Князь Рысев 4 Евгений Лисицин
        Алекс Рок
        Князь Рысев #4
        Еще вчера я был гол, а сегодня сокол. Точнее, рысь. Князь Рысев, приятно познакомиться. Хотите знать, что дает мой титул? Головную боль, официальную опалу у императора, и всеобщее желание моей смерти, даже у соседской кошки. Хрен им! Умирать второй раз не по-княжески. Тем более у нас тут есть лисодевочки, сексуальные демоницы и чародейки прямо огонь, причем в прямом смысле слова. Значит, прорвемся или порвемся, тут уж как карта ляжет. Ну, понеслась...
        Князь Рысев 4
        Глава 1
        Магазин приключений больше напоминал собой затрапезную лавку. Несколько раз я сверялся с картой, проверял адрес, не желал верить, что глаза меня не обманывают.
        Воображение впечатлялось обманчивым названием - это надо же, магазин приключений! Ему было всласть рисовать улыбчивую фигуру консультанта: вам, мол, какое приключение надобно, милсдарь? Покороче, подольше, на двадцать минут, почти зашли и вышли?
        Разочарованию его не было предела, когда среди хибар и деревянных трёх-четырёхэтажек выросла едва заметная коробка здания. Приключения, видать, в этом мире любили не очень - у продавца не оказалось денег на магическую вывеску. Сарказм где-то внутри меня ухмылялся, что сразу же за дверью будут поджидать два-три десятка мордоворотов - вот тебе, мол, и приключение.
        Я глянул на магазинчик ещё раз и пришёл к выводу, что сарказм немало приукрашивает - запихнуть в этот узкий короб три десятка человек… Тут бы пяти разместится.
        Грязь противно скрипела под ногами, небо по-осеннему хмурилось. Я укутался в плащ, шмыгнул носом - не хватало только ещё по этой паршивой погоде простуду подцепить.
        Ирония весёлым клоуном скакала от одной остроты к другой. Чего же ты, друже, ждал, спрашивала она. Да ещё и при таких-то обстоятельствах, при каких ты получил этот адрес…
        Кондратьевич нисколечки не врал, говоря, что бесы будут грызть мою бессмертную душу, раз уж я связался с ними договором. Биска взяла за правило просыпаться в моей постели каждое утро с того самого разговора. Ненасытной нимфоманкой, она будила меня то минетом, то тем, что пыталась усесться промежностью мне на лицо. Всякий раз она умудрялась взять своё и оставить меня выжатым, словно лимон. А после, уходя через электрический провод, не забывала погрозить когтистым пёрстом и мрачно, так, что поднимался волос, проголосить - должо-о-ок!
        Уж не знаю, насколько её экзерсисы способствовали моему восстановлению, но выздоровел я быстро.
        И почти первым же делом, ещё до того, как вернулся в офицерский корпус, отправился искать те самые Тунели-под-мостом.
        Биска была столь услужлива, что проводила меня к ним.
        Толстый, несуразный человек охраны сдавил собственное недовольство, едва увидел со мной дьяволицу - тоже, видать, отмечен преисподней. Я выдохнул, на ум пришлись известные строки из КиШа - про то, что у чертей полно идей, и что плохо, когда среди людей у них помощники бывают.
        Этот человеком был разве что внешне. Под фуражкой у пузана прятались небольшие шипы рожек - то ли не дослужился до более высокого чина, то ли не выросли.
        Мрачно, будто сюда всякий день наведывались благородные представители рода, дабы побродить по туннелям, он осмотрел меня с ног до головы, выдохнул и отрицательно покачал головой.
        Сказал, что не пустит. Хоть я самого Сатану пусть из пекла себе в помощь призываю, а шиш!
        Бросил взгляд на Биску, та лишь пожала плечами - мол, причём тут она? Справляйся сам, я тут только провожатая.
        Я чуть не заскрипел зубами от злости - вот, значит, о чём предупреждал меня мастер-слуга. Довериться чёрту - что запросто пропасть. Придёшь исполнять работу по договору, а на тебя смотрят, как на дурака и не пускают.
        Ответ пришёл откуда не ждали.
        Я бросил взгляд на стальные двери, подумав, что такие не возьмёт и динамит. Ясночтение же поспешило подсказать, что динамит тут явно лишнее. Словно взяв на вооружение рекламные приёмы из родного мне мира, оно намекнула, что чтобы открыть двери, нужно всего лишь просто…
        Просто привести с собой группу из четырёх человек или подопечных.
        Класс подземелья: Обычный, квестовый.
        Босс был повержен: 0 раз.
        Награда: скалируемая уникальная, освобождение от демонического долга.
        Я пожал плечами - на первый взгляд всё было просто. Попрошу Майку и Алиску - эти точно мне не откажут. Ну и Биска вместе с нами…
        Просто, да не просто. Биска прочла мои мысли, отрицательно покачала головой, зверски ухмыльнулась. Мол, она хоть и моя подопечная, но дочь Сатаны, и ежели со мной по этим туннелям побредёт, то это выйдет, что Сатана сам себе за меня долг выплачивает.
        Нехорошо будет.
        Пузан же, словно решив запеть с ней в унисон, заявил, что притащи я сюда хоть всю имперскую гвардию, а он меня не пустит.
        Он вдохнул побольше воздуха в грудь и хищно ухмыльнулся: будто только всю жизнь и делал, что готовился сказать столь эпичную фразу.
        Ты не готов.
        Серьезно, прямо так и сказал, а дабы я не задохнулся от возмущения, вытащил из широких штанин грязную, лежавшую там едва ли не с начала времён бумажку с адресом.
        Магазин приключений, гласил красочно разрисованный буклет. На обратной стороне он обещал приемлемые цены для всякого, кто желает отправиться покорять своё первое подземелье.
        Новичкам полагались скидки.
        Я выдохнул, осмотрелся по сторонам - бредущие по своим делам горожане тонули в быте мелких забот, им не было до меня никакого дела.
        Дверь открылась легко - она как будто бы ничего не весила. Пол под моими ногами тут же заголосил на все лады, предупреждая уснувшего за прилавком продавца о том, что явился клиент.
        Я глянул на пыльные прилавки, с трудом удержался от мысли о том, что я не просто клиент, а первый клиент.
        Вообще первый.
        Кассир разлепил сонные глаза. Мне казалось, что он обрадуется мне как весеннему солнышку. Он же, напротив, как будто решил, что я ему попросту привиделся.
        Магазин приключений предлагал самый нехитрый товар, какой только можно было себе вообразить. Большинство из того, что пылилось на полках, можно было запросто обнаружить на витринах обычных универмагов - знать бы ещё только, почему бес направил меня сюда? А, может, он с продаж тут процент имеет?
        Я ухмыльнулся - ну да, конечно, сюда ж народ, как погляжу, просто табунами валит.
        - Что-нибудь присмотрели? - кассир спрашивал не любопытства ради, а раздражения для. Рады мне здесь не были: я мешал ему законным образом спать на работе.
        Я отрицательно покачал головой в ответ, сам пытаясь найти ответ, что же надеялся здесь узреть? Мечи, копья, щиты да доспехи? А вместо этого взирал на добрый шмат пеньковой верёвки, подозрительного вида крюки и, почему-то, пирожные.
        Пирожные, к слову, в отличии от всего остального, имели свежий, как будто только что из печи, вид. Не сказать бы, что я падок на сладости, но даже мне захотелось угостится.
        Я покачал головой и вспомнил, как наведался тем же вечером к Славе. Ангелица выслушала меня с ничего не выражающим лицом. Её взглядом можно было охлаждать пиво - кажется, она была не очень рада меня видеть. А, может, затаила обиду на то, что я предпочёл провести вечер в обществе Менделеевой, хотя она истратила на меня весь свой чудесный вечер.
        Сила красноречия оказалась беспомощна перед лицом холодной как лёд Слави. Выслушав меня до конца, сложив руки на груди, она ответила отказом.
        Я сразу понял, что упрашивать её бесполезно, да и будет выглядеть слишком жалко. У неё же на отказ были свои причины - гордо задрав симпатичный носик, она заявила, что у людей есть такое понятие, как совесть. Ангелы не люди, но некий эквивалент оной имеется и у них. И вот он-то, этот самый эквивалент не позволяет ей помогать не просто полудемону, а полудемону в делах преисподней. Ведь очищения тех туннелей на пользу Сатаны, а для неё это как серпом по горлу.
        Когда же я спросил её о Нэе, они лишь пожала плечами. Живой луч света восстановится и вернётся ко мне сам как только наступит время, а она ничем не может помочь. Словно не желая отпускать меня просто так, она скучающе поинтересовалась, не желаю ли я провести эту ночь вместе с ней?
        Я, может, где-то в глубине души и желал, но на это совершенно не было времени. Хотя я бы посмотрел то представление, которое устроят меж собой Биска с Славей…
        Ясночтение снова пришло на выручку, раскрывая секреты лежащего здесь товара. Помимо привычного вкуса, пирожные обещали залечить раны - по 65 единиц за штуку. Действовали только в подземельях, относились к подклассу пряничных. Предупреждение гласило, что за раз один персонаж не может использовать более трёх предметов данного подкласса. Словно оправдываясь, обещало при злоупотреблении проблемы с зубами.
        Словно невзначай, я вытащил бумажник, пересчитал наличку - не так много, как хотелось бы, но для демонстрации хватит.
        Кассир, едва завидев деньги, чуть приоживился. В глубине его глаз мелькнула надежда, что я здесь не просто так и, может быть, чего-нибудь куплю.
        Я въедался теперь взглядом во всё, что только видел. Понятно, почему сюда мало кто заглядывает, даже из тех, кто отправляется в приключение. Это я вижу особенные свойства, а вот остальные не видят разницы между местным товаром и тем, что продают в роскошных, полных рекламах лавки.
        Верно мне Кондратьич в своей мудрости вещал, что всякий чёрт, он посреди обыденности сидит, да в глубине прячется. Ежели что-то кажется странным, то стоит ненадолго задуматься - вполне возможно, что это «ж-ж-ж» неспроста.
        Кстати, о старике…
        Я привык думать про Кондратьича, как про мастер-слугу. Старый солдат, с трудом вытянувший меня из самой клоаки отчаяния - я и подумать не мог о том, чтобы взять его в те туннели. Но выбор есть не всегда.
        Он вызвался сам - как узнал, от кого? Но стоило мне к нему заявиться, как он уже был во всеоружии. Свежий кортик, невесть из каких запасников вытащенная винтовка…
        Для полноты образа ему разве что не хватало пояса с гранатами, да пулемётных лент. Биска, глядя на его усердие, недовольно поморщилась - я попытался выведать у неё, чем ей не угодил Ибрагим в тех туннелях, но она дала самой себе право не отвечать.
        Ну да и шут бы с ней, я всё равно упирался в лимит человек. Из каких недр мне вытащить четвёртого, я не знал. Отчаяние было злым, а потому перед сном шептало о том, дабы я попросил помощи у друзей. Ладно там, Женька, но вот Дельвиг со своей девчонкой там такого понапишут-намузицируют, потом сам чёрт ногу сломит.
        Во сне мне виделось, что отчаявшись окончательно, я еду к тем самым Уральцам, против которых воевал в «Сплюше» - при виде денег наёмники частенько забывают о былых обидах.
        Я даже знал, кто подкидывал мне эту идею - однажды краем глаза видел, как Биска раз за разом оставляет на журнальном столике взятый мной в качестве трофея шеврон.
        И вот я вновь оказался почти там, от чего пытался убежать. Николаевич ждал, когда я из-за пазухи вытяну кровнорождённого подопечного, мне где-то требовалось разыскать ещё одного человека для того, чтобы исполнить свой долг перед адскими глубинами, на носу маячили дуэль и практика.
        Не любит, ох и не любит меня этот мир! Решил не убить, так сгноить…
        Да ещё не шла из головы информация, что за моё похищение заплатила Егоровна.
        Биска упоминала мне, что я интересую её как подопытный кролик. После того, что случилось в Ъеатре, мне думалось, что она немного оттаяла ко мне.
        Чёрт бы там плавал!
        Теперь, после того, что удалось раскопать Кондратьичу, мне думалось только о том, что старуха лишь отложила свои мерзкие планы на некоторый срок, а, может, даже и решила сменить их на нечто зловещее.
        Да и Евсеевы… Наташка, якобы сестра, сумела подвести меня под монастырь. Орлов-то ведь из-за неё так взвился. Правда, я толком-то и не понимал, как можно ревновать к сестре, ну да кто его знает, какие гадости мажорчику лезли в голову?
        Я покачал головой, прогоняя тщету мешающих мне мыслей. Надо было сосредоточиться на том, что я могу взять с собой в эти треклятые туннели.
        Хозяева магазина имели странный вкус. По их мнению, ни одно хорошее приключение не могло обойтись без совковой лопаты. А уж что делать посреди чужеродных глубин без свитков святых писаний - одному только богу известно.
        Верёвка казалась мне самым полезным инструментом из представленного - судя по описанию, она готова была обмотаться и закрепиться вокруг чего угодно, обращаясь в тарзанку. Не меньший интерес представляли ключи - сплошь однообразные, но обещавшие вскрыть любой замок до второй степени.
        Кассир жадно потёр руки, когда я выложил перед ним набранный скарб и загнул такую цену, что у меня едва глаза не полезли на лоб. Словно опасаясь гнева достойного господина, он спешно и молчаливо ткнул в вывеску над собой - как странно, что я сразу её не заметил. Словно родом прямо из дьявольских идей, она гласила, что несчастный, отважившийся закупаться здесь, должен усвоить простую истину - только три предмета одного типа продаются по указанной цене. Все остальные, что идут сверху, получают дополнительный эквивалент к стоимости - ровнёхонько сто процентов от предыдущей цены. Купил ты три пирожных по пять рублей, будь готов выложить за четвёртое уже десять.
        Любопытство желало поиграть с системой - а что будет, если я буду заходить и выходить из магазина? Счётчик обнуляется через время, или так и закрепляется до конца, кхм, приключения?
        Решив не играться в хитрость, которая может привести к печальным последствиям, я натянул похерфейс и заплатил.
        А то, чуялось мне, проверни я свой фокус, мог добиться того, что цены в магазине поменяются - куда как не в лучшую из сторон.
        Я скинул всё в заплечный мешок, поспешил на выход.
        Помощь пришла ко мне вчера, когда я уже совсем отчаялся. Биска ластилась ко мне, словно приклеенная не желая оставлять меня ни в горести, ни в печали.
        И покушивая мою ману, конечно же - куда ж без этого? Предупреждение гласило, что за каждый день просрочки мой общий запас будет уменьшаться ровным счётом на несколько единиц. Что случится, когда он будет равен нулю, догадаться было не сложно.
        Менделеева как будто поджидала меня - иначе объяснить наше чудесное столкновение с ней на улице я не мог. На её лице лежала разве что не тонна пудры, но синяк на щеке всё равно не укрылся от моего взгляда.
        Она искала у меня то ли утешения, то ли защиты. А может и просто желала повторения той бурной ночи.
        Константин прознал про её выходку в магазине игрушек. Следователи нашли десятки, если не сотни дохлых, крысиных тушек. Следственный эксперемент быстро показал, что оные были родом из лабораторий. Хозяин магазина желал мести, денег и правосудия. Константин Менделеев, как патриарх собственного рода, от комментариев отказался.
        И высказал сестре всё, что думает о её поведении, не забывая приложить руку.
        Я метался в незнании - считать ли его последним паршивцем, готовым поднять руку даже на собственную сестру, или мальчишкой, что взвалил на свои плечи неподъемный груз ответственности.
        С которой, конечно же, никак не мог справится.
        Она не рассказала мне ничего. Наверно, даже нашла некоторые из его ударов до жестокого приятными. Но теперь ей хотелось пойти со мной туда, куда я направлялся.
        Как только она упомянула дьявольские туннели, я почуял, как где-то внутри меня просыпается паранойя. Появилось неизбывное желание проверить свою новенькую форму на наличие жучков и прочей шпионской атрибутики. Благо, Катька решила сразу расставить все точки над «и».
        Ей позвонила Славя. Не знаю почему ангел решила, что Менделеева будет лучшим кандидатом на эту роль, но отказываться от помощи в моём положении - не самый верный выбор.
        Как и принимать в ряды приключенцев всех, кого только ни попадя.
        Я ответил Кате уклончиво, пообещал подумать над её предложением - надо было сначала узнать мнение Майки. Что-то мне подсказывало, что как только я упомяну род, обративший её родной дом в кучку пепла, огненная дочь Тармаевых тотчас же воспылает, и отнюдь не благодарностью.
        Сумка приятно потяжелела. Я выходил из магазина изрядно потратившийся, но довольный. Хотелось поймать автомобиль такси, но подобные чуда редко закатывались в бедняцкие кварталы.
        Я бросил взгляд на стенд, где привычно была изображена карта. Будущее ещё не наступило, но приёмы комфортного туризма были здесь прямо оттуда. Что и говорить, магия толкала местный прогресс - знать бы ещё только куда. К краю пропасти или в светлое будущее?
        Доходный дом, где укрылся Кондратьич был всего в паре-тройке километров отсюда. Что ж, к старику у меня скопилось немало вопросов, а оттягивать их разрешение и дальше больше не было смысла.
        Глава 2
        Сегодня старик разжился конфетами. Баранки, чай в блюдце - я почти что чуял себя на даче у бабушки. Самовар блестел золотом. Едва у нас с Ибрагимом появились деньги, он подбоченился и взял самую важную часть работы на себя.
        Принялся их тратить.
        Что ж, следовало отдать ему должное, если он и позволял себе роскошь, то очень небольшую. Словно рождённый не в деревне, а сразу в душном бухгалтерском офисе, он взялся вести грамоту о расходах, и чуть не помер от счастья, вызнав, что сам Император, после моего героизма, оттаял и готов помочь в восстановлении особняка. В конце-то концов, благородных я кровей, аль нет?
        Перво-наперво, он высказался, что раз уж теперича я не абы кто, а гордый ученик офицерского корпуса, то и жить мне лучше всего поближе к Петербургу. Да и безопасней - желающих пустить красного петуха будет поменьше.
        Я смотрел на него - и видёл в нём наивного ребёнка. Если там, в больнице, он упрекал меня в излишне розовом взгляде на мир, то сейчас то же самое можно было сказать и про него.
        - Кондратьич, - я отхлебнул чай, успокаивающе выставил перед собой ладонь. - Это, конечно, всё очень замечательно, но мне хотелось бы знать сейчас о другом.
        Он весь обратился в натянутую струну. Словно ученик, не выучивший урока под взглядом строгого, готового вызвать именно его к доске, учителя.
        - Расскажи мне про моего отца.
        - А чавой про него рассказывать, барин? Хороший был мужик, царствие ему небесное. Платил мне изрядно, да исправно - никогда при нём его дворовые-то нуждёнки не ведали. Да и…
        - Ибрагим, - я остановил льющийся из него поток. - Ты же знаешь, про что конкретно я спрашиваю.
        Старик выдохнул, опустил взгляд, разом обратился в потерянного. Махнул рукой, будто говоря - а, да пропадай оно всё пропадом.
        - Знаю, барин, как не знать. Думалось-то мне, вот уедем в Питер, помощи попросим, в корпус, стало быть, офицерский пристроим - тут-то старому житью и ага. Конец, стало быть. А прошлое-то батюшкино за вами что телега следом скрипит.
        Чую, это я вовремя начал спрашивать. Надо было брать быка за рога. Пока Кондратьич в таком настроении, он мог что угодно рассказать.
        Чем больше этого «что угодно» я из него вытащу, тем лучше.
        - Какой он человек был? Мне после того удара… немного память отшибло. Вроде помню, а всё как в тумане. Чем занимался? Кольцо-то Кошкино нам ведь не даром доверили.
        Учитывая то, что за один великий артефакт готовы были разменять едва ли не полгорода благородных…
        Интересно, а как с благородными обстоят дела в Москве? Может, тут по всей стране этих родов, как грязи - чего беспокоиться о сотне другой?
        Здравый смысл возразил, сказав, дабы я вспомнил мудрость свое былой юности. Где ты ни крутись, как ни вертись, а столько барыша, сколько в столице хрен где сделаешь. Нечто мне подсказывало, что тут руководствовались тем же принципом. Со всей страны - и в Петербург!
        - Скажешь тоже! Не даром, понятное дело. Батюшка твой что бык был небесный: всё знал, да всё видел. Человек ему навстречу только шаг сделает, едва руку протянет, а уж он, почитай, и знал, кто таков, да с каким соусом его в суп класть.
        Я кивнул. Значит, верно, что у Рысева-старшего были схожие со мной способности. На родологии нам пытались втолковать, что дар не работает как магическое заклятье. Вещь можно зачаровать - и она раз за разом будет выполнять то заклинание, которое в неё закладывалось.
        С родом гораздо сложней - способности со временем морфировались, обращаясь из одних в совершенно другие, а то и вовсе раскалываясь на разные ветви. Орлов бы жутко взбесился, услышь он то, что по секрету рассказал Женька - род судьи вёл своё начало от палачей. И изначально они владели способностью причинять нестерпимую боль чем угодно.
        Я глянул на свой палец, вспомнил о той абилке, что даровало мне родство с демонами и знатно призадумался - а не от лукавого ли вся наша магия с родовыми умениями?
        Как будто в каждом из нас сидело по кусочку демона.
        - Непростой он человек был, барин, не простой. Да ты и сам, чай, помнишь не хужее меня. Тебя вот сопливого на меня оставит - и к Инператору, стал быть, в летний дворец. На доклад, а то как же! А это, почитай, на неделю-другую из дому вона, поминай как звали… А там на день заскочит, и снова на котомке верхом…
        - Что же, любил его Император-то, выходит? Жаловал? - спросил я, чуя, как у меня горят ладони. Казалось, что сейчас Кондратьич хлопнет себя по коленям, да скажет - а то как же! Исчо как!
        Не сказал. Напротив, словно в пику всем моим ожиданиям, погрустнел, отрицательно покачал головой.
        - Когда-то, может, и любил, барин, кто ж тут спорить будет? А потом меж ними как будто кошка чёрная пробежала. А потом и я, дурень старый, за тобой не уследил. Ты тогдась исчо пострелёнком был - два вершка от горшка, уж и не помнишь поди. Кто тебя подговорил, кто надоумил? Весь город на ушах стоял - спёрли, стал быть, кхисту какую-то у инквизаториев. А ты прям в главный кабинет, прям в библиотеку их пробрался - да главе ихней, старуха там, да ты уж, чай, сам с ней виделся - кхисть свою рисовательну и подарить пришел. А с ней, как на грех, сам Инператор был…
        Что ж, если это сыграло свою роль в его и моей последующей опале, то всё становится ясно. И без того плохие отношения окончательно порушила пропажа Кошкиного Кольца - тут и гадать не стоило
        - Меня тогда сечь велели, ну да биси с ними.
        - Отец?
        Старик махнул рукой.
        - Куда там! Батюшке вашему, барин, куда как чем заняться было, нежели велеть старика плётками излупить. Был бы он тут в тот момент, так может, и вступился бы. А то барская воля была чужая, ну да я уж зла не держу - пустое это. Былое.
        Я закусил губу, а после прищурился. Погодите-ка, разлад Рысева-старшего с Императором, выходит, ещё кучу лет назад случился. Да и когда бывший обладатель этого тела по доброте душевной к Егоровне попёрся - ему явно еще далеко до моих лет было. А кольцо-то спионерили не так уж, чтобы и очень давно…
        - Кондратьич, а разлад-то из-за чего произошёл? Я ещё, вот помню, нас охраняли Уральцы. Наёмники…
        - А вот тут интересна побаечка-то, барин. Разлад из-за работы батюшки вашего.
        - Так он в командировках был же. Разве не Царь всея Руси его в каждую дырку пихал?
        - Вот-те крест, барин, как верно ты подметил. Царь-батюшка отца вашего куда только деть не желал, лишь бы он в Петербурге поменьше появлялся. Дхипуло-мат, да-с, служба обязывает. Всякие он кунштюки делал, словом мог обжечь - не всяк сатрап плетью управится.
        Значит, Рысевы едва ли не с самого моего рождения были персоной нон-грата в этих краях. Что ж, тогда становится интересно, с чего бы вдруг после моего героического сражения с духом театра, я вдруг стал сиять для правителя новой звездой.
        Подсказывало мне нутро, что хотят сыграть на мне, как на дудке, даром что не кожаной.
        - А про работу. Что делал-то он, не скажешь?
        Старик пожал плечами, покачал головой. Оно и естественно - откель простому служке, пусть и мастеру, знать, где и чем промышлял барин?
        - А крепостные-то у нас были?
        - А то как же, барин! А я-то, по твоему, откель в доме твоём взялся? Нешта, думашь, с Луны свалился? Да вот токмо после законов-то новых - вам ж в сколах-то ваших должны были рассказать - как будто свободу дали. Мол, не барину мы нынче служим, а сами на себя. Да токмо какие в дупу свободы, когда дома - жрать неча, земля вся барская? Тут только кому в землепашцы, кому в солдаты идтить, а повезёт: так лично в офицерское воинство на довольство угодишь. Так то.
        - А что же, - я склонил голову набок, - выходит, только на батюшкино жалование мы особняк-то и содержали? Наёмников за хлеб с солью приручили?
        - Куда уж там, барин, - Кондратьич снова махнул рукой. - Жалованье по службе у батюшки вашего были, что гроши. Почитай, и не поместье у вас было, а на фоне тех же Тармаевых, так и вовсе пристройка к дому. А наемники - ну, горские эти, с Урала-то, так их барин-старший в последние токмо недели-то и купил. Мож, были у него какие сбережения, я не знать, вот на них и взял. Чуял, что дело-то неладное. А его потом по измене государю арестовали. Как сказали, что повесить хотят - у вас припадок случимшись, я уж и не знал чевой делать-то. Потом, вроде как, помиловали, да что толку? Заменили каторгой - а там разве долго народец-то живёт? Год-два, а потом пой поминальную.
        Вот оно, значит чего, мужики. Император-то наш, как погляжу, просто добрейшей души человек! Здравый смысл велел погодить - негоже вот так после одного рассказа Кондратьича выводы делать. Врать-то он, конечно, мне не будет, кто ж тут спорит, да только он всё со своей колокольни вещает. Мол, занимался барин дипломатией - и хорошо, наверно, занимался. А потом р-р-раз! И к царю в немилость!
        В такие совпадения разве что только в детском саду и верят. Вдруг, Рысев-старший чем незаконным промышлять начал? Не спроста ж перешёл дорогу сильным мира сего.
        И всё ж таки Кошкино Колечко на хранение было нашему роду отдано.
        К слову, раз уж заговорили об этом…
        - Кондратьич, а наш род был настолько малочисленен? У Тармаевых едва ли не каждая горничная пламя из подмышек выцыганить могла. А у нас?
        - А у нас, барин, в подполе квас. Неча мне тут сказать. Да ты и сам, поди, знашь, что ясномудрствование твое - такой себе дар. Вот батюшка твой, поди, и разумел, что ежели всех ясномудрёных в одном месте собрать, так нича хорошего и не будет. Да и не видать, ежели честно, остальных-то - толь скрывают, толь попросту о нём не ведают. Оно ж, отголоски дара в простых людях токмо магией и плодятся. А яка твоя придурь волшба?
        Хоть и обидно услышанное, а как ни есть - правда. Ясночтение давало мне преимущество перед противником, выкладывая его подноготную, а иногда и догадаться помогало - где и чего, как устроено. Вот только Майка по-прежнему могла больше моего…
        Потому и наёмники понадобились.
        - А Кошкино Кольцо - кто украл?
        Кондратьич постучал себе по лбу, намекая на мою глупость.
        - Я ж тебе ещё у Тармаевых сказывал, что никто. Батюшка-то твой нападения ждал. Чтоб, стало быть, всё сверкало, горело и полыхало. В последние дни всё в кабинете своем торчал. То ли переписывал чегой-то, то ли попросту прятался. Уж как вы его выйти-то просили, а он будто в работе своей сгинул. Ну да вы и сами о том ведь помните, барин.
        Я неопределённо кивнул. Что ж, если мой названный отец и сунул голову в пасть тигру, то огонь поглотил все его попытки спасти дело своей жизни.
        Знать бы еще только, в чём оно заключалось.
        - Кабы не эта работа его треклятая, господи прости, так может, и не было б за вами хвоста, барин. Видать, где-то шибко глубоко он копнул, да у кого не надо что не надо вызнал.
        - Что вызнал? - удивился я. Старик замялся с ответом. Где-то внутри него активно скрипели весы, на которые он, что монеты, кидал доводы за и против.
        «За», кажется, победили.
        - Нашел он что-то, барин. Я знать сам не знаю - не говорил он мне. Да и кто я таков, чтоб передо мной глава рода хучь в чём, а объяснялся?
        Я кивнул, признавая его правоту, требуя продолжения. Кондратьич выкладывал передо мной до того скрытую подноготную. Уж сколько я тянул с этим разговором-то…
        Да и Кондратьич тоже. Рад мне сейчас всё, как на тарелочке выложить, но ведь до того молчал, боялся.
        Что ж его сейчас-то толкнуло на откровенности? Неужто только и надо было, что просто спросить?
        Старик продолжил.
        - Есть у меня мыслишки, что непросто он раскопал, а супротив самого Инператора, да хранит Бог его душу. Думашь, грешки, они тут только за благородными родами елозят? Тут на каждом, кто на верху, по батальону бесов, да чорт в командущих на спине обитат, да чё да. А на Инператоре, поди, сам Сотона и катается, не будь лукавый помянут.
        Я успокаивающе поднял руки, давая ему знак, что лучше умолкнуть. Купола, что мог бы сохранить наш разговор от чужих ушей, не было и в помине, а опыт мне недвусмысленно намекал, что даже у стен есть уши.
        Кондратьич сник.
        - Прости, барин. Плету, чего только на язык взбредёт - ни на ум же!
        Мы помолчали; тишина, повисшая меж нами, была густой и неприятной. Старик отвернулся, уставившись в окно, чуя себя виновным - и в своей словоохотливости, и в том, что рассказал то, чего рассказывать не следовало бы.
        Я видел, как ему не нравился бушующий в моих глазах азарт и жажда действий. Словно заботливый родитель - не отец, так дед, он жаждал уберечь меня от грехов предка. Увести, утащить, уволочь - а вместо этого я, неблагодарной скотиной, да бесу в пасть…
        И всё равно он при том собирался идти со мной и за мной до конца. Скажи я ему, что назавтра вершу революцию во имя Красного Знамени, да пролетариата, он меня перекрестит.
        Перекрестит, спросит, не тронулся ли я умом, часом? А после перезарядит винтовку, выдохнет и спросит, во сколько выдвигаемся.
        Я же нутром чуял, что невозможно просто взять, да убежать от прошлого. А учитывая последние обстоятельства и то, как Император вдруг решил мне немного, а подлизнуть жопу, всё складывалось скверно.
        Словно кто-то проверял - можно ли меня купить на побрякушки и несколько рублей. Особняк в пределах Питера - это прекрасно. И для меня, и для тех, кому я успел насолить. Орловы, Евсеевы, Константин Менделеев - будь у них возможность, они не преминут сызнова втолкнуть в грязь мой род и имя.
        Как будто бы этого некто незримый специально и добивался.
        Егоровна? Я покачал головой - нет уж, даже для неё такие многоходовочки излишне сложны.
        Или излишне просты - в последнее время она жаждала не убрать меня, а заграбастать…
        Я хлопнул себя по коленям, выдохнул, допил оставшийся чай. Надо было срочно менять тему, пока мы окончательно не скатились в мрачные дебри. Начинали с моего названного отца, закончили едва ли не мировыми заговорами против меня. А меж тем, завтра меня ждало просто невероятнейшее путешествие по Туннелям-под-мостом.
        Мост был тот самый, что пропускал корабли и на который постоянно туристов таскают взглянуть. Про то, что он поднимается - слышал, а вот чтобы под ним какие-то туннели пролегали - в первый раз.
        - Мы завтра засветло пойдём, барин. Ты набрал команду-то? Я б вдвоём с тобой пошёл, да пропадём мы, вдвоём-то…
        Как будто впятером мы там пробежимся аки на летней прогулке, хотел мрачно буркнуть я, да не стал. Что ж, мир меня сам к тому подталкивает, накладывает обязательства. Интересно, а если бы я явился туда и в самом деле с гвардейцами Императора - что тогда? Толстяк бы тоже грудью встал на защиту стальной двери, коли нас там меньше пяти бы собралось?
        Я усмехнулся, покачал головой, а Кондратьич принял на свой счёт.
        - Ты не лыбься, барин. Дело серьёзное.
        - Кондратьич, скажи, почему ты решил пойти со мной? Я тебе ещё ничего и рассказать не успел, аты уже готов был из портков выпрыгнуть.
        Он вновь остановился перед выбором. Воображение мне так и рисовало, что где-то в глубине седой головы старик стоит на распутье, но не желает расставаться с тяжким грузом.
        Соврёт, понял я. По глазам, по жестам, по выдоху.
        - Я же втянул тебя в это дело, барин. Кто б тебя надоумил на такую глупость, как к инквизаториям идти, кроме меня? Как есть, моя вина! - он стукнул себя кулаком в грудь. Что ж, объяснение как объяснение, ничем не хуже остальных…
        - Девчонок я собрал. Майка с Алиской согласны, в этом никакой беды не было.
        - Ну, вчетвером-то ещё куда ни шло, - старик приободрился. Я цокнул языком в ответ.
        - Куда ни шло, только ни туда, куда следовало бы. Привратник требовал, чтобы с офицером было четверо.
        - Ну, дела, барин, - было оживший на глазах Кондратьич чуть ли не сдулся, что воздушный шар. Я поспешил его успокоить.
        - Всё в порядке, я уже нашёл пятого человека в нашу команду.
        Старик словно на американских горках чувств ездил - его лицо вновь расплылось в тёплой, дружелюбной улыбке.
        - Ну, барин, ну хват! - Он протянул мне руку, которую я пожал в ответ. - Ну так за чем же дело-то стало? Я б такую удачу водочкой с тобой отметил, да нельзя. И нету.
        - Кондратьич, пятым членом нашей группы будет Менделеева. Катя Менделеева.
        Мне подумалось, что сейчас старик встанет, ещё раз протянет мне руку, отзовётся в тон, что его зовут Кондратьич-Ибрагим Кондратьич, скажет привет и пожелает счастливо оставаться. У него лицо было таким, будто я над ним издевался. Да я и сам чуял себя никак не лучше.
        - Я не дал ей ещё однозначного ответа. Майка будет против. Не знаю, как насчёт Алиски… Ты, как я вижу, тоже не в восторге.
        Кондратьич сел, шмыгнул носом, потёр ладонями виски - словно от всех этих словесных прыжков у него жутко разболелась голова.
        Что ж, прекрасно его понимаю. Он переместился со стула на кровать, грузно на неё сел.
        - Ну, барин, ты даёшь. Сегодня с одной девкой кувыркаешься, завтра другую ищешь, третью пришибить из огненной палки хочешь, и вот тебе - уже назавтра та третья тебе отдаться хочет. Ты точно к инквизаториям за подтверждением рода ходил? Они, кривохвостые-то, тебя там исчо ничем другим не наградили?
        Он немного поразмыслил, взвешивая все за и против. Он воспринял моё молчание за то, что я жду его совета. Что ж, он прав - совет мне сейчас был бы как нельзя кстати.
        - А что Катька, что Менделеева? Плоха, што ли, девка, али как? Всяко какое лекхарство в той промгле сварит, аль исчо чавось-то, да выдумает, чи не?
        - Я думаю, это вызовет конфликт.
        - Конхликт. Ишь, демона какая, конхликт-то, раз вызывают. Прямо бис, не к ночи помянут. Ты что ж, барин, не знашь, что делать? Да вели ей маску, что рожу закрыват напялить, да немой притворится - чего нам там, до разговоров, думаешь, будет?
        - А если она не согласится?
        - Ну так и в самый срам её тогда, барин! Я одного солдатика знаю - молодой, безрублёвый. Насыпешь ему целковых шапку, так он хоть в кабак, хоть чорту в пятак. Ну? Не алхимик, конечно, но всяко человек знающий.
        Я кивнул ему в ответ, принимая справедливость доводов. Что ж, если Катька и в самом деле хочет мне помочь, то согласится. Может не сразу, и придётся поуговаривать, но всё-таки…
        В какой-то миг мне вдруг причудилось, что удача, хвост которой выскользнул из рук, вновь оказалась от меня в опасной близости.
        А я ведь своего не упущу…
        Глава 3
        Пузатый бес смотрел на нашу компанию и давался диву. Наверно, на своём веку он уже успел повидать благородных офицеров, готовых спуститься-то, да в самые что ни на есть подземные глубины Петербурга, но столь разношёрстную компашку наблюдал впервые.
        Майя была сама серьёзность и не находила себе места. Волнение заставляло её в сотый раз проверить содержимое своей сумки.
        Я хмыкнул, вспомнив, что было, когда она проверила мою - и первым делом спросила, здоров ли я? Она видела возможным взять с собой армейские галеты, может быть, печенье - но пирожные и яблоки вогнали её в ступор. Я же не терпящим возражений тоном заявил, что так надо - как будто бы, ударься я в объяснения, она смогла бы их принять и осознать! Ей пришлось лишь недовольно пожать плечами и обиженно солгать, что если что - она своими запасами со мной делится не станет.
        Алиска была куда как равнодушней. Спокойство царило в её мятежной душе, давая возможность созерцать красоту утра. Беззаботно она смотрела на невесть откуда взявшуюся, да посреди осени бабочку, ритмично размахивая хвостом. Звериная натура звала её поймать порхающую негодницу, но она чудом держалась.
        Явилась вместе со своим многострадальным пылающим клинком, даром дома Тармаевых. Бес смотрел на неё пуще остальных - он не знал, что же конкретно его смущает? То ли девчонка-велес, к которой благородные относятся на равных, то ли её наряд горничной.
        Я склонялся ко второму и тоже был удивлён. Значит, яблоки с пироженками в душе Майки пробуждают смятение, а вот то, что её личная телохранительница вырядилась так, будто собирается учинить в подземелье генеральную уборку - даёт ей повод считать, что всё хорошо?
        Но спорить не стал. На моей памяти именно Алиска завсегда не то что просто знала, а бесконечно была уверена в том, что делает.
        Кондратьич выглядел зерном здравомыслия, за что получил от пузатика одобрительный взгляд. Немного битая молью солдатская форма, вещмешок, винтовка и кортик - он словно в одиночку готов был зачистить то, на что нужна троица сопливых детишек во главе с офицером.
        А ещё он разбавлял бабский состав подобранной мной команды, ведь замыкала нас Катька.
        Майа едва ли не носом чуяла присутствие в нашем стане не просто соперницы за моё кроватное время.
        Она чуяла в ней непримиримого врага. Кондратьич оказался прав со своей выдумкой - по легенде перед нами стояла не дочь рода Менделеевых, второй пятый алхимик всей страны, а немой чумной доктор родом из Германии. Маска успешно скрывала её лицо от любопытных взглядов. Вранье о том, что она прячет от чужих взглядов страшный химический ожог только раззадоривало злость Майки - как и всякая женщина, она чуяла подвох. Где-то внутри её темноволосой головы бродили вопросы: где и как я отыскал эту бродяжку?
        Алиска испытывала к ней только естественное для неё любопытство. Я вздрогнул, когда заходили ходуном крылья носа девчонки-велеса, прикусил язык. Уж кого-кого, а зверя обмануть невозможно!
        Лисица же лишь пожала плечами, не проявив к новенькой должного интереса.
        Катька прятала в себе всё, что только могло выдать в ней Менделееву. Белые волосы лежали под капюшоном, стянутые в хвост. Кожаная маска с непрозрачными линзами очков выглядела жутковато и немного нелепо. Словно желая скрыть в ней алхимическое начало, девчонка не нашла ничего умнее, как наклеить на неё невесть откуда раздобытые гайки и шестерни.
        Словно она желала подчеркнуть механическое начало своей натуры.
        Насколько у неё получилось не знаю, знаю только то, что мне стоило немалых усилий убедить её на этот маскарад. Нутро подсказывало мне, что однажды всё тайное становится явным, опыт вторил, но я не слушал.
        Словно в спину меня толкало отчаяние, вкрадчиво убеждая, что главное - попасть внутрь, а там хоть пото…
        Я прикусил язык, вспомнив, чем обычно для меня заканчивается неосторожность в словах. Нет уж, дудки, давайте в этот раз без этого, ага?
        - Показывай! - велел мне пузан, а я часто заморгал глазами. Какого лешего этому чёрту от меня ещё требуется? Всех, кого надо я притащил, так какого ж рожна?
        - Сумку показывай. Готов ли?
        Я недовольно забурчал, скидывая котомку с плеч, дьявол же никак на это не отреагировал. Зажжужала растёгиваемая молния-застёжка, распахивая набитое нутро моей сумки.
        Дьявол рылся в скромных пожитках, словно в своей сокровищнице. Майка уже хотела сделать ему замечание: её возмущению не было предела! Она нормально относилась к обычному люду, но что этот простолюдин себе позволяет так нагло рыться в чужих вещах?
        Чую, в будущем таможня сильно разочарует огненную дочь Тармаевых.
        Страх ёрзал во мне ужом, намекая, что бюрократию точно придумали посреди дьявольского пиршества. Что ты будешь делать, если он вдруг вспомнит, что для прохода требуется разрешение пятого заместителя помощника главной канцелярии за подписью пяти его начальников? Развернёшься ко всем собравшимся, разведёшь руками, извинишься и скажешь, что ошибочка вышла?
        Если Сатана и жаждал меня унизить, то способ он выбрал наимерзейший.
        - Это вот… - руках толстяка боками зеленело сочное, готовое хоть щас, да в фруктовый салат, яблоко. - Это вот что? Для чего?
        Глаза Майки вспыхнули едва ли не злорадством. Словно где-то в недрах души она уже который год мечтала выдать женское и сакраментальное - я же говорила!
        - Яблоко, - я старался звучать как можно более невозмутимо. - Оно… восстанавливает ману.
        - Ишь ты, - одобрительно буркнул он, и тотчас же ткнул когтистым пальцем в свечи. - А это?
        - Свечи. Магические, если освещать путь перед собой. И анальные, если ты не закончишь расспросы.
        Он мерзко загоготал моей шутке и махнул рукой.
        - Вижу теперь, что хучь в чём, а шаришь, людина. - Он встал на цыпочки, чтобы дотянуться до самого моего уха, вкрадчиво зашептал. - Будь у тебя уровень повыше, я пустил бы тебя сразу. Таких как ты смельчаков в этих кущах сгинуло - на три преисподних хватит. Но ты послушай моего совета…
        Слушать советы самого дьявола - я уже чую, как начинают пригорать афедроны всех святых. Интересно, что по этому поводу сказала бы Славя?
        Я не знал, чем обмолвилась бы ангел, ведал лишь о том, что иногда лучше послушать того, кто говорит - выводы-то я всегда сделать успею.
        - Там, в туннелях, тебе встретиться всякое. Разумное и не очень. Воспринимай всё, как данность. Найдёшь деньги - не береги, будет возможность - трать.
        - Хорошо, только открой мне ещё одну тайну - откуда в тебе такое человеколюбие проснулось?
        Он хмыкнул, потеребил затылок, после же поморщился, плюнул себе под ноги.
        - Скажешь тоже! Человеколюбие! Моя б воля, так я тех эксплуататоров, что ты с собой приволок прямо тут и в котел, грешатам на потеху. Но ты-то хучь наполовину, а наш!
        Вон оно чё…
        А я уж как будто бы и стал забывать, что наполовину полудемон. Хоть только родство с ними меня в последнее время из всяких задниц и вытаскивало.
        - Ну, чего встали? - недовольно зарычал он на остальных, гремя связкой ключей. Их на кольце висела разве что не добрая сотня.
        Я смотрел на то, как приоткрываются ржавые ворота с каким-то непонятным мне самому неописуемым трепетом. Наверно, почти то же самое я ощущал, когда подростком в линяге заходил в первый свой данж.
        История повторялась, только обстоятельства теперь иные. Вместо персонажа я сам, вместо урона - настоящие кровь, боль и синяки. А хилера, готового вытащить назад в бренную тушку даже с того света, не завалялось.
        На миг, время передо мной застыло, а меня самого охватил паралич. Перед глазами потемнело.
        Ясночтение вспыхнуло интерфейсом перед моими глазами, взрезая повисшую мглу. Меня приветствовало небольшое окно. Скупо, словно его писали в канцелярии, сообщение носило предупреждающий характер. Мироздание защищалось от моих нападок, а потому было строго по определению. Не желая тратить лишних слов, оно немо вещало, что в моей компашке подобраны бойцы не единого уровня, а потому скалирование противников будет отключено. Словно у меня был какой-то выбор, мне, наконец, представили возможность, как офицеру с особым, подстроенным под систему даром, осмотреть своих подопечных и не очень.
        Тут в пору было присвистнуть и задуматься над тем, что не было никакого попадания в тушку князя Рысева. Пихнули сознание умирающего меня в капсулу виртуальной реальности, и привет!
        Здравый смысл желал цепляться за остатки здравомыслия, выстраивая возможное из невероятного. Я бы покачал головой, вернись ко мне возможность двигаться. Сарказм беспощадно жалил меня колкостью замечаний - ага, блин! Первый парень на деревне, только на одном тебе такие эксперименты и ставить, чего уж там! Других-то людей в мире попросту не было…
        Я отвечал, что, может, всё оно и так, но ведь почему-то же выбрало мироздание меня, чтобы швырнуть в эту альтернативную клоаку?
        Глас мудрой черепахи-сенсея из одного популярного мульта спешил заявить, что случайности - они того самого, не очень-то уж и случайны.
        Я отмахнулся, решив оставить поток этих мыслей на потом. Может, все это просто связано с моим даром и ничего больше - не зря ж его Кондратьич придурью считал.
        Первым делом я решил взглянуть на то, чего умели мои девчонки. Заодно и Кондратьича на этот предмет «пощупать» - сдавалось мне, мастер-слуга горазд не только шашкой махать да из стрелялы стрелять.
        У Майки ветвь и в самом деле раскидистая. Несколько очков способностей не были распределены. Я бы на ее месте взял огненное дыхание - завсегда приятно, лишившись оружия, воздать поганцу просто разинув рот в окрике.
        Неправильно проведённый ритуал на монете по прежнему отражался на её характеристиках, откушав едва ли не добрую треть маны. Майка-то, выходит, у нас пока что, волшебный инвалид: дебафф ослабления обещал исчезнуть через добрых полтора месяца.
        Я попытался помочь Тармаевой и выбрать за неё способность, но интерфейс мягко намекнул мне, что я не могу принимать подобного рода решения за тех, кто не является моим подопечным. Что ж, как только у меня появится лицензия, да не на кровнорождённого прислужника, я сделаю ей предложение влиться в ряды моей крохотной армии. Я предчувствовал, что её согласие принесёт больше проблем, чем выгоды, но в своём решении был твёрд.
        У Алиски всё было не хуже, а я бы даже сказал, лучше. Она успела с момента прошлой проверки подрасти на целый уровень. Способности она будто выбирала по наитию, решив, что все остальные ветки, кроме боевой звериной - хрень, а потому вложила полный максимум именно туда.
        Кондратьич был крут - просто крут. Описание гласило, что бывший солдат давно сменил свой класс на мастер-слугу. Он сохранил часть умений из боевого прошлого, но сейчас они получали огромные штрафы - и за несоответствие классу, и за банальнейшую старость.
        Менделеева почти толком ничего и не умела. Впрочем, её пассивки говорили об обратном. Любительница смешать на ночь пару-другую ядовитых коктейльчиков имела хорошую сопротивляемость ядам. Надо будет обязательно запомнить. Ну а уж про возможность хлестать один эликсир за другим без видимых вредоносных последствий я уже имел честь лицезреть воочию. Не хотелось бы доводить её до того, чтобы она обращалась в гигантского монстра - тогда весь маскарад сразу потеряет смысл.
        Пока что она одна единственная виделась мне пятым колесом - что-то мне подсказывало, что полчища крыс, коих она запросто обращала в своё орудие, нам попросту не попадутся.
        Я выдохнул, когда интерфейс предложил схлопнуть окно и повиновался - не вечность же так торчать? Напоследок он предупредил, что у меня не будет возможности покинуть подземелье без последствий. Долг будет считаться невыплаченным, обещание - нарушенным. Биска, наверно, из своего небытия поглядывала на меня и потирала ручонки. Обращаться из её офицера всего лишь в игрушку, лёгкое развлечение мне хотелось меньше всего. Это сейчас, пока я не в её лапах, она относительно благожелательна - но в какую фурию обратится потом?
        Даже думать не хотелось.
        - Федя? Ты идешь? - Майя выглядела взволнованной, я часто заморгала глазами в ответ. Ещё мгновение назад они стояли застывшими истуканами, а теперь вновь пришли в движение. Мне казалось, что с того момента прошла целая вечность. Я качнул ей головой в ответ, сделать первый шаг показалось до бесконечного трудным.
        Словно я обязательно должен был упасть.
        - Ты просто… встал, когда открылись двери, - на мордашкн Алиски тоже отразилось беспокойство. Менделеева лишь тяжело дышала.
        - Всё в порядке. Я лишь задумался на мгновение. Идём.
        Грязь хлюпала под моими ногами. Вперёд выбился Ибрагим, тут же ответил на немой вопрос - солдат завсегда должен вышагивать впереди офицера. Иначе кто будет командовать, если он угодит в первую же попавшуюся ловушку?
        Словно подчиняясь правоте его слов, девчонки поспешили меня обогнать.
        Вниз вела бесконечно длинная лестница. Голодная тьма облизывалась - словно желала, чтобы мы потерялись в её чреве.
        Кондратьич не доверял волшебным свечам, извлёк из своей сумки фонарь. Чиркнула спичка - старик поджёг лампадку внутри стеклянного ящика и тут же закурил свеженабитую трубку. Майка не стала лишний раз извращаться, создала огненного птенца. Этот был размерами куда меньше того, что она создавала в аду - воробей на его фоне мог бы почуять себя накачанным гигачадом.
        Я вздохнул, в очередной раз вспомнив о Нэе - малышка бы была здесь очень кстати.
        - Не вешай нос, барин, - подбодрил меня Кондратьич, чуть обернувшись через спину. Винтовка хлопала его прикладом по ягодицам, сам старик в руке сжимал кортик - словно ожидал скорой опасности.
        - Федя, как думаешь, это зло… Что за зло может быть в этих туннелях?
        Майка касалась рукой влажных, успевших позеленеть стен. Наши шаги гулким эхом разносились по округе, тишину разрывали мерно капающая с самого потолка вода.
        Словно желала спросить: ну-ка, ну-ка, что ты там говорил про потоп, а?
        - Не знаю, - честно признался я.
        - Чудовище, - тут же нашлась Алиска. Её жёлтые глаза хищно горели в темноте - в отличии от нас ей вовсе не требовались фонари с магическими заклятьями; прекрасно видела и так.
        Я ждал, что на нас ворохом бросится стая летучих мышей, но те, кажется, предпочитали места поспокойней.
        Алиска не унялась и продолжила.
        - Чудовище, конечно же. Раз зло - значит чудовище. Так в сказках всегда было.
        Хвостатая велес удостоилась от меня удивлённого взгляда. Уж от выросшей среди улиц Петербурга я меньше всего ожидал подобной наивности, а вон поди ж ты…
        В голове, вообще-то, крутились догадки о том, каких тварей мы могли повстречать в этом подземье.
        На ум первым делом шли ангелы. Детей Бога дьявол первым делом назовёт самым злым злом из зла. Да и учитывая, что высокотехнологичные крылачи, по примеру Слави, обожают подземные переходы, лаборатории и залы…
        Кондратьич вдруг встрепенулся, предупреждающе поднял указательный палец, заставляя нас на миг, но остановиться. Лишь Катька не успела среагировать, врезалась в Майкину спину - девчонка тут же сморщилась от неприязни.
        - Тихо! - шепотом затребовал старик. - Слышите?
        Мы все обратились в слух. Майк аотрицательно покачала головой - ей не удалось уловить ничего. Я был с ней полностью солидарен, Менделеева лишь пожала плечами.
        А вот остро торчащие ушки лисицы напряглись - на пару с Кондратьичем им открылись тайны сей местности.
        - Оружие… к бою! - Кондратьевич гаркнул так, что я первым делом схватился за клинок, второй рукой потянулся к покоящемуся в кобуре Подбирину - уж не знаю что там, но стрелять я буду чем придется. И простым свинцом, и заклинаниями…
        Огненный птенец вскрикнул, словно предупреждая нас об опасности, метнулся в руки к хозяйке, тотчас же принимая форму огненного копья.
        Распахивая землю, вращаясь словно бур, из под земли выскочил малорослик. В нём едва ли был метр росту, но красные, полные ненависти глаза, зловеще сверкающие во тьме не обещали нам ничего хорошего. В руках он стискивал подобранный ему по росту топорик.
        Я выстрелил первым - Подбирин плюнул горячим свинцом в тварь. Скалившее клыки чучело подпрыгнуло, будто от удара, шлёпнулось о стену. Прижимая четырёхпалую лапу к ране, он захрипел.
        Разведчик, подсказало мне ясночтение. Гмур-разведчик.
        Ничего, говорил вид умирающей твари - я правда разведчик. А вот остальная армия уже не за горами…
        Глава 4
        Они вынырнули из своих укрытий все и сразу. Земля распахивалась, выпуская мелких засранцев наружу. Один, другой, третий - я успел их насчитать два десятка. Словно грешата в преисподней, сейчас они жаждали взять нас количеством. Катька юркнула в сторону, встретила оказавшегося рядом с ней гмура хорошим пинком. Ибрагим подцепил подброшенного ей противника кортиком, располовинил его мощным ударом.
        Алиска, словно только и ждавшая подобной стычки, широко расставив ноги, раскачивая хвостом, словно дубиной, разила их размашистыми, широкими ударами.
        Пятёрка гмуров нашли свою гибель в первые же мгновения боя. Быстро сообразив, что давно проверенная тактика дала сбой, они решили отступить. Переваливаясь на коротеньких ножках, они нелепо пытались скрыться за спинами стрелков. Те, в свою очередь, будто крайняя линия обороны, целили в нас из самострелов.
        Залп был неизбежен.
        - Майя, огненную завесу! - Кондратьевич оказался в деле командования проворней меня. Глаза старика вспыхнули давно утраченным огнём молодости. Тн словно вернулся на поля победных боёв - и сами черти не в силах его оттуда вытащить. - Алиса, не подпускай их к Тармаевой!
        Огонь столпом поднялся из земли, слизнув только что выпущенные в нас снаряды. Словно подстраиваясь под приказы старика, Катька сорвала из своих запасов шар бомбы.
        Мячом он покатился к ним, выпуская из себя едкий, ядовитый дым. Метнувшиеся к нам обратно гмуры быстро нашли свою смерть. Алиска отбила две атаки - её клинок был юрким и тяжёлым, каждым блоком она выбивала маленьких противников из колеи. Не давая им возможности отскочить, она била в ответ. Лезвие вспарывало коротышек, заставляя их замертво падать наземь. Кондратьич, вскинув винтовку, снял невесть откуда взявшегося чародея - в капюшоне и с посохом, он стремился одарить нас парой-другой неприятностей.
        Оставшихся добила Майя. Пламя с ее рук, словно плеть, змеёй метнулось к ним, обвиваясь вокруг коренастых тел. Несчастные вспыхнули живым, огромным кострищем. Не желая слушать их завывания, я подарил несчастным быструю смерть от моего клинка.
        Первый бой прошёл накоротке и завершился едва успев начаться. Мы тяжело дышали - все, кроме Кондратьича. Старый солдат будто всю жизнь только и делал, что сражался - что ему такая мелочь?
        Только на разогрев.
        - Чудовища, - Алиска подошла к покойному коротышке, поддела его носком ботинка, одарила лёгким пинком.
        - Что это за хрень только что была?
        - А сам-то чай не видишь, барин? Гмуры здесь. Мне-то думалось, их из городов повывели, ан нет…
        - Я немного о другом, но ладно. Что это за гмуры и с чем их едят?
        Алиска тотчас же подошла ближе - мёртвые тела её больше не забавляли.
        - Чудовища это, - хвостатую будто переклинило, и она готова была повторять одно и тоже до бесконечности. - Жрут целую прорву. Детей воруют. Всё воруют.
        Она разом помрачнела, вернувшись глубоко в какие-то свои воспоминания. Кондратьич лишь пожал плечами - он-то про эту чудь только из деревенских страшилок и слышал.
        - Их хучь где полно. В сёлах-то, что ближе к каким шахтам так и вовсе пруд пруди. Ты вот что, барин, на пару слов.
        Я глянул, что делают девчонки - Алиска сверлила мелких поганцев взглядом. Дали б ей возможность убить их ещё раз - и она не преминула бы воспользоваться. Майя тушила порождённое ей же пламя, сочиняла из маны свежего птенца.
        И бросала взгляды на алхимичку, полные отвращения. Не ведая уважения к мёртвым, она обыскивала их крохотные сумчонки, будто там в самом деле могло быть хоть что-то полезное.
        Я последовал за стариком - мы скрылись с ним от девчонок буквально всего в десяти шагах. Мгла, трусливо бегущая от нечаянных потоков света, спешила пожрать всё и вся. Я повторял самому себе, что мы всего лишь в десяти шагах друг от друга, но я едва видел созданный Майей осветительный огонь. И ничего не слышал из их тихих, но разговоров - будто мрак уплетал за обе щёки и звуки тоже.
        Старик прочистил горло, поставил фонарь наземь. В воздухе тотчас же завоняло его только что раскуренной трубкой - будто Ибрагим жить не мог без горстки табаку.
        - Ты не удивляйся, барин, что я так резво приказывать начал. Виноват, забылся, каюсь.
        - Если бы не ты, - ввернул я, встав на его защиту перед ним же самим, - Нас бы уже могли доедать.
