Волчья звезда Евгений Малинин
        Многогранные #1 Они - воины, властители, ученые, способные оборачиваться к Миру разными гранями и становиться волками, медведями, рысями, воронами, - называют себя людьми и чувствуют себя вправе владеть остальными - извергами: рабами, рабочим скотом. Но Мир меняется. Многогранных становится все меньше, в борьбе за власть внутри стай и в усобицах гибнут лучшие. Некоторых в результате интриг подвергают обряду лишения многогранья. Так произошло и с Ватом, воином стаи волков. Но его душа жива. Правнук Вата, маленький изверг Вотша, оказавшийся сильнее, умнее, способнее иных людей, может стать как благословением принявшей его стаи, так и причиной гибели привычного Мира, если в мальчишке проснется память крови. Но об этом знают только волхв Ратмир и князь Всеслав, по его настоянию взявший извержонка под опеку, которые пытаются предотвратить беду. Однако как трудно поверить в то, что пыль под ногами может оказаться опасной!..
        Евгений Малинин
        ВОЛЧЬЯ ЗВЕЗДА
        Пролог
        Все было кончено - вожак остался один. Он уходил давно знакомой лощиной, круто спускавшейся от южной стены окутанного черным дымом замка к проблескивающей серебром реке. Эта река была его последней надеждой - за спиной он слышал лай преследующей его своры волкодавов и топот копыт конного отряда. От лошадей, несмотря на свои раны, он еще мог уйти, а вот собаки… Собаки не дадут извергам-преследователям сбиться со следа!
        Правый, разодранный алебардой бок горел и пульсировал тупой болью, шкура на обожженной спине пылала огнем, словно попавшая на нее смола все еще кипела взваром, но сильные ноги несли волка вперед, глаза точно находили проходы в, казалось бы, непроходимых зарослях, а сердце… сердце пылало мщением! Вся его стая, все еще остававшиеся в живых тридцать два волка, двенадцать волчат, шесть медведей, две рыси и девять ивачей - гигантских птиц с двухметровым размахом крыльев, клювом и когтями стальной твердости, все они полегли в этой последней битве с полчищем извергов! Вожак ушел из замка через пролом в стене, но изверги на быстрых лошадях, со сворой огромных собак настигали последнего оставшегося в живых волка, а в его голове, в его мозгу, воспаленном боем, ранами, тоской по погибшим сородичам, пылали картины мести!
        Между тем собачий лай приближался. Вожак дернул головой и метнулся влево, прочь с привычного пути… знакомого, похоже, и преследователям. Спустя мгновение перед мордой задыхающегося зверя встали совсем уж непроходимые дебри. Корни корявых, низкорослых деревьев вынырнули на поверхность и переплелись с укоренившимися ветвями густого подлеска. Длинные побеги дикой ежевики, стремясь к солнцу, перевили колючими плетями кустарник, так что и ежу было не проскользнуть в этой ощетинившейся иглами завесе.
        Но волк, обдирая бока и оставляя на колючках клочья шерсти, продрался сквозь стену кустарника и неожиданно оказался на узкой полоске плотного дерна, у самого края крутого десятиметрового каменистого откоса, срывавшегося подмытым обрывом в закручивающуюся водоворотами излучину широкой реки. И почти сразу же за его спиной, за стеной кустарника послышался истошный вой псов, упершихся в непроходимые заросли.

«Попробуйте тягаться со мной, выродки!» - мелькнула в волчьей голове яростная мысль, и тут же, словно ответ на нее, раздался хриплый, остервенелый голос одного из преследователей:
        - Он здесь! Псы загнали его на карниз! Юрга и Конан, прорубайте проходы справа и слева, мы возьмем его в тиски - деться ему некуда! Только осторожно, светлые клинки держите наготове!
        Волк заметался по крошечной площадке, а когда справа и слева от него затрещали срубаемые кусты, без раздумий бросился к обрыву.
        Но это только казалось, что без раздумий. На самом деле его прыжок был точно рассчитан. Огромное темно-серое тело пролетело по дуге несколько метров, мягко приземлилось на спружинившие лапы и, проехав юзом по гладкому камню обрыва, низринулось в пропасть. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем раздался тяжелый всплеск, свидетельствовавший о том, что вожак достиг вожделенной реки.
        Именно в этот момент на задерненную полоску перед обрывом с двух сторон прорубились люди, сжимавшие в руках короткие, матово-белые клинки. Осторожно выглянув из зарослей и обнаружив, что добыча ускользнула, они разом обернулись и закричали:
        - Он ушел!
        - Он прыгнул с обрыва!
        Из-за стены кустарника донесся ответный крик:
        - Посмотрите, он упал в реку или разбился на камнях?
        Двое, стоявшие над обрывом, переглянулись, а затем один из них осторожно подошел к краю осыпи. Попытавшись наклониться над ней, он убедился, что реку и берег под обрывом рассмотреть с этого места невозможно. Сделав шаг назад, он крикнул:
        - Отсюда не видно! Надо зайти с другого берега…
        - Оставайтесь там, - ответили из-за кустов. - А мы попробуем спуститься к переправе и посмотреть, куда он делся. Вы нам покажете место его падения!
        Оба преследователя, не сговариваясь, вложили свое необычное оружие в специальные ножны из жесткой кожи, пристегнутые к поясу, и уселись рядышком в центре площадки. Один из них достал из-за пазухи небольшой сверток и, положив его на траву, развернул. В свертке оказалось несколько нечищеных реп, кусок порезанного на шматы сала и два огурца. Второй, воровато оглянувшись, вытянул из кармана штанов плоскую металлическую фляжку и с довольной ухмылкой пристроил ее рядом с разложенными харчами.
        Упав в быстрый поток, вожак погрузился метра на три, завис в толще воды, а затем, судорожно дернув лапами и резко изогнувшись всем телом, перевернулся через голову… В то же мгновение волк словно бы растворился! Вместо матерого зверя в воде суматошно заплескалось странное, несуразное существо, лишь отдаленно напоминавшее рыбу. Но вот, с трудом выровнявшись в потоке, это подобие рыбы энергично заработало тремя костистыми плавниками, забило широким плоским хвостом и, медленно набирая скорость, двинулось против течения.

«Долго мне в этом облике не продержаться! - огорченно подумал вожак, напряженно вглядываясь в быстротекущую воду. - Значит, надо постараться убраться отсюда как можно дальше!»
        Спустя полчаса в трех километрах от места падения вожака в реку, на берег, заросший лозняком, выбрался качающийся от усталости мужчина. Он не стеснялся своей наготы, словно она была для него привычна, по его правому бедру тянулся свежий шрам от совсем недавней раны. Уверенно проскользнув между густых кустов, мужчина углубился в светлый сосновый лес. Он спокойно шел между высоченных, медно-красных стволов, направляясь на юг, в сторону далеких, отсвечивающих снежными вершинами гор.
        Закат застал его в лесной чаще. По походке мужчины нельзя было сказать, что дневной путь сильно его утомил. Двигался он все так же легко, свободно, совершенно бесшумно, и лесное зверье не разбегалось при его появлении. Зайцы, белки, еноты, другая лесная мелочь только настораживались при его появлении, но, убедившись, что человек не охотится, продолжали заниматься своими делами.
        Миновав узкую тропу, натоптанную неизвестно кем, мужчина остановился, поднял лицо и… принюхался. Затем, посмотрев направо, он задумчиво произнес:
        - Жилье… одинокое… дыму от роду часа два… Значит, ужин почти готов… Посмотрим!
        Он повернул на учуянный запах и зашагал все тем же быстрым, бесшумным шагом. Спустя несколько минут он вышел на опушку небольшой поляны, посреди которой стоял дом, срубленный из толстых бревен. Три нижних окна дома, смотревших на обнаженного путника, были слабо освещены, и в них порой мелькала тень человека… женщины. Мужчина несколько минут наблюдал за домом, а потом тихо отошел в глубь леса. Там он постоял несколько минут неподвижно, словно о чем-то раздумывая, и вдруг, высоко подпрыгнув, перевернулся через голову. В воздухе его фигура расплылась, превратилась в некое просвечивающее облако или переливающийся сгусток разогретого воздуха, и в следующее мгновение на месте исчезнувшего человека появился матерый волк. Никаких ран на его теле уже не было, но хищник выглядел очень усталым. Он направился к большой куче валежника и осторожно, не потревожив ни одного сучка, заполз под нее.
        Свернувшись на подстилке из мха, он неразборчиво пробормотал: «Подождем…» - и тут же заснул. Сон его был очень беспокоен, несколько раз он неожиданно открывал глаза и озирался, а однажды с его губ слетела едва понятная странная фраза:
        - Как же так? Как же могло все так измениться? И так быстро измениться!
        Глава 1
        Лето было в самом зените. Солнце, похожее на стершуюся золотую монетку, висело в бледно-голубом, выцветшем небе и нещадно жгло замерший в полудреме стольный княжий город Край. Жаркая тишина навалилась на соломенные крыши бедных окраинных слобод, на немощеные улицы верхнего города, на свинцовые кровли высокой темно-серой громады княжеского замка. Летний полдень - не время для работы.
        В слободе горшечников, под плетнем, отгородившим от пыльной дороги небольшую избу с единственным крошечным окошком, выходящим на пустой двор, в чахлой, измученной зноем травке копошился небольшой, лет семи, мальчуган. Одет он был только в коротенькие порточки, голое худенькое тельце паренька загорело до черноты, и этот загар еще больше подчеркивался белой, выгоревшей копной волос, подстриженных «под горшок». Его огромные голубые глаза были распахнуты в мир со жгучим интересом детства и в то же время выдавали некий горький опыт. Мальчишка поймал жука и внимательно его рассматривал.
        Когда он, оторвавшись наконец от жука, поднял голову, его открытый взгляд встретился с горящими зеленым светом волчьими глазами. Зверь с широкой белой полосой на шее, прочно расставив лапы, стоял в двух шагах от ребенка и внимательно разглядывал его лицо. Мальчик не испугался, а словно бы оцепенел. Несколько секунд паренек и огромный зверь, не мигая, рассматривали друг друга, а затем волк чуть приспустил нижнюю губу, показав острый желтоватый клык, и хрипло, нечленораздельно произнес:
        - Где твоя мать, маленький изверг?
        Мальчик, не отрывая взгляда от зеленых волчьих глаз, медленно поднялся на ноги, изобразил неуклюжий поклон и ответил:
        - Я - сирота, господин…
        Волк склонил светло-серую от пыли голову набок и еще более невнятно пробормотал:
        - Жаль… У твоей матери красивые дети…
        После этих слов матерый зверь повернулся, словно потеряв всякий интерес к ребенку, и неторопливой рысью направился к центру городка.
        Мальчик проводил волка взглядом, а затем начал медленно отступать к калитке. Добравшись до входа во двор, он быстро юркнул за плетень, стрелой промчался к крылечку хаты и исчез за визгливо скрипнувшей дверью.
        Единственная в избе полутемная комнатка казалась очень большой, но это было всего лишь следствием почти полного отсутствия мебели. Только грубо выложенный очаг, расположившийся посреди комнаты, создавал в этом убогом помещении хоть какое-то ощущение обжитости. Земляной пол приятно холодил ноги, но мальчишка даже не заметил этого. Быстро пробежав к дальней стене комнаты, он присел на корточки перед кучей тряпья, наклонился и, чуть всхлипывая от возбуждения, зашептал:
        - Дедушка… дедушка… просыпайся скорее! Что сейчас было! Со мной многоликий говорил!
        Куча тряпок зашевелилась и… успокоилась.
        - Дедушка, ну, дедушка же! - снова зашептал мальчишка, запустив руки под тряпки и толкая всю кучу. - Ну, проснись же! Я тебе сейчас все расскажу.
        Куча снова зашевелилась, из-под тряпок показалась огромная грубая рука, которая, пошарив по поверхности кучи, отбросила вдруг большой, толстый лоскут. Из-под него появилось широкое заспанное лицо старика. Большие, водянисто-голубые глаза бессмысленно поморгали, потом в них появилось сознание, и старик резко сел, разворошив всю кучу.
        - Что случилось? - спросил он гулким, чуть охрипшим от сна голосом и протянул свою огромную ладонь к белой голове внука, словно желая убедиться, что с мальчиком все в порядке.
        - Я же тебе говорю, дед, со мной только что говорил многоликий!
        Дед моргнул, не глядя, протянул руку в сторону и ухватил за горло стоявший рядом глиняный кувшин. Напившись квасу, дед поставил кувшин на место, посмотрел на внука и совсем уже проснувшимся голосом поинтересовался:
        - Так. Ты, значит, снова играл за плетнем?!
        Мальчик от неожиданного вопроса качнулся назад, сел на пол, затем, поморгав выбеленными ресницами и понимая, что отпираться бесполезно, молча кивнул.
        Дед вздохнул, укоризненно покачал головой, но ругать мальчишку не стал. Вместо этого он погладил его по голове и, умеряя свой могучий бас, спросил:
        - Ну, и что тебе сказал твой многоликий?
        Мальчик поднял удивленные глаза и в свою очередь задал вопрос:
        - Разве тебе неинтересно, какой он был?
        - А я знаю, какой он был, - чуть усмехнувшись, ответил дед.
        - Откуда? - У мальчишки от удивления округлились глаза, но он тут же сообразил.
        - Ты смотрел в окно, да?!
        Дед отрицательно покачал головой:
        - Ты же видел, что я спал… Просто я могу догадаться, что это был волк… ну, может быть, человек, хотя в человеческом облике многоликие по нашей улице не ходят…
        - А может, это был ивачь?
        - Ну да, - насмешливо оборвал внука дед, - ивачь специально спустился на нашу пыльную улицу с небес, чтобы посмотреть на вот это чудо красоты!
        И он легко ткнул в маленький нос внука своим заскорузлым пальцем.
        - Да, - мальчишка почесал вихрастую макушку, - это действительно был волк… Но, знаешь, он был такой огромный, с вот такими зелеными глазами!
        Мальчишка свел свои ладони, показывая, какие огромные глаза были у волка.
        - И еще у него на шее была вот такая белая полоса! - Малец азартно мазнул ладошкой по своему горлу.
        - И что же он тебе сказал? - спросил дед.
        - Он… - Мальчик на мгновение замялся. - Он спросил, где моя… мама… - Дед внимательно посмотрел на внука, и тот, не дожидаясь вопроса, произнес: - Я ответил, как ты учил… Что я - сирота…
        - Он что-нибудь еще сказал? - мягко поинтересовался дед.
        Мальчишка отрицательно покачал головой и, спустя мгновение, добавил:
        - Он сразу убежал… В город…
        Дед снова протянул руку к кувшину, но вдруг остановился, а затем начал с кряхтением выбираться из своей кучи.
        - Дедушка, - чуть отодвинувшись, воскликнул внук, - а ты разве уже встаешь? На дворе еще очень жарко!
        - Ничего, - добродушно буркнул дед, - раз уж ты, Вотушка, меня разбудил, не имеет смысла снова укладываться! Пойду-ка я лучше поработаю, а вечером, по холодку, отдохну.
        - Тогда ты вечером расскажешь мне про моего прадеда? - с загоревшимися глазами спросил мальчишка. - Про многоликого Вата?
        Дед взглянул на внука, коротко вздохнул и кивнул:
        - Расскажу…
        Подняв с пола свой кувшин, дед шагнул к выходу. Мальчик вскочил на ноги и припустился следом.
        Выйдя на крыльцо, дед внимательно оглядел плавящуюся под знойным солнцем улицу. Она была пуста, но на плотной белой пыли немощеной дороги четко отпечатались крупные пятипалые лапы. Следы пролегали точно посреди улицы и только возле их избы делали петлю.

«Многоликий действительно был… огромен! - с внезапно появившейся тревогой подумал дед. - Уж не сам ли вожак, не сам ли князь Всеслав, разговаривал с моим внучком?»
        Сзади в него уперлась детская ладошка, и внук звонко спросил:
        - Дед, можно я тебе помогу?
        - Пойдем, помощник, - усмехнулся дед и двинулся вдоль недавно побеленной стены за угол. За хатой был пристроен небольшой дощатый сарай, в котором располагалась мастерская. Дверь сарая, даже не дверь, а скорее калитка, висела на ременных петлях и вряд ли могла служить преградой для воров. Хотя, правду сказать, в мастерской мало что могло привлечь внимание вора - несколько неплохих ножей, вот, пожалуй, и все. Однако отыскать этот инструмент было довольно трудно, он прятался под ворохами лыка, свернутыми кольцами разной толщины веревками, вязками свежих ивовых ветвей, стопками различных деревянных колодок, от огромных
        - для хоромных туесов, до крошечных - под детские лапоточки.
        Дед Ерохта зарабатывал на жизнь плетением, правда, жизнь его не была богатой, но на хлеб, квас да по праздникам на пряник для внука Вотши им хватало.
        День перевалил за середину, и жара начала постепенно спадать. На улице стали появляться слободские жители, ребятишки принялись бегать взапуски, поднимая дорожную пыль. А когда солнце опустилось за дальний окаем леса, с лугов пришло стадо. Коровы, овцы, козы разбрелись по дворам, но к хате деда Ерохты не повернула ни одна животина. Наконец в потемневшем небе проблеснула первая звезда, дед с внуком закончили работу и вернулись в избу.
        Умывшись и причесавшись, старик и мальчишка направились к большой, ровно опиленной плахе, служившей столом. Дед зажег лучину, заранее вставленную в светец, достал с полки, висевшей над столом, большой каравай темного хлеба, кувшин с квасом и две грубо вылепленные кружки. Разлив квас и отрезав от каравая два ломтя, он убрал хлеб на полку и уселся на маленький чурбак, стоявший у
«стола».
        - Ну вот, внучек, - устало проговорил дед, - поработали мы с тобой сегодня очень хорошо, сейчас поужинаем и с чистой совестью можем лечь отдыхать…
        - А про прадеда рассказать? - уныло протянул Вотша. - Ты же обещал!..
        - Расскажу, конечно… - улыбнулся дед, - раз обещал.
        И они приступили к ужину.
        Ели спокойно и делово, подставляя ладони под куски хлеба и запивая его шипучим квасом. Когда трапеза была закончена, Ерохта вышел во двор сполоснуть кружки, а Вотша забрался в кучу тряпья, служившую им обоим постелью. Дед вернулся, поставил кружки на полку и, задув лучину, улегся рядом с внуком. Мальчишка лежал тихо, его дыхания не было слышно.

«Ожидает…» - усмешливо подумал старый Ерохта, а вслух спросил:
        - Ну, ты не спишь? Рассказывать, что ли?
        - Рассказывай! - немедленно отозвался внук. - Я слушаю…
        Ерохта немного помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул и начал свой рассказ.
        Дозорная стая была невелика - всего пятеро волков, но все пятеро были матерыми, мощными зверями, опытными воинами и следопытами. Ват, вожак дозорной стаи, огромный волчара со странным, темным, почти черным, хвостом, мог спокойно положиться на любого из них. Дозор покинул общий лагерь шестеро суток назад, вожак стаи послал их разведать путь через земли рысей, наметить скрытые тропы, места стоянок, водопои, и вот теперь они возвращались назад. Еще сутки - и дозор выйдет в свои земли.
        Волки бежали по опушке светлой березовой рощи, сливаясь с кустарником подлеска, а в полуверсте от них у неширокой голубоватой ленты реки виднелись крыши большого села рысей.

«Может, дождемся ночки, да и заглянем к рыськам? - донеслась до Вата охальная мыслишка самого младшего из его стаи, рябого Теньти. - У рысек, говорят, девки - мед!»

«Да для тебя все девки - мед! - немедленно отозвался дружок Теньти, рыжий Кохта, и тут же „подначил“ друга: - Только вот беда, нет среди рысьих девок рябых!»

«А мне и гладкие сойдут! - отхмыльнулся Теньтя. - Главное, чтоб их побольше было!»
        Теперь уже осклабилась вся стая.

«Это хорошо, что у ребят настроение бодрое», - подумал про себя Ват, а для всех остальных мысль у него была другая: «Потише, потише… А то мыслишки-то ваши вороватые рыси учуют, будут вам тогда рысьи девки! И повнимательнее… роща кончается!»
        Роща действительно кончилась, до ближайшего леса, настоящей непроходимой чащи, было с версту, но пройти эту версту предстояло по открытому выкошенному лугу, только несколько невысоких кустиков, да пара-тройка деревьев могли служить волкам хоть каким-то укрытием… А с сельских огородов, где копошились несколько баб с ребятишками, голый луг просматривался до самой лесной опушки!
        Ват остановился в легкой тени последней березы и прилег в высокую траву. Нет, трава не скрывала волка, он просто хотел немного поразмыслить и хотя бы приблизительно наметить «тропу», по которой стая пойдет к лесу. Волки, следовавшие за Ватом, тоже прилегли. Никто больше не зубоскалил, все ждали решения вожака.
        Минуты через три Ват отдал команду:

«Двигаемся двумя группами, Теньтя и Кохта идут к ветле, он нее к крайнему кусту боярышника, за ним, видите, отводная канава? По ней до межи. От межи придется броском до опушки. Постарайтесь поймать момент, когда бабье в землю носом уткнется. Остальные за мной. Если все-таки нас заметят, будем уходить на скорость! В любом случае встречаемся на опушке».

«Понято…» - в одну мысль ответила стая. И вдогонку этой мысли снова ухмыльнулся Теньтя: «А мы все ж поближе к рыськам пойдем… Хоть нюхнем девок-то!»

«Смотри, чтобы вас не унюхали!» - окоротил охальника Ват.
        Волки разделились. Двое вслед за вожаком поползли по едва заметной колее, дугой огибавшей луг. Некошеные края колеи поросли чуть более густой и высокой травой, чем все остальное луговое пространство, так что вожака и его товарищей практически не было видно. А вот на долю Теньти и Кохты выпала очень трудная задача.
        Миновав около сотни саженей, вожак остановился и сразу услышал одного из своих товарищей:

«Ват, ты зачем ребят по лугу послал, за этим бурьяном мы все вместе живо проскочили бы!»

«Проскочил бы ты! - не оборачиваясь, ответил вожак, чуть дернув темным хостом. - Роща-то чистая была, а что делается в лесу, ты ведаешь? А если у рысей там сторожа?! А рыси, сам знаешь, на деревьях сторожи ставят! Вот они сверху-то нас всех и высмотрят… Теперь же ребята, если что, их отвлекут, а мы с другой стороны к опушке подберемся! Понял?»
        Волки понимали, что последний вопрос вожака, в общем-то, риторический, однако на него положено было отвечать, а потому спросивший неохотно подумал: «Понял».
        Вожак снова двинулся вперед. Ему и самому очень хотелось приподнять голову над травяной завесой, посмотреть, как там дела у «молодых», но делать этого было нельзя! И вожак полз вперед, стараясь как можно быстрее добраться до опушки уже недалекого леса.
        Когда до цели оставалось не более двадцати саженей, вожак услышал скрученную от напряжения мысль ползущего следом за ним волка:

«Ват, смотри, красная сосна на опушке, шестая ветка снизу».
        Вожак вскинул взгляд в указанном направлении и сразу же разглядел серовато-рыжую тень, сливавшуюся с медно-красным стволом сосны.
        Рысь!
        Совсем небольшая рысь, частью спрятавшаяся за стволом сосны, не отрываясь, смотрела в сторону луга.

«Наших увидела!» - пахнула новая мысль сзади.

«Только еще не все поняла…» - дополнил мысль своего товарища третий волк.

«Вперед!» - приказал Ват, и волки снова двинулись к опушке леса, теперь уже держа направление на приметную сосну и не сводя взгляда с рысьей сторожи.
        Спустя пару минут рысий наблюдатель, похоже, определился с ситуацией - его гибкое тело исчезло на мгновение из поля зрения подбирающейся к сосне стаи, а затем волки увидели, что рысь быстро скользит по стволу вниз.

«Его родичи далеко! - ликующе воскликнул Ват. - У него нет прямой связи с ними!»
        И тут же огромный волк вынырнул из скрывавшей его травы и метнулся к сосне. Рысь, увидев новых противников, в нерешительности замерла на полпути, а затем неожиданно прыгнула вниз!
        Но до земли зверь не долетел, перевернувшись в воздухе через голову, он на мгновение словно бы растворился в воздухе, а затем вдруг снова появился, но… Теперь это был большой черный ворон! Раскинув широкие крылья, тяжелая птица заложила крутой вираж и стала быстро набирать высоту.
        Вожак, мчавшийся на перехват противника, и не подумал останавливаться. На полной скорости он неожиданно бросил свое тело вверх, словно надеясь допрыгнуть до уходящего в небо ворона, и в самой высокой точке своего прыжка тоже перевернулся через голову. Снова в воздухе появилось размытое серовато-прозрачное пятно, из которого через мгновение вырвался огромный голубовато-серый ивачь!
        Двухметровые крылья пернатого гиганта ударили воздух, и вожак в одно мгновение почти настиг крошечного по сравнению с ним ворона. Тот, увидев погоню, заметался, но путь в сторону села был ему отрезан. Черная птица, уже поднявшаяся над верхушками деревьев, камнем упала вниз и, петляя между стволами, попыталась скрыться, спрятаться от своего страшного противника. Однако ивачь и не подумал преследовать ворона между ветвями, вместо этого он поднялся еще выше, зорко отслеживая метания ворона среди деревьев, а спустя несколько мгновений великан вдруг сложил свои огромные крылья и камнем упал в лес. Послышался короткий придушенный крик, слабый хруст сухого валежника под деревьями, и все стихло.
        Через несколько минут волки собрались около своего вожака, сидевшего на упругом ковре сопревшей хвои под серой сумрачной елью. Рядом с ним лежал невысокий молоденький паренек с порванным горлом.

«Закопайте его, ребята… - прозвучала грустная мысль вожака, - а то я что-то устал…»
        Четверо волков в очередь вырыли лапами неглубокую яму, столкнули туда тело молодой убитой рыси и, забросав его землей, аккуратно восстановили хвойный покров.

«Теперь уходим! - скомандовал Ват. - Идем лисьим ходом… Хотя рысей мы вряд ли обманем!»
        Но погони за ними не было, сторож рысей не успел сообщить своим об увиденных им волках. Спустя сутки дозорная стая вернулась в свой лагерь, а еще через двое суток целая сотня волков, возглавляемая самим князем, незаметно прошла землями рысей к границе удела кабанов и растерзала три деревни!
        Старый Ерохта умолк, а затем негромко добавил:
        - Вот каким был твой прадед…
        Вотша немного помолчал, словно никак не мог вернуться к действительности, а затем шепотом спросил:
        - Но почему же люди такие разные - есть многоликие, а есть…
        Он не договорил, но дед и так понял его тоскливый вопрос.
        - Я же тебе уже рассказывал, - печально проговорил он. - Когда-то все люди были многолики. Но давным-давно волхвы, самые умные и знающие из многоликих, нашли способ лишать людей многоликости. Сначала это проделывали над пленными или над предателями племени, затем стали это делать с женщинами, чтобы они вынашивали и рожали детей, потом и вовсе… - Дед, не договорив, вздохнул и закончил мысль: - Но лишенный многоликости человек - тот же калека, может быть, даже самый покалеченный из калек, а многоликие калек презирают. Вот они и дали нам прозвище
«изверги»… ну, вроде бы как они нас извергли из стаи. И относятся к нам, как к ничтожествам.
        - Но если мой прадед был многоликим, как же получилось, что ты, дед, не многоликий? Тебя, выходит, лишили многоликости? За что?
        Голос Вотши звучал негромко и вроде бы спокойно, но сна в нем не было, а была жгучая обида.
        - Меня? - удивленно переспросил Ерохта и, приподнявшись, заглянул внуку в лицо, затем, снова улегшись, горько хмыкнул: - Это, Вотушка, другая история… Расскажу и ее… как-нибудь в другой раз. - А затем, словно бы рассердившись, сурово добавил: - Спи давай! Замучил уже меня - расскажи да расскажи!!
        И демонстративно отвернувшись от внука, засопел.
        Вотша еще долго лежал в темноте, уставившись широко открытыми глазами в крошечное окошко хатки. Он представлял себя на месте своего прадеда. Вот он в лике могучего волка, вот в лике ивача, парящего в небесах, а вот в лике страшного, неостановимого секача!
        А в окне, почти точно в его середине, сверкала оранжевая звезда - Волчья звезда! Звезда стаи восточных волков! Она давала каждому волку стаи удачу, она хранила их от напастей и бед, она защищала их от врагов и дарила победу! Вот только маленькому Вотше она ничего не могла подарить - он не был волком, он был… извергом!
        Поэтому Вотша и не смотрел на звезду, поэтому он и отдавался своим видениям!
        Но постепенно ночь взяла свое, и маленький мальчик заснул…
        Ночь всегда берет свое!..
        А в это время в центре города, в княжеском замке, кипел весельем поздний пир. Князь Всеслав и пятеро его спутников вернулись из дальнего путешествия, и княгиня Рогда устроила мужу торжественную встречу. Почти вся стая князя, все волки, находившиеся в это время в стольном городе, собрались в пиршественном зале замка и в замковом дворе, где тоже были накрыты столы. Без малого шестьсот человек одновременно подняли кубки за здоровье и славу своего князя, своего вожака!
        После второго тоста Всеслав вышел на крыльцо, и двор, заполненный простыми воинами, взорвался приветственными криками. С довольной улыбкой оглядел Всеслав орущих мужиков, приветственно помахал им рукой, и тут же под сердцем закопошилась змея тревоги. Удалось-таки Ратмиру растревожить, смутить князя.

«И зачем я его привел с собой! - недовольно подумал Всеслав, вспомнив своего младшего брата. - Пусть бы он продолжал сидеть в своей Звездной башне, как безвылазно сидел до этого почти сорок лет!! Нет, захотелось мне похвастать перед ним своей мощью, своей стаей, ведь это и его стая, а он…»
        Князь еще раз махнул рукой, но на его лице уже не было довольной, торжествующей улыбки. Он повернулся и быстро прошел в пиршественный зал, к своему месту на возвышении, уселся на стул с высокой прямой спинкой, вдруг лицо его скривилось в презрительной гримасе.

«Даже этим возвышением он меня попрекнул! - с неожиданной ненавистью подумал он о брате, и в то же мгновение сердце полоснула страшная догадка. - А может, он сам метит в вожаки? Может, надоело ему сидеть в Звездной башне и рассматривать ночное небо да сочинять эпистолы к таким же, как он сам, затворникам?»
        Князь бросил острый взгляд в сторону ближнего стола. Там, рядом с самыми близкими вожаку сородичами, сидел и его брат, Ратмир. Молодой еще человек выделялся среди окружавших его воинов и одеждой - на нем красовалась темная хламида дважды посвященного служителя Мира, или, как их называли здесь, на востоке, - волхва, и спокойной трезвостью умного лица. Сейчас Ратмир, прихлебывая из кубка легкое кисловатое вино, с едва заметной улыбкой следил за разгорающимся за столом спором о достоинствах диких южных лошадей.

«Нет! - К князю вернулось спокойствие. - Никогда его не примет стая. Пусть он умен, пусть умеет повернуться к Миру восемью гранями, но стае нужен вожак-воин, вожак-защитник! Какая может быть защита от этого ученого… одиночки? Он и оружие-то в руках как следует держать не умеет!»
        Всеслав наклонился к княгине и с довольной улыбкой спросил:
        - Хочешь, я тебя повеселю?
        Красавица Рогда посмотрела на мужа, вытерла губы чистой льняной салфеткой и, вернув улыбку, ответила:
        - Хочу… Ты что, новых скоморохов с собой пригнал? А я и не заметила!
        Князь весело расхохотался собственной мысли: «Ха! Скоморохов!! А ведь он действительно - скоморох!»
        - Сейчас я покажу тебе… скомороха! - объявил он, отсмеявшись, и громко позвал: - Ратмир, поднимись ко мне.
        Брат отвлекся от разговора своих соседей по столу, удивленно посмотрел в сторону княжеского стола и не слишком уверенно поднялся со своего места.
        Всеслав сделал знак одному из прислуживающих на пиру извергов, чтобы тот поставил к столу еще один стул, и указал Ратмиру на это место. Брат поднялся на помост и чуть настороженно присел на краешек стула. Вожак стаи, заговорщицки подмигнув жене, обратился к брату:
        - Ну, как тебе нравится мой замок? Мои волки? Мой ужин?
        Ратмир внимательно посмотрел брату в глаза, потом едва заметно покачал головой и чуть подвинулся, тверже усаживаясь на стуле.
        - Крайский замок очень хорош, - начал он спокойным «лекторским» тоном. - За те тридцать с лишним лет, что я отсутствовал, он здорово изменился… Сегодня, я думаю, эту крепость не сможет взять ни одна стая. И для жизни замок стал гораздо удобнее, теперь он - по-настоящему жилой. Стая, которую ты водишь, тоже очень хороша - многолюдна, сыта, хорошо вооружена. Да и твой ужин показывает, насколько людям вольготно живется в этой стае.
        - А-а-а! - довольно протянул Всеслав. - Стало быть, ты признаешь, что я хорошо управляю стаей?
        Ратмир неожиданно улыбнулся, и его лицо сразу же стало проще и привлекательней.
        - Разве я говорил, что ты плохо управляешь стаей?
        - Да ты же мне все уши прожужжал, пока мы шли домой! - возмущенно воскликнул Всеслав. - Мы неправильно живем! Мы неправильно живем! Мы неправильно живем!
        Улыбка исчезла с лица Ратмира, черные брови сошлись над переносицей, и он повторил вслед за братом:
        - Мы неправильно живем!
        - Это почему же? - вмешалась в разговор княгиня. - В чем ты видишь… неправильность?
        Ратмир перевел свой серьезный взгляд на княгиню, словно прикидывая, насколько она способна понять его рассуждения. Всеслав усмехнулся, догадавшись о сомнениях брата, и сквозь зубы произнес:
        - Поделись с моей женой своими сомнениями. Она женщина умная… не только головой, сердцем умная, она твои сомнения… рассеет!
        Ратмир едва заметно пожал плечами и заговорил, обращаясь к Рогде:
        - Я, как ты знаешь, живу в уединении, но это не значит, что мне неизвестно, что происходит в Мире, как живут стаи. Кроме того, у меня есть время подумать о происходящем… Оценить его.
        Он снова бросил быстрый взгляд на княгиню, и та, словно бы подбадривая его, кивнула.
        - Ты наверняка и сама видишь, как изменилась жизнь со времен твоего детства?
        - Она и должна была измениться, - снова улыбнулась княгиня. - Это было бы странно, если бы жизнь застыла в неизменности!
        - А какие, на твой взгляд, главные изменения произошли в жизни? - неожиданно поинтересовался Ратмир.
        - Ну… - Рогда на секунду задумалась, а затем пожала плечами. - Много всякого произошло, я как-то не задумывалась об этом. Раз что-то изменилось, значит, пришло время старому уйти, новому прийти…
        - Все правильно. - Ратмир кивнул головой. - Тебе и не надо вникать в эти изменения. А вот Всеславу необходимо видеть их и… оценивать! Именно про это я ему и «прожужжал все уши»!
        Он посмотрел на брата, а затем снова обратился к Рогде:
        - Вот о чем я ему твердил. Во-первых, практически во всех стаях перестали выбирать вожаков! Еще четыреста лет назад на смену одряхлевшему, не способному уже руководить стаей вожаку приходил самый сильный, самый опытный и умелый человек. Стая сама выбирала его и действительно выбирала достойного, потому что от вожака зависело будущее всей стаи! А теперь… Теперь вожак, еще будучи в силе, старается привести на свое место своего же отпрыска - сына, внука…
        - А чем это плохо? - удивленно переспросила Рогда. - Ведь сын или внук вожака, конечно же, лучше всех знает, как управлять стаей. Он же учится этому с младых когтей у самого вожака!
        - Плохо то, что вожак не смотрит, насколько его отпрыск способен водить стаю, насколько он умен и отважен. Плохо то, что по-настоящему способные люди уже не могут занять подобающее их способностям место, ведь конкурентов своего отпрыска вожак так или иначе старается… убрать! А это обескровливает стаю, ослабляет ее!
        - Ну, в моей стае такого нет! - излишне резко возразил Всеслав. - Если мой Святополк займет мое место, он сделает это по праву и при поддержке всей стаи!
        - В нашей стае такого нет? - горько переспросил Ратмир. - А ты вспомни Вата! Разве не он должен был быть избран вожаком после нашего деда? А вместо этого…
        - Ват был предателем! - в ярости рявкнул Всеслав. - Он предал стаю! Из-за него погибли шестеро лучших волков! За это он и понес заслуженное наказание!
        Вожак жадно припал к кубку с вином, словно сказанные слова ободрали его горло, а Ратмир смотрел на брата горьким взглядом. Когда же тот допил и со стуком поставил кубок на стол, Ратмир негромко произнес:
        - Ты можешь рассказывать эту выдумку вот им. - Он коротко кивнул в сторону гуляющих дружинников. - А я знаю, за что и как был наказан Ват. Сейчас ты говоришь, что твой сын возьмет власть, только если он будет ее достоин. Но Святополку только двадцать лет, я посмотрю, как ты заговоришь и что ты… сделаешь, когда поймешь, что у него в стае есть достойные соперники!
        Князь в ярости скрипнул зубами и резким движением снова наполнил свой кубок, расплескав вино по скатерти.
        - Но это не самое страшное… - медленно, словно бы устало произнес Ратмир и, посмотрев в испуганные глаза княгини, неожиданно спросил: - На сколько, сестрица, увеличилось в Крае количество извергов, ну хотя бы за те годы, которые я отсутствовал?
        Княгиня явно растерялась и неуверенно пробормотала:
        - Так кто же их будет считать?
        - Да, их никто не считает, - с горечью согласился Ратмир. - А стоило бы…
        - Зачем? - удивленно переспросила Рогда, а Всеслав, оскалясь в кривой усмешке, зло пробормотал:
        - Это еще одна умная догадка моего ученого братца! Он, видишь ли, считает, что изверги могут нам угрожать.
        - Да чем же?! - изумленно воскликнула княгиня.
        И снова Ратмир задал неожиданный вопрос:
        - У тебя сколько детей, княгиня?
        - Ты же знаешь, двое, - недоуменно ответила Рогда.
        - А сколько в стае еще семей, где было бы двое ребятишек?
        Княгиня посмотрела на мужа и чуть пожала плечами:
        - Да… вроде бы больше нет таких…
        - А вообще, сколько в стае детей?
        Княгиня на секунду задумалась, а потом уверенно ответила:
        - Двадцать один.
        - Ты, Всеслав, гордишься тем, что сейчас в замке пируют почти шестьсот человек…
        - обратился Ратмир к вожаку стаи. - И вот у этих шестисот человек всего двадцать один ребенок!
        - Рогда говорит только о… многоликих!.. - вскинулся уже порядком захмелевший князь. - А маленьких полуизвергов наберется не меньше тысячи!
        - А вы полуизвергов принимаете в стаю? - с интересом переспросил Ратмир.
        - Редко… - нехотя ответил вожак. - Это роняет престиж стаи!
        - Но ты же знаешь, - вмешалась в разговор княгиня, - родить многоликого очень тяжело! Женщине приходится девять месяцев существовать, повернувшись к Миру только одной гранью, а это далеко не каждой по силам!
        - Правильно, - кивнул Ратмир, - редкая женщина выдерживает весь срок беременности, потому-то твой случай - двое детей - уникален! А к своим детям от извергинь люди относятся с… презрением!
        Он посмотрел по очереди на обоих супругов и огорченно покачал головой:
        - Вы вот сказали, что не знаете, сколько в Крае извергов, так я вам скажу. Судя по величине города, их не менее десяти тысяч… Я говорю только о взрослых извергах! Это значит, что княжеский замок окружает, по меньшей мере, четыре с половиной тысячи семей, в каждой из которых от семи до десяти ребятишек!
        - Зато изверги живут, в лучшем случае, семьдесят лет, а многоликие в худшем - двести! Да и что могут изверги сделать многоликому? - Князь пьяно расхохотался, и Рогда с тревогой посмотрела на мужа.
        - Они уже делают… - спокойно ответил Ратмир. - Посмотрите, вы сами себя называете именем, данным нам извергами - многоликие! А ведь у нас есть и собственные названия для своего рода - люди, первые! Мы не говорим «многоличье» мы говорим - «многогранье», но вы пользуетесь прозвищем, придуманным извергами, и этим, сами того не замечая, уже ставите их на один уровень с собой!
        - Как это? - снова удивилась княгиня. - С чего ты это взял?!
        - По логике их речи мы - многоликие, они - изверги… Но и те, и другие - люди… человеки! Во всяком случае, изверги считают именно так! И вы, принимая их… терминологию, поддерживаете эту их уверенность!
        Рогда растерянно посмотрела на мужа, не зная, что возразить деверю.
        - Но ты, брат, видимо, имел в виду другое, - повернулся Ратмир к Всеславу. - Один изверг действительно ничего не может сделать человеку. И двадцать - ничего, и сто… А вот тысяча!..
        И он многозначительно замолчал.
        Однако Всеслава, видимо, не испугал многозначительный тон брата, подняв руку и покачав пальцем перед носом Ратмира, он заговорил в пьяном кураже:
        - Не надо меня пугать, братец! Ты сам прекрасно знаешь, что стоит мне повернуться к Миру другой гранью, и любое оружие извергов, даже если они когда-нибудь научатся владеть оружием, будет бессильно против меня, в худшем случае я получу небольшую рану! Меня, волка, меня, медведя, меня, ивача, не достанет ни одно оружие этого Мира, разве что поцарапает! А вот я, своими клыками, своими когтями, своим клювом, достану любую тварь этого Мира!!! Кроме того, если я посчитаю, что моя стая недостаточно велика, то просто пошлю своих ребят по деревням извергов, и через девять месяцев она станет в два раза больше! Сами изверги прекрасно знают не только то, что они бессильны против нас - людей, но и то, что, если мы захотим, они будут рожать таких, как мы, и при этом еще будут нам благодарны! Да, да, извергини будут счастливы родить ребенка от человека! Так кто кого должен опасаться? - Он посмотрел в лицо брату хмельным горящим глазом и с довольной ухмылкой закончил: - Вот они меня и боятся! Боятся до дрожи в коленках, до холодка вдоль хребта, до пресечения дыхания! Я решаю: жить им или умереть. Так было, так
есть и так будет во веки веков!
        - Так было, так есть… - спокойно согласился Ратмир. - Но… как верно сказала твоя умница-княгиня, Мир меняется… И кто знает, какие изменения придут в этот Мир завтра?!
        Всеслав откинулся на спинку стула и вяло махнул рукой:
        - Я смотрю, вас, волхвов, стаи слишком хорошо кормят и у вас слишком мало забот! Вот вам в головы и лезут всякие… странные мысли! Как ты вообще мог додуматься до сравнения человека с извергом?!
        Ратмир долго молча смотрел на брата, а затем негромко произнес:
        - Вспомни Вата… Он был одним из лучших в стае, а стал извергом! Конечно, он потерял многогранность, но человеческие-то качества у него должны были сохраниться! И он не покончил с собой после того, как его лишили многогранья, а ведь многие ожидали именно этого. Нет, он прожил отпущенный ему срок, и прожил достойно! - И вдруг он снова улыбнулся. - Я сегодня видел одного из его потомков… Совсем маленький мальчишка, но удивительно похож на Вата!
        Всеслав вскинулся:
        - Ват умер сорок лет назад…
        Ратмир удивленно приподнял бровь и пожал плечами:
        - Я сказал только, что мальчик очень похож на Вата… И больше ничего!
        Но Всеслав его уже не слушал. Голова князя упала на грудь, тело расслабилось, рука, державшая кубок, сползла со столешницы и выронила драгоценный сосуд.
        Рогда подала короткий знак, и тут же к князю с двух сторон подскочили изверги-слуги. Осторожно подняв князя, они быстро вынесли его из пиршественной залы и в сопровождении княгини поспешили к княжеской спальне. Всеслав, казалось, полностью отдался пьяному, беспробудному сну. Но когда слуги, стянув с него жесткое парчовое платье, укрыли тяжелое тело прохладными простынями, он неожиданно открыл глаза и, обращаясь к стоявшей рядом с постелью жене, произнес неожиданно трезвым голосом:
        - Пошли Скала и Искора в город. Они сопровождали Ратмира и должны знать, где он встретил того мальчишку. Пусть приведут его в замок, я хочу его видеть завтра утром!
        Рогда молча кивнула в ответ.
        Ратмир, оставшись за княжьим столом в одиночестве, задумался. Зал практически опустел, только несколько завзятых питухов все еще буянили за одним из столов, да изверги-слуги сновали по залу, прибирая со столов дорогую посуду.

«Бесполезно… - горько думал Ратмир. - Ни один из вожаков не думает о будущем. Всех их тревожит только сегодняшний день! И Совет посвященных не хочет заниматься этим! Посвященные почему-то считают себя выше мирских дел…»
        К нему неслышно подошла молоденькая девушка и, смиренно опустив глаза, проговорила:
        - Господин, ваши покои готовы, если вы хотите отдохнуть, я вас провожу.
        Ратмир поднял глаза и взглянул на извергиню. Лет ей было не более четырнадцати, ее личико с небольшим, чуть вздернутым носиком, полными ярко-красными губками и длинными, пушистыми ресницами дышало свежестью. Простая прямая белая рубашка с подолом до щиколоток босых ног скрывала тело девушки, но спрятать высокую, упругую грудь она не могла. Брат князя встал со стула и негромко произнес:
        - Ну что ж, проводи меня, красавица. Мне действительно надо отдохнуть.
        Девушка быстро повернулась и легкой, летящей походкой направилась к боковым дверям, выводившим из пиршественного зала в правое крыло замка.
        Гостевые покои, предназначенные для приезжавших к князю Всеславу посланцев из других стай, были на этот раз целиком отданы в распоряжение Ратмира. Молоденькая извергиня провела волхва по длинной анфиладе небольших комнат в главный зал покоев. Из зала, отделанного панелями редкого розового дерева, выходило две двери. Девушка направилась к той, что располагалась справа, и за ней, пройдя недлинным, узким и темноватым коридором, ввела Ратмира в большую спальню. Огромная кровать под роскошным шелковым балдахином была тщательно застелена, угол темно-синего легкого покрывала аккуратно отогнут, чтобы показать идеально растянутые голубые простыни.
        Девушка остановилась у входа в спальню, и когда Ратмир прошел мимо нее в комнату, негромко произнесла:
        - Если господину что-то нужно, я немедленно принесу…
        - А если мне ничего больше не нужно? - с легкой улыбкой спросил волхв.
        - Тогда я, с позволения господина, оставлю его, - не поднимая глаз, ответила девушка.
        - А разве ты не разделишь со мною ложе, чтобы… согреть его? - спокойным, чуть надменным тоном поинтересовался Ратмир, и его вопрос, учитывая стоявшую на улице жару, прозвучал издевкой - жесткой, требовательной издевкой!
        На одно мгновение девичьи ресницы взмыли вверх, и волхва обжег испуганный взгляд темных глаз. Девушка чуть откачнулась назад, и с ее щек сбежал румянец, однако голос ее, прозвучавший чуть тише, был все так же ровен и спокоен:
        - Если господин мерзнет, я готова принести ему постельную грелку, а в спальне поставить жаровню.
        - А вот этого не надо! - Ратмир высокомерно вскинул голову. - Ты прекрасно поняла, о чем я говорю!
        Он несколько секунд помолчал, а затем снова спросил:
        - Так ты готова разделить со мной ложе?
        - Если господин этого потребует… - еле слышно пробормотала извергиня.
        - Ты хочешь сказать, что сделаешь это против собственного желания? - переспросил ее волхв.
        Девушка молча кивнула.
        - Почему? Разве для тебя не лестно было бы стать наложницей человека и, может быть, родить от него ребенка?
        На этот раз девушка отрицательно помотала головой.
        - Почему?! - снова спросил Ратмир и, шагнув к девушке, двумя пальцами приподнял за подбородок ее опущенную голову. - Смотри мне в глаза и рассказывай!
        Голос волхва звучал жестко, почти угрожающе.
        Лицо девушки было запрокинуто кверху, однако опущенные ресницы по-прежнему прикрывали глаза. Не пытаясь освободиться от упертых в ее подбородок жестких пальцев, она негромко заговорила:
        - Если я потеряю девство до брачного обряда, от меня отвернутся все родственники, а отец проклянет… Так будет, даже если я сама ни в чем не буду виновата… Господин тоже не женится на мне - зачем ему, многоликому, жена-извергиня!
        - А если я официально признаю тебя своей наложницей? - все тем же жестким тоном спросил Ратмир.
        - Вы попользуетесь мной некоторое время, а потом выбросите, как ненужную вещь, - не открывая глаз, проговорила девушка. - А мой позор останется со мной!
        - Почему обязательно - выброшу?! - Волхв презрительно приподнял правую бровь. - Я отпущу тебя домой и дам богатое приданое!
        - Даже с самым богатым приданым никто не согласится принять на себя мой позор…
        Молоденькая извергиня старалась говорить спокойно, но в ее голосе уже чувствовались едва сдерживаемые слезы.
        Ратмир наконец-то отпустил ее подбородок, и она тут же снова опустила лицо.
        - Значит, постель человека для вас теперь считается несмываемым позором? - медленно проговорил он и замолчал, словно ожидая ответа на свой вопрос. Однако девушка стояла тихо, почти не дыша. - Да, я действительно очень давно не был дома, не был в стае… Тридцать восемь лет назад извергиня, взятая в наложницы и родившая дитя от человека, считалась у извергов очень достойной женой…
        Девушка продолжала молчать, уставившись в пол. Ратмир медленно вернулся к кровати, уселся на покрывало и устало произнес:
        - Можешь идти, мне больше ничего не надо.
        Девушка быстро метнулась к выходу, но была остановлена в дверях властным окриком:
        - Стой!
        Она замерла, а волхв спокойным, даже каким-то ласковым голосом спросил:
        - Как тебя зовут?
        - Мила… - негромко ответила извергиня, повернувшись лицом к волхву, и он снова увидел быстрый взгляд, брошенный ему в лицо из-под взметнувшихся темных ресниц.
        Ратмир лениво взмахнул рукой:
        - Ступай, Мила, и прикрой за собой дверь поплотнее…
        Девушка немедля выскочила за порог и аккуратно без стука закрыла дверь.

«Вот еще одно доказательство изменений, пришедших в Мир, - устало подумал Ратмир. - Извергини уже не считают честью забеременеть от… многоликого, как все еще думает мой дорогой братец! И неизвестно, что случится, если он пошлет своих волков по деревням извергов!.. Но значит - и я ошибаюсь, добиваясь хоть какого-то равенства для извергов, какой смысл давать права людям, рожденным извергинями, если для извергов ребенок от человека ненавистен, если он -
„несмываемый позор“ для его матери! Но самое страшное, что и это изменение в Мир привели мы сами… Вернее, наша жестокость, несправедливость… наше высокомерие!»
        Он встал с кровати, медленно разделся, аккуратно повесил свою темную хламиду на вбитый в стену деревянный костыль и забрался под прохладное покрывало. Сон к нему пришел не сразу.
        Ранним утром следующего дня, задолго до восхода солнца, когда город только готовился к пробуждению, на тихой улочке слободы горшечников появились двое всадников. Княжьи ратники из старшей дружины, высокие, статные, широкоплечие мужи, были одеты в одинаковые темно-серые рубахи с приколотыми справа бронзовыми бляхами в виде волчьих голов, зимой скреплявшие ворот плаща, такие же темно-серые порты, высокие черные сапоги. На их головах красовались плоские, прикрывающие уши, картузы. Оружия в их руках не было, да здесь оно им и не было нужно.
        Дружинники уверенно направили лошадей к домику старого Ерохты и, остановившись у калитки, спрыгнули на землю. Один из них остался около плетня, держа лошадей под уздцы и зорко поглядывая по сторонам, а второй небрежным пинком распахнул калитку и вошел во двор. Не доходя нескольких шагов до дверей хатки, он зычно гаркнул:
        - Эй, хозяин, дверь открывай!
        Дверь распахнулась в тот самый момент, когда подошедший дружинник уже собирался повторить свой небрежный пинок. На пороге стоял дед Ерохта, щурясь со сна и пытаясь разобрать, кто это так бесцеремонно орет. Разглядев княжьего ратника, он попытался поклониться, но тот, грубо толкнув старика внутрь хатки, рявкнул:
        - Ну, где тут у тебя малец прячется? Давай его сюда!
        - Не прячется у меня никакой малец, - растерянно пробормотал дед. - Внук только со мной…
        - Вот он-то нам и нужен! - неожиданно весело гоготнул ратник.
        Из тряпок, наваленных в темном углу хаты, вынырнула белая детская голова. Широко распахнутые, будто бы и не спавшие глаза уставились на ратника.
        Тот, увидев мальчонку, одним прыжком оказался рядом с кучей тряпья и выдернул из нее Вотшу. Подняв ребенка на вытянутых руках, ратник довольно ухмыльнулся:
        - Тот самый…
        - Зачем вы его забираете?.. - забормотал за его спиной старый Ерохта. - Он же ничего не сделал, многоликий сам с ним заговорил…
        Дружинник прижал мальчика к груди и повернулся к деду.
        - Мальчишка ничего не сделал, - подтвердил он слова деда и, шагнув к выходу из хаты, добавил: - Но вожак хочет его видеть, а зачем… кто ж его знает?!
        Когда дружинник с ребенком на руках вышел во двор, у плетня уже кучковалось десятка два слобожан. Тихо переговариваясь между собой, они с осторожным интересом косились на стоявшего у калитки воина. Увидев Вотшу на руках дружинника, все замолчали. Ратник, стоявший у плетня, быстро вскочил в седло и развернул коня таким образом, чтоб оказаться между своим товарищем и собравшейся толпой. Второй ратник спокойно усадил мальчишку на своего коня, поднялся в седло и, придерживая ребенка одной рукой, направился в сторону княжеского замка. Слобожане молча смотрели им вслед, пока оба дружинника не скрылись за поворотом дороги. Потом все они повернулись в сторону хаты. На пороге стоял старый Ерохта и с тоской смотрел вслед увезенному внуку.
        Несколько минут над улицей висела мертвая тишина, а затем раздался хрипловатый мужской голос:
        - Ерохта, зачем это многоликие Вотшу забрали? Он что, набедокурил сильно?
        Этот голос словно бы вывел старика из оцепенения. Вздрогнув, он посмотрел на столпившихся у плетня соседей, потер лоб дрожащей рукой и нарочито громко ответил:
        - Ничего он не набедокурил. Ратник сказал, что его… князь видеть хочет.
        Снова над улицей повисло молчание - все обдумывали слова старика.
        - Ну… может быть, князь посмотрит да и отпустит мальчонку-то… - раздался наконец женский голос, которому явно не хватало уверенности.
        - Как же, отпустит, - немедленно отозвался кто-то из мужчин. - Когда это было, чтобы многоликие просто так отпускали нашего брата?!
        - Но это же… ребенок… - робко возразил все тот же женский голос.
        - А им все одно, что ребенок, что взрослый! - раздраженно ответил мужчина. - Мы для них не люди - изверги!
        После этого, ставящего заключительную точку, слова все стоявшие у плетня люди как-то засуетились и стали быстро расходиться по своим домам. Скоро дед Ерохта остался в одиночестве.
        Всадники, увозившие Вотшу, едва только толпа слобожан скрылась за поворотом дороги, пустили своих коней ходкой рысью, и скоро мальчишка увидел каменные городские дома и вырастающие за ними высокие серые стены княжеского замка. Спустя несколько минут копыта лошадей гулко процокали по деревянному настилу подъемного моста, и всадники въехали на огромный, мощенный камнем замковый двор. Здесь, рядом с высокими резными дверями очень красивого трехэтажного здания, они спешились, но Вотша остался сидеть на конской спине перед седлом всадника.
        Дружинник, стороживший у плетня, быстрым шагом направился внутрь здания, а второй встал рядом с лошадью и, чуть придерживая мальчишку за пояс порточков, негромко сказал:
        - Ты, малец, сильно не пугайся… Если князь что спросит, отвечай не торопясь, спокойно… Да не придумывай ничего - князь страсть врунов не любит.
        - Я никогда не вру! - тихо буркнул насупившийся мальчик.
        Ратник улыбнулся в густые усы и построжавшим голосом проговорил:
        - И не перечь князю, не дерзи! А то и оглянуться не успеешь, как на конюшне окажешься!
        - А чего я там, на вашей конюшне, не видал? - еще тише пробурчал мальчишка.
        - Вот и я говорю - нечего тебе там делать! - неожиданно согласился ратник и снова улыбнулся.
        Но в то же мгновение улыбка слетела с его лица. За закрытыми резными дверями раздался слабый шум, затем одна из дверей приоткрылась, и в образовавшуюся щель на крыльцо проскользнул второй дружинник.
        - Идет князь! - чуть запыхавшись, проговорил он. - Снимай мальчонку!
        Сильные руки сдернули Вотшу с лошади, опустили на камень площади, и ратник, щекотнув его ухо усами, прошептал:
        - Помни, что я тебе говорил!
        Мальчик молча кивнул белой взлохмаченной головой и уставился огромными голубыми глазами на высокие двери дворца.
        Прошло минут пять, и двери медленно, торжественно распахнулись, открывая мальчишечьему взгляду темную, прохладную прихожую, из глубины которой выходил высокий, стройный мужчина в белой, расшитой красным крестиком рубашке, темно-серых портах и высоких сапогах. Рядом с ним шла полная высокая женщина в светлой рубашке и долгополом летнем сарафане.

«Вот он какой - князь! - восторженно подумал Вотша, вглядываясь в лицо мужчины.
        - Вожак… Всеслав!»
        Выйдя на крыльцо, князь и княгиня внимательно оглядели маленького Вотшу, а затем Всеслав, усмехнувшись, проговорил:
        - Он действительно похож на…
        Быстро сбежав с невысокого крыльца, он остановился в двух шагах от мальчика и спросил:
        - Как тебя зовут, маленький изверг?
        - Вотша, господин…
        Голос у мальчонки хоть и дрогнул, но прозвучал достаточно громко и ясно.
        - А знаешь ли ты изверга по имени Ват?
        - Это мой прадед, господин, - гораздо увереннее ответил Вотша и после секундной паузы добавил: - Только он не был извергом, господин, он был многоликим!
        Всеслав метнул мгновенный взгляд за свое плечо, и Рогда в ответ едва заметно кивнула.
        - С кем живет малец? - обратился князь к стоявшему позади Вотши ратнику.
        - С дедом, вожак, с совсем старым дедом…
        Всеслав снова посмотрел на мальчика:
        - Если твой прадед был многоликим, то почему твой дед - изверг?
        Вотша не сводил глаз с лица князя и потому сразу же уловил проскользнувшее по нему напряжение. Но вожак стаи мгновенно взял себя в руки, и на мальчика посмотрели все те же спокойные темно-серые глаза.
        - Я не знаю, господин. - Мальчишка неловко пожал плечами. - Дедушка мне ничего об этом не рассказывал.
        - Не рассказывал… - задумчиво протянул Всеслав и снова быстро посмотрел на свою княгиню.
        Вотша почувствовал, как лежавшая на его плече рука ратника чуть напряглась.
        - Ну, что ж… - начал было князь, словно приняв какое-то решение, но в этот момент из полутьмы дворцовой прихожей раздался спокойный, строгий голос:
        - Не торопись, брат!
        На крыльце позади княгини появилась высокая худощавая фигура, закутанная в темную хламиду, и мальчика обжег пристальный взгляд странно знакомых зеленовато-холодных глаз.
        Рогда чуть посторонилась, и Ратмир, неторопливо спустившись с крыльца, встал рядом с князем.
        - Позволь мне сначала… проверить его способности, его… возможности, - медленно проговорил волхв, не отрывая глаз от лица ребенка, и в его голосе не было просьбы. - Вдруг он тебе пригодится…
        Князь недовольно нахмурился и сквозь зубы процедил:
        - На что это мне может пригодиться маленький изверг?! Если б он был хотя бы полуизвергом!
        - Вот мы и посмотрим, на что! - со спокойной уверенностью ответил волхв.
        - Ты хочешь увезти мальчишку к себе в Звездную башню?
        - Зачем? Мне достаточно будет просто… поговорить с ним… часок, другой.
        Всеслав пожал плечами:
        - Ну что ж, поговори… Хотя я не думаю, что малец представляет хоть какую-то ценность.
        Затем, подняв глаза на стоявшего позади мальчика ратника, он приказал:
        - Скал, пока что ты будешь отвечать за мальчишку. Устрой его в ратницкой, одень, накорми… В общем, займись им. И следи, чтобы он не сбежал! Головой отвечаешь! Когда волхв Ратмир закончит свои… исследования… я скажу, что дальше делать с мальчишкой!
        Князь повернулся, взошел на крыльцо и, взяв княгиню под руку, направился в глубь дворца. Рогда, прежде чем скрыться в полумраке прихожей, успела бросить через плечо еще один настороженный взгляд. Теперь он был обращен к волхву.
        Но тот не заметил этого взгляда.
        - Приведешь Вотшу сразу после обеда ко мне в покои, - обратился Ратмир к Скалу.
        - Я за это время все приготовлю… И постарайся, чтобы мальчик не был слишком напуган - его испуг может все запутать.
        С этими словами волхв повернулся и неторопливо последовал за княжеской четой.
        Когда двери дворца за ними закрылись, Скал неожиданно подхватил Вотшу на руки и довольно пробасил:
        - Ну ты, малец, молодец! Все как надо делал и даже князя не испугался!
        Скал с Вотшей на руках пересек двор и между двух невысоких хозяйственных построек вышел к большому двухэтажному зданию, пристроенному к замковой стене.
        - Вот здесь ты теперь жить будешь, - проговорил ратник, опуская мальчика на крыльцо и беря его за руку. Коротким коридором они прошли в заставленный длинными столами и скамьями зал, и Скал, остановившись в дверях, пояснил: - Это наша трапезная, а спальни находятся наверху.
        У среднего стола сидело четверо дружинников. Перед каждым из них стояла большая деревянная миска и здоровенная глиняная кружка. Ратники завтракали. Вотша вертел головой, оглядывая трапезную, вдыхал запах каши и свежеиспеченного хлеба и крепко держался за руку Скала.
        Услышав слова дружинника, завтракавшие обернулись, и один из них, здоровяк с густой взлохмаченной черной шевелюрой, глухим басом поинтересовался:
        - Что это за птаху ты привел, Скал?
        - Вот, знакомьтесь, правнук Вата, - проговорил дружинник, подводя мальчика к столу. - А зовут его Вотша. Вожак приказал присмотреть за ним.
        Все четверо с интересом оглядели мальчика, а сидевший с правого края молодой худощавый дружинник проговорил:
        - Правнук Вата? Надо же! Извержонок, значит. - И, хлопнув ладонью по столешнице, добавил: - Ну, садись с нами, извержонок Вотша, позавтракать-то, наверное, не успел?
        Мальчик посмотрел на Скала, и тот поддержал предложение своего товарища:
        - Садись, садись… Сначала поедим. Я ведь тоже еще не завтракал, а потом пойдем к тетке Сидохе, может, она тебе из одежды что-нибудь подберет.
        Усадив мальчика на скамью рядом с молодым дружинником, Скал ушел к окошку в дальнем конце трапезной и, спустя несколько минут, вернулся с двумя большими мисками, наполненными рассыпчатой кашей, поверх которой лежало по ломтю хлеба. Затем Скал еще раз сходил к окошку и принес две большие ложки и две кружки. В одной из кружек была налита темная пенистая жидкость, а в другой - молоко. Поставив перед Вотшей миску с кашей и кружку с молоком, дружинник протянул ему ложку:
        - Ешь, не торопись! Не набрасывайся на пищу, как зверь дикий!
        Мальчик молча принял ложку, осторожно взял в другую руку ломоть хлеба, оглядел наблюдавших за ним дружинников, вздохнул и принялся за еду. Однако, черпанув пару раз из миски, Вотша вдруг замер с поднятой ложкой и поднял на Скала изумленные глаза:
        - Дядя Скал… - шепотом проговорил он, торопливо проглотив кашу. - У меня… здесь…
        И замолчал.
        - Да что там у тебя?.. - встревожился дружинник и заглянул в миску к мальчику. - Ну, что ты там обнаружил?!
        - Мясо! - испуганно прошептал Вотша и аккуратно положил ложку хлебалом на край чашки.
        Дружинники переглянулись, и чернявый здоровяк добродушно прогудел:
        - Ну что ж, что мясо… Вот и ешь с мясом… Раз в княжеский замок попал, силенок тебе много понадобится - собирай силенки-то…
        Мальчишка осторожно заглянул в свою миску и, снова взявшись за ложку, ковырнул кашу. Потом, еще раз обежав глазами дружинников, уже смелее поддел небольшой шматок мяса и вместе с кашей отправил в рот.
        Пока он сосредоточенно жевал, дружинники с веселым интересом поглядывали на него, но осторожно, так, чтобы уж совсем не смутить мальца. Тот, прожевав и проглотив первую ложку, с гораздо большим энтузиазмом потянулся к миске и вскоре уже вовсю наворачивал кашу, не стесняясь хозяев стола.
        Прикончив кашу, Вотша аккуратно положил ложку в миску и, удовлетворенно вздохнув, проговорил:
        - Вкусно!..
        - А молоко?.. - с улыбкой поинтересовался Скал. - Молоко-то пей!
        Мальчишка наклонился над кружкой и осторожно попробовал жирное молоко. Выпив пару глотков, он поднял голову, облизнул верхнюю губу и неожиданно улыбнулся:
        - А квас-то у нас с дедом вкуснее…
        Дружинники, с интересом наблюдавшие за маленьким извержонком, расхохотались…
        И вдруг все пятеро почувствовали странную неловкость. Им всем пришло в голову, что вот с ними за одним столом сидит детеныш тех самых извергов, которых они презирали… Да нет, не презирали даже! Они их просто не считали достойными своего внимания, ну разве когда поразвлечься с какой-нибудь молоденькой, симпатичной извергиней, особенно в походе, в набеге! А вот, поди ж ты, сидит малец-изверг за одним с ними столом, ничуть не смущается, уплетает такую же кашу, а им не хочется цыкнуть на него, пристукнуть, вышвырнуть за порог, словно шелудивого пса! Наоборот, извержонок вызывал какое-то щемящее сочувствие, хотелось его… приласкать! И каждый, оправдывая себя, решил, что Вотша все-таки не простой изверг, что он все-таки потомок Вата! А Вата все еще помнили!
        После завтрака, закончившегося в смущенном молчании, Скал взял мальчишку за руку и повел в стоявший по соседству с ратницкой небольшой домик, оказавшийся бельевой. Хозяйничала там пожилая толстая и удивительно опрятная женщина, которую все называли тетка Сидоха.
        Сидоха, увидев мальчишку, вцепившегося в руку Скала, охнула, присела перед Вотшей и, покачав головой, спросила:
        - Это откуда ж у тебя, волчара седой, такой хлопчик малой появился?! Неужто, старый грех какой следок оставил?!
        - Мои грехи, тетка Сидоха, на три метра под землей схоронены, - усмехнулся Скал.
        - А это - грех… Не сказать, чей! - И многозначительно помолчав, добавил: - Вот, познакомься - правнук чернохвостого Вата, зовут - Вотша!
        Тетка Сидоха в мгновенном взгляде вскинула лицо к стоявшему над ней Скалу и сразу же снова опустила глаза на мальчишку.
        - Та-а-а-к… - медленно протянула она, и в этом коротком слове отпечаталась странная, непонятная для маленького мальчика тоска. - И как же он в замке-то у нас оказался?
        - Ратмир вчера в горшечной слободе его углядел, да, видать, вожаку рассказал. А он приказал мальчишку в замок доставить.
        - Зачем? - чуть дрогнувшим голосом переспросила тетка Сидоха, не сводя глаз с Вотши.
        - Да кто ж его знает, - пожал плечами Скал. - После обеда поведу его к Ратмиру, а пока что приказано его одеть и накормить… Мы с ним позавтракали, а теперь вот к тебе пришли - подбери ему что-нибудь из одежи!
        Тетка Сидоха медленно выпрямилась и, поднеся пальцы правой руки к губам, совсем тихо переспросила:
        - А волхву-то мальчишка зачем понадобился?
        - Он хочет узнать его… судьбу… - так же тихо ответил дружинник. - Говорит, вдруг он нашей стае пригодится!
        Толстуха покачала головой и едва слышно вздохнула. Затем, коротко приказав:
«Ждите!», ушла во внутренние помещения.
        Минут через десять тетка Сидоха вместе с двумя своими помощницами, молоденькими извергинями, принесла несколько рубашек, две пары портов, полотна на портянки, маленькие невысокие сапожки. Вся одежда была не новой, ношеной, но чистой и ухоженной - было ясно, что у кастелянши замка все хранится в надлежащем порядке. Часа через два Вотша был одет во все новое, пригнанное по его маленькой фигурке. Даже сапожки оказались ему только чуть-чуть великоваты.
        До обеда Скал успел еще показать маленькому извергу замок и вид, открывающийся с южной стены - той, за которой не было городских построек. Крутой склон, начинавшийся прямо за стеной замка, заканчивался песчаным обрывом, под которым поблескивала быстрая река, а за рекой до самого горизонта, иззубренного невысокими горами, простиралась волнующаяся ковылем степь. И только две-три небольшие дубовые рощицы нарушали это протяженное, волнующееся под ветром однообразие.
        Вотша долго смотрел на степь с высоты замковой стены, а затем, взглянув на дружинника огромными голубыми глазами, тихо спросил:
        - Дядя Скал, а что там, за этим… - и он повел перед собой рукой, не умея подобрать имени открывающемуся перед ним пространству.
        Скал неловко ухмыльнулся и покачал головой.
        - Это степь. Вся эта степь - наша! Она принадлежит нашей стае! А за ней начинаются горы. Вон они видны на самом горизонте. Волку до них бежать четверо суток! В горах живет другая стая - снежные барсы, ирбисы. - Дружинник на мгновение замолчал, словно припомнил нечто давнее. - Опасные, сильные бойцы! Они не строят замков, сами горы для них - замки. Я ходил туда с… твоим прадедом!
        - С Ватом?! - немедленно вскинулся малец.
        - С ним, - кивнул Скал и помрачнел.
        Положив на белую голову мальчика свою большую, тяжелую ладонь, он вздохнул и совсем другим тоном проговорил:
        - Пойдем, Вотша, обедать! А то еще опоздаем к волхву, он тогда мне задаст!
        Обед поразил мальчика еще больше, чем завтрак. Изумленно оглядев заставленный закусками стол, он прошептал:
        - Нам с дедом и за месяц столько не съесть!
        Тем не менее, он отведал и борща с только что испеченными пышками, и горячего оленьего окорока с полбой, и распаренной в меду репы… Однако Скал зорко следил, чтобы мальчишка не переел - осоловеет, а ему ведь к волхву идти!
        Через полчаса после обеда они отправились к Ратмиру.
        У дверей гостевых покоев их встретила молоденькая служанка и, поклонившись дружиннику, произнесла:
        - Господин Ратмир велел мне проводить вас к нему.
        Затем, внимательно посмотрев на мальчика, она повернулась и направилась через анфиладу комнат к главному залу. Здесь она остановилась и, еще раз поклонившись Скалу, сказала:
        - Господин Скал может обождать своего подопечного здесь. К господину волхву мальчик войдет один!
        Дружинник пожал плечами и тихонько подтолкнул Вотшу в сторону девушки:
        - Ступай с Милой, дружок, и ничего не бойся!
        Мальчик шагнул к служанке. Та, бросив удивленный взгляд на дружинника, взяла его за руку и направилась к левой из двух бывших в зале дверей. Когда они скрылись, Скал посмотрел тяжелым взглядом на закрывшуюся за ними дверь и уселся в одно из кресел, стоявших в простенках между окнами зала.
        Мила провела Вотшу коротким коридором до тяжелой, плотно прикрытой двери, с усилием приоткрыла ее и легонько втолкнула мальчика в образовавшуюся щель.
        Мальчишка оказался в большой комнате с окнами, плотно закрытыми шторами. Мрак, царивший в комнате, едва рассеивался пламенем одинокой свечи, бросавшим трепещущие блики на темные резные дверцы больших стенных шкафов, янтарную полированную поверхность стола, установленного в центре комнаты, и большое черное, удивительно глубокое зеркало в странной, темного металла, оправе. Зеркало это не отражало комнаты, в его черной глубине проскальзывали голубовато-синие всполохи, словно некое утробное пламя пыталось выплеснуться и бессильно гасло у самой поверхности бездонной, черной пропасти. И мальчик испугался этой черной бездны, этих бесшумных, непонятно чем рождаемых всполохов, испугался впервые с момента своего появления в замке.
        - Разденься и ложись на стол!
        Холодный, равнодушный голос прозвучал из темного угла. Мальчик стремительно обернулся в сторону говорившего, и вперед выступила закутанная в темную мантию фигура. Голова фигуры пряталась под капюшоном, а лицо было прикрыто грубо вырезанной из толстой, жесткой кожи маской.
        - Ничего не бойся, разденься и ложись на стол! - повторил волхв и повелительным жестом указал на янтарно отблескивающую поверхность столешницы.
        Вотша, не отрывая глаз от высокой, темной фигуры, медленно разулся, развязал пояс портов, и они упали на пол. Переступив через них, мальчик едва заметно вздрогнул и начал стягивать рубашку.
        - Быстрее, - поторопил его равнодушный голос.
        Мальчик снял рубашку и опустил ее на порты. Затем, бросив взгляд на корявую маску, прикрывавшую лицо волхва, он взобрался на стол, вытянулся вверх лицом на прохладном полированном дереве, так, что свеча оказалась у него в изголовье, и закрыл глаза.
        Волхв шагнул к столу и сквозь прорези в маске взглянул в лицо мальчику. Потом из складок своей мантии он достал два небольших холщовых мешочка и высыпал их содержимое по обеим сторонам от головы мальчика. Две крошечные горки похожего на мелкий песок порошка тускло засветились в полумраке комнаты, и было непонятно, то ли песок отражает свет свечи, то ли мерцает собственным светом. Но в это момент волхв быстро наклонился и задул свечу.
        Песок продолжал мерцать чуть переливающимся желтоватым сиянием.
        - Открой глаза… - глухим, безразличным, отрешенным ото всего голосом проговорил волхв.
        Мальчик открыл глаза, и они вдруг замерцали голубоватым отсветом, словно отвечая на свечение песка.
        На миг в комнате повисла странная неживая тишина, словно человек и изверг вдруг перестали дышать… перестали жить. Но, спустя мгновение, над головой мальчика поднялась темная рука с длинными тонкими пальцами, и все тот же неживой голос произнес странное, непонятное, невозможное для человеческого уха слово. Затем рука медленно опустилась и поочередно клюнула длинным указательным пальцем обе светящиеся горки - сначала справа, потом слева от головы мальчика. Вотша услышал, как длинный заостренный ноготь дважды сухо щелкнул в столешницу, и этот тупой звук было последнее, что он услышал въяве!
        Настоящее для мальчика кончилось!
        Песчаные горки от тычка преобразовались в крошечные кратеры, и из их середины вдруг отчетливо потянуло дымком. Этот дым почти сразу же стал виден, словно крошечные желтоватые облачка поднялись над столешницей, над головой ребенка. Подпитываемые все новыми и новыми струйками, вырывавшимися из середины кратеров, эти облачка разрастались, густели, окутывали голову Вотши, но его открытые глаза продолжали смотреть сквозь клубящийся дым в далекий невидимый потолок.
        И тут новое изысканно-корявое, нечеловечье слово невнятным призывом сорвалось с уст волхва, и в ответ на этот призыв глубокая, черная поверхность зеркала засеребрилась, всполохи в его глубине засияли ярче, а затем из его глубины всплыло… отображение!.. Но это было отображение не той темной комнаты, в которой оно стояло, это было отображение какого-то другого, чужого Мира!
        Мальчик лежал спокойно, бездвижно, но с губ его неожиданно сорвался едва слышный, слабый стон. И в ту же секунду волхв произнес третье гортанно-грозное слово, похожее на воинственный клич или приказ. В ответ на него в глубине дымивших песчаных кратеров полыхнуло крошечным оранжево-золотистым пламенем, а в темном провале зеркала, оплетая едва проступавшее изображение, забегали извилистые разноцветно-огненные зигзаги. Вначале едва заметные, они быстро набрали силу, и скоро уже вся комната полыхала стремительными беззвучными, разноцветными вспышками!
        Волхв сбросил свою грубую маску и впился глазами в зеркало, распознавая, читая, запоминая увиденное!
        А Вотша в это время тоже видел… Но это были даже не видения - это была самая настоящая жизнь! Нет, не его жизнь, не жизнь маленького мальчика! Это была чужая и в то же время непонятно близкая, родная жизнь! Он сам, он - маленький Вотша, был огромным волком со странно темным, почти черным хвостом, а за ним бежала стая из двенадцати зверей, а над ним высоко в безоблачном небе кружили три огромные птицы. И он, маленький Вотша, знал, что эти птицы тоже из его стаи, что они оттуда, с неба, видят его путь и следят, чтобы ему, маленькому Вотше, ничего не помешало продвигаться к своей цели.
        Потом это видение смазалось, стерлось, и вместо него возникло другое, не менее яркое! На маленькой, тесной лесной поляне, окруженной густыми, непроходимыми зарослями черной колючки, пятеро волков рвали четырех матерых секачей! Мальчик знал, что схватка уже заканчивается, что кабаны сломлены и не помышляют о победе. Один из них лежал в стороне, подергивая ногами, и при каждом хриплом вздохе из его пасти, между сжатых конвульсией клыков сочилась ярко-розовая пена. Двое других, встав плечом к плечу и выставив вперед клыкастые, но уже порядком изорванные головы, прикрывали третьего, который пытался собственным огромным телом, как тараном, пробить брешь в зарослях.
        Четверо волков, тоже уже имевших раны, без устали атаковали защищающуюся пару кабанов, а он, маленький Вотша - огромный серый волк с темным хвостом, медленно, словно бы безразлично обходил эту пару справа, разглядывая третьего секача, того, что еще не был ранен, того, кому необходимо было уйти из волчьей западни! В тот момент, когда этот третий в который раз врезался в ощетинившийся колючками кустарник и бессильно откатился прочь, он, маленький Вотша, прыгнул через головы прикрытия и низринулся на яростно пыхтящего кабана! Тот попытался подставить волку свои огромные, вымазанные в земле клыки, но эта разящая кость опоздала на мгновение - стальные волчьи зубы сомкнулись на кабаньей шее, пробили жесткую, колючую шкуру и рванули, раздирая в клочья гортань.
        Кабан повалился набок, захлебываясь вырвавшейся наружу кровью, а он, маленький Вотша, могучим прыжком отскочил в сторону, уходя от конвульсивного удара тяжелыми раздвоенными копытами, и, вскинув голову, коротко взвыл, давая сигнал к отступлению.
        Атаковавшие секачей волки медленно попятились прочь от израненных противников в сторону черневшего позади прохода в зарослях, и только он, маленький Вотша, остался на месте, наблюдая, как стремительно размылись контуры кабаньих тел и вместо них на поляне появились двое обнаженных, тяжело дышащих людей. Как они встали на колени около третьего человека, замершего с порванным горлом на голой истоптанной земле, как они, спустя минуту, горестно заломили руки и завыли от горя, не обращая внимания на стоявшего невдалеке волка…
        Потом стерлось и это… Перед его открытыми глазами замелькало что-то неразборчивое, и в следующее мгновение он оказался в огромном темном зале, освещенном дымными факелами. Но теперь он был уже не в обличье волка - он был человеком!
        Он стоял на высоком помосте, полностью обнаженным, и густые, темные, спутанные волосы падали ему на глаза, мешая видеть окружающее. Да он и не желал ничего видеть! Его сильные руки с мощными буграми мышц были безвольно опущены вниз. А в его душе клокотало пламя обиды, возмущения, ненависти! Прямо перед ним стоял пожилой седовласый мужчина, одетый в богатый наряд с княжеским плащом на плечах, в вытянутых руках он держал тускло отблескивающий нож с длинным клинком и затейливо изогнутой рукоятью. А позади старого князя в странно сгустившейся тьме можно было различить высокую тощую фигуру в уже знакомой Вотше темной хламиде. Волхв! Судя по плавным движениям рук, волхв что-то говорил, однако слов Вотша не слышал. Да и что можно было услышать, когда его мозг терзала единственная мысль
        - ПРЕДАЛИ!!! Когда в груди билось единственное желание - ОТОМСТИТЬ!!!
        Но вот волхв вскинул руки и что-то прокричал. Слова были неразборчивы, но голос, срывавшийся на визг, больно резанул уши. Факелы вспыхнули ярче, и в этот момент князь резким движением сломал клинок у самой рукояти, а затем медленным, брезгливым движением бросил обломки под ноги ему - маленькому Вотше.
        Свет померк, тьма пришла в его сознание, влилась в его душу, наполняя ее ужасом и безысходностью, все чувства замерли, и даже ток крови в жилах, казалось, остановился.
        Мир его - маленького Вотши - прекратил свое существование!!!
        Извивающиеся отблески в быстро мутнеющем зеркале свивались в повторяющемся, уже не несущем информации узоре. Дважды посвященный волхв Ратмир с усталым вздохом откачнулся от полированного обсидиана, вытер дрожащей рукой мокрый от пота лоб и взглянул в лицо лежавшему на столе мальчику. Навстречу ему ударил прямой, острый, как клинок, взгляд темно-серых широко открытых, не детских глаз! И второй раз откачнулся пораженный волхв.
        - Закрой глаза!.. - глухо пробормотал он, и его голос уже не был холодным и безразличным, в нем плавала муть тревоги, в нем трепетала дрожь опаски.
        Но мальчик не слышал этого голоса, его глаза, подчиняясь приказу кудесника, медленно закрылись.
        В комнате воцарились тишина и темнота!
        Когда дверь кабинета гостевых покоев приоткрылась и Ратмир позвал Милу, она не узнала его голоса. Слабый и какой-то обреченный, он настолько не соответствовал образу строгого, отстраненного от мира волхва, что она на мгновение растерялась, но привычка к дисциплине мгновенно взяла верх, и служанка быстро вошла в темное помещение. Свет, проникавший через открытую дверь из главного зала покоев, позволил ей разглядеть лежащее на столе обнаженное тело ребенка, а вот сам волхв старательно прятался в темном углу кабинета.
        - Забери мальчика и отдай его Скалу… - медленно, словно бы с трудом проговорил волхв. - Пусть он внимательно наблюдает за ним… Мальчик будет спать… очень долго спать… возможно, больше суток. Если он вдруг перестанет дышать, пусть Скал немедленно пошлет за мной!
        Молоденькая извергиня, на ходу подхватив с пола одежду Вотши, подошла к столу и взяла маленькое, худенькое тельце на руки. Выходя из кабинета, она на мгновение обернулась, но волхв продолжал оставаться в густой тени. Только когда она вышла из кабинета, волхв пошевелился - протянул руку и отдернул штору с ближнего окна.
        Дневной свет проник в комнату и сразу же стер таинственный, мистический флер, наполнявший ее. Правда, на пустом письменном столе, выдвинутом в центр комнаты, оставалась оплывшая свеча зеленого воска, и темнели два пятна темно-серого пепла от сгоревшего колдовского зелья, но они казались случайностью, остатками какой-то неумной шутки. И магическое зеркало потеряло свой мистический налет, теперь оно выглядело обычной пластиной черного камня, отполированной и обрамленной темной, кованой металлической рамой.
        Волхв оглядел кабинет и едва заметно пожал плечами. Он уже давно привык к двойственности предметов, к их зависимости от освещения, способа их употребления, отношения к ним человека… Он уже не удивлялся превращению самой необходимой вещи в совершенно ненужный хлам.
        Откинув капюшон с головы, Ратмир медленными, неуверенными шагами двинулся вдоль стены, раздвигая шторы на окнах, наполняя кабинет светом. Так он добрел до большого покойного кресла, несколько секунд разглядывал его, словно не понимая назначения этого предмета, а затем осторожно и в то же время неловко опустился в него. Сил не осталось совершенно, невыносимо хотелось лечь в постель и провалиться в беспамятство, в сон, но он не мог позволить себе этого. Именно сейчас, по горячим следам, необходимо было спокойно обдумать все, что открылось ему в Пророчестве. А оно было на редкость ярким, точным, практически не допускающим разночтений. Мальчишка нес в себе простую и ясную альтернативу - он мог стать основой поразительного возвышения принявшей его стаи или же причиной гибели всего сущего Мира!
        Только многолетняя тренировка, железная выдержка, воспитанная годами ежедневных занятий, привычка размышлять обо всем отстраненно, без эмоций позволила волхву унять бившую его нервную дрожь и внешне спокойно, даже безмятежно обдумывать полученную информацию:

«Самым простым будет промолчать, скрыть все, что тебе стало известно… Тогда мой драгоценный братец, скорее всего, прикончит мальчишку и вместе с ним любую из его возможных судеб. Но ты прекрасно знаешь, что Рок обмануть нельзя - Рок немедленно приведет в Мир нового… Вотшу, только ты уже не будешь знать, как он выглядит, в какой стае он появился, тем более что он снова, скорее всего, будет… извергом! И тогда уже, Ратмир, ты не сможешь держать в руке узелок его Судьбы. Правда, ты и не будешь ни в чем виноват. Но ты - волхв, ты для того и предназначен, чтобы держать в своей руке судьбы простых людей… в том числе и извергов!
        Значит, это будет изменой самому себе. Значит, этот вариант не подходит».
        Ратмир чуть шевельнулся в кресле, словно подчеркнув первый вывод из своих размышлений. Его темные, с зеленью глаза переместились от окна к полированному металлу магического зеркала.
        Мальчишку можно забрать с собой в университет, в Звездную башню… Но тогда Ратмиру надо будет смириться с тем, что его родная стая никогда не поднимется до того поразительного величия, которое маленький изверг может ей принести! Ратмир, конечно, не настолько любит своего старшего брата, чтобы помогать ему возвыситься над всем Миром, но других вожаков… другие стаи… он любит еще меньше. В конце концов, именно эта стая вынянчила его, именно эти волки - родная для него кровь! А в университете сразу же найдутся желающие наложить лапу на его находку, особенно, если станет известно, какая Судьба уготована этому… извержонку. О-о-о, Ратмир хорошо знает посвященных - из всего совета не найдется и трех, которые не потянут к маленькому волчьему извергу жадные лапы ради возвеличивания своей стаи! И никакой кодекс их не остановит! А что тогда? Хватит ли у него сил, связей, изворотливости, чтобы сохранить извержонка за собой?!! Вряд ли… Кроме того, в Звездной башне слишком велика вероятность того, что мальчишка попадет под случайное ментальное воздействие, от которого он, Ратмир, тоже вряд ли сможет его прикрыть
- случай, он потому и случай, что непредсказуем!
        Значит, и этот путь не подходит!
        И снова волхв едва заметно шевельнулся - второй вариант также был рассмотрен и с тем же результатом.

