поклониться телу вашей королевы я успею, если пойду в обход? - спросил Игнис.
        - А ей-то что с твоего поклона? - зло оскалился стражник. - Или ты король какой, или воевода… без войска? Думаешь, ты такой первый? С утра такой же через мост перебирался, тризну, верно, начал, когда из дома вышел. Через мост еле перешел, все к фляжке прикладывался, едва лошадь свою в пропасть не отправил, а как слово нужное спросили, вовсе на поручнях повис, сейчас в башне отсыпается, узлы распустить не может. Ничего, очнется, слово не вспомнит, обратно погоню. А тебе и развернуться не дам, пятиться заставлю. И баба твоя не поможет, что тетиву тянет.
        - Вигил, - произнес Игнис.
        - Что сказал-то? - приложил ладонь к уху стражник.
        - Имя короля твоего назвал, - процедил сквозь зубы Игнис. - Того, что был убит шесть лет назад на западном мосту. Это слово тебе было нужно?
        - Проходи, - недовольно проворчал стражник. - Только поспеши, парень. До Тимора еще за полсотни лиг, а погребальный костер займется уже с закатом. Можешь и не успеть. Мало ли…
        - Ты видела? - спросил Игнис, когда Ирис тоже перебралась на другую сторону, а стражник наконец, бормоча что-то себе под нос, загремел воротами, перегораживающими начало тропы.
        - Да, - кивнула она. - Не знаю, как насчет пьянства седока, а лошадка ухожена, и след ее был ровным. До моста-то рука у верхового не дрожала.
        - А вот и она, - увидел сквозь распахнутые створки привязанную у стены лошадь Игнис.
        - Оружия нет, - нахмурилась Ирис.
        - Как зовут? - наклонился к стражнику Игнис.
        - Тебе-то что за дело? - вскинул брови тот. - Зови Борода, меня так все зовут.
        - Оружие было при себе у пьяного?
        - Не было ничего, - хмыкнул стражник. - Ни оружия, ни даже ножа какого. Может, он все пропил?
        - Интересно, где же? - спросил Игнис. - По ту сторону на день дороги ни трактира, ни постоялого двора. Мы у егеря ночевали, где пасека, мимо его дома этот всадник не пробирался.
        - И что теперь? - сплюнул стражник. - У меня в дозоре пять воинов. Юнцов только двое. Один спит, пятеро смотрят. Со мной - шестеро. Или ты хочешь сказать, что мне сберегаться нужно от доходяги, от которого разит так, что и трезвого на опохмел тянет? Да он обделался спьяну, к нему и близко не подойдешь? Или ты новым воеводой к нам назначен?
        - Нет, - выпрямился Игнис. - Но ты будь осторожнее, Борода. Я бы на твоем месте стреножил этого пьяного. Пойман убийца королевы?
        - Нет, - скрипнул зубами бородач. - А ты как хотел? Поймаешь тут… Года четыре назад выловили бы в один день, а то и раньше. А теперь - на одного тиморца - два пришлых. Город расстроился впятеро от прежнего. Найдешь тут. Но ничего, нитка вьется, но клубка не переживет. Только на этого пьяного не тяни. Он же не из Тимора выбирался, а в Тимор двигал. Да и какой из него убийца? Не бродяга, чистый, кроме перегара и вони никакой. И кошель на поясе не пустой. Не думай, обыскали, но потрошить не стали. Ты в Тиморе, парень, а не в логове каком. Торопись, кстати. Тебе еще соизволение на проход в замок выхлопотать надо. Не королевских кровей ведь?
        - Да уж куда мне… - вздохнул Игнис и направил лошадь вперед.
        Они приблизились к городу после полудня. Еще издали, пока вздымающиеся к небу скалы загораживали город, Игнис отметил, что полей в окрестностях тиморской столицы прибавилось, лесов на расстоянии десятка лиг до нее не стало вовсе, а все прошлые деревеньки словно растворились в ожидании будущей войны. Тимор выглядел притихшим, но спокойным и уверенным в себе. Народу на дорогах оказалось немало, и все они шли, ехали верхом или на повозках в сторону города. А уж когда Игнис вместе с Ирис выбрались к тиморской долине, что, стесненная скалами, раскидывалась на несколько лиг вплоть до городских стен, впору было ахнуть. Разрушенная свейским войском городская стена поднялась против прежней на две высоты да еще украсилась рядом пузатых, основательных башен. За первой стеной, на месте бывших городских кварталов, вставала вторая, за ней узнаваемым силуэтом вздымался тиморский замок, а между ним и Медвежьей горой высилась новая стена, столь высокая, что цитаделям и Ардууса, и Бэдгалдингира впору было бы считать ее равной. Но даже не это было поводом для удивления, а тысячи, десятки, может быть, сотни тысяч
людей, стоявших на равнине перед городом. Море непокрытых голов раскидывалось во все стороны. И народ, который шел к Тимору со всех сторон, растекался, расходился по тиморской долине, впадая в скопище людей, как реки впадают в бездонное озеро.
        - Здесь будет прощание, - сказала Ирис. - Смотри, на городских воротах, там, где реют красные флаги с силуэтом голубого орла, приготовлено смертное ложе. Факелы, поленья, покрывала. Ты видишь?
        Игнис придержал лошадь и теперь стоял на дороге, ведущей в город, которая была странно пустынной, словно трещина рассекала людское море, и не мог шевельнуться.
        - Они все рыдают, - вдруг не сдержала слезы Ирис. - Оглянись. Все вокруг плачут. И мужчины, и женщины, и дети. Но молча. Ты слышишь? Тишина.
        - Посмотри. - Игнис протянул руку вперед. - Посмотри. Ниже смертного ложа. Там склоненные флаги. Разные флаги. Ты видишь?
        - Да, - кивнула Ирис.
        - Ты видишь синий флаг с белым вороном? - прошептал Игнис, спрыгивая с лошади.
        - Да, - последовала его примеру Ирис.
        - Это флаг Лаписа, - выдохнул Игнис. - Идем. Это мой флаг. Мы должны быть там.
        Они подвели лошадей к воротам, у которых стояли не менее полусотни стражников. Старший из них нахмурился, поднял руку, шагнул к Игнису, который сбросил с головы капюшон плаща, но тут сверху раздался голос:
        - Пропустить! Это мои гости!
        - Соллерс! - с облегчением прошептал Игнис. - Соллерс Кертус!
        Он встретил их уже за городской стеной, внутри города, который за эти шесть лет обратился в огромное укрепление. Невысокий, сухой, черноволосый, приближающийся к пятидесяти годам, младший брат последнего короля Обстинара - Аггера Кертуса, младший брат странно умершей шесть лет назад королевы Ардууса - Тричиллы Арундо, брат-погодок, пусть и нисколько не похожий на нее, теперь уже покойной королевы Тимора - Армиллы Валор - Соллерс Кертус. Герой свейской войны. Воевода Тимора. Едва знакомый Игниса, назвавший его своим гостем.
        - Лошадей, - приказал стражникам Соллерс. - Возьмите у моих друзей лошадей и устройте их лучшим образом.
        - Соллерс, - с облегчением выдохнул Игнис.
        - Ты переменился, принц, - сказал тот, обняв Игниса, и тут же склонил голову перед его спутницей.
        - Я разделяю твое горе… - начал Игнис.
        - Прошу тебя, - оборвал его Соллерс, - представь мне свою спутницу.
        - Ирис Тотум, - виновато поморщился Игнис. - Моя душа, моя жизнь, моя жена. Прости меня, Соллерс, я давно не общался с вельможами. Это Соллерс Кертус, Ирис. Герой последней войны, воевода Тимора.
        - Я наслышана, - неожиданно мягко улыбнулась и поклонилась воеводе Ирис. - Вы оказываете мне честь.
        - Вот! - воскликнул Соллерс. - А ты говоришь, Игнис, что давно не общался с вельможами. Я бы не променял знакомство с твоей женой, принц, на общение с тысячью вельможных дам. Я буду гордиться этим знакомством, - замер в поклоне Соллерс и повернулся к Игнису. - Не ожидал увидеть тебя. Хотя слухи о том, что ты жив, ходили. И они до сих пор не дают покоя ищейкам Пуруса.
        - Я и сам хотел бы знать, чем досадил Пурусу, - признался Игнис.
        - Не думаю, что тебе следует отправляться к нему с расспросами, - помрачнел Соллерс. - Даже в Тиморе стало небезопасно. Прошу тебя, накинь капюшон. Если тебя и должны узнать, пусть это будет не здесь. Идем. Идемте, Ирис. Вы успели вовремя.
        - Я безмерно огорчен постигшей Тимор бедой, - прошептал Игнис, следуя за Соллерсом.
        В паре десятков шагов за спутниками двинулся десяток стражников.
        - Благодарю тебя, принц, - глухо проговорил Соллерс. - К сожалению, мы уже выплакали все слезы, поэтому можем теперь только рвать свое сердце. Прими же и ты мои соболезнования по поводу твоей семьи, которая погибла шесть лет назад. Она не заслуживала такой участи.
        - Кто прибыл из Лаписа? - спросил Игнис.
        - Твоя двоюродная сестра, - ответил Соллерс. - Процелла Тотум. Ее мамаша тоже здесь. Кстати, Процелла к двадцати годам расцвела. Не только беда отметила твой род, принц. Красота не оставляет его.
        - А кто от Ардууса, - продолжил расспросы Игнис. - Надеюсь, не Пурус и не Болус?
        - Кого бы ты еще не хотел увидеть? - обернулся на ходу Соллерс.
        - Никого, кто мог бы, увидев меня, нанести вред Тимору и Обстинару, - ответил Игнис.
        - Тогда предоставим это решать Адамасу, - проговорил Соллерс. - Тело Армиллы лежит на главной башне замка. Ближе к вечеру, когда зажгутся факелы, его понесут на погребальный костер. Сейчас возле тела только Адамас и Регина.
        «Регина», - болью отозвалось в груди Игниса, и он тут же почувствовал, что Ирис стиснула его локоть.
        - Идемте, - начал подниматься по ступеням перед воротами в замок Соллерс. - От Ардууса в Тиморе Милитум Валор и Софус. Зайдем ко мне, оставим оружие, потом пойдем прощаться.
        Они поднимались долго. Лестница замка плавно закручивалась слева направо, тусклые лампы освещали ее местами через три десятка шагов, света сквозь узкие бойницы падало немного, и Игнис все никак не мог выбросить из головы картину, как поплывет вниз по этим спиралям тело королевы Армиллы. Когда же он пытался вспомнить лицо Регины Нимис, то отчего-то видел заплаканные лица тысяч тиморцев на площади и слышал звук шагов Ирис за спиной, и эти шаги вонзались ему в спину, как стрелы.
        - Сюда, - двинулся по темному коридору Соллерс, кивнул стоявшим около тяжелых дверей стражникам, вошел внутрь покоев, обстановка в которых сочетала богатство и сдержанность, остановился у стола, расстегнул пояс, положил на него меч.
        - После покушения на королеву никто не подходит к Адамасу или Регине с оружием, - произнес он. - Ни я, ни его братья, ни послы, никто.
        - А как же Адамас собирается воевать? - спросил Игнис, укладывая рядом с оружием Соллерса свой меч.
        - Надеюсь, что до войны пена схлынет, - глухо проговорил Соллерс и кивнул Ирис, которая положила на стол лук, тул и меч. - Я отвечаю за твою безопасность и безопасность твоей жены своей честью, принц.
        - Благодарю тебя, воевода, - поклонился Игнис. - Как погибла Армилла?
        - Нож, - с трудом вымолвил Соллерс. - Она осматривала укрепления. Вокруг было не менее сотни стражников. И тысячи людей. Их сдерживали на расстоянии, но среди них оказался убийца. Редкий умелец. Никто не видел, кто метнул нож. Но он пролетел не менее пятидесяти шагов. Это очень много. Нож попал в горло. Армилла умерла мгновенно. Началась паника, задержать или хотя бы предположить облик убийцы не удалось. Все смотрели только на королеву.
        - Никакой зацепки? - нахмурился Игнис.
        - Только сам нож, - прошептал Соллерс. - Но на нем нет ни магии, ни клейма, ничего.
        - Вот так случается, - проговорил Игнис. - Надеюсь, что мои враги не доберутся до меня в твоем доме, Соллерс. Но если бы и случилось что-то подобное, разреши мне не принимать в зачет твою честь. Если бы мы расплачивались за каждую беду честью, она бы давно иссякла. Я тебе верю без клятв. И, кстати, вижу, что в этом жилище есть место женщине?
        - Она тоже наверху, - улыбнулся Соллерс. - Фидеса Хоспес моя жена уже пять лет. У нас двое детей, но они пока в Алке, у ее брата, Импиуса Хоспеса. Она прижилась здесь. Ведь все принцы Обстинара - ее племянники, потому что их покойная мать - ее родная сестра. И мои племянники, потому что я родной брат их отца.
        - К тому же теперь ты отчим герцога Кирума? - улыбнулся Игнис.
        - Он хороший парень, кстати, - кивнул Соллерс. - А это что?
        - Мой талисман, - положил на стол сверток Игнис. - Деревянный меч, который однажды меня выручил.
        - Ты мог бы его оставить, - нахмурился Соллерс.
        - Не теперь, - не согласился Игнис и взял за руку притихшую Ирис. - Идем.
        Они поднялись на верхнюю площадку через несколько минут. Королева Армилла лежала на укутанном легкими тканями ложе. Если бы не иней, который поблескивал искрами в свете холодного, заходящего солнца на ее лице, ресницах, прядях волос, Игнис решил бы, что она просто уснула. Возле тела стояли двое. Адамас Валор и Регина. У Регины блестели щеки. Адамас был спокоен, хотя появление Игниса явно заставило его удивиться. Ирис стиснула руку Игниса изо всех сил.
        - Принц Лаписа Игнис Тотум и его жена Ирис Тотум приносят тебе и твоей жене свои соболезнования, герцог Адамас, - раздался голос Соллерса за спиной.
        - Идем, - прошептал Игнис.
        Он, а вслед за ним Ирис последовательно преклонили колено у тела Армиллы, у ног Адамаса и у ног Регины. Игнис прикоснулся лбом к холодной руке королевы, дождался прикосновения ко лбу руки Адамаса и руки Регины. Не посмотрел в глаза ни ему, ни ей. Поднялся, сделал шаг назад, дождался, когда дань уважения королевскому дому Тимора отдаст Ирис, потом поклонился Адамасу и Регине еще раз.
        - Не ожидал, - наконец разомкнул как будто застывшие губы Адамас. - Ты успел, Игнис. Через полчаса королева отправится в последний путь.
        - Я полон горя, правитель Тимора, - ответил Игнис.
        - Мое горе может оказаться каплей в море беды, - ответил Адамас. - Соллерс, ты постоишь здесь за меня? Я хочу показать принца Лаписа тем, кто мое горе делит со мной.
        - Здесь Софус, - напомнил Адамасу Соллерс.
        - Я знаю, - кивнул Адамас. - Идемте. Я хочу, чтобы Пурус знал.
        Игнис успел поймать взгляд Регины. Она нисколько не изменилась. Разве только ее черты стали чуть тоньше, чем были. Или это горе пробежалось по ним режущей дланью. Она посмотрела на Игниса с тем спокойствием, с которым смотрят на погребения предков, умерших до твоего рождения.
        - Идемте, - повторил Адамас. - Трапезы не обещаю, но выпить горячего вина с медом - успеете. Кто вас приютил?
        - Соллерс, - проговорил в спину герцогу Игнис.
        - Хорошо, - почти равнодушно произнес Адамас и добавил на полпути от ложа королевы до замерших у галереи стражников: - Скажу сразу, потом будет не до этого. Я очень благодарен твоей сестре, Игнис. Ее дар помог мне сделать Тимор той крепостью, которую ты видишь.
        - Я передам ей благодарность, если встречу ее, - ответил Игнис. - Но в будущей войне не обойдешься даже самой лучшей крепостью.
        - Я знаю, - кивнул, обернувшись, Адамас.
        …В просторном зале мерцал огонь сразу в трех каминах, но было холодно. Над кованой жаровней на треноге стоял серебряный чан, возле которого суетился служка с черпаком и кубками. Но к чану никто не подходил. Вельможи, прибывшие засвидетельствовать почтение и соболезнование дому Валоров, стояли у стен так же, как недавно Адамас и Регина у тела Армиллы. Игнис мгновенно поймал внимательный взгляд худого и сутулого мага Софуса, тревожный - Милитума Валора, удивленный - Пустулы, бывшей жены его дяди. Мелькнули еще знакомые лица, на которых удивление мешалось с испугом. Телы Нимис не было. Той, которая что-то знала об убийстве семьи Игниса шесть лет назад, и той, которая присылала убийц к самому Игнису чуть позже, - не было.
        - Я хочу представить вам… - начал говорить Адамас, но затем замолчал, выдержал паузу и поправился: - Я хочу поблагодарить всех, кто принес соболезнования дому Валор. И принца Игниса Тотум, и его супругу Ирис Тотум - в том числе.
        Прерванная тишина восстановилась. Только дрова потрескивали в камине. Где-то за стенами замка загудели трубы.
        - Можно? - вдруг раздался дрожащий голос.
        - Конечно, дорогая Процелла, - кивнул Адамас.
        - Я быстро. - Стройная, красивая, заплаканная Процелла Тотум, двоюродная сестра Игниса, младшая сестра нынешнего герцога Лаписа Дивинуса, на глазах собственной матери Пустулы Валор и отчима Милитума Валора подбежала к Ирис, обняла ее, быстро расцеловала в обе щеки, потом шагнула к Игнису, опустилась на колени, взяла его руку, прижалась к ней губами и тихо, но отчетливо, так, что слышал каждый из находящихся в зале, произнесла:
        - Я присягаю тебе, король Игнис.
        И, уже подхватив ее с пола, обняв и прижав к себе, Игнис успел разглядеть все такой же внимательный взгляд Софуса, испуганный - Пустулы и наполненный болью взгляд Милитума.
        - Пора, - произнес Адамас.
        Они шли рядом. Процелла не произнесла больше ни слова, но держала за руки Игниса и Ирис так, как не держали друг друга за руки никогда они сами. Стражники несли тело королевы, перед ними и позади них шли служители Энки в красных балахонах с факелами, затем Адамас и Регина. Потом Соллерс, Фидеса Хоспес, еще кто-то, кого Игнис не мог узнать со спины. И тело Армиллы, следуя спирали лестницы, как будто вкручивалось в плоть тиморской земли.
        - Опасность, - прошептала Ирис, когда процессия вышла из замка.
        - Опасность, - повторила она, когда тело королевы поплыло вверх по лестницам привратных башен.
        - Опасность, - сказала еще раз, когда тело было водружено на погребальное ложе и храмовники затянули посмертные восхваления, а тонущее во мраке людское море под стеной огласилось стонами и рыданиями.
        - Идите сюда, - прижал к себе одновременно Ирис и Процеллу Игнис, но Ирис покачала головой и развернула Игниса и прижавшуюся к нему Процеллу спиной к заполненной народом равнине, и в тот самый миг, когда вспыхнуло, слепя глаза, пламя погребального костра, вдруг сделала шаг в сторону. И окровавленный наконечник стрелы вышел из ее тела под грудью.
        Глава 9
        Самсум
        Город открылся сразу. И если Литус, который с самого утра был напряжен, как раскаленный клинок, - тронь, зашипит, и даже не смотрел в сторону берега, то Лава не отрывала от него взгляд. Му близ Самсума раскидывалась на полторы, а где и на две лиги, но нахоритский берег был гол, разве только рыбацкие деревни попадались на нем время от времени, а вот левый берег, ближе к которому и держалась барка, деревни постепенно заполонили так, что обратились бескрайним скопищем заснеженных домиков, огородиков и садов. Хотя край у этого деревенского царства все-таки был и совпадал он с берегом, к которому причалила барка, чтобы исторгнуть из себя малую толику путешественников, и Литуса с Лавой, вновь выглядевшей худощавым черноволосым подростком, в том числе.
        - Это уже Самсум? - недоверчиво спросила Лава, спеша за Литусом по гнилому деревянному тротуару между глиняными домиками.
        - Считай, что да, - хмуро кивнул он. - Хотя это еще тиренская земля. И живут тут в основном тирсены. До Самсума еще десяток лиг. Он отделен от тиренских земель каналом, так что придется пройтись.
        - А почему мы сошли на берег так рано? - не поняла Лава. - Места-то были оплачены до Самсума?
        - Время тяжелое, - пожал плечами Литус и добавил после паузы: - Самсум свободный город. Им правят главы цехов, даже храмовники и магические ордена не имеют тут особой силы. Хотя и довольствуются безопасностью, которую вот уже много лет им предоставляют стражи Самсума. Так вот, теперь опасность реальна. Вокруг Самсума вода и Тирена, а Тирену уже долгие годы терзают кочевники. Южные районы обезлюдели, население бежит к тому же Самсуму и в междуречье Утукагавы и Му. А оттуда их начинает давить Светлая Пустошь. Куда им еще деваться? Многие ушли в Тимор и Обстинар, но не всем по вкусу холодные зимы. Так что только в Самсум. Тут уж всякого, прежде чем впустить в город, надо перетряхнуть. А нам лишней славы не нужно. Пусть даже ярлыки у нас с городскими отметками. Понял, Тереб?
        - Понял, - буркнула Лава и спросила: - А разве у того канала нас не будут проверять?
        - На паром не пойдем, - покачал головой Литус. - Доверь это дело мне. В город мы попадем в любом случае.
        «Доверь это дело», - пробурчала про себя Лава. Как будто можно было еще кому-то довериться. И ведь даже спасибо не сказал Литус, что спасла его Лава в Эбаббаре, когда странно обратившийся в мерзость с горящими глазами кузнец ударил его молотком в грудь. Или и не за что было ее благодарить? А нанесла бы она тот самый удар, если бы предыдущие две недели именно его и не повторяла сотни, тысячи раз по наущению Литуса? Как он говорил? Если не уверена, что ты лучше, сильнее, быстрее противника, учись убивать его с первого удара. В любой схватке есть та секунда, половина секунды, четверть секунды, когда вы равны. Потом уже будешь рассчитывать на мастерство и удачу, а на судьбу полагайся только один миг. Так кто кого должен благодарить, она его или он ее?
        Жалко, конечно, что пришлось бросить лошадей, но, с другой стороны, что у них имущества было, да и то все с собой. Хорошо еще, что на кузнечной улице никого не оказалось, да и в самой кузнице - тоже. Или эбаббарский кузнец сберегал свои секреты в одиночестве, или в неурочное время заявились к нему гости. Только Литус мгновенно затащил тело внутрь здания, вслед за ним едва ли не за шиворот впихнул внутрь Лаву и легко, словно не корчился от боли минуту назад, побежал по узкой лестнице наверх. Тут-то Лава не оплошала, заперла изнутри дверь, обыскала мертвеца, который тут же вновь из чудовища стал тем же стариком, что вышел к ним на стук, и принялась распускать окровавленную рубаху у него на груди, чтобы снять с него странную кольчугу.
        - Не нужно, - прошептал Литус, который вдруг появился не с лестницы, а из двери, ведущей на первый этаж здания. - Вот. - Он тряхнул связкой таких же чешуй, что показывал Лаве уже давно. - Все здесь. Три десятка готовых, сотни две полуготовых, форма для выбивки и образец… Образец, правда, без магии. Ну, это мы поправим.
        Литус нагнулся над телом, перевернул его, рванул рубаху и показал Лаве причудливый узел на шее кузнеца. Осторожно распустил его и дернул. Причудливая чешуйка, вымазанная в крови, выскочила наружу, а кольчуга тут же исчезла, будто ее и не было.
        - Что это за магия? - испуганно прошептала Лава. - В кого он превращался?
        - Мне эта магия неизвестна, - задумался Литус. - Кем он обращался, я тоже не знаю… Впрочем, кольчуга эта исчезла бы и сама… Они исчезают быстро… Но и в этой чешуйке тоже нет магии. Я не вижу ни амулетов, ни источников мума, ничего. А сил, чтобы создать такую кольчугу из одного лепестка, нужно много. Да и превращение… Однажды подобные твари убили мою жену. И они были куда как шустрее этого кузнеца. Значит, он только мясо…
        - Только мясо? - не поняла Лава.
        - Служит кому-то, - процедил сквозь зубы Литус. - Не только головой, но и плотью. Тот, кого ты убила, уже не был кузнецом. Как выстроенный мастером дом перестает быть грудой камня. Но я все еще не могу понять… Ну-ка!
        Литус перевернул тело, рванул рубаху на груди мертвеца, пригляделся к жилистому, вымазанному в крови телу, затем снова перевернул его, сдернул рубаху вовсе и замер.
        - Что это? - прошептала Лава.
        Спину кузнеца занимало что-то, напоминающее огромное тавро, во всяком случае, тело было прожжено не менее чем на палец, и уже давно, шрамы зарубцевались, обратились в уродливые полосы плоти. И из сплетения этих полос складывалось что-то зловещее и ужасное. Казалось, будто увеличенный до ширины спины взрослого человека узорчатый клещ впился в его спину.
        - Вот оно, - прошептал Литус. - И никакой мум не нужен. Ты сам становишься мумом. Сгораешь, как мотылек в пламени, обращаясь на недолгий срок в ядовитую осу. Только не думаю, что это сделано раскаленным железом. Это след магии. Великой магии.
        - На тех, кто… убил Планту, было такое же? - спросила Лава.
        - Мне было не до того… - поморщился Литус. - Я начал их осматривать только тогда, когда они стали осыпаться пеплом… Мой друг, Син, вовсе не хотел их трогать… Но в этот раз с нами нет моего друга, и у нас нет времени. Мне кажется, что, распуская шнур, я дал знак… Раздевайся! Быстро!
        - Раздеваться? - не поняла Лава.
        - Быстро, мне нужно твое исподнее, - принялся распускать завязи на гарнаше Лавы Литус. - Нужна белая ткань!
        - Подожди, - засуетилась Лава, ежась от холода, но Литус уже распахнул ее гарнаш, раздернул полы рубахи, а затем ухватил девчонку за плечи и рванул на себя выбеленный лен исподнего.
        - Холодно же, - обиделась Лава, прикрывая обнаженную грудь, но в этот раз взгляда Литуса она не удостоилась. Тот накинул на спину кузнеца белый лоскут, разгладил его и, сняв с пояса фляжку, стал разливать по ступеням вокруг тела квач. Только опустошив ее, он посмотрел на съежившуюся спутницу. - Так и пойдешь? Одевайся. Не волнуйся, исподнее я куплю.
        - Надеюсь, в этот раз ты не поскупишься на шелковое белье? - скривила губы Лава.
        - Увидим, - проговорил Литус, положив на ткань ладони. - Я, конечно, рискую…
        На ходу запахивая куртку, Лава попятилась, услышала невнятный щепот Литуса, поймала движение его рук, которыми он словно вдавливал в мертвую плоть ткань, и различила проступающие на белом черные линии и языки дыма, вспухающие между пальцами бастарда. В следующее мгновение Литус вскочил и, подхватив Лаву, захлопнул дверь перед поднявшимися над телом языками пламени.
        - Там кто-то стоял, - омертвелыми от ужаса губами вымолвила Лава. - Силуэт в пламени. Мне показалось?
        - Нет! - спрятал за пазуху обожженную тряпку Литус. - Но ты была неосторожна. Если чего-то не понимаешь, никогда не смотри прямо. Еще не хватало поймать его взгляд! Тот, кто поймал твой взгляд единожды, всегда разыщет тебя. Уходим. Быстро, но не бегом.
        - Кто это был? - прошептала Лава. - Лучезарный?
        - Хвала Энки, нет, - ответил Литус. - Но не волнуйся, нам и без него есть кого опасаться? Кто это был, я не знаю, но узнаю.
        - Зачем? - не поняла Лава.
        - Чтобы убить, - пожал плечами Литус.
        - Это был человек? - прошептала Лава.
        - Думаю, что нет, - ответил Литус и посмотрел на нее странно, словно проглотил еще какие-то слова.
        Они успели на отходящую барку и вот, спустя неделю плавания по зимней реке, сошли на окраине Самсума и двинулись через его пригороды пешком. Уже в сумерках узкая улочка вывела путников к широкому каналу. Сначала он показался Лаве тем самым морем, которого она никогда не видела. Литус махнул рукой, обращая ее внимание на причаленный к деревянному помосту паром, служка обрубал с него пешней лед, и повел девчонку в противоположную сторону, в путаницу переулков, вымороженного тростника и вросших в землю лачуг. До нужного места парочка добралась уже в полной темноте. Литус постучал в низкую дверь, переговорил с высунувшимся с лампой в руке седым тиренцем, звякнул монетой, и уже через полчаса Лава сидела на носу узкой и шаткой лодки, которой правил не различимый во тьме гребец.
        - Молчи, - прошептал Литус. - Пока я не разрешу, ни слова, ни лишнего вздоха. По воде всякий звук далеко разносится. Да и после… В Самсуме неспокойно. Легко нам там не будет.
        «А что мы там будем делать?» - хотела спросить Лава, но тут же прикусила язык. Кто его знает, этого уверенного в себе бастарда, который уже дважды видел ее обнаженной, может быть, Лаурус как раз в Самсуме? Хотя лучше бы он оказался где-нибудь подальше…
        …Закраины на противоположном берегу канала покрывал лед, да и сам берег высился над головами Литуса и Лавы обрывом, и только звездное небо позволяло хотя бы предположить, что лодочник выгребает вдоль ледяной кромки. Вот, наконец, во тьме обозначился какой-то прогал, в нос шибануло вонью, и Литус шагнул через борт, подхватив Лаву на руки.
        - Не дергайся, - прошептал он, прислушиваясь, как лодка уходит без единого всплеска. - Это помойный ручей, поэтому пахнуть хорошо он не может. Но вонять будут только мои сапоги, да и то до первого сугроба.
        - Куда теперь? - сдерживая тошноту, прошептала она ему на ухо. - На постоялый двор?
        - На двор, - ответил он уверенно и, прижимая ее к себе, добавил: - Может быть, даже на постоялый.
        …Еще просыпаясь, Лава расширила ноздри и, не открыв глаз, поняла, что и в этот раз она лежит на сене в каком-то сарае. Что рядом квохчут куры, топчутся козы и, судя по запаху, даже свиньи. Так и оказалось. Разве только лежала Лава не на колючем сене, а на постеленном под нее старом половике и таким же половиком была прикрыта сверху. Литус сидел спиной к ней. Ближе к Лаве стояло жестяное ведро с водой и лежала одежда.
        - Приводи себя в порядок, - сказал Литус, не оборачиваясь. - Переодевайся. Побудешь немного юной и благочестивой тирсенкой. Это просто - платье в пол, платок на голову, опущенный взгляд. Твой меч повисит у меня на поясе.
        - Мы к Лаурусу? - спросила Лава.
        - Не сразу, - покачал Литус головой. - Не хочу тянуть на него опасность. Но Лаурус должен быть в Самсуме. Оправиться можешь в углу у загона свиней.
        - А есть вообще место в Анкиде, где мы не будем тянуть на кого-то опасность? - раздраженно прошептала Лава. - И что ты делал шесть лет? Твоя жена погибла шесть лет назад, я правильно поняла? Ты искал ее убийц раньше?
        Она судорожно натягивала на себя предложенную одежду. Странно, но все было чистым и впору. Где он это взял?
        - Нет, - снова качнулся Литус. - Я был как будто не в себе. Син сказал мне, что не нужно искать убийц. Тот, кто их послал, только этого и жаждет. Твоя жена, твой нерожденный ребенок были приманкой. Тот, кто прислал убийц, рассчитывал убить тебя. Но твоя жена была обречена. И теперь, если ты бросишься искать убийцу, ты попадешь в ловушку. Хотя бы потому, что твой враг сильнее тебя в тысячу раз. В тысячу тысяч раз.
        - И ты… - начала Лава.
        - Я… - Литус вздохнул. - Таких, подобных чудовищу, в которого обратился кузнец, в моем доме было около десятка. Син вместе со своим учеником все устроили. Ночью вывезли останки в море, утопили там, не трогая ни шнуров, ничего. Сожгли тело моей жены и моего ребенка и развеяли его прах там же. За деньги в Самсуме можно все. Или почти все. Дом продали. Син с полгода таскал меня за собой, но потом сказал, что мне нужно прийти в себя. Оставил меня послушником в одном из магических орденов. Я не хотел, но он уговорил меня. Сказал, что рано или поздно я должен буду столкнуться со своим врагом. И мне следует быть готовым к этому.
        - Странно. - Лава затянула шнуровку платья, повязала платок, вздохнула, сожалея, что не видит себя в зеркале. - В Ардуусе магические ордена не слывут местом, где можно прийти в себя или чему-то научиться.
        - В Ардуусе безумие Пуруса на все накладывает свою тень, - ответил Литус. - Главы магических орденов такие же люди, как все. Разве только облеченные силой и властью. Они всегда могут переступить через страдания и боль простого человека, но многим из них не все равно, что творится в Анкиде. И все-таки, если бы не Син, я бы не стал послушником.
        - И где же ты был? - спросила Лава.
        - В трех орденах, - ответил Литус. - В каждом по году. В Ордене Земли, в Ордене Воздуха и в Ордене Огня. Полное послушание предусматривает шесть лет тяжких трудов, но в другие ордена Син обращаться мне запретил.
        - Почему? - не поняла Лава.
        - Мастер Ордена Воды - Никс Праина - очень зла, - пожал плечами Литус. - Или, как сказал Син, обращает собственный разум в безумие. Мастер Ордена Солнца - Сол Нубилум не принимает послушников. Туда и учеником мага попасть непросто. Он слишком высокомерен. Хотя высокомерия не занимать и прочим мастерам. Мастер Ордена Луны - непрогляден.
        - То есть? - не поняла Лава.
        - Его зовут Табгес, - пояснил Литус. - Син сказал, что смотреть в могилу, что в Табгеса. Он опасен. Есть еще седьмой орден, но там никто не проходил послушание. Один угодник, кажется, пытался приблизиться к нему, но что с ним стало - неизвестно.
        - Орден Тьмы? - прошептала Лава.
        - Да, - кивнул Литус. - Син сказал, что мне хватит и трех орденов. И если я все выдержу, научусь чему-то, из меня получится хороший угодник. Тем более что многое я уже умел.
        - Ты хотел стать угодником? - удивилась Лава.
        - Я ничего не хотел и ничего не понимал, - прошептал Литус. - Хотя многому научился, пусть и никто не учил меня. И кое-что понял. Хотя бы изредка сталкиваясь с главами этих трех орденов. Они все смертельно испуганы. Не спрашивай, чего они боятся. Всего сразу. Друг друга, непонятной магии, скверны, которая, по их словам, оставлена Лучезарным в подземельях Донасдогама, Ордена Тьмы, Храма Света, инквизиции, безумия Пуруса Арундо, Лучезарного, всего! Хотя самолюбивы и борются со своим страхом. Я провел в этих орденах не три года, а пять. Из них три - в Ордене Земли. Я был там год, а потом вернулся через два года. Его глава - Амплус - принял меня. Сказал, что это не в его правилах, потому как я приближаюсь к тайнам великой магии, не становясь магом, но внутри меня великая боль. И он не может мне отказать. И пообещал, что я буду свободен, когда посчитаю это нужным.
        - И ты… - начала Лава.
        - Год назад я вышел на берег моря, в том месте, где был развеян прах Планты и моего ребенка, - прошептал Литус. - Море вынесло на камни чешуйку от доспеха. Я поднял ее и понял, что если не буду искать убийц, то моя боль выжжет меня изнутри.
        - Зачем ты ему? - спросила Лава. - Что в тебе такого, что заставило великого мага или колдуна преследовать тебя?
        - Тебе лучше не знать, - ответил Литус. - Одно могу сказать точно. Я собирал любые свидетельства, за год обошел едва ли не всю Анкиду. Так вот, эти воины или похожие на них ищут не только меня. Но и еще кое-кого. В том числе Игниса Тотума и Камаену Тотум. Твоего брата и сестру.
        - Зачем? - едва не вскрикнула Лава.
        - Чтобы убить, - твердо проронил Литус.
        - Но я слышала, что Игнис отмечен… - начала Лава, затем прижала ко рту ладонь, вытаращила глаза, выдавила со слезами: - но Кама-то при чем? А ты? Так и ты?
        - Тихо, - усмехнулся Литус. - Видишь, и тебе знакомы эти легенды. Быть рядом со мной опасно. Но скоро ты увидишь Лауруса и останешься с ним. Ты готова? Смотри-ка. А ты красива, даже в простом одеянии тирсенки. Ничто из тебя не делает дурнушку. Держись рядом. Идем.
        - А что будешь делать ты после того, как меня оставишь? - прошептала Лава.
        - Пойду или в Орден Солнца, или в Орден Воды, - усмехнулся Литус. - Да хоть покажу одному из храмовников эту чешую. Тот, который обратится в зверя, подскажет мне дорогу к своему хозяину. Надеюсь, ты будешь в это время в спокойствии и безопасности.
        - А потом? - спросила Лава.
        - Потом? - нахмурился Литус, подвешивая на пояс меч Лавы и убирая в мешок ее прежнюю одежду. - Потом или умрет Пурус, или случится война, или еще что-то произойдет. Рано или поздно, думаю, что скорее рано, ты сможешь вернуться домой.
        - Домой? - наполнила глаза слезами Лава. - Что ты будешь делать, когда разберешься с убийцей своей семьи?
        - Не знаю, - вздохнул Литус. - Если будет война, стану биться на стороне тех, кто вызовет у меня меньше отвращения. Если не будет войны, может быть, стану угодником.
        - Найди меня, - попросила Лава.
        - Зачем? - не понял Литус.
        - Хочу знать, что ты жив, - стиснула она губы.
        …Город словно подкрался к Лаве, чтобы поразить ее собственным величием. Да, ей пришлось еще час вышагивать за Литусом по бедным слободам, она уже думала, что дойдет так до самого моря, но вдруг дома стали выше, впереди показались магические башни, затем храмы, дворцы, которыми кичились главные ремесленные и торговые цеха, небо оказалось рваным лоскутом между шпилями и зубчатыми кровлями, и привыкшая к огромным зданиям Ардууса девчонка вдруг почувствовала себя не только меньше ростом, чем в столице великого королевства, но и вовсе ребенком. Правда, перед тем как выйти на храмовую площадь, Литус провел Лаву по узкой улочке с небольшими, но аккуратными домишками и прошептал, когда они уже миновали ее:
        - Не оборачивайся. Что прошло, то прошло. Но на этой улице я был счастлив целый год.
        Что-то подобное он повторил, когда они проходили через торговые ряды, но Лава и не оборачивалась. Она даже не слишком смотрела по сторонам, большей частью не сводила взгляда со своего спутника, подумывая, что бы ему сказать в тот миг, когда придет пора расстаться. Разве только то, что у нее не осталось ни одного близкого человека и за последний месяц именно Литус стал им. Почти сразу же вспомнились слова матери, которые она выпалила в запальчивости во время одного из скандалов, что если бы Лава очень хотела устроить собственную судьбу, то давно бы уже раздвинула ноги перед тем, кто ей люб.
        - Тебе не кажется, что глупо раздвигать ноги перед тем, кто не собирается отдавать мне сердце?! - выкрикнула она тогда.
        - Дура, - прошипела в ответ ее мать. - Ноги раздвигаются не для сердца, а для другого. А уж сердце поволочется за этим другим на веревочке. Конечно, если ты не будешь чересчур глупа.
        - Ты плачешь? - удивился Литус.
        - Плачу? - промокнула она глаза уголком платка. - Нет. Это от ветра. Тут холодный ветер. И он пахнет рыбой.
        - Это ветер с моря, - кивнул Литус. - Летом им можно задохнуться. Так же, как некоторые задыхаются от счастья. Но море всегда море. Оно не замерзает здесь даже зимой. Мы еще постоим на берегу. У Лауруса магазинчик возле западного пирса. Во всяком случае, еще год назад был там. Но сначала я должен заглянуть к одному приятелю. Давай держись рядышком, да приглядывайся и прислушивайся к собственным ощущениям. Шесть лет назад все началось со слежки за мной.
        Он произнес это и как будто погрузился в свои мысли. Лава шла за Литусом по узкой улице, составленной из двухэтажных домов, первые этажи которых заполняли лавки, магазинчики, мастерские, небольшие трактирчики, каморки менял, а вторые - либо жилые комнаты, либо обиталища хозяев первых этажей, и думала, что еще час или два, и она расстанется с бастардом Эбаббара, и, может быть, расстанется навсегда. Думала о том, что моря она так и не видела, а если увидит, то оно будет холодным и зябким, как этот ветер. О том, что она со вчерашнего вечера не сунула в рот даже куска хлеба, а Литусу, поглощенному своим прежним горем, как будто вовсе не до еды, и мимо трактиров он проходит, словно вовсе их не замечает, хотя чего опасаться, ни человека на улице. Ледок, морозец, и никого вокруг.
        - За мной, - прошептал он Лаве и завернул в низкую дверь, за которой оказалась каморка сапожника. Седовласый калам, зажав коленями сапог и прикусив сразу с десяток гвоздиков, деловито прибивал подошву.
        - Чем могу служить редким в это время года клиентам? - расплылся старик в улыбке, выплюнув в блюдце гвозди. - Если думаете ходить по снегу, нет ничего лучше войлочных сапог из этой мастерской. А если ваш путь через зимнее море, то надо что-то покрепче. Хотя я бы не советовал в такое время года выходить в море.
        - Нет, дорогой мастер, - огорчил старика Литус. - Обувь у нас в порядке, а вот здоровье хотелось подправить. Я смотрю, бумажные гирлянды на окнах твоего соседа выцвели? Раньше он каждый месяц вывешивал новые. Сам плел, сам вешал. Не подскажешь ли, где лекарь?
        - Лекарь? - испуганно втянул голову в плечи старик.
        - Да, лекарь. - Литус шагнул назад и задвинул засов на двери мастерской, снял с пояса меч Лавы и протянул его ей. - Аллидус. Смешной лопоухий торопыга, который к каждому бросался на помощь. Где он?
        - Так открыто же у него, - пролепетал старик, сжавшись в комок, цепляя потемневшей от времени рукой кусок сапожного мела и что-то вычерчивая на обшарпанной стойке. - Вы бы зашли к нему, может быть, он забыл про гирлянду? Запил, наверное. Добряк человек, а все один да один, запьешь тут.
        Лава сделала шаг вперед. На стойке неровными каламскими буквицами было выведено по-атерски: «Бегите. Аллидуса убили месяц назад. Страшные люди. Они и теперь у него. Пять воинов. И еще один в моем доме». Старик ткнул пальцем в потолок.
        - Зайдем, конечно, - громко пообещал Литус. - Послушай, а ведь и в самом деле, хороши сапоги у тебя. Для женушки моей есть что подходящее? Так, чтобы нога не мерзла, чтобы по льду подошва не ехала и чтобы набойка по камням не громыхала?
        - Есть, как не быть? - засуетился старик. - Только у меня все больше по мужской части, но есть хорошая работа. Из кожи да на меху. Примерите?
        - А сейчас и примерим, - так же громко произнес Литус и, обернувшись к Лаве, прошелестел: - Быстро. Переодевайся Теребом. Все у тебя в мешке.
        «Опять раздеваться», - влетела в голову Лавы глупая мысль, но она уже торопливо стягивала ветхий тирсенский кожух и платье и, заставив старика вытаращить глаза и забыть об испуге, тянула на исподнее порты.
        - Эти? - подхватил пару обуви Литус. - А ну-ка, красавица, а ну-ка, надень-ка. Как влитые ведь? Или не так? И второй, и второй тоже.
        Сапоги уже сидели на ногах Лавы, она приладила пояс с мечом на место, затягивала завязи гарнаша, а Литус медленно, чуть слышно двигался к двери, которая вела к лестнице наверх. Тишина стояла в мастерской, только старик вдруг начал икать от страха.
        - Не бойся, - задвинул щеколду и на второй двери, а затем стер рукавом мел со стойки Литус. - Не бойся, старик. Если жив останешься, даже и не вспомнишь ничего.
        Пальцами щелкнул у старого перед носом, подхватил потяжелевшее тело, опустил его на пол, задвинул под стойку. Замер, прислушиваясь, прошептал:
        - Ведь почувствовал, еще от храмовой площади почувствовал, что неладное что-то в Самсуме. Выходит, мало били, если ума не прибавилось.
        - Что делать-то? - беззвучно выдохнула Лава.
        - Пока ничего, - спокойно ответил Литус. - Держи мешки, мне они пока ни к чему. Если что не так, пойдешь искать магазинчик Лауруса. Вряд ли он так уж переменился. Сюда вставай, - отвел ее за стойку, в угол. - Можешь присесть, можешь стоять, не сорвешься, не найдут. Подожди. Вот.
        Распустил мешок, выудил самострелы, подобранные еще в Ардуусе, сунул за пояс Лаве десяток коротких стрел, взвел оба.
        - На всякий случай, - прошептал и взмахнул чем-то блеснувшим.
        - Теперь тебя не видно, - услышала она его голос, словно он на ухо ей шептал. И тихие, чуть различимые шаги услышала на лестнице. - Даже если до пояса лишь прикрывает, все равно видно не будет. Стой, не дыши.
        «А тебе оружие? У тебя же даже меча нет!» - хотела спросить Лава, но не успела. Задул Литус лампу, положил руку на пояс и вытянул оттуда что-то гибкое и черное.
        «Вот почему пояс твердым казался», - поняла Лава и затаила дыхание, замерев от ужаса.
        Двери вылетели одновременно - и та, что вела на лестницу, и та, что выходила на улицу. Звякнули запоры, и Литус, который зачем-то припал к полу за секунду до этого, первые удары нанес по ногам незнакомцев. Лава еще успела разобрать один или два выпада темных теней, поняла, что это не чудовища, подобные тому, в которого обратился кузнец, а убийцы, вроде тех, что расправились с ее родителями. Но схватка, похожая на неразличимую кутерьму, продолжалась всего лишь несколько секунд, пока, наконец, куча не распалась. Литус лежал среди четырых тел, и короткая стрела торчала из его живота. Двое остались стоять. Один из них убрал короткий меч в ножны, присел у тела, коснулся горла Литуса, посмотрел на второго, сжимавшего в руках самострел.
        - Молись всем богам, чтобы он не умер! Русатос приказал доставить его живым!
        - А что было делать? - пожал плечами убийца с самострелом. - Он положил четверых. Причем лучших, клейменых. Теперь понимаешь, почему мы двоих потеряли, когда лекаря били? Думаешь, отмахался бы от него? Кишки пробиты, да и только. Ничего, если стрелу не трогать, до целителя дотянет. Или боишься, что тебя клейма не удостоят?
        - Найти еще надо целителя, - скрипнул зубами первый. - А за мое клеймо не беспокойся. Ты свое только в обмен на язык можешь получить. Ладно. Ищи бабу, она должна быть в доме. Где дед?
        - Да тут он, - шагнул в сторону Лавы тот, что держал самострел. - Или ты магию не почувствовал. Растолкать?
        - Я сказал, ищи бабу, - прошипел первый. - Она где-то рядом, обмочилась уже, наверное. Руки рубить не будем никому. Сожжем лавку, и все. Бабу ищи!
        - Сейчас, - взвел самострел второй. - Мы торопимся или как?
        - Или как! - повысил голос первый.
        - Так я… - начал говорить второй, но замолчал вместе со щелчком самострела Лавы. И ринувшийся к стойке первый, стрела от которого отскочила, попав в доспех, успел удивиться не тому, что из пустоты появился ардуусский клинок, а тому, что он скользнул по его мечу и, выбивая его из руки, нашел путь к незащищенной плоти.
        Глава 10
        Алитер
        Время остановилось. Лицо Соллерса скривилось, словно стрела пронзила не Ирис, а его грудь. Стражники сорвались с места, ринулись в темноту укреплений. Другие подняли щиты, прикрыли Адамаса и Регину. Тело королевы Армиллы занималось пламенем. Процелла зарыдала.
        - Я здесь, - шагнул к Ирис Игнис, поймал ее за плечи, погрозил пальцем, когда она попыталась что-то сказать, выпуская кровавые пузыри из уголков рта. Одним движением наложил на рану, на торчащую из раны стрелу холод, а потом провел ладонью по лицу Ирис, погружая ее в ледяной сон. Она удивленно приоткрыла глаза и в следующее мгновение упала на руки Игниса.
        - Лекаря, - выдавил еле слышно Игнис. - Лучшего.
        - Пошли, - набросила капюшон на голову Фидеса Хоспес.
        - Куда? - ринулся вперед Соллерс.
        - Следи, чтобы не подстрелили еще кого-нибудь, - прошептала Фидеса мужу, поклонилась королю, лицо которого было искажено болью. - Ты не знаешь этого лекаря. Ты, - она посмотрела на Процеллу, - пойдешь с нами. Будет нужна помощь. Тут недалеко. Не нужно, - остановила она метнувшуюся к дочери Пустулу.
        Игнис шел за Фидесой, как во сне. А Ирис на его руках казалась тяжелее с каждым шагом, и эта тяжесть рвала ему сердце. За спиной стучали каблуки и слышались всхлипы Процеллы, впереди неслышно спускалась по ступеням Фидеса. Иногда она оборачивалась и предупреждала о поворотах. Говорила какие-то слова.
        - Лекарь очень хороший, но среди вельмож немощных не ищет. Не знается ни с кем. Живет один в домике у Медвежьей горы. У самого начала главной стены. Там еще остались две старые улицы. Берет за лечение недорого, но слывет кудесником. Я бы ничего не знала о нем, но тяжело рожала второго ребенка, если считать Экселиса, так уже и третьего. Тем более как же его не считать, хоть ему уже двадцать три года, и жену взял, вот только внуками меня еще не побаловал. Но мне-то, когда я Скафу рожала, уже сорок было. Я сутки разродиться не могла, криком изошла, голос потеряла. Соллерс почернел от моих мук. Никто ничего не мог сделать. А потом пришел этот человек, тиморский, кстати, исконный, где только бродил последние годы, неизвестно, сказал, что может помочь. Тут уж было не до разбирательств, хотя Соллерс руку с меча не спускал. Но все закончилось хорошо. Я жива-здорова, Скафа уже бегает, лопочет что-то, а человек этот даже от платы отказался. Разве это плата, серебряная монета за мое спасение? Да и ту чтобы отдать, пришлось месяц лекаря по всем рынкам выглядывать. Еле сыскала. Тогда он и сказал, где
обретается. Но это тайна, никому нельзя об этом, никому. Ну так ты и сам таишься…
        Фидеса говорила еще что-то, а Игнис шел за нею, как в полусне, и думал о том, что вот уже Ирис кажется ему легкой, невесомой, воздушной, и лучше бы она была по-прежнему тяжелой, отчего она кажется легкой? Или жизнь уже покинула ее? Шел и просил у нее прощения, неизвестно за что, хотя, конечно же, он знал, за что. За то, что она остановила его смерть. Шагнула под стрелу. Почувствовала и шагнула. Но если сейчас она умрет, тогда получится, что зря она вставала под стрелу? Поскольку без нее он и сам все равно что мертв.
        - Стойте, - замерла в воротах второй стены Фидеса, поправила капюшон, кивнула Процелле, и та поспешила натянуть капюшон на голову Игниса и осторожно, всхлипывая и глотая рыдания, укутала лицо Ирис.
        - Теперь тихо, - прошептала Фидеса. - Не нужно, чтобы видели, куда мы идем. Пока что вдоль стены, - и шагнула в тень.
        Домик, и в самом деле притулившийся у основания Медвежьей горы в ряду таких же, как он, и таких же, что стояли напротив, казался дряхлым и бедным, хотя в небрежении его хозяев укорить было нельзя. Все щели в кладке были замазаны известью, в окнах, в которых сквозь щели в ставнях и занавеси проглядывал чуть заметный огонек, блестели настоящие стекла. Да и дверь была старой, но крепкой, собранной из дуба и скрепленной коваными петлями. Фидеса оглянулась, прислушалась и стукнула в дверь кулаком. Один раз. Игнис ожидал услышать за дверью шаги, но она открылась так, словно человек уже стоял за ней и ждал гостей.
        - Это я, Ал, - прошептала Фидеса. - Беда.
        Человек кивнул и шагнул в сторону.
        - Заходите, - услышал Игнис мягкий и как будто знакомый голос. - Несите в комнату. Кладите на стол.
        Игнис перешагнул через порог, наклонился, проходя во вторую дверь, и оказался в небольшой комнате, в которой, кроме стола и пары лавок, не было ничего. Разве только огонь мерцал не в камине, а в крохотной печурке, да какие-то горшки, короба, корзины, бутыли стояли на полках, занимавших все стены, кроме окон, но все равно теснились у потолка.
        - Сюда. - Человек забрал со стола лампу, отпустил фитиль и подвесил ее на крюк над столом. - Клади. Не волнуйся, ей пока все равно, что стол твердый. Стрела? Осторожно, набок тогда. Красавица, - он обернулся к Процелле, - а ну-ка? Подай-ка вон ту подушку. Да. Надо подложить под тело, чтобы стрелу не потревожить. Понятно? - Голос его, еще мгновение назад казавшийся Игнису знакомым, теперь грохотал, словно гром, хотя становился тише с каждым словом. - Так. Приморозил рану. Ледяной сон. Хорошо. Иначе бы уже потеряли девушку. И ты смотри же… Кольчугу пробила. Давно такого не видел. Насквозь… И кольчуга неплоха, но… Дакская сталь на стреле. Граненый наконечник, дакская сталь. Издалека она, издалека. Могли и потерять девушку. Хорошо, что приморозил. Пока еще нет. Пока еще нет. Но отравлена стрела. Отравлена. Отравлена стрела. Отравлена…
        Сколько раз он произнес эти слова? Или странное эхо билось между стенами крохотной - пять на пять шагов - комнатенки? Фидеса зарыдала. Процелла тихо, вполголоса заскулила.
        - А вот выть еще рано, - как будто равнодушно, преодолевая то ли боль, то ли почти уже изжитый страх, пробормотал лекарь. - Я, конечно, не великий маг и мертвых не поднимаю на ноги, но так и девчонка ваша жива еще. Спит, правда, а вот проснется ли… Сейчас и узнаем. Ува. Вылезай. Без тебя не справлюсь. Яд больно поганый в ране. Кровь от него словно алый творог становится.
        Зашуршало что-то, зашлепало под столом, из-за столешницы показалась маленькая мордашка девчонки лет пяти или шести. Мелькнули конопатые щеки и пуговка носа. Растопырились смешные рыжие хвостики. И тоже что-то знакомое почудилось Игнису в лице малышки.
        - Давай, Ува, - попросил лекарь. - Только осторожно и негромко. Ну, ты знаешь.
        - Знаю, - чуть грубовато буркнула девчонка, забралась с ногами на лавку, прижала крохотные ладошки к груди Ирис, нахмурилась, выкатила на щеки две слезинки.
        - Она хорошая, - прошептала вдруг так, словно ей подарили куклу.
        - Хорошая, - скривил лицо лекарь. - Ты вытаскивай ее, только ты сможешь.
        - Так уже, - удивилась малышка. - Болеть, правда, долго будет. Месяц или два в постели проведет, но уже не умрет. Конечно, если вы ее сами не заморите. Кто ее принес? Ты? Стрелу выдернуть сможешь?
        Малышка положила ладонь на грудь Ирис, пропустив стрелу между указательным и средним пальчиками, вторую руку завела под спину.
        - Силенки есть? Дергать за острие, не раскачивать, лучше одним рывком и точно вверх. Качнешь - добавишь месяц хвори. Ну, чего ты? Я до утра буду так стоять?
        Игнис не мог пошевелиться. На правой руке Увы, на большом пальце, были надеты сразу два перстня Ордена Слуг Святого пепла. Они не светились, так, лишь проблескивали, но что-то говорило Игнису, что рядом с ним еще один камень. Он медленно поднял левую руку и раскрыл ладонь. Два точно таких же перстня сверкнули и на его руке.
        - Ува, - укоризненно покачал головой лекарь. - Мы же говорили. Ты что, огонь в степи жжешь?
        - А ты думал, что у нее только стрела? - надула губы девчонка. - У нее и без стрелы все нутро покалечено. Уже много лет как. Лечить так лечить. Или не надо?
        - Надо, - выдавил Игнис.
        Посмотрел на лекаря и узнал. Это был Алиус Алитер. Похудевший и постаревший, словно обожженный чем, но он.
        - Давай уже, - буркнула Ува. - Выдергивай стрелку-то. Мне спать пора. Подумаешь, огонек не удержала. Посверкало, да не ослепило. Может, и не разглядел еще никто. А разглядел - так, может, еще и не сыщет.
        …Тем же вечером, когда тьма уже заволокла и небо, и землю, Кама, которая успела за неделю дойти только до руин Кахака, потому что и тропа была тяжелой, и приходилось не раз устраивать за спиной завалы, чтобы возможная погоня не настигла ее, замерла. Орс, который порядком надоел Каме даже не болтовней, а тем, что уединиться от него было невозможно, удивленно проворчал:
        - Не волнуйся ты так. Других мурсов можешь не опасаться, хотя бы потому, что уж двух мурсов да еще одного человека никакая плоть не выдержит, если, конечно, не упражнять ее лет так двести. А огни внизу - это развалины Кахака. Тут гахский лес почти вплотную подступает к горам, деревни прямо среди древних руин стоят. Но прежние гахи в горы не ходят. А новые вряд ли сюда уже добрались. Минуем Кахак, можно будет не тревожиться. Дальше в долину спуск находится на полпути от Кахака к Туну. А это уже считай что Арамана.
        - Нет, - мотнула головой Кама. - Ты ничего не почувствовал?
        - Как я могу почувствовать, - выразил неудовольствие Орс. - Я ж не выгонял тебя из тела, все чувства в твоем распоряжении. Ничего, и я еще почувствую что-нибудь. С другой стороны, не хочу больше старика вытаскивать в долголетие. То спина ломит, то ноги гудят, то голова разваливается на куски. Как старую одежонку за кем донашивать.
        - Я не об этом, - раздраженно отмахнулась от мурса Кама. - Словно звезда зажглась на небе. Даже не зажглась, а блеснула. Где-то на северо-западе.
        - Так нет звезд-то, - недоуменно протянул Орс. - Небо тучами затянуто. Что ты могла увидеть?
        - Камень, - прошептала Кама. - Камень. Один из шести камней. Или одна из семи звезд проснулась. Дала о себе знать. На северо-западе. Может быть, это Игнис?
        - Странно было бы проявлять камень Митуту через шесть лет после его явления, - задумался Орс. - Он уже давно должен быть вплетен в сущее. Не проглядишь. Только если…
        - Только если? - продолжила Кама.
        - Только если к силе его пришлось обратиться или камень новое пристанище отыскал, - проговорил Орс.
        - Сколько еще до Араманы? - стиснула зубы Кама.
        - До самого Туна почти пять сотен лиг, до границ Араманы, до араманских башен, стены да дозоров - ближе, но все поболее трех сотен лиг наберется.
        - Неужели араманы не знают о гахах? - прошептала Кама.
        - Как не знают, знают, - протянул Орс. - Да только не выделяют их среди прочей нечисти. Не знают, что все твари, которые им покоя не дают, как раз гахами-то и вытеснены от озера. А уж те из гахов, что на араманские копья и стрелы нанизались, дикие в основном. Звери и есть. Те, что из деревень, сберегаются. До срока.
        - Настал, стало быть, срок? - спросила Кама.
        - Выходит, что настал, - ответил Орс.
        - Поспешим, - сказала она. - Сегодня обойдемся без привала.
        - Мне-то что, - привычно начал бурчать Орс. - Мне не ногами идти, мало ли… Ты бы себя пожалела, девка… Откуда только сила берется…
        Уже за полночь в покоях короля Ардууса звякнул бронзовый колокол. Слегка обрюзгший, но все еще не потерявший силы и стати Пурус Арундо поднялся с ложа, с раздражением окинул взглядом обнаженных девиц, лежавших рядом с ним, - ни на секунду не могли избавиться от ужаса, даже в постели от страха тряслись. И теперь притворялись спящими. Может быть, располосовать их мечом императора? Или хотя бы одну из них? На короткое время раздражение смоется кровью, станет легче. А что ему нужно кроме легкости? Что там еще случилось? Только трое могли потревожить короля ночью. Но Флавус Белуа был у Пуруса три часа назад. Энимал ни разу не воспользовался данным ему правом. Выходит, Русатос? Будь он проклят. Откуда только взялся? Десятка два последышей осталось от Деменса, когда тот сгинул где-то в Самсуме. Из них лишь Русатос, высокий и худой воин лет сорока, которого Деменс нанял еще лет за пять до собственного исчезновения и держал все это время в роли охранника, показался Пурусу годным на место воеводы тайной службы.
        - Отчего в темнице служил? - спросил его тогда еще Пурус.
        - Деменс опасался меня, - спокойно, словно не перед королем стоял, проговорил Русатос. - Да я и сам того же хотел. Есть кого опасаться и мне.
        - Кого же? - нахмурился Пурус, но Русатос вместо ответа засучил рукав и показал Пурусу отметку - два круга один внутри другого.
        - Орден Света, - вымолвил чуть слышно.
        - Орден Света? - поднял брови Пурус. - Так ты воин света, выходит? Почему Деменс мне не сказал об этом?
        - Я уже десять лет служу Ардуусу, - отчеканил Русатос. - Службы не боюсь, грязи тоже. Смертью меня не напугаешь. Но вот Лучезарного вызволять - не по мне. Оттого и в казематах Деменса скрывался, чтобы исчезновение мое былью поросло. Заодно лазутчиков его учил кое-чему. Тебе служил, король. Как мог, так и служил.
        - Иди, - буркнул тогда Пурус и в тот же день встретился с Флавусом. Тот долго молчал, хмурился, словно не о судьбе Русатоса думал, а судьбу всего Ардууса прикидывал. Наконец произнес:
        - Не нравится он мне. Хотя у него и работа такая, которая нравиться не может. Так мне и прошлые твои мастера тайных дел не нравились. Что Кракс, что Деменс. Одно могу сказать, из Ордена Света дороги нет. Так что деваться ему некуда, только к тебе. Проверь в деле.
        Пурус проверил. Передал Русатосу список свейских, вентских и антских вождей, что сумели выжить в свейской войне и убраться домой невредимыми, приказал расправиться с ними. Русатос испросил право набрать новых подручных и три месяца времени. На аудиенцию попросился через два.
        - Что скажешь? - спросил Пурус в ответ на поклон. - Расправился?
        - Нет, - негромко проговорил Русатос.
        - Так что ж тебе помешало? - начал закипать Пурус. - Где ты был два месяца?
        - Делал свое дело, - спокойно ответил Русатос, он единственный ни тогда, ни после не дрожал при виде Пуруса. - И я сделал его. Но не расправился. Расправиться же можно по-разному? Как будет угодно королю?
        - О чем ты? - ударил кулаками по подлокотникам Пурус.
        - Они все здесь, - понизил голос Русатос. - Почти все. У тебя в списке было девятнадцать имен, один из них утонул на охоте на морского зверя. Но я привез двоих его сыновей. Хоть один да сгодится?
        - Здесь? - не понял Пурус и вскочил с места, подошел к окну башни, высунулся, посмотрел вниз. В окружении незнакомых воинов, набранных Русатосом, скованные цепями во дворе цитадели стояли два десятка северных разбойников.
        - И не слишком помяты даже, - негромко заметил Русатос.
        - Ладно, - кивнул Пурус. - Принимай службу…
        И вот в спальне прозвучал колокол.
        - Умбра, - окликнул Пурус немого раба-охранника. - Будь наготове, но не показывайся.
        За занавесями шевельнулась гибкая тень. Пурус накинул на плечи шелковый котто, прихватил меч императора, вышел в зал. Русатос ждал его, опустившись на одно колено.
        - Ну, что скажешь? - буркнул Пурус, опускаясь в кресло.
        - Есть новости, - негромко проговорил Русатос.
        - Надеюсь, они заслуживают внимания, - проворчал Пурус.
        - Весточки из Тимора, - продолжил Русатос. - Сегодня было сожжено тело Армиллы.
        - Не новость, - скривился Пурус.
        - На прощании был Игнис Тотум, - добавил Русатос.
        - И что же? - напрягся Пурус. - Что сделали твои люди? Шесть лет он уходил от твоих соглядатаев и вот явился в пределы Великого Ардууса! Что сделали твои люди?
        - Мои люди не так давно выполнили твое повеление, король, - поклонился Русатос. - Убили королеву, досадили твоим врагам. Теперь им приходится скрываться.
        - Надеюсь, это они делают не хуже, чем все остальное, - процедил сквозь зубы Пурус.
        - Они остались на месте, - выпрямился Русатос. - Но отступление отыграли. Так что пока Тимор под наблюдением.
        - Какая радость от наблюдения за рыбой, если она проплывает мимо снасти? - скорчил гримасу Пурус.
        - Радости немного, но польза есть, - не согласился Русатос. - Игнис был не один. Вместе с женой. Мой человек пытался ранить наследника Тотумов, я помню, что он нужен тебе живым, но его жена встала на пути стрелы. Так что в любом случае он связан.
        - Связан? - удивился Пурус. - Раненой или убитой бабой? Да этого добра…
        - Это еще не все, - продолжил Русатос. - На прощании Игнис показался всем, и Процелла Тотум присягнула ему.
        - Присягнула? - побледнел Пурус. - Тотумскому отбросу? Убить! Не так, как Армиллу. Но убить. Растерзать по-разбойному, на тракте. На куски разорвать! И прикажи своим людям в Лаписе, чтобы присматривали за ее братом, за Дивинусом. Если что…
        - Дивинус полезен живой, а не мертвый, - заметил Русатос. - Кто его заменит?
        - Да хоть его мать, - стиснул кулаки Пурус. - Не о том думаешь, что еще? Софус вернется, расскажет в подробностях!
        - Милитум не вернется, - сказал Русатос.
        - Откуда знаешь? - нахмурился Пурус.
        - Зачем ему возвращаться на смерть? - пожал плечами Русатос.
        - Откуда он знает… - хмыкнул Пурус. - Прикажу, все поползут сюда - и Милитум, и Адамас, и Соллерс - все!
        - Адамас объявил большой траур по королеве, - проговорил Русатос. - Все ее родные и близкие по древним атерским обычаям на год оставляют попечение о своих землях, перепоручают это слугам. Только война может заставить прекратить траур.
        - Это дурацкий обычай, - вскипел Пурус. - Он не в ходу уже сотни лет!
        - Ты можешь уничтожить Тимор, но не можешь отменить обычай, - заметил Русатос. - Если позволишь дать добрый совет…
        - Так ты советник или мастер тайной службы? - скрипнул зубами Пурус.
        - Я твой верный слуга, король, - склонил голову Русатос.
        - Что еще? - крикнул Пурус.
        - След Фламмы, - проговорил Русатос.
        - Что? - захрипел Пурус.
        - След Фламмы и шестой камень, - отчеканил Русатос.
        - Говори, - приказал Пурус.
        - Вскоре после покушения на жену Игниса произошел всплеск магии, - объяснил Русатос. - Впрочем, об этом пусть говорит Софус, он был там рядом, вернется через неделю. Но мои соглядатаи уверены, что почувствовали шестой камень. Амулеты Софуса не могли их обмануть. Не знаю точно, по-прежнему ли один из камней в Игнисе Тотуме, но о себе дал знать шестой камень. И это связано с лечением жены Игниса.
        - Но как это связано с Фламмой? - не понял Пурус.
        - Мы проследили ее до валских башен Этуту, - напомнил Русатос. - Там сошлись две цепочки следов. Следы Фламмы, которая спуталась с лаэтом-угодником, и следы девки Слагсмала - Ути. Той, у которой и был шестой камень.
        - Но башня отца Ути выгорела дотла! - закричал Пурус. - И уж во всяком случае, не ты ли докладывал, что там были найдены кости двух женских и одного мужского тела?
        - Фламма была беременна, - напомнил Русатос. - Уж во всяком случае, ее видели с животом.
        - Так ты хочешь сказать… - нахмурился Пурус.
        - У нее мог родиться ребенок, - развел руками Пурус. - Лаэт, о котором шла речь, родом из Тимора. Бывший угодник. С чего бы он прятался? Только из-за ребенка. Это может означать лишь одно. Камень - у него. Или у ребенка. И он целитель, судя по слухам, великий целитель. Жена Игниса у него. И сам Игнис там же. Был, во всяком случае.
        - И что же ты хочешь сказать? - оскалил зубы Пурус.
        - Через час я отправляюсь в Тимор, - усмехнулся Русатос.
        - Тайно? - не понял Пурус.
        - Зачем же? - удивился Русатос. - Переговорить с Милитумом, забот хватает. Оказать помощь в поимке убийц Армиллы. Можно будет даже подкинуть им кого-нибудь. И сделать то, что я должен сделать.
        - Что с этими слухами о воинах с горящими глазами? - напомнил Пурус. - Они ведь ищут того же, кого ищу я?
        - Пока что это только слухи, - пожал плечами Русатус. - Изобразить горящие глаза может даже слабый маг. Посмотрим. Если такие воины есть, они тоже будут в Тиморе.
        - Иди, - процедил сквозь зубы Пурус. - Только вот еще что. Мне уже надоели эти угодники, которые заигрались, изображая Энки. Убей всех, кого найдешь.
        - Как прикажешь! - поклонился Русатос и двинулся к выходу.
        Пурус дождался, когда стук его сапог стихнет, и окликнул слугу:
        - Умбра!
        Гибкая тень тут же оказалась рядом.
        - Срочная весть для Флавуса Белуа. Он мне нужен. И Энимала ко мне. Что там с дозорами инквизиции на севере?
        Немой раб взял в руки грифельную доску.
        Ирис пришла в себя под утро. Открыла глаза, отыскала взглядом осунувшегося Игниса, поморщилась, но улыбнулась. Прошептала чуть слышно:
        - Я жива.
        - Только поэтому и я все еще жив, - склонился над ней Игнис.
        - Я жива, - тихо засмеялась она.
        - А ну тихо! - повысил голос Алиус и щелкнул пальцами, заставив Ирис провалиться в сон. - Ты что делаешь? День во сне идет за пять дней бодрствования для всякого серьезно раненного или больного! Как ни крути, через месяц она встанет на ноги, через два сможет сесть в седло. Не раньше!
        - Не раньше, - кивнула маленькая и конопатая Ува. - Конечно, если не постарается.
        - Одно лицо, - покачал головой Игнис. - Одно лицо с Фламмой.
        - Да, - кивнул вдруг ставший старым и сгорбленным Алиус. - Одно лицо.
        - Не вини себя, - прошептал Игнис.
        - Вина сама находит меня, - ответил Алиус. - Уходишь?
        - Оставишь у себя Ирис? - ответил вопросом Игнис.
        - Разве кто-то снимал с меня участь твоего наставника и помощника? - вздохнул Алиус. - А твоя Ирис, как я понял, все равно что ты. Думаю, если Фидеса не сглупит и если малышка не слишком сильно блеснула своим камнем, то нам ничто не грозит.
        - Я помню, как ты сражался за меня, - проговорил Игнис. - Я мог бы мечтать о таком попечителе для Ирис.
        - Тогда мое сражение не спасло тебя от печальной участи, - прошептал Алиус.
        - Может быть, спасло от еще более печальной, - не согласился Игнис.
        Они замолчали. Игнис смотрел на истерзанного и несчастного угодника и одновременно счастливого отца и вспоминал прошедшую ночь. Уснуть не удалось. Уверившись, что Ирис лучше, он отправился вместе с Фидесой в замок, забрал оставленное у Соллерса оружие, успокоил воеводу Тимора, который трясся от гнева, тем более что злоумышленника схватить не удалось, отбился от Пустулы, которая требовала сказать, куда делась ее дочь Процелла, долго говорил с Адамасом и Региной. Точнее, говорил с Адамасом. Регина сидела рядом с ним, и, поглядывая на нее, Игнис думал, что именно теперь тает и растворяется некогда охватившее его наваждение. Тает, нисколько не обижая ни саму Регину, ни Ирис, ни Адамаса, никого. Адамас выслушал рассказ о странствиях Игниса, в двух словах обозначил, куда бы следовало еще отправиться принцу Тотуму, если уж он взвалил на себя столь тяжкую ношу. Рассказал об объявленном трауре, добавил, что, если не будет войны с Эрсет, рано или поздно будет война с Ардуусом, конечно, если разум не вернется в ардуусскую цитадель.
        - Разве есть кто-то, кто мог бы вернуть разум Пурусу? - спросил Игнис.
        - Только острый нож или топор, - проговорил Адамас. - Или же стрела. Прости, Игнис. Пурус сеет смерть. Он мог бы стать великим правителем, но его ненависть больше его разума. Моего отца - нет. Моей матери - нет. Моей сестры Фламмы - нет. Думаешь, на этом Пурус остановится? Думаешь, простит то, что мой дядя не вернется в Ардуус? Или то, что твоя двоюродная сестра прижалась губами к твоей руке?
        - О Процелле я позабочусь, - прошептал Игнис, не позволяя себе сказать, что в трех кварталах от королевского замка слюнявит медовые тянучки племянница Адамаса. - И все-таки есть кто-то, кто мог бы подхватить Ардуус?
        - Только два имени приходят в голову, - признался Адамас. - Два, после того как был убит Кастор Арундо. Уж конечно, не собственной дочерью. Подобную историю мы помним и по твоей сестре. Тебе тоже еще предстоит разобраться в смерти твоих родителей. Уверен, без Пуруса и там не обошлось.
        - Два имени, - напомнил Игнис.
        - Флавус Белуа и Лаурус Арундо, - назвал Адамас.
        - Флавус вроде бы и выпестовал Великий Ардуус? - усомнился Игнис.
        - Горшечник, когда задвигает горшки в печь, никогда не может быть уверен, что они окажутся без изъяна, - пожал плечами Адамас.
        - Следов убийц нет? - спросил Игнис.
        - Оставляешь жену здесь? - ответил вопросом Адамас.
        - А разве есть более безопасное место в Анкиде? - спросил Игнис.
        - Моя мать тоже так думала, - задумался Адамас и добавил: - Вчера пришли вести, что дозор на северном мосту вырезан. Думаю, что убийцы уже покинули Тимор. Их там ждали сообщники.
        - Я бы не зарекался, - вспомнил Игнис лошадь со странными подковами.
        - Я и не зарекаюсь, - проговорил Адамас. - Но зарок на себя беру. Когда уходишь?
        - Сегодня утром, - вздохнул Игнис. - Хочу увести след.
        - Удачи тебе, Тотум, - протянул ему руку Адамас.
        …И вот теперь Игнис собирался покинуть Ирис. Жаль, что Алиус заставил ее спать. Процелла сидела тут же в одежде Ирис.
        - Не волнуйся, - улыбнулся Алиус. - Все будет хорошо.
        - Не волнуйся, - пискнула Ува. - Все будет хорошо. Но потом. Ты сказал ему, папа?
        - О чем? - не понял Игнис.
        - Она почувствовала, - прошептал Алиус. - Ува почувствовала. Неделю назад. Зло отворилось. Скверна вышла из Донасдогама.
        - Ты передашь это Адамасу? - спросил Игнис.
        - Через Фидесу, - кивнул Алиус.
        - Тогда мне пора, - поднялся Игнис и наклонился, чтобы прижаться губами к щеке Ирис.
        Процелла тут же вскочила на ноги.
        - Подожди, - поднялся Алиус и повернулся к Уве. - Давай.
        - Да ну, - надула она губы.
        - Давай, - покачал головой Алиус. - Это не память о твоей матери. Это - чужое.
        - Ладно, - проворчала Ува и потянула через ворот бечеву. На ней висел небольшой матерчатый сверток.
        - Я бы хотел, чтобы ты передал это Сину, но не знаю, где он теперь, - вздохнул Алиус. - Отнеси это Бенефециуму. В Бэдгалдингир. Он самый мудрый среди угодников. Он скажет, что с этим делать. Надеюсь, тебе будет по дороге.
        - Что это? - спросил Игнис.
        - Осколок одной из семи звезд, - ответил Алиус.
        Часть вторая
        Недруги
        Глава 11
        Сухота
        Кама добежала до границ Араманы за неделю. С того времени, как принцесса вышла на берег Аббуту у руин Алу, Кама свыклась и с бормотанием Орса, и с холодом, который донимал ее только ночью, и с запахом - потому что пот пропитал одежду. Не свыклась она только с одним - с ужасом, который, словно незримое зарево, поднимался у нее за спиной. Тропа становилась все шире, заснеженные пространства по правую руку, отделяемые от предгорий только быстрым течением реки Искарану, все ближе. На второй день бега после ночи у Кахака закончился странный, похожий на скопище выползших из земли змей гахский лес, затем два дня тянулась уже привычная, безжизненная Сухота, и лишь к концу недели начали появляться кривые и больные деревья, которые за день пути до дозорных башен Араманы образовали глухой лес до горизонта.
        - А ты как думала? - бормотал Орс. - Если бы тут Сухота до самой Араманы лежала, как бы Арамана жила? Чем дышала бы? С другой стороны, может, и легче бы ей приходилось? Самая пакость как раз в этом лесу. Свой лес гахи подчистили, калбов приручили. Даже, как я слышал, в некоторых деревнях и более страшную пакость на службу поставили. А южнее, что им искать? Велика охота через Сухоту переться! Хотя забегают иногда, забегают. Но тут и без них мерзости хватает. Араманские дозорные без работы не сидят.
        - Где будет можно уйти к реке? - спросила Кама.
        - А чем тебе тропа не угодила? - не понял Орс.
        - Остановиться хочу хотя бы на половину дня, - отрезала Кама. - Помыться, постирать одежду. Или ты хочешь, чтобы от меня воняло в Арамане, словно от бродяжки?
        - Иногда самый лучший способ, чтобы на тебя не смотрели - плохо пахнуть, - заметил Орс. - Так ты ледяной водой собираешься мыться?
        - А ты можешь предложить что-нибудь получше? - поинтересовалась Кама.
        - Банька тут недалеко есть, - задумался Орс. - За десяток лиг до первых дозорных башен. Если будешь бежать так, как бежишь теперь, к полудню завтрашнему будешь на месте. Но две закавыки случатся, не без этого.
        - Хозяин у бани строгий? - нахмурилась Кама.
        - Нет у нее хозяина, - ответил Орс. - Да и баня не для придир и неженок. Закавыки в другом. Она на другом берегу. Придется через реку перебираться, а вода все-таки ледяная.
        - Все равно стираться, - мотнула головой Кама. - Идти недалеко от переправы?
        - Рядом, - успокоил путницу Орс. - Вторая закавыка будет похуже. Костер придется разводить большой.
        - Это еще зачем? - не поняла Кама.
        - Солончак там на берегу, - объяснил Орс. - Всякая тварь камни приходит лизать. Днем, правда, не особо, да и нечего там днем тебе делать, оттуда уже можно дорожку хоженую в Араману найти. Там и охотники изредка из тех, что посмелее, гуляют. Но бывают твари пострашнее тех, которые соли ищут. Те, которые ими как раз питаются.
        - Костер будет, - отрезала Кама. - Главное, чтобы баня была.
        …Через день, застывая от холода, в мокрой одежде, Кама стояла на берегу Искарану у выдолбленного или промытого падающим с берега ручьем желоба в известняковой глыбе и зло щурилась.
        - Это и есть баня?
        - А ты чего хотела? - удивился Орс. - Вода в корыте есть, если считать ведрами - так пару десятков, не меньше. Ты можешь в рост растянуться. Гранитные оковалки - вот они. Бросай в костер, раскалятся - скатывай в воду. Ложись, а хочешь - мойся, грейся, стирайся. Вон, даже валежник в расщелине еще остался. А уж сколько лет прошло, как мы с Сином тут отдыхали… Так что это, верно, и не наш валежник. А тебе-то что за дело? Воды будет мало - до реки только наклониться. Ведро кожаное, если что, у меня в мешке имеется. Пользуйся, пока я сам пользы из него извлечь не могу.
        - Где солончак, о котором ты говорил? - спросила Кама.
        - Да тут же, поднимись на склон, - посоветовал Орс. - Я тебе, кстати, советую камни вот на этих валунах греть. Да, на десяток шагов дальше от корыта, зато валуны нагреются, быстрее одежду высушишь.
        - Сейчас ты мне снова кажешься Портенумом, - скривила губы Кама.
        - Тысяча лет накладывает отпечаток, знаешь ли, - согласился Орс. - Ничего, вот вселюсь в юного красавца со жгучим взором, глядишь, начну вирши складывать!
        - Где ж ты возьмешь такого? - усомнилась Кама.
        - Да уж, - согласился Орс. - Такие в дорожной пыли не копошатся. Хотя кто мне мешает сотворить красавца из какого-нибудь толстячка?
        - Вроде этого? - спросила Кама.
        За гребнем низкого, каменистого берега и в самом деле лежало солончаковое плоскогорье. Размер его был невелик, вряд ли больше сотни шагов поперек и сотни три в длину, как раз по следам весенних ручьев, что, верно, скатывались с расположенных в лиге лысых увалов. Не считая их, сам солончак напоминал проплешину в густом еловом лесу, хотя елки росли и прямо на солончаке, только выглядели не здоровыми деревьями, а скрученными непогодой или невзгодами уродцами. Зато хватало и нанесенного водой или ветром валежника. И как раз среди него паслось стадо сухотных свиней.
        - Повезло тебе, - понизил голос Орс.
        - Это почему же? - спросила Кама, разглядывая животных, которые почти ничем не отличались от обычных кабанов, разве только вместо шерсти их загривки покрывали тонкие иглы да длинные, в две ладони, клыки торчали из пастей и вверх, и вниз.
        - То, что теперь не весна, - объяснил Орс. - Нет ничего хуже, чем наткнуться на вот такую мамашу с поросятами. Но и с таким зверьем я бы не спешил обниматься. И уж точно с тем, который на них охотится. Таких кабанов и калбы берут только стаей. А тут никакой стаи не хватит. Их же здесь десятка два!
        - Я не калб, поросят у кабанов нет, так что нечего и беспокоиться, - прошептала, пятясь, Кама. - Валежника в расщелине достаточно, не понравится запах костра - уйдут, понравится - пусть нюхают. Даже если свалятся со склона, корыто твое все выше воды на три локтя, отобьюсь как-нибудь. Главное, чтобы гахи не успели сюда добраться.
        - Гахи силой и выносливостью подобны диким зверям, но так, как бежала ты… - пробормотал Орс. - Думаю, несколько дней у нас еще есть. Хотя вряд ли они останутся там надолго. Такую прорву деревни не прокормят, тем более зимой. Война начнется со дня на день. В любом случае мыться и стираться лучше с мечом под мышкой.
        - Еще немного, я и сама окоченею до крепости стали, - пообещала Кама.
        …Орс не обманул. Сухотская дикая баня и в самом деле одарила Каму минутами блаженства. Сначала, правда, ей пришлось разжечь костер, достать из ледяного корыта и перетащить в огонь камни, затем стянуть с себя заледенелую одежду и уже под обжигающим ветром катить раскаленные камни в воду, сдвигать их, шипящие, к одному краю, зато уж потом никто не мешал распластаться в теплой воде и впервые за несколько дней перевести дыхание.
        - Ты меня видишь? - проговорила Кама, раздумывая о том, что еще минута-две, и надо будет заниматься стиркой. Хотя разве это стирка?
        - Ты хочешь, чтобы я на тебя посмотрел? - заинтересовался Орс.
        - Только не говори, что ты зажмуриваешь свои придуманные глаза и ничего не видишь, - усмехнулась Кама.
        - Ну, не могу похвастаться зоркостью придуманных глаз, но некоторое представление о том, что вокруг тебя, я имею, - признался Орс. - Хотя меня всегда интересовал интерес женщин, особенно обнаженных, к тому, видят ли их или нет.
        - У тебя был некоторый опыт по этой части? - спросила Кама.
        - Всякое случалось, - признался Орс. - Во-первых, я в любом обличье способен отличать прелести от уродства, во-вторых, принимая чужое тело, мы принимаем и его слабости. А слабости у Портенума были хоть куда. Но сразу же развею твои подозрения, с гахками не грешил.