        Я, конечно, преувеличивал, но недооценивать внезапность атаки было нельзя.
        Старик лишь махнул рукой.
        - Пустое, барин. Не я б, так Алиска твоя их услыхала бы. У неё, знашь ли, не токмо сиськи большие, уши ещё зверины есть.
        Я кивнул. Кондратьич тяжело выдохнул, будто всё это время держал усталость в себе. Я видел, что его нечто гнетёт, в чём он никогда бы не признался и под страхом смерти.
        Но со мной и сейчас он пошёл не просто так - словно этим походом желал себе искупления.
        - Ты ещё молод, барин, зелен. Ты не серчай, как есть говорю. Чему вас там за месяц-то могли научить? Дай боже, если из винтовки давали стрельнуть, да, прости господи, какой-нить ерунде - кто кому сват-брат, да как низко кланяться, сколь высоко подпрыгивать учили. Опыта-то у тебя ещё боевого - что с гулькину дульку.
        Я слушал его внимательно. Старик выдохнул, покачал головой.
        - Ты поактивней, барин. Ты ж всяко завсегдась решения принимать горазд. Где у кого задины горят, так все сиднем сядут, а ты за водой побежишь. Нахал к девке полезет - любой мимо пройдёт, а ты разве что не из еёйных портков выпрыгнуть готов, зуботычиной поганца наградить.
        - Скажешь тоже, - буркнул я ему в тон, словно обратился в ворчливого старика. - Это когда сам себе велишь, всё просто. Другими управлять не так уж и задорно получается.
        Кондратьевич же лишь развёл руками - мол, учись, дружочек, ничего иного-то не остаётся. Назвался офицером - вот и дуй…
        - Ты за девчонками своими приглядывай барин. Присмотрись, кто где и в чём хорош. Они-то у тебя и сами не промах - помнишь, как нас тогда всех с Алиской похитили? Так она ведь чуть ли не раньшее тебя-то освободилась. Да, без тебя ей бы там не управится, но ты и сам видал. Ты командуешь людьми-то живыми, но они всяко люди. Кто в штаны напрудит, а кто с геройским оревом и на редут прыгнет. А ты словно пловец должен быть. Приказывай, распоряжайся, ищи. Понял?
        Я кивнул. Оставалось только гадать, где же сам Кондратьич почерпнул эти мегазнания? Он, конечно, солдат и много войн прошёл, но…
        Старик отошёл, держась за склизкую стену. Отдернул руку, с отвращением вытер её о штаны - хоть сколько-то беречь одёжку он даже не собирался. Кто ещё знает, когда и какими мы отсюда выберемся?
        Мне в какой-то миг показалось, что все это не взаправду. Подземелье, словно в компьютерной игрушке? Повышение уровня, характеристики. Туннель-под-мостом.
        Мыслями я как будто был далеко отсюда - так маленький ребёнок, рано проснувшийся и усаженный родителями в машину попросту не осознаёт, что впереди - едва ли не дорога длинной чуть ли не в целую жизнь. В деревню, на почти тот же самый срок, только в десятка три-четыре больше.
        Я думал, что неделя заканчивается, что выходные, в которые мне следовало бы спать, предаваться чтению, отдыху и набитию желудка, вот-вот закончатся.
        А в понедельник маячила практика.
        Даже не знаю, как бы оправдывался перед друзьями, что её не прошёл. С знаком-то подопечного на руке и не пройти практику…
        А после должна была случиться дуэль с Орловым…
        - Стар я стал, барин, - словно оправдываясь, вдруг заговорил Кондратьич. - Стар, слаб и глуп. Помру я, чую…
        - Да Бог с тобой, Кондратьич! - Я возмутился его словам точно так же, как возмущался на такие же заявы, озвученные бабушкой в которую сотню раз.
        Ибрагим же, казалось, меня не слышал.
        - Помру, а неохота, веришь? Детей не нажил, да вы мне за них были. Думал, благородные пострелята той ещё скурвой быть должны, а вы ничего вышли. Ты-то вот в особенности. Хотел бы посмотреть, как у вас там всё дальше-то выйдет… Деток ваших понянчить. Понимаешь, барин?
        Я понимал, но ничего ответить не мог. Внезапная откровенность Кондратьича никак не шла из головы - да что это вдруг на него такое нашло? А, может быть, наш вчерашний разговор его сподвиг?
        Возвращались в полной тишине.
        Менделеева тут же поспешила показать мне свою добычу - несколько кривых, разве что отдалённо напоминающих круг, монет. Примитивная чеканка, почти никакущая шлифовка - не подскажи мне Кондратьич, что это деньги, я бы ни в жисть не догадался.
        - Деньги? И какой они ценности?
        Мне на миг представилось, что я беру эту кривоту и выкладываю на стол перед буфетчицей в ожидании пломбира.
        Мне сразу по голове стукнут или потом?
        Ясночтение рядилось в одежки Чипа с Дейлом и спешило на помощь раньше остальных.
        Монеты гмуров, окрестила оно добычу. В голове раздался металлический звон, интерфейс услужливо отметил, что в этой области я стал богаче ровным счётом на пятнадцать монет.
        Я пожал плечами - пока на них нечего купить, а я не вижу цен, то хрен знает, какое сокровище свалилось мне на плечи
        Старик в ответ лишь развёл руками.
        - Ну, барин, и вопросики у вас! Кто ж его, кроме этих мохноногих, про ценность-то ведает? Но я б на вашем приберёг - это там, наверху, за них только под глаз дадут, да и то не за спасибо. А здесь, всяко может статься, чего полезного приобрести получится.
        Я кивнул, вспомнив про наставление пузатого беса там, ещё у самых ворот. В конце концов, от меня не убудёт.
        - Ну, идём? - Алиске наши счёты-переподсчёты были побоку. В юной девичьей душе жила жажда сражений, битв и приключений. Недовольная нашей задержкой, она как будто бы спрашивала - я что, зря сюда пошла?
        Мы выдвинулись дальше.
        Служка дома Тармаевых теперь была настороже. Где-то внутри неё самой зрел личностный бунт, самоедство грызло все остальные мысли в рыжей головке, не забывая укусить упрёком - это как понимать? Клинок достала позже, чем эти твари появились - а ведь слышала! Слышала!
        Что-то мне подсказывало, что у Алиски к этим самым гмурам есть не одна претензия.
        У меня же к ним был вполне естественный интерес. Ладно там ещё, в самой культурной столице, несмотря на все колдунства, не придумали, как от крыс избавиться. Нет достаточно хорошей отравы, плохо работает дератизация, местные домоправители, несмотря на торжество прогресса, просто ещё не сумели наладить работу. В конце концов, против лично Катька Менделеева и мелкие разносчицы чумы под её личной защитой, черти бы со всеми ними. Но гмуры?
        На моей памяти человек завсегда спешил изжить ближнего своего, кто хоть в чём-то, да отстаёт в развитии, технологиях, да бог весть по каким ещё сверх важным причинам. Но гмуры-то и вовсе какие-то подземные гоблины, прекрасно чующие себя в туннелях хер знает какой длины и прямо под городом. И их не истребляют, не трогают, позволяют жить себе вдосталь и вдоволь, позволяя нападать на забредающих в их покои людей?
        Да уж, явись сюда не я, а работник Рен-ТВ - так обкончался бы от радости. Шутка ли - целый подземный город хрен знает кого! Это ж сколько мифологических спекуляций можно наворотить?
        Я почти чуял торжество духа от одного только осознания того, что мы спускаемся в самый настоящий Клондайк для жадного до денег лопухов дельца. Подземные жители - после такого хоть людей-кротов лепи, хоть вымершую расу великанов…
        Подобное у меня в голове не укладывалось, а потому требовало хоть каких, а ответов.
        - Эти гмуры… - я облизнул губы, пытаясь выстроить свой вопрос. Будто чуял, что спроси я ещё раз, что это за твари, Алиска повторит сакраментальное даже не задумываясь. - Что это за чудовища вообще такие?
        Майка боязливо поёжилась от моего вопроса - видимо, у неё тоже есть что вспомнить и, судя по всему, не очень-то и приятное.
        - Ибрагим нам с тобой про них раньше сказки читал. Алиска их слушать не любила, а мы смеялись над ней: мол, такая ловкая и сильная, а боится.
        Я бросил взгляд на хвостатую. Упрекать за детские страхи я её не собирался. Словно не слушавшая нас лисица брела впереди, едва ли не бок о бок с Кондратьичем. Майка продолжила.
        - А потом одного из них мы увидели в цирке. Было потешно. До тех пор, пока эта тварь не накинулась на какого-то мальчишку в первых рядах. Мне это в кошмарах после долгое время ещё снилось. Боялась ложится в кровать - всё казалось, что вот-вот выскочит эта образина из под кровати и схватит меня за ноги…
        Я её приобнял, она ответила на объятия, не отстранилась. Ей хотелось чувствовать себя хоть чуточку, но защищённой. Не виноват же я, что ей безопасно лишь когда я рядом?
        В спину нас сверлила Катька - я не знал, но подозревал, что в её голове роятся пошлости. И относительно того, что следует сделать с Тармаевой, и относительно того, что мне надобно сотворить с ней самой.
        Алиска тоже нет-нет, да и бросала взгляд через плечо, дула губки - ей хотелось, чтобы её я тоже присвоил себе.
        И защитил.
        Алиска всякий раз спешила раскрыться передо мной в новом, чарующем свете. Кто бы мог подумать, что ранимее всех остальных окажется именно та, при первом взгляде на которую никому и в голову не взбредёт, что ей нужна защита.
        Шутка, родившаяся из ситуации так и просилась на язык. Не хватало ещё Кондратьичу захотеть поиграть в обнимашки! К счастью, старый солдат был куда как серьёзней всех нас остальных.
        Выдохнул, покачал головой.
        - Гмуры не просто подземные жители. Эти истинные обитатели этих земель. Их можно было бы изгнать, истребить, повывести. Поработить, в конце концов.
        «Но» так и просящееся в этот список легко слетело с моего языка, а Кондратьич кивнул.
        - Верно мыслишь, барин. Всегда есть «но». Их истребляли и истребляют - эти твари живут одной лишь им понятной целью расширения туннелей, углубления - чуть ли не в самые недра земли. Словно жаждут добраться до самой преисподней.
        А вот это уже звучало интересней. Да, чудовища, да - злы по определению. Но лезут всё глубже и глубже. Я пожалел о том, что рядом с нами не было Биски - хотелось выспросить у неё, а есть ли в этом мире у Ада географическое значение? Мы так привыкли видеть Рай-Ад-Чистилище чем-то метафизическим. Но ведь открывала же бесовка туда врата - может, преисподняя как раз у центра Земли, в ядре и покоится?
        Тут и мысль сама собой возникала - может, эти самые гмуры сумели раскопать нечто такое, чего могло бы помочь им провалиться в самое пекло? А сам аццкий Сотона попросту не желал новых соседей?
        Вот уж воистину говорят - непрошенный гость, он хуже татарина…
        - Их всяко посылают истреблять. То «Уральцы», о коих ты тогда спрашивался, за деньгу возмутся, то гвардия лично батюшки-царя…
        - Постой, Ибрагим, - остановил я его. - Мы дай Бог от тех дверей на километр углубились, может быть, на два - а они уже тут торчали засадой. Если их так активно жгут-бьют-травят, то почему они оказались так близко к поверхности?
        Старик хотел было что-то ответить, но лишь выдохнул. Кажется, этот вопрос теперь волновал и его самого.
        - Стойте! - воскликнула Алиска. Словно по команде, мы приготовились к очередной атаке. Кондратьич повыше поднял свой фонарь. Свежий птенец Майи выпорхнул вперёд, обещая обрушиться жидким огнём на шкуру всякого, кто осмелится на нас напасть.
        Напасть на нас решился самый обычный перекрёсток. Туннели словно смеялись над нашей наивностью немым гоготом - что, спрашивали они, думали, что тут и перед вами одна большая, длинная кишка? Иди себе напрямик, никуда не сворачивая?
        Выкусите!
        - И куда? - Алиска закусила губу. Наверно, она только что добавила в список нелюбимых вещей перекрёстки, путь которых повсюду течёт в неизвестность. На меня уставились три пары внимательных глаз. Хмыкнувший Кондратьич сложил руки на груди, кивнул, давая мне в этот раз право самому сделать выбор.
        И проявить лидерские наклонности.
        - Алиска, что чуешь по правой стороне? Майя, твой птенчик умеет докладывать о том, что видит?
        Тармаева кивнула головой в ответ.
        Алиска села на корточки, припала на руки, принюхиваясь к смрадному духу подземья, в надежде учуять недруга. Птенец Майи рванул с места в карьер, юркнув за угол. Волосы на голове девчонки вспыхнули огнём р учитывая, что этому никто не удивился, я тоже решил не придавать особого значения.
        Не странно для других, не странно для меня.
        Глаза Майи заволокла пламенная дымка - родство с огнём давало о себе знать. Прокачать бы ещё его получшее, да посильнее. Ну да ничего, с этим ещё обязательно успеется.
        - Там, - Алиска ткнула пальцем в свою сторону охотничьим жестом, а я разом обратился вслух. Лисица продолжила. - Там… лучше туда не ходить. Не знаю, что это за тварь.
        Она не знала, зато ясночтение могло определить запросто. Я же подумал, что уж как-нибудь обойдусь. В голове скользнула шальная мысль - вот смеху-то будет, если точно такая же засела с Майкиной стороны.
        Начало было стандартным.
        - Там, - Майя будто во всём решила подыгрывать подруге. Мы молча переглянулись с Кондратьичем, подозревая жуткое, но прогадали.
        - Ещё гмуры, - огненная дочь Тармаевых зябко поёжилась. Будто в детских страхах они не только хватали её за ноги, но ещё и стремились утащить спасительное одеяло. - У них там что-то вроде лагеря. Костёр. И пленник…
        Глава 5
        Я бросил еще один озадаченный взгляд на Кондратьича. Он сам, кажется, был обескуражен не меньше моего.
        - Пленник? - переспросил я. - Здесь?
        Устройства туннелей я не знал, а карту не удалось раздобыть даже в инквизаторской библиотеке. Я ходил туда тайком, надеясь не попасться на глаза Егоровне.
        Карты не было нигде. Ясночтение же отдавало должное моим глазам, оставляя в недрах заметок схематичные очертания стен. Ну хоть не заблудимся, успокоил я сам себя.
        Я не знал выходов и входов в эту срань, но что-то подсказывало, что самый ближайший у нас позади. И то ли черт Ни-за-что-не-пущу-не-говотого' вполне себе впускал кого ни попадя, а на мне у него разыгрался синдром вахтера, то ли я попросту не понимаю особой гмуриной логики. Откуда тут пленник, как он тут оказался? Ну не тащили же его, в самом деле, хрен знает откуда, хрен знает зачем, чтобы мы вот так вот на него наткнулись?
        - Не пленник, - вдруг поправила ее Алиска, вновь пустив в ход свой супернюхальник. - Пленница.
        О-о-о, это разом меняло дело, конечно же! Сдержал рвущийся из меня сарказм, краем глаза взглянул на непрекращающуюся борьбу здравого смысла с внутренним демоном.
        Внутренний демон бил грушу, выдавая один запрещенный прием за другим. Ты же мужик, грозно вопрошал он. А как мужик может бросить девчонку в беде? Дай руль мне - и мы ворвемся в эту гущу, словно бур. От соплявок только мокрые ошметки на стенах и останутся.
        Здравый смысл, что сегодня занимал почетное место груши для битья, отчаянно протестовал. Ты мужик, но это ж еще не значит, что надо бросаться в бой очертя голову. Где же логика, тактика, стратегия, в конце концов?
        Демон был убедителен, но здравый смысл прав, а потому я встал на его сторону. Адский соперник лишь махнул рукой, заявив, что мы всего лишь стадо унылых, скучных неудачников.
        - В этот раз действуем тихо, - зашептал я.
        Может быть, мы вместе с Кондратьичем и имели честь убедиться в том, что местная мгла лопает звуки, что Алиска печенье с молоком, но рисковать лишний раз не хотелось. Опыт подсказывал, что твари, вот уже который год, если не век, обитающие здесь, могли научиться и видеть, и слышать, и одним бесам ясно что еще.
        Словно футбольная команда перед последним пенальти, мы обсуждали тактику.
        Майка шустро изобразила палкой в рыхлой земле примерные очертания лагеря. Огненное подобие воробья так и не вернулось к своей хозяйке, сгинув в гмурских пучинах. Нам следовало бы ждать, что, завидев огненную птичку, коротыши заподозрят неладное и всяко приготовят какую-нибудь каверзу.
        Катька оказалась очень умела в пантомиме, изящно изгибаясь и изображая дым. По крайней мере, мне так показалось - этот момент мы с ней как-то не продумали, но я боялся, что Майя сможет запросто распознать ее по голосу.
        Менделеева вытащила из своей сумки с пяток блестящих, стеклянных шариков - внутри вихрем гулял крохотный смерч. Он-то и должен был стать для нас дымовой завесой.
        - Майя, мне нужно, чтобы ты была на страже, понятно?
        - Нет. Что значит «на страже»?
        Я выдохнул, на миг закатил глаза, но созревший в голове план и в самом деле был уж излишне схематичен.
        Взял палочку из ее рук. Воображение откупоривало очередной бидон красок, некстати вспомнилось то акварельное месиво в театре.
        Задумка воплощалась яркими образами - мы с Кондратьичем под прикрытием дыма выскакиваем и палим из всего, из чего только можем. Винтовка Кондратьича стреляет в здоровенного, явно главного гмура, мой Подбирин подъедает поганцев поменьше. Словно Бэтмен, желая скрыться от чужих глаз, не забывая отстреливаться, мы спешно отступаем - вряд ли стоит думать, что наша выходка заставит их бежать, а не броситься в атаку.
        Тут-то и должна выскочить Алиска. Ее клинок вмиг слижет жалкие остатки жизни с тех, кто окажется ближе. Катя вытащила со спины некое подобие раскладного шеста - я сначала и не принял его за оружие. Шест оказался плевательной трубкой. Лента шприцов пряталась под одной из верхних юбок, обещая наполнить тела несчастных ядом. Чем она, конечно, и должна была заниматься.
        Ну а стоящая на страже Майя будет щупать плечи и спины поганцев подобием тех огненных ос, что она уже являла, когда мы гнались за святочертым.
        План был идеален и надежен, что швейцарские часы, но другого у меня не было, а остальные решили продемонстрировать свою безыдейность.
        Чисто писано в бумаге, да забыли про овраги…
        План решил, что он говно, он брезгует и, честно говоря, отказывается во всем этом участвовать. А потому он пошел домой, а мы - на хуй.
        Наперекосяк пошло все, что только могло пойти. Стеклянные шарики бахнули, как им и было положено. Вырвавшийся на свободу вихрь тотчас же обратился в густой дым - мы нырнули в него с Кондратьичем. Трижды проверенное ружье решило в этот раз выдать осечку. Ухмыльнувшийся нашим первым неудачам гмур был размером едва ли не с человека. Голову его украшала задернутая на лоб деревянная маска, в руках он сжимал светящийся огнем посох.
        Он взмахнул им, словно волшебной палочкой - дух ветра тотчас же приволок нам свое дитя, кусачим сквозняком схватил за нос и щеки. Дым, будто подхваченная разбойником сумка, мигом испарился, оставив нас с Кондратьичем как на ладони.
        На нас тут же обрушился самый настоящий град - мерзкие коротышки, прежде чем схватиться за кривые ножи, решили угостить нас волной отравленных дротиков. Майка вскрикнула первой: кажется, я сам забыл, что видел собственными глазами. Эти поганцы умело притворялись, прячась под настилами, засыпанными землей. Один из них, перебирая кривыми ногами, вмиг оказался с пламенной дочерью Тармаевых. Пламя, метнувшееся с ее ладоней, ударило ему в лицо - несчастный взвизгнул за миг до того, как лишился головы. Алиска, обещавшая прикрыть наши задницы, теперь была занята совершенно другим. Ее клинок вспорол брюхо второго, спешащего повторить подвиг собрата, коротышку. Словно танцуя с клинком, она располовинила бедолагу, третьего лишила ног, добила паршивца размашистым ударом - словно попавший в адские тиски, несчастный взорвался кровавым облаком.
        Майя припала на колено, вырвала миниатюрный нож из лодыжки - невелика рана, смертелен яд. Будто змей, он побежал по ее венам, всеми силами спеша к самому сердцу. Слабость обрушилась на плечи девчонки неподъемным грузом.
        Кондратьич был следующим - Менделеева успела швырнуть впредь нас конус гранаты. Потоком воздуха, взорвавшись, он спешил перемолоть склизкую, гнилую древесину подземья, разбить ее о камень стен. Но один из дротиков пробил Кондратьичу руку насквозь - старик выронил некстати заклинившую винтовку.
        Гмур-шаман возликовал. Посох в его руках очертил круг над косматой головой. Да-да, уныло отозвалось мне ясночтение, это именно то, о чем и подумал.
        Проклятие обещало лечь на наши плечи ужасными болезнями, годом неудач и страшно представить чем еще. Словно желая сотворить мерзость покрепче, плясали младшие гмуры - полурослики, не жалея пяток, отбивали дивный, отдающийся звоном в ушах ритм. Мана с их пляски вихрилась едва ли не потоком, текла будто по каналу к шаману.
        - Отступаем! - выкрикнул я, чуя, что сейчас это будет единственной здравой мыслью. Поддерживая Кондратьича, помогая старику идти, я заставил тень сползти с моей спины. Уныло и безрадостно, она стремилась возникнуть силуэтом к спешащей растерзать нас армии. Широко расставив руки, будто познав дзен мазахизма, она принимала на себя один удар за другим, быстро исчезнув в том море урона, что пролился на нее.
        Лог не стонал, лог ломился мне в мозг сотнями, если не тысячами сообщений. Сбивал с толку, мешал, отчаянно и самозабвенно рассказывал, что творилось с каждым членом моей группы. Словно эта инфа была мне дороже жизни, он вещал о том, сколько выносливости в секунду теряет Майя. Отравленная рана высасывала из нее жизнь и силы. Качаясь из стороны в сторону, привалившись к стене, она отбивалась огнем. Пламя скользнуло по ее телу, спеша излечить собой порез, но оказалось бессильно против того, что уже бушевало в крови скорой погибелью.
        Интерфейс спешил меня «порадовать», что если я срочно не свершу чуда, то от Тармаевой у меня могут остаться лишь добрые воспоминания.
        Карманы заявили, что на сегодня лимит чудес исчерпан, приходите завтра. Кровавый оскал фатального провала обещал обернуться гибелью - всех.
        Менделееву будто бы выточили из стали. Истеричная в иных обстоятельствах, сейчас она была сама собранность. Я ждал, что вот-вот она загонит в себя с десяток разномастных эликсиров, но ждал напрасно. Вместо этого она один за другим методично отправляла дротики из духовой трубки.
        Первым лег ряд гмуров, спешащий за нами. Шприцы нещадно впивались в их толстую кожу. Смесь, которую умудрилась создать пятый алхимик всей страны, была мощней примитивных ядов коротышек. Хватаясь за горло, выпучив от предсмертного ужаса глаза, несчастные захлебывались собственными рвотными массами. Мерзкая бела пена спешила выступить на губах, словно веревка вываливался мгновенно посиневший язык.
        - Рысев, прикрой! - Она решила, что и дальше играть по правилам не просто опасно, а смертельно. - Сделайте что угодно, только не подпускайте их сюда, слышите? Тармаева ж сейчас сдохнет!
        Алиска вынырнула вперед нас с Кондратьичем, давая мне возможность оттащить старика.
        - Пистолет, - потребовал он, когда я уложил его у ближайшего камня. Не успев ответить, я резанул слишком близко оказавшегося ко мне поганца кортиком старика.
        - Пистолет, - словно ошалелый, повторял он. Я хотел уже сказать, что стреляться - слишком рано, но он опередил меня. - Дай мне возможность подстрелить еще парочку этих сукиных детей!
        Сукины дети готовили следующий залп. Словно толпа детишек, узревшая лоток с бесплатным мороженым, они метнулись к чашам с боеприпасами.
        Пламя вырвалось из клинка Алиски. Красиво крутанув мечом над головой, она вознеслась над нашими головами в чудовищно высоком прыжке. Меч обрушился на набравшегося наглости оказаться в достаточной близости гмура, прежде чем с него, разнося по окрестности утробный рык, вырвалось спешащее сгореть дитя феникса. Вспарывая нестройные и без того изрядно поредевшие ряды коротошек, огненная волна лизнула напоследок треклятых плясунов.
        Ритм сбился, покачнулось почти готовое проклятие. Шаман спрятал за маской, надвинув ее на морду, гримасы гнева, отчаяния и страха. Как будто в его косматой голове на миг мелькнула мысль, что же случится, если мрачные Боги, к коим он взывал, окажутся недовольны незавершенным ритуалом.
        В его руках блеснул изогнутый, волнистый нож - таким впору только приносить жертвы.
        Мироздание вдруг подмигнуло мне, намекнув, что удача и чудо - это вещи приходящие. Сегодня они тусуются в заднем кармане брюк, а завтра их уже ищи у соседа.
        Сегодня они были у соседа.
        Пленницу я увидел только теперь. Гмур-шаман всей своей жирной тушей принялся раскачиваться, как неваляшка - проклятие, хоть и сбившееся, но все равно готовое достичь своего апогея, набирало последние силы для завершения. За шаманом прятался алтарь - светящиеся символы обещали благость богов в обмен на кровь. Пленница была связана, закрытый кляпом рот изрыгал мычание ругательств, связанные руки тщетно пытались вырваться на свободу. Полностью нагая девчонка одного с Майкой возраста. На голове - пепельные, почти седые волосы. Привязанная к жертвенному камню, она ждала печальной участи.
        Следом явилось непредвиденное. Богиня неудачи, только что оседлавшая наши шеи, решила, что мы - до безобразия скучные. А вот гмуры вполне в ее вкусе.
        Хитрой лисицей она сбила темп одного из плясунов. Подернулся шар проклятия - второй огрех стоил поганцам дорого. Взревевшая сфера мрачных пожеланий ответила молнией плети. Вскрикнул шаман, чуть ее выронив нож из рук, схватился за правое плечо - зеленоватая, обнажившаяся из-под спавшего наземь наплеча кожа пошла пузырями, в мгновение ока покрываясь коростой ссадин. Ожог спешил вырасти на спине мерзким горбом.
        Плясунам повезло куда меньше. Отчаянно завывая от ужаса, они таяли, словно свечи. Кожа слезала с обнаженных тел, словно воск, плоть же обращалась разваренным мясом. Едкий дым валил с умирающих в муках коротышек - прося о последней милостыне у Богов, они возносили им хвалу, требовали пощады.
        Тщетно.
        Неудача выплясывала посреди нас, обещая, что сегодня - акция! Скидки: она заявится ко всем и каждому даже без разрешения!
        Толстый гмур-шаман поскользнулся на кровавой луже, что натекла из одного из его помощников. Девчонка пыталась приподняться - любопытство тащило ее пуще ужаса узреть, что же творится. Одурманенная вонью благовоний, она пыталась прийти в себя. Отчаянно и дерзко билась мятущаяся надежда, словно вопрошая - это люди? Если люди, значит, спасение рядом?
        Увы и ах, нам сейчас самим требовалось спасение и срочно.
        Подбирин в руках Кондратьича неспешно, но опустошал обойму. Словно желая подтвердить свое звание стрелка, лежащий за укрытием булыжника старик не ведал промаха. Свинцовая смерть в облаке пороховых газов стремилась навстречу с гмуровыми шкурами - в меткости мне до моего мастер-слуги было как до Китая раком.
        Всего пятью выстрелами он сумел посеять в их рядах откровенную панику. Его выстрелы находили самых отчаянных, сильных и смелых коротышек. Словно подкошенные, вставшие в очередную атаку, они падали, хватаясь за разверстые животы, валились наземь, как только голова взрывалась, как переспелый арбуз.
        Менделеева медлила. Уверенная еще недавно, сейчас она поддавалась вдруг навалившейся на нее панике. Чувства бурлили в ней потоком, адреналин хлестал разве что не из ушей. Отчаянно и зло она перебирала подозрительного вида бутыльки. Словно нужный решил сыграть с ней в прятки, она хватала саму себя за голову и принималась вновь.
        Майке становилось хуже с каждым мгновением. Тармаева ухнула в сон - еще недавно способная стоять, она проваливалась в пучины предсмертного забвения.
        У меня помутилось в голове. Смерть гремела костями над ухом, смеялась гнилозубым ртом, говорила: «Ты привык нести погибель другим. Один, второй, третий - кто их считал? Они всего лишь горстка опыта на пути к твоему собственному могуществу. Ты приносил горе, юный жнец. Тебе было плевать на чужие слезы. Посмотрим, как ты совладаешь с самим собой теперь…»
        Все, чего мне хотелось, - это рвать и метать. Холодный взгляд смерти потоком пролился на гмуров из моих глаз, заставил дрогнуть. Язык был богат на ругательства, собираясь излить на них всю мощь русского языка.
        Вместо этого я молчал. Кортик хорошо, удобно лежал в руке, глаза застилал кровавый, адский туман. Будто я бился не с подземным народцем, а с смертью, тщетно пытаясь отбить у нее теперь и Тармаеву.
        Ну уж нет, говорила костлявая. В этот раз - девчонка моя.
        Никого и ничего не разбирая, я шел вперед, словно машина смерти. Ожившей мясорубкой перемалывал чужие жизни в отчаянные крики безудержной боли. Они отбивались - я разил наотмашь. Они защищались - словно буром я вспарывал их оборону. Они бежали, а я догонял.
        Удача изменила коротышкам. Слишком рано уверовав в собственную победу, они имели наглость расслабиться и теперь получали по заслугам.
        Шаман передо мной был толст и неуклюж. Он медленно вставал на ноги - ему мешало брюхо. Что-то бормоча, он тыкал узловатым пальцем то в шар над головой, то в алтарь, то в дрожащую пленницу.
        В моих глазах был только смертный, не предвещающий ничего хорошего холод.
        И тихий ужас - я больше смерти боялся взглянуть в лог, вызвать интерфейс и узнать, что Майки попросту больше нет.
        Самоедство еще обязательно, взявшись за руки с сарказмом, спляшут на могиле моих чувств, но сейчас они молчали. Молчал здравый смысл, забился невесть куда внутренний демон.
        Ничего не говоря, я вонзил в гаденыша клинок. Брызнувшая на лицо кровь показалась мне слаще меда. Вопль, переходящий в конвульсивный хрип, звучал, будто музыка в моих ушах.
        Убей, кричала лютая ненависть. Проверни в его потрохах клинок, заставь мерзкие ручонки перебирать по воздуху, пусть из его глотки брызжет смесь вязкой слюны и желудочного сока…
        Я не знаю, что случилось раньше: безобразное тело рухнуло к моим ногам или взорвалось проклятие над моей головой?
        Грохот привел меня в чувство, по спине жахнуло отколовшимся от потолка булыжником. Боль была отрезвляющей, боль сказала, что если я не поспешу прочь - меня ждет участь несчастных плясунов. Их изуродованные тушки тлели сизым дымом.
        - Барин, беги оттуда! - Кондратьич был на ногах. Он придерживал собственную руку, но спешил мне на помощь.
        Я заметался в нерешительности - широко раскрыв глаза, пленница гмуров умоляла о спасении. Я же не знал, чем разбить цепи.
        Проклятие буйствовало. Мне вспомнилось, чем хотел наградить нас тогда Франц - и вот теперь его заклинание казалось лишь детской игрушкой.
        Потому что над нами как будто бы бушевал гнев богов.
        Дымчатое, заполненное злом облако хмурилось, изрыгая из себя потоки красных молний. Не ведая жалости, изгибаясь, они беспощадно жалили все, до чего только могли дотянуться. Камень стен обращался в мягкое, податливое крошево. Магический алтарь лопнул, словно зеркало - побежавшая из центра трещина разрасталась, врезаясь в уши смачным хрустом.
        Шаман под моими ногами менялся. Его мертвое тело изгибало в корчах - будто разгневанные силы, к коим он еще недавно желал, стремились причинить ему адскую боль даже в посмертии.
        Молния заставила меня вильнуть в сторону прочь от жертвенного стола. Не выдержав, тот начал оплавляться по краям. С некогда острых углов крупными, тягучими каплями стекал камень, едва ли не обратившийся глиной.
        Здравый смысл не вовремя решил заикнуться, что оплавить камень можно лишь сверхвысокими температурами и…
        Отмахнулся от него. Там, где существуют и живут чудища, проклятия и магия, я поверю в что угодно.
        Девчонка рванулась еще раз - истерзанный проклятиями камень ухнул от ее усилий, сдался. Вколоченные колья вместе с цепями вынырнули из него, словно из песка.
        Я не стал долго раздумывать, схватил девчонку на руки - шокированная, напуганная до безобразия, она льнула ко мне, как к последней надежде.
        Потолок решил, что с него довольно. Проклятие, наконец, ухнуло - я почувствовал, как спину обожгло крошевом осколков. Боль взялась за меня не сразу, позволила сделать несколько шагов, прежде чем я, как подкошенный, рухнул наземь.
        Мы вместе с девчонкой кубарем скатились вниз. Кондратьич накинулся на нас своим телом, надеясь закрыть от гремящего на все лады обвала.
        «Вами получен девятый уровень!» - радостно сообщил мне проснувшийся интерфейс, прежде чем последние силы оставили меня…
        Глава 6
        Мне снились мамины большие и теплые руки, мягкие объятия, радость улыбки. Я тянулся к ним, не ведая иных забот - смех звонким колокольчиком вклинивался в приятную, вязкую тишину.
        Сну не нравилось, что я доволен. Ему хотелось, как и прежде, травить меня гончими кошмаров - а то чего я такой довольный? Старый Хвост, Франц, тот самый эльфианец - все они спешили навестить меня, одарить мрачным, вопрошающим взглядом. Словно желали устыдить за прежнюю жестокость - со мной, говорили их глаза, они бы так никогда не поступили.
        Я отмахивался от таких снов, гнал их прочь и был рад, когда открывал глаза.
        Сейчас я тоже был рад. Можно умирать сколько вздумается, а судьба, кажется, так и будет пихать ко мне полуголых девиц.
        В этот раз была абсолютно голая. Сжавшись калачиком, она спала у меня на груди, словно на мягкой подушке. Маленькие, изящные ладони стискивали мою руку, словно любимого медвежонка.
        Я, наверное, умилился бы, если бы не головная боль.
        Интересно, у мигрени могут быть градации? Если высочайшим уровнем считают легендарную, то моя как минимум превосходила все остальные на три ступени и была разве что не космических масштабов.
        Словно голова целиком и полностью состояла из теста, а трудолюбивый пекарь раз за разом разминал ее в сильных руках.
        Маленький, уютный свет стеклянной лампы был слаб, наверное, ровно настолько же, насколько и я сам. Он лишь касался собой смутных очертаний, но не больше.
        Кондратьич сидел ко мне боком. Пирожное в его руках было съедено лишь наполовину. Как будто бы старик терпеть не мог сладкого.
        Он предавался тому же самому, что и я сам парой минут назад. Склонив голову набок, приоткрыв рот, Кондратьич клевал носом. По крайней мере, мне отчаянно хотелось в это верить.
        Рядом с ним лежала винтовка.
        Девчонка была пленницей гмуров. У меня накопилось к ней немало вопросов. Я хотел взглянуть на нее ясночтением, дабы понять, что за фрукт свалился мне в руки.
        И не смог. Здравый смысл бежал впереди с предупреждением, страх жадно потирал ручонки. Ну, говорил он, призови свой разлюбимый интерфейс, взгляни, что сталось с твоими девчонками. Познай крайние глубины отчаяния, ведь ты же хочешь…
        Я не хотел. Одна лишь мысль о том, что их всех раздавило этим обвалом, была страшнее.
        Горе, готовое взять меня за руки, обещало оплакивать кончину девчонок вместе со мной. Оно и обнимет, и платок у него постиранный есть, и патрон поможет в Подбирина загнать.
        Чтобы застрелиться.
        В какой-то миг мысль об этом показалось столь притягательной и желанной, что стало жутко. Страх же гоготал - тебе легко жилось в мире айфонов и ноутбуков. Один, почти никого нет, никакой ответственности! Сейчас же ты попытался проглотить кусок куда больше, чем мог бы влезть в твою зевалку, и получил то, что заслужил.
        Потерял почти все, чего смог достичь.
        Сатана воистину мог бы радоваться - я еще никогда не ощущал себя настолько сломленным.
        Мягко отстранил девчонку. Она была маленькой, словно Алиска, но не такой коренастой. Худенькая, слабенькая, будто единственным хобби в ее жизни было недоедать.
        Почти точеная, хрупкая фигурка непрозрачно намекала, что она изрядно преуспела в этой гнилой затее.
        Старик оказался джентльменом. Будто не желая взирать на обнаженную девчонку, он укрыл нас своим большим, толстым кафтаном. Я сложил рукав этой одежки, чтобы получилась плотная подушка, мягко опустил на него голову девчонки.
        Встать получилось не сразу. Опираясь на острые края булыжников, царапая руки в кровь, я превозмогал слабость, боль и извечную усталость. Не хватало здесь разве что Биски - вот уж кто не удержался бы от ядовитой шутки даже в такой прескверной ситуации.
        Моя сумка лежала рядом с Ибрагимом - я развязал тесемки, выудил пирожное, жадно вгрызся в него зубами. Есть не хотелось, меня мутило, но надо было.
        Избежать ясночтения оказалось сложно. Словно воочию, одной лишь силой воображения, я нарисовал полоску здоровья. Обвал меня не пощадил, утащив с собой всю выносливость. Мана болталась почти что на нуле - то ли в бескрайних просторах своих сновидений я отчаянно творил одно заклинание за другим, то ли сегодня Биска решила меня наказать за то, что проснулся не в ее объятиях.
        Нещадно кололо ступни, каждый шаг отдавался так, будто я гулял по острой стальной стружке. Ноги слушались плохо, глазам и носу не хватало света. Усмехнулся - вот же ж! Никогда бы не подумал, что на себе смогу испытать ту хохму про «дышать темно».
        Чуть не споткнулся о торчащую из-под камня руку - один из гмуров, обращенных нашими стараниями в жмуров.
        В воздухе стоял мерзкий дух слежавшейся пыли и свежей мертвечины - некоторых Кондратьичу пришлось уложить после случившегося.
        Или это был я?
        Ничего не помню с того момента, как начался обвал.
        Боль отступила, когда я сгрыз яблоко. Мана, которой резко стало лучше, вернула если и не бодрость духа, то хотя бы желание жить.
        С яблоком вытащил одну из свечей - ухмыльнулся, вспомнил, что у меня даже не было спичек. Будь рядом Алиска, - наверняка бы смогла управиться с магическим предметом. Я потеребил подбородок - а ведь у меня самого такой опыт был, когда я чуть не залил нутро Менделеевой огнем. Может, и сейчас получится? Не должно же оно, в самом деле, быть сложно, как ракетные техноло…
        Получилось.
        Пламя откушало пару единиц маны, вспыхнуло едва ли не из огнемета, струей ударив в потолок - я чуть не выронил свечу.
        Свет можно было регулировать маной же - а торгаш-то умолчал, что его игрушки столь требовательны.
        Зато света давали куда больше, чем фонарь Ибрагима или птенец Майки…
        Майка…
        Я набрал побольше воздуха в грудь - рано или поздно надо принять мерзкую правду. Надежда жила во мне одним лишь честным словом. На что можно надеяться, если Тармаева была обречена.
        Я ждал сообщения о ее гибели сразу же, как только растянул перед глазами окно интерфейса. Ясночтение, словно желая нагнать побольше жути, прискорбно и загадочно молчало.
        Я глянул лог - тот был полон сообщений о полученном мной уроне, о крупицах опыта, что падали мне на счет… Система отдавала должное моим умениям, не забывала напомнить о текущем состоянии…
        Дебаффы злыми псами грызли мои характеристики, словно вопрошая - что, дружочек? Думал, что прерванное проклятие изыдет прочь, как сраная бздень? Дунь, плюнь, ногой притопни - и поминай как звали? Нет уж, лови, родимый, обратку.
        Страшно даже представить, что должно было быть, если бы на нас обрушилась не эта урезанная альфа-версия, а полноценный релиз.
        Я покачал головой - на ум шли какие-то странные, неуместные сравнения.
        Вскоре дошел до тех сообщений, где лог предупреждал о том, что Майя отравлена. Закусил губу, ничего не понимая, но беспокойство решило уняться. Надежда лыбилась во весь белозубый рот. Может быть, открывать шампанское и радоваться еще рано, но было хотя бы за что зацепиться.
        Я пробежался глазами по логу еще раз и еще, чуя, что упустил нечто важное.
        И в самом деле упустил.
        Катька Менделеева в ходе успешных действий получила следующий уровень. Знать бы еще, что за действия. За то, что вытащила Майку с того света, я готов был бы и сам ей навалить: уровней, опыта, что там еще дают?
        Лишь бы они все были живы.
        Интерфейс словно нарочно, чтобы меня подразнить, не показывал полоски их состояний. Наоборот, отмечал, что они по-прежнему состоят в моей группе, вот только поведать хоть какую-то информацию о них не желал.
        Я стиснул зубы, поднял небольшой булыжник - мысль о том, чтобы разобрать лежащий передо мной завал, была столь же нелепа, как и притягательна. В фильмах герой в отчаянии и желании спасти любимых начинал разбирать булыжники, а режиссер с оператором пели осанну его отваге, упорству и самопожертвованию.
        Мне же петь было некому.
        Было кому упрекнуть.
        - Глупо. - Я услышал голос и на миг подумал, что попросту спятил. Обращать на него внимание или не обращать?
        Галлюцинации не желали быть лишь слуховыми, они перерастали в визуальные.
        Биска, ежась, пыталась сохранить насмешливый вид на холодных камнях.
        Сквозняк брал от нее свое - адская дева покрылась гусиной кожей мурашек. Грудь словно сжалась, и лишь торчащие точки сосков не уставали говорить о том, как же ей на самом деле, холодно.
        Но в рекламе спрайта Биска бы выбрала вместо жажды имидж.
        - Удивлен? - Она отвернулась от меня, легла поудобней, уставилась в потолок. Игривый хвостик змеей вытянулся промеж ног, раскачиваясь в дивном, манящем танце.
        Я не знал, чему дивиться в первую очередь - внезапному появлению или появлению вообще? Не знал, а потому решил сойти за умного и промолчать.
        Тишина была Биске не по вкусу, тишина ее раздражала. Задорная и веселая, она жаждала смеха, приключений и восхищения - конечно же, ее нескромной персоной.
        - Ну же, это так просто! - На ее лице отразились недоумение и обида. И беспокойство: словно она пыталась прочесть мои мысли, а натыкалась лишь на вязкий комок липкого ничего. - Ты открываешь рот, блямкаешь языком - из этого получаются звуки. Иногда даже слова. Что с тобой случилось, живчик?
        Мне стоило лишь на миг моргнуть, чтобы она исчезла.
        И сразу же появилась у меня за спиной игривой дьяволицей. У нее были на редкость горячие, почти огненные руки - словно она только что вырвалась из самых адских пучин и спешила поделиться со мной теплом.
        Жар ее тела побежал по мне, разламывая озябшие кости - а мне-то ведь парой секунд назад думалось, что холодно здесь именно ей. А оказалось наоборот - это я за крохотную крупицу тепла уже горазд был продать ей душу.
        - Как грубо, - недовольно буркнула она и отстранилась. Я повернулся к ней лицом, а она зябко обхватила саму себя руками. - Как будто ты мыслишь, что твоя душа размером с Гулливера. Она, может, и правда именно такая, но только из его второго приключения.
        - Биска, ты мне видишься. - Мне казалось, что я констатирую факт. Копнув, наконец, мои мысли поглубже, она принялась натирать рога: видно, там и в самом деле было из-за чего начать беспокоиться.
        Словно пава, она продефилировала ко мне, взяла из моих рук булыжник, повертела его.
        И ударила им мне по голове. Несильно, но мне хватило.
        - Это, я так полагаю, тебе тоже показалось?
        Я хотел было ввернуть сомнение, что мне мог просто камень на голову упасть, но не стал испытывать судьбу лишний раз. Кто ж его знает, что она решит сделать в следующий раз.
        Потер ушибленный затылок. Биска стояла в уверенной позе, уперев руки в бока. Словно миниатюрная буква «Ф». Где-то в ее озорных мыслях было желание повторить фокус…
        - Ладно, ладно. - Я поверженно выставил руки перед собой, чуя, что она готова повторить. Не знаю, как там моя даже не дрогнувшая от такого фриндли фаера полоска здоровья, а я вот точно упаду от следующего раза.
        - То-то же. - Дьяволица наставительно подняла палец, швырнула булыжник прочь к собратьям. - Я жаждала увидеть почти все что угодно, живчик. Кроме того, что пришлось.
        - Завал, потеря девчонок, абсолютное незнание того, что мне делать дальше?
        Она отрицательно покачала головой, будто говоря, что это-то все здесь в порядке вещей. Мол, чуть ли не каждый второй проходит через нечто подобное.
        - То, что может случиться что угодно. Хоть обвал, хоть конец света, а ты все равно, даже из небытия вытащишь девчонку, чтобы в обязательном порядке поймать ее за сиськи. Думаешь, я не видела, как ты дрых? Твои руки так и гуляли по ее телу! И там, и там, и даже там!
        Ладони самой Биски в полной красоте показывали, где же гуляли мои шаловливые ручонки. С груди на живот, с живота к промежности и ягодицам…
        - Ревнуешь?
        Я задал вопрос, на который никогда не получу от нее ответа. Разве ж дочь Ада сможет признаться в этом хотя бы себе самой? Я уже давно оставил надежду…
        Не желая выслушивать очередной пассаж, повернулся к ней спиной, облокотился на стену. Только что съеденное пирожное спешило наружу - меня стошнило.
        - Ты в порядке? - Мне показалось или в ее голосе я в самом деле услышал нечто похожее на беспокойство? Я отрицательно покачал головой. Хотелось ответить мемом про какую там нахуй норму, но я сдержался.
        В голове поселился целый ворох вопросов к дьяволице. Она прочла мои мысли, устало выдохнула, но отвечать не спешила. Мол, потрудись, озвучь - и вот, может быть, тогда…
        - Что ты здесь делаешь? Ты же говорила, что не станешь мне помогать, потому что…
        - А я и не помогаю, - пожала она плечами. Убедившись, что я твердо стою на ногах, она села на один из плоских, гладких булыжников, словно на грех, задрала одну ногу, обхватила ее в колене, выставляя напоказ чуть прикрытую тряпкой промежность.
        Я сделал вид, что глух к ее уловкам.
        Игривой кошкой она сменила позу - встала на колени, чтобы тут же лечь. Моему взору открылась округлость ее ждущих моих рук ягодиц.
        Словно она так и желала сказать - наконец-то мы одни! Там, в подлунном мире, обязательно находился какой-нибудь рыжий, веснушчатый толстяк или вытянутая шпала, чтобы нам помешать. А здесь я мог сделать со ней все, что только пожелаю - за кусочек маны, конечно же, а как еще? Она ж меня терзать явилась.
        Я не поддавался на чары краснокожей плутовки.
        - Я пришла проверить, что здесь с моей будущей игрушкой. Как он, жив ли еще? Люди, когда попадают в мою игрушечную коробку, становятся сразу же скучными - не такими, как живые.
        Она легла на бок, запрокинув ногу. Когтистый палец побежал по линии промежности, словно указывая, где следует быть моему взгляду. А лучше и кое-чему другому…
        - Вижу, ты умудрился вляпаться. Едва ли не на ровном месте. Гмуры редко взывают к своим Богам, но тебя угораздило выбрать момент.
        - А кто их боги? - Я почувствовал себя идиотом. Как будто бы мне на самом деле больше не о чем спросить. Биска повела плечами.
        - Кто ж их знает? Я никогда не задавалась вопросом выслушивать в их бессвязном бормотании хоть что-то понятное. Наверно, выдуманный друг.
        Она сладко зажмурилась, чуть отдернув тряпицу с промежности, принялась массировать половые губы. Только и ждущие ласки, они набухли, а я ощущал, как сквозь усталость, слабость и прочее меня начинает тянуть к дьяволице. Пусть скромные, но прелести Биски магнитом притягивали взгляд.
        - Что они, что вы - почти одинаковые. Узрели фокус - и готовы бить лбом пол, принимая безделицу за могущество. Не получилось что-то - и вам уже нужны некто, на чьи плечи можно возложить вину за собственную неудачливость. Разве не так?
        Не так. Я бы точно не стал звать ту сферу проклятия, что бушевала над нашими головами, безделицей.
        Дьяволица выдохнула, прочитав мои мысли, но возразить не успела - сквозь пелену мрака наших ушей коснулся тихий, почти сдавленный девичий крик.
        Я рванул назад, забыв о боли в ногах и прежней усталости. Что-то случилось, кричала внутри меня тревога, не забывая щедро удобрять душу ядом обвинений. Что-то случилось, а тебя опять не было рядом с дорогими тебе людьми. Есть что сказать в свое оправдание?
        Мне сказать было нечего.
        Я почуял себя почти что голым - когда же научусь, прежде чем вставать и брести к бесполезному, озаботиться тем, чтобы сунуть за пояс хоть какой завалящий клинок?
        Девчонке, успевшей натянуть на себя камзол Кондратьича, это первым и пришло в голову. Выставив перед собой клинок, она жадно, дрожа губами, смотрела на старика. На лице - гримаса глупого, детского, должного пугать оскала. Старый солдат стоял перед ней чуть подняв руки и на полусогнутых. Не знаю, что здесь случилось, но старик явно был недоволен, что хоть кому-то удалось застать его врасплох.
        - Вы не понимаете! - У нее был красивый, мягкий и почти бархатный голос. С таким можно было бы стать хорошей певицей.
        Мое появление не прошло без внимания - легендарный кортик Кондратьича в ее руках тотчас же уставился острием мне в грудь. Девчонка обещала пустить его в ход, и я не давал себе усомниться в серьезности ее намерений.
        В чем угодно другом - пожалуйста! В том, что у нее в действительности хватит сил и умения атаковать старого солдата - запросто! Куда ей?
        Я не позволял себе сделать и лишнего движения - зачем провоцировать? Уверен, что моя эгида в случае чего сумеет принять на себя ее первый удар, а вот рисковать Ибрагимом не хотел.
        Краем глаза заметил, как по стене, прилипнув к ней руками, ползет Биска, надеясь зайти маленькой мерзавке за спину.
        Дьяволица мягко опустилась наземь, положила когтистые лапы на плечи, но ничего не делала. Облокотилась на маленькую фигурку, зубасто ухмыльнулась
        - А у нее ведь и правда красивая мордашка. Да, живчик? - Словно желая продемонстрировать, она мягко провела ладонью по ее лицу, убирая мешающуюся прядь.
        Из-под растрепанных дымчатых волос я разглядел ее испуганный взгляд - меня с ног до головы проняло и бросило в холодный озноб: на меня смотрела кровнорожденный прислужник.
        Ее словно тоже это коснулось, девчонка вздрогнула. Биска разом, словно ужаленная, отстранилась от нее прочь.
        - Ты! И ты! - Девчонка переводила клинок с меня на старика. - Не подходите! А не то… Умрете, слышите?
        Я бросился к ней сразу же, едва она решила развернуться к нам спиной. По лицу ударили ее волосы, нога поскользнулась на осклизлом камне. Словно еще на что-то надеясь, я сомкнул объятия, но поймал лишь воздух. Девчонка, шустро перебирая ногами, будто это не она десять минут назад спала у меня на груди, уносила ноги. Сверкали оголенные круглые ягодицы, издевательством гремел смех согнувшейся надо мной дьяволицы. Ей точно было что сказать мне, но она предпочла молчать.
        Глава 7
        - Ты знала, что она мой кровнорожденный прислужник? - спросила Биска, а я не ответил. Мы словно поменялись с ней ролями.
        Она кривлялась в свое удовольствии, скакала впереди нас с Кондратьичем, цокала копытами и не смела унять собственного веселья.
        Да и как здесь его можно было унять?
        - Ну давай же, живчик, открой ротик, скажи: ты знала, что она мой кровнорожденный прислужник?
        Я в который раз взглядом указал на старика. Лишившись своего фонаря, сейчас он держал мою свечу, приняв ее без лишних вопросов. Затраты маны разом легли на его плечи, а я немного выдохнул. Хоть какое-то облегчение.
        Биска словно не понимала моих намеков. Старик? Ну а что ей старик? Признавать, что я буду выглядеть идиотом в его глазах, разговаривая с воздухом, она попросту не желала. А может, и признавала, но наслаждалась возможностью мне досадить.
        Демон всегда демон - не я ли сам говорил?
        - Не серчай, барин. Я, дурак, проспал. Годы свое берут, ты пойми. Мы эту егозу нагоним. Видишь? - Он ткнул пальцем в рыхлый ком жидкой грязи. Отпечаток босой ноги принадлежал нашей беглянке - в наивной девичьей глупости она решила петлять по коридорам, но еще глупее было бы с ее стороны полагать, что мы не бросимся в погоню.
        - Кто эта девица, откуда взялась? Я думал, вы проснетесь, разговоритесь - а она раз! И за клинок!
        Слова лились из Ибрагима одно за другим. Он не желал слушать моих слов успокоения, он желал найти самого себя в пучинах самоедства.
        Что ж, нет препятствий безумству отчаянных…
        Биска, устав ждать от меня ответа, выдохнула.
        - Я знала! И что с того? Почему не сказала сразу? Иногда лучше показать.
        Это было в какой-то мере приятно. Я чувствовал себя сейчас великим мудрецом. Идешь, молчишь, шаркаешь ногами по рыхлой земле, а все выкладывают перед тобой свою подноготную, разве что в красную ковровую дорожку не стелятся. Хотя надо было бы проверить - помолчать еще чуть-чуть, вдруг они и в самом деле?
        Дьяволица не унималась. Игра ее больше не забавляла, а раздражала, но несчастная не могла остановиться. Не ведая покоя, она висла на Кондратьевиче, словно мешок, прыгала с него на стену, цеплялась за потолок. Ну обезьяна в чистом виде!
        - Наверное, тебе интересно, почему я не помогла?
        Мне было интересно, и на этот раз я удостоил ее ответным кивком. Адская дщерь подхватила брошенный мной из жалости кусочек внимания, будто величайшее из сокровищ. На ее лицо вернулась самодовольная улыбка.
        - Мне нельзя, живчик. Я уже говорила или ты забыл? За мной пристально следят, и каждое мое действо оценивают.
        Я снова кивнул, как будто признавая ее правоту. Где-то внутри рогатой головки закипало недовольство. Она как будто поставила перед собой цель выжать из меня хоть слово.
        Кондратьич водил свечой из стороны в сторону, разгоняя лезущую к нам мглу прочь. Тень подступала шаг за шагом и трусливо бежала всякий раз, едва ее касался свет, обещая вернуться за своей добычей в скором времени. Старик ни под каким соусом бы не признался мне в том, что у него невесть откуда взялся новый дебафф. Может быть, это из-за проклятия, а может, где-то в глубине его души пробудились былые страхи, но он теперь боялся темноты. Я почти мог его понять - когда-то в детстве точно так же боялся ночной мглы хуже всех фильмов ужасов. Воображение спешило нарисовать тучу чудищ, что прячутся в ее немилосердных объятиях. И стоит им только лишь скинуть ночной покров, как они явят свою жуткую суть в многообразии клыков и когтей. Нет уж, ну их.
        Надо было разбавить его страхи разговором. Старший брат, заметив за мной такой позорный недуг, решил не насмехаться, а предложил помощь. Старший брат всегда видится существом на целый порядок выше. Он больше, сильней, он может дать любому чудищу по щучлу и, если тому покажется мало, добавить.
        Но от страха ведь это совершенно не избавляло, лишь проливало бальзам обманчивого спокойствия на ментальные раны. И, словно знаю об этом, брат заводил со мной разговоры - неважно о чем, лишь бы разбавить гнетущую тишину хоть чем-то.
        Помогало мне, надеюсь, поможет и Кондратьичу.
        - Кондратьич, расскажи мне о матери.
        - О матушке, барин? А что тут рассказывать-то, нешта сам ничего не помнишь? Статна дева была твоя мать. Всем хороша - и лицом юна, и телом полна, бока наливные, ух! Прости уж за гнилой язык, барин. - Он опомнился, вспомнив, кому вещает о своей симпатии, склонил голову. Я махнул рукой - чего уж там, дело-то былое. Словно получив от меня разрешение, он продолжил: - Жаль токмо, что жила не так долго, как хотелось бы. Едва вас вот только из пеленок вырастила, как сгубило ее лихорадкой.
        - А как же магия? - удивился я. За последнее время видел столько чудесных спасений, что в пору было поверить, что Смерть уходит неудовлетворенной девой едва ли не каждый день. Старик лишь отрицательно покачал головой.
        - Ма-а-агия, - недовольно протянул он и сплюнул, будто желая показать все свое отношение к ней. - Грош цена ему, этому вашему колдунству. Как только лихорадка по стране ударила, так вы бы видели, что только в Петербурге было!
        Я на миг задумался, копаясь в памяти. Надеясь, что уроки истории всплывут как-нибудь сами собой. Получалось скверно - все еще гудящая голова не давала покоя. Была ли в те времена лихорадка в знакомом мне мире или же как раз наоборот - хрен его знает. Кондратьич продолжил:
        - Тебе-то не вспомнить, барин. Ты совсем сопливый был. Батюшка-то ваш весь извелся тогда. Он-то меня когда нанимал, мы с ним где только ни бывали - он меня, что чумадан, с собой и в кажду дырку, куда Инператор ни пошлет. А тут весь сник, что твоя листва. Бледный ходил. Я-то ему по доброте душевной чего только сделать ни хотел - и чарку горяченькой из погребов, и за вами присматривал, и барыне помогал. А ему ничуть не лучше.
