Сохранить .
Диверсанты Сергей Владимирович Лобанов
        Мы будем на этой войне #3
        Россия год.
        В стране полыхает гражданская война - кровавая, бессмысленная, беспощадная. Ненавистью наполнены сердца людей.
        Диверсанты Янычар, Куба, Мамба, Негатив и Бек воюют на стороне Объединённой Оппозиции против федеральных войск.
        Каждый из офицеров по своей причине оказался в оппозиционных войсках, но все убеждены, что дерутся за Россию, за народ, за правду.
        Их непримиримые враги федералы тоже уверены, что сражаются за страну, за справедливость, за мирных людей.
        Чью сторону выберешь ты, когда сбудется библейское пророчество: «Меч каждого человека будет против брата его»?
        Лобанов Сергей Владимирович
        Мы будем на этой войне
        Диверсанты
        «Меч каждого человека будет против брата его» Библия, Книга пророка Иезекииля, 38:21
        От автора
        За эту работу я взялся после услышанных нескольких скупых историй, рассказанных моим знакомым. Он пожелал остаться инкогнито. Могу лишь сказать, зовут его Дмитрий. Сразу оговорюсь, это не Дмитрий Дашко, мой соавтор по книге «Штрафники 2017. Мы будем на этой войне».
        Данная работа задумана и написана значительно раньше «Штрафников», но по ряду причин оставалась неизданной.
        Мой знакомый - в прошлом сержант разведроты, участвовал в боевых действиях в Чеченской Республике, награждён Орденом Мужества.
        С его слов он был представлен ко второму ордену, но из-за определённых обстоятельств наградной лист «затормозили» в штабе.
        После прохождения срочной службы Дмитрий воевал по контракту в разведке. Его непростые воспоминания своей суровой солдатской правдой порой по-настоящему страшной из-за привычной и даже обыденной жестокости творимой на войне оставили меня под очень сильным впечатлением.
        Воспоминания Дмитрия мною переработаны, да и не рассказал он ничего такого, что можно было бы увязать в стройный сюжет. Кроме того о той войне написано, снято и сказано немало.
        Тогда о чём эта работа?
        О войне, о гражданской войне в России недалёкого будущего.
        Главные герои - Янычар, Мамба, Бек, Негатив и Куба - офицеры-спецназовцы, воюющие против федеральных войск на стороне Объединённой Оппозиции. Они по разным причинам оказались в оппозиционных войсках, но каждый уверен, что сражается за Россию, за народ, за правду. Вместе с тем они пытаются понять свои роли в бессмысленной, чрезвычайно жестокой гражданской войне, не нужной простым людям, выносящим её тяготы и невзгоды.
        Их непримиримые враги федералы тоже уверены, что воюют за страну, за справедливость, за свободу.
        Все действующие лица вымышлены и не имеют реальных прототипов. Любые возможные совпадения событий и эпизодов, в которых оказываются мои герои, с событиями и эпизодами, может быть, когда-то и где-то происходившими либо встречающимися в произведениях других авторов, - не более чем случайность, каких в нашей беспокойной жизни великое множество.
        Надеюсь, человечество исчерпало лимит на войны, геноцид, террор, революции и преступления.
        Хочется верить, Россию ждёт великое будущее, и она никогда не сорвётся в пропасть гражданской бойни.
        Сергей Лобанов
        Пролог
        Алексей Туркалёв сидел за старым, давно рассохшимся покачивающимся на ненадёжных ножках столом с круглой потёртой столешницей. Не менее древний стул меланхолично скрипел от каждого движения капитана.
        Четверо товарищей офицера - такие же молодые и крепкие телосложением, дрыхли в этой же комнате.
        Лейтенант Виктор Седых, носивший позывной - «Негатив», и старший лейтенант Юрий Шахов с позывным - «Бек», спали на разложенном продавленном диване. Они были не разлей вода ещё с Новосибирского высшего военного командного училища.
        Лейтенант Рустам Мамбеталиев с позывным - «Мамба» уютно свернулся калачиком на кровати. Он единственный из группы не был кадровым военным, но в своё время его заметило командование и направило на специальные курсы, где Рустам освоил профессию снайпера и получил офицерское звание. Спецов не хватало, поэтому командование оппозиционных войск выходило из ситуации разными путями, в том числе и организацией курсов, куда направляли наиболее перспективных бойцов.
        Старший лейтенант Ринат Кубаев с позывным - «Куба», спал на обычном матрасе, расстелив прямо на полу. Он незадолго до войны окончил элитное учебное заведение, единственное в стране имеющее почётное право проводить выпуск молодых офицеров на Красной площади, - Московский общевойсковой Военный институт Военного учебно-научного центра Сухопутных войск.
        Алексей Туркалёв носил позывной - «Янычар». Он окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, и на этой войне успел дослужиться до звания капитана, получив его, командуя группой диверсантов, созданной по личному распоряжению большого офицерского чина.
        Парни меж собой называли его Большой Папа или Астроном - за большие, уставного размера четырёхсантиметровые звёзды на беспросветных погонах.
        Янычар вяло перелистывал лежащую перед ним нетолстую подшивку прошлогодних газет.
        Собиравший её человек явно занимался тематической подборкой для какой-то своей цели.
        Алексей не задавался вопросом, зачем неизвестный собирал эти газеты и принтерные распечатки. Он бегло и невнимательно просматривал заголовки и статьи, потому что не любил читать газеты. Ему нужно было чем-то занять оставшееся до встречи с Астрономом время.
        На глаза Туркалёву то и дело попадались заметки, небрежно выделенные маркером жёлтого цвета:
        «…Продолжая проводить подобную линию, человечество попадёт в тяжёлый исторический период, когда финансовый ступор, экономический коллапс, массовый голод и безработица, уничтожение природы, отвечающей на это катаклизмами, катастрофами и эпидемиями, вызовут неизбежные в этом случае волнения и недовольства народа.
        Результатом подавления недовольства масс станет появление тоталитарных режимов с неизбежной оппозицией. Их противостояние может вылиться в новую мировую войну».
        «День Победы, уже несколько лет проводимый практически без участников Великой Отечественной войны, продолжает оставаться для народа светлым праздником, памятью о подвиге советского солдата, избавившего мир от фашизма. Вместе с тем празднование Дня Победы начинает приобретать для режима негативную энергетику. К такому выводу пришли эксперты, анализируя выступления народных масс волной прокатившиеся по регионам России, состоявшиеся в канун великого праздника.
        Организаторами выступлений стали представители независимых профсоюзов, различные партии оппозиционных сил. Ничем новым требования митингующих не отличались: «Правительство - в отставку!» «Военная реформа - развал армии!», - вот лишь некоторые лозунги, чаще других звучавшие на митингах, где много говорилось о росте цен на тарифы и услуги, о грабительских реформах ЖКХ.
        Доминирующим среди оппозиционеров уже давно стало утверждение: реформа Вооружённых Сил - есть ничто иное, как развал силовых структур страны, это приведёт к ослаблению позиций России на мировой арене и даже к утрате ею суверенитета. Оппозиция стремится представить дело так, будто бы внеочередные выборы всех уровней власти, и даже её смена насильственным путём - назревшая необходимость».
        «Принятие правительством решения о выделении коммерческим банкам кредита в размере 150 млрд. руб. можно расценивать, как косвенное свидетельство неуверенности кабинета по поводу начала выхода из экономического кризиса…»
        «Значительное повышение цен на услуги ЖКХ стало главной причиной подтолкнувшей население страны к митингам и забастовкам. Подобный скачок стал возможным из-за роста стоимости топлива.
        Предвидя недовольство граждан, премьер потребовал, чтобы рост цен на электроэнергию в 2016 году не превысил для населения десять процентов. Но подобное требование осталось популистским, право на окончательное утверждение тарифов потихоньку без лишней огласки передали регионам, нашедших, по мнению самих регионов, более чем убедительные причины для превышения предельных показателей, установленных Центром.
        Результат не заставил себя ждать.
        Народ пошёл митинговать, чем тут же воспользовались все оппозиционеры, выдвинувшие к правящей партии требования по защите граждан от монополизма коммунальщиков. В результате лозунг «Правительство и Президента - в отставку!» получил у митингующих большую популярность».
        «На этой неделе правительство страны впервые за долгое время вообще не соберётся на регулярное совещание, несмотря об объявлении премьера о создании антикризисного штаба.
        Эксперты сходятся во мнении, что появление подобного органа нужно расценивать как ситуацию, при которой государство вынуждено балансировать на краю экономической пропасти. Кроме того, специалисты утверждают, что большинство россиян относится к институту государственной власти довольно негативно. По результатам проведённого опроса респонденты заявили, что не верят в возможность своего влияния на принятие решений и при этом не желают иметь с государством никаких дел. Вполне резонен вопрос: как долго в такой ситуации возможно сохранение пусть минимально приемлемой социальной стабильности?»
        «Очередной виток экономического кризиса маловероятен, по крайней мере, в ближайшую пару лет. Такое заявление сделал министр финансов РФ в ходе беседы с журналистами после заседания министров финансов и глав центробанков состоявшегося в Берне.
        В то же время министр не смог не признать, что по этому поводу экономисты высказывают разное, порой полярное мнение, в этом сложном неоднозначном вопросе у них нет единой позиции. «Этот кризис очень серьёзный, - сказал министр финансов. - Такого не было даже в 2008-2012 годах, поэтому нельзя сказать точно, что может случиться в ближайшее время»».
        «Министр финансов РФ выступил с докладом в Высшей школе экономики в четверг. Министр, как и месяц назад заявил, что этот кризис очень серьёзный, по-прежнему возможно самое непредвиденное развитие ситуации».
        Янычар с досадой отодвинул подшивку.
        «Все такие умные, - подумал он, - всё понимают, так какого хрена страну в чан с дерьмом окунули? Не могли финансовые потоки поделить? Хапали безмерно, суки, никак нахапать не могли вдосталь, хотя там уже и правнукам на безбедную жизнь хватило бы. Нет, всё мало! А теперь простые люди глотки друг другу режут. И опять за чужие интересы…»
        За окном по гравийной дорожке зашуршали шины автомобиля, остановившегося сразу перед домиком, где спецназовцы отдыхали после очередного задания и ждали постановки новой задачи.
        Даже от столь незначительного шума парни проснулись разом, готовые к немедленным действиям. Сказывалось постоянное и привычное пребывание в чрезвычайных ситуациях. Подчинённые настороженно и выжидающе глядели на командира.
        А тот поднялся и сказал:
        - Мамба, давай на пост, газетки почитай. Дальше со сменой сами разберётесь, а я поехал. Пора предстать пред светлы очи Большого Папы. Чем он на этот раз обрадует?
        Янычар вышел из домика, глянув на наручные часы. Ровно шесть утра. Машина подъехала как всегда чётко в назначенное время. Как человек военный, он знал цену такой точности, поэтому испытал чувство удовлетворения.
        Утро выдалось пасмурным. Затяжной дождь накрапывал с вечера всю ночь и, похоже, собирался идти неопределённо долго.
        В нескольких метрах от крыльца стоял УАЗ-3159 «Барс». На нём Янычара всякий раз возили к Большому Папе, когда у того появлялась необходимость в группе.
        Туркалёв подозревал, что у Астронома таких групп несколько и наверняка никто без дела не прохлаждается.
        Задняя левая дверца приоткрылась, из салона легко выбрался крепкий высокий молодой мужчина в кепи, камуфляже без знаков различия, и замер изваянием у автомобиля. Поза свидетельствовала об абсолютной уверенности мужчины в своей силе и превосходстве. Впрочем, на Туркалёва это не произвело никакого эффекта. Люди проверяются в деле. Он давным-давно понял столь простую истину, поэтому не обращал внимания на позёров. Этот человек вполне мог быть как трусом, так и храбрым солдатом. Ну а что позирует слегка - так это у него должность такая.
        Алексей уверено пошёл к машине и забрался в салон, где на заднем сидении находился ещё один человек в камуфляже. Мужчина забрался следом, поэтому Янычар оказался зажатым слева и справа крепкими телами. Водитель и пассажир с переднего сиденья даже не обернулись.
        Тот, что выходил из салона, молча протянул Туркалёву плотную чёрную спортивную шапочку. Алексей привычно натянул её на голову и лицо, ниже глаз.
        Автомобиль тронулся с места.
        Янычар мысленно настроился на долгую езду в неизвестном ему направлении.
        Большой Папа прятал драгоценное тело в глубоком бункере где-то в лесу, неподалёку от военного городка, куда обычно прибывала группа Янычара для получения очередного задания.
        Неподалёку - это по сибирским меркам: не более двух часов езды по таёжным дорогам.
        Наверняка бункер был гораздо ближе, а Алексея возили кругами. Понять этого из-за шапочки на глазах он не мог.
        Так они и ездили молча, то ли кругами, то ли нет. Потом автомобиль останавливался у ничем не приметных, обычных ворот из листового металла, выкрашенных тёмно-зелёной краской. Казалось, ворота вросли в небольшой холм, укрытый травой и кустарником.
        Здесь Туркалёву разрешали снять шапочку.
        У небольшой двери в створке ворот всегда стоял часовой с карабином и примкнутым штык-ножом. Он давил на кнопку звонка - самого обычного, какие ставят на квартирные двери многим и многим гражданам. Из ворот появлялся офицер, проверял документы у прибывших и вёл их внутрь холма, где метров через десять от внешних ворот стояли другие, одним своим видом говорящие о способности выдержать серьёзную ударную волну.
        За этой преградой тоже светили фонари под невысоким сводчатым потолком, обшитым всё тем же листовым железом, проваренным на стыках электросваркой. Новичкам с непривычки всегда становилось тягостно, им казалось, они попали в глухой металлический склеп.
        Но настоящий склеп - тот самый бункер находился гораздо глубже, куда прибывших доставлял ровно и уверенно гудящий лифт.
        Здесь Туркалёва передавали другому офицеру, он вёл Алексея коридорами к кабинету Большого Папы.
        И всякий раз Янычар подавлял раздражение: в то время как миллионы людей страдают от войны, кучка избранных, решающих быть войне или миру, сидит глубоко под землёй, в безопасности.
        Впрочем, не было здесь чего-то из ряда вон выходящего типа баров-ресторанов, ночных клубов, девочек в бикини. Бункер жил по армейскому распорядку. Это и примиряло Алексея с ощущением несправедливости, до краёв заполнившей не самый лучший из миров.
        Астроном принял Янычара как всегда - сидя за обширным столом, втиснутым в не очень просторное помещение, где под сводчатым невысоким потолком тянулась жилы разномастных кабелей со всякими распределительными коробочками, проходила система мерно гудящей вентиляции, крепились энергосберегающие лампы освещения.
        Туркалёв представился, как того требовал Устав, после чего получил разрешение присесть. На этот раз беседа началась с того, что Большой Папа вышел из-за стола, чего ранее никогда не делал.
        Янычар с тщательно скрываемым удивлением увидел, что Астроном хоть и широк в плечах и грозен лицом с грубыми резкими чертами, оказывается, невысок ростом, имеет животик, вероятно положенный по статусу. Китель на животике едва сходится, видимо, форма пошита несколько раньше и по другим меркам, а в условиях военного времени даже столь высокий чин не может позволить мундир по размеру. Это очень удивило Туркалёва, никак не предполагавшего, что военачальник такого уровня в чём-то нуждается. Однако поди ж ты!
        Алексей даже невольно подумал, что у Большого Папы, наверное, не застёгивается брюшная пуговица на брюках, и только китель не позволяет разглядеть сей казус. Янычар мог и ошибаться, но форменные брюки с шикарными красными лампасами сидели в обтяжку на коротких ногах-столбиках, обутых в чёрные лакированные туфли со слабо отражающимися на них бликами бледного освещения.
        Астроном опустился на соседний стул, стоически выдержавший его вес, поёрзал, устраиваясь поудобнее, положил на животик недлинные руки с большими одутловатыми ладонями, сцепив короткие пухлые пальцы замком.
        - Задание, которое вы получите, капитан, ничем особенным от других не отличается, - сказал он, привычно подавляя властным взглядом собеседника. - Но всё же оно имеет чрезвычайную важность.
        «Кто бы сомневался, - подумал Алексей спокойно. - Давай, выкладывай своё задание, нам, сиволапым, не привыкать к чрезвычайной важности».
        - Вашей группе предстоит проникнуть в город и вывести за его пределы генерал-майора Тарасевича. Он является источником очень ценой информации, кроме того, как нам стало известно, у генерала при себе есть диск. Если Тарасевич погибнет, тогда доставите диск. Но генерал мне нужен живым. Вы поняли меня, капитан? Живым.
        - Так точно, генерал-майора Тарасевича необходимо доставить живым, - отчеканил Туркалёв, вставая со стула.
        Большой Папа удовлетворённо кивнул, одновременно подавая небрежный знак рукой - садись, мол, чего подскочил.
        - По нашим сведениям Тарасевич находится здесь.
        Астроном встал и подошёл к развёрнутой на столе, специально изготовленной карте города Красноярска, ткнул пальцем.
        Янычар, подошедший следом, кивнул.
        - На подготовку сутки, - добавил Астроном. - Всю необходимую дополнительную информацию и техническое оснащение обеспечит генерал-полковник Скворцов.
        «Ого! - невольно мысленно воскликнул Алексей. - Да ведь он начальник штаба Северо-восточного фронта! Если уж такая шишка курирует операцию, знать, дело и впрямь серьёзное. Что же это за птица такая, генерал-майор Тарасевич, и что за диск у него такой?»
        - Есть вопросы, капитан?
        - Никак нет, товарищ генерал армии!
        - Свободны. И постарайтесь вернуться живыми. Ваша группа мне ещё понадобится.
        «Умеет Большой Папа подсластить горькую пилюлю», - мысленно хмыкнул Алексей, покидая кабинет.
        Обратный путь из бункера в гарнизон был проделан с теми же предосторожностями в прежнем молчании.
        Янычара высадили из УАЗа у домика, который всегда выделяли группе, как имеющей особый статус. Хлопнула дверца и машина укатила восвояси, а капитан отправился к парням.
        Его встретили четыре пары вопросительных глаз самых близких ему людей, которые не бросят, не предадут. На душе стало немного спокойнее.
        - Есть чё в клюв кинуть? - спросил он, присев на шконку. - Со вчерашнего вечера не жравши.
        Бек достал из РД - рюкзака десантника банку говяжьей тушёнки, двумя точными движениями ножа вскрыл её, подал командиру.
        Янычар ел с ножа жёсткие мясные волокна вместе с жиром, привычный и к менее вкусной еде. Расправившись с содержимым, отставил банку в сторону, вытер лезвие о белое вафельное полотенце, висящее на спинке кровати, рукояткой вперёд протянул нож Беку и, глянув на терпеливо ожидавших парней, сказал:
        - Есть задание. На подготовку сутки. Обсудим.
        Часть I Привычка побеждать
        Глава I
        Огненный Яр
        «(1.11) Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после» Ветхий Завет, Екклесибст[1 - Название ветхозаветной библейской книги, которая в христианской Библии помещается среди Соломоновых книг. Автором книги с глубокой древности признается - как в еврейском, так и в христианском предании - царь Соломон.], Глава первая
        Июль год. Восточная Сибирь, линия фронта войск Объединённой Оппозиции и федеральных войск.
        Ночь как назло выдалась звёздной. Мерцающие на тёмном покрывале огоньки вместе с бледным диском луны равнодушно смотрели с высоты, далёкие и отстранённые.
        Как при такой иллюминации пройти через позиции фйдеров - так в войсках Объединённой Оппозиции презрительно называли федералов - вопрос риторический, потому что переходить надо.
        «Мишка» - вертолёт МИ-8Т ещё вечером сел в лесном массиве неподалёку от посёлка Берёзовка. Пилоты посадили машину на свой страх и риск, потому как повсюду торчали пики сосен. Кроме того, здесь могли оказаться федеры. Район считался ничейным, но в реальности его контролировали федералы.
        Уходила машина, подвергаясь не меньшему риску, а ведь экипажу предстояло вернуться за группой в назначенное время и вновь уйти на свою сторону.
        Вот потому-то лётчики с плохо скрываемым недовольством выслушали приказ доставить и забрать группу из опасного района, и не от кого-нибудь выслушали, а лично от начальника штаба Северо-восточного фронта генерал-полковника Скворцова, что уже говорило о чрезвычайной важности задания. Хорошо хоть не приказали лететь прямиком в город - это равносильно безусловной потере машины и экипажа вместе со спецназовцами.
        Покинув вертолёт, группа Янычара в хорошем темпе продвигалась через лесной массив, а после и через выжженный дотла посёлок. Парням сопутствовала удача: они незамеченными дошли до окраины города. Теперь группе предстояло перейти вражеские позиции и вернуться назад.
        Эта местность ещё три недели назад была под контролем Объединённой Оппозиции. Но массированное наступление федералов вынудило их противников покинуть город и с тяжёлыми боями отступить восточнее и севернее Красноярска.
        При этом в городе оставались окружённые подразделения войск оппозиции, не успевшие вовремя отойти с основными частями. Они отчаянно оборонялись и даже пытались прорываться, но уже было понятно - это отчаяние обречённых.
        В этой неразберихе на территории Красноярской ТЭЦ-1 остался генерал-майор Тарасевич. Он сумел выйти на связь со штабом армии и сообщить о своём местонахождении, а также о том, что с ним вместе собралось около роты мотострелков, желдорбатовцев и пара танкистов в придачу, без машины. Все из разных частей, они встали под командование какого-то майора из морпехов по фамилии Пименов. Этот майор перешёл в непосредственное подчинение Тарасевичу.
        В последний раз генерал-майор вышел на связь две недели назад и сообщил, что идёт почти непрерывный бой, от роты осталось несколько человек, все ранены, в том числе и он сам. Тарасевич обозначил, где его примерно искать и сказал, что это, вероятно, последний выход на связь.
        Капитан Туркалёв осматривал позиции противника в штатный прибор ночного видения. Надежда пройти незамеченными крепла всё больше: никаких сплошных фортификационных сооружений он не увидел, простые выносные посты, да обычная умеренная суета, присущая в такой ситуации любой армии.
        Вот только звёздная ночь, да большая луна несколько осложняли дело. Давешний дождь как назло прекратился, ветер разогнал тучи, обещая скорую жару, когда отовсюду опять усилится и без того не проходящая вонь от не погребённых тел погибших в тяжёлых боях солдат.
        Этот смрад беспрестанно преследовал живых, привыкнуть к нему никак невозможно. Вонь лишний раз напоминала о бренности всего живого…
        - Пошли, - скомандовал капитан.
        Пройти позиции противника удалось тихо.
        Несколько километров осторожно шли уже в городской черте, держась ближе к развалинам складов, цехов, административных зданий и строений прочего технического назначения, что во множестве теснились на городской окраине.
        Затем парни пробрались на территорию ТЭЦ и бесшумными силуэтами заскользили вдоль стены большого производственного корпуса, дошли до пролома, образованного прямым попаданием то ли пушечного выстрела, то ли танкового. Забрались внутрь цеха и двинулись уже по нему, осматривая внимательно нагромождения какой-то аппаратуры, переплетение толстых труб, огромные электродвигатели, перекрестья металлических ферм и другие технологические сооружения, создававшие невольное ощущение, что это организм огромного техногенного монстра.
        Неожиданно прямо на них вышел солдат.
        Парни вскинули оружие, готовые вступить в бой, а солдат затравленно шарахнулся и замер.
        - Военный, закурить найдётся? - несколько развязно спросил Янычар, подавая рукой знак своим, чтобы те опустили оружие.
        - А?.. - испуганно, после продолжительного молчания отозвался боец.
        - Закурить, спрашиваю, найдётся? - Туркалёв подошёл к нему совсем близко. - Да что ты испугался-то, словно мертвецов увидел, не к ночи будь сказано, - хмыкнул он, разглядывая врага в лунном свете, падающем в широченные оконные проёмы с выбитыми стёклами.
        - А… Вы это… вы кто? - наконец смог собраться с мыслями молодой парень, продолжая опасливо поглядывать на незнакомцев.
        Его пальцы нервно теребили ремень автомата, бесполезно висящего на правом плече.
        - Кто-кто, коняги в пальто, - дружелюбно ответил Янычар. - Не видишь что ли, разведка, с рейда возвращаемся. Так есть закурить или нет? У нас уже давно кончилось курево, а курить охота, аж уши пухнут.
        - Есть, - солдат торопливо полез запазуху.
        Его руки заметно тряслись.
        - Да не трясись ты так, военный, свои мы, - успокоил парня Янычар. - Ты чего здесь один шарахаешься?
        - Я это… работал тут раньше слесарем, до войны ещё… Даже не думал, что снова попаду сюда при таких обстоятельствах, вот хожу, вспоминаю.
        Парень всё же извлёк пачку, протянул Туркалёву.
        Янычар достал пять сигарет, четыре передал своим, одну заложил за ухо, вернул пачку солдату.
        - И не боишься один ходить?
        - Как не боюсь? Ещё как боюсь, - ответил искренне парень.
        - Чего шаришься тогда?
        - Сам не знаю. Хочу, чтоб война побыстрее закончилась, вернуться опять сюда, работать по-человечески…
        - Где сейчас штаб бригады? - спросил Янычар. - Нас долго не было, - пояснил он насторожившемуся было солдату.
        - В административном корпусе.
        - Ясно. Ну, бывай, а нам пора.
        - Ага, ладно, бывайте, парни, - отозвался боец.
        Голос его звучал напряжённо. Он так и не поверил внезапно появившимся незнакомцам.
        Янычар коротко махнул своим и первым растворился в густой тени.
        Куба шёл замыкающим. Он чуть приотстал, и спецназовцы услышали сдавленный болезненный стон. Через пару мгновений Кубаев присоединился к группе, кивнув командиру.
        Тот тоже кивнул в ответ.
        Все понимали: по-другому нельзя. Это война.
        Генерал-майора спецназовцы обнаружили там, где и рассчитывали - на втором этаже в одном из цехов, в пристройке с помещениями для инженерно-технического персонала. Повсюду царила разруха, валялась поломанная мебель, виднелись следы пожара, пожиравшего утварь, ползавшего по панелям стен, линолеуму, ламинату, оставившего копоть на потолке.
        До сих пор валялись раздувшиеся от летнего тепла непереносимо воняющие трупы солдат, тела гражданских обоего пола и, что самое страшное - тела детей. Как гражданские с детьми оказались здесь, оставалось неясным. Может быть, спасались холодной зимой, надеясь на тепло труб замершей ТЭЦ, да так и остались до самого лета. Может быть, не успели по тем или иным причинам покинуть город, когда за него начались бои.
        В этих условиях генерал-майор Тарасевич укрывался от федералов, кое-как перебиваясь найденной где-то вермишелью и пятилитровой пластиковой бутылкой с минеральной водой, которую экономил пуще всего, понимая, что скрываться наверняка придётся неопределённо долго, пока за ним пришлют кого-нибудь. Если вообще пришлют. От этих мыслей генералу становилось не по себе, он успокаивался тем, что диск очень нужен руководству Оппозиции. Поэтому терпеливо ждал, жуя вермишель, запивая скупыми глотками, осторожно выглядывая на улицу, где хозяйничали федеры, и с каждым днём всё сильнее ощущал голод и жажду, уже не проходившую даже после глотка или двух бесценной воды.
        Появление группы он, конечно же, прозевал. Мучимый бессонницей от стресса, увидел лишь силуэты неожиданно возникших в тёмной комнатушке молчаливых парней в камуфляже, разгрузках, с непривычным ему оружием, весь съёжился, втянул голову в округлые плечи, сильно зажмурился, решив, что настал конец.
        Неизвестные молча набросились, смяли, блокировали и устроили допрос.
        Кто-то грубо спрашивал:
        - Войсковая часть? Звание? Должность? Фамилия? Отвечать!
        Последовал несильный, но болезненный удар по почкам.
        - Хых… - охнул утробно генерал. - Не надо… - заскулил он тихонечко.
        - Отвечать!
        - Штаб тринадцатой армии, генерал-майор Тарасевич, - затараторил торопливо генерал.
        Тиски ослабли.
        - Мы за вами. Диск при вас?
        - Кто вас послал? - уже увереннее, с нотками стали в голосе спросил Тарасевич, всё же опасаясь шевелиться.
        - Тот, кто знает, что диск должен быть у вас, - неопределённо ответил Янычар, позволяя генералу сесть на полу и откинуться на стену.
        - Опишите его внешность, - потребовал генерал-майор. - Я должен быть уверен, что вы именно от него.
        Даже в темноте Тарасевич увидел, как блеснули глаза незнакомца, отчего генералу стало неуютно.
        Туркалёв ответил ровным голосом:
        - Мы можем сказать, что нашли вас мёртвым и забрали только диск.
        - Хорошо, - испуганно согласился Тарасевич. - Диск у меня, но я не скажу вам, где он.
        Янычар отвернулся, скрывая невольную усмешку: мол, надо же - «не скажу»! Куда ты денешься - ляжешь и разденешься. Спрятал, говоришь, ну-ну. Куда спрятал-то? В задницу запихал или проглотил?
        Повернувшись к парням, он сказал:
        - Уходим. Скоро светает, надо успеть выйти из города.
        Неожиданно на первом этаже пристройки послышались голоса, затрещал мусор.
        Янычар сделал знак рукой Негативу, и тот тихо исчез из комнаты.
        Снизу по-прежнему доносились голоса, какой-то шум, падение чего-то тяжёлого, отборный мат, чьё-то смачное чихание, наверное, от пыли.
        Появился ушедший.
        - На зачистку не похоже, - ответил он на вопросительные взгляды. - Мотострелки, десять человек, в том числе два сержанта, у всех «акаэмы», в разгрузках гранаты видны. Подсвечивают фонарями, шарятся. Клады, поди, ищут. Кому война, а кому мать родна.
        - Да, - согласился Туркалёв. - Мародёры, что ли? - спросил брезгливо и добавил уверенно: - Какая к чертям собачьим зачистка по ночам!
        - А хрен их разберёт. На них не написано. Но если подумать, что им тут ночью-то делать? Или тоже по памятным местам ходят, вспоминают рабочее прошлое?
        - Они меня ищут, - пролепетал Тарасевич.
        Все повернулись на его голос, будто хотели сказать: нужен ты им, как собаке пятая нога. Искали б тебя, не стали бы бестолково топтаться на первом этаже, переворачивая хлам, словно действительно в поисках ценных вещей.
        - Ладно, пошли, - распорядился Янычар. - Выйдем с западной стороны.
        Спецназовцы и генерал-майор покинули комнату и осторожно, стараясь не наступать на предательски хрустящий мусор, задерживая дыхание и обходя раздутые смердящие трупы, последовали в указанном командиром направлении. Голоса и шум на первом этаже отдалились, зато там, где планировалось покинуть здание, послышался нарастающий гул мотора.
        Группа замерла, тревожно всматриваясь в проём окна с белеющим по периметру оплавившимся стеклопакетом с жалкими осколками стекла. В комнату задувал тёплый ветерок, лениво колыша едва видимые на белом пластике паутинки копоти.
        Вскоре из-за угла соседнего здания, натужно гудя, выкатился БТР-90 с силуэтами пехоты на броне. Он остановился под окнами второго этажа, как раз под группой, и затих. Мотострелки попрыгали с брони. Слышался стук их обуви об асфальт, характерное бряцание амуниции и оружия, голоса. Кто-то энергичный отдавал команды о рассредоточении. Судя по голосу, он был из тех, для кого война - его стихия. Царящая кругом разруха - привычная среда обитания. А бронежилет, каску и автомат он носит с самого рождения.
        Из здания показались двое. Они подошли, что-то сказали тому, кто отдавал приказы, тот кивнул, ответил, двое ушли.
        Спустя некоторое время, голоса ковырявшихся внизу послышались на лестнице, ведущей на второй этаж. В конце коридора замелькали лучи фонарей.
        - Негатив, действуй.
        - Понял, командир, - коротко ответил Седых, уходя в сторону голосов.
        Он появился довольно быстро.
        - Сюрприз готов, - также односложно доложил Негатив.
        - Вы что собираетесь делать? - дрожащим голосом спросил Тарасевич.
        - Придётся пострелять, товарищ генерал-майор, - ответил Янычар. - Так уйти уже не сможем. Похоже, вы были правы. Это вас ищут. Только ищут спустя рукава, впрочем, как и всё в нашей доблестной, когда-то единой армии. Видимо, уверены, что здесь вас, как и в других зданиях, нет. Поэтому относятся к приказу формально, но всё равно, перекрыли все отходы. Это единственное, что они сделали вовремя, как раз под утро. Не успели мы совсем немного.
        - Наоборот, успели, - со значением выделил последнее слово Тарасевич.
        - Виноват, товарищ генерал-майор, - поправился Туркалёв.
        - В каком вы звании?
        - Капитан.
        - Вот что, капитан, открывать огонь я запрещаю, - жёстко заявил генерал, в темноте высокомерно вглядываясь в собеседника. - Я уже навоевался тут, и даже сквозное пулевое ранение левой руки получил.
        Генерал продемонстрировал свободно двигающуюся руку, кое-как перетянутую грязным бинтом поверх камуфляжной куртки.
        Парням стало ясно, что ранение на самом деле пустяковое, больше разговоров, чем крови.
        - У вас есть другой план, товарищ генерал-майор? - поинтересовался Янычар, ничуть не смутившись властного тона.
        - Вы же командир группы, - язвительно заметил Тарасевич. - Вот и предлагайте, а я выслушаю.
        - Группа, слушай приказ, - произнёс капитан. - При сработке сюрприза федеры откатятся назад, соображая, что да как, до рассвета уже не сунутся, потом пошлют сапёров. Но нам их ждать и зря терять время, резону нет. Поэтому на плечах оглушённых и дезориентированных федеров выйдем на первый этаж, перебьём оставшихся. Вы, сопровождая товарища генерал-майора, с боем прорвётесь через жидкое пока оцепление и уйдёте по заранее отработанному маршруту.
        - А вы? - подозрительно спросил Тарасевич.
        - Я останусь, товарищ генерал-майор, и прикрою отход группы, - ответил Туркалёв без всяких эмоций, будто речь шла не о его гарантированной гибели при таком раскладе, а о каком-то пустяковом дельце.
        - А если мы не сможем прорваться? - занервничал генерал. - Вокруг всё забито федералами. Как проходить? Мы целой ротой не смогли пробиться! Вы не могли не знать этого, капитан! Как вы готовили операцию?
        - Готовил так же, как и другие, товарищ генерал-майор, - ровно ответил Янычар. - До сих пор получалось. Получится и сейчас. А нет… На нет и суда нет.
        - Вы с ума сошли?! - взвился Тарасевич свистящим шёпотом, затухавшим в бетонной коробке. - Я должен выйти отсюда!
        - Позвольте напомнить вам, товарищ генерал-майор, мы на войне. А на войне случается всякое и не только с солдатами.
        Вдруг грохнул взрыв, коротко сверкнула вспышка, сжатая бетонными стенами взрывная волна метнулась по коридору, подняв пыль, тряпки, прочий мусор. Одновременно дико закричали несколько человек, а следом началась беспорядочная стрельба уцелевших, со страху поливающих из автоматов во все стороны.
        Парни в несколько прыжков преодолели коридор, ворвались в тучу пыли, с валяющимися на полу странным образом уцелевшими двумя фонарями. Лучи неподвижно падали на троих орущих солдат, исковерканных взрывом, и одного бойца с оторванными обеими руками выше локтей, с раскиданными повсюду рваными кишками. Вместо лица и вообще головы у него осталась задняя часть черепа с коротким волосяным покровом на внешней стороне и кашей из мозгов на внутренней.
        Именно он подобрал «сюрприз» Негатива - магазин от автомата Калашникова с заранее вырезанным в боковой стенке прямоугольным отверстием, с оставленными несколькими патронами, чтобы создавался эффект потерянного кем-то боезапаса. В вырезанном отверстии был удалён кусок подающей пружины, вложен пластид граммов сто пятьдесят, прикреплён специально подготовленный взрыватель, сработавший при подъёме магазина, лежавшего вырезанным отверстием вниз.
        Впрочем, темнота всё скрадывала. Подсвечивавший себе фонарём солдат совершил роковую ошибку, наплевав на простое правило: не бери, что не тобой положено.
        Вниз по лестнице из коридора медленно полз ещё один раненый, оглушённый взрывом. В судорожно сжатой руке он продолжал держать потухший фонарь. Его кишки тянулись следом, собирая пыль и копоть, марая мокрым засыпанные мусором ступени. Солдат не кричал, он потерянно и бездумно полз подальше от страшного места, где орали его сослуживцы, где его тяжело ранило, вышвырнув на лестницу.
        Используя приборы ночного видения, спецназовцы осмотрели помещение, намётанными взглядами определив, за какими укрытиями, скорее всего, попрятались оставшиеся солдаты.
        Атака на укрывшихся была слаженной и отработанной, как на тренировочной базе. Каждый знал свою цель, действовал заученно, не совершая никаких лишних движений. Так в ночи ведёт себя дикий зверь, выследивший добычу, знающий, что она способна оказать сопротивление, но уверенный в своих силах и превосходстве.
        Укрывшихся за всевозможным хламом солдат спецназовцы расстреляли из четырёх «валов»[2 - Автомат специальный (АС) «вал» предназначен для поражения целей в условиях, требующих ведения бесшумной и беспламенной стрельбы. Использование нескольких типов патронов - СП-5, СП-6 обеспечивает как высокоточную стрельбу, так и поражение целей в индивидуальных средствах бронезащиты или находящихся за преградой (в автомобиле). Состоит на вооружении специальных подразделений.] и одного «винтореза»[3 - Винтовка снайперская специальная «винторез» (ВСС). Снаряжённая бронебойными патронами ПАБ-6 способна вывести из строя автомобиль и даже легкобронированную боевую технику. Пуля этого патрона легко пробивает стандартный бронежилет. Винтовка находится на вооружении у спецназа ГРУ, ФСБ и МВД, применяется для уничтожения живой силы, находящейся в укрытиях или прикрытых лёгкой бронёй.]. Поглощаемые глушителями хлопки беспламенных выстрелов перекрывались клацающими затворами.
        Укрытие и бронежилеты третьего класса защиты призванные сохранять жизни владельцев от автомата АК-74 с патроном 5,45мм. и автомата АКМ с патроном 7,62мм. не спасли: солдаты гибли один за другим, так и не успев выстрелить в ответ.
        От шкафов, за которыми они пытались укрываться, летели щепки, пыль, отрывающиеся дверцы. Мебель сотрясалась мощными пулями будто живая. Также сотрясались тела солдат, получая смертельные ранения от покрытых стальной оболочкой маленьких безжалостных шершней, пробивающих бронежилеты, рвущих мышцы, жизненно важные органы, кровеносные сосуды, разбивающих кости…
        Через несколько секунд всё было кончено, клацающие затворы, выбрасывающие чуть дымящиеся гильзы, замерли, наступила тишина, прерываемая воплями раненых на втором этаже, стонами раненых уже здесь, да хрипением так и ползущего вниз по лестнице солдата с потухшим фонарём в руке.
        Оставшиеся на улице, попрятались, кто куда, в основном за БТР, выставив автоматы, оценивая ситуацию, ожидая приказа командира. А тот совсем не горел желанием поднять взвод в лихую атаку, как это показывают в фильмах про войну.
        Но вот он отдал команду едва торчащей из люка голове. Та спряталась, машина взревела дизельным с турбонаддувом двигателем, дрогнула и подалась вперёд, продвигаясь на несколько важных метров.
        И спецназовцы, и генерал поняли, БТР сейчас выедет на более удобную позицию, чтобы получить возможность для ведения огня.
        Очень внушительное вооружение состоящее из тридцатимиллиметровой автоматической пушки, пулемёта, гранатомёта и противотанкового ракетного комплекса не оставят ни одного шанса никому.
        - За мной! - скомандовал капитан и бросился в какой-то закуток.
        Остальные стремительными тенями последовали за ним, энергично толкая перед собой генерала.
        Почти сразу же отчётливыми выстрелами грозно заговорила автоматическая пушка. Помещение, где только что были спецназовцы, наполнилось пылью, летающими кусками размолоченного бетона и обломков мебели. Гильзы, звякая, рассыпались по броне, падая на асфальт.
        Ад кромешный объял часть здания.
        Спецназовцы с пыхтящим одышкой Тарасевичем пробирались по узкому абсолютно тёмному коридору. Капитан шёл первым, используя прибор ночного видения. Он остановился внезапно, отчего идущий за ним на ощупь Тарасевич, ткнулся ему в спину вытянутыми руками. Группу догнал Негатив, позаботившийся о растяжке.
        - Люк, - произнёс Туркалёв.
        Остальные мгновенно его поняли. Общими усилиями подцепили зацементированную грязью тяжёлую крышку. Из открывшегося колодца пахнуло спёртым воздухом, застоявшимися миазмами канализации.
        Все, один за другим, спустились по металлической лесенке вниз.
        Негатив за собой задвинул крышку на место. В этот момент пушка заработала снова. Видимо, для страховки. Зашедший в пазы люк отсёк её пугающее рявканье и грохот в уничтоженном помещении.
        Перед беглецами открылся проход в обе стороны по большому сводчатому бетонированному проходу. Быстро сориентировавшись, направились влево, вдыхая тяжёлый воздух, слыша шебаршение разбегающихся крыс.
        Генерала, слепого как новорождённого котёнка, надёжно страховали, не давая упасть или стукнуться.
        Грохнул приглушённый толщей земли взрыв. Это сработала растяжка, оставленная Негативом. Солдаты после обстрела сунулись внутрь, обнаружили коридорчик, и в пыли и темноте напоролись на растяжку, в таком тесном проходе гарантированно потеряв ещё нескольких человек.
        Шли минут двадцать. Кое-где пришлось пролезать в довольно тесные лазы. Эти коммуникации строили ещё во время Второй мировой и после. Они были очень разветвлёнными и объединяли несколько заводов военно-промышленного комплекса, сконцентрированных на правобережье города. Этот подземный лабиринт всегда оставался секретным, доступ к нему имел очень ограниченный круг лиц. Навигатор с картой разветвлённых ходов Туркалёву вручил начальник штаба генерал-полковник Скворцов на всякий случай, даже не предполагая, что он пригодится на самом деле.
        Если б генерал-майор до спасения не посидел на вынужденной диете и безводье, то вряд ли пролез в иных местах. О том, что тогда предприняли бы спецназовцы, сам генерал старался не думать.
        Но вот капитан снова остановился, потом пошёл по какому-то ответвлению, где воздух казался заметно свежее, и вскоре замер у лесенки, ведущей наверх. Он поднялся и аккуратно слегка отодвинул заскрежетавшую по асфальту крышку, в колодце сразу посветлело, но не особо: всё-таки, люк командир сместил немного.
        Светало.
        Янычар поставил крышку в пазы. Весь день просидели в колодце. Почти обезвоженный генерал мучился жаждой и бессонницей, а спецназовцы по очереди поспали.
        Сверху доносились шумы проезжающей техники топот многочисленных ног, голоса команд.
        Когда стемнело, капитан рискнул отодвинуть люк совсем, потом едва высунулся, вначале выставив «вал», быстро осматривая в прицел открывшееся пространство.
        Тишина.
        И пусто.
        - Выходим, - скомандовал Туркалёв.
        И первым выскользнул из колодца, пригнувшись, быстро пробежал до сгоревшего танка, нырнул под него, выставил между катков ствол автомата.
        Остальные стремительными бросками присоединились к нему, никем не замеченные.
        Неожиданно послышался тяжёлый гул и на улицу выехал бронетранспортёр с солдатами на броне.
        Капитан выругался сквозь зубы.
        Машина, рокоча двигателем, светя фарами, пролетела мимо и скрылась за поворотом, унося шум мотора и ослабляя натянувшиеся до предела нервы спецназовцев и генерала.
        Короткими перебежками двинулись дальше, из города выскользнули без проблем, тихо миновав позиции противника.
        А потом начался ночной кросс по сгоревшему дотла посёлку Берёзовка. Во время бега приходилось смотреть в оба: шла война.
        Осторожный и в то же время быстрый бег был не просто кроссом решивших пробежаться энтузиастов, это был бег вырвавшихся из западни хищников, желающих выжить любой ценой, готовых для этого уничтожить любого.
        Тарасевичу, не привыкшему к такому активному образу жизни, приходилось очень хреново. Его, едва перебирающего ногами, пришлось тащить под руки.
        Из-за этого до лесного массива добрались только к рассвету. И обнаружили, что сюда уже выдвинулось какое-то подразделение федеров. Это путало все карты. Пришлось опять ждать темноты и решать, как теперь проходить через неожиданно появившиеся вражеские позиции.
        Двое двадцатилетних парней - рядовых мотострелков из федеральных войск удобно устроились меж двух срубленных и распиленных на брёвна сосен. Их едва ли не всей поредевшей в боях ротой с трудом притащили специально по приказу командира для укрепления пулемётного гнезда, но пока бросили поблизости.
        Рядовые уже успели «пыхнуть», то есть раскурить «косяк». Сознание приятно воспарило, сковывающие души тиски страха, усталости, ненависти ко всей этой грёбаной войне отпустили, бойцам стало хорошо. Чтобы ротный не спалил и не разбил за такое морды, они легли рядышком на прогревшуюся за день землю, укрываемые с боков приятно пахнущими смолой брёвнами.
        Над солдатами раскинулся усыпанный звёздами небосвод с бляшкой яркой полной луны.
        Один глупо и расслабленно улыбаясь, поднёс к глазам бинокль ночного видения. Такой прибор на электронно-оптических преобразователях «два-плюс» обеспечивал наблюдение объектов лунной ночью без подсветки на расстоянии до трёхсот пятидесяти метров. Встроенная подсветка, предназначенная для применения в плохую погоду или в закрытых тёмных помещениях, позволяла наблюдать объекты примерно на расстоянии до двухсот пятидесяти метров.
        На вооружении прибор не стоял, солдат нашёл его в разбитом магазине, в городе, когда из него выбили опузеров - так презрительно федералы называли оппозиционеров. Нашёл случайно, упакованным в фирменную коробку, в общей куче мусора, которую солдат лениво разгребал, ни на что особо не рассчитывая. А тут вдруг такой сказочный подарок!
        Боец справедливо решил, что такая штука в личном пользовании очень даже пригодится на войне.
        Автоматическая регулировка яркости изображения приблизила луну с проступившими очертаниями кратеров, и звёзды, которых отчего-то стало в несколько раз больше.
        - О-о! Зырь! Зырь, чё! Звёзды, какие! Не, Кушак, ты зырь! - обращаясь к своему другу, восторженно забормотал солдат, окутанный дурманом наркотика.
        - Не хочу я зырить, отвали, - лениво отозвался второй боец, плавая в омуте приятных ощущений.
        - Не, Кушак, звёзды, я отвечаю, а луна, бля, ты позырь! - не унимался первый, слабо толкая локтём товарища.
        - Уй-щ-щ! - зашипел Кушаков. - Сука, не бей по руке! Я тебе сколько раз уже говорил! Болит же. После того, как ротный отмудохал за тот «косяк», так и болит до сих пор.
        - Ну, братан, ну, забыл, - виновато забубнил первый боец. - Мне тогда тоже досталось вместе с тобой, я чё-то не жалуюсь. Ты позырь, звёзды, какие!
        - Бля, достал ты своими звёздами! - возмутился Кушак. - Чё там с ними, дай, посмотрю.
        Кушаков поднёс к глазам прибор.
        - Оба-на! - тихо воскликнул он, всё же остатками здравого сознания понимая, где они находятся, а ещё больше опасаясь ротного. - В натуре, Бобрик, ты чё раньше не говорил?
        - От ты олень, а! - так же тихо ответил Бобриков. - Я ему говорю, позырь, он не хочет, а потом ещё и наезжает.
        - Я тебе про другое. Почему до этого молчал?
        - Да не было возможности проверить, в рюкзаке таскал, а тут решил с собой взять, - ответил Бобриков, радуясь в душе удачной находке.
        - Ништяк, Бобрик. Слушай, а тут ещё подсветка есть.
        Солдат решил использовать внешнюю, более мощную инфракрасную подсветку.
        - Не включай, баран! Если снайпер где-нибудь засел, то снимет обоих, - заволновался Бобриков, проявляя впитавшуюся в кровь осторожность, не подавленную даже анашой. - Дай сюда, я буду смотреть, ты всё равно не хотел.
        - Хрен тебе, - не мудрствуя лукаво, ответил Кушак, отводя руку товарища, требовательно тянущуюся за своей собственностью.
        Чтобы немедленно забрать бинокль, Бобрикову пришлось бы повозиться с Кушаковым, но дурачиться он не хотел, состояние не то, да и место неподходящее, кругом караулы стоят.
        Свои-то парни ничего не скажут, но вдруг ротный с проверкой пойдёт? Лучше не начинать. Сделав такой совершенно правильный вывод, Бобрик по привычке нащупал холодный ствол автомата - ещё одного верного друга, лежащего рядом.
        - Козёл, - убеждённо сказал Бобриков, чтобы получить хотя бы такую сатисфакцию за экспроприированный бинокль.
        - От козла слышу, - немедленно с не меньшим убеждением парировал Кушаков, не отрывая бинокля от глаз и поворачиваясь набок, спиной к другу и лицом в сторону тыла, чтобы ради интереса посмотреть, как видно окрестности, а не только ночной небосвод.
        Бобриков вдруг почувствовал, как напряглась спина товарища, и услышал его бормотание:
        - Чё это? Слышь, Бобрик, опузеры по-тихому ломятся, человек сорок. Метров двести отсюда.
        - Да пошёл ты, - беспечно хмыкнул Бобриков. - Опять обкурился, нарк позорный.
        Последнюю фразу он произнёс обличительным тоном, словно сам пятнадцать минут назад блаженно не втягивал горький дым.
        - Я тебе в натуре говорю! - горячечно зашептал Кушаков, держа левой рукой бинокль у глаз, а правой нашаривая свой автомат.
        - Кушак, ты совсем уже плохой стал, завязывай с дурью, - поучительно произнёс Бобриков. - Фронт у тебя за спиной, ты в тыл смотришь, башку включи. Как опозеры могут оказаться у нас в тылу?
        Но Кушаков не слушал, активно толкая друга задницей, удобнее устраиваясь для стрельбы.
        Его автомат заработал одновременно с тугими хлопками двух миномётов «Поднос», открывших огонь со своих позиций, и пулемётной очередью, трассерами обозначившей местонахождение врага, по которому вся подскочившая по тревоге рота устроила бешеную пальбу.
        Мины понеслись в сторону неизвестной группы, воя над головами, заставляя в страхе вжаться в землю, залезть в любую щель, превратиться в молекулу, в которую не сможет попасть ни один из осколков, сотнями разлетающихся во все стороны, кого-то безжалостно поражая, вырывая из глоток вопли боли. Раненые с криками катались по земле, бухали взрывы, а новые мины всё летели и летели, дико воя, лишая воли и разума попавших под обстрел.
        И всё же с их стороны зло заработали автоматы и два пулемёта, свинцовый шквал устремился в сторону федеров, отвечающих плотным ответным автоматным и пулемётным огнём. Темнота расцвела сполохами взрывов, ночная тишина раскололась грохотом внезапного ближнего боя.
        Остатки группы, залегая, вновь поднимаясь, быстрыми короткими перебежками понеслись к лесному массиву, стреляя на ходу. У самого леса напоролись на противопехотные мины, уставленные федерами совсем недавно и сразу пригодившиеся.
        Федералы скорректировали огонь, и страшно воющие мины продолжали безжалостно накрывать оставшихся оппозиционеров.
        К разрывам миномётных добавились взрывы противопехотных мин. Они подбрасывали тела, отрывали нижние конечности, нашпиговывали осколками пах и животы. Орали раненые, ухали взрывы, грохотали пулемётные и автоматные очереди…
        Ночь опять выдалась лунная с невообразимым количеством звёзд на тёмном небосводе. В такую погоду хорошо признаваться в любви.
        Но шла война…
        - Командир, видишь двух клоунов? - поинтересовался старший лейтенант Кубаев. - Похоже, гонджубасом балуются, хулиганы. Дымина из-за брёвен валит, как на пожаре.
        - Да, Куба, вижу, - отозвался капитан.
        - Заняться ими? - деловито поинтересовался Кубаев, шевельнув «валом».
        - Не надо, - подумав, ответил Туркалёв. - Они сейчас всё равно нихрена не видят, кроме своих мультиков. Им не до нас, им хорошо.
        - Сентиментальный ты какой-то стал, командир, - нейтрально сказал Куба.
        - Старею, видать, - покладисто согласился капитан.
        - Движение справа, - вновь доложил Кубаев. - Отряд численностью до сорока человек скрытно подходит к позиции фйдеров.
        Алексей стиснул зубы. Вряд ли это погоня за ними. Идут скрытно. Ага, вон, видны белые ленты на рукавах. Свои это. Но как некстати! Им всем сейчас только стрельбы не хватало.
        Внезапно со стороны брёвен, откуда недавно поднимались видимые в прибор дрожащие струйки сигаретного дыма, раздалась короткая автоматная очередь грохотом разорвавшая ночную тишину, и одновременно ухнули первые выстрелы миномётов, стремительные трассеры пулемётной очереди улетели в сторону неизвестной группы. Завертелась кутерьма ближнего боя, когда расстояние между противниками составляет не более двухсот метров.
        - Ползком к лесу! - скомандовал капитан. - Глядишь, в этом бедламе проскочим незаметно. Порядок движения прежний.
        Это означало, что первым ползёт лейтенант Мамбеталиев, следом - лейтенант Седых, за ним - округлый, как и положено генералу, постоянно потеющий, несмотря на обезвоживание, и страдающий одышкой Тарасевич, за генералом ползёт командир группы, за ним следует старший лейтенант Кубаев, замыкает группу старший лейтенант Шахов.