«Извержонка можно оставить в стае… под надзором моего старшего братца… Если тот сможет понять, какую ценность представляет Вотша, если сможет унять свое высокомерие, свою спесь… Если сможет по-настоящему привязаться к малышу, по-настоящему стать ему старшим другом… А вот это как раз и невозможно. Всеслав непомерно горд, тщеславен и потому… глуп! Он не сможет быть терпимым к какому-то там извержонку - пыли под его ногами. Разве что… Разве что сам Всеслав не будет близко общаться с Вотшей, просто отдаст приказ о его воспитании, приставит к нему надежного, умного и… сердечного волка, к которому сирота-извержонок сможет привязаться! В таком случае и сам Всеслав, находясь в достаточном удалении от малыша, сможет быть к нему снисходителен, а воспитатель сможет внушить своему подопечному уважение, почтительность, даже, может быть, любовь к своему повелителю! А лет через… пять-семь можно будет найти этому… странному… извергу применение, соответствующее его способностям. Тогда и я смогу снова заняться им. Да, пожалуй, именно так и следует поступить».
        Ратмир с трудом выбрался из кресла и тяжелой походкой направился в спальню. Он был готов к разговору со своим старшим братом, но перед этим надо было отдохнуть, набраться сил!
        Едва Мила с мальчиком на руках появилась в дверях приемной, Скал вскочил с кресла и мгновенно оказался рядом с девушкой. Увидев, в каком состоянии находится Вотша, дружинник пробормотал что-то неразборчиво-грубое и осторожно принял в свои руки маленькое худое тельце, а затем приглушенно, сдерживая рвущуюся наружу ярость, приказал:
        - Одевай его! Быстро! Не хватает еще тащить мальца по улице голышом!
        Мила начала осторожно надевать на мальчика рубашку, одновременно пересказывая дружиннику то, что велел ему передать брат князя. Скал слушал наказ волхва, никак не выдавая своего отношения, и только когда Мила начала натягивать на ноги мальчика сапоги, он вдруг грубо ее одернул:
        - Не надо! Так понесу! Давай сюда обувку!
        Служанка торопливо сунула ему в руку сапожки, и Скал, не говоря больше ни слова, развернулся и потопал к выходу из гостевых апартаментов.
        В общей опочивальне ратницкой Скал выбрал свободную койку возле окна и уложил на нее спящего мальчугана. Снова раздев его и осторожно прикрыв легким покрывалом, он уселся на соседнюю койку и, сурово сдвинув брови, принялся о чем-то сосредоточенно размышлять.
        В тот же вечер, после захода солнца, когда в небе проклюнулись первые звезды, молоденькая служанка-извергиня, приставленная княгиней к приехавшему погостить Ратмиру, явилась в малую трапезную, где Всеслав в компании трех самых близких друзей пил вино, привезенное с далекого юга, и играл в малый лов. Привычно потупив глаза, она встала в дверях трапезной и громко произнесла:
        - Хозяин, господин Ратмир просит тебя немедленно прийти к нему!
        - Просит… немедленно? - ухмыльнулся Всеслав в усы. - Ты, красавица, передай… господину Ратмиру, что, ежели я так срочно ему понадобился, пусть он сам ко мне придет. Тем более что у меня и компания хорошая подобралась, а рушить хорошую компанию - грех!
        - Господин Ратмир просил передать, что речь идет о… Пророчестве! - не поднимая глаз, проговорила девушка.
        Вожак криво ухмыльнулся, но глаза его прищурились, взгляд заострился.
        - Вот как… - медленно процедил он сквозь зубы. - Выходит, братец мой и в самом деле выведал что-то важное, иначе он не стал бы так торопить разговор со мной.
        Повернувшись к наблюдавшим за ним друзьям, Всеслав улыбнулся:
        - Придется мне вас ненадолго оставить. Пойду, послушаю, о чем там дознался мой братец.
        И не дожидаясь ответа своих собутыльников, вожак быстрым шагом направился в гостевые покои.
        Ратмира он нашел в затемненной спальне. Брат лежал в постели, укрывшись периной до подбородка, широко открытые глаза на побледневшем лице горели мрачным огнем. Всеслав, вошедший в спальню в хмельном, игривом настроении, склонный слегка пошутить и покуражиться над тем, что хотел сообщить ему волхв, внезапно почувствовал все напряжение, всю тяжесть тайного знания, открывшегося кудеснику. Хмель мгновенно слетел с вожака, присев на край постели, он нащупал под периной тонкую руку брата и крепко сжал ее.
        - Ты спрашивал Будущее? Рок что-то ответил тебе?
        Голос Всеслава был хрипловат, но хрипота эта была вызвана отнюдь не вином.
        - Да, - шепнул Ратмир с усталым придыханием. - Я спросил Будущее, Рок ответил мне, я получил… Пророчество. Извини, что не мог сообщить его тебе раньше, у меня просто не осталось сил для разговора, а, кроме того, мне надо было еще раз все осмыслить!
        - Ты вполне мог не торопиться. - Всеслав попытался легко пожать плечами, но у него получилось только странное судорожное движение. - Отдохнул бы до завтра.
        - Я побоялся, что ты, сам не ведая того, наделаешь глупостей, - ответил Ратмир, и его горящий, темный взгляд уперся в лицо брата. - С этим мальчиком надо быть очень… очень осторожным!
        - Что значит - осторожным?
        - Я тебе все расскажу, - усталость из голоса Ратмира исчезла, но напряжение усилилось. - Но прежде мне хотелось бы, чтобы ты до конца понял, насколько этот извержонок важен! - Всеслав молча пожал плечами. После небольшой паузы, вызванной неким сомнением, Ратмир добавил: - Тебе известно, как я отношусь к кодексу посвященных! Так вот, открывая тебе то, что мне удалось узнать об извержонке, я нарушаю этот кодекс… А ты должен знать, чем это мне грозит!
        Правая бровь Всеслава удивленно приподнялась, его тело напряглось, как перед броском, а губы непроизвольно прошептали:
        - Даже так?!
        Взгляд Ратмира помягчел, в нем промелькнуло одобрение - похоже, Всеслав понял всю сложность положения!
        - Я прочту тебе Пророчество, и ты сам поймешь, насколько все серьезно.
        Волхв прикрыл глаза, несколько секунд помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом начал читать нараспев:
        Младенец этот Хаосом рожден,
        И в этом теле зреют две души.
        Душа-юнец разбужена природой
        И к жизни проросла ростком зеленым.
        Душа вторая - вещая душа,
        Она пока что спит глубоким сном,
        Не помня прошлых мук, предательства и лжи,
        Не ведая, что ей дана возможность
        В Мир принести тяжелый меч отмщенья.
        Когда душа вторая не проснется,
        Младенец этот станет большим благом
        Для рода власти, чем само рожденье.
        Он власти род возвысит так, что Время,
        Безжалостное Время не сумеет
        Изъять его в грядущих поколеньях.
        Но если пробудить вторую душу,
        Младенец станет истинным проклятьем
        Для всех владеющих прекрасным этим Миром.
        Безжалостная месть кровавым смерчем
        Пройдет над Миром, забирая жизни
        Виновных и невинных без разбора.
        И воцарится Хаос, и природа
        Извергнет всех, теперь еще живущих!
        Ключом же к пробуждению души
        Послужит память прежних поколений.
        Волхв замолчал, но тишина не вернулась в темную комнату. Тяжелые, грубые, жестокие слова, казалось, просачивались сквозь потолок, сквозь стены и падали в души двух замерших людей глухим страшным предупреждением. Они, высказанные, замершие, не улавливаемые ухом, продолжали звучать чеканным ритмом в каждой клетке обездвиженных, парализованных тел!
        Прошло несколько долгих минут, прежде чем вожак стаи смог преодолеть свое оцепенение и произнести:
        - Да, с этим мальчишкой надо быть очень осторожным. Может быть, его лучше сразу… уничтожить?
        - И потерять возможность властвовать над всем Миром? - переспросил Ратмир, и в его голосе не было насмешки.
        - Ты считаешь, что какой-то дохлый… извержонок может…
        Но волхв не дал вожаку закончить.
        - Может! - жестко произнес он. - Ты забываешь, что это предначертал Рок, а Пророчества сбываются всегда. Раньше или позже, но… всегда!
        Несколько минут в комнате висело молчание. Всеслав искал в произнесенном Пророчестве неясности или противоречия, а Ратмир с затаенной горечью наблюдал за братом. Наконец вожак неуверенно произнес:
        - Я не слишком хорошо понял, что является ключом к пробуждению этой… души-разрушительницы? Что это за «память прежних поколений»?
        Волхв помолчал, а потом заговорил спокойно, неторопливо:
        - Ты помнишь нашего отца? Ну, конечно, помнишь! И деда нашего ты помнишь… Вот только помнишь ты исключительно то, чему сам был свидетель. Ты не помнишь того, чего не видел или не слышал, о чем тебе никто не рассказывал, но, тем не менее, эти события происходили… Об этих событиях знали наш отец, или наш дед, или наш прадед… Так вот, память о таких событиях не пропадает, она в нас самих, в наших головах, наших телах. И есть возможность ее… пробудить.
        - Ты хочешь сказать, - медленно, осторожно подбирая слова, начал Всеслав, - что этот маленький изверг может вспомнить то, о чем знал его… прадед?
        - То, что пережил его прадед! - уточнил Ратмир. - Да, может, но только при определенных условиях. Я думаю, это должно быть направленное ментальное воздействие.
        Всеслав облегченно выпрямился.
        - Тогда все не так страшно, мы вполне можем контролировать любые контакты этого мальчишки и исключить такое воздействие.
        - Но он должен постоянно быть в сфере нашего внимания… Причем наилучшим вариантом было бы привязать извержонка к нашему роду настолько, чтобы он не представлял себе жизни без нас. Лучше всего было бы, если бы он тебя полюбил, как родного отца!
        Всеслав удивленно поднял бровь.
        - Я должен стать «родным отцом» для… изверга? Не слишком многого ты хочешь от меня, брат?!
        В его голосе читались столь откровенное высокомерие, презрение и брезгливость, что волхв невольно поморщился.
        - А может быть, ты сам займешься этим извержонком? - неожиданно предложил Всеслав. - Я готов взять на себя все расходы по его… содержанию, а ты, конечно же, лучше подходишь на роль няньки для мальчишки!
        Ратмир долго смотрел темным взглядом в лицо брату, а затем спокойно, даже чуть насмешливо проговорил:
        - Как ты себе это представляешь? Я заберу мальчика к себе в Лютец, в Звездную башню, и… что? Чем он там будет заниматься? Или ты считаешь, что его примут в школу при университете, что он сядет на Скамью Познания вместе с людьми? А может быть, мне отдать его в учение одному из городских ремесленников? Только в этом случае я вряд ли смогу контролировать его… жизнь! А теперь представь себе, что кто-то вдруг узнает Пророчество, ведь в университетском городе достаточно волхвов, дважды и даже трижды посвященных, и любой из них может просто почувствовать особость этого мальчишки! И проверить возникшее прочувствование! К кому после этого попадет твой Вотша?! К тому же в городе он может запросто попасть под случайное ментальное воздействие или просто под ментальный рикошет!
        - Волхв секунду помолчал, а затем, уже не скрывая насмешки, закончил: - Нет, братец, твое предложение не проходит!
        Всеслав недовольно сдвинул брови - ему явно не хотелось возиться с каким-то там извергом, но и веских возражений для отказа не находилось.
        - Если ты не возьмешь мальчишку к себе, если ты сейчас выгонишь его из замка, он, вполне возможно, попадет в какой-нибудь другой «род власти». - Волхв говорил спокойно и убедительно. - Согласись, это было бы… обидно!
        - Да, конечно, - нехотя согласился вожак стаи. - Но… угождать какому-то извергу! Согласись, это еще… «обиднее»! - в тон брату добавил он.
        - А тебе и не надо его опекать или тем более угождать, - блеснул глазами Ратмир.
        - Изверг должен быть счастлив находиться с тобой рядом, служить тебе, отдать, если надо, за тебя жизнь! Пойми, о Пророчестве не знает никто и не должен узнать! А еще один княжеский любимчик из извергов, маленький мальчишка, к тому же сирота, вряд ли привлечет чье-то слишком пристальное внимание! Приставь к нему кого-нибудь из верных волков, и пусть он опекает мальчишку. Тебе же надо будет отдать приказ о его содержании и обучении, а затем просто наблюдать за ним. Если он проявит какие-то способности, ты используешь эти его способности в службе, если никаких способностей не будет - он останется… да хоть бы простым нахлебником! Стая от одного рта не обеднеет, зато этот изверг будет постоянно под рукой и… Помни о Пророчестве!
        - Ну ладно! - вскинулся вдруг Всеслав. - Я сам соображу, что мне делать с моим собственным извергом, раз уж ты повесил заботу о нем на мою шею!

«Все, братец пришел в себя… - удовлетворенно подумал волхв. - Значит, Пророчество не напугало его, а, скорее, заинтересовало, и он сможет справиться с извергом. Но и мне надо будет не спускать с него глаз!»
        Вслух же он устало произнес:
        - Да, я с тобой согласен - ты знаешь, что делать со своими извергами… А теперь, прошу тебя, позволь мне отдохнуть!
        Волхв закрыл глаза и откинулся на подушку.
        Всеслав был уже на пороге спальни, когда его догнал негромкий голос брата:
        - Еще одно, князь. Постарайся, чтобы извержонок как можно меньше контактировал с Добышем. Волхв нашей стаи слишком любит копаться в чужих мозгах, а такое…
«копание» в голове мальчишки может пробудить его наследственную память.
        Глава 2
        Мальчик спал долго, почти восемнадцать часов. Первые восемь часов Скал просидел рядом с ним, не сводя глаз с его странно подергивающегося лица, внимательно прислушиваясь к хрипловатому, затрудненному дыханию. Однако постепенно дыхание мальчика выровнялось, лицо успокоилось. Ровное, едва слышное посапывание свидетельствовало о том, что опасность для жизни Вотши миновала.
        Тем не менее Скал продолжал свое дежурство. Он, правда, отлучался ненадолго несколько раз, но всегда оставлял вместо себя кого-нибудь из своих товарищей. А когда от князя пришел приказ тщательно оберегать мальчика, не спускать с него глаз, вся ратницкая заинтересовалась Скаловым подопечным.
        Наконец, перед самым обедом следующего дня, Вотша открыл глаза и огляделся. Скал быстро привстал со своего места и склонился над мальчишкой.
        - Ну, малец, как ты себя чувствуешь?! - с неподдельной тревогой спросил дружинник, сам в душе удивляясь своему волнению.
        Мальчик посмотрел на ратника, и Скал изумленно отпрянул, на него смотрели странно серьезные серые с темным ободком глаза.

«Но ведь у мальчишки-то глаза были голубые! Как же это? - подумал Скал, пристально всматриваясь в мальчишеское лицо, в попытке найти и другие изменения. И тут же ему в голову пришла новая мысль. - А ведь именно такие глаза - темно-серые с темным ободком были у… Вата!»
        От этой догадки у дружинника вдруг похолодело в груди, но тут Вотша улыбнулся и радостно ответил:
        - Хорошо, дядя Скал! Только… - Он снова улыбнулся, на этот раз чуть смущенно. - Есть очень хочется и… по дедушке соскучился!
        - Тогда давай вставать, - с некоторым облегчением произнес дружинник. - Сейчас умоемся и пойдем обедать. А вот насчет дедушки… тут надо спросить разрешения у князя.
        После обеда, съеденного в одиночестве, поскольку время дневной трапезы миновало и остальные дружинники уже поели, Скал повел Вотшу в княжеские покои испросить разрешения повидаться с дедом. Однако встретивший их в коридоре замкового дворца Вогнар, книжник Всеслава, сказал, что вожак не станет сейчас разговаривать со Скалом и извержонком, потому что готовит проводы своего брата - Ратмир следующим утром отправлялся назад, в Лютец.
        Ранним утром следующего дня дважды посвященный волхв прощался с вожаком стаи, его женой и ближней дружиной. Всеслав затевал прощальный пир, однако Ратмир наотрез отказался пробыть в замке еще сутки - до Лютеца путь был не близкий, а возвращаться ему предстояло в человеческом обличье. Сопровождать волхва должны были четыре дружинника, и, кроме того, с ними шли три вьючные лошади, нагруженные припасами.
        Прощание было кратким. На мощеном замковом дворе Ратмир обнял старшего брата, ткнулся холодными губами в его выбритые щеки, молча поклонился княгине и дружинникам и, уже взобравшись в седло, глухо проговорил положенную фразу:
        - Спасибо, братья, за хлеб и ласку, пусть ваши лапы и клыки не знают усталости, пусть ваша добыча будет жирной и обильной!
        Затем, секунду помолчав, волхв развернулся к южным воротам и тронул коня. Отпустив Ратмира шагов на пять вперед, за ним потянулись дружинники эскорта, ведя в поводу вьючных лошадей.
        Когда волхв и его сопровождение удалились метров на двадцать, Всеслав хищно улыбнулся и с едкой иронией выдохнул:
        - Вот и свиделись! Сорока лет, как и не бывало! Теперь можно спокойно жить еще сорок лет!
        И тут же, словно что-то вспомнив, поморщился, а затем, круто развернувшись, скрылся в дверях дворца.
        За воротами замка мостовая кончилась, цокот копыт мгновенно стих - лошади ступили в мягкую, прохладную пыль. Ратмир пустил своего скакуна легким, неспешным шагом прямо посередине одной из главных городских улиц. Справа от него, отстав на половину лошадиного корпуса, следовал Сытня - ратник ста восьмидесяти лет, бывший когда-то дядькой маленького Ратмира и до сих пор обожавший своего воспитанника. Трое других дружинников растянулись следом за волхвом, и замыкавший кавалькаду, самый молодой из четверки сопровождения, Корзя вдруг вполголоса затянул долгую песню.
        Над двухэтажными домиками, выстроившимися вдоль городской улицы, уже поднимались легкие летние дымки - горожане готовились к утренней трапезе, но лавки еще не открывались, и в мастерских ремесленников было тихо. Волхв, выпрямившись в седле, внимательно оглядывал проплывавший мимо город.
        Край изменился очень сильно. Сорок лет назад, когда Ратмир покинул родной город, чтобы, отказавшись от жизни княжича, посвятить себя Знанию, столица стаи восточных волков была совсем небольшим селением на крутом левом берегу широкой полноводной реки. Совсем молодой, тридцатилетний княжич покидал родину без сожаления, прекрасно понимая, что вожаком стаи ему никогда не стать - к тому времени его старший брат уже был женат, да и его дед, Горислав, был еще в силе. А науки, в том числе и такие, как исчисление звезд или стихосложение, давались ему легко. Дед тоже не слишком горевал, отправляя младшего внука в далекий Лютец, в университет - княжеская ветвь и без того была крепка, а еще один претендент на место вожака мог только расколоть стаю!
        И теперь дважды посвященный волхв без сожаления или зависти оглядывал разросшийся и вширь и ввысь город с каменным замком и слободами, перекинувшимися даже за реку. Более того, вид этого огромного скопища извергов, обложивших своими жилищами крошечное, хотя и гордо вознесенное, поселение людей, вызывал в его душе горькую усмешку, а порой и смутную тревогу. Он почти физически ощущал мощную ауру ненависти, страха, презрения и злобы, накрывавшую родной Край. Сорок лет назад она не была настолько ощутимой, настолько плотной!
        Прямая неширокая улица полого, наискось перечеркивая довольно крутой склон, спускалась к берегу реки. Чем дальше волхв со своими спутниками отъезжали от замка, тем шире становились пространства между городскими домами, и тем ниже становились сами дома. Рядом с замком двухэтажные каменные строения, принадлежавшие ближним советникам Вожака и старым дружинникам, лепились одно к другому. А здесь, в двух километрах от темно-серых замковых стен, одноэтажные деревянные домики зажиточных извергов, хоть и выходили крашеными фасадами на улицу, строились на приличном расстоянии друг от друга, и их стены соединялись разнообразными заборами, за которыми виднелись сады, огороды, хозяйственные постройки.
        Наконец присыпанная тонкой, мягкой пылью дорога вывела путников на берег Десыни, к паромной переправе. Изверг-паромщик - огромного роста детина с припудренной светлой пылью косматой головой, одетый в широкую просторную рубаху и широченные порты, подвязанные веревкой, увидев волхва и его дружину, склонился в низком поклоне и не распрямлялся, пока все всадники не въехали по дощатому помосту на настил парома. После этого он громко гаркнул нечто нечленораздельное, и из-под настила, с двух сторон выдвинулись десять пар широких, длинных весел. Раздался новый зычный вскрик паромщика, и гребцы, сидевшие в двух ладьях, на которых был установлен паромный настил, разом взмахнули веслами.
        Паром отвалил от причала и неторопливо двинулся вперед, наискось пересекая широкую, кристально чистую реку.
        Ратмир сошел с коня и прошел вперед, к перилам, ограждающим настил парома. Наклонившись над перилами, он принялся всматриваться в быстро текущую воду, в темноту глубины, прятавшую песчаное дно реки. Ему казалось, что он различает в этой глубине странное шевеление - не то медленный хвост какой-то чудовищной рыбы, не то светлые волосы русалки, расчесанные прихотливым течением. Тишина стояла над утренней рекой, и только плеск играющей перед рассветом рыбы да журчание верхней воды, обтекавшей неуклюжие обводы паромных лодок, нарушали эту тишину.
        - Что, княже, не хочется расставаться с родным-то домом? - раздался за его плечом негромкий густой бас старика Сытни.
        Волхв улыбнулся про себя - насколько далеко была мысль его старого дядьки от его истинных ощущений. Однако он не стал обманывать ратника и скрывать, что мутные, несущие людской сор и дохлых животных воды Сеньи, протекающей прямо под стеной Звездной башни, милей ему любой другой текучей воды!
        Не поворачиваясь к дружиннику, он также негромко ответил:
        - Нет, старик, я слишком долго не был в Крае, чтобы считать этот город своим домом. Моим «родным» домом давно уже стали Звездная башня, университет, Лютец…
        - Но… - Сытня явно растерялся и не сразу сообразил, что можно возразить на эти слова. - Неужели в тебе не екнула ни одна жилочка, когда ты увидел нашу реку, в которой ты научился плавать, нашу бескрайнюю степь, наш замок. Это же твое детство, твоя юность.
        - Нет… - Ратмир чуть качнул головой из стороны в сторону. - Мое детство осталось так далеко, что вряд ли я мог бы туда вернуться. Да и… незачем!
        Он повернул голову и посмотрел в глаза стоявшего рядом с ним дружинника:
        - Ты лучше расскажи, как сам-то прожил эти сорок лет? Сына-то, поди, уже давно женил?
        - Нет, - с улыбкой качнул головой Сытня. - Нынешнюю молодежь не уженишь. Парню уже за девяносто перевалило, а он и не думает своим домом обзаводиться - говорит, не встретил еще по душе. Да и то сказать, в княжей стае жизнь вольготная, ни забот тебе, ни хлопот, всегда сыт, часто пьян, для постельных утех извергиньки под рукой - к чему семью заводить?
        - И много в стае Всеслава таких… «молодых»? - недобро усмехнулся Ратмир.
        - Из шестисот волков четыре с лишним сотни в холостяках числятся, - пожал плечами старый дружинник.
        - А как же женщины в стае живут? - без всякого удивления спросил волхв, словно бы уже зная ответ.
        - Да много ли их, женщин-то? - пожал плечами Сытня. - Из женатых волков мало кто дочерь хочет завести, вот и идут, чуть жена понесет, к волхву стаи. Тот над утробой пошепчет - мальчишка родится! Все довольны - отец сыном, князь - молодым волком…
        Ратмир внимательно посмотрел на своего собеседника, вспомнив, что так и не повидал волхва стаи, а затем задумчиво, словно бы только для себя, проговорил:
        - Какой интересный дар у вашего волхва!
        - Да уж, интересный… - недовольно проворчал Сытня. - Он у нас только и умеет, что мальчишек в стаю приводить, да… многогранья лишать!
        Ратмир резко повернулся в сторону старика и жестко переспросил:
        - Что, многих за эти сорок лет многогранья лишили?!
        Старик понял, что сболтнул лишнее, и растерялся, глаза его забегали, стараясь ускользнуть от прямого, жесткого взгляда волхва, но уйти от ответа не посмел:
        - Да… как сказать. Последние-то лет десять всего человек двенадцать. А поначалу, как только Всеслав вожаком стал… Тогда многих… того… под обломок подвели. - Сытня вздохнул и, словно оправдывая своего князя, добавил: - Но и Всеслава понять можно - как по другому-то дисциплину, порядок в стае утвердить. Распалась бы стая-то!

«Вот как! - с горечью подумал Ратмир. - Выходит, одним Ватом обойтись не удалось! Это ж сколько сильных, умных волков многогранья пришлось лишить, чтобы братец мой вожаком стал? Это ж как стаю-то обескровили!»
        В этот момент тупые носы паромных лодок нырнули под настил причала, и стоявшие на причале изверги приняли сброшенные с парома веревки. Через минуту ограждение с передней части парома было убрано, и перед отрядом Ратмира открылась дорога в степь. Лошади, гулко цокая копытами по настилу причала, сошли на пологий песчаный берег и, быстро преодолев неширокую полосу белого песка, погрузились в волнующееся под утренним ветром море седого ковыля.
        Путь отряда лежал на северо-запад, к небольшому городку рысей, стоявшему на излуке неглубокой речушки, совсем недалеко от границы родных для восточных волков лесов. Затем, уже лесной дорогой, надо было следовать на запад, перевалить через невысокие горы, покрытые в это время года роскошной луговой травой, а оттуда до Лютеца оставалось совсем немного, и дорога пролегала по густонаселенным местам.
        Весь день отряд без приключений шел широкой рысью сквозь серый, сожженный солнцем ковыль, остановившись только раз, в самый зной на два часа для обеда. Вечером, когда солнце нырнуло за край горизонта и над степью разлилась, наконец, долгожданная прохлада, отряд расположился на ночевку. Ратмир, соскочив с лошади, почувствовал, что ноги плохо его слушаются - он отвык проводить столько времени в седле. Подняв лицо к темнеющему небу, он закрыл глаза и вслушался в окружающие его звуки. Фыркали и переступали с ноги на ногу уставшие кони, негромко переговаривались люди, снимая с лошадей поклажу и готовя лагерь, стрекотали в траве кузнечики, чуть подчирикивала одинокая пичуга. Земля густо выдыхала сквозь покрывавшую ее траву дневной зной, небо рассматривало лежащую под ней землю и едва заметно шевелилось, поднимая прохладный вечерний ветер… Ратмир спокойно, словно нечто ненужное отодвинул в сторону мешавшие ему звуки, издаваемые людьми и другой живностью, и они стихли, пропали… Затем он переключил все свое внимание на жаркое дыхание земли и начал считать про себя его короткие вдохи и долгие, бесконечные
выдохи, подбирая из каждого выдоха часть выбрасываемой землей Силы. Его тело вбирало эту Силу, наливаясь бодростью, первобытной, истинной мощью, и когда волхв понял, что Сила переполнила его, он выбросил излишек в небо, словно принося жертву своему могущественному покровителю. И небо приняло его жертву - тело Ратмира сделалось легким и упругим, как порыв ветра перед грозой!
        Волхв резко выдохнул и открыл глаза. С того момента, как он покинул седло, не прошло и двух минут, но каким ярким, каким обновленным стал мир вокруг, как будто его омыл весенний дождь!
        Спустя пятнадцать минут лошади были расседланы. На освобожденном от травы круге черной земли пылал небольшой костерок, над которым в котелке закипала вода. Рядом с костром, на аккуратно положенном седле сидел Ратмир, и его темные глаза, казалось, были полностью погружены в созерцание пляшущих язычков пламени - еще один источник первобытной Силы.
        После весьма скромного ужина Сытня улегся в траву и мгновенно заснул. Искор ушел к лошадям - его очередь сторожить табун была первой. Корзя и Угар, обернувшись волками, ушли в степь. А Ратмир остался около прогоревшего костерка. Улегшись в траву и положив под голову седло, он принялся разглядывать ночное небо.
        Небо… Оно давно стало для него открытой книгой! Он быстро отыскал Медведицу и Медвежонка, Гвоздь, вокруг которого вращался небесный свод, Волчью стаю с двумя очень яркими звездами - Вожаком и Матерью рода. А вот и Волчья звезда - одна из пяти одиноких звезд, бродящих из одной звездной стаи в другую. Сегодня она посетила Охотника - вот он, Охотник, если смотреть точно на юг, он завис над самым горизонтом. И застежкой на его поясе сверкает оранжевая капля Волчьей звезды!.. Да благословит она своего щенка! И оранжевый зрачок в черном оке неба вдруг подмигнул, словно услышав мысль волхва.
        Ночь прошла спокойно, тихо, только незадолго перед рассветом, в час Неясыти, когда чернота неба начинает разбавляться мутноватой серью, тишину нарушил короткий, придушенный визг. Когда Ратмир проснулся, небо просветлело, и степь уже готовилась принять на себя тяжесть дневной жары. Четверо сопровождавших его сородичей были на ногах, но лошади стояли еще без сбруи и седел.
        Увидев, что волхв оторвал голову от седла, служившего ему подушкой, Сытня быстро подошел и негромко произнес:
        - У нас неприятность, княжич…
        - Что случилось?.. - спокойно спросил Ратмир. Все волки, как он уже успел увидеть, были живы и здоровы, кони также были целы, а все остальное не могло быть серьезным препятствием в пути.
        - Посмотри сам… - уклончиво ответил старик, кивнув в сторону от костра.
        Волхв поднялся с травы и глянул в указанном направлении. В примятой траве валялось явно безжизненное тело.
        - Кто такой? - не поворачиваясь, все тем же спокойным тоном поинтересовался Ратмир.
        - Рысь… - коротко ответил Сытня и крикнул, обращаясь к возившимся у коней дружинникам. - Угар, подойди сюда!
        Самый молодой из сопровождавших волхва воинов, высокий черноволосый, чуть рябоватый парень хлопнул по спине свою кобылу и направился к Ратмиру. Приблизившись, он с достоинством кивнул княжичу и вопросительно посмотрел на Сытню.
        - Рассказывай княжичу, что у тебя с рыськой получилось! - приказал старик.
        Парень пожал плечами и спокойно ответил:
        - Ближе к утру кони заволновались. Я повернулся волком, чую рысь рядом… Совсем рядом, к коням подкрадывается, едва успел ее в прыжке остановить!
        Ратмир секунду подумал и приказал:
        - Тело закопать. Холмик насыпать поприметнее… И… отправляемся быстрее!
        Двое волков быстро спрятали мертвое тело под мягкой, жирной землей, двое других закончили сворачивать лагерь, и спустя двадцать минут отряд уже снова рассекал ходкой рысью пространство степи. Часа через два на горизонте показались первые невысокие деревца, стоявшие, словно часовые на границе открытой всем ветрам степи и начинающимися чуть дальше к северу лесами. Отряд объехал несколько деревьев, держась от них в стороне, но скоро на его пути показалась довольно большая дубовая роща. Ратмир, не колеблясь, направил свою лошадь к деревьям, и когда до опушки рощи оставалось несколько десятков метров, на нижней ветке одного из дубов появилась большая песочно-рыжая рысь. Несколько секунд она пристально рассматривала приближающийся отряд, а потом прыгнула на землю, но, не долетев до травяного ковра, раскинувшегося под деревом, перевернулась в воздухе, и на траву точно на ноги опустился уже невысокий, поджарый мужчина с ярко-рыжей шевелюрой.
        Волхв остановил лошадь, а мужчина, не стесняясь своей наготы, приблизился к нему и, коротко кивнув, чуть шепеляво проговорил:
        - Рад приветствовать дважды посвященного волхва на землях восточных рысей!
        Ратмир, помолчав несколько секунд, кивнул, приложив правую руку к груди, и произнес положенный ответ:
        - Рад приветствовать брата-рыся на его землях. Пусть твоя охота всегда будет удачной!
        Рыжий мужик также приложил правую руку к груди и кивнул, а затем задал положенный вопрос:
        - С чем пожаловал дважды посвященный волхв на земли восточных рысей? С посольством, с охотой, по личной нужде?
        - По личной нужде, - ответил Ратмир. - Я возвращаюсь из родного Края в Лютец, четверо моих спутников сопровождают меня в пути. Мы просим род восточных рысей пропустить нас через свои земли, и обязуемся выполнять законы приютившего нас рода, не охотиться на землях рода и не приносить иного ущерба приютившему нас роду!
        Рыжий выпрямился во весь свой небольшой рост и торжественно произнес:
        - Род восточных рысей позволяет дважды посвященному волхву из рода восточных волков и его четверым спутникам пройти землями восточных рысей.
        Затем торжественность сразу же слетела с него, он шагнул вперед и уже совсем по-простому сказал:
        - Княжич, вожак нашего рода просит тебя сделать небольшой крюк и посетить его лагерь. Он готовит пир в твою честь!
        - Я благодарю Великую рысь за оказанную мне честь, - чуть склонил голову Ратмир,
        - и, несмотря на то что очень тороплюсь, готов отдать день своей жизни, чтобы посетить вожака вашего рода.
        - Тогда прошу следовать за мной! - воскликнул мужик и бегом бросился назад к роще.
        Ратмир тронул коня и последовал за рысью, а та, оказавшись рядом с первым, стоявшим на опушке, дубом, повернулась к Миру родовой гранью и в мгновение ока оказалась на дереве. Чуть задержавшись на нижней ветке, чтобы удостовериться в том, что гости следуют за ней, рысь неторопливо направилась в глубь рощи, выбирая путь, по которому могли бы пройти лошади отряда.
        Через полчаса Ратмир и его спутники, следуя за рысью, миновали рощу и снова выехали на открытое пространство. Здесь их ожидали три воина из рода рысей в облике людей и на лошадях двинулись в их сторону.
        Остановившись в пяти шагах от отряда волков, всадник-рысь, ехавший в середине, кивнул и глуховато проговорил:
        - Дважды посвященный волхв из рода восточных волков, мне поручено проводить тебя и твоих спутников к князю Велимиру, нашему вожаку. Прошу следовать за мной!..
        Вся троица мгновенно развернула коней и двинулась прочь от рощи, сквозь высоченную степную траву.
        Волки двинулись следом, причем Ратмир ехал впереди, а остальная четверка - попарно, отставая от волхва на три-четыре метра.
        Опасаться волкам, в общем-то, было нечего - о Ратмире были наслышаны все окрестные стаи, и нападать на дважды посвященного волхва не решился бы ни один из вожаков. Во-первых, никто не знал, какими способностями обладал волхв, а эти способности могли быть губительны для любого обидчика, во-вторых, за спиной любого посвященного волхва стоял Совет посвященных, и сердить его - дураков не было. Хотя не все вожаки были довольны деятельностью Совета, большинство стай все-таки поддерживало Совет, да и собственных возможностей Совету хватало, чтобы наказать любого, кто посмеет использовать против посвященного волхва силу! Но… в степи осталась могила молодой рыси, и, хотя рысь сама напала на лагерь волков, разбитый к тому же на их земле, родовая честь требовала отомстить за смерть соплеменника!
        Отряд, выросший до восьми всадников и ведомый тройкой местных воинов, двигался теперь почти точно к северу, в сторону показавшегося на горизонте темного бора. В течение трех часов кони неутомимо бежали по распахнутой шири степи и, наконец, достигли опушки леса. Вдоль нее, словно разделяя степь и лес, пролегала довольно широкая дорога, колеи которой были набиты колесами повозок. Рыси свернули влево и двинулись по наезженной дороге, Ратмир и его спутники последовали за своими провожатыми.
        Метров через тридцать Сытня, ехавший справа и чуть сзади от волхва, приблизился к своему княжичу вплотную и негромко прошептал:
        - Нас ведут не в столицу.
        - Знаю, - также негромко ответил Ратмир.
        - Так, может быть… - начал шептать старик, но волхв его перебил:
        - Подождем. Возможно, у рысей что-то случилось.
        Старый дружинник снова отстал, а спустя еще метров пятьсот рыси, ехавшие впереди, вытянулись цепочкой и свернули с дороги в лес, по едва приметной тропинке.
        И тут, словно почувствовав настороженность своих гостей, старший в тройке, чуть обернувшись, произнес своим глуховатым голосом:
        - Вожак стаи ушел из столицы. Сейчас он находится в походном лагере, здесь совсем недалеко.
        И действительно, буквально через несколько сот метров опушка леса отступила, и справа открылась огромная поляна, заставленная высокими шатрами. Справа, вдоль опушки леса из длинных жердей была устроена коновязь, к которой и направили своих коней рыси.
        Едва Ратмир покинул седло, как к нему подскочил молоденький шустрый паренек-изверг и, махнув поклон, быстро проговорил:
        - Господин, князь ожидает тебя в своем шатре, я покажу дорогу!
        Паренек быстрым шагом направился в сторону самого большого, красно-коричневого шатра, увенчанного огромной, искусно сделанной головой рыси, а Ратмир оглянулся и, увидев, что его спутники также спешились и стоят за его спиной, коротко приказал:
        - Угар - около коней, остальные - за мной!
        Они были шагах в пяти от шатра князя, когда завеса откинулась и из него вышел вожак стаи восточных рысей - рослый, худощавый старик, одетый очень просто, но с гордо посаженной головой и властным взглядом. Увидев подходившего Ратмира, он шагнул вперед и произнес, глядя прямо в глаза княжичу:
        - Рад видеть тебя, дважды посвященный волхв! Волчья звезда указала тебе путь к моему лагерю!
        Вожак сам откинул полу шатра и жестом пригласил волков войти.
        Ратмир чуть склонил голову, показывая, что войдет в жилище вождя только после него самого, и тогда провожавший их молодой изверг подхватил завесу входа, после чего вождь, а следом за ним и Ратмир со своими спутниками вошли в шатер.
        В передней части жилища вожака стаи на толстом шерстяном ковре был поставлен небольшой низкий стол, уставленный напитками и закусками. Князь указал на этот стол и проговорил:
        - Твои спутники, дважды посвященный, могут отдохнуть за этим столом, а тебя я попрошу удостоить меня беседой! - И он указал на внутреннюю часть шатра, отгороженную от передней плотной шторой.
        После секундного раздумья Ратмир кивнул, соглашаясь, и вслед за князем восточных рысей прошел за штору. Сытня, Искор и Корзя присели около стола на ковер, обменялись взглядами, и Корзя, как самый младший, взял кувшин и принялся разливать пахучую брагу по кубкам.
        Князь провел Ратмира в самую дальнюю часть шатра, туда, где коврами была выгорожена небольшая комната, устланная еще одним толстым ковром, на котором также стоял маленький столик, сервированный на две персоны, и были разбросаны ковровые подушки. Вожак жестом пригласил гостя располагаться, и когда тот устроился около стола, разлил по бокалам южное рубиновое вино и сказал:
        - Ратмир, я не случайно сказал при встрече, что тебя привела в мой лагерь Волчья звезда. Я обращаюсь к тебе не как к княжичу рода восточных волков, а как к дважды посвященному волхву - мне нужен совет и помощь!
        Волхв сделал крошечный глоток из своего бокала, задумчиво оценил букет, а затем взглядом попросил хозяина продолжать.
        Однако вожак сначала отхлебнул из своего бокала, выдержал долгую паузу, а затем неожиданно жестким тоном проговорил:
        - Волхв нашей стаи лишился разума!
        Ратмир вскинул голову, затем, не отрывая глаз от напряженного лица вожака рысей, осторожно поставил свой бокал на стол и тихо спросил:
        - Князь, что ты имеешь в виду?!
        - Именно то, волхв, что я сказал. - Глаза вожака сузились, их уголки оттянулись к вискам, нос чуть приплюснулся, словно человек начал оборачиваться к Миру родовой гранью - превращаться в рысь. И в его напряженном голосе просквозили шепелявые нотки:
        - Наш волхв ведет себя так, словно стая для него не стая, а… стадо! Стадо, которое он может гнать куда угодно и делать с ним что угодно! Он требует, чтобы каждая рысь дважды в год ложилась на Стол Истины! Каждая рысь! Не исключая меня и наших лучших воинов! За несколько последних месяцев он троих лишил многогранья, лишил в одиночку, не соблюдая положенных обрядов! Люди стаи запуганы до того, что им стало мерещиться, будто Извар - так зовут нашего волхва
        - входит в их… сны!
        Вожак вдруг замолк, словно споткнувшись на полуслове, а затем склонил голову и, потеряв все свое напряжение, глухо выдохнул:
        - Помоги нам, волхв!
        С минуту над столиком висело молчание, а затем Ратмир осторожно поинтересовался:
        - А ты, князь, не пробовал обратиться в Совет посвященных? Мне кажется, вам может помочь только он!
        - Я дважды посылал гонцов в Совет… - ответил вожак, не поднимая головы. - Первый раз это было настоящее посольство - пять человек. Все они пропали еще на наших землях. После этого я послал своего самого лучшего разведчика. Он ушел, повернувшись к Миру родовой гранью… Две недели спустя мне в шатер подбросили его голову…
        Ратмир внимательно посмотрел на вожака и спросил:
        - Получается, что у вашего волхва есть… союзники?
        Князь еще больше опустил голову, сгорбился и совсем тихо проговорил:
        - Есть, дважды посвященный… Мой младший сын и еще несколько молодых рысей…
        Теперь Ратмиру стало ясно все. В стае восточных рысей разыгралась, в общем-то, вполне тривиальная драма - схватка за верховную власть. Необычным в этой истории было только то, что волхв стаи поддержал не вожака, а притязания молодого княжича… младшего княжича. Значит, старший сын князя оставался в стане отца… Расклад был ясен, и вмешиваться в эту, сугубо внутреннюю, распрю Ратмиру не подобало. Однако и категорически отказать вожаку стаи в помощи он не мог. Не только давнее знакомство и добрые отношения с вожаком стаи восточных рысей мешали этому - звание дважды посвященного также налагало некоторые обязанности.
        Ратмир, как всегда спокойно, внутренне отстранясь, оценил ситуацию и, сохраняя ровный тон, предложил:
        - Мне кажется, князь, что я смогу помочь тебе только одним способом - передать все, что услышал от тебя, в Совет посвященных и попросить от твоего имени прислать в стаю судей.
        Только после этих слов вожак поднял голову. В глазах его плескалась тоска, и, словно бы преодолевая эту тоску, он сказал:
        - Волхв, в самом лучшем случае судьи Совета прибудут в стаю дней через двадцать, а, скорее всего, это произойдет через две луны. К тому времени наша стая будет совсем обескровлена! Прошу тебя, поговори сам с Изваром, объясни ему…
        Но Ратмир отрицательно покачал головой, обрывая порывистую речь вожака.
        - Я не уполномочен вести такие переговоры, - проговорил он, как только князь замолчал. - И если я выскажусь на эту тему, Извар справедливо укажет мне на то, что я вмешиваюсь не в свое дело. Ты же знаешь, князь, как болезненно воспринимают многогранные чужое вмешательство во внутренние дела стаи, даже Совет посвященных не всегда решается на это!
        Вожак снова опустил голову и обреченно произнес:
        - Хорошо, дважды посвященный, передай Совету мою просьбу - я думаю, просьба вожака стаи… пока еще вожака стаи… будет достаточным основанием для вмешательства Совета во… внутренние дела стаи…
        - В таком случае, князь, - поднялся со своего места Ратмир, - мы сейчас же отправимся дальше. Если можно, дай нам провожатого до границы своих земель - я хотел бы как можно скорее покинуть их!
        Вожак поднял голову и внимательно посмотрел в невозмутимое лицо волхва.
        - Ты думаешь, что Извар может попробовать остановить и тебя?
        Этот вопрос сорвался с губ вожака непроизвольно и был похож скорее на утверждение.
        На губах волхва появилась едва заметная улыбка, и он спокойно ответил:
        - Не думаю, что он решится на такое… Просто не хочу терять время.
        Вожак кивнул, и глаза его блеснули, словно ему в голову пришла интересная мысль:
        - Я дам тебе провожатого… до самого Лютеца! И, кроме того, он станет моим послом к Совету!..
        Князь встал со своего места и, шагнув вперед, распахнул перед своим гостем выход в центральную часть шатра.
        Через десять минут Ратмир и его отряд снова были в седлах. Рядом с ними на рыжей кобыле гарцевал Дерц, старший сын вожака стаи. Именно его князь отправлял с отрядом волков в качестве проводника и своего посла.
        Дерц повел пятерку волков сначала точно на север, сквозь лесную чащу, обходя княжеский город рысей, в котором оставался его младший брат с волхвом стаи и поддерживавшей его молодежью.
        Поначалу тропа, на которую княжич вывел отряд, была достаточно широкой, чтобы на ней могли разойтись две лошади, а потому кони Ратмира и Дерца шли рядом, и волхв не преминул воспользоваться этим. Как только они удалились от лагеря рысей на достаточное расстояние, волхв, бросив пару быстрых взглядов на скакавшего рядом мужчину, задал вроде бы нейтральный вопрос:
        - Я этой дорогой ни разу не ездил… Долго нам добираться до границ земель вашей стаи?
        - Трое суток… - не поворачивая головы, ответил Дерц. - Может быть, чуть больше… Если нам никто не помешает.
        - Ну-у-у… - откровенно усмехнулся Ратмир. - Кто же это может нам помешать?
        - Мой… брат! - все так же, не поворачиваясь, ответил проводник, и голос его прозвучал жестче.
        Волхв немедленно отметил легкую запинку в голосе Дерца перед словом «брат».
        - Ты считаешь, что твой брат может отважиться на выпад против меня? - снова и на этот раз гораздо откровеннее усмехнулся Ратмир.
        - Он ни на что не может отважиться… - В голосе рыси появилась горечь. - Он просто сделает то, что ему прикажет Извар!
        - Как же вождь допустил, чтобы его сын попал под столь серьезное влияние волхва?
        - удивился княжич.
        Только сейчас Дерц оторвал взгляд от убегающей под ноги коня тропы и посмотрел в лицо дважды посвященному волхву. В этом взгляде Ратмир уловил нечто такое, что неожиданно для самого себя сказал:
        - Я хорошо помню Извара, в университетской школе он не показывал особой одаренности, но был достаточно спокоен и уравновешен… Именно поэтому его допустили к посвящению, но затем не оставили в университете, а сразу же отправили обратно в родную стаю.
        - Я тоже помню его возвращение… - проговорил Дерц, снова уставившись на тропу. - Как помню и его поединок с нашим прежним волхвом… После его приезда из Лютеца не прошло и одного месяца, а он уже вызвал старого Торда на состязание. Извар, по мнению моего отца, был еще слишком молод для того, чтобы занять место волхва в стае. Отец уговаривал его отложить поединок на пару-тройку лет - он не хотел потерять молодого способного волхва, и Торд обещал ему года через два добровольно уступить место, но Извар требовал поединка или позорного изгнания Торда из стаи… Я наблюдал за этим поединком!
        - Поединок волхвов был открытым?! - изумился Ратмир.
        - Да, - кивнул Дерц. - Он проходил на городском ристалище в присутствии всех многогранных стаи… Правда, мы тогда мало что поняли.
        - Но вы все-таки что-то увидели?..
        Дерц снова кивнул:
        - Торд и Извар вышли на ристалище с разных концов. Остановились в пяти шагах друг от друга и начали… петь. - Дерц как-то странно пожал плечами и продолжил: - Что именно они пели, было непонятно, знакомые всем слова звучали очень редко, и голоса обоих то стихали, то звучали сильнее. А потом Извар неожиданно завизжал, а Торд упал и… умер. Вот и все. После этого Извар стал волхвом стаи.
        Дерц замолчал, а Ратмир, подождав пару минут продолжения, вынужден был спросить:
        - И что же произошло после этого?
        Дерц молчал очень долго, а затем, быстро взглянув на волхва, заговорил:
        - Да, в общем-то, ничего не произошло. Лет пятнадцать Извар выполнял свои обязанности не хуже и не лучше старого Торда. А вот года три назад он вдруг объявил, что нашел еще одного сына вожака стаи. Для моего отца это было полной неожиданностью… надо признать - приятной неожиданностью. Однако князь нашего рода - человек очень осторожный, он потребовал доказательств, что привезенный из дальнего села юноша и в самом деле приходится ему сыном. Извар предъявил такие доказательства - женщину из того самого дальнего села, которая не знала, каким образом попала в это село и кто ее родители, но точно помнила, что двадцать два года назад вожак стаи восточных рысей охотился в их лесу и ночью соблазнил ее. Правда, она не отрицала, что князь был весьма навеселе, но этот факт значения, конечно же, не имел. Отец тут же бросился к хроникам своего княжения, но записи за тот год, на который приходилось посещение этого села, почему-то не сохранились. Сомнения у него были большими, но мать моего новоявленного братца предъявила княжеский подарок, якобы врученный ей вожаком именно в ту самую ночь
        - золотое кольцо с кроваво-красным камнем. Отец припомнил, что подобное кольцо действительно было в княжеской сокровищнице, но он его уже давно не видел. И тогда Извар предложил князю лечь на Стол Истины, чтобы попытаться «вспомнить» этот случай, но отец, конечно же, отказался.
        Дерц взглянул в лицо волхву, и тот кивнул, показывая, что отлично понимает мотивы такого отказа - вспомнить на Столе Истины события двадцатилетней давности практически невозможно, и даже пытаться сделать это весьма опасно.
        - Однако после отказа отцу пришлось признать этого… «сына». Вот так у меня появился брат! Женщину и ее отпрыска переселили в княжеский город, но прожила она недолго - месяцев через пять после переезда она тихо, даже как-то незаметно, умерла.
        Княжич-рысь снова пристально посмотрел в лицо Ратмира и, увидев, что тот внимательно его слушает, продолжил:
        - А шесть месяцев назад мой брат вызвал на поединок отца!
        - То есть как?! - изумился волхв.
        - Вот и мы тогда тоже очень удивились, - усмехнулся Дерц. - В стае восточных рысей не было такого случая, чтобы сын поднимал руку на отца. А кроме того, мой…
«братец» едва умеет держать в руке оружие - такой поединок был бы простым убийством!
        Княжич на секунду запнулся и затем поправился:
        - Нет, не просто убийством, а убийством сына. Получалось, что князь при любом исходе этого поединка терял моральное право оставаться вожаком!
        - Один момент! - перебил его Ратмир. - А чем, собственно говоря, был обоснован этот вызов?!
        Дерц с горькой иронией пожал плечами:
        - Мальчишка сказал, что желает возродить обычай выбирать вожаком самого сильного бойца стаи. И поскольку самого сильного бойца может выявить только поединок, он вызывает того, кто в настоящее время считается самым сильным.
        - Но ведь это - чистой воды словоблудие! - возмутился волхв. - Вожаком стаи всегда выбирали не самого сильного и даже не самого умелого воина, а самого умного и опытного человека!
        - Именно так ему и ответил отец, а кроме того, он намекнул, что… брат не слишком умел в обращении с оружием. Однако мальчишка заявил, что отец просто боится выйти против него на ристалище! Но вот что самое противное: десятка два младших дружинников поддержали молокососа… - Дерц вздохнул. - Все это выглядело достаточно смешно и кончилось бы ничем, ну, может быть, парой оплеух, если бы на сторону моего… «братца» не встал волхв стаи. После этого мы поняли, кто в самом деле пошел против вожака стаи, кто ее… расколол! И вот тогда нам стало не до смеха!
        Княжич-рысь горько усмехнулся и замолк, а княжич-волк вдруг вспомнил жену своего старшего брата:

«Да… Права умница Рогда - наш Мир меняется, причем изменения эти порой слишком кардинальны, неожиданны и… тревожны! Где и когда было, чтобы сын, тем более побочный, поднимал руку на отца, чтобы волхв стаи шел против закона, против обычаев стаи, против… вожака? И, главное, не понятно, зачем Извар это делает. Неужели он надеется… захватить власть?»
        Все, что происходило в стае восточных рысей, было необычным до нелепости. Никогда волхв стаи не бывал ее вожаком! И это было… естественно - волхв не мог быть князем просто потому, что он никогда не бывал бойцом, лидером. Волхв… любой волхв - это, прежде всего, разум, рассудок, познание окружающего мира и места человека в нем. А значит - сомнение, размышление, сопоставление и только после этого - выбор! Волхв призван быть советником, холодным и рассудительным, он, стоящий чуть выше, чем все остальные, призван быть… совестью стаи. Первое, чему учили будущих волхвов, было подавление собственных страстей, отстраненность от Мира, от его соблазнов, в них вырабатывали беспристрастный взгляд со стороны на все происходящее вокруг. Если отрок-ученик не мог этому научиться, его отсылали назад в стаю - Познание было для него закрыто!
        И вот он, дважды посвященный волхв, узнает, что его коллега, пусть и пониже рангом, стремится к… власти! Но если волхвы начнут соревноваться во властолюбии с вожаками стай…
        Тут мысль Ратмира запнулась… Он не мог решить для себя, плохо ли это, и если плохо, то насколько.
        Между тем тропа, по которой они продвигались, сузилась, а потом неожиданно вынырнула на широкую ровную поляну, покрытую невысокой сочно-зеленой травой. Дерц, выдвинувшийся вперед на корпус лошади, остановился на опушке, внимательно оглядел казавшуюся совсем мирной поляну, а затем снова тронул коня. Ратмир последовал за ним и, оказавшись на открытом пространстве, мгновенно поднял голову вверх. Над поляной, высоко в небе медленно, словно бы лениво кружились две большие птицы. На такой высоте даже его наметанный глаз и тренированное чутье не могли определить, истинные это птицы или же люди, повернувшиеся к миру одной из своих граней.
        Отряд неторопливо пересек поляну и снова углубился в лес. Густые кроны высоких деревьев опять закрыли небо, и никто из отряда не видел, как одна из птиц, висевших над поляной, прервала свой неторопливый круг, резко наклонилась и, свалившись в пологое пике, понеслась на юго-запад, в сторону покинутой вожаком столицы стаи восточных рысей!
        Когда солнце перевалило на вторую половину дня, отряд волков остановился. Коней не расседлывали, и обед был по-походному скор и скуден. После обеда волки отдохнули еще с полчаса и снова поднялись в седла. До вечера они миновали еще четыре довольно большие поляны, но небо над ними было пустым. А когда небо потемнело и над верхушками деревьев начали зажигаться звезды, отряд остановился на ночлег.
        Стреножив лошадей, Корзя и Угар обернулись к Миру родовой гранью и ушли на разведку. Сытня и Искор принялись разводить огонь - совсем небольшой костерок, спрятанный под огромным корневищем поваленного дерева, а два княжича, усевшись на стволе поваленного дерева, продолжили начатый днем разговор. Только теперь он свелся к вопросам, которые задавал Ратмир, и ответам Дерца.
        - Неужели за пятнадцать лет вы не заметили в Изваре ничего… необычного?
        Княжич-рысь долго молчал, и было непонятно, то ли он вспоминает странности в поведении волхва стаи, то ли не желает отвечать на заданный вопрос. Но когда Ратмир уже перестал ожидать ответа, тот вдруг заговорил:
        - Я никогда об этом не думал… А вот когда ты задал свой вопрос, я вдруг понял, что волхв порой на самом деле вел себя достаточно странно! Лет пять назад он ездил в Лютец для беседы с Вершителем. Не знаю, о чем они говорили, но вскорости после возвращения он вдруг спросил меня, что я буду делать, если после смерти отца меня не выберут вожаком? Этот вопрос был для меня неожиданным - я ведь не помышлял о том, чтобы наследовать отцовское место в стае…
        - А разве твой дед не был вожаком? - неожиданно для самого себя поинтересовался Ратмир.
        Дерц внимательно посмотрел в глаза волхва и пожал плечами:
        - Нет… Моего отца выбрали после смерти предыдущего князя… Тот погиб в стычке с горными медведями.
        - И что же ты ответил на вопрос вашего волхва?.. - вернулся к теме разговора Ратмир.
        - Вот то же самое и ответил… Что не думаю о наследовании отцовского места в стае. Да и отец никогда со мной о таком наследовании не говорил… И тогда Извар предложил мне… жениться на девушке, которую он укажет, а если у нас родится сын, он позаботится, чтобы я стал вожаком стаи… Он даже обещал, что я буду ждать этого момента не слишком долго! Тогда я только посмеялся, ни о женитьбе, ни, тем более, о месте вожака я не думал, да и отец мой был в полной силе. Больше со мной Извар об этом не заговаривал, так что я об этом разговоре позабыл… А вскорости отыскался и мой сводный брат.
        - А твой брат женат? - тут же переспросил волхв.
        Дерц снова взглянул на Ратмира, и на этот раз в его глазах промелькнуло удивление:
        - Да… он женился месяцев через шесть после того, как поселился в столице. Мы еще удивлялись такой быстрой свадьбе - его мать только-только умерла, так что свадебную церемонию пришлось сильно урезать, но братец был согласен на все, лишь бы поскорее жениться!
        - И дети у него уже есть? - немедленно задал Ратмир новый вопрос.
        - Две девчонки, - коротко ответил Дерц.
        - Двое детей за два с половиной года? - удивленно протянул волхв и покачал головой. - Как же его жена переносит беременность?
        Последний вопрос был, в общем-то, обращен волхвом к самому себе, однако княжич-рысь неожиданно ответил на него:
        - Да нормально переносит. Мне кажется, сейчас она снова тяжела.
        - А она точно… многогранная?!
        И снова в глазах Дерца мелькнуло удивление:
        - Братец хвалился, что его жена может повернуться к Миру четырьмя гранями.
        - Хвалился? - переспросил волхв. - А кто-нибудь видел эти ее повороты?
        Княжич-рысь молча пожал плечами.
        В этот момент Сытня позвал обоих княжичей к ужину, и разговор прервался.
        А после ужина Дерц сразу же завернулся в плащ и улегся под деревом в траву, словно давая понять, что его утомили бесконечные расспросы Ратмира. Волхв уселся на небольшой бугорок под другим деревом и принялся рассматривать ночное небо, усеянное звездами, и размышлять об услышанном от Дерца. Впрочем, до конца понять цель волхва стаи восточных рысей он все еще не мог или… не хотел!
        Спустя пару часов вернулись Корзя с Угаром, и Ратмир тут же уловил четкую мысль старшего дозорного:

«На нашем следе никого нет, впереди тоже все чисто…»
        Волхв удовлетворенно кивнул и прикрыл глаза. Спустя пару минут его дыхание стало едва заметным…
        Обычно сон Ратмира был короток, глубок и покоен. Его сознание полностью отключалось от Мира, и никакие тревоги, радости или заботы не способны были проникнуть за завесу сна, пробудить подсознательные видения, нарушить отдых его разума. Однако на этот раз что-то постороннее настойчиво внедрялось в отдыхающий разум, тревожило его, рождало смутные, неразборчивые, быстро сменяющиеся образы… А затем из этого невнятного, неопределимого мелькания выплыло лицо… Оно напоминало волхву что-то знакомое и при этом было мрачно и неподвижно, только в светло-рыжих глазах, внимательно вглядывавшихся в глаза самого волхва, искрой прорывалась… ненависть! Несколько секунд Ратмир всматривался в эти неподвижные, рассматривающие его глаза, а затем в его голове прорезался тихий, словно бы настороженный шепот. Сначала он был невнятен, обрывист, но постепенно набрал уверенность, даже напористость:

«Чужак… чужак, хоть и дважды посвященный волхв… Ты все равно останешься чужим на этой земле, в этой стае… И чужаку негоже вмешиваться в дела приютившей его стаи
        - как дважды посвященный ты должен отлично это знать… понимать. Чужак своим вмешательством только усугубит распрю, какими бы благими намерениями он ни руководствовался, и ты знаешь это… понимаешь это… Уходи быстро и не оглядываясь, забудь все, что узнал, все, что увидел, все, что легло на твой слух. Любое твое вмешательство, даже простое упоминание об увиденном здесь, услышанном здесь станет неизбывным злом, если ты расскажешь это где-нибудь! Молчи, не вмешивайся, и все придет к порядку… к гармонии, и ты не понесешь утрат, назначенных тебе Роком за разглашение увиденного, услышанного… Уходи сам и уводи своих спутников… а рысь оставь, оставь мне!.. Она - моя… только моя… и ей предначертано уйти в… сон… в последний сон!»
        И тут, перебивая настойчивый шепот, у Ратмира в голове возникла его собственная мысль:

«Я не оставлю рысь… Это - мой друг, я не позволю ей погрузиться в ее последний сон!»
        Шепот на мгновение стих, а затем зашелестел еще настойчивее:

«Рысь, ведущая тебя, не твоей стаи! Рысь, ведущая тебя, не прошла посвящения, а значит, никак не связана с тобой! Она моя по земле, по крови, по родовой грани! Оставь ее мне, она получит то, что искала, то, что заслужила. Если ты не послушаешь меня, лапа ночи ляжет на твое горло, и ты не откроешь глаз с восходом солнца!»
        И снова ответом на этот настороженно-настойчивый шепот стала собственная, чуть насмешливая, мысль:

«Ты разве спрашивал Рок, что пророчишь мне лапу ночи?! Ты разве смог заглянуть в будущее, что нашептываешь мне его?! Мне - дважды посвященному?»
        Несколько секунд сон Ратмира был нем и слеп абсолютной темнотой, а затем в его голове прозвучало с оттенком жалости:

«Ты сам выбрал это, дважды посвященный…»
        И в следующее мгновение чернота его сна взорвалась беззвучными, разноцветно мерцающими искрами. Они рассыпались переливающимся всполохом и закружились в замысловатом танце. Шепот смолк, но даже если бы он продолжал звучать, волхв вряд ли услышал его - этот мерцающий, переливающийся хоровод, кружащийся перед глазами, полностью завладел его вниманием. Движение мерцающих искр постепенно, очень медленно убыстрялось, усложнялось, взвихривалось, настойчиво притягивало к себе внимание, лишало возможности сосредоточиться на чем-то другом. Ратмир не мог определить, как долго всматривался он в это лихорадочное, мерцающее кружение, но вдруг он почувствовал, что… задыхается! Задыхается на выдохе!!! И почти сразу же понял, что не дышит уже давно, но, как только он судорожно потянул в себя воздух, мышцы шеи скрутило жесточайшей судорогой, жестким жгутом перехватывающей горло!
        Обычного человека в этот момент обязательно должна была накрыть паника, и тогда его конец был бы неизбежен, но Ратмир был дважды посвященным волхвом! Его тренированный организм действовал сам по себе, не дожидаясь рассудочного решения
        - он вынырнул из своего сна, но не в явь, а вглубь, в темноту подсознания. Разум угас, отдавая власть над мышцами и сухожилиями подсознательным рефлексам, и в следующий момент внутреннее напряжение ушло, все тело расслабилось, судорога, скрутившая его горло, растаяла, и легкие немедленно втянули в себя первую порцию свежего воздуха. Первые два-три вдоха были судорожными, но почти сразу же дыхание нормализовалось. И тут же его сознание проснулось, вернулось в явь из почти завладевшего им кошмара-сна, но память об этом кошмаре осталась очень яркой!
        Ратмир открыл глаза. Небо над ним было по-прежнему расцвечено мириадами звезд, и по их расположению он сразу понял, что проспал не более часа. Несколько секунд он прислушивался к окружающему миру, пытаясь определить, нет ли поблизости чужих, однако вокруг царила тишина, нарушаемая лишь обычными звуками ночи. Волхв медленно, осторожно приподнялся и сел, затем огляделся «волчьим» глазом и снова не заметил ничего подозрительного. Значит, у него было время обдумать свой сон.
        Первым его порывом было поднять своих спутников и во всю прыть мчаться прочь с земель восточных рысей. Однако он смог обуздать это желание - до границы было достаточно далеко, им пришлось бы провести в седлах не меньше двух суток. Хотя двое суток без сна и отдыха были волкам вполне по силам, его остановило то соображение, что сила Извара - а в том, что его сон посетил именно Извар, сомнений не было, - вполне могла распространяться и за пределы родовых владений. Признаться, он сам никогда не слышал о способности волхвов входить в чужие сны и… действовать в чужих снах, поэтому и оценить эту способность, определить ее мощь не мог. Кроме того, Извар, конечно же, послал своих рысей наперехват отряда волков - ведь он безусловно знал и маршрут их следования, и теперешнее местонахождение! Выходит, им предстояла схватка с превосходящими силами, так что они, скорее всего, понесут потери… а уж Дерц-то погибнет наверняка! Конечно, он сам доберется до Лютеца и доложит Совету посвященных о происходящем в стае восточных рысей, вот только… захочет ли Совет вмешиваться?..
        И тут Ратмир вдруг понял, что его самого весьма задело поведение волхва стаи восточных рысей. Извар явно переступил некую моральную черту, поставил себя вне сообщества посвященных, а в этом случае он, Ратмир, должен был остановить волхва стаи! Он должен был обуздать преступника и поставить его перед Советом посвященных, чтобы тот дал отчет о своих деяниях, понес заслуженную кару! Значит?..
        Ратмир вскочил на ноги и тронул за плечо спавшего невдалеке Сытню. Старик, продолжая лежать неподвижно, открыл глаза и взглянул в лицо волхва. В его взгляде читался спокойный вопрос.
        - Поднимай всех… - одними губами прошептал Ратмир. - Мы немедленно возвращаемся в лагерь рысей.
        Спустя десять минут отряд был в седлах. Волки без всякого удивления приняли решение своего вожака о возвращении, видимо, поэтому и княжич-рысь не стал задавать вопросов, хотя по его виду было ясно, что он сбит с толку и не понимает происходящего!
        Поначалу лошади шли осторожно, небыстро, ночной лес не позволял слишком разгоняться. Когда же небо начало светлеть и на лес опустился предутренний туман, скорость передвижения отряда еще больше упала, однако Ратмира это обстоятельство, казалось, не слишком тревожило. Он послал свою лошадь рядом со скакуном Дерца и негромко проговорил:
        - Нам надо постараться не выезжать на открытое пространство, лес сейчас наш главный союзник!
        Княжич-рысь молча кивнул, и волхв снова оттянулся назад, пустив лошадь следом за проводником. Около часа Ратмир внимательно наблюдал за окружающими отряд зарослями, но ничего подозрительного не происходило. Лес проснулся и жил своей обычной жизнью. Дерц возвращался к лагерю своего отца совершенно другой дорогой
        - деревья сомкнули свои ветви над головами всадников, и небо не проглядывало сквозь плотную листву ни на мгновение.
        Убедившись, что проводник знает, что делает, и лошади идут ходкой рысью по едва заметной, но достаточно свободной для конного строя тропе, волхв опустил голову и о чем-то глубоко задумался.
        К лагерю вожака восточных рысей они выехали в середине дня. Когда деревья расступились, открывая поляну, заставленную шатрами, Дерц остановил свою лошадь и, полуобернувшись, предложил:
        - Я поеду вперед, предупрежу отца о том, что вы возвратились…
        Ратмир в ответ отрицательно покачал головой:
        - Нет, мы поедем вместе. Теперь уже скрывать наше возвращение не имеет смысла… да и вряд ли это возможно, в лагере князя наверняка есть соглядатаи Извара. Просто нам теперь надо действовать очень быстро.
        Княжичи пришпорили коней и вихрем вынеслись к лагерю. Спустя две минуты они уже были в палатке князя, и волхв, убедившись, что в палатке никого, кроме его волков и вожака с сыном нет, быстро проговорил:
        - Князь, тебе надо немедленно принять вызов своего сына! Но на ристалище столицы тебе выходить ни в коем случае нельзя. По обычаям стаи, ты, как вызванная сторона, имеешь право назначить место и время схватки, а также выбрать оружие. Так вот, оружие - это дело твоего выбора, а местом схватки назначай сборную площадь твоего лагеря. И провести эту схватку надо как можно быстрее!
        - Погоди, погоди! - покрутил головой князь. - Сначала объясни, почему вы вернулись, ты изменил свое решение?
        - Я тебе позже все объясню! - спокойно и в то же время напористо ответил Ратмир.
        - Время для объяснений у нас еще будет. Но сейчас надо срочно послать гонца к твоему младшему сыну с известием о том, что ты принимаешь его вызов и назначаешь поединок здесь и сегодня вечером… В крайнем случае - завтра утром!
        - Хорошо!.. - сдался вожак. - Я пошлю Дерца!..
        - Нет! - немедленно возразил волхв. - Твой старший сын не должен встречаться с вашим волхвом. Извар за ним охотится.
        Вожак стаи восточных рысей внимательно посмотрел на дважды посвященного волхва и кивнул:
        - Ясно… Поедет…
        - Подожди! - прервал его Ратмир. - У тебя есть кто-то, кого ты подозреваешь в связи со своим младшим сыном или с Изваром?
        Секунду подумав, князь утвердительно кивнул.
        - Тогда ты пошлешь к своему противнику именно этого человека, но только после того, как мой отряд покинет твой лагерь!
        - Вы собираетесь уехать?! - встревоженно воскликнул князь.
        - Да! - Волхв неожиданно улыбнулся. - Мои волки покинут твой лагерь, а вместе с ними уедет… Дерц.
        - То есть? - не понимая, переспросил князь.
        - Ну-у-у… Он немного проводит нас и тут же вернется. После этого твой посланец отправится с вызовом…
        - Но ты обещал мне рассказать… - начал вожак, однако волхв снова его перебил:
        - Делаем, как я сказал, и клянусь, ты скоро все узнаешь!
        Вожак секунду молчал, затем кивнул, соглашаясь, и пошел к выходу из шатра.
        Пятеро волков и Дерц снова поднялись в седла и шагом направились к опушке леса, и весь лагерь видел, как уезжают гости стаи. А спустя пару часов старший сын вожака вернулся и, медленно проехав через весь лагерь, слез со своей рыжей кобылы около отцовского шатра. Рыси, стоявшие на страже у входа в шатер, обратили внимание на то, что лицо Дерца было бледно, а на висках выступила испарина.
        В переднем помещении шатра вожак давал указания одному из своих советников, отправлявшихся в столицу с посланием к младшему княжичу. Увидев входящего сына, он кивнул в сторону внутренних покоев:
        - Пройди туда, я сейчас освобожусь и вызову тебя.
        Дерц скрылся за занавесом, отделявшим внутренность шатра от передней, и замер, прислушиваясь к окончанию разговора.
        - …Так и передай - я не могу терпеть дальше распрю в стае и вынужден принять его вызов. Схватка произойдет сегодня, сразу после захода солнца, на площади моего лагеря. Если какие-то дела не позволят Орту прибыть к указанному времени, я буду ждать его завтра утром до восхода солнца. Завтра, до восхода солнца распря должна быть прекращена!
        - Князь, сколько человек может привести с собой твой младший сын? - Голос советника был почтителен, но в нем сквозила едва заметная насмешка. Однако вожак, казалось, не замечал этой странной интонации.
        - Сколько угодно! Ведь на ристалище он более одного меча и одного кинжала не вынесет!
        - Значит, выбранное тобой оружие - меч и кинжал? - быстро переспросил советник.
        - Да, - подтвердил вожак и после короткой паузы добавил: - Затупленный меч и затупленный кинжал, если он не желает драться до смерти. В противном случае на ристалище выйдут две рыси!
        - Я понял, князь… - и снова в голосе советника промелькнула легкая смешинка.
        - Тогда отправляйся. Возьми с собой двух сопровождающих… хотя не думаю, что тебе что-то угрожает, - проговорил князь.
        Дерц понял, что разговор окончен, и быстрым шагом направился в дальнее помещение шатра, туда, где вожак беседовал с Ратмиром.
        И действительно, спустя каких-нибудь две минуты вожак вошел в дальнюю «комнату» и с явным раздражением поинтересовался:
        - Ну?! Когда вернется этот… дважды посвященный?!! Я по его совету послал к Орту в столицу гонца! Ратмир обещал объяснить мне, что он задумал, а теперь получается, что объяснений мне получить не от кого?
        - Ну почему же, князь, - неожиданно усмехнулся Дерц, - я тебе все объясню прямо сейчас. Я же говорил тебе, что время для объяснений у нас будет предостаточно!
        Вожак сделал шаг назад и изумленно уставился на своего сына. Лицо Дерца как-то странно дрогнуло, поплыло, размылось, его черты начали стремительно меняться, и спустя несколько секунд на князя смотрели темные с зеленоватым отсветом глаза волка!
        - Успокойся, князь, - негромко проговорил Ратмир, указывая хозяину шатра на ковровые подушки, лежащие вокруг маленького столика. - Присаживайся, выпьем и поговорим…
        Князь осторожно шагнул к столику, опустился на ковер и, не сводя глаз со своего все еще стоявшего гостя, спросил:
        - А где же мой сын?..
        - Он остался с моими волками… - ответил волхв, опускаясь на ковер напротив вожака. - С ними он будет в полной безопасности.
        - Мне казалось, что в моем лагере мой сын в полной безопасности… - недовольным тоном проворчал вожак. Он быстро пришел в себя после неожиданного превращения собственного сына в волхва, видимо, такое чародейство было ему известно.
        - Мне тоже казалось, что я в полной безопасности на ваших землях, несмотря на распрю в вашей стае. Однако прошлой ночью, едва я сомкнул глаза, в мой сон пришел… ваш волхв. И знаешь, князь, что он уговаривал меня сделать? - Князь ничего не ответил, но Ратмир и не ожидал от него ответа. - Он потребовал оставить ему Дерца, обещая за это беспрепятственно пропустить меня к границе ваших земель. И он пригрозил мне смертью в случае моего отказа!
        - Так… значит… - растерянно пробормотал вожак, пытаясь сообразить, каким образом волхв сумел сохранить жизнь его сыну и при этом сам избежал смерти.
        - Так…значит… - невольно передразнил его волхв, - мне удалось выйти из сна, и я сразу же вернулся назад, в твой лагерь! Однако от этого угроза для твоего сына не стала меньше. Впрочем, тебе тоже угрожает смерть!
        - Мне… смерть?!! - изумился вожак. - Откуда? От кого? С чего ты взял?
        Ратмир, словно бы в противовес изумлению вожака, помолчал с минуту, а затем заговорил спокойно, неторопливо:
        - Если бы ты смог хоть немного отрешиться от привычного взгляда на Мир, ты тоже догадался бы, что творится в твоей стае. Смотри - сначала у вас сменился волхв. И смена эта была необычна, не так, как она происходила до этой поры. Если бы Извар твердо соблюдал все законы и обычаи, он спокойно дождался бы ухода Торда и только после этого занял его место. Однако он добился поединка! Но что самое непонятное - вы все, и ты сам, и вся стая восприняли поединок волхвов как нечто вполне допустимое! Подумай, вспомни, мог бы произойти такой поединок при прежнем князе?
        Вожак опустил голову, немного подумал, а затем согласно кивнул:
        - Ты прав, дважды посвященный, Извар действовал необычно, но… Ты понимаешь, это получилось как-то само собой!
        - Да… само собой… - с неприкрытой горечью повторил вслед за ним волхв. - А потом, немного повременив, волхв представил тебе якобы отыскавшегося сына! И ты даже не задумался, почему мать твоего ребенка до сих пор не сообщала тебе о рождении мальчика! А ведь это совсем не позор для истинной женщины родить сына от вожака стаи! Ты признал этого мальчишку своим сыном, хотя доказательства, как я понял из рассказа Дерца, были весьма спорными! Но ты его принял… может быть, потому что сейчас в этом нашем Мире стало непопулярно быть… жестоким… бессердечным? - Ратмир покачал головой. - Да я и сам, услышав от тебя о случившемся в вашей стае, спокойно покинул ее, пообещав тебе судей от Совета посвященных! Я и сам поначалу решил, что это просто немного необычная, но вполне допустимая размолвка между отцом и сыном - младшим, воспитанным без отца сыном, которая закончится небольшой схваткой на мечах или решением судей Совета. Если бы Извар не пробрался в мой сон, я сейчас был бы уже далеко, и твоя участь была бы решена! Только после того, как ваш волхв решился на угрозы в адрес дважды посвященного, я задумался о
причинах распри в твоей стае и смог понять их!
        - И каковы же они? - Вопрос вожака прозвучал недоверчиво.
        - Причина в том, что волхв стаи жаждет захватить в ней власть! - коротко и жестко отрезал Ратмир.
        Несколько секунд в палатке висела тишина, а затем князь отрицательно покачал головой и проговорил:
        - Нет, это невозможно!! Волхва никто не выберет вожаком, даже если мой корень будет полностью изничтожен! Стая выберет воина!
        - А он и не собирается уничтожать весь твой корень! - с усмешкой возразил Ратмир. - Не для того он подсунул тебе еще одного сына, чтобы потом его уничтожать!
        Вожак поднял на волхва непонимающие глаза, и Ратмир объяснил, глядя прямо в них:
        - Твоего старшего сына он решил уничтожить после того, как тот отказался взять власть, убив на поединке собственного отца, хотя Извар и обещал ему свою помощь в этом поединке. После этого отказа волхв стаи подыскал более покладистого молодца, хотя и более хлипкого. И не только подыскал, но и смог выдать за твоего сына. Теперь, если твой младший сын сможет одолеть тебя в поединке, он, конечно же, будет избран вожаком! Тем более что и волхв стаи поддержит его кандидатуру! Твой младший сын станет вожаком, а вот править стаей будет… волхв! Только такой расклад объясняет все, что случилось в твоей стае! И если я прав, твой младший сын будет требовать поединка насмерть!
        - Нет! - немедленно возразил вожак. - Он не станет требовать поединка насмерть, он прекрасно понимает, что ему не продержаться против меня-рыси и десяти минут!
        - Ты забываешь, что его будет поддерживать посвященный!
        - Волхв стаи не имеет права поддерживать одну из рысей, бьющихся на поединке!
        Тон вожака был категоричен, но он явно не ожидал ответа, последовавшего от дважды посвященного волхва:
        - А кто будет знать об этой поддержке?!
        После этих слов вожак растерялся:
        - Но… это же противоречит всем законам и обычаям!..
        Слова эти прозвучали слишком неуверенно, чтобы их можно было считать серьезным возражением.
        - Конечно… - неожиданно согласился с вожаком Ратмир. - Так же, как противоречил всем законам и правилам поединок волхвов стаи, как противоречила им процедура признания законным твоего неожиданно объявившегося сына!
        - Так что же мне делать?.. - с отчаянием прошептал вожак.
        - То, что я тебе посоветовал. Готовиться к поединку со своим мнимым сыном. Ты должен будешь его… убить. А вашего волхва я постараюсь нейтрализовать. Потому я и вернулся в твой лагерь под личиной Дерца. Пусть все думают, что я и мои волки ушли своей дорогой, пусть Извар не опасается моего вмешательства в его дела.
        Несколько секунд вожак внимательно вглядывался в лицо волхва, а затем тихо проговорил:
        - Понял… - А еще через несколько мгновений добавил: - Не думал, что доживу до такого времени, когда волк будет спасать меня, рысь, от моих же сородичей!
        - Времена меняются… - усмехнулся Ратмир своей мысли. - И не всегда в лучшую сторону… И потом, я же не волк, я - дважды посвященный волхв!
        Вожак вздохнул и спросил уже совсем другим тоном:
        - Ты будешь ждать поединка здесь?
        - Да, - кивнул волхв, - и скажусь больным… Слегка занемог твой сын, промотавшись с волками всю ночь верхом.
        Вожак отрицательно покачал головой:
        - Дерца это не утомило бы.
        - Ну, так съел что-нибудь не то! - усмехнувшись, предложил Ратмир. - Да сам что-нибудь придумай, ты же лучше своего сына знаешь!
        Вожак поднялся со своего места, задумчиво кивнул и направился к выходу, а Ратмир, откинувшись на подушки, приготовился к долгому ожиданию.
        Лагерь, между тем, жил своей, четко спланированной жизнью. Несмотря на то что слух о предстоящем поединке вожака с его младшим сыном уже прошел среди рысей, они ничем не показывали своего волнения. А волнение было - несмотря на явное боевое преимущество вожака, в поединке могло случиться всякое, и никто не мог знать заранее, к кому удача повернется лицом!
        Когда солнце коснулось своим краем горизонта, в лагере поднялась суматоха. Несколько человек по приказу вожака вскочили на лошадей и ушли наметом по той самой дороге, по которой утром отряд волков подъехал к лагерю рысей. Минут через двадцать они вернулись, а следом за ними показалась целая кавалькада из сорока с лишним всадников, сопровождавших богато украшенный возок. Впереди скакали четверо пожилых рысей с копьями в руках, а за ними, чуть впереди возка, в гордом одиночестве следовал невысокий, богато разодетый юноша с тонкими, упрямо поджатыми губами и странно неподвижными, словно обращенными внутрь себя, глазами.
        Вожак стаи восточных рысей стоял у входа в свой шатер и молча наблюдал за приближением кавалькады. Возница, сидевший на облучке возка, остановил его невдалеке от шатра, юноша, следовавший рядом, также остановил свою лошадь, посмотрел с седла на стоявшего вожака и неожиданно тонким голосом спросил:
        - Отец, а где мой старший брат?
        - Он в моем шатре, - стараясь говорить спокойно, ответил князь, - ему нездоровится.
        - Значит, он не поехал провожать твоих гостей?
        Вожак чуть было не переспросил, откуда его младший сын знает о гостях, но вовремя сдержался. Вместо этого вопроса он все тем же спокойным тоном произнес:
        - Он их проводил… недалеко. И вернулся немного нездоровым. Сейчас он отдыхает.
        - Так, может быть, его стоит отправить в столицу? - продолжая оставаться в седле, предложил юноша. - Извар посмотрит, что с ним, и поможет ему.
        - Нет, Дерц не настолько болен, чтобы докучать своим недомоганием волхву! - довольно резко ответил князь и в свою очередь задал вопрос: - Лучше скажи мне, Орт, с чем ты пожаловал? Ты по-прежнему собираешься выйти против меня на ристалище?
        - Именно для этого я и приехал, - едва заметно кивнул Орт. - В названный тобой час, завтра на рассвете, мы будем драться насмерть! Маршалом поединка со своей стороны я назначаю Горда. За тобой выбор оружия!
        Последовала короткая пауза, после которой вожак коротко бросил:
        - Мы будем драться, повернувшись к Миру родовой гранью! Маршалом поединка со своей стороны назначаю… Власта.
        После этих слов он повернулся к столпившимся за его спиной воинам и приказал:
        - Разместите приехавших с моим сыном людей у восточной границы лагеря. Пяти шатров им хватит, и охрану этих пяти шатров я поручаю… Власту!
        Высокий, седоволосый дружинник шагнул вперед и начал отдавать распоряжения по размещению приехавших, а князь откинул полу шатра и вошел внутрь.
        Дважды посвященный волхв лежал ничком на раскинутых подушках и, казалось, не дышал. Несколько секунд князь глядел на неподвижное тело, и вдруг услышал тихий шепот:
        - Твой младший прибыл…
        - Да… - так же тихо ответил вожак. - А вот Извар остался в городе…
        - Нет, ваш волхв приехал вместе с Ортом… - неожиданно возразил Ратмир.
        - Но, Орт сказал, что Извар остался!.. - удивился вожак. - Он даже советовал отправить заболевшего Дерца к нему в столицу.
        - Он врет, - жестко ответил Ратмир. - Извар находится в повозке!
        - Я прикажу ее обыскать! - повысил голос вожак. - Я вытащу волхва оттуда!
        - Зачем? - все так же шепотом переспросил волхв. - Пусть он прячется и думает, что не обнаружен. Он будет спокойнее и станет действовать наглее… А мне будет проще ему помешать.
        Несколько секунд вожак молчал, а затем, согласившись с волхвом, спросил:
        - Может быть, тебе что-нибудь нужно? Говори…
        - Нет, - ответил тот, - до завтрашнего утра - ведь схватка назначена утром - меня не надо больше беспокоить. И сам отдохни как следует, постарайся поменьше думать о завтрашнем поединке и хорошенько выспись. На рассвете тебе понадобятся все твои силы!
        Князь молча кивнул и покинул помещение. Он перешел в другую «комнату» и, отдав страже приказ не беспокоить его, улегся на толстом ковре. Вожак не волновался, только необходимость сразиться с человеком, которого он долгое время называл сыном, томила его. И все-таки уснул он довольно быстро.
        А лагерь еще долго не затихал. Горели костры, разговоры шли негромко, но основательно, рыси и изверги обсуждали предстоящий поединок - небывалое событие в истории стаи. И только пять шатров, стоявших у восточной границы лагеря, тонули в темноте. Рыси, приехавшие с младшим сыном князя, не вступали в разговоры с соплеменниками, нарочито демонстрируя свою исключительность. И самое главное - то, на что почти никто не обратил внимания, - пять шатров вновь прибывших были расставлены таким образом, что повозка, прибывшая с кавалькадой княжича, спряталась между ними от глаз обитателей лагеря!
        Князь проснулся в самой середине часа Неясыти от странного, необъяснимо тревожного, едва слышимого звука. Словно кто-то, тихо рыкнув, толкнул его мягкой, но тяжелой лапой под сердце, и сердце тоскливо заныло от этого толчка. Осторожно поднявшись со своего жесткого ложа, он тихо вышел из шатра и остановился у порога. Справа от него черная иззубренная стена леса подпирала темно-синий, усыпанный звездами небосвод, а слева небо опускалось к самому горизонту, уже размытому подступающим рассветом. Воздух был прохладен и чист, ни один шорох не тревожил абсолютной, оглушительной тишины… И все-таки вожак прислушивался в надежде еще раз, теперь уже вполне осмысленно, услышать разбудивший его звук.
        Он долго стоял на свежем, проясняющем голову воздухе, но так ничего и не услышал. А восточный край небосвода постепенно наливался светом, отодвигая ночь к западу, выводя из тьмы застывшие деревья опушки, неподвижных, спящих лошадей и фигуры дружинников, похожие на каменные изваяния, сторожащие могильные курганы.
        Наконец, глубоко вздохнув, вожак вернулся в шатер. Он не собирался ложиться снова - спать ему уже не хотелось, да и чувствовал он себя вполне отдохнувшим. Но не было в нем привычного спокойствия, уверенности в своих силах, в своем… праве на действие!
        И в этот момент он услышал чужую спокойную мысль:

«Возьми пару дружинников и сходи на ристалищную площадь. Внимательно ее осмотрите и соберите пять вот таких предметов…»
        Перед внутренним взором вожака возник небольшой, бесформенный, незаметно-коричневый, плотно набитый мешочек из мягкой кожи, похожий на припорошенный пылью камешек. И снова зазвучала чужая мысль:

«Ты не должен поднимать их из травы, пусть это сделает один из дружинников. Все пять принесете в шатер и положите перед входом в мою комнату. Это надо сделать срочно!»