        Кондратьич и сам сник от этих воспоминаний. Они сидели глубоко в его душе. Не давали покоя. Кажется, сегодня я понял, что приходило Кондратьичу в кошмарных снах - он видел горе своего господина как свое собственное.
        - Такая беда была, барин, с этой лихорадкой. Лекарства нет, инквизаториев что сидоровых коз дерут. Люд-то простой мрет, что мухи, поля пустеть начали, там и голод показался. Немец обнаглел, войной хотел на нас идти. Басурманы чертовы, турки-то стало быть, тоже упосля поражения голову стали поднимать, к новому походу готовиться. Говаривали, сам Инператор, да хранит Бог его душу, той участи-то лихорадочной не избежал, оттого и прятали его. Дабы, значит, лишний раз народ не волновать.
        - А чем дело-то кончилось, Ибрагим?
        Старик повел плечами, покачал головой.
        - Да чем же оно кончится-то могло, барин? Лихорадка сначала-то только у одних появляется, да других не минует. Квакрантинные меры, стало быть, эльфианцы ввели: мол, к ним наши не ходи. А лихорадка дальше поползла, тут уже остальным самим не до войны стало.
        Он подумал, будто взвешивая на весах, говорить следующее или не стоит. Решил, что последнее.
        - Мамка Менделеевых тогда всех спасла. Тоже эту дрянь подхватила: у нее волосы-то побелели не просто так, на себе она свой отвар пробовала-то. И деткам передалось.
        Я закусил губу - по всему так выходило, что Менделеевы неспроста свое имя носят, да и не только злодействами относительно других домов промышляли. Так подумать, им наверняка и памятник какой по такому случаю соорудили…
        - Но до того еще, почитай, цельный год мучений жутких был, барин. Всяко чего только тут не вершилось, ты бы только видел. И деревни без людей, и дворец под круглосуточной охраной. Глядишь - вот идет человек, а уж через минуту глядь - а нет его, человека-то. Того самого, прибрала костлявая!
        Старик распалялся в своей образности. Страх перед темнотой и в самом деле отступил перед жутким прошлым.
        Я не видел той жути никогда в жизни. Мне повезло родиться в мире, где есть развитая медицина и передовые технологии по борьбе с вирусами. Да и те нет-нет, а во время какой пандемии дадут сбой.
        - Ты вота, барин, про мажьев упомянул. Батюшка твой из кожи вон готов был выскочить, каких токмо колдунов не приводил. Страсть! И наших доставал, и заморских. Басурманские чучела приезжали - черны, как бизьяны. Пели, плясали, в тарабан, стало быть, тарабанили - ну да что толку? У Инператора денжов-то всяко поболее буде, а и ему ничем помочь не сумели.
        - Постой, Кондратьич, - остановил его я, но ведь император жив-здоров…
        Я прикусил язык, чуя, что сейчас поймаю на себе недоуменный взгляд старика. Тот лишь цокнул языком в ответ.
        - Да он-то жив-здоров, чевой ж ему сделается? То только слухи были, что он залихорадил. А на деле жена, императрица, стало быть, слегла вместе с старшей дщерью. Их и так, и эдак, и растак - а путь был туды же, куда и остальным: на погост.
        Видимо, та же самая участь постигла и мать Рысева-бывшего. Ибрагим поспешил подтвердить мои догадки.
        - Ну да чего мы о других, вы ж о матушке знать хотели, барин. Ну так слушайте…
        Биска, слинявшая вперед, после того как мы затянули наш заунывный разговор, мрачно вышагивала, будто надеясь, что цокот ее копыт оглушит нас.
        А может, что-то проверяла - кто ж их, этих демониц, поймет?
        Кондратьич продолжил.
        - Угасала она, барин. Ты-то рядом бегал, чего понимал? Орал как резаный, мы ж тебя к ней не пускали - хворая, как пустишь? А ну как ты сам эту оказию подхватишь? Барин-то, честно признаться, будто и внимания на это не обращал, вы словно для него исчезли. То вот были прям на глазах - подойдет, поиграет, козу покажет. А то ж вы сами будто не ведаючи, как с детьми-то, ага?
        - А потом что было?
        - Да что тут, разве словами расскажешь? Для барина-то, старшего, почитай, весь мир разом в труху обратился. Ничего не мило стало. Отстранился - думал, за ней следом уйдет. Ан нет, выжил, да что толку? Вона, ненамного пережил-то… Да еще какую судьбину снискал - ни одному вражине не пожелаешь.
        Мне оставалось только дивиться Кондратьичу. Он едва ли не был верным псом дома Рысевых, но по-странному боготворил и самого Императора. Без особого пиетета, но с уважением.
        Меня стукнуло по голове - лог, собака, вооружившись алфавитом, разбередил было унявшуюся мигрень. Мозг сдавило так, что я чуть не упал, но удержался.
        Вами получено достижение:
        Душезнатец.
        Помочь одному человеку из своей группы обрести внутренний покой.
        Вами получена награда: +1 к интеллекту!
        Кондратьич подхватил меня, вовремя заметив, что мне нехорошо, помог сесть наземь.
        Старик будто разом обратился в заботу: теперь-то мне была понятна его безграничная преданность и любовь к Федору Рысеву. На склоне лет, побывав на войне, не нажив богатств и детей, утратив все, он хранил меня пуще зеницы ока. Потому что я теперь единственное, что осталось от тех, кто когда-то был ему дорог.
        - Не спеши, барин. Ты всяко отдохни лучше минуток пяток, а потом… потом дальше пойдем.
        Я принял его помощь с благодарностью, сел на наземь, на мгновение прикрыл глаза. Старик, не ведая, что же ему делать дальше, опустился рядом, привалился спиной к стене.
        Ему самому было скверно. Я понимал, что его гнетет - выходит ведь, я оказался в этих застенках только по его вине. По крайней мере, ему так думалось.
        Нет уж, Кондратьич, если бы ты только знал, сколько раз я за последнее время пренебрегал твоим советом не пихать голову в пасть черту, ты бы охнул. И сдох - уже узнав о том, какие силы на меня изводили те, кто желал моей смерти. Думать о том, что можно было бы запросто спрятаться в каком селе, было столь же наивно, как и верить в то, что можно убежать от голода.
        - Ну, ты чего? - Биска, заметив, что за ней не шествует целая процессия, прискакала назад. Ткнул себя пальцем в лоб, велев ей прочитать мои мысли. Или тот сумбур, что сейчас был вместо них.
        Ничего не ответив на этот выпад, дьяволица ускакала - только ее и видели! Либо окончательно разуверилась, что меня можно спасти и ушла, дабы не выказывать своего явного злорадства, либо…
        - Я знаю, о чем ты думаешь, барин. - Теперь ту самую ачивку решил заработать Кондратьич. На миг мне представился жуткий старик, вооруженный лопатой, готовый вгрызаться в почву моего мозга - дабы, стало быть, докопаться до сути.
        Стало не по себе, захотелось зябко поежиться. Чтобы сидеть не без дела, вытащил пистолет, который мне вернул Кондратьич. Проверил обойму - как я и думал. Старик исстрелял там, в том зале, все, что было. А вытащить из моей сумки свежий боеприпас не догадался…
        - Ты думаешь о девках. Сказал бы, что это только по молодости, да я тоже о них думаю - чавось там с ними?
        Покачал головой ему в ответ, выдохнул. Он был прав и неправ одновременно. Мне выпала участь гораздо хуже - не думать, а волноваться.
        - Разве есть смысл думать об этом, строить догадки, опираясь лишь на опасения? - сказал и сам диву дался, сколь же оно мудрено прозвучало. Старик лишь хмыкнул мне в ответ.
        - Дело говоришь, барин. Соображаешь, прям почти как солдат! Но всяко сложно - в голову-то так и лезет! - Он стукнул самого себя по макушке. Я знал, зачем он завел этот разговор - хотел и развлечь, и немного успокоить. Ибрагим продолжил.
        - Тут ведь оно все как, барин? Они ж по ту сторону завала остались-то, смекаешь? Я мог бы тебя сам на своих плечах тащить - а девку энту невесть откуда взявшуюся куды? За срам да в карман?
        Он крякнул от собственной хохмы. Я же вспомнил, что мы старались идти за ней следом, а за разговором о былом и вовсе забыли поглядывать на свежие следы. Впрочем, дорога перед нами лежала прямая, как кишка, да утопающая во мраке пещера. Оставалось только гадать, как эта паршивка не свернула себе шею в этой темени?
        А может, зря мы решили ее спасать? Ну мало ли - она вон остервенело вопила, что мы ни черта-то не понимаем. Может, она местный маугли и сама хотела в жертву?
        Ага, напомнила мне память, так хотела, что аж пятками готова была сверкать, едва постамент, к которому ее приковали, захрустел.
        Я неспешно набивал обойму патронами, чередуя чародейские пули с обычными, начиная с первых. Сумка, бесстыдно раззявив свою пасть, доносила до носа заманчивый аромат яблок и подсохших пирожных, бередила разыгравшийся аппетит. Под ложечкой тут же засосало.
        Патроны казалась мне верткими, крохотными человечками. Промасленные, завернутые в грубость газетной бумаги, они скользили в руках, норовили выпасть обратно к своим собратьям.
        Но я был усерден…
        - Мне думалось, что если твоя эта Менделеева Тармаеву в чувство приведет, то они попросту завал-то перед нами расплавят. Ну поднатужится Майка да сдюжит. А потом вспомнил, что случилось, как она чуть ли не мертвенно побледнела, понял, что надежи никакой.
        - А что ж ты меня не разбудил?
        - Виноват, барин! Ну ты не серчай - всяко тебе немного, а поспать-то нужно было. Ты вона на себя сейчас глянь - усталость-то берет свое.
        Я кивнул, соглашаясь с его доводами.
        - Ты о девках не думай, правильно это. Мертвые они, живые - выберемся отсюда и узнаем, там уж слезы, в случае чего, лить и будем. Мы вот в бой когда шли - когда думашь о других, как они там, мол? Не посекло ли их щрапнелью? Не всадил ли клятый басурман им штык в боюхо? Думы-то мрачные, плохие. Черные, я бы даже сказал, думы-то, ага. Их в такие миги надо прочь гнать. О других думашь, о себе забывашь - самому картечью аль еще чем и прилетит. И…
        Он вдруг всполошился, почуяв неладное, разом оказался на ногах. Я выхватил Подбирин, загнал обойму, лязгнул затвором - не знаю, какую он там погань учуял, но нам было чем его угостить.
        Старик, покрывшись испариной, стискивал в руках винтовку, готовый как стрелять, так и отбиваться. Он не желал скрывать своего волнения - тяжкое дыхание едва ли не облачками пара вырывалось из его рта.
        В противники к нам записался маленький, пузатый гмур. Ему было далеко до роста того шамана, но вот в объемах с ним он запросто мог посоперничать. Маленькие мохнатые ноги, большая голова, нос размером с крупную картофелину.
        Перед нами как будто возник Вассерман от мира коротышек - вместо карманов он облепил свою одежку добрым десятком сумок.
        Его вид поражал воображение - казалось, что это не гмур тащит на себя всякий скарб, а тот захватил разум несчастного и использует для передвижения.
        Я опустил пистолет, нутром чуя, что этот представитель для нас никакой угрозы не представляет. Скорее наоборот: будет полезен, как никто другой.
        Словно вишенка на торте, апофеозом служила восседающая сверху на сумках Биска.
        Гмур бросил на нас взгляд из-под капюшона, и его гнилозубый рот тотчас же растянулся в хищной, широкой улыбке…
        Глава 8
        Несмотря на объемность размеров, он как будто был везде и сразу. Готов был вынырнуть из-за спины, проскочить между ног и в ту же секунду оказаться на плече.
        На удивление легко он избавился от сумок - монструозной горой хлама они высились в сторонке, то и дело привлекая к себе взгляд. Я готов был поклясться, но мне казалось, что в этой непроглядной мгле этот мусор как будто светился изнутри.
        Ясночтение только глянуло на это безобразие и тотчас же заявило мне, что я, видимо, офонарел и совсем потерял голову: не будет оно всю эту кучу раскладывать по вещичкам с градациями. А потому попросту решило окрестить «товарами» и умыть руки.
        Это-то еще ладно. Куда сложнее было поверить, что эта образина прекрасно знала русский язык.
        - Эт-т-то холлосая палка, да, гани? - Не желая признавать во мне главного, он крутился вокруг Кондратьича. Старик же каким-то чудом держался, чтобы не одарить пронырливого поганца пинком, и грубо оттолкнул его ногой прочь лишь тогда, когда его тоненькие ручонки коснулись винтовки.
        Словно баскетбольный мяч, торгаш тяжело откатился прочь, но ничуть не обиделся. Будто он привык, и так с ним ведут себя каждый день.
        - Барин, можно я его пристрелю? - Мне показалось, что я услышал мольбу в голосе старика, но отрицательно покачал головой ему в ответ.
        Гмур не ведал, что такое приветствие, но моя причуда уже дала понять, что перед нами торговец. Незатейливый, незамысловатый, невесть что вообще забывший в этих коридорах.
        Серьезно, куда он шел? Там ведь впереди завал, устроенный нами. Впрочем, подумалось мне, он мог ведь ничего и не знать.
        - Моя вам плодавать, гани. Чего хотеть? Моя много-много иметь! Сщ-щитай вся окула - моя магазин. Лавка. Баз-зал! - Он старательно выговаривал каждое слово, будто пытаясь подчеркнуть свои старания. Смотрите, мол, мне с вами говорить тяжко, а ведь выучился!
        Мне вспомнилось наставление беса, что деньги лучше не беречь, а тратить все и при первой же возможности. Не признать его правоту сложно - кому ж еще могут быть нужны гмуровы монеты?
        Биска раскачивала хвостом из стороны в сторону и разве что не лучилась от самодовольства. Поворачиваясь то одним боком, то другим, она ждала от меня похвалы. Смотри, офицер, какую я чуду-юду тебе привела.
        И чтоб ты без меня только делал?
        Я даже не знал, как намекнуть ей, сколь бесполезную услугу она мне оказала. Нечто подсказывало, что пятнадцать монеток - это, конечно, не мелочи, но цену этот поганец задерет такую, что здесь надо будет все гмуровы поселения обнести.
        Здравый смысл чуял во всей этой затее подвох - мы, значит, со всех ног бежим истреблять его собратьев, а он нам на блюдечке и с голубой каемочкой готов помощь приволочь?
        Словно читая мои мысли, он повернул ко мне голову, одарил острозубой ухмылкой, так и говорящей - что же ты, человек, такого плохого обо мне мнения? Не на блюдечке, а за хорошие деньги!
        - Чего хотеть? - Он вдруг от Кондратьича перешел ко мне. Поняв, что от «гани» он ничего доброго не добьется, решил, что я куда лучшая цель для словесных атак.
        - Моя мног-го плидлагать! Есть пости усе! Сапоги, сапка, сабля - все на «с», все скидка дам!
        Словно решив, что я на что-то согласился, он развязал котомку одной из своих сумок. Словно скатерть самобранка, она расстелилась в нехилый половик. Уложенные поверх нее товары были всем и ничем одновременно.
        Ясночтение устало выдохнуло - ему не хотелось тратить время на подробный разбор этого скарба, но я ведь заставлю.
        - У нас нет денег, - честно признался. Толстяк разве что не подпрыгнул.
        - Сто? Сто ты говолись? - Он свистел едва ли не на каждом слове. Едва заслышав о том, что мы фактические банкроты, он подрастерял добрую половину своего энтузиазма.
        Я повторил, а он вдруг махнул на это рукой.
        - Все говолить - нет денек! А потом рас-с-с, и под матрас-с-с! Моя кледит дать!
        Ого, а этот парень быстро готов взять быка за рога и на мелочи не разменивается. Оставалось только гадать, как ему за все это время удалось разрастись до таких размеров, а не сдохнуть от голода? Он знал нас от силы десять минут, но уже был уверен в нашей будущей платежеспособности.
        - А если мы не отдадим? - спросил я, переглядываясь с Кондратьичем. Старик был немного не в себе - про гмуров он слышал, деньги их видывал, но впервые и воочию встретить их торговца?
        - Это как - не отдавать? - Пузатый богатей как будто не ведал, что такое обман. Впрочем, его хитрая рожа выдавала его с потрохами - он не просто о нем знал, но и частенько к нему прибегал.
        - Не отдавать нехолос-с-со. Мои друзья нис тогда плохо делать молодой господина. Гани болеть, гос-с-сподина много болеть. Обман нехолос-с-со.
        Биска кивнула, будто подтверждая его слова.
        Ладно, кивнул я. В конце концов, за погляд денег не берут. А если что понравиться - так мы что-нибудь и придумаем…
        - А ежели мы тебя пристрелим? - Теперь свое любопытство удовлетворял Кондратьич. Не знаю, что было у старика на уме, но могу с точностью сказать - дай я только отмашку, и он всадит в торгаша пули две-три, и контрольный в голову.
        Я бы точно этого делать не стал. Торгаш жирел явно не потому, что всяк спешил его ограбить, а как раз потому, что грабить остальных удавалось ему. И уж за столько лет точно была не одна попытка осуществить подобную глупость.
        - Лучше не надо, - мрачно отозвалась Биска, подтвердив мои мысли. Я лишь пожал плечами - не надо, так не надо, как будто бы здесь в самом деле кто-то собирался. Меня больше заботило совершенно другое.
        - Какого черта? - Я готов был взорваться гневом. Гмур же не растратил былого настроения и переспросил, будто не понимая, в чем дело:
        - Да-да, сто-то не так?
        - Я скажу тебе, что не так! Ты что мне пытаешься всучить? Это же проклятые вещи!
        Кондратьич при одном упоминании этого разом посуровел, схватился за затвор винтовки. Я снова потянулся к пистолету, словно в самом деле собирался пустить его в ход.
        Ну в самом-то деле? Этот поганец пытался мне всучить кольцо, обещавшее даровать мне пять единиц силы - и накладывать каждые три минуты проклятие, отъедающее добрый десяток от случайной характеристики - на те же самые три минуты. Вспомнился подаренный мне образок - словно талисман, он сегодня был со мной. Помочь, конечно, никак не помогал, но…
        За кольцом шли сапоги «быстрых ног». От быстрого в них было разве что название - проклятая обувка обещала преобразовать скорость и остроту мысли в скорость бега. Вряд ли бы я в самом деле стал быстрее пули, а вот в том, что непроходимо отупел бы - никаких сомнений не оставалось.
        Мне вспомнился изглоданный, лежавший уже не первое столетие скелет в точно таких же, который нам встретился с Кондратьичем - и стало немного не по себе.
        Не переставая улыбаться, гмур успокаивающе поднял руки перед собой.
        - Недорас-сумение! Ос-с-сипка, господина! Кто з снал, сто господина приви-рет-ливое, а? Сисяс усе будет, моя скидка дать!
        Я перевел взгляд на чертовку, словно спрашивая, какого проходимца она нам привела? Биска же лишь ответила, что я взрослый мальчик, у меня есть своя голова на плечах, а вообще - надо больше думать.
        Несмотря на головную боль…
        Будто чуя мой недуг, гмур вдруг с головой уткнулся в один из своих рюкзаков. На свет вываливался нехитрый скарб: игрушки, памятные статуэтки, символы - богов, дьяволов и кого-то еще. На ходу, мохнатой ногой он поддел уже расстеленную сумку - словно по мановению волшебной палочки, она мигом скаталась назад. Если в этом мире нет азиатов, то их сверхспособности точно передались этому подземному народцу.
        - У мен-ня такое ес-с-сть, нигде не найти! Вота!
        Словно величайшее сокровище, он вытащил самую настоящую амброзию, нектар или что там жрут боги? Ясночтение в этот раз было четко уверено, что перед нами она в чистом и первозданном виде.
        Сапфировая настойка!
        Я сглотнул, поймал недовольный взгляд дьяволицы - она словно так и желала сказать, что это только она смеет обладать этой штукой.
        И дразнить меня ей же, когда мне тяжело.
        Вопреки обычаю, густая голубая жидкость в этот раз покоилась в стеклянном, но плохо ограненном кувшине.
        Как будто бы мне в самом деле было до этого дело.
        - Моя зреть - гос-с-сподина плоха, гос-с-сподина нехолосо! Эта ему холос-с-со сделать, да? Господина согласна?
        Господина был еще мать как его согласна. Словно забыв, что имею дело с пройдохой, я протянул руки к бутылю. Торгаш не брал дурного примера с дьяволицы и тут же отдал его мне. Биска забурчала, словно переваренный суп, шепотом обещая навлечь жуткие кары на голову несчастного - да что только на нее нашло?
        - В кледит, - отозвался гмур и погрозил мне пальцем, как злостному неплательщику. Он то вспоминал, что плохо выговаривает «р», то ему вдруг удавалось схватить непослушницу и сказать четко.
        - Стой, барин! Кто знает, какую этот пройдоха зарядит нам цену?
        Кондратьич, как всегда, выступал гласом разума. И, как и положено гласу разума верхом на умных мыслях, пришел слишком поздно: я зубами выдернул деревянную пробку и тут же сделал несколько глотков живительного пойла.
        Торгаш разве что не расцвел.
        - Холос-с-сый господина. Так и надо. В кледит?
        - А этого не хватит? - Словно на что-то надеясь, я вытащил те двадцать монет, что лежали в кармане. Гмур посмотрел на меня, как на дурачка, и выдохнул.
        - Знасит, в кледит. Сто писят монеток цена, справедливо.
        Я кивнул - справедливей и не найти.
        - Или палка. Палка у гани в луках - холос-с-сый палка, господина, да?
        Кондратьич обменялся со мной взглядами, но дал понять, что если нужно - потерю старой винтовки он уж как-нибудь переживет.
        Я отрицательно покачал головой, когда гмур уже жадно потирал ручонки - ему-то казалось, что оружие уже в его руках.
        - Не пойдет, - сказал толстяку. Тот скуксился, приуныл, но решил не подавать виду.
        У него где-то внутри словно торчал моторчик внутреннего счастья. Стоило только пасть духом, как тот тут же выдавал свежее топливо.
        - Не пойдет, - улыбнулся я. - Эта палка прошла много боев и цела. А сапфировая настойка после пары глотков сойдет на нет.
        - Жисть! - Пузатик возразил, будто я оскорбил его в лучших чувствах. Не отпей я уже из бутыля, он бы тотчас же забрал его. - Вода синай жистя давать, жистя лучшее делать! Лана забилай, боль забилай, холос-с-со!
        - Верно. Но палка «гани»… - переглянулся со стариком вновь, хотел бы я знать, что обозначает это чудное слово. Кондратьич не знал, я прочистил горло и продолжил: - Палка эта много всяких штук может. Мало одного синай вода, понимать?
        - Понимать, моя понимать! - Он разве что не подпрыгнул на радостях. Господина не совсем отказался ему палка отдавать, господина решил торговаться.
        А гмур, кажется, больше всего на свете любил торговаться.
        - Господина сисяс такой увидеть, никогда не видеть, да?
        Он вытащил передо мной холщовый мешок. Сдавалось мне, что он малость по странному понимал смысл слова торговаться. Мешок, конечно, неплохой, но…
        Я присмотрелся к его свойствам, и глаза чуть не полезли на лоб. Мешок обещал быть общим на всю группу - все, что засунуть в него, одновременно оказывалось в сумках у других. Правда, в конце путешествия мешок обещал исчезнуть, ибо не мог существовать за пределами подземелья, но это натолкнуло меня на мысль!
        - Бумага, чернила… чем черкать по бумаге есть?
        - Господина полюбиться месок? - не желая терять нити разговора, переспросил торгаш. Впрочем, и обрывок бумаги с письменными принадлежностями у него нашлись. Вместо пера с чернилами был изгрызенный в корень карандаш.
        - Палка мне, их бесплатно полусать.
        И с пониманием «бесплатно», кажется, у него тоже были большие проблемы. Ну да не мне его судить.
        - Вытащи из винтовки патроны, - шепнул я Кондратьичу.
        - Барин, ладно это пойло - гляжу, у тебя румянец по щекам побежал, но эта сумка-то тебе зачем? - Старик был крайне удивлен моим выбором, но повиновался. Заворчал, что у этой-то образины все одно к винтовке обнаружатся пули. Не в этой сумке, так в другой…
        Кондратьич оставался безоружным. Выдохнув, отдавая ружье в руки пританцовывающего на радостях гмура, он вдруг вытащил нож из-за сапога. Небольшой, но и с ним можно было делов наделать. Я в Кондратьиче на этот счет не сомневался.
        - Там же тупик, - сказал я торговцу, когда он взвалил на свою спину тюки и заспешил в обратную от нас сторону. Внутри меня жило разочарование - надо было спросить поганца, не видел ли он пробегавшую мимо девчонку, но было уже поздно. Теперь-то он потребует за это дополнительной платы: кому, как не ему знать, что информация - самый ценный товар?
        - О, господина заботиця обо мне. Плиятно. Но пусть господина не волновайса - моя всегда свой путь идти, да? Мы еще встретится - вы деньга собилайте, да?
        Ибрагим буркнул ему в ответ что-то нечленораздельное - кажется, пообещал заместо денег хорошего тумака.
        Винтовки ему было откровенным образом жаль: наверняка не раз и не два она вытаскивала его из самых тяжелых ситуаций. Ладно, ружье - дело поправимое, как и кортик: были б живы, а деньги на новое найдем.
        - Барин, сумка-то тебе начерта? Что ты в нее пихать собрался? - Старик высказывал недовольство в вопросах. Я же дождался, когда мгла этих коридоров поглотит гмура-торговца, еще раз осмотрел приобретение. Если я все правильно понял, то это возможность.
        Возможность послать весточку на ту сторону.
        - Ибрагим, можешь меня оставить на минутку? По мужским делам надо.
        Старик недоуменно, с неохотой кивнул. Явно хотел уж было мне сказать: «Да сцы прямо тут, барин, нешто я что новое увижу?», да не осмелился. Молодец, хвалю…
        Остатки свечи старик разломил надвое, сунул мне огарок - гляди-ка, а я до такого вот не додумался.
        Свет от магической вещички будто бы поделили на два, но его все еще вполне хватало.
        Биска сразу ухватила суть за хвост - остаться-то с ней наедине я хотел только лишь ради разговора.
        - Биска, ты ведь знаешь, что тут случилось? Ты можешь сходить к девчонкам?
        - Могу, но не пойду. - Словно не было на свете занятия интересней, она принялась рассматривать собственные ногти. Из жаждавшей моего внимания дьяволицы она обратилась в просто дьяволицу…
        Я кивнул - вполне ожидаемый ответ с ее стороны.
        - А сказать, живы они хотя бы? - Я почуял стыд, в первую очередь за самого себя. Этот вопрос мне следовало задать в первую очередь и еще там, при первой встрече. Пусть Кондратьич хоть обсмотрелся бы в ужасе, как я разговариваю с пустотой, но мне было бы спокойней.
        Не было бы. Биска кровожадно ухмыльнулась, сверкнула желтыми очами.
        - Кто знает, живчик, кто знает? - Она вильнула мне за спину, словно поток, обняла за плечи. Женственные руки дьяволицы потянулись к моей ширинке. Острый - и на слова, и буквально - язычок коснулся моего уха, оставляя влажный след. - Может быть да, может быть… нет.
        - Не искушай судьбу, - потребовал от нее и услышал томный, полный возмущения вздох.
        - Не пойми меня неправильно, живчик. Я не могу: ведь это могут рассмотреть как помощь. В особенности после того, как ты это озвучил.
        - Ты притащила к нам этого торговца - разве это не помощь?
        Держа меня за руку, она выскользнула передо мной вперед, отрицательно покачала головой.
        - Какая же это помощь? Я собирала ваши грехи. Твое отчаяние, его жадность. Он лишил вас хорошего оружия, хоть вы и взяли пущую безделицу. Мне поставят пять с плюсом за умение нагадить там, где вы меньше всего ожидаете.
        Лгунья из нее была так себе. Может, она и игриво изображала из себя дьявольскую принцессу, но гмура она привела к нам не корысти ради.
        Ладно, если говорит, что не может, значит, сумка получает сразу два очка к уровню полезности.
        Найдя плоский камень, я расположился поудобней, чуть не сунул в рот кончик карандаша: вовремя опомнился. Биска игривой лаской терлась у меня за спиной, пытаясь выглянуть из-за плеча. Словно заботливой учительницей сейчас будет подсказывать и исправлять.
        Только бы, сказал я самому себе, запихивая послание на клоке бумаги, эта сумка и в самом деле работала. Если девчонки живы, если девчонки целы и с ними все хорошо, то…
        Из колеи меня выбил отчаянный, едва различимый крик. Рассекая плотную пелену мглы, он врезался мне в уши, заставил подскочить на ноги. Сумку я мигом закинул на плечи, ринулся вперед - Биска осталась мрачно стоять там же, где и была. Куда только делось ее природное любопытство?
        Крик разом стих, заглох, оставив после себя хрипящий стон гуляющего по стенам эхо. Надежда разом ушла в пятки, вместе с сердцем.
        Учат же нас в фильмах, что разделяться - очень хреновая затея, так ведь нет же, мы…
        Додумать я не успел. Свет огарка выхватил впереди раскрытый зев голодной пропасти. Я остановился в последний миг, закрутил руками, ловя пытающееся увильнуть равновесие.
        Не прокатило.
        Земля под ногами затрещала, отдаваясь в ушах смачным хрустом. Инстинкт самосохранения велел развернуться, в отчаянии бежать прочь, но было слишком поздно.
        Почва ушла у меня из-под ног - грудью и подбородком я ударился по ее остаткам. Руки, впиваясь ногтями в твердь, заскользили. Пустота ждала меня с распростертыми объятиями.
        Глава 9
        Я рухнул вниз, не удержавшись от крика. Отчаянное «А-а-а» полилось из моей глотки потоком.
        Падение закончилось быстрее, чем я успел испугаться. Встретившая меня твердь земли одном ударом выбило из меня весь страх и желание кричать - воздуха не хватало.
        Интерфейс желал знать, рад ли я новому достижению. Умилялся, паскуда: ну, мол, в этот раз хотя бы ребра целы, ага?
        Ага, мать твою, еще как ага…
        Словно без сомнительных наград, как без пряника, за столь удачное падение меня наградили аж 25 очками дополнительного здоровья.
        Только бы, мелькнула в голове мысль, не разбился графин с сапфировой настойкой. Я вдруг понял, что совершенно не помню, куда его положил.
        Вокруг клубилась серая пыль. Она настырно лезла в глаза, забивала собой рот и уши, мешала дышать. Я разразился кашлем и тут же услышал ответный. Кондратьич был не так далеко. Старик не понаслышке знал, что такое удача, и потому уже стоял на ногах. Прикрыв глаза рукавом камзола, второй рукой пытался развеять пыльную тучу - получалось у него так себе.
        - Барин? Живой?
        Он рухнул передо мной на колени: кажется, про удачу я поспешил. Едва с него слетел первичный шок, как у старика подкосились колени. Изможденное тело несчастного стонало. Да, говорило оно, когда-то мы ходили в атаки, были готовы прыгать грудью на вражеский редут и отчаянно не ведать устали в горячке боя. Но сейчас суставы, артрит, хрупкие кости - сигать в пропасти не лучшая затея.
        - Кондратьич, ты как?
        Он пытался встать с моей помощью - важно и злобно топорщились усы. Как будто старик обиделся на весь этот подземный мирок за свое падение.
        - Где это мы? - Удержаться от вопроса было попросту невозможно. Провалившись в небытие, явно не ожидаешь увидеть вокруг себя величественные руины.
        Петербург хранил в себе множество тайн. Пыль медленно, но рассеивалась, уходила прочь. Не помня самого себя, я выудил еще одну свечу - чародейский свет стал ярче, выхватывая из потемок зловещие, женственные очертания статуй.
        Кем бы ни были те, кому поклонялись вознесшие эти монументы, но добротой во плоти их назвать было сложно. Лица искажались в жутких, зловещих оскалах. Вместо глаз блестел хрусталь - даже сквозь мглу.
        Я закусил язык, пытаясь унять любопытство. Словно забыв про недавнюю боль, оно заставляло коснуться резных колонн.
        Почему-то на ум шли немоглики, над которыми я когда-то сам угорал. Скудоумные спешили утвердить, что не мог столь величественный град, как Петербург быть построен людьми, да еще и при царе. Словно им нечем было заняться, они выискивали лазерную резку и плазменную шлифовку везде, где только могли. «Отланты» и инопланетяне, по их словам, были строителями прошлого.
        Колонна была резная и шершавая - никакими сверхтехнологиями обработки здесь и не пахло. Ваятели скульптур, конечно, обладали немалым талантом - ну так этого добра еще и в античности было полно.
        А вот версия о том, что царь наш Петр город не основывал, а нашел грандиозные заброшенные руины и присвоил, начинала набирать популярность даже в моей голове, минуя всякий скепсис.
        Мы стояли в каком-то храме. Туннель поверху, провалившийся пол были всего лишь крышей.
        Мраморные девы озлобленными фуриями стояли в нишах, подпирая обрушившийся потолок. Некогда здесь царила стерильная чистота, распевались священные песни, жрец возносил хвалу красоте и мудрости полногрудых богинь. А может, и не возносил, хрен его знает - у меня просто такая картина в голове нарисовалась.
        - Мать ч-честная… - Кондратьич тоже не отставал. Взгляд старика взирал на обнаженных каменных дев, перескакивал на каменную кладку.
        Не укрылся от его взгляда и стоящий посреди всего этого безобразия постамент. Большим каменным столом он привлекал к себе взор фигурной резьбой. Кем бы ни были каменщики, дело они свое знали первоклассно.
        Словно мне больше нечем было заняться, я провел по резьбе рукой, тут же закашлялся - слежавшаяся с годами пыль была почти повсюду. Старик за моей спиной громогласно даже по меркам местной мглы чихнул.
        Мне снова вспомнилась алтарница, к которой привязали девчонку - похожие символы я видел и на жертвенном камне. Тут скепсис и сомнения, сдававшие позиции теориям от конспирологов, решили, что отступать некуда, позади здравый смысл. Поверить в то, что сие возведено гмурами, можно было бы разве только что в жутком сне.
        Я глянул наверх, попятился, когда увидел два зловещих желтых глаза, уставившихся на меня. Свет лучины выхватил из мглы Бискину, скорчившуюся в позе мыслителя фигурку. Задумчиво и грустно она начищала рога, по-детски раскачивала ногами.
        Игривой девчонкой она помахала мне рукой. Мне-то думалось, что на наши крики сейчас сбегутся все гмуры этих мрачных подземелий. Воображение, вступив в союз с сарказмом, поддакнуло - ага, мол, прямо вот и сейчас. Обвяжутся себя веревками поперек пуза и спустятся сюда коротышечным десантом.
        Я сунул руку под куртку - Подбирин покоился в своей кобуре. Можно было облегченно выдохнуть: ну хоть его не потерял при падении…
        Голову занимали мысли, как будем отсюда выбираться - нечто подсказывало, что искать иные пути наружу попросту бесполезно.
        Обрыв был немаленьким. Я раскрыл обычную сумку: крюк-кошка с мотком веревки были на месте. Ну, если остальная шняга из магазинчика приключений работала как надо, то и эта тоже должна. Хватило бы только длины, да было бы за что цепляться: терзали меня смутные сомнения, что хрупким потолок этого храма был не только там, где мы шли.
        - Везде тупик, барин, - окликнул меня Кондратьич.
        Вот ведь черт, а я опять упустил из виду, как он отошел буквально на минуту. После падения мгла обрела для меня совершенно иные очертания. Жадная, голодная, готовая обрушить на голову десятки тысяч чудовищ…
        - Кондратьич, - я судорожно сглотнул, - держись меня, хорошо?
        Старик был не против, но указал на то, что можно было бы принять за выход.
        Завал из камней был ответом - выбраться можно было разве только что через потолок. Под ногой мерзко хрустнуло - я разве что не отскочил, готовый к атаке.
        Это оказался всего лишь жук. Судороги сводили уже мертвое тело, он вздрагивал раздавленными лапками, топорщился изломанным хитином. Внутренности несчастного размазались мерзким, тягучим месивом.
        Я выдохнул: было бы чего бояться. Всего лишь какой-то жук…
        Глянул на потолок под собой, огляделся вокруг - паршивец был размером с целую крысу, такие сквозь щели не пролезут.
        Страшная догадка спешила обернуться суровой реальностью.
        Я резко раскачал кошку, метнув ее над собой. Крюк отчаянно вцепился в землю, защелкнулся - я слышал гул магического захвата. Подергал веревку - держала крепко, можно было забираться.
        Ярко вспыхнувший свет вдруг ударил по глазам, заставил закрыться от него руками. Вот, значит, что ощущают вампиры, впервые попавшие под палящие лучи солнца!
        - Барин, берегись!
        Меня толкнуло в сторону, повалило наземь. Кондратьич лежал на мне, закрывая собственной тушкой. По лицу мазнуло чем-то мерзким, тонким, похожим на нить паутины. Призрачное нечто, оставляя за собой дымный след, в молчаливом гневе пронеслось над нами.
        Недовольные промахом своей сестрицы, призраки загалдели на разные голоса. Неразборчивое бормотание переходило в вой, тотчас же сменявшийся диким визгом. В неизбывной ненависти, сверкая бриллиантами очей, они ринулись на нас.
        Им не нравился задуманный нами побег. Мерзавки подхватили раскачивающийся из стороны в сторону моток веревки, швырнули его наверх, лишая нас возможности бежать.
        Кондратьич вскочил с меня на ноги, тут же мазнул по одной из противниц ножом. Лезвие с легкостью отпорола лоскут полупрозрачной, дымчатой ткани. Не успев упасть наземь, он растаял прямо в воздухе, а призрачная одежка восстановилась.
        Охранки, охарактеризовало их ясночтение. Либо Рысев уже в прошлом сталкивался с подобными тварями, либо где-то о них читал.
        Я отмахнулся от ненужных мыслей, выхватил из-под куртки пистолет. Мой выпад восприняли как бездумную забаву. Собравшиеся в хоровод девы, сплетенные из охранных заклятий, одарили нас со стариком смешком.
        Ну, суки, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
        Я дернул спусковой крюк, Подбирин лязгнул затвором. Заточенное в капсюль патрона заклинание тотчас же получило свободу. Искрящимся потоком оно вырвалось из ствола - куда там стреляющему неудачами револьверу Франца?
        Призраки бросились в рассыпную за миг до того, как почуяли опасность, но было поздно. Поток, словно змея, опутал одну из них с ног до головы. В жутком вое, цепляясь за остатки послежизни, несчастная рухнула наземь, словно птица.
        Кондратьич пятился и проклинал все на свете. А потом молился как не в себя. Только что пережившую утрату охранки стаей воздушных медуз бросились к поверженной сестре. Та таяла, разлагаясь на остатки давно отслужившей свой срок маны. Заклинание распадалось на сплетенные меж собой строки, через миг лишь только издалека похожие на былой облик.
        Их должен был охватить ужас.
        Ключевым словом тут является - должен был. Словно вечно опаздывающий двоечник, он задержался где-то в пути, позволяя им воспылать уже непросто ненавистью - жаждой отмщения.
        Два последующих выстрела лишь клюнули их в грудь, пробивая насквозь. Прозрачные, не желавшие скрывать посмертной наготы платья рвались, тела несчастных искажались - если обычный свинец и наносил им урон, то почти никакой.
        Лог рад был подтвердить мои догадки - оба раза сопротивление, оба раза урон снижен на 99 %.
        Следующий выстрел грянул громом - на этот раз ствол разродился чародейским импульсом. Отдача больно ударила в руку, чуть не выбив из нее пистолет. Переплетенная вязь заклинаний, таившаяся в пуле, заставила охранок хрустнуть. Словно каменное изваяние, застыв в воздухе в неестественной позе, призрачная дева обратилась в крошево обломков, просыпалась прахом наземь.
        Я резко развернулся к отбивающемуся Кондратьичу - словно прознав, что ему нечем защититься, живая охрана тянула к нему когтистые руки. Страстные улыбки мертвых красавиц обещали утопить старика в любви холодных объятий. Он крестился как не в себя, а я видел, что это в самом деле работает! Ангелы, к коим он взывал, не спешили несчастному на помощь, но вот святых сил в клинок налили.
        Образок, тут же вспомнил я! Где, как не здесь, он мог бы пригодится?
        Старик отбивался отчаянно и зло. Нож, заговоренный молитвами, взрезал брюхо одной из этих паршивок.
        Она задымилась, будто нечистая от святой воды. Дико вытаращив мертвые глаза, она стремилась выскользнуть прочь, но привыкший бить быстрее, чем думать, старик схватил ее за волосы.
        Пример погибшей стал наглядным - осаждавшие Кондратьича девицы заспешили прочь.
        Ненадолго, я это уже давно понял - и мгновения не пройдет, как они выдумают новую каверзу.
        Биска молчала. Спрыгнула к нам вниз, пригвоздила копытами спешившее на встречу со мной привидение. Несчастному охранку как будто сломали спину - она задергалась в конвульсиях, словно недавно раздавленный жук.
        В рука демоница держала мою же веревку - зачем-то отцепив ее, Биска успела смотать ее и швырнула мне - я поймал на лету.
        - Не помощь, - на всякий случай осадила меня рогатая, словно чуя, что я собираюсь предложить ей демоническое слияние. - Просто соскользнула сюда, вот и все.
        Я уже говорил, что лгунья из дьяволицы вышла отвратительная? Тем не менее, кто бы там за ней не следил, ничего не предпринял в наказание, а значит, был согласен с ее доводами.
        В голову пришла дерзкая мысль - если захват кошки может зацепиться за все, то…
        Веревка стеганула воздух, словно плеть, обхватила призрачную деву поперек талии - ее полет сбился сразу же, едва сработал магический захват.
        Резко, словно курицу с насеста, я сдернул паршивку вниз. Отчаянно вопя, она врезалась в плитки пола, полные слез глаза в тот же миг ответили мне взглядом, заполненным чистой, ни с чем не сравнимой ненавистью.
        Я потащил ее к себе, но мерзавка тотчас же воспарила вновь. Она шустро осознала, что бороться с цепкостью чародейский пут бесполезно.
        А потому решила возглавить. Словно оживший ужас, она неслась прямо на меня, выставив перед собой когтистые руки. Попади я в ее объятия, и она обратит меня в фарш.
        Широко раззявленный рот в крике оказался великолепной мишенью. Я засадил в него три выстрела разом - стремясь разворотить мерзкую морду, пули пробивали ее голову насквозь. Одна прошла через призрачную глотку, другая лишила бедолагу глаза. Словно подбитый самолет, потеряв силу лететь, она врезалась в пол, пропахала носом. Третий выстрел снова выпал на чародейскую пулю - на миг мне показалось, что смог узреть в ее глазах нечто, похожее на предсмертный ужас. Бушующее чародейство обволокло ее с ног до головы жгучей, сжимающейся сетью.
        Она вложила все отчаянье в предсмертный крик.
        Кондратьич заорал вслед - кое-как справлявшийся старик, наконец, потерял равновесие. Словно оголодавшие фурии, кружившая сверху троица призраков бросилась к нему. Первым делом выбили из его рук больно секущий нож, вторым - зажали изрыгающий одну молитву за другой рот.
        Кровожадные ухмылки отразились на зубастых ртах - чувство скорого пира затуманивало их разум.
        Я дернул спуск еще раз в надежде разогнать проклятую клику: курок клацнул по пустоте. Биска если и хотела помочь, то не знала как - истуканом застыла там, где и стояла.
        Она не знала, но прекрасно знал я.
        - Перезаряди!
        Я швырнул ей Подбирина вместе с обоймой, на ходу выхватывая образок.
        - Именем отца, и сына, и святого духа! - громоподобно провозгласил я, выставив образок перед собой.
        Нечисть грянула в разные стороны, словно их с ног до головы окатили святой водой. Завывая на все лады, они оставили старика. Знаменуя божественные, заключенные внутри него силы, иконостас засиял священным огнем. Вот бы, мелькнула у меня мысль, он еще святостью стрелял…
        С этим не сложилось. Покойницы, прянувшие прочь, вновь обрели желание отведать свежей человечинки. Лог оказался жесток в своей прямолинейности - образок истратил заключенный внутри него заряд и должен был уйти на отдых, обратившись из действенного орудия в сборник красивых наладонных картинок.
        - Лови! - отозвалась дьяволица. Кондратьич же лишь с раскрытым ртом наблюдал, как пистолет заправил в самого себя обойму, передернул затвором - и метнулся прямо мне в руку.
        Передо мной в миг возникла лупоглазая, ожесточенная морда. Лицо мертвячки вытянулось, зубы из бесовских обращались акульими клычищами. Стройными рядами, идя по спирали, они уходили в раззявленную передо мной пасть.
        Я ударил наотмашь - теневой хват стеганул несчастную, словно плетью. Ужаленной егозой она перетекла прочь - боль была ей не по вкусу, но сдаваться мерзавка не собиралась.
        Пистолет едва ли не пролетел мимо меня, но мягко, почти по-родному лег в руку - я же лишь умолял провидение, чтобы первым патроном был магический.
        Он был.
        Призрак растаял, словно угодившая в печь свеча, жидкой лужицей какой-то дряни оседая на полу.
        Призрачные девицы решили собраться вновь. Их осталось всего лишь четверо. Видя, как погибают сестры, они желали лишь одного - нашей смерти.
        - Мать честная… Да что ж такое творится-то, барин? - Кондратьич не удержался, осенил себя крестным знамением. На наших глазах девы, словно лишившись стыда, скинув тряпки одеяний, переплелись в единое целое. Комок жизни рос, менялся и бурлил - словно служил коконом для кого-то упрятанного внутри.
        У меня не было ответа на вопрос мастера-слуги, вместо этого, стиснув зубы, я жал на спуск до тех самых пор, пока по моим ушам не застучал щелкающий по пустоте курок.
        Пули Подбирина вгрызались в призрачную плоть, отрывая от нового комка жизни целые куски. Еще один магический импульс сорвался со ствола пистолета, зашелся огненным вихрем, словно жар-птица, обнял получившееся месиво пламенными крылами.
        Этого хватило. Тишина храмовой залы не выдержала - до того она воспринимала нашу стрельбу, охи-ахи-раскоряхи как досадное, но все одно неспособное поколебать ее монолитность. Теперь же она хрустнула от почти живого, душераздирающего женского крика.
        Комок плоти, объятый пламенем, рухнул наземь - не знаю, что там было в задумках у этих стерв, но выглядело оно крайне отвратно.
        И беспомощно.
        Шар ничуть не сопротивлялся огню, не пытался сбить его, прокатившись по земле, даже не допускал мысли о том, чтобы раздавить нас.
        Ликовать было рано.
        - Дело дрянь, - сказала Биска, и я вздрогнул, расслышав в ее голосе самый что ни на есть неподдельный испуг. Прикрыв рот рукой, она медленно попятилась. И я мог ее понять.
        - М-мать… - Кондратьич проглотил ругательство, пялился широко раскрытыми глазами на поднимающуюся фигуру.
        Месиво лопнуло, словно яичная скорлупа. Осколками битого стекла, затвердев, рушилась некогда призрачная плоть.
        Я был полностью согласен с Кондратьичем - тут в самом деле никаких слов не хватит.
        Хватаясь за края уже расколотого кокона, вылезла гигантских размеров ладонь, целиком состоящая из сплетенных меж собой рук. Великанша, возносившаяся над нами, была прекрасна и ужасно одновременно. Сотканная, будто вязаное одеяло, из мертвых тел, она была величественна. На груди, из рук, ног, искаженных туловищ бугорками сосков торчали лысые головы. Вместо рта - беззубый, шамкающий разрыв. Пустые черные глазницы взирали на нас бесконечным оскорблением, будто вопрошая, как мы посмели.
        Волосы волнистой струей дыма ниспадали на плечи, исходили рваными облаками теней.
        От топота ее ног задрожали стены, кусками повалились остатки потолка.
        Я сглотнул, глянул на пистолет в своих руках.
        Нет, здесь нужна была пушка побольше…
        Глава 10
        Мне не в первый раз доводилось драться с исполинами.
        Словно Кратос, загоняя собственный страх в глубины Тартара, заревев медведем, я горазд был броситься в атаку.
        При битве с воплощением поэзии в моих руках покоилась кисть мироздания - невесть какое оружие, но все-таки…
        Когда я сражался с огромным Мрачным Жнецом, при мне была боевая великанша Славя.
        Наверное, если хорошенько потрясти память за последние недели, там выищется еще какой-нибудь трансформер.
        Но всякий раз в моих руках оказывалось нечто, чем можно оказать сопротивление.
        Кто-то скажет - удача. Что ж, пускай будет удача, я ж разве против? Только куда эта паршивка подевалась сейчас, когда нужна больше всего на свете?
        Пистолет, разрывавший в клочья тишину одним выстрелом за другим, теперь лишь казался детским пугачом.
        Кондратьич попался ей под руку первым - крохотной, почти кукольной фигуркой он стоял перед ней, не желая пропускать к хозяину. Отвага толкала его на глупость, но он оказался все еще достаточно ловок. Легко перескочил через попытавшуюся схватить его руку, занозой вклинил нож в мертвую плоть - та ответила лишь брызгами давно омертвевшей, густой крови.
        Терпеть подобного жуткий Вольтрон не собиралась - второй рукой хлестнула по старику размашистой затрещиной. Бедолага ухнул: нырнул в сторону, но торчащий ноготь, словно мороженое ложкой, содрал кожу с руки, обнажил растерзанный бицепс. Старик рухнул на колено, пытаясь уйти в сторону - резкая боль ударила по хладному рассудку, заставила спасаться. Словно не желая более церемониться с жалкой букашкой, расставив руки в стороны, исполин занесла над ним ногу - Ибрагима ждала участь жалкой букашки.
        Не сговариваясь, мы с Биской заспешили ему на выручку.
        Подбирин плюнул очередным заклинанием - но сплоченность мертвых тел лишь проглотила снаряд. То, что заставляло разъединенных покойниц падать замертво, лишь толкнуло мертвое месиво, заставило неловко попятиться.
        Ага, сказал я самому себе, сработало - решив, что израненного старика можно будет растоптать в лепешку попозже, она переключила все внимание на меня.
        Словно кувалдой, припав на колено, она врезала кулаком оземь - в воздух тотчас же поднялись клубы серой пыли. Я прыгал больше на удачу, чем от уверенности. Здравый смысл уже не спрашивал, что я творю, лишь махнул рукой. Сколько раз уже вот так рисковал? Он сбился со счета, а я и подавно.
        Ноги ударились в мягкое - словно я запрыгнул на диван. Мертвая плоть под моими шагами мялась, рвалась, источала кровавые, густые потеки. Руки, ноги, разверстые в ужасе пасти - все, из чего была сплетена великанша, норовило схватить меня за штанины, укусить, задержать.
        Не помня самого себя, я выстрелил себе под ноги - растопыренная пятерня, готовая меня удержать, тут же взорвалась, сосисками полетели наземь оторванные пасти.
        Я спешил наверх, к голове этой погани - где-то внутри покоилась вера, что если изрешетить то, что у нее вместо головы, победа будет за нами.
        Внезапный поток воздуха ударил по спине, предупреждая о надвигающейся опасности. Я чуял себя юрким тараканом, по которому лениво и тщетно пытается попасть тапком хозяин дома.
        Вскрикнув, нырнул вперед, почувствовал, как тяжело и с оглушающим хлопком грянула гигантская ладонь там, где я был лишь мгновение назад.
        Я шмякнулся о плоть руки великанши, ощутил, как в ногу вцепились зубы. Словно озверевшие псы, сразу две головы терзали меня. Прокусив штанину, мотая собой из стороны в сторону, девичья клыкастая голова норовила размолоть мясо, разорвать жилы, расколоть кость. Вторая упражнялась на куртке - кожаная толщь мешала ей добраться до моей плоти. Великанша начала подниматься - меня зашатало в стороны. Подбирин вылетел из рук, унося за собой и последние надежды. Сражаясь из одного лишь отчаяния и упрямства, я колотил второй, уцелевшей ногой по кусавшей меня харе.
        Бесполезно. Остатки света закрыла от меня огромная ладонь. Словно тень, желавшая потушить огонь жизни, она опустилась.
        По мне словно ударили мягким бревном. Перехватило дыхание, тело разом потеряло всю волю к сопротивлению. Словно выброшенная на берег рыба, я шамкал ртом. На языке привкус крови, к горлу подкатил тошнотворный комок.
        Пальцы-руки стиснулись - не обращая больше ни на что внимание, исполинский призрак тащила меня к своему лицу. Я тщетно давил на ее ладонь, словно верил, что у зажатой в кулаке фигурки и правда есть шансы вырваться.
        Безглазое нечто сверлило меня пустотой. Меня стошнило, когда ее пасть растянулась в рваной ухмылке - будто не оставив прежних привычек, гигапризрак разинула рот.
        Ну что ж, решил я напоследок, если эта дура хочет меня сожрать, то пусть для начала ощутит вкус боли…
        Биска вынырнула из ниоткуда. Мохнатые копыта врезались в мясистый нос, состоящий из чьих-то ягодиц. Великанша запрокинула голову, а я в тот же миг ощутил, как разжались державшие меня пальцы.
        Второго удара не было - Биска взвыла, будто все демоны Ада. С ног до головы ее охватило черное, будто сотканное из мглы пламя.
        Наземь она рухнула подбитой тушкой, свернулась калачиком, прижимая ноги к животу. На дьявольском личике моей подопечной отразилось тупое, ни с чем не сравнимое страдание.
        Ад хохотнул мне в ответ. На миг мне показалось, что вспыхнули символы на жертвенном алтаре и тут же погасли. Крохотные грешата плясали вокруг демоницы. Взявшись за руки, водили насмешливый хоровод. Не умолкая и на все лады они заверяли, что в следующий раз ей лучше трижды подумать, прежде чем идти против воли своего отца.
        Внутренний демон решил явить себя наружу. Там, в мире под солнцем, он вынужден был прятаться в глубинах сознания до наступления ночи. Здесь же, среди мрачной мглы, где понятия дня и ночи размыты, он словно лишился цепей.
        Едва его взор коснулся наказанной за ослушание Биски, как рванул за рычаги управления. Недовольно пискнул отброшенный прочь здравый смысл, что-то там вереща про холодную голову и что не следует поддаваться гневу.
        Следует!
        Я зарычал, высвобождая из себя черную суть. Демон спешил воздать за поругание сестры, наказать всякого, кто только попадет под руку.
        Под полную когтей и могущества лапу.
        Гигапризрак попыталась удержать меня, едва восстановила равновесие после удара. Вторая рука спешила накрыть с головой, окончательно раздавив все надежды вырваться.
        Демон не ведал, что такое надежда, он знал лишь неудержимый гнев. Крылья вспороли рубаху на спине, прорезая толстый слой кожи. Налитые силой руки насквозь пробили призрачную ладонь над головой. Импульс боли, стократно усиленный, ударил по огромному чудовищу.
        Сборище охранков, молчаливое до сего момента, издало протяжный, ни на что не похожий стон.
        Не в силах больше сдерживать меня, она разжала руки - расправившиеся кожистые крылья разом, будто плащ, хлопнули по воздуху. Провал, сквозь который мы низверглись сюда с Кондратьичем, так и манил взор. Подхвати старика, возьми на руку, дерни за шкирку и вытащи вам обоих сюда, умолял он.
        Потому что за его пределами было спасение.
        Спасение ничуть не волновало мою мрачную суть - демона интересовали лишь разрушения.
        Я чувствовал себя будто взаперти абсолютно чужого мне тела. Оно само рвалось в бой, было готово рвать и метать. Ясночтение неистовствовало. Мир, и без того спешивший подкинуть в награду то артефакт, то уникальную особенность, то еще какую приблуду, сейчас готов был перещеголять себя самого. Сколько там абилка силы добавляет в богатырские плечи? 300 %, да и те ночью? На тебе, доходяга, целую тысячу, да не процентов, а очков - покажи всякому, у кого здесь писюн длинней и толще!
        Тень с моей спины обернулась чем-то монструозным. Словно покрывало, мокрой тряпкой она залепило исполинше мерзкую рожу, закрывая раззявленную пасть. Воздух тотчас же наполнился дымом - тень была текучей и жгучей.
        Я врезался в призрака всей своей тушей - наконец, не устояв на ногах, огромная дева грузно рухнула на пятую точку.
        Теневой хват обвязал мглой обе руки разом - осатанев, не помня самого себя в неизбывной ярости, я принялся кромсать сотканный из частей тела живот. Рыча, будто дикий зверь, наслаждался каждым моментом. Кровь, густая, ни на что не похожая, брызгами летела мне в лицо, заливало тело: хотелось вымазаться в этой дряни с ног до головы. Обнажившаяся мертвая плоть под изорванной кожей приводила меня в восторг. Сквозь зубы, вытесняя человеческие, лез ряд демонических, пиловидных клыков, как у Биски.
        Это не она сожрет меня - это я сейчас отведаю плоти их давно забытых заклинаний. Упьюсь их жизненной силой, вылакаю все до дна.
        Великанша смела сопротивляться. Едва придя в себя после падения, она забузила - огромные ноги вздымались в тщетных попытках оттащить грузное тело из-под меня. Изувеченные ладони спешили смахнуть стоящего на груди демона, словно надоедливую мушку.
        Я поймал несущийся на меня кулак. Зал тотчас же огласился мерзким, противным хрустом ломаемых костей. Демоны не прощают, демоны бьют!
        Словно осознав свою беспомощность передо мной, живые заклинания тщетно силились закрыться уцелевшей кистью руки.
        Я ответил насмешкой, чувствуя почти потоком бьющий из этой мерзости страх.
        Он был сладок, как раскаленный ихор. Заставить бояться того, кто уже мертв, - не в этом ли прелесть могущества?
        Оторванную огромную руку я использовал как дубину - это смотрелось смешно и нелепо.
        И было уже не столь забавно, когда, разломив ее на две части, обрушил мощь своих ударов на доживающего последние мгновения призрака.