        Завязавшийся бой стал быстро смещаться в сторону спецназовцев. Беспорядочный грохот автоматных и пулемётных очередей приближался, его догоняли ухающие взрывы, первые осколки с пугающим визгом полетели над головами, что значительно осложнило ситуацию. Группа и «клиент» шли без бронежилетов, в одних разгрузках: операция не предполагала плотного огневого контакта с противником, поэтому тащить на себе лишний груз никто из офицеров не собирался, действовать приходилось скрытно и тихо, что при полной амуниции очень непросто.
        Перестрелка быстро докатилась до группы. Рядом с притаившимися в траве офицерами побежали разгорячённые бойцы со знаками различия войск Объединённой Оппозиции - белыми лентами на левых рукавах курток.
        Они вели огонь на бегу, иногда падали, стреляли, поднимались и бежали снова, перепрыгивая в спешке через спецназовцев, вряд ли в кутерьме успевая осознать, кто это лежит: враг или свои; целы, ранены или мертвы.
        Кто-то что-то кричал, кто-то отборно матерился, отдавая приказы - то залечь, прикрывая отход остальных, то перебежками переместиться на другую позицию.
        Мины выли и выстужали душу, ложась совсем рядом, осколки страшной косой секли траву.
        Взрыв грохнул неподалёку от Туркалёва, вжавшегося насколько было возможно в землю, закрывшего голову руками, будто это могло помочь.
        На него швырнуло нашпигованного осколками, дико заоравшего солдата. От непереносимой боли боец дрыгал ногами в берцах.
        Туркалёв заставил себя открыться, перевернувшись на спину. Слышать в таком положении воющие на подлёте мины неизмеримо сложнее, чем лёжа на животе, уткнувшись лицом в землю. Он оттолкнул сучащие ноги раненого в сторону, и вновь перекатился на живот, подальше от орущего солдата.
        Тут вдруг вскочил генерал-майор и с дурным от страха лицом побежал в сторону леса.
        - … твою мать!!! - заорал капитан. - Ложись!!!
        Неимоверным усилием воли заставив тело оторваться от спасительной земли, он дёрнулся за генералом, но услышал вой очередной летящей мины и снова вжался в землю.
        Взрывы пехотной и прилетевшей мины слились почти в один. Генерала подбросило, осколки с комьями земли секущим градом полетели в стороны.
        Над Янычаром пронеслась тугая горячая волна. Мгновение спустя, он поднял голову и увидел Тарасевича с оторванной по колено правой ногой. Тот, выгнувшись от мучительной боли, лежал на спине и дико орал, стуча руками по земле, судорожно скребя её холёными пальцами.
        Матерясь сквозь зубы, капитан пополз к генералу, осторожно тыкая перед собою ножом разведчика, опасаясь услышать характерный скрежет. Если вдруг противопехотные мины окажутся перед ним, а генерал сумел их перепрыгнуть, напоровшись всё же на другую, то придётся искать обходной путь, и не факт, что там удастся проползти.
        Лезвие ножа беспрепятственно уходило в землю. Мины на подлёте продолжали выть, разрываясь где-то впереди, ближе к лесу. Там же бухали противопехотные. На них напоролись остатки отряда, стремящиеся к спасительному лесному массиву.
        Капитан дополз до Тарасевича и вколол ему промедол. Генерал обмяк, а Янычар принялся перетягивать культю с торчащей костью и бьющей толчками чёрной кровью. К капитану подползли остальные парни и начали помогать.
        - Все целы? - неожиданно охрипшим голосом спросил Алексей.
        - Меня в левое плечо зацепило, - ответил Седых. - Рука немеет.
        - Куба, помоги Негативу, - попросил Янычар.
        Кубаев стал оказывать ему первую помощь.
        Тарасевич, тяжело дыша, спросил:
        - Что со мной?
        - Ранены вы, товарищ генерал-майор, - тактично ответил капитан, продолжая перетягивать культю.
        - Яйца… Яйца целы? - срывающимся голосом спросил Тарасевич.
        Он приподнялся и увидел, что правой ноги до колена нет.
        - Ы-ы-ы!!! - завыл генерал. - Нога!!! Где нога?! Найдите ногу!!! Её пришьют в госпитале!!!
        - Диск где? - жёстко спросил Туркалёв.
        - Ы-ы-ы!!! - не слыша его, выл генерал. - Найдите ногу!!!
        - Мамба, посмотри, - коротко бросил капитан Мамбеталиеву.
        Тот, немного приподнявшись, осмотрелся, что-то увидел в высокой траве, пополз в ту сторону, тоже аккуратно тыкая перед собою ножом. Потом, не разворачиваясь, начал пятиться. Молча показал капитану измочаленный кусок чужой ноги в берце. Отстранился так, чтобы свет проклятой луны попал на уцелевшую ногу Тарасевича, сравнил берцы на целой ноге и на оторванной, отрицательно покрутил головой. Оба были левые и вообще не похожи. У генерала новый, качественный, а у Мамбы в руках стоптанный, с полустёртым каблуком, вместо шнурка кусок медной проволоки.
        Янычар, заговорщицки сморщившись, незаметно слегка махнул рукой и произнёс:
        - Нашли вашу ногу, товарищ генерал-майор. Там аккуратный срез, любой хирург спокойно пришьёт, будет как новая. Где диск?
        - Если я скажу, вы меня бросите, - тяжело дыша, ответил Тарасевич.
        - Не бросим, - твёрдо ответил капитан. - Есть приказ доставить вас живым вместе с диском. Я хочу точно знать, что вы не потеряли его.
        - Не потерял, он зашит в куртке за подкладку. Я вам не говорил там, в городе, не считал нужным. Теперь вы меня бросите, да?..
        Капитан промолчал.
        Мамба быстро охлопал Тарасевича, нащупал что-то через ткань, ещё раз проверил чуткими руками, согласно кивнув капитану.
        - Всё, уходим, - скомандовал Янычар. - Порядок движения: Мамба - первый, за ним я и Куба тащим генерала, замыкающие - Негатив и Бек. Мамба, сооруди генералу кляп, чтобы не заорал в самый неподходящий момент, руки свяжи за спиной, а то кляп выдернет, и вколи ему ещё промедолу.
        До леса, по большой дуге огибая минное поле, пришлось ползти, укрываясь в высокой траве.
        Бой закончился, но ночную тишину нет-нет, да и разрывали вопли раненых, переходящие с потерей крови в слабые стоны, постепенно затихающие, что могло означать только одно…
        Разорванные внутренности и остывающие тела несчастных едва заметно парили…
        Привыкшие ко всему парни знали об этом эффекте и видели его сейчас: если присмотреться - луна и звёзды подрагивали в поднимающемся от тел тепле.
        Со стороны федеров изредка постреливали из пулемётов и автоматов по всяким неверным теням.
        По времени группа начала опаздывать. Чтобы успеть к приходу «мишки», по лесу побежали в хорошем темпе, неся по очереди генерала на закорках, не привлекая лишь раненого Негатива.
        Тяжело дыша, разведчики бежали на пределе сил. Резво проскочив основную часть пути, группа наверстала упущенное время и пошла с прежней осторожностью, используя деревья в качестве укрытий.
        Мамба, шедший первым, замер, подняв согнутую в локте левую руку. Остальные притихли, где стояли. Бек, нёсший на спине генерала, аккуратно опустился на колени и потихоньку свалил тело на землю, строго посмотрев в выпученные глаза Тарасевича. Похоже, он задыхался от кляпа, его по понятным причинам вытаскивать никто не собирался. Действие промедола уже заканчивалось, поэтому Шахов вколол раненому ещё дозу, увидев как у того «поплыли» глаза. Удовлетворённо распрямившись, Бек вместе с остальными стал всматриваться в ночной лес.
        Какое-то время ничего не менялось, но каждый знал, у Мамбы чутьё на опасность, просто так сигнал тревоги он подавать не станет. Минуты тянулись бесконечно долго, навёрстанное время опять начало работать против них.
        Но вот Мамба медленно поднял «винторез».
        В частоте деревьев показались солдаты федеральных войск. Они шли осторожно, обходя сухие ветки, пригнувшись, чутко вслушиваясь в тишину леса. Луна и здесь освещала всё призрачным светом через кроны высоких сосен и елей, давая неверные тени.
        Каждый из офицеров смог насчитать восемь солдат вооружённых автоматами, в касках, в бронежилетах третьего класса защиты. Какова на самом деле численность противника, сказать точно никто бы не смог. Наверняка это передовой отряд, дозор. Но медлить больше нельзя, время уходит.
        Раздался чуть слышный хлопок. Шедшего первым солдата отбросило назад. Клацнул затвор, чуть дымящаяся гильза исчезла в траве.
        Пока другие, сообразив, в чём дело, падали, Мамба застрелил ещё двоих. Они умерли прежде, чем успели коснуться земли.
        Остальных застрелили капитан, Куба и Бек.
        Раненый в плечо Негатив контролировал подходы к месту почти бесшумного скоротечного боя.
        Уходили быстро, приходилось рисковать, но времени не оставалось на то, чтобы идти, укрываясь за деревьями. Вдалеке уже слышался шум винтов «мишки». До места посадки оставалось метров пятьсот.
        По приказу капитана, Мамба ускорил бег, чтобы первым прийти в условленное место, осмотреться и занять оборону, а при необходимости - ликвидировать противника.
        Неширокая поляна открылась как-то внезапно, сразу, парни просто выскочили на неё из леса и увидели, как на посадку идёт Ми-8Т. Шум работающих винтов стоял такой, что казалось, проснулся весь лес, а сюда спешат все федеры.
        Шасси винтокрылой машины коснулись земли, бешено крутящиеся лопасти пригибали траву на поляне и колыхали ветви деревьев.
        Диверсанты, пригибаясь, волоком тащили генерала уже по двое, потому как в одиночку с этакой тушей справиться больше никто не мог, все выдохлись окончательно.
        В проеме дверцы они увидели установленный пехотный скорострельный автоматический гранатомет АГС-17 «Пламя». Тренога с гранатометом крепилась растяжками, чтобы дергающийся при стрельбе АГС не вылетел из кабины. Гранатомёт являлся очень эффективным средством в борьбе с живой силой противника на дистанциях до восьмисот метров: плотный веер осколков выкашивал даже траву в радиусе семи метров от места взрыва. Боезапас в барабане составлял двадцать девять осколочных 280-граммовых гранат. Огонь вёлся вбок по полету, накрывая противника хорошо видимой цепочкой разрывов, или с виража, плотно укладывая гранаты в цель.
        Затолкав между растяжками тело в салон, парни попрыгали следом, дополнительно к гранатомёту ощетинившись оттуда короткими толстыми стволами «валов». Из леса выбежал Мамба, всё это время прикрывавший посадку группы. Прижимаемый тугими потоками воздуха, он добежал до машины, сходу запрыгнул в неё, умудрившись не запутаться в растяжках.
        Пилоты тут же начали «выбирать винты», что на жаргоне вертолётчиков означает набор высоты. Машина оторвалась от земли. Поляна, уменьшаясь в размерах, уплывая вниз и в сторону, быстро обросла частоколом деревьев.
        Из леса появились человеческие фигурки, так же как и спецназовцы, неожиданно для себя выскочившие на поляну. Они юркнули назад за деревья, готовясь к стрельбе, подняв автоматы, ловя в прицелы сквозь ветки сосен винтокрылую машину.
        Вертолет лег в разворот, и борттехник накрыл преследователей одной очередью из гранатомёта. Край поляны расцвёл вспышками частых разрывов, не оставляя ни одного шанса преследователям. Десятка гранат хватило, чтобы среди посечённых осколками деревьев остались изувеченные тела федеров.
        Машина ушла вверх и в сторону. Офицеры без сил попадали, кто где.
        Капитан смотрел в незакрытый проём и видел далеко в стороне и внизу Красноярск, чадящий багровыми в ночи пожарами. Бои за него шли упорные и тяжёлые. И всё же оппозиционерам пришлось оставить город.
        «Огненный Яр», - подумал он устало.
        Затем вопросительно посмотрел на Негатива.
        Седых кивнул, мол, порядок, держусь ещё.
        Янычар вытащил кляп изо рта генерала, и Тарасевич тут же завопил:
        - Где моя нога?! Под суд пойдёте, твари!!! Сгною всех живьём!!!
        - Где та нога-то? - перекрикивая шум, спросил капитан у Мамбы.
        - А хер её знает! - крикнул в ответ Мамбеталиев. - Там где-то и бросил, всё равно же не его была!
        - Расстреляю всех лично!!! - продолжал бесноваться Тарасевич.
        Капитан с силой забил ему кляп обратно и вытащил нож разведчика.
        У генерал-майора от страха глаза полезли на лоб.
        Алексей распорол его обычный солдатский без знаков различия камуфляж и вытащил квадратную плоскую коробку. Приоткрыл, увидел зеркальную поверхность диска, снова захлопнул, глубоко и удовлетворённо вздохнул.
        Подумал, что надо доложить о штабе бригады федеров в административном корпусе ТЭЦ. Пусть его как следует обработает артиллерия.
        Ещё Янычар подумал, что ума у генерала хватило переодеться в обычный солдатский камуфляж. А вот куда спрятать округлый живот, холёное лицо и изнеженные руки?
        Правда, лицо у него сейчас совсем не холёное, а серое, с запавшими глазами и тёмным провалом рта с неэстетично торчащим кляпом. Всё-таки ранение тяжёлое, до конца жизни будет на протезе ковылять. Сам виноват, нехрен по минному полю бегать.
        Но всё равно повезло генералу: свои нашли раньше федеров. Те бы ему автомат в жопу засунули и выстрелили. А потом кто-нибудь присвоил бы его берцы. Они хорошие, дорогие, выдают с потрохами принадлежность владельца к старшему офицерскому составу.
        Янычар глянул на свои видавшие виды вахруши и снова посмотрел на ногу генерала. В памяти неожиданно всплыла скабрезная присказка, услышанная ещё в военном училище от острого на язык старшины роты:
        «Хорошо тому живётся, у кого одна нога: и з… меньше трётся, и не надо сапога».
        Сдерживая лезущую на лицо неуместную улыбку, капитан откинулся на гудящую стенку и прикрыл устало веки.
        Глава II
        Отпуск с войны
        «(3.8) Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третья
        За отлично проведённую операцию группе дали недельный отдых с разрешением провести его в тылу. На таких радостях Негатив категорически отказался отправляться в госпиталь, заявив, что на отдыхе ему будет гораздо лучше, он клятвенно обязуется выполнять все предписания врачей, только отпустите.
        Астроном на деньги не поскупился. Он остался весьма довольным результатом рейда: видимо, очень уж нужен ему был этот диск. О безногом Тарасевиче поинтересовался лишь раз и то, скорее, для порядка.
        Деньги, как ни странно, ещё имели хождение во время этой чёртовой войны, расколовшей страну. Те самые российские рубли как денежная единица продолжали использоваться и оппозиционерами, и федералами. Правда, обесценились в разы, но в качестве платёжного средства принимались везде.
        Чем можно заняться в неглубоком тылу, практически в прифронтовой полосе в условиях скоротечного отпуска, который пролетит как один день, потому что тиски усталости едва начнут отпускать душу как раз к его окончанию? Правильно. Взять побольше водки, жратвы, оккупировать одну из ещё работающих, как это ни странно, саун с номерами, да найти пятерых сговорчивых девчонок посимпатичнее.
        Девчонки тоже никуда не делись. Конечно, они не ходили уже по улицам в мини-юбках, не посещали пропавшие бутики, не сидели за большими уличными витринами в тоже пропавших кафе, не ездили по запруженным дорогам в своих «букашках», седанах, кроссоверах и джипах. Они просто стали жить и выживать по-другому, в условиях войны. Многие оказались на передовой, вытаскивая с поля боя окровавленных израненных солдат и офицеров; в госпиталях, своей заботой, женской лаской и чуткостью вытаскивая бойцов с Того Света; у станков на заводах, переориентированных на нужды проклятой никому не нужной войны.
        Но остались и те самые, никуда не делись. Сейчас весёлая компашка этих дам полусвета с визгом плескалась в небольшом бассейне. А пятеро молодых мужиков - самому старшему, Янычару, всего двадцать восемь - в расслабленных позах, с небрежно наброшенными на обнажённые крепкие тела простынями, сидели за столом с батареей бутылок водки и вина, да всякой едой, что удалось раздобыть в полуподпольных магазинах прифронтового города.
        Шёл пятый день отпуска, когда немного уже отпустило, когда женское тело перестало вызывать дикое ненасытное желание, когда выработанное на уровне подсознания ощущение постоянной опасности уже не такое острое, когда… В общем, когда мир. Пусть такой, пусть обманчивый, но мир в отдельно взятой сауне, а за её пределами тревожно замер опустевший, живущий войной город.
        Говорить особо было не о чем, разговоры на мирную тему как-то не шли на язык. Тот мир остался далеко позади. Шла война. Парни молчали, погружённые в свои мысли, ничуть не беспокоясь тем, что разговор не клеится. Для единения они не нуждались в бесконечной, подогретой алкоголем болтовне.
        Негатив, ловко орудуя правой ладонью, сооружал из плова конусовидную башенку, водрузив сверху чёрную маслину. Остальные снисходительно наблюдали за его «впадением в детство», думая о своём.
        Лейтенант Рустам Мамбеталиев, глядя на плов и ощущая его вкус во рту, вспоминал родовое село в Дагестане.
        Грянувший в России кризис не миновал и его селения, расположенного в горах, где ничего не меняется веками, где опять вспыхнула война, охватив седой Кавказ.
        Рустам по убеждению не принимал ничьей стороны, но пришли боевики, их блокировали федеральные войска, обещавшие старейшинам не трогать села и фактически сровнявшие его с землёй за пособничество местных сепаратистам.
        Вначале как положено - переговоры, то, сё… С местными федералы только для виду либеральничали, но при любой возможности вообще не церемонились. С Рустамом однажды обошлись очень жёстко. Его остановили пьяные контрактники, угрожая автоматами, заставили встать спиной к дереву и натравили овчарку. Он отбивался, как мог. Спас бушлат, рукава собака изорвала в клочья. В конце концов, его отпустили.
        Дальше - хуже. Начались артобстрелы, а потом и авианалёты.
        Сначала погиб младший брат - пятилетний мальчик. Рустам с матерью собирали его по частям, отмывая окровавленные куски водой и слезами…
        Потом погибла мать, тоже от разрыва снаряда.
        Дедушка взял старое ружьё и пошёл мстить.
        Его застрелили сразу у околицы, как только увидели вооружённого «чеха».
        Отец умер незадолго до начавшейся войны и не видел этого кошмара.
        Рустам остался один.
        Он вслушивался в разрывы снарядов и бомб, боясь смерти и желая её одновременно.
        Желание жить и отомстить пересилило все остальные.
        Трагические события в жизни молодого парня, потерявшего всех родных, по-другому заставили взглянуть на мир, а вернее, уже войну, навсегда поселившуюся в юной душе горца.
        Страна к тому времени уже раскололась на два лагеря.
        Он, возненавидевший федералов и не приемлющий мировоззрения боевиков, ушёл к оппозиционерам. Там Рустам вступил в армию, прошёл отбор в спецназ, где проявил хорошие способности, был замечен командованием и отправлен на офицерские курсы, вернувшись в часть младшим лейтенантом.
        Потом были разные спецоперации, где Мамба получал профессиональные навыки, оттачивая мастерство спецназовца.
        Лейтенантские звёздочки он получил быстро.
        В части Рустам сдружился с Беком и Негативом. Парни многому научили своего нового товарища.
        Группа из них получилась слаженная, эффективно работающая. Без дела такие спецы не сидят, не прохлаждались и они, выполняя сложные и опасные приказы командования.
        Старший лейтенант Ринат Кубаев вспоминал, как с женой ел башенку из мороженного, посыпанного шоколадом, в том проклятом кафе.
        В отличие от остальных, он когда-то был женат на самой красивой девушке Казани - Венере Алачевой.
        Стройная гордая девушка с нежным лицом правильной формы, с длинными до пояса тёмными прямыми волосами, светло-карими глазами, сводившая с ума парней, свела с ума и его, курсанта Московского общевойскового Военного института Военного учебно-научного центра Сухопутных войск.
        Будущие супруги познакомились в Москве, когда курсант Кубаев получил очередную увольнительную в город. Пара провела вместе несколько часов, полакомилась мороженым, сходила в кино, погуляла по городу. Увольнительная закончилась и они расстались, договорившись, что Ринат в следующую увольнительную обязательно придёт во Всероссийскую государственную налоговую академию Министерства финансов Российской Федерации и найдёт студентку Алачеву.
        Но так и не получилось. То Венеры не было, то и без того с редкими увольнительными не выгорало. Так что ни к чему бы это знакомство не привело, не встреться они снова уже в Казани, куда лейтенант Кубаев, безмерно гордясь новенькими лейтенантскими погонами, прибыл в краткосрочный отпуск после окончания училища.
        Узнав друг друга, они стояли на улице, Ринат утонул в её глазах, а выпускница академии Венера Алачева с лукавой улыбкой смотрела на молодого статного лейтенанта.
        Потом была свадьба.
        Семья невесты вела род аж с тех самых Алачевых - выходцев из казанских татар, упоминавшихся в Москве как дворяне ещё в тысяча шестьсот сороковом году. А семья Рината была обычной, но свадьба детей объединила родителей.
        Однажды молодожёны пошли прогуляться. Лучше бы они этого не делали. Сколько раз Ринат поедом ел себя, травя душу. Но изменить ничего уже невозможно…
        Они сидели в том самом кафе, где были в первый день знакомства, и опять ели мороженое, когда возле входа лихо остановился роскошный «Saleen S7». Ринат знал, что такой спортивный автомобиль фирмы «Tramontana» может развить скорость от нуля до шестидесяти двух миль в час, то есть сто километров, меньше чем за четыре секунды. Только двенадцать человек в год имеют привилегию приобрести одну из этих испанских динамо-машин, больше их попросту не выпускают. А ещё он знал, что с офицерской зарплатой купить подобную штуковину с ценником от пятисот пятидесяти тысяч долларов, никогда не сможет. Чем нужно заниматься в жизни, чтобы позволить себе такую машину, Ринат представлял слабо.
        Он скосил глаз, проверяя реакцию жены на ситуацию, но Венера, по крайней мере внешне, оставалась совершенно равнодушной. Однако Ринат всерьёз задумался о том, что его статус может не соответствовать запросам красивой жены, которых она пока никак не показывает. Но что потом, когда начнутся гарнизоны и неустроенность быта? Он будет служить и мечтать о генеральских погонах. А что она станет делать там со своим образованием?
        Из машины вышли два парня, по их виду было совершенно ясно, что это два мажора, папенькины сынки, живущие на отцовские деньги, считающие себя хозяевами жизни, убеждённые, что им позволено абсолютно всё, потому что папы в случае чего обо всём позаботятся.
        Впрочем, поначалу парни вели себя вполне прилично, никак не поддерживая стереотип, выработавшийся у простых людей по отношению к подобным персонажам. Они зашли в кафе, взяли мороженное, вальяжно развалились за соседним от пары столиком. Обратив внимание на Венеру, парни обменялись многозначительными взглядами, выражения их лиц стали похотливы, молодые «хозяева жизни» ощупывали и раздевали глазами девушку, ничуть не волнуясь присутствием Рината и кольцами на их пальцах.
        Настроение начинало портиться и молодожёны направились к выходу, поднимаясь по лесенке. Ринат видел, что парни пошли следом. Неожиданно Венера взвизгнула, подавшись вперёд. Он резко обернулся и увидел, как один из парней с фривольной улыбочкой отдёргивает руку от ягодицы девушки.
        Удар кулака пришёлся наглецу в нос. Парень сломанной куклой полетел по лесенке на руки идущего следом приятеля.
        Потом всё было как в дурном сне.
        Лежащий на полу умерший наглец: кости сломанной переносицы ушли в мозг…
        Полиция, наручники, камера…
        Родители Рината помочь ничем не могли. Изо всех сил старались родственники Венеры, имевшие неплохие связи в обеих столицах - Москве и Казани, и адвокат старался как надо. Но папа негодяя входил в руководство одного очень солидного министерства. Он действительно обо всём позаботился в последний раз для своего отпрыска.
        Потом адвокат принёс страшное известие: Венеру убили…
        Всё время после задержания Ринат пребывал по мало кому что-то говорящему адресу: Москва, улица Новослободская, дом сорок пять, но зато многим известному как следственный изолятор номер два, а ещё больше как «Бутырка».
        А Венера жила с родителями в Казани.
        Жила…
        Как же противоестественно звучит слово «жила», если речь идёт о близком человеке, не переехавшем по другому адресу, а ушедшем, откуда не возвращаются…
        В Казани всё и случилось. Неизвестные ублюдки вечером затащили её в подъезд, оттуда в подвал, изнасиловали и перерезали горло. Их, конечно, ищут, но…
        Адвокат всем видом изобразил, что лично он по причине нынешнего бардака и приближающейся неизбежной уже войны очень сомневается в поимке сволочей.
        С этого момента жизнь для Рината, потухшая после ареста и понимания грядущего сурового наказания, а значит и расставания с любимой женой, потерей перспективы военной карьеры, обрела иной смысл - найти ублюдков.
        Он «совершил рывок» на следственном эксперименте, куда его вывозили по требованию адвоката, хотя этого, по мнению следователя, совсем не требовалось, и так всё ясно. Но защитник, съевший не одну собаку в уголовном и уголовно-процессуальном праве, добился своего. Какую цель он преследовал, добившись проведения соответствующего следственного действия, Ринат так и не узнал. Наверняка искал любую возможность по уменьшению ответственности подзащитного.
        У Кубаева цель была иная.
        Добраться до Казани, да и не только, в положении беглого преступника, находящегося в федеральном розыске, ой как непросто. В родном городе влиятельные родственники убитой жены позаботились об его укрытии от поднятых на уши властей, совершенно справедливо бросившихся за беглым именно в Казань.
        Родственники Венеры, не рассчитывая на правоохранительные органы, сами проводили поиски гадов.
        Аллах услышал его и их молитвы.
        Ринат с отцом убитой привезли двух связанных мерзавцев в багажнике внедорожника, не подлежащего досмотру благодаря связям тестя, в тот самый подвал, и разделали их, как туши баранов. Резали живьём, не торопясь, заткнув им пасти, чтобы жители дома не слышали воплей. Мстителям хватило и сдавленного мычания подонков, безумных от боли глаз.
        Потом пришли за отцом Венеры, но тот позаботился о железобетонном алиби. А Ринат оказался в войсках Объединённой Оппозиции, как только началась война. Его восстановили в звании. После прохождения соответствующего экзамена, спецназ принял молодого лейтенанта в дружные ряды, где он дослужился до старшего лейтенанта.
        Капитан Алексей Туркалёв, глядя на импровизированную съедобную башенку из плова, против желания ухнул в омут тяжёлого воспоминания.
        Он, выпускник Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, молодой лейтенант, сразу попал в кавказскую заваруху. В должности командира разведывательного взвода Алексей на собственной шкуре начал осознавать то, от чего его пытался уберечь отец, отговаривая от выбора карьеры военного. Отец, сам кадровый военный, успел повоевать в Афганистане, а потом и в Чечне в середине девяностых ушедшего столетия, вдосталь набегавшись с автоматом.
        Поняв, что сын всё равно не послушает, он старался рассказать побольше важного и нужного для выживания. А ещё он как-то сказал, что настоящий офицер служит Родине, а не режиму.
        Много позже Янычар по-настоящему понял, что за этой высокопарной фразой кроется целая жизнь таких как его отец служак, тащивших лямку не за ордена и звания, и притащивших её к унизительной пенсии, стакану водки, ощущению ненужности, выброшенности на обочину жизни.
        Этой фразой отец, по крайней мере пытался хотя бы сыну доказать, что его жизнь не была напрасной. Доказывал он это, обычно судорожно держа гранёный стакан, стуча крепким кулаком другой руки по столу с брякающей подпрыгивающей посудой, или по коленке, глядя тусклыми глазами в пустоту.
        Из-за вытянутых на коленях спортивных штанов и растянутой застиранной футболки, заросшего щетиной пропитого лица, ни за что на свете нельзя было подумать, что это отставной военный. Скорее, какой-нибудь спившийся слесарь дядя Боря.
        И всё же в шифоньере висел парадный китель с майорскими погонами, Орденом Красной Звезды, медалью «За Отвагу».
        Это Афган.
        Там, за «речкой», его ещё не раз представляли к наградам. Но ответ штабных всегда был один и тот же: «офицер уже достаточно отмечен».
        Рядом с наградами ушедшей в небытие советской страны была награда обновленной России - Орден Мужества.
        Это уже Чечня.
        Помимо этого иконостаса имелась афганская «награда», которую ветераны-афганцы меж собой называли «Спасибо, что уходите», и юбилейная медаль «20 лет вывода советских войск из Афганистана».
        Несмотря на горячие доводы отца и скорбное молчание матери, сполна хлебнувшей доли офицерской жены, Алексей выбрал профессию военного…
        … Его взвод должен был выдвинуться в заданный район и закрепиться там до подхода основных сил. В пути сделали короткую остановку. Как только тронулись, шедший первым БТР подорвался на мощном фугасе. Обычно по дорогам все передвигаются на высокой скорости, чтобы успеть проскочить возможное заминированное место, и часто это удавалось. А вот тут поди ж ты… Не доехали всего несколько метров. Как только тронулись и - на!
        Сидевших на броне солдат взрывной волной раскидало поломанными куклами. Взрывом вырвало кусок дороги, небольшой лавиной осыпавшейся по крутому склону. Взрыв столкнул машину в эту яму. Потеряв опору сразу под четырьмя колёсами, она не удержалась, завалилась набок, несколько раз перевернулась, свалившись под крутой откос, и опять встала на колёса. Кувыркаясь, бэтээр раздавил тела нескольких солдат, перемешав с землёй, превратив в неузнаваемую страшную кроваво-грязную мешанину.
        Второй БТР резко «клюнул», сидевшие на нём горохом посыпались вниз. Взрывной волной накрыло и их, кого-то посекло осколками, почти всех контузило.
        Янычар, сидевший на броне второй машины, выплыл из черноты, почувствовав сильную головную боль и кислый привкус во рту, потом пришло ощущение, что уши словно забиты ватой, хмурое небо будто размазано, а глаза никак не могут проморгаться, пытаясь восстановить чёткость картинки.
        Кто-то из солдат приподнял его, прислонил безвольной спиной к пыльному колесу. Другой солдат, приблизившись лицом почти вплотную, кричал, широко разевая рот. Первых его слов Янычар не разобрал, а когда сообразил, что солдат обращается к нему, услышал сквозь пробки в ушах:
        - …ищ лейтенант! Пи…ц! Всем, кто ехал на первой броне - пи…ц!
        Солдат дурным лицом и криком начал раздражать, Алексей рукой отодвинул его физиономию, соображая, куда подевался автомат, осмотрелся по сторонам, увидел других солдат сидящих и лежащих на земле, кто-то оставался без движения, некоторые едва шевелились, как сонные мухи.
        Янычар опёрся руками о колесо, не отрывая от него спины, стал ползти вверх, отталкиваясь от пыльной земли непослушными ногами, съезжающими обратно. В глазах сразу всё поплыло, но он упорно полз выше, стараясь обрести вертикальное положение. Где-то на задворках сознания сидела очень важная мысль. В гудящей болью голове мысль никак не сформировывалась, но что-то о засаде, которой нет, иначе бы им всем точно пришёл тот самый северный пушистый зверёк.
        Опираясь левой рукой о броню, он попытался сплюнуть кислый привкус, но вязкая слюна так и не оторвалась от губ. Алексей тыльной стороной руки вытер губы, ощутив солёный вкус кожи. Ясность сознания и зрения постепенно возвращалась, только в ушах начало звенеть сквозь пробки.
        Место подрыва первого БТРа представляло собой глубокую дымящуюся воронку где-то с метр глубиной и метров пять шириной, заканчивающуюся обрывом, куда улетел бронетранспортёр. Всё вокруг усыпало вывороченными камнями размером с хороший кулак, комьями земли.
        Янычар вместе с другими держащимися на ногах стал осматривать тела. Никто из ехавших на первой броне не выжил. Опознать раздавленных кувыркающейся машиной было непросто, особенно двоих, перемолотых меж собою так, что отделить части тела одного человека от частей тела другого смогли бы только санитары в морге.
        В воздухе стоял густой запах мочи и кала.
        «Ну и как тут определить, «ху из ху»? - вяло думал Алексей, глядя на кашу из двух тел. - С теми, кто по отдельности, ещё ладно, можно как-то разобраться. А с этими что прикажете делать?»
        Он оглядел солдат из тех, что способны были стоять и ходить.
        У всех лица какие-то… равнодушные, что ли? Стоят, смотрят на тех, кто ещё полчаса назад ходил, дышал, разговаривал, думал, жил.
        «Да ты и сам стоишь, смотришь, так что нечего на парней гнать, - вяло думал Алексей. - Что же делать-то? Надо как-то разделять их. А может, как есть всех в БТР сгрузить, а там пусть санитары соображают, что да как…»
        Ситуацию разрешил рядовой Смирнов - тот, что орал ему в самое лицо. За характерную особенность голоса сослуживцы наградили его кличкой Гундос. Он решительно подошёл к страшной мешанине, положил автомат на землю и принялся разделять куски тел, раскладывая на две части - руки, ноги, лопнувшие мокрые кишки, на которые уже налетели откуда ни возьмись жирные нетерпеливо жужжащие мухи.
        Гундос словно работал с тушей коровы, попавшей под бешено несущийся локомотив, перемолотой до неузнаваемости, деловито бубня:
        - Так… Это чьё? Ладно, в эту кучу… А это? В эту кучу… Нет, правая нога там уже есть, вон торчит… Значит, это сюда… Кишки… Тут вообще хрен разберёшь, пополам поделить и всё…
        Янычар как во сне смотрел за деловитой занятостью подчинённого, чувствуя подступающую волну тошноты.
        Кишки рядовой действительно разделил пополам, обмотав ими две горки перемолотых костей, рваной униформы, пропитанной кровью и измазанной пылью и землёй. Обмотал, как на новогоднюю ёлку гирлянды развесил. Со стороны полюбовался своей работой. Что-то увидел в земле, нагнулся и поднял странным образом уцелевшее глазное яблоко, аккуратно положил на одну из куч.
        Самое ужасное было в том, что Гундос ничуть не рисовался, не играл на публику, он был абсолютно естественен.
        - И кто из них кто? - хмуро спросили Смирнова.
        - А тех троих раздавленных опознали? - деловито поинтересовался он.
        - Ага. Черепок, Фома, и Медяк.
        - Тогда эта куча пусть будет Дизель, а вот эта - Муха, - без всяких душевных терзаний определил Смирнов.
        - У Мухи глаза серые были, - прокомментировал тот же солдат, а этот глаз чёрный.
        - У Дизеля чёрные глаза были, - подтвердили из небольшой собравшейся вокруг толпы.
        Гундос переложил глаз на другую кучу.
        - Хотя можно было не перекладывать, - пробубнил он. - Какая разница, всё равно нихера не понять.
        Тут Янычар не выдержал. Его скрутило пополам в рвотном спазме. Он рухнул на колени, извергая скудный солдатский паёк. Спазмы подкатывали один за другим, на глазах проступили слёзы. В желудке уже ничего не осталось, пошла желчь. В конце концов, лейтенант, тяжело дыша, обмяк, вытирая ладонями глаза.
        - Смирнов, - просипел он. - Найди там, в бэтээре тряпьё какое, заверни всё, сложи внутрь.
        - Чё я-то? - недовольно пробубнил рядовой. - Я вон, разложил уже…
        - Выполняй.
        - Есть… - обиженно отозвался солдат, уходя ко второй машине.
        До Янычара донёсся его возмущённый голос:
        - Чуть что, так Смирнов…
        Капитан стряхнул наваждение, всё же подумав, что маслина сверху башенки из плова, сооружённой Негативом, - чёрная, как и тот глаз.
        Старший лейтенант Юрий Шахов и лейтенант Виктор Седых, как ни странно, вспоминали об одном и том же: как в Новосибирском высшем военном командном училище, где получали военную специальность «Командиров подразделений войсковой разведки», сорвались в самоход - самоволку, привычнее говоря.
        Причиной столь серьёзного дисциплинарного проступка послужили две девчонки, с которыми они познакомились на дискотеке. В этом совхозе курсанты отбывали трудовую повинность, обеспечивая училище стратегически необходимыми запасами картошки на зиму.
        Поблизости работали студенты из госуниверситета, среди них преобладали девушки. Жили все там же, в совхозе, в разных зданиях, естественно.
        Понятное дело, курсанты рвались к женскому полу, но командиры пресекали подобные попытки, чем ввергали будущих спецов разведки в уныние. А самое ужасное - никого не отпускали на местные дискотеки. Это было просто возмутительно, если учесть, что в самом совхозе, да в окрестных деревнях парней - раз, два и обчёлся. К тому же нормальных из этой славной когорты, приезжавшей по вечерам к временному общежитию студентов на мотоциклах, тракторах, а то и вовсе в кузове самосвала, практически не числилось: все, как один пьяные, выставляющие напоказ свою удаль и «деревенское происхождение».
        Парни из студенческой среды оказались какими-то инфантильными, держащиеся особняком, не стремящиеся к охмурению слабого пола, ботаники, одним словом. Поэтому девчонки на дискотеках откровенно скучали. И вдруг случилось чудо - курсантов отпустили. Они под командованием лейтенанта строем пришли в местный клуб, а уж там им позволили быть самими собой - обычными молодыми парнями, только начинающими жизненный путь.
        Кислые девушки воспряли духом, вся их скука вмиг улетучилась, даже музыка зазвучала как будто громче. Все местные удальцы мгновенно оказались в тени будущей элиты вооружённых сил, чем остались очень недовольны, строя планы мести «воякам», плохо понимая, чем для них может обернуться такая «мстя», ведь это были не просто курсанты военного училища, а почти спецназовцы-разведчики.
        Быстрая музыка сменялась медленной, энергичные движения уступали место плавным, сердце замирало от близости партнёра противоположного пола.
        Кружатся пары, звучит музыка…
        Целая жизнь у каждого впереди, долгая, обязательно счастливая, непременно такая, как задумано.
        Если бы не война…
        Но тогда никто не думал о ней. Не думали даже курсанты, получавшие военную профессию, обучавшиеся навыкам эффективного уничтожения врага. Они ещё были обычными мальчишками.
        Кружатся пары, звучит музыка…
        До войны, большой войны, какой не было в стране со Второй мировой, оставались считанные годы, за которые мальчишки станут офицерами. Многие успеют пройти горнила локальных войн, кто-то сложит голову в том пекле, остальных же страшная своей бессмысленной жестокостью гражданская бойня разбросает по фронтам и войскам противоборствующих сторон. Станут не только собратьями по оружию, но и врагами те, кто ходил в одном строю, выкладывался из последних сил на марш-бросках, лежал на соседних койках, в свободные минуты бренчал на гитаре, слушал незатейливые песни о подвигах простых солдат, верой и правдой служивших стране.
        А пока они учились эффективно отнимать жизни у ещё условного противника, ещё не хрипящего под реальным ударом ножа, когда тело дёргается в конвульсиях, а по руке сжимающей рукоятку, течёт горячая чужая кровь. Пока они не видели полных предсмертного ужаса глаз тех, кого предстояло убить своими руками. Они ещё не знают, что эти глаза потом не забудутся никогда, часто будут сниться и преследовать в периоды депрессии, которую ещё только предстоит глушить водкой.
        Всё это ещё впереди…
        Кружатся пары, звучит музыка…
        Бек и Негатив познакомились с девчонками - Мариной и Настей. С ними они танцевали весь вечер, ревностно охраняя от посягательств со стороны.
        Проводить, конечно же, девушек не получилось. Всё, что они смогли - это обменяться номерами телефонов, договорились звонить, писать «эсэмэски» и встречаться, когда повезёт с увольнительной в город.
        Сорвались в самоход они ночью, выпрыгнув в окно со второго этажа. Инициатором был неугомонный Негатив, тогда ещё просто Витька Седых.
        До временного студенческого общежития добрались тёмными улицами, под ленивое бреханье дворовых собак.
        У общежития с одиноко горящей лампочкой у входа до сих пор стояли местные парни и девчонки из самых отвязных. Из видавшей виды иномарки бухала какая-то музыка, доносился смех и отборный мат, ветром принесло запах табачного дыма.
        Парни подошли, с внутренним удовлетворением отметив, что Насти и Марины в этой компании нет, и попросили вызвать девушек.
        Одна из студенток, ярко накрашенная, в шлёпанцах на босу ногу, в обтягивающих тяжёлый зад лосинах и растянутой футболке навыпуск, с наброшенной на плечи лёгкой кофтой - ночи уже становились прохладными - смерила парней оценивающим взглядом и спросила с многозначительным подтекстом в тоне:
        - А зачем они вам?
        - Так тебе и сказали, - в тон ей ответил Негатив.
        Его ответ вызвал у развесёлой компании короткий приступ истерического смеха больше напоминающего крики сумасшедших.
        Размалёванная удалилась в общежитие, плавно двигая бёдрами, наверняка уверенная, что производит на всех присутствующих парней соответствующее впечатление. Наброшенная на плечи кофта и босые ноги в шлёпанцах странно контрастировали, взаимоисключая друг друга.
        Оставшиеся две девчонки и четверо парней из местных натянуто молчали, видимо тяготясь присутствием курсантов.
        Один из парней развязно обратился к Негативу:
        - Дай закурить, братан.
        - Не курю, - спокойно ответил Виктор.
        - Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, - выдал парень очень бородатую шутку.
        - Слышал уже, - также спокойно отреагировал Негатив.
        - А чё ты, в натуре, никогда не курил, что ли? Ни разу в жизни? - деланно удивился местный.
        - Почему ни разу? - с непробиваемым спокойствием ответил Седых. - Пробовал. Не понравилось.
        - Побывал бы там, где я, тогда бы закурил, - многозначительно сообщил парень, намеренно не продолжая, давая слушателям понять всю серьёзность своих слов.
        Как бы невзначай он распахнул пошире ветровку, выставляя напоказ медаль, носившую имя очень известного российского полководца. Однако неофициальный статус медали у военных, прошедших через реальные боевые действия, был весьма низок. Даже обидно за полководца, уж точно не заслужившего такого отношения со стороны солдат. Он добыл для Российской Империи не одну славную, блестящую победу, на века прославив русского солдата.
        Причина, конечно же, была не в самом великом полководце, отношение к нему осталось на подобающем уровне.
        Всё дело в том, что давали награду, ну, почти всем, так или иначе имевшим отношение к службе в «горячих точках», а порой даже просто за «отличные показатели в боевой подготовке и полевой выучке».
        Прошедшие горнила войн солдаты и офицеры меж собой называли эту награду: «На, и отъе…сь», подразумевая тем самым, что многие военнослужащие прогибаются перед начальством, рассчитывая на поощрения и даже награды. Вот её и давали таким, чтобы отстали.
        - А где ты был? - сухо улыбнулся Негатив, прекрасно осведомлённый о неофициальном статусе награды.
        - Оттуда живыми мало кто вернулся, - скривился в ухмылке местный.
        Остальные трое местных парней смотрели на него в почтительном благоговении.
        По-видимому, он уже неоднократно рассказывал о своих «подвигах». Но перед ним стояли ещё двое «зелёных» и две студентки. Представилась отличная возможность лишний раз пропиариться.
        - Ущелье Джурмут, - коротко добавил парень, искоса глядя на курсантов.
        Будущие разведчики, конечно же, слышали о том тяжёлом бое в Дагестане, где крупные бандформирования блокировали роту федеральных войск.
        Рота держалась трое суток. Из-за сильного тумана «вертушки» прийти на помощь не могли, к тому же боевики заминировали верхнюю тропу от Камелуха. По причине ненастного лета теснина перед Кудаором не поспевала с пропуском воды, и её уровень угрожающе поднялся, исключив возможность прохода по нижней тропе.
        После того боя из ста с лишним бойцов в живых осталось всего восемь человек рядовых. В училище об этом говорили не раз и не два, курсанты помнили наизусть фамилии выживших солдат.
        - А кого знаешь из пацанов? - спросил подключившийся к разговору Бек.
        - Кого надо, того и знаю, - несколько грубо ответил местный.
        - А всё же? - не унимался Шахов.
        Причина подобного поведения курсантов крылась в том, что помимо имён и фамилий уцелевших солдат, они видели их фотографии, потому что всех представили к государственным наградам.
        Награды, что красовалась на груди местного, никто не получил. Ни на кого из выживших героев он не походил.
        У курсантов сложилось стойкое убеждение, что он из хвастунов. Если и был где-то, то где-нибудь в хозвзводе, ни разу не поучаствовав в реальных боевых действиях.
        В это время из общежития вышли Марина и Настя, а за ними размалёванная.
        Парни пошли им навстречу, забыв о неоконченном разговоре, оставив местного, к его счастью, неразоблачённым.
        Размалёванная, жеманно улыбнувшись, отправилась к своей компании.
        Девушки выглядели настороженно-смущёнными.
        - Привет, - поздоровалась Марина, словно они расстались не пару часов назад, а как минимум пару дней. - А чё это вы?
        - Мы в самоход сорвались, - сказал Бек таким тоном, как будто извинялся за что-то.
        - Куда? - удивилась Марина.
        - В самоволку, - добавил Негатив, глядя на Настю, с которой танцевал весь вечер. - Погуляем?
        Девушки переглянулись.
        - Можно, - согласилась Настя. - А куда пойдём?
        - Вот по этому Бродвею, - Негатив показушно небрежным жестом указал на тёмную улицу, освещённую кое-где лампочками над дверями домов.
        Девчонки опять переглянулись.
        - Ладно, пойдём, - сказала Марина. - Только, чур, не приставать. А то кричать начнём.
        Девушки весело засмеялись.
        Они шли по парам, причём девушки не возражали, когда руки парней словно сговорившись, легли им на талии. От такой вольности сердца у друзей готовы были выпрыгнуть из грудных клеток.
        Разговор не клеился, так они в молчании дошли до окраины, где уже начинались поля. Ленивое бреханье собак осталось где-то позади, впереди - ровное поле, соприкасавшееся на горизонте с небом, начинающем светлеть на востоке. Чуть в стороне от компании стояли стожки сена. Не говоря ни слова, парни обозначили движение в том направлении, чутко улавливая реакцию девушек. Никакого сопротивления не последовало. Окончательно разделившись, пары отдалились.
        Бек повернулся к Марине. Близость сводила его с ума, но он сдерживался, опасаясь испугать девушку. С бешено стучащим сердцем сделал ещё один маленький шажок навстречу, положил руки Марине на талию, вновь как на дискотеке ощутив гибкий и хрупкий стан.
        Девушка не сопротивлялась.
        Их губы сближались сантиметр за сантиметром. Марина уже прикрыла глаза, как вдруг неожиданно ойкнула, вздрогнув всем телом. Одновременно Бек почувствовал на своей шее жёсткий удушающий захват, заставивший прогнуться, опрокидывающий навзничь, впрочем, не грубо, а скорее показательно, как на тренировке по рукопашке.
        Испуганная душа ещё не успела осознать, как раздался холодный голос лейтенанта:
        - Ты убит, курсант.
        - Товарищ лейтенант… - промямлил Шахов.
        - Встать, - вполголоса скомандовал офицер.
        От его тона тело Бека покрылось мурашками.
        - Кто разрешил покинуть расположение?
        Голос офицера по-прежнему оставался холодно-спокойным, однако деморализованный Шахов ничуть не обманывался. Из-за спины лейтенанта неслышно вышла молодая женщина, одна из преподавателей, бывшая в числе старших над студотрядовцами.
        Увидев её, Марина в смущении прикрыла ладошкой губы.
        - Игорь, ну что ты пристал к мальчику? - спросила женщина мягким грудным голосом.
        - Он не мальчик, он будущий офицер-разведчик, прозевавший врага. А ещё точнее, он труп, - ответил лейтенант всё тем же холодным тоном. - Я задал вопрос: кто разрешил покинуть расположение, курсант?
        В спину офицеру стукнулся кусочек земли.
        - Вы убиты, товарищ лейтенант.
        Из-за стожка вышел Седых. Следом неуверенно шла Настя.
        Неуловимым движением развернувшись, офицер сбил с ног Негатива.
        Однако тот, преодолевая боль от падения, произнёс сдавленно:
        - Я был первым, товарищ лейтенант.
        - Встать, - скомандовал офицер. - Оба за мной.
        В его голосе уже угадывалось некоторое смущение.
        Они отошли на несколько шагов.
        Лейтенант глянул на Негатива.
        - Курсант Седых, за проявленное умение объявляю вам благодарность, - сказал он вполголоса.
        - Служу России! - вытянулся Негатив, отвечая также вполголоса.
        - За самовольное оставление расположения оба встаёте за час до подъёма и бежите кросс десять километров, после этого днём делаете двойную норму по картошке.
        - Есть, - в один голос ответили парни.
        - А сейчас, шагом марш в расположение. Девушек не забудьте проводить.
        - Товарищ лейтенант… - взмолился Бек.
        Офицер искоса глянул на оболтусов. По его губам едва скользнула лёгкая усмешка.
        - Ладно, - сказал он. - Но за час до подъёма чтоб оба стояли в позе прачки на старте.
        - Есть за час до подъёма стоять на старте в позе прачки, - почти одновременно отчеканили друзья.
        - А теперь, чтоб я вас тут не видел. Шагом марш.
        Парни поспешили удалиться к подружкам и увлекли их дальше в поле, к стожкам.
        - Что теперь вам будет, Юра? - спросила Марина у Бека, когда они отошли подальше.
        - Кросс утром побегу десять километров, - хмуро ответил Шахов. - А потом двойная норма по картошке.
        Марина мягкой ладонью нежно погладила его по щеке ещё не знавшей щетины.
        От этой ласки душа Юрки сжалась в сладостном томлении, он обнял девушку, слившись в поцелуе с тёплыми губами…
        В назначенное время Бек и Негатив стояли на старте там, где все курсанты каждое утро бегали обязательный пятикилометровый кросс.
        Губы распухли от бесконечных поцелуев. Выглядели они как триумфаторы.
        До подъёма оставался ещё час.
        Появился лейтенант как всегда подтянутый холодно-спокойный. Его облачение в спортивный костюм удивило друзей.
        - За то, что ночью был убит курсантом, - пояснил офицер, отвечая на вопросительные взгляды.
        А потом лейтенант задал такой темп, что казалось, сердце лопнет от этакой нагрузки.
        Больше встретиться с девушками парням на сельхозработах не удалось. Лейтенант держал их стальной хваткой, помня о конфузе.
        В редких увольнительных им ещё иногда приходилось пересекаться, девушки даже были на торжественном мероприятии, когда парням вручали лейтенантские погоны.
        А потом служба в «горячих точках», где друзьям посчастливилось быть вместе.
        Потом война.
        Они, как и Янычар, не выбирали, на чьей стороне воевать, они были солдатами, они выполняли приказы.
        Впоследствии из них сформировали группу, подчинявшуюся лично Большому Папе.
        Чуть позже в группу вошли Мамба и Куба.
        Негатив, наконец, слепил из плова конусовидную башенку и принялся её есть.
        Бек вертел в руках пульт от телевизора, раздумывая, включать или нет. Всё же включил. Благодаря спутниковой антенне тоже, как ни странно, продолжавшей работать во время войны, парни могли смотреть практически любые каналы. Понятное дело, на войне не до телевизоров, да и нет их там, а тут все насыщали непривычную пустоту, образовавшуюся из-за зависимости от телеящика.
        Произвольно нажатая кнопка активировала один из каналов федеральной власти, где как раз начинались новости.
        Заставка была привычной ещё с довоенных времён. А сейчас получалось, что они, российские офицеры, смотрят практически вражеские новости.
        Вся эта война поистине театр абсурда.
        Энергичный ведущий прочитал анонс и начал с главного: сводка с фронтов.
        С его слов выходило, что хорошие федеральные войска повсюду ведут успешные наступательные операции, а плохие банды оппозиционеров оказывают ожесточённое сопротивление.
        Эти же события с точностью до наоборот трактовали каналы, принадлежащие Объединённой Оппозиции. Информационная война велась с не меньшим ожесточением, чем война на полях сражений.
        Парни слушали вполуха, уже поглядывая на резвящихся в бассейне девушек. Но их внимание привлёк сюжет, где энергичный ведущий говорил, что на окраине Красноярска, неподалёку от посёлка Берёзовка обнаружили банду оппозиционеров, трусливо пробиравшуюся в ночи через линию фронта. Несмотря на всю скрытность, банду блокировали и, благодаря выучке и грамотным действиям военных, полностью уничтожили.
        Попутно показали какого-то офицера, причём не штабного, а явно окопного. Он со знанием дела рассказал о недавнем ночном бое, рукой, перевязанной грязным бинтом, показывая направление, откуда появилась банда, куда продвигалась и где была уничтожена.
        Слушая его, разведчики скептически улыбались, вспоминая, с какой неорганизованной суматохой вёлся огонь со стороны фйдеров, совершенно не готовых к неожиданному появлению отряда. Если б не минное поле, о котором оппозиционеры не знали, то наверняка смогли бы пройти через линию фронта.
        Потом пошли другие сюжеты, построенные таким образом, чтобы у зрителя появилось стойкое убеждение в правомерности любых действий федеральных войск, направленных на уничтожение банд оппозиционеров.
