Сохранить .
Время ушло Екатерина Лесина
        Рассказ
        Екатерина Лесина
        Время ушло
        Однажды молния рассекла дерево надвое, и Повешенный рухнул к сплетению корней. Некоторое время он лежал, пяля пустые глазницы в черноту. Запах его и тело, вылизанное ветрами досуха, привлекли парочку койотов. Они кружились, не смея подступить ближе, но не находя в себе сил бросить добычу. Повешенный слышал их тявканье, похожее на плач, и горячее, нервное дыхание.
        Холодная земля отталкивала его. И стебли травы кололи, точно стрелы.
        - Время, - сказал Ворон, опускаясь на плечо лежащего.
        - Время ушло, - ответил его брат.
        Снова заскулили койоты, и Повешенный встал. Память его была пуста, а тело - неуклюже. Первый же шаг опрокинул его навзничь. Хрустнул череп, встретившись с камнем, и койоты, понимая, что оставаться им голодными, завыли.
        - Прочь! Прочь! - заорали Вороны. Они поднимались по спирали, а молнии расчерчивали небо крестами.
        К утру Повешенный научился стоять. К полудню - идти, с хрустом переставляя палки-ноги. К ночи обнаружил железную дорогу и конский череп.
        Он долго разглядывал металлические полосы, подобно двум мечам пронзившие горизонт, и деревянные балки, служившие опорой. Затем Повешенный поднял череп, вытряхнув гремучую змею, что свила гнездо внутри, и сказал:
        - Золотая грива.
        Ничего не произошло.
        Мисс Эмилия Хандервуд считала себя женщиной современной и прогрессивной, а потому собирала жуков, писала в местную газету письма, обличающие провинциальный консерватизм и узость мышления, а также втайне сочувствовала неграм.
        - Они почти как люди, - бывало, приговаривала она, глядясь в зеркало.
        Отражение, конечно же, соглашалось и поджимало губки, отчего личико Эмилии Хандервуд обретало некоторую чопорность.
        - Только черные, - завершала Эмили.
        И отражение становилось прежним, весьма и весьма прехорошеньким. Данное обстоятельство, к слову, сполна искупало эксцентричность характера мисс Хандервуд.
        Так уж повелось, что каждую среду Эмили совершала променад вдоль железной дороги. Проложенная недавно, она, вне всяких сомнений, являлась воплощением прогресса, который достиг и Города. Железной дорогой Эмили гордилась почти также, как собственными взглядами и выписанным из Старого света микроскопом.
        - И женщине может быть открыт свет познания! - как-то заявила она на еженедельном собрании Любительниц Высокой Поэзии, чем вызвала горячие споры и недовольство: свет познания, отраженный на плошке с animalculus Левенгука, произвел на некоторых особ слишком уж сильное впечатление.
        - В деле прогресса - выживет сильнейший, - позже бормотала Эмили, подписывая на томике Дарвина открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, что в сложившихся обстоятельствах можно было считать вежливой формальностью.
        Но в Городе формальностям придавали особое значение, да и была Эмили особой незлой, скорее уж взбалмошной. И ничем, кроме как волей Провидения, нельзя объяснить, что именно она встретила Повешенного.
        А было это так: Эмили, заприметив очаровательнейший экземпляр Scarabaeus sacer из семейства Пластинчатоусых - что было просто-таки удивительно! - попыталась его изловить. Скарабей же, напротив, всячески старался избегнуть чести быть пойманным и засушенным во благо науки. Но при всем том он не спешил улетать, перепархивая со шпалы на шпалу, дразня Эмили агатово-черным нарядом надкрылий.
        - Стой же ты! - шепотом велела Эмили, развязывая бант.
        Конечно, использовать шляпку вместо сачка было не слишком правильно ни с точки зрения этики, ни с точки зрения науки, однако куда горшим было бы позволить скарабею скрыться.
        И Эмили, прицелившись, метнула шляпку. А та, взмахнув атласными лентами, легла к ногам Повешенного.
        - Опора долины ястреба позволяет упасть на плечи своим волосам. Я обагрил когти жадного орла - золотым, как шелк, - сказал Повешенный, поднимая шляпку.
        И одел ее на конский череп.
        - Что вы себе позволяете? - спросила Эмили, глядя, как скарабей исчезает под шпалой. - И кто вы такой будете?
        Признаться, ей было несколько неуютно: во-первых, незнакомец если и походил на человека, то весьма отдаленно. Во-вторых, из живота его торчал обломок палки, а шею обвивала толстая веревка, хвост которой спускался до земли и волочился, оставляя преглубокий след. Но что было еще более удивительно, сам незнакомец следов не оставлял.
        - В сердце я всегда ношу страх и тревогу, люди, слушайте мою влагу владыки мертвых… - произнес Повешенный.
        И Эмилия Хандервуд, мужественно воздержавшись от обморока, предложила:
        - А не желаете ли вы чаю испить?
        Повешенный видел дорогу. Она больше не походила на мечи великанов, но скорее - на Ёрмунганда, разделенного надвое. Кости Великого Змея держали мир, но Повешенный слышал, как стонет земля под тяжестью его.
        Наверное, ему было жаль землю, как жаль и самого Змея. Половины его бежали друг к другу, но, распятые на костылях, не сталкивались.
        - Вздор какой, - сказала Эмили, отрываясь от наброска. - В ваших мыслях совершеннейшая сумятица и ненаучный вздор.
        Окинув композицию критическим взглядом, она переставила микроскоп поближе к Повешенному.
        - Будьте добры повернуться. Ваш профиль восхитительно ужасен!
        Эмили подумала, что этот профиль отличнейшим образом символизирует гнусность времен ушедших, тогда как микроскоп - напротив, времен будущих, прекрасных, пусть и различимых лишь в собранном линзами световом потоке.
        Повешенный видел ее мысли также ясно, как дорогу и чудовище на ней. Ветер доносил запах дыма и жар пламени. И в истлевшем теле отголоском памяти рождался ужас, заставляя крепче хвататься за древко копья.
        - Страшно теперь оглянуться: смотри! По небу мчатся багровые тучи…
        - Что вы сказали? - вежливо поинтересовалась Эмили.
        Чудовище приближалось. Оно летело, цепляясь за кости несчастного Змея. И тот, не в силах вырваться, кричал. Звук уходил в землю и, ударяясь в сухое русло Хвергельмира, летел назад, к Повешенному.
        - …воинов кровь окрасила воздух…
        - Кровь? Поверьте, здесь никогда и никого не убивали. По-моему, насильственная смерть - такой же пережиток прошлого, как и манера носить с собой черепа. В современном обществе это неприемлемо.
        - …только валькириям это воспеть…
        Грохот близился, а небо оставалось пустым.
        И Повешенный зажмурился. Кто он таков, чтобы спорить с богами?
        - Извините, - попросила Эмили, когда фарфоровые чашки перестали прыгать по столу. - Но не могли бы эту палку вынуть? На время. Всего лишь на время.
        Негнущимися пальцами Повешенный дернул обломок древка. Клинок копья зацепился за ребра и, хрустнув, отлетел.
        - Замечательно! - Эмили изобразила лучшую свою улыбку.
        Чудовище приходило еженедельно. Повешенный чуял его приближение задолго до момента, когда закопченная туша проламывала горизонт. Плюясь дымом и пламенем, она подползала к городу и останавливалась, чтобы поглазеть на Повешенного. Он в свою очередь смотрел на него.
        Зверя звали Паровоз. Эмили утверждала, что бояться его не стоит, поскольку Паровоз и Железная дорога - вещи полезные, но Повешенный видел истинную суть.
        Раскаленные докрасна железные кости, кипящую кровь и шкуру, пробить которую не смогло бы ни копье, ни меч, ни даже молния. Он был огромен. Силен. И почитаем людьми.
        Он был новым Богом и желал, чтобы Повешенный тоже склонился перед его мощью.