        Демон ощущал себя в родной стихии. Когда после очередного удара исполин развалился, оставив после себя лишь выдранные с корнем отростки ног, культи рук и кочерыжки голов, внутренний демон понял, что остановиться сейчас - это потерять все.
        Под ногами хлюпала мягкая, давно познавшая прелести смерти, разлагающаяся плоть. Трупный дух отчаянно бил в ноздри, резало в глазах до слез.
        Кондратьич стоял за спиной. Невесть каким чудом сумевший встать на ноги старик был бесконечно слаб. Рука, почти потерянная, плетью висела, раскачиваясь из стороны в сторону. В другой он сжимал Подбирин - тупой ствол смотрел в мое изменившееся лицо.
        Слова молитв щекотали слух, бередили старые раны - язык старика был сбивчив, заплетался. Несчастный начинал один и тот же куплет по второму или третьему разу.
        Он попятился, когда мои ноги мокро зашлепали в его направлении.
        Внутренний демон решил со мной поиграть. Хитрым змеем возвращал мне часть контроля над собой, заставляя делать один шаг за другим.
        Слова лились ядом в мою душу.
        Он слаб, он напуган, он всего лишь глупый старик. Выхвати из его рук пистолет, ну а я…
        Я сделаю все остальное.
        Остальное виделось мне жутким, кровавым месивом. Грань морального горизонта. Демон был рад - в прошлый раз изгнать его из меня сумела Алиска. Ох уж эта Алиска, качал головой враг, первым делом, как ты окончательно уступишь мне, я ее изнасилую. А потом убью. А может быть, лучше наоборот?
        Кондратьич щурил подслеповатые глаза, но не стрелял. Демон гоготал, мол, у несчастного просто не хватает сил надавить на спуск. Он выстрелит тебе в лицо сразу же, как только сможет. Не жди, бей первым!
        Я сопротивлялся. Мрак, такой мягкий и приятный, ночной мглой, словно плащ, медленно опускался на плечи. Алмазы в глазах мраморных изваяний потускнели, обратившись тщетой стекла. Ярко горящий свет угасал…
        Меня схватили за ногу, не давая сделать следующего шага. Биска, превозмогая боль, поднималась, опираясь на меня - демон заставил подать ей руку. Разве это не ради нее он только что вырвался из того плена, в который я засадил его одним лишь усилием воли?
        Теперь моей воли не было и не будет впредь, если позволю случиться тому, что он задумал. Здравый смысл в спешке, пытаясь сохранить право на жизнь, вытряхивал сундуки памяти, отчаянно гоня так и лезущие на ум «иже еси на небесех».
        Какой от них толк сейчас?
        Демон умилялся такой наивности, как будто спрашивал, неужели я в самом деле верил, что его можно остановить чем-то подобным? Лейся эти слова из уст священника - он бы еще подумал. Скажи их Славя - и он бы бежал в ужасе прочь. Кстати, о ней - как думаешь, Рысев, какая часть ей больше нравилась в постели? Людская или демоническая? А может, она попросту тебе врала - ведь не при соитии с человеком она становиться единым целым. А лишь когда воедино сплетаются свет и тьма…
        Он не закончил свою тираду. Кондратьич споткнулся, кряхтяще упал, застонал. Рана на его руке была ужасна - тут можно было диву даться, как он еще смог уцелеть?
        Словно назло, в голову лез давешний разговор: старик едва ли не признавался мне, что чует свою смерть. Неужели все закончится вот так?
        Биска разминала мне плечи, лыбилась несмотря на все еще преследующие ее болезненные нарывы. Незримый палач внимательно следил за каждым ее шагом, обещая в следующий раз ударить сильнее.
        Ладонь несчастной, стиснутая в кулак, дымилась, будто горела.
        Ибрагим в последний раз поднял пистолет, но понял, что выстрелить в того, кого все это время считал собственным сыном, попросту не сможет. Подбирин выпал из его рук, несчастный зажмурился и отвернулся, принимая свою судьбу.
        - Добить его всегда успеется, - проворковала Биска. Ей, как и раньше, жаждалось внимания. Оторвись, говорили ее глаза, брось этого несчастного подыхать в этой жалкой дыре - разве он сумеет выбраться сам? Разве оставить его умирать от голода не злее, чем быстрое милосердие гибели?
        Демон был с ней согласен. Обхватив рукой, прижав к себе, он загоготал, широко разинув дьявольский охальник.
        И тотчас же взвыл - Биска, не мешкая, швырнула содержимое своей руки прямо ему в рот. Изломанный, скомканный образок провалился в бесову утробу…
        Если говорить о помощи, то у бесов явно странное представление о ней. Дьяволица не вспыхнула адским пламенем, ее не окатили раскаленным варевом боли, не прошлись по спине жгучей плетью.
        Напротив.
        Все это в прямом смысле этих слов приберегли для меня.
        Пытаясь избавиться от непрошенного угощенья, демон в моем теле изогнулся дугой. Его, как и меня, будто жгло изнутри. Мятущаяся душа дрогнула, я почти слышал, как рвутся связывающие ее с телом путы. Биска залихватски, словно разбойница, заскочила на плечи. Маленькая женственная ладонь залепила собой рот бушующего демона, не давая тому отрыгнуть образок.
        Заложенной в него святостью он скакал по дьявольскому нутру, раздирая в клочья желудок. Внутренним огнем можно было спалить весь Ад и еще бы на Рай с Чистилищем осталось. Сознание, не в силах терпеть творящиеся издевательства, раз за разом обещало оставить меня один на один с проблемами, пока не исполнило угрозу.
        Совершенно обессилевший, я рухнул на пол, чувствуя, как теряю уже выросшие крылья. Могущество и желание оттрахать мир, желательно с извращениями, улетучивалось, оставляя после себя лишь грязь дикой усталости.
        Тошнотворный ком собрался у самого горла, не в силах прорваться сквозь руку дьяволицы. Словно Биска желала, чтобы я подавился тем, что отчаянно просилось наружу.
        Я метался ужаленным быком в надежде свергнуть наездницу вниз. Вклинившийся в чертоги воображения бес красочно представлял, что свершит с мятежной нахалкой.
        Нечистый внутри меня бесновался. Уют прежних покоев обратился в священную мучильню. Сквозь уши и нос черной ртутью он пролился из меня наземь.
        Я вернулся к своим привычным размерам, рухнув на колени. Биска похлопала по спине, выгоняя остатки бесовской силы, наконец отняв ладонь от моего рта.
        Так меня не тошнило даже после выпускного и на первой свадьбе: казалось, я вот-вот выблюю не только внутренности, но и самого себя выверну наизнанку…
        Блевота была черной, гадкой, до омерзения противной. Одного только взгляда на грязную лужу хватало, чтобы вновь испытать приступ тошноты.
        Жижа вдруг ожила, варевом потекла прочь, словно клякса, оставляя за собой масляный след.
        Желудок неприятно забурлил, словно вопрошая: что за хрень? Ты пихал в меня всякое, но вот чтобы слопать картон иконы - такое впервые…
        Его уже не жгло, разве только мутило.
        Я отчаянно обещал самому себе, что как только мы выберемся из этой мглы - первым делом пулей метнусь в церковь.
        И уверую, чтоб вас!
        Тут теперь разве что дурак не уверует…
        Биска не давала мне покоя, тормошила, звала.
        - Вставай, слышишь? Он умирает! Вставай, падаль, сука, мразь! - Ее ладошки хлестко били меня по щекам, желая привести в чувство. Я схватил ее за руку на пятом или шестом разу - дьяволица дернулась, словно в надежде вырваться, но быстро унялась.
        Сжималась и разжималась, словно от нерешительности, краснокожая ладонь.
        Поднялся я сам, без ее помощи, раскачиваясь из стороны в сторону.
        Кондратьич был без сознания - силы изменили старику. О чем там думал демон еще пару минут назад? Кондратьич умрет от голода через неделю? Рад я был бы, если бы через неделю! Кровотечение обещало избавить этот мир от его присутствия в самые наикратчайшие сроки.
        Сумка, мелькнуло у меня в голове.
        Сапфировая настойка!
        Я скинул поганку с плеча, принялся в ней рыскать - словно назло под руку лезло все, кроме заветного графина.
        - Ему это уже не поможет, - мрачным, дрожащим голосом проговорила Биска. - Недостаточно просто затянуть рану, слышишь?
        Я слышал, но отчаяние заглушало все. Стеклянная кубышка завалилась меж яблок - и как она там только оказалась? Чудом уцелевшая в той бойне, что творилась, она выглядела, как спасение от всех бед.
        И класть я хотел на то, что там бормочет эта дьяволица!
        Я не слышал ее, в ушах звенело от напряжения.
        И уж точно не слышал, как буквально за нашей спиной зашелестели змеи веревок…
        Глава 11
        Сон был приятный и влажный. Вокруг царил кумар блаженства, уносящий меня на волнах сапфировой настойки в неизвестность.
        Тело наливалось свежими силами. Отдых, словно добрая хозяйка, наконец вернувшаяся в дом, схватился за метлу - и принялся выметать усталость, ломоту и лень под чистую.
        Ничего, вкрадчиво шептал он, обещая по пробуждении, что я буду чувствовать себя как огурчик. Все дела могут подождать - а те которые не могут, все равно подождут.
        Я не помнил ни как заснул, ни что послужило этому причиной - словно попросту провалился в пучину небытия. А может быть, просто все остальное было всего лишь мрачным сном, а теперь сам Морфей решил сжалиться надо мной и наколдовал приятные видения?
        Они точно были приятны. Биска была рядом, Биска извивалась, словно змея, принимая и даруя ласки в ответ.
        Мне она помнилась другой. Не желая оставлять моей постели, она просачивалась в каждый сон, в который только могла - и учиняла вакханалию. Ненасытной девой всякий раз оказывалась у меня под боком после пробуждения. Сладко потягиваясь, требовала у изможденного меня продолжения.
        Мана шла на хер не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. А уже сквозь него утекала в безграничные глубины дьяволицы.
        Сегодня она была совершенно иной. Сгинула в небытие улыбчивость, былая настойчивость взяла выходной. Неудержимый бес страсти, заставлявший ее прежде раз за разом выдумывать новые любовные проказы, угас и не желал больше принимать в этом участия.
        Сегодня она была сама по себе.
        Вопросы крутились на языке веретеном, но сон лишь облачал их в одежки мыслей, не давая родиться звуками. Это ничего, думалось мне, она же умеет читать мысли и души, сможет и сейчас.
        Она отвечала улыбчивым, но тяжелым, ватным молчанием. Мне вспоминалось, как на пике оргазма она готова была звать меня тысячью имен. Никто не знает, сколько мужчин отведала за свой век дочь Сатаны, но ей нравилось звать меря именами давно ушедших героев. Неизменное «живчик» всегда звучало из ее уст похвалой.
        Я не требовался ей как дополнение - кто бы мог подумать, что секс с ангелом решит обратить мою сущность всего лишь в недостающую деталь? Я не требовался ей как возлюбленный, на которого бы она хотела смотреть часами, размышляя о эфирах любви и волнах влюбленности. Я просто нужен был ей как мужчина.
        Вставали на места ее цели и амбиции, открываясь передо мной совершенно в новом, почти незнакомом свете.
        Что она говорила? Как только я стану ее личной игрушкой, тут же растеряю большую часть своей привлекательности? Так оно на самом деле и было. Ей хотелось мужчину - живого во всех отношениях. Настоящего, неподдельного, почти мужикастого из мужиков - таких в мире полным-полно, хоть пруд собирай.
        А живчиком она звала ведь только меня.
        Секс с ней сегодня был мягок, нежен, ни к чему не обязывал - словно, решив взять передышку, мы просто надеялись утопить в кратких минутах наслаждения ворох бурлящих, готовых пролиться на наши спины кипятком проблем.
        Нам было хорошо - разве нужно что-то еще?
        Мы кончили с ней вместе. Уставшая, вспотевшая дьяволица не желала слезать с меня. Словно не желавшая спешить на курсовую студентка, она жаждала пробыть в моих объятиях - еще минуточку, еще мгновение.
        В этом было что-то смешное, до безобразия наивное, почти детское.
        Мир над нами пошел трещинами, тотчас же разваливаясь на части. Крышу сорвало, унесло потоком очумевшего ветра. Страх - такой маленький, прятавшийся в недрах зверек - сейчас счастливым сайгаком скакал от одной мысли к другой. Всюду оставляя свой скользкий, липкий след.
        - Не верь ей, - шепнула мне на ухо дьяволица. Горькая улыбка на ее мордашке обернулась маской неподдельного сожаления и грусти.
        Ветер трепал черные волосы, порывами обещая вырвать дьяволицу из моих рук, уволочь прочь.
        Кому, недоуменно успел подумать я, но ответа так и не дождался. Словно обратившись в попугая, едва размыкая губы, бесовка повторяла лишь одно.
        - Не доверяй ей…
        В дверь затарабанили со страшной силой. Встрепенувшийся я, поддавшийся неожиданности вздрогнул, на миг ослабил хват.
        Ветер был беспощаден. Жутким демоном он выл, обещая в скором времени огрызнуться на мир не волчьим визгом, но львиным ревом.
        Биску вырвало из моих рук - словно лист бумаги, она вспорхнула, уносимая потоками воздуха прочь.
        Я вскочил на ноги, словно питал надежды ее поймать. Глупым ребенком, что спешит к застрявшему на дереве котенку, я взбирался на стол, с него на полки - летели на пол соль, мука, приправы, гремели опрокинутые крынки.
        Руки всякий раз хватали воздух. Мир глупым, почти безумным смехом гоготал над тщетой моих попыток - всякий раз, едва мне казалось, что я схвачу девчонку за протянутую мне ладонь, ловил только лишь воздух.
        - Не верь, - повторила дьяволица.
        На моих глазах вершилось жуткое. Биска затрещала, ее затрясло в неестественных конвульсиях. Стена из красного стекла выросла меж нами, будто сюда вновь явился художник. Стекло разрасталось, изгибаясь в причудливости углов, обрекая несчастную томиться в плену. Рывком, на сверхзвуковых скоростях она унеслась прочь, стремясь прорвать собой небо. Я успел лишь бессмысленно оглянуться назад - вместо прежней комнаты власть вокруг охватила черная, почти космическая пустота. Взирая на меня любопытными глазами, она тянула ко мне свои сотканные из мглы лапищи - а я не мог и пошевелиться…
        Сон решил, что с меня достаточно, и выплюнул прочь.
        Я вскочил на кровати, прогоняя кошмар прочь из головы. Взбудораженный ум все еще стремился задавать один вопрос за другим, ждал подвоха. Вдруг, спрашивал он, это сон во сне? Возразить мне было ему нечем и незачем.
        Тяжело дыша, осмотрелся по сторонам, отшвырнул прочь одеяло, отрицательно покачал головой.
        Лог открылся раньше, чем я успел затребовать. Интерфейс будто бы вместе со мной пытался прийти в себя, медленно подгружая меню и прорисовывая кнопки. Я уже и забыл, что это все отвечало только лишь мое воображение, немало помогавшее облегчить работу с моим родовым даром.
        Ясночтению было что мне сказать. Решив, что пробуждение недостаточно паршивое, оно заверило, что я изгнал из себя темную суть. Демонические способности остались мне доступны по праву класса, но отныне обещали работать исключительно ночью. Демоверсия оных днем теперь была недоступна.
        Ну что тут еще можно сказать? Просто блеск!
        Лог, напомнил я самому себе, следовало как можно быстрее проверить этого стукача обо всем и на всех - страх жадно потирал ручонки, говоря, что я в обязательном порядке должен попрощаться: и со своими девочками-припевочками, и со стариком…
        Я так не спешил даже в детстве домой на каникулы, умоляя лог грузиться быстрей. Голову терзали страхи - а вдруг я очистил его во сне? А вдруг…
        Строки пролились словно бальзам на душу, но радоваться я не спешил.
        Вестей о смертях в моей группе по-прежнему не было. Кондратьич был жив - но это единственная радостная новость. Он обзавелся новым гордым статусом - однорукий. Дебафф постоянный, убираемый лишь какими-то «особыми условиями».
        В себя с того момента, как я оказался тут, он так и не приходил.
        Сколько времени прошло? Пару часов, день, неделя? Наверняка я, не явившийся на практику, вызову немало вопросов у окружающих. И страшно представить, какие измывательства выдумает над Женькой с Дельвигом Орлов. Наверняка ему будет что сказать о Рысеве, напрудившем в штаны настолько, что после выходных даже не осмелился показать свою моську в стенах Офицерского Корпуса.
        Я покачал головой. Ну прямо Федька - добрая душа, хоть к Агнии Барто измышления отправляй. В самом жопе культурной столицы застрял, потерял если не все, то очень близок к этому, и неясно еще, сможет ли выбраться - а он, глядите-ка, беспокоиться о том, как друзей будут буллить: с изысками или так?
        Во рту страшно пересохло, жутко хотелось пить. Словно на грех, рядом стоял отдающий холодным паром кувшин. Я взялся за его бока - ладони обожгло приятным холодом. Нос раньше ясночтения определил, что внутри то, что вполне себе можно пить.
        Пить можно было, не спорю, но на вкус такая дрянь - мне хватило лишь пары глотков, чтобы отставить это солоноватое нечто в сторону.
        Словно только сейчас пришел в себя, я огляделся по сторонам, попытался вспомнить и понять, какими ветрами меня занесло в эти самые края?
        Помню, как теребил сумку, вываливая из нее едва ли не все в поисках сапфировой настойки. Биска бормотала, говоря, что я должен отказаться от затеи - сделаю умирающему только хуже.
        А я попросту не видел иного пути к спасению Кондратьича…
        Сейчас старик был… да кто ж его ведает, где-то был. Рядом никого: спрашивать можно разве что у пустоты.
        Я потрогал матрас под собой: таких мудреных слов здесь не ведали. Нечто мягкое, почти поролоновое, высушенное - я с удивлением и не сразу распознал в них шляпки огромных грибов. Точно такой же, только плотнее был у меня вместо подушки. Я на всякий случай глянул наверх - если вместо крыши будет тоже шляпка, то как тут удержаться от шутки, что я спал под грибами?
        К вящему разочарованию готового жечь глаголом сарказма, над нами было нечто, похожее на тугую, плотную и плохо сминающуюся ткань. Словно кто натянул вместо крыши шатра, в котором я был, вымоченное в клею одеяло.
        Кровать была выдолблена прямо в скальной породе, как и все остальное. Местным каменщикам явно было далеко до умений предшественников, что возвели тот проклятый храм.
        Чадила крохотная свеча - ничуть не чародейская, а самая что ни на есть обычная. Меня коснулся взгляд чужих, не в меру любопытных глаз - стало не по себе. Чуть поодаль, безлико уставившись, на меня смотрела оторванная кукольная голова. Стеклянные глаза, надутые губы - словно родом из Советского Союза, хоть и фарфоровая.
        Качнул головой, даваясь диву - наверно, она здесь самый необычный предмет, какой только можно себе вообразить. И как только сюда попала?
        Под ее безжизненным взглядом в голову лезло всякое. Я хватился сумки, но тут же успокоился, когда случайно задел ее ногой. Новообретенная у гмура, холщовая, она была мне как будто дороже всего остального на свете.
        Так, ладно, полежали, попили, пришли в себя - теперь было бы неплохо разобраться, что за чудо с нами случилось?
        В хороших, но чаще в плохих книжонках спасение с шашкой наголо спешило в самый последний момент верхом на удаче. Подмога приходила к чудом удержавшемуся на краю гибели герою. Что ж, отдам должное, такое и в самом деле случается - иначе я уже давно должен был обратиться в уголек, искупавшись в магмовой речке.
        Мои размышления развеяла она. Ну если кому и можно вмешиваться в мой мыслительный процесс, то только таким, как ей.
        Девчонка была полногруда, едва прикрыта тряпками странной одежды. С ног до головы бледнокожей девицы бежали светящиеся во мгле татуировки. Маленькие, подслеповатые глаза щурились: не удивительно, в такой-то мгле можно ослепнуть едва ли не с рождения.
        Я прикусил язык, едва понял, что у нее в самом деле бесцветные зрачки. Она меня не видела, но чуяла.
        Слышала - не по человечески длинные уши напряглись. Не знаю, что выдало меня, но незнакомка знала, что я бодрствовал.
        Она направилась ко мне во всей своей прямоте и наглости, положила руки на плечи, улыбчиво обняла.
        - Тебе еще рано вставать, верха.
        - Верха? - переспросил я, но девчонка лишь взглядом дала понять, что не опустится до разъяснений. Все ее движения были текучими - то, что я изначально принял за женственное изящество, было совершенно иным. Она казалась тихим, безмятежным ручьем. Могла быть стремительной и в то же время по мягкому плавной.
        Ее маленькая ладошка толкнула меня в грудь, словно намекая, что стоит прилечь и набраться побольше сил.
        Я, будто забыв, что она не видит, лишь отрицательно покачал головой. Сама же голова еще только готовилась к целому фейерверку вопросов. Здравый смысл, толкаясь локтями, настырно полз сквозь иные размышления, непременно желая знать, какого хера здесь есть люди. Почему они живут под городом, а не в городе? Пачиму они так неплохо знают русский язык? Пычемя про них ни одна блядская газета в Петербурге не удосужилась написать?
        Канализации, сточные каналы, земляные работы, в конце концов! Про этих татуированных чудаков должен был каждый мальчишка знать, если не каждая собака…
        Про татуированных же я немного поспешил, как и про целый народ в целом. Из кровати еще выползти не успел, а теорий настроил - хоть сейчас в журнал «Очуметь какие истории» беги записывай.
        - Я не хочу спать.
        - Ты уверен, верха? Однажды покинув сей дом, в него не вернешься.
        В ее голосе проступили наставительные нотки, будто в этих словах мне срочно стоило выискать сверхсекретный смысл. У меня же были проблемы и поважней. На ум почему-то пришли всякого рода культисты. Тех хлебом не корми, а дай выдумать какую-нибудь шнягу позаковыристей да правила построже. И обязательно в пещеры - конец света, он же такой, темноты боится, точно сюда не сунется…
        Пожав плечами, чуть отстранив девчонку в сторону, я заспешил прочь. Она же взирала на меня ничего не видящим, тревожным взглядом - от него у меня мурашки бежали по спине. Что-то в ее внешнем виде меня напрягало, вот только понять бы, что именно…
        На выходе в лицо мне ударило холодным, зябким воздухом. Сквозняк гулял по пещерам, жутко завывая на все голоса. К прежним вопросам добавилось, как эта полуголая красотка тут живет и еще не замерзла к херам. Я решил, что обязательно найду ответ на этот вопрос чуть позже, а сейчас хотя бы попросту осмотрюсь.
        Мда-а, стоит ли рассказывать, что за порогом меня ждало разочарование? Подземный народ в светящихся татуировках, город Отлантов - напридумывать я успел всякого. Реальность не уставала швырять в мой огород скалоподобные булыжники.
        Не было никакого подземного города, были только мрачные, освещаемые слизью грибов залы. Скалистые породы щерились кавернами, нераскрытыми, манящие блеском драгоценных камней, покоились жеоды. Немалых размеров жук стоял в стойле. Рога, лапки, овальное тело - он весь был похож на монолит, лишь линия разреза разделяла плотные крылья. На спине покоилась броневая пластина, в которой я не сразу, но опознал диковинного вида седло.
        Мешочки, тряпочки, платочки, резные кости - все висело на нем амулетами. У ясночтения разбегались глаза - хлопнув в ладоши, оно будто выбирало, что же начать описывать первым?
        И расстроенно спрятало интерфейс, когда я решил отказаться.
        И снова кукла.
        Поток света, сверкнувший из ближайшего гриба выхватил гордо восседающую в нем фигурку. Ребенок, спросил самого себя, и тут же понял, что ошибся - не бывает таких маленьких детей.
        Или бывают, но только в младенчестве…
        Эта же обладала взрослыми, утонченными очертаниями.
        А мир-то все чудесатее и чудесатее, кто бы мог подумать?
        Пауки - немаленькие, размером с откормленную кошку - бегали под ногами, не забывая подхватывать голодными жвалами крохотных собратьев ездового рогача.
        Народом здесь не то что не пахло - никогда не веяло. Слепая отшельница в недрах Петербурга, лишь чудом не ставшая добычей гмуров. А как же тогда быть с пепельноволосой девицей? Она-то ведь откуда-то же взялась. Впрочем, татуировок на ее обнаженном теле я не припоминал.
        Незнакомка вынырнула из убежища лишь минутой позже. Размеренно, никуда не торопясь. Ее лица не покидала улыбка - она была рада новым гостям. В кои-то веки хоть кто-то отважился разделить ее одиночество.
        - Кондратьич, - хрипло, не оборачиваясь, зная, что она стоит за спиной, спросил я.
        - Другой верха здесь же. Спит.
        Она невероятно точно указала пальцем на природный, скрытый тенями лаз. Грибы словно боялись там расти, обходили место стороной.
        - Как ты видишь? - Вопрос напрашивался сам собой. - Я не смог бы отыскать его даже с фонарями.
        Она кокетливо пожала плечами, будто желая сказать, что у нее само получается.
        - Я и не вижу, я чувствую. Тебя это удивляет?
        Она двинулась в лаз следом за мной, я же чуть не укусил самого себя за локти. Наивности моей не было предела - хрупкая девушка у черта на куличках, спит и видит, как бы спасти какого случайно забредшего в эти развалины князя. А после оттаскивает его старшего товарища в узкий, едва пролезаемый закоулок темной пещеры, чтобы… чтобы что?
        Все нутро, взбудораженное мыслями, велело мне развернуться. Красавица лишь ткнулась в меня носом, не успев вовремя остановиться.
        При ней не было ни дубины, чтобы оглушить меня, ни мокрой тряпицы с какой-то усыпляющей дрянью. Покачивая головой, она недоумевала моей внезапной остановке.
        Слишком, сказал мне здравый смысл, все это прянично и волшебно. Будто из грязного мира дворцовых интриг, дуэлей и глобальных интересов, я ухнул в самую что ни на есть сказку.
        Кондратьич и в самом деле спал тут. Старик был бледен, плох, но жив. Статус «однорукий» он получил не зря - пещерная дева оттяпала ему правую, поврежденную руку едва ли не по самое плечо.
        Словно извиняясь, она поежилась.
        - Старый верха умирал, когда я вас нашла. Я не смогла бы спасти его руку. Решила, что лучше живой, чем мертвый с рукой, так?
        Сон все еще не выходил из головы. Мне казалось, что я до сих пор, даже проснувшись, ощущаю на себе прикосновения Биски. Будто она по-прежнему зовет меня, требует не расслабляться, просит не доверять…
        Я кивнул ей в ответ. Она же вдруг ткнула пальцем в мою сторону.
        - Твоя сумка. Она дрожит.
        Я встрепенулся - а ведь и в самом деле, покупка из гмурового магазинчика странностей вибрировала не хуже мобильника, я же попросту этого не чуял: куртка оказалась достаточно толстой.
        Здравый смысл искал простые объяснения, размениваясь на мелочь догадок: заполз паук? Какая-то одна из вещичек Магазина Приключений оказалась с браком?
        Облизнув высохшие губы, развязал тесемки - слепая девчонка передо мной терпеливо ждала.
        Обрывок бумаги едва ли не выскочил мне прямо в лицо. Я поймал его, вырвал из хватки проказливого сквозняка и узнал в нем то послание, которое отправлял девчонкам.
        Обновленное.
        - Что там? - не выдержала незнакомка. Я почуял, что у меня земля готова уйти из-под ног. Кривые, будто написанные рукой умирающего каракули предстали передо мной.
        «Майа жыва, мы в парятке, идем. Где ты? Ищим тибя».
        Я перечитывал снова и снова, сначала решив, что это злая насмешка. Что мое послание угодило в руки не к девчонкам, а тому самому зловредному гмуру, что всучил эту сумку. Лишь потом мне вспомнилось, как Алиска дивилась моему ровному, выверенному старательной рукой Романовны, почерку. Не только ж шпагами она нас учила размахивать…
        Алиска… Словно желая успокоить самого себя, я искал приметы того, что написанное принадлежало ее неаккуратным лапкам. И не без удивления для самого себя находил.
        Ну да, вмешалось здравомыслие. Найдя записку в своей сумке Менделеева, скорее всего, примет ее за неудачный розыгрыш. Лиска же скорее подастся мистическим порывам и ответит.
        Хотелось написать ей ответ, но словно назло ничего не шло на ум.
        - Что там? - еще раз переспросила татуированная незнакомка. В ее голосе звучали нотки нарастающей тревоги. От моих глаз не укрылось, как осторожно она коснулась одного из амулетов на поясе - может быть, оружие? Докапываться не стал: причины видеть во мне угрозу у нее точно были.
        - Да так, ничего особенного. - Голос предательски дрожал, я же прогнал наворачивающиеся слезы. Как же хорошо, что она этого не видит. - Лучше скажи, у тебя есть что… поесть?
        Она словно только и ждала этого вопроса, по-доброму улыбнулась.
        - Нечасто верха предлагает мне разделить стол. У меня есть.
        Заманчиво раскачивая бедрами, размеренной походкой она пошла прочь, я окликнул ее, когда она едва не скрылась в одной из скал:
        - Подожди, а имя-то у тебя есть? Я хочу знать твое имя!
        - Вита, - после недолгой задумчивости отозвалась девушка, будто пробуя старое, давно позабытое слово на вкус.
        Глава 12
        Жизнь пошла на лад. Сначала письмо, теперь обед… Или это был завтрак?
        Мне было все равно. Организм требовал калорий и вкуса - и чтоб никаких пирожных!
        После радостных новостей разыгрался аппетит: сначала я давился скепсисом, спрашивая в никуда, что же такого особого можно приготовить из простых грибов?
        Как оказалось, девчонка была богата на фантазию. Выставленное на тарелках передо мной будто так и говорило: поживи в этих каменных кущах с десяток лет, научишься и не такому.
        Мой живот умолял лишь о том, чтобы я не налегал слишком сильно - нормальных сортиров в ближайшей округе днем с огнем не сыщешь.
        Но как же я, черт бы всех побрал, был рад, что с Майкой все хорошо!
        Жива - мне хотелось повторять это раз за разом, словно чародейскую мантру. Жива, в порядке, продвигаемся - волнение желало испортить мне лекарство. Разыскивало в Алискиных каракулях намек, что все очень плохо, скверно и на самом-то деле…
        Я гнал эти мысли прочь
        Дожидаясь, когда Вита закончит с готовкой, я несколько раз попытался позвать Биску - она не отзывалась. Это было и странно, и обыденно - дьяволица брала манеру с кошек и гуляла сама по себе.
        Голод трепал нервы до тех самых пор, пока Вита не окликнула меня - я и сам был горазд уже идти на манящие, аппетитные запахи.
        Сладкое она не приветствовала, да и не откуда было взяться здесь сахару. Весь ее урожай состоял из нетребовательных к солнечному свету овощей, приправ и грибов.
        Слепыми глазами она дивилась моему аппетиту - ей казалось, что я готов проглотить лошадь. Наверно, в этом она была права.
        Разговор меж нами лился сам собой легко и непринужденно - охмелев от нахлынувшего на меня счастья и сытости, я почти забыл про осторожность. Осторожность только ничего не забывала и была настороже. Уйдя в глубокую оппозицию, она плела сеть одного неудобного вопроса за другим.
        Будто читая мысли не хуже самой Биски, Вита спешила ответить наперед, пряча хитрость за милой улыбкой.
        Но, словно от удара плети, она вздрогнула всего от одного вопроса.
        - Откуда ты здесь?
        Отвечать она не спешила, нырнув куда-то в пучины воспоминаний. Я отрицательно покачал головой.
        - Нет, не пойми меня неправильно, но все же подумай - девушка, неплохо разбирающаяся в медицине, способная в такой… в таких условиях провести операцию по ампутации руки и не дать старому, потерявшему немало крови человеку умереть… Такую, как ты, точно не ожидаешь встретить в подземьях Петербурга.
        Я зачерпнул ложкой омлет из паучьих яиц - мне почему-то казалось, что у него будет мерзкий привкус, но все вышло наоборот.
        - Верха тоже нечасто здесь в гостях, - словно обидевшись, буркнула она в ответ. В руках у нее была миниатюрная, подвижная, словно только что сошедшая с ножа резчика по дереву фигурка. Блестели промасленные шарниры, бликовал в тусклом свете невесть откуда взявшийся лак. Я мог бы поклясться, что видел таких на базаре, когда мы заглянули туда с Кондратьичем за кортиком.
        Было ведь почти неделю назад, а начало казаться, что успела минуть целая вечность.
        - Верха - это ты называешь так тех, кто пришел оттуда? - Я ткнул пальцем в потолок над собой. Она кивнула. Мозг достраивал все нужные ответы, опираясь на резную рукоять трости логики. Девчонка едва ли старше меня, плохо социализирована, но владеет русским языком. Может быть, не в совершенстве, ну так это почти каждому можно поставить в вину.
        А еще она четко и точно знает принятые в обществе жесты.
        Либо передо мной точно сектантка, либо решившая уйти от жестокого, не понимающего ее мира отшельница.
        Ага, крякнул, угорая от хохота сарказм, и с дипломом хирурга. А что? Здесь каждый гриб готов какой угодно диплом выдать на пару с умениями, верно?
        Я заскрипел зубами - и в самом деле не сходилось.
        Столкнувшись в местных глубинах с странным храмом, я как минимум ожидал величественной архитектуры утраченных поколений.
        А встретил лишь грибную поляну, ездового жука и пауков-несушек…
        - Давно ты здесь живешь?
        - Сколько себя помню, - отозвалась Вита. Врет, уверенно заявило мне ясночтение, врет и не краснеет. Я же, в свою очередь, ощущал себя не в своей тарелке, читая ее характеристики. Как будто мальчишкой подглядывал в замочную скважину девчоночьей раздевалки.
        Стыд не унимался - как, мол, я смею? Она вытащила нас с Кондратьичем, выходила, накормила! Желай она твоей смерти, у нее был с десяток возможностей отправить тебя на длительные беседы с местными ангелами. А ты отвечаешь ей недоверием? Если она и лжет, то всему есть свои причины - кто ты таков, чтобы она перед тобой раскладушкой раскладывалась?
        Сомнения били в бубен, звали на помощь неудобность вопросов - хрупкая девка, на голову ниже тебя самого, едва ли способная поднять и с десяток килограмм, вдруг берет и в одну харю вытаскивает двух здоровенных мужиков? А чего так скромно? Могла бы и те мраморные изваяния с собой прихватить - чего они там весят-то?
        И вдруг испарившаяся Биска - дьяволица все никак не шла из головы. Да, она приходит когда захочет и когда ей только вздумается, но…
        - Мимо тебя не пробегала девчонка? Пепельноволосая такая? Примерно одного с тобой роста, с клинком…
        В мыслях было добавить еще деталей к описанию, но я махнул рукой - как будто здесь всякий день перед ней пробегают десятки тысяч человек.
        Она задумалась, прежде чем ответить, и мне это не понравилось. Она вновь замотала головой, а я закусил язык. Знать бы еще только, кто кого раскусил - она меня или я ее? Ясночтение отказывалось читать язык ее тела. Пускай словами говорит, мрачно бубнило оно, и вот тогда разберем, что, как и где…
        Здравый смысл спешил ко мне с затрещиной наперевес - нашел что спрашивать! Видела ли?
        Ты сам-то ее глаза видел?
        Признаю, сплоховал, сыпал голову пеплом, но все еще не унимался. Подозрительность спешила вбить клин в наши только начавшиеся отношения. Вита же проявляла все, что присуще женственности. Осторожно, словно невзначай, касалась руки, стремилась огладить мое плечо, убирала крошку, прилипшую к уголку рта. После этого кто-то еще будет убеждать меня в том, что она слепа? Да все она прекрасно видит.
        Или чувствует, она же отвечала.
        Смущение пробивалось едва заметным румянцем на бледных щеках - словно время, проведенное в этих подземельях, выжгло из нее все остальные цвета. Недостаток солнечного света нехорошо сказался на ее коже.
        Кук-ло-вод.
        Ясночтение разве что не цокало языком, указывая мне на ее класс. Пещерная девчушка была не столь проста, какой хотела казаться. Все ее способности были насквозь пропитаны какой-то странной манией к игрушечным фигуркам. Мне доводилось видеть в способностях людей всякое, но эта умела что-то за гранью моего понимания.
        Способности скакали от одной крайности к другой. Они обещали ей умение говорить с куклами - интересно, как выглядит их беседа? О чем может рассказать деревянный истукан? За этой же пассивкой шло совершенно жуткая возможность связывать человека с куклой.
        Кукловод.
        У меня по спине пробежал холодок - знала ли Вита о том, что умеет? Хотелось верить, что нет, но паскудник-опыт говорил об обратном.
        худшее, заверял он, что может случиться с тобой, внезапно оказывается не самым худшим, а лишь преддверием к настоящему аттракциону еще только предстоящих неудач.
        Воображение спешило облечь Виту в дряхлые одежки вредной, старой колдуньи. Котел, зеленое кипящее варево, сотканные из соломы и человеческих волос куклы…
        Гнал эти мысли прочь, вопрошая самого себя - да с какого хрена я взял?
        - Добавки, Федя? - вдруг спросила она, а я понял, что последний кусок встал мне поперек горла.
        Ну все, воскликнула осторожность, это было уже слишком!
        Я вскочил из-за стола. Рука тянулась под полы куртки - схватиться за привычную рукоять пистолета. Вторая искала на поясе клинок.
        Ни того, ни другого при мне не было.
        Она усмехнулась моим внезапным переменам. Еще мгновение назад мы мирно болтали ни о чем, теперь же все разом изменилось.
        Здравый смысл велел мне успокоиться - еще чуть-чуть, и он обязательно всему сыщет разумное объяснение.
        Я жаждал неразумных, и у Виты они были.
        Поправив волосы, будто осознавая, что я никуда не денусь, она медленно и осторожно встала из-за стола.
        - Откуда ты знаешь мое имя?
        Словно на что-то надеясь, я искал в недрах ее умений родовой дар ясночтение - ну а вдруг?
        Не вдруг, говорил мне весь ее фальшиво дружелюбный вид. Словно волк, доселе одетый в овечью шкуру, она скидывала один слой маски за другим, наконец, обнажая клыки.
        - Рысев. Федор Рысев. Как же я была наслышана о тебе, ты не представляешь. Сколько раз представляла нашу встречу с тобой - кто бы в самом деле мог подумать, что она состоится?
        Глаза Виты вспыхнули голубым, словно предлагая мне детскую наивность веры, что зеленое с голубым мерцание - признак добра и справедливости…
        - Да что ты, черт побери, такое несешь? - успел спросить, прежде чем татуировки на ее теле ожили.
        Мне приоткрылась тайна ее плавных, почти змеиных движений. Сверкнув белоснежной улыбкой, она принялась раскачиваться в танце - люминесцентный рисунок с ее кожи потянулся ко мне вытягивающимися щупальцами.
        - Кричи, - усмехнувшись, требовала она. - Визжи от ужаса, проси перестать - быть может, у тебя получится пробудить во мне хоть остатки сострадания?
        Мы сцепились с ее щупальцами, словно борцы. Тень с моей спины, чуя ночь снаружи, спешила мне на помощь. Трехрукая, она отчаянно и зло, будто в тщетных надеждах задушить противниц, хваталась за мерцающие отростки.
        - Сопротивляешься? Молодец, верха. Мне нравится, когда вы сопротивляетесь.
        Я звал на помощь всех демонов Ада. Казалось, еще чуть-чуть - и даже буду рад изгнанному внутреннему. Дьявольская эгида готова была встретить любой урон, я же поспешил влить в себя свежие силы.
        Взбухшие, словно от яда, мышцы помогли мне одержать победу. Теперь уже не ее татуировки давили на меня - я держал их в крепком хвате.
        Резко дернув на себя, я заставил Виту вскрикнуть, повалиться наземь - она никак не ожидала от меня подобной прыти. Взгляд невидящих глаз скользнул по мне, словно лезвие бритвы. На лице Виты отразился устрашающий, полный ненависти оскал.
        Моих плеч тут же коснулся тяжелый, могучий захват - миниатюрная деревянная куколка обещала раздробить мне руку, если я продолжу обижать ее хозяйку.
        У ужаса были глаза.
        Совсем недавно я сказал бы, что они выглядят, как многоокая крысиная броня, кишащий живой поток. Теперь я был совсем иного мнения.
        Заливаясь поддельным смехом, на меня из недр мглы, под тусклым светом мерцающих грибов вышагивали нестройные ряды «Машенек». Словно решив воздать мне за тот разгром, что мы учинили в «Сплюше», мертвыми, неестественно дергающимися чудищами они шагали ко мне.
        Стеклянные глаза хлопали, будто обещая заглядеть меня до смерти, кукольные ручонки сжимали крохотные, но способные молоть камни кулачки.
        Одна из них рванула ко мне с невероятный прытью. Миниатюрная человекоподобная фигурка блестела свежим лаком, мокрой пощечиной в прыжке опрокинула меня наземь.
        Я покатился кубарем, перед глазами двоилось. Осторожность, до того ловившая каждое несоответствие, радостно жалила прямо в ухо - я же говорила!
        Впервые в моей жизни люлей мне пытались всыпать самые безвольные существа на свете. Обидней было от того, что у них получалось.
        Оскал Виты сменился довольной ухмылкой - не без злорадства она наблюдала, как ее подопечные отвешивают мне один тумак за другим.
        Словно оголодавшие по играм, они колотили меня за каждую детскую обиду. За порванное соседним мальчишкой платьице мне прилетело в живот. За попытку бесстыдно заглянуть под юбку две куклы разом всадили мне по кулачку в оба глаза. Сказать, что я лишился зрения - ничего не сказать. Слезы брызнули градом, шишки синяков спешили набухнуть так, словно меня колошматил боксер-профи. Как только голова-то не лопнула.
        - Я сделаю с тобой все то же самое, Рысев, что он делал со мной. Слышишь?
        Я слышал, знать бы еще, о ком она говорила. Словно побоев мне было мало, от всей души она добавила нарастившими шипы отростками татуировок - меня словно ударили молнией.
        Избитый и униженный, я еще никогда не чувствовал себя столь беспомощным.
        Вставай - велел самому себе. Вставай - рычало безграничное желание жить.
        Мне удалось подняться, а может, попросту дали такую возможность. Утерев рот рукавом изодранной куртки, выплюнув зуб, с диким ревом я бросился за реваншем.
        Кулак вперился в нутро одной из драчуний - она хрустнула, разлетаясь в клочья, словно переспелый арбуз. Вторую я встретил пинком, опрокинул наземь - свою судьбу она отыскала под подошвой моего сапога. Первые успехи вскружили мне голову: уже представлялось, как я заломаю Вите руки, завалю на живот, прижму к земле.
        И устрою ей хороший такой допрос с пристрастием!
        Замечтавшись, я пропустил момент, когда каменная колонна захотела ожить. Словно его собрат из «Ъеатра», голем вырвал самого себя из земли - в лицо мне брызнуло крошево. Твердость камня насмешливо вопрошала - что ты сделаешь, малыш? Поколотишь меня своими маленькими кулачонками?
        Я и в самом деле оказался перед ним безоружен. Будь при мне верный Подбирин да горсть магических пуль…
        Он шмякнул кулаком рядом со мной - если бы эта махина хотела меня убить, у нее были на то все шансы. Но девчонка велела ей брать меня как демонов - живьем!
        Если воплощение поэзии было большим и неповоротливым, младший брат оказался полной противоположностью.
        Зная о своей неуязвимости, он подпрыгнул, словно в надежде расплющить меня. Не знаю, что там по поводу «Вита не хотела меня убивать» - инстинкту самосохранения в это верилось с трудом. Рывком он заставил меня уйти в сторону - и тотчас же угодить в захват фарфоровых ручек. «Машеньки» обладали чудовищным запасом сил - стало понятно, кто и как заволок нас с Кондратьичем наверх. Эти-то, пожалуй, и вправду могли бы еще и мраморные изваяния прихватить…
        Уши заложило от грохота - казавшийся бесконечным прыжок голема завершился едва ли не взрывом. Земля содрогнулась от пронесшейся под ней ударной волны, сбивая меня с ног.
        Встать мне уже не дали. Словно гопники со двора, умевшие нападать лишь втроем и со спины, меня окружали мстительные игрушки. Голем, едва оправившийся от собственного падения, свернулся клубком, стремительно понесся на меня катком. Скорее, инстинктивно, чем в самом деле на что-то надеясь, я выставил перед собой руку. В голове царил сумбур последних мыслей - не о таком бы следовало думать перед смертью, не о таком…
        Вита молчала, не собираясь останавливать свои игрушки. Я не видел, но чувствовал, как ее слепые глаза вперились в меня, а уши ждут, когда же я закричу - от страха, боли и обиды…
        Я не закричал, лишь успел зажмуриться.
        Каменная громада голема вдруг резко сбавила скорость едва ли не у самого моего носа, перескочила поверху. Грубая, рвущая остатки куртки лапища схватила меня за шиворот, словно нашкодившего котенка. Импровизация велела мне лишь поднять руки и выскользнуть из одежки, вернуть себе свободу, но каменный враг будто только того и ждал.
        Вторая лапа ухватила меня поперек туловища - от его хвата у сперло дыхание, затрещали недавно восстановившиеся ребра. Словно добычу, он показывал меня своей хозяйке.
        Камень был бездушен. Я слал в него один импульс боли за другим, словно в самом деле рассчитывал нащупать внутри него хоть что-то, способное ее испытывать. Негодовал - это же особая уличная демоническая магия, она может все!
        Не все.
        Решив прикончить, голем мячом швырнул меня в каменную стену.
        Недолет, понял я, оказавшись на земле рядом с огромной грудой булыжников. Земля снова вздрогнула - в один прыжок каменная махина оказалась рядом. Рывком сдернув мешающуюся преграду, она вдруг открыла вход в пещеру. Могучие лапищи разрывали валуны, высвобождая путь. Меня швырнули внутрь непроглядной мглы. Прежде чем я пришел в себя, успел лишь увидеть, как следом задвигаются свежие камни моей новой тюрьмы.
        Глава 13
        У боли было имя. Прогоняя первичный шок, она с упоением хваталась то за руки, то за ноги, стреляла в пояснице. Да уж, такими темпами старость ко мне придет раньше, а к тридцати годам мое новое тело и вовсе обратится в развалину.
        Хныкать и стенать о злодейке-судьбе было некогда. Первым делом вытащил все из той же сумки свечи - к сожалению, у меня осталось лишь две. Все остальные были безнадежно испорчены в пылу сражений.
        Мана потекла в них ручьем, заставив вспыхнуть. Яркий свет резанул по глазам, заставил на миг зажмуриться. В дальнем углу зашевелилась груда старого тряпья, в котором я не без удивления узнал картуз Кондратьича.
        Еще мгновение назад у одежки были красивые женственные ноги - сейчас же они втянулись, что голова черепахи в панцирь.
        Мне жаждалось сапфировой настойки и объяснений, и я пока еще не решил, чего больше.
        Наверно, все-таки второго.
        Властным движением побрел к виновнице наших злоключений - не было сомнений в том, что передо мной именно она.
        Испуганным ребенком девчонка жалась к стене, словно желая стать с ней единым целым. Она старалась не дышать, и должен признать, получалось у нее отлично.
        Рывком я сорвал то, что служило ей одеялом. Сложив руки на обнаженной груди, пепельноволосая девчонка сидела, спрятав голову в коленях.
        Она боялась поднять на меня взгляд, но я видел, как ее колотит нервная дрожь. От нее пахло страхом и отчаянием, давно немытым телом - как знать, сколько времени она провела в этих закрытых от всех и каждого катакомбах.
        Ей не нравился свет моей свечи, словно он напоминал о чем-то неприятном. На щеках я видел высохшие бороздки недавних слез.
        Сарказм вился, словно уж, голосом Биси вопрошая, что же живчик собрался делать. Такой большой и сильный перед этим крохотным, хрупким созданием. А уж как сорвал с нее покрывало Ибрагимова картуза - просто сказка! Словно отнял последнюю надежду.
        Я сглотнул, слова, будто назло, не лезли в глотку. Вопросы, еще недавно готовые идти в атаку на чужие уши, сейчас позорно и растерянно бежали, оставив меня один на один с ней.
        Ей страшно, пришел мне на помощь здравый смысл. Страшнее, чем там, на алтаре, под кинжалом гмура. Просто дай ей знать, что не причинишь вреда.
        Я поставил свечу наземь. Видеть не видел, но ясночтение визуализировало образы из воображения. Тоненькая, словно паутинная нить блестящей маной тянулась к ней. Я чуть сбавил обороты, притушил огонь, сел с бедолагой рядом.
        Она вздрагивала едва ли не от каждого моего вздоха - ждала удара. Голое тело покрывали синяки - ей точно досталось в этих пещерах. Знать бы еще, какие бесы ее сюда затащили…
        Я решил начать с малого. Мне удалось выжать из красавицы сдавленный писк, когда коснулся ее головы - волосы, не мытые и грязные, все еще помнили, что такое шампунь.
        Второй рукой я шерудил в сумке - пирожные обратились в давленное крошево, яблоки же больше напоминали сочащиеся лепешки.
        Но половинку чудом уцелевшей сладости мне отыскать удалось.
        В голову лезли паршивые мысли о том, что я, будто зверя, хочу купить несчастную на кусочек еды.
        Ну и хрен с ним, если так!
        Она все еще не открывала глаза, но у нее вздрогнули крылья носа, учуяв лакомство. Крем-карамель сейчас был не в лучшем состоянии и напрочь вывален в хлебном крошеве, но пах для нее, будто давно утраченный мир.
        - Бери, - велел я, как только она открыла глаза, проверить, не приснилось ли ей.
        Стоило мне убрать руку с ее головы, как девчонка зашевелилась. Она ухватила мою ладонь, вновь прижав к волосам. Остатки пирожного она едва ли не вырвала, зажмурилась от счастья, вцепившись в него зубами. Было высохшие слезы вновь покатились по ее щекам.
        Она молча хныкала, а я позволил себе сместить руку с головы на плечо, крепко в него вжался. Пусть я даровал лишь обманчивое чувство защиты, ей хватало и этого.
        Теперь же оставалось ждать, пока она заговорит сама. Она же ведь говорила, я помню.
        Мне выдался шанс отдохнуть и хорошенько разглядеть девчонку. Небольшая, миниатюрная, она все еще жалась от стыда. Зря, наверное, я так грубо сорвал с нее то, чем она прикрывалась…
        Здравый смысл, сговорившись с сарказмом, намасливал дубину побольше, собираясь хорошенько приложить прямо по кумполу. Ты, говорили они, буквально только что получил по самые гланды от точно такой же миниатюрной и хрупкой. Показалось мало? Хочешь еще?
        Ну не отодвигаться же мне от нее теперь, спросил я у себя самого. По крайней мере, это будет выглядеть глупо.
        Ясночтение же было со мной не согласно.
        Первым, что я выхватил из ее описания, был класс.
        Кукловод.
        В самую пору было отодвигаться куда подальше и вопрошать у начальника тюрьмы, за что меня с таким зверем посадили.
        Возбужденное страхом воображение выискивало в потемках очертания кукольных фигур.
        И, конечно же, находило.
        Мне стало не по себе, я вздрогнул, но решил сохранить мужество.
        К тому же девчонка вдруг, словно вспомнив о чем-то важном, настойчиво высвободилась из объятий, собираясь уйти куда подальше.
        Во мне, наверное, взыграла гордость.
        - Эй!
        Она не сразу, лишь после размышления, обернулась на оклик. Опустив взгляд серых глаз, грустно покачала головой.
        - Зря ты ко мне подсел. Тебе не надо было.
        - И что теперь случится? Армагеддон, рушатся города, массовая истерия, кошки и собаки живут вместе?
        Она не сумела оценить мою иронию. Сама серьезность спустилась из пучин своего царства на ее лицо. Наставительно, словно я малыш из детского сада, она подняла указательный палец.
        - Почти. Я проклята.
        Она говорила с каким-то особым, мрачным пиететом. Будто едва заслышав это, я должен был взвиться огнем и броситься наутек.
        Да уж, тут, конечно же, прямо сейчас есть куда бежать. Хочешь, в правую стенку, хочешь - добро пожаловать в левую! С разгона и головой, чтоб не мелочиться.
        Мой дар пожал плечами - он рылся в дебаффах, но не нашел там ничего, что можно было бы принять за оное. В особенностях тоже было пусто, и даже способности молчали.
        Одно было не ясно - девчонка не врала. Я хмыкнул, но бежать прочь не спешил.
        - Каждый, кто оказывается рядом со мной, обречен на постоянность неудач.
        Потер ушибленный ранее затылок. Что ж, наверное, можно было сказать, что едва я завидел эту пепельноволосую у гмуров, как фортуна знойной девкой улетучилась прочь. Вот только вряд ли пытающаяся скрыться впотьмах девица к этому хоть сколько-то причастна.
        Наши взгляды вновь встретились. Она вздрогнула от доселе незнакомого ей чувства: словно мягкость тепла разливалась по всему ее телу и она вот-вот растает.
        Румянец смущения бежал на ее щеки; я же задумался: сказать ей о том, что она мой кровнорожденный слуга или не стоит?
        Во мне заговорил Бискин голос - быть может, старого знакомого демона, любившего шепнуть мне гадость-другую, больше и не покоилось в недрах моей души, за какую-то часть рассудительности и едкой сатиры насмешек отвечала именно она.
        Схитри, убеждала меня незримая дьяволица. Сделай точно так же, как я - принуди к контракту, договору. Достань эту свою бумажку, ну и трахни ее, Бога ради и Люцифера для - зря она, что ли, голыми телесами перед тобой крутит?
        Девчонка расценила мой взгляд по-своему, в ее взоре мелькнуло пренебрежение. Вот-вот смешно сморщит носик, назовет извращенцем…
        - Откуда только ты здесь такая взялась?
        Мои уши готовились к очередной сказке. Что она здесь уже едва ли не целую вечность. Родилась от союза камня и грибницы.
        - Я из села Салтукеево. - Она взяла саму себя за плечо. Мне это ни о чем не сказало, про него я впервые слышал. Но девчонку словно прорвало - кто только ведает, сколько времени они провела в этих катакомбах? Может быть, пару дней, а может, и целый месяц.
        Ей хотелось наконец-то выговориться, а тут как раз оказались мои свободные уши.
        - И ты, значит, из своего села побежала в… сюда, потому что проклята, я правильно понял?
        Она отрицательно замотала головой.
        - Нет, просто… мне всю жизнь думалось, что неудачи у всех случаются. Но потом стала замечать - где бы я ни появилась, всюду беда происходит…
        - О-о-о, да мы с тобой прям братья по несчастью, - хлопнул себя по коленям. Чего уж тут скрывать, мир и в самом деле тащил ко мне все пакости, который только находил в своем кармане.
        - Ты, случаем, не из другого мира? - решил не ходить вокруг да около. Сверкнувшие в темноте глаза будто так и желали сказать, что я угодил в самую точку.
        Словно забыв, что говорила пару минут назад, она подскочила, схватила меня за ладони.
        - Как ты узнал? Я долгое время не понимала, но я родом из мира Ранфорс. Читала об этом мире в одной книжке, из Франции - там описывались такие же, как я!
        Задумался на миг над тем, а не умалишенная ли передо мной? С другой стороны, есть я, угодивший из своего высокотехнологичного века в царскую альтернативную Россию с магией и конями. Почему тогда не может быть этого самого, как она его там назвала?..
        - Поначалу меня терзали сомнения - ну не может же быть все вот так! Но случайности же не случайны, ты должен знать!
        Неопределенно кивнул ей в ответ: кажется, что-то слышал подобное от бутафорского чародея из не менее бутафорской битвы экстрасенсов.
        Девчонка внимательно следила мной, будто воспринимая каждое движение как некий знак свыше.
        - Я куда только не ходила. Вот, приехала в Петербург, к инквизаториям. Они так во мне ничего и не нашли. Ни иномирья - хотя откуда им понять, как его измерить? - ни проклятья.
        Мой рот растянулся в широкой, почти издевательской ухмылке. Хотелось сказать этой наивной глупышке, что инквизатории при желании запросто могут узнать, какого цвета трусики на тебе сегодня и что ты ела на завтрак добрую неделю назад. А уж как души-то умели читать…
        Хотел, да не стал - ломать чужую детскую сказку сложно. Да и подобные ей, одержимые собственными фантазиями люди являются внушаемыми. Переубедить их нечто из разряда непорочного зачатия: вроде бы кто-то даже делал, но вот повторить пока еще ни у кого не получилось.
        Она готова была болтать без умолку.
        - А папенька велел домой не возвращаться. - Она вдруг погрустнела, на миг задумчиво замолкла: но лишь для того, чтобы через мгновение с ног до головы облить меня словесным поносом. - И так я в Петербурге осталась…
        - И решила жить здесь? - Я жестом обвел нашу тюрьму.
        - Неа. Я… бродяжничала. А потом меня взяли на работу. Ну, точнее, однажды я украла хлеб в булочной. Меня Белые Свистки поймали. Думала - мне все, а они хорошими оказались. Один из них меня к своему старому другу отвел. Я им тогда про свое проклятие ни-че-го-шеньки не сказала…
        - А очень хотела, да?
        Она как будто не понимала, что я над ней по-доброму подтруниваю, и воспринимала разговор на серьезных щах.
        - Мне надо было им сказать. Меня ведь в магазин взяли работать - я уже говорила вам про Муню?
        Я отрицательно покачал головой. Про Муню не говорила, пока только про муйню.
        - Муня - это кукла моя. Я с ней росла всегда. Хорошая такая, мне ее брат сделал, пока в колодце не утоп. Вам смешно, наверное: такая большая девочка, а про каких-то кукол говорит…
        Я неопределенно пожал плечами. Довелось мне на своем веку видывать индивидуумов, вполне себе серьезно заверявших, что у кукол есть душа и характер. Малышке передо мной было далеко до этих бородатых дядек.