        И ни слова о том, что так называемые банды были регулярными войсками с современной военной техникой и оружием; о том, что почти вся Сибирь и весь Дальний Восток находятся под контролем Объединённой Оппозиции, а не федеральной власти.
        Похожая ситуация была сто лет назад во время той гражданской войны. История повторяется, только люди ничему не учатся.
        - Выруби эту хрень, - на правах командира распорядился Янычар. - Пойдём лучше к девчонкам, а то они заскучают без нас.
        Все с готовностью поднялись и, замотавшись в простыни, как римские патриции в тоги, с фривольными улыбочками направились к бассейну.
        Негатив, прихвативший со стола две початые бутылки водки, с многозначительной миной постукивал ими друг о дружку, делая по глотку из каждой, горько, но довольно морщась.
        Обнажённые девушки, ничуть не стесняясь наготы, улыбаясь смотрели на молодых мужчин.
        Отпуск продолжался.
        Война, не оставлявшая души парней ни на секунду, сейчас немного отступила, зная, никуда они не денутся. Эти солдаты принадлежат ей. Она ни за что не отпустит их. Никогда.
        Последняя ночь отпуска походила на предыдущие, разве что не покидавшее ощущение неизбежности окончания всего хорошего стало острее. Оттого и ночь казалась особенной, что ли.
        Янычар лежал в постели на спине, положа ладони под голову. Рядышком, поджав ноги, натянув до подбородка свою часть большого одеяла, сидела Лена. Рассыпавшиеся по плечам светлые волосы придавали девушке ещё больше женственности. В полутёмной комнате капитан не видел отчётливо её глаз, но знал, они зелёные. Это нравилось ему.
        - Леша, если хочешь, я буду писать тебе, - тихо произнесла Лена.
        Янычар покосился на неё. О том, чтобы переписываться с проституткой, он и не думал. Не потому что презирал, совсем нет. Просто никому уже давно не писал писем. Наверное, с самого училища. Отвык напрочь. Представив, как бы это выглядело сейчас, Алексей невольно хмыкнул.
        Лена расценила это по-своему. Она немного отстранилась и произнесла с нескрываемыми нотками горькой обиды:
        - Презираешь… Все вы так. Сначала как бешеные налетите, похоть удовлетворите, а потом брезговать начинаете…
        - Я тебя не презираю и не брезгую тобой, - нейтральным тоном ответил Янычар. - Просто твоё предложение…
        - Что? - перебила девушка. - Неприемлемо для русского офицера, да? Может бросить тень на шитые золотом погоны?
        - Я не это хотел сказать.
        - А что? - с вызовом спросила Лена. - Молчишь… Ты обидел меня. Говоришь, не хотел, а специально унизил. Думаешь, если я торгую телом, то любой заплативший за него, имеет право плюнуть в душу?
        Девушка закрыла ладонями лицо, а капитан вдруг вспомнил ладони пойманной однажды снайперши.
        Эта сука выкашивала офицеров одного за другим, пока её не взяли тёпленькой, совсем не ожидавшей такого финала. Она сидела на битом кирпиче рядом со своей лёжкой в маленькой комнатке полуразрушенного дома, затравленно снизу вверх глядя на грубых злых мужиков.
        От снаряда, угодившего в стену, образовалась приличная дыра, в неё открывался хороший вид на кусок дымящегося разрушенного города.
        Янычар поднял её СВД, понюхал ствол, пахнущий кислой пороховой гарью - явный признак свежего выстрела - и изо всей силы, как по футбольному мячу, пнул снайпершу в лицо. Грубый солдатский ботинок, угодил прямо в рот, с хрустом выбил передние зубы.
        Она утробно вскрикнула, откинулась на битый кирпич, крепко с глухим стуком приложившись затылком об пол, и схватилась за лицо, мыча от боли. Изо рта хлынула кровь, сквозь пальцы щедрыми струйками стекая по щекам к затылку, исчезая в растрёпанных тёмных волосах.
        Эту тварь запустили по кругу, чтобы дырка зря не пропала, да и симпатичная на мордочку оказалась, хоть и с выбитыми зубами. Ничего. С голодухи и не на такое накинешься. На живот повернули, штаны спустили… Несмотря на прокопчённый, прогоревший местами камуфляж тело было белое, мягкое… А потом как от дурного сна опомнились, не в силах смотреть в глаза друг другу.
        Напоследок ей выпустили кишки и набили требуху битыми кирпичами, чтобы никуда не уползла. Но это вряд ли случилось бы: снайперша умерла быстро - от болевого шока.
        Капитан усилием воли избавился от нахлынувшего видения. Он уже и без того пожалел о своей реакции на предложение девушки писать ему. Реакции, в общем-то, вполне сдержанной, и всё же.
        - Я не это хотел сказать, - повторил Туркалёв. - На самом деле я даже представить не могу, каково оно - писать кому-то письма. Да и о чём? Мир остался где-то там, совсем в другой жизни, теперь как будто очень далёкой. А о войне я писать не хочу, она до краёв наполнена страхом и ненавистью. Это вызывает ответную ненависть, иссушает душу.
        - Человек с высохшей душой страшен, - тихо произнесла Лена. - В нём нет жалости ни к себе, ни к другим. Зачем ты на этой войне?
        Янычар совсем не ожидал такого вопроса.
        - Как зачем? - растерянно переспросил он. - Я воюю с самого окончания училища, то там, то сям. А потом так получилось, что моя часть в составе других войск оказалась на стороне Объединённой Оппозиции. Я не выбирал, на чьей стороне мне быть. Я выполняю приказы. Я солдат.
        - Ах, ну конечно! - усмехнулась Лена. - Очень удобная позиция! «Я солдат, я выполняю приказ». У тебя нет своего мнения по поводу этой проклятой, никому не нужной войны? Что делить народам России? Что делить тем, у кого никогда ничего не было, кроме обещаний лучшей доли от рвущихся к власти? Эти гады сейчас сидят глубоко под землёй, опасаясь за драгоценные жизни, и обрекают на смерть сотни тысяч ни в чём не повинных. Почему ты воюешь за них? Они думают только о себе, им плевать на простых людей!
        Капитан угрюмо молчал, отведя взгляд. Он чувствовал себя словно голый перед смеющейся толпой зевак. Да ещё вдобавок зудела гаденькая мыслишка самооправдания:
        «Я ей заплатил и вынужден такое слушать. Нахрена мне это нужно?»
        Страдающая совесть не принимала подленькой мысли, всё слабее и слабее отбиваясь от её нахрапистости, обречённо понимая: эта нахрапистая всё равно своё возьмёт.
        Туркалёв не находил, чем ответить на правоту девушки, и это раздражало сильнее всего.
        Зачем он воюет? Много их таких - желающих спросить обвинительным тоном.
        А что они знают о его погибших друзьях, чьи предсмертные хрипы, не переставая, калёным железом жгут память, требуя возмездия жестокого и неотвратимого?
        Ничего не знают и не узнают. И она не узнает, но как точно всё же подметила: «Человек с высохшей душой страшен. В нём нет жалости ни к себе, ни к другим».
        Чёрт бы её побрал со всей правотой.
        Это ж надо, а! Проститутка заставила впервые всерьёз задуматься над тем, что же он действительно делает на этой войне, развязанной со своим народом необузданными в желании власти политиками.
        На войне всё просто: либо ты, либо тебя. Выбор очевиден. Поэтому враги, что оказывались в прорези прицела его автомата, получали сполна. Он отнимал их жизни, не задумываясь.
        Пусть те, что любят задавать острые вопросы, рискнут шкурой, пусть выполнят почти невыполнимые приказы, пусть сумеют выжить и не свихнуться от ужасов войны. А потом пусть расскажут, зачем они там оказались и почему воюют. Да вот только слушать их захотят немногие, но и они не поймут по-настоящему, пока сами не увидят мёртвый оскал Смерти.
        Правдолюбцы хреновы!
        И эта туда же!
        Янычар вдруг почувствовал прилив ярости - слепой, захлёстывающей разум, когда нечего возразить, когда резкие и точные слова бьют в самое больное место.
        Некто подленький, без спросу устроившийся в потаённом уголке души, подсунувший мыслишку самооправдания о заплаченных деньгах, услужливо подсказывал, на кого можно выплеснуть ярость.
        Лена интуитивно почувствовала перемену в нём и испуганно отстранилась.
        - Хочешь ещё что-нибудь узнать? Давай, спроси, - с намеренным спокойствием, на которое так часто попадались не знавшие его, промолвил Янычар. - Я ведь за это тебе заплатил.
        Девушка вздрогнула, как от пощёчины.
        Капитан в свою очередь почувствовал, с каким трудом она сдерживается, чтобы не ударить.
        То самое подленькое существо почти сладострастно желало этого удара, просило беззвучно: «Ну, давай же, давай бей!», после чего с хозяина слетят зыбкие рамки цивильности, и оно, мелкое и гаденькое, мгновенно превратится в безжалостного зверя, заполнит собою всю хозяйскую суть и как в бою без малейшего содрогания отнимет чужую жизнь.
        Остатками воли, не позволяя себе сорваться, капитан подавил закипавшую ярость.
        - Ты не похожа на обычную проститутку. Кто ты на самом деле?
        Лена усмехнулась одними губами, тряхнула головой, светлые волосы волной взлетели и вновь рассыпались по плечам, и ответила тоном, дающим понять, он - клиент, раз заплатил. Он всего лишь один из многих, до кого ей нет никакого дела, перед кем она никогда не раскроет душу.
        - Каждый, кто был со мной, спрашивает об этом.
        - Тогда делай своё дело, - отчётливо произнёс Янычар, отступая от бездны, у которой секунду назад балансировал на самом краю. - Хватит простаивать.
        - Как скажешь, - бесцветно ответила девушка. - Желание клиента для меня закон.
        Как показалось Алексею, Лена так и напрашивалась на оплеуху. Есть женщины, что ни в какую не идут на попятную даже под страхом избиения. Но, кажется, в этот раз он ошибся. Или у девушки всё же сработали тормоза, поскольку она отвела взгляд и склонилась над ним.
        Янычар почувствовал, как его плоть оказалась в горячих мягких губах…
        Через недолгое время он вздрогнул в сладострастном томлении, уверенный, это всё. Однако девушка продолжала, как ни в чём не бывало, не отпуская его достоинство. В конце концов, капитан вывернулся из-под неё, повернул к себе спиной, заставляя склониться к кровати, обхватив ладонями мягкие округлые бёдра…
        Потом откинулся устало на спину, прикрыл веки.
        - Ты доволен?
        В её голосе отчётливо слышался холод отчуждения.
        - Да, я доволен, - также холодно и отстранённо ответил Алексей.
        Он дотянулся до прикроватной тумбочки, выдвинул ящик, на ощупь сгрёб лежащие в нём купюры, ощутив пальцами, что ухватил все до единой. Всё равно на войне они ни к чему, там он и так возьмёт всё, что захочет, по праву сильного.
        Взгляд коснулся пыльной, остро пахнущей путом разгрузки, так и провалявшейся всё это время в номере. Завтра, вернее, уже сегодня, он опять наденет её, защитившись от внезапной душевной слабости, став прежним. Он - солдат, он опять будет выполнять чьи-то приказы и убивать… Пропади оно всё пропадом!..
        Мятые купюры он вывалил на кровать перед девушкой, стараясь не смотреть в красивые зелёные глаза.
        - Бери и уходи, - процедил Янычар, глядя в сторону.
        Девушка не пошевелилась.
        - Оглохла?
        - Я не заработала столько, тем более что деньги за всё время вперёд уже взял хозяин сауны, на которого мы работаем.
        - Это тебе премиальные лично от меня.
        - За что?
        - За душещипательные беседы, - хмыкнул капитан.
        - Я не возьму эти деньги, - ответила Лена упрямо.
        - Но мне они тоже не нужны, - произнёс Янычар с досадой от того что опять приходится спорить с этой строптивой, как выяснилось в последнюю ночь, девчонкой.
        - Ты ненормальный, - тихо сказала девушка. И в её тоне уже не было прежней холодности и отчуждения. - Война свела тебя с ума, ты ненавидишь её, но уже не представляешь себя без неё, хоть ещё и пытаешься быть прежним. Но таким как раньше ты уже никогда не будешь.
        - Пожалуй, ты права. Каждому своё. Ты живёшь своей жизнью, я - своей, я выполняю свой долг.
        Девушка скорбно покачала головой и ответила:
        - Только те, кому ты вдруг отчего-то задолжал, не очень-то ценят тебя.
        - Тут ты ошибаешься, - нехотя ответил Алексей.
        - А-а! - догадливо протянула Лена. - Ты не простой солдат, ты особенный. Понятно. Вы, пятеро, тут расслабляетесь после какого-то удачно выполненного задания. Верно? «Псы войны», «Дикие гуси», вы в любой момент готовы убивать и умирать, только плати деньги. Вам плевать на смерть, как на свою, так и на чужую. Это одно из досадных неудобств вашей профессии. Вперёд, «псы войны», команда «фас» прозвучала! А тех, кто останется жить, ждут заветные бумажки, которыми можно посорить в такой вот сауне. Можешь подтереться ими, урод!
        Янычар вскинулся, сжав кулак, но Лена не шелохнулась, глядя ему прямо в глаза.
        Он обмяк, безвольно разжав руку. А она нанесла добивающий удар, точно так, как и он делал всегда, чтобы не оставить за спиной живого врага:
        - Супермены хреновы. Да вы просто неудачники, аутсайдеры по жизни.
        Девушка встала с кровати, закуталась в белый саван простыни и пошла к выходу. Остановилась у дверей и, не поворачиваясь, сказала тоном, каким обычно говорят, уходя навсегда:
        - Прости за всё. Понравился ты мне очень… Давно не чувствовала себя женщиной. А ты про деньги… Уцелей на этой войне, капитан. Прощай.
        В открывшийся проём на секунду хлынул свет из общего зала, донёсся весёлый смех, женский визг, чьё-то намеренно страшное рычание и плеск воды в бассейне.
        Дверь захлопнулась, оставив Янычара со своими мыслями один на один.
        «Вот так, парень… - едко думал он, - проститутка, падшее существо в твоих глазах и глазах многих бывших с ней, считает тебя, русского офицера, неудачником и аутсайдером по жизни. А твои товарищи, бездушные убийцы, с её слов такие же неудачники и аутсайдеры, зовут тебя командиром. Так кто ты есть на самом деле?»
        «Так кто ты на самом деле?» - гаденько хихикнул кто-то за спиной.
        Янычар дико оглянулся и… никого не увидел.
        «А-а! Солдат удачи!» - опять кто-то издевательски засмеялся уже справа.
        Капитан дёрнулся на голос, и снова пустота полутёмной комнаты. Упав ничком на кровать, он зажал уши, отгородившись от неясных шумов, доносящихся из-за двери. Над головой немедленно завыли мины, летящие прямо на него, чтобы разорвать на кусочки, оторвать правую ногу по колено, нашпиговать пах зазубренными осколками… Чей-то демонический хохот перекрывал страшный вой мин.
        «Я схожу с ума!» - отчаянно подумал Алексей, усилием воли отгоняя наваждение.
        Подле кровати стояла наполовину опустошённая бутылка водки. Сжав её, он принялся жадно хватать вдруг пересохшими губами обжигающую жидкость, потёкшую по пищеводу раскалённой волной, окатившую внутренности. А он глотал и глотал, пока бутылка не опустела. Отшвырнув её в сторону, гулко покатившуюся, словно кто-то аккуратно катнул гранату, Янычар откинулся на подушку, хранящую едва уловимый запах волос ушедшей девушки.
        Лена ему нравилась несмотря ни на что. И это было взаимным: сама призналась. Она смогла разбередить душу, оказывается, ещё живую, способную чувствовать и переживать. Разбередила и ушла навсегда. Как глупо всё закончилось! Как вообще глупо и бессмысленно проходит жизнь…
        Глава III
        Берцы и планшет
        «(9.3) Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава девятая
        На фронт вернулись, словно домой. Абсурдность этого ощущения осознавали все, но, видимо, планида такова у тех, кто вольно или по принуждению посвящает жизнь войне. Они не первые, испытавшие подобное и уж точно не последние.
        «Дома» всё оставалось по-прежнему. Из последних новостей было то, что войскам Объединённой Оппозиции удалось отбить серьёзное наступление фйдеров. С обеих сторон работала артиллерия, реактивные установки залпового огня, прикрытие с воздуха осуществляли вертолёты и самолёты.
        На перемолотых, изувеченных, горящих и дымящихся позициях живых почти не осталось. Уцелевшие больше напоминали брошенных безвольных опустошённых марионеток, когда никто их не заставляет выполнять определённый набор движений.
        Грязные, прокопченные, оглушённые обстрелами, они потерянно сидели и лежали на земле, страшными пустыми глазами глядя в никуда, дожидаясь отправки в тыловые госпитали. Они все и были марионетками в руках тех, кто много говорил о попранной правде, о восстановлении справедливости, о необходимости возвращения к мирной жизни. Но сначала нужна победа. А её приходилось добывать им, на собственной шкуре испытавшим всю «прелесть» бессмысленной войны с соотечественниками, тоже сражающимися за правду, справедливость и мирную жизнь…
        Тут же, прямо на земле, лежали раненые, кое-как перебинтованные, окровавленные. Одни стонали и кричали. Другие, потерявшие от боли сознание, лишившиеся конечностей, изрубленные осколками, обожженные до неузнаваемости, оглушёно молчали.
        Суетились медработники, в основном девушки, женщины. Не беспокоясь, как выглядят со стороны, они по мере сил старались облегчить страдания несчастных.
        Шёл мелкий затяжной дождь. Всё размокло и раскисло. По лужам красным от крови стучали мелкие капли, разбегаясь кругами. Бинты у раненых набухли, грязная вода подтекала под них, не способных самостоятельно пошевелиться и как-то позаботиться о себе. Капли попадали на стянутые мукой лица, и нельзя было понять, дождь ли это или слёзы, коих на войне стесняться не принято, если только это не слёзы труса, считающего что его жизнь ценнее жизни других.
        Неподалёку рядами лежали тела погибших, кого удалось вынести из кромешного ада. По сравнению с тем, сколько осталось на поле боя, убитых было вроде как немного, но их скорбные ряды, между которыми не спеша ходил священник с кадилом, казались бесконечными.
        Рядом работала похоронная команда, составляя списки погибших. Работу этой службы обычно не принято показывать по информационным каналам, заточенным под совсем другую направленность. Но именно похоронщики выполняли всю неприятную работу по захоронению тел и отправке сообщений родственникам о том, что их сын, муж, брат, отец «пал смертью храбрых до конца выполнив долг…»
        Если была возможность отправить тела родственникам, то отправляли. Но это случалось редко. В объятой войной стране всё перемешалось настолько, что зачастую родня погибшего находилась неизвестно где, а порой - на территории подконтрольной противнику.
        Но иногда всё же отправка тел была.
        Близкие павших получали страшные деревянные ящики, а чаще просто короткие сухие официальные письма, бились в истерике, кричали дико или горбились молча, почернев от горя, не веря казённым чёрствым строкам, навсегда перечеркнувшим надежду на возвращение родных и любимых.
        Остальных неотправленных хоронили в общих могилах, занося имена погибших в списки войсковых частей. Порой убитых стаскивали в воронки и заваливали, чем придётся. А то и вовсе не подбирали, торопясь с отступлением.
        Немало оставалось тех, кого разнесло на куски, смешало с землёй, сожгло беспощадным огнём; чьи тела ушли ко дну рек, озёр, больших грязных луж, засосало в бездонные болота, размололо гусеницами бронетехники; тех, кто попал в плен, влача жалкое существование под властью врагов, ещё не так давно бывших единым российским народом, расколотым бессмысленной гражданской бойней.
        Банды дезертиров или одиночек, запугавших местное население, трусливо убегавших при появлении регулярных войск, не жалели ни свои ни чужие, расстреливая на месте.
        А в тылах противников продолжалась повальная мобилизация мужиков, неумелыми колоннами марширующих в ненасытную зубастую пасть войны.
        Со стороны развороченных позиций, на условную территорию наспех организованного местного госпиталя, ревя двигателем, на высокой скорости, расплёскивая грязь луж, ворвался БТР. Сильно «клюнув», замер на месте. Люк десантного отсека распахнулся, оттуда выскочил кто-то грязный и громко закричал:
        - Врача!!! Врача!!!
        Из нутра машины четверо таких же грязных солдат на руках вынесли тело сплошь в окровавленных бинтах. Бросили на мокрую землю ворох обмундирования, на него аккуратно положили человека с грубым тяжёлым небритым лицом землистого цвета.
        К бэтээру спешили местный хирург и две санитарки.
        Остановившись, врач профессионально взглянул на раненого и скептически сморщился. Присел на корточки, потрогал пульс на его шее, приоткрыл набрякшие веки. Отрицательно покрутил головой, распрямляясь.
        - Ты чё, бля, пульс ему щупаешь?! - заорал прокопченный. - Быстрее на операционный стол его!!!
        - Полковник умер, - сказал хирург. - Я уже ничего не могу сделать. Сердце остановилось. Извини, лейтенант.
        - Он не умер!!! - взревел молодой офицер. - Слышь ты, клизма, на операцию его быстрее!!! Он без сознания, у командира сердце, как у коня, помогай быстрее ему!!!
        - Лейтенант! - повысил голос хирург. - Полковник умер, - проговорил он отчётливо с расстановкой.
        - Ах, ты, блядь!!!
        Лейтенант нанёс удар кулаком в лицо хирурга. Врач, привычный и к такому, сумел уклониться, а офицер, весь вложившийся в удар, полетел в лужу. Тут же вскочил, не обращая внимания на текущую с лица грязь, дёрнулся к одному из своих солдат, пытаясь вырвать из его рук автомат.
        - Завалю!!! - рычал он в исступлении.
        Испуганный солдат вцепился в автомат, ему на помощь пришли трое других, буквально отдирая от товарища почти безумного офицера, плотно обступая, не давая простора для движения. Вдруг лейтенант обмяк, безвольно сел в грязь, обхватил коротко стриженную грязную голову такими же грязными руками и заплакал навзрыд.
        - Да я с командиром такое прошёл… - сквозь рыдания почти кричал офицер, - такое… А тут какая-то хрйнова мина разорвалась прямо рядом с ним… Он меня - меня! - от осколков закрыл, а я его не довёз… А-а-а… - надрывно плакал взрослый мужчина.
        И от этого плача, вырывавшегося из охрипшего горла, огрубевшие сердца солдат обливались кровью. Они, стиснув зубы, угрюмо молчали. Механик-водитель, высунувшийся из люка, ладонями размазывал по грязному лицу выступившие слёзы, громко швыркая носом.
        Внезапно лейтенант успокоился, решительно поднялся, тихо и зло скомандовал солдатам:
        - В машину. Механик! Заводи! Щас я им устрою свою войну. Личную.
        - Отставить! - послышалась резкая отрывистая команда.
        Присутствующие повернулись на голос и увидели офицера в чине майора, особиста части.
        - Отставить! - повторил майор.
        - Отставить??? - взвился лейтенант. - Отставить??? Да ты, гнида, засел тут в тылу, жопу спрятал, и ещё мне, боевому офицеру, будешь приказы отдавать???
        - Прекратить истерику, лейтенант! - жёстко потребовал особист. - Под суд захотели?
        - Чем ты меня пугаешь? - насмешливо спросил офицер. - Судом? Ну и куда меня отправят? В эту же мясорубку? Да я оттуда не вылезаю всю войну!
        Майор досадливо поморщился и обратился к хирургу, так и стоящему рядом с телом полковника.
        - Сергей Петрович, дайте лейтенанту спирта граммов двести.
        - Ох, какой ты щедрый! - деланно восхитился офицер.
        - Ну, не хотите спирта, Сергей Петрович вколет вам лошадиную дозу успокоительного.
        Лейтенант уничижительно посмотрел на особиста и сухо сказал:
        - Обойдусь. Берите командира, - обратился он к солдатам. - Отнесём к батюшке, пусть отпоёт.
        Солдаты подняли тело в окровавленных бинтах и понесли к священнику, продолжающему ходить между бесконечных рядов убитых.
        Особист увидел пятерых разведчиков, молча наблюдавших за развернувшейся драмой, и насмешливо, растягивая слова, произнёс:
        - А-а! Спецна-аз! Отдохнули, да? Силы восстановили в то время как другие не жалея жизней выполняют приказ? Куда направляемся, самопровозглашённая элита?
        - Идём на доклад к командиру разведроты, товарищ майор, - сухо отозвался Туркалёв.
        - Ну-ну, - усмехнулся майор. - После, капитан, жду вас у себя. Доложите о последней операции.
        - А это не ко мне, товарищ майор, - ровно ответил Янычар. - Операция совершенно секретна, приказ мы получили с самого верха. Если там сочтут нужным, то проинформируют вас о деталях. Разрешите идти?
        Остальные четверо преданно пялились на майора и, согласно Указу Петра Первого, - перед лицом начальствующим имели вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство.
        Побагровевший особист процедил:
        - Идите.
        - Есть, - с готовностью ответил Янычар, приложив руку к непокрытой голове, что являлось нарушением устава.
        Все пятеро намеренно чётко словно на параде развернулись через левое плечо и, топая по грязи, разбрызгивая лужи, строевым шагом пошли прочь.
        В мешковатой форме, с оружием «на караул», повернув головы в сторону майора, шагая будто по плацу во время смотра, они выглядели как минимум комично, понимали это, но не могли хотя бы таким способом не насолить нелюбимому всеми особисту.
        - Что уставились?! - рявкнул майор хирургу и двум санитаркам. - Заняться нечем?
        Медики молча пошли к раненым, а особист нервно дёрнув шеей, пошёл куда-то, по пути досадливо пнув колесо БТРа.
        Проходя мимо священника, разведчики перестали дурачиться и шли, глядя на ряды тел. Янычар, Бек и Негатив изредка крестились, а Мамба и Куба, будучи мусульманами, хранили скорбное молчание.
        - Да-а! Покрошили тут народу, - хмуро произнёс Негатив.
        - А сколько ещё на позициях осталось, - в тон ему ответил Бек.
        - Слышь, командир, - обратился к капитану Седых. - Красиво мы прошли, а? Особист, мудило, так это не оставит.
        - Да пошёл он… - спокойно ответил Янычар. - У нас «крыша» железобетонная.
        - Ага, - скептически произнёс Негатив. - Жалует царь, да не жалует псарь.
        - Царские милости в боярское решето сеются, - поддакнул Куба.
        - Хорош паниковать, разведка, - хмыкнул капитан. - Херли тогда выёживались? Мы по сравнению с тем лейтёхой агнцы Божьи. Придраться вообще не к чему.
        - Да, вообще-то, - немного помолчав, согласился за всех Седых. - А чуть что, Большому Папе пожалуемся. Да-же, командир?
        - Да-же, да-же, - нехотя согласился Янычар.
        - Ну, вот, - преувеличенно бодро воскликнул Негатив. - Я всегда говорил, с командиром мы нигде не пропадём.
        - Вкусную конфету от меня ты заработал, - усмехнулся капитан.
        - Благодарствуйте, барин, - дурашливым голоском юродивого отозвался Седых.
        На их пути повсюду располагались мотострелки. Солдаты, вышедшие из боя, устало сидели и лежали в слякоти: дождь не оставил ни одного сухого клочка земли и никак не желал утихать.
        Из-за стоящих в ряд, уделанных грязью БМП, вышел какой-то солдат, сосредоточенно застёгивая штаны. Похоже, он за машинами присел «по-большому». Покосившись на разведчиков, сменил траекторию.
        Чуть дальше прапорщик из мотострелков, с какой-то своей служебной надобностью осматривая БМП, случайно угодил в экскременты, брезгливо поднял ногу, матерясь:
        - Бля… Подорвался… Что за народ… Всё засрали… Где живут, там и серут, суки…
        Как можно тщательнее вытер подошву высокого ботинка о гусеницу, оставив на ней характерные комки, потом повозюкал ботинок в грязи и вновь вернулся к своему занятию.
        Разведчики увидели какого-то лейтенанта мотострелка, распекающего босого по непонятной причине солдата, зябко поджимающего грязные ступни.
        До них донёсся монотонный голос офицера:
        - Где берцы, военный?
        - Не знаю, товарищ лейтенант, - виновато ответил солдат.
        - Чё ты мнешься? Ссать хочешь?
        - Никак нет… Земля сырая.
        - Никак нет! - передразнил солдата лейтенант. - Хули тогда берцы снял, если земля сырая?
        - Ну… это… Чтобы ноги отдохнули. А то целую неделю в них ходил, некогда всё было…
        - Я вот чё-то не снимаю, и никто не снимает, - продолжал монотонно офицер. - У одного тебя ноги устали. Так где берцы-то?
        - Не знаю, товарищ лейтенант. Украли, наверное, - пробубнил солдат.
        Офицер с выражением безнадёги вздохнул:
        - Ты сколько на войне?
        - С самого начала…
        - Во! С самого начала! И за это время ты, уёбок, не уяснил, что в армии нет слова «украли»? - лейтенант тоскливо смотрел на потупившегося солдата. Ещё раз с безнадёжным видом вздохнул. - В армии есть слово «проебал», - добавил он внушительно. - Как ты теперь воевать будешь, Аника-воин? Ладно, иди к старшине с глаз моих долой, спросишь у него берцы.
        - Новые? - слегка воспрял духом боец.
        - Новые тебе мама купит в военторге, балбес. Старшина с убитых снимает. Выберешь там по размеру. Пшёл вон.
        - С убитых? - растерянно переспросил солдат.
        - Ты чё, глухой? - звенящим от раздражения голосом спросил офицер.
        - Никак нет… А если по размеру не будет?
        - Портянки намотаешь побольше.
        - А если малые? - не унимался солдат.
        - Бля, уйди, мимолётное виденье, гений чистой красоты! Прибью сейчас! - вскипел лейтенант.
        Солдат, неловко поджимая ноги, выбирая, где поменьше грязи, поспешил прочь от разозлившегося командира.
        - Здорово, разведка! - поприветствовал лейтенант спецназовцев.
        - Здрав буде, боярин, - ответил за всех Янычар. - Ты чего с военным так строго?
        - Так с этими уёбками по-другому нельзя. Дети ещё совсем.
        - Эти дети воюют, как не всякий мужик сможет.
        - Это точно, - осклабился офицер. - Зверюги! - заявил он гордо.
        - Потрепали вас?
        - И не говори, - тяжко вздохнул лейтенант. - Как только живые остались? Видно, есть Бог на небе. Но и мы им тоже дали просраться. Угостите папироской.
        - Не курим, - встрял Негатив.
        - Хорошо вам, - завистливо вздохнул лейтенант. - А тут ажно уши пухнут.
        - Командира нашего не видел? - поинтересовался Янычар.
        - Там, в кэнге сидит, - махнул рукой офицер.
        Разведчики направились к автомобилю ГАЗ-66 с будкой, именуемую кэнгом.
        Возле автомобиля сидели и лежали разведчики из роты, к которой прикомандировали группу Янычара.
        - О! Отпускники! - загалдели парни. - Как там, на гражданке?
        - На гражданке - гражданки, - скаламбурил Бек.
        - Не трави душу, - ответил кто-то. - Мы тут одичали совсем. Того и гляди, друг дружке к задницам пристраиваться начнём.
        Остальные довольно заржали.
        - Командир там? - скорее уточнил, чем спросил Янычар.
        - Там. Но без пузыря не суйся. Злой он.
        - А чё так?
        - Да-а… Не видишь, что ли, дали фйдеры нам прикурить.
        - Что, и вам вместе с пехотой досталось? - хмуро поинтересовался Мамба.
        - Ну. Сунули в самое говно. Еле выскочили, четверых потеряли. Все двухсотые.
        - Кого? - спросил Негатив.
        - Зямы больше нет, Удава, Брюса и Стэдера.
        - Давай, помянем мужиков, - предложил Седых.
        Он извлёк из РД бутылку водки.
        Всем досталось чисто символически - по глоточку.
        - Ладно, пойду, доложусь, - сказал Янычар.
        Он ступил на подножку и потянул дверцу, одновременно поднимая тренированное тело в кунг.
        - Разрешите, товарищ майор?
        - Заходи, - донёсся голос из полутьмы. - Дверь закрой.
        Капитан закрыл дверь.
        - Прибыли из краткосрочного отпуска, товарищ майор, - доложил Янычар. - Замечаний и взысканий не имеем.
        Привыкнув к полумраку, он увидел, как удовлетворённо кивнул крепко сбитый мужик с тяжёлым рубленым лицом, с короткими покрытыми серебром ранней седины волосами. Совсем седой чубчик наполовину закрывал испещрённый глубокими бороздами мощный лоб, о который, казалось, можно дробить кирпичи. Да так оно и было, это знала вся рота. Майор Андрей Николаевич Любимов не раз демонстрировал способности, с размаху ломая кирпичи о голову.
        - Как там, на гражданке? - спросил он.
        - Если не грузиться по поводу всеобщей унылости, то нормально. Мы в сауну с девчонками забурились и весь отпуск там провели. Больше нигде не были. Да и куда ходить-то? Время не то и ситуация тоже.
        - Н-да, пристроились вы к Астроному! - протянул майор.
        - Уметь надо, Николаич. Ты бы отказался, если б предложили особые операции выполнять, а не лезть со всей дури под шквальный огонь?
        - Кто ж от такого откажется, - согласился Любимов. - Слышал уже?
        Янычар кивнул и вытащил из РД бутылку водки.
        - Давай, Николаич, помянем мужиков, - предложил капитан. - Я там уже накатил немного. Давай теперь с тобой.
        Майор достал с полки две эмалированные побитые кружки, сдвинул вместе, молча подтолкнул к Янычару. Вытащил из кармана несколько карамелек, высыпал на стол рядом.
        Туркалёв свернул пробку и щедро плеснул забулькавшую жидкость.
        Пили, конечно же, не чокаясь. Выпив, сидели молча.
        Капитан плеснул по второй.
        - Как всё было? - спросил он.
        Майор досадливо махнул рукой.
        Выпили.
        Любимов тыльной стороной правой руки вытер губы.
        - Да как… С этими пидорами штабными как ещё может быть? - Гандоны… Самих бы в эту мясорубку сунуть и посмотреть, как выкрутятся из своих гениально спланированных операций. Полка три точно легло тут. А ведь наши разведданные прямо говорили, фйдеры стягивают в этот район «Ураганы» и «Грады», артиллерия концентрируется, вертолёты зачастили последнее время. Да и «язык» - полковник, добытый нами, всё подтвердил. Но этим гандонам разве докажешь?.. Им вот втемяшилось в бушки, что всё будет в соответствии с их планом, и всё тут.
        Майор тяжко вздохнул.
        - Наливай, - сказал он.
        Капитан налил.
        Выпили.
        - Что собираетесь делать? - помолчав, чтобы прочувствовать весь смак, спросил Любимов.
        - Пока никаких приказов не было. Так что поступаем в твоё распоряжение, Николаич, а там видно будет.
        - Ага, пораспоряжаешься вами, - хмыкнул майор. - Вас тронуть не моги. Вы ж преторианцы самого Астронома.
        - Чем богаты, - скромно улыбнулся Янычар. - Наливать?
        - Наливай, - согласился Любимов.
        Неожиданно с улицы донеслись крики, отборный мат.
        - Глянь, чё там? - мотнул майор головой в сторону двери.
        Капитан выглянул на улицу, где всё так же сыпал мелкий дождь, от которого ему на время посчастливилось укрыться в пахнущим несвежей одеждой и носками кунге. Вдохнув сырого воздуха, спрыгнул в чавкнувшую грязь. Не оборачиваясь, толкнул рукой дверь.
        - Что за шум, а драки нет? - поинтересовался он у первого попавшегося разведчика.
        - Как раз драка сейчас будет, точнее, мордобой, - не согласился тот. - Мудак какой-то из мотострелков чеку у «лимонки» выдернул и сидит, выступает чё-то. Никто понять не может, чё он хочет, вроде не пьяный, не обкуренный. Да и как понять? Все как увидели, ломанулись кто куда, подходить боятся.
        - А где он?
        - За БМД сидит, - махнул разведчик в сторону боевой машины десанта.
        Капитан пошёл в указанном направлении, видя, как оттуда торопливо уходят солдаты и офицеры.
        Донёсся чей-то голос:
        - Этот сучонок рядом с противотанковой миной сидит.
        «Твою мать! - чертыхнулся Янычар. - Час от часу не легче».
        Обойдя стороной БМД так, чтобы стало видно виновника происшествия, капитан увидел того самого босого солдата, которого распекал лейтенант за утерянное имущество. Он был по-прежнему бос. Привалившись спиной к катку, солдат судорожно прижимал к груди правую руку, низко опустив голову и вздрагивая всем телом. Похоже, он плакал.
        Никто не видел, как со стороны временного госпиталя идёт священник, а когда обратили внимание, было уже поздно. Ни один не рискнул помешать, так как он уже близко подошёл к солдату.
        Со всех сторон лишь доносились сдавленные выкрики:
        - Отец Андрей! Стойте! Куда вы?!
        Но священник - крупный высокий мужчина лет тридцати, с небольшой чёрной бородкой, с правильными чертами лица, с большим крестом на широкой груди шёл не спеша, словно на службу, словно не было перед ним солдата с зажатой в руке гранатой без чеки, а рядом с солдатом не было противотанковой мины. Он подошёл почти вплотную к бойцу и присел на корточки, подвернув полы рясы, чтобы не легла в грязь. Стали полностью видны его солдатские берцы. Заглянул в глаза парня особым взглядом, от него даже у самого отпетого головореза хотя бы на время наступало умиротворение в душе.
        - Зачем? - спросил отец Андрей мягко.
        - А чё мне берцы… с убитого дают… - сквозь сдавленные всхлипы ответил солдат. - Все знают, примета плохая.
        - Как тебя зовут?
        - Рядовой Юртасов.
        - Имя как твоё?
        - Слава…
        - Слава, где твои берцы? - всё также мягко поинтересовался священник.
        - Я их снял, ноги устали сильно… А кто-то украл… Они почти новые были, - всхлипывал солдат. - Старшина говорит: бери вон те, Слоняре они уже не понадобятся… Слоняру убили три дня назад… А мне его берцы, чтобы меня тоже, да?
        - Граната зачем?
        - А чё старшина заставляет, говорит: мне босой ты не нужен… А я не хочу, примета плохая.
        - И из-за этого гранату? - мягко, ничуть не удивляясь, спросил отец Андрей. - У тебя какой размер?
        - Сорок второй.
        - У меня тоже. Хочешь, я тебе свои берцы отдам?
        Солдат испуганно замотал головой.
        - Почему? - спросил священник.
        - Я не могу, - забормотал солдат. - Как я у вас возьму, отец Андрей?
        - Давай сначала решим, что с гранатой делать. Где чека?
        - Не знаю… Потерял, - пробормотал чуть слышно боец и затравленно взглянул на отца Андрея, ожидая неминуемого в таких случаях разноса.
        Священник с полуулыбкой вздохнул, глядя на пацана, как на неразумное дитё, каковым, собственно, солдат для него и был.
        - Горе ты луковое, - сказал он мягко. - Дай руку.
        Отец Андрей широкой ладонью обхватил ладонь солдата, судорожно прижимающую спусковую скобу к ребристому зелёному корпусу «лимонки».
        Со всех сторон к ним сразу с нехорошими лицами заспешили мотострелки и разведчики. Но отец Андрей поднял предупреждающе свободную левую руку. Все как по команде остановились, ожидая ещё какого-то подвоха.
        - Вставай, пойдём, - сказал священник.
        - Куда? - испуганно спросил парень.
        - Как куда? Избавимся от гранаты.
        Они пошли рядышком медленно, а мотострелки и разведчики на расстоянии следом. Подойдя к сожжённому БТРу, одинокому и сиротливому, отец Андрей сказал:
        - Слава, сейчас я отпущу твою руку, посмотрю, не спрятался ли там кто-нибудь от дождя, а потом ты аккуратно забросишь гранату в люк. Понял?
        - Понял. Я гранаты в боях много раз кидал.
        - Отлично. Готов?
        - Готов.
        - Давай.
        Священник отпустил руку солдата, быстро заглянул внутрь машины и кивнул солдату. Тот довольно профессионально швырнул гранату в открытый люк.
        Уверенные, что взрыв теперь не причинит им вреда, они не смогли всё же совладать с собой и, не желая падать в грязь, присели на корточки, обхватив головы руками.
        Янычар подумал, что оба поступили, в общем-то, правильно: особо опасаться взрыва теперь не приходилось. Не знакомые с боевыми характеристиками гранаты Ф-1 или знакомые понаслышке, считают, что при её подрыве случается сильный взрыв, грохот, пламя, убитые отлетают на десяток шагов, а осколки разлетаются на двести метров.
        Во многих боевиках действительно можно увидеть сопровождающие взрыв гранаты вспышку пламени, клубы дыма, услышать грохот взрыва.
        Это всё для зрелищности.
        Янычар знал о киношном эффекте не понаслышке и не любил подобные фильмы, где главный герой нередко выдёргивает чеку зубами. В реальности в большинстве случаев это приведёт к потере зубов. Для удаления предохранительной чеки требуется значительное физическое усилие. Это сделано намеренно, дабы избежать роковых случайностей.
        Капитан также знал и о том, что на самом деле подрыв гранаты на открытой местности - это резкий отрывистый хлопок, после него остаётся редкое облачко серого дыма, мощной взрывной волны не образуется. Фугасное действие боеприпаса - три-пять метров. Осколки поражают только близко стоящих, также они получают контузию.
        Чем дальше от эпицентра взрыва находится противник, тем ниже возможность его успешного поражения. Шансы на ранение осколками гранаты сохраняются на дистанции до семидесяти-ста метров, но лишь крупными фрагментами оболочки.
        Чем больше осколок, тем выше его потенциальная дальность поражения. Осколки, конечно, могут разлетаться до двухсот метров, но возможность ранения в таких случаях сводится практически к нулю.
        Всё это Янычар знал и всё равно испытал волнение за священника, чувствуя раздражение к непутёвому солдату.
        Уничтоженный БТР и в самом деле сослужил хорошую службу, поглотив гранату. Внутри гулко ухнуло, а из люка толчком вышло небольшое облачко.
        Зрители вновь ринулись к ним, но отец Андрей снова требовательно поднял руку. Все опять остановились.
        Священник, неловко зажимая между ног рясу, наклонился, расшнуровал свои покрытые грязью берцы и принялся стаскивать. Большой крест раскачивался маятником, поблёскивая в лучах солнца выглянувшего на миг из разрывов низких туч.
        Солдат отрицательно мотал головой, но священник продолжал стаскивать ботинок. Наконец это ему удалось. Чёрный носок наполовину сполз со ступни. Отец Андрей снял его и принялся за второй ботинок, стоя разутой ногой в грязи, держась для равновесия рукой за БТР. Справившись, он протянул солдату берцы.
        Парень, продолжая отчаянно мотать головой, спрятал руки за спину.
        С доброй улыбкой священник по-отечески погладил его по короткой стрижке.
        - Бери, Слава, - сказал он. - Я возьму у старшины другие.
        - Примета плохая, отец Андрей, - бормотал боец почти испуганно.
        - Я в приметы не верю. Не по-христиански это.
        Поставив к ногам бойца берцы, отец Андрей пошёл назад к телам убитых.
        К Юртасову со всех сторон опасная в своём напоре хлынула толпа, окружила.
        Оставшийся на прежнем месте Янычар услышал злые возгласы:
        - Сучонок!
        - Отца Андрея за собой чуть не утянул!
        - Берцы у него взял, примета ему плохая!
        Слышался отчаянный голос Юртасова:
        - Я не брал, он сам предложил! Я не хотел…
        Его оправдания захлебнулись в глухих ударах по телу и хлёстких по лицу, сопровождаемых сдавленным утробным стоном избиваемого.
        Никто не обращал внимания на священника.
        Отец Андрей медленно шёл, чувствуя босыми ступнями холодную жижу, сочащуюся меж пальцев. Всё, как в далёком детстве, когда он босой и счастливый бегал возле родительского дома в родной деревне.
        Его руки мелко тряслись, а лицо дёргалось в нервном тике, однако он улыбался, глядя добрыми живыми глазами в сеющее мелким дождём небо.
        Милостью Божьей и он, и солдат остались живы. «Воспитательную» работу с ним сейчас проведут. Да, жестоко. Да, больно. Но необходимо. Больше этот боец никогда подобного не допустит, не подвергнет риску смерти не только себя, но и своих товарищей.
        Теперь надо позаботиться о тех, чей земной путь прервался. Улыбка исчезла с лица священника, глаза наполнились печалью при взгляде на тела погибших, уложенных бесконечными рядами.
        Янычар пошёл обратно в кунг, но увидел, как Любимов с автоматом в правой руке сам выпрыгнул из будки. Он уже облачился в бронежилет и каску, став похожим на остальных засуетившихся разведчиков. У капитана в нехорошем предчувствии забухало сердце, в кровь привычно выплеснулся адреналин.
        - Становись! - гаркнул майор.
        Янычар со своим отрядом пристроился на левом фланге роты разведчиков.
        - Сейчас мотострелки пойдут на позиции фйдеров, - громко объявил Любимов. - Мы идём с ними.
        По строю пронёсся неодобрительный гул голосов:
        - Опять?!
        - Мы разведчики или где?!
        - Какого хрена?! Мы же не пехота!
        - Отставить разговоры! - зло оборвал подчинённых майор. - Это приказ комполка.
        Стало понятно, что Любимов просто взбешен подобным отношением к своей роте, чьё предназначение - разведка, но совсем не атака противника в лоб.
        - Пополнить боезапас, «бруники» чтоб у всех были. У кого не будет - лично по пояс в землю забью. Разойдись!
        Все занялись подготовкой к бою. Слышалось учащённое дыхание, сопение, ругательства вполголоса на тупость начальства.
        Всё заполнилось по-деловому скупой суетой и ощущением скорой жестокой драки.
        - Мы тоже идём, командир? - спросил Мамба.
        - Куда ж мы нахрен денемся, придётся идти, - с напускным безразличием ответил Янычар, устраивая поудобнее тяжёлый бронежилет и подгоняя ремешок у каски.
        - Нас с «винторезом» и «валами» в первую очередь грохнут, - хмуро заметил Негатив. - Сразу ж понятно, что не просто пехота идёт. Все, вон, «калашами» на подобный случай обзавелись, одни мы как белые вороны. Знаешь же, что у нашего оружия дальность ограничена. Оно для спецопераций предназначено, а не для лобовых атак.
        - Знаю. Где ты сейчас «калаши» возьмёшь? - недовольно спросил Янычар.
        - У меня патронов мало осталось, - продолжал ворчать Седых.
        Капитан, стиснув зубы, промолчал. У него патронов тоже осталось с гулькин хрен. Для их спецвооружения боезапас был дефицитен.
        Подошёл Любимов.
        - У меня в кунге автоматы есть, возьмите по одному на морду лица, дополнительный боезапас у старшины получите. Давай только быстро, выходим уже.
        - Ай, да Николаич, ай, да спасибо! - довольно воскликнул Негатив. - У тебя там что, арсенал?
        - Ага. Всё, что заработал на этой грёбаной войне.
        - Так я пошёл? - спросил Седых.
        - Давай, - откликнулся Любимов. - Где уже бруниками и касками успели разжиться? Вроде только появились?
        - Как где? - удивился Куба. - Мы ж к твоей роте прикомандированы, Николаич. Пока вы там водочку вкушали без нас, сирых, обделённых простым человеческим счастьем, мы, чёрная кость, позаботились обо всём, к старшине сходили, получили амуницию. Вот только оружие штатное за нами не закреплено, надо бы исправить недочёт после боя. Хорошо хоть ты от щедрот своих пожаловал на время, а то куда мы с этим? - он продемонстрировал Любимову свой «вал», как бесполезную в хозяйстве вещь.
        - Ладно плакаться, - хмыкнул майор. - Обделённый выискался. Неделю с бабы не слазил, водку жрал и всё мало ему.
        - Этого много никогда не бывает, - в показушной тоске вздохнул Куба.
        - Бек, пошли, - сказал Седых. - Давайте сюда свои пукалки, в кунге оставлю.
        Скованные тяжёлыми бронежилетами и касками, трусцой они побежали в сторону автомашины.
        - Ну, и что за хрень, Николаич? - поинтересовался Янычар. - Почему разведку гонят на общевойсковую операцию? Воевать больше некому?
        - Что ты, первый день в армии? Не ведаешь о нашем дурдоме? Знаешь, о чём я стал мечтать на этой войне?
        - Поделись, - полюбопытствовал капитан.
        - Чтобы штабные хоть раз наравне со всеми в атаку сходили и на своей шкуре прочувствовали всю прелесть подобного культурно-массового мероприятия.
        - Мечтатель, - с выражением детской непосредственности улыбнулся Янычар.
        - Знаю, - хмуро ответил Любимов. - Поэтому и майор до сих пор.
        Прибежали Бек и Негатив.
        Разведчики разобрали видавшие виды автоматы, защёлкали затворами, проверили спаренные, перемотанные синей изолентой магазины, причём друг к дружке они крепились горловинами вверх, а не «валетом», когда при стрельбе лёжа может засориться горловина, перевёрнутого рожка.
        - Куба, Мамба, - обратился капитан к подчинённым. - Сходите к старшине, возьмите там у него чего-нибудь пострелять дополнительно к этому. «Лимонок» что ли ещё прихватите для форса.
        Остатки полка, растянувшись цепью за несколькими переваливающимися по колдобинам танками, БТРами и БМП, трусцой двигались в сторону развороченных позиций фйдеров.
        С флангов под прикрытием бронетехники шли не менее потрепанные соседние мотострелковые полки.
        Согласно приказу, предстояло захватить первую окопную линию вражеской обороны и закрепиться.
        Нахрена захватывать то, чего нет, что перемолото своими «Ураганами», «Градами», полковой артиллерией, авиацией, - никто понять не мог. Но умники из штаба опять что-то затеяли, спустив на «землю» новые директивы.
        Со стороны противника пока было тихо.
        Подобная тишина могла быть как истинной, - после такой взаимной бомбёжки позиций, сложно представить, что кто-то смог выжить в этом аду, так и обманчивой, - ведь выжили же они.
        Пусть не все, но выжили, и сейчас идут в атаку на тех, кто тоже мог уцелеть и в этот момент поджидает приближающегося противника, чтобы кинжальным огнём уничтожить живую силу и сжечь бронетехнику.
        Сердце Янычара тревожно бухало, тяжёлый бронежилет создавал слабую атмосферу защищённости, но всё лучше, чем совсем ничего.
        От бега по пересечённой, перепаханной взрывами местности ещё и раскисшей от бесконечного дождя, дыхание становилось всё тяжелее. Каска наезжала на глаза, мешая вглядываться в позиции фйдеров, чтобы при необходимости вовремя среагировать. На ноги налипла целая тонна грязи, не позволяя двигаться быстрее.
        Слева от него метрах в пятнадцати бежал Мамба, ещё левее - Куба; справа с той же дистанцией двигались Бек и Негатив.
        Позиции врага ожили неожиданно, когда до них оставалось метров триста, когда все уже с робко зарождающейся надеждой начали думать, что дойдут без стрельбы.
        Не получилось…
        Тугими хлопками ожили гранатометы, завыли на подлёте мины, вынимая душу, зло заработали пулемёты и автоматы.
        Полки залегли в грязь, огрызаясь ответным огнём. Отчётливо и грозно заговорили пушки и пулемёты бронетехники. Эхо бешеной пальбы заметалось над испаханным взрывами полем.
        Позиции фйдеров окутались дымом, но оттуда продолжалась отчаянная пальба, заставившая наступающих залечь. Кому-то из них «повезло» и они попрятались в невысокой траве, чудом сохранившейся в этом месиве. Пули страшно чирикали над самыми головами вжавшихся в сырую землю солдат, срубая травинки, безвольно падающие на испуганные тела.
        Отделение мотострелков, укрываясь от обстрела, рванулось за остановившуюся БМП.
        Механик-водитель не рискнул продвигаться дальше.
        Перед машиной грохнул взрыв, подняв столб грязи, швырнув её вместе с осколками в стороны и на бээмпэшку.
        Осколки тугой плетью хлестнули по броне.
        Одновременно выстрел из гранатомёта с грохотом и лязгом оторвал левый фальшборт - стальную пластину, прикрывающую траки.
        Испугавшийся механик-водитель решил, что они перебиты и машина стала неподвижной мишенью.
        Он резко сдал назад, действуя скорее интуитивно, нежели осмысленно. Так поступает человек, отскакивающий от неожиданной опасности.
        БМП прыгнула назад, намотав на гусеницы тела всего отделения вместе с лейтенантом, командиром взвода.
        Их наполненные дикой болью вопли, срывающиеся на нечеловеческий визг, на миг перекрыли грохот боя.
        По броне кто-то бешено застучал. Механик-водитель едва высунул голову, как на него обрушился поток отборной брани:
        - … ты в рот!!! Ты, б…, семь человек задавил нах…!!!
        - Как задавил??? - округлил глаза механик-водитель.
        - А х… тебя знает!!! Нах… ты назад поехал??? Там отделение залегло и взводный с ними!!!
        - Мне показалось, траки перебило!!! Я не думал, что за машиной кто-то есть!!! - начал оправдываться механик-водитель.
        - А кого это теперь е…??? Ты вылезь, посмотри!!! Кровища по тракам течёт, как из ведра плеснули, кишки, кости размолотые!!!
        Прямое попадание снаряда в БМП убило кричащего, экипаж, сотрясло машину, объяв пламенем.
        На поле горела ещё техника, чадящий дым низко стлался, заволакивая всё чёрным саваном, создавая неплохую завесу.
        Атака захлебнулась.
        Остатки полков, понеся ещё бульшие потери, измазанные с ног до головы размокшей грязью, начали отступать, продолжая отстреливаться.
        Янычар со своей группой пятился, как и все, матеря в душе бездарность штабников, погнавших мотострелков в лоб фйдерам без артподготовки. Наверняка эти стратеги посчитали, что предыдущего массированного артобстрела достаточно. Но это оказалось не так. За их просчёты люди платили жизнями.
        Мотострелки и разведчики тащили своих раненых и убитых.
        На поле всё ещё выли на подлёте мины, ухали взрывы, заставляя уцелевших падать ничком в слякоть; трещали автоматные и пулемётные очереди, кричали раненые, надсадно гудели не сожжённые противником машины, выходя из боя.
        Но вслед ударила артиллерия фйдеров, земля заходила ходуном, взметнулась огромными чёрно-огненными столбами ввысь, взрывной волной сметая всё живое.
        Началась паника.
        Все побежали, кто куда, лишь бы подальше от этого кошмара.
        Янычар, энергично работая локтями, расползающимися в сырой каше, пополз под танк с развороченной прямым попаданием башней и перебитыми траками. Бронежилет здорово стеснял движения. Нырнув под осевшую машину, почувствовал себя немного увереннее, ощущая, как содрогается земля. На его счастье взрывы ухали уже где-то в стороне, иначе бы укрытие вряд ли спасло от разрушительного воздействия мощного артобстрела.
        Кто-то пристроился рядом, тяжело сопя. Капитан отстранился, глядя на нежданного соседа. Каково же было его удивление, когда он увидел особиста собственной персоной, в каске, бронежилете, с автоматом. Уж чего-чего, а этого Янычар никак не ожидал.
        - Какими судьбами, товарищ майор? - выпучил глаза Туркалёв.
        - Такими, - по-простому ответил тот. - А ты думал, особист трус, может только кровь пить?
        - Ну… Где-то рядом…
        - Ладно, хватит лирики. Любимов убит, - сообщил майор.
        Капитан не удержался от мата.
        - Но это ещё не всё. Тело вытащили, а планшет в суматохе потеряли. А там дислокация войск, минные поля, пароли. В общем, всё, понимаешь?
        - Чего ж не понять… Понимаю, - с досадой ответил Янычар.
        - Ну, раз понимаешь, значит что? - спросил особист и, не дожидаясь, добавил: - Значит, надо идти, искать.
        - Сейчас?! - не поверил Туркалёв.
        - Нет, бля, через неделю, - огрызнулся тот.
        - Майор, ты чё, ё…ся? - отчётливо спросил капитан, прожигая собеседника взглядом.
        - А где ты тут нормальных видел?
        - За всех не скажу, но у меня котелок пока варит и не хочет обзавестись ненужной дыркой.
        - Так ты чё, не пойдёшь, что ли? - вроде как равнодушно поинтересовался особист.
        - Оба-на! - удивлённо воскликнул капитан. - Ты мне предлагаешь идти?
        - А кто тут ещё есть? - спросил особист всё с тем же показным равнодушием, за которым пряталась готовая в любой момент выскочить амбиция старшего по званию.
        - Знаешь что, майор, - отчётливо произнося слова, начал Янычар, - иди ты на х… с такими креативными идеями, хочешь, сам сходи, проветрись.
        - Не гони волну, разведка, обосрался уже со страху?
        - Не всем же такими орлами быть, как наши доблестные особисты, - парировал Туркалёв. - Тебе чего, подвигов захотелось? Ты не видишь, что творится?
        - Если планшет попадёт к фйдерам, тогда нам всем точно придёт пи…ц. Неужели ты не врубаешься, капитан? Пока вся наша военная машина провернётся со всеми согласованиями, пока начнут менять дислокацию войск, фйдеры накроют нас огнём. Никто не уцелеет. А потом они пройдут через наши позиции и устроят в госпитале Варфоломеевскую ночь. Короче, надо идти.
        Янычар молчал, стиснув зубы. Он понимал всё не хуже майора, но вот это неожиданное «предложение» выбило из равновесия. Одно дело получать приказы от своего начальства и совсем другое от офицера особого отдела. Напрямую он вроде как и не подчиняется, но любому дураку понятно, что на деле всё обстоит иначе.
        И потом, не отправлять же за этим грёбаным планшетом пацанов, они после такого артобстрела на солдат-то не похожи, пока не оклемаются от страха. Сейчас они просто-напросто насмерть перепуганное обоссавшееся мясо, очень желающее жить.
        Приказать, конечно, можно, и они пойдут. Но как смотреть им в глаза после того, как он сам отказывается от такой затеи, перекладывая всё на них, безответных?
        Чёрт бы побрал эту совесть.
        Придётся идти…
        Страшно. А придётся.
        - Где погиб Николаич? - спросил Туркалёв.
        - Отсюда не видно, надо переползти вон к тому бугру, оттуда более-менее можно показать. Ползём, что ли?
        - Так ты, майор, со мной? - удивился Янычар.
        - Ох, и вредный ты, капитан, - вздохнул особист. - Что ж ты, совсем за мужика не считаешь меня, а?
        Янычар первым выполз из-под уничтоженного танка, сразу во много раз сильнее ощутив свою уязвимость.
        Федералы продолжали обстрел, сотрясая землю.
        Из-за расширившегося обзора стало понятно, панике поддались не все. Многие залегли, стараясь по возможности окопаться - кто автоматными магазинами, кто касками, кто сапёрными лопатками; кто сполз на дно дымящихся воронок, надеясь на старую примету, говорящую, будто бы снаряд два раза в одно и то же место не попадает.
        Попадает. Ещё как попадает…
        Повсюду лежали тела погибших. Многие изувечены, иные просто разорваны в клочья, представляя собою жуткое зрелище, какого никогда не покажут по информационным каналам, потому что война для обывателя должна выглядеть иначе.
        Обыватель должен быть уверен, на войне стреляют, убивают, но никто не гибнет, что называется зазря, каждый что-то совершает, прежде чем погибнуть, ведь должен же быть высший смысл в смерти солдата.
        Никаких разорванных густо воняющих кишок, не переваренной пищи и кала.
        Никаких оторванных конечностей.
        Никаких обожжённых как запечённая картошка тел, лишь отдалённо напоминающих человечьи.
        Никакой чужой кисло пахнущей блевотины от ужасного зрелища.
        Всё должно быть патриотично.
        Обязательно красивое ухоженное кладбище, скорбящие фотогеничные родственники в чёрном одеянии от кутюр, чёрные лимузины, выстрелы почётного караула над дорогим гробом, укрытым государственным стягом. Всё достойно, чинно, как и должно быть, когда прощаются с героями.
        Унылая бытовуха должна оставаться за кадром.
        Просевшая халупа в заброшенном совхозе «Большое дышло». Или тесная «хрущёвка» в каком-нибудь Мухосранске или Козоёбовске.
        Замордованные жизнью родители, потерявшие в смердящей пасти войны последнее и самое дорогое - свою кровинушку.
        Чёрствая похоронка, в лучшем случае - закрытый гроб. Раздолбаный УАЗ везёт его по ухабам на местный не обихоженный погост с покосившимися крестами и дешёвыми надгробиями на кочках могил, заросших травой летом или заваленных сугробами зимой, с кучами мусора тут же в контейнерах рядом.
        Пьяные могильщики, матерясь, что не успевают, наспех докапывают яму.
        Совсем не фотогеничные родственники в китайском ширпотребе, ну никак не похожие на тех - киношных, приятной наружности, в строгом чёрном одеянии.
        Тысячи инвалидов, тысячи. При виде кого-нибудь из них обыватель торопливо опускает глаза и проходит мимо, дабы не потревожить своё душевное равновесие.
        А они сидят годами дома, не в состоянии даже выбраться на улицу. Или никому не нужные, всеми забытые, доживают свой тяжкий век в подземных переходах, на помойках и в притонах.
        В качестве компенсации за утраченное здоровье и сломанную судьбу - жалкая подачка от властей.
        Они на своей шкуре осознали, война - это не пиф-паф на полном героизма и пафоса мероприятии типа «зарница», а тяжёлая на пределе человеческих сил работа. И побеждает тот, кто эту работу делает лучше.
        Война в глазах обывателей должна выглядеть иначе, чтобы они не боялись идти на неё, не боялись отпускать детей, вынужденных погибать за непомерные амбиции тех, кто воевать никогда не пойдёт и не отправит отпрысков в месиво человеческих тел и душ.
        Это всё должно оставаться за кадром.
        Аккуратно выглядывая над бугром, особист показал примерное направление, откуда солдаты волоком тащили тело Любимова.
        - Рвануло метрах в пятидесяти левее от того сгоревшего танка, видишь? - перекрикивая грохот обстрела, спросил майор.
        Туркалёв согласно кивнул.
        - Взрывной волной его отбросило метров на пять ещё левее, убило сразу.
        - Так от планшета, может и не осталось ничего, - с некоторой надеждой прокричал Янычар.
        - Нет, там он где-то, - отрицательно покачал головой особист. - Раненый солдат говорит, видел его у Любимова, а когда тело притащили, планшета уже не было. Так что надо смотреть по всему пути, как тащили, и до места взрыва.
        Капитан молча выругался. Легко сказать: «надо смотреть». Это ж не прогулка по мирному колхозному полю.
        Он пополз назад в тыл.
        - Куда ты, капитан?! - взбесился особист.
        - Щас приду, не ори, всех фйдеров распугаешь, - махнул успокаивающе Янычар.
        Добравшись ползком до первой БМП, укрывшейся в распадке, он постучал по броне прикладом.
        Высунулся механик-водитель.
        - Слушай, военный, надо съездить тут недалеко. Поможешь? - спросил Туркалёв.
        Глаза парня начали наполняться страхом.
        - Куда ехать-то? - спросил он с опаской.
        - Командира моего убило, планшет где-то там потерялся, найти надо, пока он к фйдерам не попал.
        Понимая, что отказаться всё равно не получится - разведчики не тот народ, кому принято отказывать без видимых на то причин, механик-водитель покорно вздохнул:
        - Ладно, товарищ капитан, поехали, покажете.
        - Нет, я с тобой не поеду, пойду следом. Тебя под гранатомёты подставлять не стану, проедешь, сколько можно, потом вернёшься, а я дальше сам. Если повезёт, то планшет, может быть, найдём раньше.
        БМП взревела двигателем и поползла из распадка.
        Янычар пристроился вслед, предварительно распахнув кормовую дверь десантного отсека, чтобы можно было перекрикиваться с механиком-водителем.
        Бьющие вверх дрожащие струи выхлопных газов сдуло порывом ветра, обдав капитана гарью сгоревшего топлива.
        Боец, управляя машиной, обернулся, всем видом спрашивая: «куда дальше»?
        - Видишь вон ту сгоревшую «восьмидесятку»?
        - Да! - крикнул солдат, на миг обернувшись назад.
        - Давай к ней!
        - Я до танка не поеду! Меня сожгут! - заорал парень, обернувшись на этот раз основательно.
        - Не ссы в компот, там повар ноги моет! - проорал в ответ Янычар и добавил: - До танка не надо. Метров за сто пятьдесят остановишься, дальше я сам.
        Солдат удовлетворённо кивнул и дал газу, машина уверенно поползла вперёд.
        Янычар поглядывал по сторонам, ловя настороженные, удивлённо-испуганные взгляды перемазанных грязью, чумазых солдат, продолжавших с завидным упорством окапываться.
        Берцы обросли пудовыми комками грязи, но он не обращал внимания, шёл, пригибаясь, не стесняясь кланяться каждому взрыву.
        Опасно защёлкали, плющась о броню, пули, завизжали рикошеты.
        Метрах в пятидесяти впереди грохнул разрыв от заряда гранатомёта: кто-то из фйдеров решил, видимо, проверить, достанет или нет. Этот взрыв обозначил механику-водителю предельное расстояние, куда он может доехать относительно безопасно.
        Янычар мысленно перекрестился, настраиваясь на работу без прикрытия. Страх всё сильнее холодной змеёй заползал в душу. Каждый шаг, каждый отлетевший комок грязи с ползущих лязгающих траков бронированной машины приближал к страшному рубежу.
        Так бывало всегда в минуты реальной опасности. На войне всем страшно, даже дуракам, хоть и принято считать, что нет.
        На войне каждый вспоминает о Боге.
        В окопах атеистов не бывает.
        Машина замерла, «клюнув». Капитан на миг выглянул и ужаснулся от мысли, что до танка ещё очень далеко, а планшет так и не попался по пути.
        Надежды, что он слетел с тела Любимова, когда его тащили в тыл, оставалось всё меньше. Там он где-то, этот проклятый планшет - кусок тряпичной ткани камуфляжного окраса.
        - Всё! Дальше не поеду! - заорал парень.
        По тону было понятно: даже если прикажут - он откажется, он скорее пойдёт под суд, отбудет срок и проживёт до старости, но сейчас лишний раз рисковать жизнью не станет ни за что.
        Пули остервенело плющились о броню, словно кто-то упорный решил из автомата непременно пробить защиту. Несколько разрывов один за другим грохнули уже гораздо ближе, осыпав машину грязью и рубанув плетью осколков.
        - Давай, чеши отседова! - махнул Янычар рукой, напрягая в крике голосовые связки.
        Он вывалился из-за БМП, по чавкающей грязи прополз немного вперёд, чтобы механик-водитель увидел его и смог сдать назад.
        Парень воспользовался этой возможностью немедленно, спешно уводя машину, увозя себя из опасной зоны.
        Янычару стало невыносимо одиноко и очень страшно. Он замер ничком.
        «Господи! Господи! Спаси и сохрани, Господи! - шептал капитан исступлённо. - Господи, Боженька, если Ты слышишь меня, спаси и сохрани!»
        Очень хотелось повернуться и бежать, бежать как можно дальше от кошмара, от ходящей ходуном, гудящей взрывами земли, от свиста пуль, треска автоматных и пулемётных очередей. Но неведомая сила толкала вперёд.
        Как её назвать? Долгом? Безумием? Храбростью?
        Какая к чертям храбрость, когда всё подавляет сильнейший первобытный инстинкт - жить.
        Жить!
        Распахивая грязь телом, как грейдер лопатами, капитан пополз, утопая локтями, вдыхая мирный запах земли, землицы, знакомый с детства, теперь такого далёкого и даже как будто нереального.
        Он надеялся, что незаметен пока для фйдеров, что извозюкался весь и слился с полем. Ну и хорошо, пусть не видят как можно дольше, лучше уделаться в грязи, чем в крови.
        На пути попался получивший множественные осколочные ранения тот самый офицер, что распекал босоногого солдата.
        Как же его оставили? Почему не вытащили? Бросили при паническом бегстве, чёрт бы побрал таких вояк. А он их ещё хвалил - зверюги, мол…
        Офицер смотрел полными муки глазами, блестевшими на сером от боли, осунувшемся лице.
        - Пить… - попросил он. - Пить…
        - Нету, братишка. Прости, - выдохнул виновато Янычар, чувствуя, что и сам вдруг захотел пить. Так захотел, что даже сквозь грохот боя мысленно услышал журчание чистой водички.
        - Пить… - просил офицер.
        Капитан обогнул раненого и пополз дальше. Вот и та сгоревшая «восьмидесятка». На броне лежат два убитых танкиста. Не успели выпрыгнуть, застрелили… Сквозь прогоревшие комбинезоны видна запёкшаяся багрово-чёрная плоть.
        Туркалёв помнил, как особист говорил, что рвануло метрах в пятидесяти левее танка, тело отбросило ещё левее.
        Тут капитан чертыхнулся. Всё это время он неосознанно полз к танку, ища укрытия, то есть, сбился с предполагаемого пути, по которому тащили тело Любимова.
        Может, планшет уже где-то позади, а он всё это время зря лезет вперёд? Захотелось немедленно вернуться. Янычар подавил внезапную слабость и пополз левее танка - где, по словам майора, взрывом убило Николаича. До сих пор не верилось, что его уже нет. Может, особист ошибся? Хотя вряд ли. Не стал бы тогда поднимать шухер из-за планшета.
        Если уж Смерть забирает таких, как Николаич, кто ж тогда драться будет на этой грёбаной войне?
        Вот она, воронка от взрыва. Рядом чья-то оторванная по локоть рука и несколько изувеченных тел, застывших страшной неподвижностью.
        Янычар приподнял голову, осматриваясь по сторонам, мысленно благодаря Бога, что в него пока никто не стрелял.
        «Ну, где же этот планшет… Разве тут можно что-то разобрать в этакой грязище? - думал он. - Так… тело Любимова отбросило ещё левее от взрыва. Со слов солдата, в этот момент планшет был ещё на нем… Ползём ещё левее… Вот он!!! Вот он, родненький!»
        Янычар сразу узнал планшет командира: видел не один раз. Обтянутый камуфлированной тканью тот лежал себе чистенький, словно аккуратно положенный, чтобы не замарать, словно хозяин где-то рядом и вот-вот поднимет его.
        Схватив планшет, как зверь хватает добычу, капитан быстро пополз обратно. В этот момент справа хлестанула высокими грязевыми фонтанчиками очередь и тут же ещё одна.
        Янычар перекатился влево и вовремя. Там где он лежал, грязь хлёстко взорвалась быстрым прочерком подлетающей вверх сырой земли.
        «Пристрелялись, сволочи!» - пронеслась паническая мысль.
        Не выдержав, Туркалёв вскочил и, несмотря на тяжёлый уделанный грязью бронежилет, пудовые от той же грязи берцы, съехавшую на глаза каску, успел сделать несколько больших прыжков, как вдруг в спину два раза подряд быстро ударили тяжеленной кувалдой.
        Сбитый ударами, он пролетел вперёд, упав лицом в грязь.
        «Вот и всё… - вплыла в сознание отстранённая мысль. - Всё, убили… Мне не больно… Ну и хорошо, что не больно…»
        Однако сознание не туманилось, он всё понимал и слышал. Сосредоточившись, прислушался к ощущениям. Вроде, горячее по телу не бежит. Опасливо пошевелившись, боли не почувствовал.
        «Жив… Жив!!! Господи, Боженька, миленький, спасибо Тебе! Спасибо…»
        Лишь обозначив движение, чутко замер, сжавшейся душой ожидая автоматной или пулемётной очереди.
        Не стреляли.
        «Наверное, решили, что убит, - подумал он с маленькой толикой надежды. - А броник-то выдержал, хороший достался… Что делать? Ждать ночи? Да, правильно, потом выйду.
        Его великолепно придуманному плану не суждено было сбыться: фйдеры пошли в контратаку.
        В отличие от противника они вначале обрушили шквал огня на чужие позиции. Тот ад, что разверзся прежде, теперь казался детской шалостью. Грохот стоял такой, что голова ничего не соображала.
        Хотелось, чтобы этот кошмар закончился немедленно, не причинив слабому уязвимому телу никакого вреда. Хотелось навсегда уехать, уйти, уползти от войны, не слышать её больше, не видеть и никогда не вспоминать.
        Растянувшись цепью, фйдеры при поддержке брони пошли вперёд.
        С каждым шагом расстояние между ними и Янычаром сокращалось, оставляя всё меньше и меньше шансов на спасение.
        Капитан пополз, уже особо не укрываясь, но ещё не рискуя встать и побежать, памятуя о двух попаданиях в спину, к счастью, скомпенсированных бронежилетом. Всё-таки есть смысл в этой тяжеленной сбруе, иногда она может спасти жизнь. Вот если бы ещё не мешала ползать.
        Враги шли гораздо быстрее, чем Янычар полз, оставляя за собой колею, как бульдозер.
        Зазвучали первые короткие выстрелы. Это фйдеры начали добивать раненых врагов, оставшихся на поле.
        «Так скоро и до меня очередь дойдёт… - подумалось тревожно. - Господи, спаси и сохрани!»
        Капитан, подавляя инстинкт самосохранения, оттолкнулся от земли и побежал, чувствуя скованность и неуклюжесть. И всё же мчался огромными прыжками, будто у самой задницы клацали острые собачьи клыки. Да что там клыки! Каждой клеточкой испуганное тело ожидало шквала очередей. Сколько между ним и фйдерами? Метров пятьсот, не больше. Как же это мало… Как мало…
        Шквала не случилось. Короткая автоматная очередь слилась со свистнувшими у самой головы пулями.
        Янычар побежал зигзагами, особо не увлекаясь, впрочем. Ведь давно известно, что кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая линия. В его случае бежать по прямой - стать стопроцентной мишенью. Да он так и так мишень…
        «Господи… Господи… Господи…»
        На большее не хватало ни дыхания, ни сил. Лёгкие работали как меха. Хорошо, что он так и не начал толком курить, а ведь на войне это совсем не характерно. Но всё равно, бежать в бронежилете, в пудовых от грязи берцах, в наезжающей на глаза каске, с автоматом оттягивающим до земли руку, - затея не из лучших. Это не на стадионе и не в парке трусцой телепать. Тут на кону жизнь.
        Грязь неровного поля неотвратимо затягивала в чавкающие тиски. Очереди зазвучали чаще. Пули поднимали фонтанчики грязи где-то впереди и по сторонам. На периферии сознания суматошно билась мысль, что с ним играют в увлекательную игру - «А ну-ка, убеги», называется.
        Угодив в ямку, полетел вперёд, шлёпнулся, тут же вскочил, по инерции на четвереньках пробежал дальше, перебирая руками, возюкая автоматом и планшетом по слякоти, выставив на всеобщее обозрение задницу.
        Очереди затрещали чаще, пули завжикали злее, поднимая грязь впереди и с боков.
        Даже показалось, что слышен хохот фйдеров. Они потешались, а он драпал раком и хотел жить.
        Жить! Жить! Жить…
        Обретя вертикальное положение, он продолжал бег от пуль с тем же успехом, как если бы черепаха пыталась убежать от гепарда.
        Вдруг земля и небо вновь качнулись, разорвались страшным грохотом за спиной. Туркалёв надеялся, что это ударила своя артиллерия. Наконец-то. Где ж эти сукины дети до сих пор были? На обед отлучились?
        Взрывной волной сбило с ног, чудом не зацепило ни единым осколком но, как показалось, обдало жаром пламени. Что там какие-то несколько сотен метров для полковой артиллерии? Он практически оказался в зоне обстрела.
        На миг оглянувшись назад, жадно хватая сырой воздух, насыщенный мирным запахом земли, увидел эту землю вставшую на дыбы до самого неба там, где шла цепь фйдеров, и дальше вглубь их позиций.
        - А-а, падлы!!! Взяли?! Взяли?! Хрен вам!!! - в исступлении орал Янычар. - А-а!!! Получайте!!!
        Голос тонул в рёве разрывов, земля раскачивалась как живая. Капитан снова пополз на четвереньках, быстро перебирая руками и ногами, убираясь прочь от страшного места.
        Всё же в этот раз артиллерия сработала прямо-таки виртуозно. Всегда бы так. А то начнут молотить в белый свет как в копеечку, зачастую перемалывая своих заодно с врагом, а порой только своих. Вот потеха для неприятеля.
        Откуда-то справа донёсся голос:
        - Командир!
        Янычар, ползя на карачках, повернул голову на голос и увидел своих парней, целых и невредимых, залёгших под тем самым танком, где состоялся приснопамятный разговор между ним и особистом. Где-то он сейчас, болезный? Жив ли, мёртв? Да хрен с ним. Главное, жив он сам и живы его парни.
        Туркалёв, быстро перебирая конечностями, всё также на четвереньках дополз до танка, нырнул под днище.
        - Вы как тут? - спросил он.
        - Проездом из Урюпинска в Париж, - пошутил Мамба. - Вот, номер в отеле забронировали. Как тебе апартаменты?
        - Неплохо. Я тут недавно квартировал. На улице хуже. Там безобразничают хулиганы какие-то.
        Уверенность возвращалась. Он был среди самых надёжных людей. Они не бросят, не подведут. И он не бросит и не подведёт.
        - Бля, я как увидел, что ты идёшь за бээмпэшкой, решил - всё, у командира крыша съехала. На подвиги потянуло, - сказал Куба.
        - Какие, нахрен, подвиги! - проворчал капитан. - Под этим же танком пару часов назад лежал бок о бок с особистом. Он мне сделал предложение, от которого я не смог отказаться.
        - Чё хотел мальчуган? - поинтересовался Негатив.
        - Слышали, Любимов убит? - спросил капитан.
        - Да, слышали, - подтвердил Бек. - Вытащили парни в тыл.
        - Вот. А планшет, оказывается, по запарке, там потеряли. Особист и предложил мне сходить за ним. Вот он, - Туркалёв вытянул руку с намотанным на кулак ремешком планшета. - Словил по пути назад пару пуль в спину, но броник, слава Богу, выдержал. А думал, уже всё…
        - Сучий потрох этот особист! - воскликнул негодующе Негатив. - Нашёл, кого отправлять!
        - А что, рядовых пацанов отправить было бы правильнее? - остро взглянул Янычар.
        - Нет, блин, офицера послать правильнее! - не согласился Негатив. - Он ведь спецом это сделал, я предупреждал, не простится нам тот демарш у госпиталя… Сам-то он чё не пошёл?
        - Я ему предлагал, - хмыкнул капитан.
        - А он чё? - почти в один голос спросили парни.
        - По-китайски «чё» - жопа, - с показным нравоучением произнёс Янычар.
        - Слышали уже, - скептически отозвался Негатив.
        - Кстати, о жопах, - невоспитанно влез в светскую беседу культурных людей Мамба. - Пора уносить их отсюда, как любят выражаться храбрые штатовские парни.
        Не было уже ни импровизированного госпиталя, ни кунга, где ещё недавно Янычар пил водку с Любимовым, поминая погибших товарищей. Теперь уж и Любимова нет, как нет врачей, медсестёр, отца Андрея…
        Нет никого и ничего, кроме развороченной дымящейся земли, покорёженной горящей бронетехники. Среди этого хаоса потерянно ходили уцелевшие на поле боя солдаты и офицеры, окопавшиеся, когда начался обстрел со стороны фйдеров, и оттянувшиеся назад, когда своя артиллерия накрыла позиции противника.
        Способность людей совладать со страхом и не сорваться вместе с другими в паническое бегство спасла их от неминуемой гибели.
        - О, Всевышний… - тяжко вздохнул Мамба.
        - Что теперь, командир? - озвучил всеобщий вопрос Бек.
        Янычар лишь вяло пожал плечами. Его, как и всех, хоть и привычных к ужасам войны, потрясла картина разрушений. Никто из попавших под обстрел не уцелел. Не было даже раненых. Ничто живое не смогло бы уцелеть в этом аду, когда горел сам воздух.
        Современное оружие очень эффективно, выжить при его применении задача весьма непростая. А ведь за всю войну оружие массового поражения так и не было применено.
        Янычар считал, рано или поздно это случится. Не смогут удержаться ни те, ни другие. То что этого не случилось до сих пор - сродни чуду, как и то, что все пятеро опять выжили.
        Пусть и дальше будет так. Аминь.
        - Выпить охота, - ответил капитан на вопрос Бека.
        - Попробую что-нибудь придумать, но вряд ли, - неуверенно ответил Шахов.
        Он ушёл куда-то в сторону, а остальные сели, не выбирая места. Всё равно все были в грязи, наползавшись по полю.
        Молчали. Да и о чём говорить?
        Мимо шёл какой-то прокопченный грязный солдат из мотострелков.
        - Эй, военный, - окликнул его Мамбеталиев. - Накатить есть?
        - Я бы и сам не прочь, - ответил солдат, проходя дальше. - А у вас закурить будет?
        - Бросай ты это дело. Вредно курить в твоём возрасте, да и вообще вредно.
        - Вредно на этой грёбаной войне находиться, - пробурчал солдат, удаляясь.
        - Кто бы спорил, - покладисто согласился Мамба.
        - Не найдёт Бек ничего, - лениво но уверенным тоном произнёс Негатив. - Где тут сейчас чего найдёшь?
        Никто не возразил.
        - Выйду на улицу, солнца нема! - вдруг ни с того ни с сего вполголоса фальшиво выдал Негатив. - Девки молодые свели меня с ума!.. Слышь, командир, надо бы Астроному доложиться, то да сё, сидим, мол, без дела скучаем. Может, задание какое даст, выполним хорошо, глядишь, опять отпуск получим.
        - Ага, размечтался, - отозвался Янычар. - Что ж ты, только из отпуска, и после каждого задания хочешь в отпуск ходить?
        - Я бы не отказался. А ты, командир?
        Туркалёв лишь хмыкнул.
        - До войны были такие чуваки, которые вообще не работали, а жили на проценты от удачно вложенных ценных бумаг там, всякой недвижимости, - подал голос Кубаев. - Рантье их называли. С некоторых пор я стал реально ощущать, если бы мне выпал по жизни такой фарт, я бы был самым охренительным рантье из всех. Лучше меня никого бы не было. Прикинь, вообще ничего не делаешь, а бабки всегда есть. Голова не пухнет, где их взять… Бабы, море, яхты…
        Куба мечтательно вздохнул.
        - Не-е, я бы так не смог, - сказал Негатив. - Быстро бы наскучило. Вот представь, утром просыпаешься, чем заняться, куда пойти, что делать? И так изо дня в день, из года в год. Не-е, я бы не смог.
        - Вот поэтому Всевышний и не захотел, чтобы ты стал рантье, - произнёс Кубаев с напускной поучительностью. - Он сделал тебя солдатом, воюющим за шкурные интересы тех самых рантье.
        - Сам-то ты кто? - не преминул сварливо парировать Седых.
        - Ладно, проехали, - оборвал Янычар бестолковый спор. - Глядите, вон Бек идёт.
        - Пустой, соколик, - резюмировал Негатив. - Не нашёл ничего. Нахрена ходил вообще? Перед тобой прогибается, командир, отличиться хочет. Ты там пометь у себя, мол, это принципиальный и честный лейтенант Седых выводит на чистую воду карьеристов, не даёт прорастать всякому подхалимажу в нашем дружном коллективе. Пресекает, так сказать, на корню нездоровые взаимоотношения.
        - Спой, лучше, пропагандист, - криво ухмыльнувшись на топорный юмор, лениво отозвался капитан.
        - Ой, выйду на улицу, солнца нема! Девки молодые свели меня с ума!.. - хрипло, вполголоса всё также фальшиво, но старательно затянул Седых.
        Подошёл Шахов.
        - Ну, чаво, болезный, нашёл? - спросил Негатив сокурсника, лучшего друга, показушно демонстрируя причудливую смесь интереса, гипертрофированного волнения за товарища по оружию, надежду на лучшее, боязнь разочарования.
        - Да какой там нашёл! - безнадёжно махнул Бек.
        - Эх! - в притворном расстройстве хлопнул себя по коленке Седых. - Я как чувствовал! Если отправить старшего лейтенанта Шахова по важному делу, надо быть готовым к тому, что он вернётся ни с чем. Хотя… - Негатив весь подобрался. - Ну-ка, соколик, дыхни! Выкушал всё по дороге?
        - Да пошёл ты! - в праведном возмущении задохнулся Шахов.
        - Я-то пойду, - с готовностью отозвался Седых. - Да вот что ты без меня делать будешь? Ты же пропадёшь, ты ж как дитё малое, за тобой глаз да глаз нужен.
        - Сходи сам, - проворчал Бек, садясь рядом с остальными в грязь. - Может, у тебя получится найти. Ты вон какой языкастый.
        - А это, друг мой, кому что от рождения дано. Ты вот в каком возрасте говорить начал?
        - Я почём знаю? Как все, наверное, - неуверенно ответил Шахов.
        - Э-э, не скажи! - вдохновенно произнёс Седых. - У всех по-разному. У тебя и сейчас проблемы с этим. Ты же двух слов связать не можешь. Вот я и говорю, пропадёшь ты без меня.
        Остальные улыбались грязными грубыми лицами, слушая перепалку друзей, зная, что те так общаются с самого знакомства, причём заводилой всегда выступал непоседливый Негатив, донимая своей демагогией рассудительного друга.
        Бек использовал проверенный приём, каким всегда спасался от острого на язык приятеля: просто перестал отвечать на его колкости.
        Видя это, Негатив опять затянул:
        - Выйду на улицу, солнца нема! Девки молодые свели меня с ума!..
        Сморщившись от его вокала, Янычар взглянул на небо.
        Словно вопреки словам песни через тяжёлые тучи и стелящийся дым пробились косые солнечные лучики, придав ещё больше контраста чудовищным разрушениям.
        Часть II Свои и чужие
        Глава I
        Нейтральная полоса
        «(3.19) Потому что участь сынов человеческих и участь животных - участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё - суета!» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третья
        Август год. Восточная Сибирь, буферная зона между войсками Объединённой Оппозиции и федеральными войсками.
        Здесь масштабных боевых действий не велось.
        Не было здесь больших населённых пунктов, индустриализации. Завоёвывать и защищать просто-напросто нечего.
        Местным жителям и беженцам опасаться манёвров войск тоже не приходилось, так как направления, называвшиеся дорогами, и в мирное время представляли собою место, по которому собираются проехать, а уж в войну и вовсе оказались запущенными.
        Тайга - это не лес, даже дремучий, даже большой.
        Тайга - это дикие непролазные места с таким подлеском, что без топора не пройти. Подлесок густо растёт меж сплошных, одна на одной, заросших травой кочках высотой в рост взрослого человека, а порой и больше. Промеж плотно натыканных кочек с навечно перепутанными длинными травяными стеблями даже летом вполне можно найти лед в тёмных стылых лужах.
        В таком подлеске невозможно просто идти, там нужно продираться, прорубая топором проход, скорость продвижения удручающе низкая, выматывающая, отбирающая последние силы.
        Тайга - это глубокие распадки, где солнечного света, наверное, никогда не бывает, где холодно даже жарким летом.
        Тайга - это лесистые возвышенности, откуда открывается безбрежное зелёное море, смертельно опасное не только для неопытных, но и для бывалых, рискнувших отправиться в путь.
        Тайга - это буреломы, это широкие стремительные реки без всяких мостов, это громадные коварные болота, это выгоревшие десятки километров мёртвых обугленных торчащих палок.
        Тайга - это местами странным образом спиленные наполовину сосны. У заезжих по-первости появляется навязчивый вопрос: кому нужно было забираться на дерево и не на одно, чтобы спилить наполовину? Почему не спилили у корня? И только местные знают: снегом тайгу порой заваливает так, что заключённые, работающие на лесоповале, откапывают дерево сколько могут и спиливают что торчит. А когда весной снег сходит, становится видно наполовину спиленный ствол.
        С начала войны здесь стояли лишь небольшие гарнизоны. Условная линия фронта разделялась широкой буферной зоной, местами достигавшей ста и более километров. На этой ничейной территории нет-нет, да и попадались забытые богом небольшие посёлки, деревни и деревушки в несколько дворов.
        Когда началась бомбёжка городов, когда возник повальный дефицит на всё, когда пропало электричество и тепло, - люди, спасая себя и свои семьи, устремились в таёжные края в надежде прожить на «подножном корму»: грибах, ягодах, посадке картофеля на маленьких участках, вскопанных и кое-как очищенных от сплетения корней деревьев.
        Некоторые умельцы промышляли охотой, и все - рыбной ловлей. Рыба стала основной пищей беженцев. Благо, её непуганой в местных водоёмах оказалось столько, что хватало всем с избытком, а она сама всё шла и шла, без страха подплывая и тукаясь в ноги стоящим в воде людям.
        В эти же края стремились многочисленные дезертиры с обеих сторон, имеющие оружие и превосходство. Порой они бесчинствовали, измываясь над беззащитными мирными людьми, отбирая последнее. Однако туда, где организовывались отряды самообороны, дезертиры не совались, довольствуясь более доступным.
        Здесь же промышляли ушедшие в побег уголовники. До войны их исправно отлавливали, метелили до полусмерти и добавляли срок за побег. И всё равно некоторые заключённые даже под страхом непременной поимки и зверского избиения срывались в бега, не в силах терпеть неволю, чтобы хоть пару дней побыть свободными людьми.
        В редких случаях побегушников так и не находили. Успокаивались тем, что они всё равно погибнут - сломают ногу, неловко оступившись; умрут от голода или от диких зверей; утонут в болоте; просто сгинут, безнадёжно плутая в этакой глуши по воле лешего, хозяина здешних мест.
        Мало кому из бежавших удавалось совершить побег в полном смысле этого слова. Как правило, это были таёжники или военные, прошедшие курсы выживания в подобных условиях.
        С началом войны беглецов искать почти перестали: время такое наступило, каждый думал о себе, о том как выжить. Поэтому они без особого страха быть обнаруженными оседали в выстроенных охотниками избушках, то есть там, где в мирное время опытные и неутомимые преследователи искали бы прежде всего. Сейчас же побегушники почти не опасались быть пойманными и уже не стремились выйти к цивилизации, где полыхала гражданская война.
        Вместе с тем оставались и глухие территории, где солдат, дезертиров и беглых осуждённых не видели вовсе, зная о войне лишь из плохо функционирующих радиоприёмников. Их изредка включали, экономя допотопные батарейки или редкие аккумуляторы: электричества в этих местах не помнили с самого начала гражданской.
        Верхом шика считались дизельные генераторы, но это только в наиболее крупных населённых пунктах и только для расположенных там гарнизонов военных.
        Мирные люди довольствовались дневным светом, проводя в темноте безрадостные вечера, становящиеся с окончанием лета всё более долгими.
        Иные и вовсе жгли лучины: свечи давным-давно стали чем-то нереальным, далёким, совсем из другой жизни.
        До зимы, на семь-восемь месяцев сковывающей всё живое, оставалось совсем немного. Беженцы запасались дровами, утеплялись, затыкая мхом пазы абы как выстроенных избушек. Кто не имел возможности построить и такое жильё, старались просушить глубокие землянки, готовясь к почти метровому промерзанию почвы.
        Люди собирали ягоды, остатки грибов, кедровые орехи, сушили и вялили рыбу, и тревожно вслушивались, не донесётся ли до этих мест гулкая канонада, означающая, что относительно спокойной жизни наступил конец.
        В эти глухие места и направилась группа Янычара после получения очередного задания от Астронома. Спецназовцам предстояло устранить известного борзописца. Тот на свою беду посмел не совсем корректно в своих статьях отзываться о Большом Папе.
        Янычар и парни читали некоторые статьи и, строго говоря, ничего такого в них не находили за исключением разве что бросавшегося в глаза явного пристрастия к самому герою из публикации в публикацию.
        С таким упорством об одном человеке, едва ли не под микроскопом исследуя каждый его шаг, действие, слово, можно писать только по чьему-либо заказу и в мирное время. А сейчас шла война, Астроном и щелкопер были, что называется, по разную сторону баррикад. Чем уж и кого на стороне фйдеров интересовал Большой Папа, оставалось известным только ему, но журналюга старался на совесть, отрабатывая свой нелёгкий хлеб.
        В конце концов, Астроном не выдержал и, вызвав Туркалёва, отдал соответствующий приказ.
        Капитан в очередной раз подивился укреплениям и коммуникациям глубокого бункера. Его всегда доставляли и вывозили со всеми предосторожностями, так что он не знал, где находится подземное сооружение.
        По всему выходило, командование реально опасалось ядерного удара со стороны федералов и тщательно оберегало свои драгоценные жизни, отправляя на гибель сотни тысяч солдат и подвергая страданиям ещё больше гражданских.
        Туркалёв был почти уверен, что руководство фйдеров сидит в таких же бункерах, мало беспокоясь о тех, кто на своих плечах выносит все тяготы их непомерных амбиций.
        Впервые появившись здесь после недавнего отпуска, Янычар сразу же вспомнил слова Лены о том, что его не очень-то ценят. С новой силой заныл засевший в душе больной занозой вопрос: «зачем он на этой войне, чьи интересы защищает…»
        По сведениям Большого Папы, имевшего разветвлённую агентурную сеть, щелкопер должен появиться в тех глухих местах, чтобы написать громкую и правдивую статью о беженцах, вынужденных прозябать в полупервобытных условиях.
        Чем уж он собирался удивить читателей, привыкших ко всему, да и по большому счёту в условиях военного времени беспокоящихся только о себе и своих близких, оставалось не ясным. Но имя журналюги по-прежнему было на слуху, а рейтинг на хорошем уровне.
        Купаясь в лучах славы, борзописец утратил чувство самосохранения, и из глубокого тыла, где достать его не так уж и просто, подался в прифронтовую полосу в погоне за жаренными фактами и новой порцией славы уже фронтового корреспондента.
        Но самое главное, на чём заострил внимание капитана Астроном, журналюга будет сопровождать весьма высокопоставленного чина. Тот, по сведениям Большого Папы, должен приехать в те места поохотиться. Ликвидация одного из руководителей федеральной верхушки дело непростое, но для специалистов вполне посильное.
        В разговоре Астроном с напускным прискорбием обмолвился, дескать, воистину неискоренимы в наших людях безалаберность и русское «авось». Охотиться в прифронтовой полосе! Это ж надо! В общем, обоих устранить любой ценой. Такой шанс выпадает только раз за всю войну, да что там, за всю жизнь.
        За эту операцию Большой Папа обещал всей группе очередные воинские звания и государственные награды.
        При фразе «любой ценой», Астроном проникновенно заглянул в глаза Янычару, о чём сам капитан вспоминал с неприязнью, будто в душу заползла холодная змея. Всё-таки Большой Папа был ой как непрост. Чтобы владеть такой информацией, нужно иметь не только разветвлённую агентурную сеть, а своего человека в верхнем эшелоне власти федералов. На чём строятся отношения Астронома и его агента, парням оставалось только гадать.
        Кроме явного дискомфорта Янычар ощущал и тревогу, совершенно справедливо полагая, что большой чин в одиночку не поедет в столь дремучие места. Не совсем же он идиот, должен кое-что понимать. Значит, с ним будет хорошая охрана. Это помимо солдат, которых местное командование обязательно выделит для высокого гостя, а то и заставит бедных вояк загонять для охотника диких зверей.
        На обратном пути Туркалёв невесело размышлял, как в этих условиях провести боевую операцию, а потом в темпе и самое главное без потерь уйти.
        Об обещанных орденах и о присвоении очередных воинских званий капитан думал меньше всего.
        Он считал награды ещё одной уродливой гримасой этой войны, когда каждая из враждующих сторон верит, что сражается за Россию, за интересы и чаяния простых людей.
        И федералы, и оппозиционеры продолжали применять прежнее законодательство, награждать солдат и офицеров одними и теми же медалями и орденами, присваивать воинские звания.
        И те, и другие говорили: «Служу России», принимали одну Присягу и были убеждены, что только им принадлежит право продолжателей прежних традиций, только за ними будущее и Победа…
        От места посадки «мишки» до условного места проведения операции добирались около двенадцати часов. Тайга в этом районе оказалась вполне проходимой, поэтому шли без особых усилий.
        Останавливались часто - каждые две-три минуты, вслушивались, стараясь выявить посторонние, нехарактерные для леса шумы. Шли пятьдесят минут, отдыхали десять.
        Из-за близости гарнизона федеров шли со всеми предосторожностями. Приходилось учитывать появление случайных охотников, сборщиков ягод из числа беженцев, возможные секреты, аппаратуру слежения. Но последнее уже в идеале: до линии фронта далеко, военных действий не ведётся, засекреченных объектов, подлежащих усиленной охране, нет.
        И всё же. Всё же.
        Любой разведчик знает, в их деле мелочей не бывает. Те, кто считают иначе, долго не живут.
        Из спецодежды не было никакой экзотики, когда владелец напоминает куст или травяную кочку, вдруг ожившую и осторожно перешедшую на другую позицию. Эффектно, не поспоришь, но в условиях реальной операции малоэффективно. Запутаешься этакой амуницией в кустах, тут тебе и конец.
        Так что парни были облачены в обычные штормовки и брюки из плотной ткани с подходящей случаю расцветкой. Такая форма одежды наиболее удобна для передвижения в лесистой местности с преобладанием кустарника.
        У всех облегчённые берцы, высокие и крепко зашнурованные они страхуют голеностоп. Никаких кроссовок, ходить в них по тайге опасно: запросто можно подвернуть, а то и сломать ногу.
        Рюкзак десантника у каждого заполнен самым необходимым вплоть до рыболовных крючков с леской. На этот раз готовились основательнее, нежели к выводу генерала Тарасевича. Всё-таки тайга есть тайга, пренебрегать ею ни в коем случае не стоит, иначе расплата наступит очень быстро.
        Разумеется, никто лишнего не тащил, боевой опыт подсказывал, что может понадобиться.
        Оружие тоже привычное - автоматы «вал», а у Мамбеталиева «винторез».
        Помимо этого Куба вооружился пулемётом Калашникова с двумя коробками с лентами на двести пятьдесят патронов каждая, больше решили не брать - тяжело. Масса одной коробки с лентой почти десять килограммов. Вес самого пулемёта девять килограммов.
        Пулёмёт с одной коробкой нёс Куба, вторая досталась Янычару.
        Бек тащил гранатомёт РПГ-32 «Хашим», а Негатив нагрузился противопехотными минами и двумя РПГ-18 «Муха».
        Признаваясь самому себе как на духу, Бек считал, что хватило бы и РПГ-18, но на складе он увидел «Хашим» и не смог отказать себе почти в мальчишеском капризе опробовать этот гранатомёт, о котором все были наслышаны, но ни разу не стреляли. А тут подвернулась такая возможность. Как не взять? Остальные ревниво заявили - раз стрелять Бек надумал сам, то и тащить гранатомёт он будет сам. Повздыхав для виду, Шахов согласился, очень уж ему хотелось «самому стрельнуть».
        На дороге предполагалась стандартная схема засады: как только колонна войдёт в зону поражения, следуют выстрелы из гранатомётов по первой и последней машинам, пулемётчик отстреливает ленту, уничтожая живую силу, нанося ей ранения, внося панику.
        В это время Мамба «обслуживает» «клиентов», а потом - не потерявших самообладания, то есть самых опасных и толковых.
        Куба тем временем начинает отход. Как только он занимает заранее выбранную позицию, под его прикрытием отходит группа, минуя предварительно установленные растяжки и пехотные мины.
        Есть, конечно, риск самим напороться на них в суматохе, но ставить во время боя, при быстром отходе - задача трудновыполнимая. Поэтому приходилось разумно рисковать.
        При сработке первых растяжек или мин о погоне можно забыть, мало кто рискнёт преследовать противника попав в такую ситуацию.
        Вполне возможно погоню организуют после, но за это время группа должна уйти далеко, где её подберёт «мишка».
        Могут быть и другие варианты засады с расстрелом колонны иным способом, без расстрела колонны с «обслуживанием» только «клиентов». Но зачем оставлять врага, способного сразу же организовать погоню?
        Такой вот план. Нехитрый, стандартный, эффективный.
        При его разработке о неудачном варианте никто не говорил: во-первых, не принято, во-вторых, понятно, что будет с ними, если операция пойдёт не так, как задумывалось.
        Позицию над небольшой даже не дорогой, а так - две неглубокие колеи, петляющие в траве между деревьями, облюбовали загодя.
        От места засады до дороги не более сорока метров. Очень близко, практически в упор, но в лесном массиве более дальняя граница огневого контакта не рекомендована. Между парнями расстояние составляло от силы десять-пятнадцать метров, в пределах видимости. Для переговоров использовалась внутренняя связь.
        Оставалось ждать.
        Ожидание, как и скрытность в работе разведчика необходимый элемент. Умение ждать ничего не подозревающую жертву нужно в себе вырабатывать. Это непросто. Зачастую ожидание проходит в, мягко говоря, не очень комфортных условиях, вплоть до того, что порой приходится сидеть в прямом смысле слова в выгребных ямах, чтобы «обслужить» присевшего со спущенными штанами «клиента». Конечно, это уже из разряда особой экзотики в стиле заштатного низкобюджетного боевика, но бывает и такое, истинная правда. Об этом по понятным причинам вряд ли кто честно поведает, да и вообще вряд ли что расскажет, если не болтун какой, а всамделишный спец.
        От беспощадного таёжного гнуса кое-как спасали репелленты и накомарники, но в целом приходилось тяжко. Злые мошки роились тучами, облепляя с ног до головы, норовя пролезть в любую щелку, и пролезали, гады, доставляя массу неудобств и раздражения своим беспримерным упорством в желании укусить.
        Засаду устроили на бугре, руководствуясь незыблемым правилом ведения боя в горах - быть выше противника.
        Вообще-то в тайге это правило спорное, но парни выбрали привычную тактику.
        Местный УАЗ то и дело курсировал по лесной колее, мотаясь по делам от гарнизона к поляне, оборудованной для посадки винтокрылых машин.
        Другой техники парни тут пока не видели, поэтому вполне резонно предполагали, что встречать высокого гостя тутошнее начальство поспешит на этом лимузине. Обратно тоже поедут на нём. Не пешком же идти.
        Если гостей повезут только на УАЗе без всякого сопровождения, то задача группы облегчалась донельзя, но лучше не загадывать, а то мало ли.
        По сведениям Астронома пожаловать гости должны были как раз к прибытию группы. Но, как часто бывает, что-то где-то не срослось или пошло не так. Вертолёт задержался почти на сутки.
        Диверсионная группа терпеливо ожидала большого любителя охоты, ещё не подозревающего, что охотиться в этот раз будут на него. Ну, а щелкопёру просто не повезло: сидел бы в тылу да писал грязные пасквили, а лучше бы вообще не писал. Надо понимать, что можно в этой жизни, а что - ни-ни. На кого можно тявкнуть, а перед кем лучше хвост поджать. Глядишь, пожил бы подольше, а так… Сам виноват, никто его сюда на аркане не тянул.
        Спали по очереди - один спит, четверо бодрствуют. Для удобства использовали полиуретановые коврики с брошенными на них спальными мешками, покрытыми водоотталкивающей тканью. Если сравнивать с другими операциями - гостиница «люкс», да и только. Если б ещё не гнус, вообще был бы курорт, а не боевая операция.
        На рассвете послышался рокот двигателей. Из гарнизона в сторону поляны двигались два БТР и тот самый УАЗ. Оказывается, имелась тут и бронетехника. На обоих бэтээрах сидели солдаты численностью примерно взвод. Все в касках, бронежилетах с автоматами. Сидели расслабленно, по сторонам почти никто не смотрел.
        - Встреча на высшем уровне, - используя переговорное устройство, выразил общую мысль Мамба.
        - Как я погляжу, у них тут расслабуха. Посмотрите на эти заспанные рожи, - смачно зевая, подал голос только что проснувшийся Негатив.
        - А ты бы предпочёл обратное? - поинтересовался Бек.
        - Я бы предпочёл лежать на пляже и наблюдать за девушками топлес.
        - Что ты всё о бабах? - хмыкнул Янычар.
        - А о ком мне ещё говорить - молодому, да не женатому? - удивился Седых.
        Тем временем небольшая колонна проползла перед притаившимися диверсантами и удалилась в сторону поляны.
        Вскоре донёсся знакомый шум винтов. Между деревьями было видно, как метрах в ста от места засады садится вертолёт Ми-8Т. Когда лопасти винтокрылой машины замерли, безвольно обвиснув, вновь отчётливо стал слышен щебет птиц, встречающих рассвет.
        Если бы не бронетехника, вооружённые солдаты, можно было бы вполне подумать, что никакой войны нет. Никто сейчас нигде не стреляет, никто не умирает, не мучается от ран, не испытывает голода, страха, ненависти, не скорбит о потере родных и близких, не страдает от неизбежных во всякой войне лишений.
        У вертолёта шло мероприятие по встрече высокого гостя. Через оптику парни наблюдали построение солдат, доклад старшего офицера - наверняка начальника гарнизона, прибывшего в УАЗике с другими офицерами, стоявшими чуть позади. Весь местный бомонд в сборе, операция обещала стать очень результативной.
        Рядом с дородным внушительным большим чином суетился журналюга, руководя действиями оператора, прильнувшего к камере на штативе. Вокруг этой милой компании расположились уверенные на вид ребята в качественном камуфляже, вооружённые автоматами «КЕДР»[4 - Пистолет-пулемет / автомат КЕДР разработан конструктором Евгением Драгуновым (КЕДР - Конструкция Евгения Драгунова) и выпускается с 1993 года. Длина со сложенным прикладом 305 мм. и глушителем 452 мм., с откинутым прикладом 677 мм. и без глушителя 530 мм. Масса 1,57 кг. Магазин съемный, коробчатого типа, емкостью 20 или 30 патронов. Скорострельность 1000 выстр./мин. Прицельная дальность - 75 м. Начальная скорость пули 310 м/с.]. Охранники зорко прокачивали округу взглядами.
        Вскоре бэтээры снова загудели двигателями, солдаты и часть старших офицеров с личной охраной высокого чина погрузились на броню. Высокий чин с начальником гарнизона уселись в УАЗ, туда же юркнул щелкопер. Оператору с гробиной на штативе места в салоне не досталось, он с философским видом неловко полез на броню, страхуя самое драгоценное - камеру.
        Колонна двинулась в обратную сторону.
        - Работаем, - отдал Янычар команду по внутренней связи.
        Уже прокатился мимо первый БТР с сидящими на нём старшими офицерами. Их окружали солдаты. Автомобиль поравнялся с Мамбой, следом метрах в двадцати рокотала вторая бронемашина с солдатами во главе с лейтенантом и оператором, прижимающим камеру.
        Негатив произвёл выстрел из РПГ-18.
        Граната врезалась в бок первого бэтээра, грохнул взрыв, в стороны полетели бесформенные безвольные тела, тяжёлыми мешками падая к колёсам. Взрывная волна качнула ветви деревьев, уходя в лес, подняла тучу старых листьев, иголок, пыли.
        Одновременно Янычар выстрелил из второй «Мухи» по замыкающей колонну бронемашине, добившись того же эффекта, что и Негатив. Тела солдат горохом посыпались на землю.
        Всё. Обе «Мухи», рассчитанные на один выстрел, своё отработали. Бронемашины сильно «клюнув», замерли на месте, горя и дымясь.
        В дело вступил Куба, расстреливая из пулемёта дезорганизованную уцелевшую пехоту.
        Мамба из «винтореза» лупил по УАЗу.
        Бронебойные пули дырявили машину будто картонную, разрывая живую плоть, забрызгивая красными кляксами салон и разбитые стёкла. Затвор лязгал как сумасшедший, выбрасывая гильзы, а выстрелов почти не было слышно, не в пример грохоту пулемёта. От ударов мощных пуль машина содрогалась, словно сама испытывала ужасную боль. Открылся капот, из-под него пошёл дымок от продырявленного как сыр двигателя.
        Куба, расстреляв пулемётную ленту, начал отходить ко второй позиции, чтобы оттуда прикрыть отход группы.
        На миг снова наступила тишина, все всматривались в побоище, выискивая уцелевших. Похоже, таковых не осталось. Куба отработал свою часть программы на совесть.
        - Занял позицию, - послышался его голос в наушниках парней.
        Бек выстрелил из «Хашима» по вертолёту. Заряд угодил в кабину, грохнул взрыв, винтокрылая машина осела, хвостовая балка отвалилась, лопасть со свистом вращаясь, отлетела, юзом выкосив траву. Покорёженная машина утонула в пламени. Горящие тела пилотов без движения лежали рядом с полыхающим вертолётом.
        Всё. Дело сделано.
        - Отходим, - отдал команду капитан.
        Первым уходил Бек, за ним Негатив, следом Янычар. Замыкающим шёл Мамба. Перед отходом он ещё раз осмотрелся быстрым всё подмечающим взглядом. Увидел, как чудом уцелевший охранник опасливо приподнялся и, неловко пригибаясь, побежал прочь от страшного места, позабыв о своём автомате «КЕДР».
        Мамба поймал его в прицел оптики и нажал на спусковой крючок.
        Голова охранника взорвалась красным. Почти обезглавленное тело безвольным кулём упало в траву.
        Затвор передёрнулся и выбросил чуть дымящуюся гильзу.
        - Не бегай от снайпера. Умрёшь уставшим, - холодно произнёс Мамба и отошёл с позиции следом за остальными, тщательно обходя растяжки и противопехотные мины.
        Никакой погони не было. Вероятно, принимать решение о преследовании уже некому. Младшим офицерам и без того забот прибавилось. Мало того, что своё командование полегло почти в полном составе, так ещё и высокого чина из Генерального штаба убили. И где? Там, где войной и не пахло. Журналист ещё этот…
        Так что жди теперь комиссии, проверки, нахлобучки. Какая тут погоня, да и кого посылать? Ягнят за волками?
        Тем не менее, отходили со всей возможной осторожностью. Любой разведчик подтвердит, что нередко потери случаются как раз после выполнения задания, когда опасности уже не ждёшь.
        Они были готовы к опасности, но осознали её не сразу. Впереди, там, где их должен забрать «мишка», затянутое низкими тучами небо разрывалось сполохами сухой грозы - беспрестанно сверкали молнии и лупил с треском гром без дождя.
        Настроенные на встречу с врагом разведчики обращали внимание на любую мелочь, в том числе и на птиц, вдруг с шумом целыми стаями полетевших куда-то влево, затем туда же побежали мелкие грызуны, запетляли зайцы, лисы, большими мягкими прыжками пронеслась рысь, через кусты ломились несколько сохатых…
        - Пожар! - крикнул Янычар, выразив общую мысль.
        Парни рванули следом за зверьём, безошибочно выбирающим путь к спасению.
        Каждый в полной мере ощутил, как непросто тащить оружие, экипировку и бежать, что есть сил, прыгая через трухлявые стволы. Петлять меж деревьев, продираться через папоротник и траву высотой в пояс и выше, когда ничего не видно, когда каждый шаг таит реальную опасность, когда покатиться кубарем и переломать кости - раз плюнуть.
        А за спиной уже слышался треск. Дующий вдогонку горячий ветер донёс дым и запах гари.
        Вдруг капитан затылком почувствовал опасность, на миг оглянувшись, еле успел увильнуть, уступая дорогу громадной туше медведя с тяжёлым сопением пролетевшей мимо. Гора работающих мышц пронеслась вперёд, оставив просеку в зелёных зарослях папоротника, шлейф запаха шерсти и страха. За мамашей, сильно отставая, жалобно крича, косолапили двое детишек. Местность пошла под уклон, где медведи бегают плохо, медвежата совсем отстали, а парни проскочили рядом с медведицей, косясь с опаской. Впереди блеснула полоса реки, как раз туда и спешило зверьё, ведомое инстинктом сохранения.
        Жар становился нестерпимым. Пожар шёл верхом. Это наиболее опасно, при ветре пламя распространяется очень быстро не оставляя шансов медлительным, не способным вовремя и правильно сориентироваться.
        На берегу спасительной, метров семьдесят шириной реки бросили экипировку, взяли только оружие, влетели в воду, отчаянно мослая руками, отплывая дальше. Почти сразу за ними с сильным плюхом ухнула медведица. Из воды торчала лохматая голова с маленькими глазками и шевелящимися чёрными ноздрями. Она быстро догнала разведчиков, на крейсерской скорости прошла дальше.
        А позади ревущее пламя не находя новой пищи бесновалось у воды плюясь искрами, горящими веточками, дрожащим раскалённым воздухом, пронёсшимся над самыми головами.
        Медведица выбралась на противоположный берег, энергично отряхнулась и развернулась, высматривая потомство.
        Парни на четвереньках выползли на отмель и без сил попадали, глядя на полыхающую тайгу. На их счастье река оказалась рядом, а тайги позволяла передвигаться бегом. Если б тут были сплошные заросли, разведчики были бы обречены.
        Медвежата исправно выгребали, а мамаша рычанием поддерживала детишек. Вот они выбрались, тоже отряхнулись, мать обнюхала обоих, и троица вразвалку заспешила в лесную чащу метрах в сорока от реки.
        - Неслабо пробежались… - немного отдышавшись, прохрипел Негатив.
        - «Мишки» не будет… - выдохнул капитан.
        - Мишки в лес ушли… - отозвался Мамба.
        Все засмеялись со смешанным чувством усталости, ещё не отпустившей тревоги и вместе с тем расслабленности, понимания, что обошлось…
        До условленного места предстояло топать ещё часа четыре, а пожар пришёл как раз с той стороны. Это значит, пилоты для очистки совести сделают пару кругов и уйдут на базу, а до неё больше трёхсот километров сплошной тайги.
        Приплыли…
        Следовало углубиться в лес и уже там принимать какое-то решение. Парни покинули берег, хлюпая водой в берцах, мокрые с ног до головы, зашли в чащу. Лейтенанты Мамбеталиев и Седых заняли оборону, а старшие лейтенанты Шахов и Кубаев вместе с капитаном Туркалёвым склонились над планшетом.
        Согласно карте, никаких населённых пунктов на предстоящем пути не было, экипировка успешно догорала на оставленном берегу.
        - Дела наши хренувы, - подвёл итог короткого совещания капитан. - Рации нет, «уоки-токи» не в счёт, это вы и без меня знаете. На вертолёт рассчитывать не приходится. И всё же пройти триста километров по дремучей тайге мы сможем. Чай, не барышни кисейные. Весь вопрос в том, сколько времени на это уйдёт. Дело к осени, путь неблизкий, а экипировочка лёгкая. Не успеем выйти - дадим дуба. Ладно, не будем о грустном. Надо сплавать назад, посмотреть, что уцелело. Фляжки - наверняка. Может, ещё что-то осталось. Надо забрать всё. Гранатомёт и пулемёт с лентой тоже заберём, тащить тяжело, а оставлять глупо. Воду во фляжках придётся экономить. Между обозначенными на карте реками путь неблизкий, наверняка есть ручьи и родники, но не факт, что попадутся на пути. Всё, возвращаемся за имуществом. Мамба! Прикроешь на всякий случай, мало ли чего.
        Переправившись назад с остатками уцелевших вещей и оружием, занялись осмотром, ревизией и укладкой вещей в один более-менее целый РД. Отжали сырую одежду, носки и тронулись в путь с прежними предосторожностями. Ходить по-другому они просто не умели.
        Впереди ждала труднопроходимая тайга, буреломы, бескрайние непроходимые топи, холодные реки, озёра, дикие звери и великое безмолвие девственной не тронутой человеком природы.
        - Слушайте, - подал голос Бек. - Может, останемся? Ну её нахрен, эту войну, а?
        - Вообще-то мы Присягу принимали, если что, - строго ответил Янычар, сдержав улыбку.
        - Если что, командир, для всех мы заживо сгорели или погибли во время операции, - возразил Бек. - Даю голову на отсечение, искать нас никто не будет.
        - А шо, Бек дело гутарит, - поддержал Негатив. - Ещё бы баб и вообще можно было бы зажить коммуной.
        - Этот всё о бабах, - с показным сожалением вздохнул Бек.
        - Так ты хочешь остаться тут без баб? - сварливо воскликнул его друг. - Тихо сам с собою правою рукою?
        - Да пошёл ты, - беззлобно отозвался Шахов.
        - Я-то пойду. Да вот что ты без меня делать будешь? - завёл любимую пластинку Седых. - Пропадёшь ведь без меня.
        Янычар улыбался, представляя себя и парней этакими бородачами-отшельниками в лаптях, в рубахах до колен, подпоясанных ремешками. Все живут в избушках на курьих ножках, охотятся, ловят рыбу, собирают грибы, ягоду.
        И никакой войны.
        Идиллия.
        В словах Бека есть смысл, только вряд ли кто реально собирается так поступить.
        Они другие.
        Война - их крест.
        Они сами выбрали этот путь и эту ношу.
        Нести её каждый будет столько, сколько отмеряно Свыше.
        Глава II
        Чайная ложечка
        «(8.8) Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого»
        «(8.13) А нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава восьмая
        Прошедшие курс выживания в подобных условиях, парни, тем не менее, с трудом преодолевали намеченный маршрут. В пути находились уже пятые сутки, щетина на лицах успела стать мягче, а они успели вплавь перебраться через пару относительно нешироких рек и через одну широкую - метров двести от берега до берега. Во всех случаях использовали сухостои. Высохший ствол помогал с переправой нелёгкого оружия, сами же разведчики держались за дерево одной рукой, а второй выгребали.
        Питались в основном рыбой, её ловили по пути в реках, небольших ручьях и в одном из необъятных озёр с красивейшей девственной природой. На берегу озера даже устроили дневной привал, расслабляясь с оружием наготове. По-другому просто не получалось.
        Вечерами на стоянках жгли небольшие костерки, жарили рыбу, заедали жаренное ягодой вперемешку с гнусом, от него не было никакого спасу.
        Постепенно в разговоры стало вплетаться всё больше мирных тем. Война, сжимавшая душу тисками, начала отступать. Даже не верилось посреди этой тишины и красоты, что где-то сейчас стреляют, где-то смерть, разруха, голод, страх, боль.
        На седьмой день пути с поросшей вековыми соснами сопки открылось первое поселение.
        Парни наконец-то вышли на более-менее проходимый участок тайги и шли уже не с таким трудом, что прежде. Здесь корабельные сосны были повсюду, прогретый солнцем чистейший воздух напитан запахом смолы и больших муравейников.
        Предчувствие близкого жилья появилось как-то вдруг, сразу, на уровне подсознания, всегда готового к опасности.
        Вроде бы ничего в тайге не изменилось, ан нет. Она стала иной. Причём никакого мусора, пакетов, бутылок, кострищ, прочей дребедени в достатке имеющейся везде, где есть люди, не видно и в помине. И всё же в этом месте тайга была другой. Поблизости жили люди, и это чувствовалось.
        Взобравшись на поросшую красивыми корабельными соснами сопку, парни обнаружили на другом её склоне у подножия небольшое поселение из десятка кое-как рубленых, неказистых избушек.
        Конечно, можно и одним топором срубить терем-теремок, но люди явно не умели этого. А главное, находились не в тех условиях, чтобы дать волю творческой смекалке и вдохновению.
        Домишки с небольшими оконцами без ставен подняты из плохо отёсанных, ещё не успевших потемнеть брёвен. Двускатные крыши сделаны из подогнанных, толком не ошкуренных сосёнок.
        Зато над каждой крышей имелась настоящая печная труба. Не иначе среди поселенцев был спец, способный выложить печь, а не просто абы что. Кирпичи наверняка делали из местной глины. По пути сюда группа миновала рукотворный карьерчик.
        У изб жители разбили небольшие огороды всё из тех же тонких стволов. На обработанных участках росла картошка.
        Парни решили, что, несмотря на неказистые избы, люди устроились неплохо. Видать, хозяйственные подобрались. Им бы ещё время для обустройства побольше, материал да инструмент соответствующий, наверняка воздвигли бы крепкий посёлок.
        Война согнала с насиженных мест, вот и подались беженцы в глухую тайгу. Обустроились как смогли и зажили заново, пережидая лихолетье и невзгоды, кутерьмой закружившие по бескрайней России.
        Разглядывая поселение, диверсанты видели в огородах женщин и детей, вырывающих сорняки.
        В том, что местные не просто бросали между столбиками две-три жердины, а ставили заборы, пусть некрасивые и корявые, было что-то самоутверждающее, что ли, хозяйственное, когда люди обустраиваются всерьёз и надолго. Ведь и огораживать, собственно, не от кого - скотины не видно, топтать картошку некому, соседи воровать не полезут, у всех одно и то же. А вот, поди ж ты! Есть в человеке первобытная потребность застолбить свою территорию и всё тут. Даже тысячелетия спустя не утрачена она людьми.
        В других дворах опять же женщины и дети двуручными пилами не спеша, размерено вжикали по нетолстым брёвнам, заготавливая дрова на долгую холодную зиму, там же виднелись сложенные в поленницы уже рубленые. Наверняка мужчины раскололи, да и построили всё. Не женщины же. На амазонок они не похожи. Есть мужчины, есть. Только не видно их. На охоте, наверное, или на рыбалке.
        Всё как в древние времена: женщины поддерживают очаг, мужчины добывают мамонтов и жадно поедают их мясо у костра. Минули десятки тысяч лет, а человек ничуть не изменился. Стоило оказаться вне цивилизации, как он тут же ухнул сквозь пропасть тысячелетий почти в первобытнообщинный строй.
        За поселением вели наблюдение уже час. Янычар лежал под сосной и с удовольствием, как и остальные, жевал серу. Замечательная это вещь, кто понимает. И полезная, самое главное. Никакая жевательная резинка со всем каскадом дорогущей рекламы о её пользе не идёт в сравнение с обычной жевательной серой, которую никто не рекламирует, о которой в больших городах уже крепко подзабыли.
        По стволу муравьи строем ползали куда-то наверх и возвращались назад, вроде бы с грузом. Капитан маленькой долькой сознания завидовал им, их простой жизни в трудах и мирных заботах. А когда приходит время покидать этот не лучший из миров, они уходят в какое-то своё муравьиное вечное царство.
        Всё по Закону Творения Божьего.
        И только люди, ничтоже сумняшеся, позволяют себе ослушаться Воли Его, а потом взывают к Нему в стенаниях, заламывая руки, мол, за что нам, Господи, это?
        В процессе наблюдения стало ясно, военными тут и не пахнет. Заходить в поселение группа не собиралась. К чему? Помощь не требуется. Связи с внешним миром в виде рации или междугороднего переговорного пункта тут точно нет, вызвать сюда «мишку» не представляется возможным. Попросить или даже забрать какой-нибудь транспорт, ссылаясь на военное время и превосходство в силе и вооружении, не получится: нет тут никакого транспорта, как и дорог. Кругом тишь, гладь и благодать. Войны тут тоже нет.
        - Ну, что, командир, обходим этот оазис мирного благополучия? - поинтересовался Мамба, выразив общий вопрос.
        - Да, демаскироваться смысла нет, - ответил Янычар. - Полежали, отдохнули вдоволь. Идём по гребню в прежнем порядке максимально скрытно. Где-то здесь их мужики шастают. Возможно, кто-то из женщин и детей собирают ягоду, травки всякие. Не все же дрова пилить и сорняки вырывать взялись одновременно. Если попадутся, вреда не причинят, но и пользы от них никакой, напугаем только и себя обнаружим. Ни к чему это. Всё. Группа, подъём. Выступаем.
        - Командир, движение на два часа, - подал голос Куба, продолжая осматривать окрестности в оптику.
        Все немедленно прильнули к своему оружию, ловя направление, указанное Кубаевым.
        Из-за деревьев неспешно выходили вооружённые автоматами бородатые мужчины в поношенной форменной одежде. Остановившись у границы леса, они стали всматриваться в поселение.
        При виде вооружённых бородачей у Янычара, Негатива и Бека, прошедших «горячие точки», глаза непроизвольно сузились.
        Мамба - уроженец Дагестана, лишь слегка покачал головой на эту реакцию.
        Это не укрылось от Кубы и он, чтобы разрядить обстановку, произнёс:
        - Не похоже, чтобы это были местные мужики, как-то странно они себя ведут.
        Словно в подтверждение его слов, шедшая по поселению женщина, увидевшая бородачей, встала как вкопанная, а потом, сорвавшись с места, по-бабьи побежала прочь.
        - Ого, да тут что-то серьёзное, - прокомментировал Мамбеталиев.
        Меж тем женщина подхватила на руки девочку лет пяти и укрылась в избе. Увидев это, ещё несколько женщин побежали в свои избы, похватав маленьких детей, а те, что постарше устремились следом. Поселение опустело совсем, лишь чёрно-белая кошка, сидя на скамеечке, беспечно умывалась.
        Семеро бородачей растянувшись цепью, не спеша входили в посёлок, держась невысоких заборов из нетолстых стволов.
        Дойдя до первой избы, пятеро рассредоточились, заняв оборону, а двое медленно начали подходить к двери. Один толкнул её, запертую, чуть склонился и что-то сказал. Подождал, а потом несколькими ударами ноги выбил оказавшийся некрепким запор, распахнув дверь вовнутрь, установленную так не напрасно: в особо снежные зимы жильё может завалить по крышу. Чтобы иметь возможность выйти и проделать лаз в сугробе, дверь устанавливают открывающейся в избу.
        Отпрянув от проёма, оба бородача замерли, держа наизготовку автоматы. Затем один вошёл и через несколько секунд вытолкал двух женщин: пожилую, полную и молодую постройнее с ребёнком на руках.
        Подталкивая рукой в спины, погнал женщин по улочке дальше. Те испуганно оборачивались, но бородатый что-то им командовал, и женщины спешили вперёд.
        Из других изб пришельцы также выгоняли жителей - сплошь женщин и детей, и тоже гнали к центру.
        Согнав всех в одну небольшую испуганно жмущуюся толпу, бородачи почувствовали себя увереннее.
        Некоторые держали автоматы на плечах, с надменным видом прохаживались, слушая своего старшего - крупного высокого рыжебородого мужчину, что-то говорившего жителям. Он небрежно придерживал у правого бока автомат Калашникова. От его внушительной фигуры и позы исходила уверенность и угроза.
        - Похоже, это дезертиры, - высказал свою версию Бек.
        Никто с ним спорить не стал. Правота Шахова была очевидна.
        - Что будем делать, командир? - спросил он.
        - Уходим. Это не наша война. Мы не армия спасения, - ответил Янычар спокойно.
        Группа двинулась по гребню сопки, соблюдая максимальную скрытность, бросая редкие взгляды вниз, где рыжебородый продолжал что-то говорить.
        Неожиданно для разведчиков от поленницы дров в их сторону скользнула женская фигура. Местной жительнице удалось спрятаться, и сейчас она решила спастись в лесу, а может быть позвать своих мужчин.
        Её бегство не укрылось от рыжебородого. Он сделал знак и двое подчинённых устремились вслед беглянке.
        Женщина бежала довольно быстро, но всё же уступала в скорости поджарым бородачам. Все трое двигались в направлении группы. Беглянка добежала до подножия сопки. Дальше можно было только вверх. Женщина, помогая себе руками, спешила между деревьев, хватаясь за стволы, поднимаясь по склону, иногда соскальзывая на старых листьях и иголках, снова устремлялась вверх, а бородачи настигали. Первый схватил её за длинную юбку, сдёргивая вниз. Запутавшись в ней, женщина упала, отчаянно визжа, перевернулась на спину. Бородач совсем сдёрнул юбку, оголяя светлые ноги, раздвигая их, подминая беглянку, безуспешно отталкивающую насильника. Второй остановился рядом. А насильник уже приспустил штаны и, пристроившись, заёрзал голым задом.
        Шедший замыкающим Куба напряжённо произнес:
        - Командир!
        - Отставить, старший лейтенант Кубаев! - жёстко отозвался Туркалёв. - У группы другая задача.
        Куба со сдерживаемой яростью в голосе сказал:
        - Командир, хоть расстреляй потом, но терпеть я это не стану!
        Он опустил на землю пулемёт и неслышно заскользил вниз.
        - Твою мать… - выругался Негатив. - Ввязались всё-таки… Ну никак без приключений не можем!
        Скрипнув зубами, Янычар скомандовал:
        - Бек! Мамба! За мной! Займёмся теми пятерыми в посёлке. Негатив!
        - Туточки, командир! - отозвался Седых.
        - Работаешь с Кубой. Потом прикроете нас сверху.
        - Делаю! - ответил Негатив, и также бесшумно скользнул вслед за Кубаевым, подхватив оставленный пулемёт.
        - Мамба! Заходишь слева от крайней избы! Бек! Двигаешься к поленнице у забора! Я по центру. Начали!
        Тем временем Куба уже спустился до насильников. Имея возможность застрелить стоящего бородача, он всё же неожиданно набежал сбоку, используя элемент внезапности, ударом приклада в заросшее лицо противника сбил его с ног.
        Тот выронил автомат, кубарем покатился вниз, стукнулся головой о сосну, болезненно сжался калачиком, подтянув к лицу колени.
        Увлечённый второй почувствовал, как сильная рука, схватив его за ворот, сдёрнула с женщины, удар кулаком в лицо ослепил, швырнул на спину. Едва свистнул нож, вылетая из ножен, и в ту же секунду его достоинство сжала крепкая ладонь, а потом ужасная боль между ног затуманила разум, хриплый крик утробно захлебнулся. И тут же что-то страшно обжигающее внутренности вошло в живот, разворотило кишки, пронзило уже всё тело нестерпимой болью. Потом спасительная темнота накрыла его сознание.
        Женщина с расширенными от ужаса глазами отползала в сторону.
        Подбежавший следом Негатив бросил ей на ноги юбку.
        - Не бойся. Надень. Никто в посёлке не узнает, - сказал он, глядя, как Куба кромсает насильника, понимая, что товарища уже не остановить. Он, потерявший жену, убитую такими же насильниками, не успокоится, пока не разделает этого на куски.
        А Кубаев с безумными глазами и в самом деле пластал агонизирующее тело бородача, сердце которого ещё билось, поэтому тёмная кровь шла толчками между ног, брюшная полость тоже заполнилась кровью.
        Не замечая, что руки едва ли не по локоть в крови, Ринат вытаскивал кишки, отрезал, отбрасывал в сторону, запускал руки в полость и снова вытягивал что-то, отсекая и отбрасывая…
        Чтобы не видеть этого, Негатив, привалившись к дереву, приложил к плечу «вал» и стал смотреть в оптику на посёлок.
        Там рыжебородый уже лежал на спине, раскинув руки, дёргая в агонии правой ногой, его автомат валялся рядом. Тут же лежали ещё двое бородачей без признаков жизни. Кто-то из местных сидел на корточках, закрыв головы руками, другие женщины и дети разбегались по избам.
        Подальше от полянки лежали двое других дезертиров. Далеко убежать не удалось, пули оборвали жизни, которые они стремились сохранить, дезертировав с фронта, бросив товарищей. Но Провидение не обмануть. Спасшись от войны, они нашли смерть здесь, где им ничто не угрожало, где угрожать могли только они.
        Янычар Мамба и Бек также тихо и скрытно отходили к подножию сопки. Страхуя их отход, Негатив краем глаза заметил, как женщина, поспешившая надеть юбку, неловко убегает в сторону, со страхом оглядываясь назад. А Кубаев переместился ко второму бородачу, пришедшему в себя, но ещё не имеющему сил самостоятельно подняться.
        Обречённо вздохнув, Седых, стараясь не глядеть, что будет сейчас со вторым, смотрел, как трое разведчиков уже начали подъём на сопку, покидая вновь опустевший посёлок.
        Жители разбежались по избам подальше от тел дезертиров и неизвестных, незаметно появившихся и также незаметно исчезнувших.
        Куба присел на корточки рядом с привалившимся к дереву вторым дезертиром с плавающими мутными от сотрясения глазами.
        Подождав, пока взгляд бородача сфокусируется на нём, заботливо поинтересовался:
        - Ну, как ты, родной?
        - Кто ты? - едва ворочая непослушным языком, спросил тот.
        - Я твой самый жуткий материализовавшийся кошмар, - с душевной теплотой ответил Кубаев.
        Дезертир перевёл взгляд на окровавленные руки незнакомца, стрельнул глазами на лежащего в стороне разделанного подельника со спущенными до колен штанами, с разбросанными повсюду внутренностями, и с застывшим от ужаса взглядом невольно попытался отпрянуть, но дерево не позволило сделать этого.
        - Ну что ты, что ты, родной, куда ты? - вроде бы мягко спросил Куба.
        Но от этой заботливости даже у видавшего виды Негатива прошёл мороз по коже. Он продолжал смотреть в оптику на поднимающихся по склону товарищей.
        - Вы с этой деревни, да? - дрожащим голосом спросил бородач.
        - А ты с какой целью интересуешься? - с иезуитской вкрадчивостью произнёс Кубаев.
        - Мы никого не собирались убивать, нам нужна была еда, тёплые вещи. Зима скоро.
        - А что в магазине не купили? Денег нет? Не заработали? - опечаленно спросил Ринат.
        - В каком магазине?
        Дезертир вновь уставился на окровавленные руки незнакомца.
        - Как в каком? - натурально удивился Куба. - Тут, за углом.
        Бородач подавленно молчал, наконец, полностью придя в себя и сообразив, что дела, мягко говоря, не очень. Его забила крупная дрожь.
        Подошли парни.
        Глянув на изуродованный труп первого, Янычар выругался.
        - Негатив, заканчивай с этим сам побыстрее, - сказал он.
        - Не мешай, командир, - процедил Куба, не оборачиваясь.
        Отлично зная, что в такой ситуации всякие приказы бессильны, а физическое вмешательство до добра не доведёт, Туркалёв с досадой сплюнул и отошёл в сторону, повернулся ко всем спиной, присел на поваленный, поросший мхом трухлявый ствол, поставил между ног «вал», тяжело и обречённо вздохнул.
        К нему присоединились Мамбеталиев и Шахов.
        Седых продолжал осматривать в оптику поселение.
        - Местные мужики возвращаются, - сказал он вдруг. - Вижу пока пятерых. Все вооружены ружьями. Двое на лагах тащат тушу кабана.
        Парни встали и тоже в оптику начали смотреть на посёлок.
        Мужики выходили из леса со стороны почти противоположной той, откуда вышли дезертиры.
        - Женщина, что была здесь, побежала в избу, - продолжал Седых.
        Но остальные и так видели это.
        Мужики, удивлённые пустотой в поселении, не спеша шли, осматриваясь. Все тоже были бородатыми, но выглядели вполне мирно. Висящие на плечах ружья не вызывали ощущения опасности.
        Один, видимо старший, шёл чуть впереди следом за двумя большими лохматыми собаками.
        Никто не торопился навстречу кормильцам.
        Но вот дверь одной избы отворилась.
        Пугливо оглядываясь, к мужчинам поспешила женщина, прижимая руки к лицу, что-то начала говорить.
        Мужики тут же сдёрнули с плеч ружья, сноровисто вставляя в них патроны из держащихся на поясах патронташей.
        - Куба, поторопись, - распорядился Янычар. - Хрен их знает, этих мужиков, что им в бушки втемяшится. Вдруг в погоню устремятся, не воевать же с ними.
        - Что вы сделаете со мной? - заикаясь от страха, спросил бородач, уставившись на страшного незнакомца с окровавленными руками.
        - А что бы вы сделали с женщиной после изнасилования? - отчётливо спросил Кубаев.
        - Отпустили бы… Зачем она нам?.. Да я вообще не собирался… - спохватился дезертир. - Я только смотрел…
        - Смотрел, да? Любопытно было? - зловеще процедил Куба. - Мою жену тоже вот так… Двое… Один сначала смотрел, а потом…
        - Но это же не я был! - взвизгнул бородач.
        - Все вы одинаковы, - отрезал Ринат. - Отпустить собирались? Смотрел, говоришь? Я тебя тоже отпущу…
        Остальные удивлённо обернулись.
        - Отпущу, - подтвердил Куба.
        - Спасибо, братцы! Братцы… Я же свой… Свой! Просто получилось так… Я вернуться хотел на фронт, правда… Я ведь свой…
        - Конечно свой, - покладисто согласился Ринат. - На чьей стороне воевал?
        - Ну… это… - замешкался дезертир, опасаясь ошибиться, скользнув взглядом по одежде незнакомца, пытаясь по знакам различия определить принадлежность к той или иной стороне.
        Но, естественно, парни были экипированы в форму без всяких регалий и знаков различия.
        - На нашей, конечно… За федералов, - решился, наконец, дезертир, на миг замерев, ожидая реакции незнакомца.
        - Ну вот видишь, за федералов, - с тёплой доброй улыбкой произнёс Куба. - Значит, не тронул бы женщину, посмотрел бы только?
        Расслабившийся бородач, заискивающе улыбаясь, торопливо мелко закивал.
        Неожиданно Ринат ударил костяшками пальцев в заросший кадык дезертира. Тот захрипел, пытаясь втянуть спасительного воздуха, скорчился.
        Но Куба резко опрокинул его на спину, уселся верхом на грудь, блокируя коленями руки. Достал из кармашка разгрузки обычную чайную ложечку, потемневшую от заварки, невзрачную. Левой пятернёй схватил заросшее лицо противника в жменю, прижимая голову к земле. Чайную ложечку углубил в правую глазницу, сразу же наполнившуюся кровью.
        Бородач задёргался, судорожно засучил, застучал ногами. Из зажатого рукой рта вырвался сдавленный вой:
        - Ы-ы-ы-ы!!!
        - Тихо, родной, тихо… - процедил Куба, орудуя ложкой, вытаскивая глазное яблоко.
        По правой стороне лица дезертира текла тёмная кровь, заполнив всю глазницу, мышцы тянулись за глазом, легко отрываясь.
        - Ы-ы-ы-ы!!! - дико мычал бородач, ёрзая, дёргаясь всем телом, надёжно прижатым к земле.
        Куба вытащил глаз и отшвырнул в сторону. Сразу же приступил ко второму.
        - Ы-ы-ы-ы!!! - ещё сильнее отчаянно замычал дезертир.
        - Всё уже, всё, - успокаивающе произнёс Ринат, вытащив второе глазное яблоко и отбросив в ту же сторону.
        После чего сорвал пучок травы и протёр ложку, поднялся с бородача.
        Получивший свободу дезертир катался по земле, стукался о деревья, скрёб руками землю, дико воя на весь лес:
        - Ы-ы-ы-ы!!!
        Не обращая больше на него внимания, Куба положил ложечку обратно в разгрузку.
        - Ты чё??? - ошарашено спросил Негатив, глядя как та исчезает в кармашке.
        - А чем я сахар размешивать буду, когда вернёмся? Пальцем? - спокойно поинтересовался Ринат.
        Ни на кого не глядя, тщательно вытер сорванной травой руки, поднял «вал», закинув ремень на левое плечо, и устроил на правом пулемёт.
        - Я готов, командир.
        - Ну спасибо, уважил, - процедил Туркалёв, поднимаясь следом. - Чё с этим-то, Гомером, бля, делать?
        - Ничего, - пробурчал Ринат. - Я обещал отпустить его. - И хмыкнул: - Пусть идёт, куда глаза глядят. Вдруг, создаст свою «Илиаду» и «Одиссею»? Может, у него талант проявится, зачем лишать будущее человечество великих эпосов?
        - Эк ты хватил, шутник! - недовольно удивился Янычар. - Ладно, хер с ним. Местные всё равно добьют. И добавил официально: - Старший лейтенант Кубаев, за неподчинение приказу объявляю дисциплинарное взыскание - выговор. Выступаем в прежнем порядке.
        Они удалялись по гребню сопки, а сзади доносился почти беспрерывный дикий вой ослеплённого дезертира:
        - Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!..
        Эхо металось в деревьях, пугая птиц, шумно взлетающих с веток. Звери чутко замирали, вслушиваясь в человеческий вопль с нечеловеческой болью и страхом безысходности от потери зрения.
        Никто не упрекал Рината в чрезвычайной жестокости. Они не принадлежали к выпускникам института благородных девиц, каждый был способен на подобное.
        И всё же Янычар испытывал раздражение из-за неподчинения Кубаева приказу, из-за его импульсивного желания вмешаться в ситуацию с дезертирами и жителями. Этим он обнаружил скрытное передвижение группы.
        Хорошо, если местные вообще не контактируют с властью. А вдруг наоборот? А вдруг у них есть возможность сообщить о появлении неизвестных, без труда положивших семерых вооружённых бандитов?
        Нет нужды гадать, чем это грозит группе.
        Погоню вышлют обязательно.
        И это будут уже не дезертиры, не боящиеся только безоружных женщин.
        Это будут солдаты регулярной армии, а то и подобная группа спецназа.
        Плохо. Очень плохо.
        Остаётся надеяться, что местные не желают вообще общаться с внешним миром, опасаясь нарушить обустроенный мирок в таёжной глуши.
        Через три недели трудного пути цивилизацией всё ещё не пахло ни в каком смысле. Парни удивлялись, как беженцы из поселения смогли зайти так далеко и сумели вполне сносно обустроиться в совершенно диких местах? Впрочем, чего только ни сделаешь, лишь бы не видеть войны.
        Маршрут пролегал то по непролазной чаще, то по относительно проходимыми участкам. Вплавь и вброд переправлялись через бесчисленные реки и речушки, вода и так не была тёплой, а с приходом сентября стала холодать день ото дня.
        Приходилось мокнуть под осенними затяжными дождями, страдать от нескончаемых орд гнуса, огибать обширные болота и немалые озёра, продираться через буреломы, подниматься на крутые сопки, откуда открывалась панорама бесконечного зелёного покрывала.
        Порой шли по мёртвому выжженному лесу с торчащими обугленными палками. Их заботливо укрывал молодой подлесок, тянулся вверх, залечивал страшные язвы бескрайней тайги, заигравшей красками осени.
        У парней уже отросли приличные бородки, а всегда короткие стрижки на крепких головах перестали быть уставными.
        Янычар успокоился по поводу возможной погони, но никто не расслаблялся, продолжая соблюдать максимальную осторожность, нарушая её лишь вечерами, когда жгли костерки для приготовления всё той же рыбы, ставшей привычным рационом.
        Они шутили, что скоро в темноте начнут светиться фосфором. Все были приучены к сыроедению, но по общему согласию в крайности решили не впадать.
        Конечно, это было нарушением, в любой момент поблизости могли оказаться враги, но реальная ситуация вносит коррективы в инструкции выживания в условиях, приближенных к боевым.
        Знакомый шум винтов услышали на рассвете в середине четвёртой недели пути от таёжного поселения беженцев. Тайга уже не была такой безнадёжно непролазной, но и признаков цивилизации в виде каких-нибудь дорог, троп, бытового мусора, поселений и тому подобного пока не встречалось.
        Все подскочили, вмиг сбросив поверхностный сон, а бодрствующий на посту Мамба стоял, расставив ноги, глядя в пасмурное небо, жмурясь от капель дождя, пытаясь определить направление. По всему выходило, что шум идёт как раз с той стороны, куда всё это время с методичным упорством двигались.
        Где-то находился аэродром подлёта, база или что-то ещё. Хотя не факт. До них может быть не близко, ведь вертолёт способен преодолевать немалые расстояния от места базирования. В любом случае половину пути группа миновала, следовало быть осторожнее: теперь никаких костров.
        Тот самый аэродром подлёта открылся на второй день после того, как услышали шум винтов.
        Это была обычная лесная поляна. На ней ангар, крытый рифлёным железом крашенным зелёной краской, с небрежно натянутой маскировочной сеткой. У входа, под небольшим навесом маялся всамделишный часовой, вооружённый автоматом Калашникова с примкнутым штык-ножом.
        Поблизости от ангара возвышалась бочка. С топливом, скорее всего. Четыре столба поддерживали зелёную рифлёную крышу. Сооружение тоже укрылось сетчатой маскировкой. И здесь скучал вооружённый военный.
        Выезд из просеки на заросшую травой поляну перегораживала обычная кривая жердь на двух рогатинах. Чтобы пропустить транспорт, часовому приходилось оттаскивать её в сторону, а потом снова класть на рогатины. Учитывая, что автомобильное движение здесь крайне слабое, часовые, должно быть, особо не напрягались, время от времени таская деревяшку. И вообще не было понятно, на кой она тут нужна. Для форсу, поди. Всё ж таки «аэродром».
        Почти вплотную к импровизированному шлагбауму торчал «грибок». Подобные сооружения имеются во всех войсковых частях. И здесь был. Под ним, укрываясь от моросящего дождя, стоял третий часовой в незастёгнутом бушлате. На правом плече автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом.
        Бушлаты спасали от сырости и осени, но в застёгнутых, видимо, было жарковато. Наверное, поэтому столь вопиюще нарушалась одна из статей Устава караульной службы.
        Держащиеся на затылках часовых уставные кепи и расстёгнутые бушлаты вкупе с унылыми позами насквозь выдавали запущенность несения караула на этом стратегическом объекте.
        Быть может, местный начальник особо не обращал внимания на расхристанных солдат. Большая удалённость, унылость, монотонность способны разъесть любую дисциплину.
        Неподалёку от шлагбаума располагался строительный вагончик без маскировочной сетки, выкрашенный в зелёный цвет. Наверняка остальные из бодрствующей и отдыхающей смен находились в нём.
        Тут же у вагончика под навесом была кухня, что-то кашеварил местный шеф-повар, помешивая половником парящее варево в котелке средних размеров, подвешенном на перекладине. Огонь горел плохо по причине отсыревших дров, затяжного дождя и вообще повсеместной сырости.
        Шеф-повар то и дело аккуратно плескал на тлеющие поленья горючую жидкость из консервной банки, снова наполняя её из двадцатилитровой канистры. Огонь тут же ярко вспыхивал, быстро опадая, а повар снова плескал подпитку.
        Метрах в десяти от вагончика одиноко устроилась неказистая будочка клозета всё той же зелёной расцветки.
        Это всё, что успели разглядеть парни, бесшумно подойдя к поляне, рассредоточившись, заняв позиции для наблюдения.
        Они радовались, что нет собак. Эти лучшие друзья человека не дали бы подойти скрытно.
        Принадлежность объекта к федеральным войскам сомнений не вызывала - обвисший сырой выцветший триколор на флагштоке полностью подтверждал это.
        У оппозиционеров тоже был триколор, но с двуглавым державным орлом.
        Несмотря на запущенность, унылость, затерянность в тайге, смена караула производилась каждые два часа. Когда из вагончика первый раз за время наблюдения вышел разводящий, а за ним трое часовых из новой смены, сердце Янычара тревожно ворохнулось. Прильнув к оптике, он опознал Саньку Попова - своего сокурсника по Рязанскому училищу. Их кровати стояли рядом. Они были друзьями.
        Только этого не хватало…
        Санька сильно хромал на левую ногу, подволакивая её какую-то неживую, вялую, опираясь левой рукой на палочку, правая рука висела у груди на перевязи.
        Требования устава к смене караулов он соблюдал неукоснительно, не обращая лишь внимания на внешний вид солдат.
        Впрочем, при виде разводящего те старались подтянуться, хоть и не нравились им такие порядки, судя по недовольным физиономиям. Наверняка считали лишней подобную строгость на столь отдалённом объекте. Но, видимо, спуску подчинённым Попов всё же не давал.
        Когда караул сменился третий раз и на посты заступили те же часовые, что стояли при выходе разведчиков к поляне, капитан сказал:
        - Численность личного состава известна. Ночью работаем. Разводящего не трогать. Сокурсник это мой…
        - Вот это номер! - не удержавшись, воскликнул Негатив.
        - Во, попадалово… - поддержал товарища Бек.
        - И чё теперь делать? - осторожно поинтересовался Мамба.
        - Ага, просвети, командир, - поддакнул Куба.
        Каждый втайне боялся подобного. Гражданская война разбросала бывших сокурсников и однокашников по разные стороны, сделав друзей вынужденными врагами.
        Как убить того, кто был ближе всех, стоял плечом к плечу в одном строю, делил тяготы и лишения, привыкая к армейской жизни, стремясь стать офицером, защитником страны, народа?
        - Допросим его, - нехотя ответил Янычар. - Нужно выяснить, когда приходит наземный транспорт, а ещё лучше - вертолёт. Если повезёт с «вертушкой», то через час будем пить чай с пряниками.
        Никто не спросил, что станет потом с другом командира, воюющим на стороне врага.
        На войне такие вопросы задавать не принято…
        Сентябрьский день быстро угасал, невидимое из-за низких туч солнце поспешно закатилось за разлапистые верхушки елей. У входа в вагончик, у ворот ангара и у бочки зажглись три небольшие двенадцативольтные лампочки, видимо, запитанные от аккумуляторов.
        Смена караулов шла с неукоснительной регулярностью, в том же режиме менялись и спецназовцы, по двое отдыхая и по трое бодрствуя.
        В полчетвёртого утра, когда до смены караула оставалось полчаса, а часовые откровенно поникли головами, Янычар скомандовал:
        - Начали.
        Три бесшумных хлопка оборвали жизни солдат, так и не проснувшихся, осевших в высокую траву.
        Тёмные силуэты Бека, Мамбы и Кубы устремились к ним. Негатив и Янычар остались на месте.
        С убитых сорвали бушлаты, накинули на себя, ожидая за долгое время почувствовать тепло, но сырые насквозь комбинезоны мокро липли, вызывая озноб. Спецназовцы встали на посты, подражая позам часовых, держа на плечах автоматы с примкнутыми штык-ножами.
        В темноте, несмотря на свет лампочек, нельзя было разобрать кто стоит. Конечно, при смене караула всё откроется, но доводить до этого никто не собирался. Нужно лишь дождаться сменщиков, чтобы вышли из вагончика, увидели силуэты часовых и, ничего не подозревая, выстроились в колонну. Затем уничтожить их, не трогая по желанию капитана разводящего, а потом уничтожить отдыхающую смену в вагончике.
        Вот и всё. Просто и понятно.
        В четыре часа скрипнула дверь, вышли трое солдат во главе с сильно хромающим разводящим. Они успели проделать только половину пути до «грибка». Для солдат это были последние шаги. На своё счастье они не подозревали об этом и умерли, не ожидая смерти. Это, наверное, наиболее предпочтительный способ, когда душа не мечется от страха ожидания неминуемой гибели, а просто покидает своё временное пристанище, устремляясь в Вечность.
        Тела солдат, мягко попадали в траву, а разводящий, раненый в ногу, упал и болезненно закричал. Пуля, выпущенная из «вала» Негатива, раздробила ему берцовую кость.
        Чертыхнувшись, Бек, стоявший под грибком, бросил Калашников, подхватил из травы «вал», рванулся к вагончику, распахнул дверь и несколькими бесшумными выстрелами расстрелял отдыхающую смену. Их смерть тоже была лёгкой, не страшной.
        Разводящий продолжал протяжно и болезненно кричать, тревожа предрассветный сырой лес с начавшим подниматься туманом. Негатив и Янычар подхватили его под руки и потащили в вагончик. Следом за раненым тянулся кровавый след, щедро пачкая сырую траву.
        Остальные, рассредоточившись, заняли оборону на улице.
        В вагончике безвольного разводящего посадили на шаткий скрипнувший стул, капитан сам вколол старому другу промедол и перевязал.
        Раненый замолчал, вглядываясь мутными от недавней боли глазами в незваных гостей. Задержав взгляд на капитане, ошеломлённо прохрипел:
        - Лёха?! Туркалёв?!
        - Я, Саня, - вздохнул Янычар.
        - За что?!
        И тут до разводящего вдруг стало доходить. Он подозрительно уставился на товарища.
        - Ты опузер? - спросил недоверчиво. - Хотя больше на дезертира смахиваешь: обросший весь.
        Алексей промолчал.
        - Мы враги, - грустно резюмировал Попов.
        - Враги, Саня, - мрачно подтвердил Туркалёв, глядя в сторону.
        Разводящий ошарашено молчал, переваривая информацию, пытаясь осознать её неотвратимость, рассматривая расстрелянную отдыхавшую смену. Тела лежали так, будто спят. Если бы не пятна крови…
        - Ну, расскажи бывшему другу, как ты докатился до такого? - спросил Попов. - Как изменил Присяге?
        - Никакой измены, Саня, - ответил капитан. - Я со своей частью оказался на стороне оппозиции. Вот и всё. Я не выбирал. Я выполнял приказы.
        - Понятно, - сухо ответил разводящий. - У тебя был выбор, а ты предпочёл выполнять приказы. Понятно. Ты меня подстрелил?
        Янычар отрицательно качнул головой.
        - Хоть за это спасибо, друг, - усмехнулся Попов, сделав акцент на последнем слове. - Меня, значит, оставили «на потом». Промедолом поделились, благодетели. Информация вам нужна, да?
        - Да, Саня, и мы её получим. Ты знаешь, как это делается, - катая желваки, ответил капитан.
        - Сам пытать будешь, дружище? - пристально глядя на Янычара, спросил Попов.
        - Ты можешь уйти с нами. Я поспособствую твоей реабилитации, возможность для этого есть хорошая.
        - Переходи на сторону зла, у нас печеньки есть, - встрял Негатив.
        Алексей посмотрел на него так, что Седых предпочёл от греха уйти прочь.
        Попов криво усмехнулся:
        - Весёлый у тебя подельничек.
        - Не подельничек он, Саня. Он, как и я, офицер российской армии.
        - Да что ты! - деланно удивился разводящий. - А я всегда считал, что опузеры предатели. А тут, оказывается, вон как. Офицеры российской армии. Надо же… А что бы вам всем скопом не перейти на сторону федералов, а? Согласны? И у нас печеньки есть. Я тоже рекомендацию дам. Нет? То-то. Что ж ты мне тогда предлагаешь подобное? Кстати, что вы делаете в этой глуши?
        - Выходим после выполнения операции. «Вертушка» забрать не смогла, своим ходом топаем. Наткнулись на этот объект. Лучше бы стороной обошли…
        - Понятно. Не извиняйся, дружище. Ты ведь выполняешь приказы, верно? - разводящий скорбно покачал головой. - Так это вы шишку из Генерального штаба и всю его охрану вместе с журналистом, солдатами и техникой положили?
        Янычар промолчал.
        - Издалека топаете, ничего не скажешь. Натворили вы дел. Тут такая заваруха началась, что ты! Комиссии, разбор полётов, крайних-то надо найти, сам понимаешь. Начальство прилетает - сплошь по три звезды на беспросветном погоне[5 - Генерал-полковник.]. Я такого скопления звёзд в одном месте сразу и не видел никогда. Все через этот аэродром подлёта прошли.
        Разводящий помолчал и спросил:
        - Ты-то хоть кто по званию?
        - Капитан.
        - Что-то не жалуют вас там в оппозиции. Могли бы уже и майора дать.
        - У нас там всё, как и было до войны. Ничего не изменилось.
        - А я, как видишь, здесь обосновался. Перевели после тяжёлого ранения, доверили объект, - усмехнулся Санька одними губами. - Так что вы хотите узнать от меня?
        - Давно ты здесь? - спросил Янычар.
        - Полгода почти. Сразу после госпиталя. Меня в самом начале войны ранило, только майорские звёздочки обмыл и на тебе… Долго в госпитале валялся, левая нога совсем не слушается, правая рука тоже. Комиссовывать не стали - война. Строевые офицеры нужны. Если не в бой, так хоть сюда. И на том спасибо, что не вышвырнули на улицу, как других… Ковылял тут потихоньку. Теперь вот вы ещё правую ногу изуродовали…
        - Когда придёт наземный транспорт или вертолёт?
        - На рассвете. Подгадали вы тютелька в тютельку. Борт сядет на дозаправку. Дальнейший маршрут мне не известен, но, скорее всего, опять туда полетят, откуда вы топаете. Примерно в это же время придёт «Урал» наливник, пополнит запас топлива.
        - Сопровождение?
        - Водитель и старший машины. Он сдаёт топливо, я принимаю. На борту кроме, понятное дело, экипажа, могут быть большие звёзды, а могут не быть, может будет десант, а может нет… Знаешь, чего я хочу?
        - Догадываюсь… Чтобы в этот раз был десант, да? Тогда нам не уйти.
        - Дурак ты, Лёха. Я хочу, чтобы десанта не было.
        - Так ты пойдёшь с нами? - с надеждой вскинулся Янычар.
        - Нет, Лёха, не пойду, - вздохнул Попов. - У меня к тебе просьба будет, - произнёс он, помолчав. - Сделаешь?
        - Что смогу.
        - Не оставляй меня.
        - Что?!
        - Не оставляй меня.
        - Ты в своём уме?!
        - В своём, Лёха, в своём. Вы ведь всё равно должны меня убить. Так что не притворяйся. По большому счёту моя просьба лишняя, но мало ли. Вдруг ты решишь оставить меня в живых, по старой памяти.
        - Пошли с нами!
        - Я же сказал, нет.
        - Я не отдам приказ убить тебя!
        - Я прошу сделать это. Правда. Очень прошу. Сам я не могу. Духу не хватает. Посмотри на меня. Я же калека… Кому я нужен? Вы ещё вторую ногу изуродовали, кость разнесли вдребезги, не собрать. В госпитале отчекрыжат, однозначно, к бабушке не ходи. Ну и куда я такой? На паперти подаяние просить и пропивать потом? Разве это жизнь?
        - Саня, ты хочешь от меня невозможного!
        - Помоги мне, будь мужиком. Конечно, ты можешь уйти, но представь моё будущее… Помоги, я прошу тебя… Не могу я в таком состоянии жить и не хочу, понимаешь?
        - Пойдём с нами!
        - Нет.
        Янычар смотрел на старого товарища. А затем произнёс:
        - А помнишь, в училище…
        - Не начинай, Лёха, не надо… Просто сделай это и всё. Я прошу тебя. Пожалуйста…
        Капитан молча поднялся. Долгим взглядом посмотрел на бледное в бисеринках пота лицо друга, на его ногу в окровавленных набухших бинтах.
        Пристально глядя ему в глаза, Попов медленно кивнул.
        Янычар так же медленно кивнул в ответ, развернулся и вышел из вагончика.
        - Ну, что, командир? - спросил Негатив.
        - Он просит помочь ему… Сам не может… Сделаешь?
        - Я тебе чё, палач?! - возмутился Негатив.
        - Я не смогу…
        - А я, значит, смогу, да?! Спасибо за оказанное доверие! - зло выдохнул Седых.
        - Ты ведь не знаешь его… А я с ним в училище лямку тянул…
        - Так одно дело в бою и совсем другое, когда человек сам просит!
        - Я прошу тебя, Витя… Я лично.
        Негатив с досадой сплюнул, резко распахнул дверь, не закрывая за собой, решительно вошёл внутрь.
        Капитан услышал, как два раза почти беззвучно кашлянул его «вал», лязгнул затвор, выбросив две гильзы, звякнувшие о пол. Следом повалилось что-то мягкое, тяжёлое, стукнул упавший стул.
        Седых вышел, не глядя на Туркалёва.
        А тот, стиснув до боли челюсти, отошёл в сторону, сел на сырую траву, обхватив голову руками.
        «Как же я устал… - думал Янычар, крепко зажмурив глаза, не в силах удержать выступившие слёзы. - Как же всё надоело… Устал оправдываться выполнением приказов… Устал чувствовать всю нелепость этого оправдания, всю бессмысленность этой войны…»
        Подошёл Мамба, сел рядом. Помолчал и тихо сказал:
        - Мы на войне, командир. Аллах простит.
        - Я в другого Бога верю, Рустам, - горько ответил Туркалёв.
        - Он тоже простит, Алексей.
        - А я сам прощу себя? - едва не всхлипывая, спросил капитан.
        Мамба молчал.
        Подошли остальные, сели рядом. Шахов заботливо накинул командиру на плечи чужой бушлат.
        Туман поднимался всё выше, заливая белым молоком тёмные силуэты деревьев на светлеющем небе.
        Скоро вертолёт. Возможно, с десантом. Скоро бой… Если он будет, чем закончится? Неизвестно. Но если уж ввязываться в драку, надо побеждать. В противном случае не стоит и начинать. У них выбора «начинать» или «не начинать» нет. Они на войне.
        Парни сидели молча, сплочённые одной целью, такие близкие и такие разные.
        Шум винтов услышали издалека, когда солнце уже брызнуло лучами из-за верхушек елей. Впервые за несколько дождливых промозглых дней погода налаживалась на хорошую, ясную, с опрокинутой синевой бездонного неба, с ослепительным солнцем, с играющими буйными красками осенью; и так хочется жить, видеть эту красоту, радоваться ей.
        С первыми лучами туман начал быстро рассеиваться, ещё прячась в чаще. Но поляна уже полностью открылась, засверкала мириадами капелек росы на полёгшей траве.
        Разведчикам некогда было любоваться этой красотой. Они попрятали трупы часовых и заняли их места. У ангара встал Янычар, у бочки - Куба, под грибком пристроился Негатив, у кострища с ноги на ногу переминался Бек, изображая повара. Мамба сидел в вагончике у двери, держа наготове «винторез».
        У пилотов не должно возникнуть никаких подозрений, они должны посадить машину, иначе её не захватить.
        Шум нарастал. Когда он заполнил всё, из-за верхушек елей вынырнул Ми-8Т.
        Он шёл на посадку, прямо на середину поляны.
        - Работаем, как только выключат двигатели, - отдал Янычар команду по внутренней связи. - Мамба! За тобой пилоты. Работай через фонарь. Но не раньше, чем кто-нибудь откатит дверь в салон.
        - Принял, - отозвался Мамбеталиев.
        - Мы действуем по ситуации. Негатив, Бек! Как только Мамба разберётся с пилотами, сразу в кабину и на взлёт.
        - Принял, - отозвался Шахов.
        - Принял, - подтвердил Седых.
        Бешено крутящиеся лопасти колыхали траву и ветви ближайших деревьев, шасси машины коснулись поляны, почти сразу отъехала дверь салона. В проёме показался человек в камуфляже, разгрузке, с автоматом Калашникова в правой руке. Пригибаясь, он спрыгнул. Одновременно с этим дверь вагончика распахнулась, в кабине экипажа на стёклах из триплекса образовались две дырки, а спрыгнувший человек неловко, ничком повалился в траву. Его «обслужил» Янычар.
        Появившийся в проёме второй сразу сообразил, в чём дело и попытался захлопнуть дверь, однако капитан застрелил и его. Тело наполовину вывалилось из салона, руки безвольно повисли вниз. Кто-то выталкивал его, но что-то не получалось, видимо, боялся высунуться в проём. Этой заминки хватило, чтобы Мамба добежал до вертолёта и, сунув в салон ствол «винтореза» несколько раз выстрелил, очень рискуя повредить бронебойными пулями машину. Но и по-другому никак: в салоне пытались укрыться оставшиеся. Наверняка они были вооружены и собирались оказать активное сопротивление.
        К машине спешили Янычар с подготовленным к выстрелу «Хашимом» на плече, и Куба с пулемётом Калашникова наперевес.
        Со своей стороны к машине устремились Шахов и Седых.
        Капитан не зря снарядил гранатомёт, он помнил, что должен прийти ещё и наливник для пополнения запаса топлива. Так и произошло. «Урал» выехал из просеки к поляне.
        Туркалёв опустился на колено и произвёл выстрел. Машина взорвалась столбом пламени. Оно достало жаром до вертолёта, плеснуло в обе стороны от просеки, подожгло лес и часть поляны, поедая быстро опадающую скручивающуюся траву.
        Мамба уже был в салоне. Когда он сунул туда ствол, под его выстрелы попали три фйдера, лежащие теперь ничком. Все трое в звании генерал-майоров.
        - Ох, ни хрена себе! Сразу трёх генералов завалил! - с глубочайшей досадой чертыхнулся Мамбеталиев. - Это ж надо, а! Кому сказать, ни в жисть, не поверят. Однако ж мне и шишку из Генштаба недавно пришлось обслуживать. Я делаю странные успехи… Чёрт, три генерала разом… Это ж такие «языки»… Что за непруха…
        В самый дальний угол забился ни много ни мало, а целый генерал-полковник, большой и румяный. Он обречённо глядел, ожидая смерти.
        Увидев его, Мамба расцвёл счастливой улыбкой:
        - Да это ж Звезда Героя, не меньше! - заорал он, не сдержавшись. - Ах ты радость моя румяная! Что ты так испужалси, родной ты мой? Не трону я тебя, не трону. Ты ж на вес золота, как раз на столько, чтоб награду из твоих звёздочек отлить и на грудь мою широкую прикрепить. Ну-ка, не сиди сиднем, поворачивайся, ручки холёные за спину. Вот так, радость ты моя пучеглазая.
        Мамба споро спеленал «языка» его же брючным ремнём.
        Тот пугливо оглядывался на заросшего чёрной бородой человека явно «кавказской национальности», и припоминал, как удачно «косил» от командировок на Кавказ, ещё не будучи в столь высоком звании.
        А тут где-то посреди сибирской тайги, откуда ни возьмись, выскочил бородатый абрек и, скалясь белозубой улыбкой, твердит что-то о Звезде Героя.
        Седых и Шахов уже выдёргивали из кабины убитых пилотов. Пули обоим разворотили грудные клетки. Их безвольные залитые кровью тела выбросили в траву, туда же побросали остальных, не тушуясь перед большими звёздами, а сами заняли места пилотов, вновь запуская двигатели.
        Янычар запрыгнул в салон, затолкав прежде гранатомёт. Зарядов уже не осталось, но капитан был не в силах бросить это чудо-оружие.
        За ним прыгнул Куба, сразу установил пулемёт в проёме, контролируя часть поляны, начавшую уходить вниз и в сторону. Вместе с ней уплывали крыша ангара, вагончик, «грибок», полыхающие клубами чёрного дыма останки «Урала» и горящий лес. Подальше от пожара деревья раскинулись бескрайним зелёным покрывалом со щедрыми вкраплениями красок осени.
        - Под крылом са… нет… под винтом вертолёта о чём-то поёт зелёное море тайги! - проорал Кубаев возбуждённо.
        - Бек! Топливо? - спросил Негатив.
        - Километров на двести пятьдесят хватит. Дотянем, - уверенно ответил Шахов. - В дырки ветер бьёт, - добавил он недовольно. - Мамба из машины чуть дуршлаг не сделал.
        - Пальцем заткни! - деловито посоветовал Негатив. - А можешь чем-нибудь другим, - добавил он многозначительно.
        - Пошёл ты, - по привычке беззлобно отреагировал Бек.
        - Я-то пойду, да куда ты без меня? Пропадёшь ведь, - улыбнулся Седых. - Живём, братуха, а? Живём!
        Вдруг эфир ожил радиопозывными:
        - «Кашевар», ответь «Базе».
        Негатив вопросительно посмотрел на товарища, всем видом спрашивая, ответить или нет.
        Бек отрицательно покрутил головой, но Негатив не смог отказаться от удовольствия попаясничать, хоть и подвергал всех риску. Ведь федералы, узнав о захвате вертолёта с такими высокими чинами, вполне могут выслать помощь, а то и перехватчик для уничтожения винтокрылой машины, чтобы пленные не успели развязать языки.
        - «База», «Кашевара» нет, - ответил Седых. - Мамба отправил пилотов к праотцам.
        После недолгого молчания эфир снова ожил:
        - Кто это?
        - Конь в пальто, - усмехнулся Негатив. - Говорю же, нет твоих пилотов и генералов тю-тю. Ещё вопросы есть, «База»?
        - Ты, сучара, борт наш взял? - гневно спросили от «Базы».
        - Ага, - как можно беспечнее ответил Седых. - А ты, падла, имеешь что-то возразить?
        Потом с обеих сторон пошла отборная витиеватая ненормативная лексика. Каждый от души высказался о том, что он думает об умственных способностях собеседника, что у него в башке вместо мозгов, о половой ориентации друг друга, всех родственников до седьмого колена, о том, в какой извращённой форме они все были использованы…
        В конце «дружественной беседы» от «Базы» пообещали:
        - Пи…ц вам, гандоны, перехватчик уже в небе.
        - Довыёживался? - недовольно спросил Бек, отключив эфир.
        Негатив беспечно махнул рукой:
        - Гонит он. От бессилия хотя бы напугать пытается.
        - А если всё же не гонит? - не успокоился Шахов.
        - Чё-то я не понял, Бек, - заворчал Негатив, - ты чего-то опасаешься?
        - Известно чего.
        - Да брось, не успеют они.
        - Зачем ты вообще ответил?
        - Захотел так, - отрезал Седых.
        - Захотел он… - косо глянул Шахов.
        - Всё, Бек, завязывай, - стал злиться Негатив.
        Тайга уносилась назад, но впереди её было не меньше. Внизу блестели речушки, озёра, виднелись проплешины болот и гребни сопок. Через всё это парням пришлось бы ещё идти и идти, если бы не удачно подвернувшийся случай.
        Линия фронта оповестила о себе задымлённым горизонтом. Топлива оставалось на минимуме. Предстояло проскочить позиции фйдеров, что нетрудно, учитывая нанесённые на фюзеляж опознавательные знаки их войск. А вот над своими позициями могло произойти всё, что угодно.
        Машина снизилась максимально, набрав скорость, отчего исковерканная боями местность быстро проносилась назад. Внизу беспорядочно вспыхивали многочисленные огоньки, расцветали разрывы, горела техника. Шёл тяжёлый бой.
        Вертолёт нырял в дымовую завесу, выпрыгивал, снова исчезал в дыму. Снизу полетела цепочка трассеров, частью прошедшая мимо, частью хлёстко ударившая по днищу машины. Лежащие на полу в кабине экипажа бронежилеты подбросило пулями. Пилоты специально кладут их на пол, чтобы хотя бы так уберечься.
        Шахов и Седых непроизвольно поджали ноги.
        - Вот суки, а! - выругался Бек.
        - Да это наши уже! - ответил Негатив. - Фйдеры по своей машине стрелять не станут.
        - Какая, нахер, разница? Чуть насквозь не продырявили!
        Возник Янычар.
        - Чё не садимся? - крикнул он.
        - Надо бы! - ответил Бек. - А то с ПЗРК[6 - Переносной зенитно-ракетный комплекс. Его различные системы являются эффективным средством борьбы с авиацией.] могут шарахнуть!
        - Сплюнь, - посоветовал Негатив.
        А Шахов, не слушая, продолжал:
        - Почему таких больших звёзд перевозят на плохо защищённой машине? Системы электронного подавления[7 - Система оптико-электронного подавления, разработанная на «СКБ Зенит», предназначена для защиты вертолетов от ПЗРК. Система выпускает инфракрасные помехи, способствующие уводу выпущенной ракеты от вертолёта.] я тут в упор не наблюдаю.
        - Так, может, сядем? - предложил капитан. - Ну его нахрен рисковать по-глупому.
        - Куда садиться-то? Надо место хоть выбрать. А то как сядем - костей не соберём, - крикнул Бек.
        - Садись хоть куда-нибудь, - сказал Седых. - Топливо почти на нуле. Рухнем.
        Шахов чертыхнулся и начал снижение на холмистую местность, поросшую невысокими деревцами. Через этот лесок к вертолёту уже спешила группа вооружённых автоматами людей.
        - Вот и делегация принимающей стороны, - сообщил Негатив. - Свои хоть, нет? Свои вроде.
        - Ага! - подтвердил Бек. - Только мы для них пока ещё не свои. Берегите зубы. Щас начнётся.
        Лопасти рубили верхушки тонких деревьев, пригибая потоком воздуха те, что пониже. Ошмётки веток и листвы летели во все стороны.
        Бек выключил двигатели. Постепенно лопасти замерли, безвольно обвисли.
        Янычар откатил дверь, прячась за ней.
        - Не стреляйте, мужики! Свои мы! Разведка!
        - Ну-ка грабки высунул, сучий потрох! - зло крикнули из леска. - Выходим по одному без оружия, харей сразу вниз! Стреляю без предупреждения!
        - Поняли! - ответил капитан. - Не стреляйте только! С нами «язык», звездистый очень!
        - Пасть заткни! На выход и харей вниз! На счёт «три» влеплю их «Мухи»! «Два» уже было!!! Ну!!!
        - Всё! Выходим!
        Янычар первым спрыгнул, сразу падая в траву, откатываясь, давая возможность спрыгнуть другим.
        - Не шевелиться, падлы! - крикнули из леска. - Все вышли?
        - Все! - крикнул Мамба, покидая салон, выталкивая перед собой пленника, прыгая ему на спину, сбивая с ног.
        К вертолёту не спеша подходили мотострелки, держа наизготовку у плеч автоматы. Сразу окружили машину, рассредоточились, двое быстро заглянули в салон и тут же отпрянули. Не обнаружив опасности, запрыгнули внутрь. Остальные принялись охлопывать разведчиков, заламывать руки, вязать.
        - Ты смотри, какое сопровождение у этого фикуса! Только связанный он чего-то, - высказался какой-то солдат. - Небритые все. Что там, у фйдеров, мыльно-рыльные принадлежности закончились? Видать, совсем плохи у них дела.
        Другой боец удивлённо воскликнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
        - Гляньте-ка! «Хашим»! Я его только на картинке видел. Чур, я первым стреляю! Где заряды к нему?
        - Старший кто? - тем временем спросили властно.
        - Я! - ответил Янычар. - Капитан Туркалёв, разведка триста одиннадцатого полка!
        Сильные руки подняли его, поставили перед крепким капитаном с литыми плечами, обтянутыми камуфляжной курткой. Мощная грудь распирала разгрузку, утыканную снаряжёнными автоматными магазинами.
        - Ну, привет, разведка, - произнёс он, резко ударив кулаком в лицо Янычару.
        Туркалёв примерно этого и ожидал. Увернувшись, насколько смог, рухнул вниз. Но всё равно рот заполнился кровью.
        - Ты смотри, ловкий какой, - недовольно произнёс офицер. - Поднимите-ка его.
        Следующий удар пришёлся в солнечное сплетение.
        И это ожидал Янычар. Но дыхание всё равно перехватило, пронзив тело резкой болью. Он опять повалился вниз, сморщился, часто и мелко задышал.
        - Товарищ, капитан, может не надо, а? Вдруг и впрямь своя разведка? - подал кто-то голос.
        - Ага. На вертолёте противника в разведку летали, генерал-полковника с собой взяли для разнообразия, - зло ответил капитан. - Небритые все. Я на таких насмотрелся. Вон тот вообще на «духа» похож здорово.
        - Так связанный генерал-полковник, и откуда они про триста одиннадцатый полк знают? Пусть скажут, кто командир и начальник штаба.
        - А что это, такой секрет? - хмыкнул капитан. - А генерала связали спецом, типа, «язык». - Ладно. Поднимите его.
        Янычара вновь вздёрнули вверх, поддерживая.
        - Кто командир и начальник штаба? - спросил офицер.
        - Командир - полковник Наумов, начальник штаба - подполковник Садыков.
        - Вертолёт откуда?
        - У фйдеров напрокат взяли, - ответил Янычар, сплюнув кровь.
        - Ох, ты! - усмехнулся мотострелок. - Генерал-полковника тоже на время одолжили?
        - Ты не поверишь, капитан, но с ним ещё три генерал-майора было. В суматохе шлёпнули, потом только разглядели. А этот спрятался в глубине салона. Этим и спасся. Капитан, свяжись с триста одиннадцатым полком, проверь, а то морда-то у меня не казённая, чай. Разобьёшь всю попусту. Скажи там, мол, Янычар со своими парнями вернулся с задания.
        - Янычар… Надо же! - вновь усмехнулся офицер. Чё небритые такие?
        - Долго выходили. С «мишкой» не срослось, пришлось издалека по тайге топать. Хорошо, хоть этот борт подвернулся. А то б до зимы выходили, вообще бы до пояса бороды отросли, как у староверов.
        - Ладно, разговорчивый ты мой, - усмехнулся капитан. - Проверим. Ведите их к блиндажу, - приказал он солдатам.
        Всех повели через раскрашенный осенью лесок, весь изрытый окопами с оборудованными пулемётными гнёздами и блиндажами из брёвен. Похоже, это была вторая линия обороны. Следов боя здесь не наблюдалось. Зато хорошо слышалась тяжёлая канонада неподалёку. В той стороне дым полностью застлал голубое чистое без единого облачка осеннее небо.
        Разведчиков посадили на землю.
        Минут через двадцать появился капитан с фляжкой в руке.
        - Развяжите их, - скомандовал он солдатам и присел рядом с Туркалёвым.
        Солдаты принялись исполнять команду, оставив связанным генерал-полковника.
        - Сильно я тебя? - спросил офицер.
        - Терпимо. Могло быть и хуже.
        - Давай мировую, - мотострелок протянул фляжку. - Водка.
        Янычар охотно отхлебнул большой глоток, сморщился, с удовольствием проглотил.
        - Ух! Хорошо пошла, - произнёс он блаженно. - Кажется, сто лет не пил. Сразу в голову ударило.
        Мотострелок отхлебнул в свою очередь, тоже сморщился и произнес:
        - Андрюха.
        - Лёха, - ответил Янычар, пожимая протянутую крепкую ладонь.
        Капитан завинтил крышку, бросил фляжку Мамбе, всё же недовольно покосившись на него, небритого, чернобородого.
        Мамбеталиев криво ухмыльнулся, отвинтил крышку, сделал хороший глоток и протянул фляжку Кубе.
        - Вас уже похоронили там, - сказал мотострелок.
        - Немудрено, - отозвался Туркалёв. - Больше месяца назад ушли. Как у вас тут дела?
        - Держимся. Фйдеры прут, как дурные, но мы ещё ни на шаг не сдвинулись. Они уже выдохлись порядком. С флангов наши танковые корпуса прорвались до семидесяти километров и замкнули кольцо. Одна их армия в котёл попала. Слышишь, долбят её?
        Капитан кивнул и сказал:
        - Хорошо. Молодцы. Нам бы к своим.
        - Могу только БТР выделить до аэродрома. Оттуда улетите, куда вам надо, летунов я предупрежу.
        - А привезти оттуда топливо для этого борта? - поинтересовался Туркалёв. - Мы на нём бы и улетели.
        - Ну ты уж совсем, разведка, - хмыкнул мотострелок. - Слышал я, что вы бессовестные, но уж не до такой степени. Может ещё вертолёт туда на руках перетащить? Да и как вы полетите над нашей территорией с их опознавательными знаками?
        - Ладно, не бери в голову, - улыбнулся Янычар. - Но генерал-полковника я с собой заберу.
        - Он бы и здесь пригодился, - не согласился мотострелок.
        - Это не обсуждается. Он отправится на самый верх, к моему непосредственному начальнику.
        - О, как! - удивился офицер. - А как же триста одиннадцатый полк?
        - Временно прикомандированы. Но задачи у нас другие.
        - Как это вы пристроились так?
        - Хочешь жить, умей вертеться. Слышал такую прописную истину?
        - Слышал. Верчусь постоянно. Везёт пока. Тьфу-тьфу-тьфу, - мотострелок постучал по прикладу автомата. - Ну, что, пойдём, выделю вам броню до аэродрома, свяжусь с летунами, пока вы едете.
        Мотострелок в сопровождении разведчиков и связанного генерал-полковника пошёл вдоль окопной линии к вертолёту. Парни забрали оружие, находящееся под охраной двух солдат, выставленных в караул возле винтокрылой машины.
        Затем небольшой отряд снова углубился в лесок, где стоял уделанный старой засохшей грязью БТР.
        Постучав прикладом по броне, мотострелок дождался, когда из люка появится заспанное лицо механика-водителя.
        - Чё надо? - пробурчал тот.
        Увидев командира, парень испуганно юркнул назад, быстро появился уже более взбодрённый.
        - Левченко, гад, спишь опять?
        - Никак нет, товарищ капитан. Изучаю матчасть.
        - Аж рожа опухла от учения, - отозвался офицер. - Доставишь группу на аэродром и пулей назад. Выполняй.
        - Есть, доставить на аэродром и пулей назад! А кто это, небритые такие?
        - Будешь задавать много вопросов, заставлю с порошком мыть машину.
        - Понял, товарищ капитан. Молчу, как немой.
        - Ладно, разведка, давай прощаться.
        Офицер пожал всем руки.
        - Удачи вам, - сказал он напоследок, когда парни разместились на броне, подняв связанного «языка». - Может, развяжете, куда он денется? Всё ж таки генерал-полковник, не хрен собачий.
        - Ничего, посидит связанный, - ответил Янычар. - Когда ещё увидишь связанного генерал-полковника? Удачи тебе и твоим людям, капитан.
        БТР взревел двигателем и тронулся.
        На диверсантов пролился золотой дождь от очень довольного результатом операции Астронома.
        Во-первых, все получили по Ордену Мужества. У Янычара, Бека и Негатива это были вторые ордена. Кроме того, каждый был награждён медалями «За отвагу», заслуженными в «горячих точках».
        У Мамбы и Кубы это были первые награды.
        Во-вторых, Большой Папа сдержал обещание и всем присвоил очередные воинские звания. Так капитан Алексей Туркалёв стал майором, догнав в звании отца, причём тот майором вышел на пенсию, а его сыну не было ещё и тридцати.
        Старшие лейтенанты Ринат Кубаев и Юрий Шахов стали капитанами.
        Лейтенанты Рустам Мамбеталиев и Виктор Седых примерили новенькие погоны с тремя звёздочками.
        Одно немного огорчало обласканных диверсантов: в их ситуации поносить погоны вряд ли удастся. Может, после войны…
        А вот отпуск Астроном зажал.
        Но он, кстати, и не обещал его за это задание. От щедрот своих он дал парням трое суток отдыха в пределах гарнизона, где разведчики останавливались всякий раз, когда Янычара с завязанными глазами увозили в бункер.
        Парни спрятались в выделенном им домике и хорошо отметили событие.
        Война продолжалась.
        Очередное задание получили сразу после отдыха.
        За время отсутствия группы у Астронома накопились кое-какие нерешённые вопросы, ими он занялся, загрузив парней опасной работой.
        Закончились сентябрь и октябрь, наступил ноябрь, ударили первые морозы, выпал снег.
        На фронте шли тяжёлые бои.
        Глава III
        «День артиллериста»
        «(6.11) Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучше?» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава шестая
        Ноябрь год. Восточная Сибирь, линия фронта войск Объединённой Оппозиции и федеральных войск.
        Утром выпал снег. Девственно чистый, белый он укрыл изуродованную войной измученную землю, обновил старый, успевший потемнеть, перемешаться с глиной взрывами, гусеницами и колёсами бронетехники, автомобилей, сотнями тысяч ног, втаптывающих в это месиво бесчисленные стреляные гильзы, брошенные окровавленные, грязные бинты, рваную старую одежду, прочий бытовой мусор.
        На какое-то время всё это укрылось новым белым покрывалом, словно сама природа заботилась о неразумных детях, жалея, пряча их варварство и безумие.
        Лёгкий морозец приятно обжигал лицо вышедшему из блиндажа Янычару в накинутом на плечи камуфлированном бушлате.
        Он передёрнулся:
        - Б-р-р! Der winter ist da, es ist kalt…
        - Чё? - непонимающе повернулся Негатив, справлявший малую нужду неподалёку от входа в блиндаж.
        - Пришла зима, говорю, холодно, - пояснил Янычар.
        - А-а! Понял… А это ты на каком?
        - На немецком.
        - Командир, ты часом, не заболел?
        - Шпрехен зи деич, Виктор Андреич? - выдал новоиспечённый майор очередной перл.
        - Пойду, ребятам пожалуюсь. Скажу, командир использует не по назначению данные ему привилегии, обзывается на безответных подчинённых, - пробурчал Негатив, застёгивая ширинку.
        - Иди-иди, жалуйся, ябеда, - сказал ему в спину Янычар, вставая на его место, вжикая неуставной «молнией» на пятнистых штанах. - Кстати, ты чё ссышь у блиндажа? На дальняк лень сходить? Вон он, в пятидесяти метрах.
        - На дальняке боец из залётчиков ёлку рубит. Тутошний старшина наказание ему такое придумал, - ответил Негатив.
        «Рубить ёлку на дальняке» на местном жаргоне означало, что залётчик, то есть провинившийся в чём-то боец, отправлен приказом старшины в туалет сломать намороженный столб экскрементов, «выросший» под самую дырку от бесконечных страждущих, отправляющих там естественные надобности. Для этого бойцу пришлось спуститься в промороженную выгребную яму и сапёрной лопаткой «срубить ёлку».
        - Не, ну ты молодец, командир! На меня наезжаешь, а сам? Что-то будет сегодня, день как-то странно начался, - продолжал ворчать Седых, закрывая за собой скрипнувшую дверь.
        Боёв не было уже неделю, а это верный признак, что скоро начнётся очередная заваруха. За последнее время фйдерам такого шухера навели, что они улепётывали, не оглядываясь, бросая всё: и технику, и имущество, и раненых.
        Продвижение войск Объединённой Оппозиции по всему фронту составило более ста километров. Можно было идти и дальше. Деморализованный, разбитый противник ещё не скоро придёт в себя. Но сильно отставала тыловая служба, поэтому командование решило наступление приостановить.
        Ситуация напоминала ту, когда Красная Армия отбросила немцев от Москвы в сорок первом. Кадры кинохроники очень наглядно передавали те события - горящая, покорёженная техника, сотни трупов, заметаемые снегом…
        То же самое наблюдалось и сейчас, только воевать приходилось со своими, в этом было очень существенное, принципиальное отличие от той войны, когда фашисты пришли как захватчики, а наши обороняли Родину.
        Янычар вздохнул от таких мыслей. Он очень сильно подозревал, что стремительному наступлению поспособствовал добытый «язык». Видать, выложил все карты, румяненький, раскололся по самые ягодицы. Что с ним теперь? Как поступают с такими чинами те, кто сам чином не меньше? Пленные-то солдаты и офицеры на тяжёлых работах используются, очень часто их по минным полям гонят впереди наступающих… Война…
        Фйдеры тоже с пленными не церемонятся и поступают с ними не лучше. Гражданская война страшна кровопролитностью, с обеих сторон гибнет один и тот же народ.
        От бесполезных мыслей Алексея отвлёк скрип открывшейся двери. Из блиндажа вышли парни с алюминиевыми тарелками в руках, в незастёгнутых камуфлированных бушлатах, резко контрастирующих с пока ещё девственным снегом.
        - Пойдём к кухне, командир, попробуем найти пожрать, - предложил Куба. - Я твою чашку и ложку взял.
        - А что вы всем коллективом? - спросил Туркалёв. - Мог бы кто-то один прогуляться.
        - В наступление на кухню лучше скопом ходить, а то Эммануила Гедеоновича в одиночку хрен прошибёшь, - ответил Кубаев. - Щас наедем на него всей толпой, глядишь, разживёмся чем-нибудь. У него заначка всяко есть. Иначе, какой он шеф-повар?
        - Вроде рано ещё, - высказал сомнение майор.
        - А чё ты, жрать не хочешь? - удивился Негатив.
        - Я бы не отказался от курочки копчёной и запотевшего штофа водочки, - несколько жеманно признался Янычар.
        - Ха! - не сдержался Седых. - Я бы тоже. И от бабы заодно.
        - Опять он о бабах, - вздохнул Бек.
        - Молчи, презренный плебей, - отрезал Негатив. - Не мешай образованным интеллигентным людям с тонкой душевной организацией общаться на высокие темы.
        Майор присоединился к процессии, двинувшейся в направлении походной кухни. Операцией взялся командовать Куба.
        - Возьмём кока в плен, - делился он своими соображениями, - обойдём с двух сторон, охватим в клещи, тут ему и конец, заначка у него есть, или я ничего не смыслю в тактике. Спрячьте чашки под бушлаты, а то он прочухает раньше времени и свалит куда-нибудь, типа по делу, ищи его потом.
        С утра уже занятый варкой повар - мужик лет сорока пяти, большой и грузный, велеречиво именовавшийся Эммануилом Гедеоновичем, до войны работал шеф-поваром в элитном ресторане. Чем-то он проштрафился, возможно, кому-то из его высокопоставленных клиентов не понравилось блюдо, и угодил за это на фронт, да попал не куда-нибудь поближе к большим звёздам, любящим «что-нибудь вкусненькое», а в самую что ни на есть задницу - на передовую.
        В связи с наступлением и неразберихой его временно приставили кормить роту разведки, что само по себе уже было необычно: иметь в небольшом мобильном подразделении своего личного шеф-повара - это не хухры-мухры, это статус. Но в армии случаются и не такие казусы. В общем, Эммануил Гедеонович с некоторых пор кормил разведчиков.
        Он поздно заметил гоп-компанию, а когда увидел, в его большой и рыхлой душе ворохнулось нехорошее предчувствие, очень быстро переросшее в уверенность, что недавно прикомандированные к роте разведчики, вроде бы идущие мимо, топают как раз по его большую и рыхлую душу.
        Только раньше с утра такого не наблюдалось - обычно вечером, когда после скудного обеда проходило достаточно много времени, а трёхразовым питанием тут никого не баловали. Ну, разве что «блатных и приближённых», как любил выражаться командир полка, имея в виду всех близких к полковому штабу, и всю хозроту, которая понятное дело голодной никогда не останется.
        Бросив большой черпак, тряся мясами, бывший шеф-повар потрусил, как ему, наверное, казалось, очень быстро в сторону блиндажа командира роты разведчиков.
        - Заходи, заходи слева! - зашипел Куба. - Отсекай его.
        Быстро рассредоточившись, парни взяли в кольцо повара. Тот понял, что попался, обречённо вздохнул, останавливаясь.
        - Утречко доброе, Эммануил Гедеонович! Как ваше драгоценное здоровье? - как можно дружелюбнее поинтересовался Кубаев. - А что это вы в блиндаж ротного наладились?
        - Да… Надо было по делу заглянуть, забыл совсем, - нашёлся повар.
        Разговаривал он, мастерски подражая диалекту одесских евреев, хотя мог вполне говорить без всякого местечкового акцента.
        - А-а-а! - понятливо протянул Куба. - А хотите, я схожу или отправлю кого помоложе, пошустрее?
        - Не нужно. Я потом зайду.
        - Как скажете, Эммануил Гедеонович, - покладисто согласился Ринат. - А мы вот тут с утра, знаете ли, решили пройтись, глядим, вы что-то кашеварите. Чем порадуете нас сегодня? Лобстерами? - осведомился он светским тоном лондонского денди.
        - Лобстерами… Каша гречневая будет с тушёнкой, - проворчал Эммануил Гедеонович.
        - С тушёнкой? - расцвёл Куба.
        Сообразив, что проговорился, шеф-повар обмяк.
        - А откуда такое чудо? - спросил Ринат.
        - Парни из хозроты наткнулись на склад фйдеров, брошенный при отступлении, затарились на весь полк с запасом, пока другие не растащили.
        - Ты смотри, какие сноровистые у нас снабженцы! - порадовался Куба. - На войну бы так ходили. Но всё равно, честь им и хвала. Так где, вы говорите, тушёнка-то, Эммануил Гедеонович?
        - Мало её, - попробовал защититься шеф-повар.
        - Ну-ну, Эммануил Гедеонович! - пристыдил его Ринат. - Вы ж сами сказали, что целый склад, затарились с запасом на весь полк. А ведь там не только тушёнка была, верно? Никогда не поверю, чтобы достойные сыны земли обетованной так бездарно упустили столь блестящую возможность.
        - Да, там утеплённое обмундирование было, - решил шеф-повар увильнуть от прямого ответа.
        - Это тоже очень кстати. Старшине мы сегодня нанесём визит вежливости. А помимо обмундирования?
        - Только не говорите, что это я вам сказал, - забеспокоился бывший шеф-повар, намеренно не отвечая на вопрос.
        - Эммануил Гедеонович! - в показной обиде воскликнул Куба. - Ну что вы так плохо о разведке?
        - Это я на всякий случай, - попытался оправдаться повар.
        - Так где тушёнка-то? И на второй вопрос вы не ответили, - настойчиво напомнил Ринат.
        Что-то в Кубе неуловимо изменилось. Специалист поварского искусства почувствовал это подсознательно. И всё же решил стоять до последнего.
        - Я командиру полка доложу, - заявил он как можно твёрже.
        - Ах ты, гусь лапчатый! - поняв, что повар дозрел, подключился к обработке Негатив, применив тактику психологического давления. - Да я таких как ты! - он натурально закатил глаза, рванув на себе не застёгнутый бушлат. И без того недоброе лицо его исказила гримаса бешенства.
        При этом из запазухи предательски выпала чашка. Парни сделали вид, что ничего не заметили, но шеф-повар обратил на упавший предмет внимание. Номер с «бешенством» угрожал бездарно провалиться.
        - Как вот эту чашку гну! - нашёлся Негатив, подобрав посуду и сильными руками согнув её вдвое. - Ты со мной пойдёшь на следующую операцию! Нет, впереди меня! Побежишь, закрывая от пуль!
        - Мужики, уведите его! - «забеспокоился» Куба.
        - Не трогайте меня!!! - «прорываясь» сквозь захваты товарищей к шеф-повару, бешено шипел Седых, намеренно не повышая голоса, чтобы на эту комедию никто со стороны не обратил внимания.
        - Пойдёмте, Эммануил Гедеонович, - Ринат подхватил под пухлую руку бывшего шеф-повара. - Ну его, этого психа. А вы в каком ресторане работали?
        Потрясённый повар, увлекаемый Кубой в сторону полевой кухни, поначалу не мог вымолвить ни слова, но потом немного пришёл в себя.
        - Нет, вы видели? Видели? - спросил он, задыхаясь от возмущения.
        - Это страшные люди, Эммануил Гедеонович. Страшные. Но вы не переживайте. Я, если что, всегда помогу.
        - Так вы же вместе с ними, - подозрительно вымолвил шеф-повар.
        - Это на войне, а в другое время я страдаю от их грубости и жестокосердия.
        - Правда? - вскинулся повар, тронутый таким откровением человека от которого он ожидал чего угодно, только не этого.
        - Конечно, правда.
        - А как же вы тогда?
        - Приходится, Эммануил Гедеонович. Приходится. Но это я говорю только вам. Вы же меня не выдадите?
        - Вы плохо обо мне думаете, молодой человек! - с достоинством произнёс повар. - У меня обедали очень известные люди!
        - Как вас угораздило на фронт-то, Эммануил Гедеонович?
        - О, молодой человек! Что вы! Для меня это такая же великая трагедия, как трагедия всего избранного народа! - воскликнул шеф-повар, заламывая пухлые руки.
        - Так в каком ресторане вы работали? - снова спросил Куба, ненавязчиво увлекая шеф-повара в сторону полевой кухни…
        В блиндаж он вернулся с пятью банками говяжьей тушёнки и выставил из объёмных карманов бушлата на стол. Туда же последовала килограммовая пачка сахара-песка, палка варёной колбасы, три пачки чёрного чая и две пол-литровые бутылки водки. Это всё он извлёк из чёрного пакета с каким-то стёршимся рисунком.
        Парни обрадовано загалдели, засуетились, готовясь к пиршеству.
        - Не прокатит больше такой номер, - с сожалением высказался Негатив.
        - А больше и не надо, - ответил Ринат довольно. - Я наладил связи.
        - Как это ты? - поинтересовался Мамба.
        - Пообещал защитить от вас, если что.
        - Так это не связи, это «крыша», - возразил Бек.
        - Можно называть это как угодно. Главное, повар теперь мой хороший друг.
        - Оба-на! - воскликнул Седых. - А с тобой выгодно дружить!
        - А то! - улыбнулся Куба. - Командир, а ты чего молчишь?
        - Слюной захлёбываюсь, - признался Янычар.
        - И не ты один, командир! - поддержал его Мамба. - Давайте, по маленькой накатим, чтобы потом пошло хорошо.
        Никто возражать не стал.
        День начался не так плохо, как предполагал Негатив.
        Ближе к обеду Куба остановил какого-то солдата, шедшего мимо блиндажа.
        - Военный, сходи к полевой кухне, скажи повару, Ринат поклон шлёт, возьмёшь у него каши на пятерых. Давай пулей туда-назад.
        - Ага, так он мне и дал на пятерых, - засомневался солдат.
        - Ты скажи, Ринат просит. Понял?
        - Понял.
        - Давай. Посуду там возьмёшь. Скажешь, вернём.
        Вскоре солдат пришёл с полной кастрюлей парящей гречневой каши, ароматно пахнущей тушёнкой.
        - Благодарю за службу, боец, - сказал Куба. - Свободен.
        Солдат ушёл.
        - М-м-м! - протянул блаженно Ринат, поведя носом над кастрюлей. - Это на вечер, дайте бушлат, замотаю, чтобы быстро не остывала.
        - Толку-то, всё равно до вечера остынет, - сказал Бек, протягивая бушлат.
        - На буржуйке согреем, долго ли?
        - Это уже не то, смак весь выйдет и подгореть может, - не унимался Шахов.
        - Ну, давайте щас всё сожрём, пузо до колен отвиснет, а вечером будем лапы сосать, - ответил Кубаев.
        - Ладно, не выступай, благодетель ты наш, - проворчал Негатив. - Давайте хоть поспим, пока всё спокойно, пока никто не припёрся, не заставил всякой военно-прикладной хернёй заниматься. - Он смачно зевнул, растягиваясь на сбитых из досок, накрытых спальником нарах. - Надо ещё к старшине сходить, посмотреть у него вещей тёплых.
        - Старшину ты так не раскрутишь, - сказал Мамба.
        - Не забывай, он наш с Беком земляк: тоже из Новосибирска. А не тебе ли, сыну гор, знать, что такое земляк, - ответил Негатив. - Всё, я сплю. Меня не кантовать, при пожаре выносить первым. При уборке пыль смахивать осторожно.
        - Новосиб-то где сейчас? - спросил Мамбеталиев, имея в виду, что та территория находится под контролем федеральных войск.
        - Вот чё ты начал?! - взвился Седых. - Тебе наливать вообще нельзя! Где сейчас Дагестан твой? А где Татарстан Кубы?
        - Всё, Негатив, завязывай. Тебе самому наливать нельзя, - оборвал его Туркалёв.
        - А чё он, командир! Ему скажи!
        - Хорош, я сказал! Мамба, ты был неправ.
        - Да понял я, командир. Сам не пойму, как вырвалось. Извини, Негатив.
        - То-то, - удовлетворённо проворчал Седых, накрываясь с головой бушлатом.
        - Кто в нарды сыграть хочет? - спросил Янычар.
        - Давай, сыграем, - согласился Бек.
        Туркалёв раскрыл потёртую доску для игры.
        - Опять, - проворчал Негатив, отворачиваясь к бревенчатой стене. - Что за игра… Никогда не понимал и не пойму…
        - Вот и спи, раз не понимаешь, - ответил Бек. - Бросай, командир.
        Янычар бросил кости, дробно покатившиеся по доске.
        Куба и Мамба устроились рядом, наблюдая за игрой, рассчитывая по очереди сменить проигравшего.
        - Подбросьте дров, - попросил Седых. - Прохладно, что-то.
        - Да, холодать стало, скоро вообще морозы ударят, - согласился Мамбеталиев, подбрасывая в тлеющие угли буржуйки пару поленьев, закрывая взвизгнувшую заслонку. - Как вы тут в своей Сибири живёте?
        - Запомни, горячий парень, - подал голос из-под бушлата Негатив, - сибиряк не тот, кто морозов не боится, а тот, кто тепло одевается. И вообще, привыкай к морозам, лето у нас хоть и жаркое, но короткое. Хорошо, если на выходные выпадет. Да-же командир?
        - Да-же, да-же, - покладисто ответил Туркалёв, в очередной раз бросая кости.
        - Блин… Не кидайте вы так, спать не даёте, - заворчал Седых.
        - Смотрите на него, нежный какой, - съязвил Янычар. - Небось, когда спать хочешь, то даже канонада не мешает.
        - Во-во, дайте поспать. Вдруг война, а я уставший.
        - Сплюнь, - посоветовал Шахов.
        - Да хоть заплюйся весь.
        - Чё ты всё ворчишь? - удивился Янычар.
        - Чё-чё… Водки мало было… Бабу хочу…
        - Опять… - почти застонал Шахов.
        - Молчи, плебей! - огрызнулся из-под бушлата Седых.
        - Да пошёл ты! - применил привычную тактику Бек.
        - Не пойду!
        - О! Это что-то новенькое, - выразил Мамба всеобщее удивление ответом.
        - Отвалите, - опять заворчал Негатив.
        Янычар вяло махнул рукой, улыбнувшись.
        Игра продолжилась.
        Вскоре Седых захрапел.
        - Тоже поспать, что ли? - высказался Куба, зевнув.
        - Поспи, когда ещё придётся, - согласился Туркалёв. - Мы сейчас доиграем, да тоже завалимся. Ты как, Бек, насчёт «на массу давануть»?
        - Можно, - согласился Шахов.
        - А я уже не поиграю, что ли? - обиженно спросил Мамбеталиев.
        - Не судьба, брат, - ответил Янычар.
        - Тогда в следующий раз я первый играю.
        - Как скажешь, - согласился майор.
        Через час блиндаж уже сотрясался от храпа и сопения простуженных глоток и носов.
        Огонь в печке весело трещал, пожирая дрова, наполняя блиндаж сырым теплом. Это Янычар побеспокоился и подкинул поленьев, перед тем, как лечь спать.
        Этот день, как и несколько предыдущих, протекал тихо и спокойно. Жизнь в расположении шла своим чередом: менялись часовые, куда-то, ревя двигателями, перемешивая остатки утреннего снега, ездила техника, строем под командованием офицеров ходили солдаты, кто-то что-то носил, в общем, царила обычная суета.
        Разведчиков никто не трогал, командование полка прекрасно знало об их неофициальном статусе, поэтому без толку группу не дёргали, чем диверсанты и пользовались беззастенчиво, не задаваясь, впрочем, поддерживая нормальные отношения с офицерами части и с разведротой, как прикомандированные после выполнения задания.
        Опустилась ранняя мгла поздней осени, но до вечера было ещё далеко. В расположении соблюдалась полная светомаскировка, поэтому дневная суета замерла, лишь одиночки и небольшие группы людей иногда перемещались по каким-то делам.
        Выспавшиеся парни, чтобы не сидеть без дела, при свете двенадцативольтной лампочки запитанной от «камазовского» аккумулятора, занялись чисткой оружия - «валов», а Мамба почти любовно обхаживал «винторез».
        - К старшине так и не сходили, - подал голос Куба, чтобы прервать молчание, до сих пор нарушаемое лишь характерным клацаньем оружия. - Бек, Негатив, это за вами, сами говорили, старшина ваш земляк.
        - Наш-то наш, но к нему с пустыми руками тоже не пойдёшь, надо чем-то смазать, чтобы хорошо пошло, - ответил Бек.
        - И что ты предлагаешь?
        - Я не предлагаю, я выношу вопрос на обсуждение.
        - Молодец, ловко соскочил, - хмыкнул Куба.
        - Что я, зря с Негативом гужуюсь?
        - А чё Негатив? Чуть что, так Негатив! Нет, Бек, ты в натуре молодец, стрелки перевёл, - удивился Седых. - У меня ничего такого нету, чего нет у старшины.
        - Какое у него зрение? - поинтересовался Мамбеталиев.
        - Спросил! - воскликнул Куба. - Кто ж его знает? В очках ходит постоянно. А к чему это ты?
        - Помните, дней десять назад мы городишко взяли, брошенный фйдерами?
        - И? - включился в разговор, молчавший до сих пор Янычар.
        - Ну и нашёл я там очки в золотой оправе.
        - В какой оправе? - переспросил Кубаев, сделав акцент на вопросе.
        - А чему ты удивляешься, не видел никогда? - ничуть не смутившись, ответил вопросом на вопрос Мамба.
        - Да не в этом дело. Ты же знаешь, всё ценное идёт в общий «котёл» группы. Деньги там, побрякушки, камушки.
        - Знаю. Вот как раз такой случай и представился.
        - Почему до сих пор молчал? - в повисшей тишине спросил Туркалёв.
        - А чё вы уставились? Крысу во мне увидели?
        - Заметь, этого никто не говорил, - ровным голосом произнёс Негатив.
        - Ты меня на слове не лови, - так же спокойно ответил Мамбеталиев. - Мы сейчас пустые полностью, да? Да. Старшине предложить нечего. Я не собирался эти монокли зажимать, просто они у меня в РД лежали, подзабыл как-то о них. А теперь вот припомнил старшину и про монокли тоже вспомнил. Ещё вопросы есть?
        - Вопросов нет, - подвёл итог нехорошему разговору Янычар.
        - Ну и хорошо. Вот я и предлагаю подогнать их старшине. Насчёт линз не знаю, вряд ли они его глазам подойдут, это было бы очень большой удачей. - Мамба положил на стол очки в тонкой изящной оправе, блеснувшие стёклами в свете лампочки. - Пусть попробует свои стёклышки в эту оправу вставить, вдруг совпадут.
        - Так они женские! - разочарованно протянул Кубаев.
        - На них что, написано? - не согласился Мамба.
        - Ты на форму посмотри, - не унимался Куба.
        - А что, форма, как форма, - высказался Бек, взял очки и аккуратно примерил. - Блин, резкие, аж глаза заболели.
        - Сними, - посоветовал Негатив. - Ты в них на фрица киношного похож.
        - Пошёл ты… - пробурчал Шахов, снимая очки, часто моргая.
        - Куда? Сам не видишь ничо, зенками лупишься, а меня посылаешь, - подначил друга Седых.
        - Решено, с утра идём к старшине на склад, попробуем чего-нибудь из хороших тёплых вещей вымутить, - сказал Янычар. - А не подкрепиться ли нам?
        - Хорошая идея, командир, - поддакнул с показушной угодливостью паркетного шаркуна Негатив.
        - Далеко пойдёт, службу понял, - хмыкнул Бек, оценив шутку товарища.
        - Надо уметь налаживать контакты с командованием, тогда оно о тебе не забудет. А будешь тянуть лямку молча, выйдешь на пенсию майором. Так что учись, студент, - балагурил Седых, ставя на буржуйку кастрюлю с кашей и допотопный металлический чайник с водой. - Поедим и устроим отдых после сна.
        - Чего? - удивился Мамба.
        - Отдых после сна, говорю, - охотно пояснил Негатив. - Я до войны ещё видел старый-престарый мультик. Реально старый, годов пятидесятых прошлого века. Там ленивый мальчик попал в царство подушек, мягких кроватей, кресел и прочих приятных вещей, предназначенных для лени. А так как это мультик, то мебель там была говорящая. Вот один то ли стул, то ли диван, не помню уже, произносит такую фразу: «Отдых после сна». Я запомнил. Сильно сказано, да? Отдых после сна.
        - А я до войны кино одно смотрел… - подключился Янычар…
        Вечер, как принято говорить, прошёл в тёплой дружественной обстановке.
        Ближе к ночи артиллеристы вдруг удумали пускать дымы «брызги шампанского». Оказывается, у них случился профессиональный праздник - день артиллерии.
        Народ на батарее хорошо поддал и решил отметить это дело. А как отметить? Запустили «брызги шампанского». Началась пушечная канонада, тёмное небо окрасилось яркими сполохами, осветившими округу. К ним в экстазе от праздника подключился не менее пьяный народ с соседней батареи «Ураганов». Взревели реактивные установки, выпуская ракеты в сторону фйдеров, которых там уже давно не было, поскольку их оттуда выбили. В общем, ракеты ушли в никуда. Вся округа подорвалась по тревоге, решив, что произошёл прорыв войск федералов.
        Одна ракета по странной, только ей ведомой траектории, упала на позиции миномётной батареи третьего батальона и - о, чудо! - не взорвалась, сохранив жизни большому количеству людей.
        Бывает с ракетами и такое.
        Забегавшие в суматохе миномётчики не разобравшись, сдуру врезали по позициям первого батальона, накрыв его воющими в темноте минами. Вот те взрывались исправно, загнав первый батальон в укрытия.
        Командир батальона связался с полком и доложил, что по его позициям идёт обстрел из миномётов. Ему поступил приказ открыть ответный огонь. А куда? А хер его знает, был ответ. Обстановка не ясна. Разбирайтесь на месте по ситуации.
        Первый батальон, не долго думая, открыл огонь по небольшой роще, где стояла разведрота. Та в долгу не осталась, начав лупить из всех стволов в ответ.
        Закрутилась кутерьма, когда никто ничего не мог понять, никаких приказов сверху не поступало, но каждый воевал с азартом.
        Выспавшиеся, хорошо отужинавшие, умиротворённые разговорами о мирной довоенной жизни, играющие в нарды парни, услышав пальбу, похватав оружие, устремились наружу.
        - Что за хрень? - спросил Мамба, стоя на одном колене, укрываясь стенкой блиндажа, держа «винторез» наизготовку.
        - Фйдеры, похоже, прорвались, - ответил Янычар, пристроившийся рядом с остальными. - Все к пулемётному гнезду.
        Пригибаясь, диверсанты устремились в указанном направлении, слыша свист пуль, трескотню автоматов и пулемётов, уханье миномётных разрывов.
        - Откуда фйдерам тут взяться? - крикнул Бек на бегу, пригибаясь вместе со всеми. - Они хрен знает где!
        - Может, моторизованная группа, какая? - высказал предположение Негатив.
        - Куда все стреляют-то? - крикнул Янычар.
        - В сторону первого батальона, кажись! - прокричал Куба. - Там прорыв.
        - Точно фйдеры прорвались! - согласился Туркалёв. - Какой дурак по своим стрелять будет?
        Они друг за другом быстро попрыгали в окопчик, где длинными очередями лупил из пулемёта какой-то солдат. В окопчике сразу стало тесно.
        - Чё тут у тебя? - спросил Янычар, улучив момент, когда боец сделал перерыв между очередями.
        - А х… знает! - крикнул разгорячённый солдат. - От первого батальона стрельба идёт!
        - Фйдеры прорвались?
        - Не знаю! - ответил боец, меняя коробку с пулемётной лентой.
        - А чё палишь тогда?
        - Как чё? Стреляют оттуда по нам! - ответил солдат, выпуская очередь.
        Янычар ладонью постучал его по спине.
        - Уймись, военный. Командир где?
        - В своём окопе, наверное.
        - Слышь, мы щас туда ломанёмся, прикроешь, понял? - сказал Янычар.
        - Понял!
        - Давай!
        Диверсанты выпрыгнули из окопа, а боец снова дал хорошую очередь.
        Пули страшно вжикали в темноте, в кровь выплеснулся адреналин, заставил сердца работать в учащённом режиме. Группа стремительной тенью сплочённо неслась в сторону командирского окопа, откуда тоже велась стрельба.
        Попрыгав в него, парни перевели дух.
        - Фйдеры прорвались? - спросил Янычар командира разведроты.
        - Похоже на то. Первый батальон ведёт бой.
        - А по нам кто стреляет?
        - Фйдеры, скорее всего, расчленили линию обороны и работают по двум направлениям.
        - С полком связь есть?
        - Есть, но там ни хрена понять не могут. Говорят, разбирайтесь по обстановке, мол, «Ураганы» ведут обстрел недавних позиций фйдеров, где, скорее всего, находятся их основные подошедшие скрытно силы, а в наши позиции вклинился передовой отряд.
        - Понял! - ответил Янычар. - Где нам пристроиться?
        - Хули толку от ваших пэкалок? А у меня свободных стволов нет. Если, не дай Бог, убьют кого, подбирайте тогда.
        Беспорядочная трескотня и уханье разрывов продолжались полночи, к утру немного стихнув. Лишь изредка пулемётчики простреливали предутреннюю темень, да с противоположной стороны, слышалась такая же редкая ответная пальба. И не было ясно, то ли перебили фйдеров, то ли они уничтожили первый батальон и спешно закрепляются, пользуясь передышкой и поджидая подхода основных сил.
        Когда стрельба начала стихать, парни перебежками вернулись в свой блиндаж, обсуждая там ночную пальбу до утра. А как рассвело, отправились за новостями.
        Рассвет наступил в полной тишине. В разведроте, на удивление никого не убило. Появилось несколько раненых, посечённых осколками мин, но все лёгкие, оставшиеся в строю.
        В спокойной обстановке удалось разобраться, что к чему. Предстоял серьёзный разбор полётов, кто-то обязательно должен получить по папахе, особенно когда выяснилось, что потери всё же есть - и в первом батальоне, и в третьем.
        Особый конфуз вызывала абсурдность ситуации, заложниками которой оказались все. Причём, обстрелянные, не новобранцы какие-нибудь зелёные. А так опарафинились. Кто-то вспомнил, что накануне на календаре случился праздник, отчего прошедший бой сразу обзавелся названием - «день артиллериста». Виноватые, таким образом, определились сами собой.
        Глава IV
        Нежданная встреча
        «(7.26) И нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она - сеть, и сердце её - силки, руки её - оковы; добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею» Ветхий Завет, Екклесибст, Глава седьмая
        Утро принесло оттепель. Такое в Сибири случается нередко, особенно там, где климат резкоконтинентальный. Например, вечером может быть минус пятнадцать, а утром потеплеет до нуля. Или наоборот, похолодает ещё сильнее - до минус тридцати и ниже, в зависимости от времени года.
        Вместе с оттепелью нагрянули журналисты. Такое тоже случалось время от времени. Высшее руководство Объединённой Оппозиции показательно соблюдало принципы демократии, свободы слова и печати. Поэтому нередко устраивало пишущей братии экскурсии на фронт, дабы они могли осветить нелёгкий быт солдат, написать о простых мужественных парнях, готовых отдать жизни за общую победу над ненавистным врагом.
        При этом, понятное дело, все допущенные журналисты были как один лояльны оппозиционному режиму. Они никогда не написали бы об устраиваемых в населённых пунктах зачистках, облавах, о повешенных чуть ли не гроздьями на каждом столбе непримиримых борцах с оппозицией, о массовых расстрелах всё тех же непримиримых, о госпиталях, переполненных ранеными, искалеченными людьми без будущего.
        Справедливости ради стоит отметить, что и федералы проводили аналогичную политику: тоже устраивали облавы, расстреливали, вешали убеждённых сторонников Объединённой Оппозиции. Конечно, при этом под горячую руку попадали готовые принять любую власть, лишь бы выжить, тем более что обе стороны во весь голос заявляли о правах человека и всё такое. Но, как говорится, лес рубят - щепки летят. Кто станет волноваться о каких-то людишках, случайно попавших под замес? Когда сменяются не просто политические режимы, а создаётся новая веха мировой Истории, счёт идёт на миллионы жизней. Недаром говорят: одна смерть - это трагедия, а миллион - уже статистика. Правых и виноватых в этой войне не могло быть по определению, но их находили и назначали журналисты, под чутким, разумеется, руководством «старших товарищей».
