Набат в Диньдоне Лев Давыдович Лукьянов
        # Лев Лукьянов - писатель-сатирик. Его повести-памфлеты посвящены злободневным вопросам международной политики. «Набат в Диньдоне» рассказывает о том, как группа дельцов маленького европейского городка продает американцам приморский участок, а вместе с ним и независимость своей страны.
        Сюжеты повестей-памфлетов Л. Лукьянова и их действующие лица - вымышлены. Но автор приводит читателя к верному выводу: рассказанные события могли вполне обернуться реальностью, если попустительствовать тем, кто стремится развязать новую мировую войну.
        Лев Лукьянов
        Набат в Диньдоне

1
        В Диньдоне было все необходимое для нормальной жизни: главная улица с асфальтом и девятью фонарями; полицейский пост, следивший за соблюдением правил уличного движения; гуси, не признававшие этих правил; церковь с неизменно трезвым по утрам отцом Кукаре, который славился увлекательнейшими проповедями с детективным уклоном; кинотеатр «Гигант» с залом на пятьдесят мест; красавица Вея, в которую было влюблено все мужское население городка, и многое другое…
        И все-таки Диньдон попал в трудное положение: жизнь была чересчур спокойной. Развитие промышленности здесь не начиналось, потому что до индустриальных центров было далеко, а развитие сельского хозяйства давно закончилось, потому что до аграрных центров было еще дальше. Торговля находилась в упадке, потому что покупать было некому. А туризм обошел городок стороной, потому что в Диньдоне смотреть было нечего.
        Пожалуй, единственным местом, достойным внимания туристов, был древний кабачок
«Помпея», недавно переименованный в ресторан. Лица, знакомые с историческими науками, знают, что маршруты всех крестовых походов не случайно проходили мимо
«Помпеи»: в средние века в этом кабачке готовили необыкновенно вкусную тушеную говядину. Однако с тех пор религиозный пафос заметно упал, а цены на говядину еще заметнее поднялись.
        Владельцем «Помпеи» был здоровенный толстяк Сервантус, издалека смахивавший на бегемота, вставшего на задние ноги. С утра до вечера Сервантус торчал в дверях своего заведения и каждому более или менее солидному прохожему сообщал о пополнении винного погреба. Это позволяло ему обходиться без швейцара, но гостей в ресторане было очень мало, если не еще меньше…
        Однажды, просмотрев телевизионную передачу для верующих «Спроси - ответим», Сервантус послал письмо, в котором спрашивал: намечаются ли в настоящее время новые крестовые походы и, если намечаются, нельзя ли договориться за сходную цену о направлении священного воинства через Диньдон? Ответа по телевидению не последовало. Но примерно через месяц в «Помпею» неожиданно заглянул отец Кукаре, и толстяку пришлось выслушать длинную нотацию, смысл которой можно было выразить одной фразой: «Сервантус принял на душу великий грех, попытавшись связать святое дело церкви со своим банковским вкладом». Ресторатор не совсем понял, даже, скорее, совсем не понял, чем не угодил церкви, но переспрашивать не стал: поучения отца Кукаре обошлись ему в полбутылки старого коньяка, а продолжение беседы несомненно нанесло бы урон другой половине…
        Почти напротив «Помпеи» помещалась городская аптека. По общему мнению, она занимала самое красивое здание городка. Фасад белоснежного особняка был украшен двумя колоннами. К широкой стеклянной двери вели истоптанные мраморные ступени. Вход охраняли спящие львы, уткнувшие в лапы свои бетонные морды. В окне висел большой рукописный плакат. Буквы на плакате были такими огромными, что их без труда можно было разобрать с противоположной стороны улицы:
        Болейте на здоровье! Всегда готов помочь!
        Подписи под плакатом не было, но все и так хорошо знали, кто предлагал им болеть.
        Аптекарь Моторолли, худой подвижной человек в золотых очках, чудом державшихся на кончике носа, поразительно напоминал ученую обезьяну Руфу, которая постоянно помогала компании АВС рекламировать по телевидению книжные новинки. Моторолли гордился столь необыкновенным сходством и слыл добрым человеком: он никому не отказывал в бесплатных советах.
        Аптекарь Моторолли и ресторатор Сервантус, мягко говоря, недолюбливали друг друга. На людях это объяснялось принадлежностью к разным партиям: ресторатор поддерживал воинствующих христиан, аптекарю были близки правосоциалистические идеалы. Однако общественности были известны более веские причины этой неприязни. Владелец
«Помпеи» не раз громогласно заявлял, что покупать лекарства - это выбрасывать деньги на ветер и что лучшее лечебное средство - это горячее молоко с ромом, который всегда имеется в его ресторане. Аптекарь, напротив, считал, что причина большинства заболеваний кроется в неумеренном потреблении пищи и напитков. Особенно стойко он придерживался этой версии, когда узнавал, что пострадавший накануне побывал в «Помпее».
        Отношения между этими достойными горожанами были настолько натянутыми, что, встречаясь на улице, они даже не здоровались. Зато каждый из них спешил поздороваться, завидев комиссара полиции Фьютъ, без которого нельзя было составить ни одной приличной карточной партии.
        Никто из горожан не мог похвастаться личным знакомством с министром. А комиссар Фьють мог. С министром внутренних дел ему довелось познакомиться несколько лет назад. Знакомство было коротким, но небесполезным для комиссара. Впрочем, тогда он был еще простым сержантом и ежедневно дежурил на железнодорожной станции, охраняя порядок от местных жителей. С транзитными пассажирами Фьють предпочитал не связываться.
        Однажды во время случайной остановки скорого поезда сержант увидел, как из вагона на платформу вышла небольшая группа военных в щегольских мундирах. Мундиры окружали тщедушного человечка в модном ярком костюме. Человек в костюме важно зашагал по платформе, военные быстро и ловко оттесняли от него любопытных. Приглядевшись, сержант Фьють узнал министра внутренних дел, физиономия которого нередко мелькала на газетных страницах. От усердия полицейский так вытянулся, что сразу стал на голову выше. Приклеив левую руку ко шву, а правую бросив под козырек, Фьють четко протопал по асфальту, застыл в трех шагах от министра и зычно без запинок отрапортовал:
        - Господин министр! За время моего нахождения на данном посту никакого ущерба сооружениям, путям, прилегающей местности и нашей конституции не причинено! Никаких серьезных происшествий в Диньдоне за последние два года не произошло, не считая безвременной кончины господина комиссара полиции, имевшей место сегодня утром во время охоты…
        По-видимому, министра тронула скоропостижная смерть чиновника его ведомства.
        - А что, милейший, у вас здесь много дичи? - спросил министр, слегка повернув голову в сторону сержанта.
        - Никак нет!
        - А как же охота?
        - Господин покойный комиссар называл охотой стрельбу по пустым бутылкам.
        - А как же так получилось, что ваш комиссар… э… - министр никак не мог найти подходящего слова.
        - Перестал быть комиссаром? - подсказал Фьють.
        - Вот именно.
        - К сожалению, ему попалась бутылка из-под французского шампанского, - объяснил полицейский. - А такие бутылки, господин министр, сделаны из толстого стекла. Горлышко рикошетом попало в голову господина покойного комиссара. И голова не выдержала…
        Министр хранил скорбное выражение лица, но полковники и майоры, стоявшие за его спиной, откровенно улыбались. Смекнув, что знатным господам рапорт нравится, Фьють рискнул добавить:
        - Покорнейше прошу извинить, господин министр, но я всегда предупреждал господина покойного комиссара, чтобы, отправляясь на охоту, он надевал каску…
        Это сообщение несколько оживило министерскую физиономию. Министр даже коснулся пальцем сержантского плеча:
        - А что, сержант, вам тоже нравится такая охота?
        - Никак нет! К пустым бутылкам я равнодушен!
        Покосившись на репортера, ловившего каждое слово, министр эффектно закончил беседу:
        - В таком случае, сержант, за вашу голову я спокоен!
        На следующий день столичная газета «Крик свободы» поместила подробный отчет о пребывании министра в Диньдоне. Корреспонденция кончалась словами: «Сержант Фьють предпочитает полные бутылки пустым. Нашей полиции нужны люди здравого смысла». По всей вероятности, министр поверил газете, и через неделю из столицы пришел приказ о назначении сержанта Фьють комиссаром полиции города Диньдон.
        С тех пор комиссар считал себя личным другом министра и старался во всем ему подражать. Он покупал костюмы необыкновенных расцветок, носил синюю бабочку в крупную белую горошину и толстый желтый портфель с медными застежками. Насколько запомнил Фьють, министр ходил важно вытянув шею и переваливаясь с боку на бок. Новый стиль ходьбы доставил комиссару немало хлопот. В душе он считал, что научиться ездить на мотоцикле было гораздо проще, чем привыкнуть к такой походке. Жители городка никогда не видели, как ходят министры. Поэтому к комиссару прочно прилипло простое прозвище «Гусь»…
        Права, предоставленные полиции, и единственный в городе телефон, висевший в полицейском участке, укрепили господина Фьють в мысли, что он является самым почетным гражданином города. Вслух против этого никто не возражал, поскольку комиссар умел толковать законы по-всякому, но всегда в свою пользу.
        В Диньдоне, разумеется, проживали и другие именитые горожане. Но все они, несмотря на свой общественный вес, деньги и даже большие связи в столице, не могли остановить исторического развития. Развитие истории привело к тому, что в Диньдоне уже нечему было развиваться. Заколоченные окна многих домов и объявления о дешевых распродажах, состарившиеся в витринах магазинов, молчаливо свидетельствовали, что городку пришел конец. Ходили слухи, что даже луна сюда стала заглядывать реже, чем раньше…
        Для продолжения жизни на земле, вверенной комиссару Фьють, необходимо было принимать срочные меры. И комиссар стал действовать…

2
        Утро в Диньдоне начиналось, когда местные донжуаны, крадучись, возвращались к семейным очагам. Подождав, пока за последним из них захлопнется дверь, над морем вставало солнце.
        Первым делом оно заглядывало на городскую башню, украшенную старинными часами с двумя упитанными медными ангелами, которые дважды в день - на заре и на закате - суетливо хлопали крыльями, безуспешно пытаясь подняться в небо. Эту башню Диньдон получил в наследство чуть ли не от Римской империи. Часы на башне были установлены несколько позже, но, по утверждению старожилов, не позднее чем через пару месяцев после их официального изобретения. Хотя гарантийный срок часов истек много веков назад, жители Диньдона в один голос уверяют, что до сих пор они идут с необыкновенной точностью. Опровергать это утверждение нет никаких оснований, тем более что стрелок на циферблате тоже нет. Диньдон лишился стрелок во время первой мировой войны. Тогда в республике ощущалась острая нехватка цветных металлов, и тонкие ажурные стрелки были сданы в фонд победы. Что касается ангелов, то их многопудовые медные телеса были спасены от переплавки заступничеством церкви…
        Посмотрев на беспомощный циферблат, солнечные лучи сбегали вниз по витой башенной лесенке. На сонных улочках городка они никого не встречали, если не считать немногочисленных рыбаков, расходившихся по домам после ночной ловли. Скоро солнцу надоедало в одиночестве бродить по пустынным улицам и дворам. Его лучи начинали бесцеремонно залезать в открытые окна, бесстыдно заглядывать за шторы спален.
        Но для того чтобы утро окончательно вошло в свои права, одного солнца было мало. Необходимо было вмешательство железной дороги. Вот когда над городом проплывал гудок восьмичасового экспресса, следовавшего через Диньдон без остановки, горожане соглашались с тем, что пришел новый день…
        Экспресс находился еще в доброй сотне километров от городка, смотревшего последние утренние сны, когда аптекарь Моторолли был поднят с постели громким стуком в дверь. Пошарив рукой на тумбочке, аптекарь нашел очки, нацепил их и прислушался. Стук был решительным и бесцеремонным.

«Не похоже на почтальона», - подумал Моторолли. Почтальон стучал коротко и деловито. Сборщик налогов, наоборот, стучал безнадежно долго. Клиенты, изредка приходившие спозаранку, просительно скреблись в дверь. Родственники жены стучали робко и почтительно, если надеялись одолжить, и барабанили самым нахальным образом, когда приходили в гости…
        Ни у кого в Диньдоне не было такой роскошной стеклянной двери, как в аптеке Моторолли. Сейчас эта дверь, отражая бурный натиск, кричала на все свои стеклянные голоса. Путаясь в шлепанцах, аптекарь бросился ей на помощь. Пробежав узенький коридор, отделявший жилую часть дома от торгового зала, Моторолли в два прыжка очутился у входной двери. За стеклом он увидел своего постоянного клиента - полицейского Филипа. У него было пятеро детей. Поэтому в первый понедельник каждого месяца, получив жалованье, Филипа приходил к Моторолли и покупал большую коробку слабительного - на целый месяц вперед.
        Увидев хозяина аптеки, полицейский перестал стучать и поздоровался.
        - Здравствуй, Филипа. Похоже, что твои ребята завтракают одним слабительным, - недовольно сказал аптекарь, не открывая двери. - Ты же был у меня на прошлой неделе…
        - Сегодня я пришел не за слабительным, а за вами! - улыбаясь сообщил полицейский.
        - За мной?
        - Господин комиссар Фьють приказал вас доставить в участок к восьми часам.
        - Меня доставить? - аптекарь пришел в негодование. - Вот что, Филипа! Если твоему комиссару не спится, пусть принимает люминал! Шесть монет за пачку!
        Полицейский захихикал, но аптекарь остановил его величественным жестом:
        - В такую рань я занят! Скажи комиссару, что я зайду в середине дня.
        Моторолли считал разговор оконченным. Но Филипа, сообразив, что дело пахнет нагоняем от комиссара, толкнул стеклянную дверь и, повысив голос, сказал:
        - Господин аптекарь! Я нахожусь на службе! Вам придется открыть дверь и последовать за мной в участок!
        Но аптекарь не любил сдавать позиций без боя. Подперев дверь плечом, он заявил:
        - Я не открою. Если я нужен полиции, пусть она является в нормальное время. Не раньше девяти!..
        - Если вы не откроете дверь, я буду вынужден ее сломать! - крикнул Филипа и еще сильнее толкнул дверь. Стекло жалобно звякнуло.
        - Если вы ее мне сломаете, - завопил аптекарь, стараясь удержать дверь, - то будете отвечать по закону о нанесении ущерба частной собственности и по совокупности - за нарушение неприкосновенности жилища!..
        - А вы будете отвечать за активное сопротивление органам власти! - пыхтя сообщил полицейский. - Параграф четырнадцатый инструкции министерства внутренних дел о неуважительном обращении населения с чинами полиции… Ваша дверь будет снята с петель и доставлена в суд в качестве вещественного доказательства!.. Согласно параграфу пятнадцатому - за ваш счет!..
        Некоторое время борьба шла молча. Тяжело дыша, полицейский и аптекарь с разных сторон давили на дверь. Первым сдался Филипа. Он перестал ломиться, снял фуражку, вытер лоб и доверительно сообщил:
        - Сердце!
        - У меня тоже сердце, - задыхаясь, признался аптекарь. - Эта работенка не для нас с вами…
        - Выбирайте, Моторолли. Или вы добровольно открываете дверь, или я составляю протокол…
        - Минутку, Филипа, - попросил аптекарь. - Надо подумать.
        Моторолли вовсе не был упрямцем. Просто, как и всякий уважающий себя правый социал-демократ, он находился в постоянной и непримиримой оппозиции к правительству и пользовался любым поводом, чтобы это продемонстрировать. В разумных рамках, разумеется. Припомнив опыт своей партии и прикинув стоимость двери, аптекарь предложил:
        - Послушай, Филипа, моя принципиальность не позволяет открыть эту дверь. Ты не обидишься, если я приглашу тебя зайти с черного хода? Лишняя чашечка кофе не помешает, а я тем временем оденусь. Не могу же я в ночной рубашке идти по городу!.
        - Неплохая мысль, - одобрил Филипа. - От чашечки кофе я еще никогда не отказывался…
        Минут через десять аптекарь и полицейский отправились в участок.
        Диньдон просыпался. Горожане приступали к своим обычным утренним занятиям. На улицы выносились перины и горшки. У водопроводных колонок разгорались первые ссоры. У входа в кинотеатр «Гигант» продавец сигарет Крах устанавливал свой лоток…
        - Ты не знаешь, Филипа, зачем я понадобился комиссару? - спросил аптекарь.
        - Вы, господин Моторолли, человек видный, - ответил полицейский. - Если вчера вы никого не убили и не ограбили, вам беспокоиться нечего…
        - А я и не беспокоюсь… - Аптекарь хотел было добавить, что комиссар давно сидит в его кармане: около года назад Фьють проиграл в карты солидную сумму и до сих пор не может отыграться, но вовремя прикусил язык. Вряд ли чиновнику понравится такая откровенность с его подчиненным.

«А вдруг Фьють, чтобы не возвращать долг, решил состряпать дело?» - спохватился аптекарь. Эта неожиданная и нелепая мысль, словно назойливая муха, закружила в аптекарской голове. С каждым оборотом она обрастала подробностями, становилась отчетливей, правдоподобней. На память сразу пришли газетные заметки о нравах полиции…
        В душу Моторолли забрался страх. Поначалу маленький, слабенький, он коснулся сердца своими мягкими лапками. Потом осмелел, навалился сильнее. Аптекарь стал срочно припоминать свои уголовно наказуемые грехи, пытаясь угадать, где ему приготовлена западня.
        В таком городке, как Диньдон, слуху достаточно сделать пяток шагов, чтобы обойти все улицы и дома. Не успел Моторолли, конвоируемый полицейским, добраться до участка, как весь Диньдон уже знал: аптекарь засыпался…

3
        Серое двухэтажное здание, к которому вела аллея розовых кустов, служило в Диньдоне пристанищем образования и законности. Граница пересекала здание по горизонтали: в первом этаже помещалась городская школа, второй занимал полицейский участок. Такое соседство считалось большой удачей.
        Во-первых, учащиеся находились под неусыпным надзором полиции, что способствовало поддержанию в школе более или менее удовлетворительной дисциплины. Во-вторых, деятельность полиции, протекавшая на глазах подрастающего поколения, с точки зрения городских властей воспитывала в нем надлежащее уважение к правопорядку, а с точки зрения родителей - необходимое каждому гражданину умение обходить закон. В-третьих, непосредственное общение полицейских со школьниками расширяло кругозор и повышало культурный уровень последних. Например, полицейский Филипа научил старшеклассников курить. После этого он перестал тратиться на сигареты: ему вполне хватало тех, которыми его угощали благодарные воспитанники. Наконец, единая крыша над участком и школой позволяла обходиться одним общим карцером, что благотворно отражалось на городском бюджете.
        Здание выглядело необычно. Пологая железная лестница по диагонали перечеркивала фасад. Пересекая окна, она существенно затемняла классы, но в то же время оказывала школярам большую услугу, демонстрируя во время уроков всех, кто шел в участок или выходил из него. Места в классах, подобно театральным ложам, ценились в зависимости от того, насколько хорошо с них была видна лестница. Провинившихся ребят учителя сажали таким образом, что лестницы они вообще не видели. Это было очень суровое наказание.
        Появление аптекаря было отмечено восторженным ребячьим криком:
        - Пилюлю ведут! Пилюлю ведут!..
        Этот радостный клич провожал Моторолли, пока он поднимался по гулким железным ступеням. В другой раз аптекарь сумел бы постоять за себя, но сейчас он был выше пререканий с несовершеннолетними. Ему казалось, что он поднимается на эшафот, а внизу кричит тупая разъяренная толпа…
        На верхней площадке лестницы остатки мужества окончательно покинули Моторолли. Его нога автоматически поднялась и, не нащупав очередной ступеньки, беспомощно повисла в воздухе - дальше, словно бездонная пропасть, зияла открытая дверь участка. Полицейский легонько подтолкнул замешкавшегося аптекаря, и Моторолли шагнул навстречу судьбе…
        Полицейские участки всюду на одно лицо. Очевидно, это делается для того, чтобы человек, неоднократно имевший дело с полицией, попадая в участок, чувствовал себя в привычной обстановке. А может быть, у главных полицейских управлений просто не хватает фантазии. Так или иначе, но участок в Диньдоне не представлял исключения.
        Довольно большую комнату, стены которой были окрашены в какой-то неопределенный цвет, перегораживал солидный деревянный барьер. Он делил ее на две неравные части: большая предназначалась для блюстителей закона, меньшая - для остальных граждан республики. Глядя на дубовые доски барьера, можно было подумать, что закон в Диньдоне необычайно хрупок и его нужно постоянно ограждать от неосторожных прикосновений жителей. На самом деле это была совершенно излишняя предосторожность, так как горожане с необыкновенным единодушием избегали личного общения с законом. История города не помнит случая, чтобы кто-нибудь добровольно пришел в участок.
        Войдя в комнату, оробевший аптекарь прежде всего заметил чью-то надменную физиономию, свысока глядевшую на него. На всякий случай Моторолли вежливо поздоровался и только тогда сообразил, что обращается к портрету президента республики, висевшему в простенке между, окнами. Как ни странно, но в ответ послышалось любезное приветствие. Моторолли чуть опустил глаза и увидел комиссара, стоявшего под портретом. На лице полицейского чиновника было написано неподдельное удовольствие.
        - Проходите, дорогой Моторолли, - говорил комиссар. - Располагайтесь удобнее. Вы ко мне надолго…

«Надолго… Радуется, гусь проклятый, - подумал аптекарь, отводя глаза. - Зацепил и рад…»
        - Рад, очень рад, - будто читая мысли на расстоянии, продолжил комиссар. - Вы себе не представляете, с каким нетерпением я вас ждал…