        - Я когда маленькой была, с ней играла. Мечтала, что вырасту - и у меня будет много игрушек! Буду среди них жить. Почти так и получилось - меня взяли в магазин игрушек работать, «Сплюша» назывался…
        Я чуть не поперхнулся. Треклятый магазин, в котором столкнулся с своими же бывшими охранниками, казалось, мстил за мое непрошенное вторжение и готов был всплыть где угодно.
        Даже в мрачных пещерах, когда я оказался в плену у полоумной пещерной бабищи…
        - Слышали про него?
        Пытаясь откашляться, закивал в ответ. Ну не рассказывать же мне ей, в самом деле, что не только слышал, но и…
        - Я там всего неделю успела проработать. А недавно пришла, а там разгром. Трупы, крысы, все кругом раскидано. Что это, как не проклятие? Оно за мной словно по пятам идет, ничего с этим поделать не могу!
        Девчонка схватилась за голову, села на корточки и зажмурилась.
        Мне стало неловко - в конце концов, своей поездкой за тем, кто наярил письмецо святыми чернилами, что я, что Славя, не желали вреда тем, кто к делу не причастен. А оно вон как получилось…
        Совесть грызла меня поедом, порождая извечность вопросов. Упрекала в том, что я веду себя как мальчишка, что стоит все ей рассказать…
        Трусливый же мальчишка не имел смелости признаться в содеянном, откладывая сей подвиг на потом. Мол, когда все успокоятся, тогда и скажем! И вообще, что это изменит в данный момент?
        Я сглотнул - и в самом деле, мое признание магическим образом не вытащит нас отсюда. А вот привести мою новую знакомицу в ярость…
        Я уже привел одну в ярость, искать нового врага прямо здесь и прямо сейчас - учитывая, что она все тот же кукловод, не лучшая затея.
        - И ты решила отправиться сюда? - Вопрос напрашивался сам собой, а раздухаренное любопытство требовало продолжения. - Решила переждать? Или навсегда уйти, чтобы больше никому не причинять вреда?
        Она отчаянно затрясла головой, словно не желая соглашаться ни с единым моим словом.
        - Нет. Я же сказала тебе про Муню, ты забыл? Я пошла к бабушке Агафье…
        Я понимающе кивнул. Ну раз к бабушке Агафье, то какие же вопросы-то? Это разом все объясняет! Девчонка продолжила:
        - Это ведунья в Петербурге. Самая главная! Ну, по крайней мере, самая известная.
        Я пожал плечами. Память рылась в закоулках, куда здравый смысл за коим-то бесом стаскивал рекламные лозунги, но тот про ведуний ничего не слыхал.
        Девчонка не унималась, глаза ее почти что горели огнем. Словно она, наконец, угодила в нужную струю - и теперь ей плевать на окружающие обстоятельства.
        Лишь бы слушали…
        - Она мне сказала, чего ни инквизатории, ни прочие колдунцы не сказали: все в кукле дело, в Муне. Вот я и пошла сюда.
        - Не проще уж тогда было бы выкинуть куклу? К слову, где она сейчас?
        Малышка, еще недавно готовая рассказать целую повесть о кукольной судьбе, вдруг сникла, тяжело выдохнула. От нее вдруг повеяло обидой - словно я сказал то, чего она никак не ожидала услышать. Загадочная женская душа…
        - Это же Муня. - Она прижала руки к груди, словно изображая любимую с детства игрушку. - Как я могла ее выкинуть? Ее брат сделал. И она всегда и везде со мной была. Когда мамка умерла, когда отец пьяным приходил и бил.
        Наверно, ей было еще что вспомнить, но она замолкла. Я вновь придвинулся к ней поближе, вспомнил, как она оголодавшим до ласки котенком вздрогнула, когда вместо побоев я решил погладить ее по голове, угостил сладостью. Она просто все это время была слишком одинока и беспомощна перед реалиями жестокого мира. Не боролась, лишь принимала очередной удар за другим, сжавшись в уголке.
        Так, не время разводить сопли. Я прогнал человеческую, понятную жалость в пинки. Дуру эту, конечно, жалко, но ведь из-за нее мы, по сути, с Кондратьичем оказались здесь. Что ей мешало рассказать нам эту побасенку там, при первой встрече, когда проснулась? Чего сразу было хвататься за чужой кортик, угрожать и бежать?
        - Это… эта полоумная бабка надоумила тебя спуститься сюда?
        - Нет, я сама. На улицах мальчишки болтали, что через канализацию можно попасть в старые туннели, где кто только не обитает! И драконы, и тавры, и даже эники с бениками!
        - Все еще ничего не объясняет, - буркнул в ответ, подгоняя собеседницу к сути. Она кивнула, соглашаясь, что наш разговор излишне затянулся.
        - Она сказала только то, что мне может помочь другой кукловод. Что кукла - это особое создание. И если душу человека от проклятия может очистить инквизаторий, то вот куклам только кукловод и может помочь. Я сначала пошла к Евсеевым - ты, наверное, слышал про таких?
        О, я не только слышал, а еще даже общался! И так случилось, что оказался с ними в родстве. Правда, честно говоря, не думал, что их класс настолько прямолинеен. Тут впору было бы почесать подбородок и задуматься: а не поспешил ли я тогда с выводами? Может, Майя ошиблась, а кто-то попросту подделал почерк моей названой сестры?
        В этом доме Облонских все не просто смешалось, а ухнуло сначала в блендер, обратившись в мелкий фарш, а потом уж взбилось миксером.
        Три раза.
        Девчонка решила вернуть меня из мира размышлений в реальность, продолжила рассказ.
        - Они мне отказали. Приняли за полоумную. Но я слышала, что в заброшенных туннелях живет великий кукловод. Вита. Я не думала, что в самом деле ее найду, а вот… нашла.
        Она разом погрустнела. Мне стало грустно от наивности ее измышлений. Девчонка будто видела сложившуюся перед ней ситуацию что дивную сказку. Герой пускается в долгое, затяжное приключение. Во имя бобра и сыра, конечно же, а как еще? Достигает поставленной цели, а дальше оно как-нибудь складывается само.
        Мне, конечно, не стоило смотреть на нее свысока - я и сам частенько спешил оседлать авось с шашкой наголо, вопрошая у мира - план? Какой тут к черту план, когда есть чудо импровизации?
        И ведь всякий раз срабатывало.
        Здесь же был иной случай.
        Плевать она хотела на авось, плевать хотела на удачу. Словно осла морковкой, вперед ее тащили несбыточные мечты и фантазии.
        С другой стороны, ей без подготовки удалось забраться так далеко - может быть, ясночтение и не дрожит в желании распознать ложь, но это еще не значит, что следует верить всему услышанному.
        Бесхитростность подчас оказывается стократ коварней своей сестрицы…
        Сарказм хмыкнул - тебя-то вон заставили в магазинчике приключений закупаться. А она тут едва ли не с неба взялась. Через канализацию да прямо к черепашкам-ниндзя!
        - Она Муню у меня отобрала. И сюда вот… посадила.
        - Знать бы еще зачем, - отозвался я.
        Новая знакомица не спешила с расспросами: мне-то думалось, что исповедавшись, она потребует того же от меня. В ней же сейчас царствовала пассивность. Я оглядел ее еще раз - пусть телом она давным-давно выросла из коротких штанишек, но где-то внутри по-прежнему осталась дитем. Нужен был кто-то, кто в обязательном порядке придет, подскажет, в чем проблема - а она уж выдумает решение.
        С чужих слов, конечно же.
        - Меня зовут Федор. Федор Рысев. - На манер Джеймса Бонда представился я и зачем-то протянул ей руку. Девчонка уставилась на нее, как на нечто невообразимое. Во мне она спешила увидеть и рыцаря в белых одеждах, и закутанное в темную мантию зло. Где-то в глубине души все еще тлели угли сомнений.
        Аккуратно, в две попытки, она вложила в мою ладонь свою маленькую девичью ручонку.
        - А меня Лиллит. Меня так мама назвала, папенька хотел Ефраксией обозвать. А мне та знахарка сказала, что имя у меня недоброе, нехорошее. Вот потому и проклятия ко мне липнут, потому что нехорошее. Вот…
        Ей словно требовалось хоть чем-то, а заполнить неловкость повисшей паузы. Такую, как она, хотелось стиснуть в объятиях. Не потому, что девчонка, а потому что беззащитней воробья в лапах кошки. Боится, стесняется, ищет стену для крепкой опоры - наверное, как и все мы…
        Стена, к которой я прислонился, вдруг пришла в движение, заставив отскочить прочь. Руки привычно полезли под куртку, не желая признавать очевидного - пистолета при нас нет. И клинка тоже нет.
        И что-то подсказывало, что против возносящейся над нами громады противника это будет совершенно бесполезно. Каменный голем, один из тех, что готов был размозжить мне голову, вышел из ниши, в которой спал до сего момента. Стекляшки неровных глаз нелепо блестели во мгле, казались чужими.
        Лиллит вскрикнула, схватившись за голову - девчонку обуял ужас. Паника теплым молоком спешила разлиться по всему ее телу, заставила быть мягкой, податливой и послушной. Деревенская девчонка была на грани обморока и лишь чудом держалась на ногах.
        Глаза ее были прикованы ко мне: она ожидала того, что я сейчас, успокоив ее жестом, кивну и героически воздам этой погани по заслугам. Размажу одним лишь взглядом.
        Я, честно сказать, попытался в сей перформанс - стоит ли говорить, что внутри не пробудилось новых сил, а каменюка не очень-то боялась смерти? Способности Жнеца, доставшиеся мне с таким трудом, пока что не очень-то облегчали мне жизнь. А может быть, и мир, посмеиваясь и наслаждаясь иронией, раз за разом подсовывал случаи, где негде было применить мою абилку.
        Ожившая глыба не собиралась играть со мной в гляделки: если бы у этой образины была морда, он бы ее нахмурил. Вместо этого каменная лапища схватила меня за шкирку - я ощутил себя до некомфортного беспомощным и неловким.
        Ага, да-да, прямо как упоминаемый мной воробей в лапищах кошки…
        Глава 14
        Лицо мне обожгло жаром костра. Я быстро открыл глаза, пробуждаясь от липкого, вязкого наваждения. Сидел на коленях, передо мной выплясывало зеленое, сдобренное грибами, пламя. Словно подражая ему, в диком танце извивалась Вита.
        Взгляд слепых глаз был устремлен в пустоту, на лице лежала сакральная улыбка. Разгоряченное тело блестело от масла и пота. Босые пятки отбивали ритм, словно в желании забрать у камня под ногами его силу и крепость. Костер разгорался сильнее - отчаянно, словно в последний раз, кукловод подкидывала одну сухую головешку гриба за другой. Огонь жадно пожирал и требовал добавки.
        На языке вертелась уйма вопросом, в голове - гудело. Та каменная образина хорошо меня приложила, когда я попытался заслонить собой Лиллит.
        Девчонка восседала рядом - точно в такой же позе, как и я сам. На коленях, руки связаны за спиной. Образина голема стояла над ней, надавив лапищей на плечи - словно она в самом деле посмела бы бежать.
        Я поерзал, проверил крепость пут - уж в чем в чем, а в неумении вязать узлы Виту обвинить было сложно. Мне не хватало смелости прервать ее дикие пляски громом своего голоса, оставалось только смотреть с широко раскрытыми глазами.
        Кондратьич возлежал на каменном ложе. Словно ожидавшие кровавой расправы, по разные стороны от старика восседали куклы. Они не ведали однообразия - разномастные, странные, чуждые, будто родом из другого мира. Я не сомневался, что, в отличие от притащенных с поверхности фарфоровых фигурок, эти как раз вышли прямиком из-под ножа самой Виты.
        - Ты слишком любишь спать, Федя. Твой отец был иного мнения о тебе. - Она вдруг подскочила, осторожно и кокетливо приподняла мою голову за подбородок, чтобы в тот же миг отвесить мокрую, хлещущую затрещину.
        Былая сонливость обиделась и заспешила прочь из моего тела, я шмыгнул носом, зло сверкнул на девчонку глазами.
        - Ты знала моего отца?
        - О, маленький, он был едва ли не постоянным гостем в моих казематах. Той маленькой крупицей надежды, за которую мне хотелось хвататься в самые черные дни.
        Пока что все еще звучало, как бессвязный бред. Я звал на помощь ясночтение, пытаясь уловить хоть какую-то зацепку. Надежда, о которой только что болтала Вита, шептала мне на ухо, что отчаяние - удел слабых. Что она всегда рядом, как и выход. Нужно только найти хотя бы его ниточку.
        Ясночтение жало плечами в ответ - ниточек выхода оно не видело, а вот то, что у кукол были имена, знала. Не иначе как то время, пока я был в отключке, Вита только и занималась тем, что представляла нам с Лиллит фальшивых подруг. Неживые, стеклянные глаза внимательно следили за каждым моим движением. По разные стороны от себя я заметил стражу - фарфоровые «Машеньки» в грязных платьицах обещали с неигрушечной мощью обрушиться на меня, стоит сделать хоть что-то подозрительное.
        Рядом с Лиллит не было ничего подобного - угрозу Вита видела только во мне.
        Отчаянно, словно это последнее, за что можно схватиться, я желал лишь одного - чтобы россказни девчонки о ее проклятии оказались не россказнями. Пусть Вита поскользнется, ударится шеей о стол - и тогда нам будет свобода. Здравый смысл, чуя скорый конец, искал утешения в воображении: ему нравились те картины, что то рисовало. В них слепая кукловод умирала самыми нелепыми способами мне и ему на радость.
        Хотелось покачать головой, прогоняя наивность мыслей, но они все никак не спешили на выход. Предлагали не страдать, а наслаждаться - в конце концов, что еще осталось?
        - Он любил подарить мне мечту. День ото дня, час от часу я думала лишь о том, что однажды его слова окажутся правдой. Милый братец!
        Милый братец? Я хотел было поперхнуться от возмущения - Ибрагим не рассказывал мне о таких сестрах! Собственно, спускаясь на самое днище Санкт-Петербург, в поисках того, что может представлять зло для самого Сатаны, я меньше всего на свете ожидал встретить здесь родственницу.
        Вита на миг прекратила танец. Уставшая, взмокшая, тяжело дыша, она взирала на мои сомнения с любопытством и неподдельной радостью. Я же обрушивал на себя один вопрос за другим - откуда она знает, что я именно Федор Рысев? Если она и в самом деле моя родственница, может, у ней есть дар ясночтения? Что ее связывало с моим названым отцом?
        Словно стая голодных ворон, вопросы слетались на мой мозг, как на падаль.
        Заболела голова, Вита же чуть отстранилась и продолжила:
        - Тебе все кажется таким необычным и странным, правда? Посмотри на себя, милый братец: ты вырос, ты стал большим и сильным. Папенька пристроил тебя в офицерский корпус. Но, словно желая что-то ему доказать, ты решил спуститься сюда - в поисках чего? В поисках кого? Хотел прославить свое имя, притащив в Императорский дворец сотню-другую гмуровых тушек? Понимаю твое удивление - ведь меньше всего на свете ты желал повстречать здесь меня.
        - Я о тебе только сегодня узнал.
        Она нахмурилась - ей не понравилось, что ей смели огрызаться. Еще одна затрещина дернула мое лицо. Вита замахнулась для следующей, но все же решила, что пока что с меня довольно. Высоко задрав нос, она сложила руки за спиной.
        - Значит, он ничего тебе не рассказывал обо мне? Скверно, маленький. Но, братец, разве это хоть сколько-то искупает его вину передо мной?
        - Я даже не понимаю, о чем ты говоришь!
        - Возможно. - Она кивнула, соглашаясь со мной. - Возможно, не понимаешь. А, возможно, попросту притворяешься - разве мне должно быть какое-то до этого дело? Ведь что ты, что твой обезручивший служка, что эта дуреха…
        Она ткнула пальцем в Лиллит. Девчонка же, казалось, от такого обвинения захотела стать еще меньше, чем была. Сжалась, будто голем вот-вот должен был ее раздавить.
        - Все вы всего лишь мои будущие куклы. Игрушки. Как думаешь, что мне прислать твоему отцу? Может быть, твои отрубленные пальцы? Или фигурку с твоим лицом - как думаешь, он догадается?
        - Ты безумна. - Это вырвалось из меня само собой. Я попросту не ведал, что еще сказать. Вита на миг задумалась, пытаясь разрыть завал собственных размышлений - чтобы через мгновение улыбнуться.
        Склонившись, разведя руки, словно собираясь обнять весь мир, она не скрыла своего согласия за улыбкой.
        - Может быть, ты и прав. Разве мне когда-то нужен был ум? В конце концов, твой отец утащил его с собой. В тот самый миг, когда решил бросить меня.
        - Ты из рода Рысевых?
        Девчонка вскинула брови. Кажется, мой вопрос ее позабавил, и вместо ответа она лишь отрицательно покачала головой.
        - Что ты, милый братец. В нас с тобой течет родственная кровь, но первой близости. Я… я уже не помню имя моего собственного рода, но ты наверняка о нем знаешь!
        В порядке исключения оставались разве что Евсеевы. Но что дочь благородного рода может делать в грязных катакомбах, я ума не прилагал. И отец… что Рысев-старший такого натворил? Желая заняться мифотворчеством, мозг на гора выдавал одну мерзкую догадку за другой - хоть сейчас тащи в «Московский Комсомолец».
        - Меня держали, словно крысу в клетке. Играли мной, словно куклой - только лишь за то, что я умела. С чем родилась.
        Словно в доказательство своих умений Вита скользнула к Кондратьичу. Улыбка сменилась издевательской ухмылкой, я же дернулся, понимая, что происходит что-то неладное.
        - Не тронь его, слышишь?
        Голем, что был охраной надо мной, заскрипел крошевом гравия на стыках. Приглушенное мычание потекло из его рта, «Машеньки» заспешили ему на помощь. Вместо того чтобы в этот раз применить к свою чудовищную силу, они вытащили из-за платьиц ножи. Ловко, словно всю жизнь только и занимались скалолазанием, забрались мне на плечи. Сталь лезвий коснулась моей глотки. Я знал, что стоит дернуться - и они пустят их в ход. Даже против воли своей хозяйки.
        Кондратьич вздрогнул. Татуировки на теле Виты ожили вновь. Извиваясь, словно змеи, в текучих движениях они аккуратно, словно боясь поранить, касались старика. Оплетали его целой паутиной крохотных, едва уловимых взглядом нитей.
        Мастер-слуга принялся вставать. Пребывая в забвении, непослушно качая безвольной головой, его тело пыталось встать на ноги. Неровно, неспешно, но против воли. Словно внезапно пробудившись, старик раскрыл глаза, захлопнул разинутый рот. Осмысленность побежала по вспыхнувшим ярко-зеленым светом зрачкам. Мне хотелось позвать старого друга, но я прекрасно понимал - передо мной стоит точно не он.
        Лишь послушная кукла.
        Вот, значит, о чем говорила Вита, обещая сделать из нас игрушки?
        С каждым шагом в теле Кондратьича пробуждались сила и мощь. Куда там дьявольской эгиде и прочему? Старик, казалось, черпал прямиком от Сатаны. Ясночтение сдалось, когда его показатель силы перевалил за три сотни, минуя штрафы за старость.
        Вита вдруг уставилась невидящим взглядом в мрак тьмы под потолком.
        - Там, наверху, все, чем вы занимаетесь, лишь глупая беспомощная возня. Кто кого подсидит. Кто кого сумеет согнуть в бараний рог. Кто сумеет унизить другого и не получить ножа в спину от обиженного. А когда я появилась на свет и сумела проявить свой дар впервые, меня поспешили закрыть, мальчик. Когда ты лежал с любимыми игрушками под теплым одеялом, на мне ставили опыты в инквизаторских застенках.
        Текуче, словно ручей, она в один миг оказалась возле Кондратьича. Ее ладонь мягко коснулась его щеки. Он же, казалось, с каждым ее прикосновением все больше и больше терял прежний, привычный ему разум. Ухнув в пучины бессознательного, так и не сумев вынырнуть, сейчас он вынужден был бороться с чужой силой где-то на грани собственного рассудка.
        Ясночтение выхватывало из поступающих обрывков информации скачущие показатели его пульса, изменение полоски жизни и маны - они скакали от одного значения к другому. Мне казалось, что еще чуть-чуть - и сквозь толщь его плоти я смогу различить, как отчаянно борется с чужеродным его мятущаяся душа.
        - Они закрыли меня, боясь, что однажды я смогу опутать любого точно так же, как твоего слугу. Был твой, стал мой.
        Вита походила на самодовольную кошку, умудрившуюся без помощи человека открыть банку консервов. Урча от собственного превосходства, она зашла Кондратьичу за спину.
        - Они испугались, а, заперев меня на ключ, некоторые из инквизаториев задумались, что можно сотворить с таким проявлением дара. Это же мощь, это могущество! Меня ждала смертельная инъекция, но одна вредная старуха вознамерилась выжать из меня последние жилы. Превратила меня в свою игрушку для развлечений. Ваш император приезжал на меня посмотреть, словно на зверушку в зоопарке!
        Ее настроение быстро сменилось. Игривая мгновение назад, все глубже и глубже уходя в толщь своих воспоминаний, она приходила в неизбывную ярость.
        Обиды кипели в ней, обещая вскоре пролиться последствиями. Не только на меня - но уже и на улицы всего Петербурга. Словно я всего лишь малая крупица большущего, растущего прямо на глазах замысла.
        - Причем здесь мой отец? - Я бросил на нее взгляд прищуренных глаз.
        - О-о, погоди-погоди-погоди, милый братик! Я как раз подхожу к этому маленькому обстоятельству!
        Теперь она уже стояла надо мной. Высилась, словно безумие над здравым смыслом. Ей нравилось не видеть, а ощущать, что я стою перед ней на коленях. Чувство безграничной власти захлестывало ее с ног до головы. Неживые собеседники скрашивали ее одиночество, наверное, целую вечность, а сейчас она получила возможность расквитаться.
        Перед тем, на кого все это время копила злобу.
        - Меня хотели превратить в оружие. Послушное, безропотное, исполняющее чужую волю беспрекословно. Они не знали кое-что о куклах - лишаясь воли, они лишаются самих себя. Когда собственный отец отказался от меня, признав опасным отродьем, мне думалось, весь мир отвернулся от меня!
        Выскочив вперед, она хлопнула в ладоши. Повинуясь ее приказу, деревянные фигурки окружили фарфоровую куколку. Костер вспыхнул ярче, чем прежде, бросая на стены зловещие тени. Незрячей было не чуждо чувство прекрасного - словно для одной лишь себя она устроила жуткий театр кукол и теней.
        Словно мгла от спасительного луча света, фигурки разбежались в стороны, стоило явиться тряпичному, изгвазданному рыжей грязью рыцарю. Некогда белый плащ давно обратился в пожелтевшие от времени обноски.
        - Твой отец, Илья Рысев, мой дядя оказался мягче остальных. Забавно, милый братец: он всегда пугал меня как человек, но оказался куда человечней остальных.
        - И потому ты хочешь меня убить?
        - О-о-о, нет-нет-нет-нет, милый маленький братец! - В пируэте она вмиг оказалась рядом со мной. Заставляя замолкнуть, моих губ коснулся ее женственный пальчик - я же в тот миг ощутил, как мне будто бы залепили рот. Вырываться и судорожно мычать ей в ответ не стал.
        - Ты слишком торопишься! - Она сделала шаг назад, развела руками. Яркий, почти кислотный зеленый свет грибного костра заставлял ее фигуру выглядеть до умопомрачения жутко.
        Словно ведьма, склонившаяся над колдовским варевом, она нависла над кукольным представлением. Плюшевый рыцарь гладил неловкими, нелепыми ручонками «Машеньку» в два раза больше его самого.
        - Он сражался за меня. Конечно, при нем не было клинка и револьвера, а я не слышала, как хлюпает кровь инквизаториев, но он приходил ко мне - единственный, кто приходил не для того, чтобы поиграть в куколку!
        Я бросил взгляд на Лиллит, словно надеялся, что от нее будет хоть какая-то, но помощь. Та уставилась на творившееся перед ней представление глазами впечатлительного ребенка.
        Ее одновременно обуяли страх и восторг: каждый из них лакомился остатками ее здравомыслия. Мне же казалось, что я вижу рецепт приготовления безумия.
        Вами получено +200 единиц опыта!
        Вами получено +35 единиц опыта!
        Вами получено +35 единиц опыта!
        Вами получено…
        Лог взбесился, как ненормальный, словно в системе что-то поломалось. Будто рассказ моей названой сестрицы - сестрицы ли? - она принимала за убийства…
        Не подозревая, что я прямо сейчас расту не по дням, а по часам, Вита продолжила:
        - Видишь ли, Федя, мне просто тогда казалось, что он не играет. Что за него можно спрятаться, как за стену. Он приходил, рассказывал мне о тебе. Был богат на обещания - что он вытащит меня из этих застенков, что добьется свободы для остальных…
        Стоп, значит, она там была не одна? Впрочем, о чем это я, у Егоровны наверняка целый секретный комплекс. Вот, значит, что могло вызвать гнев императора - Рысев-старший, ведомый благородными инстинктами, банально полез в те дебри, куда не следовало.
        И получил за это по шапке.
        Только выходило, что за кражей Кошкиного Кольца стояли высшие чины. Что правительства, что инквизаториев…
        Словно почуяв, что я витаю где-то не здесь, Вита вновь подскочила ко мне. Шлепок пощечины привел в чувство, но я еще был лишен возможности говорить.
        - Не смей отвлекаться, когда говорят старшие! Разве ты не знаешь, что за такое бывает с непослушными мальчиками?
        Сталь ножей заскрежетала у самого моего горла. Осатаневшие куклы готовы были меня прирезать. Словно строгая учительница, Вита продолжила.
        Женственно и красиво раскачивая бедрами, она вновь привела в действие застоявшийся кукольный театр.
        - А потом однажды он попросту не пришел. Мучители были рады насмехаться, рассказывая, что он меня попросту бросил. Променял на спокойную жизнь, оставив мне лишь клочья фантазий о свободе…
        Рыцарь покидал куклу на ватных ногах, пока не завалился шлемом вниз с края стола. Все остальные, наращивая мрачные тени в свете огня, спешили лавиной поглотить несчастную, оставшуюся одну одинокую игрушечную фигурку.
        Вита повернулась к нам спиной, уставившись на пляску огня. Кондратьич под ее началом, наконец, вернулся.
        У меня чуть глаза не полезли на лоб. В его руках покоился точно такой же камень неровной огранки, который мне недавно снился.
        - Узнал? - Вита резко сменила тему разговора. - Вижу, что узнал. Интересно, что сказал бы твой папенька, Федя, узнай он, что ты связался с темными силами? В его россказнях ты был как маленький безгрешный ангелок, а вот поди ж ты. Я нахожу тебя, а рядом с тобой возится краснохвостая дьяволица. Ну как так можно?
        Старик нес ей камень, что добычу. Каждый шаг давался ему с трудом. Словно я сам против внутреннего демона, с задворок собственного сознания, Ибрагим бился с чужой волей.
        Старый солдат уступал…
        - Я помню, как он гонял от меня темного мага. Как там его звали? Франц? - Она улыбнулась, у меня по спине пробежали мурашки. Лезешь, значит, исполнять волю Сатаны на самое днище Петербурга, а оно перед тобой, словно флэш-рояль всю подноготную твоей семьи выкладывает, увязывая распутанный клубок воедино.
        Вита пощелкала кончиком пальца по камню - свет зловеще играл на полупрозрачных гранях. Мне на миг показалось, что я воочию вижу, как внутри крохотными кулачками стучится миниатюрная Биска, требуя свободы.
        - Можешь говорить, я разрешаю. - Она хлопнула в ладоши, и мне на миг стало гораздо легче дышать. Я бы покачал головой из стороны в сторону, чтобы прогнать морок, но не знал, как игрушечная стража воспримет сей перформанс.
        Вита же взяла фарфоровую бедолагу, что до этого изображала ее саму, аккуратно пригладила растрепанные волосы.
        Получив возможность говорить, я вдруг поймал себя на мерзкой мысли, что мне нечего толком сказать. Словно ведая о моем недуге, дражайшая сестрица позволила сменить улыбку на ухмылку.
        - Нет слов? Ты не знал? В голове творится самый настоящий сумбур?
        Она как будто бы читала мои мысли.
        - Твой отец бросил меня на растерзание, подарив лишь надежду, Федя. Я видела в нем спасителя, а он всего лишь был очередным недоигравшим ребенком. Он вырос, игры стали страшней и жестче. И с живыми куклами. Разве в этом суть?
        Во мне закипало возмущение. Может быть, я далеко и не Рысев-настоящий, а вся эта история меня ни на кончик мизинца не касается, но я уже как-то успел прикипеть и к новому миру, и к телу, да чего уж там, к своему роду - за его честь столько крови успел пролить, на целую речку хватит.
        Вами получено +45 единиц опыта!
        Вами получено +100 единиц опыта!
        Вами получено…
        - Мой отец мертв. Тебе не приходило в голову, что он бросил тебя не по своей воле?
        Она бросила на меня безжизненный, слепой взгляд через плечо. Голос так и сквозил пренебрежением к сказанному.
        - Разве это что-то меняет, братец? Он давал обещания, заставлял меня потерпеть еще чуть-чуть, и он сделает так, что я выйду из застенков лаборатории в парадную дверь.
        Она вдруг усмехнулась, покачав головой. Отложила игрушечную актрису, подошла к костру. Кондратьич, успевший поставить камень на стол, потянул уцелевшую руку прямо в костер - я сморщился. Мне казалось, что я уже слышу дух жженой кожи и слышу, как шкворчит поджариваемое мясо.
        Хотелось отвернуться, но не мог - Вита хотела, чтобы я видел каждое мгновение ее дрянного выступления.
        Огонь оказался безвреден для старика. Только теперь я заметил на его ладони кожаную перчатку. Из шкуры драколиска, + 95 % к резисту от огня…
        Он выудил на свет очередное порождение рук Виты. Кукольная фигурка была не очень красива, на голове бедолаги торчали резные рога.
        - Он был прав в одном. Я вышла через парадную дверь. Инквизатории искали способ защиты от моих чар. Почему-то они до жути боялись того, что я могу подчинить их своей воле. Но никогда не задумывались, что я, подобно им, смогу взять нечисть под свой контроль. Прямо как твою рогатую. Помнишь, какой красивой и властной она была? Что она давала тебе? Силу, власть? Могущество? Может быть, ты даже любил ее? А я засуну ее… сюда.
        Вита приняла из руки Кондратьича фигурку. Мне разом стало не по себе. Я посмотрел на игрушки, что окружали меня со всех сторон, иначе. Это не просто безвольные податливые слуги, это чьи-то терзаемые, обреченные вечно страдать в этих плюшево-фарфоровых оболочках души…
        - Сначала эта краснокожая бестия. Потом… эта дуреха. Знаешь, забавы ради я засажу ее в ту же куклу, что она принесла с собой. Это будет иронично.
        - Ты что же, так делаешь с каждым, кто попадается на твоем пути?
        - Я слепа и обижена. Мне нужны глаза и силы для отмщения. Люди, черти - большая ли разница? Ты ведь уже знаешь правду - разве тебе жалко бесов, что вынуждены до скончания веков служить уличными фонарями?
        Облизнул губы, во рту у меня пересохло. Сам не зная зачем, я говорил, будто в самом деле верил, что с Витой можно договориться.
        - Вита… Вита, послушай. Мне крайне жаль, что с тобой поступили таким образом. Жаль, что мой отец сделал тебе больно. Пусть и невольно, но…
        - О-о-о, нет-нет, братец! Не надо! - Она замотала головой, остановив мою тираду. - Все, что ты мне скажешь уже неважно. Тебе жаль? О нет, маленький, не жаль. Но обязательно станет после всех тех ужасов, что я обрушу на тебя. Если эти будут мучиться лишь в подготовленных для них оболочках, ты будешь моей куклой прижизненно. Я оставлю тебе право осознавать и видеть. Ты станешь моей любимой послушной игрушкой и…
        Земля внезапно задрожала. Сначала это были едва уловимые отголоски нарастающего землетрясения. Вита, отвлекшись, утратила контроль над Кондратьичем - словно вынырнув из проруби, старик тяжело задышал, рухнул на колено. Ему было все еще тяжко после проведенной над ним операции. Одни бесы только ведают, что Вита творила с ним еще…
        Вами получено +50 единиц опыта!
        Вами получено…
        Лог был уверен, что меня следовало вознаградить бесценным за ожидание.
        Стены заходили ходуном. Треснула одна из несущих потолок стен.
        - Нет! - взвизгнула кукловод, когда сорвавшийся булыжник шлепнулся прямо в костер, подняв в воздух целый сноп ударивших по глазам искр.
        Следом было то, что я ожидал увидеть меньше всего на свете. Стена по правую сторону от нас взорвалась брызгами каменного крошева. В туче пыли, пылая зелеными, горящими во мгле очами, вынырнул гигантский змей. Лоснилась серая шкура, сквозь которую то и дело проступали готовые крошить камень лапки. В свернутом конце хвоста, словно в ложе, восседали они.
        Алиска, Майя и Катька…
        Глава 15
        Голем, прижимавший меня к земле, лишь успел лениво повернуть голову на свежую угрозу.
        - Щука, фас! - крикнула Катька, похлопав змея по бокам. Словно питон над застывшей от ужаса мышью, змей навис над големом.
        Стремительный рывок смел каменюку с меня, будто пушинку. Куклы из детских кошмаров, забыв про меня и вскинув ножи, готовились к атаке, но тотчас же слегли лужей плавленой резины. Их платья пожирал беспощадный огонь, обращая былую красоту в пепел.
        Майя вспыхнула, словно зарница. Жар ее тела, казалось, мог растопить камни, что воск. Ее противниками стали спрятавшиеся в нишах каменные стражи. Шелестя застоявшимися шарнирами, они сделали свой первый шаг к гибели, направившись к ней. Огненная дочь Тармаевых зарычала отчаянно и зло. Закрутилась в воздухе, словно бур, пробивая несчастного насквозь - хлипкий стон вырвался из гранитного великана. По живому, будто человек, он успел сделать несколько шагов в сторону, прежде чем завалился наземь. Его собрат успел лишь замахнуться громадой кулачища - клокочущим потоком лавы на него набросилась огненная птица. Словно плащ, магма обхватывала голема, превращая того в причудливую статую.
        Алиска кубарем скатилась по змеиной шкуре. Клинок тускло блеснул, вспоров сразу три деревянных игрушечных фигурки. Лисий хвост раскачивался из стороны в сторону, сверкали желтые звериные глаза. Алиска вышла на охоту, и ей не суть как важно, кто же сегодня окажется следующей жертвой.
        В тщетных надеждах защитить слепую хозяйку кукольное воинство, еще недавно показывавшее спектакль, сейчас окружало ее со всех сторон. Не ведая жалости к самим себе, тщедушными телами они спешили прикрыть ее, широко расставив руки.
        Алиска в два прыжка, оставляя за собой след игрушечных обломков, оказалась рядом со мной - я успел лишь зажмуриться, когда увидел, как она занесла надо мной меч.
        Руки тотчас же получили свободу, веревки мертвыми червями рухнули к нонам.
        - Не обязательно было делать это так, - бросил упрек, пытаясь встать на ноги. Получалось не очень: от долгого стояния затекли колени.
        Впрочем, девчонки успешно справлялись и без меня. Черт, да здесь хватило бы и одной Майи - едва завидев, что меня держат в плену, она едва ли не обезумела. Переродись она велесом, обязательно станет дикой кошкой.
        Пламя беспощадно уничтожало все, что было новой жизнью Виты. Широко раскрыв глаза от ужаса и ненависти, она не ведала, что ей делать дальше - накапливаемое годами исчезало в никуда. Словно ошалелая, она хватала в охапку одну фигурку за другой, а я быстро понял причину. Она и правда слепа, она видит через тех, кем управляет, кого сумела обратить в своих слуг. С их гибелью она как будто теряла часть себя.
        Ее тело то и дело вспыхивало, будто рекламная вывеска - татуировки неистовствовали. Мне казалось, я слышу их отчаянный, полный предсмертного ужаса крик. Отсекая каждую куклу от несчастной, мы убивали частичку ее самой.
        Ей хватило мудрости и решимости отступить. Нечем и незачем было продолжать схватку - изящно она нырнула в пустоту одной из каверн.
        Еще секунду назад живые, куклы тотчас же обмякли, растеряв весь боевой запал. Былая жизнь, еще теплившаяся на оборванных кончиках нитей, заставляла их вздрагивать.
        Словно в предсмертных конвульсиях, подумалось мне, и стало не по себе.
        Катька сразу же спрыгнула с седла пещерного змея. Послушной зверушкой он аккуратно поднес к ней плоскую морду, требуя ласки.
        - Хорошая Щука, хорошая… - сказала она, приобняв чудовище.
        Лиллит нашла саму себя в неизбывности рыданий. Слезы вперемешку со словами текли из нее единым, мало понятным потоком. Словно ей хотелось рассказать все и обо всем, только уже теперь им. Майя, может быть, ее и слушала. Словно любящая мать, сменив огненный гнев на женственную милость, она позволила бедолаге ткнуться в массивную грудь и забыться. Алиска была сама непосредственность. Нос говорил ей, что все закончилось, но она справедливо ожидала подвоха от фарфоровых мерзавок. Носком ботинка поддевала их, вороша остатки жизни. Несколько дернувшихся, то ли случайно, то ли в жалких попытках сопротивления, тотчас же были беспощадно растоптаны.
        Мне на миг стало понятно, откуда был весь этот опыт, что едва ли не маной небесной и прямо мне в карман проливался. Воображение беспощадно и не ведая устали спешило запечатлеть эпик: три девицы несутся верхом на змее, пробиваясь сквозь толщь земли! Борис Вальехо нарисовал бы их голыми, Фрейд размышлял бы о фаллических символах…
        - К-как… как вы меня нашли?
        Мне в самом деле впору было задуматься над жучком где-то меж лопаток.
        Прямо как в шпионских фильмах и мультиках.
        Надежда решила сверкнуть остроумием - их точно привела сюда Биска! Ну конечно же, куда еще она могла пропасть? Я вдруг осознал, что до безумного хочу увидеть треклятую дьяволицу. Мне представлялось, что она вот-вот вынырнет из массивной туши ездового пещерного змея, помашет краснокожей лапищей…
        Биски словно и след простыл, зато вместо нее явилась та, кого я меньше всего ожидал узреть в этих катакомбах.
        Из Алискиной сумки, приподнимая крохотными ручонками края, отщелкивая заклепку крепежа, на свет явилось маленькое солнышко. Я едва не подпрыгнул, меня почти обожгло огнем.
        Нэя!
        Живой солнечный лучик, порождение Слави решило явить себя в этих пучинах и прийти мне на помощь в самый трудный час. Уж не знаю, когда она успела проявиться, но я был чертовски благодарен этой малютке.
        Аккуратно, словно боясь спугнуть, протянул к ней ладони, позволил опуститься на них. Кроха тоже была жутко рада меня видеть. Ну или, по крайней мере, умело делала вид.
        Ворчливое желание всезнайства нудило вопросами, будто ему больше нечем заняться. Ей не надоедало спрашивать - а ты точно уверен, что это та самая Нэя, что это не еще одно создание Слави, посланное за тобой следом?
        Ответа у меня не было, а мудрость гласила, что нехрен волноваться о том, на что не в силах повлиять. И я решил последовать совету.
        - Я ее чуть было не зарубила, - совершенно серьезно, но не без улыбки заявила Алиска и, увидев мой вопросительный взгляд, выдохнула: - Думаешь, в этой мгле так легко распознать кто друг, а кто враг? Откуда мне было знать, что это твоя знакомая?
        И в самом деле. Пока что местные обитатели, пусть даже страшно похожие на людей, не отличались особым дружелюбием. Напротив, словно заготовив тысячу и одну каверзу, они выкладывали на стол один козырь за другим.
        А у нас на руках, что ни кон, оказывалась одна лишь шваль. Тут поневоле поверишь в проклятие Лиллит.
        - Так что же тебя остановило?
        Алиска кивнула в сторону Менделеевой. Катька же наслаждалась тем, что, наконец, получила такую большую, красивую игрушку. Щука - кто вообще дал этой образине такое имя? - готов был исполнить любой ее каприз. Прикажи она ему свернуться клубком и голосить котенком - он сделает. Мерзко, паршиво, непохоже, но стараться будет.
        Со всем усердием.
        Ей импонировала власть над его могуществом. Надо будет вовремя ее остановить, пока она не успела выдумать с ним каких-нибудь извращенных игрищ. А то мало ли, за ней не заржавеет.
        - Она вот и остановила. Сказала, что уже видела такую. Буквально за мгновение до того, как я располовинила ее клинком. Знаешь, где-то внутри меня было желание не послушаться - это же… это же Менделеева. К слову, если хочешь знать… - Алиска вдруг нагнулась к самому моему уху, не скрывая кровожадной ухмылки. - Майя очень серьезно хочет с тобой поговорить. Надеюсь, ты хотя бы чистый? Сегодня ночью главной будет она.
        Велеска была в своей манере. Им бы с Биской объединиться и на пару выдавать один каламбур за другим - никакого «Кривого Зеркала» выдумывать не понадобиться.
        Час икс настал почти сразу же. Едва нарыдавшаяся вдосталь Лиллит была выпущена из объятий, огненная чародейка направила стопы ко мне. Я вместо девчонки с шикарными формами, нежной и мягкой, видел сейчас неспешно наступающий на меня танк. Впору было заметаться в поисках спасения, но оказалось слишком поздно.
        Нэя решила спасаться бегством. То, что я жив, конечно, прекрасно и хорошо. Но стоять между мной, Майей и возмездием ей не улыбалось.
        Майка схватила меня за пуговицу куртки, уставилась прямо в глаза. Где-то внутри этой черноволосой головки проносились мириады недоступных мне мыслей. Все они сошлись на том, что я достоин пощечины.
        Она вдарила от всей души и что было сил, но я не чувствовал никакой обиды. Второй пощечине я случиться не дал, поймал девчонку за руку. Она дернулась, будто желая вырваться, но унялась почти сразу же, когда наши губы соприкоснулись. Я обнял ее за талию, прижал к себе. Выпускать ее не хотелось больше никогда - мне тут же вспомнилось, как она умирала, как я то и дело лазил в интерфейс ясночтения в желании узнать - жива ли? Как боялся узреть страшное и не знал, как пережить.
        А сейчас она тут и передо мной. Казалась до бесконечного огромной, объемной и моей.
        Сам не заметил, как по щекам потекли скупые мужские слезы. Словно желая рыдать со мной в унисон, она тоже дала волю давно давившим на нее чувствам.
        Беря дурной пример с только что выпускавшей пар на ее груди Лиллит, она говорила и говорила - обо всем. В словах она прятала волнение. Медленно уходящий страх. Девчонка боялась, что все происходящее сейчас - всего лишь обрывки предсмертного, мутного сна.
        - Сюда. - Наше маленькое воссоединение решила прервать Менделеева. Оторвавшись, наконец, от своего нового питомца, она склонилась над Кондратьичем. В суматохе мы и забыли про старика, а он был плох.
        - Что тут с вами случилось? - Алиска спрашивала, скорее, от любопытства. Пока они там учились ездить верхом на пенисоподобных тварях, мы умудрились просрать руку Кондратьича и угодить в плен к моей полоумной сестрице. Знать бы еще, куда она делась.
        Я поискал глазами рубин кристалла, в котором могла быть заключена Биска. Тщетно - видимо, следуя за своей хозяйкой, одна из кукол уволокла его следом за собой. Здравый смысл кричал, что и черт бы с ним, пусть сгинет, я же нутром ощущал, что дьяволица, сон и эта каменюка связаны, как нить с иглой.
        - Долго рассказывать. - отозвался я велеске. Алиска насупилась, будто мышь на крупу. Я кивнул на старика. - Что с ним? Жить будет?
        Вопрошая, присел на корточки, помог приподнять, положил ладонь под голову вместо подушки.
        Катька ничего не ответила - ее рот был занят иным. Зубами зажав пробку, она пыталась открыть флягу, тут же прислонив ее горлышком к губам моего мастера-слуги.
        Менделеева выплюнула пробку, покачала головой, посмотрела на мое недоверие - кто его знает, что она там в него вливает? Но останавливать я не торопился.
        - Всего лишь вода. Знаешь, она бывает нужна людям. Первая степень обезвоживания. У него нет руки…
        - А ты наблюдательна.
        - Не язви, - не поднимая на меня глаза, отозвалась девчонка. Словно всю жизнь только и потратила на то, чтобы лечить умирающих стариков, сопя и ругаясь себе под нос, она рылась в своей походной сумке. Одна за другой возникали склянки с подозрительным содержимым.
        - Подержи ему голову. Сейчас я дам ему обезболивающего и тонизирующего. Проснутся не проснется, по крайней мере, сейчас. И еще мне следует обработать его руку.
        - По мне, так с ней уже и так неплохо поработали.
        Катька бросила на меня презрительный взгляд, словно вопрошая, много ли я понимаю в этих делах. Медицина всегда была для меня чем-то за гранью фантастики. А потому я поверженно поднял руки, будто говоря, что целиком и полностью доверяюсь ее знаниям. В конце концов, если верить тому же Кондратьичу, именно ее мать придумала лекарство от чумы, испытывая его на себе раз за разом.
        Будто заведомо готовясь.
        - Ты мог бы сразу сказать мне, что она пойдет с нами. - Явившаяся из-за спины Майя все еще желала съезжать с свежей мозоли.
        - И как бы ты отреагировала? - спросил я.
        Майя замялась, прежде чем ответить, как будто и сама не знала ответ на этот вопрос.
        - Вы стали подругами? - Я сам не знал, как эта мысль пришла в голову. Хотелось представлять себя как князя объединяющего, мирящего…
        Девчонка лишь отрицательно покачала головой, выдохнула. Может быть, ей и хотелось, но память все еще была заполнена воспоминаниями, как пылал ее дом. Менделеевы заявились на порог с вилами, стремясь отобрать великий артефакт. Угрожали тем, с кем она всю жизнь росла, пытались убить отца…
        Я ухмыльнулся, вот же ж! Отца! У нас тут почти что подобралась компашка сирот! Алиска, Катька и я… У Майи тоже матери не было.
        При живых родителях была разве только что Лиллит, но пока с ее слов выходило, что не очень-то она им и нужна.
        Майка проследила за моим взглядом, посмотрела туда же. С усердием, достойным лучшего применения, пепельноволосая девчонка, закутавшись в балахон Менделеевой, ходила по обломкам. Ее мало интересовали руины чужой жизни - взглядом она выискивала знакомые очертания.
        Искала свою куклу.
        - Кто она?
        Вопрос, который напрашивался сам собой, слетел с губ Майи. В нем были сразу и ревность и любопытство…
        Будто вместо того чтобы торчать в плену, я развлекался с обнаженными девчоночками.
        Я поежился, пожал плечами. У меня была разве что история, которую Лиллит мне рассказала, а в ней было больше выдумки, чем правды.
        Пепельноволосая почти что выдумывала себе истории на ходу - где-то внутри меня закрепилась уверенность, что, спроси мы о ее прошлом еще раз, и услышим совершенно иную историю.
        - Это она была прикована там, к алтарю?
        Я кивнул.
        - Говорит, что пришла сюда снять с себя проклятие. Знаешь, я пытался прочесть ее вдоль и поперек. На ней не лежит никакого проклятия.
        Майя посмотрела на меня обескураженно, будто вопрошая - что значит, прочитал? А потом вспомнила о даре, коим наделен мой род, ушла в глубокие раздумья.
        Алиска ассистировала Катьке - устав сидеть без дела, она искала себе хоть какое занятие. Лисьи ушки шевелились, будто в надежде уловить каждое сказанное алхимичкой слово. Словно лисица всем и каждому пыталась доказать, что учиться можно даже у тех, кого считаешь врагами.
        Майя уставилась на Катьку с прищуром. Щука вился вокруг, словно ожидая новой команды от хозяйки. Он с интересом и аппетитом поглядывал на бродящую и совершенно не боящуюся его Лиллит. Словно в деревне, где она жила, такие бродили табунами.
        Нэя опасалась их обоих. Лучиком солнца, она металась, ища себе место. Ей снова хотелось оказаться в моих ладонях, но она не желала мешать нашему разговору.
        - Как вы приручили эту образину?
        - Помнишь то чудовище, которое мы обнаружили на развилке? Когда решили идти к гмурам?
        Вопрос не требовал ответа, и Майка продолжила:
        - Нам… - Она нахмурилась, но указала на Алиску, поправила саму себя: - Им некуда было больше пойти. Будь я в сознании, попросту расплавила бы камни - что для меня этот завал?
        - Будь ты в сознании и при силе, - добавил, памятуя о том, что монета все еще не простила ей неправильно проведенного ритуала. Только сейчас я заметил, что она вновь болтается у нее на груди под платьем. Видимо, угодив совсем уж в безвыходное положение, она надеялась воззвать к ней вновь.
        Кто же мог подумать, что сваренный в гмуровых котлах яд так запросто обращает могущество в смертную слабость?
        - Она сказала, что мне еще повезло.
        - Кто?
        - Менделеева. - Огненная дочь Тармаевых выдохнула. Ей до жуткого не хотелось признавать, что помощь пришла от той, кого она заведомо записала в личные враги. Но реальность оказалась жестче. - Точнее, она сказала иначе, в свойственной ей мерзкой манере. Что повезло не мне, а вам. Вас бы этот яд убил.
        - А тебя он, стало быть, просто пощекотать вышел?
        Майка отрицательно затрясла головой.
        - Вовсе нет. Но в моих жилах течет огонь - пусть и в фигуральном смысле. Она права. Все мое нутро отчаянно сопротивлялось. Любого другого человека жар, колотивший меня, убил бы, а я вот ничего - выжила! Отец… рассказывал, что дар в некотором роде дает отпечаток на характер. Все удивлялся моей покладистости, а я… ты же помнишь, что я сделала с Ночкой, да?
        Я помнил, такое быстро и не забудешь.
        Помнил, но возлагать непосильный груз вины на ее плечи не спешил.
        Она прекрасно справлялась с этим самостоятельно.
        - Я навещаю ее время от времени, кажется, уже рассказывала. Она… идет на поправку, но все еще воспринимает помощь как подачку. Ей хочется вернуться к тому самому… К бесу. У нее плохо с руками, скверно с ногами…
        - Я что-нибудь придумаю, - отозвался, прекрасно осознавая, что откладываю проблему в долгий ящик, а обещание - аморфное и эфемерное.
        Майка вздохнула. Она цеплялась за мою мнимую помощь, как за последние мостки в море безумия. Не удержится - и уйдет в него с головой…
        - Так что там с этой… Щукой? - Я поспешил вернуть разговор в прежнее русло. Майка вздрогнула, будто осознав, что все это время избегала ответа.
        А может, не хотела признавать очередное поражение перед силами алхимички?
        - Она… Менделеева она смешала какую-то дрянь. Ты же знаешь, что они контролируют большую часть химпрома в стране? Любой, кто отважится, должен купить у них право и вносить разработанные формулы в общий архив…
        - Интересно, сколько же у них тогда денег?
        - Достаточно, чтобы купить себе право напасть на чужой дом.
        - Кондратьич говорил, что они выиграли это право…
        - Все так говорят. Но все знают, что они заплатили за победу. Не суть. Она сказала, что читала про этих тварей…
        - Как удобно. - Я дал волю сомнениям. Майка моего скепсиса не поняла, повела плечами.
        - Она изготовила феромон. Которым обмазалась…
        Тармаева не стала скрывать отвращения. По ее сморщенному носику выходило, что наша алхимичка самозабвенно изгваздала саму себя едва ли не в фекалиях. Продолжать пламенной чародейке не хотелось, а я уже и так понял все, что она хотела мне сказать.
        - Мне в бреду виделось, что ты меня бросаешь, Федя. Менделеева говорит, что она едва ли не с того света меня за шкирку тащила. Может быть, так оно и было. - Она вдруг усмехнулась, покачала головой. - Помнишь, как мы были маленькими?
        Я не помнил, но кивнул.
        - Обещали и клялись, что наша дружба будет вечной. Что никогда и ни в кого не влюбимся. Кто это тогда придумал? Кажется, Алиска…
        - Легко быть детьми, - прочистив горло, откликнулся я. Майя кивнула.
        - Разве могла я тогда подумать, что когда-нибудь выберусь из пышных платьев и потащусь в грязное подземелье? Там, наверху, - цивилизация. Торшер, кровать, туалет. Горничные норовят предложить то чай, то печенье. А я променяла это все только на то, чтобы побыть хоть еще чуть-чуть с тобой…
        - Не злишься больше, что не рассказал тебе про Катьку?
        Она все еще не спешила в этом признаваться.
        - Муня! - Восторг Лиллит звучал, словно колокол, звоном разбивший полумрак тишины. Будто ей удалось отыскать все сокровища мира, она выудила из груды обломков подарок брата, жарко прижала к обнаженной груди.
        Катька бросила на меня взгляд, и у меня все похолодело внутри: по одним лишь только ее глазам я понял, что дело дрянь. Она встала, оставив Алиску присматривать за стариком. Каждый шаг давался ей едва ли не с огромным трудом. Я тщетно сканировал Кондратьича ясночтением. Надеясь вызнать хоть что-то - оно молчало, намекая, что с моим мастер-слугой если и не все в порядке, то где-то очень близко к этому.
        - Федя, - выдохнула нависшая над нами алхимик. - Можно тебя на секундочку?
        Глава 16
        Майя провожала нас едва ли не враждебным взглядом - ей казалось, что стоит только мгле скрыть нас от ее глаз, как мы тут же бросимся в объятия друг дружки и предадимся самому пошлому разврату. Хотелось бы мне, чтобы все было именно так, но опыт отрицательно качал головой и горько усмехался. Нет уж, говорил он. Братец, сейчас ты получишь от судьбы по заднице и будешь поставлен перед выбором. Как там было в «Ведьмаке»? Есть большое зло, есть маленькое…
        Катька еще только выбирала, какую из личин натянуть на себя. Отойдя от остальных шагов на двадцать, я остановился, припал к стене. Свет нам даровала Нэя - не решившись бросать меня вновь, она желала прилипнуть ко мне своими крохотными ручонками. Гордо восседая у меня на плече, она хлопала почти стрекозиными крыльями. Искры ее света таяли во мгле.
        - Федя, скажи мне, что ты ищешь?
        - Тебя интересует только это?
        Я почувствовал, как кровь отливает от лица. Сама же Катька бросила взгляд в сторону, будто не могла сказать ту самую весть глядя мне прямо в глаза. Проверил по ясночтению вновь - Кондратьич был жив, но что дело касается именно его, я даже не сомневался.
        - Он не выживет, Федя. Я не знаю, сколько у него осталось времени - может быть день, может быть два. Не представляю, что тут у вас такое произошло, но кто-то очень аккуратно отчекрыжил ему руку, но перед этим накачал какой-то дрянью.
        - Ты же алхимик, что значит «какой-то дрянью»?
        Я вдруг понял, что звучу точно так же, как те самые тетки, что, выпучив глаза, вопрошают - как это не знаешь, ведь ты же программист?
        Я принялся кусать собственные губы, закрыл глаза, что есть сил стиснул кулак, обрушил всю злость на ближайшую стену. Катька взирала на это безвольно, с каким-то странным осуждением, будто ей тяжело было видеть меня в таком состоянии.
        - Мы не сможем тащиться с ним по коридорам. Я… я не знаю, в каких отношениях ты был с ним, но мне рассказывали, будто бы в свое время он заменил тебе отца. И вырастил едва ли не с младых ногтей. Я понимаю, он всего лишь обычный крестьянин, чернь…
        Не удержался, отвесил ей затрещину. Менделеева охнула, рухнув наземь, схватила себя за ушибленную щеку, часто заморгала. Внутри нее боролись возбуждение с обидой, и непонятно что побеждало.
        Я обтер руку о край куртки, словно пытаясь стереть прикосновение к ее теплой коже. Ругнулся, взялся за голову, чувствуя, как теряю над собой контроль.
        - Прости, - брякнул и подал ей руку. Думал, что она вопреки этому отринет помощь, поднимется сама, но Менделеева не стала препираться. Словно это могло что-то изменить, я извинился еще раз.
        - Он не просто «чернь», как ты выразилась, Катя. Он столько раз вытаскивал мою шкуру из самой задницы. Ты и жива-то только потому, что он остановил меня в самый последний момент. Не забыла? Я собирался снести тебе голову огненным зарядом.
        Она сглотнула, вспомнив о собственном унижении в доме Тармаевых.
        - Я понимаю. Дело не в этом, Федя. Это Туннели-под-мостом. Они, может, и существуют прямо под столицей, но официально находятся под контролем инквизаториев.
        - Что?
        - Что слышал. Официально всем, что здесь происходит, заведуют инквизатории. Но ты видел здесь хотя бы один патруль? Сдается мне, в эти адские пучины не суются даже они. Но все очень и очень просто объясняется. Вот.
        Она протянула мне вытянутую ладонь. Осколок камня выглядел некрасивой, бесформенной кучей. Гравировка была измазана в глине и грязи.
        - Видишь этот символ? Это не просто катакомбы, Федя: здесь едва ли не на каждом шагу встречаются эти символы. А знаешь, где они встречаются еще? В ритуалах призыва демона.
        - Ты-то откуда знаешь? - спросил я и тут же прикусил язык. Ну в самом деле, откуда алхимикам об этом знать? Не они ж первыми эту хрень-то придумали…
        - Неважно, - чуть покраснев, отозвалась Катька, поправила прядь белых волос. - Здесь повсюду, куда ни плюнь, стоят дьявольские алтари. Я не знаю, во что верят местные коротышки, но гмуры точно приносят здесь кровавые жертвы…
        Ого, а список черных дел Егоровны-то, оказывается, растет не по дням, а по часам. Не может же быть, чтобы она ничего об этом не знала…
        Менделеева поспешила продолжить зачитывать мне приговор, и с каждым ее новым словом я ощущал, как растет груз обреченности. Она говорила одно, а я слышал злорадное «ты отсюда выберешься только демонической игрушкой, твоя душа будет гореть в аду целую вечность, а еще…»
        - Ты меня слушаешь? - Девушка окликнула меня, а я покачал головой, прогоняя наваждение. Она выдохнула, решив все повторить заново. - Я говорю, что у него есть дьявольская метка. Прямо у правого предплечья. Ты знал об этом?