        - Ты все-таки читаешь мои мысли? - скривилась Кама.
        - А чего их не читать, если они написаны у тебя на лице? - удивился Орс. - Хотя и в гахах есть свое очарование. Но зато в гахках столько ревности… Не жмурься, я был всего лишь наблюдателем и немного угодником…
        - Рассказывал им сказки об Энки? - ухмыльнулась Кама. - Значит, ты меня все-таки видишь. Знаешь, проведя шесть лет в коридорах Ордена Виз Вини, а затем пробежав эти две недели вдоль гор Митуту, мне хотелось понять только одно: сохранилось ли во мне хоть что-то от женщины?
        - Поверь мне, - почти по-настоящему вздохнул Орс. - То, что от женщины осталось в тебе, служит для сотен тысяч из них недостижимой мечтой.
        - А для меня мечтой служит желание, чтобы ты выбрался из моего тела и постирал мою одежду, - вздохнула в ответ Кама.
        - Не думаю, что ты позволила бы мне это, если бы даже я шел за тобой во плоти, - заметил Орс. - Хотя я никогда не общался до тебя с принцессами.
        - Не думай, что принцессы нежатся на постели с утра до вечера, - принялась разминать в воде белье Кама. - У принцесс бывают такие наставники, что порой принцессы завидуют простолюдинкам.
        - Порой! - отметил Орс.
        - Как раз как теперь, - усмехнулась Кама.
        Она отжала белье, распластала его на камнях, сунула в угли под валунами еще несколько сухих ветвей и вернулась к корыту. К счастью, ее гарнаш в стирке не нуждался. Холодный ветер обжигал обнаженное тело, но теперь этот холод казался свежестью. К тому же мороз не был сильным. Уж во всяком случае, льда почти не намерзло даже на прибрежных камнях, да и небо темнело, явно собираясь разразиться снегом. Здесь, у реки, где ему не за что было зацепиться, камни до сих пор лежали голыми.
        - Надеюсь, ты не простудишься, - подал голос Орс.
        - Не должна, - согласилась Кама. - Силы пока что есть, а болезнь - это гостья слабости. Но надевать на себя придется мокрое. А значит, опять бежать. Сколько там до первых башен? Десять лиг? Что посоветуешь, переправляться через реку на тропу или идти через лес?
        - Через лес, - сказал Орс. - Тропа безопаснее, но она уходит в горы, там ты потеряешь пару дней, не меньше. А тут… Всегда остается надежда встретить араманский дозор. У тебя есть знакомцы в Арамане?
        - Я не рассчитываю на знакомцев, - покачала головой Кама, натягивая белье. - Интересно, как там кабаны? Нализались соли и ушли? Мне их отпугнуть? Или ждать, когда они уберутся? Дым от костра, как я поняла, их не испугал и не привлек. Чего они боятся?
        - Когда их столько, почти ничего, - успокоил Каму Орс. - Считай, что ты в безопасности. Пока в безопасности. А вот когда они уйдут…
        …Истошный визг донесся до Камы, когда она уже прихватывала завязи рубахи. Сразу вслед за этим едва ли не весь берег задрожал от кабаньего топота и тревожного хрюканья.
        - Этого не может быть, - пробормотал Орс.
        - Чего не может быть? - спросила Кама, затягивая пояс.
        - Чтобы согнать с места два десятка кабанов да еще прихватить одного из них, калбов должно быть не менее десятка. Да и то…
        В мгновение Кама забыла о холоде, который вернулся вместе со влажной одеждой. Оставила кожух на валуне, из-под которого поднимались бледные языки дыма, выдернула меч из ножен, медленно двинулась вверх по склону. Она увидела морду калба за пять шагов до гребня. Зверь шевелил ноздрями, втягивая запах дыма, и, увидев девчонку в пяти шагах от себя, прыгнул мгновенно. Кама упала за долю секунды до прыжка, изогнулась в падении, взметнула над собой меч и тут же оказалась вымазанной хлынувшей из рассеченного брюха вонью.
        - Помылась и постиралась, - донесся сквозь вой свалившейся в воду твари голос Орса.
        - Зато тепло. Тебя не зацепило? - спросила она, оглядываясь на хрипящую в воде тушу.
        - Я пригнулся, - попытался пошутить Орс. - Однако это был щенок.
        - Теленок, ты хотел сказать? - запрыгнула на гребень берега Кама.
        Калбов возле туши зарезанного кабана было десятка полтора. Двое, самых крупных, каждый из которых мог бы сравниться размерами с небольшой лошадью, судя по мордам, только что оторвались от кровавой трапезы. Еще с полдюжины размером поменьше ждали очереди к пиршеству. Прочие, похожие на того, которого Кама рассекла черным клинком, держались в отдалении. Сейчас все они смотрели на появившуюся из-за обрыва фигуру. Длинные и узкие уши торчали вертикально вверх. Вытянутые, но не заостренные, а словно обрубленные на линии клыков морды повторяли каждое движение Камы. Вот уши начали разворачиваться, губы приподнялись, обнажая клыки. Один из вожаков негромко рыкнул, и калбская поросль начала разбегаться по флангам.
        - Не отходи далеко от обрыва, - посоветовал Орс. - Калбы нападают одновременно с трех сторон. Пока стоишь у обрыва, имеешь двух соперников. Я, правда, не рассчитывал бы на твоем месте на легкую победу даже над одним из них. Но если как-то сумеешь отогнать, имей в виду, разбираться с тобой будет вожак. Он тот, что с сединой на загривке. А рычала самка. Она опаснее прочих.
        - Не мог бы ты помолчать? - согнула ноги, вытянула меч в правую сторону Кама. - Или хотя бы переселиться на время в одного из калбов? В того, что с сединой, например?
        - Это не подвластно и аксам, - успокоил Каму Орс. - Так что не волнуйся, перед тобой всего лишь бродячие, хоть и очень злые и дикие псы.
        - И очень большие, - напомнила Кама.
        - Очень большие, - согласился Орс. - Надеюсь, ты не ведьмины кольца сплетаешь? Толку от них не будет, уверяю тебя!
        - Смотря куда я ими попаду, - прошелестела Кама.
        Она не была уверена в том, что делает. Всякий раз, когда Виз Вини присутствовала при ее упражнениях, хозяйка ордена говорила одно и то же: почувствуй себя диким зверем, сражайся, как дикий зверь. За добычу, за территорию, за самку, за свое стадо, против охотника, который загнал тебя в ловушку, - неважно. Почувствуй себя диким зверем. Танцуй, как дикий зверь. Правда, не забывай, что ты человек.
        - Как это? - не понимала Кама.
        - Будь более безжалостной, чем зверь, - ответила Виз Вини.
        Сейчас против Камы были и в самом деле дикие звери. Молодые, но обученные, злые и голодные. Разделившиеся на пары и приближающиеся к ней с двух сторон. Видящие в ней не столько врага, сколько добычу.
        - Тебе не кажется, что они хотят меня сожрать? - стала медленно пританцовывать на месте Кама.
        - Похоже, они не прочь полюбоваться тобой для начала, - не слишком бодрым тоном отозвался Орс.
        Молодые калбы и в самом деле замерли на мгновение, словно танец Камы обескуражил их, рассчитывающих на оцепенение жертвы. Звери начали скалить зубы, шипеть и демонстрировать собственное недовольство ударами тяжелых хвостов по черным бокам, пока поднявшаяся у растерзанной туши на ноги самка грозным рыком не развеяла сомнения младшего зверья.
        - Сделай так, чтобы я не краснел за тебя, - прошептал Орс.
        - Главное, чтобы я сама не покраснела, - ответила Кама. - Ни полностью, ни частями.
        …Вот и пригодилась наука Виз Вини. Кто бы мог подумать, что затверженные движения будут годны и для схватки со сворою диких псов, каждый из которых мог сожрать Каму вместе с костями и одеждой? Но именно теперь она кружилась, двигалась, переступала с ноги на ногу, вовсе не задумываясь о том, что будет делать ее правая рука с черным клинком. Зато левая безошибочно лепила самое привычное заклинание из возможных, то самое, которым она пользовалась, чтобы разжечь костер. Правда, в свое время его пришлось слегка изменить. Сам Окулус - учитель вельможных отпрысков Лаписа в магии и прочих естественных науках - копался в древних свитках, пытаясь помочь Каме. Еще бы, ведь ее тогдашний наставник Сор Сойга, как шутил тот же Окулус, учитель противоестественных наук, требовал, чтобы магия была незаметной, а попробуй слепить заклинание, чтобы и в десяти шагах никто не почувствовал магического дуновения? А уж выполнить просьбу любимой ученицы, чтобы с одного щелчка загорался костер, даже собранный из сырых дров, - это, наверное, и самому Софусу, ардуусскому магу, было бы не под силу. Но с учетом буйного нрава и
вечного излишка силы Камаены Тотум задача перед Окулусом стояла не неразрешимая, и Кама это тут же подтвердила, вызубрив содержание полученного лоскута пергамента наизусть. Правда, когда в орденской башне Виз Вини увидела, как принцесса разжигает огонь в камине, наставница не преминула заметить, что всякая магия - это зачастую не только конец схватки, но и начало нити, ухватив за которую мага можно выудить из любого панциря, но об этом ли следовало рассуждать, когда мерзкая тварь с оскаленной пастью летела точно на тебя?
        Первый же калб с визгом покатился вниз с обрыва со вспыхнувшей пламенем мордой, второй пролетел мимо, пытаясь развернуться на ходу, но черный клинок уже расчерчивал лоснящийся бок алой расщелиной. Следующая пара почти повторила судьбу предыдущей, разве только обожженный зверь закрутился тут же, у ног Камы, да и второй хрипел рядом, прыгая на трех лапах и волоча четвертую. Кама добила последнего и тут только поняла, что схватка изменилась. Четверка молодых зверей ретировалась, и в ее сторону медленно шел вожак. Самка стояла над тушей, издавая негромкий, но протяжный рык. Над солончаком стоял тяжелый запах свежей крови.
        - Я бы на твоем месте убежал, - прошелестел Орс. - Он же почти с лошадь. И, кажется, не намерен прыгать.
        - А я бы на твоем - улетела, - прошептала Кама. - И ты, в отличие от меня, способен улететь.
        - Улечу, - ответил Орс. - Но, надеюсь, не из брюха калба.
        - Надейся, - метнула спасительную магию Кама.
        Огонь вспыхнул и погас почти сразу, стоило огромному языку слизнуть пламя, лишь опалившее кожу. И второй комок огня постигла та же участь.
        - Ты забавляешь, что ли? - простонал Орс. - Четыре десятка шагов осталось! Да что ему эти искры? Только нос обожгла!
        - Не нос, а нюх, - отрезала Кама. - Не обожгла, а выжгла. Уши не успею подпалить, а вот глаза…
        Она подпалила зверю глаза, когда до него осталось несколько шагов, и бросилась вперед, потому что и калб, верно, истратив остатки стойкости, сорвался в бешенство и рванулся к ней, будто хотел не только разорвать дерзкую противницу, но и испепелить ее ею же насланным пламенем. Каме потребовалось не меньше нескольких секунд, чтобы свалить обезумевшего зверя, который хоть и не сумел добраться до обидчицы, но, даже касаясь ее собственной тушей, разодрал одежду в клочья.
        - Ну, хоть так, - прошептала Кама, когда калб рухнул и она обнаружила, что все прочее стадо, вместе с самкой, скрывается в лесу, бросив даже кабана. - Как насчет тушеной свинины?
        - Глаза подними? - странным, мертвенным голосом посоветовал Орс.
        - Птицы? - спросила Кама, стирая с лица забрызгавшую его кровь. - Нет. Сэнмурвы. И не меньше полсотни. Но они высоко. Боятся.
        - Они не тебя боятся, - прошептал Орс. - Они просто ждут своего часа. И калбы не от тебя убежали. Быстро, быстро мажься кровью! Вовсе заползай в брюхо к калбу. Заползай, я тебе говорю!
        Кама не стала мазаться кровью. И так была вымазана с ног до головы. Хотела было даже поспорить с Орсом, но глухое урчание и грохот переворачиваемых под берегом глыб были доходчивее увещеваний. Она вскрыла брюхо калба и полезла в синеватую путаницу вонючих кишок.
        - Вот и помылась, - только и смогла выдохнуть, давя в горле приступ тошноты.
        - Теперь слушай, - начал шептать Орс, когда она зажмурилась, замерла в потрохах, оставив у разреза, кажется, только нос. - В Сухоте много разной дряни. Было и побольше, но и теперь хватает. Но есть одна тварь, на которую не действует магия. Ее даже гахские шаманы не в силах отогнать. Думаешь, просто так гахи не подходят к горам? Я, правда, не думаю, что этой мерзости осталось больше десятка, но одна из них как раз теперь выбирается на берег. Слишком много вонючей крови здесь пролилось. Это сухотный падальщик, девочка. Ты не дергайся, лежи и молись богам, чтобы он на тебя не наступил. Он сначала примется за кабана, но потом уж все подожрет, не сомневайся. Но пока будет жрать кабана, постарайся отползти. И знай, что он хоть и не быстрый, но убежать не получится. На лигу и у него прыткости хватит, да и вся эта мерзость, что в небе кружится, тучей на тебя ринется! Они же с него кормятся, тут сейчас весь солончак плотью будет заляпан, никакая хозяйка так мясо не порубит…
        Между тем грохот усилился. Заскрежетал камень, словно кто-то выбирался из пропасти, царапая гранит сталью. Раздалось тяжелое уханье, и камни под тушей калба задрожали. Секунду или дольше Кама лежала, стиснув зубы и подавляя в себе желание кинуться прочь. Затем камни задрожали снова. Что-то тяжелое и огромное двигалось рядом. Вот оно запыхтело почти над головой Камы, затем продвинулось чуть дальше, в сторону кабана и, уже удаляясь, все-таки придавило калба, в котором лежала Кама. Кости зверя затрещали, и Каму выдавило из вонючего брюха вместе с грудою кишок, как выдавливается обмылок из мокрой руки.
        - Жива? - спросил Орс.
        - Не уверена, - все-таки вывернуло наизнанку Каму. Она мотнула головой, смахнула с глаз залепившую их слизь, приподнялась на четвереньках и оцепенела. Впереди, в полусотне шагов, там, где была оставлена калбами туша кабана, шевелилось чудовище. Наверное, более всего оно напоминало черепаху. Но напоминало только лишь неровными пластинами панциря, покрывающими все ее тело. Силуэт же скорее напоминал огромного медведя. Калбы рядом с этим медведем казались бы дворовыми шавками рядом с быком.
        - Араманы зовут его зверь-камень, - проговорил Орс. - Он выбирается из гор два-три раза в год. Сэнмурвы иногда гнезда строят возле его лежки. Ждут, когда тот проснется. А он ждет падали. Приходит время пожрать- лежит и тянет в себя ветер. И вот уже где-то рядом льется много крови… Тебе просто не повезло. Когда он нажирается, он уходит обратно, сворачивается камнем и спит, пока не придет время испражнить переваренное и снова отправиться за лакомством. Кстати, его испражнения сэнмурвы считают лакомством!
        - Ты сейчас хочешь, чтобы я начала облизываться? - прошипела Кама, оборачиваясь. Тишина и пустота над головой нашла свое объяснение. Сэнмурвы, минуты назад тучей заполонившие небо, сейчас, подобно стервятникам, сидели по краю солончака со стороны реки, ожидая своей части трапезы. И как раз теперь их пасти и их взгляды были обращены на Каму. Она привстала на колени, двинулась в сторону крылатых тварей, и с их стороны тут же раздалось шипение, готовое перерасти в лай.
        - Пока они сидят, ты прорвешься, - прошептал Орс. - Но они тут же взлетят. Я слышал, что у вас с Эсоксой было какое-то средство от сэнмурвов?
        - Виз Вини унесла его, - прошептала Кама и медленно, очень медленно обернулась, потому что ледяной холод охватывал спину. Чудовище, и в самом деле напоминающее каменного медведя, смотрело на нее через каменное плечо с явным интересом.
        - Значит, говоришь, нажравшись, оно сворачивается в каменный валун? - прошептала Кама, глядя, как под довольное урчание сэнмурвов чудовище начинает разворачиваться. - Как еж?
        - Как степной броненосец, - застонал Орс. - Но броненосец разворачивается, если его бросить в воду! Куда ты собираешься бросать это чудовище?
        - Никуда, - взмахнула мечом Кама. - Как на него охотятся?
        - Никак, - отрезал Орс. - Он охотится! И для него лакомство - как раз сожрать что-то еще живое! Ты - лакомство!
        - Он будет прыгать? - поинтересовалась Кама.
        - Я удивляюсь, что такая тяжесть может еще бегать, - заныл Орс. - Может быть, он и пользуется пастью, но Син говорил, что пастью он только жрет. Он топчет! Посмотри на его ноги. Он нашего калба превратил в лепешку! Да таких, как ты, он может раздавить сразу двух!
        - Пусть попробует, - процедила сквозь зубы Кама.
        Она прильнула к камню в тот же миг, когда зверь медленно двинулся в ее сторону. Ткнула ладони в лужу крови, вытекшую из брюха калба, и повторила часть того заклинания, которое разрушило Змеиную башню. А потом до самой последней секунды выгребала из сотворенной ложбины пыль и песок, чтобы нырнуть в нее и вжаться в расщелину подобно мокрице.
        - Молодец, - сказал Орс, когда ревущий от раздражения зверь перестал топтаться над затаившейся Камой и придавил ее убежище собственной тушей, тут же принявшись за продолжение трапезы с потрохами калба. - Хороший способ охоты. Только в ловушке не зверь, а охотник.
        - Знаешь, - проговорила, морщась от невыносимой вони, Кама, - во-первых, я верю, что он и в самом деле испражняется нечасто, во-вторых, после брюха калба мне уже ничего не страшно, в-третьих, в детстве мы с братьями иногда ловили ос и сажали их в глиняные чашки. Но никогда не прикрывали их ладонью!
        Она взметнула клинок в тот самый миг, когда зверь проглотил очередную порцию падали и начал прижиматься к камням, видимо, рассчитывая, если не раздавить добычу, так задушить ее. Меч с трудом пробил не каменную, но толстую кожу, а затем пошел вдоль расщелины, рассекая потроха и сосуды, в который уж раз заливая принцессу вонью и лишая ее возможности дышать и одновременно извлекая такой вой, что даже последующий рывок зверя в сторону показался Каме бесшумным.
        Она с трудом выбралась из расщелины, замотала головой, морщась теперь уже от визга умирающего зверя, который бился в луже собственной крови в паре десятков шагов, согнулась в приступе бессмысленной рвоты и сквозь звон в ушах с трудом услышала почти крик Орса.
        - Бегом к зверю! Сэнмурвы пьянеют от крови! Там они не будут нападать на тебя всем скопом! Теперь у них пир!
        Забравшись на горб каменной спины чудовища, Кама продержалась не менее получаса. Во всяком случае, часть сэнмурвов, которая предпочла свежую добычу обилию падали, кружила у нее над головой и падала на ее плечи поодиночке или парами каждую минуту. И результаты этих атак сваливались вокруг туши затихшего зверя, где копошились их менее привередливые сородичи. И все-таки силы начинали оставлять Каму, поэтому, когда ей почудились голоса, а потом вокруг засвистели стрелы и оставшиеся сэнмурвы, из тех, что еще могли лететь, понеслись с хриплым лаем в сторону гор, у Камы даже не было сил, чтобы смахнуть кровь с лица. Она села там, где стояла, и положила меч на колени. Из леса выехал араманский дозор. Всадников было с половину сотни. И двоих из них Кама узнала. Широкоплечий бородач был одним из двоих братьев араманского князя Прунумом, а рядом с ним держался его племянник, третий княжич Араманы, победитель уже теперь давнего турнира лучников, некогда поклонник Лавы Арундо - Вервекс Скутум. Всадники с обескураженными лицами выстроили испуганных лошадей вокруг мертвого чудовища. Прунум Скутум стянул с головы
араманский треух и отдал Каме честь, прижав шапку к груди. Вервекс подал лошадь вперед, прищурился и спросил:
        - Я тебя знаю, почтенная охотница?
        - Не думаю, - проговорила она, стирая с глаз кровь. - Но мы можем познакомиться.
        Глава 12
        Бэдгалдингир
        Два всадника промчались через ворота Тимора ранним утром. Нитенс, младший брат герцога Обстинара, герой обороны той самой крепости, у которой теперь он проверял дозоры, закутавший, как все вельможи, как все воины Тимора и Обстинара, горло черным шарфом в знак траура на ближайший год, выпустил путников без досмотра. Старшие дозоров тут же строго-настрого приказали молодым воинам зря языки не распускать. Да, судя по всему, неизвестно откуда явившийся принц Лаписа Игнис покидает Тимор. Так и что теперь? Попусту языком чесать? Отдал положенные почести несчастной Армилле, пора и восвояси отправляться, где бы там изгнанник ни обретался в это мутное время. Да и какой же он изгнанник? Не изгнанник, а беглец. Все знают, что безумный король Пурус по какой-то неведомой причине разыскивает Игниса, ну так и тем более не стоит болтать лишнего. А то, что девчонка Игниса, еще вчера проткнутая стрелой, сегодня уже держится в седле, так кто их знает, вельмож? Может быть, у них такие снадобья есть, что и мертвого из могилы поднимут? Опять же магия? Да и кто видел ту стрелу? Может быть, она не насквозь молодую Тотум
проткнула, а в доспехе ее завязла? Молчать - значит молчать. Ну, если только тихо-тихо, самым близким, друзьям да подружкам бросить пару слов с важным видом. Те-то уж все одно сохранят тайну. Да и кому ее передавать, тайну ту? В Тиморе все свои, или почти все, а кто не свои, те вот-вот своими станут, достаточно небольшой войны с кем-нибудь, лишь бы не с Ардуусом, да и куда ж болтовню может разнести, если пропасть кругом да горы? К тому же беда какая-то приключилась прошлым днем на северном дальнем дозоре, так теперь король Адамас, тьфу-ты ну-ты, герцог же, конечно, Адамас, везде дозоры удвоит, и тогда совсем спокойная жизнь пойдет.
        Выбравшаяся из Тимора парочка спустилась до самого исхода тиморской долины, где в скалах ее дожидался небольшой отряд. Два младших брата герцога Адамаса, двое близнецов - Валпес и Лупус и их сестренка Бакка, которая внезапно вытянулась в свои шестнадцать лет, привели два десятка самых надежных воинов. Парочка поменялась плащами с Лупусом и Баккой, и те с пятеркой воинов помчались к западному мосту, чтобы пересечь его в облике нежданных гостей и вернуться в Тимор через северный мост, да не тот, на котором случилась беда, а через общий, что на северном тракте. Оставшись с Валпесом, парочка переоделась тиморскими гвардейцами и направилась на юг. Уже через час она добралась до переправы через Азу, а еще через час отогревалась в каламской башне на левой стороне реки, дозор в которой тоже несли тиморцы. Там Игниса и Процеллу ждал Соллерс.
        - Хотел устроить эскорт вам до нужного места, куда бы вы ни направлялись, да понимаю: лучшего способа, чтобы привлечь внимание, нет, - вздохнул Соллерс, потягивая из кубка разогретое вино. - Вот уж не думал, что буду кому-то желать кривой дороги, плохой погоды и меньшего количества попутчиков и встречных. Чем еще помочь тебе, принц?
        - Ирис не ищи, - попросил Игнис. - Человек, который занимается ею, надежный. Надежнее не бывает. Было время, ради меня жизнь клал, чудом выжил, надо будет, и за Ирис жизнь положит. И жене своей накажи больше не ходить к нему. Ни одна рана без шрама не обходится, ни один след не тает бесследно.
        - Как скажешь, - развел руками Соллерс. - Что думаешь по поводу войны?
        - С кем? - спросил Игнис и покосился на Процеллу, которая сидела тут же, но ни слова не произносила, только глазами хлопала.
        - Да с кем бы то ни было, - пожал плечами Соллерс. - Хотя выбор-то невеликий. Вряд ли Пурус двинет воинства на Тимор. Он ведь хоть и безумен, но не самоубийца?
        - Так всякий безумец не самоубийца, пока не убьется, - проговорил Игнис. - Но война будет, думаю, не с Ардуусом. А если с Ардуусом, то это будет не война, а исход всей Анкиды, всей Ки - в выгребную яму Лучезарного.
        - Так может, этого он и добивается? - прошептал Соллерс. - Я не о Пурусе сейчас говорю.
        - Кто он? - нахмурился Игнис. - Знать бы еще, кто этот он? Кто движет всю эту мерзость? Кто сдерживает пока орду маннов на границе Тирены? Кто все-таки затеял шесть лет назад свейскую войну? Кто собирает воинства в Эрсет на этот раз?
        - Я слышал, есть там такой правитель, - нахмурился Соллерс. - Молодой и жадный. Всех под свою руку подгреб. Вроде бы даже Даккита за ним теперь числится. Только Руфа еще упирается да Лаэта, та, что на юге Эрсет. И то для вида корячатся, а так-то…
        - Его Балзаргом зовут, - вдруг подала голос Процелла. - У нас сейчас в Лаписе беженцев из Эрсет больше, чем местных. За сто тысяч человек приняли. Столько же, сколько весь Бэдгалдингир. Так вот, они говорят, что Балзарг, правитель Атеры, поведет войско на Анкиду. Но они и другое говорят. Что он - вроде серебряной бляхи на поясе со стальной застежкой. Отлетит - и не заметишь. Пояс не на нем держится.
        - А на ком же? - поднял брови Соллерс.
        - На Лучезарном, - прошептала Процелла.
        - Так нет же его? - оторопел Соллерс.
        - Его нет, но есть слуги, - пробормотал Игнис. - Балахонники белого храма не только всю Эрсет заполонили, до границ Даккиты добрались, они и в степи всех шаманов пригнули. Даже до дальней Кемы дотянуться пытаются. Там да в Офире их пока выдавили, но, если манны развернутся, никто не спасется. Свободных городов по восточному берегу моря Тамту больше нет. Даха и Дзорга присягнули песьеголовому. Дина еще держится, но только потому, что Бабу рядом. Грянет, сметет ее, и Бабу не поможет.
        - Ты песьеголовым называешь властителя маннов Телоха? - удивился Соллерс. - Не проще ли сказать - даку? Или даку все-таки не люди?
        - Он не даку, - снова подала голос Процелла. - Сами даку так говорят. Их у нас много. Не так, как дакитов, но много. Они говорят, что он был когда-то даку, а потом стал зверем.
        - Подожди! - поднял брови Соллерс. - Ваши переселенцы из Эрсет, а не из Саквиута? Не с юга?
        - Так и Телох не с юга, - пожала плечами Процелла. - Кое-кто успел с ним познакомиться еще в Эрсет. Правда, давно уже. Лет десять назад. Когда Белый храм начал уничтожать храмы Энки. Говорили, что смертоносного зверя по имени Телох достаточно увидеть один раз, чтобы потерять сон навсегда. Не даку он. Так же, как человек, ставший зверем, перестает быть человеком. А даку - это люди. Особые, но люди. Телоха Эрсет послал в южные степи. Не знаю как, но он подмял под себя кочевников.
        - И им тоже правит Балзарг? - удивился Соллерс.
        - Нет, - мотнула головой Процелла, наклонилась вперед и прошептала натужно, словно боялась, что услышит хоть кто-то. - Лучезарный!
        - Что ты говоришь? - стиснул зубы Соллерс.
        - Я знаю, что его нет, - выдохнула девчонка. - И знаю, что и не может быть. Но все, с кем я ни говорила из беженцев, все утверждают, что он есть. И бежали они именно от него. А воины, которых немало, так и отвечают, что не хотят, как их предки, сражаться на стороне Лучезарного.
        - А другой-то стороны пока и нет толком, - вздохнул Игнис.
        - Подожди! - хлопнул ладонью по столу Соллерс. - Как это Лучезарный? Не понимаю! Или Энки зря себя сжег на поле под Бараггалом?
        - Не зря, - закрыла глаза Процелла. - Иначе бы мы все давно в кровавое месиво обратились. А еще скорее, предки наши не дали бы нам жизнь, их бы самих не было. Тень Лучезарного правит всеми. Она отдает приказания Вененуму, что правит Храмом Света, а уж он передает волю своего правителя дальше. И Телоху, и кому-то в Анкиде, кто сводит с ума Пуруса, и Балзаргу, и кому-то, кто поднимает поганые полчища в Светлой Пустоши. И однажды тень Лучезарного разыщет самого мерзкого из мерзких, и явится если не сам Лучезарный, то уж точно его лик и голос. Наследник. Губитель! Его цель - сожрать наш мир. Потому что именно Анкида, вся Ки - затычка на той бездне, куда был низвергнут Лучезарный! И если это получится, то он выберется из бездны.
        - Но мы этого не увидим, - грустно улыбнулся Игнис.
        - Хорошие сказки рассказывают беженцы из Эрсет своим детям и юным лаписским девочкам, - протянул Соллерс.
        - Хочешь - верь, хочешь - не верь, - пожала плечами Процелла. - Дивинус просил меня заниматься беженцами. Его беспокоило, что их слишком много. У нас мудрая мать, кто бы про нее что ни думал, разве только королева Армилла могла сравниться с нею в мудрости. Она сделала так, чтобы Лапис отбирал к себе всех дакитов и даку. Ну и прочих, если сыскивались среди них желающие. И правильно, нечего мозолить глаза нездешними лицами, лучше сберегать их в горном лаписском углу. Я шесть лет, начиная с сопливого носа, провела в новых деревнях. Я по именам знаю всех старейшин, всех шаманов, всех старших родов. Я не знаю, есть ли среди них лазутчики Эрсет, но могу поручиться, что этот народ - не враг Анкиде!
        - Ух ты как! - воскликнул Соллерс. - А то, что после твоего поступка тебе лучше всего убежать в самую дальнюю деревню, закрыться в чулане и не высовываться оттуда, ты понимаешь?
        - Я не присягала Пурусу! - повысила голос Процелла. - Поэтому мой король - Игнис Тотум!
        - Какое-то время я считал своей королевой Армиллу Валор, - пробормотал Соллерс. - Береги себя, девочка. Или найди того, кто сможет сберечь тебя. Война минует, вновь соберутся короли и заключат мир. Хотелось бы, чтобы этот мир не был миром на пепелище.
        - Покажи нож, - попросил Игнис. - Адамас сказал, что нож, которым была убита Армилла, у тебя.
        - Да, - кивнул Соллерс. - Я справлялся у кузнецов, кто мог выковать такое оружие. Они не могут сказать.
        Воевода сдвинул с бока на живот кожаную суму, достал сверток. На стол упал тонкий стальной нож. Рукояти у него почти не было, так, короткая бобышка на три пальца с острием. Вместо гарды - два дополнительных острия, изгибающиеся в направлении самого клинка. Игнис взял его в руки, подбросил на ладони.
        - Понятно, - пробормотал он, отправив нож к потолку. Нож развернулся в полете и, упав, воткнулся в стол.
        - Балансировка такова, что, как ни брось, полетит в цель именно острием. И эти острия по бокам, словно оперение стрелы.
        - Это оперение разорвало Армилле грудь! - стиснул зубы Соллерс и протянул руку, чтобы забрать нож.
        - Подожди! - подхватила нож Процелла, засучила рукав котто, приложила к тонкой ткани камизы оружие и стала быстро обрисовывать его кусочком графита. - В Лаписе есть такие кузнецы, которые знают все…
        - Доберись еще до Лаписа, - прошептал Соллерс. - И укройся там до самого конца войны. Или уж до смерти Пуруса. Хотя многим мужчинам следовало бы у тебя поучиться.
        - Нам пора, - поднялся Игнис.
        Дорогу на юг пара проделала без нежелательных встреч. Возможно, это было связано с тем, что Игнис сознательно сделал крюк, поднялся в предгорья Балтуту и повел Процеллу пастушьими тропами, на которых нечего было делать в это время года путникам, а может быть, и в самом деле вся Анкида замерла в ожидании давно предсказанной войны. Но у огромных ворот Бэдгалдингира, куда Игнис и Процелла добрались на второй день пути уже в сумерках, было многолюдно. Перед мытарским дозором толпились переселенцы, успевшие обжиться на равнине между Светлой Пустошью и везущие в Бэдгалдингир домашнюю снедь, чтобы на утреннем рынке раскидывать товар с первыми лучами зимнего солнца. Морозец был слабым, мытари воняли ламповым маслом и, судя по злому тону, скорбели о прошлых временах, когда со стороны западной равнины в этакую пору мог войти в город только случайный путник. За спинами мытарей перед стражниками не было почти никого. Процелла прошла первой. Мастер стражи принялся было ворчать, что в былые времена девки не бродили в одиночестве по дорогам, но сунутый в нос чекерский ярлык, которым снабдил спутницу Игнис, и
лишний медяк, звякнувший в чашке, заткнули стражнику рот. Зато утомительный разговор достался Игнису, который пропустил перед собой преодолевшего мытарский пост торговца.
        - Тоже чекер? Как прорвало вас. Или припекло на родине? Асаш? Ну и имечко. Чего забыл-то в славном Бэдгалдингире?
        - Работы ищу, - ответил Игнис, отсчитывая медяки. - Я воин. Вот меч.
        - А за спиной? - поднял лампу стражник.
        - Тоже меч, только деревянный, - стянул с его рукояти ткань Игнис. - Могу наставником молодых воинов, могу как ты…
        - Как я, не выйдет, - нахмурился стражник. - Мест нет у короля Тигнума.
        - А я к Импиусу Хоспесу, - усмехнулся Игнис. - К герцогу Алки. Руки чешутся. Если война начнется, то кто быстрее в нее вступит?
        - Смотря где война будет, - зло скривился стражник. - Может, Раппу и Араману сначала зацепит? Или вообще Тирену?
        - Или Бэдгалдингир, - предположил Игнис. - Если н?пасть со Светлой Пустоши покатится.
        - Иди уже! - в сердцах плюнул под ноги стражник. - Меч из ножен без нужды не выдергивай! А то не доберешься до Алки, в наших казематах сгниешь! Если не хуже…
        Игнису доводилось бывать в самом древнем городе Анкиды. Правда, от всей его древности остались только сами ворота, вместе со стеной, перегораживающие западный выход из долины-ущелья Себет-Баби, да две башни угодников, которые вздымались выше стены и уступали высотой только новой цитадели короля Пуруса. Хотя одна из башен давно была перестроена и теперь являлась частью замка короля Бэдгалдингира, но и по сей день всякий, прикоснувшийся к серым камням стен и башен, мог быть уверенным, что к тем же самым камням прикасался и Энки, и уж точно Лучезарный. Во всяком случае, ворота Бэдгалдингира были снесены лишь однажды, полторы тысячи лет назад, как раз перед битвой при Бараггале. Но и по сей день и стена, и ворота были устроены таким образом, что оборонять их было можно и изнутри крепости, и снаружи. Высоченное укрепление, имея длину в четверть лиги, как раз, чтобы сомкнуть утесы гор Балтуту, в глубину раскидывалось на сотню шагов, обращаясь в растянутую между скалами необычную крепость, которая щетинилась бойницами на обе стороны. Вход во внутренние галереи имелся только из привратного тоннеля, но и
там он был защищен решетками, отдельными воротами и всяческими ловушками. Но и за стеной город не выглядел расслабленным надежной защитой поселением. Несмотря на то, что он располагался в самой узкой части ущелья и через пять лиг заканчивался не столь величественной, но тоже крепкой стеной, более всего он напоминал скопище небольших замков, крепостенок и крепостных башен. Владелец самого невзрачного домика где-нибудь у самых скал старался навесить на свое жилище тяжелую железную дверь, устроить узкие, напоминающие бойницы зарешеченные окна и какие-нибудь хитрые ступени или уж хотя бы неширокий, на одну ступню, но оборонительный парапет у входа или зубцы для сбора мусора, снега и всяческой сырости на крыше.
        Всего этого, конечно, Игнис не видел, потому как город тонул во тьме, заледенелые улицы так и вовсе не располагали к ходьбе по узким закоулкам, хотя кое-где песок на льду чувствовался. Но петлять по закоулкам и не приходилось. Постоялый двор, в котором Игнис собирался остановиться, располагался как раз у башни угодников. Конечно, можно было найти ночлег и поближе к ярмарочной площади, где народу гуляло больше, и затеряться было легче, но углубляться в Бэдгалдингир и уж тем более задерживаться в нем Игнис не собирался. Впрочем, переночевать нужно было где-то в любом случае; как сказал Алиус, Бенефециум изредка принимал просителей, порой даже и сам спускался к ним, но решал все его помощник, который сидел с утра в трактире, а в обед оглашал волю своего хозяина.
        - Ты сейчас об угоднике сказал? - удивленно переспросил Алиуса Игнис.
        - Бенефециум - особый угодник, - заметил Алиус. - Долголетия ему не занимать, мудрости - тоже, может быть, она и гнетет его, но в нем есть еще что-то. Сам увидишь. Но будь осторожен с ним.
        - С чего бы это? - не понял Игнис.
        - Син всегда был с ним осторожен, сам на себя не походил, - признался Алиус. - А почему - я так и не расспросил. Точнее, он не смог мне ответить.
        Процелла сделала так, как велел Игнис. Назвалась чудным чекерским именем, показала неказистый ярлык стражнику, закутав лицо до глаз платком, заплатила привратный сбор и добавила монетку за добрый взгляд. Потом оставила лошадь на конюшне и пошла в трактир, где к ней и должен был подойти брат. Она хорошо помнила этот трактир, он примыкал к башне угодников, говорили, что один из них, как раз обитатель древнего сооружения, даже иногда спускался в ее зал, и уж точно прошения от простых каламов и гостей Бэдгалдингира принимал каждое утро помощник угодника. Во всяком случае, ее мать расхваливала местную кухню, и неделю назад Процелла обедала вместе с ней, Милитумом Валором и их стражей как раз в этом трактире, правда, и одета она тогда была иначе, и лицо не прятала. Вот и теперь, задумавшись о том, что ее жизнь начинает странно повторяться в мелочах и как бы она не повторила судьбу ее сестер - той же Камы или Лавы, или уж, прости ее Энки, судьбу дочери короля Пуруса Фламмы, Процелла забыла придерживать ткань у лица. Осторожно ступая по намерзшему на мостовых Бэдгалдингира льду, она представляла древний
зал, поднимающийся из полусумрака между столами к высокому потолку каменными сводами. Вспоминала вечную темноту в его углах, посетителей, которые вели себя чинно и степенно, но казались тенями, поскольку ярко освещен был только большой стол возле одного из каминов. Именно на нем трактирные служки доводили заказанные блюда до последней стадии готовности - к примеру, срезали с запеченных целиком свиных туш пласты ароматного мяса, рубили овощи, раскладывали по блюдам исходящую паром кашу или еще какие кушанья. Разливали вино. Прочие столы были едва освещены. На каждом стояла масляная лампа, тусклый огонек которой годился только для того, чтобы не пронести еду мимо рта да еще проверить, что доставили услужливые каламы в качестве лакомства, но никак не позволял рассмотреть лицо сидящего. И Процелла, как было уговорено, должна была держать лампу в ладонях. Кто бы знал, что у входа в трактир, как раз под двумя яркими лампами она столкнется с тем, кого хотела бы увидеть меньше всего?
        - Процелла? Одна? - Племянник короля Тигнума Зелус, дыхнув на нее перегаром, схватил ее за плечи и прижал к себе, только что не облобызал мокрыми губами. - Взялась за ум? Все-таки решила согласиться на мое предложение? Советую не медлить. Все-таки Милитум Валор не родной твой отец. Значит, ответственность за тебя несет Пурус Арундо. И как он однажды приказал Милитуму подобрать твою маменьку, так же точно он прикажет мне подобрать и тебя. И тогда, можешь мне поверить, я буду говорить с тобой другим тоном и обнимать тебя не за плечи. Или вообще обойдусь плеткой!
        Последние слова он прокричал ей в лицо, брызгая слюной, но она нашла в себе силы не хвататься за рукоять меча, а мило улыбнуться и сказать ему, что ее маменька и Милитум Валор будут здесь же с минуты на минуту и, если жениху не терпится, он может обсудить подробности своего сватовства именно с ними. Зелус скрипнул зубами, выругался и толкнул ее так, что она ударилась затылком о стену, но улыбку с лица не стерла и разрыдалась только уже в трактире, где заняла место в самом дальнем углу. Успокоиться она смогла только минут через десять, хотя, делая заказ, слезы сумела проглотить. Как раз появился Игнис. Она даже не заметила, как он прошел через зал. Только когда сел напротив, поняла, что это брат, и почувствовала, что обожгла ладони и едва не выронила лампу.
        - Задумалась? - спросил он. - Мне здесь нравится. Полумрак. Если ты не хочешь, чтобы тебя видели, тебя не увидят.
        - Лучшее место для воров, - прошептала она чуть слышно.
        - Не думаю, - не согласился Игнис. - Как раз с ворами в Бэдгалдингире лучше, чем где бы то ни было. Выбраться из ущелья непросто. Я слышал, есть тропы, но без проводника не сунешься. Отчего ты напряжена?
        - Меня узнали, - выкатила слезы на щеки Процелла. - Я столкнулась на входе с мерзавцем по имени Зелус!
        - С племянником Тигнума? - удивился Игнис. - Он здесь?
        - Ушел, - прошептала Процелла.
        - Так ты плачешь, что он ушел, или из-за встречи с ним? - попытался пошутить Игнис. - Насколько я знаю, он холост. Да и не слишком стар. Сколько ему? Тридцать? Тридцать три?
        - Хотела бы я посмотреть на ту, что захочет связать с ним судьбу, - прошипела Процелла. - Пусть он хоть тысячу раз племянник короля! Говорят, что еще его папочка - Ванум Рениссус - славился мерзостью и не мог подобрать себе пару, пока сестра князя Аштарака не решила, что если откажет ему, так и умрет старой девой. А их сын еще хлеще! Он же вроде покойного Рубидуса Фортитера, но тот хоть красавцем был!
        Подошедший служка с поклоном поставил перед Процеллой большое блюдо, на котором, кажется, были собраны все возможные каламские угощения, и такой же поклон отвесил Игнису.
        - Мне то же самое, что и девушке за этим столом, и лампы не надо, нам хватит одной, - попросил Игнис и, дождавшись, когда слуга удалится, спросил: - Я вижу, он тебе и в самом деле досадил. Что случилось?
        - Он схватил меня за плечи, - заплакала Процелла. - И попытался обнять. А когда я сказала, что моя мама и Милитум скоро будут здесь, толкнул так, что я ударилась головой. Он дважды ко мне сватался. Я дважды отказала. Сегодня он пообещал, что я стану его женой по указанию Пуруса. Намекнул, что будет учить меня плетью!
        - Успокойся, - стиснул зубы Игнис. - Или в Бэдгалдингире уже не действуют законы? Тигнум не позволит свершиться ничему подобному. А утром мы покинем город. Не забывай, тебе теперь нужно прятаться не только от Зелуса, но и от Пуруса.
        - Так, как ты? - всхлипнула Процелла и замолчала, потому что слуга принес порцию еды и ее спутнику.
        - Я не прячусь, - покачал головой Игнис. - Скорее отдаю дань осторожности. И служу своей земле так, как могу. И Тигнум служит своей земле. Я даже думал о встрече с ним, но пока отложу ее. Все-таки его сын женат на дочери Пуруса. Кто был в Тиморе от Бэдгалдингира?
        - Аша, - ответила Процелла.
        - Я ее знаю? - удивился Игнис. - Кто это? Я не заметил незнакомых лиц.
        - Она всегда прячется за чужие спины, - прошептала Процелла. - Она маленького роста, тонкая, как тростинка. Она за дверной косяк встанет, ты ее не увидишь. Она тоже племянница короля Тигнума.
        - Подожди… - Игнис нахмурился. - Так ты об этом странном ребенке, который родился без отца у сестры короля?
        - Да, - кивнула Процелла. - Только этому странному ребенку уже двадцать три года!
        - И что же из нее выросло? - спросил Игнис.
        - Выросло что-то, - прошептала Процелла. - Ее удочерил дядя - король Тигнум, так что она теперь тоже Рениссус. Аша Рениссус. И она еще покажет себя, увидишь. У этих Рениссусов все странное. Один старший сын короля Тутус всегда казался нормальным, но таким тихим… Если бы не Фоса Арундо, до сих пор бы ходил в холостяках. Зато его младший брат Церритус, по общему уверению, безумен. И двоюродный брат - Зелус - тоже безумен! И эта самая Аша Рениссус, если и не безумна, так уж точно себе на уме. Ходят слухи, что ее мать, Мемория Рениссус, ведьма. И родила ее от какого-то жуткого колдуна! А чего ты хочешь? Она родила ее, когда ей было пятьдесят лет! Сейчас ей семьдесят три, но она и теперь не выглядит на пятьдесят! Все, что есть приличного в Бэдгалдингире, - так только этот трактир, сам король Тигнум, башня угодников, стена да все семейство герцога Алки! Импиус Хоспес и две его сестры! Фидеса, которая помогла тебе, да Лорика, которая погибла в Обстинарском замке. И все!
        - Вот ты и приговорила всех и скопом, - рассмеялся Игнис. - А между прочим, в Бэдгалдингире, еще до прихода беженцев, проживало более пятисот тысяч человек. Ладно. Не волнуйся, ешь. Пока ты со мной, Зелус тебя не обидит. Хотя, мне кажется, ты кого-то упустила. Ведь у Тигнума не была только сестра Мемория, но и два брата? Ванум - отец ненавистного тебе Зелуса. А Ванитас - отец…
        - Отец Биберы, - пожала плечами Процелла. - Девчонка. Ровесница Аши, кстати. Но она никогда не бывала в Ардуусе. Во всяком случае, на ярмарках. Ее мать простолюдинка-каламка. Да и больная она как будто.
        - Больная? - удивился Игнис. - Под боком у самого мудрого угодника Анкиды?
        - Вот познакомься с нею и спроси ее сам, - скривила губы Процелла. - Только имей в виду, у тебя есть жена, и она как раз теперь приходит в себя.
        - Я помню, - так тихо произнес Игнис, что Процелла снова не сдержала слез.
        …Они ушли через полчаса. Игнис снял на двоих большую комнату, и Процелла смогла привести себя в порядок, отгородившись от брата ширмой. Она плескалась в принесенном служкой тазу и то и дело вздрагивала. Ей казалось, что Игнис или плачет, или скрипит зубами. Но утром его глаза заплаканными не были. Да и не дело мужчине плакать, тем более мужчине, которому она не так давно присягнула, как собственному королю. Собравшись, они заглянули в конюшню, где их лошади уже ожидали продолжения пути, хрустя свежим снежком, прошли в трактир, где и обнаружили у крайнего стола молодого черноволосого парня с мрачным лицом, перед которым сутулилась столетняя бабка. Парень что-то старательно записывал на листке самсумской бумаги и разговаривал с бабкой так, словно она обладала тонким слухом юной девчонки. Рядом с парнем сидел губастый мальчишка лет пятнадцати. В какое-то мгновение бабка не разобрала, что ей сказали, парень щелкнул пальцами, заставив мальчишку болезненно поморщиться, и бабка молча развернулась и заковыляла прочь.
        - Магия, - шепнул Процелле Игнис. - Грубая и безжалостная. Он стер из ее памяти весь этот разговор и отправил домой.
        - Я слушаю вас, - подал голос парень. - И не нужно шептаться, я все слышу. Магия и в самом деле грубая, но не безжалостная. У бабки старческое слабоумие. И она приходит сюда каждый день со своими страхами. И я ее выслушиваю, а мог бы разворачивать сразу. Меня зовут Морбус. Моего младшего приятеля - Кларус. Мы ученики угодника Бенефециума. Вы едва не опоздали. Мастер редко кого принимает, но уж во всяком случае хочет знать о всех просителях с самого утра. О чем идет речь?
        - Речь идет о срочной встрече, - сказал Игнис. - О встрече прямо сейчас.
        - Не через месяц, не через неделю, не завтра, а именно сегодня? - поднял брови Морбус. - И вы уверены, что мне следует передать ваше предложения Бенефециуму именно так?
        - Добавь ему еще, что встречи с ним ищет принц Лаписа Игнис Тотум и его сестра Процелла Тотум. И скажи, что послал к нему меня угодник Алиус Алитер. Присовокупи к этому, что я был спутником угодников Сина, Пусиллуса и Аквуилуса.
        - Даже так, - помрачнел Морбус. - Ну что ж, я скажу о вас угоднику. Подождите полчаса. Если я не вернусь, Кларус, - парень посмотрел на замершего с открытым ртом мальчишку, - через полчаса объявишь просителям, что Бенефециум не хочет их видеть.
        - Он вернется, - пообещал напряженной Процелле Игнис, когда Морбус удалился.
        - Не выходите из трактира! - тут же зашептал Кларус. - Ждите здесь. У него не должно хватить наглости разбираться с вами тут! Может быть, все и обойдется. Может быть, Бенефециум позовет вас в башню? Вы назвали очень весомые имена, очень!
        - У кого хватит наглости? - накинул капюшон на голову Игнис.
        - У Зелуса! - вытаращил глаза Кларус. - Мне передали, что он очень зол и вам лучше поберечься! Он ходил вчера к воротам, и узнал, что вот ее мать и приемный отец и не собирались прибывать в Бэдгалдингир. - Кларус ткнул пальцем в Процеллу. - Так что Зелус разъярен, орал еще с вечера, что его обманули. Хорошо, что не нашел, где вы остановились!
        - Кто передал? - спросил Игнис.
        - О чем ты? - не понял Кларус.
        - Кто предупредил нас через тебя? - прошептал Игнис. - У меня мало друзей в этом городе, считай, что, кроме тебя и этого неизвестного, так и вовсе нет. Разве только сам Бенефециум, хотя я с ним еще не знаком. Кто предупредил нас? Я хочу знать имя. Он ничего не узнает. Слово принца, Кларус.
        - Ее зовут Бибера, - прошептал мальчишка, и в этот миг двери трактира распахнулись.
        - Ты здесь, дрянь?! - раздался вопль Зелуса. - Ты обманула меня! Ты шляешься, как шлюха, без сопровождения! Твоей матери нет в городе! Но я проучу тебя. Чтобы какая-то дрянь лгала мне?
        Он выхватил кнут, чтобы ударить Процеллу, но Игнис поймал хлыст и, наматывая его на руку, подтащил Зелуса к себе.
        - Это еще кто?! - заорал тот, сдирая с руки ременную петлю. - Король Пурус разрешит мне делать с этой девкой все, что я хочу!
        - И сечь ее до замужества? - швырнул в угол кнут Игнис. - И бить ее головой о стену?
        - Король Пурус… - завизжал Зелус.
        - Мне всегда казалось, что твоего короля зовут иначе, - удивился Игнис.
        - Да ты…
        Зелус сделал то, на что и рассчитывал Игнис. Племянник Тигнума бросился на принца с мечом. С остервенением рубанул сверху вниз, но Игнис сделал шаг в сторону и, пока Зелус пытался вытащить завязший в дубовом столе меч, одним ударом крепкого кулака заставил его грохнуться на каменный пол трактира, роняя лавки.
        - Это Бэдгалдингир, а не Ардуус, - сказал Игнис, снимая капюшон. - А я Игнис Тотум, Зелус. Брат своей сестры. И я должен защищать ее от дряни вроде тебя.
        - А я принц Бэдгалдингира - Церритус, - шагнул вперед один из спутников Зелуса. Шагнул и медленно потянул из ножен меч, улыбнулся, закатил мутные глаза. - Как ты думаешь, сколько заплатит мне Пурус Арундо за тебя? Мой добрый сосед, между прочим!
        - Нисколько, - раздался голос за его спиной.
        - Сестричка Аша! - ухмыльнулся Церритус, медленно убирая меч в ножны. - Опять побежишь жаловаться папочке? Только что из Тимора? Как там трупик несчастной Армиллы? И сестричка Бибера тоже здесь? Ну она-то, понятно, погань подзаборная, а ты-то? Ведь мы всегда были заодно!
        - Заодно до границ твоей глупости и дурости Зелуса, - последовал твердый ответ.
        В трактире все еще было сумрачно, но Игнис разглядел и прижавшихся к стенам нескольких стражников Церритуса, и двух девчонок, одна из которых была в походных одеждах и, если бы не огромные глаза и сумрачное, почти кукольное лицо, более всего напоминала бы худого подростка, а вторая в чем-то повторяла Процеллу, разве только волосы ее были темными да в лице не имелось и тени боли и раздражения, хотя досада и легкое злорадство давали о себе знать.
        - А теперь оставьте нас одних, - раздался незнакомый голос, и, обернувшись, Игнис увидел сухого, жилистого человека неопределенного возраста в обычных портах и котто и даже как будто в валенцах. - И ты, Церритус, тоже убирайся. Да, можешь пожаловаться Тигнуму. Тебя давно уже не пороли? Это заметно, принц. А теперь выслушай мою просьбу. Ты, конечно, уже залил глотку с утра, но дай команду своим подпоркам вынести наружу своего мерзкого братца. Вот так. Аша и Бибера, вас это тоже касается. Да, Кларус, проследи, чтобы никто не зашел в трактир, пока я не переговорю с гостями.
        Игнис снова посмотрел на незнакомца. Он выглядел лет на сорок, но за этими сорока годами как будто скрывалось что-то невообразимое.
        - Да, - кивнул человек. - Я Бенефециум. У меня есть немного времени. Я готов выслушать вас.
        Игнис молчал. Он был уверен, что Бенефециум, Морбус и Аша - родственники. Последние двое были похожи на угодника так, словно он был их отцом. За стенами трактира загудела боевая труба.
        Глава 13
        Тамту
        - Я сам, - прошептал Литус, когда Лава в отчаянии попыталась его поднять.
        - Ты… - Она осеклась.
        - Жив пока, - прохрипел он, морщась. - Дуракам везет. Чего нельзя сказать об их семьях. Не забывай об этом. Ничего не трогала?
        - Нет, - растерянно прошептала Лава.
        - Сколько… всего? - спросил Литус.
        - Шестеро, - заторопилась Лава. - Четверых ты, одного я из самострела, другого мечом. Это эти, воины Ордена Света. Как в Ардуусе. У тебя, - она тихо завыла, - у тебя стрела в животе!
        - Я чувствую, - оборвал Лаву Литус и, опираясь на руки, с трудом сел и привалился к стене. - Что на улице?
        - На улице? - Лава в растерянности посмотрела на открытую дверь. - Снег идет.
        - Хорошо, - кивнул и поморщился Литус. - Дверь закрой и подопри чем-нибудь. Дальше все делай быстро, вопросов лишних не задавай. Меня приморозили, но это ненадолго. Надо убраться отсюда, пока не заявились еще и мои чешуйчатые, а я пока плохой защитник. Эх, никуда, что ли, теперь уже без доспеха? Убраться… Но сначала надо вытащить стрелу.
        - Вытащить стрелу? - вытаращила глаза Лава. - Из живота?
        - Из головы, - прошептал Литус. - Где она торчит? Сейчас.
        Он с трудом сглотнул, перешел на сип.
        - Быстро, слева на поясе у меня кисет. Снимай его, тяни сюда табурет. Да, и найди у старика под стойкой или фляжку, или бутыль, или кувшин, или мех. Ищи. От него разило квачем. Мне нужно вино или что-то такое, но…
        Он провалился в обморок на середине фразы, но, когда Лава, захлопнув дверь, сняла у него с пояса кисет, потом отыскала под столом старика бутыль с квачем, Литус снова открыл глаза.
        - Сначала приготовь пузырек из зеленого стекла. Да, с длинной пробкой. Взболтай его. Хорошо. Если я буду терять сознание, будешь тыкать пробку мне в нос. Если ты будешь терять сознание, я тебе тыкнуть в нос не смогу, так что держи его наготове.
        - Почему я буду терять сознание? - жалобно прошептала Лава.
        - После, - мотнул он головой. - Начнем с главного. Найди такую же стрелу, что у меня в животе. Вот. Приложи. Понятно. Вошла внутрь почти на ширину ладони. Глубоко. Но могло быть и хуже.
        - Хуже? - была готова разрыдаться Лава.
        - Давай нож и квач, - сказал Литус.
        - Налить? - не поняла Лава. - Или ты прямо из…
        - Налить? - не понял Литус. - Нет уж. В ближайшее время ни пить, ни есть. Хотя воды… После. Облей квачем нож. Да, вот этот, тонкий. Возьми другой. Да хоть свой. Распускай одежду на животе. Не бойся, только на животе. И не жалей завязи! Режь!
        Он говорил все тише, а Лава, то и дело оглядываясь на пузырек, распускала, разрезала сначала верхнюю одежду, потом исподнее, потом, по указанию Литуса, промывала его твердый, как будто каменный, живот квачем, готовила иглу, нить, промывала квачем и их, а потом сама схватилась за пузырек, потому что бастард взял в руки нож и начал резать свою плоть.
        - Я плохой лекарь, - шептал, почти хрипел он, распластывая собственную брюшину и начиная вытаскивать оттуда что-то сизое и скользкое, пронзенное стрелой. - Но я упрямый и крепкий воин. Упрямый и крепкий. Упрямый и крепкий. Смотри, Лава, нужно, чтобы я не упустил ничего.
        И она смотрела, то и дело прикладываясь носом к влажной пробке, вдыхая холодный огонь, который прошибал голову от ноздрей до затылка, и показывала места рассечения, и медленно тянула скользкую стрелу, и промывала квачем прямо вот это сизое, и даже зашивала что-то, выполняя указания булькающего болью Литуса, и думала только о том, как бы не уронить одолевающие ее сопли и слезы в разверстую рану, и уже потом, когда стянула рассеченную плоть стежками, почувствовала, что вымотана так, как никогда прежде.
        - Ну вот, - дрожащими руками запахнул куртку Литус. - Тяжести таскать пока не смогу, но идти попробую. У этих молодцев - ничего не бери. Подними мой меч, осторожно заправь его в пояс. Да, вот в эти ячейки, подожди, я сяду. Кисет собрала? Вот. Где сетка? Хорошо. Будем идти накрывшись, снег валит, так что следы без людей удивить не должны. Здесь оставим все как есть. Старик проснется, пусть придумывает сам, что у него приключилось. Может, даже возгордится. Помоги встать. Вот так, хорошо. А ты сильная девочка.
        - А ты болтун, - не выдержала Лава.
        - Ты уж выбирай, - тихо засмеялся Литус. - Или я буду болтать, или выть. Не забыла? Нам вниз по улице. Всегда вниз. Пройти нужно немного. Лиги полторы. Ну - две. В порту - к правому пирсу. Там ряд лавок и магазинчиков. Ищи тот, что с зеленой крышей. Поняла?
        «А ты не пойдешь, что ли?» - хотела спросить Лава, но не спросила. Показавшийся вдруг огромным и тяжелым Литус медленно, опираясь на нее и на стену, побрел вдоль стены к выходу, и Лава поняла, что все это время он сидел в растекшейся по полу крови, и она тоже стояла на коленях в крови, но чиститься было уже поздно, да и как?
        Литус выбрался на улицу почти самостоятельно. Подождал, пока Лава прикроет за ними дверь, собрал со стены налепившийся на нее снег и отправил его в рот, потом посмотрел мутными глазами на Лаву.
        - Тепло, поэтому снег липкий. Море рядом. Море Тамту. Давай сюда сетку. Набрасывай на нас. И прижимайся ко мне. Прости, но мне придется опираться на тебя. Отработаю потом.
        Литус потерял сознание через десяток шагов. Захрипел и привалился к Лаве каменным столбом, безвольной тушей. Она присела от тяжести, потом подставила плечо, взвалила неподъемное, но еще живое тело на себя и пошла, медленно переставляя ноги, вниз по улице. Как ей говорили ее напарники по воинским упражнениям в Ардуусе? Девка! Это-то тебе зачем? Ну, парни садятся друг другу на шею да приседают для крепости ног, а тебе-то какой интерес? Ты где тяжести таскать собралась? Да и какой это интерес потного мужика на шею мостить?
        - Ничего, - отшучивалась Лава, но на шею сажала кого пощуплее. - Лучше сейчас привыкнуть, а то замуж выйду, будет в диковинку.
        Да, похоже, тогда надо было сажать кого потяжелее.
        Она шла медленно. Тяжесть была такой, что темнело в глазах. Но Литус продолжал дышать. Тихо, с хрипом, но дышать. И каждый его вдох, каждый выдох прибавляли ей крохотную толику силы.
        Горожан почти не было, а те, что случались, торопились пробежать мимо по своим делам, и уж во всяком случае побыстрей убраться с улиц, заполненных липким снегом и странным, как будто соленым ветром. А потом Лава увидела море. Оно оказалось неожиданно светло-серым, а не синим или зеленым, как рассказывали о море в Ардуусе. Серые волны бежали из мутной дали в порт, бились о камни, качали облепленные снегом крутобокие корабли, которых все же было немного, как было немного и людей в порту. Точнее, их вовсе не было, только тянулся от одного из двух уходящих в волны причалов ряд сарайчиков и лавок, и определить, у какого из них зеленая крыша, не было никакой возможности, потому что все было залеплено снегом, все. И Лава двинулась к мальчишке, который пытался сдвигать широким деревянным заступом снег прочь от одной из лавок, чтобы спросить его о магазинчике с зеленой крышей, но вдруг увидела скуластое лицо, неотличимое от лица Лауруса, долго вспоминала, как же все-таки зовут бывшего карапуза, которому должно уже было исполниться двенадцать, и наконец выдохнула:
        - Гладиос!
        - Да? - обернулся мальчишка, замер, расширил глаза, когда Лава сдернула с себя и своей ноши сетку, и тут же бросился в лавку, когда Лава прошептала: - Помоги, Гладиос. Я твоя тетка.
        …Они катили тележку вдвоем - Гладиос и его одиннадцатилетняя сестренка Арма. Уложили в нее Литуса, который уже не приходил в сознание, только тяжело дышал, и накрыли его рогожей. Лава шла сзади невидимой, и Гладиос то и дело оглядывался, не в силах поверить, что можно вот так скрыться с глаз, пусть даже и снег кружился вокруг так, что не было ничего видно в пяти шагах, и, судя по лицу, уже строил планы, как можно использовать столь чудесное снаряжение. Арма шмыгала носом и то и дело размазывала по щекам слезы.
        Дом Лауруса оказался довольно далеко, но Лава не замечала ни расстояния, ни слез, что текли по ее щекам. Пошатываясь не от усталости, а от чего-то непонятного, она то смотрела на тележку, то на море, но, как ей казалось, слышала тяжелое дыхание бастарда. Дорожка петляла вдоль берега, пока, миновав трущобы, не повернула по узкой улице к торчащему на оголовке каменистого мыса маяку. Здесь, среди десятка глинобитных домиков, и отыскался укромный домишко. За воротами радостно и одновременно тревожно гавкнула собака, загремел засов, в створе показалось встревоженное, залепленное снегом лицо жены Лауруса Авы, которая совсем не изменилась с того дня, как Лава видела ее в последний раз, разве только счастья прибавилось в морщинках вокруг глаз. Но теперь это счастье мешалось с тревогой.
        - А ну-ка? - резво прикрыл ворота Гладиос. - Мам, смотри. Давай!
        Лава стянула с себя сетку, и Ава испуганно вскрикнула. Секунду стояла, не зная, что делать, а потом все-таки шагнула вперед, обняла сестру мужа, прижала ее к себе.
        - Тут человек, - снова не удержала слезы Лава. - Надо помочь!
        - Литус! - прошептала Ава, подняв рогожу. - А ну-ка, быстрее! Арма! Воду на плиту! Гладиос! Бегом в дом, разбери лежак в горнице! Ну что, перенесем? Что же это такое-то?
        Собака крутилась под ногами, в доме пахло свежей выпечкой, дети Лауруса суетились, помогая матери, и слезы, которые Лава так и не выплакала в ту страшную ночь в Ардуусе, теперь текли неостановимо.
        - Дышит! - прошептала, поднявшись от ложа, Ава. - Но горячий, не прикоснуться! Что с ним? Уж не думала его увидеть. Это ведь его дом, пусть он и пожить в нем не успел. После той беды…
        - Где Лаурус? - спросила Лава.
        - Ушел, - скривила лицо Ава. - Еще две недели назад. Тут беда ведь приключилась. Аллидуса убили. Друга. Лекаря. Лаурус было сунулся, но не пошел туда. Почувствовал слежку. Отправился в Тир, дошел слух, что Син там.
        - А мы вот слежку не почувствовали, - прошептала Лава.
        - Да как же? - испугалась Ава.
        - Поздно пугаться, - вздохнула Лава. - Конечно, если там была одна слежка, а не две. Одной - не стало.
        - Воды, - донеслось со стороны Литуса.
        - Сейчас, - метнулась в кухню Ава.
        - Подожди, - склонилась над безвольным телом Лава и осторожно поднесла к носу Литуса пробку.
        Бастард вздрогнул, открыл глаза, вздохнул.
        - Как я?
        - Горишь, - испуганно прошептала Лава.
        - Главное, чтобы не гнил, - выдохнул Литус. - Смотри-ка. Мы у Лауруса?
        - Он в отъезде, - протянула Литусу чашку воды Ава.
        - Спасибо, - напился Литус. - Я сам дошел?
        - Почти, - ответила Лава.
        - Есть обрывок бумаги, ткани, что-то, на чем можно писать? - Литус стиснул зубы, словно перетерпел приступ боли. - Нужно послать кого-то за снадобьями. За сильными снадобьями. Мне нужно встать на ноги. Быстро встать. Лава?
        - Гладиос сбегает! - вытащила из шкатулки лист бумаги Ава. - Он грамотный и шустрый.
        - А можно мне надеть ту штуку, которая прячет? - шмыгнул носом из-за плеча матери Гладиос.
        - Я сейчас тебе надену! - прошипела мать.
        - Нельзя, парень, - снова поморщился Литус. - Это штука не для баловства. Представляешь, сколько за нее могли бы отвалить воры Самсума?
        - Так я не торговать? - надул губы Гладиос, но, получив в руки листок с перечнем снадобий, несколько монет с наставлением не тратить попусту, но сдачу оставить себе или пустить на сладости, да не задерживаться и через плечо поглядывать, под завистливым взглядом Армы выскочил из дома.
        - Мы уже шесть лет только и делаем, что поглядываем, - вздохнула Ава. - Лаурус сначала сидел взаперти, потом стал часто отлучаться, но все больше с Аллидусом. Пока тот не предупредил полгода назад, чтобы не подходили к нему, слежку почуял. А кончилось все плохо. Но Син должен помочь. Если, конечно, Лаурус найдет его. Все-таки Тир - не ближняя дорога. А море-то какое? Видели?
        - Первый раз, - прошептала Лава.
        - Тогда, считай, что и не видела, - улыбнулась Ава. - Море нужно летом смотреть, когда оно переливается на солнце, берег гладит, ноги лижет. Ничего, Энки смилостивится, все мы еще увидим море. Да что это я? Заболталась! Гладиос у меня шустрый - скоро прибежит, а здесь-то что готовить? Ты-то чего молчишь? - повернулась она к Литусу, на лбу которого выступил пот.
        - Говори, говори, - с усилием пробормотал тот. - Ты, когда говоришь, словно поешь. И Лава тоже словно поет. Так бы и слушал. А мне-то что… Травы дома держишь?
        - Все атерские травы при мне, - сдвинула брови Ава. - Как, думаешь, я угощения для мужа готовлю?
        - Мне угощения не нужны, - попытался улыбнуться Литус. - Для моего снадобья потребуется кипяток и пяток глиняных чашек с пестиком, размолоть кое-что. А травы… Вино есть сладкое красное?
        - Да у кого ж в Самсуме нет вина? - удивилась Ава. - Есть и сладкое, есть и кислое. Сварить, что ли?
        - Варить не надо, - замотал головой Литус. - Довести до кипения и снять. Но сначала травы бросить, какие скажу, меду большую ложку и чашку квача. И кое-что из того, что Гладиос принесет.
        - Ну, так мы это мигом, - нашла взглядом дочь Ава. - Все слышала? Подбрось дровишек в плиту и быстренько все устраивай. Потом травы сюда притащишь, мы вместе и отберем что надо.
        Арма дождалась, когда мать отвернется, показала ей язык, смутилась от улыбки Литуса и убежала на кухню.
        - А кто они были? - спросила Ава. - Те, кто убил Аллидуса? Не те же, кто…
        Осеклась Ава. Увидела, что боль исказила лицо Литуса, да не та боль, что живот его рвала, а та, что чуть повыше обреталась, и даже ладонью рот прикрыла, что глупые слова выпустила, память разбередила.
        - Не те, - наконец нашел в себе силы ответить Литус. - Ладно, Ава, нечего себя проклинать. Я эту боль не избуду никогда, но говорить о ней могу уже. Убийцы Аллидуса - не они. Не знаю, может быть, их хозяева и сносятся друг с другом, но не те воины убили лекаря. Эти присланные из Ардууса, хотя, скорее всего, не только из Ардууса, а еще откуда-то подальше. А те… Те не знаю откуда.
        - Лаурус говорил, что ты можешь приманить их в любое мгновение, - прошептала Ава.
        - Он прав, - кивнул Литус. - Но как их приманивать, если со мной рядом то Лава, то вот теперь ты со своим семейством? Хотя Лаву-то я все равно вытащил в самое пекло. Она ведь спасла меня.
        - А ты меня, - прикусила губу Лава.
        - Спасибо. - Литус нашел руку Лавы и накрыл ее ладонью, заставив девушку покраснеть. - А что касается этих… Я ведь, как бы ни сгорал от тоски, как бы ни кипел ненавистью, слова Сина никогда не забывал. Он ведь что мне сказал, когда я начал приходить в себя? Так и сказал, ты приманить их всегда можешь. Но только ведь не слуги могут явиться, а хозяин их. А пока ты хозяина не знаешь, лучше не ищи с ним встречи. Потому как на рыбу следует идти с удой или сетью, а у тебя ни того ни другого. А когда и будет, помни, что есть такая рыбешка, что не только лодки топит, но и с берега рыбаков сбрасывает.
        - Ты боишься? - прошептала Лава.
        - Нет, - сжал ладонь Лавы Литус. - Точнее, да. Но только одного, что не сумею ответить ему. Не сумею одолеть его.
        - А что, если… - Лава взглянула на Аву, которая замерла с открытым ртом. - А что если он… вот этот хозяин, что если он вовсе не думает о тебе? Если ты, да и мы все для него словно мусор?
        - В таком случае ему предстоит удивиться, - прошептал Литус и в изнеможении откинулся на подушку. - Послушай, Лава. Боюсь, что мне нужно перевязать рану.
        - Ой! Что это я? - засуетилась Ава. - Сейчас! Сейчас все будет! И вода, и ткань. Сейчас я рубахи Лауруса принесу. Все чистые, мягкие! И что к ране приложить, у меня тоже есть!
        - Помоги снять куртку и рубаху, - попробовал сесть Литус. - Сейчас придет Гладиос, и у меня и в самом деле будет что приложить к ране. Кажется, он уже пришел.
        Во дворе снова гавкнула собака, но гавкнула гораздо радостнее. чем некоторое время назад.
        - Лаурус! - просияла Ава.
        - А ну-ка, что тут? - загудел голос Лауруса в дверях домика, делая его сразу же тесным, но как будто возвращая в него основание и смысл. Ава обняла мужа, Арма бросилась к отцу с радостным визгом, тут же к обнимающимся присоединился облепленный снегом Гладиос, и собака как-то умудрилась протиснуться в дом, чтобы вилять хвостом от радости до бурного собачьего помешательства.
        - Так, значит, - шагнул в комнату, сбрасывая на ходу гарнаш, Лаурус. - Без приключений не бывает? Литус и сестренка, которую я не видел шесть лет?
        - Кто с тобой? - прошептал Литус, когда Лаурус поцеловал Лаву и пожал руку бастарду.
        - Почувствовал? - сделался печальным Лаурус. - Радость большая, но всякая радость с печалью ходит рука об руку. Задержался он на улице, присматривает, нет ли слежки. Опасность всюду, Литус.
        - Кто там? - приподнялся Литус.
        - Я, - раздался негромкий голос за спиной Лауруса, и шапку потянул с головы седобородый мужчина. - Син. Или ты не узнал?
        Ответственное дело оздоровления Литуса взял на себя сам Син. Он пересмотрел принесенные Гладиосом снадобья, покачал головой и распустил свой мешок, откуда достал какие-то собственные средства и начал их тут же перемешивать, кипятить и растирать или делать еще что-то, а что именно - разобрать Лава никак не могла, так быстро мелькали в руках Сина чашки и плошки, ступки и ложки. Тем более что Литус тихо пересказывал Лаурусу все случившееся с ним в последние годы, чуть подробнее останавливаясь на том, что стряслось с ним в последний месяц.
        - Да, - прошептал Лаурус, посмотрев на Лаву, щеки которой были мокрыми в который уже раз в этот день. - Кажется, наш дядюшка не только окончательно сошел с ума, но и подарил родному городу сумасшедшего наследника. Я разделяю с тобой твою боль, сестренка.
        - Давайте-ка лучше разделим сначала трапезу, - подал голос с кухни Син. - Потому что боли теперь будет столько, что разделить ее придется, независимо от желания. Только сначала смажем кое-чем живот удалому воину и вольем ему же кое-что в горло. Удовольствие, сразу скажу, не из приятных. Но самое неприятное в том, что мы будем есть, а ты, парень, нет. Не волнуйся, поголодать придется всего три дня. Зато уже завтра ты сможешь идти.
        - Идти? - встревоженно высунулась из кухни Ава.
        - После, - махнул рукой Син, подозвал Гладиоса и Арму, прошептал им что-то на уши, исторг из детских глаз слезы и отправил детей во двор. То же самое пришлось сделать и с Авой. И она тут же облилась слезами, накинула на плечи овчинку и выбежала вслед за детьми. Лаурус сидел напряженный и мрачный.
        - Уходим мы, - негромко заметил Син, распуская завязи на свежей рубахе, которую успела надеть на Литуса Лава. - И мы все, и семья Лауруса. Уходим из Самсума. Уже завтра. Но об этом после. Сейчас лечение, потом еда, потом разговор, потом подробности.
        - Дети побежали прощаться с собакой, - объяснил Лаурус. - А жена к соседям. Надо и пса пристроить, и договориться, чтобы присматривали за домом. Вдруг придется возвращаться?
        - Если будет куда возвращаться, - прошептал Син, вливая в рот Литусу, судя по его гримасе, какое-то отвратительное варево.
        - Если будет кому возвращаться, - негромко ответил Лаурус.
        - Вот для этого я и здесь, - заметил Син и вдруг подцепил из плошки лопаткой горячее месиво и шлепнул его на живот Литуса, заставив того взвыть со стиснутыми зубами.
        - Терпи, парень. Если бы ты знал, что приходилось терпеть другим… Быстрое выздоровление стоит дорого, - пробормотал Син, размазывая состав по животу бастарда. - Хотя медленное порой стоит еще дороже. Мы были с Лаурусом у дома Аллидуса. Твоих врагов там не было.
        - Друзей я там тоже не заметил, - простонал Литус.
        - С помощью Лавы ты перебил всех, - согласился Син. - Я, правда, удивился тому, что у тебя имеется Паутина Смерти, или тайная сетка Ордена Смирения Великого Творца, как он называется на самом деле, а их, смею заметить, всего две было выковано в его стенах, но не об этом теперь речь. Да и историю твоей матушки я немного знаю. Убийцы Ордена Света охотились именно на тебя, Литус.
        - Можно подумать, что убийцы с горящими глазами охотились не только на меня, - прошептал Литус.
        - Убийцы с горящими глазами охотятся на всех, у кого могут быть камни Митуту, - задумался Син. - Ордену Света ты тоже нужен из-за камней, но их заказчика я хотя бы могу предположить. А вот кто посылает огнеглазых, да еще с такой магией… Загадке этой уже шесть лет, как ты понимаешь. Правда, есть одно предположение… Показывай то, что ты раздобыл в Эбаббаре.
        - Лава? - посмотрел на спутницу Литус.
        Она, завороженная действиями, голосом и словами Сина, который, как оказалось, и был владельцем того самого неприметного дома в Ардуусе, распустила завязи мешка Литуса и извлекла из него добытые в Эбаббаре чешуйки и свернутую ткань.
        - Однако… - задумался, ощупывая трофеи, Син. - Впрочем, я и предполагал. Никакой магии в этом железе, никакого мума. Только ключ. Надеваешь такую чешуйку на себя и в нужный момент обращаешься в того, кто был задуман твоим хозяином. Предполагаю, что и в остальное время находишься на поводке, но чтобы магия слепила такую кольчугу да еще заставила тебя сражаться так, как не всякий человек может… Тратить-то нечего, кроме самой жизни. Так что срок такого воина от силы год.
        - Моей семье хватило, - прошептал Литус.
        - Я помню, - кивнул Син, разворачивая ткань и раскладывая ее на столе. - Теперь это… А ты молодец, Литус Тацит. Успел снять линии колдовства, успел.
        Старик замер на мгновение, потом поднял глаза на Лаву, подмигнул ей, вогнав девчонку в краску, и проговорил почти весело:
        - А ведь он попался.
        - Попался? - не понял Лаурус.
        - Заклинание-то лепил акс, - прошептал угодник.
        - Акс? - насторожился Литус.
        - Да, - кивнул Син. - Линии перепутаны, но дело в замке. Тут семь печатей. Земли, Воды, Огня, Воздуха, Солнца, Луны и Тьмы. Хотя главные-то четыре первые, три последние из тех же четырех составлены. Но тот, кто ставил их, без сомнения, великий мастер. Можно было бы подумать на любого из Мастеров Магических Орденов или на какого-нибудь сильного мага, вроде того же ардуусского Софуса, я и теперь не знаю, кто из них слепил эту магию, но точно знаю, кто скрывается под тайной личиной. Все дело в замке. Ни одна из печатей не служит замком сама по себе. Все печати соединяет обычный знак - вот он.
        Син ткнул пальцем в центр рисунка, где в сплетении линий оставалось белое пространство в форме руны, означающей число шесть.
        - Это Рор. - Син наморщил лоб. - Один мой друг передавал мне об этом весточку, но подтверждения не было. Сильный маг мог ведь и прикинуться Рором!
        - Рор? - недоуменно сдвинул брови Литус. - Кто это?
        - Слуга Лучезарного, - прошептал Син. - Что бы он ни думал про себя сам.
        - Чего он хочет? - спросил Литус.
        - Так же, как люди, аксы хотят того же самого, - проговорил Син, сворачивая ткань. - Власти, силы, богатства, долголетия. И людские страхи им тоже ведомы.
        - Разве можно убить акса? - подал голос Лаурус.
        - Я бы спросил об этом у Энки перед тем, как он сжег себя на поле под Бараггалом, - задумался Син. - В храмах говорят, что даже человека нельзя убить полностью, то есть стереть сотворенный создателем дух, который наполняет жизнью тело каждого из нас. Но что мурса, что акса, что даже демона, которым, по мнению многих, был Лучезарный, можно исторгнуть, развоплотить, обратить в неосязаемое, распылить на тысячи лет.
        - Я хочу знать, как это сделать, - процедил сквозь сомкнутые зубы Литус.
        Тишина была ему ответом. Хлопнула дверь, Ава втолкнула в дом заплаканных Гладиоса и Арму.
        - Я накрываю на стол, - проговорила она. - Надо, значит, надо. Собаку пристроила у соседей, и за домом они присмотрят.
        - А вот это, - Лава наморщила лоб, - руна «шесть», что она означает, кроме того, что именно Рору принадлежит этот знак? И почему другой не мог воспользоваться этим знаком?
        - Это как тавро на скоте, - усмехнулся Син. - Никогда хозяин не будет ставить на свой скот чужое тавро. По разным причинам, но главное - у него его нет. Рор владеет именно этой руной. Так сложилось. Да и тщеславие не чуждо аксам так же, как людям.
        - И Рор - шестой из них? - прошептала Лава.
        - Шестой, - кивнул Син. - Но очередность ни о чем не говорит. Можно сказать, что и первый. Их шесть: первый - Зна, второй - Хубар, третий - Амади, четвертый - Фабоан, пятый - Момао, шестой - Рор. Сейчас у них другие имена, и облик почти у всех тоже иной.
        - Амади ведь женское имя? - недоуменно поднял брови Лаурус. - Правда, им редко называют девочек…
        - Да, - согласился Син. - Женское. И я даже могу сказать, как зовут обладательницу этого имени теперь. Виз Вини. Но этот акс - особая история. Может быть, дойдет разговор и до нее. Давайте есть. Да. - Он повернулся к Литусу. - Пить ты можешь. И даже то вино, что ты заказал Аве, вреда тебе не принесет.
        И снова воцарилась тишина в доме Лауруса, разве только Гладиос и Арма нарушали ее всхлипами. Потом, когда было разлито по кубкам вино и Ава убрала со стола, Син проговорил:
        - Теперь слушайте. Завтра - уходим. Берем с собой все самое необходимое. Прежде чем искать удачу на дорогах Анкиды, нужно уберечься от беды, которая гуляет этими же дорогами. Значит, семья Лауруса и Лава должны быть в безопасности. К сожалению, нет такого места в Анкиде, где можно оставить своих близких, чтобы вовсе не беспокоиться об их здравии, но пока что самые безопасные места - Тимор и Лапис. Тимор далеко, а Лапис не слишком. Герцог Дивинус, несмотря на свою молодость, оказался мудрым наместником маленького королевства. Именно наместником, он и сам это понимает. Все свои усилия он направил на подготовку к возможной войне. Крепость Ос, которая перекрывает вход в долину, самый надежный каменный замок в Анкиде. Воины, которых собрал у себя Дивинус, лучшие из тех, которых можно было собрать. А горы делают крепостью каждую из лаписских деревенек. К тому же в одной из них у меня имеется добрый знакомый, который приютит хоть десяток беженцев.
        - От кого бежать? - хрипло прошептал Литус.
        - Война начинается, - ответил Син. - Что-то страшное произошло две недели назад в Сухоте. Думаю, что старатели из Эрсет вскрыли подземелья Донасдогама. Мы все ждали войны весной, а она разгорается на наших глазах. Дина захвачена маннами. Орда двинулась на Тирену. Тирена и так обезлюдела, но и те, что оставались, бегут на север, переправляются через Утукагаву, пытаются найти защиту в земле Бэдтибира, не страшась даже Светлой Пустоши, которая уже отъела у нее левый берег Му. Но главное мне сообщил мой приятель, у которого есть чудесный корабль. Кстати, - Син посмотрел на Литуса, - созданный не без участия твоего давнего невоздержанного соперника.
        - Игнис? - удивленно поднял брови Литус.
        - Он, - кивнул Син. - И это мне кажется самым большим чудом из всех возможных и невозможных. И это чудо дает мне надежду. Нам - надежду. Так вот, мой приятель прорвался к Тиру и сообщил, что море заполнено галерами степняков. Как бы это ни казалось странным. Думаю, что Телох хочет начать с Самсума, поскольку Тир и так готов свалиться к нему в руки.
        - Но… - подняла брови Ава.
        - Те, кто должен знать в Самсуме об этой опасности, уже знают, - успокоил ее Син. - Но завтра с утра мы нанимаем судно до Турши. Не найдем судна - переправимся на левый берег Му, купим лошадей и пойдем до Турши по нахоритской земле. К сожалению, я не рискну сейчас плыть по реке даже до Кирума, Светлая Пустошь сожрала реку, слишком опасно, особенно для детей, а мой приятель на своем кораблике пока занят, вывозит несчастных из Тира на острова. К тому же мне нужно попасть в Туршу и в Хонор. Нам нужно попасть. Но от Турши до Хонора и Утиса - четыре сотни лиг, даже зимой на лошадях - полторы недели пути. Поспешим - успеем за неделю. Если все получится с судном до Турши - через три недели те, кому нужно, будут в Лаписе.
        - Мы поскачем на лошадях! - восторженно вытаращил глаза Гладиос. - А правда, что у Телоха, который правит всеми маннами, собачья морда?
        - Цыц! - прикрикнула на сына Ава.
        - Телох не окажется быстрее нас? - проговорил Лаурус.
        - Не думаю, - задумался Син. - Он движется медленно. Такое ощущение, что он дает людям уйти. Может быть, и осада Самсума будет такой же? Я думаю, Телох перейдет Утукагаву тогда, когда падут Раппу и Бабу, и тысячи несчастных побегут через Хонор на север.
        - Зачем ему это? - спросил Литус.
        - Он хочет накормить Светлую Пустошь, - ответил Син. - Но что это - я не знаю.
        - Что тебе нужно в Хоноре? - спросил Литус. - Это же лишние полсотни лиг? Можно сразу идти на Утис!
        - Угодники собираются, - прошептал Син. - Я надеюсь кое-кого встретить там. Я получил весть от одного из них. Пора.
        - Разве у угодников есть голубиная почта? - усомнилась Лава. - Или ты ждал оказии?
        - Да уж, - рассмеялся Син. - Оказия будет гоняться за мной годами. У угодников нет голубиной почты. Но одна из угодниц владеет птичьей магией. И тут ее мало кто может перещеголять.
        - Это все новости? - устало прошептала Ава.
        - Нет, - сразу стал серьезным, прикрыл глаза Син. - Что-то еще случилось на севере. Я пока не могу определить. Что-то важное.
        Глава 14
        Арамана
        Каме дали пристяжную лошадь, предварительно накинув на седло кусок мешковины. Прунум Скутум рявкнул, чтобы никто и близко не подходил к охотнице, кем бы она ни была и откуда бы ни забрела в приграничный лес. Впрочем, никто и не жаждал подходить к ней близко. Но косились на нее так, словно она не убила каменного зверя и нескольких калбов мечом, а загрызла их зубами. Один юный араман чуть шею себе не свернул, пытаясь разглядеть, кто же скрывается под слоем запекшейся крови. Кама даже растянула губы в холодной улыбке и постучала зубами, чтобы показать, что никаких клыков у нее нет.
        - Напрасно, - подал голос Орс, когда юноша закашлялся от ужаса. - Напрасно ты показала ему зубы. Они у тебя вымазаны в крови так же, как лицо.
        - То-то я чувствую, что какая-то дрянь на языке, - прошептала Кама. - Но уверяю тебя, Орс, это не моя кровь.
        - Это я почувствовать могу, - согласился Орс. - Даже удивительно, как ты обошлась ободранной спиной и несколькими ссадинами на плечах.
        - Яма получилась узкой, - посетовала Кама. - Хотя повторить это приключение с более удобной ямкой я бы не согласилась. Но что я слышу? Ты все-таки видишь меня? Что мне сделать, чтобы ты хотя бы жмурился, когда я переодеваюсь?
        - Ну, не лишай меня мелких удовольствий, - протянул Орс. - Да и что мне жмурить?
        - Что ты назвал мелкими удовольствиями? - процедила сквозь зубы Кама.
        - Молчу, молчу, - спохватился Орс.
        - И все-таки я тебя знаю, - подъехал к Каме Вервекс Скутум. - Но не могу вспомнить откуда?
        - Послушай, Вервекс, - назвала его по имени Кама. - Ты ведь всегда был хорошим парнем. Как твои дела? Женился?
        - Да, - насторожился араманский княжич. - Еще четыре года назад. На Папилии Тимпанум. У меня уже сыну три года. То есть ты меня знаешь точно?
        - Да, - кивнула Кама. - Ты хороший лучник и человек чести. Шесть лет назад ты подарил серебряный рог Лаве Арундо. Как я вижу, ваши отношения не сладились?
        - Так ты… - оторопел Вервекс.
        - Зови меня Пасбой, - оборвала его Кама. - Пасбой Сойга. Правда, со мной случилось одно затруднение, я потеряла все ярлыки. И свой, и своего приятеля. Но ведь ты поможешь исправить это по старому знакомству?
        - И где же твой приятель? - принялся крутить головой Вервекс.
        - Я от него отстала, - вздохнула Кама. - Он где-то впереди, может быть, даже уже в Туне. Представляешь, каково ему без ярлыка?
        - Как его зовут? - спросил Вервекс.
        - Его зовут… - Кама задумалась. - Орс.
        - Просто Орс? - удивился Вервекс. - У него есть родовое имя? Или он из простолюдинов?
        - Нет. - Она усмехнулась. - Он не из простолюдинов. Но у него смешное родовое имя. Он Маленький.
        - Маленький? - не понял Вервекс.
        - Маленький - это родовое имя, - объяснила Кама. - Маленький Орс получается.
        - Ага, - улыбнулся Вервекс и, обернувшись на рык дяди, прошептал: - Ладно. Тогда будет не Маленький Орс, а Орс Маленький. А с Лавой мы и не могли сойтись. Она вытянулась, на полголовы выше меня. Разве это дело, жена выше мужа?
        - Не дело, - прошептала Кама, когда Вервекс уже отстал. - Только разве в этом дело? Ты все слышал, Орс?
        - Да, - чуть недовольно пробормотал тот. - Спасибо за заботу. Только ты забыла сказать этому парню, что потеряла не только ярлыки, которых у тебя и не было, кстати, но и самого своего спутника. Тело его уж точно. Может быть, княжич и тело бы для меня нашел?
        - А вот это уже твоя забота, - не согласилась Кама.
        …Усталость навалилась внезапно. Уже через полчаса после разговора с Вервексом Кама была готова упасть с лошади, но неожиданно лес расступился, и на покрытом известковыми проплешинами холме появилась дозорная араманская башня с невысокой, в полтора роста, оградой, а за ней и двор, и коновязь, и припорошенные снегом стожки сена, и кострище, и туша кабана на вертеле, и пара дюжин белозубых улыбающихся араманских воинов. Почувствовав удивленные взгляды молодцев, Кама не отказала себе в удовольствии продемонстрировать парням окровавленную улыбку, но с коня не спрыгнула, а сползла и, поправив показавшийся вдруг неподъемным мешок, нашла взглядом Вервекса.
        - Давай за мной, - махнул он ей рукой. - Я распорядился, сейчас будет еда, питье, теплая постель, а вперед всего этого теплая вода и чистая одежда. Боюсь, что твоя, кроме гарнаша, уже ни на что не годится. Оставишь ее здесь. Думаю, когда ребята узнают, что ты натворила, они повесят ее на стену и будут приносить ей клятву перед дозором.
        - Хорошо, - пробормотала Кама, следуя за княжичем по узкой лестнице. - Я только проверю, не обделалась ли. Если обделалась, то исподнее сожгу. Зачем им дерьмо на стене?
        - Я бы обделался, - признался Вервекс, открывая низкую дверь на третьем ярусе башни. - Это покои моего дяди. Как видишь, камин тут есть. Сейчас будет вода, еда, одежда, вино. Вон постель. Корыта нет, но вот циновки, на них можно стоять, а воду лить прямо на пол. Как все сделаешь, звякнешь в этот колокол. Ребятки придут, все уберут. Ляжешь поспать. Завтра с утра отправимся в Тун и все устроим. И это… - Вервекс замялся. - Я не знаю, как ты все это сотворила… Будь у меня даже полсотни воинов, я бы не отдал приказ атаковать такого зверя. Никто и никогда не убивал его. Говорят, что они даже умирают, обращаясь в камень. Так что…
        - Магия, - прошептала Кама. - Мне помогла магия.
        - Ну, если только, - с облегчением выдохнул Вервекс. - А то я уж думал, не вселился ли в тебя какой-нибудь демон. И вот еще. Я, конечно, понимаю, что ты - Пасба Сойга. Наверное, дальняя родственница знаменитого наставника из Лаписского замка. Но я должен тебе выразить свое сочувствие по поводу тех смертей в крепости Ос. Я очень сожалею, что все так произошло.
        - Спасибо, Вервекс, - почувствовала, как сон улетучивает, Кама. - Я тронута. И насчет демона тоже. Ты мне польстил. Но мы будем спешить. Мне нужен час, чтобы привести себя в порядок. После этого никакого сна. Нужно срочно скакать в Тун. У меня плохие новости, Вервекс. Война.
        Из покоев дяди, которые оказались обычной комнатушкой походного вояки размером десять на десять шагов, Вервекс вышел с лицом человека, узнавшего о внезапной кончине всех близких родственников. Через минуту пятерка бравых молодцев, которые теперь уже смотрели на Каму так, словно перед ними и в самом деле явился какой-нибудь демон, поставили на пол четыре ведра горячей и два ведра холодной воды, бутыль мыльного раствора и разложили на столе яства и вино, а на жестком лежаке пару белья, порты, рубаху и шерстяной котто явно большого размера.
        - Меньше не было, - прокашлялся один из араманов и, захлопнув дверь, крикнул уже со ступеней: - А сапог и вообще нет.
        - А если кто-то будет подглядывать, - Кама подошла к щелястой двери, - то я лишу зрения на месяц. И нашлю расстройство живота.
        По лестнице загремели сапоги воинов.
        - Неужели у тебя еще есть силы? - удивился Орс, когда Кама занавесила дверь одеялом и стала сдирать с себя окровавленные лохмотья и отправлять их в камин, ничего не оставляя араманским стражникам для почитания и поклонения.
        - Сил нет, - призналась Кама, - но перед глазами стоят лезущие по стенам гахи. Поверишь, я их боюсь. И хочу убраться как можно дальше отсюда.
        - Неизвестно еще, какие планы на тебя у местной угодницы, - напомнил Орс. - Гахи нас, конечно, поторопили, но через недельку мы все равно бы к ней отправились. И признаюсь тебе, мне тоже не хотелось бы здесь задерживаться. Хотя рухнувшая Змеиная башня явно погребла под собой не одну сотню гахов. Может быть, даже завалила проход в Донасдогаму!
        - Я бы не рассчитывала на отсрочку, - прошептала Кама. - К тому же что там две-три сотни гахов? Я была в подземельях и видела их саркофаги. Даже если они были в один ряд, то есть в каждом ждал своего часа один гах или еще какая нечисть, то их было пятнадцать рядов в высоту! Две стены! Ряд шириной в полтора шага! Значит, на лигу их двадцать тысяч? Сколько лиг в подземелье? Виз Вини говорила, что не меньше десяти! Тогда их двести тысяч! Двести тысяч голодных гахов! А кроме них есть еще дикари в светящихся пещерах. Там деревни и даже город. Ты можешь себе это представить? Я не успокоюсь, даже если окажусь за стенами Раппу, которые не смог взять сам Лучезарный!
        - Еще бы успокаиваться, - уныло согласился Орс. - Гахам осадные лестницы не понадобятся.
        - А знаешь… - Кама принялась намыливать тело, морщась от саднящих ран. - А ведь я буду скучать без тебя.
        - Ты думаешь, я от тебя отстану, когда найду себе тело? - удивился Орс.
        - Тогда найди уж не совсем старого, чтобы ноги его шевелились, - попросила Кама. - А то точно отстанешь.
        - Уж я постараюсь, - пообещал Орс. - Ноги… Ноги у тебя, надо заметить, это что-то…
        - Ведьмины кольца! - угрожающе сплела пальцы Кама.
        …Она привела себя в порядок быстрее, чем рассчитывала. Скривилась, подумав, что вторая банька за один день - это уже явно лишнее. Расчесала волосы, отметила, что не смотрелась в зеркало несколько лет. Оделась. Проверила оружие, перетряхнула мешки, которые полегчали за две недели пути от Кахака, быстро поела, но пить почти не стала, хотя вино оказалось славным, тем самым араманским, которое ценилось почти так же, как дакитское. Зато наполнила фляжки. Вервекс явился, едва звякнул колокол, и повел ее вниз. Прунум Скутум, средний из троих братьев Скутумов, был уже готов к продолжению похода. Он сидел у костра один и потягивал вино из потрескавшегося от времени кубка. Увидев чистое лицо Камы, он удовлетворенно кивнул, почесал бородку и пробормотал:
        - Не думай, Вервекс не сказал мне ни слова, кроме того, что нам нужно гнать лошадей в Тун и спасать наше княжество. Но сейчас я вижу, кто ты. Все-таки, твоя мать была самой красивой королевой из всех, кого я знал. И ты взяла от нее лучшее. Ладно, забудем об этом. Говори. Я правильно понял, что ты идешь от самого Кахака?
        - От Алу, - сказала Кама. - Я была там две недели назад.
        - Вот ведь… - хмыкнул Прунум. - Я бы не добрался и за месяц. Тем более без лошади. Хотя случалось там бывать, но только с дружиной и давно… Чего ты там забыла? Я бы и по Анкиде не отпустил ни одну из своих трех дочерей, хотя они почти твои ровесницы, а ты ходишь там, где воины не рискуют ходить даже по десять человек! Хотя… - Прунум рассмеялся. - То, что я увидел у солончака, убеждает меня, что иногда охотник должен бояться дичь, а не наоборот. Так кто тебя отпустил?
        - Хорошо, - колебалась секунду Кама, - это не главное, но я скажу. Как ты понимаешь, у меня не осталось кого-то, кто мог бы меня отпустить. Поэтому я отвечаю за себя сама. Уже шесть лет. Не знаю, как сложится моя жизнь дальше, тем более судьба всей Анкиды, как мне кажется, висит на волоске. Но пока что я выбрала вот такую судьбу. Странствую, смотрю по сторонам. Немного лекарствую. Короче, сую свой нос туда, куда его никто не сует.
        - Понятно, - скис Прунум. - Ты угодница. Тогда куда тебе идти, как не в Араману? Тем более что у нас уже есть одна. Я всегда знал, что только у нас может быть угодником баба. К тому же такая стерва, как наша угодница. Хотя ничего не скажу, будь я угодником, на ее месте я был бы еще стервознее. А уж если бы я был бабой…
        Прунум хлебнул еще вина, видимо, представил себе последнее, потому что вдруг засмеялся, даже захохотал, заставив обернуться и воинов, собравшихся у другого костра, и даже лошадей у коновязи.
        - Мне как раз к ней и надо, - проговорила Кама. - Поскольку то, что следует передать князю Араманы - почтенному Силексу Скутуму, ты передашь и без меня. Слушай же. Две недели назад я была у Змеиной башни. У провала, который ведет в подземелья Донасдогама. То, что я увидела, заставило меня бежать в сторону Араманы. Но прежде чем я расскажу тебе это, ответь мне сам, приходилось ли вам ловить или убивать что-то, похожее на человека?
        - Похожее, но все же не человека? - переспросил Прунум. - Как же. Приходилось. Раза два. Пакость похуже калба. Не так опасна, но зато и по деревьям лазит, и когти у нее, и зубы. Даже лопочет что-то. И глазами так - хлоп, хлоп. Точно как ящерица. Или как тритон речной. Но оба раза пришлось прибить. Она ж бросается! Но так что с нее? И размер у нее с ребенка. Голая к тому же. Мерзость. Да еще с заостренной палкой. Ее, что ль, боятся надо?
        - А далеко заходят твои дозорные? - спросила Кама. - Случаются ли дальние походы, вроде твоего путешествия к Змеиной башне? Не теперь, так хоть лет сто назад? Двести?
        - Давно не случалось, - нахмурился Прунум. - Да и что там делать? Сотню лиг отмеришь, дальше Сухота. Ни воды, ни жизни. Да и в горах… Разве только сэнмурвы пролетят. Та еще пакость. И ни сто лет назад, ни двести. Нечего там делать. Охота была в пекло соваться. Мы тут пакость подсекаем, а пока она не лезет, так и нам беспокоиться не о чем. Конечно, хотелось бы взглянуть на город предков, на Кахак, ну так, с тропы всяко можно посмотреть, а так-то… Чего там делать?
        - Там беда, - прошептала Кама. - Эти существа, может, и пакость, но у них есть название и язык. И имя у каждого. Это гахи. Ведь ты слышал это слово?
        - Подожди, - хмыкнул Прунум. - Это ж сказки? Детишек ими пугают. Мол, живут под горами, а если дите не слушается, выбираются и уворовывают его. Враки, конечно… Но я боялся, маленьким… Я думал, ты Эрсет меня пугать будешь…
        - Это не враки, - покачала головой Кама. - Южный и западный берег Аббуту покрывает чудной лес. Словно белые змеи из земли торчат. И листья на них по весне не как листья, а как ленты в волосах. В том лесу живут гахи. Говорят, деревень там сотни две. В каждой - до полутысячи гахов. С семьями получается их сто тысяч, ведь так? К тебе не звери выскакивали, Прунум, а дети. Или заплутали, или еще как. После двухсот лиг по Сухоте будешь бросаться. А теперь представь себе гаха, который ростом как ты или выше. С когтями, зубами, способного забраться и на дерево, и по крепостной стене без лестницы. Только в доспехах, с луком или копьем.
        - Подожди… - привстал Прунум. - Но даже если и так. Сто тысяч. Вычти баб, детей, стариков да юнцов, сколько останется? Двадцать тысяч? Да зимой? Думаешь, Арамана не справится с этой пакостью?
        - Анкида бы справилась, - прошептала Кама. - Да не знаю, справится ли? Думаешь, гахи полезут на Араману, а Эрсет выжидать будет? А кочевники с юга твоих братьев из Аштарака помилуют? А если я тебе скажу, что под горами, в пещерах и в самом деле живут гахи? И их там не меньше, чем на поверхности? А если я тебе скажу, что в подземельях Донасдогама спали в саркофагах гахи-воины, оставленные Лучезарным? И их может быть от ста тысяч и до двухсот? Если не больше. И среди них нет стариков и старух. Это воины, Прунум. Подземелья Донасдогама вскрыты. Когда я проходила там, гахи лезли из провала, как муравьи в разлив лезут из муравейника. Две недели назад. И знаешь, что я тебе скажу, им ведь там нечего жрать. И как ты их считаешь зверьми, так и они тебя сочтут тем же самым.
        - Две недели, говоришь? - выпрямился, прикрыл глаза Прунум. - Как раз что-то громыхнуло на севере. Мне спросонья показалось, что наша башня чуть не рухнула.
        - Змеиная башня, - ответила Кама. - Упала в провал.
        - Не ты ли ее столкнула? - вытаращил глаза Прунум.
        - Даже не знаю, что и ответить тебе, - вздохнула Кама. - Но сотни две гахов до Араманы не дойдут, это точно.
        - По коням! - рявкнул Прунум. - Быстрее! Дозорными остаются пять человек. Быстро ко мне, слушать и запоминать, что сейчас скажу. Но сразу говорю, увидите хоть что - драпать так, чтобы грива лошадиная в нос забивалась! Ясно?
        …Путь до Туна оказался недолог. Основная часть отряда осталась в цитадели у большой стены, что тянулась вдоль границ Араманы от гор Митуту до гор Балтуту, а Кама, Вервекс, Прунум и еще пятерка воинов, меняя лошадей у каждой крепостенки, помчались дальше. На две сотни лиг было потрачено всего два дня. Зато уж, когда впереди показались зубчатые стены Туна, Прунум не преминул оглянуться, окинул взглядом вымотанные лица воинов и упрямое лицо Камы, восхищенно покачал головой и рявкнул:
        - И чтоб ни слова ни полслова о девице! Хотя как же, если вы не расскажете об охоте на каменного зверя, лопнете же? Ладно, как хотите, но нет ее с нами, ушла, отправилась по делам, осталась на охоте. Чем больше разного наплетете, тем меньше вам будет веры. Я бы уж точно не поверил. А тебя, девочка, - Прунум придержал коня, - я бы взял к себе в дружину.
        - Я уже в дружине, - бросила в ответ Кама.
        - Знаю я вашу дружину, - с досадой поморщился Прунум. - Впрочем, ладно. Я сам зла от Туррис не видел, и ты не увидишь. Только если есть она, не ушла куда. Вервекс так сразу отправится ее искать. Если какая нужда в тебе будет, я сам приду или пришлю кого. Ночь хоть проведи в Туне. А то и стальные набойки стесываются, отдых нужен. Не бойся, я тебя на большом постоялом дворе пристрою. Там затеряться легко. Зато если твой спутник в городе, то там он, больше негде.
        - А есть у вас дом скорби? - спросила Кама.
        - Это ты сейчас про что? - не понял Прунум.
        - Она не про дом терпимости, - хмыкнул догнавший дядю Вервекс. - Она про дом скорби. Про приют сумасшедших.
        - А, - с облегчением проронил Прунум. - А то я уж… Поживешь с мое, тоже начнешь сползать из терпимости в скорбь. Нет у нас приюта для сумасшедших. Да и самих сумасшедших тоже. Все дурачки наперечет. А зачем тебе?
        - Так, - пожала плечами Кама, - повеселиться.
        - Чудная ты девка, - задумался Прунум. - Мне-то как раз после твоих вестей не до веселья…
        - Не гони лошадей, - посоветовал Каме Орс, когда копыта лошадей загрохотали по камням проездного двора. - Кто ж дурачка ищет? Что дурачка, что умирающего старичка, что воина беспамятного. Только случай поможет. А не будет случая, значит - не судьба.
        - Значит, мне так и таскать в себе мурса? - процедила сквозь зубы Кама.
        - Зачем же? - обиженно протянул Орс. - Как случай подвернется, сам слечу, и не заметишь даже.
        - А если не судьба? - спросила Кама.
        - А тебе что, плохо со мной, что ли? - спросил Орс.
        - Вот слетишь, тогда и поговорим, - пообещала Кама.
        …Постоялый двор и в самом деле оказался большим, к тому же устроен он был прямо под стенами княжеского замка, только затеряться в нем никак бы не вышло, трактирный зал, в котором Кама наскоро перекусила, был почти пуст, да и на втором этаже, где узкие двери в каморки-комнатушки лепились через каждые три шага, постояльцами даже и не пахло. Точнее, пахло, но не постояльцами, а кислой капустой, грязной обувью и гнилым деревом.
        - Простите, - униженно кланялся служка, которым оказался невысокий то ли моложавый старичок, то ли хлебнувший лиха паренек. - Господин Скутум велел поселить вас получше, но вовсе хороших комнат нет. Уже лет шесть, как вся Арамана на узлах спит, на узлах ест, на узлах рожает детей и всякое другое творит. Войны ждем. Даже уже за раппской стеной и в Бабу и деревеньки устроили, кто и дома себе прикупил, а все родная земля держит. Да и недалеко вроде. Успеем?
        - Не знаю, - захлопнула перед носом слуги дверь Кама и тут только поняла, что усталости в ней столько, что, пролежи она хоть неделю, просыпаясь только от голода и по нужде, все равно не избудет накопившуюся усталость.
        - Ваша милость, - послышался стук в дверь старательного служки, - уж простите, забыл сказать, что у нас, как в лучших гостиных домах Самсума, воду носить не надо! Течет по свинцовым трубам в каждую комнату, только затычку вынуть. И жаровня в каждой комнате имеется, и все прочее, только затычку не забывайте обратно вставлять, а то ворот осел крутит, так надо же и животину пожалеть. Хорошо?
        - Иди, - бросила Кама, сбрасывая одежду. - Орс?
        Мурс не отзывался.
        - Ну, как хочешь, - буркнула Кама, заходя за выцветшую ширму. В углу комнаты и в самом деле торчала свинцовая труба, заткнутая деревяшкой. Точно под ней стояла жаровня, наполненная подернувшимися пеплом углями, поверх них лоснился черным боком котел. Кама выдернула пробку, поморщилась, потому что струйка воды несла в себе если не уличный мусор, то уж точно песчинки и чешуйки сажи, и оживила жаровню, едва не разметав ее содержимое по всей комнате.
        - Спокойнее, это не калбы, - прошептала она сама себе и на всякий случай окликнула еще раз: - Орс? Неужели слетел? И куда же? Ведь не на этого служку?
        Происшедшее вдруг расстроило ее. Кама даже почувствовала что-то вроде тоски или досады, словно кто-то близкий, с кем она вела беседу не один час, вдруг поднялся и, не говоря ни слова, ушел. Даже не попрощался.
        - Ну и ладно, - буркнула Кама и принялась смывать с себя грязь и пот, раздумывая о том, что все ее отличие от простолюдинок в том, что она пытается оставаться принцессой хотя бы изнутри. Хотя что она знает о простолюдинках? И ночевала ли хоть одна из них в комнате, в стене которой торчит труба - словно доставленный к жилищу родник?
        Через час Кама залила жаровню и вышла из комнаты, не оставив там на всякий случай ничего. Две мысли не давали ей покоя - куда же все-таки делся мурс и стоит ли отдыхать, не укрывшись хотя бы за стенами Раппу? Хотя всего лишь два часа сна у костра давали о себе знать, не упасть на лежак стоило серьезных усилий.
        Служки на этаже не оказалось, Кама пару раз окликнула его, потом спустилась вниз и обнаружила, что ее недавний слуга суетится в обеденном зале, погоняя двоих похожих на него мальчишек. Затеяв с ним разговор, Кама вскоре поняла, что видит перед собой как раз хозяина заведения. Через пять минут его беспрерывных поклонов, между которыми трактирщик успевал отдавать указания сыновьям, потому как десятка два посетителей все-таки решили почтить полуденную араманскую стряпню, Кама поняла, что постояльцев, кроме нее самой, на постоялом дворе нет вовсе. И вообще всего народа - он сам, два его сына да их мать, которой теперь нет, потому что она в Раппу обихаживает новый дом, что удалось построить за последние пять лет, да будет благословенна королева Раппу - Рима Нимис. На вопрос же, есть ли где-нибудь поблизости, да хоть в самом замке за стеной двора, или где-нибудь в подвале или кладовых кто-то старый, при смерти, раненый воин, человек без ума или в беспамятстве, трактирщик побледнел, пожал плечами и пробормотал только, что всякого привечает, но никого подобного в трактире нет. Всей живности на сей момент
- он, два сына, осел, что крутит ворот, два кошака и без счета крыс. Это если говорить о подвалах. А за стеной замка, к которой прижался постоялый двор, вовсе нет никого, потому что там выгребная яма и вроде бы оружейная, так кому там быть, тем более что войны пока что не случилось, а с ума араманы сходят как раз перед смертью. Едоков же в трактире всего за два десятка, но ни один из них не похож ни на умалишенного, ни на смертельно больного. Хотя - двое просили передать, что ожидают, когда гостья Туна отдохнет и позволит с нею переговорить.
        - Вон, - протянул руку трактирщик. - Мужчина и женщина.
        Мужчину Кама узнала за десять шагов. У высокого окна, за которым в мутное стекло смотрела и билась холодным снежным ветром зима, хотя длился еще последний день осени, сидел красавчик Каутус - второй сын князя Араманы, пусть и одет он был неприметно, подобно торговцу или ремесленнику. Но женщина рядом с ним явно не была его женой Ламеллой Валор. Не искрился смех из ее глаз, а Ламелла, как помнила Кама, сама была смехом, радостью, легкостью. Даже мать Камы говорила, что самый светлый брак, самый дружный союз из всех, что создали молодые принцы и принцессы Анкиды, - это союз Каутуса Скутума и Ламеллы Валор. Нет, это была не она. Голубые глаза Ламеллы не могли стать серыми, словно отшлифованная сталь. Неужели у араманов принято скрывать свое лицо? Отчего Каме кажется, что она никогда не встречалась с этой женщиной?
        - Вот. - Каутус дождался, когда Кама подойдет, поднялся, ответил поклоном на ее поклон и положил на стол два ярлыка. - Это от Вервекса. У меня будет короткий разговор к тебе… Пасба. Но прежде всего я хотел бы передать тебе следующее - князь Араманы Силекс Скутум выражает тебе огромную благодарность за твои сведения и восхищение твоей доблестью. Хотя, - Каутус позволил себе улыбнуться, - не может поверить в то, что описал ему брат. Но дело не в этом. Силекс Скутум будет рад содействовать твоему путешествию, во всяком случае, на конюшне тебя ждут две лошади, если, конечно, ты уже нашла своего спутника.
        - Еще нет, - проговорила Кама и взглянула на спутницу Каутуса. Та прикрыла на мгновение глаза, может быть, даже улыбнулась под тканью и поклонилась Каме.
        Каутус покосился на соседку, но, видно, удовлетворился ее поклоном и продолжил:
        - От себя только хочу добавить, что, если у тебя возникнут какие-то просьбы, они будут выполнены незамедлительно. Передать их сможешь хоть через трактирщика. Ты ведь понимаешь, что тебе лучше не разгуливать с открытым лицом? Даже здесь? А на воротах Раппу и Бабу до сих пор висят повеления Пуруса Арундо о поимке некоторой особы. Границы Раппу - границы великого Ардууса, пусть даже его величие многими ставится под сомнение. Ты обветренна и утомлена, но твоя усталость даже тени не отбрасывает на твою красоту. Будь осторожна.
        - Буду, - пообещала Кама. - Это все, что ты хотел мне сказать?
        - Нет, - раскатал по столу полоску пергамента Каутус. - Мне нужно, чтобы ты повторила все то, что сообщила Прунуму. Сразу скажу, что все это будет переписано и отправлено с гонцами в Раппу, Бабу, Хонор и Аштарак. Считай, что в Ардуус. Кроме этого я хочу знать, как выглядит оружие гахов, их точный рост, доспехи, все, что может оказаться полезным. Как далеко летят их стрелы, копья. Как гахи сражаются. Все, что ты запомнила.
        - Хорошо, - задумалась Кама и, прежде чем начать повествование, проговорила: - Главное - это то, что они связаны с Донасдогама и Эрсет. И уж точно в одного вождей гахов, что сменили араманов на берегу озера Аббуту, вселился мурс. Я даже знаю его имя. Это - Диафанус.
        - Понятно, - побледнел Каутус. - Значит, мы можем получить еще и белый мор?
        - Вряд ли, - усомнилась Кама. - Ведь вы не в осаде? Стены Туна мне не показались слишком высокими, а в его замке народ Араманы не укроется. Но в Раппу… может случиться все. Хотя тоже вряд ли. Не думаю, что стены древней крепости будут препятствием для гахов. И уж точно не остановят их скалы гор Балтуту и гор Сахату, которые столетия делали долину Сана-Баба самым безопасным местом в Анкиде. Гахи не звери, но, карабкаясь по скалам и деревьям, ничем не уступят белке.
        - Хорошо, - начал заполнять рунами пергамент Каутус.
        - Боюсь, что ничего хорошего, - заметила Кама. - Они отличные стрелки из луков. Бьют точно в цель на расстоянии до трех сотен шагов. Может быть, и дальше, но туман не позволил оценить мне их стрельбу точнее. Во всяком случае, я была свидетелем, как их копье пронзило человека насквозь с расстояния в сто шагов. У них может быть разное оружие. Как сделанное из стали, так и из кости… Они ловки, сильны, гибки, выносливы…
        Она говорила недолго. Когда закончила, Каутус свернул пергамент и поднялся, чтобы уйти с поклоном, поднялась и его спутница.
        - Два вопроса. - Кама тоже встала из-за стола. - Почему у тебя траурная лента на горле?
        - Королева Армилла убита, - ответил Каутус. - Мать моей жены. Бабушка моих детей.
        - Кто это сделал? - прошептала Кама.
        - Спроси себя, кто убил ее мужа шесть лет назад, - пожал плечами Каутус. - Тот, кто убил Вигила Валора, тот убил и Армиллу Валор. Траур объявлен на год. Это единственный способ уберечь остальных Валоров от гнева Пуруса Арундо. Может быть, единственный… Это все?
        - Я ищу угодницу, - напомнила Кама. - Ее зовут Туррис. Вервекс обещал мне устроить с ней встречу.
        - Вот она, - показал на свою спутницу Каутус, поклонился и ушел.
        Туррис сняла с лица платок и, прищурившись, окинула взглядом Каму:
        - Сегодня выходим. Поговорим в дороге. Где Портенум? Виз Вини сказала, что он будет с тобой. Должен быть с тобой. Правда, я ждала вас парой недель позже, но понимаю, что ты прибыла вовремя.
        - Портенум убит, - ответила Кама, вглядываясь в тонкие, словно вырезанные мастером резьбы по кости черты. - Тем самым копьем.
        - А его… начинка? - подняла брови Туррис.
        - Я несла его в себе, - заставила удивиться угодницу еще сильнее Кама. - Но здесь или где-то неподалеку - он пропал. И я не знаю, где его искать. Он мог вселиться или в старика, или в умалишенного, или в раненого воина, который обречен на беспамятство. Но здесь никого похожего нет. Только трактирщик, двое его детей, осел и кошаки. И вот, едоки, - окинула взглядом зал Кама. - А я, честно говоря, успела к нему привыкнуть.
        - Вот как, значит, - усмехнулась Туррис и покачала головой. - А я ведь думала, что сумасшедшая в Арамане только я одна. Теперь нас двое, и мне за тобой не угнаться. Впустить в себя мурса… Надо быть очень сильной, чтобы решиться на такое. Впрочем, то, что я о тебе слышала… Осталось только и тебе научиться слышать. Слушать и слышать. Пошли, кажется, я знаю, где Орс.
        …В застеленном гнилой соломой загоне трактирщик охаживал плетью голого и грязного здоровяка. Тот жмурился, пытался увернуться от ударов, но цепи, которым он был прикован к огромному вороту, не давали ему этой возможности.
        - Что еще? - раздраженно обернулся трактирщик, но тут же опустил плеть и склонился в поклоне. - Беда одна не ходит, госпожа. Мало того что война надвигается, так еще и мой осел вдруг проявил норов. Впервые за последние десять лет. Отказывается крутить ворот. И это за то, что я его кормлю, - ударил ногой по деревянному корыту трактирщик. - А ведь научить его крутить эту штуку было куда труднее, чем какого-нибудь настоящего осла. У него же в голове нет вообще ничего!
        - Я тебе говорила, приятель, что даже безмозглые люди остаются людьми, - покачала головой Туррис. - Как же я раньше не забрала у тебя беднягу?
        - Чтобы он ходил под себя в твоем домишке на северном склоне? - с досадой скривился трактирщик. - Да в нем росту пять с половиной локтей! Ты знаешь, что он в день съедает ведро еды? Какой-никакой, а еды! А как он гадит? У меня даже глаза слезились, пока я пытался его проучить! Да я проклял уже давно тот день, когда купил этот трактир вместе с этой живой машиной. Ты посмотри! И ведь ему всего только двадцать пять или двадцать четыре…
        Существо, которое трактирщик называл ослом, стояло во весь рост, почти упираясь головой в потолок, и тщетно пыталось закрыть чресла огромными ручищами. Мешали цепи.
        - Его родители погибли на краю Сухоты, - вздохнула Туррис. - Мальчишка потерял разум. Обратился в зверя, даже бросался на людей и покусал кого-то, пока прежний трактирщик не накинул на него петлю и не притащил сюда. И вот последние пятнадцать лет он крутит этот ворот. Правда, вначале перед ним приходилось носить миску с едой. Все. Мы забираем его.
        - То есть? - не понял трактирщик. - Как это?
        - Ты слышал слова Каутуса? - напомнила Туррис. - Вот это наша награда. Он нам нужен. Или ты уже не подумывал выпустить его навстречу гахам? Снимай с него цепи. Все равно тебе уходить в Раппу. Как всем араманам.
        - А он не бросится на… - с опаской прошептал трактирщик.
        - Не бро…шусь, - с трудом выговорил «осел», - прос…ти, Тур…рис. И ты, прости, Кама. Я не…важно выгляжу. К тому же этот рот, кажется, умеет только жрать помои. Ничего. Я его научу лучшему…
        - Быстрее, - поторопила Туррис окаменевшего трактирщика. - А то ведь я расскажу князю Араманы, кто тут у тебя крутил ворот.
        Глава 15
        Бенефециум
        Процелла так и не смогла понять, что ее заставило подойти к неожиданно появившемуся в верхнем зале тиморского замка возмужавшему Игнису Тотуму и сделать то, что она сделала? Зато сразу, словно камень, вывалился из нутра, рассыпался, растаял, улетучился. Ведь и Дивинус, шесть лет назад неожиданно рукоположенный королем Пурусом в герцоги Лаписа, сам признавался сестренке, что не по душе ему такая судьба. Не потому, что не годен он для правления даже маленьким королевством, как раз наоборот, жизнь показала, что лучшего выбора и быть не могло, а потому, что не может быть хорошим дело, которое начинается с большой боли и большой лжи, а все, что случилось с их отцом, да и со всеми Тотумами, именно этим и было. Процелла и сама пыталась заговорить с Телой Нимис, как же так случилось, что неприступная крепость Ос оказалась в руках врага? И что же это за враг, если лучшие воины Лаписа не смогли с ним сладить? Но тетка вдруг окатила ее такой ненавистью, что у Процеллы дыхание перехватило. На мгновение ей показалось, что именно она, Процелла, виновата во всем случившемся! Или же только в том, что вместе с
братом не оказалась в тот страшный день в крепости Ос? Все мать. Словно чутье у нее какое, что ли? Потащила детей в гости к братцу. А ведь шипела тогда Процелла, чуть ли не визжала! Зачем нам в этот Утис?! Что там делать?! Хочу домой!! Сколько ей тогда было? Четырнадцать? Кого видела перед собой Тела Нимис? Пустое место? Недоросля? Перед вельможной девчонкой с ободранными коленками и заплаканной рожицей тетка не сочла необходимым изображать горе и делиться тоской. Так посмотрела, словно плюнула и ногой растерла. А больше ее Процелла и не видела.
        Мать неожиданно взвалила на нее заботы о переселенцах, сказала, чем раньше закалку дочь пройдет, тем острее будет. Дивинус и сам погрузился в дела королевства с головой, так что, по сути, Процелла и голову подняла, чтобы оглядеться, только тогда, когда прибыла в Тимор по столь печальному поводу. Хотя мать и раньше пыталась таскать дочь в Ардуус, рассчитывая подыскать ей хорошую партию, потом махнула рукой, взялась устраивать собственную жизнь, но сама Процелла не считала последние шесть лет потерянными. Уж во всяком случае, она научилась такому, о чем и мечтать не могла. Даку и дакиты, которых среди переселенцев было большинство, не сразу начали доверять девчонке. Но когда она пару раз с голыми руками бросалась разнимать кровавые стычки между недовольными новыми соседями лаписскими старожилами и переселенцами и ни разу не пожаловалась брату на их зачинщиков, уважение прибыло как с той, так и с другой стороны.
        - Что ты с ними делаешь? - как-то спросил Дивинус. - С кем ни поговорю из герцогов, для каждого переселенцы как головная боль. А у нас ведь почти все даку и дакиты из пришедших собрались, благодаря маменьке, конечно, а ни просителей от них, ни жалоб от наших местных. Разве только помощь и благодарность. Мы их так расселяли, чтобы между деревнями или кряж лежал, или пропасть, а они с обеих сторон дороги прокладывают, мосты вывешивают, торги ладят. Как?
        - Говорить с ними надо, - отвечала с немалой гордостью девчонка. - С каждым. Говорить и слушать. Они же все люди.
        - Ну вот и отправляйся в Тимор, - сказал после последнего разговора Дивинус. - Найди слова сочувствия королевскому семейству. Думается мне, что вряд ли кто понимает Валоров так, как Тотумы. Ты знаешь. Кстати, мать прислала охрану. В Ардуусе она присоединится к тебе.
        …Мать. Как часто Процелла сгорала со стыда из-за ее дурной славы прежде и как корила себя после, потому что дурь оказалась дутой, грязная слава рассеялась от собственного беспричинства, а новая слава - заслуженная и добрая - не шлейфом витала за пусть уже не юной, но молодой женой почтенного Милитума Валора, а уважительным шепотом и удивленным почтением. И вот, не успев наиграться с маленькими братом и сестрой, Процелла оказалась рядом со своим старшим братом Игнисом и теперь не слишком ясно представляет себе не только завтрашний, но и сегодняшний день. Или это судьба такая у всех Тотумов? Взять ту же Лаву Арундо? Ведь и она Тотум по сути, по характеру, по внешности, тут уж никуда не денешься. Что случилось в доме Кастора Арундо? Отчего глашатаи всюду объявляют о поиске девы Лавы Арундо? Ведь не могла же она и в самом деле перебить всех слуг в доме, убить мать и отца, а затем скрыться? Нет, если говорить о силе и характере, то Лава могла бы перебить кого угодно, но убить родителей? Никогда.
        И все-таки жаль, что так все повернулось. Жаль прежнего королевства. Жаль всех, кого не стало в последние годы. Исключая разве только дядю Малума, мужа Телы, и их сыночка Палуса. Но, как говорил Дивинус, не радуйся, что мерзавцы ушли с твоей дороги, потому как новые мерзавцы ждать себя не заставят, а когда еще ты сумеешь их раскусить? Жаль Окулуса и Сора Сойга. Мало чему они успели обучить Процеллу. Хотя новые дакитские друзья и уверяли Процеллу, что самые основы воинского искусства она успела впитать. Отчего же тогда всякий раз ей казалось в их шутливых поединках, что она неумеха с мечом? И ведь так все шесть лет! Или же они состязались с ней каждый год все с большей силой и старанием? Хотелось бы верить. А то висит этот меч на боку, как ненужная игрушка. Вот и теперь она вспомнила о нем уже тогда, когда и мерзавец Зелус, и его приятель Церритус, и вся их стража под дудение военной трубы убрались из трактира. Только странная девица Аша и ее сестра Бибера, о которой ходили слухи, что с нею что-то не так, замешкались в дверях, словно ждали еще каких-то слов. Но и им недолго пришлось стоять, сухой
незнакомец, назвавший себя Бенефециумом, вошедший в обеденный зал явно не с улицы, да и одежда его была не для прогулки под снегом, негромко добавил в сторону неожиданных защитниц Игниса и Процеллы:
        - Остаться не разрешу. Ждите на улице. И разберись-ка, Аша, с трубачом, что за оказия?
        Дверь хлопнула. Процелла подумала, что эта самая Аша похожа на недавнего помощника Морбуса, как родная сестра, пусть даже племянница короля Тигнума была миниатюрной, словно ханейская статуэтка, но и сам Бенефециум имел те же черты лица. Муж с женой становятся схожи лицами с годами, может быть, то же самое касается и наставников? Но кто ей сказал, что Бенефециум наставник вельможных отпрысков рода Ренисус?
        - Садитесь, - повел рукой на лавки напротив него Бенефециум. - Надеюсь, у тебя, Игнис, нет секретов от твоей спутницы?
        - От моей сестры, - кивнул Игнис.
        - Так, - прищурился Бенефециум, окатив вдруг Процеллу непонятным холодом. - Тогда я вижу Процеллу Тотум. Для Камаены и Лавы твоя сестра слишком юна.
        - Да, - согласился Игнис, - у меня остались только три сестры.
        - Тяжкие времена, - собрал морщины на лбу Бенефециум. - Бывали и тяжелей, но глубина пропасти измеряется не теми, кто в нее упал, а теми, кто зацепился на краю. Пока что. Значит, принц, тебя послал ко мне Алиус Алитер? И ты был спутником Сина, Пусиллуса и Аквуилуса… Бедный Аквуилус… Как он погиб?
        - Мурс сразил его, - ответил Игнис. - Мурс, овладевший человеческим телом. Мурс Диафанус. Шесть лет назад.
        - Но ты устоял против него? - улыбнулся Бенефециум. - И сам отнял у этого мурса, который вовсе не слабейший из нечисти, уже два тела?
        - Откуда это известно тебе? - оторопел Игнис и прижал ладонь к груди, на которой под одеждой был скрыт осколок, полученный от Алиуса Алитера. - Не было свидетелей второй стычки. Только я и…
        - А сам Диафанус? - удивился Бенефециум. - А еще один мурс, который присутствовал при схватке? Его имя, или, если быть точным, ее имя - Лимлал. Ну, вряд ли ты его слышал. Ее ты свидетелем не числишь? Нет, конечно, она не явилась ко мне в башню, как не явился и Диафанус, и не доложилась об очередной, неудачной попытке Диафануса схватиться с наследником королевского дома Тотумов, но она оказалась развоплощена. То есть сведена до очень тонкого состояния. Такого, что услышать ее может только кто-то вроде меня. Да и то с большими усилиями.
        - Вискера, - понял Игнис.
        - Да, - кивнул Бенефециум. - Это было ее последнее имя в человеческом обличье. Но ты можешь ее не оплакивать. Она вернется. Может быть, через тысячи лет, но вернется.
        - Если будет куда возвращаться, - заметил Игнис.
        - Ты об этом хочешь со мной поговорить? - холодно улыбнулся Бенефециум.
        - Ты ведь угодник? - спросил Игнис.
        - Ты хочешь узнать, почему я не угодлив? - рассмеялся Бенефециум. - А ты подумал о том, был ли угодлив Энки? И что такое угодник? Тот ли, кто угождает каждому встречному, или тот, кто угождает сущему?
        Игнис развел руками, а лицо Бенефециума вдруг стало твердым, почти каменным. Он вздохнул, посмотрел на Процеллу и продолжил, не дожидаясь вопроса:
        - Все мы… - на слове «мы» Бенефециум позволил себе изогнуть губы, - что-то пытаемся делать. Или сидеть в башне и теребить древние свитки, разгадывать заклинания, погружаться в таинства магии, как это делаю я, надеясь на то, что мудрость - это сила. Или бродить по дорогам Анкиды, отыскивая крупицы мудрости в других и обращаясь к этой мудрости, надеясь на то, что опять же мудрость - это сила или что-то способное стать ею. Так поступаешь ты. А между тем сущее дышит и проживает отпущенный ему век или эпоху, не замечая ни твоих усилий, ни моих. Об этом нужно всегда помнить.
        - Что же это значит? - не понял Игнис. - Не нужно ничего делать? Все тщетно?
        - Почему же? - не согласился Бенефециум. - Тщета - не кожа, не металл, не дерево. Не камень, не вода, не огонь. Даже не воздух. Из нее не сошьешь одежду, не выкуешь доспех, не построишь дом. На нее нельзя опереться, ее нельзя пить, ею нельзя согреться, нельзя дышать. Значит - ее нет. Но мои усилия и твои усилия следует соизмерять с сущим. Сущее беспредельно. Мы - пылинки на его теле. Его мгновение - наша жизнь. Его жизнь - немыслимая для нас вечность.
        - Мне кажется, что твое мгновение, угодник, более заметно на теле вечности, чем мое, - осторожно заметил Игнис, чтобы сказать хоть что-то. На мгновение ему показалось, что Бенефециум не говорит, а переливает воду из кубка в кубок.
        - И все равно оно остается пылинкой, - вздохнул Бенефециум. - У меня не так много времени, чтобы лить воду в дырявый котел. Давай сделаем так, ты задашь мне три вопроса, я постараюсь на них ответить. Может быть, сам посоветую тебе что-то или сам спрошу у тебя о чем-то. Сразу же должен принести тебе извинение за поведение Зелуса и Церритуса, боги наградили короля Тигнума старшим сыном и, наверное, перестарались, потому что младшего пришлось лепить из того, что осталось. Ну а уж Зелусу не досталось и этого. Так что я, который давал советы Тигнуму и его брату Вануму всю их жизнь, чувствую себя виноватым, что не постарался выправить то, что можно было выправить в их сыновьях. Надеюсь, эта труба, что гудела за стенами, избавит тебя от ненужного внимания. Но сначала я скажу тебе, что я знаю о твоей ноше, и не дам никаких советов о том, как использовать ее и как от нее избавиться. Это твое бремя, это твоя судьба. И еще я не знаю, можно ли спасти Анкиду от большой беды или нельзя. Боюсь, что и Энки, и другие боги тоже не знали об этом до последнего момента. Но в чем я уверен, так это в том, что этот
момент настанет. Если же кто-то будет тебе давать советы и оглашать предсказания, запомни одно - легко быть мудрым и рассудительным, глядя в прошлое. А теперь спрашивай.
        - Что происходит в Светлой Пустоши? - спросил Игнис. - Я слышал, что она растет?
        - Всякий нарыв увеличивается, прежде чем лопнуть, - пожал плечами Бенефециум. - Только не нужно думать, что Лучезарный выпускает пузыри из месива Пира, что гниет в месте его падения. Это не так. Лучезарного нет, и он не вернется. Для того чтобы он вернулся, вся Анкида, вся Ки, все под этим небом должно перестать существовать. Но там, в центре Светлой Пустоши, осталась скверна. Вся эта земля заражена скверной. Поэтому ее бьет лихорадка.
        - Как ее вылечить? - спросил Игнис.
        - Кто сказал, что ее можно вылечить? - удивился Бенефециум. - Ее можно только избыть. Залить кровью, мучениями, прикрыть смертями. Я вижу, ты побледнел, принц? Ну конечно, ты ведь можешь не согласиться со мной. Сказать, что полторы тысячи лет назад как раз кровью, мучениями и смертями уже прикрывали прошлую беду? Или сказать, что никто не тушит огонь, подбрасывая в него новые дрова? И будешь прав, но… - Бенефециум рассмеялся, - я все-таки повторю - надо избыть. Если в бутыли осталось вино - его нужно вылить или выпить, иначе оно обратится в уксус. Ты можешь спросить, зачем Лучезарный все это стряхнул с себя? Зачем отравил землю? Зачем оставил кладовую мерзости в подземельях Донасдогама? Но одним ответом тут не обойдешься. Во всяком случае, я думал об этом. Во-первых, он не собирался проигрывать Энки. Он рассчитывал на то, что битва продлится и пролитая кровь затопит Анкиду с краями. Во-вторых, все, что осталось в Светлой Пустоши, было содрано с него против его воли. Как тело, которое теряет мурс, когда маг изгоняет его. Ты понял меня? Молчишь? У тебя остался один вопрос. Подумай над ним. Кстати,
как там Алиус Алитер? Я давно не видел его. Обычно к угодникам, тем более к добряку Сину, прилипает всякое убожество, но Алиус Алитер показался мне толковым лаэтом. Жаль, если он бросил это дело. Иногда доходят вести от того же Сина, от Пусиллуса, хотя последний пропадает где-то долгие годы, а Алиус как будто вовсе исчез. Так бывает, многие угодники умирают в пыли, смешиваются с пылью, и их имена стираются вместе с ними. Пройдет твое время, и некому будет вспомнить того же Аквуилуса. Зачем Алиус послал тебя ко мне?
        - Он. - Игнис снова положил руку на осколок, спрятанный на груди, и вдруг спросил о другом: - Он хотел бы знать, что за странные воины рыщут по Анкиде? У них огненные глаза. Они загораются, когда воины выходят на след.
        - А ты не знаешь? - наклонил голову Бенефециум.
        - Нет, - твердо произнес Игнис.
        - Шесть лет назад десяток безумцев, посланных сумасшедшим мурсом, чья тень уже на тысячи лет покинула этот мир, попытались штурмовать мою башню, - пробормотал Бенефециум. - Их пришлось убить. И я сделал это без особой радости. Но еще тогда я подумал о том, о чем уже говорил тебе. О сущем и пылинках на его теле. Одна из этих пылинок король Пурус Арундо. Это его слуга посылал воинов. Этого слуги уже нет, нет и того, кто его сменил. И тот, кто теперь служит Пурусу, служит не только ему, но рассчитывать на то, что его второй владыка умнее Пуруса, тоже нельзя. Поэтому я всегда настороже. И ты должен быть настороже. Тот, кто посылает воинов с огненными глазами, обладает силой. Он тоже не хочет быть пылинкой. Ты уже сталкивался с его слугами. Лимлал, она же Вискера, была подчинена ему. Хотя вся эта забава со слугами святого пепла - не более чем бред заносчивого и самолюбивого мага, каким бы сильным он ни был. А вот воины с огненными глазами - это посерьезнее. Серьезнее уже потому, что тут задействована сила, оставшаяся в Светлой Пустоши. Ему удалось подчинить ее себе, пусть и на малую толику. Эти воины
ищут всех, в ком есть то, что есть и в тебе. Эти воины будут нападать на всякого, кто может разделить с их хозяином одну ступень по силе и знаниям. Или хотя бы приблизиться к нему. Хозяина этих воинов зовут Рор. Он - один из аксов. И он единственный из них, чье самолюбие сильнее его разума. Поэтому не ищи его среди тех, кто скрывается в тени. Он из тех, кто жаждет блеска величия. Он один из мастеров магических орденов или один из правителей Анкиды. В этом я уверен, но я не скажу тебе, кто он теперь. Он осторожен, он не приближается к тем, кто может увидеть. Все.
        Бенефециум поднялся, сделал шаг прочь, потом обернулся и проговорил:
        - Сторонись Ардууса, сейчас он опаснее Светлой Пустоши. Ищи мудрости. Как бы ты ни был силен, без подобных тебе и без тех, кто владеет подлинной силой, с этой пакостью не справиться. Что тебе говорить с такими, как я, которые сидят на берегу и слушают голос воды? Ищи тех, кто плывет в ней. Я видел таких. Ими движет разное, но никто из них не стоит в стороне. Каждый принимает ту или иную сторону. И помни, когда придет черед твоей ноше, от тебя уже ничего не будет зависеть.
        Обхватил плечи, как предписывают правила храма - сжал пальцы в щепоти, затем в кулаки, спрятал большие пальцы под остальными, затем растопырил, поднес ладони к лицу, дохнул на них, заставил осветиться, а затем махнул, обрызгал светом Игниса:
        - Пусть удача не исчезает под этим небом. И помни, парень, если не повезет тебе, повезет кому-нибудь другому.
        Сказал и ушел.
        - Если бы повезло Лучезарному, не повезло бы никому, - негромко заметил Игнис и добавил: - А ведь он боится чего-то. До жути! И то ли лжет, то ли недоговаривает…
        Процелла посмотрела на брата и поняла, что он мучительно размышляет о чем-то. Боится? Вот уж чего бы она не сказала об этом старике. Именно старике, пусть даже Бенефециум выглядел бы как юноша, он все равно оставался бы стариком. Нет, он не боялся. Во всяком случае, страха она не почувствовала.
        - Ладно, - поднялся Игнис. - Что делать дальше - решим. Уж в любом случае в Ардуус соваться мне и в самом деле не следует, а тебя, думаю, нужно переправить в Лапис. Так что дорога нам только на юг.
        - Почему ты не спросил об осколке, что дал тебе Алиус? - спросила Процелла, закутывая лицо тканью.
        - Не знаю, - покачал головой Игнис. - Что-то остановило. Ну и ладно, значит, так было нужно. Буду искать Сина. Идем.
        …Они столкнулись с незнакомцем у выхода из трактира. Правда, сначала к ним шагнула Бибера. Процелла с некоторой ревностью вгляделась в молодое, даже юное лицо, в котором, кажется, не было особенной красоты, но очарования имелось в избытке, оно полнило племянницу короля Тигнума, плескалось, одаривало всякого, хотя как раз теперь было разбавлено тревогой, если не ужасом. Бибера ничего не успела сказать, потому что заснеженная площадь перед трактиром была заполнена множеством людей, похожих на воинов. Разве только одежда их была странной - черной, без единого герба или цвета одного из домов Ардууса. Они спешивались с лошадей, возбужденных недавней скачкой, и, казалось, не обращали никакого внимания на вышедших из трактира. Но один из них передал поводья своей лошади другому и шагнул вперед. Он был высок ростом, на полголовы выше немаленького Игниса Тотума. За плечами его, что было необычным, торчали рукояти двух коротких мечей. Еще один меч был закреплен на поясе. В широком разрезе подбитой мехом короткой куртки угадывалась кольчуга тонкого плетения, но не это заставило замереть Игниса, Процеллу за
его спиной и Биберу перед ними. Незнакомец улыбался. Он улыбался той редкой улыбкой, которая, вместо того чтобы заставить улыбнуться в ответ, заставляла оцепенеть в ужасе.
        - Мы спешим! - обернулась через секунду Бибера и повлекла за собой через площадь принца и его сестру, оставив незнакомца сиять улыбкой у входа в трактир. У конюшни стоял Кларус и держал под уздцы сразу трех лошадей, и лошадей Игниса и Процеллы в том числе.
        - Смотри-ка, как забавно устроено в Бэдгалдингире, - удивился Игнис. - И лошадей могут получить не хозяева.
        - Мы очень спешим! - отчеканила Бибера и взлетела в седло так, словно пружины были спрятаны у нее в сапогах. - Быстро за мной! Не отставайте!
        Она и в самом деле послала лошадь в галоп едва ли не с места. Игнису с Процеллой пришлось последовать ее примеру, но еще более удивительным было то, что и на воротах им не пришлось останавливаться, всадница придержала лошадь, крикнула что-то мастеру стражи, тот рыкнул на охранников, и троица вылетела на простор заснеженного Шеннаара так, словно за ними гнались. Только через три лиги, на перекрестке, на котором тракт разбегался в стороны Ардууса, Кирума, Аббуту и Тимора, вблизи сторожевой башни Бибера придержала лошадь.
        - Да, - крикнул Игнис. - Хотелось бы объясниться. Где твои братцы Зелус и Церритус? И почему ты избавляешь нас от них в одиночестве? Где Аша? Боится холода?
        - Аша не боится ничего, - ответила Бибера, с интересом вглядываясь в лицо Игниса. - Но и ей, и Церритусу, и даже Зелусу сейчас не до вас. Они помчались в Алку. Герцог Хоспес отражает попытку захватить крепость.
        - Война началась? - напрягся Игнис.
        - Кажется, пока нет, - ответила Бибера. - Или началась, но не разгорелась. До нас дошли известия, что два месяца назад двадцать тысяч воинов Даккиты вырвались из Абуллу. Вырвались с боем, вместе с семьями. Общим числом - в пятьдесят тысяч человек. Мы ждали их прихода. И вот у стен Алки появился отряд. Неделю назад. Все совпадало, кроме одного - их было не пятьдесят тысяч, а тысяч пять. И семей с ними не было. Они передали, что обоз скоро догонит передовой отряд. Герцог Хоспес приказал им ставить шатры и ждать остальных под стеной. Но их терпения хватило на неделю. Судя по известиям, сегодня с утра они попытались проникнуть в крепость и захватить ее. К счастью, у Импиуса Хоспеса не слишком большой, но крепкий гарнизон. Штурм отбит, но часть воинов могла проникнуть в Алку. Тигнум отправил на восток двадцать тысяч воинов. Так что о Зелусе и Церритусе пока можно забыть. Да и об Аше я бы тоже не советовала вспоминать, она способна защищать кого-то, только защищая его как собственную добычу.
        - Но ты с ней объединилась? - сдвинул брови Игнис.
        - Совпала на миг, - улыбнулась Бибера. - Пусть повоюет.
        - И куда же тогда делись пятьдесят тысяч даккитцев? - спросил Игнис.
        - Сухота большая, - пожала плечами Бибера. - В ней могут затеряться без следа и пятьсот тысяч… трупов.
        - Тогда почему мы гнали лошадей? - оглянулся на гряду гор, среди которых все еще были видны башни Бэдгалдингира, Игнис. - И почему ты с нами, если твоя сестра и твои братья отправились в Алку?
        - Я с вами, потому что хочу этого, - снова пожала плечами Бибера и как будто спрятала усмешку в уголках рта. - Или еще почему-нибудь. А лошадей мы гнали и будем гнать, потому что в крепость по пути в Тимор въехал Русатос с полсотней всадников. И я ничего не понимаю в тайной службе Ардууса, если он не отправит за нами половину из них. Так что… Куда будем править лошадей? На юг? До Утиса или Фиденты? Далеко, да и ардуусские дозоры могут встретиться. На север? В крепости Манус не отсидимся, там теперь дозоры короля Пуруса. И моему братцу Тутусу в Аббуту не до нас. В Тимор?
        - Нет. - Игнис привстал в стременах, вгляделся в заснеженную равнину, щурясь от поднимающегося над горами холодного солнца. - Укроемся на краю Светлой Пустоши. У нас свежие лошади, у них уставшие. Не должны нагнать. Сколько тут? Сотня лиг?
        - Все меняется, - улыбнулась Бибера и послала лошадь точно на запад, туда, где поднималась серая, отливающая багрянцем мгла.
        - Держись рядом, - посмотрел Игнис на Процеллу, у которой даже от слов «Светлая Пустошь» зашлось сердце. - Если и суждено прорваться этому нарыву, то не сегодня.
        …Троица остановилась на отдых, когда закончились остроги и деревеньки, изошел лес, и впереди открылась только выжженная равнина, заваленная заснеженной гнилью и вымороженным углем. Процелла тут же занялась лошадьми, но мысли о Светлой Пустоши ее не оставляли. Тем более что теперь, когда сумрак спускался над Шеннааром, запад явственно отдавал бордовыми сполохами.
        - Еще лиг двадцать - тридцать до границы, - прикинул Игнис, устраивая в ложбинке костер. - Но лошадям надо отдохнуть, к тому же вечереет, а двигаться по этим буеракам можно только днем. Лошади могут переломать ноги в темноте. Так что придется держаться дозорных троп, но выйдем с первыми лучами солнца.
        - А потом? - ловко устраивала над костром на трех схваченных бечевой корягах набитый снегом котелок Бибера. - Потом куда? Так насквозь до Эбаббара?
        - Было бы неплохо, - задумался Игнис. - Точно бы отбили погоню. Но в Эбаббар мне не нужно. Пока не нужно. Пойдем по краю на юг. Может быть, до Кирума. А может быть, до Фиденты. Надеюсь, что удастся пристроить Процеллу к надежным людям, чтобы спрятать ее в Лаписе, но это уж как получится.
        - Ты считаешь, что нам могут встретиться надежные люди? - усомнилась Бибера.
        - Ну ты же встретилась? - усмехнулся Игнис.
        - А может, это каприз? - подняла брови Бибера. - Может быть, я взбалмошная принцесса, которая умирает от скуки? Хорошо, не принцесса, а двоюродная сестра принцев, один из которых мерзкая дрянь, но это к слову. Скучно мне! А тут такое развлечение! Скачки! Ночевка в снегу! Светлая Пустошь! Погоня! Кстати, с чего ты решил, что Русатос не заставит идти за нами погоню и ночью?
        - Я не решил, - успокоил спутницу Игнис. - Но насторожь на след бросил. Почувствуем, если что. Успеем сняться.
        - И здесь магия, - вздохнула Бибера.
        - Магия везде, - отметил Игнис. - А на краю Светлой Пустоши от нее не продохнуть. Я проходил ее насквозь шесть лет назад, я знаю. Но теперь даже я не рискнул бы вот так сунуться в ее середину. А ты будто и не взволнована!
        - Побеспокойся лучше о своей сестре, - скривила губы Бибера. - Посмотри, на Процелле лица нет. Как пойдет она по краю Светлой Пустоши?
        - У меня есть кое-что для нее, - нахмурился Игнис. - Это кое-что ее прикроет от злого колдовства. Я справлюсь. А ты?
        - Я? - выпрямилась и оперлась руками в бока Бибера. - И я справлюсь. В магии, правда, я не очень. Но справлюсь. И легко.
        - Амулеты? Татуировка? - предположил Игнис. - Сильный наговор? Хотя вряд ли. Сдует его через сотню шагов. Да и почувствовал бы я. Так и амулеты бы почувствовал. Отвечай, дочь Ванитаса и Сипарры, как сберегаться собираешься?
        - Надо же, - замерла Бибера. - Ты знаешь имя моей матери…
        - Вспомнил, когда услышал о тебе, - присел у разгорающегося костра Игнис. - Голову не забивал, но и теперь могу вспомнить все атерские и араманские роды. Уж во всяком случае на шесть лет назад. Хотя уж переженились все, детей нарожали…
        - Ты знаешь имя моей матери… - повторила Бибера.
        - И что? - нахмурился Игнис. - Я, конечно, не видел ее, но память у меня неплохая. Сипарра. Вот рода ее не знаю. Но знаю точно, что она каламка и младше твоего отца на двадцать семь лет. Ей только сорок три?
        - Она простолюдинка, - прошептала Бибера.
        - Ну и что? - не понял Игнис.
        - Она простолюдинка, - повторила Бибера.
        - Мы все потомки простолюдинов, - отчеканил Игнис. - Это было первое, что сказал мне отец, когда я подступил к нему с вопросом, от кого пошел род Тотум. И он сказал мне, что память предков священна. И я должен гордиться своим родом, потому что гордиться есть чем. Но не забывать при этом, что гордиться родом - не значит гордиться самим собой. И о том, что если долго копать, то рано или поздно в недавнем прошлом или глубокой древности можно докопаться до простолюдина, который твой род начал. И который такой же человек, как ты.
        - Она дочь простого калама, - прошептала Бибера. - Он, кстати, из той же деревни, что и Софус, ардуусский маг. Помнил его, как рассказывала мать. У них в деревне не было ни одного колдуна, кроме Софуса. А потом и деревни не стало. Что-то случилось с ней. Но дед мой уцелел. Один человек спас его. Очень давно. Потом и за матерью моей приглядывал, за братом ее. Но деда уже нет. Он умер до моего рождения. Оставил матери и ее брату домик на полпути от Бэдгалдингира к Алке. А брат короля Тигнума вывихнул ногу в тех краях, свалившись с лошади. Так я и появилась на свет.
        - Я бы вывихнул две ноги, если бы знал, что у меня появится такая дочь, - усмехнулся Игнис. - И, кстати, моя жена тоже простолюдинка. Что Русатос забыл в Бэдгалдингире? Ведь не из-за меня же он туда прибыл?
        - Он движется в Тимор, - сказала Бибера и взглянула на Процеллу, которая тоже присела у костра. - Разные слухи ходят о Тиморе. О трауре. О разных присягах. Об убийстве Армиллы. Кое-кто связывает кое-что с кое-кем. Русатос едет разобраться, может быть, найти и наказать убийц.
        - Вот ведь наглец, - вздохнул Игнис. - И, судя по лицу, ничего не боится.
        - Я - не он, - прошептала Бибера. - Но так и Адамас ничего не боится. И он очень мудр. Я могла бы только мечтать о таком муже. Но повезло другой.
        - Ладно. - Игнис покосился на Процеллу, которая сидела с открытым ртом, и начал распускать мешок. - Хотя вопросы у меня к тебе остались. Сейчас - есть и спать. Дальше будет трудно.
        …Погоня дала о себе знать под утро, но спутники успели проделать два десятка лиг, прежде чем заметили за спиной под слепящим зимним солнцем черные точки.
        - Тридцать, - крикнула, оглянувшись, Бибера. - Выходит, Русатос отправился в Тимор с двадцатью всадниками. Он еще смелее, чем ты предположил! Его я не вижу!
        - Я вот не могу даже счесть их! - испуганно крикнула Процелла.
        - Кажется, у Биберы хорошее зрение, - отметил Игнис. - Тем более она смотрит против солнца.
        - У всех свои таланты, - весело крикнула Бибера, - но мой главный не в этом!
        - А в чем же? - откликнулся Игнис. - Говори скорее, у меня нет амулетов, а Светлая Пустошь, кажется, отъела от земель Бэдгалдингира еще десяток лиг. И к тому же изменилась. Процелла, быстрее ко мне!
        Процелла еле расслышала голос брата. Впереди стояла стена. То, что издали казалось дымкой, вдруг приблизилось и встало стеной до неба. Так, словно вязкую вьюжную немощь отсекало от остальной равнины мутное стекло.
        - Не могу, - прошептала Процелла. - Двинуться не могу. И лошадь…
        - Лошадь будет тебя слушать, если ты будешь уверена, - отрезал Игнис.
        - Не могу, - выкатила слезы на щеки Процелла. - Даже повод натянуть не могу. Шевельнуться. Горло горит. Сердце бьется. Не вижу ничего.
        - Сейчас. - Игнис подъехал сам, поймал Процеллу за руку, снял с плеча длинный и чудной сверток, что торчал концом у него за головой постоянно, даже ночью Игнис клал сверток на постель, и повесил его за спину Процелле.
        - Ну, как ты? - спросил, глядя в глаза.
        - Что это? - только и смогла прошептать она, потому что стена осталась там, где была, а тоска, боль, резь в глазах, немочь - исчезли. - Что это?
        - Великий дар мне от дорогого… человека, - прошептал Игнис и повернулся к Бибере. - Ну что, помогут тебе твои таланты, Бибера Ренисус? Есть хоть один, что поможет тебе пройти Светлую Пустошь?
        - Смешные вы, - рассмеялась девчонка. - Сколько хлопот. Знаешь, принц, а ведь иногда важны не таланты, а их отсутствие. На меня магия не действует.
        - Как это? - не понял Игнис.
        - Меня можно убить стрелой, копьем, мечом, камнем, тысячей способов, но только не магией, - развела руками Бибера и, уже направив лошадь сквозь мутную стену, крикнула: - Не действует! Никакая! И никогда!
        Глава 16
        Турша
        Легкую речную барку удалось нанять без особых трудностей. Хозяин, из тех, что протянули с выносом лодки на берег до начала зимы, было заупрямился, но, когда Лаурус твердо сказал, что больше предложенного не заплатит и так положил вдвое от летнего, а если мало, то добро пожаловать ждать кого пощедрее или же выходить на зимнюю ловлю в холодное море, - сдался. Помялся для вида, помянул морских демонов и скупердяев атеров, потоптался с ноги на ногу и махнул рукой. Только поинтересовался, пока ждал шестерку крепких, хотя и немолодых гребцов, куда ж в зиму такая странная орда путь кладет - молодка с мужем и детьми, старик, девчонка, да то ли воин раненый, то ли мастеровой болезный, еле идет? Под зиму надо на юг дорогу править, а не на север, хоть бы и до Турши. И к кому в Туршу-то, я ж там, читай, полгорода знаю.
        - Кто-то дорогу правит, а кто-то домой возвращается, - неожиданно для Лауруса подала голос Ава, да еще влила в речь тирсенский говор, да и словечки тирсенские раскинула. - А заречных знаешь кого? Я с заречной слободы.
        - Так чего мне в заречной-то? - вытаращил глаза лодочник. - Я ж моряк, из левобережных, а заречные все торговцы.
        - Не все, - буркнула Ава и такую скорчила гримасу, что лодочник тут же с расспросами отстал, хотя и посмотрел на Лауруса с сочувствием.
        Все это Лава наблюдала, сидя уже на корме, на которой был устроен навес и лежали промороженные тюфяки с соломой. На одном из них тут же распластался Литус, рядом Ава стала кутать детей да пускать время от времени слезу, что жили-поживали, а считай, что все нажитое так мимо рук и свалилось. От воды тянуло холодом, гребцы явились слегка навеселе, но, едва лодочник оттолкнул лодку от самсумской речной пристани, весла опустили в воду дружно и потащили барку вверх по течению, которое в низовьях Му почти не чувствовалось. К полудню поднялся ветер, погнал волну вслед за лодкой, Арма вовсе скорчилась над детьми, как наседка над кладкой, а лодочник поставил косой парус, и барка пошла еще веселее. Литус иногда тихо просил пить, Лава срывалась с места, словно боялась, что не она, а кто-то другой подаст бастарду воды. Син с Лаурусом сидели на носу лодки и вполголоса обсуждали что-то. Лодочник, который шевелил рулевым веслом в паре локтей от Лавы, жмурился, расправлял усы и довольно гудел:
        - Твой, что ль, болезный-то? Вот ты над ним, как мамаша над дитем. Что у него? Живот болит? Не зараза какая? Ну ладно. А если зараза, то плохо, а если и не зараза, тоже плохо, с брюхом так вообще какие шутки. Тут уж не к бабке надо идти, а к настоящему магу. А настоящий маг столько монет может содрать… А если не сдерет, так и не поможет толком. Нет, с животом шутки…
        Лодочник, наверное, мог бы тянуть эту песню все пять дней пути, которые потребовались на то, чтобы миновать две с половиной сотни лиг от Самсума до Турши, но уже вечером Литус подтянул к себе ноги, с трудом сел и заковылял на нос к Сину и Лаурусу. Лава, которая готова была разрыдаться, что бастард не посмотрел на нее, вдруг поднялась, кивнула встревоженно взглянувшей на нее Аве и легла на место Литуса. Проснулась она уже утром в тепле, оказавшись зажатой между Литусом и Авой, причем Литус был горячим, хотя и дышал ровно.
        - Ничего, ничего, - пробурчал сидевший уже на корме Син, управляя веслом вместо лодочника. - Порода такая. Я и сам так выползаю. Если горячий, значит, варево варится, будет готово. Плохо, когда холодный. Ты не вставай. Грейся. Я полночи с другой стороны грелся. А вот как он греть перестанет, холодным потом пойдет, тут меня зови. Надо будет пропоить его кое-каким снадобьем, тогда и вовсе молодцом станет.
        - Кто ты? - спросила Лава, не сводя взгляда с Сина.
        - Зачем тебе? - сдвинул он брови.
        - Не знаю, - призналась она. - Я хотела учиться искусству меча у Йора. Лаурус у него учился. Сестра моя - Фламма - у него училась. И я хотела. Стучала ему в двери, ходила к дому, пока не наткнулась на Литуса. Он сказал, что Йора уже нет. И что дом - твой. Ты везде успеваешь. Тебя все любят. Ты всем нужен. Кто ты?
        - А кто ты? - спросил в ответ Син.
        - Человек, - пожала плечами Лава.
        - А я разве не похож на человека? - удивился Син. - Но ты ведь не только человек? Хотя все прочее, словно одежда, что снять можно. Кем ты была не так давно? Племянницей великого, пусть и недоброго короля? Дочерью славного воеводы и достойного мужа? Девчонкой с гордым нравом? А кем ты стала теперь? Тем же самым, да не тем. С дядей или с кем там еще - у тебя все разладилось. Воеводы теперь нет, да и дома у тебя нет. Только гордый нрав и остался, да и тот натянулся, как тетива между рогами лука. Звенит. И теперь тоже, - вдруг улыбнулся Син, потому что злость скрутила Лаву, скулы заставила окаменеть, зубы - скрежетать.
        - Успокойся, - продолжал улыбаться Син. - Вот то, что ты есть, то и есть. А прочее… Скоро все разрешится. Так или иначе, но разрешится. Считай, что к краю подошло. Отдышись, тут тебе злиться не на кого. Радуйся каждому дню. И представь, что на тот миг, как ты из Ардууса вышла, память отшибло. Кто ты такая? Откуда? Ничего не помнишь. И что ты ответишь, если я спрошу тебя - ты человек? А? Ну вот то-то… Человек я, девочка, человек. Кто ж еще? Человек…
        …Лодочник начал беспокоиться на второй день, потому что левый берег, вдоль которого шла барка, оказался усыпан людьми. На лошадях, на подводах, налегке и с тяжелой ношей, с детьми и стариками, и без них двигались люди. Почти все они шли на север, но кое-кто пытался переправиться на нахоритский берег, сооружая порой плоты или некое подобие лодок из всякого мусора.
        - Что там? - крикнул лодочник одному из таких плавунов. - Куда все бегут, войны-то вроде пока нет?
        - Пока нет, да чего ждать, когда будет? - отвечал ему пожилой тирсен. - А весной проселки развезет, вовсе никуда не выберешься.
        - А как же войско Пуруса? - надрывался лодочник. - Стояли же вроде бы тридцать тысяч воинов у Аштарака?
        - Так и стоят, - старательно отгребал прочь беженец. - И что с того? Они ж на правом берегу Утукагавы стоят. Напротив Аштарака, да все за рекой, к Хонору лепятся. Так и араманы, кто не за стенами, тоже на север уходят. Думаешь, если жареным не пахнет, так и не жарят никого? Да и пахнет уже. Орды нет, а разбойные своры по Тирене рыщут, грабят, убивают да угоняют неизвестно куда. И что те тридцать тысяч? Если орда пойдет, ты и косточек их не разыщешь!
        - Что же делается-то? - принялся скрести лысую башку лодочник. - Так, может, и мне бежать надо?
        - А что страшнее? - подал вдруг голос Литус. - Что страшнее, Лучезарный или нынешняя орда?
        - Так по-всякому Лучезарный страшнее, - снова начал бормотать лодочник. - Но тому уж полторы тысячи лет минуло, а орда, она вот, рядом. Кто ее знает, когда она и куда она…
        - Полторы тысячи лет назад Лучезарный не смог взять Самсум, - с трудом произнес Литус. - Только и не смог - Самсум и Раппу. А ведь осада длилась полтора месяца. И осаждали город почти три сотни тысяч бледных, так тогда называли атеров. Есть столько воинов у Орды?
        - Не знаю я, - ударил кулаком по корме лодочник. - Только и вы ж не просто так в Туршу двигаете? Домой? А чем тогда Самсум плох?
        - Послушай меня, - вдруг подал голос Син. - Война будет. Считай, что она уже идет. Но тебе пока бояться нечего. У тебя есть лодка, можешь спастись. Лучше уходить на юг вдоль западного берега моря Тамту. Будь наготове. На север лучше не уходи. Здесь будет плохо.
        - Это как же? - насторожился лодочник.
        - Следи за новостями, - пожал плечами Син. - И так, и так я прикидывал, кажется мне, что на этот раз на Раппу навалится враг в первую очередь. Не скажу, что минует беда Бэдгалдингир, но главное - Раппу. Арамана, Раппу и Бабу. Раппу легко не сдастся. Значит, слушай. Пойдут беженцы из Раппу - спасайся. Орда может и раньше выжечь Тирену и Аштарак, выйти к берегу Утукагавы, но она будет ждать исхода из долины Сана-Баба. Поэтому коридор вдоль реки по правому берегу не тронет. Но что-то там уже началось. Месяц назад что-то случилось в Сухоте. Это точно. Думаю, подземелья Донасдогама вскрылись, а что там - только Лучезарному и было известно. Но вряд ли что-то приятственное.
        - А потом? - хрипло спросил лодочник.
        - Не знаю, будет ли штурм Самсума, но имей в виду, что у Орды тоже есть корабли и они будут стоять у города, - продолжил Син. - И они тоже будут гнать жителей Самсума на север. То же самое будет с Хонором, Утисом и Фидентой. Все сойдутся у Ардууса.
        - Зачем? - не понял лодочник и оглядел примолкших путников. - Зачем это нужно?
        - Он хочет пролить у холма Бараггал не меньше крови, чем пролил Лучезарный, - объяснил Син.
        - Он? - не понял лодочник. - Кто - он?
        - Преемник Лучезарного, - вздохнул Син. - Кто бы он ни был.
        - А зачем? - не унимался лодочник.
        - Не отвечу, - усмехнулся Син. - А то ведь ты спать не будешь.
        - Подожди, - снова подал голос Литус. - Син, а с чего такая уверенность, что война начнется уже скоро? Из-за орды? Так вряд ли кочевники с голода пухнут. Стада у них огромные. К тому же орда может подпитаться и с юга, и с запада. Да и у Аштарака стоят не только тридцать тысяч воинов под началом Муруса. Имеются дружины у того же Утиса или Хонора. Да и в Бабу даже без Раппу и Араманы собственное войско никак не меньше тридцати тысяч. Что случилось? Вскрылись подземелья? А год назад? Разговоры ведь тогда начались?
        - Отвечу, - кивнул Син. - Год назад правитель страшного восточного города Иалпиргах повелел начинать ковать оружие из скорлупы Бледной Звезды.
        - И?.. - нахмурился Игнис.
        - Все, - развел руками Син. - Это священная война с той стороны. До конца. До исхода. До пропасти.
        - До какой пропасти? - насторожился лодочник.
        - До могильной, - хмуро ответил Син.
        Замолчал лодочник, так до самой Турши и не говорил ни о чем, бормотал что-то вполголоса да головой ворочал. Повеселел только у пристани, когда Лаурус рассчитался с ним чин по чину, и оказалось, что народа на пристани полно, и все просят об одном - на правый берег Му переправиться, в белый снег нахоритской степи. Отряд же, во главе которого вдруг почему-то оказался Син, поспешил убраться с пристани в узкие улочки шумного тиренского города, где, судя по количеству народа, словно не зима стояла, а самое ярмарочное начало осени.
        - И куда мы теперь? - наконец спросила с беспокойством Арма, когда за спиной осталась большая часть города, а впереди - только ремесленные окраины, не слишком многолюдная рыночная площадь и низкая, всего лишь в два человеческих роста восточная городская стена.
        - Короткий отдых, - объявил Син, сбрасывая с плеча мешок на упавший и полузанесенный снегом тополь, лежавший вдоль старого, полуразрушенного бастиона, у которого на половину лиги выстроились все те же тиренские беженцы, пытаясь продать хоть что-то, чтобы продолжить бегство от судьбы. - Что у нас с монетами? Нужны лошади. Хотя бы четыре кобылки. Лучше - пять. У меня есть на одну.
        - Зависит от цены, - проворчал Лаурус. - На новом месте с пустоты ведь придется начинать.
        - Надеюсь, что не с пустоты, - заметил Син. - Хотя да, зависит от цены. С одной стороны - лошадь может спасти, а с другой - куда с нею? На севере Светлая Пустошь, на юге орда, на востоке горы, на западе вода.
        - Вот, - бросил тяжелый кошель Лаурусу Литус и вытер со лба пот. - Здесь хватит точно. Еще и останется. Я бы, кстати, от малой кольчужницы не отказался. Или от жилета из толстой кожи. Не время для глупых ран.
        - Он весь мокрый! - расширила глаза, схватилась за лоб Литуса Лава. - И холодный!
        - Ну, с питьем теперь придется чуть обождать, - нахмурился Син. - Скорее всего, и с доспехами тоже не сразу все сладится. А красное вино у Литуса есть во фляжке. Ничего. Нам бы только до Фиденты добраться, дальше будет проще. Даже до Утиса. Ладно. Вы оставайтесь здесь. Это торг дикий, но, судя по всему, в городе не до того, чтобы торгами заниматься. Народу не так много, зато, если кто проследить за нами хочет, тут же даст о себе знать. Лаурус вместе с Лавой, идите на нижний рынок. Не будет выбора - возьмите хотя бы одну лошадь. Детей посадим. Не будет лошадей - берите мула, лошака, даже осла. Лошадь с тележкой - еще лучше. До Аштарака - три с лишним сотни лиг, до Хонора - четыре. Пешком - дней десять, и то если идти без отдыха. А я отойду тут в сторону. Приятель у меня живет через две улицы. Угодник. Вроде Аллидуса. Но меня не ждите. Лаурус с Лавой вернутся - сразу же идите к восточным воротам. Я подойду туда. И если молча буду выходить из города, головами не крутите, идите за мной, но так, будто и знать меня не знаете.
        - И здесь нам что-то угрожает? - спросила Лава.
        - Везде, - отрезал Син и пошел прочь.
        Ава тихо заплакала.
        - Ты как? - обняв жену, посмотрел на Литуса Лаурус.
        - Не волнуйся, - тяжело вздохнул тот. - Я уже почти в порядке. А ну-ка, мальцы. - Он с трудом поднялся, шагнул к детям, которые, напряженно открыв рты, сидели рядом с их побледневшей, осунувшейся и заплаканной матерью и сами были готовы облиться слезами. - Вам бы горячего сейчас… Скажите мне, а можно подпоясаться мечом?
        - Как это? - вытаращил глаза Гладиос.
        - Ну, как ремнем? Согнуть его да застегнуть? - подмигнул маленькой Арме Литус.
        - Нельзя! - презрительно скривил губы Гладиос. - Он же из железа!
        - У тебя зубы молочные еще есть? - сделал строгое лицо Литус.
        - Есть, - всхлипывая, ответила за сына Ава.
        - Спорим на твой молочный зуб, когда он выпадет сам, конечно, что мечом можно подпоясаться? - не унимался Литус.
        - Давай! - подскочил с места Гладиос. - Только мне-то твой зуб не нужен!
        - Ну, так я и проигрывать не собираюсь, - ухмыльнулся Литус, запустил руку в разрез куртки и, к восторгу детей, потянул да вытянул за рукоять гибкий черный меч и тут же на их глазах согнул его в кольцо.
        - Как он тебе? - спросил Лаурус, когда детские восторги остались за спиной, а шум большой ярмарочной площади был уже близок.
        - Литус Тацит? - спросила Лава. - Почему мне?
        - Ты глаз с него не сводишь, - заметил Лаурус.
        - В самом деле? - покраснела Лава. - Так он спас меня. А теперь и сам… ранен.
        - Смотри, - задумался Лаурус. - Ты теперь сама за себя. Конечно, если Пурус к рукам тебя не приберет. По-любому, он теперь твой опекун.
        - Ну уж нет! - стиснула зубы Лава. - Никогда! Даже если тех убийц прислал не Пурус, а его сыночек, все одно - Пурус в этом виноват! И в том, что Аллидуса этого убили, - тоже он! Да и где он, Пурус?
        - Пурус далеко, - замедлил шаг Лаурус, - а вот его войско. Смотри-ка!
        На самом краю рынка стоял алый шатер. Над ним на шесте колыхался стяг такого же цвета с изображением белого калба. Перед шатром стоял стол, рядом дымилась жаровня, ерзая на лавке, потирал ладони молодой писец, у коновязи стояли лошади, а перед входом в шатер расхаживал бравый усач в одеянии ардуусского воина; из-под черного, с красной окантовкой теплого плаща проглядывал подбитый мехом кожаный жилет со стальными бляшками, черные шерстяные порты были заправлены в черные же сапоги из свиной кожи. На поясе висел прямой ардуусский меч и болтались расшнурованные наручи. Вот только шлема не было на голове, зато его прекрасно заменял суконный подшлемник с висящими, подобно усам, завязками. Ардуусский дозор набирал наемников в войско, но желающими, кажется, и не пахло.
        - Я припоминаю этого стражника, - прошептал Лаурус. - Он, конечно, отъел живот за последние шесть лет, но близко знакомы мы с ним никогда не были. Скажи мне, Лава, похож ли я на прежнего Лауруса?
        - Ты что задумал? - оторопела Лава.
        - Выбраться из ямы, в которой прячусь уже шесть лет, - процедил сквозь зубы Лаурус.
        - А семья? Дети? Ава? - понизила она голос.
        - Поговорю с Сином, - поморщился Лаурус. - Думаешь, он укромное место для всего моего семейства подыскивает? Для семейства - да. Чтобы освободить меня. Поверь. Я должен быть в войске. Хотя бы потому, что нельзя ждать благоприятного исхода. Нельзя уповать. Надо биться за свою семью! Так похож я на прежнего Лауруса?
        - На прежнего не очень, - прошептала Лава. - Но все равно похож. Ты же бороду отпустил, усы. Если бы не глаза, я бы и не признала тебя. И нос у тебя такой же, как был у твоей матери. А глаза, наверное, отцовские.
        - Что можно сделать? - поморщился Лаурус. - Чтобы этот стражник не узнал меня?
        - Не он, так другие узнают, - скорчила гримасу Лава.
        - До других еще добраться надо, - отрезал Лаурус и недовольно поморщился.
        - Сделай еще раз, - попросила она. - Да. Подними верхнюю губу и сдвинь брови. У тебя обветренное лицо.
        - Морем до Тира и обратно, - старательно наморщил лоб Лаурус.
        - Вот так. - Она кивнула. - Так почти не похож. И голос у тебя с хрипотцой. Не должен узнать.
        - Иди, - сказал ей Лаурус. - Вон, кажется, конские ряды. Да. За волами. Я подойду и справлюсь. Только справлюсь!
        - А ярлык? - всплеснула руками Лава.
        - У меня есть ярлык отца, - отрезал Лаурус.
        …Лошадей в рядах хватало. Но Лаве показалось, что большая их часть была либо вымотана долгим переходом, либо годилась только на то, чтобы стоять у коновязи, жевать сено и дожидаться смерти. Торговцами были, как правило, беженцы. Зачастую рядом с ними стояли их дети, каждого покупателя встречая взглядом, в котором светилось сразу два желания, чтобы у их семьи появились монеты и чтобы покупатель прошел мимо, не забрав лошадь. После долгих сомнений Лава все-таки присмотрела пять лошадок, но не стала даже заводить разговор с продавцами. Против ожидания, молчали и продавцы. Гнетущая тишина стояла над всем рынком.
        Лаурус появился через десять минут. Прошелся вдоль ряда один раз, другой. Посмотрел тех, на которых показала ему Лава, прищурился и взялся осматривать лошадей от зубов до копыт, не упуская ничего. Несколько раз он спрашивал о чем-то несчастных торговцев и всякий раз получал утвердительный ответ.
        - Ты разбираешься в лошадях? - удивилась Лава.
        - Подожди, - пробормотал Лаурус. - К концу этой войны ты тоже будешь разбираться в лошадях, доспехах, оружии. Может быть, даже в магии. А если спрячешься в укромном месте, где-нибудь в том же Лаписе, то будешь разбираться в приготовлении еды, в наведении порядка в доме, может быть, в пошиве одежды и колке дров. Как сложится.
        - Ты узнал что-нибудь? - спросила она его негромко.
        - Я нанялся, - прошептал он. - Теперь я воин короля Пуруса, точнее, его южного войска, которое под рукой Муруса. Клавус Вадум. Стражник не узнал меня. А моего отца мало кто помнит. Его уже нет очень давно.
        - И что же теперь? - растерялась Лава.
        - Теперь нужно сторговаться по лошадям, которые не слишком хороши, но явно не собираются помирать в ближайшие несколько лет. Им бы в поле да раны обработать. Впрочем, с этим я справлюсь. Сразу же подобрать амуницию, в большинстве своем она уже есть, притертая, что хорошо. Ну и отправляться к нашим.
        - А монет хватит? - спросила Лава.
        - Еще и останется, - подкинул кошель Лаурус. - Твой Литус вовсе не нищий бродяга! Выгодный жених, я тебе скажу. Мы могли бы скупить всех лошадей на этом рынке. Что не означает, будто я не собираюсь торговаться.
        - Но как же… - едва сдержала слезы Лава и тут же поняла, что готова заплакать не из-за того, что останутся без присмотра Ава с Гладиосом и Армой, а из-за того, что и Литус вот так же может шагнуть туда, куда поведет его долг или что-то такое же, обитающее в его сердце, и она, Лава Арундо, желанная для многих вельмож Анкиды невеста, ничего не сможет сделать. «Была желанная, - подумала она про себя. - Забудь. Теперь ты зверь, на которого объявлена охота».
        - Ты чего это? - обнял ее Лаурус. - В слезы? Не волнуйся. Порядок такой - я должен добраться до одного из гарнизонов и показать выданный мне воинский ярлык. Не доберусь, нет и разговора. А ближайший гарнизон то ли в Аштараке, то ли в Хоноре. Этот стражник и сам толком не знает, где теперь. Зато уж и мы не просто так будем по Тирене двигаться, а к месту назначения. А уж там - будет мне и доспех, и оружие, и, если все сладится, даже и лошадка. Кстати, давай-ка иди в оружейный ряд, там, правда, как я понял, в основном всякая дребедень, но присмотри что-нибудь для Литуса. Да и для себя. У меня поддевка с бляшками имеется, у Сина тонкая кольчужница под одеждой, даже таких, как он, жизнь продолжает учить, а у тебя и Литуса ничего, кроме гордости. Иди, а я пока поторгуюсь. Да смотри по сторонам! Город словно на произвол судьбы брошен. Раздолье для воров!
        - А ну-ка, красавица, чего хочешь? - раздался у нее над ухом гортанный призыв, Лава обернулась, и торговец, который таскал за собой лоток с расческами, гребешками, зеркальцами, лентами, какими-то застежками и прочим ярким барахлом, тут же отскочил в сторону. Да уж, - Лава представила себя его глазами. Обветренное лицо, вытертая, помятая одежда не первой свежести. Спутанные короткие крашенные в черноту волосы. Меч на поясе. Энки всеблагой, так кто она теперь внешне - мальчишка или девушка? И что-то еще могло его испугать?
        - Подожди!
        Она догнала торговца, дернула его за плечо, наверное, остановила чуть резче, чем следовало, потому что еще сильнее побледнел явно не слишком удачливый тирсен. Побледнел и замер, застыл, словно в дерево обратился.
        - Все не новое, - кивнула она сама себе, рассматривая товар. - Воруешь?
        - Скупаю, - скривился торговец. - На том торжище, что у восточных ворот. Люди последнее продают, чтобы зацепиться за жизнь. И я торгую, чтобы зацепиться.
        - Это хорошо, - кивнула Лава, откладывая в сторону костяной гребень, на котором не хватало двух зубов, несколько лент из числа не самых ярких, пару застежек из бронзы для одежды, могли сгодиться, когда волосы отрастут.
        - Серебро ардуусское принимаешь? - спросила строго.
        - Да что тут на серебро-то? - засуетился торговец. - Ты ж не взяла почти ничего…
        - Зеркало нужно, - сказала Лава.
        - Зеркало? Сейчас! - обрадовался торговец, опустил лоток прямо в затоптанный снег, скинул с плеч мешок. - Сейчас, сейчас! Вот!
        Лава посмотрела на отшлифованные пластины бронзы, покачала головой.
        - Нет. Нужно стеклянное зеркало. Небольшое. Лучше, если оно будет в футляре. Вот. - Она протянула ему серебряную ардуусскую чешуйку. - Заберу то, что отобрала. Найдешь зеркало, дам еще две такие же монеты.
        …Дошла до оружейных рядов, где и в самом деле торговали не кузнецы, а такие же перекупщики, как недавний коробейник, зашла за крайнюю лавку, подняла горсть чистого снега, умылась им и принялась расчесывать волосы. Когда закончила, хотела приладить черную ленту, да не смогла зацепиться, поэтому повязала ее на шею. Вышла наружу и увидела Лауруса, который крутил головой.
        - Вот ты где! - обрадовался он. - Ничего не подобрала? Ладно, тогда я беру для Литуса эти наручи и вот этот жилет. Сталь так себе, но лучше это, чем дырки в живом теле. А для тебя тут и в самом деле ничего нет.
        - Где лошади? - спросила Лава.
        - У шатра, - ответил Лаурус. - Если я нанялся в ардуусское войско, должно же оно как-то помогать и мне? Вот, держи кошель. И на треть его не опустошил. Отдашь Литусу.
        - А сам не можешь? - не поняла Лава.
        - Отдашь Литусу, - повторил Лаурус. - Что это я через твою голову должен прыгать? Ты его ко мне привела или кто-то другой?
        …День перевалил за полдень, и торговцев на диком торжище уже почти не осталось. Зато и Ава с детьми, и даже Литус выглядели довольными, объяснением чему были лепешки, сыр и крынка с остывшим, но все еще теплым медом. Увидев лошадей, Арма и Гладиос запрыгали от радости, а потом сразу же попробовали забраться на одну из них. Литус принял у Лавы кошель с монетами, сунул ей в руки лепешку и поспешил подхватить лошадей под уздцы.
        - Что-нибудь случилось? - спросил он, глядя на то, как Лаурус взял Аву за руку и повел в сторону.
        - Случилось… - пробормотала Лава с набитым ртом.
        …Ава не плакала. Слезы сами текли по ее щекам. Ведя лошадей, на двух из которых гордо восседали Арма и Гладиос, маленький отряд добрался до восточных ворот, у которых и в самом деле входящие в город беженцы могли продать вездесущим скупщикам что-то из того, что им удалось прихватить из родного дома. У ворот стояла тиренская стража, и ее было достаточно, Лава насчитала полсотни воинов, но они даже не проверяли у входящих ярлыки - только приглядывались, не похожи ли несчастные на степняков лицом и не говорят ли по-тиренски или по-атерски со степным акцентом. Сина не пришлось ждать долго. Он вынырнул из узкого переулка сразу за северной башней и решительно направился не к воротам, а к своим спутникам.
        - Хорошие лошади, - кивнул он, гладя морду доставшейся ему кобылы, затем окинул взглядом узкие улочки охваченного тревогой города, которые взбирались сразу от ворот на городской холм, вздохнул, глядя на изможденные лица беженцев, покачал головой, увидев заплаканное лицо Авы.
        - После, - мотнул головой Лаурус в ответ на незаданный вопрос. - Что с угодником?
        - Надеюсь, что с ним все в порядке, - проговорил Син. - Его зовут Аменс. Он… странный немного. Хотя и настоящий угодник. Но его нет. И его дома тоже нет.
        - То же, что и с Аллидусом? - напрягся Лаурус.
        - Почти, - кивнул Син, - но ему повезло больше. Хотя на него тоже напали шесть воинов. Думаю, таких же, как на Аллидуса. У Аменса дома были гости. Две женщины. Они порубили всех. Нападавших соседи не видели, но видели уходивших вместе с Аменсом двух женщин. Вслед за этим его дом загорелся. Он стоит чуть в стороне от прочих, так что тушить его не стали. Да и дома там каменные, крыши - черепичные. А на пепелище дома Аменса нашли шесть обгорелых тел. С оружием.
        - Но почему ты решил, что Аллидусу помогли женщины, с которыми он ушел? - не понял Литус.
        - Достаточно их имен, - усмехнулся Син. - Есть женщины, с которыми не могут сравниться лучшие мастера меча. Одна из них была в его доме. Я нашел в условленном месте послание от Аменса. С определенной даты он будет ждать нас в Хоноре пять дней. Затем уйдет в Утис. Затем в Фиденту. Так что почти две недели у нас имеются. Все угодники должны собраться в Хоноре. Все, кто могут. Впрочем, я уже знал об этом.
        - Как имя этой женщины? - спросил Лаурус.
        - Виз Вини, - ответил Син.
        - И она так хороша с мечом? - не поверил Лаурус.
        - Она не человек, - отрезал Син. - Она - акс. Ее настоящее имя Амади. И я никому не посоветую вставать у нее на пути.
        - А кто вторая? - спросила Лава.
        - Эсокса. Принцесса Даккиты, - задумчиво проговорил Син.
        - Я ее помню! - воскликнула Лава. - Она такая маленькая и худенькая. Была…
        - Отправляемся, - кивнул Син. - У нас не так много времени. Забираем на север, пойдем вдоль Светлой Пустоши. Вряд ли она успела наделать бед с этой стороны реки, но брошенных деревень там достаточно. И меньше риска наткнуться на разъезды степных разбойников. Кстати, кажется, они разгуливают не только по Тирене, но и по Махру и Самарре на западном берегу Му. Кольцо сжимается.
        Отряд уже выезжал из ворот Турши, когда со стороны города раздался крик.
        - Госпожа! - надрывался запыхавшийся торговец. - Ну как же? Я нашел! Вот зеркало! Где мои монеты?
        - Держи!
        В руках торговца и в самом деле сверкало настоящее зеркало. Оно не имело футляра, обычная деревянная рамка удерживала стекло, да и зеркальный слой был наложен неровно, но это было настоящее зеркало. Лава посмотрела в него и вздрогнула. На нее смотрела она сама, но это была не та Лава, которая стучалась в дверь дакита Йора, надеясь найти себе наставника. Это была молодая, слегка уставшая, довольно красивая женщина, в глазах которой не было ни страха, ни растерянности, а только упрямство, уверенность в самой себе и готовность убивать.
        Глава 17
        Иккибу
        Ничего из оставшейся одежды Портенума Орсу не подошло. Да и что там оставалось в мешке, смена белья? Поэтому за спутницами тщательно вымывшийся великан ходил закутавшись в мешковину и сунув ноги в старые разношенные валенки, которые пожертвовал трактирщик, желая только одного, чтобы его недавняя тягловая животина убралась из трактира быстрее и навсегда.
        - Что? - в который раз с досадой спросила Туррис. - Не мог потерпеть? Зачем вселяться в первую попавшуюся… тушу?
        - Откуда я мог знать? - виновато пробубнил Орс, который стремительно справлялся с несовершенством доставшегося ему рта и даже одаривал его словечками и тоном Портенума. - Он же был за дверью! Ну, я нырнул в то, что показалось свободным и здоровым.
        - Да, - повела острым подбородком Туррис, переходя по малолюдному торжищу Туна от торговца к торговцу и не находя ничего, что могло бы подойти ее спутнику. - Здоровее не бывает. Придется идти в тунский арсенал. Ничего, есть у меня там знакомства, уж во всяком случае, меч-то твой точно придется поменять. Он же теперь для тебя словно ножик!
        - Да, меч маловат, - кивнул Орс, поглядывая на Каму, которая вела вслед за ним и Туррис трех лошадей. - Так и лошадь маловата.
        - Ничего, - махнула рукой Туррис. - Лошадь пока уступлю свою. Она, конечно, не обрадуется, но уж покрепче тех, что подарил Прунум. И одежду тебе сыщем. Монеты вроде позвякивали в твоем мешке? Меня другое беспокоит. Ты ведь, Орс, и когда Портенумом был, не отличался воздержанностью к еде. Как же мы тебя прокормим?
        - А вы извлеките из меня какую-нибудь пользу, - уныло предложил Орс. - Тогда и кормить будет не обидно.
        - Какую из него можно извлечь пользу? - обернулась к Каме Туррис. - Ты ведь его знаешь лучше, чем кто-либо!
        - Пока я уверена только в одном, - спрятала улыбку Кама. - Во мне такое большое поместиться не могло.
        - Это обычное заблуждение почти всех женщин, - не согласился Орс. - Большое всегда кроется в малом. И это тело тоже когда-то выносила женщина. Но уж во всяком случае, оно выросло до этих размеров уже после родов.
        - Я не об этом, - рассмеялась Кама. - Смотрю на тебя и думаю, что ты и в самом деле такой же большой, как это тело. И… не могу поверить.
        - А ты не верь, - успокоил ее Орс. - Считай это придумкой, сказкой, байкой. Со своей стороны могу только заметить, что мне в этой твоей придумке было очень хорошо. Хотя порой я и думал, что ты вот-вот…
        - Что вот-вот? - нахмурилась Кама.
        - Отправишься к Энки, - пробурчал Орс. - Ничего. Теперь с тобой рядом я, а я тебя в обиду не дам.
        - Прикроешь нас обеих, - скривилась Туррис.
        - В этом я как раз не сомневаюсь, - кивнула Кама. - Прикрыть нас он теперь сможет даже надежнее, чем Портенум. Но вот если будет падать потом, как тот, то или потопит лодку, или раздавит спутниц.
        - Не волнуйтесь, - вздохнул Орс. - Падать буду в другую сторону. Зато уж разрешения спрятаться в Каме спрашивать больше не буду. Ладно?
        - Если только поместишься теперь, - недовольно ответила Кама.
        - Лодки не будет, - успокоила спутников Туррис.
        …Арсенал оказался почти пуст. Седоусый араман кивнул Туррис, как старой знакомой, выслушал и отложил в сторону тронутый ржавчиной замок, который он собирался повесить на петли тяжелого засова, и с трудом распахнул уже закрытые ворота.
        - Нет почти ничего, князь велел раздать все. Всякий мужчина с араманским ярлыком мог взять оружие и доспех. Уходят араманы с последнего кусочка своей родины. И так от долины Иккибу оставался огрызок, а теперь…
        Араман в сердцах махнул рукой.
        - Надеюсь, не навсегда, - заметила Туррис. - Что значит почти?
        - То и значит, - покосился на великана араман. - Ненужное осталось. Или совсем маленькое, или очень большое. Хотя… Ты толстого, что до меня тут охал, помнишь?
        - Кто ж его не помнит? - удивилась Туррис. - Он же по весу таких, как ты, пятерых стоил! От того и умер, сердце устало двигать этакую тушу. Осталось что-то?
        - Осталось, - кивнул араман. - Как раз на вашего приятеля. Конечно, роста-то толстый был обычного, порты и исподнее, пожалуй, до колен да до локтей будут вашему… как его? Орсу? Зато уж теплый стеганый халат, я на нем спал, кстати, за гарнаш без капюшона сгодится. Но опять же - рукава до локтей.
        - Ничего, - обрадовалась Туррис. - Я уже взяла изрядный кусок сукна, замерзнет, сошьет себе что-нибудь сам. Сейчас хоть что-то надо сыскать.
        - Сошьет? - усомнился араман. - Где ты ему иголку в рост найдешь? Сразу говорю, ни копий, ни дротиков - не осталось. Раздал подчистую.
        …«Хоть что-то», и не только, оно сыскалось. Через час стараний вышагивающий за спутницами Орс выглядел почти прилично. Верхняя одежда и исподнее почившего под собственным весом толстяка и в самом деле оказались великану впору, а уж то, что руки и ноги ниже колен и локтей оказались голыми, поправлялось кожаными наручами на руках и сапогами от того же толстяка на ногах. Сапоги так еще и велики случились, хотя и валенки Орс не выбросил, бережно сунул их в мешок. На поясе у великана теперь бряцал не только его короткий недомерок, но и двуручник, на голове сиял неведомо как сыскавшийся шлем, в котором Кама заподозрила особое араманское ведро, а вот никакого доспеха, кроме заскорузлого кожаного жилета, сыскать не удалось. Да и тот пришлось распустить по бокам и накинуть через голову, чтобы прикрыть хотя бы грудь и спину на половину ее высоты.
        - Пойдет, - кивнула Туррис. - К тому же появилась надежда, что если мы встретим врага, то, прежде чем Орс его затопчет и порубит, враг умрет со смеху. Хотя сначала умрет со смеху стража на воротах Раппу. Что там написано в ярлыке нашего друга? Орс Маленький? Весело!
        - Кто же мог знать? - сдержала улыбку Кама.
        - Провидение ведет нас по жизни, - усмехнулась Туррис. - Даже наши глупости придуманы им.
        - Безответственность какая-то выходит в таком случае! - подал голос Орс. - А я вот не полагаюсь на провидение. С меня хватит и случая. Как ты думаешь, Туррис, могу я понравиться женщине в таком виде?
        - Что? - удивилась угодница. - Долгие годы среди гахов заставили тебя вспомнить о женщинах?
        - Нельзя вспомнить то, о чем не забывал ни на минуту! - прогудел Орс. - Особенно в последние месяцы, когда Виз Вини подселила ко мне прекрасную Камаену.
        - Ну что я могу тебе сказать? - пожала плечами Туррис, толкая ногой калитку у небольшого, притулившегося у скалы домика на окраине Туна. - Я видела тебя голым, не знаю, можешь ли ты понравиться, но испугать можешь. Заводите лошадей. Перекусим, заодно я попрощаюсь со своим домом.
        …Прощание было коротким. Орс с трудом поместился в крохотной и единственной комнатушке и в самом деле скромного жилища, зато снеди, которую Туррис выложила на стол со словами «надо доесть, иначе все пропадет», уделил как раз столько внимания, чтобы расправиться с нею полностью. Затем великан выбрался во двор, где, судя по свисту и пыхтению, принялся осваивать двуручник, а Туррис поставила на плиту небольшой печурки котел с водой, села напротив Камы и раскатала на столе объемистый кожаный кисет, который обнажил нутро множеством карманов и подвязанным к нашитым петлям мешочков.
        - Давай-ка я чуть подправлю твою красоту, - предложила Туррис Каме. - Не хотела бы, чтобы всякий стражник застывал, глядя на тебя, с открытым ртом. Да и мало ли общих знакомцев?
        - Надеюсь, что обо мне все забыли, - покачала головой Кама.
        - Не надейся, - огорчила ее Туррис, протянула руку и осторожно коснулась подбородка. - Скажи мне, что тебя держало шесть лет в логове Виз Вини?
        - Не знаю, - призналась Кама. - Но они пролетели стремительно. Наверное, ощущение, что ты стоишь рядом с тайной собственной земли. Мне не было скучно. Каждый день я открывала для себя что-то новое. Даже тогда, когда выполняла день за днем вроде бы бессмысленные движения. Правда, в эти дни я открывала что-то новое скорее в самой себе.
        - Тогда давай сделаем тебе новое лицо, - предложила Туррис. - Не волнуйся, резать или лепить поверх твоего нынешнего лица ничего не будем. Достаточно нескольких черточек, и ты изменишься. Причем сможешь даже умываться, не думая о краске.
        - Чего ты хочешь? - не поняла Кама.
        - Хочу, чтобы тебя не узнавали, - объяснила Туррис. - Без всякой магии. Я в этом мастер. Ты слишком красива, чтобы остаться незамеченной, значит, твою яркость надо заменить другой яркостью. Ты будешь седой и изможденной жизнью. Седыми будут даже твои брови и ресницы. Травяным раствором, который держится пару месяцев, я подчеркну твои скулы, заострю подбородок, провалю глаза. Изображу морщины у рта, носа, на лбу и на висках. Не бойся, через два месяца все это сойдет само собой. Или раньше, если ты умоешься репейным маслом.
        - Как долго это займет? - поинтересовалась Кама.
        - Меньше часа, - ответила Туррис. - Но потом нам придется спешить.
        - Мы куда-то торопимся? - спросила Кама.
        - Да, - кивнула Туррис. - С двадцатого числа первого месяца зимы нам нужно быть в Хоноре. Там соберутся все угодники. Все, что остались. Виз Вини сказала об этом. У нас есть еще три недели. Я позвала тех, кого нужно. Они приведут остальных.
        - Позвала? - удивилась Кама.
        - Да, есть магия, в которой я сведуща, - прищурилась Туррис.
        - Значит, мы идем туда, где собираются угодники? - кивнула Кама. - И мы должны отвести туда Орса? Тебя и Орса? Конечно, если он все еще угодник. И почему Виз Вини собирает угодников? Какое она имеет отношение к их ордену? Она ведь вроде бы занимается другим?
        - Ты говоришь об убийствах? - усмехнулась Туррис. - Снимай рубаху, тебе придется раздеться до пояса. Не мне судить о Виз Вини, но Син говорил, что, если она возьмется помогать кому-то, значит, над Анкидой, над всей Ки и в самом деле нависла опасность. Честно говоря, я очень удивилась, когда она появилась у меня вместе с Эсоксой. Слышала от Портенума, что лет шесть назад, даже чуть раньше она распустила свой орден, и вот у нее появились две новые ученицы. Только ведь ее орден никогда не был орденом для убийств. Тот же Син сам удивлялся, вроде бы и слышал о некоторых ее деяниях, и даже здесь, в Туне, продавались прирученные сэнмурвы, о которых вполголоса говорили, что они могут быть посланы в Орден Смерти с заказом на любое убийство, якобы даже король Пурус покупал такого зверя, но ни разу нигде никто не жаловался на необъяснимые смерти.
        - Она не учила меня убийствам, - подала голос Кама.
        - Никто не может быть уверен в сути собственных навыков, пока не настанет время их применять, - проговорила Туррис. - Я посмотрела на твою подружку, Эсоксу. Так вот она, как мне показалось, очень напоминает убийцу. Холодную и бесстрашную. Я бы не пошла в Хонор. Но Син еще несколько лет назад сказал, что, если появится Виз Вини и скажет, что надо идти куда-то, туда надо идти. И тебе тоже. Ты тоже угодница.
        - Я? - едва не закашлялась Кама, чью голову как раз теперь намазывала каким-то составом Туррис. - Почему же?
        - Потому что ты призвана, - ответила Туррис. - И ты, и Эсокса, и другие люди, которые могут и не подозревать, что они призваны в число угодников. Но в этом призвании есть одна тонкость. О нем никто не объявляет, разве кто-то обратит внимание со стороны, вроде меня, и тебя никто не будет удерживать. Это не Орден Света, уход из которого равносилен отсроченной смерти. Ты можешь уйти в любой миг.
        - И теперь? - не поняла Кама.
        - В любой миг, - вздохнула Туррис. - Помахать ручкой, раскланяться и исчезнуть. И никто не будет тебя удерживать.
        - Но как же… - удивилась Кама. - Я так… не могу.
        - В том-то и дело, - согласилась Туррис. - И вот еще что. Несмотря на все ужасы, которые выдумывают о Виз Вини, она тоже никого не удерживает. Хотя лет тридцать назад, как рассказывал Портенум, три ее воспитанницы убежали из ордена. И даже унесли одну из двух ее великих ценностей, одну из двух Паутин Смерти. И, кажется, она настигла их и убила. Правда, через некоторое время после бегства и по отдельному заказу от очень влиятельной персоны.
        - Откуда Портенум или Орс мог узнать об этом? - спросила Кама, жмурясь, чтобы едкий раствор не попал ей в глаза. - Виз Вини не показалась мне болтушкой.
        - Ты забываешь, что Орс - мурс, - напомнила Туррис. - Причем, как бы ты ни посмеивалась над ним, он очень мудрый мурс, к тому же, что бывает нечасто, обученный магии. Хорошо обученный. Если он справится с этой тушей, то еще покажет, на что способен. Те три девчонки, что убежали из Ордена, были тоже мурсами. И переманил их мурс. Последний, правда, не имел тела, что наводит на некоторые размышления. Но так или иначе, Орс смог почувствовать произошедшее и даже что-то выведать у погибших. Правда, для этого он ходил в Светлую Пустошь. Единственный раз. Лет двадцать назад. Поговори с ним.
        - Поговорю, - прошептала Кама. - Хотя я никогда ни с кем столько не разговаривала, как с ним в последние недели. Мы успеем добраться до Хонора?
        - Пока меня больше беспокоит, успеем ли мы выбраться из Араманы, - посетовала Туррис.
        Орс, который весь в мыле, обнаженный до пояса, крутил вокруг себя, словно перышко, тяжелый меч, увидев выходящую из дома Каму, оцепенел.
        - Сколько я уже здесь разминаюсь? - прошептал он в ужасе. - Думал, с час, но, судя по моей спутнице и носильщице, лет сорок, не меньше!
        - Брось придуриваться, - посоветовала ему Туррис. - В доме осталась теплая вода, протри тело, не хочу, чтобы от тебя воняло. Выходим через пять минут. Видишь это?
        Она протянула руку на север. Со стороны Сухоты над деревнями Араманы поднимались дымы.
        …Троица добралась до Великой Стены Раппу, которую не смогли взять даже воинства Лучезарного полторы тысячи лет назад, за пять дней. Все эти пять дней спутники двигались в череде нескончаемых повозок, телег и подвод. Вместе с беженцами уходили и араманские дружины. Лица араманов были бледны и напряжены. Со стороны Сухоты задувал ветер, нес снежную крупу, сек лица, студил глотки. Во мгле таяло все, и Каме так и не удалось разглядеть самую великую вершину гор Сахату - пик Экур. Так же, как шесть лет назад ей не удалось разглядеть и самую великую гору массива Хурсану - Эдуку. Но когда из мглы выплыла стена Раппу, Кама могла смотреть уже только на нее.
        - Самое благословенное место в Анкиде, - негромко заметила Туррис. - Когда-то было им. Край долины Иккибу. Ее юго-западный угол. Не оскверненный Лучезарным. Как ты знаешь, долины Иккибу нет уже тысячу лет. Когда-то она была араманской вся, потом араманской стала ее часть, еще позже только предгорья Хурсану, а теперь мой народ уходит из долины вовсе. И неизвестно, сможет ли вернуться обратно.
        - А как же Аштарак? - не поняла Кама. - Там ведь тоже живут араманы? Те, которые ушли из долины Иккибу еще раньше.
        - И что теперь? - пожала плечами Туррис. - Они считают левый берег Утукагавы своей родиной, смогли защитить его от нападок Тирены, поставили дома, крепости, но разве теперь это поможет им защититься от кочевников?
        - И куда же пойдут все эти люди? - спросила Кама.
        - Кто-то останется в Раппу, - наморщила лоб Туррис. - Кто-то найдет себе место в Бабу. Но я очень боюсь, что и тем и другим придется отступать до самого Ардууса и немногие из них выживут.
        Кама оглянулась. Дымы над Араманой уже несколько дней застилали небосвод. Среди беженцев были и раненые на подводах. Из уст в уста передавались рассказы о страшных гахах, которые не просто убивают араманов, но даже и пожирают тех, кого удалось сразить.
        - Почему ты стала угодницей? - спросила Кама Туррис.
        - Захотела, - хмыкнула Туррис и добавила: - Не смогла угодить одному мужчине и решила, что буду угождать всем. Не только мужчинам.
        - Получается? - спросила Кама.
        - Узнаем, когда закончится эта война, - отрезала Туррис.
        …Они потеряли у входа крепостных ворот час. Стража пропускала сначала тех, кто был на подводах и шел пешком. Все, хотя бы немного напоминающие воинов, оставались снаружи. Араманские дружины вставали перед глубоким рвом слева от тракта, справа стоял алый шатер ардуусского войска, возле которого расхаживали трое воинов в теплых плащах, но желающих вступить в ряды северного воинства как будто не находилось.
        - Обещают прощение преступлений, - скривилась Туррис. - Но в Арамане это не выгорит. Араманы будут сражаться в араманских дружинах, пусть даже они станут иссякать, словно песок, зажатый в горсти. Ничего, всегда есть надежда, что Раппу останется неуязвимой. Там, дальше - стена замка. Она еще выше. И перед ней тоже ров. И на полпути между Раппу и Бабу - еще одна стена в узкой теснине. И сам Бабу на выходе из ущелья - такой же неприступный, как Раппу. И его стена тоже может обороняться с двух сторон!
        - Один из трех запоров долины Иккибу, - пробормотала Кама, окидывая взглядом стену. - Бэдгалдингир, Раппу и Бабу и Даккита. Даккита уже взломана. Есть еще проходы, но они не для армий.
        - Донасдогама и горная тропа от Соболна? - спросила Туррис. - Тропа от Соболна трудна даже для одиноких путников. Да и считай, что проходима только в одну сторону. Донасдогама… может быть. Третий путь какой?
        - Есть узкая тропа в горах Балтуту, - прошептала Кама. - Очень узкая. И о ней почти никто не знает. Да и пройти по ней не легче, чем из Соболна. К тому же там множество ловушек, а на перевале мой отец поставил крепость. Меньшую, чем крепость Ос, но еще более неприступную. Но и ее расположение всегда держалось в тайне… Я, к примеру, не знаю, как ее найти. Тем более со стороны Сухоты.
        - Для чего она? - не поняла Туррис. - Ваши охотились в Сухоте.
        - Никогда, - мотнула головой Кама, ежась от холода, мороз щипал щеки, забирался под одежду. - Отец как-то сказал, что всегда должен быть выход. Вокруг Лаписа - самые неприступные пики Балтуту. Проход в долину только через Холодное ущелье, которое перегораживает крепость Ос. Должен быть выход. Иначе королевство обратится в тупик. Поэтому появилась тропа, по которой никто не ходит. Кажется, только мой наставник ходил по ней, проверял. Сор Сойга. Но его уже давно нет в живых.
        - Ладно, - тоже подняла воротник куртки Туррис. - Мы все равно бы не нашли ту тропу. Да и какой резон идти через земли гахов?
        - У меня плохие предчувствия, - снова поежилась Кама. - Я думала, мне холодно из-за мороза, но это другой холод. Помнишь, мы выходили из Туна? Пять дней назад? На второй день пути, в первый день зимы, вечером?
        - Да, - кивнула Туррис. - На тебе лица не было. Я подумала даже, не хватил ли тебя удар. У меня и у самой болела голова. Но ты отшутилась.
        - Я просто не поняла, - прошептала Кама. - Думала об этом всю дорогу. Знаешь, мне кажется, что кого-то убили!
        - Убили? - не поняла Туррис.
        - Ты почувствовала, когда рухнула Змеиная башня? - спросила Кама.
        - Да, - кивнула Туррис. - Трудно было не почувствовать. И жаром обдало, да и посуда звенела у меня на столе.
        - Еще одна башня рухнула, - прошептала Кама. - Где-то за горами Балтуту. Близко! Запомни. Первый день зимы. Поздно вечером. Я узнаю, что это было. Убили кого-то, кто был велик, как эта огромная башня!
        - Уж и не знаю, - задумалась Туррис. - Есть ли еще такие великаны в Анкиде? А сейчас что тебя мучит?
        - Не могу понять, - съежилась Кама. - Дурное предчувствие. Что-то должно случиться сегодня. Сегодня и здесь.
        - Орс, - окликнула великана Туррис. - Как твое чутье? Помнится, в облике старика ты хвастался, что твоя больная спина помогает предсказывать не только погоду, но и любые неприятности?
        - Со спиной в этот раз ничего не выйдет, - прогудел Орс. - Мной теперь можно стены прошибать. Но беспокойство какое-то я чувствую. Не могу пока только понять почему. Может быть, пора бы уже перекусить?
        Кама оглянулась. Скатывающаяся с предгорий и от стены Раппу равнина была голой на ближайшие лиг пять, за которыми темнел полосой еловый лес и стояли дымы пожарищ. Поток беженцев истаивал на глазах. Не более тысячи их растянулось до леса. С полтысячи араманских воинов строились у стены. Сама стена вздымалась не менее чем на полтыщи локтей, раскидываясь между взметнувшимися вертикально вверх утесами на лигу. В широкий ров было страшно заглянуть. Лава закрыла глаза и вспомнила, представила провал у Змеиной башни и ползущих по его стенам гахов.
        - Я был угодником гахов, - вздохнул Орс. - Говорил тогда и готов повторить теперь, что они ничем не отличаются от людей. Да, это совсем другая порода. Это не люди. Но они так же боятся, любят, ненавидят, молятся, едят, радуются. Они достойны жить так же, как люди. Но люди и гахи - словно калбы и волки. Будут грызть друг друга столько раз, сколько раз столкнутся. И гахи должны быть уничтожены. Иначе - уничтожены будут люди.
        Орс помолчал и добавил:
        - Или и те и другие.
        - Если даже кто-то сгрызет эту крепость, он потеряет на ней все зубы, - прошептала Туррис.
        - Надо поливать стены, - вдруг сказала Кама.
        - Поливать? - не поняла Туррис.
        - Поливать! - прошипела Кама. - И стены, и скалы. У гахов когти, но они не стальные. Иначе не будет спокойного сна за этими стенами.
        - А ну заходи! - заорал стражник у ворот. - Быстрее. Готовь ярлыки на просмотр.
        …Крепость Раппу и крепость Бабу и в самом деле были наиболее сохранившимися из числа укреплений каламов, которые правили древним Таламу - государством, некогда процветавшим в долине Иккибу. Каме не приходилось бывать ни в Бабу, ни в Раппу, поэтому, едва она миновала вместе со спутниками длинный и темный тоннель под первой стеной, тут же принялась крутить головой. Всякий гость, заходивший в Раппу со стороны Араманы, попадал в узкую теснину, внутри которой то ли были выстроены две стены, то ли выдолблен желоб, по которому путники, беженцы, уходящие от врага араманы шли до следующих укреплений, словно по дну каменной ямы, и воины Раппу, почти сплошь белокурые лаэты, стояли над головами несчастных и следили за каждым их движением.
        - С этой стороны укрепление выглядит еще более надежным, - заметила Кама. - Что впереди?
        - Справа, - указала на вздымающуюся в небо цитадель Туррис, - королевский замок. Перед ним второй пояс укреплений. На нем заканчивается это каменное корыто, по которому мы идем. За вторым поясом укреплений - до стен замка - площадь. Обычно там стоят воинские шатры и палатки мытарей. Последняя башня замка соединена с южными скалами высокой стеной. За ней - сам город. А до конца всей долины Сана Баба отсюда три сотни лиг. Ровно посередине между ними - перевал, на котором две крепости и еще одна стена между ними. Но до них и после них - долина разбегается на двадцать, а где и на тридцать лиг. Благословенный край. Так же, как Даккита, как Бэдгалдингир. Перевал делает этот край еще неприступнее. Мы должны миновать его за неделю.
        - У тебя хорошая лошадь, Туррис, - подал голос Орс, поглаживая морду своей коняги. - Но пятьдесят лиг в день - многовато под моим весом. Тем более поднимаясь вверх в горы.
        - Зато спускаться будет легче, - скривила губы Туррис. - А если моя лошадь устанет, тебе придется пробежаться. Или похудеть!
        - Похудею, - с готовностью отозвался Орс. - Но сначала все-таки надо поесть. А то дооткладывали завтрак. Считай, что уже и обед пропускаем! К тому же холодно! И солнце сияет, смотреть больно. Значит, мороз только усилится. А у меня куртка короткая, и рукава. И порты!
        Все, кто был вокруг, глазели на укрепления, но кто кроме Камы их не видел? А вот такого великана, как Орс, не видел никто. И если стражники на вратах только хмыкнули, прочитав в ярлыке - Орс Маленький, то прочие беженцы, да и воины Раппу, на стенах качали головой и улыбались, словно именно такой великан и мог спасти Раппу и всю Анкиду от неведомого врага. Разве только за второй стеной, на площади, среди воинов Раппу, что усердно махали мечами, разгоняя жир и слабость в суставах, обнаружилась особа, лишь на голову ниже Орса. Судя по грозному рыку, что то и дело раздавался из ее груди, да по сверкающим доспехам, именно она заправляла всем собравшимся у стен замка воинством.
        - Дочь короля Эбаббара - Флавуса Белуа, - объяснила Туррис. - Принцесса или герцогиня, как там, не разберешь теперь, Раппу. Жена бывшего принца, нынешнего герцога - Лентуса. Хотя говорят, что это не Лентус женился, а она женилась на принце. Но родила ему уже двоих сыновей, и живут они, по слухам, счастливо. Хотя кто будет править после того, как королева Рима Нимис состарится и умрет, - ни у кого сомнений не возникает.
        - Я ее знаю, - проговорила Кама и вдруг побледнела, приложила к глазам ладонь, прищурилась, вышла из потока, ползущего к следующим воротам, и быстрым шагом пошла в сторону воительницы. Сразу двое воинов бросились ей наперерез, но Кама вывернулась из их рук и закричала едва ли не на всю площадь: - Субула!
        - Стоять! - рявкнула на воинов воительница и шагнула к Каме. - Я тебя знаю, старушка?
        - Надо поливать стены водой, - процедила Кама сквозь стиснутые зубы, чтобы потом почти перейти на крик. - И скалы поливать водой! Везде, где только можно! Чтобы лед покрывал все!
        - Что ты хочешь сказать? - сделала еще шаг вперед воительница, поднимая руку вверх, потому что ее воины все-таки вцепились в Каму, удерживая меч девчонки в ножнах.
        - Они как тараканы, - ответила Кама и протянула руку вверх, против солнца, туда, где по серым, лишь слегка прикрытым снегом скалам подбирались к башням замка черные, крохотные тени. - Гахи!
        Глава 18
        Кирум
        Его словно окунули в масло. Оно забило глаза, уши, нос, проникло в рот, окутало каждую полость внутри тела, наполнило его и начало литься наружу - из тех же глаз, ушей, носа, рта, и при всем при этом он продолжал видеть и дышать, хотя не забиться в удушье стоило скрипа в стиснутых зубах. Вокруг двигалось, шевелилось, колыхалось что-то живое и ужасное. Настолько ужасное, что оно манило в себя, звало, сулило облегчение и блаженство. Бибера? Где ты, Бибера, на которую не действует магия? Процелла? Смешная девчонка, которая всегда смотрела на старшего двоюродного брата с открытым ртом и восхищенными, вытаращенными глазами! Где ты? Почему он видит только Ирис? Впереди его правит лошадью Ирис. Рядом с ним правит лошадью тоже Ирис. Почему? Она ведь осталась в Тиморе? И почему она… почему они обе смотрят на него? И куда он правит коня? Что он собирается делать? Что он один собирается сделать с тем, что затопило, переплело, опустило в смрад всю его землю?
        - Тихо.
        Это Процелла. Не Ирис, а Процелла. Она приблизилась, ее лошадь идет бок о бок с лошадью Игниса. Ее нога трется о ногу Игниса. И она сама - смешная, с закинутым за спину деревянным мечом, наклонилась и держит Игниса за руку. И выражение ужаса на ее лице сменяется облегчением и слезами.
        - Ну ты что? - рассмеялся Игнис. - Чего испугалась?
        - Тебя, - призналась Процелла. - Ты… изменился. Сейчас уже нет, а стоило нам въехать в эту мерзость, как ты перестал быть самим собой. Стал похож на мертвеца. И мне показалось… Мне показалось, будто у тебя нет глаз, только чернота вместо них, и дым изо рта, и дым за спиной… Будто крылья…
        - Будь у него крылья, он бы взлетел и посмотрел, куда нам держать путь, - донесся голос Биберы.
        - На юг, - нашел взглядом спутницу Игнис. - Вдоль края Светлой Пустоши - на юг. Ты видишь край?
        - Вижу, - махнула рукой Бибера, и Игнис и сам увидел край поганого места. Увидел ясно. Так, словно стоял на выжженной степи, и рядом, в десяти - двадцати шагах, выделялся край пожарища, пепелища, прибитого дождем. Но там, на самом краю, томилось спящее пламя, тлело, вздымало к небу струйки дыма и продолжало медленно, но неумолимо пожирать землю Шеннаара и ползти к востоку. К востоку и во все стороны.
        - Огонь? - спросил Игнис.
        - Ты видишь огонь? - испуганно прошептала Процелла. - А мне кажется, будто плесень расползается по земле. Вон - ее край. За ним, словно за кривым стеклом, - снег, холмы. А здесь тоже снег. Только он перемешан с плесенью.
        - Нет ни плесени, ни огня, - обернулась Бибера. - Уж поверьте мне. Но магии здесь столько, что она звенит в воздухе. Она и в самом деле на меня не действует, но я ее вижу. Я ее слышу. Я ее чувствую. Пока Процелла не приблизилась к тебе, принц, я даже тебя с трудом могла разглядеть. Ты словно обратился в кокон. Словно какие-то зимние пауки запеленали тебя в грязный сверток. Но не теперь. Уж не знаю, что ты там дал Процелле, но сейчас вокруг вас никакой магии нет шагов на десять. И мне кажется, что это лишь крохотная толика той силы, что висит у нее за спиной. Говоришь, что ты уже проходил через Светлую Пустошь? Если эта драгоценность была с тобой, то я не удивлена!
        - Я удивлен, - покачал головой Игнис. - Да, то, что сейчас за спиной Процеллы, спасало меня. Не только меня, но спасало. Но все происходило иначе. Светлая Пустошь была наполнена тенями, которые старались удалиться от нас, но вот этой вязкости - не было. Мы даже приблизились к краю Пира - этой грязной ямы, что осталась после Лучезарного, но и там ничего, кроме отвращения, не испытали. Хотя, минуя холм Бэдгалдингира, почувствовали разницу. Словно переоделись в чистое. Но это… Здесь столько силы, пусть поганой, грязной, но силы, что она может снести все что угодно. Обратить в пыль стены Ардууса!
        - Но не меня, - засмеялась Бибера. - И все же тебе нужно научиться противостоять этому. Что ты будешь делать, если потеряешь свою великую ценность? Не теперь, так в будущем?
        - Не потеряю, - твердо пообещал Игнис.
        - А если придется отдать это, чтобы спасти кого-то? - поинтересовалась Бибера. - Ту же Процеллу, твою Ирис, имя которой ты повторял, пока Процелла не приблизилась к тебе? Твоего ребенка, если такового пошлет тебе Энки? Твоего друга? Что ты будешь делать?
        Игнис молчал. Смотрел на Биберу, которая держалась впереди, в пяти шагах, и молчал. Вокруг лежала все та же, как будто выжженная, а затем припорошенная снегом степь. Но слева, на востоке, в полусотне шагов, поднимался кривым стеклом край Светлой Пустоши, а справа, в полулиге или дальше, клубился туман или что-то, что минуты назад скручивало Игниса в кокон ужаса и безысходности.
        - Ты должен быть сильнее этого, - повысила голос Бибера и стерла улыбку с лица. - Поверь мне. Я чувствую. На меня не действует магия не потому, что я сопротивляюсь ей. Не потому, что я сильнее ее. Нет. Я в ней как выдра. Я плыву в ней, но она не смачивает мою шкуру. Я пропускаю ее мимо. Я не борюсь с ней. Не закрываюсь. Я просто всегда чуть в стороне. Ты можешь научиться этому. В тебе великая сила, я чувствую ее. Нужно всего лишь не применять ее. Отступить. Не сдаться, но сделать шаг назад. Или в сторону. Попробуй. Не спеша. Медленно. Постепенно. Не подставляй себя под клинок!
        - Отпусти мою руку, - попросил сестру Игнис и, увидев испуг на ее лице, улыбнулся. - Бибера права. Надо пробовать. Не забывай, Светлая Пустошь полна не только этой магией, в ней достаточно мерзких тварей, с которыми, возможно, придется сражаться. На что я буду годен в твоих объятиях?
        Процелла отпустила руку Игниса. Масло тут же поползло в его глотку.
        - Не отъезжай от меня быстро, - попросил он, скорчив гримасу. - Отдаляйся постепенно.
        …Игнис справился с магией Светлой Пустоши только на пятый день пути. Именно тогда он услышал сетование Биберы, что кончается овес, и скоро нечем будет кормить лошадей, и что она не предполагала, будто их отряду придется миновать и деревни, и рынки, и даже дозорные башни. Именно на пятый день пути Игнис различил не мутные тени, не Ирис, не Телу Нимис, не Вискеру, не Каму, не собственную мать, а Процеллу и Биберу. Последняя сидела у крохотного костерка, собранного из промороженных коряг, а первая стояла в пяти шагах от Игниса и смотрела на него с ужасом.
        - Все, - прошептал он и сполз с лошади. - Кажется, я уже здесь. Сколько прошло часов?
        - Пять дней, - отозвалась Бибера. - И все эти пять дней ты ничего не ел, не пил и даже не сползал с лошади по нужде. Я даже начала опасаться, что ты или лопнешь, или высохнешь.
        - Ни то ни другое, - покачал головой Игнис.
        Пошатываясь, разгоняя туман в глазах, он двинулся к краю Пустоши, который все еще был рядом. Прорвал руками, головой, плечами мутную пленку. Вдохнул чистый, звенящий, морозный воздух. Поразился красоте сверкающих белыми пиками гор Балтуту. Где-то там, на востоке, лежало самое прекрасное место в Анкиде - королевство Лапис. Горная долина, окаймленная с юга ледяным потоком реки Малиту. Снег, лежавший на ближних холмах, на кронах недалекой рощицы, на крышах заброшенной деревеньки и дозорной башни, искрился, отражая солнечные лучи. Игнис скинул плащ, упал в снег лицом и замер.
        Он вернулся минут через десять. Прошел через пленку Светлой Пустоши, поморщился от ее погани, присел у костра, взял из рук Биберы плошку каши, фляжку вина. Начал жадно есть. Светлая Пустошь больше не имела над ним власти. Хотя то, что таилось в ее середине, теперь он даже боялся себе представить.
        - Судя по местности, - повернулся он к Процелле, - мы на окраине Кирума. Деревенька и дозорная башня в паре лиг мне показались знакомыми. Правда, когда-то они были в полусотне лиг от края Светлой Пустоши.
        - Все меняется, - подала голос Бибера. - Как ты справился? Я ведь не верила.
        - Я перетерпел, - после долгой паузы проговорил Игнис. - Мне приходилось терпеть боль. Много дней. Ужасную боль. Конечно, я не могу похвастаться, что на меня боль не действует. Да и тем, что магия на меня не действует, я тоже похвастаться не могу. Но когда долго терпишь боль, конечно, если она не калечит тебя, то вдруг понимаешь, что она уменьшается. Или ты сам становишься больше, чем она. Или привыкаешь, не знаю. Я перестал бороться с этой магией и стал ее терпеть. Но вот эти, как ты говоришь, пять дней я словно провисел прибитый гвоздями к стене! Энки, благословенный!
        Игнис потрогал собственные предплечья, ощупал ноги и сбросил куртку. Рубаха его была окровавлена. Процелла испуганно вскрикнула. Он засучил рукава. Там, где шесть лет назад его тело пробивал насквозь подручный Никс Праины по имени Донум, снова зияли раны. Кровь хлюпала и в сапогах. Игнис принялся разуваться.
        - Процелла, - попросил он. - Найди у меня в мешке кисет со снадобьями. Это, конечно, магия. Но она вернула то, с чем я уже давно распрощался.
        - Ты перенес и такое? - прошептала Бибера.
        - И такое, - кивнул Игнис. - И подобное. И много раз. Но когда я оборачиваюсь, чтобы вспомнить, что было самым страшным, то вспоминаю не пытки, не истязания, ничто из этого. А только три мига в своей жизни. Тот, в который я узнал, что моя семья уничтожена. Это случилось в маленьком галатском городке в предгорьях Абанаскуппату. Тот, недавний, в котором увидел, как из тела моей жены, под ее сердцем, выходит острие пущенной в меня стрелы. И тот, уже давний, в котором я видел, что убивают спасшего меня друга. Я был уверен, что его убили, но, к счастью, кажется, он остался жив.
        - Его ведь зовут Син? - спросила Бибера.
        - Откуда ты знаешь? - поразился Игнис, да так, что едва не отдернул руку от перевязывающей его Процеллы.
        - Он тот, кто научил меня тому, что я знаю, - пожала плечами Бибера. - Он редко, очень редко бывал у Бенефециума, наверное, тот ему сказал, что есть в семействе Ренисус наполовину безродная девчонка, на которую не действует никакая магия. Ни Тутус, ни Церритус, ни Зелус, ни даже Аша - никто не мог надо мной подшутить. И Син захотел со мной поговорить. Поговорить, ничего больше. Он говорил со мной раз десять или двенадцать. Не помню. Сколько раз появлялся в Бэдгалдингире, столько раз и говорил. И ничего больше. Всякий раз находил для меня время. Я даже не могу рассказать точно, о чем были наши разговоры. О всяких глупостях. Почему приходит зима? Отчего светят звезды? Как растут деревья. Что мне делать, когда я вырасту? Почему не падает башня угодника в Бэдгалдингире, если ей и в самом деле столько лет? Почему так долго живет Бенефециум? Откуда взялась Сухота? Что мне делать, когда вернется Лучезарный?
        - Ну что же он посоветовал тебе насчет возвращения Лучезарного? - спросил Игнис.
        - Он сказал, что не верит в его возвращение, - пожала плечами Бибера. - Даже если кто-то пытается отрыть могилу, чтобы вытащить оттуда мертвеца. Но добавил, что его вера - это одно, а то, что может случиться, - совсем другое. И сказал, что не знает, что мне надо будет делать в таком ужасном случае. Сказал, что я сама догадаюсь. Но добавил в последнюю нашу встречу, а это было где-то с полгода назад, что если в Бэдгалдингире появится Игнис Тотум, Камаена Тотум, Литус Тацит или Алиус Алитер, я должна сделать все, что могу, чтобы никто из вас не сгинул в башне Бенефециума.
        - Выходит, - поднял брови Игнис, - что Бенефециум не угодник?
        - А ты думаешь, что всякий назвавшийся угодником тут же становится венцом благочестия? - удивилась в ответ Бибера.
        - Но… - развел руками Игнис.
        - Я не знаю, кто такой Бенефециум, хотя слышала, что он живет долгие годы, - призналась Бибера. - И Син мне не ответил, кто он такой. Сказал лишь, что каждому отпущено столько прожить, сколько отпущено. И о том, что не каждый вопрос находит свой ответ. Но в одном я уверена - Бенефециум не угождает. Иногда снисходит. Но никогда не угождает.
        - Ну, это не самый большой недостаток, - усмехнулся Игнис. - Снисхождение лучше жестокости. Мне другое непонятно, почему ты поверила Сину?
        - Мать сказала, что он тот самый, кто спас ее отца, - объяснила Бибера. - И тот самый, что после смерти его и его жены приглядывал за ней и за ее братом, пока не нашлась сердобольная старушка и не взяла их в дом.
        - Удивительно, - прошептал Игнис. - Знаешь, иногда мне кажется, что Син - это не просто какой-то добрый дедушка, который появляется всякий раз, когда нужна его помощь, а это сам Энки вернулся на землю.
        - Я его спросила об этом же! - подмигнула окаменевшей Процелле Бибера.
        - И что же он ответил? - напрягся Игнис.
        - Он долго хохотал, - ответила Бибера. - А потом сказал, что это не так. И хорошо, что это не так. Потому что, если бы это было так, это значило бы, что земля уже способна держать на своей спине богов, и тогда возвращение Лучезарного стало бы неминуемым!
        Они выбрались из границ Светлой Пустоши на самой окраине Кирума. До кварталов каменных домов еще оставалась пара лиг, но часть ремесленных слободок, брошенных жителями, успела сожрать Светлая Пустошь. С наскоро возведенных сторожевых башен на выбравшуюся из-за пелены троицу стражники смотрели как на демонов, выползших из Пира.
        - Заплутали! - крикнул Игнис. - Заехали в эту гадость, еле живы остались! Это Кирум?
        - Кирум! - крякнул толстый старшина стражи, спускаясь с вышки. - Как вас туда занесло?
        - Да ночью, - пожал плечами Игнис. - Мы идем с севера. Из Аббуту. У нас дела в Фиденте. Думали, уж пропали.
        - Да и странно, что не пропали, - протянул старшина, придирчиво рассматривая ярлык Игниса. - Хотя в последнюю неделю пакость стала лезть из Светлой Пустоши послабее. Маги говорят, что силы она копит. Нынче, по всем приметам, должна поджарить нас. А если копит… Я думаю, что если она их накопит, то снесет наш город вместе с его улицами. Сдвинет в самую Му!
        - Подожди! - не понял Игнис. - Как это сдвинет? Весь Кирум? А Фиденту? Она ж тут рядом! Или Светлая Пустошь все должна сожрать?
        - Должна не должна, а сожрет, - сплюнул стражник. - Мы пока еще держимся. Смотри, видишь край?
        Игнис оглянулся. Покинутый ими край Светлой Пустоши словно огибал город, охватывая его на четверть с севера и запада.
        - Маги помогают нашему герцогу, - объяснил стражник. - Сами великие мастера магических орденов. Мы обвешаны их амулетами, да и на наших башнях - этих амулетов пропасть. Но, кажется мне, все это зря. Вроде медовой тянучки в рот смертельно раненному.
        - Что за маги? - спросил Игнис.
        - Так четверо, - нахмурился стражник. - Ордена Воды, Земли, Огня и Воздуха. Еще два - Ордена Солнца и Луны - в Эбаббаре. Вроде бы в Эбаббаре, а там кто их знает? Говорят, там почти так же, как здесь. Но там в городе шесть башен, они хоть как-то сдерживают Пустошь. Здесь самое горячее место. Тут сейчас от всего Ардууса держит оборону герцог Эбаббара - Флавус Белуа. Оставил в Эбаббаре племянника, а сам сюда. Но он все больше в Утисе, за рекой. А маги все в Фиденте. Один здесь. По очереди. В Кирумском замке. Сейчас как раз Амплус. Дылдина такая, в два раза почти выше меня. Хоть одна радость, этлу перед смертью увидеть. Подожди немного, перед сумерками он должен объявиться, как раз всякая дрянь начинает на город лезть, видишь - земляные валы? Это магия земли, приятель, да. Ужас что такое. К тому же холод! Снег! Лед кругом! А до зимы-то еще два дня! Приходи, магу будет интересно узнать, что кто-то по Светлой Пустоши бродит!
        - Кто из орденских магов был у Бенефециума? - обернулся к Бибере Игнис.
        - Амплус и был, - пожала она плечами. - Еще слышала, что дакитка была необыкновенной красоты. Кажется, Лакрима ее имя?
        - Ну, хоть не Никс Праина, хотя и она, и Лакрима женщины, а Рор… - задумался Игнис и, повернувшись к стражнику, сказал: - Приду обязательно. Надо хоть посмотреть, в чьи лапы или что там у этой пакости, мы чуть не угодили.
        - Там все, - хрипло пообещал стражник, - и лапы, и пасти, и ужас что такое.
        …Судя по улицам Кирума, особенно по его площади, на которой, примыкая к замку, высилась знаменитая кирумская часовая башня с трещиной, появившейся чуть больше двадцати лет назад, жители город покинули почти все. Даже хозяин трактира, в который заглянули путники, немало удивился, увидев незнакомцев. Однако быстро приготовил еду, отправил служку позаботиться о лошадях, да еще с учетом щедрости внезапных гостей собрал им дорожной еды в долгий путь.
        - Сам почему не уходишь? - спросил его Игнис.
        - А куда уходить? - смахнул со лба пот трактирщик. - Здесь я кто-то, а перейду через реку, в том же Утисе или Фиденте - я никто. Нищий калам. Да и что искать спасения от одной беды, убегая навстречу другой? Правда, многие из Кирума подались в Ардуус, кое-кто в Лапис. Но в Ардуус не хочется, говорят, там инквизиция лютует, казни каждый день. Не так чихнешь, глянь, уже и чихать нечем. А в Лаписе, говорят, больно много собакоголовых и клыкастых.
        - И ничего они не собакоголовые, - обозлилась Процелла. - Такие же люди, как мы.
        - Может быть, - пожал плечами трактирщик. - Я ж войной против них не иду. Но уж позволь мне жить там, где я буду радоваться человеческим лицам, а не «таким же, как мы».
        - Вот так, - ударила кулаками по столу Процелла, когда трактирщик отошел. - Шесть лет я билась с такими разговорами. А потом вдруг оказалось, что самый страшный даку куда как добрее и приятнее самого красивого атера.
        - А красивые атеры бывают? - прищурилась Бибера.
        - Случаются, - отрезала Процелла.
        - Значит, так, - сказал Игнис, - послушай, Бибера. Скажи, мог ли меня обмануть Бенефециум?
        - Нет, - усмехнулась она. - Он мог что-то не сказать. Но обмануть - не должен. Если он что-то сказал, так оно и есть. Если бы он обманул тебя, он бы унизил себя. В этом можешь быть уверен. А унизить себя он мог только в одном случае, если бы боялся кого. Разве ты страшен?
        - А почему он должен бояться именно меня? - спросил Игнис.
        - А кого? - удивилась Бибера. - Он с Тигнумом на короткой ноге. Думаешь, просто так Церритуса и Зелуса погонял? Не знаю… Скажи, а сильные… или вот короли обманывают своих подданных?
        - Всякое случается, - нахмурился Игнис.
        - Тогда это не короли, - улыбнулась Бибера. - Ты что задумал?
        - Хочу встретиться с Амплусом, - ответил Игнис. - Думаю отправиться на окраину Кирума. Удобный случай. Под личиной одного из орденских магов или королей Анкиды скрывается акс. Его имя Рор. Его слуги с огненными глазами разыскивают таких, как я. Чтобы убить. Бенефециум сказал, что среди тех, с кем он встречался, Рора не было. Он встречался с Амплусом. Значит, и я могу с ним встретиться.
        - Ради чего? - не поняла Бибера.
        - Ради других слов Бенефециума, - прошептал Игнис. - Без тех, кто владеет силой, с нынешней бедой не справиться. К тому же Бенефециум сказал - ищи мудрости. Да и капля крови этлу во мне тоже есть. Надо этим воспользоваться. Вы будете ждать меня здесь.
        - Ну уж нет, - отрезала Бибера. - Хочешь, чтобы я пропустила самое интересное? А ты знаешь, что за то, что я увязалась за тобой, мать может меня выпороть? Надо хоть знать, за что страдать придется. Да и так… Не ждет меня там ничего хорошего. Знал бы, кто ко мне сватается… Думаешь, я только из-за любопытства и Сина за вами увязалась? А уж если увязалась, то изволь мое любопытство полнить!
        - Ты? - повернулся к сестре Игнис.
        - Ни за что, - надула губы Процелла.
        - Лапис близко, - напомнил Игнис. - Найду оказию, отправлю тебя туда. Не делай глупостей.
        - Скажи, - поджала губы Процелла, - Бибера красивая?
        - Бибера? - удивился Игнис и покосился на недавнюю проводницу, которая и сама смотрела на него выжидающе, пряча улыбку в уголках губ. - Как тебе сказать? Если бы она заткнула уши, я бы сказал, что очень красивая. Как, впрочем, и ты. Но она уши как раз, наоборот, растопырила. Поэтому я лучше промолчу.
        - И молчи, - хлопнула ладонями по столу Процелла. - Откуда ты знаешь, о чем я шептала твоей жене на ухо?
        - Она спала, когда мы уходили, - напомнил сестре Игнис.
        - Может быть, - кивнула Процелла, - спала и слышала. А я ведь обещала, что буду присматривать за тобой. Что я ей скажу? Что оставила тебя наедине с такой красавицей?
        - Вот именно! - согласилась Бибера.
        - Ладно, - задумался Игнис, затем расстегнул ворот, вытащил что-то закутанное в сукно. - Вот. Повесь это себе на шею, никому не показывай. Штучка эта предназначена одному угоднику, которого зовут Син. Бибера его знает. Это от Алиуса Алитера. Процелла, ты слышала эту историю.
        - Ты чего? - не поняла Процелла. - Прощаешься, что ли?
        - Нет, завещание составляю, - буркнул Игнис. - Вот два перстня. Один тебе, другой Бибере. Если вдруг засветятся, прячьте их в ладонях. Но знайте, что или со мной что-то не так, или рядом кто-то вроде меня.
        - Такой же хороший? - расплылась в тревожной улыбке Бибера.
        - Необязательно, - задумался на мгновение Игнис и добавил, взглянув на Процеллу: - У меня есть еще три ценности. Одну я прячу в себе и оставить не могу. Вторая - вот.
        Он снял с шеи второй шнур, на котором висел небольшой, покрытый узорами кисет.
        - Не открывайте. Кисет защищен самыми сильными наговорами, которые мне удалось сыскать в Анкиде. Внутри то, что мне неподвластно. Хотя я и не пытался им овладеть.
        - Но там же ничего нет? - удивилась Процелла, ощупывая кисет.
        - Там волос, - понизил голос Игнис. - Может быть, волос Лучезарного.
        - Энки благословенный! - побледнела Бибера.
        - Не бойся, не кусается, - усмехнулся Игнис. - Процелла, если спросит Син, откуда это, расскажешь ту историю, что я тебе поведал. О схватке с мурсом в Светлой Пустоши шесть лет назад.
        - Что третье? - мрачно пробормотала Процелла, отправляя кисет в разрез ворота вслед за подарком для Сина.
        - Третье? - задумался Игнис. - Все, что я вам отдаю, даже подарок Сину, если встретить его не удастся, все нужно будет отдать Ирис. И вы пообещаете мне это.
        - Обещаем, - твердо сказала Процелла. - Что третье?
        - Обещаю, - усмехнулась Бибера. - Помоги Энки устоять всей Анкиде, а уж мы не подведем… Что третье? Подожди! Никак деревяшка за твоей спиной?
        - Да, - кивнул Игнис. - И этот меч - самое важное из всего. Процелла. Ты несла его на спине, я чувствую, сможешь сладить с ним. Если что - главное, взять за рукоять и открыть сердце.
        - Как это? - не поняла Процелла.
        - Ты сумеешь, - улыбнулся Игнис. - Но пока он побудет со мной. Просто не забывай о нем.
        …Амплус появился перед самыми сумерками. Как раз тогда, когда заклубился черными дымами, осветился огнями край Светлой Пустоши и оттуда поползло, полезло, потянулось к городу, к стражникам, к сторожевым башням что-то зубастое, зловонное и навевающее ужас. Игнису, который держался чуть в отдалении, уже казалось, что страшный вал захлестнет башни, во всяком случае, стражники, которые пускали с башен стрелы в катящуюся на них нечисть, начали вдруг орать от ужаса, когда земля перед башнями, едва не подкосив их, вздыбилась и пошла волной навстречу мутному валу, дробя и перемалывая его.
        Несколько фигур появились у башен. Шестеро факельщиков, один великан в коричневом балахоне выше прочих на три головы и еще двое людей обычного роста, рассмотреть которых Игнис издали не мог. Стражники, которые сопровождали процессию, то ли подчиняясь приказу, то ли робея, остановились в сотне шагов. Мгновение или несколько долгих мгновений, пока еще тьма не опустилась на истерзанную окраину города, под ругань стражников на башнях, которые теперь больше всего напоминали обреченных к смерти, великан стоял неподвижно, но вновь мутная волна покатилась в сторону города, и великан, как видно, во второй раз поднял посох и ударил им о землю, направляя против выпада Светлой Пустоши вал искореженной земли. Хотя и вал был слабее прежнего, и отгоняемый им вал Светлой Пустоши едва не пересилил его.
        Стражники, что остались в стороне, принялись орать что-то, когда Игнис появился из укрытия, но, видно, распоряжение стоять на месте или ужас были сильней их тревоги. На вышках засверкали наконечники стрел, наложенных на тетивы луков. Великан поднял перед собой посох, его спутники выдернули из ножен мечи.
        - Великий Маг Ордена Земли Амплус! - крикнул, приближаясь, Игнис. - Не гневайся. Где я еще мог переговорить с тобой? Не откажи тому, кто ищет мудрости!
        - Это Игнис, принц Лаписа. - Игнис узнал голос Эксилиса Хоспеса, герцога Кирума. Рядом с ним стояла смуглая молодая девушка. И он, и она убрали мечи в ножны.
        - Я приветствую тебя, Эксилис! - поклонился Игнис. - И твою даму.
        - Это моя жена, герцогиня Монс из рода Албенс, - представил спутницу Эксилис.
        - Мое почтение, герцогиня, - поклонился второй раз Игнис. - Я восхищен твоей смелостью. И смелостью твоего мужа. И твоей силой, Великий Маг, - повернулся принц к Амплусу, - так теребить мороженую землю…
        - Ты не лучшее время выбрал для разговоров, Игнис Тотум, - ответил ему этлу, и Игнис заметил, что маг едва стоит на ногах. - И если ты думаешь, что теребить мороженую землю легко, приди сюда через неделю. Я больше чем уверен, что половина города будет потеряна к тому времени. Смотри! Светлая Пустошь снова гонит свой вал. Их каждый вечер случается не меньше десяти. Этот только третий, а у меня уже почти нет сил! Эксилис! Кажется, мы потеряем и эти вышки. Убирай стражников с них вместе с амулетами!
        - Может быть, ради короткого разговора все же продлим жизнь этому городу? - спросил Игнис, сбросил с плеча перевязь, выдернул из ножен деревянный меч и воткнул его в землю у собственных ног.
        Глава 19
        Тирена
        Гладиос оказался стойким мальчишкой. Ему пришлось сидеть на одной лошади с Лавой, вместо седла Лаурус положил на холку лошади свернутое одеяло, да и ногами опереться было не на что. К тому же никогда раньше Гладиос не ездил верхом, но Лава не услышала от него ни единой жалобы. Точно так же Ава не услышала ни единой жалобы от Армы, которая делила лошадь с матерью. Сразу же после Турши Син было повел отряд к северу, но уже через пару десятков лиг двинулся на восток. Лава еще удивилась, когда угодник вдруг повернул лошадь и погнал ее едва ли не по снежной целине, но Литус, который словно приходил в себя с каждым часом, показал ей на то, что она приняла за низкие облака.
        - Светлая Пустошь. Тут до реки еще два десятка лиг, ну так она уже половину из них съела. Если ее ничто не остановит, то и до Турши она скоро доберется.
        - Что ее может остановить? - спросила Лава, но Литус не ответил. Только посмотрел на нее так, словно уже знал дату собственной казни.
        - Что там? - обернулась она к Лаурусу.
        - Смерть, - разомкнул он сухие губы и добавил через секунду: - Она идет так быстро, что всю эту землю, всю оставшуюся Тирену, всю Бэдтибиру, все междуречье Му и Утукагавы сожрет уже к весне. Не знаю, как до сих пор держатся Эбаббар и Кирум. Если они еще держатся.
        Проговорил и посмотрел на жену. Ава перестала плакать уже на второй день пути. Еще пару дней она становилась все мрачнее, а потом в ее лице поселилась сталь, словно она смирилась с собственной судьбой, но в этом смирении заняла такой рубеж, отступить с которого ее не смог бы заставить уже никто.
        Ночевки отряд устраивал в брошенных деревнях, которых оказалось достаточно на пути, предпочитая сараи, куда можно было бы завести лошадей. Край обезлюдел. Иногда на пути попадались истерзанные трупы, почти никогда беженцы, которые стали появляться только ближе к границам атерских королевств. Видно, те, что пытались укрыться в Турше или уйти за реку Му, жались к течению Утукагавы, потому как с севера, где размывала горизонт Светлая Пустошь, тянуло осязаемым ужасом. Часть несчастных, нашедших смерть на равнине Бэдтибира, между ее заснеженными холмами и продуваемыми зимними ветрами рощами, и в самом деле была порублена и пронзена стрелами степняков, Син пару раз даже узнавал следы ордынских лошадей, но больше половины погибших было растерзано каким-то зверьем, причем, судя по следам клыков или когтей, подобных тварей Анкида прежде не видывала. После каждой такой находки Син уходил все дальше к югу, но все равно ночами за стенами недолгих убежищ раздавался протяжный вой, рычание, чей-то истошный визг, и лошади, укрытые вместе с людьми в очередном тиренском амбаре, дрожали и жались к костру.
        - Не могу понять, что будет делать орда? - бормотал Син. - Если она не перейдет Утукагаву до весны, Светлая Пустошь сама выйдет на ее берег, может быть, даже упрется в предгорья Балтуту, уж точно оближет стены Ардууса и Бэдгалдингира.
        - Орде хватит, - хмуро отвечал Лаурус. - Ты же сам говорил, что у нее много кораблей? Не знаю, что там будет с твердынями Бабу и Раппу, но есть еще западный берег моря Тамту. Просторы Силлу и Сабтума густо населены. Экрон, Галата, Самарра… Есть чем поживиться. Тем более что вроде бы их шайки видели уже и там?
        - А потом? - спросил Литус. - Когда не останется никого?
        Син только покачал головой. Поднялся, подошел к узкому оконцу сарая, стал вглядываться в непроглядную, опасную зимнюю темень. Литус и Лаурус остались у костра. Арма и Гладиос сопели на пласте сена. Ава молчала, уставившись на огонь. Лава пыталась заглянуть ей в глаза, но ничего, кроме отблесков пламени, в них не было.
        - Не мучь себя, - обернувшись к Аве, вдруг проговорил Син. - Не мучь Лауруса. Ты кипишь изнутри, а он жжет себя пламенем. Не мучь себя, Ава. Думай о детях. Отправишься в Лапис. Там поселился надежный человек, его семья примет тебя. Его жена позаботится и о тебе, и о детях. Я уже говорил с ним, он сможет укрыть нескольких беженцев. Мой друг там недавно, но просторный дом, который он построил, стоит в дальней деревеньке. Высоковато в горах, но зато в безопасности. И его жена - добрая душа, и дети у нее тоже есть. Успокойся. Лаурус не может поступить иначе. И радуйся, что он останется в войске Муруса. Даже если будет простым воином. Ему будет очень трудно. Очень. Но там он может уцелеть.
        - А там, куда идете вы? - спросила Ава.
        Ее голос дрожал, но слез в нем не было. Только сталь.
        - Не уверен, - вздохнул Син и вслед за Лавой тоже окинул всех взглядом - Литуса, Лауруса, Лаву. - Нет, я не хочу сказать, что нынешние угодники должны непременно повторить то, что сделал Энки, но… Впрочем, Лава пойдет вместе с тобой в Лапис. Ей там место тоже найдется.
        - Это почему же? - насторожилась Лава.
        - А ты хочешь вступить в войско Муруса, как Лаурус? - удивился Син. - Или у тебя тоже есть ярлык твоего отца? И его имя мало кому известно? И ты сможешь притвориться мужчиной? И тебя не было в Ардуусе шесть лет?
        - Я пойду с вами, - процедила сквозь зубы Лава.
        - Обсудим позже, - уронил сухие слова Син. Литус сидел, полузакрыв глаза. Дети сопели. Только Ава вдруг поднялась, шагнула к Лаурусу, села рядом и ткнулась носом в его плечо.
        - Давайте спать, - наконец проговорил Син. - Мы идем быстро, но хотелось бы двигаться еще быстрее. С завтрашнего дня Аменс будет пять дней ждать нас в Хоноре. А мы окажемся только напротив Аштарака, до Хонора от Аштарака еще дня два пути. Но к Утукагаве нужно выйти обязательно. Надо увидеть, что там творится. Тем более что войско Муруса должно быть или в Аштараке, или напротив него. И, вот вам хорошие новости, завтра начнется оттепель.
        - Надолго? - поинтересовался, высунув нос из-под теплого одеяла, Гладиос.
        - На неделю, - успокоил Син и тут же развел руками. - А чего ты хотел? Только первый месяц зимы подходит к концу!
        - А что в Хоноре? - спросила Лава. - Что будет в Хоноре?
        - Там и узнаем, - ответил Син.
        …Утро, наверное из-за оттепели, было хмурым и облачным, поэтому дым, который затягивал горизонт на юге, Лава поначалу приняла за снеговые тучи. Но уже к полудню, когда отряд выбрался к Утукагаве, которая раскидывалась напротив Аштарака на две сотни локтей, стало ясным - горит Аштарак. Крепость и город, все, что построили араманы за последнюю тысячу лет, - все окутывал дым. Горели деревни и рощи, стога сена и не успевший прибиться снегом к земле сухой осенний бурьян. Пять лиг проскакали спутники Сина вдоль Утукагавы на восток, к переправе, к дозорным башням, которые отмечали границу земель Хонора, и ничего, кроме дыма и черного снега, не увидели на противоположном - низком берегу реки. Четыре дозора, по три десятка воинов встретили на этих пяти лигах, и всякий раз их не задерживали и на минуту, приглядывались, видели детей, женщин, различали лица, одежду и махали рукой - проезжайте! Только последний дозор предупредил Сина, безошибочно признав в нем старшего:
        - Вряд ли выберутся на этот берег скоро, хотя ордынские корабли уже замечены в реке. Вы куда? На север? Двигайте вдоль реки до Хонора, а потом через Утис и Фиденту. В Кирум не суйтесь. Что там творится - никто не знает. Может быть, даже придется пробираться в Ардуус через летний перевал от крепости Ос. Если сумеете пройти. И не отходите от реки. Тут всюду наши дозоры, а чуть к северу - просочились шайки ордынцев - по десятку воинов или больше - режут и убивают. И поймать их не можем! Говорят, среди них есть и даку.
        - Вот такие пошли ордынцы, - мрачно кивнул Син. - Что с Аштараком?
        - Только он и остался, - помрачнел старший дозора. - Большая часть города уже пала. Остался замок, но он долго не продержится. На той стороне десять тысяч воинов Муруса, он сам, князь Канис Тимпанум и два его сына. С ними пять тысяч воинов-араманов.
        - Почему они не уходят? - не понял Син. - Город же не удержать? Много беженцев?
        - Полно, - процедил сквозь зубы старший дозора. - Конечно, Фидента, да и Ардуус примут всех. Но в Ардуусе не все… Не все хорошо. Инквизиция там творит всякое… Князь Канис - мудрый человек. Вывел всех араманов, считай почти каждого спас - а это больше ста тысяч! С лошадьми, со скотом. И половину войска - почти десять тысяч - тоже отправил на север. И не меньше пятидесяти тысяч тирсенов, с которыми никогда не ладил. Но уже когда конница орды подступала, когда пали все араманские крепости на юге - пришли дины. Пять тысяч воинов и тысяч двадцать беженцев. Сейчас они переправляются. Пока не уйдут на этот берег, Аштарак будет держаться.
        - А что с Бабу? - спросил Лаурус.
        - Ордынцы поставили шатры в двух лигах от стены, - пожал плечами дозорный. - Мурус брал пленных - все говорят, что войны не будет.
        - А это что? - почти закричал Лаурус, показывая на противоположный берег.
        - Ты просто так спрашиваешь? - зло оскалился дозорный.
        - Вот! - выдернул из-за пазухи ярлык Лаурус. - Через час я буду таким же, как ты!
        - Вот здесь окончится война, - махнул рукой в сторону реки дозорный. - Орда встанет на берег и будет ждать, когда нас сожрет Светлая Пустошь.
        - Зачем им делиться добычей со Светлой Пустошью? - подал голос Литус.
        - Они будут делиться, - покачал головой дозорный, пряча во взгляде ужас. - Они говорят, что, когда Светлая Пустошь сожрет все, мы не умрем. Мы поделимся. Те, кто подчинится темному властелину, станут на их сторону. Те, кто не подчинится, должны будут выйти на великую битву. И пасть на ней.
        - Кто это - темный властелин? - не поняла Лава.
        - Неизвестно, - скривился дозорный и, прежде чем дать знак дозору двигаться вдоль берега дальше, прошептал: - Но он не ужас, который ведет Орду. Не их зверь - Телох. Все говорят, что он намного страшнее, намного… И они сами не знают, кто он. Но он придет.
        …Спутники молчали до самого Аштарака. Когда дым уже стелился над водой, на противоположном, низком берегу показались стены города. Они упирались в реку, и за ними тоже все было в дыму, но среди его клубов то и дело проглядывали всадники в желтых плащах, которые носились на лошадях между полуобрушенными, тлеющими домами и посылали стрелы в дым, поднимающийся уже от аштаракского замка. Обиталище князей рода Тимпанум занимало единственный известковый холм на левом берегу Утукагавы, тот самый, что сжимал не слишком широкую реку до сотни локтей. Но теперь замок был осажден, над башнями вздымались языки пламени, и кроме замка в руках защитников города оставались только две стены высотой полтора десятка локтей каждая. Стены начинались от угловых башен, разбегались на три сотни локтей, уходили в воду и служили последней защитой для узкого каменного моста, по которому из охваченного огнем замка тянулся поток женщин, детей и стариков. И пока они пытались уйти из огня и от смерти, перебраться через реку, вскарабкаться по узкой, поднимающейся вверх лестнице, на этих двух стенах сражались, гибли под стрелами
воины в синих, алых и белых плащах. А на высоком правом берегу, у двух сторожевых башен Хонора, стояли ряды войск - в синих, алых и красных плащах и смотрели, как их братья гибнут в дыму под стрелами и мечами кочевников. Воинов на стенах оставалось мало. А узкий каменный мост, лестница были заполнены народом, который карабкался на высокий берег и, обливаясь слезами, падал бы прямо у лестницы, если бы не несколько воинов, которые отгоняли, а то и относили в сторону спасшихся.
        - Дина, Ардуус, Аштарак, - прошептал Лаурус и посмотрел на жену. - Там еще не меньше пяти тысяч человек. И мало воинов. Очень мало.
        Она кивнула. Кивнула, не проронив ни слезы. Лаурус спрыгнул с лошади, сорвал с пояса кошель, вложил в руку Авы, прижался к ее руке губами, подмигнул сыну и дочери, сдернул с луки седла моток веревки и пошел к пузатому старшине, который уже охрип, освобождая проход.
        - Чего ты хочешь? - засипел тот, взглянув на ярлык. - Клавус Вадум? Откуда ты взялся, Клавус Вадум? Не до тебя сейчас! Подожди! К ночи зачислю!
        - Мне туда, - мотнул головой Лаурус. - Ты не видишь? Проседают наши! Прорвутся - порубят тех, кто не ушел. Князь еще там?
        - И князь, и два его сына, и динский тан - все там! - захрипел старшина. - Как ты туда попадешь? По головам пойдешь? Ты не видишь? Вот первая сотня, вот вторая, вон - третья! Все готовы в битву! Как пробиться?
        - Зачисли меня, - процедил сквозь зубы Лаурус. - Покажу. Меч у меня есть, доспех на мне. Что еще надо?
        - Демон с тобой, - закашлялся старшина и рявкнул, собрав в глотке остатки голоса: - Если кому интересно, вот этот новичок, прибывший, судя по сапогам и гарнашу, из Самсума, собирается научить нас воевать. И уж во всяком случае покажет, как попасть на тот берег, не наступая на головы людям. Давай же!
        - Сейчас, - накинул петлю на крючок коновязи Лаурус, сбросил, повесив рядом, самсумский гарнаш, снова подмигнул детям и, швырнув моток веревки с парапета, скользнул по ней вниз.
        - А дальше? - захрипел старшина. - Ну, ловок, и что? Через мост как?
        Лава спрыгнула с лошади и бросилась к парапету. Ава едва не опередила ее. Лаурус уже стоял на нижней площадке. Увидев, что на него смотрит старшина и не меньше полусотни воинов, он махнул рукой, забрался на один из двух столбов, от которых начинался мост и мимо которых тек поток испуганных людей, перебрался на каменное ограждение моста и вдруг побежал на противоположную сторону, удерживая равновесие выдернутым из ножен мечом. Одна или две стрелы просвистели мимо него, но вот он добрался до середины, до второй трети, до конца моста и скрылся в дыму. И почти сразу же по веревке заскользил вниз другой воин. За ним третий. И следующий. И еще один.
        - Клавус Вадум, - прохрипел старшина над ушами Лавы и Авы. - Надо запомнить. Пошли Энки этому молодцу удачу. Кто он вам-то?
        - Брат, - твердо сказала Лава.
        - Муж, - добавила Ава.
        - Папка! - заорали Гладиос и Арма.
        - Нам пора, - позвал спутниц Син, прихватывая к коновязи лошадь Лауруса, и добавил, глядя на старшину: - Редкого воина тебе уступаем, мастер. Ты уж побереги для него лошадку и одежку. А то ведь простудится после жаркой битвы.
        - Если он выживет, - заметил старшина.
        - Он - выживет, - уверенно проронил Син.
        …Уменьшившийся отряд столкнулся с маннами на второй день пути после Аштарака, едва ли не на окраинах Хонора. Дымы над араманской столицей рассеялись, новые слезы на щеках Авы почти высохли, вставшие над горизонтом горы скрылись вершинами в тяжелых облаках, и вскоре уже должны были показаться башни королевского замка Хонора - замка дома Рудусов. Син уже подшучивал над Армой и Гладиосом, подсказывая им, что флаги на хонорских башнях будут зелеными, но вот никак он не может вспомнить, что за желтый силуэт изображен на зеленом фоне. Арма и Гладиос принялись гадать, перечисляя все известное им зверье, а Син поджимал губы и мотал головой, поглядывая на утомленных беженцев, которых было на дороге предостаточно и которые смотрели на поднимающиеся перед ними горы, как на спасение. Именно тогда и выкатили из-за заснеженной рощи десять всадников. Десять низкорослых лошадок летели в сторону заполненного стариками, женщинами и детьми тракта, десять клинков взлетели над выцветшими, бывшими когда-то желтыми плащами, и вой, который понесся над трактом, подсказал Лаве, что именно этот отряд был причиной кровавых
пятен на снегу, попадавшихся им уже не раз.
        - Ты как? - посмотрел на Литуса, потянул из ножен меч Син.
        - В порядке, - выдернул гибкий клинок тот. - Я смотрю, у них нет луков?
        - Есть, - уверил бастарда Син. - Но за спиной. Кто мы такие, чтобы тратить на нас стрелы? Лава, Ава! Будьте здесь!
        Сказал и послал коня наперерез отряду.
        - Послушай, - окликнула испуганную Аву Лава. - Держи!
        Она пересадила за спину матери Гладиоса и, развернув лошадь, ничего не нашла что сказать, только кивнула и поспешила вслед за Сином и Литусом.
        Манны разделились. Четверо мчались навстречу парочке наглецов, а шестерка явно собиралась окрасить окрестный снег кровью детей и женщин. Поняв это, Син вдруг начал орать что-то на манском наречии. Наверное, это было что-то оскорбительное, потому что не только четверка пришпорила лошадей, но и шестерка тоже развернулась в сторону наглецов.
        - Успеют еще порубить беззащитных, - прошипела Лава, пригнувшись к лошадиной гриве и сжимая в руке меч. - Успеют. Может быть, успеют. Сначала нас.
        Четверка успела в схватку первой. Син и Литус скрестили мечи со степняками, и Лава, недоумевая, почему они звенят сталью о сталь, а не убивают, подала лошадь в сторону и едва не столкнулась с воином, который возглавлял тех, кто спешил на помощь первой четверке. Блеснул клинок, но Лава уже соскользнула с седла, припала к лошадиному боку, почувствовала, что сталь разрезала воздух чуть выше ее колена, и точно так же почувствовала, что ее меч достал цель, распустил круп лошади врага, заставил животное присесть, обагрить мокрый снег темной кровью. Она развернула лошадь, увидела, что стремительно убывающий отряд маннов собрался вокруг Литуса и Сина, и спрыгнула с лошади. Лошадь врага хрипела на снегу, а спешившийся всадник шел в ее сторону. В руке его сверкал узкий клинок, на ногах и руках поблескивали наручи, между полами плаща темнела тонким плетением кольчужница. Воин шел убивать выскочку-девчонку, лишившую его лошади.
        «Так, - подумала Лава. - Судя по его походке, он очень хорош. Значит, ничего не придумывать. Все самое простое. Самое легкое. Я девушка. Наглая, самоуверенная, но девушка. Так, что я должна сделать? Что я должна сделать? Зачем я слезла с лошади? Ну, конечно, чтобы у меня осталась лошадь. Куда же я без лошади. Что я должна? Я должна быть неуверенной, спотыкаться, волноваться, я девушка. Чему меня учили ардуусские стражники? Не теперь, не Литус, а те стражники, к которым я впервые пришла несколько лет назад с палкой вместо меча? Ну точно, ударов всегда два. Один, смертельный удар может нанести только мастер. А прочих два. Только два. Или больше. Ну, больше - это тоже удел мастеров. А так-то - два. Значит, и защита должна быть двойной. И я девушка».
        Она стянула с головы капюшон, взъерошила короткие волосы, выставила перед собой меч, прихватила яблоко эфеса левой рукой. Она девушка, и ей страшно.
        Ей действительно стало страшно, когда воин, после того как Лава сбросила капюшон, повторил ее жест, да еще и стянул с лица желтоватый шарф. Это был даку. Безволосое, вытянутое, клыкастое лицо было почти мордой. И на этой морде кривилась холодная улыбка.
        - Дура, - процедила сквозь зубы Лава и начала медленно пятиться.
        Воин согнул колени и, переступая, двинулся за ней. Пять шагов. Четыре шага. Три шага. В глубине желтоватых глаз таилась насмешка. Сейчас…
        Она не успела ни напасть сама, ни отбить удар противника, потому что противник вдруг скривился, захрипел и упал лицом в снег. Из его шеи торчал кинжал.
        - Не время для игр, - раздался голос Литуса. - Это даку. С ним нельзя шутить. Хотя отвлекла ты его хорошо. Если бы не твоя разъяренная рожица, тебя бы уже не было. Мы с Сином могли бы не успеть справиться с остальными девятью.
        - Ты убил его в спину! - прошипела Лава, тут только заметив, что и прочие степняки мертвы, и Син осматривает их трупы.
        - Да, - спокойно ответил Литус. - Это уже не турнир. Это война. Кстати, помоги снять с него доспех. Будем считать, что это твой трофей. И чтобы я тебя без этой кольчужницы не видел! И это тоже война.
        - Но самое смешное, - крикнул между тем Син приближавшейся к месту схватке Аве с детьми, - что на зеленом фоне у Хонора никакой не желтый зверь, а желтые цветы!
        Глава 20
        Ардуус
        Ардуус лежал во мгле. Пурус знал, что город укрыт снегом, но, несмотря на полдень, и снег, и дома, и людей, все укутывала мгла. Оттепель накатила в самом начале зимы, и теперь утренние облака ползли и над головой, едва не чиркая серыми животами по шпилям Ардууса, и под ногами, скрадывая все, кроме коньков крыш и изломанных линий крепостных стен.
        - Господин…
        Рабыня выползла на заледеневшую площадку главного бастиона цитадели на коленях. На днях Пурус неожиданно для самого себя ткнул имперским мечом, который он гладил в руках беспрерывно, в живот верному немому слуге. Ткнул, а потом надавил, пронзая насквозь, и расхохотался, глядя на ненависть, которая вдруг блеснула в покорных глазах Умбры. Правильно сделал. Если ненависть выплеснулась, значит, где-то она таилась. Если дал убить себя, значит, плохим он был охранником, нечего и жалеть. И вот уже неделю вокруг короля суетились только женщины. Стражники стояли у основания цитадели и подниматься наверх не рисковали. Впрочем, Пурус и не хотел их видеть. Но без охраны вовсе оставаться было нельзя.
        - Говори, - буркнул, положив ладонь на холодную рукоять имперского меча, Пурус.
        - Как вы повелели, Ваше Императорское Величество, - голос рабыни выражал покорность и дрожал от неподдельного ужаса, - все, кто просил вашего внимания, в соответствии с вашим соизволением, прибыли. Все, кому вы потребовали явиться к вам, - здесь. Ваш сын, Его Светлейшее Высочество Болус. Зелус Ренисус - племянник короля Тигнума. Алкус Рудус - третий сын короля Хонора и он же младший брат герцога Хонора. Фелис Адорири - герцог Утиса. Энимал - Предстоятель Единого Храма. Фуртим Верти - младший брат короля Фиденты. Всего шесть посетителей, Ваше Императорское Величество. И все они ожидают вашего приема в разных покоях. Но… - голос женщины задрожал еще сильнее… - но вместе с Фуртимом Верти прибыли пятьдесят женщин. С оружием. Пока они заперты в карулке…
        - И?.. - поморщился Пурус.
        - И Алкус Рудус слегка пьян, - выдохнула рабыня.
        - Софус? Русатос? - поинтересовался Пурус.
        - Софус не вернулся в Ардуус, - прошептала рабыня. - Никаких известий о нем нет кроме того, что Тимор он покинул. Русатос пока в Тиморе.
        - Отправь ему весть о том, что он должен все разузнать о Софусе, - процедил сквозь стиснутые зубы Пурус. - И о каждом, кто был и кто остается в Тиморе и Обстинаре. И добавь, чтобы он сделал главное. Непременно сделал.
        - Слушаюсь, Ваше Императорское Величество… - рабыня согнулась, почти уткнувшись головой в лед.
        - Ну ладно, Тианта. - Пурус толкнул рабыню в затылок носком сапога, все-таки не просто так он оставил в живых единственную прежнюю игрушку. Мало того что никто не мог сравниться с ней гибкостью и живучестью, так и память у нее была на зависть. Ничего не забывала. Ничего и никогда. - Встань.
        Рабыня послушно вскочила на ноги. Быстро, но не настолько, чтобы он почувствовал досаду из-за суеты. Пурус посмотрел на каменное ограждение оголовка цитадели. Приказать, что ли, чтобы прыгнула вниз? И посмотреть потом, во что обратится нежное тело? Сколько ей? По лицу за тридцать, а по телу - едва ли за двадцать. Отчего он перестал терзать ее плоть? Было, было какое-то ощущение… Странное ощущение, что она сильнее его. Что это она играет с ним, а не он с нею. И что же? Приказать? Нет, пусть живет. Где еще сыщешь толкового слугу? Мурус, кажется, уже в деле. Милитум - приговорен. Софус, скорее всего, струсил, старый пень. Мастера магических орденов перемалывают ветер, пытаясь удержать Светлую Пустошь. И Флавус Белуа, главный советчик, тоже с ними. Флавус Белуа. Все всегда знает. А он бы прыгнул по приказу с барьера вниз? Вряд ли… Нет. Его только мечом в живот. Может быть, твое спокойствие, Пурус Арундо, именно в смерти короля Эбаббара?
        - Ты помнишь о моем повелении? - спросил Тианту Пурус.
        - Все сделано, Ваше Императорское Величество, - прошептала рабыня, не поднимая глаз. - Приглашения отправлены всем красавицам Великого Ардууса. Всем, кого вы перечислили.
        - Поименуй, - потребовал Пурус.
        - Домита и Нубис Верти, двадцать три и двадцать два года, племянницы короля Фиденты, - начала перечислять Тианта. - Обе редкие красавицы. Бибера Ренисус - племянница короля Тигнума. Не изысканна, но бодра и задорна. Двадцать три года. И три племянницы князя Араманы. Вена, Ласкивия - дочери Прунума. И Вивера - дочь Претиума. Всем по двадцать, двадцать два года. Всего - шесть приглашений. Переданы всем. Правда, брат короля Тигнума Ванитас сообщает, что его дочь исчезла и он ее ищет, но она ведь лишь одна из списка и не первая из красавиц? Срок указан - не позже пятого числа второго месяца зимы. Кроме них имеются еще несколько красавиц, но им всем меньше двадцати. Пока что это все.
        - Нет, - улыбнулся Пурус. - Это не все. Еще не найдена Лава, моя племянница. Впрочем, я и не собирался посылать ей приглашение. Но поговорить с ней хотел. Очень хотел. И хочу. - Он постепенно погружался в ярость. - А еще двух? Ты не назвала еще двух, а я велел приглашать всех несватаных, всех, кому старше двадцати. Я хочу видеть всех. В одежде и без одежды. Пробовать хочу всех! Выбирать новую правительницу Ардууса! Где Аментия Адорири, дочь короля Утиса? Ее брат здесь! Мне у него спрашивать? Где Брита Верти, племянница короля Фиденты? Ее отец, Фуртим, здесь! Мне у него спрашивать?
        - Да простит меня Ваше Императорское Величество, - вновь упала на колени Тианта. - Три девицы остались, годные под ваши требования. Но Ашу - племянницу Тигнума вы запретили приглашать. Аментия Адорири - не в себе. Все считают ее сумасшедшей. Вместе с тем она очень сильна в магии, я побоялась, что это окажется опасным.
        - Ты побоялась? - поднял брови Пурус. - Побоялась за меня? Может быть, лучше я сам буду бояться за себя? Что с Бритой?
        - С Бритой… - пролепетала Тианта, становясь белее снега. - Ей уже двадцать девять. И она день и ночь пропадает в оружейных залах Фиденты. Говорят, что это не женщина, а пучок сухожилий. Пусть даже и приятная на лицо!
        - Вот и посмотрим, - процедил сквозь зубы Пурус. - Приглашения голубиной почтой. Срочно. Поняла? А теперь слушай и запоминай. Значит, так. Алкуса Рудуса - в тюрьму. Во дворе тюрьмы отвесить сотню плетей. Вполруки, но чтобы прочувствовал. Потом в холодную. Как протрезвеет, зачесть ему повеление о назначении его мастером темницы. В повелении отдельно отметить, что будет получать сто плетей после каждого пьянства. Запоминаешь?
        - Да, Ваше Императорское Величество, - прошептала Тианта.
        - Дальше. Болусу, моему сыну, передать мое повеление немедленно отправляться в Бэдгалдингир и свататься к племяннице короля Тигнума - Аше Ренисус.
        - Но… - позволила себе подать голос Тианта.
        - Передашь ему, что, если он будет упираться, я стану отсыпать ему полсотни плетей каждый день, - процедил сквозь зубы Пурус. - Я слышал, что эта Аша - изрядная стерва? Такая и нужна моему сыночку. И добавь ему, что по возвращении он будет назначен помощником нового воеводы моего войска. И у этого воеводы будет право ломать ему нос при малейшем неповиновении. Ясно?
        - Да, Ваше Императорское Величество, - согнулась Тианта.
        - Кто у нас остался? - собрал морщины на лбу Пурус. - Фелиса Адорири видеть не хочу пока. Отправишь его в писарскую. Пусть получит мое повеление о назначении его воеводой Ардууса вместо покинувшего нас Кастора Арундо, моего брата. Когда примет войско - буду его ждать. Даю ему на все три дня. Сейчас ко мне Зелуса Ренисуса. После него - Фуртима Верти. Пусть возьмет с собой старшую из своих девок. Затем - Энимала. Все запомнила?
        - Все, Ваше Императорское Величество, - еще ниже согнулась Тианта.
        - Встань, - приказал ей Пурус, шагнул ближе, взял за подбородок, рассмотрел покрытое бисеринками пота лицо, взъерошил волну золотых волос, облапал грудь, сунул руку в разрез платья, запустил пальцы в лоно. Затем наклонился и поймал ртом ее дрожащие губы. - Все уйдут - приходи. Умасти тело маслами, как я люблю, и не трясись. Пока у тебя хорошая память - будешь жить.
        …Первым появился Зелус. Просунул в дверь голову, согнулся и заковылял к сидевшему на возвышении королю, словно утка, переваливаясь с ноги на ногу. Упал в десяти шагах на колени, уперся головой в пол. Замер.
        - Зелус Ренисус, - протянул Пурус. - Тридцать три года. Почему не женат?
        - Отказала, - пробубнил в пол Зелус. - Запал на Процеллу Тотум - она отказала.
        - Считай, что согласилась, - усмехнулся Пурус. - Хотя… Ну ладно, о ней потом. Я читал твое письмо с просьбой о службе. Твои заверения в верности. Все читал. И хоть ты пока подданный Тигнума Ренисуса, но Тигнум мой старый друг. Так что, думаю, он будет не в обиде. Ведь так? Тем более что мы уже породнились? Моя дочь даже родила ему внука и внучку?
        - Да, мой император! - проговорил Зелус.
        - Ты понимаешь, что с этого момента служишь мне, а не Тигнуму? - спросил Пурус. - Даже не собственному отцу и не собственной матери. А только мне!
        - Да, мой император! - проговорил Зелус.
        - Что случилось в Алке? - спросил Пурус.
        - Разведка, - пролепетал, не разгибаясь, Зелус. - Даккитский отряд пытался взять крепость, но, скорее всего, разведывал укрепления. Герцог Импиус Хоспес ждал большой обоз беженцев из Даккиты, под их видом к крепости вышел этот отряд. Их было много. Не меньше пяти тысяч. Мы пролетели, сменяя лошадей, всю долину за два дня! Нам пришлось сражаться. Но мы устояли. Принц Церритус был ранен. Не опасно.
        - Похвально, - кивнул Пурус. - Надеюсь, принц Церритус оправится в самый короткий срок. А что с твоим носом? Я заметил, что он не в порядке. Ты тоже был ранен?
        - Нет, - мотнул головой Зелус. - Мне пришлось схватиться с одним наглецом на кулаках.
        - Разве племянник короля может снизойти до схватки на кулаках? - удивился Пурус. - А не проще ли было зарубить наглеца? Или ты его и зарубил?
        - Нет, - с досадой проговорил Зелус. - Я зарубил бы, но мне пришлось срочно отправляться в Алку. К тому же он не был простолюдином. Это был Игнис Тотум, пропавший принц Лаписа. Он вдруг объявился в Бэдгалдингире. Объявился вместе со своей сестрой, Процеллой. Из-за нее и случилась ссора. Игнис заявил, что она не достанется мне никогда!
        - И где он теперь? - холодно проговорил Пурус.
        - Я узнавал, - вовсе снизил голос Зелус. - Он говорил с нашим угодником, приятелем короля Тигнума, Бенефециумом. Не знаю о чем. Потом ушел из города вместе с Процеллой и моей двоюродной сестрой - Биберой. В Бэдгалдингире как раз был отряд ардуусской стражи во главе с воином под именем Русатос. Мне говорили, что три десятка всадников отправились в погоню за Игнисом, но он вроде бы скрылся со спутницами в Светлой Пустоши.
        - Ладно, - процедил сквозь зубы Пурус. - Скажи, Зелус. Как ты представляешь свою службу?
        - Я не знаю, - ответил Зелус. - Но я готов выполнить все, что будет приказано.
        - А мог бы ты прыгнуть для меня с оголовка этой цитадели? - спросил Пурус.
        - Я? - оцепенел Зелус, затем закашлялся и хрипло прошептал: - Я знаю, мой император, что в твоем праве сбросить меня с любого высокого места, даже если внизу будут острые камни. Наверное, это не самая плохая смерть. Но я не готов пойти на смерть сам. И прошу тебя не убивать меня.
        - Что ж, - задумался Пурус. - Ты хотя бы честен со мной. Я беру тебя на службу.
        - Что я должен буду делать? - спросил Зелус.
        - То, что я скажу, - процедил Пурус. - Может быть, сменишь Русатоса. Может быть, станешь воеводой города. Я подумаю. Это будет зависеть от твоего усердия.
        - Я буду стараться, - кивнул Зелус.
        - Будешь, - согласился Пурус. - Сейчас иди. Внизу тебя встретят и отведут в старый замок. Одна башня - в твоем распоряжении. Там кроме тебя будут еще тридцать воинов. Они все - бывшие воины моего прежнего помощника Деменса. Каждый день они будут тебя учить своему искусству. Жалеть тебя не будут. Хотя бы потому, что, когда ты станешь их воеводой, ты не будешь жалеть их. Выходить из башни ты сможешь только для второй своей службы. Всякий раз, как только услышишь колокол инквизиции, должен будешь бежать к помосту и трудиться подручным. Ты понял меня?
        - Понял, - стукнулся лбом о пол Зелус.
        - Убирайся, - махнул рукой Пурус.
        После Зелуса в зале появился Фуртим Верти - светловолосый крепыш лет пятидесяти. С ним была настолько красивая девушка, что Пурус затаил дыхание. Брат короля Фиденты, похожий на него, как маленькой горшок бывает похож на большой, вынутый горшечником из той же печи, опустился на одно колено, склонил голову, и его спутница сделала то же самое.
        - Ну хоть что-то приятное, - пробормотал Пурус. - Остальные сорок девять такие же?
        - Они хороши, - кивнул Фуртим. - Но с Ярри никто не сравнится. Разве только… моя жена. Ну, или дочь. Но они не схватывались. К тому же я говорю только о воинском умении. Внешность Ярри нельзя превзойти.
        - Пять лет, - напомнил Пурус. - Пять лет ты занимался этим делом по моей просьбе. Хорошо ли ты выполнил его? Сохранил ли ты все в тайне? Ты уверен, что твоя жена смогла научить своих подопечных тому, что мне нужно?
        - Моя жена, Млу Верти - дакитка в первом поколении, - гордо произнес Фуртим. - Ее отец - даку из Чилдао. Брат тамошнего князя. Моя дочь - человек в первом поколении. Она сильна, как никто. Так вот, Млу сказала, что Ярри - единственная, победить которую непросто будет моей дочери и даже ей самой. Такой талант редок, но он случается. Но и прочие - очень хороши. Они смогут защитить тебя, император. И они будут преданы тебе, и только тебе. Я собирал их девчонками среди беженцев, в деревнях, на дорогах. Жена выбирала из десяти одну. Иногда - из сотен - одну. Что касается тайны, то все происходило в моем замке. Он стоит в стороне от дорог, на восточной окраине Фиденты, на склоне гор Балтуту, в трех десятках лиг южнее крепости Ос. И размером он не больше крепости Ос. Крохотное укрепление. Там даже деревни рядом нет. Я назвал его именем жены. Замок - Млу!
        - Вот уж это мне совсем неинтересно, - поморщился Пурус.
        - Я не сказал главного, - поклонился Пурусу Фуртим. - Эти воительницы преданы тебе. У них никого нет. Никого, кроме тебя, император.
        - И ты хочешь сказать… - начал Пурус.
        - Любое твое пожелание, - кивнул Фуртим. - Любое. Хотя должен сразу предупредить, что искусству любви учить их придется тебе. Они в нем несведущи. Все прочее я выполнил. Твои деньги, император, не были потрачены напрасно.
        - Это меня беспокоит меньше всего, - усмехнулся Пурус. - Я попрошу тебя пока остаться в Ардуусе, Фуртим. Твоя жена здесь?
        - Да, мой император, - кивнул Фуртим.
        - А твоя дочь? - сдвинул брови Пурус.
        - Пока в Фиденте, - пожал плечами Фуртим. - Но жена справится и без нее.
        - Ладно, - задумался Пурус. - Завтра я хочу увидеть всех. А пока идите. Внизу вам скажут, где разместить… девушек. Я думаю, что должность найдется и для тебя, Фуртим Верти.
        - Слушаю и повинуюсь, - кивнул вельможа.
        - Да, - окликнул его Пурус, - вот еще что. Отправь весточку домой. Мне нужен твой племянник. Беда случилась с Милитумом Валором, надо его заменить. Понимаешь?
        - Да, император! - прошептал Фуртим.
        Энимал появился чуть позже прочих приглашенных. Он не ткнулся головой в пол, не упал хотя бы на одно колено, но поклонился Пурусу точно так же, как кланялся Флавус Белуа, - покорно, но с достоинством, и это было единственным, что заставляло клокотать Пуруса изнутри.
        - Ты по-прежнему уверен в том, что ты делаешь? - спросил Пурус.
        - Конечно, мой император, - кивнул Энимал. - Все идет так, как должно. Я говорил тебе, что Светлая Пустошь будет продвигаться к началу зимы на лигу в день, она так и продвигается. Не знаю, что говорят тебе маги, хотя их ведь не осталось в Ардуусе, но Единый Храм от своих слов не отказывается. Растягиваясь - Светлая Пустошь истончается. И когда она доберется до стен Ардууса, то станет так тонка, что не только не окажет никакой помощи врагам Ардууса, но и не сможет помешать самому Ардуусу. Она будет, словно холодный пепел под ногами твоего войска!
        - А прочее? - процедил сквозь зубы Пурус. - Что с Бараггалом?
        - Бараггал пока недоступен, - вздохнул Энимал. - Но рано или поздно мы вернемся туда. И не обходным путем, а напрямик. Я чувствую, Энки готов принять наши жертвы. Искупление прегрешений идет полным ходом.
        - Сколько казнено за последнюю неделю? - спросил Пурус.
        - Всего лишь пятьдесят человек, - вздохнул Энимал. - Мало, но мы ведь не казним просто так? Только за деяния, совершенные или умышленные. За противление святости и благочестию. За поклонение злу и грязную магию, хотя я-то считаю всю магию грязной. Но нам нужно быть чистыми перед Энки, чтобы заслужить его помощь. Конечно, если случится война.
        - А она может не случиться? - спросил Пурус.
        - Это решает Энки, - пожал плечами Энимал. - Уверен, что полчища богомерзкого Телоха за рекой Утукагавой будут ждать, когда Светлая Пустошь пожрет Ардуус, чтобы подобрать наши кости. Но они дикари. Что они могут знать об Энки и его силе? Стены Раппу и Алки высоки. Твое войско велико. Тебе нечего бояться, император.
        - Разве я говорил о страхе? - удивился Пурус. - Я говорил о сроках.
        - Я не провидец, - покачал головой Энимал. - Я священник. Я тот, кто стоит у престола Энки, чтобы молиться за престол короля Пуруса! Я тот, кто льет кровь нечестивцев, чтобы сохранить кровь благостных. Разве не этого ты хочешь от меня, мой император?
        «Хочу, чтобы ты прыгнул с высоты моей цитадели, - подумал Пурус. - Но только после того, как сброшу с нее Русатоса и Флавуса Белуа. Живых или мертвых. Пришло время. Куда пропал этот проклятый король Эбаббара! Уже пять дней не отвечает ни вестью, ни магией! Неужели скрылся? Спрятался? Забился в щель, как крыса?»
        - Ужас наполняет город, - произнес Пурус вслух. - Ужасом тянет со Светлой Пустоши, даже я здесь наверху чувствую его. И таким же ужасом отдает с площадей Ардууса.
        - Сыростью тянет от мокрого, когда оно высыхает, - ответил Энимал. - Это не тот ужас, которого следует бояться. И ужас твоих подданных - это страх перед твоей волей, император. Твои подданные боятся тебя. И это хорошо, потому что ужас - это то, что объединяет всех. Ужас - то, что делает всех равными. Главное, чтобы тебя боялись больше, чем Светлую Пустошь. Более, чем кого-либо. И я все сделаю для этого!
        Ирис начала приходить в себя уже через день после отбытия Игниса. Алиус Алитер пытался протестовать, кричать, что ей еще месяц даже голову нельзя поднимать, но Ирис стискивала зубы и сначала приподнималась на локтях, на второй день пыталась сидеть, на третий садилась, а концу недели уже медленно ходила по комнате. И все это время она не выпускала из рук свои луки и стрелы. Гладила их, прижимала к щеке, клала под подушку, прикладывала к больному месту. Алиус только качал головой, потому как понял, что ни увещевания, ни уговоры на жену Игниса Тотум не действуют. Она ходила, дышала, шевелилась, двигала руками и ногами, изгибала тело, делала все, чтобы вновь быть сильной и здоровой. Очень сильной, Алиус Алитер даже присвистнул, когда однажды попытался натянуть тугой лук, тетиву на который Ирис набрасывала играючи, зажав лук ногами и сгибая его о колено.
        - Как ты это делаешь? - восхитился Алиус, возвращая лук Ирис.
        - Ты не слабее меня, - успокоила она угодника, морщась от боли, но тем не менее с удивительной легкостью подтягивая тетиву к щеке. - Ты же не будешь завидовать лошади за ее быстроту? Лошадь родилась, чтобы скакать, мчаться галопом, преодолевать лиги и лиги. А я родилась, чтобы стрелять из лука. Вот и все.
        - Только для этого? - подала голос маленькая Ува, которая не сводила с Ирис глаз ни на секунду.
        - Не только, - успокоила ее Ирис. - Для всего. Для того, чтобы любить, ненавидеть, сражаться, оберегать. Для разного. Послушай. - Она повернулась к Алиусу и, краснея, спросила: - У меня возобновились росы. Через семь лет. Это значит…
        - Это значит, что ты можешь иметь детей, - зажег свет в глазах Ирис Алиус. - Думаешь, просто так Ува едва не выдала себя?
        - Выдала, - надула губы Ува. - Кто-то вцепился в мой отблеск, но не успел нащупать. Я почувствовала. Ничего, пусть поищет.
        - Эх, - покачал головой Алиус и в который раз принялся показывать, где лежат упакованные мешки, как выйти из дома, куда бежать, где скрываться.
        - Неужели ты думаешь, что мы тебя бросим? - снова дула губы Ува.
        - Уверен, - строго отвечал Алиус. - Потому что то, что в тебе кроется, дочь, важнее и меня, и даже Ирис, и многого другого. Если это попадет в руки врага - мало того что тебя убьют, убить могут еще многих, многих и многих!
        - Сотни-сотни-сотни тысяч? - скребла лоб ноготками Ува.
        - Всех! - уверял ее Алиус.
        - Это плохо, - сокрушалась Ува. - Ну уж Ирис-то нельзя убивать! Ей еще нужно ребенка родить Игнису. А потом вырастить его, а потом…
        Перечислять то, что следовало сделать Ирис, Ува могла бесконечно. Как раз этим она и занималась, когда Алиус однажды явился бледным и взмокшим. Он тут же запер изнутри дверь и приказал дочери и Ирис одеваться.
        - Гулять? - обрадовалась Ува.
        - Может быть, - прошептал Алиус. - Хотя я и не уверен. Три дня назад в городе появился большой отряд из Ардууса. Некий Русатос с полсотней всадников прибыл помогать Адамасу искать убийцу королевы Армиллы. Обходят едва ли не каждый дом, Адамас их не привечает, но и не отворачивает. Вынужден терпеть.
        - Ну и пусть обходят, - пожала плечами Ува. - Нас же все равно не найдут! Я спрячусь, Ирис спрячется. Даже и бежать не придется. Ведь не в первый раз-то?
        - Так - в первый! - отрезал Алиус. - Этот Русатос меня не слишком беспокоит. Другое страшно. Есть еще кто-то.
        - Еще кто-то? - не поняла Ирис.
        - Кто-то уже с неделю ищет лекаря или колдуна, - добавил Алиус.
        - И что же? - подняла маленькие брови Ува.
        - Лекаря или колдуна, - повторил Алиус. - Ты понимаешь? Если кто-то хочет найти тебя, то именно лекаря или колдуна и надо искать. Или, точнее, колдуна, поскольку всякий лекарь немного колдун. Только колдун может скрыть твой дар.
        - Я и сама могу скрыть, - не согласилась Ува.
        - Они этого не знают, - вздохнул Алиус. - Поэтому - будьте готовы ко всему, - и посмотрел на Ирис. - Я тебе все рассказал. Как себя чувствуешь?
        - Легкость появится не скоро, а так-то хоть в битву, - попробовала пошутить Ирис и тут же вновь стала серьезной. - Может быть, обойдется?
        - Может быть, - кивнул Алиус. - Но если не обойдется, Ува почувствует.
        - Почувствую, - кивнула девчушка. - Но должно обойтись. Ты знаешь, какой мой папка сильный? Удивишься!
        Три дня Алиус не выходил из дома, а на четвертый выскочил на полчаса, чтобы вернуться домой бегом.
        - Милитума Валора и его жену Пустулу убили! - прошипел он, запирая дверь на все замки. - И на рынке мне показалось, что за мной следили. Кто - не знаю, но следили. Русатос вроде бы в бешенстве! Он же так никого и не нашел, а тут еще и новое убийство! Адамас требует, чтобы Русатос убирался из города, пригрозил продлением траура, усыновил детей Милитума… Русатос пообещал уйти завтра же, если не найдет никого. Но все говорят, что не его люди убили Милитума. Все они были в казарме, только сам Русатос ночует в замке. Да и при нем стояла охрана Адамаса.
        - Так пусть уходит? - не поняла Ирис.
        - Сегодня будет обход каждого дома, - пообещал Алиус. - И хоть мы у самой стены, в углу между ней и медвежьей горой, нас не минуют. В ночь убийства ворота в верхний город были закрыты. Убийца где-то близко.
        - Нас не найдут! - твердо сказала Ува.
        - Смотря кто будет искать, - прошептал Алиус. - Кажется мне…
        В дверь постучали. Громкий голос приказал открыть воинам Тимора для проверки дома.
        - Быстро! - рявкнул Алиус и набросил пару мокрых мешков на пламя в камине.
        Первой в неприметный ход в его углу юркнула Ува. За ней пропихнула вперед мешок, оружие, а затем и протиснулась сама Ирис. Протиснулась, запомнила наполненный болью взгляд Алиуса, потащила за собой мешки и заткнула ими проход.
        - Ползи за мной, - донеслось до нее из темноты. - Ползи. Все очень плохо. К папке очень плохие дяди пришли. Уходим.
        …Ход, как ей и обещал Алиус, не был очень уж длинным. Через десяток локтей он обратился полузасыпанным подземельем, а еще через десяток локтей Ува щелкнула пальцами, словно фонарик оживила в ладони и показала Ирис дыру в каменной кладке.
        - Это папка сделал дырку. Он, правда, говорил, что сам только голым протиснется, но ты и так должна пролезть. Попробуй! Давай, я первая, подашь мне все, а потом уж и сама.
        Ува говорила так, словно речь шла об обычной прогулке, но ее тонкий голос звенел, как натянутая струна. Ирис, чтобы протиснуться, морщась от боли в груди, пришлось все-таки раздеться до исподнего. И, уже одеваясь во внутренних казематах стены верхнего города, она вдруг услышала грохот, а потом почувствовала, как словно пламенем обожгло лицо, глотку, все тело.
        - Папка все, - прошептала Ува и тихо завыла.
        Так она и скулила, пока Ирис не выбралась через устроенный в стене дровяной склад в Верхний город, не дошла до третьего ущелья, не набросила бечеву на водяную задвижку и не сползла, цепляясь за веревку вниз по замерзшему водяному потоку к руслу Азу.
        - Куда мы теперь? - прошептала Ува, стоя на берегу еще не успокоившейся после горных порогов реки и вытирая лицо.
        - Думаю, - ответила Ирис.
        …Завалы на месте дома Алиуса разобрали только на следующий день. Странно сложился домик угодника, никто не пострадал в соседних домах, ни одна стена не треснула, а дом Алиуса Алитера обратился грудой мусора. Под ним и обнаружились шесть странных трупов. Кое-кто даже признал в них каких-то не так давно набранных в войско Тимора пришлых воинов. На шее у каждого из них висела на шнурке стальная чешуйка. Седьмым был труп Алиуса.
        - Энки всемилостивейший, - бормотал Соллерс, осматривая тела. - Четверых лекарь убил. Как только сумел, сам был ранен раз шесть. Кровь почти всю потерял, но оставшихся двоих придавило камнями. Магия?
        - Она самая, - скривил губы Русатос, наклонился и то ли достал из-под тела, то ли выдернул из рукава узкий и странный нож. - Не таким ли был убит Милитум Валор?
        - Таким, - прошептал Соллерс. - И Милитум, и Пустула, и Армилла… Так что же получается, вот эти шестеро…
        - Или ваш лекарь, - пожал плечами Русатос.
        Часть третья
        Враги
        Глава 21
        Раппу
        В темнице замка Раппу Кама провела семь дней. Впрочем, было ли ее узилище темницей? Скорее узкой и длинной комнатой с бойницей вместо окна - и голова не протиснется. Хорошо хоть можно было сдвинуть защелку, потянуть на себя створку и вдохнуть морозный воздух. Только решетка напоминала о темнице, что перегораживала комнату или келью на треть от тяжелой двери. Там, за решеткой, стоял только табурет. Здесь, где Кама проживала в уединении час за часом, имелась удобная постель, висели на всех стенах и лежали на полу ковры, стояли стол, кресло, чан с холодной водой, ваза для нужды и ширма для нее же. Имелась и крохотная печурка с дымоходом и охапка полешек возле нее. У Камы даже ничего не забрали, кроме оружия. Правда, и не обвинили ни в чем. Три раза в день в комнате появлялась служанка, которая открывала решетку, оставляла еду, при необходимости выносила вазу. Она ни о чем не говорила, Кама ни о чем не спрашивала. Она сидела на постели, прикрыв глаза, и перебирала день за днем сначала последние месяцы, а то и все последние шесть лет. Перебирала и не могла понять только одного, почему же все-таки она
шесть лет оставалась в пустынных залах орденской башни в Эссуту? Что ее удерживало? Только то, что идти ей было некуда? Ведь был же, был у нее разговор с Виз Вини об этом! Да, в тот самый день, когда наставница взяла в руки факел и повела Каму и Эсоксу в подземелья, чтобы развеять древние домыслы, будто войска Лучезарного не смогли взять штурмом Орден Смерти и затопили его подземелья водами озера Аббуту.
        - Чем древнее выдумка, тем больше ей веры, - посмеивалась Виз Вини, пока ее спутницы обшаривали подземелья и уверялись, что в них не только нет потайных ходов, но и залить водами озера Аббуту их нет никакой возможности, башня Ордена стояла на холме. Даже если раньше уровень воды в озере был выше, чтобы залить подземелья Ордена, озеру пришлось бы раскинуться едва ли не до стен Алки.
        - Войско Лучезарного не штурмовало Орден, не брало Эссуту, не разоряло долину Иккибу, - продолжала рассказывать Виз Вини. - Нет, имелись, конечно, летучие отряды, которые нагоняли ужас на каламов, грабили деревни, угоняли скот. Но и скота, и людей почти не оставалось. Уходя, каламы сжигали посевы, уничтожали все. Если бы войско Лучезарного повернуло на юг, оно бы снесло башню Ордена в половину дня. Да, один отряд был отправлен к стенам Раппу, но и то лишь для того, чтобы испытать их крепость, не более. Там, где Лучезарный собирался пройти, он прошел. А мы… Мы смотрели с высоты этой башни, как по опустевшему городу носятся шайки мародеров, которые большею частью были свои, доморощенные, и ждали, когда все это закончится.
        - А если бы Лучезарный победил? - спросила Эсокса.
        - Вряд ли, - задумалась Виз Вини. - Боги ходили по этой земле. Они были словно гвардия, спрятанная за крепостной стеной. Гвардия, которая решает исход битвы. Даже ценой собственной жизни.
        - Теперь такой гвардии нет? - заметила Кама.
        - Богов - нет, - согласилась Виз Вини. - Правда, и Лучезарного нет. Есть много всякой мерзости, но его нет. А гвардия - есть. Вы - моя гвардия.
        - Мы? - удивилась Эсокса. - Я и Кама? Как нам построиться? В два ряда или в колонну по две?
        - Больше никого нет? - прошептала Кама.
        - Есть, - задумалась Виз Вини, - есть угодники, которые служат благу этого мира так, как могут. Есть и мои ученики, которым уже немало лет, но они всегда явятся по моему зову. Но здесь - только вы.
        - И… - начала Эсокса.
        - И когда придет час, - улыбнулась Виз Вини, - вы поймете, что от вас зависит многое.
        - А если мы не хотим… многое? - угрюмо спросила Эсокса.
        - Вы видели стражу? - удивилась Виз Вини. - Одежду свою вы стираете сами, еду готовите сами, убираетесь в своих комнатах сами. Стражи нет. Двести лиг на север - горная тропа к Алке. Амулетов достаточно, никакая тварь не пристанет. Двери открыты.
        - И что же? - осторожно спросила Кама. - Никто никогда не сбегал?
        - Случалось, - подумала Виз Вини.
        - И они так и ушли? - прошептала Кама.
        - Я убила их, - ответила Виз Вини холодно. - Но не потому, что они ушли. Они гуляли несколько лет. Я постаралась забыть о них, хотя они были такими учениками, что порой и мне хотелось у них поучиться. И не потому, что одна из них украла у меня великую ценность, на изготовление которой были потрачены годы жизни. Десятилетия жизни. Одну из двух ценностей. Я ведь, кстати, так и не вернула ее. И не потому, что мне заплатили за нее огромные деньги. Вы ведь живете здесь на те деньги, что я получила за убийство. Да-да. Иногда их хватает на пятьдесят лет, иногда дольше. По-разному. Я их убила потому, что они хотели убить одного акса. Акса-хранителя.
        - Хранителя? - не поняла Кама. - Есть такой акс, что печется о благополучии Анкиды?
        - А я разве не такой акс? - рассмеялась Виз Вини.
        - По мне так ты просто человек, - буркнула Эсокса.
        - А ведь ты не обидела меня, - серьезно сказала Виз Вини. - Мне даже кажется, что похвалила. Да, такой акс есть. Он изрядный мерзавец. Среди аксов вообще всего один добряк и сорвиголова одновременно. Это коротышка по имени Хубар. Когда я думаю о нем, я сама себе кажусь… сукой, - рассмеялась Виз Вини. - Есть еще Момао. Он - себе на уме. Сидит в высокой башне и вглядывается то в одну сторону, то в другую. Я не знаю, чего он хочет и что он может. Он загадка. Может встать на любую сторону. Есть Фабоан. Это смертный ужас. Верный слуга Лучезарного. Он будет стараться вернуть его даже тогда, когда останется на земле в одиночестве или когда даже младенец будет чревовещать ему, что Лучезарный не вернется! Фабоан сейчас заваривает то, что темнит небо вокруг. Есть еще Рор. - Виз Вини сдвинула брови. - Он самый сильный. Может быть, силен не только он, но он силен и тщеславен. И он играет в свою игру, в которой ищет или власти, или свободы.
        - Свободы? - не поняла Кама. - Разве он не свободен?
        - Аксы - это полудемоны! - прошептала Виз Вини. - Да, мы не мурсы, мы не захватываем чужие тела. Мы лелеем собственное. Мы сильны. Смерть не страшна нам, хотя мы знаем, что такое боль. И если развоплощенный мурс через тысячи лет явит себя все тем же падальщиком, духом, будет рыскать в поисках чужой плоти, то мы можем восстановить собственное тело. Даже если оно будет испепелено. Но мы не демоны. Это значит, что земля для нас подобна клетке.
        - А разве есть что-то кроме земли? - не поняла Эсокса. - Что-то, кроме сущего? Кроме Ки?
        - Ты даже не представляешь, сколько всего есть… - прошелестела Виз Вини. - И не представляешь, что такое сущее… Но меня устраивает Ки. Анкида. Может быть, даже долина Иккибу. Но она уже никогда не будет прежней. Хотя магия Лучезарного рассеивается. Трава начинает расти на мертвой земле…
        - Шестой акс, - напомнила Кама. - Кто он? Тот, которого ты назвала хранителем. Ты убила по его заказу своих учеников?
        - Троих, - кивнула Виз Вини. - Может быть, лучших. Они были мурсами. Мурсами с телами, которые пестовали долгие годы. Столетия. С которыми срослись. Это ведь не просто - срастись. Хотя есть такие примеры. Родив ребенка от такого мурса, другой родитель должен знать, что в его ребенке есть частица высшей силы. Ему дано многое, с него многое и спросится. Акса хранителя зовут Зна. Он пестует Анкиду. Пестует уже много лет. Единственной его заботой всегда было одно, чтобы к тому времени, когда старания Фабоана по возвращению Лучезарного сдвинут Анкиду на край пропасти, в ней была сила, способная биться с врагом. Что-то вроде Империи Лигурры.
        - Великий Ардуус! - прошептала Кама.
        - Может быть, - усмехнулась Виз Вини. - Во всяком случае, Зна в своих стараниях не остановился бы ни перед чем. Когда он почувствовал, что ему угрожает опасность, что мои ученики, ведомые мурсом, присланным Фабоаном, а он правит почти всеми ими, собираются убить его, он был готов заплатить огромные деньги, чтобы избавиться от опасности! Он даже готов был убить собственного сына!
        - Подожди! - не поняла Кама. - Разве твои ученики были настолько хороши, что могли убить акса? Почему он сам не справился с ними? И ты сказала о сыне…
        - Хорошо, что ты не спросила, кто он… - после долгой паузы ответила Виз Вини. - Я не свидетельствую против аксов, хотя ты вправе догадываться… Против акса я могу биться только сама. Но кое-что я тебе скажу. Первое - Зна мог расправиться с моими учениками. Даже с учетом того преимущества, которое было у одного из них. Или, точнее, у одной из них, ведь они все были женщинами. Кроме одного, того, что прислал Фабоан. Того, что выманил их у меня… Но у них было средство от него. Против каждого акса может быть средство. Есть заклинания, которые способны развоплотить акса. На тысячи лет. Так, словно он обычный мурс. Такое заклинание может сплести только акс. Но воспользоваться им может любой, в ком есть сила. Не сплести. Взять готовое. И у них оно было. Я их убила, оно вернулось к тому, кто его сплел. К Фабоану. Зна есть чего бояться. К тому же одна из моих учениц… Зна не мог убить ее сам. Для него она была особенной.
        - Ты убила и сына? - прошептала Эсокса.
        - Нет, - мотнула головой Виз Вини. - Не убила. Я увидела его и почувствовала, что он нужен Анкиде. Так же, как вы. К тому же это очень непросто - убить ребенка.
        - Значит, - поняла Кама, - у аксов могут быть дети? И кто они? Полуаксы?
        - Они люди, - ответила Виз Вини. - Но особенные люди. Вот в тебе, Кама, есть кровь человека, кровь дакита, кровь этлу. А через твою бабку по отцовской линии даже крохотная толика крови рефаима, что уже странно. И ты человек, который сильнее, быстрее, выносливее обычного человека. Род Эсоксы молод. Несколько поколений назад он начался от союза даку и дакитки. И в ней тоже есть толика крови этлу. И она тоже быстрее, сильнее, выносливее обычного человека. Что не значит, будто нет человека с чистой кровью, который не может быть так же быстр, силен и вынослив. Но это уже дар судьбы и великий труд. А сын акса в любом случае одарен безмерно. Сейчас в Анкиде есть четыре ребенка от акса. Две женщины. И двое мужчин. Один, тот, которого я пощадила, особенный. И есть один ребенок от мурсов.
        - Хорошо, хорошо, - повторила тогда Кама, чувствуя, что словно водоворот затягивает ее в неведомую пучину. - Хорошо. Я мало что поняла, но те сплетения, о которых я узнаю из твоих уст, Виз Вини, поражают. Скажи еще вот что: есть угодник, о котором я слышала уже не раз. Его имя - Син. Его годы - велики. Он живет долго. Кто он? Акс? Или, может быть, хозяин Змеиной башни? Или один из угодников, не сумевших сжечь себя на поле Бараггала? Я слышала предание, что камней на шее Лучезарного было семь. Аксов - шесть. Камни вроде бы связаны с аксами. Или нет?
        - Ты уже спрашивала об этом, - рассмеялась Виз Вини. - Забыла? Когда я вела вас от Змеиной башни в Эссуту. Ну или почти об этом. Значит, Син, Змеиная башня, обгоревший угодник. Я слышала легенду об этом несчастном, что не смог выдержать испытание. Отделался ожогами на пороге в колыбель божественного. Я не знаю, кто он и есть ли он на самом деле. Ходили слухи, что это и в самом деле хозяин Змеиной башни, но никто не обращал на него внимания, пока не случилось то, что случилось. Все-таки эта башня в прекрасном Алу была всего лишь одной из многих. И, пожалуй, самой маленькой из них. Но одно я знаю точно. Син - не акс. Кто он - не знаю. Он и сам не знает. Он неотличим от человека. И я не вижу в нем никого, кроме человека. Так что он и не демон, и не мурс, тысячелетиями удерживающий от старения захваченное тело. Син - загадка. И, кстати, первое, что вы должны помнить - так это то, что, если вы уйдете от меня, куда бы вы ни отправились, - все загадки так загадками для вас и останутся.
        - Пасба Сойга? - услышала Кама властный голос на седьмой день, открыла глаза, но не встала с постели, на которой она сидела прижавшись спиной к стене. В двери ее кельи показалась Рима Нимис. Кама взглянула на королеву Раппу, кивнула и снова закрыла глаза. В памяти промелькнуло случившееся неделю назад. Морозный день, яркое солнце, слепящее глаза, Субула, дочь короля Эбаббара - Флавуса Белуа, дылда, над которой потешалась вся вельможная поросль, невестка королевы Раппу, и гахи, ползущие по скалам. Что тогда сделала Кама? Заорала. Заорала, что скалы и стены надо поливать, покрывать льдом, и показала на гахов, а потом, когда Субула во всю мощь немалой груди выкрикнула «Враг!» - вдруг помчалась вместе с ее воинами в замок, опередила всех, успела проскочить внутрь до того, как ворота опустились и отсекли от нее Туррис и Орса, не теряя дыхания поднялась по витой лестнице и уже наверху ринулась в схватку. Гахов было три сотни. Они успели положить верхнюю стражу, но этим дело и кончилось. Воины Субулы, она сама, но в первую очередь именно Кама порубили почти всех. Почти, потому что с десяток гахов успели
убраться по скалам. И именно тогда, когда Кама, покрытая чужой кровью, стояла среди десятков трупов, которые были посечены именно ее мечом, и воины Раппу смотрели на незнакомку словно на сошедшую на их замок демоницу, из-за спины Субулы появился ее муж, принц и герцог Раппу - Лентус. Появился и громко объявил, что Камаена Тотум, принцесса Лаписа, повелением славного короля Ардууса Пуруса Арундо и королевы Раппу - Римы Нимис задерживается для отправки в Ардуус.
        - Сдай меч и ножи, - предложил ей Лентус. - Ведь ты не будешь убивать воинов Раппу, рядом с которыми сдерживала врага?
        Кама сняла пояс с оружием в полной тишине. Обнажила полосу чистой ткани на вымазанной кровью гахов одежде. А потом прошла в выделенную ей келью, где сама отстирывала свою одежду, сама чинила ее, сама пыталась собраться с мыслями, но вместо этого вспоминала и вспоминала. И вот королева Раппу соизволила прийти к ней.
        - Обижаешься? - спросила королева. - Нечего обижаться. Ты в пределах Великого Ардууса. Если бы ты не вступила в схватку, так бы и держала путь туда, куда тебе нужно. Не думаешь же ты, что можно приказать сотням глаз не верить в то, что они видели?
        Кама не ответила ничего.
        - Кажется, ты не теряла времени, - продолжила королева. - Я, правда, удивлена, что на твоем лице признаки старости, которых нет на теле, но отношу это к твоей хитрости. К тому же даже твоя хитрость не умалила твоей красоты. Но где ты научилась так драться? Субула сказала, что четверть гахов пали от твоего клинка. От клинка редкой работы. Бесценного клинка. А на тебе ни царапины. Как это?
        И снова Кама не ответила ничего.
        - Хотя что я говорю, - усмехнулась Рима. - Ведь у тебя был редкий наставник. Многие пытались переманить его у короля Лаписа, но никому этого сделать не удалось. Сор Сойга. А у тебя ярлык на имя Пасбы Сойга. Это он тебя научил так драться. Тогда я не удивляюсь, что ты убила собственного дядю на посвящении в герцоги шесть лет назад, натворила кровавых дел в Ардуусе, порезав и порубив кучу свеев, убила самого Рубидуса Фортитера! Отличного воина! Правда, и своего наставника потеряла… Ты должна быть благодарна тому, что скрыта здесь. Ты знаешь, что мне пришлось утроить охрану? Моли богов, чтобы вести о твоем пленении не дошли до твоей названой тетки - Телы Нимис… Или же Телы Тотум. Ну как же, ты ведь убила ее мужа. Теперь она Тела Рудус. У нее двое детей. Все хорошо. Одно ее мучит - ненависть к тебе. Она хочет убить тебя, Камаена Тотум.
        - Ты считаешь, что это я должна ее бояться? - впервые вступила в разговор Кама. - Или она меня?
        - Значит, она боится именно тебя, - поняла Рима. - Именно поэтому почти не покидает хонорский замок. Стережет детей, как цепная сука щенков. Тебя боится? Что она тебе сделала?
        - Ты хочешь узнать? - спросила Кама.
        - Да, - кивнула Рима. - Как ты знаешь, думаю, что знаешь, я не слишком люблю сестер своего покойного мужа. Особенно Телу. Она отвечает мне тем же. Но я хочу знать о ней все, и поверь мне, ты не сможешь меня обмануть. Я из прайдов. Из рода княгинь Редере, дома Рапес. Мой дар - отличать ложь от правды. Я знаю, что Тела лжет. Но не знаю правды. Слушаю тебя.
        - Хорошо, - задумалась Кама. - Скажи мне, королева Рима Нимис. Сиятельная владетельница неприступной крепости Раппу. Хотя семь дней назад ее неприступность едва не была нарушена. Скажи мне, мой отец стал бы присягать Пурусу Арундо? Или разрешил бы своему старшему сыну Игнису Арундо становиться герцогом Великого Ардууса?
        - Никогда, - мотнула головой королева. - Более того, будь он жив, многие бы не согласились. Раппу и Бабу уж точно. Может быть, и Фидента. И Утис, и Хонор.
        - И Тимор, и Обстинар тем более, - продолжила Кама, - хотя там причина была бы другая. Так вот, подумай тогда, кому была нужна смерть короля из рода Тотум вместе с его семьей?
        - Так совпало, - с сомнением произнесла королева. - Не хочешь ли ты сказать…
        - Хочу, - прошептала Кама. - Посмотри сама. Дивинус, племянник моего отца, стал герцогом только потому, что я убила своего дядю. Да, - повторила она. - Я его убила. Проткнула стрелой. На главной площади Ардууса. И убралась оттуда! И свеев порубила тоже я. Почти два десятка или больше, я не считала.
        - Ты могла, - прошептала в ужасе королева. - Но могла ли Тела…
        - Ты же сама понимаешь, что могла, - улыбнулась Кама. - Нет, не своими руками, хотя она умело обращается с мечом.
        - Она не выпускает его из рук последние шесть лет, - заметила Рима. - Ждет встречи с тобой.
        - Пусть ждет, - пожала плечами Кама. - Она наняла свеев, сговорилась с Пурусом, который обещал ей герцогство, и устроила бойню. Вошла со свеями, которых наняла как защитников, в крепость Ос и во время принесения присяги приказала им напасть. Часть свеев уже пряталась в крепости. Они перебили всех воинов. Убили моего отца, мою мать. Дядю, отца Дивинуса и Процеллы. А также моих братьев Нукса и Лауса и сестру Нигеллу. Игниса и меня не оказалось во дворе крепости, поэтому я жива. Надеюсь, он тоже. Тебя не удивило, что в этой резне осталась жива Тела и ее муж, мой дядя Малум?
        - Но погиб ее сын! - выкрикнула Рима. - У тебя есть доказательства того, что ты говоришь?
        - Ты ведь отличаешь правду от лжи? - спросила Кама. - Ты поэтому взволнованна? Я тоже была в крепости. Если тебе приходилось бывать в крепости Ос, ты не могла не запомнить единственную и высокую дозорную башню. Я забралась на нее, чтобы увидеть, что происходит. Считай это моим предчувствием. Я видела все своими глазами. Тебе нужны доказательства? Моя мать была убита свейским трезубцем. В описи на погребение должны быть указаны раны. Сверься. И поверь мне, что это не были три удара копьем или мечом. Это был удар свейским трезубцем. Великан-свей пригвоздил ее к стене. Может быть, отметины сохранились там до сих пор.
        - Этого мало, - прошипела Рима.
        - Сын Телы - Палус, который рубил мечом вместе со свеями, был убит мною, - отчеканила Кама. - Я выпустила стрелу с башни. Сверху вниз. Она вошла ему в ворот и пронзила его до потрохов.
        - А после? - прошептала Рима.
        - Мне пришлось бежать, - вздохнула Кама. - Поэтому Тела еще жива. Но я точно знаю, что она с Малумом и свеями обстряпали все остальное. Отправились, выловили кирумский дозор, добавили к десятку кирумцев жителей лаписской деревни, что вроде бы погибла под оползнем, устроили погребальный костер. И то, что Рубидус Фортитер напал на меня, когда я пробиралась домой, убил в спину Сора Сойга, а потом пытался убить меня, было очень кстати.
        - Похоже на Рубидуса, - проговорила Рима.
        - Но я убила его, - вздохнула Кама.
        - Я не удивлена, - согласилась Рима.
        - После крепости Ос я перешла перевал, - продолжила Кама, - отсекла снежной лавиной погоню, пришла в Ардуус. Порубила свеев в том доме, где раньше останавливалась моя семья. Вышла на площадь и убила Малума.
        - И осталась жива, - покачала головой Рима.
        - Как видишь, - скривила губы Кама.
        - А теперь приносишь вести о гахах, по слухам, убиваешь чудовище в Сухоте, прибываешь в Раппу, разворачиваешь мою невестку, лезешь в битву, спасаешь замок и вот оказываешься в темнице, - проговорила Рима.
        - Как видишь, - повторила Кама.
        - Кто ты? - поднялась с табурета, подошла к решетке Рима.
        - Я Камаена Тотум, принцесса Лаписа, четвертый ребенок последнего короля Лаписа Тотуса Тотума, - встала с постели Кама.
        - Не лжешь, - кивнула сама себе Рима. - Значит, сила идет на Раппу серьезная? Мы будем поливать стены. Если закончится оттепель. Как ты думаешь, мы устоим?
        - Не знаю, - ответила Кама. - Думаю, что гахи - это опасная, смертельно опасная, но только часть беды. И вряд ли битва под стенами Раппу будет главной битвой новой войны.
        - Это мы еще увидим, - отрешенно пробормотала Рима. - Ладно. Слушай меня, Камаена Тотум. Завтра я отправлю тебя в Ардуус. Твои друзья - надоедливая угодница Туррис и настырный здоровяк Орс будут ждать тебя за внешней стеной Бабу. С тобой будут пять воинов Раппу. Не пытайся бежать от них, они твоя охрана. Твое оружие будет у одного из них. Когда вы минуете Бабу, отметившись у привратной стражи, они оставят тебя и вернутся.
        - Так ты не боишься великого Ардууса? - спросила Кама.
        - Я бы сказала, что боюсь, - проговорила королева, не поднимая глаз, - но почти уверена, что этой войны не пережить ни Раппу, ни Ардуусу.
        …Ранним утром следующего дня Кама в сопровождении пяти воинов-лаэтов покинула Раппу. Через четыре дня отряд добрался до перевала, миновал сначала одну горную крепость, перебрался через заледенелый горный гребень, прошел срединную стену, миновал горную крепость Бабу и начал спускаться в долину. К концу пятого дня, уже в сумерках, когда горы начали расступаться, а спящие деревеньки перемежаться рощами горного можжевельника и до желанного постоялого двора оставался пяток лиг, впереди показались всадники.
        - Меч мне, - прошептала, придержав лошадь, Кама, которую вдруг окатило ужасом. - Быстро, меч мне!
        - Зачем? - не понял стройный лаэт, старший дозора, который, прищурившись, вглядывался в шестерку приближающихся воинов. - Это же явно не гахи? Мы в Бабу! Здесь нам ничего…
        - Меч! - почти зарычала Кама, и лаэт раздраженно сунул ей сверток, в котором были и меч, и пояс, и ножи, когда вдруг шестеро раздались в плечах и, сверкнув огненными глазами, потянули мечи из ножен.
        - Да, - процедила сквозь зубы Кама. - Это явно не гахи.
        Глава 22
        Фидента
        - Может быть, ради короткого разговора все же продлим жизнь этому городу? - спросил Игнис, сбросил с плеча перевязь, выдернул из ножен деревянный меч и воткнул его в землю у собственных ног.
        - И что ты хочешь этим сказать? - раздраженно начал Амплус и вдруг замолчал. Земля дрожала у него под ногами. И вышки дрожали мелкой дрожью. Но не из-за мутной волны, которая вдруг растаяла, исчезла, рассеялась. Земля словно дрожала сама по себе. Так, как будто внутри нее что-то рвалось или, наоборот, росло. Раздался треск. Отпрянули, разошлись в стороны факельщики, и языки пламени осветили вышки, с которых, скуля от ужаса, скатывались кирумские стражники. Опорные столбы, лестницы, перекладины, площадки, оголовки сооружений одевались корой, выстреливали сучья, ветви, шелестели хвоей, топорщили зеленые кроны!
        - Энки благословенный! - упал на колени Эксилис.
        - Этого не может быть! - отчеканил Амплус.
        - Зима, - кивнула, опускаясь на колени, Монс. - Не может быть. Но есть. Мать деревьев спасла твой город, Эксилис. Я не могу поверить. Но она спасла его!
        - Мать деревьев? - не понял Эксилис.
        - Бетула, богиня, весенний цветок, песня листьев, росток, корень всего - обратила свой лик на нас, - пробормотала Монс и вдруг завыла, залилась слезами. - Ты знаешь, что это значит? Знаешь?
        - Что же? - поднялся на ноги Эксилис. - Только то, что Энки забыл о нас, а какая-то древняя богиня сжалилась над Кирумом?
        - Эксилис, - обняла колени мужа Монс. - Не какая-то древняя богиня… Бетула. Сок жизни. Если она явила свою силу, значит - край сущего близок. Сущее на исходе. Все может погибнуть. Мы все можем свалиться в пропасть.
        - Не свалились пока, - выдернул из земли и убрал меч в ножны Игнис. - Ну что, Мастер Ордена Земли? Ты найдешь время для разговора?
        Амплус хмуро посмотрел на Эксилиса. Тот взглянул на жену и перевел взгляд на Игниса, после чего твердо сказал:
        - У меня есть повеление Пуруса задержать тебя и препроводить к нему, Игнис. Но факельщики - воины-прайды. Не называй своего имени больше. Я собираюсь ослушаться… императора.
        - Он уже император? - удивился Игнис.
        - Так кричат безумцы, которые приходят на казни, - ответил Эксилис. - Теперь всех, кто, по мнению храмовников, отошел от Энки, казнят на площади перед вратами цитадели. Так, чтобы Пурус видел казни со своей башни. Казнят каждый день. И каждый день огромная толпа собирается там. И эта толпа орет - славу императору. Инквизиторы собирались и ко мне, но Светлая Пустошь отпугнула их.
        - Их глава Энимал требует, чтобы я отреклась от прайдских богов и поклонилась Энки! - прошипела вдруг Монс. - То, что прайды чтят и Энки, и зачинателей мира, его не устраивает! Он хочет публичного покаяния от герцогини Монс! Обещает, что можно обойтись сотней ударов плетей по обнаженному телу!
        - Успокойся, - поставил на ноги жену Эксилис. - Сначала ему придется убить меня. Я хотел бы присутствовать при разговоре. Если у тебя нет секретов от меня, Игнис.
        - Может быть, секреты есть у Амплуса? - снова посмотрел на мага Игнис. - Я ведь тоже не один.
        - Я буду слушать, - вымолвил маг и, повернувшись, пошел в город.
        Кирумский замок едва ли был намного больше крохотной крепости Ос, что перегораживала проход в горную долину Лаписа. Четыре башни по углам да еще одна - знаменитая треснутая часовая башня Кирума - вот и все, чем он мог похвастаться. Но во мраке испуганного, обезлюдевшего города и он казался громадой. Тем более что факелы горели только на его башнях. Как раз в часовой башне они и сели, расставив табуреты кругом и раскинув наговоры на умолчание и непрогляд. Процелла, Бибера и Эксилис кивнули друг другу, первые две поклонились Монс. Амплус, который возвышался над всеми, словно широкоплечий старик, который присел на детский табурет, чтобы вынести внушение непослушным детям, погрозил длинным пальцем Бибере.
        - Колдуешь? Или амулетами обвешалась?
        - Могу и раздеться, - скорчила гримасу Бибера. - Ни амулетов, ни татуировок, ни бисера в одежде. Ничего.
        - Не стоит, - поморщился Амплус. - Больно мелка. Хотя случай интересный. Можно сказать, особенный. Единичный… Было что-то похожее в Бэдгалдингире с одним каламом, но его дочь выглядела нормальной, а вот сын тоже в него пошел. Но что-то след его затерялся?
        - Простолюдину легко затеряться, - хихикнула Бибера. - Перебрался в Ардуус, стал обычным стражником, вот и затерялся. Кому он нужен со своей пустотой? А сестра его… Сестра его была нормальной, да. А чего бы ей не быть нормальной? Она всю свою тайную ненормальность мне и передала. От своего отца - моего деда.
        - Суфуса благодари, - скривился Амплус. - Твой дед из его деревеньки. Это он наследил! Не родством, а натурой своей! Так под себя подгреб силу окрестную, что твоего деда вовсе ее лишил! Без остатка!
        - При случае, - пообещала Бибера, - мытарскую составлю за ущерб!
        - А вот тебе бы амулеты не помешали, - отмахнулся от Биберы и повернулся к Процелле Амплус: - Светишься вся. Что на тебя понавесили?
        - Мум запасаем, - усмехнулся Игнис, поднялся, скинул с плеча деревянный меч, дал его сестре. - Так лучше? Больше нам ничто не помешает поговорить?
        - Я обещал слушать, - напомнил Амплус. - Но прежде чем ты, принц, скажешь хоть что-то, должен тебе сообщить, что я знаю, почему тебя разыскивает король Пурус. Я знаю, что ты таишь в себе. Хотя теперь мне кажется, что ты таишь в себе больше, чем ожидает от тебя Пурус. Тебя это заставляет метаться по Анкиде? Или же страх?
        - Страх, - твердо сказал Игнис. - Но не за себя, Мастер Ордена Земли. Если бы я боялся за себя, я уж нашел бы место, где переждать ненависть и алчность великого короля. Да хотя бы в тех же замках Рапеса или Монтануса. Или в одном из дальних городков Экрона. Мог бы уединиться на каком-нибудь данайском или чекерском острове. Какое бы половодье ни захлестывало землю, всегда найдется сухое место.
        - Порой земля скрывается под водой полностью, - заметил Амплус.
        - Это ведь не значит, что Орден Земли слабее Ордена Воды? - усмехнулся Игнис. - Отсюда и страх, Амплус. Страх за эту землю, которая омывается водой, обдувается ветром и опаляется пламенем под этим небом.
        - А также освещается Солнцем и Луной, - пробормотал Амплус. - Или окутывается тьмой.
        - Тьма - это и есть страх, - не согласился Игнис. - А солнце - это и вода, и воздух, которые сгорают в огне. Луна - это земля, которая служит зеркалом для солнца. Поэтому - только земля, вода, ветер и воздух. Все прочее - от тщеславия и многомудрия.
        - От Лучезарного, - поправил Игниса Амплус.
        - Ты сказал, - заметил Игнис.
        - Почему ты пришел к этому выводу? - спросил Амплус.
        - У меня был хороший наставник, - проговорил Игнис. - Вот, Процелла его помнит. Окулус. Как маг - он был не слишком умел. Как человек - добр и честен. Как наставник - старателен и щепетилен. Обучал каждого так, словно обучал собственного сына. Внушал каждому, что, прежде чем возносить замки, остроконечные башни и ажурные лестницы, нужно позаботиться о фундаменте. Так вот, фундамент-то всегда состоял из четырех основ. Магию так или иначе можно разделить на магию воды, земли, воздуха и огня. Конечно, меня, моих братьев и сестер это озадачивало. Магических орденов ведь шесть? Или даже семь? Где - основания прочих башен. Так вот, их нет. Они выстроены на чужих фундаментах.
        - Дальше, - сказал Амплус.
        - Дальше? - пожал плечами Игнис. - Не знаю, что дальше. Я пришел за мудростью, а не принес ее. И о сказанном я задумался не тогда, когда Окулус заставлял меня затверживать заклинания, а тогда, когда узнал, что Кирум сохраняют только четыре ордена. Четыре, а не шесть.
        - А если те два, что стоят на чужих фундаментах, тоже служат сдерживанию Светлой Пустоши? - спросил Амплус. - Пусть и не здесь?
        - Значит, Анкиде будет выжить чуть легче, - пожал плечами Игнис.
        - Отсроченная гибель - все равно гибель, - заметил Амплус.
        - Ты тризну правил сегодня вечером на окраине Кирума или сдерживал древнюю погань? - поинтересовался Игнис.
        - Говори то, что хотел сказать, - процедил сквозь зубы Амплус.
        - Хорошо, - задумался Игнис, оглядел взглядом затаивших дыхание Экслиса, Монс, Биберу, Процеллу. - Шесть лет назад закончился союз девяти королевств. Они объдинились в Великий Ардуус. Объединились с одной целью - противостоять надвигающейся войне. Или, как говорили некоторые, возвращению Лучезарного. Я, правда, не очень понимаю, зачем объединять то, что и так нераздельно. Но, наверное, стиснутый кулак крепче раскрытой ладони. Хотя даже кулак нужно иногда разжимать, иначе сила уйдет из него.
        - Свейская война показала, что Пурус был прав, - заметил Эксилис.
        - Разве Пурус победил свеев? - удивился Игнис. - А я думал - мудрость атерских воевод и мужество атерских воинов. Но если бы даже и Пурус. Что он может против Светлой Пустоши, которая ползет в сторону Арудууса и Кирума?
        - А что сделал бы с ней союз девяти? - подала голос Бибера. - Это же магия!
        - А разве, заливая кровью Ардуус, инквизиторы умаляют магию Пустоши? - спросил Игнис. - Она уменьшается от этого? Слабеет? Или нет?
        Тишина стояла в башне.
        - Вот поэтому я здесь, - проговорил Игнис. - Я много где бывал. Вы можете видеть в Ардуусе оплот и надежду Анкиды, но я вижу в его короле - безумие и слепую ярость. Я не буду перечислять того, что он сделал. Достаточно уже инквизиции, которой он дал волю. Я не был в Ардуусе, но видел, что она творила в Обстинаре. Если судить не по цвету балахонов, а по делам, то ее слуги - служат Лучезарному, а не Энки. Все, с кем я говорил, утверждают, что город охвачен безумием, так же как его правитель. Может быть, Пурус уже давно слуга Лучезарного? Не ведая того сам? Если так, кто защитит Анкиду? Полторы тысячи лет назад гибель этой земли казалась неотвратимой. Воинство Лучезарного смело Фаонтс, Таламу, Бэдгалдингир. Силы его были неисчислимы. Но с этой стороны его ждало войско Империи Лигурры. И боги, о которых никто не знал. Да, теперь нет Лучезарного, но много ли слабее воинство, которое собирается выжечь Анкиду теперь? Орда? Силы Эрсет?
        - Ты многого не знаешь, - подал голос Амплус. - Враг действительно силен. Но он еще сильнее, чем ты думаешь. Чего ты хочешь?
        - Я был у Бенефециума, - прошептал Игнис. - Так же, как ты. Мне показалось, что этот угодник или мудрец ставит хитрость выше мудрости, но и мудрости он не отказывает. Из его слов я понял, что Пурус уже опутан властью врага. Бенефециум прямо сказал, что теперь Ардуус опаснее Светлой Пустоши. И добавил, что справиться со Светлой Пустошью могут такие же, как я, или подобные мне. Но не только они. Ищи мудрости, сказал Бенефециум. Я пришел к тебе за мудростью, Амплус.
        - А ты думаешь, что Магические Ордена могут встать на сторону Эрсет? - удивился Амплус. - На сторону той силы, которая готова все обратить в тьму и все опрокинуть в бездну? Не думаешь? Хорошо. Тогда скажи, как ты хочешь получить от меня мудрость? В виде свитков? Наставлений? Пророчеств? Или тебе нужен мой посох?
        - Совет, - твердо изрек Игнис, - совет и надежда, что, если потребуется, маги объединятся против возвращения Лучезарного.
        - С кем? - сжал губы Амплус.
        - С теми, кто встанет против него, - ответил Игнис. - С такими, как я, с угодниками, со всеми. Поверь мне, Амплус, готовых противостоять Лучезарному не так много, как хотелось бы, но они есть.
        - С такими, как ты? - усмехнулся Амплус. - А Бенефециум сказал тебе, что никто не знает предназначения той метки, что настигла тебя? Ты - как дудка, звука которой никто не слышал. Он станет известен только тогда, когда враг приложит ее к губам. Но враг будет держать ее крепко. Я еще ни разу не видел, чтобы дудка вырвалась из рук дудельщика.
        - Маги нужны и для этого тоже, - кивнул Игнис. - Глупо ломать мечи, чтобы враг не смог завладеть ими.
        - Угодники? - продолжил Амплус. - Кто они, если богов нет на этой земле? Бродяги? Слабые маги, которым не нашлось места в Орденах? Самоучки? Выскочки? Да и где они? Что-то я не вижу никого!
        - Однако у одного из них, у Бенефециума, ты был, - заметил Игнис. - Да, в битве при Бараггале угодники сражались как воины. Но только потому, что их башни сдерживали врага. Теперь в Барагалле башен нет. Вы можете стать его башнями!
        - И рухнуть? - скривился Амплус. - Мы не боги, Игнис.
        - Богов нет теперь на земле, - вздохнул Игнис. - Наверное, это и правильно. Ради этого Энки сжег себя. Но не только боги вершат судьбу мира. А что ты скажешь на то, что воины Ордена Света, посланники Храма Света, слуги Лучезарного охотятся по всей Анкиде на таких, как я, и на угодников? Или они боятся нас больше, чем мы того заслуживаем? А что ты скажешь о воинах с пылающими глазами? О посланниках Рора? Они ведь занимаются тем же самым!
        - А почему ты думаешь, что я - не Рор? - удивился Амплус.
        - Я еще жив, - рассмеялся Игнис. - Пурус хочет меня убить только ради того, что скрыто во мне. Наверное, Рор хочет того же. Не понимаю зачем. Разве моя метка может пасть на акса?
        - На одного из них она пала, - произнес сухими, как будто окаменевшими губами Амплус. - Во всяком случае, так мне кажется. Но скажу тебе сразу. Я могу предполагать, кто такой Рор, но не знаю точно. Чтобы закончить эту часть нашей беседы, скажу тебе главное - если хоть кто-то встанет против погани, что пожирает Анкиду, четыре магических ордена будут с ним. Пусть даже мастера этих орденов будут прожженными негодяями и мерзавцами. Пусть даже они хотят власти и силы больше, чем кто-либо. Они будут на светлой стороне, потому что на темной - не будет ничего. Там - бездна.
        - Даже Никс Праина? - улыбнулся Игнис.
        - Даже она, - кивнул Амплус. - Хотя она очень зла на тебя, очень.
        - Думаю, что у меня больше причин для злости, - не согласился Игнис.
        - Какого совета ты хочешь от меня? - спросил Амплус.
        - Такого, который ты захочешь мне дать, - сказал Игнис.
        - Хорошо, - кивнул Амплус. - Я скажу тебе кое-что и дам один совет. Очень нелегкий совет. Скажу же я тебе следующее - Лучезарный не вернется. Как ни поливай кровью Анкиду, как ни затягивай ее паутиной Светлой Пустоши - все это только дерьмо Лучезарного, а не он сам. Его уже не будет здесь. Хотя, если эта земля, этот мир обратится в прах, если провалится в бездну, это и будет возвращение Лучезарного, но вернется он уже не сюда. Этого мира - не будет.
        - Подожди, - не понял Игнис. - Я шесть лет хожу по Анкиде. И все, кто убежал шесть лет назад из Эрсет, все говорят об одном, что Храм Света готовит его возвращение. А еще более ужасно то, что тень Лучезарного бродит по земле! Вселяется то в одного, то в другого! Ищет себе новое воплощение!
        - Вот! - выпрямил узловатый палец Амплус. - Ты и пришел к главному. Новое воплощение. Тень и новое воплощение. Не Лучезарный, а его тень. Не его память, не его замыслы, не его злоба, а только его тень. Другой Губитель. Новый.
        - Послушай, - не понял Игнис и поежился, оглядывая бледные лица друзей. - Разве уже не достаточно мерзавцев, подобных своему покровителю? Что значит новое воплощение? Что значит другой Губитель? Что даст ему тень Лучезарного, если не его память, замыслы, злобу? Силу?
        - Ему не нужна сила, - покачал головой Амплус. - Вся Светлая Пустошь и есть сила Лучезарного. Ее он как раз и оставил. Сумел оставить. Именно поэтому Энимал вещает, что скоро Светлая Пустошь обратится пеплом. Так и будет, но это не значит, что она развеется. Она соберется в нем!
        - В нем… - тихо прошептал Игнис. - Зачем же тогда ему камни Митуту?
        - И слуг ему не нужно, - продолжил Амплус, - их и так вдосталь. Они и теперь подкармливают его силу. Они и теперь служат ему. Даже обратившись в прах, служат. Правда, только в пределах Светлой Пустоши.
        - Тогда что ему нужно от тени Лучезарного, если сила и так будет его? - спросил Игнис.
        - Его голод, - ответил Амплус. - Главное, голод. И камни ему нужны именно потому, что он голоден. Я так думаю. Хотя… Ведь никто еще не дул в эту дудку? Пытался один сумасшедший сделать это тысячу лет назад, мы ведь знаем, чем это закончилось?
        - Сухота, - прошептала Процелла.
        - Кто он? - спросил Игнис. - Кто примет на себя тень? Кто-то из магов? Рор? Пурус? Энимал? Русатос? Кто-то еще?
        - Не знаю, - рассмеялся Амплус. - Может быть, даже Бенефециум? Или Софус? Или ты?
        - Я? - похолодел Игнис.
        - Дудка! - скривился Амплус. - Знаешь ли ты, парень, какой звук раздастся, если в тебя дунуть?
        Игнис молчал. Молчали и все остальные.
        - Что у тебя есть, кроме твоей деревянной игрушки, для которой ты даже не обладатель силы, а всего лишь меченосец? - спросил Амплус. - Камень Митуту? Ну так и он, словно твой меч. Ты уверен, что сумеешь удержать его рукоять?
        - Сумею или умру, - отчеканил Игнис.
        - Погоди умирать, - посоветовал Амплус. - Иди в Фиденту. Там не только маги. Там еще и хранитель.
        - Хранитель? - не понял Игнис.
        - Да, - кивнул Амплус. - У Анкиды есть хранитель. Никто его не назначал, никто его не выбирал. Он сам себя выбрал и сам себя назначил. Он акс. Его зовут - Зна. Он сберегает Анкиду долгие годы. Очень долгие. В разных обличьях. Когда-то именно он проторил путь на холм Бараггала и вернул туда храмовую службу. Да, погань никогда не захватывала Бараггал, но пути туда долго не было. Впрочем, сейчас его тоже считай что и нет. И такие времена уже случались. Как раз во время прошлого разгула инквизиции. Но тогда не было камней. Теперь же… - Амплус рассмеялся, погрозил Игнису пальцем и, подняв узловатые ладони, изобразил игру на флейте. - Дудка! Я хочу, чтобы ты поговорил с хранителем. Или хотя бы посмотрел на него сам и дал ему взглянуть на себя. Если ты чего-то стоишь, он обратится к тебе за помощью.
        - Он не Рор? - спросил Игнис.
        - Нет, - мотнул головой Амплус. - Не Рор. И никто из мастеров Орденов Земли, Воды, Огня и Воздуха - не Рор. Но не Рора тебе нужно бояться. А нового губителя.
        - Ну что ж, - прошептал Игнис. - Хорошее время для нового знакомства. Послезавтра первый день зимы.
        …Игнис, Бибера и Процелла переночевали в замке Кирума. Рано утром, когда они уже седлали лошадей, на конюшне появился восторженный Эксилис.
        - Светлая Пустошь не продвинулась ни на шаг! - почти закричал он. - Даже откатилась на сто шагов. Вышки стоят - словно сросшиеся ели! Все вышки! И на юге! И на западе! И на севере!
        - А дальше? - спросил Игнис. - Что за рекой? Что на севере? В лиге от города? В десяти лигах?
        - Плохо, - помрачнел Эксилис. - Ползет.
        - Это древняя магия, - погладил рукоять меча над плечом Игнис. - Но она только магия. Она не может спасти Анкиду за нас. Если Светлая Пустошь окружит твой город, герцог, он просто задохнется. Ты обещал дать нам провожатых.
        - Провожатых, хороший доспех, охрану, - кивнул Эксилис. - Вот ярлыки. Если что - вы мои посланники. Не стоит называться собственными именами. К тому же, как я слышал, Никс Праина и в самом деле твой враг. Она живет в замке короля Паллора. Я не советую тебе туда соваться.
        - Мне туда и не надо, - согласился Игнис. - Амплус назвал другой адрес. А его я знаю очень хорошо. Он недалеко от замка. Мне приходилось там бывать.
        - Но переправу будет нелегко пройти незамеченным, - нахмурился Экселис.
        - Ее будут проходить Бибера и Процелла, - кивнул Игнис. - В твоих доспехах, с твоими охранниками. Я отправлюсь ко второй переправе. Так и ближе, и меньше внимания. Мы встретимся с моими спутницами позже.
        - Смотри, - покачал головой Эксилис. - Надеюсь, ты будешь осторожен.
        - Я сам ежедневно предупреждаю себя, - рассмеялся Игнис.
        …Процелле не нравилась затея Игниса. Она знала переправу, о которой он говорил. И даже слышала историю, как неизвестные убийцы пронзили на ней стрелой переодетую Камаеной служанку. Знала и о том, что в трактире между переправой и замком дважды было устроено нападение на Игниса и во второй раз оно удалось. К тому же принц добавил, что именно в этом трактире едва не погиб Алиус Алитер. Но спорить не приходилось, Игнис был непреклонен. Бибера же только хмурила брови. Ее устраивало уже то, что Игнис не отправил ее восвояси. К тому же ночная беседа с Амплусом как будто заставила племянницу короля Тигнума повзрослеть.
        - Я не ожидала, - сказала она Процелле. - Не ожидала, что твой брат согласится, чтобы я присутствовала при разговоре. Не могу объяснить почему, но для меня это очень важно.
        - Для меня тоже, - кивнула Процелла. - Но от этого я не беспокоюсь меньше о нем.
        - Какая она? - спросила Бибера.
        - Ирис? - сразу поняла Процелла.
        - Да, - кивнула Бибера.
        - Она очень красивая, - вздохнула Процелла. - Такая же, как ты. Чуть выше тебя. Сложена так же. Молчаливая. Когда она почувствовала опасность, то загородила Игниса своим телом. Но не это главное. Главное, что он поступил бы точно так же.
        Бибера ничего не ответила. Молча смотрела на бегущую мимо воду, на закручивающуюся водоворотами Малиту при слиянии с Му, на тающие за рекой в тумане башни Утиса, на дома Фиденты на стрелке рек. Стражники держались поодаль. Паром приближался.
        …Беду Процелла почувствовала, уже поднявшись на городской холм. От королевского замка или из-за него поднимался дым. Процелла тут же послала лошадь в галоп и, миновав замок, поняла, что оправдались ее худшие предчувствия. Трактир горел. Точнее, тлел, потому что не менее сотни фидентских стражников поливали обугленное здание водой, покрывая его намерзающими сразу сосульками.
        - Куда вы? - заорал мастер стражи, увидев, как две девчушки спрыгнули с лошадей и ринулись по льду и углям внутрь. - Нет там никого! Только трактирщик, да и тот задохнулся в дыму!
        - Тут, - выскочила на крыльцо Процелла. - Тут был постоялец…
        - Тут всего был один постоялец, - крякнул мастер стражи. - Жил на втором этаже. Оттуда и начался пожар. Но мы там все залили. Ну так он съехал еще с утра. И куда - неизвестно. Наверное, хозяин трактира начал убираться в его комнате, да или удар его хватил, или еще что. Мы там и нашли его с подсвечником в руке. Обуглился - бедолага.
        - Я посмотрю, - ринулась наверх Процелла. - Вдруг что осталось?
        - Да нет там ничего! - крикнул вслед ей мастер стражи. - Выгорело все. Осторожнее! Пол может провалиться!
        Внутри еще отовсюду поднимался дым, дышать было нечем. Процелла подхватила горсть смешанной с углем и льдом воды, прижала ее к лицу и, скользя боком по обледенелым перилам, осторожно поднялась на второй этаж. Выгоревшая дверь явно подсказывала, откуда начался пожар. Процелла подошла к ней и поняла, что в комнате нет потолка и части пола. В воздухе кружили снежинки и таяли на исходящих дымом обугленных стропилах. Ничего. Обгоревший стол, обломки топчана, пепел, черный от копоти камин с углями.
        - С углями, - прошептала Процелла и вдруг с ужасом поняла, что видит не просто угли, а куски того самого деревянного меча. Порубленные куски. Заливаясь слезами, дрожа от ужаса, она пошла вдоль стены к камину, замерла, когда часть пола обрушилась на первый этаж и мастер стражи разразился снизу ругательствами. Дважды едва не поскользнулась, но добралась до камина, присела и протянула руку. Черные куски меча осыпались пеплом. И, уже не сдерживая рыдание, не чувствуя, что тлеющие угли обжигают ей пальцы, Процелла принялась копаться в пепле, пока не выудила из него обугленный кусок рукояти. Тот самый, что торчал над плечом Игниса всю дорогу, пока тот был рядом с Процеллой.
        - Эй! - заорал снизу стражник. - Хватит уже! Шею сейчас сломаешь, а мне отвечать!
        - Что с тобой? - спросила ее Бибера, когда вся вымазанная в саже, заплаканная, бьющаяся в рыданиях Процелла появилась на пороге трактира.
        - Вот, - показала она ей головешку, упала на колени и принялась очищать обломок снегом. - Вот что осталось от меча! Он был порублен на куски и сожжен! И Игниса нет! Никого нет!
        - Я знаю, где он, - прошептала Бибера.
        - Где? - выпрямилась Процелла, убирая деревяшку в ворот рубахи. - Где?
        Рядом в заснеженных берегах текла река Малиту. За рекой подпирали небо вершины гор Балтуту. С другой стороны, за разоренным трактиром стоял фидентский замок. И четыре дороги разбегались от трактира. Одна к переправе, другая к замку, третья, огибая трактир, ко второй переправе через город, четвертая в снежные дали Фиденты на восток.
        - Туда, - мотнула головой Бибера на последний путь. - Туда ускакали всадники. Одна лошадь с бэдгалдингирскими подковами, как наши.
        - Надо вернуться к Амплусу! - воскликнула Процелла. - Узнать, кто такой этот хранитель? Что случилось?
        - А если Амплус с ним заодно? - остудила пыл Процеллы Бибера. - Пойдем по следам. Там и узнаем. Главное, чтобы Игнис остался жив. Или ты не обещала его жене присматривать за ним?
        Глава 23
        Хонор
        Лава никогда не бывала в Хоноре. Точно так же, как не бывала до последнего времени нигде южнее Утиса и Фиденты, но она прекрасно знала, что Хонор, не считая Бабу, самое южное атерское королевство, и южнее его только Аштарак, Тирена и степь, в которой властвовали кочевые племена, возникшие на развалинах древнего Аккада. Но если араманы, ушедшие из долины Иккибу, построили город на единственном холме на южном берегу Утукагавы, то атерский род Рудусов поступил иначе. Сначала сторожевая башня, потом поселение, потом городок, город, замок и крепость выросли в самом выгодном месте - у единственного на всем течении Утукагавы от гор Балтуту до впадения в Му - брода. С учетом того, что правый берег Утукагавы был высоким, обрывистым, лучшего места для каменного замка не придумаешь. Тем более, что брод этот был интересен не только всякому путнику, страннику, купцу, но и всякому разбойнику. Но на этот случай и проездной двор, и подъем от реки в город, и весь правый хонорский берег уже давно были превращены в мощную крепость, сравниться с которой могли с этой стороны гор только Бабу, Ардуус да новые укрепления
Тимора. Но так и этим преимущества Хонора не заканчивались! Кроме брода имелся еще и каменный коридор длиной в две сотни лиг между неприступной стеной Бабу и опять же Хонором. Конечно, отправиться от Бабу на запад можно было и широким трактом, тем более сторожевые башни на нем торчали через каждые пять лиг, но в такие времена, как теперь, никакой путник не мог рассчитывать на благополучный исход неразумного путешествия. Поэтому каменный коридор, дорога шириной в десять шагов, стиснутая скалами Балтуту и бурным течением Утукагавы, была забита беженцами, которые, хоть и стремились на север, подальше от орды, во всяком случае миновать Хонор не могли. Каменным запором гордо называл свою крепость король Хонора Гратус Рудус и имел с этого запорного устройства немалое количество монет. Впрочем, и он сам, и его предки, и, пожалуй, его потомки тем более, что все они, кроме среднего сына Урсуса и младшего сына Алкуса, обладали благоразумием и понимали, что если когда-нибудь в пределы атерских земель Анкиды и ворвутся степняки, то сделают это они именно через хонорский запор. Так что укрепляли его денно и        …Отряд Сина въехал в Хонор вечером на двадцать второй день зимы. Точнее, к городу он подобрался еще в полдень, но все окрестности Хонора занимали палатки и землянки беженцев, шатры войска Муруса и хонорской дружины, поэтому пробираться между ними пришлось медленно, а после полудня вовсе спешиться и вести лошадей под уздцы, что немало обрадовало Гладиоса и Арму, которые вдруг оказались не на лошадиных загривках, а в седлах. К тому же на поясе у каждого теперь висел самый настоящий кинжал. Радости последнее их матери не добавляло.
        В верхний город, который поднимался и над речной цитаделью, и над сторожевыми башнями каменного коридора, проход был закрыт. На воротах стояли неумолимые стражники, угрожающие всякому надоедливому не только изъятием ярлыка, но и порцией плетей. Сина не слишком расстроило данное обстоятельство, он повернул к северным слободам, но присмотрелся к бастионам королевского замка и объявил, что, судя по вывешенным стягам, все хонорское семейство на месте; и король Гратус Рудус вместе с супругой Кларитой, некогда знатной галаткой, и его старший сын Урбанус с семьей, и брат короля - выпивоха Сонитус.
        - Которого подобрала и сделала мужем Тела Нимис, бывшая Тотум! - фыркнула Лава. - Удивительно. Она всегда мне казалась умной женщиной, как могла она решиться родить детей от того, кто пропитан вином от затылка до пяток? И ведь родила вроде бы не уродов, а крепеньких малышей!
        - Почему ты, называя Телу Нимис, которая теперь уже давно Рудус, умной женщиной, тут же отказываешь ей в уме? - удивился Син. - Или ты думаешь, что если ей хватило ума не остаться безземельной вельможкой без мужа и детей, то родить она должна непременно от пьянчуги?
        - А от кого же? - оторопела Лава. - Дети-то вроде похожи на Сонитуса. Во всяком случае, той же масти, и той же стати. Больше не от кого. Алкус - младший сын Гратуса - такой же пьянчуга, как Сонитус, несмотря на свои двадцать три года. Урсус - здоровяк, конечно, что бык. Да и жениться ему давно пора, тридцать один год уже, и пьет он много, но не заливает, как его младший брат и дядюшка, ну так у него другая беда. Дурак он дураком без пьянства и придури. Такой родился, такой и вырос. Остается только Урбанус, старший сын Гратуса, ну так этому я вовсе никогда не поверю. Мало того что он и честь - это почти одно и то же, так у него еще и жена - одна из первых красавиц Анкиды. Таркоса Скутум! Троих детей ему родила и, по слухам, после каждых родов только краше становилась! Да я девчонкой, когда ее в Ардуусе видела, забывала дышать от восхищения. Куда там Теле, будь она хоть трижды красавицей, да и скинь она с плеч лет двадцать. Ей ведь уже сорок восемь!
        - А Гратусу шестьдесят один год, - заметил Син.
        - Так… - прижала ладонь к губам Лава. - Неужели…
        - А ты вспомни свою тетушку, - посоветовал Син. - Я, конечно, не бродил вельможными коридорами, но как-то чуть ли не годик потратил, чтобы разобраться, что же все-таки случилось в крепости Ос. Разобраться до конца не удалось, но про Телу теперь точно могу сказать, будь она королевой Ардууса, не Пурус бы теперь правил, а она. Даже если бы мужа ей пришлось убить.
        - Так чего ж она не убьет его теперь? - воскликнула Лава. - Или ей нужно убить королеву, Клариту, чтобы занять ее место?
        - Успокойся, - посоветовал Лаве Син. - Тела очень мудра. И ее мудрость в том, что она родила двоих здоровых детей, что она в тепле и достатке, под покровительством Гратуса и при попустительстве его жены. И главное, что она должна делать, - это сберегать своего пьянчугу мужа Сонитуса, потому что, пока он жив, ее жизнь полна радостей и легкости.
        - Неужели вам интересно копаться в этой грязи? - поморщился Литус, который шел следом. - Какая разница, от кого родила детей эта самая Тела?
        - Большая, - не согласился Син. - Родство в вельможных семействах не менее важно, чем число дружинников или протяженность границ. Из-за него порой рождаются и погибают целые королевства. Думаешь, просто так составляются родословные, вычерчиваются магические таблицы и сверяются родовые признаки? Это целая наука!
        - Меня она не интересует, - буркнул Литус. - И что ты узнал насчет гибели семейства Тотум?
        - Главное, - уверенно заявил Син. - Кирум не нападал на крепость Ос и не убивал никого из семейства Тотум.
        - Кто же это тогда сделал? - удивился Литус.
        - Не знаю, - пробормотал Син. - Но кое-какие мысли есть. Для того чтобы подумать, вспомни все, что мы говорили сейчас о Теле, и скажи, кто бы сейчас правил Лаписом, если бы не погиб сын Телы или не был убит в Ардуусе ее муж?
        - Тела Нимис и правила бы! - воскликнула Лава. - И что? Не она же перебила стражников крепости Ос и все королевское семейство? Или у нее была собственная дружина?
        - В том-то и дело, - пробормотал Син, - в том-то и дело, что была.
        - И часто ты занимаешься такими делами? - спросил Литус.
        - Ты злишься, - понял Син. - Успокойся. Мы не бежим от войны. Мы не ищем теплое место, чтобы заползти в него, как заползает улитка в раковину. Мы собираемся, чтобы принять правильное решение, определиться, как быть дальше.
        - Сражаться! - прошептал Литус.
        - Чтобы решить, как сражаться, с кем сражаться и где сражаться, - проговорил Син, забираясь по одной из улочек, что начали карабкаться вверх по горному склону. - Смотри-ка, война у порога, а за порогом все почищено, лед сколот, а где не сколот - посыпан песком. Самый чистый город - Хонор. Самый людный и самый чистый. Разве только Ардуус чище его.
        - Радует одно, что в Хоноре не видно инквизиции, - заметил Литус. - А чистые улицы Ардууса залиты кровью невинных.
        - Да, зрелище не из приятных, - согласился Син. - Ты не расстраивайся, Литус. Мы найдем его.
        - Кого? - не понял Литус. - Аменса? Или есть еще какой-то угодник?
        - Угодников немало, - усмехнулся Син. - Но я сейчас говорю не об Аменсе и не об угодниках. О Роре. Ведь ты из-за него бесишься? Мы найдем и сумеем убить его. И его заклинание поможет нам. Нужно только разыскать какого-нибудь мудреца.
        - А ты разве не мудрец? - не понял Литус. - Ты прожил долгую жизнь, не единожды стоял на пороге смерти. Помог множеству людей. Суешь свой нос во все дела. И до сих пор не нашел мудреца? Разве есть хоть что-то, чего ты не знаешь?
        - Многое, - ответил, остановившись, Син. - Кто я такой сам, почему мне отпущено столько жизни, если я не акс, не мурс, не демон и не кто-то еще? Кто был владельцем Змеиной башни на берегу озера Аббуту? В чем его замысел? Чего хотят мастера магических орденов? Кто еще помечен камнями Митуту и в чем замысел их повелителя? Куда пропал седьмой камень? Кто станет Лучезарным? Кто хранит огненный шнур, на котором висели камни Митуту? Почему мне ни разу не удалось встретиться с ардуусским магом Софусом, какие тайны он хранит? Как найти и убить Рора и кто он? Почему твоя мать погибла, а ты остался жив? Этого хватит?
        - Отец мне рассказал кое-что о том, как это произошло, - прошептал Литус. - Правда, когда я был в Бараггале, я видел… дух своей матери. Говорил с ней. Конечно, если это не было мороком. Она тоже кое-что сказала мне.
        - Еще один вопрос, - усмехнулся Син. - Кто он такой, твой отец?
        - Флавус Белуа! - отчеканил Литус. - Король Эбаббара.
        - Пожалуй, и это тоже, - кивнул Син. - Но я не слышу в твоем голосе уверенности. Ты ведь знаешь еще что-то? Кстати, у тебя на пальце перстень. Береги его. Я знаю, что это за камень.
        - Но ведь это… - нахмурился Литус.
        - Работа Рора, - кивнул Син. - У него разные инструменты. Когда один приходит в негодность, он берет другой. Перстень и твой рисунок - уже много для того, чтобы достать его.
        - Почему мы остановились? - спросила Ава.
        - А мы пришли, - развел руками Син и показал на старого дедка, что сидел у обшарпанных ворот, ведущих во двор одного из домиков под самыми скалами. - Вот и Аменс нас дожидается.
        …Когда лошади были пристроены, дети вымыты и накормлены, а вслед за детьми нашли возможность заняться собой и Лава с Авой, благо Аменс не только натопил печь в сохраненном, как он сказал, за бешеные деньги домике на окраине Хонора, но и нагрел воды и отгородил часть большой и единственной комнаты занавеской, Син принялся колдовать над столом. Он и Литус приводили себя в порядок на улице и теперь могли не только похвастаться, но и поделиться морозной свежестью. Когда женщины наконец выбрались к столу, они, а точнее, одна Ава, с некоторым смущением поняли, что тот уже накрыт и им осталось только занять почетные места. Арма и Гладиос уплетали за обе щеки свежую выпечку, запивая ее медовым напитком и закусывая волокнистым сыром, Син ждал, когда дети уснут, а Лава не могла отвести взгляда от лица Авенса, который оказался вовсе не дедком, а вполне себе сорокалетним мужчиной, вся странность которого заключалась, на первый взгляд, в том, что он то и дело улыбался и жмурился так, словно пытался что-то стряхнуть с собственных ресниц.
        - Расслабленным был наш дорогой Аменс, - объяснил эту странность Син, когда наевшиеся Ава и Гладиос, прижимая к груди выданные им кинжалы, упали на разложенные вдоль стены тюфяки. - Случается такое. Рождается ребенок, словно груда косточек. Обычно умирает. Тем более когда семья бедная.
        - Или когда ее вообще нет… - усмехнулся Аменс.
        - Да, - кивнул Син. - Лет сорок назад белый мор накрыл один городок между Туршей и Тиром. Или и в самом деле как-то зараза выбралась, или какой-то могилец решил порезвиться. Ну, развоплотить его не удалось, убрался он сам, но две улицы вымерли полностью. Вот и остался Аменс один. Мальчонка лет десяти.
        - Урод, - хихикнул Аменс. - Совершеннейший урод. К тому же еще и сумасшедший. Калека! И на тело, и на голову!
        - И собрался он уже мирно отойти к престолу Энки, - улыбнулся Син, - как на этой улице объявился, кто бы вы подумали?
        - Он! - ткнул пальцем в сторону Сина Аменс.
        - Я, - кивнул Син. - Услышал хрип умирающего и, в силу собственной жестокости, откачал его. Закинул за спину и понес.
        - В мешок он меня посадил, - закатился в тихом хохоте Аменс.
        - Да, - кивнул Син. - Но у парня, как оказалось, имелась совесть. И то сказать, не на телеге ехал, на моей спине. Стала эта самая совесть его мучить, вот он и попытался ходить. И постепенно научился. Как видите.
        - Десять лет! - поднял палец Аменс и снова заморгал. - Десять лет я за Сином по всей Анкиде шатался. Давно это было, а я каждый день помню. Все вылечил, вот только моргать никак не перестану. Привычка!
        - А почему сумасшедший? - не поняла Лава. - И что значит, сохраненном за бешеные деньги?
        - Ты видела, что творится вокруг Хонора? - загрустил Аменс. - Это жилище куплено в складчину. Но, поскольку оно пустое, мало стало угодников, надо платить, чтобы за ним приглядывали. Так вот, сейчас пригляд стоит дороже постоя, потому как мало приглядывать, надо и от самовольного постоя отбиваться. А уж сумасшедший… Говорят так, может, и сама так скажешь. Ерунда это. Главное, что мы дома, а уж пока я здесь…
        - Ненадолго ты здесь, - покачал головой Син.
        - Так что же? - растерялся Аменс. - Все? Все идет к концу?
        - К концу ли, к началу ли, а прежним не будет, - кивнул Син, - но уходить придется, договор возобнови, мало ли что. Мне этот домик больше других нравится.
        - Ну, хоть так, - загрустил Аменс. - Так что делать-то?
        - А вот тебя мы и послушаем, - повернулся к другу Син.
        …Рассказ Аменса был коротким. Лава слушала этого не молодого, не старого мужчину, который вдруг перестал моргать и хихикать, и думала, что, наверное, как-то так жил и другой друг Сина - Аллидус из Самсума; помогал тому, кому нужна была помощь, подрабатывал л?карством, радовался, когда в городе объявлялся Син или еще кто-нибудь из угодников, был простым горожанином ровно до тех самых пор, пока вдруг не почувствовал слежку. Вся разница, что Аллидус этой слежки не пережил, а Аменсу повезло. В его доме появились две женщины необыкновенной красоты. Во всяком случае, одна была необыкновенной красоты, та, которая представилась как Виз Вини и сослалась на знакомство с Сином. С ней была юная молчаливая дакитка с волосами черными, как смола. Виз Вини предупредила Аменса сразу, что слежку она чувствует тоже, но лучше всего, если он пока заткнется и помолчит, а еще лучше, если заберется под кровать и затаится там хотя бы на день-другой. Аменс, конечно, под кровать не отправился, да и таиться ему не пришлось. Неизвестные полезли в дом той же ночью, но он не успел даже дотянуться до своего меча. Его гостьи
порубили чужаков почти мгновенно, ничем не нарушив тишину туршинской улочки. Уже утром Виз Вини сама настояла, чтобы Аменс оставил записку для Сина, и проводила его до Хонора.
        - Почему она решила, что я появлюсь у тебя? - спросил Син.
        - Она сказала, что, во-первых, ей все равно нужно было до меня добраться, - пожал плечами Аменс. - Во-вторых, если ты в Самсуме или еще где в той стороне, то другой дороги в Ардуус нет. Послушай, Син. Это что? Та самая Виз Вини? Которая из Ордена Смерти? Признаюсь, я даже пожалел, что стал угодником. Я бы с удовольствием послужил под ее началом. Правда, не теперь. Знаешь, куда она отправилась?
        - На юг, - сказал Син.
        - Точно, - удивился Аменс. - Так вместе с этой Эсоксой и ушла. На север-то нам ведь идти. А она на юг. Я еще ее спросил, зачем? Тем более девчушку эту с собой тащить? Хотя девчушка тоже с мечом, словно вихрь, управлялась. Зачем, спрашиваю, там же Орда! Манны! Этот самый страшный Телох!
        - И?.. - не выдержала Лава, потому что Аменс слишком уж долго крутил глазами и щелкал пальцами.
        - А она и сказала, - прошептал Аменс. - Именно поэтому и на юг, потому что там Орда, Манны и Телох!
        - Там один из камней, - прошептал Син. - Конечно, Виз Вини - это Виз Вини, но все равно сумасшествие. Не могу поверить.
        - Да уж, - кивнул Аменс. - Случается, что я и сам себя чувствую нормальным. Хотя сейчас скажу то, что велела передать тебе Виз Вини, и опять запишусь в придурки. Пора пришла, дорогой мой наставник. Битва будет. И нам нужно к ней готовиться.
        - Где она будет? - прищурился Син.
        - Где и в прошлый раз, - развел руками Аменс. - У Бараггала. В середине этой поганой, не пойму, почему ж ее называют светлой, пустоши. И нам туда надо добираться. Виз Вини сказала, что битва будет не позднее начала весны. Ну, если только чуть позднее.
        - С чего она взяла? - нахмурился Син.
        - Она сказала, что ты спросишь, - захихикал Аменс и тут же стал серьезным. - Она слушала. Слушала тех мурсов, что были развоплощены. Она может. Он должен явиться. Они все ждут.
        - Она может, - прошептал Син. - Он должен явиться. Они все ждут. Что ж. Я так и догадывался. Уж во всяком случае, кое-что предпринял. Ты набросил насторожь?
        - Да, - махнул рукой Аменс. - И на дом, и на всю улицу.
        - Кто должен явиться? - тихо спросил Литус, а Ава, прижав ладонь к лицу, вдруг заплакала.
        - Не он, - вздохнул Син. - Не тот, кого все боятся, хотя некоторые и ждут. Но кто-то схожий. Губитель. Впрочем, сейчас не об этом. Что она еще сказала?
        - Там, - Аменс облизал губы, - там место силы. Бараггал. Великое место силы, если до сих пор Светлая Пустошь не сожрала его. Там те, кто владеет камнями, легче смогут противостоять замыслу Лучезарного. Неведомому губителю. Когда придет час, они все могут быть обращены в зло. Поэтому они должны быть там. И все угодники должны быть там. И если сила будет противостоять злу, все должны быть там!
        - Я знал… - прошептал Син. - Знал. Ну что же… Так и будет.
        - Как мы туда попадем? - прошептал Литус.
        - Попадем, - уверенно изрек Син.
        - У нас нет даже войска! - воскликнула Лава.
        - Ты отправишься в Лапис, спрячешься и будешь ждать, когда я за тобой приду! - твердо заявил Литус.
        - Я отправлюсь в Бараггал, не спрячусь и не буду ждать, когда ты за мной придешь, а буду следить, чтобы тебя не убили, как в прошлый раз! - отчеканила Лава.
        - Самое красивое сватовство, которое я слышал, - произнес в повисшей тишине Син, вогнав Литуса и Лаву в краску. - Договаривай, Аменс. Ты ведь не все сказал?
        - Да почти все, - пожал плечами Аменс. - Нам нужно беречься. Орден Света охотится за нами. Хотя в Турше их стало меньше на шесть человек.
        - И в Самсуме стало меньше на шесть человек, хотя Аллидусу не повезло, - добавил Син.
        - Есть еще какие-то слуги Рора, - наморщил лоб Аменс. - Да и другой пакости достаточно. Мурсов много. Виз Вини сказала, что их десятка полтора и почти все уже обзавелись телами. Или многие. Поэтому здесь мы еще три дня. Потом идем в Утис в то укрытие, о котором знают все угодники.
        - Потом в Фиденту, а там уж решим, что делать, - прошептал Син. - Кого мы сможем собрать? Кто остался?
        - Виз Вини сказала, что Туррис и Портенум придут, - начал загибать пальцы Аменс. - Туррис рассылала птиц.
        - Я поймал свою, - кивнул Син.
        - Вот два угодника, - развел руками Аменс. - С ними будет каменщик.
        - Каменщик? - не понял Литус.
        - Кто-то вроде тебя, - объяснил Син. - Хотя ты еще и угодник. Впрочем, тот каменщик - тоже.
        - Я угодник? - поразился Литус.
        - Поверь мне, - кивнул Син. - Так же, как Лаурус. Или ты думаешь, что угодник - это кто-то в балахоне с прозвищем Бродяга? Нет, это тот, кто угождает Энки, тот, кто не дает погаснуть его священному пламени, кто сохраняет этот мир. Так вот, я скажу тебе, что и Лаурус, и Эсокса, и даже сама Виз Вини, будь она хоть сто тысяч раз главой своего ордена, - они тоже угодники! Хотя можешь считать себя учеником.
        - Я хочу считать себя учеником, - прошептала Лава.
        - Только этого мне не хватало, - схватился за голову Литус.
        - Туррис и Портенум, - напомнил Син. - Литус и Лава. Четверо. С тем каменщиком, что идет с Туррис и Портенумом, - пятеро. И два камня.
        - Мы с тобой, - пожал плечами Аменс. - Семеро и два камня.
        - Лаурус в войске Муруса, Эсокса и Виз Вини на юге, - задумался Син.
        - Если он еще жив! - прошептала Ава.
        - Жив, - успокоил ее Син. - Я чувствую каждого из угодников. О каждом могу сказать, жив или нет.
        - Аллидус мертв, - вздохнул Аменс. - Я сразу почувствовал. Поэтому и насторожился.
        - Аквуилус мертв, - продолжил Син. - Погиб шесть лет назад в Тире. Йор мертв. Погиб шесть лет назад в Самсуме. Сор Сойга мертв - погиб шесть лет назад в окрестностях Кирума. Зироп, ходил в Иалпиргах, поймал тень Лучезарного, уморил себя, чтобы не нести ее дальше. Умер шесть лет назад в Кагале. Хаустус, погиб шесть лет назад в окрестностях Лулкиса, защищая Эсоксу и каменщика. Алиус Алитер - погиб во второй день зимы где-то на севере. Совсем недавно. В Тиморе или Обстинаре. Я почувствовал.
        - Ой! - прошептала Лава. - Я его помню.
        - Не уверен, но с ним был каменщик, - добавил Син. - Однако он не проявил себя, значит, пока укрыт. Здесь мы можем только уповать на Энки.
        - Сколько мертвых, - прошептала Ава. - Вас всего семеро. Но не все еще здесь. Вы думаете, что этого достаточно для битвы?
        - Увидим, - прошептал Аменс, и в его голосе Лава вдруг услышала сталь.
        - Касасам, - продолжил Син. - Он недалеко, надеюсь, что будет. Моллис. Будет обязательно. Поможет нам с дорогой.
        - Девять, - прошептала Лава. - Но не все еще здесь.
        - Пусиллус, - наморщил лоб Син. - Очень надеюсь на него. Он стоит десятерых. Если не сотни. И он будет интересен тебе, Литус. Он схватывался с Рором. И даже выжил.
        - Десять, - кивнула Ава. - И не все еще здесь.
        - Бенефециум с двумя учениками, - вздохнул Син. - Но он не придет. Может быть, и хорошо, что не придет.
        - Я его не знаю совсем, - пожал плечами Аменс.
        - Один парень у него очень хороший, - задумался Син. - Есть еще и девчушка поблизости от Бенефециума с редким талантом, но я до нее не дотянусь.
        - Может быть, хватит уже девчушек? - поморщился Литус.
        - И еще один каменщик, - продолжил Син. - Каменщик и угодник. Я очень надеюсь на него. Как-то мы с ним не совпадали последние шесть лет. Но он очень многое сделал. И пережил столько, что не каждому удастся. Вы его знаете. Это Игнис.
        - Игнис! - вытаращила глаза Лава.
        - Рад, если это так, - заметил Литус.
        - Одиннадцать, - подвела итог Ава.
        - Двенадцать, - улыбнулся Син. - Есть и еще одна… угодница. Своеобразная. Вроде тебя, Лава. Сколько раз сбегала из дома… Однажды мы так с ней и встретились. Правда, - Син поморщился, - ее родители живы. И это тот случай, который меня нисколько не радует. Она должна быть. И она тут не слишком далеко, кстати. Ее зовут Брита.
        - Я слышала о ней? - воскликнула Лава. - Но она никогда не появляется в Ардуусе!
        - А что там хорошего? - поинтересовался Аменс.
        - Как я ушла, ничего не осталось! - огрызнулась Лава.
        - Двенадцать, - согласилась Ава. - И не все еще здесь.
        - Да, - вздохнул Аменс. - Пока еще здесь тех, кто пойдет, - четверо. Ждем еще восьмерых. Причем Пусиллус, насколько мне ведомо, вечно где-то странствует, неизвестно еще, узнает ли.
        - Узнает, - уверенно произнес Син. - У него нюх. Достаточно вспомнить Змеиную башню, когда случился провал.
        - Это было тысячу лет назад! - воскликнул Литус.
        - Тем более, - крякнул Син. - Пусиллус чего-то да стоит. Значит, мы здесь еще три дня. Ждем Туррис и Портенума с каменщиком. Потом отправляемся в Утис.
        - Подождите, - прошептала Лава. - Я уже запуталась в именах и числах. Хотя поняла, что числа невелики. Но вы говорите так… о каменщиках. Это ведь люди?
        - Скорее всего, - кивнул Син.
        - Ну, тогда это Игнис, - загнула палец Лава. - Литус, хотя я так и не поняла…
        - Дальше, - попросил Син.
        - Тот, кто идет из Сухоты, - наморщила лоб Лава. - И тот, кто был с Алиусом.
        - Я надеюсь на это, - кивнул Син. - Четыре камня.
        - Но их ведь должно быть шесть? - спросила Лава. - Или семь?
        - Еще два у врага, - прошептал Син, - и каждый из четырех может оказаться у врага.
        - Ну уж нет, - процедил сквозь зубы Литус.
        - Один камень на юге, где-то возле Телоха, - продолжил Син. - А один на востоке. В Эрсет. Во власти врага. Я уверен в этом.
        - А седьмой? - спросила Лава.
        - Никто этого не знает, - ответил Син. - Полторы тысячи лет он скрывается во мраке.
        - Тихо, - вдруг поднялся Аменс, удивительным образом становясь похожим на зверя.
        - Кто? - вскочил на ноги Син. - Враг?
        - Нет, - удивился Аменс. - Кажется, друг. Но я его не знаю.
        - Зато знаю я, - улыбнулся Син и поспешил к двери.
        …Когда через минуту Син вернулся с гостями, Лаве осталось только таращить глаза и открывать рот. С ним вместе был самый настоящий даку, хотя и ничем не напоминающий того даку, которого убил Литус, и женщина, которая была выше ростом на голову любого из мужчин в небольшой комнате.
        - Знакомьтесь, - расплылся в счастливой улыбке Син. - Еще один угодник - Касасам из Лулкиса. И его жена - прекрасная Фидусия.
        - Большая Фидусия, - поправила Сина женщина. - И я здесь не для того, чтобы заниматься всяким баловством, а для того, чтобы проследить за муженьком. Оттопала ради этого дела почти четыре сотни лиг!
        - И это подтверждает, - подмигнул Литусу Син, - что угодник не обречен на бессемейную жизнь.
        - Это точно, - кивнула Фидусия. - И наши шесть прекрасных детишек тому подтверждение. Ну что же, муженька я вам передала, пора бы мне и домой?
        - Подожди, Федусия, - подтолкнул большую женщину к столу Син. - Поешь, покорми мужа, переночуй, а с утра и пойдешь. Тем более что я возвращаюсь к нашему давнему разговору. Мне нужно укрытие для близких людей.
        - Ну, так это всегда пожалуйста, - засмеялась Фидусия, хотя в глазах ее что-то блеснуло. - Да и моего собакоголового лишнюю ночь увижу, все счастье. Кого брать-то? Я ж могу и всех приютить! Мне ж муж такую домину в горах отгрохал!
        Не выдержала большая Фидусия. Присела у стола и заплакала. И Ава, которая оказалась напротив, тоже заревела.
        - Ты, похоже, - кивнула, вытирая слезы, Фидусия. - Я сразу поняла. А вот эти стручки, что под одеялом сопят, твои?
        - Да, - закивала сквозь слезы Арма.
        - Ну и хорошо, - улыбнулась Фидусия. - Все человеческие лица. А то ведь у меня от Касасама только клыкастые. Шесть деток, красавцы, но все дакиты. Однако они не кусаются, не бойся. Мы уже четыре года в Лаписе. Тянули в Лулкисе, но потом почувствовали, что совсем плохо становится. Выбрались через Араману, тайным путем, потом девица одна, Туррис ее зовут, отвела нас в Бабу, а там уж добрались. Другая девица помогла. Процеллой кличут. Она не просто кто-нибудь, а сестра самого герцога. Хотя, что твоя крестьянка, грязи не стесняется. Но дома у нас чисто. Она нас пристроила. А потом мужа моего замучила, все просила, чтобы мечом научил махать. Хорошая девчонка. У нас деревенька под самым тайным перевалом. Далеко от других. Мало кто про нее знает. Даже если всю Анкиду дерьмом затопит, мы и то не сразу принюхаемся.
        - Не затопит, - пообещал Син.
        - Я так и надеюсь, - всхлипнула Фидусия. - Ну что все я да я. Вы мужа моего спрашивайте. У него ж новости для вас, и хорошие и плохие. Очень плохие!
        - Спрашивайте, - пробурчал Касасам. - Я ведь и слова вставить не могу. Даже не знаю, может, затявкать, чтобы замолчала. Ладно. И пошутить смешно не могу. Так вот про новости. Тут же все можно говорить?
        - Здесь друзья, - кивнул Син. - И, кстати, вот Лава. Она вашей Процелле - двоюродная сестра. А Ава с детишками - жена ее двоюродного брата. Так что все одно - дальняя, но родня.
        - Вот и славно, - снова всхлипнула Фидусия. - Эх, Ава, детишки у тебя маловаты. А то б я точно пристроила или дакитов своих, или дакиток.
        Тут уж точно никто не удержался от улыбок, хотя Касасам тут же тяжело вздохнул.
        - Мы недалеко от перевала, - начал он рассказ. - Мои сыновья часто ходят на ту сторону. Смотрят. Приглядывают. Там же поганый лес у озера. До озера от нас, конечно, за полтысячи лиг, но до леса поближе. Меньше сотни. Ну, там, охота какая, шкуры калбов ценятся.
        - Касасам, - нахмурился Син. - Я ж не советовал!
        - Удержишь их, как же, - буркнул Касасам. - Впрочем, больше не полезут. Считай, в конце осени это было. Помнишь, ты говорил про лесных людей? Про гахов? Войско.
        - Что войско? - не понял Син.
        - Войско гахов, - твердо сказал Касасам. - В доспехах и с оружием. Двинулось в сторону Раппу. Десятки тысяч воинов. Боевым строем. Месяц назад.
        - Подземелья Донасдогама вскрыты, - прошептал побледневший Син. - А хорошие новости?
        - Смотря с какой стороны считать их хорошими, - вздохнул Касасам. - За неделю перед тем, как птичка ко мне прилетела от Туррис, что надо идти в Хонор, мои ребятки высмотрели беглецов.
        - Каких беглецов? - не понял Син.
        - Из Даккиты, - объяснил Касасам. - Истерзанных, почти без еды. С семьями. Многие ранены. Их преследовали, поэтому они ушли в Сухоту и пошли вдоль гор на юг. Надеясь вырваться через Раппу. Но до Раппу они бы не дошли. Там ведь еще полтысячи лиг от нас до Раппу. Ну, мы их и приняли. Ну, не мы, незачем им обживаться у перевала, но в долину их спустили. Ими теперь герцог занимается. Хотя и приказал держать все в тайне. Но я ж только вам?
        - Беда в Дакките, - подала голос Фидусия.
        - Да, - кивнул Касасам. - Огромное войско. Сотни тысяч. Не одна сотня тысяч. Готовятся идти на Бэдгалдингир. Может быть, уже и вышли. Белые балахоны. Казни. Колдуны. Ужас. Правит ими некто Балзарг, атерский король, но ниточки-то в белый храм ведут. Так что все плохо. Я ж когда еще тебе говорил, Син. Если начали резать металл бледной звезды, значит - великую войну затевают. Последнюю войну. Говорят, они даже Руфу под себя подмяли. А вот Даккиту не сумели до конца, хотя этот молодой даккитский король Фамес у Балзарга на подпевках. Так что часть воинов собрали семьи и ушли через Кагал. Потеряли, конечно, в пути пару сотен воинов, но остальные дошли.
        - Сколько их всего? - спросил Син.
        - Не очень много, - вздохнул Касасам. - Треть от даккитского войска. Двадцать тысяч воинов. С семьями - пятьдесят. Да и то только потому, что молодых много. Семьями обзавестись не успели. А которые и потеряли уже. Плохо в Дакките. Очень плохо. И в Эрсет плохо.
        - И здесь будет плохо, - прошептал Син, посмотрел на побледневшую Аву и добавил: - В Лаписе - в последнюю очередь. А может, и обойдется.
        Глава 24
        Бабу
        Кама пришла в себя от холода. И тут же почувствовала, что спина у нее заледенела, а один бок - рука и нога - чуть ли не испекся от близкого пламени. Так и оказалось, рядом пылал костер, и на поваленном стволе можжевельника сидели двое воинов. Кама зажмурилась, хотела спросить, куда делись еще трое, но потом поняла:
        - Погибли?
        - Да, - испуганно закивал один из лаэтов, и Кама поняла, что он ранен. Грязные повязки стягивали руки у обоих.
        - Мой мешок, - сказала Кама, постаралась сесть и тут же поняла истинную причину холода. Она лежала на нескольких плащах, да еще положенных на срубленные ветви, но ее левая рука и правая нога были перетянуты прямо поверх одежды разодранной на полосы тканью. Судя по цвету одежды, крови она потеряла изрядно.
        Один из лаэтов, прихрамывая, подал ей мешок. Чувствуя, что перед глазами кружатся темные пятна, Кама распустила завязи, вытащила фляжку и сделала несколько глотков араманского. Сразу стало легче.
        - Держите. - Она бросила фляжку воинам, огляделась еще раз. Трое лаэтов лежали чуть в стороне, укрытые все теми же плащами. В отдалении были привязаны лошади, включая и шесть коней неожиданного врага. За дорогой грудой лежали шесть тел. Обычных вроде бы тел. Разве только больно уж плоских. И гарью от них воняло. Или это от костра?
        - Никто не ушел, - кивнула Кама, выудила кисет со снадобьями и бросила лаэтам котелок. - Один рассказывает, второй кипятит воду. И не глазеть на меня, мне нужно осмотреть раны. Сами-то как ранены?
        - Легко, - признался один из лаэтов.
        - Ты на меня не смотри, словно я сейчас в волка обращусь или в гаха, - стиснув зубы, прошипела Кама. - Рассказывай, что было?
        - Да ничего, - хрипло ответил лаэт. - Точнее, я почти ничего не успел рассмотреть. Только глаза. Мне показалось, что у них глаза горели. Наверное, колдовство какое. Ты крикнула, чтобы тебе дали оружие. Тебе дали. Он дал, - кивнул на одного из трех мертвецов лаэт. - Ты нацепила его на пояс, подала коня вперед. Ну, меч выдернула и пошла. А мы чуть сзади.
        - Кони едва не присели от страха, - подал голос второй, что набивал котелок снегом.
        - Ладно. - Первый тяжело вздохнул. - Их шесть было. Тебя окружили пять, один поскакал к нам. И дальше я плохо помню, потому что этот шестой стал убивать наших одного за другим. Но потом мы напали на него втроем. Он убил одного, а меня и вот его только ранил. Мы его убили. Посмотрели, а те, оставшиеся пять, уже все мертвы. И ты идешь к нам. А потом упала. Под тобой лошадь убили. Она там лежит, в снегу, ниже.
        - Да. - Кама закрыла глаза. Так и было. Круговерть, в которой она вдруг поймала себя на мысли, что думает не о себе, а о молодых, совсем юных лаэтах, что остались за спиной. Но не уберегла. Троих не уберегла. Думала, что все шестеро будут доставать ее, ведь за ней шли, сразу почувствовала. Одно непонятным было, когда она дала слабину, когда себя выдала? В замке, когда рубила гахов, ничего не видя? Или еще когда? Да и за ней ли они шли? Нет, точно за ней. Срубила двоих сразу. Почувствовала, что очень сильны, очень. Не так, как гахи, те были опасны, потому что двигались не так, как люди. Как звери. Но с гахами было проще, а эти были равными. Или казались равными. Вся разница, что ее сила была у нее под рукой, а властитель их силы словно таился за кустами. Или еще дальше. Срубила двоих сразу. Да, двоих сразу. Потом под ней подсекли лошадь, она встала ногами в седло и, пока лошадь падала, достала еще одного. Но двое успели ее зацепить за ногу и за руку. А дальше пришлось отступить в снег, они оставили лошадей и там уже схватываться с ней на равных не могли. А потом она увидела, что от пяти лаэтов
осталось трое, и успела метнуть примороз последнему огненноглазому в правую руку, и тот убил только третьего. А пока перекидывал меч в левую, двое все-таки исхитрились добить его.
        - А что с ними-то? - почти жалобно спросил первый. - Я подходил потом, да и сваливали мы их в кучу, обычные воины. Правда, никаких знаков на них нет, только какие-то чешуйки на шеях, вот они. - Он мотнул связкой каких-то жестянок. - И глаза вроде обычные. Я веки поднимал. А когда сражались, только что искры не летели. И доспех был на них какой-то, точно был!
        - Давай сюда, - махнула здоровой рукой Кама, взглянула на жестяные чешуйки, сунула их в мешок, не время теперь разбираться. Магии вроде бы нет никакой, только что-то вроде запаха, а остальное пока неважно.
        - И еще гарью от них воняет, - добавил второй, ставя перед Камой котелок с водой. - Я посмотрел, у них как будто спины у всех то ли тлели, то ли в пепел обратились, но мы их не жгли! Точно не жгли!
        - Вот так, - прошептала Кама, - вот так со мной странствовать. То гахи, то еще какая мерзость. Значит, так, сейчас я рубаху буду снимать и порты. Раны глубокие, буду зашивать. Не порты и не рубаху, а раны. Вот. Поэтому глаза на меня не пялить! Пока лучше идите, подберите что поцелее. Да не с ваших братьев, а с чужаков. Главное, чтобы почище и целое. Да. Порты, рубаха, гарнаш или плащ, что там есть? Да. А потом расходимся. Вы обратно или ждите тут дозора, а я туда, куда шла. Да, уговор мне ваша королева передала. Пусть сама решает, что со всем этим делать. И лошадь мне подберите. Получше чтобы! И сумки с овсом на нее. Вот. Да нечего на меня смотреть! Вы что, голую девку не видели ни разу?
        …Так и не смогли отвести глаз, словно окаменели. А Каме потом вовсе не до них стало. Зубами скрипела, пока опухшие края раны стягивала. Пару раз приходила в себя уже ничком, с иголкой в мякоти. Но прихватила как надо. Наговор вспомнила, грязь вышибла и из руки, и из ноги. Хорошо вышибла, чуть глаза не вылезли из глазниц, звезды уж точно высыпали. Одеваться стала. Тут как раз беженцы появились, потянулись по дороге. Вот уж глаза стали пучить. И в самом деле, вроде бы ушли от напасти, а тут, среди мира и спокойствия, снова трупы. Ничего, встала, нацепила пояс, проверила меч, молодцы лаэты, протерли клинок, не просто так в ножны сунули. Мешок.
        - Лошадь давайте, - прошипела. Хотела сказать с бодростью, да не смогла. Губу пришлось прикусить, чтобы теперь уже под ноги и колеса тянувшихся с перевала обозов не свалиться. Ну, ничего. И лошадь подвели, и забраться в седло помогли. Да. Эта лошадь явно будет получше прежней. Она бы и Орса тянула гораздо веселее. А живы ли они еще? А что если эта шестерка и про их жизни интерес имела?
        - Ну ладно, - махнула здоровой рукой выжившей парочке Кама и направила лошадь в долину, думая только об одном: не вывалиться из седла.
        …Добиралась она до Бабу пять дней. Останавливалась в придорожных трактирах, которых в долине было полно, выбирала те, что дороже, чтобы меньше было пригляда. Во втором утром продала один маленький смарагд. Продала вполовину цены, точно знала, каким будет спрос, еще у Виз Вини справлялась, которая отнеслась к камням Камы равнодушно, словно цветной песок под ноги попался. Но блеск явно ослепил глаз старому каламу, послал за ней сыновей. Хотела глотки перерезать, когда подступили они к ней вдвоем у следующего трактира, но передумала. Приложила каждому рукоятью по лбу, чтобы причинные места поотмораживали, пока в себя придут, а утром уже была далеко от их угодий. В Бабу оказалась на пятый день после схватки со странной шестеркой. Раны еще болели, но рука и нога уже слушались, не вынуждали скрипеть зубами при каждом шаге и при каждом движении. Город поразил Каму тем, что вдруг напомнил своего почти полного тезку, даккитский Баб. Белые дома лепились к склонам сузившейся долины, словно древесные грибы. И улочки петляли по склонам, то и дело выбираясь почти на крыши нижних домов. Но Каме не нужно было
забираться наверх. Она двигалась вниз по долине, к королевскому утесу, который долина огибала с двух сторон, разделяясь на два ущелья. Любовалась на замок, в котором уже века благоденствовал королевский род Краниум, потом долго стояла, уже миновав и замок, и четыре лиги домов богатых горожан, на главной площади и смотрела на главное укрепление Бабу - большую стену.
        Да, за ней все было устроено куда как проще - имелась только площадь, которую рассекала вырывавшаяся из узкого ущелья у замка Утукагава, да сама стена с двумя воротами. Одни вели на просторы Тирены и в степи, а другие, севернее реки, падающей в перекрытое толстыми стальными решетками ущелье - в каменный коридор, дорогу до Хонора. И никаких скал. Вся длина стены не меньше лиги, высота в полтора раза от стены Раппу, которая ужаснула Каму, а потом, дальше, к горам стена забиралась по склонам, напоминая обезумевшую каменную змею.
        - Нравится? - буркнул стражник из проходившего к воротам дозора. - Оставайся, красавица! Что вы все будто ополоумели? Разве ж можно взять такое укрепление? Да никогда!
        «Красавица»? - подумала Кама и шагнула к ближайшему магазинчику с темными окнами. Посмотрела в черное стекло и не сдержала улыбки. Все, наведенное или накрашенное Туррис, с лица Камы сошло без следа. Видно, не в ту жизнь, что случилась, годилась ее краска. Утомленная, но наполненная холодной решимостью женщина могла быть кем угодно, но только не Камаеной Тотум, счастливой дочерью Короля Тотуса, девчонкой, влюбленной в принца Кирума.
        - Смертельно влюбленной, - скривила губы Кама и оглянулась, выглядывая трактир подороже. Предстояло еще задуматься, где искать Орса и Туррис, потому как еще на прошлом постоялом дворе ей сказали, что за малыми воротами ни площади, ни какого-то места для ожидания и отдыха вовсе нет. Только дорога. И до самого Хонора - двести лиг только дороги. И только пять или шесть постоялых дворов там, где горы позволяли отойти от края пропасти, в которой шумела Утукагава, хотя бы на пару десятков лишних шагов. Нет, искать их стоило где-то здесь, ведь не могли они выйти через главные ворота? И народу возле них никого, да и от жителей Бабу не раз слышала Кама, что никто не выходит через них, потому что кочевники не раз подходили к самым воротам, только один путь и остался в Ардуус - через каменный коридор, но и там опасно, первый десяток лиг тропа близко к реке идет, и река узкая, так, ущелье одно, могут и стрелами осыпать. И случалось уже такое.
        Думая так, Кама увидела оружейную лавку, вошла и обнаружила внутри седого калама неплохую коллекцию настоящих лаписских мечей и целую стену, завешанную кожаными, проклепанными сталью или бронзой доспехами.
        Кама проковыляла вдоль этой стены один раз, другой и уже собиралась выходить из магазинчика, когда торговец вздохнул, выудил что-то из-под стола и раскатал по прилавку кольчугу двойного, но удивительно тонкого плетения. Сверху легли наплечники, наручи и поножи.
        Кама пошевелила кольчужницу и вздохнула:
        - Кажется, к весу моего меча нужно прибавить еще четыре таких же.
        - Три, - не согласился торговец. - Ты посмотри, качество! Тоже ведь лаписская работа! Или дакитская. Сейчас в Лаписе прибыло мастеров! Хороший доспех оттуда всегда шел, а этот так вовсе исключительный. Заказ был сделан для Страты Верти, жены нашего весельчака, второго сына короля - Пуэра, но она как взялась рожать детей ему, так и раздалась. Хорошо раздалась, хотя и родила пока что только двоих. Так куда девать теперь все это великолепие? Только и надежда, что зайдет такая красавица, как ты, и возьмет себе. Но надо брать, надо. Думаешь, не вижу, что нога и рука у тебя прихвачены? Вот была бы в кольчужнице, прыгала бы теперь, как козочка. Знаю, что ноги она не прикроет, так если бы ты о руках не думала, так и ноги бы свои в обиду не дала. Бери, бери, а то уже Бона Рудус заглядывала, жена нашего старшенького, добряка Такитуса. Дорого, а то бы давно уже взяла. Ну так и работа того стоит! А? Как думаешь?
        - Почему решил, что мне есть чем заплатить? - поинтересовалась Кама. - Решил, что я богаче невестки короля?
        - Так ты глазела на самый дорогой трактир, - пожал плечами торговец. - Я в окно все вижу. Вон он, напротив. Там один стол да одна ночь столько стоят, что можно неплохой кинжал прикупить за эти деньги!
        - Плохой кинжал, - поправила его Кама, - цену хорошего кинжала я знаю. Но так ведь твоя кольчуга стоит столько, что я в этом дорогом трактире до весны, а то и до лета и жить, и столоваться могу!
        - Где-то так, - почесал затылок торговец. - Но я ведь торговец оружием, и, хотя отец мой ювелиром был, я-то к этому делу прирос. И знаю его так, как никто. А на поясе, дорогуша моя, у тебя висит такой меч, что на его цену можно в такие кольчуги дружину из десяти воинов одеть. А то и из двадцати. Меч-то из Эрсет и выкован еще при Лучезарном, может, и он еще руку к нему прикладывал. Ведь так?
        - Тссс, - прижала палец к губам Кама. - А хорошую, крепкую одежду и обувь сможешь сыскать к этой амуниции?
        - Сыщу все, что надо, - уверил Каму торговец, - что не сыщу у себя, принесу от приятелей. Есть чем рассчитаться?
        - Есть, - пробормотала Кама, сунула пальцы за отворот рукава и вытянула приготовленный камешек - с ноготь мизинца, но света такого, будто капля крови на ладони сверкала.
        - И маленький лаписский щит, - сказала Кама, протягивая рубин сразу же побледневшему торговцу. - Все одно, и половину цены этого камешка не выберу. А уж если учесть, что он мумом залит под самую завязку… Да им можно твой магазинчик по камешку разбросать!
        - Не надо разбрасывать, - прошептал, покрываясь пятнами от волнения, торговец. - Стой здесь, никуда не уходи. Лавку тебе доверяю! Сейчас отца приведу, заодно и все, что просишь, принесу. Не уходи никуда!
        …В тот же день Кама сидела в полупустом зале самого дорогого трактира и, с наслаждением уплетая дорогое кушанье, думала о том, что все эти удовольствия, конечно же, не стоят потраченных на них монет, но, если бы монет и времени у нее было много, она бы не вылезала из этого трактира и из-за этого стола. А потом, когда вечер начал сгущать сумрак и Кама уже думала заказать комнату, в очередной раз проверить раны и, может быть, даже омыть тело, ее тело окаменело. В трактир вошла Тела Нимис. Она отпустила в дверях стражников, кивнула подбежавшему служке и повела, о чем-то бормоча, к столу двоих детей. Мальчика четырех лет и девочку лет трех. За ней пританцовывали сразу две няньки. Сама Тела почти не изменилась. Разве чуть-чуть раздобрела да была одета богаче, чем позволяла себе в Лаписе. Камни на шее и на пальцах во всяком случае сверкали. Она дала знак нянькам усадить детей, села напротив, подняла глаза и увидела Каму. И тоже окаменела.
        Они смотрели в глаза одна другой не меньше минуты, пока наконец Тела не попыталась сложить окатившую ее ненависть в кривую улыбку и не повела взглядом в сторону детей. Кама не шелохнулась. Она смотрела в глаза Теле. Тогда та медленно поднялась, прошипела что-то в сторону нянек и, когда те подхватили принявшихся хныкать детей, двинулась, пошла, попятилась в сторону двери, прикрывая детей собой и не спуская со своей противницы глаз. Кама рванулась с места, едва дверь за Телой закрылась. Забыла про боль в руке и ноге, слетела по внутренней лестнице прямо в конюшню и там наткнулась на радостных, тянущих губы в улыбке Туррис и Орса.
        - Что я говорила? - усмехнулась Туррис. - Ты! Я сумки с овсом узнала, а Орс заладил свое - лошадь не ее, лошадь не ее. Да ты что? Что случилось-то? На тебе лица нет! И чего ты забрела в этот трактир? Дешевле было бы перекусить в королевском замке!
        - Быстро! - Кама забралась в седло, бросила монету конюху. - Только что из трактира вышла та, которая больше всего на свете жаждет меня убить.
        - Мне кажется, она пользуется взаимностью, - пробормотал Орс.
        - Не теперь, - скривилась Кама. - Она с маленькими детьми. Но я должна или убить ее сама, или бежать отсюда!
        - Бежать, - кивнула Туррис. - Бабу не то место, где следует совершать глупости.
        Глава 25
        Амурру
        Фидента, границы которой совпадали с границами древнего лоскута земли Амурру, была небольшим королевством, лишь в два раза побольше Утиса или Хонора, лишь в три раза побольше Лаписа, но значительная часть ее земель приходилась не на предгорья Балтуту, а на плодородную равнину между реками Му и Малиту, что не только несли в себе живительную влагу, но и давали дополнительную защиту обитающим на их берегах старателям и от лихих людей с юга и севера, и от лихих тварей из Светлой Пустоши. Поэтому никого не удивляло, что и в спокойные, и тем более в тревожные годы народу в Фиденте только прибывало, составляя до трети от густонаселенного Ардууса, а уж теперь-то, когда и Тирена, и Аштарак оказались проглочены обезумевшей ордой, куда еще было отправляться несчастным? В горный Лапис полезет не всякий, залезешь, да не выберешься, другого хода нет, да и уж больно строги мытари на входе, если догола не разденут возле этой их крепости Ос, так уж душину из нутра точно вытрясут и в пальцах разомнут, словно не на поселение кого принимают, а в семью берут. А до Ардууса доберись еще поди. Перевалы от крепости Ос на
север на зиму зима прикрыла, и пусть дорожка от Кирума на север еще не прервалась, но все говорили, что должна прерваться вот-вот, только Кирум и сдерживает пока что поганую пустошь. Не всякий рискнет пускаться в такой путь. Да и чего хорошего в Ардуусе? Слухами земля полнится, да еще такими, что хочется эти слухи в ту же землю поглубже и утоптать, будто бы ума лишились ардуусцы. И не потому, что казнят каждый день по нескольку человек, да не за городскими воротами, а на площади, мало ли, время тяжелое, всякая нечисть на камушек лезет, чтобы сесть повыше да нагадить пожиже, но радуются отчего? Разве можно радоваться, когда тварь живую мукам подвергают? Согласиться можно, если та тварь вред какой измышляла для Великого Ардууса, а радоваться? А вдруг та тварь и вовсе вины никакой за собой не имеет? Разное ведь говорили, будто бы и стариков, и женщин, и детей терзали? А некоторых, не в пример старым временам, и жгли заживо? Как это вдруг спасительный огонь Энки в дело пустили? Раньше боялись его осквернить, а теперь страх пропал? И зачем малых мучить? Неужели нельзя неразумие магией какой вытравить?
Вытравить да выпороть? Нет, дальше Фиденты - никуда. Ходят слухи, что в Тиморе или Обстинаре куда как полегче и простора там больше, но разве доберешься? Нужно всю Светлую Пустошь миновать, а если в обход пойти, так и вовсе дороги нет, Бэдтибира день ото дня между Ордой и той же Пустошью жмется, а уж что в нахоритских лесах спокойные пути остались, никто не поручится.
        …Игнис долго не мог понять, что это? Его мысли, или мысли стражников, везущих его по зимникам Фиденты на восток, или их говор, что долетает до него сквозь топот копыт и тяжелое дыхание лошадей? Как велика Фидента? На сколько дней пути раскинулась от столицы до предгорий? Не так уж на много, в день-два пути, от полусотни до сотни лиг хода? И что там на ее востоке? Полсотни горных деревенек да полдюжины родовых крепостей-замков? Впрочем, какие там крепости, так, родовые башни, разве только братья короля Паллора могли себе отстроить что-то особенное, ну так их всего двое - Фортис и Фуртим, а Фортис точно не строил ничего, потому что две его дочки-красавицы на всякой ардуусской ярмарке прозывались не иначе, как «башенные бабочки», постоянно хвалились, что в фидентском замке занимают самую высокую и самую южную башню, а их шелковые платья с многочисленными оборками иначе как с крыльями бабочек не сравнивал никто. Значит, в замок Фуртима? Что он помнит об этом светловолосом крепыше, ведь точно, была в нем примесь лаэтской крови! Ну как же, единственный из атерских вельмож женился на чистокровной
дакитке, да к тому же дакитке в первом поколении, значит, имел или тестя, или тещу в виде чистокровного даку. Еще и дочка у него была, словно маленький зверек. Красивая, но дикая. Хотя какой же маленький, если старше самого Игниса она на два года? Просто не жаловала она Ардуус, потому и редко там появлялась. Но не дакитка, это точно. По малолетству как бы не сам Игнис просил смуглую и диковатую показать клыки. Не оказалось у нее клыков. Значит, замок Фуртима? Как же он его назвал? Именем жены? Мла? Нет! Млу!
        …Вспомнил и тут только скорчился. Но не от боли, а от досады. От собственной глупости и самоуверенности, которые настигли его именно теперь, когда он не ехал верхом, а лежал стянутый веревками поперек седла да еще обездвиженный таинственным колдовством. Опять пленен? В который уже раз? Дважды это заканчивалось жестокими пытками. Такими, что и вспоминать страшно. В первый раз его выручил Син. Во второй раз избавил от рабской участи Моллис. В третий раз судьба может наказать за глупость так, что четвертого не понадобится. И кто его теперь выручит? Процелла? Бибера? Что же теперь, на девчонок полагаться?
        Задергался, забился, зашевелился, рискуя свалиться с собственной лошади, и тут же почувствовал обжигающий даже сквозь гарнаш удар тяжелой плети.
        - Лежи, парень! Свалишься - шею переломишь! Мастер впереди скачет, будешь дергаться - развернется, прижжет посильнее, чем я. Лежи. Нужда одолеет, ходи под себя. Некогда нам. Потом почистишься.
        …«Мастер», - подумал Игнис и тут же заскрипел зубами, сморщился, вспомнил. Точно, еще когда подходил к трактиру, не о хранителе, на встречу с которым отправился, а о самом себе думал. Вспоминал Катту, убитую на переправе вместо собственной сестры. Вспоминал юного стражника, убитого уже в этом трактире вместо него самого. Вспоминал Алиуса Алитера, который стоял, как скала, против магии Мастера Ордена Воды - Никс Праины. Что с ним стало? Жив ли еще? Вспоминал прошлое, а нынешнее - словно расплескал, пока шел. Не сразу и ответил на вопрос стражника:
        - Чего надо?
        - Что, трактир уже и не трактир? - удивился Игнис.
        - Для кого трактир, а для кого и чужой дом, - буркнул стражник. - Чего надо, говори? Если пожрать или выпить, так иди мимо. В Фиденте трактиров хватает. Этот все равно на отшибе.
        - Да, - пробормотал Игнис. - Весь интерес в таком трактире, что стоит на отшибе, - это пожрать или нажраться. А если встреча у меня здесь?
        - С кем? - не понял стражник. - Тебе назначено?
        - Нет пока, - пожал плечами Игнис. - Но могут и назначить. Мне хранитель нужен.
        - Стой здесь, - скривился стражник. - Хранитель ему нужен… Сейчас узнаю, есть тут хранитель или глупости сыпешь мне под ноги…
        Вернулся он через минуту. Хмыкнул, но дверь перед Игнисом открыл.
        - Поднимайся на второй этаж, - сказал.
        - А оружие? - не понял Игнис, потому что уже был готов снять пояс с мечом.
        - Иди, - буркнул стражник. - Мастер съест тебя вместе с оружием, если понадобится ему это. И не подавится.
        Стражи Игнис больше не увидел, хотя голоса из каморки трактирщика слышались. Он вошел внутрь и стал медленно подниматься по лестнице. Так и оказалось, приоткрытой была та самая дверь, за которой его самого когда-то захватила Никс Праина. Впервые за долгое время холодок пробежал по коже.
        - Заходи, - послышался как будто смутно знакомый голос.
        - Ты - хранитель? - спросил Игнис, заходя.
        Человек сидел на табурете у камина. Спиной к принцу. Широкие плечи не могли скрыть, что на них давят долгие годы. Возраст подтверждала и седина. На мгновение Игнис подумал, что если он и знает этого человека, то никогда не видел его таким. Сидящим к незнакомцу спиной, уверенным в собственных безопасности и силе. Немалой силе. Огромной.
        - Что встал? - спросил человек, поднимаясь, и Игнис его тут же узнал. Перед ним был король Эбаббара. Флавус Белуа.
        - Тихо! - щелкнул пальцами Флавус, когда Игнис потянулся к рукояти деревянного меча. Не для того, чтобы защититься. Ничего не знал о Флавусе Белуа Игнис, а для того, чтобы остановить магию, которая вдруг начала стекать по лицу и плечам принца ледяным жидким стеклом.
        - Тихо! - уже заорал Флавус, потому что не должен был вести руку за спину Игнис, а он все еще вел ее. И тогда король Эбаббара сделал шаг вперед и вовсе не по-королевски ударил принца кулаком с разворотом снизу вверх в подбородок.
        …Когда Игнис пришел в себя, он понял, что лежит на полу. Голова гудела, но страшным было не это, а то, что сидевший перед ним на табурете Флавус Белуа рубил меч Бетулы широким черным кинжалом. Рубил на куски вместе с ножнами и бросал их в пламя камина.
        - Гадость, гадость, - повторял он раз за разом. - Нашел что носить за спиной. Ты хоть знаешь, что это такое? Кто же пользуется силой, которая больше тебя? Кто ест больше, чем весит сам? Кто поднимает вес тяжелее себя самого? Только глупец!
        - Или силач, - прохрипел Игнис.
        - Ты, что ли, силач? - расхохотался Флавус. - Хотя… Еще и говоришь… Хотя не должен. Ладно, послушай меня. Во мне нет зла, но и добра во мне нет тоже. Все, что я хочу, - сделать так, чтобы жизнь этой земли продлилась. Я не хочу ни возвращения Лучезарного, ни нового губителя, ни смерти от одного края мира до другого. Ничего этого мне не нужно, но не потому, что я так уж проникся прелестью сущего. Нет. Дело в другом. Если это сущее прекратится, то следующее сущее, что выпадет мне, будет таким, что все перенесенные и предстоящие тебе превратности покажутся сущей забавой.
        - Не понимаю… - прохрипел Игнис.
        - Нет, - удивился Флавус, топая ногой, - он все еще что-то бормочет! Молчи. Вот так… Слушай, пока я говорю. Так вот, я - хранитель. Самозваный, но действенный. Много лет назад едва не поймал хозяина Змеиной башни, но он сумел скрыться. Зато Анкида получила еще шестнадцать лет жизни, а теперь-то уже и двадцать два. Сейчас, правда, все сложнее. Но и это будет разрешено, не сомневайся. И разрешено тем надежнее, чем меньше будут путаться под ногами такие, как ты. Хотя рок наградил тебя отметиной. Ты хорошо ее скрываешь, но иногда достаточно видеть, что шкатулка заперта, чтобы догадаться, что внутри нее что-то есть. Поэтому ты все еще жив. Но не думай, что я собираюсь вскрывать тебя и доставать твою ценность. Я не безумен, как Никс Праина. Я всего лишь спрячу тебя. Ты можешь мне еще пригодиться. Но не обессудь, только в качестве шкатулки.
        - Зачем… - попытался прохрипеть Игнис, но не смог. Черная, густая смола забилась в рот, нос и глаза. Странно, как еще он мог дышать? Если, конечно, он мог еще дышать… И вот он лежит на седле, наминает в такт ходу лошади, живот и как будто засыпает, тонет, растворяется в темноте…
        …Голоса пробились сквозь темноту так, словно просочились каплями. Просочились и стали падать на лицо, в нос, в уши, в глаза. И понемногу удалось дышать, слышать и даже видеть. Он по-прежнему не мог шевельнуться. Даже не чувствовал своего тела. Но досада и злость растаяли. Осталось только желание вырваться и исправить. Исправить то, что можно исправить. Спасти тех, кого можно спасти. Где он? Какая-то комната вокруг. Стены и пол из грубого камня, но ковры, которые перекрывают их частично, - дорогие. Он лежит или стоит в углу. Нет, скорее всего, полулежит в кресле, потому что видит и стены, и часть пола, и часть потолка. И слышит голоса в коридоре. Да, стражники ищут какую-то девчонку. Охрана замка перебита, да и что там было той охраны, меньше десятка нерасторопных фидентских увальней, а девчонка исчезла. Или убежала, или спряталась где-то. Нет, убежала, потому как мастер ее не видит, а он видит все, значит, нет ее в замке.
        «Не убежала, - подумал Игнис. - Тут она, рядом, чуть дышит за тонкой стеной. В дымоходе или в закоулке, в который нырнула через камин. Обожглась. Немного обожглась. Но она не из тех, что боятся боли. И не из тех, что могут подчиниться кому-либо. Знакома? Может быть, и знакома. Да, одно ее сейчас злит, что она ничего не видит. Плетет какие-то заклинания, чтобы оградить себя от поиска Флавуса Белуа, а не понимает, что отыскать ее не могут только потому, что рядом он, Игнис, спеленатый сильнейшей магией так, что никто другой вблизи не может быть виден. Успокойся, тебя не найдут. Услышала. Замерла. Жаль, что я сам не могу вырваться. Только если сплетать что-то в собственной голове. Только для того, чтобы в голове и оставить. В голове и этом свертке, что крепче темницы. Ну раз уж ты оказалась здесь, то пользуйся. Прими облегчение на обожженные ладони и колени. Да. Приятный холодок, ведь так? И смотри. Смотри его глазами и слушай его ушами. Может быть, придется кому-нибудь рассказать. Смотри, слушай и запоминай».
        В комнату вошел Флавус Белуа. В походном костюме, седой, статный, купающийся в собственном величии и собственной силе. Подошел близко, вгляделся в безвольное лицо Игниса. Не разглядит девчонку. Она словно испуганная часть самого Игниса. Даже хорошо, что испуганная. Флавус чувствует испуг и улыбается. Он удовлетворен. Но он не чувствует, что как раз теперь убивают уже его стражу. Убивают быстрые, молчаливые воины с тайными тавро в виде двух кругов. Воины Света. Не чувствует. Слишком близко он к сотворенному им же кокону. Да и слишком много уже пролито крови в этом крохотном замке. Ничего, ты почувствуешь. Сделаешь шаг назад и почувствуешь. Тем более что двое из этих воинов слишком тяжелы. Они подобны тебе, Флавус, кто бы ты ни был. Почувствовал. Развернулся, выдернул из ножен меч, но что может сделать меч против таких же, как ты?
        …В комнате появились двое. Один - смутно знакомый Игнису мастер Великого Ордена Солнца - Сол Нубилум, второй - худой и бледный незнакомец, напоминающий выбравшийся из погребения труп. Один - пышущий здоровьем улыбающийся здоровяк, второй - отказывающий себе в удовольствиях бедолага. Но кажущийся сильнее и Флавуса, и Сола Нубилума.
        - Сошлись, - раскатился раздраженным смешком Флавус. - И ты здесь, Вененум, и ты, Сол Нубилум. Сол, я думал, что ты все же играешь собственную игру!
        - А ты думал, что можно остаться речкой, впадая в море? - расхохотался Сол Нубилум. - Ну, думай дальше.
        - А ты что делаешь здесь, Вененум, - обратился Флавус к худому. - Разве твое царство не за горами Митуту?
        - Уже нет, - обронил холодные слова худой. - Мои воины еще только подходят к границам Анкиды, но я уже здесь. Надо, знаешь ли, приготовиться к встрече повелителя. Ты уж прости, Зна, но ты мне мешаешь. И ладно бы уж встал на сторону этой мелочи, - небрежно кивнул на Игниса, - а то ведь и в самом деле… пытаешься остаться речкой. Не выйдет. Но спасибо тебе за такой подарок. С учетом, что явственны только шесть из семи и на моей стороне пока было два камня, третий очень пригодится. Но огорчу тебя. Он не уравняет возможности. Он еще умалит силенки тех, кто противится. Не более того. Так что этот ларчик отправится в Ардуус.
        - Как вы нашли меня? - сдвинул брови Флавус. - На нем ведь нет наведенной магии? Или…
        Он щелкнул пальцами, взвыл от досады и потянул, потащил с Игниса сверкающую пелену.
        - Как видишь, - развел руками худой, - с нами и наш брат Момао. Он все еще осторожен, но уже в деле. А ты слишком небрежен. Ты искал магию, а надо было искать магию акса. И уж самая большая глупость то, что ты уничтожил подарок древних. Для тебя глупость, поскольку он укрывал дурачка, а значит, и тебя. А для нас нет. Это была очень весомая гирька на чаше весов, очень весомая. Боюсь, что Кирум после ее действия может очистить только пламя. Но Момао словно предвидел все. Он всегда слыл трусом, хотя я бы не смог просидеть столько лет в поганой башне, так что его выбор говорит о многом. Он пометил этого дурачка, и вот мы здесь. Что касается тебя…
        - Вы не вправе распоряжаться мною, - прошипел Флавус Белуа и вдруг начал меняться. Изогнул спину, расправил плечи и в мгновение обратился в кого-то напоминающего даку, только лицо его осталось человеческим, теряя одновременно все, что позволяло считать его таковым.
        - Вот так-то лучше, Зна, - кивнул Сол Нубилум и вслед за собеседником изменился и сам - увеличился ростом, покрылся вместо одежды зеленоватой чешуей или коростой, зажег глаза алым пламенем.
        - А ты не изменился, Рор, - прохрипел Зна-Флавус и повернулся к худому. - Ты тоже прекратишь маскарад?
        - Как будет угодно, - пожал плечами Вененум. - Собой-то я пока вправе распоряжаться.
        Он словно стряхнул с себя тлен. Или в тлен обратилась его одежда. Но теперь перед Зна и Рором стоял не худой Вененум, а колыхалось что-то склеенное из костей и мглистой слизи.
        - Да, Фабоан, - захрипел Зна-Флавус. - Ты всегда был красавчиком. Этого у тебя не отнять.
        - У меня ничего не отнять, - просвистел, прошелестел Фабоан. - Однако давно мы так не собирались! Хотя вряд ли мы когда-то соберемся в большей компании.
        - Несомненно, - сверкнул глазами Рор. - Амади совсем свихнулась, Хубар всегда был придурком, а Момао будет сидеть в своей раковине до самого конца.
        - До начала, - поправил Рора Фабоан.
        - Кому начало, а кому и конец, - повернулся к Зна Рор.
        - Вы не вправе распоряжаться мною! - прохрипел Зна и раскатился тихим смешком. - Ты, Рор, даже не сможешь сделать со мной того, что учудил с Хубаром!
        - Это да, - кивнул Рор. - Но ты кое-что упускаешь, самозваный хранитель. Во-первых, ты упускаешь, что нас двое.
        - Не болтай, Рор, - оборвал спутника Фабоан. - Избавься от недостатка хотя бы теперь.
        - Как скажешь, - кивнул Рор, и тут же огненное кольцо вспыхнуло вокруг ног Зна.
        - И что же? - захрипел тот. - Ближе ты его не сдвинешь, а я вполне могу дождаться, когда тебе надоест перекачивать сюда силу Светлой Пустоши. Вы удерживаете меня, но и сами же отрезаете себе пути для схватки!
        - О какой схватке ты говоришь? - удивился Фабоан. - Зачем нам схватка с тобой? Нас вполне устроит возможность избавиться от тебя на несколько тысяч лет. У тебя будет время подумать о многом. А мы сможем завершить то, что должны завершить, не спотыкаясь. И, кстати, спасибо, что ты вырастил Пуруса. Задумка была неплохой. Но, боюсь, ты поставил не на того зверька.
        - Что ты хочешь сделать? - прохрипел Зна.
        - Ничего сложного, - изобразил улыбку Фабоан. - Обычные ведьмины кольца. Ищи силу в простоте, дорогой Зна. Законы одинаковы и для большого, и для малого. Вся разница в силе, которую надо приложить.
        - У тебя нет такой силы! - захрипел Зна. - У вас двоих нет такой силы! А силу Светлой Пустоши не сможет закрутить в ведьмины кольца даже Рор. Нельзя обратить поганое на самое себя! К тому же Рор занят вот этим кольцом!
        - Какие слова, - вздохнул Фабоан. - Поганое на самое себя? Ты бы радовался, Зна, что у тебя достаточно ума, чтобы не ступать в поганое пламя. Хубару ума не хватило, зато уж он и получил сполна. Но одно ты упустил, - Фабоан вытянул перед собой покрытые дымчатой слизью кости и начал сплетать заклинание, - один камень - у меня. А захочу, у меня их будет два.
        Зна взвыл, но кольца уже пересекли границу пламени, сами стали пламенем, легли на взбугрившуюся плоть и в мгновение обратили Зна-Флавуса Белуа в пепел.
        - Вот и все, - сказал Рор, вновь обращаясь в Сола Нубилума. - А то мне уже надоело терять своих воинов. Хоть что-то следует сделать самому. Ты по-прежнему думаешь, что шестой камень нужно сохранить для повелителя?
        - Ты не понимаешь, - улыбнулся Вененум. - Я не думаю, я знаю. Он заберет его сам. И тот камень, что храню в себе я, заберет тоже. Хотя он явился бы, даже если бы камней не было вовсе. Время пришло. Воины! Войдите сюда! Да! Вот это! Забирайте и отправляйте!
        Процелла и Бибера встретили бегущую по зимнику воительницу через день. След еще не прервался, но по этому следу навстречу спешила смуглая молодая женщина. До начала предгорий оставалось еще с десяток лиг.
        - Брита? - удивилась Бибера. - Я тебя не видела несколько лет!
        - И не увидела бы, если бы… - остановилась, тяжело дыша, Брита. - Кто был в свертке?
        - В свертке? - удивилась Процелла и тут же похолодела, обмерла. - Игнис…
        - Тогда все понятно, - кивнула Брита. - Вы с ним?
        - Мы за ним, - отрезала Бибера. - Что с ним случилось. Он жив?
        - Пока жив, - проговорила Брита. - Но будет ли жив через месяц или через неделю - не знаю. Он захвачен и отправлен в Ардуус. Думаю, через мост у крепости Ос.
        - Надо его перехватить! - крикнула Бибера, разворачивая лошадь.
        - Стой! - приказала Брита. - Вы ничего не почувствовали вчера?
        - Мы гнали лошадей… - растерялась Процелла. - Но в полдень… Словно невидимое пламя вспыхнуло. Не обожгло, но…
        - Кое-что случилось, - процедила сквозь зубы Брита. - Вы, я вижу, в деле. А о тебе, Бибера, кое-что говорил некто Син.
        - Я слушаю тебя, - спрыгнула с лошади Бибера.
        - Сейчас я расскажу то, что нужно будет запомнить слово в слово, - проговорила Брита. - Тебе запомнить, Процелла. Ты развернешь лошадь и вернешься в Фиденту. Переправишься в Утис. Придешь по тому адресу, что я назову, и будешь ждать там Сина или кого-то вроде него. Поймешь, когда дождешься. Ждать недолго. Не больше месяца. Думаю, что меньше. Ты должна будешь рассказать ему все, что я расскажу тебе.
        - И передать то, что передал тебе Игнис, - напомнила Бибера. - Монеты у тебя есть?
        - Да, - заплакала Процелла, прижимая к груди руку и ощупывая обгорелую деревяшку.
        - Только без слез, - поморщилась Брита. - Мы с Биберой отправляемся в Ардуус. Лошадь найдем в ближайшей деревне. Так что, Процелла Тотум, можешь не плакать!
        - Мы постараемся опередить их! - воскликнула Бибера.
        - Нет, - покачала головой Брита. - Мы пойдем по следам. Если мы их опередим, то умрем. Выкинь из своей головы геройство и помести в нее благоразумие.
        - И выкидывать не придется, - надула губы Бибера. - У меня в голове много места.
        Глава 26
        Утис
        Фидусия и Ава с детьми отбыли на следующий день с утра. Лава обняла по очереди Арму и Гладиоса, поцеловала Аву и замерла, глядя, как прощаются Фидусия и Касасам. Они взялись за руки и застыли, вглядываясь друг другу в глаза. Секунды ускользали одна за другой, а великанша руфка и даку не отрывали взгляда друг от друга, не чувствуя ни ветра, ни начавшегося холодного снега с дождем.
        - Еще не поздно проявить благоразумие, - прошептал на ухе Лаве Литус, и она поймала его ладонь и стиснула ее, желая только одного, чтобы он почувствовал, как крепко она может сжимать.
        - Ну ладно, - позволил он себе усмехнуться. - Сильная. Пальцы же сломаешь!
        Ну вот, ворота закрылись, и в крохотном дворике остались Касасам, Син, Литус, Лава и Аменс.
        - Ну, что смотришь? - подмигнул Лаве даку, и она с удивлением поняла, что в глазах у него стоят слезы. - Шесть детей у нас, понимаешь? Шесть детей. И вместе мы уже столько, что… Вот сколько тебе лет, столько и вместе. Кстати, я тебя видел где-то? А, ну конечно, ты похожа на нашу благодетельницу, на Процеллу. Чудо что за девчонка. И еще на одну мою знакомую тоже очень похожа.
        - Процелла сестра мне, - напомнила Лава. - Ее отец и моя мать родные брат и сестра. Были родными братьями и сестрами. У меня нет никого, у нее остались только мать и брат.
        - Один брат, - покачал головой Касасам. - Дурные вести ходят по Анкиде. Вслед за королевой Армиллой в том же Тиморе убиты Пустула Валор, бывшая Тотум, урожденная Адорири. Вместе с Милитумом Валором. Еще в самом конце осени.
        - Энки благословенный, - побледнела Лава. - Кто это сделал?
        - Ищут, - пожал плечами Касасам. - Вроде бы сам Русатос занят этим. Хотя кое-что я слышал про этого Русатоса. Где бы кого ни убили, его первого и проверять следует.
        - А кто вторая твоя знакомая? - прошептала Лава.
        - Кама, - ответил даку и добавил, усмехнувшись: - Тоже ведь твоя сестренка? Где она теперь и что с ней - не знаю. Но была жива, да и теперь жива, думаю. Такую прихлопнуть, что гвоздь без шляпки ладонью забивать. Крику и крови много, а толку чуть.
        …На следующий день Касасам, Аменс и Син ушли в город за новостями и за припасами. Лава, пользуясь тем, что снег наконец прекратился, да и оттепель пока что держалась, не приморозила льдом двор, принялась упражняться с мечом, вспомнила то, чему учил ее Литус. Бастард некоторое время постоял под стрехой, потом не выдержал, сбросил гарнаш и стал поправлять Лаву, показывать ей правильные движения, хотя ей-то самой казалось, что все его поправки были сродни придиркам, которые не ради обиды, а чтобы пустоту наполнить, звучат. Так ведь не было пустоты, наоборот, плескалось что-то у самых глаз, грудь распирало, гудело в ушах. Так, словно не начало зимы стояло в Хоноре, а как бы не сама весна в двери стучалась. Слово за слово, жест за жест, пошла схватка-потеха, да такая, что через час и он, и она оказались мокрыми насквозь.
        - Ну, хватит, - буркнул, вытирая со лба пот, Литус. - Давай в дом, на плите два котла горячей воды да два ведра холодной, ополоснись, пока никого нет.
        - Я после, - переводя дыхание, прошептала Лава. - Успеется. Задам корм лошадям, там и посмотрим. Да и что мне кто-то? Занавеска же есть?
        - Есть, - кивнул Литус и накинул на плечи Лаве гарнаш. - Смотри не простынь.
        Она обогнула угол дома, вошла в пристройку, в которой похрумкивали сеном лошади, и подумала, что не нужно задавать лошадям никакого корма. Все в порядке с лошадьми, Касасам перед уходом занимался с ними, и ей, Лаве, только то и нужно, чтобы жар накативший ослабить, смахнуть краску с лица, отдышаться, чтобы ничего не случилось странного - слез внезапных или глупого хихиканья. Кто его знает, что может выкинуть собственное тело да разум, если зима как весна, и кровь в жилах, и ветер в волосах.
        Она выждала несколько минут, вышла во двор, сняла ладонью пласт мокрого снега со стрехи, остудила лицо, втянула запах Литуса, который исходил от его гарнаша, вошла в дом, распустила завязь на рубахе, скинула сапоги, порты и прямо в исподнем вошла к нему за занавеску. Обняла сзади, прижалась грудью к спине и замерла, не дыша.
        Литус медленно, очень медленно развернулся, опустился на колени и распустил завязи на ее исподнем.
        - Осторожно, - попросила она и добавила: - Я ничего не умею.
        - Тихо, - прошептал Литус.
        …Син, Касасам и Аменс появились в доме, когда уже стемнело. Рука у Аменса была перевязана. Он отшучивался, но выглядел бледно.
        - Что случилось? - напрягся Литус.
        - Ничего страшного, - махнул рукой Син. - Не повезло. Походили по городу, прислушались к новостям, заглянули на рынок, на котором теперь можно купить все, что только может в голову взбрести, да решили пощупать твоего врага, Литус.
        - Без меня? - помрачнел бастард.
        - Не волнуйся, - улыбнулся Син, хотя выглядел он встревоженным. - Рисунок не вытаскивали, да и у тебя он, я его не запомнил в подробностях. Нет, другая мысль пришла в голову. Выстроить я решил нечто схожее, но так, чтобы собственную личину никому не являть, да и на чужую не всматриваться. Простенько, чтобы твою охоту не спугнуть. Отошли подальше, на пять лиг в горы, на окраину, где уже и ремесленные слободы истаивают, ну и расчертили на полянке кое-что.
        - Кровью поливали? - показал на Аменса Литус.
        - И это условие знаешь? - удивился Син. - Конечно, нет, зачем же нам на себя акса тянуть? Нам нужно было ощутить только, есть он или нет. Окликнуть да прислушаться.
        - Вот и прислушались, - недовольно буркнул Аменс.
        - Нечего было лезть, - скривился Касасам. - Сказали же, сиди, пока до тебя не дойдут, а ты поднялся и двинулся навстречу. Радуйся, что споткнулся!
        - Да, - кивнул Син, - прилетела стрелка, откуда - неизвестно, но мы уже завтра уходим, так что бояться нечего. Да и след запутали, поверь, слежки не было. Так вот слушайте, насчет вреда не знаю, а польза кое-какая случилась. Что это?
        Син вытащил из кисета палочку мела и вычертил на столе знак.
        - Земля, - прошептала Лава.
        - А это? - закруглил дополнительной линией руну врат Син.
        - Знак вызова, - наморщила лоб Лава.
        - Молодец, - кивнул Син. - Все-таки Софус наставлял вельможных деток в Ардуусе?
        - Мало, - призналась Лава. - Сестра меня убедила, что надо учить это. Фламма. Когда она исчезла, я забрала у нее все свитки. У нее было много их.
        - Хорошо, - вздохнул Син. - Поверх руны вызова - знак воды. Опять вызов. Затем знак воздуха. Опять вызов. Наконец, знак пламени и опять вызов. Лепить сразу число акса, да еще если кровью его сдобрить, верный способ насторожить его. А так-то. Мало ли кто забавляется? Поэтому плескаю вина, вычерчиваю число три и добавляю немного силы. Каплю.
        Указательным пальцем коснулся Син лужицы красного тиренского. Дрогнула, побежала по вину волна, и тут же высохла лужица, вспучилась чешуйками, осыпалась пылью.
        - Жива, - удовлетворенно кивнул Син. - Там я ее не стал дергать. Число три - это Амади. Виз Вини. Она, конечно, догадалась, очень тонка, очень. А для любого другого - словно порыв ветра.
        - И ты проверил всех шестерых? - спросил Литус.
        - Да, - пробормотал Син и посмотрел на бастарда. - Ты только не волнуйся, парень, но для тебя плохие новости. Хотя ты ведь знаешь уже?
        - Вот уж не знаю, что меня еще может огорчить? - протянул Литус.
        - Случилось кое-что, - прошептал Син. - Многое случилось. Да, и в самом деле была убита чета Валор. Милитум и Пустула. Таким же оружием, что и Армилла. И вроде бы нашли убийц, расправился с ними как будто какой-то колдун или лекарь. Если ничего с датами не попутали, то это был Алиус Алитер. Хотя я бы все на веру не брал. Тем более что с уха на ухо народ-то все равно на Пуруса узду тянет. Но я не об Алиусе хотел сказать тебе, Литус. Флавус Белуа пропал. Твой отец.
        - Я должен почувствовать огорчение? - удивился Литус, но в лице не переменился.
        - Тебе решать, - медленно проговорил Син. - Я только мечтать могу о том, чтобы узнать имя своего отца, а у тебя он был. Ты, конечно, можешь обижаться на него, что не чувствовал его заботы, но кто его знает, может быть, отсутствие заботы - лучшая забота, которую он мог предложить?
        Литус посмотрел на Лаву, спросил негромко:
        - Еще новости есть?
        - Полно, - сказал Син. - В конце осени пять тысяч воинов из Эрсет попытались взять штурмом Алку. Герцог Импиус Хоспес отбился. Думаю, что это был отряд, преследовавший беженцев из Даккиты. В любом случае разведка удалась. Не все штурмующие полегли под стенами крепости.
        - О гахах, - напомнил Касасам.
        - Да, - кивнул Син. - Кое-что проясняется. Есть вести из Араманы. Да что там вести, Утис полон араманов. И только половина из них - из Аштарака. Прочие из Араманы. Княжество опустело. Все ждут гахов. И нападение гахов на замок Раппу уже было. И тоже разведка, которую пока отбили. И вот еще кое-что. Змеиной башни больше нет. Она обрушена в провал. Как раз тогда, когда гахи поднимались оттуда. Это значит, что подземелья Донасдогама открыты точно.
        - И опять закупорены, - кивнул Касасам.
        - Ненадолго, - покачал головой Син.
        - Кто же это сделал? - удивился Литус. - Или башня была ветхой?
        - Она бы простояла еще тысячу лет, - твердо заявил Син. - А вот кто это сделал… Думаю, мы скоро познакомимся с этим человеком. Некоторые - второй раз. Но и это не все. Месяц назад кто-то сотворил странное колдовство в Кируме. Прикрыл его от Светлой Пустоши. Она огибает город, но захватить его не может. Некоторые жители даже вернулись в свои дома. Надеюсь, мы еще разберемся с этим. Но тогда же пропал и Флавус Белуа. В первый день зимы. Я почувствовал и помню это ощущение. Понять только не мог.
        - Принес себя в жертву, - скривил губы Литус.
        - Вряд ли, - прошептал Син. - Ведь он не Энки.
        - А кто же он тогда? - скривился Литус.
        - Он акс, - ответил Син. - И ты, Литус, - сын акса и женщины-мурса. Теперь все сходится? Но я не удивил тебя.
        Лава протянула руку, нащупала ладонь Литуса и стиснула ее. Син развел руками. Авенс сморщился и потер рану. Касасам крякнул и хлопнул ладонями по коленям:
        - Ну и что? Я вообще даку. И ничего. А ты, Литус, очень похож на человека. Не то что я. И не отличишь!
        - И что это значит? - спросил Литус, накрыв ладонь Лавы своей ладонью.
        - Ничего, - наклонил голову Син. - Ты не акс, это точно. К тому же я знаю четверых детей аксов. Они кое-что могут, но и они не аксы.
        - Субула, - пожал плечами Литус. - И она тоже дочь акса и мурса. Тогда Сигнум - сын мурсов, но не акса. А еще двое?
        - Они из другого королевства и нам пока неинтересны, - заметил Син. - Прочие новости не так важны. Но я отмечу их, прежде чем вернуться к нашей ворожбе. Воеводой войска Ардууса назначен Фелис Адорири, герцог Утиса. Отличный выбор, но, кажется, его земляков он не радует. Сын короля Пуруса посватался к племяннице короля Бэдгалдингира Аше и, кажется, получил согласие. Маг Ардууса - Софус - исчез.
        - Так же, как мой отец? - спросил Литус.
        - Не думаю, - ответил Син. - Вряд ли. Я много раз пытался встретиться с Софусом, но он очень скрытный человек. Вероятно, он почувствовал, что дело может кончиться плохо. И это одна из самых огорчительных новостей.
        - Подумаешь, всего лишь какой-то маг, - усмехнулся Литус. - Даже не мастер магического ордена.
        - Ты точно знал, - прошептал Син. - Теперь я в этом убежден. С первого дня зимы я не мог угадать, что за тень легла на твое лицо. Не пытайся казаться равнодушным. Акса нельзя убить, но развоплощение подобно смерти. Ты его уже не встретишь. У твоего отца, имя которого на самом деле звучало как Зна, было число один. Некоторые считали его хранителем Анкиды. Пуруса, во всяком случае, выпестовал он. Так вот, его нет. Никакого отзвука. Бездна. Его нет.
        - Значит, - поднялся Литус, - Акса все-таки можно развоплотить?
        - И Лучезарного однажды вышвырнули из этого мира, отправили в бездну, - напомнил Син. - Но я обеспокоен еще и другим. Я колдовал на Рора, на Момао, на Хубара, на Фабоана. Нас интересуют Рор и Фабоан. Рор всегда был где-то поблизости от Светлой Пустоши, Фабоан - далеко на востоке. Так вот, теперь он где-то рядом. Где-то возле Рора. И он изменился. Он стал ярче. Думаю, что один из камней - у него. Скоро грядет.
        - Выходит, что Рор и Фабоан объединились, чтобы развоплотить Зна, - предположил Касасам, покосившись на Литуса. - И аксов осталось пять. И вот это мне кажется очень интересным. Ведь многие считают, что число аксов не просто так совпадает с числом камней! Что же теперь?
        - Брось, - махнул рукой Син. - Никто не знает плетения ковра, на который судьба бросает кости. К тому же я слышал разное. Некоторые верят, что не все ашуры, а именно так звали богов и Энки в том числе, ушли. Вроде бы один остался. Или мог остаться. Так что великих по-прежнему шесть.
        - А камней было семь, - подала голос Лава.
        - И об этом я тоже думаю неустанно, - сказал Син. - Завтра мы уходим.
        - На день раньше? - удивился Аменс.
        - Да, - кивнул Син. - Оставим знак, уведем возможную слежку. Если Туррис задержится, она не будет даже заглядывать сюда. Опасности пока нет. Думаю, что стрелка была выпущена из-за того, что мы просто занялись ворожбой. Обученный человек чувствует такое за сто шагов. Беда в другом.
        Син развернул тряпицу и положил короткую стрелку на стол. Литус взял в руки стрелку, пригляделся к граненому наконечнику, прочитал вслух вязь, выписанную вдоль древка.
        - Весть. Написано на древнеатерском.
        - А вот стрелка из Самсума, - положил на стол вторую стрелу Син.
        - Но на ней ничего нет, - нахмурился Литус. - Да и те стрелы, что мы забрали там, чисты. Я проверял их!
        - Это не колдовство, - покачал головой Син и провел по древку рукой. - Это особый состав, который проявляет себя от жира, от крови, от плоти. Смотри.
        На древке медленно проступала такая же надпись.
        - Я почувствовал всплеск ответной магии после колдовства на Рора, - прошептал Син. - Хубар просто пропустил мою ворожбу, он мудр. Момао тоже, и он мудр. А вот Рор… Думаю, Рор примерно определил, где скрываются любопытные. И послал к нам того, кто был рядом. Эта надпись - особое колдовство. Это весть. Когда на нее попадает кровь, хозяин убийцы узнает, кто был мишенью.
        - Ничего не узнает, - буркнул Аменс. - Я не акс и не мурс. Обычный человек. И пускай угодник. Думаешь, можно определить, чья пролита кровь, сапожника или столяра?
        - Не думаю, - усмехнулся Син. - Да и не в этом дело. Но эти убийцы подчиняются Фабоану. Стрела - от воинов Ордена Света. А на Фабоана я колдовал в последнюю очередь. Так вот, Рор и Фабоан - вместе.
        - И что же? - не понял Литус. - Мы вот тоже вместе.
        - Мы не аксы, - отрезал Син. - А аксы не объединялись никогда.
        - Подожди, - нахмурился Касасам. - А как же Хубар? А Момао? Или Амади? Может быть, я чего-то не понимаю?
        - Все они добиваются одного, - задумался Син, - но каждый в отдельности. В любом случае на нас объявлена охота. Я бы гордился. Сам властитель востока опасается нас. Но гордость гордостью, а опаску еще никто не отменял. Мы купили на рынке дозорные плащи воинов Аштарака. Они уже поношены, но нам пойдут. Поскачем на север, словно араманский дозор.
        - Что делать на севере араманскому дозору? - спросила Лава.
        - Что угодно, - ответил Син.
        …Ночь прошла спокойно. Лава долго не могла уснуть. И утром она поднялась раньше других, вышла за порог, умылась ледяной водой, вздрогнула, потому что вслед за ней во дворе появился Литус.
        - Скажи, для тебя это важно, что я сын акса? - спросил он негромко.
        - Главное, что ты не его дочь, - прижалась она к нему, обняла, запустив руки под рубаху. - Обещай, что будешь беречь себя.
        - Вот теперь я трижды жалею, что не отправил тебя в Лапис, - признался Литус.
        - Напрасно, - улыбнулась Лава. - Я бы обязательно вступила в лаписское войско. Представляешь, сколько там смазливых юнцов?
        - Но ни одного сына акса и мурса! - заметил Литус.
        - Да, тут тебя не перещеголять, - согласилась Лава.
        - Эй, - раздался в дверях заспанный голос Аменса. - Шли бы вы шушукаться или в сарай, или за дом. Дайте хоть нужду справить.
        …Когда солнце поднялось над горами Балтуту, отряд уже покинул Хонор. Тракт петлял вдоль предгорий, то забираясь на увалы, то спускаясь в долины, и всадников в араманских плащах утисские и хонорские дозоры встречали громкими приветствиями, словно хотели отогнать витавший над равниной ужас. Лаве казалось, что он рос так же, как росла мутная стена над Светлой Пустошью на севере.
        - Почему ее называют Светлой? - спросила она Сина.
        - Она светится ночами, - ответил Литус. - Я проходил от Пира до Му. Всюду - как днем.
        - По-разному бывает, - задумался Син. - Теперь уже пройти Светлую Пустошь поперек будет труднее. Может быть, невозможно. А свет… Маги называют это холодным огнем. Это свет смерти.
        - И мы пойдем через нее? - спросила Лава. - Ведь нам надо в Бараггал?
        - Увидим, - пробормотал Син.
        - Я никогда не была в Бараггале, - вздохнула Лава.
        - Я тоже, - признался Касасам. - Хотя смотреть там будет уже не на что.
        - Это почему же? - удивился Син.
        - Я слышал, что башня уманнской цитадели рухнула шесть лет назад, - вздохнул Касасам. - А она вроде бы была самым высоким зданием в Анкиде! Вот на нее я бы полюбовался!
        - Ворота Донасдогама выше, - уверил даку Син.
        - Ты ничего не понимаешь, - отмахнулся с хитрой улыбкой Касасам. - Ворота Донасдогама построены в яме!
        - Я был бы счастлив, если бы они вовсе провалились сквозь землю, - прошептал Син. - Оглянись! Видишь, сколько беженцев? Куда они идут? Идти уже некуда!
        - В Фиденту, - пожал плечами Аменс. - В Ардуус, в Лапис! Да хоть на север!
        - Некуда, - покачал головой Син и добавил: - Ночевку сделаем в предгорьях. В деревнях вставать не будем.
        - Потеряем половину дня, - предупредил Литус.
        - У нас еще есть время, - ответил Син.
        …Отряд подошел к Утису вечером второго дня. Здесь, на слиянии рек Му и Малиту, Утис был самым большим городом. Самым древним и маленьким - Кирум. Самым высоким - Фидента. Самым протяженным, пусть и низким, состоящим из множества крохотных усадеб и домиков, Утис. Хотя и замок в Утисе тоже имелся. Но он стоял так же, как и в Фиденте, чуть в стороне. Лепился к высокому берегу Му чуть выше слияния рек. Светлая Пустошь подступала почти вплотную. Выкатывала мутной стеной из-за реки, из-за Кирума и словно тянулась туманными пластами к крайним улицам.
        - Успели, - пробормотал Син, сбрасывая плащ. - Снимайте дозорную одежду, нечего мозолить глаза горожанам. Нам к востоку, в гончарную слободу.
        - Еще немного, и город будет сожран, - проговорил Литус и оглянулся, нашел взглядом Лаву.
        - Я здесь, - ответила она ему неслышно.
        - Всегда, когда мне становится невмоготу, я думаю о том, что чувствовали воины Лигурры, которые смотрели на войско Лучезарного, - обернулся Син, направляя лошадь в улицу, ведущую к близким домикам, карабкающимся на заснеженные увалы. - И мне становится легче. Они могли бы позавидовать нам.
        - Они свою битву уже выдержали, - не согласился Литус.
        - И мы выдержим, - уверенно бросил Син. - А если нет, то пристыдить нас будет некому. А вон и тот дом, который нам нужен. Крайний, на обрыве. Из трубы идет дым, значит, там кто-то есть. Интересно, кто нас может ждать?
        Син и его спутники спешились еще за пару сотен шагов до дома. Из-за высокого забора, за которым, и это Лаву обрадовало, можно будет скрыть и лошадей, и ее упражнения с оружием, торчал только конек низкой, но вроде бы просторной избушки. Син подвел лошадь к воротам и постучал. Где-то скрипнула дверь, и робкий, как будто знакомый, девичий голос спросил:
        - Кого нужно?
        - А кто есть? - спросил Син. - Кто в домике-то живет?
        - Душа моя! - вдруг завопил Касасам, вскочив с ногами на седло. - Хозяюшка лаписская!
        За забором кто-то ойкнул, ворота заскрипели, и в створе показалась закутанная в платок, похудевшая Процелла, прижимающая к груди какую-то деревяшку. Она окинула взглядом гостей, узнала кроме Касасама еще и Лаву и залилась слезами.
        Глава 27
        Утукагава
        Двести лиг каменного коридора, дороги, которая была забита беженцами, не позволяли гнать лошадей. Редко где путь становился шире десяти - пятнадцати шагов, но и там уже стояли шатры, горели костры, мотали головой коровы или лошади, и лишь кое-где в распадках таились постоялые дворы или небольшие трактиры. Порой уставшие люди останавливались прямо на дороге. Каме со спутниками то и дело приходилось придерживать лошадей, спешиваться и то огибать потерявшую колесо повозку, то пробиваться через отару овец, которых хозяин надеялся пристроить в какой-нибудь овчарне на новом месте или хотя бы выгодно продать, то протискиваться через толпу односельчан, не желающих расставаться даже в горестях. Мороза не случалось, шел мокрый снег, но дорога была покрыта черной грязью, и даже прихватить горсть свежести, чтобы умыть лицо, можно было только с ближних скал. За два дня Орс, Туррис и Кама преодолели только треть пути, хотя и поспать толком не удавалось. Гораздо важней казалось напоить и накормить лошадей да присмотреть за мешками, среди толп беженцев то и дело мелькали юркие охотники до чужого добра.
        К полудню второго дня Кама заметила слежку. Невысокий крепыш с торчащими над плечами по ордынским обычаям рукоятями мечей держался в паре сотен шагов, не обгоняя троицу и не отставая от нее.
        - Если будем двигаться так же, то попадем в Хонор не раньше чем через четыре дня, - проворчала Кама на коротком привале, во время которого преследователь тоже спешился со своего коня. - Шестьдесят лиг за два дня - это смешно!
        - Лучше подумай, что ты будешь делать, когда твоя дорогая тетушка и вправду пошлет за тобой погоню, - уныло прогудел Орс. - Или, еще чего доброго, постарается зарубить тебя на полпути.
        - Не меня, а нас, - процедила сквозь зубы Кама. - Однажды она оставила свидетельницу преступления в живых, из-за этого потеряла мужа и переломила всю свою жизнь.
        - Судя по твоему рассказу, - прошептала Туррис, - переломила она ее не тогда, когда упустила тебя. А чуть раньше. Когда согласилась с предложением Пуруса.
        - Если не сама ему предложила то дело, - пробормотал, поглядывая на попыхивающие паром котлы у придорожной харчевни, Орс. - Но, скорее всего, предложил все-таки Пурус. Прикинул, оглянулся, пригляделся к твоей тетушке и сделал ей предложение. Приговорил ее.
        - То есть? - не поняла Кама.
        - Все просто, - вздохнул Орс. - Ты только представь. Король Ардууса понимает, что, пока маленький Лапис под него не ляжет, никакого Великого Ардууса у него не получится. Лапис не ляжет точно. Что делать? Менять правителя. Он почему-то выбирает твою тетку. И не ошибается, кстати. Ей ведь просто не повезло. Но главный вопрос заключается в том, что если она даже и не хотела всего этого, после того, как Пурус или какой-нибудь его вельможа поговорил с ней, у нее уже не было выбора. Или она делает то, что ей предложено, или умирает. Я слышал, что вокруг Пуруса мрут даже его близкие. Разве не так? Жена, сестра! В Бабу слухи ходят, что и брат его, Кастор, погиб. Убит то ли разбойниками, то ли собственной дочерью. И его жена, и все слуги.
        - И ты молчал? - вспыхнула Кама. - Да ведь его жена - Кура Тотум! Моя родная тетка! А дочь ее - Лава! Я ее шесть лет не видела! И не могла она убить мать! Энки благословенный… Что же творится?
        - Война близится, - проговорила Туррис, вглядываясь в противоположный берег реки, на котором в течение дня время от времени показывалась ордынская конница, наводя ужас на несчастных беженцев. - Правильно ты рассуждаешь, Орс. Но главного не говоришь.
        - А что главное-то? - удивился Орс.
        - А главное то, что нечего веревку распутывать, если узел на ней мертвый или веревка гнилая, - произнесла Туррис и сложила ладони лодочкой. - Время дороже веревки.
        - Что ты делаешь? - прошептала Кама.
        - Ворожу, - прикрыла глаза Туррис. - Я, правда, мало на кого ворожить могу, на Сина могу, на Портенума могла, пока он был не дубиной-переростком, а дедом-мудрецом. Ты не слушай меня, здоровяк, не слушай. Лучше мозги упражняй. Но есть у меня еще подруга в Утисе. Странная девушка, но важная. Вот, хочу ее о помощи попросить. От Утиса до Хонора денька два? Как раз и мы к Хонору доберемся. Боюсь я, что придется нам там несладко. Тела-то твоя там теперь обретается? Я понимаю, что она пока в Бабу. Так уж найдет способ бросить весточку. Живая ты ей не нужна. Как бы ни ломала судьба Телу, а, судя по дорогому трактиру, доломала до нужного ей. Остерегаться тебе, Кама, следует пуще прежнего.
        - И чем же твоя подруга поможет? - нахмурилась Кама.
        - О чем попрошу, тем и поможет, - улыбнулась Туррис и вдруг раскрыла ладони.
        Кама замерла. В руках у угодницы оказалась сойка. Она пошевелила бусинками глаз, вспорхнула и улетела.
        - Уходить надо, - прошептала Туррис. - Через пяток лиг будет дозорная вышка. За ней - через пятьдесят лиг - вторая. Если нас и будут ловить, то на первом дозоре пропустят, а через второй придется прорываться. Все, что я о Теле слышала, говорит о том, что все у нее предусмотрено и продумано. С тобой, Кама, ей просто не повезло. А этот соглядатай сзади не ее. Был бы ее, обогнал бы нас и на хонорском дозоре встречал. Но и он мне кажется бедой.
        - Что будем делать? - спросила Кама.
        - Двигаться, - пожала плечами, вставая, Туррис. - Есть у меня по этому поводу одна мыслишка. Если наш здоровяк глотку не сорвет, то может что и выгореть. Но коней гнать вдоль пропасти придется, иначе народу погубим без счета.
        - Что ты задумала? - насторожился Орс.
        - То, что надо, - усмехнулась Туррис. - Или не ты мне рассказывал, как с первыми гахами в окрестностях Эссуту уживался? Они ведь тебя съесть хотели? Забыл?
        - Не забыл, - буркнул Орс. - Старый я уже тогда был. Был бы здоровяком, как теперь, точно съели бы. Ну, может, не сразу.
        - Нам и нужно, чтобы «не сразу», - кивнула Туррис.
        - Ты о заклинании громкой личины говоришь? - подняла брови Кама. - Но она ведь шуточная. Насмешка. Игра.
        - Вот и поиграем, - прикусила губу Туррис. - Ты лучше скажи, подруга, у тебя мелкая монета есть?
        - Нет, - потрогала кошель на поясе Кама. - Только серебро. Но много.
        - Давай-ка его Орсу, - посоветовала Туррис. - Много не много, а все не дороже жизни. Пусть идет к трактирщику, он с радостью разменяет его на медь, наверное, с каждого путника последнюю медяшку стряхивает. А дылдину такого обмануть не рискнет. И чем мельче - тем лучше. Да простит нас Энки за употребление слабостей человеческих.
        …Их и в самом деле пропустили на первом дозоре. Да и не проверял никто ярлыки на тракте. Народ, что тянулся к Хонору, поговаривал, что в городе у оборонных башен на них смотрят, да и то не у всех. Пропустили, но двинулись следом. Пятеро из десятка дозорных сели на лошадей и стали держаться сзади, оттеснив примелькавшегося соглядатая куда-то за спину. И в первую, и во вторую ночь троица вставала на отдых на самом тракте, Туррис раскидывала насторожь не на кого-то, а на самих преследователей, которые словно выжидали чего-то, а с самого раннего утра втолковывала Орсу, что он должен делать и как.
        - Да знаю я, - с тоской бормотал здоровяк. - Хорошего не выйдет ничего, но выхода другого нет. Понял уже!
        - Вот и увидим, как ты понял, - шипела Туррис. - Через двадцать лиг последний дозор перед Хонором. Там нас будут брать. У оборонных башен больно пригляду чужого много, а тут всегда можно свалить на пришлых да на разбойных.
        - А как мы после оборонных башен будем выбираться? - уныло спросил Орс.
        - Не твоя забота, - буркнула Туррис. - Вылупился в великана, не ной. Или притворись маленькой птичкой и лети. Может, не заметят.
        …На последнем дозоре их уже ждали. Дорога здесь расширялась с пятнадцати шагов до полусотни. В вырубленном в горе загоне стоял бревенчатый дом, топтались лошади у коновязи. Сколоченная из бревен вышка торчала в паре десятков шагов, там, где нависающая над дорогой скала вздымалась отвесно вверх, позволяя идущему снегу укутывать продрогшего на высоте дозорного. За десяток шагов до вышки дорогу перегораживало бревно, комель его был окован железом и крепился стальными костылями к скале. За бревном, которое опиралось на такой же костыль у края пропасти, с обнаженными мечами стояла дюжина воинов Хонора. Народ, столпившийся у дороги из-за давки, недовольно шумел, старался отойти от края пропасти. Кама оглянулась. Пятеро стражников за их спинами тоже обнажили мечи, но до них оставались еще полторы сотни шагов через толпу.
        - А все не так плохо, как я думал, - прогудел Орс. - А ну-ка, - зарычал он на людей, перегораживающих путь, - поплотнее, к скале, а то ведь попадете в пропасть, а вода холодная, камни острые, ничего хорошего!
        Кама еще раз оглянулась. Воин с двумя мечами мелькал вовсе в отдалении, пятеро стражников выжидали, противоположный берег был пуст, заснеженные холмы тянулись до голых рощ. Впереди, за бревном, на добрую лигу дорога тоже очистилась, но дальше продолжался обычный поток людей.
        - Вот такого Портенума я помню и люблю, - обернулась к Каме Туррис. - Держись за ним, если он что-то начал делать, значит, сделает.
        - Сколько отсюда до охранных башен Хонора? - спросила Кама.
        - Десяток лиг, - проговорила Туррис. - И дорога становится чуть шире, прорвемся.
        - Думаешь? - усомнилась Кама.
        - Другого выхода нет, - пожала плечами Туррис. - Да и Портенум… Орс, теперь уже Маленький Орс. Если он пошел вперед, то будет идти, даже если его стрелами утычут. И прикрывать будет. Тебе ли не знать? Мурс не мурс, а я таких людей встречала не больше, чем у меня пальцев на руках. Слушай его беспрекословно, пока не выберемся.
        - А потом? - усмехнулась Кама.
        - А потом слушай меня, - ответила улыбкой Туррис. - Или себя.
        …Приказ спешиться последовал, когда до бревна остался десяток шагов. Орс кивнул, послушно спрыгнул с лошади, передал повод вставшей рядом Туррис и буркнул, обернувшись к Каме:
        - Сиди. Луков у них нет. И медяки держи при себе. Пока не понадобятся.
        - Именем короля Хонора Гратуса Рудуса и герцога хонорского Урбануса Рудуса приказываю пройти к вышке и сдать оружие и лошадей! Для разбирательства с вами прибудет отряд стражи из Хонора! - прорычал седоусый мастер стражи.
        - Да вас десять человек тут! - удивился, подходя к бревну, Орс. - Мало, что ли, для разбора? И сзади пять. И бедолага на вышке продрог уже!
        - Молчать! - рявкнул мастер. - Проходи уже!
        - И как? - почесал затылок Орс. - Я-то перелезу через вашу ограду, а лошади? А девки мои?
        - Сейчас! - сплюнул мастер. - А ну-ка, ребятки! Взялись!
        Десять стражников ухватились за бревно и с трудом приподняли его.
        - Помогу, чего уж там, - прогудел Орс, прихватил бревно у самого костыля и повлек его к скальной стене.
        - А ну! - закряхтел мастер. - Хватит уже! Кому я говорю? Хватит!
        - Держись, отец, крепче, - процедил сквозь стиснутые зубы Орс. - А то ведь затопчу.
        В нависшей над толпой тишине Орс притиснул сразу десятерых стражников к скале и с грохотом вонзил костыль бревна в камень дороги.
        - Быстро, - кивнул он спутницам, метнув взгляд на начинающих пробиваться к троице пятерых стражников.
        - Вот ведь тварь какая! - кряхтел, ворочаясь у скалы, мастер стражи. - Один демон не пройдешь через охранные башни!
        - Один или два демона, может, не пройдут, а три - непременно, - ответил Орс и, шагнув к вышке, тряхнул ее основание. - Эй! Приятель! Меч бросай! Вот так. И сам скатывайся, скатывайся. Девоньки, проводите лошадок, проводите.
        Ну что? - Великан стиснул зубы, напрягся и под восхищенный ропот толпы обрушил на дорогу сколоченное из четырех бревен сооружение. - Что ты там, Туррис, говорила насчет того, что придется поорать?
        …Голос Орс сорвал уже перед самыми охранными башнями. Дорога в последнюю четверть лиги расширилась в три раза, украсилась небольшими шатрами и палатками, котлами, от которых исходил запах сытного варева, но Орс уже только хрипел. Десять лиг перед этим он рычал, как зверь, и Кама, даже за его спиной, чувствовала магию ужаса, что охватывала беженцев, разбегающихся перед летящей троицей, заставляла их кричать, падать ничком, прижиматься к скалам.
        - Спешиваемся! - крикнула Туррис, когда скалы разошлись и впереди поднялись башни. - Да пригнись ты, хриплый воин. Все сделал как надо.
        - Не сомневаюсь, - просипел Орс. - И даже, кажется, никого не потоптал. Но слезы испуганных детей Энки мне еще припомнит. Что будем делать?
        - Медь готова? - спросила Туррис и, кивнув туго набитому мешочку с монетами в руках Орса, спросила у Камы: - Что ты сумеешь? Монет может не хватить, да и сыпать их лучше за башнями. Там площадь, как раз между прибрежной цитаделью и нижним городом. Половина лиги ее ширина. Палатки, шатры, магазинчики, постоялые дворы. С нее мы уйдем на запад, через четверть лиги повернем через слободы на север. Там будет попроще. Идем сразу в Утис, даже если наши друзья были здесь, им следовало покинуть Хонор позавчера. А сейчас нужно отвлечь внимание стражи. Кама?
        - Я попробую, - прошептала Кама. Народ перед воротами сгущался, но перед самой аркой между двумя башнями, перед распахнутыми коваными створками, стража выстраивала его узкой змеей. Не меньше полусотни хонорских стражников бродили среди несчастных, поплевывали под ноги, позвякивали оружием на поясе. Зеленые флаги с желтыми цветами шевелились, облепленные снегом. Да еще с десяток воинов на деревянном помосте щурились на ищущих спасения за хонорскими стенами. Помост был расположен на высоте десятка локтей, раскинут между двумя деревянными вышками и укреплен балками, торчащими из надвратной цитадели. Ничего, ноги не переломают. Не их ли они высматривают? Мага с воинами, кажется, нет. А эти на вышках, которые в зеленых балахонах? Инквизиция. И помост справа с виселицей… Веселая жизнь в Великом Ардуусе. Или это только устрашение для входящих? Справа за виселицей будка мытаря. Там ей самое место. Слева бревенчатый сарай. Да, кажется, туда складывают добро, заплатить пошлину за которое бедолаги не могут. Оказывается, ты, король Градус Рудус, не прочь нажиться на беде? А что ты будешь делать, король, когда
и тебе придется сниматься с места?
        - Я, конечно, не призываю, чтобы ты обрушила еще одну Змеиную башню, я и не слишком в это верю, но что-то учудить не помешало бы, - с тревогой проговорила Туррис. - Народу полно, но ворота открыты. И лошади у них в стороне, за сотню шагов. Прорвемся. Надо отвлечь охрану.
        - Когда надо будет чудить? - спросила Кама.
        - Вот как до ворот останется шагов пятьдесят, так и начинай, - буркнула Туррис. - Но не медли, нас уже ждут, как мне кажется. И магов там нет. Что ты можешь?
        - Самое простое - это пламя, - прошептала Кама.
        - Хорошо, - кивнула Туррис. - Магов я не вижу, так что наложу легкое заклинание на лошадей, чтобы не побоялись пламени. Постарайся, чтобы вспыхнуло хорошо, иначе будет непросто.
        - Постараюсь, - соединила пальцы Кама. - Ты славно колдуешь со зверьем и птицами! А как получается у тебя с людьми?
        - С людьми - редко, - прошептала Туррис. - Если я колдую с людьми, в них иногда просыпаются звери.
        - Я бы предпочла птицу, - улыбнулась Кама и разорвала пальцы, выплеснула накопленное.
        …Они вспыхнули одновременно. Две вышки, помост, виселица, будка, сарай. Сначала занялись низким пламенем, достаточным, чтобы стража и инквизиторы посыпались вниз, а затем вспыхнули так, что жар почувствовался и за полсотни шагов. Лошади попятились, несмотря на магию Туррис, но Орс спрыгнул на землю, подхватил под уздцы всех троих и почти втащил их под каменные своды.
        - Я волосы опалила! - радостно закричала Туррис. - И магия моя ни к демону против таких фокусов!
        - Не медлите, - прошептала Кама, которая выплеснула едва ли не всю силу. - В ближайший час я не зажгу даже лучины. - Вы не узнали?
        - Кого? - спросила Туррис.
        - Потом! - стиснула зубы Кама.
        За спиной уже слышались крики и ругань. Пылающее дерево трещало, грозя прогореть за минуты. Но на площади, и в самом деле забитой шатрами и людьми, были видны и шлемы стражи, пробирающейся к охранным башням со стороны прибрежной цитадели.
        - Давай, Орс! - крикнула Туррис.
        - Сейчас, - прохрипел великан, запуская руку в мешок с медью. Монеты взлетели в заснеженный воздух, словно сверкающие искры. Взлетели и осыпались на головы, на плечи, на подводы, на крупы лошадей, под ноги. Зазвенели, раскатились, запутались в волосах. Но уже новая порция искр отправилась к небу, и над площадью сначала разнесся дружный вскрик, потом раздался чей-то визг, и изрядная часть толпы тут же согнулась, упала на колени, скорчилась, уменьшилась ростом, а другая часть пошла, побежала, подалась в сторону первой.
        - Вот и славно! - крикнула Туррис, показывая на появившиеся прогалы у стены нижнего города. - Теперь можно и в галоп!
        - Кого ты видела у ворот? - спросила Туррис, когда троица покинула площадь, обогнула нижние кварталы и уже поднималась по слободским улицам на север, держа путь в сторону заснеженных предгорий Балтуту, заполненных шатрами беженцев белых лугов и низких, зачастую вросших наполовину в землю ремесленных лачуг.
        - Урсуса Рудуса, - ответила Кама. - Второго сына короля Гратуса. И слева, у сарая, сидел в кресле вельможа с пропитым лицом, немного похожий на самого короля. Думаю, что это Сонитус Рудус. Муж Телы Нимис.
        - Что ж, - задумалась Туррис. - Эти так просто не отстанут.
        - Это точно, - подал голос, откашливаясь, Орс, - поэтому я бы слегка поторопил лошадок.
        Кама оглянулась. В паре лиг ниже троицы, из-за стены нижнего города, выкатывал отряд в полсотни хонорских всадников. Она посмотрела вперед, на север. Тракт выбирался из города через лигу, но в только что чистом поле бушевала метель, ураган, сверкала молния, гремел гром, закручивались смерчи такой силы, что каменные глыбы кружились в воздухе. И люди, множество людей, выскакивали из шатров и из землянок и тоже смотрели на буйство стихии в ужасе.
        - Что это? - оцепенела она. - Молнии зимой? Что это? Я не чувствую магии!
        - Нам туда! - крикнула Туррис. - Не медли! Видишь - темную расщелину над дорогой? Туда! Быстрее! И я ничего не понимаю в магии, если не заставлю наших лошадей проскочить между вихрями! К счастью, это не пламя.
        …Они успели. И хотя ветер рвал одежду и гривы лошадей, хотя молнии вспыхивали так близко, что волосы вставали дыбом, а гром лишал слуха, они успели. Кама еще подумала, что в воздухе и в самом деле носятся настоящие камни, когда расщелина, в которую они нырнули, закрылась, а вся троица оказалась на искалеченном ураганом, с вывернутыми камнями и пластами земли взгорье.
        - Нам туда! - крикнула, пытаясь перекричать гром, Туррис. - Туда, где между скалами нетронутый снег! Где продолжается тракт!
        - Там всадники! - пригляделась Кама. - Трое всадников!
        - Это мои друзья, - кивнула Туррис. - Те, кому я посылала сойку два дня назад. Хотя сойку я посылала лишь одной из них.
        - А ведь это впечатляет не меньше, чем твое пламя, Кама, - покачал головой Орс. - Вот уж никогда не думал, что такое возможно!
        - Кому ты рассказываешь? - удивилась Туррис, торопя лошадь. - Девочке, которая обрушила Змеиную башню?
        - Никогда бы не поверил, если бы не видел сам, - кивнул Орс. - Но это ведь не настоящее пламя, которым Кама одарила хонорскую стражу. Это морок. Иллюзия. Но настолько похожая на настоящий ураган, что и покалечиться можно взаправду.
        - Морок? - не поверила Кама, придержала коня и обернулась. Ураган продолжал шуметь, перекрывая тракт на добрую четверть лиги, от скал до ближайшего распадка.
        - Морок-морок, - усмехнулся Орс. - Идеальный морок, чудесный, мастерский. Подожди, прекратится, и ты обнаружишь, что ни снежинки не сдвинулось на обочине дороги.
        - Как ты догадался? - не поняла Кама.
        - Под ноги смотри иногда, - посоветовал Орс. - Скакали по ямам, а лошадь ступала так, словно по наезженному неслась. О воздух порой опиралась. А так-то и я бы поверил. Если бы не держал в голове, что такой силы и у Лучезарного не было.
        - И все-таки даже для такого морока сила нужна великая, - заметила Туррис. - Да и что ты знаешь о Лучезарном?
        …Кама узнала двоих из троих всадников сразу. Магию навела Аментия Адорири, второй ребенок и единственная дочь правителя Утиса. Маленькая, черная, с огромными глазами, которую никто и никогда не видел в платье, которая сумела на ардуусской ярмарке озадачить самого Софуса и которую никто не звал иначе, как сумасшедшая Аментия. Рядом с нею держался невысокий крепыш в кожаном доспехе и с дорогим мечом на поясе. Узкий разрез глаз и черные волосы выдавали в нем чекерскую кровь. Фестинус, вспомнила Кама. Двоюродный брат сумасшедшей Аментии. Сын брата короля и чекерской княжны Кулпы. А кто эта девчонка лет пятнадцати, похожая на него, но имеющая вместо черной масти странную седину в распущенных волосах?
        - А это Серва, - проговорила Аментия. - Родная сестра Фестинуса. Фестинус вызвался сопровождать нас, а Серва хороша в магии. Мало умеет, зато силы подкинуть может всегда.
        - Научусь, - надула губы девчонка.
        - А Фестинус хороший воин, - продолжила Аментия. - Не знаю, может ли сравниться с тобой, Кама, но из Фиденты и Утиса только Брита могла ему противостоять.
        - Она сильнее меня, - хмуро заметил Фестинус. - А вот Фелис сильнее нас обоих.
        - Женщина, оказываясь равной с мужчиной, всегда сильнее его, - спокойно заметила Аментия. - Я рада тебя видеть, Туррис, и еще больше рада помочь тебе и твоим друзьям. Тем более что еще не все тайны животной магии ты мне открыла. Но нам нужно спешить. До Утиса еще два дня пути, а морок продержится не более получаса. Но на границе нас встретит Джокус с отрядом фидентской стражи, он будет нас охранять до Утиса. Король Фиденты плох, его настиг удар. А Фалко теперь в Ардуусе. Он назначен воеводой городской стражи. И мой брат, Фелис, тоже там. Он воевода всего Ардуусского войска.
        - Что там, Аментия, - спросила Кама. - Что со Светлой Пустошью? Что с Ардуусом?
        - Плохо, - спокойно ответила Аментия. - Там все охвачены безумием. Я наложила чары на Фелиса и Фалко, они не должны поддаться, но все прочие - безумны. Кама, я рада тебя видеть. Ты хорошо прячешь камень, молодец. Я его едва различаю. А кто этот мурс, Туррис? Ты же сказала, что Портенум - старый хрыч?
        - Вот ведь! - оторопел Орс.
        - Ладно, - как будто задумалась о чем-то Аментия и снова повернулась к Каме. - Ты ведь собираешься в Светлую Пустошь? Возьмешь меня туда?
        - Зачем тебе? - только и смогла произнести Кама.
        - Там интересно, - прошептала Аментия.
        Глава 28
        Намтар
        Это все уже было. Игнис был уверен, что это все уже было. Поэтому вполне возможно, что его жизнь не продолжалась, а завернулась, скомкалась и пошла по второму кругу. Хотя нет. В этот раз он не был прибит к стене. Он был привязан к стальным костылям, забитым в бревна. И страдал не от боли, а от холода. Хотя и от боли тоже. Сколько это длилось? Неделя? Две недели? Месяц? Точно. Почти месяц. Неделю его везли от маленькой крепости до Ардууса. И почти три недели он здесь. Где здесь? В какой-то темнице Ардууса. Но вряд ли в цитадели Пуруса. Камни и все вокруг было древним. Значит, это мог быть только старый ардуусский замок. И в каземате, в котором был заточен Игнис, имелась даже бойница, но она выходила во двор. На каком он ярусе? Где-то ближе к крыше. За стенами зима. В бойнице нет стекла, через нее иногда залетает снег. Холодно. Порой возле него ставят жаровню, но тепла от нее мало. Она обжигает кожу, но не может уберечь от стыни, которая идет от стен. И бревна, к которым он прихвачен за запястья, за плечи, за пояс, кажутся ледяными. Неделю он провисел обнаженным, но потом услышал как будто знакомый
голос. Неясный знакомец вещал, что если узника не одеть и не накормить, то он не доживет до таинства.
        - Никакого таинства, - раздался в ответ тоже знакомый, но раздраженный голос. - Обряд будет публичным!
        - Тем более узник должен быть жив и хотя бы относительно здоров, - заметил обладатель первого голоса.
        - Будет, - согласился раздраженный. - Ждать осталось недолго. Меньше месяца. Светлая Пустошь почти у стен Ардууса. Ладно. Кормить, лечить, если надо, одеть. Но не отвязывать. Делайте что хотите, но не отвязывайте. Руки, пояс. Он гордый, пусть доживает отпущенный ему срок стоя.
        После этого появился слуга. Игнис не сразу рассмотрел его. Худой, скрученный временем в узлы сухожилий и сложенный в складки морщин старик принес теплую воду, смыл с принца нечистоты, освободил от веревок ноги, натянул на него порты, накинул на плечи ветхое одеяло, проворчал глухо:
        - Больше пока ничего не могу. Тебе осталось немного. Сам приводи себя в порядок. Я буду тебя кормить и подмывать, если захочешь облегчиться. Это все. Остальное сам.
        И старик кормил Игниса. Сначала, с учетом двухнедельного голода, понемногу, потом, на второй и третий день, обильнее. Пить давал столько, сколько Игнис хотел. Еда была простой, но сытной. Каша, похлебки, тушеные овощи, печеная птица. Старик подавал еду Игнису прямо в рот и только бормотал вполголоса:
        - Ешь, не стесняйся. Это из общего котла. Войска в Ардуус нагнано столько, что варят им день и ночь. Если я здесь, скажешь, порты с тебя стяну. Но нужду лучше справляй ночью. Утром я все уберу, чтобы не воняло. Днем тут будут приходить… всякие… По всему городу звон идет, что поймали принца Лаписа. Всю дрянь на тебя повесили. Ты, оказывается, парень, всю свою семью зарубил, и дядю Малума, и тетку Куру недавно, и Кастора Арундо, и Милитума Валора, и Пустулу, его жену, и королеву Армиллу. Нож показывают, который нашли у тебя. Ну, мне не интересно, у тебя ли его нашли, но нож хороший. Неужели ты и вправду так страшен?
        Стоял и смотрел мутными глазами в глаза Игнису.
        - Кто ты? - спросил его в один из первых осмысленных дней Игнис.
        - Старик, - ответил тот. - Нет, когда я начал служить тут, я еще не был стариком. Но время - это такая пакость… Оно распоряжается нашими телами без нашего на то согласия! Ужас что такое…
        - Как тебя зовут? - спросил Игнис.
        - Падалью, - ответил старик. - Звали падалью и зовут падалью. И будут звать, потому что падаль я и есть.
        Он говорил так, что Игнис понял: не врет. Вроде бы не врет. Или врет?
        - А как тебя звала мать? - спросил Игнис.
        - Мать, - замер, оцепенел старик. Долго так стоял, если бы поднял одну ногу, наверное, напомнил бы собой серую болотную птицу. Но ногу старик не поднял, захихикал тихо и мерзко и вдруг прошептал: - Мать звала меня Намтар. Но я уже почти забыл это имя. И мать забыл. Только ты называй меня как все - стариком или падалью. Если будешь называть меня Намтаром, я умру. Это имя как острый нож.
        - Что мне делать, старик? - спросил Игнис.
        - Жить хочешь? - участливо спросил тот.
        - Все хотят, - попробовал пожать плечами Игнис. Не получилось.
        - Это точно, - задумался старик. - Тогда живи пока. Ешь. Пей. Сдерживай себя, если кто-то будет тебя злить или мучить. Жди своего часа. Своего мига. Он каждому дается. Каждому.
        - А если мне он уже давался? - спросил Игнис.
        - Нет, - покачал головой старик. - Ты бы почувствовал. Долги чувствуешь за собой?
        - Долги? - задумался Игнис. Вспомнил сразу Ирис. Бетулу. Виксеру. Катту. Регину Нимис. Снова Ирис. Всю свою семью. Алиуса Алитера. Уву. Процеллу. Биберу. Литуса Тацита. Сина. Пусиллуса. Аквуилуса. Моллиса. И еще многих, многих и многих…
        - Чувствую, - ответил старику.
        - Значит, еще не давался, жди, - кивнул тот. - Но и в порядок себя приводи. Посмотри, ноги отекли. Отвяжи тебя сейчас, и шагу не сделаешь. Как будешь убегать?
        - А доведется убегать? - спросил Игнис.
        - Не убегать, так на казнь идти, все ноги понадобятся, - пробурчал старик. - Или хочешь, чтобы тебя, как дерьмо, в ведре принесли? Смотри… Эти могут… Я не буду привязывать тебя ниже пояса. Ты ведь не дурачок? Да?
        Дурачок, сказал сам себе Игнис. И повторил много раз - дурачок, дурачок, дурачок. А потом начал приводить себя в порядок. Напрягал руки и живот. Так что покрывался потом. Потом поднимал ноги. По одной, вместе. По одной, вместе. Сначала до высоты пояса, потом - выше. Через неделю мог поднять и коснуться ногами стены над головой. Веревки резали руки, поэтому Игнис их выворачивал и держался за костыли.
        - Не трать время, - советовал ему старик, стирая с тела рогожей пот. - Веревки не перетрешь. Со стальной ниткой они. А узлы так сделаны, что всякий умник, который захочет их развязать, пальцев лишится. Магия! Сам Великий Мастер Ордена Солнца - Сол Нубилум их вязал! Развязать нельзя, потому что больно. А будешь рубить - звоночек зазвенит. Тут сразу же вся тайная служба Ардууса соберется. Вместе с этим мерзавцем Алкусом, что приглядывает за тобой. Давай, парень, лучше работай над телом. И дух укрепляй. Я на тебя смотрю и радуюсь. Молодость. Вот она какая, молодость…
        …К сожалению, приходил не только старик. Каждый день заявлялся Алкус Рудус, всегда пьяный, всегда готовый похвастаться, что пока у него только два десятка воинов, но скоро он будет мастером тайной службы всего Ардууса или даже воеводой, и тогда он покажет, что такое Алкус! Всем покажет! Несколько раз вместе с Алкусом появлялся старый знакомый Игниса - Зелус. Судя по зеленоватому балахону, на котором постоянно были видны потеки крови, Зелус нашел себя в инквизиции. Всякий раз, заходя в каземат, Зелус начинал хохотать, затем подходил и, вытащив нож, резал Игнису живот. Не глубоко, а так, чтобы набухла красная полоса. Царапал лезвием. Выводил какие-то знаки. И шептал, что скоро, скоро придет час. И он, Зелус, за свое старание уже назначен инквизитором, который вскроет принцу Лаписа живот и вывалит его потроха на ледяные камни Ардууса. И что это будет самым счастливым днем в жизни Зелуса. А потом он отходил от Игниса на шаг, убирал нож и начинал с остервенением молотить принца кулаками и ногами в живот, в ноги, в пах, в колени, в грудь. И Алкус, который таращился рядом и пускал слюну, подскакивал и
тоже принимался бить узника, а Игнис стискивал зубы и только изгибался, пытаясь уберечь чресла, и шептал про себя неслышно:
        - Только не отвечать, только не отвечать!
        После четвертой выходки Зелуса, когда тот смог допрыгнуть до лица и разбил Игнису нос, губы и подбил оба глаза, старик принес какие-то мази, обработал раны принца и хмуро проскрипел:
        - Ты бесчувственный, что ли? Зачем терпел? А если бы тебя покалечили? Ладно. Не волнуйся. Алкус к тебе больше не войдет. Схлопотал сотню плетей, неделю будет отлеживаться. А Зелус получил внушение от самого Пуруса. Трясется теперь от страха. Ты ж лакомый кусочек. Получилось так, что он вроде пытался с блюда самого императора утащить кусочек!
        - Это правда, что он будет меня резать? - спросил Игнис.
        - Правда, - ответил после долгой паузы старик. - Если дойдет до того, конечно. Он недавно в Ардуусе, но уже прижился. Стал любимчиком Энимала. У того много заплечных дел мастеров, но только один нашелся, что делает это с удовольствием. С радостью. Не удивлюсь, если он не только режет несчастных. Не только вешает их. И жжет. Может быть, даже кровь их пьет. Слухи разные ходят.
        - А можно, чтобы не дошло до того? - спросил Игнис.
        - А кто его знает? - удивился старик. - Нашел у кого спросить. Вот ты бы у Зелуса спросил. Хотя что у него спрашивать…
        - Послушай, - прошептал Игнис, морщась от боли в разбитых губах. - Послушай, старик. Ты давно в Ардуусе?
        - Давно, - кивнул тот. - Не всю жизнь, но последние лет тридцать, даже больше.
        - Что происходит? - спросил Игнис. - Этот Зелус всегда был мерзавцем. Но теперь он безумен. И Алкус слыл остолопом и пьяницей, но не более того. Что с ними?
        - Заметил? - выпятил губы старик. - Есть такое. А ты слышал, что доносится сюда по вечерам?
        - Слышал, - кивнул Игнис. - «Слава Императору Пурусу!»
        - Точно так, - прошептал старик и, подойдя поближе, добавил: - Там, на площади, у входа в цитадель, теперь каждый вечер казнят кого-нибудь. Раньше вешали у ворот, а теперь казнят уже в городе. И не просто казнят, а с выдумкой. Режут, калечат, ломают руки или ноги. Ногти выдирают. До полусмерти доводят. А потом все равно сжигают. Заживо. Это у них называется святое очистительное пламя Энки. Слышал про такое?
        - Нет, - прошептал Игнис.
        - Ну, так услышишь еще, - вздохнул старик. - Может быть, и увидишь. А может быть, и почувствуешь. Как все сложится, кто знает?
        - Пока складывается не очень хорошо, - заметил Игнис.
        - Это точно, - буркнул старик. - Задумал человек дом строить, разметил фундамент, притащил камни, принес глину, наточил лопату, насадил на рукоять кайло. Сел на пенек, смотрит на чертеж своего будущего дома и думает - пока не очень хорошо складывается. Дома еще нет, а попотеть придется. Ты понял меня?
        - Понял, - буркнул Игнис. - А если бы он видел костер для него же? Или виселицу? Петлю на шее ощущал? Что бы он сказал?
        - Ничего, скорее всего, - хихикнул старик. - Обделался бы.
        - Ну так и я, - пожал плечами Игнис, - чуть ли не каждую ночь обделываюсь.
        - Ты одно с другим не путай, - погрозил ему пальцем старик. - Нужда - это нужда. А страх - это страх. Город сошел с ума, парень. Не только этот твой Алкус или этот живодер Зелус. Весь город сошел с ума. И когда людей живьем жечь стали, это просто наружу вылезло. Все еще раньше началось. Ты посмотри вокруг. Ну, не посмотри, так поверь мне! Колдунов и лекарей всех пожгли? Пожгли. Принялись за лавочников. За торговцев. За инородцев. Потом до соседей добрались. Каждый доносы пишет, каждый от страха в штаны мочится, и каждый на площади орет во всю глотку: «Слава императору!» Очередь на казни - на десять лет вперед. А уж если счесть, что четверть добра тому, кто донес… Нет, конечно, не всех в расход пускают, но всякую падаль… вроде меня точно.
        - Ну так ты еще жив? - поинтересовался Игнис.
        - Потому что и ночую здесь, в башне старого замка, - проворчал старик. - И носа наружу не показываю. Но вот что я еще добавлю, парень. Ты сам-то чувствуешь что-то?
        - Магия, - прошептал Игнис. - Словно дым висит в воздухе. За глотку душит.
        - Вот! - поднял старик кривой палец. - Меня хоть и не цепляет, видно, стар я уже, а все одно в затылок бьет. Это оттуда, от Светлой Пустоши. Словно угар. Но есть один секрет. - Старик вовсе начал шептать: - Кто и вдохнуть не может, выворачивает его. Кто бы и дышал, да боится, амулетами обвешивается. А кто-то, у кого ни амулетов, ничего, да и в голове пусто, тот дышит. И вот что выходит. Один раз вдохнул, выворотило. Второй - закашлялся. Третий - облизнулся. А в четвертый, пятый - так и вовсе, глазки заблестели, лапками замахал и, словно сэнмурв, - к небу, падаль под ногами высматривать. А уж падали-то… Каждый день, каждый вечер…
        …Кого он видел еще? Был у него король Пурус. Приходил вместе с Солом Нубилумом и каким-то бледным полумертвецом. Но не Фабоаном. Тот сам и представился. Когда король Пурус, хмуро вглядевшись в лицо Игниса, кивнул Солу Нубилуму и удалился, бледный остался. Подошел к Игнису, ощупал тонкими пальцами его живот, плечи, колени, удовлетворенно прошептал:
        - Хорош. Взял бы себе. Но не дадут. Жаль. Ничего. Хоть косточки погрызу. Если вдруг не знаешь, кого бояться, бойся меня. Я - мастер Ордена Луны, Табгес. Молись своему богу, чтобы раньше времени мастер Ордена Тьмы не заявился. Манин. Я на его фоне душка и добрячок.
        Был Бенефециум. Вошел не один, а с Морбусом и Кларусом. Смотрел на Игниса долго, словно выглядеть что-то пытался, потом кивнул и ушел. Морбус двинулся за ним. Кларус промедлил секунду, и Игнис успел разглядеть в глазах парня ужас.
        Был Болус с Ашей. Тоненькая Аша помыкала Болусом как хотела. Пнула его сапогом в голень, когда тот начал шипеть в сторону Игниса, и, пока Болус корчился от боли на полу, подошла, вытянулась на носках, погладила по щеке, скользнула рукой по животу, запустила ее в порты.
        - Жаль, - произнесла с сожалением. - Я бы позабавилась.
        - Аша! - заскулил Болус.
        - Пошли, - пнула его ногой Аша.
        Были Фелис Адорири и Фалко Верти. Герцог Утиса и герцог Фиденты вошли на мгновение. Посмотрели в глаза Игнису, поклонились и ушли.
        Был Энимал. О нем заранее сообщил старик, нашептал на ухо Игнису титулы бывшего инквизитора, ушаркал в ужасе. Энимал вошел в каземат, подошел к Игнису, прищурился, приложил ухо к животу, долго слушал что-то, потом протянул руку, стиснул пальцами плоть на боку, сжал и стал выкручивать, сжимая ногтями. Улыбнулся, когда гримаса боли исказила лицо Игниса. Прошептал чуть слышно:
        - Скоро уже.
        И ушел.
        Был и еще кто-то, кого Игнис мог не запомнить, потому что первое время был в беспамятстве, многие приходили в балахонах, скрывая лица платками или надвинутыми капюшонами. Ежедневно показывался Алкус Рудус, но близко не подходил. Близко он подобрался в последний день. Днем старик привел Игниса в порядок, похлопал его по плечу и прошептал явно с огорчением:
        - Светлая Пустошь добралась до Цитадели. Завтра. Завтра тебя…
        Сплюнул и ушел. А когда каземат наполнился тьмой, в двери заскрежетал ключ. Дверь распахнулась, и в камере появился Алкус Рудус, который явно был вдрызг пьян. Котто Алкуса было вымазано в крови. Он повесил лампу на торчащий из стены крюк, хихикнул, распустил мешок и, засунув туда руку, спросил:
        - А что у меня тут? А ну-ка? Догадайся? А я подскажу! Это твой приятель, да. Суетился… Пытался подкупить меня, чтобы я открыл двери и помог тебя выпустить. Спаситель! Был спаситель! А теперь нет его. Сегодня его казнили. По моему доносу. И я сам вот этими руками, - Алкус вытаращил глаза и затряс свободной рукой, - вот этой и вот этой, - он на мгновение достал из мешка вторую руку, - отрезал ему руки. Еще живому. Зелус разрешил мне. Да. А несчастный кричал. Во всем признался, во всем. И его покровитель ему не помог. Смотрел, как его мальчика убивают, а не помог! Вот не помог! И тебе никто не поможет! Ну? Что скажешь?
        Алкус выдернул из мешка что-то темное и поднес это к лампе. Игнис сглотнул. На зажатых в кулаке Алкуса прядях болталась голова Кларуса.
        - Видел? - хихикнул Алкус. - Зелус отрезал ее. Голову только сам. Завтра он тебя будет потрошить. Я сегодня упал на колени, просил Энимала разрешить помогать Зелусу, а он сказал, отрежешь руки живому мальчишке - разрешу. Вот они! Вот они! Вот они!
        Алкус выхватил из мешка две тонких руки и начал с визгом бить ими по лицу, по животу, по груди Игниса. Бил до тех пор, пока Игнис не рванулся и не засадил коленом в подбородок Алкуса. Тот рухнул на пол. Наступила тишина. Где-то слышалось шарканье караульных. Лаяла далекая собака. Над Ардуусом опустилась ночь.
        Игнис пошевелился, прищурился. Собственные руки таяли во мгле, но кроме кровавых мозолей, набитых стальными повязками, он чувствовал и тяжелую магию, схватывающую его кисти. Возможности освободиться не было. Но Игнис выдохнул и начал напрягать мышцы, пытаясь сделать невозможное, растянуть стальные повязки или хотя бы выдернуть из дерева костыли.
        - Бесполезно, - услышал он шелестящий шепот. - Я видела такие же на пыточных помостах. Эти костыли расклепаны с другой стороны бревна.
        - Бибера, - выдохнул Игнис.
        - Тссс, - прижала она палец к губам. - Я не одна.
        Вслед за ней в каземат скользнула еще одна тень. «Было, - почувствовал что-то знакомое Игнис. - В той крепостенке, в дымоходе. Она».
        - Я Брита, - прошептала темноволосая молодая женщина. - Долги надо отдавать.
        - Кларус, - заплакала Бибера. - Я же говорила ему, не надо… И он никого не выдал. Зелус и вот этот… - она пнула лежащего без чувств Алкуса, - замучили его. И Бенефециум стоял на стене вместе с другими вельможами и тянул улыбку на лицо. И Морбус… И Аша…
        - Родная кровь? - спросила Брита, убирая голову и руки обратно в мешок.
        - Нет, - всхлипнула Бибера. - Пришлый. Его Син нашел где-то. Бенефециум взял его в ученики…
        - Что же, - прошептала Брита, - лучше такая смерть, чем такая…
        Она наклонилась с ножом к горлу Алкуса.
        - Не советую, - раздалось чуть слышное от двери.
        Брита выпрямилась мгновенно, с шорохом выхватила из ножен тонкий клинок.
        - Ловко ты, - прошептал старик. - Никогда не видел, чтобы человек, да так ловко… Хотя была одна девчонка, из Тотумов. Так же… Не советую. Вы что решили-то? Да не пяльтесь так на меня. Я прислуживаю за вашим… воином. Так что смерти ему не желаю.
        - Это Намтар, - прошептал Игнис.
        - Да, - кивнул старик. - Был когда-то Намтаром. А теперь - падаль. Старик. Не советую. Как выходить будете?
        - Как вошли, - прошипела Брита. - Через крышу. С нее в ратушу. Из ратуши через арену. С арены на площадь. Дальше на стену. Со стены…
        - Ага, - пробормотал старик. - С полки на полку, с порожка под лавку. И нигде не споткнуться, нигде не застрять. Не пойдет. На стену не залезете. Там теперь дозоры через пять шагов. Порубите, далеко не уйдете. Да и прочие отходы… не очень. Уходить надо через ворота. Да так, чтобы все вышло тихо и незаметно. Белым днем.
        - Куда выходить белым днем? - прошипела Брита. - Светлая Пустошь под стенами!
        - Не самая большая беда, - хмыкнул старик. - Как снимать думаете парня? Или ему до утра так висеть? Магию распустить сможете? Наложена аксом. Знаете, что такое акс? Только акс и может снять ее. Я смотрю, девка, меч у тебя редкий. Ну точно, дакский. Дай-ка припомню, у кого из нас мамка дакитка да из даку… Млу. Ну точно. Бывала здесь. Приходила с твоим папенькой, приводила девок обученных, показывала крепость. Думает, что все у нее схвачено… Ошибается…
        - Какое тебе дело?! - зарычала Брита.
        - Успокойся, - кивнул старик. - Давай, Бибера. Только ты сладишь с этими узлами. Да дед твой мог сладить. Да дядя твой. Прочим пальцы сразу скрючит.
        - Откуда ты знаешь? - надула губы Бибера.
        - Потом, - мотнул головой старик.
        Пододвинула табурет, встала, прижалась к лицу Игниса грудью, заставила замереть, едва не лишила сознания, стала растаскивать узлы. В кровь ободрала пальцы, но распустила. То же самое на плечах и на груди.
        - Что же это за веревки такие, - захныкала, но тут же поймала Игниса, который вдруг стал падать.
        - Вот, - кинул ему рубаху старик. - Надень. И помоги Алкуса на твое место пристроить.
        - Зачем? - не поняла Брита.
        - Делай, что тебе говорят, - раздраженно буркнул старик.
        - Нет такой магии, чтобы его мною представить, - прошептал Игнис. - Нет! Сол Нубилум акс! Тут где-то рядом Фабоан. Он тоже акс! Они увидят! К тому же камень…
        - Бенефециум акс, - продолжил старик. - Три уже? Правда, Фабоан пока не показывался на людях, но еще покажется. Трое здесь. Еще троих нет. Или двоих?
        - Двоих, - прошептал Игнис, растирая руки и подхватывая Алкуса. - Зна развоплощен.
        - Ну, тогда все, - развел руками старик. - Последняя битва, не иначе. Надо спешить. Ты что, - он повернулся к Бибере. - Пальчики обсосала? Ну, тогда не хнычь. Опять на табурет и затягивать узелки. Если уж редкость такой дар во всей Ки, но ты оказалась в нужном месте, трудись.
        - И что теперь? - спросил Игнис, когда Алкус повис на веревках. - Он не похож на меня. Он меньше меня. И он будет орать, когда очнется. И…
        - Не будет, - покачал головой старик. - И камень ему не нужен. Почувствуют они камень. Почти камень. Смотри, парень.
        Распустил ворот, сунул туда руку, на мгновение показал страшную, изуродованную ужасными шрамами грудь, выдернул оттуда тонкий сверкающий волос, намотал его на палец, как раз хватило обернуть пару десятков раз, свернуть в сияющий клубок, такой, что глаза слепить стал.
        - Что это? - спросил Игнис.
        - А то не знаешь? - усмехнулся старик. - Плюнь. Плюнь, я тебе говорю. Прямо сюда. Вот так. Да. Магия простая, но лучшая. С таким средством и акс не разберется. Потому как это магия не от полудемона, а от демона.
        А ну-ка, девонька, - повернулся он к Бибере. - Пальчики у тебя бесценные, никакого следа не оставят, сунь-ка этот клубочек молодцу в рот. А? Вот так. А теперь отойди.
        Старик сдернул с пояса фляжку, приставил ко рту Алкуса, хлопнул того по щеке и кувырнул фляжку, когда младший Рудус открыл глаза. Алкус захрипел, захлебнулся, но проглотил, продолжил пить, а когда снова обмяк, Игнис похолодел. На путах висел он сам.
        - Вот демон, - выругался старик. - Главное-то забыли. Давай-ка, принц, стягивай порты да меняйся ими с Алкусом. А куртку с него вовсе срезать надо. Да. Лишь бы родинок каких не случилось, но ничего. Можно срезать и сослаться на ссадину. Да и кто будет его спрашивать? А спросят, все одно - ответить не может.
        - И что теперь? - с подозрением спросила Брита.
        - А теперь мы все идем ко мне в каморку и ждем начала церемонии, - прошептал старик. - Останки бедного мальчишки вместе с тряпьем я сброшу в сливной канал, Энки меня простит, думаю. А если не простит, то на мне уже столько непрощенного, что я и не почувствую. А когда церемония начнется, когда магия на пыточном помосте закрутится, я нацеплю на всех нас личины стражи, мы выйдем на храмовую площадь, возьмем лошадей у стражников и помчимся в Кирум.
        - Почему в Кирум? - не поняла Брита.
        - Вот у него и спроси, - кивнул на Игниса старик. - Или у подруги своей. Он пока бредил в первую неделю, много чего сказал. Кирум - единственное близкое светлое место. Можно было бы пойти и на север, но скоро конец той дорожке. Враг подступает к Бэдгалдингиру.
        - А стражники дадут нам лошадей? - усомнилась Бибера.
        - Ты бы не дала, а они дадут, - уверил девчонку старик. - Скажут спасибо, запрут за нами ворота, выбросят в сточную канаву ключи и забудут о нас.
        - Подожди, - скривила губы Брита. - Но почему я должна тебе верить?
        - Ты читала списки врагов Ардууса на воротах? - спросил старик. - Мое имя там есть.
        - Там нет Намтара! - прошипела Брита.
        - А ты думаешь, что у меня одно имя? - удивился старик и снова сунул руку в ворот к страшным шрамам. Пошевелил там рукой и выдернул уже не волос, а сияющий шнур. И сам изменился. Остался старым, но выпрямился, оглядел троицу усталым взглядом.
        - Софус, - выдохнул Игнис.
        - Можно и так назвать, - кивнул маг.
        Глава 29
        Процелла
        Процелла так и не смогла вспомнить, как добралась она до Фиденты. Наверное, останавливалась только тогда, когда лошадь вовсе отказывалась идти. Деревеньки, землянки переселенцев - все смешалось и слилось в одну полосу. Одно было точно, что заплаканную девчонку с мечом на боку, которая беспрерывно теребила на груди заветный кулончик, никто не обидел. Находили и охапку сена для лошади, и миску похлебки, и место у костра. На всяком неудобье, на всяком косогоре в Фиденте стояли землянки, лачуги, хижины, шатры. Звучала атерская, араманская, каламская и тирсенская речь. Колыхались над крохотными становищами флажки всех цветов. Кажется, однажды Процелла спросила, а почему все эти люди останавливаются в Фиденте, почему не идут в Ардуус. Там и стены высокие, и войско большое, и, по слухам, помогают беженцам?
        - Нет, - мотнул головой какой-то старик у очередного костра. - Вот ты сама откуда, девица? Имени не спрашиваю, понимаю, что просто так одна по дорогам таскаться не станешь, но и на бродягу ты не похожа. Откуда будешь?
        - Из Лаписа, - призналась Процелла.
        - Вот, - поднял палец старик. - Кое-кто из наших пошел и в Лапис. И их приняли, как я слышал. И помогли. Но об колено ломать никого не стали. И здесь не станут. Пока не станут. Я сам думал в Лапис, но не по мне горы. Я из Тирены, равнина мне милее. Не думаю, что легко до весны доживу, но был тут писец фидентский, всех переписал, обещал, что из королевских уделов каждой семье будет лоскут земли. И никто не спросил меня, какому богу я кланяюсь, кому молюсь, как плечи сжимаю, в какой угол в землянке топчан ставлю. А в этом Ардуусе только об этом и разговоров. И казнят, однако. Многих казнят.
        - Понятно, - кивнула Процелла и подумала, что никто не говорит о главном, хотя все взгляды были обращены туда, куда она держала путь, на запад. Туда, где поднималась мутная стена Светлой Пустоши и где ночами играли багровыми сполохами неведомые отсветы.
        На третий или на четвертый день Процелла увидела башни Фидентского замка. Сердце защемило, и она вновь сунула руку в вырез на груди и нащупала обломок меча, который повесила на бечеву, перехватив головешку поперек. Деревяшка уже не царапала кожу, наверное, обтерлась за долгий путь. Процелла стала вспоминать адрес, который заставила ее запомнить Брита, но, когда добралась до трактира, слезы снова начали душить девчонку. Здание разбирали хмурые ремесленники. Наверное, не нашлось новых хозяев или они решили, что трактир стоит на плохом месте, больно часто случаются в нем всякие беды.
        Процелла объехала гору хлама, миновала замок, город и выбралась к главной переправе. У пристани стоял паром, с которого сходили, вытаскивали узлы и выводили скот люди. Со стороны Утиса толпился народ, примораживало, поэтому у закраин реки блестел лед. Со стороны Кирума все было мутным. И хотя город оставался чистым, можно было даже разглядеть часовую башню, переправляться туда не хотелось. Паромщик обрадовался Процелле, словно родной. Объяснил, что гонять пустой паром - плохая примета.
        - Куда? - спросил паромщик.
        - В Утис, - вымолвила Процелла.
        - Там же все плохо, - удивился паромщик.
        - А где теперь хорошо? - спросила Процелла, заводя на паром лошадь.
        - Чудные дела твои, Энки, - пробормотал паромщик. - Девчонки, с мечом на поясе, верхом, идут на юг. Мужчины бегут на север.
        - А ты куда побежишь? - спросила Процелла.
        - Я? - Паромщик задумался. - Куда уж мне бежать? Вон, у меня двое сыновей. Две лошади. Одна тянет паром на этот берег, другая на тот. На проживание хватает. Будут дети живы, стану до последнего переправлять. Кто бы ни победил в войне, им же надо будет переправляться?
        - Орду переправлять станешь? - удивилась Процелла, глядя на холодную, темную воду.
        - А что, они не люди, что ли? - пожал плечами паромщик.
        - Говорят, что они каждому инородцу режут горло, - поморщилась Процелла. - Правда, есть еще надежда попасть в рабство. Но ты немолод…
        - Ты зато молода, - обиделся паромщик. - Слушаешь всякие сказки… Если всем горло резать, кто будет работать, хлеб растить, шерсть ткать, горшки обжигать? Да хоть бы и паром тягать?
        - Я не в обиду, - проговорила Процелла. - Если все совсем плохо и смерть близко, что делать?
        - Что делать? - зачесал нос паромщик. - Это просто. Если дети живы, класть живот за детей. А если не уберег, то все. Руби канат и плыви вниз по течению.
        - Зачем? - не поняла Процелла.
        - Ну как же, - пожал плечами паромщик, - ни лодок, ни кораблей с той стороны нет. Как пустошь пожрала реку, так словно отрезало. Никто не знает, стоит ли еще Эбаббар. Не смыло ли Самсум в море… А не будет детей, я лягу на плот и поплыву. Если страшно умру, так поделом, детей не уберег. А если не сразу, так хоть глаза на Светлую Пустошь перед смертью потаращу.
        - Зачем? - спросила Процелла.
        - Интересно, - зло буркнул паромщик.
        На другом берегу реки Процелла сразу окунулась в толчею и гомон беженцев. Кто-то ее о чем-то спрашивал, но она лишь пожимала плечами и, выбравшись из толпы, забралась на лошадь и направила ее не к утисскому холму, а мимо замка вдоль реки к известковым увалам, на которых, скорее всего, не имелось ни клочка плодородной земли, потому как домики лепились один к другому, без огородов и без садов, хотя что там можно было определить под снегом и льдом? Дорога стала изгибаться, забираться в гору, Процелла уже испугалась, что проплутает до вечера, но нужный дом отыскался быстро. Он единственный выходил на улицу не толстой беленой стеной, обращаясь окнами и дверями ко внутреннему дворику, а высокой глиняной оградой, заглянуть через которую нельзя было даже всаднику. За этим домиком слобода обрывалась, дальше тропа уходила в холмы, и, судя по отсутствию следов, делать там было нечего. Процелла оглянулась, спешилась, обошла домик, заглянула за угол, убедилась, что дом не только стоит крайним на косогоре, но за ним известковый берег скашивается в глубокий овраг, что сулило хотя бы некоторую безопасность.
        - Чего надо? - огорошил Процеллу выросший, будто из-под земли, коренастый дедок. - Чего нюхаешь тут?
        - А тебе что? - спросила Процелла. - Может быть, я поселиться здесь хочу? Хотела дом поставить по улице этой, а у вас обрыв, некуда ставить. А что там дальше, в холмах?
        - Ничего, - буркнул дедок. - Холмы на пяток лиг, потом бросовые долины. Но и там деревня на деревне. Тут просто не ходит никто зимой, южнее низами дорожка есть. Ты откуда будешь-то?
        - Из Лаписа, - неожиданно призналась Процелла.
        - Так чего тебе здесь делать-то? - удивился дед. - Это нам надо в Лапис перебираться, избушки каменные в горах повыше лепить, лавку из досок сколачивать, на карачках под нее забираться да ждать, когда эта хмарь вся изойдет. А ты сюда пришла. Тут хорошего много, да только все сыскано, ничего не осталось. Поняла?
        - Не изойдет хмарь просто так, - пробурчала в ответ Процелла, шагнула к лошади и тут только вспомнила, что именно эти слова и должен был сказать ей кто-то из дома напротив. А что она-то должна была ему сказать? И ведь первой, первой. Что?
        - Ты там живешь? - показала она на домик напротив, который лепился к улочке, как все прочие, спиной, а ворота держал рядом, только чтобы протиснуться в невидимый дворик. Сейчас воротца были приоткрыты.
        - Да уж догадаться не великий труд, - хмыкнул дед.
        - Это, - наморщила лоб Процелла. - Дома на этой улице… хорошие. А твой лучше других.
        - Ладно, - расплылся в улыбке дед. - Вот, держи ключ. Дырка в воротах кожанкой прикрыта, вставляй и поворачивай. Изнутри засовец накинешь. Только будь уж чуть поаккуратней. Без дела носа наружу не высовывай. Я ж вижу, что ты от своих отбилась, слезы-то тропы на щеках протоптали. Колодец во дворе, навес для лошадей и сарай за домом. Мука, сушеное мясо, фрукты, мед, крупа всякая - все в доме имеется. Надолго?
        - Не знаю, - призналась Процелла.
        - Ну, будешь уходить, приберись, - погрозил пальцем дед. - Настукивать мне в ворота или еще что не нужно. Кинь ключик через забор и иди. А придет еще кто к тебе, так это его будет забота. Поняла?
        - Поняла, - кивнула Процелла, а деда уже и след простыл.
        Вставила ключ в дырку, провернула его с трудом да скрежетом, ворота распахнулись, и обнаружился за ними маленький дворик с колодцем да дверь в не слишком и маленький домик. За домиком нашелся еще один дворик, да с оградкой, через которую можно темную реку Му рассматривать да фидентский городской холм. Тут же и навес, и сарай, и сено, и поилка, из которой лед выколачивать, и поленница дров. В доме нашлись и лежаки, и три ларя со снедью под долгий запас, и одежда, и чаны, и котлы, и посуда. Сбросила Процелла гарнаш, стала смахивать паутину да пыль по углам, натаскала воды, растопила печь, и понеслась, полетела ее одинокая жизнь, к которой привыкла она еще в Лаписе сотню или даже тысячу раз, как бы ни крутились всегда вокруг нее то даку, то дакиты, а то и простые беженцы из разных углов Анкиды, которые смотрели на нее как на благодетельницу. А что она могла? Только прикинуть, где еще есть кусок земли да где соседи подойдут к этим поселенцам, а где к этим. И вот вроде бы ни подвигов, ни свершений никаких не делала, а стала желанной гостьей чуть ли не в каждом лаписском доме. Интересно, как там брат да
чем он занят? Что с Бритой, что с Биберой, что с Игнисом? Вспомнила и похолодела. Кинулась к своей одежде, что сбросила, когда металась по дому, стала перебирать дрожащими пальцами, пока не нашла, не нащупала головешку на шнурке. Вытащила и похолодела. Кинулась к столу, раскрутила фитиль лампы и замерла. То, что было куском рукояти меча, полуобгорелой бобышкой-яблоком да коротким обломком прихвата, - словно обратилось куском корешка. Покрылось тонкой зеленоватой корой, выстрелило зеленоватый побег.
        - Энки благословенный! - прошептала Процелла, метнулась к ведру с водой, намочила тряпицу, завернула в нее обломок, прихватила сверху еще чем-то, вновь перевязала шнурком, надела на себя и опустила сверток вниз, спрятала между грудями. Только потом распотрошила мешок, разложила припасы, нехитрые пожитки и выложила отдельно то, что оставил ей Игнис: какой-то осколок или пластину, завернутую в сукно, один из двух его перстней, небольшой, покрытый узорами кисет. Снова нащупала деревяшку на груди. Вспомнила слова Игниса - «Если что, нужно взять его за рукоять и открыть сердце. И ты сладишь».
        - Слажу, - прошептала Процелла.
        …К концу месяца она даже свыклась с одиночеством, тем более что скучать было некогда. Она постоянно держала наготове горячую воду, ожидая прихода друзей каждый день с утра до вечера. Что-то готовила простое и быстрое. То и дело бралась за меч и, мучительно восстанавливая в памяти уроки Сора Сойга и то, чему она нахваталась среди даку и дакитов, сопела до изнеможения, удивляя блаженствующую у охапки сена лошадь. А когда усталость валила ее с ног, Процелла доставала обломок меча, смачивала и меняла тряпочку, сжимала его в руках и пыталась открыть сердце. Она так и не поняла, как это - открыть сердце. Она могла бы открыть сердце, если бы взяла за руку брата Дивинуса. Или того же Игниса. Или… своего друга, отца шестерых детей и мужа огромной доброй Фидусии - Касасама. Или даже Биберу… Неужели она так и не встретит никого, кто не был бы ее братом, но кого хотелось бы взять за руку?
        - Главное, чтобы он был мужчиной, - решила Процелла. - И человеком. Или дакитом. Но только не даку.
        Последнее ее слегка смутило, она тут же вспомнила всегда веселую Фидусию, пристыдила себя за такие слова перед ней и перед Касасамом и тут же услышала какой-то шум и стук. Накинула на голову платок, прижала к груди обломок меча, который уже восстановил рукоять и даже часть клинка и напоминал не слишком длинный кинжал, и бросилась из дома. За воротами кто-то был.
        - Кого нужно? - спросила Процелла.
        - А кто есть? - раздался слегка скрипучий, но добрый голос. - Кто в домике-то живет?
        И вслед за этим над самим забором вдруг показалась голова Касасама! Даку вытаращил глаза, мгновенно расплылся в улыбке и почти закричал:
        - Душа моя! Хозяюшка лаписская!
        Процелла залилась слезами. Она вновь была не одна.
        …Уже вечером, когда все гости привели себя в порядок и отдали дань угощению, которое Процелла неожиданно приготовила легко и быстро, впрочем, не отказываясь от помощи сияющего Касасама, она, поочередно поглядывая на седого и бородатого добряка Сина, на смешного Аменса, на родного Касасама, на строгого и почти незнакомого красавца Литуса Тацита и странно повзрослевшую, коротко остриженную, почерневшую волосом Лаву, стала рассказывать. Обо всем, начиная с поездки в Тимор и ее неожиданной присяге Игнису Тотуму и заканчивая тем, что случилось в крепости Млу на окраине равнины Амурру. Ее слушали с неотрывным вниманием, и только Син не то мрачнел с каждым ее словом, не то погружался в тревожные раздумья. Когда Процелла закончила, Син задумчиво пробормотал:
        - Иногда мне кажется, что каждому человеку положен предел. Кажется, что он не может выдержать больше, чем может. Это как грузить камни на телегу, а потом возмущаться, что коняга не может ее сдвинуть. Так вот, к Игнису таких телег прицеплено уже не одна. Помоги, Энки, выдержать ему и этот груз. То, что видел он и его глазами видела Брита, не видел никто уже полторы тысячи лет. Троих аксов, да еще в подлинном облике. И то, что хранителя, пусть даже он самозваный хранитель, больше нет в Анкиде, меня совсем не радует. Флавус Белуа и Зна - его отец, - показал на оцепеневшего Литуса Син.
        - Я знаю, - прошептала Процелла.
        - Очень интересно и про Тимор, - кивнул Син. - И про маленькую Уву. Только теперь становится понятной судьба Фламмы. Что ж, рано или поздно она откроется и ее родным. Но ты не все знаешь, Процелла. Я расскажу тебе об этом, прежде чем ты покажешь мне то, что оставил тебе Игнис. Лава, сядь рядом.
        И Лава, которая и сама обливалась слезами, едва узнала о нелегкой судьбе Фламмы, села рядом с Процеллой и обняла ее.
        - Слушай же, - прошептал Син и подмигнул Касасаму. Даку тут же придвинулся к Процелле с другой стороны.
        - Примерно через неделю или полторы после ухода вас с Игнисом из Тимора Алиус Алитер погиб. Кажется, Ирис и Ува остались живы. Во всяком случае, о них ничего не известно.
        Процелла замерла, прижав к губам ладонь.
        - Но почти одновременно была убита твоя мать и твой отчим, - выдохнул Син. - Точно так же, как была убита королева Армилла. Твоих маленьких брата и сестру усыновил Адамас Валор.
        - Русатос, - прошептала Процелла. - Это сделал Русатос. Больше некому.
        …Она пришла в себя утром. От плиты, возле которой суетился Касасам, пахло удивительно вкусно. Син, сидевший у стола рядом с Аменсом, разглядывал какую-то тряпку со странным, выжженным рисунком. Процелла села, вспомнила вчерашние события, нащупала на груди деревяшку и буркнула что-то о том, что она проспала, сунула ноги в валенцы и выскочила на улицу, чтобы облегчиться. Во дворе упражнялись с мечами Литус и Лава. Во всяком случае при появлении Процеллы они тут же отскочили друг от друга и выставили мечи.
        - Неправильно ставишь ноги, - буркнула Процелла Лаве. - Сор Сойга или Касасам заставил бы тебя тысячу раз встать правильно, пока не запомнишь.
        - А ну-ка, все за стол, - высунул голову во двор Касасам. - Еды я наготовил всего на тридцать человек, нас шестеро, так что кому-то может не хватить!
        - Есть хочу ужасно, - призналась уже за столом Процелла. - Хотела поплакать, а слез нет.
        - Слезы тоже требуют полноты, - вздохнул, раскладывая по блюдам кушанье, Касасам. - А ты чего хотела? Если беспрерывно плакать вечер, ночь, день, вечер, ночь, то, проснувшись, можно и не обнаружить, чем бы еще поплакать.
        - Это как же? - оторопела Процелла. - Я спала две ночи и день?
        - Я бы сказал, рыдала, - заметил Син. - Ну и спала тоже. Пришлось пару раз щелкнуть пальцами, надеюсь, ты не обидишься. Ты хоть выспалась?
        - Кажется, - удивилась Процелла.
        - Тогда ешь, - кивнул Син. - Поешь и покажешь, что у тебя есть. Хотя перстень я уже вижу. Он не нагревался и не светился?
        - Нет, - потрогала красный камешек на пальце Процелла. - Игнис сказал, что, если он не засветится, не нагреется, значит, с ним ничего не случилось.
        - Значит, - согласился Син, - с ним пока ничего не случилось. Или, точнее, не случилось ничего непоправимого.
        - Но я должна отдать его Ирис, - забеспокоилась Процелла. - И все, что еще передавал Игнис, кроме того, что надо передать именно тебе, Син.
        - Ешь, - улыбнулся Син. - Я думаю, что к обеду у нас будут гости, поэтому ешь, потом будут еще разговоры.
        Едва стол очистился, Процелла принесла и выложила на него все, что у нее было, включая и перстень, который сняла с пальца.
        - Вот. - Она погладила пестрый мешочек. - Тут что-то особенное. Игнис сказал, что, возможно, волос Лучезарного. Он был на руке мурса. Я забыла имя… - Процелла наморщила лоб. - Мурса Диафануса. Им была подчинена мурс по имени или Вискера, или Лимлал. Я все путаю. Этой истории уже шесть лет. Но Игнис сказал, что нужно быть осторожным, потому что…
        - Подожди, - попросил Син, раскрыл кисет и сунул туда два пальца. При свете, падающем из окна, в его руке заискрился, загорелся золотой завиток.
        - Ну вот, - прошептал Син, вновь убирая завиток в кисет. - Одна тайна начинает приоткрываться. Это не волос Лучезарного. Это волокно со шнура, на котором висели камни Митуту на его шее. И это подтверждает давние слухи, что ищейки Вененума, которые просеивали каждую горсть пепла в окрестностях Змеиной башни, и в самом деле нашли такие волокна. Значит, где-то должен быть и сам шнур.
        - Что это значит? - спросил Литус.
        - Пока не знаю, - признался Син. - Но если магия и будет обращена на носителей камней, без шнура тут не обойдешься. Увидим. Дальше?
        - Перстень, - снова показала кольцо Процелла. - Второй у Биберы. И это. Обломок меча, который порубил Зна.
        Литус как будто поежился. Процелле даже показалось, что с того момента, как она передала рассказ Биберы об обращении Флавуса Белуа, Литус содрогается при упоминании собственного отца. Процелла развернула как всегда мокрую тряпицу. На столе оказался небольшой кинжал. Кроме всего прочего, на коротком деревянном клинке длиной в ширину ладони тоже вызревала кора.
        - Жив, - прошептал Син. - Удивительно, но жив. И это даже важнее возможной находки шнура Лучезарного. И ведь это сделала ты, Процелла! Если хочешь оживить этот дар быстрее, выходи на солнце. Пусть даже это будет зимнее солнце. И стой, сжимая его в ладонях. Ничего. Я вам покажу еще одно творение этой силы. И уже скоро. Что Алиус просил передать мне?
        - Вот, - протянула сверток Процелла.
        Син ощупал его, начал распускать завязи. Процелла наклонилась вперед, чтобы рассмотреть лучше. На столе оказалось что-то вроде обломка короба или осколка стекла. С одной стороны он был закруглен, словно специально отшлифован. С другой как будто обломан. На прозрачном материале виднелись какие-то буквицы и линии.
        - Что это? - спросил Литус, когда молчание затянулось.
        Процелла посмотрела на Сина. Он словно окаменел. Сжимал обломок в руке и почти не дышал.
        - Друг, ты в порядке? - обеспокоился Аменс.
        - Подожди, - разомкнул губы Син. - Подожди, Аменс. Подождите, друзья. Мне нужно посидеть… так. Не трогайте меня.
        - Там кто-то есть за воротами, - вскочила с места Лава.
        Процелла вылетела во двор второй, но увидела ворота уже открытыми, разглядела каких-то людей, счастливую, улыбающуюся Лаву, еще кого-то, и огромного, ростом если не с рефаима или этлу, то уж точно с их близкого родственника - великана.
        - Быстро, - говорил кто-то знакомым голосом. - Быстро. Ранен Орс. Ничего серьезного, но крови потерял много. Надо перевязать. Врага не будет. С нами был Джокус с отрядом, он прикрывал отход.
        Касасам, Аменс, Литус, Лава, еще кто-то тут же подхватили великана и, явно надрываясь, потащили его в дом. Тот, кого назвали Орсом, пытался сопротивляться, но почти сразу покорился. Процелла побежала за снадобьями, и вскоре уже Лава, и знакомая незнакомка, и еще какие-то женщины обрабатывали многочисленные порезы на огромном теле.
        - Ну ладно же? - краснея от стыда, бормотал огромный воин.
        - Вот залечим, тогда будет ладно, - ворчала самая старшая из женщин. - Да и чего ты ворочаешься? Мы тебя с Камой и голым видели, а тут только по пояс раздели!
        «Кама!» - наконец-то узнала, вспыхнула и заплакала Процелла.
        - Процелла! - обняла ее Кама. - Выросла как! Ты как здесь? Я уж Лаве удивилась, а ты-то! Ты чего ревешь?
        - Она узнала о смерти матери, - раздался голос Сина, который все так же сидел в углу. - Нам всем придется узнать очень многое. А ты поправился, Портенум. Вырос на три головы. Потяжелел втрое. Помолодел, страшно подумать, на сколько лет.
        - Син! - обрадовался здоровяк. - Ты здесь! И узнал меня! Впрочем, я не удивлен. Но я уже не Портенум. Теперь я самый настоящий Орс. У меня даже и ярлык имеется.
        - Тем лучше, - кивнул Син, и Процелла вдруг разглядела, что он говорит не открывая глаз. - Еще какие новости?
        - Новостей много, - села за стол Кама. - Так много, что я даже не могу думать о еде. Касасам, я очень рада и тебя видеть. И тебя, Литус. И всех остальных. И, конечно, наконец познакомиться с Сином, чье имя преследует меня последние шесть лет. С нами еще была Аментия, Фестинус и Серва Адорири. Они ушли с Джокусом, но пойдут с нами дальше. Кроме Сервы. Это Туррис, повелительница птиц, зверей и огромных воинов.
        - Мы знакомы, - засмеялся Аменс.
        - А это Аменс, - парировала Туррис. - Повелитель чудачеств и выдумок.
        - Пока не удавалось применить свое умение, - признался Аменс.
        - Хорошо, что мы добрались, - прошептала Кама.
        - Все только начинается, Камаена, - проговорил Син, все так же не открывая глаз. - Что ты хочешь рассказать?
        - Разное, - вздохнула она. - Если говорить о мелочах, это схватка между Хонором и Утисом сначала с воинами Ордена Света. К счастью, их было двое, и они думали взять нас самострелами. Хотя один ножичек воткнулся кое-кому в мягкое место.
        Кама усмехнулась и вытащила из-за пояса нож.
        - Да ладно, - пробурчал Орс. - Что там моему мягкому место с такой занозы?
        - Подождите! - бросилась к столу, засучила рукав, приложила нож к рисунку на рукаве камизы Процелла. - Точно таким ножом была убита королева Армилла!
        - Думаю, что и не только она, - подал голос Син.
        - Потом, - со вздохом продолжила Кама, - следивший за нами от Бабу воин вывел на нас шайку ордынцев в пятьдесят всадников. Тут и пригодился Джокус. Он потерял пятерых воинов, но степняков удалось порубить. Кто-то, возможно, и ушел. Орс вот ранен. Большому человеку сложнее прочих увернуться от опасности.
        - Ты не забудь рассказать, что из этих пятидесяти десять на тебе, - подал голос великан. - И о том, как между Бабу и Раппу на тебя напали шесть красноглазых воинов!
        - И где они? - напрягся Литус.
        - Прости, - выложила на стол связку чешуек Кама, - я оставила их там, где порубила. Но и мне пришлось починить себя потом.
        - Она многое может рассказать, - наконец прихватил завязи на рубахе Орс. - Например, как столкнула в пропасть Змеиную башню, как прикончила каменного зверя, как сражалась с гахами, которые, кстати, выбирались из провала на ее глазах.
        - Еще и о том, как зарезали моих родителей, - прошептала Кама. - И твоего отца, Процелла, тоже. Я все видела своими глазами. Это дело рук Телы. И, думаю, Пуруса Арундо. И Телу я встретила в Бабу.
        - И не убила ее! - вскочила на ноги Процелла.
        - Нет, - покачала головой Кама. - Она была с двумя маленькими детьми. Но ее муж вместе с Урсусом Рудусом преследовали нас. Аментия Адорири отпугнула их.
        - Игнис в беде, - прошептала Процелла.
        - Так, - откинулась, прижалась спиной к стене Кама. - Я чувствую, разговор будет долгим. Тогда скажу сразу и страшное. Самсум захвачен степняками. Множество лодок, кораблей и колдунов. Они напали со всех сторон. Вести от Джокуса. И еще, завтра в Ардуусе какая-то церемония. Энимал - Предстоятель Единого Храма и мастера Орденов Солнца и Луны будут наделять Пуруса какой-то силой. И еще. Светлая Пустошь достигла Цитадели.
        - Игнис! - вновь заплакала Процелла.
        - Что с тобой? - спросила в повисшей тишине Туррис. - Что с тобой, Син? Что еще случилось, кроме того, что мы знаем, или того, что должны узнать?
        - Вы должны узнать многое, - прошептал Син. - А вот то, что узнал я… У меня в руке то, что передал мне Алиус Алитер. Погибший Алиус Алитер. То, что он забрал у колдуньи Ути. Колдуньи, о которой слышали многие. Колдуньи, которую учили где-то в Эрсет. И с целью приманить камень Митуту - отдали ей это!
        Син показал полупрозрачный обломок.
        - Это сработало, - продолжил Син. - Ути была каменщицей. Она помогала в той войне, шесть лет назад, Слагсмалу. Ее силой был взят Иевус и полуразрушен Обстинар. Потом она скрылась. Позже она встретилась с Алиусом и напала на него. Защищаясь, он ее убил. Но отец Ути убил известную большинству из вас Фламму. Убил в час рождения ребенка. Ребенок родился и стал каменщиком.
        - Ува, - прошептала Процелла.
        - Где теперь ребенок - мы не знаем, - покачал головой Син. - У меня в руках только этот обломок, который некоторые называли обломком одной из семи звезд. Это не совсем так, но пусть… Я посмотрел на него и кое-что вспомнил. Или кое-что понял.
        - Ты можешь рассказать? - спросил Аменс.
        - То, что могу рассказать, расскажу, - пожал плечами Син. - Остальное… Остальное - нет. Но не потому, что это секрет. Прошлое проявилось во мне, словно вскрывшаяся в тумане груда. Гора!
        - Ну, хотя бы самое главное? - наморщил лоб Аменс.
        - Хорошо, - кивнул Син. - Но пока что коротко. Первое, мое настоящее имя - Бали. На том языке, на котором оно звучало, это означает - соль.
        - Хорошее имя, - улыбнулась Туррис. - Но ты ведь разрешишь звать тебя Сином? Насколько я помню, это имя означает камень?
        - Как тебе угодно, - кивнул Син. - Я Син и для самого себя. Второе, кажется, я пришел в этот мир вместе с Лучезарным. Хотя, сразу добавлю, ничего не помню. Или почти ничего не помню об этом. Как Син я начинаю себя помнить уже после битвы при Бараггале.
        - У тебя хорошая память, - подал голос Литус.
        - И главное, - вздохнул Син. - Чтобы успокоить всех. Может быть, и меня самого. Я не человек.
        - Неужели мурс? - обрадовался великан Орс.
        - Нет, дорогой мой Орс-Портенум, - покачал головой Син. - Я не человек, не мурс, не гах, не акс, не демон и, уж конечно, не бог. Я бы даже сказал, что по сути я все-таки человек. Во всяком случае, я надеюсь на это. Но не слишком ли долго я живу для человека? И не слишком ли часто я возвращался к жизни тогда, когда не выжил бы даже такой здоровяк, как Орс?
        - Я еще жив, - прогудел Орс.
        - Тогда кто ты? - спросила Туррис. - Знаешь ли, хотелось бы услышать, если мы собираемся дальше быть вместе.
        - Я камень, - прошептал Син.
        - Каменщик? - не понял Аменс. - Что ты сказал?
        - То, что ты слышал, - прошептал Син. - Я не каменщик. Я и есть камень. Седьмой камень. Пропавший камень. Я сам он, а не человек, в которого он вселился! И эта пластина, это… часть моего доспеха.
        - Я не понимаю, - прошептала Кама.
        - Я не могу объяснить, - скривил губы Син. - У меня нет таких слов. Пока нет.
        Глава 30
        Исход
        Маленькая Ува плакала три дня. Когда рыдания совсем душили ее, Ирис давала ей подержаться за лук. И слезы высыхали.
        - Это не простой лук, - бормотала малышка. - Это очень хороший лук. Тем более что у тебя их два. И стрелы у тебя очень хорошие. Очень.
        - Поэтому я их берегу, - улыбалась в ответ Ирис, разводя в распадке на берегу Азу костер. - И если мне нужно сражаться, у меня есть пара десятков простых стрел. Да, приходится таскать лишнюю тяжесть, а что делать?
        - Это не лишняя тяжесть, - шептала, принимая в маленькие пальцы чашку с горячим напитком, Ува. - Это нужная тяжесть. Очень нужная.
        - Я знаю, - вздыхала Ирис.
        Часто Ува говорила то, что Ирис понять не могла. Двигались они медленно, потому что большую часть пути Ирис, борясь с болью в груди, несла Уву на руках. На пятый день пути, когда они достаточно отдалились от Тимора и даже переправились ночью через впадающую в Азу граничную речку, а потом Ирис снова разводила костер, чтобы отогреться и высушить одежду, Ува сказала вдруг следующее:
        - Вчера что-то случилось.
        - Вчера? - не поняла Ирис. - Где? Ты не сказала мне.
        - Далеко, - надула губы Ува. - Очень далеко. Где-то там.
        Она махнула рукой на юг или на юго-восток.
        - Я не всегда понимаю то, что чувствую, - призналась она. - Поэтому не говорю сразу. Но вчера было не очень страшно. Вчера просто что-то плохое полезло через границу.
        - Через какую границу? - не поняла Ирис.
        - Древние установили границы, - прошептала Ува. - Очень старые люди. Папа говорил, что эти границы были в ущельях Истен-Баба, Себет-Баби и Сана-Баба. Когда была большая война - очень плохой дядя провел свое войско через Истен-Баба и Себет-Баби. А через Сана-Баба не провел. Но вчера его слуги нарушили эту границу. Плохие слуги. Их прогнали, но границы уже больше нет.
        - Ладно, - улыбнулась Ирис. - Это ведь очень далеко?
        - Однажды всякое далеко становится очень близко, - прошептала Ува. - А еще я не сказала одно. Оно случилось за день до того, как папа погиб. Я не поняла, а потом забыла. Это тоже не близко случилось. В маленькой крепости убили очень большого человека. Очень большого. Почти убили. Почти совсем. Надолго. Он был нехороший человек. Но и неплохой. Хотя и страшный иногда. Но убили его совсем плохие. Их двое. И они тоже очень большие. Очень большие. А близко был совсем родной. Маленький, но родной. Игнис.
        - Да ты что? - задохнулась Ирис. - И что с ним?
        - Он живой, - твердо сказала Ува. - Был живой, а больше я не вижу. Но ведь у него камень? Я бы почувствовала, если бы он его потерял. Он его не потерял. Значит, он живой.
        - Хорошо, - вытерла слезы Ирис. - Скажи. Правда, что эти убийцы нашли нас из-за того, что ты лечила меня?
        - Может быть, - вздохнула Ува. - Но ведь надо было лечить? Папы нет, зато ты можешь теперь родить маленького человека! Знаешь, мне папа рассказывал про мою маму. Много рассказывал. И про себя. Я все помню. Каждое слово! И каждое слово мамы, потому что она говорила со мной, когда я еще была за дверью, понимаешь? Правда, у меня тогда не было еще камешка внутри. Но он же вовсе и не камешек. Он вроде огонька. Но я все равно мало знаю о маме. И папа сказал мне, что есть девушки, которые о ней знают много. Ты поможешь мне их найти?
        - Как их зовут? - спросила Ирис, глотая слезы.
        - Камаена Тотум и Лава Арундо, - прошептала Ува.
        - Я запомню, - пообещала Ирис.
        …Через полторы недели после того разговора парочка добралась до Аббуту. На противоположном берегу уже поднимались стены новой крепости, за ней клубился какой-то туман, народ сновал и на северной стороне Азу, но Ирис не стала крутить головой, а поспешила затеряться среди торговых рядов. Народ гудел. Разговоры были только о Светлой Пустоши, которая вот-вот, но подступит уже и к Аббуту, крепость Манус она уже сожрала, и неизвестно, что делать теперь? Куда бежать? До Ардууса нынче не всякий караванщик возьмется тропу править, даже в Бэдгалдингир, когда же император Пурус наведет порядок? Уже чтобы и в Махру или в Касаду попасть, нужно лишние полсотни лиг забирать к северу!
        Ирис прислушивалась, прижимала к себе Уву и присматривалась к лошадям. Наконец ее внимание привлекла низкорослая, но крепкая и здоровая кобыла. Хозяин лошади, веселый нахорит, на толстом животе которого не сходился гарнаш, принялся расхваливать лошадь, но Ирис оборвала его сразу. Назвала цену, показала на лошадей, которые были не хуже, но стоили так же. Объяснила, что ищет всего лишь лошадь пониже, поскольку она с ребенком. Тут же добавила, что даст сверху десятую часть цены, чтобы хозяин не тратил ее время, и еще десятую, чтобы он дал пару хороших потников да оседлал лошадку не в новую упряжь, а в прежнюю, притертую и подогнанную. Тем более что, кажется, именно она и лежит на столах за его спиной.
        Нахорит, который собирался торговаться с утра до полудня, а после полудня до следующего утра, раздраженно махнул рукой, но сделал все быстро и так, как надо, прошептав для порядка, что времена ожидаются тяжкие и он продает все, что может, и даже присмотрел себе место в прайдской деревеньке, недалеко от земель рефаимов, ну а какие в горах лошади? Нет, лошади и в горах могут пригодиться, но не целыми же табунами, тем более степных кровей, которым простор нужен. Нет, в горах лучше держать овец.
        …Уже после полудня Ирис устроила мягкое место перед седлом, усадила перед собой Уву и подалась на север. Через три дня, добравшись до изгиба узкой речки Валлы, что отмечала границу Обстинара и Валы и отделяла землю Карму от земли Эдин, Ирис повернула на запад. Деревень вокруг было немного, зима укутывала дороги и дома снегом. Народ старался из-под крыш не выбираться, хотя, на счастье Ирис и Увы, морозы стояли слабыми. Тем более что девчонка влюбилась в лошадку и часто просто спала на ходу, обняв ее и уткнувшись лицом в лошадиную гриву. В трактирах и постоялых дворах Ирис не задерживалась, всякий раз выбирая отдаленные пути, нехоженые дороги, заброшенные деревни. Иногда ей удавалось договориться о ночлеге в сарае или на подворье, и тогда она пыталась разогреть горячую воду и помыться сама и помыть Уву.
        - Ты из-за Игниса грустишь? - допытывалась девчонка. - Так ведь он жив!
        - И из-за Игниса, и из-за того, что могу родить ребенка, а его нет рядом, - отвечала ей Ирис.
        - Наоборот! - расширяла глаза Ува. - Ты же можешь его обрадовать! Роди ребенка, пока его нет! Представляешь, он вернется, а у тебя уже есть ребенок!
        - Хорошая мысль, - смеялась Ирис. - Но лучше я его дождусь. Надо же еще и договориться, каким будет ребенок? Мальчик или девочка. Светлые у него будут волосы или темные?
        - А хочешь такого ребенка, как я? - спрашивала, горя глазами, Ува.
        - Конечно, хочу, - отвечала Ирис.
        - Тогда давай я буду вашим ребенком! - шептала Ува и тут же огорчалась, видя, что Ирис глотает слезы. - Только сюрприза не получится. Он ведь уже меня видел!
        …Наверное, Ирис так бы и путешествовала до весны, добралась бы и до Галаты, и до Экрона, уходя от морозов, но, уже миновав Касаду и приближаясь к Махру, она все-таки столкнулась с разбойниками. Они появились на заброшенной дороге внезапно, выскочили в метель из-за заснеженного стога и, размахивая топорами, перекрыли идущую между оградой из жердей и оврагом дорогу с двух сторон. Ува, закутанная в одеяло, даже не проснулась. Лук привычно лег в руку Ирис, свист стрел слился со свистом вьюги - и десяток любителей чужого добра не успели опомниться и один за другим украсили дорогу темными холмиками. Ирис спрыгнула с лошади, чтобы проверить трупы, но, к собственному огорчению, поняла, что напали на нее нищие. Монеты у нее пока имелись, но зима была долгой. В круговерти послышался топот копыт, и Ирис снова наложила на лук стрелу.
        - Не спеши! - раздался знакомый голос. - Еще не хватало, чтобы меня подстрелили в таком месте. Тут же ни лекаря, ни постоялого двора поблизости. Я замучился вас искать! Все целы?
        Это был Нуллус. Ирис с облегчением прижалась к лошади. Нуллус, который уже был значительно больше похож на человека, подпрыгнул, чтобы разглядеть, кто спит на холке, удовлетворенно качнул головой.
        - Замучился искать. Вот уж не думал, что разыщу тебя аж под Махру! Представляешь, сколько я накрутил по проселкам за тобой!
        - Зато никто другой не смог меня найти, Нуллус, - грустно улыбнулась Ирис.
        - Ну, не плачь, - нахмурился Нуллус. - Теперь я рядом, муженек твой, судя по всему, пока жив, дай ему Энки долгих лет. Вьюга уже кончается. Смотри, небо посветлело. Тут в полусотне лиг живет с оравой ребятишек мой большой приятель и благодетель. Его Силентиумом кличут. Редкий человек, редкий. Он раньше напротив самой Уманни жил, но, как Светлая Пустошь поползла, пришлось ему переселяться.
        - Гудит что-то, - проговорила Ирис.
        - Гудит? - замер Нуллус, потянул с головы шапку, проговорил вдруг тихо, но слышно: - Не Нуллус я. Игнис знал меня как Пусиллуса, но я и не Пусиллус. Зови меня Хубар.
        - А что это за маленький дядя? - сонным голосом заговорила с лошади Ува. - И почему он такой большой? И что такое гудит? Там! Там! - Она ткнула пальцем куда-то на восток. - Там три больших дяди что-то закручивают! Сейчас!
        Лопнуло, оборвалось и затихло. Небо, только что начавшее было светлеть, потемнело. И словно пепел закружился в воздухе.
        - Ну вот, - прошептал Хубар, который нисколько не изменился. - Вот и началось.
        - Началось, - кивнула Ува.
        Ирис заплакала.
        Когда замок князей Аштарака уже пал, Лаурус оставался еще на мосту. Прикрывал вынос раненого Муруса, едва живого княжича Аштарака - Казуса, едва стоявшего на ногах старшего княжича Калтера, тела павшего князя Араманы Каниса Тимпанума. Последние беженцы поднимались по лестницам на высокий берег. На мосту сражались вместе араманы, дины, тирсены и атеры из войска Муруса. И пока двое динских шаманов накладывали на середину моста наговор, сдерживали толпу степняков с кривыми мечами, прикрывались щитами от летящих стрел всего лишь с десяток воинов.
        - Ты кто? - спросил Лауруса вымотанный до предела Калтер Тимпанум. - Я где-то тебя видел, воин! Ты славно сражаешься!
        - Я держал западную стену, - ткнул мечом в сторону оставленного города Лаурус.
        - Нет, - крикнул, отражая выпад очередного степняка, Калтер. - Я тебя видел в Ардуусе!
        - Может быть, - кивнул Лаурус. - Я стоял в страже одних из ворот.
        - Как твое имя? - спросил Калтер. - Я хочу запомнить.
        - У меня ярлык отца, - скрипнул зубами Лаурус, потому что стрела чиркнула его по предплечью. - Но род указан точно. Я из рода Вадум. Лаурус Вадум!
        - Я считаю честью сражаться рядом с тобой, Лаурус Вадум! - крикнул Калтер.
        Они откатились к началу лестницы, продолжая рубиться. Только тогда выживший из двух динских шаманов рассек себе ладонь и выдул заклинание из уст. Каменный мост вспыхнул, словно он был деревянным, и рухнул через минуту грудой камней в ледяное течение Утукагавы.
        - Много крови, - объяснил шаман, заматывая тряпицей руку. - Не из руки много крови. И даже не на мосту, хотя он весь пропитался кровью, оттого и рухнул. Слишком много пролитой крови в этом мире. Он может опьянеть и сойти с ума.
        - Главное, чтобы спьяну он не сломал себе шею, - вытер меч рукавом Лаурус.
        - А вот это уж как пойдет, - вздохнул шаман.
        …Когда Лаурус вместе с последними защитниками поднялся наверх, к нему подскочил старшина, торжественно сообщил, что гарнаш и лошадь в сохранности, спутники воина давно отбыли, а самого его призывает к себе воевода Мурус. Воевода лежал на раскинутых на снегу одеялах и морщился от усилий лекарей, которые тревожили его раны.
        - И нечего хмуриться, - буркнул он подошедшему Лаурусу. - Кто ты там теперь? Клавус Вадум?
        - Лаурус Вадум, - получил он твердый ответ.
        - Неплохо, - кивнул Мурус. - Я помню твоего отца. Он был обычным стражником, но только потому, что в те годы негде было испытать доблесть. Однако доблесть порой испытывается не только в битвах. И в этом смысле его доблесть не пострадала. Я рад, что ты здесь. Уж не думал тебя увидеть.
        - Где же я еще мог быть? - спросил Лаурус.
        - Там, где очень скоро можем оказаться мы все, - помрачнел Мурус. - Принимай войско. Не меньше чем на неделю, пока я встану на ноги. А там посмотрим.
        - А Пурус? - так же мрачно спросил Лаурус.
        - Ты думаешь, он будет защищать эту землю? - удивился Мурус. - Принимай войско. Ты здорово обрадовал меня, парень.
        Когда рухнул аштаракский мост, тысячники Орды радовались. Никто и не собирался штурмовать высокий берег. Повеление ужасного Телоха было определенным - выдавить всех, кого можно выдавить, на северный берег Утукагавы. Потом будут другие задачи. Взять богатый Самсум. Пощекотать животы разжиревшим царствам на западном берегу моря Тамту. До прихода Светлой Пустоши выжечь и вырезать Туршу, как был вырезан Тир. И гнать вдоль Светлой Пустоши всю эту лесную и северную мерзость к Хонору, Утису и дальше на север, пока грязное жертвенное стадо не ступит на священный пепел. Но только тогда, когда живое мясо из Раппу и Бабу, давясь каменным коридором, не выпрется туда же. Есть кому этим заниматься, есть. Поэтому пока что дело за Самсумом и Туршей, за рабами и богатствами. Стариков и старух - на корм диким воинам и степным псам. Молодых мужчин - в удел магов. Кто-то пойдет на мясо, кто-то будет рвать жилы во славу ужасного Телоха, а кто-то станет диким воином. Детей туда же. Женщин, особенно молодых, особенно юных и красивых, - на услаждение воинства. Вплоть до их смерти. Исключение только для самых красивых.
Для редких. Самых лучших отбирать для Телоха. Теми, кто с небольшим изъяном, одаривать тысячников. Ну и остальных - как получится. Монеты есть у каждого, тратьте их, воины великой степи, так, как заблагорассудится! Тем более что новая добыча маячит на горизонте.
        Ушлый работорговец был очень доволен. Он, правда, уже забыл, откуда последнее пополнение в его шатре, но в этот раз рассчитывал на благосклонность самого Телоха. Все-таки жаль, что память начисто отшибло, помнил бы, похвастался бы, какими усилиями удалось раздобыть этакую ценность! Да и жаль, что не сам Телох пришел посмотреть на его добычу, явился толстый и лысый евнух. Сладкий, как вылитый в пыль мед. Тьфу, гадость. Теперь стоит и выглядывает, ощупывает бесценный товар. Неужели он не видит, что это лучшее, что можно найти от гор Габри до русла Утукагавы?
        Посередине шатра стояла обнаженная дакитка. Прочие женщины торговца, согнувшись, покорно опирались коленями о войлок вдоль его стен. Евнух ощупывал гибкий стан, твердую, небольшую грудь. Руки, ноги, лицо, запускал липкие пальцы в рот, сгибал девчонку и забирался теми же пальцами в самые укромные отверстия, опять возвращался ко рту и щелкал по небольшим, но острым клыкам.
        - Дакитка - не редкость, почему не вырвал клыки? Кожа чистая, на лицо - пригожа. Хотя могла бы быть и чуть полней. Одной пригоршней обе ее ягодицы сжать можно. Здорова, не спорю, но уже не девственница. И лет ей сколько? Никак не меньше двадцати пяти? А то и все тридцать?
        - Благословенный! - начал юлить торговец. - Разве ты не знаешь, что молодость у дакитов длится дольше? Дели ее возраст на полтора, а то и на два! Приглядись к стану! Приглядись к линиям тела! К ее складкам! Да ты среди пятнадцатилетних не найдешь такую же! И кому могут помешать клыки? Разве не ты передавал повеление, что для тех даров, которые будут предложены Телоху, не умалять ничего?
        - Телоху? - удивился евнух. - Да он и не посмотрит на нее. А посмотрит - она сдохнет от страха. А не сдохнет, так порвется тут же!
        - А хоть бы и порвалась? - поднял брови торговец. - Женщин у Телоха много, я слышал, что редко кто более одной ночи выдерживает. Некоторые по месяцу, по два ждут своей участи в его шатре, так почему не украсить этот цветник самым живым цветком, самым ценным? Почему не положить в ларец на гору жемчужин огромный рубин?
        - Рубин? - оскалился евнух. - Где ты видишь рубин? Ну, может быть, гранат. Но не более того.
        - Порой ценность камня повышает оправа, - прошептал торговец и сунул в потную руку деревяшку. - Много ли у Телоха в шатре принцесс? А даккитских принцесс? Боюсь, что ни одной. У тебя, дорогой мой, есть шанс стать главным евнухом!
        - Да хоть тысячником среди них, - пробурчал евнух, вглядываясь в ярлык. - Не может быть. Ведь эту разбойницу разыскивает весь Эрсет! Считай, что она казнена уже… Хотя сладкая казнь - это ведь тоже казнь… Ну ладно. Уговорил. Но ведь разорвет, как есть разорвет.
        Сказал, подхватил голую дакитку, закинул ее на мягкое покатое плечо и понес прочь из шатра, нимало не заботясь, что на улице вьюга и снег. Показалось торговцу или и в самом деле из пустого места, откуда-то от центрального шеста донеслось тихое:
        «Не бойся, не разорвет, не дам»?
        - Эй! - заорал торговец, потирая руки. - Падаль! А ну-ка, подвяжите полог! Шевелится от сквозняка!
        Почти через две недели после удачного подношения работорговца в главном зале фидентского замка сидели четверо магов: Этлу - Амплус - Великий Мастер Ордена Земли, Никс Праина - Великий Мастер Ордена Воды, дакитка Лакрима - Великий Мастер Ордена Воздуха, и даку Фера - Великий Мастер Ордена Огня. Они сидели, держа друг друга за руки. И когда небо над замком потемнело, а далеко на севере, над Ардуусом прогремела молния, такая же молния сгустилась шаром между ними. С минуту она сияла, переливаясь огнями, потом же, когда маги подали руки вперед, с грохотом лопнула, опалив лица.
        - Основа основ, - усмехнулся Фера. - Нас опять четверо.
        - Нас всегда было четверо, - хмуро заметил Амплус.
        - Вчетвером мы не справимся, - улыбнулась Лакрима. - Учеников осталось мало, Самсум взят. Как раз теперь штурмуют наши башни.
        - Башни - это только камень, - проворчал Фера.
        - А мир под этим небом - это только мир, - ответил Амплус.
        - Придется идти в Бараггал, - медленно протянула Никс Праина.
        - Почему? - удивилась Лакрима. - Ты и в самом деле готова встать в один ряд с бродягами и храмовыми уродами?
        - С кем угодно, - прошептала Никс Праина. - Но если хочешь остановить что-то тяжелое, то, что приближается неотвратимо, найди твердое место. Единственное твердое место - это Бараггал.
        В тот день, когда небо потемнело, Фидусия, Ава и Арма с Гладиосом уже миновали и крепость Ос, и Лаписский замок и медленно двигались вверх по узкой тропе.
        - Вон, - показала Фидусия на шатры. - Это войско Даккиты, которое не даст втоптать в дерьмо честь родины.
        - А есть такое же войско Эрсет? - спросила Арма.
        - Не знаю, - пожала плечами Фидусия. - Я из Эрсет. Тут и кроме этого войска - сто тысяч беженцев из Эрсет. Дакиты и даку. И много атеров, лаэтов и руфов тоже. Правда, дакиты называют их скопом - вирами. И они собираются в войско. Вместе с дружиной герцога, думаю, тысяч двадцать тоже будет.
        - Сорок тысяч, - прошептала Ава. - Много.
        И как раз одновременно с последним ее словом ударила молния.
        - Мало, - прошептала Фидусия, посмотрев на потемневшее небо.
        …В тот же день отдалившиеся от Ардууса на два десятка лиг двадцать тысяч обвешанных амулетами воинов, которые прижимались к предгорьям Балтуту, чтобы не ступать на край Светлой Пустоши, были сбиты с ног ринувшимся на них вместе с ударом молнии мутным валом пустоши. Когда, откашлявшись и поднявшись на ноги, многие из них смогли видеть, они разглядели бескрайнюю, покрытую черным пеплом равнину. В отдалении в ней тонули какие-то тени.
        - Что будем делать? - спросил Фелиса Адорори Фалко Верти.
        - Продолжаем идти на юг, - ответил Фелис.
        - Зачем? - спросил Фалко. - Вот он, враг.
        - Лучше сражаться, когда за твоей спиной твои близкие, - заметил Фелис.
        - Где бы ты ни стал сражаться, близкие за твоей спиной, - ответил Фалко.
        - Согласен, - кивнул Фелис. - Но пока мы можем идти, то будем идти. Нашим домам не помешают двадцать тысяч воинов. Там мы станем сильнее.
        …В десятке лиг от них, забрав на пять лиг в глубь Светлой Пустоши, мчались четыре всадника. Когда стены Ардууса скрылись из вида, Софус выдернул из-за ворота три огненных волокна и протянул их Игнису, Бибере и Брите.
        - Повяжите на запястье. Пока они с вами, Светлая Пустошь видит в вас своих слуг. Но снимите при первой возможности. Иначе вы сами увидите в себе слуг Светлой Пустоши.
        - Мне не нужно, - покачала головой Бибера.
        - Нужно, - буркнул старик. - Если твое тело не пробивают стрелы, не хвались этим, потому что однажды в тебя выстрелят из катапульты. И ты сдохнешь непробитой!
        - Ладно, - надула губы Бибера. - Сдыхать пока не хочется. Я, кстати, еще девственница!
        - Энки благословенный, - вздохнула Брита. - Те, кто откладывают все на потом, рискуют больше тех, кто идет на риск.
        - Расскажешь чуть позже, - поджала губы Бибера.
        - А куда ты? - спросил Игнис старика, поворачивающего на запад.
        - К Бараггалу, - отозвался тот. - Надо спешить. Если и умереть, то нет места лучше. Надеюсь, мы еще увидимся.
        …В тот же самый час, когда после удара молнии герцог Адамас стоял на верхней площадке тиморского замка, к нему поднялся Соллерс.
        - Что случилось? - спросил, не оборачиваясь, Адамас.
        - Не знаю, - пожал плечами Соллерс, покосившись на потемневшее небо. - Я ничего не понимаю в небесных делах.
        - Боюсь, что это не небесные дела, а выбравшиеся из поганой бездны, - прошептал Адамас и, обернувшись, кивнул Соллерсу: - Я о гонцах. Что там?
        - Кажется, к нам идет помощь, - склонил голову Соллерс. - Свеи идут. Свеи, анты и венты. Сорок тысяч. Десять тысяч валов и иури. И даже двести рефаимов. Северяне сказали, что больше не могут. Больше мужчин не осталось. Они хотят встать лагерем у стен Тимора. Они собираются сражаться с Эрсет и Ордой, иначе этому миру конец.
        - Разве Эрсет не ближе к ним, чем к нам? - нахмурился Адамас.
        - Зима, - пожал плечами Соллерс. - Путь через Северную Лаэту зимой закрыт. Хотя…
        - Продолжай, - потребовал Адамас. - Что ты застыл?
        - Я не могу поверить, - пожал плечами Соллерс. - Есть еще гонец из Этуту. Этлу.
        - Ты же сказал, что северный путь закрыт! - воскликнул Адамас.
        - Это этлу, - повторил Соллерс. - И они не из Северной Лаэты. Они прошли через горы. Через перевалы, недоступные для простого человека. Их много. Одних воинов - пять тысяч. Это очень много для этлу. И они идут в Тимор.
        - Энки благословенный, - покачал головой Адамас. - А если и свеи, и валы, и анты, и остальные повернут против нас? Пятьдесят тысяч мы положим под стенами, даже вместе с рефаимами. Но этлу! Пять тысяч - это больше, чем было этлу на поле Бараггала! Кто их призвал?
        - Свеев, рефаимов и остальных призвал угодник под именем Пусиллус, - пожал плечами Соллерс. - Впрочем, они также ссылаются и на принца Лаписа Игниса. Но имя Пусиллуса я тоже слышал. Кто-то с похожим именем приходил в Тимор, разыскивал останки Алиуса Алитера, но он уже ушел. Вряд ли это был он. Так, какой-то маленький и неприметный человечек. Но этлу тоже идут на помощь. Гонец говорит, что они спасают свои семьи. И что с ними жены и дети. Эрсет накрыла черная беда.
        - Хорошо, если так, - задумался Адамас. - Но черная беда накрыла не только Эрсет.
        …В тот же час, когда небо потемнело, предстоятели четырех храмов Энки стояли на холме Бараггала и с ужасом смотрели на поднимающиеся вокруг холма черные, мутные стены. Смотрели, пока эти стены не сомкнулись высоко над головами непроглядным куполом.
        - Если и умереть, то нет места лучше, - прошептал старый и морщинистый Павус, предстоятель Храма Праха Божественного.
        - Мы сами во всем виноваты, - пожаловался маленький и седой Кадус, предстоятель Храма Энки. - Не нужно было избирать предстоятелем Единого Храма - Энимала. Никогда еще инквизиция не приносила добра!
        - Я бы не стал преувеличивать наше значение, - заметил седой дакит Пеллис - предстоятель Храма Святого Пламени. - Мы муравьи под ногами губителя.
        - В таком случае нам повезло, - прошептал еще не старый атер Турбар, седоголовый предстоятель Храма Последнего Выбора. - Будь мы даже муравьями, нам дается шанс впиться жалом в ногу губителя.
        - Ты никак не забудешь, Турбар, что ты уже не воин гвардии Ардууса, - процедил сквозь зубы Павус. - Наше оружие - молитва! Я вообще удивляюсь, что ты стал предстоятелем Храма!
        - Ничего удивительного, - прогудел Пеллис. - Уже два года к Бараггалу не могут пробиться паломники. Турбар единственный, кто сумел дойти. Кому еще быть предстоятелем? Кого послал Веррес, тот и пришел.
        - Меня послал не Веррес, - отрезал Турбар. - Сколько можно повторять? Софус меня послал. Веррес только согласился. Еще и добавил, что я все равно сдохну.
        - Какая разница, кто и кого послал? - поморщился Кадус. - Нас всех кто-то однажды послал. И вот мы, кажется, добрались.
        …В тот же час герцог Алки Импиус Хоспес стоял на стене замка и смотрел на огромное войско Эрсет, заполняющее заснеженную равнину. Когда небо потемнело, между шатрами врага загорелись костры. Подошедшая к мужу герцогиня Катена, урожденная Краниум, дочь короля Бабу, с дрожью спросила:
        - Ты ведь послал сообщения королю Тигнуму и королю Пурусу?
        - Да, - проговорил Импиус. - И герцогу Адамасу, и герцогу Тотусу, и даже воеводе Мурусу. Послал бы еще в сто адресов, разогнал бы всю голубятню. Но понимаешь ли ты, что это конец?
        - Почему? - спросила с дрожью Катена, родившая герцогу двоих детей.
        - Собирайся, - сказал ей герцог. - Немедленно отправляйся в Тимор. Это самое безопасное место, которое я знаю.
        - Почему? - во второй раз повторила Катена.
        - Потому что это войско больше того, которое гнал к Бараггалу Лучезарный, - ответил Импиус. - И еще одно. У тех, кто оборонял эту стену, за спиной была Империя Лигурра. У нас за спиной - неизвестно что.
        …Король Бэдгалдингира стоял на открытой площадке второй башни угодников. Башня Бенефециума была пуста, хотя изредка, особенно летом, Тигнум видел на ней угодника и даже, случалось, махал ему рукой. Сегодня к нему прилетела весть от герцога Алки. Весть об огромной армии, а значит, о конце Бэдгалдингира. Король стоял и думал о том, что в Ардуусе творится неизвестно что и что его сын Церритус вырос в мерзавца, а то, что его пригласил к себе король Пурус, лишь подтверждает печальный вывод. В голову приходили мысли, что какое-то время Алка продержится, а потом все равно нужно уходить, и уходить не к Аббуту, где сын Тутус, его гордость и его радость, возводит теперь уже ненужную крепость, а к Тимору. Если где и можно было собрать силу, то только там. Тигнум уже совсем вознамерился идти вниз и объявлять, что следует рассылать глашатаев и покидать благословенную долину, но одновременно с далеким ударом молнии разглядел в потемневшем небе странную тучу. Сэнмурвы, понял он через несколько минут. Они летели плотным облаком на запад. Тигнум не боялся, древняя магия хранила обе башни. Даже Лучезарный не сразу
смог справиться с ними, их восстанавливали по камню, и тот же Бенефециум уверял Тигнума, что для нечисти они неприступны. Наверное, сэнмурвы этого не знали. Пролетая над башней, в тот самый миг, когда Тигнум в ужасе разглядывал брюшины мерзких тварей, вся эта туча ринулась вниз и разорвала старого короля в клочки.
        …Гахи подошли к Раппу за три дня до того, как потемнело небо. Расставили до горизонта шалаши, выставили караульных, в четверти лиги устроили загон, в который тут же набили затянувших прощание с последней родиной араманов, рядом устроили загон для свиней, для коров, еще подальше такие же загоны и с невозмутимостью принялись разделывать и скот, и людей и тут же готовить из полученной плоти какие-то ужасные блюда.
        - Лентус, - позвала королева сына. - Немедленно собирай семью и уходи.
        - Куда? - спросил Лентус. - По слухам, Эбаббар захвачен пустошью. Вестей от Флавуса Белуа тоже никаких нет.
        - Надо было отправлять тебя в Тимор, - задумалась Рима. - К Регине. Теперь, думаю, только в Лапис.
        - Но Субула не пойдет, - признался Лентус. - Она вознамерилась сражаться.
        - Собирай детей и отправляй с самыми надежными воинами в Лапис, к герцогу Диминусу! - отрезала Рима. - И радуйся, что у тебя такая жена. Иначе и не знаю, кто бы постоял за честь твоей семьи. Где Субула?
        - Занимается подносом воды к стенам, - сказал Лентус. - Заливает их и скалы.
        - Не поможет, - прошептала Рима. - Гахов слишком много. Передай ей, чтобы она держала наготове лошадей, мне будет жалко потерять такую невестку. Я ухожу в Бабу.
        - А мне ты ничего не хочешь сказать? - скривил губы Лентус.
        - Спасай детей, - отрезала Рима. - Ты герцог? Объявляй, чтобы все, кроме воинов, уходили! Все! Раппу долго не продержится!
        …Когда молния прогремела над Утисом, все обитатели крайнего дома уже стояли на улице и смотрели на темнеющее небо. Хмурый уже второй день Син, Туррис, Орс, Кама, Процелла, Касасам, Аменс, Лава, Литус, подошедшие Аментия, Фестинус, Серва. Джокус с отрядом ожидал путников в начале улицы. Две оседланные лошади стояли у ворот.
        - Началось, - прошептал Син и вдруг улыбнулся. - Когда-то все это должно было закончиться. Значит, все может наладиться.
        - Или не может, - хмуро заметила Туррис.
        - Наладится, - мотнул головой Син. - И у меня есть хорошая весть для тех, кто беспокоится, что это начало конца. Мы собственной смерти не увидим в любом случае.
        - Мне стало полегче, - заметил Литус.
        - Давай, - похлопал по плечу Касасама Син. - Джокус проводит вас с Процеллой до Лаписа. Вы знаете, что делать. Процелла, береги меч. Если не он, я не знаю, что вам поможет. И не плачь. Твой брат жив. Если он не потерял камень и после этой грозы, значит, надежда еще остается.
        Процелла кивнула и запрыгнула в седло. Ворота открылись, и вскоре стук копыт возвестил, что Джокус повел путников к переправе.
        - А мы? - спросила Кама. - Будем ждать Игниса?
        - У него теперь свой путь, - заметил Син. - Но подождать нам придется. Надеюсь, недолго. Нас, пока без Касасама и Процеллы, - семеро. К тому же нам согласились помочь Аментия и Фестинус.
        - И я, - возмутилась Серва.
        - И она, - покачала головой Аментия. - Все равно не отстанет.
        - Хорошо, нас десять, - кивнул Син. - Из нас трое каменщики.
        - Один так вообще камень! - улыбнулась Лава.
        - Пусть так, - кивнул Син. - Но не подошел еще один угодник. Его зовут Моллис. И он очень хороший парень.
        Эпилог
        Цитадель
        Вирская площадь была заполнена народом. Люди стояли плотно, один к другому и ждали. Они подпирали спинами стены амфитеатра, топтали окровавленные, но пустые по случаю важного события помосты для казней.
        - Сегодня не будет казней, не будет, - неслось от одного к другому. - Император милостив. Милостив император!
        Люди ждали. Ждали на площади, ждали в переулках, выходящих на площадь. Воины ардуусской гвардии выстроились вдоль Стражного проезда, зеваки заполнили Дровяной, Доспешный проезд, Мечную, Мясную, Молочную, Коровью, Бобровую, Гороховую, Чеканную, Мытарскую улицы, раскидывалась до Храмовой и Торговой площади. Весь Ардуус чего-то ждал, хотя и не знал точно - чего. То ли король Великого Ардууса великолепный Пурус должен сам себя сделать тем, кем он по сути и являлся, то есть Императором. То ли уже в этом божественном статусе он должен был сравняться или с богами, или с кем-то им подобным. Во всяком случае, обширной площадки, расположенной между привратными башнями цитадели, снизу, с площади, и даже с крыш и из окон домов, окружающих Вирскую площадь, видно не было. Поэтому людям, которые жаждали увидеть императора, приходилось полагаться на глашатаев. Но они пока молчали.
        …Король Пурус сидел в шатре, раскинутом прямо на верхней площадке южной привратной башни. За его спиной стояли шесть женщин-охранниц во главе с Ярри. Прочие должны были следить за гостями церемонии.
        - Ну что там? - лениво бормотал Пурус, поглаживая стоявшую рядом Ярри по ноге под ее котто и стискивая другой рукой драгоценный императорский меч.
        - Вы хотите узнать о неприятностях, Ваше Императорское Величество, - молвила стоявшая перед ним на коленях Тианта, - или о церемонии?
        - Давай уж о неприятностях, - поморщился Пурус. - Я добрый. Опять не прибыли вызванные девицы?
        - Вряд ли они прибудут, - усомнилась Тианта. - Светлая Пустошь перекрыла все дороги.
        - Ничего, - рассмеялся Пурус. - Скоро эта муть обратится пеплом. И остынет. И мы будем ходить по этому пеплу, вздымая его сапогами. Знаешь, говорят, после подобного резко увеличиваются урожаи у крестьян. У нас будет возможность проверить!
        - Мой Император, - склонила голову Тианта. - Под утро, еще ночью, через южные ворота вышли с воинами Фелис Адорири и Фалко Верти. Они увели часть воинов Утиса и Фиденты. Всего двадцать тысяч человек. Пошли на юг. По окраине Светлой Пустоши.
        - На юг? - оскалился Пурус. - Всего двадцать тысяч? Да у нас только из Фиденты и Утиса было пятьдесят тысяч воинов. Смешно. Тианта, не для наказания, а для удовольствия - сегодня же получишь сто плетей.
        - Слушаюсь, мой император, - еще ниже согнулась Тианта.
        - Я добрый, - скрипнул зубами Пурус. - Сейчас же объявить о назначении воеводой Церритуса! Он прибыл на церемонию?
        - Да, мой император, - кивнула Тианта.
        - И призовите в Ардуус Урсуса Рудуса, - добавил Пурус. - Из Хонора ведь никто не ушел?
        - Нет, мой император, - почти припала к полу Тианта.
        - Хорошо, - поморщился Пурус. - Объявить Фалко и Фелиса изменниками и приговорить к смерти. Но у нас достаточно войска и без них. Что теперь на площадке?
        - Ведут Игниса Тотума, - метнулась к выходу из шатра Тианта. - Все ардуусские вельможи уже выстроились. У помоста я вижу Великих Магов - Сола Нубилума, Табгеса и еще двоих, наверное, помощников одного или другого. Там же Болус с невестой Ашей. Бенефециум из Бэдгалдингира с помощником. Церритус. Фиртум с супругой. Энимал со служителями четырех храмов. И твоя охрана, император.
        - Игниса прихватили к помосту? - спросил Пурус.
        - Да, - кивнула Тианта.
        - Иди, - махнул рукой Пурус. - Пусть глашатаи орут, что император прибыл на церемонию.
        - Убить, - прошептал Пурус Ярри, едва Тианта вышла из шатра. - Сегодня же принести мне ее голову и отсеченную грудь. Ясно?
        - Слушаюсь, мой император, - прошептала Ярри. - Какую грудь - правую или левую?
        - Обе! - зарычал Пурус. - Я хочу, чтобы их приготовили и накормили ими моих гостей. Ясно?
        - Ясно, мой император, - поклонилась Ярри.
        - Тогда пошли, - поднялся Пурус. - И сегодня, Ярри, не забудь прийти ко мне!
        - Слушаюсь, император, - еще ниже поклонилась Ярри.
        …Он шел к выходу из шатра, распихивая подушки ногами и брызгая ругательствами. Затем, опираясь на императорский меч, шагал к месту церемонии, поглядывая на серое небо, на главную башню цитадели, на склоняющих при его приближении головы вельмож. Глашатаи заканчивали объявление Церритуса воеводой войска. Церритус, на щеках которого горел румянец, опустился перед Пурусом на одно колено. Пурус похлопал его по плечу и пошел к помосту, на котором был закреплен полуистерзанный Игнис Тотум. Распорядитель грязной части обряда Зелус бухнулся на колени.
        «Убить, - подумал Пурус. - Вот ведь мерзость. Придумать, как, и тоже убить. Хотя и придумывать ничего не надо. Какой-то и чей-то племянник. Убить, и все. Скажу Ярри. Чуть позже скажу Ярри».
        Пурус покрутил головой и, взглянув на помощников Сола Нубилума и Табгеса, ощутил смутную тревогу. Незнакомцы были как будто опасны. Впрочем, об этом можно поговорить и потом. Что творится? И Русатос появился! Да еще и один? Судя по всему, Софуса он так и не нашел. Понятно, что уже есть этот Бенефециум, который сумел проявить себя с самой лучшей стороны, но Софус…
        - Ярри, - обернулся Пурус. - Русатос должен сегодня умереть.
        - Как будет угодно Вашему Величеству, - прошептала Ярри.
        - Мне будет угодно по-всякому, - хмыкнул Пурус и остановился напротив несчастного, прикованного к помосту. Лицо его покрывали капли пота, глаза были расширенными от ужаса. Изо рта раздавалось хриплое мычание.
        - И чего мы ждем? - спросил Пурус.
        - Начала церемонии! - воскликнул Сол Нубилум. - Сей хранитель камня уже готов к смерти. Руки и ноги его перехвачены жгутами. Зелус перерубит их и отойдет. И последний удар нанесете вы, Ваше Величество. И камень переселится в того, кто ближе всего к прежнему хранилищу.
        - Ты ничего не хочешь сказать? - спросил у Игниса Пурус.
        Тот в ужасе замотал головой, захрипел.
        - Боится, - удовлетворенно заметил Пурус и махнул рукой. - Начинай!
        …Бенефециум был неподвижен. Он не вздрогнул даже тогда, когда Зелус не смог перерубить руки и ноги Игниса с одного удара и размолотил культи в кровавую кашу. Никто не смеялся. Многочисленные вельможи Ардууса онемели от ужаса. Разве только Морбус, стоявший рядом с Бенефециумом, довольно скалился. Что-то обсуждали Сол Нубилум и Табгес. Переминался с ноги на ногу и жмурился Фуртим. Окаменела его жена.
        - А ведь этот Софус, кажется, изрядный мерзавец и хитрец? - вдруг проговорил Бенефециум.
        - Но так ведь даже интереснее? - заметил Морбус.
        - Да, - кивнул Бенефециум. - В этом что-то есть.
        - Император! - воскликнул Сол Нубилум, и Пурус всадил меч в грудь Игнису. Надавил раз, еще раз, проткнул вплоть до помоста и, когда хрип утих и кровавые пузыри осели, с недоумением разглядел вместо Игниса на помосте Алкуса Рудуса.
        - Это еще что?! - заорал он во всю глотку. - И где камень?! Он уже во мне?!
        - Нет, Ваше Величество, - ответила, подойдя к нему сзади, Тианта и одним движением перерезала Пурусу глотку. - Но обычных камней будет много. Тебе хватит.
        - Что это? - закричал Фуртим, глядя на осевшего грудой мертвой плоти Пуруса. - Что это? Ярри?
        - Смерть, - ответила Ярри, выдергивая из ножен меч. - Легкая смерть. Благодарите своих богов за нее. Вам повезло.
        Через минуту на площадке не оказалось никого, кроме девиц с оружием, Сола Нубилума, Табгеса, двоих сопровождающих их, Русатоса, Бенефециума, Морбуса, Аши, которая сама убила Болуса, Энимала, трясущегося от ужаса толстого храмовника Верреса, мертвенно-бледного Церритуса и скулящего под помостом Зелуса. Только Млу сумела унести с собой жизнь трех девиц. Остальные гости церемонии не смогли оказать сопротивления убийцам. Трупы заполнили оголовок ворот цитадели. Кровь расползалась по камням. Глашатаи замерли в ужасе, не решаясь обернуться.
        - Мурсы! - прошипел Сол Нубилум, и Табгес, один из сопровождающих Сола Нубилума, Тианта, Ярри и Русатос встали у помоста с истерзанным трупом, рядом с ними заклубились похожие на них тени, составили круг.
        - Все здесь? - прищурился Бенефециум. - Надеюсь, те, кто пристроился в плотские раковинки, оставил их под защитой? Хотя одного из неразвоплощенных нет…
        - Это к давнему спору о том, может ли мурс быть уродом, - забулькал Фабоан. - Тот, кто не хочет развоплотиться, как мурс, сдохнет, как человек!
        - Аксы! - повысил голос Сол Нубилум и тут же обратился в чудовище с пылающими глазами. Заклубился, обратился в Фабоана второй сопровождающий. Вытянулся на голову, раздался в плечах, оскалил клыками пасть, оделся в серую кожу Бенефециум.
        - А ты мне нравишься, папенька, - засмеялся Морбус.
        - Смотри-ка, - наклонился над трупом, запустил руку в рану и извлек оттуда сверкающий клубок Сол Нубилум. - А ведь это важнее, чем камень! Это же целая нить! На всю длину!
        - Лучше бы это был весь шнур, - заметил Фабоан. - Он ведь у них?
        - Как раз шнур никогда не будет обращен против нас, - рассмеялся Сол Нубилум. - А для нашего обряда это лучше всего. Ошибки быть не может.
        - Ошибки быть не может, - повторил Фабоан.
        - Ошибки быть не может, - проскрипел тот, кто был Бенефециумом.
        - Этот Софус и в самом деле такой забавник! - рассмеялся Сол Нубилум. - Момао! Доверим обряд твоему младшенькому?
        - Аша поможет ему, - скривился Бенефециум. - Все в круг! Дети мои! В круг! Подтолкните тех, кто растерян и испуган. Девушки! Оставайтесь снаружи, вы придаете нашим упражнениям пикантность и остроту! Не волнуйтесь, и вас не оставит в благословении длань великого! Скоро, очень скоро великая радость ожидает нас всех. Вы будете пить ее! Вы будете дышать ею! Вы будете упиваться ее великолепием и силой! Вы сможете нежиться в ее тени!
        - Момао, может быть, ты все-таки сам проведешь церемонию? - хихикнул Сол Нубилум.
        - Морбус! - протянул руку к сыну Бенефециум-Момао.
        - Начинай с низшего! - шепнула на ухо брату Аша. - Ты должен перечислить всех, кто составил круг, и всех, кто в круге!
        - Знаю, - прошипел Морбус и тут же торжественно произнес: - Зелус Ренисус! Младший мастер инквизиции!
        Зелус продолжал скулить под каплями крови, все еще стекающими из тела Алкуса.
        - Предстоятель одного из четырех храмов! - засмеялся Морбус. - Что символично - Храма Последнего Выбора! Веррес!
        Толстяк судорожно закивал.
        - Предстоятель Единого Храма и старший инквизитор - Энимал! - продолжил Морбус.
        Энимал мрачно кивнул.
        - Подлинный храм строится не из камней, а из собственных потрохов! - ответил кивком Энималу Сол Нубилум - Рор.
        - Меня зовут Морбус! - поклонился всем глашатай. - Рядом - Аша Ренисус, вдова наследника Ардууса!
        - Свидетельствую, - подал голос Энимал.
        - С нами Церритус Ренисус, принц Бэдгалдингира и воевода войска Ардууса! - продолжил Морбус.
        - Свидетельствую, - снова подал голос Энимал и положил руку на плечо принцу, который подрагивал от ужаса.
        - Мурсы! - напомнила Аша и встала рядом с братом, чтобы подсказывать ему.
        - Воплощенные и свободные, - начал тот, проходя вдоль тел и теней, составивших круг.
        - Табгес! - был назван бледнокожий мужчина с как будто проступающими трупными пятнами на лице. - Великий Мастер Ордена Луны!
        - Манин! - прозвучало имя его соседа в круге, смуглого юноши с провалами черноты вместо глаз. - Великий Мастер Ордена Тьмы!
        - Сиатрис! - улыбнулся Морбус. - Известный нам как Русатос, Мастер Ордена Света! И вслед за ним достойнейшие воительницы света - Тианта и Ярри!
        - Телох! - подсказала Аша у клубящейся тени как будто вставшего на дыбы зверя. - Повелитель маннов.
        - Диафанус, - поклонился высокой тени Морбус. - Посланник и повелитель гахов.
        - Веп, - была названа тень с чем-то алым на горле. - Смотрящий за Светлой Пустошью и священным Пиром!
        - Мом, Орсор, Очил, Эофан, Каб, Сальд, - последовали просто имена.
        - Четырнадцать! - возвестила Аша.
        - Хорошее число! - улыбнулся Рор.
        - Рор! - поклонился аксу Морбус. - Великий акс, известный как мастер ордена солнца - Сол Нубилум!
        - Сколько их уже было, этих имен, - поскучнел Рор. - Постоянство не моя черта. Но только в этой области.
        - Момао! - поклонился Морбус Бенефециуму.
        - Ну что же ты? - оскалился тот. - Говори уж. Известен как угодник и хозяин одинокой башни Бенефециум.
        - Фабоан! - поклонился последнему из трех аксов Морбус. - Известен как Верховный Предстоятель Храма Света - Вененум!
        - Соединим руки! - подал голос Фабоан. - Мурсы тоже должны соединить руки. Или что там у вас. Аксы должны соединить руки. Прочие - можете молиться, как привыкли. Вашему богу, или кто там у вас, плевать, как вы обхватываете плечи. Замкните себя, сейчас сила Лучезарного, именуемого также Одиумом, Лусидусом, Экзимиусом, изберет себе преемника, который должен будет укутать этот мир великой тенью! Преемника и его слуг, которыми станете все вы и все, кто стоит внизу, кто жаждет покорности и славы! Начали!
        Мурсы сомкнули руки и слились в мглистый круг. Энимал, Веррес, Церритус, Аша, Морбус упали на колени, обхватив плечи. Рор, Фабоан и Момао воздели руки и начали в унисон бормотать что-то, увеличивая силу своих голосов. Заунывное пение вдруг волной покатилось по Ардуусу. Оно не совпадало с голосами аксов и звучало как будто само по себе, но все больше захватывало как будто только что замершую в ужасе толпу. Захватывало и пьянило! Пьянило и окрыляло! Окрыляло и наполняло радостью! Радовало и наделяло силой! Слава Императору!
        Над руками аксов, которые уже почти кричали, мелькнула искра волоса. Свернулась и развернулась огненной змеей. Выросла. Изогнулась. И вдруг с грохотом ударила молнией! Ударила от цитадели в небо! Разбежалась кроной сверкающих искр! И тут же померкло все. Вместо снега пепел заклубился в воздухе.
        - Свершилось! - прошептал Фабоан.
        - Врата видны! Равнина укутана пеплом! - возвестил Рор.
        - Выбор сделан! - поклонился Момао.
        На помосте хрипел, извиваясь, бывший уже мертвым Алкус. Рядом с ним стоял кто-то, превышающий каждого в круге на голову. Лицо его было хмурым, серым, но тонким и даже красивым. Неизвестный наклонил голову, разглядывая маленькую Ашу, одобрительно кивнул, затем выдернул из бьющегося Алкуса меч императора и обратил несчастного лужей тлена.
        - Зовите меня Зелус, - произнес он мрачно.
        - Слава Императору Зелусу! - тут же заорали глашатаи.
        - И накормите толпу, - улыбнулся Зелус, щелкая пальцами и заставляя глашатаев прыгнуть со стены вниз. - Бросьте им трупы. Они сладкие.
        - Слава Императору Зелусу! - неслось снизу.
        Глоссарий
        ААББА - озеро в долине Иккибу.
        АБАНАСКУППАТУ - горы на северо-западе Анкиды.
        АББУТУ - королевство и одноименный город в земле Эдин.
        АБУЛЛУ - крепость на западном выходе из ущелья Истен-Баба.
        АГГЕР КЕРТУС - король Обстинара.
        АДАМАС ВАЛОР - герцог Тимора.
        АЗУ - река, северный приток Му.
        АКВУИЛУС - один из угодников.
        АККАДА, АККАД - древнее царство в земле Саквиут.
        АККАДЫ, АККАДЦЫ - народы, населявшие землю Саквиут.
        АКСЫ - полудемоны.
        АЛИУС АЛИТЕР - обедневший, безземельный лаэт, ученик угодника.
        АЛКА - крепость у восточного выхода ущелья Себет-Баби.
        АЛЛИДУС - лекарь из Самсума.
        АЛУ - город в долине Иккубу, бывшая столица государства Таламу.
        АММА - столица королевства Северная Лаэта.
        АМПЛУС - глава Ордена Земли, Великий Мастер, этлу.
        АМУРРУ - междуречье Му и Малиту.
        АНКИДА - земля, ограниченная горами Абанаскуппату, Габри, Сахату, Хурсану и Митуту (ранее - Балтуту).
        АНТЫ - народы, населяющие землю Эзеру и северо-восток Иштану.
        АПСУ - море, омывающее Анкиду с северо-запада.
        АРАМАНА - государство араманов в долине Иккибу.
        АРАМАНЫ - древний народ, происходящий из долины Иккибу.
        АРДУУС - атерское королевство и одноименный город в предгорьях Балтуту.
        АРКАНУМ - имя знакомца Лавы Арундо.
        АРМИЛЛА ВАЛОР (КЕРТУС) - королева Тимора.
        АРОМА ВЕРТИ (ВАЛОР) - королева Фиденты.
        АСАШ - имя для Игниса.
        АСБУ - свейские острова.
        АСЕР ФОРТИТЕР - король Кирума.
        АСТАРТА - город на юге земли Силлу.
        АТЕРЫ - один из народов под общим названием виры.
        АХАРРУ - северо-запад.
        АША - племянница короля Тигнума.
        АШАМШУ - чекерский город на берегу моря Тамту.
        АШТАРАК - араманское княжество и одноименная крепость южнее течения реки Утукагавы.
        АЭС КЕРТУС - принц Обстинара.
        БАБ - даккитский город-крепость у восточного устья ущелья Истен-Баба.
        БАБАЛОН - перевал в горах Хургас, одноименный город и крепость.
        БАБУ - королевство и одноименный город-крепость у западного входа в ущелье Сана-Баба.
        БАККА ВАЛОР - принцесса Тимора.
        БАЛЗАРГ - король Атеры.
        БАЛТУТУ - горный хребет, отделяющий Анкиду от долины Иккубу.
        БАРАГГАЛ - холм в Шеннааре, священные руины.
        БАСТАРД - внебрачный сын венценосной особы.
        БЕНЕФЕЦИУМ - угодник (Момао).
        БЕТУЛА - освобожденная пленница, древнее существо, сила.
        БИБЕРА - племянница короля Тигнума.
        БЛАНС - королевство этлу в горных долинах восточных Хурсану.
        БЛЕДНАЯ ЗВЕЗДА - сущность, падение которой послужило причиной глобального катаклизма.
        БОЛУС АРУНДО - принц Ардууса.
        БОНА РУДУС - принцесса Хонора.
        БОНУМ - внук Флавуса Белуа.
        БЭДГАЛДИНГИР - королевство в ущелье Себет-Баби, одноименная крепость и город.
        ВАЛА - королевство на севере земли Эдин и земли Карму.
        ВАЛПЕС ВАЛОР - принц Тимора.
        ВАЛЫ - земледельческие племена из земли Эдин.
        ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО - обращение к королю, королеве.
        ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО - обращение к принцу, принцессе, герцогу королевской крови.
        ВАША МИЛОСТЬ - обращение к обычному вельможе.
        ВАША СВЕТЛОСТЬ - обращение к герцогу, князю, княгине (не королевской крови).
        ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО - обращение к вельможе-землевладельцу более низкого ранга.
        ВЕНЕНУМ - предстоятель Храма Света.
        ВЕНТЫ - народы, населяющие северо-запад Иштану.
        ВЕРВЕКС СКУТУМ - княжич Араманы.
        ВЕРИТАС КРАНИУМ - принц Бабу.
        ВЕРРЕС - помощник предстоятеля Храма Последнего Выбора Алдона.
        ВИГИЛ ВАЛОР - король Тимора.
        ВИЗ ВИННИ - глава Ордена Смерти.
        ВИРЫ - атеры, лаэты и руфы.
        ВИСКЕРА - воительница из вольных охотников.
        ВРАТА БЕЗДНЫ - провал в земле в городе Алу, ставший причиной появления Сухоты.
        ГАБРИ - горы, южная граница Анкиды.
        ГАЛАТА - королевство на севере земли Силлу.
        ГАРНАШ - верхняя одежда с широкими рукавами и капюшоном.
        ГАХИ - подземные жители.
        ГИГАС - рефаим из Иевуса.
        ГИППОФОЙ - город на острове Хааки.
        ГРОСБ - королевство в Эрсет.
        ДАКИТ (дакитка) - метис даку и человека, даку и дакита.
        ДАККА - королевство даку в Эрсет.
        ДАККИТА - государство, расположенное в ущелье Истен-Баба.
        ДАКУ - люди с чертами и умениями зверей (волков).
        ДАНАИ - морской народ.
        ДЕМЕНС - мастер тайной стражи Ардууса.
        ДЖОКУС ВЕРТИ - принц Фиденты.
        ДИАФАНУС - мурс.
        ДИВИНУС - сын Латуса Тотума и Пустулы Адорири.
        ДИНА - королевство динов в предгорьях Сахату.
        ДИНЫ - некогда кочевой народ, пришедший с юга, теперь обитающий в предгорьях Сахату.
        ДОНАСДОГАМА - подземелье Лучезарного в горах Митуту.
        ДУГГАЕ - земли за морем Хал.
        ЗЕЛУС - племянник короля Тигнума.
        ЗЕРУ - город кочевников в земле Саквиут.
        ЗМЕИНАЯ БАШНЯ - колдовская башня в городе Алу у врат бездны.
        ЗУМВИ - озеро в Эрсет.
        ИАЛПИРГАХ - город, расположенный в центре Мерифри.
        ИГАРУ - лигуррский город.
        ИГНИС ТОТУМ - принц Лаписа.
        ИЕВУС - столица королевства иури.
        ИККИБУ - долина между горами Митуту, Хурсану, Балтуту и Сахату.
        ИМПИУС ХОСПЕС - герцог Алки.
        ИРИС - ливка, лучница.
        ИСТЕН-БАБА - ущелье в горах Митуту.
        ИУРИ - народ из земли Карму.
        ИШТАНУ - все, что севернее Анкиды, исключая Рукву и Маган.
        ЙОР - дакит, проводник, друг Сина.
        КАГАЛ - крепость на западном выходе из ущелья Истен-Баба.
        КАДУС - предстоятель Храма Энки.
        КАЛАМЫ - черноголовые, исконные обитатели Шеннаара.
        КАЛБЫ - вирские псы, особая порода собак, отличная от обычных собак и волков.
        КАМАЕНА ТОТУМ (КАМА) - принцесса Лаписа.
        КАРИЯ - чекерское королевство в стране Маган, одноименный город.
        КАРМА - королевство в Эрсет.
        КАРМУ - земля на севере Анкиды.
        КАСАДУ - королевство и одноименный город в земле Сабтум.
        КАСАСАМ - кузнец из Лулкиса.
        КАСТОР АРУНДО - брат короля Ардууса Пуруса Арундо.
        КАХАК - город на берегу озера Аабба, бывшая столица Араманы.
        КАУТУС СКУТУМ - принц Араманы.
        КВАЧ - крепкий спиртной напиток на зерновой основе.
        КЕМА - государство, расположенное южнее гор Гарби.
        КИ - вся земля.
        КИККУЛА - город в земле Этуту.
        КИРУМ - королевство и одноименный город в земле Шеннаан.
        КЛАВУС ВАДУМ - отец Лауруса Арундо.
        КЛАРУС - ученик Бенефециума.
        КНИЛА - столица Атеры.
        КОТТО - верхняя шерстяная одежда с узкими рукавами, доходящая до середины икр.
        КУНУК - королевство дахов в западных предгорьях Сахату и одноименный город.
        КУРА АРУНДО (ТОТУМ) - младшая сестра короля Лаписа, жена младшего брата короля Ардууса.
        ЛАВА АРУНДО - дочь Кастора Арундо (младшего брата короля Пуруса) и Куры Тотум (младшей сестры короля Тотуса).
        ЛАКРИМА - глава Ордена Воздуха, Великий Мастер, дакитка.
        ЛАМЕЛЛА СКУТУМ (ВАЛОР) - принцесса Тимора.
        ЛАПИС - королевство и одноименный город в предгорьях Балтуту.
        ЛАРИССА - данайский город в стране Маган.
        ЛАС - королевство в Эрсет.
        ЛАТУС ТОТУМ - средний брат, старший советник и казначей короля Лаписа.
        ЛАУРУС АРУНДО (ВАДУМ) - племянник короля Пуруса Арундо.
        ЛАУС ТОТУМ - принц Лаписа.
        ЛАХАМУ - древнее божество.
        ЛАХМУ - древнее божество.
        ЛАЦЕРТА СКУТУМ - княжна Араманы.
        ЛАЭТА - королевство в Эрсет.
        ЛАЭТЫ - один из народов под общим названием - виры.
        ЛИВЫ - народы, населяющие восток страны Рукву.
        ЛИГУРРА - империя, которая зарождалась на юге земли Силлу и владела почти всей Анкидой.
        ЛИГУРРЫ - народы, населяющие южную часть земли Силлу.
        ЛИМЛАЛ - настоятельница Ордена Слуг Святого Пепла.
        ЛИТУС ТАЦИТ - бастард, сын Флавуса Белуа, короля Эбаббара, и Венефики Тацит.
        ЛОРИКА КЕРТУС (ХОСПЕС) - королева Обстинара.
        ЛУЛКИС - королевство в Эрсет.
        ЛУПУС ВАЛОР - принц Тимора.
        ЛУСИДУС - (см. Лучезарный).
        ЛУЧЕЗАРНЫЙ (Одиум, Лусидус, Экзимиус) - древний правитель аксов, этлу, даку и виров.
        МАЛИТУ - река, приток Му.
        МАЛУМ ТОТУМ - младший брат и мастер дружины короля Лаписа.
        МАННЫ (МАНН, МАННКА) - народ, образовавшийся в южной анкиде прежде всего из аккадов, а также из лигурров, нахоритов, атеров, дахов, динов, дзоргаев и прочих. Скуластый, быстрый, основной язык - каламский.
        МАНУС - крепость на дороге на Аббуту.
        МАХРУ - королевство и город на северо-востоке земли Сабтум.
        МЕЛУХХА - государство, расположенное южнее гор Алме.
        МЕРИФРИ - место падения Бледной Звезды, каньон, провал вокруг города Иалпиргах - размер более 250 лиг.
        МИАМ - равнина в Эрсет, примыкающая к руинам Донасдогама.
        МИЛИТУМ ВАЛОР - брат короля Тимора, воевода стражи Ардууса.
        МИНА - город в земле Этуту.
        МИНОА - крепость-порт на острове Сепу.
        МИТУ - долина между горами Габри и горами Сахату.
        МИТУТУ - горный хребет, отделяющий долину Иккибу (Сухоту) от земли Эрсетлатари (Эрсет).
        МЛУ ВЕРТИ - жена Фуртима Ферти, мать Бриты Верти.
        МОГИЛЕЦ - (см. мурс).
        МОЛЛИС - капитан пиратского судна.
        МОМ - рабовладельческий город в устье реки Нану.
        МОНЕДУЛА АРУНДО - покойная сестра короля Пуруса Арундо.
        МОНТАНУС - прайдское королевство в горах Абанаскуппату.
        МОРБУС - ученик Бенефециума.
        МУ - великая река Анкиды.
        МУМ - божественная сила, энергия, магическая субстанция.
        МУРС (МОГИЛЕЦ) - призванный дух, нечисть, нападающая на жилища людей.
        МУРУС - мастер стражи Ардууса.
        НАНБА - королевство в Эрсет.
        НАНУ - река в стране антов.
        НАХОРИТЫ - земледельческие племена из земли Шуруппак.
        НЕФ - парусный корабль.
        НИГЕЛЛА ТОТУМ - принцесса Лаписа.
        НИКС ПРАИНА - глава Ордена Воды, Великий Мастер.
        НИЛОТТА - государство в стране Рукву.
        НИЛОТЫ - чернокожий народ из страны Рукву.
        НИТЕНС КЕРТУС - принц Обстинара.
        НИХУ - река в Галате.
        НУАМ - равнина в Эрсет, расположенная между цитаделью Соболн и провалом Мерифри с севера и озером Зумви с юга.
        НУКС ТОТУМ - принц Лаписа.
        НУЛЛУС - посланник рефаимов.
        ОБСТИНАР - атерское королевство в земле Эдин близ гор Хурсану, одноименный город-крепость.
        ОДИУМ - (см. Лучезарный).
        ОККА ТОТУМ - королева-мать Лаписа.
        ОКУЛУС - королевский маг Лаписа.
        ОРДЕН ВОДЫ - один из магических орденов.
        ОРДЕН ВОЗДУХА - один из магических орденов.
        ОРДЕН ВОИНОВ СВЕТА - орден убийц.
        ОРДЕН ЗЕМЛИ - один из магических орденов.
        ОРДЕН ЛУНЫ - один из магических орденов.
        ОРДЕН ОГНЯ - один из магических орденов.
        ОРДЕН СЛУГ СВЯТОГО ПЕПЛА - орден убийц.
        ОРДЕН СМЕРТИ (ОРДЕН СМИРЕНИЯ ВЕЛИКОГО ТВОРЦА) - тайный орден.
        ОРДЕН СОЛНЦА - один из магических орденов.
        ОРДЕН ТЬМЫ - один из магических орденов.
        ОС - крепость в устье Холодного ущелья.
        ПАВУС - предстоятель Храма Праха Божественного.
        ПАЛУС ТОТУМ - сын Малума Тотума и Телы Нимис.
        ПАПИЛИЯ ТИМПАНУМ - княжна Аштарака.
        ПАСБА - имя, под которым скрывалась Камаена Тотум.
        ПАТИНА ТОТУМ - старшая сестра короля Лаписа.
        ПЕЛЛИС - предстоятель Храма Святого Пламени.
        ПЕЛИССОН - мужская и женская одежда на меху, с рукавами или с прорезями для рук.
        ПИЛЕЙ - данайский город.
        ПИР - место провала Лучезарного.
        ПЛАНТА - дочь архивариуса Хортуса.
        ПОРТЕНУМ - угодник из Сухоты.
        ПРАЙДЫ - племена, проживающие в горах Абанаскуппату.
        ПРОЦЕЛЛА ТОТУМ - дочь Латуса Тотума и Пустулы Адорири.
        ПРУНУМ - брат князя Араманы.
        ПУРУС АРУНДО - король Ардууса.
        ПУСИЛЛУС - один из угодников.
        ПУСТУЛА ТОТУМ (АДОРИРИ) - бывшая жена брата короля Лаписа - сестра короля Утиса, нынешняя жена Милитума Валора.
        ПУЭР КРАНИУМ - принц Бабу.
        РАПЕС - прайдское королевство на северо-западе гор Абанаскуппату.
        РАППУ - королевство и одноименный город-крепость у восточного входа в ущелье Сана-Баба.
        РЕГИНА НИМИС - прицесса Раппу.
        РЕФА - королевство рефаимов на севере Анкиды.
        РЕФАИМЫ - народ великанов с северных отрогов гор Абанаскуппату.
        РИМА НИМИС (РАДЕРЕ) - королева Раппу.
        РУБИДУС ФОРТИТЕР - принц Кирума.
        РУСАТОС - глава тайной службы короля Ардууса (Сиатрис).
        РУФА - королевство в Эрсет.
        РУФЫ - один из народов под общим названием виры.
        САБТУМ - северо-западная часть Анкиды.
        САГКАЛ - рудные горы в Эрсет.
        САКВИУТ - южная часть Анкиды.
        САЛМУ - холодное море на северо-западе.
        САЛУБЕР АДОРИРИ - король Утиса.
        САЛЬД - мурс.
        САМАРРА - королевство в земле Сабтум.
        САМАРРЫ - скотоводческие племена из земли Сабтум.
        САМСУМ - город в устье реки Му.
        САМУ - столица королевства Дина.
        САНДУ - столица степных народов в верхнем течении реки Брату в земле Саквиут.
        СВЕИ - северный народ, промышляющий рыбной ловлей, боем морского зверя, наемничеством и грабежом.
        СВЕТЛАЯ ПУСТОШЬ - обширная часть земли Шеннаар, отравленная после битвы при Бараггале.
        СЕБЕТ-БАБИ - ущелье в горах.
        СЕВЕРНАЯ ЛАЭТА - королевство в Эрсет.
        СЕМЬ ЗВЕЗД - явление, предшествующее падению Бледной Звезды.
        СЕПУ - остров в море Тамту.
        СИГНУМ БЕЛУА - сын Грависа Белуа (брата короля Эбаббара) и Лакуны Магнус.
        СИЛЕНТИУМ - крестьянин-нахорит.
        СИЛЛУ - западная часть Анкиды.
        СИН - угодник.
        СИТАРА АДОРИРИ (КОРТЕКСТ) - королева Утиса.
        СИТТУ - королевство дзоргаев в юго-западных отрогах гор Сахату и одноименный город.
        СИТУЛА РЕНИСУС (КЕРУССА) - королева Бэдгалдингира.
        СОБОЛН - древняя лаэтская цитадель в горах Митуту.
        СОЛ НУБИЛУМ - Великий Мастер, Глава Ордена Солнца (Рор).
        СОЛЛЕРС КЕРТУС - брат короля Обстинара.
        СОНИТУС РУДУС - брат короля Хонора.
        СОР СОЙГА - мастер меча, наставник детей короля Лаписа - дакит.
        СОФУС - королевский маг Ардууса.
        СТРАТА ВЕРТИ - принцесса Фиденты.
        СУХОТА - бывшая долина Иккибу, ее часть между горами Митуту, Хурсану, Балтуту и Сахату.
        СЭНМУРВ - летающий пес.
        ТАКИТУС КРАНИУМ - принц Бабу.
        ТАЛЛУТУ - город в Галате.
        ТАЛХО - королевство в Эрсет.
        ТАМТУ - внутреннее анкидское море.
        ТЕЛА ТОТУМ (НИМИС) - младшая сестра покойного короля Раппу.
        ТЕНАКС КЕРТУС - средний принц Обстинара.
        ТИАМАТ - древнее божество.
        ТИАМАТУ - западный океан.
        ТИАНТА - рабыня Пуруса.
        ТИГНУМ РЕНИСУС - король Бэдгалдингира.
        ТИМОР - атерское королевство в земле Эдин близ гор Хурсану, одноименный город-крепость.
        ТИР - тиренский город.
        ТИРЕНА - государство, находящееся в земле Бэдтибира.
        ТИРСЕНЫ - народы, проживающие в земле Бэдтибира (междуречье Му и Утукагавы).
        ТОТУС ТОТУМ - покойный король Лаписа.
        ТРИЧИЛЛА АРУНДО (КЕРТУС) - покойная королева Ардууса.
        ТУРБАР - атер, предстоятель Храма Последнего Выбора.
        ТУРРИС - угодница.
        ТУРША - тиренский город.
        ТУТУС РЕНИСУС - принц Бэдгалдингира.
        УГОДНИК - странствующий воин, колдун, целитель, который помогает людям и живет от их щедрости.
        УЛЬТИМУС - город на севере Галаты.
        УМАННИ - город в Шеннааре.
        УМБРА - слуга Пуруса.
        УНИГЛАГ - королевство и рудные горы в земле Эрсет.
        УТИ - сестра Слагсмала.
        УТИС - королевство и крепость-город в междуречье Му и Утукагавы.
        УТУКАГАВА - левый приток Му.
        ФАЛКО ВЕРТИ - принц, затем герцог Фиденты.
        ФАЛЬШИОН - меч с расширяющимся к острию клинком с односторонней заточкой.
        ФАМЕС ГИББЕР - принц Даккиты.
        ФАОНТС - прежнее именование Даккиты.
        ФАРБ - кузнец из Эбаббара.
        ФЕЛИС АДОРИРИ - принц Утиса.
        ФЕРА - глава Ордена Огня, Великий Мастер, даку.
        ФИДЕНТА - королевство и одноименная крепость-город в земле Амурру (междуречье Му и Малиту).
        ФИДЕСА ХОСПЕС - мать Эксилиса Хоспеса.
        ФИДУСИЯ - жена кузнеца Касасама.
        ФИСКЕЛЛА ЭТЛИ - королева Лаписа.
        ФЛАВУС БЕЛУА - король Эбаббара (Зна).
        ФЛАГРУМ КРАНИУМ - король Бабу.
        ФЛАММА - принцесса Ардууса.
        ФЛОС КРАНИУМ - принцесса Бабу.
        ФЛУСТРА ФОРТИТЕР (АЛБЕНС) - королева Кирума.
        ФОССА АРУНДО - принцесса Ардууса.
        ФУРТИМ ВЕРТИ - брат короля Фиденты.
        ХААКИ - остров в океане Тиамату.
        ХАБУ - город в Галате.
        ХАЛ - северное море.
        ХАЛИБС ГИББЕР - король Даккиты.
        ХАЛКУ - большой остров в море Хал.
        ХАНЕИ - морской, торговый народ.
        ХАПИРРУ - кочевые племена с севера земли Силлу.
        ХАТУСС - прежняя столица валов в земле Эдин, одноименный город и крепость в королевстве Этуту.
        ХАУСТУС - угодник из Даккиты.
        ХОЛОДНОЕ УЩЕЛЬЕ - ущелье близ Лаписа.
        ХОНОР - королевство и крепость-город в междуречье Му и Утукагавы.
        ХРАМ ПОСЛЕДНЕГО ВЫБОРА - один из культов Энки сгорающего.
        ХРАМ ПРАХА БОЖЕСТВЕННОГО - один из культов Энки сгорающего.
        ХРАМ СВЕТА - культ Лучезарного.
        ХРАМ СВЯТОГО ПЛАМЕНИ - один из культов Энки сгорающего.
        ХРАМ ЭНКИ - один из культов Энки сгорающего.
        ХУРГАС - горы на юге Эрсет.
        ХУРСАНУ - горы на северо-востоке Анкиды.
        ЦЕРРИТУС РЕНИСУС - принц Бэдгалдингира.
        ЧАККАЛЬ - государство чекеров на южном берегу моря Тамту.
        ЧЕКЕРЫ - морской народ.
        ЧИЛДАО - дакский город-крепость в горах Сагкал.
        ШАДАЛЛУ - столица чекерского королевства Чаккаль на южном берегу моря Тамту.
        ШКИАНА - город на северном берегу моря Апсу.
        ШУМАНЗА - столица королевства Вала.
        ШУТУ - земли южнее Анкиды.
        ЭБАББАР - королевство и одноименный город-крепость, бывшая столица древнего каламского царства.
        ЭДИН - земля севернее Азу.
        ЭДИН-НА-ЗУ - пустыня южнее гор Габри.
        ЭДУКУ - самая высокая вершина Хурсану.
        ЭКЗИМИУС (см. Лучезарный).
        ЭКСИЛИС ХОСПЕС - бастард, сын Стробилуса Нимиса, короля Раппу, и Фидесы Хоспес, с 1499 г. - герцог Кирума.
        ЭКРОН - королевство и одноименный город, образовавшиеся после распада империи Лигурры и на месте ее.
        ЭЛЕНУ - река в стране Рукву.
        ЭНИМАЛ - мастер верховной инквизиции Единого Храма.
        ЭНКИ - верховное божество.
        ЭРСЕТЛАТАРИ, ЭРСЕТ - крайний восток, земля за горами Митуту.
        ЭСОКСА ГИББЕР - принцесса Даккиты.
        ЭССУТУ - город на берегу озера Аабба.
        ЭТЕЛЛИШ - лигурский город.
        ЭТЛУ - воины-великаны.
        ЭТУТУ - северное валское королевство и одноименный полуостров.
        ЭШМУН - ханейский город-крепость на южном берегу моря Тамту.
        ЭШШУ - аккадский город в устье реки Барту.
        ЯРРИ - охранница Пуруса.