        Нагрянувшую журналистскую братию таковой можно было назвать условно, поскольку щедро была разбавлена женщинами. Вся эта толпа в сопровождении группы офицеров ходила по позициям. Им что-то показывали, рассказывали, операторы снимали, кто-то наговаривал на камеру текст будущего репортажа. Какой-то майор - старший среди офицеров из группы сопровождения, организовал взвод мотострелков, загнал в окоп, заставил через прицелы автоматов смотреть на «позиции врага». Потом взвод, опять же по приказу майора, открыл беспорядочную стрельбу в указанном направлении, изображая бой.
        Операторы охотно снимали эту сценку с разных ракурсов, чтобы потом подать обывателям под соусом непосредственного участия съёмочной группы в реальном бою.
        Не занятые в «бою» мотострелки повылезали из окопов, вышли из многочисленных палаток, блиндажей, залезли на БТРы, танки, БМД и БМП, чтобы лучше видеть «кино», в котором повезло сняться их товарищам.
        Сидевших на броне снимали тоже, чтобы потом показать их - грязных, уставших, терпящих неудобства быта в полевых условиях. Это хороший сюжет честного репортажа для обывателя. Он должен быть уверен - да, тяжело, да, война. Но так надо. Объединённая Оппозиция всё равно победит. И тогда наступит совсем другое время - справедливое. Ради него стоило воевать и умирать. Если уж самим не довелось, пусть хоть дети с внуками поживут по-человечески…
        Чистящие в блиндаже оружие после ночного «боя» парни услышали беспорядочную стрельбу.
        - Здесь становится оживлённо, - заметил Куба. - Вам не кажется? - обратился он к остальным, в спешном порядке начавшим собирать детали автоматов. - Пойду, посмотрю, чё там.
        Подхватив «вал» он аккуратно выглянул в приоткрытую дверь блиндажа.
        - Чё-то не пойму нихера. Вроде стреляют не очень чтобы сильно, но азартно. И народ там же толпится как на демонстрации, плакатов только не хватает.
        - Опять день странно начался, - высказался Негатив. - То командир по-немецки шпрехает, то стрельба какая-то сразу с утра, без кофе в постель, без завтрака с круассанами. Не нравится мне это безделье, не доведёт оно до добра. Так чё там? - обратился он к Кубаеву.
        - Пойду, гляну. Вроде ничего серьёзного, народ реально стоит, смотрит, как кто-то стреляет. Мне даже интересно стало.
        - Давай, разведай, что там, - сказал Янычар. - Только не долго, пойдём скоро к старшине, пока есть время.
        Парни снова разобрали детали оружия и продолжили своё занятие, вслушиваясь в доносящуюся беспорядочную стрельбу.
        Появился Куба.
        - Чё там? - задал Мамба интересующий всех вопрос.
        - Да-а… Корреспонденты опять приехали, «кино» снимают про войну.
        - Бабы есть? - спросил Негатив.
        - Есть.
        - Красивые?
        - По-моему, тебе сейчас всё равно, - хмыкнул Куба.
        - А тебе нет? - сварливо огрызнулся Седых.
        - Я бы щас любой засадил по самые помидоры, - признался Куба.
        - Ладно, сексуальные террористы, пошли к старшине, - сказал Янычар.
        Группа вышла из блиндажа накрытого брёвнами в три наката. Шедший крайним Бек выкрутил из патрона лампочку. «Крайний» - потому что у людей их опасной профессии не принято произносить слово «последний».
        Помещение сразу окунулось в почти кромешную темень, лишь бледная полоска света, попадала в приоткрытую дверь.
        Выйдя на улицу, Шахов плотнее закрыл дверь, сохраняя сырое тепло заглублённого блиндажа, глянув на курящийся из трубы небольшой дымок буржуйки.
        Парни цепочкой двинулись в направлении первого батальона, с которым воевали почти всю ночь. Оттуда предстояло дойти до расположения штаба полка, где обитал искомый старшина, земляк Бека и Негатива.
        Стрельба уже прекратилась. Зрители слезли с брони, вернулись в палатки и блиндажи, занялись текущими делами, стало заметно свободнее.
        Журналисты продолжали свою работу. Парни как раз шли мимо, пялясь на женщин, словно увидели второе пришествие Христа.
        Привыкшие к подобным взглядам женщины никак не реагировали, во всяком случае внешне не проявляли своего отношения. Но кто их разберёт, этих дщерей Евы, постоянно нуждающихся в мужском внимании и играющих в равнодушие?
        - Лёша!
        Звонкий женский голос подействовал на парней, как неожиданный выстрел.
        Шедший первым Янычар, услышав своё имя, непроизвольно остановился, пытаясь понять, его ли это позвали или не его. Знакомых женщин у него тут не было.
        На него налетел Негатив, шедший следом.
        - Лёша Туркалёв!
        - Командир, тебя?! - поразился Седых. - Кто это?!
        - Не знаю, - неуверенно вымолвил Янычар, повернувшись к журналистам, соображая, кто его позвал.
        На него смотрела девушка в светло-синих джинсах в обтяжку, в голубом коротком пуховике, наполовину прикрывающим соблазнительную филейную часть невысокой фигуры, голову украшала цветная спортивная шапочка с балабончиком.
        Просто не укладывалось в голове, что можно делать здесь в такой неуместно мирной, одежде? Да и вообще, неужели можно одеваться вот так, когда вся страна объята войной? А с другой стороны, не ходить же в кирзачах и фуфайке? Это было во время совсем другой войны. Впрочем, тогда и в мирное время одежда не особо отличалась разнообразием.
        - Лёша, ты не узнаёшь меня?
        - Идите, я догоню.
        - Командир, давай, я останусь для моральной поддержки, - предложил Негатив.
        - Обойдусь.
        - Вот так всегда, - заворчал Седых. - Чуть что, так Негатив. А как бабы, так «идите, я догоню». Мы подождём, чтоб ты не долго, - мстительно добавил он.
        Туркалёв пошёл навстречу девушке, тоже отделившейся от своей группы.
        Он узнал её не сразу. Не потому что забыл совсем, а как-то не ожидал встретить вот так, вдруг. В памяти пронеслись воспоминания их знакомства в Рязани, где был в увольнительной.
        Он - бравый и статный, в тельняшке и камуфляже, в лихо заломленном голубом берете на коротко стриженой светлой голове.
        Начало лета, цветущие деревья и никакой войны. Нет, война есть, но она где-то там, на Кавказе, далеко и оттого и не воспринимается, как должно.
        И она - аккуратная, стройная на высоких каблуках, красивые ножки до колен прикрыты платьем, удачно подчёркивающим её женственность; с распущенными прямыми тёмными волосами до открытых плеч с золотистым загаром, полученным в солярии.
        Как же он хотел её!
        То ли это на пышущем здоровьем лице написано было, то ли ещё что, но уже через несколько часов знакомства она позвонила подруге. Они куда-то пошли, зашли в подъезд на третий этаж, открылась дверь квартиры, оттуда выпорхнула не менее красивая девушка, бросившая на него оценивающий взгляд, сказавшая «привет», и тут же - «пока-пока», и упорхнувшая на улицу.
        А потом сумасшедший секс на провисшей скрипящей кровати, его рычание и её сладкие стоны…
        «Вика. Её зовут Вика», - вспомнил Янычар, подходя вплотную.
        - Привет, Лёша, - поздоровалась девушка, глядя снизу вверх карими глазами, улыбаясь припухшими не накрашенными губами. На её щеках лежал лёгкий нежный румянец. Из-под шапочки выбилась светлая чёлка.
        «Перекрасилась. Или это свои волосы?» - подумал майор.
        - Привет, Вика, - сказал он.
        - Я уже подумала, ты не узнал меня.
        - Если честно, то не сразу.
        - Я так постарела? - пошутила Виктория.
        - Нет, что ты! Просто место не самое подходящее, да и не ожидал.
        - Понятно. Значит, ты здесь теперь?
        - А где мне ещё быть? Я ведь военный.
        - Я более глубокий смысл вкладывала в свой вопрос, имея в виду, что мы на одной стороне.
        - А-а-а… Ну, да, конечно.
        Понимая, что говорит не то и не о том, Янычар изо всех сил пытался собраться, стать прежним, но не получалось. Что-то мешало. Наверное, эта пропасть между её такой мирной, такой забытой одеждой и его засаленным бушлатом, давно не стираным камуфляжем. Благо, хоть бриться и мыться удавалось регулярно: парни поливали друг друга на улице из ведра подогретой на буржуйке водой. Стесняться тут было некого, поэтому раздевались догола, а потом растирались докрасна вафельными полотенцами, выпрошенными у того же старшины.
        А вот со стиркой приходилось туго, поэтому носили несвежую одежду. И сейчас вдруг пришло опасение, что от него может нестерпимо разить. Но, кажется, ничего. Во всяком случае, Вика никак не изменила своего поведения, продолжая улыбаться.
        - Вы тут репортаж снимаете?
        - Да, работаем по заказу канала.
        - Ты журналист?
        - Я же училась на журфаке, а в Рязань в гости приезжала. Я тебе говорила, разве ты забыл?
        - Нет, не забыл. Время прошло много, да и столько всего случилось.
        - А ты чем занимался после училища?
        Застигнутый врасплох таким вопросом, Янычар немного растерялся от странной на его взгляд женской логики. Чем может заниматься человек, окончивший элитное военное училище? Могут быть, конечно, варианты, могут. Но, как правило, такой человек служит в армии.
        Его служба началась с направления на Кавказ и до настоящего дня состояла из войны. Из одной войны. И больше ничего.
        - Служил, - ответил он нейтрально.
        - Что-то я не могу понять, в каком ты звании? Ни звёздочек, ничего нет. Ты что, разжалован? - удивилась Вика.
        - Здесь звёздочки только напыщенные идиоты носят и те, кто далеко от войны.
        - А-а-а, - понимающе протянула девушка. - Снайперы. Верно?
        Янычар кивнул.
        - Видишь, я уже начала разбираться в вашей специфике. А что у тебя за оружие? Не видела ещё такого.
        - Автомат «вал».
        - Я и не думала, что бывают ещё какие-то, кроме автомата Калашникова.
        - Бывает. Есть разное оружие.
        - Ой, а давай мы тебя снимем?
        - Нет, - решительно покрутил головой майор.
        - Почему? - удивилась Вика. - Быть скромным в наше время не модно. Сделаю о тебе репортаж. Выпускник Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища - на страже интересов народов России и Объединённой Оппозиции. Звучит?
        - Не знаю, - пожал плечом Алексей. - Нельзя мне. Я разведчик.
        - Разведчик?! - восхитилась девушка. - Как романтично! Как Штирлиц?
        Майор не смог сдержать улыбку.
        - Вот теперь я вижу прежнего Лёшу Туркалёва, а не замкнутого грубого вояку, не способного заинтересовать красивую особу. Я ведь красивая? Ты мне говорил это, я помню.
        - Да, Вика, ты красивая.
        Девушка польщено улыбнулась.
        - Но мне, правда, нельзя.
        - Я уже поняла. Ты ходишь за линию фронта, берешь «языков». Верно?
        - В целом - да. А вы надолго сюда?
        - Нет, сейчас ещё поснимаем немного и в штаб полка, а там нас заберёт «вертушка». Так вы её называете?
        - По-разному. Мы с ребятами зовём вертолёт «мишкой» от аббревиатуры «Ми».
        - Интересно, не слышала ещё такого. Надо запомнить и блеснуть при случае. Это они тебя там ждут?
        - Они.
        - Вы куда-то по делам службы идёте?
        - Можно и так сказать. Мы идём к штабу полка.
        - Слушай, а вы можете меня подождать? Мы тут с оператором быстро управимся, а потом я с вами.
        - Как это? А остальные твои коллеги?
        - Нас сюда на бронетранспортёре привезли, и обратно, я полагаю, поедем также. Но я бы и пешком могла пройтись. На улице не холодно.
        - Тут несколько километров топать по бездорожью и пересечённой местности.
        - Ну и что, - беззаботно тряхнула балабончиком на шапочке девушка. - Здесь же уже не опасно?
        - Уже нет. Хорошо, подождём, - согласился Янычар.
        Тут к группе журналистов рыча, подкатил БТР. Старший в группе сопровождения офицер знаком предложил журналистам занять места в машине, что те и начали делать, залезая в люк, чего почти никогда не делают сами военные, зная, что сидеть на броне зачастую гораздо безопаснее, чем внутри.
        Янычар призывно махнул своим рукой.
        Подбежал Негатив.
        - Здрасьте, - поздоровался он, поедая девушку глазами. - Меня зовут Виктор. А вас?
        - А меня Виктория.
        - Какое замечательное совпадение! - вдохновенно произнёс Негатив.
        - Слушай, победитель, - не дал ему развить мысль Янычар. - Подождите нас. Вика со своим оператором поработают здесь ещё немного, а потом мы вместе пойдём к штабу.
        - А как же остальные? - спросил Седых.
        - А они уже уезжают как раз к штабу, - ответила девушка.
        - Командир, разреши, мы с ними? - почти взмолился Негатив. - Что ты тут, один не справишься?
        - Как знаете, - ответил Туркалёв.
        - Спасибочки, командир, век не забуду твою доброту! - ответил довольный Седых, убегая к парням.
        - Чего это он? - спросила Вика.
        - Не пойму пока, - ответил Алексей.
        Но всё стало ясно, когда Негатив кавалерийским наскоком лихо пристроился к какой-то девушке, взял её под руку, что-то говоря. Девушка сначала от неожиданности растерялась, а потом начала улыбаться.
        - Теперь понятно, - резюмировал Янычар. - Ну, что, где вы будете работать? Имей в виду, снимать дислокацию войск и позиции нельзя.
        - Я знаю, нас предупреждали, - ответила Вика. - Я хотела бы снять быт солдат. Такое нечасто показывают, я думаю, это будет интересным. Где ваша палатка?
        - Мы с парнями блиндаж оккупировали.
        - Здорово. А его снять можно?
        - Вполне.
        - Отлично. Идём?
        - Пошли.
        - Андрюша! - окликнула девушка своего оператора. - Не устраивайся там! Мы не едем. Поработаем ещё здесь.
        Чертыхаясь, оператор полез из БТРа назад, придерживая бережно камеру.
        Старший сопровождения майор недовольно пошёл в сторону Туркалёва и Вики.
        - Послушайте, - сказал он, подходя. - Вы не можете остаться. Я отвечаю за вашу безопасность. Поэтому вы убудете вместе со всеми.
        - У меня уже есть телохранитель, - не согласилась Вика.
        - Нет, - жёстко возразил подошедший.
        Как раз он-то и имел жёлтые звёздочки на новеньких погонах по-неуставному пристроенных на камуфлированный бушлат.
        - Слушай, майор, не маячь, - сдержанно произнёс Янычар.
        Бросив взгляд на «вал» собеседника, майор понял, что такое оружие может быть только у бойца спецподразделения, в данном случае - разведки, а с ними, он знал это по собственному опыту, лучше не связываться.
        - Под вашу ответственность, - ответил он, уходя.
        - Как это ты сумел убедить его одной фразой? - удивилась девушка.
        - Он мой хороший знакомый, - легко солгал Янычар. - Нам туда, - указал он рукой в сторону блиндажа.
        Тем временем БТР взревел двигателем, тронулся с места. Янычар увидел, что его парни сидят на броне, а на ногах у Негатива удобно пристроилась девушка. Её он бережно взял за талию, держась второй рукой за скобу.
        «Ну, ловелас, успел уже как-то», - мысленно хмыкнул Туркалёв, провожая взглядом машину.
        В сопровождении оператора они дошли до блиндажа.
        - Ну, вот, здесь мы и живём в последнее время, - сказал майор.
        - Андрюша, сними вот отсюда вход в блиндаж, - сказала Вика.
        Она что-то начала наговаривать на камеру, а Янычар отошёл в сторону, глядя на неё, стройную, так неожиданно снова появившуюся в его не балуемой разнообразием жизни.
        Когда они закончили, девушка спросила:
        - Надеюсь, внутри снимать можно?
        - К сожалению, нет, - вдруг сказал майор.
        - Нельзя? - удивлённо переспросила Вика.
        - Понимаешь, есть секретный приказ начальника штаба… быт разведчиков снимать запрещено, - сочинял на ходу Янычар. - Но показать без съёмок могу.
        - Давай, хотя бы так посмотрим, согласилась девушка.
        Майор распахнул перед ней дверь.
        - Аккуратно спускайся, тут ступеньки земляные, я сейчас.
        Девушка начала осторожно спускаться, а Янычар подошёл вплотную к оператору.
        - Куришь? - спросил он у парня.
        - Да, - ответил оператор и потянул из кармана пачку сигарет с целью угостить офицера.
        - Не надо. Короче, Андрюха, потусуйся тут, покури, ничего не снимай, а то под арест угодишь. Я пообщаюсь со своей старой знакомой.
        Оператор понимающе усмехнулся, кивнув.
        - Вот и молоток, - ответил Янычар, скрываясь за дверью, закрывая за собой.
        Спустился он быстрее и увереннее, чем девушка, нащупал патрон, вкрутил лапочку. Вместе со светом пришло ощущение уверенности, пропадающее, если человек оказывается впотьмах, да ещё в подземелье.
        Девушка с интересом огляделась.
        - А где Андрей? - спросила она.
        - У него живот что-то прихватило, - нашёлся Янычар, подошёл вплотную к знакомой, положил автомат на стол.
        - У него бывает, - сказала Вика.
        «Надо же, в цвет попал», - подумал Туркалёв.
        Так как он подошёл совсем близко, девушка непроизвольно попятилась, но ей помешал столб, поддерживающий дощатые нары.
        - Ты что? - спросила она.
        - Ничего, - ответил Янычар, вжикнув молнией её пуховика.
        - О-о-о! Нет-нет! - засопротивлялась девушка.
        - Есть возражения? - вдруг охрипшим голосом спросил майор.
        - Да, вообще-то.
        - Какие?
        Он продолжал, сняв пуховик, за талию притягивая к себе лёгкое податливое тело.
        - Во-первых, я не хочу, во-вторых, здесь не самое подходящее место.
        И действительно, в полусыром, согретом буржуйкой воздухе плавали запахи тушенки, грубо открытая ножом банка стояла на столе. Тут же валялись шкурки вареной колбасы, рассыпаны хлебные крошки, пахло нестиранными носками, ружейной смазкой, и вообще мужским духом людей привыкших к грубой тяжелой полной опасностей жизни.
        - Есть и третье?
        - Есть. Понимаешь, Алексей, то, что случилось тогда между нами - это какое-то безумие двух людей, между нами проскочила искра… Прошло столько времени… И потом, я не одна…
        - Это всё? - прохрипел Янычар.
        - Мало разве? - безуспешно пытаясь оттолкнуть его руками, спросила Вика.
        - Достаточно. Подашь рапортом в трёх экземплярах каждый пункт. Рассмотрю, как будет время.
        Майор запустил пальцы за пуговицу её джинсов и капрон колготок, почувствовал тёплый мягкий живот.
        - Ты ненормальный…
        - Здесь нормальных вообще нет.
        - И наглый, как танк…
        - Мадемуазель, гусары по определению должны быть такими.
        - Гусар нашёлся…
        - Я круче, я - разведчик.
        - А-а-а! Я забыла! Штандартенфюрер Штирлиц…
        Другую руку он положил девушке на затылок, стянул шапочку, отчего её волосы рассыпались по плечам. Запустив ладонь в волосы, майор слился в поцелуе с её припухлыми губами.
        - Колючий… - прошептала она.
        Руки Вики, безуспешно упиравшиеся в его грудь, обмякли, потянулись к сильной шее, обвили. Язычок девушки проник ему в рот.
        Янычар положил Вику на топчан.
        - Свет, - попросила она.
        Майор распрямился, одним движением выкрутил лампочку, в темноте нащупал пуговицу джинсов, расстёгивая её и замок молнии, стягивая с крутых бёдер плотно сидящие джинсы вместе с колготками и трусиками.
        Облегчая ему задачу, Вика приподнялась, прогнувшись в спине.
        Быстро сняв с неё всё остальное и стащив с себя одежду, Янычар жадно накрыл её собой, податливую, знакомо сладко застонавшую…
        Появились из блиндажа они не скоро. На улице было не так уж и холодно, но оператор посинел как баклажан. Он выкурил все сигареты и трясся осиновым листом.
        Увидев парочку, облегчённо вздохнул, пробурчал про себя что-то вроде: «Наконец-то».
        - Замёрз, Андрюха? - участливо спросил Янычар.
        - В-в-в-вы уж-ж-же с-с-совсем, - еле выговорил оператор.
        - Андрюша, с меня коньяк, как вернёмся, - проворковала Вика.
        «Надо же! Коньяк! - невольно подумал Туркалёв. - Интересно, про войну они там помнят?»
        - Ерунда, Андрюха, вот так бывает, сутками лежишь, ждёшь, - сказал он примирительно.
        - С-с-с у-м-ма с-с-сойти… Нас там, н-н-наверное, уже п-п-потеряли, т-т-тревогу об-б-бъявили.
        - Придумаем сейчас что-нибудь, пойдёмте, - уверенно произнёс Янычар.
        Они пошли в сторону стоявшей рядами бронетехники. Дойдя, майор прикладом постучал по броне. Никакой реакции. Он проделал то же самое со второй. Тот же эффект. Из третьей высунулся механик-водитель.
        - Слушай, военный, где командир твой?
        - Вон в той палатке, - показал рукой парень.
        Туркалёв кивнул, парень спрятался обратно.
        - За мной, - скомандовал он.
        Втроём зашли в палатку, где офицеры азартно резались в карты.
        - Здорово, - поприветствовал всех разом Янычар. - Парни, выручайте, журналистка задержалась немного, надо доставить её к остальным к штабу полка.
        Один из офицеров без знаков различия, как и другие, ответил:
        - Сделаем. Пошли.
        Они дошли до крайнего БТРа.
        - Постучи, попросил офицер.
        Майор стукнул прикладом.
        Высунулся такой же чумазый механик-водитель, как и первый парень.
        - Иванов, отвезёшь гражданских к штабу полка и сразу назад.
        - Есть, - коротко ответил тот.
        - Я тоже поеду, парни мои там, - сказал Туркалёв.
        - Дело твоё, - согласился офицер.
        Янычар помог Вике и скрюченному от холода оператору, обхватившему камеру, забраться на броню, легко залез сам, снова стукнул прикладом. БТР рыча, тронулся с места.
        Когда группа журналистов разместилась с горем пополам внутри БТРа, Негатив, успевший познакомиться с симпатичной журналисткой, обратился к девушке:
        - Наташа, должен вам сообщить, что ездить внутри не рекомендуется.
        - Почему? - удивилась девушка. - Там же специально для этого всё устроено.
        - Лучше вам этого не знать, уверяю вас, - совершенно серьёзно ответил Седых, зная, что случается с сидящим внутри десантом, если в машину попадает, к примеру, выстрел из «Мухи»: от избыточного давления людей размазывает по стенкам. Зрелище не для слабонервных.
        - Самое правильное - ехать на броне, - добавил он.
        - Да, я видела, все военные так ездят. Я думала, внутри места не хватает, - сказала Наташа.
        - Нет, Наташа, не поэтому. Давайте, я вам помогу.
        Устроившись на броне, Негатив предложил:
        - Металл холодный, садитесь ко мне на ноги.
        - Ой, что вы, Виктор, неудобно.
        - Неудобно штаны через голову надевать и на потолке спать: одеяло падает. Вам надо о здоровье заботиться, вы - будущая мать.
        - А как же вы?
        - А у меня поджопник есть, - Негатив показал кусок полиуретанового коврика, вырезанный овалом, имеющий отверстия, с пропущенным в них обычным ремнём, держащимся на поясе. - Я его вот так сдвигаю на «пятую точку» и сажусь.
        - Действительно, удобно. А вы можете одолжить мне… э-э… эту штуку на время поездки?
        - А как же я, Наташенька? Ведь я - будущий отец пятерых девочек.
        - Почему пятерых и почему девочек? - удивилась журналистка.
        - Ну, пятерых, это я так, для примера, будет больше, а девочек, потому что мальчики - к войне.
        - Какая грустная примета, - поделилась мнением девушка.
        - И не говорите, Наташенька. Поэтому мне себя надо беречь, - Негатив снова перевёл разговор в нужное ему русло. - Садитесь, не стесняйтесь. Здесь так принято. Всех женщин перевозят так.
        - В самом деле? Ни разу не видела, - скептически отозвалась девушка.
        - Это потому что вам всё время попадались неотесанные мужланы.
        - Но вы же не такой, Виктор?
        - Конечно, нет. Разве может русский офицер быть таким?
        - Ну, хорошо, Виктор, вы меня убедили, - девушка удобно устроилась у него на ногах.
        В это время БТР тронулся с места. Всю дорогу Негатив развлекал журналистку байками и присказками, не давая скучать ни минуты. Остальные парни только хмыкали, как лихо у него получается общаться с противоположным полом.
        Когда бронетранспортёр замер у штаба полка, Седых помог девушке спуститься и предложил:
        - Наташенька, вам ведь нужен убойный материал?
        - Конечно. А что вы можете предложить?
        - У меня тут на примете есть один склад, мы с ребятами как раз туда направляемся. Там несёт нелёгкую службу весьма примечательный старшина. Так вы знаете, Наташенька, у него есть всё. Вы понимаете? Если у него чего-то нет, то это просто недоразумение природы, которое старшина обязательно исправит.
        - А в чём убойность материала?
        - Как в чём? - натурально удивился Негатив. - Напишете о том, что наша армия могла бы быть экипирована намного лучше, чем есть.
        - Этим никого не удивишь, - сказала девушка. - Хотя, знаете, в этом что-то есть. Не убойное, как вы выразились, а наоборот, бытовое, повседневное, что обычно проходит мимо наших читателей, напичканных информацией о боевых действиях. Надо показывать войну и с другой стороны.
        - Вот-вот, я и говорю, - подхватил Негатив.
        - Хорошо, пойдёмте, поговорим с вашим старшиной, у которого есть всё.
        Старшина находился на складе, заваленном какими-то тюками, заставленном ящиками, коробками. Кроме него в ангаре никого не было, что, в общем-то, выглядело странным: обычно ему помогал взвод солдат не меньше, чего-то переставляющих, таскающих, загружающих, выгружающих.
        Увидев вошедших, старшина - суховатый маленький суетливый мужичок лет пятидесяти, подслеповато прищурился.
        - Здорово, Петрович, это мы, земляки твои - Негатив и Бек. С нами двое наших братьев по оружию и очень известная журналистка.
        - Здорово, Витя, здорово. А журналистка зачем? - забеспокоился старшина.
        - Она хочет написать о тебе, скромном труженике военных будней.
        - Хули обо мне писать? Писать надо о вас.
        - Не, Петрович, о нас не надо, мы люди тихие, незаметные, профессия у нас такая. А чё ты щуришься? Очки где твои?
        - Да, хули, вчера долбоёбы устроили обстрел, пара мин угодила в склад, одного солдата убило, пожар начался. Я со страху чуть не обосрался, на мне же весь подотчёт полка. Мало того, что с этим наступлением сорвались с места, всё перевозить пришлось, меня одного из всех кладовщиков на такой большой склад оставили…. Дурдом. Одно слово… Так ещё надыбали тут склад фйдеров, а там добра видимо-невидимо. Набрали, сколько увезти смогли, да ещё и съездили раз этак натнадцать. Взяли немало, а осталось ещё больше. Вымотались по полной. И всё равно надо опять ехать, пока другие не растащили. А пока это всё разложить, записать, на подотчёт взять, а тут вчерашнее несчастье с солдатом. Всех к особисту забрали на какой-то, то ли опрос, то ли допрос, не знаю. Сижу вот, ни х… не делаю…
        - Петрович, ты б не матерился, с нами дама.
        - Ой, я забыл, не вижу же ничо.
        - Так где очки твои?
        - Где-где… - в… ну, ты понял, где… Наступил на них боец какой-то вчера в суматохе, остался я слепой. Чё делать, ума не приложу, я ж без них ни писать, ни считать, вообще ничего, и других нет.
        - Какие странные у вас прозвища, - тихо сказала девушка. - Почему Негатив?
        - Так вышло, Наташенька. На самом деле я очень положительный. Хотите посмотреть, куда мины попали?
        - А можно? - так же тихо спросила Наташа, не чувствуя подвоха.
        - Конечно, - с готовностью согласился Седых. - Слушай, Петрович, я журналистке покажу, куда мины угодили? Ты не возражаешь?
        - Пусть смотрит, мне не жалко. Мне очки мои жалко.
        - Ну, мы пойдём, а парни тебе тут очки покажут. Как чувствовали, что-то не так у тебя. У меня самого со вчерашнего дня душа не на месте. Дай, думаю, к Петровичу наведаюсь, узнаю, что у него, да как.
        - А у вас-то откуда очки? - удивился старшина.
        - Товарищ нашёл как-то. Нам они и вправду ни к чему. А тебе, может, пригодятся. Ты примерь пока, вдруг подойдут по диоптриям там, плюс-минус, туда-сюда, - разглагольствовал Негатив, увлекая девушку в глубину склада, где было не так светло, где внавалку лежали объёмные тюки, вероятно, с обмундированием.
        Завистливо вздохнув, парни обступили старшину. Мамба достал очки и протянул со словами:
        - Примерь, Петрович.
        Старшина напялил их на нос, осторожно приоткрыл глаза, через мгновение глянул увереннее.
        - … твою мать! - воскликнул он громко. - Ой, дамочка, простите… Как раз для меня! Как вы подгадали, ребята! Да я же зрение обрёл!
        - У них оправа золотая, - подал голос Куба.
        - Не пи… - не поверил старшина. - Ой, опять… С этими женщинами не поговоришь нормально, - добавил он сокрушённо.
        Из глубины склада донеслась какая-то возня, что-то упало.
        - Чё это они там? - подозрительно спросил кладовщик.
        - Не обращай внимания, Петрович, - подавил завистливый вздох Мамба. - Темно там у тебя, запнулись, наверное. Оправа, правда, золотая.
        - А ты откуда знаешь?
        - Так я их сам нашёл. И потом, что я, золотых оправ не видел?
        - Ну-у, ребята! Вот это уважили, так уважили, - довольно протянул Петрович. - Не, правда, золотая?
        - Честное слово, - подтвердил Мамба. - Нам бы вещей тёплых, хороших. А то морозы скоро.
        - Какой разговор, ребята! Вы ж мне зрение вернули, да ещё в золотой оправе. Подберём всё, что вам будет нужно. У меня термобельё хорошее есть, вам это пригодится, новые бушлаты, камуфляж утеплённый, ботинки хорошие на натуральном меху. Всё дам, всё… Что-то Витя запропал…
        - Придёт, никуда не денется, - успокоил старшину Бек. - Тебе как дужки, не давят? - спросил он, отвлекая Петровича.
        - Нет, нормально. Вы мне скажите, оправа, правда, золотая?
        - Петрович, ну что ты как маленький, в самом деле? - воскликнул Бек. - Тебе ж сказали - золотая.
        - Уважили, ой уважили… - довольно бормотал старшина…
        Негатив появился довольный как кот, слопавший кринку сметаны. За ним шла смущённая журналистка, поправляя причёску и одежду. Она ни на кого не смотрела, неловко себя чувствуя.
        - Наташенька, пойдёмте, я провожу вас, - сказал Седых.
        - Да, конечно… - отозвалась девушка, не поднимая головы.
        Они ушли, а парни занялись подбором вещей для себя, Негатива и командира.
        Седых и Наташа подходили к штабу, где толпились журналисты. Девушка остановилась, повернулась к Негативу и влепила ему хлёсткую пощёчину, а потом ещё несколько обеими руками.
        Седых не отворачивался, катая желваки.
        Вдруг Наташа бросилась ему на шею, поцеловала в губы, сказала:
        - Дурак!
        И убежала.
        - А я думал, что знаю женщин… - пробормотал Негатив, потирая ладонями горящие щёки, глядя ей вслед.
        Когда пришёл вертолёт, Вика и Янычар молча стояли у штаба, глядя, как поднимая снежные завихрения, садится винтокрылая машина.
        - Давай прощаться, Вика.
        - Да, пора, - произнесла девушка, опять глядя карими снизу вверх.
        - Прости меня, - виновато сказал Туркалёв.
        - Глупенький, мне хорошо было.
        Янычар увидел, как заблестели глаза девушки, наполнились слезами.
        - Почему всегда должно быть так, а Лёша?
        - Как?
        - Когда с кем-то хорошо, то обязательно нужно расставаться?
        - Не знаю… У меня по-другому никогда не было.
        Вика вздохнула:
        - А ты знаешь, у меня тоже. Я тебя часто вспоминала. А ты думал обо мне?
        - Почти каждый день, - не моргнув глазом, ответил Янычар.
        - Врёшь… - опять вздохнула девушка. - Почему вы, мужчины, всё время врёте нам?
        - Наверное, чтобы не огорчать. Но я, правда, никогда не забывал тебя. У меня ведь не так много женщин было, как, может быть, ты думаешь. При моём образе жизни это не мудрено. Среди них ты занимала не последнее место, могу тебе в этом поклясться.
        - Спасибо и на том, - невесело усмехнулась Вика. - Знаешь, мне давно не даёт покоя вопрос: почему лучшие мужчины, от которых могут быть лучшие дети в плане приспособленности к жизни, благодаря передавшимся генам, вынуждены рисковать, зачастую так и не давая продолжения роду? Почему их жизни часто обрываются на взлёте? А неспособные должным образом защитить потомство, слабые и часто трусливые, плодятся как грибы после дождя?
        - Наверное, это месть Природы за всё причинённое ей. Она устраняет человечество как вид, потому что люди уничтожают её. Она просто защищается.
        - Более точного и ёмкого ответа я, наверное, не получу, - удивлённо вздохнула Вика. - Как хорошо ты ответил, прямо в точку. Значит, война тоже месть Природы?
        - Конечно. Она уничтожает людей их же руками. Но может и по-другому, наводнения там всякие, извержения вулканов, землетрясения. Однако война не менее эффективный способ.
        - С тобой интересно разговаривать. Мне так не хочется улетать… У тебя кто-нибудь есть?
        Янычар покрутил головой.
        - У меня тоже никого, - призналась девушка.
        - А как же там, в блиндаже? Ты сказала, что не одна?
        - Какие же вы, мужчины, наивные! Как дети. Ну, кто у меня может быть, когда я извожу себя вопросом: почему сильные уходят, а слабые остаются? Мне не нужен слабый отец моих детей.
        - Разве таких среди гражданских нет?
        - Есть, наверное, но мне что-то не попадались. Поэтому у меня нет никого, я тебе сказала неправду. Это всего лишь защитная реакция. Ты не обратил на неё внимания. И мне это понравилось. Так и должен поступать более сильный для продолжения рода. Твой на тебе не окончится, Лёша. Я тебе обещаю.
        - Ты с ума сошла, Вика? Война идёт. Меня могут убить в любое время.
        - Тебя не убьют, Лёша. Я верю в это. У нас будет сын, похожий на тебя.
        - Лучше девочку, мальчики к войне…
        - Нет, Лёша, сын. Он будет такой же сильный, как ты. Способный защитить свой род.
        - Вика…
        - Что?
        - Если будет мальчик, заклинаю тебя, не отдавай его в военное училище. Хватит моего отца и меня. Я в своё время не послушал его, а зря.
        - Он сам выберет свой путь, потому что будет способным принимать самостоятельные решения. Как ты хочешь назвать своего сына?
        - Я не знаю… Пусть будет, как мой отец - Николай.
        - Хорошо.
        - А если всё же девочка родится? Назови её Викторией. Победительница - это хорошее имя.
        - Я согласна. Я люблю тебя, Лёша. Я буду писать на адрес этого полка.
        - Меня в любое время могут перебросить на другой участок фронта. У меня такая служба.
        - Тогда возвращайся к нам после войны, когда всё закончится. Ты помнишь мой адрес? Я тебе говорила.
        - Да, помню.
        - Я надеюсь, сейчас ты не обманываешь меня. Я с сыном буду ждать тебя там после войны. Возвращайся обязательно.
        - Я обещаю, Вика.
        - Лёша, ты любишь меня?
        - Сейчас чувствую, что да, я тебя люблю, - уверенно сказал Янычар.
        Девушка улыбнулась, потянулась к нему, слившись в долгом поцелуе, нехотя оторвалась, развернулась, пошла к вертолёту, не оглядываясь.
        Янычар смотрел ей вслед, а потом на вертолёт, взмывший в небо и исчезнувший вдали. Потом вернулся на склад, где парни увлечённо копались в шмотках.
        - Вот и командир, - произнёс Негатив. - А мы тут от щедрот Петровича обновки подбираем, тебе кое-что нашли, но нужно примерять, сам понимаешь.
        - А чего у тебя с мордой лица? - поинтересовался Янычар, глянув на товарища более пристально.
        - Да… Так… Пока ехали на броне, ветром холодным обожгло…
        - Чё ты мелешь? - удивился майор. - А у вас чего глазки такие хитрые? - спросил у остальных, старательно делающих вид, что разговор их не касается. - Ну-ка, колитесь…
        Парни упорно отводили глаза, особенно Негатив.
        - Щас кросс побежите с полной выкладкой, - шутливо пригрозил Янычар.
        - Наташа меня ухайдохала, - как-то виновато ответил Седых.
        - За дело хоть, нет? - пряча улыбку, спросил Туркалёв.
        - Ещё бы! - довольно отозвался Негатив.
        - Ну, тогда ладно, - усмехнулся Янычар.
        Уже на выходе, переодетых во всё новое, пахнущее приятно, парней остановил командир полка, вышедший из тормознувшего у склада УАЗика.
        - Ну, разведка! Ну, ухари! Везде поспеют, - загудел он мощным басом.
        Парни смущённо стояли перед большим сильным человеком, которого не только уважали, но и побаивались.
        - Приказ пришёл на вас, сами знаете от кого. Откомандировать пока к нему, дальше уже не знаю, куда вас отправят. Собирайте манатки, улетите бортом с ранеными. До госпиталя вас подбросит, а там сообразите, как до места добраться. Документы в штабе уже готовы. Зайдёте, получите. Честь имею, товарищи офицеры.
        Полковник зашёл на склад, где тут же засуетился Петрович, а парни пешком направились к своему блиндажу, собирать манатки, как выразился комполка.
        Сборы были недолгими.
        Присели на дорожку. Помолчали.
        - Пошли, - сказал Янычар, вставая. - Доложимся ротному, пусть заселяет кого-нибудь сюда. С ребятами попрощаемся и в штаб за документами.
        Шедший крайним Мамба выкрутил лампочку.
        В штабе - большой палатке, где в связи с наступлением и неразберихой располагались офицеры, стойко перенося походные условия, их долго не мурыжили. Командировочные документы, как и сказал полковник, были уже готовы. Без них соваться в тыл - равносильно дезертирству.
        Оставалось ждать «мишку».
        Парни вышли из штабной палатки, глядя на живущий своей жизнью лагерь.
        Сколько их уже было у каждого по отдельности и в составе группы? Никто не смог бы ответить точно. Много, сказал бы каждый. А сколько ещё будет?
        Вскоре послышался шум винтов.
        На борт загрузили носилки с ранеными - тяжёлыми, кого лечить в полевых условиях невозможно. Самое обидное, пострадали они от своих же, устроивших «день артиллериста».
        Группа погрузилась вместе с ранеными.
        Вертолёт оторвался от земли, набирая высоту.
        Их ждало новое задание.
        Война продолжалась.
        Часть III Безвести пропавшие
        Глава I
        Новое задание
        «(3.20) Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное»
        «(3.3) Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третья
        Декабрь год. Восточная Сибирь, линия фронта войск Объединённой Оппозиции и федеральных войск.
        Трое «вовбнов» били вражеского снайпера. «Вованами» называли бойцов внутренних войск от аббревиатуры «ВВ».
        Били сильно. Крепкими берцами безжалостно месили пойманного, ломая кости, рёбра, отрывая тяжёлыми ударами отбитые внутренности. Поначалу снайпер жалостливо и громко кричал от непереносимой боли, потом начал утробно стонать и вовсе затих, лёжа на спине, раскинув руки, раскрыв чёрный провал беззубого рта, выплёвывая сгустки крови, падающие назад на распухшее одутловатое месиво, когда-то бывшее человеческим лицом.
        Экзекуторы уже порядком выдохлись, так как были в бушлатах, бронежилетах, с автоматами Калашникова, деревянными прикладами щедро охаживая беднягу.
        С БТРа за экзекуцией равнодушно наблюдали нахохлившиеся от холода мотострелки. Воротники бушлатов подняты, клапана шапок опущены, вязаные чёрные и камуфлированные шапочки поплотнее натянуты.
        Один неспешно делился мыслями на беспокоящую его тему:
        - Письмо позавчера получил. Мамка пишет, плохо у них совсем, голодно, карточки ввели - только тем, кто работает на оборонку. Остальные вообще кое-как перебиваются, летом лебеду с крапивой ели, ослабли совсем, едва ползали опухшие от воды. Пили, чтобы голод заглушить, а сейчас уже помирать начали, - солдат вздохнул, - батя-то тоже, как и я, воюет где-то, ни слуху, ни духу. Хорошо хоть мамка на заводе работает, а так бы с сестрёнкой померли уже с голоду… Когда же всё это кончится?.. Сил уже нет терпеть войну эту…
        - Никогда, - ответил его сосед. - Видишь, что творится? Мы их, они нас. Так что, никогда.
        Он указал глазами на полуобнажённые повешенные тела со следами тяжёлых побоев.
        Тела уже успели промёрзнуть, порывы ветра раскачивали их на бывшей детской площадке бывшего двора бывших четырёх пятиэтажных блочных домов, сильно разрушенных обстрелами.
        Рядом со скособоченной железной каруселью и песочницей, чьи доски давно разобрали на обогрев жилья буржуйками, вповалку лежали уже объеденные крысами тела расстрелянных.
        Никому не было дела до всего этого, никто не снимал повешенных и не убирал расстрелянных. Город застилал тяжёлый дым, в нескольких кварталах слышалась яростная перестрелка, куда-то в том направлении работала батарея «Градов», стоящая на окраине. Ракеты проносились над головами, взрываясь там, где слышалась стрельба. Туда уходили колонны солдат, бредущие по разбитым улицам, усыпанным осколками кирпичей и прочим мусором. Бойцы, прижимались к стенам полуразрушенных зданий, тревожно всматривались в этот ад и вслушивались в канонаду.
        - Да-а, - согласился первый солдат, говоривший о письме. - Нахерачила тут зондеркоманда… за что гражданских-то?
        - Так это всё идейные, - ответил второй, подразумевая, что повешенные и расстрелянные являлись сторонниками федеральных сил. - Они с нашими лучше, что ли, поступают? Точно так же расстреливают и вешают пачками на всех столбах.
        - Я и не спорю, - кивнул первый. - Говорю, нахерачили наши тут.
        Между тем «вованы» закончили экзекуцию, устало сели неподалёку от тела, уже лежащего ничком. Из-под него вытекала жёлтая струйка, пробираясь меж кирпичных обломков, недолго чуть паря и схватываясь кристалликами на морозе.
        - Сдох, сучара, обоссался напоследок, - сказал сержант, доставая пачку папирос, вытряхивая три. Две протянул товарищам, а в свою дунул, профессионально смял «гармошкой», сунул в угол рта с пересохшими растрескавшимися губами. Подкурил от полупрозрачной пластмассовой зажигалки, протянул её соседу, по въевшейся привычке прикрывая огонек папиросы ладонью, как делал всегда, опасаясь снайперов, нередко работающих ночью на такие вот огоньки.
        - Я ажно запарился малость, - сообщил третий, тоже прикрывая огонёк, глубоко затягиваясь, выпуская дым через нос. - Сколько же эта падла успела натворить? - недовольно произнёс, глянув на забитого насмерть и равнодушно отворачиваясь. - А-а, вон и наши идут, щас нас в эту жопу засунут, - добавил, глянув в сторону, где грохотал бой, где всё горело и дымилось.
        - Пошли, - вздохнув, сказал сержант, поднимаясь, отбрасывая окурок в сторону. - Хочешь, не хочешь, а никуда не денешься. Придётся воевать.
        - А с этим что делать? - спросил второй «вован». - Вдруг очухается?
        - Вряд ли, - с сомнением ответил сержант. - Да хоть и очухается, у него там холодец, даже ползти не сможет.
        - Я всё же отработаю его.
        - Давай, коли охота, - не стал спорить сержант.
        Солдат бесшумно перевёл рычажок предохранителя, обмотанного рыболовной леской, исключавшей неизбежный щелчок при отведении. Зачастую этот щелчок становился роковым, если противник успевал среагировать на него и выстрелить первым. Поэтому солдаты своеобразно улучшили знаменитое оружие.
        Грохнул одиночный выстрел.
        Голова бывшего снайпера дёрнулась от удара пули, плеснув на осколки кирпичей серой массой вперемешку с кровью.
        Никто из проходящих мимо даже не повернулся на выстрел. «Вованы» присоединились к своим, уходящим в сторону грохочущего боя.
        Войска Объединённой Оппозиции продолжали развивать успешное наступление, значительно оттеснив федералов по всей линии фронта.
        Бои снова шли за Красноярск, уже разрушенный прежде, когда федералы наступали, а оппозиция пятилась. Теперь всё повторилось с точностью до наоборот. Кроме того, город уже пострадал при бомбёжках стратегической авиацией, частично разрушившей Красноярскую ГЭС. Чудовищная волна пронеслась по руслу реки.
        Когда вода схлынула, началось повальное мародёрство. Получившие приказ солдаты расстреливали беспредельщиков прямо на улицах, не делая скидки на пол и возраст. Столь радикальные меры остановили безудержную прежде вакханалию.
        Потом начались уличные бои, город превратился в руины. Оппозиционеры оставили его, а теперь вернулись, чтобы опять положить тысячи жизней за груду камней и покорёженного металла, когда-то бывших живым городом.
        Группа Янычара получила очередное задание от Астронома.
        Парни как всегда разместились в гарнизоне, а Янычар в сопровождении молчаливых крепких парней отправился в засекреченный бункер.
        Беседа, состоявшаяся, как обычно с глазу на глаз, в этот раз была как раз таки необычной.
        После того, как Туркалёв доложился о прибытии, Большой Папа сказал:
        - Это задание, майор, важно чрезвычайно. Впрочем, все задания, что я поручаю вам, таковы, но это важно для меня лично. Чтобы всё было понятно, вы должны знать, у меня детей нет, не случилось как-то обзавестись, но у младшей сестры, погибшей, как удалось выяснить, при обстреле, есть дочь - моя племянница. Она мне тоже как дочь. Я очень привязан к ней и долгое время считал, что и она, увы, погибла. Но, к моему большому счастью это оказалось не так. Последний раз её видели в Красноярске после того, как мы оставили его.
        Полагаю, вас не удивляет, что я располагаю сведениями, стекающимися ко мне даже из оккупированных районов? Как там оказалась племянница, не ясно, но в условиях войны, когда всё перемешалось, это неудивительно. Наверняка не смогла уйти с частью гражданских, поддерживающих нас и не желающих оставаться под фйдерами.
        Также вы должны знать, что мною трижды отправлялись группы, подобные вашей… - Астроном помолчал. - Ни одна не вернулась, как это ни прискорбно - добавил он, вздохнув. - На этот раз вы тоже не будете одни, но каждая группа работает автономно. Задание у всех одно - вывести мою племянницу. Группе, доставившей её сюда, я гарантирую Звёзды Героев России и повышение в воинском звании через чин. Для меня это несложно.
        Янычар слушал с непроницаемым лицом, но мысленно уже матерился. Похоже, Большой Папа совсем свихнулся от любви к племяннице. Где её искать в городе, имевшем до войны миллионное население; в городе, ныне разрушенном бомбёжками; в городе, где уже были тяжёлые бои, когда оппозиции пришлось его оборонять, а потом отступать, поливая кровью каждый дом, каждую улицу?
        Где её искать??? Там живых почти нет. Хорошо, если она всё же ушла с отступавшими. А если нет? Так, стоп… Астроном говорит, её видели на оккупированной территории, значит, уже после захвата города фйдерами. Тогда почему она не ушла раньше? Почему её не вывели сразу?
        Три группы пропали бесследно. Погибли… Другого варианта нет…
        Его размышления прервал Астроном:
        - Я знаю, Красноярск ваш родной город. То есть вы неплохо ориентируетесь в нём и сможете легко выйти в заданный район.
        «Ага, заданный район всё-таки есть, уже легче», - подумал Янычар.
        - Это Слобода Весны или Покровка, как его чаще всего называют местные. Там есть фильтрационный лагерь, устроенный фйдерами для гражданских лиц с целью выявления сочувствующих Оппозиции. Именно там её и видел один из моих людей, работающий в тамошней охране.
        «Твою мать! Ну и как её оттуда вывести?! Впятером взять штурмом лагерь?! - чертыхнулся майор. - Хотя… Есть же работающий в охране верный человек. Тогда проще! Что-то я стал слишком поспешен в своих выводах об умственных способностях Большого Папы. Но зачем несколько групп? Для надёжности, конечно же, так как три уже пропали».
        - Как мы узнаем вашего человека? - спросил Туркалёв.
        - Вот его фото, - Астроном положил перед Туркалёвым небольшой прямоугольник. Каждый нечётный день недели ровно в полдень он приходит в часовню, странным образом уцелевшую. Ваша задача или вашего человека прийти туда под видом беженца. Там таких немало. Они ходят к тамошнему начальству, пытаются вытащить попавших в фильтрационный лагерь родственников.
        Пароль - «Астроном». Отзыв - «Большой Папа». Вы ведь так меня называете, а? Детский сад, конечно, игра в «шпиёнов», - усмехнулся хозяин подземного кабинета. - В заданный район можете выйти не только вы, но и другая группа, и вытащить племяшку раньше других. В любом случае, мой человек будет ходить в часовню, чтобы не вызвать подозрений со стороны фйдеров. Пришедшие первыми получат информацию как, когда и каким образом состоится вывод девушки из лагеря.
        Сделать это необходимо так, чтобы мой человек не попал под подозрение и остался работать дальше. Он ещё может понадобиться. Всем пришедшим после, он сообщит, о завершении операции.
        Каждый из командиров получит отсканированные фото моего человека и племянницы, - Астроном протянул ещё один небольшой прямоугольник. - Это вам. После того как фото увидят ваши подчинённые, приказываю снимки уничтожить. Фйдеры не должны найти мою девочку. Иначе в их руках окажется очень серьёзный козырь. Настолько серьёзный, что планируемое Генштабом наступление может не состояться.
        «Ого! - мысленно воскликнул Янычар. - А я-то, наивный, полагал, что война идёт за интересы народа. А тут на кону личные делишки. Судьба какой-то племянницы важнее судеб тысяч гибнущих на ней… Суки… Ох, суки… Вот она правда, Лёха, вот за что ты воюешь…»
        - Что с вами, майор? - спросил Астроном, вперив в него тяжёлый взгляд.
        - Виноват, - спохватился Янычар, поднимаясь.
        Большой Папа, шевельнул рукой - садись, мол.
        Алексей сел.
        - На подготовку сутки. Затем вертолёт высадит вас на левом берегу Енисея. Где, решите сами. Дальше работаете как всегда автономно. После того, как выведите Юлию за город, выйдете на связь с авиаполком, вертолёт прилетит, куда укажете. Если вдруг не долетит первый, полетит второй, третий. Но прилетит обязательно. Ситуации, когда вы шли по тайге, здесь не повторится.
        «Ещё бы! - мысленно хмыкнул Туркалёв. - Ради племянницы ты положишь весь авиаполк, а если понадобится, то и больше».
        - Есть вопросы?
        - Так точно, товарищ генерал армии. Один.
        Астроном кивнул.
        - Если группа не найдёт вашу племянницу, что тогда?
        Янычар смотрел в глаза Большому Папе, не отводя взгляда, ожидая чёткого недвусмысленного ответа, ведь от того, каков он будет, зависело будущее всей группы.
        Тот покатал желваки и ответил после паузы:
        - Возвращайтесь, майор, вы мне ещё понадобитесь.
        Туркалёв снова посмотрел на фото, где весело улыбалась симпатичная загорелая зеленоглазая шатенка лет двадцати, в открытом летнем платье, волосы схвачены на затылке заколкой, хвостик лежит на правом изящном плечике. Ещё ничто не омрачает её беззаботное лицо, вся жизнь впереди, обязательно счастливая и яркая.
        «Снимок явно довоенный. Все ещё живы… все ещё живы… - рассеянно думал майор. - Хорошенькая. Сейчас-то она вряд ли так выглядит. Узнать бы, как встретим. Если встретим, конечно. Лучше не загадывать. А здесь хорошенькая, ничего не скажешь. Есть женщины в русских селеньях. Есть… А дядя упырь. Во, точно, упырь, а никакой не Астроном и уж тем более не Большой Папа».
        Единственным для Янычара плюсом являлось то, что Красноярск действительно был его родным городом, где он родился, учился, жил, пока не поступил в военное училище. С тех пор ему так и не довелось побывать дома.
        С начала войны он ничего не знал об отце и матери. При отступлении оппозиционных войск и оставлении города фйдерам, Алексей воевал на другом участке фронта. А теперь ему предстояло вернуться в детство, в юность, где были первая любовь и первое горькое разочарование; где знакомы и любимы многие места, ныне лежащие в руинах, неузнаваемые и чужие; где каждый камень, каждый угол обвалившегося здания, каждый проём таят смертельную опасность.
        Не таким ему виделось возвращение домой. Не таким…
        Обратный путь на УАЗе проделали с теми же предосторожностями в прежнем молчании. Всю дорогу майор обдумывал полученное задание, не в состоянии избавиться от горького осадка осознания бессмысленности войны. Эти мысли никогда не оставляли его. Но как неприятно лишний раз убедиться в своей правоте, на которую всем наплевать!
        За что он воюет?
        Можно сколько угодно убеждать себя, что воюет за правду, за народ, за таких вот, в конце концов, «племянниц», вовсе не виноватых за родственников, по чьему желанию наступление может начаться, а может и не начаться.
        Да что там наступление или отступление! Они решают, быть войне или нет! Гореть им в Аду за это!..
        Что толку от самоубеждений в правильности собственного выбора? А какой толк от самокопания измученной мятущейся души? Какой смысл выискивать кристаллы правды в море лжи, словно в десять лет, когда только начинаешь понимать, что далеко не всё в этом мире безоблачно и радужно?
        Что толку? Что изменится? Эх…
        Глава II
        Срыв операции
        «(9.10) Всё, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости»
        «(9.12) Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них» Ветхий Завет, Екклесибст, Глава девятая
        Огонь «Шилки»[8 - Зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка».] по вертолёту стал для всех полной неожиданностью. Как только машина оказалась над левым берегом Енисея, из заснеженной чащи ударили четыре ствола самоходной установки.
        В город заходили по большой дуге, рассчитывая с относительной безопасностью пересечь линию фронта с некоторых пор пролегающую по Енисею, ставшему преградой между противниками. При этом весь город, расположенный на обоих берегах, пока был под контролем федералов, где каждая улица, каждый разрушенный дом напичканы оборонительными заграждениями и войсками, имевшими приказ: держаться. Поэтому его обходили стороной, но всё же напоролись на противовоздушную оборону.
        Град пуль хлестанул по днищу винтокрылой машины, почти выведя из строя. Вертолёт начал падать, салон наполнился едким дымом, парни тревожно подскочили с мест.
        - Падаем!!! Падаем!!! - отчаянно заорал Бек.
        - «Шилка», что ли?! - крикнул Мамба, кашляя от дыма.
        - Да, вроде! - прокричал в ответ Янычар. - Стоят ещё на вооружении, надо же!.. Бек! Негатив! Быстро к пилотам! Что там у них?
        Те, хватаясь за что придётся, удерживая равновесие в падающей горящей машине, устремились в кабину пилотов.
        Вторая очередь опять плетью хлестанула по корпусу. Мамба сильно вскрикнул и тяжело упал. Янычар и Куба тут же склонились над ним, мелко вздрагивающим, изо рта у него сочилась кровь, лицо исказила мука боли, глаза наполнились влагой.
        - Мамба! Мамба! - закричал Куба, пытаясь понять, чем можно помочь товарищу.
        Но Рустам уже не слышал. Он видел зелёные холмы родного края, по ним разбрелись отары овец, ярко лился странный Свет, наполненный теплом и удивительным покоем. Потом он увидел своего деда улыбающегося в седую бороду, умершего давно, но сейчас живого, в белой бурке и белой папахе. Дед держал в одной руке кусок лепёшки, а во второй глиняный кувшин. Как знал Рустам, в нём всегда было молоко. Он радостно побежал навстречу любимому деду…
        - Мамба! Мамба! - продолжал кричать Куба.
        Янычар сидел молча, расширенными глазами глядя на друга, забыв обо всём.
        Выглянувший из кабины пилотов Негатив крикнул:
        - Командир! Держитесь, сейчас будет удар! Даст Бог, по касательной упадём!
        Тут же послышался треск ломаемых деревьев, сильный удар. Янычар полетел по салону, больно ударился, сознание окутала темнота…
        Возвращение в мир звуков случилось сразу, словно переключили тумблер. Он услышал знакомый голос Кубаева:
        - Командир, ты как?
        Янычар скосил глаза и увидел его, стоящего рядом на коленях.
        - Не знаю, - ответил майор, опасливо пробуя шевелиться, опасаясь почувствовать боль. - Я ранен?
        - Нет, вроде, - ответил Кубаев.
        - Как ты?
        - Цел. Шибануло только здорово, отключился, а когда очухался, вынес тебя, а Бек и Негатив помогли.
        - Как они?
        - Тоже в порядке, рацию пытаются выдернуть из покорёженной машины, зажало её там, а куда мы без связи? «Мишку» потом вызвать не сможем.
        - Мамба? - спросил Туркалёв, уже зная, что скажет Кубаев.
        И всё же ответ Кубы стал неожиданным.
        - Раздавило его совсем. При ударе машину сплющило, оба двигателя рухнули в салон, как раз на Мамбу… Не вытащить его. Мне и тебе повезло. Если бы первым ударом о деревья не отшвырнуло от Мамбы, то двигатели задавили бы живьём… Негатив и Бек даже сознания не теряли, а вот обоих пилотов «Шилка» почти пополам разрезала…
        Куба никак не мог выговориться, испытывая шок.
        Янычар опять попробовал пошевелиться. Боли нет. Кости, похоже, целы. Он опасливо сел, всё ещё ожидая неприятных сюрпризов от плохо слушающегося тела. Осмотрелся по сторонам. Кругом лесная чаща с густым подлеском, с подушкой снега, укрывающего всё вокруг. Сзади что-то трещало. Обернувшись, Туркалёв увидел метрах в пятидесяти то, что осталось от вертолёта - груду покорёженного металла, зарывшегося в землю, выворотившего её на белое покрывало снега. В разрывах чёрных клубов дыма нет-нет, да и просматривалась приличная просека из переломанных стволов. Сбитый вертолёт пошёл по касательной, это и спасло разведчиков. Если бы машина рухнула отвесно, одного везения было бы мало.
        Подошли Негатив и Бек, гружёные оружием, боеприпасами, без рации. Оба выглядели разочарованными.
        - Ты как, командир? - спросил Бек.
        - В порядке, - ответил Янычар, вставая, чувствуя, как всё плывёт, но быстро обретает привычную чёткость форм.
        - Не получилось рацию вытащить, - сказал Негатив. - Там уже горит всё. Оружие ещё смогли унести и то хорошо.
        Парни смотрели на командира, ожидая приказа.
        - Группа, внимание, - произнёс Янычар. - Разобрать личное оружие. Негатив, теперь за снайпера ты. Почтим память товарища…
        Они постояли, склонив головы, затем передёрнули затворы и, подняв автоматы вверх, дали по короткой очереди, прозвучавшей хлопками. Затворы, лязгая, выбросили несколько гильз, утонувших в снегу.
        Теперь первым шёл Негатив, повесив свой «вал» на плечо, используя для этого ремень, крепящийся за антабку на прикладе. В руках он держал «винторез» Мамбы.
        Следом шёл Куба, третьим двигался Бек, замыкал колонну Янычар. Они привычно держали оружие «ёлочкой», то есть, если один контролировал местность слева от себя, то идущий за ним, контролировал местность справа, держа оружие в том направлении. И так через одного.
        Предстоял путь до города, сначала по лесу, а затем по открытой пересечённой местности.
        День только начинался, так как вертолёт вылетел рано, с рассветом. Сбили его, скорее всего, когда пилоты не ответили на запрос «свой-чужой». После этого автоматика «Шилки» взяла прицел с упреждением и двумя очередями спаренных четырёх стволов уничтожила машину, убила Мамбу и пилотов.
        Через несколько часов нелёгкой ходьбы услышали рокот двигателя, донёсшийся издалека. Согласно карте, на их пути должна проходить трасса. Сблизившись, встав кружком, парни приняли решение захватить транспорт и часть пути проделать на нём.
        С вершины невысокого холма открывался вид на трассу, огибающую подножие, а в морозной пелене просматривались дымящиеся развалины Красноярска. Оттуда доносился приглушённый расстоянием гул канонады. Это передовые части войск Объединённой Оппозиции вышли к правобережной окраине и сходу вступили в бой с федералами. Наступление, о котором говорил Астроном, началось.
        По трассе время от времени проходили небольшие колонны крытых «КАМАЗов», «Уралов», шли танки, БМП и БТРы. Вся эта сила стягивалась в город. Одиночных машин видно не было. В любом случае в захвате транспорта имелся смысл, поэтому решили устроить засаду на небольшом возвышении. Оно напоминало земляные отвалы, когда-то оставшиеся от дорожных работ, уже давно уплотнившиеся и слившиеся с ландшафтом.
        Начали быстро спускаться по крутому склону, почти бесснежному, его выдувало бесконечными ветрами. Ноги срывались, скользили по промороженной земле. Парни торопились, ведь в любой момент могла показаться очередная колонна, тогда группа, облачённая в маскхалаты «Склон» с грязно-белыми разводами рисунка, хорошо видная на бесснежном холме, обречена.
        На их удачу трасса пока пустовала. Спустившись, в хорошем темпе побежали к намеченной возвышенности у дороги, в несколько прыжков преодолев небольшой подъём на неё и сразу падая в снег, почти сливаясь с ним.
        Даже не успели перевести дыхание, как послышался одиночный гул мотора. Пока всё складывалось как нельзя лучше, не считая, конечно, потери Мамбы.
        Из морозного тумана выплыли очертания крытого тентом «КАМАЗа».
        - Один идёт, - сказал Бек. - Больше двигателей не слышно.
        - Что под тентом? - высказал всеобщий вопрос Куба. - Если пехота, то…
        - Негатив, работай по кабине, - скомандовал Янычар. - Мы работаем по тенту. Как только машина останавливается, Бек садится за руль, я - рядом, Куба и Негатив - в кузов, но осторожно, сразу не суйтесь: там может кто-то уцелеть, если вообще кто-нибудь есть.
        Машина приближалась, когда до неё оставалось не более тридцати метров, Негатив дважды выстрелил. Оба выстрела прозвучали один за другим подряд. Лобовое стекло расцвело сетью трещин вокруг двух дырок, образовавшихся напротив мест водителя и пассажира.
        «КАМАЗ» завихлял по дороге и ткнулся возле разведчиков в тот самый земляной отвал, укрытый снежным покровом. Из засады сразу же открыли беглый огонь по кузову, обтянутому тентом тёмно-зелёного цвета. Кузов сотрясался от ударов мощных бронебойных пуль, а тент превращался в рваные лохмотья.
        Сменив магазины, парни ринулись к машине. Бек распахнул дверцу со своей стороны. Из кабины тут же тяжело вывалился водитель. Пуля попала ему в грудь. Кровь успела обильно пропитать камуфляжную куртку.
        Дёрнув тело вниз, Шахов прыгнул за руль, а с противоположной стороны Янычар уже вытаскивал тело пассажира в звании капитана, видимо, старшего машины, тоже с развороченной мощной пулей грудной клеткой.
        Куба и Негатив сделав по контрольной очереди, ещё раз прошили кузов насквозь и только после этого аккуратно заглянули под полог тента. В кузове они увидели троих солдат, двоих без признаков жизни, залитых кровью, а один тяжело и хрипло дышал, лёжа на спине.
        Кубаев запрыгнул первым и выстрелил в раненого, не глядя. Повёл автоматом в сторону других. Убедившись, что им правка не требуется, расслабился. Негатив уже тоже был в кузове, контролируя дорогу за машиной.
        - Командир, порядок, - произнёс Ринат по внутренней связи. У нас трое. Похоже, это фйдеры из хозроты, какие-то термоса стоят, все пробитые, саданули мы хорошо, пахнет супом.
        - Про суп лишнее, Куба, - ответил Янычар. - Держитесь там покрепче.
        «КАМАЗ» сдал назад, выезжая на трассу, на секунду замер и тронулся вперёд, набирая скорость.
        - Бек, там тебе в дырки через стекло не сифонит? - невинным тоном поинтересовался Негатив. - А то, помнится, ты жаловался в вертолёте.
        - Пошёл ты, - привычно ответил Шахов.
        - Какой-то вы сегодня грубый, Юрий, - продолжал Негатив. - Я, видите ли, беспокоюсь, чтобы его не продуло, а он… Друг ещё называется… - показушно «обиделся» Седых.
        - Внимание, блокпост! - сообщил Янычар через некоторое время. - Бек, не останавливайся, сбивай шлагбаум. Негатив, Куба, справа от меня у обочины за мешками пулемёт и несколько солдат с автоматами. Задача: подавить огневую точку противника, не дать открыть огонь.
        - Принял, - ответил Седых.
        - Принял, - повторил Кубаев.
        Они расположились с обеих сторон заднего борта у хлопающего от сквозняка полога тента.
        Сухой стук разлетевшегося шлагбаума они услышали через несколько секунд после занятия позиции для стрельбы. Тут же показались наполненные песком мешки и несколько человек, вскидывающие автоматы. Один разворачивал пулемёт в сторону удаляющейся машины.
        «Винторез» и «вал» заработали одновременно.
        Первым был убит пулемётчик, ткнувшийся лицом в мешки. Следом начали падать солдаты. От их бронежилетов летела пыль, имеющаяся в обмундировании даже зимой. Это было верным признаком попадания. Кроме того, солдат сносило с ног ударами мощных пуль, разрывающих ткань мешков, выбивающих фонтаны песка. В ответ не последовало ни единого выстрела.
        Блокпост растворился в морозной дымке. Кубаев и Седых продолжали смотреть на вылетающую из-под колёс ленту дороги. По сторонам пошли разрушенные коттеджи одного из пригородных посёлков. Зрелище привычное и в то же время печальное: ни одного целого дома из когда-то красивых кирпичных особняков. Кругом разруха и запустение, даже ворон нет, не говоря уж о бездомных собаках и кошках, давно съеденных.
        - Бек, заворачивай к той груде кирпичей, - сказал Янычар. - Бросим машину там, дальше пойдём пешком, рисковать больше нельзя, до города километров пять, от силы.
        Под колёсами пошла неровная дорога. Вскоре машина замерла, диверсанты покинули её и, укрываясь за разбитыми коттеджами, двинулись по посёлку в сторону города.
        Отсюда канонада слышалась уже отчётливее.
        Приближался зимний вечер.
        Ночь застала разведчиков на территории большого кладбища носящего название «Бадалык». Через дорогу напротив был населённый пункт с тем же названием, что и огромный погост. Посёлок превратился со временем из обычной деревеньки в коттеджный. Странным было это соседство - кладбище и респектабельное жильё, правда, лежащее в руинах, опустевшее. Чем руководствовались люди, строя здесь дома, не понятно, ведь из иных окон открывался не самый лучший, мягко говоря, вид. С другой стороны, к смерти нужно относиться философски - это единственное, чего не избежать ни одному человеку.
        К каждому она придёт в назначенное время. Другое дело, когда придёт и как - вот самое главное. С годами начинаешь понимать, что просить у Бога нужно не жизненных благ, а лёгкой не страшной смерти. Без благ ещё можно как-то прожить, а вот от костлявой с косой никуда не деться. И лучше, если она со свистом махнёт литовкой сразу, чтоб не мучаться, не лежать прикованным к постели, изо дня в день годами ожидая избавления от немощного страдающего тела; не ждать в сырой темнице казни неминучей, содрогаясь при мысли, что скоро тело пронзит дикая боль от страшных инструментов заплечных дел мастера…
        Мороз усилился. Высыпали бесчисленные звёзды.
        - Небольшой привал, - произнёс, наконец, Янычар, останавливаясь. - На приём пищи полчаса и снова выдвигаемся.
        Открыв ножами привычную тушёнку, устроили нехитрый ужин.
        Неугомонный Седых с набитым ртом произнёс:
        - А хотите анекдот?
        - Ну, ты дал! - усмехнулся Бек. - Анекдот на кладбище!
        - Так в тему, - не унимался Негатив, орудуя ножом.
        - Валяй, если в тему, - согласился Янычар. - Только не оскорбляй память усопших.
        - Не, про усопших там ни слова. Короче, - начал Седых, - ночь, кладбище, ну, типа, как щас.
        - А-а! Я знаю! - сказал Бек.
        - Знаешь, так молчи! - оборвал его Негатив. - Другие не знают. Короче. Идёт мужик по кладбищу, очкует конкретно. Слышит, где-то вдалеке крик: «Ой, бля!». Он, такой, чё делать? Раз, за памятник спрятался, стоит, вслушивается. Опять крик, уже ближе: «Ой, бля!» Мужик вообще перетрухал, смотрит, дубина лежит, подобрал, стоит за памятником, притаился, ждёт. Уже совсем близко: «Ой, бля!». Мужик смотрит, чувак какой-то на карачках ползёт. Мужик ему по хребтине дубиной - хуяк! А тот: «Ой, бля!»
        Не прожевавший толком Янычар, как сидел, так и выплюнул всю тушёнку, полетевшую в снег: ф-р-р! Он повалился набок, сдерживая хохот. Бек, слышавший этот анекдот, сдержанно улыбался, а Кубаев сидел с непроницаемым лицом.
        Когда Янычар отдышался, Кубаев сказал:
        - Странные вы, русские. Как можно рассказывать анекдоты на кладбище, да ещё после потери Мамбы?
        Янычар посмотрел на него пристально и ответил с расстановкой:
        - Да, Куба, мы такие. Есть и другие русские, но мы - такие и теми другими уже не станем. А что касается Мамбы… Ты же не думаешь, что нам наплевать на его гибель? Уверен, не думаешь, иначе бы я это сразу понял. Да, Мамбы больше нет, а мы есть. И мы живые, со всеми недостатками и достоинствами.
        - А я был бы не против, если бы на моей будущей могиле не плакали, а анекдоты рассказывали, можно даже пошлые, - произнёс Негатив. - В рай я всё равно не попаду, так чего скучать, хоть посмеюсь в аду, не всё ж на сковороде жариться…
        - Всё, подъём, выдвигаемся, - скомандовал Туркалёв. - Порядок движения прежний.
        В очередной раз им пришлось остановиться почти на окраине кладбища. Его они пересекли из конца в конец, пробираясь, утопая в снегу, петляя среди надгробных памятников в основном простеньких, дешёвых, но иногда попадались по-настоящему помпезные сооружения: тщеславие людское не знает меры даже в этом.
        Причиной остановки послужило месторасположение каких-то солдат, устроившихся в поле неподалёку от границы кладбища.
        - Вышли, называется, - подал голос Куба.
        Дело близилось к рассвету, поэтому отошли назад и укрылись на территории погоста. Следовало решить, как обойти фйдеров и просочиться в город, затаиться там, пока командир, так было решено на совете по обсуждению операции, свяжется с человеком Астронома и с его помощью выведет клиентку из фильтрационного лагеря. Или получит ответ, что операция уже завершена. А потом предстояло решить вопрос со связью, отходом на безопасную позицию, где их сможет подобрать «мишка».
        На рассвете серую тишину вдруг разорвал грохот взрывов, накрывших позиции фйдеров. Грохочущие огненные смерчи вперемешку с землёй взметались до самого неба, казалось, качается сама земля.
        - Наши работают! - проорал Янычар. - Дальше отойти надо, как бы не зацепили!
        Словно услышав, снаряды накрыли окраину кладбища, взметнули останки погребённых, разметали памятники. Разящие осколки врезались в другие надгробья, срубали тоненькие деревца, сиротливо приютившиеся кое-где посреди бескрайнего погоста.
        Парни попадали в снег.
        На короткое время наступила тишина, как вдруг взрывы снова накрыли фйдеров и опять часть кладбища.
        - Разошлись боги войны не на шутку! - крикнул Бек, подползая ближе к какому-то холмику, накрытому снежной шапкой, пытаясь укрыться за ним.
        Вместе с кислым запахом взрывов, горького дыма, вывороченной земли, донёсся тяжёлый дух давно разложившихся тел. Парни хватали пригоршнями снег, прижимая к носам и ртам, пытаясь спастись хотя бы так от ужасного запаха.
        - Вот это вонь… - пробормотал Негатив, поднося к лицу очередную порцию снега. - Задохнёмся, командир! - крикнул он, уловив момент между частыми разрывами.
        Откуда ни возьмись, на кладбище забежала испуганная корова чёрно-белого окраса, безумно и протяжно мыча. Она слепо ломилась через стоящие на её пути оградки, кресты, невысокие надгробья, рискуя сломать ноги.
        - Во, бля! Корова-то, откуда здесь?! - сильно удивился Бек, на секунду забыв о нестерпимой вони.
        - А чё ты удивляешься? - подначил его Негатив. - Или ты думал, коровы на зиму в спячку ложатся?
        - Ну, ты же понимаешь, что я не об этом.
        - Конечно, понимаю, дружище, - легко согласился Седых, пользуясь временным затишьем. - Корова в Индии священное животное. Не иначе, здесь похоронен какой-то индус, а это его душа мечется от страха.
        - Да ну тебя, - возмутился Шахов. - Я ему про другое, а он опять за своё. Откуда здесь корова, спрашиваю?
        - Вот прилип-то, как банный лист, - вздохнул Негатив. - Я почём знаю? По идее, её уже давно съесть должны, даже собак и кошек бездомных нет, а тут целая корова.
        - Кто-то из местных, может, смотритель кладбища, скотину держит, доит её, - подключился Кубаев. - Наверное, выскочила как-то из хлева и со страху ломанулась, куда глаза глядят.
        - Да, наверное, - согласился Янычар. - Хотя, всё-таки странно, как фйдеры не забрали у него животину на мясо.
        - В добрых защитников играют с местным населением, - поделился мнением Куба.
        - Какое там! - не согласился Негатив. - Вы посмотрите на неё. Где там мясо? Мослы одни. Поэтому и не забрали.
        Опять загрохотали взрывы. Чуть успокоившаяся скотина рванулась через преграды. Близко ухнувший взрыв рубанул осколками по её задним ногам, наполовину оторвал левую ногу и сморщенное обвисшее вымя. Взревев, корова ломанулась дальше и неожиданно провалилась в развороченную могилу. Только голова с торчащими в оскале жёлтыми резцами зубов, с безумными глазами виднелась из ямы. Она уже не мычала, а только хрипела, выдыхая пар, безуспешно дёргаясь в попытках выскочить из западни.
        Не выдержав зрелища, Бек поднял «вал» и выстрелил бедняжке в маслянистый глаз, лопнувший красным фонтанчиком. Торчащая голова медленно сползла в яму.
        - Всё, уходим, - скомандовал Янычар. - Хватит тут вонью дышать.
        Диверсанты, падая в снег между могилами при каждом взрыве, стали продвигаться стороной от врага, уничтожаемого артиллерией Объединённой Оппозиции.
        На лежащую в руинах окраину города сумели проскочить в сумасшедшем темпе, пользуясь замешательством и дезорганизованностью фйдеров, угодивших под массированный обстрел.
        Дальше уже продвигались с привычной осторожностью, держась разрушенных стен, проходя через коробки зданий с обвалившимися перекрытиями. Часто останавливались, прислушиваясь к каждому шороху, когда утихала канонада.
        Они были на окраине Северного - большого современного микрорайона. Предстояло пройти через полгорода до самого центра, затем выбрать место, чтобы там затаиться и дождаться возвращения командира уже с клиенткой.
        Был как раз нечётный день, до полудня оставалось около двух часов. В обычной ситуации времени не достаточно, чтобы преодолеть это расстояние пешком по мирному городу, а в условиях войны да в тылу врага - и подавно. Так что до полудня следующего нечётного дня у них время имелось.
        Беспорядочную автоматную и пулемётную стрельбу услышали примерно в квартале от себя после плутания по развалинам. Вскоре рядом засвистели пули, врезаясь в стены, выбивая фонтанчики пыли, заухали взрывы работающих миномётов.
        Янычар отдал команду уходить, пока не ввязались в ненужный бой. Группа спешно удалялась от беспорядочного грохота, но неожиданно выскочила на отряд фйдеров. В короткой перестрелке парни убили нескольких противников, а дальше пришлось схватиться врукопашную, потому что стрелять уже было некогда.
        На Негатива налетел лейтенант со страшным оскалом, сделал выпад, выбросив вперёд автомат с примкнутым штык-ножом, выбил из рук разведчика оружие. Седых легко уклонился от следующего выпада, выхватил свой нож и ударил им в разинутый рот врага, а следующему набежавшему солдату воткнул отточенное лезвие в пах, опустившись на колено. Оба противника тяжело рухнули, а Негатив, не поднимаясь с колена, подобрал «винторез» и быстро водил им по сторонам, выискивая цель.
        Однако рукопашка уже закончилась.
        Бек тоже убил двоих - обоих прикладом «вала», разбив лицевые кости.
        Янычар успел справиться с одним, свернув ему шею.
        А Куба, чертыхаясь, пытался вытащить из-под бронежилета раненого противника скользкую от крови рукоятку ножа. В рукопашной он ударил врага снизу вверх под бронежилет. Солдат невероятным образом крутнулся, Куба рванул нож, но тот застрял между бронежилетом и бушлатом.
        Негатив чуть сместился в сторону и выстрелил раненому в голову, облегчив задачу Кубаеву.
        Ринат извлёк нож, вытер лезвие и рукоятку о штанину уже мёртвого солдата, убрал в ножны, закреплённые на разгрузке у правой руки.
        Группа двинулась дальше, но сразу же попала под огонь второй цепи идущей помощи. Парни огрызнулись в ответ, противник залёг.
        Янычар успел юркнуть в какую-то щель, это спасло от осколков трёх гранат, полетевших от врага.
        Из укрытия он увидел, что Куба лежит с изуродованной выстрелом головой, Бек держится за живот, медленно оседая, а Негатив дико кричит, расстреливая последние патроны, сам сотрясаясь от пуль, разрывающих разгрузку, маскхалат с разводами, забрызгивающих белую ткань красными кляксами.
        Неразлучные друзья упали рядом. Первым затих Негатив, потом перестал вздрагивать Бек.
        Янычар смотрел, скрипя зубами, сдерживая отчаянный стон.
        Куба даже не успел понять, что случилось. Сначала всё померкло, а потом он встал, осматриваясь, удивляясь, что лежит. Увидел себя обезображенного, вновь удивившись, как такое возможно: ведь вот он стоит целый и невредимый, и в то же время он сам лежит почти без головы.
        Царящая кругом разруха была какой-то странной чужой не нужной.
        Оглянувшись, Ринат увидел неширокую речку. На противоположном берегу у самой воды в свадебном платье стояла Венера. Она улыбалась и смотрела на него. До речки ещё простирались развалины, всё дымилось и горело, а за ней был зелёный чистый луг до самого горизонта, откуда исходил странный Свет, притягивающий, зовущий. Не задумываясь, Ринат пошёл к своей любимой, ничуть не жалея об оставленном теле, ведь на самом деле он жив и Венера жива…
        Виктор Седых осознал себя стоящим в полном одиночестве и тишине возле странной лестницы, уходящей куда-то вверх, теряющейся там. Оттуда же лился Свет, наполненный любовью. От этого было хорошо и спокойно как в детстве, когда он был рядом с отцом, всегда готовым поддержать и защитить. Виктор ступил на первую прозрачную ступень, постоял и легко начал подъём, куда его неудержимо тянуло…
        Не чувствуя боли, Юрий Шахов видел, как всё вокруг закружилось, медленно превращаясь над ним в воронку, куда его стало затягивать. А потом он с невероятной скоростью полетел навстречу яркому Свету…
        Глава III
        Последний бой
        «(9.5) Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению» Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава девятая
        Вышедшие из укрытия мотострелки, готовые ко всему, держа автоматы у плеч, сторожко поводя ими, неспешно приближались к месту гибели разведчиков.
        Янычар открыл беглый огонь.
        Сражённые солдаты падали кулями, а майор, быстро сменив магазин, продолжил стрельбу.
        Затем он вышел и принялся добивать раненых. Безжалостно, молча.
        Кто-то выставлял руки, пытаясь вымолить жизнь, но Янычар нажимал на спусковой крючок.
        Другие спокойно смотрели в страшные глаза врага и принимали смерть достойно.
        Когда всё было кончено, Туркалёв осмотрел своих ребят, убедившись, что помочь никому уже не сможет. Растягивать сцену прощания он не имел возможности: кругом трещали автоматные и пулемётные очереди, грохали разрывы мин, вплетаясь в общую тяжёлую канонаду сражения за его родной город.
        Забрав у парней весь боезапас для своего «вала», Янычар ушел в дымящиеся развалины, продолжая выполнять задание, потому что по-другому не умел. Возвращаться назад пустым, потеряв всю группу, не имело смысла. Да и вообще уже ничто не имело смысла после гибели самых близких людей, которым верил, как себе.
        Нет, смысл всё же есть, он должен выполнить приказ. Его парни поступили бы также.
        Выполнить или погибнуть, как и они. Вот и всё. Это и есть смысл.
        Он пробирался по городу остаток дня, почти не узнавая мест, где бывал неоднократно. Лишь по очертаниям улиц с обломками прокопченных зданий, торчащих словно гнилые зубы великана, и по пригородному ландшафту удавалось сориентироваться.
        Опустившийся вечер застал диверсанта в очередном полуразрушенном здании.
        Решая, как поступить дальше, Янычар вдруг услышал шаги и приглушённые голоса.
        Прижавшись к стылой стене, привычно устроил приклад у плеча, поджидая врага, ибо никого другого в родном оккупированном городе быть не могло. И не важно, что враги тоже могут быть местными.
        Неважно.
        Они - враги.
        Этим всё сказано.
        Три силуэта показались в конце тёмного коридора. Странно, но они ничего не опасались, шли свободно, не таясь. Мусор трещал под ногами, голоса гулко звучали в пустом здании. Видимо, считают, что здесь им ничего не грозит. И действительно, чего опасаться? Канонада к ночи затихла.
        Убедившись, что врагов только трое, Янычар нажал на спусковой крючок. Трижды кашлянув, «вал» выплюнул три мощные пули, сбившие с ног гадов, поплатившихся жизнями за беспечность.
        Затвор, трижды лязгнув, выбросил гильзы, тренькнувшие о бетонный пол.
        Вот и всё. Тремя врагами меньше.
        Счёт за друзей продолжен. Первыми были убившие их, эти - вторые. Будет больше. Много больше. Пока он жив, счёт не закончится никогда.
        Следующих Янычар обнаружил уже в другом полуразрушенном здании, пробираясь дальше, решив не терять времени на остановки: сидеть без движения холодно, очень холодно, к ночи ударил мороз градусов тридцать, не меньше. Согреться абсолютно негде. Холод пробирается в самую душу, забирая последнее тепло, выстужая ноги с деревенеющими пальцами, скрючивая руки, обжигая лицо, кусая за немеющий нос. В такую погоду хорошо сидеть дома, в идеале - в кресле-качалке у горящего огня в камине, с бокалом хорошего вина в руке, чтобы у ног лежал мастиф неаполитано, брыластый, солидный, респектабельный, брутальный. А на поручне кресла сидела бы сногсшибательная красотка. И никакой войны… Холодно… Надо двигаться…
        Эти кашеварили в небольшом котелке, висящем на куске трубы отопления. Под ней эти умельцы соорудили небольшой костерок, обложив кирпичами, выбрав место, чтобы он не давал бликов в чёрные проёмы.
        В окна виднелся туман с русла Енисея, так и не начавшего замерзать, несмотря на полуразрушенную Красноярскую ГЭС, из-за которой не замерзал и раньше километров на триста вниз по течению от плотины.
        Янычар всегда удивлялся этому. Какая ж мощь у гидроэлектростанции, не позволяющей сковаться довольно широкой реке на несколько сотен километров, лишь схватываясь панцирем льда у берегов да в протоках, оставляя свободным середину русла, откуда и валил морозный туман, расползаясь по убитому городу.
        Об отсутствии бликов враги позаботились, но не учли наличие запаха от варева. Ах, какой это был запах! На такой запах сюда сбежится полгорода. Просто удивительно, как враги могут готовить так вкусно. Разве они могут делать что-то хорошо? Но, чёрт возьми, гречка заправленная тушёнкой пахла вкусно…
        Янычар дождался, когда фйдеры закончат готовку и четырьмя точными выстрелами помешал им поужинать. Зато сам, спрыгнув в пролом с верхнего этажа, где укрывался всё это время, сытно покушал, устроившись на тёплой ещё спине врага.
        Потом он жёг костерок, сдирая остатки обоев, струпьями висящие со стен. Иногда уходил в другие тёмные стылые комнаты, рвал обои там, прислушиваясь всякий раз, тихо возвращался назад, проверяя, нет ли засады, и снова жёг костерок, пытаясь хоть немного сохранить тепло при минимальном движении.
        Бесконечная ночь уступала место тёмному промороженному утру. Казалось, стало ещё холоднее, но причина была в общем охлаждении организма. Нужно двигаться.
        Доев остатки вновь разогретой каши, Туркалёв собрал у убитых боезапас. Один автомат повесил на грудь, положил в карманы бушлата четыре гранаты Ф-1.
        Теперь он был вооружён, как маленькая армия.
        Маскхалат Алексей снял ещё прошлым вечером, чтобы сильно не выделяться на фоне прокопченных строений.
        Сейчас майор был в разгрузке, поверх обычного камуфлированного бушлата, в утеплённых штанах и утеплённых берцах. На голове вязаная шапочка цвета «хаки», руки укрыты вязаными перчатками той же расцветки. И всё же холодно. Надо двигаться.
        А ещё он так и не придумал, как подойти к человеку Астронома. То есть, подойди не сложно. Как не привлечь внимание фйдеров? Слишком уж специфичная у него форма одежды, выправка кадрового военного, да и габариты внушительные. Гражданская одежда, приготовленная для этого случая, сгорела в вертолёте. А в этой он сразу привлечёт внимание.
        Вообще-то, поставленная Астроном задача должна выполняться другими людьми. А такие как Янычар должны вывести девушку за линию фронта. Почему Большой Папа принял столь недальновидное решение?
        Туркалёв вздохнул, не находя ответа. Он вышел из здания и, пользуясь утренней темнотой и туманом с реки, двинулся в путь, держась стен полуразрушенных строений.
        На рассвете майор увидел размытые в морозной дымке очертания православной часовни, стоящей у склона высокого холма. Почему уцелел столь хороший ориентир для пристрелки артиллерии, Янычар понял, вспомнив разговор с Астрономом. Тот упоминал, что фильтрационный лагерь находится на Покровской горе.
        Опасается за племянницу…
        Н-да! Немаленькая власть у этого упыря, решающего, куда и когда можно стрелять, а когда - ни-ни. Из-за него погибли ребята, он сунул их всех в эту безнадёгу…
        Лагерь с вышками расположился посреди огороженного колючей проволокой пустыря, со стоящими на территории несколькими приземистыми длинными бараками.
        Пока майор вёл в бинокль наблюдение, укрывшись в одном из разрушенных коттеджей, каковых здесь было немало, в лагере началось какое-то волнение. Забегала охрана, надрывно завыла сирена, из бараков начали выгонять людей, одетых кое-как, испуганных, сбивающихся в волнующуюся толпу человек в пятьсот, а то и больше. Там были и мужчины, и женщины, и подростки.
        На территорию лагеря въехали два БТРа, и зашла колонна вооружённых солдат численностью до роты. Они выстроились цепью и в составе бронемашин начали движение на толпу, отгоняя её от бараков, тесня к колючей проволоке. Вдруг загрохотали пулемёты БТРов, автоматы солдат, долетел разноголосый крик толпы, люди пытались разбегаться, отдаляясь от палачей, толпа таяла на глазах, оставляя на утоптанном почти чёрном снегу десятки тел, по которым шли солдаты, ехали БТРы…
        Янычар смотрел, стиснув зубы. Он нисколько не обманывался по поводу тех же самых методов карателей со стороны оппозиции, так как неоднократно видел дело их рук - повешенных и расстрелянных сторонников федеральных войск. Правых и виноватых в этой войне найти и определить невозможно. Не бывает их в гражданских войнах.
        Когда всё было кончено, солдаты и бронетехника покинули территорию лагеря, а охранники принялись ходить среди лежащих тел, добивая раненых. Их одиночные выстрелы то и дело доносились до майора.
        Где-то среди них была племянница Большого Папы. Хотя, может быть, ей повезло: другая группа могла быть удачливее. Они могла дойти, встретиться с человеком Астронома и вывести девушку из лагеря.
        Кстати, вполне возможно охрана спохватилась и устроила террор как раз по этой причине. Но вряд ли, ведь статус пленницы им не был известен. В противном случае её держали бы не здесь, а где-то в другом месте.
        Эта казнь устроена по другой причине. Может быть в связи с предполагающимся отступлением и оставлением Красноярска фйдеры устроили расправу над сочувствующими Объединённой Оппозиции.
        Свои, отступая, поступили бы точно также.
        Равнодушная к человеческим жизням и судьбам мясорубка войны работала исправно.
        С этими мыслями Туркалёв начал отход, ломая голову, как выйти к своим, не имея связи с авиаполком. Получалось, что лучше всего попытаться дождаться прорыва войск. Сколько этого ждать и где при таком морозе? И где, самое главное?
        Столкновение с фйдерами случилось, когда Янычар, дождавшись вечера и темноты, сумел, как ему казалось, незаметно спуститься с Покровской горы в город. Для этого он использовал овражки, вымытые потоками воды сходящей от дождей, прочие неровности и складки местности.
        Он не знал, что уже давно замечен снизу, что враг уже занял позиции, чтобы попытаться взять живьём. Если не получится, тогда уж убить.
        Как только Янычар зашёл в ближние разрушенные строения, приткнувшиеся к подошве горы, услышал резкую команду:
        - Лапы вверх, падла!
        Грохнула короткая автоматная очередь, выбив у самых ног цепочку высоких фонтанчиков снега.
        Майор тут же от бедра выстрелил из «вала», сделал перекат, выстрелил ещё раз, закатился в дверной проём и швырнул оттуда гранату.
        Сухо треснул взрыв, взрывная волна подняла завихрения, осколки дробно сыпанули по стенам.
        В ответ затрещали автоматные очереди, засвистели пули, началась кутерьма внезапного ближнего боя.
        Выскочившего солдата майор встретил ударом «вала», отбил направленный в живот примкнутый к автомату штык-нож. Лязгнул металл оружия. От подсечки ноги солдата подлетели. Скованный бронежилетом, он тяжело грохнулся на спину, и сразу же ему на лицо с силой опустился приклад «вала», а потом ещё и ещё раз…
        На бегу Алексей застрелил следующего и укрылся в сгоревшем изнутри здании бывшего Центрального рынка с обвалившимся куполом перекрытия.
        Здесь пока было тихо, но за спиной звучали команды преследователей. Кто-то выстрелил из гранатомёта внутрь здания. Майора спасла перевёрнутая мраморная столешница, он успел свалиться за неё, приоткрыв рот. Однако от грохнувшего взрыва в уши ударила тугая волна, поднявшая тучу мусора и пыли вперемешку с сухим снегом.
        Янычар, пригнувшись, уходил в этой пыли. Затрещали автоматные очереди, и в здание, пригибаясь, готовые упасть, вбежали несколько противников.
        Майор бросил вторую гранату.
        Она разорвалась между ними, швырнула на пол. Кто-то громко и болезненно закричал. Уцелевшие открыли беспорядочную стрельбу. Засвистели, защёлкали пули, но Янычар уже пересёк заваленное прилавками и прочим торговым оборудованием помещение.
        Оказавшись в относительной безопасности, аккуратно выглянул на улицу, где была привычная глазу разруха и запустение. Разнообразия унылому пейзажу войны добавляли сгоревший танк с бээмпэшкой. И как экзотика - смятый корпус сбитого вертолёта.
        Всё присыпано снегом и сковано морозом.
        Туркалёв со всей быстротой, на какую был способен, побежал к вертолёту, поскольку до него ближе. А за ним чернело разрушенное здание бывшего педагогического института.
        Когда до «вертушки» оставалось несколько шагов, тишину разорвала автоматная очередь, посланная в спину. Пули с лязгом врезались в металл сгоревшей машины, выбили тучку сажи, потревожили посыпавшийся снег.
        Янычар рухнул, чувствуя, как мешает висящий на груди Калашников и набитая до отказа разгрузка. Работая локтями, заполз за винтокрылую машину, беспокоясь о гранатомётчике, стрелявшем в помещении рынка. Хрен знает, где он там. Может как раз в этот самый момент готовится к выстрелу уже по вертолёту.
        Вдохнув морозного воздуха, майор вскочил и побежал подальше от «вертушки». До бывшего института удалось добежать в тишине.
        Укрывшись в здании, Туркалёв провёл там всю ночь, ожидая преследователей. Но те так и не появились.
        На рассвете загудела канонада обстрела правого берега. Началась очередная волна наступления с предшествующей артподготовкой.
        «Рвутся наши вперёд. Молодцы. Может, мне удастся выйти, - думал Янычар, осматривая местность и вновь ожидая погони. - С чем к Большому Папе идти? Задание провалено. Ребята погибли. Сумела ли другая группа вывести девушку, неизвестно. Что ждёт по возвращении? Уж точно не Звезда Героя и не полковничьи звёздочки. Уберечь бы то, что есть и не угодить в штрафбат, если не дай Бог, племянница погибла».
        От этих мыслей его отвлекли первые фигурки солдат, появившиеся уже из-за вертолёта.
        «Ну, идите сюда, касатики, идите», - подумал он холодно.
        Троих майор успел свалить. Остальные метнулись за вертолёт.
        - Так-то, сучьи дети, - процедил Янычар, меняя позицию, не желая ввязываться в бой.
        К дому, где провёл детство и юность, Алексей вышел не случайно. Ноги сами несли сюда. Он совсем не надеялся увидеть целой привычную панельную пятиэтажку, укрытую тополями, с летящим ежегодным надоедливым пухом. Мальчишками они частенько поджигали его. Взрослые ругались, а пацаны ватагой уносились прочь, продолжая вытворять своё. Как же это давно было! Словно в другой жизни, навсегда разделённой на две части: «до войны» и «на войне».
        Нет, полностью целым дом не был, и тополей не было, спилили, видать, на дрова. Из-под хилого снежного покрова видны большие пеньки. Часть дома с их квартирой на третьем этаже уцелела. Нет только стёкол, выбитых взрывными волнами.
        Осмотревшись, Янычар скользнул в подъезд, замер, прислушиваясь. В промороженном холодном помещении, усыпанном мусором, битым стеклом, с выщербленными от пуль стенами, с погнутыми перилами лестничных маршей, гул начавшейся канонады показался тише.
        Майор осторожно поднялся на третий этаж, остановился нерешительно у входа без двери. Медленно зашёл в коридор, прошёл дальше, осматривая знакомую и в то же время такую чужую квартиру.
        Кругом разруха… Ни мебели, ни книг… Дверей нигде нет, выломали на дрова, скорее всего. Унитаз, ванная, раковина разбиты. Кому нужно было разбивать их? Зачем? Откуда в людях столько бессмысленной злобы?!
        Под ногами предательски трещало. Янычар принялся разгребать берцами мусор, медленно перемещаясь по квартире, испытывая горечь обиды на сотворивших такое с домом, на затеявших проклятую войну. На сломавших жизнь, разлучивших с родителями. Где же они сейчас? Хоть бы живы, были, Господи…
        - Надо же, мои-то пластиковыми окнами обзавелись, - улыбнувшись, пробормотал он, увидев в зале белые блоки без стёкол. - А мне не писали… Когда ж успели? Явно до войны… Хотя я уже тогда был на войне, на Кавказе, как и отец в своё время. Ведь отговаривал он меня от военного училища. Не послушал, дурак… Где же вы сейчас, мама, папа?..
        Разгребая берцем очередное место, Янычар вдруг увидел красного пластмассового всадника с шашкой в поднятой руке, пустившего коня в галоп. Он поднял фигурку, улыбаясь светлой улыбкой, застывшей на небритом грубом лице.
        Когда-то у него был целый набор таких фигурок. Он расставлял их в шкафчике в своей комнате. Может быть, они ещё там?
        Алексей прошёл в пустую, унылую комнату, с выбитым стеклом пластикового блока, в проём видна уничтоженная пятиэтажка напротив.
        Комната лишь отдалённо напомнила детство и юность. Вон там стояла кровать, а вон там шкаф для одежды, шкафчик для книг, где и были пластмассовые фигурки. Вон там стоял компьютерный стол… Ничего нет… Ничего…
        Алексей повертел игрушку, положил в карман бушлата.
        На фоне уже привычной канонады, услышал треск мусора где-то внизу в подъезде. Метнувшись к окну, осторожно выглянул на улицу, увидел бегущих к дому солдат.
        - Выследили, всё-таки… - пробормотал он. - И чего привязались… Обложили… Чего их так много на одного? Заняться больше нечем?
        В подъезде уже вовсю трещал мусор.
        Через дверь не уйти… В окно тоже…
        Появилась тревожная мысль, что это и есть конец. Не край, а именно конец.
        «Чем не вариант? - подумал вдруг Янычар. - Начать жизнь в этой квартире, здесь же и закончить. А что? Вот тебе, Лёха и смысл жизни, который ты всё выискиваешь, изводя душу. Есть какие-то высшие силы, пожелавшие, чтобы твоя жизнь закончилась там, где началась. Сейчас у тебя появилась конкретная цель - защищать свою самую что ни на есть малую родину. Теперь это твоя война и есть смысл воевать, потому что защищаешь своё, родное, а не абстрактные понятия… Пока ты жив и способен сражаться, ни один проклятый фйдер не зайдёт на твою территорию. Велика Россия, а отступать некуда…»
        От этой почти сакраментальной, имеющей магический смысл, звучащей как заклинание фразы, на небритое грубое лицо майора наползла недобрая кривая ухмылка.
        Он быстро подошёл к выходу, достал гранату, вырвал чеку и катнул её так, чтобы она прокатилась по площадке и свалилась по лестничному маршу, откуда уже отчётливо слышались голоса и трещал мусор.
        Граната гулко покатилась и громко запрыгала вниз по бетонным ступеням. Кто-то отчаянно закричал, увидев её, и тут же грохнул взрыв, зажатый бетонной коробкой. Взметнулся мусор, пыль повисла плотной пеленой.
        Туркалёв вышел на площадку, спустился на один пролёт и в упор расстрелял раненых и оглушённых солдат. У него появился отличный шанс попытаться уйти, оторваться от преследователей, но что-то мешало. Объяснить он не смог бы. Ведь это не просто каприз от нежелания делать что-либо.
        Тут или жить, или умереть. Третьего не дано.
        И всё же он вернулся в квартиру, быстро зашёл на кухню и, сменив магазин у «вала», открыл беглый огонь из окна по солдатам, попрятавшимся кто где от неожиданного взрыва в доме.
        Одним повезло укрыться, другие падали сбитые мощными пулями, взметавшими фонтанчики грязного снега.
        В ответ загрохотали автоматы.
        Пули врезались в бетон, высекая искры и крошку с пылью.
        Отпрянув, Туркалёв поспешил покинуть кухню. И вовремя. Через окно влетела граната из подствольника, взорвалась, сыпанула осколками, подняла тучу пыли и мусора.
        Уже из зала Алесей бросил последнюю гранату и выпустил оставшиеся патроны к «валу». Сдёрнул с груди Калашников, вновь вернулся на кухню и дал несколько коротких очередей, убираясь в коридор подальше от окна, где свистели пули, страшно щёлкая о бетон.
        Со второго этажа подъезда донёсся крик:
        - Сдавайся, сучара!!!
        - Идите нахер! - крикнул майор, выскочил на площадку и дал вниз короткую гулко загрохотавшую очередь.
        В тот момент, как он забежал в квартиру, с улицы кто-то опять выстрелил из подствольника.
        Заряд ударился в потолок, грохнул перед Янычаром, ослепил, швырнул в черноту и тишину…
        Когда чернота немного рассеялась, он увидел мячик, обычный резиновый мячик наполовину красный, наполовину синий. Оба цвета разделены жёлтой полоской. От мячика странно пахло, резиной, наверное. Маленький Лёша держал его, ощущая невообразимое счастье от полученного подарка, а на него с улыбкой глядела самая лучшая на свете мама…
        В квартиру по одному осторожно зашли несколько солдат, держа автоматы у плеч, готовые открыть огонь. Первый, увидев лежащее в коридоре тело, резко опустил оружие вниз, но понял, что опасности нет, снова быстро поднял его, мелкими шажками продвигаясь дальше. За ними по подъезду, стуча берцами, пробегали другие солдаты, осуществляя зачистку.
        Вскоре квартиру покинули все, кроме двух солдат. Один воровато выглянул на площадку, повернулся к приятелю и сказал:
        - Давай пыхнем, Бобрик, пока нет никого.
        - Давай, - легко согласился тот.
        Они прошли на кухню. Бобрик осторожно выглянул в проём окна, потом опустился на корточки, откинулся спиной, защищённой бронежилетом, на стену. Каску пришлось снять, чтобы не мешала. Достал заготовленную заранее папиросу, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. Блаженно прикрыл глаза, задерживая в лёгких дым, протянул папиросу приятелю. Тот пристроился рядом в такой же позе и тоже с удовольствием затянулся, задерживая дыхание.
        - Слышь, Кушак, посмотри, может чё ценное у опузера есть, - произнёс Бобриков, выпуская дым.
        - Не хочу, - ответил Кушаков, тоже выдыхая.
        - Бля, вечно ты… - выругался Бобрик, поднимаясь. - Дай, - протянул он руку к папиросе, сделал затяжку, вернул, подхватил прислонённый к стене автомат, вышел в коридор, и принялся обшаривать тело.
        Ничего интересного не обнаружил, кроме красной фигурки пластмассового всадника.
        - Слышь, Кушак, а он, по ходу, живой. Вон, правой ногой дёргает. Дострелить?
        - Сдурел? - отозвался Кушаков. - Опять все сбегутся, не дадут покурить спокойно.
        - И то верно, - согласился Бобриков, вернулся на кухню, принял прежнюю позу, затянулся от протянутой папиросы.
        Держа в руке фигурку, выпустив через нос дым, он с глупой улыбкой произнёс:
        - Тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык…
        Рукой с фигуркой Бобрик изобразил, как скачет всадник.
        - Опузер в солдатики игрался, что ли? - вяло поинтересовался Кушаков.
        - У него спроси, - отозвался Бобриков, кивнув в сторону тела. - Я ж сказал, живой он.
        - Совсем живой? - хохотнул одурманенный Кушак.
        - Не, децл, - хихикнул в ответ Бобрик, отбрасывая фигурку в угол.
        - Типа, сдохнет сам, без помощи?
        - Ага, - отозвался Бобриков, совсем сползая на холодный пол, вытягивая ноги. Потом всё же приподнялся, подложил под себя каску.
        - Во, ништяк, братуха, - одобрил Кушаков, делая то же самое, вытягивая затёкшие ноги.
        Вскоре на улице кто-то крикнул:
        - Э! Выходите все! Уходим!
        - Пошли, Кушак, - поднимаясь, сказал Бобриков.
        - Пойдём, - нехотя ответил Кушаков, тоже вставая, вздохнув обречённо.
        Они прошли мимо тела. Бобрик пнул его.
        - Готов, - определил он, выходя на площадку.
        Следом вышел приятель.
        Они и не подозревали, что оставшийся в квартире когда-то пожалел их, куривших тёплой ночью между двух спиленных деревьев.
        Эпилог
        Наступление войск Объединённой Оппозиции успешно развивалось. С тяжёлыми боями им удалось вновь занять Красноярск, очистить от противника и продвинуться на Запад.
        Вскоре федералы ответили мощным контрнаступлением, ударив танковыми корпусами с флангов, замкнув войска противника в котёл, куда угодило не меньше армии, отчаянно дерущейся, не желающей сдаваться в плен ненавистным врагам.
        Гражданская война продолжалась…
        Красноярск, 2010 г.
        notes
        Примечания
        1
        Название ветхозаветной библейской книги, которая в христианской Библии помещается среди Соломоновых книг. Автором книги с глубокой древности признается - как в еврейском, так и в христианском предании - царь Соломон.
        2
        Автомат специальный (АС) «вал» предназначен для поражения целей в условиях, требующих ведения бесшумной и беспламенной стрельбы. Использование нескольких типов патронов - СП-5, СП-6 обеспечивает как высокоточную стрельбу, так и поражение целей в индивидуальных средствах бронезащиты или находящихся за преградой (в автомобиле). Состоит на вооружении специальных подразделений.
        3
        Винтовка снайперская специальная «винторез» (ВСС). Снаряжённая бронебойными патронами ПАБ-6 способна вывести из строя автомобиль и даже легкобронированную боевую технику. Пуля этого патрона легко пробивает стандартный бронежилет. Винтовка находится на вооружении у спецназа ГРУ, ФСБ и МВД, применяется для уничтожения живой силы, находящейся в укрытиях или прикрытых лёгкой бронёй.
        4
        Пистолет-пулемет / автомат КЕДР разработан конструктором Евгением Драгуновым (КЕДР - Конструкция Евгения Драгунова) и выпускается с 1993 года. Длина со сложенным прикладом 305 мм. и глушителем 452 мм., с откинутым прикладом 677 мм. и без глушителя 530 мм. Масса 1,57 кг. Магазин съемный, коробчатого типа, емкостью 20 или 30 патронов. Скорострельность 1000 выстр./мин. Прицельная дальность - 75 м. Начальная скорость пули 310 м/с.
        5
        Генерал-полковник.
        6
        Переносной зенитно-ракетный комплекс. Его различные системы являются эффективным средством борьбы с авиацией.
        7
        Система оптико-электронного подавления, разработанная на «СКБ Зенит», предназначена для защиты вертолетов от ПЗРК. Система выпускает инфракрасные помехи, способствующие уводу выпущенной ракеты от вертолёта.
        8
        Зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка».

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к