        Я лишь покачал головой. Ого, а у моего старика-то, оказывается, были и свои скелеты в шкафу. - Может быть, он тебе ничего и не говорил, но это место высасывает из него силы. Я бы могла сказать с точностью, если бы у меня был доступ к архивам. А он сейчас отравлен, изранен, потерял слишком много крови, и, по сути, эти глубины забирают его душу в свои объятия.
        - И ты решила сказать мне об этом наедине?
        Катя посмотрела в сторону, будто там были все остальные девчонки, заговорила вновь.
        - Мы не стали за это время шибко дружны с ними, Федя. Я не пыталась, а они не хотели. Все, что нас объединяло, - это желание найти тебя. Что толку, если я расскажу им, если решение принимаешь здесь ты? Твоя ангел говорила мне, что дело очень серьезное и тебе нужна помощь. То, что ты ходил к инквизаториям, известно повсеместно - слухами земля полнится, ты же знаешь. А потом тебя невесть какие дьяволы тащат именно сюда по очень страшно важному делу. Мне все стало почти ясно, едва мы наткнулись на первый же алтарь. Но я повторю свой вопрос - ты нашел, что ищешь? Знаешь хотя бы, за чем охотишься?
        Я пытался переварить все, что она вылила на меня. Проглотить это одним куском было очень непросто. Хотелось покачать головой, словно в фильмах ляпнуть, что это всего лишь сон. Что сейчас я открою глаза и…
        Бежать от самого себя не было смысла. Кондратьич умирал, ясночтение чувствовало себя неловко, при следующей проверке заявив, что оно, наконец-то, обнаружило на теле несчастного ту самую дьявольскую метку. Просто она вот все время пряталась, а сейчас…
        Мне показалось, что кто-то очень злой играет со мной в грязные игры. Проверил еще раз и еще, но появившаяся на старике отметка никуда не исчезала. Скорее, даже напротив - теперь мозолила глаза и как будто спрашивала, как я до сих пор этого не заметил.
        - Федя? - Катька была настойчива, будто несущийся под откос состав, и требовала ответа здесь и сейчас.
        Мне уже хотелось отрицательно покачать головой и заявить, что нет, но догадка как будто сама скользнула в голову. Наглая, усердная, маленькая догадка локтями распихивала все остальные мысли и прыгала, надеясь, что я обращу на нее внимание.
        Что ж, своего она добилась.
        Меня будто ужалила, я широко раскрыл глаза от поразившего прозрения. Как же я всего этого не понял раньше? Ведь ответ-то, по сути, лежал прямо у нас ладони, просто следовало хорошенько подумать!
        Вита. Вот что Сатана мог звать злом, поселившимся здесь. Наверняка она время от времени наведывалась к гмурам, решая превратить их в новых кукол. Нарушались кровавые ритуалы, жертвоприношения не доходили туда, куда требуется. Я почти ухмыльнулся, вдруг изменившееся настроение страшно не понравилось Менделеевой - она почуяла себя неуютно и поежилась.
        - Та девчонка. В татуировках, что устроила здесь представление, этот… кукольный театр…
        Катя посмотрела на меня, словно на сумасшедшего - видимо, где-то в ее воображении то, что могло представлять угрозу самому Сатане, выглядело как-то совершенно иначе и монструозней. Меня же уже было не остановить. От отчаяния я готов был выдать один довод в пользу своих теорий за другим.
        - Не смотри на меня так. Если бы ты слышала ее историю, то сразу поняла бы.
        Я думал, что она сейчас примется спорить, но алхимик как будто не привыкла тратить лишних слов и времени. Пожав плечами, лишь поверженно выставила перед собой руки, призывая меня к спокойствию. Будто говоря, что если я так считаю, то она примет этот довод.
        - Допустим. Ты прав. Эта твоя… не знаю кто, она сбежала. У тебя есть карты туннелей?
        Здесь мне уже пришлось признать поражение. Я понимал, что у нее на уме доводы куда сильнее моих. Словно желая разбить меня окончательно, она принялась жалить меня одним неудобным вопросом за другим.
        - Эти чертовы пещеры тянутся почти на весь город. Ей достаточно просто укрыться где-то здесь. Забраться в самую глубокую пещеру - у нее, может быть, тоже не все время мира лежит в кармане обносков, да вот только явно побольше твоего, Федя. Если ты хочешь знать мое мнение, нам следует вернуться на поверхность. Иногда нужно сдаться и признать поражение.
        Она замолкла почти на полуслове, будто ожидая, что я скажу следом. Я же ударился в задумчивость - отступать не хотелось. Словно бы решив, что я уже смирился с этой горькой мыслью, Катя продолжила свое словесное наступление.
        - Успокойся. Не знаю, что за бес в последние месяцы в тебя вселился, но вижу совсем не того Рысева, каким обычно его видела. Раньше ты готов был ковром от ужаса стелиться передо мной. Бегал от пауков, когда Константин тебя ими травил в начальных классах - так, потехи ради. А сейчас вдруг резко окрутел…
        Будто решив оправдать все опасения Майки, она вдруг мягко коснулась моих плеч. Будто и не было той гадкой пощечины несколько минут назад. Ее ладони были мягки, касания приятны, но девчонка не позволяла себе лишнего. Просто желала дать мне немного ласки сейчас, чтобы вернуть себе ее потом в мягкой постельке и с лихвой. Где-то внутри нее сидели мечты, что она сумеет вытащить моего старика с того света, а я буду отрабатывать.
        - Окрутел, стал старше, возмужал. Мне всегда казалось, как в таком красивом теле мог прятаться распоследний трус. Но хотелось увидеть твою иную сторону - как будто знала, что если хорошенько на тебя надавить, то можно выжать что-то достойное. А оказалось, что выжимать будешь ты и из меня. Я… я почти целую вечность ждала этого, Федя, понимаешь?
        Я понимал.
        Мягко, но требовательно отстранил ее от себя, пока ее ухаживания не зашли дальше.
        - Вернемся на поверхность. Подготовимся лучше - большая часть нашего пути удалась лишь нам из дерзости и наглости, ты сам это знаешь. Возьмем всего и больше - уверен, если ты хорошенько погладишь Тармаеву где надо, она вытащит из своих трусиков супероружие.
        Мне тут же вспомнился пистолет, который она тогда дала мне и который был утерян в пожарище доходного дома. Да, эта игрушка точно была получше моего Подбирина.
        Катя была словно змей-искуситель. Ее слова ядом проникали в душу, пачкая собой помыслы - в самом деле, чего я добьюсь сейчас? Надо уходить и попробовать еще раз. Но позже.
        Вместо этого покачал головой в ответ. Нечто мне подсказывало, что стоит выйти из этих туннелей, и вход навсегда будет закрыт для меня. Вспоминалась та клятая история Кондратьича про несчастного офицера - дьявол не прощает тех, кто не держит перед ним слово. Обман выйдет мне боком - в конце концов, я ли не знал об этом, когда соглашался? Ребенок, вечно стонущий на задворках моего сознания, сейчас захныкал вновь, говоря, что старик был прав. Надо было бросить все и бежать в деревню, а теперь…
        Что делать теперь?
        Она ждала моего решения и часто заморгала, когда я его огласил.
        Переспросила, будто ослышалась, разом поскучнела.
        - Вы уйдете на поверхность вместе с ним.
        Она опустила глаза, огладила мой плоский живот ладонями, нащупывая кубики пресса. Словно желала проверить - хватит ли у меня в самом деле сил на то, о чем только что смел ей заявить.
        - Соорудим носилки. Майя проложит путь - быть может, сейчас она и не в лучшей форме. Да и Щука твоя: она ведь может пробить камень там, где не справится Тармаева?
        Девчонка отрицательно замотала головой, плотно сжав губы.
        - Не может. Щуку надо отпустить - эти поганцы становятся агрессивны через некоторый период. Феромоны… а, неважно. Федя. Ты в самом деле собрался идти в эту пучину в одиночку. Сам? Без всех?
        Я ткнул пальцем в парящую над ухом Нэю, будто говоря, что ее точно возьму с собой. Она и оружие, и светильник, и средство от того, чтобы попросту не свихнуться.
        Вздох мне был ответом.
        - Повзрослел, возмужал, окрутел. Но остался столь же наивен, как и был. Я не буду тебя удерживать - в отличие от остальных, научилась ценить в тебе твое умение сказать свое слово. А вот другие девчонки не оценят. Хочешь сказать им об этом прямо сейчас?
        Тянуть не было ни сил, ни желания, ни смысла.
        - Федя?
        Майя сразу заподозрила неладное, едва мы вышли вместе с Катей, привстала. Готова была подскочить ко мне. Я остановил ее одним лишь взглядом, заставив сесть. Словно послушная девочка, она медленно опустилась назад. Успевшая задремать на ее груди Лиллит, только что закончившая рассказывать очередную свою байку, устало терла глаза, зевнула.
        Алиска пряла ушами - то, что я собирался сказать, она чуяла едва ли не нутром, если и вовсе не слышала звериными ушками.
        Катя стояла у меня за спиной, будто монолит. Ее взгляд так и буравил мою спину: казалось, что она насмехается: «Там, во мгле, ты был смел и отважен сказать любую глупость. Хватит ли тебе теперь смелости повторить, глядя прямо им в глаза?»
        Шмыгнул носом - это в самом деле оказалось непросто. Стиснув кулаки, натянув на лицо маску серьезности, я боялся только одного - голос даст петуха, и прозвучу слабо и жалко.
        - Вам надо уйти.
        - Возвращаемся?
        Майя, казалось, просияла от только что услышанного; ей успели порядком надоесть эти треклятые руины и катакомбы. Как и всякая девчонка, она жаждала вырваться из этой темноты наверх, поближе к солнцу и мороженому. Мысленно уже пребывая в мелких заботах, она была готова броситься собираться в дорогу прямо сейчас.
        - Вам надо уйти, - сделал нажим на первом слове. - Вам, девочки. Возьмите с собой Кондратьича и идите наверх. Я остаюсь.
        На Тармаеву страшно было смотреть - ее лицо спешило сменить одну маску на другую. Внутри девчонки бились чувства, ей жаждалось сначала переспросить, но по моей позе, моему лицу она сразу же поняла, что я сказал именно то, что сказал.
        Она хотела умолять, трясти меня за плечи, колотить по щекам обидами пощечин и не верить.
        - Федечка… Федя… мы ведь только, а ты…
        - Ты обезумел?
        Алиска сменила непосредственность на ярость, абсолютно полностью согласная с лучшей подругой. Не помня саму себя, ища защиты, Майка рванулась к ней в объятия - все ее тело сотрясали девичьи рыдания. Краем глаза я заметил, как лыбится Менделеева - не их слезам, но их реакции. Словно она так и желала сказать - ну я же говорила!
        Она говорила. Мне показалось, что прямо с невысокого пещерного потолка на меня ухает груз ответственности и вины. Завел в эти пещеры, едва не погубил, сам чуть не пропал, а теперь, когда они вылезли из этой заварушки, прогоняю, как безродных псин. У совести была тысяча слов на этот счет, и она обещала меня грызть весь дальнейший путь.
        - Вы разве не видите? Ему плохо! Кондратьич ведь не переживет тягот дальнейшего пути…
        - И потому ты решил заставить нас бросить тебя здесь? Почему уходим мы, почему ты не хочешь идти с нами?
        Алиска была непреклонна, желая отхлестать меня плетью упреков. Майка бросала на меня взгляды, словно надеясь, что, узрев ее, доведенную до слез, я тут же сдамся, выдохну и изменю свое решение. Интересно, сколько раз этот фокус срабатывал на бывшем Рысеве?
        - Потому что… - Я вдруг поперхнулся, поняв, что нормального ответа на этот вопрос у меня попросту нет. Чем могу оправдаться? Тем, что Вита ускачет дальше, сгинет в этих пучинах навсегда - и мы не сможем вернуться сюда вновь? Даже если так, они не поймут.
        Или попросту не захотят понимать. Я закусил губу, но был стоек и тверд. Сказал слово, значит, надо его держать. Главное, убеждал себя, - это не ухнуть в пучину оправданий, а я чувствовал, что разговор готов был скатиться именно в них.
        Поднял голову, стараясь звучать как можно убедительней. Разгневанные женщины - это почти что мой криптонит. Черт, да тут любой мужчина скажет, что спорить с ними то же самое, что ссать против ветра!
        - Если я уйду, больше никогда не смогу сюда войти. Помните ту мелкую тварь у входа? Он ясно дал понять, что путь сюда для меня открыт всего лишь один раз. Выберись мы все вместе - и моя смерть лишь станет делом времени. А Кондратьич - что вы хотите мне предложить? Бросить его здесь? Оставить на растерзание этой всепоглощающей мгле? Гмуры, что доберутся до его трупа, обглодают кости и…
        - Если ты останешься здесь, они обглодают твои кости, Федя! - не выдержала Майя.
        На ее лице тотчас же отразилась озлобленность: признавать мою правоту она не желала. Обиды, копившиеся в ней годами, из крохотных червей разрастались в огромных огнедышащих драконов. Оторвавшись от велески, Майя наступала на меня, словно огнеметный танк.
        - Ты останешься один. Здесь водятся гмуры, здесь полным-полно таких огромных, пожирающих камни и не брезгающих человеческим мясом червей! Здесь водятся такие чудовища, какие ты даже себе представить не в состоянии. Мы не рассказывали тебе, что нам попалось на пути и как мы выпутались из всех этих передряг, но там хватило бы на целый бестиарий!
        Она старалась пошире расставить пальцы, будто желая показать, насколько огромным получится тот самый мнимый, написанный фолиант. Хотелось подойти к ней, обнять, дать понять, что я все равно рядом с ней.
        Но сейчас Майка жаждала не моих объятий, а лишь излить все, что успело накопиться в ее душе. Грань истерики уже давно была позади, девчонка держалась на одной только нечеловеческой силе воли.
        - Мы хотели поскорее найти тебя. Убивали, купались в крови, рисковали - и все ради того, чтобы найти тебя здесь. С… с полуголой девицей и с еще одной, не более одетой. Бех понятия, чем вы здесь развлекали друг дружку, но теперь я узнаю, что все эти жертвы были для того, чтобы мы попросту расстались вновь? Вот так?
        Она вспыхнула огнем, стоило сделать шаг в ее сторону. Будто предупреждала, что, если посмею провернуть один из своих привычных трюков, она обожжет меня. Будет жалеть об этом, проклинать до конца своих дней, но сейчас не отступит. Импульсивность лилась из нее через край.
        - Ты ведешь себя, как ребенок. - Я прищурился, прежде чем ответить ей. - Как большой, капризный, привыкший к уступкам ребенок. К мягкости подушек вокруг себя, вырвавшейся, наконец, на свободу. И все шло хорошо ровно до тех самых пор, пока мир не показал тебе клыки, Майя. Ты сама не понимаешь, чего хочешь. Я стою перед выбором - бросить того, кто был мне как отец, или завершить начатое в одиночку.
        Она тяжело дышала. Я вдруг понял, что еще одно мое слово - и это станет последней каплей. Из союзницы она обратится в противницу, полоснет мне огнем прямо по лицу, подпалит ноги, чтобы я не мог стоять - и вот уже тогда, дико извиняясь и разливаясь в мольбах о прощении, будет радоваться, что я не в силах продолжить задуманное.
        - Они съедят тебя, Федя. Не гмуры - эти чертовы стены, эта мгла. Она словно проклятая - выедает нас изнутри. Подтачивает, грызет, не оставляя больше ничего. У тебя есть запасы, чтобы вернуться потом? У тебя будут силы, чтобы пойти назад? Ты гонишься за призраком непонятно чего. Тебе кажется, что ты поймал цель за хвост, но тебе никто даже не удосужился рассказать, в чем и из чего она состоит…
        Мы стояли друг напротив друга, непримиримые друзья. Коса нашла на камень, мнения разделились. Она вдруг закрыла глаза, подняла руки - гнев, еще мгновение назад обуявший ее, выгорел без остатка, оставив лишь боль высказанных нами обоими слов.
        - Поступай как знаешь. Я уведу отсюда девчонок. Мы выспимся - всего пару часов, а потом… потом оставайся здесь хоть навсегда, Федя.
        Мне показалось, что перед моим носом только что громогласно и со всей дури хлопнули дверью…
        Глава 17
        Тишина окружала нас со всех сторон.
        Огонь вспыхнул не сразу, пришлось повозиться - то самое хваленое кресало, обещавшее высечь магический огонь едва ли не из пустоты, отказывалось работать. Думал, что Майя поможет, но она лишь прошла мимо - ложилась спать одной из последних. Словно показательно оттащила свой спальный мешок от Катьки поближе к Лиллит. Укуталась в стеганое, успевшее покрыться грязью одеяло.
        Отвернулась. Словно в надежде больше никогда меня не видеть, закрыла глаза - я знал, что сон будет бежать от нее. Казалось, что витавшие над ней тяжелые думы можно резать ножом. Слова, сказанные ей напоследок, все не шли из головы. Я же не мог представить, что мы разделимся буквально через пару часов.
        Алиска сидела рядом со мной - мрачная, как туча. Велеска не могла поверить, что я приказал ей идти вместе с остальными. Бубнила себе что-то под нос - ей словно хотелось забыться в бессвязном бормотании. Потому что через пару часов жизнь, казавшаяся такой простой, резко изменится. Казалось, мы только встретились, а вот снова расстаемся. Зачем? Почему? Спасать Кондратьича? Старик ей, конечно, был дорог, но я куда ценней. Словно маленькие девочки, они все не желали признавать, что иногда мужчина должен сделать выбор.
        Порой не в их пользу.
        Все, кроме Кати, - ей же, наоборот, сказанное мной нравилось. Я прозвучал тогда не как забитый, загнанный в угол мальчишка, а не терпящий возражений мужчина. Она вздрагивала в беспокойном сне, а в голову почему-то лезла всякая пошлятина.
        Я качнул головой, словно желая вытрясти из нее все глупости разом. Алиска отстегнула от пояса ножны с клинком, вытащила его. Влажная, тускло блестящая тряпица коснулась лезвия. Меч выглядел так, будто им можно было разрубить само мироздание прямо по волоску.
        - Держи, - холодно, будто училась этому у самой Слави, проговорила она и протянула мне ножны.
        - А… ты? Как же ты?
        - А я, как и другие, хочу, чтобы ты притащился из этого безумия живым. Не думаю, что голыми руками ты много навоюешь.
        Она была права, и я не стал спорить, принял ее подарок как должное. Оскорблять ее еще и этим отказом мне не хотелось.
        Она мягко, по-лисьи и очень тихо опустилась рядом, положила мне голову на плечо. Ее самоотверженность возбуждала и вдохновляла. Молча она смотрела, как пляшет пламя разгорающегося, но не дающего тепла костра. По какой-то старой привычке она тянула к нему руки, но ничего не чуяла.
        Ей было все равно.
        Я сказал, что буду сидеть дозором и следить за Кондратьичем - время поспать у меня будет здесь позже. Они же должны быть полны сил, чтобы старик имел шанс выжить.
        Пара часов - много или мало? Где-то внутри себя я искал иные слова, которые скажу им всем, прежде чем они уйдут. Слова хихикали и играли в прятки.
        Алиска вдруг клюнула носом, чуть не упав - я поймал ее голову ладонью едва ли не самый последний момент, не дал стукнуться о камень. Мило и совершенно по-детски она засопела.
        Я почуял неладное - здравый смысл отказывался верить, что привыкшая нести вахту рыжая прохвостка может вот так запросто захрапеть прямо на карауле.
        В ноздри ударил резкий, неприятный дух, со всех сторон нас окружило вязким туманом - даже мгла, царствующая здесь с основания времен, решила уступить ему свое место.
        - Барин?
        Мне показалось, что я ослышался, вздрогнул. Привстал, ощущая, как стонут мышцы всего тела. Получившие передышку, теперь они расслабились и не желали больше ничего делать.
        - Барин… Барин? - Кондратьич тяжело дышал, словно крал у этого мира последние вздохи. Я же брал с него пример и черпал силы из собственных недр.
        Старик вдруг приподнялся и захрипел. Я подхватил его на руки, мягко вернул голову на подушку. А Катька ведь говорила, что он не сможет прийти в себя. Вдруг проснувшаяся во мне радость граничила с щенячьим восторгом, затмевая собой все сомнения.
        - Не хотел я помирать, последний раз тебе в глаза не посмотрев, барин… - Он протянул ко мне дрожащую руку, по-отечески погладил по щеке. - Каков ты стал. Статен, красив… силен.
        - Молчи. Молчи, дурак, тебе нельзя сейчас говорить.
        - Всю жизнь было нельзя говорить, барин, а сейчас все. Час настал. Чую я, что близко ко мне сегодня бледная дева. Долго я от нее бежал, по-всякому. На войне, в быту - где от взрыва, где от уфтумубиля колесного…
        - Молчи, - снова велел я. - Молчи. Мы еще с тобой повоюем, слышишь? Эй, просыпайтесь!
        Я бросился к Катьке, попытался растолкать Алиску. Девчонки лежали, словно убитые, ни на что не реагируя. У меня все похолодело внутри, я как будто чувствовал нереальность всего происходящего.
        - Не буди их, барин. Не надо. Бесполезно это. Дал мне Бог время, вымолил - с тобой проститься, перед тобой повиниться. Душу очистить - чтоб если уж в пекло спускаться, не столь сильно меня там на углях пекли.
        - Что ты такое несешь, Ибрагим? В чем тебе передо мной виниться? Что сопли утирал, когда отец где-то в разъездах был? Что спину мою прикрывал?
        Я ощущал, как злость подступает к самому горлу вместе с горечью, до тошноты.
        Он выдохнул. Хотел покачать головой, да не было сил, горько усмехнулся.
        - Спасибо, барин. Чернь я подзаборная, а вы во мне человека видели как никто другой. Да только врал я вам все это время. Грех на мне лежит, Федор.
        - Метка твоя дьявольская? - вспомнил вдруг то, о чем говорила Катя. Старик лишь прикрыл глаза в ответ.
        - Знаешь уже, значит? Ну тем лучшее. Слухай, дабы воздух зря не портить - помнишь я тебе про того офицера рассказывал? Как только ты к инквизаториям шел?
        Часто закивал ему в ответ, как тут не вспомнить?
        - Я был тем офицером…
        - Ты же говорил, что его убило.
        - Солгал я тебе, барин, грех на моих сединах. Вся моя жисть, сколько ни возьми, одна лишь сплошная ложь. Втянул я тебя в эти сети: надо было мне, старому дурню, молчать, как есть молчать!
        Я лишь хлопал глазами, чуть приоткрыв рот. Обернулся, словно в надежде увидеть, что кто-то из девчонок проснулся и слышит все то же самое.
        Они предпочли оставить меня с этой правдой один на один.
        - Другого человека я кривохвостым отдал, барин. Можно сделать подлость, барин, всяк на то горазд, да жить подлецом не так уж шибко зело. Совесть меня мучила, поедом, проклятая, ела - бежал я от всего. Был когда-то славного роду, да замарал свою честь, как только мог. Бежал трусливо, боясь, что однажды прошлое меня напрыгнет-настигнет, и вота, вишь, где оказался?
        - Кондратьич, разве сейчас это важно? Зачем ты мне это рассказываешь?
        - Помру я, барин. Помру как есть - не сегодня, так завтра. Уж мне господни врата виделись и адов вертеп. Там еще, когда мы с той образиной дрались, где провалилися… Ты ведь меня каким хочешь запомнить? Уж не знаю, да только не хочу еще и твою память своею ложью марать. Душа у меня на части рвется, понимаешь?
        Это сон, уверенно сказал самому себе я. Умирающие на моей памяти отдавали себя на откуп предсмертным хрипам, выпученным глазам и последним вздохам. Старик пел, словно и не был отравлен вовсе. Дай ему волю - сейчас же вскочит и побежит.
        - Бросьте меня, барин, старого дурака, здесь. Я как узнал, что вы сюда пойдете, не мог вас одного-то оставить, как не пойти? Думал, защитить смогу, а вона оно как вышло. Не зря говорят, что с кривохвостым свяжешься - он же тебя и под монастырь подведет, и душой полакомиться, и жисти никакой не даст. Вы мне были светом в оконце.
        - Я не брошу тебя, Кондратьич, - схватил его за руку. Раньше мне казалось, что подобные сцены из фильмов - туфта и напускное, а сейчас ощутил на себе давящее чувство горя. Его нельзя бросить не просто потому, что так нельзя, а потому, что это очень больно. - Я велел девчонкам идти без меня домой, обратно. Я пойду и выполню этот чертов контракт, который взял у Сатаны, а ты будешь жив. Держись, слышишь? Нельзя умирать!
        Звучало жалко как никогда. Будто смерти в самом деле требовалось разрешение, чтобы отобрать у меня старика навсегда. Кондратьич мне улыбнулся, отрицательно покачал головой. Мягко опустил голову назад на подушки, уставившись во мглу.
        - Нет, барин, нельзя. Уходите сами. Я здесь умереть должон - грех на мне черным пятном лежит. В преисподнюю так в преисподнюю: гореть мне целу вечность за то, что натворил. Чуешь? Это место зовет меня к себе…
        Он поднял слабую руку, указал вокруг себя - словно мы были со всех сторон окруженными оголодавшими до старческих душ демонами.
        Я смотрел на него, не веря в то, что вижу перед собой. Мгла на миг решила уступить место дьявольскому огню. Не дающий света, не греющий, но беспощадно жалящий, он отрывал один кусок земли за другим. Я вскочил, сделал несколько шагов назад, но остановился, оцепенел, не в силах двинуться. Чуть приоткрыв рот, глядел на то, как один за другим, не стесняясь, разрывая землю когтистыми лапами, словно кроты, наружу пробиваются демоны. Тощие, вытянутые, пузатые, со свиными рылами, мохнатыми копытами. Сестры Биски, одна краше другой, звали старика в свои объятия. Обнаженные груди горели, обдавая даже стоящего поодаль меня жаром. Промежность, словно зев вулкана, обещала «незабываемые очучения»…
        Кондратьич отринул смертную слабость, словно одеяло в жаркую летнюю ночь, медленно, кряхтя и покрякивая, поднялся.
        - Кондратьич, стой! - Мне хотелось схватить его за руку, но тело было неподвластно.
        - Зовут они меня, барин. Каждое мгновение, каждую секунду - голосом. Его голосом. Того, кого я заместо себя им в это пекло отдал, понимаешь? Рядом они, да долог путь…
        Я отчаянно, собрав все силы, жаждал рвануть, встать перед ним стеной, широко раскинув руки. Вцепиться в рукава одежки, рвать на себя до зубовного скрежета, не давая сделать ему и шага.
        Но я стоял.
        Красные, будто лично Орлов сюда явился, цепи опутывали меня с ног до головы. Я чувствовал себя брешущим на цепи псом, на которого просто никто не обращает внимания. У Кондратьича опасливо горели глаза - завороженно, поддавшись чарам дьяволиц, забывшись в счастливой улыбке, он делал к ним очередной шаг, мечтая ухнуть в их объятия.
        Меня толкнули в плечо - сначала слабо, а затем настойчиво. Мир, несуразный и злой, вдруг схлопнулся, словно все было на телевизионном экране. Огонь, только что обещавший заполнить собой все Туннели-Под-Мостом, вмиг потух, обдав на прощанье едким, вонючим серным дымом. Дьяволицы, оседлав чертей, спешили, будто в обратной перемотке, запрыгнуть опять в преисподнюю. Кондратьич жутко вздрогнул, развернувшись и метнувшись стрелой к тому месту, где лежал.
        На третьем толчке я пришел в себя, окончательно вырвавшись из плена охватившего морока. В голове все гудело, я не слышал чужих слов. Перед глазами мелькали их встревоженные лица - Майка быстро забыла про собственную обиду, едва почуяла, что мне грозит опасность. Она, Алиска, склонившаяся надо мной Менделеева, закрывавшая своей грудью от меня потолок. Из-за плеч остальных любопытным хомячком выглядывала Лиллит - облизывая губы, она казалась здесь лишним звеном.
        - У него жар? - Тармаева спрашивала так, будто на это надеялась. Она смотрела на сидевшую надо мной алхимичку с ненавистью: считала, что это ее ладонь сейчас должна касаться моего лба. Мне уже следовало бы привыкнуть к тому, что она милая, теснительная девочка лишь снаружи, а внутри прячется своя демоница: жуткая собственница и ревнивица…
        - Мне просто приснилось… Кондратьич? Он жив?
        Я вскочил, едва ли не растолкав их в сторону. Боялся, что сейчас они отрицательно покачают головой и….
        И все разом потеряет смысл.
        К счастью, старик дышал. Цепляясь за жизнь, будучи воином, он не желал сдаваться без боя. Я облегченно выдохнул, стараясь прогнать остатки кошмара, посмотрел на девчонок.
        - Время?
        Вопрос не требовал ответа. Они были похожи на обреченных, приговоренных к виселице каторжников. Майя проверяла собственные силы, пытаясь вызвать огонь. Мыслей читать мне было не дано, но я почти нутром чуял, что где-то внутри она лелеет надежду сказать, что у нее не хватит могущества проложить путь наверх. Не хватит внутреннего огня, и тогда они все обречены здесь остаться вместе со мной. Стыд красил ее щеки румянцем - едва она только натыкалась на камень мысли о том, чтобы оставить Кондратьича умирать, как понимала всю ошибочность своих суждений.
        Между нами всеми лежала просто целая прорва невысказанных слов. Девчонки томились - и ожиданием, и скорой дорогой, и будущим расставанием.
        В голове никак не хотело укладываться, никак не шли прочь сказанные друг дружке сгоряча слова. Извинения где-то затерялись в пути, заставляя нас расставаться на не самой веселой ноте.
        Я поискал сумку - ту самую, которую сумел выкупить у гмура-торговца за винтовку и несколько родных ему монет. То, что пришло мне в голову, казалось до бесконечного безумным, а потому могло сработать.
        - Майя, у меня будет к тебе одна просьба.
        Она ответила лишь недоуменным молчанием. Уставилась на меня в упор. Я почесал подбородок - за последнее время я сказал слишком много глупостей. И таких. И не очень - от еще одной хуже точно не станет.
        - Помнишь, как мне удалось спросить вас о том, все ли с вами хорошо?
        Она как будто не помнила, но кивнула в ответ. Молчала, будто боялась, что любое вырвавшееся из нее слово обожжет меня, словно огнем. Я же пустился в разъяснения. Алиска смотрела на меня с неким любопытством. Менделеева - с одобрением.
        - Проверяйте, пожалуйста, свои сумки. Если вы увидите там это… - Я разжал ладонь, явив кусочек того самого резного обломка, что показала мне Катя. Все уставились на него, будто видели впервые - мне не понравилось, как загорелись глаза у Лиллит. Эта «спасенная» девчонка по-прежнему оставалась для меня темной лошадкой. Ох, чуяло же мое сердце, что она притащит за собой, как сорока, целый ворох проблем…
        Я наставительно поднял указательный палец.
        - Если увидите эту штуку на дне своих сумок, то… Майя, метни в него струю огня.
        - Что? - Она, часто и ничего не понимая, заморгала глазами.
        - Эта сумка связывает наши воедино. Позволяя им выступать… чем-то вроде единого хранилища. Если она может перетащить из одного места исписанный клочок бумаги, что ей мешает сделать то же самое с твоими заклинаниями. Логично же звучит?
        Они смотрели на меня все, как на последнего сумасшедшего. Алхимичка, кажется, успела изменить свое мнение обо мне и сейчас качала головой.
        По их лицам я так и читал, что они считают это глупостью. Но сделают - разве так сложно метнуть огненный шар в раззявленное нутро походной сумки?
        Майя вспыхнула огнем, зашлась пламенем - струя жидкого жара ударила в стену перед ней. В воздухе тут же завоняло плавленым камнем.
        Расставались молча, не желая портить прощание тяжестью мыслей.
        Алиска вместе с Менделеевой, разом подняв старика на носилках, нырнули в получившийся проход. Майка на миг замялась, уставилась на меня.
        - Федя. Прошу тебя, что бы ни случилось - вернись отсюда живым. Неважно, что мы наговорили друг дружке, просто вернись живым ради меня, хорошо?
        Я кивнул - как будто у меня оставался другой выбор. Она выдохнула, собираясь с мыслями.
        - Я буду ждать тебя наверху. Побитого, проигравшегося, изувеченного, больного - любого…
        Она спешила перечислить все страхи, что так ласково касались ее души и бередили сны кошмарами.
        - Майя, иди. Я вернусь быстро - пойду по вашему же пути. - Я вдруг улыбнулся ей. Хотелось нарисовать, словно маленькой девочке, красивую картинку, в которую она обязательно поверит. - Может быть, станется так, что вы только уйдете, а через несколько часов вас нагоню. Поднимемся, выберемся отсюда, искупаемся, хочешь? А потом мы все вместе - ты, я, девчонки - закатим такую пирушку, чтобы у всех алкашей в округе от зависти глаза полопались. Сходим в кино…
        Злой сарказм предложил мне для полного комплекта пообещать ей еще и рожок мороженого - ну чего уж там?
        Я хотел подойти к ней и заключить в объятия, как раньше, но она попятилась, покачала головой, будто говоря - не подходи, обожжешься. Я как будто и забыл, что она вошла в свой пламенный режим. Сарказм же играл на скрипке иронии, качая головой - нет, парень, ты не забыл.
        Просто девочка быстро и слишком внезапно для тебя повзрослела…
        Глава 18
        Одиночество было вязким и неприятным. Этот путь мы начинали впятером, а теперь я гордо вышагивал один.
        Нэя освещала мне путь. Опасливо, будто боясь, что отстану, она оборачивалась всякий раз, словно боялась, что чудовища, прячущиеся во мгле, полакомятся мной за то мгновение, пока она не видела.
        Клинок Алиски был тяжел, бил ножнами по бедрам, мешался - и как она только с ним управлялась?
        Оживший луч света успела уже не раз спасти мою шкуру, останавливая едва ли не в самый последний момент.
        Первой мне попалась гмурова ловушка - зачарованный, повернутый рунами в землю камень обещал грохнуть разрывом у меня под ногой. Истлевшая чародейская сила указывала лишь на то, что он лежит здесь едва ли не с самого основания времен.
        Второй подвох, заготовленный мне мглой, лежал разломом в земле. Интереса ради я столкнул в него камешек - так и не смог услышать, когда тот приземлился.
        Память все еще ворошила уход девчонок, заставляя вспоминать, как угрюмо, но смирившись с моим решением развернулась Алиска. Как Майя долго не хотела признавать, что я говорю всерьез - была на грани истерики. Где-то в глубине души они понимали мою правоту, но их грызла обида, что, втянув их сюда по самые уши, я дал им от ворот поворот.
        Если бы не Ибрагим, спрашивала меня совесть, ты бы решился на этот поступок?
        Совесть не знала, за что хвататься: перед ней возлежал самый настоящий пир. Она обкусывала мои бока со стороны того, что я решил разделить свою ношу с их хрупкими плечами. С другой она подбегала и спрашивала - не стыдно ли мне вот так заставлять их снова терзаться сомнениями? Только что воссоединились - и теперь снова разрыв? На десерт она оставила упреки…
        Поначалу я боялся, что кто-то из них передумает. Развернется на полпути, ринется за мной следом.
        Не ринулись. Хотели, этим почти что пахло в воздухе, но не посмели.
        Майка, словно не желая больше находиться рядом со мной, вспыхнула ярким огнем. Пламя с ее рук прокладывало один свежий проход за другим - вместе с ней они быстро дотащат старика наружу, а там…
        Помощь.
        Словно наивный ребенок, я желал верить в чудодейственные пилюли.
        Сделав глоток воды из фляги, я прыснул на ладони, умыл лицо. Нэя вдруг зависла у одной из стен.
        Гравюры прятались под тысячелетними слоями пыли. Я провел по ним ладонью - налипшая грязь не желала покидать насиженных мест.
        В глаза бросились уже знакомые символы. Словно жившие здесь наносили их забавы ради.
        Дальше должна была идти деревня гмуров. Лиллит была уверена, что она в этой стороне. Я не очень верил ее очередным россказням, но разве у меня был выбор?
        Они притащили ее оттуда, словно кусок мяса. Удача, позволявшая ей избегать чужих лап и когтей, дала сбой в самый неподходящий момент. Когда она едва была у цели, неосторожно поскользнулась на разлитых нечистотах.
        В чем же заключалась ее конечная цель, она ответить затруднилась. Шедшая изначально к великому кукловоду, теперь она выискивала дьявольский алтарь. Если несчастья, проклятия и беды - то от кого еще, как не от нечистых?
        Спорить с ней было бесполезно, уличать во лжи - глупо.
        Деревня гмуров и в самом деле предстала передо мной во всей своей красе. Небольшие сколоченные из грибных ножек вместо досок хижины. Затушенные костры, некое подобие бочек, до отвала заполненное горючей смолой.
        И трупы.
        Мне казалось, что в «Сплюше» мы устроили самую настоящую бойню. Деревня гмуров теперь смеялась над нашими жалкими потугами.
        Коротышки отчаянно сопротивлялись неведомому противнику. Тот отчаяния не ведал, обращая их в мелкий, рубленый фарш.
        Всякого я навидался, но сейчас даже мои крепкие нервы норовили дать сбой. К горлу подкатил тошнотворный комок, я помахал у себя ладонью перед носом в тщетных попытках немного развеять устоявшийся мертвецкий дух.
        Казалось, что я все еще чую тепло их маленьких тел. Жизнь уходила из коротышек не спеша. Безмятежность деревни говорила лишь о том, что нападения ждали меньше всего на свете.
        Я вслушивался в тишину, как в симфонию смерти. Ждал и сам не знал, чего именно.
        Любопытство звало заглянуть хоть в одну из хижин, я же держал его в узде. Что-то мне подсказывало, что хорошего там увижу мало.
        Это хорошо, вдруг мелькнула у меня в голове мысль. Хорошо, что я заставил девчонок уйти. Не знаю, как бы они отреагировали на этот мясной ужас, но вряд ли положительно.
        В голову лезли глупости.
        Словно долго выжидавшие своего часа, теперь они получили долгожданную возможность показать себя во всей красе. Им будто больше нечем было заняться, из недр памяти, из самого голоштанного детства они вытаскивали образы Фредди Крюггеров и прочих Джейсонов верхом на Вурхизах. Разбуженный, глубоко засевший ужас спешил подсказать, что они если не за спиной, то прячутся за углом.
        И обязательно выскочат, чтобы я сумел хорошенько навалить в штаны.
        Шорох, вдруг коснувшийся ушей, заставил встрепенуться, рука сама ухватилась за рифленую рукоять клинка.
        Словно уже привыкший к тому, что на любое подозрительное следует сначала бить, а уж потом думать, я крутанул оружием над головой.
        Алиска таскала с собой отнюдь не легенькую шпажонку, но даже этой орясиной мне удалось вычертить символ защиты - словно эгида, он осыпал меня ворохом блестящих искр, обещавших помощь в отражении чужой атаки.
        Где-то там, наверху, ютясь в уютной кровати, икнула от моей благодарности Валерьевна.
        Чутье выдохнуло, когда из-под завалов выскользнул паук. Я почти успокоился и тотчас же вспомнил, что подобная живность бегала в хозяйстве Виты.
        Могла ли они прихватить одного восьминога с собой? Могла. А могли ли сами гмуры, взяв с нее пример, разводить их как домашний скот?
        Ответить я не успел. Куча мертвяков вдруг зашевелилась. Я сделал шаг назад, чувствуя, как все тело сковало ужасом. Колени предательски задрожали, здравый смысл обещал не сейчас, но вскоре подыскать разумное объяснение творящемуся.
        Я понял, что у него не получится, когда мясистый окровавленный гмур, по-неживому разинув рот, обнажив гнилые зубы, свесил голову на бок.
        Мне казалось, что еще чуть-чуть - и я в обязательном порядке услышу зловещий гогот. Притащился в ловушку - сам! Один! Для этого, наверное, обязательно быть Рысевым и носить в своей крови дар ясночтения.
        Нэя металась, словно пойманная в силки птица. Ей-то проще - может просто вспорхнуть над коротышками и унестись прочь…
        Словно желая мне возразить, один из покойников настиг ее в прыжке. Сжал в огромных лапищах, покатился кубарем по земле.
        Я атаковал сразу же и без раздумий. Меч тащил меня за собой на выручку несчастному порождению Слави. Клинок жадно и отчаянно, будто в самом деле был кровожаден, впивался в еще не до конца закоченевшие тела. Отрубленные руки, ноги, головы и туловища валились наземь, а я пробивался к тому поганцу, что смел коснуться Нэи.
        Теперь я понимал, что ощущал Конан-варвар в горячке боя. Мгла вокруг, мрак безглазо пялилась изо всех щелей. Враг повсюду и везде сразу, от него нет спасения. Словно безликая волна, он медленно, прощупывая почву защиты, подползал все ближе и ближе.
        Малышке моя помощь оказалась без надобности.
        Схвативший ее гмур вдруг надулся, словно воздушный шар. Из мертвой глотки полилось кровавое бульканье, прежде чем он взорвался ошметками. Нэя стрелой вознеслась над нами, обещая окончательную смерть каждому, кто осмелится тронуть ее хоть пальцем.
        На миг они остановились, дрогнули, словно кто-то натянул поводки. С омертвевших глаз на меня смотрело само равнодушие. Ближайший ко мне малец широко и непосредственно развел руками, словно говоря: извини, пацан, нам бы здесь лежать и гнить, а вон поди ж ты… заставляют.
        Ее голос звучал повсюду и нигде. Словно ополоумевший, я позволил себе ошибку обернуться - но за спиной никого не было.
        Кроме покойников.
        Не ведая подлости, абсолютно бесхитростно, они не спешили бить отвлекшегося противника.
        Вита же, казалось, уменьшилась до размеров мухи и вещала прямо из моего уха:
        - А ты ненасытен, братец. Любопытный.
        - Покажись. Отпусти их… давай просто поговорим.
        Она ответила мне насмешкой. Троица гмуров из общей кучи стала мне ответом. Накинувшись так, словно моих мозгов хватит на целую дюжину, они будто говорили, что время мирных разговоров прошло там, за кухонным столом. Где я, не ведая подвохов, уплетал обе щеки ее стряпню.
        Клинок Алиски помог мне подарить им посмертный покой. Дабы не сидеть без дела, будто вопрошая меня, почему я до сих пор не впал в звериную ярость, он заставил обрушить всю мощь моих сил на столпотворение по бокам.
        Лезвие вспарывало животы один за другим. Рвались свежие, только недавно натянутые нити кукловода.
        Словно не желая оставлять меня в этой пучине мрак один на один с чужой смертью, Нэя в стремительном полете бросилась на клинок. Не распознав ее замысла, я вздрогнул, когда ее тельце самоотверженно нанизалось на меч. Ослабевшие, повисшие ручки, потерявшие всякую волю ноги - она была похожа на человека, как никто другой.
        Она растворилась вмиг, обратившись лужицей благодати. Словно святая вода, она спешила объять оружие солнечным светом.
        Меч вспыхнул священным, карающим клинком, обещая прощение всякому, кто отважится сложить под ним голову.
        - Какие у нас могут быть с тобой разговоры, милый братец? Ты заявился сюда, устроил погром в моем доме, отказался немного поиграть. Разве тебе в самом деле есть, что сказать?
        Мне было. Мертвяки, чуя собственное спасение от моих рук, наперегонки устремились, расталкивая менее расторопных собратьев.
        Им хотелось, чтобы я их убил.
        Им приказывали убить меня.
        Вита не унималась, продолжая тираду, я же чувствовал, как постепенно теряю дыхание. Ожившие трупы накатывали на меня волна за волной - в мыслях бился лишь вопрос: да сколько же здесь этих тварей? Я перебил едва ли не больше, чем их здесь было до, но они словно гидра; на месте одного павшего возникало трое новых.
        Скрюченные, толстые пальцы тянулись ко мне. Будь они живы, в их арсенале нашлась бы всякая каверза. Шаман сплясал бы мне очередное проклятие, коротышки поменьше подарили бы мне по камню из своей пращи, а уж сколь чудесен яд, коим смазаны кинжалы коротконогих крепышей!
        Вместо этого они пытались повиснуть на мне неподъемным грузом.
        Я отчаянно и зло заревел, когда один из них запрыгнул мне на спину, сбив едва начавшуюся контратаку. Я подался вперед в тщетной надежде скинуть поганца прочь, его пасть клацнула у меня прямо над ухом. Полная посмертного равнодушия морда скалилась пиловидными клыками, обещая повторить свою попытку через мгновение. Его менее удачливые собратья, минутой назад располовиненные мной, словно истосковавшиеся по ласке рабыни, спешили обхватить меня за ноги. Не ведая разума и здравого смысла, мохнатые руки хватались за лезвие клинка, после равнодушно взирая на отвалившиеся пальцы и натекающие из обрубков лужицы крови.
        - Всю жизнь меня гоняли, словно крысу. Я думала, что вырвусь из застенков и там - жизнь!
        Молния божьей карой ударила с клинка, резанула пытавшегося оттяпать мое ухо гмура. Его подбросило вверх, словно резиновую куклу. Плеть электрического разряда, ярко освещая мне путь, стегнула всех, кто осмелился в меня вцепиться. Я не представлял, что мертвые умеют визжать, а теперь знал об этом.
        Лог был строг, как и мироздание - не желая терпеть подобного своеволия, он заспешил скушать десять процентов от общего состояния Нэи.
        Остаться здесь без нее было все равно, что скормить самого себя непроглядной мгле. Мрак слепоты кривозубо ухмыльнулся мне из плохо освещаемых ниш, обещая, что поиграет со мной вдосталь, едва эта мелкая поганка вновь уйдет на перерождение.
        Когда гмуровы тельца на миг отступили, я рванул в контратаку. Ясночтением прощупывал тьму в надежде выхватить прячущиеся в нишах очертания.
        Вита словно скакала от одной стены к другой, была везде и повсюду.
        Еще чуть-чуть, понял я, и она заговорит со мной губами мертвецов с отрубленных голов.
        - Мир оказался совершенно иным. Сначала я хотела вернуться к отцу - новую, сильную, он признает меня! Но он отверг. Я искала встречи с твоим отцом, но инквизатории встали на моем пути. Они толкали меня бежать. Без денег, без семьи, без рода - они словно насмехались надо мной, снова и снова подталкивая вернуться в ставшие родными казематы.
        Я выдыхался. Меч тяжелел в руках с каждым ударом. Я пытался повторить магию речи, которой учила нас Романовна, но та лишь отрицательно качала головой. Неа, говорила она, ты хоть на голове стой, че хочешь делай, а эту шнягу я попросту не вывезу.
        Как не вывезу и я сам.
        Правдой оборачивались Майкины слова. Там, рухнув на колени, она умоляла меня одуматься. Кричала, что найдет по мою душу лучших священников, сыщет каких угодно изгонителей дьявола, лишь бы я только не ходил один.
        Что я ей тогда сказал на прощание? Какую-то патетичную глупость…
        Сквозь толпу забрезжил просвет. Бесконечное воинство дрогнуло под святым напором. Нэя, чуя, что не стоит распылять саму себя на самоубийственные атаки, делилась благостью по чуть-чуть.
        Солнечный свет рубил восставшую из могилы нечисть, словно скверну. Кожа несчастных пузырилась, набухала волдырями ожогов. Отчаянно, едва коснувшись клинка, они истошно завывали на все голоса.
        Будто разом забыли, что мертвым положено безмолвие…
        - Я почти так и сделала. Почти отчаялась, пока не нашла вход в эти катакомбы. Здесь было много тех, кто хотел меня убить. У нас случился с ними симбиоз, братик. Они видели во мне сочный кусок свежего мяса, ну а я…
        Она многозначительно вздохнула. Словно собираясь продолжать былое кукольное представление, она не ведала нагнетания без пауз.
        - А я видела в них новые игрушки. Видишь?
        Их остался всего лишь с десяток. Отчаяние, еще недавно бурлившие внутри меня, спешно рядилось в одежды надежды. Всего лишь десяток!
        Настало время последних сил. Обливаясь потом, я почти видел тот самый последний рывок. В ушах слышал чужой голос - ты успел перебить их едва ли не целую сотню, разве не справишься с этими?
        Здравый смысл восторгов не разделял. Он не разделил их и тогда, когда в один замах я скосил сразу же пару коротышек. Восемь осталось, уныло бубнил он, ну и что с того? Что ты сделаешь, когда они закончатся?
        Я предлагал об этом подумать сразу же, как только в самом деле поделю их на ноль. Нырнул вперед, словно мясо на шампур, нанизал ближайший труп, пинком в колено встретил следующего, выбивая у него почву из-под ног. Не останавливаясь, размашисто пригвоздил обоих к земле. Словно признавая собственное поражение, они взорвались от переполнившей их святой благодати.
        Нэи не стало уже ровным счетом наполовину. Это ничего, не уставал повторять я, будто пытаясь убедить в этом реальность, вот еще чуть-чуть и…
        И тогда она выйдет из своего укрытия, ага. Здравый смысл решил, что мне следует знать горькую правду. Будто ища извращенного удовольствия, он принялся, словно маленькому, разъяснять.
        Вита всего лишь истощает тебя. Словно чуя, что ты потащишься за ней следом, она поджидала тебя в наивной засаде. И ты столь же наивно угодил в нее. Попал в сторожок.
        Когда она выйдет, ты, выдохнувшийся, попросту сам свалишься к ее ногам. Почти точно так же, как тогда упал святочертый Иоганн.
        - Меньше всего на свете мне хотелось только одного, милый братец. Однажды в самом деле встретить тебя…
        Из десятерых остались лишь трое - окровавленный и злой, не чуя собственного тела, я превратился в самую настоящую мясорубку.
        Клинок Алиски почти что был живым - теперь, казалось мне, я прекрасно понимал, почему раз от раза, едва на горизонте только появятся уши врага, она бросалась в атаку.
        Он тащил меня вперед, он высекал из меня крики, полные ярости. Не давая мне рухнуть, он делился силами, словно вытаскивал их из-за пазухи.
        Словно вихрь, я налетел на уцелевшую троицу. Не сопротивляясь, в молитвенном жесте они потянули ко мне руки - еще никогда в своей жизни они так не мечтали о смерти рук человека. Первого я смел размашистым ударом, второго расплющил по ходу дела, третий отыскал свою погибель, пытаясь цапнуть меня за лодыжку. Клинок лишил его рук, а затем и головы. Словно не желая оставлять игрушку недоломанной, меч заставил меня обрушить на несчастного еще один, последний и уже бесполезный удар.
        Тяжесть дыхания сотрясала повисшую тишину. Я лишь чудом стоял на ногах - и как только Алиска с этим управляется? Майка говорила правду - в одиночку это непосильная задача. Опыт пролился на меня, словно река, но что толку? Это всего лишь одна деревня, а сколько еще сюрпризов лежит на пути?
        Голос Виты был успокаивающим. Из жестокой, несущей смерть, видящей в нас лишь развлечения особы, она вдруг решила стать самой заботой.
        Ее слова, словно бальзам, лились на душу.
        - Ты уже? А я ведь не договорила. А твой отец говорил, что ты всегда готов выслушать любого. Понять его беду. Об этом я и пыталась тебе рассказать - в мечтах ты был больше, сильнее, краше…
        Она шла мне навстречу. Я не увидел, понял шестым чувством. Теряя над собой контроль, словно школьник, я озирался по сторонам, пытаясь вычленить ее взглядом.
        Тщетно.
        Она наступала на меня самой неотвратимостью. На языке не нашлось иных слов, кроме грязной брани, глаза спешили выкатиться на лоб от удивления.
        Черным комком она выплыла из теней. Рваные облачка мглы плыли за ней следом. Полуобнаженное тело теперь было заковано в гуттаперчевый кожаный доспех. Черный цвет помогал ей прятаться в тенях. Словно играя со мной, она испарялась, чтобы через миг на шаг, на полшага стать ближе.
        Мечу это не нравилось. Меньше всего на свете он любил хитрость. Он любил добрую, честную драку, но здесь? Здесь попахивало волшбой…
        Я рванул ей навстречу, злобно оскалив клыки. Она уставилась на меня живыми, прекрасно видящими глазами.
        Черными, как обсидиан. Ужас спешил нарисовать пустоту глазниц, но он ошибался.
        Взглядом она вопрошала - неужели ты в самом деле отважишься напасть на собственную сестру? Занесешь над ней меч для удара?
        Я не сумел. Она встретила меня болезненным тычком в живот - один из ее отростков, словно кулак, готов был беспощадно жалить меня.
        Второй отросток обмотал лезвие клинка, заглушив его чарующий шепот. В неизбывной дикости он заголосил, требуя схватки и тут же замолк - бесполезной железкой выскользнул из рук, покатился по земле, загрохотал на булыжниках.
        - Но таким ты был только в мечтах. Ты разочаровал меня, братец. Я ждала от тебя большего.
        Тенью она перетекла мне за спину. Здравый смысл, продираясь сквозь тернии усталости, неустанно твердил, что будь она хоть тысячу раз танцовщицей и кукловодом, но ни один человек на такое не способен!
        Словно смилостивившись надо мной, ее ладонь коснулась моего лица, второй она придерживала голову. Третьей и четвертой пыталась удержать мои руки.
        Стоп, что?
        Я рванулся прочь из ее объятий - не ожидая столь яростного напора, она уступила. Споткнувшись, рухнув в кучу повторно убитых тел, я не без отвращения смотрел на нависшую надо мной призрачную фигуру.
        Вита преобразилась. Глаз выхватывал все новые и новые детали ее тела. Большая грудь бесстыдно выпирала, не ведая одежд. Лобок прикрывала чернильная клякса.
        Она заметила мой взгляд, легко поднялась в воздух на струе мглистого потока, обернулась кругом, звонко смеясь.
        - Нравлюсь, братец?
        Мне нечего было ей ответить.
        - Кажется, теперь я начинаю понимать, чего так сильно боялся твой отец. Нечисть может не только забирать и извращать души. Она дарит нам могущество, если мы готовы заплатить.
        Некогда верные ей куклы теперь безжизненно тащились на отростках теней. Светящиеся во мгле наколки погасли, чернильными линиями обрамляя свежие узоры.
        - Чем платил ты? Силами, молодостью? Душой?
        Мне почти воочию слышался голос Биски, возмущенно упрекающий нечестивицу в грубости. Вспомнилось, как дьяволица пришла мне на помощь там, во внутреннем мире художника от слова худо. Выбранная мной способность во сне позволила ей слиться со мной воедино.
        Эта-то когда успела обратиться в полудемона? На уроках в офицерском корпусе нас отчаянно заверяли, что только мужчина может быть офицером, командующим и так далее. Миропорядок и чуть ли не сам Господь Бог распорядились, что лишь по мужской линии возможно брать подчиненных, и только благородством рода.
        В благородстве рода моей названой сестры я почти не сомневался. Евсеевы, чтоб их черти на рогах крутили…
        Словно читая мои мысли, живот Виты вдруг надулся, вытянулся в мерзкую, текучую пластилиновую фигуру.
        Незримый скульптор упражнялся недолго: через мгновение на меня смотрело мое же собственное лицо.
        Я почувствовал, как волосы зашевелились на голове, желая встать дыбом. Седина, жадно потирая ручонки, обещала раньше времени вплести серебро в мои виски.
        Мое лицо резко исказилось, обратившись в мерзкую рожу. Ухмыльнувшись, она гулко забулькала, тщетно надеясь выжать из себя хоть слово.
        - Не узнаешь? - спросила меня девчонка, моргнув. Ее улыбку вдруг застила мгла, с зубов потекла кровь. Опоясывающее ее тело нечто почти взбесилось.
        - А он тебя признал сразу же. По запаху, по привычкам, по той трусливости, что завсегда мешала не то что принять его в себя. Стать с ним единым целым.
        - Что ты такое несешь? - У меня хватило смелости на вопрос. Не чуя под собой ног, пытаясь встать, я каждый раз оскальзывался на липких лужах чужих потрохов и крови.
        Размашистый удар почти выбил из меня дух, спиной я ударился о острые камни, едва не завыл от навалившейся боли.
        Позвоночник, билась теперь в голове одна-единственная мысль, цел ли позвоночник?
        Я открыл глаза через мгновение, справившись с самим собой, но только для того, чтобы узреть склонившееся надо мной нечто.
        Внутренний демон, которого я отверг, извергнутый из меня Биской, смотрел мне прямо в глаза.
        Глава 19
        Он шустро признал в ней родство, но не хозяйку.
        Демон не позволил мне собраться с силами - двумя огромными пальцами, будто величайшую мерзость, схватил меня за голову. Лицо Виты исказилось: так смотрят на надоедливый, не долетевший до урны мусор.
        Где-то на задворках сознания сидела мысль, что с ней можно было бы договориться. Сарказм же ухмылялся - нет, тебе попросту нечего ей предложить. А вот у него есть все, что ты решил отринуть, как ненужное.
        Бесполезное.
        Словно я сам в себя пихал скомканный образок…
        Они были словно нашедшие друг дружку одиночества, наконец, сумевшие сплестись в единое целое.
        Он поднес к моему лицу красный камень, помахал им перед носом, словно дразня. И тут же испарил прочь, словно фокусник, стоило мне протянуть руки.
        - Я знала, что ты придешь. Придешь? Притащишься, милый братец. Скажи мне, кто были те девицы? Как только разберусь с тобой, мы отправимся наверх. Я, мой новый друг и ты - как думаешь, тебе пойдет облик марионетки? Мне так хочется помочь тебе узреть, как я меняю их головы местами. А потом усажу за стол в игрушечном чаепитии. Будет весело!