«Ратмир», - догадался вожак. Он хотел было переспросить его, каким образом волк смог заговорить на мыслеречи рыси, но передумал - этот вопрос мог и подождать. Вместо этого он, уже не опасаясь шума, вскочил на ноги и, набросив на плечи теплый халат, вышел из шатра.
        У самого выхода его ожидал Власт, причем на его круглой, щекастой физиономии было написано растерянное удивление. Увидев князя, он подтянулся и негромко проговорил:
        - Мне вроде бы как послышалось, что ты, княже, звал меня. Ну, вот я и подошел.
        - Я действительно хотел тебя видеть, - успокоил дружинника вожак. - Возьми еще пару людей и подходите на сборную площадь.
        Власт кивнул, развернулся и быстрым шагом отправился за шатер, где еще тлел последний из вечерних костров, около которого коротали ночь дежурные дружинники. Когда он в сопровождении еще двух человек, державших в руках факелы, явился на сборную площадь лагеря, вожак стоял в самом ее центре и разглядывал короткую траву под своими ногами с выражением явного сомнения на лице. Увидев подходящих дружинников, он почесал в затылке и проговорил:
        - Вот какое дело, ребята. Нужно тщательно осмотреть всю площадь и найти пять маленьких мешочков из коричневой кожи, похожих на камешки. Размером они приблизительно вот такие.
        И вожак показал лежащий в его руке обычный серый камешек.
        Дружинники молча кивнули и, склонившись к земле, начали медленно обшаривать вытоптанную траву площади.
        Первый «камешек» был найден почти сразу же, метрах в двух от неподвижно стоявшего вожака. Его передали Власту и продолжили поиски. Продолжались они довольно долго, пока уже почти на самом краю площади был найден второй
«камешек». Когда в руках Власта оказалось три найденных «камешка», он вдруг оставил поиски и, быстро подбежав к вожаку, проговорил:
        - Княже, я не могу держать их… - Он протянул вперед дрожащие ладони, в которых лежали находки. - Они жгут мне руки!..
        - Положи их вот сюда! - Вожак указал себе под ноги.
        Власт бросил «камешки» в указанное место и отправился продолжать поиски. Скоро были найдены оставшиеся два - получалось, что этими странными «камнями» были отмечены середина площади и ее края, точно по направлениям сторон света. Власт и двое его помощников, разобрав найденные «камешки», отправились вслед за вожаком к его шатру и сложили их у входа в дальнее помещение, где находился Ратмир.
        Когда вожак, проводив своих людей из шатра, вернулся, камней на месте уже не было.
        Между тем небо посветлело, и звезды начали пропадать с небосвода. Лишь оранжевая искра Волчьей звезды продолжала поблескивать невысоко над горизонтом. Вожак стаи восточных рысей, выйдя из своего шатра, долго смотрел на эту, все еще достаточно яркую искру, и сомнения, терзавшие его всю ночь, стали вдруг отступать. Ему подумалось, что Волчья звезда должна принести ему сегодня удачу, ведь волки держат его сторону!
        Лагерь проснулся, и в полумраке подступающего рассвета начали разгораться костры, звучать приглушенные голоса, позвякивать посуда и оружие. Только пять шатров, в которых располагались люди Орта, продолжали оставаться в темноте. Но, наконец, и около них началось едва заметное движение, а вскорости уже горел костер. Четверо извергов принялись готовить на нем завтрак для княжича и свиты.
        Вожак ушел в свой шатер, разделся и, разбросав подушки, уселся на ковер, надо было очиститься перед поединком. Он замер, чуть прикрыв глаза и сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Дыхание его сначала выровнялось, затем замедлилось… почти прекратилось…
        В это время лежавший навзничь в пяти шагах от вожака дважды посвященный волхв открыл глаза, а затем оторвал плечи от ковра и, медленно согнувшись в поясе, сел между разбросанных подушек, подобрав под себя ноги. Странные, ставшие совсем темными глаза, не мигая, смотрели прямо перед собой и, казалось, ничего не видели. Правая рука волхва также медленно поднялась и нырнула за отворот куртки, к потайному карману. Когда она снова выскользнула наружу, ее пальцы сжимали небольшой мешочек из плотной, небеленой холстины. Действуя все так же самостоятельно, без, казалось бы, разумного контроля, пальцы волхва распустили тугую тесемку и осторожно вытащили из мешочка щепотку мягкой, голубовато-зеленой пыли и высыпали на удачно попавшееся под руку небольшое глиняное блюдо. Щепотка пыли-пепла легла точно в его середину, словно волхв долго примеривался перед тем, как ее обронить!.. Затем, все так же не контролируя действия своих рук, волхв затянул тесемку, обмотал ее вокруг горловины мешочка и спрятал его на прежнее место у себя за пазухой. С минуту посидев неподвижно, словно отдыхая после тяжелой работы - у него
вдруг даже дыхание сделалось быстрым и неровным, волхв осторожно опустил правую ладонь, и она повисла в нескольких сантиметрах от лежавшей на блюде щепотки пыли. Несколько секунд ничего не происходило, а затем над крохотной голубовато-зеленой горкой появилось едва заметное марево. Сначала оно немного растеклось, словно под действием собственной тяжести, а затем, чуть набрав силы, вдруг потянулось вверх, к ладони. Через минуту уже вся замершая над неподвижной горкой ладонь была охвачена колеблющимся маревом, и оно все быстрее и быстрее начало подниматься вверх по руке.
        Глаза у волхва остекленели, закатились, но тело оставалось неподвижно-напряженным, как будто в нем кипела некая скрытая, но очень бурная работа! Скоро все это напряженное тело было охвачено растекшимся по нему маревом, и перед внутренним взором волхва возник весь лагерь стаи восточных рысей, словно он видел его с высоты полета ивача. Легким усилием воли волхв сконцентрировал свое внимание на большой, круглой площади, и она мгновенным броском приблизилась, увеличившись в размерах, словно ивачь, рассматривавший ее, спикировал и завис над самой площадью, но в то же время волхв ясно видел и повозку, стоявшую в окружении пяти гостевых шатров. От этой повозки исходил хорошо ощущаемый дух ворожбы!
        А на пустовавшей до этого момента площади показались две фигуры - одна высокая, плотная, мощная и уверенная, другая ниже ростом, сухощавая, странно… мятущаяся. Волхв мгновенно почувствовал, как тяжело этому… молодому существу ступать рядом со своим мощным, не знающим сомнений товарищем. Они неторопливо подошли к двум столбам, врытым на краю площади, более высокая фигура протянула руку к одному из столбов, и в ней появился какой-то длинный предмет. Фигура размахнулась и…
        Над лагерем прокатился звонкий удар в большое медное било, установленное на сборной площади. Вожак, сидевший в своем шатре, открыл глаза и чуть повел плечами. Со вторым ударом он вскочил на ноги, а затем легко подпрыгнул и перевернулся через голову. На ковер опустился уже не человек - большая темно-рыжая рысь с коричневой полосой вдоль хребта, мягко спружинив, приняла свой вес на все четыре лапы.
        Но на ристалище вожак вышел в человечьем облике. Не смущаясь своей наготы, он прошел сквозь расступившуюся перед ним толпу, окружившую площадь, и, гордо неся чуть присыпанную сединой голову, вышел на середину пустого пространства. У края площади, возле подвешенного на столбах била, стояли оба маршала поединка - пожилой Власт и совсем еще мальчишка - Горд. Власт, положив руку на рукоять меча и расставив ноги, смотрел прямо перед собой, словно бы и не замечая бурлящей вокруг толпы. А Горд, в силу своего возраста, не мог похвастаться подобной невозмутимостью, его глаза метались по знакомым и незнакомым лицам, левая рука беспокойно оглаживала рукоять меча, а правая то и дело поднималась к виску, как будто проверяя, на месте ли голова. С минуту вожак стоял в центре площади один, а затем толпа снова распалась, открывая узкий проход, и на площадь вышел Орт.
        Когда юноша прошел в центр площади и встал напротив вожака, у того заныло под сердцем от жалости - настолько хрупким и неуклюжим казался обнаженный Орт. Но в ту же секунду прозвучал зычный голос Власта, перекрывший настойчивый гул толпы:
        - Слушай, стая восточных рысей. Младший сын вожака стаи, совершеннолетний Орт, вызвал на поединок до смертного исхода своего отца, вожака стаи. Вожак стаи, князь Велимир, решил принять этот вызов, несмотря на то что он противоречит обычаям и законам нашей стаи, дабы прекратить сжигающую стаю распрю! Поединок состоится сейчас на сборной площади лагеря стаи. По решению вызванной на поединок стороны драться поединщики будут до смерти, повернувшись к Миру родовой гранью! После начала поединка никто не может вмешаться в него под страхом лишения многогранья!
        После этих слов над площадью повисла мертвая тишина, и в этой тишине голос Власта зазвучал еще более мощно:
        - Совершеннолетний Орт, ты подтверждаешь свой вызов князю Велимиру или желаешь взять его назад?!
        Орт гордо вскинул голову. Его странно неподвижные глаза стеклянно блеснули, и ломкий, еще почти мальчишеский голос прокричал:
        - Да, я подтверждаю свой вызов! Нет, я не желаю взять его назад!!
        И снова над площадью разнесся рык Власта:
        - Князь Велимир, ты подтверждаешь свое решение принять вызов совершеннолетнего Орта? Ты не желаешь отклонить вызов в соответствии с нашими законами и обычаями?
        - Да, я принимаю вызов, - спокойно и даже негромко проговорил князь. - Нет, я не желаю отклонить вызов…
        Князь после этих слов замолчал, но многим показалось, что фраза осталась незаконченной.
        Секунду над площадью висела тишина, а затем снова раздался голос Власта:
        - Поскольку поединщики не желают примирения, схватка начнется с первым ударом сборного била!
        Старый дружинник, медленно повернув голову, посмотрел на второго маршала. Горд судорожно выдохнул, шагнул вперед, протянув руку, ухватился за колот, висевший на одном из столбов. Уже замахнувшись колотом, Горд вдруг бросил быстрый взгляд на своего старшего товарища, и только после того, как тот едва заметно кивнул, опустил колот на било. Над площадью поплыл густой медный звук, и в то же мгновение два обнаженных человека, стоявших посреди площади, исчезли, а вместо них появились две рыси.
        Крупная, темно-рыжая рысь со светло-коричневой полосой вдоль хребта, чуть пригнув голову и прищурив свои янтарные глаза, внимательно рассматривала стоявшую напротив палевую, очень светлую соперницу, казавшуюся совсем мелкой и… неопасной. А та, секунду постояв неподвижно, припала животом к земле и медленно двинулась вправо, заходя вожаку под левую, неудобную лапу. Вожак, не сводя глаз с соперника, начал также медленно разворачиваться, стараясь держать его перед собой.
        Палевая рысь почти закончила полный круг, и в этот момент вожак стремительно бросил свое тело вперед! Этот бросок казался молниеносным и… смертельным, однако, противник вожака столь же мгновенно отскочил назад, развернувшись в воздухе мордой к нападающему и выставив вперед ощетинившуюся когтями лапу!
        Поединщики на мгновение замерли, а затем уже вожак пошел вокруг своего неподвижного противника, прижавшись брюхом к земле и колотя нервно подергивающимся хвостом по бокам. Палевая рысь не дала своему противнику сделать полный круг, ее бросок был не менее стремительным, чем первый бросок вожака, но… Вожак не отпрыгнул назад, как это сделал княжич. В тот момент, когда небольшое мускулистое тело, выставив перед собой растопыренные когти обеих лап, уже рушилось на него, вожак стремительно перекатился по земле навстречу своему противнику и ударил правой задней лапой в незащищенное брюхо!
        Окружавшие площадь люди выдохнули разом, им показалось, что поединок закончился, но княжич извернулся самым невероятным образом и смог пропустить готовую порвать его брюхо лапу под собой!.. Хотя вожак все-таки достал его, на светлой, почти белой шерстке подбрюшья заалели три недлинные, рваные черточки!
        И снова две рыси оказались напротив друг друга, и снова вожак замер на месте, а княжич пошел вокруг, словно бы дразня своего страшного противника. Но теперь было видно, как тяжело дышит младший из поединщиков, как неуверенны стали его движения, как он поддергивает левую заднюю лапу, словно пытаясь на ходу смахнуть проступившие сквозь шерсть капельки крови… Многие из числа наблюдавших за поединком решили, что его исход предрешен, но они не знали, что именно сейчас и начинается главное.
        Ратмир, наблюдавший за схваткой из шатра вожака, вдруг заметил, как крытая холстом повозка, брошенная между шатрами приехавших накануне рысей, вдруг осветилась изнутри ярким, алым светом. В следующее мгновение этот свет исчез, оставив после себя неяркое, угрожающе-багровое свечение, а от повозки в сторону площади, на которой происходил поединок, потянулась тонкая, светящаяся алым, ниточка. Ратмиру сразу же стало ясно, что между волхвом стаи и младшим княжичем существует прочная ментальная связь, и Извар собирается помочь своему клеврету - поддержать его убывающие силы, влить в него энергию, заправленную магией! Он понял, что приближается момент, когда и ему надо будет вступить в эту грязную, подлую схватку!
        Едва заметное, струящееся марево, окутывавшее все тело волхва начало уплотняться, утолщаться, затем медленно наливаться голубоватым свечением, и спустя пару минут волхв исчез совершенно, превратившись в ровно мерцающий чистым голубым светом шар!
        Уже после первого броска вожака Извар понял, что Орт против своего «отца» долго не продержится. Это, впрочем, не было для него большим открытием, но волхв стаи подождал еще немного. Для него было важно сделать так, чтобы Орт победил… не слишком быстро - в последнее время юноша, которого он сам сделал «сыном вожака», стал слишком уж независимым, так что ему следовало напомнить, кому именно он должен быть благодарен своим возвышением! И сделать это надо было так, чтобы у юнца даже тени сомнения не возникало больше в том, кто должен править стаей!
        Однако после третьей схватки Извар понял, что ему необходимо срочно вмешаться, иначе следующий бросок вожака мог стать последним для Орта, и тогда ему пришлось бы начинать свою интригу с самого начала, а обнаружить еще одного «внебрачного княжича» было бы слишком… сложно! Поэтому он быстро активизировал ментальную связь с княжичем, установленную давно и ставшую очень прочной, чтобы по этой тонкой незримой ниточке отправить своему ставленнику часть собственной, запасенной силы.
        Первый энергетический импульс побежал к раненой, уже теряющей силы и уверенность в победе, рыси… И тут Извар непроизвольно улыбнулся, вспомнив, как в школе при университете их учили брать энергию у ягод, плодов, листьев, трав, животных, как готовить чудесные настои и отвары, удесятерявшие силы людей. Но никто не показал им, как просто взять силу у одного человека и передать ее другому, как, не прикасаясь к телу и пальцем, двумя-тремя словами лишить силы самого могучего воина. До всего этого он дошел сам! Сам!!! А они… не оставили его в университете
        - отослали обратно в стаю! О-о-о!!! Он до сих пор прекрасно помнил слова своего наставника, сказанные при прощании: «Ты, Извар, талантлив, но для второго посвящения одного таланта мало. Надо, чтобы в тебе горела любовь к людям…»
        Но наставник не сказал, за что можно любить людей! И почему любовь к людям должна быть выше, чем любовь к самому себе, - он ведь тоже один из людей!
        Улыбка увяла на его губах, и он вернулся к своему делу, к финалу давно затеянной им интриги! Завтра он улыбнется по-настоящему - и смерти вожака, не понявшего себе на беду, кто вернулся в стаю восточных рысей из университетской школы, и победе Орта - своей победе, своей завоеванной власти, и тому, что он, именно он, прогнал из земель стаи дважды посвященного волхва!
        Тут какая-то тревога чуть кольнула его в сердце - Ратмир еще не покинул земли стаи, хотя его волчья банда и удалялась от лагеря вожака… Но завтра они точно пересекут границу, они уйдут и уже не смогут вернуться! Он им не позволит! А сейчас надо напитать Орта силой, энергией, чтобы следующий бросок вожака стал последним.
        Извар направил еще один энергетический импульс, почувствовав, как его собственное тело стало легким, воздушным от потери отданных княжичу жизненных сил. Рука волхва протянулась в сторону, ухватила стоявший рядом кувшин с настоем и поднесла его горлышко к губам…
        Но сделать глоток волхв не успел!
        Перед его глазами прошла черная пелена, стирая форму и цвет окружавших его предметов. Тело его мгновенно обмякло, кувшин вывалился из разжавшихся пальцев, и из пришедшей темноты выплыло огромное, странно и страшно искаженное лицо… Извар не сразу узнал дважды посвященного волхва, княжича из стаи восточных волков. А когда узнал, в груди у него похолодело!

«Это… ты?» - Мысль Извара была вялой, безвольной, она никак не могла соперничать с мыслью, пришедшей в ответ.

«Да, это я… - холодно и жестко прозвучало в его голове, и от этого холода, от этой жесткости у него заломило в висках, а вдоль позвоночника пробежала леденящая судорога. - Неужели ты и в самом деле думал, что я уйду, что я позволю тебе считать, будто ты способен напугать дважды посвященного Миру?»
        Волхв стаи ничего не ответил, ему было не до разговоров! Он попытался, было, противиться внедрению чужого разума в свой мозг, противостоять тяжелой, всесокрушающей мощи ментального воздействия, но сразу же понял, что обречен, что слишком много отдал «княжичу»… Хотя и без этой потери он вряд ли бы смог долго сопротивляться, ну а теперь… Теперь ему оставалось только с отчаянием следить за тем, как его личность, его «я» подавлялось чужой, холодной волей, стиралось, уничтожалось… Под чудовищной силой ментального давления его разум сломался, раздробился, осколки, остатки только что существовавшей личности еще пытались сохранить хотя бы видимость целостности, но и эти слабые попытки были жестко пресечены. И, наконец, тьма бессмысленности… безумия… безличности накрыла бывшего волхва стаи восточных рысей!
        Для Извара жизнь кончилась, и началось… существование!
        А на площади в это время наступила развязка поединка.
        Очередной бросок вожака, такой же внезапный и стремительный, как и первый, был неожиданно легко отбит княжичем, причем стремительный кувырок и удар палевой рыси были настолько удачны, что изумили не только зрителей, но и самого вожака! Казалось, в тело Орта вдохнули новую жизнь, новую силу и энергию. Не дожидаясь, когда вожак пойдет по кругу, княжич сразу же бросился в атаку и… достал своего противника левой лапой! На бедре вожака появилась глубокая рваная рана, и кровь окрасила темный мех. Князь отскочил в сторону и замер, как бы ожидая новой атаки своего неожиданно обретшего силы противника. И тот не заставил себя ждать - палевой тенью промахнул он разделявшие их три метра, обрушился на вожака сверху и… промахнулся! Вожак не только успел отскочить чуть в сторону, в повторном броске он достал приземлявшегося противника еще в воздухе! Княжич, потеряв от удара равновесие, покатился по земле и вдруг завизжал невыносимо тонко и невыносимо жалобно.
        Дрогнули сердца людей, наблюдавших за поединком, но вожак, разъяренный схваткой, не слышал этого визга. Темная молния метнулась следом за катящимся по земле палевым клубком и настигла его как раз в тот момент, когда он, остановившись, попытался встать на лапы. Только некоторые из пятисот зрителей, наблюдавших за поединком, успели заметить, каким неуклюжим, каким ослабевшим вдруг стал княжич. В следующее мгновение тяжелая темная лапа опустилась с размаха на спину палевой рыси! Послышался негромкий хруст, и прекрасная, сильная, хоть и не слишком крупная кошка превратилась в неподвижный, странно плоский лоскут… Грязный, заляпанный кровью и пылью мертвый палевый лоскут!
        Вожак отскочил в сторону, замер на месте, выгнув спину и ощетинив сведенный судорогой загривок, а затем его мышцы расслабились, он медленно, осторожно подошел к неподвижно лежащему противнику, обнюхал мертвое тело, фыркнул и неторопливо направился в сторону стоявших у сборного била маршалов поединка.
        И в этот момент над погруженной в мертвую тишину площадью разнесся дикий, безумный вой! Вначале никто не понял, откуда взялся этот страшный, жуткий крик, толпа, окружавшая площадь, колыхнулась недоумевая, но в следующее мгновение вопль повторился, и теперь все поняли, что крик идет со стороны пяти шатров, поставленных вчера приехавшими с княжичем дружинниками. Толпа раздалась на две стороны - все повернулись к этим палаткам, и почти тут же из-за ближней палатки выскочила высокая худая фигура в развевавшемся темном балахоне. Она мчалась с невероятной скоростью, издавая все те же отчаянные вопли. Толпа раздалась еще шире, словно люди пытались освободить дорогу этой жутковатой, явно безумной фигуре, но та вдруг, словно споткнувшись, надломилась и рухнула в пыль на краю площади. Прокатившись по инерции пару метров, она застыла, и тут все увидели, что это был волхв стаи Извар. Он лежал с перекошенным лицом, а его пустые, лишенные мысли глаза были открыты в высокое чистое небо!
        Князь, уже повернувшийся к Миру человеческой гранью, подошел к лежащему навзничь волхву и, заглянув в эти бессмысленные глаза, отшатнулся. И тут рядом с ним появился Ратмир. Никто не понял, как, когда он подошел, и от того его неожиданное появление вселило в собравшихся на площади рысей непонятную тревогу. Все невольно стихли, ожидая слов дважды посвященного волхва, ушедшего накануне и столь неожиданно вернувшегося!
        Ратмир долго смотрел в остановившиеся глаза Извара, а затем, не оборачиваясь, тихо, каким-то будничным тоном спросил:
        - Князь, в стае есть, кому заменить вашего волхва?
        - Он… ушел? - переспросил вожак.
        - Нет, - покачал головой Ратмир, - он жив. Но он больше не сможет исполнять свою миссию!
        Вожак рысей помолчал, искоса взглянул на волхва, а затем также негромко ответил:
        - Есть помощник Извара, но он не слишком… умел.
        - Ничего, - дважды посвященный вдруг скупо улыбнулся, - через две недели у него будет наставник, так что все будет в порядке.
        - А… когда вернется мой сын? - неожиданно спросил вожак, и легкая тревога появилась в его глазах.
        - Скоро, - быстро ответил Ратмир. - Я уже вызвал его, а… пока он не вернется, я буду рядом с тобой! И… покажи-ка мне помощника Извара!
        Князь оглядел стоявшую по краю площади толпу. Стая восточных рысей, почти полностью собравшаяся во временном лагере, обступила площадь, но никто из них не шагнул на траву, только что служившую ковром для ристалищного поля. Все стояли молча, спокойно ожидая окончания беседы вожака с дважды посвященным волхвом, и только небольшая кучка молодых дружинников, стоявших как бы в стороне от основной массы воинов, выглядела явно встревоженной. Именно из этой кучки вожак поманил одного из самых молодых парней. Тот испуганно оглядел своих товарищей, словно надеясь найти у них некую защиту, но они только смущенно отводили глаза. Тогда юноша опустил голову и медленно направился к вожаку и его гостю.
        Ратмир минуты две молча рассматривал остановившегося перед ним юношу, а затем коротко спросил:
        - Это ты помогал Извару?
        - Волхв сам выбрал меня… - словно бы и невпопад ответил тот и, наконец, подняв голову, посмотрел прямо в темные глаза дважды посвященного. Юноша попробовал придать себе свободный, даже вызывающий вид, но под спокойным, тяжелым взглядом Ратмира снова опустил глаза.
        - Как тебя зовут, помощник волхва? - В глазах княжича промелькнула улыбка, и она вдруг ободрила юношу.
        - Пата, дважды посвященный Миру… - ответил он.
        - Ты поможешь мне, Пата, похоронить Орта?
        Услышав эти слова, юноша снова вскинул глаза, в которых плескалось удивление, но в ответном взгляде дважды посвященного не было ни насмешки, ни превосходства.
        - Конечно… - прошептал Пата, и его взгляд невольно скользнул к распростертому на земле телу волхва стаи.
        - Извар жив, - опередил его вопрос Ратмир, - но разум и сила покинули его тело. Так что тебе придется некоторое время… недели две… самостоятельно выполнять обязанности волхва стаи.
        Юноша снова взглянул в лицо княжича, и теперь в его глазах читались явный испуг и растерянность.
        - Но… я не готов, дважды посвященный!.. - прошептал он побелевшими губами. - Я слишком мало умею…
        - Умение не главное для служения своим сородичам… - едва заметно пожав плечами, ответил волхв. - Главное - желание и… любовь к ним! Я надеюсь, эти качества есть у тебя?!
        Несколько секунд длилась пауза, словно юноша прислушивался к себе в поисках ответа на этот вопрос, а затем едва слышно он произнес:
        - Я постараюсь…
        Два часа спустя в лагерь вернулись волки, сопровождавшие Ратмира, и с ними старший сын вожака. К этому времени лагерь стаи восточных рысей уже жил нормальной жизнью. Готовились похороны павшего в поединке Орта, и вместе с тем рыси собирались сворачивать свою временную стоянку и возвращаться домой - кто вместе с вожаком в столицу, кто по своим деревням. Правда, потихоньку все обсуждали внезапное безумие своего волхва, и многие связывали это безумие с… поединком… с поражением Орта… со странным поведением младшего княжича во время поединка, да и в последние недели жизни! Вот только объяснения всему происшедшему никто не мог найти. Когда же князь напрямую спросил Ратмира, вмешивался ли тот в ход поединка, дважды посвященный волхв долго смотрел в лицо вожака рысей своими темными глазами, а потом произнес странную, не совсем понятную фразу:
        - Мне некогда было наблюдать за твоим поединком. У меня в это время был свой поединок!
        Больше никто не надоедал Ратмиру с вопросами.
        Когда небо над лагерем потемнело и на нем проклюнулись первые звезды, на сборной площади лагеря вспыхнул погребальный костер, и дважды посвященный волхв запел тягучую, заунывную дольну. Ратмир стоял на высоком постаменте, срубленном из двухметрового комля столетней ели, рядом с пылавшим костром, на котором лежало тело погибшего юноши. Слова, вырывавшиеся из его горла, были почти непонятны окружавшим костер рысям, но их звучание, их темный, проникающий в глубинные закоулки душ смысл выстилали лежащему на полыхающих поленьях телу тропу в иную жизнь… иное существование. А вокруг костра, по специальной хорошо утоптанной дорожке, медленно брел помощник волхва и осторожно, легкими прикосновениями голых пальцев поправлял огонь, подкладывал смолистые ветки и возвращал в костер выкатившиеся наружу пылающие угли. Голос волхва постепенно повышался, забираясь, как казалось окружающим, все выше и выше, к самым звездам. И когда стало ясно, что человеческое горло уже неспособно издать еще более высокий звук, пламя костра неожиданно стало зеленовато-синим, и от уже почерневшего тела, испускающего темный дым,
отделился светлый, отлично видимый призрак - преображенный Орт! Он медленно, словно бы нехотя, выпрямился над кострищем, его призрачные глаза распахнулись, и в них сверкнули две звезды.
        Пробудившийся призрак окинул взором собравшуюся вокруг костра толпу, и каждый из провожавших его вдруг почувствовал, что сын князя прощается именно с ним! Помедлив несколько секунд, призрак взметнул руки вверх… Дольна оборвалась на невыносимо высокой ноте, светлая тень мелькнула на фоне темного, усыпанного звездами неба!.. И словно бы пелена упала с глаз окружавших погребальный костер людей - перед их глазами вдруг предстало прогоревшее до темных углей кострище, обесцвеченное рассветом небо и сгорбившийся, чуть покачивающийся на своем постаменте волхв с закрытыми глазами и осунувшимся, побледневшим до синевы лицом.
        Когда Ратмира опустили на землю, казалось, что он пребывает в глубоком обмороке, однако уже через пару часов он вышел из княжеского шатра, и Сытня подвел ему коня. Как Велимир ни уговаривал дважды посвященного отдохнуть хотя бы до вечера, волхв настоял на немедленном отъезде. Вместе с отрядом волков в Лютец отравлялись двое рысей - Власт и Тотес, по требованию Ратмира они везли обезумевшего волхва стаи на суд Совета посвященных, хотя никто в стае восточных рысей не мог понять, как можно судить обезумевшего человека?!
        Извара привязали к плетенным из веток носилкам, подвесили их между двумя лошадьми, и сразу после полудня отряд тронулся в путь. Власт двигался первым, за ним следовала пара с носилками, затем Тотес, а замыкали кавалькаду пятеро волков. Ближний дружинник князя Велимира прекрасно знал дорогу, но двигаться быстро, имея на руках недвижимое тело, было сложно - приходилось выбирать достаточно широкие тропы, да и гнать коней было нельзя. Но Ратмир и не требовал особой быстроты, казалось, его вполне устраивает это неспешное, спокойное передвижение. Так что дорога отряду предстояла долгая.
        Глава 3
        После отъезда Ратмира из Края Скал со своим подопечным снова не смог попасть к князю. Уже через час Всеслав ускакал в недальний северный городок Волоту - там обнаружилось какое-то воровство.
        Князь отсутствовал трое суток, и все это время, к удивлению Скала, Вотша помалкивал о своем желании повидать деда. Наконец дружинник не выдержал и вечером третьего дня усмешливо проговорил за ужином:
        - Я смотрю, ты совсем освоился в замке… Даже по деду меньше скучаешь!
        Мальчонка поднял на Скала свои огромные задумчивые глаза, и вдруг в них закипели слезы.
        - Да ты что, малыш?! - воскликнул удивленный и встревоженный дружинник. - Я не хотел тебя обидеть, просто ты за все это время ни разу не вспомнил о деде, вот я и подумал…
        Вотша покачал головой и, пересиливая слезы, проговорил:
        - Нет, дядя Скал, я деда не забыл… А говорить? Что ж говорить, когда князя в замке нет, без него все равно никто меня к деду-то не отпустит!
        - Ну, ничего, ничего… - Скал успокаивающе положил свою тяжелую ладонь на белую голову мальчишки. - Завтра вожак должен вернуться, и мы сразу к нему пойдем!
        В этот вечер, после ужина, Скал со своим подопечным долго гуляли по замку, стояли на одной из дозорных башен - Вотша все надеялся увидеть, как князь возвращается из поездки, так что спать легли очень поздно.
        Утром следующего дня Скал разбудил мальчика словами:
        - Вставай, Вотушка, вставай… Князь приехал, сейчас позавтракаем и пойдем к нему, он сам приказал тебя привести!
        Вотша мгновенно открыл глаза, сел на постели, и в этот момент за спиной Скала раздался осипший, словно на морозе, баритон:
        - Вот, вот… Отведи его к князю! Пусть вожак наконец-то решит, что с этим вонючим извержонком делать: поить-кормить или под зад коленом из замка гнать! А ратницкую нечего больше извержиным духом поганить!
        Вотша, вытянув шею, заглянул за спину своего опекуна. Шагах в двух от его кровати стоял огромного роста дружинник с густой шапкой черных кучерявых волос на голове. Маленькие, зло посверкивающие из-под густых бровей глазки, нос картошкой и толстые, вывернутые губы придавали его лицу отталкивающее, звериное выражение. Лениво ковыряя толстой щепкой между крупных кривых зубов, он, словно оценивая что-то незначительное, смотрел Скалу в затылок. А тот, не оборачиваясь, подал мальчику одежду и проговорил:
        - Ты, Медведь, пошел бы, что ли, помылся, а то дух от тебя идет, как от прокисшей шкуры! Скоро ни на медведя, ни на человека не будешь похож!
        - Достаточно того, что я не похож на изверга… - рявкнул в ответ черноволосый дружинник и, криво усмехнувшись, добавил: - Как некоторые…
        Скал, положив одежду Вотши на постель, распрямился и медленно обернулся к говорившему:
        - Ты, кажется, хочешь меня оскорбить, Медведь?
        - Я просто называю вещи своими именами, - снова усмехнулся черноволосый, - и если я вижу перед собой няньку извержонка, то так и говорю - нянька извержонка!
        - Я вижу перед собой криволапого урода… - спокойно произнес Скал, - но воздерживаюсь от того, чтобы произносить это вслух, потому что даже тупой криволапый урод способен что-то чувствовать…
        - Кто криволапый урод!!! - взревел Медведь и шагнул к Скалу, однако тот быстро наклонился и выбросил вперед правую руку. Выпрямленные пальцы дружинника воткнулись в левый бок здоровенного тела, и внезапно это тело согнулось пополам, словно перерубленное секирой, а ратницкую потряс громоподобный рев!
        Скал выпрямился и все тем же спокойным тоном заявил:
        - Сегодня мне будет некогда, а вот завтра утром на замковом ристалище я дам тебе любое удовлетворение… криволапый урод!
        Затем он повернулся к Вотше и спросил:
        - А ты почему еще не одет? Завтрак ждать не будет!
        Мальчишка, до этого переводивший испуганные глаза со своего покровителя на неожиданного врага, стал быстро натягивать рубашку и делал это настолько неуклюже, что Скал невольно улыбнулся:
        - Ну, дружище, ты со сна совсем руками-то не владеешь, давай, я тебе помогу!
        И он быстро и умело одел мальчика.
        Взяв Вотшу за руку, дружинник направился к выходу из опочивальни. Мальчик послушно шагал за ним, но взгляд его оставался прикованным к согнувшейся и тяжело пыхтящей фигуре Медведя. Когда они вышли в коридор, ведущий к трапезной, Вотша дернул руку Скала и шепотом спросил:
        - Дядя Скал, а почему этот Медведь такой злой? Я же ему ничего не сделал…
        Скал сверху посмотрел на белую голову мальчика и чуть более раздраженно, чем стоило, проговорил:
        - Не поймешь ты еще… мал!
        А у Вотши уже появилось другое опасение.
        - А может быть, нам и вправду надо сначала к князю пойти? Я потерплю без завтрака, а вот если князь рассердится…
        Дружинник вдруг остановился и присел перед мальчиком на корточки.
        - Слушай, малыш, - внушительно начал он, - князь - вожак стаи, а не повелитель. Мы ему не подчиненные, а товарищи! Так что я сам могу решить - вести тебя к нему немедленно или сначала накормить! И не обращай внимания на всяких криволапых уродов, Медведь - полуизверг! Князь его в стаю-то взял только затем, чтобы он в другую стаю не сбежал, к тем же медведям - они полуизвергов принимают, поскольку настоящих людей у них мало! Понял?!
        Мальчишка энергично кивнул белой головой и тут же задал новый вопрос:
        - А полуизверг - это кто?
        Скал выпрямился и усмехнулся:
        - Ну, ты, парень, вопросы задаешь! - А затем, покачав головой, пояснил: - Случилась у нас как-то промашка на границе, и дозорная стая восточных медведей прорвалась на наши земли. Далеко они не прошли, но в паре наших деревень… поозоровали. Вот после этого и родился у одной нашей извергини полуизверг-медвежонок! Понял?!
        - Понял, - тут же отозвался Вотша, - у него, значит, отец многоликий, а мама… - Он не закончил фразу и поднял глаза на Скала: - А у меня мамы нет…
        - Я знаю, - в тон ему проговорил дружинник и тут же сменил тему: - Давай-ка, заканчивай свои расспросы, сейчас позавтракаем, и к вожаку!
        Князь принял их в той самой малой трапезной, где вечером перед разговором со своим братом пил вино с ближними друзьями. Сегодня он был трезв, спокоен, уравновешен. Рядом с ним за столом сидела княгиня, внимательно наблюдая за беседой. И разговор князь начал несколько для него необычно, чуть наклонившись вперед, он самым доброжелательным тоном поинтересовался:
        - Ну, Вотша, как ты себя чувствуешь после разговора с моим братом, с дважды посвященным волхвом?
        - Хорошо, господин… - коротко ответил робеющий мальчик.
        - Ты обиды на меня или на моего брата не держи, просто надо было посмотреть, что от тебя, от потомка такого прославленного человека, как Ват, можно ждать в будущем!
        Князь, казалось, был предельно откровенен, но чуткий Скал сразу почувствовал в словах вожака некоторое напряжение и насторожился.
        - Зато теперь я могу сказать, что тебя ждет, - продолжал князь все тем же доброжелательным тоном. - Мы решили оставить тебя в замке, при себе. Поскольку ты еще мал, твоей главной обязанностью будет учеба. Сначала ты научишься читать, писать, считать. После того как ты освоишь эти науки, мы посмотрим, какое занятие будет для тебя наиболее подходящим. Жить ты будешь…
        Князь на секунду задумался, и тут в разговор встрял Скал:
        - Вожак, оставь мальца у нас в ратницкой! Постель я ему уже подобрал, с едой тоже проблем не будет, ну и все-таки мужская компания!
        Князь хитро прищурил глаз и с усмешкой спросил у дружинника:
        - А к вину-пиву мальца не приучите?
        - Ну что ты, княже, - обиделся Скал, - что ж мы совсем разве без понятия - мальчонку спаивать?!
        - Хорошо, - неожиданно быстро согласился князь и тут же добавил: - Но тогда придется тебе за ним приглядывать.
        - Приглядим, - кивнул дружинник.
        - Заниматься будешь в… - На мгновение князь замолчал, а затем, кивнув головой, словно утверждаясь в собственных мыслях, продолжил: - Заниматься ты будешь в маленькой буфетной, рядом с этой трапезной. Твой наставник покажет ее тебе прямо сейчас. Там поставят для тебя стол, в котором ты сможешь хранить необходимые для учебы вещи. На занятия будешь приходить сам, один… Дорогу найдешь?
        Мальчишка утвердительно кивнул.
        - Начинаться занятия будут после завтрака, в час Жаворонка, продолжаться до часа Полуденной лисы - до обеда. После обеда занятия будут проходить с часа Медведя и до часа Змеи. Ну а вечер будет в твоем распоряжении. Справишься?
        Последний вопрос князь сопроводил широкой улыбкой, но Вотша ответил совершенно серьезно:
        - Я постараюсь, господин.
        - Вот и хорошо! - закончил разговор князь, однако мальчишка неожиданно спросил:
        - Господин, если вечер в моем распоряжении, можно мне сегодня навестить дедушку Ерохту? - И чуть запнувшись, добавил: - Я по нему соскучился, да и он, наверное, волнуется.
        Всеслав и княгиня обменялись мгновенными взглядами, и князь раздумчиво проговорил:
        - Сегодня, говоришь… - и тут же твердо закончил: -…нет, сегодня не стоит. Ты еще к новому месту не привык, да и в сопровождающие мне дать тебе некого, а одного тебя отпускать мне не хочется. Давай так - деда твоего мы известим о тебе, успокоим, а вот недельки через… ну, скажем, две ты к нему съездишь, подарков отвезешь… Хорошо?
        Мальчик снова кивнул и опустил голову, пряча слезинку.
        - Ну а раз так, сегодня отдыхай, а завтра начнешь заниматься.
        Князь жестом показал, что Скал может уводить своего подопечного, и дружинник повел мальчика к двери.
        Когда Вотша вышел из трапезной, Скал обернулся на пороге трапезной и негромко проговорил:
        - Вожак, я Медведя на поединок вызвал… Завтра на ристалище.
        - В степи? - быстро переспросил Всеслав.
        - Нет, в замке, - уточнил Скал.
        - Какое оружие? - поинтересовался князь.
        - Пусть Медведь выбирает, - безразлично ответил дружинник. - Мне все равно, чем его уму-разуму учить!
        - Кто ссору затеял?! - вдруг строго спросил князь и, сузив глаза, взглянул в лицо дружиннику.
        - Медведь глуп, - криво усмехнулся Скал. - Решил меня мальчонкой поддеть. Надо его поучить.
        - Ну что ж, поучи, - согласился князь, - но только до первой крови.
        - Ты помни, что теперь на тебе ребенок! - вдруг вставила свое слово княгиня. - Мне кажется, мальчик уже к тебе привязался.
        - Так, и я к нему… - негромко, словно бы про себя, ответил Скал и вышел из трапезной. Вотша ожидал его за дверью, и Скал сразу же провел его в маленькую комнату, расположенную рядом с трапезной. Вдоль всех стен комнаты стояли большие темные шкафы, в которых, судя по всему, хранилась посуда. Однако посередине комнаты вполне хватало места для того, чтобы поставить стол и пару стульев.
        Уже на дворе, когда они, прогуливаясь, направились к южной стене, Скал положил свою широкую ладонь на голову Вотши и сказал:
        - Ты слишком-то не расстраивайся, может, вожак и прав, что не разрешил тебе сегодня к деду сходить. Все-таки до вашей слободы путь неблизкий, всякое по дороге может случиться.
        Вотша вывернулся из-под его руки, посмотрел снизу на дружинника, и с откровенной тоской проговорил:
        - Я не могу без деда, я умру без него… Дядя Скал, у меня ведь никого нет, один дедушка, если я его не увижу, я умру! И он без меня умрет!
        Эта неожиданная мысль настолько поразила мальчика, что он вдруг замолчал, широко распахнув глаза, и в них снова начали закипать слезы!
        - Ну, уж сразу и умрет! - воскликнул дружинник. - Князь же сказал, что твоему деду все о тебе расскажут, и мне кажется, ему будет очень приятно, что тебя оставили в замке и что ты будешь учиться! Он же хочет, чтобы ты жил хорошо!
        Вотша, повернувшись к Скалу, слушал его очень внимательно, и после этих слов своего опекуна его лицо немного прояснилось, тоска отступила, спряталась в уголках глаз.
        Они как раз вышли на замковую стену. Перед их глазами снова распахнулась бескрайняя волнующаяся степь, и далекие горы иззубрили линию горизонта. По ясному глубокому голубому небу плыли пухлые белоснежные облака, а по желто-золотистому простору в том же направлении резво бежали темные охряные пятна.
        - Надо же, - усмехнулся Скал, глядя на расстилающийся перед ними простор, - прям шкура леопарда!
        - А кто это такой?! - тут же переспросил Вотша, и на его подвижном лице засветилось жгучее любопытство.
        - Это зверь такой… - ответил Скал, продолжая смотреть в степь. - Кошка с тебя ростом и с вот точно такой шкурой - золотой с темными пятнами. Когда она бежит, кажется, что пятна бегают по ее шкуре.
        - А на самом деле они не бегают?
        Скал с удивленной улыбкой перевел взгляд на мальчишечье лицо и вдруг увидел, что глаза мальчика вновь стали голубыми! Только едва заметная серь осталась в них, как напоминание о страшном и непонятном для мальчика испытании, которому подверг его дважды посвященный волхв. Усилием воли старый дружинник сдержал свое удивление и ответил спокойно:
        - Гм… Может быть, и бегают… Только разве рассмотришь все точно, когда леопард бежит!
        Рот у Вотши приоткрылся, а взгляд странным образом ушел сам в себя, словно мальчишка вдруг увидел огромную бегущую кошку в живой пятнистой шкуре!
        Впрочем, это Вотшино видение длилось лишь мгновение, в следующую секунду он уже задал другой вопрос:
        - Дядя Скал, а ты можешь в леопарда перекидываться?!
        - А вот это, малец, тебя не касается, - с неожиданной резкостью ответил дружинник и, увидев испуг на мальчишеском лице, добавил спокойнее: - В кого может перекидываться воин - его тайна… Негоже пускать ее по ветру!
        На лице у мальчишки отобразилось понимание.
        Они помолчали, любуясь степью, а затем Вотша, не оборачиваясь, спросил:
        - Дядя Скал, а можно мне посмотреть, где ты будешь завтра с Медведем драться?
        - Это можно… - усмехнулся дружинник и, протянув ладонь, добавил: - Пошли.
        Ристалище - большая, овальной формы площадка, присыпанная мелким речным песком, располагалась под северо-западным углом замковой стены. К ристалищу примыкала небольшая, всего на пару десятков лошадей конюшня, а вдоль свободной кромки были поставлены на врытых чурках несколько тяжелых скамей.
        Когда Скал со своим подопечным подошли к ристалищному полю, на нем несколько молодых дружинников, разбившись на пары, махались мечами. Звон стали, отражаясь от стен, казалось, вибрировал в раскаленном неподвижном воздухе. Вдоль скамей ходил, по всей видимости, наставник - хромой старик с совершенно лысой головой, темным, почти черным от загара, морщинистым лицом, на котором светились холодные светло-серые глаза и белела аккуратно подстриженная белая борода. То и дело старик что-то кричал бойцам, при этом казалось, что он ругает их самыми ругательными словами.
        Случайно оглянувшись после очередного своего выкрика, старик увидел подходивших к полю Скала и Вотшу. Он шагнул им навстречу, улыбнулся и, не сводя взгляда с мальчика, проговорил:
        - Так, значит, Скал, ты и в самом деле занимаешься каким-то извержонком? - И, присев на корточки, обратился к Вотше: - Как тебя зовут, маленький изверг?
        - Вотша, - вернув улыбку, ответил мальчишка и посмотрел в сторону бившихся на поле дружинников.
        - Интересно? - спросил старик, перехватив взгляд Вотши, и тот быстро кивнул в ответ.
        - А ты, Старый, откуда узнал про извержонка? - подал голос Скал.
        Старик снизу посмотрел ему в лицо и снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была хитроватой.
        - Медведь приходил, сказал, что будет завтра утром драться с тобой насмерть из-за твоего извержонка. - Старик хихикнул и добавил: - Сказал, что ты стал нянькой у изверга!
        - Насмерть? - с усмешкой протянул Скал и покачал головой. Затем, снова став серьезным, пояснил: - Мальчишка будет жить в замке - так вожак решил. Спать и столоваться - в ратницкой… Так что, сам понимаешь, надо кому-то за ним приглядывать, чтобы какой-нибудь косолапый урод не обидел мальца. Вожак поручил это дело мне, а я и не отказывался - мне мальчишка нравится. Во всяком случае, ума в нем поболе будет, чем в некоторых наших из стаи! К тому же он правнук Вата!
        - Да? - изумился старик. - Правнук Вата? - И, посмотрев в лицо Вотши, вдруг сказал: - А я ведь хорошо знал твоего прадеда, малец.
        - Правда?! - вскинулся Вотша. - А какой он был?
        Старик выпрямился, посмотрел сверху в запрокинутое лицо мальчугана и веско произнес:
        - Он был… Волк!
        - Волк… - задумчиво протянул Вотша.
        - Самый настоящий… - подтвердил старик и, чуть подумав, добавил: - Хотя мог повернуться к Миру еще семью гранями.
        - Семью гранями… - снова медленно повторил Вотша и горько вздохнул. - А я вот… изверг.
        - Ну, раз в замок попал, горевать тебе не придется, - успокаивающе махнул рукой старик. - У нашего вожака и изверги живут не тужат!
        Мальчик посмотрел в лицо старику недетским взглядом и тихо произнес:
        - Знаешь, дедушка…
        - Ха! - перебивая мальца воскликнул старик. - Тогда уж - прадедушка!.. А вообще-то лучше зови меня «Старый». Я к этому имени привык, меня так все называют.
        Мальчик кивнул и заговорил прежним тоном:
        - Знаешь, Старый, когда я жил в слободе с дедом Ерохтой, я почти не встречался с многоликими. Так, видел их иногда издали. А теперь я… Теперь я знаю, чего лишен.
        Старик хотел что-то сказать, но в этот момент с ристалищного поля донесся чей-то яростный крик. Все трое быстро обернулись на этот крик и увидели, что двое молодцев побросали мечи и дерутся кулаками, у одного из них уже шла носом кровь. Старик чуть присел, видимо, от неожиданности, но в следующее мгновение он уже мчался по полю в сторону дерущихся, сильно припадая на правую ногу.
        - Я вот вам, рукомахи, ноги-то сейчас повырываю! - орал старик на бегу, размахивая сжатыми кулаками. - Я вас научу, как друг дружке рожи кровянить, нечисть бестолковая!
        Несколько мгновений занятые дракой ребята не замечали приближавшегося к ним наставника, но вот один из них увидел старика и, уже не обращая внимания на замахнувшегося противника, развернулся и рванул в сторону конюшни. «Победитель» торжествующе взревел, но в тот же момент получил здоровенную затрещину сухим старческим кулаком по загривку. Рука, отпустившая эту затрещину, была, похоже, хорошо ему знакома, потому как, не уточняя, кто его ударил, молодец крутанулся на месте и устремился вслед за своим недавним противником. А за ними, почти не уступая в скорости, бежал хромой старик и ругался при этом почем зря!
        - Пошли. - Скал положил Вотше на плечо свою широкую ладонь. - Тебе надо отдохнуть как следует перед завтрашним днем, да и мне не мешает кое-что сделать. Медведь хоть и косолапый урод, но под руку ему попадать не стоит!
        На следующий день, сразу после завтрака, прошедшего в общей трапезной с большим оживлением, Вотша отправился на свои первые уроки, хотя мыслями он был на ристалище. В отведенной для его занятий комнате его встретил невзрачный плешивый мужичок, одетый в простые холщовые порты, светлую без вышивки рубаху и короткие мягкие сапожки. Усадив ученика за стол и усевшись напротив него, мужичок долго рассматривал Вотшу, а затем проговорил высоким, почти писклявым и очень тихим голоском:
        - Зовут меня Фром, я - изверг, приехал из владений западных вепрей и служу князю Всеславу счетчиком. С тобой я буду заниматься счетом, называемым в большинстве западных стай арифметикой. Князь приказал мне раз в неделю докладывать ему о твоих… э-э-э… успехах, и думаю, что от моих докладов будет зависеть твое… э-э-э… благополучие.
        Тут Фром вдруг стремительно наклонился через стол к самому лицу Вотши и спросил:
        - Ты меня понял?!
        - Понял, господин Фром, - немедленно ответил мальчишка, а про себя подумал:
«Странный он какой-то, этот Фром. И почему он ушел из своей стаи?»
        Но спрашивать он, конечно же, ни о чем не стал.
        Фром помолчал, внимательно разглядывая мальчика, словно надеясь поймать его на вранье, а затем, кивнув каким-то своим мыслям, начал урок:
        - Скажи, маленький изверг, ты знаешь, сколько пальцев на твоей руке?..
        Вотша поднял ладонь, внимательно посмотрел на свои растопыренные пальцы, затем перевел взгляд на учителя и коротко ответил:
        - Пять!
        Похоже, Фром не ожидал услышать правильный ответ, лицо его недовольно скривилось, и он с ехидной усмешкой поинтересовался:
        - И откуда же у маленького… извержонка такие глубокие знания в арифметике?
        - Меня дедушка учил! - гордо ответил Вотша.
        Лицо Фрома стало еще недовольнее.
        - Значит, мне придется тебя переучивать! А переучивать всегда сложнее, чем учить вовсе не ученого!
        На секунду княжий счетчик задумался и продолжил:
        - Так вот, основой и самой распространенной на сегодняшний день системой счета являются… наши пальцы - пять на одной руке и пять на другой!
        Тут он строго посмотрел на ученика и спросил:
        - Сколько пальцев на двух руках вместе?!
        - Десять! - быстро ответил Вотша, а про себя подумал: «И что он задает такие… совсем уж простые вопросы?!»
        В этот момент из-за закрытого окна глухо донесся рев десятков мужских глоток, и Вотша понял, что на ристалище начался поединок Скала с Медведем. Он весь обратился в слух, пытаясь по доносящемуся гулу определить ход схватки, и чуть было не поплатился за это. Фром продолжил говорить:
        - Верно - десять. И система счета, которую ты будешь изучать, называется десятичною!
        И вдруг, неожиданно перегнувшись через стол, он рявкнул:
        - Повтори, что я сказал!!
        Мальчишка от неожиданности вскочил с места и, заикаясь, выпалил:
        - Система счета, которую я буду изучать, называется… десятичною!
        И снова последовал долгий, оценивающий взгляд Фрома, а затем он задумчиво проговорил:
        - У тебя, маленький извержонок, очень хорошо развит периферийный слух… Но он не всегда сможет тебя выручить, если ты будешь недостаточно внимателен на уроке. Однако, продолжим!
        Он секунду помолчал и снова заговорил:
        - Итак - десятичная система счета. Как и любая другая система, она состоит из чисел и действий, которые можно производить с этими числами. Когда ты говоришь:
«один, два, пять, семь…», ты называешь именно число. Когда ты складываешь, вычитаешь, делишь или умножаешь, ты производишь действия с числами. Мало кто может производить многочисленные действия с числами в уме. Поэтому эти действия необходимо записывать. При записи чисел люди используют цифры. Цифры - это специальные знаки, которыми обозначаются числа!
        И снова последовала пауза. Вотша уже ожидал какого-нибудь нового, неожиданного вопроса, но учитель только строго посмотрел на него, словно проверяя, насколько ученик внимателен, и, удовлетворившись этим осмотром, продолжил, выложив на стол небольшую, тонкую деревянную дощечку, натертую, как понял Вотша, темным воском.
        - В десятичной системе используются десять простых цифр, обозначающих числа от нуля до единицы, и огромное множество составных, обозначающих все остальные числа. Простые цифры изображаются следующим образом…
        Фром быстро начеркал что-то на своей дощечке тонкой, заостренной с двух концов палочкой и повернул дощечку к Вотше.
        - Запоминай, как следует… - проговорил учитель и, тыкая своей палочкой в появившиеся на дощечке значки, начал перечислять: - Ноль, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…
        Последовала пауза, после чего Фром переспросил:
        - Запомнил?..
        - Да, господин… - не слишком уверенно ответил Вотша, и Фром тут же уловил эту неуверенность:
        - Эти цифры надо запомнить так же, как собственное имя! Иначе ты никогда не научишься свободно оперировать ими!
        - Я понимаю, господин, - торопливо ответил мальчик, - но мне… но я никогда не думал, что один или… семь может быть… просто так!
        - Что значит - «просто так»? - не понял Фром.
        - Ну-у-у… - чуть смутился Вотша, однако попытался объясниться: - Я знал, что бывает один камень… или три яблока, но никогда не видел просто… два или четыре… Четыре… ничего!
        И тут Фром неожиданно усмехнулся:
        - Никак не думал, что мне придется объяснять извержонку сокровенный смысл чисел! Неужели ты думаешь, что поймешь его?!
        - Я… постараюсь, господин… - чуть ли не шепотом проговорил Вотша.
        Последовал новый оценивающий взгляд Фрома, новая усмешка, а затем учитель сказал:
        - Ну что ж, попробуем. Только хочу тебя предупредить, если ты не ухватишь суть того, что я тебе сейчас расскажу, я буду вынужден доложить князю, что ты… совершенно не способен к счету!
        Теперь взгляд, который Фром бросил на Вотшу, был выжидательным - учитель явно ждал, что мальчишка откажется от такого испытания. Но Вотша все тем же тихим голосом повторил:
        - Я… постараюсь, господин…
        И только упрямо сведенные над переносицей выгоревшие брови свидетельствовали о том напряжении, которое охватило мальчика.
        Фром кивнул и еще раз едва заметно усмехнулся.
        - Ну что ж, начнем… Итак, один… единица. Единица называется «монада», поскольку всегда остается в одном и том же состоянии, то есть отделенной от множественности! Монада - символ ума, мудрости, поскольку ум устойчив и имеет превосходство. Монада - отец, потому что является началом и концом всего, но сама не начало и не конец… Монада - добро и благо, поскольку таков Создатель! Два, или дуада… Дуаду называют Дерзостью, за то, что она есть первое число, отделившееся от неделимого единого. В то же время, дуада есть мать, поскольку она материальна. Дуада - символ невежества, поскольку в ней смысл разделенности, но невежество неизбежно ведет к рождению мудрости…
        Фром помолчал, а затем неожиданно поинтересовался:
        - Я не слишком сложно объясняю?..
        И снова Вотше показалось, что в этом вопросе присутствует усмешка.
        - Нет… учитель, - чуть запнувшись, ответил он, - мне все понятно…
        - Вот как? - Фром поднял правую бровь. - Тогда продолжим. Три, или - триада. Первое по-настоящему нечетное число, или первое равновесие единиц!
        Учитель прекрасно видел, что мальчишке очень тяжело дается понимание, кроме того, его явно отвлекали крики, доносившиеся в малую трапезную от ристалищного поля. Но скоро эти крики стихли совершенно, а в глазах своего маленького ученика Фром вдруг уловил восхищенное понимание!
        Вотшу действительно захватил рассказ княжьего счетчика. Его живое воображение было очаровано магией чисел, их мистическими свойствами, о которых довольно долго распространялся наставник, и теми странными, поразительными превращениями, которые могли происходить с ними…
        - И, наконец, - десять! - проговорил Фром. - Декада - величайшее число не только потому, что это тетраксис - десять пространственных точек, но и потому, что оно объемлет все арифметические и гармонические пропорции. Это число первое, изображаемое двумя цифрами - единицей и нулем!..
        И тут Фром вдруг замолчал, словно прислушиваясь к самому себе, а потом торопливо проговорил:
        - Вощанку я оставляю тебе, к завтрашнему занятию постарайся заучить изображения всех цифр, а на сегодня наши занятия закончены, и тебе надо идти обедать!
        Как только учитель вышел из комнаты, Вотша выскочил из-за стола и бегом бросился в ратницкую!
        Едва появившись в общей трапезной, он обежал ее глазами и, к своему разочарованию, не нашел в ней Скала. Подойдя к огромному дружиннику с лохматой черной шевелюрой, знакомому Вотше еще по первому дню его пребывания в замке, он, чуть поклонившись, спросил:
        - Господин, вы не скажете, где сейчас дядя Скал?
        Гигант повернулся к мальчику и прогудел добродушным басом:
        - У лекаря твой дядя Скал. - Но, увидев, как вдруг побледнел мальчуган, улыбнулся и добавил: - Да ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Руку он об Медведя зашиб!
        И дружинник оглушительно расхохотался собственной шутке. Сидевшие за одним столом с ним ратники тоже заулыбались. Вотша облегченно вздохнул и собрался отойти от стола, поискать себе другое место, но черноволосый дружинник вдруг положил ему на плечо руку и предложил:
        - Садись-ка ты, птаха, с нами! Пока твоего дяди Скала нет, я за тобой присмотрю!
        Ратники чуть подвинулись на скамье, освобождая Вотше место рядом с великаном. Мальчик уселся за стол, перед ним тут же поставили миску с гороховой похлебкой, положили кусок хлеба и… перестали обращать на него внимание. Всех занимал рассказ черноволосого дружинника о поединке Скала с Медведем, и всем было почему-то очень весело.
        - Ну, вышли они на ристалище… - гудел басом черноволосый дружинник. - Медведь с топором со своим… ну, вы знаете топор-то его, а Скал с… тычком!
        Над столом прокатился хохот, а дружинник продолжил:
        - Медведь, как тычок-то увидел, аж позеленел весь от злости! «Ты, - говорит Скалу, - что, забыл, что мы насмерть биться будем? Я, - говорит, - тебя с твоей деревяшкой надвое распластаю!» А Скал ему отвечает: «Пока ты меня пластать будешь, я тебе, урод криволапый, все ребра переломаю!»
        По лицам дружинников снова пробежали довольные улыбки.
        - Я, конечно, спросил, как полагается, нет ли у поединщиков возражений по оружию, возражений не было, ну я и скомандовал - начинать. Медведь со своим топором, как бешеный, вперед кинулся - ну здоров парень железом махать, я бы с ним ни за что не стал соревноваться в… колке дров! А вот на ристалище - повеселились мы! Скалу даже прыгнуть ни разу не пришлось - ходил вокруг
«богатыря» нашего да с укоризной, эдак, поглядывал. А тот знай себе молотит в пустоту! Минут двадцать Медведь потрудился, потом, смотрю, замедлять он свою молотьбу начал. Скал ему и говорит: «Устал, поди?» А косолапый в ответ пыхтит:
«Все равно убью!»
        И снова дружинники рассмеялись, а черноволосый напустил на себя удрученный вид и говорит:
        - Скал после этих слов вздохнул так… осуждающе и левой, не примериваясь, отвесил Медведю «леща» по шее! Тот только хрюкнул, да топором отмахнулся! Только Скала на том месте уже не было, а был он за спиной нашего вояки. Тут-то он и пустил в ход свой тычок! Сзади по почкам приложил, потом по позвоночнику прошелся, а в конце по темечку тюкнул! И все про все секунды за три уложился. Медведь топор-то свой уронил, да и застыл на месте, словно баба каменная на кургане! Вот тут-то Скал и не сдержался, встал перед медвежьей мордой и говорит: «А это тебе, чтоб запомнил, как с волком связываться!» Ну и вмазал косолапому с левой в лоб! Медведь, конечно, на спину повалился, а вот Скал руку себе разбил - забыл, что у нашего дылды лоб каменный!
        В трапезной дрогнули стены от хохота дружинников. Вот только Вотша никак не мог понять, что же такого веселого произошло на ристалищном поле.
        Впрочем, обед закончился довольно быстро, и Вотше пришлось сразу же бежать на занятия.
        Вторая половина дня отводилась изучению грамоты. Вотша давно уже занял место за столом в пустой княжей трапезной, а его учителя все не было. Наконец тяжелая дверь, скрипнув, приоткрылась, и в комнату вошел невысокий, рыжеватый, еще не старый мужчина в простой темной одежде. В глаза Вотше сразу же бросился затейливо сплетенный из разноцветной кожи ремешок, охватывавший голову мужчины и придерживавший длинные, медного оттенка волосы.
        Подойдя к столу, мужчина положил узкие ладони с длинными пальцами на спинку стоявшего с другой стороны стула и долго рассматривал мальчика. Вотша, поднявшись из-за стола, в свою очередь смотрел на это немного странное лицо с темными, словно потухшими глазами и резкими, глубокими морщинами, перечеркивавшими высокий, крутой лоб. Маленький извержонок вспомнил, что уже видел этого человека на второй день после своего приезда в замок.
        Наконец, мужчина отодвинул стул и сел напротив Вотши, жестом предложил сделать ему то же самое и негромко проговорил:
        - Значит, ты и есть тот самый извержонок, которого наш князь решил почему-то обучить грамоте?
        Последовала новая долгая пауза и новое длительное разглядывание.
        - Интересно, чем же это ты, малыш, отличаешься от сотен других извержат? Почему Всеслав уделяет тебе такое внимание? Или ты… полуизверг?
        - Нет, господин, - тихо ответил Вотша. - Я изверг, но моим прадедом был многоликий Ват.
        Учитель наклонил голову и задумчиво проговорил:
        - Ват? Я, наверное, слишком недавно живу в Крае, мне неизвестно, кто такой Ват.
        - Ват - это один из великих воинов стаи восточных волков! - не без гордости в голосе пояснил Вотша.
        - Вот как? - почти без удивления переспросил учитель, но в его глазах зажегся интерес. - Значит, ты - потомок великого воина стаи восточных волков и в то же время… изверг! И тобой заинтересовался вожак восточных волков? Интересно… Очень интересно!
        Он прикоснулся к плетеному ремешку, пересекавшему его лоб, и вдруг резко сменил тему разговора:
        - Хорошо! Как тебя зовут, маленький изверг?
        - Вотша, - быстро ответил мальчик.
        - Так вот, Вотша, меня зовут Вогнар, я занимаю должность книжника князя Всеслава и ведаю его книжней. По приказу князя я буду обучать тебя чтению и письму… Естественно, только явному чтению и явному письму на языке стаи восточных волков. Для того чтобы учиться, ты должен иметь кое-какие необходимые… вещи. Я дам тебе эти вещи, но хочу тебя предупредить, что ты несешь ответственность за их сохранность, не вздумай потерять их, а тем более отдать кому-нибудь! Не знаю, почему князь выбрал меня для этого дела, ведь я не учитель, и с тобой вполне мог бы заниматься мэтр Пудр, но раз таково решение вожака, мы… и я и ты, должны его выполнять!
        Вогнар секунду помолчал, а затем спросил:
        - Тебе все понятно? - И, поскольку мальчик помедлил с ответом, пояснил: - Если тебе что-то будет непонятно в моих пояснениях, ты обязан задать вопрос, но вопрос должен касаться только того, что тебе непонятно в моих словах! Так как? Ты все понял из того, что я сказал?!
        - А кто такой метр Пудр? - неуверенно спросил Вотша.
        - Не метр, - поправил его книжник, - а мэтр… Мэтр Пудр, из западных туров… Учит грамоте княжну и еще шестерых… оболтусов - княжеских сынков из других стай!
        - А что они делают в нашем замке? - удивленно переспросил Вотша.
        Учитель чуть склонил голову к правому плечу, с легкой усмешкой на губах оглядел мальчишку и неожиданно поинтересовался:
        - В «нашем замке»?! И давно этот замок стал… вашим?!
        Мальчик смутился и покраснел, а Вогнар, уже откровенно улыбнувшись, проговорил:
        - Так-то, мальчик! Грамота для того и нужна, чтобы не попадать в такие вот неловкие ситуации! Научившись писать и читать, ты сможешь не только приобщиться к знаниям, но и воспитать в себе культуру поведения!
        После этих слов Вогнар выложил на стол тоненькую книжицу в простом холщовом переплете и уже знакомые Вотше навощенную дощечку и длинную, заостренную с двух концов палочку.
        - Это - букварь, суть - собрание букв и пояснений к ним. Твоя наипервейшая задача - как можно быстрее выучить эти буквы, их написание и смысл. А смысл их заключается в звуках, которым они соответствуют и которые мы можем произносить. Именно из этих звуков и состоит наша речь. Таким образом, как тебе уже должно быть понятно, письмо - это изображенная, нарисованная, написанная речь!
        Вогнар осторожно, бережно открыл книжку, строго взглянул на своего ученика, словно призывая того сосредоточить все свое внимание.
        И действительно, уже через пару минут Вотша весь обратился во внимание, его полностью захватило волшебство превращения буквы - поначалу совершенно ничего не значащей прихотливо-извилистой линии, в звук, в… смысл! Вогнар достаточно коротко, но настолько образно и захватывающе рассказывал о каждой из двадцати пяти букв, изображенных в букваре, что маленький извержонок был зачарован. И еще больше его поразило то, с какой нежностью, с какой… ласковостью тонкие, длинные пальцы книжника скользили по страницам книжицы.
        Закончив свой рассказ, учитель закрыл книжку, внимательно посмотрел в загоревшиеся глаза ученика и протянул букварь ему.
        - Посмотрим, что ты понял из моего рассказа… - немного устало проговорил Вогнар.
        - И заодно проверим, какова твоя память. Сейчас ты попробуешь повторить, какая буква какой звук обозначает, а затем попробуешь изобразить каждую букву.
        Вотша встревоженным глазом посмотрел на учителя, прерывисто вздохнул и осторожно открыл букварь на первой странице.
        Чем дальше продвигался ученик по страницам тоненькой книжки, тем удивленнее становилось лицо его учителя. На его памяти еще ни разу не бывало, чтобы мальчишка семи лет от роду обладал такой памятью. Мальчик не только произнес все буквы без ошибок, но и в трех случаях повторил допустимые изменения звука при определенном положении буквы в слове!! А вот первая попытка Вотши изобразить буквы на вощеной дощечке провалилась полностью. Его стило выводило такие каракули, что Вогнар уже на третьей «букве» не удержался от смеха.
        Однако его смех мгновенно стих, когда он увидел во вскинутых в отчаянии глазах своего ученика закипающие слезы.
        - А вот плакать не надо! - непроизвольно воскликнул книжник, поднимаясь со своего места и обходя стол. Он положил на белую голову мальчика тонкую ладонь с удивительно длинными пальцами и добавил: - Плакать не надо. Письмо - трудная наука, да и рука твоя еще слаба, чтобы твердо держать стило. Поверь, если ты будешь упорно заниматься, то очень скоро сможешь писать и правильно, и красиво… Глядишь, еще и каллиграфом заделаешься!..
        В голосе Вогнара промелькнула едва заметная смешинка, но Вотша снова поднял лицо и сквозь слезы проговорил:
        - А каллиграф это кто?!
        - Это тот, кто пишет очень чисто и красиво… - улыбнулся в ответ книжник. - Тот, кому князь доверяет написание посланий, указов и других важных документов.
        - Я буду заниматься! - воскликнул Вотша, и слезы на его глазах высохли.
        Он аккуратно затер округлым боком писчей палочки свои каракули и, наклонив голову к левому плечу, принялся снова царапать на навощенной дощечке буквы. Но теперь он старался не торопиться и писать только одну букву - с первой страницы букваря.

«А парнишка, похоже, упорный! - с одобрением подумал Вогнар. - Может быть, из этих занятий действительно выйдет толк?!» И тут же сам себе удивился - когда он входил в эту комнату, ему казалось, что странная прихоть вожака обречена на неудачу!
        Минут десять спустя Вогнар кашлянул, привлекая к себе внимание сопящего над дощечкой мальчугана, и негромко проговорил:
        - Я должен уйти, а ты можешь продолжать свои занятия столько, сколько ты считаешь нужным. Завтра ты мне покажешь, что у тебя получится.
        Книжник вышел из комнаты, но, громко протопав по направлению к выходу, остановился у двери и принялся ждать. Он был убежден, что извержонок бросит свое занятие, как только останется один. Однако прошло минут пять, а Вотша не появлялся. Вогнар улыбнулся, покачал головой и, неслышно ступая по светлым, навощенным половицам, отправился в книжню.
        А извержонок оторвался от своей вощаницы только тогда, когда дневной свет в единственном окошке комнатки начал меркнуть. Подняв голову, он понял, что приближается вечер. С разочарованным вздохом Вотша спрятал букварь и письменные принадлежности в ящик стола, встал, сладко потянулся и, вспомнив, что сегодня он еще не видел своего наставника, побежал в ратницкую. Однако Скала там все еще не было, мальчишке сказали, что ратник находится у князя.
        Вотша вышел во двор и, чуть подумав, отправился к полюбившейся ему южной стене. Забравшись на стену, извержонок ухватился за каменный зубец и… И снова беспредельная даль волнующейся степи заставила его замереть от восторга.
        Но долго любоваться степью на этот раз ему не дали. Не прошло и нескольких минут после появления Вотши на стене, как за его спиной послышалось сердитое сопение, и тут же прозвучал ломающийся мальчишеский голос, медленно цедивший слова:
        - Так это, значит, и есть тот самый сопливый изверг, с которым нянчится вожак Всеслав?
        Вотша стремительно обернулся. В трех шагах от него стояли два мальчика в легких, богато расшитых рубашках, в одинаковых темно-серых портах и мягких коротких сапогах. Одному из них было лет десять-одиннадцать, и он был выше Вотши на целую голову. С высоты своего роста он рассматривал маленького изверга странными темными, заметно косящими глазами. Уголки этих глаз были необычно оттянуты к вискам, отчего они казались узкими и злыми. Эта непонятная злоба подчеркивалась еще и невысоким, но упрямо выпуклым лбом, над которым нависал короткий ежик густых черных волос. Второй мальчишка, года на два помоложе, был белобрыс, веснушчат, большенос, а его холодные льдисто-серые глаза смотрели на Вотшу из-под белесых, почти незаметных бровей отчужденно, словно на некую неинтересную вещь.
        - И что, интересно, вожак в нем нашел? - продолжал между тем старший мальчишка медленно выцеживать слова из почти не открывающихся губ. - На мой взгляд, он полное ничтожество, как и все остальные сопливые изверги!
        Вотша понимал, что речь маленького многоликого предназначена совсем не для него, а потому молчал. Уйти со стены у него не было возможности, потому что мальчишки-многоликие перегораживали всю ширину стены от зубцов до противоположного края, а лестница, спускавшаяся во двор, находилась у них за спиной.
        И тут совершенно неожиданно старший мальчик обратился непосредственно к нему:
        - Ну, ты, извержонок сопливый, ты ведь ничтожество?!
        - Как будет угодно господину… - заученно пробормотал Вотша.
        - Глянь-ка! - Черноволосый с деланым удивлением посмотрел на белобрысого. - А извержонок говорить умеет! И говорит-то как! По его выходит, что он вроде бы не возражает моему утверждению, но на самом деле он с ним не согласен!
        Мальчишка снова пристально посмотрел на Вотшу, и тому показалось, что его глаза стали еще уже.
        - Нет, извержонок сопливый, ты должен ответить на мой вопрос. Ты ведь ничтожество?!
        - Да, господин, - безучастно подтвердил Вотша, и снова могло показаться, что он говорит не о себе.
        - Смотри-ка, Юсут, он ведь смеется над тобой! - проговорил вдруг высоким фальцетом белобрысый. - Он даже слово «господин» произносит так, словно говорит о самом себе!
        - Да, Сигрд, ты прав… - протянул черноволосый Юсут, не сводя пристального мрачного взгляда с Вотши. - А мы в наших горах и за меньшую провинность извергов… распинаем! Если, конечно, они как следует не поваляются у нас в ногах!
        И Юсут выжидающе уставился на Вотшу.
        - Ну, этого ты вряд ли сможешь распнуть! - безразлично проговорил писклявый Сигрд. - Он все-таки изверг стаи восточных волков и находится под покровительством вожака Всеслава!
        - А если я попрошу Всеслава подарить мне этого извержонка, как ты думаешь, он склонит слух к моей просьбе? - не сводя глаз с Вотши, задумчиво спросил Юсут.
        - Вряд ли, - все тем же безразличным тоном пискнул Сигрд. - Извержонок еще не наскучил вожаку.
        И тут, отбросив свое безразличие, он довольным тоном воскликнул:
        - Так что тебе пока придется терпеть насмешки этого… «сопливого извержонка»!
        - Да? - Юсут быстро скосил глаза на своего товарища, а затем снова уставился в лицо Вотше: - Ну тогда мы не будем трогать этого… вонючку… Мы просто покажем ему оскал ирбиса, и если он со страху бросится со стены, разве мы будем виноваты?
        - Разве ты будешь виноват? - ухмыляясь, поправил его Сигрд. - Меня к своим
«показам» не припутывай!
        Черноволосый Юсут снова скосил глаза в сторону своего дружка, но ничего на этот раз не сказал. Вместо этого он начал быстро раздеваться. Обнажившись и аккуратно сложив одежду под зубец стены, Юсут шагнул в сторону Вотши и, неожиданно подпрыгнув, перекувырнулся через голову. В то же мгновение его тело словно бы растворилось в воздухе, оставив после себя темное струящееся облачко, и в следующую секунду из этого облачка появилась большая почти белая кошка с темными круговыми пятнами, разбросанными по всей шкуре.
        Сделав первый, совсем короткий, скользяще-пружинистый шаг к своей жертве, кошка брезгливо подняла верхнюю губу, показывая здоровенные желтоватые клыки, и коротко рыкнула, обдав лицо Вотши горячим дыханием.
        Маленький изверг отпрянул назад и уперся спиной в холодную кладку зубца, а ирбис, выставив свои чудовищные клыки, сделал еще один короткий шаг вперед.

«Я не брошусь со стены!.. Я не брошусь со стены!.. Я не брошусь со стены!» - словно в трансе уговаривал себя Вотша и в то же время чувствовал, что ему гораздо проще сигануть вниз с огромной высоты, чем стоять вот так неподвижно, глядя на то, как невиданная страшная зверюга подкрадывается к нему все ближе и ближе.
        И вдруг за его спиной послышалось громкое хлопанье огромных крыльев, затем раздался непонятный длинный шорох, и сразу вслед за этим чистый и звонкий девчачий голос крикнул:
        - А ну-ка, вы, оставьте малыша в покое!
        Вотша боялся оторвать взгляд от белого в черных пятнах зверя, и в то же время ему страшно хотелось оглянуться, чтобы увидеть того, кто пришел ему на помощь.
        А белый в черных пятнах зверь вдруг замер, закрыл пасть, смущенно повел мордой в сторону и неразборчиво прорычал:
        - Мы пр-р-р-ос-с-то ш-ш-у-р-р-тили…
        - Знаю я ваши шутки! - крикнул сердитый тоненький голосок, и из-за спины Вотши прямо к звериной морде шагнула невысокая стройная девочка, укутанная до колен своими длинными каштановыми волосами, сквозь которые просвечивало обнаженное тело. - Я вот сейчас тоже пошучу и посмотрю, как вам это понравится!
        Ирбис, что-то нечленораздельно ворча, попятился, а потом быстро развернулся и устремился к спуску со стены. Его дружок, пожав плечами, словно говоря «я здесь совершенно ни при чем», подхватил сброшенную Юсутом одежду и последовал за снежным барсом. А девочка быстро повернулась к Вотше и глянула ему в лицо своими огромными темно-серыми глазами, опушенными длинными мохнатыми ресницами.
        - Так это ты и есть изверг Вотша, - не спросила, а скорее констатировала девчонка. - Вот, значит, о ком моя мамочка и мой папочка шепчутся уже которую ночь!
        Вотша уже пришел в себя, быстро поклонился и, стараясь смотреть в сторону, произнес первое, что пришло ему в голову:
        - Госпожа, я благодарю тебя за заступничество!
        Девочка чуть склонила голову к правому плечу и продолжала рассматривать Вотшу, не обращая внимания ни на его благодарность, ни на его смущение.
        - Надо же, такой маленький изверг и так заинтересовал моего отца! Слушай, что в тебе такого?!
        Это был уже вопрос, и Вотша еще более смутился, понимая, что не знает, как на него ответить.
        - Если госпожа скажет, кто ее отец, - проговорил он, немного запинаясь, боясь посмотреть на свою спасительницу и в то же время страстно желая именно этого.
        - Смотри мне в лицо! - вдруг приказала девочка, как будто угадав его желание, а когда Вотша выполнил приказ, пояснила: - Мой отец - вожак Всеслав, а меня зовут Лада. Так что в тебе такого интересного?!
        - Я не знаю… - растерянно пожал плечами маленький изверг, ему и в голову не приходило, что князь с княгиней шепчутся о нем по ночам. - Может быть, то, что я правнук Вата?
        - Хм… - Девчонка наклонила голову к плечу, продолжая рассматривать Вотшу. - Правнук Вата… А кто такой Ват?!
        Вотша растерянно поднял руку и почесал макушку.
        - Ват - мой прадед.
        - Надо же! - ехидно перебила его княжна. - Сама я, конечно, не догадалась бы, что он твой прадед! Особенно после того, как ты сказал, что ты ему правнук!
        И она звонко расхохоталась над вконец смутившимся Вотшей.
        - Знаешь, ты лучше спроси про Вата у своего отца, - обиженно пробурчал маленький изверг. - Я-то родился после его смерти, а вот твой отец, похоже, очень хорошо его знал! И вообще, с чего госпожа взяла, что ее родители по ночам шепчутся обо мне?!
        Девчонка с высоты стены быстро оглядела замковый двор, потом зачем-то выглянула за стену и только после этого, наклонившись к Вотше так, что ее пушистые волосы коснулись его щеки, заговорщицки прошептала:
        - А я подслушивала!
        - Зачем? - простодушно переспросил Вотша.
        Лада взглянула на извержонка свысока и так же свысока ответила:
        - Чтобы быть в курсе!
        Вотша чуть было еще раз не спросил «зачем?», но вовремя сообразил, что получит на свой вопрос точно такой же непонятный ответ, а потому промолчал. Девочка же, бросив еще один взгляд в сторону замкового двора, вдруг отскочила к зубцам стены и, улыбнувшись, проговорила:
        - Ну, ладно, мне пора… Да и тебя уже разыскивают!
        В следующую секунду она легко вспрыгнула на чуть приподнятую кладку между двумя зубцами и, махнув Вотше рукой… прыгнула вниз!
        Мальчишка метнулся на то место, где только что стояла Лада, и, вытянув шею, глянул наружу. Нагая девочка камнем падала вниз с десятиметровой высоты, а ее длинные волосы струящимся каштановым облаком трепетали над ней в потоке воздуха. Только метрах в четырех от земли маленькое детское тело вдруг перевернулось через голову и словно бы растворилось в порыве ветра, а вместо него большая темная, отливающая бронзой птица широко раскинула свои крылья, приняла под них воздушный поток и, заложив изящный вираж, по пологой кривой пошла вверх, в сторону заходящего солнца.
        Вотша с бешено бьющимся сердцем, буквально свиснув со стены, наблюдал за падением и взлетом княжны, но в этот момент сильные руки схватили его под мышки и дернули назад. Мальчишка охнул, а знакомый, чуть запыхавшийся голос Скала пророкотал над самым его ухом:
        - Ты, парень, куда это собрался?!
        - Никуда… - выдохнул Вотша с такой тоской, что дружинник быстро развернул мальчика лицом к себе и, опустившись на одно колено, поинтересовался:
        - Что случилось? Ты… кого-то видел?
        - Да, - тем же тоскливым голосом сознался мальчик. - Княжну Ладу видел…
        - Ну-ка, ну-ка, рассказывай, - потребовал Скал.
        И Вотша рассказал все, что с ним произошло.
        Дружинник внимательно выслушал мальчишку, потом выпрямился и выглянул за стену. Затем взял Вотшу за руку и повел к спуску со стены. Молча они дошли до ратницкой, и только перед самым входом Скал медленно, веско произнес:
        - Давай-ка, парень, договоримся - один ты на стены больше ходить не будешь! Не хочу я перед вожаком ответ держать, если с тобой что-нибудь случится!
        После ужина Вотша попробовал расспросить Скала о его поединке с Медведем, но тот отмалчивался, погруженный в какие-то не слишком веселые размышления. Так и закончился этот самый насыщенный событиями день маленького изверга. А ночью ему снилось смеющееся лицо Лады и полет большой темно-бронзовой птицы на фоне огромного опускающегося к горизонту солнца!
        Довольно быстро новая жизнь Вотши вошла в постоянный и довольно скучный ритм. Каждый день в одно и то же время он завтракал, обедал и ужинал, в одно и то же время начинались и заканчивались его занятия, а поскольку никаких постоянных обязанностей, кроме учебы, у него не было, его существование становилось довольно пресным. Правда, учиться ему очень нравилось, так что частенько он засиживался в своей «классной» комнате допоздна.
        Скал внимательно наблюдал за своим подопечным - его настораживало, что Вотша больше не просил о встрече с дедом и, казалось, даже не вспоминал о нем. Но однажды, где-то через месяц после появления извержонка в замке, дружинник проснулся глубокой ночью, словно его что-то толкнуло изнутри.
        В окно светила полная луна, тишина в комнате, где спали четверо мужчин и Вотша, стояла полная, только один из дружинников чуть слышно посапывал. Скал привык внимательно относиться к собственным ощущениям и потому вначале оглядел темную комнату, а затем прислушался к окутывавшей ее тишине. И тут он услышал еще один звук. Плач! Беззвучный, практически неслышный, ощущаемый на уровне подсознания.
        В следующее мгновение дружинник понял, что плачет Вотша - плачет тоскливо, с надрывом и в то же время старается заглушить рвущиеся наружу рыдания.
        Утром, проводив своего подопечного на занятия, Скал отправился к Всеславу.
        Князь вместе с княгиней и княжьим книжником находились в кабинете, разбирали какие-то документы. Едва дружинник появился на пороге, Всеслав поднял голову, с улыбкой взглянул на Скала и с легкой усмешкой проговорил:
        - Бьюсь об заклад, ты пришел по поводу своего воспитанника! Ну, что там еще нужно твоему извержонку?!
        Однако дружинник, легко пожав плечами, возразил:
        - Это, княже, не мой извержонок, а твой, я за ним только приглядываю… по твоему поручению.
        - А мне казалось, что ты привязался к малышу! - вступила в разговор Рогда. - Как, впрочем, и он к тебе!
        Скал молча пожал плечами, зато в разговор вступил Вогнар:
        - Вотша действительно очень привязан к Скалу. Во всяком случае, он часто вспоминает его во время занятий!
        - Ладно, - поднял руку Всеслав, прерывая разговор об извержонке. - О чем ты хотел со мной говорить?!
        - Мальчишке надо повидаться с дедом, князь! - уверенно проговорил Скал. - Он очень тоскует. Я боюсь, это приведет к несчастью!
        - К какому несчастью? - сузил глаза Всеслав.
        - Мальчик может заболеть! - упрямо наклонив голову, заявил Скал. - У него отняли единственного близкого…
        Тут он оборвал свою речь, поймав себя на том, что чуть было не сказал
«человека». Он чуть было не назвал изверга человеком!
        Однако через мгновение он произнес нужное слово:
        - …Родственника! Единственного родственника!
        Похоже, и князь, и княгиня, и книжник догадались о непроизнесенной обмолвке дружинника - их лица вдруг удивленно вытянулись. Но, услышав последние слова Скала, все трое с облегчением выдохнули, а Вогнар, пожав плечами, проговорил:
        - Я не замечаю в извержонке никакой тоски по своим… родственникам. Мальчишка умен, сообразителен, быстро схватывает новое и, по-моему, совершенно не скучает по своему старому дому!
        - Он плачет по ночам! - коротко возразил Скал и после секундной паузы добавил: - Очень горько плачет!
        И тут в разговор вступила княгиня. Повернувшись к Всеславу, она негромко проговорила:
        - Я думаю, Скал прав - надо позволить мальчику увидеться с дедом… В последний раз!
        Всеслав быстро взглянул на княгиню, словно требуя объяснения, но, встретив ответный взгляд Рогды, мгновенно отвел глаза.
        - К тому же вожак обещал своему извержонку такую встречу! - напористо проговорил Скал.
        В кабинете повисло молчание. Князь, неслышно ступая, прошел взад-вперед вдоль стены, уставленной тяжелыми, наглухо закрытыми шкафами, остановился на том же месте и повернулся к дружиннику:
        - Хорошо, привезите деда извержонка в замок… послезавтра утром! Но эта их встреча будет последней. У старика в одной из дальних деревень есть племянник, вот к нему я его и отправлю. Сегодня дам распоряжение, завтра он приготовится к отъезду, послезавтра утром повидается с внуком, а днем отправится к своему родственнику… - Всеслав бросил быстрый взгляд на княгиню и закончил: - Деду одному, без помощника, жить в гончарной слободе трудно, так что это будет на пользу всем!
        Через день утром старый Ерохта пришел в замок. Одет он был в новые порты и рубаху, аккуратно причесан и… грустен. Когда Вотша с разбегу уперся лбом деду в живот и обхватил его руками, Ерохта положил на его белую голову чуть подрагивающую ладонь и хрипловато произнес:
        - Уезжаю я, Вотушка… Насовсем…
        - Куда? - поднял к нему лицо Вотша.
        - В деревню, к дяде твоему, к моему племяннику, к Салге.
        - Значит, я тебя никогда больше не увижу?! - В голосе Вотши зазвучали слезы.
        - Ну почему? - стараясь казаться бодрым, ответил Ерохта. - Вот вырастешь, должность при князе получишь, может, он тебя когда и отпустит ко мне погостить… А сейчас… Ты же понимаешь - мне одному… без тебя… трудно жить, а в деревне… Там и я еще пригожусь, да и мне, если потребуется, присмотр будет!
        Прощание их было недолгим: мальчика ждали занятия, а старика - дальняя дорога. Наверное, именно в это утро кончилось детство Вотши.
        Глава 4
        Ратмир проснулся как обычно, в час Неясыти, за два часа до рассвета, в своих скромных апартаментах, занимавших второй этаж Звездной башни университета. Оранжевая искра Волчьей звезды поблескивала в левом нижнем углу небольшого окошка его спальни, а это значило, что у него есть несколько минут для спокойных, неторопливых размышлений.
        Прошло всего восемь дней с того момента, как он прибыл в Лютец, и эти дни стали для волхва самыми, пожалуй, беспокойными во всей его жизни. Извара, бывшего волхва стаи восточных рысей, поместили в изолированную келью университетской лечебницы, и им занялись два члена Совета посвященных. Сам Ратмир не только подробно описал все, что случилось с ним во время его путешествия из Края в Лютец, но трижды подвергся длительным, подробным допросам следственной комиссии Совета посвященных, разбиравших происшедшее в стае восточных рысей. При этом ему пришлось отвечать на довольно неожиданные, казалось бы, не относящиеся к делу вопросы.
        Наконец его оставили в покое, и Ратмир смог не только отдохнуть, но даже приступил к своим обычным занятиям - наблюдению звездного неба, сложным математическим расчетам движения звезд, опытам с наговоренной и обессоленной водой, изучению способности кристаллов аккумулировать и передавать энергию - его научные интересы были весьма широки… Но накануне поздно вечером с ним связался помощник Вершителя и пригласил его на аудиенцию к главе Совета посвященных сегодняшним утром.
        Когда молодой волхв в назначенное время вошел в кабинет Кануга, тот, глубоко задумавшись, расхаживал вдоль глухой стены, сверху донизу заставленной полками с книгами, рукописями, уложенными в тубусы, небольшими плотно закрытыми коробками. Шаги Вершителя были тяжелы, но толстый ковер, лежавший по всей площади пола, совершенно их заглушал. Старик был настолько погружен в свои размышления, что не сразу заметил вошедшего Ратмира. Дважды посвященный волхв замер у порога закрывшейся двери, почтительно ожидая, когда Вершитель отвлечется от своих размышлений.
        Наконец Кануг остановился, поднял голову и, словно продолжая давно начатый разговор, произнес:
        - Поэтому я считаю, что именно ты должен провести обряд эрозиобазы над Изваром. Таким образом круг замкнется - нападавший будет лишен многогранья тем, на жизнь кого он покушался!
        - Разве Совет посвященных уже вынес Извару приговор? - удивленно переспросил Ратмир.
        Вершитель недовольно поморщился, как будто такой вопрос из уст дважды посвященного волхва был неуместен.
        - Нет, Совет соберется в ночь полнолуния, но неужели ты думаешь, что приговор может быть иным?! Случай этот исключительный - покушение на старшего по рангу. Доказанное покушение! Оно не может караться по-другому! Так что… готовься!
        - Это - хуже, чем смерть, - задумчиво прошептал Ратмир, и Вершитель в ответ усмехнулся:
        - От смертной казни мы отказались очень давно и не собираемся возрождать этот варварский обычай! Не мы даем человеку жизнь, не нам ее и отбирать!
        - Но не мы даем человеку и многогранье, Вершитель, - почтительно возразил Ратмир. - Однако отбирать его считаем возможным.
        Взгляд Кануга мгновенно сделался острым, напряженным. Помолчав несколько секунд, он вкрадчиво, словно обходя капкан, поинтересовался:
        - Ты считаешь, что человека лучше убить, чем оставить в живых, лишив многогранья?

«Недаром Вершитель вышел из стаи южных лис, - усмехнулся про себя Ратмир. - Родовая хитрость и осторожность до сих пор в его крови».
        Но вслух дважды посвященный волхв из стаи восточных волков со всей почтительностью произнес:
        - Я далек от того, чтобы хоть как-то критиковать наши законы и обычаи или подвергать сомнению решения Совета посвященных. Однако мне не нравится стремительное увеличение… э-э-э… популяции извергов! А в данном случае - случае исключительном извергом станет человек, прошедший университетскую школу! Такого в нашей истории еще не бывало, и это может открыть извергам некоторые потаенные знания. Ведь Извар, став извергом, не забудет того, что он знал и умел.
        Прищуренные глаза Вершителя, буквально впившиеся в лицо Ратмира из-под седых кустистых бровей, вдруг потеплели.
        - Так вот чем вызвано твое… возражение, - гораздо более спокойным тоном проговорил он. - И каково же твое предложение? Ведь ты, насколько я тебя знаю, наверняка имеешь не только это возражение, но и конкретное предложение, как эту ситуацию разрешить.
        - Да, Вершитель… - с прежним почтением ответил Ратмир. - Я, как лицо пострадавшее, не буду требовать лишения Извара многогранья, но я просил бы… изгнать его из числа волхвов и лишить его права… жить в стае! Пусть он станет не… извергом, а… изгоем! Заклейменным изгоем!
        Во взгляде Вершителя промелькнуло некоторое удивление, но он быстро опустил глаза и снова пошел вдоль стены кабинета, словно бы забыв о стоявшем у двери Ратмире.
        Впрочем, на этот раз он раздумывал недолго. Остановившись рядом с дважды посвященным волхвом, Вершитель с легким скепсисом в голосе поинтересовался:
        - А ты не боишься, что таким образом мы получим еще один… вид разумных существ? Вид, почти равный нам в знаниях и умениях!
        - Нет, Вершитель, не боюсь, - спокойно ответил Ратмир. - В среде волхвов нарушения законов и обычаев чрезвычайно редки - ты сам сказал, что это случай исключительный. Значит, таких… изгоев не может быть достаточно много, чтобы образовать сколько-нибудь влиятельную общественную силу. Они будут отвергнуты посвященными, и они вряд ли будут приняты извергами. Клеймо… клеймо изгоя навсегда отделит их от Мира! К тому же такое наказание станет серьезным уроком для последующих поколений посвященных и, как мне кажется, значительно укрепит влияние Совета посвященных!
        Ратмир вовремя успел убрать из своей последней фразы слово «власть» и заменить его словом «влияние». Вершитель очень не любил этого слова, считая его слишком агрессивным. И снова в голове дважды посвященного волхва мелькнуло: «Лиса!»
        Кануг целую минуту молча смотрел на Ратмира, а затем, кивнув, произнес:
        - Хорошо!.. Совет рассмотрит твой отказ от возмездия за покушение… и твое предложение… Возможно, оно действительно более целесообразно, нежели эрозиобаза!
        Вершитель повернулся и направился к письменному столу, стоявшему у противоположной от двери стены. Ратмир, решив, что разговор окончен, негромко поинтересовался:
        - Я могу идти?
        - Нет! - бросил, не поворачиваясь, Кануг. - Есть еще одна тема для разговора.
        Он обошел стол, уселся в кресло и указал Ратмиру на жесткий стул, стоявший по другую сторону стола:
        - Прошу!
        Ратмир бесшумным шагом пересек кабинет и уселся на предложенное место.
        Вершитель положил руки на столешницу, снова внимательно вгляделся в сидящего напротив волхва и неожиданно глухим голосом попросил:
        - Поделись со мной своими сомнениями относительно извергов. Почему ты считаешь, что они могут представлять опасность для многогранных?