        Осколок копья требовал иного.
        Повешенный не знал, где правда, и вскоре перестал ее искать.
        Он просто был, проходя сквозь череду дней, одинаковых, как чашки из вечного сервиза Эмили Хандервуд. В этом существовании находилось место для воскресных проповедей и субботних чаепитий, устраиваемых на Большом камне. Повешенный выносил столы и расставлял их крестом, пусть форма эта вызывала смутное отторжение, как и черные скатерти, что появлялись из корзины кривой старухи. Скатерти были накрахмалены и, расправляясь, хрустели. Старуха морщилась и убирала вуаль с лица. Тогда Повешенный отворачивался, не смея глядеть: казалось, старуха смеется над ним.
        Накрыв столы, она исчезала, оставляя смутно знакомый запах, разгадать который у Повешенного не получалось. Да и жил этот запах сущие мгновенья. А стоило ему исчезнуть, как Повешенный забывал и о старухе, и о стыде, и о страхе.
        Вскоре у него появилось собственное место за столом и табличка, правда, пустая: имени своего Повешенный так и не вспомнил.
        - Просто у них тогда были очень сложные и неблагозвучные имена, - объясняла Эмили всем и каждому.
        Она же взяла на себя труд представлять Повешенного новеньким.
        - Это Повешенный, - говорила она и гордо добавляла: - Я его открыла. Не обращайте внимания, он с этим черепом не расстается. Совершеннейший чудак!
        И все соглашались: дескать, каких только чудачеств не встретится в мире.
        Новички приносили рассказы, а одна - бледноликая Мари со сложной фамилией, которую писали через черточку - светящийся камень. От камня разило смертью, но Эмили вновь лишь посмеялась:
        - Это прогресс! Просто поразительно, до чего же вы скептичны к прогрессу! - сказала она и стала заглядывать к Мари на чай.
        У Мари имелся муж, столь же бледный, как она, и светящийся, как камень. Он страдал мигренями и редко выходил из дому, появляясь лишь на обязательных чаепитиях.
        - Признаться, я представлял это место несколько иным, - как-то заметил он, ни к кому не обращаясь.
        - Место чудесное! - поспешила заверить Эмили. - Я вот ни капельки не жалею, что приехала сюда. Вы представляете, я ехала еще на дилижансе! Это был настоящий ужас, я вам скажу. Тряска, тряска, тряска… я думала, что меня на косточки растрясет.
        Повешенный встал.
        - А уж про то, что с багажом творится, и говорить не стоит. Моя коллекция прибыла в совершенно отвратительном состоянии…
        Он шел быстро, и сухая трава хрустела под ногами.
        - …две недели я занималась только тем, что чинила…
        Дорога лежала. Две половины Великого Змея, деревянными ребрами вросшие в землю. Они отражались в небе, прокладывая тени по облакам, сминая твердь и перечеркивая солнце.
        - Хьёртримуль! - крикнул Повешенный. - Хильд! Я помню ваши имена!
        Раздавленное солнце смотрело вниз.
        - Саннгрид! - крик, исходивший изнутри, тревожил копье.
        Оно ворочалось и стучалось о ребра, совсем как язык церковного колокола. И каждый удар обессиливал Повешенного. Последнее имя вырвалось хрипом:
        - Свипуль…
        Он упал на землю, но та была холодна, и лишь песок сочился сквозь пальцы, черный и густой, как кровь.
        - Я помню, - прошептал Повешенный, касаясь дыры в боку. - Я помню…
        - Тогда покоя вам не видать, - сказал светящийся муж бледноликой Мари, подавая руку. - Слышите?
        Металл плакал и рвался на свободу. Раскачивались шпалы, и корни их раздирали мертвую плоть незнакомого мира. Привычный страх сковал Повешенного, и даже копье внутри затихло.
        - Все меняется. Время идет…
        Муж Мари, повернувшись к Зверю спиной, зашагал прочь. Повешенному остались слова.
        - Время идет.
        Зверь пролетел, обдав жаром и вонью.
        - Время уходит.
        Рев чудовища оглушил. Но теперь Повешенный знал, что делать.
        - Но это же вздор! И нелепица! - Эмили бежала, но все равно не успевала за Повешенным.
        - Соткана ткань большая, как туча, чтоб возвестить воинам гибель.
        - Никто не погибнет! Никто, слышите вы, невозможный человек?!
        - Окропим ее кровью. Накрепко ткань стальную от копий кровавым утком битвы свирепой ткать мы должны…
        В руке Повешенного лежало копье. Его острие, вырванное из тела, сияло, как в первый день своей жизни.
        - Сделаем ткань из кишок человечьих; вместо грузил на станке - черепа, а перекладины - копья в крови…
        - Как по-варварски мило! Да постойте же вы!
        Нельзя. Лыжами моря качалась земля. И небо, спустившись ниже, открыло удару мягкое брюхо. Нужен один лишь, но меткий. Насквозь прошить бы палаты луны, вывалить туч требуху.
        Это место не помнит дождей.
        - …гребень - железный, стрелы - колки; будем мечами ткань подбивать!
        Чудовище слышало вызов и приняло его.
        - Ну что же вы такое делаете! - воскликнула Эмили, но ступить на пути не решилась. - Вас попросту раздавит.
        Звук летел по металлу, но теперь в нем Повешенному слышалась не боль - ярость.
        Скрежет. Стон. Вой.
        Запах гари.
        Пощечина ветра и вкус жизни на губах.
        Горизонт растягивается, становясь тонким, как лезвие, и пропадает…
        - Смелость лучше силы меча в битве героев, - сказал Повешенный.
        Паровоз летел, и косы дыма свивались над массивной его головой. Они уходили в мягкотелое небо, и казалось, что это оно держит зверя на привязи.
        Мигнул и вспыхнул яркий свет.
        - …доблестный муж одержит победу мечом ненаточенным…
        Повешенный прицелился.
        - Смелому лучше, чем трусу, придется в играх валькирий.
        Воздух исчез, пропуская копье.
        - …лучше храбрец, чем разиня испуганный, что б ни случилось…
        Чудовище улыбнулось.
        - Водан!
        - Викар, - услышал в ответ Повешенный. - Время ушло.
        Оно промчалось сквозь него, сжигая, но не дотла. Оно вернуло боль и забрало страх.
        Оно превратило веревку обратно в телячьи кишки, а копье - в камышинку. И верно, дерево, разрубленное молнией, вновь было можжевеловым кустом.
        Только дорога осталась прежней.
        - Все равно это было сущим безумием, - сказала Эмили, обмахиваясь шляпкой, словно веером. - Но я буду рада, если вы, наконец, успокоитесь. Я вот подумала и взяла на себя смелость заказать костюм… конечно, в костюме вам будет несколько непривычно, но надо же когда-нибудь прогрессировать!
        - Принеси мне веревку, - сказал Викар Повешенный старухе. - И копье.
        - Время ушло, - предупредила она, доставая очередную скатерть, черную, словно сотканную из вороньих перьев.
        - Я не ушел.
        Она кивнула и, откинув вуаль, добавила:
        - За городом есть дуб.
        Повешенный с трудом дождался среды. Он попрощался с Эмили, оставив ей череп - вот уж глупость и ретроградство! - а за помощью обратился к бледноликому супругу Мари.
        Дуб стоял именно там, где указала старуха. Он был огромен и наг.
        - Я вам завидую, - сказал Пьер - Повешенный все-таки прочел имя на карточке - примеряясь к копью. - Вы точно знаете, что делать. А я… я еще не решил. Я не хочу забывать, а помнить с каждым днем все более мучительно.
        Повешенный встал на стул и просунул голову в петлю.
        - Остается надежда.
        Стул исчез. Петля обвила горло. А копье пробило бок, выпуская кровь, черную и густую, как песок.
        - Водан… - выдохнул Викар, и призрачные крылья коснулись лица, даря упокоение.
        Время забрало его с собой.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к