        - Ты безумна. - Мне показалось, что я уже говорил нечто подобное за сегодня. Старею, повторяюсь…
        - Так кто они?
        - А ты спроси у него сама. У той дряни, которую ты пустила в себя.
        На миг повисла тишина; я все так же болтался в огромной хватке, у меня начала затекать шея. Дерни эта полоумная рукой - и я умру быстрее, чем успею это осознать.
        В школе учителя частенько вздыхали, выдавливая из себя стократ заезженную шутку, что из всех музыкальных инструментов я предпочел выбрать их нервы.
        Опыт прошлых лет спешил мне на помощь.
        Молчание было тяжким, я решил прервать его первым.
        - Что такое, Вита? Язык проглотила?
        - Заткнись!
        Былая насмешливость сменилась яростью. Это хорошо: привыкшая быть главной среди сонма послушных кукол, моя названая сестрица не желала быть той, кем управляют. Демон молчал из вредности. Вырвавшийся из-под моего гнета, впервые с своего зарождения, он наконец получил возможность править, а не прятаться в тени.
        Внутренний раскол, что же может быть лучше?
        - Он тебе ничего не говорит, правда? А знаешь почему? Ты станешь точно такой же марионеткой, в которую хочешь превратить меня самого!
        - Захлопни пасть! - Демон от бездействия перешел к делу. Я зажмурился, когда он размахнулся, собираясь впечатать меня в стену. План, надежный как швейцарские часы, в кои-то веки дал сбой.
        Очень, сука, вовремя все пошло поперек сраки, ничего не скажешь.
        Я ждал боли, но ее не последовала. Вита стискивала собственную руку, не давая уже ее собственному, домашнему внутреннему демону размазать меня по камню стены.
        - Нет, постой! Пусть говорит!
        Пальцы нехотя, с трудом, но разжались - я рухнул прямо к ее ногам. Ударился, из груди словно выбили весь воздух. Живот тотчас же отозвался тупой, тягучей, словно карамель, болью.
        Я все же нашел в себе силы для насмешки. Смех сейчас был моим главным оружием. Глазом я косил на Алискин клинок - он потух. Нэя сползла с него золотой каплей, еще только возвращающей себе прежние черты.
        Это хорошо, подумалось мне. Кусочек святости, золотой лучик. Я еще не знал, как она мне может помочь, но твердо решил для самого себя: в рот этой погани пихать ее не стану.
        - Говори! Что ты смеешься?
        Я гоготал - и от нервного напряжения тоже. Если ты сейчас ошибешься, говорил мне напрягший все мышцы инстинкт самосохранения, то твоя новая жизнь закончится быстро. Он тряс проказника юмор, чтобы тот был предельно осторожен в словах.
        - Разве это не забавно? Многие мечтают попасть в историю, а ты в нее вляпалась. Где ты отыскала то, что выплюнул даже я? На самом днище, на которое провалилась? - Она нависла надо мной, словно гора. Демон шептал ей на ухо, беспощадно ворошил прошлое, стремясь обратить немногие светлые воспоминания в мрак ненависти.
        Я сплюнул ей под ноги, словно выражая свое презрение. Здравый смысл знал, что с парящей надо мной девой нельзя договориться. Мои слова лишь заставят то кипучее варево эмоций, что бурлит в ней, всклокотать, перелиться через край. Внутренний конфликт не приведет к расколу, но даст мне немного времени.
        Отчаянный авантюрист во мне, словно спешивший занять место внутреннего демона, строил невозможность лихих планов.
        Перекатиться в сторону, нырнуть прочь от последующего удара оземь, схватиться за клинок и…
        Он был словно ребенок, который мыслит действиями, не особо задумываясь - а что же дальше? Каким будет финал?
        Наверное, об этом мне в тот раз пытался сказать Кондратьич…
        - Он не скажет тебе ничего только потому, что ты нужна ему лишь для бесчинств. Будучи единым со мной, он пытался вытаскивать из меня самое мерзкое и злое. С тобой-то ему гораздо проще, правда? Собственные тени ты прячешь недолго, а коллекцию скелетов в шкафу выставляешь всем напоказ. Сладкая из вас получится парочка!
        Это явно стало последней каплей. Набрав побольше воздуха в полную грудь, она ответила криком. Мрак сорвался с ее уст, вспарывая мглу, разгоняя прочь последние остатки света. Словно муравейник от пинка, крошевом взорвалась каменная колонна. Потолку над нами это не понравилось - словно в назидание, он обрушил наземь с десяток хлипких булыжников.
        Я на это не рассчитывал, но грех было не воспользоваться подвернувшимся моментом. Тень с моей спины, долго ждавшая момента, получила свободу. Трехрукая, несуразная, вместе со мной она ловила один камень за другим прямо в воздухе.
        Следующим скачком я бросил собственное тело влево, чувствуя, как взгляд полных мглы и мрака готов испепелить меня на корню.
        Словно градом, вместе с тенью мы обрушили твердь снарядов на ее плоть. Вита оказалась не столь ловка, какой казалась.
        Первый валун врезался ей в живот, отскочил, словно от резиновой стены, второй и третий клюнули в плечо и бедра. Ее повело, в попытках уйти она схватила затылком четвертый.
        От пятого ее спасла эгида.
        Демон схватил ее в охапку, закрывая широкой спиной от удара, чтобы через мгновение ответить секущим, плеточным шлепком.
        Извернувшись, я поймал его за отросток, тотчас же пустил импульс нестерпимой боли.
        Вита взвизгнула дьявольским гласом, теряя равновесие. Рухнула наземь, пытаясь сжаться в комок - словно ища самые уязвимые места, боль концентрировалась у живота.
        Демон рывком поставил ее на ноги - терпеть от меня еще одно унижение он был не намерен. Словно не он тащил из недр памяти все гадкое, а уже Вита собственной персоной пыталась выложить всю чернь своей души перед ним, как на прилавок.
        Мне жутко не хватало часов - нутро то и дело вопрошало, который час. Ему жаждалось знать все, вплоть до секунд. Я же питал к часам исключительно практическую страсть. Теперь мои способности, стоит только солнышку показаться на горизонте, в обязательном порядке обратятся в тыкву, оставив меня один на один с тем, что у меня есть.
        С этим против внутреннего демона не выстоять. Рывком, словно нашкодившего котенка, он заставил Виту встать - у девчонки скользили ноги по земле, она лишь чудом сохраняла равновесие. Взгляд ее широко раскрытых черных глаз лизнул меня тревожным, доселе неведомым ощущением - показалось, что мои руки опутывают незримые нити. Кукловод - зловещий, властный и жестокий - норовил вырасти у меня за спиной и заставить танцевать, будто марионетку.
        Вита улыбалась так, как никогда в своей жизни - внутри нее бурлило желание мести. Ей не удалось воздать мне там, но сейчас - сейчас она обещала снова вернуться к тому, от чего она ушла.
        Сделать из меня свою игрушку.
        Удар настиг в спину. Меня будто пронзило молнией, широко раскинув руки, я обессиленно рухнул наземь, бросил злой взгляд на Виту, но и ей пришлось несладко. Хлыст незримого удара мазнул по ней вместе с внутренним демоном, ужалил, словно крапива по заднице. Издав мерзкий, нечеловеческий визг, они отступили.
        Я пытался узреть спасительницу - здравый смысл искал ее в Нэе. Малютка же как оставалась сидеть в мече, так и продолжила.
        Ощутил взгляд на своей спине - не ощутить его было попросту невозможно. Та, кто явилась сюда по моим следам, была юна, упряма и…
        И бестолкова.
        Лиллит, прятавшая наготу в тех тряпках, что успели пожертвовать ей другие девчонки, зло оскалившись, вернулась за справедливостью. Отчаянно, не помня самой себя, она стискивала в руках Муню. Кукла же рвалась из крепко сжатых ладоней. Соломенное тельце будто не ведало о собственной хрупкости, мечтая воздать обидчикам своей хозяйки по заслугам.
        Словно пребывая в трансе, зло оскалившись, она была словно пятое колесо. Едва начавшееся между мной и Витой противостояние поспешило захлебнуться в вопросах. Отринув былые распри, мы с названой сестрой взирали на незваную гостью, ожидая каждый своего.
        Одержимая моим внутренним демоном кукловод ждала новой боли. Мгла будто так и говорила, что еще мгновение - и ей вновь придется бежать. Вот-вот, рассекая жгучим жаром, забыв обо всем, что я говорил, сюда явятся остальные девчонки. Огонь, звериная дикость и алхимия.
        Тяжело дыша, широко раскрыв глаза, едва ли не скрежеща зубами, я ждал того же самого. Клял их за непослушание, но где-то в глубине души отчаянно теребил вервие надежды.
        Мгновения бежали один за другим.
        Вита обо всем догадалась первой - ее смех злым великаном крошил стену моих надежд. Многоликий ужас голосом отчаяния заявил, что здесь только Лиллит - и никого больше.
        В голове бурлил самый настоящий сумбур - в замешательстве я и не заметил, как охваченная моей темной стороной названая сестрица подскочила ко мне.
        Оплеуха сбила с ног, словно игрушечный, я несколько раз перевернулся в воздухе, прежде чем врезался спиной в каменную колонну.
        Все тело отозвалось болью: следующее, что я должен был увидеть, это свою скорую погибель.
        Вита любила три вещи - впечатлять, удивлять и обескураживать. Сейчас она решила взяться за третий вариант.
        Разом забыв про меня, она уставилась на новую противницу.
        - Ты все-таки смогла… догадалась, - медленно, широко расставив руки, проговорила Вита.
        Лиллит считала, что имеет право не отвечать. Муня, наконец, получивший долгожданную свободу, плюхнулся наземь прямо перед хозяйкой. В хилом тельце таилось могущество. Черпая из девчонки чародейство вместе с маной, оно обещало излупить всякого, кто посмеет подойти к Лиллит хоть на шаг ближе.
        Вместе они походили на двух облезлых, озлобленных, стоящих друг напротив друга кошек.
        Как будто им обоим не хватало сигнала…
        - Поиграем? - как можно небрежней спросила Вита у пепельноволосой противницы, дернув незримые нити на себя. Я знал, что это напускное - если кому и удалось пробудить в незрячем кукловоде хоть что-то отдаленно напоминающее страх, так это Лиллит.
        Платье Виты затрещало, разрываясь на части. Будто бы больше не доверяя деревянным телам, девчонка норовила воссоздать бывших слуг уже из собственного тела.
        Они поднимались подобно мертвым гмурам - некрасиво, нелепо и неестественно. У меня кровь застыла в жилах: если бы кто-то сказал, что игрушка может умереть, я бы рассмеялся глупцу в лицо. А сейчас видел печать погибели на кукольных лицах - будто они тащили за собой грязную бороду незавершенных игр и отчаянное желание из людских подобий получить право быть настоящими людьми.
        Я почувствовал, как абилка «Взгляд мрачного жнеца» с проглотом отсасывает у этих малюток - они вызывали желание не встать ступором, а бежать со всех ног.
        Они сошлись, словно две волны. Я и сам не мог сказать, чего ждал. Здравый смысл был непреклонен и крутил пальцем у виска, убеждая: лишь безумец в состоянии поверить, что едва понявшая суть своих умений девчонка сможет хоть сколько-то совладать с той, кто брала под свой контроль демонов.
        Реальность смеялась над ней без устали, боясь надорвать животик. Взгляды девчонок встретились, еще чуть-чуть - и между ними проскочит молния. Они играли в гляделки, а я не видел, но почти шестым чувством понимал, что меж ними идет самая настоящая борьба. Там трещат от напряжения лбы, рвутся мышцы и надрываются в беззвучном крике глотки.
        Муню окружили сразу четверо - неравная борьба норовила закончиться быстро и уж точно не в его пользу. Плюшевый, успевший превратиться в драное нечто рыцарь уже не мечтал о столь же бумажных драконах и розовых принцессах - он жаждал перемолоть меж швами несчастного противника.
        Рванул к нему, словно тот разбил все его мечты.
        Муня лишь с виду казался чем-то несуразным. Рыцарь захрустел под его напором, затрещал по швам - словно кровь, из разверстых ран рванул плюш: соломенный собрат рвал несчастного на глазах у его побратимов. Словно давая понять, что их всех ждет в ближайшем будущем.
        «Машеньки» переглянулись, будто спрашивая у самих себя совета. Им хватило лишь мгновения, чтобы принять решение.
        Не сговариваясь, они метнулись к нему в похожей, самоубийственной атаке.
        Муня купился, а я слышал, как неприязненно Лиллит заскрипела зубами - как будто неудача была целиком и полностью на ее плечах. Первая «Машенька» извернулась, уходя из захвата, ударила соломенного солдатика по ногам - подарок умершего брата Лиллит нелепо вскинул руками, прежде чем завалился. Словно ошалелый, не успев коснуться земли, в необычайно ловком захвате он ринулся на противницу, врезался ей головой в живот. Кукольная ухмылка в тот миг показалась мне самому до ужасающего живой.
        Сестрица «Машеньки», не ведая преград, в два гигантских прыжка оказалась у Лиллит. Фарфоровые ручки, широко расставив ладони собирались сжаться на шее пепельноволосой.
        Я почти слышал жуткий, противный хруст. Хотелось зажмуриться, как маленький мальчик, и не видеть этого отчаянного, будто родом из фильмов восьмидесятых ужаса.
        Мое тело отчаянно не желало поддаваться страхам. Силой воли я заставил себя оказаться на ногах, в один невероятно длинный, почти нечеловеческий прыжок сбил игрушечную противницу прямо в полете. Вместе с ней мы грохнулись наземь - маленькая поганка, будто осознавая, что провалилась, решила отыграться на мне. Болью отозвалась ушибленная рука - ее будто зажало в гигантских клещах. Отчаянно, не ведая пощады, ладошки стискивались на пальцах. Еще мгновение, пронеслось в голове, и хруст я все-таки услышу.
        Мое тело оказалось тяжелее. Фарфор захрустел под моим весом, обращая несчастную в крошево осколков.
        Словно кот, вдруг и нечаянно вклинившийся в чужую драку, я тотчас же оказался перед Лиллит.
        Меня словно пронзило насквозь волной ее взгляда. Отчаянно хотелось обернуться. Еще чуть-чуть, убеждал меня здравый смысл, и я смогу увидеть что-то, неподвластное ни ясночтению, ни простому глазу.
        Мироздание ответило за наглость головной болью, заставило рухнуть на колени - я лишь чудом не завыл. Мир перед глазами поплыл, стал ватным - мгла, столь долгое время прятавшаяся вокруг, теперь оголодавшими до крови акулами рванула ко мне, надеясь пеленой залепить глаза.
        Слепну.
        Мысль пришла вместе с обрушившейся на меня темнотой. Показалась одновременно жуткой и естественной - еще никогда в своей жизни я не испытывал такого равнодушия к случившемуся. Будто плавал в месиве чужих помыслов, повелений и приказов. Раскинь руки - и унесет волной…
        Захотелось вырваться из тягучего, словно кисель, морока. Я чуял себя мухой, угодившей в варенье - окружение липло ко мне, оплетая нитями, затаскивая назад.
        Нити.
        Струны.
        Я видел их неясно - в окружающей мгле они казались вытянутыми, неровными клочками пара. Дрожали от любого движения, будто боясь, норовили отпрянуть прочь, чтобы через мгновение проявить коварство. Отринув былые страхи, опутывали собой, пробуждая в недрах памяти образы, вороша смыслы помесью знакомых и одновременно чужих звуков. Мне казалось, что сейчас я в состоянии сказать, каков на вкус зеленый цвет…
        Словно я был единственной добычей в их море непостоянства, они дрались меж собой за право обладать мной. Будто змеи, гипнотизируя друг дружку, раскачиваясь из стороны в сторону, награждали противниц злыми, стремительными укусами - клочья чужой воли лоскутами валились мне под ноги, а я думал лишь об одном: как вырваться из этого гребаного нигде?
        Долго думать не пришлось. Первым, что я осознанно разобрал в какофонии кружащих надо мной звуков, это комариный, бьющий по ушам писк. Словно назойливый кровосос заприметил во мне свой поздний ужин и приближался, наращивая объемы.
        Писк прервался звоном лопнувшей струны: будто кто-то оборвал мелодию чужой битвы. Дравшиеся вот-вот застынут в нерешительности, утратив чувство ритма и вопрошая у окружения - за что оно с ними так жестоко?
        Меня как будто окатили жбаном холодной воды - захотелось вскочить на ноги и первым делом глазами отыскать нахала, посмевшего разыграть со мной столь злую шутку.
        Хотя бы глазами, а там уж можно будет и кулаки пустить в ход.
        Вита подсекла меня, словно рыбу. Черное, маслянистое, будто разлитые чернила, щупальце обвивалось вокруг моих ног, держа беспомощного меня вниз головой. Лиллит не выдержала чужого напора. Ментальный щит, который едва ли не по кирпичику возводил перед ней Муня, покрылся паутиной трещин, прежде чем лопнуть ворохом осколков.
        Потеряв последние остатки сил, пепельноволосая девчонка рухнула, словно подкошенная. Из глаз, ушей и носа кровь хлынула потоком - несчастная, едва приподнявшись на руках, не смогла справиться с подкатившим к самому горлу рвотным позывом.
        Получив удар, лишившись прежней задачи, Муня спешил к хозяйке - крохотные ручки оглаживали ссадины, вливая ману в заклинания заботы - кукольный массаж, словно губка, стирал и кровоподтеки, и царапины…
        В нем не было той же жизни, что до этого я видел в куклах Виты или в той же Нэе - лишенный души, ведомый лишь заклинанием, он стремился исполнить заложенную в него маной программу, и ни каплей больше.
        - Глупышки. - Вита ухмыльнулась. Крепкая на вид, усиленная демонической мощью, сейчас она взмокла до портков. Крупные капли пота катились по ее лицу, лезли в глаза, заставляли жмуриться - победа далась ей тяжело.
        Она собиралась праздновать победу - не сейчас, позднее. Мгла поглотила Виту только для того, чтобы тут же ее явить из теневого сумрака прямо передо мной.
        Черные, залитые тьмой глаза уставились прямо на меня, и я почти читал в них свою незавидную судьбу…
        Глава 20
        В кино все было бы стократно проще. Я бы сидел связанным по самые помидоры, где-то подо мной - голодная пропасть. Рядом возносится оружие судного дня, любимая женщина бьется в зловещей хватке заливающегося хохотом злодея.
        Словно желая сказать, что в моей жизни все должно быть наоборот, мироздание лишь ширило ухмылку ироничной насмешки. Оружие тебе судного дня? Вместо него каменная, мало чем примечательная плита. Таких тут с пару десятков по всей округе валяется - беги к любой, не хочу.
        Лиллит сидела, привалившись ко мне спиной. Уверенность, с которой она еще так недавно вступила в бой, сейчас испарилась, оставив ее один на один с жуткой действительностью. Слезы градом текли по щекам - утешение она находила в возможности всхлипнуть о нашей невесть какой участи. Ни ей, ни мне не улыбалось то, во что собиралась превратить нас Вита. Теперь я в полной мере ощутил, чего столь сильно испугались инквизатории и свыше. Девчонка умела не просто подчинять человека своей воле - ей было под силу заставить нас думать, что мы сами того хотим. Лиллит предавалась какому-то детскому, неизбывному восторгу, обматываясь веревкой. Я отлично помнил душевный, проснувшийся в глубине сознания порыв помочь ей завязать узлы.
        Опытным кукловодом названая сестра дергала за ниточки наших чувств, эмоций, ворошила кучу старого тряпья из воспоминаний, вытаскивая на свет, что были нужны ей.
        Мне казалось, она это делает неосознанно - слепой, замученной в застенках тайных лабораторий, ей вряд ли улыбалось учиться тому, чего от нее хотели. Это же дар, говорил во мне глас родолога, ему не требуется ни оправдание, ни особое умение, чтобы пользоваться.
        В конце концов, часто ли мы думаем над тем, как пишется та или иная буква, перенося мысли на бумагу?
        Вита держала нас, словно псов на коротком поводке. Любое движение натягивало опутывающие меня струны ее воли, и тут же прилетала ответка.
        От меня же самого. Мало удовольствия, знаете ли, лупить самого себя по лицу…
        Теперь-уже-не-мой внутренний демон лишь изредка отрывался от тела девчонки - чтобы позлорадствовать. Его речь была полна пустых, почти ничего не значащих обещаний.
        И просто огромное ведро помоев он лил мне на голову только за то, что я смел от него отказаться. Поганцу-то думалось, что я буду в ногах у него ползать, умоляя снова даровать мне прежнее могущество.
        А теперь оно, словно клинок, в руках у Виты.
        Кукловод время от времени подходила к нам с моим же клинком, требуя раскрыть секрет. Нэя, спрятавшаяся в самой сердцевине острозаточенной стали, выводила ее из себя одним лишь неповиновением. В отличие от жалких потуг Виты, ангельские технологии пошли дальше ее и, конечно же, моего понимания. Словно ошалелого, она заставляла меня звать живое письмо, но Нэя была умней и не стремилась отвечать. То ли чуяла, что отзываться сейчас на мой голос самая поганая затея, то ли сломалась…
        Мне отчаянно хотелось, чтобы было первое.
        - Чего ты хочешь?
        - Все крутится по кругу, Федя! - Вита исполнила передо мной замысловатый реверанс с поклоном. Она как будто избавилась от собственной женственности, но вместо нее обрела дьявольское безумие. Ища выхода, оно толкало ее на странные выходки. - Все ведь уже было. Ты сидел на коленях, рядом с тобой рыдала эта дуреха и знаешь, что ты у меня тогда спросил?
        Я знал.
        - Нет-нет-нет, милый братец, давай станцуем по новой! Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе, что у меня на уме - а там ведь целый каламбур! Твой демон оказался хорош. Он льет мне всю информацию о тебе - даже ту, которую ты никому не хотел бы открывать.
        Она вдруг выудила из собственного живота тот самый кристалл с Биской, покрутила им у меня перед носом. Ждала, что я буду рваться, брызгая слюной и крича ругательства.
        Пришлось ей обломаться.
        Она могла бы меня заставить, но решила, что будет выше этого, и потому лишь недовольно поморщила носик.
        - Играешь в недотрогу? Молчишь, хотя сам же и спрашиваешь? Диалог, Федя, это как игра в мяч. Помнишь, как ты играл в мяч с отцом, братец? А он мне рассказывал - знаешь, сколько раз мне мечталось стать тобой? Чтобы проснуться поутру не потому, что тебя подняли для очередного, ударившего мочой в голову ученого эксперимента, а просто так…
        Чтобы поиграть в мяч.
        Поиграем с тобой в мяч, Федя? Хотя бы на словах?
        Я снова ей не ответил. Вита лила все и в кучу, не особо ведая разбора. Спешила запрячь тройку старых обид и унестись на них куда-то в собственноручно созданный ею мир.
        - Я ведь могу заставить тебя говорить, если захочу. Понимаешь теперь, почему от меня отказался папенька? Будучи кукловодом, как и я, он никак не мог смириться с мыслью, что отныне не главный. Как только мой дар открылся, показав себя во всей красе - пыщ! - он ощутил себя Гулливером, что засыпал среди лилипутов, а проснулся в кукольном домике.
        Камень с Биской теперь лежал на алтаре - небрежно и обыденно. Словно Вите до умопомрачения обязательно было показать, как она относится ко всему, что мне дорого.
        - Помнишь, я упрекала тебя лишь за то, что ты решил связаться с демоном? Опутать самого себя темными силами? Раньше мне казалось, что роль кривохвостых на моем пути - быть очередным наполнителем для куклы. А оказалось иначе. Если их не использовать, а договориться с ними, они сделают тебя стократ мощнее.
        - Это не настоящий демон. - Я, наконец, решил ей ответить. - Это темная сторона моей сути.
        Сказал и в тот же миг почуял, как крошится мой же аргумент. Скорее всего, даже инквизатории сами не знают до конца всю исходящую от сынов преисподней опасность, а я-то сам кто? Приблуда из другого мира, что сумел оседлать удачу и авось, нестись на них куда кривая вывезет, а там посмотрим?
        Казалось, что сейчас девчонка прищурится, осыпав меня градом насмешек, назовет грязным чужаком. Но внутренний демон, что вещал ей о каждом моем промахе, как и всякий мужчина, жаждал припрятать один-другой секрет в потайном кармане брюк.
        Осознание, что я ничего толком не знаю о том ритуале пакта, кроме того, что он мне жутко понравился, заставил впасть в уныние. Отчаяние туманом висело надо мной, медленно опускаясь на голову и спутывая мысли. Проснувшееся самоедство потрясало кулаками и обещало устроить хорошую головомойку.
        - Может быть и так, Федя. - Она кивнула не сразу, лишь после недолгих раздумий. Она вела с своим новым другом внутренние диалоги, пряча самые горячие споры от чужих ушей. - Ты спрашивал, чего же я жажду? Пару дней назад я засыпала с мыслями, что ты угодишь мне в руки и мы с тобой поиграем. Сначала в незнакомцев, потом в семью. Затем - не знаю, я не заглядывала столь далеко. Теперь же я хочу большего. Маленькая месть тебе за грехи твоего отца. А как насчет того, чтобы высвободить демонов?
        - Высвободить… демонов?
        Она звучала почти как извращенная Биска, сколь бы смешно это ни звучало. Едва заслышав в моем голосе нечто похожее на интерес, Вита едва ли не взвилась огнем. Ей жаждалось поведать хоть кому-нибудь о грандиозности своих задумок. Гений посреди одиночества не гений, а обыденность. Десяток лет общения лишь с куклами сделали свое дело.
        - Тебе интересно, милый братец? - Она постучала пальцем по одной из граней Бискиной тюрьмы, сладко зажмурилась. Сама мысль о грядущем могуществе заставляла ее впадать в экстаз. Свобода демонов представлялась ей в своем, особом ключе. - Для начала я открою врата в преисподнюю. Ты же замечал, что демоны так умеют? Я много раз пыталась их заставить, но у меня ничего не получалось.
        - Зачем?
        - Зачем мне было открывать врата в Ад, Федечка? - Она подошла ко мне вплотную, постучала кулаком по макушке. - А разве не очевидно? Старая карга, что правит инквизаториями, так может. А другие ее подчиненные нет. Если ей будет угрожать опасность, она вытащит из-под своей юбки свору бесов. А если совсем прижмет, может нырнуть туда. Кто сумеет пойти за ней следом? Думай, милый братец, думай. Я знаю, что до сего дня ты использовал голову исключительно, чтобы в нее есть, но ведь какие-то остатки мыслей быть должны, правда?
        Я проглатывал одну ее насмешку за другой, будто не обращая на них внимания. Залитые чернилами, почти живые глаза сверлили меня взглядом.
        - Ты хотела бежать. Стать подобно ей, Егоровне.
        - Я не запоминаю имен тех, кого собираюсь подселить в самую маленькую и жалкую из кукол, которую смогу отыскать. Или сделать. Но ты прав - если я могу заставить любого беса подчиняться моей воле, разве не сумею стать главной среди них? Словно зная об этом, они отчаянно не пускали меня. А теперь… теперь со мной твой «ненастоящий демон». Уж не знаю, сколько раз ты нырял в преисподнюю…
        - А разве он тебе не рассказал? Ты же сама говорила, что он ловок поведать обо мне и…
        Она ударила так, что у меня чуть не отлетела голова.
        - Захлопни свой рот! Ты… мальчишка! - Она вдруг ухмыльнулась забавной, наконец пришедшей на ум мысли. Попятилась, не спуская с меня глаз.
        - Твоя подручная, демоница, дочь самого Сатаны. Ты ведь уже знаешь, где мы?
        Я еще только лишь догадывался, но наверняка не знал. Вита решила развеять мои сомнения.
        - Сатанинские кущи. Те, кто когда-то служил здесь черные мессы, приносил кровавые жертвы, бросились под крыло рода Ломоносовых - думаешь, черти в их подчинении хотят одних лишь только знаний ради и прогресса для? Инквизатории просто сместили чашу весов, забрав себе дьявольскую свободу, не предоставляя ничего взамен. А это место поспешили захоронить. Прикопать, чтобы никто не посмел сюда сунуться. Гмуры и прочие обитающие здесь твари служат хорошей преградой и для горячих голов, и для жаждущих запретных знаний.
        Я закусил губу. Не могу точно сказать про гмуров и все остальное, а вот пузатый бес со своими требованиями оказался для меня едва ли не главной трудностью…
        - Ты ведь знаешь, кто твоя бесовка. Доченька самого Сатаны. Вместе с твоим внутренним демоном мы сумеем заставить ее открыть врата, куда требуется. Надеюсь, милый братец, я утолила твое любопытство. И… знаешь, хоть ты и не спрашивал, но я передумала превращать тебя в свою игрушку. Пожалуй, брошу тебя здесь навсегда и завалю все выходы. Чтобы, когда мне станет скучно, я смогла возвращаться сюда и смотреть, как ты хиреешь, слепнешь и стареешь. Ты уж не разочаруй меня и проживи подольше, хорошо?
        - А со мной?
        Я чуть не крякнул от неожиданности. Лиллит за моей спиной заворочалась - я как будто забыл про девчонку.
        - О, моя маленькая глупышка. Думала, что мой дуболомный братец явится следом за мной со всей своей сворой. И даже не ожидала, что компания его развеселых девиц выпнет только тебя. Но, если жаждешь знать свою судьбу, мне нужна будет кровь. Как думаешь, давно здесь приносили жертвы? Не появись ты, и мне с досадой пришлось бы признать, что вечные мучения моего братца услаждают взор, но дело все же важнее развлечения. А сейчас - напряги в своей светловолосой головенке то, что ты называешь умом и задайся вопросом: разве я как любящая сестра могу так поступить со своим братом? Твоя жизнь, твоя кровь, понимаешь?
        Лиллит сразу же опустила голову, не замечая фальши в словах нашей мучительницы. Она не просто хочет принести мою новую знакомицу в жертву.
        Она ее боится.
        Либо увидела в ней равную, либо сама Лиллит умеет что-то такое, на что сейчас еще не способна Вита.
        - Ритуал. - Изгнанная дочь рода Евсеевых жарко выдохнула, заговорила с придыханием. - Ритуал требует самоотдачи и тщательной подготовки. Так уж вышло, Федечка, что твой «ненастоящий демон» знает, как его провести. А потому будьте паиньками, посидите в своем уголке. Иначе мамочка вас строго накажет - вы же не хотите меня разочаровывать, правда?
        Она как будто невзначай поддела носком обнаженной ножки мой клинок, цокнула языком.
        - А эта штука… эта штука очень опасная для вас, детки. Видите? Острая…
        Вита, наслаждаясь чувством собственного превосходства коснулась лезвием моей шеи. Одно неловкое движение, говорил обезумевший взгляд моей названной сестры, и она забудет все, что обещала, а моя голова сама слетит с плеч.
        Я чувствовал, что Нэя была резко против, но разве кто желал спрашивать кроху об этом? И затупить меч, обратить его из оружия в безвредную побрякушку было даже не в ее силах.
        - Острое нельзя доверять маленьким детям. Они могут… покалечиться. Ты тоже так считаешь, Федя?
        Холодная сталь коснулась моего подбородка, но Вита так и не дождалась ответа. Отступила не сразу, лишь выждав пару мгновений.
        Она скрылась во мгле. Удаляясь прочь, она размахивала еще недавно рубящим в капусту уже мертвых гмуров мечом, словно волшебной палочкой: легко, незамысловато и небрежно. Туннели-под-мостом обладали одним из наилучших преимуществ: здесь можно было спрятать что угодно у кого угодно прямо под носом.
        Лиллит заплакала - сначала тихо, а потом сошла на рыдания. Знать бы еще только, что эту дуреху сподвигло бежать за мной следом. Я бы еще понял Майку или Алиску. Даже Менделеева, поддавшись сиюминутному порыву, еще могла, но Лиллит?
        Кто я для нее? Случайный бродяга, протянувший в свое время кусок пирожного?
        Если так, то она уж как-то чрезвычайно паршивого о себе мнения.
        - Я не знаю, как это получилось, - пробубнила она сквозь рыдания.
        - Что получилось?
        У меня на языке сидела целая армия упреков с обвинениями, но я решил попридержать их и для более подходящего случая и для менее впечатлительного слушателя…
        Лиллит же лишь шмыгнула носом.
        - Перемещение… - отозвалась она. Ей жутко не хватало возможности утереть нос. - Я всего лишь… Я пробовала, как она. Ну, как она, понимаешь?
        - Ну если под мистической «она» ты подразумеваешь Виту…
        - Ее. Ты не говорил раньше, как ее зовут, - призналась пепельноволосая кукловодша. Вот оно, значит, как, подумалось мне. Она слышала от знахарки про девчонку, что обитает в туннелях-под-мостом, куклово…
        Мысль споткнулась, рухнула прямо в грязь. Поднимаясь сопливой девчонкой, она отряхивала платьице от налипших невесть откуда разного рода догадок.
        - Лиллит, можешь вспомнить? Только точно - это очень важно, понимаешь? Та знахарка сказала тебе, что здесь прячется великий кукловод?
        Девчонка тут же закивала и, лишь поняв, что я этого не вижу, ответила.
        - Да. Сказала, что если кто знает все про кукол и как с них снимать проклятия, то только она…
        - Ты, к слову, тоже ничего мне не говорила о том, что ты кукловод, - буркнул я ей в ответ. Лиллит тотчас же смутилась.
        - Я и не кукловод. Я всего лишь… с Муней играла. В деревне говаривали, что это колдовство, показывали меня магам - мол, а вдруг я какого благородного роду? Или с умениями родилась - так ведь бывает, всякие люди к благородным под крыло ведь приходят, правда?
        Лишь кивнул в ответ: ей было важно лишь то, что я ее слушал. Чувствуя себя не в своей тарелке, она вертелась, будто ужаленная. Непоседой ей жаждалось поправить прядь волос, утереть слезы, жестикулировать едва ли не при каждом слове.
        Мне же было важно совершенно другое - либо знахарка обладала теми же способностями, что и я сам, либо никакая она, к чертям, не знахарка.
        И если раньше я готов был с пренебрежением обозвать ее шарлатанкой, место которой в битве экстрасенсов, то сейчас меня грызли сомнения.
        - Муня иногда двигался. Сам по себе и жутко. Ну знаешь, просыпаешься, открываешь глаза, слышишь, как шуршит внутри него солома. И он двигается. Колдовство же, проклятие…
        Девчонка опустила глаза, ей как будто не хватало воздуха для следующей тирады.
        - С чего ты вдруг решила попробовать, как она?
        - Ну если она может вот так легко управлять куклами, может быть, что-то подобное и я умею. Мне иногда виделось, если ненадолго глаза зажмурить, а потом резко открыть, что люди вовсе не люди, а какой-то… клубок нитей.
        - Потому что проклятие, - закончил за нее я, она моего сарказма не оценила, приняла за чистую монету.
        - Именно. Ну а разве тут можно подумать что-то другое?
        Пожалуй, с этим и правда не поспоришь…
        - Так, значит, ты не пошла следом за мной? Переместилась? - Я шустро вернул разговор в правильное русло, не давая ей возможности ухнуть в пучины собственных выдумок.
        Ясночтение попросту сгорало от любопытства - что-то мне подсказывало, что и встреча со мной, и вся ситуация в целом пробудили в Лиллит нечто новое.
        Ну или она очень ловко водит меня за нос, умело выдавая откровенную ложь за правду. Когда веришь в то, что говоришь сам, даже распоследнее вранье может показаться истиной. Если и не в последней инстанции, то где-то близко.
        - Да. Я сначала и не поняла. Когда начала Муней управлять, чуть не завизжала от восторга. Получилось ведь! На меня Майя посмотрела, как на дурочку, а я увидела нить - красную такую, прям в воздухе передо мной маячащую. Словно паутина, только плотную такую, толстую. Я за нее хвать, а меня потащило. Прям по коридорам, через щели-двери… Думала, меня раздавит, а вон оно как: протиснулась.
        - Понятно, - холодно отозвался, чувствуя, как только что услышанное складывается в неприятную догадку. Пока еще догадку, не действительность, но что-то подсказывало, что за этим дело не станет.
        Хотелось ошибаться. Быть правым сейчас - быть обманутым, преданным и брошенным: кто сказал, что окружающие тебя люди чисты в своих помыслах? А уж что говорить про нелюдей…
        - Лиллит, слушай сюда. - Я заговорил мрачным, не обещающим ничего хорошего голосом. Надо было настроить девчонку, вселить в нее уверенность и решимость - может быть, Вита и поспешила готовиться к своим козням, вот только что-то подсказывало, что бдительный глаз следит за каждым нашим движением. И, словно нищий монеты, пытается поймать каждое сказанной нами слово.
        - Я благородного рода и офицер. Понимаешь, что это значит?
        - Что ты меня спасешь?
        Представления у нее, кажется, несмотря на возраст, все еще были родом из детских сказок да девичьих фантазий. Я подавил в себе желание сорваться на брань - в конце концов, винить проведшую большую часть своей жизни в глухих деревнях девчонку в несообразительности уже недостойно. Она не так уж давно перебралась в город, и здравый смысл недвусмысленно намекал, что черни вроде нее вряд ли за всю свою жизнь было дело до того, как и почему там бесятся «благородные» в своих хоромах.
        Лишь бы только ее не трогали…
        - Я офицер. Ты слышала когда-нибудь о поступлении на службу?
        Я услышал, как над самым ухом угрожающе зашуршал камень. Неясная тень во мгле вздрогнула - мрачный силуэт уже спешил к нам. Вот же черт, я и не думал, что мою задумку так быстро раскусят!
        Время, что у меня было, из минут обратилось в секунды, обещая пробить назначенный час едва ли через мгновение.
        - Делай, как я говорю, и я тебя спасу, слышишь? Прокуси губу до крови!
        - Что? - Лиллит не видела связи между одним и другим, удивленно захлопала ресницами. Вита уже стремилась к нам возмездием за своеволие - страх заставлял слышать, как шуршит, хлопает ее платье по воздуху.
        - Делай, что я сказал! - рявкнул, надеясь лишь на силу голоса. Понятно теперь, как Николаевич вырабатывал свой командирский - он-то, поди, в таких ситуациях не просто был, а прямо жил…
        Лиллит ойкнула, зашипела от боли - мое воображение спешило нарисовать капли крови, побежавшие по девичьему подбородку. Я зашептал слова кровной связи, велев их повторять - те, поддаваясь внутренней панике, бежали из головы прочь, не ложились на язык.
        Не успеем, прошептала мне на ухо обреченность, предлагая склонить голову и принять свою судьбу. Лиллит говорила почти бессвязно, волнение давило на меня, заглушая ее голос - я даже не знал, жалуется она мирозданию за то, что я заставил ее сделать, или в самом деле повторяет за мной слово в слово.
        Захотелось вскрикнуть от обреченности, когда из мглы в тусклом свете собственных, горящих теневым пламенем глаз вынырнула Вита.
        - Бу! - Проказливой девчонкой, выпучив зенки, резко брякнула она, заставив вздрогнуть. Мой естественный страх был ей по вкусу - облизнув губы, она предвкушала все те игрища, что устроит со мной.
        Не сейчас, позже, но устроит.
        Лицензия прятавшаяся в кармане рубахи, вдруг вспыхнула, обожгла грудь и живот. Лог, только и ждавший новой информации, потирал руки от вящей радости - здесь и сейчас у него будет чем заняться.
        - Ай-яй-яй, маленькие глупышки! - заголосила не скрывавшая ухмылки Вита. - Мамочка ведь говорила, что рассердится, если вы станете плохо себя вести. Придется вас…
        Я не слушал. Нить, синяя, ничего не значащая, удобно оказалась под рукой. Дернул за нее изо всех сил, чувствуя внутри детский щенячий восторг.
        Вот теперь, сказал я, вынырнув у Виты прямо из-за спины, поиграем!
        Глава 21
        Лог едва ли не обкончался от радости. Не ведая ко мне пощады, обрушивал на мою многострадальную голову одну абилку за другой, сыпал поздравлениями и ачивками - ну как же? Все-таки не каждый день удается отхватить в свои закрома кровнорожденного прислужника!
        Глаза разбегались от чужой щедрости - чего же тут, в самом деле, только не было.
        ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВАМИ ПОЛУЧЕН КРОВНОРОЖДЕННЫЙ ПРИСЛУЖНИК. ПОКА ВАС СВЯЗЫВАЮТ УЗЫ БЛАГОРОДНОЙ КРОВИ, ВАМ БУДУТ ДОСТУПНЫ СЛЕДУЮЩИЕ СПОСОБНОСТИ.
        ЭФЕМЕРНОЕ ЗРЕНИЕ - ВЫ НАСТОЛЬКО ПРОНИЦАТЕЛЬНЫ, ЧТО ВИДИТЕ ВСЕХ НАСКВОЗЬ ЕДВА ЛИ НЕ В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ! ВЫ РАЗЛИЧАЕТЕ ЦВЕТА ЭМОЦИЙ, ЧТО КРУЖАТ ВОКРУГ ЛЮДЕЙ, ЧТО ПОЗВОЛЯЕТ ВАМ КУДА УСПЕШНЕЙ ИГРАТЬ НА ИХ ЧУВСТВАХ. ШАНС УДАЧНОГО ВЛИЯНИЯ ПРИ РАЗГОВОРЕ +50 %, +1 % ЗА КАЖДЫЕ ДЕСЯТЬ ОЧКОВ ХАРИЗМЫ.
        СВЯЗУЮЩИЕ НИТИ - ВСЯКИЙ КУКЛОВОД ЗНАЕТ, ЧТО ТАМ, ГДЕ НЕ ПОМОГУТ ЛЕСТЬ, ОБМАН И ПОДКУП, ЕСТЬ ИНЫЕ СПОСОБЫ ДОСТИЧЬ ЖЕЛАЕМОГО! ОПУТАЙТЕ СВОЮ ЦЕЛЬ СВЯЗУЮЩИМИ НИТЯМИ, ДАБЫ ПОЛУЧИТЬ ДОСТУП ТРЕТЬЕЙ КАТЕГОРИИ К ЕГО ИНФОРМАЦИИ. ЦЕЛЬЮ МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ЛЮДИ!
        ВОЗДЕЙСТВИЕ (1 УРОВЕНЬ) - ДАННОЙ СПОСОБНОСТЬЮ МОЖНО ВЛИЯТЬ НА РЕШЕНИЯ И ДЕЙСТВИЯ ОПУТАННОЙ СВЯЗУЮЩИМИ НИТЯМИ ЦЕЛИ. КТО СКАЗАЛ, ЧТО ИГРАТЬ В КУКЛЫ - ТОЛЬКО ДЛЯ ДЕВЧОНОК? ЭФФЕКТ ЗАВИСИТ ОТ ЗАТРАЧИВАЕМОЙ МАНЫ. РАСХОД МАНЫ УМЕНЬШАЕТСЯ С ПОВЫШЕНИЕМ УРОВНЯ.
        СКАЧОК (1 УРОВЕНЬ) - ДАННАЯ СПОСОБНОСТЬ ПОЗВОЛЯЕТ СОВЕРШАТЬ НЕБОЛЬШИЕ ПРЫЖКИ В ПРОСТРАНСТВЕ, ПЕРЕМЕЩАЯСЬ ПО ЧУЖИМ СВЯЗУЮЩИМ НИТЯМ. РАДИУС ПРЫЖКА УВЕЛИЧИВАЕТСЯ С ПОВЫШЕНИЕМ УРОВНЯ.
        СУМБУР - ВАМ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕДЛАГАЛИ ВРЕЗАТЬ ПРОТИВНИКУ НЕНАВИСТЬЮ ПРЯМО ПО СКУЛЕ? А ЛЮБОВЬЮ УДАРИТЬ СНИЗУ И В ЖИВОТ? ТЕПЕРЬ У ВАС ПОЯВИЛАСЬ ТАКАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ - ДАННАЯ СПОСОБНОСТЬ ДАРУЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ СКОМКАТЬ ОТРЕЗАННЫЕ И ОТОРВАННЫЕ ЧУЖИЕ СВЯЗУЮЩИЕ НИТИ В КРЕПКИЙ КОМОК И УДАРИТЬ ИМ, СЛОВНО ДУБИНОЙ.
        ВНИМАНИЕ! ДАННАЯ СПОСОБНОСТЬ НАНОСИТ МЕНТАЛЬНЫЙ, А НЕ ФИЗИЧЕСКИЙ УРОН, ЗАВИСЯЩИЙ ОТ ОБЩЕГО КОЛИЧЕСТВА ВЛОЖЕННЫХ В ВЕТКУ «КУКЛОВОД» ОЧКОВ. ПОЗВОЛЯЕТ СЖИГАТЬ ВРАЖЕСКУЮ МАНУ, НАНОСИТ ТРОЙНОЙ УРОН ПРИЗВАННЫМ СУЩЕСТВАМ И ПРИЗРАКАМ.
        БРИТВА ОККАМА (1 УРОВЕНЬ) - ВАМ КОГДА-НИБУДЬ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ВОН ТЕ ДВОЕ - АБСОЛЮТНО НЕ ПАРА? МАНИПУЛИРУЙТЕ ЧУЖИМИ ЧУВСТВАМИ, ОТСЕКАЯ НЕНУЖНОЕ, ОСТАВЛЯЯ ЛИШЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНОЕ. ПРИМЕНЕНИЕ ДАННОЙ СПОСОБНОСТИ ОГРАНИЧЕНО - БРИТВУ МОЖНО ПРИЗЫВАТЬ НА КОРОТКИЙ ПРОМЕЖУТОК ВРЕМЕНИ РАЗ В НЕДЕЛЮ.
        Руку едва не вырвало из плеча, как только я схватился за ту самую треклятую синюю нить. Она спешила уволочь меня куда-то далеко. Обожгла неподготовленный мозг чужими, успевшими въестся едва ли не в подкорку, до безобразия чудными воспоминаниями.
        Словно в отчаянии, я рванулся прочь, разжал ладонь - чужое воспоминание выплюнуло меня, словно мерзкий, пожеванный жвач. Я плюхнулся у Виты за спиной, разом призывая себе на помощь эгиду. Романовна всегда заверяла: в какой бы заднице вы ни оказались, первым делом шпага должна выписать защитный символ и приготовиться к отражению следующей атаки, а там уж потом разбирайся, где друзья, а где не очень.
        Эгида пришлась кстати - словно запоздавший ужин, слопала обрушившийся на меня удар. Мой бывший внутренний демон собрался в один огромный, обещающий море боли кулак. Словно молот, саданул по мне и разбился ворохом осколков.
        - Как ты…
        Вита не стала завершать вопрос, уже прекрасно зная на него ответ. Не она ли только что со всех своих босоногих скоростей спешила помешать моему замыслу? Нити ее воли напряглись, но я скинул их легко и непринужденно: видимо, не так-то просто заставить плясать под свою дудку того, кто обладает точно такими же способностями.
        Выскользнувшая из рук власть манила и дразнила Виту, звала к себе и злила. Словно взбешенная, лишившаяся обеда голодная змея, она шипела, бросаясь в до пошлого предсказуемые атаки.
        Пока что предсказуемые, напомнил я самому себе. С этой бестии скоро сойдет первая, напускная злость, а под маской бешенства окажется то самое безумное, хладнокровное коварство.
        Я отбивался чем мог и как умел. Опыт был на ее стороне - Вита умело вплетала в свой родовой дар новые, дарованные ей внутренним демоном силы. Там, где я кропотливо вкалывал, перерабатывая чужие жизни в опыт, дабы урвать еще одно очко способностей, ей все досталось задаром.
        Плеть теневого отростка стегнула теневым хватом - я, наконец, сумел на себе ощутить то же самое, что и мои противники. Будто кто переворачивал все мои потроха внутри - мутный, тошнотворный ком спешил застрять у самой глотки.
        Щупальцем бывший удар обвился вокруг меня, не давая даже родиться тени за моей спиной - кончик отростка тотчас же щелкнул ее прямо по лбу.
        Импульс боли прокатился по нам обоим - я прибегал к нему как к оружию последнего шанса, моя же названая сестрица - развлечения ради и моих страданий для.
        Больно, блин!
        Что я там до того говорил про теневой удар? Эта шняга и рядом не стояла с тем, что нахлынуло на меня сейчас.
        Цунами неистовых страданий захлестнуло с головой, стремясь вышибить из меня остатки сознания. Словно ошалелый, не контролируя самого себя, я взвыл израненным волком, Вита последовала моему примеру.
        Может быть, она и сумела закрыться эгидой, но вот импульс боли ведь урона наносить не собирался…
        Я шлепнулся ей под ноги. В какой-то миг мне показалось, что надо мной навис физрук, зачем-то нацепивший форму сержанта армии, и во всю глотку ревет, чтобы я вставал.
        Да что там ревет - словно под градом снарядов и пуль помогает встать на ноги маленькими, хрупкими ручонками.
        Я проморгался - ни сержанта, ни физрука и рядом не было, только лишь обеспокоенная до осатанения моська Лиллит.
        Я покачал головой, прогоняя морок, она же, на миг оглянувшись, впала в неизбывный панический ужас. Толкнула меня вперед, повалилась на меня сверху, помогая уйти от хлещущих во все стороны щупалец Виты.
        Боль пришлась ей не по вкусу. И без того черные глаза обещали вспыхнуть адским пламенем. Облик несчастной преображался не хуже, чем от эликсиров Менделеевой - словно желая собрать в себя все клише демонического воздействия, она росла в размерах. Треснула, захрустела корка демонической брони, осколками падая наземь, высвобождая полную и плотную красивую грудь. Кожа, будто хватая жар из адского пламени, краснела, образуя вокруг себя ореол алого дьявольского свечения. Красиво, заменив собой кровь, побежав по венам, сквозь кожу проступало яркое сатанинское пламя. Рога, пробив корку кожи на голове, исходя кровью, завивались, стремились к небесам - куда там самому Сатане?
        Передо мной росла новая принцесса преисподней.
        Не желая ведать стыда, едва ноги обросли мхом шерсти, а из человеческих ступней, размалывая плоть, пробились огромные, едва ли размером не с таз копыта, она сорвала с себя набедренную повязку. Словно желала избавиться от всего того, что соединяло ее с постыдным, жалким прошлым.
        Пышущий жаром лобок, увитый пышными кустами волос, словно нарочно манил к себе взгляд.
        - Это было нехорошо, Федя. - Взгляд желтых, золотистых, будто украла их у Биски, глаз уставился на меня из темноты. Мгла, правившая здесь веками, не просто отступала - трусливо бежала, признавая в Вите повелительницу.
        И ее самой, и этих глубин…
        Она наступала на нас неотвратимостью. Будто вылакала саму греховную суть наших душ и переродилась в абсолютное, нагое и ничем не прикрытое возмездие.
        С таким Каратель шел мстить за убитую семью.
        Цоканье громадных копыт грохотом отражалось в ушах - каждым шагом она как будто намекала, что время игр прошло.
        Пришло время действовать…
        На Лиллит больше не было никакой надежды - охваченная паникой, прижав руки к лицу, она свернулась калачиком. У нее не было и тени той отваги, с которой она вступила в бой.
        Жаль, подумалось мне, что мы не договорили. Я рывком поставил себя на ноги, бросился вперед, будто собираясь словить на своей спине всю мощь будущих атак Виты.
        Новые способности бурлили в моей крови возможностями, взывали отринуть здравомыслие и, словно обезумевший наркоман, хватали за руки воспаленное воображение.
        Будь я на их месте, делал бы то же самое.
        Импровизация рождалась из симбиоза глупости, безумия и щепотки невозможного. Сливаясь в бешеном танце, они выдавали стаккато идей, заставляя действовать.
        Ошалело, будто не ведая, что творю, я хватался за растянутые до предела, маячившие перед самым лицом нити - грохочущая ярость Виты на мгновение захлебнулась. Я спутывал нити ее эмоций, привязанностей и воспоминания воедино - а абилка-то хорошо работала! Сумбур едва ли не взрывом щелкнул по моей названой сестре, полоске маны резко поплохело.
        Теряя над собой контроль, не в силах устоять на ногах, она по инерции тащилась вперед. Подняв тучу пыли, грохнулась оземь, широко расставив руки, едва не придавив своей тушей Лиллит.
        Пепельноволосая кукловод жалась от ужаса. Босые пятки перебирали по земле, силясь утащить ее прочь, пока она беспомощно не уткнулась спиной в торчащий из-под земли монолит.
        Вита поднималась неспешно, но опасно. Копыта оставляли в земле выдавленные дымящиеся проплешины - жар ее шагов касался даже меня, бил в лицо.
        Там, где я стремился сдержать внутреннего демона, она дала ему полную свободу. Гогоча от переполняющего могущества, он захватывал все больше и больше частей ее тела. По плоскому животу побежала сатанинская скверна, руки обросли бесовской коркой, пальцы обратились когтями.
        Размашисто и как будто случайно она ударила наотмашь, назад - прямо в тот момент, когда я стремился повторить свой фокус с сумбуром.
        Меня отбросило волной - боль ужалила в живот, заставила согнуться. Словно пушинку, меня протащило по земле, осколки недавних булыжников нещадно драли кожу и одежду. Во рту я ощутил металлический привкус крови.
        Вставай, велел самому себе - изможденное, измученное тело жаждало лишь отдыха. Сила воли брала плоть на поруки, выискивая в той остатки последних сил.
        Ладонь скользнула по земле, согнав набежавший налет легкой пыли. Я не сразу, лишь мгновение погодя понял, что вижу перед собой.
        Выщербленные временем и нашей схваткой узоры.
        Узоры, которые я видел на обломке, что притащила мне Катя. Сатанинские письмена тайнописью бежали по избитой земле.
        Мой взгляд скользнул по где-то покоящемуся во мгле и на алтаре кристаллу, Бискиной тюрьме. Это не она на алтаре, кольнула меня мысль.
        Мы все на алтаре…
        Маленькое соломенное нечто рвануло наперерез исполинской полудьяволице прямо из теней.
        В косых, грубых, торчащих потрохами соломы очертаниях лишь с трудом можно было признать приснопамятного Муню. Лиллит, еще недавно готовая обмочиться от ужаса, застыла в некоем незримом трансе. Глаза опасно горели голубым, едва ли не святым сиянием.
        Муня не ждал, Муня не ведал опасений, только лишь скорость, гибкость и стремительность.
        Он ушел из-под обрушившегося на него кулака, проскочил у Виты между ног, не успев встать, рванул собственное тело в могучем прыжке. Словно клещ, вцепился в черную, блестящую, будто обсидиан спину.
        - Мелкая, поганая… - Ругань лилась из Виты нескончаемым потоком. Гадкая кукла оказалась назойливой, словно юркий таракан.
        Внутренний демон нарастил ей со спины тень - та сорвала соломенную фигурку, скомкала ее, словно клок бумаги. Швырнула в меня: лютая, если не звериная ненависть придавала ей свежих сил. Я отскочил и словно нырнул в водоворот чужих чувств. Мир эмоций тек вокруг меня нескончаемым потоком - настырно и изо всех щелей лезли чье-то восприятие и непрошеное мнение. Люди, гмуры, изредка наведывавшиеся сюда всплакнуть о былом бесы - словно каждый только и жаждал, что оставить этой мгле кусочек себя.
        Свежие чувства были ярче, пробивались кислотными цветами сквозь успевшие поблекнуть, увядшие осколки воспоминаний.
        Импровизация, как самый требовательный карапуз, требовала еще и еще! Схватился за ее ярость? Тяни что есть мочи, сплетай с детской влюбленностью, оттолкни прочь тугую вязь неисполнившихся надежд.
        Вита вскрикнула от боли, когда в моих руках появился клинок. Стальной и с Нэей покоился где-то здесь, в глубине темноты - свой я состряпал на скорую руку из черного, как день моего рождения, цинизма.
        У клинка были и имя, и характеристики - привыкшее к моему вящему любопытству ясночтение желало расписать мне во всех подробностях, что может эта малышка.
        Потом, отмахивался я, перехватив новоявленное орудие поудобней, лишь краем глаза выхватив, что клинок не наносит физического урона. Ментальный, отравляющий душу меч - таким можно поутру проткнуть чужую радость, обкорнав ее до кочерыжки уныния, а после порезать чужую любовь, как колбасу…
        Уроки фехтования не прошли даром - эфемерный клинок казался легкой пушинкой. Ненастоящее лезвие легко, словно раскаленный нож в масло, не чуя пред собой преград, вонзилось в мягкую плоть ее мироустройства.
        Вместо крови брызнули помыслы - разноцветными червями они повалили из разверстой раны. Глаза Виты сверкнули ненавистью - чего у нее не отнять, так это именно ее.
        Она накинулась на меня в отчаянности атаки - исполинская туша казалась одновременно медленной и проворной. Копыта всякий раз, как она поднимала ногу, обещали обрушиться мне на спину. Словно черт, прячущийся в тенях и бегущий по электрическим проводам, я хватался за обвисшие, почти окончательно оборванные нити чьих-то воспоминаний. Слова, некогда сказанные здесь, брошенные в отчаянии и злобе, звучали в моих ушах. Я растворялся в тенях на одном конце отростка, дабы вынырнуть уже на другом. Принцип способностей Лиллит с каждым разом, с каждым мгновением становился понятней и проще.
        Девчонка делилась со мной маной без остатка, не жалея самой себя. Муня слабел - уже снова оказавшийся на соломенных, изломанных, но все еще крепких ногах, он горой стоял за свою хозяйку.
        Я полоснул названую сестрицу широким, размашистым ударом - от низа живота до груди, вдавил что было сил клинок в колющем ударе. Цинизм спешил украсить собой все, чего только касался.
        Или испортить.
        Словно клякса, масляным, все заволакивающим, уродующим пятном он прокатился по ее «богатому» внутреннему миру, разъедая, оставляя после себя лишь оплавленные останки былого.
        - Да как ты смеешь?
        Третьему удару случиться было не дано. Вита подхватила меня с земли, словно тряпичную куклу. Клинок, тут же утратив со мной связь, обратился в ворох кишащих, будто черви, нитей, медленно таящих под ее напором.