«С нетерпением, - повторил про себя аптекарь. - Ну и прохвост! Играет, как кошка с мышкой…»
        - Прошу извинить, что поднял в такую рань, - сказал Фьють, усаживая аптекаря на длинную скамью, стоявшую перед барьером. - Во всем виноват отец Кукаре. Вы же знаете его небольшую слабость. Как бы это сказать?.. Часом позже он был бы уже в веселом расположении духа. А наш разговор требует трезвых раздумий…
        - Какой разговор? При чем тут священник? - Моторолли заерзал на скамье, пытаясь принять независимый вид. Он даже вытащил сигарету, но курить не решился.
        - Не спешите, мой друг. Я вам сейчас все объясню.
        Фьють замолчал, подыскивая слова. Этот Моторолли любил болтать о демократических свободах. С ним надо было держаться осторожно. Кроме того, в любой момент он мог потребовать возвращения карточного долга…
        - У всех людей разные взгляды, - начал комиссар. - У меня есть сведения, что у вас тоже есть взгляды…
        Комиссар замолчал. Он никак не мог нащупать нужную тропинку беседы.
        - Вернее, мне известно, что вы находитесь в постоянной оппозиции к правительству…
        Аптекарь протестующе поднял руку. Кажется, он начал понимать, куда клонит чиновник. Но Фьють поспешил успокоить:
        - Я понимаю, в вас говорят убеждения! У меня тоже были в молодости убеждения, но с возрастом я сумел с ними совладать…
        Комиссар хотел было подробно рассказать, как он расставался с убеждениями, но аптекарю удалось перехватить нить разговора. Он поднялся, повернулся к президентскому портрету и сказал:
        - Господин комиссар, мои убеждения не предусмотрены Сводом уголовных законов. Они носят чисто политический характер. Но их также нет и в Своде законов о политических преступлениях! Прежде чем иметь убеждения, я внимательно прочитал все законодательство. Кроме того, здравая, умеренная, покладистая оппозиция подчеркивает демократический характер республики! Меня голыми руками не возьмешь!.
        - Кто с этим спорит! - поспешно согласился комиссар. - Но я говорю совсем о другом… Как бы это лучше сказать? Послушайте, Моторолли, я вас очень уважаю. Я давно признал, что лучше вас никто в городе не произносит речей. Вы - наша славная интеллигенция. Но, поймите, сегодня надо хотя бы временно забыть о своих убеждениях! Сегодня надо всем нам объединиться! Речь идет о дальнейшей судьбе Диньдона. Вот почему я решил с вами посоветоваться…
        Фьють многозначительно поднял палец и повторил:
        - Посоветоваться! Понимаете, Моторолли?
        - Понимаю. - Аптекарь успокоенно откинулся на спинку скамьи.
        В этот момент на железной лестнице раздался тяжелый топот. Его сопровождал восторженный ребячий вопль. Комиссар умолк и повернулся к двери. Лестница грохотала, будто разваливаясь на куски. И скоро в тесной рамке дверного проема возник владелец «Помпеи». Красный, разгневанный Сервантус протиснулся в комнату, волоча за собой перепуганного полицейского.
        - У вас, я вижу, давно не было неприятностей! - еще с порога загремел толстяк, надвигаясь, как танк, на комиссара. - Так я вам мигом устрою! Завтра же будут статьи в газетах! Я дойду до самого президента! Я вам покажу, как меня арестовывать!..
        Казалось, еще мгновение, и тяжелая туша ресторатора сокрушит деревянную преграду. Тогда комиссару ничего не останется, как выпрыгнуть из окна. Но этого не произошло. Выпустив первый залп, Сервантус умолк, собираясь с силами для второго.
        - Да скажите наконец, что случилось? - пользуясь паузой, выкрикнул комиссар.
        - Он еще спрашивает! - снова забушевал ресторатор. - Выставил на посмешище всему городу! Прислал это чучело!..
        Тут Сервантус так дернул полицейского, что у того фуражка съехала на лоб.
        - Я буду жаловаться! - пискнул полицейский, стараясь вырваться из рук ресторатора. Толстяк тряхнул его еще сильнее:
        - Я тебе сейчас такую жалобу покажу!
        Услышав это обещание, полицейский затрепыхался, как пойманная курица…
        - Мир вам, дети мои! Что у вас здесь происходит?
        Неожиданное появление священника несколько разрядило обстановку. Комиссар отошел от окна, а ресторатор отпустил полицейского. Отец Кукаре быстро вошел в участок, снял свой черный котелок и ловко бросил его на деревянный барьер. Несмотря на ранний час, от него явственно попахивало вином.
        - Уже? - разочарованно протянул Фьють. - Ну как же так, отец? Мы же вчера договаривались…
        - Сын мой, - внушительно произнес отец Кукаре. - Стоит ли говорить о рюмке домашней наливки?
        - Это - смотря какая рюмка…
        Не ответив огорченному комиссару, священник уселся на скамью рядом с аптекарем, подтянул сутану, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
        - Так что у вас здесь случилось?
        Остывший Сервантус подтолкнул полицейского поближе к священнику.
        - Представляете, святой отец, - объяснил он. - Утром чуть свет - я еще штанов не успел надеть - является этот тип и говорит: «Следуйте за мной!»
        - Я выполнял приказ господина комиссара, - жалобно сказал чин полиции. - А господин Сервантус не стал слушать, а сразу стукнул меня по шее. По инструкции я имел право применить оружие…
        - Тогда святому отцу пришлось бы тебя отпевать! - вставил ресторатор.
        - Вот видишь, сын мой, с тобой могло случиться большое несчастье! - разъяснил священник полицейскому. - И мне задал бы лишнюю работу. Благодари господа, что он не оставил тебя в трудную минуту…
        - Ну кто мог подумать, что приход моего подчиненного обидит нашего дорогого Сервантуса! - искренне огорчился комиссар. Все хорошо знали о большом состоянии ресторатора, доставшемся ему в наследство от тетушки.
        А в Диньдоне не было случая, чтобы полиция портила отношения с состоятельными людьми.
        Выпроводив полицейского за дверь, комиссар усадил Сервантуса и сказал:
        - Друзья, я пригласил вас для очень важного разговора…

4
        - Пришла пора всем нам вместе подумать! - торжественно начал комиссар. Он возвышался над деревянным барьером, будто оратор над стойкой трибуны. - Вы, дорогой Сервантус, являетесь славным представителем наших коммерческих кругов, олицетворением здравого смысла и делового расчета. Вы, уважаемый Моторолли, ведете за собой интеллигенцию города, несете в своих руках… как бы это сказать… Вы несете тяжелую ношу разума и знаний. О вас, отец Кукаре, я даже говорить не хочу. Все знают, какие основы добра и святой веры вы вкладываете в души людей. Вы - мои друзья! И по-дружески я вам сейчас раскрою одну служебную тайну…
        Комиссар внушительно замолчал.
        - Ну! - подстегнул его нетерпеливый аптекарь.
        - Вот уже четыре года, как у меня не было ревизии из главного полицейского управления! - понизив голос, сообщил Фьють. - Четыре года! Это о чем говорит? Это говорит о том, что главное полицейское управление о нас забыло! А если забыло полицейское управление, - значит, забыла республика! И если мы с вами ничего не предпримем, всем будет плохо. Нам уже плохо… Город опасно болен. Я не боюсь этого слова - он умирает. Да, друзья, Диньдон при смерти…
        Комиссар говорил долго, но слушали его внимательно. Плачевное положение Диньдона давно уже никому не давало покоя. Священник думал о том, что все меньше и меньше прихожан посещают воскресные богослужения. Теперь во время проповедей отцу Кукаре приходилось пересказывать детективные истории из американских журналов, которые он специально выписывал в качестве подсобной литературы. Истории были одна страшнее другой. Но даже это не помогало…
        Ресторатор, шевеля губами, подсчитывал убытки последних месяцев. Они неуклонно росли. Гибель «Помпеи» была предрешена…
        Аптекарь был в несколько лучшем положении. Лекарства нужны всем - богатым и бедным. Бедным даже чаще, чем богатым. Но приходилось торговать в кредит. Долго так продолжаться не могло…
        - Я вижу, вы согласны со мной, друзья, - продолжая комиссар. - Мы должны напомнить республике о нашем Диньдоне, о самих себе. В противном случае нас ждет судьба Вавилона. Диньдон исчезнет с лица земли, засыпанный пылью веков…
        Чиновник подошел к окну и распахнул его.
        - Прислушайтесь, господа!
        Вытянув шеи, все прислушались. С улицы доносился истошный крик несушки.
        - Курица! - пояснил комиссар, ткнув пальцем в окно. - Обычный куриный крик, и ничего больше! А ведь лет десять назад в это окно доносились гудки автомобилей, говор толпы. Помните? Выйдешь на улицу, глаз радуется: «фиаты», «рено»,
«мерседесы»… У вас, господин аптекарь, помнится, был «ситроен» сорок пятого года, четырехцилиндровый, седан…
        Любимым коньком комиссара был автомобиль. В его гараже вот уже много лет стоял приобретенный по случаю старый «форд». Раз в неделю комиссар выводил его на свежий воздух, но выезжать за ворота машина отказывалась наотрез. Мотор кашлял, чихал, отплевываясь черным дымом, и в конце концов, захлебнувшись бензином, умолкал на неделю.
        - Опять карбюратор, - вздыхал комиссар и с помощью подчиненных закатывал машину в гараж. Несколько вечеров подряд он ковырялся в моторе, потом все повторялось…
        Когда Фьють начинал говорить об автомобилях и дорожных приключениях, его трудно было угомонить. Поэтому, услышав о «ситроене» сорок пятого года, священник поспешил перевести разговор на другое шоссе.
        - Господь не оставит всех нас, - пообещал отец Кукаре. - Я тоже очень обеспокоен судьбой прихода. Но у господа очень много дел. Он крайне загружен. Я думаю, мы должны ему помочь и сами о себе позаботиться… Дети мои, я вспоминаю такой случай. В одном шумном уголовном процессе за океаном участвовала голливудская кинозвезда Лана Тернер. Ничего особого она из себя не представляла. На мой вкус, наша Вея ничуть не хуже… Так вот, эта кинозвезда стала гаснуть. Ее перестали приглашать сниматься. И вдруг четырнадцатилетняя дочь Ланы ударом ножа убивает любовника своей матери - молодого гангстера Джонни Стоманпотано!..
        Увлекшись рассказом, священник вскочил и попытался пырнуть аптекаря воображаемым ножом. Моторолли поспешно отодвинулся.
        - Представляете, гангстер, кинозвезда и ее дочь! - с воодушевлением говорил отец Кукаре. - Треск в газетах был страшный! Не прошло и двух дней, как Лана Тернер снова стала самой популярной звездой Голливуда. Вот нечто подобное нужно нашему городу, дети мой. Взрыв, шум, бум!
        Закончив, отец Кукаре задрал сутану, вытащил из заднего кармана брюк плоскую стеклянную фляжку с золотистой жидкостью, по цвету подозрительно напоминавшей коньяк, отвинтил пробку и отхлебнул из горлышка.
        - Надо действовать! - И святой отец сделал еще один порядочный глоток.
        Первым на призыв священника откликнулся прямолинейный Сервантус.
        - Все это, конечно, так, - задумчиво протянул ресторатор. - Но у нас нет ни одной кинозвезды. А если мы примемся вообще за любовников, то придется перебить полгорода. Кто же тогда будет ходить в мой ресторан?
        - Сын мой, не надо понимать столь упрощенно, - успокоил его отец Кукаре, убирая фляжку.
        - Детективные истории нам не помогут, - сказал комиссар. - Этим не удивишь. В столице каждый день поножовщина, грабежи. Даже газеты теперь не обращают внимания на такие пустяки.
        - Вы меня неправильно поняли! - начал оправдываться отец Кукаре. - Я вовсе не призываю к насилию! Это противоречит установкам всевышнего. Лану Тернер я вспомнил как пример, как поучительную историю, чтобы направить ваши мысли на путь исканий.
        - Господа, позвольте мне, - вмешался аптекарь.
        Подождав, пока все повернулись в его сторону, Моторолли начал:
        - Вам, разумеется, известно, что, благодаря своим убеждениям и своему фармацевтическому образованию, я неверующий. Но в трудный момент я всегда обращаюсь к нашей святой церкви.
        Аптекарь слегка поклонился священнику.
        - Господин Кукаре, а что, если в нашем городе произойдет чудо? Обычное святое чудо? Оно привлечет верующих со всех концов света! О нас заговорят газеты. Да что газеты! Мы будем выступать в субботней телевизионной программе «Спеши увидеть». К нам начнут приезжать туристы.
        - Послушайте, ведь можно будет заняться гостиницей! - восхитился владелец
«Помпеи». - У меня пустует весь второй этаж. Ей-богу, неплохая мысль! Что вы скажете, святой отец?
        Священник покачал головой:
        - Невозможно. Должен вас огорчить, дети мои. Все чудеса планируются заранее. К сожалению, в списке чудес этого года, который я получил от епископа, Диньдон не значится…
        Но Сервантус вовсе не хотел так быстро расставаться с мыслью о чуде и о гостинице.
        - На черта нам нужен епископ! А если самим придумать чудо?
        - Твоим языком шевелит нечистый! - возмутился отец Кукаре. - Разве можно нарушать указания свыше! Я очень огорчен твоим вольнодумством, сын мой…
        Расстроенный священник снова достал фляжку.
        Истомленное жарой солнце уже наполовину окунулось в море, а совещание все еще продолжалось. Какие только не обсуждались предложения!
        Нашествие из других миров было отвергнуто, так как отец Кукаре не был осведомлен о точке зрения церкви на таковые.
        Основание крупнейшего в мире игорного дома с пляжем показалось заманчивым, но упиралось в отсутствие денежных средств.
        Неподдельный интерес вызвало предложение ресторатора объявить Диньдон городом честных людей и лишить все дома входных дверей. Однако, вспомнив о стеклянной двери, украшавшей аптеку, Моторолли усмотрел в этом предложении выпад против себя и наотрез отказался. Комиссар его поддержал, сказав, что отсутствие входных дверей привлечет в Диньдон воров со всей республики…
        Отец Кукаре, рассказав о славном прошлом монахов-бенедиктинцев, красочно описал счастливое будущее города, посвятившего себя созданию нового ликера мирового значения - «диньдондиктина». И снова аптекарь высказался против: будучи почетным председателем женской лиги борьбы с алкоголем, он лучше других знал, что серьезных надежд на ликер и даже коньяк возлагать нельзя, так как подавляющая часть населения отдает безоговорочное предпочтение дешевой виноградной водке.
        - Простите, Моторолли, - вдруг перебил аптекаря Фьють. - Мне в голову, кажется, пришла удачная мысль. Мы совсем забыли о коммунистах!..
        - Великолепно! - обрадовался аптекарь. - Коммунизм очень моден. Буквально весь мир говорит о коммунизме.
        - Русские шпионы в Диньдоне? - спросил заинтересовавшийся священник. - Обрывки парашюта или неизвестный прожектор в море? А может быть даже очевидцы?..
        - Нам не поверят, - усомнился чиновник. - Тут надо тоньше…
        - Я вижу только одно затруднение, - сказал аптекарь. - В Диньдоне нет ни одного коммуниста…
        Ресторатор беспокойно заворочался на скамье и нерешительно предложил:
        - А если мы привезем сюда парочку отпетых коммунистов за свой счет? Наверное, с ними можно договориться?
        - Господь с вами! - испугался Моторолли. - Вы себе не отдаете отчета! Сегодня - два коммуниста! Завтра - четыре! А послезавтра в Диньдоне произойдет революция! Ваша «Помпея» погибнет первой!
        - А вот этого не хотите? - буркнул толстяк и показал аптекарю увесистый шиш.
        На этом первое совещание окончилось.

5
        Всю неделю Диньдон изнывал от любопытства. Особенно страдали мужчины. Вечерами они собирались у кинотеатра «Гигант» и спорили до хрипоты. Дважды дело кончалось дракой. Но толком никто так и не мог объяснить, почему аптекарь и владелец ресторана внезапно сдружились.
        Моторолли и Сервантус допоздна засиживались за боковым столиком в «Помпее», замолкая, когда подходил кто-нибудь из знакомых. Если их начинали донимать расспросами, Сервантус принимался грозно сопеть и барабанить пальцами по столу. Пальцы у него были короткие и толстые, как сардельки. Когда они сжимались в кулак, то размером он напоминал небольшой арбуз. В молодости владелец «Помпеи» увлекался боксом и неожиданный хук в челюсть считал едва ли не самым важным достижением цивилизации. В Диньдоне об этом хорошо знали. Поэтому расспросы быстро прекращались.
        Было замечено, что ежедневно в «Помпею» заходит Гусь. Сервантус сразу же выбегал на улицу и через дорогу кричал аптекарю. Моторолли не приходилось приглашать дважды. Повесив на свою стеклянную дверь записку: «Я в „Помпее“», он мчался в ресторан. Нередко к заговорщикам присоединялся отец Кукаре. В этом случае компания уходила в аптеку: очевидно, служитель бога не хотел, чтобы прихожане видели его за столиком ресторации…
        Ясным воскресным утром, когда проповедь отца Кукаре шла к концу, в церковь вошел запыхавшийся и возбужденный аптекарь. Весь город знал, что Моторолли не верит в бога. Поэтому его появление было расценено как событие чрезвычайной важности. Высмотрев Сервантуса, стоявшего в первом ряду, аптекарь протиснулся к нему и что-то горячо зашептал. Сервантус внимательно слушал. На его обычно хмурой физиономии появилась улыбка. По мере того как аптекарь продолжал шептать, улыбка ресторатора становилась все ярче. Не удержавшись, Сервантус увесисто хлопнул по тощему аптекарскому плечику и довольно громко сказал:
        - Ну и шельма! Ловко придумал!
        Солнце в полночь, наверное, произвело бы в Диньдоне меньшее впечатление, чем восторженная физиономия Сервантуса. Таким его видели только в день смерти тетушки, когда нотариус огласил завещание.
        Не обращая внимания на косые взгляды молившихся, друзья начали подмигивать священнику. Аптекарь даже откровенно показал на свои часы.
        Отец Кукаре в это время с вдохновением излагал историю гигантской гангстерской шайки, собиравшейся похитить чикагский водопровод. Заметив знаки друзей, священник продолжил рассказ с такими сокращениями, что прихожане, и без того с трудом следившие за путаной детективной историей, окончательно потеряли нить проповеди. Пока они соображали, какое отношение водопровод в Чикаго имеет к спасению души, отец Кукаре уже добрался до заключительной части:
        - Дети мои! Я рассказал вам эту страшную, но поучительную историю, чтобы напомнить: все блага, которые мы имеем в своих домах или в домах соседей - водопровод, электричество, канализация, телевидение и многое другое, - все это от всевышнего. Господь дарует эти блага за примерное поведение и чистоту душевную. И мы должны хранить эту чистоту, если не хотим, чтобы наш родной Диньдон впал во мрак и уныние. Помните, дети мои: все от господа! Во веки веков - аминь!..
        Друзья, которых распирала новость, с трудом дождались, пока отец Кукаре окончил разговоры с паствой, разоблачился и вышел к ним. Священник был очень недоволен:
        - Господа, как можно во время проповеди! Я два дня готовился. Репетировал…
        - Святой отец, простите нас, грешных, но послушайте, что придумал Моторолли! - Сервантус чуть ли не кричал от восторга.
        - Тшш! - прошипел аптекарь, испуганно озираясь по сторонам.
        - Молчу, молчу! - ресторатор для верности прикрыл рот рукой.
        - Господин Кукаре, я имею в виду огороды, - вполголоса заговорил Моторолли, стараясь дотянуться до уха священника.
        Отец Кукаре быстро уловил суть аптекарской идеи.
        - Надо действовать! - решительно сказал он. - Сейчас прихвачу котелок, и скорей к комиссару!..
        Найти комиссара Фьють было нетрудно. По обыкновению, он копался в своем гараже у древнего «форда».
        - Господин комиссар, у меня новость! - крикнул Моторолли, первым вбегая в гараж.
        - А у меня масло из коробки погнало, - невнятно отозвался комиссар, и его ноги, торчавшие из-под машины, начади медленно уползать.
        Но аптекарь цепко схватился за штанину замасленного комбинезона и закричал:
        - Фьють, кончайте возиться с этой рухлядью! Немедленно вылезайте!
        - Тяните его, Моторолли! - Подбежавший Сервантус схватился за другую штанину комиссара.
        Друзья быстро вытащили сопротивлявшегося полицейского из-под машины.
        - Сын мой, не цепляйся за этот кусок ржавого железа, - сказал подоспевший священник, - скоро у тебя будет новый автомобиль!
        - Какой? - заинтересовался Фьють.
        - Любой, какой пожелаешь. Послушай нашего дорогого Моторолли.
        Комиссар недоверчиво посмотрел на аптекаря.
        - Слушайте, Фьють! У каждого из нас на побережье есть огород! Мой - рядом с вашим. Дальше - земля Сервантуса. Потом - кусочек отца Кукаре, вернее - церковная земля…
        - Это одно и то же! - заметил священник.
        - Знаю. Дальше - участок нашей красавицы Веи. Если мы уговорим эту девицу продать нам свой участок, то у нас окажется целая прибрежная полоса! Понимаете?
        - Не понимаю.
        - Слушайте дальше! Огороды не дают никакого дохода. Прежде чем урожай созревает, там успевают побывать мальчишки и козы. А я нашел покупателя, который нам за эту землю заплатит десять тысяч монет! Нет, двадцать!
        - Не меньше тридцати! - не утерпев, вставил Сервантус.
        - Сказки, - усомнился комиссар. - Кому нужны эти паршивые огороды?
        - Расчет, сын мой. Точный расчет, - веско вступился отец Кукаре. - Покупатель солидный.
        - Кто это? - спросил комиссар.
        Проверив, нет ли кого у ворот гаража, аптекарь шепотом изложил свою идею…

…Диньдон продолжал страдать. Неутоленное любопытство жгло горожан. В пятницу вечером неизвестный злоумышленник швырнул увесистый булыжник в окно «Помпеи». Это послужило сигналом к началу волнений в городе…
        Первой жертвой оказались цветы красавицы Веи. Кто-то сказал, что Моторолли видели у нее. Толпа немедленно бросилась к уютному домику учительницы, прятавшемуся за густыми побегами плюща. Цветы на клумбах были беспощадно вытоптаны.
        Вея вышла на крыльцо, кутаясь в мохнатый халат.
        Насмешливо оглядев возбужденных мужчин, она спросила:
        - Все сразу ко мне в гости?
        - Без шуток, Вея! - потребовал продавец Крах, известный своей несгибаемой принципиальностью, благодаря которой он превосходно умел ссориться, но никак не мог научиться мириться. - Без шуток! Мы пришли по очень серьезному делу, и попрошу вас…
        Но девушка была не из пугливых. Она спокойно уселась на перила, продемонстрировав желающим свои длинные ноги. Халат на груди чуть-чуть приоткрылся, ровно настолько, чтобы в рядах осаждавших началось легкое брожение.
        - Что случилось в Диньдоне, если все славные идальго ополчились против одинокой девушки? - улыбнувшись, спросила Вея.
        - Скажите нам прямо! - потребовал Крах. - У вас был сейчас Моторолли?
        - А почему я должна вам говорить?
        Грубияна быстро оттеснил учитель музыки Дискантье. Добродушное учительское личико, над которым легкомысленно торчала редкая седая прядка, расплывалось в любезной улыбке. Дискантье никогда ни с кем не ссорился. В городе высоко ценили это редкое качество и всегда приглашали доброго музыканта для третейского разбора возникавших конфликтов. Скажем, никто лучше его не мог установить, кому принадлежала спорная курица - нарушитель пограничной линии, разделявшей соседние дворы. Спор всегда заканчивался тем, что каждая сторона оставалась при своем мнении, а курица попадала на сковороду. Вечер завершался ужином, за которым примирившиеся стороны подробно обсуждали достоинства курицы и недостатки американской внешней политики.
        Учитель нежно погладил руку девушки и сказал:
        - Деточка, вы не представляете, как все мы вас любим…
        - Представляю, - милостиво возразила Вея.
        - Вы же знаете, милочка, вот уже неделю город волнуется. Нас беспокоит странное поведение наших виднейших сограждан. Радость вы наша! Мы думали, уважаемый Моторолли поделился с вами. Мы очень просим рассказать эту новость…
        - Боюсь, разочарую вас, господа, - ответила девушка. - Моторолли в самом деле ко мне заходил. Но ничего не рассказывал, а только предложил продать ему мой огород. Вот и все.
        - А вы?
        - Наверное, продам. Вы же знаете, господа, в нашем Диньдоне ничего бесплатно не дают…
        - А какую сумму предлагал аптекарь? - поинтересовался кто-то из мужчин.
        - Это уж мое дело! - отрезала девушка. - Спокойной ночи, господа!
        Мужчины вышли за ограду. Сообщение учительницы обстановки не прояснило. Спорщики начали совещаться.
        - Я предлагаю организовать демонстрацию протеста! - вдруг крикнул принципиальный Крах.
        - Сейчас уже темно, - заметил рассудительный Дискантье.
        - Тогда факельное шествие! - не сдавался Крах.
        Но прохладный ночной ветерок, сбегавший с холмов, подступавших к городу, быстро остудил горячие головы. Все разошлись по домам. Сгибаясь под тяжестью лотка, побрел домой и продавец Крах…

6
        Рабочий день в пятиугольном здании военного министерства начался ровно в девять. Прозвенел звонок, и тысячи сотрудников, разложив на столах бумаги, взялись за работу. Взялся за работу и лейтенант Микки Маус.
        Микки был самым незаметным лейтенантом среди всех лейтенантов военного министерства. Он обладал самой заурядной внешностью, на которой единственно ярким пятном были уши, торчавшие словно ручки у сахарницы. И обязанности у Микки тоже были самые что ни на есть пустяковые. Ежедневно он должен был проверять содержимое мусорных корзин и содержание местных газет, чтобы через них случайно не просочилась военная тайна.

«Из мусорной корзины капитанских погон не достанешь», - грустно размышлял Микки, машинально листая страницы свежего номера газеты «Лимонинг пост».
        Но в это утро судьба пожалела неприметного лейтенанта. На девятой странице она подсунула ему большую рекламу, сообщавшую человечеству о непревзойденных бюстгальтерах фасона «Кентавр». Микки с интересом принялся разглядывать пояснительные иллюстрации и вдруг наткнулся на маленькое, тиснутое убористым шрифтом объявление:
        Вниманию заинтересованных лиц!
        В ЕВРОПЕ по сходной цене продается ПРИБРЕЖНАЯ ПОЛОСА. Пригодна для возведения военной базы. Хороший климат. Превосходный вид на море. С предложениями обращаться:
        Диньдон, Королевская улица, Моторолли.
        Аккуратно вырезав объявление, Микки наклеил его на чистый лист бумаги и пошел к начальнику отдела - бригадному генералу Догу.
        Войдя в приемную, лейтенант подошел к свежевыкрашенной белокурой секретарше Мэйси, неуклюже сказал, что при всем желании сегодня ей не дать больше двадцати, и, кивнув на закрытую дверь кабинета, спросил:
        - А что, Мэйси, старик у себя?
        - У себя, - ответила секретарша. Постучав, лейтенант заглянул в кабинет.
        - Кто там? - недовольно пробасил генерал Дог, пытаясь незаметно сунуть в ящик стола толстый каталог торгового дома Сирса.
        - Лейтенант Микки Маус явился по делу! - доложил Микки, нерешительно ступив в кабинет.
        - Какие у тебя могут быть ко мне дела? - недоверчиво спросил генерал.
        Микки подошел к столу и положил перед генералом необычное объявление.
        - Я думал, сэр, вас может заинтересовать… Извините, сэр, возможно, я ошибаюсь…
        Генерал пробежал глазами вырезку и вскочил, будто его кольнуло пружиной кресла.
        - Осел! Что же ты раньше молчал!
        - Извините, сэр, я только что прочитал, - начал оправдываться Микки. В душе он уже себя крыл последними словами за то, что связался с этим дурацким объявлением.
        А генерал Дог, вытаращив глаза, так стукнул по звонку, что Мэйси пулей влетела в кабинет.
        - Всех ко мне! - рявкнул генерал. - Живо!
        Сотрудники отдела один за другим начали вбегать в кабинет. Схватив на бегу приказания, они, словно рассыпанный горох, бросались в разные стороны.
        - Изъять газетный номер из продажи!
        - Установить, кто дал объявление!
        - Отыскать на карте Диньдон!
        Лейтенант Микки Маус, пользуясь суматохой, спрятался за широкую спину Мэйси. Ему уже рисовались самые мрачные перспективы вплоть до увольнения из министерства и даже разжалования. Вдруг он услышал рокочущий бас генерала:
        - Поздравьте лейтенанта Мауса! На своем скромном посту он принес неоценимую пользу отечеству! Лейтенант, за мной!
        И генерал выбежал из кабинета. Ничего не понимая, не поспевая за событиями, Микки Маус бросился за ним, стараясь не терять из виду генеральскую спину. Его шеф галопом мчался по коридорам, потрясая злополучным объявлением. И всюду, где только он ни появлялся, начиналась восторженная паника. Военные всех мастей хватались за карты и атласы. Три или четыре этажа военного министерства уже гудели, как растревоженный улей.
        Время от времени генерал вспоминал о Микки, подзывал его к себе и показывал любопытным как диковинного зверя. Неумело кланяясь, Микки неловко улыбался и краснел до ушей. Больше всех его напугал старый толстый генерал, грудь которого была прикрыта пестрым щитом орденских нашивок. Мельком взглянув на маленький глобус, генерал ткнул пальцем в живот Микки и внушительно сказал:
        - У вас, лейтенант, стратегический склад ума! Точка выбрана на редкость удачно…
        Шумиха кончилась так же внезапно, как и началась. Перед солидной дверью с табличкой «Заместитель министра» военные смолкли. Оправив мундиры, в кабинет вошли четыре генерала. Один из них кивнул генералу Догу и поманил Микки Мауса. Остальные остались за дверью.
        В таком огромном кабинете лейтенант еще никогда не был. Микки с трудом разглядел в другом конце зала одинокого человека, сидевшего за бесконечно огромным письменным столом. Разноцветные телефоны, переплетаясь шнурами, казалось, взяли стол в плотное кольцо окружения. По-видимому, чтобы не заблудиться среди паркетных просторов, к столу вела узкая ковровая дорожка. Пол по обе стороны от нее напоминал каток.
        Больше всего Микки боялся поскользнуться. Неуверенно переставляя негнущиеся от страха ноги, он робко шагал за генералами. Наконец процессия достигла стола. Заместитель министра прочитал вырезку и повернул белую ручку, торчавшую в углу стола. Одна из стен кабинета сдвинулась, открыв многометровую карту. В правом верхнем углу карты матово мерцал большой экран.
        - Речь идет о Европе? - спросил заместитель министра, подойдя к карте.
        Генералы дружно закивали головами. Микки тоже на всякий случай кивнул.
        Но на лейтенанта никто не обращал внимания. И постепенно он начал приходить в себя. Скоро он уже был в состоянии следить за негромким разговором.
        Генерал Дог с длинной указкой в руках четко излагал стратегические и тактические выгоды местоположения Диньдона.
        - …таким образом, будучи защищен с севера невысоким холмом, а с юга неглубоким болотом, Диньдон превращается в неуязвимую крепость, в аванпост свободного мира…
        Микки диву давался - как это быстро генерал сумел оценить достоинства Диньдона и его окрестностей. Сам Микки пока еще даже не успел сообразить, в какой европейской стране находится этот городишко…
        - Меня удивляет, господа, - продолжал между тем генерал Дог, - что наш генеральный штаб, разрабатывая план освоения европейского континента, упустил огромные возможности данного района…
        - Но Диньдона нет на наших картах! - попытался оправдаться один из генералов.
        - Тем хуже для вас! - осуждающе пролаял генерал Дог. - Даже школьнику ясно, что в нашей оборонительно-наступательной цепи Диньдону принадлежит узловое значение! Предположим, противнику удастся вывести из строя все наши базы, расположенные севернее, и остальные базы, расположенные южнее. Тогда Диньдон останется посредине. Это будет единственный пост, стоящий на страже свободного мира! Вы представляете, господа, всю глубину опасности, если бы Диньдона не было на месте…
        Там, где конец указки касался карты, на ней вспыхивали разноцветные точки, линии, пунктиры, мелькали яркие ниточки границ, звездочки городов, портов, аэродромов. Микки зачарованно смотрел на сверкавшую стену. Она казалась ему волшебной рождественской витриной, полной соблазнительного товара…
        - Сейчас мы проверим, насколько ваш интересный рассказ совпадает с данными справочника, - сказал генералу Догу заместитель министра и подошел к изящному пульту, стоявшему у стены. - Господа, этот электронно-счетный справочник, названный «Фиником», является новейшим достижением компании «Вежеталь-Электрик». Достаточно произнести название любого пункта на земле, как на экране появится пояснительный текст. «Финик» абсолютно точен и объективен…
        Заместитель министра наклонился к прибору и внятно произнес:
        - Финик, Диньдон!
        Экран засветился ярче, но никакого текста на нем не появилось.
        - Диньдон! - громче повторил заместитель министра.
        Экран снова мигнул, но текста на нем по-прежнему не было.
        - Диньдон! - рявкнул генерал Дог, желая помочь начальству.
        Экран вспыхнул и медленно погас, будто отживший свой век кинескоп телевизора.
        - Понятия не имею о вашем Диньдоне! - раздраженно сказал прибор.
        Генералы переглянулись.
        - Надо полагать, у человечества нет никаких данных об этом городе, - заметил один из генералов. - Это еще раз говорит в пользу Диньдона. Чем незаметней, тем лучше.
        - Справедливо, - согласился заместитель министра. - Приказываю: это дело причислить к делам особой секретности. Помните, если сведения о Диньдоне попадут в руки противника… или, что еще хуже, - в руки морского министерства, все пропало. Моряки - наш самый серьезный конкурент. Учтите, они могут предложить лучшую цену…
        - Меры приняты! - успокоил генерал Дог. - Я уже приказал изъять этот номер газеты.
        - Напрасно, - поморщился заместитель министра. - В морском ведомстве обычно газет не читают. А вот теперь, несомненно, начнут доискиваться, почему мы наложили запрет на газету. Следовательно, их надо опередить…
        - А государственный департамент? Пожалуй, надо проконсультироваться… - неуверенно предложил тот самый генерал, который обнаружил у Микки стратегический склад ума. - Все-таки речь идет об иностранной территории…
        - Ничего подобного! - возразил другой генерал. - Речь идет о коммерческой сделке. Нам предлагают купить, мы покупаем. Госдепартамент будет тянуть, изучать, давать пресс-конференции, вызывать послов из Европы. Дело, как всегда, кончится шумным скандалом.
        Заместитель министра вернулся к столу и постучал по нему карандашом. В кабинете стало так тихо, что Микки даже задержал дыхание: боялся - услышит начальство.
        - Господа! - сказал заместитель министра. - Знаменательный факт! Европа поворачивается к нам лицом! Впервые не мы предлагаем, а нам предлагают строить базу!.. Какие будут соображения?
        И тут Микки Маус совершенно неожиданно для самого себя открыл рот и громко сказал:
        - Господа, нужно строить!
        Заместитель министра, по-видимому, впервые заметил скромного лейтенанта. Изумленно осмотрев его нескладную фигуру, он спросил:
        - А кто это?
        Микки молил бога, чтобы бетонные междуэтажные перекрытия разверзлись и он провалился бы вниз. Но снова, не повинуясь лейтенантской воле, рот сам собой открылся и бодро доложил:
        - Лейтенант Микки Маус!
        Генерал, увешанный орденскими колодками, пояснил:
        - Лейтенант первым самостоятельно оценил значение Диньдона. Мне кажется, такой независимый и глубокий анализ говорит о незаурядных военных способностях молодого человека.
        - Безупречно служит, - поддержал генерал Дог. - Находчив и расторопен. Достоин повышения в чине.
        После некоторого раздумья заместитель министра протянул Микки руку:
        - Поздравляю вас со званием капитана! Назначаю капитана Мауса комендантом новой армейской базы в Диньдоне. Но помните, капитан, действовать нужно обдуманно. Диньдон в Европе. А в Европе каждый солдат - прежде всего политик. И, наоборот, каждый политик… Впрочем, это не имеет значения. Будьте там политиком.
        Микки Маус обещал быть в Европе политиком. Голова у него шла кругом.

7
        К приезду покупателей все было готово. Горожане уже знали, что в Диньдоне основана коммерческая ассоциация по эксплуатации побережья, сокращенно - КАП. В КАП вошли: отец Кукаре, ресторатор Сервантус, комиссар полиции Фьють. Председателем единогласно был избран аптекарь Моторолли. По этому случаю он произнес яркую речь, в которой подробно описал блистательные перспективы, открывавшиеся перед членами ассоциации. Отцу Кукаре аптекарь обещал в самом скором времени сан епископа. Другу Сервантусу - роскошный трехэтажный отель на главной улице. А комиссара Фьють, вне всякого сомненья, ждал «кадиллак» последней модели…
        Аптекарь говорил около полутора часов. В конце выступления две-три фразы он посвятил благополучию и процветанию Диньдона…
        В ту самую минуту, когда Моторолли, окончив речь, устало опустился на стул, от столичного перрона отошел пассажирский поезд № 33. Такие поезда, набитые крестьянами, возвращающимися с базаров, старушками, совершающими ежегодные путешествия к сыновьям, и полунищими коммивояжерами, обычно отправляются глубокой ночью, чтобы не мешать сверкающим лаком дневным экспрессам. Они неторопливо плетутся по рельсам, астматически кряхтят на подъемах, то и дело останавливаются, используя каждый удобный случай - будь то закрытый семафор или всеми забытый полустанок…
        Капитана Микки Мауса раздражал дряхлый грязный вагон. Только что совершив в роскошном реактивном лайнере молниеносный перелет через океан, он теперь никак не мог смириться с тем, что последние десятки километров, отделявшие от цели, вынужден тащиться со скоростью, едва ли превышавшей пятнадцать миль в час. Но иного выхода не было.
        Агентство путешествий «Глобус», отлично осведомленное о всех способах передвижения на земном шаре, в ответ на запрос военного министерства сообщило, что в Диньдон можно попасть: либо воспользовавшись поездом № 33, который курсировал дважды в неделю, либо спрыгнув на парашюте, либо, добравшись на автобусе до центра округа, следовать дальше на муле, являющемся основным транспортным средством в этом районе.
        От варианта с мулом капитан наотрез отказался, ссылаясь на то, что в программу военного училища, которое он окончил, кавалерийская подготовка не входила. Парашют был отвергнут управлением разведки из опасений, что его появление в окрестностях Диньдона могло привлечь внимание газетчиков и прочих левых элементов. Капитану было приказано следовать поездом.

«В Европе солдат - прежде всего политик…» Вспомнив наказ заместителя министра, Микки принялся перелистывать разговорник. Три дня назад он всерьез начал изучать язык страны, в которой, по-видимому, ему придется осесть надолго.

«Слишком дорого», - старательно зубрил Микки, - «Не бейте меня, я иностранец», «Я буду жаловаться»…
        От этого полезного занятия капитана оторвал негромкий стук приоткрывшейся двери. Поезд стоял на какой-то невзрачной станции, едва освещенной бледной луной. В куне заглядывала веселая голова с буйной черной копной волос. Голова подмигнула Микки, улыбнулась, показав два ряда белоснежных зубов, и спросила:
        - Не помешаю?
        Не дожидаясь ответа, в купе забрался молодой парень в сером поношенном костюме.
        - Кондуктор уже был? - спросил парень, плотно закрыв за собой дверь купе.
        Микки понял только одно слово - «кондуктор». Он открыл разговорник, отыскал нужную страницу и по складам прочитал:
        - «Какой европейский язык вы знаете? Английский, немецкий, французский?»
        - О, да вы иностранец! - удивился парень. - Ду ю спик инглиш?
        Микки обрадовался: парень довольно сносно говорил по-английски. А ведь даже самый плохой собеседник лучше хорошей, но скучной дороги.
        - Кто вы такой? - поинтересовался Микки.
        - О, я великий неудачник! - последовал шутливый ответ. - Я никак не могу наладить свои отношения с богом. Он постоянно меня наказывает. Можно подумать, что у господа нет других забот. Представляете, что бы я ни предпринял, все оборачивается против меня.
        - Подумайте! - искренне удивился Микки.
        - Уверяю вас! Достаточно мне сделать шаг, как бог, вместо того чтобы направить на путь истинный, толкает в спину, и я делаю второй шаг. Потом третий, четвертый…
        - Ну и что?
        - И очень скоро попадаю в дурацкое положение.
        - Не хотите ли сигарету? - предложил Микки, чтобы как-нибудь выразить расположение к этому чудаку.
        - Охотно. - Бровастый парень повертел в руках иностранную сигарету, закурил, с удовольствием затянулся несколько раз и продолжил рассказ: - После окончания лицея, как говорил мой отец, я вышел в люди. С тех пор два года уже иду и никак не могу остановиться. Только устроюсь на работу, как бог выкидывает со мной очередную штуку и меня немедленно выгоняют за ворота.
        - Не унывайте, - посоветовал Микки. - Я тоже знаю, что такое неудачи.
        - Унывать не умею, - признался черноголовый и вдруг замолчал, прислушиваясь к шуму в соседнем купе.
        - Прошу билеты! - донеслось оттуда.
        - Кондуктор! - шепнул парень и схватил газету, лежавшую у Микки на коленях. - Самый верный способ, если не хочешь объясняться с кондуктором, - это спать. Я сплю…
        Парень примостился в углу дивана и прикрыл лицо газетой. Тотчас в купе вошел кондуктор. Пожелав Микки доброго вечера, он просмотрел его билет и сказал:
        - У вас до Диньдона. Следующая остановка.
        Затем, внимательно оглядев спящего пассажира, прикрытого газетным листом, железнодорожник медленно прочитал название иностранной газеты:
        - «Лимонинг пост»… Терпеть не могу этих господ! Разлегся, как у себя дома! - Кондуктор резко дернул спящего за рукав: - Вы не проспите, мистер?
        Парень, по-видимому, понял, что притворяться бесполезно. Он отстранил газету и четко сказал:
        - Я не мистер!
        Опешив от неожиданности, кондуктор сразу же подобрел.
        - Простите, пожалуйста. Я принял вас за американца.
        - Никогда им не был, - улыбнулся в ответ парень и снова откинулся на спинку дивана, давая понять, что разговор окончен Но от кондуктора было не так легко отвязаться.
        - Предъявите ваш билет.
        Парень снова высунулся из-за газеты.
        - Оставьте меня в покое! Я же вам сказал, что я не американец! Эта газета у меня случайно! Нельзя же из-за пустяка требовать у человека билет!
        - Это хорошо, что вы не американец. Американцев я никогда не прошу предъявлять билеты. У них есть деньги, и они всегда ездят по билетам. Я их только бужу, не даю спать…
        - Но вы же меня разбудили! Что вам еще надо!
        - Билет!
        - Но я же вам сказал, что я не американец!
        - Именно поэтому предъявите билет!
        - Тогда я американец! - парень снова закрылся газетой.
        - Я вижу, какой вы американец, - упрямо сказал кондуктор. - Немедленно давайте билет или на ближайшей станции я вас сдам полиции!
        - Вот она, наша демократия! - закричал парень, обращаясь к Микки. Он явно рассчитывал на сочувствие. - Американцы могут ездить без билета, а я в своей собственной стране не могу позволить себе такую роскошь!..
        Микки не понимал ни слова. Он вытаращил глаза и изумленно переводил их с одного на другого.
        - Вы оскорбили мое достоинство гражданина! - возмущался парень, пытаясь оттеснить кондуктора от выхода из купе.
        - Давайте билет, и я оставлю в покое ваше достоинство! - требовал кондуктор.
        За окном мелькнули редкие огоньки. Вагон явно замедлял ход.
        - Диньдон! - объявил кондуктор и потянул черноголового парня за собой.
        - Видите, какой я неудачник! Надо же было схватить именно эту газету! - Веселый парень кивнул на прощанье Микки и вышел из купе.
        Капитан быстро собрал вещи, накинул плащ, поправил перед зеркалом шляпу - он еще не успел привыкнуть к штатскому одеянию - и во всеоружии ступил на землю Диньдона.
        Без пяти девять полицейский Филипа с трудом растолкал черноголового парня, безмятежно спавшего на скамье.
        - Вставай, господин комиссар идет!
        Парень неохотно встал, потянулся, оглядел полицейский участок и строго спросил:
        - А где кофе?
        - Кофе? - Филипа растерялся, но, сообразив, что парень шутит, рассердился. - Сейчас господин комиссар покажет тебе кофе!
        В подтверждение за дверью грозно загудела железная лестница. Ровно в девять дверь открылась и в участок величественно вошел комиссар Фьють. Он прошел мимо парня, будто того и не было в комнате, уселся за стол, раскрыл книгу происшествий и прочитал короткое донесение о задержании неизвестного лица мужского пола без особых примет за безбилетный проезд в поезде № 33.
        Фьють сурово посмотрел на парня, беззаботно облокотившегося на деревянный барьер, и металлическим голосом сообщил:
        - За проезд без билета - штраф пять монет или две недели отсидки…
        - Ни того, ни другого, - улыбнувшись, ответил парень. - Видите ли, уважаемый господин комиссар, денег у меня нет. Свободного времени тоже…
        Комиссар хотел было резко одернуть наглеца, но вдруг заметил у него в руках иностранную газету. Это показалось ему необычным. Все безбилетники, которых прежде доставляли в участок, выдумывали незатейливые истории об утерянных билетах и украденных бумажниках, канючили, умоляли. А этот черноголовый держится независимо, все время улыбается, заявил, что у него нет свободного времени. И эта газета…
        - Что такое? - спросил Фьють, показав на газету.
        - «Лимонинг пост». Собственно, из-за этой газеты я к вам и попал…
        - Вы попали к нам из-за газеты?
        Смутная догадка мелькнула в комиссаровой голове.
        Еще не веря ей, Фьють нерешительно спросил:
        - А что, в этой газете написано про наш город?
        - Есть тут одно объявление… - многозначительно, как показалось комиссару, ответил парень, разворачивая газету.
        - О продаже земли? - стараясь не показать волнения, медленно произнес комиссар. - Королевская улица, Моторолли?
        Парень заглянул в газету.
        - Точно, господин комиссар. Моторолли…
        - Так что же вы сразу не сказали! - Фьють вскочил и радостно протянул парню руки.
        - Я тоже имею к этому отношение. Филипа, немедленно беги в «Помпею», пусть Сервантус готовит завтрак. Кофе и все что нужно. Быстро!.. Да, скажи, что я сейчас приду с господином по поводу огородов…
        Филипа моментально исчез за дверью. Дождавшись, пока гулкая лестница проводила полицейского, комиссар хитро подмигнул парню:
        - А здорово вы работаете! Прекрасно владеете нашим языком. Одежда как у самого настоящего безработного. Школа!
        - Приходится, - скромно улыбнулся парень.
        - Я понимаю, понимаю… В этом деле не нужно лишней огласки. Что вы скажете, если мы сначала позавтракаем, а потом приступим?
        - Хотел бы я видеть человека, который в моем положении отказался бы от завтрака…
        - Вот и хорошо. Тогда начнем с кофе!..
        Когда Фьють и парень вошли в «Помпею», Сервантус колдовал за стойкой, сбивая немыслимо сложный коктейль. Увидев гостей, он бросился навстречу и церемонно представился:
        - Коммерсант Сервантус, член КАП.
        Парень одобрительно оглядел громадную тушу ресторатора и сказал:
        - Вы очень напоминаете мне моего дядю. Он тоже коммерсант. Его специальность - подержанные автопокрышки…
        - Подержанные… - понимающе улыбнулся Фьють.
        - Зовите меня просто Трей, - предложил парень, пожимая мощную лапу ресторатора.
        - Конспирация, - шепотом пояснил комиссар.
        Сервантус подвел гостей к роскошно накрытому столику.
        - Прошу вас, господа.
        Парень не заставил себя упрашивать. Он уселся за столик и мигом разрушил его торжественное великолепие. Накрахмаленную салфетку, стоявшую, словно часовой, у тарелки, бросил себе на колени, сразу же перепутал ножи, вилки и рюмки и, будто опустошительный ураган, пронесся над блюдами с закуской.

«Не умеют у них ценить этикет, - скорбно подумал Сервантус, поглядывая на Трея, с аппетитом обрушившегося на яичницу. - У нас в Старом свете завтрак выглядит пристойней».
        Комиссару не терпелось приступить к разговору. Он подозвал Филипа, которого ресторатор на радостях угостил кружкой пива, и приказал ему сбегать за Моторолли. Полицейский одним глотком покончил с пивом, собираясь выполнить приказание, но в этот момент аптекарь сам вошел в «Помпею». Еще с порога, не заметив незнакомца, он закричал:
        - Друзья! У меня великая новость!
        - Вы опоздали! - весело отозвался комиссар. - Новость кончает завтракать…
        Взяв аптекаря под руку, комиссар подвел его к столику, успев по дороге шепнуть, что этот молодой человек - племянник крупного фабриканта автомобильных покрышек - прибыл в Диньдон по поводу их объявления…
        - Разрешите вам представить господина Моторолли, - подталкивая растерянного аптекаря к завтракавшему парню, сказал комиссар. - Он председатель КАП.
        - А что такое КАП? - рассеянно спросил Трей, намазывая джемом огромный кусок хлеба.
        - КАП - это коммерческая ассоциация по эксплуатации побережья, - машинально пояснил аптекарь. Он все еще не мог оправиться от сообщения комиссара.
        Незаметно отозвав друзей, аптекарь, глотая слова, быстро проговорил:
        - Вчера поздно ночью… вернее, сегодня рано утром ко мне пожаловал капитан Микки Маус. Он прилетел из-за океана. У него полномочия вести с нами переговоры…
        Теперь настала очередь изумиться комиссару и ресторатору.
        - С чего вы взяли, что этот тип приехал строить базу - растерянно спросил Сервантус у комиссара.
        - Он сам мне сказал.
        Комиссар поспешно вернулся к столицу.
        - Послушайте, милейший, у вас газетка сохранилась? - любезно спросил Фьють у парня. - Вы действительно попали к нам из-за газеты?
        - А как же! Если бы не эта газета, я бы здесь не завтракал! - похлопав себя по карману, парень увлеченно занялся солидным куском торта. Он не обращал ни малейшего внимания на перешептывания друзей.
        Сервантус попытался вслух убедить самого себя:
        - Видно, это их тайный агент…
        Фьють быстро принял решение. Моторолли пусть возвращается домой и глаз не спускает со своего Микки Мауса. Они с Сервантусом задержат этого парня, а Филипа немедленно отправится за отцом Кукаре. Всем вместе легче решить, что делать…
        Филипа рысью помчался за священником. Когда отец Кукаре пришел в «Помпею», он увидел довольно странную сцену. Высокий черноволосый парень, смеясь, порывался встать из-за стола, а комиссар и ресторатор чуть ли не насильно удерживали его на месте, уговаривая съесть еще хоть кусочек.
        - Впервые попадаю в такой гостеприимный город! - говорил парень. - Но я уже наелся на неделю вперед!
        Комиссар быстро обрисовал священнику обстановку. Отец Кукаре ненадолго задумался.
        - Я предлагаю свести их вместе, - предложил он. - Мы сразу узнаем, кто самозванец.
        Трея познакомили с отцом Кукаре и предложили пойти к аптекарю.
        - Это близко, через дорогу, - объяснил комиссар. - Сядем, поговорим спокойно…
        - Охотно, господа, - Трей первым пошел к выходу. - Боюсь только, что господин Сервантус быстро прогорит, если будет получать за такие завтраки не звонкой монетой, а разговорами…
        Все уже вышли на улицу, когда тугодум Сервантус успокоил парня:
        - Не прогорю. Этот завтрак пойдет за счет КАП.
        - А обед? - предусмотрительно спросил Трей.
        - И обед тоже.
        - Если договоримся, - пошутил отец Кукаре.
        - Договоримся?.. Ну что ж, я человек покладистый.
        Улыбаясь, Трей широко ступал по мраморным ступеням, которые вели к блестящей стеклянной двери аптеки. Дойдя до львов, охранявших аптекарское благополучие, молодой человек остановился, поставил ногу на голову одного из них, нагнулся и тщательно завязал шнурок ботинка. Выскочивший навстречу аптекарь подхватил его под руку:
        - Прошу!
        Когда гости прошли, Моторолли подскочил к попранному льву, вытер платком его голову и побежал вслед за остальными.
        Капитан Микки Маус ждал. Он сидел в гостиной Моторолли за круглым обеденным столом и нетерпеливо барабанил пальцами по скатерти. Он уже знал, что сейчас придут владельцы земли, с которыми ему придется вести переговоры. Микки волновался, хотя пока все шло благополучно, если не считать прозрачных намеков этого провинциального аптекаря. Не удержавшись, Моторолли раза два уже успел сказать, что настоящая цена ему известна…
        Дверь наконец открылась, и первым показался знакомый веселый попутчик. Увидев его, Микки обрадовался.
        - Дружище! Вы тоже в этой компании!
        - А как же без меня?! - хохотал черноголовый. - Но вы не забыли, что я неудачник? Значит, дела не будет!
        - Будет! - смеялся Микки.
        Пока Трей и капитан хлопали друг друга по спине, члены КАП переглядывались.
        - Я же говорил, они вместе, - обрадовался комиссар.
        - Дети мои, - шептал отец Кукаре, - не меньше тридцати тысяч монет!..
        - Сто тысяч! - выдохнул Сервантус.
        - Не увлекайтесь, господа, - едва разжимая губы, предупредил Моторолли. - Это же почти пятьдесят тысяч долларов. Сумма!..
        Минут через пять все уселись за стол. Микки и Трей сели рядом, члены КАП расположились напротив них. Вошла молодая служанка, поставила на стол бутылки с водой, стрельнула смешливым взором по серьезным лицам, задержала взгляд на интересном парне, заметив, что он ей подмигнул, покраснела и выскочила из комнаты.
        Когда за служанкой закрылась дверь, аптекарь встал, гмыкнул, пробуя голос, и сказал:
        - Господа, предлагаю начать переговоры!
        В комнате установилась торжественная тишина международной конференции…

9
        Микки расстегнул английскую булавку, которой был заколот внутренний карман пиджака, достал из него пухлый пакет с инструкциями и разложил бумаги перед собой.
        - Прежде всего я хочу знать, - подумав, сказал Микки, - почему вы решили продать землю именно под военную базу? Не под сыроварню или фабрику детских игрушек, а для возведения оборонительно-наступательных сооружений?
        Члены КАП переглянулись. Отец Кукаре открыл было рот, но аптекарь опередил.
        - Простой коммерческий расчет, - ответил Моторолли. - Мы люди грамотные, газеты читаем. Земля под базы - дефицит. Она под ногами не валяется. Мы уверены, что ваше правительство не пропустит такой выгодной сделки…
        Моторолли горделиво оглядел своих союзников. В душе он уже жалел, что посвятил свою жизнь пробиркам и пузырькам, предварительно не проверив своих способностей на дипломатическом поприще.
        Удовлетворившись ответом, капитан Микки Маус поинтересовался размером участка.
        - Четыре километра в длину, два в ширину, - сообщил аптекарь.
        Вытащив авторучку, капитан помножил четыре на два и быстро установил:
        - Восемь… Восемь квадратных километров.
        - Совершенно верно, - подтвердил Сервантус. - К тому же это не просто земля, а береговая полоса. А в одном месте даже есть чудесный дикий пляж. Песок словно просеянный…
        - Пляж - это хорошо, - вставил Трей. - Что может быть лучше пляжа в хорошую погоду?
        Микки настороженно посмотрел на парня и перебил:
        - Господа, участок, как видите, очень мал. Следовательно, нам придется строить вверх, а не вширь. Многоэтажные здания с военной точки зрения хуже одноэтажных. Они заметнее, сразу бросаются в глаза. Это снижает ценность земли.
        Члены КАП обеспокоенно переглянулись.
        - Но ведь можно строить и вниз. Не обязательно вверх, - вдруг улыбнулся Трей. - Вверх - вниз… Такое прекрасное утро, господа, а вы сидите за столом!
        Моторолли моментально использовал удачную подсказку Трея. Обращаясь к капитану, он поспешно сказал:
        - Насколько я знаю, в военном деле сейчас мода на подземные сооружения. Вы будете копать вниз! Иначе мы и не предполагали. Только вниз…
        - Вообще, как вы будете копать, - вниз или вверх - нас не касается, - заметил Сервантус. - Наше дело продать, ваше дело купить…
        Священник незаметно наступил ему на ногу и шепнул:
        - Сын мой, пусть говорит Моторолли. Он прирожденный политик…
        Сервантус недовольно крякнул, но промолчал.
        - Господа, а сколько бы вы хотели получить за эту землю? - в упор спросил Микки. Замечание Трея привело его в смятение, и свои бумаги он надежно прикрыл руками.
        Члены КАП молчали. Отец Кукаре, чтобы скрыть волненье, полез за своей фляжкой. Ресторатор начал трубно сморкаться. Комиссар смотрел в окно с таким видом, будто все это дело его совершенно не касалось. Боясь продешевить, Моторолли нерешительно выдавил:
        - Мы хотим услышать вашу цену. Но дешевле нашей мы не отдадим…
        Пошарив глазами в инструкциях, Микки сказал:
        - Господа, хочу сразу предупредить - дороже десяти миллионов за квадратный километр мы платить не намерены. Следовательно, восемьдесят миллионов долларов и ни центом больше…
        - Миллионов долларов? - хриплым шепотом переспросил аптекарь и вдруг начал икать.
        - Комиссару дурно! - крикнул Трей и вскочил. Действительно, побледневший Фьють медленно сползал со стула. Не схвати его отец Кукаре за воротник, он свалился бы на пол.
        Переговоры были прерваны. Моторолли побежал за нашатырным спиртом. Вслед за ним выскочили из комнаты святой отец и ресторатор. Забыв о недомогании комиссара, в коридоре они устроили короткое совещание.
        - Сто миллионов! Сто миллионов! - твердил Сервантус, прижав Моторолли к стене. - Господа, за эти деньги мы купим всю республику!..
        - Побойся бога, сын мой, - хрипел отец Кукаре, стараясь оторвать потерявшего голову ресторатора от Моторолли. - За паршивые огороды - сто миллионов! Не зарывайтесь, дети мои! Достаточно девяносто пяти!..
        - Сто! - не уступал Сервантус. - Только пикните, святой отец, я вам!..
        - Пустите меня! - вертелся Моторолли. - Если вы не будете мне мешать, продам за сто двадцать!..
        - Всю жизнь буду молиться за тебя, сын мой! - всхлипнул священник и звонко чмокнул аптекаря в небритую щеку.
        Так и не вспомнив о нашатырном спирте, они вернулись в комнату. Микки невозмутимо листал свои бумаги. Трей суетился возле комиссара, энергично шлепая его по щекам. Фьють открыл затуманенные глаза, посмотрел на парня и тихо пробормотал:
        - За безбилетный проезд… восемь квадратных километров… долларов…
        Опасаясь, что оплошавший чиновник сболтнет лишнее, Моторолли ловко оттеснил парня.
        - Будьте добры, откройте окно. Ему нужен свежий воздух!
        Парень быстро распахнул оконные створки и вдруг, увидев кого-то на улице, замер у подоконника.
        К дому подходила красивая стройная девушка в узких черных брюках и ярком полосатом свитере. На тихой пыльной улочке она выглядела так необыкновенно, что казалось, только что сошла с обложки журнала мод. Если бы не трое типично провинциальных ухажеров, сопровождавших девушку, Трей принял бы ее за мираж. Но мужчины в соломенных шляпах несомненно были реальными фигурами. Один из них нес большую плетеную корзинку богини, другой - ее зонтик с замысловатой гнутой ручкой. Позади всех семенил молодящийся старичок. На длинной цепочке он тащил за собой упиравшуюся черную собачонку, такую мохнатую, что трудно было понять, где голова, а где хвост.
        Заметив интересного парня, высунувшегося из окна, девушка поступила так, как обычно поступают девушки в таких случаях. Она сделала вид, что не видит черноголового, но, поравнявшись с окнами, внезапно обернулась к своим спутникам:
        - Господа, не хочу вас затруднять. Я сама могу дойти до базара.
        Мужчины еще не успели запротестовать, как Трей выпрыгнул из окна, мигом отобрал у старичка собачий поводок, каким-то необыкновенно ловким движением подцепил корзинку и зонтик и, увлекая девушку за собой, попросил ее показать дорогу к базару.
        - Вы, разумеется, не откажете, - говорил парень. - Я здесь человек новый, еще не освоился…
        - Мне кажется, вы очень быстро освоитесь, - улыбнулась прелестная незнакомка.
        Собачонка, попытавшись заартачиться, сразу почувствовала, что имеет дело с решительной рукой, и покорно поплелась за молодой парой.
        Сервантус, видевший из окна эту сцену, крикнул вдогонку:
        - Послушай, Трей, а как же переговоры?
        Парень обернулся и помахал рукой:
        - Я еще скажу свое слово!
        - Ну и шустрый у вас помощник, - медленно подбирая английские слова, сказал ресторатор капитану. - Нашу гордячку Вею в одну секунду подцепил…
        - Трей - хороший парень, - вступился капитан. - Только он не мой помощник вовсе…
        - Как это не ваш? - опешил ресторатор. - А чей?
        - Не знаю. Я думал, Трей - ваш партнер.
        - Наш?
        Сервантус и аптекарь вопросительно уставились на капитана. Микки ответил им тем же.
        Отец Кукаре и пришедший в себя комиссар, не заметив нового препятствия, возникшего на пути переговоров, увлеченно обсуждали, какую долю получит каждый из них.
        - Трея мы видим в первый раз, - наконец проговорил Моторолли. - Он заявил господину Фьють, что приехал по поводу покупки земли.
        - Он приехал покупать землю? - испуганно переспросил Микки.
        - Да.
        - Если он не ваш и не мой?.. - вслух размышлял капитан. - И если он приехал покупать землю?.. Значит… значит, господа…
        На обычно невыразительном личике капитана, как на зкране, четко отразилась тяжелая работа мысли. Его лобик сморщился, на висках выступили бусинки пота. Через некоторое время Микки поднялся и, держась рукой за спинку стула, медленно объявил:
        - Господа, мне все ясно! Поэтому я нуждаюсь в инструкциях!
        Тщательно собрав свои бумажки, иностранный гость вышел. Поднявшись по узенькой лесенке на второй этаж, он разыскал свою комнату, вошел и, закрыв за собой дверь, запер ее на ключ.
        Из чемодана Микки достал плоскую жестяную коробку конфет, поставил ее на стол и открыл крышку. Коробка доверху была наполнена леденцами. Аккуратно выложив конфеты на бумажку, Микки обнажил потайную радиостанцию. Покосившись на дверь, капитан пощелкал кнопками и, склонившись над коробкой, начал тихо говорить:
        - Я - Чайник! Я - Чайник! Совершенно срочно! Тетя заболела. Вызвал восемь врачей. Диагноз не установлен. Консилиум сорвала, я полагаю, сайра. Шлите лекарства. Повторяю. Я - Чайник…

10
        Дело Диньдона, в отличие от прочих дел военного министерства, хранившихся в синих папках, было помещено в ярко-желтую папку с черным жирным грифом «Ультрасекретно». Благодаря этому оно неотвратимо привлекало внимание каждого любопытного. Отдел генерала Дога, которому было поручено хранение дела, стал именоваться спецгруппой
«Панама», а сотрудники группы в целях самого полного сохранения тайны были вычеркнуты не только из списков личного состава армии, но даже из платежных ведомостей…
        Операция «Панама» развивалась строго по намеченному плану. За три дня до приезда Микки Мауса в Диньдон в залив вошел дряхлый греческий транспорт «Автоген», зафрахтованный военным министерством. Он бросил якорь неподалеку от линии горизонта и принялся старательно коптить синее небо. Грязный транспорт, пропахший углем и рыбой, в нежном заливе был так же заметен, как жирная клякса на лакированной открытке. Но никому не могло прийти в голову, что на борту этой старой посудины разместилась военная группа особого назначения.
        Генерал Дог был доволен. Сменив шинель на потрепанный рыбацкий дождевик, он целыми днями торчал на мостике, разглядывая побережье в мощный бинокль. Офицеры спецгруппы и рота пехотинцев, приданная в подкрепление, загорали на палубе, ловили рыбу, играли в карты и по вечерам смотрели кинофильмы из европейской жизни. Если бы не десяток «зеленых беретов», специально обученных действовать в тылу врага, жизнь на «Автогене» напоминала бы сладкий отпуск. Однако «береты», прихваченные на всякий случай, оказались на редкость беспокойными парнями. Они то и дело затевали скандалы, ссорились с командой транспорта, украли чемодан у помощника капитана и в конце концов под вечер третьего дня жестоко избили судового кока. На этом терпение пехотинцев лопнуло, и они выкинули «специалистов» за борт. На «Автогене» воцарилось спокойствие…
        Но уже на следующее утро спокойная обстановка была нарушена радистом-шифровальщиком, с грохотом промчавшимся по железным лесенкам, которые вели на капитанский мостик.
        - Сэр! От Чайника получена радиограмма! - доложил радист, протянув генералу Догу листок. - Я не сумел расшифровать только два слова…
        - Что за слова? - спросил генерал.
        - Чайник сообщает: «я полагаю». В нашем коде, сэр, таких слов нет!
        Подумав, генерал Дог сказал:
        - А может быть, Чайник в самом деле «полагает»? В последнее время капитан стал иногда думать. Возможно, эти слова вовсе не зашифрованы?..
        - Не могу знать! - заявил шифровальщик. - Разрешите идти?
        Отпустив радиста, генерал внимательно прочитал радиограмму. Микки Маус сообщал с берега: «Переговоры начались. Предложил 80 миллионов. Согласия не получено. Сделке помешал, я полагаю, агент морского ведомства. Шлите инструкции».
        Генерал спешно спустился в свою каюту и созвал на совещание старших офицеров. Совещание было коротким. Говорил генерал, остальные слушали.
        - Господа! Вмешательство морского ведомства ставит нас в тяжелое положение. Я вижу единственный выход - надо набавлять цену. Кроме того, я потребую, чтобы руководство нашего министерства опротестовало пиратские действия моряков в сенатской комиссии по военным делам. Пора дать по рукам этим нахалам!..
        Генерал Дог был человеком, у которого слова не расходились с делом. Через несколько минут заработал мощный передатчик спецгруппы. Забивая томные голоса шансонье, сухие сводки погоды, веселую передачу для больных, репортаж с ипподрома и даже биржевые новости, в зфире зазвучал густой генеральский бас:
        - Я - Панама! Я - Панама! Чайнику приказываю увеличить количество врачей. Диагноз установить сегодня. Тетя должна выздороветь…
        Через полчаса на той же волне передавалось длинное непонятное сообщение, в котором то и дело упоминалось слово «сайра». Этой информацией заинтересовалось не только военное министерство, но и морское ведомство, поскольку его сотрудники уже давно анали, что в армейских шифрах название вкусной рыбки обозначает моряков.
        Радиограммы генерала Дога возымела свое действие. Сигналы радиостанции «Панама» были приняты многими коротковолновиками Европы. Об этом появились подробные сообщения в выпусках известий по радио. Видный парижский профессор, объясняя хорошее прохождение радиоволн из Панамы, сослался на прошлогоднюю солнечную активность. А Британская радиовещательная корпорация немедленно включила в свою международную викторину вопрос о необычных радиосигналах. Лицу, которое даст правильное объяснение, в качестве премии был обещан самый дорогой холодильник фирмы «Хувер». Один высокопоставленный чиновник военного министерства, не устояв перед соблазном, сразу попытался связаться по трансатлантическому кабелю с организаторами викторины, но был вовремя обезврежен - агенты Бюро расследований успели перерезать кабель. Часом позже в сенатской комиссии по военным делам заместитель военного министра устроил бурную сцену представителям морского ведомства. Моряки дружно отпирались, ссылаясь на то, что им ничего не известно о существовании Диньдона и тем более - о строительстве там армейской базы. Уличить моряков во лжи не
удалось, но на всякий случай им не поверили. Сенаторы занялись составлением и редактированием заявления, в котором осуждалось порочное поведение морского ведомства, а моряки, воспользовавшись перерывом, бросились на телеграф, помещавшийся в этом же здании. Командующему Средиземноморским флотом было отправлено срочное предписание о посылке в Диньдон трех крейсеров.
        Одновременно в соседнее окошко телеграфа армейцы подали депешу-молнию генералу Догу. Спецгруппе «Панама» было приказано немедленно высадиться на берег и занять оборону на территории будущей базы. Другая телеграмма была послана командующему военно-воздушными силами в Европе. Ему предписывалось перебросить в Диньдон десантную дивизию…
        К счастью для международной обстановки, в это время на телеграф пришел Пат - молодой человек в тщательно отутюженном костюме и мягких тупоносых туфлях. Своей прической, напоминавшей дамский парик, и несколько развязными манерами Пат вполне мог сойти за начинающего киноактера, но на самом деле он служил продавцом в универсальном магазине. Не обратив внимания на ссорившихся военных, молодой человек смело открыл дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» и вошел в аппаратную. Пат не считал себя посторонним: вот уже полгода он успешно ухаживал за контролером Бетти и давно был признан за своего всеми служащими телеграфа.
        Бетти обладала редкой способностью - она умела делать несколько дел сразу. Например, подсчитывая слова в телеграммах, она одновременно успевала закрепить
«поехавший» чулок, улыбнуться старшему контролеру и рассказать подругам, как замечательно они с Патом провели вчерашний вечер. В общем, это была совсем неплохая современная девушка. А представители государственного департамента, без сомненья, сочли бы ее исторической личностью, если бы узнали, как просто Бетти удалось предотвратить в этот день военный конфликт в Диньдоне. Но будучи скромной девушкой и, кроме того, опасаясь потерять работу, Бетти никому не призналась, что утром обнаружила в своей сумочке три телеграммы с отметкой «Особо срочно».
        Первая была адресована командующему Средиземноморским флотом. Вторая - генералу Догу на борт транспорта «Автоген». А третья - командующему военно-воздушными силами в Европе.
        Видно, торопясь накануне в кино, Бетти машинально сунула их в свою сумку…
        Эту ночь Диньдон спал спокойно. Не спало лишь четверо. Не спал Микки Маус, и не спал Моторолли. Они сидели по-прежнему в гостиной аптекаря, сонно таращили друг на друга глаза и время от времени перекидывались короткими фразами.
        - Сто восемьдесят шесть! - предлагал Микки. - И то себе в убыток…
        - Мало! - возражал аптекарь.
        Микки уже шесть раз навещал свою спальню, чтобы получить с «Автогена» новые инструкции.
        Остальные участники переговоров, не выдержав бесконечного сидения за столом, тут же в комнате свалились в тяжелом беспокойном сне. Спали они в разных позах, по-разному храпели, вздыхали, ворочались. Фьють даже дважды плакал во сне.
        Но все члены КАП видели один и тот же сон. Широкая мраморная лестница вела мимо аптекарских бетонных львов куда-то вверх, к подножью огромного монумента. На ступенях лестницы валялись зеленые долларовые бумажки. Друзья нагибались и нагибались, поднимая эти хрустящие бумажные листки, совали их в карманы, за пазуху. Отец Кукаре, задрав сутану, как юбку, собирал деньги в подол…
        Ступенек было великое множество. И зеленые листки с трудом отдирались от холодного мрамора. Болели руки, болела спина. А на самом верху, на золотом постаменте, сидел на золотом коне золотой Моторолли. Размахивая золотой сверкающей саблей, он страшно кричал:
        - Мало! Мало!
        В Моторолли действительно вселился дьявол. Наверное, он воспользовался тем, что отец Кукаре был сражен финансовым сном. Каждый раз, когда Микки Маус, получив по радио новые инструкции, возвращался в гостиную, аптекарь дрожал от страха. Ему казалось, что покупатель сейчас захохочет и сообщит, что это была обычная веселая заокеанская шутка.
        Но Микки входил скорбный, сосредоточенный, садился за стол и тихо говорил:
        - Сто девяносто! Это мое самое последнее слово.
        По-видимому, дьявол именно в этот момент толкал Моторолли под руку, и аптекарь отрицательно качал головой:
        - Мало!
        Диньдон спал спокойно.
        Не спали еще и Трей с Веей. Они сидели на берегу и швыряли камешки в море. Камешки, попрыгав по гребешкам волн, смело ныряли в глубину.
        - Сто девяносто один! Сто девяносто два… - считала девушка. - А почему ты раньше не приезжал к нам в Диньдон?
        - Так если бы я знал, что ты здесь живешь! - говорил парень. - Если бы я знал, что самая чудесная девушка на свете живет в такой дыре… прости, в таком городе…
        Луна на минутку спряталась за тучу, серебристая дорожка на море утонула в волнах, и Трей сразу же потянулся к девушке. Но она отстранилась.
        - Нехорошо, мы только сегодня познакомились, а ты уже лезешь целоваться…
        - Ладно, я подожду, - согласился Трей и швырнул в воду еще один камешек.
        - Двести!
        И в этот момент в небе вспыхнула яркая зеленая звезда. Обгоняя блестящие искры, она ринулась вниз и потерялась в море…
        Микки Маус, увидев из окна зеленую ракету, удовлетворенно вздохнул: генерал Дог с борта «Автогена» приветствовал окончание переговоров.
        Итак, земельный участок в Диньдоне был куплен военным министерством за двести миллионов долларов. Микки задернул штору и лег спать.
        В окне Моторолли тоже вскоре погас свет. Аптекарь провалился в сон мгновенно - без сновидений и мыслей. Он мог спать спокойно. Под подушкой у него лежал украшенный красной квадратной печатью чек. В графе «сумма» было жирно проставлено:
«200 000 000 долларов».
        Не повезло в эту ночь только Трею. Проводив молодую учительницу домой, он пошел в полицейский участок, чтобы скоротать ночь на жесткой скамье. Но на дверях участка висел большой ржавый замок. По-видимому, у комиссара Фьють не нашлось времени позаботиться о ночном дежурстве…
        Парень вернулся к домику Веи и уселся на ступеньку крыльца. Ночь надежно укрыла Диньдон своим черным бесконечно дырявым одеялом…

11
        О том, что телеграфистка Бетти исправила свое упущение, первыми на земном шаре узнали жители Диньдона. Столб дыма, стоявший в море, внезапно двинулся к берегу. Через некоторое время на горизонте показались мачты, затем закопченная труба, под ней грязные палубные надстройки и, наконец, черный ржавый борт. Еще раз наглядно продемонстрировав, что земля кругла, «Автоген» начал осторожно пробираться к берегу. Волны, бесцеремонно раскачивая, подбрасывали транспорт и разбегались в стороны. «Автоген» проваливался вниз, чтобы через минуту снова ринуться к небу.
        Этому пароходу не повезло - он был слишком велик для речных вод и слишком мал для морских. Поэтому малейшая качка выводила судовую команду из строя, а страховые компании из душевного равновесия. Хуже всех приходилось пассажирам. Попав на палубу «Автогена» и ничего не подозревая о коварном характере своего ковчега, первые минуты они простодушно любовались морем и солнцем, но уже через четверть часа намертво цеплялись за поручни и перила, от которых их уже невозможно было оторвать до конца рейса. Между прочим, предусмотрительная пароходная компания на оборотной стороне билетов сообщала мелким шрифтом, что уборка кают я палубы производится по окончании рейса за счет пассажиров. Но в финансовом отделе военного министерства сидели не крохоборы, и условия пароходства были безоговорочно приняты…
        Последний раз жители Диньдона видели настоящий корабль года три-четыре назад, когда в залив забрела роскошная яхта какого-то овощного короля, совершавшего кругосветное путешествие. Уяснив, что между Диньдоном и Дижоном существует некоторая разница и что последний вообще находится на суше в центре Франции, заблудившийся король вернулся на борт своей яхты, и через полчаса белоснежная красавица скрылась за горизонтом…
        Легко понять, что приближавшийся «Автоген», несмотря на свой неказистый вид, был встречен с большим энтузиазмом. Все население высыпало на берег. К счастью для спецгруппы «Панама», веселым волнам на этот раз скоро надоело пачкаться о грязный борт корабля, и они оставили его в покое. Генерал Дог снова ухватился за бинокль и навел его на пеструю толпу аборигенов, приветственно махавших с берега. Они мало чем отличались от соотечественников генерала. Разве лишь тем, что были более худощавы, подвижны и смуглы. На некоторых генерал разглядел очки, а один мальчишка, генерал готов был поклясться, держал в руках настоящий транзистор. Прутик выдвижной антенны нахально блестел на солнце. Помянув недобрым словом знатоков из управления разведки, посоветовавших прихватить с собой для упрочения контактов с населением большой контейнер жевательной резинки, упакованной в яркую фольгу, генерал приказал начать высадку на берег.
        Греческие моряки были уверены, что привезли в Диньдон ботаническую экспедицию. Застыв в удивлении, они смотрели, как «ботаники», натягивая на бегу мундиры и застегивая ремни, выскакивали из кают и строились на верхней палубе.
        Вдруг над одним из холмов поднялся дымовой сигнал. Это капитан Микки Маус, как было условлено заранее, поджег шашку. Он сигнализировал, что десант не встретит вооруженного сопротивления. Ветер подул к морю, и толпу европейцев окутала густая белая пелена. Когда она рассеялась, стало видно, как один за другим, держа винтовки в поднятых над головой руках, выходят на сушу солдаты в незнакомой форме. Мальчишка с приемником отыскал национальную программу, но радио, как всегда в тот час, жизнерадостно передавало родственникам и знакомым имена жертв автомобильных аварий за прошедшие сутки. Никаких экстренных сообщений о начале военных действий в эфире не было…
        Отступив на всякий случаи за ближайшие заборы, мирные горожане старались запомнить все подробности этого бодрого утра. Они предвкушали интересное зрелище. И не ошиблись.
        Иноземные солдаты довольно быстро построились в колонну. Офицеры, вытащив карты, посовещались, наметили маршрут, и военные двинулись к огородам. До них было рукой подать. Кроме того, в кустах неподалеку уже дымилась вторая шашка, подожженная Микки Маусом. Таким образом, была полная гарантия, что колонна не потеряет ориентировку.
        Солдаты не прошли и половины пути, как в воздухе послышался густой гул моторов. Он нарастал и нарастал. Казалось, гудело все небо. Скоро над Диньдоном появились четкие звенья громоздких четырехмоторных самолетов. Один за другим они разворачивались над городом и уходили дальше от берега. Первый самолет еще не успел скрыться из глаз, как от него отделились десятки точек. Они стремительно падали вниз, к земле. Через несколько секунд точки будто замерли в воздухе: над ними разворачивались купола парашютов. Освободившись от начинки, самолеты ложились на обратный курс.
        Десант был выброшен точно. Ветер медленно относил парашютистов к городу. Это была занятная картина. Казалось, над землей, все опускаясь и опускаясь, не спеша плыло белое облако. Оно постепенно таяло. Парашютисты приземлялись на улицах, во дворах, у виноградников.
        Если не считать, что один бедняга опустился на остроконечную верхушку городской башни и повис на ней, запутавшись в стропах, а десятка два искупались в море, то высадка десанта окончилась благополучно.
        Болтавшийся на башне неудачник отчаянно вопил, и, вполне естественно, на площади собралась толпа диньдонцев. Задрав головы, все смотрели на кричавшего парашютиста. Он пытался уцепиться за медных ангелов, но ветер раскачивая его под ними, как маятник.
        - Не снять его без пожарной лестницы, - заметил продавец Крах. - Надо вызвать машину из столицы.
        - Ни в коем случае! - запротестовал учитель Дискантье. - А вдруг его специально забросили на башню? Начнем снимать, и будет международный конфликт…
        - А если он нам сломает башню? - не сдавался принципиальный Крах.
        - Все равно! Зачем нам с ними ссориться?..
        - А я не согласен! - настаивал продавец. - Я из принципа дам телеграмму пожарникам. Ремонт башни обойдется дороже, чем вызов пожарной машины.
        Но Краха никто не поддержал. Мимо пробегали парашютисты, раздавались свистки, команды. Тут было не до споров. Убедившись, что без посторонней помощи ему не спуститься, солдат на башне перестал верещать. Изловчившись, он расстегнул висевший за спиной рюкзак, достал из него пачку галет и принялся за них. Сверху на толпу посыпались обрывки бумаги…
        Парашютисты быстро собрались на городском пустыре. На горожан они не обращали никакого внимания, исключая разве молоденьких девушек. Не мешкая, военные принялись за работу. На лысом пригорке была установлена палатка генерала Дога. Рядом с ней на высоком шесте, специально доставленном спецгруппой «Панама», был поднят рябой иностранный флаг. Через несколько часов этот кусочек побережья уже напоминал обычный военный лагерь. Кусты были сломаны, грядки на огородах вытоптаны, вдоль берега протянулась извилистая канава окопа, прикрытого густой маскировочной сеткой. Из мешков с песком солдаты сложили солидные укрытия, разместили за ними пулеметы…
        Разглядывая кипучий военный муравейник, мирные жители начинали испытывать беспокойство. Никакие догадки не могли более или менее разумно обосновать нашествие воинственных пришельцев.
        - Может быть, они прибыли с культурной миссией, - неуверенно предположил миролюбивый Дискантье.
        - Ну да! - ехидно ответил Крах и показал на пулеметы. - А это у них банджо новой системы…
        Вдруг перед носом «Автогена», мирно качавшегося на прибрежных волнах, с громким всплеском вырос высокий водяной столб. Чуть позже откуда-то с моря донесся глухой рокот. Никто даже сразу не сообразил, что это артиллерийский залп. Но минут через пять в залив, поднимая белые буруны, ворвались три хищных крейсера. Они были такими огромными, что казалось, оттеснили всю воду от берега. Подойдя к городскому пляжу, крейсеры с грохотом швырнули в воду якоря. Грозные башенные орудия величаво повернулись к городу. Два здоровенных ствола уставились на «Автоген». Перепуганные греки лихорадочно подняли на мачту грязную белую простыню.
        Жители Диньдона со всех ног кинулись к погребам и подвалам. Разумеется, это мало чем могло помочь. Но кто захочет, очутившись на том свете, вечно себя казнить за неповоротливость.
        Правда, канонады не последовало. По-видимому, ее предотвратил парашютист, все еще висевший на башне. Сверху как на ладони он видел все, что творилось в городе и заливе. Парень быстро понял, что, болтаясь на шпиле, представляет собой заманчивую мишень. Достав из кармана белый платок, солдат отчаянно им замахал.
        - Предательство! Пятая колонна в тылу! - обозленно закричал генерал Дог, заметив сигналы с башни.
        Но ругань не в силах была изменить положение. Превосходство моряков над пехотой было очевидным. Взглянув на крейсеры, генерал зажмурился: толстые орудийные стволы словно целились прямо в него.
        - Стратегический просчет, - пробормотал генерал. - Базу следовало строить не на берегу, а милях в двадцати отсюда. Здесь мы всегда будем уязвимы с моря.
        - Позвольте, сэр, - робко напомнил Микки Маус, - но там земля не продается. Я не видел в газетах никаких других объявлений…
        - Лучше надо было смотреть! - раздраженно оборвал генерал.
        Как и всякий военный специалист, он уже понимал, что исход этого утра предрешен. Моряки могли заранее праздновать победу. Окинув взглядом сдрейфивших солдат, сбившихся вокруг пригорка, генерал Дог поднял руку и широко открыл рот, чтобы вдохновить их краткой речью. Но в этот момент на крейсерах оглушительно загрохотал джаз. Мощные динамики обрушили на город и его окрестности однообразные четкие ритмы твиста, сухого, как тетрадка в клеточку. Вспугнутые птицы заметались в воздухе. Парашютист на башне снова задергался. Очевидно, это был очень музыкальный парень.
        Твист оборвался. И громкий уверенный голос с ясным иностранным акцентом преподнес Диньдону очередную новость.
        - С добрым утром, друзья! - заявил голос. - Прошу вас всех не пугаться. Сохраняйте спокойствие! Мы прибыли к вам для нанесения дружественного визита. Одновременно сообщаем еще более приятное известие. Любой материальный ущерб, понесенный вами в результате этой дружеской встречи, будет возмещен наличными. Я повторяю - наличными. Сохраняйте спокойствие! Мы начинаем!..
        Снова загремел твист. Моряки энергично спускали на воду шлюпки.
        Птицы, сбиваясь в стаи, покидали район Диньдона. Этот город стал чересчур беспокойным.

12
        Палата депутатов заседала четвертый час подряд. Депутаты стояли, сидели и даже лежали на скамьях. Обсуждалась новая форма для школьников. Громкие голоса столицы врывались в открытое окно парламента, заглушая тихий монотонный голос плешивого министра науки и религии, устало сгорбившегося над трибуной.
        - Я утверждаю, господа, - настойчиво убеждал министр, - что из любых длинных штанов можно сделать короткие. Родители школьников при этом не понесут никаких дополнительных расходов. Достаточно взять в руки ножницы и отрезать штанины.
        - В моем округе у многих детей вообще нет штанов! - вдруг крикнул с места один из левых депутатов. - Они не по карману родителям!
        - Демагогия! Красная пропаганда! - непостижимо быстро огрызнулся министр. - Кто не бастует, тот имеет штаны!..
        Левые депутаты угрожающе зашумели. Полицейские, дремавшие у входов в зал, насторожились. Председатель палаты вскочил со своего места на возвышении и нервно затряс колокольчиком.
        - Господа! Призываю к порядку! Нам еще нужно успеть обсудить размер штрафов за прогулку собак без намордников.
        Зал постепенно успокоился. Министр снова принялся доказывать достоинства новой школьной формы…
        Вдруг к сидевшему в ложе премьеру подошел служи тель и подал листок. Пробежав бумагу глазами, премьер попросил слово для срочного сообщения. Глава правительства просеменил к трибуне, пощелкал пальцем по микрофонам, проверяя звук, и сказал:
        - Многоуважаемые депутаты! Только что Британская радиовещательная корпорация передала, что наш добрый и могущественный союзник нанес нам дружественный визит! Для этого он избрал порт Диньдон. Сейчас мне доложат, где у нас находится этот порт. А пока я предлагаю избрать делегацию для встречи гостей…
        Левые депутаты снова подняли шум. Кто-то с места крикнул:
        - Господин премьер, прошу объяснить, почему мы узнаем о визите гостей от иностранной радиокомпаний? В порядочных домах принято хотя бы по телефону предупреждать о том, что собираешься в гости.
        - Я думаю, дорогие гости хотели сделать нам приятный сюрприз! - моментально нашелся премьер. - Поэтому они явились к нам в дом без предупреждения.
        - А если бы у нас никого не было дома? - закричали откуда-то с галерки.
        - У нас все дома! - веско ответил премьер. - У нас всегда все дома!
        В зале засмеялись. Председатель палаты снова схватился за колокольчик и поспешил премьеру на выручку:
        - Господин премьер высказался в широком смысле. Говоря о том, что у нас все дома, он вовсе не имел в виду умственные способности кабинета. Поэтому ваш смех неуместен.
        Это замечание привело левых депутатов в восторг. Отразившись от безучастной стенки полицейских, смех перекинулся на правое крыло, но быстро там угас. А один из левых даже поддержал премьера:
        - За такими гостями нужен глаз да глаз! И чем скорей - тем лучше. Пусть правительственная делегация немедленно отправится в этот самый Диньдон…
        До окружного центра роскошные лимузины делегатов добрались довольно быстро. Небольшая городская площадь внезапно превратилась в выставку последних автомобильных новинок. Значительно хлопали дверцы машин. Блестели на солнце монокли, белоснежные воротнички и лысины. Местные жители, пораженные обилием зеркальных стекол, ярких красок, хромированных деталей, молча рассматривали важных господ. Первыми пришли в себя мальчишки. Они облепили машины и подняли отчаянный спор о цилиндрах, лошадиных силах, спидометрах и прочих верных признаках «сладкой жизни»…
        Премьеру впервые довелось быть в такой глуши. И не удивительно - главы правительств в республике менялись так часто, что никто из них не успевал познакомиться со своими обязанностями, не говоря уже о знакомстве со страной. Путешествие в Диньдон явилось для премьера исключительным событием, и он на все смотрел широко открытыми глазами: кругом лежали целые груды впечатлений, вполне пригодных для мемуаров. Премьер тут же на площади придумал название первого тома -
«Я и наша республика». Нет, пожалуй, лучше - «Я и моя республика».
        Премьер с удовольствием улыбался легко смущавшимся крестьянкам в дешевых, добела исстиранных платьях, их суровым неулыбчивым мужьям в грубых домотканых куртках, любопытным черноглазым мальчишкам и девчонкам, смотревшим на него с немым обожанием. Так дети обычно смотрят на дорогую куклу, недосягаемую за стеклом витрины. Глава правительства был настолько умилен этими взглядами, что вытащил из кармана пачку сигарет и одарил ими ребятишек.
        Разглядывая своих сограждан, премьер не заметил, как на площадь вступила длинная колонна мулов, предводительствуемая префектом округа. Иностранные дипломаты, сопровождавшие главу правительства, удивленно загудели. Подоспевший губернатор шепотом разъяснил, что дальше следовать на лимузинах опасно: машины, привыкшие со дня своего рожденья к гладкому асфальту, едва ли сумеют одолеть последние километры.
        Премьер даже побелел от гнева. Этот префект-идиот выставил его на посмешище всей Европы. Ему уже рисовались аршинные газетные заголовки и неминуемый правительственный кризис.
        - Чтоб завтра дорога была в порядке! - шепнул премьер губернатору и, стараясь изобразить улыбку, повернулся к недоумевающим дипломатам.
        - Не удивляйтесь, господа! - сказал он. - Нам с вами, думающим о благе народа в тиши кабинетов, в мягких креслах, полезна небольшая разминка. Я хотел, чтобы наша поездка в славный град Диньдон стала бы увлекательным приключением. Вот почему, господа, вы видите перед собой этих скромных четвероногих тружеников. Да здравствует наш веселый пикник!..
        Дипломаты кисло улыбались.
        - Между прочим, господа, - воодушевленно присочинил премьер, - нам стоило огромных трудов в век автомобилей, экспрессов и лайнеров раздобыть этих мулов. Признаюсь, пришлось провести тотальную мобилизацию во всех зверинцах и цирках.
        Это очень занятно! - вежливо согласился дуайен дипломатического корпуса. - Но мы надеемся, что в следующий раз вы не мобилизуете львов или тигров.
        - Договорились, - мило улыбнулся премьер и незаметно показал префекту кулак. - Смелее, господа! Я уверен, наша искренняя любовь к доброму и великому союзнику всей свободной Европы выдержит это испытание.
        В присутствии посла великой державы, решившей нанести визит в Диньдон, никто из дипломатов не осмелился подвергнуть сомнению это заявление. С кислыми физиономиями иностранцы и свита полезли на мулов. Над площадью поднялась густая пыль. Мулы, не привыкшие иметь дела с такими высокопоставленными людьми, возмущенно кричали и брыкались. Посла одной южноамериканской державы трижды поднимали с земли. Фоторепортеры, безостановочно щелкая камерами, выли от восторга.
        Воспользовавшись суматохой, премьер дернул перепуганного префекта за рукав и, показав на ближайшего мула, спросил:
        - С какой стороны на него садиться?
        - С любой, ваше превосходительство. И держитесь, пожалуйста, за гриву…
        - Завтра я вас самого возьму за гриву! - гневно пообещал премьер.
        Двое дюжих молодцов из личной охраны, кряхтя, водрузили главу правительства на мула. Взявшись за уздечку, префект потащил мула к выезду с площади. Растянувшись километровой цепочкой, кавалькада двинулась к Диньдону. Пыль медленно оседала на лакированные кузова отвергнутых автомобилей.
        В пути премьер не позволил сделать ни одной остановки. Он молча пил свою горькую чашу. Мул, будто нарочно, выбирал на дороге яму за ямой и, казалось, хромал на все четыре ноги. Но и свите было не легче. Смешки и шуточки кончились после первой стометровки. Кавалькада двигалась в гробовом молчании.
        Путешественники, вцепившись в мулов, с надеждой смотрели вперед. Если бы сложить все богатства, которые каждый в душе сулил за то, чтобы за следующим поворотом показался этот проклятый Диньдон, то оскудевший бюджет республики моментально ожил. Но Диньдон не показывался ни за вторым, ни за пятым, ни за десятым поворотом. Диньдон появился на горизонте только через час…
        Мул премьера, почуяв конец пути, словно спортсмен перед стартом, собрал последние силы и ринулся вперед. За ним бросились все остальные. Кавалькада лихо промчалась мимо обезумевших репортеров и ворвалась в город.
        На площади перед башней с часами мул премьера резко затормозил, и глава правительства, перелетев через его голову, шлепнулся у ног вытянувшегося, украшенного бантом Моторолли.
        - Патриотический Диньдон приветствует вас! - радостно выпалил аптекарь, предупрежденный журналистами о скором прибытии высоких гостей.
        - Где здесь можно достать свинцовые примочки? - жалобно спросил премьер, не поднимаясь с земли.
        - Я уже приготовил! - доверительно шепнул Моторолли. - К вашим услугам мой дом и моя аптека!
        - Хочу в аптеку, - сказал премьер и закрыл один глаз. Другой уже был прикрыт огромным багровым синяком…

13
        Рано утром город был разбужен мощным гулом мотора. Над башней с часами висел вертолет. Военно-воздушная стрекоза, по-видимому, старалась уцепиться за шпиль.
        Незадачливый парашютист, все еще болтавшийся на башне, размахивал руками, дергался, изгибался - почитатели модных танцев могли бы позавидовать его воздушным па. Парень никак не мог ухватиться за трап, который ему сбрасывали с вертолета.
        Прибежавшие на площадь репортеры подняли страшный гвалт. По их мнению, спасательные работы начались слишком рано: солнце еще пряталось за холмами, и снимки могли получиться неудачными. Командование сочло эти опасения основательными, и вертолет улетел. А парень начал сыпать сверху самые отборные ругательства. Досталось богу, черту, всем планам помощи Европе и даже самому президенту…
        Часом позже, едва Диньдон снова успел погрузиться в последнюю сладкую дремоту, на улицы медленно вползла вереница тяжелых вездеходов. Проутюжив узкие улочки, грузовики остановились у ресторана Сервантуса. На кузовах фургонов алели рекламные надписи транспортного агентства «Помпа».
        Фирма постаралась оправдать свое название. В течение двух часов, подняв густое облако пыли, рабочие разгружали машины. Скоро улица заполнилась огромным количеством узких прямоугольных ящиков, напоминавших гробы. Когда разгрузка кончилась, стало ясно, что колонна не может двинуться в обратный путь: дорога была наглухо забита грузами. После короткого совещания представители фирмы «Помпа» снова набросились на ящики. Часа через три грузовики наконец были освобождены из плена, и колонна покинула Диньдон.
        У входа в «Помпею» остались груда ящиков и толпа любопытных. Горожане почтительно расступались, пропуская капитана Микки Мауса, деловито проверявшего номера грузов.
        После полудня к месту происшествия прибыл генерал Дог. Его сопровождало двое солдат. Осмотрев площадку, генерал прикинул, где лучше разместить посты охраны. По его команде один из солдат забрался на крышу аптеки, откуда была хорошо видна вся улица, а другой встал у входа в ресторан.
        Если до этого зрителей больше всего поражало обилие цветной упаковки, то после прибытия солдат каждый понял, что никогда себе не простит, если уйдет, не узнав, что за ней скрывается. Юркий мальчишка, подстрекаемый взрослыми, подобрался к одному из ящиков и, ловко орудуя ножом, сорвал с него картонную крышку. Толпа быстро придвинулась и, словно волна прибоя, разбившаяся о каменный причал, хлынула обратно. В коробке, сверкая на солнце целлофановой оберткой, лежал новенький черно-белый пограничный столб. У самой макушки он был перевязан кокетливой лентой с четкой надписью: «Сделано в США»…
        - Все ясно! - громко сказал продавец Крах. - В нашем Диньдоне пройдет государственная граница…
        Но обсудить эту новость не удалось. Над городом поплыли тревожные звуки набата. Колокола звали на городской пустырь. Там начиналось образцово-показательное сражение между моряками и пехотинцами, которым гости решили ознаменовать встречу с премьер-министром.
        Если бы через четверть часа в Диньдон забрел какой-нибудь путник, то он, несомненно, решил бы, что в городе произошла катастрофа. Дома и улицы опустели. Ветер раскачивал незапертые двери, козы бесстрашно обгладывали цветы, человеческий голос был слышен только в одном из переулков, да и то его извергал забытый радиоприемник, терпеливо убеждавший пространство в пользе «общего рынка»…
        Зато на пустыре яблоку некуда было упасть. Тонкая нитка солдат с трудом ограждала от любознательных горожан наспех сколоченную деревянную трибуну, на которой собрались почетные гости. Четыре места по правую руку премьера были оставлены для членов КАП. Но эти места пустовали.
        Члены КАП были единственными людьми в Диньдоне, если не считать Вею и Трея, которые не проявили никакого интереса к предстоящему сражению.
        Парень и девушка отсутствовали по уважительной причине - они ничего не знали о военной игре. Поутру, забравшись на один из холмов, подступавших к городу, они обменялись первым поцелуем, потом вторым, потом третьим. Потом потеряли счет. Как широко известно, влюбленные предпочитают обходиться без посторонних свидетелей. Поэтому, услышав колокольный перезвон, молодые люди, вместо того чтобы поспешить в город, направились в обратную сторону, глубже в лес…
        А члены КАП не могли прибыть на пустырь, так как в это время были заняты последними сборами. Они уезжали в столицу.
        Все четверо стояли вокруг исторического круглого стола в гостиной аптекаря.
        - Чек у вас? - в десятый раз спрашивал похудевший от волнения комиссар.
        В десятый раз Моторолли хватался за внутренний карман пиджака и раздраженно огрызался:
        - Оставьте меня в покое! Сколько можно проверять!
        Отдав последние распоряжения домашним, аптекарь взглянул на часы и сказал:
        - До поезда сорок минут. Думаю, нам лучше пойти заранее.
        - Подожди, сын мой, - вдруг остановил его отец Кукаре. - Я считаю, что все-таки нам надо принять кое-какие меры предосторожности. Помню, в одном из журналов я вычитал, как в Америке перевозят важные документы…
        - В броневике? - догадался Сервантус.
        - Нет, это устарело. Броневик можно взорвать. Просто берут солидный портфель, кладут в него секретные бумаги, запирают…
        - Портфель могут украсть, - возразил комиссар.
        - Вы не дослушали, дети мои, - терпеливо сказал священник. - Так вот, надо взять портфель, запереть в него чек, а затем с помощью наручников пристегнуть ручку портфеля к запястью уважаемого Моторолли. Таким образом, портфель могут украсть только вместе с господином аптекарем…
        Сервантус немедля показал свой здоровенный кулак:
        - Пусть попробуют!
        - Хорошая идея, - одобрил комиссар. - Правда, однажды в моей практике был случай, когда был украден владелец чемодана, а сам чемодан остался в неприкосновенности. Но это был исключительный случай. Преступники были настолько пьяны, что перепутали объект кражи с владельцем объекта…
        Хитрый Моторолли, сообразив, что впоследствии сумеет красочно описывать газетчикам перевозку чека в столицу, поддержал предложение священника.
        - Как всегда, наша святая церковь права! - торжественно воскликнул аптекарь и протянул руку комиссару. - Где наручники?..
        - Одну минуточку! - сказал комиссар Фьють и быстро вытащил из своего толстого, перетянутого ремнями портфеля сорочки и носки, прихваченные в дорогу.
        Моторолли осторожно спрятал в кожаные недра конверт с двухсотмиллионным чеком и снова вытянул руку. Фьють аккуратно запер портфель и, пошарив в карманах, достал изящные стальные наручники.
        - Новинка сезона! - похвастал он, показывая блестящие браслеты. - Особо прочная сталь. Внутри синтетическая подкладка - не потеет рука.
        Одно кольцо наручников замкнулось на ручке портфеля. Другое на волосатой аптекарской руке.
        - Пошли! - скомандовал председатель КАП и, прижав портфель под мышкой, направился к двери. Торопясь и подталкивая друг друга, за ним поспешили остальные коммерсанты.
        На пустынной улице, пробиравшейся среди деревьев, домов и водопроводных колонок к железнодорожной станции, путешественники выглядели не хуже героев голливудских детективов. Впереди настороженно шел аптекарь. Надвинув шляпу на лоб, подняв воротник блестящего прозрачного плаща, он крепко прижимал к себе яркий желтый портфель. Поглядев на аптекаря, любой встречный мальчишка без труда догадался бы, что в портфеле хранится солидная сумма. Слева, опустив правую руку в карман зеленого полосатого пиджака, шагал комиссар. Его неумело повязанная артистическая бабочка и оранжевые туфли на необыкновенно толстой подошве явно указывали на принадлежность к полиции. Карман пиджака грозно оттопыривался, и Моторолли уже трижды просил комиссара на всякий случай идти с другой стороны. Аптекарь страшно боялся огнестрельного оружия. Шествие замыкали отец Кукаре и ресторатор Сервантус. Священник, подкрепившись на дорогу из своей фляги, беззаботно рассказывал всякие занятные истории о грабежах в Новом Свете. Сервантус с интересом слушал и безостановочно дымил здоровой сигарой, почти такой же толстой, как и дубинка,
которую он тащил в руке.

14
        Столица встретила путешественников шумом, криками газетчиков, гудками автомобилей. На такси решили не тратиться. Через полчаса члены КАП добрались до стеклянного куба, в котором помещался государственный банк. Вход в банк был отмечен скромной медной табличкой. Его всерьез даже нельзя было сравнивать с роскошным входом в популярное кабаре «У бледной дамы», которое находилось напротив.

«Бледная дама», ростом в три этажа, мило улыбалась прохожим и круглосуточно протягивала руку к большой рекламе, установленной на крыше здания. Разноцветные электрические буквы, без устали пытаясь обогнать одна другую, сообщали всем грамотным, что в «Бледной даме» выступает настоящий русский хор цыган под командованием Ганса фон Волконского. Сама «дама» была в столь символическом наряде, что ресторатор, с профессиональным интересом рассматривавший оформление кабаре, не смог бы даже сразу сказать, куда она собралась: на женский пляж, на медицинский осмотр или просто ко сну…
        - Сервантус, мы вас ждем! - крикнул аптекарь и первым направился в банк.
        Незаметный человек, стоявший почти у самых дверей, внимательно осмотрел именитых диньдонцев и сдвинул шляпу на затылок. Тотчас рядом с ним появилось двое других незаметных точно в таких же шляпах. Первый незаметный поправил шляпу и сказал:
        - Будет дело!
        Проводив глазами членов КАП, поочередно исчезавших за вертящейся дверью, незаметные поспешили за ними. Таким образом, раньше всех в столице о «деле Диньдона» узнали бдительные охранники банка…
        Внутри банк представлял собой длинный коридор со стеклянной крышей и белым керамическим полом. Сверкающим стеклом, никелем и чистотой банк напоминал операционную. По-видимому, кошельки и карманы здесь умели вспарывать и освобождать с хирургической точностью. Во всяком случае, редкие посетители выглядели весьма удрученно.
        Слева и справа коридор был огражден прозрачными стенами из толстого стекла, изредка продырявленного окошечками. Банковские чиновники, сидевшие за стеклянными стенами, все операции проводили на глазах клиентов. Новая архитектура этого финансового учреждения обладала известными достоинствами. Во-первых, чиновники во время рабочего дня были лишены малейшей возможности вздремнуть: заметив бездельника, посетители немедленно сообщали о нем администрации. Поэтому финансисты с утра до вечера лихорадочно суетились за стеклами, чтобы, боже упаси, никто не мог подумать, что они напрасно тратят время… Во-вторых, толстые пачки долларов, фунтов, франков, лир, марок, лежавшие на полках раскрытых сейфов, производили на клиентов неизгладимое впечатление, вызывая в них благоговейный трепет перед финансовым могуществом республики…
        Путешественники, медленно продвигавшиеся по стеклянному коридору, будто сговорившись, замерли у одного пузатого сейфа. Он был буквально нафарширован зелеными долларовыми бумажками.
        - Сколько здесь? - прошептал ослабевший комиссар. Он впервые увидел такую кучу денег.
        - Наверное, миллион, - тихо ответил отец Кукаре, тайно осенив себя крестным знамением. - Дети мои, береги господь всех нас от соблазна…
        И тут же святой отец пощупал стеклянную стенку, отделявшую беззаботный сейф от чересчур любопытных.
        - Пуленепробиваемое, - с уважением пояснил комиссар, тоже погладив стекло.
        Моторолли, забежавший вперед, отыскал наконец окошечко с надписью «Чеки на предъявителя».
        - Господа, идите сюда! - позвал аптекарь. - Я хочу вручить чек при свидетелях…
        Служащий банка с лицом, чуть ли не целиком прикрытым очками в мощной черепаховой оправе, сидевший за этим окошечком, презрительно поджал губы. Такое недоверие к персоналу государственного банка могла проявить лишь неотесанная деревенщина.
        За свое необдуманное замечание Моторолли пришлось минут пять простоять - служащий был так поглощен записями в какую-то толстую книгу, что даже не поднял головы. Наконец Сервантус, самый нетерпеливый из четверых, так грозно засопел, что стекло перед его носом запотело. Чиновник нехотя оторвался от книги и небрежно повернулся к Моторолли, который чуть ли не по самые плечи влез в окошко.
        - Ну, что там у вас?
        Аптекарь протянул чек.
        Если бы чиновники перед поступлением на государственную службу проходили проверку не только на благонадежность, но и на самообладание, то владелец черепаховых очков несомненно провалился бы. Посмотрев на чек, он вдруг начал глупо хихикать, потом беззвучно зашлепал губами, пытаясь что-то сказать. Но слова застревали у него во рту, и наружу выскакивали отдельные не связанные между собой звуки. Удивленные коммерсанты не успели даже обменяться впечатлениями по поводу столь странного поведения, как раздался громкий тревожный сигнал: служащий наконец пришел в себя и совершил первый более или менее обдуманный шаг - он нажал кнопку общей тревоги.
        Вспыхнуло яркое аварийное освещение. Вращающиеся двери моментально замерли, заперев выход. На окна опустились кованые решетки. Банк стал похож на захлопнувшуюся мышеловку.
        Во всех помещениях скрытые динамики начали безостановочно и монотонно повторять:
        - Не двигаться с места! Не двигаться с места!..
        Перепуганные люди не двигались. Они застыли, ожидая погони, выстрелов, взрыва…
        - Это напоминает мне знаменитое ограбление банка в Балтиморе! - восторженно шепнул отец Кукаре. Задрав свою сутану, он полез за фляжкой.
        - А где же грабители? - спросил толстокожий Сервантус, вертя во все стороны головой. - Не вижу ни одного грабителя.
        - Наберитесь терпения! Сейчас появится…
        Действительно, за стеклянной перегородкой, будто услышав отца Кукаре, появился важный господин в подчеркнуто строгом черном костюме. Он величаво шествовал мимо столов, и там, где он проходил, служащие банка прямо на глазах сжимались, худели, становились ниже, делались незаметней. Это шел сам директор государственного банка.
        Владелец черепаховых очков после минутного оцепенения превратился в ловкого шустрого мышонка. Он бросился навстречу шефу, лавируя между столами, проскальзывая мимо окаменевших коллег. В двух шагах от директора виновник тревоги согнулся чуть ли не под прямым углом и сверхпочтительно протянул чек. Господин в черном просмотрел глянцевый листок с красной квадратной печатью и, подумав, спросил:
        - Кто еще видел?
        - Никто! Я как получил этот документ… - начал объяснять служащий в очках.
        - Проводите ко мне, - оборвал директор, поворачиваясь к нему спиной. - И никому ни слова.
        - Слушаюсь!
        Члены КАП двинулись к кабинету директора. Впереди, указывая дорогу, почтительно семенили черепаховые очки. Позади шли недоумевающие детективы.
        Впрочем, недоумевали не только они: все служащие банка терялись в догадках, пытаясь объяснить самим себе и своим соседям по столам приказание шефа. Директор принимал посетителей два-три раза в год, если не реже, и только в особо важных случаях.
        Когда коммерсанты вошли в кабинет, финансовый деятель любезно поднялся из-за стола и показал на кресла.
        - Прошу вас, господа! Для меня большая честь принимать таких солидных держателей капитала. Правда, я несколько удивлен, что этот чек выписан на мой банк. Гораздо проще его было реализовать, скажем, в Париже, Лондоне, Риме…
        - А кто бы нам оплатил поездку за границу? - спросил Моторолли. Он беспокойно вертелся в кресло, устраиваясь удобней.
        - Стоит ли при этакой сумме говорить о таких пустяках! - директор небрежно помахал чеком. - Это обошлось бы вам дороже на какую-нибудь сотню-другую долларов…
        - У нас в Диньдоне народ бережливый, - сумрачно объявил Сервантус. - Чек на ваш банк, вам и платить.
        - Разумеется, разумеется! - быстро согласился директор и, схватив авторучку, сделал вид, что собирается подписать документ. - Сейчас мы откроем на ваши имена счет, и вы станете получать солидные проценты. Каковы клиенты - таковы проценты!
        Директор банка изобразил на своем лице улыбку, но друзья сидели молча, настороженно, непроницаемо. Улыбка директора сразу угасла.
        - Позвольте, - вдруг спросил Моторолли, - при чем тут проценты? Мы желаем получить всю сумму наличными.
        - Наличными? Всю сумму?
        - Да. К тому же в долларах!
        - В долларах?
        Челюсть у господина в черном немного отвисла, но он сразу же поддержал ее рукой.
        - Но почему вас не устраивает счет в нашем банке? Наш банк является государственным. Он незыблем, как сама республика!
        - Именно поэтому нам нужны доллары! - упрямо повторил аптекарь.
        - Это наше право! - сердито поддержал его Сервантус.
        - Не спорю, не спорю! Но где же ваш патриотизм?
        - При чем тут патриотизм? - вмешался комиссар. - Я патриот и верный слуга республики. Но мой патриотизм бесплатный. К деньгам он не имеет никакого отношения.
        - Но истинный патриот никогда не позволит раздеть республику догола! - крикнул директор банка. - Святой отец, почему вы молчите?
        Отец Кукаре, не ждавший, что к нему обратятся, растерялся:
        - А что я? Я как и все. Мы все в Диньдоне патриоты…
        - Правильно! - рявкнул грубый Сервантус. - Мы все патриоты, и деньги, как говорится, на бочку!
        Финансист невольно поморщился от такого бесцеремонного заявления. Но интересы государственного бюджета заставили его снова улыбнуться. С миной терпеливого отца, укоряющего неразумных детей, он принялся уговаривать:
        - Друзья, подумайте, что будет, если я постараюсь выполнить ваше требование! Собрать такую сумму в иностранной валюте - значит прибегнуть к новым займам, повысить налоги, которые мы повысили три месяца назад, урезать пенсии, которые мы урезали два месяца назад, это грозит, наконец, самому существованию республики! Не хотите же вы гибели демократии на земном шаре!
        - Мы хотим денег! - четко и мрачно сказал Сервантус.
        - Но я при всем желании не могу погасить такой чек! - директор банка всплеснул руками. - Не могу! Во всей республике нет такой суммы в долларах!
        - Моторолли, какого черта он нам морочит голову! У самого сейфы ломятся от долларов! - возмутился Сервантус и угрожающе поднялся с кресла.
        - Помилуйте, господа! Это же обман зрения! Это же обыкновенный оптический обман!
        - Какой еще обман! - заорал ресторатор. - Вот такие пачки везде валяются!
        Ресторатор показал руками, какие валяются пачки.
        - Живо принести! - скомандовал директор черепаховым очкам, жавшимся у двери. - Самую большую, из первого сейфа!
        Когда пачку банкнот принесли, директор банка торопливо разорвал опечатанную бандероль. На пол посыпались аккуратно нарезанные белые бумажные листки. Они были сложены в ровные стопки. Сверху каждой стопки лежал настоящий долларовый билет.
        - Видите! - радостно крикнул финансовый бог. - Это же бутафория! Декорация! Мы кладем ее для солидности. А вы требуете двести миллионов! А в банке наличными…
        Суетливо порывшись в бумагах, лежавших на столе, он уточнил:
        - Господа, вся наша наличность - сто сорок два доллара и ноль шесть центов!..

15
        Образцово-показательное сражение на городском пустыре в Диньдоне окончилось блистательным поражением пехоты. Армейцы, не выдержав и пяти минут дружной атаки моряков, организованно бросились к огородам, пытаясь спрятаться меж редких кустов, в окопе, за мешками с песком. Один из взводов отступил к лесу. В нарушение всех международных конвенций об обращении с пленными, матросы, поймав солдата, нещадно его избивали.
        Под стенами Диньдона стояли вопли и стопы.
        Посол был доволен. На глазах всего дипломатического корпуса морские силы убедительно продемонстрировали высокую боевую выучку и не менее высокий моральный дух. Премьер тоже был доволен. Военной игрой оканчивалось его пребывание в этом провинциальном городке, который успел уже порядком наскучить.
        Все остальные были недовольны.
        Генерал Дог был недоволен, так как моряки самым нахальным образом заняли половину участка будущей базы сухопутных сил и отказывались вступать в какие-либо переговоры.
        Жители Диньдона тоже были недовольны, потому что в результате военной игры пострадало и мирное население. В частности, досталось продавцу Краху. Свои принципиальные соображения о соблюдении правил игры он попытался высказать группе разгоряченных моряков. Слушали его две минуты, били пятнадцать. Учителю Дискантье, бросившемуся примирять, иностранцы так натянули на голову шляпу, что двое дюжих горожан с трудом освободили его из фетрового плена.
        Журналисты тоже были недовольны. Пострадавших оказалось так много, и фотоснимки получились настолько эффектными, что не писать о встрече в Диньдоне было невозможно. В то же время всю вину за синяки и повязки возлагать на иностранных гостей было неудобно…
        Нейтральными пока оставались лишь Трей и Вея. Они сидели на тихой лесной полянке. Внезапно в высокой траве замелькали белые гетры моряков, извлекавших из леса недобитых пехотинцев. Трое парней в белых касках быстро взяли парочку в окружение. Безмятежно сидевший на траве Трей поднялся. Два агрессора, подталкивая, начали его выпроваживать с полянки. Третий - сержант с большим шрамом на щеке - подсел к девушке. Руки сержанта так торопились, что через мгновение Вея наградила его увесистой пощечиной. Она и послужила сигналом к новому повороту событий в Диньдоне.
        Человечеству известно немало выдающихся и неожиданных поступков, совершенных влюбленными. К их числу Трей прибавил еще один. Разбросав схвативших его парней, он принялся за сержанта. Под жестокими ударами военнослужащая голова в белой каске моталась то вправо, то влево. В промежутках сержант успевал крикнуть - жалобно и громко. На полянку начали сбегаться встревоженные моряки. И Трею, по всей вероятности, пришлось бы туго. Выручили местные пастухи, оказавшиеся поблизости. Нельзя сказать, чтобы им очень хотелось вмешиваться в драку, но десяток касок против одной кудрявой головы - такое уравнение могло вывести из себя любого человека, даже такого, который вопросы справедливости рассматривает только с точки зрения арифметики.
        Из леса моряки возвращались гораздо быстрее, чем им хотелось. Почетные гости на трибуне еще обменивались многословными речами и любезностями. Они невольно стали свидетелями позорного бегства морских сил. Что касается рядовых зрителей, то непредвиденную часть праздника на пустыре они встретили с неподдельным воодушевлением. Сбившись плотным стадом, матросы бежали к будущей базе - под защиту мешков с песком и пулеметов. За ними мчались пастушьи волкодавы. Собак догоняли пастухи, вооруженные здоровыми клюшками. Впереди огромными прыжками несся Трей.
        Он был великолепен. Над головой черным факелом моталась копна волос. Обрывки блузы бились на ветру, как паруса. Сердитая физиономия не предвещала ничего хорошего тому, кого он догонит.
        Зрители, быстро оценив обстановку, не остались безучастными. В бегущих моряков полетели камни, бутылки. Продавец Крах, решив, что час отмщения настал, перепрыгнул веревку, ограждавшую поле, и бросился отступавшим во фланг. За ним кинулись наиболее горячие горожане.
        Куча отступавших распалась на отдельные группки. Эту тактическую ошибку с трибуны сразу подметил генерал Дог.
        - В боевом отношении отдельные группы менее боеспособны, чем подразделение. - С довольной улыбкой он обратился к стоявшему рядом адмиралу, командовавшему военно-морской группой: - Сейчас они будут уничтожены…
        Генеральские слова оказались пророческими. Правда, до полного физического уничтожения дело не дошло: мирное население отходчиво. Вскоре горожане оставили гостей в белых гетрах, но озлобленные пехотинцы долго еще возмещали свои моральные и материальные потери.
        Теперь посол был недоволен. На глазах всего дипломатического корпуса морские силы убедительно продемонстрировали свою неважную боевую выучку и низкий моральный дух.
        Премьер тоже был недоволен. Пребывание в этом провинциальном городке заканчивалось, но начинались события, которые сулили одни неприятности. Премьер, предчувствовал это своей государственной интуицией.
        Все остальные были довольны.
        Генерал Дог был доволен, так как сухопутные силы вновь овладели всей территорией будущей базы. Теперь он имел все основания отказываться от каких-либо переговоров с моряками.
        Жители Диньдона были довольны днем, который принес им столько незабываемых впечатлений. Они воочию убедились, что в родном городе им принадлежит не последнее слово. Растерзанный, весь в кровоподтеках, но сияющий Крах тут же на поле битвы произнес по этому поводу речь. Она заканчивалась словами:
        - Я призываю вообще выкинуть их отсюда! Это им не Окинава!
        Горожане радостно загудели.
        Журналисты тоже были довольны. Они наконец приобрели правдоподобную основу для огромных газетных заголовков, которые появились в тот же вечер. Вся европейская пресса сообщала об инциденте в Диньдоне, возлагая вину на местное население. Особенное негодование высказывалось по поводу того, что база еще не построена, а жители уже высказывают протесты, причем не словами, а действием.
        Солидные издания приводили почти достоверные сведения о вмешательстве Всемирной федерации профсоюзов. Несолидные - абсолютно достоверные сведения о присутствии в Диньдоне русской агентуры.
        К появлению слухов о русских имел прямое отношение капитан Микки Маус. Вместе с другими высокопоставленными гостями он стоял на трибуне. Когда на пустыре показался Трей, преследовавший моряков, капитан что-то обрадованно зашептал генералу Догу. Генерал долго не мог понять, а когда понял, поспешил передать новость соседу - адмиралу.
        - Господин адмирал, - ехидно сказал Дог, - не думаете ли вы, что ваш тайный агент так глубоко вошел в роль местного жителя, что ему трудно из нее выйти?
        - О каком агенте вы говорите? - спросил адмирал, стараясь лучше рассмотреть поле битвы, которое прятал от него большой козырек форменной фуражки.
        Генерал Дог с удовольствием предложил расстроенному морскому начальнику бинокль.
        - Посмотрите вот на этого! - радостно пояснил генерал, указывая на Трея, которому наконец удалось догнать сержанта со шрамом.
        - Вы имеете в виду сержанта?
        - Нет, я имею в виду вашего человека, который работает под кличкой…
        - Трей! - подсказал Микки Маус.
        Адмирал спокойно вернул бинокль.
        - Вы ошиблись. Это не наш человек. Мы в этот район не отправляли ни одного своего человека. Мы только собирались отправить.
        - Бросьте разыгрывать! - сердито сказал генерал. - Я не мальчик. Чей же он?
        - Откуда я знаю, - ответил адмирал. - Меня это не волнует.
        - А вам известно, что этот парень приехал покупать землю под базу? Нам удалось набавить цену.
        Адмирал недоверчиво поглядел на генерала.
        - Выходит, в Диньдоне заинтересован кто-то третий?
        - Выходит…
        Сухопутный и морской чины помолчали. Каждый обдумывал последствия появления неожиданного конкурента.
        - Нам надо выяснить, чьи интересы представляет этот тип, - предложил адмирал. - На европейских союзников не похоже. Без нашего ведома они не решились бы…
        - А если это… русские? - неуверенно выдохнул генерал Дог.
        Адмирал вздрогнул.
        - Не думаю, - с сомнением произнес он.
        - А вдруг? - продолжал настаивать генерал. - Мы с вами люди военные. Мы все должны предвидеть…
        - Не читайте мне нотаций! - обозлился адмирал. Этот долговязый пехотинец вконец испортил ему настроение. Вместо быстрого красивого налета на Диньдон тут запахло политикой. Адмирал твердо помнил указание морского ведомства: никаких крупных скандалов, только мелкие. Так или иначе, но землю все-таки приобрело военное министерство…
        - Знаете что, - вдруг сказал адмирал, - а ведь наш визит вежливости может окончиться так же неожиданно, как и начался…
        - Вы собираетесь покинуть Диньдон и оставить меня одного расхлебывать это дело?
        - Вот именно.
        - Я буду протестовать! - хрипло пообещал генерал Дог. - Мне необходимо прикрытие с моря!
        - Протестуйте. А я не могу ставить военно-морские силы под удар этого парня! А если он мне затопит крейсер? Кто будет отвечать?
        - Позор! - генерал раздраженно задергал ремешок бинокля. - Вы трусливо покидаете поле боя!
        - Воевать на полях - это ваше дело. Я воюю на морях, а не на полях.
        - Я немедленно сообщу военному министру.
        - Сообщайте, но не поможет. Знаете, кто у меня зять? - адмирал хитро улыбнулся и, не прощаясь, сошел с трибуны.
        Через два часа военные корабли внезапно ушли из Диньдона. Премьер и члены дипломатического корпуса в недоумении махали платочками вслед растворявшимся на горизонте дымкам.

16
        Отель «Саксофон» считался самым роскошным столичным отелом. Почетные гости всегда останавливались только в нем. Однажды даже настоящая иностранная принцесса, известная своей склонностью к романтике, ночевала здесь с простым портовым грузчиком. Владельцы отеля, погнавшись за даровой рекламой, на другое утро увековечили номер, в котором принцесса предавалась романтике, увесистой медной табличкой. Правда, через три часа под шумным нажимом заинтересованного посольства табличку пришлось снять, и в тот же день она была продана с аукциона частному сыскному агентству, специализировавшемуся на бракоразводных делах. Принцесса вовсе не собиралась разводиться со своим мужем, но представитель агентства в своем интервью разъяснил:
        - Мы всегда верим в светлое будущее своих клиентов…
        Газетная шумиха улеглась через три дня. Принцесса прибыла в швейцарский пансион для завершения образования через два дня. А грузчик за аморальное поведение был уволен на следующий день…
        Члены КАП по распоряжению директора банка принимались в отеле «Саксофон» как самые важные гости сезона. Им был отведен роскошный пятикомнатный номер на восьмом этаже.
        Несмотря на усилия официальных кругов удержать «дело Диньдона» в глубокой тайне, к вечеру сообщения о мифическом чеке с красной квадратной печатью появились на страницах газет. Внимание, обрушившееся на коммерсантов, застало их врасплох и, не мешкая, загнало в гостиничный номер. Усиленные наряды полиции, охранявшие входы в отель, мужественно сдерживали атаки незамужних кинозвезд, репортеров и просто любителей сенсаций. Детективы вытаскивали из-под диванов коллекционеров автографов и с помощью миноискателей извлекали из тайников микрофоны радиокомпаний. Один микрофон был обнаружен даже в ночном сосуде, стоявшем под кроватью аптекаря…
        Моторолли, забравшийся с ногами на кровать, подождал, пока детективы покинули номер, и открыл экстренное совещанье. Его друзья прятались от нежданной славы в глубоких разноцветных креслах.
        - Уважаемые члены КАП! - высокопарно начал аптекарь. - Я как председатель считаю своим долгом призвать вас к полнейшей мобилизации моральных и физических резервов! На нас упало огромное бремя, и всем нам нужно осознать значение этих исторических минут!..
        - Кончайте с речами! - Огромный живот Сервантуса грозно колыхнулся над желтым креслом. - Говорите толком, что надо делать. Нечего сыпать словами как горохом.
        - Я вас попрошу повежливей! - вскрикнул аптекарь.
        - Дети мои, ну разве можно сейчас ссориться! - укоризненно сказал отец Кукаре. Он огорченно вздохнул и полез за своей фляжкой.
        - Ну, хорошо. Я не стану обращать внимание на неуместные выпады, - примирительно ответил Моторолли и слез с кровати. - Мой друг Сервантус волнуется. Это понятно…
        Моторолли задумчиво заходил по комнате. Члены КАП внимательно следили за ним. В последнее время аптекарь поднаторел в речах, и ему было трудно найти обычные слова для совета с друзьями. Неожиданно помог администратор отеля, неслышно появившийся в дверях.
        - Прошу извинить, господа, но мы хотим вас перевести в другой номер.
«Экстра-люкс» - красное дерево, турецкие ковры, бассейн с теплой минеральной водой, ароматизированный телефон… Всего пятью этажами выше…
        - При чем тут этажи? - спросил Фьють. - Нам и здесь неплохо.
        - Господа, уверяю, - ради вашего спокойствия! Только что с водосточной трубы удалось снять репортера. Он успел добраться до шестого этажа. Еще несколько минут, и он был бы у ваших окон!
        - Если он залез на шестой этаж, залезет и на тринадцатый, - рассудительно заметил отец Кукаре.
        - В том-то и дело, что, начиная с одиннадцатого, трубы сломаны. Туда газетчики не доберутся!..
        - Я понял, что нам нужно! - вдруг крикнул аптекарь.
        Комиссар показал администратору на дверь, и тот послушно растворился в портьере…
        - Нам нужна пресса! - шепотом сказал Моторолли. - Банк не может погасить чек. Общественность волнуется. И надо так изложить дело, чтобы она нас поддержала. Тогда у правительства не будет выхода! Тогда наши позиции…
        - Какие еще позиции… - перебил Сервантус. - Деньги на стол, и у нас нет претензий!
        - На стол! Под стол! Вы ничего другого не можете придумать!
        - Нечего мне думать. Я знаю, чего хочу! - ресторатор почти перешел на крик.
        - Дети, дети мои, - уговаривал священник.
        - Мы все хотим того же самого! - возмущенно кричал Моторолли. - Но как вы не понимаете, что надо припереть правительство! Иначе нам не заплатят!
        - Не опасно ли ссориться с правительством? - вздохнул боязливый комиссар.
        - Да мы и не будем ссориться! Мы будем его хвалить!
        В дверях снова показался администратор. Он был довольно сильно помят - одно плечо стало явно ниже другого.
        - Господа, умоляю вас! - администратор чуть не плакал. - Вам надо бежать из отеля! Они уже прорвались на четвертый этаж!
        - Спокойно, господа, - торжественно произнес Моторолли. - Клянусь, отныне члены нашей коммерческой ассоциации займут свое место под солнцем!
        Члены КАП, подавленные аптекарским величием и грозным гулом, доносившимся из коридора, молчали. Повернувшись к служащему отеля, который скорее висел на портьере, чем стоял на ногах, Моторолли приказал:
        - Сообщите всем, мы готовы дать пресс-конференцию!..
        В отеле «Саксофон» умели проводить пресс-конференции. Спустившись на четвертый этаж, администратор крикнул о предстоящей встрече с удачливыми коммерсантами и бросился по коридору. Лавина журналистов кинулась его догонять. Полицейские и портье рысцой бежали сзади, подбирая потерянные фотоаппараты, блокноты, предметы мужского и дамского туалета.
        Администратор бежал легко и грациозно - как лань. Репортеры топали словно стадо слонов. Бег проходил по узким извилистым коридорам. Работники прессы с трудом в них втискивались. Коридоры становились все уже, цепочка журналистов редела, вытягивалась. Опытный служащий знал, что делал. Он дважды пересек подвал, побегал минут десять по черным службам отеля и свернул к конференц-залу только тогда, когда репортеры вели себя уже достаточно прилично. Во всяком случае, в зале не произошло ни одной драки, не был сломан ни один «юпитер» и даже никого не задавили неповоротливые, хвостатые телекамеры…
        Когда установилась относительная тишина, администратор, распоряжавшийся на ярко освещенной сцене, крикнул за кулисы:
        - Вводите!
        Зал взволнованно охнул. Но первым на сцене появился женский джаз-балет отеля. Был исполнен традиционный марш. После этого к рампе вышли члены КАП. Зал рукоплескал, неистовствовал. Слегка поклонившись, председатель КАП уселся за столик, поставленный в центре сцены. Подождав, пока Моторолли занял свое место, расселись остальные коммерсанты. Держались они с подчеркнутым достоинством. Аптекарь даже решился небрежно взглянуть на свои часы. Но шум в зале продолжался. Трещали кинокамеры, безостановочно сверкали фотовспышки.
        - Время - деньги, - напомнил аптекарь.
        Журналисты ответили недовольным гулом. Не сдержавшись, Сервантус довольно громко заявил:
        - За это бьют морду! - Ему до крайности надоел чересчур пронырливый репортер, старавшийся сунуть свой микрофон на длинной метровой ручке чуть ли не под нос ресторатору.
        Это замечание представителям прессы понравилось. И после одобрительного свиста в зале стало тихо…
        - Дамы и господа! - начал председатель КАП. - Позвольте коротко изложить причины нашего приезда в столицу и наши дальнейшие планы. Как всем хорошо известно, в нашей демократической республике каждый волен продать принадлежащую ему собственность. Мы продали свою землю, свои родные огороды одному иностранному государству. Мы согласились на двести миллионов долларов.
        По залу пронесся легкий стон.
        - Да, господа, сумма немалая. Но земля нашей родины стоит недешево. И если мы расстаемся с ней, то только для блага своей страны…
        Зал недоверчиво захихикал. Простодушный Сервантус тоже было улыбнулся, но, заметив серьезные лица своих компаньонов, быстро погасил улыбку.
        - Господа, я говорю совершенно серьезно, - продолжал председатель КАП. - Деньги, которые мы получим, будут вложены в промышленность и транспорт. А это значит - новые заводы и фабрики. Это значит - ликвидация безработицы, рост национального дохода, повышение размера пенсий. Наши деньги - только нашей республике…
        Зал скромно зааплодировал.
        Пресс-конференция из отеля «Саксофон», разумеется, передавалась по радио. Услышав последние слова коммерсанта из Диньдона, директор банка испуганно покосился на приемник. «Кажется, я недооценил этих провинциалов, - беспокойно подумал директор.
        - Этот тип говорит, будто метит на пост президента…»
        Но он ошибался. Моторолли метил гораздо точнее. После пятиминутного аптекарского рассказа о счастливом будущем республики директор услышал, как председатель КАП, сделав эффектную паузу, сказал:
        - Вас, конечно, интересует, когда начнется эта новая эра в жизни нашего государства? Охотно скажу об этом. Новая эра начнется на следующий день после того, как мы получим деньги. Когда же мы получим деньги?..
        Аптекарь снова умолк. В зале стояла абсолютная тишина. Директор банка готов был влезть внутрь радиоприемника.
        - Когда же мы получим деньги? - повторил Моторолли. - Вчера мы предъявили чек в республиканский банк. Финансовое могущество нашего государства общеизвестно. Все вы понимаете, что выплата двухсот миллионов долларов не может сколько-нибудь серьезно сказаться на финансовом благополучии нашей республики…
        В зале вспыхнул смех.
        Директор банка рванул воротничок. А из приемника продолжал сочиться хитрый голос оратора:
        - Так вот, господа, напрасно смеетесь! Могу вам сообщить, что деньги нам будут вручены… завтра в полдень!
        Зал заревел, загремел, застонал. Директор банка задыхался.
        - Тише, тише, господа! - кричал Моторолли. - Я еще не закончил! Итак, завтра в полдень! Двести миллионов долларов! Об этом нам сообщил уважаемый директор банка. Я приношу ему глубокую благодарность. Я благодарю наше правительство за заботу о своих гражданах. Слава нашему президенту! Обед за наш счет. Приглашаю всех вас завтра на торжественную церемонию вручения денег! Потом - обед!..
        Зал гудел, свистел, восторженно топал. Члены КАП обступили своего председателя. Отец Кукаре сочно целовал его в щеку. Комиссар утирал платком глаза. Сервантус долго хлюпал носом, а потом довольно внятно произнес:
        - Отец родной! Здорово ты им перо вставил!..
        Этими словами закончилась пресс-конференция в отеле «Саксофон». Но директор банка их не слышал: у него начался сильнейший сердечный приступ…

17
        Опытный агент Пинг Понг, по кличке «Сатана», был в затруднении. Задание, полученное рано утром из-за океана, было помечено пятью звездочками. Эта коньячная маркировка обозначала особую срочность и важность поручения. Необходимо было в течение одного дня определить политическое лицо субъекта, который называл себя Треем и находился в городе Диньдоне.
        Сатана сразу почувствовал, что задание будет нелегким. Помянув недобрым словом генерала Дога, который затеял всю эту ярмарку, тайный агент взялся за дело. Человеком он был расторопным и через полчаса уже летел в Диньдон на военном вертолете…
        Разведчик хорошо знал республику. Шесть правительственных кризисов, три удачных и два неудачных покушения, суд над коммунистической газетой и многие другие полезные дела, которые организовал Пинг Понг, позволяли ему считать себя в республике своим человеком.
        Обстановка в Диньдоне была именно такой, какую ожидал Сатана увидеть. Горожане волновались. Мужчины то и дело собирались на улицах группами, провожая военных недобрыми взглядами. В окнах появились скороспелые, но недвусмысленные плакаты:
«Эй вы, гоу хоум!»
        Иностранные гости, по обыкновению, делали все, чтобы вывести хозяев из терпения. Они скандалили в магазинах, приставали к женщинам, ограбили единственного в городе извозчика и даже сломали угол городской башни, расхватав на память средневековые кирпичи…
        Пинг Понг прежде всего подробно поговорил с генералом Догом, затем допросил капитана Микки Мауса и сержанта со шрамом. Это ничего не дало.
        Полдня тайный агент ходил по пятам Трея. Это тоже ничего не дало. Внешне парень походил на обычного влюбленного. Он таскался следом за молодой учительницей, сидел под окнами школы, пока шли занятия, потом гулял с девушкой по берегу моря. Никакого интереса к политике парень не проявлял, если не считать, что при встрече с сержантом молча показал ему кулак. Сержант тотчас перешел на другую сторону улицы…
        Тогда Сатана решил замаскироваться слепцом. Простодушным горожанам, нередко видевшим на улицах городка бродячих музыкантов, нищих, слепых, не могло прийти в голову, чтобы один из них в тот день выполнял ответственное задание иностранной разведки. Появление Пинг Понга на городских улицах осталось незамеченным.
        Сатана добрался до домика Веи и, улучив момент, когда поблизости никого не было, перелез через забор. Окна домика, скрытого в зелени, были распахнуты. Агент пугливо двинулся по грядке с огурцами, подбираясь поближе к окнам. Подобравшись к домику, Пинг Понг осторожно залез в густой малинник и замер. Отсюда он хорошо слышал голоса, доносившиеся из комнаты.
        - Вея, ты не забыла, что я неудачник? Тебе не страшно? - весело спросил мужчина. - Не успел я сесть в поезд, как у полиции появились ко мне претензии. Не успел я позавтракать, как в Диньдоне возникла иностранная военная база. Начал ухаживать за тобой, завязалась драка. Помяни мое слово, это драка с далеко идущими последствиями…
        - Понимаю, - нежно ответила девушка. - Их теперь всегда будут бить.
        - Не только! Их будут и защищать. Вмешается наше правительство, за ним - полиция, армия…
        - Трей, милый! Правительству нет дела до нашей свадьбы, а мне нет дела до правительства! Решено - как только отец Кукаре перестанет заниматься коммерцией и вернется в Диньдон, мы идем с тобой в церковь…
        Пинг Понг сидел в кустах и досадовал, что не догадался прихватить с собой магнитофон. Было что записать на пленку.
        - Любимая, иностранные военные базы - продукт скоропортящийся, - продолжал парень.
        - Ни один народ долго не потерпит у себя в ладони занозу. Из Диньдона им так же придется выкатываться, как и отовсюду…

«Если и не русский агент, то наверняка красный, - решил Сатана. - Его надо как можно скорей…»
        Разведчик додумать не успел. Кусты вдруг раздвинулись, и перед ним появилась бородатая козлиная морда. Это любопытничал старый козел Веи, за настырный характер прозванный Штопором. Блестящие желто-зеленые глаза пристально уставились на Сатану.
        - Иди к черту! - прошипел огорченный агент. С досадой он ткнул кулаком в козлиную морду.
        Этого не следовало делать. Штопор был очень обидчивым козлом. Он попятился, воинственно нагнул башку и, энергично шагнув вперед, ткнул незнакомца рогами. Удар был внушительным. С треском подминая кусты, Пинг Понг свалился. В доме тотчас раздался собачий лай, голоса смолкли…
        Сатану еще ни разу не били граблями. Это оказалось больно и унизительно. Оставляя на заборе клочья казенных лохмотьев, разведчик вырвался на свободу и бросился со всех ног по улице. Его долго преследовали мальчишки, собаки и увязавшийся за ними въедливый Штопор…
        Дежурный полицейский дремал за столом. Его пробуждение было не из приятных. В участок, словно ошпаренный, ворвался слепец в разодранных лохмотьях. Роняя стулья, он заметался по комнате. Полицейский, не зная, как поступить, на всякий случай потянулся к кобуре пистолета.
        - Болван, смирно! - заорал слепец, срывая черные очки, и полицейский послушно вытянулся.
        Незнакомец схватил телефонную трубку, ловко покрутил диск и бойко заговорил на незнакомом языке. Говорил он довольно долго. Повесив наконец трубку, человек в лохмотьях приказал полицейскому запереть дверь, а сам развалился в кресле господина комиссара.
        - Господин комиссар Фьють, когда приедут, будут сердиться, - робко заметил дежурный.
        - Твой комиссар такой же болван, как и ты! - прикрикнул странный посетитель. - Еще немного, и ваш слюнявый Диньдон будет красным!
        Незнакомец стал просматривать лежавшую на столе книгу происшествий. Наткнувшись на какую-то запись, он хлопнул ладонью по книге и громко сказал:
        - Идиоты! Боже, какие идиоты! Взять без билета в поезде и отпустить на свободу!..
        Часа через два к участку подкатила грузная полицейская машина. Из нее выбрались двое в штатском и сам окружной комиссар полиции. По всем признакам, штатские были иностранцами. Время от времени они перебрасывались непонятными фразами, а господин комиссар почтительно слушал. Полицейский не все понял из разговора, но главную мысль все же ухватил.
        Город Диньдон в опасности. Брожение среди населения создает угрозу военной базе. Это брожение может привести к нежелательным конфликтам. Оно не случайно. В городе, несомненно, орудуют красные агитаторы. Все нити ведут к Трею. Его надо немедленно арестовать.
        - Но за что? Где улики? - спросил господин окружной комиссар.
        - У вас отсталые взгляды, - недовольно заметил один из штатских. - Улики только мешают, путают дела. Мы у себя давно уже обходимся без улик…
        - Посадите его за безбилетный проезд, - подсказал человек в лохмотьях…
        Когда стемнело, трое полицейских по приказу окружного комиссара привели Трея. Парня усадили в машину и увезли.

18
        Политические и деловые круги столицы бурлили. Заявление Моторолли на пресс-конференции вызвало панику в правительственных инстанциях, на бирже и на ипподроме. На ипподроме на двенадцать часов было намечено открытие международных состязаний жеребцов-двухлеток, представлявших страны НАТО. Этой дружественной встрече политики придавали большое значение. Вручение же двухсот миллионов долларов удачливым коммерсантам из Диньдона, которое, по словам аптекаря, также должно было произойти в двенадцать, вне всякого сомнения, оставило бы ипподром без зрителей…
        Биржа ответила Моторолли массовой продажей правительственных бумаг. Не нужно было быть большим финансистом, чтобы понять, что республика не в состоянии выплатить долг. Курсы падали так быстро, что электрическое табло, установленное над зданием биржи, отказало через четверть часа…
        Кабинет собрался в Зеркальном зале. Министры ждали возвращения премьера из Диньдона. В зеркальных стенах отражался длинный стол, покрытый зеленым сукном. По обе стороны от стола выстроились стулья. Стульев было пятнадцать, министров тоже. Большое кресло в конце стола пустовало… Толстый свирепый министр финансов гневно стучал кулаком по столу и кричал на примостившегося у двери директора банка:
        - Вы - негодяй, облеченный доверием! Вы привели республику к краху! Как вы смели обещать этим проходимцам!
        - Я ничего не обещал! - жалобно вскрикнул директор государственного банка. Его нельзя было узнать: важный рассудительный господин в черном будто слинял.
        - Неважно! - продолжал кричать министр. - Рвать надо было в корне!
        Сгорбленный министр науки и религии монотонно постучал тяжелым перстнем по столу и, дождавшись тишины, глухо произнес:
        - Господа, мы доверили банк несостоятельной личности. Она поставила всех нас в дурацкое положение. Я предлагаю уволить эту личность и лишить ее права занимать государственные должности…
        - С радостью, но нельзя! - мягко возразил министр иностранных дел.
        Элегантный, похожий на светского льва министр встал и, бегло оглядев себя в зеркало, объяснил красиво поставленным голосом:
        - Коллеги, чувства всегда мешают разуму! Чувства и разум - непримиримые враги! Сейчас в вас говорят чувства. Пусть они смолкнут! Пусть говорит разум! Уволить директора банка нельзя и ненадобно. Его увольнение может вызвать нежелательный резонанс. Положение республики на мировой арене может пошатнуться. Если мы его уволим - всем станет ясно, что республике нечем платить. У нас нет выхода: или мы оплачиваем чек, или кабинет подает в отставку…
        - Я не хочу в отставку! - мрачно сказал военный министр. - Я ничего такого не сделал, чтобы меня в отставку…
        - Но весь мир ждет! Мир ждет нашего решения! Если государство не платит долгов, значит, нет государства!..
        Министр иностранных дел опустился на стул. Члены кабинета взволнованно переговаривались, перешептывались. Вдруг кто-то постучал в дверь. Директор государственного банка вздрогнул и потянулся открыть.
        - Сидите на месте! - прикрикнул министр финансов. - Опять эта шантрапа - журналисты!
        Стук стал сильнее.
        - Кто там? - спросил директор банка.
        - Это я! Ваш премьер!
        Директор банка поспешно впустил премьера. Глава правительства мелкими шажками пробежал к своему креслу, сел и пристально осмотрел смолкнувших министров.
        - Достукались! Вас на день одних нельзя оставить!
        - При чем тут мы? - начал оправдываться министр финансов. - Кто у нас руководит банком?
        - «Кто, кто»! - передразнил премьер. - Я понимаю, вы хотите свалить вину на директора банка. Но при чем тут он? В сейфах ни гроша! Что он, из своего кармана должен платить?
        - Я придумал! - вдруг поднял руку министр науки и религии. - То есть это ваши слова, господин премьер, меня натолкнули…
        - Какие слова?
        - Позвольте напомнить, вы сказали: «из своего кармана». А если сложиться? Всем вместе? Поскрести, потрясти?..
        - Идиот! - довольно громко сказал кто-то из сидевших на другом конце стола.
        - Я попрошу без намеков! - взвизгнул оскорбленный министр.
        - Господа, нельзя ли серьезней, - остановил премьер. - Предложение, мне думается, неосуществимо: с министерскими постами обычно расстаются легче, чем с личными доходами…
        Поднялся осторожный медлительный министр юстиции. Он неторопливо протер очки, посмотрел их на свет, надел на нос и по очереди оглядел всех членов кабинета. Под его глубокомысленным взглядом все постепенно затихли. Министра юстиции уважали за красавицу жену.
        - С юридической точки зрения, - важно начал министр, - «дело Диньдона» представляет собой интересный казус. С одной стороны, земля является частной собственностью и может быть отчуждена ее владельцем любому лицу безвозмездно или за вознаграждение, установленное соглашением сторон. С другой стороны, та же земля, обведенная границами государства, составляет его территорию. Границы нельзя произвольно переносить без соответствующих соглашений. Следовательно, если частная земля продается иностранному государству, то она изымается из нашей территории. Следовательно, границы переносятся. Выходит, с точки зрения границ…
        - А с вашей точки зрения? - перебил премьер.
        - У меня нет точки зрения, но все же я думаю, что эту сделку юридически можно было бы попробовать опровергнуть…
        - Идиот! - снова раздался тот же голос.
        - Полностью согласен! - заметил премьер.
        - С чем вы согласны? - обиженно спросил министр. - Вы согласны с тем, что я идиот, или с тем, что сделку можно опровергнуть?
        - Оставьте, наконец! - Премьер раздраженно заерзал в кресле. - Как мы можем запретить сделку? Мы же поссоримся с такой державой! Вы понимаете, чем это пахнет?
        - А если они потребуют уплаты долгов? - испуганно вставил министр финансов. - Вы знаете, сколько мы должны за продовольственную помощь? За помощь в вооружении? За помощь в просвещении? За помощь в строительстве завода кока-колы? За помощь…
        Премьер замахал руками, и министр смолк. В Зеркальном зале наступила удрученная тишина. В зеркалах отражались понурые физиономии министров. В окно билась ожесточенно гудевшая муха…
        - А если эти самые диньдонцы попадут в автомобильную катастрофу? - вдруг тихо спросил начальник тайной полиции. Худой, с шеей, торчавшей, словно карандаш из воротника мундира, он хитро подмигивал.
        - Идиот! - снова прозвучало в Зеркальном зале.
        - Ну и что? - невозмутимо огрызнулся начальник полиции, не отрывая преданных глаз от премьера.
        - Слишком поздно, - сказал премьер. - Кто поверит катастрофе? К тому же - наследники… А если нам подойти с другого конца?..
        Низенький, едва возвышавшийся над столом премьер замолчал, задумчиво подперев пухлую щеку рукой. Никто не смел нарушить ход его мыслей.
        - Всем известно, что наш великий союзник не скупится в военных делах, - наконец, размышляя вслух, произнес глава правительства. - Скажите, господин военный министр, что в военном деле сейчас ценится дороже всего?
        Военный министр растерянно заморгал глазами. Он явно не понимал вопроса.
        - Другими словами, нет ли у нас какой-нибудь военной штуки, секрета какого-нибудь, который мы могли бы продать дороже, чем за двести миллионов долларов?
        - Все секреты уже проданы! - без обиняков ответил министр.
        - Припомните все-таки, не могли бы мы еще что-нибудь продать? - настаивал премьер.
        - Независимость, - мило вставил министр иностранных дел.
        - Оставьте неуместные шутки! Я говорю серьезно!
        Военный министр соображал довольно медленно. Пока соседи растолковали ему вопрос премьера, пока генерал жевал губами, обдумывая ответ, прошло минут пять. Все молча ждали.
        - Вода дороже суши! - наконец веско произнес генерал. - Сейчас повсюду мода на подводные лодки с ракетами «Поларис». Они абсолютно неуязвимы…
        - Пока по ним не стреляют! - не удержался министр иностранных дел.
        Но премьер вдруг обрадованно захлопал в ладоши:
        - Господа, выход найден! Мы продадим море и покроем долг за этот проклятый Диньдон! Кусочек моря для подводных лодок - что может быть лучше такого товара!
        - А если не купят? - усомнился кто-то из членов кабинета.
        - Не могут не купить! Если за никудышные огороды они отвалили двести миллионов, то за превосходный морской участок - не меньше четырехсот!..
        Экстренные переговоры с послом дружественной державы продолжались весь день без перерыва на обед. Продолжались они всю ночь и окончились лишь следующим утром, точнее - без четверти двенадцать. Премьер не ошибся: отличный морской участок с постоянно свежей водой, приличной глубиной и превосходным видом на базу в Диньдоне заинтересовал великую державу. Купчая была подписана…
        Ровно в двенадцать в президентском дворце состоялось торжественное вручение денег членам КАП. На церемонии присутствовали официальные лица, иностранные дипломаты и представители прессы. Из посольского лимузина, стоявшего у главного входа, служители приносили увесистые пачки денежных знаков. Их принимал посол. Передавая премьеру очередную пачку, посол обменивался с ним рукопожатием. Премьер тут же отдавал пачку Моторолли…
        Жужжали кинокамеры, стрекотали фотоаппараты. Из глубины дворца доносился вкусный запах обещанного обеда. Коммерсанты из Диньдона обстоятельно набивали портфель комиссара хрустящими пачками. Церемония проходила в дружественной непринужденной обстановке…
        Премьер ошибся только в одном - в цене. Когда принесли последнюю, двухсотую пачку, посол вытащил бумажник и достал из него зеленый долларовый билет. Его он тоже отдал премьеру. Моторолли машинально протянул руку, но премьер спрятал доллар в свой карман.
        - Хорошенького понемножку! - довольно громко сказал он аптекарю. - Вы свою сумму получили, а это в государственный бюджет…
        За море великий союзник уплатил 200 000 001 доллар, ни центом больше. И все равно республика не оказалась в убытке. Она сумела оплатить чек с красной квадратной печатью и сохранила прежний состав кабинета.
        Когда церемония была окончена, все перешли в зал Конституции. Там был накрыт стол для обеда.
        Над большим мраморным камином хилая гипсовая дева держала в руках плоский стеклянный футляр. В нем покоился экземпляр конституции. Судя по толстому слою пыли, покрывавшему футляр, основной закон государства давно уже оставили в покое. Гипсовая дева безучастно смотрела на людей в хороших костюмах, оживленно устраивавшихся за столом.
        Моторолли уже успел сдружиться с министром финансов. Они уселись рядом. Аптекарь заботливо наделял салатом тарелку соседа, а министр со знанием дела разливал вино… Первый тост поднял председатель коммерческой ассоциации по эксплуатации побережья.
        - Друзья, разрешите поднять этот бокал за независимость и процветание нашей республики!..
        Звон ножей и вилок почтительно смолк. Все, даже разбитные газетчики, понимали торжественность момента. Выступал новый сильный человек республики…
        В Диньдоне, наоборот, в эту минуту тишину взорвал громкий набат. Он сзывал горожан на очередную встречу с иноземными гостями. Жители, собираясь группами, спешили к огородам. Продавец Крах тащил национальный флаг, который по торжественным дням вывешивали на городской башне.
        Иностранные солдаты предусмотрительно прятались за мешками с песком.
        - Мне кажется, база в Диньдоне скорее будет носить оборонительный, чем наступательный характер, - проговорил генерал Дог, спускаясь в окоп.
        - Так точно, господин генерал, - вздохнул Микки и пониже нагнул голову.
        В воздухе просвистел первый камень, пущенный рукой какого-то диньдонца…
        Москва, 1972 г.