«Откуда? - паникой полыхнуло в голове Ратмира. - Откуда он узнал о моем разговоре с братом?»
        Однако многолетняя тренировка сказалась и в этом случае - на лице княжича-волка не дрогнул ни один мускул, и он спокойно выдержал тяжелый, пристальный взгляд Вершителя. Затем, отведя, словно бы в задумчивости, взгляд в сторону, он заговорил, будто бы размышляя вслух:
        - Я не был в родной стае почти сорок лет… Когда я уезжал из Края - это был совсем небольшой городок с деревянной крепостицей на высоком берегу реки Десыни. Жили в нем около трехсот волков и две с половиной тысячи извергов. И вот я снова увидел свой родной город. Теперь на месте деревянной крепости стоит каменный замок, и окружает его большой город. А живут в нем шестьсот волков и… десять тысяч взрослых извергов… А если считать их детенышей, то и все тридцать тысяч наберется! Сначала я обрадовался - стая-то, почитай, удвоилась, да только оказалось, что больше двухсот волков - пришлые, из мелких стаек, тех, что до сих пор рассеяны по восточным лесам. Вот тогда-то я и задумался, что будет с нашим Миром через сто-двести лет? Сколько в нем будет жить извергов и сколько останется… людей? И… останутся ли люди вообще?
        - Куда ж они денутся? - негромко и без улыбки спросил Вершитель.
        Ратмир целую минуту молчал, опустив глаза в пол, затем поднял голову, посмотрел на старого волхва и снова заговорил:
        - Вершитель, я думаю, ни один человек не сможет держать в узде несколько тысяч извергов! Это невозможно чисто физически, а они размножаются с такой скоростью, что скоро соотношение между многогранными и извергами будет именно таким - один к нескольким тысячам! В то же время люди уже не могут обходиться совершенно без извергов - земледелие, ремесла, все тяжелые и грязные работы держатся на них. Таким образом, наше общество медленно, но неотвратимо заходит в тупик! Чтобы избежать этого тупика, надо в корне менять уклад всей нашей жизни - либо давать извергам хоть какие-то права в нашем обществе, либо устраивать их… истребление… геноцид! Если оставить все как есть, они неизбежно начнут бунтовать, и бунт их будет страшен… Страшен для нас!!
        На минуту в кабинете снова воцарилось молчание, а затем заговорил Вершитель, и в его голосе не было насмешки:
        - И поэтому ты стал противником эрозиобазы? Поэтому ты не хочешь, чтобы Извара лишили многогранья?!
        - Да… - неожиданно для самого себя согласился Ратмир, понимая в душе, что может вызвать у Вершителя недовольство и даже гнев. - Мне кажется, мы слишком часто подводим под нож многогранных! Мы сами увеличиваем количество извергов. Я думаю, что нам надо ввести какое-то другое наказание за самые серьезные провинности…
        - Вроде предложенного тобой клеймения и изгнания…
        Вершитель не спрашивал, он констатировал. И эта констатация вроде бы ставила точку в разговоре, однако он продолжил:
        - Ты ошибаешься, Ратмир. Обряд эрозиобазы проводится редко, только при посягательстве на самые основы нашей жизни. Так что прирост числа извергов за счет лишения людей многогранья совсем незначителен. Это первое. Второе - твое опасение поглощения многогранных ордой извергов лишено оснований. Ты же не опасаешься, что многогранные исчезнут под напором… муравьев, их ведь тоже в Мире очень много?! Но если муравьи начинают нам мешать, мы их просто уничтожаем, то же самое будет и с извергами. Только в отличие от муравьев изверги понимают, что нам мешать нельзя, что их могут уничтожить, а потому они никогда не посмеют противиться нашему владычеству! Твои сомнения в правильности наших законов и обычаев вызваны тем, что ты очень долго был оторван от Мира, ты был погружен в науку, ты не покидал университета, Звездной башни, и встреча с реалиями Мира, с его социальными проблемами встревожила тебя…

«Спорить с ним, доказывать свою правоту… бесполезно, - думал во время этого монолога Вершителя Ратмир. - Я мог бы рассказать, кого и за что лишают многогранья вожаки и волхвы стай, я мог бы рассказать ему историю Вата да и многих других. Я мог бы привести ему точное количество лишенных многогранья за последний год и причины, по которым это было сделано! Я мог бы рассказать ему об… извержонке Вотше - потомке многогранного, о том, какое влияние этот изверг может оказать на будущее Мира, но Вершитель не поверит. Он скажет, что в мое предвидение вкралась ошибка - какое влияние может оказать на судьбы Мира…
„муравей“?! Кануг сам оторван от Мира, сам совершенно не знает положение дел в стаях… даже в ближних. Но он уверен в неуязвимости многогранных со стороны извергов! Я правильно сделал, что не взял нашего маленького извержонка с собой, находиться здесь было бы для него опасно!»
        А Кануг, закончив свою отповедь, внимательно посмотрел на дважды посвященного волхва и со вздохом произнес:
        - Ну что ж, ты свободен. Можешь вернуться к своим исследованиям, я считаю их очень интересными и весьма перспективными.
        Похвала Вершителя была многозначительна и приятна, однако Ратмир сдержал готовую появиться на губах довольную улыбку. Он встал со своего места, коротко поклонился и направился к выходу.
        Когда дважды посвященный волхв был уже у самых дверей, его вновь остановил голос Вершителя:
        - И еще одно… Совет внимательно изучил твой отчет о происшедшем в стае восточных рысей, и твои показания по этому делу… большинство настаивает на том, чтобы ты лег на Стол Истины.
        Княжич стаи восточных волков замер на месте и, не оборачиваясь, переспросил:
        - Совет мне не доверяет?
        - Дело не в этом… - Голос Вершителя стал недовольным. - Я был против этого, потому что считаю тебя лицом незаинтересованным, не имеющим отношения к распре в стае восточных рысей. Более того, я думаю, что в сложившейся ситуации ты вел себя абсолютно правильно. И большинство со мною согласно. Однако многим кажется, что ты не совсем точно описал некоторые моменты происшествия… видимо, из-за очень большой психологической нагрузки, и поэтому Совет просит тебя добровольно подвергнуться исповеди, чтобы он мог вынести справедливый приговор Извару. Ну и… сам понимаешь - я не хочу, чтобы хоть в ком-то из членов Совета посвященных оставались сомнения в твоих моральных качествах.
        - Я выполню просьбу Совета… - повернувшись лицом к хозяину кабинета, проговорил Ратмир. - Моя память с того момента, как я оказался в лагере вожака стаи восточных рысей, до моего прибытия в Лютец будет передана в распоряжение Совета!
        - Дважды посвященный волхв мгновение помолчал и неожиданно спросил: - Ведь более ранний срез памяти, как я понимаю, Совет не интересует?
        - Нет, не интересует! - подтвердил Вершитель. - Исповедь назначена на завтра, на час Волка, и будет проведена в малом исповедальном зале.
        - Я понял, Вершитель! - склонил голову Ратмир и, поняв, что теперь разговор действительно окончен, вышел.
        Оказавшись за дверью кабинета Вершителя, Ратмир вздохнул и отправился в свои апартаменты.
        Требование Совета встревожило его. Опытный волхв, умеющий взглянуть в Прошлое, мог рассмотреть многое из того, что случилось с лежащим на Столе Истины. Некоторые из Смотрящих в Прошлое могли разглядеть до полугода жизни исповедовавшегося. Правда, это были только события, виденные им, его разговоры услышать было нельзя, разве что угадать что-то по движениям губ его собеседников, его мысли не читались… Но Ратмиру очень не хотелось, чтобы кто-то узнал, что он вопрошал Рок о судьбе какого-то ничтожного извержонка - это безусловно показалось бы странным любому Смотрящему в Прошлое и могло вызвать ненужные расспросы или интерес к Вотше!
        Немного успокаивало то, что Вершитель обещал не копаться в его прошлом далее инцидента в стае восточных рысей, и все-таки дважды посвященный волхв не мог быть вполне спокоен. А значит, надо было принять кое-какие защитные меры! Хотя… вряд ли кого-то мог заинтересовать совершенно бесполезный… безвредный маленький изверг…
        Вернувшись к себе, Ратмир прошел в небольшую личную лабораторию и, отодвинув в сторону одну из настенных панелей, задумчиво оглядел стоявшие на полках встроенного в стену шкафчика керамические баночки. Они были невелики и сильно различались по форме. Волхв точно знал, в какой из баночек какое снадобье находится. Он один это знал!
        Минуту спустя он удовлетворенно кивнул, вернул стенную панель на место и отправился в свой небольшой кабинет - его ждали обычные занятия.
        Вершитель, отпустив Ратмира, несколько минут задумчиво сидел в кресле. Затем, откинув голову на подголовник, он закрыл глаза и, сосредоточившись, мысленно позвал одного из членов Высшего совета:

«Остин, Ратмир дал добровольное согласие на исповедь. Я назначил ее на завтра, на час Волка. Думаю, что Совет не будет возражать, если в данном случае Смотрящим в Прошлое будешь ты - твое мастерство неоспоримо».

«Я согласен, Вершитель, но думаю, что нужно опросить всех членов Совета. Я из стаи северных волков, а значит, нахожусь в родстве, хотя и дальнем, с Ратмиром. Возможно недовольство…»

«Хорошо, я опрошу членов Совета», - несколько раздраженно ответил Кануг и разорвал мысленную связь.
        В течение последующих двух часов Вершитель связался с большинством из членов Совета, и неожиданно выяснилось, что Остин оказался прав - девять из пятнадцати трижды посвященных, хоть и в мягкой форме, высказались за то, чтобы исповедь проводил «независимый» член Совета. Более того, двое назвали конкретную кандидатуру - Рыкуна из стаи восточных медведей. И тогда Кануг связался с Рыкуном:

«Большинство Совета предлагает выбрать для исповеди Ратмира человека, не связанного ни с волками, ни с рысями… Шавкан и Варяг предложили твою кандидатуру…»

«Я же сказал, что мне все равно, кто будет исповедовать этого волка! - перебил Вершителя Рыкун - как все медведи, он был не слишком тактичен. - И к тому же я недостаточно хорош как Смотрящий в Прошлое!»

«Но десять дней назад даже ты сможешь рассмотреть без труда!» - довольно резко возразил Вершитель.
        Рыкун немного подумал и ответил:

«Хорошо, я проведу исповедь… Где и когда она назначена?!»

«Завтра в малом исповедальном зале, в час Волка».

«В час Волка?.. - В мысли медведя просквозила насмешка. - Так пусть волк не опаздывает!»
        На следующий день, незадолго до окончания часа Змеи, Ратмир, одетый в одну лишь темную накидку, появился в малом исповедальном зале университетского храма. Небольшой, площадью всего около двадцати квадратных метров, зал был пуст и погружен в полумрак. Посредине располагалось прямоугольное возвышение, изготовленное из цельного куска редкого, угольно-черного обсидиана, верхняя грань которого была тщательно отполирована и сквозь нее явно проступала багряная иризация. Стены и потолок зала были также облицованы полированным обсидианом бурого цвета, и только поверху, под самым потолком бежал причудливый мозаичный орнамент, выполненный из мелких кирпично-красных пластин. В совершенно затемненных углах зала стояли высокие, вырезанные из черного обсидиана светильники с широкими чашами.
        Впрочем, Ратмир недолго рассматривал убранство зала, во-первых, потому что уже давно и достаточно хорошо знал его, а во-вторых, почти сразу же, как только он вошел, раздался зычный, тяжелый голос, произнесший ритуальную фразу:
        - Ты тот, кому не дает покоя прошлое?!!
        Дважды посвященный волхв склонил голову и ответил также одной из положенных фраз:
        - Я покоен, и мое прошлое светло и прозрачно!!
        - Значит, ты можешь лечь на Стол Истины таким, каким пришел в этот Мир! - торжественно, но с некоторым излишним напором провозгласил голос, и Ратмир с удивлением понял, что исповедь будет проводить не трижды посвященный Остин. Более того, он не мог определить исповедника по голосу, хотя и отметил, что тот, похоже, не слишком опытный Смотрящий в Прошлое.
        Однако во время ритуала исповеди исповедуемому не позволено было задавать вопросы, а потому княжич-волк одним движением плеч сбросил с себя накидку и, оставив ее лежать на полу, спокойно улегся на черную полированную поверхность камня.
        Прошло несколько секунд, и вдруг от бурой стены отделилась высокая, чуть сутуловатая фигура, облаченная в глухой, просторный плащ с глубоким капюшоном. Цвет плаща настолько точно совпадал с бурым цветом стены, что в полумраке зала фигуру исповедника разглядеть было невозможно. Хотя Ратмир и не пытался это сделать, он неподвижно, расслабившись, лежал навзничь на Столе Истины, спокойно ожидая начала церемонии.
        Смотрящий в Прошлое медленно, так что даже подол его плаща не колыхался, обошел зал по периметру, поднимая над каждым светильником затянутую в бурую перчатку ладонь, и в тот же момент, в самой середине каменной чаши неторопливо, словно головка змеи при звуках флейты, приподнималось узкое, темно-синее, с вкрапленными багровыми искрами, пламя. И в то же время, вслед за медленно двигающейся высокой фигурой, с темного пола поднималась полоса белесого, тяжело клубящегося тумана!
        Фигура в буром плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном продолжала свое медленное движение вокруг Стола Истины, постепенно приближаясь к нему, и клубившийся за ней туман поднимался все выше и выше, одновременно теряя свою тяжелую плотность, становясь легкой, хотя и вполне ясной дымкой. Вот он накрыл черный постамент вместе с лежавшей на нем фигурой… И вдруг открытые, но лишенные мысли глаза Ратмира начали слабо светиться в полумраке зала. Это странное, вначале едва заметное свечение постепенно набирало силу и меняло цвет, словно подбирая правильный, нужный именно сейчас тон. Когда свечение стало зеленовато-голубым, в тишине зала вдруг раздался короткий резкий звук, напоминавший звук лопнувшей басовой струны. Свет, лившийся из широко раскрытых, немигающих глаз княжича-волка, расплылся, растворился в окружавшей его белесой дымке, окрашивая ее в нежный голубоватый оттенок. И почти сразу же в этой застывшей, чуть подрагивающей дымке возникли неясные тени, едва уловимое движение, замелькали светлые и темные пятна, словно началась какая-то неясная, затейливая игра призраков.
        Смотрящий в Прошлое, неожиданно оказавшийся в одном из углов зала, замер в совершенной неподвижности и полностью погрузился в созерцание этой безмолвной, призрачной игры!
        Больше часа в малом исповедальном зале университета царили тишина и неподвижность. Все материальное замерло здесь, словно боясь спугнуть плавные переливы призрачных, дымчатых теней. Даже поднявшиеся над темными чашами светильников язычки пламени были неподвижны, будто бы выплавлены из темно-синего с красными искрами стекла…
        И в тот момент, когда эта невозможная неподвижность стала казаться совершенно непереносимой, в темной тишине зала снова раздался короткий резкий звук, но на этот раз он был скрипично-высокий, тонкий, словно узкий клинок стилета. Веки Ратмира дрогнули и медленно опустились, отрезая струившееся из глаз свечение, как бы лишая жизненной подпитки движущиеся в туманном мареве тени. Они замерли, словно недоумевая, почему прерывается их беззвучный, затейливый танец, а потом медленно растаяли… растворились в белесой, чуть клубящейся дымке, вернулись в Прошлое, которое отпустило их на короткое время в… сейчас!
        Смотрящий в Прошлое качнулся к стене и снова слился с ней и с полумраком быстро очищающегося от дымки зала. Темно-синие язычки огня над светильниками дрогнули, качнулись вслед исчезающему туману и медленно спрятались в черных, отблескивающих голубоватой иризацией чашах. А спустя мгновение глаза Ратмира снова открылись, и в них появилась мысль… и усталость… и боль… Он слабо застонал… двинул рукой и попытался приподнять голову. Это простое движение не далось ему, и он снова застонал, на этот раз чуть громче. И тут же, как будто кто-то подслушивал за дверями, они медленно распахнулись, и в зал вступили четыре совсем молодых юноши в темных плащах. В их руках были широкие носилки. Медленно подойдя к постаменту, они с величайшей осторожностью, словно тело дважды посвященного волхва стало стеклянным, переложили его на носилки и так же медленно вынесли его из зала.
        Когда двери за носильщиками закрылись, от стены вновь отделился закутанный в бурый плащ Смотрящий в Прошлое. В зале сразу же значительно посветлело, как будто сквозь бурые стены стал пробиваться невидимый свет, и в этом пробуждающемся свете высокая, ссутулившаяся бурая фигура вдруг стала странно неуклюжей. Переваливающейся походкой Смотрящий в Прошлое подошел к постаменту и, медленно подняв правую руку, отбросил капюшон плаща на плечи. Открылась небольшая, удивительно круглая голова, покрытая густым, коротким, жестким, кучерявым волосом, с грубо вылепленными чертами лица, широким, чуть приплюснутым носом и густыми, толстыми бровями на мощном, выпуклом лбу. Маленькие, круглые глазки, блеснувшие из-под бровей, впились пристальным взглядом в черный, багряно иризирующий обсидиан. Грубая широкая ладонь медленно скользнула по полированному камню, а толстые губы еле слышно прошептали:
        - Интересно… Очень интересно и… непонятно!..
        Рыкун еще раз погладил затянутой в перчатку ладонью полированный камень возвышения, затем повернулся и неторопливо, переваливаясь, двинулся прочь от входных дверей к одному из углов зала. Когда он был в метре от стены, часть ее вдруг развернулась, открывая узкий и темный проход. Трижды посвященный волхв нырнул в этот проход, и кусок стены снова вернулся на место. Несколько секунд в опустевшем зале горел свет, а затем и он медленно, как-то неуверенно, погас.
        Пройдя коротким темным коридором, трижды посвященный из стаи восточных медведей оказался в крошечной светлой ризнице, единственным предметом мебели в которой был небольшой платяной шкаф. Быстро сняв обрядовый плащ, Рыкун повесил его в шкаф и надел обычную белую хламиду трижды посвященных. Затем он выглянул в коридор и, убедившись, что тот совершенно пуст, вышел из ризницы и быстрым шагом направился в свою лабораторию, располагавшуюся в подвале Темной башни университета. Мощеный двор университета также был пуст, но Рыкун прошествовал по нему неторопливо, с достоинством, присущим трижды посвященному, так что даже если его кто-то и увидел, никогда не подумал бы, что член Высшего совета куда-то торопится.
        Однако, как только волхв оказался под сводами Темной башни - самой маленькой из пяти башен университета, он чуть ли не бегом бросился к лестнице, ведущей в подвальное помещение. Проскочив три пролета, Рыкун оказался на небольшой, замощенной камнем площадке перед узкой, странно высокой дверью, собранной из дубового бруса и обшитой металлическими полосами. Выхватив из кармана хламиды большой затейливый ключ - большую редкость в Лютеце, он вставил его в замочную скважину и повернул два раза. Дверь, не издав ни звука, распахнулась, и Рыкун проскользнул сквозь узкий дверной проход внутрь. Как только он захлопнул дверь за собой, на стене рядом с дверным косяком вспыхнула масляная лампа. В не слишком ярком свете стало видно, что лаборатория представляет собой довольно большую комнату с грубо выложенными каменными стенами, неровным каменным полом и высоким сводчатым каменным потолком.
        Пыхтя и значительно умерив свой быстрый шаг, Рыкун прошел к обширному, крепко сбитому дубовому столу, уселся в простое деревянное кресло и, откинувшись на спинку, вытер ладонью выступивший на лбу пот. Однако отдохнуть ему не дали, едва он перевел дух, как в его мозгу прозвучала чужая требовательная мысль:

«Ты закончил, наконец?!»
        Медведь резко выдохнул и, стараясь думать как можно спокойнее, ответил:

«Да… Закончил… Но неплохо бы кое над чем подумать…»

«Брось морочить мне голову! - Чужая мысль молотом ударила в затылок. - Думать он будет! Мыслитель! Быстро рассказывай, что удалось увидеть».

«Потише! - огрызнулся Рыкун. - Ты все-таки с трижды посвященным разговариваешь!»
        Но уверенности его мысли явно недоставало, и его «собеседник» мгновенно это уловил.

«Трижды посвященный? А ты не забыл, трижды посвященный, сколько сил и средств стая вбила в три твоих посвящения? Ты не забыл, что у нас медвежата голодали, пока ты в своем Лютеце… посвящался? Так что давай, отрабатывай, трижды посвященный, свои посвящения и не заставляй меня терять время на приведение тебя в чувство! - Мысль вдруг растворилась в сознании Рыкуна, словно ее и не было, а затем снова ударила молотом в затылок. - Говори!!!»
        Трижды посвященный невольно застонал, а затем с трудом, превозмогая боль, ответил:

«Я, правда, не во всем еще разобрался… - И, словно опасаясь нового удара, продолжил торопливой скороговоркой: - Мне открылось двенадцать-четырнадцать суток. Во всяком случае, я точно видел, как волк, повернувшись к Миру родовой гранью, вошел в Край. Он еще в пригороде какого-то извержонка встретил и говорил с ним».

«Это точно извержонок был?» - требовательно, но гораздо спокойнее прошла в сознании чужая мысль.

«Точно, я потом этого извержонка еще раз видел, он на столе обнаженный лежал, как будто его в жертву приносили…»

«Почему ты решил, что это жертва?»

«Так… голый, на столе… Что ж это еще может быть? Хотя… потом он еще раз в памяти волка появлялся».

«Как он выглядел?»

«Как? Маленький… лет семи… белая голова… Больше ничего сказать не могу… Только… Ратмир вроде бы считал этого извержонка очень… Не знаю, как сказать…»

«Ладно, рассказывай дальше!»

«В Крае Ратмир пробыл совсем недолго - дня три-четыре. Возвращался в облике человека, верхом, с ним еще четверо волков. С рысями встретился на границе, они его сразу пропустили. В общем, представленное им сообщение о конфликте в стае рысей ни в чем не противоречит его памяти. Зацепиться не за что!»

«Да… - Мысль „собеседника“ вдруг стала вялой и рассеянной. - Жаль… Я надеялся узнать о восточных волках хоть что-то новенькое… А еще лучше этого… дважды посвященного под обломок подвести!»

«Я и сам хотел бы… - чуть расслабился Рыкун. - Только пока не выйдет…»

«Ладно… - Чужая мысль стала еще слабее, раздумчивее. - Следи за волками внимательно… особенно за восточными… Хотя он там в Лютеце один. Не плохо бы было тебе с ним сблизиться, его стая стала слишком сильной, это может стать опасно для нас!»
        Последовала короткая пауза, и вдруг мысль «собеседника» Рыкуна снова сделалась резкой и острой:

«Хорошо… Следи внимательно за этим дважды посвященным… волком! За всеми его исследованиями… И помни, что, если ты перестанешь быть нужным стае, Совет посвященных узнает, каким образом ты прошел третье посвящение! - На мгновение чужая мысль исчезла, но тут же появилась снова: - Ну а мы займемся этим… извержонком! Может быть, за этим что-то и есть!»
        Рыкун ничего не успел ответить - его голова стала легкой и ясной, как бывало с ним всегда после продолжительного мысленного разговора. И тут трижды посвященный волхв ощутил, насколько он устал, насколько вымотала его исповедь и последовавшая за ней беседа с вожаком его стаи. Он недовольно проворчал что-то не слишком разборчивое, встал со своего кресла и, ссутулившись больше обычного, побрел к выходу из лаборатории. В его груди медленно, но неуклонно росло жесткое раздражение против всего на свете! Против Ратмира - молодого умника из чужой стаи, за которым ему приказано следить. Против Воровота - вожака своей стаи, отправившего его на учебу в университет и с тех пор крепко державшего его за горло. Против Вершителя, пошедшего на поводу у Совета и заставившего его проводить исповедь волка. Против Совета, в котором он не пользовался авторитетом и который спихивал на него самые неприятные дела.
        Рыкун снова что-то злобно проворчал, запер на замок дверь лаборатории и медленно побрел вверх по лестнице в свои жилые апартаменты.
        На четвертый день после исповеди, вечером, с Ратмиром неожиданно связался Вершитель. Его мысль была коротка и категорична:

«Сегодня в полночь ты должен явиться в малый зал Совета посвященных!»
        Дважды посвященный волхв был очень удивлен - обычно на заседание Совета посвященных никто из посторонних не вызывался. А в том, что он вызван именно на заседание Совета, сомнений не было, Вершитель сам сказал, что судьба Извара будет решаться в ночь полнолуния. Впрочем, грехов за собой Ратмир не знал, так что опасаться ему было вроде бы нечего! И все-таки, когда в конце часа Вепря он подходил к малому залу Совета посвященных, его охватил трепет. Это была непроизвольная дрожь от сознания того, что сейчас он увидит фактических властителей этого Мира!
        Стражи у дверей зала не было, а сами двери были закрыты. Перед Ратмиром к дверям зала подошла фигура в белой хламиде - кто-то из членов Совета. Он не слышал ни звука, но тем не менее двери распахнулись прямо перед подошедшим и захлопнулись, как только тот переступил порог.

«А как же я попаду в зал?! - с некоторой тревогой подумал Ратмир. - Наверняка двери закрыты каким-то заклинанием, а я его не знаю!»
        Однако когда он приблизился к дверям вплотную, те беззвучно распахнулись сами собой и, пропустив княжича-волка, неторопливо закрылись за ним.
        Ратмир оказался в совсем небольшом зале странной, непривычной формы. Справа от входных дверей располагалась площадка размером шесть на шесть метров, ограниченная с трех сторон голыми стенами, выложенными темно-серым, полированным камнем. Четвертая сторона этой площадки была обозначена невысоким, не более сорока сантиметров, деревянным бортиком. Четвертая стена зала начиналась как раз от этого бортика и была полукруглой. Вдоль этой стены были установлены пятнадцать одинаковых, жестких деревянных кресел с высокими спинками и причудливо изогнутыми подлокотниками. Семь из этих кресел уже были заняты неподвижными и молчаливыми фигурами в белых хламидах.
        Ратмир быстро оглядел зал и сразу же услышал мысль-подсказку:

«Дважды посвященный, вот твое место!»
        Его голова повернулась вправо, и он увидел за деревянным бортиком у боковой стены три жестких деревянных стула. Перешагнув через бортик, он послушно уселся на указанный кем-то из членов Совета стул и замер в полной неподвижности, подражая хозяевам зала.
        Очень скоро Совет посвященных собрался полностью, а кроме того, в зал вошли двое рысей, сопровождавших своего бывшего волхва в Лютец, и уселись рядом с Ратмиром. Секунду спустя после этого Вершитель, занимавший кресло в середине полукруглого ряда, молча взмахнул рукой.
        Ратмиру показалось, что на секунду даже воздух в зале замер, а затем раздался еле слышный и оттого еще более противный скрежет, и сквозь дальнюю стену на площадку зала, странно изогнувшись, вперед спиной протиснулись две высокие, массивные мужские фигуры, с головы до пят закутанные в темные плащи с капюшонами. На секунду стражники Совета застыли в совершенно невозможной позе - наклонившись, на полусогнутых ногах, с руками, до локтей погруженными в полированный камень, а затем с видимым усилием освободились от него.
        И тут стало понятно, что эти двое держат за руки третьего человека!
        От рывка, с которым стражники выдернули его из стены, человек не устоял на ногах и рухнул на пол ярко освещенной площадки, выворачивая себе руки и скользя голым животом по доскам. Его подтащили к центру площадки и, вновь резко дернув, поставили на колени. Наконец отпустив подсудимого, стражники Совета замерли по бокам, словно два ангела мщения!
        Человек, оставаясь на коленях, качнулся вперед, уперся руками в пол и постоял так несколько секунд. Затем с трудом выпрямился и поднял голову. Это был Извар! Осунувшееся, бледное лицо было спокойным до безразличия, голое тело демонстрировало крайнюю степень истощения, но кожа была чиста - ни ссадин, ни кровоподтеков. Извар медленно поднял веки, взгляд его был мутен и пуст, казалось, он не видел ни сидящих напротив него людей, ни стоящих по бокам мучителей.
        Несколько секунд висела тишина, а затем по залу прокатилась ясная, холодная мысль Вершителя:

«Приведите его в чувство!»
        Ратмир даже не сразу понял, к кому именно была обращена эта мысль, но один из стоявших возле Извара стражников чуть наклонился и подставил под нос бывшего волхва стаи восточных рысей раскрытую ладонь.
        Лицо Извара скривилось, он крепко зажмурился, резко тряхнул головой. Стражник убрал ладонь, и когда Извар вновь открыл глаза, мутная пелена исчезла из них, а взгляд стал осмысленным. Но он и на этот раз не сразу понял, где находится и кто его окружает.
        Голова волхва медленно, словно опасаясь за свою целостность, повернулась сначала направо, потом налево, а затем… на его губах вдруг появилась кривая, дерзкая усмешка!

«Извар, посвященный Миру из стаи восточных рысей, ты обвиняешься в нарушении кодекса служителей Мира, нарушении клятвы, данной тобой перед первым посвящением, попытке захвата власти в стае, покушении на жизнь вышестоящего служителя Мира! Твои преступления доказаны твоей исповедью, показаниями твоих сородичей и их исповедью, показаниями и исповедью дважды посвященного служителя Мира Ратмира из стаи восточных волков. Признаешь ли ты свою вину?»
        А затем, неожиданно для Ратмира, Вершитель повторил вслух:
        - Извар, посвященный Миру из стаи восточных рысей, признаешь ли ты свою вину?
        Извар, продолжая ухмыляться, облизал губы побелевшим языком и неожиданно заговорил обычной речью:
        - Вину? Признаю ли я свою вину? Какую вину и кто меня винит?! Я нарушил кодекс служителей Мира?! Да его нарушают все, кому не лень, все, кто хочет хоть чего-то добиться в этом Мире! В Совете посвященных нет ни одного, кто не нарушил бы этот кодекс хотя бы раз! И вы все об этом знаете, но цели, ради которых нарушаете кодекс вы, слишком мелки, чтобы устраивать судилище, и вы закрываете на это глаза! Вы обвиняете меня в нарушении клятвы волхва - но я ее не нарушал, я стремился к счастью и благоденствию для своей стаи, а то, что счастье и благоденствие стаи можно было достигнуть, только сменив вожака стаи, не моя вина, а объективные обстоятельства! Вы меня обвиняете в покушении на жизнь дважды посвященного волхва из стаи восточных волков, но я не покушался на его жизнь, я только хотел напугать его - он должен был покинуть земли моей стаи. Прежде чем судить меня, разберитесь в моих деяниях! Прежде чем судить меня, изучите как следует текст клятвы первопосвященных! И самое главное, прежде чем судить меня, осудите самих себя!
        После этих слов улыбка медленно сползла с его губ, глаза погасли, и лицо стало совершенно безразлично к происходящему!
        Последовала небольшая пауза, а затем снова «зазвучала» мысль Вершителя:

«Подсудимый не отрицает своей вины! Более того, он полностью ее признает, за исключением обвинения в покушении на жизнь дважды посвященного служителя Мира! Но исповедь его самого и исповедь Ратмира свидетельствуют о том, что подсудимый собирался уничтожить старшего по рангу! Власт, рысь из рода восточных рысей, встань!»
        Старый дружинник поднялся со своего места.

«Подтверждаешь ли ты тот факт, что Извар, бывший волхв твоей стаи, умышлял захватить в стае высшую власть?»
        - Да! - вслух ответил Власт.

«Подтверждаешь ли ты, что для этого Извар, бывший волхв твоей стаи, выдал одного из многоликих стаи восточных рысей за младшего сына вожака стаи?»
        - Да!

«Подтверждаешь ли ты, что он уговорил лжесына вожака стаи вызвать своего лжеотца на поединок?!»
        - Да! Но он не уговаривал Орта, он его заставил!
        Только теперь Власт взглянул на подсудимого, и в глазах старого дружинника читалась ненависть, смешанная с брезгливостью!

«Садись!» - приказал Вершитель. Власт опустился на свое место, и снова
«прозвучала» мысль Вершителя:

«Тотес, рысь из рода восточных рысей, встань!»
        Поднялся второй дружинник-рысь, совсем молодой парнишка, во всем облике которого была явно видна растерянность.
        Последовала короткая пауза, а затем спокойная, мягкая мысль Вершителя ласково коснулась разума всех присутствующих:

«Тотес, рысь из рода восточных рысей, Совет посвященных просит тебя спокойно подумать и ответить без принуждения. Ты подтверждаешь слова твоего старшего сородича Власта о деяниях бывшего волхва твоей стаи Извара или у тебя есть другие факты?»

«Лиса…» - снова непроизвольно мелькнуло в голове Ратмира.
        Тотес быстро вскинул голову и бросил взгляд в сторону напряженно застывшего Извара, затем столь же быстрый взгляд на неподвижно, даже как-то отрешенно, сидевшего Вершителя и, наконец, взглянул на сидевшего с ним рядом Власта. Не найдя ни у кого какой-либо подсказки, помощи, он судорожно сглотнул и срывающимся от напряжения голосом произнес:
        - Я подтверждаю все, сказанное моим сородичем… Властом!
        После этих слов Извар закрыл глаза и уронил голову.

«Садись, Тотес, рысь из рода восточных рысей», - «произнес» Вершитель, и через мгновение возникла его новая мысль: «Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из рода восточных волков, встань!»
        Волхв поднялся со своего места. Его глаза неотрывно следили за стоящим на коленях Изваром. Голова судимого была опущена, казалось, он потерял всякий интерес к происходящему.

«Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из рода восточных волков, ты подтверждаешь, что бывший волхв стаи восточных рысей вошел в твой сон, чтобы убить тебя?!»

«Извар, бывший волхв стаи восточных рысей, действительно вошел в мой сон. Он уговаривал отдать ему старшего сына вождя восточных рысей, который сопровождал меня к границам земель восточных рысей, а когда я отказался это сделать, попытался меня убить».
        Ратмир нарочно отвечал мыслеречью, чтобы проверить, «слышит» ли его Извар или он уже подвергся обряду эрозиобазы? Слишком уж безразлично вел себя судимый, и это было похоже на безразличие изверга! Однако на его ответ Извар никак не прореагировал. Зато Вершитель задал новый вопрос:

«Ты подтверждаешь, что во время поединка вожака стаи восточных рысей с его мнимым сыном бывший волхв поддерживал самозванца?»
        И снова Ратмир ответил мысленно:

«Да, я точно отследил ментальную связь Извара с лжесыном вожака Ортом. Только после этого я решил вмешаться в действия волхва стаи восточных рысей».

«Садись, Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из стаи восточных волков!»
        Ратмир сел. В зале на несколько секунд воцарилась тишина, после чего Вершитель встал со своего кресла и заговорил вслух:
        - Таким образом, точно установлены злокозненные намерения Извара, бывшего волхва стаи восточных рысей, в отношении Ратмира, дважды посвященного служителя Мира из стаи восточных волков. У кого есть сомнения в вине судимого, прошу встать и изложить свои сомнения!
        Ответом этому призыву стало молчание и неподвижность присутствующих. Даже Извар оставался совершенно неподвижным. Казалось, он полностью смирился со своей участью. Помолчав несколько секунд, Вершитель продолжил:
        - У кого есть оправдание действиям судимого или их части, прошу встать и изложить эти оправдания.
        И снова зал молча и неподвижно воспринял этот призыв.
        - У кого есть возможность повлиять на приговор Совета посвященных, прошу встать и сказать то, что он готов сказать! - торжественно произнес Вершитель, и по его тону было ясно, что он не ожидает ни от кого из присутствующих каких-то заявлений.
        И тут вновь поднялся Ратмир. Глаза всех присутствующих, исключая только самого Извара, обратились к поднявшемуся княжичу-волку, и в этих взглядах читалась разная степень удивления. А сам Ратмир, дождавшись разрешающего знака Вершителя, спокойно и уверенно заговорил на мыслеречи:

«Я прощаю Извару его попытку убить меня, потому что эта попытка с самого начала была обречена на неудачу. Я снимаю с него обвинение в этом деянии и прошу Совет при принятии решения учесть мое прощение!»
        И тут Извар неожиданно утратил все свое безразличие. Он выпрямился, расправил плечи и поднял голову, его горящий взгляд уперся в спокойное лицо Ратмира, а из горла с хрипом вырвалось:
        - Не надо мне было с тобой разговаривать! Надо было тебя сонного придушить, тогда бы…
        Однако Ратмир даже не посмотрел в сторону коленопреклоненного волхва, его взгляд был прикован к одному из членов Совета. Из-под глубоко надвинутого капюшона белой хламиды за княжичем-волком внимательно, не мигая, следили маленькие горящие глазки.

«Кто это? - удивленно подумал дважды посвященный волхв. - Почему моя скромная личность так заинтересовала члена Совета?»
        Он медленно опустился на свой жесткий стул и чуть прикрыл глаза, стараясь выбросить из головы этот странный взгляд и снова сосредоточиться на происходящем в зале. Однако в груди у него росло беспокойство, даже тревога, а маленькие круглые глазки с необычным, как Ратмиру показалось, красноватым отблеском в глубине, продолжали стоять перед его мысленным взором.
        И все-таки княжичу удалось сконцентрировать свое внимание на происходящем. Суд подходил к предсказуемому финалу - Вершитель протянул руку в направлении Извара, и тот вдруг рухнул ничком на доски пола, словно его кто-то сильно толкнул в спину.

«Совет посвященных считает, что Извар, бывший волхв стаи восточных рысей, своими противоправными деяниями заслужил лишения многогранности. Но учитывая, что Ратмир, дважды посвященный служитель Мира, снял с судимого обвинение в покушении на убийство вышестоящего посвященного, Совет решил смягчить наказание!»
        Мысль Вершителя колоколом билась в головах всех присутствующих, и Ратмир вдруг подумал, что сам он вряд ли когда-нибудь сможет владеть мыслеречью с такой мощью. А Вершитель, между тем, продолжал:

«Совет посвященных решил, что Извару будет оставлена способность поворачиваться к Миру другими гранями, но с этого дня он отправляется в изгнание. Извар лишается своего родового имени, ему запрещается появляться в городах и селениях многогранных, ему запрещается пользоваться земными, речными и морскими путями многогранных, ему запрещается любое общение с многогранными! Отныне он становится Изгоем, и лоб его будет заклеймен печатью Изгоя. Каждый многогранный, увидевший эту печать, должен будет плюнуть в него!»
        В зале повисла тишина, и тут Ратмир краем глаза увидел, с каким ужасом смотрят Власт и Тотес на бывшего волхва своей стаи!
        Наконец прозвучали последние слова мыслеречи Вершителя:

«Встань, Изгой, и покинь это священное место!»
        Несколько секунд ничего не происходило, тишина в зале сгустилась и стала почти материальной… Затем человек, которого раньше называли Изваром, медленно, словно совершенно обессилев, согнул руки, с трудом оттолкнулся от пола и неуклюже сел. На лбу его, словно просвечивая сквозь кожу зловеще-красным светом, сиял странный знак, похожий на одну из северных рун.
        Все так же тяжело и неуклюже Изгой поднялся на подкашивающиеся ноги, медленно оглядел зал и хрипло прорычал:
        - Будьте вы все прокляты!
        Затем он повернулся к Совету спиной и, подволакивая ноги, побрел к дальней стене. Когда он был у самой стены, ее каменная поверхность вдруг дрогнула и стала прогибаться перед приближающимся человеком, как будто не желая, чтобы ее коснулся проклятый, а затем с непереносимым скрежетом вдруг разошлась, образовав неровную дыру, с размытыми, исчезающими краями. Изгой скрылся в темной дыре, а спустя несколько секунд дыра медленно… растаяла - стена снова стала прежней, камень, из которого она была сложена, опять казался прочным и непоколебимым!

«Приглашенные на заседание Совета свидетели и стражи могут покинуть зал!» - прозвучала в голове Ратмира мысль Вершителя, и он неожиданно почувствовал в ней… горькую усталость!
        Княжич-волк поднялся со своего места и двинулся к выходу. Краем глаза он уловил, что воины-рыси последовали за ним, а два стража, притащившие в зал Извара, двинулись в сторону задней двери.
        Оказавшись в вестибюле, Ратмир обернулся. Власт и Тотес шли за ним, причем лицо Власта было странно неподвижным, окаменевшим, а Тотес выглядел напуганным и растерянным. Дважды посвященный волхв остановился и подождал обоих воинов. Власт заговорил первым:
        - Я благодарю тебя, волк, за то, что ты отказался от мщения! - Лицо старого воина оставалось неподвижным, только губы едва заметно шевелились, выталкивая слова из горла.
        - Меня не за что благодарить… - покачал головой Ратмир. - То, что я сказал, - истина. Извар в самом деле не смог бы меня умертвить, даже если бы напал неожиданно.
        В голосе волхва не было похвальбы, в нем звучала странно горькая уверенность, видимо, поэтому лицо Власта вдруг дрогнуло и перестало быть маской, а на глазах Тотеса появились… слезы.
        - И все-таки я благодарю тебя! - упрямо повторил старик, и в его голосе просквозила теплота. - Немногие отказались бы от возможности растоптать покушавшегося на них.
        Ратмир снова покачал головой, но спорить больше не стал. Вместо этого он поднял правую руку в ритуальном приветствии друга и проговорил:
        - Прошу тебя, Власт из стаи восточных рысей, передай мой привет князю Велимиру и его сыну Дерцу.
        После этих слов Ратмир выдержал короткую паузу, затем коротко кивнул, повернулся и быстрым шагом направился в свои апартаменты.
        Утром следующего дня он видел из окна своего кабинета, как Власт и Тотес покидали университет, отправляясь назад, в свою стаю.
        Последовавшие за этими событиями дни и ночи стали самыми странными, самыми необычными в жизни Ратмира. Он вдруг обнаружил, что потерял всякий интерес к своим привычным занятиям! Во время ночных наблюдений звездного неба, всегда требовавших полной сосредоточенности и доставлявших раньше такое удовольствие, княжич вдруг ловил себя на том, что мысли его бродят очень далеко от испещренного яркими блестками звезд неба. Лишь Волчья звезда по-прежнему притягивала его взор и пробуждала в нем прежний интерес к небесной механике… Хотя нет! Не к механике… не к сложным взаимодействиям небесных тел! Он не сразу понял, что его тяга к Волчьей звезде обусловлена не астрономией или астрологией
        - эта яркая оранжевая искра, блуждающая в небе по своим собственным законам, ставила перед ним совершенно другие вопросы и… не подсказывала ответов. А вопросы эти были слишком далеки от его прежних научных интересов, и потому он даже предположить не мог, где искать ответы на них. Более того, он не всегда мог четко сформулировать эти вопросы!
        Спустя неделю, измученный этим своим раздвоением, вымотанный неспособностью разобраться в сомнениях, Ратмир появился в университетской библиотеке. Небольшой читальный зал был пуст - утреннее время в университетской школе отводилось занятиям с наставником. Ратмир, оглядев зал, в котором он давно не был, неслышным шагом двинулся к библиотечной стойке, расположенной у дальней стены, и когда прошел половину расстояния, за стойкой появился невысокий старик, очень похожий на седую, облезлую лису. Княжич-волк невольно улыбнулся - Пилли, дважды посвященный из стаи южных лис, исполнял обязанности библиотекаря уже больше полутораста лет, а поскольку он был родственником Вершителя, злые языки утверждали, что именно Кануг держит старика на этой должности. Ратмир, знакомый с Пилли уже около сорока лет, знал, что тот занял свою должность еще до того, как Кануг стал Вершителем. Но самое главное - этот старый лис великолепно изучил университетскую библиотеку, насчитывавшую более миллиона единиц хранения, и в любое время мог дать ответ на любой вопрос, если только этот ответ был хоть раз где-нибудь записан! А
кроме того, Ратмир чувствовал, что этот старик, так по-доброму отнесшийся к нему с первого дня его появления в университете, был, пожалуй, единственным человеком, с которым он мог быть самим собой!
        Физиономия старого лиса, узнавшего княжича-волка, расплылась в добродушной улыбке, и когда Ратмир приблизился к стойке, Пилли проговорил:
        - Неужели обнаружилось что-то неизвестное молодому волку, и тот решил снова обратиться к старому лису?
        Ратмир в ответ грустно вздохнул:
        - Обнаружилось… Вот только я не совсем понимаю, что именно обнаружилось…
        Левая бровь Пилли удивленно поднялась, голова чуть наклонилась влево, и он внимательно посмотрел в лицо Ратмиру:
        - Волк не знает, чего хочет? Волк перестал понимать сам себя? Может быть, волк… влюбился?
        Вопросы казались шутливыми, но лицо у библиотекаря было очень серьезно, и потому было ясно, что старый лис действительно озабочен.
        Ратмир улыбнулся, хотя улыбка оказалась грустной, и покачал головой.
        - Нет, старик, я не влюблен… Я сам не знаю, что случилось. - Он немного помолчал и продолжил, словно бы размышляя вслух: - И вообще, ничего вроде бы не случилось. Я побывал в родной стае, увидел, каким могучим и прекрасным стал Край
        - это не ирония, он действительно стал могучим и прекрасным. Но вместе с этим что-то исчезло в нем, он стал каким-то… - Ратмир явно не находил слов, чтобы выразить свои ощущения.
        Пауза несколько затянулась, но старый библиотекарь терпеливо ждал. Наконец Ратмир продолжил, медленно подбирая слова:
        - Этот город стал… двойственным. Он прекрасен своим замком и мощеными улицами, но он убог своими пригородами и слободами. Он горд богатыми княжескими палатами, но он унижен сотнями нищих лачуг, крытых соломой. Он могуч шестью сотнями воинов-волков, но за их спинами тысячи существ, лишенных даже не гордости, а элементарного чувства самоуважения!
        И вдруг Пилли опустил глаза и дважды как-то странно кивнул, не то соглашаясь с Ратмиром, не то отвечая своим собственным мыслям.
        Княжич-волк замолчал, а библиотекарь, вновь взглянув на него, спросил:
        - Так что же ты хочешь найти в библиотеке?
        Ратмир пожал плечами:
        - Не знаю… Вряд ли можно найти ответ на вопрос, который не можешь сформулировать? Как можно найти ответ на… собственные неясные для тебя самого ощущения?
        - Можно… - неожиданно ответил Пилли. - Если ты понимаешь, что именно вызывает в тебе эти неясные ощущения.
        - Жизнь… - снова грустно улыбнулся Ратмир. - Окружающая меня жизнь.
        - Волк стал взрослым, - вздохнул библиотекарь. - Волка стала интересовать жизнь… люди, а не вещи! Ну что ж, это значит, что тебе, может быть, пора заняться философией.
        - Философией? - удивился Ратмир. - Почему?
        - Это наука о постижении человеком… мудрости. - Глаза Пилли снова погрустнели. - Но дается она далеко не всем, потому как у каждого человека уже есть свое понимание мудрости. - Он помолчал и чуть тише добавил: - У каждого человека своя… мудрость.
        - Тогда что же может дать человеку твоя… философия? - усмехнулся Ратмир.
        Библиотекарь улыбнулся в ответ, но его улыбка вышла какой-то… беспомощной.
        - Ты прав, волк, большинству она ничего дать не может, большинству она и не нужна. Но для немногих она становится смыслом жизни. - Пилли помолчал, внимательно глядя на Ратмира. - Мне кажется, и тебя она сможет заинтересовать.
        - Не знаю… - с сомнением произнес княжич-волк. - И что такое мудрость вообще? И можно ли кого-то научить, как постичь ее?!
        И тут, продолжая пристально смотреть на Ратмира, библиотекарь сказал:
        - Я дам тебе одну совсем небольшую книгу. Ты сможешь прочитать ее довольно быстро, а потом ты сам скажешь, можно ли научить кого-то мудрости…
        Затем, не дожидаясь согласия своего собеседника, Пилли быстро скрылся между книжных стеллажей, рядами стоявших за библиотечной стойкой.
        Ждать Ратмиру пришлось довольно долго, судя по прошедшему времени, библиотекарь спускался в подвальный этаж книгохранилища. Когда же Пилли снова появился за стойкой, в его руке был небольшой тоненький томик, переплетенный в темно-серый бархатный переплет. Старик положил его на стойку и легонько подвинул поближе к Ратмиру. Княжич взял книгу в руки и хотел было раскрыть ее, однако библиотекарь остановил его, положив на его руку свою узкую сухую ладонь.
        - Эту книгу нельзя читать на ходу, между делом. Нельзя… просматривать! Откроешь у себя, за письменным столом. И… не торопись.
        Ратмир с сомнением посмотрел на небольшую книгу, словно сомневаясь в необходимости ее читать, и вдруг почувствовал за своей спиной чье-то напряженное и неприязненное присутствие. Волчий инстинкт требовал немедленно обернуться… выяснить, кто именно появился за спиной, но разум подсказывал, что в университетской библиотеке в присутствии старого книжника вряд ли кто-то будет нападать! Хотя неприязнь во взгляде, давившем на плечи, ощущалась все явственней. Взгляд волка метнулся от книги чуть вправо, вверх и уперся в полированную металлическую пластинку, на которой были выгравированы правила пользования книжным фондом. В полированном металле отражалась высокая, мощная, сутулая фигура в белой хламиде трижды посвященного. Из-под надвинутого на лоб капюшона посверкивали маленькие круглые глазки, уже виденные Ратмиром в малом зале Совета.
        Трижды посвященный, словно почуяв, что он замечен, тяжело шагнул вперед, прошуршав подолом хламиды, и странно грубым, словно бы треснутым голосом проворчал, обращаясь к библиотекарю:
        - Не хотел мешать вашему разговору, уважаемые, но мне срочно нужен трактат «О камнях» Тирта Четвертого из стаи южных тигров.
        Ратмир спокойно обернулся на голос, а Пилли, неожиданно смутившись, опустил глаза и быстро проговорил:
        - Да-да, конечно, сейчас книга будет тебе выдана, трижды посвященный служитель Мира…
        Библиотекарь снова исчез между стеллажей, а трижды посвященный повернулся к Ратмиру:
        - Что понадобилось в библиотеке дважды посвященному волку?
        Голос его был спокоен, а вот взгляд из-под надвинутого капюшона продолжал оставаться настороженно-неприязненным… изучающим.
        Княжич-волк снова посмотрел на книгу в руке и, пожав плечами, коротко ответил:
        - Да, вот, Пилли порекомендовал мне труд по… философии.
        - Вот как?! - Взгляд трижды посвященного стал еще более настороженным. Казалось даже, что его круглые глаза вдруг сузились от желания проникнуть в тайные замыслы стоящего напротив волка! - Ты что же, собираешься проходить третье посвящение?!
        Ратмир чуть было не качнул отрицательно головой, но в последний миг удержал это непроизвольное движение. Вместо этого он только молча пожал плечами, словно не желая преждевременно обсуждать эту тему, а в его голове мелькнула мгновенная догадка:

«Философия необходима для прохождения третьего посвящения».
        Трижды посвященный, не дождавшись ответа на свой вопрос, вдруг улыбнулся и, по-прежнему стараясь говорить спокойно, заявил:
        - Если ты готовишься к третьему посвящению, то делаешь это не вовремя и, значит, напрасно: не знаю уж, кто тебе это посоветовал, но Совет посвященных полностью укомплектован, и расширять его состав никто не намерен.
        Круглые маленькие глазки буквально сверлили Ратмира, выискивая на его лице ответ на заданный и оставленный без ответа вопрос! Они наполнялись странным, голубовато-зеленым светом, и княжич-волк вдруг почувствовал, что его язык готов заговорить сам, вопреки его рассудку! Правая рука трижды посвященного медленно поднялась, пальцы выпрямились, застыли и медленно двинулись вперед, готовые прикоснуться к его плечу… Ратмир понял, что именно это касание заставит его язык ответить на заданный вопрос, но не мог даже пошевелиться!
        - Вот нужная тебе книга, трижды посвященный! - раздался за спиной Ратмира чуть подрагивающий голос библиотекаря.
        Глаза трижды посвященного тут же погасли, рука упала вдоль тела, словно ее мышцы мгновенно утратили упругость… Он оторвал глаза от лица Ратмира и медленно повернул голову.
        - Ты, Пилли, воистину отличный библиотекарь… - Голос трижды посвященного стал еще более хриплым, неразборчивым. - Никто, кроме тебя, не смог бы так быстро отыскать этот труд, благодарю тебя.
        Трижды посвященный взял большой, тяжелый том в коричневом переплете из рук стоявшего рядом с ним старика, как-то неуверенно покачал его, словно проверяя на вес, та ли это книга, а затем медленно развернулся и, неуклюже косолапя, двинулся к выходу из читального зала. Двое дважды посвященных - старик и совсем молодой человек молча - смотрели ему вслед.
        Когда дверь скрыла за собой белую хламиду, Пилли перевел взгляд на Ратмира и негромко спросил:
        - Что ему от тебя было нужно?
        - Он спросил, что я ищу в библиотеке… - так же негромко ответил княжич. - Я ему ответил, что ты порекомендовал мне труд по философии, а он почему-то решил, что я готовлюсь к третьему посвящению, но я не подтвердил и… не опроверг его догадку.
        - Он тебя прямо об этом спросил? - удивился библиотекарь.
        - Да, - кивнул Ратмир.
        - А ты? Что ты ему ответил?
        - Я промолчал.
        - Понятно… - протянул Пилли. - Сначала Рыкун решил, что ты что-то скрываешь, затем он «догадался», что твой наставник решил тебя подготовить к третьему посвящению, и сделать это тайно, хотя обычно такую подготовку не скрывают. Но самое главное, Рыкун решил, что все это делается в надежде… вывести его из Совета!
        - Но… разве это возможно? - изумился Ратмир.
        - Прецеденты бывали… - задумчиво кивнул библиотекарь. - Из членов Совета посвященных выводили решением самого Совета… по разным причинам, члены Совета посвященных умирали… порой весьма неожиданно и при неясных обстоятельствах. Но всегда… подчеркиваю, всегда, третье посвящение проходило только тогда, когда в Совете посвященных открывалась вакансия!
        - Это я понял… - задумчиво произнес Ратмир.
        - Видимо, Рыкун видит в тебе угрозу своему положению, - с едва заметной улыбкой высказал предположение старик. - Теперь он будет следить за тобой и… мешать тебе!
        - Но… я его даже не знаю! - пожал плечами Ратмир. - До сегодняшнего дня я и не слышал о нем!
        - Ты не слышал о Рыкуне? - в свою очередь удивился библиотекарь. - Странно, Рыкун - это своего рода феномен в университете… да и во всем Мире! Он никогда не отличался какими-то особенными способностями, после первого посвящения его собирались отправить в стаю. Каким образом он уговорил кого-то из трижды посвященных взять его к себе в ученики, никто понять не может, но его наставник смог подготовить этого медведя ко второму посвящению. Кто был у него наставником потом, неизвестно, как это и должно быть, а его Проводником стал Шавкан из стаи западных диких собак. Никто не верил, что Рыкун сможет пройти третье посвящение
        - слишком уж он был туп, но тем не менее из трех соискателей он один смог пройти его!
        - Значит, он более талантлив, чем о нем думали! - пожал плечами Ратмир.
        Пилли как-то странно посмотрел на него и, еще более понизив голос, ответил:
        - Или кто-то очень умелый помог ему!
        Затем, оглянувшись на дверь, библиотекарь, уже громче, добавил:
        - Кстати, именно Рыкун принимал твою исповедь. Ты ведь совсем недавно побывал на Столе Истины!

«И еще я видел его глаза во время суда над Изваром! - подумал Ратмир. - Он уже тогда следил за мной!»
        В этот момент двери библиотеки открылись, и от порога раздался молодой неуверенный голос:
        - Можно мне увидеть библиотекаря?
        Пилли и Ратмир обернулись на голос. На пороге стоял совсем еще молодой мальчишка со вздернутым носом, полными, яркими губами, ярко-зелеными, быстрыми глазами под рыжими бровями и с густой рыжей растрепанной шевелюрой.
        - Ты, наверное, новичок? - доброжелательно поинтересовался старый библиотекарь.
        - Да, четвертый день, как сел на Скамью Познания, - чуть увереннее ответил паренек.
        - Значит, ты совсем недавно из дома! - констатировал старик и тут же задал новый вопрос: - И как идут дела в стае южных лис?
        - Откуда ты знаешь, что я из стаи южных лис?! - удивился паренек.
        - Как же мне не знать, если я сам из этой стаи! - рассмеялся библиотекарь.
        - Так, значит, ты - Пилли -пушистый хвост! - радостно воскликнул парень и немедленно перешагнул порог. - Я привез тебе из стаи подарки!
        - Сейчас мы с тобой поговорим, - кивнул Пилли, - я только закончу с дважды посвященным служителем Мира!
        Парень остановился и с восторженным уважением посмотрел на Ратмира. Тот улыбнулся в ответ и посмотрел на старика.
        - Я больше не буду задерживать тебя… - Ратмир улыбнулся, а библиотекарь благодарно кивнул, - как только закончу читать, обязательно приду, и мы продолжим наш разговор о философии.
        Старик снова молча кивнул.
        Ратмиру стало ясно, насколько велико его желание услышать новости с родины, и потому он, спрятав маленький томик в карман своей темной хламиды, быстро вышел из библиотеки.
        Паренек из стаи южных лис проводил его взглядом, а затем, повернувшись к своему родичу, тихим шепотом спросил:
        - Откуда этот… дважды посвященный?
        - Это - Ратмир, - ответил Пилли, продолжая смотреть в закрытую Ратмиром дверь. - Княжич из стаи восточных волков.
        - Он - достойный? - неожиданно спросил парнишка и вдруг покраснел, поняв всю нелепость этого вопроса.
        Однако старик ответил на него совершенно серьезно:
        - Это один из самых достойных посвященных. Он может очень многое!
        Затем помолчал и добавил тихо, словно про себя:
        - Он может гораздо больше, чем кто-либо еще.
        Книга, которую Ратмир принес к себе в кабинет, называлась «Начала» и не имела автора. Она была очень стара - ее тонкий, хорошей выделки пергамент сильно пожелтел и стал ломким, однако чернила оставались четкими, а крупный, простого написания текст читался легко. Ратмир просидел над книгой весь остаток дня и почти всю ночь! Книга действительно была невелика, так что княжич прочитал ее дважды, а потом… Потом он долго не мог заснуть - в его голове продолжали звучать прочитанные строки:

«Высшей власти достоин тот, кто видит во всех существах себя, и все существа - в себе… Шесть преград на пути к величию - страх, удовлетворенность, лень, болезненность, сластолюбие, привязанность… Удел настоящего правителя - делать хорошее, а слышать плохое… Большинство - зло… Глупец в детстве думает только об отце и матери, в юности - только о возлюбленной, в старости - только о детях. О самом себе он так и не успевает подумать… Что посеяно, то и взойдет… Тот, кто не задумывается о далеких трудностях, обязательно получит близкие неприятности… Молчание никогда не предаст… Кто преследует выгоду, порождает злобу… Жизнь - это движение…»
        Утром следующего дня Ратмир поднялся как обычно в самом начале часа Жаворонка. Умывшись и позавтракав, он прошел в свою лабораторию, где его ждали прерванные накануне исследования, и снова почувствовал, что все его занятия как-то поблекли, потеряли свою необходимость! По многолетней привычке он прислушался к себе, пытаясь понять, что именно мешает ему, и в его голове мгновенно всплыло:

«Как много есть в Мире вещей, которые мне не нужны».
        Ратмир хмыкнул и подумал:

«Философия… Наука постижения мудрости… Вот только есть ли в этом Мире то, что стоит постигать?!»
        Месяцев шесть спустя, когда жизнь Ратмира вошла в привычную, установленную долгими годами ученичества, колею, когда он уже начал забывать подробности своего путешествия на родину, его неожиданно вызвал к себе Вершитель. В приемной Кануга ожидали аудиенции человек шесть, двое из которых явно только что прибыли издалека, однако Ратмира пропустили к Вершителю сразу же.
        Кануг сидел за рабочим столом и просматривал какую-то сильно истрепанную книгу. Увидев княжича, Вершитель молча указал ему на гостевое кресло и начал говорить только после того, как Ратмир уселся:
        - Ты все еще считаешь извергов опасностью для людей?..
        Вопрос был неожиданным для княжича-волка. Мысли о месте извергов в Мире, о том, какое влияние они могут оказать на дальнейшее развитие человеческой цивилизации, по-прежнему волновали его. И занятия философией делали эти мысли еще тревожнее. Но он понял, что вряд ли найдет в этом вопросе единомышленников - слишком прочно вошла в сознание многогранных уверенность в никчемности, глупости и покорности извергов! Поэтому Ратмир ни с кем не делился своими тревогами. Однако, как оказалось, Вершитель не забыл их давнего разговора и теперь ожидал ответа на свой вопрос, внимательно разглядывая лицо дважды посвященного служителя Мира.
        - Да, Вершитель, - стараясь говорить ровным, спокойным тоном, ответил Ратмир, - я по-прежнему считаю, что изверги при определенных условиях могут стать очень опасными для нашей цивилизации.
        Кануг едва заметно кивнул, давая понять, что ответ Ратмира был им ожидаем, и, откинувшись на спинку кресла, проговорил:
        - Остин, член Совета посвященных, отправляется в стаю западных диких собак по делам Совета. Его путешествие продлится около трех месяцев, и я предложил ему взять с собой тебя…
        Вершитель замолчал, словно ожидая от Ратмира вопроса. Однако тот не произнес ни слова, предоставляя Вершителю, если тот захочет, самому объяснить свое решение. Кануг после небольшой паузы продолжил:
        - Остин едет по густонаселенным областям Мира, и ты сможешь увидеть жизнь гораздо полнее, нежели во время своего путешествия на родину. Я надеюсь, что это путешествие поможет тебе либо найти серьезные аргументы в подтверждение твоего отношения к эрозиобазе, либо пересмотреть твое отношение к… извергам, к их месту в нашем Мире… - Вершитель едва заметно акцентировал слово «нашем», и Ратмир это отметил. - Испроси разрешения своего наставника на это путешествие - я думаю, он не будет возражать. Когда ты вернешься, мы еще раз побеседуем об этой проблеме.
        Вершитель снова замолчал, выжидательно глядя в лицо Ратмира, и на этот раз тот заговорил:
        - Спасибо, Вершитель, я постараюсь с пользой провести это путешествие.
        Но тон, которым это было сказано, был слишком ровным, лишенным эмоций. Оставалось непонятным, действительно Ратмир рад поездке или же он просто соблюдает приличия в разговоре со старшим по рангу.
        Кануг кивнул, удовлетворяясь этим ответом, и коротко сказал:
        - Можешь идти готовиться к отъезду.

«Значит, Остин отбывает завтра утром», - подумал Ратмир, выходя из кабинета Вершителя, и оказался прав.
        Рано утром следующего дня из западных ворот Лютеца выехал небольшой караван. Впереди скакали трое стражников из полка охраны Совета посвященных, за ними двигалась небольшая повозка, запряженная парой белоснежных лошадей, в которой расположился Остин, трижды посвященный служитель Мира. Управлял повозкой старый изверг, личный слуга Остина, а рядом с ней скакал Ратмир. Замыкали караван еще трое стражников. За воротами вольного города Лютеца раскинулись обширные густонаселенные слободы, но слободские постройки возводились достаточно далеко от дороги - так решил Совет посвященных, так что жители пригорода никак не мешали проезжающим.
        Было самое начало часа Полуденной лисы, так что поток торговцев, привозивших каждое утро в Лютец провизию, уже иссяк, и дорога была свободна, однако член Совета посвященных не торопился, и его караван двигался медленно. Около часа потребовалось ему, чтобы последние постройки городских пригородов исчезли далеко позади, в поднимающемся над уже прогретым дорожным полотном мареве.
        В течение этого часа Остин ехал молча, глубоко задумавшись и не обращая внимания на окрестности. А вот когда по сторонам дороги раскинулись бескрайние поля, прорезанные узкими темно-зелеными посадками плодовых деревьев, он поднял голову и посмотрел на ехавшего справа Ратмира.

«Почему ты не пришел со своими сомнениями ко мне?» - «спросил» трижды посвященный, и в его мысли не было укоризны.

«Я не был готов задать тебе вопрос, наставник, - таким же спокойным и ровным тоном ответил Ратмир. - Мне не хотелось выглядеть в твоих глазах поспешным».

«Но ты поделился своими сомнениями с Вершителем».
        И снова в тоне трижды посвященного не было укора или недовольства.

«Нет, наставник, - Ратмир чуть заметно качнул головой. - Свои сомнения я высказал своему брату, когда гостил в Крае, и сделал это под впечатлением огромного числе извергов, живущих в столице моей стаи, и условий их жизни. Об этой беседе стало известно Вершителю - как, не знаю, и он сам завел разговор об этом, когда я вернулся в Лютец».

«Так, значит, Вершителю не удалось развеять твои сомнения?»
        Это мысль «прозвучала» уже не так безразлично - в ней чувствовался некий намек на улыбку.

«Нет, наставник, но у меня нет и достаточных оснований для того, чтобы настаивать на своих опасениях».

«Так в чем же суть этих опасений?»
        Задавая этот вопрос, Остин смотрел прямо вперед, словно не слишком интересовался какими-то опасениями молодого княжича, но Ратмир хорошо знал своего наставника, уже двенадцать лет руководившего его совершенствованием. Как того требовали обычаи университета, никто не знал имени его наставника, а между тем Остин принял его в число своих подопечных сразу же после того, как Ратмир прошел второе посвящение. Это было не случайно - молодой княжич из стаи восточных волков давно привлек внимание трижды посвященного служителя Мира, к тому же он был в какой-то мере его сородичем - Остин вышел из стаи южных волков. Да и научные интересы молодого волхва были близки Остину. Сейчас ему было интересно узнать, что смутило покой и привычную отстраненность Ратмира, а кроме того, он хотел предостеречь своего подопечного от слишком поспешных выводов.

«Суть? - осторожно „проговорил“ Ратмир, словно пробуя на вкус смысл этого слова.
        - Суть в том, что… популяция извергов растет в несколько раз быстрее, чем число многогранных. И это несмотря на то, что жизнь их очень трудна и более чем в три раза короче нашей. Очень скоро извергов может стать так много, что опасность будет представлять просто… их численность. Так стоит ли умножать их число еще и за счет уменьшения числа многогранных? Я узнал, что за один только год в моей родной стае под нож подвели четырнадцать человек! И, оказывается, этот год был не самым… жестоким. В других стаях положение не лучше…»

«И потому ты считаешь, что эрозиобазу необходимо запретить!» - перебила «речь» Ратмира мысль наставника.
        Это был не вопрос, это была констатация, но княжич не сразу ответил на реплику своего учителя. Последовала невыносимо долгая пауза - в голове Ратмира вихрем проносились мысли:

«Если бы я мог рассказать ему о том, что произошло в моей стае, рассказать историю Вата и… Вотши!! Но этого делать нельзя - мой наставник, при всей широте своих научных взглядов, все равно остается… многогранным и членом Совета посвященных. И услышу я от него то же, что и от Вершителя! Если бы даже я ему все рассказал, не факт, что его это встревожило бы так же, как меня! А потому…»
        Он снова «заговорил» тщательно подбирая выражения:

«Нет, наставник, не потому. Главной причиной я считаю необходимость исключить возможность уничтожения лучших многогранных. Уничтожения вожаками их… возможных конкурентов!»
        Ответ Ратмира оказался настолько неожиданным для его наставника, что тот поднял голову и пристально посмотрел ему в лицо, как будто пытаясь понять, не шутит ли он. Только после этого в голове у Ратмира возникла его осторожная мысль:

«Твоя мысль - обвинение, и обвинение очень серьезное! А значит, такое обвинение необходимо очень серьезно обосновать!»

«Да, я понимаю, насколько такое обвинение серьезно, - немедленно согласился Ратмир. - А вот обосновать его, к сожалению, практически невозможно!»

«А может быть, это… счастье, что его невозможно обосновать?» - Мысль наставника звучала все так же осторожно.

«Нет, потому и мои сомнения очень тягостны, хотя доказательства их только косвенны».

«Излагай!»

«Наставник знает, что вот уже более двухсот лет в большинстве стай новым вожаком становится сын или внук вожака прежнего? Триста лет назад такое случалось крайне редко - вожаком становился лучший, по мнению всей стаи… человек - мудрец, воин, политик! Наставник знает, что за последние двести лет применение обряда эрозиобазы выросло в десятки раз? Кто-нибудь делал анализ причин, по которым многогранных подводят под нож?.. Кто-нибудь следит за тем, как эти люди жили до своего рокового проступка?!»

«У каждого несправедливо наказанного есть возможность обратиться в Совет посвященных и потребовать правого суда!» - с неожиданной высокомерной ноткой
«проговорил» Остин.

«Разве Совет посвященных может вернуть… извергу многогранность? - с горечью ответил Ратмир. - И кто станет слушать какого-то изверга? Или ты думаешь, что Совет посвященных примет сторону лишенного многогранности? Нет, наставник, жаловаться для изверга бессмысленно! И, кроме того, стая сама решает, заслужил ли человек эту кару - Совет не вмешивается в дела стаи! Но скажи, разве трудно подвести неугодного под проступок, особенно если это отважный и… прямой человек?
        Вопросов было задано много, но ответом на них послужило лишь долгое молчание. Наконец, трижды посвященный как-то вяло, без интереса, осведомился:

«Ты собираешься что-то предпринять?»
        Ратмир недолго думал над ответом:

«Я собираюсь продолжать познание Мира… Мои сомнения, мои тревоги не свернут меня с пути познания, потому что только познание может указать решение любой проблемы, разрешить любые сомнения».
        Чуть заметная улыбка тронула губы старика Остина - он не ошибся в этом юноше!
        А Ратмир совершенно неожиданно сменил тему разговора:

«Наставник, можно задать вопрос?»

«Конечно!» - быстро ответил Остин.

«Почему университет никогда не проводил исследований… многогранности. По-моему, это явление нуждается в исследовании и осмыслении - что это такое, каким образом человек поворачивается к Миру разными гранями, почему один может повернуться к Миру двумя-тремя гранями, а другой восемью? - Княжич чуть помолчал и „произнес“ следующий вопрос: - И что происходит с человеком, когда его лишают многогранности?»
        И снова последовало долгое молчание. Лицо наставника было недвижным, непроницаемым. Было непонятно, то ли он не хочет говорить на эту тему, то ли просто не знает ответа. Только когда Ратмир уже решил, что ждать бесполезно, Остин вдруг «заговорил»:

«Университет уже проводил исследования многогранности… Еще в самом начале своей деятельности… Тогда Совет посвященных решил, что такая фундаментальная проблема обязательно должна быть детально изучена…»
        Тут он снова замолчал, но у Ратмира появилось право на вопрос, и он его немедленно задал:

«И где можно ознакомиться с результатами этих исследований?»

«Это информация закрытая… К ней допускаются только прошедшие третье посвящение…»

«Неужели нельзя хотя бы в общих чертах познакомиться с данными этих исследований?»
        Переданная мысль волхва была наполнена возмущением.
        И снова на губах трижды посвященного промелькнула усмешка, но теперь его развеселила горячность подопечного.

«Нет. - Мысль Остина была спокойной и доброжелательной. - Решения Совета не пересматриваются. Но я могу кое-что тебе объяснить. В самых общих чертах происходит следующее. В момент „поворота“ человеку становится подвластна сила, которая позволяет заместить тело человека телом зверя… Причем это замещающее тело выдергивается из… другого, не нашего Мира. Разум человека внедряется в это новое тело, а вот мертвые материальные предметы нашего Мира… подчеркиваю - мертвые материальные предметы нашего Мира… не могут воздействовать на это тело - тело зверя, более того, они и контактировать с ним могут только опосредствованно
        - температурой, освещением, возможно, запахом или звуком, мы же слышим и чувствуем запахи. Другими словами - мы, повернувшись к Миру другой гранью, можем замерзнуть, обгореть, задохнуться, но оружие нашего Мира - металл, мертвое, сухое дерево, камень - не может повредить нам. Наше человеческое тело в тот момент, когда мы повернуты к Миру другой гранью, не стареет и не получает ран. Однако…»
        Остин неожиданно замолчал, а затем продолжил осторожно, словно вступил в малоизвестную ему область:

«Дело в том, что на это новое тело может воздействовать такое же или живые существа нашего Мира. Другими словами, если два человека повернутся к Миру своими родовыми или дополнительными гранями, они могут вступить в схватку, используя клыки и когти, и при этом их человеческие тела получат повреждения, аналогичные тем, которые получат „звериные“… вплоть до смертельных. То же самое может произойти при схватке повернувшегося человека с живым существом нашего Мира, но, как ты сам понимаешь, изверг, не имеющий достаточно могучих клыков, клюва или когтей, никогда не сможет причинить вреда человеку, если тот повернется к Миру другой своей гранью».
        Несколько секунд собеседники молчали, после чего Ратмир медленно «проговорил»:

«Значит, обряд эрозиобазы лишает человека способности управлять силой, необходимой для „поворота“».

«Именно, - немедленно откликнулся Остин. - Это явление было открыто случайно, как раз при исследовании многогранности, и первым пострадал сам исследователь. И он же дал название этому явлению - эрозия, или разрушение основ, базы способностей человека. Явление это необратимо… поэтому дальнейшие исследования многогранности были запрещены Советом посвященных, а полученные результаты закрыты для всех, кроме трижды посвященных».

«Но как в таком случае обряд эрозиобазы получил распространение в стаях?!» - удивился Ратмир.
        Однако ответа на этот свой вопрос он не получил. Остин неожиданно приподнялся со своего места и, вглядываясь вперед, вдруг проговорил:
        - А вот здесь мы обязательно остановимся! На том постоялом дворе просто замечательная кухня!!
        Ратмир быстро глянул вперед и увидел, что они въезжают в большую деревню, раскинувшуюся по обеим сторонам дороги. Третий дом с правой стороны действительно был придорожной харчевней с комнатами для проезжающих, о чем свидетельствовала огромная вывеска над воротами. Дважды посвященный волхв недовольно поморщился, но настаивать на продолжении разговора не стал - путь их был неблизким, так что случай возобновить столь интересовавшую его беседу должен был найтись обязательно!
        Глава 5
        Зима в землях восточных волков выдалась сложная, капризная. Неожиданные оттепели сменялись суровыми морозами, степь покрывалась ледяной коркой, а запасы корма для скота были не слишком велики. Князь Всеслав, ближние дружинники мотались по городкам и селам, по степным кочевьям, следя, чтобы стада и табуны не несли потерь, нерадивых пастухов и табунщиков наказывали плетьми, двоих запороли насмерть! Но к весне удалось подойти почти без потерь. До Всеслава доходили слухи, да и разведка их подтверждала, что у соседей дела обстояли далеко не так благополучно. Особенно бедствовала стая северных медведей - народу в этой стае было немного, территория, располагавшаяся юго-восточнее волчьих угодий, все больше безлесая, и запасов кормов к осени было сделано всего ничего! К весенней капели медведи начали голодать, да и скотины у них осталось не больше половины! Восточные рыси, жившие западнее и севернее, потерь понесли меньше медведей, но и у них было голодно!
        Всеслав, ожидая набегов на свои земли, отправил к границам многочисленные заставы, а по деревням и селам разослал досмотрщиков - предстоящие пахота и сев требовали строгого глаза!
        За делами князь почти позабыл про извержонка, навязанного ему братом. Вотша не попадался ему на глаза, Скал больше не докучал проблемами своего подопечного, хотя княгиня иногда, в отсутствие князя, интересовалась у Вогнара и Фрома успехами извержонка.
        Вотша за это время стал в княжеском замке своим. Никто уже не помнил, при каких странных обстоятельствах попал он в замок, и не интересовался, что он тут делает. Челядь, особенно женщины, любили маленького, шустрого и смышленого мальчугана, готового в любой момент прийти на помощь. Он, когда был свободен от учебы, носил воду на кухню, помогал колоть и таскать дрова, пропадал в замковой конюшне и на скотном дворе, но особенно любил он бывать на ристалище. Приходил он всегда совершенно незаметно, сидел на дальней скамейке тихо-тихо и, не отрываясь, наблюдал за уроками Старого.
        Однажды Вотша, закончив послеобеденные уроки, как обычно, пробрался к ристалищному полю. Занятия в это время как раз подходили к концу. Старый, отпустив своих молодых воспитанников, оставил четверых самых нерадивых и еще раз объяснял им особенности постановки руки при косом ударе в фехтовании на мечах. Вотша присел на скамейку и начал слушать. Уже спустя две-три минуты он понял, чего добивался наставник от своих подопечных, однако Старый все снова и снова повторял свои объяснения. Когда же наставник попросил одного из мальчишек показать, как он понял урок, тот просто со всего маха рубанул облегченным под детскую руку мечом по деревянному столбу, изображавшему противника, так что клинок намертво засел в дереве.
        - Дубина безмозглая! - завопил старик-наставник, прыгая вокруг незадачливого рубаки, пытавшегося вытащить меч из столба. - Думаешь, раз сила есть, так того и достаточно?! Тебе с твоей головой не меч в руках держать, а камни в карьере ворочать - вот там твоя сила будет соответствовать твоим мозгам! Даже тупой изверг уже давно бы понял, чего я от него хочу!
        Десятилетний паренек, и в самом деле крупный для своего возраста, но не слишком сообразительный, вытащил наконец-то застрявшее оружие, вытер вспотевший лоб и пробурчал ломающимся баском:
        - Ничего бы никакой изверг не понял… А я делал все, как ты говорил!
        - Да! Все, как я говорил! - взвился к небу визг старика. Он крутанулся на одной ноге и вдруг махнул сидящему на скамейке Вотше: - А ну, иди сюда!
        Вотша встал и с опаской приблизился к наставнику.
        - Ты слышал мои объяснения? - визгливо поинтересовался тот.
        Маленький изверг кивнул.
        - А ну-ка, покажи руки! - потребовал старик.
        Вотша послушно протянул ему руки.
        Старый схватил обе его ладони, склонился над ними и забормотал:
        - Так… пальцы длинные, ладонь достаточно широкая, кисть узковата и слабовата… ну да это возраст, если постоянно заниматься, года через два окрепнет…
        Он крутанул ладони Вотши в разные стороны, так что тот от неожиданности чуть не вскрикнул. А наставник продолжал бормотать:
        - Гибкость отличная, а при достаточных тренировках еще разовьется… Так… - Он перевел взгляд выше по руке. - Предплечье… плечо… соотношение стандартное… Мышцы… так себе, а вообще…
        Он посмотрел Вотше в лицо и еще раз переспросил:
        - Ты слышал мои объяснения?!
        Тот снова кивнул и обвел угрюмым взглядом обступивших его маленьких многоликих.
        - Как ты думаешь, сможешь ты показать то, что я объяснял?!
        Последовал новый кивок.
        Старик вырвал у одного из мальчиков учебный меч и протянул его Вотше рукоятью вперед:
        - Бери, показывай!..
        - Ой, ребята! - воскликнул один из многоликих. - Смотрите, как извержонок сейчас зарежется! - И, обратившись к наставнику, добавил: - Старый, вожак с тебя за извержонка шкуру спустит!
        - А если этот извержонок сейчас все правильно сделает, я с тебя шкуру спущу! - взвизгнул в лицо шутнику старик.
        Вотша между тем осторожно принял оружие, подержал его в руке, словно бы взвешивая, медленно повел клинком вправо-влево, пробуя инерцию боевого железа, а затем вдруг улыбнулся и направился к учебному столбу. Старый и четверо его воспитанников гурьбой повалили следом, причем молодежь продолжала зубоскалить насчет маленького изверга, но делала это вполголоса, чтобы не раздражать своего наставника.
        Вотша остановился около столба, выставил чуть вперед, как показывал Старый, правую ногу, чуть пригнулся и взмахнул мечом.
        Несколько мгновений вилась серебристая молния вокруг мертвого дерева, с которого, словно листья с осенней осины, опадали мелкие желтоватые стружки, а затем извержонок под потрясенное молчание многоликих опустил оружие.
        С минуту над ристалищем висела тишина, после чего Старый совершенно спокойным тоном проговорил:
        - Теперь-то ты понял, тупица, чего я от тебя добивался?
        - Нет! - растерянно ответил его нерадивый ученик. - Слишком быстро он это… я ничего не разобрал!..
        Старый хрипло выдохнул воздух, со всхлипом вдохнул и рявкнул:
        - Все!!! На сегодня занятия закончены!!! Можете расходиться!!!
        Многоликих как ветром сдуло с ристалища, а Старый протянул руку за мечом.
        - Господин Старый, - дрожащим голосом попросил Вотша, - возьми и меня к себе в ученики. А?
        - Я тебе уже говорил, что я никакой не господин, а просто Старый… - заворчал старик и вдруг оборвал сам себя вопросом: - Что ты сказал?!
        - Возьми меня в ученики, - едва слышно повторил Вотша, отступая на шаг от старика и с ужасом понимая, что сказал какую-то страшную вещь!
        Однако старик не рассердился, не начал орать, вместо этого он взял у Вотши меч и устало побрел к скамье. Усевшись, он указал мальчику место рядом с собой и долго молчал. Вотша, сидя на краешке скамьи, боялся проронить хотя бы звук. Наконец старик, тяжело вздохнув, заговорил:
        - Вообще-то запрещения обучать извергов мечному или другому какому бою нет… Просто потому что никому никогда не приходило в голову это делать! Но… зачем тебе учиться владению мечом, с кем ты собираешься сражаться?
        Он искоса взглянул на мальчугана и продолжил:
        - Насколько мне известно, никто из извергов этим искусством не владеет, хотя оружие многие из кузнецов-извергов делают неплохое. А с людьми сражаться ты все равно не сможешь…
        Старик сделал паузу в своем монологе, и Вотша тут же вставил в нее свой короткий вопрос:
        - Почему?
        - Потому что человек не станет сражаться с тобой, он просто повернется к Миру другой своей гранью, и твое железо ничем не сможет ему навредить… он тебя заклюет, загрызет, порвет на части… Ты беззащитен перед его клыками, когтями, клювом!
        Они помолчали, а затем Вотша прошептал:
        - Все равно - это так красиво…
        Старик всем телом повернулся к маленькому извергу и пристально посмотрел ему в лицо. И Вотша ответил ему прямым, спокойным и в то же время просящим взглядом своих огромных голубых глаз.
        - Странно… - с едва промелькнувшей улыбкой сказал старик, - …такой маленький изверг и вдруг понимает красоту боя…
        И тут он махнул рукой:
        - А! Давай попробуем! Только ты пока что никому ничего не говори, а то меня ребята засмеют, а твой наставник, Скал, еще, чего доброго, прибьет! Только… заниматься будем в княжеском саду, у стены замка. Там есть удобная площадка, и вечером там никого не бывает. Приходи туда… ну, скажем, послезавтра в это же время. Сможешь?
        Вотша молча кивнул, и на его лице расцвела счастливая улыбка.
        С этого дня начались еще одни, самые любимые и самые тайные занятия маленького изверга, и его жизнь наполнилась смыслом. Довольно скоро Скал узнал о новом увлечении своего подопечного, но отнесся к этому совершенно спокойно, рассудив точно так же, как и Старый, что, раз запрета на такие занятия нет, пусть малец тренируется.
        Княжну маленький изверг теперь встречал довольно часто. Лада относилась к нему снисходительно-покровительственно, очень любила подтрунивать над ним и веселилась, когда он смущался. Узнав, что Вотша любит читать, она достала из княжеской книжни и передала ему под большим секретом толстую книжечку в черном кожаном переплете, назвав ее странным, незнакомым для мальчика названием -
«куртуазный роман». Книга была написана несколько странным стилем и не очень понравилась Вотше, кроме, пожалуй, стихов, которых в книге было очень много. Вначале он даже не понял, как возможна такая игра словами, а затем очень увлекся этой игрой. Ладе он не сказал, что книга не понравилась ему, но девчонка и сама, видимо, об этом догадалась, во всяком случае, больше она ему книг не приносила.
        Узнал извержонок и всех учеников мэтра Пудра, хотя встречался с ними очень редко. Княжеские отпрыски самых разных стай презрительно не замечали маленького изверга и не снисходили до бесед с ним. Кроме черноволосого, косоглазого Юсута - старшего из них. Ирбис почему-то яро возненавидел Вотшу и при каждой встрече давал понять, что готов разделаться с ним. Однажды Вотша подглядел, как княжата занимались на ристалищном поле. Юсут был и сильнее всех, и быстрее. Он хорошо владел коротким мечом, южной саблей, коротким копьем, прекрасно стрелял из лука. Все остальные старались с ним не связываться, и только Сигрд везде сопровождал ирбиса, но держался отстраненно-насмешливо. И Юсут терпел такое отношение, более того, ему, казалось, оно нравилось.
        Схлынула весенняя вода, солнце подсушило землю. Как-то раз, когда Старый уехал по княжеским делам из замка и вечерних занятий у Вотши не было, он оказался в замковой конюшне. Ничего необычного в этом не было, «княжий извержонок», как чуть насмешливо называли его конюхи, псари и пастухи, частенько забегал сюда и не отказывался помогать обихаживать лошадей. Но сегодня в конюшне была какая-то странная лихорадочная суета. Вотша постоял в сторонке, пытаясь самостоятельно разобраться, что же, собственно говоря, происходит, а затем, улучив момент, обратился к одному из старших конюхов:
        - Дядя Палей, что у вас тут творится?..
        Пожилой изверг повернулся на голос мальчика и, увидев Вотшу, улыбнулся:
        - Да вот, малец, коней в степь на молодую травку выводим… Первый раз после зимы, да на всю ночь, оттого и суета!
        - Дядя Палей! - взмолился мальчишка. - Возьмите меня с собой в степь!! Я вам мешать не буду и все, что скажете, сделаю!
        Конюх удивленно посмотрел на Вотшу, а потом пожал плечами:
        - Да я не против тебя взять, только вот отпустит ли тебя твой наставник?
        - Я сейчас! - воскликнул Вотша и стремглав бросился в ратницкую, где отдыхал только что вернувшийся из поездки к южной границе Скал.
        Дружинник еще не спал, возле его кровати собрались человек пять и внимательно слушали рассказ о встрече волчьего дозора с каракалами - незнакомыми раньше степными рысями, пришедшими откуда-то с востока.
        Извержонок замер на пороге, не смея перебить говорившего Скала, но тот сам заметил мальчика и, поняв по его виду, что тот очень возбужден, спросил, прервав свой рассказ:
        - В чем дело, Вотша?..
        - Дядя Скал, можно мне поехать с конюхами на ночь в степь?
        Несмотря на свое возбуждение, Вотша высказал свою просьбу спокойно и неторопливо, сохраняя собственное достоинство. Скал улыбнулся мальчишеской выдержке и в свою очередь поинтересовался:
        - А кто ведет табун?
        - Я… не знаю, - растерялся Вотша, - мне Палей сказал, что если мой наставник отпустит, то он возьмет меня с собой!
        - Табун ведут Искор и Медведь… - вмешался в разговор Чермень, здоровенный черноволосый дружинник, старый знакомый Вотши, - …а с ними четверо старших конюхов и мальчишки.
        - Медведь? - задумчиво протянул Скал, но Чермень, уловив сомнения своего старшего товарища, вдруг встал на сторону Вотши:
        - Да отпусти мальца! Ну что ему Медведь сделает при Искоре да при конюхах?! А мальчишке в замке-то за зиму уж тошно, поди, стало! Пусть прогуляется на воле!
        Скал покрутил головой и поднялся с кровати.
        - Пошли к твоему «дяде Палею», - проговорил он, направляясь к выходу, и с порога бросил остававшимся в комнате дружинникам: - Я сейчас вернусь…
        Когда Скал со своим воспитанником подходили к конюшням, лошадей уже выводили во двор и десятками вели к южным воротам замка. Палея они нашли быстро, тот явно поджидал Вотшу и, увидев подходящего Скала, подбежал и быстро поклонился:
        - Будь здрав, господин!
        Дружинник строго посмотрел на коренастого, начинающего седеть изверга и строго проговорил:
        - Я мальчишку отпускаю… с тобой! - Последнее слово он подчеркнул, так что сразу стало ясно, с кого взыщет Скал, если с Вотшей что-то случится.
        Но Палея это не испугало:
        - Не сомневайся, господин, с мальчонкой все в порядке будет! И я присмотрю, и господин Искор его в обиду не даст. А ему… - конюх кивнул в сторону Вотши, - … то жеребенку, после зимы по воле побегать надо!
        Скал положил свою большую ладонь на белую голову Вотши и строго проговорил:
        - В степи не озоруй, от табуна далеко не отходи, Палея слушай, что можешь - помоги!
        - Понял, дядя Скал, - кивнул мальчишка, сияя улыбкой во всю физиономию.
        Дружинник еще раз взглянул на конюха, кивнул и молча отправился назад, в ратницкую. Палей подхватил Вотшу под мышки и усадил на свою кобылу перед седлом. Затем он занял место в седле и двинулся вслед за последним десятком лошадей в сторону южных ворот.
        Табун из четырех десятков лошадей переправили через реку и погнали в зазеленевшую, исходящую легким теплом степь, над которой уже начали носиться мелкие птицы. Впрочем, далеко от реки решили не уходить - травы и здесь пока еще хватало. Двое конюхов принялись разводить костер, а остальные, включая и помощников-мальчишек, разъехались по степи, наблюдая за лошадьми.
        Весенняя ночь подошла быстро. Едва солнце скрылось за горизонтом, как подступавшая с востока темнота накрыла примолкшую степь, и даже алая полоса низких облаков, прикрывших западную часть горизонта, не могла долго бороться с наваливавшейся на нее чернотой ночи. Словно из прорвавшегося кошеля по угольно-черному небу рассыпались поблескивающие жемчужины звезд, а повисшая над горизонтом Волчья звезда казалась рассерженным, налившимся кровью Оком Мира… Мира, готового нанести сокрушительный удар… Кому?!
        Вотша сидел у костра, наслаждаясь идущим от него теплом, - с приходом ночи в степи заметно похолодало. Над огнем был подвешен большой котел, в котором уже закипала вода, а рядом, присев на одно колено, Палей строгал сушеное мясо. Недалеко, в темной массе замершего в ночи табуна, звонко заржала кобыла. Палей повернул голову на этот звук, перекрывший стрекот цикад, а затем, краем глаза уловив багровый блик восходящей Волчьей звезды, тихо проговорил:
        - Ишь… следит…
        Вотша, не отрывавший глаз от пляшущих языков пламени, поднял голову и чуть испуганно спросил:
        - Кто следит?
        - Да вон… Волчья звезда, - кивнул изверг в сторону багровевшей над горизонтом звезды. - Каждый изверг у нее под присмотром.
        - Как это? - не понял Вотша.
        - Да так… - чуть понизил голос Палей. - Все мы у нее под присмотром. Говорят, далеко на востоке есть земля, где нет многоликих, вот только добраться до нее невозможно, пока эта звезда смотрит с неба! Сбежит кто-нибудь из нашего брата лучшей доли поискать, и в первую же ночь настигнет его погоня волчья! А почему?! Потому что стоит волхву узнать о побеге, как он тут же обращается к Волчьей звезде, и она ему все про беглеца расскажет - кто он, куда путь держит да как быстро передвигается! И даже если он спрячется в самом темном лесу, на самой высокой горе, все равно волки его отыщут!
        - А если на коне?! - шепотом спросил извержонок, загораясь странным, горючим азартом. - На коне небось не догонят!
        - Догонят… - покачал головой Палей. - И за покражу коня клеймо поставят!
        - Клеймо? - с ужасом прошептал Вотша. И чуть помолчав, выдохнул еще тише: - Клеймо…
        - Потому и не бежит никто… - проговорил Палей, возвращаясь к сушеному мясу.
        Вотша поднял глаза и уставился на явственно посветлевшую искру Волчьей звезды. Она поднялась повыше и потеряла свой тяжелый багровый отблеск, стала привычно оранжевой.
        А спустя несколько минут к костру неторопливо подъехал Искор. Соскочив с коня, он заметил у огня княжьего извержонка и, повернувшись к конюху, спросил:
        - А малец здесь откуда?
        - Господин Скал разрешил ему с нами в степь пойти, - с поклоном отозвался Палей.
        - Я за ним приглядываю.
        - Ну, раз Скал разрешил… - с некоторым сомнением проговорил дружинник.
        Затем он сам расседлал лошадь и хлопнул ее по спине, отправляя в табун. Седло он поставил у огня и, присев на него, насмешливо спросил у мальчишки:
        - Ну, табунщик, а на лошади-то ты можешь скакать?
        - Могу, господин Искор! - быстро ответил Вотша.
        - И запрячь сам сможешь?!
        Вотша смущенно покачал головой, а ответил вместо него Палей:
        - Маловат он еще, господин. Вот через годок-другой все сможет. А с лошадьми у него хорошо получается, слушают его лошади.
        - Ишь ты! - откровенно усмехнулся многоликий. - Слушают? Ну, это мы завтра проверим.
        Еще один всадник приближался к костру - на темном небе, испещренном звездами, возникла огромная черная тень, и лошадь, словно почуяв дымок костра, громко фыркнула, вплывая в освещенный огнем круг. Медведь грузно спрыгнул с лошади, шагнул к огню и вдруг замер, уставившись на маленького извержонка, притихшего на своем месте.
        Искор бросил на Медведя короткий взгляд и фыркнул:
        - Ну что остановился?! Садись давай! Или застеснялся чего?!
        Медведь не отреагировал на смешок своего товарища. Не сводя маленьких круглых, остро поблескивающих глаз с Вотши, он снова двинулся к костру, но теперь его походка сделалась осторожной, скользящей, как у подкрадывающегося к жертве хищника.
        Опустившись на траву с другой стороны костра, полуизверг хрипловато рыкнул, словно прочищая горло, а затем задумчиво протянул:
        - А что здесь делает этот… извержонок?
        При этом Медведь метнул быстрый взгляд на Палея, но ответил ему Искор:
        - То же, что и другие извержата!
        - А его наставник знает, где извержонок проводит ночь? - задал новый вопрос полуизверг, снова уставившись пристальным взглядом в Вотшу.
        - Знает, знает… - снова ответил Искор, и по его тону можно было понять, что ему надоели эти расспросы.
        Однако Медведь не угомонился:
        - А вдруг извержонка… затопчут кони? До смерти!
        Вопрос был задан совершенно серьезно, даже без намека на улыбку.
        Вотша сжался от охватившей его тревоги, а вот Искор откровенно рассмеялся и неожиданно в свою очередь задал вопрос Медведю:
        - И как ты думаешь, кому Скал отвернет башку, если с извержонком что-нибудь случится? Тем более что поможет ему в этом сам Всеслав!
        Медведь рыкнул что-то нечленораздельное, а затем, словно собравшись с силами, пояснил:
        - Я просто спросил…
        - Чтобы знать меру своей ответственности, - усмехнувшись, закончил Искор его мысль.
        Медведь, наконец, перевел взгляд на огонь и спросил, ни к кому не обращаясь:
        - Есть скоро будем?
        Палей подхватил накрошенное мясо и метнулся к котлу. Быстро сняв с котла крышку, он смахнул крошево в бурлящую кашу, помешал варево большой деревянной ложкой на длинной ручке и, подцепив малую толику, аккуратно попробовал свою стряпню. Прожевав и проглотив пробу, он удовлетворенно кивнул:
        - Почти готово, господин Медведь!
        Но полуизверг на это ничего не ответил. Он грузно повалился на бок, упершись левым локтем в землю, и застыл, словно огромный бесформенный камень. Только поблескивающие в свете костра искорки маленьких глаз выдавали в этом «камне» живое существо.
        Ужин действительно скоро поспел. Первыми поели Искор и Медведь. Искор съел миску похлебки с мясом, запил ее кружкой сладкого меда, встал и, неслышно ступая, ушел в темноту, в сторону табуна. Медведь неторопливо очистил две миски, прибавил к этому два пирога и кружку горького меда, задумчиво посмотрел на снятый с огня и поставленный рядом с костром котел, цыкнул зубом, а затем вдруг повалился на спину и мгновенно заснул…
        В течение всего ужина многоликих Вотша сидел тихо и неподвижно, коря себя за то, что не догадался вовремя уйти от костра. Но когда Медведь уснул, он вздохнул свободнее, а тут как раз Палей протянул ему небольшую миску похлебки и ложку. Вотша быстро поел, выпил предложенного конюхом молока, и тут его самого стало клонить в сон. Палей, словно почувствовав его состояние, расстелил рядом с почти прогоревшим костром одну попону, положил на нее мальчика и прикрыл его другой. Вотша закрыл глаза и услышал едва тихий шепот:
        - Спи, малец, утром рано подниму, коней купать пойдем.
        Веки у мальчишки опустились, но вдруг перед его закрытыми глазами предстало темное ночное небо, и в окружении россыпи серебристых искр вспыхнула оранжевым, чуть подмигивающим светом Волчья звезда. Вотша невольно снова открыл глаза, но яркая оранжевая звезда никуда не исчезла, она все так же пристально всматривалась в глаза мальчика, словно спрашивая его, не собирается ли он куда-нибудь сбежать, словно предупреждая его о бесполезности такого бегства.

«Я сплю… - подумал мальчишка. - Я сплю и потому не могу видеть никакую звезду, она мне просто снится!»

«Нет! - тихо прозвучало у него в голове. - Я - не сон, я есть на самом деле, я на самом деле слежу за тобой… за всеми извергами. Я на самом деле знаю все, что творится в этом Мире, потому что я видела все, что в нем творилось, я помню все, что в нем творилось!»

«И ты знаешь, что стало с моим прадедом? - неожиданно для самого себя спросил Вотша. - Ты знаешь, как и почему он стал извергом?»

«Я знаю все!» - тихо прозвучало у него в голове, и он вдруг удивился, что у столь страшной и всевидящей звезды такой тихий голос. И, стараясь говорить так же тихо, он спросил:

«А ты расскажешь мне о великом Вате, о моем прадеде?»
        Но звезда не ответила. Вместо ожидаемого Вотшей тихого звездного голоса до его слуха донеслось едва слышное шуршание и шепот Искора:
        - Заснул мальчишка?
        - Да, господин, - так же шепотом ответил Палей. - Напугал его Медведь!
        Наступила тишина, и Вотша начал было проваливаться в настоящий сон, но тут снова послышался шепот Искора:
        - Да нет! Мальчишка не из пугливых! Мальчишка… не из извергов!
        И хотя сказано это было не для поддержания разговора, а как размышления вслух, Палей не удержался от едва слышного вопроса:
        - Как это - не из извергов?
        - А так! - непонятно ответил многоликий и… замолчал. Теперь уже до сна!
        Вотша спал тревожно. Он то снова начинал бессвязный разговор с Волчьей звездой, то вздрагивал и выныривал на самую поверхность сна, и ему казалось, что он слышит тяжелые крадущиеся шаги, осторожно обходящие его неподвижное тело, то абсолютная темнота накатывала на него, и ему мнилось, что он растворяется в этой темноте… Наконец он почувствовал - почувствовал въяве, как тяжелая чужая рука легла ему на плечо и начала осторожно сдавливать его! Он тут же распахнул глаза… и увидел, что ночь отступила. Серый рассвет опустился на землю и заволок ее плотным, тяжелым туманом, глушащим звуки и пахнущим свежей водой. Над ним склонилось лицо Палея, и улыбчивые морщинки собрались в уголках его глаз.
        Увидев, что мальчишка проснулся, конюх поднес палец к губам, призывая его к тишине, а затем едва слышно прошептал:
        - Поднимайся, пора лошадок купать!..
        Вотша откинул согретую его телом попону и сразу же ощутил утреннюю прохладу. Быстро вскочив на ноги, он посмотрел на Палея, и тот, взмахом руки позвав его за собой, растворился в тумане. Извержонок бросился следом, испугавшись вдруг, что конюх исчезнет и он не сможет его отыскать в этом клубящемся белом молоке, но тут же разглядел впереди темное, расплывчатое пятно, покачивающееся при ходьбе. Через пару секунд Вотша был рядом с Палеем и осторожно взял его за руку.
        Было непонятно, каким образом конюх отыскал в тумане табун, но минут через десять они вышли прямо к лошадям. Те, почуяв людей, тянулись к ним мордами, и Палей ласково гладил теплые лошадиные ноздри, словно здороваясь с каждым конем в отдельности.
        А потом коней купали. Помогавшие конюхам мальчишки, раздевшись, заводили лошадей в воду, те фыркали, вдыхая свежий утренний запах, поднимавшийся от текучей воды, и сами подставляли бока под травяные мочалки.
        Вотша, наравне со всеми крутившийся вокруг коней, забыл свои ночные страхи, хохотал от какой-то первобытной, животной радости, бил по воде ладонями, нырял… И вдруг, поднырнув под брюхом у лошади, уперся головой во что-то жестко-упругое, живое. Рванувшись из-под воды вверх, он открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо… Медведя! Тот стоял по плечи в воде и, глядя прямо в глаза мальчишке, негромко прорычал:
        - Вот так… Раз… - Огромная растопыренная пятерня легла на голову Вотше и чуть надавила сверху. - И нет… извержонка… - Медведь довольно ухмыльнулся и добавил:
        - А что случилось? Да просто лошадь в воде копытом задела… - Он снова довольно ухмыльнулся и закончил: - Но это было бы слишком просто.
        Медведь неожиданно отвернулся от мальчика и неторопливо побрел к берегу, ведя за повод своего коня.
        Руки и ноги Вотши двигались самостоятельно, удерживая маленькое тельце на плаву, а его разум оцепенел. В голове колокольным звоном отдавалось только: «Вот так… Раз… и нет извержонка…» Сознание Вотши словно накрыло колпаком понимания, насколько просто можно лишить его, маленького изверга, жизни: «Да просто лошадь в воде копытом задела…»
        Его оцепенение продолжалось, наверное, больше минуты, вплоть до того момента, когда над самым его ухом неожиданно раздался голос Искора:
        - Медведь, а ты когда обратно на восточную границу собираешься?!
        - Князь сказал, послезавтра, после обеда туда обоз пойдет… - рыкнул в ответ полуизверг, - вот я с ним и отправлюсь!

«Медведь уезжает!» - вспыхнуло у Вотши в голове, он резко вдохнул и… захлебнулся! Его руки и ноги отчаянно замолотили по воде, а горло замкнуло судорогой, не выпускающей из легких попавшую в них воду! Перед глазами мальчишки пошли красные круги… и в этот момент чьи-то сильные руки выхватили его из воды и приподняли так, что голова свесилась вниз. В то же мгновение судорога отпустила горло, из носа, изо рта хлынула вода, и кашель заколотил тело извержонка.
        - Э-э-э, малыш, да ты и плавать-то толком не умеешь!.. - прогудел над ним голос Искора. - Что ж ты тогда в воду лезешь?!
        Вотша судорожно втянул воздух через нос и снова зашелся в кашле, выталкивая из легких остатки воды… Затем снова вдохнул и неожиданно для себя просипел:
        - Я… умею…
        - Что умеешь?.. - переспросил Искор и слегка встряхнул Вотшу в своих руках, помогая остаткам воды вылиться наружу.
        - Плавать… - гораздо разборчивее проговорил извержонок. - Это я просто… испугался.
        - Чего ты испугался? - усмехнулся многоликий, вновь отпуская мальчишку на воду.
        - Нырнул глубоко… господин, - ответил Вотша и, быстро заработав ногами и руками, поплыл к берегу, беря чуть в сторону, чтобы не вылезти в том месте, где стоял Медведь.
        В реку извержонок больше не совался и все время старался держаться поближе к Искору. Глаза его постоянно держали в поле зрения Медведя, хотя тот вовсе не обращал внимания на мальчишку.
        Сразу же после купания Вотша вместе с Палеем вернулись в замок - извержонок должен был успеть на занятия, а старший конюх проверить, как подготовлены конюшни к возвращению лошадей.
        Двое последующих суток Вотша старался не показываться во дворе замка и уж тем более не бродить по стенам. Он прятался в своей учебной комнате или отсиживался в ратницкой, поближе к Скалу. В середине второго дня он услышал, как во дворе грузятся повозки, кричат возчики и ратники, и скоро под грохот колес по каменным плитам мостовой обоз, направлявшийся в пограничный городок Мурму, двинулся в сторону восточных ворот замка. Мальчишке очень хотелось выглянуть в крошечное окошко учебной комнаты, он хотел убедиться, что страшный Медведь, возненавидевший его по непонятной причине, и в самом деле уезжает из замка. Но Вогнар сидел напротив и внимательно следил за тем, чтобы его ученик не отвлекался ни на что, кроме учебы!
        Вечером за ужином Вотша так вертел головой по сторонам, что Скал это заметил.
        - Ты кого-то разыскиваешь?.. - спокойно поинтересовался он у своего подопечного.
        - Нет… - быстро ответил Вотша и, смутившись, спросил: - А Медведь уехал с обозом?
        - Уехал… - все так же спокойно подтвердил Скал, но взгляд его мгновенно сделался пристальным и требовательным. - А что это косолапый урод тебя заинтересовал?
        - Он меня… не любит… - уклончиво ответил Вотша, мгновенно решивший скрыть угрозу Медведя.
        - И поэтому ты его боишься? - усмехнувшись, переспросил дружинник.
        Вотша промолчал, и Скал немного погодя задумчиво проговорил:
        - Если бы ты был многогранным, я бы знал, что сказать о твоем страхе, но ты - изверг, и тебе положено бояться… даже такого урода, как этот… полуизверг. И все-таки старайся хотя бы внешне не показывать этого страха, не показывать его хотя бы другим извергам. Иначе тебя будут запугивать все.
        И дружинник отвернулся в сторону, словно не желая больше разговаривать с Вотшей.
        А месяца через два после этого разговора прямо во время обеда в трапезную ворвался встрепанный Чермень и с порога заорал:
        - Скал, Искор, Корзя, Бада, Коготь, быстро к князю!!
        Вызванные ратники, не медля ни секунды, выскочили из-за стола и ринулись прочь из трапезной.
        Вотша застыл с открытым ртом, забыв прожевать кусок, и растерянными глазами оглядывал спокойно жующих ратников, пока один из друзей Скала не проговорил, глядя мимо него:
        - Закрой рот, извержонок, а то потеряешь то, что туда положил!
        Мальчишка тут же уткнулся в свою тарелку и принялся быстро жевать, хотя мысли его были далеко от обеденного стола.
        Когда он проходил двором, возвращаясь после обеда в учебную комнату, его нагнал Скал. Положив свою большую руку ему на голову, дружинник негромко проговорил:
        - Я должен уехать… Ты не скучай, в случае чего обращайся к Черменю - он остается в Крае. Надеюсь пробыть в отлучке недолго, но… - Тут он на секунду замолчал, словно не знал, стоит ли делиться с мальчишкой неприятной новостью, а затем все-таки сказал: - Восточные медведи обложили Мурму… С голодухи, наверное, решились на такое. Надо смотаться туда, образумить косолапых!
        Едва заметно погладив белую голову мальчика, Скал повернулся и быстро зашагал прочь.
        Вотшин наставник ушел к востоку во главе девяти матерых волков. По дороге им предстояло собрать еще около пятидесяти бойцов, рассеянных по разным городкам и деревенькам - путь до восточной границы был долгим.
        Мурма действительно была обложена медведями. Правда, вся стая восточных медведей не собралась: медведь - зверь-одиночка, под вожаком ходит неохотно, но зима и весна выдались тяжелые, медвежьи деревни, и без того немногочисленные, обезлюдели, скотина повымерла. Вот и пошли они в земли соседей, поживиться тем, до чего удастся дотянуться. Пяток деревень были разграблены, волчьи изверги побиты или уведены в медвежьи земли, скотина частью задрана, частью угнана за кордон. Вокруг пограничного городка, стоявшего на крутом, обрывистом берегу быстрой, с темными омутами реки, и обнесенного по широкой дуге невысоким частоколом, бродило до тридцати огромных, не знающих пощады зверей. Они не стояли лагерем, не шли на приступ - они просто стерегли укрывшихся за стенами волков пограничного гарнизона и извергов, успевших перебраться из окрестных деревень в городок. Двенадцать волков гарнизона вполне могли отразить штурм медведей, если бы те пошли на приступ - двое-трое волков вполне могли справиться с любым пришлым шатуном, но на то, чтобы изгнать полевую стаю медведей со своих земель, сил у гарнизона
недоставало. К тому же в самом начале медвежьего набега погибло двое ратников из гарнизонной стаи - недавно пришедший с обозом Медведь и самый молодой из волков, впервые попавший под медвежий набег паренек.
        Разорванный, погрызенный труп молодого волка притащили в город прибежавшие из дальней деревни изверги, а вот Медведь пропал без вести, хотя трое извергов и рассказывали, что видели недалеко от города, как трое медведей рвали четвертого
        - пониже ростом и поглаже шерстью. Вожак пограничной стаи, Ворчун, решил, что Медведь погиб.
        Медведи, обложившие город, рассчитывали, что гарнизон долго не продержится, запасов в городе было немного, а послать за помощью у волков возможности не было
        - медведи перехватывали всех, кто выходил за частокол.
        Но нападавшие не знали, что Всеславу удалось организовать связную цепочку. Помощник Ворчуна мог послать мысленное сообщение в Вороний лес, верст за пятнадцать от Мурмы. Там, в самой чащобе, на лесной заимке жила волчья семья, охотники за пушным зверем. Вожак этой семьи - одиночка, не желавший перебираться в город, - имел исключительные способности к мыслеречи и передавал полученные из пограничного городка сообщения верст за сорок вожаку заставы в городке Звияге, а оттуда сообщение доходило до Края в течение нескольких десятков минут. Так что меньше чем через сутки после появления медвежьей полевой стаи в окрестностях Мурмы Всеслав узнал о нападении!
        Полевая стая Скала уже в первые сутки своего марша выросла до сорока волков, правда, с десяток примкнувших к стае были совсем еще молоды. В Звияге в стаю влились еще двадцать два волка - опытные, надежные бойцы. От Звияги до Мурмы волчьей экономной рысью было около двух суток ходу, места были малонаселенные, так что стая увеличилась всего на шесть бойцов. На седьмые сутки Скал вывел свою стаю, состоявшую из семидесяти с лишним волков, на опушку леса, отделенную от частокола Мурмы всего пятью сотнями метров негустого кустарника и луговой травы. Стая залегла, а Скал вызвал Ворчуна - отсюда он мог связаться с вожаком пограничной стаи напрямую:

«Мы пришли, Ворчун, где твои косолапые дружки обретаются?»

«Скал - ты ли?» - раздалась в голове волка ответная мысль.

«Я, я… - с некоторым раздражением ответил Скал. - И со мной еще семь десятков ребят! Говори, где медведи попрятались!»

«Значится, так… - начал свои пояснения Ворчун. - Четверо и с ними, похоже, вожак полевой стаи в кустах засели прямо напротив воротной башни, метрах в двухстах от частокола. Вправо и влево от них через каждую сотню метров под кустами попрятались еще по паре топтунов - всего шесть сторож. Между ними по одному бродят восемь зверюг, вроде дозора, стерегут, чтобы из города никто не сбежал, а еще с десяток в лесу обретаются - этих мне не видно, но они точно там и связь с вожаком держат!»

«Ясно… - мысленно протянул Скал. - И давно они эти позиции заняли?»

«А вот как с деревеньками покончили, до которых добраться смогли, так и расселись! - зло ответил Ворчун. - Знают, что у нас сил не хватит, чтобы их отогнать!»

«Теперь хватит… - коротко ответил Скал. - Вы из города не вылазьте, мы сами с этими топтунами разберемся!»
        Первым делом Скал послал в обход окружающего город леса полтора десятка волков. Их задачей было разыскать прячущихся медведей. Остальных бойцов он разделил на семь неравных отрядов - самый большой, из двадцати волков, он возглавил сам, еще шесть малых стай, по пяти волков в стае, должны были атаковать медвежьи сторожи, а оставшиеся семь волков - отвлекать дозорных медведей, не давая им прийти на помощь атакуемым.
        Около часа ушло на то, чтобы скрытно занять удобные для атаки позиции, а затем семь волчьих стай, прячась в густой траве, медленно двинулись к объектам атаки.

«Только бы Ворчун не ошибся с местонахождением топтунов!..» - думал Скал, продвигаясь к широко разросшимся зарослям бузины, поднимавшимся островком над густой, высокой травой. Именно в этих зарослях должна была скрываться головка медвежьей полевой стаи со своим вожаком. Когда до места оставалось метров сорок, далеко справа вдруг раздался раскатистый медвежий рев, а в ответ ему прозвучал долгий, тоскливый волчий вой…
        Из зарослей, к которым направлялся отряд Скала, вынырнула огромная медвежья голова и обежала своими крохотными глазками пространство, отделявшее кусты от лесной опушки. Волки замерли в траве, и в этот момент снова раздался медвежий рев, на этот раз гораздо ближе к резиденции вожака медвежьей стаи.
        Выглядывавший из зарослей медведь выбрался на траву, неторопливо проковылял чуть в сторону и, встав на задние лапы, посмотрел в направлении продолжавшегося рева. И в этот момент из травы позади стоявшего медведя выметнулось стремительное серое тело. Одним броском преодолев пять разделявших их метров, волк упал на медвежью спину и рванул острыми клыками мохнатый, вздыбившийся загривок!
        Медведь негромко рыкнул и мгновенно крутанулся на месте, пытаясь сбросить оседлавшего его волка, однако это ему не удалось. Серый хищник огромным репьем впился в бурую лохматую шкуру и не думал выпускать из клыков свою добычу. Тогда медведь мгновенным броском опрокинулся навзничь!.. Огромная туша рухнула в траву, лапы, вооруженные острейшими трехсантиметровыми когтями, раскинулись в стороны в поисках напавшего зверя, но волк, словно заранее зная маневр противника, уже отскочил в сторону, и, как только медведь оказался в траве, снова бросился вперед, на незащищенное брюхо бурого гиганта!
        Атака была неуловимо стремительной… и все-таки волк не успел!! Когтистая лапа метнулась наперерез и в последний момент ударила атакующего волка в бок. Серый покатился по траве, окрашивая ее кровью…
        А в это время из кустов уже выбирались еще трое медведей!!
        Раненый волк вскочил на ноги, но это его движение было каким-то неловким, замедленным. Атакованный медведь уже перевернулся на лапы и внимательно разглядывал своего противника крошечными, горящими яростью глазками. Волк, постояв секунду, вдруг развернулся и бросился прочь, его правый бок был окрашен темной кровью, а движения стали вялыми и словно бы неуверенными. Медведь, увидев, что его обидчик пытается скрыться, издал глухой, утробный рык и бросился следом. Волк чуть ускорил свой бег, но было видно, что это далось ему с трудом! Похоже, его участь была предрешена.
        Трое медведей, вышедших из кустов, - огромные, заматеревшие звери с чуть подернутыми сединой шкурами, спокойно наблюдали за развитием событий.
        Расстояние между волком и преследовавшим его медведем быстро сокращалось. Волк пару раз обернулся, как будто прикидывая, хватит ли ему сил, чтобы первым добраться до леса, а затем вдруг остановился и повернулся к преследователю. Медведь, не останавливая своего бега, ринулся на противника, словно желая смести, раздавить его своей массой, но когда до жертвы оставалось не более пяти метров, из высокой травы вынырнули еще два огромных серых хищника и с двух сторон стремительно обрушились на атакующего раненого волка топтуна! Вцепившись в медвежьи бока, волки рванули клыками бурую шкуру, а раненый, казавшийся обессиленным, волк вдруг прыгнул вперед и сомкнул свои стальные клыки на медвежьей морде!!
        Бурый гигант оглушительно взревел, поднялся на задние лапы, беспорядочно молотя передними по воздуху, но впившиеся в него волки и не думали отпускать свою добычу. Секунду постояв, медведь рухнул в траву и… замолк. А волки продолжали молча рвать своего прекратившего сопротивление противника.
        Все произошло настолько быстро, что трое других медведей в первое мгновение ничего не поняли. Лишь после того как их товарищ повалился под натиском волков, возглавлявший троицу медведь глухо рыкнул, и один из его товарищей бросился на помощь упавшему. Но он не пробежал и двух десятков метров, как на его пути встали четверо волков. Они выросли из травы все сразу, так что медведь оказался окруженным с трех сторон! В ту же секунду из-за кустов, в которых пряталась медвежья четверка, вынырнули еще двое волков и бросились на одного из оставшихся медведей. Тот, мгновенно развернувшись мордой к нападающим, поднял лапу, готовясь к отпору, но волки быстро отскочили и начали медленно обходить медведя с двух сторон. Оба медведя попятились к кустам, но оттуда появилось еще трое волков, отрезая своим противникам путь к укрытию. Медведи остановились и мгновенно перестроились, встав спина к спине! Они, видимо, поняли, что уйти им не удастся, и решили дорого продать свои жизни!!
        В этот момент медведь, посланный вожаком на помощь товарищу, был атакован волчьей четверкой, причем волки действовали настолько четко и слаженно, что у косолапого великана не было никакой возможности организовать сколько-нибудь действенный отпор. Не прошло и минуты, как медведь был повален на бок и растерзан!
        Двенадцать волков окружили двух оставшихся медведей, но не нападали, а словно бы сторожили каждое их движение. Медведи же медленно кружились, оставаясь спина к спине, и в то же время осторожно смещались в сторону леса.
        И тут из-за верхушек деревьев вынырнули четыре огромные темно-серые птицы. Распластав гигантские крылья, ивачи, казалось бы, совершенно неподвижно висели в воздухе, но их мощные тела стремительно приближались к карусели, затеянной волками вокруг обреченных медведей. Вожак медвежьей стаи сразу же увидел новых противников и издал короткий, резкий рык. Его товарищ мгновенно развернулся, так что оба зверя оказались бок о бок, и в следующий момент оба медведя, казавшиеся такими огромными, тяжелыми и грузными, вихрем неслись в сторону леса! Волчье кольцо было прорвано - волки, оказавшиеся на пути бурых гигантов, просто отскочили в стороны, и теперь вся стая преследовала двух своих противников, охватывая их широким полукругом!
        Казалось, медведям удастся скрыться в лесу, но летевший впереди ивач накренился, встал на крыло и вдруг сорвался в резкое пике. Огромная птица прекрасно рассчитала удар - в двух метрах от земли она, сохраняя всю инерцию своего стремительного падения, вдруг выровняла полет, и ее когтистые лапы проскочили над самой спиной первого медведя и врезались точно в бок второго. Гигантские крылья ивача сделали всего один взмах, и темно-серое тело снова взмыло в небо, а медведь, с разодранной до самого хребта шкурой, покатился в траву, где его сразу же накрыло двое огромных серых хищников.
        Второй ивач упал на свою жертву точно сверху. Удар был настолько силен, что медвежьи лапы подломились, и огромный зверь, сбитый с ног, зарылся в густую траву, в землю. Широченные крылья взметнули птицу вверх, но когтистые лапы, впившиеся в густую бурую шкуру, не оставили свою добычу, словно желая унести ее с собой в небо. И ивачу удалось это - тяжело взмахивая крыльями, он приподнял ревущего в голос медведя метров на пять-шесть и внезапно разжал когти. Огромная туша рухнула на землю и покатилась, как гигантский лохматый шар, ломая кусты, сминая густую траву, дробя собственные кости…
        Быстрый, мощный, казавшийся непобедимым зверь мгновенно превратился в рваное, окровавленное месиво… и тем не менее он все еще был жив. Медведь лежал навзничь с вывернутыми самым невероятным образом лапами, из его груди выпирали сломанные ребра, а из распоротого брюха вывалились сизые внутренности. Но глаза его в широко раскрывшихся глазницах бессмысленно обегали окружающее пространство, а из горла вырывалось хриплое дыхание, окрашенное розовой пеной.
        Скал подошел к умирающему врагу, встал ему на грудь передними лапами и с хриплым рыком спросил:
        - Зачем ты пришел в наши земли и привел своих людей?!
        Вопрос был задан вожаком стаи интуитивно, этот набег с самого начала казался Скалу странным, и он хотел рассеять свои сомнения. Нет, Скал не рассчитывал, что вожак медвежьей ватаги расскажет ему о цели этого набега, он рассчитывал на хвастовство, присущее всем медведям. Даже на смертном одре медведь не упустит случая похвастать своим умом, своей хитростью или силой!
        В глазах у медведя вдруг появилось осмысленное выражение, последним напряжением воли он остановил взгляд на вожаке волчьей стаи. Взгляд был долгим, но медведь молчал. Скал уже было подумал, что его враг не может говорить или уже не слышал его, но тут вдруг медвежьи губы растянулись в кривой усмешке, и из поврежденного горла вместе с кровавой пеной вырвались едва понятные слова:
        - Зачем?.. Так я тебе и сказал!.. Главное - мы получили то, за чем пришли!
        Глаза умирающего закатились, и в следующее мгновение искалеченная туша стала таять, исчезать из Мира, а на ее месте появилось изувеченное человеческое тело… мертвое человеческое тело!
        Скал отпрыгнул в сторону, а затем долго смотрел на это распростертое в траве тело. В голове его зрело недоумение.

«Они получили то, за чем пришли? Но тогда… что это? Неужели они пошли в набег ради нескольких десятков коров, овец, свиней? Даже в самый великий голод медведи не стали бы этого делать - они прекрасно знают, что Всеслав не оставит такой набег безнаказанным. Никакая добыча не компенсирует последующего ущерба! Но… они получили то, за чем пришли! Значит, это… нечто настолько ценно, что вожак стаи восточных медведей решился послать полевую стаю в набег, обреченный на крупные потери! Так что же это такое?»
        Скал сел в траву и, подняв морду к небу, уставился в глубокую равнодушную синь.

«Медведи не пошли в глубь нашей территории, это означает, что их цель находилась совсем рядом с границей… Возможно… Но они разорили несколько деревень и осадили Мурму. Они не ушли к себе, а сидели под Мурмой! Значит, цель их набега находится в Мурме?»
        Скал бросил быстрый взгляд в сторону частокола, за которым скрывался городок, и покачал головой.

«Нет… Медведь сказал, что они получили то, за чем пришли! Но в Мурме они не были, значит, „то, за чем они пришли“, находилось не в городке! Так где? В тех разоренных деревеньках? Но что может быть ценного для медведей в нищих деревнях извергов? Или покойник перед смертью хвалился попусту и ничего они не
„получили“? Но и в этом случае вопрос „За чем именно послал Воровот своих медведей к волкам?“ остается!..»
        Скал снова посмотрел в сторону Мурмы, надо было оставить свои размышления и заканчивать дело с медвежьим набегом.
        Поднявшись с травы, он «позвал» своего помощника:

«Коготь, как дела у остальных?»

«Все кончено, вожак, - тут же отозвался волк, державший связь с другими группами волков. - Все медвежьи сторожи уничтожены, а из тех, что хоронились в лесу, уйти удалось двоим - они смогли повернуться к Миру тетеревами и улетели к себе… - Волк мысленно усмехнулся и закончил: - Вот не думал, что такая никчемная грань может пригодиться!»
        Однако Скал не ответил на шутку, секунду помолчав, он приказал:

«Передай всем - идем в Мурму».
        Спустя два часа вся дружина Скала, за исключением двух десятков дозорных, была в городке. А там их уже ждали - были истоплены бани, накрыты столы. Вожак полевой стаи объявил, что отдых продлится двое суток, после чего, оставив четверых не слишком серьезно раненных волков в городе, стая пойдет… открыто пойдет в земли восточных медведей, мстить за нанесенный восточным волкам урон!
        Скал знал, что в стае восточных медведей было около трехсот пятидесяти людей да десятка четыре полуизвергов - сила серьезная и с шестью десятками волков ее не сломить, но проучить медведей, и проучить серьезно, надо!
        Однако на следующий день, ближе к вечеру, Скала, ушедшего к пограничной реке, неожиданно «вызвал» Ворчун.

«Скал… - мысль старого волка была странно растерянной, - …я получил сообщение от Всеслава. Пропал какой-то… Вотша! Я не знаю, кто это такой, но князь сказал, что ты в курсе…»

«Что дословно передали от Всеслава?» - перебил его Скал, и мысль его была наполнена такой яростью, что Ворчун от растерянности несколько секунд «молчал». А затем вожак полевой стаи «услышал» следующее:

«Сегодня ночью из замка пропал Вотша. Ушел с табуном на ночь к реке. Конюхи зарезаны, извержонок исчез. Из табуна пропали две лошади, следы ведут на восток. Послать вдогонку некого, обязательно перехвати их на границе».
        После этого Ворчун сразу же прервал связь, а Скал уставился в темную, быстро текущую воду, и в его голове частым пульсом билась одна-единственная фраза:

«…мы получили то, за чем пришли!»
        Неужели целью медвежьего набега был… извержонок, а медвежья стая просто ждала под Мурмой, когда его доставят из глубины волчьей территории?
        Ночи середины лета светлы и коротки. Правда, в эту ночь луна практически не светила - было новолуние, зато звезд по небу было раскидано несчитано!
        Вотша уже не в первый раз выехал в степь за Десыню с замковым табуном. С тех пор, как Медведь уехал на восточную границу, он стал смелее, да и разговор с наставником сыграл свою роль - он твердо решил выдавить из себя страх! В этот раз Палей повел уменьшившийся табун на несколько километров дальше - трава в степи начала выгорать, а берега реки около города были объедены скотом извергов.
        Стемнело поздно, так что конюхи вместе с помогавшими им мальчиками не только успели искупать коней, но и не спеша приготовить ужин и поужинать. Теперь, лежа у догорающего костерка, четверо мальчишек-извержат завели разговор о многоликих, благо, ни одного из них в этот раз с табуном не было. Вотша помалкивал, хотя общался с многоликими гораздо чаще всех других ребятишек, и они, заинтересованные его молчанием, все чаще поглядывали в его сторону. Но тут к костру подъехал сам Палей, в последний раз объезжавший табун, и, спрыгивая с седла, прикрикнул:
        - Не надоело болтать-то? А утром вставать как будете?! Смотрите, кто сразу не встанет, плетью подниму!
        Ребята знали, что старший конюх их просто стращает, но разговоры смолкли - не послушаешь, в следующий раз могут в степь и не взять. Вотша перевернулся на спину и долго лежал с открытыми глазами, разглядывая помаргивающие звезды. Глаза у него начали слипаться, но в это мгновение от табуна донеслось конское ржание, а затем странно заполошный топот копыт, словно стреноженные кони шарахнулись от чего-то страшного. Палей приподнялся на локте и прислушался… И снова раздался топот, но на этот раз кони явно шарахнулись в другую сторону.
        - Да что там такое? - негромко пробормотал Палей, вставая с травы. - Куда Фаддей смотрит?!
        Конюх вскочил на свою лошадь и ускакал к табуну, а Вотша невольно начал прислушиваться к ночным звукам. Сначала было все тихо, и мальчишка начал успокаиваться, затем его снова охватила тревога - слишком долго старший конюх не возвращался. Но когда уже он собирался встать и пойти к табуну, снова послышался конский топот. К костру приближался всадник, и, как сразу же понял Вотша, не один!
        Действительно, через минуту к костру подскакали двое. Костер к этому времени уже совсем прогорел, так что лиц всадников видно не было, однако их фигуры, отчетливо видные в звездном свете, насторожили извержонка - они были огромны, а один из всадников показался ему странно знакомым, хотя и не похожим ни на одного из трех конюхов, сопровождавших табун.
        Всадники между тем поскакали к костерку, и сразу же раздался низкий, грубый с прирыкиванием, незнакомый голос:
        - Ну, который из них?!
        Все ребята мгновенно проснулись, подняли головы, но на ноги поднялся один Вотша.
        - Да вот он, стоит! - ответил второй всадник, и извержонок с ужасом узнал голос… Медведя!
        - Давай его сюда, а остальных кончай! - приказал первый всадник.
        Один из всадников прямо с коня прыгнул к Вотше, сгреб его в охапку и буквально швырнул на лошадь, перед седлом своего товарища. Затем он выхватил из ножен длинный кинжал…
        Только один из мальчиков успел коротко вскрикнуть. Через минуту обе лошади развернулись и быстрой размашистой рысью направились от реки в открытую степь.
        Вотше было неудобно лежать животом на конской спине, но едва он попробовал чуть повернуться, державший его всадник больно надавил широкой ладонью ему на спину и рыкнул:
        - Не дергайся, извержоныш, шею себе сломаешь!
        Так они скакали до самого рассвета, а когда звезды исчезли с небосклона и темноту ночи стер серый предутренний свет, всадники остановили лошадей. Державший Вотшу здоровяк соскочил на землю, стянул мальчишку с лошадиной спины и, поставив его на ноги, опустился перед ним на одно колено. В лицо извержонку глянули небольшие, круглые глаза под тяжелыми надбровными дугами.
        - А ты, извержонок, умен… - прошлепали толстые, чуть вывернутые губы на незнакомом лице. - Даже не пискнул. Вот и дальше молчи да не дергайся, может, и цел останешься!
        - Вожак обещал мне его отдать! - раздался рядом знакомый Вотше голос. Он немного скосил глаза и увидел, что в двух шагах от него стоит Медведь и его плоское толстоносое лицо растягивает довольная ухмылка.
        - Обещал - отдаст… - кивнул тот, что держал мальчика. - Только сначала сам с ним поговорит. А до тех пор ты его пальцем не смей трогать или станешь… хм… полным извергом. У нас - не у волков, разговор короток, расправа быстра!
        Затем они крепко связали Вотше ноги тонким сыромятным ремнем и посадили под высокую осину, а сами принялись ставить лагерь.
        Незнакомый Вотше мужик быстро собрал хворост, разгреб палую хвою под огромным полусгнившим еловым пнем и разжег небольшой костер. Медведь в это время снял со своей лошади небольшой мешок и достал оттуда съестные припасы. Над огнем подвесили котелок, и незнакомец принялся готовить кашу, а Медведь подошел к мальчику и, присев напротив, долго его разглядывал. На его физиономии по-прежнему сияла довольная усмешка.
        Вотша не мог смотреть на своего похитителя - в его груди волной поднимался ужас… такой ужас, что прерывалось дыхание! Он замер, скорчившись, опустив голову и боясь даже дрогнуть! Наконец Медведь вздохнул и довольно поинтересовался:
        - Боишься?
        Мальчик продолжал сидеть молча и не шевелясь.
        - Боишься?! - с напором повторил Медведь. - Отвечай, боишься?!
        - Боюсь… - тихо проговорил Вотша.
        - Правильно! - выдохнул Медведь и вдруг тоненько подхихикнул. - Бойся! Ты долго будешь бояться! Твои штаны будут все время мокрыми от страха, и от тебя будет дурно пахнуть… дурно пахнуть страхом! А потом я тебя порву на части… голыми руками… вот этими руками!
        У опущенного лица Вотши появились огромные нечистые ладони с шевелящимися толстыми пальцами, украшенными грязными, обломанными ногтями, похожими скорее на когти старого, больного медведя.
        И тут Вотша поднял лицо. В глазах его застыли слезы ужаса, но голос прозвучал неожиданно твердо:
        - За что?!
        - Что - «за что»? - не понял Медведь.
        - За что, господин, ты хочешь меня порвать голыми руками? - повторил Вотша. - Что плохого я тебе сделал?!
        Несколько секунд Медведь молчал, его узкий лоб под черными, курчавыми, свалявшимися волосами прорезали глубокие морщины, а затем он прорычал:
        - За то, что волки смеялись надо мной, называли меня косолапым уродом!
        - Но я-то здесь при чем? - со слезами в голосе воскликнул Вотша. - Волки смеялись, а отвечать должен изверг?
        Лицо Медведя вдруг страшно перекосилось, и тут Вотша понял, что слово «изверг» для медведя еще более ненавистно, чем для него… чем для любого изверга!
        - Раз я не смог достать многоликого, посмеявшегося надо мной, пусть за него ответит его любимый изверг! - прорычал Медведь, вскочил на ноги и быстро отошел к костру.
        Через несколько минут второй похититель подошел к Вотше, сунул ему в руки миску с кашей и ложку, а затем молча ушел назад к костру.
        Извержонок совсем не хотел есть, его мучил страх, навалилась тяжелая усталость, болело избитое ездой тело, но разум шептал, что поесть необходимо, что надо поддерживать силы, которые еще могут понадобиться! Вотша съел кашу до последней крошки, отложил опустевшую миску в сторону и вдруг почувствовал, что глаза его закрываются сами собой. Он вздохнул и опустил горящие усталостью веки. Уже проваливаясь в сон, он услышал негромкое ворчание незнакомого похитителя:
        - А этот… извержонок… храбрый парнишка! Ни криков, ни слез. Интересно, сколько ему лет и кто его воспитывал?!
        Проснулся Вотша спустя несколько часов. Солнце поднялось уже довольно высоко, и его лучи, пробиваясь между ветками и стволами деревьев, ярко расцвечивали мох, раскинувшийся толстым упругим ковром, и разбросанные в беспорядке кустики папоротника. Прямо над головой Вотши сверкала широкая сеть паутины, растянутой на нижней ветке дерева.
        Сначала мальчик не сразу сообразил, где он находится, но память мгновенно напомнила ему события прошедшей ночи, и на его глаза навернулись слезы. Но на этот раз он плакал не от страха, ему вдруг стало ясно, что все, с кем он был в ночном, сегодня утром уже не проснутся. Для того чтобы увезти его, эти двое без какого-либо сомнения убили шестерых извергов, трое из которых были детьми!
        Только через несколько минут Вотша смог немного успокоиться и сосредоточиться на своем положении. Оглядев небольшую поляну, затерянную в лесной чаще и ставшую временным пристанищем похитителей, он увидел, что Медведь спит, раскинувшись на мхе около прогоревшего костра. Второй похититель сидел с опущенной головой и не то дремал, не то о чем-то напряженно думал. Расседланные лошади были стреножены и стояли невдалеке, около большого куста орешника.
        Связанные ноги Вотши затекли и онемели, но узел, который он попробовал осторожно развязать, не поддавался - шнур из сыромятной кожи был затянут на совесть. Впрочем, и времени, чтобы как следует заняться путами, у него не было. Стороживший лагерь похититель поднял голову и внимательно посмотрел в его сторону.
        Увидев, что Вотша не спит, он бесшумно поднялся на ноги и подошел к маленькому пленнику. Пожалуй, только сейчас Вотша смог его как следует рассмотреть. Это был мужчина очень высокого роста, массивный, с широкими плечами, короткой толстой шеей. Его небольшая круглая голова была покрыта густым темным волосом, в котором просверкивала легкая рыжина. Маленькие круглые глазки внимательно уставились мальчику в лицо, а затем быстро обежали всю его фигурку.
        Вотша, не сводивший глаз со своего похитителя, вдруг подумал, что этот многоликий наверняка принадлежит к стае медведей… возможно, даже к стае восточных медведей, которые напали на земли стаи Всеслава! Неожиданно мужчина вытащил из ножен, висевших на поясе, короткий широкий кинжал и, наклонившись, разрезал путы на ногах мальчика.
        - Вставай… - коротко приказал похититель, возвращая кинжал на место.
        Вотша попытался подняться, но сразу же понял, что ноги его не слушаются. С минуту понаблюдав, как мальчишка безуспешно пытается встать, мужчина наклонился и, подхватив мальчика под мышки, резко поднял его, а затем с неожиданной осторожностью поставил на непослушные ноги.
        Когда он отпустил Вотшу, тот с трудом устоял на ногах, но через несколько секунд по ногам побежали быстрые злые мурашки, и они начали чувствовать вес тела. Похититель едва заметно ухмыльнулся, а затем скорым шагом отошел к своей лошади и отвязал от седла длинный витой шнурок. Вернувшись, он обвязал этим шнуром Вотшу по поясу, туго его затянув, а другой конец привязал к дереву. Оглядев мальчика еще раз, он удовлетворенно кивнул и негромко рыкнул:
        - Разомни ноги, а то потом придется с тобой возиться!
        Вотша немного постоял, а потом, через силу переставляя ноги, медленно побрел вокруг дерева, к которому его привязали. Уже через пяток минут такого моциона мальчишка почувствовал, как его ногам возвращается способность нормально сгибаться и сила. Не прекращая своего движения, он снова принялся оглядывать окрестности.
        Лес, состоявший из высоких лиственных деревьев, в основном осин и берез с небольшим включением елей, был на редкость чист и светел. Густые кроны деревьев надежно прикрывали устланную мхом землю от взгляда сверху и в то же время пропускали уже набравшие силу солнечные лучи. Маленькие птицы, невидимые в листве, перелетали с ветки на ветку, только шорохом листьев выдавая свое присутствие.

«Был бы я многоликим… - с тоской подумал Вотша, - …обернулся бы сейчас сорокой или вороном и был бы таков!»
        И, словно подслушав его мысли, вдруг снова заговорил многоликий:
        - Думаешь, как сбежать? Не выйдет у тебя, извержоныш! Я многогранных путаю так, что они не могут повернуться к Миру иной гранью, а с тобой управиться вообще проблем нет!
        Вотша бросил короткий взгляд на многоликого и негромко проговорил:
        - Я, господин, знаю, что мне не сбежать. И не надеюсь. Мне только непонятно, зачем я вам нужен? Я же просто изверг!
        - Значит, не просто, раз наш вожак послал за тобой, - усмехнулся медведь в ответ.
        - А что он хочет со мной сделать, господин? - спросил Вотша, и голос его предательски дрогнул.
        - Это, извержоныш, вожак тебе сам скажет!
        Медведь отвернулся и, косолапо ступая, направился к костру.
        Вотша «гулял» вокруг дерева больше получаса, а затем проснулся Медведь. Приподняв голову, он уставился шальными со сна глазами на шагающего извержонка, а затем вскочил на ноги, словно его подбросила невидимая пружина. С воплем:
«Изворот, ты куда смотришь, он же сейчас сбежит!» - Медведь бросился к Вотше. Тот остановился как вкопанный, уставившись испуганными глазами на несущегося к нему Медведя. Полуизверг, не добежав метра три, тоже остановился и только теперь увидел, что мальчишка привязан к дереву. Плюнув в сердцах, он неразборчиво выругался и вернулся к костру, где его приятель уже копошился над разгорающимся огнем.
        Многоликие обменялись несколькими резкими, гортанными словами, разом посмотрели на своего маленького пленника и занялись своими делами. Больше до обеда Вотша не слышал от них ни слова. А после обеда они затоптали кострище, присыпали его палой листвой, оседлали лошадей и, посадив мальчика перед седлом Изворота, тронулись в путь. Лошади шли шагом, словно бы всадники никуда не спешили, но, как потом понял Вотша, они просто не хотели засветло покидать укрывший их лес.
        Под кронами деревьев пара медведей продвигалась до самого вечера, а когда солнце опустилось за горизонт и по земле начал разливаться вечерний сумрак, они выехали на опушку.
        Лошади встали под укрытием последних деревьев, а всадники долго и пристально рассматривали открывшуюся их глазам картину.
        В трех-четырех метрах от опушки начиналось поле, засеянное овсом. Его раскидистые метелки поднялись уже высоко и начали желтеть. За полем, на уклоне, похожем на берег речки, виднелись крыши небольшой деревни. Самой речки не было видно, но ее русло отмечали высокие узколистые ивы. Многоликие долго молчали, а затем Медведь пробурчал:
        - Я же говорил, надо было взять южнее, по полю поедем - следы оставим!
        - Ну и оставим… - в тон Медведю ответил Изворот. - Сам твердил, что Всеславу нам вдогон послать некого, что все у него к северным и западным границам отосланы, так что в наших следах нехорошего? Ну, проехали двое всадников, что, на следах написано, кто именно на конях сидел? Зато считай, часов на двенадцать путь сократили, аккурат к Мурме выйдем, а там нас должны ждать!
        Медведь толкнул было свою лошадь вперед, но Изворот быстро наклонился, чуть не сбросив Вотшу с коня, и ухватил лошадь за повод.
        - Не торопись, волчий выкормыш, светло еще, а в деревне волки могут быть!
        Медведь крутанулся в седле и уперся горящим взглядом в лицо своему товарищу:
        - Как ты меня назвал?!!
        Голос его пресекся яростным хрипом, но многоликого не испугал.
        - Слышал, как назвал! - спокойно ответил он. - Не нравится, после возвращения приму твой вызов, посмотрим, как волки своих… выкормышей учат!
        Рука медведя рванулась к мечу, но застыла на полпути. Он шумно выдохнул и… ощерившись в улыбке, прошептал побелевшими губами:
        - Подождем!
        Было непонятно, что он имел в виду, но они действительно подождали, пока совсем не стемнело, после чего направили своих коней через поле, в сторону от деревни.
        Всадники, уносившие Вотшу из родного города, опять скакали, не останавливаясь всю ночь, и даже перекусили, не покидая седел. Утро и большую часть дня они снова провели в лесу, и на этот раз лес был сильно загущен, почти непроходим из-за плотного, высокого подлеска. Таким образом, они продвигались еще трое суток и все это время почти не разговаривали между собой. На рассвете пятого дня оказались в небольшой роще, совсем недалеко от Мурмы.
        Расседлав, как обычно, лошадей и привязав Вотшу к дереву, Изворот начал собирать хворост для костра и отошел довольно далеко от лагеря, а Медведь, строгавший своим широким ножом сушеное мясо для похлебки, вдруг воткнул клинок в пень, медленно повернулся и шагнул к сидящему под деревом Вотше.
        - А ну-ка, вонючий извержонок, скажи мне, почему князь Всеслав взял тебя в замок?
        Вотша посмотрел на полуизверга, и ужас снова начал подниматься в его груди. Он постарался мысленно успокоить себя тем, что они еще не доехали до места назначения и, значит, сейчас ему не может угрожать настоящая опасность, однако доводы разума плохо действовали при виде этого огромного, злобного, жаждущего крови убийцы. Проглотив комок, мгновенно появившийся в горле, мальчик неловко поднялся на ноги и тихо прошептал:
        - Я не знаю…
        - Ну! - рявкнул Медведь. - Что ты там бормочешь?! Говори громче!
        - Я не знаю! - повторил Вотша и, увидев, как вспыхнули яростью глаза Медведя, добавил: - Может быть, из-за моего прадеда.
        - Прадеда?! - скривился Медведь. - Да, я слышал эту твою басню! Только Всеслав - не дурак, он не станет возиться с каким-то вонючим извержонком, даже если у того все его предки были вожаками! Ты-то сам - просто вонючий извержонок! - И вдруг, сменив вполне рассудительный тон, взревел во всю глотку: - Говори, какая польза от тебя для Всеслава!
        И вдруг голова Медведя мотнулась из стороны в сторону, колени подогнулись, и он как подкошенный повалился в траву! За его спиной стоял Изворот!
        Когда подошел второй многоликий, Вотша не заметил, как не заметил этого и занятый допросом Медведь. И именно Изворот ударом кулака уложил на траву своего товарища. Впрочем, удар был не настолько силен, чтобы надолго оглушить Медведя. Он почти сразу же открыл глаза и уставился бессмысленным взглядом на стоящего над ним Изворота. Затем, видимо, до него дошло, кто именно ударил его, и он попытался вскочить на ноги, но был остановлен блеснувшим в руке Изворота мечом.
        Острие клинка уперлось в грудь Медведя, и Изворот тихо, со звенящей угрозой в голосе, проговорил:
        - Ты что орешь, урод косолапый?!!
        Вотше неожиданно стало легко и даже весело, он вспомнил, как почти теми же самыми словами назвал Медведя Скал. Но разговор у многоликих был самым серьезным.
        - Нашел место, где глотку драть?!! - продолжил Изворот. - Весь лес волками провонял, под каждым кустом волчья шерсть, а ты орешь, как резаный! Надоело в Мир смотреть, захотел к предкам отправиться?! Так отойди подальше и ори сколько влезет, там тебя ребята из твоей стаи пусть и прирежут! А мне еще извержонка вожаку доставить надо!
        Медведь поморгал глазами, и тут Вотша вдруг заметил, как побледнело обычно багровое лицо полуизверга! Он понял, что Медведь… в ужасе!
        - Откуда здесь могут быть волки? - хрипло и растерянно прошептал полуизверг, озираясь по сторонам, словно ожидая, что вот прямо сейчас из-за деревьев бесшумно вынырнет волчья стая.
        - Я не знаю, откуда здесь волки! - резко ответил Изворот. - Но они здесь… Или были здесь совсем недавно! Так что, если хочешь и дальше сохранять свою полуизвержачью жизнь, заткнись!
        - Так что же мы здесь сидим! - вскочил на ноги Медведь. - Давай быстро сматываться к себе, за реку!
        - За реку?! - скривился в ухмылке Изворот. - Вот так вот, прямо мимо Мурмы и потопаешь?! Да ты и до берега не доберешься, как твою шкуру на половички порвут! Сиди и не дергайся. И не ори.
        - Можно не мимо Мурмы! - не унимался Медведь. - Можно спуститься ниже по течению, там тоже брод есть!
        - До нижнего брода два часа конского галопа, да все по открытой местности, - прошипел Изворот. - Думаешь, волки из Мурмы не догонят наших лошадей? Я тебе говорю, надо тихо пересидеть день, а ночью посмотрим, что делать!
        Медведь наконец-то сдался. Опустив голову, он побрел к своему пеньку, выдернул нож и спрятал его в ножны. Затем смахнул наструганное мясо в котелок и повернулся к многоликому:
        - А хвороста-то ты так и не принес?
        Изворот покачал головой:
        - Я тебе говорю, сидеть надо тихо-тихо, а ты собираешься костер зажечь?! Да через две минуты здесь будет полтора десятка волков!!
        Медведь растерянно заглянул в котелок и поднял вопросительный взгляд на Изворота.
        - Так мяса пожуем, - ответил тот на незаданный вопрос. - День-другой и без горячего прожить можно.
        Они просидели на крошечной полянке до самых сумерек, а когда начало смеркаться, Изворот снова пошел в разведку. На этот раз Медведь даже не смотрел на Вотшу, ему явно было не до мальчишки.
        Многоликий вернулся через час, когда темнота окончательно накрыла лес. Он молча оседлал свою лошадь, поглядывая искоса на Медведя, который торопливо заседлывал свою. Затем Изворот посадил Вотшу перед седлом и привязал его за пояс к луке. Но сам садиться на лошадь не стал, вместо этого он осторожно двинулся сквозь лес, ведя лошадь в поводу. Медведь неслышно следовал за ним.
        Выйдя на опушку, Изворот остановился и долго смотрел на видневшийся вдалеке частокол, за которым скрывалась Мурма, а затем двинулся в противоположную сторону, держась под деревьями опушки. Только тогда, когда городской частокол совершенно скрылся в темноте, многоликий решился выйти на открытое место, но не поскакал верхом, а продолжал вести лошадь за собой.
        Вотша пытался оглядеться, но почти ничего не видел. Небо над его головой было ясным, звездным, но луна еще не поднялась достаточно высоко, и потому земля тонула в темноте. Он хотел было закричать в голос, надеясь, что гарнизон в Мурме его услышит, но сразу сообразил, что при первом звуке его просто прирежут. Едва заметно вздохнув, он решил подождать до переправы.
        Наконец лошадь под ним стала спускаться по довольно крутому склону высокого берега. В воздухе запахло влажной свежестью, а внизу, под ними засверкала отраженными звездами речная вода.
        Снизу, от самой воды, Вотша снова разглядел на фоне неба частокол пограничного городка и понял, что кричать было бесполезно - город казался полностью погруженным в ночной сон, ни одного огонька не было видно на его стенах.
        Многоликие быстро разделись, уложили одежду на седла и повели лошадей в воду. Изворот не торопился, вел коня осторожно, так чтобы ни плеска, ни шороха не было слышно. Еще у самого берега, когда вода доходила многоликому лишь до колен, конь попытался потянуться к ней губами, но твердая рука Изворота сразу же пресекла эту попытку. Скоро вода дошла коню до брюха, поднялась еще выше… Изворот шел по грудь в быстро текущей воде, но казалось, что никакое течение не сможет сбить его с ног. Минут через двадцать неспешного, осторожного движения перед ними, наконец, показался противоположный, низкий берег.
        Выведя коней из воды, похитители Вотши оделись, и Изворот с усмешкой повернулся к Медведю:
        - Ну вот, теперь можешь орать, сколько душе угодно!
        Полуизверг зло посмотрел на многоликого и… молча отвернулся. Изворот снова усмехнулся и вскочил на лошадь.
        Через полтора часа неспешной езды они въехали в небольшую деревеньку. Домов в деревне было не больше полутора десятков, и свет не горел ни в одном из них. Однако Изворот без колебаний направил коня к темным воротам, ведущим к самому, пожалуй, большому дому. Копыта лошадей мягко ступали по дорожной пыли, так что подъехали всадники совершенно бесшумно, и оттого требовательный стук Изворота в запертые ворота прозвучал неожиданно и грозно.
        Постучав, многоликий повернулся к своему спутнику и довольным тоном проговорил:
        - Отдохнем у старосты как следует, а завтра вечерком в Ветложск тронемся!
        Медведь в ответ пробурчал что-то нечленораздельное, а Изворот снова склонился к воротам и заколотил в створку еще требовательней.
        Во дворе послышался скрип открываемой двери, а затем раздался испуганный мужской, странно дребезжащий голос:
        - Ну, кто там колотится, что надо?!
        - Открывай, Парат! - гаркнул Изворот во все горло. - Хозяева приехали!
        - Сейчас, господин Изворот, сейчас… - заторопился хозяин-изверг. Стукнул отодвигаемый засов, и одна воротина медленно приоткрылась, давая возможность всадникам проехать во двор.
        Не успели они соскочить с лошадей, как староста деревни - старый седой изверг - оказался рядом, суетливо что-то бормоча и хватаясь руками за уздечки. Изворот жестом остановил его и, когда хозяин дома послушно замер, сказал:
        - Коней поставишь в конюшню, хозяйке скажешь, чтоб быстро готовила ужин, мальчишку запрешь в нижнем чулане да бросишь ему что-нибудь пожевать! Понял?!
        - Понял, - снова засуетился, кланяясь, изверг. - Все понял, господин Изворот!
        И, оборотясь к дому, в котором уже засветились окна, он закричал, срываясь на фальцет:
        - Пошка, Васка, быстро ко мне!
        Хлопнула дверь, и во двор выкатились два молодых парня, одетых в одинаковые порты. Хозяин избы все тем же фальцетом начал отдавать команды:
        - Пошка, отведи коней на конюшню, задай овса! Васка, возьми мальчишку, запри его внизу, в чулане, потом отнесешь ему поесть… Да не забудь, я проверю.
        Один из парней быстро подхватил уздечки и повел лошадей в глубь двора к видневшемуся там невысокому сараю. Второй снял Вотшу с лошади и, не выпуская мальчика из рук, направился к дому. Сам хозяин семенил рядом с многоликими, безостановочно бормоча:
        - Щас, господин Изворот, ужин будет на столе, у хозяйки моей все готово… И баню, если прикажете, можно истопить, а если хотите, завтра с утра…
        Изворот приостановился, внимательно посмотрел на семенившего рядом изверга и с ухмылкой спросил:
        - Чтой-то ты, Парат, суетишься или вину какую за собой чуешь?!
        - Да какая вина, господин! - воскликнул изверг, но голос у него вдруг пресекся, он странно засипел, однако, быстро кашлянув, попытался продолжить: - Какая вина!
        - И снова захрипел, закашлялся, на глазах его показались слезы.
        Изворот, продолжавший внимательно наблюдать за хозяином дома, пожевал губами и каким-то одеревеневшим голосом проговорил:
        - Ладно, вины твои завтра разберем… - И снова двинулся к дверям дома.
        Парень, несший на руках Вотшу, войдя в дверь, сразу свернул налево, прошел коротким коридором и, толкнув низкую дверь, поставил его на порог темной комнатки.
        - Проходи, вон там кровать есть… - проговорил он мягким, чуть дрогнувшим голосом и закрыл за мальчиком дверь. В комнате сразу стало темно. Вотша осторожно двинулся в указанном направлении и через три шага коснулся вытянутой рукой грубого тюфяка, постеленного на грубо оструганных досках топчана. Он сел на тюфяк и замер, прислушиваясь к тому, что происходило в доме.
        А многоликих хозяин провел в главную горницу, посреди которой уже стоял накрытый чистой скатертью стол, и хозяйка - чистенькая, опрятная немолодая женщина - споро выставляла закуски и напитки.
        Медведь быстро прошел в комнату и уселся за стол, окидывая жадным, голодным взглядом выставленную хозяйкой снедь. Старик с криком: «Ну, какую ты посуду поставила!» - бросился к стоявшему между окон буфету и начал доставать дорогие оловянные кубки и двузубые резные вилки из зуба морского зверя. А Изворот остановился в дверном проеме и прищуренным глазом оглядел комнату. Ничего необычного в этой хорошо ему знакомой комнате не было, однако суетливость хозяина все больше ему не нравилась. Хозяйка казалась привычно скованной и напуганной, но странно поблескивающий взгляд, который она бросила на своих гостей, тоже насторожил многоликого.
        Изворот медленно прошел к столу, но садиться на почетное место не торопился. Рука его скользнула к поясу и легла на пряжку ножен меча, словно он собирался отстегнуть оружие. В этот момент из-за двери просунулась голоса Пошки, и он чуть хрипловато доложил:
        - Кони в стойлах…
        Изворот поманил парня пальцем и, когда тот вошел в горницу, поинтересовался:
        - Ты никого на улице не видел?
        - Господин, - неожиданно воскликнул хозяин дома, раскладывавший приборы на столе, - ну кто сейчас может гулять по улице?! Ночь же на дворе!
        - Ночь на дворе… - медленно, задумчиво проговорил Изворот и вдруг заметил, как хозяйка снова метнула в его сторону быстрый горящий взгляд.
        Многоликий отодвинул стул с высокой спинкой, сел на краешек и с усмешкой спросил:
        - Ну, а где твои дочки, Парат? Старшая-то, говорят, совсем красавицей стала… как ее мать?!
        Старик вдруг замер, словно впал в ступор, но тут вдруг заговорила хозяйка:
        - Дочек моих, господин, увели…
        - Кто увел? - нахмурился Изворот и про себя подумал: «Так, может, это и есть причина их странного поведения? Может, они просто о дочерях горюют?»
        - Многоликие увели, господин, - ответила хозяйка. - С волчьего берега возвращались, к нам заглянули и… увели.
        - С волчьего берега? - делано удивился Изворот. - А что они там делали?!
        - Мы не суем нос в дела многоликих, господин… - заговорил наконец Парат. - Нас эти дела не касаются.
        В этот момент хозяйка поставила на стол большую корчагу с брагой и низко поклонилась:
        - Кушайте, господа!
        Медведь немедленно налил себе в бокал браги, выпил и потянулся к закускам, к мясу. Изворот, напротив, к бражке не прикоснулся, а, наложив себе на тарелку студню, принялся есть его с капустным пирогом.
        Минут пять многоликие молча ели, а затем Изворот снова обратился к хозяину дома, стоявшему чуть в стороне от стола и со странной, неподвижной улыбкой на лице наблюдавшему за трапезой многоликих:
        - Что-то Васка твой не идет… Устроил он мальца моего?
        - Устроил, господин, не сомневайся! - заверил его Парат. - А сам, наверное, на кухне… Ты ж велел мальчишку накормить, вот он и пошел за съестным!
        Через полчаса многоликие насытились, да и Изворот немного успокоился. Как только гости отвалились от стола, хозяин подал голос:
        - Покои для вас, господа, приготовлены, если хотите, я вас провожу!
        - Сначала приведи своего Васку… - лениво проворчал Изворот, - пусть скажет, как моего извержонка разместил!
        Медведь тоже хотел было что-то сказать, но под тяжелым взглядом своего товарища промолчал.
        Изверг кивнул:
        - Сейчас господин… - и выскочил из комнаты.
        Минуты через две он вернулся, толкая впереди себя своего младшего сына. Парень остановился у порога и исподлобья взглянул на ужинавших гостей.
        - Ну! - рявкнул Изворот и покосился на Медведя. - Как наш извержонок?
        - Запер я его, как ваша милость приказали, - хрипловато проговорил Васка. - В нижнем чулане… Хлеба с молоком дал.
        - И что он сейчас делает?! - Тон Изворота немного помягчел.
        - Откуда мне знать! - пожал плечами парень. - Спит, наверное. Что ему в темноте-то делать?!
        - Почему в темноте? - переспросил Изворот.
        - Так я ему огня не оставил, - снова пожал плечами Васка. - Дал еды и дверь запер!
        Многоликий с минуту помолчал, о чем-то раздумывая, а затем кивнул:
        - Хорошо, можешь идти!
        Парень тут же юркнул за дверь, а Изворот повернулся к Парату:
        - Спать мы будем вместе, в этой комнате!..
        Медведь бросил удивленный взгляд на своего товарища, но промолчал. Зато хозяин сразу как-то засуетился:
        - Но-о-о… Господин, в этой комнате и кроватей-то нет, и не протащить их сюда!
        Он растерянно развел руками, но Изворот только усмехнулся:
        - А ты брось прямо на пол пару перин, с нас и довольно будет!
        Хозяин с хозяйкой переглянулись, а затем двинулись к выходу из комнаты. И только у самого порога Парат оглянулся и с поклоном произнес:
        - Сейчас будет сделано, господин!
        Хозяева вышли из горницы, и Медведь сразу же заворчал:
        - Ты что это выдумал, спать в одной комнате?! Сам же говорил, надо отдохнуть как следует!!
        - А тебе для отдыха нужна отдельная комната? - усмехнулся в ответ Изворот.
        - Отдельная комната и отдельная баба, - раздраженно проговорил Медведь. - А еще лучше - две!
        - Две… комнаты?! - издевательски ухмыльнулся Изворот. - Ну ты, волчий выкормыш, не извергини сын, а прям княжич! Тебе кем Всеслав приходится?
        - Все, хватит! - Медведь вскочил со своего места, едва не опрокинув стол. - Я больше не намерен терпеть твои шуточки! Мы будем драться прямо сейчас, я хочу посмотреть, каков ты медведь на деле: выстоишь ты против «волчьего выкормыша» или только на язык остер!
        - Ишь ты, разошелся, - снова ухмыльнулся Изворот, не трогаясь с места. - Я смотрю, тебе б только лапами махать, а головой работать ты не привык!
        Он помолчал несколько секунд, рассматривая разъяренную физиономию полуизверга, а затем заговорил серьезно, убрав свою усмешку:
        - Ты, полуизверг, если будешь так пылить, и недели в нашей стае не проживешь! Подумай, кто ты такой!!
        - Я знаю, кто я такой! - проревел в ответ Медведь, но Изворот только покачал головой, и на лице его отразилось явное презрение.
        - Ты - никто, и имя твое - предатель, - жестко проговорил он, и Медведь застыл с открытым ртом и выпученными глазами. А Изворот продолжил все тем же жестким, презрительным тоном: - Ты полуизверг, предавший свою стаю, и кто тебе поверит в стае новой? Так что заткнись и засунь подальше свою гордость - ты еще очень долго будешь «волчий выкормыш», недоделок и… предатель! Может быть, всю оставшуюся жизнь… Хотя, что там - всю жизнь? Жизнь твоя может оказаться очень короткой!
        Изворот отвернулся и, плеснув в свой бокал бражки, принялся медленно ее потягивать. С минуту в комнате царила тишина, а затем Медведь, медленно опустившись на свой стул, растерянно проговорил:
        - Но… князь Воровот говорил, что я - настоящий восточный медведь, что я должен вернуться в свою родную стаю… Что я буду героем своей родной стаи…
        - Князю и волхву стаи зачем-то понадобился волчий извержонок, а для того, чтобы его добыть, надо было найти предателя в стае восточных волков… Вот тебя и нашли…
«настоящего» медведя и «героя». А чтобы ты почувствовал себя «настоящим» медведем и «героем», князь и волхв могли тебе наговорить и пообещать все, что угодно! А вот сейчас, когда дело сделано, разговор пойдет другой и ты узнаешь свою истинную цену! Так что я совсем не насмешничаю, я указываю тебе твое настоящее место в твоей «родной» стае! Привыкай!!
        И снова на пару минут в комнате воцарилась тишина. Медведь медленно протянул руки к корчаге, поднес ее к губам и сделал пять тяжелых крупных глотков. Затем очень аккуратно вернул посуду на место, посидел неподвижно еще пару минут и так же медленно поднялся с места. Постояв, словно бы не зная, что делать дальше, он вышел из-за стола и двинулся к выходу.
        - И далеко ты направился? - бросил ему в спину Изворот.
        - На двор… - не оборачиваясь, ответил полуизверг. - Свежим воздухом хочу подышать!
        Выйдя из горницы, Медведь прошел коротким коридором, отодвинул щеколду и толкнул тяжелую входную дверь. На крылечке он облокотился на перила и уставился невидящими глазами в темное, усыпанное звездами небо.

«Значит, так… - бессмысленно звенело в его голове. - Значит, так… Значит, так…»
        В глаза ему брызнуло оранжевым светом, и он невольно вздрогнул. Волчья звезда, чуть подмигивая, смотрела ему в лицо своим оранжевым глазом. Медведь, не отрывая глаз от оранжевого блеска, медленно сошел по ступеням крыльца на землю, сделал несколько шагов навстречу насмешливому оранжевому сиянию и глухо прорычал:
        - Будь ты проклята, оранжевая тварь! Будьте вы прокляты…
        Он не договорил, кого именно проклял, тяжелый, глухой удар по голове оборвал его проклятие!
        Когда, спустя несколько минут Медведь пришел в себя, он обнаружил, что лежит в густой невысокой траве лицом вниз, его завернутые за спину руки скованы в запястьях и привязаны металлической цепью к лодыжкам… А по обоим его бокам молча стоят два волка!
        Как только Медведь вышел из комнаты, Изворот поставил бокал на стол и, глядя на закрытую дверь, выплюнул:
        - Вот и кончился герой!
        Затем он медленно потянулся и спокойным, добродушным тоном добавил:
        - Ну, что ж, теперь и отдохнуть можно…
        Он оглядел комнату, и в голове у него промелькнула усмешливая мысль: «Чтой-то Парат со своей старухой долго не идет… Старуха-то, лет двадцать назад, сладка была!»
        Он довольно улыбнулся своим воспоминаниям и потянулся за сладким пирожком, но в этот момент дверь вдруг резко распахнулась, как от удара ногой, и в комнату вихрем ворвались шесть крупных, матерых волков, а следом за ними четверо здоровенных дружинников. Волки мгновенно окружили стол и замершего на своем месте Изворота, дружинники разбежались по углам, и в комнату вошел еще один человек - высокий крепкий мужчина с мечом в руке. Остановившись в дверях, он сурово посмотрел на сидящего Изворота и коротко выговорил:
        - Медведь из стаи восточных медведей, предлагаю тебе сдаться, иначе ты будешь лишен жизни!
        Изворот сразу понял, что сопротивляться бесполезно, что стоит ему сделать одно неверное движение, и он будет растерзан в клочья. Однако сдаться без хоть какого-то сопротивления он тоже не мог. Поэтому, не вставая с места, он медленно положил ладони на стол, нахмурил брови и гневно произнес:
        - Волк, как смеешь ты предлагать мне плен, находясь на землях медведей? Ты не боишься суда Совета посвященных?!!
        - Нет, я не боюсь суда Совета посвященных! - с усмешкой ответил Скал. - Двадцать шесть медвежьих трупов лежат на леднике Мурмы. Медведи эти убиты во время набега на земли восточных волков. Труп вожака вашей полевой стаи и его помощника отправлены в Край, так что вы можете подавать жалобу в Совет! Наш набег всего лишь месть за наши уничтоженные деревни!! А тебе, Изворот, еще предстоит объяснить, зачем ты выкрал извержонка нашей стаи!
        - Вы это никогда не… - тут Изворот замолчал, не закончив фразы. Он понял, что окажется в плену и не сможет помешать волкам провести над собой обряд исповеди! И тогда никаких доказательств больше не понадобится!
        Секунду он молчал, а затем медленно поднялся со своего места, отстегнул пояс, на котором болтались меч и кинжал, и, бросив их на пол, кивнул:
        - Хорошо, я сдаюсь…
        Он ожидал, что его начнут спрашивать об извержонке, но волчий вожак только молча кивнул. К медведю с двух сторон подошли дружинники, быстро его обыскали и, связав ему руки за спиной, встали по бокам. После этого в комнату зашли Парат и его жена, а следом за ними появился еще один дружинник, ведя за руку извержонка.
        Увидев старосту, Изворот ощерился в хищной усмешке:
        - Значит, Парат, это ты меня волкам продал? Ну-ну, посмотрим, как ты под долгой плетью извиваться будешь, сколько твои дочери медведей ублажат, прежде чем подохнут от… любви!!
        - Нет, Изворот, - неожиданно усмехнулся вожак волчьей стаи, - тебе не удастся пройтись по его спине долгой плетью! - И, повернувшись к своим волкам, скомандовал: - Деревню спалить, скот и способных к работе извергов увести в наши земли, остальных - уничтожить!
        Парат, до того молча смотревший в пол, вскинул взгляд на Скала, и вдруг его ноги подкосились. Упав на колени, он пополз на карачках в сторону волчьего вожака, бессвязно выкрикивая:
        - Господин! Ты же обещал! Ты же мне обещал пощадить деревню! Я же все сделал, как ты сказал, господин!
        Скал брезгливо смотрел на старого изверга, а когда тот подполз почти к самым его ногам, пнул его сапогом в бок и спокойно ответил:
        - Изверг, я ничего тебе не обещал! Я сказал, что если ты все сделаешь, как надо, я, может быть, вас пощажу! Может быть! И я вас щажу, я оставляю большинству из вас жизнь, а остальным дарую легкую смерть! Или ты мне не благодарен, что я спасаю тебя от долгой плети твоего прежнего господина? К тому же твои дочери родят волчат! И ты еще не доволен!
        Старик, опрокинутый ударом сапога на бок, вдруг как-то сразу затих, зато заговорила его жена. Она негромко, но со страшным отчаянием в голосе произнесла:
        - Будьте вы все прокляты! Все многоликие, какие вы только ни на есть в этом Мире! И пусть вашу Волчью звезду погасит великое небо!
        Стоявший рядом с женщиной дружинник коротко взмахнул клинком, обрывая ее слова, и она рухнула на пол, заливая тряпочные половички своей кровью!
        И тут Скал заметил, как за всей этой сценой, широко распахнув свои голубые глаза, наблюдает Вотша. Он переводил взгляд с распростертой на полу женщины на стоявшего со связанным руками Изворота, со своего похитителя на скорчившегося старика… Наконец его взгляд остановился на лице Скала, и тому показалось, что в глазах его воспитанника бьется некий страшный, неразрешимый вопрос!
        Скал шагнул к Вотше и поднял его на руки.
        - Это война, малыш, - глухо произнес дружинник и, секунду помолчав, повторил: - Это война!
        Больше двух недель полевая стая Скала разоряла и жгла приграничные деревни и городки восточных медведей. Шесть десятков опытных воинов, половина из которых обернулась к Миру родовой гранью, прошли по земле топтунов огненным смерчем, сметая постройки, сжигая посевы и покосы, угоняя весь скот и работоспособных извергов, подавляя любой намек на сопротивление. От них нельзя было спрятаться или убежать, от них нельзя было откупиться, их нельзя было остановить. Ночью волки окружали обреченную на уничтожение деревню или городок, а рано утром невдалеке от околицы слышался долгий, заунывный волчий вой. Как только этот вой стихал, с двух сторон в селение врывались всадники и начинали методично обшаривать каждый дом, каждый сарай, каждый погреб. По деревне или городку катились рев и блеяние скота, визг и вопли насилуемых извергинь, хрип убиваемых извергов - тех, кто посмел оказать хотя бы малейшее сопротивление, попытался защитить своих жен, дочерей, малолетних детей. Вал этих страшных звуков медленно катился в сторону центральной площади, на которой неподвижно, словно некий высший судия, высился всадник на
огромном вороном жеребце. Именно он, этот всадник, вожак полевой стаи восточных волков, решал судьбу захваченного селения и участь его жителей. Правда, решение это не отличалось разнообразием - скот и те изверги, что могли еще работать, угонялись на земли восточных волков, ценный скарб увозился, а все остальное сжигалось на месте.
        Жители захваченных селений знали свою участь и потому взирали на вожака захватчиков с угрюмым безразличием, зато вид второго всадника, не отстававшего от вожака ни на шаг, возбуждал в них странную тревогу, а порой непонятный ужас. На небольшой, но резвой лошадке к боку неподвижного вороного жеребца жался мальчик-извержонок, одетый в темно-серую замшевую куртку и такие же штаны. Его широко открытые глаза внимательно следили за всем происходящим вокруг, словно впитывая в себя, навсегда запоминая происходящее. Ничем не прикрытые, отросшие почти до плеч белые волосы странным ореолом обрамляли его голову. Иногда он поднимал свои огромные глаза к вожаку, тот, нарушая свою неподвижность, наклонялся к мальчугану, и извержонок шептал что-то ему на ухо. И тогда случалось чудо - какой-нибудь старый изверг, или беременная извергиня, или маленький, обессиленный ребенок оставались… в живых. Слух об этом странном, непонятном извержонке катился впереди волчьей полевой стаи и своей невозможностью, своим противоречием всем правилам жизни в этом жестком, беспощадном к извергам Мире наводил на них ужас!! Никто не мог
понять, зачем маленькому извержонку оставленные в живых по его выбору изверги, а непонятное страшило больше привычного… ожидаемого!
        На шестнадцатые сутки волки ушли за пограничную реку, отгородившись от страны восточных медведей кроме текучей воды еще и полосой выжженной земли. В этой
«войне» волки потеряли убитыми шесть человек, а потери медведей никто не считал!
        Еще два дня спустя Скал, оставив в Мурме тридцать волков, вернулся с остатками полевой стаи в Край. Вотша ехал рядом с наставником на своей небольшой шустрой лошадке. За три последние недели он сильно подрос, из его глаз навсегда ушел страх, а сами глаза стали… светло-серыми с темными ободками вокруг радужной оболочки! И уже никогда больше не изменялись!
        Глава 6
        Ратмир узнал о похищении Вотши через три недели после происшествия. Всеслав, послав сообщение Скалу, тут же отправил гонца в Лютец к брату, в надежде, что тот сможет чем-то помочь в возвращении извержонка. Гонец задержался в пути, так что, когда он прибыл в Звездную башню, Скал уже нашел и Вотшу, и его похитителей. Однако Ратмир не знал, что извержонок в безопасности, а потому в тот же вечер договорился со своим наставником о поездке в Край и попросил аудиенции у Вершителя. На следующее утро он был принят Канугом.
        Когда Ратмир попросил разрешения снова отправиться на родину, Вершитель не без удивления переспросил:
        - Ты снова желаешь посетить свою стаю?! Странно! Ты прожил в университете сорок лет, прежде чем решил навестить родину в первый раз, а теперь не прошло и года, как ты снова желаешь отправиться в Край. - Он, прищурившись, посмотрел на дважды посвященного волхва. - Может быть, у тебя появилась там… любимая?!
        - Нет, Вершитель, - спокойно ответил Ратмир. - Я получил известие от брата. Он просит приехать для решения некоторых семейных проблем.
        - Ну что ж, раз тебя просит приехать брат, я не возражаю, - кивнул Кануг. - Надеюсь, что… «семейные проблемы» не задержат тебя слишком долго!
        - Нет, Вершитель, я предполагаю вернуться в течение двух недель!
        Кануг махнул ладонью, отпуская княжича, и тот с молчаливым поклоном удалился. В тот же вечер Ратмир, повернувшись к Миру родовой гранью, отправился в путь. Его сопровождал лишь гонец Всеслава.
        Два волка без приключений добрались до Края всего за шесть дней. Вотша уже был в замке, но Всеславу некогда было заниматься извержонком - он готовился к встрече послов стаи восточных медведей, ехавших заключать мир и договариваться о возвращении тел своих погибших сородичей. А вот Ратмир, едва появившись в замке, приказал привести в свои покои Вотшу.
        С момента последней встречи княжича с извержонком прошло лишь немногим больше года, но когда мальчик вошел в уже знакомый ему кабинет в покоях дважды посвященного волхва, тот его едва узнал. Перед ним стоял высокий для своего возраста мальчуган с хорошо развитой грудью, крепкими руками и ногами. На этот раз в кабинете было светло, но мальчишка, поклонившись и быстро оглядевшись, спокойно спросил:
        - Мне раздеваться, господин?
        Ратмир сидел за столом и в свою очередь рассматривал извержонка. Поведение Вотши его удивило - во-первых, извержонок заговорил с многогранным первым, что само по себе было необычно, а кроме того, он не просто заговорил, он задал многогранному вопрос!
        Ответил дважды посвященный волхв не сразу, слегка нахмурившись, он молчал целую минуту, но мальчика это нисколько не смутило, он продолжал стоять напротив сидящего Ратмира совершенно спокойно, ожидая ответа на заданный вопрос. Наконец княжич покачал головой и негромко проговорил:
        - Нет, раздеваться тебе не надо, я хочу просто поговорить с тобой.
        Он снова замолчал, продолжая разглядывать мальчика - что-то в его облике тревожило волхва, и это было не необычное поведение изверга при общении с многогранным. Наконец он понял и сразу же встревожился - изменились глаза Вотши, они из голубых превратились в светло-серые… Точно такие, как у его прадеда, Вата!
        Однако волхв не показал своей тревоги. Взяв в руку небольшой тщательно отполированный шарик из зеленого с черными разводами камня, он все так же негромко попросил:
        - Расскажи мне о своем приключении…
        - Господин хочет, чтобы я рассказал ему о том, как меня похитили? - уточнил Вотша.
        Ратмир утвердительно кивнул и откинулся в кресле, неторопливо вращая шарик пальцами правой ладони.
        Мальчик задумался на несколько секунд, а затем немногословно, но точно пересказал все, что с ним приключилось с того момента, как были убиты конюхи, сопровождавшие табун в ночное, до того, как в темный чулан, где он находился, в сопровождении изверга Васки вошли волки Скала.
        Ратмир немного помолчал - судя по рассказу мальчика, ничего непоправимого с ним не произошло. И все-таки волхв рискнул кое-что уточнить. Он положил свой шар в едва заметное углубление на столешнице и умело крутанул его своими длинными, тонкими, хорошо тренированными пальцами. Шарик быстро завертелся, черные разводы, покрывавшие его зеленую поверхность, слились в некий темный флер, оттенявший природную зелень камня.
        - Смотри сюда! - указал Ратмир на шарик.
        Вотша внимательно посмотрел на вращающийся камень, и глаза его почти сразу же остановились, замерли, погрузились в бегущую перед ним, припорошенную темным, зелень.
        - Тебя увезли из Края насильно?!
        Голос, произнесший этот вопрос, звучал требовательно, на его вопрос невозможно было не ответить, невозможно было сказать неправду. И Вотша ответил:
        - Да, меня увезли насильно!
        - Сколько было похитителей?
        - Двое!
        - Ты знал кого-то из них раньше?
        - Да, одного из них я знал раньше.
        - Кто это был?!
        - Многоликий по имени Медведь из стаи восточных волков!
        Ратмир отметил про себя, что Вотша называет стаю восточных волков, как нечто отстраненное от него, словно он не считает эту стаю хоть в какой-то мере родной! Чуть помедлив, он задал следующий вопрос:
        - Сколько времени ты провел со своими похитителями?!
        - Пять суток, - немедленно отозвался Вотша.
        - Вы останавливались в пути?!
        - Да. Дни… Светлое время суток мы проводили, скрываясь в лесу.
        - По пути к границе ты мог сбежать?!
        - Нет. Я был под постоянным надзором, и на день меня привязывали к дереву.
        - Твои похитители с тобой разговаривали?
        - Да.
        - Какого рода разговоры и кто именно вел?
        - Медведь несколько раз грозился меня убить, а незнакомый мне многоликий, которого звали Изворот, сказал, что украсть меня ему поручил вожак стаи восточных медведей.

«Значит, извержонка похитили восточные медведи! - Волхв даже приподнялся в своем кресле. - Почему? Неужели они каким-то образом узнали о его ценности для стаи, в которой он живет? Но… откуда?»
        - Он не сказал зачем? - спросил Ратмир, усилием воли сохраняя спокойный тон.
        - Нет, он сказал, что вожак сам мне об этом скажет.
        Ратмир несколько секунд помолчал, и следующий его вопрос был задан совсем другим, очень осторожным, предельно спокойным тоном:
        - Попробуй вспомнить, не усыпляли ли тебя твои похитители против твоей воли?
        - Нет, - немедленно ответил Вотша.
        И снова, прежде чем задать следующий вопрос, дважды посвященный волхв несколько секунд молчал:
        - Они тебя о чем-нибудь расспрашивали?
        - Нет.
        Волхв медленно поднял ладонь и осторожно накрыл продолжавший свое вращениие шарик.
        Вотша немедленно поднял «проснувшиеся» глаза на волхва, а тот, как бы продолжая только что начатый разговор, спросил:
        - И что же тебе больше всего нравится в письме?
        Легкое недоумение промелькнуло в глазах извержонка, однако он немедленно ответил:
        - Мне нравятся стихи! Это просто какое-то волшебство, я хочу сам научиться так складывать слова!
        - Вот как?! - доброжелательно улыбнулся волхв. - Может быть, ты уже пробовал что-нибудь сложить?..
        Вотша заметно смутился:
        - Нет… У меня плохо получается…
        - Прочтешь?.. - Ратмир не требовал, он предлагал. - Я кое-что понимаю в поэзии…
        Вотша посмотрел долгим взглядом прямо в глаза дважды посвященному волхву - и это тоже было весьма необычно для изверга, а затем неожиданно прочел:
        Вал завыл, сломал
        Весь завес древес,
        Нес в злосчастный час
        Челн, нещадно мча.[Отар Черный. «Драпа об Олаве Шведском».]
        Правая бровь Ратмира удивленно поднялась, мальчишка не только произнес настоящие стихи, в их строках было умело скрыто начало простенького заклинания на усмирение бури!
        - Где ты слышал эти стихи?
        Вотша отрицательно покачал головой:
        - Я их сам сложил, господин.
        Несколько секунд Ратмир молчал, а затем неожиданно встал из-за стола и быстро произнес:
        - Ты свободен, можешь идти!
        Мальчик поклонился и, повернувшись, направился к двери. Глядя ему в спину, Ратмир вдруг понял, что извержонок едва сдерживается, чтобы не побежать!
        Когда Вотша был уже у самой двери, волхв неожиданно задал еще один вопрос:
        - А твой прадед… Ват… он тебе никогда не снится?
        Вотша остановился, повернулся к волхву, внимательно посмотрел ему в лицо и совсем негромко ответил:
        - Нет, господин, многоликий Ват мне не снится… Я ведь его не помню.
        Затем извержонок, уже не спрашивая разрешения, вышел, а дважды посвященный волхв долго сидел, о чем-то напряженно думая.
        Вечером князь стаи восточных волков и его младший брат встретились в малой трапезной за ужином. Кроме них, за столом находилась только княгиня, слуги были отосланы прочь.
        Утолив первый голод, Всеслав повернулся к брату и чуть насмешливо поинтересовался:
        - Как обстоят дела в Звездной башне, брат?!
        Однако Ратмир не принял шутливого тона, посмотрев в лицо брату долгим взглядом, он строго ответил:
        - Меня сейчас мало интересуют дела Звездной башни, меня интересует, как ты мог допустить, чтобы Вотшу похитили у тебя из-под носа?!
        - Я не нанимался сторожить твоего вонючего извержонка! - немедленно окрысился Всеслав. - Ты навязал его мне против моей воли!
        - А мне казалось, тебя заинтересовало его будущее! - со спокойной усмешкой парировал Ратмир. - Впрочем, если он тебе действительно в тягость, я могу пристроить его хотя бы… да хотя бы к тем же восточным медведям. Они так стремились его заполучить, что, я думаю, Воровоту известно предназначение малыша!
        - Нет, братец, я просто убью этого маленького изверга, и тогда он уже не сможет уничтожить наш Мир!
        - Он - не сможет, но тогда ты не будешь знать, кто сможет, ибо на его место обязательно придет другой! Только вот кто?! Ты хочешь жить в постоянном ожидании конца света? - Ратмир тоже начал выходить из себя, его возмущала тупость и недальновидность брата, его озабоченность сиюминутными делишками, его неспособность заглянуть хотя бы на несколько лет вперед. И тут в разговор неожиданно вмешалась Рогда:
        - Вы не о том говорите!
        Оба брата посмотрели на нее. Княгиня сидела прямая и строгая, и в ее глазах тлело осуждение.
        - Вы не о том говорите… - повторила она и посмотрела на Ратмира. - Никто не забывает о предназначении Вотши, и то, что он появился в нашей стае, - знак Волчьей звезды, она явно благоволит восточным волкам, и, значит, нам необходимо оправдать это благоволение. Поверь, Ратмир, мы делали все, чтобы Вотша привязался к нашему роду, но в то же время, как ты сам говорил, мы старались, чтобы он вел обычный, ничем не выдающийся образ жизни обычного… изверга. Пусть - любимчика, но - изверга!
        Княгиня намеренно подчеркнула последнее слово.
        - Если бы мы слишком явно его опекали, наши соседи давно догадались бы о его необычности! Сплетни по степи, да и по лесам разносятся быстро!
        - Но они все-таки догадались! - перебил ее волхв.
        - Или где-то произошла утечка информации! - жестко ответила Рогда, пристально глядя на свояка.
        - Ты думаешь, что утечку допустил я? - немедленно насторожился Ратмир.
        - Мы весь прошедший год совершенно не контактировали со своими соседями, - стараясь быть спокойной, пояснила Рогда. - У нас не было гостей, посольств, мы сами никого не посылали за границу. У нас не было и перебежчиков…
        - Кроме, как я понял, Медведя! - быстро напомнил Ратмир.
        - Медведь слишком незначительная фигура в дружине князя, - покачала головой княгиня, - а потому, во-первых, он ничего не мог знать о Вотше, а во-вторых, даже если бы он что-то где-то услышал, ему никогда не поверили бы Воровот и его волхв! Нет! - Рогда прихлопнула узкой ладонью по столу. - О Вотше, дорогой брат, могли узнать только от тебя!
        - Исключено! - также твердо ответил Ратмир. - Я вообще ни с кем не говорил об извержонке.
        И тут заговорил Всеслав:
        - Не стоит препираться - никто из нас не выпустил бы эту тайну наружу! Видимо, произошло что-то такое, чего мы не могли предвидеть! Я попробую узнать, каким образом интерес к нашему извержонку появился у восточных медведей, через… посла Воровота - он завтра будет в Крае!
        - Не думаю, что он вот так просто тебе все расскажет! - усомнился Ратмир и добавил: - Даже если он что-то знает!
        - Конечно, не расскажет… - усмехнулся Всеслав, - …если я его прямо об этом спрошу. Но как все медведи, этот посол наверняка очень хвастлив, так что на пиру… особенно прощальном, ему очень захочется хоть в чем-то показать свое превосходство перед нами. Тем более что роль у него в этом посольстве чрезвычайно унизительна!
        - Попробовать можно! - согласилась Рогда. - И я, пожалуй, подам на посольский стол свою лучшую наливку! - Она стрельнула глазом в сторону мужа, и тот понимающе усмехнулся.
        - А кто едет послом? - спросил Ратмир.
        Князь хитрым глазом взглянул на брата и ответил:
        - Да твой старый знакомец, волхв стаи восточных медведей Болот.
        - Вот как… - задумчиво протянул княжич, немного подумал и добавил: - Тогда я, пожалуй, не стану встречаться с посольством… И не стоит ему сообщать, что я в замке!
        Все трое, не сговариваясь, пригубили из кубков, словно подчеркивая окончание первой части разговора, а когда кубки были поставлены на стол, снова заговорила Рогда:
        - Однако нам нужно решить, что делать с извержонком! Интерес к нему со стороны восточных медведей не останется не замеченным другими нашими соседями!
        - Я могу заточить его в подземелье замка! - предложил Всеслав. - Несколько месяцев в изоляции помогут всем, кто о нем узнал, забыть его.
        Ратмир даже скривился от этой глупости брата:
        - Но ты не сможешь держать его в заточении всю жизнь - в этом случае он просто не сможет выполнить своего предназначения. А если его, как ты говоришь, выпустить через несколько месяцев, он на следующий день сам сбежит из Края!
        - Не сбежит, - пристукнул ладонью по столешнице князь. - Его поймают на следующий после побега день!
        - Поймают, - усмехнулся, вроде бы соглашаясь, Ратмир, - только интерес к нему снова пробудится!
        - Нет, - согласилась со свояком княгиня, - ни в какое подземелье его сажать не надо. И вообще, мне кажется, нам не стоит существенно менять его жизнь. Может быть, только надзор за ним усилить, да и то не слишком явно!
        - Проще всего это было бы сделать, если бы удалось каким-то образом приблизить его к… княжеской семье… - неожиданно предложил Ратмир, причем со стороны это предложение могло показаться только что пришедшей в его голову мыслью, а не следствием долгих раздумий после беседы с Вотшей.
        - И каким же образом ты предполагаешь это сделать? - недобро усмехнулся Всеслав.
        - Ну-у-у… Надо посмотреть, что он умеет делать… - продолжил свою «мысль» волхв.
        - Чему он за этот год научился… к чему у него способности…
        - Да какие у него могут быть способности! - не выдержал наконец Всеслав. - Посмотрите на моего братца - он решил исследовать способности восьмилетнего изверга!! Жрать от пуза да бездельничать - вот его способности! Как и всех остальных извергов в этом Мире!
        Князь схватил свой кубок и жадно припал к нему губами. Выпив все содержимое кубка, он со стуком поставил его на стол и уже спокойнее продолжил:
        - Если мы не будем стоять у извергов за спиной с кнутом, они перемрут от голода, потому что их лень сильнее всех других их побудительных мотивов!
        Ратмир с удивлением воззрился на своего брата, а Рогда украдкой улыбнулась и спокойно проговорила:
        - Я не совсем согласна с тобой, князь, некоторые из извергов очень работящие!
        - Да? - язвительно поинтересовался Всеслав. - Может быть, ты назовешь этих… некоторых!
        - С удовольствием, - все с той же тонкой улыбкой ответила княгиня. - Фром, например. Ты, кажется, еще вчера говорил, что очень им доволен. Сидоха, которая заправляет в замке бельевой, очень старательная извергиня…
        - Это исключения, - брезгливо перебил жену Всеслав, однако та спокойно продолжила:
        - Вотша… Его очень хвалят оба учителя… даже твой брюзга Фром, его любят повара, потому что он всегда помогает на кухне…
        - Ха! Вот именно - на кухне! - снова перебил княгиню Всеслав.
        - Его любят конюхи… - не обращая внимания на реплику мужа, продолжила Рогда, - потому что он прекрасно обращается с лошадьми и всегда готов помочь!
        - Так, может быть, отдать его в помощники к Вогнару? - не слишком уверенно предложил Ратмир и неожиданно замер на месте, предостерегающе подняв руку!
        Князь и княгиня с удивлением уставились на волхва, а тот медленно, осторожно поднялся со своего места и крадучись направился к входной двери. Приблизившись, он осторожно взялся за ручку и стремительно дернул дверь на себя!!
        За дверью никого не было…
        Ратмир выглянул в коридор, едва слышно хмыкнул, прикрыл дверь и все так же бесшумно вернулся на место. Взяв со стола кубок, волхв сделал пару глотков, а когда он возвращал кубок на место, Всеслав ехидно поинтересовался:
        - Ну и что все это значит?
        - Мне показалось, что нас кто-то подслушивает… - спокойно ответил Ратмир и, бросив быстрый взгляд на закрытую дверь, добавил: - Но я, кажется, ошибся.
        - Конечно, ты ошибся! - с вызовом согласился князь. - Я приказал нас не беспокоить, и вряд ли кто-то мог ослушаться моего приказа!
        Волхв пристально посмотрел на брата, но ничего не сказал. На минуту в трапезной повисло молчание, а затем Рогда негромко проговорила:
        - Твое предложение, Ратмир, я думаю, вполне приемлемо. Только сделать это надо, на мой взгляд, не сразу, а через некоторое время…
        Снова в трапезной воцарилась тишина, и все трое почувствовали, что тема, в общем-то, исчерпана. Всеслав налил себе вина, поднял кубок, взглянул на своих собеседников и с усмешкой проговорил:
        - Ну, вот на этом и порешим.
        На следующее утро в княжеский замок Края торжественно въезжало посольство стаи восточных медведей. На башне, через ворота которой пропускали посла и его эскорт, ревели двенадцать труб, с зубцов свешивались длинные полотнища разноцветных тканей, демонстрирующих богатство принимающей посольство стороны. Эти полотнища особо внимательно разглядывались самим послом и каждым всадником из его свиты, поскольку они были подарками и должны были быть увезены посольством в свою стаю. По обеим сторонам ворот стояли на страже по два молодых волка, повернувшихся к Миру родовой гранью. А вдоль дороги, ведущей к воротам, выстроились целые толпы извергов, рассматривающих посла и его свиту и отпускающих совсем не дипломатические шутки.
        Впрочем, посла они не видели, всадник, ехавший впереди и принимаемый горожанами за посла, на самом деле был всего лишь маршал эскорта. Посол - волхв стаи восточных медведей, воспользовавшись своим званием посвященного Миру, ехал в скромной повозке и внимательно разглядывал столицу восточных волков. Он давно хотел в ней побывать, но случай представился только теперь.
        Во дворе замка посла встретили пятеро старейших волков стаи, один из которых был маршалом церемонии, а остальные его герольдами. Посла провели вдоль строя из тридцати трех лучших бойцов стаи, а он в свою очередь представил маршалу церемонии всех своих спутников, коих было всего восемь - посольство было невелико. Затем посла и его людей проводили в отведенные им покои. Прием посла князем был назначен на полдень, так что гости могли как следует отдохнуть перед встречей с вожаком стаи.
        Впрочем, Болот, не в первый раз выполнявший обязанности посла, не собирался никому из своих спутников давать отдых. Восточные медведи в схватке с восточными волками понесли очень серьезный урон, и теперь его надо было компенсировать хоть как-то! Волхв стаи надеялся во время путешествия по землям волков собрать кое-какую информацию, познакомиться с городками и деревнями, лежащими по пути к столице, составить карту этого пути… Однако прямо на границе их встретили двадцать два волка! Это, конечно, был очень почетный эскорт, однако волки повели посольство каким-то странным, явно кружным путем, по пустынным, диким местам. На одном из привалов Болот поинтересовался у вожака сопровождающей его стаи, есть ли в лесах, по которым они проезжали, дикие медведи? Тот ответил, что, безусловно, есть, но места их обитания точно известны и каждый новый зверь тщательно проверяется и ставится на учет! Получалось, что пройти незамеченными по землям волков было практически невозможно!
        В общем, ничего сколько-нибудь важного в пути узнать не удалось, и теперь Болот мог рассчитывать только на болтливость хозяев и внимательность своей свиты!
        Ратмир спустился в подземелье замка. Там, в самом глухом углу подземелья приковали к стене цепями Медведя. Всеслав предупреждал брата, что Медведь с самого момента своего пленения не сказал ни слова и без звука выдержал страшные пытки. В подземелье он ждал лишения многогранности, но и теперь продолжал молчать! Однако дважды посвященный волхв решил попробовать разговорить изменника
        - ему было просто необходимо выяснить, каким образом восточные медведи узнали об извержонке Вотше.
        Страж подземелья с факелом в одной руке и длинным трезубцем в другой проводил дважды посвященного волхва к пленнику. Когда Ратмир вошел в склеп, со стенами голого камня, без окна, подвешенный на противоположной стене человек даже не пошевелился. Волхв знаком приказал стражу удалиться, и тот молча вышел из каземата вместе с факелом. Комнатка погрузилась в абсолютную тьму, но эта тьма не мешала Ратмиру. Остановившись напротив неподвижно висевшего пленника, он долго рассматривал его, а затем вдруг тихо, едва слышно… запел!
        Голос его был странно тонок и чуть прерывист, а мелодия, которую он выводил, причудлива и неровна. Казалось, вольный степной ветер врывался в узкую щель небрежно выложенной стены и жаловался на свою жестокую судьбу, лишившую его жизненного простора. Слов у этой песни не было, да, пожалуй, и не могло быть - когда эта мелодия была спета впервые, никаких слов еще просто не существовало!
        Несколько минут узник продолжал висеть неподвижно, как будто и не слыша этой тоскливой, словно бы, как и он сам, опутанной цепями мелодии. Но вот его голова дрогнула и приподнялась, веки приоткрылись, но глаза ничего не могли разглядеть в той кромешной тьме, что царила в узилище. Еще несколько минут Медведь молча прислушивался к тоненькому, жалобному голоску, а потом его потрескавшиеся губы разлепились, и в комнатке раздалось странное, жалобное… рычание:
        - Ма-ма?..
        Мелодия на мгновение умолкла, словно ее спугнуло это рычание или певец перехватывал дыхание, а затем снова зазвучала, все так же жалобно, еле слышно.
        Прошла еще минута, и опять голос, выводивший мелодию, был перекрыт рычанием, только теперь в нем слышалось… рыдание:
        - Ма-ма? Это ты?
        Мелодия снова прервалась и… ее не стало. Узник с минуту продолжал прислушиваться, но мелодия умерла окончательно. Косматая голова Медведя снова упала на грудь, и в этот момент в комнатке едва слышно прозвучал тонкий женский голос:
        - Сынок… сынок… что ты наделал!
        И снова узник поднял голову, и теперь в его глазах блеснули слезы и какое-то подобие радости:
        - Мама! - Рык исчез, словно глотка Медведя вдруг помягчела и вместо рычания смогла выдавить шепот. - Мама, это ты?
        Ответом ему была тишина. Спустя минуту глаза узника вновь погасли и голова упала на грудь.
        Однако не прошло и минуты, как причудливая мелодия снова проклюнулась в тишине и даже вроде бы набрала силу. Во всяком случае, слышалась она совершенно ясно, хотя определить, откуда именно она звучит, было все еще нельзя. Медведь опять поднял голову и слушал молча, не прерывая, не задавая вопросов, как будто боясь спугнуть ее. Через пару минут мелодия оборвалась сама, и снова зазвучал тонкий, тоскливый женский голос:
        - Сынок, сынок… что ты наделал?
        Медведь вздрогнул в своих цепях, медленно опустил голову:
        - Мама… меня никто в Мире не любил… Меня называли косолапый урод… надо мной смеялись… Даже моя сила только смешила их… Я был медведь, а они… волки!
        - А те… другие… они полюбили тебя?
        Последовало короткое молчание, а затем горький вздох.
        - Нет… Они тоже не любили меня… Только я узнал об этом слишком поздно!
        - Поздно, сынок? Почему поздно?
        - Когда волхв медведей первый раз нашел меня, он мне сказал, что родная стая ждет, когда такой славный воин вернется в нее… Он сказал, что я - настоящий медведь и мне не место среди волков! Он ведь был прав! Я ему поверил… - Медведь поднял голову и заговорил так, словно он и вправду видел в окружающей темноте свою давно умершую мать: - А потом волхв привел вожака стаи, и тот сказал, что я должен помочь своей родной стае… Что стае нужен извержонок, взятый в волчий княжий замок волхвом Ратмиром… Что я должен совершить этот подвиг! И я совершил его, я обошел все посты волков, я убил всех, кто мне мешал, и выкрал извержонка!
        И снова косматая голова упала на грудь узника, и слова его стали невнятны:
        - Но на обратном пути мой спутник, медведь, откровенно сказал мне, кем я стану в стае медведей! И теперь мне все равно! Пусть я буду, как и ты, извергом!
        В комнате воцарилась тишина… С минуту Медведь висел неподвижно, а затем поднял голову и уперся в темноту невидящим взглядом. В комнате не было ни звука, ни блика, ни малейшего движения воздуха… И тогда Медведь тихим шепотом попросил:
        - Ма-ма?
        Тишина и молчание были ему ответом.
        - Мама?! - чуть громче проговорил он, дернулся на удерживавших его цепях и заревел в полный голос: - Ма-а-а-ма-а-а!!!
        И в ответ на этот вопль засов проскрежетал в пазах, дверь распахнулась и в тусклом, призрачном мареве две темные тени промелькнули перед отвыкшими от света глазами узника!
        Его голова снова упала на грудь, и губы едва слышно проговорили:
        - Мама…
        В это время Ратмир, оставив стража подземелья внизу, поднимался по лестнице. Его мало трогали переживания предателя, оставшегося в каземате, главное - теперь было точно известно, что Медведь не знал тайну извержонка, вожак соседей получил информацию из другого источника. И то, что Воровот пытался выкрасть именно Вотшу, что он хотя бы предположительно знал его ценность, было совершенно ясно.
        В полдень умывшихся и переодевшихся послов проводили в большую трапезную залу замка, где в окружении самых знаменитых воинов стаи волков уже сидели князь и княгиня. Болот, одетый, по обычаю посвященных, в простую темную хламиду, выделялся среди своей разодетой в меха свиты спокойной, властной осанкой и неторопливостью.
        Посольство приблизилось к возвышению, на котором в резных, изузоренных креслах сидели Всеслав и Рогда, а чуть в стороне и позади них на небольшом, низком креслице восседал волхв стаи восточных волков, посвященный Добыш. Волхв стаи восточных медведей выступил на шаг вперед, легко поклонился и произнес низким певучим голосом:
        - Приветствую тебя, князь Всеслав, вожак стаи восточных волков, и тебя, княгиня Рогда! Пусть над вашим домом всегда будет мирное небо, пусть в ваших угодьях всегда будет вдоволь дичи и питья!
        Болот, а вслед за ним и вся его свита поклонились князю. Всеслав в ответ приветливо кивнул и сделал знак слугам-извергам. Те немедленно поставили для Болота кресло с высокой спинкой, а для его свиты две обитые бордовой камчатой тканью лавки.
        Как только послы расселись, заговорил Всеслав:
        - Рад видеть тебя, посвященный Болот, в своем замке! Всегда приятно вести беседу с умным и просвещенным собеседником.
        Неподвижное лицо волхва стаи восточных медведей чуть дрогнуло, и Всеслав понял, что его лесть достигла цели. Ратмир в это время находился этажом выше, прямо над большой трапезной. Услышав фразу брата, он довольно улыбнулся - первая встреча вряд ли даст какие-то результаты, ее главная задача расположить к себе человека, вступающего в переговоры. Он крайне осторожно, понимая, что его противник - посвященный Миру, коснулся сознания Болота… И тут же отступил в удивлении - эмоции волхва стаи восточных медведей были настолько ярки, настолько мощны, что было непонятно, как такой эмоционально несдержанный человек прошел посвящение. Помедлив несколько секунд, Ратмир снова, с той же осторожностью, вошел в контакт с сознанием Болота. Теперь он мог через эмоциональную окраску определять степень искренности посла.
        - Как здоровье князя Воровота? - продолжал, между тем, Всеслав. - Надеюсь, над его домом чистое небо, а в угодьях вдоволь дичи и питья?!
        - Князь Воровот здоров, угодья его богаты, только одно томит и печалит сердце князя… - Тут Болот остановился, ожидая положенного вопроса своего высокого собеседника.
        И Всеслав задал этот вопрос:
        - Что тревожит князя Воровота?! Может быть, я могу успокоить его тревогу?!
        - Да, князь Всеслав, ты можешь успокоить тревогу вожака стаи восточных медведей,
        - медленно и торжественно проговорил волхв. - Князь Воровот очень хочет видеть своих сородичей, гостящих в твоих землях… Всех сородичей, и пребывающих в этом Мире, и оставивших его. Князь Воровот готов на все, чтобы они вернулись на родину.
        - Ну что ж, восточные волки всегда рады гостям, но если они желают вернуться на родные угодья и их вожак ждет их, мы не будем их задерживать! - таким же торжественным тоном проговорил Всеслав, а затем, поскольку обычай в разговоре был соблюден, сразу перешел на обыденный язык. - Один медведь взят нами живьем, да двадцать восемь трупов медведей из вашей стаи лежат на ледниках. Трупы наш волхв заговорил, так что они доедут до дольнего костра в полном порядке. Что князь Воровот может предложить нам за заботу о своих людях?!
        Болот немного помолчал, а затем с тонкой улыбкой переспросил:
        - Князь Всеслав, ты сказал, что у вас в гостях один живой медведь, а по нашим сведениям, их двое…
        Всеслав удивленно поднял бровь:
        - Поверь мне, посвященный Болот, у нас один медведь. Зовут его Изворот, и он настоящий воин. Больше живых… гостей из вашей стаи у нас нет!
        - Но ты забыл о… Медведе, князь Всеслав! - вкрадчиво проговорил Болот. - Он, конечно, не столь славен, как Изворот, но князю Воровоту дорог каждый его воин!
        И тут Всеслав не смог сдержать свой норов. Привстав со своего места, он гаркнул во всю глотку:
        - Медведь рожден в стае восточных волков, принадлежит нашей стае и будет осужден как предатель нашей стаи!
        - Но, князь! - в свою очередь повысил голос волхв. - Медведь ушел из вашей стаи и дал присягу на верность стае восточных медведей. Этому есть свидетели - все обряды перехода были проведены по законам и обычаям стай!
        Всеслав побледнел от ярости, но ответить ничего не успел. В разговор вступила Рогда:
        - Нет, посвященный Миру Болот, - спокойно, но твердо проговорила она. - По законам и обычаям, воин, желающий перейти в другую стаю, сначала должен сообщить о своем желании вожаку стаи, в которой он рожден! Письменно или через незаинтересованного посланника! Медведь этого не сделал, а значит, данная им клятва стае восточных медведей не имеет силы! И ты сам это знаешь!
        - Но… - Болот чуть запнулся, а затем продолжил: - К вам был направлен незаинтересованный посланник с этим сообщением…
        - И он готов лечь на Стол Истины? - с улыбкой перебила его Рогда. - Он готов подтвердить, что был в Крае и передал сообщение?!
        Болот молчал, пристально глядя в лицо улыбающейся Рогде, а в это время Ратмир послал Всеславу мысль:

«Успокойся, Болот блефует! Никакого посланника они не посылали, и Медведь им уже не нужен! Они просто хотят сохранить лицо, чтобы их потом не обвинили, будто они предали человека, перешедшего в их стаю!»
        Всеслав усмехнулся переданной ему мысли и уже гораздо спокойнее проговорил:
        - Моя княгиня права. Если ваш посланник сможет подтвердить, что он был в нашем замке и передал мне сообщение о желании Медведя перейти в вашу стаю, мы отпустим его. Не в наших правилах удерживать силой чужих людей, хотя тебе, посвященный Миру Болот, конечно, известен обычай - перешедший многогранный не поднимает оружия против отпустившей его стаи в течение года. Так что он по-всякому нарушил обычай, и вам все равно придется его наказать!
        Болот понял, что попался в ловушку: если волки отпустят своего Медведя в стаю восточных медведей как перешедшего по доброй воле, то Воровот будет обязан наказать его за то, что тот… выполнил приказ вожака. И наказание это не может быть щадящим!
        Ратмир в своем наблюдательном пункте с удовлетворением ощутил новый, весьма бурный, эмоциональный всплеск в сознании Болота, после чего посол с явным раздражением проговорил:
        - К сожалению, мы не сможем в положенный срок предоставить исповедь нашего незаинтересованного посланника. Он отбыл в свою стаю, и… Мы рассчитывали, что князь Всеслав в этом деле просто поверит нам на слово, но…
        - Я вам верю! - воскликнул Всеслав с самой дружественной улыбкой на лице. - Но наши законы и обычаи требуют, чтобы вы представили такое подтверждение. Если я нарушу обычай в этом деле, моя стая меня не поймет.
        Находившиеся в трапезной волки одобрительно зашумели. А когда шум немного стих, Всеслав продолжил:
        - Однако я могу взять на себя ответственность перед стаей и снизить обычную виру за возвращение ваших сородичей… к-гм, гостящих у нас, на… скажем, на десятую часть! - Выдержав эффектную паузу, волчий вожак закончил: - По-моему, это будет несомненным свидетельством нашего доброго отношения к соседям!
        И снова зал одобрительно загудел, но на этот раз к голосам волков присоединились и рыкающие голоса посольской свиты. Только Болот молча встретил это щедрое заявление, он-то прекрасно знал, что и со скидкой десятой части сумма выкупа живых и, главное, мертвых пленников остается весьма немалой. Если бы можно было не выкупать трупы сородичей! Но тогда моральный урон для стаи восточных медведей мог стать гораздо больше урона финансового - стая, не способная похоронить своих павших в бою воинов, теряла весь свой авторитет.
        Всеслав поднял руку, и гул в трапезной стих.
        - Посвященный Болот, - вожак восточных волков говорил чуть приподнято, явно заканчивая торжественную встречу. - Я думаю, наши советники могут составить необходимые документы. Вечером мы их подпишем, а затем будет пир, венчающий конец нашей распри. Соседи должны жить в согласии!
        Болот встал со своего места, снова поклонился и громко ответил:
        - Да будет так, как ты, князь, сказал!
        А затем, чуть наклонившись вперед, прибавил значительно тише:
        - Могу ли я просить тебя о приватной встрече?
        - Конечно, - немедленно отозвался Всеслав. - Через полчаса тебя проводят в малую трапезную, и там мы сможем без помех побеседовать за бокалом вина!
        После этих слов князь встал с кресла и громко произнес:
        - Все здесь присутствующие приглашаются на пир!
        Болот снова легко поклонился, и посольство медленно, пятясь, удалилось.
        Спустя полчаса в апартаменты посла стаи восточных медведей постучали. Вышедший на стук дружинник увидел молодого парня, который после короткого поклона быстро проговорил:
        - Князь Всеслав ждет посвященного Болота для разговора!
        Через минуту посол в сопровождении одного из своих советников шагал вслед за пареньком, внимательно оглядывая покои, которые они проходили. Впрочем, ничего замечательного он не увидел, разве что суровые, неподвижные лица стражников, расставленных таким образом, чтобы видеть друг друга.
        Наконец паренек подвел их к высокой узкой двери, собранной из дубовых досок. Остановившись, провожатый бросил быстрый, любопытный взгляд в сторону посла, а затем трижды постучал в дверь. Та немедленно распахнулась, на пороге стоял волхв стаи восточных волков. Увидев Болота, Добыш коротко, как равному, кивнул и отступил на шаг, пропуская посла в небольшую, богато убранную комнату с большим круглым столом посередине. Вокруг стола стояло пять жестких кресел с высокими спинками, а сам стол, накрытый багровой бархатной скатертью, был заставлен блюдами с закусками и сделанными из южного хрусталя графинами, наполненными винами. За столом сидели Ратмир и Рогда, когда Болот переступил порог трапезной, княгиня поднялась со своего места и приветливо произнесла:
        - Проходи, посвященный, мы ждем тебя!..
        Болот и его спутник прошли к столу и уселись на свободные места напротив князя и княгини. Добыш закрыл дверь и, вернувшись к столу, сел на остававшееся свободным место.
        Рогда разлила по бокалам вино, и все осторожно пригубили. Потом Всеслав, поставив на стол свой бокал, спросил:
        - Что ты хотел мне сказать, Болот?..
        По обращению без изысков и титулов волхв медвежьей стаи понял, что разговор этот будет проще, откровеннее и… сложнее - в нем нельзя было спрятаться за дипломатические выверты, нельзя было уйти от прямых ответов на прямые вопросы. И Болот знал, что такие вопросы будут!
        Он снова отхлебнул из кубка плотного, с терпким, чуть сладковатым вкусом вина и заговорил, осторожно подбирая слова:
        - И ты, князь, и, конечно, я сам понимаем, что мне придется подписать любые договоренности, которые твои советники вздумают предложить нашему посольству. Мы сейчас не можем воевать, так что… Но ты сам, князь, сказал, что соседи должны жить в согласии. Прошедшая зима была очень тяжелой, в наших угодьях слишком мало дичи, урожай поспеет еще не скоро, поэтому я прошу тебя, пусть ваши требования будут не слишком жесткими. Может быть, вы снизите полагающуюся вам виру или же примете часть ее… услугами!
        Всеслав долго молчал, уставившись взглядом в скатерть и вертя в пальцах легкую костяную вилку. Затем, быстро взглянув на посла, проговорил:
        - Разве вам мало того, что я обещал? Десятая часть положенного, на мой взгляд, весьма неплохо!
        - В иные времена я, князь, вообще не стал бы просить о скидках или отсрочке выплаты виры, но сегодня… И на набег этот нас толкнула… безысходность - на наших землях самый настоящий голод. Ты и сам можешь это понять по тому, что захватила ваша полевая стая в наших землях. Это же крохи!
        Князь опустил вилку на скатерть, прихлебнул из кубка и… согласился с Болотом:
        - Действительно, у ваших извергов даже скотины почти не осталось. Но…
        Тут Всеслав запнулся, словно вспомнил что-то важное, а затем спросил:
        - Хорошо, вашу полевую стаю погнал в наши земли голод, но скажи мне, пожалуйста, зачем вы выкрали у нас какого-то… извержонка?! Вы ведь специально послали двух человек к самым стенам Края, для того чтобы утащить никому не нужного мальчишку.
        Ратмир, находившийся в соседней комнате, насторожился - разговор подошел к самому важному моменту, к тому самому, ради которого князь вообще согласился на приватную беседу с послом! Сосредоточившись, он старался не упустить ни одного слова из ответа Болота.
        А посол стаи восточных медведей, отвернувшись в сторону, рассматривал узорчатую ткань, которой были обтянуты стены трапезной. Его молчание становилось слишком долгим! Наконец он снова взглянул в глаза Всеслава и нехотя проговорил:
        - Медведь, прибежавший в нашу стаю, сказал, что ты дашь за этого мальчишку очень большой… огромный выкуп. Он сказал, что этот извержонок правнук какого-то вашего известного воина и ходит в твоих любимчиках, что он чуть ли не член твоей семьи! А нам очень пригодился бы этот выкуп!
        Всеслав знал, что Болот говорит неправду - Ратмир уже сообщил все, что узнал от Медведя, но он не собирался показывать своему собеседнику своей осведомленности. Вместо этого он весело рассмеялся:
        - Медведь сказал, будто бы извержонок мне настолько дорог, что я дам за него выкуп? И вы поверили, что на свете может быть потомок какого-то изверга, столь ценный для меня? Надо же, как плохо вы обо мне думаете! Если бы вы просто попросили его у меня, я из дружеских чувств отдал бы его в обмен на хорошую коровью шкуру! Хотя, правда, моя княгиня считает этого мальчишку смышленым и даже приставила к нему учителей.
        - Мальчик действительно очень смышлен! - вставила свое слово Рогда. - И цена ему гораздо больше, чем коровья шкура, но все-таки не настолько, чтобы выкупать его из чьего-то плена!
        - Однако вернемся к вашим просьбам! - перевел разговор на другое Всеслав, справедливо полагая, что дальше продолжать выспрашивать посла об извержонке не имеет смысла, да и опасно. - Виру, которую вы должны выплатить, я уже снизил на десятую часть, так что снижать ее еще больше мы не будем…
        - Но мы не сможем заплатить сейчас такую виру! - перебил его Болот, ударив кулаком по столу. - В стае нечем кормить медвежат, а тут отдать вам меха за… - Он вовремя оборвал сам себя, не сказав последнего слова, не опозорив себя самого и свою стаю, пренебрежительно отозвавшись о своих павших в бою сородичах! И эта его внезапная несдержанность очень испугала его самого!! Сглотнув подступивший к горлу комок, он продолжил чуть охрипшим голосом, но уже спокойнее:
        - Вы же потребуете зимние меха?
        - Да, - довольно ухмыльнулся Всеслав, - мы потребуем зимние меха! За каждого нашего… «гостя» по пять шкурок горностая!! Мы высоко ценим ваших, павших в бою храбрецов!
        Эта фраза Всеслава прозвучала настолько… «правильно» и настолько издевательски, что посол смертельно побледнел и опустил глаза, стараясь сдержать поднявшуюся в груди ярость! Но князь, казалось, не замечал состояния своего гостя.
        - И, кроме того, я должен предупредить тебя, посвященный, что мы не сможем долго ждать! Тех, кто находится на ледниках в Мурме и в Крае, вы должны будете забрать в течение ближайших двух-трех недель - я не могу держать их дольше, они ребята грузные и начали… попахивать. Да и ледники мне скоро понадобятся!
        Болот понял, что его стая попадает в страшное положение - виру за попавших в плен надо выплатить в ближайшие пол-луны, значит, все добытые за зиму меха уйдут волкам, и выменять продовольствие для голодающих семей будет не на что!! А до нового урожая еще не меньше двух месяцев!!!
        И тут Всеслав неожиданно проговорил:
        - Да!.. Ты, посвященный, что-то говорил по поводу каких-то услуг, которые вы можете оказать нашей стае в обмен на часть виры… Ты имел в виду что-то конкретное?
        Никаких конкретных предложений у посла не было, но он не мог упустить возможность хоть чем-нибудь заинтересовать вожака восточных волков, держащего его за горло мертвой хваткой! Украдкой облизнув губы, Болот начал неторопливо, словно опасаясь предложить больше, чем это было необходимо:
        - Ну-у-у… Вариантов может быть несколько… Мы могли бы провести для вас разведку земель, лежащих восточнее и севернее наших угодий, даже составить карты этих земель… Или же дать вам проводников, если вы решите организовать охоту в ничейной тайге - наши ребята исходили ее вдоль и поперек… Да! Наш сородич - член Совета посвященных, трижды посвященный Рыкун - может принять пару-тройку ваших волчат в ученики!! Вы же знаете, что ученики члена Совета посвященных пользуются в университете многими привилегиями!!
        Ратмир, внимательно слушавший разговор, замер! В его голове мгновенно всплыли слова старого библиотекаря: «…Именно Рыкун принимал твою исповедь. Ты ведь совсем недавно побывал на Столе Истины!» - И он сразу же понял, откуда вожак и волхв стаи восточных медведей узнали о Вотше! Конечно же, это Рыкун, принимая его исповедь, заглянул в прошлое дальше, чем ему было предписано. Он увидел в памяти княжича Вотшу, понял, что Ратмир зачем-то общался с извержонком, и передал эту информацию в родную стаю - ведь его связь с родной стаей очевидна! Возможно, вожак стаи восточных медведей, узнав о каком-то особом интересе дважды посвященного волхва к маленькому извержонку, действительно решил похитить малыша для выкупа, а может быть, они хотели заставить Вотшу рассказать, чего хотел от него Ратмир, почему малыш был оставлен в княжеском замке. Но Вотша ничего не смог бы рассказать медведям, и тогда его обязательно подвергли бы ментальному исследованию, и он… он, возможно, «вспомнил бы» судьбу своего прадеда!!
        В груди Ратмира всплыла холодная ярость! Рыкун был не просто вором, укравшим чужую память, он нарушил один из основных законов кодекса посвященных Миру, закон, запрещавший раскрывать тайну прошлого, открытую на Столе Истины, кому бы то ни было, кроме Совета посвященных. Рыкун в глазах Ратмира в одно мгновение превратился в самого ненавистного врага… Нет, не личного врага, вторгшегося в его личный мир, - он был врагом всего Мира, всего мироустройства, он был разрушителем основополагающих законов, на которых стоял Мир Ратмира! А потому трижды посвященного медведя следовало… уничтожить!
        Однако Ратмир сразу же понял, что доказать святотатство Рыкуна, не привлекая внимания к извержонку стаи восточных волков, будет невозможно! Чтобы Совет посвященных осудил своего члена, надо было рассказать всю историю похищения Вотши, а значит, раскрыть причину, по которой он, дважды посвященный волхв, заинтересовался ничтожным извержонком! А эта причина должна была быть очень веской! Чрезвычайно веской!
        Эти мысли, вихрем пронесшиеся в голове княжича, отвлекли его от разговора, проходившего в малой трапезной, а когда он вновь сосредоточился на беседе брата с послом стаи восточных медведей, она уже подходила к концу.
        Посол стаи восточных медведей уже вставал из-за стола, благодаря хозяев за угощение и витиевато выражая свое удовлетворение прошедшими переговорами. Ратмир не уловил, на чем же именно договорился его брат с Болотом, но теперь это его не слишком интересовало - он узнал главное! Теперь ему предстояло решить, как действовать против Рыкуна… против трижды посвященного волхва.
        Он отправился в свои апартаменты и, приказав слуге передать Всеславу, что ждет его у себя, принялся собираться в обратный путь, в Лютец. Когда спустя час Всеслав зашел к своему брату, он увидел, что тот одет для путешествия.
        Ратмир, усадив Всеслава в кресло, медленно прошелся по комнате, попутно плотно прикрыв дверь, а затем, повернувшись к брату, негромко произнес:
        - Я, как видишь, срочно уезжаю в университет. Однако я попросил тебя зайти вовсе не для того, чтобы попрощаться… - он чуть помолчал и поправился, - …вернее, не только для этого. Я собираюсь пройти третье посвящение, и сделать это как можно быстрее, но для этого мне нужны золото, камни, меха! Все то, от чего я отказался, уезжая сорок с лишним лет назад в Лютец, и что ты все это время копил!
        Всеслав откинулся на спинку кресла, стараясь выглядеть непринужденно, однако было видно, что слова брата изумили и насторожили его. А Ратмир молчал, ожидая ответа князя. Наконец Всеслав, потерев длинными пальцами виски, неуверенно проговорил:
        - Третье посвящение? Но, если я правильно помню наши обычаи и законы, третье посвящение соискатели проходят только в том случае, если освобождается место в Совете посвященных! Разве в Совете есть старцы, настолько близкие к… концу, что ты можешь стать соискателем?!
        - Нет, - спокойно ответил Ратмир, - в Совете нет таких старцев, и все-таки я думаю, что место в Совете скоро освободится!
        - На чем основаны эти твои… думы? - гораздо спокойнее, даже с неким облегчением поинтересовался Всеслав.
        - В Совете появился очень серьезный враг нашей стаи, его необходимо уничтожить, а затем… затем я собираюсь занять его место! Помнишь, что говорил наш дед, провожая меня в Лютец? «Ты, Ратмир, со временем, я надеюсь, станешь главной защитой стаи!» Вот я и собираюсь оправдать надежды деда!
        - Враг нашей стаи в Совете?! А ты не ошибаешься, братец?! - И снова Всеслав старался казаться спокойным, но видно было, что слова Ратмира его встревожили. - Может быть, тебе понадобились средства для… для того, чтобы слегка расцветить твою ученую жизнь?
        - Воровот и Болот узнали о Вотше от… трижды посвященного служителя Мира… от Рыкуна! - проговорил Ратмир, пристально глядя прямо в глаза Всеслава. - Причем Рыкун, сообщая в свою стаю о нашем извержонке, нарушил кодекс члена Совета посвященных! Его надо уничтожить, иначе он уничтожит меня, а затем и нашу стаю! Я думаю, что Рыкуна держит за горло Болот, именно он заставил трижды посвященного стать святотатцем, однако это никак его не оправдывает. Теперь ты понял, для чего мне нужны средства?
        - Хорошо… - сухо согласился князь, - я подумаю, что и сколько тебе можно выделить из княжеской сокровищницы!
        - Нет, братец, - покачал головой волхв, - ты дашь мне все, что записано вот здесь! - И он протянул Всеславу небольшой клочок пергамента. - Если, конечно, ты не хочешь, чтобы восточные медведи с помощью Рыкуна сколотили против нашей стаи целую коалицию?! Они ведь поняли теперь, что в одиночку с нами не справятся, и начнут искать себе союзников, а если у них будет помощь в Совете посвященных, сделать это им будет гораздо проще!!
        Всеслав быстро прочел написанное и поднял на брата изумленные глаза:
        - Да за это можно купить… - начал было он, но Ратмир его перебил:
        - Члены Совета дороги! Скажи спасибо, что в стае есть человек, знающий, как повернуть это дело и с кем его решать!
        Спустя два часа Ратмир покинул Край. Вместе с ним уехали Сытня и Корзя, сопровождавшие небольшой караван из четырех вьючных лошадей. Дважды посвященного волхва не смущало то, что он уезжал в ночь, лето стояло жаркое, и кони по ночной прохладе меньше уставали.
        А еще через два часа в княжеском замке начался пир, который Всеслав давал в честь посла восточных медведей и его свиты. Сам посол сидел за одним столом с князем, княгиней и волхвом стаи, а восемь сопровождавших его медведей - за другим столом, стоявшим неподалеку от княжеского. Княгиня учла, что в землях медведей был голод, и посольский стол буквально ломился от закусок и выпивки, причем среди напитков преобладало столь любимое медведями пиво!
        Волков в пиршественном зале замка собралось не слишком много - человек сто пятьдесят, и потому зал казался пустым и гулким, да и сам пир поначалу был чересчур официальным. Князь и посол обменялись торжественными, многословными тостами. Пирующие дружинники выпили сдержанно, даже натянуто - ни обычных на пиру шуток, ни вольных от души песен не было. Однако постепенно крепкое темное пиво, густая медовуха и южное вино сделали свое дело - атмосфера в зале несколько потеплела. Волки начали по одному, а то и парами подходить к столу медведей и, хлопая их по спинам, пили за мир между стаями.
        За княжеским столом тоже сначала чувствовалась некоторая натянутость, но Рогда начала выспрашивать Болота о жизни его стаи, о медвежатах, появившихся этой зимой, о видах на урожай, и посол постепенно оттаял, разговорился.
        А когда волки и медведи вместе затянули песню о походе на восток, в край страшных, хотя и немногочисленных тигров, Болот, пропевший вместе со всеми несколько куплетов, вдруг повернулся к Всеславу и спросил, хитро и пьяно прижмурив глаз:
        - Князь, не обижайся, но я хочу у тебя спросить, как твои волки смогли так быстро подойти к Мурме?! Ведь ты же не знал, что ее осадили!
        Всеслав в ответ хмельно улыбнулся и покрутил головой:
        - Этого, посвященный Болот, я тебе не скажу, но знай, все, что творится на нашей границе, мне становится известно в течение двух-трех часов. Всегда!
        - Интересно… - медленно протянул Болот и после небольшой паузы добавил: - Это наверняка твой брат Ратмир придумал. А почему дважды посвященный волхв отсутствует на нашем пиру?! Он же, по-моему, находится в замке. Или он брезгует нашим обществом?
        Всеслав застыл в своем кресле, уставившись стеклянным глазом в посла. Над столом повисло молчание, которое поторопилась нарушить Рогда:
        - Нет, посвященный Болот, Ратмир никем из нас не брезгует, он срочно отбыл в Лютец - его ждут научные исследования! Вы же знаете, наш брат сорок лет занимался исключительно наукой, дела стаи стали для него неинтересны и… неважны. Только год назад Всеславу удалось уговорить его посетить родной город, да и то он побыл у нас всего несколько дней, а в этот раз…
        Она не успела договорить, Всеслав неожиданно перебил ее:
        - Ты, Болот, значит, думаешь, что я без своего братца и придумать ничего дельного не могу?!
        Посол оторопел от такого неучтивого обращения и, приоткрыв рот, с изумлением уставился на князя. А тот продолжил:
        - Но ты ошибаешься! Я и сам способен кое-что придумать. Смею тебя заверить, что именно я придумал, как можно подловить косолапых, залезших в мой огород! И впредь, когда бы они ни попытались повторить свою попытку, итог будет такой же!
        Всеслав замолчал, грозно сверкая глазами, и тут же заговорил Добыш:
        - Упоминание имени Ратмира, посвященный Болот, в связи с повседневной жизнью стаи совершенно неуместно! Ратмир, что называется, отрезанный ломоть, он не имеет никакого отношения к стае восточных волков, кроме того, что он родился среди нас. Возможно, что на свете существуют стаи, в которых люди, дважды или трижды посвятившие себя служению Миру, продолжают поддерживать тесные контакты со своими родственниками, но у нас этого нет! Мы чтим и выполняем законы и обычаи нашего Мира, мы не допустим, чтобы кто-то обвинял нас в получении какой-либо тайной и незаконной помощи со стороны служителей Мира!! Потому твой намек, посвященный Болот, оскорбителен для князя нашей стаи!!
        Болот понял, что сам допустил гораздо большую бестактность, нежели князь с его
«косолапыми», его намек на помощь Ратмира - дважды посвященного волхва - был фактическим обвинением последнего в нарушении кодекса посвященных! За это его самого вполне могли привлечь к ответственности перед Советом посвященных и, если бы его обвинение не подтвердилось, лишить многогранности. Он жестом полной покорности прижал руки к груди, чуть приподнялся в своем кресле и дрожащим от раскаяния голосом проговорил:
        - Князь, ты, княгиня, и ты, посвященный Добыш, поверьте, я даже в уме не держал нанести оскорбление кому-то из вас или как-то обидеть великую стаю восточных волков. Тем более я не хотел бросить тень какого-то немыслимого подозрения на брата князя! Просто, зная высокую ученость дважды посвященного Ратмира, я подумал, что он мог бы придумать нечто такое, что не могло прийти в голову никому другому во всем нашем Мире, и, к сожалению, высказал эту мысль вслух! Я униженно прошу прощения за свою оговорку, за свою дерзкую, недопустимую мысль, за свою несдержанность… Видимо, моя голова не справилась с выпитым за этим роскошным столом вином!
        В огромном пиршественном зале вдруг наступила мертвая тишина, все пирующие увидели, что посол стоит перед князем с покаянно опущенной головой.
        Долгую минуту Всеслав молчал, сверля разъяренными глазами растерянную физиономию посла, а затем вдруг рассмеялся… Сухо… зло… язвительно, но… рассмеялся! И сразу в зале будто бы легче стало дышать. Пирующие зашевелились, послышались вздохи, покашливание. Даже сам Болот чуть расслабился, на его лице появилась жалкая, просительная улыбка.
        Всеслав встал и громко проговорил:
        - Чего, волхв, не скажешь после доброй чаши! Я не буду сердиться на тебя за необдуманные слова, но впредь лучше держи свою речь в узде! А тем более - мысль!
        Болот быстро поклонился и так же быстро ответил:
        - Я знал, что вожак стаи восточных волков - человек великодушный и незлобивый, что он верит в мое искреннее расположение ко всей стае восточных волков.
        Всеслав махнул рукой, и медведь медленно, словно чего-то опасаясь, опустился в кресло.
        И пир покатился вроде бы своим чередом.
        Далеко за полночь, когда музыканты стали повторяться, танцовщицы спотыкались, а пирующие, устав от веселья, начали засыпать за столами, Болот с улыбкой повернулся к Всеславу:
        - Позволь, князь, нашему посольству удалиться для отдыха. Завтра нас ожидает дорога, и нам надо отдохнуть.
        Всеслав поднял на посла пьяный рассеянный взгляд, несколько секунд помолчал, словно бы не понимая, о чем тот говорит, а затем громко проговорил заплетающимся языком:
        - Идите, посвященный Болот, идите отдыхайте. Вас проводят до ваших покоев!
        Болот склонился в поклоне и вдруг услышал совершенно трезвый шепот:
        - Но помни, Болот, о том, что ты брякнул за моим столом! У меня два свидетеля!
        Медведь вздрогнул, вскинул голову и увидел расплывшееся в пьяной улыбке лицо Всеслава с совершенно трезвыми, чуть прищуренными глазами!
        Несколько мгновений они смотрели друг на друга, понимая, что, пожалуй, в последний раз видят друг друга так близко - глаза в глаза, а затем Болот еще раз поклонился и, отведя взгляд в сторону, вышел из-за стола.
        После того как посольство покинуло зал, князь с княгиней ушли в свои покои, оставив человек тридцать отъявленных гуляк за столами.
        Поздним утром следующего дня, после легкого завтрака, посольство стаи восточных медведей покинуло княжеский замок, увозя с собой богатые дары и договор, расплатиться по которому медведям предстояло в течение последующего месяца!
        В замке Всеслава жизнь снова вошла в обычную колею.
        Вотша также вернулся к своим обычным занятиям, но Скал, внимательно наблюдавший за своим подопечным, быстро понял, что извержонок очень сильно изменился. Мальчишка потерял свою непосредственность, открытость, взгляд его серых глаз стал внимателен и… строг, часто дружинник находил его сидящим на южной стене между зубцами и отрешенно глядящим в желто-голубой простор, открывающийся до самого горизонта. Да и в ратницкой, за трапезой или перед сном Вотша мог вдруг замереть в странной неподвижной задумчивости, словно увидев внутренним взором нечто необыкновенно важное, но… не совсем понятное! По-другому он стал относиться и к окружающим его людям… Со всеми многоликими он теперь разговаривал, только если те к нему обращались, и держался при этом очень ровно, нарочито почтительно, опустив глаза и стараясь не делать лишних движений. Исключение составляли, пожалуй, только трое - сам Скал, его друг Чермень и Старый. Когда же Вотше приходилось общаться с извергами и особенно извергинями, в его голосе, в его больших внимательных глазах можно было поймать некое сострадание, некую внутреннюю боль!
        И еще Скал заметил, что Вотша старается не выходить за пределы замковых стен - исключение он делал только для занятий с оружием, правда, эти занятия он затягивал, как только мог.
        Однажды вечером дружинник отыскал своего воспитанника на его любимом месте - между зубцов южной стены и, усевшись рядом с мальчиком, негромко спросил:
        - Как тебе живется, Вотша?
        Мальчик удивленно взглянул на своего воспитателя, затем снова уставился в открывающееся перед ним пространство и, помолчав с минуту, ответил:
        - Мне хорошо живется, дядя Скал… Только я не пойму… почему?
        - Не поймешь почему? - удивленно переспросил Скал. - Да потому, что ты приглянулся… Ратмиру! Ведь это он заставил Всеслава взять тебя в замок!
        И снова Вотша бросил не по-взрослому серьезный взгляд на своего наставника.
        - Я знаю, что меня оставил в замке господин Ратмир… Но почему он это сделал… И как ему удалось уговорить князя… Князь Всеслав…
        Тут Вотша неожиданно замолчал, сообразив, что его слова недопустимо смелы - не подобает какому-то извержонку обсуждать достоинства и недостатки вожака стаи восточных волков. Однако Скалу хотелось понять, что творится в душе его воспитанника, а потому он осторожно и в то же время доброжелательно переспросил:
        - Что князь Всеслав?
        Последовал еще один быстрый взгляд широко распахнутых серых глаз, а затем Вотша медленно произнес:
        - Дядя Скал, вы же лучше меня знаете князя и его брата… Скажите сами, станет дважды посвященный волхв заниматься каким-то там… «вонючим извержонком» без серьезных на то оснований и насколько серьезны должны быть эти основания для того, чтобы князь Всеслав оставил… «вонючего извержонка» в своем замке и начал его… учить? Ведь я князю сначала не понравился.

«А ведь мальчишка прав, - мысленно согласился с Вотшей Скал, - он не понравился вожаку… Только после того как Ратмир занялся извержонком… И что он делал с Вотшей в своих покоях? Мальчонку-то вынесли от него без сознания! Что волхв узнал о нем?»
        - И еще, дядя Скал, - неожиданно проговорил Вотша. - Почему медведи меня увезли? Ведь тогда, ночью, у табуна, они всех перебили… Я сам видел, как они убивали конюхов и ребят, а меня увезли… Они ведь приехали именно за мной, я слышал - Изворот спросил у Медведя «…который из них?..», и Медведь указал на меня! Так что во мне такого?! Почему я… нужен?
        Дружинник понял, что у него нет ответов на эти вопросы воспитанника, потому, помолчав в раздумье несколько минут, он произнес:
        - Знаешь что, Вотушка, не забивай ты себе этим делом голову. Придет время, и князь со своим братом, волхвом, возможно, расскажут, что в тебе такого, зачем ты понадобился им. Самому тебе все равно в этом деле не разобраться!.. Ну, а то, что князь приказал тебя учить - очень хорошо! Значит, ты ему нужен не на час, не на день… На всю твою жизнь!
        - На всю жизнь… - эхом повторил Вотша, и в его голосе почему-то прозвучала тоска.
        Скал поднялся на ноги и тронул Вотшу за плечо:
        - Пошли, малыш, скоро ужин!..
        Вотша медленно встал, и тут Скал вдруг увидел, что мальчишка совсем уже и не малыш - его белая голова была много выше его пояса!

«А парню-то уже, поди, лет девять! - подумал Скал. - Неудивительно, что он думает о… серьезных вещах!»
        Недели через две Вогнар, войдя в комнату, где занимался Вотша, увидел, что его ученик, вместо того чтобы разбираться с полученным накануне заданием, стоит у небольшого окошка и задумчиво смотрит во двор.
        - Почему не занимаемся? - строго спросил книжник.
        Однако Вотша не смутился, он повернулся и спокойно проговорил:
        - Учитель, можно спросить?..
        - Спрашивай! - дал разрешение Вогнар.
        - Учитель, когда ты только начал со мной заниматься, ты сказал, что будешь учить меня только явному письму и явному чтению… Значит, есть письмо… тайное?
        Вогнар посмотрел на Вотшу долгим удивленным взглядом, покачал головой и негромко проговорил:
        - Садись-ка на свое место…
        И, когда ученик уселся за стол, продолжил:
        - Действительно, кроме явного письма, есть другое… Называется оно… сокровенное. Но владеют этим… сокровенным письмом и… сокровенной речью только волхвы. Причем только волхвы, прошедшие второе посвящение.
        - Значит, учитель, ты сокровенное письмо тоже не знаешь?
        Услышав этот простой вопрос, Вогнар вдруг смертельно побледнел и впился вспыхнувшими глазами в серые глаза своего ученика… Но эти огромные серые глаза были такими спокойными, а чистое лицо выглядело настолько невозмутимым, что заподозрить в вопросе какой-то подвох было совершенно невозможно, так что Вогнар, выдержав небольшую паузу ответил, стараясь выглядеть совершенно спокойным:
        - Да… Я не владею сокровенным письмом и сокровенной речью, хотя и слышал о них от… своего учителя!
        Вотша кивнул, но по его глазам Вогнар понял, что мальчик о чем-то задумался. Однако урок прошел без вопросов, извержонок был, как всегда, любопытен и быстро схватывал то новое, о чем говорил учитель. Только в самом конце занятий, когда Вогнар уже изложил задание для самостоятельной работы ученика, тот неожиданно спросил:
        - Учитель, ты не можешь разрешить мне пользоваться книгами?
        Книжник снова удивился, но вида не подал. Секунду подумав, он ответил на вопрос вопросом:
        - А какие именно книги тебя интересуют?!
        Вогнар понимал, что Вотша не знает состав княжеской книжни, и потому надеялся, что он не сможет ответить на этот вопрос определенно, а значит, можно будет обоснованно ему отказать. Однако мальчишка явно обдумал и свою просьбу, и ее возможное обоснование.
        - Возможно, в книгах есть сведения о том, что происходило когда-то в стае восточных волков и… в других стаях?
        - Значит, тебя заинтересовала история?.. - переспросил книжник, с интересом глядя на своего ученика. Ответом на этот вопрос стал непонимающий взгляд извержонка, и тогда Вогнар пояснил: - История - это наука, изучающая прошлое, жизнь прежних поколений.
        - Да, - тут же согласился Вотша, - я очень хочу знать прошлое!
        Вогнар чуть склонил голову и, с минуту подумав, ответил:
        - Я не могу сам решить этот вопрос, однако, поскольку князя сейчас нет в замке, я испрошу для тебя разрешение пользоваться книжней у княгини.
        - Спасибо, учитель, - улыбнулся Вотша.
        В тот же вечер, докладывая княгине о новых, недавно поступивших в замок книгах, Вогнар воспользовался случаем и рассказал Рогде о просьбе извержонка. Реакция княгини на эту, как казалось книжнику, невинную просьбу была совершенно неожиданной. Рогда, сидевшая за письменным столом, подняла на Вогнара явно встревоженные глаза, а затем вдруг стремительно вскочила со своего места и начала ходить по кабинету, о чем-то размышляя. Прошло несколько минут, прежде чем она, наконец, остановилась напротив книжника и резко спросила:
        - И давно этот мальчишка стал интересоваться историей?!
        - Нет, госпожа, - немного растерянно ответил Вогнар, - сегодня на уроке он впервые спросил у меня разрешения пользоваться книжней. Он, по-моему, даже не знал, что есть такая наука - история!
        - Не знал… - повторила княгиня, вновь принимаясь ходить от стола до входной двери своего кабинета.
        Спустя еще пару минут она, приняв какое-то решение, снова уселась на свое место и приказала:
        - Завтра, Вогнар, ты приведешь извержонка ко мне… Вы ведь занимаетесь после обеда… - книжник утвердительно кивнул, - … вот в это время ты его и приведешь! Сюда!
        На следующий день Вогнар, войдя в учебную комнату, посмотрел на извержонка странным долгим взглядом, а затем мягко проговорил:
        - Складывай книги и прячь письменные принадлежности…
        - Разве мы сегодня не будем заниматься письмом? - поднял Вотша на книжника удивленные глаза.
        - Нет, мальчик, - Вогнар покачал головой. - Вчера я передал твою просьбу княгине, и она приказала привести тебя к ней.
        - Но… - Извержонок даже приподнялся с места. - Мне нельзя заходить в покои княгини! Господин Скал строго-настрого запретил мне там появляться!
        - И правильно запретил… - согласился книжник. - И тебе действительно совершенно нечего там делать… Но, во-первых, мы пойдем не в покои княгини, а в книжню, а во-вторых, все прежние запреты отменяются, если у тебя есть приказ самой княгини! Так что… пошли!
        Вотша кивнул, быстро убрал книги и письменные принадлежности и последовал за книжником. Вогнар провел его по коридору, потом они поднялись по широкой лестнице на третий этаж, снова прошли по коридору и подошли к высоким двустворчатым дверям. Вогнар толкнул одну из створок, а когда дверь открылась, пропустил вперед мальчика и вошел следом.
        Извержонок оказался на пороге большой комнаты и… удивился. Книжню он представлял себе совсем иначе - неким огромным залом, снизу доверху заваленным стопками книг в толстых тяжелых переплетах, а эта комната была светлой, очень просторной с тяжелыми темными высокими шкафами с дверцами, покрытыми затейливой резьбой. Несколько дверок были распахнуты, и за ними виднелись расставленные по полкам книги и аккуратно сложенные свитки. Посреди комнаты стоял большой стол, за которым сидела княгиня, занятая письмом. Узкое, длинное темно-серое перо настолько быстро бегало по пергаменту, что Вотша не мог оторвать от него удивленных глаз - сам он не так давно сменил стило на перо, а вощаницу на пергамент, да и пергамент-то ему давали старый, дважды, а то и трижды выскобленный.
        Наконец княгиня закончила писать и подняла глаза на вошедших. Вотша стоял впереди, Вогнар позади извержонка, положив ладони ему на плечи. Как только книжник увидел, что Рогда обратила на них внимание, он негромко проговорил:
        - Вот, княгиня, по твоему приказанию я привел своего ученика.
        - Очень хорошо, - с улыбкой ответила княгиня, поднимаясь из-за стола и подходя к извержонку. Она внимательно смотрела на Вотшу, но с вопросом обратилась к Вогнару: - А теперь скажи, насколько хорошо твой ученик владеет чтением и письмом!
        Вотша почувствовал, как на его плечах напряглись ладони Вогнара, но ответ книжника прозвучал спокойно и негромко:
        - Читает он, княгиня, бегло и складно, хорошо понимает прочитанное. Пером пишет медленно - слишком мало практики, но аккуратно и чисто… Мне кажется, Вотша может быть полезен…
        - Так… так… - протянула княгиня, продолжая разглядывать мальчика. - Создается впечатление, что твой ученик… быстро взрослеет. Не пора ли ему иметь в замке определенные обязанности?
        - Как будет угодно княгине… - пробормотал в ответ книжник, и Вотша вдруг почувствовал в его голосе некоторое беспокойство.
        А Рогда между тем продолжила, обращаясь уже к Вотше:
        - Вогнар сообщил мне, что тебя заинтересовала… история?
        - Да, госпожа… - очень тихо ответил Вотша.
        - Интересно… И почему же ты решил обратить свой взор в… прошлое? Я думала, что интересы молодых людей больше направлены в будущее… в их собственное будущее!.. Или тебя интересует прошлое какой-либо конкретной личности?..
        - Нет, госпожа, - все так же тихо проговорил извержонок, - мне интересно… Меня интересует прошлое стаи восточных волков, восточных медведей, рысей и… других стай. Меня интересует, как и чем они жили… зачем они жили…
        Рогда перевела взгляд на Вогнара:
        - Тебе не кажется, что твой ученик не по возрасту… серьезен?
        - Я удивлен, госпожа, - признался книжник. - Никогда раньше я не замечал в нем этого! Правда, в последние несколько недель Вотша действительно стал очень… задумчив.
        Княгиня снова посмотрела на извержонка, и ее взгляд встретили спокойные серые глаза.
        - Хорошо! - кивнула головой Рогда и, вернувшись на свое место за столом, продолжила: - Твое желание - это желание взрослого человека! Раз ты считаешь себя взрослым, я забираю тебя из-под опеки Скала и отдаю в подчинение Вогнару, княжему книжнику. Подчеркиваю - именно в подчинение. Вогнар по своему усмотрению определит твои обязанности и будет следить за их исполнением… Возможно, и у меня или даже у самого князя со временем появятся поручения к тебе!! Жить ты будешь во дворце, комнату для тебя Сидоха подготовит сегодня. Завтра ты переселишься. Твои занятия с Фромом прекращаются, надеюсь, ты уже достаточно хорошо разбираешься в счете!
        - Да, госпожа! - кивнул Вотша.
        - Значит, решение принято. Выйди и подожди за дверью, я переговорю с Вогнаром, а затем он тобой займется!
        Вотша неловко поклонился и вышел из кабинета. Рогда с минуту молчала, а затем негромко, задумчиво проговорила:
        - Мальчик не по годам и… не по-извержачьи умен. Ты должен будешь очень тщательно следить за его книжными интересами… - Она оборвала сама себя, словно испугавшись, что сказала слишком много, а затем, подумав несколько секунд, пояснила: - Мне не хочется, чтобы он занимался розысками сведений о своем прадеде - был такой волк в нашей стае, звали его Ват. История этого Вата грустна, даже трагична, и мне не хотелось бы, чтобы мальчик страдал из-за несчастий своего предка. В остальном ему можно дать полную свободу… но не свободу безделья!
        Княгиня замолчала, внимательно глядя на книжника, словно ожидая от него ответа. И Вогнар, поклонившись, проговорил:
        - Госпожа, я понял… Постараюсь сделать все, чтобы мальчишка был при деле!
        - Вот и хорошо, - кивнула Рогда. - Можешь идти!
        На следующее утро тетка Сидоха отвела Вотшу в маленькую комнатку на четвертом этаже княжеского дворца. Единственное окно этой комнатушки выходило на замковый двор, в самом конце которого было видно ристалище. Под окном стояла узкая кровать, рядом с ней небольшой столик с подсвечником на одну свечу. В углу растопырился приземистый шкаф, а рядом с дверью находился столик с умывальными принадлежностями.
        Так, совершенно неожиданно для Вотши, его простая на первый взгляд просьба в корне изменила всю его жизнь!
        Глава 7
        Ратмир возвращался в Лютец в смятении. Его негодование по поводу предательства трижды посвященного волхва сменилось тяжкими раздумьями. И прежде стаи находили повод, чтобы начать войну, чтобы убивать себе подобных, грабить владения соседей и уводить в плен извергов противника. Но никогда волхвы не провоцировали военные действия и никоим образом не участвовали в них! Клятва, даваемая волхвами при посвящении - при первом посвящении! - не только запрещала им участие в таких делах, но и обязывала их даже во время боевых действий приходить на помощь друг другу. Тем более это было недопустимо для членов Совета посвященных! Слишком большая власть находилась в их руках, слишком большие знания они могли бросить против обычных людей. Поступок Рыкуна был настолько вопиющ, настолько провокационен, что его последствия могли стать просто катастрофическими - катастрофическими для всего Мира! Ратмир понял, что оставлять Рыкуна безнаказанным нельзя, причем наказанием для предателя могла быть только смерть. Но и рассказывать о том, что сделал трижды посвященный член Совета, было нельзя
        - это могло послужить для других прецедентом, и тогда!.. Оставался только один путь - Рыкуна надо было убрать из этой жизни тайно, в любом другом случае у него могли появиться последователи! Пяти дней пути хватило дважды посвященному волхву, чтобы составить план действий.
        Вернувшись в Звездную башню, он сразу же погрузился в свои научные исследования, однако теперь его интересы сосредоточились на опытах с обессоленной водой. Кое-какие наработки в этой области у него уже были, но теперь он точно сформулировал задачу, которую следовало решить!
        Шесть месяцев он практически не выходил из своей лаборатории, и за это время ему удалось не только составить заклинание, превращающее воду в зелье обессоленной воды, но и определить условия, при которых оно начинало воздействовать на принявшего декокт.
        Поздно ночью, закончив изготовление опытного образца наговоренной воды, он долго сидел за лабораторным столом, задумчиво глядя на небольшой темный пузырек, закрытый притертой пробочкой, в котором мерцала преломленным светом вроде бы самая обычная вода.
        Теперь он мог приступить к реализации замысла, разработанного им по пути из Края в Лютец, но сначала эту воду стоило опробовать вне стен университета.
        Утром следующего дня Ратмир вышел из своего затворничества и отправился на ближний к университету рынок. В кармане его темной хламиды лежал кошель из темной кожи, в котором вместе с монетами был спрятан и пузырек с притертой пробкой.
        Рынок был небольшой, но пестрый, шумный, горластый. Торговцы громко расхваливали свой товар, и в самом деле великолепный - завезенные ночью рыба, мясо, овощи еще не потеряли своей свежести. Покупатели - в основном прислуга из близлежащих домов состоятельных горожан - не менее громко торговались, стараясь урвать часть отпущенных на продукты денег в свой карман. Рыночные носильщики добавляли свои вопли в общий гвалт, требуя посторониться и пропустить их длинные, неповоротливые, тяжело нагруженные тележки.
        Ратмир шагал сквозь рыночную толкотню и ор, рассеянно глядя по сторонам и не обращая внимания на громкие, но весьма почтительные крики торговцев, старавшихся привлечь его внимание к своему товару. Наконец, миновав торговые ряды, он вышел к небольшой харчевне, притулившейся у ограды рынка. Дважды посвященный волхв толкнул легкую дверь и вошел внутрь, в тепло, пахнущее потом и стряпней.
        Едва он появился на пороге, как хозяин, орудовавший у прилавка с напитками, рявкнул что-то обступившим его клиентам и в мгновение ока оказался рядом, сгибаясь в почтительном поклоне. Ратмир оглядел харчевню и кивнул в сторону столика, стоявшего около окна. Хозяин стремительно переместился к указанному столику и, пока Ратмир шествовал к указанному им месту, не только убрал двух, сидевших за столиком, торговцев, но и смел в подставленную служанкой корзину остатки их завтрака вместе с посудой и недопитым графинчиком вина. Ратмир уселся за совершенно чистый стол, на который уже водрузили белоснежную скатерть, букетик неизвестно откуда взявшихся цветов в фарфоровой вазочке и обеденный прибор из восточного фарфора.
        Дважды посвященный волхв внимательно оглядел таверну и перевел взгляд на склонившегося в поклоне хозяина. Тот, словно почувствовав, что удивительный клиент обратил на него внимание, не разгибаясь, произнес:
        - Чего желает отведать господин в моем недостойном ресторане?

«Ресторане?» - усмехнулся про себя волхв, а хозяин продолжал:
        - Осмелюсь предложить горячую лапшу с индейкой «Лютец» под соусом пикан и маринованными овощами! А вино господин может выбрать сам!
        На стол перед Ратмиром легла узкая полоска темного пергамента, на котором витиеватым почерком был написан перечень имеющихся в харчевне вин.
        Волхв помолчал, а затем медленно, чуть растягивая слова, произнес:
        - Я хочу, чтобы за двумя ближайшими столиками никого не было… - Хозяин склонился еще ниже, показывая, что понял желание дважды посвященного. - К лапше и индейке подашь белое сабинское трехлетнее… И не забудь, что вино должно быть подано в грубой керамике!
        - Прикажете выполнять, господин?! - быстрой скороговоркой пробормотал хозяин.
        - Выполняй! - разрешил волхв, и хозяин мгновенно исчез.
        Спустя минуту на столе Ратмира красовался пузатый, ручной лепки кувшин, прикрытый крышкой в форме шутовского колпака, большая глиняная миска, до краев наполненная густым, темным соусом, в котором плавали большие куски индейки, и три плоские тарелки с разложенными на них маринованными овощами. А еще через пару минут к столу подошла высокая дородная извергиня с сияющим медным котелком в руках, из-под крышки которого выбивался пар. Поставив котелок на стол, извергиня сняла с него крышку и большой глубокой шумовкой на длинной ручке принялась доставать лапшу и укладывать ее на тарелку, стоящую перед Ратмиром. Когда она вывалила на тарелку третью шумовку, Ратмир коротко приказал:
        - Хватит!
        Извергиня отложила шумовку и взяла широкую ложку, но Ратмир снова, тем же спокойным тоном произнес:
        - Не надо! Свободна!
        Извергиня положила на стол ложку, отошла от стола шага на три и остановилась, сложив руки на животе.
        Ратмир взял ложку, полил дымящуюся лапшу соусом, затем выудил из мисы пару кусков индюшатины, уложил их поверх лапши, сам налил в высокий, вырезанный из восточного хрусталя бокал вина и принялся есть, ловко орудуя костяной двузубой вилкой и коротким, с закругленным лезвием ножом.
        Всем окружающим казалось, что дважды посвященный волхв, столь неожиданно появившийся в рыночной харчевне, полностью занят своим завтраком и не обращает никакого внимания на окружающих. Постепенно напряженность, охватившая посетителей при появлении столь высокой особы в облюбованной ими харчевне, спала, народ расслабился, разговоры, совсем было стихшие, возобновились, и в теплом, пахучем воздухе снова возник ровный, добродушный гул.
        А между тем волхв, вроде бы не отводивший взгляда от своей тарелки, внимательно наблюдал за окружающими его людьми, выбирая объект для своего эксперимента!
        За его спиной, через стол, расположились три купца, похоже, с юга. Черные как смоль волосы и резкий, гортанный говор выдавали в них выходцев с восточных берегов внутреннего моря. Видимо, они приехали в Лютец не в первый раз - вели себя свободно, уверенно. За ними сидели двое извергов-крестьян из недалекого села. Их происхождение выдавали светлые короткие стрижки, темно-серые куртки, штаны и короткие сапоги на толстой подошве - все крестьяне в округе одевались именно таким образом. Эти двое держались скованнее всех остальных, не в силах, видимо, привыкнуть к соседству дважды посвященного волхва. И действительно, не прошло и десяти минут, как эта парочка, спешно закончив завтрак, покинула харчевню.
        Ратмир медленно, осторожно переключал свое внимание с одного посетителя харчевни на другого, пока наконец не дошел до троицы, устроившейся в дальнем, самом темном углу, спиной ко всем остальным. Могло показаться, что они заняты исключительно поглощением нехитрой снеди, поставленной на их стол, однако Ратмир видел, что они вели очень важный разговор!
        - …Ты же прошел посвящение… - едва слышно говорил сидевший слева мужчина, закутанный в теплый шерстяной плащ темно-коричневого цвета, какие любили купцы с берега западного моря, - значит, тебе и идти в университет! Если туда сунемся мы с Кригой, нас сразу же повяжут - что могут делать в университете простой кабан и тем более изверг?!
        Совсем еще молодой, светловолосый парень с непокрытой головой, одетый в легкую темную хламиду - совсем новую, выдававшую недавнее посвящение своего владельца, нервно дернул щекой, с усилием проглотил недожеванный кусок, обежал взглядом зал таверны и заговорил едва слышно:
        - А что делать там волхву, закончившему обучение и прошедшему посвящение? Разве что получить очень неприятный вопрос: что ты делаешь в университете? Я вам рассказал, где и чем можно поживиться, а теперь вы мне предлагаете самому сделать все остальное? Тогда за что вы взяли плату?
        - За то, что поможем тебе сбыть все, что ты принесешь! - невнятно промычал третий - полный оборванец, из-под драной куртки которого торчали обшарпанные ножны короткого широкого ножа.
        - Тогда я найду других, - чуть повысил голос молодой парень, - а вы вернете мне задаток, который я вам дал!
        - Не ори! - глухо окоротил его «купец». - И никого ты больше не найдешь, весь Лютец знает, что ты в нашей… «компании», а потому никто с тобой связываться не будет.
        - А если станешь артачиться, - снова невнятно пробормотал оборванец, не поднимая головы от своей мисы, - всплывешь посреди Сеньи… кверху брюхом!
        - Ты, кажется, мне угрожаешь? - ощерил зубы светловолосый. - Ты смеешь угрожать посвященному?
        - А что ты мне сделаешь? - поднял голову от мисы оборванец. - Ну, что? Отдашь приставу? Ну так я первым делом расскажу, как ты меня подбивал в университете пошуровать, а я отказывался! Тебя на Стол Истины положат, и ты сам подтвердишь, что я говорю правду! И кто тогда под обломок попадет?
        Светловолосый перевел злой, растерянный взгляд с одного собеседника на другого, но достойного ответа на слова оборванца не нашел.
        - Не надо нам ссориться и угрожать друг другу… - миролюбивым тоном проговорил
«купец». - Мы, юноша, подберем для тебя инструменты и научим, как ими пользоваться, а когда ты принесешь товар, поможем тебе его сбыть! И все будут довольны…
        Светловолосый волхв снова склонился над своей мисой и начал быстро выхлебывать ее содержимое. Его «друзья» многозначительно переглянулись и тоже вернулись к еде.
        Ратмир понял, что эта троица прекрасно подходит для его целей. Он положил вилку, прихлебнул из бокала, аккуратно вытер губы салфеткой и достал из кармана кошелек. Выудив из него две монеты, он положил их на стол, а затем, взглянув на стоявшую неподалеку извергиню, негромко произнес:
        - Позови хозяина…
        Служанка молча развернулась и ушла на кухню, а через несколько секунд у стола дважды посвященного материализовался хозяин харчевни. Согнувшись в поклоне, он испуганно пролепетал:
        - Господин простит мое отсутствие, я лично контролировал приготовление десерта для высокого гостя!
        - Десерта? - Волхв на секунду задумался, а затем отрицательно покачал головой. - Нет, я не хочу сладкого… Твоя индюшка была хороша, вино также весьма неплохо, так что не будем портить впечатление!
        - Как пожелает господин… - снова поклонился хозяин, и в его голосе прозвучало огорчение.
        Ратмир улыбнулся и кивнул на монеты:
        - Этого хватит за съеденный мной завтрак?..
        - Господин!! Твоя щедрость неописуема! - воскликнул хозяин харчевни, даже не посмотрев в сторону лежащих на столе монет. - Я сделаю красивую надпись в память твоего посещения моего скромного ресторана и повешу его над прилавком!
        Ратмир встал из-за стола и, едва заметно кивнув хозяину харчевни, пошел к выходу. Хозяин семенил за ним следом, рассыпаясь в благодарности. На пороге, уже приоткрыв дверь, Ратмир еще раз обернулся, рассеянным взглядом оглядел зал и мысленно обратился к светловолосому волхву, сидевшему за дальним столом:

«Заканчивай свой завтрак и выходи! Я тебя жду!»
        Молодой волхв вскинул голову и растерянно пробежал глазами по окружающим его лицам, в следующее мгновение он встретил взгляд дважды посвященного волхва, побледнел и как-то судорожно кивнул, давая понять, что понял приказ старшего.
        Ратмир вышел и неторопливо пошел вдоль рыночного ряда, разглядывая разложенные на прилавках товары. Спустя всего пару минут до него дошла тихая, неуверенная, чуть подрагивающая мысль:

«Господин, ты меня вызывал? Я явился…»

«Ты не слишком торопился», - холодно ответил дважды посвященный.

«Я был не один, господин…» - осмелился напомнить парень.

«Ладно… - с ноткой брезгливости подумал Ратмир. - Как тебя зовут?»

«Тороп, господин», - ответил парень, стараясь казаться спокойным.
        Однако Ратмир сразу понял, насколько он напряжен. Сохраняя брезгливый тон, дважды посвященный потребовал:

«Рассказывай, что за дело у тебя появилось в университете и при чем те двое, что завтракали вместе с тобой!»

«Я… мне…» - совершенно растерялся молодой волхв.

«Не „мнекай“! - резко оборвал его Ратмир, мгновенно ужесточив тон общения. - Коротко, точно! Как учили в университете!»
        Парень несколько секунд помолчал, а затем, продолжая двигаться чуть позади дважды посвященного, начал «рассказывать»:

«Три недели назад я принял посвящение. Хотел учиться дальше и вполне этого достоин, но… я не смог собрать необходимую сумму, чтобы оплатить обучение… Ну и… вообще… - Тут он обреченно махнул рукой. - Мне предложили место волхва стаи далеко на севере, у полярных волков, а я не переношу холода и…»

«Ну, а почему бы тебе не вернуться в родную стаю?» - перебил его Ратмир.

«У нас в стае волхв еще не стар и у него уже есть двое помощников… Оба посвященные…»

«Ясно! - кивнул Ратмир. - Дальше!»

«В ночь посвящения, после церемонии, когда мы праздновали окончание учебы, я случайно подсмотрел, как… - на секунду он замолк, словно сомневаясь, стоит ли продолжить, но, поймав на себе быстрый взгляд дважды посвященного, все же продолжил: - Как в здании напротив незнакомый мне… посвященный… прятал в тайник шкатулку с драгоценностями. Я… я понимаю, что это недостойно, но… я так хотел продолжить обучение!.. Я решил… забрать эту шкатулку».
        Он снова замолчал, а Ратмир, мысленно усмехнувшись, переспросил:

«Что ж не забрал?»

«Я… побоялся. Я решил найти человека или изверга, который сможет это сделать!»

«И нашел тех двоих?» - В мысли Ратмира снова была насмешка.

«Да… И отдал им последние деньги. Они потребовали вперед».

«Ну, с этим мы разберемся… - словно бы про себя подумал дважды посвященный. - А теперь расскажи, что же именно ты увидел».

«Мы были на втором этаже университетской школы, в гимнастическом зале. Там были поставлены столы… ну, и мы… веселились. Я… ну, мне было тяжело, это была моя последняя ночь в университете, и я перешел в комнату переодевания. Там было темно. Я стоял около окна с кружкой вина в руке и думал, что со мной будет… И в этот момент в противоположном здании, как раз в окне напротив, появился свет. Я стал смотреть в это окно и увидел, как в комнату… Маленькая такая комната и почти пустая, там стоял только небольшой письменный стол и старое кресло… Вот в эту комнату вошел очень крупный… очень большой сутулый мужчина…»

«Он был в одежде посвященного?!» - резко перебил его Ратмир.

«В том-то и дело, что нет!.. - торопливо „воскликнул“ волхв. - Просто мужчина в мешковатых штанах и темной куртке! Он поставил свою лампу на стол, потом из-под полы куртки достал небольшую темную шкатулку, поставил ее на стол и открыл. Сначала он просто смотрел внутрь этой шкатулки, а затем стал доставать оттуда… камни… Некоторые были без оправ, но в основном это было золото с самоцветными вставками!! Он несколько минут перебирал эти вещи, рассматривал их при свете лампы, а потом сложил все обратно в шкатулку и… Он ее спрятал в стене, там есть ниша, за одним из камней кладки!»

«Так… - совершенно спокойно подумал дважды посвященный. - Дай мне сообразить, что это может быть за здание?»

«Это - Темная башня, господин! - торопливо подсказал светловолосый. - Я утром это специально узнал!»
        Ратмир немедленно прервал мыслеречь и удивленно подумал:

«Не иначе - Волчья звезда мне помогает! Вышел за одним, а нашел совершенно другое! Выходит, за Рыкуном и другие грешки водятся. Надо же - разгуливать по университету в одежде простолюдина или даже… изверга! А может быть, он вообще в город отлучался?»
        Но своего удивления дважды посвященный не показал, вместо этого он, остановившись у прилавка с восточными тканями и вроде бы внимательно их рассматривая, задал очередной вопрос:

«Значит, ты решил… украсть шкатулку, чтобы оплатить дальнейшее обучение?»

«Да, господин… - немедленно ответил юноша. Видимо, он уже пришел в себя и обуздал свое волнение, свой страх, его мысль была наполнена раскаянием и… страстью. - Я очень хочу остаться в университете и готов пойти ради этого на… все!»

«Даже на убийство?..» - мысленно усмехнулся Ратмир.

«Как… на убийство?! - снова растерялся молодой волхв. - Я не собирался никого убивать!»

«Но, представь себе, что твои громилы проникают в Темную башню, а хозяин драгоценностей находится дома или возвращается в момент… ограбления. Что сделают твои наемники в таком случае?»
        Несколько секунд парень молчал, а затем выдохнул… вслух:
        - Я не подумал!

«Очень жаль… - подвел черту под началом разговора Ратмир, - но, впрочем, я хотел с тобой поговорить не об этом! На рынок я пришел с определенной целью - мне надо испытать в действии свое новое… открытие. Твои… э-э-э… друзья как нельзя лучше подходят для этой цели - если с ними что-то случится, я думаю, никто особенно не огорчится?»
        Парень промолчал, ожидая продолжения, а значит, он действительно успокоился и готов был выслушать предложение Ратмира.

«Ты можешь оказать мне помощь, а за это я… помогу тебе остаться в университете…»

«Остаться в университете?! - не веря услышанной мысли, переспросил волхв, и тут же потребовал уточнения: - В качестве кого?»

«Ты же прошел первое посвящение, - мысленно улыбнулся Ратмир. - Значит, ты будешь изучать курс наук, необходимый для второго посвящения».
        Ответная мысль паренька была осторожна, как мышонок, подкрадывающийся к мышеловке:

«Ты… господин… собираешься оплатить… мое дальнейшее обучение?»

«Да! - твердо ответил Ратмир. - Я собираюсь сделать именно это! Ты же сказал, что тебя считают достойным продолжения учебы!»

«Господин, за помощь в проведении испытаний вашего открытия вы хотите… выложить такую крупную сумму?» - Парень явно не мог поверить в такую невероятную удачу.

«Ну-у-у… - мысленно протянул дважды посвященный. - Это не совсем так. Ты будешь учиться до второго посвящения пять-шесть лет и все это время будешь мне помогать. Я, по своему званию, пока еще не имею права набирать учеников из числа посвященных, а исследования мои таковы, что мне постоянно требуется квалифицированная помощь. Вот я и подумал, что какой-нибудь молодой, талантливый и честолюбивый юноша в благодарность за мою поддержку вполне сможет оказать мне такую помощь! И помощь эта будет соответствующим образом вознаграждена! Кстати, смею тебя заверить, что ничего унизительного или незаконного я от тебя не потребую!»

«Я согласен, господин!»
        После того как волхв передал эту мысль, Ратмир повернулся и взглянул прямо ему в лицо. Парень ответил прямым открытым взглядом.

«В таком случае, Тороп, мы сначала закончим дело с твоими… друзьями!»
        Дважды посвященный развернулся и снова пошел к харчевне. Недалеко от входа Ратмир остановился, достал кошель и вынул небольшой пузырек с наговоренной водой. Протянув пузырек молодому волхву, дважды посвященный «проговорил» на мыслеречи:

«Войдешь в харчевню, поставишь эту воду на стол своим… „друзьям“, скажешь вслух:
„Вам подарок от Импалуберга“ - и сразу, предупреждаю, сразу! - выйдешь! Понял?»
        Парень сжал пузырек в кулаке и кивнул.

«Повтори, что надо сказать!» - потребовал Ратмир.

«Вам подарок от Импалуберга», - повторил волхв.

«Иди!» - приказал дважды посвященный.
        Тороп повернулся, в два шага оказался перед входом в харчевню, толкнул дверь и, прежде чем войти, еще раз быстро взглянул на Ратмира. Тот ободряюще кивнул, и волхв скрылся за дверью.
        Не прошло и минуты, как юноша вышел из харчевни, быстро подошел к Ратмиру и доложил:

«Господин, я сделал все, как ты сказал, но… ничего не произошло!»

«А ты не заметил, никто из них не открыл пузырька?» - поинтересовался дважды посвященный.

«Открыли и даже понюхали содержимое! А изверг еще поинтересовался у многоликого, кто такой Импалуберг…»

«Вот как?! Тогда постоим немного, подождем…» - откровенно усмехнулся Ратмир, однако Тороп чуть встревоженно предложил:

«Господин, может быть, нам лучше отойти подальше… Они собирались расплачиваться, так что вот-вот могут выйти…»
        Ратмир посмотрел на парня и улыбнулся:

«Пусть выходят… Неужели ты думаешь, я не смогу отвести им глаза!»
        И действительно, спустя несколько минут дверь харчевни распахнулась и на улицу вышли знакомые Торопа. Лица у них были оживленные, они, не слишком поспешая, прошли мимо двух волхвов, совершенно не обратив на них внимания. Ратмир, а за ним и Тороп, отстав на тройку шагов, пошли следом за парочкой, прислушиваясь к их разговору.

«Купец» достаточно громко, словно бы продолжая начатый в харчевне разговор, басил:
        - …Занимательный парень! Интересно, у них в университете все такие… чумоватые?! Надо же, самых элементарных вещей не может взять в толк! Да еще какой-то пузырек с водой нам подсунул!
        - А, по-моему, он достаточно толковый, - не согласился с ним оборванец. - Сразу сообразил, где и как поживиться можно… Я вот думаю, может, нам самим в эту самую башню забраться, а то, глядишь, паренек первым это дельце обтяпает, а нам потом ничего и не перепадет!

«Купец» бросил быстрый взгляд на своего оборванного товарища и уточнил:
        - Ты думаешь, этот… молокосос может решиться?
        - Так мы ж его в угол загнали! - хмыкнул оборванец. - Вдруг попробует?!
        - Нет… - покачал головой «купец». - Кишка у него тонка на такое дело решиться. - Он секунду подумал и уверенно добавил: - Нет! Не сунется! Потрется, потрется еще день-два, да и поедет из города… Вот тогда мы и возьмем разведанное им барахлишко!

«Паразиты! - донеслась до Ратмира отчаянная мысль молодого волхва. - Паразиты!»

«Не надо волноваться, - спокойно отозвался дважды посвященный. - Они уже ничего взять не смогут…»
        И словно в ответ на мысль Ратмира «купец» вдруг застыл на месте, вскинув руки к голове и сжав ладонями виски. Оборванец по инерции сделал еще пару шагов, затем обернулся к своему товарищу и удивленно спросил:
        - Ты что?..
        В ответ «купец» вдруг тупо, с каким-то странным хриплым надрывом замычал:
        - Ы-ы-ы-ы-ы…
        - Да что с тобой?! - уже всерьез встревожился оборванец и, протянув руку, сделал шаг к «купцу»… Однако он не успел поддержать своего товарища! Одетый в темный плащ многоликий захрипел, и под этот хрип рухнул ничком прямо в утоптанную сотнями ног пыль! Раза два-три дернулись его ноги и руки, а затем он затих… Оборванец осторожно перешагнул через лежащего «купца», склонился, словно пытаясь заглянуть в уткнувшееся в пыль лицо, и вдруг глубокомысленно заявил:
        - Слушай, дружище, ты лежишь неправильно. Так ты наглотаешься пыли и вообще дышать не сможешь! Перевернись на спину и лежи сколько тебе угодно будет…
        Вокруг них начал собираться народ. Близко никто не подходил, но окружили плотно, внимательно наблюдая за странной парой и тихо переговариваясь между собой. А оборванец продолжал свой, становившийся все более странным, «разговор»:
        - И вообще, валяться после завтрака вредно… - он быстро наклонился, прислушался…
        - да еще к тому же и не дышать. Если ты сейчас же не начнешь дышать, воздух у тебя внутри застоится и протухнет! Ты думаешь, почему мертвяки так дурно пахнут? Именно потому, что не дышат, и воздух у них в пузе застаивается и протухает.
        Оборванец быстро уселся рядом с головой своего бездыханного товарища и заговорил быстрее, сбивчивее:
        - Давай… я тебе… сейчас… покажу, как надо дышать! Раз! - Он с всхлипом втянул воздух. - Два! - Выдохнул, снова со всхлипом вдохнул. - Ну, давай, повторяй за мной!.. Или совсем разучился! Ну - раз!
        Тонкий женский голос вдруг возвысился над собравшейся толпой истерическим вскриком:
        - Сдурел!
        И тут же раздался мужской, рассудочный бас:
        - Позовите стражу, этого… который дышит, надо связать да к лекарю, а дохляка в мертвецкую!
        Ратмир молча развернулся и сквозь мгновенно расступившуюся толпу направился прочь, Тороп было растерялся, но тут же поспешил вслед за дважды посвященным волхвом.
        Отойдя от толпы шагов на тридцать, Ратмир задумчиво пробормотал себе под нос:
        - Значит, на многогранном полное срабатывание, на изверге - частичное… Причем, похоже, изверг вполне может полностью восстановиться! Поправки… Нужны поправки… Видимо, надо в первом цикле заклинания убрать третье модулирование и два звука
«т», во втором - добавить два отрыкивания и звук «о», а четвертый цикл укоротить на два такта… И при этом необходимо сохранить общий размер!.. Та-а-а-к! Ну, да это уже детали!
        Он кивнул своим мыслям, а затем повернулся к поспешающему за ним Торопу:
        - Так вот, юноша, завтра утром, в час Жаворонка, ты подойдешь в канцелярию университета и внесешь свое имя в список кандидатов на подготовку ко второму посвящению. После этого ты отправишься в контору ростовщика Нонуса, она находится на острове, и он выдаст тебе необходимые средства для оплаты первого года обучения…
        - Но, господин… - неучтиво перебил дважды посвященного Тороп. - Я не смогу вернуть ростовщику эти средства, тем более что у него наверняка слишком большая маржа!
        Ратмир остановился, строго посмотрел на парня и холодно проговорил:
        - Я сомневаюсь, что ты сможешь подготовиться ко второму посвящению. Ты слишком нетерпелив и… чувствителен! Если твоя цель - дальнейшее обучение, учись слышать старших… Слышать, а не слушать!! И помнить то, что тебе сказали старшие! Мы же, кажется, уже договорились, на каких условиях ты будешь мне помогать, и я не меняю эти условия, а просто уточняю порядок их реализации!
        Испуг и растерянность постепенно сползли с лица паренька, и на их месте появился румянец стыда!
        Ратмир усмехнулся и неожиданно подумал про себя:

«А ведь я еще дождусь от этого парня… благодарности!»
        Однако вслух он сказал с прежней холодностью:
        - А сейчас ты можешь… идти по своим делам.
        Парень тут же остановился, но, отойдя шагов на десять, Ратмир неожиданно уловил его мысль:

«Господин, как тебя зовут? Кого мне благодарить за благодеяние?»

«Меня зовут дважды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, - отозвался княжич. - И благодарить меня не надо, ты сам будешь зарабатывать на свое образование!»
        Вернувшись в Звездную башню, Ратмир отправил ростовщику Нонусу мешочек с драгоценными камнями и записку. Затем мысленно связался с управляющим канцелярией университета и узнал, кто из трижды посвященных не закончил еще набора учеников. Как он и ожидал, вакансии в это время оставались только у Рыкуна - он не слишком любил возиться с учениками и потому старался не брать больше одного-двух, да и то, делал это в самый последний момент, когда все остальные трижды посвященные уже закончивали набор.
        После обеда он отправился в лабораторию вносить изменения в составленный им наговор, а ближе к вечеру, усевшись в удобное кресло и сосредоточившись, попросил своего наставника уделить ему несколько минут для беседы.
        Остин отозвался немедленно, и Ратмир тут же высказал свою просьбу:

«Учитель, я хочу начать подготовку к третьему посвящению!»
        Несколько секунд трижды посвященный не отвечал, а затем Ратмир «услышал» его мысль, в которой сквозило серьезное сомнение:

«Ратмир, не слишком ли ты молод для третьего посвящения? Конечно, ты очень талантлив, но в истории университета ни разу не было трижды посвященного моложе ста двадцати лет…»

«Но ведь, по-моему, - осторожно возразил княжич, - возрастного ограничения для прохождения третьего посвящения нет?»

«Возрастного ограничения нет, - согласился Остин. - Но есть другое ограничение - наличие вакансий в Совете посвященных. Совет не может допустить, чтобы в Мире существовали трижды посвященные, которые не были бы членами Совета, это может инспирировать нарушение кодекса посвященного!»

«Этот кодекс уже нарушается! - с горечью подумал про себя Ратмир, однако наставнику передал совсем другую мысль: - Я знаю это правило, но хочу быть готовым приступить к третьему посвящению, как только откроется вакансия в Совете посвященных!»

«Но члены теперешнего Совета совсем еще не стары и полны сил! - снова очень осторожно возразил трижды посвященный Остин. - А если тебе придется ждать возможности пройти третье посвящение несколько лет, твоя готовность может быть… растеряна. Готовиться к третьему посвящению вторично очень сложно!»

«И все-таки, я хочу начать эту подготовку! - настойчиво повторил Ратмир. - Что-то подсказывает мне, что вакансия может открыться неожиданно и… очень скоро!
        Несколько минут Остин молчал, а затем с еще большей осторожностью спросил:

«Ратмир, ты… вопрошал Будущее?!»

«Наставник, - Ратмир постарался скрыть прорывающуюся улыбку, - к сожалению, никто не может спросить Будущее о самом себе… Спрашивать Будущее можно только о том, кто лежит на Столе Истины!»

«Многие из посвященных могут смотреть от Стола Истины в Прошлое, - с горечью в голосе ответил Остин. - Но слишком мало тех, кто может спросить Будущее!.. И никто из них не скажет, как и для кого это можно сделать!»

«Трижды посвященный, кажется… завидует, - удивился про себя Ратмир и тут же погасил свое удивление. - Ну что ж, это понятно - спросить Будущее сегодня могут, предположительно, всего трое из посвященных, в том числе он сам. И действительно, никто из них не расскажет, каким образом он может это сделать!»
        Но сейчас ему было не до отвлеченных размышлений, надо было добиться согласия Остина на свою подготовку к третьему посвящению! И он снова обратился к своему наставнику:

«Наставник, я снова прошу твоего разрешения начать подготовку к третьему посвящению!»
        После новой, долгой паузы Остин наконец сдался:

«Хорошо, Ратмир, завтра, в час Полуденной Лисы, я сообщу тебе первые четыре шага в этой подготовке. Надеюсь, ты хорошо взвесил все последствия своего решения!»
        Ответить наставнику Ратмир не успел, Остин разорвал мысленную связь.
        На следующий день после завтрака Ратмир отправился на прогулку по центральной аллее университета. Через двадцать минут после начала своей прогулки он увидел, как в калитке закрытых университетских ворот появилась знакомая долговязая фигура со светлой, взлохмаченной головой. Тороп пришел точно в назначенный час. Чуть ли не бегом он пересек площадку перед воротами и взбежал по ступеням ко входу в канцелярию университета. Ратмир, все так же неспешно прогуливаясь по аллее, дождался выхода Торопа и увидел на лице парня широкую счастливую улыбку. Не показываясь ему на глаза, Ратмир с легкой усмешкой поинтересовался:

«Ну что, Тороп, все в порядке?..»
        Парень остановился на ступеньках и принялся крутить головой в поисках своего благодетеля, однако тот, все с той же усмешкой, переспросил:

«Тебе что, для мыслеобмена обязательно надо видеть своего собеседника?»

«Нет, господин… - чуть растерявшись, отозвался Тороп и тут же, гораздо более уверенно добавил: - Нет, я вполне могу поддерживать мысленный разговор на довольно большом расстоянии!»

«Вот и хорошо! - одобрил его дважды посвященный и спросил: - Тебе уже сказали имя твоего наставника?»

«Да, господин, - и снова в мыслях Торопа возникла непонятная заминка, которая тут же прояснилась. - Но мне сказали, что имя моего наставника - тайна!»

«Я не собираюсь требовать от тебя раскрытия этой тайны, - успокоил его Ратмир, - но мне кажется, я знаю это имя…»
        Он сделал крошечную паузу, и в следующей его мысли вопроса не было:

«Рыкун!»

«Откуда господин…» - вырвалось у удивленного Торопа, но он тут же замолчал, вполне сознавая, что полностью подтвердил догадку дважды посвященного. А тот и не стал дожидаться дальнейших его мыслей, совершенно спокойно, с легкой усмешкой, он констатировал:

«Ну что ж, это очень неплохой наставник для несостоявшегося грабителя! - И как бы между делом добавил: - Кстати, апартаменты Рыкуна расположены в… Темной башне!..»
        Сразу после этой мысли Ратмир прервал мыслеобмен, оставив Торопа в полной растерянности. Правда, теперь он не стал разыскивать взглядом своего странного благодетеля, а, повернувшись с задумчивым видом, направился прочь с территории университета.
        Ратмир проводил взглядом своего наемника, и на его губах появилась слабая горькая улыбка. Этот мальчишка еще не знает, что его ждет, он думает, что, пройдя первое посвящение, он переступил самую страшную, смертную черту, и все остальные испытания сможет преодолеть с легкостью! Но это совсем не так!! Сам Ратмир прекрасно помнил свое первое посвящение. Да, он действительно испытал смертный ужас, когда, лежа на плоской холодной каменной плите, увидел в руке склонившегося над ним трижды посвященного волхва собственную окровавленную голову, отделенную от тела кремневым ножом. Он помнил каждую черточку своего мертвого лица, в пустых глазах которого отражался свет полной луны, и смертный холод в своей груди, и молчание своего остановившегося сердца!
        И все-таки… все-таки, этот животный ужас был всего-навсего… животным ужасом. Его разум, как бы отстранившись от страдающего тела, быстро взял под контроль и эмоции, и ощущения, взорванные… простым наваждением. А вот второе посвящение… В нем не было замены истинного воображаемым - в нем все было истинным: и каменный гроб, в который его уложили под заунывное пение скрытых за масками волхвов, и тяжелые камни, придавившие его тело к холодному, мертвому днищу, и ледяная вода, постепенно наполнившая гроб так, что поверх нее оставались только его ноздри, и тяжелая каменная плита, отрезавшая его от темного ночного неба. Он хорошо помнил, как начало неметь тело, как оно растворялось в холоде воды, как постепенно от него, от человека - венца природы, остался только разум! Оцепеневший, обессмысленный… разум! И надо было найти способ заставить этот оцепеневший разум работать, потому что в этом-то и заключалось само посвящение! Работа разума, оставшегося без тела.
        А утром, под восходящим над лесом солнцем он пел Совету посвященных торжественный, бесконечно длинный гимн! Гимн, сочиненный лишенным тела разумом! При этом его еще не до конца ожившие руки, не ощущающие прикосновений пальцы ласково трогали струны малой арфы, вырывая из нее только что рождавшуюся музыку… И голос его не дрожал… хотя совсем недавно этого голоса вообще не было.
        Ратмир снова улыбнулся и покачал головой - блаженны молодые, не знающие, что их ждет впереди! Хотя и его самого впереди ожидала неизвестность… темная, скорее всего жестокая неизвестность, через которую надо было пройти! Но теперь его вела не только юношеская отвага и самоуверенность, теперь за ним стояли попранные законы его Мира, нарушенные принципы его жизни!!
        Медленным, спокойным шагом дважды посвященный волхв вернулся в Звездную башню и связался со своим наставником. Трижды посвященный Остин не стал дожидаться вопроса, его мысль была коротка и конкретна:

«Отправляйся в библиотеку и возьми трактат Августа Блаженного „Равновесие духа в неравновесной Вселенной“. Пилли я предупредил».
        Ратмир немедленно отправился в библиотеку университета. Старый библиотекарь был на своем месте, а в небольшом зале сидело трое учеников университетского училища. Совсем еще молодые ребята, не привыкшие к жесткой дисциплине и самоограничению, с нескрываемым любопытством поглядывали на вошедшего Ратмира, однако Пилли быстро умерил их любопытство, проговорив с нарочитой строгостью:
        - Кто-то потерял интерес к учению?! Кто-то хочет покинуть зал?!!
        Молодежь немедленно уткнулась в книги, а дважды посвященный волхв, пройдя через зал, остановился у стойки. Пилли тут же выложил перед Ратмиром небольшую книгу в толстом кожаном переплете.

«Я приготовил то, что приказал твой наставник…» - перешел старик на мысленную речь, и Ратмир вскинул на него удивленный взгляд - имя наставника дважды посвященного волхва хранилось в тайне и не могло быть раскрыто никому. Однако Пилли немедленно пояснил свою мысль:

«Ты начал подготовку к третьему посвящению, так что Остин теперь считается твоим проводником. А имя проводника тайной быть не может - всем должно быть известно, кто именно поведет тебя через Падающий мост!»

«Падающий мост?..» - невольно переспросил Ратмир.
        Старый лис поднял на него взгляд умных глаз, и княжич увидел в них грусть и сочувствие.

«Что такое - Падающий мост?» - еще раз спросил Ратмир, и в конце вопроса его голос дрогнул.

«Падающий мост - это первое испытание третьего посвящения, - спокойно, как нечто несущественное сообщил библиотекарь. - Раз, после того, как ты принял решение пройти третье посвящение, твой наставник не рассказал тебе о нем, значит, он считает, что ты способен справиться с ним… А вот мой наставник, в свое время, рассказал мне, что такое Падающий мост, и даже кое-что… показал. Тогда я отказался от третьего посвящения!»
        Ратмир с новым удивлением взглянул на старика - ему и в голову не приходило, что тот когда-то также хотел пройти третье посвящение! И в ответ на этот удивленный взгляд Пилли чуть заметно улыбнулся:

«Именно после того, как я отказался от третьего посвящения, мне предложили должность библиотекаря, и… спустя пятьдесят лет я понял, что мой наставник был прав! За время моей работы здесь я выдавал эту книгу… - он положил узкую морщинистую ладонь на темный переплет, - …сорок шесть раз! А затем тридцать восемь раз слушал дольну в честь того, кто читал ее!»
        Старик помолчал, а затем добавил:

«Но мне почему-то кажется, что ты выдержишь испытания!.. Даже время, которое ты выбрал для начала подготовки, говорит об этом!»

«Время?!» - в который раз удивился Ратмир.

«Да, время, - кивнул Пилли. - Первое испытание третьего посвящения проводится в самую долгую ночь года - первую после объявления о начале подготовки. У тебя для подготовки будет больше ста пятидесяти дней… На моей памяти двенадцать человек объявляли о начале своей подготовки меньше чем за двадцать дней до первого испытания… Ни один из них не прошел его!»

«Старик, - неуверенно подумал Ратмир, - ты так спокойно рассказываешь мне о третьем посвящении! Неужели это не… тайна?!»

«Так я тебе ничего не рассказал! - пожал плечами Пилли. - И потом, если мои рассказы заставят тебя отказаться от третьего посвящения, меня только поблагодарят!»

«Кто?!» - немедленно вскинулся Ратмир.

«Да все! - усмехнулся в ответ библиотекарь. - Ты очень ценен для Совета посвященных, и в то же время ты самый опасный соперник всех трижды посвященных! Все они были бы довольны, если бы ты как можно дольше оставался… в том положении, в котором находишься сейчас!»
        Ратмир взял книгу в руки и посмотрел на темный кожаный переплет. Надпись на переплете едва угадывалась, крупные буквы настолько стерлись, что прочитать их было практически невозможно, и, кроме того, старая кожа крышки была… чистой - на ней не было следов оттиска! Княжич, словно сомневаясь в своем открытии, осторожно провел пальцами правой руки по темной чуть шероховатой коже, а библиотекарь, уловив удивление Ратмира, пояснил:

«Во времена Августа Блаженного надписи на переплетах не тиснили… Их вырисовывали».
        - Значит, ты все-таки начал подготовку к третьему посвящению?! - раздался за спиной Ратмира хрипловатый, чуть прирыкивающий бас. Княжич быстро обернулся. Позади него стоял трижды посвященный Рыкун и с мертвой улыбкой на неподвижном лице сверлил его налитыми кровью глазами.
        - Да, трижды посвященный, - спокойно ответил Ратмир, - я решил начать подготовку.
        - Но Совет не объявлял об открытии вакансий! - Неживая улыбка на лице Рыкуна стала еще шире.
        - Не объявлял… - согласился Ратмир. - Но мне, когда я недавно находился на родине, было видение… Я посчитал, что мои предки дают мне подсказку, и решил следовать ей!
        - Видение? Подсказка? - Рыкун сказал эти два слова таким тоном, словно он не понимал их смысла. - И что это было за видение?!
        - Я стоял на стене крайского замка и смотрел на… восток, - проговорил Ратмир, внутренне усмехаясь. - И тут небо вдруг так потемнело, что на нем зажглись звезды и моего слуха коснулся тихий шепот. По-моему, это был мой дед, Горислав. Он прошептал мне на ухо, что скоро один из трижды посвященных будет изобличен в нарушении кодекса посвященных Миру и выведен из Совета. Мне посоветовали быть готовым к… этому моменту!
        Рыкун отвел глаза, лицо его наконец дрогнуло и ожило. Пожевав губами, он невнятно пробормотал:
        - Жалко, я не знаю имени твоего наставника. Надо было бы указать ему на твою излишнюю… впечатлительность… Подумать только - в наше время обращать внимание на какие-то видения!
        - Если мне не изменяет память… - неожиданно вмешался в разговор старый библиотекарь, - трижды посвященный Рыкун сам начал подготовку к третьему посвящению, услышав весьма противоречивое предсказание малоизвестного восточного оракула о внезапной смерти одного из членов Совета… Тогда это предсказание сбылось!
        Рыкун медленно перевел взгляд на старика и с натугой просипел:
        - Сравнил, старик, то - предсказание, а то - видение!
        После этих слов он, не дожидаясь ответа, повернулся и тяжелым шагом двинулся к выходу из библиотеки.
        Когда за медведем закрылась дверь, Пилли, провожавший его взглядом, неожиданно произнес:
        - А по-моему, предсказание и видение друг друга стоят!
        Затем, повернувшись к Ратмиру, он улыбнулся:
        - Готовься, волк, и пусть Волчья звезда пошлет тебе удачу. А университетская библиотека всегда в твоем распоряжении.
        Ратмир улыбнулся в ответ, кивнул и в свою очередь направился к выходу.
        С этого дня для Ратмира начались тяжелые времена. Ему пришлось изучить колоссальное количество литературы, касающейся врачевания, астрономии, музыки, математики, химии, предзнаменований, магии и… философии! Он совершенно не ожидал, что во всех этих дисциплинах, с которыми он, как ему казалось, был достаточно хорошо знаком, было так много неизвестного для него и столь… противоречивого! Но кроме теоретической работы, массу времени занимали практические занятия. Несколько раз он покидал Лютец и жил в совершенно безлюдных местах - болотах, горах, песчаных пустынях, в окружении диких животных, самостоятельно находя и добывая пропитание и воду, не имея ничего, кроме голых рук!
        Однако, несмотря на столь серьезную загруженность, Ратмир не выпускал из поля зрения своего наемника, Торопа. Тот, спустя две недели после их разговора в аллее университета официально стал учеником Рыкуна и переселился в апартаменты первого этажа Темной башни. Несколько раз Ратмир давал ему небольшие, достаточно легкие поручения, после одного из которых он подарил Торопу кувшин отличного южного вина. Дня через два он поинтересовался у юноши, как ему понравилось это вино, и тот с обидой в голосе ответил, что его наставник, трижды посвященный Рыкун, отобрал кувшин и наказал его за… чревоугодие!
        Ратмир еще несколько раз делал небольшие подарки своему молодому наемнику, и судьба этих даров была такой же, как и в первом случае!
        Между тем прошло лето, закончилась осень, все ближе подходило время зимнего солнцестояния - время, когда Ратмир должен был пройти первое испытание третьего посвящения, а никаких надежд на появление вакансии в Совете посвященных по-прежнему не было!
        Наконец на землю упал первый снег. Именно в этот день Ратмир поручил Торопу проверить кое-какие данные и услышал в ответ неуверенное: «Я попробую…» Дважды посвященный тут же насторожился:

«Что значит „попробую“?»

«Чтобы выполнить твое задание, господин, мне надо будет просидеть в библиотеке не меньше пяти-шести часов, - чуть сбиваясь, ответил Тороп. - А мой наставник повесил на меня столько работы, что и минуты свободной не остается!»

«Это какие-то серьезные исследования?» - перебил его Ратмир.

«Нет, господин… - Мысль ученика была горькой. - Это работа… слуги, а не ученика… Но если я не успею ее сделать, то господин Рыкун…»
        На секунду мыслеразговор прервался, а потом Тороп быстро закончил:

«Мой наставник бывает очень жесток!»

«Хм… - Казалось, Ратмир испытывает некие сомнения, однако это было не так, его последующая мысль была холодна и жестка: - И все-таки тебе придется выполнить мое поручение, юноша! Ты не забыл - скоро тебе надо будет оплачивать следующий год обучения, а господин Рыкун вряд ли станет это делать! Так что тебе не стоит уклоняться от моих поручений! Что же касается… жестокости наставника, так это необходимое условие любого обучения!»
        Спустя семь часов, уже глубокой ночью, Тороп связался с Ратмиром и сообщил, что выполнил его поручение. Дважды посвященный предложил ученику принести собранные материалы в Звездную башню. Тороп появился в апартаментах Ратмира спустя десять минут, в руках у него был небольшой лист пергамента с необходимыми выписками. Дважды посвященный быстро просмотрел собранный материал, удовлетворенно хмыкнул, встал из-за стола и подошел к стеллажам у дальней стены своего кабинета. Открыв один из небольших шкафчиков, он достал из него два маленьких кувшина и поставил их на стол перед сидящим Торопом.
        - Ты хорошо поработал, - в голосе дважды посвященного была заметна легкая насмешка, но ее можно было объяснить удовлетворенностью волхва. - Вот это поможет тебе отдохнуть! - Ратмир указал на кувшинчики. - Здесь чудесное вино из винограда с юго-западных склонов Або-Дарсю, очень редкое и очень… к-хм… целебное!
        - Господин, - грустно улыбнулся Тороп, - я тебе благодарен, но мой наставник все равно отберет твой подарок, и мне не удастся попробовать ни капли!
        Ратмир в ответ улыбнулся и предложил:
        - В таком случае ты можешь выпить один кувшин прямо здесь, а второй возьмешь с собой и… отдашь его своему наставнику… завтра!
        Секунду Тороп раздумывал, а затем осторожно протянул руку и взял один из кувшинчиков. Это был простой глиняный кувшин, и только по основанию горлышка бежал узкий, затейливый давленый узор, выполненный, казалось, одним росчерком гончарной палочки. Верх горлышка был залит темно-коричневым воском, на котором была оттиснута странная печать - два наложенных друг на друга треугольника, а внутри них широко раскрытый глаз.
        Тороп притронулся пальцем к печати и поднял вопросительный взгляд на дважды посвященного. Ратмир ободряюще улыбнулся:
        - Смелее! Должен же ты иметь хоть иногда небольшие удовольствия!
        Ученик осторожно сколупнул печать, и из-под нее показалась аккуратная пробка из мягкой сердцевины волглого дерева. Через секунду пробка оказалась в руке Торопа, а по комнате поплыл чудесный, чуть сладковатый аромат. Тороп наклонил горлышко кувшина над появившимся перед ним кубком, и в его широкую чашку полилась густая темно-розовая струя. Аромат в кабинете еще усилился.
        Поставив опустевший наполовину кувшин на край стола, Тороп поднял кубок. Закрыв глаза, втянул витающий над вином аромат и осторожно пригубил. Несколько секунд он сидел совершенно неподвижно, словно бы прислушиваясь к своим ощущениям, а затем медленно выпил все содержимое кубка.
        Глаза его широко распахнулись, он шумно выдохнул и прошептал:
        - Я никогда не пробовал ничего подобного!
        - Еще бы! - усмехнулся в ответ Ратмир. - Ну, как, это достойная награда за твои труды для меня?
        - Господин… - В голосе Торопа прозвучала искренняя преданность. - Я всегда готов служить тебе.
        - Но, признайся, сегодня днем твоя готовность была не так горяча!
        Парень виновато склонил голову, а Ратмир все с той же усмешкой проговорил:
        - Ладно… Допивай свое вино и ступай отдыхать!
        Когда Тороп, осушив кувшинчик и прихватив с собой второй, был уже возле двери, Ратмир вдруг остановил его вопросом:
        - А ты знаешь, как восточные медведи приветствуют друг друга по утрам?..
        - Нет! - удивленно оглянулся юноша. - А зачем мне это знать?!
        - Твой наставник из стаи восточных медведей, - напомнил ему Ратмир. - Если ты по утрам будешь приветствовать его знакомыми словами, он, возможно, будет более снисходителен к тебе.
        - И как они приветствуют друг друга? - заинтересовался Тороп.
        - Они чуть наклоняют голову и говорят: «Солнце встало - Мир проснулся», - медленно проговорил Ратмир. Глаза его странно блеснули, и он еще раз медленно повторил: - Солнце встало - Мир проснулся!
        Когда дверь за учеником трижды посвященного Рыкуна закрылась, княжич стаи восточных волков вдруг резко выдохнул и сделал правой рукой быстрый и очень необычный жест, словно посылая вдогонку за своим гостем некое непроизнесенное слово…
        Тороп без приключений добрался до своей постели. Голова его была необыкновенно легка и ясна. Он даже подумал, а не почитать ли что-нибудь, однако, стоило ему коснуться щекой подушки, как сознание его немедленно провалилось в сон.
        На следующее утро Тороп проснулся от ощущения тяжелого, пристального взгляда на своем лице. Открыв глаза, он увидел своего наставника, стоящего над его узкой, жесткой постелью. В тяжелом кулаке Рыкуна покоился маленький глиняный кувшин.
        Увидев, что его ученик проснулся, трижды посвященный неожиданно спокойным тоном осведомился, протягивая перед собой кувшинчик:
        - Что это такое?
        Тороп почувствовал, как привычный холодок страха подкрадывается к его торопливо забившемуся сердцу, но неожиданно для самого себя вместо того, чтобы стремглав вскочить с постели и пробормотать ответ на заданный наставником вопрос, медленно встал, выпрямился, чуть склонил голову и неторопливо, даже несколько торжественно, проговорил:
        - Солнце встало - Мир проснулся, наставник!
        Рыкун посмотрел на юношу удивленными глазами, а затем вдруг повторил его поклон и ответил:
        - Будет день богат добычей!
        - Это… - Тороп кивнул на зажатый в кулаке Рыкуна кувшинчик, - редкое южное вино, его вчера принесли мне в подарок от моих знакомых из города, и я, естественно, оставил столь редкий напиток для тебя, наставник. Я еще не достоин пробовать такие напитки.
        Рыкун, похоже, никак не ожидал услышать от своего ученика такие слова, но они ему очень понравились. Он довольно посмотрел на кувшинчик и вдруг, как обычно невнятно, проговорил:
        - Ты делаешь успехи, Тороп из стаи западных туров! Я доволен тобой!
        Затем он покачал головой и молча покинул каморку своего ученика, унося с собой дареное вино.
        Тороп, словно что-то, доселе крепко сжимавшее его тело, разжало свои объятия, медленно опустился на постель и растерянно подумал:

«Как же так? Как я смог… так разговаривать с… наставником?! И откуда у меня взялся этот… кувшин?»
        Он тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя остатки сна, и начал лихорадочно припоминать, что случилось вчерашним вечером. Это было несложно, он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, и голова его была совершенно ясной! Вчера поздним вечером он, закончив работу в библиотеке, сразу же направился к дважды посвященному Ратмиру и отдал ему свои выписки. Тот уговорил его выпить два бокала вина и посоветовал приветствовать своего наставника по утрам так, как это делают между собой люди стаи восточных медведей… Он только что так и поступил, но… Но откуда в нем взялась такая смелость, такая свобода в разговоре с трижды посвященным Рыкуном?
        И тут ему в голову пришла мысль, что это поведение, вполне возможно, простое следствие его… учебы! Просто пришла столь необходимая ему уверенность в своих силах, в своем праве на место волхва, готовящегося ко второму посвящению, пришла… зрелость! Вот только… Что это за кувшин показывал ему его наставник и откуда Тороп знал, что в этом кувшине? В его памяти не было этого кувшина, никто ему его не присылал… Более того, он никогда раньше его не видел и не мог знать, что именно в нем хранится!

«Впрочем… - с каким-то неожиданным облегчением подумал Тороп, - нет никакого смысла задумываться об этом!» Наставник принял его объяснения, а если впоследствии окажется, что в этом маленьком кувшинчике хранится что-нибудь другое, он всегда может сказать, что ошибся!
        Отбросив сомнения, он вскочил на ноги и отправился умываться.
        Рыкун отнес найденный в комнате своего ученика кувшин к себе в гостиную и поместил в специальный шкафчик, хранивший самые изысканные вина. В отличие от Торопа, трижды посвященный по обрамлявшему основание горлышка узору сразу же узнал, что именно хранится в кувшине, ему только было непонятно, откуда у его нищего ученика - а то, что тот был нищ, он знал давно, - могло появиться такое вино?! Впрочем, над этим вопросом он не стал долго ломать голову - с него вполне достаточно было того, как объяснил происхождение вина его ученик.
        Недели через две после этого случая в ночь, когда Небесный Медвежонок начинает поднимать голову, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей собрал в своих апартаментах друзей. Он всегда устраивал праздник в эту ночь - в ночь, считавшуюся родительницей Первого Медведя.
        Гостей принимали в большой столовой, и хотя приглашенных было всего двое - трижды посвященные Шавкан из стаи западных диких собак и Варяг из стаи северо-западных тюленей, стол был огромен и великолепен.
        Как только гости, явившиеся точно в назначенное время, вошли в зал, из-за плотного шелкового занавеса полилась негромкая, плавная музыка. Усевшимся за стол трижды посвященным были поданы глубокие фарфоровые миски для омовения рук, а затем они приступили к трапезе. После первого тоста, поднятого, как обычно, в честь народившегося Медведя, на пустое пространство перед столом выбежали шесть молоденьких танцовщиц. Мелодия стала быстрее, и перед глазами трижды посвященных развернулся сложный и в то же время удивительно гармоничный танец звезд!
        Шавкан - большой любитель вкусно поесть, - выбирая с общего блюда кусок мяса пожирнее, заговорил на мыслеречи:

«Так что, уважаемые, кажется, наш гениальный волк на этот раз допустил ошибку?»

«Я вообще не понял, с какой стати он вдруг начал подготовку, - ответил на эту мысль Варяг, прихлебывая из своего кубка. - Неужели ему никто не смог объяснить, что он только потеряет время - в Совете посвященных нет вакансий и в ближайшее время не предвидится!»

«Ну почему же никто? - подал мысль Рыкун. - Я дважды говорил ему об этом, и если в первый раз, когда я застал его с „Началами философии“ в руках, он отмолчался, то во второй раз он мне заявил, что у него, видите ли, было видение. Один из его предков якобы явился ему на стене крайского замка и посоветовал начать подготовку!»

«Видение? - оторвался от своего куска Шавкан. - И что это было за видение?»

«Да-да, что это было за видение? - торопливо поинтересовался Варяг, отставляя свой кубок в сторону. - Он рассказал тебе, уважаемый Рыкун?»
        Медведь пожевал губами и, вдруг поскучнев, рыкнул вслух:
        - Он говорит, что в последний его приезд в Край, когда он находился на стене замка, внезапно наступила полная темнота и голос его деда шепнул ему на ухо, что будто бы очень скоро один из членов Совета будет изобличен в… нарушении кодекса посвященных Миру и выведен из Совета…
        Оба гостя замерли, уставившись удивленными глазами на хозяина стола. Казалось, и еда, и танцовщицы, и даже музыка перестали для них существовать! После долгой паузы Шавкан медленно проговорил:
        - Он сказал о ком-то определенном?!
        Рыкун покачал головой и снова перешел на мыслеречь:

«Нет. Если бы он это сделал, его можно было бы привлечь к ответу!»

«Ратмир слишком хитер, чтобы дать кому-то такую возможность!» - Шавкан снова вернулся к своему мясу.

«Может быть, он и хитер… - Рыкун не отрываясь смотрел на танцовщиц, и можно было подумать, что все его внимание отдано им, а разговор он поддерживал между прочим, - только на этот раз он явно оплошал - вакансии в Совете не будет, а значит, не будет и испытания!»

«Если только он не имеет в запасе какую-нибудь… неожиданность! - подал мысль Варяг и после короткой паузы добавил: - Помните, как он во время второго посвящения отвечал на загадки? Ты, Рыкун, тогда так ведь и не понял, из какой драпы он выдернул свой ответ! Хорошо, что испытания мы проводим в масках!»

«Лучше вспомни, что он написал в своей работе „О периодических смещениях Волчьей звезды“ про твои вычисления одиноких звезд!» - немедленно окрысился невыдержанный Рыкун.

«Не надо, уважаемые! - вмешался в затлевшую склоку осторожный Шавкан. - Зачем вспоминать такие мелочи - вы все-таки члены Совета посвященных, а волчонок, хоть он и очень умен, всего лишь… волчонок! К тому же нам осталось ждать очень недолго, после чего можно будет щелкнуть его по его нахальному носу!.. И щелкнуть очень больно!»
        Медведь довольно гукнул и потянулся к толстостенному глиняному жбану с перебродившим медом.
        Несколько минут они молчали, неторопливо лакомясь деликатесами и разглядывая заканчивающих танец девушек, а затем Шавкан также неторопливо подумал:

«Хорошо бы узнать, кто был наставником волчонка…»

«Может быть, это Остин? Не случайно же именно он стал проводником Ратмира!» - Без всякого интереса проговорил Рыкун и вдруг, посмотрев в лицо Шавкана, спросил:
        - А зачем тебе это?

«Всегда полезно знать, кого именно постигла… неудача!» - наставительно ответил Шавкан и искоса посмотрел на грубо вылепленный профиль своего бывшего ученика. И тут же в его голове возникла потаенная мысль, приправленная застарелой горчинкой: «Наставнику волчонка можно позавидовать - вести такого ученика наслаждение… не то, что возиться с тупым, неповоротливым медведем!»
        Но он тут же поправил сам себя:

«Правда, „тупой неповоротливый медведь“ оказался на редкость везучим медведем - все-то у него как-то неожиданно… срастается, как будто сама Волчья звезда ходит у него в прислугах! Когда этот… медвежонок сел на Скамью Познания, никто и подумать не мог, что он сможет добраться до третьего посвящения, а вот посмотрите - сидит медвежище в Темной башне хозяином! - И снова он перебил сам себя: - И я же сам помог ему обосноваться здесь!»
        Тряхнув головой, трижды посвященный решил сменить тему «разговора» и, обратившись к Рыкуну, спросил:

«Как твой новый ученик… Тороп, кажется? Я слышал, он достаточно разумен, хотя и беден…»

«Он достаточно разумен, - подтвердил Рыкун, улыбнувшись некоей своей потаенной мысли. - А если за него как следует взяться, будет еще разумнее! Что касается его бедности… У него хватило средств оплатить первый год обучения, а если у него не хватить достатка, чтобы оплатить все последующие, я не слишком огорчусь!»

«Да, - усмехнулся про себя Шавкан, - мой воспитанник никогда не любил заниматься учениками!»
        Танцовщицы, закончив танец, выбежали из зала, музыка на секунду стихла, а затем зазвучала совсем по-другому, и перед столом появился один из самых известных бардов. Легко поклонившись пирующим, он начал импровизацию…
        Шавкан - большой любитель и знаток поэзии - вытер губы салфеткой и, откинувшись на спинку кресла, принялся внимательно слушать. Рыкун и Варяг, напротив, слушали рассеянно, на стол подали десерт, и они занялись сладким.

«Разговор» сам собой увял, да и все празднество подходило к концу. Однако когда гости уже допивали прощальный настой и собирались отправляться по своим домам, Рыкун вдруг поднялся и, заговорщицки проговорив: «Сейчас я вас удивлю!» - вышел из столовой. Вернулся медведь через пару минут, и в руке он держал маленький кувшинчик из простой глины. Основание его горлышка обвивал несложный узор.
        Рыкун поставил кувшинчик на стол, словно специально давая рассмотреть начертанный на нем узор, и Шавкан почти сразу же в изумлении приподнялся с кресла.
        - Откуда у тебя это чудо?! - воскликнул трижды посвященный, протягивая к кувшинчику руку и словно бы не решаясь взять его.
        - Я не видел такой посуды вот уже лет пятнадцать! - удивленно покачивая головой, проговорил Варяг, также не сводя взгляда с кувшинчика.
        - А я вообще только слышал об этом вине! - самодовольно ответил Рыкун и вдруг хлопнул ладонью о ладонь. - А вот мы его сейчас и попробуем!
        Его гости не успели возразить, а может быть, и не очень-то хотели. Медведь схватил кувшинчик, одним щелчком сколупнул темно-коричневый воск печати и выдернул тщательно притертую пробку. В то же мгновение по комнате разлился сладковатый, щекочущий ноздри запах, и Рыкун с неким даже вожделением прошептал:
        - Медок!!!
        Вино разлили не в бокалы, а в небольшие чашечки тонкого фарфора. Затем все трое взяли чашки в руки, чуть подогрели вино в ладони и… сделали по глотку.
        Рыкун ревнивым глазом покосился на своих гостей, словно проверяя, насколько они оценили его неслыханную щедрость, но и Варяг, и Шавкан прижмурились от удовольствия и не видели этого взгляда. В столовой на минуту повисло молчание, а затем Варяг мечтательно проговорил:
        - Ну, уважаемый Рыкун, этот праздник я запомню на всю жизнь! Такое несказанное удовольствие мне уже, наверное, вряд ли когда-либо доведется испытать!
        - Присоединяюсь к мнению уважаемого Варяга… - подал голос Шавкан. - Этот праздник Нарождающегося Медведя действительно незабываем и… неповторим.
        Когда гости в сопровождении своих слуг покинули большую столовую трижды посвященного Рыкуна, тот подошел к узкому окошку, пробитому в толстой каменной стене, и взглянул на темное небо. И прямо в его глаза блеснул оранжевый блик Волчьей звезды. Медведь недовольно поморщился, ему вдруг показалось, что эта блуждающая звезда специально пристроилась прямо за окном его столовой, чтобы подсматривать, что там происходит, и сообщать… Вот только он не знал, кому и каким образом она может сообщить то, что увидела сегодня ночью.
        На следующее утро, ближе к концу часа Жаворонка, хорошо отдохнувший после ночного пира Рыкун вошел в свою малую лабораторию, где новый ученик как раз заканчивал перемывать лабораторную посуду. Тороп обернулся на тяжелые шаги медведя и, увидев входящего наставника, поклонился.
        - Солнце встало - Мир проснулся!.. - громко и четко проговорил юноша и увидел, как трижды посвященный вздрогнул, а затем вдруг остановился в дверях лаборатории с таким видом, словно забыл, зачем пришел. Он долго смотрел на ученика и наконец медленно, заплетающимся языком ответил:
        - Будет день богат добычей!

«Да? - саркастически подумал про себя Тороп. - Интересно, кто именно будет сегодня с добычей?! Мне-то точно сейчас „обломится“… новая работенка».
        Однако наставник продолжал молча смотреть на ученика, как будто ожидая от него еще каких-то слов, а затем повернулся и все так же, не говоря ни слова, удалился.
        Спустя полчаса Вершитель получил сигнал, что его разыскивает трижды посвященный Рыкун. Он ответил на вызов и «услышал» странно вялую, безразличную мысль:

«Уважаемый Кануг, могу ли я потревожить тебя в твоих занятиях?»

«Я слушаю тебя, уважаемый Рыкун», - отозвался Вершитель, удивившись про себя - должно было случиться что-то действительно из ряда вон выходящее, раз трижды посвященный медведь побеспокоил его утром.

«Я должен признаться тебе, Вершитель, - потекла по-прежнему вялая, лишенная эмоций мысль Рыкуна, - что преступил кодекс посвященных…»

«Когда?» - резко перебил мысль трижды посвященного Вершитель.

«Уже давно… - не меняя напряженности мысли, ответил Рыкун. - Еще до своего третьего посвящения. Я получил недозволенную помощь при третьем посвящении в обмен на услуги трижды посвященного…»

«Почему ты решил признаться теперь?» - спросил Вершитель, понимая, что ответ, в общем-то, не имеет значения.

«Надоело все… - тем же индифферентным тоном ответил Рыкун. - Сколько можно?»
        И «замолчал».

«Что ты собираешься делать?! - жестко спросил Кануг и тут же сам ответил на свой вопрос: - Тебе придется принести покаяние перед Советом посвященных и подчиниться его решению!»

«Нет… - даже противоречил Вершителю Рыкун с полным безразличием. - Я не выйду с этим на Совет… я лучше… уйду… - и, после короткой паузы, добавил: -…у тебя я прошу одного, пусть Совет не слишком меня позорит…»
        Только теперь в мысли медведя появился слабый намек на горечь. Но сразу после этого его мысль оборвалась.

«Ничего не делай!! Я сейчас буду у тебя!» - послал тревожную мысль Вершитель, понимая, что она уходит в никуда, что ее уже некому принять. Тем не менее, он, даже не переодеваясь, выскочил из своего кабинета и бросился в Темную башню, на ходу посылая мысленную просьбу всем членам Совета прибыть в апартаменты Рыкуна. Спустя пять минут Кануг в сопровождении открывшего ему дверь Торопа вошел в кабинет трижды посвященного Рыкуна.
        Медведь сидел за своим рабочим столом, свесив голову на грудь, и казался уснувшим. Однако Вершитель сразу же понял, что он мертв!
        Подойдя к столу, Кануг внимательно оглядел расслабленное, осевшее в кресле тело, затем обошел стол и прикоснулся двумя пальцами к шее под ухом. Через секунду он опустил руку, кивнул своим мыслям, и в этот момент в кабинет вошел Остин. От порога, окинув взглядом кабинет, он мысленно обратился к Канугу:

«Мертв?..»

«Да, - не поднимая головы, ответил Вершитель, - умер только что, не прошло и десяти минут».

«Причина?..»

«Пока не знаю…»
        И тут вдруг подал голос ученик Рыкуна:
        - Как же так? Я же видел наставника всего несколько минут назад, он был в полном здравии!
        Вершитель взглянул на Торопа, тот явно был растерян и испуган.
        - Расскажи подробно, где и когда ты видел трижды посвященного.
        Тороп отлепился от стены возле двери, к которой прижимался с того момента, как вместе с Вершителем вошел в кабинет, судорожно сглотнул и заговорил быстро, чуть сбивчиво:
        - Я выполнял задание наставника, которое он мне дал вчера перед началом праздничного ужина… мыл посуду. Наставник пришел в лабораторию в самом конце часа Жаворонка, и я его приветствовал, как обычно по утрам…
        - Как именно?! - неожиданно спросил Остин, резко повернувшись к Торопу.
        - Солнце встало - Мир проснулся! - проговорил юноша, повернув голову в сторону трижды посвященного.
        - А как выглядел трижды посвященный Рыкун? - поинтересовался Кануг.
        - Как обычно, - не задумываясь, ответил Тороп, - и ответил, как обычно…
        - Как?! - переспросил Остин.
        - Будет день богат добычей… - снова повернулся ученик к Вершителю. - Потом постоял немного и… ушел. Но он был совершенно здоров и… вообще, выглядел нормально!
        - В конце часа Жаворонка… - задумчиво повторил Остин. - Получается, в последние полчаса случилось нечто такое, что…
        Он быстро обошел стол, двумя пальцами правой руки откинул голову Рыкуна на спинку кресла, а большим пальцем левой приподнял веко медведя и пристально всмотрелся в уже остекленевший глаз.
        - Он сам остановил свое сердце! - с уверенностью заявил Остин, повернувшись к Вершителю.
        - И все-таки надо будет провести все необходимые исследования, - твердо ответил Кануг.
        В тот же день поздно вечером, когда уже истаивал час Вепря, в малом зале собрался Совет посвященных. Свет в зале, согласно обычаям Совета, был приглушен, так что для обычного глаза отличить членов Совета друг от друга не было возможности, но сами члены Совета достаточно хорошо ориентировались даже в полной темноте, так что полумрак для них давно стал простой проформой.
        Вершитель, оглядев тяжелым взглядом членов Совета, негромко проговорил:
        - Вы уже знаете, что сегодня утром член Совета, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей, остановил свое сердце. Однако вам не известно, что за несколько минут до этого он связался со мной и сообщил, что он преступил кодекс посвященных.
        Члены совета молчали, но по быстрым взглядам, которыми они мгновенно обменялись, Вершитель понял, что эта новость действительно была для них весьма неожиданной. Дав им несколько секунд на то, чтобы понять и принять это известие, он продолжил:
        - Я предложил Рыкуну выйти на Совет с покаянием и принять то наказание, которое Совет на него наложит, но он отказался. Он принял решение покинуть этот Мир и просил, чтобы… к-хм… чтобы Совет не слишком его позорил… Я думаю, он не хотел, чтобы о его преступлении стало известно в стаях.
        Вершитель замолчал, и на несколько секунд в зале повисла тишина. А затем один из членов Совета так же негромко спросил:
        - А как тогда мы объясним людям столь ранний уход из Мира трижды посвященного?
        Вершитель медленно повернул голову в сторону спрашивающего, его взгляд стал тяжел, от уголков губ пролегли глубокие складки.
        - А разве мы обязаны что-то кому-то объяснять? Мне кажется, достаточно будет просто сказать, что трижды посвященный сам принял решение покинуть Мир. Это ведь так и было! Или кто-то из нас хочет, чтобы многогранные думали, что среди трижды посвященных есть клятвопреступники?
        Теперь тишина звенела в зале гораздо дольше - членам Совета было о чем подумать! Впервые в истории Совета один из его членов преступил кодекс! Вернее, впервые сам преступник сознался в этом!
        - Если по этому вопросу возражений нет, перейдем к следующему, - произнес наконец Вершитель, и по его тону нельзя было угадать, доволен ли он таким согласием или ожидал более сложного разговора.
        - В соответствии с нашими обычаями и законами мы должны объявить об открытии вакансии в составе Совета посвященных. Но времени на подготовку к третьему посвящению у возможных претендентов осталось очень мало - всего несколько дней… Какие будут мнения?..
        - Совет должен выполнять законы и обычаи, - негромко и спокойно проговорил трижды посвященный Остин, - мы не можем отступать от них сами, если требуем беспрекословного их выполнения от других!
        - Уважаемый Остин говорит так, потому что его ученик готов к первому испытанию третьего посвящения, и у него нет соперников… - раздался голос из другого конца зала.
        - И хорошо бы разобраться, почему дважды посвященный Ратмир принял решение готовиться к испытаниям третьего посвящения, когда вакансии в Совете не только не было, но ее появление даже не предвиделось!
        - Я не понимаю вас, уважаемые Шавкан и Варяг, - узнал говоривших Остин, - в чем вы собираетесь разбираться?! Ратмир рискнул и угадал… А может быть, он даже точно знал, что такая вакансия будет, но требовать от него открыть источник его знания мы не имеем права! И потом, не в первый раз на вакансию в Совете будет претендовать всего один соискатель - сам покойный ныне Рыкун прошел третье посвящение без конкурентов после весьма странной и неожиданной гибели трижды посвященного Витовта!
        - Но Рыкун не готовился к третьему посвящению, он объявил о своем желании пройти его только после того, как открылась вакансия! - чуть повысил голос Шавкан. - А восточный волк заявил, что начал подготовку, получив прямое указание своего умершего родственника! Согласитесь, весьма необычная причина!
        - А чем эта причина необычна? - неожиданно подал голос трижды посвященный Волкан из стаи северных росомах. - Мне помнится, Рыкун готовился к третьему посвящению, и его проводником был уважаемый Шавкан…
        - Рыкун не готовился к третьему посвящению! - повысив голос, прервал его Шавкан.
        - Готовился, готовился… - спокойно повторил Волкан. - И подготовку эту он начал после того, как какой-то захолустный оракул предсказал скорую смерть одного из членов Совета. Рыкун мне сам об этом рассказывал, когда мы однажды заспорили о достоинствах различных оракулов.
        - Мы не о том говорим! - неожиданно вмешался в разгорающийся спор Вершитель. - До ночи первого испытания осталось всего восемь суток, будем мы объявлять об открытии вакансии сейчас или, немного задержав объявление, дадим возможность подготовиться нескольким претендентам?
        - По закону и обычаям мы должны объявить об открытии вакансии в трехдневный срок после безвозвратной потери одного из членов Совета, - ровным голосом проговорил Остин. - Я не вижу достаточно серьезных причин для нарушения этого закона… Я вообще не знаю таких причин!
        Последнее предложение он произнес с некоторым нажимом, внимательно оглядывая своих товарищей по Совету посвященных.
        - Кто считает, что такие причины есть?.. - спросил Вершитель.
        В зале снова повисла тишина, она длилась и длилась, никем и ничем не нарушаемая, пока снова не прозвучал голос Вершителя:
        - Значит, официальное объявление об открытии вакансии в Совете посвященных будет сделано послезавтра!
        Спустя восемь суток, в час Волка, у входа в Звездную башню университета остановилась легкая двухколесная повозка, запряженная старой лошадью. На козлах сидел сгорбившийся мужчина в длинном темно-коричневом плаще, капюшон которого закрывал его голову и частично лицо. Минуту спустя из дверей башни двое служек вывели высокого, судя по осанке, молодого еще мужчину, одетого в обычную темную хламиду дважды посвященного волхва, его глаза были завязаны темным платком. Служки помогли ему забраться в повозку и тут же вернулись в башню, а возница тронул поводья, давая знак лошади. Та тряхнула головой и медленно двинулась с места - повозка, несмотря на свою легкость, явно была для нее тяжеловата. Тем не менее лошадь вывезла ее с территории университета и покатила по главной улице Лютеца в направлении южных ворот. Возница продолжал, все так же сгорбившись, сидеть на козлах, и лошадь тащилась сама, без понуканий и указаний человека. Улица была пуста, хотя время было еще не позднее, и на соседних улицах народ привычно шел по своим делам. Казалось, жители города знали о медленно тянущейся прочь из города повозке
и старались не попадаться ей навстречу.
        Повозка миновала городские ворота, и ее колеса перестали грохотать по булыжникам мостовой, съехав в дорожную пыль. В полной тишине она двигалась по этой дороге около часа, вечер незаметно перешел в ночь, облака немного разошлись, и сквозь них проглянули самые яркие звезды. Дорога пошла немного под уклон, и, видимо, поэтому лошадь пошла чуть быстрее. В этот момент возница, словно проснувшись, вдруг заговорил. Не поднимая головы, он бормотал тихо и монотонно, словно плел некое странное заклинание или вслух делился своими мыслями с быстро темнеющим облачным небом:
        - Ночь, конечно, длинна, но и она проходит, как проходит все в этом Мире… И не надо ее торопить, не надо считать минуты - время тем быстрее, чем меньше внимания на него обращаешь. И еще надо помнить, что от часа Вепря до часа Жаворонка - время видений и призраков, ангелов и демонов, время сомнений… И кто посетит тебя в этот час - неизвестно, перед некоторыми именно в это время приоткрывается завеса Иной Жизни. Правда, не каждый может осознать то, что ему открывается, принять то, что, возможно, противно обычным человеческим чувствам… Но мы ведь так мало еще знаем об этом Мире, об этой Жизни… о Добре и Зле и о личинах, которые они принимают… И потому не надо торопиться с выводами, не надо прежде времени отваживаться и страшиться, радоваться и горевать…
        Тут он замолчал, приподнял голову и вроде бы принюхался. В воздухе действительно возник некий даже не запах, а признак близкой воды. Возница приподнялся на козлах и посмотрел вперед, туда, где полоса дороги, чуть более светлая, чем окружающее пространство, сворачивала вправо. Возница опустился на козлы, кивнул и снова забормотал:
        - Ну вот мы и приехали… Еще чуть-чуть, и старушку Конни можно будет отправить на живодерню… Ведь по обычаю, лошадь, привезшую человека на испытание третьего посвящения, убивают… Здесь я покину тебя, дальше вы пойдете вдвоем - ты и Конни…
        После этих слов он довольно неуклюже спрыгнул на землю, не останавливая повозки, и в следующее мгновение растворился в окружающей темноте. Только легкий шелест мог подсказать чуткому уху, что он проскользнул в заросли кустов, окружающих дорогу. Лошадка между тем продолжала неспешно переставлять свои старые ноги, приближая повозку к цели поездки.
        Наконец повозка добралась до поворота дороги, но вместо того чтобы свернуть, лошадь, словно слепая, продолжала идти прямо, по недавно сделанной в кустах росчисти, и спустя пару минут выехала на высокий крутой берег поблескивающей далеко внизу реки…
        К этому моменту небо окончательно очистилось, и мириады равнодушных звезд повисли над уснувшей землей.
        Лошадь, словно догадавшись, что ее путь окончен, остановилась.
        - Вот мы и приехали… - донесся из повозки глухой голос.
        Закрывавшая внутренность повозки шкура колыхнулась, но в тот же момент раздался негромкий, но строгий окрик:
        - Не торопись!
        А еще через пару секунд к повозке подошли четыре человека, с ног до головы закутанные в темные плащи. И тот же голос, что остановил движение пассажира, спросил:
        - Кто подъехал к Падающему мосту?!
        - Ратмир, княжич из стаи восточных волков, прошедший два посвящения Миру, - ответил из повозки глухой спокойный голос.
        - Зачем ты подъехал к Падающему мосту, дважды посвященный Ратмир?!
        - Чтобы испытать себя в третьем посвящении!
        - Что ты знаешь об этом испытании?
        - Только то, что его надо пройти!
        Последовала секундная пауза, а затем другой голос произнес:
        - Выходи!
        Шкура, прикрывавшая повозку, откинулась, и из нее осторожно выбрался Ратмир. Его глаза по-прежнему были завязаны плотной темной тканью. Тем не менее, оказавшись на земле, Ратмир выпрямился и медленно повел головой из стороны в сторону, словно осматриваясь, а затем, переступив с ноги на ногу, он повернулся к одному из четверых мужчин, встретивших его, словно ожидая дальнейших указаний. Видимо, мужчина именно так оценил молчание Ратмира, потому что, повернувшись вправо, он указал на темный силуэт высокой скалы, нависавшей над береговым обрывом странным, похожим на птичий клюв наростом.
        - Тебе - туда… - И чуть помолчав, спросил: - Провожатый нужен?
        Ратмир повернул голову в сторону скалы, несколько секунд стоял неподвижно, как бы рассматривая ее, а потом отрицательно качнул головой:
        - Нет, я доберусь сам…
        - Тогда иди!
        И мужчина сделал шаг в сторону, словно пропуская Ратмира к скале.
        Княжич вздохнул, быстро повернул голову и замер. Сквозь плотную повязку, прикрывавшую его глаза, он несколько секунд смотрел на оранжевую искру Волчьей звезды, и губы его едва заметно шевелились. А затем он опустил голову и молча направился к указанной скале.
        Один из встречавших Ратмира взял лошадь под уздцы и повел по вырубке назад к дороге. Трое оставшихся сошлись вместе и внимательно наблюдали за тем, как княжич с завязанными глазами поднимается по скале на ее вершину. Темная фигура дважды посвященного волхва совершенно сливалась с темным камнем скалы, и тем не менее все трое очень хорошо видели его неспешное, но уверенное движение вверх, к… звездам.
        Наконец княжич стаи восточных волков поднялся на скалу и выпрямился во весь рост на ее вершине. И тут же рядом с ним появилась еще одна фигура, такая же темная, но более низкая. Увидев ее, все трое, стоявшие внизу, разом развернулись и разошлись в разные стороны, охватив основание скалы полукругом.
        Ратмир стоял на вершине скалы, в полутора сотнях метров под ним звезды отражались в темной ленте реки. Он чувствовал легкое касание ветра, овевающее чуть разгоряченное подъемом лицо, и ощущал всю ширь неба над своей головой!
        И тут позади него раздался негромкий голос:
        - Сними повязку с глаз…
        Дважды посвященный волхв сразу узнал голос своего наставника. Подчиняясь ему, он сдернул с лица повязку и уже въявь увидел и темное, усеянное звездами небо над головой, и открывающуюся перед ним пропасть в ночной Мир, и неподвижную звездную ленту реки далеко внизу.
        Вершина скалы представляла собой небольшую, ровную площадку, на самом краю которой лежал валун со скругленной верхушкой. На этом валуне, напоминая странные, неуклюжие качели, покоилась неширокая, грубо отесанная каменная плита длиной метра четыре. Один ее край висел над пропастью, а второй лежал прямо у ног Ратмира, как будто предлагая разбежаться и броситься в ночное, звездное небо. Волхв даже качнулся вперед, словно собираясь ступить на этот край, но остановился - позади снова раздался голос Остина:
        - Ты должен встать на эту плиту так, чтобы ее задний край приподнялся и не касался скалы. Так дождаться восхода солнца. Это будет сложно, но это… испытание! Иди!
        Ратмир, не оглядываясь, ступил на край плиты и медленно двинулся вперед. Первый шаг он сделал вполне уверенно, плита казалась непоколебимым монолитом, но княжич знал, что это обманчивое впечатление. Второй шаг он сделал гораздо осторожнее, скользя подошвой башмака по неровной каменной поверхности. Перед третьим шагом он на секунду задержал дыхание, а затем еще пару секунд сосредотачивался. Сам третий шаг занял у него десять секунд - сначала он выдвинул вперед правую ногу, а затем начал медленно переносить на нее тяжесть тела. Он мгновенно почувствовал, когда опорный конец плиты приподнялся и она начала едва заметно клониться вперед!

«Падающий мост!» - мгновенно вспыхнуло в его мозгу, но мысль не была панической, он просто констатировал пришедшее понимание. Опора, на которой покоилась плита, давала ей возможность наклона практически в любом направлении, и тем не менее Ратмир быстро приспособился к столь ненадежному положению, к тому же инерция огромного каменного блока давала вполне достаточно времени, чтобы вовремя реагировать на его намечающийся крен.
        Спустя несколько минут Ратмир понял, что ему, с его подготовкой, не составит труда простоять так до восхода солнца, его тело, казалось, само стало дополнительной опорой плывущей в небе каменной плиты. Он нашел взглядом Волчью звезду и мысленно поблагодарил ее:

«Ты не оставила своего волчонка!.. Спасибо тебе за столь несложное испытание!»
        И вдруг он заметил, что яркая оранжевая искра звезды тревожно трепещет, словно предупреждая его о некой неведомой опасности!
        Его глаза обежали все открывающееся взгляду огромное темное пространство - он был совершенно один в этом спокойном, ночном Мире, и только бесчисленные молчаливые звезды составляли ему компанию. Он снова нашел Волчью звезду и снова поймал ее тревожный трепет… И в ту же секунду его слуха коснулся едва слышный, чуть шипящий шепот:
        - Человек…
        Затем последовала короткая пауза и, словно эхо, прозвучал другой шепот, тоном ниже:
        - Человек?..
        - Стоит… - подтвердил первый шепот.
        - Висит… - не согласился второй шепот.
        - Нет, стоит!.. - чуть громче настоял на своем первый.
        - Нет, висит! - снова не согласился второй.
        - Я его… опрокину! - предложил первый решение спора.
        - Нет, я его раскачаю! - снова не согласился второй, а затем с неким сомнением переспросил: - Но это точно человек?..
        - Посмотри сам! - чуть насмешливо предложил первый.
        Несколько секунд длилась тишина, и Ратмир решил было, что весь этот шепотливый разговор ему прислышался, но в этот момент в метре от его головы и чуть правее в кромешной черноте глубокой ночи начало проявляться нечто светлое, клубящееся. Сначала это, похожее на крошечный сгусток тумана, нечто висело неподвижно, чуть заметно переливаясь неким внутренним светом, затем начало медленно расти, одновременно смещаясь влево. Когда оно увеличилось до размера человеческой головы, в самой его середине вдруг проклюнулось крошечное темное отверстие… нет, это было не отверстие, это был… глаз! Это был странный глаз - глазное яблоко было совершенно черным, похожим на ночное небо, лишенное звезд, узкая радужная оболочка - желтовато-белой, а зрачок непомерно большим и… багровым. На секунду Ратмиру показалось, что это совсем не глаз, что Некто позволяет ему через этот невозможный зрачок заглянуть в потустороннюю бездну, туда, где протекает совсем иная Жизнь, где царят совершенно иные законы бытия! И тут глаз мигнул!.. Нет, не мигнул, просто клубящаяся вокруг него туманная дымка на мгновение сомкнулась… неплотно,
оставив узкую вертикальную щель, но сквозь эту щель Ратмир увидел, как из зрачка выглянула Смерть!!!
        И тут же снова раздался шепот:
        - Человек!!! И он боится!!!
        Сколько же было ярости и удовлетворения в этом шепоте.
        В то же мгновение в спину Ратмира ударил сильный порыв ветра! Его тело невольно качнулось вперед, и каменная глыба под ногами стала крениться вниз, в открывающуюся бездну пропасти, расцвеченной отраженными звездами!
        Ратмир невольно задержал дыхание и, преодолевая давление ветра, наклонился назад… Плита под ногами остановила свое движение, а затем медленно, нехотя вернулась в исходное положение. И тут же новый неистовый порыв ударил Ратмира справа, однако на этот раз его тело, словно заранее зная направление этого удара, немедленно наклонилось в нужную сторону… наклонилось настолько точно, что камень под ногами даже не пошевелился!
        И тут совсем рядом с балансирующим над краем пропасти человеком раздался смех - тонкое, противное хихиканье, а затем последовал шепот… Нет, скорее, шепелявый возглас:
        - Он висит! Его надо раскачивать!
        В то же мгновение Ратмир почувствовал, что камень пропадает из-под его ног, что он просто висит в воздухе и медленно переворачивается вверх ногами. Звезды над его головой поплыли в сторону, постепенно ускоряясь, а их отражение в реке стало вставать на дыбы, словно стараясь дотянуться до неба и занять там свое незаконное место! Под ложечкой у него противно засосало, колени сами собой подогнулись, мышцы напряглись, собираясь бросить тело в сторону, противоположную вращению… В это мгновение его глаза наткнулись на оранжевую искру Волчьей звезды, и вдруг оказалось, что эта яркая, призывно мерцающая искра прочно стоит на небосклоне, что все остальные звезды плывут мимо нее, вопреки всем законам этого Мира, и только она одна сопротивляется наведенному наваждению!
        Ратмир стиснул зубы и впился взглядом в спасительную звезду, отрезая свое внимание от всего остального, сошедшего с ума Мира. Волчья звезда превратилась для него в гвоздь, в несокрушимый стальной костыль, пригвоздивший весь Мир и… остановивший его на краю Небытия!
        На несколько секунд Мир застыл в каком-то странном, невозможном, гротескном равновесии, а затем утыканный звездами небосклон снова медленно двинулся, но теперь уже в другую сторону… Он возвращался в нормальное состояние!
        - Нет, человек стоит, и его надо опрокинуть! - прошелестел мимо уха Ратмира шепот. Он был тих, едва слышен, но сколько в нем было ненависти, яда и… страха!!
        Слева снова выплыло небольшое белесое, переливчато клубящееся облачко с немигающим глазом посредине, о котором Ратмир уже успел забыть. Остановившись прямо против лица княжича, оно принялось расти, расти быстро, выбрасывая из своих внутренностей все новые и новые белесые клубы. Несколько секунд спустя они начали приобретать странно вытянутую форму, уплотняться и наливаться алым, идущим изнутри отсветом.
        Ратмир не отрывал взгляда от стремительных, непредсказуемых трансформаций, происходящих перед его глазами с клочком белесого тумана. И спустя несколько минут он понял, что это небольшое облачко превратилось в огромную непонятную, покачивающуюся из стороны в сторону колонну, выложенную какой-то странной чешуйчатой облицовкой! Эта облицовка имела даже некий симметричный рисунок, напоминающий рисунок на коже змеи… А еще через секунду эта колонна вдруг стремительно крутанулась на месте, и перед изумленными глазами Ратмира оказалась огромная голова страшного, никогда не виданного им зверя. Вытянутая вперед морда оканчивалась ощеренной пастью, из которой торчали длинные, чуть загнутые назад клыки, над этой пастью, над двумя крохотными, дрожащими от призрачного дыхания вывернутыми отверстиями ноздрей горели мрачным пламенем огромные глаза, поразительно похожие на тот глаз, который смотрел на него из клочка тумана. А над мощными надбровными дугами и узким, приплюснутым лбом, между двух широко раскинутых в стороны рогов начинался неровный, костистый гребень, уходящий за затылок.
        Огромное, пылающее алым внутренним светом чудовище несколько секунд пристально глядело прямо в глаза оцепеневшего человека, а затем, чуть приоткрыв пасть, прошипело:
        - Человек, хочешь увидеть свое будущее?

«Нет!!!» - хотел крикнуть Ратмир, но сведенное судорогой горло не слушалось его, и вместо отчетливого крика из него вырвался лишь хриплый стон. Но чудовище все равно поняло его. Его пасть раздвинулась еще шире в довольной ухмылке, и Ратмир услышал новое шипение:
        - Ты боишься, человек, и правильно делаешь! Тот, кто всходит на Падающий мост, должен бояться! Обязан бояться! Ибо его ждет долгое, бесконечное падение в Неизвестность… в Ничто!

«Падающий мост!» - снова вспыхнуло в голове Ратмира, но на этот раз мысль была спасительной, она придавала всему происходящему некий определенный, значимый смысл! Он вспомнил про третье посвящение, про его первое испытание, вспомнил последние слова Остина перед тем, как он поставил ногу на каменные качели Падающего моста: «…Дождаться восхода солнца!»
        И Ратмир… улыбнулся!.. Улыбнулся прямо в ухмыляющуюся пасть призрачного чудовища, в его горящие Внемирным светом глаза, а мгновенно освободившееся от судороги горло насмешливо выдохнуло:
        - Смотри, призрак, у тебя за спиной встает солнце!
        А на горизонте и в самом деле появилась тонкая светлая полоска, разделившая темную, спящую землю и начавшее светлеть небо!
        Ухмылка сползла с морды чудовища. Голова откинулась назад, как от удара, а затем с похожим на смертный крик ревом ринулась на гордо выпрямившегося человека!
        Ратмира мгновенно накрыла алая, непрозрачная, горячо клубящаяся мгла. Тысячи острых, рвущих тело игл проткнули его темную хламиду и впились в кожу, в мышцы, в нервы… И растаяли… растворились, исчезли, оставив странный, саднящий, но быстро утихающий зуд…
        И снова Ратмира объяло темное звездное небо и тишина ночи, вот только далеко на самом горизонте продолжала оставаться светлая полоска, возвещая приближение дневного светила!
        Только сейчас княжич почувствовал, что его хламида пропиталась потом и неприятно облепила усталое, ноющее тело, что его ноги, по-прежнему чуть согнутые в коленях, подрагивают от напряжения. Он глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и медленно выпустил его из легких, успокаивая тело и разум, восстанавливая дыхание и координацию…
        - Я знал, что он глуп и тороплив… - раздался над ухом Ратмира еле слышный, спокойный шепот. - Глуп, потому что реагирует на слова человека, тороплив, потому что до восхода солнца осталось еще очень много времени… А для того чтобы раскачать тебя, человек, достаточно и мгновения… Смотри, как это делается.
        Пока все это говорилось, шепот медленно, как падающая с неба снежинка, опускался вниз, и последнее предложение фразы донеслось из-под самых ног Ратмира. Он невольно опустил голову и увидел у подола своей хламиды крошечное существо, похожее на мышь. Мышь в свою очередь подняла мордочку, словно желая убедиться, что человек увидел ее, а затем быстро отбежала по плите чуть вперед, к обрыву. Плита под ногами Ратмира не качнулась, нет… Но он вдруг почувствовал, как она дрогнула и… прогнулась!.. А мышь, повертев мордочкой и снова взглянув на Ратмира, побежала немного наискосок, к правому обрезу плиты. Теперь камень явственно дрогнул и начал медленно крениться вкось, вправо. Однако Ратмир не успел наклониться в нужную сторону, мышь, остановившись на мгновение, снова двинулась, и на этот раз вперед и к левому срезу плиты. Камень сразу же остановил свой крен вправо, замер в неустойчивом равновесии, а затем под ним что-то противно заскрежетало, и он качнулся чуть вперед. Ратмир инстинктивно отклонился назад, и плита снова замерла, но теперь она стояла не строго горизонтально - ее наклон составлял градусов
десять!
        Эта неподвижность продолжалась несколько секунд, пока мышь, присев на камень, мыла передними лапами свою мордочку, бросая быстрые, явно оценивающие взгляды в сторону неуклюже откинувшегося назад человека. А затем она бросилась было назад, в сторону Ратмира, а когда он выпрямился, метнулась к самому концу плиты, уже начавшему свой неторопливый подъем! Камень под ногами человека на мгновение замер, а затем начал опускать свой передний, висящий над пропастью край. Движение это было очень медленным, едва заметным, но Ратмир понимал, что остановить его можно было, только сделав шажок к противоположному концу плиты. Но и этого делать было нельзя, мышь, застывшая на краю плиты, словно ожидала этого его шага, чтобы немедленно броситься назад.
        И в это мгновение яркий, огненный блик резанул широко открытые глаза Ратмира - из-за далекого горизонта выглянул край солнца!!
        Мышь, вся ее небольшая фигурка, вскинувшаяся на задние лапы, мгновенно почернела, а потом ее четко очерченные контуры расплылись, потекли, над ставшей бесформенной фигуркой заклубился легкий парок, и через секунду от шустрого зверька не осталось даже следа!
        Ратмир замер на угрожающе наклонившейся вперед каменной плите, не отрывая заслезившихся глаз от угольно-черного среза плиты, над которым расцветал огненный цветок восходящего солнца!!
        А спустя пару минут за его спиной раздался знакомый голос Остина:
        - Испытуемый стоит на плите, и она ни разу не коснулась скалы! Испытание выдержано!!!
        С минуту Ратмир продолжал оставаться неподвижным, словно не слышал или не понял сказанного наставником. Затем его левая нога, самостоятельно, без участия разума, медленно передвинулась назад, тело перенесло свой вес на эту ногу, а правая, с усилием оторвавшись от камня, сделала уже полный шаг, унося волхва от края разверзнутой перед ним пропасти!
        Остановившись на краю Падающего моста, Ратмир поднял глаза и увидел, что на плоской вершине скалы стоят четверо трижды посвященных в своих белых одеяниях и смотрят на него. На всех четырех лицах были написаны совершенно разные чувства - от одобрения до безразличия и… недовольства! Он сошел с каменной плиты, и тут его ноги подогнулись, опуская тело на холодный утренний камень!
        Глава 8
        Новая весна разливалась по степи вокруг Края, топила полегшую, пожухлую траву под буйной зеленью свежей поросли. А солнце пригревало уже по-летнему, обещая вскорости жару и злые пожары.
        Почти два года прошло с тех пор, как Вотшу перевели из ратницкой во дворец, и он уже привык к своему новому, хотя и не совсем определенному положению. Он совсем редко появлялся на кухне и в конюшне, и на своем любимом месте - на южной стене замка, большую часть своего времени он проводил в книжне, где у него уже было личное место. Правда, он продолжал заниматься фехтованием со Старым, да и к Скалу в ратницкую бегал частенько - Вогнар не запрещал ему это. Но в основном извержонок был занят чтением, письмом, разбором документов, иногда помогал Вогнару ремонтировать истрепанные книги. С некоторых пор у него появилось новое занятие - по заданию княгини, а иногда и князя он разыскивал старые документы и делал из них выписки для составления новых договоров, соглашений или писем в соседние стаи.
        Вечером одного, уже по-летнему теплого дня, когда Вотша закончил подклеивать рукописный свод законов свободного торгового города Ласта и собирался уходить к себе в каморку, Вогнар остановил его вопросом:
        - Что ты собираешься делать завтра?
        Вотша удивленно посмотрел на своего наставника и пожал плечами:
        - Хотел посидеть в книжне, почитать исторические хроники Изяслава Мудрого…
        - Нет, нет, - улыбнулся Вогнар, - завтра никаких занятий не будет, книжня будет закрыта. - И, увидев недоуменный взгляд Вотши, пояснил: - День рождения княжны, во дворце торжественный обед, и вся прислуга, не занятая на этом обеде, свободна. Так чем ты собираешься заняться?
        Вотша на секунду задумался, а затем немного растерянно ответил:
        - Не знаю… Может быть, на реку схожу или с дядей Скалом в степь съездим…
        - А я думал, ты своими стихами займешься!.. - откровенно улыбнулся Вогнар.

«Как Вогнар узнал?! - Вспыхнула в голове бедного Вотши суматошная мысль. - Неужто он подобрал тот лоскуток?!»
        Никому, кроме Ратмира, он не рассказывал о своем увлечении поэзией, и уж тем более никому не показывал свои поэтические опыты. Но несколько дней назад он разжился старым, много раз счищенным лоскутом пергамента, записал одно из своих произведений и подкинул на пути княжны. Выходило, что тот клочок подобрала вовсе не Лада, а… Вогнар?.. Или кто-то другой, и этот «кто-то» отдал стихи княжему книжнику - а кому еще могли отдать найденные стихи?!!
        Однако, взяв себя в руки, Вотша отрицательно покачал головой и неуверенно выдавил:
        - Нет… Я стихами уже не занимаюсь… Не получается у меня…
        - Не получается? - продолжая улыбаться, переспросил Вогнар. - А мне кажется, что как раз получается…
        Но развивать эту тему, почувствовав смущение извержонка, книжник не стал.
        На следующий день после завтрака Вотша вдруг почувствовал себя… брошенным. Оказалось, что ему совершенно нечем заняться. Скал ушел с дозорной стаей, а черноволосый богатырь Чермень, заменявший его в роли Вотшиного опекуна, не слишком заботился о занятиях для извержонка. Вотша скорее машинально, чем с какой-то целью, двинулся в сторону ристалища. Поле было пусто, легкий весенний ветерок шевелил длинные Вотшины волосы. Он уселся на скамью и, запрокинув голову, бездумно уставился в небо.
        На душе у него было как-то смутно. Нет, не тоскливо, а именно смутно, словно он давным-давно потерял что-то незначительное, обернувшееся сегодня важным! Несколько минут он следил за неторопливым бегом белоснежных облаков в голубой глубине, а затем в его голове возникла неожиданная мысль:

«Если бы мой род не потерял многоликости, я, возможно, сегодня был бы в числе тех, что сядет за пиршественный стол с княжной… С… Ладой!..»
        Он вдруг понял, насколько сильно ему хочется сидеть рядом с этой девочкой, любоваться ее длинными каштановыми, с едва заметной рыжинкой, волосами, слушать ее смех, поднимать бокал за ее здоровье!
        Вотша по-прежнему редко видел княжну, но каждая их встреча, словно короткая зарубка, оставалась в его памяти. А княжна, встречая извержонка во дворце или на замковом дворе, каждый раз как-то загадочно улыбалась, как будто знала про него нечто весьма интересное.
        Мальчик вздохнул и закрыл глаза. Белые облака на голубом фоне исчезли, и вместо них тут же возникло смеющееся личико княжны. Ее губки зашевелились, словно она сквозь смех силилась сказать что-то Вотше. Но он не понимал ее слов и вряд ли понял бы, даже если бы слышал их. Он просто любовался этим лицом!
        - О чем мечтаем? - раздался рядом с ним голос Старого.
        Вотша открыл глаза, тряхнул головой и быстро поднялся со скамьи.
        - Садись, садись, - проворчал старик, усаживаясь на скамью. - Чего вскочил?
        Вотша снова сел, ссутулился и вдруг ни с того ни с сего брякнул:
        - У княжны сегодня день рождения…
        - А… Знаю… - протянул Старый и, так же как Вотша, поднял лицо к небу и зажмурил глаза.
        Они немного помолчали, и вдруг старик, не открывая глаз, тихо произнес:
        - Вот и прадед твой тоже тогда в княжну влюбился…
        Вотша изумленно уставился на старика, а тот все тем же тихим, не похожим на свой обычный, голосом продолжал:
        - Я ему говорил, чтобы он выбросил эту блажь из башки, да разве его уговоришь! Ват, он такой был - если что в голову заберет, напролом пер! Да и то сказать, прав он частенько бывал, и… удача с ним под руку ходила… Только на этот раз неудача-то на нем полностью за все отыгралась!
        Старик замолчал. Вотша так же молча смотрел на сухую жилистую старческую шею, впалую морщинистую щеку, тонкое, прижатое к голове ухо, белую, аккуратно расчесанную бороду и тонкий, чуть искривленный нос, не зная, что сказать в ответ на слова старика. Наконец он выдавил:
        - Что значит… «отыгралась»?.. И-и-и… что значит «пер напролом»?
        - То и значит… - ответил Старый, не глядя на мальчугана. - Пошел Ват напрямую к Гориславу, князю тогдашнему, руки дочери просить. Правду сказать, не было бы лучше пары во всей стае, да и любила Вата Леда, я-то уж точно знаю, только у князя, у деда Всеславова, другое на уме было. Если бы отдал он за Вата свою Леду, после его смерти стая точно вожаком выбрала бы твоего прадеда…
        Старик снова внезапно замолчал, словно воспоминания эти давались ему с трудом. Но тут Вотша не вытерпел, его захлестнуло жадное любопытство - вот она, правда о его прадеде, сама выплывала из прошлого!
        - Ну так что, разве он был бы плохим вожаком?!
        Дед чуть склонил набок голову и, приоткрыв глаз, искоса глянул на Вотшу.
        - А как же сын вожака?.. Даже и не сын - его-то и сам Горислав ни во что не ставил, а внук любимый - Всеволод? Горислав Всеволода у отца еще малым волчонком забрал, воспитывал как будущего князя, а тут Ват со своим сватовством!
        И снова Старый отвернулся и замолчал, как будто пожалел, что начал этот разговор.
        - Ну и что?! - нетерпеливо потребовал Вотша окончания истории.
        - Не знаю, что там у них получилось, а только на следующий день Горислав Вата услал в степь с дозорной стаей в шесть волков и с одним ивачем. Ват уходил с улыбкой, веселый был… А вернулся сам-два, весь посеченный, покусанный! Пока он в горячке лежал, Леду отдали за ирбиса, за сына ихнего князя. С тех пор наша стая и дружит с ирбисами… А Вата, когда он поправился, объявили изменником: как же - потерял в дозоре шестерых дружинников, а сам домой живой вернулся! Вот тогда-то… ваш род и… того… лишили многогранья!..
        Долгую минуту над скамейкой висело молчание, а затем Вотша выдохнул:
        - Та-а-а-к!..
        Он медленно поднялся со скамейки и, приволакивая ноги, поплелся прочь от ристалищного поля.
        Однако далеко уйти ему не удалось, не успел он пройти и десятка шагов, как к нему подбежала молоденькая девушка, ближняя служанка княжны, Прятва, и, запыхавшись, затараторила:
        - Вотша! Я тебя всюду разыскиваю! Тебя княжна велела привести в малую княжескую трапезную!
        Вотша, погруженный в свои мысли, тряхнул головой, пытаясь понять, чего от него хочет девчонка, и только после этого до него дошел смысл ее слов.
        - Зачем? - изумленно воскликнул он. Внезапно кровь бросилась к его лицу, и он стремительно покраснел.

«Хочет выставить меня на смех перед своими… княжатами! - резанула кошмарная мысль, и тут же он холодно, отрешенно подумал: - Ну и пусть смеется!.. Какое мне дело до веселья или грусти… многоликих?»
        - Пошли! - Он пересилил себя и широким шагом направился в малую трапезную.
        Девушка едва поспевала за ним, на ходу тараторя:
        - Там чего было! У княжны день рождения, так все княжата преподнесли ей подарки. А княжна наша их благодарила, а сама-то прям така красавица!! Сели за стол, а князь возьми и распорядись, чтобы им поднесли осеннего вина, пусть, говорит, выпьют, как настоящие мужчины! Вот с этого вина все и началось!! Юсут, как бокал выпил, так и задурел! Говорит, пусть княжна скажет, чей подарок самый что ни на есть лучший, и того, кто этот подарок подарил, поцелует! Совсем с ума сошел - чтоб наша княжна да какого-то княжонка целовать стала! Но она, знаешь, засмеялась так и говорит: «Хорошо, Юсут, я выберу лучший подарок и награду за него дам, только ты тогда уж не жалуйся и не спорь с моим решением!»
        Вотша мотнул головой, словно давая понять девушке, что ее болтовня не к месту, однако та не замолкала:
        - А Юсут этот вскочил, в грудь себя кулачищем грохнул и говорит так нагло: «Я, - говорит, - никому никогда не жаловался, ни о чем никогда не жалел и спорить с твоим решением не собираюсь!» Это он потому так говорил, что сам-то подарил княжне ожерелье из лалов лазоревых на бронзовых крючках. Красота - страсть! И дорогущее! Конечно, княжна должна была выбрать его подарок, а она вдруг приказала тебя в трапезную привести!
        - Зачем? - еще раз, уже с явной горечью спросил Вотша и, махнув рукой, прибавил шагу.
        Спустя пять минут служанка ввела паренька в знакомую ему залу.
        Вдоль стены, в которую было врезаны четыре узких окна, стоял длинный стол, заставленный посудой, выпивкой, яствами. Во главе стола на стульях с высокими резными спинками восседали князь с княгиней, рядом с ними, справа, сидела, одетая в белую шелковую рубашку и зеленый сарафан, княжна Лада, напротив нее - ирбис Юсут, рядом с ним - тюлень Сигрд и еще четверо княжат. Рядом с Ладой восседал толстый, неповоротливый и какой-то неопрятно-помятый мужчина в странной, узкой для его обширной фигуры, одежде. Остальные места вокруг стола занимали ближние княжеские дружинники. У противоположной стены расположились трое скоморохов, вырядившихся в разноцветные лохмотья и наигрывавших какую-то веселую мелодию на рожке, бубне и маленькой скрипочке, посреди залы двое других скоморохов жонглировали десятком разноцветных и разновеликих клубков.
        Когда Вотша вошел в трапезную и смущенно остановился около дверей, князь, не прерывая выступления скоморохов, громко произнес:
        - Ну вот, доченька, прибыл затребованный тобой изверг! Объясняй давай, зачем он тебе понадобился?!
        Княжна поднялась со своего места, и скоморошья музыка тут же смолкла, а клубки перестали летать. Лада обвела взглядом стол, потом посмотрела на Вотшу и… улыбнулась.

«Ну, сейчас начнется!» - в ужасе подумал извержонок.
        - Значит, Юсут, ты хочешь, чтобы я выбрала лучший из полученных мной подарков и наградила… дарителя?! - обратилась княжна к сидевшему напротив ирбису. Тот, неловко развернулся и, стараясь держать в поле зрения и княжну, и ненавистного изверга, молча кивнул.
        - Ну что ж, - снова улыбнулась княжна, - я исполняю твою просьбу!
        Лада мягким, неуловимым движением выхватила из кармана сарафана маленький клочок светлой мягкой кожи и повернулась к Вотше.
        - Это ты написал?.. - Она помахала в воздухе своим клочком.
        Вотша невольно сделал шаг вперед и поднял руку, словно собирался выхватить этот кусочек кожи из девчачьих пальчиков, но расстояние до княжны было слишком далеким, да и стол стоял между ними, так что он поневоле замер с поднятой рукой. А затем его рука безвольно упала вниз, и он тихо, на выдохе произнес:
        - Я, госпожа…
        Княжна спокойно вышла из-за стола, обошла родителей, пересекла зал и оказалась рядом с Вотшей.
        - Так вот, - звонко произнесла маленькая девочка, - я признаю этот подарок лучшим из полученных мной! - Она снова помахала кусочком кожи над головой. - И присуждаю награду… извергу Вотше!
        Сидевшие за столом гости замерли, и несколько секунд в трапезной висела потрясенная тишина. А затем раздался поистине нечеловеческий рев Юсута:
        - Так нечестно!!! Если бы я знал, что княжна так ценит овечью кожу, я подарил бы ей целую шкуру! - Ирбис вскочил со своего места, порвал ворот своего роскошного, ярко расшитого халата, словно он перехватывал его горло удавкой, и снова заорал:
        - Друзья, княжна просто издевается над нами! Выше всех дареных нами драгоценностей она ставит клок овечьей шкуры, подаренной ей каким-то вонючим извергом!
        Он крутанулся на месте, и теперь уже его рев был обращен в сторону князя:
        - Князь Всеслав, твоя дочь оскорбила всех нас, и я требую…
        Договорить ему князь не дал, его рука взметнулась вверх, и тяжелый кулак опустился на столешницу так, что вся стоявшая на ней посуда подпрыгнула, а несколько тяжелых кубков опрокинулось.
        - Ты требуешь?
        Голос князя перекрыл рев ирбиса, как гром близкой грозы перекрывает все другие звуки, и у присутствующих зазвенело в ушах.
        - Ты требуешь, сидя в моем замке и за моим столом? Ты, котенок ушастый, поднимаешь голос впереди старших? Да я сдеру с тебя твою поганую шкуру и постелю ее в комнате моей дочери, чтобы она топтала ее своими ногами!
        Юсут медленно опустился на свое место и замер с перекошенной физиономией. А князь медленно перевел взгляд на дочь.
        - Вот что, Ладушка, объясни отцу и матери, почему для тебя кусок старой кожи дороже драгоценных камней? И… какую награду ты хочешь дать этому… - Лицо князя как-то странно дернулось и на мгновение перекосилось, но он быстро овладел собой. - Этому извергу?!
        - Папочка, - почти пропела девочка, - дороже драгоценных камней для меня не кусок кожи, а то, что на нем написано! Это настоящий подарок, потому что он не куплен за отцовские деньги, не похищен у кого-то, не сорван с убитого, а создан тем, кто его дарил! Если бы Юсут сам нашел и обработал эти камни, - она ткнула пальчиком в сторону маленького столика, на котором были разложены подарки, - я, может быть, еще и подумала бы, но… И еще одно, этот подарок уже никто никогда у меня не отберет, не похитит!
        - Вот как?! - недобро ухмыльнулся князь, и словно в ответ на эту ухмылку на лицо Юсута тоже выползла кривая дергающаяся улыбка.
        - Именно так, папочка, - снова пропела Лада. - Я этот подарок… эти стихи… запомнила наизусть, так что отнять его у меня можно только вместе с жизнью!
        - Ну, а что насчет награды? - гораздо спокойнее, даже с легкой иронией поинтересовался князь Всеслав, бросив быстрый взгляд на снова замершего Юсута. - Ты действительно собираешься… э-э-э… поцеловать… изверга?
        Последние слова дались князю с явным трудом.
        - Я считаю, что поцелуя слишком мало за такой богатый дар, - совершенно серьезно проговорила Лада, - и поэтому прошу тебя, отец, возвести этого мальчи… этого изверга Вотшу в ранг моего пажа!
        И после этих слов нависшее над пиршественным столом грозовое напряжение мгновенно исчезло. Гости возбужденно загалдели, послышались смешки, звон кубков, но голосок княжны снова перекрыл поднявшийся гвалт:
        - Я говорю совершенно серьезно, отец!
        Князь вышел из-за стола и подошел к дочери. Погладив ее по каштановой голове, он спокойно и в то же время властно произнес:
        - Я думаю, дочь, твое решение, твоя просьба ко мне вполне совместна с твоим званием, с твоим положением. Вряд ли кто-то из присутствующих сочтет ее… недостойной! А потому…
        Князь быстро отошел к красному углу трапезной и, сняв с костыля висевший там большой ключ, вернулся назад.
        - …А потому, - торжественно продолжил он, - я посвящаю Вотшу, изверга нашей стаи, в ранг твоего пажа.
        И князь коротко коснулся бородкой ключа обоих плеч Вотши.
        - Служи своей госпоже всеми своими силами, знаниями, умениями и чувствами! - веско проговорил князь, глядя прямо в глаза Вотше. - И пусть твоя госпожа никогда не пожалеет о своем выборе!
        После этих слов князь повесил ключ на прежнее место, а сам вернулся к столу.
        Лада повернулась к Вотше, быстро и аккуратно спрятала клочок кожи в карманчик сарафана и громко сказала:
        - Теперь ты - мой паж и должен всегда находиться рядом со мной. Встань за моим стулом!
        Она протянула ему свою маленькую руку, и Вотша, неожиданно для самого себя, опустился на одно колено и приник губами к этой руке.
        Снова над пиршественным столом повисла тишина, и в этой тишине княжна прошествовала к своему месту, а Вотша проследовал за ней и, пододвинув ей стул, встал за его спинкой!
        Князь с улыбкой посмотрел на любимую дочь, затем перевел взгляд на застывшего за ее спиной Вотшу и, перекрывая гул голосов в трапезной, спросил:
        - Значит, ты, извержонок, сочиняешь стихи? Вот никогда бы не подумал, что ты способен на такое!
        - Господин, - склонил голову Вотша, - княжна сильно преувеличила мои способности, назвав то, что я написал, стихами… это очень слабые опыты…
        - А может быть, ты прочтешь нам что-нибудь из своих опытов? - вмешалась в разговор княгиня, гораздо лучше знавшая способности Вотши. - Ведь княжна вряд ли поделится с нами своим подарком, хотя и хвастает, что знает его наизусть!
        Князь бросил в сторону Рогды удивленный взгляд, затем снова посмотрел на извержонка и неожиданно согласился:
        - А что, действительно, прочти нам что-нибудь!
        Вотша переводил растерянный взгляд с Всеслава на княгиню, явно не зная, что ему делать, и в этот момент раздался хмельной голос Юсута:
        - Пусть! Пусть читает! А мы посмеемся!
        Все сидевшие за столом княжата и большинство дружинников одобрительно загудели, а некоторые даже застучали по столу кубками, требуя стихов.
        Вотша перевел взгляд на ирбиса, и тут князь увидел, как извержонок подобрался, из его взгляда исчезла растерянность, он сделался острым, пронзительным. А затем, перекрывая гомон в трапезной, раздался громкий мальчишеский голос:
        - Слушаюсь, господин, - Вотша коротко поклонился в сторону князя. - Слушаюсь, госпожа, - последовал поклон в сторону княгини. - И тебя, княжич, постараюсь ублажить, прочту… веселое… смешное!
        Гул, висевший над столом, мгновенно стих, все повернулись в сторону новоявленного пиита. И тот прочитал:
        Рожден малец,
        Не ждан, подлец!
        Баба молвила мужу:
        - Он многих не хуже!
        Как пес зубаст,
        Да спать горазд,
        Храбр, что коза,
        Кривы глаза![Бьерн Богатырь с Хит-реки. «Серое брюхо».]
        Мальчишеский голос смолк, и в трапезной повисла звенящая тишина. Взгляды всех присутствующих, словно по мановению волшебной палочки, сошлись на широком, узкоглазом лице Юсута. А тот пьяно засмеялся, но, наткнувшись на всеобщее молчание, захлебнулся смехом, не понимая, что происходит. Целую минуту длилось это молчаливое разглядывание, а затем весь стол грохнул яростным, безудержным хохотом! Смеялись все, даже княгиня вытирала платочком выступившие на глазах от смеха слезы. И только Юсут не понимал, что же так развеселило всю компанию, но постепенно до него стало доходить, что смеются над ним… Однако в этот момент Всеслав, пересилив себя, перестал смеяться, встал со своего места, поднял кубок и, переводя разговор на другое, громко сказал:
        - А теперь послушаем нашего мудреца, главного наставника наших детей, мэтра Пудра!
        В пять секунд над столом снова воцарилась тишина, и со своего места поднялся неопрятный толстяк в тесной одежде, сидевший рядом с Ладой. Взяв со стола свой налитый почему-то только до половины бокал, он свысока оглядел притихший стол и… задумался! Его светлые, прозрачно-голубые глаза вдруг остекленели, толстая нижняя губа отвисла, а рука, державшая бокал, задрожала. Около минуты в малой трапезной стояла тишина, а затем мэтр Пудр встрепенулся и хрипловатым баритоном произнес:
        - Так о чем это я?..
        - Вы, досточтимый, хотели сказать несколько слов о своих воспитанниках и нашей сегодняшней хозяйке пира, Ладе, - с чуть заметной смешинкой в голосе напомнил ему Всеслав.
        - А-а-а, да-да! - оживился мэтр. - Должен сказать, вожак, что эти ваши воспитанники - настоящие… э-э-э… разгильдяи! Я занимаюсь с ними уже… э-э-э… очень долго, а язык западных стай освоил лишь… Сигрд, да и то в весьма небольшом объеме! Но он хотя бы может, как мне кажется, объясниться на этом языке. Что касается наречий языка восточных и южных стай, то ими в достаточной степени владеют Юсут и Асхай, но языки этих стай очень похожи, а для Юсута и Асхая одно из этих наречий - родное! Что касается письма и чтения, что, в общем-то, неразделимо, то этим искусством владеет только прекрасная Лада, мальчики не умеют читать и писать и, мне кажется, никогда не научатся!
        Тут он вдруг обнаружил у себя в руке наполненный бокал и, изумленно уставившись на него, замолчал. Секунду спустя мэтр Пудр поднес свой бокал поближе к глазам, потом понюхал его содержимое и еще раз обвел взглядом замерший в предвкушении нового веселья стол.
        - Господа, я… э-э-э… что-то не совсем понял… - В это мгновение его взгляд задержался на княжне, и в его голове, видимо, несколько прояснилось. - Да, конечно, - удовлетворено кивнул он сам себе. - Я поднимаю этот бокал за лучшую в моей жизни ученицу, княжну Ладу!
        Он поднес бокал к губам, начал пить, но внезапно, словно вспомнив нечто важное или некую недодуманную мысль, не допив, опустил руку с бокалом и снова впал в задумчивость.
        Стол грохнул хохотом, но мэтр Пудр не слышал всеобщего смеха, он был погружен в свои размышления.
        Наконец Всеслав поднялся со своего места, через голову дочери протянул руку и положил ее на плечо мэтра. Тот вздрогнул и поднял глаза на князя.
        - Садитесь, уважаемый, - с легкой улыбкой произнес князь. - Я благодарю вас за произнесенный тост.
        Мэтр Пудр как-то растерянно улыбнулся и опустился на свое место, а Всеслав, вдруг посерьезнев, обратился к Юсуту и сидевшему рядом с ним невысокому мальчугану с рыжими короткими волосами и странно плоским лицом.
        - Значит, молодые люди, вы не желаете учиться грамоте? - Князь усмехнулся уголками рта, но совсем не осуждающе. - Позвольте вас спросить почему?
        Рыженький мальчишка опустил голову, явно не желая отвечать на вопрос, а Юсут, напротив, посмотрел князю прямо в глаза и заговорил напористо:
        - Вожак Всеслав, я считаю, что моя главная задача - стать настоящим воином! Именно этому я посвящаю все свое время и надеюсь, что, вернувшись в свою стаю, буду непревзойденным бойцом! - Тут он слегка усмехнулся, показав желтоватые, крепкие клыки, и добавил: - Ну а если мне надо будет послать кому-то… грамотку…
        - Взгляд темных глаз метнулся к княжне. - …или прочитать ответ, рядом всегда найдется какой-нибудь… пришибленный грамотей!
        И ирбис с усмешкой взглянул на снова задумавшегося мэтра.
        Однако Всеслав не улыбнулся в ответ на эту шутку, пожав плечами, он негромко пробормотал:
        - Надеюсь, твой отец одобрит твое поведение и выбор… приоритетов.
        - Одобрит! - самодовольно улыбнувшись, бросил Юсут. - Особенно, когда увидит, как я владею собственным телом, другими гранями и оружием!
        Князь сел на свое место и очень тихо прошептал что-то на ухо наклонившейся к нему княгине. За столом завязалось несколько отдельных бесед, но, спустя несколько минут, княгиня поднялась и, улыбнувшись, проговорила:
        - Я вынуждена увести хозяйку нашего пира, у нас есть еще кое-какие дела.
        Лада вскинула на мать удивленный взгляд, но возражать не стала. Княгиня подошла к дочери и, наклонившись, негромко сказала:
        - Ладушка, отпусти своего пажа, сегодня он тебе больше не понадобится. Мы оставим мужчин пировать дальше, а сами пойдем в сокровищницу, там для тебя кое-что приготовлено.
        Княжна поднялась и повернулась к Вотше.
        - Паж, - с самым серьезным видом молвила она, - на сегодня я освобождаю тебя от твоих обязанностей. Завтра ты должен ожидать меня сразу после завтрака в… замковой школе!
        И вдруг Вотша увидел, насколько устала эта маленькая девочка. Отступив на шаг, он поклонился княжне, громко произнес: «Слушаюсь, госпожа!» - и быстро покинул трапезную.
        Выйдя из дворца, он бросился бегом назад, к ристалищному полю, в надежде застать там Старого и попробовать задать ему несколько вопросов. Наставник действительно находился на ристалище, но вместе с ним там были еще шестеро многоликих - совсем молоденькие ребята от восьми до десяти лет, у них как раз в это время проходили занятия. Вотша снова присел на скамейку и принялся наблюдать за тренировкой.
        В общем-то, все упражнения, которые выполнялись этой группой, были ему хорошо знакомы, он сам отрабатывал их не единожды. Но изверг никогда не занимался в группе, и потому знакомые вроде бы движения выглядели совершенно по-иному! Старый не обращал на Вотшу внимания, покрикивал на своих подопечных, порой берясь за меч, чтобы лично продемонстрировать тот или иной удар.
        Таким образом группа занималась около часа, после чего Старый отобрал двоих, на взгляд Вотши, самых старших ребят и предложил им вступить в поединок. Остальные мальчишки-многоликие отошли к скамейкам, и при их приближении Вотша встал и перешел ближе к стене конюшни.
        На ристалищном поле двое многоликих надели высокие, конусообразные шлемы с выдвинутыми вперед наушными пластинами, оставлявшими открытыми лица и в то же время предохранявшими их от размашистых ударов, натянули толстые, мягкие, простеганные латы и приготовились к поединку. Старый, отойдя от пары шагов на шесть, громко прокричал:
        - Поединок на мечах бескровный, до третьего удара! - Затем он сделал паузу и, набрав в грудь побольше воздуха, гаркнул: - Бой!!!
        Противники, выставив перед собой прямые учебные клинки, рукояти которых они сжимали обеими руками, медленно двинулись по кругу, внимательно следя за движениями друг друга. Светловолосый паренек, тоненький, стройный, с уже пробившимся легким пухом на подбородке и верхней губе, двигался легко, даже изящно, а на его лице играла легкая улыбка превосходства. Второй мальчишка, чуть меньше ростом, коренастее, с темными, совсем коротко остриженными волосами, был явно скован, меч держал напряженно, а движения его выглядели чересчур заученными, механическими. Вотша сразу же отметил эту скованность и понял, кто в этой схватке является фаворитом.
        Между тем противники сделали уже почти полный круг, и в этот момент светловолосый плавно изменил траекторию движения и, шагнув вперед, бросил свой меч по короткой дуге сверху вниз и справа налево. Движения его были настолько естественны и быстры, что Вотше показалось, будто клинок исчез из поля зрения и… возник, уже наткнувшись на неловко, но вовремя поставленную защиту. Темноволосый успел бросить свой клинок острием вниз и принять на него удар противника.
        Тупой меч светловолосого парня с металлическим лязгом скользнул по всей длине защищающегося клинка и в последний момент был отброшен в сторону не слишком умелым, но достаточно сильным движением. Атаковавший паренек все с тем же изяществом попытался выйти из атаки, сделал плавный отступ, и на мгновение острие его клинка ушло чуть вправо… И тут же черноволосый угловато дернулся вперед, посылая свой меч прямым колющим ударом в грудь своего противника, и… достал!!
        - Первый удар Влата! - громко провозгласил Старый. - Сардак пропустил!
        Вотша заметил, как исказилось лицо светловолосого парня - недоумение, мгновенная растерянность, а затем неприкрытая злоба отразились на нем. Но движения его ничуть не изменились, он не заспешил, не рванулся в неподготовленную атаку. Всем своим видом Сардак показывал, что произошла досадная случайность, которая больше не повторится.
        Впрочем, и извержонок, наблюдавший поединок со стороны, тоже считал проведенный Влатом удар нелепой случайностью. Тем более что темноволосый крепыш уже взмок, пот скатывался по крутому лбу и начал заливать глаза, в то время как его более высокий и, пожалуй, более легкий противник выглядел еще вполне свежим.
        И снова на ристалищном поле закружилась карусель. Снова противники медленно пошли по кругу, подстерегая возможность нанести разящий удар. На этот раз в атаку пошел темненький Влат, и снова он это сделал как-то коряво, некрасиво. Вместо текучего, неуловимого шага, плавно посылающего тело вперед, он дергано прыгнул в сторону своего противника, одновременно нанося мощный удар сверху. Светловолосый быстро вскинул меч горизонтально над головой и отразил этот удар, однако, вместо того чтобы тотчас выйти из атаки, Влат после отбоя переложил клинок и направил его в правый бок противника. Сардак легко отбил и этот наскок, да так удачно, что меч Влата взмыл вверх, а клинок его противника, описав изящную дугу, устремился к открытой груди крепыша.
        Однако в последнее мгновение Влат резко развернулся на месте, и острие клинка прошло впритирку с его грудью. Сардака по инерции потянуло вперед, и тогда Влат опустил свой клинок на его шлем.
        Удар получился хлесткий и, видимо, болезненный. Сардак, словно споткнувшись, рухнул лицом в истоптанную траву поля, а Влат быстро отскочил назад и снова принял боевую стойку.
        - Второй удар Влата! - снова взвыл Старый. - Сардак пропустил!
        Медленно поднимался светловолосый с земли, и было непонятно, то ли последний удар совершенно оглушил его, то ли он ошеломлен неудачей своей, казавшейся неотразимой атаки.
        Утвердившись наконец на ногах, Сардак взглянул на своего изготовившегося к бою противника и медленно стащил с головы шлем. Затем он сбросил верхнюю часть доспехов и, пробормотав что-то вроде: «Вот теперь посмотрим!» - снова взялся за меч.
        Поединщики опять затоптались по кругу, и тут Вотша вдруг увидел, что движения Сардака потеряли былую текучесть, плавность, что шаг его сделался неуклюжим и угловатым! А вот темноволосый крепыш, Влат, наоборот, обрел некую грацию, уверенность.
        Не успели соперники сделать и одного круга, как Сардак, широко взмахнув мечом, ринулся в совершенно неподготовленную атаку. Влат отскочил в сторону и нанес горизонтальный удар, направляя клинок в незащищенную грудь противника. Однако того уже не было - меч и защитные порты валялись на земле, а вместо светловолосого парня на Влата налетал небольшой волк странной светло-серой окраски. Меч Влата врезался в грудь волка и прошил волчье тело насквозь, не причинив ему никакого вреда. Зверь раскрыл пасть и уже готов был вонзить свои клыки в незащищенное горло противника, но тут перед ним встал другой волк - огромный, совершенно седой зверь, шкура которого в нескольких местах была прорезана старыми рваными шрамами.
        И молодой волк остановился на месте, а затем повел мордой в сторону и уселся на хвост.
        Влат тоже остановился, а затем, тяжело дыша, сделал пару шагов назад и медленно опустился на траву.
        Несколько секунд над ристалищным полем стояла мертвая тишина, а затем раздался хриплый, едва понятный голос старого волка:
        - Занятия окончены, все могут быть свободны!
        Молодые многоликие, не говоря ни слова, похватали лежавшие на земле детали защитного снаряжения Сардака и, подхватив под руки шатающегося от усталости Влата, покинули ристалище. Только Вотша, прижавшись к стене конюшни, остался на месте.
        Несколько секунд спустя оба оставшихся на поле волка обернулись людьми и двинулись к краю ристалища, к скамьям. Усевшись на одну из скамеек, Старый принялся неторопливо одеваться, искоса поглядывая на своего незадачливого ученика, а затем негромко проговорил:
        - Ты проиграл, Сардак…
        - Знаю, - не поднимая головы, ответил юноша, - но не понимаю почему…
        - Потому что ты с самого начала был слишком уверен в своей победе, - просто ответил Старый. - Ты не бился, ты играл со своим противником, а бой не игра, в бою нет красоты - в нем есть только стремление поразить врага любым способом!
        - Но я же сильнее Влата?! - без всякой злобы или обиды спросил Сардак.
        - Нет, сегодня ты слабее, - не согласился наставник. - Ты лучше владеешь мечом, лучше двигаешься, лучше видишь… Но всего этого недостаточно для победы. Влат оказался… целеустремленнее и потому ближе к победе! И еще… повернувшись к Миру другой своей гранью, ты сам признал свое поражение! Почему ты это сделал?!
        После этих слов Сардак как-то судорожно вздохнул и поднял лицо к небу.
        - Я знал, что Влат не успеет так же быстро выполнить поворот, и хотел доказать свое превосходство.
        - В чем? - тут же спросил Старый. - Вы же бились на мечах, так при чем здесь скорость поворота?!
        - Мы же бились… - пожал плечами Сардак. - Я подумал, что неважно, каким образом я добьюсь победы…
        Старый покачал головой и коротко приказал:
        - Иди домой… Послезавтра занятия в это же время…
        Сардак поднялся на ноги и, не оглядываясь, побрел прочь с ристалищного поля.
        А старый наставник, проводив взглядом своего незадачливого ученика, опустил голову и ссутулился. Мысли, видать, были у него невеселы.
        Вотша, бесшумно подойдя сзади и опустившись на краешек последней скамьи, несколько минут молчал, а затем негромко спросил:
        - Значит, мастерство решает не все?..
        - А, извержонок… Ты, значит, наблюдал?.. - не поворачиваясь, усмехнулся Старый.
        - Да нет, мастерство решает все, но им надо уметь пользоваться… А кроме того, никогда нельзя недооценивать противника… впрочем, переоценивать его тоже не стоит.
        - Это сложно… - задумчиво проговорил Вотша.
        - Это - опыт, - все так же, не поворачиваясь, ответил Старый.
        Они немного помолчали, а затем Вотша как-то неуверенно проговорил:
        - Наставник, можно спросить?..
        Старый бросил быстрый взгляд в сторону мальчика, затем взглянул зачем-то в небо и, наконец, ответил:
        - Спрашивай…
        Но, прежде чем спросить, извержонок опять немного помолчал, и только затем осторожно, тщательно подбирая слова, проговорил:
        - Я не понимаю, зачем многоликим вообще нужно… умение владеть оружием? - И сразу же заторопился с пояснениями: - Ну, они же всегда могут обернуться к Миру другой гранью, стать… зверем! Неуязвимым для оружия зверем!
        Старый долго молчал, не поднимая головы и не глядя на своего странного воспитанника, а потом заговорил медленно, словно через силу:
        - Если бы ты спросил об этом кого другого, то тебя сразу же зарубили бы… - Вотша инстинктивно подался прочь от старого волка, но тот, даже не заметив его движения, продолжил: - Может быть, еще Скал удержался бы, другие - нет… Но я тебе отвечу. Прадед твой меня дважды от смерти спасал, а ты очень уж похож на него… Так вот… В одном древнем и очень почитаемом многогранными пророчестве говорится, что, когда Мать всего сущего создавала людей, она специально дала нам возможность поворачиваться к Миру многими гранями, она хотела, чтобы мы жили долго. Более того, если многогранный умирает или погибает, повернувшись к Миру любой звериной гранью, он… не погибает! Нет, все его грани пропадают и он покидает наш Мир, но Мать всего сущего обязательно вернет его в Мир, уже в другом обличье! Прервать нить его жизни… совершенно уничтожить многогранного может только… светлый металл! Если многогранный погибает от светлого металла, он уже никогда не возродится вновь.
        Старый замолчал, он сказал все, но Вотша удивленно прошептал:
        - Но… ведь… когда многоликий в зверином обличье, светлый металл не может причинить ему вред?
        - Именно поэтому мы должны прекрасно владеть оружием… - неожиданно проговорил Старый. - Чтобы иметь возможность отразить любое нападение, когда мы находимся в человеческом облике! - И, чуть помолчав, добавил: - А кроме того, есть еще поединки насмерть. Если один человек смертельно оскорбил другого человека, он должен быть готов к поединку насмерть, и в этом случае поединок проводится в человеческом обличье одинаковым оружием… Оружием из светлого металла! - Здесь он вдруг усмехнулся: - Правда, сейчас такие поединки проводятся очень редко, все мы достаточно высоко ценим свою жизнь, чтобы смертельно оскорблять друг друга!
        Они немного помолчали, а затем Вотша спросил совсем иным тоном, но все с тем же жгучим мальчишеским интересом:
        - Старый, а как ты Сардака-волка успел остановить? Ты же не знал, что он обернется?!
        - Вот потому я и наставник… - перебил его старик, - что владею этим приемом! Конечно, взрослого человека, повернувшегося к Миру иной гранью, удержать гораздо сложнее, но я думаю, что и у взрослого я успею встать на пути! Твой предок, кстати, владел этим приемом гораздо лучше меня - многим людям-волкам он спас этим приемом жизнь!
        - А шестерых вот не спас… - едва слышно пробормотал Вотша.
        - Не спас… - задумчиво повторил Старый. - И это… Странно это как-то… невероятно…
        И снова на несколько минут воцарилось молчание, которое прервал наставник:
        - Ну, зачем тебя княжна позвать приказала?..
        Вотша бросил быстрый взгляд в сторону старика и медленно, словно бы нехотя, проговорил:
        - Юсут требовал, чтобы Лада его… поцеловала, потому что он ей самый богатый подарок преподнес…
        - Ну, а ты здесь при чем? - переспросил старик, с интересом поднимая голову.
        - А княжна сказала, что самый богатый подарок… я ей подарил, - все так же нехотя, смущаясь, проговорил Вотша.
        - Ну!.. - удивился наставник. - И что же это ты ей такое подарил?!
        - Стихи… - едва слышно ответил Вотша и покраснел.
        Но Старого, похоже, его ответ не удивил - его интересовало совсем другое.
        - И что, княжна тебя поцеловала?!
        Вотша отрицательно помотал опущенной головой и, бросив еще один косой взгляд на наставника, выдавил:
        - Она потребовала, чтобы князь отдал ей меня в пажи…
        - Ну, и что князь?! - с еще большим интересом переспросил Старый.
        - Он взял со стены такой вот здоровенный ключ, - пожал плечами Вотша, - дотронулся им до моих плеч и объявил, что отныне я паж княжны.
        - Вот это да! - изумился наставник. - Ты хоть знаешь, извержонок, что это значит?
        - Что? - Вотша заинтересованно поднял лицо.
        - А то, что теперь тебя в замке, да что там в замке, во всех владениях нашей стаи, никто пальцем не может тронуть! Теперь только княжна вольна распоряжаться твоей жизнью и смертью!
        Но тут возбуждение старика спало, и он совсем другим, чуть насмешливым тоном добавил:
        - Правда, княжна наша тоже та еще птица! Она, не задумываясь, пошлет тебя на смерть по малейшей своей прихоти!
        - Ну и пусть, - ответил Вотша и, подняв лицо к небу, чуть прищурившись, посмотрел в начинающее темнеть вечернее небо. - Ну и пусть!
        А княжна Лада в это время уже лежала в своей постели, закрыв глаза и прислушиваясь к своим чувствам. Она и в самом деле очень устала, ее день рождения неожиданно оказался тяжелым, сложным днем. И все началось с того момента, как этот наглый южный ирбис потребовал поцеловать его в благодарность за подарок! Лада даже передернулась от отвращения! Надо же - требовать благодарности за подарок, как будто не этому дикарю Юсуту оказали честь, пригласив на княжий пир, а он снизошел до князя и его семьи, подарив княжне свои противные лалы!

«Никогда в жизни их не надену!! - в ярости поклялась себе княжна. - Пусть сгниют в ларце!»
        Княгиня, сидевшая в спальне дочери и внимательно наблюдавшая за ее лицом, едва заметно улыбнулась - Лада была еще настолько непосредственна, что все ее чувства отражались на лице… Хотя… Сегодня на пиру она держалась прекрасно и нашла очень ловкий способ не только достойно уйти от требований этого маленького хама-ирбиса, но и унизить его. Причем сделала это не сама - нашла того, кто сделал это за нее!
        И тут Рогда невольно поморщилась. С самого своего появления в замке этот маленький извержонок Вотша тревожил ее, простым своим присутствием наводил какую-то неуверенность и даже… глупо сказать… страх. Она невольно вздохнула и неожиданно для самой себя спросила:
        - Ладушка, что это тебе пришло в голову взять в пажи этого… малыша?
        Лада открыла глаза, внимательно посмотрела на мать и… улыбнулась.
        - А чем такой паж хуже других? - ответила она вопросом на вопрос.
        - Ну-у-у… - не слишком уверенно протянула княгиня, подняв глаза к потолку, - …он все-таки всего-навсего изверг, он, скорее всего, труслив и уж точно не владеет оружием, а значит, не может встать на твою защиту… - И тут же поправила саму себя: - Хотя, конечно, пока ты в замке, такая защита для тебя не нужна.
        Рогда посмотрела на дочь и увидела внимательный, серьезный ответный взгляд и упрямо поджатые губы.
        - Конечно, Вотша умный мальчик, быстро овладел грамотой… - постаралась быть объективной княгиня, но Лада перебила мать:
        - Вотша отважнее, чем любой из живущих в нашем замке княжичей! - резко возразила она. - Когда он только появился в замке, совсем еще маленьким мальчишкой, я видела, как Юсут и Сигрд пытались сбросить его со стены - Юсут повернулся к Миру родовой гранью и прижал Вотшу к стене, пугая его клыками и заставляя прыгнуть вниз! Да только не на того напал! - Тут ее запал неожиданно исчез, и уже совсем спокойно она закончила: - Ну, а то, что он умнее всех этих княжичей, ты только что сама подтвердила.
        А затем в ее глазах появилось хорошо знакомое Рогде лукавство, и она елейным голоском добавила:
        - И потом, я же выполняла ваше желание… Вы же сами хотели приблизить Вотшу к княжеской семье. Но поскольку вам самим сделать это было неудобно, это сделала я…
        Рогда нахмурилась и укоризненно покачала головой:
        - Ты опять подслушивала?
        И тут же вспомнила, как Ратмиру во время их последнего обсуждения Вотшиной судьбы показалось, что их кто-то подслушивает! Значит, не показалось… Значит, их действительно подслушивали, и делала это ее собственная дочь!
        А Лада, секунду понаблюдав за матерью, закрыла глаза и пробормотала:
        - Не ругайся, мамочка, я так сегодня устала!..
        Утром следующего дня, наскоро позавтракав, Вотша помчался в замковую школу. Он ни разу там не был, но один из дружинников подсказал ему, что школа находится на третьем этаже и занимает две большие комнаты в самом конце левого крыла. Взлетев на третий этаж по парадной дворцовой лестнице и быстро пройдя до конца вестибюля, Вотша увидел высокую, двустворчатую, украшенную резьбой дверь. Приблизившись к этой двери, он осторожно постучал, и тотчас из-за двери раздался высокий дребезжащий голос:
        - Входите, входите! И нечего было стучать!
        Извержонок толкнул дверь, переступил порог и, оказавшись в высоком, светлом зале, замер на месте с открытым ртом. Ему еще никогда в жизни не доводилось видеть столь замечательного помещения.
        Размером этот зал не уступал малой дворцовой трапезной. Четыре высоких окна, выходившие на восток, позволяли утреннему солнцу ярко осветить весь зал, и его блики играли на темном дереве шкафов, стоявших вдоль противоположной стены. На стене, расположенной напротив входной двери, была натянута большая, выкрашенная в черный цвет бычья шкура, а чуть сбоку от нее располагался письменный стол, позади которого стояло высокое, жесткое кресло. Между входной дверью и письменным столом в два ряда во всю ширину зала стояли небольшие высокие столики с наклонными столешницами, расположившиеся в два ряда по четыре стола в ряду. Похоже, что писать за ними полагалось стоя, во всяком случае, Вотше такой стол доходил как раз до локтей.
        Около минуты Вотша со жгучим интересом рассматривал убранство школьного помещения, но тут его внимание привлек все тот же высокий, надтреснутый голос:
        - Ну-с, молодой человек, и зачем ты сюда пожаловал?! Или ты перепутал третий этаж с подвалом и теперь не можешь понять, куда подевались котлы, которые ты должен вычистить?!
        Вотша взглянул в том направлении, откуда раздавался голос, и увидел высокую хрупкую стремянку, стоявшую у самого дальнего от входа шкафа. На ее вершине сидел крошечный совершенно седой мужичок, наряженный в длинную черную рубаху с капюшоном, из-под которой торчали чудные туфли с длинными загнутыми носами. Капюшон, небрежно накинутый на голову мужичка, не мог скрыть буйных совершенно седых кудрей, выбивавшихся из-под темной ткани серебристой волной.
        - Так ты к тому же еще и глухой! - воскликнул мужичок и принялся заталкивать книгу, которую он держал в руке, на полку в верхней части открытого шкафа.
        От слишком резкого движения хлипкая стремянка дернулась, покачнулась… Но в то же мгновение Вотша метнулся к ней и, упершись обеими руками в стойки, удержал ее от падения. Мужичок, успевший поставить книгу на место, буквально слетел по ступенькам вниз и встал напротив Вотши, уперев руки в бока и сверля его крошечными, спрятанными под взлохмаченными седыми бровями, глазками.
        Вотша отпустил стремянку, учтиво поклонился и быстро проговорил:
        - Господин, со вчерашнего дня я - паж княжны Лады. Она приказала мне явиться сегодня после завтрака в замковую школу, так как мне теперь положено сопровождать ее повсюду. Я впервые попал сюда и… поражен! - Он развел руки в стороны, словно охватывая все пространство школьного зала, и восторженно добавил: - Здесь так здорово!
        - А! - темпераментно воскликнул мужичок. - Значит, ты и есть тот самый изверг Вотша, о котором столь много говорят в замке великого князя Всеслава… и особенно много - княжий книжник Вогнар! Должен сказать, что я не разделяю его… э-э-э… оценки… э-э-э… извергов вообще и твоей в частности, на мой взгляд, изверги способны только к грубой, черной работе… э-э-э… где их и надо использовать. Стоит только дать им поблажку, как они тут же… э-э-э… развращаются. Ты - самый яркий тому пример! Подумать только - изверг и вдруг - паж принцессы Лады! Нонсенс!!
        - Тебе что-то не нравится, Беззуб?! - раздался позади Вотши звонкий голос княжны.
        Чернорубашечного мужичка словно вихрем развернуло на месте. Мгновение спустя он уже склонился в изысканном поклоне и верещал своим дребезжащим фальцетом:
        - Что вы, принцесса, что вы! Как мне может что-то не нравиться, когда я лицезрею вашу небесную красоту и слышу ваш несравненный голос.
        Тут он выпрямился и, бросив неприязненный взгляд в сторону Вотши, добавил:
        - Просто я не совсем понимаю, как вы, с вашим изысканным вкусом, могли выбрать себе в пажи… э-э-э… изверга, когда вас окружает такое количество прекрасных молодых людей!
        - А вот это, Беззуб, не твое дело! - с непонятной резкостью ответила Лада. - Лучше наблюдай то, что тебе поручено, а то третьего дня, когда ты все утро отсутствовал, я снова обнаружила пыль на своей парте!
        - Где, принцесса? - встревоженно воскликнул мужичок и снова посмотрел на Вотшу теперь уже откровенно злым взглядом.
        - Там, где я сказала! - Княжна ткнула пальцем в направлении высокого столика, стоявшего в центре дальнего от дверей ряда, и ехидно добавила: - Или ты забыл, где стоит моя парта?
        Беззуба будто ветром сдуло, и в следующее мгновение его дребезжащий фальцет донесся уже из-за стеллажей:
        - Принцесса, я немедленно протру вашу парту еще раз, но вынужден сказать, что каждое утро я тщательно протираю именно эту парту!
        Однако княжна уже не слушала его, повернувшись к Вотше, она улыбнулась и спросила:
        - И давно тебя мучает этот… уборщик?
        Вотша улыбнулся в ответ и пожал плечами:
        - Он, наверное, просто обиделся на то, что я его не сразу заметил…
        Но тут их разговор был прерван появлением Юсута и Сигрда. Вотша скромно отошел к одному из стенных шкафов, тогда как вошедшие юноши приветствовали княжну. Почти сразу в школьный зал вошли и остальные четверо учеников мэтра Пудра, а вслед за ними появился и сам мэтр. Рассеянный, неряшливо одетый наставник прошел к письменному столу и уселся в кресло, а его воспитанники тут же встали к своим столикам.
        И в этот момент княжна обернулась, нашла взглядом Вотшу и пальцем указала, что тот должен встать у нее за спиной. Извержонок неслышно прошел через зал и остановился там, где ему было приказано.
        - Ну что ж, - начал мэтр Пудр, рассматривая какие-то записки, принесенные им и разложенные на столе, - продолжим наши занятия языком западных стай. Попробуйте самостоятельно перевести следующую, весьма распространенную фразу…
        Мэтр Пудр поднял одну из своих записок ближе к глазам и проговорил нечто совершенно непонятное для ушей Вотши.
        - Ну, - мэтр Пудр поднял глаза от своей записки, - кто попробует первым?!

«Неужели эта тарабарщина может что-то означать?» - изумленно подумал Вотша.
        - Неужели никто из вас не может перевести такую простую фразу? - раздраженно проговорил наставник.
        - Я могу… - раздался голосок княжны, но мэтр Пудр только недовольно мотнул своей взлохмаченной головой.
        - Кто, кроме княжны?!
        И тут из-за спины Вотши раздался противный писклявый голосок:
        - Мэтр, мне за этим извергом совершенно ничего не слышно! Я, конечно, без труда перевел бы то, что вами было сказано, если смог бы расслышать!
        Вотша невольно обернулся и сразу же наткнулся на довольную, издевательскую ухмылку невысокого рыжего, веснушчатого мальчишки с кривыми зубами и разноцветными глазами. Мэтр Пудр задумчиво пожевал губами, неожиданно улыбнулся и обратился к Ладе:
        - Княжна, я прошу вас сделать небольшое послабление в правилах поведения вашего пажа - пусть он встанет у свободной парты. При необходимости он всегда успеет прийти вам на помощь.
        Княжна обернулась, обежала глазами стоявших позади нее мальчишек, презрительно сморщив носик при взгляде на рыжего писклю, и, повернувшись к мэтру, потребовала:
        - Пусть рыжий Гаст перейдет к свободной парте, а мой паж займет его место!
        - Вот еще! - пикнул было возмущенный Гаст, но мэтр Пудр немедленно оборвал возможные пререкания:
        - Гаст, освободи место!
        Рыжий мальчишка, недовольно ворча себе под нос, собрал с парты свои вещи и переместился к свободной парте в первом ряду, а Вотша, отступив на три шага назад, встал на освободившееся место.
        Мэтр Пудр довольно оглядел своих учеников, снова улыбнулся и громко повторил свою непонятную фразу:
        - Ну? Теперь, Гаст, ты хорошо слышал то, что я сказал? Переводи!
        Гаст растерянно поскреб щеку, метнул быстрый взгляд в сторону Юсута, поднявшего глаза к потолку, и пискляво забормотал:
        - Ну… Это значит… Э-э-э, это… вопрос! «Как тебя зовут?»
        На несколько секунд в зале повисла тишина. Мэтр Пудр внимательно разглядывал рыжего Гаста, а тот ковырял ногтем свой пюпитр. Затем наставник встал из-за стола, подошел поближе к отвечавшему мальчику и медленно, раздельно проговорил:
        - Нет, Гаст, ты не стал лучше слышать после того, как между нами не стало… изверга. - Он обвел взглядом своих учеников и, вернувшись к натянутой на стену шкуре, взял в руки мягкий белый камешек. - Ну что ж, объясняю еще раз!
        Мэтр написал на шкуре строку, состоявшую из непонятных значков, и принялся объяснять, каким образом из этих значков, из этих незнакомых, непонятных звуков получается фраза: «Я живу в вольном городе Ласте».
        Вотша завороженно слушал наставника, он мгновенно вспомнил, как Вогнар еще на первом занятии говорил ему, что у разных стай разная речь и разное письмо! Теперь он слышал и видел эту другую, непонятную… пока что непонятную речь, иное, загадочное… пока что загадочное письмо. И это новое, другое, загадочное было для маленького изверга жгуче интересным.
        Теперь каждое утро после завтрака он бежал в замковую школу, предвкушая нечто чрезвычайно интересное, захватывающее! У него, правда, не было необходимых для занятий вещей, он не мог принести из книжни свои письменные принадлежности, не мог разжиться хотя бы кусочком пергамента, но зато у него была отличная память и живое, жадное воображение! Однажды, спустя два месяца своих невольных занятий, он неожиданно для самого себя после одного из вопросов наставника поднял руку, повторяя жест учеников, знавших правильный ответ. И когда рассеянный мэтр Пудр произнес, словно само собой разумеющееся: «Говори, Вотша…» - извержонок вышел из-за своей парты, как это делали другие ученики, отвечая на вопрос, встал рядом с ней и, слегка запинаясь, сделал совершенно правильный разбор предложенного текста.
        Все воспитанники мэтра Пудра, включая и княжну, смотрели на затесавшегося в их компанию изверга, раскрыв рты, и только сам мэтр, довольно улыбаясь, проговорил:
        - Ну, вот, я всегда говорил, что для человека достаточно умного и усердного нет ничего невозможного…

«Человека!!! - ошеломленно повторил про себя Вотша. - Человека!!! Не изверга!!!»
        А наставник вдруг замолчал, словно сам удивился своим словам, но, спустя несколько секунд, добавил:
        - После занятий подойди ко мне… э-э-э… с разрешения княжны, конечно.
        Когда занятия закончились, мэтр Пудр выдал Вотше чернильницу, связку перьев, несколько листиков прилично выделанного пергамента и… учебник языка западных стай, написанный самим мэтром.
        - Тебе надо практиковаться в письме! - наставительно произнес мэтр Пудр, - …и в чтении. Мне почему-то кажется, что устный словарный запас у тебя уже вполне достаточен.
        Спустя всего год Вотша прекрасно владел тремя наречиями языка западных стай, двумя наречиями языка восточных стай, языком северных стай и двумя наречиями языка южных стай, еще на двенадцати наречиях он мог достаточно хорошо изъясниться.
        К четырнадцати годам Вотша вытянулся и превратился в высокого, стройного парня, гибкого и сильного. Свои длинные, соломенного цвета волосы он заплетал в косу или завязывал на затылке в хвост. На поясе его белой рубахи всегда красовался подарок князя Всеслава - короткий широкий нож в простых кожаных ножнах.
        Именно в тот год незадолго до дня летнего солнцестояния в княжеский город Край начали съезжаться гости из разных стай. Первым с южных гор приехал отец Юсута, вожак горных ирбисов, Юмыт. Его поезд, состоявший из нескольких десятков повозок, запряженных маленькими косматыми коньками и управляемых извергами, одетыми в рваные халаты на голое тело, сопровождали двадцать могучих ирбисов во главе с самим вожаком. Длинный поезд долго проходил улицами Края, и жители города с удивлением рассматривали невиданных гостей.
        Вслед за Юмытом прибыл вожак южных лисиц Хаан. Двадцать пять всадников вихрем промчались через город, так что никто в нем и не успел понять, что к их князю пожаловал новый гость. Князь Хаан был столь же рыж, как и его сын, Гаст, столь же худощав, мелок и кривозуб. Ни один изверг не сопровождал этого вожака.
        Постепенно в Крае собрались отцы всех шестерых воспитанников мэтра Пудра и вожаки еще четырех стай. Наблюдательный Вотша вдруг понял, что у Всеслава сошлись вожаки всех сколько-нибудь значительных стай Севера, Юга и Востока. Каждый вечер в замке шумели пиры и празднества, каждый день Всеслав вел долгие беседы с одним или с другим вожаком, или они собирались по нескольку человек и о чем-то разговаривали в строго охраняемых комнатах. Три-четыре раза вожаки вместе со своими ближними дружинниками выезжали на охоту в степь или в восточные леса. Дважды на ристалищном поле княжеского замка устраивались турниры, хотя участвовали в них только волки, ирбисы, медведи и тигры, прибывшие с совсем уже далекого Востока.
        Накануне дня солнцестояния князь Всеслав устроил роскошный пир для всех прибывших гостей и всех своих сородичей. Пиршественный зал был украшен молодой хвоей и освещен тысячами свечей. На возвышении стоял большой стол, за которым восседали все вожаки, чуть ниже вдоль западной стены зала был поставлен длинный стол для приехавших с вожаками дружинников, а все остальное пространство зала и вся замковая площадь были заняты дружинниками князя Всеслава. Веселье пира было тем раскованнее и безудержнее, что женщины на нем не присутствовали.
        Князь Всеслав удивил своих гостей и убранством столов, и редкостными винами, собранными со всех концов Мира, и удивительными, изысканными кушаньями, которые приготовили его повара-изверги. Между столов и за распахнутыми настежь дверьми зала, на высоком и широком крыльце, пирующих потешали десятки плясунов, музыкантов, фокусников и скоморохов. А за княжеским столом плавно текла беседа.
        - Скажи правду, Всеслав, - пьяненько подхихикивая, приставал к вожаку волков Ольстов, вожак северных тюленей, - сколько среди твоих ратников, севших за пиршественные столы, извергов?
        Всеслав удивленно изогнул бровь, но Ольстов не заметил недовольства хозяина стола.
        - Ну не будешь же ты утверждать, что все эти люди… э-э-э… люди?! Наверняка ты… хи-хи-хи… разбавил свое воинство парой сотен… недостойных!
        - Зачем мне это делать, Ольстов? - с усмешкой переспросил Всеслав. - Зачем мне унижать своих высоких гостей, сажая их за один стол с извергами? И неужели ты думаешь, что кто-то из моих дружинников будет пировать в такой… к-хм… компании?!
        - Ты хочешь сказать, что твоя стая и в самом деле столь велика? - с пьяной ухмылкой проговорил Ольстов. - Тогда это поистине… удивительно!
        И в тоне вожака северных тюленей читалось явное недоверие.
        - Я скажу больше! - Всеслав говорил радушно, но в его глазах уже загорелось пламя ярости. - За этими столами нет ни одного полуизверга! Те двое, что были приняты в стаю в качестве исключения, находятся сейчас в ратницкой!
        - В твоей стае всего двое полуизвергов? - недоверчиво поинтересовался рыжий Хаан. - Разве твои волки брезгуют извергинями?
        - Мои волки не брезгуют ничем, - усмехнулся в ответ Всеслав, - но полуизвергу попасть в стаю практически невозможно - я считаю, что им слишком многое недоступно из того, что должен уметь человек!
        - А я вот слышал, что в твоем замке даже изверги находят ласку и привет! - рыкнул с другого конца стола вожак ирбисов.
        Всеслав медленно повернул голову и взглянул в глаза Юмыту.
        - В моем замке изверг может найти ласку, привет и защиту, если он того заслуживает! А заслужить он это может только… верной и нужной… службой!
        - Какую же такую верную и нужную службу несет у тебя в замке мальчишка-изверг?!
        - криво усмехнулся Юмыт. - Что он такого делает, кроме того, что всюду таскается за твоей дочерью?!
        - Да-а-а… княжна прекрасна… поразительно прекрасна!.. - прижмурив от восхищения глаза, промурлыкал восточный тигр и, крякнув, приложился к кубку.
        - Только почему она так отличает… изверга?! - немедленно подхватил снежный барс, и в его тоне сквозила ехидная насмешка.
        Руки Всеслава, лежавшие на скатерти, сжались в кулаки, но ответил он совершенно спокойным, даже доброжелательным тоном:
        - Этот мальчик-изверг - дело действительно особенное. Он сирота и в то же время правнук одного из наших самых знаменитых воинов. Многие из вас слышали о нем - его звали Ват!
        - Вот как? - Ольстов оторвался от кабаньего окорока и бросил на Всеслава заинтересованный взгляд. - Правнук того самого Вата, который мог оборачиваться тюленем?
        - Вата Бессердечного? - вскинув голову, переспросил Хаан.
        - Вата… Предателя? - одновременно с ним пробормотал Юмыт.
        - Вот видите, - усмехнулся Всеслав, - в каждой стае у Вата было свое прозвище! Как же мне не окружить заботой его правнука, пусть даже и изверга. И потом мальчишка, хоть он и не человек, обладает большими способностями!
        - Какими? - в один голос переспросили Хаан и вожак восточных тигров.
        - Ну, например, он может поговорить с каждым из вас на вашем родном наречии, - с довольной улыбкой ответил Всеслав. - Так что в моей стае появился очень хороший толмач!
        - Интересно, каким образом он мог научиться говорить на наших наречиях? - со скрытым подозрением спросил Юмыт.
        - И говорить, и читать, и писать, - уточнил Всеслав. - У меня служит мэтр Пудр - большой знаток мировой словесности. Он занимался и с вашими детьми, и с княжной. Так вот, с тех пор, как Вотша - тот самый извержонок, о котором мы говорим, стал сопровождать княжну в качестве пажа, он начал посещать и занятия мэтра Пудра, уже через полгода он заговорил на нескольких наречиях, а сейчас!.. - Всеслав развел руки и улыбнулся. - Мэтр Пудр считает его своим лучшим учеником, кроме моей дочери, разумеется!
        - Вот как? - рыкнул Юмыт, и в этом возгласе прозвучала самая настоящая угроза. Однако Всеслав только улыбнулся на нее.
        - Твой сын, мудрый Юмыт, считает, что ему нет необходимости изучать наречия других стай, - голос Всеслава звучал благодушно, словно он был согласен с мнением молодого ирбиса. - Он считает, что для него главное - быть лучшим в своей стае воином, а читать, писать и переводить для него вполне могут… изверги!
        - Ну что ж, - гораздо спокойнее проговорил Юмыт. - Мальчик прав - если ты будешь великим воином, для любого другого дела у тебя всегда найдется подходящий человек или изверг. А мой сын уже сейчас заткнет за пояс любого из молодежи! Ну а опыта он и в родной стае наберется!
        - Да, наш Старый хорошо научил ваших ребят - в бою они не спасуют, - кивнул головой Всеслав.
        - Но Юсут - лучший! - настойчиво рыкнул ирбис.
        Всеслав кивнул, но ответить не успел, его опередил Хаан:
        - У князя Всеслава гостило шестеро наших ребят, так что еще неизвестно, кто из них лучше научился владеть оружием. Рост и сила не всегда главное в ратном деле
        - разве не так, князь?
        И тут глаза Всеслава хитро прищурились:
        - Ну что ж, братья-вожаки, давайте проверим, чему ваши дети научились в моем замке. Перед завтрашним турниром мы посмотрим, кто из них лучше владеет оружием
        - проведем малый турнир с участием княжичей, а первой дамой этого турнира пусть будет моя дочь!
        - Ха-ха-ха… - неожиданно расхохотался Юмыт и громко добавил сквозь смех: - Значит, она и приз победителю будет вручать! С поцелуем!
        Ристалищное поле, на котором в день летнего солнцестояния должен был пройти последний, самый представительный турнир, было специально подготовлено к этому событию. Позади вкопанных по краю поля скамеек были поставлены еще три ряда лавок, а на самом поле, по короткому его краю, вдоль замковой стены выстроен помост, на котором установили несколько рядов кресел для особо почетных гостей. Вдоль длинного края поля, под замковой стеной, было установлено несколько шатров, предназначавшихся для участвовавших в турнире бойцов.
        Утром, как только взошло солнце, к ристалищному полю потянулись дружинники князя Всеслава и воины, сопровождавшие приехавших в гости вожаков. Скоро все скамейки и лавки были заняты, а несколько десятков ратников, не найдя себе места, стояли позади скамеек. Шутки, смех, споры перекатывались по этой мужской толпе, становившейся с каждой минутой ожидания все нетерпеливее. Наконец на помост взошел князь Всеслав, княгиня Рогда, княжич Святополк, княжна Лада, князья-вожаки других стай и несколько особо приближенных к Всеславу ратников стаи волков. Всеслав с семьей занял места в центре помоста, вокруг него расселись гости, а на поле вышел Старый, одетый в сверкающие доспехи с тяжелым жезлом распорядителя турнира в руке.
        Дождавшись сигнала Всеслава, Старый взмахнул своим жезлом и заорал во все горло:
        - По желанию стаи и по слову нашего вожака, Всеслава, сегодня на этом поле пройдет турнир меченосцев! Пятьдесят шесть воинов скрестят свои мечи в парных поединках, и победитель получит княжеский приз - золотой кубок, наполненный голубыми лалами!
        Здесь он сделал небольшую паузу, а затем, вместо того чтобы назвать, как полагалось, имена участников турнира и стаи, честь которых они защищали, Старый хитро прищурился и крикнул:
        - А перед этими поединками, по решению собравшихся в замке вожаков стай, пройдет соревнование княжат, воспитывавшихся в нашей стае. Шестеро юношей покажут свое мастерство владения оружием, а победителю также будет вручен приз - меч восточного булата с золотой рукоятью, двумя синими яхонтами в перекрестье гарды, в ножнах и на поясе из кожи западного изюбра! Первой дамой этого турнира избрана княжна Лада, она и вручит приз! Пары поединщиков составлены жребием и выходят на поле!
        Толпа дружинников, обступившая ристалище, не ожидала такой добавки к турниру, но удивленный гул голосов мгновенно перерос в приветственный рев, едва только юноши, одетые в защитные латы, появились на поле.
        Сидевший на передней скамье Скал толкнул локтем своего друга Черменя и рявкнул, перекрикивая гул голосов:
        - Жалко, среди них нет ни одного волка! Все эти тюлени да лисицы и драться-то толком не умеют!
        - Да нам и выставить-то некого! - отозвался черноволосый богатырь. - У нас мальчишки либо постарше будут, либо совсем еще сосунки!
        Однако Скал несогласно покачал головой:
        - Дело в том, что это все… княжата! Вряд ли они сочтут достойным для себя скрестить оружие с простым мальчишкой, даже если это сын знаменитого воина! А наш… княжонок староват для такой потехи!
        Чермень удивленно посмотрел на своего друга - уж больно едким получались у него слова «княжата», «княжонок».
        Между тем три пары юношей развели в разные концы ристалища.
        Высокий толстый Юсут, вооруженный длинной, чуть изогнутой саблей с утолщенным на конце лезвием и маленьким круглым щитом, должен был биться с Асхаем, восточным тигренком, орудовавшим прямым гибким мечом и овальным выпуклым щитом. Сигрд с привычным для его стаи оружием - трезубцем с укороченным средним жалом и широкой, утяжеленной по краю сетью - противостоял черноволосому пареньку из стаи юго-восточных пантер, вооруженному шестопером и странным узким и длинным щитом. Напротив рыжего Гаста, державшего в каждой руке по короткому широкому мечу, встал невысокий кривоногий мальчуган из стаи восточных оленей.
        Старый, внимательно оглядев противников, подал команду к началу поединков.
        Первая схватка, как и ожидалось, оказалась очень короткой. Юсут, бывший на полторы головы выше своего противника и чуть ли не в два раза тяжелее его, обрушился на тигренка, как ураган, и тот, несмотря на свое несомненное умение, просто не выдержал этого грубого физического натиска. После пяти-шести ударов тяжелой сабли, принятых на клинок, у Асхая, видимо, онемела кисть, так что он выронил свой меч и, тут же бросив щит, кинулся бежать. Правда, Юсут немедленно прекратил атаку и не стал преследовать своего маленького противника.
        Сигрд первым же броском настолько ловко опутал своего противника сетью, что тот, спеленутый по рукам и ногам, даже не пытался освободиться. Тюлень небрежно ткнул его тыльным концом древка трезубца, обозначая свою победу, и отошел в сторону.
        Лисенок и олень оказались единственной парой, хоть немного развлекшей зрителей. Гаст, считая, видимо, что его противник значительно уступает ему в мастерстве, обрушил на того град ударов, но олененок, вооруженный длинным мечом и коротким тупым кинжалом со странной гардой, имевшей длинный, загнутый параллельно клинку ус, спокойно и уверенно отразил этот натиск. Более того, пару раз он ловил клинки рыжего лиса своим чудным кинжалом и едва не ломал их через ус, но Гасту оба раза удавалось вовремя освободить свое оружие. Однако и в этой паре младший противник очень скоро выдохся. Лис, почувствовав, что его визави перестал успевать с защитой, удвоил скорость своих атак и при очередном, сдвоенном, ударе выбил меч из рук олененка.
        Старый подозвал к себе оруженосцев сражавшихся юношей, чтобы кинуть жребий для проведения дальнейших схваток, а почетным гостям Всеслава подали вино и сладости, чтобы было чем скоротать время.
        Первым по жребию выпало биться Сигрду и Гасту. Пара заняла место в середине ристалища, и по сигналу Старого юноши медленно, не сводя глаз друг с друга, пошли по кругу. Тюлень, направив свой трезубец в лицо противнику, выжидал удобный момент для броска сети, а рыжий лис, позванивая выставленными перед собой клинками, казалось, и сам ожидал этого броска. Противники не сделали и одного круга, как правая рука Сигрда коротко метнулась вперед и над пригнувшимся лисенком широким пологом развернулась тонкая сеть.
        - Высоко!.. - коротко рыкнул сидевший справа от Всеслава Ольстов, и его кулак, сжимавший тонкую ножку кубка, побелел.
        В следующее мгновение края сети, утяжеленные свинцовыми шариками, резко пошли вниз, накрывая невысокую, юркую фигурку лиса, и зрителям показалось, что поединок сейчас и закончится! Однако лис вдруг буквально нырнул вперед, проскочив под сетью, перекувыркнулся, уходя от недостаточно резкого тычка трезубца, и вскочил на ноги в одном шаге от своего противника. На губах Гаста все так же змеилась тонкая улыбка, но теперь в ней светилось торжество. Он взмахнул одним из своих коротких мечей, готовясь нанести завершающий атаку удар, но в это мгновение Сигрд рывком бросил древко трезубца себе под руку, мгновенно перехватил его за середину и крутанулся на месте. Все эти движения слились в одно, плавное и в то же время стремительное действие, в результате которого задняя часть древка трезубца с огромной силой ударила по уже опускавшейся руке лиса.
        Раздался резкий хруст сломанной кости, болезненный крик лисенка, и короткий меч вывалился из обессиленно раскрывшихся пальцев Гаста. Сам лисенок вдруг побледнел и опустился на одно колено, признавая свое поражение.
        Мгновение над ристалищем висела тишина, а затем она взорвалась восторженными криками дружинников, приветствовавших ловкий удар, мгновенно превративший поражение в победу.
        Теперь уже перерыв продлился гораздо дольше - Сигрд явно затягивал его, стараясь восстановить свои силы после оказавшегося сложным поединка с рыжим Гастом. Но, наконец, Юсут и Сигрд вышли в центр ристалища. Ирбис довольно улыбался, а вот тюлень озабоченно хмурился, и сам, не замечая того, судорожно перебирал пальцами правой руки ячеи сети, свисавшей с нее.
        Старый внимательно оглядел ребят, почему-то недовольно покачал головой и подал знак к началу поединка. И снова двое юношей, медленно переставляя ноги и не сводя настороженных взглядов друг с друга, пошли по кругу. Но на этот раз Сигрд, видимо, понимая, что на долгий бой его не хватит, атаковал почти сразу же. Последовал стремительный бросок, и сеть, развернувшись в воздухе, пошла на Юсута вогнутым парусом, охватывая его фигуру своими утяжеленными краями. И почти сразу же тюлень, выставив трезубец, бросился на своего противника. Однако тот словно ожидал такого развития событий. Большое тело Юсута стремительно развернулось влево, и его длинная сабля, ударив снизу вверх, по косой рассекла падающую сеть. Продолжая начатое движение, ирбис совершил почти полный поворот и принял выброшенный вперед трезубец противника точно на свой небольшой, круглый щит.
        Удар был настолько силен, что будь на месте Юсута более хрупкий человек, его, без сомнения, просто опрокинуло бы. Но ирбис даже не покачнулся, а его сабля, описав в воздухе петлю, чиркнула по древку трезубца. Прочная, выдержанная древесина хрустнула и… обломилась, в руках у опешившего Сигрда остался совершенно бесполезный кусок дерева!
        - Ха! - восторженно выдохнул сидевший слева от Всеслава Юмыт и тут же довольно расхохотался.
        Северный тюлень отбросил обломок древка и замер, скрестив руки на груди, а Юсут, не глядя больше на своего соперника, вскинул свою тяжелую саблю вверх и широким свободным шагом направился к помосту, на котором сидели князь Всеслав и почетные гости. Приблизившись, он учтиво поклонился, но при этом его узкие, сильнее, чем обычно, косящие глаза, не отрываясь, смотрели на сидевшую рядом с отцом княжну. Позади Лады, как обычно, стоял Вотша, готовый исполнить любое ее поручение.
        - Ну что ж, Всеслав, - весьма довольным тоном заговорил вожак южных ирбисов, - надо награждать победителя!!
        Всеслав согласно кивнул и повернулся было к дочери, но тут заговорила княжна. Глядя на Юсута откровенно насмешливым взглядом, она обратилась к его отцу:
        - Благородный вожак ирбисов, разве имя победителя уже оглашено?! По-моему, распорядитель турнира этого еще не сделал! И не кажется ли уважаемым гостям, что наш доблестный Юсут слишком легко завоевал первенство, ему для этого не пришлось прилагать особых усилий. Победить мальчишку на два года младше себя и вымотанного предыдущим поединком Сигрда - невелик труд!!
        - Велик, невелик - не о том разговор! - грубо перебил княжну Юмыт. - Юсут - победитель, и тебе придется вручить ему приз и… ха-ха-ха… поцеловать его!!
        Княжна медленно повернула голову и похолодевшими глазами взглянула на вожака южных ирбисов. Потом ироническая ухмылка вернулась на ее лицо, и она тихо произнесла:
        - Посмотрим…
        Вслед за этим она вдруг встала со своего места и, выпрямившись во весь рост, громко, на все ристалище крикнула:
        - Я на правах первой дамы турнира выставляю своего бойца!!!
        Гул голосов, стоявший над ристалищным полем, мгновенно стих. Все головы повернулись в сторону княжеского помоста, и все глаза впились в невысокую фигурку княжны.
        Юмыт мгновенно стер с лица довольную улыбку и подобрался, словно кошка, изготовившаяся к прыжку.
        - Кого выставляет княжна? Я надеюсь, это будет равный Юсуту по возрасту и опыту боец.
        Вожак ирбисов привстал и заглянул в лицо Всеславу, но тот смог ответить только недоуменным пожатием плеч.
        - Не волнуйся за своего сына, вожак! - насмешливо крикнула княжна, так что ее услышали во всех концах ристалищного поля. - Это будет боец, равный ему по возрасту и опыту. Я выставляю… своего пажа, изверга стаи восточных волков Вотшу!
        Она повернулась назад, взглянула в глаза своему пажу и негромко спросила:
        - Ты готов?!
        Вотша, услышав слова княжны о том, что она выставляет его в качестве своего бойца, буквально оторопел. Но когда княжна повернулась к нему и задала свой вопрос, он просто кивнул и, не показывая своей полной растерянности, ответил:
        - Готов…
        И перекрывая этот ответ, над ристалищем взвился возмущенный рев Юсута:
        - Я не буду драться с каким-то там вонючим извергом! Князь Всеслав, это очередная насмешка твоей дочери!
        Однако вожак восточных волков не успел ответить возмущенному княжичу. Лада быстро повернулась к разъяренному, багрово-красному Юсуту и спокойно проговорила:
        - Ты можешь отказаться от поединка… княжич, если считаешь, что твой отказ не сочтут… трусостью. К тому же, в случае твоего отказа, приз получит Вотша!
        И тут же послышался вкрадчиво довольный голос вожака южных ирбисов:
        - А княжна не боится потерять своего пажа? Этот паренек, возможно, и говорит свободно на всех наречиях Мира, однако оружием он вряд ли владеет лучше моего сына! Может быть, лучше все-таки поцеловать Юсута?
        Княжна все с той же насмешливой улыбкой снова взглянула в багровеющее яростью лицо Юмыта и пожала плечами:
        - Нет, я не боюсь потерять своего пажа… Я его все равно скоро потеряю - Вотше через пару месяцев исполняется пятнадцать, и он выходит из возраста пажа. Ну а насчет владения оружием… Ристалище покажет!
        А сам Вотша, пока его судьбу обсуждали княжна и вожак чужой стаи, сошел со своего места за креслом Лады и двинулся по проходу к спуску с помоста. Он шагал бездумно, оглушенный выдумкой своей госпожи. Нет, страха в нем не было, он просто еще не до конца осознавал, что именно ему предстоит, и знал только одно: ему надо выйти на ристалищное поле! Когда же под подошвой своих мягких сапог он ощутил знакомую жесткую траву ристалища, к нему вдруг вернулись все его чувства. Вотша остановился и огляделся.
        Слева от него высился помост, на котором восседал князь Всеслав и его почетные гости, позади него уходила к небу замковая стена, перед ней виднелась стена замковой конюшни, а прямо перед его глазами волновалось целое море лиц! Ратники, занимавшие скамьи вдоль ристалищного поля, громко обсуждали выходку княжны и с некоей брезгливой жалостью рассматривали юного извержонка, отданного, по их мнению, на расправу чужому княжичу.
        Вотша вздохнул и пошел в сторону распорядителя турнира.
        Старый стоял в центре ристалищного поля и не отрывал от юноши взгляда, пока Вотша не подошел к нему вплотную. Затем он перевел взгляд на приближающегося Юсута и негромко поинтересовался:
        - У тебя есть оруженосец, маленький изверг?
        - Нет, наставник… - тихо ответил Вотша.
        - Что ж это твоя хозяйка не назначила тебе оруженосца? - неожиданно зло поинтересовался старик, а затем вдруг задумчиво добавил: - Впрочем, может, это и к лучшему…
        Подняв вверх свой жезл, он громко прокричал:
        - Выставленный княжной, по праву первой дамы турнира, боец, изверг стаи восточных волков Вотша, не имеет оруженосца! По законам турнирных боев, боец, не имеющий оруженосца, не имеет права выйти с оружием на ристалище, поэтому я спрашиваю, кто из мужчин, владеющих оружием, согласится стать оруженосцем у изверга стаи восточных волков Вотши?!
        Ответом на этот вопрос был взрыв хохота на скамьях, заполненных дружинниками, а затем громкий, довольный возглас вожака южных ирбисов:
        - Тебе, княжна, все-таки придется целовать моего сына! И паж твой, к сожалению, останется жив.
        Даже с середины ристалища Вотша увидел, как голова Лады поникла после слов Юмыта, и ему вдруг стало нестерпимо жаль девушку. Изверженок с ненавистью взглянул на довольно ухмылявшегося Юсута, и кулаки его сжались в бессильной ярости. А со скамей донесся новый взрыв хохота. Ну кто из уважающих себя людей мог согласиться послужить оруженосцем какому-то извержонку, который наверняка и оружие-то возьмет в руки впервые в жизни!
        Старый вдруг весело подмигнул Вотше, вновь взметнул над головой свой жезл и крикнул:
        - Поскольку у изверга Вотши нет оруженосца…
        И тут со стороны притихших скамей донесся спокойный голос:
        - Я готов быть оруженосцем изверга Вотши из стаи восточных волков!
        И на ристалищное поле шагнул… Скал!
        Все поле накрыла мертвая тишина, и только с княжеского помоста вдруг донесся радостный девичий смех. А вслед за этим смехом ушей Вотши коснулось едва слышное шипение ирбиса:
        - Не радуйся, вонючий изверг, я убью тебя на глазах твоей госпожи, а потом я ее… поцелую! Ох, как я ее поцелую!
        Вотша снова посмотрел на Юсута и увидел, что ухмылка на его лице сменилась гримасой ненависти.
        Между тем Скал уже подошел к распорядителю турнира и, словно оправдываясь, еле слышно буркнул, не глядя на явно огорченного старика:
        - Посмотрим, чему ты его научил…
        - Нашел момент смотреть… - также тихо ответил Старый, а затем снова взмахнул жезлом и заорал: - Обязанности оруженосца изверга Вотши из стаи восточных волков принял на себя Скал из стаи восточных волков. После того как поединщики будут готовы к бою, оруженосцы должны подойти ко мне, чтобы обсудить условия поединка!
        - Пошли… - Скал тронул Вотшу за плечо, - надо надеть доспехи и подобрать оружие…
        Они направились к одному из шатров, в котором лежали и тренировочные доспехи разного размера, и различное оружие. Скал, осмотрев доспехи, повернулся к Вотше:
        - Я думаю, тебе стоит надеть вот это, - он показал на отобранные латы, - они неполные, но зато шлем, наплечники и набедренники прошиты стальным кордом, и тебе в них будет полегче. А оружие подбери себе сам.
        Вотша покопался в разложенном на хлипких козлах оружии и выбрал прямой длинный меч с простой рукоятью, обтянутой медной проволокой с насечкой. Немного подумав, он взял также небольшой, чуть выпуклый, круглый щит из дерева, обшитый толстой кожей и стальными полосами, выбегавшими из-под умбона.
        Переодевая своего воспитанника, Скал негромко и коротко рассуждал:
        - Юсут сильнее тебя, поэтому в обмен ударами не ввязывайся. Саблю старайся принимать на щит, но не прямо - руку осушишь, а вскользь. Мечом старайся больше колоть, пусть он саблей работает, глядишь, кисть и отмахает. И держи его на дистанции, не давай себя массой давить, используй свою подвижность, верткость.
        Оглядев готового к поединку Вотшу, Скал вдруг улыбнулся и добавил:
        - И не робей, Юсут не сильнее меня, а ты против меня хорошо держался!
        После этих слов дружинник вышел из шатра и направился к распорядителю турнира, где его уже поджидал воин из стаи южных ирбисов - оруженосец Юсута.
        Вотша тоже вышел из шатра, ему вдруг стало душно в закрытом легкой тканью пространстве. Он посмотрел на княжеский помост, на светлую фигурку княжны, сидевшую рядом с Всеславом, а затем перевел взгляд на небо. Солнце уже поднялось над замковой стеной, и небесная голубизна размылась, стала бледнее, белесее. Облаков не было, но в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, словно где-то рядом, сразу же за стеной замка, невидимый с ристалищного поля, громоздился грозовой фронт.

«Хорошо бы сегодня пошел дождь!» - неожиданно подумал Вотша и сам удивился - зачем это ему понадобился дождь. А следом за удивлением пришла улыбка и некое облегчение. Он вдруг понял, насколько был напряжен с самого момента неожиданной выходки своей госпожи.
        - Поединок княжича Юсута из стаи южных ирбисов и изверга Вотши из стаи восточных волков… - разнесся над ристалищным полем голос Старого, - проводится тупым оружием и продлится до трех, полученных одним из противников и утвержденных распорядителем турнира, ударов или до разоружения одного из противников! Во всем остальном поединок должен соответствовать традиционным условиям турнирных поединков! Пусть победит сильнейший!
        Голос Старого замолк, и Вотша неторопливым шагом двинулся к центру ристалищного поля.
        Юсут уже поджидал его и, когда Вотша остановился напротив, хищно улыбнулся. Оруженосцы стояли в десяти шагах от поединщиков. Старый, проверив экипировку бойцов, отошел, как положено, на десять шагов и коротко взмахнул своим жезлом, давая знак к началу поединка.
        - Ну, все, вонючий извержонок! - прошипел сквозь прорезь в забрале шлема ирбис.
        - Тебе конец!
        И вместо того чтобы двинуться по кругу, выбирая момент для атаки, Юсут, взмахнув саблей, прыгнул вперед!
        Вотша попытался увернуться, но сделал это очень неловко. Кончик сабли мазнул его по плечу, и неожиданно извержонок услышал тонкий, противный скрежет. Уже отскочив в сторону, он бросил быстрый взгляд на свое плечо и увидел, что войлок учебных лат взрезан, и в прорези просверкивают тонкие блестящие нити.

«Выходит, сабля у Юсута… боевая!» - мелькнула в его голове растерянная мысль.
        А над ристалищем разнесся громкий голос Старого:
        - Изверг Вотша получил первый удар! Поединок продолжается!
        В этом коротком возгласе Вотша неожиданно услышал некий укор своего старого наставника, и тут же с возбужденным придыханием прозвучал тихий голос ирбиса:
        - Сегодня у меня двойная радость - я прикончу тебя и поцелую княжну! Ух, как я ее поцелую!!!
        И ирбис снова прыгнул вперед, в броске нанося еще один сокрушительный удар!
        Однако на этот раз Вотша был начеку. Чуть пригнувшись, он подставил под саблю противника свой щит, и клинок, лязгнув по полированному умбону, с визгом ушел в сторону, а сам Вотша спокойным, точным движением откачнулся вправо, пропуская мимо себя грузное тело Юсута. И только когда эпизод закончился, он вдруг с сожалением подумал: «Не уходить надо было, а колоть навстречу!»
        Ирбис же, проскочив мимо своего, оказавшегося таким вертким, противника, мгновенно развернулся и бросился в новую атаку. На этот раз его сабля, описав петлю, пошла в грудь извержонка. Казалось, что никакой щит не остановит стремительное железо, никакая верткость не поможет избежать этого удара! Но Вотша вдруг присел на одно колено, выбросил над головой щит, и, когда звякнувшая о стальную полосу щита сабля была отброшена вверх, прямой клинок извержонка, сверкнув молнией, вонзился в открывшийся бок ирбиса.
        Латы остановили затупленное острие, но удар был настолько силен, что Юсут зашипел, скрючился, словно в судороге, и отскочил от Вотши метра на три!
        И тут же над ристалищем загремел голос Старого:
        - Ирбис Юсут получил первый удар!! Поединок продолжается!!!
        То, что казавшийся такой беззащитной добычей изверг вдруг смог ответить ударом на удар, буквально потрясло Юсута. Он с изумлением смотрел сквозь прорезь забрала на приближавшегося к нему плавным крадущимся шагом юношу и пытался понять, каким образом его, опытного, как он считал, бойца смог достать какой-то вонючий изверг?! На мгновение ярость унижения и оскорбленное высокомерие ослепили его, он взмахнул своей тяжелой саблей и, не думая о защите, ринулся вперед, горя только одним желанием - срубить ничтожному извергу его тупую голову, располосовать его тело заостренным концом своего оружия, выпустить из этого наглеца всю его вонючую кровь!
        И его сабля нашла свою цель! Тупой, гулкий звук, с которым она врезалась в незащищенную вроде бы руку изверга, сладостной музыкой прозвучал в ушах ирбиса! Он издал торжествующий вопль… И в то же мгновение на его голову обрушился чудовищный удар тупого железа, мгновенно погасивший яркий утренний свет и бросивший его большое тело на жесткую, колючую землю!
        Несколько секунд над ристалищным полем стояла совершенная, ничем не нарушаемая тишина, а затем в этой тишине прозвучало громкое:
        - Ирбис Юсут получил второй удар! Изверг Вотша отказался добивать противника. Поединок продолжается!
        Именно эти слова привели Юсута в чувство. Не вставая с земли, он глянул на этого, неожиданно оказавшегося столь опасным, «вонючего извержонка». Тот стоял в трех шагах, прямо перед ним, прикрываясь небольшим круглым щитом, на котором рядом с умбоном виднелся свежий разруб. Холодные серые глаза, поблескивающие сквозь прорезь забрала, спокойно, с каким-то легким презрением наблюдали за ирбисом, ожидая, когда тот поднимется и сможет принять последний, третий удар!
        Ирбис зарычал и пошевелился. Затем он выпустил из раскинутых рук оружие и, опершись левой рукой о землю, принялся правой неловко поправлять что-то в своих защитных латах. Последующее произошло молниеносно!
        Юсут, выдернув из-под себя руку, одним быстрым движением смахнул с головы шлем, и в следующее мгновение его тело, мощным толчком брошенное вверх, перевернулось в воздухе и исчезло в образовавшемся туманном облаке. А затем из этого облака с оглушающим ревом выпрыгнул вполне взрослый снежный барс! Его бросок был точно рассчитан - огромные лапы целили Вотше в грудь. Извержонок успел отмахнуться мечом, но тупое железо прошло сквозь мускулистое тело огромной кошки, не причинив ему никакого вреда, а в следующую секунду Вотша уже катился по жесткой траве ристалища, сбитый чудовищным ударом могучих лап!
        Извержонок понял, что теперь действительно пришел его конец. Привстав на одно колено, он прикрылся щитом, выставил перед собой бесполезный против многоликого меч и…
        И вдруг с изумлением увидел, что ирбис, присевший перед последним прыжком, застыл на месте, а с поднятого жезла распорядителя турнира прямо в раскрытую, украшенную чудовищными клыками, кошачью пасть бьет узкий фиолетовый луч!
        Вотша медленно поднялся на ноги, не веря в свое спасение, и тут же раздался громкий, совершенно спокойный голос Старого:
        - Ирбис Юсут бросил свое оружие на землю ристалища и, значит, по традиционным условиям турнирных поединков, признал себя побежденным! Победителем данной схватки и всего турнира признается изверг Вотша из стаи восточных волков! Воздадим хвалу победителю!
        Но ристалищное поле молчало, потрясенное происшедшим на его глазах! Изверг нанес поражение многоликому! И пусть это были только юноши… почти дети… Все равно! Изверг поверг многоликого!!! Свершилось невозможное!!!
        И тут над ристалищем прозвенел чистый девичий голос:
        - Вотша, подойди сюда, я вручу тебе завоеванный тобой приз!
        Вотша растерянно огляделся.
        Сидевшие на скамьях многоликие по-прежнему молчали. Рядом с замершим ирбисом появился второй снежный барс, а рядом с самим Вотшей встал здоровенный матерый волк, холодным зеленым глазом наблюдающий за противниками извержонка. Старый, с мертвым, неподвижным лицом, вдруг пожал плечами и отвел в сторону светящийся жезл, возвращая Юсуту подвижность, и негромко проговорил деревянными губами:
        - Изверг Вотша, ступай к княжескому месту, тебя ждет награда… - Тут его глаза мигнули, словно сбрасывая невидимую слезу, и он мягко добавил: - Ступай, мальчик!
        Вотша повернулся к княжескому помосту и двинулся вперед, не обращая внимания на жалобно скулящего Юсута, пытающегося с помощью своего оруженосца покинуть ристалище.
        А рядом с извергом-победителем шагал матерый волк, прикрывающий, казалось, его спину.
        Когда Вотша подошел к трибуне, Лада уже была внизу и держала в руках меч, предназначавшийся в качестве приза победителю турнира. Вотша остановился в двух шагах от девушки, не зная, что делать дальше, и тут же услышал рядом с собой неразборчивое ворчание:
        - Стань на одно колено…
        Бросив быстрый взгляд вправо, Вотша увидел волка, посверкивающего на него серьезным зеленым газом.
        Извержонок медленно опустился на одно колено и склонил голову. Княжна шагнула вперед и буквально пропела:
        - Изверг Вотша из стаи восточных волков, я, Лада, княжна стаи восточных волков и первая дама турнира, вручаю тебе завоеванный тобой приз. - Она протянула ему тяжелый меч, и Вотша принял его в свои руки. И тут, совершенно неожиданно, княжна быстрым, резким движением сорвала с него шлем.
        - По настоянию нашего высокого гостя, вожака стаи южных ирбисов, могучего Юмыта, я вручаю тебе вторую часть награды!
        Она кончиками пальцев приподняла за подбородок лицо Вотши кверху и прильнула губами к его губам!
        Вотша зажмурился и… задохнулся!!
        - Князь Всеслав! - раздался над ними яростный рев Юмыта. - Твоя дочь! Твоя дочь!
        Грохнуло опрокинутое кресло, и губы княжны оторвались от губ извержонка. А затем раздался ее мелодичный голос:
        - Но достойный Юмыт, разве не ты сам требовал, чтобы я поцеловала победителя? Я же не виновата, что твой могучий сын не смог справиться с каким-то… извергом, бросил оружие и сам признал себя побежденным?
        Тон княжны был ласково-спокойным, но все чувствовали, насколько довольна она была исходом турнира. И тут вмешался сам Всеслав.
        - Дочь, вернись на свое место… - властным, непререкаемым тоном приказал он. - Все, что ты могла, ты уже сделала! А с твоим… пажом мы разберемся потом.
        Княжна еще раз с очень довольным видом оглядела Вотшу и шепнула, объясняя все:
        - Я видела, как ты занимался со Старым!
        В следующее мгновение она развернулась и побежала по ступенькам помоста вверх, к своему месту около отца.
        - Поднимайся, пошли… - проворчал Скал-волк, и Вотша, словно во сне, поднялся на ноги, деревянно поклонился трибуне, развернулся и пошел прочь с ристалищного поля, сопровождаемый своим наставником.
        Скал привел Вотшу в ратницкую, где их уже ожидал черноволосый Чермень, захвативший с поля одежду Вотшиного оруженосца. Увидев входящих в пустую спальню Вотшу и Скала, Чермень покачал кудлатой головой и улыбнулся:
        - Ну ты, парень, всех сегодня удивил! И когда ты мечом так выучился махать?!
        - Он уж, почитай, лет шесть, как со Старым занимается, - устало ответил Скал. - Правда, поединков маловато провел, партнеров-то, сам понимаешь, у него немного было!
        Чермень снова покачал головой:
        - И все-таки выходить против Юсута! И не страшно тебе было?!
        Вотша ничего не ответил, а Скал угрюмо пробормотал:
        - А куда ж ему деваться было?! Княжна приказала!
        - Она не приказала… - неожиданно проговорил Вотша. - Она… попросила. Вы же видели, ее заставляли целоваться с Юсутом!
        - Ага! - усмехнулся Чермень. - Ты-то, конечно, слаще!..
        После этого он прищурился на Скала и неожиданно спросил:
        - Ну, а ты что в это дело полез?! Ну, не оказалось бы у извержонка оруженосца, этим дело и кончилось бы! Так нет, тебе надо было высунуться!
        - Что теперь об этом говорить, - устало отмахнулся дружинник, натягивая свою одежду. - Дело сделано. Только мне кажется, я правильно поступил. Девку ведь действительно… неволили!
        - Правильно? Посмотрим, - как-то грустно усмехнулся Чермень и неожиданно потрепал Вотшу по белой голове. - Но уделал ты этого ирбиса отлично! Можно сказать, отстоял честь стаи! Хотя… - Он снова повернулся к Скалу: - Неужели вы со стариком не боялись за мальчишку?
        - Боялись… - неохотно ответил Скал. - Особенно, когда поняли, что кончик сабли у этого… подонка заточен! Да только мы со Старым точно знали, что Юсут продержится до первого пропущенного удара, а после - потеряет голову. Ну как же - получить удар от «вонючего изверга»! Так и получилось. Главное было вовремя его остановить, когда он перекинулся, но тут я рассчитывал на Старого. Он человек опытный.
        И Скал как-то странно взглянул на Черменя, а тот согласно кивнул и снова повернулся к Вотше:
        - Ну, парень, показывай свой приз! - Черноволосый богатырь протянул ладонь, и Вотша только теперь заметил, что продолжает сжимать в руке ножны с мечом.
        Он передал великану приз, и тот медленно вытянул из ножен сверкающий полировкой клинок.
        Четыре часа спустя, когда основной турнир закончился, а прощальный пир еще не начался, в кабинете князя Всеслава бушевал вожак ирбисов, Юмыт. Бегая по комнате, он то выкрикивал неразборчивые ругательства и угрозы, то, останавливаясь перед сидевшим за столом Всеславом, шипел, глотая звуки:
        - Твоя дочь, Всеслав, прилюдно унизила моего сына! Это оскорбление, князь, это жестокое оскорбление, и мы не скоро его забудем!.. А этот ваш… изверг… заслуживает петли за то, что посмел поднять оружие против многоликого, против человека! Мы в своих горах и за меньшие провинности скармливаем извергов шакалам! Мы не позволяем им даже подумать, что они могут встать рядом с человеком! А в вашей стае, я смотрю, извергов холят и лелеют!
        И он снова начинал бегать по кабинету, изрыгая невнятную ругань и проклятия.
        Всеслав долго, молча наблюдал за своим гостем, не реагируя на его бурные, яростные проклятия и обвинения. Наконец, когда Юмыт несколько подустал и чуть успокоился, вожак волков негромко произнес:
        - Я удивлен, благородный Юмыт… Очень удивлен…
        - Чем ты удивлен, князь?! - вскинулся ирбис.
        - Прежде всего, меня удивил твой сын… - Ирбис застыл на месте, пожирая Всеслава глазами, а тот, как ни в чем не бывало, продолжал: - Юсут - храбрый и умелый воин, отлично владеющий оружием! Как же так могло получиться, что он не справился с… извергом?! Как же могло получиться, что он после первого же пропущенного удара потерял голову, а вместе с ней и все свое умение?
        Всеслав, прищурившись, уставился на Юмыта и, чуть выждав, продолжил:
        - Во-вторых, меня удивляешь ты! В чем ты обвиняешь мою дочь?.. Какое оскорбление она нанесла твоему сыну?! Разве она выставила против него какого-то непобедимого воина, какого-то прославленного в боях рубаку? Да твой сын должен был быть благодарен Ладе - она дала ему возможность показать себя во всем блеске, ничем при этом не рискуя, а как он воспользовался этой возможностью? В том же, что моя дочь при всех должна была поцеловать… изверга, я должен благодарить только тебя и твоего сына! Вот это и есть оскорбление, которое твой сын нанес моей чести! Ведь именно вы, вы двое, настаивали на том, чтобы первая дама турнира поцеловала победителя. Разве не так?!
        Всеслав снова помолчал и устало закончил:
        - Подумай спокойно, Юмыт, и признай, что это я вправе ожидать от вас извинений! Что только твой сын виноват в том позоре, который обрушился на его голову! В конце концов, его никто не заставлял бросать оружие и нарушать традиции турнирных поединков!
        Толстый вожак ирбисов медленно подошел к столу и тяжело опустился в одно из стоявших перед ним кресел. Вожаки помолчали с минуту, а затем Юмыт гораздо тише произнес:
        - Ты прав, Всеслав… Но изверг должен быть наказан смертью… Иначе все остальные изверги решат, что им все позволено!
        - Нет, - покачал головой Всеслав. - Вотша здесь совершенно ни при чем! Он не мог не выполнить приказ своей госпожи - за это его могли казнить и казнили бы! Потому он и поднял оружие против твоего сына! Правда, я сам удивлен тем, как умело он это сделал…
        Секунду помолчав, Всеслав снова заговорил:
        - Так что казнить Вотшу не за что, и он будет жить… Он мне нужен… А вот свободы у него больше не будет… Он вырос, и остаток жизни проведет в подземелье моего замка. - Князь задумчиво, невидящими глазами посмотрел в окно и медленно добавил: - Посмотрим, как он…
        Но сам оборвал начатую фразу.
        За дверью послышался короткий скрип, словно потревожили расшатавшуюся половицу. Всеслав быстро поднялся из-за стола, метнулся к двери кабинета и приоткрыл ее, но за дверью было пусто. Прикрыв дверь, князь вернулся на свое место и совершенно другим тоном обратился к своему гостю:
        - Я думаю, нам стоит забыть сегодняшнее утро и поговорить о… будущем!
        Когда солнце опустилось за горизонт, а небо потемнело, в замке княжеского города Край начался прощальный пир. На следующее утро вожаки стай, гостившие у князя Всеслава, должны были разъехаться по своим владениям. Все волки Всеславовой стаи, находившиеся в стольном городе, были приглашены на этот пир, хотя далеко не всем из них нашлось место в пиршественном зале замка - многие сидели во дворе, под вспыхивающими в вечернем небе звездами.
        Вотша, конечно же, не был зван на пир и не исполнял своих обязанностей пажа княжны. Он в это время стоял на обрезе южной стены замка и любовался погружающейся в ночь степью. На его новом поясе из кожи западного изюбра висел замечательный меч с двумя крупными синими камнями, вставленными в перекрестье гарды и похожими на странные сумрачные глаза неведомой птицы. И напряжение боя, и восторг минуты награждения оставили Вотшу, только его губы еще помнили вкус поцелуя княжны, но на его душу опустился покой, вернулось обычное, немного отрешенное восприятие действительности. Он снова стал прежним извергом, непонятным для него самого образом попавшим в поле интересов высших многоликих. К нему снова вернулся его фатализм.
        Вотша задумался о превратностях своей судьбы и потому не сразу услышал слабый шепот, окликавший его из полумрака, сгустившегося под лестницей, ведущей на стену. Когда же этот шепот все-таки проник в его сознание, Вотша наклонился над лестницей, но разглядел у ее основания только неясную фигуру.
        - Спускайся сюда, я должна тебе кое-что передать… - донеслась до него новая фраза.

«Ловушка? - подумал Вотша, припоминая, каким взглядом провожал его к княжескому помосту опозоренный ирбис. - Вряд ли… Ему сейчас наверняка не до мести…»
        - Спускайся быстрее, мне надо возвращаться! - поторопил его все тот же шепот.
        Вотша положил ладонь на рукоять меча и быстро сбежал со стены. Рядом с лестницей, прижимаясь спиной к стене, стояла служанка княжны, Прятва. Едва Вотша сделал шаг по направлению к девушке, как она метнулась ему навстречу и сунула в руку маленький кусочек выбеленной кожи.
        - Вот! - шепнула служанка, горячо дохнув прямо в лицо извержонку. - Княжна велела передать тебе прямо в руки!
        Через мгновение девушки уже не было около Вотши, только слабый перестук каблучков отметил ее стремительное бегство.
        Вотша немного постоял рядом с лестницей, а затем снова поднялся на стену и развернул знакомый ему клочок кожи. Поверх полустертых строчек написанного им стихотворения было выведено поспешной дрожащей рукой:

«Тебя собираются посадить в замковое подземелье. Навсегда. Пароль на сегодняшнюю ночь - „Волчья звезда“. Беги».

«Бежать? - подумал Вотша. - Куда? Зачем?»
        И вдруг он представил себе со всей ясностью, что такое провести всю отпущенную ему жизнь в замковом подземелье! Княжна была, безусловно, права - надо бежать!
        Но как?!
        Под стеной послышалось слабое звяканье металла, а затем раздался негромкий голос:
        - Да здесь он должен быть, на стене… Он всегда сюда приходит, когда заняться нечем!
        - Не гунди! - отозвался другой голос гораздо тише. - Князь велел тихо его взять, чтобы никто ничего не знал, а ты орешь на всю округу…
        Вотша отшатнулся к стенному зубцу, а затем метнулся по обрезу стены вправо. По-кошачьи перебравшись через угловой зубец, перегораживавший почти все пространство стены, он оказался уже на западной стене, а пробежав по ней метров сорок, - над самыми воротами замка. Здесь он спустился по одной из воротных лестниц и с угрюмо-деловым видом направился к дружиннику, стоявшему около уже запертой воротной калитки.
        Увидев Вотшу, дружинник положил руку на щеколду и ухмыльнулся:
        - Куда направляешься, извержонок?
        - В город, по делу… - спокойно ответил Вотша.
        - Это что ж за дела у тебя в городе появились? - снова усмехнулся дружинник. - До сих пор ты из замка не выходил.
        - С тех самых пор, как мне стал давать поручения князь, - серьезно нахмурив брови, ответил Вотша.
        - Князь… - насмешливо протянул дружинник. - Тогда он должен был тебе и пароль назвать!
        - Волчья звезда! - бросил Вотша в ухмыляющуюся рожу.
        В одно мгновение дружинник стал серьезным, подтянулся и, бормоча себе что-то под нос, принялся открывать калитку.
        Уже миновав ворота, Вотша услышал из-за закрывающейся дверцы:
        - Ну и извержонок! В какое доверие у князя вошел!
        Вотша отошел от замковых ворот шагов на двадцать и вздохнул. Ему вдруг пришло в голову, что времени у него в лучшем случае до завтрашнего рассвета. Потом его хватятся, перероют весь город и, конечно же, найдут - спрятаться здесь негде, а уйти достаточно далеко ему вряд ли удастся! И почти сразу же ему пришла другая, спасительная мысль. Круто развернувшись, он быстрым шагом направился в сторону больших городских конюшен.
        На стук в запертые ворота приоткрылось крошечное оконце, и в лицо Вотши глянул заспанный, налитой кровью глаз. А вслед за этим раздался вопрос, заданный хриплым ото сна голосом:
        - Ну, изверг, тебе что надобно?! - Затем глаз мигнул, и в нем появилось удивление. - И как вообще ты оказался за воротами замка?!
        - Давай лошадь выводи! - грубо потребовал Вотша. - Мне приказ князя исполнять надо!
        - Какой приказ? - спросили из-за ворот.
        - Волчья звезда! - тихо произнес Вотша, а затем уже громче добавил: - А какой приказ, завтра у самого князя спросишь!
        Глаз озадаченно мигнул, и последовал новый вопрос:
        - Какую тебе лошадь заседлать?..
        Вотша лихорадочно перебрал в памяти все, что помнил о лошадях городской княжеской конюшни, и в голову ему пришла одна из кличек.
        - Черный Ивачь отдохнул? - спросил он в свою очередь и, дождавшись утвердительного кивка, приказал: - Седлай его!
        Спустя несколько минут ворота заскрипели, и в образовавшуюся щель на улицу вывели чисто черного жеребца со сверкающими глазами, белой гривой и хвостом. Седло на жеребце было гончее с короткими стременами, так что забрался в него Вотша под насмешливыми взглядами двух конюхов с видимым трудом.
        - Гляди, не свались по дороге! - бросил один из них, передавая Вотше поводья.
        Ворота снова заскрипели, закрываясь, а Вотша развернул жеребца и направил его по слабо светящемуся под звездами полотну дороги прочь из города.
        Через несколько десятков минут последние постройки городских слобод остались у него за спиной, а перед ним распахнулся весь огромный живой Мир. Мир, над которым горела оранжевым огнем Волчья звезда.
        notes
        Примечания

1
        Отар Черный. «Драпа об Олаве Шведском».

2
        Бьерн Богатырь с Хит-реки. «Серое брюхо».