        Нутро девчонки отчаянно сопротивлялось моим фокусам. Свежие душевные раны не успевали разрастись - она затягивала их так, что самого Логана завидки бы взяли. Остались только шрамы спешащих вылиться гневом обид.
        - Как. Ты. Смеешь?
        Каждое слово риторического вопроса болью взрывалось в ребрах, спине и животе - позабыв о пощаде, Вита лупила мной об пол, словно капризный ребенок.
        Еще раз, подсказало медленно уплывающее на волнах боли сознание, и из меня попросту выйдет дух.
        Муня пришел на помощь.
        С детства я терпеть не мог кукол - проклятые, стеклянные зенки пялятся на весь мир, отравляя окружающее фальшивыми улыбками. Девчонки спешили играть в них, выдумывая им то имя, то судьбу, то что-нибудь еще - я сторонился их и обходил десятой дорогой.
        Сейчас же готов был отдать должное девчачьей игрушке. Не размениваясь по мелочам, презирая плащ супермена, Муня врезался своим телом в громаду Виты, заставил ее пошатнуться. Не ведая стыда, изувеченный, он отчаянно и ей на злобу карабкался по монструозным сиськам, без смущения хватаясь за торчащие бугорки сосков. Такое уж точно кого угодно выведет из себя и выбьет из колеи!
        Он тянулся к ее лицу, мечтая воздать за каждый синяк своей истинной хозяйке, одним лишь своим видом обещал вырвать дьявольской поганке глаза.
        Я рухнул наземь, когда она разжала пальцы - перед глазами все плыло. Очередное движение кололо, словно тысячи ос и два Д’Артаньяна, не давая даже встать на ноги, не то чтобы сопротивляться.
        У Лиллит оказались на редкость нежные, теплые руки - едва я потерял над собой контроль, собираясь снова завалиться, как она оказалась рядом.
        Голые коленки заскользили по земле, красуясь свежим следом ссадин.
        В полуобморочном бреду она виделась мне нимфой, спустившейся с небес. Невинно хлопая глазами, чуть приоткрыв рот, она выудила из ниоткуда нечто похожее на ножницы.
        Инстинкт самосохранения буйствовал. Кричал: «Беги! Она собирается нас резать!»
        А резать она собиралась только боль. Словно заведомо зная, где сделать надрез, щелкнула ножницами пару раз с ловкостью заправского цирюльника.
        Меня проняло с ног до головы. Терзавшую меня боль словно кто выветрил, заставил уйти. Обиженной девой она спешно убегала, оставляя меня один на один с отвратительным самочувствием.
        Кто сказал, что достаточно просто вколоть обезболивающего? Наверное, он сам никогда подобного и не испытывал…
        Девчонка тянула меня за руку, что-то говорила - я ее не слышал. В ушах будто поселился заглушающий все комариный писк. На ум скользнула страшная мысль - что, если я оглох?
        Словно догадавшись об этом, Лиллит вновь рванула меня на себя, повелительно указала пальцем в абсолютную мглу. Словно испугавшись моего взгляда, тьма решила отступить, проявив очертания жертвенного алтаря вдали. Призывно и маняще блестела покоящаяся на нем Бискина тюрьма.
        Лиллит связывала меня с собой. Помимо тех уз, что появились меж нами после заключения кровавого договора - я сам не верил, что у меня получится! - она стремилась сделать нас ближе почти на всех уровнях. Ее мысли спешили стать моими, неутомимое воображение девчонки готово было творить новые истории, утопая в безумстве идей.
        Симбиоз с кровнорожденным прислужником, о котором соловьем заливались Кондратьич с Николаевичем, наконец, дал о себе знать во всей красе. И стремился предвосхитить мои самые смелые ожидания.
        А главное, что теперь я понимал, чего она хотела.
        Без дьяволицы у Виты ничего не получится, а сама Сатанинская дочь будет рада отвесить стервозе тумаков - не в порядке помощи мне, а так.
        За все хорошее.
        Вита тоже была не лыком шита. Муня, сумевший на краткий миг прикрыть мою задницу, лишился большей половины своего тела. Озверев от его дикого напора, слепая кукловод перегрызла несчастного, плюнула оторванные руки прямо нам под ноги. Взгляд дьявольских глаз будто так и собирался сказать, что она вместе с своим новым дружком уж как-нибудь отыщут здесь человеческую кровь для жертвоприношения.
        А вот нас сейчас она сожрет с потрохами и не подавится.
        Я на себе ощутил страх, пробежавший меж лопаток Лиллит - холодной моросью, встав армией мурашек, он касался загривка, пробуждая внутри еще только назревающую панику.
        Я побежал.
        Не думал, что в самом деле смогу, но рванул с места в карьер не хуже любой лошади. Думал, ноги будут заплетаться, а тело станет ватным, непослушным, как будто чужим.
        Напротив - я чувствовал себя, как огурчик.
        Схватил Лиллит за руку - у пепельноволосой девчонки была маленькая, липкая от пота ладошка. Ей было трудно - один мой могучий шаг занимал едва ли не два ее собственных. Казалось, еще чуть-чуть - и она споткнется, рухнет, а я просто потащу ее за собой мертвым грузом.
        Вита настигла в два гигантских, потрясших землю прыжка. Первый замах выбил Лиллит из моих рук - ее швырнуло прочь. Второй прошел прямо у меня над головой, а я чуть не повторил судьбу Кондратьича, когда коготь чудовища снес полруки.
        Алтарь был под носом. Я схватил рубиновый булыжник, занес его над головой и только сейчас осознал, что слишком много надежд возлагал на случайность. Можно достичь желаемого, но что делать с этим дальше? Здравый смысл, уловив волну безумия, спешил расплыться в широкой, некрасивой ухмылке. Камень-то, говорил он, не стекляшка. Просто так не разобьешь. Да и откуда ты знаешь, что его надо разбивать?
        Вита высилась надо мной. Задрала ногу повыше - пылающее огнем копыто спешило закрыть от меня мир.
        Она собиралась вложить в этот шаг всю свою злость, чтобы «любимый братец» брызнул в разные стороны в прямом смысле этих слов.
        Не ведая, что творю, швырнул камень оземь и рванул прочь за миг до того, как ее нога смерти понеслась на меня в убийственном грохоте.
        Первым, что я услышал после всего, был шорох адского огня за спиной. Слух блудным сыном вернулся в родные пенаты и теперь с горечью наверстывал упущенное: смех вырвавшейся на свободу Биски показался мне раскатами грома…
        Глава 22
        Она была почти как джинн, вынырнувший из бутылки. Клубы дьявольского красноватого дыма валили из прямо из-под титанического копыта Виты.
        Проявляя недюжинную силу, освободившаяся Биска заставила мою названую сестрицу поднять ногу, швырнула ее от себя прочь.
        Вита вспорхнула - невесть когда за ее спиной успели вырасти крылья. Невысокий потолок залы не позволял ей летать, но совершать огромные прыжки - запросто.
        Словно боевой робот, она протащилась назад, силясь устоять на ногах. Отчаянно, чуя, что теряет контроль над ситуацией, спешила вернуть себе право владеть нами. Рыча, словно разбуженная медведица, пустила в нас корни связующих нитей, надеясь подцепить, поймать, обратить в свои марионетки.
        У Биски страшно блестели глаза - меньше всего на свете дьяволица любила тех, кто осмеливался обречь ее на заточение. А сама мысль о том, что из одного унизительного плена ее сородичей собирались загнать в другой, еще более жуткий и неестественный, приводила дьяволицу в бешенство.
        Ухмылка лежала на устах бесовки - будто чуя родство местных залов, помня восхваления собственному роду и сути, она черпала силы не из самой себя.
        Из былого.
        Они сошлись, словно два корабля: крохотный шлюп против немалых размеров большегруза.
        Тяжесть ударов Виты гремела, отдаваясь в местных залах, крошила и без того порядком избитую землю. Биска была проворна, легка и будто не чуяла боли - всякий раз, как когти моей названой сестры настигали дочь Сатаны, успевала лишь вскрикнуть, зажать лапищей свежую рану, и та зарастала сама собой.
        Будто в венах дьяволицы сейчас текла сапфировая настойка.
        Я встретил связующие нити Виты яростным отпором. Словно разъяренные змеи, они спешили ужалить, впиться в плоть, влить парализующий яд - кто знает, на что они еще способны? Биска уходила от них, не собираясь тратить силы на оборону. Ловкая, прыткая и неуловимая, она заставляла их ловить пустое место там, где она была мгновение назад. Словно насмехаясь над противницей, что смела взять ее в плен, заманивала связующие нити - не поспевая за демоницей, они разбивались о твердь плоти собственной хозяйки, врезаясь то в плечи, то в живот.
        Словно назойливый, успевающий юркнуть в сторону в самый последний момент комар, она заставляла изгнанницу рода Евсеевых лупить саму себя.
        - Помоги! - взмолилась Лиллит за моей спиной. Решив, что девчонка-кукловод более легкая добыча, они ринулись на нее едва ли не в едином порыве - и не прогадали!
        Словно ракетный залп, отыскавший неповоротливую махину танка, они жалили ее, опутывали собой. Я почти чуял, как они жадно вливают в нее яд чужой воли. Еще чуть-чуть - и глаза пепельноволосой девчонки вспыхнут тем же самым нечеловеческиим огнем.
        Как у Кондратьича…
        Воспоминание о старике заставили меня броситься ей на выручку. Словно Лиллит вдруг приобрела невероятную ценность, направил к ней собственные нити. Не будь я ее офицером, а она моим кровнорожденным прислужником - и этот фокус бы ни за что не удался.
        Я словно желал сказать навязчивости Виты, что Лиллит - целиком и полностью моя девчонка, и пусть она не смеет распускать свою загребущую волю на чужих подручных.
        Получалось у меня слабо - одной лишь уверенности было недостаточно. Первый успех вскоре обратился очередным провалом. Лиллит отчаянно, словно утопая в чужих пожеланиях, тянула ко мне руку. Словно надорванные, на исходе струны звенели мои лопающиеся тут и там нити. Вита ухмылялась прямо мне в лицо своими умениями. Скользнувший прямо ко мне серый отросток обвился вокруг ноги, формируясь в крепкий узел. Словно названая сестрица спрашивала - это она-то принадлежит тебе? Это ты сейчас станешь послушным болванчиком!
        Будто в самом деле на что-то надеясь, я бросил взгляд на останки Муни - несчастный подарок брата перебирал изломанными культями, стремясь исполнить долг.
        Хорошо ему, наверное. Когда есть понятная и почти достижимая цель в жизни…
        Я перехватил руками щупальце, неспешно берущее надо мной контроль. Оно впрыскивало в меня успокоительное, играя на струнах души, взывая к благоразумию. Зачем сопротивляться, когда можно отдать себя на поруки кого-то сильного и большого. Цель в жизни для Муни? Цель в жизни для тебя любимого, и пусть никто не уйдет обиженным! Разве не этого ты сам хотел?
        Я старался не слушать ласковый, почти нежный, гипнотизирующий шепот. Я старался, а вот сознание вертело на одном приборе все мои старания. Словно ребенок, заслышавший свежую сказку, оно внимало вкрадчивости чужого голоса, надеясь ухнуть в теплые объятия забвения. В конце концов, кому нужна эта чертова свобода?
        Лиллит вздрогнула, как от укола - лицо пепельноволосой девчонки исказилось в гримасе. Рот норовил растянуться в безумной улыбке, зрачки глаз залились зловещим сиянием - Вита взяла ее под контроль.
        Я чуть не взвыл от безысходности. Одновременно связанный с Лиллит офицерскими узами, и подумать не мог, что эта связь может стать ключиком к моему сознанию. Воля дочери дома Евсеевых словно скверна, бежала по телу, отхватывая все больше и больше моего сознания. Сопротивление было подавлено: первыми отказали ноги, вторыми - руки. В голову отчаянно лезла страшная, нехорошая мысль - может ли Вита заставить меня перестать дышать?
        Может, отвечал мне впавший в отчаянье здравый смысл. Едва он понял, что борьба бессмысленна, решил сдаться.
        Он-то, может быть, и да, а мне вот как-то не улыбалось!
        Я чувствовал себя в паутине манящих слов. И как только у Лиллит получилось отсечь от меня боль?
        Захотелось хлопнуть самого себя по лбу и желательно чем-нибудь потяжелее - да как же я, сцука, сразу не догадался? Здравый смысл соскочил со своего пенька уныния, принялся искать оправдания одно нелепее другого.
        Но делал, что приказано.
        Лезвие вспороло первую связующую нить нежно, словно пробуя ее на вкус. Отросток Виты, опутывавший меня, вздрогнул, почуяв неладное, и едва ли взвизгнул, когда характерный «чик» сделал его многократно короче.
        Назойливость, заполнявшая меня голосом Виты - сперва нежным и умоляющим отринуть тщету сознания, а теперь уже голосящим на все лады и приказывающим - сошла на нет, когда еще два щупальца пали жертвами моей «бритвы Оккама».
        Взгляд коснулся лежащего на самой земле Алискиного клинка - я как будто забыл про сидящую внутри него малышку. Нэя, словно почуяв зов, рванула мне навстречу - опасливым птенцом выглянула с поверхности меча, чтобы через миг юркнуть в мою ладонь. Мана потекла по моим венам, скользнула по руке потоком - вместе с малюткой нам удалось воплотить бритву, сделать ее осязаемой.
        Вот с этим уже можно вести разговор!
        Я обрубил все чужие связующие нити. Лиллит, по-кукольному выставив руки перед собой, потянулась ко мне с зловещим, кровожадным оскалом: Вита стремилась достать меня через нее.
        Я наскочил на девчонку, врезал ей кулаком в живот, подсечкой повалил наземь. Незримые макаронины связей одна за другой обрывались, таяли под моим яростным натиском. В глазах пепельноволосой кукловодши на миг проскочило былое, возвращающееся на позиции сознание.
        - Больно, - вдруг выплюнула она, схватившись обеими руками за грудь: кажется, возвращая ей свободу, я малость перестарался.
        Мне некогда было сюсюкаться с ней. Чуть привстав с коленей, я узрел летящий в стену снаряд.
        Биска, словно раздавленный таракан, израненная и изможденная, скатилась по стене в ворохе грязи и туче пыли. Вместе с Лиллит мы спешно прикрыли глаза, зная, что не щадящий наших ушей грохот несет только одно.
        Вита стала еще страшнее, чем была. Внутренний демон рвал себя на части, все больше и больше отдаваясь в утеху ее могущества. Немного определившись с размерами, став меньше прежней, она все еще была монструозна и в десятки раз опасней, чем прежде.
        Ясночтение терялось и сбоило - моя темная сторона воплощением бедствий наделяла названую сестрицу всем, чем ни попадя. Вот бы со мной он точно так же был щедр…
        Шустро напомнил себе, что никогда не давал ему полной свободы и столько времени на развитие, глушил в зародыше его потуги, не желая идти против человеческого.
        Вита была иной. За крупицу власти ей было не жаль ни собственной души, ни тела.
        На ум шли глупости догадок - здравый смысл спешил занудствовать когда не надо. Что, мол, не зря же эта бестия раз от раза говорила, что порвет всех и…
        - Биска, береги девчонку, слышишь? Головой отвечаешь!
        Лиллит смотрела мне вслед. Она и не догадывалась, что рядом с нами сражается самая настоящая дьяволица родом из преисподней.
        Отрезать, сказал я себе.
        Все, что мне требовалось, так это обкорнать связь между Витой и моим бывшим внутренним демоном. Он ведь впился в нее, словно клещ, и лишь за счет этого она столь огромна и мощна.
        Воображению было дико, но нравилось представлять, что случится, когда цирюльником я обкромсаю их связующие нити, оборву проклятый союз, вспорю корку закрывающей брони…
        Оно представляло страшное и неприятное - будто говоря, что оному следует смотреть в лицо без лишних раздумий, ну а сейчас - лишь биться.
        Алтарь Сатаны, исполинский и невероятный, жаждал крови, жизни и душ. Под многовековой пылью и каменным крошевом незримо вспыхивали дьявольские символы - один за другим, будто вспоминая давно утраченное прошлое.
        Подпитывая нашу ярость отголосками когда-то звучавших здесь песнопений, они желали увидеть зрелище.
        Бойню.
        Арену.
        В уши как будто ворвался вой восторженной, истомившейся по свежей драке толпы. Новообращенная грешница, не ведая стыда, стояла во всем своем величии напротив ничтожества раскаявшегося.
        Между нами трещала от напряжения недосказанность. Застывшие в мгновении, мы будто ждали сигнала друг от дружки, прежде чем ринуться в самоубийственной схватке.
        Ясночтение было хитро, под стать мне: дар выхватывал из вороха нитей именно те, что мне были нужны.
        Вита была словно киборг, опутанная сотней тысяч проводов. Одни уходили под потолок, иные стремились юркнуть вниз, прочие же попросту никуда не вели, струящимся потоком волос паря прямо в воздухе.
        Ее руки стискивали мою погибель. Хватит лишь одного удара, чтобы вывести меня из боя. Расплющит, раздавит, разорвет, перекусит клыками, словно крокодил - моя смерть уже не казалась ей чем-то экзотическим и необязательным.
        Она была ей необходима.
        Рванул за нить ее воспоминаний, потоком понесся вперед - кулак новоявленной полудемоницы вспахал землю там, где я был мгновение назад.
        Я воплотился чуть дальше, чем мне хотелось бы - ничего, в будущем, с практикой, смогу довести эти умения до автоматизма. Было бы оно еще, это будущее…
        Бритва изогнутым, больше похожим на мини-плеть, дряблым клинком рубанула с моих рук наотмашь. Нити уязвленными червями расползлись - аккуратный шов их связи дал трещину, но все еще крепко стискивал их воедино.
        - Мерзавец! - зычным басом выкрикнула Вита. Она как будто уже успела стать с темным воплощением единым целым, их голоса смешались.
        Второй удар я нанес у самой шеи - огромная ладонь чуть не прихлопнула меня, как мелкого жука. Уходя от желающих раздавить меня в чудовищной хватке пальцев я юркнул правое плечо. Нэя в образе бритвы была бесподобна, послушна и смертельна опасна. Словно говоря, что никто лучше не научился управляться с эмоциями, чем ангел, и никто не сумел обратить их в технологии кроме них, она оставила шрам свежей обиды там, где только что была прочная связь.
        Клыки сомкнулись на моей лодыжке - словно озверевший пес, Вита желала стащить меня с себя любым способом. Стащить, сожрать, разорвать!
        Удар по глазам быстро заставил ее пожалеть о содеянном - черные, вернувшие ей зрение глаза вмиг потускнели от яркого, неизбывного света. Слепота спешила ей навстречу, раззявив пасть, Вита страшно, до содрогания души, заревела.
        Я рухнул наземь, полоснул бритвой по только что зародившейся боли - та в мгновение ока отстала, не решившись снова хвататься за мои спину и ребра.
        Я не видел, но чувствовал, что обрубленная, она все равно не спеша норовит затянуться, а это значит, что однажды вернется во всей красе и воздаст сполна…
        Потом.
        Словно лентяй, я откладывал все на потом, на завтра, на понедельник. Начну бегать, брошу пить, устроюсь на работу - и почему в голову лезли самые нелепые из когда-то данных самому себе обещаний?
        Демон внутри моей названой сестры ревел от безысходности. Он терял с ней связь, а это грозило тем, что вскоре из великана он вновь обратится мутной каплей чернил на земле.
        И уж в этот-то раз ему никто не даст и не позволит уйти своим ходом.
        Вита же теряла силу - словно кровь из разверстых ран, та бежала из нее прочь. Копыта - могучие и способные расплющить наковальню - становились меньше. Дикость облика возвращалась к изящным, женственным, хоть и одержимым очертаниям.
        - Ты… перестань! Я приказываю, я велю! Ты делаешь мне больно, «милый братец»!
        Я не смел ее слушать, продолжив свою расправу над ее властью.
        Словно низверженный с небес ангел, она чуявствовала, что поражение близко. Победа, вновь ускользнувшая из ее рук, была горька - теперь я понимал, почему она опасалась Лиллит. Девчонка могла сотворить с ней нечто подобное еще тогда, но то ли не хватило сил…
        То ли ей попросту не велели этого делать раньше времени.
        Биска стояла над моей свежей новоявленной подопечной. Дьяволице был мерзок мой приказ, но соваться в очередной раз к той, кто сильнее ее в десятки раз, тоже не улыбалось. Словно воплощение всего демонического, она терпеливо выжидала, знать бы еще только чего.
        Своего часа?
        Угрозы низверглись до мольбы - словно в самом деле на что-то надеясь, мой бывший внутренний демон надрывным, вернувшим человеческие интонации голосом Виты просил прекратить. Заведомо зная, что только лишь глупец остановится прямо сейчас.
        Я упустил момент - всего на миг отвлекся, бросив взгляд на Лиллит, как лицо Виты тут же расплылось в самодовольной ухмылке.
        - Открылся! - взревела она, тут же набросившись на меня.
        Клинок выскользнул из рук - хлесткий удар опрокинул меня наземь. Щупальца снова проявившихся, сверкающих во мгле татуировок потянулись во мглу - я и забыл о ее истинной сути!
        Оружие последнего шанса обрушилось на меня неожиданностью - голем, успешно притворявшийся каменной колонной, был мощней и больше своих собратьев.
        Я спешно попытался возродить бритву: тщетно - не давая мне возможности пошевелиться, Вита оплела мои руки свежими связующими нитями.
        Голем ждать не стал - булыжник молотом врезался в меня, знаменуя целый фонтан с взрывным фейерверком незабываемых ощущений.
        Смертная слабость овладела мной в тот же миг, боль сковала почти каждое движение.
        Словно любопытные крысы, изо всех щелей спешили показать свои носы изломанные, испорченные игрушки - все еще верные своей хозяйке, они готовы были перемолоть меня в порошок. Голем же замахивался для очередного хлопка, а я лишь надеялся, что у меня хватит сил и мужества встретить смерть с открытыми глазами.
        Не хватило - повинуясь неведомым инстинктам я зажмурился в последний момент, но удара не последовала: монолитный молот застыл едва ли не в сантиметре от моего лица.
        Вита была самодовольна в своей демонстрации: быстро сменила отчаянную ярость на жестокую дикость - еще мгновение назад безвольно павшая на колено, сейчас она вновь была на ногах.
        - Ты глуп и слаб, милый братец. Отсечь от меня то, что утратил сам - это был твой план? Ты забыл, кто я такая и все, о чем я тебе говорила? И вот теперь посмотри на себя…
        Она выпустила меня из хватки. Что толку от свободы, когда всех твоих сил хватает только на то, чтобы стянуть изодранную, едва держащуюся на собственных швах сумку с плеч?
        - Еще недавно ты беззастенчиво резал меня, словно кусок мяса. Еще бы чуть-чуть - и у тебя получилось! Лучше скажи, как тебе на вкус это самое «чуть-чуть»? Нравится? Хлебай полной ложкой - я успела наесться им до отвала еще там, в застенках.
        Она обратила внимание, что я раскрываю сумку - как можно было скрыть от нее это.
        - Но ты упрям, милый братец. Даже сейчас, раздавленный и разбитый, что ты пытаешься сделать? Что там в этом твоем маленьком смешном мешочке? Может быть, пистолет? Волшебное пирожное, яблоко? Что ты хочешь достать?
        - Положить, - поправил ее. Я молил всех богов и демонов этого мира лишь об одном - чтобы та хрень уцелела. Словно назло, она никак не попадала мне в руку, не желала покидать уютные просторы кармана.
        - Что? - Ее любопытство из насмешки обратилось в опасение. Она слишком поздно почуяла неладное: справившись с собой, я вытащил осколок, швырнул его в недра сумки.
        - Не достать. Положить, - повторил. Словно ошалелая, Вита смотрела в пустое днище сумки, будто в самом деле надеясь узреть внутри него все тайны мироздания.
        Надежда была зыбка и беспочвенна - ну в самом деле, кто будет в здравом уме каждую секунду проверять нутро сумки?
        Кто, как не влюбленная в меня истеричка?
        Огненный ад вырвался изнутри…
        Глава 23
        Я помнил взрыв. Красноглазый мрак преисподней, спустившийся на меня следом, в кучу смешал все и сразу. Сумка, покупка у клятого торговца, вспыхнула в моих руках, испаряясь едва ли не на глазах. Вырвавшийся из нее поток огня включал едва ли не всю любовь и ярость дома Тармаевых.
        Сказать, что Майка перестаралась, - ничего не сказать. Словно пушинку, меня швырнуло прочь - удержать в руках тот пламенный поток не смог бы и сам Сатана.
        Демон, стоящий передо мной, тщетно прятался за эгидой, закрываясь от яркого света руками. Боль была ему не по вкусу - едва его теневые очертания вспыхнули, он завыл, будто все грешники Ада.
        Не удержу, понял я. В моих руках была едва ли не комета. Где-то на задворках сознания умные мысли отчаянно сражались с глупостями, но в голову нет-нет да проникало что-то вроде «а если бы я запрыгнул в сумку, меня бы перенесло к самому выходу?».
        Биска, измученная, истерзанная и избитая, держалась из последних сил. Ловкая и стремительная, сейчас она была почти как вата - плен не пошел ей на пользу. Подволакивая ногу, хромая, она спешила мне на выручку.
        Врезалась мне в спину, напрыгнув сзади, обнаженные груди кольнули твердо стоящими сосками даже сквозь рубаху.
        Словно к последней надежде, она прижималась ко мне, не желая отпускать.
        Ее ладони коснулись моих, готовых уже выпустить жгучий снаряд из рук. В ноздри била вонь паленой шкуры и жженых волос - дело времени, когда я вспыхну сам, словно свеча.
        Мне казалось, что если обернусь, то увижу в ее глазах, что это конец. Какое спасение может быть для меня здесь и сейчас?
        Катакомбы рушились, плавились несущие колонны сатанинского храма. Дьявольские изваяния скучнели, едва их касалось термоядерное пламя, вмиг обращаясь оплавленными головешками.
        Храм Сатаны превращался в его собственный дом. Преисподняя в миниатюре, мелькнуло у меня в голове напоследок. Не хватало только…
        Додумать я не успел. Биска заставила меня разжать цепкий, отчаянный хват, позволив выпустить огненное послание Майи.
        Жар лизнул нас обоих словно на прощание - не ведая жалости к себе, Биска тащила меня тяжестью собственного тела наземь.
        Не знаю как, но мы рухнули вместе. Едва меня коснулась твердь земли, как я тут же перевернулся на живот, закрыл голову руками. Биска сжалась под моим телом, словно обиженный котенок.
        Огненный вихрь, как завершение вакханалии, пронесся по залам, обращая память былого в пепел. Нестерпимый жар побежал по всему телу, заставил стиснуть зубы. Словно мальчишка-садист, вооружившийся лупой у муравейника, он спешил высечь из меня вопли агонии, заставить биться в предсмертных конвульсиях.
        Биска перетекла в мое тело, став второй кожей. Бесова дочь была на грани, но отчаянно надеялась остаться со мной.
        Уберечь меня.
        Хотелось ругать ее, сыпать обвинениями - я велел быть ей с Лиллит! Кто бы мог подумать, что корень всех бед кроется в богатом воображении деревенской девчонки?
        И в ее истинных, нераскрываемых классом способностях?
        Случись что с ней - и моя душа обречена. Весь этот поход, все эти страдания - зря. Биска должна была быть последней линией обороны, но сейчас она была рядом со мной.
        Вместо обвинений я был ей попросту по-человечески благодарен…
        Казалось, что смерть стоит надо мной мрачной, задумчивой фигурой. Воображение было богато на образы, наградило мою погибель монеткой вместо косы. Подбрасывает: забрать-не забрать? Повезет или нет? Словно иных дел у мрачных жнецов не водилось, он пускался в философские размышления, я же отчаянно терпел.
        Когда все закончилось?
        Спроси кто об этом, убей не знаю. Стальной характер велел прийти в себя сразу же, едва пожарище стихло. Спину все еще щекотало жаром - уверен, у меня там не осталось и живого места.
        Даже с броней из Биски.
        Вставать не хотелось больше, чем на работу в субботу, но я гнал себя - незнамо куда и невесть зачем.
        Кололо в правом боку, голова походила на чугунный чан - каждый звук отдавался нестерпимой болью.
        И лог… будь он проклят, этот ваш лог. Ну дали мне десятый уровень, что ж мне теперь, скакать от радости?
        Если и скакать, то точно не сейчас.
        В первую очередь я желал отыскать Его.
        Внутренний демон был повержен. Вита ловила последние вздохи, отчаянно сопротивляясь неизбежному. Пальцы несчастной впивались в землю, оставляя продольные царапины. Взгляд обсидиановых глаз тускнел - к ней возвращалась привычная слепота.
        Моя темная сторона шла за ней следом. Огонь сделал свое дело, тысячу раз подтвердив мудрость, что обитающего в адских пучинах огнем следует жечь в первую очередь.
        Потому что огонь очищает от скверны.
        Хотелось усмехнуться: еще чуть-чуть - и начну вещать как самый обычный, привычный для моего мира инквизитор.
        Он узрел меня ее глазами, натянул на лицо кукловода широкую, издевательскую ухмылку.
        Какой бы он тварью ни был, а не уважить его за умение признать поражение было невозможно. Он терял над моей названой сестрицей контроль - и та, словно дорвавшись, слала на мою голову одно проклятие за другим.
        Словно камни, они ударялись о выставленный Лиллит заслон, падали наземь, рассыпаясь еще свежей маной.
        Я отрицательно покачал головой, прогоняя суету мыслей. Первым порывом было схватиться за меч. Руки плясали на поясе в поисках Алискиного клинка - я и забыл, что он сгинул под завалами. Взглядом поискал Нэю, но оживший солнечный лучик, если верить ясночтению, была почти жива.
        Нет, смеялась растущая рядом с нами пропасть отчаяния. Сегодня, малыш, тебе придется это сделать самому.
        Голыми руками.
        Насмешка демона превратилась в детский плач - он ревел горько и самозабвенно, провожая остатки своей жалкой жизни в каждой слезинке.
        Умирать ему не хотелось, он ведь не настоящий демон. Просто отголоски моей собственной злобы, смешавшиеся с демоническими силами.
        Ожившая темная суть.
        Его пугало безвременье, приводило в ужас небытие. Он мечтал вернуться мне в голову - все это время, что был с Витой. В родной дом.
        А когда его отвергли, просто жаждал показать, чего же я лишился.
        Я покачал головой, прогоняя из себя всякую жалость к этой твари. Ну уж нет, ему не удастся задурить меня сладкими речами. Он не пытался вернуться - мечтал убить. Расплющить, раздавить, растереть…
        Лиллит подошла сзади - она была почти невесома, я не слышал ее шагов. На ней лежала маска нерешительности, она словно до сих пор не верила в то, что случилось. Муня на ее руках ворочался - несчастная кукла носила лишь отголосок жизни. Где-то в плюшево-соломенных потрохах стойко засело желание защищать хозяйку любой ценой.
        Я помнил эту любую цену - арсенал Муни приводил в восторг. И тем, сколько отжирал маны за каждое использование, и методами…
        Пепельноволосая девчонка хотела помочь, но я мягко отстранил ее прочь, шепнул Биске, чтобы слезала с меня ко всем чертям и увела девчонку прочь.
        Она еще ребенок - может быть, тело уже и разменяло второй десяток, но мышление, хрупкость, пластичность психики…
        Не заполучить бы потом в подопечные кровавую маньячку.
        - Ты дурак, Федя. Ты ничтожество, ты ноль. - Вита шипела, словно змея. Истратив все, что у нее было, сейчас она отдавала саму себя на откуп последнему, что осталось.
        Словам.
        Выход был недалеко - куда вели эти туннели? Биска утверждала, что в заброшенную и закрытую инквизаториями ветку метро.
        Так и представлялось, что как только у меня хватит сил дотащить наши тушки до поверхности и попасться им на глаза, они притащат меня к Егоровне.
        Вот уж старуха повеселится на славу. В мысли вклинивалась неприятная, мерзкая догадка - стоит только явиться перед ее очами, как меня объявят без вести пропавшим.
        Где-то там, наверху Майка и остальные. Хотелось верить, что они успели, старик жив. Сидят, заваривают чай, ждут меня…
        - Ты ничто, - продолжила свою тираду Вита. Я посмотрел ей в глаза, подавил желание отвесить крепкую затрещину - уже ни к чему.
        - Я ничто, - кивнул ей в ответ.
        - От кого и от чего ты убежал сегодня? От судьбы? От прошлого?
        Я не спорил - просто мне думалось, что единственной беглянкой передо мной была лишь она.
        Биска не спешила исполнять приказ, Лиллит стояла там же, где и была.
        - Давай помогу. - Она, наконец, пересилила саму себя, решившись на поступок.
        Я закусил губу - вместе с ней мы работали в унисон. Вспомнилось, как ножницами вспарывали все связующие нити между моей темной сутью и Витой. Как сплетались воедино наши общие струны.
        В только что завершившемся бою мы стали единым целым.
        Сразу стало понятно, о чем тогда говорил Николаевич. Если собрать около себя целую армию кровнорожденных подопечных, можно низвергать в пекло целые армии.
        Мне казалось, что инфантер-генерал и в самом деле мог.
        Я моргнул, призывая себе на помощь зрение кукольника - тянуть больше не было смысла.
        Мир глазами Виты вновь открылся передо мной. Странно, еще несколько часов назад я дивился, как при слепых глазах она может видеть? Как узнала, кто я таков? А сейчас все лежало как на ладони.
        Мои привязанности голубыми потоками утекали куда-то во мрак. Дрожали, словно пламя свечи на ветру, норовили раствориться, и в тот же миг крепли заново. Розовый комок влюбленности - а как бы это назвали вы? - спешил вырисовывать очертания родных, милых лиц. Майка, Алиска, Славя…
        Катькино лицо мелькало редко.
        С Витой было иначе. Ее жизнь скуксилась до мелочных, крохотных эмоций. Словно злостный агроном, не терпящий на одной грядке с помидорами сорняки, она отсекала от себя любовь, надежду и веру. Зато всеми силами подпитывала огромного, разросшегося до чудовищного, паука ненависти.
        Он опутал ее паутиной с ног до головы, управляя не каждым движением, но действием. Словно скоморох с тысячей масок, он представал ей то в обличии радости, то приятных воспоминаний, всякий раз не забывая подлить яда.
        Неудивительно, что она жаждала отыграться на других - лишь чужая беспомощность потворствует ненависти…
        Кукловод не видит самого себя, еще недавно говорила она мне. Или видит лишь отголоски того, что его окружает. А в других людях полно всякого.
        Обрушь несущую стену, и…
        Ее стеной был паук. Он пялился на меня буркалами глаз, словно разбирая - могу я стать его следующей жертвой или нет?
        - Хочешь на поверхность?
        Я спросил, сам не зная зачем. Будто в самом деле сейчас закину ее тело себе на спину и побреду вместе с ней под солнцем.
        Пусть уж умрет хотя бы под ним.
        Паук зашевелился - ему не нравились мои предложения. Как будто где-то внутри Виты они пробуждали нечто давно утраченное.
        Он тут же дернул несчастную за нужные нити. Легкое сомнение сгинуло с лица Виты, сменившись надменной ухмылкой.
        - Ты хочешь меня задобрить? Жалко стало, правда? Какая же ты скотина, Рысев. Ты, твой папенька, весь твой проклятый род…
        Она словно черпала нечистоты из бесконечного источника. Паук обиды, давно оседлавший все мысли несчастной, поглядывал на меня с предвкушением. Не он, так его зачатки, говорил восьмиглазый взгляд, вот-вот зародятся в твоей душе.
        И вот уж тогда…
        - Жаждешь, чтобы, даже издохнув, я купалась в тех же надеждах, что когда-то дарил мне он? Чтобы, когда смерть придет, попросту уйти, бросив меня, как бросил он?
        Она безвольно, расслабившись, откинулась на спину, захохотала.
        - Перед глазами меркнет. Снова не вижу. А теперь… теперь даже не чувствую, - словно напоследок, пожаловалась она.
        Я старался хранить равнодушие на лице. Вспарывал грязную, теневую паутину, словно ножом.
        Паук заворочался, зашипел, угрожая укусить, словно был живым. Я продолжал, не обращая на него никакого внимания.
        Моего внутреннего демона я отсек от нее сразу же. Он дернулся, будто в новой надежде уйти.
        От былого величия осталась лишь капля. Что-то выжгло огнем, что-то удалось отрезать нам с Лиллит. От несчастного остались жалкие ошметки, которые он силился спасти.
        Нэя оказалась быстрее, чем я думал. Словно кошка, притаившаяся в засаде, она набросилась на него. Некогда могучий вой обратился едва ли не в мышиный писк. Словно желая во всем подражать своей создательнице, не ведая жалости, она стиснула его промеж крохотных ладошек, перетирая в ничто.
        Лежащая передо мной Вита тяжело дышала, сопровождая каждый вдох предсмертным хрипом. Ясночтение было неумолимо - на мой немой вопрос оно ответило, что здесь будут беспомощны даже ангелы.
        Мы слишком многое сломали в ней, чтобы она могла вот так запросто взять и выжить.
        Первая мысль, тянущаяся через все наше противостояние, зло потрясала кулаками и требовала расправы за…
        За что-то.
        Я пытался откопать в себе хоть одну причину прикончить Виту и никак не мог ее отыскать. Сюда сунулся сам, за ней в погоню потащился сам. Словно парад никому не нужных приключений.
        Или нужных, но только одному.
        Сомнения седлали коней - им было на что обрушить всю мощь своих доводов.
        И спорить я с ними не спешил. Снова посмотрел на Виту, словно в надежде зацепиться за несущественную, незаметную на первый взгляд, но важную деталь.
        Здравый смысл противился - так ли, в самом деле, нужно искать доказательства очевидного. Важно ли?
        Мне было важно.
        Я облизнул высохшие губы - это уже начало входить в дурную привычку. Паук, еще недавно такой грозный, сжался, боясь сдвинуться с места. Может ли обида испытывать страх? А может ли ненависть познать счастье?
        Я не знал, решив оставить столь образные вопросы на растерзание Дельвигу. Но одно знал точно - то, что увижу под этой черной тушей.
        Знал, но отчаянно надеялся, что догадки ложны, а совпадения, пусть даже размером с Марианскую впадину, хоть изредка, но случаются.
        Не случаются.
        Паук вздрогнул, когда я отчекрыжил последние связующие его и Виту нити. Обида, которую она тащила из год в год, наконец, выпустила ее из своих загребущих лап. Из груди девчонки вырвался вздох праведницы, очистившийся от греха.
        - Стой, - велел я. Лиллит вздрогнула, подумав, что мой приказ касается ее. Кого ж еще, других-то она здесь попросту не видела…
        Я медленно встал с колен, разворачиваясь на одних лишь носках ботинок.
        У Биски в этой мгле золотом горели глаза. Опасно раскачивался из стороны в сторону красный хвост. Делившая со мной изо дня в день ложе демоница сменилась на кого-то другую.
        Мрачную, нехорошую, злую.
        Былую игривость она спрятала где-то глубоко в себе, едва поняла, что обман вскрылся.
        Он не мог не вскрыться.
        Красная нить тянулась от Виты прямиком к рукам дьяволицы.
        Демоница пахла предательством и планами.
        Мне надеялось, что она попробует объясниться. Нас вместе тащило от одной беды к другой, должно же было у нее где-то внутри екнуть?
        Не екнуло.
        Теперь она пыталась подражать равнодушию и крайне в этом преуспела.
        - Когда ты догадался?
        - Ты появилась раньше, чем успел треснуть красный камень.
        Она обходила меня по часовой стрелке, будто в самом деле собираясь напасть. Я же знал, что она не посмеет. Это будет последним мостом, который она сожжет.
        - С кем ты… говоришь?
        Лиллит не понимала. Пепельноволосая девчонка вертела носиком, пытаясь учуять незримую собеседницу. Врожденный дар помогал ей увидеть лишь скопление чего-то с чем-то. Нечто неясное - откуда ей знать, как тут и что? Она ведь только сегодня впервые поняла, как следует смотреть на этот мир через призму умений.
        Я не спешил отвечать девчонке, лишь успокаивающе поднял руку, словно давая понять, что не в конец обезумел.
        Демоница показала оскал острых зубов, припала на руки, словно озверевшая кошка. Раскачивался из стороны в сторону пушистый хвостик, огонь вырывался из-под копыт. Нас обоих ждал очень, очень непростой разговор, а я вдруг почувствовал, что смертельно устал.
        Права была Катя - можно ужраться той дрянью, что зовется сапфировой настойкой, но организм не железный. Однажды он потребует вернуть все, что ты забрал из его резерва и в самый неподходящий момент.
        Сейчас был самый неподходящий момент.
        Я выдохнул и бросил на дьяволицу взгляд. Ждал, что сейчас она улыбнется и обязательно разобьет все мои сомнения, скажет, что это была всего лишь глупая, незатейливая игра, а все мои доводы - всего лишь выдумки, основанные на глупости догадок.
        Она молчала…
        Глава 24
        Она молчала, как никогда. Острый язычок затупился и не спешил пролить на меня нектар насмешливых острот. Глаза бесовки пылали огнем, она ждала моих слов. Словно мы были в какой дрянной игре и триггер не сработает до тех пор, пока я не заговорю с сюжетно важным персонажем. Я ухмыльнулся собственным глупым мыслям, выставил перед собой ладонь, принялся загибать пальцы.
        - Все было слишком карамельно, Бися. Ты только подумай - подземелье, в которое годами - годами ли? - десятилетиями никто не наведывался стоит, пустует. Ждет, когда же здесь проявится то самое необузданное зло, прямиком угрожающее твоему отцу. Правильно?
        Она обходила меня по кругу, я не выпускал ее из виду, закрывая собой Виту. Если она умрет по своей воле, то ничего не выйдет. Ритуал не свершится, благородная кровь не прольется - а убивать меня ей ой как не хотелось.
        Не хотелось, но если придется, то обязательно сделает.
        - Убей ее, Федя, - озвучила мои мысли Бися. - Убей, и мы разойдемся миром.
        - И сделаем вид, будто бы ничего не случилось, правда? Нет, Бися, мы не возьмемся за руки, уходя отсюда. Честно говоря, после случившегося, я даже не знаю, не было ли все остальное просто твоей замысловатой игрой. Дергала за нужные ниточки. Точно так же, как каждый кукловод. Но, в конце концов, тебе ведь самой было интересно, как я догадался, правда? Тогда не перебивай.
        Она запыхтела, словно паровоз. Не знаю, что ее удержало от того, чтобы наброситься на меня, но она чуяла, как уходят ее драгоценные секунды. Все, что ей требовалось, - это вновь стать со мной единым целым, заставить меня вонзить когти в еще дышащую грудь. На лице дьяволицы играла нервная улыбка - где-то там, под торчащими в самый потолок рогами, шла непримиримая борьба с самой собой.
        - Ты только представь, какие творятся чудеса в этом мире! Спускаюсь я в подземелье, а тут внезапно оказывается кровнорожденный прислужник - прямо тот, кто мне нужен, правда? Вот прям сидел и ждал именно здесь - какая случайность!
        - Не язви! - Она потребовала, словно щелкнула хлыстом по земле. Оскалилась - не по-доброму, зловеще. Я пожал плечами и продолжил - если уж она жаждет знать все, то кто я таков, чтобы прятать от нее правду?
        Главное, чтобы она не стремилась уйти от ответственности и призналась во всем.
        Тогда, наверное, моей душе станет на миг, но легче.
        - А потом, словно по заказу, здесь оказывается моя двоюродная - двоюродная ли? - сестричка! Представляешь? Спускаешься ты в самую жопу мира, а тебя там херак - и поджидает родственничек. Ну прямо совпадение, ну кто бы мог подумать, прямо «Санта-Барбара»!
        Я и сам не заметил, как начал активно жестикулировать, выражая собственные мысли. Лиллит, только что пережившая сильнейший шок в своей жизни, была очень недалека от второго. Ей хотелось броситься ко мне, потрогать мне лоб в привычных женственных движениях. Нелепо и стыдливо она пыталась ощупать меня связующими нитями, чтобы понять, что происходит.
        Я ухмыльнулся, перевел на нее взгляд и кивнул.
        - Да, Лиллит, давай. Свяжись со мной, тогда ты сможешь увидеть все и своими глазами. Может быть, тогда у стоящей передо мной особы проявится хоть какое-то подобие стыда?
        Биска помрачнела. Былая игривость исчезла, ушла в никуда, оставив ее один на один с моими обвинениями.
        - Ты хочешь сказать, что это я притащила их всех сюда? Слишком много возлагаешь на мои плечи!
        - А тебе и не надо было. - Я покачал головой, нацепив на лицо одну из лучших своих улыбок. - Не надо сюда никого тащить. Тебе достаточно было знать, кто я таков, какими силами обладаю. Ведь те черти, утащившие тогда Майку, - они же работали на тебя и твоего отца. Что вы им пообещали? Силу, власть? Мы ведь убивали их вместе с тобой, Бися. Что можно было предложить им такого?
        - Свободу для детей, - зло буркнула она. Я расхохотался в ответ. Хлопнул самого себя по коленям.
        - Почему всякий раз, когда прижимают к стенке, любой из лжецов бегом бежит сказать, что оно было сделано ради блага детей? Таким можно оправдать что угодно. И ведь это даже в какой-то мере будет правдой.
        Она вздрогнула. Еще одно слово, понял я, и она нападет без объяснения причин. Полоснет меня когтями по лицу - кажется, мне удалось наступить на ее любимую мозоль.
        - Ты всегда жил как король, мальчик. - Она отказалась от былого «живчика», словно желая обозначить появившийся меж нами разрыв. Дьяволица страдала - растущее в ней волнение толкало ее к тому, чтобы огладить собственные рога в которую тысячу раз…
        Она продолжала, уже желая только одного - высказаться и быть услышанной.
        - Все тебе преподносили едва ли не на блюдечке. Видел ли ты свою жалкую душонку хотя бы раз под иным углом? Не взрослеющий мальчик в поисках драк, приключений и девок, в которых ты ни там, ни здесь не ведаешь отказа. Что ты знаешь о несвободе, о рабстве? Тебе когда-нибудь приходилось видеть, как твоих младших братьев загоняют делать грязную, тяжелую работу просто так, потому что могут? Культисты, Сатанисты - в этих залах кого только не было! Наверняка и эквилибристы заскакивали, пока не случились инквизатории. Это вы заставляете нас светить вам по ночам, это ваши машины ездят на нас. Это…
        Она набрала побольше воздуха в грудь, а я осмелился ее перебить.
        - Вы жарите наши души за грехи, мы используем вас в качестве рабочей силы. Справедливый обмен.
        На миг мне показалось, что я вот-вот увижу перед собой огромных размеров чашу, в которую летит та самая распоследняя капля.
        Увидеть не увидел, но Бися не выдержала. Рванула на меня, желая вцепиться в горло. Оскал пиловидных зубов, до того грозивший лишь моим врагам, сейчас был направлен на меня самого. Краснокожая девчонка, дочь Сатаны жаждала достать меня - и уже неважно, каким именно способом. В мечтах ей уже виделся мой окровавленный труп - это и решит множество проблем, и поможет завершить начатое.
        Я уклонился от ее замаха, блокировал руку, взяв в захват, стукнул ребром ладони прямо промеж рогов. Бесовка ухнула, но тотчас же ответила ударом копыт - казалось, она готова была раздавить мою ступню, обратить ее в кровавые месиво. Вырвавшись из моего хвата, ударила наотмашь. Лиллит, так и не осмелившаяся осуществить задуманное, ахнула, закрыла рот рукой, попятилась, рухнув наземь. На моем лице из ниоткуда появились рваные царапины. Кровь спешила залить глаза, противно лезла в нос, стыла на губах.
        Хотя бы глаза целы, сказал я самому себе - Биска, тяжело дыша, стояла надо мной разъяренной фурией. Словно дикая кошка, бросилась на меня, стремясь опутать, стать со мной единым целым, обратиться в доспех - и вот тогда, через «немогу», ослабленного меня она подтащит к Вите и выпустит ей кишки.
        Я рассмеялся ей в ответ - словно два борца, мы схватились за руки, стоя друг напротив друга. Она давила, словно слон - в маленьком, хрупком девичьем теле пряталась воистину дьявольская сила. Я был уверен, что будь сейчас ночь и загони я в себя все то, что сумел прокачать, она даже не заметит никакой разницы.
        Она ударила меня о стену, с размаху клюнула лбом прямо в нос - тот мерзко хрустнул. А я почувствовал, как начинаю проваливаться в небытие, теряя последние силы. Словно всего того было мало, следующий тычок ударил мне под дых, лишил возможности дышать. Окончательно ослабев, я рухнул на колени, закашлялся, разинул рот, жадно пытаясь вырвать у мглы хотя бы клок воздуха.
        Лицо дьяволицы растянулось в победной ухмылке.
        - Давай я закончу все за тебя, мальчик? Ты прав, многое из того, что ты увидел здесь - моих рук дело. Эта… погань, - не выдержав, сморщившись от отвращения, Биска пнула беспомощное тело Виты. - Эта падаль обитала здесь годами. Совпадение, что она твоя сестрица, но не совпадение, что вы встретились. Она думала, что только она может править нами, но просчиталась - я притащила ее сюда. Отец хотел, чтобы на этом алтаре умер ты.
        Она обвела руками окружение, рассмеялась, покачала головой, схватилась за собственное лицо.
        - А я не хотела убивать тебя. Зла, Федя, на самом деле не существует: что, в самом деле, может такого угрожать самому Сатане? Думаешь, эта мелочь, стонущая сейчас от боли, действительно на что-то способна? Брось, было же ясно с самого начала - здесь нет других демонов, которыми бы она управляла. Мы боялись к ней подходить.
        - Она собиралась открыть портал в Ад. С твоей помощью, между прочим, - наконец, справившись с своим дыханием, бросил я. Биска лишь отмахнулась.
        - Ты умен… мальчик. Да, наверное, можно так и сказать. Ты даже почти додумался до всего сам, кроме самого важного. Мы не открывали ей врата в Ад. Возьми она под контроль меня, думаешь, у нее бы получилось? Я долго - наверное, с того самого момента, как ты попал под кровавый долг - внушала ей об этом мысль. Знаешь, как легко это сделать с вами, людьми? Необязательно даже выходить из теней - достаточно просто читать ваши грязные мыслишки.
        Звать меня по-новому давалось ей с большим трудом. Она вытянулась в струну - почти точно так же, как прыгала в телефонный провод или двигатель автомобиля, пролилась на меня броней, заставила подняться.
        Я почти не сопротивлялся. Мои жалкие потуги противиться лишь замедляли ее шаги, но не более того. Словно нависнув у меня над самым ухом, она жарко продолжала разъяснения:
        - Больше всех мне мешал Кондратьич. Он начал подозревать, но упорно молчал.
        - На нем ведь… на нем ведь не было никогда дьявольской метки, верно?
        - Верно, - выдохнула она. Словно дамоклов меч, мы нависли над Витой - едва живая кукловод уже ни на что не реагировала, закатила глаза на последнем вздохе. Жизнь бежала из нее прочь, лишь пальцы скребли по земле в надежде выцарапать правду этого мира. Тщетно.
        - Это был самый большой мой прокол, Федя. Ты ведь читал его и не раз: что-то, появившееся вдруг, не могло не вызвать у тебя подозрений. Ты в самом деле мог бы решиться уйти на поверхность, поддавшись женственным чарам Майки и остальных. Ты же был близок, правда?
        - Ты навела на меня тот сон, верно?
        - Зришь в корень, Федя. Давай же закончим то, что начато, и разойдемся. Я уверена, что потом обязательно скажешь мне спасибо - и за то, что я сейчас сделаю, и за то, что будет в будущем.
        - Мое спасибо будет святым клинком тебе в брюхо, Бися. И я даже знаю, у кого его заказать. Представляешь?
        Мне показалось, что она проскрипела зубами в ответ.
        - Зачем тебе нужна была Лиллит? Здесь, потом, сейчас? Это же не она саму себя притащила на способностях кукловода. Кукловоды не могут так далеко прыгать, я знаю.
        - Я, Федя, все, что ни захочешь, сделала я. Наш разговор излишне затянулся. Ты не против, если оставлю тебя в неведении относительно других подробностей? Смотри не издохни от любопытства, гадая, что же из сказанного мной правда, а что всего лишь твои домыслы.
        - Стой! - успел выкрикнуть я, но было поздно.
        Вита вздрогнула, зашлась в последнем предсмертном крике, прежде чем мягко опустилась наземь. Широко раскрытые глаза, тяжелое дыхание, порывом идущее из ее рта. Несчастная забилась в предсмертных конвульсиях, когда Биска моей рукой пробила ее живот насквозь. Словно желая насладиться каждым мгновением ее боли, дьяволица заставила меня провернуть руку, все глубже и глубже вгрызаясь в хлещущую кровью плоть. Еще чуть-чуть, казалось мне, и она вырвет из умирающей позвоночник…
        Биска заставила меня выпрямиться, облизнуть губы - во рту я тут же ощутил привкус чужой крови. Бесовка таяла от дикого, неизбывного наслаждения. Такой я видел ее лишь однажды: когда в ее лапах оказался святочертый Иоганн.
        Словно не желая больше иметь со мной ничего общего, она отделилась от моего тела легко и непринужденно. Боль, нити которой я купировал собственноручно, теперь вернулась, решив взять с меня свою дань. Заболело все, что только могло болеть.
        Вот и все, сказал я, дрожаще приподнявшись, глядя на начавшее остывать тело своей названной сестры.
        Ну вот и все, шепнул я.
        Все закончилось.
        Не так, как хотел, но как оно должно было завершиться.
        Лиллит сидела на земле, широко раскрыв глаза от ужаса. Сделай я сейчас к ней шаг, и она опасливо попятится, завизжит от ужаса. Она видела за свою жизнь немало чертовщины, но представить себе что-то подобное была не в состоянии. Казалось, сейчас она жалела о том, что вообще связалась со мной. Словно это в самом деле можно было исправить. Она смотрела на метку подопечной на своем запястье, отчаянно пыталась ее стереть рукой.
        Девчонка, что с нее взять…
        На Биску жутко было смотреть. Самодовольство билось в ней с разочарованием - она жаждала от меня понимания, а получила в ответ лишь ненависть. Благородная кровь растекалась по исполинскому алтарю, питая его изнутри - кто знает, какие беды теперь прорастут из нее?
        - Тебе ее жалко? - словно желая проявить ко мне сочувствие, поинтересовалась Бися. Ее голос теперь звучал для меня по-новому, как будто в один миг мы стали друг дружке чужими.
        Будто никогда и ничего между нами не было.
        Я счел, что имею право не отвечать на ее вопросы. Биска стремилась удариться в пучины объяснений с оправданиями, но решила, что будет выше этого.
        - Если тебе интересно, то твой долг теперь выплачен. Отец больше не имеет к тебе никаких претензий.
        - Что теперь будет? - устало спросил я. Биска лишь пожала плечами.
        - Не знаю. Что-то. Чего ты, в самом деле, ожидал? Что прямо сейчас здесь откроются врата в преисподнюю? Что оттуда повалят армии демонов стройными рядами, один за другим?
        Стыдно было признавать, но я и в самом деле ждал чего-то подобного.
        - Права она… жив… мальчик, - снова обозначив между нами границу, сказала дьяволица. - Ты глуп и наивен. Нельзя сделать что-то вот так - это всего лишь одна из маленьких ступеней на пути к нашей свободе.
        - Я выберусь отсюда и обо всем расскажу Егоровне. Инквизатории остановят…
        Биска коснулась пальцем моих губ, заставляя замолкнуть, игриво погрозила.
        - Не говори лучше ничего подобного, Федя. Неужели ты в самом деле думаешь, что у инквизаториев существует над нами какая-то абсолютная власть? И не заставляй меня решить, что мысль этой погани оставить тебя здесь навсегда слишком хороша, чтобы ее не воплотить…
        Я часто заморгал. Женственно раскачивая бедрами, Биска уходила прочь, желая скрыться во все больше и больше подступающей к нам с Лиллит мгле.
        - Ты скажешь мне спасибо, мальчик. Еще на коленях будешь просить прощения.
        - Иди в бездну, Бися. - велел ей, утерев рукавом рот. Прихрамывая на обе ноги, обещая завалиться в любой миг, поплелся к пепельноволосой девчонке - она так и не сводила с меня взгляда. Вдруг схватила с земли камень - чтобы швырнуть в меня? Нет, как ошалелая, она пыталась стереть поставленное офицерское клеймо.
        Я рухнул на нее, заключил в объятия, из последних сил отнял камень, вырывая из ее ладоней.
        - Пусти! Пусти, слышишь? Я закричу!
        - Тише, дурочка, тише. Все закончилось. Сейчас мы пойдем домой. Туда, наверх. Слышишь?
        Она слышала и не слышала одновременно. Истерика приглашала в свои уютные объятия, и ей жаждалось поскорее ухнуть в них с головой.
        Биска смотрела на нас с какой-то грустью, словно не находя в себе силы попросту уйти прочь.
        - Я могла бы кинуть тебя здесь, Федя. Может быть, твои спутницы, одумавшись, бросив старика, ринутся за тобой и найдут - полумертвого, едва дышащего, не способного выбраться вместе с ними. Эта мгла съест вас всех, в конце концов. Вот.
        Она уронила наземь свиток письма.
        «Свиток возвращения из подземелья» - прочитал я ясночтением и выдохнул.
        Развернувшись, дьявольская дочь устремилась прочь навсегда, а я смотрел ей вслед, не зная, что и думать.
        Ничего, говорила мне окружающая мгла. Вскоре у тебя будет целая уйма времени, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить. Если, конечно, не желаешь довериться последнему Бискиному трюку с письмом.
        Я желал.
        Хотя бы из уважения к прошлому.
        Нить привязанности тянулась от нас обоих друг к дружке, словно желая подарить хоть какую-то надежду…
        Наградите автора лайком и донатом:
        Ссылка на пятый том цикла: