Ошибка Синей Бороды Ирина Николаевна Лем
        «Ошибка Синей Бороды» - мистический, фантастический роман с элементами юмора и хорора.
        Знаете ли вы, что у сказочного персонажа Синяя Борода был реальный прототип? И не какой-то рядовой женоубийца, а соратник Жанны Д’Арк - барон де Рэ. Перевоплощение героя в маньяка послужило основой сюжета. Несмотря, что здесь присутствуют реки крови и другие страшилки, роман не оставляет тяжелого впечатления. Читается весело, легко.
        История начинается вполне невинно: парижские студенты Жюль и Жаннет гуляют по острову Ситэ, наслаждаются старинной архитектурой и обществом друг друга. Ни с того ни с сего начинают происходить странные вещи. После чего молодые люди оказываются в замке Синей Бороды в обществе отъявленных исторических маньяков - как Аль Капоне, Салтычиха и другие.
        ОШИБКА СИНЕЙ БОРОДЫ
        ИРИНА ЛЕМ
        ЧАСТЬ 1
        1.
        Сказать, что Париж красив - будет банальность. Сказать, что Париж красив всегда - будет неправда. Приезжайте сюда весной. Когда все только начинается: раскрываются листочки, распускаются городские цветы, включаются фонтаны. Летом тоже хорошо - укрыться от жары на аллеях Тюильри или в коридорах Лувра. Осенью... - лучше не надо. Зимой - забудьте.
        Впрочем, впечатление всегда индивидуально. Зависит от двух вещей: погоды и настроения впечатляющихся.
        Студенты Жюльен и Жаннет были молоды и влюблены. Однажды хмурым декабрьским утром они поднялись на Южную башню Нотр-Дам де Пари - взглянуть на столицу с высоты.
        - Жюль, только полюбуйся, сколько тут бестиариев! - с энтузиазмом воскликнула Жаннет. Она слишком далеко высунулась с обзорного балкона и тут же отпрянула назад, будто испугалась собственной смелости. - Ух, высоко!
        - Бестиарии? Что это еще за новое слово? - спросил Жюльен и ткнул пальцем в дужку очков на переносице, скорее машинально, чем по необходимости.
        На всякий случай он крепко держал подругу за локоть. Балконы и арки Собора Парижской Богоматери выглядели давно не реставрированными и не внушали доверия. Неудивительно. В последний раз здесь провели косметический ремонт лет двадцать назад. Сейчас бы повторить, да властям не до того - кризис, политические беспорядки и прочие затратные неприятности.
        - А еще в университете учишься! - весело попеняла Жаннет и тем же самым жестом поправила свои очки. Шустро принялась объяснять: - Бестиарии - от слова «бестия», обозначают всяческую мифологическую и зоологическую нечисть, вот как здесь: гномы-кабаутеры, гаргульи, химеры и сатиры.
        - Так бы и сказала.
        Парень без упрека посмотрел на подругу и будто увидел собственное отражение - в улучшенном варианте. Они были похожи как родственники.
        Внешность не выделяла Жаннет из толпы. Нос - с неблагородным утолщением на конце. Губы - цвета спелого арбуза. Карие глаза окружены веками коричневатого цвета, что выглядело нездорово. У пожилых людей темные тени означают заболевание печени. У Жаннет - неизвестно. На недомогания она не жаловалась, значит, просто особенность кожи.
        Щеки бледные, никогда не проявлявшие румянца. Вероятно, кровяные капилляры сидели слишком глубоко, что даже на морозе или после занятий спортом щеки не розовели.
        Наоборот, становились еще бледнее, покрываясь мертвенными пятнами. В комбинации с которыми коричневый цвет век делал девушку похожей на живого покойника. Или человека при последнем издыхании. Жаннет знала сей недостаток и старалась без надобности не напрягаться: не бегала марафонов по улицам, не плавала супердлинные дистанции в бассейнах.
        Мягкие, жидкие волосы цвета зрелого каштанового ореха она редко расчесывала гребешком, опасаясь выдрать последние пряди. Причесывала пальцами, собирая в слабый конский хвост, который оставляла свободно лежать на спине. Хвостик слегка завивался на концах и был удобен тем, что не требовал частого посещения парикмахера, потому что не рос.
        При беглом взгляде лицо ее не запоминалось, при более пристальном могло показаться потрясающе красивым.
        Скромного очарования Жаннет обычно никто не замечал. Парижанам не до того: на работу - с работы спешат, некогда на соседей по улице оглядываться. Туристам тоже не до того - достопримечательности на каждом шагу, успеть бы осмотреть. Подружкам тем более не надо - какая дура будет обращать внимание на достоинства конкурентки, когда собственных недостатков полно?
        Поговорка «мягкие волосы - мягкий характер» к Жаннет подходила точно. Характер имела мирный, несопротивленческий, что иногда мешало постоять за себя. Но в некоторых случаях - тоже иногда - ощущала себя настолько уверенно, что сбить с толку было невозможно.
        В повседневной жизни Жаннет пребывала в спокойно-невозмутимом состоянии, невспыльчивом, неагрессивном. Некоторая слабость характера у нее удачно дополнялась сильным умом, что позволяло заводить правильных друзей и учиться на «отлично». В школе, потом в университете.
        У Жюля - тот же цвет глаз, губ и щек. Свои удлиненные волосы он зачесывал назад, не стягивая резинкой. По бокам они падали свободными прядками на виски, что выглядело по-голливудски эффектно, придавая парню внешность дамского соблазнителя. Впечатление, далекое от действительности: в отношениях Жюль предпочитал постоянство.
        Дополнительного сходства молодым людям придавали одинаковые очки. Шутки ради они купили их в одном магазине. Линзы с необходимым набором диоптрий были вставлены в крупную, закругленную по нижним краям оправу, по цвету и качеству - похожую на рог буйвола. Африканского. Или индийского.
        Какого именно - не имело значения: роговая оправа была подделкой. Жаннет со своим сочувствием Гринпису ни за что не стала бы носить вещи из костей настоящих животных. Жюлю было, в принципе, все равно, он за компанию с подругой приобрел.
        Качество стекол было разным. Точнее противоположным: у Жаннет - от сильной близорукости, у Жюля - от средней тяжести дальнозоркости. Из-за чего поменяться или воспользоваться очками друг друга при срочной необходимости не получалось. Именно из-за идентичных очков молодых людей в университете необидно называли «сиамские близнецы».
        Еще за постоянную неразлучность.
        Так получилось, что их первая - случайная? предопределенная? - встреча произошла полтора года назад в вестибюле университета Париж-Дофин, который считается младшим братом Сорбонны. Жаннет Дарке и Жюльен де Лаваль только что поступили на первый курс, она - экономического факультета, он - психологии рабочего коллектива.
        Как-то Жаннет стояла перед информационным табло. Приблизив к нему нос, она неуверенно водила пальцем по листку со списком фамилий, желая не пропустить свою. Внизу имелась приписка, слишком мелким почерком. Наверняка с самой полезной информацией, которую даже не подорванным близорукостью глазам непросто удалось бы разобрать.
        Заметив ее затруднения, молодой человек пришел на помощь.
        - Здесь написано: «Студентов, не сдавших зачет по кризисной экономике, повесили на третьем этаже», - прочитал вслух Жюль, и оба рассмеялись.
        Ничто так не объединяет людей, как смех над одним и тем же - в чем на собственном опыте убедились наши герои. Едва взглянув друг на друга, молодые люди интуитивно поняли - вот оно, единственное и на всю жизнь! Это была симпатия с первого взгляда и первого смеха. Мгновенно возникшая приязнь.
        Как выяснилось в дальнейшем - интуиция их не обманула. У Жюля и Жаннет оказалось много общего, помимо внешности: провинциальное происхождение, кулинарные предпочтения, в частности - ненависть к фастфуду, а также несовременные моральные принципы. Основанные на католической вере, объединившей их души и умы.
        Оба обожали читать Библию. Не с критическим взглядом - подобно многим, а с верующим - подобно избранным. Они не сомневались ни в одном библейском рассказе. Старались не только поверить, но подвести научно-подтверждающую базу.
        Адам дожил до девятисот лет? Вполне возможно, если соблюдать определенные правила: жить по божественным заветам, не поддаваться стрессам и ограничивать в потреблении пропитанную страхом животную пищу.
        Моисей водил народ по пустыне, получая в качестве поддержки сверху лишь манну небесную? Тоже не из области невозможной фантастики. Недавно по научно-ориентированному каналу показали настоящий аппарат для производства манны «из ничего». Продемонстрировали в действии. Работает!
        Жаль, в те времена не существовало три-Д принтера. Который строит на заказ все, что пожелаешь: от человеческого органа до целого дома. А то бы израэлиты с его помощью за сорок лет новый город «из ничего» возвели. И назвали бы Нью Иерусалим. Ну, или что-то вроде того.
        В совместных разговорах пришла внутренняя общность, потом родилось взаимное притяжение, потом - естественно - любовь. Одно «но». Романтические отношения после полутора лет так и не переросли в физические. Любовь оставалась невинной, исключительно на уровне поцелуев. И то не по-взрослому - взасос, а по-детски - чмоком. Чтобы не испытывать взаимную моральную устойчивость на мученичество.
        О возможности секса влюбленные предпочитали не заговаривать. Не потому, что стеснялись. Не было нужды. Оба поняли про себя, что когда-нибудь хотели бы связать жизни и не расставаться до гроба. Собирались сорвать запретный плод не преждевременно, а именно когда созреет - после свадьбы. В день которой счастливые молодожены получат самый дорогой подарок - достанутся друг другу нетронутыми, первыми и последними.
        Итак, молодые люди твердо собирались хранить чистоту тела и девственность помыслов до дня законного супружества. Что для нашего грешного времени - оригинальность. Даже геройство. Крайне редкое правило поведения, достойное занесения в Красную книгу - как исчезающее. Правило, которому на практике следуют лишь три группы населения: мормоны, амиш и представители католического духовенства, желающие в будущем стать Папой.
        Благодаря вере, воздержание Жюлю давалось без напряжения.
        Жаннет веровала тоже, но чуть менее строго - в отношении досвадебных отношений. Когда поняла, что рано или поздно они с Жюлем поженятся, этот факт как-то расслабил. В мыслях рассматривая Жюльена уже законным мужем, она иногда... позволяла себе... помечтать... Ну, в общем, была бы согласна... Или не против... пофантазировать вместе... А потом поэкспериментировать...
        Но - до сих пор не произошло. Жюль не предлагал, сама она стеснялась проявить инициативу. Так и жили: все свободное время - вместе, влюбленные платонически, расставались только на уроки и на ночь.
        2.
        - Вижу, тебе понравились твои «бестиарии», - сказал Жюльен без энтузиазма, по-прежнему не отпуская локтя девушки. Будто всерьез опасался, что в восторженном настроении и ради новых впечатлений она спрыгнет с балкона. Чтобы ощутить себя в полете, не требующем моторов. Только руки раскрыл как дельтаплановые крылья и - лети.
        Произошел редкий случай несовпадения мнений. В отличие от подруги, Жюля совсем не впечатляли окружающие виды: ни близкие стены, ни далекий пейзаж.
        От чего тут приходить в восторг? От натуралистически изображенных, сказочных «бестиарий», выглядящих безобразно - нахмуренных, недобронравных, будто задумавших причинить зло? Или от лежащего впереди зимнего, блекло-бесцветного плана Парижа, раскинувшегося за Сеной-рекой?
        И фигуры, и город выглядели депрессивно-безрадостно, туманно освещенные неясным, заоблачным, декабрьским солнцем. Что не только не способствовало подъему настроения, скорее наоборот. Пробуждало душевную тревогу, способную подвигнуть людей на странные, необъяснимые поступки.
        В университете Жюль изучал влияние на психику человека неэстетичных видов. В частности, скульптур с аномалиями внешности как у местных гномов - беззубых или только с клыками, с вытаращенными глазами, ушами в полголовы. А другие чудища - с несовместимыми деталями тела, имеющимися одновременно: птичьими крыльями, змеиными языками и обезьяними мордами? К какому известному науке виду-роду-семейству их отнести?
        Затруднился бы сам Дарвин - первооткрыватель классификации животных. Впал бы в прострацию. Не говоря о простых смертных. Особенно - о беременных. Последними достижениями психиатрии доказано: длительное созерцание негармонично выглядящих предметов чревато депрессией у будущей матери. И отклонениями у будущего ребенка. Потому дамам в состоянии «ожидания» советуют воздерживаться от посещения кунсткамер с заспиртованными уродцами. Полезнее слушать легкую музыку и любоваться на лирические весенние пейзажи.
        Особенная осторожность предписана тем, кто имеет буйную фантазию, отягощенную внутренним беспокойством. Отсюда совет: не зацикливаться на мелких неприятностях. Не смаковать их, не раздувать воздушным шаром в форме слона. Потому что поднакопившись, они организуют предкризисный момент, который приведет в беспорядок психику. А безрадостный пейзаж может сыграть в том роковую роль «последней капли», по-научному выражаясь - катализатора.
        Справедливости ради сказать - к Жаннет подозрения в зимней депрессии не относились. Упадочного настроения Жюль за подругой тоже не замечал. Иногда, правда, она посреди разговора внезапно надолго задумывалась, уставясь в одну точку в пространстве. Тогда глаза ее становились стеклянно-неподвижными, а нездоровые тени вокруг усугублялись.
        Невозможно было сказать, о чем она в тот момент размышляла: о высоком или практичном. О бренности человеческого бытия или неподготовленном докладе на тему студенческих инкубаторов. Или тайно лелеяла надежду когда-нибудь совершить полет без крыльев в состоянии восторга, чтобы испытать счастье без границ? Не задумываясь о самоубийственной направленности поступка.
        Позабыв о его греховности. Убийство по собственному желанию не входит в список деяний, оправдываемых церковью, что должно было бы в критический момент остановить Жаннет. Но - никогда не знаешь, что на уме у эмоционально-неустойчивого прекрасного пола...
        Иногда настроение слишком увлекает, заставляя забыть про убеждения и принципы. Юные, романтичные девушки падки на новые впечатления. Это у них от праматери. Не зря коварный змий обратился с лукавыми речами именно к Еве. Адам бы его послал. Вместе с яблоком.
        - Помнишь фильм «Увидеть Париж и умереть»? - спросила Жаннет, раскинув руки, виртуально обнимая этот самый Париж.
        Ну вот, пожалуйста. Уже пришли суицидальные мысли.
        - Не помню, дорогая. И не хочу вспоминать. Давай вернемся к нашим бестиариям. Знаешь ли разницу между ними? - спросил Жюль с умным лицом. Ему не хотелось показать себя невеждой в таком элементарном вопросе, как специфические различия между мифическими существами.
        - Вообще-то, не очень. Знаю только, что гаргулья в буквальном смысле означает трубу для дождевого стока. А химеры, сатиры, драконы, единороги, кабаутеры... Кто они вообще такие?
        - Про гаргулий ты правильно сказала. Обычно их сажали на стены под крышами, чтобы украсить края водостоков. Они безобидны и полезны в практическом обиходе. Вот химеры и остальные нелюди - абсолютно нефункциональны, полностью сфантазированы, часто имеют темное предназначение.
        - Ой, не пугай, пожалуйста, - попросила Жаннет и слегка передернула плечами, будто напал внезапный озноб от страха.
        - Не бойся, днем они неподвижны и невредны.
        - А когда?
        - Ну, как положено, по ночам, особенно при полной луне, в подземельях, на кладбище. Или в подозрительной, нечистой обстановке.
        - Это какой такой нечистой?
        - Нечистой в смысле душевного состояния человека. Когда он напуган, дал волю предрассудкам или засомневался в себе. Тогда возникают страхи в виде монстров-химер перед взором. Мысленным - уточню для ясности.
        - И выглядят они точно как эти безобидные зверушки?
        Красным от студеного воздуха пальчиком она показала на одну из статуй, которая изображала птицу с мордой обезьяны. Она сидела, наклонившись вперед и повернув голову к балкону, будто подслушивая человеческие разговоры.
        - Возьмем для примера самых известных из несуществующих в природе зверушек, - начал Жюль тоном гида из музея мифической биологии. - Сатиры - волосатые, хвостатые существа, похожие на людей. Имеют рога и копыта. Явились из греческого эпоса. Там описано множество существ, чем-то похожих на нас, чем-то отличных. Сирены, русалки, Медуза Горгона, Минотавр. Мне лично импонировал кентавр Харон в роли паромщика, встречающего мертвые души у реки Забвения... Ты читала их мифы?
        - Да, помню, я в дестве их как сказки читала. Мультики про героев смотрела. Полный вариант не так давно прочла. Кстати, захватывающе. С фантазией и реализмом написано - е скажешь, что тысячелетия назад. Про богов-олимпийцев, правящих античным миром, их детей, друзей и врагов.
        Мы привыкли считать, что небожители идеальны и безгрешны. У греков не так. Их боги - в точности как мы, смертные. Любят, ненавидят, ревнуют, мстят, убивают. Ну, прям - мыльная опера, только захватывающая. Я даже в их родственных связях разобралась, знаю кто чей муж или любовник был, от кого дети и так далее. Эдакий семейный роман в рассказах, древняя эпопея, не теряющая современности...
        - Именно потому, что описаны близкие нам эмоции... - подхватил Жюль.
        - ...которые не устаревают. Греческие мифы - бестселлер на все времена. В отличие от современных эротических опусов типа «маминого порно» для сексуально озабоченных домохозяек, - заключила Жаннет тоном проповедника-пуританца.
        Голые пальцы начали коченеть. Девушка подышала на них теплым воздухом из горла. Перчатки, как назло, в общежитии забыла...
        - В тех мифах множество всяких неправдоподобных тварей описано. В дохристианские времена греки верили в их существование. Вот какой вопрос возникает: зачем этих мутантов-язычников изображать на католическом соборе? Не святотатство ли? Кому такая безумная идея в голову пришла? - спросила она и повернулась к другу за ответом.
        Эрудированность Жюля находилась на энциклопедическом уровне. Он обладал привычкой запоминать важное из всего: увиденного, услышанного, прочитанного. Умел проводить сопоставления, выстраивать логические цепочки. Имел широкий кругозор интересов и мог удовлетворить любопытство на многие темы.
        - Здесь как раз ничего нелогичного не просматривается. Скульптор Виоле ле Дюк отличался неограниченной фантазией. Особенно при изображении сказочных и потусторонних существ. Он набил в них руку и с удовольствием ваял в огромных количествах - для помпезных зданий и соборов. Создавал химер в разных образах и позах. Других уродцев. Посмотри вон там.
        Жюль показал на башенку, из стен которой торчали головы и руки странного вида существ. Они будто вылезали из камня на свет Божий, испытывая при этом страшные муки. Похлеще родовых. Мученические гримасы застыли на их лицах - с раскрытыми, перекошенными ртами, безмолвно орущими о помощи. Но не вздумайте к ним приближаться. Вмиг разорвут - заостренными когтями-кинжалами на лапах.
        - Кроме химер Де Люк ваял других субъектов, не существующих в подсолнечном мире, только в подлунном, - продолжил молодой человек. - Кого здесь только ни найдешь! Гномы со злобным выражением лица - их в Бельгии называют «кабаутеры». Обезьяны с гигантскими крыльями и кошачьими когтями. Устрашающего вида полузвери-полуптицы грифоны... В общем, фантазии скульптора могли бы позавидовать иллюстраторы сказок. Не только для детей. Для взрослых - любителей крутого хорора - тоже.
        Второй вопрос - для чего они здесь? Очень просто: для охраны города и жителей. Сидят на карнизах, подперев головы руками, задумчиво, настороженно смотрят на Париж. Их специально поместили наверху. Чтобы монстры и чудовища, «бестиарии» по-твоему, отпугивали нечистые идеи, темные души и зловредные существа - если бы те захотели проникнуть в святое место. Вот ты испугалась только что. На тот же эффект рассчитывал скульптор по отношению к носителям зла.
        - Теперь понятно. Но откуда он их придумал? Ну, козлы с человеческими головами и ослиными ушами - понятно, из греческих мифов пришли. По-моему, они на старинных вазах и амфорах, изображались. Значит, он их попросту скопировал. А другие? Кабаутеры? Кто видел - как они выглядят? Или химеры, например.
        - Вообще праобразом химер послужили летучие мыши.
        - Ой, тьфу, с детства ненавижу летучих мышей! - тут же воскликнула Жаннет и даже заплевалась от отвращения. - У меня с ними страшное воспоминание детства связано. Мы однажды в деревне собрались толпой, мальчики, девочки вместе. Мне тогда лет восемь было. Решили идти на кладбище, чтобы доказать свою храбрость. Коллективную. Прошли в один конец, стали возвращаться. Откуда ни возьмись налетели летучие мыши, стали нас за волосы цеплять! Да кричать что-то по-своему, по-мышиному.
        Мы испугались, разбежались в разные стороны по погосту. Притаились каждый за своим надгробным камнем, боялись выйти на тропу. Вот я страху испытала! Вдобавок ко всему - потом, когда домой шла, на что-то сучковатое наступила. Оно зашевелилось под ногой и будто вверх поползло. Я испугалась, думала - змея. Как пустилась бежать, только ветер в ушах гудел! Такого ужаса в жизни больше никогда не испытывала. С тех пор даже вида летающих мышек не переношу.
        - Я тоже. Вообще не представляю человека, который бы испытывал к ним симпатию. Потому что не за что: на внешность - уродцы, по поведению - вампиры. Отталкивающая комбинация. Но вернемся к нашим бестиариям. С той же целью - вызывать брезгливое отвращение - скульптор создавал химер. Которые переняли от своих кровососущих праобразов скверные качества характера.
        Подобно летучим мышам, когда пробуждаются не в настроении, химеры начинают угрожающе хлопать крыльями. Каркать как вороны. Или свистеть по-разбойничьи, высоко, противно. Так, что по нервам режет, как металлом по стеклу. Если разозлятся - тюкнуть в темечко могут. С ними лучше не ссориться, а то заклюют до смерти. Вот так, - сказал парень и, подняв руки, с шутливо-угрожающим видом стал приближаться к подруге.
        Смеха ради Жюль принялся хватать Жаннет за волосы, шлепать по голове и щекам, вскрикивать, изображая «пугающее» карканье. Девушка притворно-испуганно завизжала и метнулась к противоположной от балкона стене.
        Там с полукруглого, арочного верха спускался кусок плотной ткани, немного не доходивший до пола. Из-под него снизу выглядывала солидная, каменная кладка, похожая на основные стены собора. Создавалось впечатление, что стена сплошная, сверху донизу, только занавешена на время ремонта, чтобы туристы ненароком не испачкались, прислонившись.
        Впечатление оказалось ошибочным! Смертельно обманчивым. Едва Жаннет облокотилась спиной о тряпку, та просела наружу и оборвалась, открывая позади себя пустое пространство. Стена снизу имела высоту едва ли полметра. За ней - ничего, открытая дыра в туманный, зимний воздух. Пропасть в тридцать метров глубиной, имевшая дном тротуарную брусчатку.
        Удержаться на ногах оказалось невозможным. Потянутая наружу инерцией бега, Жаннет спиной упала на камни короткой стены. Перевесившись через край, поползла вниз.
        Глаза ее округлились от страха и начали вылезать из орбит. На лице промелькнуло несколько эмоций, мгновенно сменивших друг друга кадрами ускоренной киносъемки. Неверие в то, что неминуемо грозило произойти. Смертельный ужас. Мольба о помощи. Ожидание чудесного спасения. Отчаянное нежелание падать в небытие.
        Жаннет будто оказалась в другой - параллельной реальности. Почудилось, что сползает не в разреженную атмосферу, а в водную среду, которая вот-вот поглотит и сомкнется над головой. Увлечет на дно, не даст сделать ни глотка кислорода.
        Паника овладела. Жаннет начала задыхаться. Руки судорожно пытались зацепиться хоть за что-нибудь: за тряпку, за камни предательски недостроенной стены. Не получилось. Нечуткие, замерзшие пальцы царапали кирпичи и соскальзывали, ломая ногти, стирая кожу в кровь.
        Надежда ухватиться за воздух, за удачу, за спасительный случай тоже не оправдалась...
        - А-а-а! - крикнуло смертельно напуганное эхо голосом Жаннет, гулко отразившись от купола башни.
        3.
        Меньше, чем через секунду могло произойти несчастье, трагически непоправимое, невозможное повернуть вспять. Оскалив хищную пасть, оно приготовилось довольно потирать руки, только ждало решающего момента, когда тело окончательно сорвется и отправится в свой первый и последний свободный полет.
        За происходящим наблюдали равнодушные бестиарии с соседних карнизов и окаменевший Жюль. К счастью, его неподвижность длилась лишь миг. Легкоатлетическим прыжком с места, которому позавидовал бы олимпийский чемпион, парень рванулся к подруге. Ухватил за полы пальто, потянул на себя, едва успев удержать центр ее тяжести с внутренней стороны стены.
        Успел вовремя. Еще десятая доля мгновения - если таковая существует, надо посмотреть в справочнике... но не будем отвлекаться! - и Жаннет с ускорением понеслась бы к мостовой, уложенной ровно вырезанными каменными плитами. Разбилась бы насмерть, распавшись на кусочки и органы, только недавно трепетавшие жизнью.
        Кровь невинной девушки залила бы мостовую так же щедро, как заливали ее здесь века назад заколотые в живот и обезглавленные гугеноты. Трагедия которых свершилась давно и так же давно забылась, оставшись в памяти потомков лишь названием «Варфоломеевская ночь». Трагедия Жаннет обещала стать современной ее интерпретацией.
        К величайшему, хотя и тайному, удовольствию толпы, бродящей вокруг собора.
        Ее удовольствие заключалось бы в одном слове - повезло! Падение человека с башни - не предусмотренный программой, бесплатный и одноразовый аттракцион. Способный вплеснуть будоражащую дозу адреналина в вяло текущую кровь уставших людей. Событие чрезвычайной редкости, которое непременно следует запечатлеть для истории. Чтобы потом рассказывать о нем до конца жизни внукам, соседям и случайным попутчикам в метро.
        «Грандиозная удача - стать наблюдателями смертоубийства в прямом эфире», - подумают туристы. Удовольствие они скроют за испуганными гримасами и вытаращенными от притворного ужаса глазами. Недолго думая, счастливые свидетели несчастья поторопятся окружить жертву плотной толпой. Направят на нее находящиеся в боевой готовности видеокамеры, фотоаппараты и смартфоны прежде, чем догадаются позвонить в полицию или вызвать амбуланс.
        Жаль для них - сенсации не состоялось. Провидение, ответственное за судьбу Жаннет, распорядилось иначе. Несостоявшиеся зрители, лишенные эксклюзивных снимков, топтались внизу, даже не догадываясь о происходившей в башне борьбе между жизнью и смертью.
        Победила жизнь. Не без помощи Жюля. Он удержал подругу в последний момент, напряжением мышц вытянул обратно.
        Бесформенной и бессмысленной человеческой тушкой плюхнулась она на каменный пол и облокотилась спиной на ту самую стену-недоросток, с которой только что собиралась свалиться. Жюль плюхнулся рядом. Обнял любимую, и оба заплакали: она - взахлеб, он - молча.
        Именно сейчас перед юной Жаннет пронеслись картинки ее недолгой жизни. В основном из детства. Три свечки на торте в честь дня рождения, которые ей никак не удавалось задуть. Разбитая коленка, которая дико щипала после обработки красным раствором. Собачка-дворняжка Арно, которую застрелил сосед, приняв за бездомную. И другие мелкие события, которые сейчас показались очень важными.
        Показалось ужасно несправедливым, если бы она вдруг потеряла эти воспоминания - невовремя окончив земной путь. Представила безутешность родителей: злоупотреблявшего вином отца со слезящимися глазами и сопливящимся носом, мать - с мученической гримасой на лице из-за варикозной болезни ног. Вспомнила милого, бесконечно доброго младшего брата Матиса, которого за непомерный вес в школе дразнили «Жировик»...
        Плакали недолго. По причине холода, который дал знать о себе через каменный пол и стену. Холод сыграл положительную роль - помог прийти в себя. Отпустив эмоции в атмосферу и освободив душу от слез, молодые люди стали успокаиваться.
        Жаннет подняла голову и уставилась влажными глазами в очки парня. Посмотрела с удивлением, радостью и восторгом. Именно сейчас осознала, что чудо неожиданным образом произошло, не позволив ей оказаться в роли пикирующего дельтаплана.
        Жаннетино персональное чудо имело конкретное имя - Жюльен. Он и только он «виноват», что не остались сиротами ее родители и брат. От переполнявшей благодарности девушка улыбнулась. Сначала неуверенно, только кончиками губ, потом шире и шире. Жюль повторил все стадии ее улыбки в зеркальном отражении.
        Глядя на его взъерошенные волосы и растрепанный вид, Жаннет хихикнула. Жюль хмыкнул в ответ. Неожиданно они принялись смеяться. Потихоньку, потом громче, громче - и вот уже звонкий хохот, усиленный купольным эхом, зазвенел внутри башни.
        - Ты... меня... спас... гик! - прерывисто от смеха сказала девушка, часто вздрагивая плечами. На нервной почве у нее началась икота.
        - Конечно, ты же моя будущая жена. - отчетливо произнес Жюль, прекратив смех и задержав дыхание, чтобы тоже не разыкаться.
        - А? - Жаннет тоже замолкла. Правильно ли она расслышала - «будущая жена»? Это была новость, ради которой стоило остаться в живых.
        - Ты еще должна родить мне сына, - сказал парень уверенно, как нечто само собой разумеющееся.
        Он впервые высказался на тему вслух - твердо и определенно. Слова прозвучали ангельским пением для девичьих ушей, почти как уже сделанное предложение руки и сердца. Жаннет была не против их принять. А также подарить другу ребенка, который станет плодом их любви: сейчас - платонической, потом - фактической.
        На радостях она раскрепостила фантазию, отпустила в полет мечты. Только что Жюльен показал себя героем, а от героев рожать - одно удовольствие. Жаннет исполнит его желание от всей души и со всей охотой. Хочет сына - получит! Когда спасешься от неминуемой смерти, все остальное - сущая ерунда. Возможно невозможное - заранее выбрать пол будущего дитя. Почему нет? Жаннет осталась жива, это главное. Мир лежит у ее ног, все желания исполнимы.
        Она чмокнула Жюльена в остуженную щеку - максимум, что они себе позволяли, и сняла очки. Удивительно, что не потеряла их во время недавних трепыханий на высоте! Близоруко прищурясь, осмотрела намокшие внизу стекла. Вокруг оправы разлились прозрачные слезные лужицы, которые грозили замерзнуть и лишить хозяйку остроты зрения.
        Продолжая всхлипывать, остаточно, негромко, от плача и от смеха, девушка принялась вытирать очки шарфом. Который купила на парижском рынке Малик, предварительно ожесточенно поторговавшись с крупноносой, щекастой продавщицей - она же вязальщица шарфа.
        Та отчаянно, до хрипоты расхваливала свою продукцию - поагрессивнее рекламы стирального порошка в телеящике. И также отчаянно не хотела сбавлять цену. Которая, честно признаться, соответствовала качеству. Шарф понравился Жаннет внешними и внутренними качествами. Цветом в черно-красную клеточку, со старомодной бахромой по краям, он был связан из овечьей шерсти, изящно тонок, мягок на ощупь.
        И как потом оказалось - чрезвычайно тепел. Выторговав пятьдесят центов - больше для удовлетворения гордости, чем с пользой для кошелька - девушка приобрела шарф и носила зимой поверх воротника. Завязывала в форме петли: сложить вдвое, перекинуть через шею, концы продеть в дыру, затянуть.
        Взяла один конец для собственных нужд, другой предложила Жюлю. Он тоже снял очки и тоже стал протирать, только для видимости, потому что его стекла совсем не намокли.
        В ягодицы проникал злой, настойчивый холод. Бесцеремонный. Будто говорил: хватит рассиживаться, поплакали-посмеялись и выметайтесь. Жюль понял его намек. Поднялся сам, потянул за руку Жаннет.
        - Вставай, а то простудишься.
        Она попробовала опереться на ноги - не вышло. Коленки не держали. Отказались выполнять свое прямое назначение. Странное, беспомощное ощущение - не можешь рассчитывать на собственные ноги. Такое состояние понятно иметь лет в восемьдесят, а к Жаннет оно пришло на шестьдесят один год раньше. Удивило. Хоть смейся, хоть плачь - опять.
        - Помоги, - попросила девушка.
        Упершись в пол продолжавшими служить ногами, Жюльен буквально вытянул ее в вертикальное положение. Жаннет встала, покачнулась. Защищая от нового возможного падения, Жюль обнял ее, крепко прижал к себе. Без всякой задней мысли - из соображений безопасности.
        Это был сильный, ответственный жест. Девушкам такие нравятся. Жаннет потянулась к другу губами. Благодарность все еще переполняла ее. Жюль оказался рядом в ответственный момент - ее спонтанной попытки падения. Это бесценно и невозможно описать.
        Вдобавок она просто любила его и была бы не против... нет, ничего предосудительного, только поцеловать... покрепче... чтобы ощутить... чтобы поблагодарить... понять, наконец, что такое «сексуально окрашенный поцелуй»... Они же не чужие. Имеют право. Собираются создавать семью, заводить детей. А без поцелуев не получится.
        Жюль ее уловку разгадал. И пресек в зародыше. Он не собирался далеко забираться в дебри любовных отношений, где граница между невинностью и грехом размыта до неясной. Поцелуй одними губами - это одно. С участием языков - совсем другая история. Которая произойдет, но не здесь и не сейчас. Он решительно разжал руки, отодвинул девушку назад. Во избежание провокаций с ее стороны и проявления слабости - со своей.
        Что ж, нет так нет - Жаннет не обиделась ни капельки. Может только чуть-чуть. Воздержание от поцелуев - тяжкое испытание в девятнадцать лет. Когда в крови бурлят молодые, нетерпеливые гормоны, когда сердце замирает от присутствия любимого человека. Когда друзья и подруги вовсю грешат добрачным сексом, а утром с горящими глазами намекают на волнующе проведеннную ночь.
        Но Жюлю с Жаннет не стоит уподобляться неверующим и аморальным. Они другие. Содержательные. Их объединяют высшие материи. Они выше плотских желаний. Не осквернят тела мирскими обольщениями, а души - мечтами о приземленном. Вместе они вдвое сильней, сумеют противостоять соблазну. Когда придет время - отдадутся друг другу в чистоте и вере. Что может быть прекрасней?
        - Сможешь спуститься по лестнице? - спросил Жюль. Забота в голосе уравновешивала недавнюю строгость.
        Жаннет потопталась на месте, проверяя крепость коленок - главного инструмента пешего передвижения. Коленки дрожали, но держали. Для контроля помахала руками - работают ли, покрутила туловищем - не сломала ли что-нибудь внутри. Вроде нет: конечности на месте, двигаются без боли и неудобств. Повреждений или сдвигов внутри тела тоже не обнаружила.
        - Я в порядке. А ты?
        - Тоже, - немедленно ответил молодой человек. Проверять моторику Жюлю не имело смысла, он не подвергал ее риску поломаться. - Пойдем вниз. Что-то мне тут разонравилось. Может, по причине тех бестиариев, из-за их недовольных гримас? По-моему, они разочарованы твоим спасением.
        Парень махнул рукой за балкон. На самом деле он по-настоящему на них обиделся. За то, что смотрели равнодушно на падение Жаннет, не попытались прийти на помощь? Что не потрудились состроить хотя бы сочувствующие лица? Смешное требование к навечно замершим, каменным истуканам. Неправомочное - понимал в уме. Но осадок остался. Или предчувствие? Не каркать...
        Обсуждать недостойное поведение сказочных бестий Жаннет не стала. Коротко кивнула, и влюбленные направились к лестнице. Спускаться стали по очереди: первым шел - для подстраховки - Жюльен, сзади, держась за его плечо, Жаннет.
        Держаться было насущно необходимо. Она еще чувствовала слабость в руках, дрожь под коленками и легкий мандраж в голове. В таком состоянии немудрено соскользнуть с узких ступенек, истертых тысячами или даже миллионами посетителей храма.
        Истертость их неудивительна. Нотр-Дам-де-Пари - самый знаменитый и самый старый французский собор. Ровесник того маленького укрепленного поселка под названием Париж, которое тысячу лет назад обосновалось на острове Ситэ. Париж затем превратился в величайшую европейскую столицу, а собор - в его главную достопримечательность.
        Лестницы Нотр-Дам на себе ощутили популярность храма у верющих и любопытствующих. Идти вверх по их неровным, будто оплывшим, ступенькам неудобно и неустойчиво. Спускаться опасно. Встанешь неловко, соскользнешь - неостановимо понесешься вниз. Совершишь слалом без санок - ускоренный, малоприятный: мягким местом жесткие порожки считать да зубами пристукивать.
        Даже для людей в приличном состоянии здоровья здесь требовалась повышенная осторожность. Потому, в целях дальнейшей жаннетиной безопасности, молодые люди предприняли превентивные меры. Двигались не торопясь, как больные одышкой любители лазания по холмам. Делали остановки на площадках, чтобы перевести дыхание и набраться сил для следующего пролета лестницы-склона.
        4.
        Дорога к подножию заняла втрое больше времени, чем подъем, зато спустились удачно. Опираясь на верную спину друга, Жаннет ни разу не соскользнула. В конце лестницы настолько оправилась, что стала усмехаться на себя.
        К моменту, когда очутилась на твердой почве, она почти забыла о недавнем происшествии. Произошло ли оно на самом деле? Или оказалось лишь эпизодом разбушевавшейся фантазии, подкормленной присутствием мифических существ и разговорами о потустороннем?
        Объясним кажущуюся нечувствительность Жаннет. Она обладала счастливой особенностью не зацикливаться на неудачах. Не анализировать произошедшего, не искать причин. Не придумывать негативных последствий возможного развития событий, не делать выводов на будущее. К чему заморачивать голову неслучившимися неприятностями? Не в стиле Жаннет.
        Она вообще отличалась легким характером. По отношению к себе и другим людям тоже. Если кто-то с первого взгляда нравился, она охотно по-дружески сближалась с человеком, мало рассуждая и долго не присматриваясь - доверялась внутренней интуиции. Только от людей, не опрятных внешне, а также патологических лжецов, держалась подальше.
        К происшествиям с собой относилась трезво-философски. Случайное неудачное событие объясняла не злым роком или действием сверхъестественных сил, вроде инопланетян или чертовщины. А по правилу Аристотеля, которое в переводе с древнегреческого звучит примерно так: «побочный эффект параллелизма двух причинных последовательностей». Или народно-поговорочным языком: пронесло - и слава Богу.
        С большей охотой Жаннет размышляла о приятном, давала простор розовым мечтам. Сейчас как раз имелась подходящая тема: Жюль намекнул о планах на серьезные отношения, чего раньше вслух не говорил. Выразил желание иметь от нее ребенка. Сына, если точнее.
        Ну, насчет пола будущего наследника она в недавней эйфории погорячилась. Теперь поостыла - осознала затруднительность исполнения. К сожалению, гарантировать появление мальчика Жаннет не сможет - процент вероятности желаемого пола у детей пятьдесят на пятьдесят.
        Хотя, почему - к сожалению? Лично она хотела бы получить девочку, чтобы назвать романическим именем Эужени, как супругу одного из Бонапартов. Эужени была последней императрицей Франции и вошла в историю двумя вещами: небывалой красотой и небывалой силой воли. А еще поразительным долголетием - почти век прожила. Вот пример, достойный повторить жаннетиной дочке... Впрочем, не стоит забегать: долголетие передается по наследству, а проживет ли Жаннет сто лет - выяснится в перспективе.
        Итак, решено: пол их с Жюлем первенца Жаннет предоставит выбрать провидению. Это сейчас второстепенно. Производством потомства они займутся потом. Сначала - самая важная церемония в судьбе каждой девушки - свадебная. Если Жюль действительно задумал сделать предложение, можно заранее немножко помечтать.
        Несмотря на скудный студенческий бюджет, свадьбу Жаннет собиралась устроить запоминающуюся, прежде всего - для гостей, чтобы получили впечатление. Невеста будет выглядеть как принцесса - в длинном платье-кринолин и с воздушной, кружевной фатой, тянущейся по полу.
        Фата будет не короче трех метров в длину. Нести ее будут специальные мальчик и девочка, одетые для торжественных случаев. На голову Жаннет положит не банальную фальшивую диадему, а венок из живых роз нейжнейшего белого цвета... Э-э-э, задумалась на мгновенье: существуют ли такие розы или только розовые и бордо? Ах, ну конечно существуют! Она у кого-то на свадебном торте видела.
        На празднике вообще должно присутствовать как можно больше белого: платья, гирлянды, ленты, скатерти, занавески, кадиллаки, чулочные подвязки, которые будет искать жених с завязанными глазами под подолом невесты. Белый - цвет чистоты, свежести и невинности. Соответствует ее сущности - верности вере и стойкости к досвадебным соблазнам.
        Да-да, за полуторагодовую историю отношений с любимым человеком соблазны имели место быть. И немалые. А ведь Жаннет, хоть и убежденная католичка - тоже человек. Зато с каким удовольствием она, девственно-чистая, отправится к алтарю! И потом, ночью, в супружеской постели отдастся в руки любимого - Жюльена да Лаваля, лучшего студента факультета производственной психологии...
        Нет, не студента. Ко времени их свадьбы он будет бакалавром. Или доктором... Нет, до доктора лет десять ждать, она не выдержит. Да и Жюлю слишком долго обходиться без секса не хватит терпения. К тому же это нездорово - задерживаться в девственниках. Все надо делать в отведенное природой время и не запаздывать с естественными функциями... Значит, выходить она будет за бакалавра.
        Мечты закончились вовремя - за порогом Нотр-Дам. Вступив на устойчивую, горизонтальную поверхность площади, Жаннет вздохнула с облегчением. Беспилотные-безаппаратные, полеты ей сегодня больше не грозят. Можно перестать беспокоиться о проблемах безопасности и окунуться в практические вопросы.
        В соответствии с вышеизложенными мечтами, захотелось уточнить некоторые детали. Для собственной ясности, которую срочно захотелось получить от Жюля. Взяв под локоть двумя руками, девушка потянула его подальше от входной двери. Чтобы не стоять на пути толкающихся туристов.
        Она заглянула любимому в глаза через два барьера стекол с диоптриями: своих - от близорукости, его - наоборот. Посмотрела особенно: немного заискивающе, как ластящаяся кошечка, желающая получить от хозяина нечто особенное на обед. Не сухой корм из переработанных рыбьих костей, застревающий в горле и царапающий пищевод, а мягкую, сливочную сметанку, которой никогда не наешься.
        Подсознательно, Жаннет выбрала правильный прием для достижения цели. Как булыжник - орудие пролетариата, так нежность - орудие милых дам. Ласка - проверенная стратегия против мужчин, применяемая слабым полом во всех странах и с незапамятных времен. Взять в пример Клеопатру, которая, будучи уверенной в силе своих женских чар, задумала стать кроме египетской царицы, еще и римской императрицей. С помощью сластолюбивых любовников.
        У нее почти получилось - если бы Цезарь поспешно не скончался от ножа предателя Брута и его товарищей. После чего судьба милостиво предоставила Клеопатре второй шанс. На сей раз - с Марком Антонием, которого она тоже ловко использовала ради осуществления амбиций. Вот у кого надо учиться науке обольщения!
        Хитрой Жаннет не требовались уроки флирта древнеегипетской царицы. Она постигла их давно и незаметно, на международном женском уровне - интуитивном. Еще не став ни женой, ни женщиной в физическом смысле, она уже отлично владела главным орудием манипуляции сильного пола - тонкостями кокетства.
        Осторожно-намекающим голосом она начала - издалека:
        - Жюль, через десять дней Рождество...
        - Да.
        - Что мы будет делать на праздники?
        - А что бы ты хотела?
        Что бы она хотела? Рискованный вопрос, потому что ответ подразумевает широкое понятие. Она многого хотела бы: сумку от «Биркин», туфли от «Прада», вечернее платье от Донателлы Версаче... Только загвоздка - получила бы? Желания дорогие, хотя для Парижа - модной столицы мира - вполне естественные.
        Но - ладно. Будет реалисткой, отложит их на дальнюю перспективу. Надо бы поскромнее мечтать, имея другом студента. Не беда. О роскоши Жаннет задумается, когда выйдет замуж. В данный момент имелось желание попрактичнее, которое настало время обнародовать. Перед широкой публикой в лице любимого Жюля.
        Кажется, ее отношения с милым другом получили новый статус. Или собираются получить. Ах, не сглазить бы... Сейчас между ними царит взаимопонимание, о котором можно только мечтать. В отличие от большинства ровесников, он не чурается мыслей о женитьбе. Первый заговорил о ее возможности вслух. Вернее - осторожно намекнул.
        Этот намек коренным образом меняет социальное положение Жаннет - с «просто подруги» на «почти невесту». Дает ей право планировать добрачные мероприятия по собственному вкусу. Из которых на первом месте - оригинальная обстановка для предложения руки и сердца. Чтобы было сделано не походя - скороговоркой «Я тебя люблю, давай поженимся». А романично-оригинально.
        О чем Жаннет скажет сейчас прямым текстом. Ведь мужчины сами по себе недогадливы. Редко кто напрягает ум подумать о нетрадиционном способе сделать предложение. Например: в прямом эфире передачи «Волшебное поле чудес». Или в самолете на высоте десять тысяч метров, предварительно договорившись со стюардессой. Чтобы разрешила на минуту занять трубку внутренней связи - произнести вовсеуслышание заветные слова.
        Но самый оригинальный способ другой. Будущий жених договаривается с другом разыграть будущую невесту с помощью настоящих жандармов. Разрабатывают целый сценарий. Смысл такой. Парень приглашает девушку на загородную прогулку на машине, причем за рулем должна сидеть она. На дороге их остановливает полиция, якобы, за нарушение правил. Обоим приказано выйти. Друг останавливается неподалеку и снимает на видеокамеру.
        Слуги порядка со строгими лицами и типовым текстом: «вы имеете право на молчание, адвоката и одноразовый звонок» надевают наручники на девушку. Она ни о чем не подозревает, жутко расстроена. В стрессе - от испуга. Который вскоре сменится другим стрессом - от счастья.
        В тот момент парень становится на одно колено, произносит слова признания и открывает коробочку с заветным колечком. Девушка не верит глазам, недоуменно смотрит на жандармов. Те стоят в сторонке, ухмыляются. Значит, арест ненастоящий. А колечко - да. Ах, как обрадуется будущая невеста! Вдвойне: что освободилась от полицейских оков и согласилась надеть брачные.
        То же самое счастливое ощущение хотелось испытать Жаннет. О чем выскажется не стесняясь, ведь речь - об уникальном моменте в судьбе. Единственном и неповторимом - с одним и тем же человеком, конечно.
        Она только намекнет - он поймет. Ответственные дела нельзя пускать на самотек, то есть на догадливость Жюля. Мужчины стали тугодумы. Ленивы мозгами, когда дело не касается трех главнейших для них вещей: дорогой машины, престижных часов или быстрого секса. А может, просто женщины забывают объяснять, чего хотят?
        Вот животрепещущий пример. Простейшая домашняя обязанность мужчины - заменить полный мешок с мусором на пустой и вытащить на улицу. Обязанность, которая числится за мужем всю сознательную брачную жизнь, и столько же он о ней забывает. Однажды жене надоело смотреть в переполненную мусорку. Вытащила мешок из бака, связала, поставила на ходу. Мол - все приготовила для тебя, только догадайся вынести.
        Ан нет! Не догадывается он. Ходит мимо, смотрит непонимающе, спотыкается, чертыхается. Наконец, чуть не упал, наткнувшись на мешок в темноте. Начинает скандалить. Жена огрызается в ответ, заявляет: специально поставила мешок на ходу, чтобы ты догадался вынести. Муж: Господи, ну что ж ты сразу-то не сказала? С преглубоким удовольствием!
        Вот так чуть не поругались из-за мелочи - лишь из-за разности способов мышления.
        Пример актуальный, но не про наших героев. Жанет ссориться до свадьбы не собиралась.
        - Милый, знаешь, что я хочу?
        - Что, дорогая?
        - Чтобы у нас с тобой все было оригинальным.
        - У нас, вроде, и сейчас все не так, как у остальных. Что именно ты имеешь ввиду? - В голосе молодого человека прозвучала заинтересованность, которая вдохновила Жаннет открыться.
        - Ну, во-первых, хочу, чтобы, когда придет время, ты сделал мне предложение в каком-нибудь необычном месте. - Тут глаза девушки засверкали. Она воздела взгляд к небесам и продолжила мечтательным голосом: - Например, на вершине пирамиды Хеопса. Или в факеле статуи Свободы. Или на Китайской стене...
        - Или на крыше самого высокого здания в мире? - в тему подсказал Жюль.
        - Точно! Где оно находится?
        - В Эмиратах. «Башня Халифа» называется. Более восьмисот метров в высоту, - сказал парень и неопределенно махнул вверх рукой. Мол, восемьсот метров - это почти космос, трудно осознать, потому не стоит пытаться.
        Отлично! Жюль понял ее мысль и даже предложил собственные варианты. Насчет самого высокого здания - стоит обдумать. Заманчиво. Посмотреть на землю почти из космоса - вершина впечатлений в прямом и переносном смысле...
        - В Эмираты съездим в другой раз, - прервал ее мечты Жюль. Про «Башню Халифа» он просто так сказанул. В тему получилось. На предмет предложения Жаннет у него имелась идея по-осуществимее.
        - Рождественские каникулы мы проведем на моей родине, в Бретани. В одном особенном месте. Не беспокойся, милая, не разочаруешься, я уже все продумал. Место не мирового значения, вроде египетской пирамиды или Китайской стены, но не менее интригующее. Широко известное во Франции. Да, не побоюсь сказать, в Европе. Самое посещаемое после Нотр-Дам-де-Пари.
        - Что за место? - вырвалось нетерпеливо у Жаннет.
        - Секрет. Потерпи десять дней, увидишь. - Жюльен помолчал, подождал. Испытующе поглядел на девушку. - Неужели не догадываешься?
        - Не имею понятия, - слишком быстро сдалась Жаннет. Недавний, чуть было не произошедший случай со смертельным исходом, притормозил скорость ее мышления. Изнемогая от загоревшегося любопытства, она с надеждой взглянула на любимого.
        Тот остался непреклнен.
        - Не выпытывай, не скажу. Сюрприз будет.
        - Ой, захватывающе! - с придыханием проговорила девушка и с восторгом посмотрела на друга.
        Давно известно: лучшая награда мужчине - восхищенный взгляд любимой. Жюльена разобрала гордость за собственную догадливость - организовать оригинальное проведение Рождества. Не зря потратил на то пять минут паузы между лекциями по теории Фрейда о причинах возникновения Эдипова комплекса у мальчиков.
        Посмотрел на сияющую радостью Жаннет, она показалось ему прекрасной. На ум пришла философская мысль: лица, освещенные счастьем, выглядят очаровательно - независимо от гармоничности черт и наличия морщинок.
        Жюль улыбнулся в ответ. Он приготовил любимой сюрприз, однако, открывать раньше срока не собирался. Сюрприз точно понравится. Потому что отвечает ее ожиданиям.
        Осветим ожидания подробнее. Подобно миллионам незамужних сверстниц Жаннет имела три желания. Первое: встретить привлекательного внешне, внутренне и финансово молодого человека. Второе: получить от него предложение руки и сердца - в романтической обстановке. Третье: в день свадьбы выглядеть принцессой.
        Жюльен все это ей обеспечит! Постепенно и обязательно. Первое желание уже исполнено. Для следующего он выбрал хорошее время - вечер под Рождество, загадочный и многообещающий. Через десять дней, в самый Сочельник он исполнит второе ее пожелание: предложит выйти за себя...
        - Я десять дней не выдержу, - жалобно пролепетала Жаннет.
        5.
        Десять дней - много или мало?
        А ведь действительно, подумалось Жюлю, не слишком ли жестоко полторы недели скрывать от подруги - где именно он запланировал провести с ней Праздник года?
        Вопрос «Как долго можно хранить тайну, чтобы не испортилась?» вообще очень деликатный.
        Будущий психолог, Жюль знал: ожидания нельзя передерживать, иначе подобно молодому вину - застареют, закиснут, испарятся. Женщины по натуре - до неприличия любопытны. Когда дело касается их лично, они любопытны болезненно. Может, не стоит заставлять подругу мучиться догадками?
        Иначе получится обратный результат. Дня два Жаннет будет усиленно ломать мозги над тайной. Потом надоест. Разочаруется, перегорит, переключится на что-то другое. Когда придет время узнать и радоваться подарку, энтузиазма не хватит: улетучится от тоски неудовлетворенного любопытства. Не лучше ли сейчас приоткрыть завесу, раз уж проговорился? Совсем немного - на щелочку?
        Да, правильная идея. Полезная. Жюльен убьет двух зайцев. Один: проверит - понравится ли подруге подготовленный сюрприз. Другой: если расскажет в увлекательной манере - сделает любимой приятное, ощущение от чего останется добрым осадком на сердце.
        Она наверняка догадается о его матримониальных намерениях. Обрадуется. Похвастается перед подружкам. Пусть завидуют: далеко не каждой из них делают предложение перспективные парни.
        Если приоткрыть тайну, Жаннет не заметит этих десяти дней. Они не протянутся пыткой неизвестности, которая подобно жуку-короеду подтачивает настроение. Пролетят незаметно - в радостном ожидании, в волшебных грезах об их первом совместном Рождестве.
        Точно! Решайся, Жюльен.
        - Ну хорошо, дорогая. Могу сообщить лишь одно: на праздник мы отправимся в местечко Тиффож, в замок Синей Бороды! - торжественно провозгласил молодой человек - тоном циркового иллюзиониста. Который объявил публике, что сейчас они все вместе, не сходя с кресел, совершат путешествие в волшебную сказку. После чего в зале раздается дружный выдох и воцаряется ожидающая тишина.
        - О, - округлив глаза, выдохнула Жаннет.
        И затихла. Не сразу нашлась - что сказать. Потребовалось время осознать услышанное, чтобы среагировать по существу.
        Услышанное звучало впечатляюще, и она заранее почувствовала себя счастливой. Фантазия заработала в ускоренном темпе. Не зависимо от того, сделает Жюль предложение или нет, скорее всего - да, но точно никогда не знаешь - провести Рождество вместе с любимым, в романтическом месте, в средневековом замке! Ах, мечта... Это запомнится надолго. Молодец Жюльен!
        Жаннет запрыгала на месте, аплодируя закоченевшими ладошками с покрасневшими кончиками пальцев. Прыгнула на шею любимому, принялась расцеловывать в разные места лица. На пятом или шестом поцелуе он ее остановил - слишком уж они становились влажными.
        - Ну, хватит, хватит, - добродушно сказал Жюльен, слегка отстраняясь.
        Глаза Жаннет сверкали будто два солнышка. У нее сегодня счастливый день, который даже промозглая погода не в силах испортить.
        Настроение взлетело на недосягаемую для неприятностей высоту и будет оставаться там как минимум ближайшие полторы недели. Все благодаря Жюлю. ЕЕ любимому Жюлю.
        Не терпелось расспросить подробнее. Мысли закружились в голове, путаясь друг у друга под ногами. Язык не успевал высказать главные из них, затараторил первые попавшиеся:
        - Ой, вот это да! Здорово ты придумал! Это будет самое оригинальное Рождество, точно знаю. Значит, это правда? Ну, про Синюю Бороду, или кто там под этим псевдонимом скрывался. Он существовал на самом деле?
        - Конечно, существовал. Это реальный исторический персонаж, - солидным тоном знатока ответил молодой человек. - Знаменитая, без преувеличения сказать - выдающаяся личность. На самом деле звали его барон Жиль де Рэ - де Лаваль, из знатного рода герцогов Монморанси-Крайон с примесью других известных фамилий. Он отличился беспримерной храбростью во времена Столетней войны, за что в двадцать пять лет стал маршалом Франции. Был личным телохранителем Жанны Д’Арк...
        - А правда, что он своих жен убивал? - поспешно перебила Жаннет, чтобы не забыть вопрос, возникший по ходу объяснений.
        - Вот здесь закралась неправдоподобность. Он не жен убивал, а детей. И в том была его ошибка. По моей личной версии.
        - Почему ошибка? Ну, то есть... я понимаю, убивать детей - это ужасно, кровожадно и прочее...
        - За кровавые преступления его приговорили к костру.
        - Ой, интересно! А где этот Тиффож?
        - В Бретани.
        - Где это? В Англии, что ли?
        Девушка была несильна в географии. Не только мировой, но и собственной, французской. Неудивительно: Франция - огромная страна, по площади самая большая из развитых в Европе. Разве мыслимо запомнить названия и расположение всех ее провинций, Нормандий и Бургундий? Тем более их расположение по отношению к Парижу в соответствии со сторонами света: на север, на юг или западо-восток. Она лево-право с трудом разбирает...
        Впрочем, в последнее время недостаток эрудиции для Жаннет потерял значение. В качестве справочного бюро, толкового словаря и розы ветров у нее имелся Жюльен, чтобы не стесняясь спрашивать на любые темы.
        - Бретань - это самая западная оконечность страны... - начал разъяснять друг, но Жаннет тут же перебила:
        - Жюль, пожалуйста, без сложностей со сторонами света...
        - Хорошо. Провинция Бретань располагается на полуострове с тем же названием, который выдается в Атлантический океан. На карте Франции расположен вверху, чуть сдвинувшись в сторону Испании. Так понятнее?
        - Нет, но продолжай.
        - Ладно, географическое положение, в принципе, неважно. Замок Тиффож, куда мы отправимся, находится на окраине городка с тем же названием. Стоит на левом берегу реки Мэн-э-Луар, на холме, в соответствии с правилами древней архитектуры. Которые предписывали строить замки-крепости на возвышенностях, чтобы их труднее было осадить и захватить.
        Само здание выглядит заброшенно, неухоженно, потому что давно необитаемо. После казни хозяина было оставленно без присмотра, на произвол природных стихий. Но внешнее впечатление обманчиво. Крепость имеет несколько нетронутых временем и разрушениями помещений, в основном - в подземелье.
        Мне всегда казалось странным, что власти не производят там реставрацию. Ведь это не просто один из многих средневековых замков, сохранившихся на территории страны. Это второе по популярности и посещаемости место во Франции...
        - После Нотр-Дам-де-Пари, естественно, - вставила девушка.
        - Ты права, - подтвердил Жюль и задал сам себе вопрос: - В чем привлекательность крепости Тиффож для туристов? Здесь сыграла роль неоднозначная репутация последнего владельца. Того самого, с которого списан образ пресловутого маньяка Синей Бороды. Но, поверь мне, барона очернили незаслуженно.
        - Жюль, расскажи поподробнее. Я почти ничего не знаю о прототипе... о праобразе... то есть о бароне де Рэ. Значит, сказка Шарля Перро про женоубийцу с синей бородой не имеет реальных оснований? Его оговорили выдумщики неправдоподобных историй?
        - Теперь трудно с уверенностью сказать, - сказал Жюль раздумчиво. - За давностью лет - с тех пор прошло около шести столетий - невозможно установить истину. Вопрос виновности его все еще волнует историков: проводятся экспертизы, выдвигаются новые версии. Чаще - с сомнениями по поводу беспристрастности средневековых судей. По запросу потомков барона несколько лет назад прошел новый судебный процесс. С целью очистить имя Жиля де Рэ - де Лаваля от многовековой дискредитации. Сейчас вопрос стоит так: верить или не верить в его преступления.
        Лично я не верю. Не могу представить, что он повинен в тех сорока семи пунктах обвинений, предъявленных судом. Среди которых: убийство детей в особо бесчеловечной форме и в невероятных количествах. Всего насчитали около восьмисот случаев пропаж детей в окрестностях Тиффожа. Всех объявили убитыми Жилем де Рэ.
        Вердикт суда включал подробное описание деяний обвиняемого. В том числе надругательство над детскими трупами, сексуальные извращения в виде некрофилии и педофилии, использование теплой крови убитых для заключения союза с дъяволом и прочее. Не буду утомлять тебя слишком натуралистичным упоминанием жестокостей, предположительно происходивших в крепости Тиффож. Они могут привести к депрессии и длительной тоске даже человека со здоровой нервной системой.
        - Кажется, ты из тех мест? - неуверенно проговорила Жаннет, вспоминая короткую биографию друга, которой он поделился в самом начале их отношений.
        - Точно! Родился в местечке Машкуль, на границе Бретани и Анжу, километрах в пятнадцати от печально известного замка. Когда был подростком, с друзьями несколько раз ездил на велосипеде в Тиффож... - сказал Жюльен и остановился.
        6.
        Поясним причину. Жюль был не любитель откровенничать о себе. Из природной скромности и профессиональной склонности больше слушать, чем говорить. Он сделал паузу, проверяя - не обратится ли жаннетин быстроменяющийся интерес с его личности на что-то другое. Тайно надеялся именно на такой поворот: только что она перебивала его новыми вопросами, не давая договорить ответ на старый.
        Но - нет. Девушка молчала, ожидая продолжения именно о нем, Жюле. Что, мягко сказать, не воодушевило. Надо бы незметно свернуть с нежелательной темы...
        - Я бывал на развалинах неоднократно и заметил одну вещь: место недоброй славы обладает странной силой притяжения, - продолжил Жюль с увлеченностью исследователя, севшего на свой конек. У парня он назывался психология. Естественно. - Легенда, связанная с Тиффожем, заставляет содрогнуться от ужаса. Но не отталкивает. Наоборот - создает особую ауру, заманчивую, таинственную. Которую хочется разгадать, пощупать. Потому туда не иссякает поток любопытных.
        Ужас щекочет нервы, потому привлекателен - закон, на котором основан успех хорор-фильмов. И мест, где происходили жуткие события. Они превращаются в туристические магниты. Каждая страна имеет такие. Тщательно культивирует, продвигает в качестве завлекающей изюминки для современных пилигримов.
        Ты заметила: места, где происходили жестокости, намного популярнее у туристов, чем места благостных деяний? Какая-то невидимая, неодолимая сила ведет человека. Заставляет приехать издалека, чтобы посмотреть на обстановку, где совершены массовые убийства, каннибализм или отрубание голов. Существуют даже «музеи пыток», посвященные орудиям издевательств и аппаратам для умерщвления. О них посетителям в подробностях расскажут увлеченные гиды. Даже предложат примерить на себя, чтобы побывать в роли жертвы, полнее прочувствовать ее испуг.
        Как думаешь - почему нас привлекает экстремизм порока?
        - Почему? - Жаннет не собиралась напрягаться. Легче спросить.
        - Потому что жутко заманчиво разгадать - где спрятаны истоки дьявольского в человеческом мозгу? Увлекательная, вечная дилемма: борьба добра и зла в одной душе.
        Загадка, привлекающая два типа людей: ученых и туристов. Первых она заставляет ломать голову над сбоями в извилинах мозгов. Вторых - посещать широко обсуждаемое место. Что позволяет некоторым странам ощутимо пополнять бюджет. Потому они отчаянно стремятся раскопать в собственной истории нечто, пугающее обывателя бесчеловечностью, выходящей за рамки повседневной жизни. Вот несколько примеров. Чем привлекает зарубежных гостей Румыния?
        - Румыния? Э-э... Это там, где Дракула?
        - Вот! Ты сразу назвала. Хотя страна богата другими, эстетически обогащающими достопримечательностями: красочной природой горной Карпатии, лечебными источниками, старой архитектурой городов.
        А среднестатистический турист стремится сломя голову в печально известный трансильванский замок - обитель самого популярного в мире кровопийцы. Хотя вампиризм Дракулы не подтвержден ни документами, ни свидетельствами современников. Основан лишь на книжной выдумке. Которая настолько укрепилась в мозгах, что не допускает альтернативной интерпретации.
        - Ой, Жюль, пожалуйста, без вашего специфического ученого жаргона...
        - Извини. Переведу: версия про вампира Дракулу не имеет доказательной базы. Она была придумана Брэмом Стокером и настолько понравилась широкой публике, что все другие автоматически были признаны нерелевантными... то есть - не имеющими значения. Сейчас забыли, что писатель Стокер в свое время пользовался славой «пропагандиста чепухи». В частности за выдвижение гипотезы, что самая известная британская королева Елизавета Первая была мужчиной.
        - Ха! Неужели правда? На что же он опирался?
        - На расплывчатые, малодостоверных факты. Суди сама. Елизавете не исполнилось трех лет, когда осталась без матери - той самой Анны Болейн, которой по приказу мужа Генриха отрубили голову. Девочку отправили подальше от Лондона. Под предлогом - чтобы охранить от возможных болезней. На самом деле - чтобы не попадалась на глаза отцу, не напоминала о супруге Анне, не удосужившейся родить мальчика.
        По версии Стокера: Елизавета воспитывалась в дальнем поместье Оверкорт, где в юном возрасте скончалась от эпидемии...
        - Холеры? - быстро подсказала девушка. И не угадала.
        - Нет, чумы. Чтобы избежать гнева короля, гувернантки решились на подлог: тело принцессы спрятать, вместо нее подставить двойника. Как назло, подходящей по возрасту и внешности девочки в деревне не нашли. Пришлось пойти на двойной обман: переодеть в женское платье мальчика Невилла, который тоже был рыжеволосым.
        Подлога при дворе не заметили. Мальчик продолжил жить под чужим именем, утверждал Стокер. Чем объяснялись некоторые факты биографии королевы: она никогда не выходила замуж, не имела детей, выглядела крайне непривлекательно для женщины.
        - Вообще приемлемое объяснение, - раздумчиво проговорила Жаннет.
        - Но оно не прижилось. По причине очевидной смехотворности, а также по политическим мотивам. Но не будем задерживаться на развенчании каждого, притянутого за уши, предположения. Вернемся к теме разговора.
        - А про что мы...
        - Про популярные туристические места, которые завлекают происходившими там ужасами. Так вот. В Центральной Африке гостей непременно сводят во дворец бывшего диктатора Бокассы, который открыто признавался в каннибализме. В его доме сохранился холодильник со следами крови, где он держал человеческую «свежатинку». Холодильник находится в статусе «государственного экспоната» и строго охраняется.
        Помнишь случай с японским студентом-каннибалом, обучавшимся в Сорбонне? Который убил и съел сокурсницу из Голландии? Эта история произошла здесь несколько лет назад здесь и получила продолжение, не логичное с точки зрения здравомыслящего человека.
        Из-за юридических нестыковок во Франции ему удалось избежать судебного процесса. Бывший студент университета вернулся на родину - в Японию, где стал национальной знаменитостью. Начал писать книги о своем «оригинальном» жизненном опыте и за короткое время прославился как автор бестселлеров. Живет безбедно. Раздает интервью, участвует в съемках программ о себе, необыкновенном. Хотя, по логике, должен вызывать только отвращение и рвотные позывы.
        - Вот ужас-то, - проговорила Жаннет и даже немного побледнела.
        Жюльен замолчал на мгновение, ожидая, что девушка попросит прекратить разговор. Тема, конечно, малоприятная... Не дождался. Жаннет слушала с интересом в глазах и не собиралась прерывать на самом захватывающем месте.
        - Продолжу проводить параллели. Схожие тенденции можно найти в других странах. В Лондоне история Джека-Потрошителя муссируется гидами с мельчайшими подробностями. В районе Уайт Чепел, где он убивал проституток, проложен целый маршрут по следам его преступлений. А посещение Тауэра, тюрьмы с кровавым прошлым, входит в официально составленную программу для туристов.
        Там непременно сводят в камеру братьев-принцев, Ричарда и Эдуарда. Которых тайно умертвили как конкурентов на престол. Этих белокурых, хрупких юношей часто изображают на рекламных проспектах шекспировской пьесы «Ричард Третий». Про них расскажут душещипательные подробности, от которых ночью не заснешь, испугавшись призраков в собственной спальне.
        - Почему это?
        - Потому что несчастных принцев задушили подушками в кроватях.
        - Понятно. Послушай, Жюль, я ведь раньше никогда не обращала внимание на то, о чем ты говоришь. Сейчас так очевидно стало...
        - Я называю только общеизвестные факты. В Монголии туристов отвозят полюбоваться гигантской статуей национального героя Чингиз-хана - завоевателя, покорителя и убийцы. Который не щадил даже ближайших друзей и родственников. Между прочим, именно из-за него китайцы задумали построить стену. Да что далеко ходить за примерами. В собственной истории их полно. Куда часто рекомендуют заглянуть парижские гиды?
        - На Эйфелеву башню?
        - Да. И в Дом инвалидов. Чтобы взглянуть на гробницу Наполеона, полководца, угробившего сотни тысяч соотечественников. Ради чего? Ради удовлетворения непомерных амбиций. Только кто сейчас вспомнит те безымянные жертвы? Главное, что осталось в памяти благодарных потомков - военные завоевания нашего милого патриота, французского императора с итальянскими корнями. Потому устроили ему самую роскошную гробницу в истории страны.
        Кстати замечание: мы в Европе не одиноки в прославлении личностей, не считавшихся с количеством жертв ради собственных фантазий. В столице далекой России на главной площади страны лежит труп вождя революции, во время и после которой погибли миллионы русских. Но о них тоже не принято говорить. Вождь - это звучит гениально. А на самом деле - гениальный сдвиг мозгов.
        - Кажется, Гитлера тоже вождем называли?
        - Точно. Все места, связанные с его памятью, превратились в туристические объекты: дом, где родился, бункер, откуда руководил войной, санаторий в горных Альпах, где заботился о здоровье и отдыхал с Евой Браун. Кстати, начинал он очень невинно - как любитель-художник. Я видел его зарисовки Вены начала двадцатого века. Не сказать, что примитивно... Посредственный талант. Лучше бы Гитлер стал заурядным художником, чем великим вождем. К сожалению, судьба распорядилась иначе.
        7.
        Жюльен опять умолк, будто выдохшись. Искоса взглянул на девушку - не утомил ли? Он нарочно завел отвлеченный разговор - чтобы заставить Жаннет забыть случай на башне. Когда ее душа и тело собрались разлучиться невечно, отправившись в противоположных направлениях: душа чуть не улетела к ангелам, а тело едва не шмякнулось с тридцатиметровой высоты.
        Напрасно беспокоился. Она не имела планов переживать о недавно неслучившемся. Погрузилась в беседу с головой. Ее взгляд ни разу не оторвался от лица Жюля, не подернулся задумчивой дымкой, не остановился в забытьи. Девушка слушала внимательно. Когда он сделал паузу, не изменила ожидающего выражения глаз.
        Ее увлекло неравнодушие, с которым рассказывал Жюль. Тема никогда не приходила в голову Жаннет, а ведь феномен существует.
        Как вирус международной эпидемии заражает он любителей путешествовать по хорор-местам. Заболевание это неопасное, проявляется в форме крайнего любопытства. Диагноз: негласный заговор туристов, объединенных страстью к посещению печально известных исторических мест. Эдакая маньячная география...
        Хорошо, что Жюль сегодня открылся, подумалось Жаннет. Если собираешься выходить замуж, полезно знать увлечения будущего спутника жизни. По возможности - разделять их. Или, как минимум, понимать истоки.
        Понять не составило труда. Более того, показалась завлекательно - разобраться в судьбе последнего владельца Тиффожа. Герой войны превращается в посмешище из сказки - нестандартный сюжет. Почему про это ни голливудских фильмов не создано, ни бульварных книжек не написано?
        Тема заслуживает самого серьезного рассмотрения творческими людьми. А что? Неплохая идея для издателей и продюсеров. Их продукция - сильнейший пропагандист. Пусть работает на возбуждение интереса к жизни замечательных людей и оживление туристических потоков. Не в коммерческих целях, а в народо-объединяющих.
        Поясним мысль. Любовь к путешествиям как никакое другое хобби способствует появлению чувства общности у самых разных людей. Отличающихся цветом кожи, языком, фольклором, религиями и привычками.
        Вступайте в благословенное сообщество туристов, и перед вами гостеприимно откроются все двери - от дворца и хижины. Для вступления не потребуется покупать входной билет или годовой абонемент. Только выбрать: эксклюзив- , бизнес- или эконом-класс. Демократичнее некуда.
        Туризм всегда с тобой, отвечает на любой запрос и каждый кошелек - от велосипеда до самолета. Вот если бы сильные мира сего оценили его перспективность! Не оружием вводили западную демократию в восточные регионы, а использовали возможности поголовного туризма. Мирным путем и наглядным примером добьешься большего.
        Странно звучит? Лишь на первый взгляд. Смотрите сами. Вот съездил бы человек в отпуск за границу. Посмотрел, как другие страны процветают, и наверняка захотел бы такую жизнь у себя устроить. С помощью бескровной революции. Вот когда наступило бы царство всемирной демократии - без бряцания оружием и клацанья зубами в сторону друг друга.
        Вообще полезно внести пункт о туризме в рабочий контракт. С обязательным исполнением хотя бы четыре раза в год.
        Или раз в квартал. Минимум. Отличное средство против терроризма. Доказано исследованиями британских ученых: экстремистские мысли посещают человека каждые три месяца.
        Проследим динамику развития и эскалации стресса. В первый месяц появляется желание убить соседскую собаку, которая регулярно гадит на тротуар рядом с дверцей машины. Во второй - зарождается смертельная ненависть к начальству, срочно потребовавшему отчет о непроделанной работе. В третий - ненависть приобретает конкретные направления, одно из которых - опять приехавшая «погостить» теща.
        А послали бы начинающего закипать экстремиста-радикала на Багамы за счет предприятия - глядишь, отдохнул бы гражданин, расслабился на белых тропических песках. Ощутил неважность каждодневной суеты. Осознал бы ценность и неповторимость земной жизни, где существуют райские уголки покрасивей, чем на виртуальных небесах. Которые духовные лица и военные тренеры обещают ему в случае самоподрыва.
        Вернулся бы домой другим человеком. Счастливым, умиротворенным. Пацифистом - на ближайшие три месяца. Единственной проблемой которого остался вопрос: чем намазать обгоревший нос, чтобы не облезал ошметками?
        Заграничный отдых - польза, очевидная для сохранения мира, и в интересах всех народов планеты. Не тратились бы бесполезно горы денег и тысячи жизней на индустрию вооружения. Сэкономленные на войне средства использовались бы для бесплатных путевок в экзотические места, с обязательно-насильственным их посещением. Посмотрели бы, как скоро стерлись разделяющие людей идеи и барьеры, часто существующие только в воображении, воспаленном от неиспользованного отпуска.
        Ну, далеко заходить в отвлечениях не будем, вернемся к беседе Жюля и Жаннет. Речь шла о феномене привлекательности порока, который заставляет отяжелевшего от поглощения чипсов обывателя превращаться в легкого на подъем туриста. Который передвигается по странам и континентам, с особым энтузиазмом посещая места, где творились бесчеловечные ужасы.
        - Кстати, - продолжил молодой человек, - из той же оперы стремление людей посетить территории, недавно подвергшиеся действиям разрушительных стихий. Чтобы своими глазами увидеть результат природных катастроф: наводнений, извержений вулканов, ураганов, цунами, расколов земной коры. Катаклизм-туризм называется.
        Мы на нем задерживаться не будем, вернемся на родную землю. В случае с крепостью Тиффож - у посетителей есть возможность «полюбоваться» на легендарное место не по горячим следам событий, а с расстояния прошедшего времени.
        К счастью. Потому что в те тревожные, средневековые годы чужаков к крепости никто близко не подпустил бы. Да. Не дай Бог было жить поблизости или проходить рядом. Ни крестьянин, ни церковнослужитель, ни, тем более, женщина или ребенок не были уверены за свою жизнь.
        - Это почему?
        Вопрос показался Жюлю настолько наивным, что он недоуменно уставился на подругу. Разве непонятно? Потому что само собой разумеется одна вещь: другие времена - другие обстоятельства. Обижаться на подругу не стал. Догадался - все дело в неведении. То, что для него «само собой разумеющееся», для нее - чистый лист. Следовало растолковать Жаннет, терпеливо и подробно, чтобы была в курсе.
        - Объясняю ситуацию, в которой происходили события. Немного истории. Представь: Франция 1629 год. В разгаре Столетняя война, краткое содержание которой в следующем. Король Англии пытался расширить свои французские владения и сделать заявку на второй престол - у нас. Французы сопротивлялись. Но неубедительно. Отсутствие четкой стратегии, вражда между феодалами, слабость королевской власти - все это мешало нашим.
        И помогало врагам. Надо отдать должное тактике англо-саксов. Которая была проста и эффективна: нарушить экономику региона путем опустошительных набегов. Разоряли крестьянские хозяйства, мельницы, ремесленные мастерские. Массовыми убийствами запугивали население, подавляя желание сопротивляться. Особенно в том преуспел пресловутый Черный Принц.
        - Почему его так прозвали?
        - Потому что черный плащ любил носить, - коротко и неясно ответил Жюль, не желая отвлекаться. - Невиданные напасти свалились на головы французов. От вражеского террора и как следствие - голода, эпидемий, общей неустроенности жизни численность населения сократилась на две трети. Понимаешь глубину отчаяния простых людей? Именно в тот момент на его мрачном фоне возник лучик света. Пришла Дева, которая объявила себя избранницей Бога для священной миссии - освобождения родины.
        Угнетенный несчастиями народ с последней надеждой и великим воодушевлением встретил весть о воительнице Жанне. С Всевышней помощью она повела войска на супостата. И начала побеждать! Барон Жиль де Рэ - де Лаваль был назначен ее телохранителем в походах. Обязанным охранять, защищать и всячески поддерживать ее. Ведь, сама понимаешь, она одна девушка среди тысяч мужчин.
        Год сражался барон бок о бок с бесстрашной Жанной, ведомой одним желанием - принести мир на родную землю. Потом тропы соратников разошлись. Трагическим образом. После предательства, Жанна попала в плен. Окончила жизнь на костре, обвиненная в самых нелепых грехах - как ношение мужской одежды. Интересно, удобно ли ей было воевать в платье?
        После войны барон де Рэ поселился в Тиффоже. Демонстративно обособленно. От света отдалился, жену с дочкой отправил подальше. Будучи богатейшим вельможей Франции, устроил свой быт по принципу «королевство в королевстве».
        На обустройство «двора» денег не жалел. В пределах крепости возвел церковь со штатом священников. Окружил себя свитой из молодых рыцарей, которых одел в богатые костюмы. Выезжал из замка торжественным кортежем, не уступавшим королевскому. Впереди скакали трубачи, предупреждая о приближении господина, разгоняя зевак и попрошаек. Зрители бывали поражены количеством сопровождавших его персон, роскошью одежд, убранством карет и лошадей.
        Вел он себя соответственно. Как единоличный, недемократичный правитель, тиран и эгоист. Но пойми, Жаннет, в те времена это была нормальная практика жизни. В стране царил беспорядок. Общегосударственных законов не имелось. И богач, и простолюдин поступали по принципу «кто во что горазд». Вельможи вели себя как царьки в пределах поместья. Сами устанавливали законы, сами следили за их исполнением. Будучи болезненно-подозрительными, друзей не заводили, от родственников держались подальше. Опасались предательства, которое могло стоить головы. В междоусобных конфликтах рассчитывали только на себя.
        Нашему барону де Лавалю, как богатейшему дворянину, следовало проявлять двойную осторожность. Окруженный тайными завистниками и открытыми недоброжелателями, он чужаков в своих владениях не терпел. Принимал за вражеских шпионов. Приказывал свите не церемониться с незнакомцами.
        Потому жители деревень в окрестностях Тиффожа опасались лишний раз попадаться господину на глаза. Любого могли схватить его подручные молодцы. Без объяснений-извинений заставить работать. Или платить дань. Или избить для собственной тренировки и чтобы знал на будущее. А женщин...
        - Ну, тут понятно. А дети при чем?
        - Детей как раз очень охотно привечали, особенно мальчиков. Приглашали зайти в замок под предлогом петь в хоре - для развлечения хозяина. Частенько туда попадали бездомные, брошенные, из бедных семей. После того, как скрывались за воротами крепости, следы их терялись. Что, собственно, послужило основанием для начала разбирательства.
        - Так ты отрицаешь участие барона Синей Боро... то есть де Рэ в кровавых оргиях с примененем педофилии, некрофилии и гомофилии заодно? Не веришь пословице - нет дыма без огня? - принялась Жаннет выспрашивать, сев на любимый конек - любопытство. Посмотрела на друга строгим взглядом, будто оппонент на защите кандидатской, начавший ученую дискуссию.
        - Сейчас трудно разобраться, - не совсем уверенно ответил Жюль оппоненту-Жаннет. - Пословица тоже может ошибаться. Фактов против барона нет. Только сплетни и предрассудки. Точно знаю одно: на войне он показал себя как рыцарь, герой и патриот. За что заслуживает уважения. Конечно, у де Рэ имелись отклонения... в смысле ориентации... За которые сейчас не судят. Мой личный приговор: невиновен по всем пунктам, - убежденно закончил он.
        Девушка испытующе взглянула на друга. Пришла мысль: а ведь она не так хорошо знает Жюля, как предполагала до того. Кажется, у него есть тайное увлечение, о котором он до сих пор молчал. Насколько оно серьезно?
        - Скажи честно. Владелец Тиффожа - твой кумир?
        - Ненавижу это слово. Означает униженное поклонение. К тому же «кумир» - громко сказано. У меня к его личности давний интерес. Не поверхностный, как фаната к идолу. Более глубинный, желающий проникнуть в тайны психологии неординарного человека.
        - Потому ты его защищаешь?
        Жюль помолчал. Никогда не задумывался. Защищает он его или только пытается объективно разобраться?
        У Жаннет не было времени на его раздумья. Не терпелось сообщить свое видение ситуации:
        - Понимаю, дорогой. Барон впечатлил тебя подвигами, совершенными во славу родины. Воспринимаешь его чисто эмоционально - как выдающуюся личность. Не хочешь признавать недостатки, которые портят идеальную картинку. По принципу: на солнце не должно быть пятен, на предмете поклонения не должно быть марающих деяний. Правильно я сформулировала психологическую подоплеку?
        - Пожалуй, да.
        - Ой, интересно! А как все началось?
        - Началось с детства. Я был впечатлительный. Когда прочитал ту самую страшную сказку о Синей Бороде, несколько ночей не мог спать. Как ни странно - не от страха. А от...
        Жюль пощелкал пальцами, подыскивая слово.
        Не нашел.
        - От того, что тогда не смог бы описать. Это было странное ощущение. Чуть ли не восхищение, что ли. Пойми правильно: восхищение не преступлениями, а силой характера. Внутренней независимостью. Решимостью поступать неординарно. Отвагой быть не как все. Следовать собственным побуждениям, а не предписанным в обществе правилам. Не обращать внимание на чужое мнение, не бояться испортить репутацию...
        Дальше автор продолжит рассказ от себя. Чтобы осветить вопрос в подробностях, которых Жюльен сам про себя не знал. Или знал, но не желал разглашать как сугубо интимные.
        Восхищение героем-злодеем с возрастом не пропало. Оно осело в подсознании, подпитывалось каждой новой информацией, которую удавалось заполучить. Когда Жюль узнал, что у Синей Бороды существовал прототип, который вдобавок - жил неподалеку, снова не спал. Думал: надо обязательно там побывать.
        Желание вскоре осуществил. Получилось удачно: за успешное окончание очередного школьного года получил от родителей в награду новый велосипед и разрешение на путешествие. Отправился в тот же день - от Машкуля до Тиффожа меньше часа ехать.
        Существует стереотип мышления: злодеи живут в подземельях, герои - во дворцах. Поддавшись ему, Жюль ожидал увидеть в Тиффоже нечто грязно-отталкивающее. Типа закопченной пещеры неандертальца с разбросанными по полу костями обглоданных людей.
        Увидел совершенно противоположное. Романтичное, в стиле «декаденс» - живописные развалины, заросшие зеленью.
        Крепостной комплекс располагался на холме и выглядел типично для средневековья. Стены с мощными бастионами окружали территорию, внутри - башня замка в виде шахматной ладьи. Бойницы-щели вместо окон. Дорога к воротам - узкая, крутая, неудобная для тех, кто задумал напасть.
        Когда-то замок выглядел внушительно, сурово и неприступно, одним видом отбивая охоту захватить его силой. Теперь находился в плачевном состоянии, но ничем не напоминал первобытную пещеру людоеда.
        Посещение крепости стало для юного Жюльена воплощенной мечтой. Он облазил каждый камень, осмотрел каждую сохранившуюся комнату. Заглянул в каждый закоулок, коридор, подвал и винный погреб. Прошелся по стенам, пробежался по лестницам. Наконец, взобрался на башню, откуда обозрел окрестности.
        Поистине идиллические открывались оттуда виды. Бесшумно текла река - точно извилистое зеркало, отразившее чисто-голубое небо. Мирно паслись овцы, кудрявыми облачками рассыпавшись по луговой траве. По пологим береговым склонам расселись дома деревушки, покойно дремлющей в окружении садов и лесных островков.
        Нет, осознал тогда юный Жюль, посреди столь невинной, нереально идеальной картины не мог родиться и воспитываться будущий маньяк. Это не вяжется на уровне ощущений, которые в психологии главные. Сдвиг произошел позднее, в зрелом возрасте. Душа его совершила ошибку, только когда именно? И совершила ли вообще? Вот что стоило выяснить в первую очередь.
        Во вторую - справедлив ли был суд, обвинивший владельца Тиффожа в самых отвратительных преступлениях, которые в силах придумать человеское воображение.
        8.
        Идея-фикс увлекла Жюля - разобраться в феномене Жиля де Рэ, барона де Лаваля.
        Провести собственное расследование - непростая задача, осложненная сроком давности. Что делают, когда обстоятельства предполагаемого преступления неясны: вещественные доказательства отсутствуют, свидетели умерли, место события потеряло первоначальный вид?
        Бросаются на штурм библиотек.
        Оказалось, тема горячая, волнующая историков до сих пор. Книг - огромнейшее число, но оно не обрадовало нашего психолога-детектива. Все они были созданы по методу «кто-то что-то сказал, а я записал и от себя добавил». Жюль искал другое - непредвзятый рассказ, основанный на подлинных документах, свидетельствах современников.
        Кто ищет, тот найдет - пословица неустаревающая. В руки попалась одна оригинальная книжица - под названием «Реквием по барону де Рэ».
        Она привлекла внимание тем, что отступала от негативного мнения в отношении героя. Выделялась оправдательной интонацией в общем хоре проклятий. Подвергала сомнению слухи про ужасы, творившиеся в крепости Тиффож. Делала попытку непредвзято рассказать о благородном рыцаре, каковым барон являлся несомненно.
        Эта книга - результат архивных изысканий, для удобства чтения оформленный как художественная повесть. Автор - политически и религиозно незакомплексованный философ Жорж Бордоно. Он описал де Лаваля по преимуществу положительными красками. И оказался в том чуть ли не единственным из всех сочинителей, затронувших тему его печальной судьбы.
        Вступление гласило: «Барон жил как преступник, а умер как святой». После прочтения книги Жюльен в том убедился. Сделал для себя первый вывод: де Рэ несправедливо оболгали в истории.
        На самом деле барон был истинным патриотом Франции, рисковавшим жизнью на полях сражений. Ближайшим сподвижником и советником Жаны Д’Арк. Негодяя она бы рядом не потрепела. На войне познается глубинная сущность человека. В соратники берут лучших друзей, на которых можно положиться. Без взаимопонимания - смерть. Жанна приблизила к себе де Лаваля, значит - доверяла. Разве можно найти лучшую рекомендацию?
        Дерзость характера его восхитили Жюльена, а факт, что они однофамильцы, тому помогло. Молодой человек сделался тайным поклонником знаменитого земляка. Тайным, потому что открыто восхищаться человеком, которого после гибели уничижительно прозвали Синей Бородой, было неосмотрительно.
        Симпатии к человеку, объявленному кровавым маньяком, не приветствуются в обществе. Жюль знал и не собирался становиться изгоем или мучеником во имя неизвестно чего. Не желал подвергаться нападкам за оригинальность взглядов - это могло помешать будущей карьере, ненужно осложнить жизнь. Ведь несмотря на гордые прокламации о свободе слова, свобода эта на самом деле имеет жестко очерченные рамки.
        Завершив первый этап расследования, Жюльен пришел к заключению: барон де Рэ-де Лаваль был совсем не тем злодеем, за которого его выдают. Общественное мнение воспринимает его слишком зашоренно, односторонне. В соответствии с официально установившейся версией: кровавый убийца, замучивший сотни малолетних жертв, не считая других злостных правонарушений. Среди которых: общение с дьяволом, склонность к алхимии и далее по порядку - из набора обвинений средневекового суда.
        У Жюля барон вызывал не отвращение, а сочувствие и симпатию. С примесью горечи. Будто к члену семьи, которого подвергли шквалу нелестных, неподтвержденных, непроверенных слухов. Они стали преследовать его после смерти и постепенно превратились в утверждение, не подлежащее отмене. В безоговорочно принятый вердикт, который давно следовало бы пересмотреть - из-за вновь открывшихся обстоятельств. Например, что общение с дьяволом - лишь плод воображения, а смешивание химических элементов - лишь научный опыт.
        Странное ощущение: Жюль считал себя родственником великого земляка. С чего он взял? Да, имена почти одинаковые: разница в одну букву. Фамилии совпадают - де Лаваль. Но это ни о чем не говорит. У барона фамилий имелось около десятка - все по названиям владений, унаследованных от родни. Так что в округе полно его «однофамильцев».
        Или выдвинуть другую версию, более вероятную. Ну... относительно вероятную: Жюльен - дальний его потомок. От незаконнорожденного сына кухарки или крестьянки, неосторожно проходившей мимо? Почему нет? Барон де Лаваль отличался сексуальной агрессивностью и неразборчивостью в связях... Версия возможная, но за давностью лет недоказуемая, не подвластная практическому анализу ДНК. Жаль. Было бы интересно проверить.
        Результаты расследования воодушевили Жюля. Вплотную занявшись изучением жизни барона, обнаружил первые несовпадения в его досье. Немедленно приступил ко второй части задания - проверить непредвзятость судей, приговоривших носителя древнейшей французской фамилии к сожжению на костре позора.
        Кстати про костер. Наказание это было таким же обычным в средние века, как сейчас штраф за превышение скорости. Широко применялось к рядовым еретикам и низкопородным колдуньям-самоучкам. Но не к представителям знати. С которыми воины инквизиции предпочитали не связываться. Себе дороже: богатые вельможи вспыльчивы и агрессивны, натренированы в междоусобицах, без оружия не ходят, умеют за себя постоять. Придешь их арестовывать - надают по шее и вытолкают взашей.
        Тем более судьи должны были бы поосторожнее обращаться с опытным полководцем, маршалом Франции. Ан нет, не побоялись начать преследование и вынести высшую меру. Значит - имели поддержку: приказ убрать барона поступил с самого высокого верха...
        К удаче Жюля в этой части расследования имелось больше фактической определенности в виде хорошо сохранившихся документов.
        Он критически просмотрел материалы дела. Первая подозрительная вещь, бросившаяся в глаза: председателем суда и главным обвинителем выступал давний должник барона - епископ Нантский. Все ясно. Заинтересованное лицо.
        Второе - сама формулировка обвинений звучит как несусветная околесица. Неправдоподобная, неправомерная и в большинстве глупая, если не сказать - смешная. Ну кто сейчас поверит в дребедень про «связь с дьяволом» и «подписание договоров кровью»? Галиматья, не вызывающая доверия. В те времена всеобщей безграмотности высшие дворяне были отлично образованны, имели под рукой чернила, чтобы не калечить себя по мелочам. Резать себя ради добычи капельки драгоценной голубой крови? Нонсенс. Получишь заражение - никакой дьявол потом не вытащит с того света.
        Скажете - кровь использовали не вместо чернил, а в качестве клятвенного средства на верность сатане? Отвечаем: ни одного документа, подписанного кровью - красной, голубой или проявляющейся в качестве доказательства против де Рэ суду предъявлено не было.
        Тем не менее, в существование компромата заседатели поверили безоговорочно. Не под давлением ли того епископа?
        Дискуссируя сам с собой, Жюль соглашался: да, нельзя подходить с новыми мерками к старым предрассудкам. Но можно догадаться о вопиющем непрофессионализме средневековых дознавателей. Вернее - профессионализме в добывании сведений, невозможных проверить.
        Методы ведения следствия были на уровне примитива. Обвинения построены лишь на голословных утверждениях и предположениях случайных людей. На их основании приговорить к высшей мере родовитого дворянина? Абсурд чистой воды.
        Дознавателю Жюлю судьи представлялись предвзятыми людьми, настроенными притянуть за уши нужные факты. Для того они выудили «признания» из свидетелей, почему-то оказавшихся исключительно из числа прислуги неблагородного сословия. Не потому ли, что представителей простонародья разрешалось подвергать «допросам с пристрастием»?
        С другой стороны - несчастных можно понять: кто бы устоял перед угрозами отлучения от церкви и пытками, подсказанными самим сатаной? Средства тогдашних палачей известны: дыба да «испанский чулок», дробящий кости. Не говоря про кол. Одно упоминание о применении которого приводило людей в суеверный ужас, заставляло умирать - от мгновенного инфаркта мозга. Или инсульта сердца? Короче, от внезапной остановки жизненно важных функций организма.
        Итак, половина дела слугами инквизиции была сделана - кривдами и неправдами собраны показания про «злодеяния» владельца Тиффожа. Встала главная проблема - сломить сопротивление самого де Лаваля. Который отвергал все обвинения против себя, особо те, в которых говорилось о связях с нечистым и кровавых оргиях на детских останках.
        Судьям требовалось чистосердечное признание - только после него существовала возможность вынести смертный приговор. Однако, загвоздка: барон отказывался себя оговорить.
        Пытки применять не дозволялось к действующему маршалу страны.
        Требовалось сломить его морально. Ради того пошли на очередной подлог. Первым делом пригрозили навечно отлучить от церкви, от чего упорство набожного барона пошатнулось. Чтобы окончательно лишить его мужества, решили продемонстрировать издевательства, которым он, якобы, подвергнется в случае продолжения запирательств.
        Де Лаваля привели в подвал, где на его глазах начали пытать людей. Буквально через несколько минут отважный воин, видевший на войне немало крови и расчлененных трупов, потерял сознание от зрелища страданий и звука стенаний.
        Немедля подписал все, что требовалсь - к великому облегчению организаторов процесса. Жюльен понимал барона и не осуждал. Что было делать? Пытка - сильнейший аргумент при ведении допроса. Какой сумасшедший согласится на нее, если взамен требуется всего лишь поставить подпись? Пусть под самым невероятно-предрассудочным утверждением: имел сношения с дьяволом, ел свежезарезанных детей...
        Сама формулировка смехотворна.
        Для двадцать первого века. А для пятнадцатого? Может, они верили в то, что писали?
        Не стоит забывать о гегемонии религии, творившей правосудие, и недоразвитости науки, блуждавшей наощупь. Современным исследователям в лице юного Жюльена необходимо делать скидку на темноту сознания людей из периода развитой инквизиции.
        Сделав ее и представив себя в роли знаменитого однофамильца, Жюль, кажется, познал его ошибку. Которая состояла в том, что по рыцарскому масонскому обычаю де Рэ был слишком ревностным католиком. Веровал в Господа безраздельно и так же безраздельно доверял его слугам.
        Не менее твердо верил он в собственную невиновность. А также неприкосновенность.
        Барон с самого начала был убежден, что титул и статус его защитят. Что на него, героя Столетней войны, в те годы - самого прославленного французского полководца, не посмеют возвести напраслину. Не решатся оговорить и осудить. Он даже не пытался оказать сопротивление, не пытался скрыться. Добровольно явился в суд. Значит, не чувствовал за собой ни малейшей вины? Или подвела самоуверенность?
        Ответ неизвестен.
        Мня себя неприкасаемым, барон роковым образом ошибся: заслуги перед родиной не сыграли в оправдание. Де Рэ обвинили не только в правдоподобно звучавших преступлениях. Но и тех, которые пришли бы в голову только непроходимо диким людям с умом, извращенным религиозными догмами.
        Если бы Жюльен оказался на его месте, разбил их утверждения в пух и прах.
        9.
        Если бы Жюльен оказался на его месте... Загадочная судьба барона де Лаваля будоражила и увлекала студента психологии. Чем дальше, тем теснее переплетались в его исследовании два интереса - личный с профессиональным.
        Переплелись настолько, что самой заветной мечтой Жюля стало - оказаться в прошлом. Представлял себя в роли рыцаря-барона. Вот он, облаченный в сверкающие латы и шлем, с мечом наголо несется в самую гущу сражающихся. Где образовалась «куча-мала» и жуткая неразбериха: люди орут, кони ржут, мечи звенят, головы летят. Не поймешь, кто друг, кто враг. Разбираться некогда - руби направо и налево.
        Время от времени, желая отвлечься от столичной суеты, приходил он в уютный садик особняка Бирона. Бродил между пирамидально подстриженных кустов. Надолго останавливался перед «Мыслителем» Родена, погружался в мечты. Про кумира - Жиля де Рэ. Начинал представлять себя в его облике, думать за него. Было весело и загадочно: примерить тело другого человека, проникнуть в его психику.
        Хотя, конечно, что увлекаться подобными экспериментами не стоит - из-за опасности раздвоения личности. Примеры чего имеются в литературе. Доктор Джекил и мистер Хайд - две стороны одного характера. Добрый в душе и жуткий на внешность Франкенштейн. Алиса в Стране чудес, то большая то маленькая... Одно Жюльен знал точно: как будущий психолог, должен разобраться в причинах болезни прежде, чем поставит диагноз.
        Несмотря на глубокую симпатию к барону, факт умопомешательства его Жюль не отрицал. Порочащие слухи на пустом месте не создаются. Тем более в отношении высокостоящих персон. Надо было так явно и так долго провоцировать общественное мнение, чтобы захотели его убрать со сцены жизни.
        Возможно ли допустить, что обвинения имели под собой почву? Вопрос подвинул Жюля начать масштабное психологическое исследование. В то время он уже учился на профессию и решил извлечь из хобби практическую пользу: одновременно начал подготовку к диплому на ту же тему.
        Диплом будет прорабатывать ситуацию, которая начинается со слов: «Представим, что обвинения соответствовали действительности». Откуда вытекает задание для анализа. Как именно происходил процесс перерождения героя войны в убийцу малолетних? В какой момент произошел сбой в системе, и барон де Лаваль ступил на тропу ошибок?
        Проблема тектонических сдвигов в психике и торнадных завихрений в мозгах оказалась чрезвычайно увлекательной. Жюль погрузился в нее по горло. Чтобы узнать как можно больше, копался в специальной литературе. Но поджидала трудность: в одиночку он не справлялся. Предмет исследования был узко специфичным - слишком мало фактического материала и достоверной информации. Ощутился дефицит идей и мнений.
        Чтобы его сократить, предмет исследования следовало вынести на широкую университетскую публику: обсуждать в студенческой группе, выдвигать версии, выслушивать контр-аргументы, задавать вопросы, продумывать ответы.
        Тут получилась загвоздка. Дискуссировать о проблеме де Рэ с коллегами Жюль не собирался категорически. Чтобы заранее не раскрываться. Он планировал сделать ее не только темой диплома, но в дальнейшем - кандидатской.
        Под названием: «Переработка периферийной информации как фактор психологической креативности метакогнитивно рассуждающей личности». Расшифровка для неспециалиста: «Психологические особенности переживания одиночества человеком - на примере барона де Лаваля». Жюль долго придумывал формулировку, а когда придумал - посчитал крайне удачной.
        Обращаться за помощью к преподавателям не видел смысла. У них слишком много подопечных, недосуг с каждым заниматься. Нехватка времени - типичная проблема доцентов университетов. Собственный научный труд дописать некогда, а тут желторотые студенты донимают. Со всякими неважными мелочами, про которые думают, что совершают мировое открытие. Просят поглубже окунуться, высказаться, помочь. А доцент - не ходячая энциклопедия, на каждый вопрос ответа сходу не знает. Читать, вникать - извините, некогда. О личных проблемах голова болит: семья, любовница, кредит, маленькая зарплата, машина требует ремонта и тд.
        Вдобавок существовала опасность, что оригинальную тему украдут. Как часто происходит: сначала педагог выступает в качестве консультанта, в дальнейшем автоматически становится соавтором. Чтобы своим именем продвигать чужой труд. Чтобы в случае успеха легче было присвоить лавры, а настоящего автора отодвинуть к стенке. Еще лучше там же и расстрелять, чтобы не вздумал просить поделиться гонораром или заняться шантажированием.
        Схема Жюлю не подходила: становиться жертвой прилипал очень не хотелось. По примеру кумира, он верил в себя и надеялся на собственные силы.
        10.
        Чем дольше Жюльен изучал своего героя, тем сильнее им увлекался. Иметь личную, романтически окрашенную, глубоко запрятанную тайну было заманчиво и привлекательно. Придавало оригинальности, отличало от сверстников и соседей. Которые, не зная правды о знаменитом земляке, только тупо поддерживали массовое мнение.
        Увлеченность Жюля принимала порой маниакальные формы и характер фанатизма. Он начал себя с ним ассоциировать. Захотелось хоть в чем-то быть похожим на предмет поклонения. Вопрос - в чем? Геройские поступки совершать теперь немодно. Мало осталось возможностей для подвига в современной жизни.
        Если подумать, то - всего две. Общеизвестные, набившие оскомину банальностью: бабушку через дорогу перевести, утопающего от смерти спасти. Только и они как-то подрастеряли актуальность.
        Действительно. Ну кто сегодня примет за подвиг желание помочь слабой зрением старушке, толкающей впереди ходунки на колесах? Например - если ей вдруг вздумается создать экстремальную ситуацию на дороге и перейти на красный свет? Никаких проблем. Помощники не понадобятся - ей ничто не грозит. Едва ступит колесами на проезжую часть, движение дружно остановится. Все эти пижонские-парижские-последние автомодели с удовольствием уступят ей путь. Не из вежливости, а из чисто эгоистической предпосылки: не дай Бог бабку задавить, она же своими ходунками весь капот исцарапает!
        Или другой избито-классический пример для желающего назваться героем современности. Извлечение утопленников. Предлагаете начать бродить по берегу Сены, искать любителей искупаться в пьяном виде, чтобы спасти? Напрасная трата времени и энтузиазма: река настолько загрязнена, что кроме бродячих собак и перелетных уток никто окунаться не решится. Даже ноги помыть, даже в подпитии, уколовшись или нанюхавшись.
        Да-а, тяжеловато стало с подвигами-то...
        Ничего, фиаско небольшое, Жюль переживет. Если делами не удалось скопировать барона, то хотя бы внешне. Нашел в интернете его прижизненную картину. Долго рассматривал, любуясь. Да, Жиль де Лаваль был не только отважен душой, но чрезвычайно красив! Художнику можно верить. Современники в один голос отмечали чертовски привлекательную внешность владельца Тиффожа. Что только подтверждало его склонность к дьявольщине - по их недалекому мнению.
        Лишний повод посочувствовать - по мнению Жюля. И восхититься. Он отпустил челку, волосы до плеч, сделал пробор, в точности повторив продуманно-небрежную прическу портрета. Которой в современности ближе всего подходит название «под хиппи». Уверил себя, что имел поразительное сходство.
        Жаль, доспехи негде купить, а то Жюль непременно приобрел бы. Примерил иногда перед зеркалом, когда сокамерники, то есть со-жильцы по комнате в общежитии, отправились на вечернюю прогулку по барам.
        Вскоре после поступления в университет, он стал зачесывать волосы назад, чтобы челкой не походить на гомо. Которых увидел в Париже впервые и не желал быть приписанным к их числу. В деревне Машкуль они за нормальных не считались. Они имелись, но скрывались. Даже женились, заводили детей. Однако, открыто выходить из шкафа побаивались: ждали, когда прогресс и цивилизация доберутся до косных деревенских умов. Те гомо, которые не дождались, эмигрировали из деревни в столицу и окрестности.
        В единственном вопросе разошлись мнения кумира и поклонника. О сексуальной ориентации. Обожаемого Жюлем рыцаря обвиняли, кроме прочего, в содомском грехе - гомофилии. Небезосновательно, здесь Жюль осторожно соглашался с судом. Именно в данном качестве он не хотел с бароном ассоциироваться: был убежденный гетеро и не представлял себя иначе.
        Вот судьбой поменялся бы охотно. Ах, если б ненадолго оказаться на месте де Рэ, повернуть время вспять! Он бы восстановил поруганную репутацию барона.
        Не повторил его ошибок. Не стал слепо-простодушно доверяться судьям в рясах, принял меры к спасению. Окопал бы крепость непроходимым рвом. Пошел войной на церковь. Бежал бы за границу - наконец. Имелись же у него шпионы, наверняка предупреждали о настроениях во вражеском лагере завистников и должников. Почему не послушал?
        Конечно, легко говорить с высоты сегодняшнего знания. А тогда кто мог предполагать, что все так неожиданно обернется и трагически закончится...
        Жюль незаметно вздохнул. Сейчас, на улице и при подруге, не стоит увлекаться экскурсиями по психологии души. Он любил там побродить, но строго в одиночестве. Его личные отношения с историческим персонажем никого не должны волновать. Это слишком хрупкое. То, о чем размышляют наедине с собой, в темной комнате, при закрытых форточках.
        И никогда вслух.
        11.
        Все вышеописанное Жюль оставил за рамками беседы с Жаннет. Промолчал из убеждения: не стоит заходить в откровениях слишком далеко. Ни с близкими друзьями, ни с будущей женой, если не уверен, что правильно поймут.
        Он сам себя не очень понимал - почему вовлекся в тайну барона де Рэ более, чем только в качестве исследователя-специалиста. Впрочем, недопонимание было невелико. Жить не мешало, внутренней комфортабельности не нарушало, потому не подвергалось углубленному анализу или пристальному рассмотрению под лупой.
        Способность к инакомыслию - признак интеллекта. Жюль гордился собственной непохожестью на толпу, стойкостью к общепринятым шаблонам. Не комплексовал, что восхищался персоной, заклейменной обществом как «злодей, не достойный подражания». Он знал правду про барона и хранил, не разглашая.
        Однако, давно чувствовал: следует приподнять над ней завесу, приоткрыться перед Жаннет. Сейчас показалось - удобный случай: чтобы заодно стереть впечатления от ее нечаянного выпадения и продолжить разговор о взаимно-интересном.
        Глядя в ее не замутненные стереотипами глаза, он решил поделиться истоками своего увлечения и некоторыми идеями по его поводу. В частности - чтобы объяснить выбор места для проведения предстоящего Рождества. Где Жаннет отводилась не второстепенная роль, а вторая главная после Жюля. Он, безусловно, доверял будущей жене и считал - она имеет право знать правду. В тех рамках, которые установит сам.
        Лицо молодого человека хоть и не оживилось розовеющим румянцем, подало признаки душевного подъема: щеки покрылись бледными пятнами, глаза под очками засверкали. Левая рука активно зажестикулировала в ритм речи, не замечая холодного воздуха и опасности обморозить пальцы. К сестре с удовольствием присоединилась бы правая рука, но на той висела Жаннет.
        - Вообще тема «выбор места для проведения активного отпуска» меня давно интересовала как психолога. Если выразиться вообще, звучит так: любопытство туриста к местам жизни и деятельности людей с искривленным сознанием. Если конкретно: паломничество в Тиффож, - продолжил Жюль, найдя в подруге благодатную аудиторию, сосредоточенную и слушающую чуть ли не раскрыв рот. - Я лично прекрасно их понимаю. Сам такой. Увлекающийся. Только глубже. Люблю копать до основания. Разбираться в причинах...
        - Подожди, Жюль, немножко не поняла. Разбираться в причинах - чего именно: туризма по местам злодейской славы или убийственных позывов маньяка?
        - И того, и другого. Эти два широкие понятия у меня взаимосвязались в одно узкое: замок Тиффож и его владелец.
        - Но почему именно этот персонаж? Ведь есть другие исторические личности, у которых с психикой не все в порядке...
        Жюль не ответил, будто не заметил вопроса. Он начал рассказывать и не желал отвлекаться, перебиваться или перескакивать, теряя мысль. Знал: на все, что Жаннет хотела бы спросить, он ответит постепенно. А не ответит -так тому и быть. Постороннее неважно. У него настроение - «сейчас или никогда». Откровенничает один раз и этот раз должен использовать на сто процентов.
        Момент воодушевления возник. Захотелось зажечь подругу увлеченностью, внедрить свой предвзятый взгляд в ее девственное - по отношению к барону де Рэ - сознание.
        - Скажи, Жаннет, разве неинтересно съездить посмотреть на старинный замок, с которым связана потрясающая история. Трагическая и героическая. Пусть замок покоится в руинах шесть веков. Не все пропало бесследно: люди ушли, а камни остались. И не только камни. Сохранилась внутренняя архитектура. Помещения, расположенные под землей, менее пострадали от разрушений: погреба, лаборатории, подземные ходы. Легко представить, что за мебель здесь стояла - в личных покоях, гостиных и залах. Если подстегнуть воображение, догадаешься об образе жизни и мыслей неординарного человека - последнего владельца Тиффожа.
        Чтобы в них проникнуть, тебе просто необходимо воочию увидеть замок и окрестности. Аура таинственного прошлого витает над ними. Крепость давно и навечно покинута, только природа, не тронутая человеческим вмешательством, возродилась вокруг в первозданном виде...
        - Ой, как ты поэтично выражаешься!
        - Я так воспринимаю Тиффож. Романтично, необычно и... - Жюль хотел добавить «и лично», но вовремя остановился. Продолжил нейтрально: - Несколько веков он считался проклятым местом. Сейчас замок неопасен - разрушенный собственной недоброй славой, погребенный под тяжестью проклятий и легенд, одна ужасней другой.
        -- О-о-о, я уже сейчас хочу туда, - восхищенно проговорила девушка и затараторила: - Сколько дотуда километров? Мы успеем за один день? Может, съездим разок пораньше - в качестве репетиции?
        Жюль был доволен. Цель достигнута - подруга увлеклась. Но молчал. Зная хаотичность ее натуры, не дал себя отвлечь.
        Его прохладный взгляд остудил ее торопливость.
        - Ну, продолжай. Ты остановился на легендах, которые возникли вокруг барона и его замка.
        - В детстве услышать их страшно и волнующе. По мере взросления меняешь отношение, поддаешся всеобщему любопытному психозу. Начинаешь испытывать к роковому месту магическое влечение, тем более, если живешь рядом. Возникает желание там побывать. Увидеть обстановку, прикоснуться к легендарным вещам, стенам. Вдохнуть аромат тех времен, воспроизвести в сознании прошлые события.
        - Ты сейчас вообще или конкретно...
        - Я - постоянно про Тиффож. Замок обладает особой энергетикой. Совсем не тяжелой, как может показаться. В ней присутствует нечто загадочное, необъяснимое, интересное пережить. Потому приглашаю тебя туда. Но все. Больше ни слова. Хотел преподнести сюрприз, а ты выспросила до подробностей. Элемент неожиданности пропал, - сказал Жюль с фальшивой жалобой в голосе.
        - Зато пробудился элемент любопытства! Ой, Жюль, ты меня заинтриговал. Буду с нетерпением ожидать нашей поездки. Перед тем загляну в библиотеку. Ты какую книжку рекомендуешь почитать прежде всего про твоего любимого барона?
        - Никакую. Все необходимое услышишь от меня. Разве не знаешь, кто перед тобой? - Жаннет качнула головой, а Жюль нарочно выпрямил спину и ткнул себя в грудь. - Я - самый подкованный гид-специалист широкого профиля в экскурсиях по Тиффожу. Ха-ха-ха!
        - Ха-ха-ха! - Жаннет поддержала шутку, в которой содержалось больше правды, чем она могла бы предположить.
        12.
        Болтая и смеясь, молодые люди отправились вдоль громадины Нотр-Дам далее вглубь острова Ситэ.
        Остров - историческое место, основа основ Парижа. Здесь есть много чего посмотреть. Кроме знаменитого собора, не менее знаменитая часовня Сент-Шапель, дворец Правосудия, площадь Дофина, тюрьма Консьержери - шедевры, оставленные средневековыми парижанами потомкам в наследство. Полюбоваться которыми можно бесплатно и в любой удобный момент.
        Совсем необязательно заходить внутрь памятников архитектуры, густонаселенных туристами. Сегодня воскресенье, и неплохая погода по зимним меркам - серая, но без осадков. Гуляй, дыши воздухом столетий. Глазей походя на античные скульптуры и мосты.
        Проходя мимо главных ворот Нотр-Дам, Жюль спросил:
        - Знаешь легенду, связанную с этими воротами?
        - Нет. Что еще за легенда? Я заметила, на тему собора существует множество легенд и преданий. В школе читала одноименный роман Виктора Гюго и так плакала, так плакала. Несчастная цыганка, безнадежно влюбленный горбун...
        - Да, бедные Квазимодо и Эсмеральда. Чудовище и красавица, вечный сюжет. Но про ворота рассказывают другую сказку, менее романтичную.
        - Без любви? - как-то слишком разочарованно спросила Жаннет.
        - Конечно с любвью, без нее никуда. Только по-другому.
        Молодой человек сделал паузу, проверить - не надоело ли ей его слушать? Может, сама что-нибудь расскажет, или желает вместе помолчать...
        - Расскажи, - попросила Жаннет.
        Она обожала их беседы. У Жюля обязательно узнаешь что-то новое. Сколько вопросов ни задашь, ответит на все. Терпеливо и содержательно. Конечно, серьезные разговоры они вели не каждую минуту - заболела бы голова.
        Только не сегодня. Сегодня - особенный день. Жюль сделал намек о матримониальных намерениях, и стал ей по-особенному дорог. Жаннет согласилась бы слушать его целый день, не перебивая. Да что день - целый год и всю оставшуюся жизнь. Только почему - оставшуюся? Начинающуюся! У них вся жизнь впереди, безоблачная, полная чудесных впечатлений. Естественно, встретятся трудности на пути, без которых никуда, но их преодолевать вдвоем всегда веселее. Ах, как это восхитительно - любить и быть любимой...
        Она была счастлива - по причине Жюля - и жутко благодарна за то. Захотелось сделать приятное в ответ, чтобы поделиться счастьем. Которое, несмотря на декабрьский несезон, вдруг расцвело в душе розовыми пионами и так же одуряюще запахло. Над пионами раздались переливчатые трели жаворонка, который заливался соловьем на все лады. Переполненная восторгом, Жаннет была готова ради друга на самые сумасшедшие дела. Их еще называют «подвиги во имя любви».
        Нет, «подвиги» - слишком высокопарное слово, больше подходит к мужчинам и подразумевает риск для жизни. Жаннет сказала бы попроще. Ради любимого она совершила бы нечто неординарное, что по силам обычной французской женщине: приготовила самый вкусный в мире луковый суп, сыграла «Парижское танго» на гармошке-концертино или немедленно родила двойню. Мальчиков - по индивидуальному заказу Жюля, чтобы угодить ему вдвойне.
        Честно признаться, ни одно из вышеуказанных деяний практически осуществить Жаннет не смогла, даже если бы очень захотела. Но это не умаляло ее энтузиазма, потому что секрет в другом. Главное не сам подвиг, а готовность его совершить. И дать понять любимому человеку, без высокопарности, жестов, стихов или обещаний. Лучше - молча. Только сиянием глаз.
        Жюль, студент психологии, легко разобрался - чем вызвано ее воодушевление. Он взял жаннетину руку, поднес ко рту. Ощутив губами холодные костяшки и подушки пальцев, подышал на них, растер, сунул себе в карман. Он тоже намеревался прошагать по жизни вместе с Жаннет, тесно рядом, нога в ногу, рука в руке, вот как сейчас.
        По-видимому, она догадалась, потому и светится. Но наверняка пока не знает. Ничего, недолго любимой оставаться в благостном неведении. Через десять дней он озвучит свое предложение конкретными словами...
        - Почти восемьсот лет назад жил на острове чрезвычайно искусный кузнец, звали Бискорне, - начал рассказывать Жюльен. - Когда был молодой, влюбился в красавицу Натали, женился. Жили они бедно, но счастливо. Родилось четверо детей, однако когда пришла эпидемия чумы, все они умерли в мучениях. Натали тоже скончалась, остался Бискорне один. Страшно затосковал и, не видя другого выхода, собрался наложить на себя руки - страшный грех. Но печаль была сильнее веры в Бога.
        В то время заканчивали строительство главного здания Нотр-Дам. Последнее, что требовалось - отлить ворота на вход. Ворота особенные, как все, что связано с архитектурой собора. Главный архитектор обратился к Бискорне, как лучшему кузнецу Парижа. Несмотря на смертельную тоску, тот согласился выполнить заказ.
        Долго раздумывал кузнец. Как бы пооригинальней создать ворота, чтобы соответствовали стилю здания, не пришлось за них краснеть. Ничего не приходило на ум. В последний день, вернее - ночь, в отчаянии обратился он к темным силам за помощью.
        - И получил?
        - Получил. Только какой ценой...
        - Ну, известно. Душу продал и тому подобное.
        - Точно!
        - Чем дело кончилось?
        - Чем и должно. Наутро, когда люди пришли за готовым заказом, увидели необыкновенно мастерски сработанные ворота, ажурные, словно тончайшие кружева, без швов и соединений. Поистине чудесная работа. Долго диву давались, рассматривали со всех сторон. Так и не разобрались - как мастеру удалось столь великолепную красоту создать.
        - А спросить не догадались?
        - Не у кого было. Кузнец Бискорне лежал на кровати больной, без сознания. Скончался через три дня, тайну свою в могилу унес.
        - Жалко кузнеца и его семью.
        - Между прочим, его ворота до сих пор стоят на входе. И до сих пор никто не знает, какие секреты использовал Бискорне, чтобы создать вещь с таким потрясающим изяществом. Поистине дьявольская работа.
        - Ты веришь?
        - Кто его знает...
        13.
        Увлеченно беседуя, молодые люди вышли на набережную Марше и не спеша направились вдоль Сены.
        Стоял неприветливый, расплывчатый, зимний день. Сухой, морозный воздух при вдохе острыми иголочками покалывал легкие. Солнце так и не пробилось сквозь защиту облаков и, прекратив попытки, скрылось где-то на заднем плане. Слишком холодная погода для Парижа. Обычно зимы тут мягкие, без снега и заморозков - следствие близости моря. Зато из-за него же неустойчивые, отмеченные регулярно моросящими дождями и порывистыми, штормовыми ветрами.
        Сегодня было недождливо - и на том спасибо. Наличие реки сказывалось студеным сквозняком, проникавшим под пальто и куртки, холодившим незащищенные щеки и носы. Жаннет поежилась, потуже затянула узел на шарфу, повернулась для той же манипуляции к другу. Подняла руки, чтобы поправить шарф - позаботиться о его здоровье. Замерла. Заметила что-то необычное.
        - Ой, у тебя подбородок совсем посинел! Холодно?
        Жюль засмеялся, сделал страшное лицо.
        - Я злодей Синяя Борода! - проговорил он басом. - Сейчас съем тебя и не подавлюсь... Ха-ха! Нет, не замерз, с чего ты взяла? Подбородок у меня всегда такой. Впрочем, признаюсь: сегодня забыл побриться.
        - Тогда ладно, а то, если замерз, поедем к тебе или ко мне греться у батареи, - на всякий случай предложила девушка.
        Предложение не показалось заманчивым. Жюль представил свою тесную комнатку, которую ради экономии снимал с двумя другими студентами. Комнатка никогда не пустовала. Большую часть времени была занята то одним его соседом - Антуаном, то другим - Роже. Или обоими одновременно. Вместе с друзьями, знакомыми и друзьями друзей. А то и совершенно чужими людьми, прибившимися от нечего делать.
        Антуан увлекался рок-музыкой и не расставался с гитарой, даже когда ходил в туалет, а также в университет на лекции. Жюль подозревал - парень не столько любил музыку, сколько хотел произвести впечатление на сокурсниц. У него получалось отлично - от поклонниц не имел отбоя. Время от времени Антуан просил соседей, Жюля и Роже, днем или вечерком прогуляться полчасика где-нибудь в парке или посидеть в библиотеке, с условием - домой в эти полчаса не заявляться.
        Роже имел беспокойное хобби: был активистом за права гомо. Этот вид деятельности оказался настолько популярным среди университетских, что по числу поклонников парень оставил музыканта Антуана далеко позади. Временно принадлежавшая Роже мебель: кровать, тумбочка, стул и пол на его половине никогда не пустовали. Были плотно заняты студенческим людом: активистами на эту и другие темы, сочувствующими всем угнетенным и непризнанным категорям, просто любопытными. В текущем семестре самым горячим предметом обсуждения стала легализация однополых браков.
        Увлечениями соседей по комнате Жюль не интересовался: ни музыкальностью Антуана, ни гомозащитной деятельностью Роже. Потому вести Жаннет к себе в общежитие не видел смысла. Все равно не удастся побыть вдвоем.
        В женское общежитие тем более идти не хотелось. Там не дадут покоя любопытные соседки. Будут нагло оглядывать его оценивающими глазами и из вредности останутся в комнате болтать о пустяках, нарочно не догадываясь хотя бы на часок отлучиться.
        Вывод: ни в том, ни в другом общежитии в тишине и тепле посидеть наедине с Жаннет не получится. В присутствии других неловко. Потому на ее вопрос последовало короткое качание головой.
        Девушка тут же предложила другой вариант:
        - Тогда в центр города, посидим в Макдоналдсе, поедим картошки фри с гамбургерами. Ты голодный?
        - Нет еще. А ты?
        - Ну... в общем... - Жаннет помолчала, поощущала - что творится в желудке. Решила, что тоже неголодна. - Нет, могу потерпеть. Куда мы сейчас направляемся?
        - В Сент-Шапель. Сегодня там будут проводить технические работы - возвращать на карниз отреставрированную статую Архангела Михаила на карниз. Интересно - получилось у них? Все-таки погода какая-то неподходящая... Вдруг ветер помешает. Работа тонкая.
        - Точно! Я читала в газетах. Статую реставрировали целых два года. Недавно закончили. Торопились специально к Рождеству на место поставить, - сказала Жаннет.
        Чтобы немного согреться, она засунула руку парню в карман. Не очень удачная идея: в кармане его короткого драпового пальто без утеплителя гулял ветер.
        Удобнее было бы положить обе руки, его и ее, в карман Жаннет. Но выглядело бы несолидно - парень шарит у подруги. Девушка происходила из более обеспеченной семьи и одевалась по сезону. Сейчас на ней добротное зимнее пальто с меховым воротником, непонятно - искусственным или натуральным.
        С большой натяжкой его можно принять за натуральный - что-то наподобие норки. Которая слишком долго жила, постарела, полысела, потому ее убили, чтобы мех не пропадал. Был он неоднородного, коричневого с черными пятнами цвета, у основания с серым пушком, и неприглядного качества - клоками торчащий, с плешинками в некоторых местах. Которые Жаннет закрасила фломастером. На взгляд специалиста - шкура неизвестной породы зверька. Недавно вымершего или никогда не существовавшего.
        Факт, который был наруку Жаннет - из-за агрессивной политики защитников фауны. Готовых истребить вредных для окружающей среды людей, лишь бы они оставили в покое животных. Носить изделия из них в Париже не приветствуется. Даже опасно: фанатики бродят по улицам. Не постесняются облить краской с намерением испортить сам мех и настроение его обладательницы. Во избежание подозрений Жаннет на вопросы отвечала, что воротник из «искусственной крысы».
        Хотя отлично знала, что из турпахана - зверька, обитающего в Монголии. Называя его «крысой», ненамного отступала от истины: турпахан принадлежит к той же группе, то есть «грызуны». Несколько их шкурок Жаннет в прошлом году привез двоюродный дядя - любитель экзотических путешествий. Портной приделал мех к воротнику старого зимнего пальто. Получилось наполовину дешевле, чем новое.
        Рука в руке и обе - в кармане Жюля молодые люди прошли по набережной Марше до перекрестка, после которого набережная получала название Орфевр. Та самая, где в полицейском участке в доме под номером тридцать шесть когда-то блестяще раскручивал преступления комиссар Мегре - французский Шерлок Холмс. Жаннет прочитала несколько книжек о нем и была поклонницей, хотя находила, что в романах мало действия, одни разговоры.
        На знаменитую набережную переходить не имело смысла, иначе отклонились бы от намеченного маршрута. Свернули направо на бульвар Пале, густо засаженный каштанами. Сейчас они стояли голые, но не выглядели уныло. Их черные, неровно изогнутые ветки и сучки сплелись в причудливые, изящные кружева, которые четко выделялись на фоне неба. Получились естественные скульптуры в стиле «черно-белый контраст».
        По пути попалось кафе «Телескоп», куда молодые люди зашли попить капучино, согреться, набраться энергии для следующего пешего броска.
        Напиток, изобретенный в древности монахами-капуцинами и до сих пор не потерявший популярности, пришлось ждать долго. Кафе было переполнено посетителями, которых обслуживали парень-бармен и девушка-ресепционистка. С озабоченным от ответственности видом она принимала заказ и спрашивала имена, которые затем отпечатывала на бумажных стаканах для кофе. Мелочь, а клиенту приятно из персонального стакана пить.
        Она работала шустро, бармен за ней не успевал. Не по причине неповоротливости или лени - как раз наоборот. Из-за прилежности и желания угодить: каждую порцию кофе он разрисовывал питчером по пене.
        Ожидание наши влюбленные скоротали, утолив голод свежо хрустящим багетом с овощами и курицей - одним на двоих. Пока Жаннет ходила в туалет, подоспело капучино. Которое оказалось идеальным во всех отношениях: теплым на ощупь, сладким на вкус, с мастерски исполненным рисунком по молочной пене. У Жюля - пальма, у Жаннет - улыбающаяся мордочка. Искусство, которое долго не живет. Бывает быстро выпито.
        От пены на верхней губе остались усы. Посмеялись друг на друга.
        В кафе задерживаться не стали - у входной двери ожидала нетерпеливая очередь.
        14.
        Чтобы попасть в часовню, требовалось пройти через территорию Дворца Правосудия. Высокие ворота перед Дворцом - черные с золотой закругленной верхушкой - заметили издалека. Створки их плотно сомкнуты - вход закрыт. Подойдя ближе, Жюль и Жаннет заглянули через решетки внутрь двора.
        У здания Сент-Шапель стоял длинношеий кран и суетились рабочие в синих робах с оранжевыми шлемами на головах. Установка статуи только что закончилась. Архангел Михаил с крыльями на спине и крестом в руке стоял на месте - на самом верху, у основания узкой, островерхой крыши. Когда кран и машины с рабочими выехали за пределы двора, ворота открыли для посетителей.
        Которым сначала следовало пройти досмотр тела и вещей на предмет террористических намерений. Коротко - обыск. Его в современности осуществляют спецаппараты, избавив человеческих контролеров от не самой престижной функции ощупывания людей. Теперь этим занимаются просвечивающие рамки и металлоищущие турникеты. Через них туристы просачиваются размеренно и без остановок, не застопоряя движения и не раздражаясь на медлительность очереди.
        Почему-то за одно и то же действие на людей обижаются, а на аппараты - нет. Наверное, играет роль факт нескромных прикосновений: контролеры вынуждены дотрагиваться до подозрительных и даже интимных мест человека. И не просто дотрагиваться, а тщательно прощупывать.
        Что не всегда доставляет удовольствие. А если человек боится щекотки с внутренней стороны бедра? Или срочно хочет в туалет, а его заставляют раздвигать ноги, когда они сильнее всего желали бы сдвинуться покрепче? Стыд на нетактичные головы обыскивающих! Именно за бесцеремонное вторжение в личное пространство контролеров недолюбливают и выплескивают раздраженный негатив.
        Бесчувственные, холоднокровные аппараты, как ни странно, действуют деликатнее. Выполняют ту же неблагодарную работу на расстоянии, не нарушающем прайвеси. К тому же с ними бесполезно спорить или возмущаться. Можно обозваться или показать средний палец, да толку мало: аппарат не заметит и не ответит. Только себя бередить.
        Жюль и Жаннет успешно прошли через процедуры безопасности. Выйдя из рамочного металлоискателя, как из входной двери, остановились в центре двора. Который представлял собой мини-площадь: такой же просторный, мощеный и плоский.
        - Куда сначала: во Дворец сходим или сразу в часовню? - спросил Жюль, воспитанно предоставляя даме принять решение по неважному вопросу.
        - Э-э-э, - вслух подумала Жаннет. - Давай в часовню.
        Потопали налево, к часовне.
        - Не терпится посмотреть, как они установили статую. Знаешь что. Хочу ее сфотографировать, - проговорила девушка, когда они проходили под аркой. - С того же ракурса, как раньше сняла карниз без Архангела. Чтобы оригинально получилось: вот фото без, вот фото с. Отличная идея, не находишь?
        Конечно, он находил ее идею отличной, почему бы нет?
        - Показывай, где твоя старая фотография.
        Покопавшись подмерзшими пальцами в карманах пальто, она вытащила на волю телефон с широким экраном на черном поле - телевизор в миниатюре. Протянула Жюлю.
        - Здесь мои фотки. Полистай, найдешь нужную. Я перчатки забыла. Пальцы заледенели, не слушаются.
        Телефон - вещь интимная. Содержит информацию в виде фотографий и эсэмэсок, порой не предназначенных для чужих глаз. Жаннет нечего было скрывать. С полным доверием она передала аппарат другу. Тот начал скользящими движениями листать экран, вглядываясь в каждую картинку. Она, тем временем, вела его под ручку к тому месту, откуда делала снимки в прошлый раз. Остановились недалеко от входа в святую капеллу. Жаннет подняла голову.
        Сент Шапель не зря называют главной жемчужиной в короне достопримечательностей Парижа. Архитектура ее - буйная фантазия. Божественная мощь, воплощенная в камне с потрясающим искусством.
        «Невозможно не восхититься, не поддаться ее волшебству», - подумала впечатлительная Жаннет. Обвела глазами фасад - фигуры, орнаменты, символы, окна в форме цветиков-многоцветиков. Кроме изящных портиков, ажурных балконов, выпуклых барельефов здесь присутствуют все те же «милые» зубастые гаргульи - сестрички бестиарий Нотр-Дам.
        По пути пришла мысль насчет разницы архитектурных стилей: древневековое украшательство несоизмеримо превосходит по эстетике современный минимализм.
        Развивать критическую тему не стала: рядом с прекрасным, которое вечно, не хочется опускаться до приземленного нытья. Подняла глаза на второй этаж с портиком и балконом. Еще выше - на третий этаж без портика, с балконом и витражным окном. Рассмотрела статуи святых по углам крыши, походившей на узкую, вытянутую кверху, пирамиду. Верхушка ее оканчивалась острым шпилем, который уходил в низкие облака, будто протыкал провисшее, беременное небо. Вот сейчас оно прорвется и разродится обильным дождем...
        Многократно бывавшая в Сент Шапели Жаннет знала - великолепный интерьер ее не уступает по шедевральности экстерьеру. С тончайшим вкусом подобранные разноцветные витражи в солнечную погоду создают впечатление порхающих райских бабочек по воздуху внутреннего пространства. Образцы искусной миниатюры - рисунки на витражах воспроизводят библейскую историю до Апокалипсиса включительно.
        Звездное небо потолка над полусферически изогнутыми арками часовни восхищает воображение. Не меньшее удивление вызывают колонны, поддерживающие свод. Они составлены из переплетающихся нитей, каждая в отдельности толщиной с карандаш. Остается догадываться: не помогли ли мастерам в расчетах и осуществлении потусторонние или внеземные силы?
        Возникает чисто технический вопрос: как во времена средневековой давности строителям удавалось возводить высоченные сооружения без подъемных кранов, цемента и электричества? Создавать математически выверенные, гармоничные, арочные структуры без университетских дипломов, точнейших инструментов и обмена опытом по интернету?
        Бегло пройдясь по техническим находкам тысячелетнего возраста, Жаннет обратилась к артистической составляющей капеллы. Которая не выражается словами, только впечатлениями души, потому даже пытаться не будем.
        Захваченная осмотром, Жаннет как-то не задумалась, почему Жюль до сих пор не нашел затребованное фото.
        Он нашел. Но другое. Странное.
        Раздвинув пальцами, Жюль увеличил снимок во весь экран, чтобы убедиться - глаза не ошибаются. Трудно им поверить, а не верить не имелось оснований.
        Что же привело Жюльена в замешательство?
        Одно фото, две детали на котором расходились с логикой. На балконе Нотр-Дам стояла снятая по пояс Жаннет - без очков, в летнем платье, и широко улыбалась... одним ртом. Обычно при улыбке глаза смеются тоже, превращаясь в щелочки. Но они отсутствовали у Жаннет.
        Вернее, присутствовали, но не ее. Вернее, вообще - нечеловеческие. Создавалось впечатление, что картинку отфотошопили. Вставили другие глаза: не естественно сузившиеся от смеха, а неподвижные, неживые, будто позаимствованные у статуи. Отличная идея для хорор-фильма: простенько, а волосы зашевелятся. Даже там, где не растут. На пятках, например.
        Нет, непохоже на фотошоп. На неопытность того, кто сделал снимок, тоже. Солнце падает на лицо девушки, отлично освещая выпученные глаза из камня, холодом которого веет даже от фото.
        Жюль невольно передернул плечами.
        Это было не все. Другая деталь заставила его замереть от предрассудочного ужаса. Сзади Жаннет сидела химера в виде птицы с головой коршуна на длинной шее. Она повернула голову в объектив, будто тоже хотела сфотографироваться. Глаза у нее были не каменные, как положено по замыслу ваятеля, а живые, с блеском и морщинками в уголках. Прищуренные от щедрой улыбки - глаза Жаннет.
        Внутри живота Жюля похолодело. Показалось, на него смотрит самая знаменитая химера - женщина-птица Стрикс. Пугающие легенды с ней связаны: о похищенных младенцах, кричащих в ночи от боли, их матерях, растерзанных живьем. Неужели, это она? Невозможно! Каменные изваяния не поворачивают голов и не воруют глаза у человека...
        - А-а! - невольно вырвалось из горла Жюля.
        15.
        Самообладание на миг покинуло его. Не соображая, он брезгливым жестом отбросил телефон. Тот упал под ноги и погас, на что Жаннет не обратила ни малейшего внимания. Она по-прежнему смотрела наверх, только восхищение сменилось недоумением: ей тоже привиделось нечто невероятное. Не поверив, она приподняла очки и протерла глаза пальцами.
        Странное видение не исчезло.
        То ли из-за заслезившихся на ветру глаз, то ли из-за необъяснимого обмана зрения показалось, что недавно установленная статуя Архангела Михаила с крестом в руке пошевелилась, поменяла позу. Наколонила голову посмотреть вниз, именно - на Жаннет. В ту же секунду от карниза под статуей оторвался приличный кусок камня и полетел вниз, увеличиваясь в размерах, угрожая упасть точно на голову девушки. Завороженная его падением, она не двигалась с места...
        - А-а! - невольно вырвалось из горла Жаннет.
        Дальнейшее произошло в доли мгновения и не без вмешательства судьбы. Жюль случайно поднял голову, увидел валун, который, ускоряясь, несся вниз. Не размышляя, парень дернул подругу за воротник из «искусственной крысы», заставив Жаннет отпрыгнуть. Шустро прыгнул вслед. Когда они еще находились в воздухе, камень размером со сдувшийся футбольный мяч грохнул по несчастному телефону, который Жюль не успел спасти - сам едва увернулся.
        В мостовой образовалась дырка. Вокруг которой, как по волшебству, организовалась толпа - бродивших поблизости туристов. Казалось, они только ждали какого-нибудь происшествия на земле, чтобы уставиться, не напрягая шею. А то устали задирать головы к барельефам и статуям на самом верху, бесконечно созерцать шедевры. Временами полезно отвлекаться от совершенства, иначе приестся, перестанет восхищать.
        Тут и упал наш камень, неровностями похожий на метеорит, только прибывший не из галактики, а с карниза. Он пробил брусчатку и воткнулся в землю, оказавшись очень кстати в качестве героя реалити-шоу. Взбодрил утомленные души, дал пищу для разговоров. Окружив некосмического пришельца, туристы и другие любопытствующие граждане зашумели одновременно на разных языках, неразборчиво, но понятно о чем.
        К месту происшествия с разных сторон уже спешили специально предназначенные для таких случаев люди.
        Полицейские в униформе - со стороны площади Дофин, охрана в цивильном - из Дворца Правосудия, а также священники в рясах - из дверей Сент-Шапель. Спешили, по-французски эмоционально махая руками, призывая толпу разойтись.
        Хоть и находился в стрессе, Жюль сообразил - лучше им с Жаннет уносить ноги. Иначе воскресенье пропадет: их, как непосредственных участников инцидента, могут задержать для выяснения обстоятельств. Начнутся полицейские прецедуры: разбирательства, допросы, чего доброго - наденут наручники и обвинят в терроризме.
        Потому самое лучшее - бежать! Не давая подруге как следует опомниться, парень подхватил ее под руку и почти насильно потащил прочь. Не бегом, что выглядело бы подозрительно. Спортивным шагом - вприпрыжку.
        Оказавшись за часовней, ненадолго встали отдышаться. Пошли спокойным шагом. Жюль пришел в себя. Жаннет нет. Она походила на заведенную куклу. Молчала и шла, как невменяемая - машинально переставляя ноги, уставившись в невидимую точку на асфальте. Эта точка тоже двигалась. Подобно лучу фонаря на шахтерском шлеме все время летела впереди, не давая себя догнать.
        Состояние транса. Жюль понимал. Два раза за день подвергнуться смертельной опасности и оба раза случайно избежать - слишком серьезное испытания для психики человека. Тем более - юной девушки.
        Сейчас ее следует оставить в покое. Ни вопросов, ни слов утешения - ничего. Потребуется время, чтобы осознать произошедшее. Вернуться в норму. Испуг глубоко потряс Жаннет, нарушил внутренний баланс, и никакие внешние попытки не в силах его восстановить.
        «Только время и новые положительные впечатления, - справедливо догадывался Жюльен. - Лечение должно вестись собственными силами организма». Ему самому было жутко не по себе, неуютно душевно. Любоваться средневековой архитектурой желания не осталось. Он потерял к ней доверие.
        Шагая рядом с Жаннет, Жюль из солидарности сделал сочувствующую мину. Которая вскоре сменилась осторожной самодовольной улыбкой. Удивительно признать, но дважды не случившееся несчастье имело позитивную сторону. Для Жюля. Если отбросить скромность, следовало признать: он не растерялся в ответственный момент, показал, что способен на отважное дело.
        Высокопарно выражаясь, совершил подвиг. Самый настоящий - спас Жаннет. Два раза. Это знаменательно. Вполне в духе барона де Рэ, который не раз бросался на защиту Жанны Д’Арк во время сражений с англичанами. Он бы точно одобрил Жюльена.
        Подвиг пусть не военный, сейчас не то время, но заслуживающий награды - посвящения в члены закрытого клуба рыцарей-аристократов. От почетного звания мастера-тамплиера он бы не отказался... Жюль представил на плече тяжелую от доспехов руку маршала Жиля де Лаваля, производящую его в рыцарство.
        Момент, который стоит навечно запечатлеть в памяти. Теперь Жюль не обычный студент производственной психологии, а член привилегированного рыцарского сословия, братства по духу, сообщества избранных. Созданного на гуманитарных началах по принципу ордена «госпитальеров». Которые не только молитвой помогали страждущим и попавшим в беду, но практически - устраивали больных в лечебные заведения за свой счет.
        Невероятно приятно... Жюль сделал воображаемый реверанс в адрес кумира и молча провозгласил: служу великой Франции!
        Забыв про действительность, он любовался собой. Эгоистично? Нет, заслуженно! Жюль открыл в себе особенность характера, о существовании которой раньше не подозревал - способность на геройство.
        Гордость переполнила. Одно маленькое «но» темнело пятнышком на ясном небосклоне самолюбования. Одна необъясненная загадка занозой застряла в голове. Тот странный снимок в телефоне Жаннет. Знала ли она о его существовании? Чем такое необычное фото можно объяснить?
        Фотомонтаж? Шутка? Попугать друзей? Что ж, в отношении Жюля последняя идея блестяще удалась. Остается вопрос: связаны ли между собой изображение на телефоне и неизвестно откуда прилетевший камень, собравшийся упасть точно на голову Жаннет? Скорее всего, истины он уже никогда не узнает. Во всяком случае - не от главных героев происшествия: телефон замолчал навечно, камень не проговорился о намерениях, бередить расспросами подругу - момент неуместный.
        Когда проходили с торцевой стороны Сент-Шапель, Жюль услышал мелодичный перезвон, типичный для средневековых курантов. Повернул голову на звук, увидел вверху часы с голубым циферблатом и палочными римскими цифрами, похожими на кости под черепом пиратского флага.
        Стрелки показывали двенадцать минут первого, коротко сказать - «двенадцать-двенадцать». Жюль удивился: почему часы проиграли музыку не ровно в полдень, а несколько минут спустя?
        Молчаливый вопрос улетел в пространство, а ответом не вернулся.
        16.
        Время до праздников летело непринужденно и в волнующем молодые сердца ожидании.
        Пока они ждут, порассуждаем пространно. Католическое Рождество - особое событие не только для верующих в библейские рассказы граждан. Но и для других категорий, составляющих подавляющее большинство населения Земли: для осторожно верующих в Христа, для сочувствующих его учению, сомневающихся, верующих наполовину или на одну треть. Плюс тихо неверующие и несочувствующие, случайно или вынужденно проживающие бок о бок с католиками.
        В том числе - гомо, лесби, лица, равнодушные к религии и сексу, мусульмане, буддисты и члены других конфессий, а также воинствующие атеисты, то есть подпольные коммунисты. Прибавим к ним аборигенов всех континентов, миллиардеров, бездомных и всякого рода зависимых... Уф! Кажется, все перечислены. Если кто забыт или ошибочно попал не в ту категорию, не обижайтесь - ненарочно.
        В связи с вышеизложенным, справедливо заявить: День рождения самого известного исторического мученика отмечают - или не отмечают, но замечают - во всем мире. Наиглавнейшей же датой года стало Рождество для той части граждан, которой повезло проживать в странах двух сортов: с развитой экономикой или с благодатным тропическим климатом и испано-португальским языком. Коротко - в двух Америках и одной Европе. Плюс Австралия.
        Если бы к ним присоединилась китайская популяция, число поклонников Рождества достигло бы четверти населения планеты - впечатляющая цифра. Впрочем, обращать потомков строителей Великой стены в католичество никто не собирается - и без них праздник конца декабря празднуется широко-глобально. Ведь на стороне христиан сам Папа Римский с его несметным небесным войском: ангелов, серафимов и херувимов.
        Вернемся к нашим влюбленным. Десять дней пробежали незаметно. Двойное происшествие, едва не закончившееся смертельным исходом для Жаннет, забылось в ускоренном темпе и без последствий.
        Благодаря чуткости подкованного в психологии Жюльена. Чтобы не бередить ее память, он не задавал вопросов, в том числе - про странное фото. Чтобы не переживала об утрате мобильника - купил новый смартфон. Друзей они вообще в случившееся не посвятили - по совету домашнего психоаналитика, он же непосредственный участник событий. Жюль решил, что так лучше.
        Будущий профессор не ошибся: не вспоминая, Жаннет быстро оправилась. Сыграла роль легкость характера: при переживаниях она делала упор на положительные моменты, которые в данной ситуации озвучились словами: «осталась жива - и слава Богу». Другие - возможные, но не призошедшие варианты типа «если бы да кабы» - выкинула из головы. За неудавшиеся попытки провидения ее умертвить возвела вину на слепой случай. Два раза подряд? Да, а что такого?
        Молодые люди намеренно о них не разговаривали и вскоре успешно забыли. Чему поспособствовала всеобщая предпраздничная лихорадка, в которую добавляла остроты перспектива их предстоящего совместного вечера в легендарно-историческом месте. И очень возможно - новая стадия в отношениях.
        Жюль и Жаннет ожидали ее с любопытством. С пожеланием, чтобы вечер удался как прелюдия счастливой, жизненной, мыльной оперы. Которая в телевизоре через год надоедает, а в реальности хорошо бы длилась вечно.
        Пожелание, которое гарантированно осуществится - верили они. Потому что запланировано на особый день.
        В великий праздник Рождества почему-то кажется, что желания, особенно судьбоносные, непременно должны исполняться. Просто обязаны - и все. Ведь раз в год снизойти до просьбы маленького человека - не слишком сложное задание для тех, кто вершит судьбами миров там, Наверху?
        Увлеченные круговоротом сумасшедшей предрождественской суеты, молодые люди почти не виделись друг с другом. Жаннет бегала по киоскам «Франспечати» закупаться открытками и дешевыми презентами для родни, осторожно посматривала в витрины магазинов, предлагающих свадебные наряды и аксессуары.
        Между делом болтала с приятельницами обо всем подряд: модных тенденциях в цветовой гамме для помады, ногтей и теней для век. Заодно делилась планами на Сочельник. Как бы между прочим сообщала, что с другом Жюльеном отправятся в романтическое путешествие - в замок Синей Бороды.
        О долгожданной помолвке - мечте любой девятнадцатилетней студентки ни словом не заикалась. Осторожничала. Не зря говорится: друг познается в беде. Но еще лучше он познается в удаче. Настоящие друзья радуются взаимным успехам. Правда, такое бывает редко. Чтобы проверить крепость отношений с человеком, расскажи о постигшем счастье и посмотри на реакцию в его глазах.
        То же относится к подружкам, только с интенсивностью эмоций в квадрате. Женская дружба - понятие расплывчатое, неуравновешенное, к верности не обязывающее. Очень легко переходящее в свою противоположность. Страсти там разгораются порой из-за ничего и до драмы: сегодня подружки навек, завтра такие же вечные врагини.
        Не исключение университетские приятельницы. После сообщения Жаннет, мнения разделились. Некоторые завидовали явно - те, у которых не имелось планов на два рождественских дня кроме как сидеть-скучать на семейных вечеринках. Другие - большинство - хвалились чем-нибудь в ответ, и Жаннет точно знала, что многие из них врали.
        Жюльена подарочная лихорадка не захватила - с семьей не общался из-за давних разногласий с отчимом, а подарок для Жаннет уже готов. Как структурно мыслящий мужчина, умеющий анализировать и соединять логические цепочки, Жюль составил четкий план.
        Который выглядел так. В четверг двадцать чертвертого они едут в Тиффож, посещают замок, там он делает предложение - Жаннет принимает, пьют шампанское и аллилуйя! Тем же днем возвращаются в Нант к приятелю Жюля - Полю, у которого на Рождество пустует родительская квартира. Пять дней каникул проводят отдыхая, осматривая туристические достопримечательности, рекомендуемые к посещению в городе.
        В обязательную программу входили следющие аттракции: Музей механических игрушек Жюля Верна, в том числе обзорная поездка на Железном слоне. Затем посещение музеев, расположенных в Замке герцогов Бретани, Ботанический сад, старинные городские кафедралы и часовни. Если будут проезжать мимо, издалека посмотрят на «экологический» небоскреб, где на этажах растут живые деревья - детище экстравагантного архитектора с ординарной фамилией Франсуа.
        Завершив культурную программу, отправятся обратно в Париж, где вместе с ликующей толпой соотечественников и гостей столицы встретят Новый год на Елисейских полях фейерверком и шампанским. И поцелуем, естественно. Платоническим - не забывать! Даже если они с Жаннет обручатся, в добрачную половую связь вступать не будут. О том Жюльен позаботится отдельно.
        Единственным слабым звеном плана были, как обычно, финансы - вечная головная боль студентов мира. Деньги наличествовали, но крайне в обрез. Даже в праздник про экономию забывать не следовало. Самые непроизводительные расходы - на транспорт - Жюль собирался ограничить с помощью того самого приятеля из Нанта.
        Про которого подробнее. Поль Буржери был парень высокий, полный, от того незлобивый, имел смуглый цвет лица - не от загара, а от отца-африканца. Поль учился с Жюлем в одной группе, в аудиториях сидел рядом. У него имелись три достоинства, которые выгодно выделяли из студенческой массы и очень импонировали Жюлю: покладистый характер, личный вместительный «Пежо» и комфортабельная квартира в Нанте.
        В остальном Буржери настолько соответствовал понятию нерадивого студента, что мог служить для него классическим примером. Лень, незаинтересованность в учебе и полное равнодушие к собственному будущему - в том Поль не отличался от учащегося большинства. Ну, если не большинства, то десяти процентов от него точно.
        Не слишком напрягая себя наукой психологией, Поль на лекциях охотнее читал комиксы, причем по-идиотски тупые - про супермена или ходячих мертвецов зомби. Когда надоедало, ключом от машины царапал на столе пошлости опустив глаза будто к учебнику.
        Столы в аудиториях и без него выглядели как стены первобытных пещер, исписанные, изрисованные, исцарапанные поколениями скучающих под профессорские проповеди студентов. Которых больше занимали проблемы сексуального удовлетворения в предстоящий уикенд или выбора страны подешевле для летнего посещения автостопом.
        Поль вносил свою лепту в студенческий настольный эпос. Он оставлял после себя записи, схожие по бессмысленности с «хочу в Канны!» или «Майкл Джексон форева». Когда нападало желание рифмовать, писал топорные по идее и на слух стихи: «если всеми ты любим, быть неплохо голубым».
        Когда пропадало желание использовать алфавит, сидел рисовал на полях учебников неестественно красивых девушек, обязательно голых и обязательно с буйной растительностью в промежности. Последнее Жюльена удивляло больше всего. Разве Поль не знает, что иметь растительность на теле для современной девушки - непозволительно дурной вкус и старомодность? Она скорее согласится носить необработанные ногти, чем неэпилированный лобок.
        Но в творческий процесс приятеля не вмешивался. Неважно. Это так, мелочи, на которых в дружбе не стоит заострять внимания. У каждого есть право на испорченный вкус и тошнотворные идеалы.
        17.
        О вкусах, как известно, дискуссировать бесполезно, о причинах взаимного притяжения тоже. Жюль и Поль подружились так же быстро и основательно, как Жюль и Жаннет. Хотя, на первый взгляд, общих тем для бесед или точек соприкосновения мнений не имели или имели очень поверхностно.
        Поль не был католиком, верующим или сочувствующим, не знал, кто такая Дева Мария, зачем волхвы направлялись в Вифлеем и какое сообщение принесла Благая Весть. Наполненные Святым духом статуи в храмах и часовнях для него представляли значения не больше, чем дурачливые фигурки из Маппет-шоу.
        В отличие от Жюля, он не любил напрягать мозговые извилины, чтобы вгрызаться в гранит знаний, или слюнявить пальцы, штудируя труды основоположников психологической науки. Не сидел в библиотеках до закрытия, не участвовал в факультативах.
        Как догадывался Жюльен, приятель не смог бы указать различия между взглядами корифеев их будущей профессии. Например, кто внес более значимый вклад в современную, гуманистично ориентированную психиатрию? Предлагается два варианта: основоположник психоанализа австриец Фрейд или соотечественник Филипп Пиннель, открывший связь между психическим состоянием человека и временем года?
        Сам Жюль открытие Пиннеля считал важнее. Не только из-за того, что тот - свой человек, француз. Его работы - настольное руководство для практикующих врачей. Открытие широко известного сейчас феномена - осенне-весенней вспышки самоубийств - результат именно его исследования.
        Из отрывочных фраз и других впечатлений, Жюль вскоре понял причины патологической лени и немотивированности приятеля. Они - причины - лежали в области безответственно изучаемого Полем предмета и происходили из детства.
        Будучи неконфликтным, послушным ребенком, Поль всегда следовал воле матери. В университет поступил только, чтобы не разочаровать самого родного человека, желавшего сыну овладеть престижной профессией. Мать растила ребенка одна. Единственное, о чем мечтала, чтобы Поль, получив образование, смог зарабатывать хорошо и без физических нагрузок.
        Две профессии казались ей подходящими: адвоката и доктора. Кроме высокой оплачиваемости, обе привлекали аккуратностью одежды. Униформа адвоката - костюм и галстук, доктора - безупречно незапятнанный халат.
        Однако, с течением времени и приобретением кое-каких знаний, мать обе специальности отмела. Из американских сериалов она знала, что адвокату порой приходится чертовски напрягать мозги, чтобы добиться результата. В противном случае он до конца жизни несет груз неудовлетворенности собой, если подопечный надолго потеряет свободу.
        Доктору еще сложнее. Отягощен ответственностью - почти на божественном уровне. Каждый раз гамлетовский вопрос: быть или не быть пациенту? Цена ошибки - жизнь. Дрожь пробирает при мысли. Нет, нервы надо беречь, эта профессия Полю тоже не подходит. Она на любителя - рисковать чужой жизнью и собственной совестью.
        Казалось, мечта для сына зашла в тупик? Не тут-то было! В один прекрасный день мать осенило: не все так грустно в Нантском королевствве. То есть в будущем ее единственного наследника. Существуют доктора, которым не приходится утруждать извилины, решая невозможные дилеммы. Ответственности никакой. Психиатр! Вот кем должен стать ее маленький, миленький сынок, стотридцатикилограммовый Поль.
        Да-да, удачная идея. Солидно и престижно. Одеться в дорогой костюм, обуться в ботинки из натурального крокодила, расположиться в уютном кресле. И - все! Далее - только сидеть, выслушивать жалобы, понимающе кивать головой. Советовать что-нибудь незначащее. Вроде: запишите ваши страхи на бумажку и сожгите.
        В добавление к совету по окончании сессии каждому пациенту выписать одно и то же - успокоительное «занакс». После чего останется лишь регулярно пополнять банковский счет за счет настоящих психов или мнящих себя таковыми. Единственное напряжение - состроить сочувствующее лицо.
        Работа психоаналитика-интервьюера - ненатужная, оплачиваемая по высшему разряду. То, что надо - решила мать и успокоилась. Судьба Поля была решена.
        Рассмотрим подробнее - почему идея «сын не должен заниматься физическим трудом для зарабатывания финансов» волновала ее столь маниакально?
        Стойкое отвращение к примитивному «ишачеству» мать, кстати звали ее Мадлен, приобрела на основе собственного трудового опыта. Который начала в неполные семнадцать лет санитаркой в мужском отделении военного госпиталя в заштатном городке Клермон округ Брест.
        Лучшие годы потеряла девушка на обслуживании больных-неходячих. Уже через два с половиной месяца надоело до тошноты. И кому бы не надоело - убирать грязь, нюхать вонь, слушать стоны. Ежедневно надрываясь в госпитале, Мадлен пламенно желала ему в один прекрасный день сгореть со всем содержимым: пациентами, персоналом и дорогущим, лучшим в Европе, оборудованием. Причем, именно оборудования было бы чуть-чуть жалко.
        Условия, в которых трудилась, она расценивала как наказание без преступления. Чтобы их изменить, выход имелся ограниченный - один из двух. Третий - оставаться на госпитальной каторге до пенсии - отбросим из-за нежелания измученной санитарки его выбирать.
        Итак, выход первый. Получить образование и продвинуться по служебной лестнице до медсестры, физическая нагрузка которой минимальна: разнести по пациентам в предписанный час предписанные таблетки. Отпадает сразу. За неимением у Мадлен необходимых предпосылок в виде денег, времени и сил - учиться предстояло без отрыва от производства.
        Выход второй. Удачно выйти замуж, чтобы уволиться с ненавистной должности. Это способ найти счастье, провереный поколениями нищих охотниц за мужьями, о чем сняты тысячи фильмов и написаны библиотеки книг. Способ, не трудный осуществить при наличии двух условий: выдающихся внешних данных или перспективы получить наследство. Тогда женихов искать не надо: на красивых и богатых они слетаются как пчелки на аромат. К сожалению для Мадлен, ее аромат не имел вышеуказанных ингредиентов.
        Справедливости ради стоит указать: холостяки рядом имелись, но не многообещающие. В словосочетании «удачно выйти замуж» упор делается на первом слове и означает «не за первого попавшегося» - вроде водителя автобуса или почтальона. Когда у девушки одна каторга лишь сменяется другой: трудовая на семейную, временная на пожизненную. Нет, Мадлен не желала мелочиться, делать поспешный выбор, обращать внимание на таких же беспросветных как сама. При собственных данных «ниже среднего» собиралась выиграть приз в лотерею.
        Не покупая билета, то есть - не прикладая усилий. Почему-то надеялась на чудо, которое должно было однажды произойти в награду за безропотность и черную работу. Чем она хуже Золушки?
        Сначала Мадлен смиренно ждала подарка свыше - принца в статусе наследника короны, приятного лицом и характером. Когда стукнуло тридцать шесть, как девушка неглупая, поняла - подарок-то запаздывает.
        Пришлось срочно проявить инициативу, чтобы подсказать поторопиться провидению - или кто там заведует судьбами людскими. Мадлен стала приглядываться к окружающим. Тем более, что в единственном повезло - работала в таком месте, где больной контингент состоял на сорок пять процентов из мужчин. Остальные - дети, пенсионеры и члены семей.
        Когда Мадлен перестала ждать манны небесной и сознательно взялась за устройство судьбы, повезло еще раз. По одной причине: сделала правильный расчет.
        Первым делом оглядела себя в зеркале: не завысила ли требования? Она не была стройной особой с тонкой талией и выдающимся бюстом. Имела обычную фигуру для девушки из брестской глубинки - по-деревенски ширококостную, кряжистую, природой приспособленную к тяжкому труду. Впридачу грубовато сработанное лицо с жирной, лоснящейся кожей, крепкая шея вольного борца, широкие ладони-лопаты. Определенно не Софи Марсо.
        В связи с чем решила отменить претензии к внешности и характеру будущего супруга. Тут не до Ален Делона, когда нужда поджимает, а возраст клонится к климаксу. Взамен отмененных - новых условий выдвигать не стала. Никаких. Кроме финансовых.
        Понятно, ведь цель-то была одна. Избавить себя от унизительного физического напряжения - от вонючих уток, унитазов, окровавленных тряпок, непромытых, больных, стонущих мужских тел. От которых через двадцать лет каторжных работ в должности младшего немедицинского персонала уже хотелось только блевать и ругаться непотребно.
        Как только случилась возможность, она обворожила одного африканского мигранта из Мали. По имени, которое спросонья невозможно произнести, как, впрочем, и на трезвую голову: Мугабва Мадвабагтути. Мадлен переименовала его - для легкости произношения - в простое французское имя Максим. Оно ей всегда нравилось престижностью значения: так назывался популярный мужской журнал и дорогущий парижский ресторан.
        История Максима из Мали оказалась типичной для тех африканцев, которым посчастливилось покинуть Черный континент. В возрасте девятнадцати лет он прибыл во Францию с пустыми карманами и двумя желаниями: явным - профессионально играть в футбол, и тайным - никогда не возвращаться на родину. Его взяли в команду местного профсоюза работников таможни, дали квартиру и спортивную форму.
        Форму Максим носил аккуратно. Ношеную не выбрасывал, складывал на полку - пригодится с оказией послать родственникам. Когда он однажды травмировался на поле, оказался на попечении Мадлен в палате номер восемь для людей со специфическими - спортивными повреждениями с ограничением в подвижности.
        Мадлен знала, что футболисты получают поистине сумасшедшие зарплаты и совершенно ни за что. Однако, возмущение по поводу футбольных гонораров вслух не проявляла - потихоньку готовилась наложить на него лапу.
        В восьмую палату она заходила с улыбкой, оставляя кислое выражение от недовольства жизнью за дверьми. Поддерживала парня словом и делом. Мимо равнодушно не проходила: то спросит «как дела?», то выскажет надежду на выздоровление. В нерабочее время помогала разрабатывать мениск.
        Еще до того, как швы на коленке окончательно зажили, Мадлен и Максим поженились. К обоюдной выгоде, ему - гражданство, ей - молодой муж и его деньги впридачу.
        С каким же удовольствием она увольнялась из осточертевшего госпиталя! Лицо сияло, будто уже выиграла миллион, хотя не получила еще и сотни из мужниной зарплаты на приобретение приличного платья. Неважно. Жизнь улыбалась ей широко и надежно.
        Но недолго. Максима из Мали убили. Расисты на улице. Не дав ему дожить даже до рождения сына...
        Вот это несправедливость: не успела насладиться обеспеченностью, как она кончилась, усугубившись грудным ребенком. Что делать? Идти на поклон к директору госпиталя и снова привыкать к сосудам с уриной? Нет, нет и нет!
        От отчаяния Мадлен озверела и была готова на все, только бы не возвращаться к прошлой жизни. Когда получила страховку за мужа, уехала с сыном в Нант. После подключения родственников, знакомых и брачных бюро отыскала обеспеченного, престарелого вдовца, возрастом под девяносто, зато в приличном финансовом состоянии. Имея медицинский опыт, она честно отдала ему заботу и внимание, потому что считала: лучше одному человеку и за что-то, чем многим ни за что.
        Когда муж скончался, очень вовремя, через восемнадцать месяцев после свадьбы, Мадлен осталась во второй раз вдовой. И опять не с пустыми руками. Состояния мужа хватило бы на безбедную жизнь ей и сыну Полю, если разумно им распоряжаться, конечно.
        Она распорядилась: устроила сына в университет, сама шесть раз в год ездила путешествовать. Недалеко - по Европе, в основном. Когда не путешествовала, весело проводила время с подружками в роскошно обставленной пятикомнатной квартире на Авеню Бригадир с видом на японский сад.
        18.
        Именно туда направлялись утром двадцать чертвертого декабря трое студентов: Жюль де Лаваль, Жаннет Дарке и хозяин квартиры - Поль Буржери. Тот самый сын Максима из Мали, которому мать дала свою фамилию, чтобы не вызывать вопросов. И не ломать язык.
        Квартира стояла пустая: Мадлен как раз перед праздниками уехала с приятельницей в Милан - вторую после Парижа европейскую столицу моды. Дамы намеревались поучаствовать в рождественских распродажах с колоссальными скидками на продукцию известных мировых марок. Этих благословенных дней модницы ожидают целый год, чтобы приобрести товары стопроцентного качества всего за тридцать процентов стоимости - настоящая удача для маньячек шопинга.
        Направлялись на машине Поля - детище основателя французского автомобилестроения Армана Пежо. Не самой последней модели - пижонство не было свойственно Полю, на предпоследней - он мог себе позволить.
        Внутри салона имелось все необходимое для веселого времяпрепровождения в дороге: мини-телевизоры для пассажиров, охладитель напитков, круговая стереосистема, собственный спутниковый телефон, СД-проигрыватель, компьютер с интернетом...
        Ну и остальные достижения автомобильной техники, чаще всего излишние, но производящие впечатление наличием, как-то: обогрев зеркал и форсунок омывателей, 2-зонный кондиционер и тому подобные роскошества. Которые нежелательно долго перечислять, чтобы не утомиться или, чего доброго, начать завидовать.
        Фирма чуть не в лепешку разбилась ради ублажения клиентов. Взамен требовалось только одно - чтобы они не забыли название предприятия, которое им столь усердно угождало. Для чего на каждом видном месте в салоне была прилеплена фигурка поднявшегося на задние лапы льва - символ продукта.
        Пежо-основатель мог не волноваться и спокойно отдыхать в могиле, гордясь семейным детищем. На сервис фирмы пожаловаться повода не нашлось. Ни у кого из троих студентов.
        Поль, как хозяин и водитель, направлял своего породистого железного коня, следуя указаниям встроенного навигатора ТомТом. Навигатор разговаривал приятным голосом популярной бельгийской порно-звезды Ким Холланд, которая томно-интимно сообщала: «через двести метров поворот направо, золотце мое». Этот голос, широко известный среди любителей жесткой эротики, Поль для смеха на ТомТом установил.
        Рядом сидел Жюль, по двум причинам устроившийся впереди: чтобы разговорами не дать приятелю заснуть и дать Жаннет отдохнуть на заднем сиденье. Чем она и занялась. Улеглась на бок, подогнула ноги, устроившись по-домашнему уютно: дорога неблизкая, почему бы не скоротать ее во сне. Спасибо хозяину - предусмотрительно захватил плед и подушку. Или всегда имел на подобный случай, что сейчас очень пригодилось.
        Тепло, щедро посылаемое кондиционером в салон, обогревало и расслабляло напоминанием о прошедшем лете и каникулах.Проведенных: Жюльеном на дешевых пляжах испанского Коста-дел-Сол, Полем - на ласковом атлантическом берегу Биарриц. Он не выносил жаркие места из-за прогрессирующей тенденции к ожирению. Облюбовал нешумный в смысле отсутствия толпы, умеренный в смысле летней температуры Биарриц. Известный под метким названием «король пляжей и пляж королей».
        Сейчас обычно вальяжно-добродушный Поль был заметно не в духе. Невыспавшийся из-за будильника, просвистевшего по-идиотски рано - в полвосьмого, он замечал за собой регулярные попытки клюнуть носом. Чему способствовали другие факторы: монотонное однообразие пейзажа за окном, спокойно-убаюкивающая музыка из радио и комфортабельная температура внутри машины
        Поначалу Поль пытался сохранять бодрствующее состояние. Нарочно отвлекался на разные мелочи, позволяющие двигаться, не сходя с места: доставал конфетки-леденцы по одной из бардачка, потом насвистывал мелодию, постукивая пальцами по рулевому колесу, потом жевал бутерброд, купленный в станционном ларьке, потом пил колу через трубочку, потом вытирал запотевшее стекло впереди и сбоку, потом еще что-то... Наконец, дела, которые возможно было производить, не снимая ноги с педали газа, закончились.
        Пару раз он с надеждой взглядывал на Жюля, молча спрашивая - ну что притих как комар, надувающийся новой кровью? Полпути прошло, а ты ни слова не пикнул...
        Упрекающих взглядов сосед не замечал. Сидел неподвижно и молчаливо, уставившись в ветровое стекло. Было непонятно, куда он смотрел: то ли на дорогу, однообразной полосой уходившую под колеса, то ли на собственные мысли, бежавшие перед глазами информационной строкой.
        Обижаться Поль не собирался. Приятель никогда не отличался любовью к болтовне, кстати, в отличие от самого Буржери. Они часами могли не разговаривать, находясь в одном помещении и занимаясь каждый своим делом: Жюль - чтением, Поль - поглощением пива и телепрограмм. Ощущали полное взаимопонимание. Полярность притягивала их друг к другу.
        19.
        Сейчас молчание Жюля показалось недовольным. Поль почувствовал его негативный заряд и постеснялся вслух предъявлять претензии. Хотя имел. Веские. Для чего он, собственно, попросил друга сесть на первое сиденье? Не молчания ради - для дела. Иначе оставался бы сзади, прилег с Жаннет валетом на диван и не морочился рядом с недовольным видом, не портил другим предрождественского настроения...
        Разберемся: почему лицо Жюля не выражало положенной радости?
        С самого утра план его, составленный с железной логичностью, стал нарушаться. Из-за какой-то мелочи, о которой и упоминать бы не стоило, если бы она не превратилась постепенно в большую проблему.
        Проблема называлась коротко - «снег». И мороз впридачу. Проснувшись от будильника Поля - он жил в отдельной квартире и перед поездкой пригласил приятеля переночевать - Жюль первым делом посмотрел в окно. Было темно, но в световых лучах фонарей и автофар отлично вырисовывались плотные снежные струи, заполнившие воздух. От чего он казался густым, даже на вид труднопроходимым.
        На крышах, дорогах и тротуарах уже лежал приличный белый слой, который продолжал прирастать новыми поступлениями. В принципе, снег зимой - событие обычное. В Париже - не-ежегодное, но тоже не из ряда вон. Если не вторгается в планы, его вполне можно потерпеть.
        Только не сегодня. Когда Жюль с другом и подругой собрался в путешествие по стране на машине класса люкс, не приспособленной преодолевать снежные заносы.
        Проклятый снегопад, не мог начаться на пару часов позже! Или вообще запоздать на день... Сегодня он был как нельзя некстати.
        Любивший поступать практично, Жюльен заранее просчитал маршрут, его стоимость и протяженность. Предстояло преодолеть триста восемьдесят километров до Нанта. По самой короткой траектории расстояние покрывалось на самолете за час-двадцать - быстро, но не подходило ценой. На междугороднем автобусе за пять с половиной часов с двумя санитарными остановками - дешево, но долго.
        Такси не рассматривалось. Поезд тоже отпадал - дорого и долго. Оставалась попутная легковушка - быстро, за четыре часа. Поль обещал добраться за три с половиной. Бесплатно. Какой транспорт было выгоднее выбрать? Риторика. Естественно, Жюль выбрал Поля. Только вот возможности «Пежо» с низкой посадкой и летними шинами встали сейчас под вопрос.
        Прикинув задержку во времени, Жюль нахмурился. Та недовольная морщина не покидала его лба во все время пути. Поначалу тлела надежда, что снег одумается и остановится. Ведь хватит, завалил улицы грязными слякотными кучами, которые за городом превратились в сугробы. Так нет же! Манна небесная не ослабевала и не прекращала сыпать. Наоборот. С каждым часом усиливалась, будто желая за один день вывалить зимнюю норму осадков.
        Выбравшись на трассу Париж-Нант, Поль не только не смог развить подобающую скоростному «Пежо» резвость, но поплелся чуть ли не шагом. Впрочем, не он один. Соседние авто тоже не выказывали желания побегать наперегонки и, по-улиточьи неторопясь, ползли рядом. Жюль потихоньку начинал беситься. В Париже их с такой скоростью обогнал бы любой общественный автобус. Да что автобус, пьяный клошар на велосипеде и то едет шустрее!
        Понятно, что не вина Поля. Он правильно делает - едет неспеша, соблюдая рекомендации гидрометцентра насчет «повышенного риска гололеда». Сейчас лихачить не стоит, даже если очень опаздываешь. На тот свет попадешь, обратно не выберешься, туда лучше не торопиться. В снежную погоду только сумасшедший не ограничит скорость, и их, этих ненормальных по дороге встретилось несколько.
        Как ни странно, большинство - на грузовиках с прицепами. Сразу видно, водители не привыкли к снегопадам, не умеют осторожничать, менять стиль. Чувствуя себя хозяевами дорог, продолжают лихачить. Вот и съезжают на обочину после слишком резкого движения руля на повороте или обгоне - складываясь вдвое, когда конец прицепа, скользя, догоняет кабину.
        Хорошо, если прицеп только занесет. А то завалится вся цепочная конструкция на бок, лишь колеса продолжают крутиться по инерции. Думают: раз на тормоз не нажали, надо продолжать движение, авось куда-нибудь приедем... Подобно собаке, которая плыла-плыла и вдруг ее вытащили из воды, а она продолжает грести лапами в воздухе. У нее тоже инерция сработала?
        Забавная ассоциация, подумал Жюль без улыбки.
        Встретилась пара аварий с легковушками. Одна разбилась в лепешку, вернее - в гармошку. Точно с жертвами, от сознания чего стало не по себе. Одно дело - видеть аварии, трупы и кровавые лужи по телевизору, другое дело - наяву. Даже несколько красных капель, которые поразили яркостью на белом снегу, вызвали головокружение. Хорошо, что Жаннет спала.
        Вывод: упрекать Поля за осторожную езду нет оснований.
        А для раздражения основания были. Жюльен - тоже человек. Хоть и будущий психолог, который, вроде, должен научиться управлять собственными эмоциями прежде, чем обучать этому других. Он сейчас не при исполнении обязанностей, может позволить себе попсиховать. Невозможно равнодушно наблюдать за собственными планами, которые рушатся на глазах. Кто бы на его месте не злился?
        Вчера вечером ничто не предвещало осложнений. Жюль смотрел на не запятнанное облаками, звездное небо и надеялся, что прогноз погоды на завтра не оправдается. Озабоченным голосом девушка-синоптик предсказала снегопад и аварийную обстановку на дорогах. Жутко некстати! Он запланировал вечер с любимой девушкой, собирался сделать предложение. Для чего заранее приобрел кольцо, шампанское и два пластмассовых стаканчика.
        Подобрал особенный, единственный в году, момент - сказочный Сочельник. Продумал романтическую обстановку, именно так, как хотела Жаннет - в замке Синей Бороды, овеянном легендами-страшилками.
        Теперь создается впечатление, что усилия пропадут даром - из-за снега попали в цейтнот. Если план из-за опоздания сорвется, предложению руки и сердца угрожает годовая задержка.
        20.
        Опасения грозили осуществиться. Вместо того, чтобы в полдвенадцатого прибыть в Нант, они в два часа его не достигли. Времени в обрез: чтобы добраться до замка, предстоят две пересадки. Сначала с «Пежо» на электричку до Дожона, потом на машину до Тиффожа. Которую сначала надо найти.
        Общественный транспорт в крепость не ходит. Летом организованных туристов со станции и обратно автобус возит. Сейчас для него - мертвый сезон. Значит, частника придется искать.
        Жюль незаметно вздохнул. Легко сказать - частника! По таким сугробам не частника с машиной, снегоход надо искать. С бульдозером впереди. Была бы приличная погода - поймали попутку. Подъехали бы лифтом: быстро и за небольшое возраграждение, может, вообще бесплатно - как студенты.
        Но вот где кроется подвох поломанного плана: чем позднее они прибудут в Дожон, тем меньше шанс на попутную машину. В вечер перед Рождеством каждый нормальный человек старается прийти домой пораньше. Чтобы отдохнуть, войти в настроение, в кругу семьи отметить милый праздник. После четырех пополудни улицы городов потемнеют и опустеют, не говоря о междугородних трассах. Какой дурак понесется в темноте, по снегопаду в дыру под названием Тиффож?
        Даже если случится рождественское чудо - удастся найти частника с машиной, проблемы не исчезнут. Придется раскошеливаться. Внезапно разразившийся снегопад - отличная причина запросить втридорога. Иначе скажет - пешком идите. У Жюля денег в обрез. Он все рассчитал по центам - но без учета нелетной погоды. Лишние траты в его бюджете не предусмотрены.
        Вот подлый снег - все валит и сыплется, без конца, без края. Отвлечься бы...
        - Слушай, Поль, ты слышал легенду о Синей Бороде? - вырвалось у Жюльена почти непроизвольно.
        Поль вскинул голову. Немного испуганно: услышал голос приятеля впервые за пару часов тотальной немоты. Голос пришелся кстати. Медленная езда среди монотонного пейзажа сморила Поля, чуть не привела к потере ориентации и погружению в дремоту. Что чревато - в периоды засилья на дорогах гололедов и снегопадов.
        - Это из сказки, что ли? - пробормотал он. Тряхнул головой, начал четче соображать, будто просыпался от временного забытья с открытыми глазами. - Конечно, слышал. Про Синюю Бороду придумал лучший писатель сказок для детей и взрослых Шарль Перро. Мы в школе проходили. Перро сочинил всемирно-известные, романтические сюжеты: про Спящую Красавицу с Принцем, Кота в Сапогах с Сыном Мельника, Красную Шапочку с Серым Волком...
        С последней парой персонажей Жюль не согласился про себя - разве есть романтика в том, чтобы быть съеденной кровожадным животным? Возражать не стал. Лично Жюль находил интересной другую интерпретацию этой сказки.
        По утверждениям совеременных исследователей фольклора отношения Шапочки с Волком имели куда более закомплексованный характер, чем люди эпохи сказочного романтизма думали поначалу.
        Потому во избежание критики про слишком раннее половое просвещение детей, некоторые культурные деятели сказку предлагали переставить: из раздела «Детская литература» в раздел «Для читателей в возрасте восемнадцать плюс». Что казалось Жюлю перебором. Перестраховкой, попахивающей идиотизмом. Типа предупреждения на стаканчике в Макдоналдсе: просьба горячий кофе на себя не проливать во избежание возникновения ожогов.
        - Этот синебородатый - нетипичный персонаж для Перро, - бодро продолжил пришедший в себя Поль. - Совсем не похож на героя детских сказок. Убийца доверчивых женщин. Маньяк кровожадности. Темная личность. Ты про него?
        - Да. То есть нет. То есть... Я имел ввиду реального человека, прототипа Синей Бороды - барона Жиля де Рэ. Знаешь, кем он был?
        - Конечно, знаю, мне бы не знать. Самый популярный наш земляк. Ну, после Луи де Фюнеса, конечно. Луи - потрясающий комик! Впрочем, в последние годы слава его пошла на спад. Не то, что раньше, когда комедии с ним шли в переполненных кинотеатрах. Только кто сейчас вспомнит старого, доброго шутника де Фюнеса? А вот Синяя Борода прочно вошел в историю Бретани, старую и новую. Никогда больше ее не покинет. Кстати, ты смотрел «Фантомас»?
        Поль на одном дыхании проговорил монолог, перескакивая с одного на другое и снова возвращаясь. Видно, решил за один присест выплеснуть на Жюля словесный водопад, который вынужденно сдерживал от Парижа. Воодушевился желанием приятеля завести беседу и не собирался дать ей преждевременно иссякнуть. Или свернуть в ленивое русло, тянущееся со скоростью одно предложение в километр.
        Водопад слегка ошарашил Жюля. Но не испугал. Ничего, выплывет. Не впервой барахтаться в бессвязной болтовне приятеля. Жюль решил поддержать разговор, пусть и отклонившийся от его вопроса - испытывал легкую вину за предыдущее молчание.
        - Смотрел, давно. Мне с де Фюнесом больше всего «Маленький купальщик» нравится. Помнишь, как они в биотуалете по реке поплыли? Самая смешная сцена.
        - А «Жандарм из Сен-Тропе»? Ха-ха! Не-е-т, мне у старика Луи все фильмы нравятся, даже затрудняюсь один выбрать. «Фантомас» был просто супер! По всему миру гремел. Помнишь, там еще Жан Марэ снимался? Кстати, он и Фантомаса играл. Ни за что не догадаешься. У самого актера был очень характерный,отчетливо очерченный подбородок с ямочкой. Как они только умудрились его закамуфлировать в той зеленой маске? Мы поначалу не догадывались, кто его играл... «Фантомас» - означает «фантастическая маска». Из резины, что ли, они ее сделали? Сидела как влитая. Фильм опережал свое время в смысле научных придумок. Помнишь, Фантомас переоделся звездочетом и ударил электрошокером танцующих по цепочке? В те времена электрошокеров не существовало.
        Жюль не ответил. Поль на секунду замолк, вспоминая, с чего разговор начался. Скучно болтать только о том, что самому интересно: получится не оживленная беседа, а монолог вникуда. Театр одного актера, которого никто не слушает.
        - Ты про что спрашивал, я забыл?
        - Спросил - что ты про Жиля де Рэ знаешь?
        - Ну... Его обвинили и сожгли, - лаконично ответил Поль.
        Подробностей он не припоминал, высказал общеизвестное. Стопроцентно выгодная тактика. Если спрашивают что-то заковыристое, долго не думай - выдавай то, что «каждая собака знает», никогда не ошибешься. Тактика изворотливых троечников, помогающая выглядеть умно. Иным ловкачам всю жизнь удается пускать пыль в глаза подобным способом. Чем собирался заниматься в дальнейшей жизни и практично-хитрый Поль.
        - За что обвинили? - допытывался Жюль. Он имел собственную версию, но для полноты картины никогда не помешает спросить «второе мнение». - В чем его ошибка? Видимо, немалая, раз дело до суда дошло. В старые времена такое случалось нечасто. Барон - не простой человек, маршал. Богатый был, независимый. Кому-то он сильно мешал.
        Не умеющий выдвигать собственных теорий, но умеющий ловко пользоваться чужими - опять же тактика ловких троечников - Поль ухватился.
        - Так в том и ошибка, что слишком богатый и независимый. Завидовали ему соседи. Даже король. Де Рэ вел себя слишком демонстративно. Кое-кто решил его за высокомерие наказать. Богатство к рукам прибрать. Ты что думаешь, в те времена зависти не было? Была, да еще какая! А хочешь анекдот расскажу? - Вопрос задавался только из вежливости. Поль давно и окончательно проснулся, разгулялся и начал веселиться. Почему нет? Впереди празник и каникулы. - В тему - про Синюю Бороду...
        - Почему его, собственно, так прозвали? - вставил вопрос Жюльен, но приятель его нарочно не заметил.
        - Ну, слушай. - Поль вошел в роль рассказчика и не собирался сбиваться с толку. Он слишком долго молчал - надо нагнать упущенное. - В очередной раз женившись, Синяя Борода достает из кладовки топор, веревку, ножи и говорит гостям:
        - Пойду исполнять супружеские обязанности...
        - Ха-ха-ха! - первым замеялся он над собственной шуткой.
        - Ха-ха-ха! - искренне поддержал Жюль.
        Рассмеялись громче радиостанции, которая передавала популярные в шестидесятых шансоны Шарля Азнавура и других артистов, не умеющих петь, но трогательно говорить под музыку. Временами радио вместо музыки передавало помехи - из-за отдаленности от транслирующих станций, антенн и сателлитов. А также от непрекращающегося снегопада, про который уже надоело упоминать.
        На неполадки с техникой никто не обращал внимания. Друзьям понравилось смеяться. Особенно Полю: он ненавидел молчание и одиночество, когда они случались одновременно.
        А Жюлю хотелось отвлечься.
        Получилось отлично. Не зря говорят: смехотерапия лечит. В какой-то момент показалось: зря он себя накрутил, все не так плохо, как думалось минут пятнадцать назад. Да - снег, да - опаздывают. Но снег - обычное явление зимой. На него обижаться все равно, что жаловаться на гром, разбудивший среди ночи.
        Да, опаздывают... В конце концов - и что? Им с Жаннет не на собеседование или деловое свидание, чтобы обязательно вовремя. Ну приедут в Дожон на пару часов позже, на месте разберутся.
        Люди есть везде. Помогут.
        21.
        Атмосфера в салоне«Пежо», поначалу не отличавшаяся от хмурой погоды за его пределами, разрядилась с помощью проверенного и безотказного средства - смеха.
        Тут же посыпались новые анекдоты. Удачно получилось: Поль знал их безмерное количество.
        - Бургундец - любитель выпить размышляет: вот говорят - истина в вине. Тогда пойду куплю бутылку истины.
        - Ха-ха-ха!
        - Еврейская пара прогуливается по Парижу. Прошли мимо ресторана. Жена говорит:
        - Ой, как вкусно пахнет!
        Муж:
        - Тебе понравилось? Хочешь еще раз пройдем?
        Рассказывание веселых историй - дело заразительное. Жюльен решил не отставать. Он анекдоты почти не запоминал и всегда удивлялся на людей, которые имели их в памяти несметное число. Однако парочку особенно понравившихся мог при необходимости припомнить.
        - Сидят две домохозяйки на соседних балконах. Одна спрашивает:
        - Твой пришел домой?
        - Нет, чтоб он сдох! А твой?
        - А мой пришел. Чтоб он сдох вместе с твоим!
        - Ха, у меня ответный, - быстро нашелся Поль. - Сидят двое мужчин за кружкой пива. Один говорит:
        - У Артура страшное горе...
        - Что такое?
        - К нему ушла моя жена.
        Громыхнул хохот, который на сей раз разбудил Жаннет. Вернее, она давно не спала, только лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к мужскому смеху. Наконец, не выдержала одиночества на заднем сиденье и неучастия в коллективном мероприятии. Захотелось внести свою лепту в общее веселье.
        - А я про блондинку знаю! - подала она радостный голос.
        Парни притихли, деликатно предоставляя подиум даме. Жаннет спустила ноги на пол, просунув голову в промежуток между передними сиденьями, чтобы слушатели ни слова не пропустили.
        - Блондинка жалуется подруге:
        - Почему мужчины всегда приходят ко мне на свидания небритыми?
        - А ты пробовала не опаздывать?
        ...Оставшаяся дорога до Нанта, несмотря на скорость сонной черепахи, больше не казалось Жюлю нескончаемой и испытывающей терпение. Когда подъехали к первому городскому мосту, старинному, похожему на мост Александра Третьего в Париже, робкое солнце попробовало заявить о себе рассеянными лучами на облачном небе.
        - Луара Атлантическая, - показывая рукой под мост, проговорил Поль с интонацией старожила, просвещающего новоприбывших.
        Река была большей частью занесена снегом, который едва ли пять минут назад прекратился - надолго ли? Берега ее, погребенные под сугробами, потеряли четкие очертания и погрузились в спячку до оттепели. Истинная ширина реки не различалась. Виднелась только центральная часть, где неспешное течение струилось к Бискайскому заливу. Вода казалась густой, маслянистой и переливалась перламутровыми оттенками.
        - Честно - не припомню, чтобы когда-нибудь столько снега выпадало, - сказал Поль, глядя в боковое окно. - Ничего, не расстраивайтесь. Высажу вас у вокзала. Поезд на Дожон отправляется каждые два часа. Билеты покупайте туда-обратно. Вы же одним днем? - на всякий случай уточнил он.
        - Да. Задерживаться в Тиффоже не собираемся. Только осмотрим замок и - назад. Ночевать приедем к тебе, так что готовь праздничный ужин, - ответил Жюль оптимистично. Все еще верил, что план удастся осуществить.
        Пусть туда закралось опоздание - его можно нагнать в пути. Так делают самолеты. И поезда. Только для поездов превышение скорости занятие опасное - можно не вписаться в крутой поворот. Совсем недавно передавали по новостям: японский машинист просчитался и не вписался. Хотел нагнать восемьдесят секунд, а получилась авария. Погибли люди. Машинист от огорчения чуть харакири не сделал. Или повеситься собирался? Его на всякий случай закрыли в тюрьме, чтобы себя не покалечил.
        - Билеты потом не выбрасывай, попробуем возместить из студенческой кассы, - сказал практичный Поль. - Ну ладно, я вас дома буду ждать. Адрес знаешь. Честно сказать, если бы погода была нормальная, встретил на машине. А так... Если опять снег пойдет, ее накроет. Пока откопаю, пока заведу, времени больше потеряю. Доедете на такси, оно здесь недорогое, не сравнить с парижским. Позвони со станции, когда вернетесь в Нант, чтобы я знал, что скоро прибудете.
        В объяснении приятеля слышались оправдывающиеся нотки - излишние, что касалось Жюля. Поль помог чем мог. Они вернутся поздно вечером, незачем выдергивать его из дома. Не персональный шофер, не обязан их туда-сюда развозить. Найдут дорогу, не заблудятся. Взрослые давно, жениться собираются, только Поль этого пока не знает. Да и Жаннет тоже...
        - Ладно. Спасибо, друг.
        - Желаю весело провести время. Устанете - ничего. Завтра - отдыхаем по полной, а послезавтра - сразу после подъема и завтрака - осматривать город, - бодрым голосом проговорил Поль. - Метель - не помеха. Пройдемся по музеям-оранжереям, там тепло и сухо.
        - Инетерсно, на Большом слоне зимой можно кататься? - спросила Жаннет, не забывшая про любопытство.
        - В обычные - бесснежные - зимы было можно. Насчет сегодняшней - не знаю...
        - Ладно, посмотрим. И без Слона не заскучаем. Правда, Жюль?
        - Правда, дорогая.
        22.
        Когда прибыли на Центральную станцию, оказалось электропоезд на Дожон отправляется меньше, чем через четверть часа. Даже кофе попить в местном баре не успеют, только билеты приобретут и - на посадку. Жюль обрадовался, как ребенок: план имеет шанс сохраниться в рассчетных рамках. ВременнЫе отклонения в виде полутора часов спишутся на погрешность из-за неучтенных погодных условий.
        Вообще с электричкой - удача. Могло по-другому обернуться: один поезд только что ушел, другой отправлялся бы через два часа - максимальный перерыв по расписанию. Тогда точно вся конструкция полетела бы к черту под мост. Нет, коту под хвост. В общем - им с Жаннет потерялся бы смысл покидать Нант. Праздник пропал. Вернулись бы к Полю - угрюмо-недовольные, холодные и голодные.
        Неважно. Повезло немножко - и на том спасибо. Нагонят потраченное в пути до Нанта время с помощью электрички. Частично. А кофе купят у автомата. Пускай с неаппетитным запахом и кисловатым машинным вкусом. Зато горячий.
        Железная дорога на Дожон занимала три четверти часа. Если не случится чего-то чрезвычайного, в четыре будут на месте, размышлял Жюльен. Одно тревожило: к тому времени стемнеет, где они найдут частника или попутку?
        А, ладно, сориентируется на месте. Не стоит загодя огорчаться о вещах, которым только предстоит произойти. Придет время - придет решение.
        Вагон электропоезда обдал душной, теплой волной. В нагретой радиатором атмосфере очки запотели, затуманились. Жюль снял, не протирая, положил на столик. То же самое сделала незадолго до того Жаннет, устроившаяся в кресле у прохода, великодушно предоставив эксклюзивное место у окна другу.
        От вагонного уюта и расслабленной позы мышцы Жюля разомлели, размякли, отпустили напряжение. Попив поездного кофе, которое оказалось чуть вкуснее, чем ожидал, он согрелся. Осоловел. Отяжелел -подобно пористой губке, которая, впитав жидкость, увеличивается в весе раза в полтора.
        Тело Жюля было насыщено не влагой, а теплом, заполнившим все поры и отверстия, проникшим внутрь. Тепло имеет способность успокаивать нервы, комфортно убаюкивать ум, тем более если пришел с минусовой температуры.
        Вскоре ленивая дрема незаметно попыталась овладеть сознанием Жюля. Когда веки опустились, а голова собралась лечь на плечо, он заметил, встряхнулся, пошевелился, поерзал в кресле. До степени сна расслабляться нельзя, напомнил себе, а то не услышит объявление, пропустит остановку. После Дожона поезд следует дальше на юго-восток, до Пуатье - туда Жюль не планировал заехать.
        Эх, жаль, забыл книжку взять почитать...
        Взгляд упал на столик под окном, где лежали старые газеты. Близко, но недостижимо. Тянуться к ним, шелестеть-разворачивать или вообще шевелиться не представлялось возможным: разбудит Жаннет, которая и здесь удобно устроилась - на его плече. Только сняла пальто, уселась в кресло - снова задремала. Очень полезное свойство: умение коротать дорогу во сне - в любом транспорте, в любое время суток и в любом положении.
        Вспомнились видеокадры из телепередачи «Скрытая камера» на ту же тему. Просто удивительно, в каких неудобных положениях люди способны засыпать. Вот: ребенок - задремал, сидя на унитазе. Или: малыш спит стоя, лишь приклонив голову на сиденье дивана. Парень посапывает в глубокой сонной коме, не обращая внимания на окружение из игрушечных машинок с включенными сиренами: полицейской, пожарной и амбуланс. Интересно, насколько Жаннет во сне нечувствительна к внешним раздражителям? Когда-нибудь он узнает...
        Чтобы занять глаза делом, Жюль осмотрелся вокруг. Народ собрался типичный для французской провинции - одетый неброско, ведущий себя непринужденно. Слишком отличающийся от столичной изысканной публики - благоухающей Дольче&Габбаной, одетой в Лагерфельда и Шанель. Здесь все проще. Запахи - больше пищевые и кофейные. Одежда - функциональнее, мешковатее. Женщины полнее. Мужчины лысее. Дети послушнее.
        В общем, впечатление положительное. За исключением одного. Мелочь, а противно: вагон оказался заполненным простуженными больными. Которые издавали характерные звуки, свидетельствующие о наличии гриппа или его возбудителей на слизистой носоглотки. То из одного угла, то из другого доносились нездоровые шумы: люди кашляли, надрывно, сухо или с мокротой, которую приходилось глотать. Чихали, все вместе или по-очереди, громовым «гах!», которое раздавалось непрерывно, будто передавалось по цепочке.
        Сморкались вслух, а кто не сморкался - загребал носом. Самый противный звук в больной какофонии. Причем издавали его только мужчины, в основном - молодые, интеллигентной внешности, некоторые даже с ноутбуком на коленях.
        Хотелось подойти к такому, не отягощенному манерами парню и - без шутки или нравоучения - предложить свой личный носовой платок. Можно бумажную салфетку. Даже гигиеничнее: высморкался и выбросил свои микробы подальше - в урну. Пусть с ними потом поездные уборщики разбираются.
        Впрочем, непримиримого отвращения к гриппозным попутчикам Жюль не испытывал. Понимал: они не виноваты. В размеренное течение сезонов года с мощью природной катастрофы вмешалось Нечто. Непредвиденное, удивительное событие - наступила снежная зима.
        Люди, живущие в мягком морском климате бывают крайне удивлены экстремальностью - в виде снега и мороза. Кто-то не запасся зимними сапогами. Кто-то не купил утепленное пальто. Кому-то бабушка не связала рукавички или закрывающую уши шапку с норвежским орнаментом.
        Все это - смягчающие обстоятельства для простуженных, которые можно понять и простить. При одном условии: пусть они недомогают про себя, не заражая других, считал Жюль. Болеть он не любил ужасно. Время, когда головная боль не давала сосредоточиться на полезных делах было для него потерянным отрезком жизни.
        К его неудовольствию в вагоне почти зримо витал прокисший дух инфлюэнцы. Пусть она сейчас несмертельна, но все еще способна выбить человека из активной колеи дня на два-три.
        Что крайне нежелательно. Сегодня особенный день, за которым каникулы - жалко провести их с охрипшим горлом и в соплях. Следовало бы Жюлю, пока сидит без дела, придумать способ оградить себя от настойчивого присутствия респираторно-зараженных. Плотность которых на квадратный метр вагона превышала норму, допустимую для сохранения здоровья: в каждой секции из четырех кресел - минимум один человек был болен или находился в инкубационно-предгриппозном состоянии.
        Показалось, что воздух в вагоне тоже болен. Если хорошенько захотеть и приглядеться, можно заметить повисшие перед носом вредоносные бактерии. Они имеют расплывчатую форму одноклеточной амебы, которую Жюльен когда-то давно видел в микроскопе на уроке биологии. Бактерии и их друзья - микробы с вирусами нагло уставились на Жюля, кривляются, строят рожи, угрожая заползти в дыхательные пути.
        Одна, особо наглая болезнетворная амеба, похожая на инфузорию-туфельку, растолкав собратьев, подлетела к самому лицу Жюля. Поставила ручки-волоски в бока, приоткрыла беззубый рот и, не меняя выражения лица, захохотала голосом Фантомаса:
        - Хе-хе-хе...
        Черт! Что это, во сне или наяву? Жюль не разобрался. Неужели задремал? Категорически нельзя! Помахал руками перед носом - разогнать микро-завоевателей, собравшихся оккупировать его организм. Отвернул взгляд от прохода к окну. По пути взгляд наткнулся на бумажный стаканчик с остатками кофе. Жюль допил и бросил стакан в мусорный карман под столом - по привычке к порядку. Взглянул наружу - за окно.
        Там хоть и простирался удручающе скучный пейзаж в зимних тонах, зато был приятен глазу стерильностью. Потому что свободен от всяческих болезнетворных инфекций, распространяющихся воздушно-капельным путем. А, да что он зациклился на простудах? Надо поменьше о них думать, тогда точно не заболеет. Главное в лечении и предупреждении - позитивный настрой, говорит неофициальный закон психологии. Забыл, что ли? Расслабился студент...
        Деревенская сторона Бретани тянулась за окном неизменно-однообразным, ровным ландшафтом - поля, поля... Между ними - хуторские постройки, разделенные длинными километрами.
        Добротно сработанные, каменные дома фермеров стояли по окна в бело-пенных, неспокойных волнах. Будто сорванные с места буйки, унесенные в открытый снежный океан, они чернели одиноко, заброшенно и не верили, что разбушевавшаяся стихия когда-нибудь утихнет.
        Жюль не верил вместе с ними. Потому что погода не наладилась, как он предполагал и надеялся, а ухудшилась. Вновь повалившая с неба масса взяла в плен все неподвижности, что встретила на пути: дома, деревья, сараи, заборы, поля, холмы и с отчаянным упорством принялась их засыпать. Чтобы пресечь в зародыше сопротивление, задавить на корню мечты: о весне, о солнце, о радостно плачущих сосульках...
        23.
        За окном поезда темнело. Быстро, неотвратимо, слишком рано - за счет снегопада. Так же быстро темнело настроение Жюльена: возвращалась тревога, от которой за полчаса в тепле успел отвыкнуть. Посмотрел на часы. Осталось тринадцать минут с мелочью, если поезд не опоздает. Пора будить Жаннет. И внести коррективы в планы.
        От Дожона до замка Тиффож на машине по шоссе километров тридцать - полчаса на легковушке. Но. Если срезать по грунтовке, получится на треть короче.
        Надо будет уговорить владельца машины отправиться по короткой дороге. Если удастся уговорить... Если дорога расчищена... Если вообще получится найти сумасшедшего, который согласится их подвезти - в темноте, далеко за город, вечером перед Рождеством...
        В любом случае придется раскошелиться. То, что сэкономил на дороге в Нант, потратится на дорогу в замок. В двойном размере. Или даже в тройном. Имеет смысл? Отказаться от затеи пока не поздно? Ждать еще год? Выдержит ли он? А Жаннет? Жалко ее разочаровывать. В конце концов что такое сотня евро, если она сделает счастливой любимую девушку. Не просто любимую - будущую жену. Мать его детей.
        Припомнил содержание портмоне, лежавшего в левом переднем кармане джинсов. Тощий, потертый, не производящий впечатления кошелек отчетливо встал перед глазами. Имелось два отделения для бумажных денег, кармашек с кнопкой - для монет. В потайном отделе, защищенном молнией, покоился банковский пас.
        Так, подведем баланс. Мелочь не считается. В двух отделениях лежит ровно сотня разными купюрами - последняя сумма, которую он имел право снять со счета наличкой. На пасе осталась возможность платить безналично - с кредитом в пятьсот евро, но про эту опцию можно сегодня забыть. Итак, баланс положительный и звучит следующим образом: если придется искать лифт до замка, наличных должно хватить расплатиться.
        Еще останется на мелкие нужды - в обрез, без разгула, но они с Жаннет не собирались шиковать. Хорошо, что обратные билеты на маршрут Дожон-Нант приобретены. «Рискнем продолжить вояж», - мысленно сообщил Жюль собственному отражению в окне, которое превратилось в зеркало из-за черноты снаружи.
        Для закрепления уверенности он кивнул себе в окне. В тот же момент, как по команде, свет в поезде отключился.
        Обычное дело - кратковременная потеря контакта. Не паниковать!
        Наступила кромешная темнота, когда не замечаешь разницы, если закроешь-откроешь глаза. И странное дело: воцарилась такая же кромешная тишина, будто вагон вымер.
        Давно замеченный эффект: в темноте люди или замолкают, или начинают говорить шепотом. Почему? Никто не знает. В темноте ощущаешь себя неуютно. Неуверенно. Темнотой управляют темные силы. Человек бессознательно, предрассудочно боится их спугнуть. Или разбудить. Или прогневить.
        В-общем, старается бестолку не шуметь, из толпы не выделяться, не строить из себя царя зверей. Или венец природы. Или покорителя Галактики в масштабах Солнечной системы. Неоправданная мания величия - не более того. На самом деле мы пугливы до безобразия, от каждой мелочи замираем от страха. Свет потух - в душе первобытный ужас. Потому что знаем, кого боимся: темноты, в которой затаилась гнетущая неопределенность.
        По инерции Жюль продолжал смотреть в заоконное пространство, черное, как Вселенная, в которой отключили звезды. Вдруг - волосы на голове зашевелились и стали подниматься. Он заметил нечто ужасное, что не помещалось в сознании. Сверхъестественное, не подобающее происходить в современном мире, которым управляют супер-реалистичные фейсбук и твиттер: с той стороны окна на него смотрела самая настоящая, каменная химера Стрикс.
        «Дремучее средневековье», - потерянно подумал Жюль и отшатнулся, вжавшись затылком в спинку кресла. Он ее узнал - по фото в разбитом телефоне подруги. Это она сидела на карнизе позади Жаннет и ухмылялась в объектив ее живыми глазами. Теперь черты Стрикс находились на месте: оскалистый рот, грозно нахмуренные брови и мертвые глаза статуи. Она летела параллельно поезду, хлопая гигантскими крыльями. Не перьевыми, как у птиц, а перепончатыми, как у собак. Летучих. Из вида рукокрылых, семейства крылан.
        Повернув длинную шею - из камня, не забывать! - Стрикс незряче, не моргая, глядела на Жюльена. Да как она могла моргать, если вырезана из негибкого монолита, супертвердой скалы? Глупость - подумалось. А как она могла лететь, да так, что шелест крыльев доносился снаружи?
        Внешний холод передался Жюлю сквозь стекло, заморозив лицо, проникнув в тело через самопроизвольно открывшийся рот. Вспомнилось ощущение из детства, когда он переел мороженого и перестал чувствовать губы, язык и щеки изнутри. В живот заполз студеный ужас, по пути заставив замереть сердце.
        Жюль хотел отвести взгляд от химеры, но будто сам окаменел. Не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться. Он слышал шорох ее крыльев и шумное, нездоровое, шипящее со свистом дыхание курильщика, умирающего от неоперабельного рака легких. Или от запоздало обнаруженного туберкулеза, отягощенного вирусной пневмонией.
        «Не верю!» - в отчаянии хотел крикнуть мозг, чтобы освободиться от парализующего видения. Но, вступив в противоречие с собственными помощниками - органами зрения и слуха,потерял способность пошевелить хоть извилиной...
        24.
        Зажегся свет. Жизнь в вагоне ожила и задвигалась, будто ничего сверхнеобычного не произошло. Мамы продолжали покрикивать на детей, дети - счастливо хохотать, соседи - молчать друг с другом, Жаннет - спать. Счастливая, подумал Жюль, впервые в жизни - с черной завистью. От которой стало неловко, но ничего не мог поделать.
        Сердце очнулось и помчалось в галопирующем темпе, будто желая нагнать пропущенные удары. Несколько мгновений сидел, не шевелясь, потом оглянулся на обитателей вагона. Почему они ведут себя как ни в чем не бывало? Неужели только ему почудилась каменная птица в образе химеры Стрикс?
        Не может быть. Жюль отчетливо видел ее силуэт и лицо... нет - морду... нет - голову с клыками за окном. Слышал шелест крыльев в полете, шипящее дыхание - реально, будто находился с ней рядом. Оптический и шумовой обман? Разве бывают одновременно слуховые и зрительные галлюцинации? А бывает у некурящих птиц рак легких, отягощенный пневмонией? Э-э, кажется пару лет назад что-то передавали про птичий грипп... Стоп, Жюльен, не отвлекайся на второстепенное.
        Нет, галлюцинации отпадают. Видение было настоящим - Жюль не спал, не грезил наяву, это он знает точно. И не лишался кратковременно здравого рассудка. Видел химеру наяву... Но почему он один разволновался? А другие? Кто-то еще должен был ее заметить, хотя бы вот эти две девушки напротив. Он с надеждой взглянул на соседок по секции.
        Напрасно. Девушки сидели, демонстративно отключившись от окружающего мира. Склонив две головы к одному телефону, рассматривали или читали что-то настолько интересное, что, кажется, не заметили не только химеру, но и отключение света.
        Совершенно верно: наличие или отсутствие освещения им не мешает и не помогает. Телефон работает на батарее, сам себе динамо-машина. Девушки сидят в неизменной позе минут двадцать. С тех пор, как плюхнулись в кресла и вперились в экран, пошевелились лишь однажды: синхронно хмыкнули, посмотрели друг на друга и - опять застыли. Только двигают машинально большим пальцем по поверхности и иногда по-тихому переговариваются.
        А ведь именно они должны были бы стать главными свидетелями, подтверждающими видение Жюля!
        Жаль - на соседок рассчитывать не приходится. На других пассажиров тоже. Никто из них не выглядит испуганным или недоуменным. Значит... Случилось временное помутнение рассудка в уме? Ему все-таки привидилось? Или явление Стрикс предназначалось только одному Жюлю?
        Может, то невероятное фото из телефона Жаннет - тоже обман воображения?
        Та-а-к. Включим логично мыслящего частного детектива из фильмов и книг. Почему частного, а не полицейского? Потому что именно индивидуально-практикующим сыщикам удается распутывать самые заковыристые преступления. Вспомните Пуаро и мисс Марпл.
        С чего они начинали?
        С главного. Побудительных мотивов.
        Какие мотивы могли быть у химеры? В том, что они есть, сомневаться не приходится. Как в ее собственном бытие. Говоря словами все тех же суперинтеллигентных книго-детективов: две случайности - уже закономерность.
        Которую требовалось срочно разъяснить!
        Желание разобраться распирало Жюля. Поговорить, обсудить, выдвинуть версии. Язык дрожал от нетерпения. Страх показаться смешным или идиотом не пугал. Зудело задать вопрос кому-нибудь из обитателей вагона. Кому? Да неважно. Хоть неодушевленному предмету - безголовому столу или безмозглому потолку. А лучше своему человеку - подруге.
        Разбудить ее с единственной целью: поделиться подозрениями - не сходит ли он с ума? Попросить раскрыть, наконец, секрет того снимка на башне Нотр-Дам - наверняка ловкой подделки или фотошопа. Чтобы Жаннет успокоила, уговорила не преувеличивать страхи. Наверняка они существуют только в его взбудораженной голове.
        А химера Стрикс?
        Это не химера, ответила бы Жаннет, это шутка возбужденной фантазии. Они едут в замок Тиффож, окутанный ореолом таинственности, полным кровопролитных легенд, мистики и вампиризма. Просто Жюль разволновался перед встречей с местом, где жил и творил нечистые дела бывший герой Франции, кумир его детства...
        Так сказала бы Жаннет, если бы не спала.
        Как ни странно, ее непроизнесенные слова подействовали на Жюля, будто были сказаны по-настоящему. Сердце затормозило сумасшедший бег. Паника в уме утихла. Конечно! Все чепуха, рожденная беспокойством за выбившийся из расписания план. Глупая придумка впечатлительности, не выдерживающая проверки логикой: Стрикс не могла лететь рядом с поездом и заглядывать в окно.
        Во-первых, из-за каменной шеи, которую невозможно повернуть. Во-вторых, из-за предполагаемого рака легких, который официальной наукой не зафиксирован у... как ее квалифицировать-то?.. у химеро-крылатых... у перо-образных... ну - у летающих на перепонках. В-третьих, ее бы непременно увидели другие пассажиры, пусть не в его секции, но в соседних.
        Судя по их непроницаемым, неудивленным лицам, кроме Жюля, химеру никто не заметил. Значит, она - лишь плод разбушевавшегося воображения, олицетворение несуществующего кошмара.
        Прочь из головы!
        25.
        За четыре минуты до станции Жюль прикосновением к плечу разбудил Жаннет. Она проснулась мгновенно и как-то сразу бодро принялась шевелиться, без ленивых потягиваний и заразительных позевок.
        - Выходим? - коротко спросила она.
        - Выходим, - коротко ответил он.
        Молодые люди одновременно потянулись к очкам на столе. Каждый взял первые попавшиеся, но прежде чем надеть, на расстоянии заглянули в стекла. По внешнему виду очки различить было трудновато. А стекла отличались: с минусовыми диоптриями - для дальнозоркого Жюля, с плюсовыми - для Жаннет.
        Поменявшись очками и водрузив правильные на нос, они поднялись и стали одеваться. Жюль заметил за собственными коленками, что дрожали и держали неуверенно - следствие недавнего испуга, который перенес, сидя. «Не обращать внимания!» - приказал себе и переключился на другое.
        Вспомнились другие недавние страхи - насчет болезнетворных амеб. Шагая по проходу, Жюль придержал дыхание, чтобы не дать вредным микробам, копошившимся в воздухе, проникнуть на слизистую носа. Рот тем более держал на замке - до самого перрона.
        Жаннет тоже молчала - до тамбура, куда вошли как раз перед тем, как зашипели открываемые пневматикой двери. Сделав шаг наружу, снова оказались в зиме.
        На улице зараженческой проблемы не стояло. Там орудовал ветер, циркулировавший на трехмерном пространстве между крышей станции и платформой, не давая воздуху застаиваться и болезненно гнить. К тому же распространять инфекцию было некому: платформа пустовала.
        Ветер, разгонявший снежинки, и мороз, щипавший щеки - первое впечатление от вокзала Дожона. У Жаннет. Второе впечатление - паническое. У Жюля.
        План снова грозил сорваться. Теперь не из-за погодного, а из-за человеческого фактора. Жюль надеялся договориться с кем-нибудь из вышедших пассажиров. У них наверняка имелись родственники с машиной. Или знакомые, которым перед Рождеством срочно требуется заработать: на средства для подарков.
        То, что придется расставаться с последними купюрами, сомнений не вызывало. Жюль смирился, мысленно приготовившись стать банкротом - до следующей стипендии. Жертва, на которую ради любимой стоило пойти.
        С жертвенностью неповезло. Оказалось - даже за приличное вознаграждение найти машину будет непросто.
        Пара человек, покинувших электричку в Дожоне, как-то слишком торопливо и незаметно растворились из виду, оставив ощущение досады у Жюля. В душе он обиделся на местных за негостеприимство. Раза два подбегал он к человеку что-то спросить, но тот делал вид, что не замечает, и трусцой направлялся в другую сторону.
        «По крайней мере невежливо», - поначалу подумалось Жюлю. «Здесь так принято», - вскоре понял он. Остановился в замешательстве на краю перрона. Очередная попытка заговорить - на сей раз с мужчиной, уткнувшим пол-лица в воротник, закончилась бесполезно. Парень потерянно огляделся и увидел только одиноко черневшую невдалеке фигурку Жаннет.
        Стало ее жалко. Может, бросить все и вернуться в Нант, пока они здесь не простыли? Билеты обратно куплены. Остается подождать поезд, и через три четверти часа они дома. У Поля Буржери.
        Потому что здесь их явно не ждали. Разговаривать не желали. Помогать не собирались.
        План сорвался.
        Жюль растерялся, сник. В голове - ни одной дельной мысли. Как организатор экспедиции, он должен был решить, что делать в ближайшие пять минут.
        Решил: передать вопрос подруге для вынесения вердикта. И несения ответственности за последствия.
        - Хочешь вернуться в Нант или продолжим вояж? - спросил он, подходя к Жаннет. - Ты не замерзла?
        - Я не замерзла, - отозвалась та бодреньким голосом к облегчению Жюля. Потерла нос рукой в толстой варежке. - А почему возвращаться?
        Действительно - почему? Что за паника без предпосылок? С какой стати им возвращаться, не достигнув цели: он не сделал предложения, она не приняла. Стоит ли столь важную церемонию откладывать на год, если можно совершить сегодня?
        Нет, не все попытки использованы. Не все силы приложены. Глупо раньше срока признавать себя побежденным, Жюль этого не любил. Но... что-то тревожило. Неразборчиво. Издалека. Химера Стрикс? А, отбросить ее. Бессознательное наваждение, обманчивое предощущение, не больше.
        - Почему возвращаться? - переспросил молодой человек, выигрывая время - придумать правдоподобную причину.
        Вдруг пришла мысль. Жаннет могла воспринять вопрос вернуться в неправильной интерпретации: ему расхотелось делать предложение, решил дать задний ход. Это удар по самолюбию девушки. Она настроилась уже сегодня поменять статус с «подруги» на «невесту». Кроме того - о планах знали в ее окружении.
        После праздников приятельницы любопытно спросят: ну рассказывай, вы уже обручились в романтической обстановке? Как происходило? Когда свадьба?
        Чем ответит Жаннет? Неубедительными отговорками? Разочарованными слезами? Нет, слишком большое и незаслуженное унижение для любимой.
        - Пойдем на станцию, там не дует, - предложил Жюль. Взял девушку под локоть и повернул к станционным дверям.
        - Дело обстоит следующим образом, - стал объяснять по дороге. - Я рассчитывал найти здесь машину. Попутную, если бы повезло. Или договориться с частником, чтобы отвез нас в замок и обратно. Но поезд опоздал... вернее мы опоздали... Вернее - задержались с самого начала, еще с прибытием в Нант.
        Молодые люди вошли в зал ожидания.
        - Короче говоря, - продолжал сбивчиво объясняться Жюльен: - сейчас поздно и темно, и вечер перед Рождеством. Я не уверен, сумеем ли найти попутку. Только не подумай ничего плохого, дорогая, я не передумал - не расстраивайся. Сделаю все, что в моих силах. Самое важное, чтобы ты не растеряла настроение из-за этих неувязок. Не замерзла, не заболела, не устала... не заснула... - начал было Жюль торопиться и сбиваться. Потом внезапно замолчал.
        Образовалась всеобщая тишина.
        26.
        Что-то необычное происходило вокруг, чего он поначалу не заметил. Они стояли посреди зала. Жюль держал Жаннет за руки и пытался поймать ее взгляд. Она оглядывалась по сторонам, не слушая. В чем дело? Молодой человек прекратил артикулировать ртом и тоже огляделся.
        Внутри станция выглядела празднично наряженной. С елочками за стеклами касс, пружинистым, блестящим серпантином под потолком, наклейками фигурок Санты, погоняющего лапландских оленей, умеющих летать без крыльев. Развешанные по стенам и окнам плакаты всех размеров и расцветок радушно желали «Веселого Рождества!».
        Выглядело радостно, оптимистично. Одна вещь настороживала: огромный зал был ярко освещен, мертвенно тих и подозрительно пуст. Просто вымер, обезлюдел, как перед точечным - только на этот город - нашествием инопланетян, о котором срочно сообщило вокзальное радио. Или перед торнадо, залетевшим в ошибочное время в ошибочное место, заставив пассажиров попрятаться в подвалы. Звуконепроницаемые - типа бомбоубежищ.
        Пустота феноменальная: ни кассиров, сидящих за окошками, ни служителей, стоящих в ожидании вопросов. Ни очередей за билетами, ни зевающих от безделья жандармов, ни торопящихся в подземный туалет детей. Ни ругающихся на ходу супругов, тянущих чемоданы на колесах, ни студента, пинком выбивающего из автомата сникерс. Ни растерявшихся в сутолоке пассажиров, несущихся сломя голову к собравшемуся отправиться поезду.
        Ни одного человека, ни одной живой души. Ни случайной птички под потолком, ни бездомной кошки у радиатора. Странная пустота. Пугающая. Нереальная.
        Усугубленная тотальной тишиной.
        Когда Жюль замолк, пустота замолкла вместе с ним. В ушах зазвенело от абсолютного беззвучия, которое заставило напрячься.
        В пустом зале, где лампы горели изо всех сил, освещая необитаемое пространство, рождественские гирлянды радовали неизвестно кого, объявления приглашали обращаться за информацией в закрытые окна, повисло бесшумное напряжение - предвестник беды.
        Молодых людей обуял ужас. Приковал к полу. Неизвестно - от чего, но от чего-то определенно и грозно надвигающегося. Уже не хотелось ни видеть людей, ни слышать объявлений по радио - то и другое показалось бы обещанием беды. Одно желание овладело - поскорее отсюда исчезнуть.
        Желание-то было, а возможности исполнить - нет. Телами овладел парализующий ступор.
        - Джингл белс, джингл белс, джингл ол де вэй... - Вдруг и ниоткуда грянула песня, отразившаяся грохочущим эхом от стен и потолка. В другой обстановке - веселая, безобидная. В оглушительной тишине вокзала прозвучавшая как разряд грома с карающих небес.
        Жюль и Жаннет синхронно вздрогнули, оглянулись. Сзади стоял искусственный Санта в натуральную величину и, забавно покачиваясь в ритм, распевал рождественские куплеты. Никогда в жизни молодые люди не испытывали такого пронизывающего ужаса. Всего лишь - от детской песенки.
        - А-а-а! - беспомощно, бессвязно пробормотала Жаннет, будто собралась сойти с ума. Глаза ее округлились и потеряли концентрацию. Лицо приобрело бессмысленное выражение.
        Жюль ощущал страх с сердцебиением и новым дрожанием коленок, почву для чего подготовила недавно явившаяся химера. Как мужчина понимал: именно от него требуются действия по спасению.
        Каким-то необъяснимым внутренним напряжением сил он сумел преодолеть оцепенение в конечностях и замешательство в серых клетках мозга. Схватив подругу за руку, потянул к противоположному от перрона выходу - в город. Безошибочно определив: там спасение. Шумы и движение. Улицы, транспорт, магазины, бары - населенные сородичами. Там продолжается жизнь, и они снова составят часть ее. Существование в толпе, а также в стае или стаде - способ выживания у млекопитающих.
        Оказавшись в привычном окружении, ум встанет на место. Потому что тишина и одиночество - не для слабаков. Внезапно оказаться на не обитаемом людьми и звуками пространстве, даже вдвоем с любимым человеком - слишком сильное испытание для психики. Неудобство, которому не стоит без предупреждения подвергать себя в крайне социализированной действительности. Чревато сдвигом от неподготовки...
        Они бежали, и топот каблуков раздавался громовыми раскатами в высоком, пустом пространстве. Казалось, грохот присутствовал сам по себе, не зависимо от его производителей, отдельной - неодушевленной - единицей, третьим двигающимся существом. Злобным, непредсказуемым. Он нарочно пугал молодых людей, насмехался над ними, преследовал и гнал дальше, хохоча и наслаждаясь их смятением.
        Когда они с разбегу выскочили на предстанционный тротуар, несказанно обрадовались и морозу, и поземке. В особенности - темноте. Здесь она, по крайней мере, не была кромешной и абсолютной, как пустота в зале. Город не подавал признаков опустошения - горели витрины, слышались звуки проезжавших машин. Провинциальный Дожон продолжал жить обычно: здесь не прошлись на ходулях роботообразные марсиане, не пролетел всеразрушающий оркан.
        Неподалеку стоял слабо мерцавший фонарь, давно не менявший лампу, которая горела на последнем издыхании. Угасая, пульсировала и корчилась в агонии, вспыхивала в последнем усилии, дрожа и взывая о помощи, которую никто не собирался предоставлять.
        Понятно почему - Рождественский вечер. Каждый занят своими делами, не до лампочек. Тем более, что хозяйственные магазины закрыты на два дня, а запасных нет. Дома лампы можно заменить свечами. На улице свечи зажигать не имеет смысла - из-за маломощности. Что толку им стоять на верхотуре, светить себе под нос, когда нужно внизу о пеше-ходячих и машино-едущих заботиться.
        Едва отдышавшись, Жюль порывисто притянул к себе подругу. Ее голова в ушастой шапочке легла на его грудь, руки обхватили за талию. Он обнял ее в ответ, и оба затихли.
        Создалось впечатление, что они едва ушли от погони в стиле Индианы Джонса. Только там герой спасался бегством от живых преследователей: немцев, арабов, зверей и предателей. Или от неодушевленных: гигантского каменного шара, водной лавины, шальных и нацеленных пуль.
        Здесь пришлось бежать от невидимого глазом: сначала от дурацкой детской песенки, потом от грохота, производимого собственными ногами. Своя вина? Но разве возможно бежать бесшумно? Даже на цыпочках не получилось бы. В связи со специальной конструкцией вокзалов - акустически чувствительной. Каждый шорох увеличивается под куполом потолка в сотни децибел, превращается в раскаты...
        Ну, не стоит зацикливаться на непонятном. Они с Жаннет в порядке: спаслись, отдышались, вкусили радость победы. Готовы к новым приключениям!
        Которые не замедлят заявить о себе, невесело догадался Жюльен, осматривая привокзальную площадь. Она представляла зрелище чуть менее пустынное, чем станционный зал, но ничуть не более радостное.
        Зрелище не вселяло оптимизма - найти хоть какое-то средство для следующего марш-броска. Ни одной машины не стояло на парковке впереди, не проехало по дороге рядом. Кроме единственного, запоздалого, от того растерянного, рейсового автобуса, который промчался мимо, сломя голову и погасив номер. Видно, торопился домой - успеть к семейному ужину.
        Справа Жюль увидел огни частных магазинчиков: булочной, овощного и кондитерского, которые слишком явно и слишком безнадежно были закрыты. На листках бумаги, прикрепленных к дверям, стояло что-то написанное от руки.
        Подходить читать не требовалось, Жюль на расстоянии догадался. Сообщение для постоянных клиентов. Сегодня - короткий день, завтра и послезавтра - закрыты на Рождество, затем - снова «Добро пожаловать!». Стандартная записка. К случайным и транзитным гостям города отношения не имеющая.
        Слева - тоже огни. И тоже у закрытого заведения. Бар под вывеской «Две Макаки» выглядел нарядно и оригинально. Видимо, факт раннего закрытия владелец решил смягчить юмористически оформленной витриной. Здесь изображался африканский тропический лес с атрибутами европейского Рождества.
        Несоответствие и противопоставление летних и зимних атрибутов выглядело забавно, эффектно. Попугайчики в разноцветных перьях и дедморозовских шапках со свисавшими помпонами на головах. Гривастый, добродушный лев, несущий подмышкой елку детишкам. Зебра в шкуре не из черных полосок, а из разноцветных серпантинов.
        И заглавные герои - две обезьяны, сидящие на перевязанных лентами коробках с подарками, чокающиеся рюмками с шампанским. Причем, рюмки очень ловко держали ногами, а руками обнимались. Две макаки - радостные, как сиамские близнецы после разделительной операции.
        Почему-то от чужого веселья, по-звериному ненастоящего, Жюлю стало не по себе. Он даже обиделся на название. Показалось, это откровенный, насмешливый намек: две макаки - они с Жаннет. Две бездумные обезьяны, несчастливым случаем занесенные из отлично освещенного, густо населенного, празднично звучащего, выглядящего и пахнущего Парижа в сумеречные, безмолвные, безлюдные джунгли Дожона. Из которых не знают, как выбраться.
        Вернее - не знает он. Подумалось устало: неужели придется провести вечер здесь? В необитаемом зале ожидания, на холодной лавке, замирая от каждого неопознанного шороха? Один обнадеживающий пункт, если его можно охарактеризовать таким осторожным словом: подобно тем макакам, они тоже выпьют шампанского.
        Бутылка искристого, безалкогольного брюта лежит у Жюльена в рюкзаке. Безалкогольного - по причине Жаннет. Его будущая супруга в рот не берет напитки, в которых процентное содержание этилового спирта больше, чем в кефире. То есть - ноль до и после запятой, остальное - неважно.
        Точно! Если дела и дальше пойдут не лучше, чем до того, они отпразднуют Рождество, не отходя от станции. Оккупируют пустующий вокзал, усядутся на пол возле батареи и выпьют по праздничной рюмке. В смысле - по пластиковому стаканчику.
        А что? Хорошая идея. Жаннет точно понравится, она по натуре авантюристка...
        27.
        Только Жюль нашел лучик света в беспросветном положении, когда из-за угла послышался снежный скрип. Следом вышел человек - чудо! - и неторопливой, прихрамывающей походкой отправился с сторону приезжих.
        Жюль немедленно отодвинул подругу от себя. Жаннет что-то недовольно пискнула и стала протирать глаза. Она что, даже у него на груди и стоя умудрилась задремать?
        Но - не отвлекаться. Разбираться в качествах характера будущей попутчицы жизни нет времени. Человек на горизонте! Настоящий! Живой! На двух ногах и с сумкой магазина Монприз, которую Жюльен узнал по фирменному, темно-серому цвету. Он тоже частенько пользовался услугами данного супермаркета , недорогого и качественного.
        Знакомая сумка, сама того не подозревая, согрела сердце чем-то родственным. Симпатию к ней Жюль перенес на ее обладателя. Это был неопределенного возраста мужчина, которому в темноте можно было дать не меньше пятидесяти пяти. В предпраздничный вечер он оделся бедновато и холодновато: в старомодную, китайского производства куртку с резинкой на поясе. От чего она собралась юбкой и приподнялась, позволяя ветру студить чувствительные части тела.
        Куртка выглядела хлипкой не по сезону, к тому же неудобно укороченной. Мужчина не обращал внимания на причиняемые ею неудобства. Или привык. Или по другой причине. Он вообще походил на рассеянного чудака, забывшего про зиму: не замечал мороза, не поднимал воротник, не ежился от ветра, не торопил шаг. Шел в одном темпе, засунув левую руку в карман, в правой - без перчатки - нес сумку с покупками.
        Человек «откуда-ни-возьмись» был, как нельзя, кстати. Его появление настолько обрадовало Жюля, что он затруднился бы членораздельно объяснить - чем именно. В голове возникли ассоциации с названиями передач, которые буквально соответствовали чудесному явлению: «Сейчас или никогда», «Встреча года», «Нашел тебя» ну и так далее вплоть до викторины «Счастливый случай».
        Исключительный шанс, звездный час Жюля, если хочет получить информацию. Или чего-нибудь посущественнее...
        Парень встал пошире на ногах, приготовившись загрести прохожего в сети. Вербальные - опутать словами, заставить рассказать, что знает. Если совсем повезет, и мужчина проявит добрую волю, Жюль напрямую попросит помощи - доехать до злополучного замка.
        В том, что замок уже сейчас назвался в голове «злополучным», Жюль странности не заметил. Действительно: путешествие, которое предполагалось в этот час успешно завершиться, еще не достигло кульминационной точки. Интересно, чьи козни в том замешаны, бабушки-Метелицы, Синей Бороды или... все той же Стрикс?
        Упоминание мифических персонажей, в том числе химеры, не испортило настроения. Жюль не любил зацикливаться на неприятностях, неизвестностях, недоразумениях. Про козни он себя для смеха спросил. Потому на ответ не стоит терять время и заострять внимание.
        Все эти сказочные герои - явления нереального порядка, фантастического, мистического. К ним лучше с юмором относиться. Тем более - когда находишься не на их территории, не в полнейшей темноте. В сознании трезводумающего человека, подсвеченном подслеповатым фонарем по-соседству, им не место. Потому от сказки - в быль. Действовать!
        Когда мужчина поравнялся, Жюль протянул в его сторону руку и слегка согнул спину. Вопрошающая поза. Визуально-психологический трюк: у прохожего не должно возникнуть сомнения, что обращаются именно к нему, именно с призывом о помощи. Не откажет же он просящему о милости в Сочельник. Это не по правилам слезливых рождественских голливудский историй с обязательным счастливым концом.
        - Простите, месье, можно спросить? - спросил Жюль со всей возможной вежливостью плюс чуть-чуть заискивающей интонации.
        Дабы человек отчетливо понял: молодые люди находятся в чрезвычайной ситуации, тонут в неизвестности, посылают сигнал SOS. Отказ или невнимание не принимается. Игнорирование призыва о помощи наказывается международными законами, вплоть до высшей меры. Какой? Каждая макака знает: запрет плавать в международных водах. Так что подумай, прежде чем не остановиться.
        Мужчина не думал нарушать морских законов.
        - В чем дело? - ответил он вопросом, не очень дружелюбно. Просто буркнул. Подозрительно, вскользь посмотрел на Жюля, на Жаннет: ходят тут всякие по ночам, небось мигранты-искатели-счастья, не собираются ли ограбить? - Некогда мне...
        Желания, возможности, времени или денег помогать ближнему он очень явно не имел. Тем более - видел: сигнал SOS подали преждевременно, поддавшись панике, из суеверного страха перед неизвестным. А оно - неизвестное - вполне может оказаться на их стороне. В молодом возрасте неразрешимых проблем не существует. Вот сбросить бы ему годков эдак двадцать, показал бы им как надо лавировать в житейских морях...
        Те несколько несвязных слов мужчина проговорил невнятно и шепеляво: то ли от холода губы скукожились, то ли зубов не хватало, то ли по другой причине. Жюля не интересовало. Этот прохожий - первая и, возможно, последняя живая душа за вечер, тут не до придирок к дикции.
        - Простите, что задерживаю... - нарочно неуверенно, словно от смущения, пробормотал Жюльен и продолжил тактически опутывать клиента: извинения обычно принимают снисходительно и выслушивают до конца.
        Уловка получилась. Мужчина не стал пугать попытками пройти мимо и после недолгой паузы на раздумье остановился. Заручившись его рассеянным вниманием, Жюль воодушевился. Решил врать напропалую, жалобно и правдоподобно. Он не собирался выпускать нечаянно оказавшуюся в руках жар-птицу без выгоды для себя, нагловато рассудив: попалась - будь добра исполняй желания.
        - Простите, мы неместные, приехали издалека... - начал молодой человек со слезой в голосе.
        Он отлично знал один секрет: ни в коем случае нельзя говорить «мы из Парижа». Провинциальные жители имеют давно зародившуюся и навечно закрепившуюся ненавить к счастливчикам, проживающим в столице. Считают их высокомерными задаваками и ни за какие деньги не будут помогать. Наоборот, на традиционный вопрос «Как пройти в библиотеку?» с радостью направят в аптеку - из вредности и потому что в рифму. С еще большим злорадством направили бы прямо в пасть огнедышащего дракона, если бы он ожидал поблизости.
        Потому Жюлю не следовало тараторить первое, что на ум придет, а применить правила науки, которую собирался сделать профессией. Хорошо бы сказать «мы приехали из Америки». Звучало бы впечатляюще: страна от Франции далеко, где-то на краю света. Легко составится цепочка, которая непременно вызывет сострадание: из Америки да в такую дыру, да в непривычно суровую зиму, да в вечер перед Рождеством - большего несчастья не придумаешь.
        Только Жюльен побоялся переборщить с враньем. Прохожий человек идиотом не выглядит, сразу раскусит - попросту на слух. Америка - страна ковбоев, бандитов и макдоналдсов - никто из них не говорит по-французски. Канада на ум быстро не пришла. Неважно. Жюль не дурак, студент-психолог, выкрутится.
        - Мы из Бельгийских Арденн приехали. Хотели посетить замок Тиффож, да в Дожоне заблудились,...
        - Что за дикая мысль посещать замок с самой худшей репутацией в стране, к тому же по ночам, да еще в собачью погоду? - внезапно и возмущенно разразился мужчина. - Что у вас в Арденнах своих убийц не хватает? Вон недавно процесс прошел над маньяком-педофилом Дютру. Туда бы и сходили... - незнакомец вывалил вслух то, что думал про иностранцев.
        Тем более - про граждан франкоговорящего бельгийского региона Валлония. О которых с врожденным, великодержавным высокомерием имел мнение как о низшей расе. Сыграло роль известное глобальное явление, когда один народ считает себя выше другого, часто безосновательно. Пример? Пожалуйста. Британцы насмехаются над австралийцами, индейцы - над бледнолицыми, чукчи - над молдаванами, негры - сами над собой.
        Кстати, в расизме человечество не одиноко. Не отстает животный мир, дискриминирует в самой изощренной форме. Пользуясь превосходством в силе и уме, зверушки обижают, в основном, братьев своих меньших - людишек.
        Кенгуру боксируют ногами туземцев, верблюды от души плюют на посетителей зоопарков, белые медведи так и норовят откусить ногу любому, кто по ошибке или сознательно прыгнет к ним в бассейн. Нет бы забыли про свой хищнический инстинкт, толерантно отошли в сторонку, посмотрели, как будут спасать незадачливого самоубийцу...
        Для французов - бельгийцы, как мальчики для битья. Эти их северные соседи, хоть и говорят на великом и могучем французском языке, высокой степенью интеллекта не отличаются. Вот данные экземпляры. Типичные представители недалекой в умственном отношении арденско-бельгийской нации. Даже внешне выглядят смешно: оба в очках, похожи на лупоглазых монголов, особенно девушка - в шапке с ушами и кисточками.
        Ну, клоуны! - подумал прохожий и даже чуть улыбнулся с кривой насмешкой.
        Жюль понял ее в свою пользу. Хороший знак: человек проявил внимание и терпение, не стал вилять или отпираться. Или отделываться отговорками - что продукты из Монприз на морозе попортятся или срочно пора домой канарейку кормить.
        Жюль понятия не имел, кто такой маньяк Дютру, и куда надо было сходить, чтобы того увидеть. Главное - его метод работает, значит, не зря психологией в университете занимался. Продолжил выдавливать жалость:
        - Простите за навязчивость. У нас очень особенный случай.
        - Что за случай?
        Пешеход впервые за разговор поднял на собеседника глаза. В свете умирающей лампочки они не выглядели многообещающе: мрачные затаенной тоской, давно не видевшие просвета в жизни хозяина. Но сейчас Жюлю не до психанализа, времени в обрез. Перешел сразу к диагнозу. Который прост: раз человек спросил - значит, заинтересовался. Значит отпускать его ни в коем случае нельзя. Принцип, который даже попугаю в дедморозовской шапке известен.
        Дальше действовать по пословице «лепи горшок, пока глина мягка». Чтобы не завираться при Жаннет - чего доброго по простоте души вступит с ним в дискуссию - Жюль коротко кивнул ей, показав на дверь вокзала. Девушка поняла, отвернулась. Жюль шагнул ближе к мужчине и, доверительно наклонившись к уху, прошептал:
        - У нас медовый месяц. - Вранье во спасение, совесть чиста. - Сегодня первая брачная ночь, хотели провести ее необычно. В романтическом месте, с бутылкой шампанского и все такое. Не поможете?
        - Что - штопор принести?
        Мужчина глядел серьезно, без признака насмешки или желания пошутить. Он или собственного юмора не понял, или был предельно откровенен. Что говорил, то имел ввиду. Ах, милое деревенское простодушие, не испорченное циничной столичной цивилизацией! Качество, которое мы потеряли в погоне за Коко Шанелями и Луи Виттонами.
        - Нет, спасибо, штопор у меня с собой, - ответил Жюль и нарушил правило науки, которую изучал.
        В переводе с научного на просторечный правило гласило: в беседе, которая для тебя важнее, чем для оппонента, нельзя употреблять слово «нет». Впрочем, правило касалось как раз оппонента. Жюлю, в качестве ведущего в разговоре, надо заставлять его постоянно соглашаться, закидывая очевидными вопросами, чтобы тот отвечал утвердительно. Тогда незаметно и постепенно добьешся своего. На главную просьбу он - по инерции - тоже ответит согласием. И не посмеет тут же отказаться, это не по-мужски.
        Какой вопрос напрашивается в качестве очевидного? Долгого времени на размышления Жюль не имел. Да не требовалось.
        - Скажите, вы местный?
        - Да.
        А! Вот он - первый успех. Продолжить в том же духе.
        - Вы идете из магазина Монприз?
        - Да. А что?
        - Сейчас объясню. Живете поблизости?
        - Да... - несколько неуверенно проговорил мужчина и начал проявлять беспокойство. Что-то много этот парень расспрашивает, вытягивает секретную информацию. Не к добру.
        Слегка заволновавшись и нервно потоптавшись, прохожий собрался сделать попытку продолжить путь куда шел.
        28.
        Но именно этого Жюль собрался не допустить. Настало время раскрыть цель психологического эксперимента. Основной вопрос которого «почему он выбрал в качестве подопытного кролика данного месье?» должен остаться за рамками дискуссии. По причине очевидности ответа. Для Жюля.
        - Послушайте месье... э-э... как вас зовут?
        - Данон... Дантон... Гастон Делакруа. - Мужчина сначала позаикался отчего-то, потом выпалил имя, которое и было его настоящим. О чем он думал - трудно разобраться. Даже Жюльен, подкованный фрейдовской теорией оговорок, не сумел бы с точностью сказать. Ну, не про йогурт же...
        - Очень приятно. А меня Монморанси, - представился молодой человек фальшивой фамилией, почему - загадка. Скорей всего по инерции, врать так врать.
        Он хотел протянуть руку для пожатия, чтобы окончательно закрепить дружбу, но вовремя остановился, чтобы не создавать неловкость. Делакруа не предпринял усилий вытащить левую руку из кармана, переложить туда сумку, подать правую незнакомцу. Потому что считал: слишком много чести для нефранцузского француза из Арденн. Тем более - бельгийских.
        Делакруа в тех краях не бывал, но точно знал: там одни недоумки живут, тупее алеутов... то есть нет, тупее тех, с Аляски, тоже на «а» - азиатов... нет, опять не то... ну, как их... а! - аборигенов, вот!
        Ничего. Жюль не обиделся. Не до того. В другой раз обменяются рукопожатиями, когда договорятся. Может и до обьятий дело дойдет. А сейчас - к цели напролом.
        - Месье Делакруа. Вы знаете историю Синей Бороды?
        - Здесь ее каждая собака знает. К чему ты?
        - Как по-вашему, в чем была его ошибка?
        Вот это вопрос! Академический. Делакруа с новым подозрением взглянул на молодого человека. А этот бельгийский эскимос не такой придурок, как показалось вначале. Надо с ним похитрее. Что-то ему от Гастона требуется, только пока непонятно - что.
        Вообще-то заманчиво. Вдруг тем или иным способом удастся денежку скосить? Туристы - народ денежный, скупиться на достопримечательности не любят. Особенно когда приспичит. Вот как сейчас. Надо задержаться, поинтересоваться подробнее, прощупать этих арденнцев на предмет их финансового благополучия.
        Делакруа не поленился вытащить руку, почесать шершавый даже на вид подбородок. Одновременно размышлял про печально знаменитого земляка. Он бы задержался с ответом, если бы не так давно произошедший случай. Как раз на заданную тему.
        - Вот слушай. - Делакруа перемялся с ноги на ногу, поставил сумку на тротуар. Убрал обе руки в карманы, приготовившись долго рассказывать. - Буквально три года назад убили моего соседа, Дидье Мортимера. Хороший был человек, хоть и гомо. Ну, сейчас к ним по-другому оносятся, чем раньше. Вот вы там в Арденнах в курсе, что во Франции закон приняли, разрешающий им жениться... то есть выходить замуж... то есть... ну не знаю...
        - Браки заключать.
        - Точно!
        - Мы в курсе. Не отвлекайтесь.
        - Так вот. Дидье был парикмахером. Очень хорошим. Модным, как сейчас говорят. Заходил к нему один клиент, по имени Патрис, по фамилии не знаю. Заходил не подстричься, а денег занять, у Дидье их всегда навалом было. Не знаю - почему, но он никогда Патрису не отказывал. Когда долг перевалил за двадцать тысяч, попросил отдать. С чего отдавать? Тот алкоголик, хоть и скрытый, а законченный.
        Патрис, не долго думая, взял и убил Дидье, его же ножницами в горло. Одним махом с долгом расплатился. Его арестовали, двенадцать лет дали в тюрьме отсидеть. Да он не расстроился. Нашел положительное в своем лишении свободы. Рассудил про себя - повезло. Хоть алкаш, а ведь прав. Наши тюрьмы цивилизованные, не то, что в Таиланде например. Посидит он здесь в отдельной камере на всем готовом, будто в продолжительном отпуске побывает.
        Через две трети срока выйдет - и свободен! От долга, от тюрьмы. Вишь как удачно получилось. Патрису оказалось легче убить, чем деньги отдавать. Их у него сроду не водилось.
        - Вы это к чему рассказали? - Жюль сделал вид, что не понял, хотя давно сообразил. Желал выслушать чужую версию до конца.
        - К твоему вопросу. Хозяин Тиффожа был богатый. Для своего времени - слишком. Десятки замков с землями имел, по стране разбросанных. Он высоких людей кредитовал, в основном - короля. Случилось по поговорке: маленький долг рождает должника, большой - врага. Только барон поздно догадался. Король его в удобный момент с помощью подручных к суду привлек. И приговор подсказал.
        - Очень приемлемая гипотеза, - одобрил Жюль.
        На душе потеплело. Прохожий не только не ушел, но разговорился, разоткровенничался. Положительный знак. Намекающий: Делакруа - его друг и сообщник. Техника сработала. Теперь можно не заботиться о том, чтобы ответы звучали положительно. Можно перестать врать, открыть карты.
        Дальше получилось само собой.
        - У вас машина есть?
        - Есть.
        - Деньги нужны?
        - Нужны.
        - Отвезете нас в замок?
        - Отвезу, - ответил без запинки Гастон - к обоюдному удовольствию.
        29.
        Что требовалось услышать - обрадовался Жюльен. Эксперимент увенчался успехом.Разговор заструился в нужном ключе - что чрезвычайно вдохновило. За кооперативное мышление и поведение он почти полюбил незнакомца.
        Который начал преображаться на глазах. В лучшую сторону. Стряхнул снег с головы, доверчиво обнажив поросшую редкими волосками лысину. Аккуратно высморкался в мятый платок, который выудил из кармана куртки. Расправил согбенные сумкой Монприз плечи. Даже его круглые, недоверчиво выпученные глаза больше не выглядели одновременно тоскливо и жалобно, как у заживо поджаренной рыбы сазан.
        Настроение Жюля улучшалось посекундно. Нельзя останавливаться на полпути. Карта пошла, удача улыбнулась - в окошке «однорукого бандита» закрутились колеса и, резко тормознув, высветили три семерки. Вот-вот зазвенят денежки в монетоприемнике.
        То есть, зазвенят они не для Жюля, но неважно. Теперь - не терять инициативу, продолжить успешное наступление. Назвать цену, выгодную самому. Этот провинциальный Делакруа не отличается остротой ума. Попался в сети - быстро соглашается с любым предложением Жюля.
        - Отвезете туда и обратно? - уточнил он.
        - Точно, - ожидаемо подтвердил Гастон.
        - За полтинник!
        Жюль предложил хорошую цену. Уверенный в положительном - а как же иначе! - ответе собеседника он протянул ладонь для официального заключения сделки.
        - За сотню! - выкрикнул Делакруа и прежде, чем молодой человек успел сообразить подвох или отдернуть руку, скрепил сделку пожатием.
        Неожиданная выходка провинциала резко умерила жюльеновский энтузиазм. Сто евро - последняя сумма, которой он свободен распоряжаться. Ее стало жалко чуть не до сердечного приступа. А до слез точно. В голове мелькнуло: отказываться или торговаться?
        И то, и другое поздно. Выход последний: трусливо убежать? Не по-рыцарски. Жюлю тут же представился кумир - в полный рост, в латах с пяток до шеи. Сдвинув брови, он приставил палец к груди Жюльена - своего потомка, будто хотел пронзить.
        - Прежде, чем сбежать, подумай: будешь ли тогда достоин называться гордыми именами барона де Рэ - де Лаваля, герцога Монморанси?
        Резонный вопрос.
        Стало стыдно. Наследники героев cредневековья не убегают в кусты подобно пугливым зайцам. И куда бежать? В чужой, метельный город? В зал ожидания, где их никто не ждет? Или от расстройства - пешком до Парижа? Нет, до Нанта. Нет, глупости. Панические настроения. Им поддаваться нельзя, особенно на вражеской территории. Прежде, чем истерить, следует взвесить две величины: собственные желания и возможности их оплатить.
        Они с Жаннет столько ожиданий вложили в это путешествие, похвалились перед друзьями, родственниками... Возвращаться с полпути неохота. Да, сто евро - грабеж средь бела дня... то есть средь темной ночи. Эта неотесанная деревенщина запросила ставку зубного врача за плевую услугу шофера. Но возражать поздно. Не по-мужски.
        Остается смириться. Деньги, в принципе, есть. Последние. Если возникнет другая необходимость платить, одна надежда - Жаннет взяла с собой немного наличности. Надо потом у нее осторожно поспрашивать...
        В ответ на торжествующий взгляд Гастона Жюль коротко кивнул. Черт, даже не скрывает радости. Вымогатель. Обидно чувствовать себя объегоренным провинциальным простаком. Он, Жюльен де Лаваль, студент психологии - науки, созданной гениями, доступной только для избранных умов, попался в примитивную ловушку невежды...
        А, ни к чему патетика. Жюль давно знал за собой свойство - неприспособленность ловчить. В высоких дискуссиях с коллегами он не уступит профессору. В приземленной жизни - проиграет малограмотному дожонцу. Делакруа только что блестяще доказал.
        Ладно, что сделано, того не повернешь. Подведем итог. Финансовый договор он заключил с дефицитом, зато урок на будущее: впредь держаться начеку с этим алчным аборигеном.
        «При первом удобном случае отыграюсь», - подумал Жюльен, мстительно глядя в сутулую спину Делакруа, шагавшего впереди в качестве хозяина положения. И автомобиля. Из мести Жюлю злорадно подумалось: куртка-то коротка, едва прикрывает его непредставительную задницу... Высокомерная жалость полилась елеем на пораненное самолюбие.
        Прямо противоположные ощущения владели Делакруа. Он был счастлив. Безгранично и до глубины души. Зададимся глупым на первый взгляд вопросом - почему?
        Давно известно - не в деньгах счастье.
        Это для тех, у кого их полно. А для тех, кто подобно Гастону вынужден бедовать на пособие по хронической неработоспособности, лишняя сотня - не только счастье, прямо-таки спасение.
        Именно спасение, потому что срочно требовались зубы. Новые, четыре штуки, впереди вверху - самое ответственное место. Без зубов как инвалид: ни пищу прожевать, ни улыбнуться, ни поговорить. От соседей и знакомых стыдно. Вместо речи - невнятное шепелявство. До того надоело мямлить, что в депрессию стал впадать. Засветившая в перспективе сотня - та самая сумма, что требовалась на протезы. Не самые лучшие, конечно, но очень приемлимые.
        Гастон мысленно потирал руки: сто евро заработать за один вечер - фантастический показатель удачливости. Видно, не зря говорят: в ночь под Рождество сбываются желания. Раз в жизни получилось и у него. Значит, Бог, все-таки, существует и зорко следит за распределением презентов.
        «Ну, насчет Господа - не знаю, а ангел-хранитель меня сегодня точно сопровождал», - подумал радостный Делакруа несколько неуважительно по отношению к Всевышнему.
        О том поподробнее.
        30.
        С Богом он имел неоднозначные отношения. Проблемные. Родившись в традиционно для малых городов верующей семье, Гастон давно, с четырнадцати лет, перестал ходить в церковь. По двум большим причинам, не считая мелочей.
        Первая - неприкрытое двуличие местной паствы, состоявшей из соседей и знакомых, которых юный Гастон обвинял в двойных стандартах. Особенно - собственного отца, которого жестоко ненавидел и за родственника не считал.
        Отец, пожизненный алкоголик, остервенело терроризировал мать и колотил детей без пощады. В том числе самого маленького - Гастона, от чего у него зубы плохо росли на нервной почве и до подросткового возраста не держалась моча по ночам.
        Почему-то из пятерых детей ненависть отца в двойном размере приходилась именно на младшего. Дня не проходило, чтобы Гастону не досталось услышать ругательства. Из которых «проклятый иждивенец» и «родился на мою голову, ничего путного из тебя не выйдет» были самыми безобидными. Их справедливость Делакруа-старший подтверждал тумаками и пинками, пока не уставал и не засыпал на драном диване, храпя как простуженный паровоз.
        Всю жизнь отец злословил, богохулил, пьянствовал, дрался и грешил прелюбодеянием. Однако, Господь его ни разу не остановил. Почему, спрашивается? Из-за показной набожности родителя, догадывался Гастон.
        По воскресеньям отец регулярно приходил в храм Святого Климента замаливать грехи, совершенные в предыдущие шесть дней. Сидя с праведным лицом, он начинал вместе со всеми петь псалмы, воздевая к небу глаза в красных прожилках и почесывая раздувшийся от злоупотреблений, пористый нос. Старательно изображал из себя правоверного католика, и считался таковым среди прихожан.
        Другие члены общины от него не отставали: на рабочей неделе грешили напропалую и нагло, по выходным смиренно приходили в церковь выставлять себя образцом добродетели. Обязательно старались устроиться в первых рядах. Будто именно от месторасположения лавки зависело месторасположение в иерархии грешности: кто ближе к алтарю, тот святее.
        Обычно там занимали места нечестные чиновники, неверные супруги, неудавшиеся родители. На самом почетном месте, прямо перед пасторской трибуной, сидел председатель районного общественного суда месье Филипп Лерой, с красным лицом - не от пьянства, а от сердца. Про него знали, что ни одного дела не решает без взятки, но уважали, потому что боялись.
        Справа - комиссар полиции Клодел, бабник и выпивоха. Первый грех он оправдывал французской пословицей: цепи брака слишком тяжелы, их обязательно должен помогать нести кто-то третий. Для оправдания второго греха имелась другая пословица, покороче: счастлив тот, кто вино пьет. Его тоже уважали. Ну кто решится возражать против народной мудрости?
        Третьим на лавке для почетных прихожан красовался месье Бланкар - с лысиной, которую прикрывал прядью от одного уха до другого и приклеивал лаком. Какими проделками заслужил он честь находиться в первых рядах образцово-показательных католиков?
        Месье Бланкар был владельцем футбольного клуба для мальчиков, которых собирал по окрестностям и содержал на иждивении в интернате для юных спортсменов. Про него ходили педофильские слухи, никогда ничем конкретным не доказанные. Или не принятые всерьез. Потому что родители не требовали объяснений. Рады были сбагрить сыночка на полный пенсион, чем растить иждивенца дома до совершеннолетия. Дети понимали собственную обузу и не жаловались.
        С краю той святейшей лавки присаживался отец Гастона. Не по праву особых достижений. По счастливой случайности: он в начальной школе учился вместе с вышеуказанными господами. Видимо, из-за статуса «друга детства» они допускали алкоголика в свои ряды непререкаемых святош.
        Чем отвернули от веры по крайней мере одного человека - Гастона Делакруа. Он в тот момент входил в период взросления и страдал подростковым максимализмом, отягощенным жаждой справедливости. Его поразило наглое двуличие, демонстрируемое на церковных мессах. В один воскресный день он прекратил их посещать и испытал облегчение.
        Вторая причина присоединения Гастона к армии атеистов - расхождения с пастором Леду в трактовке Библии. Тот пастор давно умер, а расхождения остались до сих пор. Главное, что по мнению Делакруа, мешает думающему человеку сохранять веру - чудовищная неправдоподобность некоторых историй.
        Взять одну из самых известных - про Ноев ковчег.
        Во-первых, построить корабль, на котором уместятся «все твари - по паре» невозможно практически. Даже сейчас. Тем более раньше, в первобытных условиях, когда проживали библейские герои.
        Разве мыслимо построить гигантское судно типа круизного лайнера без предварительных чертежей? Это же смешно! Прежде чем приступить к его сооружению, над проектами-бизнес-планами сейчас трудятся сотни инженеров. Во времена Ноя университетов не существовало - где древние мастера учились науке кораблестроения? Скажете, Бог подсказал? Что - и водоизмещение рассчитать тоже?
        Ладно, сделаем вид, что поверим. Тогда проясните такой вопрос: где сам Бог этому учился? Затрудняетесь? То-то же...
        Во-вторых. В Библии сказано: Ной прожил девятьсот пятьдесят лет. Считаете нормальным верить в откровенные сказки? Да подобное долголетие и через сто лет будет невозможно.
        - Не верю! - коротко сказал максималист Гастон пастору Леду и исчез. Из его церкви, его паствы, его религии.
        Навсегда...
        Или все-таки не совсем «навсегда»? Сегодняшний вечер заставил Делакруа пересмотреть подростковые идеи насчет религиозных догм. Первый раз в жизни произошло с ним рождественское чудо. Прям как в кино с голодной сироткой, которую сердобольные прохожие подбирают с улицы и отводят в дом. Публичный.
        В тот момент, когда Гастон меньше всего ожидал, бредя нагруженный сумкой из Монприза, сам Бог послал ему встречу с двумя крепко заблудившимися, молодыми бельгийцами. Не богатыми умом, но купюрами.
        Тот самый Создатель, которого Гастон однажды заподозрил в отсутствии высшего образования, наконец, вспомнил про него и подал сигнал. Мол, не робей, брат, жизнь не так мрачна, как кажется одинокому, беззубому безработному в вечер Сочельника.
        Доброе слово и мышке приятно - Делакруа воспрял духом. Из благодарности за подаренную надежду готов был пообещать вернуться в Богово стадо. По примеру заблудшего сына.
        Благое намерение едва не затмилось подловатой мыслью. Насчет собственной небескорыстности: пообещал вернуться в веру только после полученного Свыше подарка. Вроде взаимовыгодной сделки с Небом получается. Сначала ты - мне, потом я - тебе...
        Мысль дальше не развилась, заслоненная более насущной тревогой.
        Присутствовала в голове одна маленькая загвоздка, от которой, ни много ни мало, зависело все: подвезти согласился, только бы аккумулятор не подкачал. Старый, лет шесть уже. Давно пора менять, да Гастон тянул до последнего. Известно - по какой причине. По самой древней, считая от момента изобретения денег.
        Зачем их только в обиход ввели?! Создали проблему в глобальном масштабе. Разделили население планеты посильнее религиозных разногласий и расовых несовпадений. Подсадили народы на наркотически неизлечимую зависимость от монет и купюр.
        Деньги превратились не столько в средство платежа, сколько в идею-фикс человечества.
        С тех пор большинство людей едва дотягивает до зарплаты, не вылезая из долгов. Другое большинство хронически не имеет денег и приобрело из-за того комплекс неполноценности. Третье большинство живет с единственным желанием любым путем их заполучить, а лучше - украсть. И только мизерное меньшинство имеет финансов в достатке. Недемократично!
        31.
        Вернемся к аккумулятору. В его отношении Делакруа решил положиться на простонародное «авось». Перед лицом чудесной возможности заработать сотню не хочется думать о грустном. Сегодня в хэппи-энд поверить легче, чем в другие времена года. Небесный Вершитель Судеб не должен останавливаться на полпути: если поманил удачей, пусть она сопутствует до конца, не даст аккумулятору невпопад заглохнуть.
        «Да, машина не подведет», - уверенно подумал Делакруа о будущем, как о свершившимся. От хорошего настроения, которое не помнил, когда испытывал в последний раз, он стал наивным до доверчивости. Уверился: ангел-хранитель не покинет, сопроводит до счастливого момента передачи денег. Их наличие в нагрудном кармане согреет сердце Гастона обещанием исполнить мечту. Аккумулятор тоже пусть участвует во всеобщем рождественском заговоре, не подводит хозяина, потерпит ломаться один денек.
        Имеет же Делакруа хоть раз в жизни право на подарок Свыше! Тем более, что от собственной жены на Рождество ни разу его не получал. Хитрая змея. Вечно отговаривается, что мусульманка, католические праздники ей отмечать грех. А сидеть на шее у «неправоверного» мужа - не грех?
        Не хочется портить настроение воспоминаниями об ошибках молодости, в частности о супруге-мавританке. Лучше помечтать - как распорядиться будущим богатством. Ох, даже не верится...
        По пути к машине Гастон попытался закрепить победу. Приостановился.
        - Может, сразу рассчитаемся? - забросил для верности наживку. Ясно: гости находятся в невыгодном положении, почему бы их посильнее не припереть.
        Но Жюль находился начеку - именно на такой случай. Он Делакруа давно раскусил и не собирался еще раз попадаться в капкан его жадности. Еще неизвестно, что за машина у этого загребущего деляги, если вообще имеется. Что-то внешний вид его не вызывает доверия... Особенно по-нищему выглядящая куртка юбкой и непокрытая в непогоду лысина.
        Сомнения подтвердились, когда они завернули за здание станции. В паре метров от угла стояло единственное авто, припаркованное у тротуара, припорошенное снегом. Спасибо другому фонарю, ярко сиявшему - далекому от мысли угасать, и собственной дальнозоркости Жюльен сумел прилично его рассмотреть.
        И дрогнул изнутри, предчувствуя приступ разочарования.
        Транспортное средства Делакруа, подобно хозяину, не производило впечатления благополучности: было невысокого роста, неширокое в плечах, по-хромому криво осевшее на рессорах. И непонятной марки происхождения.
        Подойдя вплотную, Жюль разглядел сзади - на пятой дверце след от знака фирмы «Ситроен». Эмблема в виде елочки давно отскочила, незакрашенное место под ней заржавело и выделялось грязным пятном на светло-серебристом общем фоне. Который тоже не оказался идеально-гладким: краска в некоторых местах облупилась и потерлась.
        Машина-карлик. Казалось, она создана не для пробегов по широкополосным трассам, а для обучения детей правилам дорожного движения на придетсадовской территории. Причем прилично пострадала от нарушения этих самых правил: «Ситроен» не имел живого места от вмятин и царапин.
        Внешние следы подорванного автомобильного здоровья навели Жюля на подозрения насчет его престарелого возраста. Не менее ста двадцати лет - создалось первое впечатление. Которое, как известно, самое верное. Ну, для знатоков истории автоиндустрии сто двадцать - явное преувеличение, однако претензии по данному пункту не сюда. Вердикт: «Ситроен» выглядел далеко не новым и таковым являлся на самом деле.
        «Развалюха, не проедет и пары километров», - испугался Жюль.
        - Рассчитаемся на месте, - сообщил он так строго и безапеляционно, что Гастон понял: один раз повезло, второй раз - не рассчитывай.
        Но не был бы он урожденным бретонцем, если бы не попытался настоять на своем, пусть с риском потерять последнее.
        - Тогда аванс. Половину. Без аванса не поеду, - сказал он и красноречиво остановился, встав в начальственную позу «руки в боки».
        Не будучи наивным от природы, Делакруа собирался проверить платежеспособность будущих пассажиров. Естественное желание с его стороны. Частенько приходилось Гастону слышать от коллег, которые бомбили на досуге, о недобросовестных клиентах-туристах. Подъедут и не расплатятся под смешными предлогами: «кошелек дома забыл, напишите свой адрес, я потом вышлю» или «кроме банковского паса нет налички». Сам был хитрован, попадаться на чужую удочку не собирался.
        - Двадцать евро, не больше, - определил Жюль и тоже остановился. В той же позе. Презрительно прищурившись, он не менее красноречиво уставился на Гастона, давая понять: не уступит ни евроцента.
        Терять ему нечего, кроме последней сотни. Которую стало до колик в животе жалко, когда увидел древний «Ситроен». Запрашивать бешеные деньги за такое убожество - потерять последнюю совесть, определил парень и разозлился не на шутку. Да этот хитроглазый дожонец должен им скидку сделать, чтобы согласились с ним ехать!
        «Все, надоело засилье хамства, - решил про себя Жюль. - Не собираюсь продолжать путь ценой униженного достоинства. Пусть Делакруа пеняет на себя: будет упираться, останется несолоно хлебавши».
        Жаннет в торговлю не вмешивалась - мужские разборки. Единственно, на что решилась ради поддержки друга - встала рядом и тоже уставилась очками на Гастона. Не выдержав двойного окулярного давления, тот благоразумно сообразил: настаивать дальше - себе дороже. Вернее грозит потерей всего, еще не заработанного. Сверкнув в глазах чем-то недобрым - угрозой? предупреждением? желанием отомстить? - со скрипом зубов кивнул.
        Когда двадцатка поменяла хозяина, переехав из натурально-кожаного портмоне де Лаваля в единственный нерваный карман на груди Делакруа, между членами концесии образовалось молчание. Неловкое. Не предвещавшее приятного совместного времяпрепровождения в поездке.
        Что-то безвозвратно нарушилось в их взаимной симпатии, которая так легко возникла поначалу. Жюль прекрасно разобрался в причинах и насторожился сильнее. Последний взгляд Делакруа ему не понравился. Так смотрят главари пиратов на самых малоценных членов экипажа - неопытных в пиратских кознях юнг. Сначала главари заставляют их выкопать сундуки с золотом и перенести на корабль, потом за ненадобностью расстреливают на месте.
        Недавно вышедший из возраста юнги, Жюль решил не терять бдительности. Одновременно уговаривал себя не преувеличивать опасность. Да ее фактически не существует. Что может им угрожать? Финансово поживиться с них практически нечем: обещанная сотня у него последняя. У Жаннет тем более нет крупных сумм. Но знает ли о том Делакруа?
        Вдруг он думает, что они - наследники богатства? Если не миллионов, то тысяч. Впридачу - несильны умом. Отправились в дальнее путешествие вечером, налегке, с бутылкой шампанского и сотней наличных.
        Беднякам подобная глупость в голову бы не пришла. Для свадебного путешествия они подзаняли бы денег и отправились на Средиземное море за загаром. Чтобы потом демонстрировать его соседям и коллегам как свидетельство собственной состоятельности. Не настоящей - показушной. Да какая разница...
        С этим делягой надо держать ухо востро, второй раз оказаться лопухом Жюлю крайне не хотелось. На случай физической агрессии со стороны дожонца надо приготовиться к обороне, решил он. Что имеется с собой потяжелее? Только бутылка. Поострее? Если ее разбить. Больше ничего? Больше ничего. Так. Надо следить за двумя вещами: не поворачиваться к Делакруа спиной и держать бутылку в районе досягаемости.
        Жаннет?
        Она вне опасности. И вне возможности помочь. Женщина, что с нее возьмешь, слабый пол - одно слово. Значит, если возникнет необходимость, придется бороться за двоих, подумал Жюль и почувствовал, как кровь возбужденно забурлила, мозг заработал острее. И оптимистичнее.
        С чего одолели приступы трусости? Почему он увяз в сомнениях и подозрениях? Прочь, дела складываются отлично! Хоть с отклонением от плана, но вполне приемлемым - нестрашно. Наоборот, увлекательно: начинается авантюра, которая пощекочет нервы - для разнообразия от каждодневной рутины.
        Жюль не боится. Пусть этот хлипкий хапуга Гастон только попробует на них покуситься. Встретит неожиданный отпор. На глазах у любимой Жюль покажет себя героем, достойным знаменитого земляка, давнего кумира.
        На его стороне молодость и невидимая поддержка барона де Рэ. А против? Только... его собственные страхи.
        Часть 2
        1.
        Cиротливо-одинокий «Ситроен» Делакруа томился в ожидании за правым углом вокзала, если стоять ко входу лицом. После пристрастного осмотра мнение Жюльена выразилось одним словом - шарабан. Мнение Жаннет выразилось пространно-обтекаемо: кособокая, перезревшая тыква для Золушки, которую престарелая фея по ошибке превратила в автомобиль. По близорукости - неудачно.
        Гастон в душе поблагодарил темноту и липкий снег, что не позволили его свежеиспеченным пассажирам как следует разглядеть другие недостатки. К самым значительным из них относились: передний бампер, выдернутый с места, когда автомобиль тащили на буксире, и вогнутая правая дверь, в которую врезался сумасшедший мотоциклист.
        Если вышеуказанные повреждения имели уважительную причину, то другие - наоборот. О них Делакруа не хотелось думать и вообще замечать. Стыдно. Вмятины и царапины нанесла родная дочь Валери. Которая недовольство переходным возрастом, в частности прыщами на лице и жиром на талии, вымещала на безответном «Ситроене» - избивая пинками. Она бы и папашу с удовольствием приложила, да хватало ума понимать: он - добытчик в семье, содержатель их с матерью. Хилый, но единственный.
        Внутри машина выглядела не моложе, чем снаружи. Ее пожилой возраст выдавала каждая деталь, на которую вольно или невольно падал взгляд. Радио со сломанной кнопкой, значит, его никогда не слушали. Протертая до залысин обивка кресел, что не давало возможности различить ее первоначальный цвет. Отошедшее по краям, в пятнах и трещинах покрытие на потолке и дверцах - печальный знак особого невнимания хозяина.
        Окаменевшая грязь на полу - неудивительно, его мыли раз в год перед техосмотром. Пыль на передней доске - хозяин не видел смысла убирать. Самое же противное - тошнотворно-спертый воздух, висевший в салоне. Застоявшийся, прокисший, укоренившийся курительный дух, такой плотный, что его не мог перебить флакончик с освежителем. Впрочем - пустой. Нестранно. В контексте интерьера.
        По приглашению руки Гастона молодые люди, согнувшись в три погибели, полезли в ситроеновскую утробу. Первым делом Жаннет захотелось вырваться от вони, грязи и общей некомфортабельности. Сдерживая рвотные порывы, она натужно закашлялась, чтобы не обидеть Делакруа недвусмысленным клокотанием в горле.
        Будучи негрубой, стеснительной натурой, она ощущала себя обязанной дожонцу. Ведь он сделал им одолжение, великодушно согласился подвезти, а мог бы пройти мимо - думала девушка, оправдывая неуют. Постаравшись чувством благодарности задавить чувство отвращения, она разгребла ногой пивные банки, развалившиеся на полу, и присела на кончик дивана.
        Жюльен устроился рядом, с недовольной гримасой, которую тщательно скрывал от подруги. Он слишком хорошо понимал, что ошибся. Капитально. Данная тыква на колесах не удовлетворяла его требованиям ни с одной стороны. Ни внешним видом, ни тем более - внутренним. Ни вонью, ни размерами, ни ценой. Ценой - особенно.
        В другое время и в других обстоятельствах они с Жаннет за сотню евро доехали бы до замка и обратно в комфортно оборудованном, скоростном «Пежо». Или, на худой конец, в «Рено» с кондиционером и стерео. А этот динозавр автомобильной истории едва ли тронется с места - по имеющимся у Жюля предположениям. Хорошо, он аванс не полностью заплатил...
        Молодого человека начали одолевать угрызения обиды, жадности и уязвленной гордости. Угрызения были свежи и болезненны. Через несколько секунд мозг его достиг состояния котла, кипящего недовольством. Котла - в виртуальном выражении, который, к сожалению, не помог физически согреться.
        Чтобы нечаянно не потревожить подругу раздраженным высказыванием или жестом, Жюльен откинулся на сиденье. Задышал нарочито размеренно - для снижения кипящего возмущения до температуры тела. В помощь использовал единственный, охлаждающий взбудораженные мозги довод: у него не было выбора. Ни альтернативного, ни запасного. Вообще никакого.
        Хотя... если честно сказать, имелся один, завалящий, малоподходящий: бросить задуманное и, обманув надежды Жаннет, вернуть ее домой в неизменном виде. В разочарованном состоянии - неопределенности и несбывшихся ожиданий.
        Но - нет. Столь коварно обмануть любимую еще до женитьбы Жюлю не позволило бы чувство ответственности. Да, он правильно сделал - согласился на путешествие в этом доисторическом морозильнике. Желание во что бы то ни стало достичь цели пересилило логические аргументы. Оправданно ли? Это второй вопрос.
        Постепенно температура кипения ума снизилась. Чему способствовало сиденье, окружившее Жюля с двух сторон: со спины и ягодиц. Сиденье было жестким, промерзшим до костей или что там у них внутри - пружины? поролон? - и незамедлительно начало согреваться теплом усевшихся.
        Что не способствовало наступлению благодушия у молодого человека. Отдавать последнее тепло в продавленное сиденье было бы неосмотрительной роскошью. Жюль испугался: внутри машины они замерзнут быстрее, чем снаружи. Жаннет тоже испугалась, по-своему: застудит придатки, не сможет в дальнейшем родить Жюлю ребенка. Или родит больного. Или случится преждевременный выкидыш. Или останется бесплодной на всю жизнь.
        Впрочем, сильно убиваться по этому поводу не стоило. Благодаря просвещенным подружкам, она была в курсе последних открытий в области деторождения. Современная медицина нашла способы, с помощью которых остаться бездетными не грозило даже роботам: суррогатное материнство, ребенок из пробирки, а там и клонирование человека не за горами...
        Страхи пассажиров завитали в воздухе отчетливее прокуренного «амбре», достигли Делакруа. Устроившись на шоферском месте, он снял рычаг ручного тормоза, поднял глаза к зеркалу заднего вида. Поглядел на молодых людей. Они походили на сирот, с настороженно застывшими лицами приютившихся на кончике дивана у богатых родственников. Сдвинулись плечо к плечу и чуть ли не вслух дрожали от холода.
        - Сейчас печку включу, согреемся, - пообещал Гастон грубым голосом - без малейшего намека на доброжелательность.
        Сказать-то сказал, да сам себе не поверил.
        Хлопнув дверью и закрепив ремень безопасности - через грудь в ячейку - он потянулся к ключу. Все трое напряглись. С общей надеждой - услышать звук добродушно ворчащего мотора, готового по приказу хозяина мчаться на край земли. А до крепости Тиффож - раз плюнуть.
        Но - несрослось. После трех попыток стало ясно: машина заводиться отказалась. Наотрез. Даже не чихнула. Не подала слабейших признаков жизни. Ни искорки желания - пробудить мотор от зимней спячки.
        Казалось, душа застуженного «Ситроена» покинула его бренное тело если не навсегда, то до весны точно. Не оставив ни адреса, ни номера телефона, разбив ожидания внутрисидящих в пух и прах. Надежды их приготовились раствориться в печали. Молчание мотора для каждого значило больше, чем просто невозможность тронуться с места.
        Для Жюльена - нарушенное обещание, неудавшееся Рождество, вникуда потраченные деньги и время.
        Для Жаннет - неисполнившаяся мечта, пропавшее ожидание романтического Сочельника. Плюс совершенно практическое неудобство: если придется вылезать на мороз, имеется опасность сильно простудиться.
        Для Гастона - жестокое разочарование в наиболее тяжелой, неоперабельной форме. Если проклятый «Ситроен» со следующей серии попыток не заведется, он потеряет обещанную студентом сотню. Помашет рукой трехлетняя мечта, к которой он преодолел одну пятую пути, выпросив двадцать евро задатка.
        И не только это. Противная новость - опять придется тратиться на запчасти. На какие шиши, спрашивается? Полученное два дня назад пособие почти истрачено: на отдачу старых долгов, предпраздничные покупки и лекарства. Следующее поступление ждать целую вечность - двадцать четыре дня. Единственное утешение: сам ремонтировал, иначе бы машину не потянул.
        Да что машина - Делакруа жизнь тянул еле-еле! Неполадки с «Ситроеном» - пример его всеобщей человеческой несостоятельности, которая включает несколько других: супружескую, профессиональную, отцовскую и так далее. Доказательство существования подлого закона, который звучит так: если есть возможность случиться несчастьям, они случатся в самый неподходящий момент.
        Самое обидное: закон пристал, будто именно ради Гастона был создан. Сопровождал его с упорством танка, одержимого манией преследования и желанием задавить.
        Угораздило же «Ситроену» не завестись именно когда выпала удача - по воле Бога, в которого Гастон давно перестал верить, или по иронии Судьбы, которую всю жизнь проклинал. Единственный раз созвездия сошлись в его пользу: в дыру под названием Дожон занесло тупоголовых, денежных студентов. Шальных бельгийцев, согласившихся заплатить сотню за пустяковую услугу, в нормальных погодных условиях не стоящую тридцатки.
        Немыслимый улов, а он не в состоянии сдвинуться с места. Черт бы взял проклятую погоду! Мороз и снег, и эту кучу ржавого барахла. Впридачу к ним - бельгийцев, вместе взятых: валлонцев, фламандцев и арденнцев заодно. Не тронется «Ситроен» - не получит Гастон сотню. Придется те, с кровью добытые, даром полученные две десяти-евровые купюры отдавать...
        Нет, это слишком! Жестокое испытание для истерзанного хроническими болезнями и жизнеными коллизиями человека.
        - Э-э... пальцы замерзли, не слушаются, - протянул Делакруа, чтобы выиграть время. Дать одуматься машине и не дать впасть в панику гостям, в особенности - себе.
        2.
        В ускоренном темпе Гастон соображал, чем занять паузу. Убрал руку от стартера, повернулся к пассажирам, постарался сделать беззаботное лицо. Как сделать? Единственным способом - улыбкой. Но тут загвоздка: улыбнуться без передних зубов, значит, напугать студентов до поседения. Прикончить на месте без применения оружия. Даже не дотрагиваясь - одним видом.
        Они и так выглядят полуживыми. Вероятно, от холода. Еще - от неопределенности. Его ненатуральный оскал их насторожит, заставит с отвращением отпрянуть. Делакруа заметил это на опыте с соседями. Именно по причине беззубости он давно перестал с ними здороваться, тем более болтать. Ограничивался общим «привет» и - до свиданья!
        С пассажирами портить отношения раньше времени ему не сруки. Финансово невыгодно. При передаче двадцатки Гастон приметил в кошельке студента другие купюры, составлявшие именно договоренную сумму. Те банковские бумажки он уже считал своими, только отданными студенту на хранение. Не собирался их упускать по глупости - из-за отсутствия зубов.
        Не хотелось, чтобы у молодых бельгийцев испортилось о нем впечатление, вместе с тем - желание ехать в Тиффож. Неподходящее время и место они выбрали для начала медового месяца и, кажется, сами поняли. Если еще заметят гастоновскую непотребную гримасу, откажутся с ним дело иметь. Скорее всего, осознают ошибку, вернутся домой. В Арденны.
        Насчет гримасы - Делакруа не преувеличивал. Улыбка без зубов так же неестественна, как лицо без носа. Это пугает и отталкивает тех, у кого с чертами лица все благополучно. Для них беззубость - знак телесной и умственной дегенерации, смерти при жизни.
        Действует предрассудочно, особенно - на молодых людей. Они воспринимают пустую челюсть как билет на тот свет, который надо использовать сегодня, потому что завтра он будет просрочен. В смысле: потерял зубы - ложись в гроб, ты больше нежизнеспособен. Молодые жестоки в своих заблуждениях. Наивны и беззаботны. Не догадываются, что в определенном возрасте к человеку приходит старость.
        Вопрос: зачем? Ответ: чтобы подготовить к переходу в конечную стадию - покойника. Замучить болезнями, подавить волю, обессилить, обезоружить. Лишить зубов, чтобы нечем было от смерти защищаться.
        Это Гастон понял, когда потерял первый зуб - передний левый. Но тогда он еще не рассуждал фаталистически, надеялся поставить коронку.
        Когда потерял четвертый зуб в ряду, ощутил растерянность. Открытость старости и ее недомоганиям. Близость конца. Без главных кусающих зубов он обреченный человек, беспомощнее ребенка. Инвалид, утративший способность жевать, перешедший на детское питание.
        Недолго осталось ждать момента, когда надоест глотать с ложечки фруктовое пюре. Ослабеет желание бороться против испытаний жизни. Замучают комплексы, наступит не излечимая таблетками депрессия. Парализует от обид на несправедливое устройство мира. Превратится он в безвольный, безропотный овощ, которому наденут подгузник и оставят одиноко лежать на кровати - увядать. На другое он уже сейчас почти неспособен.
        А какой из Гастона старик - в сорок шесть лет...
        - Значит, давайте договоримся насчет маршрута, - высказал он пришедшую, наконец, дельную мысль и все-таки улыбнулся.
        Не по-человечески - широко, белозубо. По-инвалидски - скрытно, без зубов. Получилось неловко, потому что давно не упражнялся. Делакруа натянул губу на дырку между верхними клыками и раздвинул углы рта. Миру явилось беззубое улыбчатое кривлянье, неестественное, как у театральной маски, изображающей смех. И то хорошо, когда другого нет.
        Гастон проверил произведенное на зрителей впечатление. Оно оказалось со знаком вопроса. Студенты сидели, держась за руки, испуганно-напряженно глядя на Делакруа. Два нахохлившихся тропических попугайчика. Которых потерявшее географическую ориентацию провидение забросило тремя климатическими зонами севернее родной. Замерзли сердешные. Шапок им не хватает с помпонами...
        На предложение Гастона молодые люди не ответили. То ли не поняли слово «маршрут», то ли другое, у этих недалеких умом бельгийцев не разберешь. Не раздумали бы ехать, вот что.
        Тактика его была проста: отвлечь пассажиров разговором, потом снова незаметно попробовать стартер. Такое уже случалось. Престарелый драндулет сначала поартачится, потом заведется. Этот «Ситроен», хоть и куча железа, а похож на человека: тоже страдает от мороза. Особенно старый, бессильный аккумулятор. Эх, не вспоминать бы к ночи.
        Делакруа повторил вопрос, другими словами - попроще.
        - Как желаете ехать, дальней дорогой или поближе? - вопросил он почти ласково.
        Гастон решил разговаривать помягче, вежливостью обращения восполняя шепелявость и предыдущую бесцеремонность с авансом. Он предоставил пассажирам выбирать маршрут, как бы признавая их власть в качестве заказчиков, оплачивающих услуги.
        Проявлять обходительность никогда не вредно: производит положительное впечатление на клиентов. Делакруа знал точно. Иногда он подрабатывал бомбилой, при совпадении нескольких условий. В плохую погоду - когда у людей не было другого выбора, кроме его непрезентабельного автомобиля. В темноте - когда не видели повреждений. И главное: если машина была на ходу - когда отказавшие служить запчасти удавалось заменить на «подержанные, в хорошем состоянии» по словам продавцов неновых товаров.
        - Какая разница во времени? - по-деловому спросил Жюльен. Это был третьим по очередености важнейшим вопросом, волновавшим его после двух первых: денежного и насчет жизнеспособности «Ситроена».
        - Ну считайте сами. До замка Тиффож отсюда ведут две дороги: шоссейная с поворотом и грунтовая напрямик. На карте они образуют прямоугольный треугольник. Один катет Д949 длиной около девяти километров, упирается в другой Д753 - двенадцать, который проходит мимо крепости в десятке метров. Грунтовая гипотенуза - не более пятнадцати километров, а это четверть часа езды. Самое большее - двадцать минут из-за снегопада.
        Делакруа сообщил параметры треугольника с точностью до километра. Он знал их назубок, с того самого времени, когда «Ситроен» еще не выглядел заезженной кобылой, не отпугивал малоприглядной внешностью потенциальных клиентов. Тогда он ездил по маршруту частенько, без оглядки на условия, которые установились позже. Подвозил только солидно выглядящих туристов. Других - студентов, автостопщиков и с детьми - не брал: они просили скидки или вообще норовили прокатиться бесплатно.
        Все без исключения пассажиры выбирали короткий путь, что экономило время, но не деньги. Если бы на грунтовке Гастон терпел убыток, о ней бы не упоминал.
        Денежный студент из Арденн не оказался исключением.
        - Давайте по гипотенузе.
        Водитель кивнул и отвернулся к рулю. Потянулся левой рукой к ключу стартера, понезаметнее для пассажиров. Движение свое завуалировал объяснением:
        - Давайте по гипотенузе... - повторил непринужденным голосом.
        Повернул ключ, нажал педаль, машина - молчок, как сдохла! Гастон ругнулся про себя на дьявола - рогатого изверга, не постеснявшегося строить козни даже в Святой вечер. Он стал нервно крутить ключ, ощущая, что начинает истерить. Одновременно забалтывал шевеление в проклятой дырке первым, что приходило в голову.
        - Правильное решение - срезать угол, сэкономим почти половину времени, - бормотал под нос Делакруа. - Почему половину, спросите? Отвечу. Там на Д949 имеется задерживающее препятствие. Незадолго до перекрестка стоит железнодорожный шлагбаум. Иногда приходится по двадцать минут ждать на переезде, пока товарняк пройдет. Они его заранее закрывают во избежание смертельных инцидентов. Знаете, есть такие недисциплинированные водители...
        «Вар-р-р» вдруг рыкнул мотор и - завелся! Гастон готов был подпрыгнуть до ободранного потолка от счастья. И улыбаться до ушей, не пряча инвалидности.
        Мысленно смахнул со лба пот.
        - Ну, поехали. Сначала по улице Шарля Фуайе, - сообщил он совсем уж неинтересную информацию и плавно тронул «Ситроен».
        У Жюля - облегчение на сердце и гора с плеч. Последняя сложность преодолена, теперь все пойдет по плану. Машина завелась, значит он зря подозревал ее в недееспособности. Дальше пойдет предсказуемо: заработает печка - они согреются, повеселеют, доедут до места, сходят в замок. Он сделает предложение, Жаннет ответит «да». Выпьют за светлое совместное будущее и потопают назад.
        С тем же «Ситроеном» вернутся в Дожон. Сядут в электричку до Нанта, за которую уже заплачено. Остальное - мелочи. Доедут до Поля, сразу лягут спать. Миссия закончится успешно, несмотря на вьюгу, потерю сотни евро и прочие происки химеры Стрикс.
        Именно она виновата в их злоключениях. Ее появление каждый раз предвосхищает несчастье. Десять дней назад Стрикс пугала его с фотографии, поменявшись глазами с Жаннет. Как раз перед тем, когда камень сбросился на девушку. Хорошо - Жюль его вовремя увидал.
        Сегодня химера появилась за окном поезда, и план Жюля едва не сорвался. Лишь в последний момент Делакруа из-за угла вышел, а то мерзли бы они на станции в ожидании следующего поезда до Нанта. Который мог вообще не прийти по причине сокращенного из-за праздника расписания.
        Теперь проблемы позади. Или почти. Для верности Жюль посмотрел в окно, действительно ли они движутся, а не буксуют на месте.
        Да, едут. Мимо проплыл бар со зверушками, которые оставались в Дожоне праздновать Рождество. Показалось - они проводили веселыми взглядами удалявшихся Жюля и Жаннет. Лев с елкой подмышкой махнул на прощанье кисточкой хвоста. Разноцветно раскрашенные попугайчики качнули помпонами на шапках. Две сиамские макаки подняли вслед Жюлю и его невесте бокалы с шампанским, ловко держа их в нижних лапах.
        3.
        В довольном настроении Жюль пребывал недолго - до границы Дожона.
        За городом метель усилилась, беснуясь в чистом поле свободнее, чем между домов. Вдобавок наступила темень: грунтовка - дорога второстепенного значения, фонари ей не положены. Во мраке и неразберихе Гастон благоразумно снизил скорость. Не хватало сразгону угодить в канаву или врезаться во что-то невидимое.
        Опасение обоснованное - «Ситроен» будто канул в черную дыру. Лишь два мутных луча от фар просачивались сквозь густую непроглядность, и то не более чем на полметра. Три стихии окружили, одинаково неуправляемые: темнота, снегопад и ветер.
        Стихии нарушили способность к ориентации. Было непонятно, в каком направлении ползет «Ситроен»: вперед, вправо, влево? Или по кругу? Снежный круговорот за передним стеклом запутывал, вводил в заблуждение. Фары находились с ним в сговоре, не давая ясности, неуверенно освещая путь в черноту, не имеющую сторон света.
        Вчера Жюль прокладывал маршрут по карте и определил - от Дожона следует двигаться на юго-восток. Но сейчас попытки сориентироваться придется отложить. Вернее, переложить на сутулые шоферские плечи. К хозяину которых у Жюля слегка поменялось отношение - с подозрительного на чуть лучше. По двум причинам: от радости, что стронул машину с места и от надежды на его компетентность.
        Он знает - куда плывет потрепанное жизненными штормами судно под гордым названием «Ситроен». Плывет, нервно дрожа, с натугой мотора преодолевая бушующие снежные волны. Вытянувший шею Делакруа представлялся Жюлю опытным морским волком, напряженно вглядывающимся в окно капитанской рубки. В котором, как положено в бурю, не видно ни зги. Только стеклоочистители панически мечутся туда-сюда, подобно сошедшим с ума метрономам.
        Не беда! Нет причин пассажирам впадать в панику. Нет повода крысам покидать корабль. Пусть все остаются на своих местах, не хватаются за спасательные круги, не думают о катастрофе. Капитан не подает признаков беспокойства, не крутит взбудораженно штурвал, не ругается матом по-матросски: ну и вьюга, якорь мне в задницу! Значит, знает, куда плывет. Положился на опыт и удачу. Которые помогут команде - в его лице и пассажирам - в лице крыс и людей выжить в штормовую непогоду.
        Возвращаясь мыслями к проблеме с ориентацией, Жюль думал: неловко находиться в неопределенном географическом положении во время погодной заварушки. Однако, отчаиваться не собирался. К минусу в виде пространственной неопознанности следует добавить перевешивающий плюс - нахождение на твердой земле. Одна беда им не грозит точно - вместе с судном отправиться ко дну. Что означало бы для Жюля верный конец: он не умел плавать.
        Все-таки, как человеку, привыкшему держать ситуацию под контролем, хотелось бы знать - правильно ли едут. Жаль, нет под рукой транспортира, циркуля и линейки. Еще бы подробную карту местности - для определения широты и долготы... Или нет, зря Жюль про инструменты и план подумал, в их положении - это роскошь. Надо бы подручными методами воспользоваться - народными приметами.
        Здесь разочарование: народные приметы нельзя применить. За пределами автомобиля они не видны, внутри отсутствуют.
        Вообще нет ни одной зацепки или признака, о которых Жюльен, как любитель географии и студент-отличник, имел представление. В основном - из школьного курса выживаемости в дремучем лесу без интернета и мобильника.
        В «Ситроене» ориентироваться сложнее, чем в лесу: ни Полярной звезды, которая указывает на север, ни солнца, которое садится на запад, ни мха, который растет на юг. Что-то еще он слышал про лягушек. Кажется, они квакают дурниной перед дождем... Ой, нет, это из другой оперы.
        Неуверенность овладевала Жюлем: «Ситроен» двигался с неизвестной скоростью в неизвестном направлении. Закралось сомнение в деловых качествах капитана, то есть водителя Гастона, к которому Жюль повторно испытал недовольство. И недоверие. Без приборов типа компаса заблудиться в кутерьме - проще простого.
        Создавалось ощущение, что старый шлюп «Ситроен» вместе со своими пассажирами, возрастными болячками и ненадежным рулевым Делакруа в критический момент остался без секстанта. Двигается наощупь. Где его современная система навигации ТомТом?
        Глупый вопрос. Его недалекий хозяин наверняка не слышал о таком аппарате, только деньги вымогать умеет... Но - не думать о печальном, осадил невеселые мысли молодой человек. Будем надеяться и ждать, что Гастон Делакруа интуитивно найдет путь в ревущем стихийном море.
        Пытаясь уговорить себя, Жюль себе же не верил. Единственное, что поддерживало дух - ехать недолго, не более пятнадцати-двадцати минут, по словам водителя. Он врать не будет, видно, что опытный. Торговаться умеет, значит, в разных переделках побывал. Не первый раз оказался на неосвещенной грунтовке, вывезет и сегодня.
        Даже без секстанта, то есть без ТомТома. Раз взялся доставить, значит, знал, на что шел. Да, нелетная погода, да, метель и прочие заморочки. Ничего, переживут. Не в джунглях заблудились. Даже оригинально - авантюру удалось пережить. Будут с Жаннет потом потомкам рассказывать... Кстати, «потомкам» можно заменить на «наследникам», кому не нравится тавтология.
        Будут потом рассказывать, как в вечер под Рождество разразилась жуткая непогода. Но жених с невестой отважно преодолели ее по причине непреодолимой любви друг к другу... и так далее. Зато после трудностей - сплошная романтика в виде шампанского и мечтаний о будущей семье. Там же он Жаннет впервые по-настоящему поцелует...
        Это путешествие она запомнит на всю жизнь. Когда вернутся в Нант, поделятся впечатлениями с Полем. Будут вместе смеяться над страхами Жюля и способностью Жаннет засыпать на ходу - машины или поезда. На следующей неделе друзьям по университету расскажут, как в непроходимую пургу затеяли съездить в замок самого известного отечественного маньяка. Ну не сумасшедшие?
        Нет, даже здорово, что непогода разгулялась. Иначе какой интерес отправиться в дремучую глубинку и не испытать приключений? Ради высокой цели стоило рискнуть. Да чем они, собственно, рискуют? Не на Северном полюсе находятся, цивилизация кругом. В буквальном смысле - в виде салона «Ситроена». Неуютно, зато внутри лучше, чем снаружи. Пока мотор урчит, печалиться не о чем. Город недалеко за спиной остался, на худой конец обратно пешком дойдут.
        Или сигнальные ракеты выпустят - на случай, если в поле потеряются. Интересно, захватил этот дожонский рвач сигнальные пистолеты? Кажется, по закону они входят в пакет первой необходимости для водителя на дорогах Западной Европы. Надо спросить Делакруа.
        Спрашивать Жюль не стал, посмотрел на подругу. Как ни странно, она не заснула, не прилегла ему не плечо, что логично было бы ожидать. Приятно прикорнуть, поддавшись теплу от печки - под гудение ветра, создающего особый уют... Видно, выспалась до того. Или беспокоится - по его примеру.
        Беспокоится? Не о чем. Жюльен взял жаннетину ладонь, ободряющее похлопал.
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Хорошо. - Голос звучал не очень убедительно. - А ты?
        - Я - отлично! Ты только не бойся, дорогая. Все произойдет так, как мы задумали.
        - А что мы задумали? Ну... то есть, я знаю - что именно мы задумали. Как мы это будет осуществлять? В практическом плане.
        - План следующий. Мы подъезжаем к замку, идем внутрь...
        - Но как мы идем? Там же темно. И на улице тоже. Ни звезд, ни луны.
        - Во-первых, я захватил фонарь. Не потому, что предвидел непогоду. Заранее знал - пригодится. Я внутреннее устройство замка наизусть знаю. Ночью, даже при ясной погоде, там без фонаря не получится шагу ступить, непроходимая темень.
        - А во-вторых?
        - Во-вторых, к тому времени метель может прекратиться. Мы же не в Антарктиде, где метели неделями завихряются. В нашем климате это, в принципе, редкое явление. Оно знает о своей нежелательности, потому надолго не задерживается. Пошумит и улетит, - сказал Жюль с улыбкой в интонации. - Положись на меня, Жаннет. Обещаю, у нас все получится.
        4.
        Слова поддержки, прозвучавшие в голосе любимого, ободрили Жаннет. Она доверяла Жюлю. Знала, что могла положиться - в любую погоду, при любых обстоятельствах. Когда есть опора, беспокоиться ни к чему. Пусть беспокоится тот, кто предложил опереться.
        С ролью поддерживающего плеча Жюль справился отлично - подруга повеселела, оживилась.
        - Войдем в замок, а потом? - спросила дальше Жаннет.
        Она не хотела замолкать. Намолчалась ранее, когда спала. Два раза: в машине и в поезде. Потом, возле станции, опять молчала, потому что нервничала, заметив нервозность Жюля в переговорах со случайным незнакомцем. Теперь, наконец, успокоилась, тянуло чем-нибудь активным заняться.
        Чем заняться, когда сидишь неподвижно? Только разговорами. К тому же было любопытно.
        - Потом... - Жюль сделал паузу, которая должна была предвосхищать нечто интригующе. - Потом мы поднимемся на башню замка, которая называется Девичья...
        - Почему такое имя? - тут же встрял вопрос.
        - Э-э-э... По нескольким легендам.
        - Ой, расскажи, расскажи, - запросила девушка. От нетерпения начала ерзать и слегка подпрыгивать, теребя Жюля за руку.
        - Хорошо, дорогая. Существует несколько версий названия. По одному преданию ее назвали Девичья, потому что крепость ни разу не сдалась врагам. В средние века хозяева - герцоги де Туар защищали ее с отвагой диких волков. Только успевали отбиваться - от алчных соседей и от не менее алчных англосаксов. Замок остался непокоренным, нетронутым. То есть - девственным. После того, как крепость перешла барону Жилю де Рэ в качестве приданого жены...
        - Которой по счету? У Синей Бороды было несколько жен, он всех их поубивал, вроде. И каждый раз борода его становилась синее.
        - Нет, это в сказке Перро, которая не соответствует действительности. В жизни у барона была всего одна жена - Катрин де Туар. Которую он, кстати, специально украл, чтобы заставить выйти за себя замуж.
        - Но почему, почему? Украл... заставил... Так неуважительно с девушкой? Сколько ей было лет?
        - Пятнадцать. Жилю - шестнадцать, но выглядел старше, потому что хорошо питался и много тренировался. По праву рождения он носил прославленные имена: герцог Монморанси - де Лаваль, граф де Брие, барон де Рэ и так далее, весь геральдический список упоминать не буду. Из поколения в поколение они поставляли ко двору отважнейших воинов и полководцев.
        К тому времени на их счету имелся даже маршал Франции. Жиль де Рэ станет вторым маршалом из того же рода. Самым молодым в истории страны. Все благодаря амбициям, которые воспитал в нем дед Жан де Крайон. К нему мальчик попал одиннадцатилетним, когда остался сиротой.
        Жиль получил отличное образование, знал древние языки, любил книги. Мечтал о ратной славе. Продолжая традиции рода, неустанно упражнялся в воинском искусстве с лучшими учителями.
        К шестнадцати годам по дерзости ума не уступал опытным военным стратегам, по ловкости мышц - рыцарям, участвовавшим в настоящих боях. Кроме того, юного барона отличала редкая внешняя красота. Которую подчеркивало богатство одежды, изящество походки, галантность поведения, вежливая манера говорить.
        - Ты так детально описываешь. Храбрый рыцарь, который к тому же внешностью не обижен. Я почти влюбилась...
        Жюльен замолк, внимательно посмотрел на подругу. С ревностью? Нет. С тайным удовольствием.
        - Как думаешь, я похож на него? - спросил неожиданно для себя. И для Жаннет тоже.
        - Думаю, да, - уверенно ответила девушка. - Правда, я никогда не видела его портретов, но по твоим описаниям, вы очень схожи. - И одарила любимого нежным взглядом.
        5.
        Разговоры о средневековье настроили Жаннет романтически. Настроимся и мы.
        Героическое было время, очень не похожее на сегодня. Мужчины были вспыльчивы, амбициозны, умели владеть мечом. Тумаками направо-налево защищали честь. Даже если ее никто не оскорблял. Неважно. Чтобы в помыслах не имел! А если в помыслах не имел, то все равно. Чтобы не подумал иметь. Да мало ли какой повод можно придумать для хорошей драки.
        Женщины в героике не отставали. Не то что в наше время, когда одно на уме: тряпки, прически, макияж. В те времена они занимались... впрочем, тем же самым. Стремились поскорее выскочить замуж, чтоб в девках не засидеться. Родить детей побольше, чтоб не оставить мужа без наследника. Ну и с внуками успеть понянчиться прежде, чем наступит преждевременная смерть - от дизентерии по причине немытых рук шеф-повара. Тогда ведь гигиену и антибиотики в плесени еще не открыли...
        - Люблю тебя, Жюль. Ты мой верный рыцарь с синей бородой... - проговорила томно Жаннет и потянулась губами для поцелуя.
        Заметив, что друг не потянулся навстречу, она сбоку чмокнула его в подбородок. Подняла глаза, чтобы прочесть - о чем любимый задумался. Прочесть не удалось - Жюльен смотрел в снежное окно и, казалось, о чем-то глубоко размышлял. Как долго продлится метель? Как скоро прибудут на место? Но это совершенно неважно! Им и так хорошо - вдвоем.
        Она повернула ладонью его лицо к себе.
        - Жюль...
        - Погоди, я еще не закончил.
        - У меня вопрос.
        - Давай, - разрешил он и вздохнул.
        - Разве возможно было, даже в те беззаконные времена, так просто украсть представительницу богатого рода? - вопросила Жаннет и сделала удивленные глаза.
        - Они подгадали удобный момент.
        - Ой, захватывающе! Прям как в кино. Украл невесту, женился. А потом?
        - Если не будешь перебивать, расскажу по порядку.
        - Извини, дорогой. Продолжай, пожалуйста.
        - Катрин де Труа происходила из богатейшего рода. Была одной из самых завидных невест своего времени. Есть у историков одно подозрение: приглянулась она Жилю не по романическим мотивам. Вместе с дедом, герцогом де Крайоном, он составил план по захвату ее обширных землевладений, которые граничили с его собственными, не менее обширными. При их слиянии де Рэ становился богатейшим французским вельможей. Фактически богаче самого короля.
        Захват земель предполагался мирным путем - через женитьбу. Однако, не все шло гладко. Официальное предложение Жиля де Рэ было отклонено родственниками предполагаемой невесты. Причина - близкая родственность молодых. Они действительно приходились друг другу двоюродными. Такие браки запрещались церковью как кровосмесительные. Инцест, современно говоря. Да кривил душой Папа всех католиков, забыл про веселую семейку Борджиа... Но это я так, к слову.
        Отказ прозвучал как вызов. Которым, естественно, не удовлетворились ни юный барон, ни его воинственно настроенный дед. Тот не уставал напоминать внуку об их высоком родовом статусе, привилегированном положении и особом предназначении. Герцоги Монморанси не принимают отказа, им позволено все! Неудивительно, что молодой человек впитал наказы с молоком кормилицы. Вырос гордецом - с огромным самомнением. И с возможностью его защищать.
        - Так что дальше-то? - вырвалось у Жаннет. Она нарушила обещание не перебивать и сама не заметила. От нетерпения чуть не подпрыгивала.
        - Дальше произошло самое интересное, - продолжил Жюль, тоже не заметив. - В один мрачный, осенний вечер... Нет, кажется, был солнечный, летний денек. Так вот. Отряд воинов под предводительством юного барона похитил Катрин де Труа...
        - Из дома?
        - Нет, из парка. Где она гуляла под охраной двух фрейлин.
        - Маловато - две фрейлины. Могли бы дворецкого добавить. С секирой, - серьезно сказал Жаннет. Без всякого намека на юмор. Она погрузилась в рассказ до такой степени, что стала предлагать собственные версии сюжета.
        6.
        Отступим от разговора на тридцать секунд.
        Имеется качество в нашей психологии, на котором простроен успех хороших книг и многих фильмов. Звучит примерно так: человек нормальный склонен верить.
        Когда люди читают или смотрят истории с экрана, глубоко проникаются происходящим. Настолько, что начинают по-настоящему переживать за героев. В том числе - сказочных, голливудских и телесериальных. Переживают как за членов семьи - глубоко, душевно, до слез, забывая о собственных невзгодах. Встречаясь на улице, первым делом начинают обсуждать горячую теленовость: откуда у латиноамериканской Марии объявился ребенок, о котором она раньше не подозревала?
        То же произошло с Жаннет, которая близко к сердцу приняла рассказ Жюля. Потому что походил на быль. По большому счету - был ею. Со всеми признаками любовной мелодрамы, которую особенно любят мечтательные девушки. По доброте души они отчаянно сочувствуют злоключениям главной героини, которая по юной наивности регулярно попадает в беду.
        Так ли уж по наивности? - зададимся вопросом. Ведь по сюжету предполагается, что из беды ее будет выручать сердечный друг знак равенства будущий муж - не так ли? Значит, не по наивности, а с далеко идущими... Ну, не будем вести себя цинично, развенчивать девичьи секреты.
        Сюжет про рыцаря Жиля и красавицу Катрин - все та же сказочка, с плохим началом и хорошим концом. То есть нет, ошибочка. В нашей сказке все небанально: начало плохое, серединка так себе, а конец ужасный. Для доведения публики до слез имеется два варианта: романтизированный и реальный.
        Рассмотрим оба по порядку.
        Первый: сюжет начинался в духе древнегреческих трагедий. Главный герой - юный, влюбленный рыцарь, преисполненный самомнения и вседозволенности Жиль де Рэ. Главная героиня - восторженная, неопытная в коварных кознях Катрин, очарованная галантным соседом. Которому злая родня красавицы запретила на ней жениться, подозревая подлог: сердечных побуждений - меркантильными намерениями.
        А вдруг они ошибались? Нет, точно ошибались! Задумали навек разлучить любящие сердца... Жестокие!
        Или все-таки были правы - учитывая последующую репутацию барона?
        Углубляться не будем - нет времени.
        На самом деле сюжет развивался по следующему сценарию. Молодые люди никогда друг друга не видели, тем более не договаривались о свадьбе. Хитрый Жан де Крайон задумал провернуть аферу века. Решил поженить двух богатейших отроков - наследников обширных землевладений и бессчетных крепостей. С корыстной целью - обеспечить внуку Жилю пожизненное процветание. Бедная Катя не подозревала о подвохе. Ей предопределено было сыграть лишь роль безгласной шахматной фигурки в руках старого гроссмейстера козней и междоусобиц.
        Конец отступления.
        Поддавшись вышеуказанному закону сопереживания, Жаннет захотелось как-то помочь несчастной героине. Хотя бы предположениями задним числом. Чтобы понять логику произошедшего.
        Жюль легко проследил ход мыслей подруги - не зря разбирался в психологии. Решил подыграть Жаннет. Хочет вовлечь в действие дворецкого? Будет ей дворецкий.
        - Он наблюдал издалека.
        - С секирой?
        - С секирой.
        - Почему издалека?
        - Потому что стоял на... - Жюльен запнулся. Как покультурнее сказать: стоял на шухере? Или на атасе? В детстве они, не задумываясь, употребляли жаргонные словечки. Став взрослыми, не перевели их на приличный язык. Ну, если подумать... - стоял на сигнале. Чтобы издалека заметить неприятеля и поднять тревогу.
        - Когда заметил, что сделал? - продолжала допрос с пристрастием Жаннет.
        - Убежал.
        - Трус.
        - Да, трус. А что он, по-твоему, мог предпринять против отряда вооруженных до макушек рыцарей? У него - ни шлема, ни доспехов. Одна тупая секира. Короче - наложил в штаны и спрятался подальше. Все. Все! - повторил настойчивее Жюль, обозначая конец дискуссии на тему о недобросовестном дворецком. - Дальше будешь слушать, не перебивая?
        - Буду, - кисловато согласилась девушка. Она страдала неограниченным, распирающим любопытством, от чего иногда попадала в неловкие ситуации. Сдержаться не всегда получалось. Сейчас с трудом себя заставила - замолчать минут на пять.
        - Вообще-то, мы отвлеклись далеко в сторону от названия башни, - припомнил Жюльен. - Но я сейчас к ней подойду. Так вот - что произошло дальше. Барон, когда украл, поступил с девушкой по-рыцарски. Поселил в лучших апартаментах внутри замка Мишкуль, не отказывал в еде и питье. Даже не изнасиловал, что можно было бы ожидать от мужчины в главенствующем положении.
        По наущению деда, Жиль послал письмо-ультиматум родне Катрин, чтобы не вздумали объявлять ему локальную войну и силой освобождать дочку. Захватив заложницу, он теперь диктовал условия. Семья де Труа поняла намек и смирилась.
        Незамедлительно прислали согласие на свадьбу. Которое вместе с собственным запросом на разрешение брака юный барон отослал Папе в Анжу. С курьером, так как медлить не любил. С тем же курьером через пару дней получил ответ с согласием и благословением, заверенными святейшей печатью.
        Состоялась роскошная свадьба, щедростью устроителей не уступавшая королевской. Барон де Рэ получил в качестве приданого земли и крепости жены, в том числе замок Тиффож. Так он без боя овладел Девичьей башней. Заодно ее бывшей хозяйкой. После чего начисто про нее забыл, выселив подальше от собственной штаб-квартиры. Знаешь, Жаннет. Сдается мне, в стремлении к неограниченному богатству, крылась одна из ошибок барона.
        - «Одна из»? У него их было несколько? - с удовольствием снова вступила в разговор девушка. Естественно - с вопросом.
        - Во всяком случае - больше, чем одна. Но о других ты узнаешь позже.
        - В чем же состояла эта, по-твоему?
        Вопрос Жюлю понравился. Он приготовился расширенно ответить, с привлечением книжных цитат, ссылок на профессионалов и собственные выводы.
        - Один знаток человеческой психологии, по имени Роберт Грин как-то сказал: никогда не затмевай господина. Высказывание верно на сто процентов. Барону де Рэ следовало бы к нему прислушаться. Потому что непомерная самовлюбленность и склонность к показушности сыграли с нашим героем злую шутку.
        Будучи самым богатым дворянином страны Жиль де Рэ всячески стремился продемонстрировать свою состоятельность. Завел собственный двор, который роскошью затмевал королевский: с вельможами, фрейлинами, охраной в двести рыцарей и даже когортой священников. Последние были призваны ежедневно служить мессы в прославление хозяина и просить на его голову Божью милость.
        Подобное самопрославление не могло пройти незамеченным. Королю не понравилось возвышение вассала, высокомерного денежного мешка, родовитого зазнайки. Сам-то был в долгах как в паутине. При первой же возможности король скинул его с пьедестала амбициозности.
        - Каким образом? Послал войска, чтобы арестовали?
        - Нет. Против войск барон выставил бы свои, численностью не меньше. Король расправился с ним изощреннее. Но сейчас не буду тебя утомлять подробностями. К тому же де Рэ во многих вещах сам виноват. Дал повод для слухов, из которых произошли сказки-ужастики про Синюю Бороду.
        Сейчас его воинские заслуги перед Францией начисто забыты. В народе остались только предания о темных делишках, творившихся в Тиффоже. Теперь невозможно разобраться на предмет их достоверности. Вот так работает история: один раз замараешь репутацию, не отчистишься в веках.
        7.
        - Ты отвлекся, - перебила Жаннет. Ей интереснее было слушать волнующие легенды, чем пространные рассуждения. - Про башню. Другие версии названия «Девичья».
        - Я не отвлекся, а продолжаю. Именно из-за испорченной репутации хозяина Тиффожа возникла одна легенда. Более романтическая. Хотя... смотря на какой вкус - cуди сама. У барона с женой родился единственный ребенок - дочь Мари де Лаваль.
        - О, твоя однофамилица!
        На замечание подруги Жюль не отреагировал.
        - В возрасте двенадцати-тринадцати лет она уже привлекала жадные взгляды мужчин. Не столько завидным богатством, к тому времени от владений барона остались жалкие крохи, сколько красотой. К ужасу матери - самыми жадными глазами смотрел на нее отец.
        Следует отметить: барон де Рэ отличался гиперсексуальностью, это признавали все, близко знавшие его люди. Он вступал в половые связи неразборчиво, не думая о морали: со служанками, с придворными дамами, с мужчинами, с детьми...
        - Жюль, я не ослышалась? Ты сказал - с детьми?
        - Не ослышалась. Эту проблему мы потом разберем. Короче, он вступал в сношения со всеми, кто попадался на пути и привлекал его ненасытный взгляд. В полном соответствии с учением старого де Крайона: мы, герцоги Монморанси, делаем что хотим, не признаем отказа!
        - Интересно, откуда у барона такая эротическая невоздержанность? Вернее - половая крепость? То есть - суперсексуальность?
        - Очень просто. Господа в те времена питались только тем, что для здоровья полезно. Натуральные продукты: парное молоко круглый год, свежее мясо, не испорченное красителями. Петрушка прямо с грядки. К тому же он спортом регулярно занимался. Это тоже помогает.
        - Наследственность сказалась? - предположила в свою очередь Жаннет.
        - Про наследственность не знаю. В общем, наш герой пользовал всех без разбора, кто находился под рукой. Кроме собственной жены Катрин, что больно задевало. Не имея смелости возразить, она смирилась с ролью брошенки при живом муже. Который больше времени проводил в турнирах, походах и других развлечениях, чем у домашнего очага с супругой.
        Когда же славный рыцарь де Рэ взглянул на собственную дочь не по-отцовски, обычно смиренная Катрин выступила резко против.
        Но муж с ней не считался. Ни тогда, когда без спроса украл, ни тем более - после. Он отослал жену в другой замок, оставив дочь при себе. Несколько раз делал попытки уговорить, увлечь в спальню добровольно, без использования силы. Все-таки, не бессловесная крестьянка, которую можно грубо оприходовать на месте и тут же забыть. Родная кровь, жалко применять насилие...
        - Вот у меня вопрос, - отвлекшись от рассказа, сказал Жюльен, ни к кому конкретно не обращаясь. - Понимал ли он, что мечтал совершить страшнейшую форму кровосмешения?
        Вопрос прозвучал риторически. Ответ не требовался, хотя Жаннет про себя его произнесла. Но промолчала. Ждала - что скажет Жюльен. Проверить: совпадут ли в очередной раз их мнения?
        - Конечно, понимал, - ответил себе Жюль точно теми словами, что произнесла про себя подруга. - Не мог не понимать, как нормальный человек. Представляешь? Ведь он, к тому же, был чрезвычайно набожен. До фанатизма! И такие безбожные мысли в голове. Мятущаяся, противоречивая личность... - с сочувствием проговорил Жюль.
        - Урод рода человеческого, - прошептала девушка неслышно.
        В оценке одного и того же персонажа мнения молодых людей разошлись. Имели ввиду одного человека, но в разных имиджах. Для Жюля это был герой, доблестно сражавшийся за родину, затем по неизвестной причине свихнувшийся умом, потому достойный сострадания. Жаннет воспринимала его склонным к инцесту, карикатурным страшилищем, которым пугают на ночь непослушных детей.
        Каждый оценивал со своей колокольни.
        Собственная колокольня показалась Жюлю выше и объективнее. По будущей профессии ему положено было не осуждать, а разбираться в хитросплетениях душевных загогулин.
        - Представляю, как он страдал и мучился... Какими ласковыми словами уговаривал дочь, - проговорил он задумчиво, будто представил сцену перед глазами. - Однако Мари не поддавалась.
        В один из вечеров, кстати, похожий на сегодняшний - вьюжный и отчаянно беспросветный, отец напился вина для храбрости. Без стука ворвался в ее покои. Девушка спросонья испугалась, в темноте не поняла - кто, зачем. Когда поняла, бросилась прочь, босиком, в одной ночной рубашке. Отец устремился следом - ругаясь по-черному, угрожая в случае отказа лишить приданого и выдать замуж за первого попавшегося бедняка.
        Пути назад не оставалось, Мари подбежала к лестнице и устремилась наверх. Кстати, лестница с тех пор отлично сохранилась. Ее можно узнать по узорной решетке перил с королевским символом - лилиями.
        - Не отвлекайся! - мягко и одновременно требовательно сказала Жаннет.
        - Мари бежала и бежала, прыгая через две ступеньки. Иногда через три. Все выше, на крышу круглой башни...
        - Ой, какой ужас, - прошептала Жаннет со смешанными чувствами.
        Как ни странно - противоположными. С одной стороны - хотелось, чтобы девушка непременно спаслась от насильника. С другой - чтобы история закончилась романтически - смертью. Неважно кого, отца или дочери, но непременно - трагическая концовка. Чтобы кого-нибудь стало жалко до слез и сердечного замирания.
        - Бедная девочка. Босиком, по каменным ступенькам. В ночной рубашке... Господи, неужели это правда?
        - Конечно, нет, - легкомысленно ответил Жюль.
        Его легкомыслие не соответствовало напряженности момента, который сам же описывал. Жаннет немножко расстроилась. Взглянула на друга с укором, молча пытаясь призвать к порядку: если рассказываешь о чем-то трагическом, будь добр оставаться в роли.
        Не шути без дела, не насмехайся над героями. Бери пример с великого Шекспира. Который трагическими словами, шедшими из души, описывал сцены убиения, например - мавром неверной жены. Интересно, каким способом Отелло ее душил: спереди двумя руками, сзади одним локтем или с применением заранее подготовленной удавки? Ой, кажется, отвлеклась...
        - Ну, дальше!
        - Дальше неизвестно. Непосредственных свидетелей произошедшего не имелось, каждый рассказчик стал заканчивать историю по-своему. По одной версии барон там же на башне овладел дочерью и ушел догуливать с друзьями. По другой - девушка не отдалась на поругание, сбросилась вниз. По третьей она призвала на помощь темные силы и превратилась в...
        Тут Жюль остановился по собственной инициативе. После короткой паузы, проговорил, замедленно и отчужденно, будто внезапно впал в транс:
        - И превратилась в химеру.
        При упоминании о потустороннем существе у него похолодела шея.
        8.
        Грунтовая дорога, с самого начала не очень заметная среди белого поля, окончательно потеряла очертания. Будто испугавшись поднявшегося хаоса, она скрылась в неизвестном направлении, оставив едущих на произвол судьбы. Поделом им. Какой человек в здоровом состоянии ума рискнул бы предпринять дальнее путешествие в такую зверскую погоду?
        Только эти двое ненормальных студентов, думал Делакруа, низко склонившись к рулю и вглядываясь в завихрения перед капотом. Он скорее чутьем, чем чем-то определенным разбирал дорогу в метельной круговерти. Похожая круговерть из раздражения, зависти и страха бушевала в его душе, терзая без того ослабленные нервы. Чтобы не взорваться, он мысленно направил недовольство на пассажиров. Но парадокс: чем больше выплескивал претензий, тем становился не спокойнее, а злее.
        «Бельгийцы» оказались виноваты во всех личных неудачах Гастона. Особенно в финансовых. Которых у «этих» явно нет. Наверняка происходят из богатых семеек, скучают от нечего делать. От недостатка - не денег, а острых ощущений. Заставили его тащиться на старом драндулете к черту на кулички в прямом смысле слова.
        Нет бы дали на зубы просто так, из человеколюбия. Им эта сотня не так важна - мелочь, подачка родителей на мороженое. А для Гастона - цель жизни на протяжении последних трех лет...
        Настроение стало падать, хоть и без того находилось на исторически низкой отметке.
        Чтобы понять удручающую ситуацию Делакруа, расскажем подробнее.
        До встречи с нынешней - и единственной - супругой мавританкой Амирой его карьера гладко скользила по восходящей стороне синусоиды. Несмотря на отца-алкоголика, Гастону удалось не отправиться по его стопам. Все благодаря брату отца - Николя Делакруа, который был лучшим обувщиком в Дожоне. Он заботился о племяннике, как о родном сыне, которого не имел. В молодости родил одну за одной трех дочерей за четыре года и на том остановился.
        Едва Гастон вступил в проблематичный подростковый период, Николя забрал его к себе. Поселил в мастерской рядом с домом, где своей семье едва хватало места.
        Дядя научил мальчика хитростям пошива обуви. Полному процессу - от обмера стопы для чертежа до индивидуального подбора шнурков на ботинок. Научил с душой относиться к делу. Любить. А не заученно шевелить руками - подобно работникам на конвейере обувной фабрики.
        - Главное в обуви - правильная подошва! - говорил Николя, демонстрируя свойства различных типов подошв: сгибая, скручивая, стуча и взвешивая на ладони. - От нее зависит все: походка, осанка, здоровье и настроение человека.
        Он был прирожденным сапожником в хорошем смысле слова. Мастером-кустарем, к которому обращались самые уважаемые люди города. В отличие от неудавшегося брата, отца Гастона, Николя понимал: ребенку нужен положительный пример. Особенно в подростковый период, когда начинается большая ломка: голоса, характера и взглядов на мир.
        К удовольствию дяди у племянника открылся талант к обувному делу. Которому способствовало двойное усердие, подпитанное желанием поскорее стать самостоятельным, доказать отцу, что был неправ. Получилось! Едва миновав четырнадцатилетие, Гастон заработал свои первые франки. Очень неплохие для подростка.
        Все-таки что бы там плохого ни говорили про деньги, они важны. В первую очередь - для самоуважения.
        Гастон будто сделал открытие. Понял про себя - он не иждивенец или нахлебник, а по меньшей мере - не хуже других. В силах зарабатывать на жизнь даже без диплома об образовании. Только с сертификатом о профкурсах, который требовалось получить, чтобы устраиться на работу. Первый раз в жизни Гастон был счастлив.
        Как потом оказалось, и в последний. Но - по порядку.
        Дела шли отлично. К двадцати пяти годам он зарекомендовал себя одним из лучших профессионалов в округе, шьющим первоклассную обувь на заказ. Гастона заметили коллеги по цеху, не стеснялись выражать одобрение. Вскоре его пригласили в крупный обувной концерн работать контролером качества за границей. Это было повышение карьеры, о котором он не смел мечтать.
        Должность заключалась в следующем: ездить по филиалам концерна в Европе, делать выборочные проверки обуви, докладывать неполадки наверх. Элементарная задачка для профессионала Гастона. Не сравнить с трудом простого сапожника, который удовлетворял морально и материально, но был не из легких.
        Теперь не требовалось сидеть целый день, сгорбившись над болванкой, стуча молотком по гвоздям, нюхая едкий клей и выделения от кожи. Не имелось нужды напрягать глаза, приглядываться-прищуриваться, проверяя - ровно ли проложены стежки и симметричны ли пятки.
        Из плебеев профессии он выкарабкался в аристократы.
        Новая должность не имела недостатков, одни выгоды. Резко повысился социальный статус. На Гастона стали смотреть с завистью соседи и с уважением продавцы его постоянных магазинов.
        Работа идеальная - для несемейного молодого человека. Работа, на которую идти одно удовольствие: в костюме, с портфелем и гордо поднятой головой. Не утомляюще-нормированная с девяти до шести. Наоборот - разнообразная. Должность-мечта: два раза в месяц съездить за границу за счет фирмы, проверить качество продукции, заодно посмотреть мир да зарплату получить не меньше менеджера.
        Успех заманивал в золотые сети...
        9.
        Гастон в них и попался. Только не в золотые, а в женские. Как это у разведчиков называют - «медовая ловушка»? Ах, сколько мужских карьер поломалось из-за девичьих ясных глаз и аппетитных, длинных ножек!
        Примитивно до обидного. Приехал Делакруа однажды проверять фабрику в Мадриде. Вечером зашел в бар отдохнуть, познакомился с двумя девушками из Мавритании. Одну не запомнил, вторая была на лицо не очень, зато в короткой юбке и со стройными ногами.
        Поболтали, посмеялись, выпили коктейля. Договорились в шутку через неделю встретиться там же в том же составе.
        Встретились. Вдвоем. Из девушек пришла только та, что с ногами. Опять поболтали. И все. Никаких глупостей, даже не целовались. На следующий день Гастон улетал домой.
        По недальновидности или по велению судьбы он оставил девушке свой номер. Она оказалась настойчивой: звонила чуть не каждый день, пока не надоела. Пригласил ее приехать пожить.
        Она приехала и... живет по сей день.
        Зовут Амира - по-арабски принцесса, султанша. Ведет себя соответственно. На работу не ходит, домашние обязанности не выполняет, говорит - ей бурка-хиджаб мешает. Снять? Не позволяет религия.
        Быстро же она забыла, как с голыми ногами в Мадриде мужиков завлекала! По деликатности характера Гастон никогда не интересовался, зачем Амира в Испанию прибыла. Не в отпуск, не к родне. Жила там несколько лет, выглядела весело, одевалась модно. По барам разгуливала. На какие шиши? Смутно догадывался: не на мизерную зарплату сборщицы винограда.
        Изнурять себя дама не любила. На новой родине в Дожоне никогда не работала и не собиралась. Да кто ее возьмет - с едва ли полсотней словарного запаса по-французски да в черной бурке от пяток до макушки и с сеточкой для глаз!
        В самом начале государство пыталось Амиру пристроить. Раза два для интервью приглашали - попробоваться на вакансию по уходу за престарелыми. Там разговаривать много не надо, только обязанности как следует выполнять. Так она к бурке еще черные перчатки надела. Для верности, чтобы уж точно не взяли.
        Их и не берут, этих марсианок из Африки, неопределенного пола и возраста, обряженных в балахоны, скрывающие отъетые на чипсах задницы. Типичная униформа для тех, кто работать не любит. Их во Франции пингвинами прозвали за то, что зимой и летом в одинаковую бесформенную черноту одеваются и вразвалку ходят.
        Язык Амира за двадцать с лишним лет не выучила, наверное тоже из религиозных соображений. Или по тупости. Скорее - по отсутствию необходимости. Понукать мужем хватало того немногого, что знала. Акцент жуткий, слова коверкает, картавить изящно так и не научилась.
        Из-за языкового барьера супруги Делакруа вместе в общественных местах не появлялась. Гастону было стыдно за не желающую интегрироваться жену, ей с ним вообще неинтересно. Амира лучше с единоверцами по телефону поболтает. Целый день. Или пойдет по рынкам шататься, гастоновы деньги тратить. Впрочем, последние годы малина кончилась.
        С ее появлением в доме дела Гастона незаметно, но неуклонно покатились по нисходящей. Один за другим родились дети, сын Антуан и дочь Айшет. Сына назвал сам, дочь - жена. Чтобы помогать ей с детьми, Гастону пришлось отказался от половины работы и больше сидеть дома. Соответственно сократились доходы, увеличились траты.
        Потом жене пришла идея вызвать родственников из Мавритании, под предлогом помощи в ее непосильном труде по выращиванию детей.
        Естественно, вызовом занимался Делакруа, она же по-французски только жаловаться умела. Чтобы формуляр заполнить или позвонить в офис спросить о состоянии дел не могло идти речи. Оказание помощи стоило Гастону состояния: услуги инстанций, вызовы, переводы-подтверждения документов. Естественно - билеты оплачивал тоже он, родня-то поголовно нищая оказались.
        Кто только к ним ни являлся! Не говоря о прямых родственниках - все дальние, а также друзья и однофамильцы в количестве пол-Мавритании. Кажется, приезжал даже прежний любовник Амиры - Гастон их однажды целующимися на кухне застукал.
        Когда размеры финансовой поддержки мавританской родни с его стороны сократились до нуля, автоматически иссяк поток желающих приехать в гости.
        Однако не иссяк поток новых идей у жены: две ее сестры захотели остаться во Франции на постоянной основе. Как? Призвали безотказного Делакруа на помощь. Чтобы нашел им местных мужей - зарегистрироваться. Поспрашивал у знакомых. Нашел непривередливых в языковом отношении мужчин, желающих жениться на молодых арабках. Зарегистрировал, сбагрил родственниц с собственной шеи на супружеские.
        На том Амира не остановилась. Ей открылся новый способ тратить деньги - покупать вещи по каталогам. Естественно, с оплатой по кредитной карте Гастона. В дом стали пачками приходить сначала толстые рекламные журналы, потом коробки с заказанными товарами. Но ведь известно: покупки по каталогам в два-три раза дороже, чем в магазине.
        Этот способ хорош людям с толстым кошельком: избалованным модницам, зацикленным на трендовых новинках; ленивым супербогачкам, не считающимся с тратами; занятым карьеристкам, не имеющим времени на шопинг. Из указанных категорий к Амире подходило только одно слово - «ленивая».
        А к самому Гастону - простое слово «дурак!». Да-да, именно с восклицательным знаком. Почему он все время шел у нее на поводу? Неизвестно. Под страхом смерти не сказал бы. Потому что не знал. Он всегда стеснительный был, особенно с женщинами. Со своими, французскими, как-то не получалось для серьезного познакомиться, а вот эта чужачка как прилипла, так не отстала до сих пор.
        Ладно бы - в постели удовлетворяла, за секс можно многое простить. Гастон и того не получает. Амира выселила его в кладовку, сама царствует на супружеской кровати. Раз в месяц приходит к нему отметиться по-быстрому, чтобы не забывал, что женат. Доходили до него слухи... Видели ее с соседом, тоже из Северной Африки, да Гастону теперь все равно. Пусть делает, что хочет. Лишь бы его деньги оставила в покое.
        Неудивительно, что блестящая карьера, ожидавшая Делакруа, как-то сама собой поблекла, скукожилась и растворилась в угаре его деятельности по ублажению жены. Постоянную работу он потерял, перебивался временными заработками. Летом - официантом в сезонном кафе, зимой - билетером на конькобежном стадионе.
        Перед соседями и старыми знакомыми было стыдно до стресса, который день и ночь сопровождал Гастона. Личное неустройство не прошло бесследно. Копилось, копилось и однажды вылилось инсультом. Правую сторону парализовало.
        Два месяца лежал неподвижно, через восемь кое-как восстановился. Не совсем, конечно. В левой половине мозга что-то отмерло, правая рука и нога потеряли силу. Речь стала вязкой, неразборчивой. Руку врачи рекомендовали разрабатывать ежедневной писаниной, чем Гастон и занялся. Учился заново писать, заглавными буквами. Хорошо, не с кем корреспондировать, подумали бы - ребенок царапает.
        С ногой оказалось сложнее. Ходил сначала с двумя костылями, потом с одним, потом - без посторонней помощи. Осталась хромота, заметная внешне, от которой больше не избавился. Да черт бы с ней. Сильнее беспокоили внутренние боли - при перемене погоды, времен года и к дождю. Спасался зверскими дозами обезболивающих.
        Речь восстановилась, потом опять испортилась - из-за выпавших зубов. Что явилось последней каплей: Делакруа перестал ощущать себя полноценным человеком. Тому вскоре пришло письменное подтверждение из соцслужбы: объявили его инвалидом на шестьдесят процентов и назначили пенсию. Минимальную, достаточную лишь для оплаты лекарств.
        10.
        Хотел повеситься, еще в палате. Не столько от болезни, сколько от одиночества, ощущения ненужности вообще, и прежде - самому себе.
        Ему прописали психиатра - месье Бланше.
        Как ни странно, тот вернул покинувшее было Гастона желание жить. Не столько успокаивающими таблетками, сколько длинными, задушевными беседами. Оказалось - именно их Делакруа не хватало.
        Поначалу не верилось, что этот щеголь в костюме и бабочке чем-то поможет. Психиатры - мошенники. Только деньги умеют из клиентов вытягивать, за результат не отвечают. Гастон отправился на первую сессию с пессимизмом в глазах и недоверием в сердце. После второй встречи неожиданно почувствовал улучшение. После пятой - обливаясь облегчающими слезами благодарил Бланше за помощь, готовый от избытка чувств чуть не целовать ему руки.
        В чем оказался секрет? Если коротко, звучит так: плюй на все и береги здоровье. Про неудачи забудь. Ищи положительные моменты в жизни.
        Гастон поискал и нашел. Положительный момент имелся в единственном числе - в лице сына Антуана.
        Испортить сына мусульманским воспитанием он жене не дал. Известен метод арабских родителей: сыновей баловать до крайности, дочерей с малолетства готовить к свадьбе. Для того всячески их раскармливать, чтобы мужу было за что подержаться. Главное в жене - что? Попа. Гастон ни за что бы не догадался, во Франции несколько отличные представления о красоте, если не сказать - противоположные.
        Удачно получилось одно: когда родился Антуан, старший Делакруа еще имел силы, собственное мнение и финансы. Он с детства приучал сына к самостоятельности, посвящал в секреты профессии обувщика.
        Последний год Антуан работал в Париже. Делакруа устроил его к давнему знакомому Клоду Моршану, которого знал еще по старым добрым временам работы у дяди Николя. Клод держал мастерскую на улице Кота-рыболова - самой узкой улице столицы.
        Каждый раз, когда Гастон звонил узнать про сына, Клод рассыпался в комплиментах. Сомневаться в их искренности не имелось причины - талант к сапожному делу передался по наследству. Антуана, как отца когда-то, ожидало блестящее будущее. Задача Гастона сейчас - не дать ему померкнуть, особо охраняя от вредного мавританского влияния.
        Потому что царица Амира и здесь попыталась ухватить жирный кусок. Ей было мало жертв мужа, она собралась эксплуатировать собственного ребенка. Однажды взялась ему названивать, слезно упрашивать вернуться домой, в Дожон.
        Для чего? Все для того же, старая песня. Ей денег мало, пусть сынок приезжает, устраивается тут на работу, делится с ней зарплатой. Ну не змея? Или не понимает? Привыкла использовать всех подряд, даже сына пытается сбить с дороги. Но здесь ее ждет жирный облом, поклялся себе Делакруа. Антуана он им в лапы не отдаст!
        Им - потому что их теперь двое, кровопийц: жена и ее дочка Айшет. Насчет чужеродного происхождения дочери у Гастона имелись стойкие подозрения и фактический материал. Она явилась на свет ровно через девять месяцев после посещения того любовника из Мавритании. Именно тогда Амира отказалась выполнять супружеские обязанности по причине жуткого переутомления - от безделья.
        Как-то само собой получилось, что супруги Делакруа детей поделили: сын принадлежал отцу, дочь - матери. Айшет было четырнадцать. До крайней степени избалована, в полном соответствии с требованиями мавританской культуры. На чем культура эта закончилась: девочка пьет и курит, несмотря что мусульманка. В последнее время Гастону стали сообщать, что колется.
        Сам иногда замечал ее стеклянные глаза и неуравновешенное поведение. Выражавшееся в немотивированной агрессии, в основном - против его многострадального «Ситроена». Будто в подростковом возрасте у нее вдруг наступил климакс. С типичными признаками: приливами бешенства и угасанием настроения. Завела привычку поступать назло. Купила себе в друзья крысу, жирную, черную, с голым, кожистым хвостом - отвратительное создание. Назвала Карла. С ударением на последнем слоге.
        Когда Гастон ее увидел, удивился до крайности. Каким надо обладать испорченным вкусом или извращенным характером, чтобы взять крысу домашним животным! Карла поселилась на крыше платяного шкафа, там живет и гадит, на руки идет только к своей подружке - Айшет. Как они целуются, смотреть противно! Две крысы...
        11.
        От воспоминаний Делакруа передернулся.
        Они втроем - Айшет, крыса и жена Амира - обобрали его до нитки. Лекарства купить не на что, а дочь Карлу виноградом кормит. На наркотики деньги спускает, с матерью продолжают по каталогам закупаться. Им наплевать, что Гастону три года как пора зубы вставить. Стыдно перед знакомыми, ни поговорить, ни улыбнуться. Хотя для улыбок давно настроения нет, для разговоров - подавно. Жаловаться неохота, похвалиться нечем, интересоваться чужими успехами зависть не позволяет. Что за жизнь...
        Одичал он совсем. Вот вставит зубы, заживет по-другому. Съездит к сыну в Париж, сходят вместе в Макдоналдс. Поедят вместе. Гастон будет откусывать гамбургер не боком, по-нищебродски. А по-человечески - передними резцами, широко раскрыв рот. Не гамбургер ему важен - статус человека, способного его купить. Хочется вернуть самоуважение. Побыть на людях, выглядеть как все.
        Сотню, которую Делакруа сегодня заработает, спрячет подальше от своих крыс. Ни словом не намекнет, ни взглядом не покажет. Иначе выклянчат, змеи подколодные, вредители-грызуны. Он уже распределил: восемьдесят два евро - вставить зубы у протезиста. На самые простые, пластмассовые хватит, в обрез, ему еще скидка положена, как инвалиду.
        Остальные восемнадцать евро плюс что осталось от пенсии - съездить к сыну, провести вместе день, купить в подарок бутылку белого Совиньон. Отдохнуть душой в столице, впервые за несколько лет. Посмотреть, как Париж нарядили в этом году. Там всегда красиво на Рождество, весело от одного предощущения праздника: богато украшенные марочные магазины, огоньки на Эйфелевой башне как на елке, шары, снежинки в витринах баров.
        Но сначала - зубы.
        Надоело шамкать, закрываться верхней губой. Надоело чувствовать и вести себя изгоем...
        Та обещанная сотня с каждым километром становилась Гастону все важнее, дороже. Вдруг занервничал. Показалось - студент собрался обмануть, не заплатить по договоренности.
        Возможно, он не имел с собой сотни. Те несколько купюр, которые Делакруа видел в его кошельке - только мелочь, пара десяток. Богачи много наличных с собой не носят. Денежного автомата в радиусе двадцати километров не сыскать. Интересно, знают ли о том его пассажиры? Небось думают: есть банковский пас - и достаточно, в любом месте можно деньги снять, даже в открытом поле или дремучем лесу. Макаки арденнские...
        Гастона начала обуревать жадность. Страх не получить заработанное пробудил чувство агрессии к пассажирам. Понял - любой ценой должен получить деньги, которые про себя давно считал своими. Распределил потратить.
        Сорваться не должно.
        Иначе... решится на крайность. Вплоть до смертоубийства. Убийство?! Немножко преувеличил. Но сотню он вырвет из них в любом случае, если понадобится - зубами, которых нет.
        При воспоминании о зубах, засосало в желудке. Гастон прикинул - с полудня не ел, от того разозлился сильнее. Оторвал взгляд от монотонной, метельной дороги, посмотрел в зеркало заднего вида. С ненавистью и готовностью поступить жестоко, пусть только дадут повод.
        Посмотрел удостовериться, что должники не испарились прежде, чем заплатить.
        Слава Богу, сидят на месте. Правда, выглядят испуганно. Будто два нахохлившихся, сиротливых птенца, минуту назад вылупившиеся из инкубатора. Прижались друг к другу, не понимают - что происходит. Уставились на него двумя парами одинаковых очков, совы круглоглазые. Черт бы их побрал...
        В тот момент мотор первый раз чихнул. Водитель вернул взгляд на место - на завихряющееся снежинками пространство за окном. Сердце стало тихо падать: свет фар на глазах потускнел и начал прерываться. Только сейчас Делакруа кожей рук ощутил холод в салоне. Значит, печка давно и незаметно отключилась по собственной инициативе.
        Второй чих, громче, утробнее. «Аккумулятор садится», - сухо констатировалось в голове. В подтверждение двигатель «Ситроена» еще раз всхрапнул. И умер.
        Фары погасли, оставив людей в беспросветной темноте.
        12.
        - Приехали, - объявил Делакруа безапеляционным голосом. - Платите и выходите.
        Тон его показался не к месту грубоватым. Жюль оглянулся сначала в салоне, потом посмотрел в окно. Разницы не нашел, и тут и там выглядело беспросветно.
        - Мы где?
        - На месте! Давай деньги!
        - Но я не вижу даже собственной руки! Зажгите свет для начала.
        «Ха! - зажгите свет. Если я зажгу, тебе не понравится то, что увидишь», - ответил про себя водитель. Впрочем, свет не загорелся бы при всем желании. Решил ловчить. Не признаваться. Они имеют право потребовать объяснений.
        Которых Гастон не собирался предоставлять. Быть раскрытым ему не грозило, значит, ничего не остается, как потребовать обговоренную плату. Пусть не заработанную на сто процентов, но вмешался форс мажор в лице сдохшего аккумулятора - к нему претензии.
        Делакруа всегда может отбрехаться, мол - не виноват. Приложил все силы, но - не судьба. Препятствия со стороны даже официальная юриспруденция учитывает. Пассажиры - люди ученые, студенты наверное, должны понимать. Пусть платят и вываливаются.
        Из-за них Гастон сам попал в переделку. Как он теперь собирается возвращаться? Интересный вопрос. Та-а-к, подумаем. Выход один. Придется домой пешком идти. Завтра попросит соседа через дорогу, водопроводчика Адриана Кортебу, приехать на мини-автобусе дотянуть до дома «Ситроен».
        Платить не придется, сосед должен ему за услугу. Гастон недавно отремонтировал зимнюю обувь всей семье Кортебу, включая неходячую тещу. Хорошо, руки ремесло не забыли. Пусть Адриан сделает одолжение в ответ.
        Тишина внутри салона подсказала - пассажиры не шевелились. Честно сказать, самому в темноте не нравилось рассчитываться. Может, на улицу выйти, там хоть от снега какое-никакое свечение идет?
        - Пошли выйдем, - предложил Гастон чуть миролюбивее, чтобы заранее не пугать студентов.
        И не рассляблять. Чего доброго, вообще откажутся выходить. Займут машину явочным порядком. Поди пожалуйся - в поле-то. Ни полиции, ни соседей. Драку затевать рискованно с его шестидесятью процентами нездоровья. Против ста двадцати молодости: сто - студент, остальное - подруга. Двухразовый перевес.
        - Снаружи разберемся, - повторил.
        - Пошли, - согласился Жюль.
        Про себя решил: если Делакруа опять словчил, денег не получит. Второй раз он себя в обиду не даст, это не по правилам средневековых рыцарей.
        Странное дело: чем ближе к крепости Тиффож, тем сильнее Жюль ощущал связь с де Рэ. Мистическим образом. Показалось: мышцы наливаются недюжинной силой. Передвигаться стало несвободно, будто на ногах, руках и туловище надеты металлические, несгибаемые латы. Не хватает меча для полноты картины.
        Ощущение замечательное. Героическое. Вселяющее уверенность в себя. Жюль больше не сомневался. Он - потомок маршала Франции, сподвижника Жанны Д’ Арк. Окажись он в том времени - показал бы себя, насовершал бы подвигов! О нем слагали бы народные песни и легенды, прославляли бы в сказках, учебниках и исторических трудах. Если бы не опоздал родиться...
        Мужчины вышли, Жаннет осталась. Притихла на месте. Не знала, что делать - радоваться или беспокоиться. К радости поводов не имела. Беспокоиться - решила подождать. Перед тем, как выйти, Жюль пожал оборяюще ее пальцы. Этого оказалось достаточно, чтобы поверить - все будет хорошо. Тем более, обратила внимание - метель ослабла: не завывала ветром, не стучала снежинками в стекло.
        Насчет погоды Жаннет не ошиблась. За последние десять минут она сменилась на противоположную - со шторма на штиль. Дышалось легко и здорОво. Жюль вдохнул поглубже чистого, непрокуренного воздуха, чтобы расправить легкие: в спертом салонном воздухе они съежились и работали вполсилы.
        Небо стало проясняться, открываясь неровными кусками. Луны Жюль не нашел - может, хорошо замаскировалась, может, он не туда смотрел. В рваные дыры облачности проглядывали звезды, сверкая хаотической россыпью над головами. Их отдаленные блики были единственным, что нарушало темноту вокруг машины, которая выглядела настороженным чужаком. Нет, скорее - упрямым ослом, отказавшимся двигаться.
        Поле вокруг чернело с беловатым оттенком. Прямо вдали, на расстоянии, которое не удалось определить даже примерно, горел огонек.
        Жюль не узнал окрестности.
        13.
        - Где мы находимся? - спросил он.
        Жюль не думал, что тот собрался их ограбить, но не вполне доверял. Оставался открытым вопрос: почему Гастон остановился посреди ничейной земли, не довез прямо до замка или хотя бы до того огня впереди, чтобы легче было сориентироваться?
        - Что там за огонек?
        «Не знаю я, - ответил про себя Делакруа. - Раньше здесь стоял трактир для проезжих, «Сердца Жаков» назывался. Да сгорел лет двести назад».
        Он не раз проезжал мимо старого пожарища, еще прошлым летом. Что сейчас там расположилось - было для самого загадкой. Скорее всего, новый трактир построили. Свято место пусто не бывает, летом здесь от туристов отбоя нет. Явился какой-нибудь шустрый предприниматель, восстановил кабачок, чтобы чужие деньги не пропадали без использования.
        Но что он делает здесь зимой? Это мертвый сезон, а недели до и после Рождества особенно. Каждый нормальный человек стремится праздник дома отметить.
        Кроме некоторых... Делакруа покосился на студента. Эти двое сумасшедших из не самого интеллектуального района Бельгии могут стать единственными посетителями трактира за пару месяцев. Почему неизвестный бизнесмен не свернул дело, не отправился на заслуженный зимний отдых?
        Поскорее придумать правдоподобный ответ. Гастон знал правило: чтобы не терять уважение, перед клиентами надо изображать всезнайку. На вопросы отвечать без запинки, не молчать, не сомневаться. Тем более не показывать неуверенности перед данным экземпляром.
        До того момента, пока не расплатился, нельзя угрожать или пугать. Себе дороже. Тот молодой, неладное заподозрит - убежит. Даже по снегу и не зная дороги. Не побоится девчонку оставить.
        Только что Гастон с ней будет делать? Инвалид, мавританский подкаблучник...
        Подружка студента потом пешком догонит.
        Черт, не вовремя «Ситроен» подвел, немного не дотянул, сердешный. Придется врать, изворачиваться. Надо их убедить. Мол: доставил куда надо, пусть расплачиваются и делают что хотят.
        - А-а-а, это постоялый двор как раньше называли, то есть гостиница, или мотель, если хотите. Идите на огонек. Отдохнете, потом отправитесь в замок. Туда тропинка проложена.
        - Где замок? Не вижу... - проговорил Жюль, взлядываясь в сторону огня.
        - Не туда смотришь. - Гастон вытянул руку с пальцем, показал сначала на огонь, потом отвел по прямой влево. Теперь он, кажется, и сам разобрался. - Трактир стоит на правом берегу реки Мен-Э-Луар. Она неширокая, не бойся. По мосту перейдешь на левый, там на холме лежит в развалинах твой Тиффож. Теперь давай расплачивайся, как договорились.
        Жюльен не торопился. Наученный неудачным опытом с незнакомцем, который потом оказался вымогателем Делакруа, имел подозрения. Что-то неопределенное не соответствовало действительности в его рассказе. Следовало логически порассуждать. Расстаться с последними деньгами всегда успеется.
        Жюль прошелся по дороге, потянулся будто разминаясь, покрутил руками, подергал ногами - оживить затекшие, застывшие мышцы. Одновременно пытался разобраться. Он был недоволен предоставленным сервисом. Им предлагают выходить неизвестно где, посреди пустого поля, только с далеким огоньком для навигации.
        Если он погаснет - по чему ориентироваться? Как в доколумбовскую эпоху - по звездам? А если их облаками прикроет? Будет не видно ни зги.
        Нет, слишком все неопределенно и призрачно, рассчитано на глупцов.
        Прежде чем расплачиваться огромной суммой за неудовлетворительные услуги, следует внести ясность в ситуацию. Не идти безмозглым бараном на поводу у этого деревенского пройдохи. Показать себя хозяином положения. Вовлечь Делакруа в разговор, переболтать, сбить цену.
        Строго говоря, есть к чему придраться. Договор не выполнен с его стороны, значит, Жюль тоже освобождается от принятых обязательств. Тем более - заплачен аванс. Двадцатки достаточно за незаконченный путь в одну сторону в промерзшей машине. Пусть довезет хотя бы до того мотеля. Получит вторую двадцатку. Не больше. Сейчас они с Жаннет от него не зависят, как тогда у вокзала. Если откажется - дойдут до огонька бесплатно.
        Имелась еще одна причина для недовольства. В которой не хотелось признаваться, но она присутствовала в подсознании. Химера Стрикс... Не появится ли опять - внезапно и ниоткуда? Что она хотела от него тогда, в поезде?
        Тревога витала в воздухе, это он чувствовал кишками. Которые заурчали, зашевелились в коликах. Похоже, хотели предупредить: не ослабляй внимания, оставайся начеку! Сердце екнуло им в поддержку, холодок прошелся по груди. Показалось, кто-то за ними наблюдает. Такое бывает: ощутишь зудение в затылке, обернешся - пусто.
        Жюль давно убедился: именно в темноте и тишине происходят самые необъяснимые вещи. Что-то страшновато тут, на пограничной полосе - между людьми и химерами.
        Именно из-за этого... ну, не страха, скажем помягче - неуютного ощущения не хотелось отпускать Делакруа. Он хоть мошенник, да тоже человек. Если уедет, останутся они с Жаннет одни в чистом поле, брошенные на произвол случая и недобрых, внеприродных сил.
        Что, если Стрикс за ними сейчас наблюдает? Только ждет момента закружить над головой, замахать перепончатыми крыльями, улыбнуться угрожающе клыками... Чем он от нее защитится в случае чего - бутылкой шампанского, что ли? Смешно. Ни в одной сказке такого оружия не описано. Попадет Жюль в отечественную историю не в качестве отважного героя, а как персонаж насмешек, который от монстров бутылкой отбивался. Стыдно будет перед потомками.
        - Почему бы вам не довезти нас туда на машине? Хотя бы до огонька трактира? Договор был...
        - Договор был - до замка Тиффож, но вмешалась погода, я не виноват, что дорогу занесло! - выкрикнул Гастон, которому начинало надоедать упрямство пассажира. Что за тупая голова, не понимает, что ли: «Ситроен» сегодня с места не сдвинется. Аккумулятор сел - машина не заведется, хоть осыпь ее алмазами, которые на небе!
        - Ничего не занесло! - стал перечить молодой человек. Самолюбие рыцаря уперлось рогом, приказало: без боя не уступать! - Слегка запорошило, можно проехать.
        - Не поеду дальше! Плати и уходи!
        14.
        Делакруа пошел на принцип, то же самое сделал Жюль. Почему бы нет, ему терять нечего. Вернее, есть чего, и он эту потерю постарается оттянуть. Или - по возможности - вообще избежать.
        - Последняя просьба: довезите до мотеля и получите договоренную сумму. Иначе - ничего! - сказал Жюльен и встал в самоуверенную позу: расставил ноги, сложил руки на груди. - Я платить не отказываюсь. Но согласитесь, условия договора вами не соблюдены. Посреди поля выбрасывать людей из машины...
        - Да не заводится она! - крикнул Делакруа, в отчаянии взмахнув обеими руками.
        Вот это неожиданная новость. Жюль хотел растеряться, но времени не было, надо реагировать немедленно.
        - Как не заводится? Только что ехала...
        - А теперь не едет. Стоит, не видишь. - В интонации Гастона послышались жалобные нотки. Которые тронули студента.
        - Но почему? Может, вас подтолкнуть? - услужливо предложил он.
        - Смысла нет, она не заведется, - печальным голосом ответил Делакруа.
        Он внезапно успокоился, вспомнив советы месье Бланше, психиатра. Что толку портить себе кровь раздражением на все на свете - на студента, машину, погоду и прочие неприятности. Себе дороже, только последнее здоровье угроблять. От него и так меньше половины осталось.
        - Аккумулятор сел, - объяснил. - Полностью разрядился.
        В машинах Жюль не разбирался, равно как в других примитивных, мужских вопросах - пиво и футбол. Он был интеллектуал и гордился, что не марал руки о железки, а мозги - о грубые материи. Но даже с минимом знаний о внутреннем строении мотора знал: без аккумулятора транспортное средство толкай-не толкай с места не сдвинется.
        Странно: испытал сочувствие к водителю-неудачнику Гастону. Вместе с удовольствием по двум, внезапно открывшимся поводам. Остаться в поле одному - Жаннет не в счет - Жюлю не грозило. В ближайшие полчаса, во всяком случае. Посреди пространства, наблюдавшего хищными глазами, чувствовал себя некомфортабельно.
        И второе. Кажется, он одержал маленькую победу над Делакруа. Тот понимает вину, на расплате не настаивает как прежде - агрессивно. Сей факт радует надеждой сэкономить. Втайне Жюль решил сжульничать, поискать возможность вообще не платить. Ответить наглостью на наглость. Спросил себя - позволит ли совесть.
        После некоторого раздумья совесть ответила положительно. Для собственной очистки - разъяснила ситуацию. Строго говоря, Жюль сейчас находится в выгодном положении, может определять правила игры. Если они с Жаннет бросят Гастона на произвол судьбы, тот им ничего не сделает. Хромой, беззубый. И без машины.
        С другой стороны... Поведение Жюля будет иметь последствия.
        «Нехорошо обманывать ближнего» гласит правило морали. Как ни крути - все-таки, человек довез. Потратил бензин, время и душевные силы, чтобы угодить незнакомым людям. В благодарность получил - что? Двадцатку в качестве аванса и заглохший автомобиль в качестве бонуса за доброту. В другой раз помогать людям не станет. В нашем эгоистичном, неотзывчивом мире станет одним добрым самаритянином меньше - невосполнимая потеря! За что вина ляжет на Жюльена.
        Решил не наглеть. Но и не вести себя альтруистом - не в том он материальном положении. Ладно, доплатит Делакруа за доставленные неудобства... сколько не жалко? Если честно - все жалко. Но нельзя же... Подумать. Не спешить.
        За размышлениями Жюль не заметил, как встревоженно-недоверчивое настроение сменилось в привычно-уравновешенным. Подглядывание из темноты шпионки-химеры перестало заботить. Из благодарности и сочувствия к владельцу неудачливого авто он решил предложить помощь. Чисто номинальную, ненапрягающую. Лишь в рамках вежливости.
        - Что собираетесь делать, месье Делакруа? Не оставлять же машину без присмотра, посреди дороги, неизвестно на сколько? Давайте мы с Жаннет пойдем к трактиру, позвоним в ремонт. У вас есть номер их аварийной службы? Имею ввиду фирму «Ситроен».
        Предложение доброжелательное - только на первый взгляд. Гастону не понадобилось долго думать, чтобы сообразить: студент платить не спешит, хочет под удобным предлогом исчезнуть из пределов досягаемости. Его нельзя отпускать.
        И нельзя грубо требовать денег - будет походить на грабеж. Да, он в какой-то степени прав насчет остановки посреди дороги.
        Но не по гастоновой вине! Все из-за проклятого ящика с электролитом, который отвечает за искру. Вообще-то... Если глубже копнуть... студент прав. Заменил бы Делакруа аккумулятор вовремя, сегодняшнего облома не случилось бы.
        Углубляться в самокритику не хотелось. Некогда. Срочно требовалось подумать над другим.
        Что, если провернуть трюк? - начал соображать Гастон. Мозг которого по привычке предприимчивых богачей и жуликоватых бедняков был постоянно настроен на волну получения выгоды из ситуации. Сделать так. Он отправится к мотелю вместе со студентами, захватит с собой аккумулятор, зарядит, хотя бы наполовину, чтобы хватило добраться до дома.
        Там же в трактире сдерет деньги с пассажира. Под предлогом: «куда обещал, туда доставил». Пусть последнее расстояние пришлось преодолеть пешком - это второстепенные детали, не упоминавшиеся в контракте.
        Получится вернее. На людях бельгиец упираться не станет. Численный перевес будет не на его стороне. Все, кто там находится, встанут горой за своего - француза. Сработает закон землячества. Точно! Делакруа убьет двух зайцев - насчет аккумулятора и гонорара.
        Вдобавок восстановит Небесную справедливость, вернет на свою сторону удачу, которая собралась бесстыдно повернуться филейным местом. Обещанная студентом сотня обретет законного хозяина - Делакруа. Давно желаемые зубы встанут на место в его многострадальном рту. Гастон снова почувствует себя человеком. Умеющим жевать гамбургеры и улыбаться не «в тряпочку», а открыто - до ушей.
        - Давай сделаем по-другому, - начал он и остановился, ожидая реплики оппонента.
        Ее не последовало. Жюль замер, осторожничая. Что еще такого заковыристого придумал этот прирожденный вымогатель?
        Гастон объяснил:
        - Если хочешь помочь, сделаем так. Пойдем все вместе к трактиру. Буду сопровождать вас, чтоб не заблудились. Ты помоги нести аккумулятор. Возьму с собой зарядить.
        В уме Жюль по-быстрому просканировал предложение на возможные подводные камни. Вроде, ничего настораживающего. Идея неплохая. Во-первых, они с Жаннет не останутся одни на необитаемом пространстве между обездвиженным «Ситроеном» и неведомым трактиром. Получат в сопровождение хоть склонного к мошенничеству, но все-таки человека - существо одушевленное, привычно выглядящее.
        Во-вторых, есть возможность воспользоваться услугами Делакруа еще раз - в обратном направлении. Пока будет заряжаться аккумулятор, часа два не меньше, они сходят в замок Тиффож, вдохнут его мистическую историю, выпьют шампанского за будущую семью. Успеют вернуться в трактир и даже кофе попить перед дорогой.
        Точно! Тогда он с Гастоном расплатится, по-честному, чтобы ни у кого обиды не осталось. В Дожоне, перед дверьми вокзала. На том самом месте, с которого начиналась их совместная одиссея.
        - Согласен, - коротко согласился он, не вдаваясь в подробности, не раскрывая карт. Делакруа - месье с хитрецой, доверия не вызывает. Узнает побудительные мотивы Жюля в свое время - по хронологии запланированных событий.
        - Тогда постой, пока аккумулятор вытащу. Эх, темно, придется на ощупь... Время займет, у меня пальцы нечувствительные.
        - Подожди, у меня фонарик в рюкзаке.
        Недавние почти враги заработали единой командой. На данный момент это взаимовыгодно - догадался каждый. Вскоре виновника всех бед - аккумулятор успешно отсоединили, вытащили из-под капота, осторожно опустили в просторную, китайскую, торгашескую сумку с полосками. Она лежала у Гастона в багажнике, пригодилась, как никогда.
        Вскоре процессия из трех человек и одного аккумулятора двинулась в направлении далекого огонька - единственного отчетливого ориентира.
        Словно путеводная Вифлеемская звезда, указывающая путь волхвам к пещере с новорожденным Святым младенцем, сверкал он ярко, гостеприимно и таинственно: одинокая свечка в ночи, привлекающая бабочки - заблудшие души.
        Это могло быть что угодно. Реальное или мифическое. Пиратская ловушка или придорожный мотель. Нора Чеширского Кота или гнездо Мартовского Зайца. Кому что по душе. В нашем повествовании свобода выбора: выдвигай идеи, вноси предположения. Все равно правильный ответ никто не угадает.
        О происхождение света идущие только догадывались. Гастон надеялся, что горело окно трактира. Жаннет было неважно - хоть избушка лешего, домового или водяного, лишь бы с отоплением и туалетом. Жюль верил в естественную природу огонька, но боялся, что западня Стрикс.
        Каждый из наших героев оказался по-своему прав, а произошло непредвиденное. Но все по-порядку.
        15.
        Не успели они утомиться от пешего перехода длиной километра полтора, когда увидели цель.
        Это был типично французский, добротный дом, напоминавший средневековые жилища зажиточных крестьян. Построен патриотично, с применением отечественных материалов. Первый этаж из серого булыжника, привезенного с карьера на берегу Бискайского залива, второй из темного бука, растущего в местных лесах. Крыша шла круто вниз и опиралась на каменные стены.
        Роль путеводной звезды исполняло окно во втором этаже. Боковыми сторонами оно повторяло очертания крыши, верхняя и нижняя шли параллельно. Получилась правильная трапеция, если делать сравнения в геометрической манере.
        Размер дома - с коттедж средней величины. Компактный, без пристроек, террас, бассейна и сарая, испортивших бы вид элегантного одиночества. Или романтической идиллии, которую любят изображать второсортные художники на рождественских открытках.
        При упоминании которых встает перед глазами картинка в стиле кичевый лубок: на фоне синей ночи стоит избушка в шапке из снега, приютившаяся на краю дремучего леса. Единственным горящим окошком-маяком указывает она дорогу заплутавшим путникам. Которые погибают не столько от усталости, сколько от междоусобных дрязг по поводу правильного направления.
        Невозможно описать счастье, когда они заметят свет далекого окна. Потерявшие надежду выжить в сугробах - без лыж и снегоступов, люди воспрянут духом. Обливаясь слезами и растаявшими на щеках снежинками, с новым упорством и из последних сил побредут они на огонек. Который обещает накормить-напоить, подарить ощущение утраченной в современности любви к ближнему.
        Замечен на практике следующий феномен. Испытывая тяготы, мы озлобляемся, озверяемся. И наоборот: становимся человеколюбивее от одного предвкушения комфорта. Добредя до многообещающей избушки, мы поверим, что спаслись. Забудем дрязги, почувствуем к попутчикам братскую любовь.
        Дальше - больше. Общий стол и кров приведет нас в благодушное настроение, ностальгию по старым, добрым временам. Когда не было войн между странами, раздоров между соседями, не придумали оружия для убиения себе подобных...
        Стоп, а было такое время вообще?
        Ах, не стоит заморачиваться над политическими вопросами. Продолжим сладкий лубок.
        Расслабимся, будем грезить под голос экстрасенса, который монотонно вещает: прилягте на диван, приклоните голову, вообразите вышеописанную картину. Потом фибрами души... кто знает, где они находятся? ну, неважно... ощутите ее - картины - правдоподобность. Которая заключается в следующем: когда мы сыты, то наивно-добры, улыбаемся по-детски беззаботно навстречу любому чужаку или малознакомцу.
        Почему, собственно, должно быть иначе? Если подумать, приходит на ум крамольная мысль: все люди - родственники. Дальние. Когда-то произошедшие от одной праматери, проживавшей в Африке, имевшей черный цвет тела. Не верите? Почитайте про достижения анализов ДНК.
        Но - не отвлекаться. Собравшись в домике с огоньком, мы поймем, что роднее друг друга никого на свете не имеем. Наевшиеся и довольные, поднимем бокалы, прокричим вместе радостное «Веселого Рождества!». Обнимемся по-братски, не взирая на половые, религиозные и классовые разногласия. От того засияет солнце в душах, наступит мир во всем мире. И каждый, кто посмотрит на открытку, поверит: в вечер Сочельника случаются чудеса.
        В благодушном настроении подходили наши герои к домику с горящим окошком. Название «Сердца Жаков» сообщалось вывеской под крышей и освещалось двумя старинными фонарями-керосинками по углам. Вывеска висела на штыре-стреле и раскачивалась с характерным поскрипыванием несмазанных шарниров, хотя ветра не ощущалось.
        Маленькая нестыковка. Ее путники пропустили мимо - настолько были рады увидеть обитаемое жилище. Пропустили не совсем. Просто не зациклили внимания, найдя объяснение. Может, вывеска заразмышлялась о чем-то, от того закачалась монотонно туда-сюда. Как человек, погруженный в думы, незаметно начинает маятниковое движение - что, несомненно, облегчает мыслительный процесс.
        Когда Гастон прочитал название, в груди екнуло. Когда увидел картинку под ним, екнуло еще раз. Там стояли два сердца, очень натурально изображенные: с мышцами, клапанами и аортой.
        Странно все. Невозможно. Он слышал от стариков-долгожителей: трактир «Сердца Жаков» существовал на самом деле, столетия назад. Был свидетелем горестной истории барона де Рэ, потом опустел, потом сгорел дотла - задолго до рождения Делакруа. О восстановлении заведения под тем же названием слухов не ходило.
        Однако, на вывеске именно оно, а не верить глазам он пока не имел причины. Значит, подтвердилась недавняя догадка. На пепле пожарища кто-то предприимчивый возвел новое здание, повесил старую вывеску - традиция продолжилась. Место здесь посещаемое, особенно летом, почему не воспользоваться для чеканки денег?
        Вошли внутрь. Оказались комнате, представлявшей общий зал трактира с грубо сколоченными столами и стульями без спинок. Освещено сумеречно, только горящими дровами камина и несколькими свечами, расставленными тут и там. Из-за полумрака определить параметры с точностью до квадратного метра не представилось возможным. Приблизительно: размер ванной комнаты в доме арабского шейха третьей категории - после главного и его родни.
        Признаемся сразу: сравнение неудачное. Многие ли из европейских людей среднестатистической обеспеченности имеют о том представление? Тем более никто из вошедших. Потому абстрагируемся от упоминания о ванном зале шейха. Его комфортабельность так же далека от удобств трактира, как золотой унитаз в туалете мультимиллиардера от примитивной дырки в придорожном китайском сортире.
        Опишем по-другому. По ощущениям: пространства для одного человека слишком много, для двоих - подходяще, для троих - терпимо, для четверых - еле выносимо, далее - как селедки в бочке. В сносках заметим: сие определение весьма индивидуально и дано на глазок.
        Стены выглядели нечисто, пол казался земляным. Центральной фигурой мебели был камин огромных размеров - во всю ширину стены. Внутри его горели молодые стволы, распиленные на метровые обрубки, со срезанными ветками. Рядом с пламенем висела решетка, на которой лежало что-то съедобное - поштучно и кучей на подносах, а также висели закрытые крышками чайники и горшки.
        «Здорово стилизовано под старину, - подумалось Жюлю. - Снаружи и изнутри, будто действительно в средневековом трактире очутились».
        На посетителей пахнуло добрым, домашним теплом и вкусным запахом свежезажаренного мяса. С овощами, луком, паприкой. И обязательным ингредиентом деревенского меню - чесноком. От которого у всех троих незамедлительно проснулся аппетит и отрапоровал в мозг, будто солдат - командиру:
        - К поступлению пищи в рот готов! Вкусовые рецепторы приведены в боевую готовность, глаза голодные, желудок просит еды.
        Мозг отдает команду:
        - Принять на себя непрожеванную пищу! Смягчить, размельчить, пропитать, проглотить.
        - Есть, Ваша честь!
        Но как людям воспитанным - набрасываться на продукты, не спросив цены, не помыв руки и не дождавшись хозяев вошедшим было стеснительно.
        Словно отвечая на их запросы, возле камина незаметно материлизовалась женщина, очень живописной внешности, наряженная в соответствии со стилистикой интерьера. Самую замечательную часть одежды составляла длинная, черная с аляповатыми цветами юбка в сборку, которая ее жутко полнила, превращая в бесформенную бочку. В частности из-за невысокого роста дамы.
        Разве она не знает опасности быть малышкой? Даже пара лишных килограммов у приземистых людей создает визуальный эффект ожирения. Широкая юбка его удваивает. Француженка поди, должна бы следить. Если не за фигурой, то за модой. Хотя ладно, ей простительно: в глуши живет, «Космополитен» не получает.
        Верхняя часть мадам одета в кофту, тоже черного цвета, непонятного размера и фасона, застегнутая на все пуговицы под шеей. Со спины на грудь тянулась шаль, перекрещиваясь на массивных грудях, поддерживая их вместо лифчика.
        Когда женщина направилась к гостям, Жюль присмотрелся к решетке над огнем камина. Зрелище согрело взгляд получше весело трещавших стволов: готовые к употреблению овощи лежали на подносах в щедром количестве, на шампурах - добрые куски мяса, шипящие сочно, под ними - поддон для жира. Именно от тех съедобностей распространялся пробуждающий слюноотделение аромат.
        - А-а-а, проходите, проходите, добрые путешественники, рада вас видеть в моем скромном кабачке! - скрипучим, старческим голосом проговорила дама. К тому же произносила звуки шепеляво как человек, недостающий зубов или имеющий неправильный прикус.
        Стершийся от возраста голос ее резал ухо. Он походил на звук проржавевших, истончившихся шарниров крестьянской телеги, заезженной хозяином до крайности. Жюль образно представил эту повозку, шатающуюся на ходу из стороны в сторону по колдобинам грунтовки и пискливо жалующуюся на судьбу каждым поворотом колеса...
        Подтверждая приглашение, хозяйка жестом пригласила гостей располагаться за столом справа от входа. Однако, они не поспешили уютно располагаться, насторожившись от чего-то. В речи дамы не чувствовалось искренности. Слова, вроде, гостеприимные, но сказаны без смыслового наполнения - безэмоциональным, бездушным тоном.
        Когда подошла ближе, волна ее личного запаха, опередив хозяйку, хлынула на гостей. Запах показался странным у живого человека: какой-то сыро-земляной, с прелостью и разложением. По поводу чего у Жюля возникло предположение: дама так торопилась встретить посетителей, что засуетилась в поисках чистой одежки. Не найдя, выудила старую из кучи давно не стиранных вещей. Или еще хуже - из-под земли... Нет, не хочется дальше предполагать.
        Неаппетитный запах соответствовал внешности мадам, которая неприятно поразила.
        Кожа ее была дряблой и несвежей, тяжело обвисшей со щек, нездорового цвета - прелой древесины. Узкие губы сжаты в морщинистую гармошку, брови облысели. На голове - косынка, из-под которой вылезали в разные стороны клоки волос странной расцветки, которую невозможно идентифицировать одним словом. У лошадей она зовется «мышасто-пегая в яблоках» и смотрится оригинально. Как она называлась у трактирщицы, история умолчала. По незнанию определения.
        Общее впечатление - упадка. Только глаза, провалившиеся в черепные глазницы, смотрели не по-старчески остро, хотя от прямых взглядов хозяйка предпочитала воздерживаться.
        Возраст различить не представилось возможным. Жюль дал бы ей около шестидесяти, Жаннет - за семьдесят, Гастон - под девяносто. Верным было бы сложить все в сумму и умножить на два, но ведь столько люди не живут.
        Так то люди...
        - Не стесняйтесь, дорогие, располагайтесь! - еще раз, теперь - с энтузиазмом, пригласила хозяйка и широко улыбнулась.
        16.
        Все трое невольно отшатнулись: вдобавок к неприглядному облику у нее не хватало четырех передних зубов, точно тех, что у Делакруа. Только в отличие от него, старуха своего недостатка не стеснялась, наоборот, охотно продемонстрировала пустую верхнюю десну.
        «Ведьма», - подумал Гастон.
        «Химера», - подумал Жюль.
        «Женщина-оборотень», - подумала Жаннет.
        Каждый по-своему оказался прав, но не до конца.
        - Меня зовут Перрина Мартен, - представилась женщина, не протягивая руки. - Можете звать просто мадам Перрина.
        Знакомое имя, Жюль тотчас вспомнил. Из троих новоприбывших он был наиболее осведомлен об истории крепости Тиффож и ее обитателей. Прочитал о том больше книг, чем кто бы то ни было в его возрасте. Из которых прекрасно знал: Перрина Мартен - реальное лицо, проживала в этих краях на самом деле. Только... шестьсот лет назад. Она происходила из семьи румынских цыган, жила одиноко, занималась колдовством в прилежащей к замку деревне.
        Осталась в истории как пособница темных дел барона де Рэ. Приводила в замок заблудившихся или осиротевших детишек, чтобы «петь в хоре», обещая сытое существование. Часто попросту забирала их у обнищавших родителей под предлогом - у хозяина они не будут знать лишений. Ей верили, вернее верили на слово ее господину, от имени которого Перрина выступала. Детей отдавали на время - откормиться. И больше не видели.
        Будучи личной колдуньей барона, приготовляла магические снадобья. Для разных целей: чтобы войти в контакт с потусторонними силами, научиться неизвестным знаниям, усилить сексуальный позыв. Также поставляла важнейшие компоненты для его алхимических опытов и сатанинских ритуалов: зубы акулы, высушенные сердца ящериц, семена конопли, промытые в людской крови.
        Но Перрины Мартен давно не существует! - возмутился Жюльен в уме.
        К периоду современности она должна была, как минимум, умереть дважды. Когда барона отвезли в тюрьму, ее в числе других пособников арестовали, подвергли пыткам. Которых она, по утверждению документов, не выдержала. Причем умерла очень достойно - не проронив ни слова против хозяина. Но даже если бы не погибла от пыток, то давно скончалась от смерти. По возрасту. Пенсионному, не шестисотлетнему.
        Так кто же сейчас перед ними? Ее призрак, ее однофамилица, ее подделка?
        - Нет, я ее прямой потомок, - обычным тоном сказала дама, обращаясь к Жюлю. Будто ответила не на мысленный, а на вслух поставленный вопрос.
        - Вы не пугайтесь, я обладаю даром телепатии, - добавила она и опять жутко улыбнулась дыркой между зубов.
        - В те времена не знали о телепатии, - неуверенно возразил молодой человек и сам не понял - зачем.
        - Но мы с вами сейчас в другом времени, - тоже возразила женщина и тоже непонятно, что имела ввиду.
        «В каком таком «другом» времени?» - мысленно спросил Жюль.
        «В моем», - также мысленно ответила дама.
        Как ни странно, он ее понял. После чего решил быть осторожнее со словами, особенно - непроизнесенными.
        Пребывать в неподвижной бездеятельности становилось неудобным для участников сцены. Кто-то должен был взять на себя ответственность, принять решение - оставаться здесь, несмотря на нестыковки и неувязки, или уходить, не-солоно-хлебавши.
        Роль лидера принял Жюльен. Глухо протопав подошвами по земляному полу, он подошел к столу, снял рюкзак, поставил к ножке. Уселся на примитивный стул, снял запотевшие очки, не протирая, положил на столешницу. Руки - туда же, сложив в замок.
        Сидеть оказалось удобно, жаль - спинки у табуретки не оказалось, откинуться нельзя. Ну ничего, они здесь ненадолго. Только обогреться и подзакусить, потом каждый отправится своей дорогой. Наличие трактира по пути к замку оказалось приятной неожиданностью. Если бы не его хозяйка...
        - А я гостям очень рада! - снова подала она голос и снова будто отвечая на его мысли. - Путники нечасто ко мне заходят, особенно зимой. Потому привечаю их с огромным желанием. Вы наверняка проголодались. Сейчас вас покормлю. У меня и антрекотики приготовились, и мясо на шампурах... - захлопотала она, изображая гостеприимную хозяйку.
        Ни одному ее слову Жюль не верил.
        Женщина отвернулась от него, обратилась к другим, менее неверующим.
        - Проходите, раздевайтесь, говорите, что желаете в первую очередь сделать. Чем смогу - помогу.
        - Где у вас туалет? - немедля спросила Жаннет.
        - Вон там за углом, - сообщила мадам Перрина и неопределенно повела в сторону рукой.
        - На улице? - ужаснулась девушка.
        - Нет, внутри. Проходи в коридор, потом налево за угол, - проговорила хозяйка, указывая за камин, где виднелся вход с занавеской вместо двери. - У нас туалет, конечно, допотопный. Приступочка и дырка, зато не на морозе. Хоть сквозит, да не застудишься, если по-быстрому... Смотри осторожно, не провались в канализацию. Там темновато: свечка почти догорела. Запасные кончились. Из-за метели поставщик задержался.
        Лицо Жаннет изобразило презрение: двадцать первый век, а тут вместо туалета - дырка. Такого невежества в области удобств она еще не встречала. Каменный век, да и только!
        Но делать нечего, не терпеть же до следующей возможности по-цивильному сходить на унитаз. Она может представиться не ранее следующего дня. Мочевой пузырь не дотерпит. Как известно, малая нужда создает большие проблемы: пока не облегчишься - жизнь не мила. Девушка отправилась в указанном направлении и с выражением разочарованных ожиданий скрылась за шторой.
        Бабка ухмыльнулась вслед.
        17.
        - Электричество у вас есть? - спросил про свою нужду Делакруа, заранее догадавшись про ответ, наблюдая свечи без лампочек.
        Не спросить было бы совсем глупо.
        Он еще снаружи не заметил проводов, тянущихся к крыше от столбов электропередач. Внутри подозрения подтвердились: на столах для освещения одни восковые огарки, в роли обогревателя - камин. Может, хоть генератор имеется?
        - Не имеется, - вслух отозвалась на его мысли Перрина Мартен. - Я этих современных штучек не признаю. Они для здоровья неполезные. Особенно для женщин. Знаете ли - вредно влияют на детородную функцию.
        Про «детородную функцию» услышать от престарелой, сморщенной трактирщицы было комично. Жюль не удержался, хмыкнул, отвернувшись к стене и прикрывшись ладонью на всякий случай. Непонятно: бабка шутила или говорила серьезно. Если первое - ее чувство юмора ему понравилось, если второе - он застраховал себя от обиды.
        Настроение Гастона окончательно прокисло. Огорченный до озлобления, он в отличие от своего временного союзника Жюля, не заметил свойство хозяйки угадывать мысли. И отвечать на них - как ни в чем не бывало. Он жутко взбесился. Вечер грозил из многообещающе удачного превратиться в крайне несчастливый: деньги не получил, аккумулятор посадил, застрял в этой дыре неизвестно насколько...
        И это в тот единственный вечер в году, когда все нормальные люди заслуженно отдыхают, наслаждаются общением со знаменитостями в телевизоре и членами семьи рядом. Сидят, уютно развалившись на диване, в тепле, со светом и туалетом. Мило беседуя за рюмкой ароматного, насыщенного Мюскаде или фруктовового, изящного Гро-План... для тех, кто любит попроще: за щедрым бокалом пива Блонд дю Вирей... и объедаются до желудочных колик гречишными блинами с завернутым морским гребешком.
        Зачем он послушался проклятого студента - протащился полтора километра с тяжеленным аккумулятором в сумке? Шел бы сейчас налегке в другом направлении - к Дожону, к родному дому. К жене, к дочери. К крысе с голым хвостом. Да, пусть они его ненавидят и используют, и пусть он их ненавидит и дает собой пользоваться. Зато у них есть одно б-о-о-льшое преимущество - они свои.
        Негодяйки, все три, зато знаешь, что от них ожидать. Вернее, чего не ожидать: помощи или хотя бы понимания - и не питаешь напрасных иллюзий. Там какая-никакая определенность. Привычность бытия, холодная, беспросветная, без семейного уюта, без возможности разговором облегчить душу. И все-таки лучше, чем здесь, в неблагоустроенном трактире - среди придурков из Арденн и вонючей престарелой цыганки...
        Вопрос «что делать дальше?» Гастон решил себе не задавать. Без того ясно. Больше никого слушать не будет, особенно отговорок студента. Пока денег не отдаст, Гастон его из трактира не выпустит. Все, он разозлился. Он готов на многое ради той сотни, заполучит ее любым, если потребуется - насильственным путем.
        Надоело ощущать себя постоянно используемым: своими, чужими... И почему каждый думает, что Делакруа настолько тупой, что обмануть его проще простого? Разве у него на лбу записка приклеена «пожизненный дурак»? Гастон машинально провел рукой по лбу - вроде, ничего постороннего не обнаружил. Напрасно они его недооценивают. Гастон Делакруа - не простак, он себя еще покажет...
        - Да вы не волнуйтесь, присаживайтесь к столу, - снова засуетилась мадам Перрина, обращаясь конкретно к Гастону.
        Тот посмотрел на нее тяжелым, озлобленным взглядом, временно перенеся на трактирщицу клокотавшее в душе недовольство. Как она вообще тут существует, одна, без удобств, без помощника, без электричества? Это же несовременно, даже для такой стародревней тетки, не привыкшей к комфорту теплого туалета и водопроводной воды.
        Почему в город не переезжает, в дом престарелых, в среду таких же ходячих мумий, как сама? Там ей без бытовых лишений было бы скучно, зато обеспеченно: тепло от радиатора, свет от нажатия кнопки. Туалет отдельно от улицы, сиди-размышляй, сколько захочешь, книжки читай, в Супер-Марио играй, разве не привлекательно? Сумасшедшие они тут все...
        - Слушай, студент. - Гастон подошел к столу, но садиться не собирался. - Давай расплачивайся, да делай что хочешь, а я домой пойду.
        - Я еще не поел, - ответил студент. И отвернулся, давая понять: на сей момент разговор окончен.
        На столе уже разворачивалось кулинарное пиршество: стояли огромные, эллипсообразные, плоские тарелки-подносы с кучами еды. Имелось все, о чем может мечтать проголодавшийся гурман. В меру поджаренные антрекоты с косточками, лоснившиеся соком на розовых боках. Нанизанные на шампуры куски мяса, которые обещали захрустеть на зубах свежей корочкой.
        Котлеты размером с кулак дикого викинга, разработанный ручной греблей на дальние дистанции вплоть до Америки. Испускающие заманчивый, аппетитный запах, порезанные и положенные в рядок ребрышки, политые крепко-проникновенным чесночным соусом. Исходящие дымком овощи, приготовленные в жиру, стекшему с решетки в поддон, лежавшие щедрым навалом - выбирай любой на вкус!
        Волшебный, бесподобный аромат свежеприготовленной, до невозможности здоровой пищи вздымался от съестного великолепия. Казалось, даже образованный им туман, плотным облаком вставший над столом, был съедобным. Этот настойчивый запах беспардонно залез в ноздри, насыщенностью едва не помутив сознание Гастона. Который последние годы питался только истолченными в пюре блюдами из упаковок, разогретыми в микроволновке и пахнувшими пластиковой массой.
        У Делакруа потекли слюни. В прямом смысле - во рту, в переносном - в глазах. Еще в желудке, который засосал настойчивее, напоминая о собственном пустом существовании. Глядя на еду, Гастон забыл обо всех личных и других невзгодах разом: об отсутствии денег, зубов, счастья, электричества и цивилизованной канализации в трактире. Не стал спрашивать, за чей счет банкет: сразу денег не спросили - потом разберется.
        Очарованный картиной пиршества Делакруа грохнул сумку с аккумулятором об пол и прыгнул на табуретку. Предусмотрительно - рядом со студентом-должником, чтобы не выпускать из вида. Потянулся руками к еде, схватил самую большую котлету, стал запихивать в рот, едва жуя и набивая щеки.
        Хотя индивидуальных тарелок-вилок-ножей гостям не предоставили, никто не обиделся и не потребовал. Догадались: есть руками с общих блюд - сделано спецально. Для поддержания аутентичности обстановки. Туристы обожают такие мелочи, чтобы все в одном стиле: средневековый трактир - средневековые манеры.
        Вернувшаяся из туалета, повеселевшая Жаннет села напротив Жюля. Она тоже сняла очки, ради осторожности отставила подальше от края, чтобы, управляясь с едой, случайно не сбросить.
        Будучи голодной, но воспитанной, она не забыла про правила поведения за столом. Показалось дикостью - брать целый антрекот и рвать его зубами, не используя ножа. Бескультурная древность, когда еще этикет не придумали. Она выбирала мясо, которое можно есть эстетично: аккуратно, двумя пальчиками снимала с шампура мясные кусочки. Откусывала понемногу, жевала с закрытым ртом, неслышно проглатывала в желудок.
        Жюль особо не стеснялся, но и не нападал на пищу как варвар - по примеру Гастона из Дожона. Отведав сначала мяса на косточках, потом на шампурах, отметил его необыкновенную мягкость. Будто мраморная аргентинская говядина, приготовленная шеф-коком ресторана со звездой Мишелена. Даже вкуснее. Сочнее, слаще. Неповторимый вкус. Такого Жюльен даже в Париже не пробовал.
        Но - минуту. Как такое возможно? В отрезанной от удобств избушке, на решетке над костром приготовить мясо лучшего качества по мировым стандартам...
        Что за кок? Что за мясо?
        18.
        - Это самое отборное мясо, - снова ответила на его мысли хозяйка, что на сей раз Жюля не удивило. - Лучшее, которое существует. Молодое, не испорченное страстями и страданиями. Ангельское мясо.
        - Откуда вы узнали, что мы придем? - Жюльен продолжил одновременно утолять голод и любопытство. Огромное количество вовремя приготовленной еды не указывало на случайность.
        - Я почувствовала, - просто сказала мадам Перрина. Объяснять, не объясняя, была ее метода.
        Хозяйка стояла в отдалении, наблюдая за гостями, поглощавшими ее стряпню. Жюль перестал жевать, посмотрел на нее изучающе. Женщина состроила странную гримасу: глаза сощурились - вроде в улыбке, уголки рта опустились. Обычный человек не заметил бы несоответствия. Психолог Жюль знал - это приметы двойственных намерений.
        Она так и не сообщила сорт мяса. Значит, придется разбираться логически. Жюлю вспомнилась вывеска, на которой слишком натуралистично нарисованы сердца. Интересно, чьи? Бабка сказала «ангельское мясо». Но ангелы - существа несуществующие, строго говоря. Тем более, нет у них сердец и других органов. Каких именно ангелов она имела ввиду? Не живых же?
        Так. Припомнить. Кого там в народных предрассудках называют ангелами: новорожденных и малолетних детей, женщин, умерших во время родов, солдат, погибших на поле боя... Ой, не далеко ли он заблудил? Не дала же Перрина случайным прохожим попробовать человечинки. Предположение страшное, но правдоподобное, если вспомнить хорор-фильмы про маньяков-отшельников, запасающих на зиму мясо заблудших туристов.
        Кто знает, что у нее за поставщик. Говорит, зимой мало кто в трактир заходит, а наготовила еды, будто заранее знала об их визите. Черт, смотрит как-то по-дьявольски, мурашки по коже пробирают. Стоп, надо бы поменьше думать, она же все слышит. Или врет, что телепатией обладает...
        - Вы здесь одна живете? - спросил Жюль, только чтобы нарушить тишину, которая по его ощущениям превращалась в неудобную, даже зловещую.
        - Одна, голубчик, - деревянно ответила мадам.
        - Не страшно?
        - Не страшно.
        - А кто мясо поставляет?
        - Стрикс.
        Жюль поперхнулся.
        - Химера? - вырвался глупый вопрос.
        - Нет, мясник. Из деревни, - отвечала трактирщица спокойно.
        Жаннет пожелала вступить в разговор и повернула голову к мадам.
        - А я знаю, кто такая Стрикс! - выпалила она озорным тоном.
        Таким тоном ребенок сообщает родителям великую тайну бытия: а я знаю, откуда дети берутся! Не успеют те впать в ступор, как слышат невинное продолжение: на капустных грядках растут.
        У Жаннет продолжение получилось менее невинное. На взгляд Жюля.
        - Это та химера с крыльями, полуженщина-полуптица с обезьяньим лицом, что мы видели на крыше Нотр-Дам де Пари. Она похищает младенцев...
        «... похищает младенцев? - повторил про себя Жюль. - Так чье мясо-то мы с таким голодным удовольствием сожрали?!»
        - ... и пронзительно кричит по ночам, - простодушно закончила Жаннет.
        В тот момент за окном раздался душераздирающий крик. Неестественного происхождения. Это был голос, но не принадлежал живому существу. Скрежет звучал в нем - как металлом по стеклу. Кинжальная острота, которая резала уши. Слышалось еще что-то человеческое: смертельная тоска, предпогибельная мука.
        Нервы задрожали у гостей. Волосы зашевелились от ужаса: на голове, шее, подмышками и далее вниз. Никто из троих подобного крика в жизни не слыхал.
        - А-а! - вырвалось из горла Жаннет.
        - Кто там? - вопросил Жюль в пространство.
        - Дьявол! - крикнул Делакруа.
        Испугавшись, он судорожно отбросил кость, которую обгладывал с жадностью клошара, которому нежданно повезло знатно пообедать - впервые за несколько дней. Кость отскочила от тарелки, попрыгала по столу и отлетела в угол, гулко стукнувшись о стену.
        Тут же из норки, незаметной во мраке, вылезла очень заметная крыса -черная, как душа нераскаявшегося убийцы. Не стесняясь людей, она схватила кость передними лапками, розовыми как у младенца, и тут же начала грызть.
        - Добро пожаловать к нашему столу, Императрица, - проговорила мадам Перрина с доброжелательностью, которую пожалела для людей. Откуда она взялась? Никто предположить не мог, что дама способна на выражение эмоций.
        Гости - все трое одновременно - перевели удивленные взгляды с крысы на хозяйку. Ожидая объяснения поведения обеих.
        - Это моя подружка, - сказала трактирщица. - Компаньонка-приживалка. Скрашивает мои одинокие зимние дни. Она безобидная.
        Объяснение не удовлетворило.
        - Убрать! - рявкнул Делакруа. Ненависть к крысам начала внедряться в него на генетическом уровне. Беспокоить печень. И почки. Заодно весь измученный тревогами организм.
        - Кыш-ш-ш! - шикнула на крысу хозяйка.
        Крыса не испугалась. Посмотрела на нее с высокомерным недовольством. Мол, ты что, с ума спятила на Императрицу шикать?
        Перрина топнула ногой. Крыса вздрогнула. Поняла: сегодня она нежелательная гостья. Прихватив косточку, степенно направилась к норке, вильнув недовольно кончиком хвоста. Показалось даже - пожала плечами, чтобы попенять людям: невежливо себя ведете, господа. А еще называетесь Гринпис, защитники животных. Косточку не дали погрызть спокойно...
        «По-моему, у крыс самое отвратительное во внешности - именно их голые, мясистые хвосты, скользкие, холодные будто змеи. Как только дочери не противно позволять ей по себе лазить?» - вопросил Гастон про себя. Проводил крысу презрительным взглядом. Перевел глаза назад к еде, выбирая следующий кусок, самый большой из оставшихся. Потянулся и с удивлением заметил - рука дрожала, как с перепоя, которого он лет десять себе не позволял.
        Почему-то стало неудобно. Рука вернулась, кусок остался лежать. После выхода местной крысы и воспоминания о домашней интерес к пище в глазах больше не возник. Аппетит не подавал признаков жизни. То ли удовлетворился, то ли пропал бесследно, испугавшись странного крика с улицы. Кстати, что это было, кто-нибудь понял?
        Делакруа любопытно оглядел присутствующих.
        19.
        Его пассажиры в прошлом и должники в настоящем не походили на себя.
        Жаннет сидела, застыв с кусочком мяса, который пальцами обеих рук держала перед ртом. Она не жевала, не моргала, не дышала. Замерла. Уставившись в окно перед собой, переживала услышанное. Подбирала в голове подходящее объяснение, которое выглядело бы хоть сколько-нибудь правдоподобно. И очевидно - не находила.
        Ее состояние представлялось само за себя говорящим. Без слов. Понятным даже непрофессионалу. Девушка в ступоре. Сознание растерялось, ищет прецеденты, чтобы сравнить, оценить, вынести вердикт. Мыслительный процесс происходил столь напряженно, что в установившейся тишине почти слышалась работа винтиков и шурупчиков ее мозга. Которые прокручивались впустую.
        Жюль тоже поначалу испуганно застыл, но справился с собой быстрее. Очнулся и едва не поперхнулся, ощутив во рту приличный кусок, который - ни туда, ни сюда: в горло не шел, выплевывать неудобно. Кое-как разжевал, с гулом проглотил. Вкуса не разобрал - не до того. Оставшееся мясо положил обратно. Уставился вопросительно на Перрину.
        - Это ночная птица кричит, - проговорила она, как всегда неубедительно. - Здесь церковная сова в лесу живет, «У-гу» зовут. По ночам ей одиноко, вот и плачет. Да вы не пугайтесь! - произнесла дама очень странным образом: слова утешающие, а тон - угрожающий. Если собралась успокоить гостей, то не получилось у нее. - Я же не боюсь. Мы с ней дружно живем, не мешаемся.
        - Совы так не орут. Они молчаливые, - попробовал возразить Жюль, как-то неуверенно. Он не знал обычаев ночных сов, но не поверил старухе. - И «У-гу» - это несерьезно. Как ее научное название?
        На сей раз трактирщица решила не замечать вопросов, ни телепатических, ни заданных голосом. Она демонстративно отвернулась к камину и, взяв стоявшую рядом гигантскую кочергу - прямую с острым концом, похожую на копье, принялась ворошить угли.
        Когда женщина наклонилась, юбка сзади приподнялась, открыв ноги в самодельных плетенках. Ноги поразили зрителей необычной формой: от пятки отходил острый, когтистый отросток, стопа разделена на три части. Похоже на кожистую лапу птицы страуса или травоядного игуанодона, вымершего миллион лет назад. Дизайнерская конструкция сапога? Обман зрения в неверном свете? Или это не ее ноги?
        - Это мои ноги, - соизволила ответить женщина, не оборачиваясь.
        Видимо, ей нравилось отвечать на не заданные, но витающие в воздухе вопросы. Управившись с углями, она выпрямилась, повернулась лицом к гостям.
        - Очень просто. Мне плетут обувь по заказу, потому что стопа нестандартная. У меня слоновая болезнь, - объяснила она.
        Объяснение в который раз звучало неубедительно. Особенно для постоянных зрителей ежевоскресной передачи «Мое нездоровье», к которым относилась Жаннет. Слоновая болезнь - опухшая стопа и щиколотка, а у нее - отростки. Скорее птичья болезнь. Только таковой в природе не существует. Или существует, но в единственном числе - у хозяйки трактира, потому науке неизвестна.
        Чаша терпения Жаннет переполнилась. Странности надоели. Их количество, случившееся в один день, превысило допустимую для психики норму. Сначала примитивная дырка, приспособленная под туалет. Потом - душераздирающие крики снаружи. Теперь вот явное вранье про ноги в трехпалых лаптях. Не упоминая высокомерной, жирной крысы, нареченной императорским именем.
        Кстати, какая именно императрица имелась ввиду? Навскидку в голову Жаннет пришло только одно имя - Мария-Антуанетта. Которой в революцию гильотиной голову отрубили. Печально, конечно, но это событие к их предстоящей свадьбе отношения не имеет. Оно из другого отрезка истории, чем тот, к которому Жаннет с Жюлем собирались прикоснуться...
        Желательно поскорее. Девушка не ощущала себя в безопасности. Она наелась и согрелась, но все-таки испытывала неудобство. Не конкретно - от чего-то, а вообще. От трактирной атмосферы. Неопределенной. Страшноватой. Непонятной и нелогичной. Эта нелогичность имела одно свойство: она не вызывала живого любопытства, не рождала желания спросить. Лишь навевала неизвестной природы заторможенность. Расслабленность, граничившую с легкой парализацией.
        Воля притупилась. Захотелось встать и уйти, а ноги не двигались. Пропала способность к трезвому анализу. Впечатление - она потеряла власть над собственным телом и умом. Стала воспринимать нестыковки в обстановке само собой разумеющимися, задавание вопросов излишним.
        Родилось ощущение: она участвует в каком-то спектакле - не по собственному желанию и без возможности сопротивляться. Играет роль в драме. Нет - в мистерии. Под руководством невидимого режиссера, который держит ниточки управления в руках. Их невозможно не слушаться. Состояние марионетки, бессильной, безвольной, безучастной, управляемой вышестоящим кукловодом.
        Постановка, выдающая неправдоподобие за обыкновенность, ненастоящее - за норму...
        Ассоциацию со спектаклем усиливала бархатная занавеска в коридор, подвязанная за середину как театральная кулиса. В трактире? Жаннет в своем уме? Она сама в этом не уверена. Нельзя поддаваться. Надо сохранять трезвость.
        Если по-честному, Жаннет отчаянно захотелось вернуться домой. Что-то долго тянулся этот вечер, но пока ни к чему не привел. И не приблизился. Время позднее, а результатов - ноль. Замок Синей Бороды она не увидела. Предложение выйти замуж не услышала. Шампанского безалкогольного по тому поводу не испила.
        Энтузиазм размяк, надежда разочаровалась. Захотелось по-детски поканючить.
        Было от чего. Целый день в дороге, с перемещениями с места на место: с машины - на поезд, опять на машину, потом пешком. В последней машине она замерзла. Когда шла - устала. Сейчас согрелась и отдохнула, но усталость усилилась. Больше ничего романтического не хочет. Хочет домой. Где тепло, светло и празднично настроенный телевизор. А также туалет, комфортабельно приспособленный к человеческим нуждам.
        Приготовилась пожаловаться Жюлю. Только открыла рот, как хозяйка притопнула ногой-лапой и грозно зыркнула в ее сторону. Из горла девушки не вырвалось ни звука. Более того. Рука Жаннет сама по себе потянулась к последнему шампуру, на котором еще висело мясо. Машинально стянула кусок через острый конец, начала безмолвно жевать, стараясь не чавкать и не ронять крошки на столешницу.
        В похожем направлении текли мысли Гастона. Он наелся, согрелся, далее задерживаться в этом не вызывающем доверия притоне смысла нет. Пора уходить, пока не заставили платить за еду и постой. Не забыть забрать аккумулятор, а то придется с полдороги возвращаться.
        Что с хромой ногой крайне нежелательно. Вдобавок - надежды на честность хозяйки нет. Бабка жуликоватая. Врет-не моргнет, сразу видно - мошенница. Аккумулятор обратно по-добру не отдаст, и права качать поостережешься. Говорит, одна живет, да верить ей неохота. Наверняка где-то наверху, где окно горит, сожитель обретается - для охраны и другой мужской работы.
        Вон в камине целые стволы накиданы. Не хромая же старушка их туда определила. Одна бы она в трактире ни за что не выжила, тем более зимой. Хотя... кто сказал, что она живет? Мордой на мумию похожа. Ногами - на перьевидного, страусообразного динозавра...
        Ой, куда-то не туда мысли занесло. Надо о своих интересах позаботиться. Закончить здесь дела и проваливать, пока не поздно. Дорога дальняя - ночью, пешком, неналегке.
        Но сначала взыскать долг со студента.
        20.
        - Давай деньги, - тронув за локоть, сказал он Жюльену и сделал грозное лицо. Мол, хватит отнекиваться, надоело. - Расплачивайся и дело с концом! Ты уже поел.
        Жюль не собирался клевать на его угрозы.
        - Я еще не попил.
        Прежде, чем Делакруа что-то придумал в ответ, мадам Перрина встрепенулась с вопросом:
        - Да-да, гости драгоценные, что будете пить?
        - Колу, - выбрала Жаннет. Странно, когда бабка спросила, голос не отказал. Ну ладно, сегодня день мистификаций. Даже интересно в какой-то степени.
        - Фанту, - сказал Жюль.
        - Пиво, - потребовал Делакруа. Пить так пить. Тем более - бесплатно. Он уже решил - платить за ужин не будет. Пусть студент за всех рассчитывается, он богатый. И уточнил: - «Блонд дю Вирей», пожалуйста.
        - К сожалению, у меня только вино, - ответила хозяйка одновременно всем и довольно улыбнулась. Было непонятно, что ее развлекло. То, что удалась шутка, или то, что «только вино».
        - А зачем спрашивала? - огрызнулся Гастон. Сегодня он шуток понимать не собирался.
        - Ну, для порядка, - объяснилась как всегда непонятно. Снова спросила: - Какое вино желаете?
        Делакруа прищурился, изображая хитреца: он распознал бабкин подвох, второй раз на те же грабли не наступит.
        - Какое у тебя есть?
        - Из винограда последнего урожая - уклончиво ответила Перрина. - Заказывайте, не разочаруетесь. Жалоб ни разу не поступало, а я принимаю гостей со всех краев Западной и Восточной Европы. А также Северной и Южной. Даже из мусульманских стран.
        - Из мусульманских? - переспросил Делакруа и заявил, как специалист в вопросе: - Они же вино не пьют.
        - У меня все пьют, - коротко ответила хозяйка, не вдаваясь в подробности.
        - Неси! - приказал Гастон за всех с видом хозяина вечеринки. Для убедительности по-купечески широко махнул рукой.
        Впервые за вечер трактирщице предстояло пройти некоторое расстояние. Гостям стало интересно, как она собирается его преодолевать - с ее-то слоновой болезнью и птичьими ногами в лаптях по индивидуальному заказу. Делакруа приготовился повеселиться: всегда приятно посмеяться над тем, кто превосходит убогостью самого. Бабка неловка, о порог споткнется, шмякнется об пол, последних зубов лишится, вот смеху-то будет!
        К его разочарованию, забавного происшествия не случилось. В одном Делакруа оказался прав: походка трактирной мадам не отличалась элегантностью. Перрина ступала, тяжело переваливаясь с боку на бок, напоминая беременную утку со стершейся шейкой бедра. Она скрылась за шторкой в задний коридор, куда Жаннет уходила искать туалет, и тут же вернулась. Так быстро, будто закулисами ее уже кто-то ждал с подносом и напитками.
        Перрина аккуратно поставила его на стол. Подала каждому по коктейльной рюмке в форме треугольника, без льда и соломинки - атрибутов того времени, которого она не признавала. Сама уселась рядом с Жаннет, придвинула себе четвертую рюмку.
        Напиток имел непрозрачный бордовый цвет и фруктовый запах. На дне плавало что-то неразличимое в виде маленьких кусочков размером с ягоду малину.
        - Что это? - спросил, прежде чем отпить, Жюль.
        - Коктейль «Кир Роял» с лесными плодами, местное изобретение.
        - Из чего состоит коктейль? - строго поинтересовалась Жаннет.
        Она крепких напитков не употребляла, вообще не знала их вкуса. Считала «пьянство до забвения» дьявольским искушением, третьим главным грехом после прелюбодеяния и гордыни.
        Алкогольное воздержание отнюдь не означало, что Жаннет не посещала молодежные вечеринки или сидела на них с пуританским лицом. Она не чуждалась повеселиться в компании - только не с помощью «горячительного».
        Чтобы начать вытанцовывать и смеяться от легкого настроения души, обычно ей хватало энергичной музыки. Если гостям подавали коктейли, содержащие высокоградусные добавки типа рома или водки, прежде чем отпить, спрашивала состав. Или заранее предупреждала приготовить для себя безалкогольный «Мохито» с мятой и долькой зеленого лимона, кокетливо насаженного на край рюмки.
        - Не волнуйся, детка, из алкоголя там только слабое шампанское. Ты его не раскушаешь. Попробуй. Тебе понравится.
        - На дне что бултыхается? - ворчливо спросил Гастон.
        - Дикая смородина, - ответила вслух трактирщица. Про себя добавила: «народное название - волчьи ягоды». К сожалению для постояльцев, Перрина была единственной, кто владел искусством телепатии. Ее уточнение до их сознания не дошло.
        - А. Я подумал - куски мяса.
        Никто не понял, что дожонец имел ввиду. Его слова приняли за топорную шутку и пропустили без внимания.
        - Ну, сантэ! - провозгласила хозяйка и, ни с кем не чокаясь, поднесла рюмку к губам.
        Остальные поддержали тост, отпили. По-разному: Жаннет - едва пригубила, Жюль сделал несколько глотков, Гастон присосался к рюмке, намереваясь опустошить. Чего мелочиться или тянуть? Выпил сразу и свободен.
        На верхней губе у каждого остался четкий багровый след, будто отпили густой, венозной крови. Старуха, кажется, опять провела гостей вокруг пальца...
        Торопливо выхлебав коктейль, Делакруа закинул голову назад, вытряхнул кусочки ягод в рот. Надкусив, почувствовал необычный вкус, совсем не смородинный. Кисловатый, не по-растительному, а по-животному. Структура - гладкая, волокнистая, больше похожая на мясную. Вопрос возник и... тут же рассеялся, как неактуальный. Заострять внимание не стал, прожевал и проглотил.
        Несмотря на уверения хозяйки о безалкогольности, коктейль упал в желудок Делакруа тяжеловато. Жгучей волной разошелся по телу, забурлил, вытягивая последнюю энергию из подорванного нездоровьем организма. Гастону не понравилось состояние отяжелевшего тела, будто после поллитровой бутылки яблочного кальвадоса на одного. Голова осталась ясная, руки-ноги ослабли. Неудобство: если придется применить силу к студенту, в таком виде Делакруа с ним не справится.
        Решил подождать требовать расчет. Пока не вернется в кондицию. Или подвернется подходящий случай. Будет следить. Если враг проявит неосторожность, выпьет напиток до дна, тоже ослабеет. Тогда Гастон просто даст ему по шее и возьмет деньги без боя. Вместе с процентами за просроченную оплату.
        Судя по всему, однако, придется подождать: студент не страдал от жажды, от выпитого не опьянел. В отличие от девушки. На нее вино подействовало заметно - повеселела, начала улыбаться. А еще недавно сидела нахмуренная, будто старая дева на пенсии без перспективы найти компаньонку для бриджа.
        Ха, старуха-то как развеселилась! Щеку кулаком подперла, ощеряется беззубой дыркой. Вот ведьма проклятая. Девушку-то она обманула, в напитке крепкий алкоголь присутствовал. Какой именно - не разобрал. По традиционному рецепту в коктейль «Кир Роял» кроме шампанского смородинный ликер добавляют. Бабку не стоит выдавать - ее личное дело. Даже выгодно, если она их обоих хорошенько подпоит.
        Интересно, сколько старая мошенница запросит со студента за обед на троих с алкогольным коктейлем? Надо его раньше выпотрошить, чтоб опять не отвертелся...
        21.
        - Я не спросила, по каким делам вы в наши края заглянули, - начала мадам Перрина, ни к кому конкретно не адресуясь.
        В вопросе не просматривалось подвоха. Наоборот, вполне естественное желание хозяйки поближе познакомиться с гостями, растопить недоверчивый лед. Зачем сидеть-молчать, хмуриться-обособляться, серыми волками глядеть друг на друга?
        Это не в духе миротворящего праздника Рождества, объединяющего противоборствующие стороны - воюющие, скандалящие, обвиняющие, обзывающие. Правда, объединяются они только на один день, а потом - с новой силой за старое... Но это отсюда далеко, потому неактуально. Здесь, в ограниченном мирке гостеприимного трактира им нечего делить. Кроме вкусной еды, веселящих напитков и доброй беседы. Таким выглядел посыл Перрины, когда задавала вопрос.
        Жюль не проникся его невинностью. Он не собирался отказываться от общения, но настроился настороженно. Не был уверен, что желание хозяйки поговорить вызвано именно рождественским, незлобивым духом. Еще при входе заметил: ничего, свидетельствующего о почитании главного католического праздника в «Сердцах Жаков» не видно. В отличие от блистающего иллюминацией, разряженного Парижа здесь выглядело повседневно.
        Выглядело несколько... диковато, странновато, что ли - полное отсутствие напоминаний о Рождестве. Не в Азии же находятся. Понятно: нет электричества - нет огней. Необязательно. Можно по-скромному, по имеющимся возможностям помещение украсить, по принципу «сделай сам». Снежинок из белой бумаги навырезать, цепи из разноцветных колечек склеить. Елку поставить. Повесить на нее подручные украшения: бублики, конфеты, марсы-сникерсы на ниточках. Куклу розовощекого, улыбающегося Санты с мешком установить на видном месте для создания настроения.
        Здесь - ни-че-го.
        Хоть бы веток еловых-сосновых накидала, обстановку создала, хвойный запах. Но - не пожелал хозяйка почему-то к Рождеству подготовиться. Необъяснимо.
        Или забыла про праздник? Живет одна, постояльцев зимой не бывает... Телевизора, радио нет. Возможно, запамятовала. Грех ей, если верующая. Надо при случае напомнить.
        В замеченные странности Жюль деликатно решил не углубляться: они с Жаннет здесь ненадолго, только транзитом. Опустил взгляд в стакан, где плескалась ровно половина от первоначального. Старуха несовременная, а коктейль вкусный приготовила. Жюль отпил еще. Взглянул на Перрину, сидевшую напротив наискосок.
        Какие-то глаза у нее вблизи странные, без белков: то ли болезненно-мутные, то ли кровяные сосуды в обоих лопнули. Неподвижные, будто каменные. Выпуклые, безэмоциональные. Кого-то очень напоминают, недавно видел, буквально сегодня... Жюль напряг память, но хозяйка не дала ему продолжить.
        - Так что привело вас в мои «апартаменты»? - снова спросила она на сей раз более настырно. Обратившись персонально к Жюльену.
        Мысль про глаза ускользнула.
        - Мы с Жаннет собирались сегодня посетить замок Тиффож.
        - Очень хорошая идея. Вас как зовут?
        - Жюль де Лаваль.
        - Барон де Рэ? - почему-то спросила мадам Мартен.
        - Нет пока, - ляпнул Жюль.
        И сам удивился. Вырвалось. Почему «нет пока»? Он, конечно, очень желал бы походить на этого неординарного человека, героя своего времени. Рыцаря-романтика с непростой судьбой. Искателя философского камня с жаждой прикоснуться к вечным истинам.
        Да, он слишком выделялся из толпы. Да, действовал нетрадиционно. Имел ум - одновременно любопытный и полный предрассудков. Желая познать границы возможного, привечал лже-ученых, алхимиков, хиромантов, звездочетов и предсказателей. С риском оказаться в рядах еретиков наивно верил в их сверхчеловеческие способности.
        Именно за эти «преступления» барона де Рэ решили наказать церковники, приписав злодеяния, которых не совершал. Точно! Теперь Жюль знает наверняка. Все сорок семь обвинений суда сфабрикованы нарочно. Только чтобы убрать со сцены неугодного, непослушного, слишком вольно мыслящего и поступающего человека - в назидание другим. Доказательства против него добыли пыточным путем...
        - Восхищаетесь бароном? - продолжила вопрошать Перрина.
        - Безгранично, - ответил молодой человек. И вдруг разговорился, чего с незнакомыми людьми никогда себе не позволял: - Жиль де Лаваль - неординарная персона, окутанная ореолом таинственным и страшным. Сильнейшая харизма его притягивает, будоражит умы исследователей, историков, просто любознательных людей. До сих пор идут споры, чего в нем было больше - доброго или злодейского. Героического - несомненно. Дьявольского - без вопросов. Противоречивый, неоднозначный человек. Такие делают историю.
        - Хотел быть на него похожим?
        - Конечно! На кого же еще? Барон - мой земляк, это связывает. Обидно за него. Франция несправедливо обошлась с одним из лучших своих сынов. Про его подвиги во славу родины следовало бы изучать в школе. С кого сейчас брать пример мальчикам для воспитания характера? С женоподобных, раскрашенных тушью и помадой, заокеанских певцов? Или жеманных, телевизионных стилистов, больше заботящихся о цвете лица, чем о силе мышц? - вопросил обличающим тоном Жюль.
        Он разволновался, будто выступал с трибуны перед тысячной аудиторией.
        - Если завтра война? Кто встанет на защиту отечества? Эти среднего рода существа, одетые в блестки и туфли на каблуках? Не смешите. - Оратор красноречиво вздохнул. - К сожалению, мужественность сейчас не в моде. Печально. Настоящие мужчины должны объединиться для защиты собственного пола, как редкого вида, исчезающего на глазах.
        Собираюсь внести свою лепту в эту борьбу. Когда у меня родится сын, буду учить его военным искусствам. Фехтование, классическая борьба, гребля на каноэ. Спорт для выдержки характера - марафон на двадцать километров в полной средневековой рыцарской амуниции. После такой пробежки будешь спать три дня, а не выискивать лишние волоски в бровях, чтобы удалить пинцетом.
        - А если родится девочка? - вставила вопросительную реплику Жаннет в качестве не последнего лица в деле производства ребенка Жюля.
        - Девочка в данном контексте не рассматривается, - уклонился он, проявив китайский синдром.
        Коротко, о чем синдром: по экономическим причинам новорожденные девочки в Поднебесной не котируются. У Жюльена, выступавшего от имени барона де Рэ, они не котировались из-за другого - неприспособленности вести войну. Однако, вспомнив пример девушки-полководца Жанны, настаивать на своем мнении не стал. Еще не хотелось по пустякам нервировать будущую мать, пусть она еще не беременна.
        - Впрочем, могу и дочку всему вышеуказанному научить, - великодушно предложил Жюль. - Если захочешь.
        - Ну, если она сама захочет... - ответила она неопределенно.
        Жаннет не собиралась вступать в спор до замужества. Рассуждать о ребенке, который еще не родился и не определился с полом, показалось неосторожным. Побоялась сглазить. Потерять то, что еще не приобрела, все сразу: замужество, будущее дитя, а также сегодняшнее предложение руки и сердца, которое только должно произойти. Надежда на которое потихоньку теплилась в остатках душевного оптимистичного настроя.
        Да, она до крайности устала, да хотелось сбросить сапоги и завалиться спать. Где-нибудь недалеко. Можно вон там на свободном столе или табуретках, составленных одна к одной. Обойдется без удобств: подушки, матраса и одеяла. Заснет, подложив под голову голый кулак. Она прошла свой марафон. Намаялась за целый день путешествий на морозе. Устала, но терпела. Потому что страстно желала достичь того, ради чего забралась в глушь Бретани: признание Жюльена.
        Разберемся - стоило ли оно таких нечеловеческих жертв? В принципе, признание ничего не меняет: молодые люди давно убедились, что любят друг друга, намерены соединить судьбы. Рано или поздно свершится их союз, оснований для сомнений нет.
        Но - нельзя вносить хаос в древнейший ритуал создания семьи.
        По неписаной традиции, свойственной всем без исключения народам земли, порядок такой: молодые влюбляются - парень делает предложение - девушка принимает - играют свадьбу. В этом процессе имеется одна деталька, без которой дело далеко не зайдет. Вместе с романтическим предложением руки и сердца, будущая невеста желает получить нечто ощутимое: вещественное доказательство серьезных намерений - колечко на пальчик.
        Это ожидание объединяет невест всего мира, неважно - из какого племени: новозеландских аборигенов или ньюйоркских миллионеров. Оно основано на опыте матерей, которые строго следят, чтобы дочку не обманули. Как бы клятвенно жених ни убеждал в любви, как бы убежденно ни клялся, если хочет жениться, пусть докажет. Пусть раскошелится, чтоб потом не отвертелся. Слова мало стоят. Намерение можно переменить, к тому же его не продемонстрируешь знакомым и родным. А колечко - вот оно! Говорит без слов, само за себя. Всегда с девушкой, греет сердце и радует глаз.
        Сегодняшний вечер для Жаннет был слишком судьбоносным, чтобы из-за мелочной усталости отказаться его продолжить.
        Объясним подробнее.
        С детства Жаннет имела комплекс неполноценности по причине близорукости. Глядя на отражение в зеркале, думала: дурнушка-в-очках, никогда не найдет достойную пару. Достойную не внешности, но характера. Дурака не хотелось, а умные, вроде, только на моделях женятся.
        Подружки зеркалу охотно поддакивали, каждый раз выискивая новый недостаток у Жаннет, забывая про собственные. То губы у нее «узковаты», то «нос картошкой». Да мало ли ерунды можно придумать, когда захочется потенциальную соперницу уколоть и задвинуть подальше в очереди за женихами...
        Когда Жаннет повстречала Жюля, поблагодарила Бога за подарок. Не захотела его по дурости терять. Вела себя деликатно, сдержанно. Не задавала нетерпеливых вопросов как некоторые девушки своим парням: ну когда мы с тобой уже поженимся? Не предлагала снять комнатку на двоих, не пробовала распоряжаться его финансами.
        Считала преждевременным. Опасалась неосторожных слов и действий, которые на Самом Верху могли неправильно понять. Наказать за торопливость неисполнением того, что в душе Жаннет считала почти свершившимся фактом. Самой на себя сглаз накладывать было бы глупостью в высшей степени.
        Вспомнив про «сглаз», Жаннет не удержалась, чтобы не произвести тайком известный ритуал: постучать по дереву, сплюнуть через левое плечо. Предрассудок, конечно, но настолько въелся в умы, что стал привычкой. Постучать - постучала, снизу незаметно о крышку стола. Повернула голову плюнуть налево.
        Там сидела старуха Мартен. Телепатически или по-другому, она угадала намерение соседки. Отшатнулась, замахала обеими руками, будто отбиваясь от еще не произведенного плевка.
        - Не вздумай! - прикрикнула для ясности и погрозила кривым, артрозным пальцем.
        22.
        Пришлось сдержаться на полпути. По секрету скажем - это будет ей дорого стоить. В приметы надо верить, они не зря придуманы поколениями неграмотных язычников и переняты просвещенными верующими: католиками, православными и протестантами. Но в тот момент воспитание перевесило вековую народную мудрость. Жаннет почувствовала себя неловко: человеком, собравшимся плюнуть на того, кто приютил, обогрел и накормил. Черная неблагодарность - если называть вещи своими именами.
        Неблагодарной выглядеть не хотелось. Оправдаться слов не нашла. За помощью обратилась глазами к другу. Чтобы спас неловкую ситуацию и, в конце концов, на что-нибудь решился. Время-то идет...
        Да, время шло. Жюль знал - пора подниматься, куда-то идти, что-то делать. Но... не хотелось. Лень одолела. Надоело отвечать за все и чувствовать себя постоянно кому-то обязанным. Можно ему отдохнуть полчаса, не заботясь о всеобще-мировых и узко-личных проблемах? Посидеть в тепле, переварить в покое пищу. Поболтать ни о чем.
        Скорее всего - не получится. Беседа «ни о чем» не завязалась. Вдобавок между дамами возникла неловкость. Надо срочно что-то сказать - на нейтральную тему. Иначе придется сидеть в электрически-напряженной тишине. Которая, учитывая присутствие рядом мошенника-дегенерата Делакруа, будет означать затишье перед бурей. Тот воспользуется моментом себе на пользу: не замедлит выставить счет за собственные недовыполненные обязательства, даже не постеснявшись посторонних в лице хозяйки трактира.
        Отдавать инициативу в его загребущие руки в планах Жюльена не стояло. Новой, животрепещущей темы не нашел, брякнул первое, что в голову пришло.
        - Мадам Перрина, вы знаете, что сегодня вечер под Рождество?
        - Ох, не напоминай. - Женщина заодно махнула на него.
        «Не стоит продолжать, видно для нее больная тема, - догадался Жюль. -Поинтересуюсь личными делами. О себе люди рассказывают охотнее всего».
        - Как вы живете здесь вдали от семьи, соседей? Чем занимаетесь в свободное время? - поинтересовался он и пожалел прежде, чем договорил вопросы.
        Оба показались неудачными. Глупыми даже. Неуместными - обращенные к пожилой даме, которой не хватает пенсии, чтобы жить спокойно и достойно. Сразу видно - нелегко ей одной руководить трактирным предприятием, не до отдыха на диване с кроссвордами. Не жалея ног в лаптях, приходится путников обслуживать, кормить-поить за мелочь.
        С бОльшим удовольствием сидела бы она на кресле-качалке в доме престарелых, смотрела бы до отупения программы для сохранения памяти и ясного рассудка. В перерывах современными благами пользовалась бы: ванной с душем, туалетом со сливным бачком. Заработала, поди, в конце жизни иметь централизованную канализацию и водопровод...
        Ляпнул Жюль не в тему - ну да выпущенную птицу обратно не поймаешь. Хорошо, хозяйка неловкости не заметила.
        - Я здесь не скучаю, колдую понемножку, - бодро ответила Перрина и даже не подумала жаловаться.
        Значит - Жюль ошибся в предыдущих рассуждениях. Кроме одного - про любовь рассказывать о себе.
        - Летом на досуге по лесу гуляю, чудотворные травы собираю, - продолжила старая дама. - Зимой сушу, зелье готовлю.
        - Что за зелье? - вклинился с вопросом Делакруа.
        - Приворотное.
        - Приворотное - как, для любви? - спросила Жаннет.
        - Нет, для мечты.
        - Что это означает?
        - Означает, что каждый сегодня получит то, что желает. Мое зелье чрезвычайной силой обладает. Вы на себе в этом убедитесь: я влила его в рюмки, - чистосердечно призналась хозяйка и неспеша оглядела каждого гостя по-отдельности.
        Сообщение произвело эффект разорвавшейся хлопушки, из которой фонтаном вываливаются разноцветные кружочки конфетти. Постояльцы насторожились. Исполнятся желания? С какой стати? Они не заказывали... По-детски наивно не обрадовался никто: хлопушечный взрыв ожидался не с сюрпризом, а с неприятностями. От которых захотелось заранее отряхнуться, как от приставучего, мелкопакостного конфетти, усевшегося на плечи подобно перхоти.
        Все трое сначала недоуменно замерли, потом насторожились. Потом успокоились: мол, ложная тревога - они беспричинно испугались. Старая колдунья слишком древняя и темная, чтобы готовить работающие зелья. Им, цивилизованным и просвещенным, отравиться не грозит.
        Гастон и Жаннет на том успокоились, Жюль занялся дальнейшим анализом. Насчет заявления об исполнении желаний. Пошутила она. С какой стати старушке на курьих ножках вздумается изображать прекрасную фею с волшебной палочкой, если она даже в Рождество не верит?
        Короче, соврала - и все. Исполнять чужие желания, когда собственные недуги не в силах излечить? Не укладывается в логический ряд.
        Тишину нарушил голос Жаннет.
        - Скажите, а в зелье присутствовал алкоголь?
        У кого что болит... Делакруа презрительно хмыкнул, подумал - дурочка. Жюль снисходительно улыбнулся, подумал - святая простота. Оба промолчали.
        - Успокойся, деточка, не присутствовал. - Перрина повернула к ней голову. - Мне нравится ход твоих мыслей. Девственно невинный. Незакомплексованный, как у некоторых... За это будешь вознаграждена. Ты единственная выживешь сегодня, - проговорила она пророчески и зло зыркнула на Гастона.
        «Ты о чем там каркаешь, старая ворона!» - хотел крикнуть Делакруа в ответ на ее заявление и взгляд. К удивлению - не смог произнести ни слова. Язык не шевелился, будто окаменел во рту. Точно так, когда его пять лет назад парализовало.
        Гастон не поверил собственным ощущениям. Не существует такого вида избирательной парализации - затрагивающей только один орган. Решил разобраться. Перегнулся через стол к сидевшей напротив хозяйке. Это ее происки, они не пройдут лешачке даром! Желая выругаться погрязнее, пообиднее, он пару раз дернул головой и... не произвел ни звука - из-за языка.
        Перрина не обратила на него внимания.
        Пришлось сесть на место с поджатым хвостом.
        23.
        Заявление трактирщицы создало растерянную ситуацию. Даже подкованный в логике Жюль затруднился среагировать. Что делать, когда слышишь детский лепет из уст взрослого человека, которого не подозреваешь в слабоумии? Всерьез воспринимать смешно, напрямую объявить дураком неприлично. Все-таки, они у мадам Перрины в гостях.
        Лучший выход - начать улыбаться. Будто принял сказанное за шутку недалекой старушенции, потихоньку сходящей с ума от недостатка положительных эмоций и партнера для домино по вечерам...
        - Ты прав, рыцарь, я пошутила, - вслух подтвердила женщина и кивнула на остатки коктейля. - Ты пей, пей, не бойся. Именно твое желание осуществится в полной мере.
        Жюль послушался. Приложил бокал ко рту, отпил несколько глотков, потом - до дна, не ощущая вкуса. Неудивительно: напиток поменял значение, вкус отошел на второй план.
        Перрина тем временем перевела глаза на соседку Жаннет. Долго глядела - молча, любовно.
        - Ты красивая, - сказала, наконец, старуха с неизвестно откуда возникшим чувством. - Сними резинку с волос, так лучше будет. Ты мне кого-то напоминаешь.
        Жаннет тоже послушалась. Убрала резинку с хвостика, разложила волосы по плечам, взбила для объема. Они упали волнами вдоль щек. По обычаю - бледных, сейчас не казавшихся нездоровыми. Щеки приобрели цвет слоновой кости, чудесным образом облагородившись.
        Жюль уставился на девушку нетрезвым взглядом. Изменившимся. Будто посмотрел другими глазами. Точнее - глазами другого человека. Близкого по духу. Того, кем давно мечтал стать.
        Подумал: никогда не видел девушку при свечах. Признал правоту Мартен. В незаслуживающем доверия свете Жаннет показалась красавицей. Выражением глаз, где за детской доверчивостью пряталась железная целеустремленность, она тоже напомнила ему одну персону. В отличие от трактирщицы, Жюль прекрасно знал - кого.
        Жанну... Ту юную крестьянскую дочь из лотарингского села Домреми, которую он страстно обожал когда-то. Давно. Многие века назад. Героиню сказок и баллад. Любимицу французского народа. Храбрую воительницу с душой, не тронутой греховными помыслами. Его - барона де Рэ тайный идеал.
        Права поговорка: люди, при жизни ставшие легендами, долго не живут. К Жанне она относилась в полной мере. Короткая жизнь, яркая судьба, страшная гибель. Чем она заслужила? Сражалась с врагами родины, в благодарность была предана тем, кого возвела на престол - королем Франции. Олицетворенная невинность, погубленная развращенным сознанием. Высшая справедливость, злодейски отправленная на костер.
        И никто не знает одной тайны: на том же костре погиб другой герой. Погиб не буквально. Умер в душе. Боевой товарищ, верный друг и помощник Орлеанской Девы - Жиль де Рэ, заслуженный маршал Франции, потомок родовитых воинов, проливавших кровь во славу отчизны. Своенравный, дерзкий, бесстрашный рыцарь, королевским указом назначенный сопровождать Жанну в походах.
        А он не справился с главной миссией жизни! Что может быть больнее для гордой, благородной души, почитающей кодекс чести превыше людских и Божьих законов? Жанна рассчитывала на него. Он ее не уберег. Милое, святое существо, ЕГО Жанну.
        Погубил ее, не буквально, но косвенно. Оставил в ответственный момент. Увел войска, поддавшись на хитрую уловку - невольное преступление, черным пятном накрывшее всю последующую жизнь. Грех, который не искупить папской индульгенцией, потому что не перед Богом совершен. Никто его вины не заметил. Но обвинения, предъявленные себе, оказались невозможными пережить.
        Жиль де Рэ совершил поистине роковую ошибку. Бросил в беде боевого товарища - нарушил клятву, запятнал честь. Не уберег любовь, святую в чистоте. Разве могла перенести такое унижение его чувствительная гордость?
        Угрызения разъели совесть, разрушили душу, помутили разум. Заставили совершить все те глупости, после которых из героя превратился в монстра. В посмешище - Синюю Бороду. Страшилку для малолетних, предмет отвращения для всех остальных.
        И невдомек любителям исторических казусов: он не преступник, а жертва...
        Жюль начал волноваться. Из-за ничего. Из ниоткуда. Взгляд впился в лицо Жаннет. Нет, так не бывает... Да, глаза не врут... Жаннет - это Жанна? Разве возможно? Не игра ли его болезненного воображения? Действительно они похожи или только в его взбудораженном уме?
        В груди заныло. Поразительное сходство. Нет, не сходство. Одно лицо. Знакомое, но забытое века назад.
        Открытие привело душу в трепетание.
        В нездоровое трепетание. В судорогу. От застарелой боли, погубленной любви. Незажившая рана... Зачем трактирщица решила разворошить ее своими скрюченными, шершавыми, почерневшими от колдовских манипуляций пальцами? Почему не спросила позволения у него - ее господина?
        В один миг Жюльеном овладело негодование, которому требовалась только искра, чтобы вспыхнуть пламенем гнева. Проклятая ведьма! Пусть вспомнит свое место в табели о рангах и не вздумает продолжать его испытывать...
        Перрина не вняла телепатическому предупреждению хозяина.
        - Жанна... - потихоньку проговорила старуха и потянулась рукой к ее щеке, намереваясь отодвинуть волосы.
        Это уже был вызов. Искра. Именно та, за которой следует пожар.
        - Убери от нее свои уродливые пальцы! - потребовал Жюль грозно и пристукнул по столешнице, подтверждая, что не шутит.
        Приказного тона трактирщица не испугалась, но руку от Жаннет убрала. Покрутила пальцы перед собственным носом, будто увидела впервые.
        - Да, уродливые, - спокойно признала она.
        И резко вытянула руку вперед - к Жюлю.
        Он брезгливо отшатнулся.
        Кисть ее представляла зрелище, не предназначенное созерцать за обеденным столом. Ни одной ровной косточки на тыльной стороне ладони, пальцы изогнутые, исковерканные, поломанные и неправильно сросшиеся, с опухолями на суставах в виде корявых узлов.
        Мясо между костями усохло и потемнело трупными пятнами. Кожа в мозолях и струпьях. Вдобавок - остроконечные ногти, коричневые то ли от грязи, то ли от старости. Отвратительно. И этими, столетия не знавшими прикосновения мыла и теплой воды, закорючками она готовила им еду?
        - Они не всегда были такими, - терпеливо объяснила хозяйка. - Ты прекрасно знаешь. Все от пыток, когда кости переломали...
        - Кому кости переломали? - спросила Жаннет для уточнения.
        - Как кому? Колдунье Перрине Мартен.
        - Ну не вам же.
        - А какая разница? - спросила женщина с таким удивлением, что каждый присутствующий понял: действительно - какая разница? Они две - это одно.
        - И как же вас... то есть ее пытали? - опять спросила Жаннет.
        - Сначала ноги засунули в «испанские сапоги». Знаете, что это такое?
        - Нет. Что-то слышала... В связи с инквизицией. В средние века, - проговорила девушка и продолжила, чтобы не подумали, что она невежда в мировой истории: - Католическая церковь объявила войну еретикам и ведьмам, применяла к ним пытки и костры. Но ведь это бесчеловечно - сжигать людей живьем. Не по-христиански.
        - Верно. Сжигали, чтобы других запугать. Пытали, чтобы вытянуть признание. Так вот, ноги мои... ее... короче, ноги засунули в железные сапоги. Модель следующая: часть сапога, в которую совали ступню, сделана в виде металлических лент, которые могли сдвигаться. Цель - сжимать ногу до потери терпимости.
        Для большего эффекта кто-то из мучителей железным молотом бил сверху, дробя кости. Чтобы человек уже никогда не смог нормально двигаться, если случайно выживет. Популярность сапога объяснялась его изощренностью: кожа на ноге остается целой, а кости внутри, как в мешке, все побиты. Вот от чего у меня ступни изуродованы.
        «От другого у тебя ступни изуродованы, - возразил мысленно Жюль-Жиль. Сознание раздвоилось, чему он не удивился, а страшно обрадовался. - Да не изуродованы вообще».
        «Ты помолчи, обманщик и богохул!» - ответила Перрина тоже мысленно. Вслух сказала:
        - Потому мои ноги выглядят как лапы. А руки как крюки. Из-за тебя пострадала, - продолжила старуха выдвигать обвинения.
        Молодой человек не ответил, считая ниже своего достоинства пререкаться с колдуньей. Решил молча копить раздражение. Когда наберется достаточно, бабке непоздоровится. Барон де Рэ - де Лаваль не даст над собой безнаказанно насмехаться.
        Пристальными, колючими глазами он смотрел на нее, ожидая дальнейших откровений.
        И они последовали.
        - Потом меня... то есть - ее колесовали.
        - Враки, - объявил Делакруа, язык которого только что оттаял.
        - А это как? - любопытство не покидало Жаннет.
        - Очень просто. Человека раздевают...
        - Догола? - неверящим тоном уточника девушка.
        - Догола. Железным прутом ломают самые длинные кости. Потом привязывают к огромному колесу сверху и оставляют умирать на свежем воздухе, глядя в небо. Получается долго и мучительно. Особенно, когда птицы начинают заживо клевать.
        - Кто же вас спас? - все-таки подал голос Жюль. В его голосе звучало больше иронического, чем сострадательного.
        - Провидение, - уклонилась женщина от прямого ответа, как уже делала не раз. Она больше не употребляла словечко «она» вместо «я». То ли не считала нужным, то ли это действительно не имело значения. - Теперь вот инвалидка. Все из-за тебя! Столько мучений приняла, а тебя не выдала.
        - Я-то причем? Меня тоже пытками пугали.
        - Пугали, да не применяли. Потому что из высшего сословия. А ты за мои страдания даже заупокойную не заказал. Свечку в память не поставил. Крест на могиле не соорудил... - вывалила она скопом давние обиды.
        - Ты не забыла одну вещь? Меня самого умертвили, недолго после тебя, - начал оправдываться Жюль, будто в самом деле был в чем-то виноват.
        Жаннет смотрела непонимающе.
        24.
        Происходившее в таверне стало напоминать мистерию. Походило не на беседу случайно собравшихся людей, а на перебранку старых знакомых. Или, продолжая ассоциации с театром, на диалог двух актеров в спектакле на трагическую, историческую тему. Или на пьесу в стиле низкопробного реалити-шоу: взаимные обвинения, угрозы, скандал, а в конце зрителей порадуют дракой.
        Но такое невозможно! Жюль - ее верный друг и будущий муж, никогда не видел эту отвратительную на вид старуху. Почему он оправдывается? Да еще в прошедшем времени? Они вообще разговаривают ненатурально, будто... будто...
        Жаннет не находила слов. Вернее - боялась облачить в слова то, что подозревала. Или она сходит с ума... Или забыла проснуться... Они разговаривают, будто - воскресшие из мертвых!
        В горячечном пылу участники спора на ее сомнения-подозрения-недоразумения не обратили внимания. Дискуссия продолжалась на повышенных тонах.
        - Да, умертвили, но ты же мог попросить своих подручных! - продолжила трактирщица обиженно. - Или родственников. Такая малость для вас, высокородных, свечку поставить за упокой бедной Перрины. Помянуть на сорок дней. А мне вот мучайся теперь веками. Душа прибежища не находит. Носится одинокая между небом и землей...
        - Скорее между землей и адом, - иронично вставил Жюль. Или он уже не Жюль? Затруднительно сказать. Ладно, до выяснения личности пусть пока называется так.
        - Не смейся. Не одна я от тебя пострадала. А ведь сохранила верность. До самого страшного конца. И после тоже... - Женщина шумно вздохнула, жалея себя. Повторила: - Не я одна пострадала от твоей гордыни. Еще одна невинная душа... Да она совсем пропала. Души сожженных на костре погибают безвозвратно.
        Трактирщица посмотрела с нежностью на Жаннет. Потом на молодого человека - с мстительным выражением, от которого пламя в его душе, едва утихшее, поднялось тревожными всполохами.
        - Предупреждаю... - начал он с угрозой и уставил на нее гневные глаза.
        - Да. Не одна я пострадала, - повторила она упрямо. Почему угроза не подействовала - осталось загадкой.
        Повернувшись к Жаннет, Перрина прежним - ласковым - жестом потянулась к ее волосам. На сей раз девушка сама отклонилась. Было неприятно. Не понимала, что происходит. Тупо вертела головой, переводя удивленные глаза с Жюля на хозяйку и обратно, ожидая объяснений.
        Которые так и не поступили. Без конца спрашивать надоело. Тем более имелась догадка, что правдивого ответа не услышит. Жаннет решила молчать, наблюдать и догадываться сама.
        Когда дотронуться до девушки не удалось, женщина показала на нее кривым пальцем и с укором проговорила в сторону оппонента:
        - Самое главное - ее ты не уберег! Свою Жанну...
        - Замолчи, Перрина! - крикнул Жюль. Стукнув ладонями о стол, он вскочил с места, опрокинув табуретку. - Я тебя предупреждал!
        В возбуждении зашагал он по кругу в центре комнаты, нервически жестикулируя. Временами закрывал лицо руками, и тогда из-под них доносился то ли всхлип, то ли стенание. Потом остановился, погрозил старухе пальцем:
        - Замолчи, не напоминай!
        - Не замолчу, герцог Монморанси - барон де Лаваль! - крикнула Перрина в ответ. - Вы совершили ошибку, барон де Рэ, герцог де Бриенн, де Крайон и прочая. Длинное имя - короткий ум. Зачем поверили королю, отозвали войска, когда война еще не была закончена? Сами уехали ко двору развлекаться, оставили Жанну без поддержки. Ее сожгли в Руане, а где вы были в тот момент?
        - Я не знал... Меня предали... Оговорили... Опутали враньем... Разве мог я не поверить королю? Я же не знал, что он замыслил величайшее предательство! Той, которая спасла его честь, возвела на престол!
        Перрина будто не слышала объяснений. Продолжала обвинять:
        - Не пытайся оправдаться. Ты знал, что война с англичанами не закончена. Ты не должен был покидать лагерь. И сам понимаешь это. Потому душа твоя не находит покоя. И не найдет никогда. Ты погубил Жанну!
        - Я любил ее! - крикнул Жюль. С удвоенной энергией - гнева и отчаяния грохнул кулаком по столу.
        Грохнул мощно - как кувалдой. Боли не почувствовал, и сам удивился. Посмотрел: рука его - в железной перчатке, локоть и плечо закрыты латами.
        Оглядел себя с ног до груди.
        Он был одет в рыцарские доспехи - настоящие, ощутимо тяжелые, начищенно сверкающие. Наполнила гордость за себя. Вспомнил из Википедии самый известный портрет Жиля де Лаваля в этих самых доспехах из металла, повторявших выпуклые очертания мышц - средневековый Робокоп.
        Жюль имел сильное, пока не подтвержденное, подозрение, что сейчас он представляет точную копию кумира. Интересно, элегантно-небрежная прическа «под хиппи» тоже появилась на голове? Жаль, нет под рукой зеркала посмотреться...
        Не беда. Уверенность росла посекундно. Вместе с энергией, вливавшейся в тело, вместе с мощью, наполнявшей мышцы: бицепсы, трицепсы, трапеции и дельты. Жюль расправил плечи, гордо повел головой. Он теперь точно знал, что выглядит двойником барона.
        Нет, не двойником, а им самим.
        Значит ли, что его можно называть «Жиль де Лаваль - де Рэ» и далее по порядку все положенные титулы и звания? Без сомненья! Мечта исполнилась. И не во сне, а в самой действительной реальности...
        На мгновение сознание отключилось. Моментальным щелчком, электрическим ударом. В голове помутилось, Жюль закрыл глаза. Когда открыл, увидел окружающее другим человеком.
        Он остановился посреди комнаты, расставил ноги посвободней, руки упер в бока. Знал - в боевом облачении выглядит внушительно. Господин среди подчиненных, хозяин положения, имеющий право выносить приговор.
        Наклонив голову, уставился грозным взглядом на вышедшую из повиновения старуху. Что он хотел бы с ней сделать? Какое наказание придумать в назидание?
        Самое страшное для человека - погибнуть. Только не для бабки Мартен. Мертвые два раза не умирают. Неважно. Если она зайдет слишком далеко, он попросту оторвет ей голову. Ведьма замолчит. На время. Ему хватит - исчезнуть. Не одному. У барона имеется план...
        - Ты ее погубил! - продолжала между тем Перрина тоном инквизитора, по-современному - прокурора. - Ты погубил деву Жанну, оставил без защиты. Коришь себя за то. Не находишь ни прощения, ни оправдания.
        Потому что их не существует. Более того. За величайшее предательство тебя наказали Небеса, при жизни отняв разум. За преступления, которые совершил в безрассудстве, тебя наказал суд. За извращения и надругательства прокляли в народе. Родина, которой ты беззаветно служил, забыла заслуги, вычеркнула из истории. Эта несправедливость тебя тоже гложет.
        - Слишком много наказаний за одну ошибку - чересчур сурово с христианской душой, не находишь? - спокойно проговорил барон.
        - Да что за ошибка-то? - вопросила Жаннет, не выдержав продолжавшейся недоговоренности.
        25.
        Участники сцены явно ее игнорировали, что не понравилось. Не в стиле Жаннет - сидеть безмолвной статисткой для антуража. Слишком тяжкое испытание для любительницы любопытствовать и болтать.
        От неясности мучил вопрос. Если в результате перебранки возникнет драка, на чью сторону встать? По логике - должна поддержать любимого друга. По другой логике - старуху, ведь она защищает именно ее, Жаннет. Вернее, погибшую девушку Жанну, но это не имеет значения: имена идентичны, значит - персоны тоже.
        Но о чем, собственно, речь-то?!
        Понять удавалось не очень. Ясно одно: разговор шел о событиях времен Столетней войны - между Францией и Англией. Последняя явилась как агрессор, желая захватить побольше земель и посадить на трон своего короля.
        На том познания Жаннет в отечественной истории заканчивались. Тем более не распространялись они на подробности событий, где участвовала Жанна Д’Арк. Знала про нее общеизвестное: народная героиня, девушка-полководец, за что в Париже ей поставили памятник, а в Лувре повесили портрет.
        Когда недружественная беседа двоих перешла на личности, Жаннет потеряла ее нить. Разброда добавил странным образом изменившийся вид Жюльена. Изменившийся до неузнаваемости: прическа, одежда, голос. Только глаза остались прежние. Тот ли это Жюль, с которым она сюда пришла?
        Обидно: ни один из дискуссирующих не посчитался с присутствием Жаннет, не объяснил причин расхождения мнений. Лишь упреки с одной стороны, оправдания с другой.
        Внутренним чутьем Жаннет догадалась - разговор каким-то боком касается ее. Ускользала от понимания степень касания: прямо, косвенно? Либо опосредованно: через Жюля, которого знала достаточно долго, или через трактирщицу, которую видела в первый раз?
        Объяснений ждала от друга, а получила от мадам. Перрина сделала паузу отдышаться после прокурорской речи.
        - Ошибка барона де Рэ в том, что слишком любил Жанну, - произнесла она негромко, как-то устало, по возможности смягчив свой скрипучий, от природы неблагозвучный голос. - Ты вообще понимаешь, о ком между нами речь?
        - Ну-у, немножко... - соврала Жаннет. - Я не вполне согласна. По-моему, слишком любить - совсем не ошибка. Почему вы его в том обвиняете?
        - Да я не обвиняю... Просто жаль, что так глупо произошло. Обидно за нас, невинных девушек...
        До сих пор пьяно молчавший Делакруа, услышав про «нас, невинных девушек», нарочито громко хмыкнул. С намерением осмеять Перрину. Молча. Вслух грубить поостерегся, помня про индивиуально парализовавшийся язык.
        - Чего усмехаешься, деревенщина? - тут же осадила его хозяйка.
        Раз спрашивает - надо ответить. Пусть потом не обижается.
        - Как-то не вяжется твой прожженный облик мошенницы с понятием «невинная». Ты бы уж не смешила чертей в лесу по соседству с твоим трактиром.
        - Представь себе - не вру! Девушкой прожила, замуж не выходила.
        - Да кто бы тебя взял, хромоногую каргу? Не выходила, потому в ведьмачку и превратилась. Ха-ха-ха!
        Делакруа перестал сдерживаться и громко, некультурно захохотал - по-свинячьи хрюкая и икая. Его никто не поддержал. Старуха махнула рукой, как на неисправимого идиота, мол - с ним связываться, время зря терять. Сказала, обратившись к Жаннет:
        - Мне жаль, что у Жанны судьба не сложилась. В девятнадцать лет погибла девушка. Ни любви не познала, ни ребенка не родила... Она романтичная была. Знаешь, с каким кличем поднимала в бой воинов?
        Жаннет застенчиво покачала головой. Показалось стыдным: она, студентка университета, не знает вещей, которые ведомы необразованной старушке.
        - Жанна поднималась во весь рост и кричала: Кто любит меня - за мной!
        - Ах, здорово! - вздохнула девушка. - Жалко ее, конечно. Только сколько лет с того времени прошло. Почему вы про это вспомнили?
        - Я тоже романтичная...
        Тут уж хмыкнул барон де Рэ.
        Перрина обиделась. Подумала: мужчинам никогда ее не понять. Думают примитивно: старая, страшная, значит - ведьма.
        Почему никто не оценил ее красивую душу? Ни тогда, ни сейчас.
        Недогадливые. Грубияны, обманщики, эгоисты. Эх, мужчины... Барон де Рэ в том числе. Однажды уже совершил предательство. Ошибку, стоившую жизни многим и ему самому.
        Жиль де Лаваль слишком упрям и самонадеян. Не заучил урок, стоит на пороге новой ошибки. Которую она, Перрина, должна предотвратить.
        - Тебе следовало заранее позаботиться о спасении души, - проговорила она в адрес барона. - Неужели после всего, что совершил: богохульные обряды, воззвания к врагу рода человеческого, убийства детей, противоестественные половые сношения, алхимия, издевательства с неописуемой жестокостью... после этих преступлений ты все еще считаешь себя правоверным католиком?!
        - Да, считаю. И никогда не признаюсь в обратном. Потому что все, что ты назвала - это оговор. Происки алчных врагов, пожелавших завладеть моими богатствами.
        - Ах, несчастный. - Перрина сожалеюще покачала головой.
        Не потому, что сочувствовала господину.
        Непонятно было его упорство. Он до сих пор не раскаялся. Не исповедался чистосердечно, чтобы утихомирить собственную совесть. И ее заодно, ведь они связаны - прочно, навечно. Неужели не надоело ему пребывать в промежуточном пространстве? Неужели не пришло время осознать грехи, попросить Небесного прощения?
        Неужели нет желания обрести, наконец, тихую обитель? Занять теплое местечко на Небесах и в бестревожной нирване размышлять о пройденном пути? Зачем продолжать упорствовать в лже-идеях, множить бессмысленные жертвы...
        - Ты упрямец. Купаешься в дьявольских заблуждениях, не думая о последствиях. Не смирился даже через века. Не даешь душе успокоиться. Мыкается она в поисках загробного пристанища и везде получает отказ. Бродит - одинокая, неприкаянная...
        - Господь послал мне надежду спастись.
        Жюль-Жиль выпрямил грудь под доспехами и встал в величественную позу, по-театральному: одну ногу вперед, ту же руку - к зрителям. В одеянии рыцаря он ощущал себя килограмм на сорок тяжелее, от того самоувереннее. Он не собирался продолжать оправдываться перед какой-то бывшей ведьмой. Она - пройденный этап. Приоритеты сместились.
        Он посмотрел ласковым взглядом на Жаннет.
        - Господь послал мне второй шанс. Использую его с большей пользой и благоразумием. А ты, Перрина, не забывай! Дьяволу поклялась - быть мне верной. Помни клятву!
        - Я помню. И не изменю. Клятвы, данные сатане нарушать труднее, чем Богу. За нарушение - страшнее наказание.
        Старуха посмотрела на девушку, коротко. Потом долго - на барона.
        - Господь слишком милосерден. Не понимаю, за что тебе дарована еще одна попытка. Не поможет она. Ты по судьбе грешник. Только еще одну душу погубишь, - сказала она с интонацией повествовательницы плохо кончающихся сказок.
        И убежденностью предсказательницы будущего, которое знала точно. Чтобы заглянуть наперед, не требовалось раскладывать карты или читать по руке. Она имела дар. Не зря когда-то давно, еще при жизни, выдавала себя за колдунью, знавшую толк в предсказаниях, приворотах, ворожбе.
        Тогда, шестьсот лет назад, ей внимали охотнее: времена были темные, народ доверчивый. А барон де Рэ опять глядит с сомнением. Ну да не впервой - он всегда отличался упрямством, граничившим с самодурством.
        Может, хоть сегодня послушается разумного совета...
        26.
        Последняя попытка - пробудить сострадание, добиться своего. Перрина приподняла брови в жалобной гримасе и вдруг униженным тоном попросила:
        - Оставь ее! Не губи во второй раз. Чистая душа не поможет грешной, неприкаянной...
        - Да что ты заладила - грешная да неприкаянная! - перебил рыцарь, возмутившись. - Посмотри на себя. Сидишь здесь испокон веков взаперти, на отшибе, столетиями живого человека не видишь. Ни отвелечься, ни поговорить, одичала - одна на весь лес...
        - А я не одна, - неожиданно живо заявила хозяйка. От жалобной интонации не осталось следа. Повторила для убедительности: - Я не одна. Со мной души. Такие же, как вы. Вон посмотри, они там ходят.
        Она округло повела рукой. В пустом зале, где поначалу сидели только четверо, создалось впечатление толпы. Внезапно и ниоткуда - внутри оказалось полно народу. Только не из плоти и крови. Сумрачно освещенную комнату наполнили живые тени, падавшие неизвестно от кого.
        С монотонным гудением они кружили, скользя по стенам, полу и обстановке, существуя сами по себе, не замечая присутствующих. Темные фигуры их постоянно меняли очертания. Попадая с одного предмета на другой, причудливо надламывались, походя на людей, неестественно поломавших кости конечностей и туловища.
        Из-за чего тени принимали вид получеловеческих, полугеометрических фигур, которые не придумает самое извращенное сознание или психоз. Только абстракционизм. У настоящих людей такие повреждения были бы несовместимы с жизнью. Теням погибнуть не грозило.
        Ужас сопровождал их появление: когда не видишь хозяина тени, приходят мысли о потустороннем. Низкое гудение их нездорово действовало на нервы - расшатывающе, изматывающе, подобно ненастроенной, однотонной радиоволне, которую хочется поскорее отключить. Пока с ума не свела.
        Барон де Лаваль выжидающе насторожился. Жаннет испуганно- суеверно застыла. Гастон, который расслабился и едва не начал дремать, вскинул голову, суеверно замахал руками.
        - А, черт! Ведьма!
        Жаннет оглянулась на хозяйку. Та показала глазами, мол, не бойся, мы сообщницы, тебя я не хотела напугать. Девушка сморгнула и послушалась - не в первый раз.
        Словно по команде, сознание ее изменилось. Страх, заявивший о себе при появлении темных силуэтов, по велению Перрины исчез - за ненадобностью пугать.
        Незаметно мысли ее свернули в направлении, отвлеченном от теней. Развитие сюжета увлекло. Понравилось участвовать в этой фантастической мистерии, постановке без режиссера и зрителей. Одни фигуранты, играющие не по сценарию, а как придется, и Жаннет - в их числе. Интересно. Захватывающе. Любопытно, чем кончится - только и всего.
        Барон огляделся на тени, спросил старуху:
        - Это кто?
        - Это мои посетители. За все время, что существует трактир. «Сердца Жаков» - буквальное название. Их сердца остались со мной навечно. Души тоже. Помнишь стишок:
        Трактир у дороги найдешь,
        Открыт и в жару и в стужу.
        Но если в него войдешь,
        Уже не выйдешь наружу...
        - Так это те, кого ты заманила и...
        - Вот именно, - невозмутимо отозвалась Перрина. Добавила, улыбаясь-ощеряясь: - Они были неосторожны. Доверчиво переступили порог. Вы сделали то же самое. И тоже не выйдете.
        - Глупости лопочешь, химера! - крикнул Делакруа, окончательно пришедший в себя и почуявший, что запахло жареным - в переносном смысле.
        От гудения или от другого - нервы его не выдержали. Древняя старуха выжила из здравого рассудка, выдает ерунду за правду. Кто ей поверит? Только такой же слабоумный, старый пень, как сама. Гастон к этой категории не относится.
        Все, надоело слушать безумные речи и наблюдать чертовщину!
        В дожонце проснулась энергия разрушения. Воспрял сопротивленческий дух, ожили партизанские замашки. Захотелось заявить о себе, перестать ощущать пешкой в чужой игре. Взять, что давно положено, да уносить ноги из колдовского вертепа.
        - А-а-а! - зарычал он. Вскочив с места, одним движением руки смахнул прочь все, находившееся на столе.
        По комнате разлетелись тарелки, рюмки, кости, остатки мяса и овощей, горящие свечи, от которых пол и мебель моментально занялись ярким, веселым пламенем. Вспыхнули подозрительно быстро, будто были заранее облиты горючей смесью.
        Сметенными вникуда оказались также очки, которых Жаннет стало жальче всего. Она вздрогнула и проводила прощальным взглядом родные корректирующие стекла, которые, звякнув об пол, отлетели к той самой крысиной норке в углу.
        Очки еще можно было спасти, пока не добралось всепожирающее пламя. Без них ощущала себя беспомощной и неуверенной, особенно - если смотреть вдаль и подписывать документы. Только собралась подняться...
        Но - не получилось.
        Озверевший Делакруа грубым способом пресек ее попытку воспользоваться мышечной дееспособностью. Упершись двумя руками, он двинул от себя стол, ловко заблокировав Жаннет на табуретке. Испустив боевой возглас и приготовив кулаки, Гастон бросился к барону. Который хоть и преобразил впечатляюще внешность, для дожонца остался врагом государства номер один.
        - Давай деньги! - заорал он, состроив страшную гримасу. Дьявольский эффект ее усиливали всполохи огня, в сумасшедшей пляске прыгавшие по лицу. Которое вспотело и лоснилось от разных теплообразующих причин: выпитого вина, жаркого камина и пылающего негодования.
        Не успел он дотронуться до железных доспехов де Рэ, как гримаса на лице поочередно сменила несколько выражений. Точнее, одно выражение сменилось различными степенями себя, с каждым разом усиливая интенсивность. Устрашение уступило место удивлению. Потом крайнему удивлению. Потом удивлению до предела. От которого Гастон вытаращил глаза до такой степени, что почти вылезли из границ.
        Дожонец открыл рот и начал молча загребать губами воздух. Неуверенно отступил на два шага. Остановился. Поразмышлял. Пошатнулся. Подогнул колени и грохнулся ниц перед бароном, будто целовал землю у его ног.
        Тут наблюдателям, в том числе остановившимся и замолкнувшим теням, стала ясна причина его резко изменившегося настроения и странного поведения. Из спины Делакруа торчал закопченный шампур, на котором недавно жарилось мясо.
        «Негигиенично, - неуместно, но довольно подумал рыцарь. - А Перрина - молодец. И на сей раз не подвела, соблюла клятву».
        - Ха-ха-ха! - услышал он рядом.
        Старуха Мартен хохотала, раскрыв несвеже выглядящий рот от уха до уха. Впервые Жаннет рассмотрела поистине нищенское состояние ее зубов: отсутствовали не только передние, но боковые и задние за исключением клыков.
        Ее непрезентабельный вид, а также смех психически нездорового человека, ужаснули девушку. Заставили очнуться от бездеятельного наблюдения и бесцельного сидения на стуле. Убийство - не шутка. Сюжет реалити-спектакля начал развиваться по самому непредполагаемому сценарию.
        Жаннет не хотелось стать в нем соучастницей.
        27.
        До последнего момента девушка надеялась, что шоу окончится примирением сторон - по закону Голливуда. Очевидно, ошиблась. Она не знала, что постановка с ее участием только начиналась, а насчет хэппи энда у руководителя спектакля имелись очень большие сомнения. Вернее, он точно знал, что счастливый конец в пьесе не предусмотрен.
        Гибель Делакруа оказалась эпизодом, который тут же забылся. Не до того - в трактире разгорался пожар, который нес с собой смерть и хаос. Огонь объял мебель, стены, пол и потолок. С сатанинским ревом подступал он к входной двери, собираясь заблокировать единственный путь наружу - в безопасность.
        Тени-инвалиды, только недавно загробно гудевшие и ходившие организованно по кругу, с визгом заметались туда-сюда. Создавая и усиливая панику, они то сбивались в кучу, то рассыпались, смешиваясь с тенями от пламени, попадали в огонь и пропадали там бесследно.
        Треск горящего дерева, завывание пожара, истерические голоса, доносившиеся из всех углов трактира, дикий хохот хозяйки возвестили Жаннет о приближающемся безумии.
        И неминуемом конце.
        Путь к спасению был отрезан. Воздух, заполненный дымом и продуктами сгорания, обеднел кислородом. Жаннет стала задыхаться. Поняла, что скоро умрет. Мучительно, скоропостижно - от страха, удушья и пламени.
        Сознание неизбежности конца парализовало. Темные силы слишком очевидно одерживали верх. Персонально их невозможно было различить, массово они присутствовали несомненно. Представители потустороннего мира бесновались вокруг Жаннет в безудержной радости: девушка морально парализована, к сопротивлению неспособна, находится в подавляемом меньшинстве.
        Вдруг сквозь шумы и завывания прорезался мрачный, металлический бой:
        - Бомм! Бомм! Бомм! - заявили о себе часы над камином. Роковыми ударами начали отбивать казавшееся неважным теперь время.
        Жаннет очнулась от шока, повернула затуманенную голову на звук. Ошалелыми глазами уставилась в часы, которых раньше почему-то не замечала.
        И которые выглядели соответственно происходящему - ненормально. Черный циферблат, вместо цифр - золотые фигурки нечисти: чертенята с хвостами, лохматые лешие, сатиры на копытах, рогатые демоны, злые гномы. На самом верху, вместо двенадцати стояла смерть в плаще, капюшоне, с косой. В роли стрелок - две заостренные кости.
        Меньшая стояла вертикально в направлении «смерть», другая сдвинулась вправо. Туда, где обычно размещается цифра «два» и на два деления дальше. Там приютился марсианин с яйцеобразной головой и косыми глазами. В руке он держал петлю, на которой остановилась большая стрелка.
        Часы показывали «двендадцать-двенадцать». Некруглое время. Почему они пробили?
        - Двойная полночь, - объяснила старуха Мартен странным образом - с закрытым ртом и нешевелящимися губами.
        Она преобразилась - в худшую сторону, что, казалось, было невозможно. Мясо с лица поползло вниз, будто в ускоренном темпе начало гнить и разлагаться, повисло рваными клоками на черепе. Глаза превратились в сплошь черные - безжизненные, бездонные, беспросветные.
        - Наступило время дьявола, - прогудело из утробы старухи.
        Слова оказались последней каплей для Жаннет. Убийство Делакруа, произошедшее на глазах, огонь, угрожавший сожжением заживо, чревовещающая трактирщица, гниющая на глазах, запутали сознание. Она больше ничего не понимала: жива-нежива, на том свете или на этом, а главное - как она теперь без очков-то?!
        Неведомая сила изнутри подтолкнула принять правильное решение.
        Жаннет бросилась к мужчине в доспехах - единственному, кому доверяла, продолжая ассоциировать с другом Жюлем. Выглядел он незнакомо, но выбора не имела - прижалась к его металлической груди, похожая на растерянное дитя, ищущее защиты у взрослого.
        Девушка не ошиблась адресом. Рыцарь обнял ее железными руками, крепкими как сталь, обещавшими оградить от всех земных и потусторонних несчастий.
        - Не бойся, любимая. Мы теперь вместе. Навечно...
        От пережитых волнений ноги Жаннет начали подламываться, сознание уплывать. Последнее, что она ощутила, была легкость полета и свежий ветерок на щеке. Последнее, что увидела - бушующее пламя внизу.
        Часть 3
        1.
        Запахло мужчиной. Несвежим. Немолодым. Жаннет приоткрыла глаза и по привычке близоруко прищурилась. Она всегда щурилась по утрам, пока не находила очки, лежавшие на прикроватной тумбочке. Сейчас шарить по тумбочке не решилась, автоматически сообразив - не дома находится. Всплыло воспоминание, далекое, будто из другой жизни: очки утрачены навсегда, а «где, как и почему» - не прояснилось. Видимо, придется на время забыть о подсобном средстве для улучшения зрения.
        Срочной необходимости в нем не ощущалось. Сумрак в помещении заметен без того. Оглядеть обстановку не удалось, мешало что-то темное, повисшее прямо перед глазами. Девушка сконцентрировала взгляд и различила низко над собой лицо, слишком близко - от того неловко. Хотела отпрянуть - голова сильнее вжалась в подушку.
        Оказалось - дальше отступать некуда. Она лежала на кровати на спине, руки под тонким одеялом-покрывалом вдоль тела. Стало не к месту смешно: лежит по стойке «смирно»... Какая-то неловкая позиция, несвободная, не характерная для подвижной Жаннет. Желательно пошевелить руками-ногами, повертеть любопытно головой, но чужое лицо мешает. Что оно имеет ввиду?
        Лицо не поздоровалось, не объяснилось, не отодвинулось, заметив открытые глаза Жаннет. Не понимая собственной неделикатности, оно продолжало нависать, не шевелясь, будто замерло. Ничего не оставалось, как хорошенько его рассмотреть и сделать соответствующие выводы. Только на основе наблюдений.
        После беглого осмотра выводов сделалось немного. Хозяин лица выглядел самобытно. Несовременно, старообразно. В подробностях Жаннет его не рассмотрела - из-за слабого освещения, поступавшего откуда-то из-за спины. Разобрала только неприбранные расческой волосы на темечке и такие же неприбранные бакенбарды на щеках.
        Они отросли дикими космами ниже висков и со щек закруглялись хвостиками к бритому подбородку. Такие бакенбарды сейчас не носят. Уже лет... двести, пожалуй. Может, больше. Жаннет видела похожие на портретах основоположников классической литературы - седых, благообразных писателей, с аккуратно заросшими лицами.
        Нависший человек на отличался благообразием. Ни видом, ни поведением не располагал к доверию. Вел себя не по-рыцарски. Не представился, не сделал попытки отстраниться на приличное расстояние, чтобы выйти из зоны прайвеси Жаннет.
        Не понравилась его настойчивость.
        Неприятностью повеяло на Жаннет - не только от лица с запахом бакенбардов. От всей обстановки вообще и ее личного горизонтального положения по стойке «смирно» в частности.
        Как-то неестественно здесь...
        Захотелось исчезнуть из зоны вражеского присутствия - по мановению волшебной палочки. Или спрятаться, не сходя с места - просто по-детски закрыв глаза. Чтобы не видеть силуэт над собой, и чтобы он не видел ее.
        Зажмурилась.
        Трепетала зыбкая надежда, за которую Жаннет лихорадочно цеплялась: она не на чужой постели в одном помещении со странным лицом, а все еще во власти сна. Или очень реалистично выглядящего видения. Вот она закроет глаза, подождет, а когда откроет... очутится на собственной кровати в шумном студенческом общежитии, которое никогда не спит. Жизнь вернется в прежнее русло и потечет в привычном направлении.
        Трюк не получился. С закрытыми глазами Жаннет ощущала себя еще тревожнее. Когда не видишь врага, не знаешь, чего ожидать, как к тому готовиться.
        По ходу мыслей заострила внимание - незнакомца прямым текстом обозвала «врагом». Почему? Ну, сейчас нет времени разбираться, оставим на потом. Когда получим побольше фактов в подтверждение или опровержение. Ясно одно: от игры в прятки с самой собой придется отказаться. На волшебную палочку тоже надеяться не стоит: видимо, она взяла выходной или даже длительный академический отпуск.
        Еще не оглядевшись как следует, Жаннет поняла: находится не в стандартной, городской, малокалиберной спальне, а в другом месте. Которое ни по запахам, ни по размерам не удалось опознать на принадлежность к типу жилища. Одно ощущалось точно: обстановка не оставляла впечатление гостеприимной. Прежде всего - из-за невозможности ее как следует рассмотреть.
        Боковым зрением Жаннет видела очертания кровати под балдахином - королевская роскошь! Дальше распространялся туман, переходивший в темноту. Которую она с детства не переносила. Не то, чтобы боялась, скорее интуитивно. Темнота - чужак, от которого не знаешь, чего ожидать - как от иностранца с неправильным менталитетом.
        Вот сейчас. Все, что не видно, напрягает. Не дает ясности. Не предлагает дружбу. Не показывает приязненных намерений. Значит, что-то скрывает. А скрывать можно только недобрые посылы и целеустремления.
        Запах воздуха тоже не располагал расслабиться с удовольствием: ах, очень приятно, мне нравится у вас! Пахло старьем, как в лавке, продающей подержанные вещи - столетней давности. Которые не только ни разу не пылесосили, элементарно от пыли забыли протереть.
        Постельное белье ощущалось жестким, пересушенным на солнце. Или постиранным без использования смягчителя. Вдобавок - оно не было ароматизировано нежным парфюмом для легкого засыпания и сладких сновидений.
        Кстати про сны. Не к месту вспомнилась одна шутка. Когда Жаннет была маленькая, они с матерью ради смеха говорили друг другу на ночь пожелание в стихах:
        - Спокойной ночи,
        Приятных снов,
        Желаю увидеть
        Козлов и ослов!
        Ну, один из указанных неблагородных животных ей уже привиделся... И вполне даже наяву.
        Ой, что это Жаннет занялась критиканством, обычно ей не свойственным? Точно - дядька настырный виноват. Навис со своей неприбранной головой, похожей на белую козлиную, лохматую сзади и спереди, повлиял на упадок настроения... Как бы от этого козла избавиться, безболезненно и навсегда?
        Подумав, решила поступить дипломатично: не спешить принимать крутые меры, не познакомившись поближе. Вдруг окажется, что седой мужчина - не козел по растрепанности головы и не осел по упрямости характера, а вполне приличный гражданин. Например, хозяин данного жилища, великодушно приютивший незнакомку Жаннет. Обидит хорошего человека нехорошими подозрениями, будет стыдно потом.
        Следует перенастроиться. Полезно для себя. Чтобы не расстраиваться заранее - неизвестно от чего. Да, проснулась в незнакомом месте, да, на пересушенном белье, да, с нависшей головой перед глазами. Но все эти недостатки несмертельны! На них можно посмотреть позитивно: место вполне сносное, белье через день смягчится.
        Вот с упрямой головой будет посложнее.
        Видно, придется к ней привыкать. Ну, не беда, Жаннет не даст мелочам портить себе жизнь! Поднатужила мозги, заставила себя обратить внимание на положительные моменты. Главный: она жива, не испытывает боли, значит, не пострадала. Второстепенный: в принципе, если не придираться, не строить из себя голливудскую звезду, то лежать вполне сносно.
        Правда подушка давит на шею и слишком трещит. Чем они ее набили, соломой, что ли? Матрас чересчур жесткий. Явно не из кокосового наполнителя, который начал входить в моду в Париже. Стародревность какая-то. Что у них тут - про новинки в области наполнителей для матрасов не слыхали? Каталог от Икеа не выписывают про последние достижения мебельного комфорта?
        Вся спина затекла... Почему Жаннет сюда положили? Почему на жесткий матрас, сто лет назад вышедший из моды? Чья это спальня, в конце концов? И что делает незнакомый мужчина в опасной близости от ее невинности?
        Жаннет заволновалась. Собралась вспылить. Вопросы слишком насущные, чтобы оставить без внимания. Взбудоражили, насторожили. Критицизм снова поднял голову.
        Но резко отдаться ему во власть было бы непредусмотрительно. Начинать со скандала в незнакомом месте чревато неприятностями на свою голову.
        Та-а-к, еще раз мысленно оглядимся, не накручивая себя шпионскими фантазиями и не закатывая истерик. Разберемся беспристрастно, с оптимистическим уклоном. Кровать королевская, с балдахином. Слишком тяжеловесная, роскошно-объемная для квартиры гражданина с доходом от пособия по престарелому возрасту...
        На этой мысли сердце без предупреждения екнуло. В голову пришло предположение, от которого Жаннет испугалась про себя: она находится в доме чрезвычайно состоятельного человека!
        Дальше фантазия начала разыгрываться помимо ее воли.
        Жутко неповезло. Вдруг сейчас явится какой-нибудь богач: индийский султан... ой нет, турецкий падишах... ой опять ошибка... а, вот - арабский махараджа! и скажет: я купил тебя в гарем, надевай прозрачный купальник и начинать танцевать танец живота. А Жаннет не то, что танец живота, банальную ламбаду не в состоянии продемонстрировать. Отсутствует чувство такта...
        Алло, Жаннет, очнись! Ты в своем уме? - спросила она себя, начав серьезно волноваться. Еще чуть-чуть и впадет в стресс. Оттуда - в инфаркт. А там и до всеобщего кровоизляния недалеко. Которое непременно приведет к... Ну, известно к чему - к двусторонней парализации, неподвижности тела от шеи до ступней с невозможностью самостоятельно глотать. Зачем самой себя накручивать до такой степени инвалидности?
        Глотать надоело?
        2.
        Жаннет судорожно сглотнула - проверить. Ответ на поставленный себе вопрос звучит: нет, не надоело. Даже жалко будет, если потеряет способность пользоваться горлом по прямому назначению. Теперь она знала это точно и категорически приказала себе не паниковать.
        Только легко приказывать, исполнять сложнее... Думай, Жаннет, думай, вспоминай методы приведения психики в порядок. Отвлечение на положительные моменты не помогло, надо попробовать приемы йоги. Как ее учили на курсах по освоению позы «лотоса»? До-о-лго вдыхать, в замедленном темпе выдыхать. Фу-у-у... спокойно... Закатить глаза под лоб, думать о нирване, презирать низкое.
        Что это, собственно, означает? Жаннет поискала в мозгу ассоциации к словам «нирвана» и «низкое». Навскидку ничего подходящего не нашла. Забыть. Подышала раза три по правилам йоги, вроде полегчало. Во всяком случае панические мысли отступили, те - насчет дубайского шахиншаха.
        Кое-как удалось себя успокоить, однако не полностью. Вопросы неудобства - физического и ментального - вернули к ощущению недружелюбности обстановки. Почему? Психологически логично: это нормальная реакция людей, проснувшихся в незнакомом месте. Не в том, в котором ложились накануне.
        Для Жаннет двойное неудобство: она не знала, где засыпала. А где проснулась - тем более. Точно одно - девушка находится вдали от привычного комфорта и созерцания каждодневных вещей. Именно это настораживает. Перемена образа жизни, даже временная, всегда нежелательна, выбивает из колеи. Спонтанно возник протест, который Жаннет молча предъявила в пространство: она не просила здесь оказаться, пусть вернут откуда взяли!
        Если не вернут, Жаннет проявит гражданское неповиновение. Устроит забастовку, например. Лежачую, чтобы с места не сходить. По всем правилам: с транспарантами, выкриком свободолюбивых лозунгов и гудением в оранжевую пластмассовую трубу,которая по-южноафрикански называется вивизела. По-европейски - тутор. По-американски - тромпет. Откуда знала такие специфические подробности? Кажется, из новостей о футболе.
        Но - не отвлекаться. Акция протеста началась, накал возмущения достиг точки кипения. Продолжим выкрикивать лозунги. Пусть только попробуют не прислушаться к голосу ее рассудка, не отпустить домой! Она обратится в Комитет по правам французских женщин! Закидает письмами Страсбургский товарищеский суд! Восстановит за себя экономически угнетенные страны! Она добьется собственного освобождения из эмиратского гарема...
        Стоп, стоп! Зачем кипятиться? - опять осадила себя Жаннет. Пока не так все плохо. Проблему следует рассматривать панорамно, с разных точек зрения и камер наблюдения. Вот если взглянуть с противоположной стороны - глазами того человека с головой козла, получится иная картина. Совсем не столь невыносимая, как если глядеть с подушки.
        Точно. Не стоит Жаннет раньше времени вставать в позу, угрожать демонстрацией. Объективных причин для массового восстания нет: доказательства преступления не собраны, обстоятельства взятия ее в заложники... вернее - в наложницы, неясны.
        Хозяева дома, возможно, ни в чем не виноваты. Они не просили ее сюда прибывать. Тем не менее проявили добрую волю, разместили на королевской кровати. Только неизвестно, с каким настроением: по нужде, из жалости или с тайным нежеланием, но под давлением чего-то? Одно несомненно - не из лучших побуждений. С какой стати чужие люди станут относиться к Жаннет по-дружески?
        А с какой стати она подумала, что находится среди людей?
        Ой. От неожиданно пришедшего на ум вопроса пришлось вздрогнуть. Потом испугаться. Не так маловерятно он звучал, как по-первости показалось.
        Так. Срочно припомнить в подробностях произошедшее вчерашним вечером, приказала себе Жаннет. Перед глазами встали туманно-неопределенные образы: горящий трактир, беззубая хозяйка, убитый шампуром Делакруа. Мятущиеся в огне, стонущие тени. Фигура рыцаря в доспехах, к которому Жаннет обратилась за защитой. Потом резко наступила чернота, только ветерок на щеке остался...
        Странное ощущение получила. Жаннет увидела картинку, затуманенную не дымом пожара, а дымкой времени. Будто воспоминание не о вчерашнем дне, а о давно прошедшем событии. Или о наблюдаемом со стороны. Нет, сверху. Нет, из зрительного зала. Неважно. Оно обман.
        Хватит лежать без движения, приказала себе девушка, пора действовать. С чего начать? Вопрос, конечно, интересный... Не найдя ответов из собственного опыта, Жаннет поискала в памяти примеры коллег по несчастью. Из литературы.
        Пришли на ум жертвы кораблекрушений, самые известные из которых Робинзон Крузо и Гулливер. Читала про них давно, еще в школе. Подробности крушений забылись, но остальное помнит. Оказавшись на необитаемом берегу, спасшиеся счастливчики первым делом отправлялись искать подходящее бревно и острый предмет типа ножика. Отметить день собственного невезения.
        Намек для Жаннет: при попадании в незнакомое место прежде всего следует идентифицировать себя в календарной дате. Точно! Как она сразу не догадалась? Это же элементарно. Именно с того начинали одинокую жизнь на затерянном в океане клочке земли знаменитые книжные персонажи.
        Вывод. Что самое главное для человека, выброшенного на берег вдали от цивилизации? Календарь! Чтобы тщательно следить за временами года и днями недели, аккуратно отмечая прожитые дни зазубринками на дереве или царапинками на скале. Данное правило чрезвычайно важно. Его следует вписать золотыми буквами в Инструкцию по перелетам и переплывам на воздушных и морских лайнерах.
        Инструкция должна лежать на видном месте - рядом с книгой жалоб - и называться «Памятка потенциальным жертвам крушений». В которой первым пунктом указать: ведите календарь пребывания на острове. Требование к персоналу лайнера: пассажиров на борт не пускать пока не распишутся, что ознакомились.
        Потому что строгий учет рабочих дней и выходных - важнейшее условие для будущего спасения. В необитаемом месте не имеется предметов учета времени. Вроде примитивного петуха, возвещающего начало дня. Или мобильного телефона, подсказывающего дату. Не дай Бог крушенцу ненароком согрешить, пропустить церковные праздники: по ошибке начать работать в воскресенье, а на Рождество забыть сделать подарки и не сходить в храм.
        Небеса накажут. Не пришлют на помощь вертолет или лодку берегового спасения. Даже Пятнице запретят появляться в районе беды. Такова расплата за пренебрежение к правилам инструкций. Придется несчастным, нерадивым и ленивым робинзонам и гулливерам, пренебрегшим календарем, коротать одиночество без пенсии, проклиная собственное упрямство и недальновидность.
        Судьба, которую наша героиня для себя не желала иметь.
        Итак, отправная точка - день кораблекрушения, то есть - вечер пожара. Она точно запомнила - четверг двадцать четвертого, день накануне Рождества. Или это было не накануне? И происходило ли вообще? Где Жюль? Как давно она здесь лежит? Где она, собственно?! Очень желательно - не в убежище нечистой силы... И не на пустынном острове в компании владельца неприветливого лица с косматыми бакенбардами.
        Самым само-собой-разумеющимся способом узнать ответы на вопросы было бы спросить у лица. Одно останавливало: Жаннет пока не определилась с линией поведения против козлообразного мужчины. Что, если он начнет врать насчет времени и места? Сходу верить чужому незнакомцу она не собиралась - не устраивала его неблагонадежная внешность. Припереть же его к стенке нечем: ни фактов, ни аргументов.
        Приходится рассчитывать лишь на собственное здравомыслие. Значит, продолжит размышлять.
        Что мы имеем? В принципе, ничего позитивного. Одни предположения, волнения и стресс. Единственный плюс: Жаннет пришла в себя и в состоянии искать выход. В буквальном смысле - дверь.
        Короче - бежать надо, пока не поздно. Недружелюбная обстановка не предвещала гостеприимных хозяев, лучше ретироваться отсюда до их прихода. Но не торопиться. Не соскакивать с кровати и начинать метаться безмозглой курицей, которой только что отрубили голову и предназначили на суп. Прежде - составить план.
        За недостатком времени и ограниченности количества вариантов, план составился в один момент. Предложений имелось несколько, как минимум два, основное и запасное, А и Б. Оба должны были привести к одинаковому результату: побегу из плена. Смысл сводился к следующему: план А - ждать удобного случая, план Б - бежать сейчас.
        Начинать следовало со второго, подождав, когда лицо исчезнет из поля зрения. Вернее - из комнаты вообще. Для его выполнения Жаннет придумала отвлекающий маневр. Попросить мужчину принести воды под предлогом: она погибает от жажды. Или предложить выйти, чтобы дать возможность девушке переодеться. Если этот план не удастся, тогда придется переходить к первому: запасаться терпением, смотреть по обстановке.
        Самоконтроль подсказал: ошибка в последовательности. Жаннет согласилась. Действительно, как-то сумбурно получилось. Сначала план Б, потом А, по логике должно бы наоборот...
        Ах, нет времени копаться в мелочах и расставлять по полочкам, можно позволить себе не углубляться. Непоследовательность рассуждений спишется на чрезвычайные обстоятельства, в которых приходится оперировать.
        Так. Решение принято, можно приступать...
        Все вышеописанное пролетело в голове Жаннет за пару мгновений и заставило немедленно перейти к активным действиям.
        Перешла слишком активно, не рассчитала расстояние до нависшего мужчины. Резко поднялась и - бац! тут же стукнулась лбом о его подбородок, жесткий, острый, как угол стола.
        Упала обратно на подушку.
        Потерла рукой ушибленное место, которое заныло, предвосхищая появление шишки. Одновременно она с упреком посмотрела на незнакомца.
        Он так и не пошевелился.
        3.
        Неподвижность мужчины начала серьезно раздражать Жаннет. Захотелось его растормошить, заставить двигаться. Каким образом? Очень просто - голосом. Крикнуть на него ругательство. Страшно обидеть. Обозвать старого упрямца остолопом, придурком и еще как-нибудь покрепче, хорошо бы - по-матерному.
        К сожалению, в элегантной французской речи не имеется по-настоящему грязных, отчаянно-грубых оскорблений. Этим замечательным качеством владеют лишь два самых великих языка на планете: славянский и американский. Факт, который Жаннет знала точно: ее когда-то просветила сокурсница, родом из Мичигана.
        Круглолицая веселушка-хохотушка Магда Полански была дочерью русско-польских родителей, эмигрировавших в Новый Свет в погоне за лучшей жизнью. Подружка не страдала чуждой для американцев европейской деликатностью, отлично материлась на обоих вышеуказанных языках. Для крепости добавляя польские ругательства, самое слабое из которых звучало - «курва». Но оно, кажется, относилось к женскому роду и Жаннет не подходило...
        Вспомнить какое-нибудь грязное слово из лексикона Магды! Жаннет задумалась. На ум пришло только одно русское нецензурное выражение, которое в переводе на ее родной означало: морж хреновый. Сильно. Однако, не подойдет. По двум причинам. Непристойное это дело - выражаться в незнакомом месте. Во-вторых, неизвестно, какой национальности данный месье. Вдруг воспримет ругательство за комплимент? Получится обратный эффект.
        Но молчать еще хуже.
        - К чему бакенбарды? - вырвалось у Жаннет первое пришедшее в голову.
        - Не волнуйтесь, мадам, все будет хорошо, - проговорил человек по-французски бессильным, сипучим голосом, который появляется, когда простуда первым делом сажает горло. Или когда человек доживает до такого возраста, от которого мышцы и связки горла ослабевают без надежды восстановиться. В голосе слышался явный итальянский акцент.
        - Вы кто? - продолжила девушка допрос.
        - Вы в безопасности, - продолжил старик не отвечать на вопросы.
        - Где я?
        - Скажите честно: будете сопротивляться?
        - Буду, - ответила без запинки Жаннет.
        Хотел честно - получил.
        Старик не обиделся и не расстроился. Наоборот, довольно кивнул. Продолжая нависать над девушкой, он достал откуда-то из-за спины правую руку и положил ладонь на лоб Жаннет. Сильно вдвинул ее голову в подушку. Продолжил удерживать несколько мгновений.
        Ощущение получила - на лоб положили глыбу льда. Такую же обжигающе-холодную, твердую и... неживую. Такую тяжелую, что не стоило пытаться ее сбросить. Жаннет и не пробовала пытаться - ее парализовало. От ступней до подбородка. Голова тоже оказалась затронутой влиянием ледяной ладони. От прикосновения в мозгу разлилось безмыслие, успокоив недавние тревоги, растворив вопросы, стерев воспоминания о произошедшем в трактире.
        Полностью.
        От ее собственного прошлого - периода «до того» - остались неявные, неясные и неполные обрывки. С дальновидной целью - чтобы она не потеряла индивидуальность совершенно. Чтобы только помнила свои паспортные данные, историю жизни за последние лет пять, основных родных и некоторых знакомых. Еще слабее - кое-что про Жюля. Кажется, его фамилия де Лаваль. Где-то она ее слышала, совсем недавно...
        Холод от стариковской ладони покатился вниз по телу. Вниз - сказано относительно, потому что девушка лежала горизонтально. Строго говоря, от головы к ногам прошла волна оледенения, которую она отлично прочувствовала и проследила сознанием.
        Говоря сухим медицинским языком - в теле произошли следующие изменения. Сердце, только что стучавшее учащенно, умерило биение и перестало подавать признаки беспокойства. Движение груди при дыхании стало незаметным. Мышцы на руках и ногах потеряли живое, боевое напряжение, ослабли безвольно. Животрепещущий тонус в них исчез. Тело потеряло здоровое наполнение и стало легким, почти невесомым, что ощутилось даже лежа.
        Деятельная энергичность из девушки вытекла, вместе с ней - воинственный настрой. Ни сопротивляться, ни устраивать демонстрации, ни искать возможности к побегу помыслов не осталось. Ругаться-обзываться тоже. Про мат на русско-английском с польским акцентом забылось навечно. Ровная созерцательность разлилась в мозгу. Не холодное равнодушие, а снисходительная невозмутимость. По признакам схожая с национальной велико-туманно-альбионской.
        Которую для наглядности проиллюстрируем анекдотом. В гостиную английского лорда без стука врывается всклокоченный слуга с дикими глазами:
        - Сэр, в кухне пожар!
        Лорд, не отрываясь от газеты:
        - Джон, обратись к хозяйке, ты же знаешь, я домашними делами не занимаюсь.
        Или еще. Слуга доложил о забравшемся в дом воре.
        Лорд - не отрываясь от чашки чая:
        - Джон, принеси мое любимое ружье и охотничий костюм, тот - в серую клеточку с красным пером на шляпе.
        Вот в этого прохладно-неэмоционального, сдержанного в порывах британского лорда превратилась внутренне Жаннет, обычно жизнерадостная, импульсивная.
        Произошедшая метаморфоза ее не удивила.
        4.
        - Вот и хорошо, - произнес старик с чувством добросовестно исполненного долга. Он убрал руку со лба и, наконец, отодвинулся назад на приемлемое расстояние. Издали еще раз полюбовался на плоды своего чародейского труда, наклонив голову к плечу. - Позвольте представиться, мадам. Я Франческо Прелати, придворный колдун барона де Лаваля, барона де Рэ, герцога Монморанси и прочая.
        - Придворный колдун? Ваша официальная должность?
        - Да. Название ее я немножко приукрасил, чтобы солиднее звучало. Обычным языком, чтобы вам, как женщине, было понятно, разъясняю: я бывший священник-расстрига, лекарь-самозванец, алхимик без диплома, мошенник на доверии. Впридачу - звездочет-астролог, угадатель прошлого и предвещатель будущего в ранге оракула... ну, и так далее. Исполняю желания тех, кто хочет заблуждаться. И имеет для того средства, естественно. Я же не бесплатно обманываю... Теперь понятно?
        - Теперь еще более непонятно. Но неважно.
        Жаннет заметила, что мужчина, представившийся колдуном Прелати, начал, наконец, отвечать логично. Значит, можно продолжить вопрошать в уверенности, что любопытство будет удовлетворено. Но сперва - осмотреть место пребывания, оценить окружающую обстановку, проанализировать собственное состояние.
        Приподняв голову, девушка посмотрела вдоль себя, где под тонким покрывалом четко вырисовывались очертания ее тела. Отклонений в очертаниях не нашла - значит с телом порядок. Потом огляделась вокруг - насколько позволял стоявший рядом на тумбочке трехрожковый подсвечник. В нем сидела одна оплывшая свечка, не по логике - в центре, а в правом рожке, от чего подсвечник казался кривобоким. Свечка догорала, чадила и светила тускло, но основное разглядеть позволила.
        Жаннет лежала на кровати с шатром-балдахином, свисавшие фалды которого по краям украшала бахрома. Прямоугольная шапка шатра по всей видимости была подвешена к потолку, а не опиралась на столбы по углам ложа. Напротив кровати трещал камин с дровами, от которого прямым потоком на Жаннет поступало ласковое тепло.
        Комната, по назначению - спальня, была просторной, щедро заставленной старинной мебелью. Стиль которой различить не представлялось возможным, да Жаннет в них особенно не разбиралась. Рококо? Барокко? Ренессанс? Точно нет. Наверное - старо-французский, практичный классицизм.
        Ой, что-то о таком стиле Жаннет не слышала... Зато видела на картинках про старинную жизнь в средневековых замках и крепостях родовитых рыцарей. Дерево мебели - темный орех по моде того времени, из которого происходили дикие бакенбарды Прелати. То есть...
        - Сколько веков назад?
        - Около шестисот.
        Собеседник ответил без задержки, не переспрашивая вопрос. Жаннет не удивилась - на то он и колдун. Она уже начинала привыкать, что находится не в своем веке, и что для проживающих здесь существ - духов? зомби? марсиан? оборотней? - читать мысли не проблема. Осознание не вызвало ее персонального протеста. Девушка даже нашла новый способ общения оригинальным.
        Пока она оглядывалась в спальне, придворный колдун выпрямился, чтобы больше не нависать. Или потому что устал сидеть согнувшись - возраст сказался. Сложив руки в замок, он встал рядом с кроватью и по-прежнему не сводил взгляда с Жаннет. А она - с него, со взаимным любопытством. Теперь на мужчину падало чуть больше света, и она смогла его рассмотреть.
        Лицо оказалось весьма непривлекательным. Если не сказать - отталкивающим. Признаками неодушевленности напоминало египетские мумии: с высохшей до состояния пергамента кожей, гнилостными пятнами на щеках и глубоко запавшими глазами. Цвета их Жаннет не разобрала, да не имело значения, они выглядели ненатурально - ни живо, ни мертво.
        Одет колдун на удивление изысканно, по соответствующей его профессии и времени модой: во все черное с воротником-стойкой. Из-под воротника и манжет торчали белые оторочки, смягчавшие общее впечатление траура. Или безупречного вкуса? Ведь черный цвет из моды не выходит.
        Винтажных деталей - пуговиц «от кутюр», фирменных ремешков или заклепок - на одежде было не видать.
        Обтягивающий фигуру, удлиненный до колен сюртук придавал старику щеголеватую элегантность. Справедливости ради стоит отметить: несмотря на возраст, тело Прелати не потеряло стройности: спина не согнулась, живот не выдался, плечи не обвисли.
        Общее впечатление от его облика можно описать двумя словами - позитивное и отвратительное. Последнее относилось к голове. Все, что ниже, смотрелось неплохо - сухощавость и поджарость, не типичные для итальянца. Как ему удалось сохранить фигуру? Наверное - вегетарианец, подумала легкомысленно Жаннет.
        Несмотря на самокритичные характеристики, которыми мужчина отрекомендовался, впечатление производил неплохое. Распространенные стереотипы о мошенниках к нему не подходили. Франческо не был похож на согбенного колдуна с кривой клюкой или карманника-оборванца со шныряющими глазками. Скорее - на увлеченного наблюдением за небесными телами ученого-астролога, по-средневековому - звездочета. Для завершения образа которого не хватало островерхого колпака с приклеенными символами звезд и планет.
        Такие костюмы Жаннет видела у участников карнавалов и актеров спектаклей на рождественскую тему. Конечно - ни там, ни там данный персонаж участия не принимал. Просто строгая чернота - его стиль, подчеркивающий: Прелати - серьезный мошенник, в костюме от Валентино. Ну, или его предшественника.
        Ему бы лицо пластической операцией подправить... От одного взгляда на эту ожившую мумию у нормального человека зашлось бы сердце от ужаса. Если бы за пару минут до того старик ледяным прикосновением не остудил эмоции Жаннет, она бы не выдержала и двух секунд его присутствия. А если бы и выдержала, то продолжала бы внутренне сопротивляться и затаила желание сбежать.
        Теперь же она без дискуссии согласилась с положением пленницы-гостьи. Удивляться не спешила, воспринимала происходящее невозмутимо, как само собой разумеющееся. В том было ее спасение. Иначе от чрезмерной впечатлительности и сопоставления несопоставимого очень скоро спятила бы с ума.
        Одно осталось неизвестным: то ли она навременно решила смириться с неизбежным, то ли навечно переродилась во что-то, родственное колдуну? Контроль за логичностью происходящего у Жаннет притупился. Главная проблема сего момента «зачем ее здесь держат?» рассосалась после ответа самой себе: значит так надо. Ответ звучал расплывачато, но удовлетворил.
        Единственное человеческое свойство, еще владевшее Жаннет, осталось любопытство - качество характера, которое она любила в себе больше других. И которое оказалось слишком сильным, чтобы заглохнуть от одной-единственной манипуляции. Сознательная акция или небрежность колдуна? Только не небрежность. Несмотря на возраст, Прелати был остр умом, не оставлял ни больших, ни малых деталей без последствий. Любопытство Жаннет посчитал неопасным оставить в живых. Неопасным - для хозяйки.
        Любопытство тут же подняло голову и потребовало себя удовлетворить.
        - Где мы находимся? - спросило оно голосом Жаннет.
        - В замке Тиффож, в гостях у барона де Рэ, нашего доброго хозяина.
        - Я думала, замок разрушен.
        - Он не разрушен, как вы имеете возможность наблюдать.
        - Кде сам барон?
        - Вон, впереди вас, - сказал Прелати и показал рукой на стену над камином, прямо перед кроватью Жаннет.
        От руки проскочила искра - или лазерный луч? - от чего загорелись два подсвечника на полке камина по разным сторонам. В комнате сразу стало светлее. На две свечи. Что дало возможность увидеть висевшую на стене картину, верхней частью уходившую под потолок. Где по-прежнему царила тьма, не собиравшаяся рассеиваться от малосильных свечек.
        Жаннет обратила взгляд на картину. К немалому удивлению, заметила странную и приятную вещь: ее близорукие глаза восстановили способность отлично видеть. Чем поспешила воспользоваться.
        Изображенный на полотне мужчина был одет с ног по шею в металлические доспехи, принятые рыцарями в средние века. Голова его находилась в тени, куда не достигал огонь камина и прочих осветительных приборов. Но Жаннет и без них догадалась, как он выглядел. Она уже видела это лицо поверх тех же самых доспехов, совсем недавно и совсем близко...
        - Я не портрет имела ввиду.
        - Вам пора одеваться, мадам. Барон вас ожидает.
        5.
        Прежде, чем Жаннет успела что-то сообразить или возразить, Прелати слишком шустро для своего многовекового возраста наклонился и рывком скинул одеяло. Тело охватила прохлада - девушка поняла, что лежала голой. Его бесцеремонный жест обидел и возмутил. Она не помнила, чтобы раздевалась. Почувствовала неудобство перед незнакомцем - пусть и великовозрастным, годящимся ей в пра-пра-пра... и так далее дедом.
        - Кто меня раздевал?
        - Я. Но это не имеет значения. Одевать вас тоже буду я, - строго ответил колдун с такой убежденностью, будто утверждал неоспоримый и само собой разумеющийся факт. Который звучал: одевать и раздевать догола молодых девушек в Тиффоже - моя исключительная привилегия и обсуждению, критике или отмене не подлежит!
        Легкое недоумение мелькнуло и пропало, Жаннет без возражений согласилась: желание противодействовать было напрочь заморожено. Чем придворный мошенник воспользовался.
        - Надеюсь, у вас не имеется возражений? - спросил только для проформы.
        Возражений к чему - к ее раздеванию? к ее одеванию? или к его манере себя вести? - старик не уточнил. Наверное, это тоже не имело значения. Вопрос имел риторический подтекст, предполагавший единственный ответ «нет».
        Жаннет ничего не сказала. На риторические вопросы не имеет смысла отвечать. Она просто лежала, ждала - что должно произойти следующим. Раз ее желания не имеют значения, пусть он дальше поступает с ней, как хочет.Только не заходит слишком далеко. Жаннет хоть и находится в зазомбированном состоянии, постоять за свою честь силы найдет. Пусть только попробует наложить свои грязные лапы на ее чистое, девственное тело!
        Она недовольно поджала губы, скрестила ноги внизу и руки - на груди.
        Прелати не обращал на ее мысли внимания. И почему-то не спешил приступать к обязанностям дамского камергера, начинать церемонию одевания. По-видимому, соврал насчет барона, срочно ожидавшего Жаннет. Оставив ее тело неприкрытым, колдун оглядывал его замаслившимися глазами, ничуть не стесняясь, подолгу задерживаясь на интимных местах.
        «Хорошо - перед поездкой область бикини проэпилировала» - мелькнуло у Жаннет не по делу. Не для престарелого же алхимика тело в порядок приводила. Этот озабоченный хряк недостоин с ней даже рядом стоять. Ведет себя по-свински: пришел в сексуальное возбуждение, не подобающее его возрасту. Спасибо - границ не переходил.
        Пока. Подождем - что дальше.
        Сначала он водил руками по воздуху над телом девушки, сладострастно облизываясь и причмокивая морщинистыми губами. Того и гляди поползут слюни от созерцания клубнички... Потом раскрепостился, стал показывать на пальцах, что бы он сделал с Жаннет, была бы его воля. Жесты выглядели нецензурно.
        Вообще его поведение начало казаться Жаннет подозрительным. Колдун - хоть старик, но прожженный проходимец. Того гляди от жестов перейдет к действиям, надо его опередить. Обдурить. Как? Подумать... А, вот: подняться с другой стороны кровати, чтобы создать преграду.
        Точно. Кровать охладит его разбушевавшееся возбуждение. А дальше? Ну... там, глядишь, что-нибудь непредвиденное случится - в жаннетину пользу. Предположим, гром грянет. Или звонок на урок прозвучит... Ой, нет, про звонок она зря загнула, не в школе находится.
        Ну, ладно, непредвиденность пусть сама задумается, как ей происходить, а из роли объекта сексуального возбуждения следовало выходить немедля. Только Жаннет хотела пошевелиться, чтобы встать и чем-нибудь прикрыться, в комнату без стука кто-то вошел. Разглядеть помешала фигура Прелати, которая загораживала вид на дверь.
        Удачно! - обрадовалась Жаннет, еще не видя вошедшего, но уже воспылав к нему благодарностью.
        Оказалось - заслуженно.
        6.
        - Ах ты, старый охальник! - крикнул знакомый Жаннет голос - женский, скрипучий, шепелявый.
        Колдун шустро отскочил от кровати - прямо-таки по-козлиному. В проеме двери появилась женщина в юбке и плаще, приземистой фигурой напоминавшая Перрину Мартен, бывшую хозяйку трактира, а теперь погорелицу. Однако, сто процентов уверенности Жаннет не дала бы - до тех пор, пока не увидела лица. Которое скрывалось под капюшоном, надвинутым низко - до подбородка.
        Фигура не вошла, а плавно влетела в спальню и направилась прямиком к кровати, паря низко над полом. Способ передвижения выглядел удобно. Особенно если учесть нестандартные ноги мадам Мартен, то ли куриные, то ли слоновьи, короче - искореженные до неузнаваемости очертаний.
        Хождение, не напрягая ног, показалось Жаннет самым подходящим способом для старухи, почему она раньше им не воспользовалась?
        - Потом объясню, - бросила она в сторону девушки, а на колдуна прикрикнула, для верности оттолкнув подальше:
        - Не распускай слюни на чужое добро, Франческо! Иди лучше на кухню. Скоро господа на ужин соберутся, приготовь что-нибудь съедобное! Я сама одену Жанну к приему.
        Франческо вздрогнул, смутился, потупил затуманенный вожделением взгляд - реакция, которую Жаннет не ожидала от обманщика без совести. Он даже, кажется, серым цветом покраснел. Словно подросток, которого родители застукали за мастурбацией на фото звезды «Плейбоя» и собрались строго отругать. Не потому, что занялся процедурой, запрещенной детям до совершеннолетия, а потому что выбрал неподходящее место - на диване в гостиной прямо перед семейным телевизором.
        Впрочем, повышенное слюноотделение и сексуальное томление темпераментного итальянца можно понять. Жаннет хоть и не походила на блондинку из журнала для женщин, любящих сниматься голыми, без одежды выглядела соблазнительно.
        Застуканный на месте преступления, колдун потупил горящий взор, смиренно опустил руки и молча кивнул головой. Не пытался оправдаться или возразить. Подчинился даме беспрекословно, словно вышестоящему командиру, непослушание которому чревато чрезвычайными мерами.
        Интересно, какие меры бабка могла бы применить в качестве наказания: розги из тростника? линейкой по пальцам? шелбан в лоб? Скорее всего - последнее. От хорошего шелбана старик в возрасте мумии рассыпался бы на кусочки пепла... Скажете: пепел кусочками не бывает? Тогда по-другому - рассыпался бы в прах тысячелетий. Или в пыль веков. Да, так лучше.
        Его рабское повиновение выглядело уморительно, как если бы великан Голиаф испугался малорослого Давида, к тому же в женском платье: Франческо возвышался над командиршей более чем на полметра. Но, видно, сила ее заключалась не в росте, а... в чем-то другом. Не заметном невооруженному глазу. Жаннет не стала задумываться. Когда здесь обживется, разберется в их взаимоотношениях. Сейчас ей несказанно повезло: Перрина явилась очень вовремя, поставила наглеца на место. Вернее - прогнала насовсем.
        Тем же способом - не шевеля ногами, как бы зависнув над полом, колдун полетел в дверной проем. Две пары женских глаз проводили его победными взглядами. Только когда он окончательно скрылся, бесшумно прикрыв дверь, старая дама повернулась к молодой.
        Жаннет не имела желания быть рассмотренной в наготе еще кем-то из посторонних, пусть представительницей своего же пола. Пока та разбиралась с подчиненным мошенником, она встала с ложа. Завернувшись в покрывало, как в римскую тунику или индийское сари, а проще - в банное полотенце, ожидала объяснений.
        Задавать вопросы не имело смысла. Во-первых, они могли долететь до нежелательных ушей того жуликоватого Прелати, если подслушивает под дверью. Во-вторых, Жаннет уже привыкла к телепатическому способу общения и знала: Перрина сама обо всем догадается.
        - Одевайтесь, мадам Жанна, - произнесла она уважительным тоном, совсем не тем расхлябанно-простонародным, которым разговаривала в прошлый раз в кабаке. - Я вам помогу. Идите сюда.
        На неправильно произнесенном имени девушка не стала заострять внимания: в принципе, ошибка небольшая. Подошла к Перрине, если это была она, нормальным шагом, с использованием нижних конечностей. Технику передвижения местных она еще не освоила, но подсознанием догадывалась, что скоро ею овладеет.
        Приблизилась вплотную и тоже оказалась выше, сантиметров на... ну, скажем - на целую голову. Пришелица до сих пор не открыла лицо, и девушка начала сомневаться, правильно ли она ее идентифицировала. Встав перед дамой, разжала пальцы, позволила одеялу упасть. Бабка пинком загнала его под кровать, чтобы не мешалось под ногами.
        - Вот платье. Одевайтесь, - по-прежнему вежливо проговорила она.
        Левой рукой показала на что-то сзади Жаннет.
        Оглянувшись, та увидела портновский манекен ростом с себя, на нем - платье, длинное - до пола, пошитое по средневековой моде. Что интересно: платье имело в точности жаннетин размер. Когда они успели снять с нее мерки? - очередная странность, которую девушка решила пропустить мимо.
        Фасон понравился сразу: глубокий вырез декольте, из-под груди начиналась юбка - со встречной складкой впереди для свободного хождения. Корсет не требовался: значит - не придется утягиваться до желудочных колик.
        Ткань - шелковистый на ощупь, падающий мягкими фалдами, черный бархат, богато переливавшийся на свету. Сверху по краю декольте полоска белых кружев для украшения наряда. Короткий рукав - кокетливый фонарик на сборке.
        Платье произвело впечатление. Жаннет давно хотелось такое надеть, чтобы выглядеть принцессой - мечта каждой маленькой и взрослой девочки. Только раньше не представляла - куда можно было бы в нем пойти. А сегодня - пожалуйста, исполнение двух желаний сразу: и платье в старинном стиле и замок, где можно его носить. Ну, не удача?
        Когда Жаннет с помощью старухи оделась, платье село как влитое - ни морщинки, ни замятинки. Манекен же остался стоять жалко-обнаженным, беспощадно обрезанным с пяти сторон. Он не имел головы, рук и ног, только женское туловище снизу по-о-о... это самое... по лобок - нет, так выражаться в обществе неприлично, по-о... промежность - нет, вульгарно, по-о... начало бедра, что ли. Нет, коряво... Короче - голый торс с грудями и на шесте, воткнутом в... Все!
        Внизу на подставке для обуви лежали безупречно чистые, белые, тонко связанные чулки и туфли золотого цвета на красных квадратных каблуках, спереди на шнуровке и с бантами. Прежде чем надевать, девушка их осмотрела критическим взглядом - не ношеные ли.
        В общем смысле она была не брезглива: попить кофе на пару с подругой из одной чашки, но с разных сторон, дать поносить шейную косынку, или временно поменяться сумками - без проблем. Обувь - другой вопрос. Гигиенический. Здесь Жаннет была до привередливости щепетильна. Согласиться носить чужую обувь - все равно, что зубную щетку позаимствовать. Совершенно недопустимо. Потому золотые туфли она подвергла тщательному контролю: обнюхала, ощупала, осмотрела.
        Проверку туфли выдержали с блеском. В конце процедуры составилось следующее заключение. Сработаны профессионально, значит, будут носиться долго. Из тонкой натуральной кожи, значит не натрут. Каблук невысокий - ноги не устанут. Позолота не стерта, без трещин и царапин - туфли новые. Что и требовалось определить.
        Чулки и туфли подошли идеально, о чем девушка не стала высказываться вслух - слишком мелкая странность, чтобы зацикливаться. Голова занята другим, поважнее.
        Пока Жаннет одевалась, ее до неприличия распирало любопытство. На многие темы. Насчет собственного статуса и способа, которым она сюда попала. Насчет вчерашнего рыцаря-спасителя, запанцированного в латы. Насчет достоверности событий, которые предшествовали сему моменту. А также прогнозы на будущее, в том числе о ее судьбе и погоде за пределами крепости на ближайшие два дня.
        Куча вопросов, главный из которых - а что, здесь нижнее белье не выдают? Хотя бы чисто символические трусики-танго да простенький бюстгалтер размера А-75 с поролоновой прокладкой в чашечках - для формы. Ощущала бы себя увереннее.
        Любопытство свербило, но высказываться не торопилась. Знала, придет время - узнает сама. Про прошлое и про будущее. Про трусики - собственно неважно. Даже интересно - безничего, вживую, по последней столичной моде, которая пришла из Голливуда.
        Ах, как все здорово получается, ново, авантюристично! Похлеще сафари среди африканских хищников - львов и слонов. Жаннет учащенно задышала. Настроение улучшилось, повеселело. От сомнений в дружелюбности здешних обитателей не осталось следа - результат учтивого отношения дамы в капюшоне.
        Как отважно она только что отчитала Прелати за бесцеремонное оглядывание Жаннет! Она бы и по морде ему дала, если бы не послушался, вовремя не удалился. Прямо львица, защищающая честь ребенка. То есть львенка, жаннетенка...
        Вот тут настораживает что-то. Именно ее энтузиазм. Зачем пожилой женщине кидаться коршуном на колдуна, рискуя собственным здоровьем - ради незнакомой девушки? Не кроется ли здесь двойное дно, не похитили ее, случайно?
        Нет, непохоже. Зачем ее похищать? Ради денег? Смысла нет - выкупа за Жаннет получить не удастся. Ради красоты? Она далека от идеала - ни лицом, ни грудью не похвалиться. Значит, она здесь по другим, менее очевидным и более интригующим причинам. Ура, приключение! Будет что вспомнить и рассказать. Подружки обзавидуются, когда узнают...
        Потихоньку улыбнулась. Незаметно для себя, Жаннет позабыла о недавних тревогах: планах побега А и Б, желании поднять восстание или организовать демонстрацию протеста. Она не нервничала, не волновалась. Не только потому что Франческо прикоснулся холодом. Внутренняя уверенность Жаннет возросла, окрепла. Она больше не ощущала себя чужачкой, случайно заблудшей в богатый дом.
        Наоборот. Кажется, Жаннет - здесь желанный и очень похоже самый главный гость. Заметила это по поведению придворного колдуна Прелати. Старый, страшный, порнографически озабоченный развратник! Жаннет не обманывалась на его счет. Если бы ее не защищал определенный статус, мошенник не замешкал бы исполнить свои гнусные мечты.
        По той же причине бросилась ее защищать дама в капюшоне, в новом обличье явившаяся Перрина...
        7.
        - Я не Перрина, - встряла в ее мысленные рассуждения таинственная мадам. Она стояла сзади, зашнуровывая платье Жаннет на спине корсажа.
        - А я думала...
        - Я ее сестра. Двойняшка. Мы не однояйцевые, только фигурами в юбках похожи, больше ничем. Ну еще голосами. И отсутствием зубов. Вот смотри.
        Сдвинув капюшон назад, женщина выглянула из-за спины Жаннет и ощерила зубы. Четырех впереди не хватало, только не подряд, а точно в шахматном порядке - сверху и снизу. Подобного оригинального способа терять зубы девушка еще не встречала.
        Вот бы заснять это чудо-юдо и выставить на всеобщее обозрение в фейсбук, в сообществе «Удивительное - рядом». Получилось бы весело, не-избито. Добавить другие фотораритеты - того же колдуна с бакенбардами по моде полутысячелетней давности.
        Снимки станут сенсацией и вмиг разлетятся по интернету. Герои их обретут тысячи поклонников. Может миллионы. Тогда можно будет создать собственное сообщество под названием «Скромное обаяние французских аборигенов» с подрубрикой «Жизнь на развалинах замка Синей Бороды существует». И обратиться с благотворительным воззванием: «Помогите собрать на зубы заслуженной колдунье округа Тиффож!».
        Чтобы найти желающих жертвовать - надо посвятить бабке целый цикл. Звучное заглавие придумать «Остановись, мгновенье, ты ужасно» Цикл оригинальный, будет пользоваться бешеным успехом... Жаль, фотокамеры под рукой нет, хотя бы одноразовой, которую по окончании фотосессии можно раскурочить. Ну, да не все потеряно: Жаннет потом у кого-нибудь из местных поинтересуется насчет супермаркета по соседству.
        Из шахматных дырок бабкиного рта повеяло смрадным духом. Хорошо, он через снимки не передается. Иначе неоткрытую еще рубрику закроют из-за угрозы массового отравления... А так угроза нависла только над Жаннет.
        Девушка выдохнула поглубже и задержала дыхание, чтобы не впитывать ядовитый воздух. Который был до того противен, что она с большим удовольствием шлепнула бы бабку по лбу, как бестолкового ребенка, чтобы спряталась обратно за спину. Неблагодарно, конечно, с ее стороны, но собственное здоровье дороже.
        Когда дама ощерялась, девушка разглядела ее лицо. Оно было страшнее Перрины и Франческо вместе взятых. На щеках - воспаленные бугры и дырки, проеденные белыми с черной головой, жирными личинками, которые шевелились тут же. Раздутый, словно гигантский кровяной мозоль, корявый нос навис над губами, разодранными в лохмотья ошметок.
        Лоб полопался трещинами, кожа на краях оттопырилась и загнулась. Под кожей виднелся череп какого-то грязного цвета, у которого нет однозначного определения. Попробуем описать образно. Цвет усохшего слоновьего бивня, который вовремя не украли браконьеры - оставили лежать на милость природных элементов: под обильными африканскими дождями раз в год и палящим солнцем в остальные одиннадцать с половиной месяцев.
        Глаза блестяще-черные, без белков и радужной оболочки. Ненатуральные, неживые - способные вселить ужас в неподготовленную душу. От волос остались только свалявшиеся клочки неизвестного науке колера. Провисшие от собственной тяжести уши дрожали наподобие желе и шевелились отдельно друг от друга.
        Ночной кошмар не выглядел отвратительнее! Не зря она носила надвинутый низко капюшон, который не снимала даже в помещении. От ее вида стошнило бы даже безголовый манекен.
        - Как вас зовут? - спросила Жаннет, постаравшись не сощуриться от отвращения и подавить рвотные попытки желудка.
        Спросила и тут же ответила про себя - Ведьма. Только помела не хватает. Все остальные атрибуты: плащ до пола, кривой нос, костлявые руки с вонючими пальцами и когтями - в наличии. Жаннет таких в книжках про лешачек видела. Которые на Лысой горе обитают, на границе Польши и Финляндии. Нет, Польши и Лапландии. Ой, опять нет, Польши и Эстландии...
        - Называй меня бабка Мартинэ, - представилась дама строгим голосом, вернув девушку из географических странствий на родную землю.
        - Вроде невежливо - бабка...
        - Я привыкла.
        Несмотря на тошнотворную внешность, вела она себя вполне прилично, даже учтиво, что не без удовольствия признала Жаннет.
        Здесь опять сделаем лирическое отступление по причине важности сказать. Существует шаблон мышления или правило первого впечатления. О незнакомых людях мы судим лишь на основе того, что видим. Если человек хорош собой, инстинктивно ощущаем симпатию, по принципу - красавец не может быть подлец. Неудавшихся лицом не спешим записывать в друзья, подозреваем в неблагонадежности характера.
        Как часто это суждение оказывается ошибочным! Сколько красивых негодяев взято как пример для подражания, сколько невзрачных праведников незаслуженно задвинуто в задние ряды...
        Ну, не станем углубляться в проблемы психологии, у нас развлекательное чтиво. Для окончательной ясности поставим вопрос ребром: кому на Земле жить хорошо - симпатичной стерве или доброй страхолюдине?
        Скажете, аксиома, дураку понятно.
        Кто не понял, смотрите в конце учебника. Кто хочет узнать немедленно, сообщаем: аксиома давно доказана британскими учеными и звучит так: быть красивым - удача, быть некрасивым - проклятье.
        В доказательство приведем тех самых людей-дикарей с острова Невезения, о которых сложили песню со словами «на лицо ужасные, добрые внутри». Которых пожизненно сопровождали два несчастья: не рос кокос, не ловился крокодил.
        Проведем мини-опрос на тему: легко ли догадаться о причинах невезучести вышеуказанных туземцев?
        Ответ: легко!
        Вопрос: сколько причин?
        Ответ: две.
        Вопрос: какие?
        Ответ. Причина первая: внешняя непривлекательность населения острова. Почему не ловился крокодил? Потому что видел с глубины устрашающую татуировку на горбатом носу рыбака. Мгновенно пугался и уходил подальше - спрятаться в заводь.
        Почему не рос кокос? Потому что не видел смысла. Боялся быть затоптанным, едва вылупившись из семенного зародыша. Затоптанным не стадами безмозглых бизонов, а самими островными крестьянами. В частности - их подагрическими ступнями, обезображенными босым хождением по песку.
        Причина вторая: опять же пренебрежение ежедневными зарубками. Здесь имеем дополнительное доказательство незаменимости календаря в условиях отсутствия природных подсказок. Судьба людей-дикарей подтверждает ранее изложенную теорию о необходимости вести отсчет дням недели. Особенно на островах, не заселенных первооткрывателями и кораблекрушенцами. Знали бы аборигены про несчастливость понедельника, не стали бы в нем рождаться... Отсюда все проблемы.
        Есть и другие причины, помельче. Назовем без подробного освещения. Про крокодилов: возможно, в реках и морях вокруг острова они вообще не водились. Рек не было? Пересыхали на время? А кокос? Из-за отсутствия рек, удобрений и ухода с примененем комбайнов и кокосо-косилок вымер еще до прихода поселенцев. Так зачем они надеялись на урожай с привередливых кокосовых пальм? Сажали бы лучше неприхотливую кукурузу!
        К сожалению для бабки Мартинэ - она происходила из того же рода хронических неудачников. В истории затерялась дата ее рождения и день недели. Но не затерялась ее судьба. Наша старая, страшная дама - отличный пример закона, которому пока не придумали громкого-говорящего названия. Смысл его такой: если надумал родиться, надо знать в какой день - кроме понедельника и пятницы тринадцого. Не уверен - не рождайся.
        Судя по всему мадам Мартинэ, еще находясь в утробе матушки, отвлеклась на что-то более важное - придумывала имя для своей первой куклы-бэби, что ли? - и позабыла про правило. Предъявила себя белому свету в самый неподходящий момент - в ночь на праздник Святого Жана, следующий за днем летнего солнцестояния.
        Когда - по верованиям древних французов - нечистая сила вылезает из укрытий, начинает дьявольские пляски и наведение порчи на порядочных людей. Те защищаются, чем могут - разжигают костры, устраивают игры, упиваются вином до потери самосознания.
        Вечер перед днем Святого Жака был ответственнейшим для молодежи Франции исторического периода, предшествующего возведению Эйфелевой башни. Происходил смотр женихов. Девушки выбирали себе супруга, придирчиво оценивая его детородные и хозяйственные способности. Оценка производилась по единственному критерию: как высоко парень прыгнет над костром.
        Те нерасторопные и неповоротливые молодые люди, которые задевали пламя ногами, отбраковывались сразу. Те, которые взлетали высоко, заносились в номинацию «завидные женихи». Девушки, не получившие предложение от «завидного», оставались старыми девами до конца жизни, не желая снижать планку требований. Чем не козни рогатого дьявола - врага человеческого, против которого боролся Святой Жан?
        Родившись в такой вот неурочный час, бабка Мартинэ осознала ошибку. Только поздно. Извинительные причины, вроде «если бы не захотелось глотнуть свежего воздуха, подождала бы еще денек», не сыграли в оправдание. Природа не знает сослагательного наклонения, все эти неопределенности «если бы да кабы» для нее - пустой звук. Нарушила закон - получай наказание.
        И получила. В виде другого закона - бутерброда. Который известен любому современному младенцу: бутерброд всегда падает маслом вниз.
        Вопрос: а если бутерброд с колбасой?
        Ответ: давайте не отвлекаться!
        Наказание не замедлило осуществиться. Вдобавок ко всему бабкин бутерброд оказался с прогорклым маслом и заплесневевшим хлебом. Во времена ее первой молодости он упал прямо на лицо девицы Мартинэ, с рождения приговоренной к несчастьям.
        В скобках заметим одну второстепенную мелочь. Ради стройности повествования будем придерживаться именно этой - наиболее вероятной - версии ее страхолюдности. Не принимая во внимание отца, который от беспробудного пьянства походил на предка гомо сапиенс. Про мать тоже можно было бы сказать, но не хочется заниматься оскорблениями.
        Дальнейшая судьба девушки оказалась незавидной. Хоть и спела она вовремя простую песенку, стоя у высоко пылавшего костра:
        - Наступил солнцеворот,
        Жду милого у ворот.
        Скоро ль свататься придешь?
        Уж-замуж-невтерпеж!
        А в списки невест не попала.
        Была бы бабка покрасивей, вышла бы замуж, не имела причин становиться ведьмачкой-лешачкой-кикиморой-ехидной. Любила бы мужа, растила детей. Делала бы добро на благо ближнего, душа-то у нее золотая...
        Только что толку доказывать то, что не надо доказывать. Имеется ввиду международно справедливая пословица: по одежке встречают. Шаблон мышления укоренился в коллективном сознании: некрасивый человек скорее способен на некрасивые поступки, чем наоброт. Это каждому начинающему психологу известно, Жаннет не раз от Жюля слышала...
        А кстати, где Жюль?
        - Скоро узнаешь, - прошепелявила бабка.
        8.
        Мартинэ закончила жаннетин туалет и для оценки результата встала впереди - но подальше, чтобы не дышать на девушку смрадом. Окинув Жаннет взглядом с ног до головы три раза - туда, сюда и обратно - бабка довольно кивнула головой.
        Принялась копаться на себе в поисках чего-то: пошарила на груди, в складках юбки, в плаще и еще где-то сзади в потайных местах. С таким озабоченным видом, будто забыла для Жаннет главнейшую деталь, чтобы завершить образ - клатч в руку или мушку на верхнюю губу.
        Наконец, неизвестно откуда в руке ее оказался... цветок. К удивлению Жаннет - живой. Не торжественно-банкетный вроде розы или каллы, а обычный - лесной. Правда, тщедушный на вид, едва ли жизнеспособный: желтенькая головка с пятью лепесточками на ниточке тонкого, гнущегося стебелька.
        Бабка приладила его сначала к распущенным волосам девушки, но цветок не держался. Тогда она вытащила откуда-то из-за уха заколку-прижимку и приладила цветок у виска Жаннет в виде украшения.
        - Зачем? - спросила девушка на всякий случай.
        - Мне так нравится, - ответила неопределенно Мартинэ. - Я романтичная...
        В устах пожилой, уродливой старухи слово «романтичная» не звучало. Вернее, звучало, но крайне комично. Жаннет едва сдержалась чтобы не прыснуть от смеха. Прикрылась рукой, побоявшись обидеть бабулю. Она ведь хотела как лучше.
        - По-моему, ваша сестра тоже была романтичная, - сказала Жаннет. Скорее - чтобы разговором скрыть неловкость, чем напомнить о Перрине.
        - Была. Но она умерла сейчас, - сказала Мартинэ равнодушно.
        - Когда?
        - Тебе точно сказать или приблизительно?
        - Лучше точно, - пожелала Жаннет. Она не знала, процент приблизительности у собеседницы: пара лет? пара столетий? Потому предпочла получить как можно более достоверную информацию.
        - Первый раз сестра скончалась пятьсот семьдесят четыре года назад. Последний раз - вчера.
        Ага, подумала Жаннет. Значит, пожар в трактире случился накануне, и сегодня должна быть пятница - первый день Рождества. Спрашивать подтверждения не стала. Она знала, как неоднозначно относятся к упоминаниям о Божественном нечистые...
        - Почему это мы «нечистые»? - возразила женщина на ее мысли. - Мы такие, какие есть, и воспринимайте нас без предубеждений.
        Жаннет стало немножно стыдно, не нашлась что ответить. Хотела покраснеть, да не вспомнила сразу, как это делается.
        Потом подумала - неважно. Сказала не со зла. Предположила только. И вообще. Неделикатно это - вмешиваться в чужие мысли. Однако, интересно, как это у них получается? Последнее достижение космической техники? Или применяют открытия, давно совершенные, но забытые, потому что опережали неторопливо движущийся прогресс?
        Можно также предложить совсем уж фантастическую версию: со здешними поделились секретом инопланетяне, которые изобрели телепатию для собственных нужд. Она в бескрайней Галактике жизненно необходима. Первейшая проблема для космических скитальцев: на каком языке общаться с населением планет, туманностей и созвездий? Вот и придумали они международный межпланетный Эсперанто - метод телепатической передачи и чтения мыслей на расстоянии световых лет...
        9.
        Ну, хорошо, если обитатели здесь недовольны словом «нечистые», то какие же они? - задалась Жаннет справедливым вопросом, вернувшись из короткого турне к далеким звездам.
        - Мы другие, - опять продемонстрировала старая Мартинэ чудеса техники понимания речи, не произнесенной вслух.
        Осуждающе покачав головой, бабка сложила руки на груди с таким видом, словно собралась прочесть трактат на заданную тему.
        - Вот что обидно, - продолжила побывавшая на том и этом свете дама. - Живешь, никого не трогаешь. Потом умрешь и тоже никого не трогаешь. Потом воскреснешь по причинам, не зависящим от себя, а тебя тут же причисляют к «нечистым».
        Несправедливо и оскорбительно! Я ведь догадываюсь, откуда дискриминация. Опять же - во внешности дело. Другим соседям по потустороннему царству повезло больше. Почему, например, феи, эльфы, дюймовочки и нимфы не вызывают отвращения? Очень просто: потому что их изображают привлекательными. С прозрачными, трепещущими крылышками, с глазами в пол-лица и тонкими, переливчатыми голосами. Но ведь я не виновата, что родилась не принцессой...
        Тут мадам Мартинэ всхлипнула - вроде собралась заплакать.
        - Извините, - смущенно пробрмотала Жаннет.
        - Ничего, ты не первая, - сказала бабка совершенно спокойно. Быстро же она меняла настроение. - Мы привычные.
        Чтобы исправить оплошность, вернуть беседу в непринужденное русло, Жаннет перевела беседу на нейтральное.
        - Как цветок называется?
        - Куриная слепота, - охотно объяснила старуха.
        - Почему слепота?
        - Потому что от нее лошади в темноте ничего не видят.
        Объяснение выглядело нелогичным, но приемлемым. Жаннет не собиралась возражать, поскольку не была специалистом по лошадям. По лесным цветам тоже. Она начала привыкать к особенностям пребывания в «другом» мире, где человеческая логика действует не всегда. Или вообще не действует. Или действует по принципу «когда как» - в местных правилах Жаннет пока не разобралась.
        Ей понравилась игра «вопрос-ответ». Ощущала себя не так одиноко, когда разговаривала. К тому же любила утолять свое бездонное любопытство. Продолжила расспрашивать:
        - Почему куриная?
        - Потому что от нее куры дохнут.
        - Я думала, куры от конского щавеля дохнут.
        - Конский щавель - яд для человека! - со знанием дела заявила бабка.
        Она не зря была колдуньей, ведуньей, по-современному - гомеопатом, как сестра Перрина, бывшая трактирщица, а теперь покойница.
        - Запомни мои советы хорошенько - пригодятся, - веско произнесла мадам и подняла указующий палец. - Никогда не ешь волчьи ягоды. От них превращаются в оборотней. Поняла?
        - Поняла, - как-то легкомысленно и без дальнейших расспросов согласилась Жаннет. Кажется, она не очень верила бабке или думала о чем-то другом. - А можно посмотреться в зеркало?
        Туалет Жаннет был закончен, ей не терпелось взглянуть на себя в образе венценосной особы, которой себя ощущала. Венценосной - потому что положено по статусу: принцесса - дочь короля.
        - Посмотреться можно, только там правды не увидишь.
        - Как это?
        - Ну, пойдем покажу.
        Взяв девушку за локоть цепкой рукой, бабка повела ее к огромному зеркалу в старинной раме, стоявшему прислоненным к стене. Старуха летела, Жаннет шла - обе передвигались с одинаковой скоростью.
        Зеркало находилось в самом темном углу спальни, куда едва достигал свет от камина и свечей. Поверхность его густо заросла пыльной паутиной и требовала тщательной протирки.
        Мартинэ и Жаннет встали рядом, посмотрели перед собой. Из черного, мутного стекла на них посмотрели в ответ две незнакомые дамы. Одна необыкновенно красивая, стройная - молодая, другая красивая по-зрелому, невысокая - пожилая.
        Жаннет растерялась: эффект пылевой галлюцинации? Подробно оглядела молодую. Светло-каштановые волосы волнисто спадают на плечи. Лицо здорового цвета. Щеки слегка румяные. Глаза сияют. Далее вниз - благородная шея, гордые плечи, выпуклая белая грудь не менее третьего размера, которую выгодно оттеняет черный бархат платья. Из-под подола выглядывают изящные бантики на золотых туфлях.
        Знакомая незнакомка. Шарм юности, притягивающий взгляд. Спелость плоти, зажигающая сердце. Гармония форм, возбуждающая страсть. Жаннет поняла - именно такой она всегда хотела выглядеть. Неужели свершилось?
        Боязно поверить. Может, это шалости зеркала, исказившего реальность? Неверный свет, приукрасивший реальность? Или волшебная паутина чудит?
        Жаннет перевела взгляд на соседку по зеркалу. Та имела единственное сходство с Мартинэ - маленький рост. В отличие от оригинала, она выглядела дамой высокого происхождения. Черты лица свежи и симпатичны, не испорчены ядовитой косметикой в виде свинцовых белил. Волосы уложены в высокую, многослойную прическу, которую раньше пренебрежительно и небезосновательно называли «вшивый домик».
        Платье отвечало требованиям моды своего времени, отличавшимся двусмысленностью. Были фривольными в области декольте - позволялось оголять груди чуть ли не до сосков, и пуританскими ниже талии - не дай Бог оказать носок туфли. Сразу же обозвали бы распутницей.
        Дама была не старше сорока и имела приятную улыбку. Ее зубы присутствовали полностью и сверкали перфекционизмом: не стерлись от времени, не поредели от неухода, не потемнели от кофе, чая и курения. Интересно, подумала Жаннет, с каким секретным умыслом зеркало приукрашивало клиентов?
        Она догадывалась кто есть кто в отражениях, хотя те были мало похожи на хозяек. Вернее - дама и бабка не походили точно. Если бы они не стояли на одном и том же месте сбоку от Жаннет в комнате и в зеркале, она решила бы, что это два разных человека.
        Насчет себя Жаннет не обманывалась - запаутиненное стекло ей сильно польстило. Хотя... Почему - сильно? Только чуть-чуть. Жаннет чувствовала себя преображенной. С распущенными волосам и прикрепленной «куриной слепотой», в старинном платье и золотых туфельках как у Золушки. Или у той были хрустальные? Неважно. Главное - без очков.
        Раньше Жаннет испытывала дискомфорт от близорукости и комплекс «очкарика». Сейчас это не мешало. Мистическим образом излечилась - без операции с хирургом и лазерным лучом? Или это приспособленческий ответ организма: знает, что очки потерялись, потому самопроизвольно наладил зрение? По ассоциации с реакцией на чрезвычайные обстоятельства, в которых начинают проявляться способности, ранее не подозреваемые существовать... Ой, запуталась.
        Лучше помечтать. Вот если бы сейчас войти в зеркало и воссоединиться со своим двойником телесно, душевно и сознательно! Тогда Жаннет стала бы по-настоящему счастливой...
        10.
        - Ну, что, похожи мы? - нетерпеливо спросила старуха, будто не знала ответа. Или отказывалась верить собственным глазам.
        Втайне надеялась, что Жаннет скажет «да»?
        Поймем ее и простим. Всю жизнь бабушку-девушку одолевало желание - превратиться в красавицу. Ощутить себя не пылинкой в грязи, а звездой на небе. Желание, конечно, несбыточное, но все же. Не зря говорят: один раз и незаряженное ружье стреляет. Почему бы ему не выстрелить в Мартинэ, чтобы покончить с комплексом дурнушки и породить комплекс красавицы?
        - Я похожа, - уверенно сказала Жаннет.
        - А я?
        Жаннет ощутила неудобство: всегда жалко разочаровывать хорошего человека. Собралась честно признать: насчет правдивости зеркала - старуха была права на пятьдесят процентов. Которые в полном составе оказались на стороне Жаннет. То есть в ее отношении зеркало не соврало, насчет бабки полностью исказило действительность.
        В рассуждении хромала непредвзятость: разве возможно, чтобы одно зеркало давало два противоположных результата?
        Тут сыграла роль особенность психики: на себя мы смотрим любовно и снисходительно, на других - критически и пристрастно. Жаннет с первого взгляда поняла: настоящая Мартинэ и отраженная - две большие разницы. Насчет молодой дамы заморачиваться не стала: увидела себя неотразимую - и поверила. А кто против?
        Поставим на голосование: возражения есть?
        Возраженией нет. Вывод: хочешь заблуждаться - заблуждайся на здоровье.
        Наличие заблуждения объяснялось отсутствием «второго мнения» от независимого эксперта. В лице человека с фотокамерой типа полароид, способной производить моментальные снимки. Если бы Жаннет увидела себя с двух точек зрения - полароида и зеркала - задумалась бы. Но сейчас у ее собственного, пристрастного, мнения не имелось конкурентов. Желание видеть себя прекрасной принцессой задушило критику в зародыше.
        - Насчет вашего отражения вы оказались правы, - ответила Жаннет и добавила дипломатично-обтекаемо: - Оно немножко не соответствует...
        В ответе хромала последовательность, но это не смутило. Девушка давно заметила: логика не поселилась в замке Тиффож. Видно, забыть ее придется. Вместе с другими качествами, как честность и добропорядочность, которые здесь не пригодятся - если судить по недолгому опыту общения с мошеннически настроенным Прелати...
        О котором вспоминать не хотелось, мысли тут же перескочили на другое, более занимательное для юной дамы. Теперь Жаннет знала, что сексуально привлекательна, и по неистребимой женской привычке занялась флиртом. Сначала в подсознании.
        Бабка сказала - в ее честь будет устроен прием. Для скольких гостей? Интересно, на кого похож хозяин замка? Если на того закованного в латы, симпатичного рыцаря с портрета над камином, то Жаннет ожидает захватывающее романтическое приключение. Здорово! Очень кстати - сейчас, когда она отлично выглядит и чувствует себя королевой Изабеллой... Почему именно Изабеллой - додумать не успелось.
        - Не расслабляйся! - вернул ее на землю шепелявый голос Мартинэ. - Не забывай, Жанна. Ты в логове врагов. Точнее - самых известных мировых убийц, маньяков и кровопийц. В прямом смысле. Они сейчас хоть и мертвые, а при случае укусят чувствительно. Не отвлекайся ни на минуту в их присутствии, не забывай о мерах безопасности. Главное - никому не верь. Даже мне.
        Вообще парадоксальное заявление, подумала Жаннет, ну, послушаем дальше. Только, если она говорит - не верь, какой смысл ей внимать...
        - Вот какой, - прервала ее возражения старуха. - Я вру не всегда и не из собственного интереса, а по необходимости. В отличие от того безбородого обманщика Прелати. Бандит, каких свет не видывал! Да он не один здесь такой. Если хочешь выжить, должна быть постоянно начеку. От того, как сумеешь за себя постоять, зависит твое будущее. Живое будущее.
        - Что вы имеете ввиду? - спросила девушка, не очень вникая, лишь на всякий случай - вдруг старуха окажется права и даст совет, который когда-нибудь пригодится.
        Юность беззаботна, Жаннет не хотелось верить в опасность, от которой предостерегала бабка Мартинэ. Представлялось - преувеличивает старушка, у нее молоко убежало, она теперь на чужую воду дует.
        - Во-первых, не давай себя убить по собственному желанию...
        - Как это так? - Словесного оборота Жаннет не поняла.
        - Это когда тебе будут незаметно, но настойчиво предлагать покончить счеты с жизнью. Ну, застрелиться или повеситься. А скорее всего - спрыгнуть с башни. Они тут мастера девушек в безвыходное положение загонять, то есть заставлять с высоты прыгать... Особенно Франческо. Но ты его не бойся. Он хоть и колдун, да самозванный. Силы колдовской не имеет, до тех пор, пока не испугаешься. Тогда он над твоей душой власть возьмет.
        - Кроме него - кого еще стоит опасаться? - спросила девушка - теперь более заинтересованно.
        Не хотелось быть неблагодарной: старушка для ее же блага старается, время теряет. Может, лучше лежала бы сейчас в теплой спальне на перине, по телевизору мыльную оперу смотрела вполглаза, дремала бы потихоньку. Или с внуками позанималась, в кубики поиграла. Хотя нет, насчет внуков ошиблась. Кажется, она сказала, что бессемейная, бездетная, безработная...
        - Опасайся каждого, кого увидишь, - расплывчато пояснила бабка. И продолжила строгим тоном: - Во-вторых, не позволяй обойти себя со спины, чтобы не напали незаметно. В-третьих, не ешь, что попало...
        - Минуточку, здесь желательно поподробнее. Что именно предлагается в меню, от чего вы советуете отказаться, кроме волчьих ягод?
        - Здесь как раз ничего сложного нет, на месте разберешься. Отказывайся от всего, что на вид и запах не понравится, не ошибешься. В-четвертых, не вступай ни в какие круги, в том числе горящие, меловые, очерченные тенями, камнями, водой, воском, маслом, песком, зерном, мукой и прочими продуктами, даже если будут казаться безобидными на первый взгляд. Вступишь - не вернешься обратно, поняла?
        - Поняла. Спасибо, - сказала Жаннет.
        Второй раз за вечер она была благодарна мадам Мартинэ. Впервые - когда та прогнала наглого Прелати, и сейчас - когда поделилась местными правилами поведения. Полезными рекомендациями никогда не следует пренебрегать, тем более в незнакомом месте. Для лучшего запоминания, мысленно их повторила, коротко - будто записывала в конспект. Одновременно оценила сложность исполнения.
        Не прыгать с высоты - легко, она же не помышляет о самоубийстве. Не поворачиваться спиной - элементарно, в мире животных это само собой разумеющееся правило. Не принимать предлагаемую пищу - можно выдержать пару дней, зависит от длительности ее здешнего пребывания. Не вступать в круги - тоже известная ловушка, особенно тем, кто увлекается мистической литературой и хорор-фильмами.
        - Скажите, почему вы мне помогаете? - полюбопытствовала Жаннет.
        - Из женской солидарности.
        О существовании таковой Жаннет не слыхала. О женской ревности, зависти или борьбе - да, но те были с негативным подтекстом. Тут что-то другое скрывается. Даже подозрительно, смахивает на подвох. Великовозрастная, полуразвалившаяся, деревенская колдунья выражает солидарность с молодой, высоко-образованной парижанкой Жаннет, которую видит впервые в жизни...
        - Только не думай, что о тебе сильно забочусь, - сказала женщина и, отвернувшись, устремила немигающий взгляд в огонь камина.
        Странное заявление. Все, что она делала до сих пор, Жаннет воспринимала именно как заботу о себе. Бабка сама только что заявила, что поступала из мифической «женской солидарности». Значит, вот она, ее первая ложь, о которой сама предупреждала. Будем надеяться, что безобидная. Иначе какой смысл...
        11.
        Долго, минуты две старуха стояла неподвижно, подобно тысячелетнему египетскому Сфинксу, задумчиво и не щурясь глядящему на восходящее солнце. Потом сморгнула, вздохнула, помедлила еще раз, взвешивая - стоит ли откровенничать.
        Видимо, решила, что стоит. Повернула голову к Жаннет.
        Выражение ее лица поразило девушку. Взгляд безжизненных глаз Мартинэ приобрел человеческое выражение: безграничной тоски, долготерпимой боли. Это выражение не встречается у современных людей, привыкших носить бесчувственные маски. Оно было знакомо Жаннет по картинам в Лувре. На которых лучшие ходожники прошлого преувеличенно-реалистично изображали страдания святых мучеников.
        Но где старуха-то его подсмотрела? Главный французский, да без преувеличения - мировой музей она не посещала: ее колдовской зарплаты не хватило бы не входной билет. От себя придумать тоже не смогла бы: святостью Мартинэ при жизни не отличалась, тем более склонностью к мученичеству. По земной логике возникает вопрос: откуда взялось на лице безмерное страдание? Опять вступила в силу местная нелогичность?
        Как ни странно, бабка предоставила удовлетворительное объяснение.
        - Дело в следующем, Жанна, - признесла она глубоким, трагическим голосом и даже, вроде, стала меньше шепелявить. - Нами всеми движет эгоизм. В свое время я... Перрина... короче, лежит на сердце камень грехов, не отпускает душу на волю. И не только у меня. Потому сидим здесь, варимся в собственном ядовитом соку... Надоело. Чувствую, пришло время. Пора делать Богоугодные дела. Тлеет надежда. Может, за помощь невинному человеку и нас Наверху заметят. Простят, пустят, наконец, на небеса... Ты вот что. Ты вообще знаешь, зачем здесь?
        - Нет, а зачем?
        - Скоро узнаешь, - пообещала бабка и замолчала.
        Странно опять. Вроде она собралась что-то важное сказать, а теперь передумала? Жаннет вопросительно посмотрела в зеркало, будто в ожидая ответа.
        12.
        Зеркало в ответ промолчало. Может, ждало от Жаннет просьбы-присказки: «свет мой, зеркальце, скажи»? Да девушка не догадалась озвучить поговорку. Две благородные дамы, будто на картине, были по-прежнему изображены на его поверхности. Которая у бабки не вызывала доверия, а у Жаннет вызывала наполовину.
        Пауза в разговоре позволила ей еще раз на себя зазеркальную полюбоваться. Окончательно и навсегда она поверила, что выглядит именно так, как отражается. Роковой красавицей, из-за которой каждый мужчина, имеющий пистолет, посчитает за счастье застрелиться.
        Бабкино же отражение девушка по-прежнему считала сильно искаженным в сторону приукраса. Если бы отбросила деликатность, сказала бы прямо: зеркало произвело подлог. Наверное, по знакомству польстило мадам Мартинэ, ведь она в замке свой человек.
        Впрочем, Жаннет нашла в том выгоды и для себя. Приятнее общаться с миловидным образом в зеркале, чем с отталкивающим в жизни. Вдобавок получила другое удобство: созерцание красивой дамы повлияло на обоняние. Хотя старуха стояла близко, ее дурной дух больше не ощущался.
        Беседа прервалась на самом интересном месте и непонятно почему. Обе знали, что разговор далеко не закончен. Обеих распирало изнутри: Жаннет полнилась вопросами, Мартинэ - ответами на них. Однако, диалог временно застопорился: то ли не знали, с чего начать, то ли каждая ждала от собеседницы первого шага.
        Наконец, как наиболее заинтересованная сторона, Жаннет очнулась и, вернув реалистичность мышления, спросила у старухинового визави:
        - Где я? Для чего тут оказалась? По чьей воле? Как выбраться отсюда?
        - Не спеши, - ответила дама профессионально поставленным голосом и без шепелявства. - Давай по порядку. Сначала немного истории, чтобы знала, с кем имеешь дело. Ты в крепости Тиффож, как сказал тот мерзавец Прелати...
        - Почему мерзавец? - тут же встряла Жаннет со своим неограниченным любопытством, которое не стеснялась выражать. - Я уже заметила, что у вас с ним натянутые отношения...
        - Натянутые - мягко сказано. Я его ненавижу. Франческо - безжалостный, беспощадный, неисправимый негодяй! Он меня изнасиловал в свое время, особо изощренным способом, сразу во все возможные места. Как тебе такая наглость? Не спросил согласия, не сделал скидку на мою девственность и неопытность. Даже букетик цветов или кулек конфет сначала не подарил. Проклятый итальянский бандито! Повторяю, Жанна, его опасайся вдвойне. Настоящий сексуальный гангстер. Мафиозно-беззаконные привычки сидят у них, окаянных спагетти-пожирателей, в крови.
        Благородная дама в зеркале поднесла к сухим глазам кружевной платок, делая вид, что промокает слезы. Настоящая бабка тем временем прочистила горло хриплым «кррге-кррге», вытерла пальцами уголки губ от возмущенной пены и продолжила рассказ. Причем, Жаннет заметила особенность: если смотрела на старуху - слышала корявую речь, если на даму - слышала безупречную.
        - Я тогда не знала, что Прелати - известный в Европе авантюрист и соблазнитель. Поверила его обманным словам. А зря. Воспользовался он доверчивостью юной девушки в низких интересах. И потом не раз удовлетворял свою ненасытную похоть. Ну-у... если честно сказать... я несильно сопротивлялась. Он жутко красивый в молодости был, высокий, кудрявый. Сексуальный - просто итальянское животное, - призналась Мартинэ.
        В голосе слышалось восхищение.
        - Размерами - настоящий половой гигант, - откровенничало отражение одновременно с прототипом. - Когда я с ним... когда он на мне... В-общем, любила я его. Хоть и знала, что негодяй, отказать сил не было. Вот до какой степени умел женщинами манипулировать! Жениться обещал. Я, дура, верила... Лучшие годы с ним потеряла.
        Дама в зеркале нахмурила брови, собираясь опять сухо заплакать. Передумала. Вперившись в Жаннет, обвела взглядом с головы до ног. Улыбнулась благосклонно.
        - Я раньше красавица была, вот как ты... А теперь он на меня даже косого взгляда не бросит, - обидчиво произнесла она и стрельнула глазами в сторону закрытой двери. - Ну, мы отклонились.
        Она помолчала, давая себе время вернуться из сладкого прошлого в горькое настоящее. Затем состроила строгое лицо и торжественно объявила:
        - Жанна, ты находишься в лапах Синей Бороды.
        - Того самого? - механически спросила девушка, еще не зная - радоваться ей или начинать бояться.
        - Да, того самого. Которого представили мучителем детей и героем кровавых сказок. Только не верь тому, что приписали нашему барону. Деяния его переврали, преступления преувеличили, в слухи добавили ужаса и раздули до невероятности.
        Прямо-таки до смешного. Интеллектуальный человек в те россказни ни за что бы не поверил. Но где вы видели интеллектуалов в средние века? Когда даже просвещенные умы полагали, что солнце вращается вокруг земли. Другие идеи считались отклонением от догмы и преследовались инквизицией. Кстати, что думают ваши ученые насчет возникновения жизни на земле?
        - Они склоняются к теории случайности, - ляпнула Жаннет первое, что пришло в голову, не зная - почему.
        - Опять неправильно! - торжествующе воскликнула дама-отражение и чуть не подпрыгнула от удовольствия. - Неужели и сейчас не найти логично думающих людей, знающих как работают законы природы?
        Кто бы рассуждал о логичности!
        - Вы отвлеклись, - напомнила Жаннет. Она не собиралась вступать в научные дискуссии с необразованной средневековой колдуньей на тему, в которой сама была несильна. А колдунья - тем более. Верней - еще менее.
        - Так вот, вернемся к нашему барону... - проговорила старуха Мартинэ в своей облагороженной ипостаси, но прежде решила уточнить один вопрос: - Ты не впечатлительная?
        - Когда как. А что?
        - Тебе про ужасы рассказывать в деталях или сухими фактами?
        - Лучше фактами, но образно. Для ясности картины.
        - Тогда буду реалистично. Единственное, что в легенде соответствует действительности, это буквально - синяя борода. Вернее подбородок. Барона де Лаваля друзья иногда в шутку звали «синяя борода». Волосы у него черным-черные, потому подбородок отливал синевой, даже если бритый.
        - Правда, что ваш хозяин был психически нездоров?
        - Правда. Но это он потом спятил, по неизвестным причинам. Ты не бойся. В данный момент он находится в том периоде, когда болезнь уже зародилась, но еще не проявилась. Тебе повезло, что в сказках говорится неправда. Он не жен убивал. И не женился бесконечно. На самом деле барон имел одну-единственную жену - Катрин, которую хоть и не любил, но физически не мучил, в смысле пыток.
        - А она его любила?
        - Об этом история умалчивает, как говорят бестолковые ученые, которые о простых вещах не могут догадаться. Конечно, она его любила. Поначалу. Потом только терпела и мучилась. С женщинами в наше время не церемонились. Он женился на ней только из-за расширения владений. Увез пятнадцатилетнюю без разрешения, поставил родителей и Папу перед фактом. Вполне в духе нашего решительного господина.
        - Бедная, хоть и богатая... - Жаннет не преминула пожалеть девушку, жившую сотни лет назад. Наверняка тоже из женской солидарности.
        - Ничего, лучше быть несчастной и богатой, как она, чем несчастной, небогатой и незамужней, как я, - агрессивно возразила Мартинэ. - Катрин жалеть глупо, она ни в чем недостатка не знала. После смерти мужа ровно через год снова замуж вышла. На сей раз удачнее.
        В тоне бабки звучала вражда, в глазах отражалась зависть.
        13.
        Жаннет не обратила внимания.
        - А дальше?
        - Сумасшествие барона началось после возвращения со Столетней войны. От безделья он затосковал. Что по-человечески понятно.
        - Разве другие войны кончились? - наивно спросила Жаннет. - Не мог он где-нибудь в другом месте найти себе приложение в качестве защитника отечества?
        - Не мог. И не хотел, - со знанием ситуации поведала дама из зеркала. - Он вернулся разбитым ментально человеком.
        - От чего же? Французы, вроде, победили в Столетней войне?
        - Барон лишился здоровья рассудка не из-за результатов сражений, а по личным обстоятельствам. Точную причину узнаешь потом, Жанна, из его собственных уст. Кстати, ты сыграла не последнюю роль в его истории. Но об этом тоже потом. Сейчас представь его подавленное состояние, когда резко развернул судьбу. Вот тебе тоже нелегко было привыкать, когда сюда переселилась.
        - Ой, правда. Мысли истерические сразу полезли...
        - Нашему хозяину труднее пришлось. Представь разницу между взбудораженной, ежечасно меняющейся обстановкой в военном походе и неторопливой, ленивой жизнью в замке. На поле боя - напряжение сил и эмоций: трупы людей, лошадей, крики победителей, стенания побежденных. В Тиффоже - как в стоячем болоте: невозмутимость, неспешность, монотонность, одиночество и забытье. Там - возбуждение, энергия, кипение жизни. Здесь - вечный покой и мертвая тишина, от которой свихнуться головой можно.
        - Согласна. Для молодого, деятельного человека не подходит. Что-то мне подсказывает - уединившись в крепости, ваш господин захотел от себя убежать... - осторожно предположила девушка
        - Возможно. Но эксперимент над собой не пошел ему пользу. Слишком резкая смена бытия. От жизни, полной борьбы, опасностей, испытаний и угроз перейти в прямую ее противоположность. Отдалиться от друзей, с которыми делил победы и лишения. Забыть оглушающие звуки труб, зовущих в бой. Отказаться от того, что составляло смысл жизни - ежеминутного риска, заставлявшего возбужденно бурлить кровь. Резко и без подготовки - превратиться в затворника. Поселиться в глухой, мирно дремлющей деревне, хоть и живописной, но до смерти скучной. Вот наш хозяин с ума и свихнулся. В том была его ошибка.
        - В чем? Что с ума сошел?
        - Да. И не только. Тихим помешательством он не ограничился. В мирном бытие не зватало того, к чему привык на войне: крови, стонов, боли. В серость однообразия захотел вернуть звуки и зрелища, которые раньше придавали жизни цвет, запах, остроту. Занялся он кровавыми злодеяниями не сразу. Поначалу поддался мании величия. Возомнил себя королем в собственных владениях, начал создавать соответствующий антураж.
        Барон набрал отряд телохранителей из рыцарей - молодых, приятной наружности юношей. Вместе ездили на охоту, проводили время в турнирах и развлечениях, все как положено господам. А ночами занимались э-э-э...ну, всякими гадостями... друг с другом... Короче,тем, что не положено даже высокородным дворянам. Существование чего отрицается церковью. Мне вот даже произнести прямым текстом противно.
        - Чем это, гомосексуальными отношениями, что ли? - невозмутимо спросила девушка. - Сейчас это нормально.
        - А в то время - нет.
        - Ну, люди отсталые были...
        - А вы слишком продвинутые! - негодующе упрекнула Мартинэ. - Если бы барон только этим извращением ограничился... От скуки захотелось душещипательных ощущений. Того, по чему скучал со времен боевых действий: убийств, мучений и расчленений. Тут ему под руку подвернулся старый аферист Франческо Прелати. То есть, это он сейчас старый, а тогда был молодой, красивый, как дьявол... Ах... Ну вот, я опять на личное отвлеклась.
        Прелати, хоть и молодой был, а похитрее сотни китайских мудрецов. Знал, где деньги заработать, не прикладывая усилий. Чутко угадал желания хозяина. Предложил ему тему нового сумасшествия - поиск философского камня и добычу золота из других элементов. Алхимия называется.
        - Алхимия - лженаука. Об этом сейчас каждый первоклассник знает.
        - Тогда не знал никто. Так вот, де Лаваль загорелся лженаучно обогатиться. Потому что роскошный стиль его жизни всего за пару лет привел к разорению и потере большей части владений. Срочно требовалось финансовое вливание, чтобы окончательно не разориться. Казалось: без сверхъестественного вмешательства его не заполучить. А чтобы заручиться поддержкой сатаны, нужно сделать - что?
        - Продать душу, конечно. Это каждому дошкольнику известно, которому на ночь сказки рассказывают.
        - Совершенно верно. Что он и совершил - заключил контракт с самим врагом человеческим. Прелати выступал посредником. Свел нашего господина с дьяволом по имени Алибарон. Тот обещал всяческую поддержку, но потребовал приносить ему человеческие жертвы. Попутно барон удовлетворял собственные извращенные привычки, которыми от нечего делать обзавелся в деревенской тишине. Имеется ввиду секс с малолетними мальчиками.
        И не только. В тот момент у хозяина Тиффожа стали проявляться первые признаки умопомешательства. Вспомнились ожесточенные битвы с англичанами, собственное наслаждение от созерцания трупов. Барон начал испытывать жажду крови. Удовлетворял ее, убивая детей, которых поставляли ему подручные. В их числе, к сожалению, оказалась и я... Но меня заставили! - выкрикнула благородная дама одновременно со старухой так громко, что Жаннет вздрогнула.
        Создалось впечатление - таким способом Мартинэ хотела оправдаться: чем громче слова, тем они правдоподобнее.
        - Да вы не расстраивайтесь, - пробормотала девушка. - Я верю, верю.
        Протянув руку к зеркалу, она собралась было дружески утешить даму, погладив по плечу, но та отшатнулась.
        Не хочет - не надо. Жаннет передумала утешать: сама справится, не маленькая.
        14.
        - Меня Франческо заставил помогать, - уже тише продолжили откровенничать в уинсон дама с бабкой. - Пригрозил. Что бросит навечно. Я поверила. Потому что любила... Старалась не думать о том, как они обходились с детьми. Годы спустя узнала. Барон убивал извращенным методом: подвешивал за ноги и надрезал шейную артерию. Обрекал несчастных ангелочков на медленную, мучительную смерть. Когда его потом арестовали, признавался, что испытывал особенное сексуальное возбуждение, наблюдая предсмертные судороги. В тот момент он погружал свой ненасытный орган в распоротый живот жертвы для острейшего оргазма...
        - Ну, хватит! - крикнула Жаннет, заставив в свою очередь вздрогнуть старуху. Вместе с ней дрогнуло отражение, которое отпрянуло в зеркале и недоуменно уставилось на девушку. - Такие подробности имеют порнографический характер, и никому здесь неинтересны. Сейчас государство не заглядывает в спальни граждан. Каким образом заниматься сексом - личное дело каждого. И потом. Ваши утверждения выглядят крайне спорно. В ваши времена люди были необразованные, падкие на сплетни - особенно душещипательные и неправдоподобные. Я половине вашего рассказа не верю. Вот вопрос: а судьи кто были? Только честно.
        - Если честно: враги, завистники и должники барона. Во главе с епископом Нантским. Который задумал его земли присвоить, бесплатно - как конфискованные у злостного еретика.
        - Теперь понятно, откуда у поклепов ноги растут, - проговорила Жаннет решительно, с выражением «что и требовалось доказать».
        К повествованию Мартинэ она отнеслась критически - следуя ее же совету «не верить». Захотелось вступиться за хозяина замка. Ощущала к нему симпатию - потому что был однофамильцем и кумиром ее любимого Жюля. Которому доверяла больше чем бабке - носительнице и создательнице наветов.
        - Все легенды, порочащие доброе имя «де Лаваль» основаны на инсинуациях и отсутствии доказательств, а также лжесвидетельствах - по-юридически - оговорах, - продолжила девушка, изображая профессора истории сразу трех наук: средневекового судопроизводства, карающей инквизиции и возникновения слухов.
        Жаннет вошла в роль выступающего с трибуны. Почувствовала приступ вдохновения. Желание встать на защиту кого-нибудь несправедливо обвиненного. Например - афро-француза, попавшего под суд за поджог соседского авто, который его темным цветом не устроил. А негр не виноват, что к черным машинам у него историческая ненависть по политическим мотивам! Черный - цвет дискриминации, не изжитой в Европе до сих пор. Он напоминает о колонизации, приведшей к рабовладению, и породившей теорию расового неравенства. Черный - против черных, исключить его из радуги!
        При воспоминании об угнетенных, разум Жаннет закипел возмущением. С загоревшися стремлением к справедливости, она продолжила пламенную речь:
        - Процесс над бароном не может признаться правомерным. Сплошная фабрикация и фальсификация. Знаем, каким путем церковники добывали показания - пыточным. Заплечных дел мастера! Еще называли себя слугами Господа. Не брезговали человека покалечить на всю жизнь. Я бы тоже боли не выдержала, рассказала, чего не знала. После их средневековых издевательств типа «колесование-четвертование» признаешься в чем угодно. Что на луну летал без космического аппарата...
        Тут зазеркальная дама вытаращила удивленно глаза. Сделала непонимающее лицо, приложила ладонь к уху, наклонилась к Жаннет, якобы - не поняла, потому что не расслышала. Переспросила:
        - Какого аппарата?
        - Слухового! - брякнула Жаннет грубо - не из попытки обидеть, а лишь отбить желание к дальнейшим вопросам.
        На которые нет смысла отвечать - из сочувствия ко взрослой женщине с понятиями на уровне ребенка. Ну что, начать ее просвещать о космических достижениях человечества за последние пятьдесят лет? Про Луноход, Кьюриосити, Хабл? Да у нее от одних названий ум за разум заедет! А когда узнает, что марсиане незримо участвовали в строительстве Культурного центра Помпиду, окончательно свихнется.
        Начнет чудить на пару с хозяином, кто кого в сумасшествиях переловчит. Потом от стыда краснеть будет. Знаем, как сходят с ума дамы в возрасте: молодых любовников заводят, начинают экспериментировать в сексуальной области... Нет, поздно бабке начинать. Пусть уж остается в блаженном неведении - про современные достижения и научные заблуждения, о которых Жаннет случайно прочитала как раз накануне.
        Некоторые запомнила, потому что достойны международной премии за глупость. Расставим их по уровню бесполезности и чтобы облегчить задачу Шнобелевскому комитету.
        На третьем - открытие исследователей скальных пещер в Перу: оказывается млекопитающие отряда рукокрылых, в частности - летучие мыши, занимаются минетом, чтобы продлить половой акт.
        На втором - открытие из медицины: придуман метод сбора китовых соплей, лечащих рак, при помощи вертолета с дистанционным управлением.
        На первом - та-да-а-а! - открытие австралийских фермеров: найден способ выделять ванильную эссенцию из коровьего навоза, чтобы использовать в свадебных тортах.
        Достижения, конечно, впечатляющие, но зачем засорять ими разговор? Который вступил в самую интригующую фазу.
        - Очень подозреваю, - сказала Жаннет, - что инквизиторы имели целью не только обвинить барона де Лаваля. Была у них другая подоплека... Возникает вопрос: для чего судьи в мельчайших подробностях описывали сексуальные манипуляции, якобы совершенные бароном? К чему грязные детали выносить на всеобщее обозрение и слух?
        Напрашивается ответ: они сами испытывали удовольствие! Сексуальное. Прямым текстом сказать - половое возбуждение. Дважды. Первый раз - в процессе написания. Второй - когда зачитывали обвинение в суде. Иначе к чему такая скрупулезность? - строго вопросила Жаннет и посмотрела по-прокурорски строго сначала на отраженную бабку, потом на настоящую. Обе сделали круглые глаза и пожали плечами, мол, не имеем понятия знать.
        - По-моему, я не ошибаюсь. Нет, точно не ошибаюсь, - уверенно заявила девушка, намереваясь продолжить доклад.
        Она была в ударе. Тему средневековых пыток в частности и проблему инквизиции вообще они совсем недавно расширенно обсуждали с Жюлем. Пришли к выводу, который Жаннет сейчас собралась предствить обществу в лице престарелой колдуньи и ее зеркального визави.
        - Я как-то реферат писала на тему «Институциональное обеспечение развития сенсорного брендинга в условиях зарождающегося средневекового кластера»...
        При этих словах бабка Мартинэ повернула голову к собеседнице и посмотрела с тремя выражениями в глазах одновременно. На каком языке она только что выразилась? Сможет ли перевести сказанное на общечеловеческий? И вообще - не тронулась ли она кратковременно умом?
        Жаннет решила на чужие недоумения не отвлекаться. Бабка потом разберется. А не разберется - так тому и быть. У Жаннет зудело высказаться.
        - Если начну переводить с моего экономического на ваш тиффожно-крепостной - запутаетесь больше, - все-таки снизошла она до краткого объяснения. - Чтобы собрать материал, покопалась в гугле. Наткнулась на картинки про времена преследования ведьм. Которых чаще всего выбирали из женщин детородного возраста, привлекательных внешне. Прежде, чем приступить к пыткам или допросам, инквизиторы сначала раздевали их догола. Для чего, спрашивается? - опять вопросила Жаннет и тут же ответила:
        - Очень просто: чтобы полюбоваться на женское тело. Удовлетворить мужское любопытство, ведь других способов не имели. Церковникам запрещалось заводить семью и вообще вступать в связь. Правило, которое они, впрочем, успешно нарушали.
        Трудно их осуждать. Как выяснили современные психологи - половое воздержание практически невозможно. Природу не обманешь, секса хотят все. В том числе верослужители, которые были поголовно - здоровые мужчины, хорошо питавшиеся, не изнуренные физическим трудом.
        Что же им оставалось? «Плейбоя» тогда не существовало, порнофильмов тоже. Единственная возможность - при экзекуциях вдоволь насмотреться на голых женщин. От созерцания которых текли сладострастные слюни у измученных воздержанием святых отцов. Тех, которым повезло попасть в привилегированное подразделение борцов с еретизмом и ведьмачеством.
        Куда наверняка существовал конкурс, ведь это была работа-мечта. Которая в ведомости замещения церковных должностей называлась примерно так: «член суда святой католической инквизиции, наделенный особыми полномочиями по сбору доказательств вероотступнической, колдовской и еретической деятельности среди населения вверенного района».
        Именно при сборе «доказательств», то есть во время пыток женщин-ведьм, борцы получали наибольшее наслаждение от занимаемой должности. Находились любители созерцать и голое мужское тело. Давая волю сексуальной фантазии, они удовлетворяли себя, тайно или явно онанируя...
        - Что делая? - опять переспросила Мартинэ. Современная лексика пожилой колдунье была не всегда понятна.
        - Ну, руками доводя себя до семяизвержения. Мужчинам это легко. Только посмотрят на фото или прочитают описание - и эрекция. Но мы сейчас не будем в эту проблему углубляться, оставим до следующего семинара.
        Жаннет замолчала. Вроде высказалась - должна испытать облегчение. Ан нет! В голове крутилось беспокойство: до того, как беседа свернула в русло жаннетиного монолога, пожилая мадам остановилась на чем-то важном. Стала припоминать...
        - Так что вы хотели мне сказать-то?
        - Ой, позабыла, заговорила ты меня... - пробормотала бабка.
        В задумчивости потерла лоб, посмотрела в потолок, но это не помогло.
        - Потеряла я мысль, про что мы говорили. Но ты не расстраивайся, дочь моя. Вижу, разбираешь в науках не хуже меня. Не пропадешь среди нечисти... то есть среди нелюдей... то есть, ну, все равно... Сама понимаешь, кого я имею ввиду.
        В коридоре послышались шаги. Отчетливо звучащие, по-хозяйски уверенные - чеканным звоном по камню. Шаги приближались. Жаннет нервно поежилась и замерла. Стало жутковато: не знала, чего от шагов ожидать. Краткое эхо от них - как отсчет последних секунд жизни.
        - Барон идет! - воскликнула старуха с благоговейным страхом и заметалась на месте, всплескивая руками. Торопливо оглядела девушку с головы до ног, все ли на месте: цветок, волосы, грудь, платье, шнуровка на корсаже. Одновременно приговаривала:
        - Не бойся, Жанна. Я буду тебе помогать. Только не в том обличье, который сейчас видишь.
        - А в каком?
        Шаги гремели на подходе к спальне. Старуха затараторила скороговоркой:
        - Потом сама догадаешься. И помни! Не давай целовать себя в губы, укусят - превратишься в мертвого бессмертного вампира...
        Дверь комнаты распахнулась.
        В тот момент часы начали отбивать длинную череду ударов. Жаннет оглянулась по сторонам, однако, часов в комнате не нашла. Посмотрела в зеркало, откуда, собственно, и шел бой. Над головой молодой дамы увидела смутно знакомый черный циферблат с золотыми фигурками. Вспомнилось: именно такой висел в трактире «Сердца Жаков». На часах стояло время «двенадцать-двенадцать».
        - Двойная полночь, - прошептала бабка Мартинэ суеверно. Торопливо накинула капюшон и протянула когтистый палец к Жаннет. - Время чертовщины. Ничему не удивляйся, ты в стране мертвецов. Запомни напоследок: цветок, что я приколола, из волос никогда не вынимай. Пригодится тебя найти, когда другого выхода не будет...
        В проеме двери возник мужской силуэт.
        15.
        Царственной, неспешной поступью мужчина вошел внутрь. Жаннет по привычке близоруко прищурилась, даже хотела поправить пальцем дужку на переносице, чтобы получше рассмотреть. Вовремя вспомнила про отсутствующие очки, остановила руку на полдороге.
        Когда гость вступил в территорию света от камина, девушка ахнула.
        Первое впечатление - Жюль. Второе - не может быть. Черты любимого проглядывались в лице вошедшего, но не вязались с его обликом. Прическа - удлиненные, поражающие густотой цвета, черные волосы в небрежном стиле «хиппи». На щеках и подбородке - моднейшая трехдневная щетина, отливающая синевой.
        Одежда - в стиле шестисотлетней давности: удлиненный, изящно приталенный камзол, рукава на сборке вверху, сужающиеся к запятью. На плечах сзади - короткий плащ, пришитый к камзолу, брюки заправлены в высокие сапоги с отворотами. Все черное, только по краю воротника-стойки и манжет белая вставка из батиста.
        С шеи на грудь символом богатства свисала мощная золотая цепь с круглым медальоном размером с апельсин. Драгоценные камни, вставленные в его тело, сверкали разноцветными искрами, убеждая в собственной состоятельности и неподделке. На поясном ремне слева висели ножны с мечом. Рост мужчины - выше среднего, взгляд орлиный. Повелевающий. Сразу видно: человек высокого полета.
        - Поклонись низко барону де Рэ - де Лавалю, герцогу Монморанси, - шепотом приказала бабка, стоявшая сбоку-сзади Жаннет.
        Слова она подтвердила легким тычком в спину. Лучше бы показала! Жаннет растерялась. Как кланяться-то правильно: по-крестьянски - в пояс, по-дворянски - наклоном головы или подобострастно - упасть ничком перед великим господином? Не обидеть бы хозяина замка невежеством в средневековом политесе. Кто знает его степень самоощущения? По принципу: чем ниже поклон, тем выше степень, или ему без разницы, но чтобы кланялись по форме?
        Пару мгновений Жаннет стояла неподвижно, соображая. Вспомнила - барона отличали королевские замашки. А французские короли, хоть имели безграничное самомнение, рабского унижения типа «падения ниц, носом в пыль» от придворных не требовали. Значит, Жаннет не стоит лбом об пол мараться. Тогда поискать подсказку в современности. Где? Конечно, в кладовой Фабрики грез, которая имеет наглядные киношные примеры на все случаи жизни.
        Вспомнила один старый фильм из времен Людовиков, который особенно нравился - про Анжелику. Перед глазами возникла сцена, когда та элегантно присела перед монархом, пригнув голову и устремив взгляд на собственные пышные груди. Камера специально задерживалась на них, чтобы зрители в зале замерли от восторга вместе с королем.
        Так вот как надо кланяться! - догадалась Жаннет и низко присела в книксене.
        Получилось неловко: ноги под длинной юбкой заплелись, она закачалась, раскинула руки, чтобы не упасть.
        К счастью, барон неловкости не заметил. Приблизился все той же летящей походкой, порывисто опустился на одно колено. В почетном поклоне склонил голову, приложил руки к сердцу. Встал.
        - Приветствую вас, Жанна, в моем скромном замке! - произнес он высокопарно и поднял руку в знак уважения. - Большая честь для меня - вашего вассала и оруженосца.
        От его речи, манеры обращения и вообще ситуации девушка опять растерялась. Не зная, что ответить, стояла истуканом, пока не получила еще один тычок от Мартинэ. Еще раз поклонилась. Теперь получилось изящнее, стильнее - даже самой понравилось. Не зря говорят: терпение и труд рождают совершенство...
        Барон тоже сказал «Жанна». Ясно: ее здесь принимают за другую, догадалась Жаннет.
        Она не возражала побыть двойником легендарной героини. Наоборот, большая честь. Впрочем, серьезно к тому не отнеслась. Снова почувствовала себя участницей спектакля-импровизации: без названия, сюжета и заранее прописанной развязки. О которой не узнаешь, заглянув на последнюю страницу.
        Решила не спрашивать, не встревать в события, дать им развиваться по порядку. Даже захватывающе: поучаствовать в постановке с антуражем из прошлого!
        - Для меня огромное удовольствие и почет принимать вас своей гостьей, миледи, - проговорил барон низким, истинно мужским голосом.
        Он бесцеремонно окинул девушку взглядом, на секунду задержавшись на цветке в волосах. В глазах мелькнуло что-то трудноопределимое: недовольство? недоумение? Бабка напряглась: задержала воздух в легких, крепче сцепила пальцы на животе. Жаннет не заметила причин насторожиться.
        Барон восхищенно улыбнулся, значит, остался доволен. Старуха неслышно выдохнула.
        - Пойдемте сейчас в столовую, - предложил де Рэ, подавая девушке руку. - Познакомлю вас с другими гостями. Надеюсь, они вам понравятся.
        «А если не понравятся?» - хотела по привычке полюбопытствовать Жаннет, но из вежливости воздержалась.
        - Если не понравятся, отрубим им головы, - без улыбки ответил хозяин вслух. Значит - не шутил?
        Жаннет приказала себе быть осторожней с мыслями. Взяв барона под локоть, она с удивлением ощутила, что поднялась в воздух.
        16.
        Владелец замка и его гостья летели узкими коридорами, запутанными наподобие критского Лабиринта. Даже хуже. Не зная плана, здесь сам хозяин древнегреческой путаницы полубык Минотавр заплутал бы. Через пару дней он сошел бы с ума от невозможности выбраться на свет Божий и заплакал от отчаяния, упершись рогом во входные ворота.
        В отличие от мифического героя, де Лаваль чувствовал себя как дома в беспорядочности крепостной архитектуры. Немудрено: он не первый век здесь по воздуху прохаживался, с закрытыми глазами нашел бы выход из коридорных хитросплетений. Которые предназначены для введения в заблуждение внешних врагов и внутренних шпионов.
        У Жаннет же чувство ориентации отсутствовало напрочь. Она легко терялась в логично спланированном городе - что говорить про хаотичный Тиффож. Если бы предложили повторить тот же путь одной, она не произвела бы правильно и двух поворотов. Еще потому, что проходы были едва освещены примитивными факелами и не имели плакатов с полезной информацией. Или простейших указателей в виде стрелок - куда лететь, если заблудился.
        Почему бы не поставить стандартные дорожные стенды с надписями белым по голубому? Например, столовая: спуск на второй этаж подвала, то есть минус два - на кнопках лифта, прямо по коридору, пятая дверь после шестой колонны. Или спальня: взлететь на второй этаж, миновать коридор, найти лестницу за углом, через пять ступенек налево - дубовая дверь. Стучать три раза по-условному: два коротко, один длинно.
        Крепко держась за хозяина, любопытно глазевшая по сторонам Жаннет заметила: здание находилось, мягко говоря, в запущенном состоянии. Точнее - в крайнем упадке. На стенах следы неухоженности: тут и там грязные разводы, присосавшаяся к камням плесень, неизвестной природы слизь. Заметны разрушения: трещины, щербины, вмятины и дыры. Видно, крепости пришлось выдержать не одну вражескую атаку - с примением тяжелой артиллерии в виде пушек. Интересно, что подразумевается под легкой артиллерией? Рогатки?
        Лестницы выглядели особо неблагонадежно - по ним лучше ходить, не наступая. Поросшие гладким, ненадежным мхом ступеньки не вызывали доверия: встанешь - соскользнешь. Прутья перил торчали в стороны и выглядели агрессивно: зацепишься - разорвут в клочья.
        Упадок понятен, если учесть впечатляющий возраст постройки - тысяча лет. Последние пятьсот - без ухода или ремонта, даже косметического. Конечно, раньше строили на совесть и на века, не то, что сейчас. Но без человеческой заботы даже сооружения, созданные удивлять вечность, быстро ветшают. Будто сознавая собственную ненужность и тоскуя от неприкаянности.
        Однако, назвать замок полнейшей развалюхой было бы несправедливо. Помнится из рассказа Жюля - нижние уровни сохранились прилично. Жаннет присмотрелась. Правда.
        Она больше не оглядывалась испуганно по сторонам, не пыталась запомнить дорогу. Доверилась барону, который вел ее твердой рукой. Он ни на секунду не засомневался в выбранном маршруте, не затормозил на развилке, не уперся в тупик. Уверенно увлекал спутницу за собой, не давая отсутствию фонарей и указателей сбить себя с пути.
        Пара удачно миновала бессчетное количество зигзагообразных коридоров и вступила в зал. Который представлял одновременно столовую и гостиную. Ущемленность в простанстве объяснялась просто: пришедшие у упадок верхние этажи не позволяли жить на широкую ногу в смысле: для каждого предназначения - отдельная комната. Пришлось уплотняться.
        Первое, что бросилось в глаза, был протертый ногами - или проетый грызунами? ковер на каменном полу. Второе - внушительный камин справа: ростом с человека, шириной с два человека, в котором горели аккуратно расколотые дрова с белой кожурой. Береза, догадалась Жаннет и тут же ощутила ее запах - кисловато-острый, невозможный спутать с другим деревом. В ее деревне топить белоствольными поленьями считалось аристократизмом.
        Несмотря на камин в качестве батареи и березу в качестве освежителя воздуха, в зале пахло сырым подземельем. Или обогреваемым картофельным подвалом. Запах вековой плесени и человеческого неприсутствия вытравить невозможно. Ну, если только пройтись антитараканной дезинфекцией?
        Насчет мебели было пустовато. Интерьер в стиле «минимализм», выражаясь по-современному. По-старинному «неприхотливая спартанская обстановка».
        Присутствовало только самое необходимое. У противоположной от входа стены, за территорией ковра, стоял стол размером человек на двадцать, если посадить рядом, локоть к локтю. Но господа же так не сидят. Не-ет, благородные люди не привыкли тесниться. Любят иметь по бокам не локти соседа, а свободу движения, особенно во время обеда.
        Что доказывало небольшое количество посадочных мест - семь, судя по числу стульев с высокими спинками: три с одного бока, три с другого, один с торца. Скатерть отсутствовала, потом Жаннет узнает - почему. На столе стояла какая-то металлическая чаша и три трехсвечовых подсвечника, горевшие на полную мощность. Украшающих деталей не имелось: ни цветов в вазах, ни миниатюрных фонтанчиков, ни фарфоровых фигурок ангелов. Хрустальной люстры типа «каскад» тоже - по причине отсутствия системы электрического снабжения.
        На стенах древнее оружие: алебарды, копья, шпаги, повешенные симметрично. Перед камином - три кресла полукругом. В креслах - трое мужчин о чем-то оживленно разговаривали, посмеиваясь, иногда громко хохоча.
        Жаннет отметила: фигуры людей, выглядели очень натурально. Но все-таки отличались - легкой прозрачностью, нечеткостью изображения, что становилось заметно, когда проходили мимо огня. Очертания слегка размывались, будто фигуры были сделаны из раскрашенной под человека сосульки.
        Насчет собственного тела девушка не сомневалась. Она ощущала себя живой, теплой и непрозрачной. Но... не совсем полноценным человеком. Что-то тот мошенник с бакенбардами с ней все-таки сотворил.
        В-главных: двигалась легко, будто закон земного притяжения в отношении Жаннет ослабил действие. Хорошо не до состояния невесомости, а то начала бы кувыркаться, подобно обитателю околоземной исследовательской станции - звездонавту. Встала бы кверху ногами в самый неподходящий момент - во время представления другим гостям. Вот бы они посмеялись.
        В-следующих: пролетая неотапливаемыми крепостными коридорами, Жаннет не замерзала от холода, хотя имела на себе лишь платье с коротким рукавом-фонариком.
        Странно: она не боялась находится в обществе потусторонних существ, принимала их за обычных людей, не удивлялась, не задавалась вопросами.
        Дополнительно: некоторые вещи, которые в прежней жизни отнесла бы к нелогичным, сейчас не достигали ее сознания, не напрягали - полностью в соответствии с планом колдуна.
        Который присутствовал - у входной двери. С неподвижностью статуи замер Франческо Прелати в позе услужливого лакея с полотенцем через предплечье. Поодаль от него стояли две дамы, занимаясь очень женским делом, о котором догадался бы каждый, услышав только интонацию - сплетнями. С недовольными гримасами и несдержанными жестами они громче положенного по этикету жаловались друг другу.
        - Представляешь, эти бездельницы-крестьянки совсем от рук отбились, невозможно стало управлять, - возмущенно говорила одна: высокая, худощавая, с возрастными следами на лице. Ее можно было бы назвать красивой, но портили впечатление узкие губы и жесть в глазах.
        Еще высокомерность. Она выглядела если не королевой, то ее младшей сестрой или доверенной фрейлиной для особых поручений. Гордая голова, задранный подбородок, взгляд сверху вниз на любого собеседника, даже того, кто выше ростом.
        Легко было догадаться, как она достигала гордяческого эффекта: надо закидывать голову назад и смотреть, пренебрежительно прищурившись. После недолгой тренировки получилось бы и у Жаннет. Только не требовалось: она не имела намерения выставлять превосходство. За это ненавидят в любом социуме и могут подстроить свинью.
        Очень возможно - дама настолько эгоцентрична, что плевала на мнение других о себе. Могла себе позволить, если судить по богато отделанному драгоценностями платью из восточной парчи, переливающейся оттенками синего и зеленого.
        Ее высокий статус и право на высокомерие подчеркивало красовавшееся на шее жемчужное ожерелье, плотными рядами лежавшее вокруг шеи. Безусловно натуральное. Кто посмеет сомневаться - того испепелит взглядом! Жаннет и не собиралась, состроила равнодушно-пренебрежительную гримасу. Она имела предубеждение против дам, носящих жемчуг: у них амбиций больше, чем жемчужинок на нитке.
        Картину завершала тщательно уложенная прическа - в стиле римских императриц: с кудряшками вокруг лба и локонами от затылка по плечам. Прическа идеальностью очень смахивала на парик, но издалека Жаннет не разобралась.
        Дама увлеченно продолжала:
        - Я говорю горничной: подай мне кровь в бокале из лучшего богемского хрусталя. А она, негодница, подает в рюмке из мозеровского! Я сразу подделку отличила, мозеровский совсем по-другому о зубы стучит. Она думала, я старая, отупевшая, не догадаюсь. Вот что возмущает - их недалекость! И нецелеустремленность. Нежелание учиться, разбираться в простых вещах. Не понимают, что находятся рядом с высокообразованной, интеллектуально выдающейся госпожой.
        - И что ты с ней особо-жестоко-изощренного сделала? -заинтересованно спросила другая дама - молодая, миловидная, с длинной русой косой.
        Одета она была по старо-славянски: в серовато-белую, льняную рубаху, от которой виднелись только свободно висящие рукава и воротничок под шею. В качестве платья - туго сидевший на груди, книзу широко-расклешенный, ярко-красный сарафан. Внизу по подолу и вертикальной полосой по центру он был отделан желтыми, угловатыми орнаментами. Фольклорный стиль - механически отметилось у Жаннет.
        Насчет украшений было скромно. На шее рябиновые бусы в три ряда, похожие на кровавые пятна по рубахе. На голове полукруглый кокошник, тоже красный с орнаментами - подстать сарафану. Сложив руки под грудью - что за простонародная поза в обществе! - она подчернуто почтительно внимала собеседнице.
        - Хорошенько проучила, - довольно ответила гордячка противно-высоким голосом. - На всю жизнь запомнит. Впрочем, уже запомнила, потому что с жизнью рассталась.
        - Ну, ты ее сначала попытала?
        - Конечно! Сразу в «железную деву» заперла. Она оттуда живой не вышла.
        - Что за «дева»? - живо спросила барышня-славянка. - Я ни о чем подобном не слыхала.
        - «Железная дева» - новое слово в европейской пыточной технике. Это знаешь, такая железная фигура в форме тела, внутри полая. Типа стоячего гроба с крышкой на шарнирах. Крышка открывается, туда человека вставляют и опять закрывают на замок. Снаружи «дева» утыкана шипами, остриями направленными внутрь. Человек там стоит плотно, пошевелиться или уклониться не может, а в него по одному шипы вбивают. Смерть наступает медленно и особо мучительно от боли и истечения крови...
        - ...чего они, негодяи непослушные, самовольные и заслуживают! - с радостным энтузиазмом закончила молодая дама, подтвердив слова энергичным взмахом руки. - Ох, раззадорила ты своими рассказами. Хочу тоже такую «деву» приобрести. Для моих бездельников в Троицком. Разболтались, лентяи неповоротливые, трудиться совсем не хотят. А я им такую машинку покажу, сразу присмиреют. Слушай, Эржбета, ты мне потом ее чертеж нарисуй...
        - Конечно, как не помочь хорошему человеку! - сказала старшая по возрасту с совершенным равнодушием в голосе. Заметив Жиля с Жаннет, кивнула подруге. - Барон прибыл с очередной...
        Не дослушав, девушка в сарафане оглянулась. Моментально позабыв про собеседницу, бросилась к де Лавалю.
        17.
        Подбежав, она остановилась так резко и близко, что сарафан, продолживший движение по инерции, махнул подолом по его ногам. Жаннет нашла это по-деревенски невоспитанным. Молодая дама тем временем легко согнулась вдвое, отвешивая поклон в пояс. Так же легко, пружинисто поднялась.
        Наблюдая за ней, Прелати подумал: счастливая, еще не страдает радикулитом. Гордячка подумала: вот дура стоеросовая, так и не научилась за столетия нормальный европейский книксен делать.
        Русая девушка не обратила внимания на реплики о себе. Сосредоточилась на главном - челобитной высокопоставленному господину.
        - Уважаемый барон, Ваше сиятельство, прошу выслушать, - торопливо обратилась она к де Рэ, прижав руки в кулаках к груди и сделав просительную мину. - Обращаюсь за помощью к вам как последней инстанции. Мои крепостные... они совсем от рук отбились, страх потеряли перед хозяевами. Опять на меня жалобу написали в Верховный Дворянский Совет. Кто их только подначивает? Знаю, что сами бы не додумались, кто-то из моих врагов им помогает. Прошу, разберитесь по-честному, накажите дерзких холопов, что против собственной хозяйки партизанят, интригуют...
        Барон остановил ее излияния жестом руки.
        - Потом разберемся, Дарья Николаевна. Сейчас о другом.
        Пока она причитала, мужчины покинули кресла у камина и потянулись гуськом поближе к хозяину с гостьей. Вторая дама тоже подошла и скромно остановилась в хвосте очереди. Излишне напоминать, что все без исключения двигались воздушно-летающим путем. Научным языком - с помощью телепортации... Или левитации... В-общем, не перебирая ногами по полу.
        Наблюдая за их шевелением, Жаннет припомнила предупреждения бабки Мартинэ. О том, что гости барона - люди ненадежные, неподходящие в смысле дружбы. Вернее, особо опасные для жизни: вампиры-кровососы, каннибалы-членовредители. Или бабка их другими словами описывала? Ну, неважно. Она соврала. Не похожи они на неопрятных зомби: не рычат, не свистят, зубами не щелкают, одеты аккуратно, выглядят достопочтенно, вполне по-человечески...
        Не спеши с выводами, осадила себя Жаннет, разберись прежде. Вспомни примеры. Откуда их взять? Ей с нечистями в жизни встретиться не посчастливилось. Призвала на помощь все тот же исторически-достоверный источник, расположившийся на Голливудских холмах. Вспомнила пару хорор-фильмов, которые обожала смотреть на ночь. Особенно нравились сцены, где кровь - фонтаном и конечности бензопилой расчленяют.
        Пригляделась к присутствующим. Не похожи ли на киношных прототипов?
        Оказалось - нет. Не соответствуют они киношным шаблонам о потусторонних существах. Ни клыков по углам рта, ни кровавых подтеков на губах, ни деревянной зомбиевской походки. Ни грязной одежды, разодранной в лохмотья при вылезании из гроба и протискивании через комья земли. Кажется, старушка Мартинэ немножко преувеличила, заподозрив приличных людей в непристойных намерениях...
        Тем временем де Рэ вышел в середину залы, поставил рядом Жаннет и проговорил голосом презентатора, объявляющего поп-звезду:
        - Господа! Позвольте представить вам мою дорогую гостью и соратницу, народную любимицу, воительницу, защитницу родины - Жанну Д’Арк! - и указал на Жаннет.
        Окружающие, в общем количестве пяти человек, не считая Прелати, почтительно поприветствовали Жаннет. Получилось вразнобой, видимо у них в книжке по политесу единая церемония не была прописана. Или каждый имел свою брошюрку, другого года - или века? - выпуска.
        Мужчины отличились оригинальностью. Один, в военной фуражке и затемненных очках, по-восточному приложил руку ко лбу, к губам и к сердцу. Второй, в щеголеватом котелке, встал по-военному, стукнул пятками и коротко кивнул головой. Третий, толстячок без шляпы, широко, по-простонародному улыбнулся и шутливо отдал честь двумя пальцами.
        Дамы не мудрствовали. Гордячка сделала изящный реверанс - заметно, что тренирована в этикете. Барышня снова сломалась пополам.
        Жанна оглядела их вблизи и заметила, что, в принципе, выглядят они для мертвецов прилично, только глаза у всех одинаковые - черные без белков, ненатурально блестящие, бездонно-пустые.
        - Подходите по очереди знакомиться, - скомандовал хозяин.
        18.
        Очередь тут же нарушилась.
        Возмутителем порядка оказался тот улыбчивый шутник - маленький, полненький мужчина, который шустро выделился из ряда и подскочил к Жаннет на коротких ногах. Желая оказаться первым, он не проявил ни субординации к коллегам в головных уборах, ни уважения к дамам, которых бесцеремонно заставил ждать.
        Рассмотрим его подробнее. От других гостей мужчина отличался одеждой, выглядевшей современнее, чем у остальных. Застегнутый на все пуговицы пиджак был размера на два меньше, чем требовалось по параметрам тела. Оттого натягивался морщинами на плечах и в пуговичных проемах. Разрез на мягкой точке неприлично разъехался в стороны, угрожая порваться.
        Сидевшие свободно брюки сшиты на заказ или куплены в магазине «для больших людей». Вернее сказать: «для больших задниц». Или обтекаемо: для людей с нестандартной фигурой в сторону ожирения. Под последнее определение мужчина подпадал стопроцентно: форма силуэта напоминала колобок на ножках.
        «Выскочка, наглец, - подумали про него остальные. - Не имеет понятия ни об этикете, ни об элементарной вежливости. Конечно, что с него возьмешь - итальянец! Университетов не кончал. Из нищей семьи, дворовое бруклинское воспитание. Мафиозо одним словом».
        При взгляде на толстячка невозможно было представить его убийцей. Единогласное впечатление тех, кто случайно встречал его на улицах - такой добряк и мухи не обидит. Лицо добродушное, с крупными губами, постоянно менявшими конфигурацию в зависимости от настроения владельца. Когда-то в молодости - тридцать лет и пятьдесят килограммов назад - он выглядел привлекательным внешне. Сейчас мужчина походил на круглый, украшенный взбитыми сливками торт, и сходство это усиливала сладчайшая улыбка.
        - Позвольте представиться, - проговорил мужчина высоким тоном, неожиданным при его солидной комплекции.
        Он взял Жаннет за руку, слегка пожал, не делая попытки поцеловать.
        - Альфонсо Габриэль Капоне. Можно сокращенно - Аль. Очень приятно познакомиться с очаровательной молодой дамой, умеющей отлично владеть мечом. В наше время редкость. Да и в ваше тоже. Скажите, мадам, сколько человек вы самолично зарубили в драках? - спросил он без всякого перехода, доказывая недостаток воспитания. Нет бы побеседовал сначала на отвлеченные темы: о прогнозах погоды на уик-энд или планах на летний отпуск.
        Принимаемая за другого человека, Жаннет поначалу растерялась. Но быстро пришла в себя, вспомнив совет Мартинэ никому не давать ввести себя в заблуждение. Совершить глупость недолго: отвлечешься на второстепенность, забудешь главное и вот уже одна из них - мертвая душа, не прошедшая обязательную церемонию погребения. Потому скитающаяся в поисках покоя.
        Становиться ходячей мертвечиной девушка не торопилась. Когда придет время, она умрет от естественных причин и будет похоронена по католическому обычаю: с церковным отпеванием, скорбящими родственниками, на тихом кладбище. Душа вознесется на Небо, а не рухнет в заплесневелый тиффожский подвал.
        Все должно быть в балансе: мертвым - мертвое, живым - живое. Маньякам - вечно-огненные муки, праведникам - вечно-зеленый рай. Жаннет относила себя ко вторым, а к первым занесла ее случайность. Она временно оказалась в их логове и не намерена интегрировать, как бы они ни соблазняли.
        Если понадобится - она будет за себя бороться. Хоть в одиночку - не беда: предупрежден, значит вооружен. Впрочем... не так все печально. Трактирщица в образе двойницы Мартинэ ей помогает. Да сам Жиль де Лаваль на стороне Жаннет, а его здесь побаиваются. Внимание хозяина ей льстит: кроме того, что по-рыцарски предупредителен, он очарователен по-мужски. Может, снова взять его в телохранители?
        Ну, это решение она примет по ходу дела. Сейчас следует поставить себя так, чтобы присутствующие не приняли за слабачку. Кажется, старушка-то все-таки не ошиблась насчет специфичности компании. Этот улыбчивый товарищ Аль Капоне имеет на совести десятки трупов. Та-а-к, припомнить - где он проживал и убивал?
        Припомнила. Как раз в начале прошлого семестра проходила экономические причины возникновения Великой депрессии в Америке в двадцатых годах двадцатого века. Именно на ее волне вознесся этот итальянский гангстер. Надо ему показать - Жаннет не лыком шита, чтобы не очень-то себя выпячивал.
        - За неполные два года я отправила на тот свет больше врагов, чем вы за пять лет мафиозных войн в Чикаго, - проговорила высокомерно Жаннет и выдернула руку из его потных ладоней. - До свидания. - Переняв манеру у гордячки, бросила на итальянца презрительно-уничижительный взглад. Получилось легко, даже подбородок задирать не пришлось: Капоне был на голову ниже.
        Цель достигнута - Аль-Габриэль оторопел. Не ожидал бесцеремонности от юной, на вид безобидной девушки по отношению к собственной персоне, наводившей когда-то ужас на жителей штата Иллиной. Видимо дело в естественной эволюции ценностей: авторитет, завоеванный в прошлом, не обеспечивает уважения в настоящем. И восстановить его с того света проблематично.
        Алю следует привыкать к двойному разочарованию. Золотые времена владычества мафии в Америке прошли, к тому же теперь он по другую сторону границы. Тут террор не устроить, силовыми методами власть не установить, уважения угрозами не обеспечить. Тут понятие насилия отсутствует, как таковое. За потерей смысла: мертвые смерти не боятся. И не стоит строить из себя крутого парня из бруклинской подворотни...
        - Вот именно, - подтвердила его разочарованные мысли дама постарше, которая уже шествовала представляться к Жаннет. Другие мужчины оказались джентльменами и пропустили ее вне очереди. - Со своими повадками выскочки вы начинаете выглядеть смешным, у-ва-жа-е-мый.
        Последнее слово она произнесла раздельно и с таким презрением, что смысл перевернулся: из «уважаемого» превратился в антипод. Похоже, она желала Аля оскорбить. «Видимо, старые счеты между ними», - догадалась Жаннет.
        К массированной словесной атаке Капоне был неподготовлен. Видно - несилен в перебранках, только в перестрелках. Он обиженно поджал губы и мелкой походкой отправился занимать место у камина.
        Де Лаваль объявил даму:
        - Эржбета Батори, венгерская графиня из Карпат.
        «...ее называли Дракула в женском обличье. Убивала девственниц, принимала ванны из их теплой крови для восстановления начавших стареть лица и тела», - вспомнила Жаннет из какого-то документального фильма о маньяках прошлого. Который совершенно случайно посмотрела пару дней тому назад.
        Она величественно подала даме руку, та едва прикоснулась кончиками тонких, белых пальцев. Графиня не улыбнулась вежливо, не поклонилась, не кивнула головой. Впилась в лицо девушки такими колючими, явно-анализирующими глазами, будто хотела взглядом проткнуть, добраться до крови - определить группу и процент содержания сахара. Чтобы оценить пригодность на омолаживающий эффект.
        Она держалась горделиво и отчужденно, что не вязалось с ее скромным статусом рядового гостя замка Тиффож. К тому же вблизи Жаннет заметила погрешности в облике графини.
        Издалека выглядевшее роскошным платье ее состояло не из единого полотна, а из кусочков, тщательно подогнанных друг к другу. Жемчуг, в пять оборотов, украшавший высохшую кожу на груди, был поцарапан, что свидетельствовало все-таки о подделке. Аккуратной до ненатуральности прической с локонами дама была обязана парику - Жаннет правильно догадалась.
        Может, Эржбета имела когда-то право смотреть на окружающих свысока - по графскому званию или богатству, только не теперь, когда земная власть для нее кончилась, а деяния разоблачены.
        Не стоит относиться почтенно к этой зазнайке-злодейке. Жаннет выросла в другом времени, без чинопочитания и классовых различий. Конечно, в современном мире происхождение играет роль, но в меньшей степени, чем раньше. Тем более не освобождает от уголовной ответственности.
        Жаннет посмотрела в ответ еще более презрительным взглядом. Тайком от барона она скривила губы, показав гордой Эржбете «фе». Пусть не выпячивается. Здесь ей не там - в глухих Карпатах. Французы умеют ставить выскочек на место.
        Дама отдернула руку - панически, словно почувствовав жаннетин отрицательный заряд. Но отходить в сторонку не поспешила.
        - Вы забыли упомянуть мои достижения, уважаемый барон, - сказала с обидой.
        - Ах, простите. Что именно вы хотели бы про себя от меня услышать?
        - Что я официально признанный, самый кровавый маньяк в истории человечества. Учитывая число жертв. Более шестисот и все доказаны! - с гордостью произнесла Батори. - Меня занесли в Книгу Рекордов. Кто из вас может похвастаться подобным результатом?
        - Извините, меня не впечатляют успехи в кровавых злодеяниях, - смело парировала Жаннет. - Вот если бы вы похвалились чем-нибудь позитивным...
        - У меня есть и позитивное, - нашлась дама. - Например, я не убила ни одной безымянной жертвы. Имена всех, обратите внимание, - графиня указующе подняла палец, - имена всех девушек я записала в дневнике. Имена которых не знала или забыла, записала под номерами. Как вам такая аккуратность?
        - Не аккуратность, а глупость, - подал голос из кресла Аль Капоне. И по-деловому продолжил: - Именно на основании этих записей вас осудили за массовые убийства. А вы по простоте деревенской души или все из того же высокомерия в них признались. Тоже мне графиня! Не могла соврать, чтобы выкрутиться. Брала бы с меня пример. Даже когда припирали к стенке свидетельскими показаниями, я не признавался. Меня осудили и посадили по случаю. И не за убийства, участия в которых не удалось доказать. На каждое имел железное алиби. Учитесь!
        Жаннет перебила его откровения:
        - На какое наказание осудили? - спросила у Эржбеты по привычке любопытствовать. - Надеюсь, на смертную казнь?
        - Ну уж нет, - скривила губы Батори и сощурила глаза, будто облизнула лимон. Гримаса должна была изображать улыбку. - Я слишком высокого происхождения, чтобы меня просто так лишили жизни.
        - Но вы же лишали жизни других. Сотни человек, судя по разговору.
        - За это я понесла наказание! - выкрикнула Эржбета, обиженно-возбужденно. - Незаслуженное, причем. Меня осудили непрофессионалы и завистники. Подтасовали обвинение, сфальсифицировали свидетелей, сварганили факты. Как вам такой пункт: меня обвинили в смерти собственного сына, который к тому моменту был еще жив! Ах, мой малыш Павел, ангел по характеру и кругленьким щечкам...
        - Ха! - хохотнул стоявший следующим в очереди месье в изящном котелке по моде конца девятнадцатого века.
        Эржбета зыркнула на него уничтожающе, от чего тот почему-то не испугался, а улыбнулся шире.
        19.
        Графиня из Карпат притворно всхлипнула и подняла к глазам носовой платок, который скорее можно было назвать грязным, чем белым. Ей хотелось задержаться подольше возле хозяина и гостьи, чтобы побыть центром внимания, которого давно лишилась. И которое жаждала обрести снова. Неужели трудно уделить высокородной даме чуть больше минут, чем положено по протоколу, побеседовать, посочувствовать, помочь советом?
        Наблюдать ее притворство и слушать причитания не входило в планы де Рэ. Он сделал Эржбете знак освободить пространство для представления следующего члена компании. Батори обиженно поджала губы и отправилась к Капоне.
        Присев на ручку кресла, она панибратски приобняла его за шею и, наклонившись, что-то зашептала на ухо. Однако, мафиозо был не профан - знал, как это работает между ними, мертвыми. Сначала сбросил с шеи ее руку, потом шустро вскочил.
        Вовремя! Жаннет заметила в ладони Эржбеты остро сверкнувший клинок, который она ловким жестом иллюзиониста вытряхнула из рукава.
        - Ты шизофреничка! - крикнул Альфонсо и ловким ударом ноги выбил нож. Тот покатился к камину, звонко звякая по камням. - Не можешь забыть убийственных привычек даже здесь, в загробном царстве. Ты точно психически больная, Эржбета. Маньячка в превосходной степени, извини за выражение. Первая среди равных. Нет, скажу сильнее: лучшая среди исключительных. Короче, неизлечимый вариант.
        И столкнул ее с подлокотника.
        Грубости та не ожидала. Неловко шлепнулась на зад, беспомощно оглянулась, развела руками. Молча вопрошая: что же это происходит, люди добрые, женщин на пол роняют и встать не помогают, что за нравы, куда мир катится...
        Сцена выглядела комично, и Жаннет прыснула. Барон де Лаваль притворно-строго покосился в ее сторону. По дрогнувшим уголкам губ девушка догадалась - ему тоже хотелось повеселиться. Лишь вежливость останавливала: неудобно насмехаться над пожилой гостьей - они же в обществе находятся, не на базаре.
        Пришлось Жаннет последовать его примеру. Последовала с двумя противоположными ощущениями. С одной стороны - зудело желание прилюдно высмеять венгерскую гордячку. С другой - пришла на ум чисто практическая причина того не делать: вдруг, если они с Жилем рассмеются дружно, в потолке возникнет эффект резонанса, и он рухнет? Здание-то аварийное...
        Следующим для представления подошел импозантный мужчина в усах, пышно разросшихся под носом и завивавшихся кончиками вверх. Какими-то трудно-определимыми чертами он показался знакомым.
        - А я вас знаю! - радостно воскликнула Жаннет. - Эркюль Пуаро! Видела вас на иллюстрациях.
        И сразу поняла, что ошиблась: сбили с толку усы. Во-первых, сыщик-профессионал Пуаро - персонаж вымышленный. Здесь же собрались прототипы - или материлизовавшиеся духи - когда-то на самом деле существовавших людей. Во-вторых, знаменитый бельгиец - герой со всех сторон положительный, к компании убийц не подходящий. Конечно, в его профессиональной методе просматривалась определенная серийность, но в уважительном смысле. Он был маньяком сыска.
        Тогда кто этот изысканно одетый в костюм-тройку, галстук и котелок месье, не лишенный шарма, привлекательно действующего на женщин? Смертельно действующего, надо полагать.
        - Вы правы, - сказал он, лукаво улыбаясь. - Среди моих жертв почти исключительно дамы, которых я смертельно обаял. Собственной очаровательностью и обходительностью, которым невозможно сопротивляться. Генри Говард Холмс, к вашим услугам.
        - Вы не умрете от скромности, - заметила Жаннет и тут же пожалела о произнесенном. Звучало не к месту двусмысленно: они тут все давно почившие. Воскресли только на время - чтобы с ней познакомиться.
        Холмс деликатно не заметил.
        - Я знаю, что обворожителен от природы, и всегда этим пользовался, - продолжил он самовосхваляться. - Не только для соблазнения слабого пола - эта область деятельности требовала наименьшего приложения сил. Мое истинное призвание - мошенничество. В особо крупных размерах. Не побоюсь сказать - в государственном масштабе.
        Я обладаю редким талантом убеждать людей в самых фантастических проектах и их же для меня финансировать. Как произошло при строительстве моей чикагской гостиницы под названием «Замок», в которой я затем успешно умертвил десятки туристов.
        Афера с «Замком» имела поистине грандиозные масштабы, из-за чего попала в криминальные анналы и долго обсуждалась в прессе. Но я не брезговал жульничать и по-мелочам. Однажды купил аптеку у вдовы, которая через пару недель скоропостижно пропала без вести. Почему? Просто мне не хотелось отдавать ей долг. Элегантное решение, не так ли?
        - Не так, - возразила из упрямства Жаннет.
        Но Холмс опять не заметил.
        - Мой талант уникален в истории сериальных маньяков...
        - Простите, про вас уже что, сериал сняли? - встряла девушка.
        - Только документальный. Из двух фильмов. А что?
        - Мне кажется точнее будет сказать не «сериальный», а «серийный», - решилась она поправить ошибку собеседника.
        - А мне кажется - давно пора полноценный сериал снять. Потому что я выдающаяся личность! Больше никому, ни в прошлом ни в последующем, не удалось использовать столь же эффективно комбинацию «острый ум плюс жажда крови». Все остальные психи-убийцы - только слабая тень меня.
        Примитивщики, необразованные недоучки, дегенераты! Элементарных вещей не понимали. Чтобы успешно обманывать и убивать нужно прежде всего иметь доверчивую внешность. То есть вид человека, которому можно доверять. Примеров обратного - куча. Когда молодой, многообещающий маньяк попадался только из-за того, что походил на дебила. На персону с недоразвитым лицом скорее падет подозрение, чем на прилично выглядящего джентльмена.
        На этих словах Генри Говард выпятил грудь, показывая: прилично выглядящий - это я. Завороженно слушавшая Жаннет согласно кивнула. Неужели и она поддалась...
        «Отлично», - подумал Холмс и продолжил:
        - Возьмем пример из истории. Жил в Америке когда-то подросток-убийца, кстати - мой современник, Джесси Померой. По кличке «Мраморный глаз», потому что был кривой. Впридачу - заячья губа и сколиоз, перекосивший спину. Ну кто такому калеке доверил бы деньги, пожелай он провернуть интеллектуальную аферу, например со страховками? У него же внешность деревенского недоумка и доисторического неандертальца одновременно! Потому карьера его не задалась: успел только зверски помучить и убить с десяток малолетних детишек, не считая кошек и собак. Полиция его быстро повязала.
        И ужаснулась. Парень являл собой классический пример убийцы с наклоностями психопата: имел поразительное сочетание исковерканного тела и еще более обезображенной души. Джесси настолько непрезентабельно выглядел, что не вызывал ни капли жалости или снисхождения. Наоборот. От него захотели избавиться - немедленно и навсегда. Именно ради Помероя в штате Техас восстановили смертную казнь.
        Меня же не могли поймать более десяти лет. Арестовали только потому, что от безнаказанности я забыл осторожность. Я собой горжусь! Потому что не банальный мясник-раздельщик человеческих туш, а тонко мыслящий интеллектуал. Непревзойденный мошенник и убийца, одинаково выдающийся в обеих ипостасях...
        На этих словах Прелати, исполнявший должность лакея у двери, кхекнул. Не слишком громко, но Жаннет услышала. Подумала трезво - врет и не подпрыгивает. Дальнейшее слушала с иронической усмешкой и только из любопытства.
        - ...это не пустомельная бравада, - невозмутимо продолжал Генри Говард приятно-воркующим голосом, который не хотелось перебивать, и с интонацией, которой хотелось верить.
        - Я прирожденный психолог с безошибочной интуицией. На собеседников действую завораживающе, не применяя гипноза. Впрочем вру. Мой гипноз - мое обаяние, которое обволакивает и обезоруживает каждого, кто рискнет вступить со мной в беседу. Заставляет соглашаться с предложениями, которые - поступи они от кого-то другого - были бы с негодованием отвергнуты.
        Например, не стоило больших трудов убедить жену моего приятеля Питзела отдать мне «на время» троих из ее многочисленных детишек. Предложил из лучших побуждений: дать ей отдохнуть от беспросветной жизни с отягчающими обстоятельствами: нищетой, кучей детей и непутевым мужем.
        Вы не представляете, с какой радостью она согласилась. Ах, эти маленькие, пухленькие малыши Питзел! Кровь с молоком, несмотря на недоедание. Руки чесались этих ангелочков потормошить. Выпотрошить, обескровить, сжечь в печи. Но сначала хорошенько рассмотреть внутренности: миниатюрные, еще бьющиеся сердечки, тонкие голубые кишочки...
        Мужчина мечтательно закатил глаза и приподнял брови, изобразив неземное блаженство. Жестами продемонстрировал процесс: тело разрезает, раздвигает, копается внутри, достает упомянутые органы.
        - Холмс! - прикрикнул барон. С намеком: пусть тот не увлекается подробностями, которые могут шокировать его главную гостью. Она здесь еще не акклиматизировалась... то есть не интегрировалась... не натурализировалась... ну - все вместе.
        Тот вздрогнул, заморгал, будто очнувшись от сладкого сна наяву.
        - Короче, доверчивая мамаша больше не увидела деток живыми, - радостно закончил он и расплылся в самодовольной улыбке. Будто молча продолжил: я такой замечательный, сделал то, что не каждому под силу, ну разве не мило, повеселитесь вместе со мной!
        Окружающие радости не разделили, что, впрочем, не испортило настроения рассказчика.
        Холмс замолк ненадолго, переживая вкусные видения прошлого.
        20.
        Жаннет слушала его, ни отвращения, ни презрения не испытывая. Не комментируя, не критикуя. Напомним: эмоции у нее отключились - усилиями присутствующего тут же лакея-мошенника.
        Молчание - разрешение на продолжение. Генри Говард снова раскрыл рот, чтобы начать старую песню о главном - о себе.
        - Смею вас уверить, мадам, миром правит жадность. На ней я построил свои аферы. Еще на искусстве преподать себя. Если бы меня спросили: каков первый шаг на пути становления обманщика-виртуоза? Ответил бы: умение произвести впечатление.
        Моя внешность неотразима, чем я беззастенчиво пользовался. Закон психологии гласит: приятному в обхождении человеку невозможно отказать. Строго говоря, я не виноват в том, что совершал - люди сами облегчили мне задачу. Используя природное обаяние, умение играть на чужих слабостях, тонкое чутье я мошенничал и удовлетворял страсть к убийству. Вернее - талант. Ведь убийцами становятся не от скуки и не ради удовольствия.
        - Почему же?
        - По внутренней устремленности, - продолжил Холмс голосом творца, поймавшего вдохновение. - По зову души. По складу сознания. Выбирайте, что хотите, но не судите слишком предвзято, - попросил он. Смиренно взглянул на девушку - кокетливо, наискосок.
        Генри Говард вошел в роль соблазнителя. Взял Жаннет за руку, низко наклонившись - поцеловал, отпускать не спешил. Держал, поглаживая пальцами, подолгу разглядывая, будто любуясь стройностью суставов и идеальными формами фаланг.
        - Вы чем именно прославились в истории? - спросила Жаннет. Захотелось узнать, за какие особо убийственные заслуги этот самовлюбленный тип поимел честь попасть в ряды гостей тиффожского подземелья. Рядовых маньяков, по всей видимости, сюда не приглашали.
        Имя «Генри Говард Холмс» в полном составе ничего ей не говорило. Последняя часть напоминала о лучшем детективе всех времен и народов, как говорят про Шерлока Холмса. Но они же с данным экземпляром не родственники?
        - И даже не однофамильцы, - подтвердил Генри Говард.
        - Как такое может быть?
        - Очнь просто. Я родился под другой фамилией - Маджет. Ее плебейское звучание мне сразу не понравилось. Как только вступил в совершеннолетие, исправил на более благородную - Холмс. Именно под ней меня знают как самого первого в истории Америки, официально зарегистрированного серийного убийцу.
        Последние слова он произнес с расстановкой и самолюбованием, назидательно подняв указательный палец. Холмс специально сделал паузу - дать осмыслить Жаннет весомость почетного звания, которое носил. Не дождавшись комплимента или хотя бы восхищенного взгляда, невозмутимо продолжил:
        - Выбор фамилии случайно оказался очень удачным, ее в дальнейшем узнал каждый любитель детективов. Хоть не в прямой связи со мной, но все же. Я оказался незабыт. Гениальная прозорливость с моей стороны - остаться навечно в истории под громким именем «Холмс», а не под неблагозвучным «Маджет», которое в переводе с нашего на ваш означает «грязнуля».
        - Сколько же на вашем счету жертв?
        - Обвинение предъявили в пятидесяти, доказали двенадцать, - коротко и по-деловому отрапортовал Генри Говард, бывший «грязнуля», а теперь непрямой однофамилец всемирного известного сыщика.
        - А на самом деле?
        - Ни одной!
        Невинными глазами и с честнейшим выражением лица он посмотрел на Жаннет - проверить действие вранья.
        Выражение - с приподнятыми бровями, опущенными уголками рта говорило: если не поверишь, заплачу от обиды. Жаннет признала: Генри Говарду нельзя отказать в умении манипулировать. И актерствовать. Вкупе с внешностью добропорядочного отца семейства эти качества незаменимы при одурачивании наивных, легковерных женщин.
        К категории которых Жаннет себя не относила, но тоже не устояла перед шармом Холмса. Главное орудие которого - манера разговаривать негромким, убедительным голосом, мило держа собеседницу за руку и удерживая взгляд - било в цель без промаха.
        К счастью для Жаннет, обольщение ее длилось недолго. Когда под печально улыбающимися усами мелькнул клык непропорциональной длины, она очнулась.
        - Ни одной жертвы? Тогда вы незаслуженно носите «почетное» звание.
        Холмс заговорщически подмигнул.
        - Скажу по секрету - только вам, очень даже заслуженно, - проговорил он доверительным тоном и хмыкнул.
        - Вы каком веке оперировали, я забыла? - Она и не знала, но показалось невежливым быть не в курсе похождений большой заокеанской знаменитости.
        - В конце девятнадцатого. На территории нескольких штатов, в том числе Иллиной, чтобы вам лучше запомнить.
        - Вы, случайно, не Джек Потрошитель, вернувшийся из Европы домой?
        - Нет-нет, я никогда не покидал родного континента. У меня и дома достаточно было... материала. Тот Потрошитель - только мой бездарный копировальщик.
        - Почему бездарный?
        - Потому что действовал слишком прямолинейно, грубо, без фантазии... Дилетант! Хоть с образованием цирюльника. В одном оказался хитрее меня - не попался в лапы правосудия. Кстати, не по большому уму. Просто не вовремя попал в сумасшедший дом. Зато создал мистерию, над которой до сих пор ломают голову профессионалы и любители сыска...
        Способность Холмса без устали прославлять любимого себя грозила затянуть разговор на неопределенное количество... часов, лет, веков? Столько времени у барона не имелось. Он сделал нетерпеливый знак. Состроив огорченное лицо, Генри Говард влажно поцеловал руку Жаннет и отошел в сторону.
        Остановился, огляделся, подумал и отправился к Капоне. По дороге снял котелок, небрежно бросил на низкий ореховый столик, где лежал толстый фолиант и пара свитков трубочкой. Уселся в кресло с розовой обивкой, высокой спинкой и пуховой подушкой в углу. Спинка имела выступы по бокам, чтобы, если ненароком задремлешь - голова не падала на плечи.
        Изящно закинув ногу на ногу, общительный Генри Говард уже через секунду завел с соседом дискуссию на тему: какой яд действует эффективнее - стрихнин или мышьяк?
        - Полоний, - без запинки ответил гангстер. Он регулярно просматривал британскую прессу.
        21.
        За Холмсом стоял мужчина, который выглядел иностранно. Более того - экзотично. Он был высок, загорел, в военной фуражке с кокардой и золотым плетением. Вместо брюк и рубашки, которые носят мужчины в том или ином варианте последние тысячу лет, он предпочитал моду двухтысячелетнего возраста. Был обернут в тогу - по образцу римских сенаторов. Тога цвета глины свисала до щиколоток, открывая голые ступни в сандалиях.
        Лицо немолодое, арабского типа с крупными чертами и глубокими морщинами: вертикальными на щеках, горизонтальными на лбу. С густой растительностью под носом и редкой на подбородке.
        Удивила деталь костюма, ну совершенно неуместная в подвале - солнцезащитные очки.
        «Бывший альпинист, что ли, снежной болезнью зрение испортил, теперь даже ночью от света защищается?» - мелькнула догадка, но Жаннет сразу поняла, что ошибочная.
        Его внешность не навела на мысли о его персоне.
        - Каддафи, - коротко, четко и с достоинством представился месье. - Ливийский диктатор.
        Руки не протянул.
        - Потому что мы, мусульмане, не прикасаемся к незнакомым женщинам, - объяснил он, предвосхищая вопросы. Голос Каддафи имел звучный, гортанный, специально поставленный для массовых выступлений.
        - Потому что вы их... нас дискриминируете? - дерзко спросила Жаннет, заступаясь за сестер из арабского мира, заодно за себя.
        - Нет, потому что слишком уважаем.
        Звучало неубедительно. Подробнее диктатор свою позицию не разъяснил, Жаннет тоже не стала уточнять. Все равно правды не скажет, а быть мусорным ящиком для пустопорожней болтовни ей надоело с Холмсом.
        - Почему очки?
        Прежде чем ответить, Каддафи изящно, двумя пальцами дотронулся до стекол, как бы поправляя. Жаннет поняла - для оттяжки времени.
        - Вам честно или соврать? - спросил, чтобы застраховаться от неясности.
        - Можно и то и другое.
        - Ну-у, ношу очки - во-первых, чтобы враги не прочитали по глазам совершенно секретные мысли. Во-вторых, удобно при игре в покер. Удовлетворены?
        Жаннет кивнула, хотя не поняла, какой из ответов был честнее. Оба звучали отговоркой. Да неважно.
        - Вы кого убивали?
        - Только политических врагов. В массовых количествах. Вынужденно. Иначе они бы меня свергли и погрузили страну в хаос.
        - А сейчас... - Хотела спросить «чем занимаетесь», диктатор перебил:
        - А сейчас - полюбуйтесь, - заговорил с возмущением. - Без меня страна развалилась на куски, за которые идет война между племенами. К ним добавились международные террористы, которые при мне голову поднять боялись. Впрочем, беда не в одной Ливии. Посмотрите на Ирак, та же самая ситуация. После расправы над моим братом по вере Саддамом порядок в стране не наведен. Каждый убивает каждого, и все убивают всех.
        - Но за что?
        - Ни за что. В борьбе за «демократию». Сунниты убивают шиитов, шииты - христиан, христиане бегут в Европу. Где порядок, спрашивается? А еще говорили, что без Саддама Ирак ожидают золотые времена. Все наоборот! Разруха и анархия. То же в других арабских государствах, где отсутствует жесткая диктатура, - произнес Каддафи громче положенного при светской беседе. Наверняка представил - выступает на митинге. Голос его приобрел гортанный звук, манера выбрасывать в толпу слова походила на гавканье.
        - Все из-за происков...
        - Чьих? - любопытство Жаннет не угасало, не уставало, не унималось с переменой собеседников.
        - Вот чьих, - гневно провозгласил Каддафи и показал пальцем куда-то за спину Жаннет, подразумевая - на восток. А получилось - на Прелати. Чтобы не принимать на себя огонь чужой ненависти, тот ловко отклонился и три раза по-католически перекрестился.
        Во избежание недопонимания, диктатор уточнил жест:
        - Израиль - главный возмутитель спокойствия. Империя зла и цель ненависти всех правоверных...
        - Все ясно, - перебил барон, подняв руку в команде «стоп!».
        Он намеренно не дал Каддафи договорить. Не желал вступать в политические дискуссии, ссориться с соседями или встревать в международные скандалы из-за таких мелочей, как свергнутые диктаторы.
        - Мы поняли вашу точку зрения, - сказал де Рэ и сделал знак, мол «выступил, проходи».
        Каддафи не обиделся. Вежливо кивнул - все-таки обучен политесу - и важно прошествовал в сторону камина, погреться. Он прибыл из области Африки, которая называется Северная, но климат там пожарче, чем в Южной Европе. Продрог он тут с босыми ногами да без перчаток... Устроившись в последнем пустовавшем кресле, он протянул ступни к огню и умиротворенно прикрыл веки.
        Венгерская графиня Эржбета, которую недавно невоспитанно оттолкнул мафиозо Аль, сделала попытку присесть к нему под бочок.
        Осечка опять! Каддафи догадался. Сделал зверскую гримасу и очень красноречиво махнул рукой, что по-восточному означало: пошла вон, старая карга, проститутка на пенсии, надоела до чертиков, безмозглая ослица, ходит ко всем пристает, сексуально озабоченная, кровожадно ненасытная...
        За буквальность выражений не отвечаем, но смысл примерно тот.
        22.
        Последней в ряду представляющихся стояла та самая миловидная барышня, которая в момент прибытия Жаннет развлекалась сплетнями с Батори. Тогда она гневно сверкала глазами, сейчас затихла. Заскромничала. Или даже застеснялась.
        Одета была по-прежнему, неброско, но экзотично: русский сарафан с орнаментом, льняная рубашка под ним - никаких европейских излишеств в виде корсетов или кринолинов. Лицом пухленькая, щечки в румянце. На голове произошли перемены. Вместо кокетливого кокошника, появился белый бабский чепец с оборками, стыдливо загораживающий волосы от посторонних взглядов. Персонам, владеющим дедуктивным методом, головной убор сообщал, по крайней мере, о двух вещах: что набожна и что хотела произвести смиренное впечатление.
        «Замужняя», - догадалась Жаннет. Это была третья версия чепца.
        «Вдова», - уточнила девушка. Четвертая версия.
        Ее притворно-смущенное поведение не обмануло Жаннет. Она вспомнила, с какой увлеченностью та разговаривала про пытки.
        - Русская помещица Дарья Николаевна Салтыкова, - представил ее барон.
        - Тоже маньячка? - Жаннет стесняться в выражениях не собиралась.
        - Тоже... - как-то обреченно проговорила Дарья, глубоко вздохнула, подняв-опустив грудь. Серо-голубые глаза уставила в пол.
        - И скольких вы...?
        - Не виноватая я! - воскликнула истерически помещица и уставилась на Жаннет без вины виноватыми глазами. - Все дворовые девушки умирали своей смертью.
        Потом затараторила торопливо, захлебываясь, из боязни - перебьют на полуслове, не дадут высказать наболевшее. Будто выпал ей в лотерею первый и последний шанс, который сказал: сейчас или никогда.
        - Не виновата, чем хотите поклянусь! Меня подданные холопы оговорили, честное слово. Очернили, подлые, охаяли. Дело было по-другому. Чисто случайно на моих крепостных мор напал. Наверняка, от злых наговоров и сглазу. Была у нас в Троицком одна ведьма, Кабаниха звали. Зловреднющая!
        Из-за нее моя репутация невинно пострадала. Я добрее матери своим работницам была. Для их же блага старалась, в воспитательных целях их поленьями охаживала, чтобы не ленились, ремесло учили. Я же не виновата, что они здоровьем не отличались. Бывало, загонишь горничную в пруд, голую, в ноябре, а она, негодница, через пару часов дух испускает. И нехолодно еще, даже лед на воде не образовался.
        Значит, сама виновата, надо было закаливающими процедурами не пренебрегать, витаминами укрепляться. Из-за нее на меня поклеп. И жестокая я, и бессердечная. Не верьте крестьянам, Ваше сиятельство, они - вольнодумные, беспардонные и богохульные. Салтычихой меня прозвали! Нет, еще хуже - самодуром... нет - самодуркой...
        - Самовластной дурой, - услужливо подсказал Жиль. Он не в первый раз слышал ее причитания и разбирался в спецтерминологии.
        Девушка во вдовьем чепчике согласно кивнула и тут же продолжила:
        - Ну скажите, за что меня так позорить? На всю Расею-матушку ославили... - голосила она режущим ухо фальцетом.
        Дарья могла причитать еще долго. Утомлять почетную гостью ее жалобами не входило в планы хозяина вечеринки. Де Рэ отступил от нее, бесцеремонно повернулся спиной.
        Взяв Жаннет под руку, повел к стене, свободной от оружейной коллекции.
        23.
        - Итак, Жанна, гости тебе представились. Теперь настало время поближе познакомить тебя со мной, вернее - вернуть наши общие воспоминания, - сказал он низким, проникновенным голосом, от которого сердце девушки дрогнуло и забилось в учащенном темпе.
        Забыв предупреждения бабки Мартинэ, Жаннет поддалась мужскому очарованию барона. Слишком отличался он от остальной компании. Выглядел ухоженно, «элегантно» выразилась бы она. Вел себя иначе - как-то правдоподобнее. Держался с достоинством, которое выглядело естественно и не раздражало.
        Девушка доверяла де Лавалю, не боялась подвоха, подозревая свою для него ценность. В чем именно она заключалась, было пока неясно, но что существовала - факт.
        Жиль остановился у стены, где висели два портрета в полный рост, идентичные по стилю и цветовой гамме. Слева - мужчина, справа - молодая женщина. Оба стояли на фоне голубого неба, тела «анфас», лица повернуты друг к другу.
        Одеты не в парадные костюмы, а в доспехи средневековых рыцарей. Даже ноги в железных сапогах, что на самом деле невозможно, зато на картине выглядит впечатляюще. Фасон доспехов одинаков, только у девушки имеют более изящную форму и выпуклости для грудей. Головные шлемы сняты и лежат рядом на ступеньках.
        Мужчина левую руку поставил в бок, правой оперся о меч. Девушка обе руки положила на меч перед собой, показывая - бой окончен.
        Даже при беглом взгляде становилось ясно: боевое облачение - не ради показухи или из желания пооригинальничать. Они участники действительных военный событий. Причем - в одно время и на одной стороне.
        Но не только. Нечто магическое объединяло героев картин. Невидимое, лишь ощущаемое на уровне догадок. Жаннет предположила про себя: они были больше чем соратники. В прямом взгляде мужчины, в наклоне головы девушки - вожделение. Разделенные картинными рамами, они не сводили глаз друг с друга, мечтая соединиться.
        Горькая судьба: стоять рядом и не иметь возможности соприкоснуться.
        Чем дольше Жаннет вглядывалась в героев, тем очевиднее становилась их драма, которую захотелось разгадать. Они на самом деле существовали когда-то? Вместе сражались? Делили трудности военных походов? Страдали от лишений, ран или... от невысказанной любви? Что за отношения связывали их во время жизни?
        Все, что угодно, кроме равнодушия. Это же очевидно: они - одно целое, грубо разрубленное пополам.
        - Ты права, - по обычаю обитателей подземелья, угадал ее мысли Жиль, чему Жаннет давно перестала удивляться. Он встал в ту же позу, что рыцарь на картине. - Как думаешь, кто здесь изображен?
        Ответила не сразу. Если барон спросил, подразумевалось - она знакома с оригиналами портретов. Лица их очень смутно напоминали кого-то. Разобраться мешал сумрак. Картины висели на противоположной от камина стене, куда не доходили лучи пламени. От свечей на столе тоже мало толку.
        Приглядываясь, Жаннет вытянула шею.
        Постепенно начало проясняться: мужчина походил на стоявшего рядом де Рэ. Только одет он тут в штатское, там - в военное.
        Перевела глаза к правому портрету, лицо на котором было повернуто к зрителю левой стороной. Виднелся красиво вырезанный, карий глаз, бледная щека, обрамленная волнистыми волосами, контур носа, округлого на кончике. Странно знакомая комбинация. Отдаленно похожая на...
        - Это я? - с неверящей интонацией спросила Жаннет.
        - Это ты, Жанна.
        - Не может быть.
        Такое не-воз-мож-но! Она не жила шестьсот лет назад, и с нее не писали портретов. Ни тогда, ни теперь - никогда. Не держала в руках меча, тем более не надевала на себя доспехи. Да Жаннет попросту не выдержала бы их тяжести, килограммов двадцать не меньше - треть ее собственного веса. А в них еще надо сражаться силы набрать!
        К тому же она не помнит, чтобы собиралась на войну. Неконфликтная Жаннет - убежденная гуманистка-несопротивленка. Впрочем... Если речь зайдет о высших материях - вроде спасения родины, она не уверена, что согласилась бы сохранить принципы и покорно сдаться на милость врага.
        Придется выбирать. Между гражданским долгом и личными убеждениями. Решать дилемму. Что менее грешно: предать родину или предать себя? Недолго поразмышляв, Жаннет пришла к выводу, что предательство себя пережить легче.
        Конечно. Как она могла в себе сомневаться! Жаннет более патриотка, чем пацифистка. Если объявят войну, она, не раздумывая, бросится в бой. Ну, если не в бой, то хотя бы медсестрой. Наденет белую косынку с красным крестом и отправится на поля сражений перевязывать раненых. Самоотверженно. Под пулями. С риском для жизни.
        Ой, что-то она слишком по-боевому настроилась. Ее же не сей момент в армию призывают... Жаннет вернула мысли в мирное состояние и продолжила созерцать портрет. Нет, слишком смелое предположение. Она в роли Жанны Д’Арк? Хотя... при определенных обстоятельствах... в подходящий период истории... А не насмехаются ли над ней?
        Будучи рассудительной, Жаннет остереглась принимать слова барона за правду. Предпочла не спешить верить. Попыталась найти основания для сомнений. Что, если впечатление от картины - лишь последствие неоткорректированной близорукости? Очки-то пропали без вести.
        Как бы то ни было, она отрицательно покачала головой.
        - Нет. Не может быть, - повторила увереннее. - Дама похожа, но не копия меня.
        - Посмотри сюда, - сказал барон и поднес к ее лицу старомодное зеркало на ручке, неизвестно откуда взявшееся.
        По логике Жаннет должна бы увидеть себя анфас, а увидела в профиль. Который в точности совпадал с портретным - даже уплотнение на носу и волны на волосах.
        Последняя неуверенность пропала. Не верить зеркалу и собственным глазам не нашла причин. Все ясно: близорукость отпадает, оптический обман, иллюзия зрения, шалости свето-тени тоже.
        Захотелось объяснений.
        - Как такое возможно?
        Зеркало исчезло так же незаметно, как появилось. Лицо Жиля напряглось. Он порывисто взял Жаннет за плечи, поймал ее взгляд, долго смотрел, будто желал проникнуть в самую душу.
        Что творится там, в глубине? Она все еще его любила? простила? или... забыла?
        - Жанна, вспомни, - проговорил он глухо и слегка встряхнул девушку. В голосе - тревога и взволнованность. - Вспомни то героическое, историческое время, когда мы впервые встретились. Вместе предстали перед Карлом, тогда еще претендентом на престол. Ты неизвестная, юная девушка в мужском платье просила дать войско, чтобы изгнать англичан и их пособников бургундцев из страны. Никто тебе не верил, придворные открыто насмехались. Наследник короны чудесным образом догадался о великих силах, дарованных деве Жанне самим Небом. К удивлению окружения - он выслушал просьбу.
        - Его королевское происхождение многие оспаривали, - раздельно, раздумчиво проговорила Жаннет. - Но для меня он всегда был единственным законным наследником своего отца, будущим Карлом Седьмым. Голос Свыше приказал мне идти защищать его владения и право на французский престол.
        В сплошь черных глазах барона сверкнули радостные искры.
        - Помнишь, как ты уверила его в своей божественной миссии? Ничего странного - крестьянская дочь Жанна обладала даром убеждать. Который получила, благодаря нерушимой вере во Всемогущего. Карл проявил прозорливость. Оценил твою целеустремленность, дал войско и полномочия. Меня же назначил твоим телохранителем...
        - Ангелом-хранителем... - прошептала Жаннет.
        Память возвращалась к ней - медленно и верно. Жиль был рад. Останавливаться нельзя. Он должен сказать ей то, что хранил более пятисот лет. Невероятно. Полтысячелетия! Слишком долгий срок, чтобы продолжать скрывать тайны...
        - Помнишь, под Шиноном тебя ранили в руку англо-сакской стрелой? Когда будущий монарх беспробудно пьянствовал с приближенными льстецами и развлекался с куртизанками, я нес тебя на руках в безопасное место...
        - ...под свист вражеских стрел, визгливое ржанье лошадей, оглушающую канонаду пушек. Вы лечили меня народными средствами, настоями трав, от которых мои силы восстановились за короткий срок...
        - После выздоровления ты сражалась с еще большим вдохновением, моя юная героиня, отвагой заражая мужчин-воинов. Когда ты звала в атаку словами: «кто любит меня - за мной!» я первым устремлялся вслед... Популярность твоя в народе была невероятна - до священного преклонения. В том самом Шиноне, около замка, где Карл трусливо прятался от врагов, есть колодец с памятной доской: «Сюда Жанна Д’Арк ставила ногу, слезая с коня, когда прибыла собирать войско на борьбу с англичанами и бургундцами».
        - Я не догадывалась... Не задумывалась... Казалось неважным. Благо родины было для меня первостепенно. Важнее, чем собственная популярность.
        Сознание Жаннет раздвоилось. Она больше не знала, кого в ней больше: крестьянки из деревни Домреми или студентки из города Парижа.
        24.
        Тревога в глазах Жиля мало-помалу таяла. Он понял, что на правильном пути. Только бы ничто не помешало пройти его до того места, где у развилки стоит указательный камень с тремя направлениями. «К холму пойдешь - покойника найдешь, к роще пойдешь - судьбу не к добру повернешь, к речке пойдешь - найдешь то, что давно ждешь, но сам умрешь». Какое из них ожидало его с Жанной, скрывалось за туманом неизвестности.
        Но сейчас главное другое.
        - Потом мы разбили врага под Орлеаном, - продолжил с энтузиазмом барон. - За ту победу тебя нарекли «Орлеанской девой». Простые люди верили в твою священную миссию и божественное происхождение. Соратники видели в тебе близкого по духу лидера, которого давно ждали. И - высшая степень признания: в народе начали слагать песни, сочинять легенды про деву-освободительницу, посланную самим Всевышним. Твои победы воодушевили. Произошел перелом в самосознании французов. Столетняя война близилась к завершению. Все благодаря тебе, моя храбрая воительница.
        - Потом мы присутствовали на коронации Карла Седьмого в Реймсе... - проговорила Жаннет, с каждым словом становясь увереннее.
        - ...и стояли на самых почетных местах, справа и слева от монарха.
        - Мы были героями церемонии...
        - ...и получили высочайшие знаки отличия.
        - В двадцать пять лет вы стали самым молодым маршалом в истории Франции...
        - ...а тебя король пожаловал дворянским титулом. Невиданный прежде жест благоволения к человеку из простонародья.
        - Вдобавок он даровал вам особый знак отличия - право иметь на родовом гербе королевские лилии.
        - Я воспользовался правом. Вот смотри.
        Жиль взялся за медальон на массивной цепи, тот - размером с апельсин и весь в драгоценных камнях. Повернул. На обратной стороне его оказалось что-то прикреплено. Жиль достал, показал Жаннет.
        Это был толстый, золотой перстень, на который не пожалели благородного металла. Грубо сработанный, плохо отшлифованный, он выглядел на возраст в тысячу лет. Плюс-минус десятилетие - несущественное отклонение. Перстень имел форму печатки. Плоская вершина его была покрыта голубой глазурью, на которой выделялась золотом королевская лилия и переплетенные буквы «ЖМ» в виде витиеватой монограммы.
        - Этот перстень принадлежал основателю нашего рода - ветви де Лаваль - Жерому Монморанси. Который поначалу владел лишь небольшим городком с тем же названием Лаваль, здесь недалеко - на границе с Нормандией.
        За воинскую доблесть в Первом крестовом походе Жерому королем Генрихом Первым было присвоено герцогское звание и пожалованы земли и замки в Бретани. Отсюда ведется наш род, который дал французской короне шесть маршалов - больше, чем любой другой. Он не должен прерваться.
        - Жером - ваш кумир? - догадалась Жаннет.
        - Да. Это его личный перстень. Позволь надеть его тебе на палец.
        Сердце девушки вздрогнуло в радостном предвосхищении. Наконец-то ей делают предложение! Или... погодить радоваться?
        - Почему? - на всякий случай спросила она.
        У Жаннет голова немножно встала в тупик: слишком много впечатлений за короткий срок, не совсем разобралась в происходящем. Принимая перстень, остереглась опережать события, считать себя невестой. Обязательные для процедуры слова «люблю, предлагаю руку и сердце» не произнесены. Пока. Одно точно: если мужчина дарит кольцо, тем более такое древнее и дорогостоящее, он имеет серьезные намерения. Именно те, которые приводят под венец.
        Но торопиться не стоит. Чтобы не сглазить. Пусть Жиль сам скажет, что положено.
        - Почему? - переспросил он. Помолчал. Ах, объясняться с девушкой порой труднее, чем мечом на врагов махать. - В знак восхищенного поклонения и... и в знак... моей...
        Голос охрип и задрожал. Он замолчал, опустил глаза в пол. Потом взял жаннетину левую руку и молча надел перстень. На указательный палец. На другие он был великоват, на указательный подходил идеально.
        Мужчина прижался губами к ее ладони и долго не отпускал.
        - В знак моей вечной преданности, - проговорил он печальным, каким-то обреченным голосом.
        Главное так и не сорвалось с его губ. Странно. Этого храбрейшего рыцаря, не упускавшего возможности встрять в большую войну или маленькую драчку, нельзя было уличить в нерешительности. Тем более - в трусости. Тем более - с дамой.
        В оправдание барона напомним: перед ним находилась не просто женщина.
        25.
        Проглотив комок, вставший в горле, барон поднял взгляд и со слезами на глазах, волнуясь, заговорил:
        - Жанна, дорогая, прости! Я совершил ошибку. Тогда, в тридцатом году. Когда тебя схватили бургундцы...
        - Это не ваша ошибка. Несчастное стечение событий. Роковое решение судьбы. Меня предали под Компьеном, - сказала Жаннет и тоже заволновалась. - Я шла на помощь нашим войскам, окружившим город. Кто-то поднял мост, и нас с горсткой самых верных рыцарей отрезали от основных сил. Бургундцы продали меня англичанам. А те... ну, вы знаете...
        - Да, знаю... не напоминай... сожгли... Какая несправедливость! Вселенское предательство! Карл Седьмой - тот, кого ты возвела на престол, бессовестно от тебя отрекся. Не захотел выкупить из плена - даже на мои деньги. Правильно многие сомневались в его происхождении и праве наследовать монарший титул. Потомок сумасшедшего и проститутки! Никакого понятия о благородстве. О простой человеческой благодарности. Лучше бы мы возложили корону на голову герцога Анжуйского! Понятия чести и справедливости знакомы ему не понаслышке.
        Рыцарь нервно теребил золотую цепь от медальона.
        - Зачем я только послушался короля, слишком рано распустил войско, не поддержал тебя в походе... Все из-за него. Недостойный, слабосильный, безвольный монарх! Его низкий характер вполне соответствовал убогой внешности. Помнишь лицо с взглядом дебила и красным носом алкоголика? Даже придворные художники не находили нужным изображать его лучше, чем был на самом деле. Пьяница и развратник!
        Я приносил Карлу присягу, но давно в нем разочаровался. Подозревал, что тот способен на мерзость. Он завидовал твоей славе, боялся ее. Я слышал шепот при дворе, догадывался об опасности, хотел тебя предупредить. Почему-то тянул, сомневался в себе... Потом оказалось поздно. Но я же не мог предполагать, что он опустится до такой подлости - предать ту, которая фактически его спасла.
        - О чем вы догадывались? - быстро спросила Жаннет. Она настолько вошла в роль тезки-воительницы, что история затронула ее личные глубины.
        - Тебя ненавидели при дворе, прежде всего сам Карл Седьмой.
        - Сам Карл? Но за что? Разве я не доказала ему свою преданность?
        - Да, дорогая. Тебе не в чем себя упрекнуть. Но твоя популярность в народе заставила короля испугаться. Слабый умом и трусливый душою он подумал, что ты, воодушевленная победами и поддержанная войском, захочешь сесть на его место. Придворные подпевалы поддерживали его в заблуждениях.
        - Господи, вот это поклеп! Я и в мыслях не держала... Умирала с его именем на устах...
        - Бедная, бедная моя девочка... - Де Лаваль привлек девушку к груди. Обнял осторожно, будто хрустальную статуэтку. - Как я мог оставить тебя одну! Смалодушничал, поверил королевским обещаниям, что война окончена, и ты в безопасности. Когда узнал обратное, ужаснулся: тебя схватили и после неправедного, поспешного суда приговорили сжечь.
        Но я не покорился, не сидел бездеятельно. Срочно стал собирать войско, чтобы тебя отбить. Потребовалось время. Когда набрал достаточно людей, поспешил в Руан на место казни. Торопился, чтобы загасить дьявольский костер, не дать произойти величайшему несчастью.
        Опоздал. Буквально на полдня. Я бы тебя спас! Выкупил у палача, отбил с боем, но не оставил бы наедине со смертью. Ах, жестокая, роковая, смертельная ошибка! Никогда себе не прощу...
        Голос барона превратился в шепот. Из глаз выкатились слезы, капнули Жанне на волосы. Кожей головы она ощутила их тепло. В другое время подумала бы: странно, слезы мертвеца не могут иметь температуры выше нуля по Цельсию. Но не в тот момент - слишком эмоциональный, чтобы заниматься критиканством.
        - Больно это слышать, сир... - сказала она смиренно. - Не осуждаю короля. Он помазанник Божий, значит, не мог иначе. Даже если бы я знала о его недоверии, не поступила бы по-другому. Не отреклась бы от того, кому присягала на верность.
        - Тебе не в чем себя упрекнуть, Жанна, - повторил Жиль. - Ты святая. Поистине. Безгрешная душа. В отличие от меня...
        - Что же с вами дальше произошло? В истории вы остались с двусмысленной репутацией. Есть ли в ней зерно правды или вас напрасно опорочили?
        Де Лаваль глубоко вздохнул. Признаться или скрыть? Настало ли время потомкам узнать правду?
        Он до сих пор не имел однозначного ответа.
        Все не так просто. Сомнения одолевают. Слишком много грехов ему приписали, удастся ли очиститься? В силах ли сдвинуть тонны лжи?
        26.
        - Ах, не знаю, что сказать, Жанна. После твоей смерти со мной что-то произошло. Будто я сам умер - в душе. Замучила совесть. Упреки самому себе. Обида на несправедливость монарха, не только по отношению к тебе. Со мной он тоже поступил подло. Я долгие годы финансировал все его расходы: на войну, на проживание и двор. Обеспечивал его достойное королевское существование.
        Что получил взамен? Отказ в единственной просьбе: помочь Жанне. Он демонстративно не пожелал выкупить тебя у врага. Поступок, который с полным правом можно расценить как измену родине, которую ты ему столь великодушно возвратила. Заодно он отказался выплачивать мне долги. Их сумма составляла годовой доход государства! Да не о деньгах сейчас речь. Я бы забыл о долге, если бы он с тобой честно поступил.
        Короче, я разочаровался в жизни. Без тебя она была неинтересна. Даже глупа. Бессмысленна. Одинока. Я не хотел терять с тобою связь. Заказал театральную постановку «Орлеанская Дева», с которой актеры долгие годы колесили по стране. Чтобы люди не забывали, кому Франция обязана победой. Сам удалился от суеты - в деревню, в Тиффож, сходить с ума и мечтать о несбыточном.
        Тут барон оторвал Жаннет от себя и, держа за плечи, заговорил страстно:
        - Мои владения были окружены землями соседей-врагов, знавших, что я вечный твой поклонник. В смерти Жанны я открыто обвинял короля. В пику ему привечал его сына и конкурента за престол - Людовика, который потом станет Одиннадцатым по порядку. В отместку Карл задумал со мной покончить, заодно завладеть обширными землями рода Монморанси - лакомый кусок для многих. Его приспешники обозвали меня монстром, колдуном и алхимиком. Завистливые лжецы! Они представили дело так, будто я обеднел и лихорадочно искал способ восстановить былое богатство.
        Именно для этой цели, якобы, созвал мошенников со всей Европы, чтобы помогли добыть золото из других элементов. Что заключил союз с сатаной в обмен на знания о философском камне. Что проводил время в разгулах, извращениях и разврате. Только все это домыслы, далекие от правды. Которую знаю только я!
        Я был одержим. Не в себе. Без памяти. Не мог ни есть, ни спать, ни здраво мыслить. Сутками не находил покоя: по ночам вышагивал километры вокруг крепости, днем часами неподвижно глядел за горизонт. Я желал только одного - страстно, ненасытно. Так смертельно больной отчаянно жаждет выздороветь, пусть даже ценой жизни других, собственных близких, детей или родителей. Я жаждал...
        - Но чего, чего? - поддавшись возбуждению Жиля, тоже возбужденно спросила Жаннет.
        - Я желал вернуть тебя... - яростно и безнадежно прошептал рыцарь. - Я бы отдал все, что в моих силах, согласился на любой грех. Заключил бы союз с сонмом чертей и с самым извращенным люцифером. Согласился бы на самые чудовищные преступления. Осуществил бы кровавые опыты в честь падшего ангела. Продал бы собственную душу только за то, чтобы воскресить тебя, Жанна.
        Именно для того я приглашал колдунов и чернокнижников. Ставил алхимические опыты, участвовал в колдовских ритуалах. Верил любой их чепухе с тайной надеждой - а вдруг? Дошло до того, что они уговорили меня принести человеческие жертвы. Это грозило непременным отлучением от Церкви и неотвратимым гневом Небесного короля. Знал, что вступаю на смертельно опасную тропу, но согласился. Понимаешь ли ты глубину моего отчаяния, моей тоски по тебе?
        Жаннет отрицательно замотала головой - «нет». Имела ввиду не ответ на вопрос, а ответ на собственные мысли: нет, невозможно так страстно любить и так жестоко убиваться. Но глядя в горящие глаза Жиля... вдруг осознала, что да, возможно, потому что этот человек - буря. Он не признает полутонов - ни в чувствах, ни в поступках. Ни в дружбе, ни в любви. Если ненавидит, то до смерти. Если любит, то до глубины души. Если отчаивается, то до потери рассудка. Жаннет кивнула - да, понимаю.
        В глазах барона сверкнула слеза.
        - Я сделал все, что было в человеческих силах и даже больше, чтобы воскресить тебя. Но... не получилось. Более того. Намерение заключить сделку с дьяволом враги представили свершившимся фактом, приписав мне чудовищные преступления. Полностью исказив смысл. Тогда я разозлися не на шутку.
        - На кого?
        - На весь свет! На Всевышнего, который не уберег тебя, на Карла, который предал. Я восстал. Больше не хотел жить по Божеским законам, перестал сдерживать в себе темные силы. Горечь потери, обида и угрызения сжирали меня изнутри. Я поддался... Прости, но иначе не получилось. Расскажу свою трагическую историю. Выводы делай сама.
        Я получил отличное образование, благодаря деду. Подростком часами просиживал в его библиотеке, читал греческих философов - Светония, Тацита, жизнеописания римских императоров - великих полководцев прошлого. Хотел походить на них, жить активно. Совершать подвиги, которые тоже вошли бы в историю. Я всегда был любопытен. В молодые годы задавался вопросами о своем месте и судьбе, добре и зле, религии и морали. Но ни в одном из старинных фолиантов ответа не нашел. Все как-то размыто, неопределенно.
        Однажды приснился сон, который помню до сих пор. Будто отправился я в дальние странствия за смыслом жизни. Много земель обошел, со многими людьми по дороге побеседовал, а полезного не услышал. Решил ни с чем домой возвращаться.
        На обратной дороге подхожу к реке - ни моста, ни брода не видно. Две лодки у берега, в них два гребца - молодые, крепкие, похожие друг на друга как единоутробные братья.
        Только лодки у них разные. Та, что справа - хилая, древняя, латаная-перелатанная, того гляди посреди реки рассыплется на составные доски. Слева - новенькая, будто вчера сработанная, основательная - в водовороте не подведет.
        Правый машет мне.
        - Садись, перевезу на другой берег.
        - Сколько возьмешь? - первым делом спрашиваю.
        - Ничего не возьму.
        - Почему?
        - Меня Добродел зовут, я бесплатно помогаю.
        - Почему лодка хилая?
        - Руки не доходят починить, и средств не хватает. Все на детей уходит. Их у меня трое: Любовь, Сострадание и Бескорыстие. Да ты садись, не бойся, не пожалеешь. Поплывем по реке, встретим рыбаков, поможем им сеть вытянуть с рыбой. Дальше поплывем, спасем тонущего ребенка. Причалим - утешим больного старика. На том берегу ожидает тебя счастливая, благодатная жизнь без угрызений совести или тревог ума. После долгой старости встретит тебя тихая, незаметная смерть без боли. - И показал рукой на другой берег.
        Там картина: поля, колосящиеся злаками, луга с росистой травой, круглобокие, кудрявые овцы пасутся. На холмике сидит пастух, жует кусок черного хлеба с удовольствием, будто вкуснейшее лакомство.
        Скучным показалось мне такое безмятежное будущее. Молодая душа требовала безумств и потрясений. Тело стремилось испытать себя в жизненных штормах - я же именно для того с детства тренировался оружием владеть.
        - Давай ко мне! - крикнул парень слева.
        - Сколько возмешь?
        - Бесплатно довезу.
        - Если бесплатно возишь, откуда деньги на новую лодку взялись?
        - Меня зовут Злотворец. У меня тоже трое детей: Эгоизм, Зависть и Гордыня. Я им не помогаю, они сами мне дары несут. Потому ни в чем нужды не знаю. Садись в лодку, не бойся. Только обещай, что поможешь.
        - Пока не узнаю - в чем, не пообещаю.
        - Очень просто. Не будем время на добрые дела терять. Будем свою власть устанавливать: народ запугивать, чтобы подчинялся, приказы исполнял. Проедем мимо рыбаков - отнимем улов, над тонущим ребенком - посмеемся, больного старика обзовем покрепче, чтобы не донимал нытьем. Добро делать скучно и неблагодарно.
        Со мной почувствуешь как сладка власть. Станешь тираном, установишь законы для других. Тебя будут не любить, но бояться. Завидовать, строить козни, силой или подвохом пытаться усмирить. Не дадут ни минуты покоя. Чтобы защитить свое право, придется держать ум в остроте, тело в крепости, душу в напряжении - самое достойное занятие для потомка маршалов и крестоносцев!
        По праву высокого рождения тебе дарован шанс - не упусти. Мятежная, беспокойная жизнь ожидает впереди. Быть отличным от других: незаконопослушным, поступающим согласно собственной воле - вот что захватывает, тешит эго высокородного господина. К сожалению, злодеи долго не живут. За неправедность мыслей и поступков умрешь молодым, в муках. Зато не соскучишься. - И тоже показал рукой на берег.
        Там картина: война с отрубанием голов, веселье с пьянством до упаду, пир похоти с развратом без границ, вдалеке сказочные дворцы из стекла и камня.
        Я подумал: вот оно! То, о чем мечтал, читая про подвиги древних воителей - жизнь в борьбе, полная впечатлений, дерзости и героизма.
        Душа рвалась испытать себя.
        Наверное, я сел не в ту лодку...
        27.
        Жиль замолк.
        В зале наступила всеобщая тишина, ни камин не трещал, ни разговор не доносился. Жаннет отчетливо услышала шорох. Источника не разобрала - то ли по голому полу, то ли по стене возле картин. Повернула к ним голову. И замерла: на стене вырастала тень от кого-то, кто приближался к ней сзади. Приближался украдкой, молча, на цыпочках, далеко не с намерением позвать пить чай со свежеиспеченными бисквитами.
        Жаннет парализовало от страха. Язык отказался шевелиться, тело не знало, что делать - бежать куда глаза глядят или ждать на месте до выяснения обстоятельств? Девушка уставилась на стену в состоянии лишь беспомощно наблюдать.
        Тень росла, росла, принимала угрожающие очертания. Вот она подняла руки над головой - Жаннет явственно разглядела скрюченные пальцы с когтями. Они нависли над ней, вот-вот вопьются в молодую плоть...
        Вжить! Звякнул меч хозяина, перерезав с размаха человеческие хрящи и мышцы. Сразу за тем раздался звук чего-то сочно шмякнувшегося об пол. Видимо, оно имело круглую форму - покатилось, подпрыгивая на каменистых неровностях, словно мяч.
        Тень сначала уронила голову, потом рухнула сама с грохотом набитого костями мешка.
        Эти шумы вывели Жаннет из ступора. Она рывком оглянулась. Рядом лежала обезглавленная фигура графини Батори в позе самоубийцы, сбросившегося с высоты: полубоком на спине, раскинув руки по сторонам. Под нескромно задравшейся юбкой - тощие ноги в несвежих чулках, подогнутые в коленях, пятками в одну сторону и кверху. Впечатление - собралась лежа прыгать со скакалкой.
        Голова ее все еще катилась по полу и, наконец, закатилась под стол. Остановилась на затылке носом кверху, покачалась. Замерла. Открыла глаза. Оценила свое отрубленное состояние, сказала, ни к кому конкретно не обращаясь, но возмущенно:
        - Вытащите же меня отсюда! Что за неслыханное обращение с графиней! Уважаемый хозяин замка, барон де Рэ, я буду жаловаться на вашу вспыльчивость. Не успели разобраться, сразу голову - вжик! Я только поговорить хотела. Попросить по-соседски - нет ли у вас случайно лишнего рулона туалетной бумаги, у меня, знаете ли, кончилась...
        Ее претензии вызвали у присутствующих улыбку. Аль Капоне засмеялся громче и обиднее всех.
        - Ха, кто тебе поверит! - крикнул он от камина. Эхо подхватило его голос и разнесло по залу, чтобы услышали во всех уголках, в том числе Прелати у двери. - Поговорить ты хотела, ненасытная кровопийца? Как же. Обманывай своих дворовых девок, здесь дураков нет тебя слушать.
        Мафиозо ловко для своей комплекции вскочил с кресла и вприпрыжку направился к столу. Но не для того, чтобы помочь даме выйти из раздвоенного положения, как она легкомысленно понадеялась.
        Схватив бронзовый, узорчатый бокал на высокой ножке, он подбежал к обезглавленному трупу, подставил сосуд к ровно срезанной шее. Откуда пульсирующим фонтаном била ярко-красная, артериальная кровь. Она образовала лужу, которая растекалась на глазах, шустро заполняя желобки между камнями, подбираясь к ковру.
        - Что добру пропадать, - хозяйственно проговорил Аль
        С жадной жаждой он наблюдал - как кровь льется в сосуд.
        Наполнив до краев, Капоне приложил его ко рту. Крупными глотками и клокоча кадыком, стал пить густую влагу, причмокивая и прихрюкивая от удовольствия. Красные усы под носом сначала слизал языком, потом начисто стер ладонью.
        Его примеру последовали остальные гости. Столпившись вокруг тела, они подставляли, наполняли и осушали свои рюмки, пока все шесть литров алой жидкости не покинули бренное тело Эржбеты. Потеряв драгоценную влагу, оно на глазах преобразилось. В худшую сторону: от обезвоживания и потери веса скукожилось, покрылось морщинами на открытых местах рук и ног. Под одеждой дама тоже заметно усохла и стала похожа на сдувшийся дирижабль-зеппелин в платье вместо летучей оболочки.
        Что дало повод голове продолжить жаловаться.
        - Ах, вампиры, вурдалаки, упыри! Всю мою жизненную энергию вытянули и выпили. Как не стыдно! Я-то считала вас друзьями. Думала - единомышленников нашла, родственников во злодействе. Мечтала: будем вместе делить радости и горести загробной жизни. Забыли наши доверительные беседы? Рассказы о сокровенном, обмен опытом: как мошенничеством завлекать жертв в смертельные ловушки, водить правосудие за нос.
        Как делились новыми методами пыток и особо изощренных способов убийств. Один из которых лично мне очень нравился эффективностью. Подвешиваем жертву за ноги головой вниз, протыкаем вену на шее, подставляем таз. И начинаем испытывать продолжительное наслаждение от наблюдения медленно и мучительно наступающей смерти...
        Ну, все. Я раскусила вашу гнилую сущность. Смертельно обиделась! Потом обязательно отомщу... Ладно. Напились моей сладкой кровушки, давайте, приставляйте голову на место! Долго еще мне лежать здесь на грязном полу, который не подметали сотни лет, затоптали своими немытыми подошвами?
        - Что вы там стонете, графиня? - лениво-развязно вмешался в ее монолог Генри Говард Холмс.
        Во время кровавого употребления он удобно расположился за столом, положил ногу на ногу и качал ботинком как раз над эржбетиной пятой конечностью. Он довольно щелкал языком и ковырял в зубах специально отращенным ногтем мизинца.
        Голова расчлененной дамы повела глазами, встрепенулась. Удачно. Нашелся кто-то, кто вступил с ней в разговор, значит, можно попробовать им поманипулировать. Ее любимое занятие при жизни. Конечно, будет нелегко, они тут все мастера-манипуляторы, но попытка стоит свеч. Хуже не будет.
        - Дорогой мистер Холмс, - начала она мягким, заискивающим тоном с примесью лести. - Вы приличный человек, хорошо воспитанный джентльмен. Представьте, как я себя чувствую. Пожалуйста, войдите в положение...
        - В вашем положении не приведи сатана оказаться! Даже представлять не хочу! - грубовато ответил Холмс. - Впрочем, мадам, вы сами виноваты. Знаете - хозяин не терпит самовольности и крут на расправу. Теперь вот расхлебывайте собственную кашу. Это вам не в отсталой венгерской деревне безнаказанные несправедливости творить. Вы здесь в самой развитой стране Европы находитесь, пора бы забыть провинциальные повадки.
        - Ах, очень жаль, что вы обо мне такого невысокого мнения, - слезным голосом проговорила голова. - Я-то думала, я вам нравлюсь...
        - Да, нравишься. Когда спишь клыками к стенке! - выкрикнул Генри Говард и первым мрачно, по-дьявольски захохотал.
        Его поддержал Капоне, который захохотал, широко раздвинув рот, от чего щеки съехали к ушам и сделали голову похожей на грушу. Он приседал, хлопал себя по коленкам и смеялся, захлебываясь, чем напоминал механического клоуна.
        Смех его был настолько заразителен, что следом загоготал басом Каддафи, который обычно держался особняком и в развлекательных мероприятиях коллег не участвовал. Вдовствующая девушка Дарья отбросила стеснение и, обнажив крупные зубы, огласила зал визгливым ржаньем.
        Голова Эржбеты надула губы и демонстративно отвернулась.
        28.
        - Гогочете оглушительно и вразнобой, как стадо гусей перед отлетом в жаркие страны, - после минуты молчания снова подала голос голова. Скосила глаза на ноги Холмса и обратилась именно к ним, потому что верхняя часть его туловища была для взгляда недосягаема. - От вас не ожидала в особенности. Думала, вы галантный месье, настоящий джентльмен...
        - Конечно, я джентльмен. И докажу, - сказал Холмс и потянулся ногой к голове. - Джентльмены любят играть в футбол, вот мы с вами сейчас поиграем. Вернее - вами.
        Концом изрядно поношенного ботинка он подцепил голову графини, пинками выкатил из-под стола и, коротко замахнувшись, стукнул. Голова с воплями, проклятиями и криками ужаса понеслась к стене, звучно ударилась носом, отскочила. Прямо на ногу Капоне.
        Тот с ловкостью, не ожидаемой от «жиртреста», поподкидывал ее разными способами: ступней, пяткой, щиколоткой, считая разы. Видимо, желал побить свой прошлый рекорд или потренироваться перед чемпионатом. Досчитав до двенадцати, уронил, пнул к Каддафи, который уже приготовился принимать пас и стоял, подпрыгивая от нетерпения и азарта, приподняв тунику для свободы ног.
        Мужчины образовали кружок в центре и стали перекидывать Эржбету друг другу, хохоча, надсмехаясь, подзадоривая. Прелати с жадной завистью наблюдал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Был бы барон в отлучке, он бы не замедлил принять участие в отфутболивании графини. А сейчас нельзя - на службе.
        Наконец, Капоне, который - давно замечено - имел какие-то свои счеты с Батори, завладел ею единолично. Он встал напротив стены и начал методично отбивать голову о позеленевшие крепостные камни. Одновременно причитал в ритме ударов:
        - Вот тебе, гордячка... вот тебе, насмешница... вот тебе, эгоистка... будешь знать... как издеваться... над великим и жестоким... Альфонсо Капоне.
        Когда он немножко устал, встал в позу «руки-в-боки» и, глядя сверху вниз, попенял еще раз:
        - Ты что вообще о себе возомнила, дорогая моя Эржбета, не к ночи будь сказано? Что неотразимая Царица цветов? Лягушка на горошине? Царевна на бобах? Или прелестная очаровашка - ночная бабочка, фея на крылышках? Может быть, была когда-то. А теперь иди полюбуйся в свое кривое зеркало, на кого похожа! Я не таких красоток обрабатывал в свое время. Меня в Чикаго девушки боготворили. Каждая почитала за счастье оказаться в моей постели. Не то, что такая старуха, как ты... - эмоционально высказался он. Видимо - наболело.
        - Извините, месье Капоне, я не знала, что мой отказ вас так расстроит! -слезным тоном промямлила Эржбета.
        - Да я не очень-то расстроился...
        И снова начал пинать. Со словами:
        - Простите, графиня, не принимайте мою несдержанность близко к сердцу. Ничего личного, только бизнес.
        В полете голова проговорила жалобно:
        - Уважаемый, ну прекратите, пожалуйста. - Дама звучала невнятно. - Вы же меня без зубов оставите совершенно. Придется к дантисту обращаться, а кто будет платить? Сейчас медицинские услуги дорогие. У меня страховка в прошлом веке закончилась...
        - Про страховку не беспокойтесь, графиня, - беззаботно ответил Капоне, не подумав остановиться. - Отведу вас к знакомому врачу, он вам все зубы восстановит. Бесплатно. Под дулом моего персонального кольта обслужит по первому разряду. Ха-ха-ха! Сможете выбирать материал по собственному вкусу. Вы какие зубы предпочитаете: керамические или фарфоровые? Может, с золотыми вставками? Или с брильянтиком в серединке? Впрочем, нет. Брильянты вы не заслужили. Остальные пожелания принимаю без ограничений. Не стесняйтесь, дорогая, заказывайте, я не жадный. Сколько зубов вам нужно?
        - После ваших упражнений, ей все тридцать два потребуется вставлять, - хихикнул Холмс.
        - Тридцать два, только и всего? Хотите больше? Пятьдесят, чтобы удобнее было служанок кусать? Или сразу - сто, как у акулы? Ха-ха!
        Зрелище начинало надоедать Жаннет. Не то что было жалко маньячку. В конце концов она заслужила. Первая начала - задумала напасть на Жаннет, чтобы испить ее живой крови. Хорошо, хозяин проявил решительность, от неминуемой гибели спас. Забылась она, подставила спину...
        Футбол головой стал действовать на нервы. Сцены издевательств, пусть даже над врагами, противоречили здоровому инстинкту Жаннет. Она поморщилась и отвернулась.
        Барон заметил, немедленно приказал:
        - Капоне, прекратите! Пошутили и хватит. Поднимите ее и поставьте на место. Только правильно. Не то, что в прошлый раз - носом в сонную артерию.
        - А что, красиво было... - еле слышно проговорил Прелати.
        Аль, хоть и был главарем мафиозного клана, послушался беспрекословно. Сразу видно: авторитет де Лаваля в подземелье сомнению не подлежал. Итальянец поднял голову Батори, торопливо привел в порядок: смахнул пыль со щек, пригладил растрепавшиеся пучки волос. Послюнявил палец, вытер потеки крови из носа. Палец потом облизнул. Взглядом оценщика-антиквара полюбовался на собственные труды. Одобрив, отправился воссоединять тело и голову.
        Присев на корточки возле обезглавленного и обескровленного трупа, Капоне аккуратно приложил верхнюю часть к нижней в области шеи. Подождал. Похлопал графиню по щекам. Она сначала не реагировала. Долгие секунды две. Потом вздрогнула и начала надуваться. По расправившимся телесным морщинам присутствующие поняли: процесс восстановления кровообращения пошел.
        Воскрешение из основательно мертвых в полу-мертвые произошло ускороенными темпами. Практически на глазах: бледные щеки дамы тронулись слабым румянцем, ресницы задрожали. Глаза открылись. Проморгавшись, она уставила их в темноту потолка. Подумала о чем-то. Подняла левую руку, осмотрела - правильно ли приставили. Провела по шраму на шее, проверяя, срослось ли. Помотала головой - для контроля за качеством соединения.
        - Приросла! - радостно воскликнула графиня.
        Выпрямила ноги, согнула-разогнула, для верности покрутила ступнями. Осторожно ощупала голову, удостовериться в последний раз: она укомплектована полностью и корректно.
        Протянула руки к Капоне.
        - Помогите же мне подняться! - попросила-скомандовала Эржбета.
        В голосе больше не слышались жалобные нотки. Нет смысла унижаться перед низкопородным итальяшкой: ее фигура восстановлена, злые силы вернулись. С ними - высокомерие.
        Не дожидаясь повторного приказа от барона, Альфонсо вытянул ее в вертикальное положение и тут же демонстративно отвернулся. Каддафи опустил подол тоги и величественной походкой, по-страусиному гордо подняв голову, отправился в теплые края - поближе к камину.
        «Жалко, развлечение быстро закончилось, - подумали трое мужчин. - Имелось настроение продолжать».
        У Франческо - наблюдать.
        29.
        - Спасибо, что спасли мне жизнь, - поблагодарила Жаннет.
        - Я буду спасать тебя всегда и везде, - сказал Жиль. - Ничего не бойся рядом со мной. Опасайся только оставаться наедине с этими. - Он кивнул в сторону гостей.
        Компания их присмирела. Резко, без перехода. Только что они с азартом оборванцев из бразильской флавелы футболили голову, орали и дурачились, через секунду приняли вид добропорядочных граждан и заговорили вполголоса. К ним присоединилась вновь восстановленная Эржбета. Она легко простила обидчиков. Противно, а что делать? В привилегированном клубе маньяков закон суров: «или с нами, или одна». В одиночестве оставаться - утомительно и на том свете. К тому же оно здесь небезопасное состояние.
        Гости - все пятеро - собрались тесной кучкой, поближе к камину, и начали что-то живо обсуждать. Донеслись слова «на полной луне», «посетить новые могилы», «подзарядиться энергией свежеусопших» - лексикон неуспокоенных душ и недоразложившихся тел.
        Их проблемы показались слишком приземленными Жилю и Жаннет. Они повернулись друг к другу.
        - Не хочу тебя снова потерять, - сказал де Лаваль и прижал руки девушки к груди. - Если кто-то еще раз попытается напасть, немедленно сообщи. Разберусь с этими кровопийцами. Ты теперь навеки принадлежишь мне, Жанна, дорогая.
        Слова его Жаннет нашла приятными, но... несколько нелогичными.
        Хотя ощущение реальности было ослаблено, она понимала, что находилась в обществе нечистой силы... ой, нет, это слово к барону не подходит... поделикатнее - среди воскресших из усопших... нет... не умерших до конца - ой, коряво... Вот! Выразимся толерантно и политкорректно - в обществе обитателей загробного мира, то есть людей другой ориентации в смысле способа существования.
        Их способ не вызывал протеста у Жаннет. Воспринимала окружающее отстраненно - как сон наяву, который закончится и забудется. Все благодаря манипуляции Прелати, погасившей у нее желание углубляться в несоответствия и составлять причинно-следственные цепочки.
        Остатками логики Жаннет осознала: в речи барона кое-что не связывается.
        - Почему «навеки»? Не кажутся ли вам наши отношения немного... слишком... романтическими... утопическими... - начала девушка неуверенно и замолкла. В трогательный момент объяснений она не хотела обижать мужчину резкими выражениями. Подбирая обтекаемые, заблудилась в словесных дебрях.
        Жиль понял ее намерение, но не понял - куда клонит.
        - Говори коротко и ясно. Так легче выражать мысли, если не хочешь соврать.
        - Хотела сказать - наши отношения далеки от возможности приблизиться к реальным, чтобы продолжаться долго, тем более вечно, - выпалила Жаннет на одном дыхании. - Не занимаетесь ли вы самообманом? Все-таки, я живая, а вы... как бы полегче... не совсем...
        - Уверяю, ты ошибаешься. Объясню почему. Ты дорога мне в любом виде, в живом или мертвом. В живом, потому что родишь мне сына. В мертвом - останешься со мною навсегда. Это два моих самых заветных желания, одно из которых, знаю точно, обязательно исполнится. Очень скоро.
        Механизм осуществления желаний Жиля де Рэ остался за пределами жаннетиного осознания. Не то сейчас важно. Ее состояние... Кажется, она тоже начинала к нему что-то испытывать. Сказать: «глубокую симпатию» или «пылкую любовь» было бы преувеличением. Сказать: «расположение в благодарность за спасение» было бы маловато.
        Факт тот, что общество барона не тяготило Жаннет, а его недавний героический поступок окончательно расположил к доверию. «Насчет сына он, конечно, погорячился, это дело не ближайшего будущего, в остальном - посмотрим», - подумала девушка, умиротворяясь.
        - Как вы меня вообще нашли? - задала вопрос, который до сей поры оставался невыясненным и зудел спросить.
        - О, это долгая история.
        - У нас есть время.
        - Конечно. Начну с конца. Тебя как официально зовут?
        - Жаннет Дарке.
        - Слышишь совпадения? Жанна - это сокращенное от Жаннет. Дарке похоже на Д’Арк. Кстати, ты девственница?
        - Конечно!
        - Возраст?
        - Девятнадцать.
        - Жанне тоже было девятнадцать, когда ее сожгли. - На этих словах голос де Рэ сорвался. Он на секунду прикрыл глаза, кашлянул и продолжил: - Самое главное: ты точная копия портрета.
        Он показал на Жанну в доспехах. Жаннет еще раз на нее взглянула и окончательно убедилась: барон говорит правду. Форма носов, длина волос и размер грудей совпадали один в один.
        - Теперь сначала, - продолжил рыцарь. - Когда тебя... на костре... в общем, я опоздал всего на пару часов. К тому времени все было кончено. Тело сожжено, вместе с личными вещами. Останки выброшены в реку. Мне не досталось ни частички на память о любимой: ни волоска с головы, ни обрывка одежды, ни Библии, которую она читала перед смертью.
        Я бы их выкупил у палача за любую цену. Но от Жанны не оставили ни следа! Ни одного доказательства существования. Великую героиню вычеркнули из истории страны, в чем иностранным врагам помогли отечественные. Имею ввиду самых высоких - короля и церковь. Карл боялся ее популярности даже после смерти. Папа - что народ начнет ее обожествлять. Вещи самовольно превратят в реликвии, за спиной церкви начнут поклоняться Жанне как святой. Проклянут ее предателей.
        Они оказались правы, но это в сторону. В Руане я застал только пепелище. В отчаянии хотел двинуть войско на Париж, чтобы отомстить трусливому и неблагодарному монарху. Но понял - нет смысла: деву Жанну не воскресить, все остальное утратило первостепенность. Решил отомстить по-другому - не дать умереть ей в народной памяти. Заказал спектакль «Орлеанская Дева», с которым артисты долгие годы колесили по стране.
        Во мне же память жила, не давала покоя. Возмечтал невозможное - вернуть Жанну колдовским способом, с помощью чернокнижников и хиромантов.
        К сожалению, попытка провалилась.
        Ненависть к Карлу жгла огнем. Я зашел далеко: стал привечать его конкурента, обращаться с ним, как с коронованной особой. За слишком явное противодействие монарху со мной решили расправиться. Однако, самого богатого и высокородного вельможу страны просто так не убьешь и не арестуешь. Враги решили действовать иначе. Опорочить. Меня объявили спятившим с ума, обозвали французским монстром, насильником и пожирателем детей, но меня это мало волновало. Я жаждал вернуть мою дорогую Жанну - любой ценой. Боялся с годами забыть ее лицо. Хотел иметь ее рядом. Заказал портрет. Вот он.
        Барон обратил взгляд к картине.
        - Теперь ты была со мной, во всяком случае - твой светлый образ. Но душа не успокоилась. Не верила, что ты потеряна навсегда. Я стал искать похожую девушку. Под именем Жюля де Лаваля возрождался в разные времена, в разных провинциях. Наконец, через полтысячелетие, мои усилия увенчала удача. Теперь ты со мной, дорогая Жанна...
        Кто бы остался равнодушным к столь страстному, романтичному объяснению в любви? Только не Жаннет. С доверчиво распахнутыми глазами она внимала словам очаровательного барона. Внимала с энтузиазмом юной, впечатлительной души. Терзания Жиля она переживала как свои. Вместе печалилась, страдала, ненавидела, мечтала. Она слепо согласилась с утверждением: обвинения против него - беспочвенный поклеп. Она почти влюбилась, слушая сладкие признания. Значит, правду говорят: женщины любят ушами...
        Простим им эту слабость, мы сегодня добрые.
        Но не будем думать, что Жаннет совсем уж растаяла и погрузилась в состояние наивности до легковерия. Она еще сохраняла трезвость мысли и способность чисто по-женски просчитывать шансы. Оставалось непроясненным одно обстоятельство.
        - Я слышала, вы женаты.
        - Был. Я развелся, - ответил Жиль без запинки.
        - Когда?
        - Когда жена не родила мне наследника.
        Объяснение звучало правдоподобно. Или Жаннет хотелось, чтобы оно звучало правдоподобно? Неважно. В принципе, это одно и то же. Нет причин Жилю не верить. Напротив, все доводы - в его пользу. Не будет же известный герой сражений и фольклора, исторически прославленная личность, уважаемый в кругу друзей человек начинать отношения с неправды. Какой смысл?
        Жаннет согласно кивнула.
        Де Лаваль порывисто обнял девушку. Крепче прежнего.
        - Не будем терять времени, у нас его не так много до рассвета.
        Жаннет почувствовала - поднимается и летит. Зажмурила глаза...
        30.
        Когда открыла, оказалось, что они с бароном, по-прежнему обнявшись, стоят в ее спальне. Опять зажмурилась.
        Через мгновение открыла - они голые. Стало стыдно: она никогда не видела обнаженных мужчин, даже по телевизору или в журналах для геев. Зажмурилась в третий раз.
        Открывать глаза не спешила.
        Сначала прислушалась к ощущениям. Они были столь необычны, что решила подглядеть через ресницы. Она лежала в постели, барон склонился над ней. Его половой орган - по-американски называется «толстяк», по-приличному «пенис», вспомнила Жаннет - делал в ней осторожные, поступательно-отступательные движения «вглубь-наружу». Которые не раздражали. Наоборот, очень нравились. Как ни странно.
        Странно было по двум причинам. Во-первых, Жаннет, как верующая католичка, отрицала связь до брака. Во-вторых, слушая опытных подружек, не отличавшихся деликатностью речи, она заранее прониклась отвращением к половому акту. Казалось - это что-то негигиеничное, неприличное, приносящее боль. Принимать чужеродный орган в свое самое деликатное и чувствительное место? Избавьте, пожалуйста.
        На самом же деле было приятно, волнующе и ужасно романтично: оказаться в спальне средневекового замка, со свечами и камином, под прекрасным принцем, который безумно в нее влюблен. Лучшей обстановки для потери девственности не придумаешь.
        Она улыбнулась и широко раскрыла глаза. Она смотрела на Жиля и находила знакомые черты - ее любимого Жюльена. Точно, это он! Ах, исполнилась мечта...
        Одна мысль омрачала ее совесть: они ослушались законов веры, до свадьбы занялись грехом.
        - Мы неженаты... - слабо возразила Жаннет, хотя понимала, что поздно.
        - Даю тебе честное слово - мы женаты, дорогая, не сомневайся.
        - Но когда, когда? - Жанет заволновалась. Странное дело: вышла замуж и не заметила - как.
        - Мы заключили брачный союз только что в гостиной. Когда я надел тебе на палец мой родовой перстень. При свидетелях. Это доказательство, что взял тебя в жены и буду заботиться до гробовой доски, - уверил барон и поцеловал в щечку.
        Ах, да, ну конечно, как же она не сообразила! Жаннет пошевелила пальцем и, не глядя, ощутила тяжесть золота.
        Сомнения рассеялись. Облегченно вздохнув, она обмякла телом, отдалась во власть новых ощущений. Даже проявила инициативу, потихоньку стала двигаться мужу навстречу. Жюль-Жиль застонал вслух.
        - Жанна, ты не представляешь, как давно я мечтал оказаться в тебе! Ты такая красивая сейчас, словно цветок в мае. Словно розовый бутон, который только собрался расцвести. Ты замечательная, солнышко мое, красавица. Когда у нас родится сын, назови его Жеромом.
        - В честь кого?
        - В честь основателя нашего рода. Он не прервется. Благодаря тебе.
        Время для влюбленных остановилось, кануло в вечность, улетело вникуда. Восторг любви захватил в плен сердца. Счастье накрыло души, наполнило негой тела. Расставаться не хотелось, и не надо было, и ни к чему...
        Часть 4
        1.
        Жюль наклонился к губам Жаннет, охватил их поцелуем, так плотно и надолго, что ей не хватило дыхания. Она здохнулась и оттого... проснулась.
        Начала хватать воздух, закашлялась, открыла глаза. И... уперлась взглядом в физиономию с дикими бакенбардами - последнее, что хотелось бы видеть после ночи любви с красавцем-бароном.
        - Опять? - нескрываемо-раздраженно спросила девушка.
        - Опять, - довольно ответила физиономия.
        - Где Жюль... Жиль... Где барон де Лаваль?
        - На месте. - Прелати показал рукой на портрет.
        - Я не того имею ввиду.
        - А я того.
        Жаннет поняла: толку от Франческо не добьешься. У него натуральный талант - выглядеть идиотом. Не всегда, только когда самому выгодно - чтобы не приставали. Прирожденный мошенник. Ловчит и увиливает даже если не получает прямой выгоды.
        Тоже мне трюкач-самородок. Иностранец-прохиндей. Миграционной полиции на него нету. Заявить бы куда надо, пусть проверят на наличие разрешения на пребывание. Заодно - непросроченного паспорта с фоткой не старше десяти дней... Ой, остановись, Жаннет, ворчать пока окончательно не расстроилась.
        С чего, собственно, хандра? Вроде все так хорошо вчера начиналось: замуж удачно вышла, первую брачную ночь с мужем провела. А, понятно! Все из-за этого итальянского шарлатана с шулерскими бакенбардами. Если бы вместо его отвратной морды увидела красавчика-барона, совсем с другим ощущением проснулась бы.
        Ну, да ругательствами делу не поможешь, придется соображать - с чего день начинать. Жанет отвела взгляд от морды и уставилась в потолок балдахина, приводя в порядок мысли и настроение. В голове толпились вопросы. Какова программа замковых мероприятий на сегодня? Какая роль в них отводится Жаннет? Какой новый кровавый аттракцион подготовлен в качестве вечернего развлечения?
        Не то, что она была против их мелких шалостей. Пожалуйста, пусть занимаются чем хотят: она не моралистка, не пуританка, не критиканка. Понимает - каждый развлекается по интересам. Интересы убийц лежат в сфере, отличной от людей с нормальной психологией и эмоциональной средой. Перевоспитывать или отговаривать их бесполезно. Да ее никто к тому не уполномачивал. Пока.
        Главное другое: в их специфической компании Жаннет не должна дать себя в обиду. Видела вчера, что за гости здесь собрались. Отборные нелюди: рекордсмены по убийствам, маньяки первой степени, вампиры в человеческом обличье и так далее. С ними расслабляться - себе дороже. Следует постоянно быть настороже - в соответствии с наставлениями бабки Мартинэ, она же бывшая колдунья Перрина, то есть ее сестра-двойник или кто они там друг другу приходились...
        Кстати, о колдунье.
        - Где бабка?
        - Улетела.
        - На самолете?
        - На крыльях.
        Та-а-к, на первый вопрос ответил достоверно, на втором снова начал впадать в неясности. Придется провести допрос с пристрастием. До тех пор, пока ответы не будут звучать приемлемо-реалистично.
        - Улетела - куда?
        - К химерам, - ответил Прелати с интонацией - «туда ей и дорога». Махнул в неопределенном направлении. А во взгляде лед образовался.
        Все понятно, и между этими двумя нелады. Существует ли здесь вообще дружба между кем-либо? Сомнительно: в компании кровожадно настроенных личностей отсутствует взаимное доверие, а значит, и мотивация заводить дружбу. Как в народе называется вынужденный союз враждебно настроенных субьектов? На ум пришли определения из мира ползучих - отряд чешуйчатых, семейство драконо-образных. Клубок целующихся змей. Серпентарий единомышленников...
        Удивилась Жаннет: почему такая бедность лексикона, разве других опасных тварей на земле не существует? Да сколько угодно. Например, логично звучало бы «Логово ядовитых скорпионов». Или «Гнездо паучихи-черной вдовы». «Нора кузнечика-каннибала». Нет, лучше «Пещера морской осы». Морская оса - медуза со щупальцами, самое ядовитое животное на земле, по телевизору как-то передавали.
        Или Жаннет ошибается насчет замковых внутриколлективных отношений? Посмотрела испытующе на колдуна. Его страхолюдное лицо ничего глубокомысленного не выражало. Как бы то ни было, Прелати давно пора переодеться в ногу с модой. Например: в ковбойские джинсы и пуловер с элегантным шарфиком на шее. Подстричься коротко в стиле «преуспевающий бизнесмен», привести свои криворастущие, дикообразные бакенбарды в Божеский вид.
        В Божеский? Не-е-т, тут Жаннет поторопилась. С библейскими определениями местные обитатели не в ладу, они из противоположного лагеря. Ну, пусть понимает, как хочет, а свою невоспитанную привычку по утрам без спроса нависать над головой пусть оставит в прошлом. И учится подчиняться, потому что расклад сил здесь скоро изменится в жаннетину пользу.
        Когда она станет полноправной и легитимной хозяйкой Тиффожа, первым делом примется приучать к порядку персонал. Пока в единственном лице - Франческо Прелати, других слуг она не заметила. Начнет с дресс-кода для одежды и прически. Отошлет его вместе с бакенбардами к парикмахеру, а то распустился тут без строгого хозяйского надзора, даже бриться перестал.
        Этот лакей... алхимик... итальянец... короче - ловкач и очковтиратель давно раздражал Жаннет простоватой мужиковатостью до моветона. В чем они очень похожи с Капоне. Их национальная черта? Жаннет раньше по-другому представляла итальянских мужчин: чувствительными, артистичными, обольстительными, тонко разбирающимися в неразгаданной женской душе...
        Взять того же всемирно известного бабника из Венеции Казанову, имя которого стало нарицательным для обозначения ловеласа. Или Калиостро. Ой, нет, Калиостро, из другой оперы - он был мошенник-многостаночник. Занимался не женским соблазнением, а обманом с финансовой выгодой: подделывал деньги и документы, чревовещал загробным голосом, продавал легковерным простакам планы с указанием мест закопанных кладов. Не чурался и по картам с три короба наврать.
        Тогда другой, подходящий по теме, итальянец - Роберт де Ниро. Тоже прославился амурными похождениями. Неудивительно. Он в молодости жутко привлекательный был. Особенно родинка под правым глазом. Жаннет находила ее одновременно трогательной и мужественной, делавшей де Ниро сногсшибательно неотразимым.
        Дон Жуан тоже... Или нет. Дон Жуан - из другой национальности, южно-севильской. Все! Жаннет прервала себя на полумысли. Хватит задумываться об особенностях итальянского мужского характера, прежде о собственной судьбе поразмышлять.
        Итак, что мы имеем в позитиве? Очень немного, особенно, если учесть бесцеремонно нависшую, небритую физиономию, не проявляющую желания сотрудничать. Ни один, волнующий Жаннет, вопрос физиономией не отвечен. Непорядок. Неудобство. Потому что к неотвеченным добавились в очередь другие - пока незаданные. Слишком много вопросов в голове рождает чувство хаотизма и разброса. Неприбранности в голове.
        Жаннет без того непросто: вырвана из ежедневной рутины, которой занималась, живя в Париже, учась в университете. Перенесена в чрезвычайные обстоятельства - без разрешения и неизвестно, на какой срок. Жива ли она еще? В каком отрезке истории находится? В какой день года? Долго ли она тут пробудет?
        Уравнение с четырьмя неизвестными. Кажется, а математике они неразрешимы. За пределами математики - тоже, судя по всему. Жаннет совершенно потеряла ориентацию во времени, пространстве и собственном состоянии. В том числе - в ожиданиях на будущее и воспоминаниях о вчера. Она уже стала частью здешнего нездешнего мира?
        А который сейчас час?
        Последний вопрос не должен оказаться слишком сложным мошеннику-лакею для ответа. Рискнуть спросить? Так, на всякий случай.
        - Сколько времени?
        - Скоро полночь.
        - У вас всегда ночь, когда просыпаетесь?
        - Конечно! Мы же не переносим дневного света.
        Опять прямого ответа не получила. Не желающий или не умеющий доходчиво объяснять Франческо ей надоел. Откровенно. До такой степени, что захотелось наорать за его глупость. Чего делать, конечно, не стоит: все-таки, она не дома, а в гостях, хотя и странных.
        Тогда Жаннет сделает по-другому. Она ему по-своему покажет, что недовольна - без грубости, но недвусмысленно. Пусть только попробует не понять.
        Потом пожалеет - когда Жаннет станет в Тиффоже полновластной хозяйкой.
        2.
        Жаннет отвернулась от Прелати, всем телом - повернулась на левый бок. Легла под одеялом в позу «зародыша»: подтянула колени к животу, отодвинула зад в сторону противника. Красноречиво. Доступно для тех, кто понимает язык тела - невербальная коммуникация по-научному. Можно было еще показать ему средний палец - для закрепления обижающего эффекта. Да взяло сомнение: находился ли в обороте этот нецензурный жест в средние века?
        Вряд ли. Это ловкое изобретение сделано лет десять назад шутниками-автолюбителями, которые на дороге перебрасываются молчаливыми ругательствами из окна машины, когда подрезают попутчиков, или по-другому действуют им на нервы. Значит, оскорбительного значения жеста старорежимный колдун не поймет. В его исторический период скоростных автомобилей не существовало. Лишь неторопливые кареты, которые не нарушали правила движения, не дразнили соседей по дорожному полотну.
        Собственный безмолвный демарш Жаннет понравился. Доходчиво и изящно, чисто по-французски, показала: не желает больше с Прелати общаться. Смотреть каждое утро на его непричесанные бакенбарды. Задавать вопросы, на которые не получает ответы по существу. Пусть этот страховидный алхимик от нее отстанет - удалится на недосягаемое расстояние, исчезнет с глаз на все время пребывания ее в замке!
        И вообще. Почему она должна видеть его первым, когда просыпается? Зрелище из препротивных, от которого, если завтра опять явится, ее точно стошнит. Когда придет Жиль, она обязательно пожалуется на его поведение. Еще на недостаток персонала. Разве у них нет дамы для ее обслуживания?
        Та же бабка Мартинэ. Хоть страшная, да душой подобрее. Если можно так сказать про неодушевленных... Ах нет, с бабкой не получится - куда-то срочно улетела. Наверное, в отпуск на средиземноморское побережье прогреть радикулит, который заработала в подвальной обстановке -холодной из-за неработающих батарей и ледяных глаз Прелати.
        Отомстив, Жаннет успокоилась. Даже начала про дерзкого лакея забывать, по принципу: кого не видно, того не существует. Она подложила ладошку под щеку и прикрыла веки. Вспомнила прошедшую ночь. Вернее, это было днем, судя по здешнему расписанию порядка. Улыбнулась потихоньку. С этим противным колдуном чуть не забыла главное.
        Она же хотела чувствовать себя счастливой! Вышла замуж, провела первую брачную ночь с мужчиной своей мечты - Жюльеном де Лавалем. Да, Жаннет не сомневалась. Ее любимый оказался не кем иным, как потомком древнейшего рода Франции. В хорошем смысле легендарной личностью, а не утрированным персонажем сказки для взрослых - пожирателем детей, мучителем жен, сексуальным монстром.
        Нет, его сексуальность вполне устраивала Жаннет. Несмотря на страхи, лишение ее девственности прошло успешно. Настолько, что расскажи она подружкам - обзавидуются. Мечта каждой студентки - элегантный мужчина, красавец на лицо, герой по характеру, богач и интеллектуал. Вдобавок - внимательный партнер в постели. К тому же влюблен в Жаннет до невозможности.
        Щедрый - что немаловажно. Она высвободила из-под щеки руку, отвела подальше от глаз, полюбовалась на перстень с золотой королевской лилией на голубом фоне.
        С мужем ей по-настоящему повезло. Барон оказался честным человеком - сказал «хочу жениться!» и женился. Не водил за нос обещаниями типа отговорок «сначала у мамы разрешения спрошу». Поступил по-рыцарски решительно, серьезные намерения осуществил без задержки. Овладел ею тоже без задержки, даже не спросив...
        Но Жаннет не обижалась. Они женаты, имеет право. Честно сказать - ей понравилось. Хотелось бы продолжить начатое. Эх, лучше бы на месте Прелати оказался сейчас Жиль... Интересно, она его сегодня увидит? Где? Когда? Хорошо бы пришел сию минуту! Тело сохранило память о его прикосновениях, от которых дрожь пробегает мурашками. А от его вхождений в нее до сих пор нега в животе...
        Надо же, Жаннет и предположить не могла, что физическая любовь может оказаться столь сладостной. Почему она раньше не выходила замуж? Ах, да. Никто не предлагал.
        Жиль, приходи, я готова, жду тебя, мой супруг! - воззвала она мысленно.
        Сейчас у Жаннет подходящее настроение. Также момент и обстановка. Романтическая, немного мистическая: загадочный, полуночный полумрак, горящий, трещащий камин, подсвечник на ночном столике - все необходимые атрибуты для занятий любовью. Жаннет вообразила: они снова голые под одеялом. Будут щекотаться, смеяться, целоваться до упаду, потом перейдут к основному...
        Стыдно и захватывающе одновременно!
        Кровь бросилась в голову, сердце заволновалось. Она даже ощутимо покраснела. Ничего, привыкнет, в первый, но не в последний раз занималась любовью. Стесняться нечего, все взрослые делают это. Очень охотно. Секс - самое распространенное человеческое хобби, судя по постоянно растущему народонаселению. Вот один вопрос нарисовался: Жаннет понравилось, а Жилю? Она неумелая, к тому же стеснялась наготы, зажималась с непривычки...
        Ну, ничего. Не комплексуй, дорогая, со временем научишься постельным премудростям, подбодрила себя Жаннет. Как там в книжках про секс пишут: главное - не лежать бревном. В любовном деле мастерство достигается тренировкой. Начать бы прямо сейчас совершенствоваться... Итак, задача номер один: отбросить стыд, учиться услаждать мужа, чтобы не вздумал смотреть по сторонам.
        Они, французы, известные казановы. Это их международно-признанная национальная черта, пошедшая от любвеобильных Людовиков. Дурной пример монархов оказался заразителен для последующих руководителей страны. После свержения династии королей, их сластолюбивые привычки перенял само-назначенный император Наполеон. За ним - демократично избранные президенты. Не стеснялись ни жен, ни общественного мнения. Жены в конце концов смирились. Общественное мнение тоже: в вопросе супружеской неверности оно признало себя побежденным и больше против не поднималось.
        Что поделать? Вредная привычка заводить любовницу укоренилась во французском характере, как раковая опухоль в легком курильщика табака. Сейчас каждый гражданин мужского пола считает необходимым иметь статус ловеласа как подтверждение состоятельности. Потому что тех, кто не гуляет, подозревают в импотенции сразу трех функций: финансовой, половой и патриотической.
        Ну, не хочется о печальном...
        Сейчас самое время помечтать о радостном. Которое в будущем. Перед Жаннет открываются блестящие перспективы. Сегодня вечером, после официального представления в новом качестве, гости будут называть ее с приставкой «баронесса» и всячески ублажать. Потом она родит Жилю наследника. По его просьбе назовет Жеромом. Да.
        А если родится девочка?
        - Не родится, - раздался сзади простуженно-хрипучий голос.
        И все испортил. Ее прошлое, настоящее и будущее. Ее воспоминания, настроение, мечты.
        Ну, идиот, он за это поплатится!
        3.
        Жаннет резко повернулась и вскинула руку, чтобы дать тупому Франческо в лоб - наказать за грубое вторжение в ее личное пространство в голове. Она размахнулась и... не сделала, что собиралась. Пришедший в боевую готовность кулак застыл в воздухе, остановившись буквально в сантиметре от цели. Мошенник не повел глазом, не сдвинулся с места. Даже гулко не сглотнул. Девушка подергала рукой туда-сюда, движение не произвелось. Догадалась - чьи были козни.
        Терпение Жаннет приказало долго жить и лопнуло от злости. Сделав страшную гримасу, она крикнула:
        - Убирайся вон!
        Крикнула удачно - рука отмерла и зашевелилась.
        - Не уберусь, - спокойно ответил Прелати, ничуть не испугавшись - ни гримасы, ни угрозы. - Время вставать, мадам. А кто будет вас одевать-причесывать?
        - Что - кто? - позволила себе возмутиться Жаннет. Она уже начинала входить в роль хозяйки замка. Роль понравилась. - Кто здесь главный лакей? Почему не организовали обслугу для господ? Что вы на меня свои обязанности перекладываете?
        - На кого же еще перекладывать? - нагло ухмыльнулся Франческо. - Так что вы хотели сказать-то?
        Жаннет уставилась на него с вопросом: на самом деле непонятливый или только изображает недалекого осла?
        - Мне по статусу положены помощницы, - начала она разъяснять нарочито деловым тоном, стараясь собрать по кусочкам взорвавшееся терпенье. - В соответствии с протоколом: придворные дамы, фрейлины, камергерши.
        - Вынужден вас огорчить, мадам, протокол нарушен. По независящим обстоятельствам. Придворные дамы разбежались. Фрейлины эмигрировали за границу. Камергерши поумирали. Причем не своей смертью. Их на гильотине казнили как злостных пособниц монархического режима. Еще кто?
        Жаннет не поверила ни единому слову. Лакей - неисправимый лгун и насмешник. Вдобавок подлец, манипулятор и экстрасенс. Разве такое взрывоопасное сочетание в одном человеке способно внушить авторитет? Однако, для возражений не имела достаточно фактов, чтобы припереть Прелати к стенке за попытку введения в заблуждение.
        - Где тут у вас дежурная горничная? Или экономка, на худой конец?
        - Видите ли, мадам... - начал колдун. Слово «мадам» он произнес с насмешкой - так делают, когда хотят поиздеваться над человеком, которого считают ниже себя по уровню интеллекта.
        Что до крайности возмутило Жаннет. Потрясающая наглость. Да как он смеет насмешливо-снисходительно разговаривать с ней, лучшей студенткой факультета экономики! Ее рефераты о причинах фининсовых кризисов из-за недобросовестности банков два раза признавались лучшими за семестр. Ей прочат блестящее будущее в правительственной департаменте, строящем долгосрочные прогнозы. А этот кто такой? Самозванец и проходимец. Колдун и пердун. Необразованная мумия, ходячая фантасмагория. Короче - отсталый прообраз человека.
        Франческо сделал вид, что не проник в ее мысли. Или не разобрался в эпитетах. Невозмутимо продолжил:
        - Позвольте объясниться. У нас недавно произошло крупное сокращение обслуживающего персонала про причине недобора налогов в крепостную казну. Потому все обязанности по ведению хозяйства возложили на одного человека - меня. А зарплату, заметьте, не прибавили! Ну, не издевательство...
        - Ближе к делу, лакей, - прервала его болтовню Жаннет, начавшая закипать. Нельзя отдавать ему инициативу в разговоре или позволять отвлекать себя бессмыссленными причитаниями. Заодно следует проучить проходимца, поставить на место ответным унижением. - Вот называешь себя алхимиком, а хоть знаешь, из скольких атомов состоит молекула воды?
        - Конечно, знаю! - ответил тот без запинки. С уверенным видом непотопляемой серости отрапортовал: - Из стольких, сколько нужно.
        Ну, естественно. Выкрутился. В характерной для себя манере. Что с него возьмешь, примитивный, но хитрый ум, обладающий ловкостью выворачиваться из неудобных ситуаций. Как бы еще его прищучить, чтобы впредь не выставлялся?
        Надо задать заковыристый вопрос или хотя бы обозвать похлеще.
        Сказать на него «дурак» - толку мало: слово избито, затерто, потому не действует. По-настоящему крепкое оскорбление, способное чувствительно укусить, незлобивой по характеру Жаннет навскидку не вспомнилось.
        Не беда. Сдаваться, не использовав трех попыток, глупо: первая про молекулу не удалась, две в запасе. Вдобавок важен воспитательный момент - нельзя с самого начала дать слугам сесть себе на голову.
        Так-так-так. Если не находится ругательство изощренное, придумать что-нибудь банальное, по-уличному грубое вроде «чурка нефранцузская» или «жертва неудачного аборта»...
        Нет, слабо, неэффективно.
        А, догадалась. Это же элементарно: надо ударить в слабое место - по его хриплому, совершенно немузыкальному голосу. Попросить спеть что-нибудь. Пусть он прилюдно опозорится, перестанет строить из себя задаваку.
        Хотя в истории шоу-бизнеса имеются примеры, когда безголосые певцы достигали сумасшедшего успеха. Но у них имелось нечто более важное, чем серебряное горло: они пели душой. Этот же хрипатый Прелати, заплесневевший продукт косного средневековья, ни голоса, ни души не имеет.
        - Вот подделываешься под интеллигента, а песню спеть наверняка не сможешь, даже простенькую, ту же «Марсельезу», - хитро подначила Жаннет, заранее предвкушая победу.
        Не спешила бы. Плута вокруг пальца просто так не обведешь, ловкача легко не обдуришь.
        - Э-э... что это за песня такая? Про что там слова? - спросил он неуверенно. Не дождавшись подсказки, стал тянуть время, размышляя вслух. - «Марсельеза» - песня жителей Марселя, прибрежного города на юге Франции... Начинается: «Ветер с моря дул», что ли?
        - Нет. Это песня-однодневка. У нас про вечное. «Вставайте, отчизны сыны». Гимн. Про французский патриотизм забыл?
        - Да я и не француз вовсе.
        - Отказываешься?
        - Нет! - истерично выкрикнул Франческо и, чтобы не упасть в грязь лицом, затянул, не взяв ни единой правильной ноты:
        - Вста-вай-те, от-чиз-ны сыны-и-и-и...
        К концу фразы его слабый голос нервно завибрировал и на последнем слоге дал высокого петуха. Прелати смутился, прикрыл рот рукой, будто испугался - как бы оттуда еще кудахтанье не вылетело. Потупил взор.
        Ура, победа! Самомнение лакея повержено, Жаннет на коне.
        - В следующий раз не будешь возноситься, - сказала она с чувством глубокого удовлетворения. И добила:
        - Павлин безголосый!
        Попала в десятку. Франческо отпрянул и заморгал глазами, будто собрался заплакать.
        - Чего вы обзываетесь? - протянул он с интонацией обиженного ребенка.
        Высокомерие слетело с плюгавой морды, которую Прелати имел вместо лица. Впервые за разговор он не нашелся с ловкаческим ответом.
        Жаннет торжествовала. Возгоравшееся раздражение против лакея было загашено. Успех следовало закрепить. Показать, кто в доме хозяин. Вернее - старший по званию.
        - Встать с кровати, отвечать по существу! - отдала команду. Грубо, громко - как положено по военному уставу.
        Колдун шустро вскочил и встал по стойке «смирно». Выпятив грудь, левую руку поднес к виску, отрапортовал, четко чеканя слова:
        - Простите, мадам. Отвечаю. Старых работников уволили, новых не набрали. Женского пола для обслуживания дам не имеем. Прелати в ответе за всех. - Он замолк, отдернул руку, грудь вернул в положение «вольно». Заискивающе взглянул на Жаннет, спросил нормальным голосом: - Так хорошо ответил?
        - Нехорошо! - заявила из упрямства - лишь бы не идти у него на поводу.
        «Надо укрепить главенствующее положение», - подумала Жаннет. Чтобы не смотреть на лакея снизу вверх, приподнялась, подтянулась к изголовью кровати, села, подсунув подушку под спину. Грудь прикрыла одеялом до горла. Окинула колдуна уничижительным взглядом с головы до ног.
        Кажется, он признал ее верховно-руководящую роль: стоял, не шевелясь, не делая попыток к самоуправству.
        - Какие будут приказания, Ваше сиятельство? - снова в армейском стиле спросил колдун и глухо стукнул пятками. Видно, понравилось играть роль подчиненного сержанта. Временами бывает удобно: когда неохота принимать решение и можно переложить ответственность на начальство.
        Начальство в лице жены хозяина, будущей баронессы, задумалось. В крепости со служанками дефицит. Но не позволять же этому антикварного возраста охальнику снова на себя глазеть, тем более одевать! Противно представить, как его скрюченные ревматизмом пальцы дотронутся до ее нежного, ухоженного тела...
        - Пусть придет кто-нибудь из женщин-гостей, - догадалась предложить Жаннет.
        «Кто-нибудь» - это она обтекаемо сказала. На самом деле выбор невелик, вернее вообще никакого. Помимо Жаннет в замке всего две дамы, одна из которых отпадает сразу по причине неутолимого каннибалистического аппетита - Батори.
        Которая без зазренья совести пыталась ее убить. Только меч верного де Лаваля спас от перехода из живой жизни в загробную. Жаннет сейчас не настолько в безвыходном положении, чтобы предоставить клыкастой Эржбете вторую возможность себя прикончить.
        Остается девушка в кокошнике.
        - Та русская дворянка... э-э... Дарья Николаевна. - Кандидатура небезупречная, но условно подходящая. Барышня выглядела более-менее безобидно на фоне других чемпионов-душегубов и живодеров-рекордоносителей.
        - Дарья Николаевна сейчас почивают. Еще не проснулись, видите ли.
        - Тогда...
        Остался последний шанс.
        - Тогда свяжись с Перриной из «Сердец Жаков». Она наверняка уже восстановила трактир и поселилась на старом месте. Ей зимой делать нечего, пусть придет мне послужит.
        - Связаться с Перриной не могу. У нее нет мобильного. И вообще никакого.
        - Почему такая отсталость? В наше время без сотовой трубки. Куда смотрит телефонный провайдер?
        - Провайдер отказался ее обслуживать. Перрина поселилась слишком отдаленно, уединенно. К ней спутниковый сигнал не доходит.
        - А по кабелю?
        - Его мыши перегрызли.
        Алхимик отвечал без запинки, что не сбило с толку, не заставило Жаннет поверить. Предоставлять лживую информацию - закоренелая мошенническая привычка Прелати, которая, как известно, со временем становится второй натурой.
        Варианты у Жаннет закончились. Ничего не осталось, как поменяться ролями и переложить бремя принятия решения на лакейские плечи.
        - Что же ты предлагаешь? - спросила она с иронией в тональности, давая понять: пусть придумает что-нибудь правдоподобное, на хитрованскую уловку она не клюнет.
        - Предлагаю прекратить прения и начать одеваться.
        - Не собираюсь тебя слушать!
        - Очень зря! - Франческо тоже повысил голос. - Не советую портить со мной отношения. Вам еще понадобятся мои услуги.
        Вот наглец! Все, она разозлилась. Разоралась.
        - Не собираюсь внимать твоим советам! Кого здесь предлагается слушать? Необразованного, замученного загробным существованием колдуна без певческого голоса и постоянного места жительства! Ты... ты... безмозглый, тупоголовый попугай с распущенными бакенбардами! - выплеснула Жаннет и получила облегчение.
        - Да что вы привязались к моим бакенбардам? Целое утро только про них и думали. Причеши да подстриги... Не хочу я. Они - мой имидж. Как у короля. Знаете порядок для монарших особ? Один раз сделал прическу, не имеешь право менять всю жизнь.
        - Почему это?
        - Потому что она на монетах напечатана! Изменишь прическу - монеты станут недействительны.
        - Дурак!
        - Недооцениваете. Вы пожалеете! - спокойно пригрозил Прелати. - И прекратите обзываться. Я - особо приближенный к барону.
        - А я его жена!
        - Я вам отомщу.
        - А я отомщу первая! - смело пообещала девушка. - Сейчас иди вон. Закрой дверь с той стороны и не подглядывай. Сама оденусь.
        - Хорошо. Буду ждать вас в коридоре.
        Прелати развернулся и полетел к выходу, не касаясь пола. Открыл-закрыл дверь и тут же наклонился к замочной скважине. Шпионить и подглядывать была его прямая обязанность, иногда очень приятная, вот как сейчас.
        Кровать Жаннет стояла как раз напротив двери, о чем Франческо позаботился заранее. Наблюдая за девушкой, он шумно облизывался и потирал промежность. Несмотря на послепенсионный возраст, половым бессилием не страдал - без виагры и прочих медикаментозных штучек. Правда, натуральным образом удовлетворять похоть получалось нечасто: больше занимался самообслуживанием.
        Хотелось верить, что сегодня повезет. Точно не знал, лишь лелеял надежду. Всякая загвоздка может произойти: он здесь не один отпетый мошенник, другие обитатели - тоже злодеи «палец-в-рот-не-клади». Так и ждут, когда ошибешься или зазеваешься, чтобы горло перегрызть. Или девушку отбить, самим попользоваться.
        С молодой, неопытной в кознях баронессой он справится легко, если не вмешаются другие. Все вместе. Поодиночке он их раскидает. Потому что превосходит мощью. Сила темной души - в черноте. А по собственному убеждению Франческо, более черной сущности, чем его, в пределах подземелья было не сыскать.
        4.
        Жаннет встала. Специально повернулась спиной к замочной скважине - поиздеваться над колдуном, если он за ней наблюдает. Нежалко подставить задницу под его похотливые глазки, пусть онанирует на здоровье. Вроде, она даже услышала из-за двери его сексуально-возбужденный хрюк. Значит, не ошиблась.
        Усмехнулась. Ощущала себя победительницей. Пусть не в масштабном сражении, но в локальном бою. Все-таки, удалось унизить колдуна, поставить на место. Не страшна ей его обещанная месть. Лакей пригрозил отыграться, только чем - интересно? Безобидными, школьными, первоапрельскими выходками: кнопку на стул подложит, спину мелом измажет, пожеванным бумажным шариком пульнет? Детские забавы.
        Ощутимого ущерба - искалечить, искусать или вообще убить - он хозяйке нанести не решится. Изнасиловать? Не смешите. От столетнего возраста он уже забыл, как это делается. Не сможет удовлетворить девушку даже в добровольном порядке, не то что справиться с молодой, полной энергии Жаннет. Рассыплется от одной мысли снасильничать...
        Оделась по-вчерашнему, волосы расчесывать не стала, чтобы не повредить цветок-куриную слепоту. Вышла из спальни.
        Франческо стоял на дистанции в один метр и выглядел неспокойно. Его обычно желтое лицо побледнело сильнее и покрылось трещинками, в которых блестела влага. Язык нервно облизывался. Глазки намаслились и шныряли из угла в угол, избегая открыто смотреть на Жаннет.
        Лакей стоял в позе «телохранителя»: ноги - на ширине плеч, руки в замке впереди прикрывают самое интересное место. Кого он собрался охранять - Жаннет или своего игривого «дружка» - осталось покрытым тайной неизвестности.
        - Веди меня в залу, - величественно произнесла Жаннет приказным тоном. Решила без промедления привыкать к новому положению супруги барона, хозяйки крепости.
        Прелати покорно кивнул и, не промолвив далее ни слова, первым тронулся в путь. Предстояло пройти чередой извилистых коридоров, спуститься по закругляющимся винтом лестницам, сделать положенное число поворотов направо-налево. Точного маршрута Жаннет не знала, положилась на провожатого.
        Не опрометчиво ли? Вроде, нет. Он сейчас в другом амплуа: не слуги, распустившегося без присмотра вышестоящего руководства, а при исполнении ответственнейших обязанностей. Телохранитель - это звучит гордо. И весомо. Это накладывает обязательства. И требует в ответ самоотдачи. Франческо не посмеет обидеть хозяйку в тот момент, когда призван защищать. Так было бы логично и справедливо.
        Впридачу к тому у Жаннет есть козырь в рукаве. Ее защитник и покровитель - барон де Рэ, влиятельнейшая фигура в замке, гроза предателей-бургундцев, футболистов-мафиози и венгерских графинь-маньячек. Жиль - ее муж, не даст жену в обиду какому-то заезжему алхимику-колдуну, тем более иностранцу-итальянцу, пристроившемуся на теплое местечко. Не посмотрит на его прошлые заслуги - они померкли за сроком давности. Обезглавит без промедления.
        «Ну, это мы еще посмотрим, - ответил ей мысленно Прелати. - Кого-кого, а хозяина мне бояться нечего. Он далеко - в секретных покоях, куда ведет потайная дверца позади картин. Очень занят - очень приятным делом. Только тебе о том знать неположено... До поры, до времени».
        Не до хозяина сейчас, у Франческо другое на уме. Он ощущал сильнейшее сексуальное возбуждение, по-английски коротко «муст». Термин из биологии, относится к самцам слонов и означает состояние позыва к спариванию - в мозгах гиганта с хоботом вместо носа.
        Раз в год у слона-производителя наступают критические дни, знаменующие конец длительного полового воздержания и наступление сексуальной активности. В голове происходит сдвиг, приводящий к повышению уровня тестостерона в крови - вещества, отвечающего за инстинкт размножения и его личное либидо.
        Повышается настолько, что сводит слона с ума, заставляет забыть обо всех остальных, жизненно важных, функциях, как голод, сон и чувство юмора. Сбиваясь с ног и валя деревья, неосторожно вставшие на пути, самец в «мусте» носится по степям и саваннам Африки. Даже в Азию забегает. С единственной целью: найти подходящую кандидатуру стать его временной женой. Для привлечения которой демонстрирует всем подряд впечатляющий пенис размером метр восемьдесят - настоящая порнография.
        У Прелати размеры были поскромнее слоновьих, а «муст» не менее силен. Ради справедливости следует сказать: возбудился он страшно, но не до полнейшего сумасшествия. Вначале он пометался между долгом телохранителя и похотью мужчины. Посомневался, услышав мысленные рассуждения Жаннет, в которых имелась доля правды.
        Да, все ее доводы насчет профессиональной ответственности справедливы, но... зов родной плоти сильнее. Сомнения Франческо длились от силы тридцать секунд. Цель показалась легкодостижимой, на счетчике возможностей к сопротивлению жертвы стоял ноль. Тут не до соблюдения моральных норм. Мысли сосредоточились на сугубо эротическом.
        Представилось: его преследует цунами - десятиметровая волна мощнейшего желания. Если не принять срочных мер, волна накроет с головой, утопит. Выход один - открыть шлюзы, спустить напряжение, то есть уступить мусту.
        На одной из узких лестничных площадок, буквально - метр на метр, Прелати встал, как вкопанный, и повернулся. Не успевшая затормозить Жаннет сунулась лбом в его грудь. Колдун тут же сграбастал ее в охапку, прислонил к стене. Одной рукой обхватил за спину, другой - за ягодицы, прижался всем телом, не позволяя пошевелиться.
        Наклонил к ней лицо, жадно оглядел. Жаннет испугалась, показалось - сейчас начнет ее есть, выбирает кусочек полакомей. Хотела отшатнуться, но в его железобетонных объятиях получилось только неловко дернуться. «Остается одно - испеплить ненавистью», - подумала и уставилась в его налитые порочной страстью глаза, влажные от прилившего возбуждения.
        Кусать ее Прелати не собирался - не для кулинарных целей схватил. Повел носом возле ее шеи, шумно вдохнул. Задержал воздух, закатил глаза, будто наслаждался нежнейшим ароматом. Выдохнул так же шумно. Сильнее приткнул Жаннет к каменной кладке.
        Холод от нее просочился через платье и кожу, начал растекаться по внутренностям, на что девушка не обратила внимания. Другое ощущение отвлекло: с его стороны ей в лобок что-то уперлось - твердостью похожее на металл.
        Насчет происхождения твердого предмета в районе промежности Жаннет догадалась незамедлительно. Она была малоопытна в сексе и совсем неопытна в изнасилованиях, но инстинктивно поняла: одно из двух сейчас с ней точно произойдет. Скорее - второе, потому что добровольно отдаться воспылавшему непристойным желанием старику она не планировала.
        Значит, будет отчаянно сопротивляться и бороться до последней капли крови. Ой, как-то двусмысленно выразилась... Неважно. Осуществить задуманное Жаннет не удалось. Подергавшись пару раз, с бессилием осознала - сопротивление бесполезно. Франческо оказался двуликим, под стать сородичу-итальянцу Сталлоне в роли Рэмбо: на лицо - невинный агнец, по ловкости - смертельный боец. По агрессивно-решительному настрою - мужчина в мусте. С первого взгляда на хилого алхимика не догадаешься о его слоновьей потенции.
        Силы его утраивало дополнительное обстоятельство: колдун был полон желания отомстить Жаннет, как недавно обещал. Отомстит немедленно и жестоко. Разом за все. Удобный момент - другого может еще долго не представиться.
        Прелати сжал ее шею. Крепко, будто петлей от лассо, которым чукчи из тундры ловят оленей. Чтобы зарезать на мясо для обеда. И на шкуры, чтобы накрыть юрты. И на рога с копытами, чтобы отдать собакам поиграть. Иначе застынут от неподвижного сидения на морозе - всемирное потепление климата, о котором так долго говорили синоптики, их заполярных широт еще не достигло.
        Лассо из костлявых пальцев сжималось, не позволяя ни шевелиться, ни разговаривать, ни нормально дышать. В голове жертвы смешались мысли на тему собственной участи. Будущее не внушало оптимизма. Что намеревался с ней сделать лакей, забывший субординацию: изнасиловать или убить? Или сначала одно, потом другое? Или наоборот? Ужас. Мало того, что проходимец, он еще и некрофил...
        Ничего невероятного, Прелати сам - ходячая мертвечина, мумия, воспылавшая половой страстью. Для них, загробных, любовь с усопшими покойниками - обычное дело. Тогда при чем здесь молодая, пышущая здоровьем Жаннет? Шел бы на кладбище искать свежепреставившегося мертвяка, что он к живым девушкам пристает?
        Ну, точно - ненормальный извращенец из патологического отделения, где кукушки под потолком гнезда вьют.
        5.
        Стать жертвой сексуально одержимого некрофила-плотолюба жутко не хотелось.
        - Не смейте... ко мне... прикасаться, - сиплым шепотом выдавила из придушенного горла Жаннет. Чисто интуитивно стала называть лакея на «вы», не желая ссориться с захватчиком. Хорошо бы ему пригрозить чем-нибудь, да в ее подчиненном положении это будет выглядеть несерьезно. Даже комично: угрожать, когда не в состоянии пошевелить пальцем. Птичка, чирикающая что-то нечленораздельное в лапах коршуна.
        Ничего, сейчас не время падать духом. Пусть превосходящие силы противника парализовали жаннетину двигательную способность. Умственная же, воспользовавшись независимостью от наглого колдуна, в ускоренном темпе заработала на спасение. Сказала хозяйке: вспоминай триллеры с элементами психологической драмы. Как действовали попавшие в плен герои за минуту до смерти?
        Долго думать не пришлось, киношные шаблоны сами приходят на память, когда надо. Итак совет от Голливуда: в последний момент, когда палец злодея встал на курок или руки приготовились свернуть шею, жертве следует сохранять спокойствие. Не теряться. Не впадать в панику. Постараться заговорить душегуба, отвлечь от убийственного намерения, заставить забыть первоначальный план и - хэппи энд не за горами.
        Трюк не безупречный, чисто киношный, действует ли он в жизни? Не узнаешь, пока не попробуешь - говорят любители ядовитой японской рыбы фугу. Жаннет не была поклонницей ядовитых рыб, но совету решила последовать. Все равно ничего другого не придумалось. Кроме того, начать переговоры подстегивала совесть: молча принимать участие в собственном изнасиловании недостойно героини-воительницы Жанны.
        Собралась с силами, прошипела:
        - Что вы собираетесь со мной сделать?
        Придвинув рот к ее уху, бывший лакей и несостоявшийся охранник ответил - тоже шепотом:
        - Отомщу тебе за моего хозяина.
        Интересный поворот.
        - За что? - вопросила изумленная Жаннет.
        Вроде уловка удалась. Франческо имеет желание поговорить перед тем, как приступить к преступлению. Робко затеплилось: изнасилование откладыватся? Посмотрим...
        - За то, что ты колдунья, Жанна. Навела порчу на барона: обворожила, затмила разум, подчинила волю, заставила делать глупости, - проговорил колдун тоном инквизитора, зачитывающего список претензий к подсудимой ведьме. Кто бы говорил! Сам - шарлатан, а других обвиняет. Причем голословно. Вот высшая степень гипокретинизма... нет - гиперкритицизма... нет опять... короче - гипокрит он.
        Слегка ослабив пальцы, Прелати дал ей возможность свободнее дышать и говорить. Отодвинулся, чтобы со значением заглянуть девушке в глаза. Его собственные метали на нее негодующие искры.
        - Из-за тебя он пропал! Как посмела ты, грязная крестьянка, влюбить в себя высокородного господина...
        - Король даровал мне дворянский титул, - успела вставить Жаннет в его гневную тираду.
        - Да, но дарованный - совсем не то, что унаследованный. Разница такая же, как между выдержанным кальвадосом и прокисшим яблочным соком.
        - Я никогда не пила кальвадоса. И вообще алкоголя.
        - Правильно. Потому никогда не поймешь, что я имею ввиду. Ты навечно останешься необразованной плебейкой, дочкой свинопаса. Даже с титулом. Не пойму, чем ты хозяину приглянулась? При его влиянии и богатстве мог бы найти девушку для постели самого лучшего дворянского происхождения, а он на тебя польстился.
        - Это все домыслы наших с бароном врагов! Мы грехом не занимались. Жиль любил меня возвышенно, платонически. К тому же, мы с ним убежденные католики. Ни за какие сокровища в мире не стали бы прелюбодействовать, ведь в то время барон был женат.
        - Да какая разница - женат, неженат. Дорогая, ты забываешь, что родилась в стране с самыми распущенными обывательскими нравами, - назидательным тоном произнес Франческо и криво улыбнулся.
        - Жена для француза - только обуза, - продолжил он высказывать прописные истины. - Состояние в браке лишь усиливает тягу к внебрачным приключениям. Делает их пикантным приложением к ежедневной супружеской рутине. Кодекс чести предписывает здесь каждому мужчине иметь как минимум одну любовницу. Знаешь народную французскую пословицу: измена - только способ побаловать себя?
        - Никогда не слышала, - ответила Жаннет и соврала.
        - Не слышала - еще не значит, что пословица в твоем случае не действует. Барон совершил ошибку...
        «И этот про ошибку? Кажется, здесь каждая собака имеет свое мнение про его ошибки. Лучше бы на себя посмотрели, судьи предвзятые. У самих свиное рыло в пушку, а туда же...», - с возмущением подумала девушка и тут же прикусила язык. То есть прервала мысль. Вспомнила: у граждан крепостного тиффожского сообщества имеется одна маленькая особенность - здесь думать и говорить означает одно и то же.
        - Да, имею мнение, которое хочу обнародовать, - получила немедленное подтверждение от колдуна. - Здесь в округе каждый житель имеет умозаключение на эту тему. Высказывается не запретишь - свобода слова. Люди вообще склонны обсуждать вещи, которые их занимают. И считают именно свою точку зрения самой правильной. Особенно по трем важнейшим проблемам современности: как играть в футбол, лечить насморк и воспитывать детей соседа.
        С высказыванием Прелати можно было поспорить, но Жаннет благоразумно решила промолчать. В мыслях тоже. Она не желает дискуссировать с человеком, который собрался ее изнасиловать в качестве наказания за преступление, которого не совершала.
        Как он смеет?! Хозяина не боится?
        Вдруг кольнула догадка: ее бывший телохранитель, а теперь его антипод собрался совершить подлог. Читай больше книг на Книгочей.нет Франческин план ясен: овладеет ею сексуально, соврет хозяину, что Жаннет добровольно отдалась, представит фиктивные доказательства. С его опытом в жульнических сделках не составит труда. Аферист и архиплут. Ловко придумал, не зря обманом доверия и введением в заблуждение прославился. Жиль поверит, разгневается, откажется от нее. В лучшем случае. В худшем...
        Даже не хочется предполагать. Знаем мы примеры разрешения семейных конфликтов во времена, когда Америка не была открыта. Самый наглядный - из трагедии Шекспира про психически неуравновешенного мавра. Прежде чем удушать безгрешную жену, сходил бы к доктору полечиться от мании беспочвенной ревности.
        Жаннет представила сцену с собой в главной роли. В окрестностях Тиффожа ночь, она в образе прекрасной Дездемоны - белокурая и голубоглазая - стоит у камина... нет, лучше у окна с декоративной решеткой, так романтичнее. Задумалась, глядя на созвездие Большой Медведицы в форме ковша.
        Сзади подкрадывается барон де Рэ в образе Отелло: в белой ночной рубашке до шиколоток, загоревший на полях сражений до коричневого цвета, с кудрявыми по-африкански волосами и с дикими по-хищнически глазами.
        - Молилась ли ты, Жанна, перед тем, как приступила к вечерней трапезе? - грозным голосом вопрошает барон-мавр.
        И не дожидаясь ответа - вжик мечом! - прекрасная жаннетина головка покатилась под стол. А там уже сидит, ждет ухмыляющийся в усы Холмс, который Генри Говард...
        6.
        Терять голову в расцвете сил и красоты Жаннет отчаянно не хотелось. Мысли заметались в панике, замечтали о помощи хоть откуда-нибудь.
        Фантастические идеи пришли. Пожелалось: пусть случится с ней счастливый случай или фактор удачи удачно произойдет. Понадеялось: пусть колдун сам себя заговорит и забудет, зачем схватил ее за горло. Или последний шанс: пусть кто-нибудь мимо пролетит, поможет освободиться.
        Ау! Где вы... люди?... черти?... покойники?... лешие?...
        Нет, не то. Жаннет перевела дух и продолжила мысленно взывать: лиходеи?... живодеры?... изуверы?... садисты?... нацисты? Господи, да как они тут называются-то? Прелати что-то про обывателей говорил... или оборотней... Ну, хоть кто-нибудь...
        И чудо случилось! Не зря говорится: позови на помощь, и откликнутся.
        Нет, это Жаннет только что сама придумала. Неважно. Будто отвечая на ее мысленный зов, послышался шелест сбоку. Жаннет скосила глаза, увидела пролетающего Капоне. Тот тоже покосился, увидел двоих у стены, подумал - обжимаются. Усмехнулся.
        - Приятель, помощь не нужна? - крикнул на ходу.
        - Сам справлюсь, - рыкнул Франческо и сильнее придушил девушку, чтобы не вздумала возражать.
        - По-мо-ги-те... - выдавила Жаннет еле внятно.
        - Простите, мадам, групповухой не занимаюсь, - весело ответил Капоне. - Мой вам совет: расслабтесь и получайте удовольствие от процесса. Ха-ха! - скабрезно хохотнул он и, похихикивая, удалился.
        Прелати продолжил:
        - Ну что, вернемся к нашим собакам?
        - Отпустите... Я пожалуюсь Жилю...
        - Ответ неправильный. Ты вообще наделала слишком много глупостей в своей короткой жизни, Жанна. Не следовало тебе выбирать барона в личные телохранители, не стоило давать надежду на нечто большее.
        - Не давала я...
        - Неважно. Хозяин совершил ошибку. Задумал покорить не простую дворянскую девушку - это была бы слишком легкая победа, а саму Жанну Д’Арк. Орлеанскую Деву, народную героиню и так далее. Его трудно судить. Де Рэ поступил, как всегда, по собственному разумению. Так воспитал его дед, старый барон Крайон.
        Помню, он говорил внуку: не забывай нашего высокого происхождения, не подчиняйся никому. В том числе королю. Присягни ему на верность, но не следуй слепо приказаниям. Помни: мы - старейший род Франции, сами устанавливаем законы. Смело удовлетворяй желания, даже самые сумасшедние, делай только то, что хочется самому.
        Он и делал. Сначала украл будущую жену. Не потому, что любил, а по сугубо практической причине. Катрин принесла приданое, которое сделало юного де Рэ самым богатым сеньором страны и укрепило во вседозволенности.
        - Ошибка...
        - Помолчи, - сказал Франческо и в противовес собственным словам ослабил пальцы на шее девушки.
        Дышать стало легче, цель колдуна понятнее: он хочет не монолога, а дискуссии. Как известно, именно в них рождается истина, или новые версии старых событий. Также воруются чужие идеи. Вот Жаннет сейчас выскажет оригинальное мнение, Прелати украдет и опубликует под своим именем. Он получит все: гонорары, известность и участие в ток-шоу, она - ничего.
        Ладно, пусть ворует, в конце концов жизнь дороже. Лишь бы отказался от намерения ее сначала изнасиловать, потом дискредитировать...
        Колдун ее мыслей не слушал, увлекся чем-то посторонним. Отвел глаза от Жаннет, уставил в стену позади. В памяти всплыли сцены прошлого, пробудили лирическое, ностальгическое настроение.
        - Знаешь, почему я восхищался хозяином? Потому что он ни в чем себе не отказывал. Вот как должен поступать мужчина. Захотел украсть жену - украл. Захотел испытать себя на войне - отправился воевать. Когда не было внешнего врага, устраивал разборки с соседями. Обладал безмерной гордыней, всюду показывал свое превосходство. Даже над королем, сделав его должником. Ну, не наглость! - восхищенно сказал Прелати.
        Посмотрел на пленницу - проверить, разделяет ли она его восхищение. Жаннет отвела взгляд. Значит - не разделяла.
        Неважно. Женщина. Ее мнение значения не играет.
        - Поначалу барон нащупывал границы дозволенного, экспериментировал, проверял - как далеко может зайти, - продолжил Франческо в стиле воспоминаний-мемуаров. - Большому кораблю - большое плавание. Нам, грешным, не понять. Круг его интересов был неограничен, средства для их удовлетворения неисчерпаемы. Захотел понять, как работает алхимия - пригласил ученых-самозванцев. Захотел проникнуть в тайны загробного мира - пригласил колдунов-вероотступников. Захотел совершить сделку с сатаной - пригласил меня, самого известного в Европе профессора-чернокнижника.
        Между делом барон на практике познавал человеческие отношения, ощущения в интимной сфере. С партнерами разного пола, возраста, происхождения и веры. Разве корректно осуждать человека за любопытство? Вот ты назвала меня извращенцем...
        - Только в мыслях... - попробовала оправдаться девушка.
        Прелати не дослушал.
        - ...а по сексуальной неграмотности не знаешь, что извращения и изощрения - в принципе, одно и то же. Зависит, с какой стороны посмотреть. Эту проблему де Рэ тоже исследовал, вопреки церковным запретам, которые только раззадоривали его. Противоречивость характера - вот что потрясает. Хозяин был чрезвычайно любознателен и до крайности набожен. Прямо в крепости построил себе часовню, чтобы в случае осады продолжать совершать ежедневные службы и ритуалы. Не побоюсь сказать - святой был человек, несмотря на недостатки.
        Хоть и шла речь о любимом муже, с последним утверждением Жаннет не согласилась. Существуют слова, которыми не бросаются. «Святой» одно из них. Только произнесено - и все сказано. Человек неоспоримого поведения и чистоты души, к порывам которой невозможно придраться. Если же у кого-то присутствуют... как бы помягче... некоторые отклонения, за которые привлекли к суду и исторически заклеймили, то... извините... Это по-другому называется.
        Возражать не стала, чтоб не злить насильника. Пусть он побольше разговаривает. А то надоест словоизливаться, перейдет к делу, тогда Жаннет несдобровать. Давай, продолжай сотрясать воздух проповедник в прошлом, богохульник в настоящем, согласна слушать твою ахине... ой, простите, речь.
        Прелати продолжил:
        - Я многих господ повидал на своем веку, а такого, как мой хозяин, не встречал. Он оригинальный во всем. Нестандартный по складу характера. Великий экспериментатор. Ставил перед собой высокие цели. Однажды попытался совершить невоможное - приручить тебя...
        - Вы умеете сопоставлять и обосновывать, не пробовали заниматься психологией? - рискнула подать голос Жаннет.
        - Я всю жизнь ею занимался. Психология для нас, мошенников, самая важная наука, не знаешь разве? Так вот, пойдем дальше. Во время войны де Рэ и Жанна были соратниками и только. Когда война на время утихла, задумал хозяин познакомиться с девушкой поближе. Но тогда не получилось.
        - Почему не получилось?
        - Потому что опоздал! - грубо отрезал Франческо, намекая, чтоб больше не перебивала. - Сгорела ты... Когда понял, что не увидит тебя во веки веков, с ума спятил. С чертом связался, в чем я ему, кстати, со всей радостью помог. Душу продал, в грехах увяз. Под суд попал, и нас, слуг его верных, за собой на расправу потащил.
        Я в тот раз удачно избежал смертного приговора. Правда, ненадолго. Через пару лет, все-таки, попался. Собрались мы теперь здесь - неотпетые, грешные души. Мучаемся от неприкаянности в подземельной жизни. Существуем понарошку, привидениями в узком кругу друзей по несчастью. За то отомщу тебе тоже. По-настоящему. Сейчас почувствуешь силу моего реванша, - угрожающим тоном пообещал колдун.
        Слова подтвердил действием. Одной рукой он держал девушку за шею, другой подбирал ее юбку вверх по ноге. Получалось очень шустро для подзабывшего интимные занятия пенсионера. Вскоре подол поднялся до пояса, оголив жаннетино молодое, крепкое бедро.
        - Не бойся, я хорошо делаю, - шепотом приговаривал он. - Не хуже хозяина справлюсь. Увидишь, тебе понравится. Еще добавки запросишь.
        - Ты что, подглядывал за нами?
        - Конечно. Это моя работа.
        - Подлец и потаскун!
        - Точно! - радостно согласился колдун и продолжил свое грязное посягательство на тело Жаннет.
        Вот его жадная ладонь легла на ее голую ногу и поползла назад, к попке, которая, не защищенная бельем, приготовилась сдаться на милость врага.
        Сжав свежую, ягодичную плоть, насильник застонал от наплывшего наслаждения. Глаза его закатились, голова откинулась назад...
        7.
        И тут же вернулась в исходное положение. Руки замерли, ослабили хватку на шее и ягодицах жертвы. Глаза выпучились удивленно и направились вниз, на собственное тело, пытаясь что-то там разглядеть. Жаннет проследила за взглядом.
        И ужаснулась. Из ямки в основании шеи, ровно между ключицами, вылезла стрела и, разрывая острым концом старческую франческину кожу, поехала на Жаннет. Девушка зажмурилась, вжалась как можно дальше в стену, ожидая - одной стрелой окажутся проткнуты оба. Когда через пару мгновений не ощутила чужеродного проникновения, приоткрыла глаза.
        Обильно смоченный в крови наконечник остановился буквально в сантиметре от жаннетиного носа. Она скосила на него глаза, оценить опасность.
        Опасность не представляла угрозы - для Жаннет. В отличие от Прелати, который был скорее мертв, чем жив, но не до конца покойник.
        Ух, пронесло!
        Мысленно Жаннет смахнула пальцем капельку пота с виска и облегченно выдохнула. Пошевелиться по-настоящему пока не решалась - чтобы не будить мертвяка, дать ему как следует скончаться.
        Любопытно, кто пришел ей на помощь?
        Барон, кто же еще, других друзей у нее не имеется. Ну, слава Всевышнему! Или Всепадшему - кто тут у руля в загробном царстве...
        Прошло несколько долгих секунд, а де Лаваль ни словом, ни движением себя не проявил. Кажется, Жаннет ошиблась насчет спасшей ее персоны. Муж давно бы прижал ее к груди, успокоил ласковыми словами. Так делают принцы в сказках. И в голливудских триллерах. Но если не он, то кто же?
        Ах, не так важно, главное - спасена, жива-здорова, даже не поцарапалась. Можно помечтать. Жаннет представила себя героиней самого популярного отечественного любовно-приключенческого романа, сочиненного Дюма-отцом. Опять засвербило: кто же тот дерзкий Д’Артяньян, который решился спасти ее - прекрасную Констанцию - от домогательств похотливого, великовозрастного кардинала Ришелье с растрепанными бакенбардами?
        Не умершему до конца Прелати стало интересно то же самое. Только в другой формулировке: кто посмел его убить? Вернее - посмел покуситься? К сожалению для Жаннет, одной стреле прикончить колдуна не удалось: он был лишен физической дееспособности лишь навременно, не навсегда. И почему злодеи такие живучие?
        Несостоявшийся насильник вздрогнул телом, как бы стряхивая оцепенение. Но только обозначил намерение повернуться, чтобы разобраться - тут же получил новый удар. Поленом по черепу. От чего тот смачно хрустнул и промялся. Глаза Прелати закатились, ноги подкосились, руки опустились, обессиленное тело рухнуло носом в ноги Жаннет.
        На мгновение она ощутила себя прекрасной принцессой, которую из-за ее высокой должности и неземной красоты каждый считает за честь вызволить из затруднений. Нет, лучше - Клеопатрой, перед которой подданные падают ниц. Не только отечественные египетские вельможи, даже римские диктаторы по совместительству императоры, в числе которых сам Цезарь. И сам Антоний. Вот кого она покорила!
        А кто этот неодушевленный труп? Ничтожный, неученый, непросвещенный, средневековый плут! Над кем задумал надругаться - над самой Жанной. Будто она не целомудренная патриотка и всенародно уважаемая героиня, а нравственно распущенная, пастушка из Версаля, которую пользует король с придворными.
        Поделом Франческе. Жаннет злорадно улыбнулась и пнула его поврежденную голову носком туфли - показать пренебрежение, заодно проверить на жизнь.
        8.
        Пронзенный стрелой и добитый поленом колдун не пошевелился. Упав, он перестал загораживать видимость и открыл, наконец, спасителя. Который оказался персоной неожиданной: глазам девушки Жаннет предстала другая девушка - Дарья Салтыкова. В руках она держала арбалет, объяснявший происхождение стрелы.
        - Вы уже проснулись? - спросила Жаннет и сразу поняла - невпопад. Но ей простительно, она в шоке.
        - Я сегодня вообще не спала, - ответила Дарья, не заметив, что «в шоке» и «невпопад». - Мы Эржбете зубы конструировали.
        - Из чего?
        - Из костей, конечно.
        Подробностей Жаннет выяснять не стала, без того догадалась, что за «кости» - недавно погребенных мертвецов. В подземелье, это единственный доступный материал.
        - Почему арбалет? - спросила на другую тему.
        - Почему нет?
        - Опасно. А если бы ты промахнулась? - Жаннет перешла на «ты». Смешно «выкать» в их молодежном возрасте. - Попала бы в меня.
        - Ну и что? - беззаботно спросила барышня. - Скажи спасибо, что не попала.
        - Ой, забыла поблагодарить. Спасибо огромное!
        - Да не за что. Мы привычные. Не впервой от Франчески отбиваемся. Он на девушек падкий - престарелый сластолюб. А чем бы ты хотела, чтобы я его прикончила?
        - Ну, пулей там, или ядом...
        - Не получится: пуля его, мошенника, не берет, а яд еще собрать надо.
        - Где?
        - У мышей, которых мышьяком отравили. Или в тропические леса Амазонии слетать за кураре. Только там его сейчас нелегко найти. Местные крестьяне леса извели, вместо них разбили кофейные и кокаиновые плантации.
        Бросив арбалет, Дарья схватила спасенную за руку и шустро потащила вниз по ступенькам. По пути скороговоркой объясняла:
        - Пойдем скорее отсюда, а то он очнется, будет преследовать, чтоб отомстить. Итальяцы - обидчивые. У них кровная месть «вендетта» называется и передается из рода в род. Так что ты с Прелати осторожней...
        - Почему его пуля не берет? - полюбопытствовала Жаннет по дороге, чтобы не терять время на молчание.
        - Он против пуль непробиваемый жилет носит.
        - Железный?
        - Кевларовый.
        - О, неожиданно, - проговорила Жаннет на бегу. - Современно.
        - Да. Прелати вообще неразборчивый. В смысле - его не разберешь. Притворяется бессильным стариком, а насчет изнасиловать девушку -первый. Он к тебе за что полез?
        Жаннет точно сама не знала. Психологический семинар, проведенный недавно колдуном про ошибки и наказания не объяснили его собственного поведения с отклонением.
        - Из ревности, кажется.
        - Ну, точно он психический, - поставила диагноз Дарья с уверенностью профессора из телесериала «Доктор Дом». - К нам с Эржбетой регулярно пристает от сексуальной неудовлетворенности. Представляешь, в его-то возрасте! Оборотень несчастный. Давно бы смирился с неизбежным - возрастной потерей либидо. Благолепную бороду отрастил бы вместо смехотворных бакенбардов. Засел бы за мемуары. Глядишь - отвлекся от любовного наваждения. Уважение бы заслужил.
        А так получает одни ругательства да издевательства на свою голову. Мы тут захотели один раз его проучить - за покушение на поругание. Я попросила у Капоне ручную мортиру, из которой он в Чикаго конкурентов расстреливал. Прошила проклятого итальяшку - имею ввиду Франческу - насквозь вдоль и поперек. Еще крест-накрест. Он потом неделю ходил дырками светился. Холмс - шутник первой степени - туда китайский фейерверк незаметно вставлял и поджигал. Колдуна кругами по всему подземелью носило - со свистом, треском, искрами... Ой, смеху было! После того он бронежилет купил.
        - Где, в Париже?
        - Нет, в Эритрее. На черном рынке. В смысле - рынок не для черных, они там все на одно грязное лицо, а для подпольно-нелегальных сделок. Купил пуленепробиваемый жилет, качественный, хоть и по дешевке. Кажется, происхождением из Китая. Теперь его мортирой не проймешь. Только мы приспособились. Знаешь поговорку: от скуки на все руки. Это про нас. Времени-то имеем - вагон и маленькая тележка, надо чем-то развлекаться, века коротать.
        Мы с Эржбетой однажды на досуге арбалет по старым чертежам соорудили. Оказался эффективным. Ты сама видела - стрела пронзила колдуна насквозь. А для верности я его самым безотказным оружием прибила - поленом. Полчасика полежит, потом оклемается. За это время мы на безопасное расстояние убежим.
        «Убежим»? Жаннет совсем не думала о побеге, как-то забылось за делами и событиями. Ей уже не хотелось отсюда бежать, вроде привыкла. Неудобств не ощущает, даже замуж вышла за барона. Где бы ей еще так повезло? Нет, насчет побега из Тиффожа она должна хорошенько подумать, не в спешке и не на бегу.
        Лучше всего - в комфортабельной обстановке: сесть спокойно на диван, подобрать ноги, взять в руки чашку с ароматным кофе. Еще раз взвесить выгоды и недостатки здешнего пребывания. Конечно, в замке нет горячей воды и солярия, но не зря говорят: с милым рай в шалаше. Особенно, если милого Жиль де Лаваль зовут, и он такой обаятельный...
        Кажется, выгоды перевешивают.
        9.
        - Я не про окончательный побег говорила, - объяснила Дарья. - Ты меня неправильно поняла. Мы здесь, внутри останемся, только следы запутаем. Сначала ко мне в гости забежим.
        - А потом?
        - А потом... - Она замялась. - Потом посмотрим по обстоятельствам.
        Недосказанность настороженности не вызвала: барышня, хоть иностранка, заслуживает доверия. Жаннет прониклась благодарностью, все-таки та ей честь спасла. Собственной жизнью рисковала - он теперь и против нее будет замышлять. Ну, не беда. Жаннет чувствовала себя с каждой минутой увереннее: она не одна. И даже не вдвоем с мужем. Трое - это сила, способная противостоять.
        Чем дальше, тем крепче становилась благодарность Жаннет и вскоре превратилась в почти родственное чувство. Действительно. Они с Дарьей связаны одной тайной - про посрамленного колдуна. И одним возрастом. Ну, если не считать прошедших после ее смерти веков. Сколько ей тогда лет было?
        - Двадцать шесть, - ответила помещица. И тут же всхлипнула: - Ох, жизнь моя несчастная! Осталась я вдовой в юном возрасте, с двумя детишками на руках... О-хо-хо, судьбинушка моя горькая, одинокая, беспросветная...
        Причитая, она завела Жаннет в какой-то неопрятно выглядящий, осклизлый коридор, которым та еще не проходила. На полу - обрывки газет и шелуха от семечек, на стенах - обильные красно-бурые подтеки.
        - От чего подтеки? - немедленно спросила Жаннет, у которой встрепенулись смутные подозрения.
        - Ни от чего, - невинным голосом ответила молодая вдова. - От ржавчины. Трубы протекают, давно пора менять. У хозяина все руки не доходят. И ноги. Он на наши подвальные этажи никогда не заглядывает, потому не знает, что ремонт насущно необходим.
        Ржавчина густо-томатного цвета? У них что - по трубам кетчуп течет? Жаннет наклонилась посмотреть-понюхать. Пахло кисло. В месте подтеков заметила брызги неизвестного вещества телесного цвета пористой структуры. Брызги были скользкие и съезжали.
        - Это что?
        - Это э-э... остатки тыквы, - нашлась Дарья. - Мы с Эржбетой на Хэллоуин тыквами бросались, разлетелись ошметки в разные стороны.
        «Мы в детстве тыквами головы называли - для смеха», - вспомнила Жаннет. Вдруг пришла шальная догадка: на стене - остатки мозгов?
        Нет-нет, мотнула она головой, успокаивая собравшееся разбушеваться воображение. Барышня - девушка хрупкая, к тому же вдова. Несчастной не до убийств: детей поднимать надо, за хозяйством смотреть. За что сюда попала? За то же, что и хозяин: ее оклеветали. Завистники богатства. Или неудачники-женихи, которым красавица Дарья в руке и сердце отказала.
        - Совершенно верно, оклеветали меня, - поддержала ее размышления русская помещица. - Я так и говорила барону. Просила оградить, обелить. Опровергнуть покушение на поклеп. Только ему самому не легче. Впрочем, не забивай мозги сложностями, мы здесь все ни за что сидим. Ты проходи, проходи, не стесняйся. Вот мои хоромы.
        10.
        Салтыкова открыла грубо сбитую дверь слева и вошла первой. Гостья - второй.
        Очутились в помещении, тоскливее которого Жаннет не встречала. В замкнутом пространстве витает мрачная безысходность. Ощущение - именно так выглядит гроб изнутри. Заболеть клаустрофобией недолго. Стены без окон, обиты гладким материалом наподобие ситца. Рисунок - на сером фоне аляповатые черные разводы, похожие на гигантские папоротники мезозойской эры размером с пальму. Такие Жаннет видела в научном фильме про возникновение растительной жизни на земле.
        Показалось, сейчас эти лапы-папоротники оживут и схватят ее за горло. На всякий случай отодвинулась подальше от стены. В сердце проникло предчувствие беды, за ним - беспричинная, безграничная тоска. Захотелось сесть на пол и начать плакать.
        На пол, потому что из мебели было скромно. Совсем не по-барски: стол на кривых ножках, над ним картина с неразборчивым сюжетом, комод в трещинах, возрастом производства - до первой французской революции. Вместо батареи - русская печка с лежанкой. Когда-то она была белой, сейчас закопченной.
        Одиноко выглядевшая свеча на столешнице комода освещала пространство вокруг себя. Лучше бы она загасла, не давала наблюдать упадок и уныние.
        Пахло забвением, заброшенностью и безнадегой.
        - Моя опочивальня, - представила комнату Дарья.
        - Опочивальня - это что такое? - не поняла оборота из чужого языка Жаннет. Переспросила: - Комната для хобби?
        - Для французов - да. По-нашему - спальня.
        - Почему так депрессивно? - не удержалась от критики Жаннет.
        - У меня аллергия на солнце, - объяснила барышня. - Вообще на яркое освещение. Слепну, теряю ориентацию, впадаю в стресс. Потому на улицу днем не выхожу. Да ты не печалься. Сейчас печку затопим, согреемся. Сразу жизнь повеселеет. Хочешь забраться на завалинку?
        - Хочу.
        Возле печки предусмотрительно стояла самодельно сбитая табуреточка. Дарья показала пример. Наступив на табуретку как на порог, запрыгнула наверх, где лежало тонкое одеяло, сшитое из лоскутов. Жаннет последовала за хозяйкой. Усевшись на одеяло, расслабилась, приготовилась принимать тепло в тело. Но...
        Ощутила задницей только неимоверный холод. Такой колючий, что пришлось подпрыгнуть.
        - Где же тепло?
        - Дык печку сначала затопить надо, - объяснила Дарья со снисходительной улыбкой, будто разговаривала с глупенькой, которая простых вещей не понимает.
        - Почему не затопили?
        - Некому. Я третьего дня последнюю горничную поленом прибила, - ответила помещица совершенно обыденным голосом, вроде она не человека, а таракана прибила.
        - За что?
        - За нерадивость.
        Ответ звучал слишком обтекаемо, но вдаваться в подробности Жаннет не видела смысла. Уже разобралась в местных привычках: если кто-то захочет скрыть правду, толкового ответа никакими расспросами не добьешься. К тому же мысли отвлеклись на более насущное. Она слишком замерзла и начала постукивать зубами - последствия нервного шока в прошлом и нетопленной печи в настоящем.
        Хозяйка мрачной квартиры заметила, гостеприимно предложила:
        - Ты садись ко мне поближе. Накроемся одеялом, вместе согреемся.
        Делать нечего, согласилась. Девушки прижались друг к другу, подтянули одеяло к подбородкам. Разговор не начинался, но Жаннет молчание не утомляло - в отличие от Салтыковой, которая немедленно и очень отчетливо всхлипнула. Завела плаксивым голосом:
        - Так-то вот. Осталась я в юном возрасте одна на всем белом свете, сиротинская моя долюшка, горюшко неизбывное. Расстройство не давало покоя. Сыновей жалела - безотцовщинами им расти... - продолжила она в старом репертуаре. Не могла, что ли, про другое один раз поговорить? Про что-нибудь позитивное: модную коллекцию купальников на лето, например. Ну, или если не в курсе стильных новинок, то планами на Рождество поделилась бы...
        Жаннет жалобы не слушала, было все равно. Настроение переменилось: с безмятежно-счастливого - в связи с избавлением от Прелати, до недоверчиво-настороженного - от безрадостного интерьера в дарьиных апартаментах. От ее холодного гостеприимства. Которое в нормальных условиях начинается с чашки горячего напитка. Традиционного в каждой стране: во Франции - кофе, в Англии - чай, в Монголии - кумыс...
        Интересно, что пьют горячим в России? Жаннет напрягла память. Там всегда все оригинальное, не по-европейски. А, вспомнила - квас! Так почему русская дворянка ей горячего квасу не предложила? Сразу в причитания ударилась, забыла о международных законах радушия и хлебосольства.
        История овдовевшей барышни - наверняка тоже сплетенная из вранья - начинала Жаннет категорически надоедать. В своих бы неясностях разобраться. Как ей теперь относиться к Прелати, когда воскреснет? Потребовать убрать из спальни? Уволить с должности камергера? Принять кардинальные меры - отрубить голову, чтобы навечно отучить от вредных привычек? Или поступить осторожно: сделать вид, что ничего из ряда вон не произошло, но впредь не оставаться с ним наедине?
        И вообще - где ее супруг обретается, когда жене требуется помощь? - возмущенно вопросила она себя и тут же услыхала:
        - ... супруг мой, Глеб Салтыков, упокой Небо его душу, очень ласковый был, в постельных делах чрезвычайно умелый. Он приучил меня к каждодневному любовному акту, да, к несчастью, слишком рано преставился.
        - От чего? - спросила Жаннет из автоматического любопытства.
        - Его на Кавказе чечены убили, - с готовностью ответила Салтыкова. - Ну поплакала я, а что делать? Я набожная была, очень мужа любила. Решила верность ему хранить. Занялась пилигримством. Думала - отвлекусь от печальных мыслей, от плотских желаний. Буду себя соблюдать, вести жизнь богоугодную. В Киевскую Лавру съездила, в Оптину пустынь сходила. Жила какое-то время спокойно.
        Потом одиночество заело. Такая тоска взяла, что хоть в петлю полезай. Смотрела на крепостных баб, дворовых девок и - не поверишь - завидовала. У каждой, у самой нелепой на лицо, был жених или даже муж. Бабы в деревне постоянно беременные ходили, будто нарочно меня дразнили. Смотри, мол, барыня, какие мы довольные: мужья нас любят, детей имеем, семью - все как положено. Меня завидки берут: только я живу как прокаженная, несчастная, обездоленная, одна-одинешенька кукую, и в будни, и в празники... Стала я их поколачивать.
        - До смерти?
        - Не-е-т, что ты! Только для острастки. По разным предлогам: что после недавней уборки листок с дерева в окно залетел, на полу оказался, под ногами мешался. Или кровать неаккуратно заправлена, в морщинках. Щи слишком горячие или слишком холодные. Холодец жидковат, грибы крупно порезаны. Да мало ли причин можно найти, когда захочешь придраться!
        Поору на них, зло повымещаю, потом к серьезным мерам приступлю. Сначала нерадивую девку поленом по горбу обработаю, щипцами волосы повыдираю, кипятком пообливаю. Потом отдаю для расправы гайдукам на конюшню, - разоткровенничалась Салтыкова. - Не моя же вина, что они ее до смерти кнутами забивали! Их собственное самоуправство. А на меня напраслину возвели, душегубицей обозвали. Я самолично ни одной девки не убила, вот те крест! Не понимаю, за что меня в темницу потом посадили до конца жизни...
        - Ты же молодая, красивая. Могла бы еще раз замуж выйти. Что ж ты себе любовника не нашла для отвлечения?
        - Нашла я, даже влюбилась. Страстно. Два раза. Да что толку...
        Дарья вздохнула. Придвинувшись ближе к гостье, доверительно зашептала в ухо, как делают закадычные подружки, делясь секретами:
        - Не верь мужикам, Жанна, они все сво... то есть - обманщики коварные. Тот же помещик-землемер Тютчев. Три года мне голову морочил, а женился на другой. Ну не изверг? Я его в отместку взорвать хотела, да холопы мои предали, предупредили супостата. Еще был у меня один гайдук, конюх по-нашему, Ермолай звали. Фамилии не помню, да не было у нас тогда привычки крепостных по фамилиям звать. Красавец-парень! Косая сажень в плечах...
        - Косая сажень - это сколько? - перебила Жаннет. Она не разбиралась в русской метрической системе.
        Видимо, Дарья тоже. Недоуменно помолчала, потом сказала:
        - Косая сажень - это во! - и широко развела руками. Точно так делают рыбаки, желая по меньшей мере вдвое приврать размер пойманной щуки. - Ну вот. Я его давно приметила. За красоту неописуемую. Таких парней во Франции не встретишь. У Ермолая русые кудри до плеч, бородка, усы - как положено мужику, глаза - озера синие. Я девушка скромная, первой попыток к сближению не предпринимала. Когда однажды его полуголым увидела. Лето жаркое было, он до порток разделся, мускулами заиграл. Тут сердце мое дрогнуло окончательно.
        - Призналась?
        - Призналась... - горестно проговорила дворянка и смущенно потупила взгляд. - Да лучше бы промолчала. Отказал он мне.
        - Почему?
        - Ой, не спрашивай. Сама не знаю. Одно расстройство. Сказал - не люблю тебя. И точка. Представь оскорбление: холоп хозяйке отказывает! Где это видано? Я разобиделась, поклялась жестоко отомстить. И сдержала слово. Трех его жен на тот свет отправила. Сперва Гликерию: утюгом голову проломила. Потом Клавдию: руки-ноги поленом переломала. Умирать ее на морозе оставили - другим для науки.
        У нее ребенок незадолго до того родился, так его на грудь матери положили, чтобы вместе на тот свет переместились. Нечего сирот плодить. Только не понял глупый холоп намека, в третий раз женился. Его последнюю зазнобу - застенчивую красавицу Устинью самой жалко было до смерти мучить. Да ничего не поделаешь, обещала отомстить, должна слово держать. Ее ножом исколола и спицами вязальными, те как раз под рукой оказались...
        Неприятно было Жаннет слушать душегубские откровения, да стала привыкать. С волками жить - по волчьи выть, не к полуночи и полнолунию будь сказано.
        Контингент в замке своеобычный подобрался, один другого кровожаднее. По живодерству и кровопийству дамы не уступали кавалерам. Похвалялись изуверскими деяниями, будто не безвинных жертв жизни лишали, а олимпийские рекорды ставили.
        Хорошо - неспортивные их подвиги остались в далеком прошлом. Ничего изменить нельзя, возмущайся - не возмущайся. Толку нет к справедливости призывать или пытаться перевоспитывать: эти существа больше никому вреда не причинят. Чем на них энергию тратить, лучше Жаннет о собственной судьбе призадуматься...
        В тот момент в комнате раздался раскат грома. Прямо внутри сверкнула молния - как перед дождем. Жаннет вскользь отметила очередную странность. В природе происходит наоборот: сначала молния, потом гром - по законам физики, которых здесь, очевидно, не проходили. Или неверно истолковали, пытаясь подогнать под свой - внеприродный способ существования. По аналогии с фальшивой наукой алхимией изобрели алфизику, законы которой действуют на ограниченной территории - только в крепости Тиффож.
        За ее пределами гроза, вообще-то, случается на улице, а не в спальне...
        Зациклиться не несоответствиях Жаннет не успела: послышался бой часов. На стене напротив печки высветился циферблат, где стояло время «двенадцать-двенадцать».
        - Двойная полночь, - суеверно прошептала Жаннет.
        Она откуда-то знала: в этот час начинается чертовщина.
        11.
        И не ошиблась. За грозой не последовал логичный ливень. Вместо шума шустрого дождя опочивальня наполнилась нечеловеческим воем, от которого мурашки выскочили на коже. По стенам закружили тени людей-уродцев. У кого-то сломана рука, у кого-то промят череп, у кого-то беззубый рот открывается до ушей. Тени людей-инвалидов плыли по кругу, напоминая Жаннет лампу из детства.
        Раньше она боялась спать в темноте, и родители купили ночник с круглым абажуром, незакрепленно висевшим вокруг лампы. В абажуре были вырезаны фигурки зверей с характерными очертаниями: льва, слона, жирафа. Когда лампа нагревалась, абажур начинал медленно вращаться. Тени животных кружили по комнате, успокаивая крошку Жаннет своим присутствием. Она знала, что не одна, и засыпала.
        Теперь тени не успокаивали, а пугали. Оно понятно: не безобидные зверушки явились составить компанию маленькой девочке. Задача данных уродцев противоположная - навести ужас.
        В какой-то момент они сошли со стен и превратились из плоских теней в объемные фигуры с признаками зомби: одеты в лохмотья, на губах - кровавые подтеки, глаза неестественно вытаращены. Фигуры были прозрачны, ступали неслышно, невесомо, будто шагали по воздуху. Зрелище выглядело настолько настоящим, что Жаннет подумала - находится внутри мастерски снятого фильма в формате ТриД.
        Причем, смотрит его без спецочков - вот до чего техника дошла. Погодите, какая техника? Это реальность. Телевизора-то невидно. Экрана кинотеатра тоже. Эх, если уж на то пошло - лучше бы ей было очутиться внутри «Парка Юрского периода». Тамошние динозавры, хоть и были гигантских размеров, выглядели безобиднее здешних монстров - убогих-колченогих предметов реквизита из фильма-ужаса...
        Недолго осталось ждать, когда зомби-людоеды поднимут костлявые руки и кинутся на жертву, которой, как справедливо рассудила Жаннет, должна стать именно она.
        Мысль ужаснула. Не отрывая взгляда от толпы теней, девушка инстинктивно придвинулась ближе к Дарье - в поисках защиты и чтобы та поделилась опытом. Она-то здешние порядки лучше знает, выжила среди потусторонних, должна Жаннет еще раз помочь...
        Как вдруг услыхала возбужденное, храпяще-сипящее дыхание прямо над ухом.
        Пронзившей догадке не желалось верить. А не верить - себе дороже. Жаннет медленно повернула голову.
        И уперлась взглядом в пасть с нечеловеческими клыками, которые на глазах отросли до размера волчьих. С кончиков их закапала нетерпеливая слюна. Челюсти распахнулись для укуса. Нет, страшнее - для взятия на пробу сладкой жаннетиной плоти.
        Глаза русской дворянки старанно изменились. Приняли круглую форму, желтый цвет и вертикально вытянутый зрачок, как у кошачьих. Или собачьих... А, не до классификации! Сомнений в намерениях недавней подружки и спасительницы у Жаннет не возникли.
        Она отпрянула назад. Волчица в человечьем обличье или девушка в облике волчицы - тут Жаннет не разобралась хорошенько, времени не хватило... и опыта... короче, бывшая Дарья, а теперь женщина-оборотень, схватила ее за руку выше локтя когтистой лапой.
        К счастью, Жаннет не растерялась, не стала дожидаться, когда ею закусят. С силой дернула руку. На плече остались четыре кровоточащие царапины, но вырваться удалось. В отместку за нанесенные раны Жаннет двинула кулаком по волчьей салтычихиной морде и спрыгнула с печи.
        Попала в самую гущу зомби, которые бродили по комнатке - устало, бессознательно, безразлично, как очумевшие от пятичасового шопинга покупатели по торговому центру.
        Они шарахнулись в стороны, потом встали кружком и уставились на чужачку незрячими глазницами.
        - Хватайте ее! - крикнула Дарья.
        От команды уставшие недочеловеки очнулись и с загробным ревом двинулись к жертве.
        Вот-вот дотянутся, разорвут на части. Что делать? - крикнула себе молча Жаннет, стараясь не поддаваться панической лихорадке. Если сейчас же не придумает выход, закончит жизнь, наполнив собой ненасытные зомбиевские желудки. Требовалась мгновенная идея, эффективная как программа Майкрософт. На придумывание три секунды. Время пошло: раз... два...
        У нас же времени побольше, потому позволим себе отвлечься. В стрессовой ситуации люди подразделяются на два типа поведения. Пассивный: испугаться, спрятаться, ждать помощи извне - шанс на спасение минимальный, но есть. Активный: принять решение, привести в исполнение - шансы пятьдесят на пятьдесят.
        В прежнем, цивилизованном и безопасном, существовании Жаннет скорее относилась к первому типу. В замке Тиффож, перед лицом постоянно подстерегающей опасности, ее ментальность перестроилась. В целях сохранения жизни хозяйки.
        Попав в окружение теней, Жаннет быстренько сделала пару выводов. Бороться против здешней нечисти бесполезно - она в меньшинстве и без оружия. Значит - не тушеваться, напугать их до крайности в ответ. Кого они боятся здесь сильнее смерти? Исклчительно одного - хозяина замка. Самого барона рядом нет, но, может, что-то связанное с ним?
        Точно! Родовое кольцо семейства де Лаваль. Молодец, Жиль, вовремя подарил подарок, как знал, что пригодится. Он - первая и последняя надежда Жаннет.
        Она направила руку с перстнем в толпу надвигающихся мертвецов. От перстня пролег световой луч, который имел поражающую силу лазера: попадая на тело тени, превращал ее в струйку дыма, которая с шипением загашенной сигареты растворялась в воздухе.
        Сделав полукруг пальцем с кольцом, Жаннет подрезала близстоявших, наиболее кровожадно клацавших зубами врагов. Толпа их дружно шарахнулась назад и застыла в нерешительности. Жаннет крутанулась на каблуках, держа перстень перед собой, и оказалась в пустом круге радиусом в метр. Отлично. Теперь - бежать!
        Но только хотела рвануться к двери, как кто-то прыгнул на спину. Дарья! Обхватив мохнатыми лапами и дико зарычав, она собралась впиться клыками в сочную сонную артерию на шее гостьи. Та, не оглядываясь, наотмашь двинула обидчицу рукой с перстнем. Волчица взвыла, разжала лапы и звучно шлепнулась на пол.
        Жаннет быстро развернулась, чтобы не оставлять врага за спиной и оценить результат от удара. Результат удовлетворил: на лбу дворянки-превращенки, точно по центру отчетливо отпечаталась лилия с монограммой - символ рода де Лавалей. Прямо-таки свежепоставленное, дымящееся коровье клеймо. У техасских ковбоев не вышло бы лучше.
        - Надолго запомнишь Жанну, - позлорадствовала Жаннет.
        Волчица злобно рыкнула, махая руками на обожженное место:
        - Ты мне по гроб жизни внешность испортила!
        - Врешь ты. Нет у тебя ни гроба, ни жизни. Не тревожься понапрасну, - жестко ответила девушка.
        - Хватайте ее! - крикнула оборотень Дарья подчиненным мертвецам.
        Зомби не двинулись с места - пример поверженной и заклейменной хозяйки сработал как сдерживающий фактор.
        Торопиться не имело смысла. Живая-невредимая Жаннет бросила последний уничижительный взгляд в толпу зомби и с королевским достоинством прошествовала к выходу.
        12.
        Прописная истина: ничто так не поднимает боевой дух, как победа. Неважно над кем, главное - не сдаваться. Даже можно иногда проиграть, но остаться в живых и продолжить верить в будущий триумф. Он обязательно наступит!
        Вот как сейчас. Жаннет расправила плечи, гордо вскинула голову. Виктория опьянила. Теперь ей любое море по колено и мелкий тиффожский черт не брат - отличное состояние, придающее бесшабашной самоуверенности, которую уважают враги и обожают друзья. Ощущала себя настоящей Жанной Д’Арк - победоносной грозой вампиров, теней и русских дворянок.
        Дверь из опочивальни Салтыковой открывалась наружу. Желая показать, кто в крепости хозяин, вернее - хозяйка, Жаннет пнула ее пинком.
        В коридоре послышалось приглушенное «ох!». Женским голосом. Не составило труда догадаться - чьим. Кроме Жаннет и Салтычихи только одна дама проживала в крепости.
        И точно. Захлопнув дверь, Жаннет увидела растерянную графиню Батори, потиравшую лоб. По местной привычке, которой заразилась от лакея с полномочиями шпиона, она подглядывала в замочную скважину и не успела вовремя отскочить. Получив доской в лоб, сочла это заслуженным наказанием и жаловаться не стала.
        Поостереглась. Эржбета прекрасно видела происходившее в комнате Дарьи - как зомби в страхе расступились, не желая попадать под перстень, испепелявший их лазерным лучом. И как Жаннет влепила помещице оплеуху, от чего на лбу ее разместилось тавро для крупного рогатого скота. Правда, чуть более почетное - с королевской лилией и баронскими инициалами.
        Над левым глазом у венгерской дамы отчетливо обозначился бугор. Жаннет спросила с издевкой:
        - Я вас не зашибла случайно?
        - Нет-нет, что вы, баронесса! - ответила заискивающе Эржбета. Высокомерие ее дало трещину. - Я сама виновата. Гуляла темными закоулками, где факелы не горели, за кирпичный выступ зацепилась. Упала, потеряла сознание. Очнулась - шишка.
        «Врет, ну черт с ней», - подумала Жаннет и собралась отправиться своей дорогой. Только куда? Не имела ни капли понятия. Направо-налево? Вверх-вниз? Полнейшая неясность и другие синонимы с той же приставкой: неизученность, неразведенность, непроясненность.
        Жаль, заранее не попросила у супруга плана крепости - в карманном варианте для туристов. Или хотя бы клубок ниток. С помощью которого древнегреческая Ариадна помогла Тесею выйти из Лабиринта, где бесчинствовал Минотавр. Как и там - здесь новичку без вспомогательных инструментов не обойтись: коридоры тиффожского замка не уступают запутанностью мифическим.
        А также опасностью для жизни и чести. Потому что тоже имеется свой злодей-недочеловек в образе похотливого Прелати. Жаннет не обманывалась на его счет. Тот наверняка очнулся после стрелы и полена, которыми обработала его Дарья, снова приступил к активной загробной жизни и деятельности. Колдуна следовало всячески избегать.
        Незаметно ее эйфория сошла на нет. Дороги домой не знает, спросить не у кого. Кругом враги, только успевай отбиваться. Был бы муж рядом... да его какие-то дела отвлекли.
        Тронулась - куда глаза глядят и ноги ведут. Не в пустыне находится и не в джунглях: если не начнет ходить кругами, когда-нибудь куда-нибудь придет. Или Жиль, наконец, спохватится супруги, разыщет ее в подвальных закоулках. Или случится чудо, и Жаннет счастливым образом окажется на воле. Там, откуда началось ее мистическое путешествие на чьих-то крыльях в легендарный замок...
        - Не желаете ли посетить мою скромную обитель, баронесса? - опять заискивающе-подобострастно вопросила Эржбета, которая, как оказалось, по пятам следовала за Жаннет.
        Подобострастием графиня хотела усыпить настороженность жены хозяина. Для чего? Ах, все для того же, уже надоело объяснять. Ну, в последний раз - чтобы заманить в ловушку.
        Ее метода была шита белыми нитками и понятна даже идиоту. Жаннет видела графиню насквозь. Буквально. Отлично разглядела подвох, который гнездился затемненным пятном в правом боку чуть ниже печени.
        Или то была злокачественная опухоль - следствие злокозненного характера? В принципе, неважно: Батори однажды оказала злодейскую сущность, второй раз Жаннет ей шанса не даст.
        Упрямая графиня не отставала, точно зудящая, зубастая муха-цеце, почуявшая сладкокровную добычу, облизывающаяся от предвкушения укушения.
        - Приглашаю от всей души, - зудела она сзади над ухом. - У меня тепло, комфортабельно, сытно, не то, что у этой скряги Салтыковой. Она печь три столетия не топила. Потому что нечем - все поленья о дворовых девок попортила. У меня - наоборот. Печи натоплены, хлеб испечен, свежие котлеты наделаны...
        - Из человечинки, конечно, - сказала Жаннет насмешливо. От ходьбы она успокоилась и немножко повеселела. Появилось желание поиздеваться.
        - Из свежатинки, - не призналась венгерка. - Вкусные! Пальчики облизать...
        - И заодно сжевать, - продолжила подкалывать девушка.
        Ничто не вечно под луной, покой Жаннет длился недолго. Только вступила в следующий коридор - замерла столбом. Эржбета не ожидала, ткнулась ей носом в затылок. Испугалась, отпрянула. Посмотрела вперед на причину остановки.
        В конце коридора возвышалась мужская фигура - расставив ноги, поставив руки в бока, давая понять: мимо даже муха-цеце не проскочит. Комар в том числе. Не говоря про более крупных кровосодержащих и млекопитающих. А теплокровное человекообразное подавно.
        Из-за недостатка работающих факелов, лицо фигуры рассмотреть не удалось. Да не требовалось. Без того ясно, кто преградил путь. Франческо Прелати собственной персоной - мошенник-насильник, самовольник-лакей. Вдобавок итальянский нелегал без права на трудовую деятельность. Давно пора у него вид на жительство отнять и выдворить на родину.
        Ну, этим Жаннет займется потом, а сейчас что делать?
        Принять единственно правильное решение.
        Приняла.
        - Эй, графиня, вы говорили живете поблизости? - спросила Жаннет через плечо, не выпуская главного противника из поля зрения. Одновременно начала пятиться.
        - Да-да, - обрадованно подтвердила Эржбета. Она пятилась вместе с Жаннет, нога в ногу. - По соседству с Салтычихой. Через стенку, собственно. Милости прошу в гости, дорогая баронесса.
        Прикинув расстояние, которое только что прошла, Жаннет решила: стоит рискнуть, пуститься бегом. При медленном отступлении в выигрыше Прелати: он приближался быстрее, чем она отступала. К тому же существовала вероятность предательства Батори, ее сейчас не следовало иметь в тылу.
        Жаннет резко развернулась и бросилась бежать со скоростью, которую дозволяла расклешенная юбка.
        13.
        Мимо дарьинового жилища проскочила без оглядки. Толкнула следующую дверь, которая очень подходяще открывалась внутрь. Влетев в эржбетины покои, захлопнула дверь, задвинула широченный, деревянный засов - грубо отесанный, надежный на вид. Такие раньше использовали в крестьянских домах и на крепостных воротах.
        Все, закрылась крепко-накрепко, может считать себя в безопасности. А как же хозяйка квартиры? «Пусть заботится о себе сама», - эгоистично подумала Жаннет и не испытала угрызений.
        Прижалась спиной к двери - отдышаться. И оглядеться. Куда на сей раз занесла ее судьба?
        Точно не в роскошный графский будуар.
        Первое, что бросилось в глаза - слишком заставлено. И завалено. На шкафах, тумбочках, этажерках, столах, стульях стояла и лежала всякая всячина: мешки разной наполненности, тарелки, горшки, стеклянные банки с провизией и заготовками на зиму. Судя по густой, голубовато-зеленоватой, мохнатой плесени, разросшейся внутри банок, срок годности их давно прошел. Но, может, именно такие продукты здесь считались деликатесом?
        На одном столе в форме бюро, с полочками и ящичками, посуды не стояло. Только чернильница в виде черепа с откидывающейся верхушкой и письменные принадлежности вразброс: листки бумаги - чистые и скомканные, гусиные перья - незаточенные и использованные, конверты, ленточки, засохшие цветы. Пятна чернил - везде: на сукне, на дверцах, на полу.
        Кстати, про пол. А также про стены и потолок. Сработаны топорно: неровные, неоштукатуренные, бугристые. Углы сглажены - так получается, когда лепят из пластилина.
        Глина, догадалась Жаннет. Она недавно фильм смотрела про трансильванских крестьян, которые до сих пор в мазанках живут и верят в вампиров... Ой, не к добру вспомнилось.
        Пространство под низким потолком прорезали веревки - засаленные, истончившиеся, разлохматившиеся, на которых висели пучки сухих растений. Между ними Жаннет заметила лапку с когтями и шкуркой. Кому она принадлежала: рыжему петуху? Земляной лягушке? Серому волку?
        В стене напротив входа - крохотное оконце, задрапированное ржавой решеткой и пыльным стеклом, за которым - черно. Естественно, ведь время - заполночь. Хотя у Жаннет давно зародилось подозрение, что за окнами замка - постоянная темень, в какое время суток туда ни посмотри.
        Захламленная комнатка служила... трудно с первого взгляда сказать - чем. Никогда не приводящейся в порядок кухней? Складом для ведьмаческих припасов? Лабораторией гомеопатического колдуна?
        Нет, лучше не углубляться. Взглянуть позитивно. Мебель возраста рухляди, зато оригинальная - в самодельно-доморощенном стиле «а-ля село». Сколочена мастерски, из натурального дерева, не обработанного лаками, красками и другими химикалиями. Такую производили в те незапамятные времен, когда в Европе лесов было больше, чем городов.
        Помещение только на вид крошечного размера. Прибраться да проветрить, вполне можно устроиться если не по-королевски, то по-среднестатистически - восемнадцать квадратных метров на человека.
        Да, проветрить не мешало - было удушливо-тепло, как в пропревшем стоге сена. И так же пахло: влажным, несвежим, прогорклым, прокисшим, проплесневевшим и так далее.
        В связи с явной антисанитарией, Жаннет приказала себе к предметам животного и растительного происхождения не прикасаться. Во избежание подхватить эпидемию типа оспы, чумы или полиомелита. От которых не была привита, потому что в ее время наука избавила человечество от массово распространяющихся зараз. Во времена графини они выкашивали по полнаселения.
        Чтобы не позволить нечисти незаметно себя окружить или исподтишка подкараулить, Жаннет приняла превентивные меры: бесцеремонно проверила все шкафы и тумбочки, открыв-закрыв скрипучие дверцы. Дабы не выскочил оттуда какой-нибудь оголодавший зомби, внезапно - как черт из табакерки.
        Ничего подозрительного не обнаружила: ни потайного хода, ни режущих-колющих предметов, ни существ, способных неожиданно атаковать. Только склады провизии или того, что когда-то ею называлось.
        Последним проверила высокий, вместительный, платяной гардероб, который почему-то оказался пустым. Захлопнув дверцы, Жаннет оперлась на них спиной, сложила руки на груди. И вздрогнула: в центре комнаты стояла графиня. Наклонив голову и понимающе улыбаясь, та наблюдала за действиями гостьи.
        Утомлять себя вопросами, типа «каким это образом Эржбете удалось проникнуть в дом через дверь, запертую изнутри на засов?» Жаннет категорически отказалась. Уставила взгляд в потолок, поджала губы, всем видом показывая: она здесь ненадолго. Не собирается развлекаться с хозяйкой болтовней, кофепитием или настольными играми - в пьяницу или бильярд. Пусть даже не предлагает.
        Эржбета постояла-помолчала и завела:
        - Очень рада вашему посещению, баронесса. Чувствуйте себя как дома. У меня, конечно, не хоромы, как у вас с супругом. Живем скромно, потому пространство используем многофункционально. Вот в этой комнате одновременно кухня, столовая и гостиная располагаются.
        Еще салон, будуар и спальня. Еще летняя веранда, зимний сад и хобби-рум. Еще склад, сарай и амбар. Еще... ну, не буду вас утомлять перечислениями. Тесновато, да мы не обижаемся, привыкли к малогабаритному жилью. С пониманием относимся к временным трудностям. Раньше, когда жили во дворцах, каждая служанка имела отдельную комнату и ночной горшок. Сейчас другие времена. У барона ле Лаваля с квартирным вопросом напряженка...
        Жаннет не ответила. У нее своя напряженка: нервически постукивая пальцами по плечу и вытянув шею, она вслушивалась в звуки в коридоре - на вражеской итальянской территории.
        Здешняя - венгерская тоже не располагала к расслаблению и дружеской беседе под рюмку вина. Но сюда Жаннет зашла от нужды, следуя поговорке: из двух зол выбирают меньшее. Строго говоря, из двух зол лучше вообще ничего не выбирать, но эта альтернатива в сегодняшнем расписании у Жаннет не стояла.
        Бездеятельное же молчание не стояло в расписании Батори. Плавно подплыв к гостье, она спросила:
        - Не желаете ли выпить или покушать...
        - Не желаю! - рявкнула Жаннет, чтобы та раз и навсегда отстала.
        Она не желает иметь с ней ничего общего, тем более питаться ее протухшей стряпней. Ни разговаривать про погоду, ни выслушивать жалобы по поводу давно ушедшей молодости. Ни сочувствовать ее причитаниям «о старых, добрых временах», ни вести светскую беседу о последних новшествах в пыточной технике. Пусть прибережет тему для Салтычихи.
        Не стоит Батори тешить себя иллюзиями, что Жаннет простила попытку нападения. Она не простила, не забыла и при возможности отомстит. Она не даст с собой обращаться как с дворовой девкой, которую можно безнаказанно лупить поленом или колоть ножом. Жаннет до последней капли будет защищать ту драгоценную, живительную, задорную влагу, которая струится в ее молодых, эластичных жилах.
        Стало мучительно жалко потерять хотя бы миллиграмм своей родной, алой кровушки в пользу этой усохшей от возраста и зависти старухи.
        Захотелось дать понять этой, я-ко-бы, графине - именно так Жаннет произнесла про себя «якобы» - с расстановкой, уничижительной интонацией и ироничным качанием головы, что власть ее осталась в прошлом. Жаннет не постесняется дать в лоб, чтоб поставить на место...
        14.
        - А вы знаете, что мы с Владом Дракулой родственники? - вторглась в ее возмущенные мысли Эржбета мягким голосом.
        Ответа дожидаться не стала. Он мог прозвучать грубо, вроде «не знаю и знать не хочу!» - в соответствии с нервным настроением гостьи. Это не устраивало. Даже помешало бы. Эржбетина промежуточная цель: изо всех сил избегать конфронтации. Негативное настроение Жаннет следовало переломить. Воспользоваться приемом, известным с древности: сначала расположить человека к себе, потом начать им манипулировать.
        Хозяйка многофункциональной комнатки поступила в полном соответствии с правилами психологии. Интересно, у кого научилась - у лженаучного колдуна?
        Эржбета взяла с этажерки два портрета в изящных, узорчатых рамках из белого металла. Рамки - овальной формы, размером с гусиное яйцо, сбоку соединялись петлей и имели ножки сзади, чтобы стоять. Портреты, выполненные в стиле миниатюр, изображали молодых мужчину и женщину: он - справа, она - слева.
        - Это я и Влад, - сказала графиня, подавая портреты Жаннет.
        Та сначала косо, недовольно и недоверчиво взглянула на портреты. Потом заинтересовалась, приняла, стала рассматривать.
        Если Эржбета сейчас не врет, она была в молодости исключительной красавицей. Но на утверждение «не врет» имелось мало указаний - то есть, конечно врет. Ну и черт с ней, Жаннет вступать в разоблачительство не захотелось. Обременительно. Придется напрягаться, придумывать аргументы, доказывать правоту, для чего потребуется сравнивать антропометрические данные: длину носов, расстояние между глаз... Не до того ей. Только что от летучего итальянца едва спаслась. Сделает вид, что верит.
        Дама на портрете изображена не в профиль и не анфас, а между ними - в размере три четверти, до бюста включительно, рук-ног не видно. Черты лица тонкие, благородные, цвет кожи - известково-белый, по тогдашней моде. На синем фоне картинки он особенно выгодно выделялся аристократичностью.
        Дракула тоже красив - по-мужски, не по-мужицки. Крупные черты лица - гармоничные, приятные глазу. Изображен в шапке, украшенной драгоценными камнями и меховой оторочкой, в кафтане с воротником-стойкой. В глазах - доброта, на губах - улыбка.
        Браво закрученные кончики усов наверняка свели с ума немало дам, хотя на вкус Жаннет были длинноваты - почти до ушей. Он также сидел в полуоборот и смотрел на... жаннетину левую грудь... нет, показалось... Она приподняла картинки. Теперь мужчина смотрел куда-то мимо.
        Облик обычного трансильванского дворянина. Не скажешь, что патологического. Не похож он на самого известного в мире вампира. Даже представить трудно этого цветущего, добродушного месье глодающим мертвецкие кости или копающимся в кишках свежевспоротого трупа - с выпученными глазами, звериными клыками и чумазым от крови мурлом. Его тоже оговорили недоброжелатели?
        - Точно, - смиренно подтвердила хозяйка и посмотрела на гостью с трагедией в глазах.
        На сей раз Жаннет поверила безоговорочно, потому что с ее любимым бароном де Рэ произошла похожая несправедливость.
        Рассмотрим вопрос возникновения кровавой репутации подробнее, чтобы окончательно и бесповоротно расставить точки над «и». В качестве примера разберем случай Влада Дракулы, для чего совершим вместе с Жаннет экскурс в историю трансильванских событий.
        Пятнадцатый век. Границы государств не устоялись и не закрепились в официальном порядке на картах. Шел передел территорий, Европу сотрясали войны. На войне не место состраданию, крайняя жестокость была в порядке вещей.
        Обычная практика - победители отрезали головы побежденным и демонстрировали направо-налево, проезжая по улицам городов и сел. На видных местах устанавливали колы, на которые заживо насаживали несчастных. Вдоль дорог стояли виселицы со свежеповешенными, пики с отрубленными головами - вот так оформляли обочины в средние века.
        Вывод: чтобы на фоне подобных членовредительских страшилок прослыть вампиром-кровопийцей, надо было ухитриться. Особо изощриться. Показать дикую сущность. Совершить хотя бы раз такую неслыханную жестокость, чтобы ужаснуть современников и войти в анналы истории главным вампиром всех веков и поколений. Под именем Дракула, которое потом станет нарицательным для обозначения любого монстра.
        Тут Жаннет себя мысленно осадила. Стало немного жаль Влада. Судя по портрету, он ничего особо кровожадного не имел ввиду. Припомнился фильм, где его молодым, бесстрашным воином изобразили: с сурово сдвинутыми бровями и целеустремленным взглядом. Влюбиться можно было запросто. Зачем на хорошего человека собак навешали, ведь он только родину хотел защитить?
        Порассуждаем логично. Если до возраста на портрете Влад не проявлял признаков вампиризма, то приобрел их потом. После какого-то события, потрясшего его сознание до глубины души и превратившего в другого человека - с клыками.
        Кажется, начинает проясняться... У него в личной жизни тоже произошла трагедия - по аналогии с ее собственным супругом.
        Да, Жаннет теперь знает - даже самые суровые на вид мужчины бывают глубоко чувствительными.
        Значит ли это, что...
        15.
        - У Дракулы была несчастная любовь? - осторожно предположила Жаннет.
        - Совершенно верно! - обрадованно подтвердила графиня.
        И облегченно вздохнула: гостья клюнула. Осталось наврать чего-нибудь пожалостливей, выжать слезу, усыпить бдительность - ну, в этом она мастерица.
        - Вы ужасно остроумны и проницательны, мадам, просто удивительная интеллектуальность в вашем юном возрасте, - затараторила Батори, опутывая Жаннет сетями лести и подхалимства. - Совершенно точно угадали. Неслыханное несчастье постигло молодого графа Влада. Кстати, прозвище «Дракула» означает не что иное как «дьявол» по-румынски. В хорошем, восхищенном смысле - по-дьявольски беспощадный к врагам. Вы же знаете, в пятнадцатом веке трудно было быть высокородным господином. Тем более иметь обширную собственность: земли, замки, города. Все свободное время приходилось тратить на защиту их от посягательств захватчиков: ближних соседей и дальних оккупантов.
        - Да, во Франции тоже было неспокойно, - согласилась Жаннет. - Похожая картина. Богатые сеньоры больше времени проводили верхом на коне с оружием в руках, чем дома с женой и детишками. А иначе не отобьешся от конкурентов и самозванцев, не докажешь права владеть землями и управлять вассалами. Оттого продолжительность жизни их трагически укорачивалась: большинство рыцерей умирали в молодом возрасте - от участия в вооруженных конфликтах.
        - То же самое на родине Влада, - шустро подхватила Эржбета. - В те времена Румыния процветала. Была удобно расположена - в центре торговых путей из Европы на Восток во всех направлениях: в Китай, Турцию, Египет. Имелось слишком много завистников, желавших захватить власть над доходным районом.
        Чтобы защищать родовые владения от посягателей, внутренних и внешних, приходилось местным правителям с малых лет обучаться воинскому мастерству. Воспитывать характер, укреплять тело. Слабаку лучше не высовываться, не провозглашать себя царем - в момент скинут и семью вырежут, чтобы в будущем не претендовали на престол.
        - Особенно досаждали нам турки - проклятые иноверцы, - продолжила Эржбета напевным тоном повествовательницы легенд. - Обложили страну оброком на сотни лет, от чего обнищали крестьяне и горожане. Из-за них и господа. Восстать против супостатов никто не решался. До тех пор, когда Влад вошел в воинскую силу и государственный ум. Лет пятнадцати от роду вступил он на трон Валахии и отбился от турецкой дани.
        Для особой убедительности рассказа и чтобы незаметно войти в доверие, Батори придвинулась поближе, взяла гостью осторожно за локоток. Та резко отдернула - не любила панибратства.
        Эржбета не обиделась, не отодвинулась, но руки убрала. Временно, конечно, до часа икс. Который, она знала, не замедлит наступить. Очень скоро...
        - Так вот. Влад обладал дерзостью и был в отличной физической форме - результат тренировок с детства. Когда сделался королем, отказался выплачивать оброк туркам. Тем не понравилось, решили наказать восставшего вассала. Сам Мехмет-паша явился с неисчислимым войском.
        Только не получилось у них. Турецкое иго давно трансильванцам надоело. Стар и млад, бедняк и дворянин поддержали Влада, встали под его знамена, пошли сражаться. А против целого народа воевать, как вы знаете, невозможно. Паша был разбит и позорно бежал обратно. Зализывать раны в своих караван-сараях да гаремах.
        Жаннет слушала, не перебивая. Значит - увлеклась. Батори внутренне улыбнулась и довольно потерла руки.
        - Теперь о возникновении легенды про вампира. Начну издалека - в географическом смысле. Вы знаете, где находятся Карпаты?
        - Смутно, - призадумалась девушка. - Где-то в Скандинавии?
        - Почти. На востоке Европы.
        - Слишком расплывчатое понятие. Вы мне точнее укажите: эта территория расположена «до» бывшего железного занавеса или «за» ним?
        Графиня сделала удивленные глаза.
        - Это где? - спросила. У нее очень явно отсутствовало представление о дислокации стран с противоборствующей идеологией в период холодной войны.
        Жаннет в свою очередь удивленно посмотрела на нее - почти как на идиотку.
        Выяснение грозило затянуться, вылиться в бесконечное задавание вопросов с обеих сторон - затягивание, которое не входило в намерения Эржбеты. Уточнила:
        - Карпаты - это горная гряда.
        - Никогда не слышала. Вы их не путаете с Альпами?
        - Нет, дорогая. Альпы по красоте c нашими горами рядом не стояли, - сказала уверенно Эржбета и продолжила - опять напевным тоном сказительницы: - Карпатские горы такие старые, что стерлись от возраста, как жевательные зубы у слона. Снег на невысоких вершинах давно растаял. Пологие склоны покрылись угрюмыми, труднопроходимыми лесами, в которых без бензопилы или бульдозера далеко не заберешься.
        С доисторических времен жили там люди, очень обособленно, маленькими поселениями и хуторами, редко общавшимися друг с другом. Почему? Из соображений безопасности. Чтобы не нашли их в горном захолустье ни враг, ни друг, ни нечистая сила.
        В те лихие времена каждый должен был сам о безопасности заботиться, не дать семью в обиду злонамеренным супостатам - в облике пришельцев. Неважно, какого происхождения: демонического или человеческого, существовавшие по-настоящему или только в воображении, запуганном таинственными природными явлениями и случаями. Тогда ведь еще не придумали централизованные силы для защиты населения вроде полиции с брандспойтами, чтобы разгонять толпы наступающих...
        Эржбета хотела сказать «наступающих зомби», но подумала, что в свете последних событий с Жанной, лучше применить нейтральное слово.
        Слово быстро не нашлось.
        - ... толпы наступающих... несогласных... по-другому думающих... и поступающих... Тьфу, запуталась. В общем, современному человеку даже трудно представить.
        Жизнь в карпатских лесах и долинах была маловеселой - что для простых, что для богатых. Это отражалось в настроении людей и в архитектуре построек. Местная знать возводила на холмах такие же угрожающе-мрачные, молчаливые замки, какими казались горы на закате. Наступали сумерки - самое нежелательное время суток. Потому что за ними следовала ночь, когда происходили пугающие, недобрые, необъяснимые вещи.
        Люди были невежественные, суеверные, за что их невозможно осуждать. Когда живешь в глуши, в постоянном страхе за себя и близких, поневоле начнешь с недоверием относиться к окружающей среде. Боялись всего, что только можно придумать: болезней от злого наговора, падежа скота от проклятий, пожара от удара молнии. А более всего - нашествия врага. Который только и мечтает, чтобы завоевать, лишить жизни, угнать в неволю или унести в царство дьявола.
        Страх поднимал голову в ночной темноте, освещенной только скупыми небесными звездами. Каждый странный звук заставлял насторожиться, прислушаться. Птичьи крики в лесу принимались за лиходейскую перекличку. Шорох шагов вышедших на охоту зверей - за поступь шпионов. Приходившие ниоткуда беды - за происки недобрых сил, наветы колдунов или козни завистников. Засухи и наводнения - за недовольство природы.
        Не находя очевидных носителей зла, жители горных сел и хуторов стали их придумывать. Вину за несчастья возлагали на потусторонние существа, которых днем не увидеть - только их вредоносные деяния. Родилась легенда о людях-вампирах, оживших мертвецах. Неуспокоенные души их не были приняты небесами - в наказание за грехи при жизни. Помыкавшись между небом и землей, они возвращались в родные места, чтобы мстить за свои загробные печали.
        Народ стал придумывать способы с ними бороться. Трупы подозреваемых в вампиризме старались изувечить, чтобы не дать ожить: грудь прокалывали колом, отрезали голову и клали ее в ноги. Или прикладывали серп острием к шее: если мертвец попробует подняться в гробу - серп отрежет голову, и он останется на месте.
        - Но легенды никогда не рождаются на пустом месте или безо всякого основания, - подала голос Жаннет.
        - Правильно, сейчас расскажу - с чего началось. Страх перед мертвыми сжимал сердца живых суеверным, холодящим ужасом. Упокоившихся старались поскорее похоронить. Иногда слишком поспешно, когда человек еще не умер, а только впал в кому от болезни. Или заснул летаргическим сном.
        Таких хоронили фактически живьем. А человек очнется, увидит себя в гробу - впадет в панику: бьется, кричит, царапает крышку. Потом умирает по-настоящему, но в другой позе, чем в первый раз - скрючившись, раскрыв рот в предсмертной судороге. С гримасой ужаса на лице.
        Первыми это заметили грабители могил. Те, которые ищут ценные вещи на покойниках или только поживиться одежкой. С них-то и пошли рассказы об оживших покойниках, пытающихся выбраться из гроба. Если одновременно в деревне происходило несчастье, вроде побитого градом урожая, сваливали на тех, кто уже не мог оправдаться.
        Со временем поле деятельности вампиров в фольклоре расширилось. Им приписывали выпивание живой крови, пожирание себе подобных, голые пляски с чертями на горах и тому подобные мерзости. Взрослые и дети замирали от страха при одном упоминании о кровососущих мертвецах.
        Совершенно напрасно! Бездоказательно и огульно. Все от чего? Мы... они... бедные вампиры пали жертвами неразвитого простонародного ума - от недостатка образования и склонности к предрассудкам.
        Неживые, черно-блестящие глаза графини недобро сверкнули в сторону гостьи. Помня запрет прикасаться руками, она потянулась к девушке ртом с приоткрытыми губами и начинавшими клацать зубами.
        16.
        - Вы забыли рассказать про любовную линию Дракулы. - Жаннет вернула хозяйку к предмету разговора.
        Та вздрогнула, отпрянула. Тряхнула искусственными локонами.
        - Ах, да. Ну... турки обиделись, когда их разбили, и задумали отомстить. Через пару лет они вернулись с удвоенным войском наказать строптивого Влада. Подкупили нескольких влиятельных вельмож из его окружения. Что обидно, переманили к себе родного брата Дракулы - Раду Красивого. Которого пообещали посадить на трон, когда тот освободится.
        За головой царя Влада явились несметные силы. Враги, предатели и собственный брат осадили его личную крепость Поэнари - неприступный каменный форпост с башней, возвышавшейся над рекой. Пришлось князю Дракуле тайно бежать, чтобы собрать ответное войско. В крепости осталась его любимая жена Юстина... Бедная девушка! - воскликнула Батори. С иронией - послышалось Жаннет. Взглянула на хозяйку, та отвела глаза.
        - Юстина юная была, восемнадцать недавно отметила. Первая красавица в Трансильвании. И умница. Сразу сообразила: не стоит ей живой в лапы туркам попадать. Добра ждать от них не приходилось. Влад с войском задерживался. Когда слуги сообщили, что враг вступил в пределы крепости, взбежала девушка на башню. И - сбросилась в реку, которую потом в ее честь переименовали. «Река принцессы» стали называть. По-румынски Арджеш.
        Влад, когда узнал, три дня плакал. Прямо-таки убивался от горя. Руки на себя наложить хотел, преданные друзья его день и ночь охраняли. Никто не знает - ведь Юстина беременна была его первенцем. Двойная потеря смертельной болью в сердце Дракулы отозвалась. Которая так и не зажила до собственной его кончины.
        Погоревал он, да делать нечего, надо было идти родину освобождать.
        Когда освободил, снова на царство сел и начал жестокостями заниматься. Которые даже для тех времен, немилостивых и кровопролитных, многим показались неоправданно злодейскими. Только не виноват Влад: душевная боль не унималась. Приходилось ее другой болью утишать - чужой.
        Полюбил он людей пытать. Врагов, точнее. Самолично колол, резал, части тела отрубал. Наверное, пытки были для него своего рода лекарством: вместе с чужой кровью утекала его собственная печаль. Только ненадолго хватало успокоения. Как известно - к любому лечащему средству происходит привыкание. Вот и у него. «Лекарство» подчинило, потребовало ежедневного применения.
        Любимым занятием Дракулы было сажание на кол. Особые умельцы для того имелись. Профессия палача не так проста, как нам, непосвященным, кажется. Вроде невелика наука - топором по шее рубануть или человека на дыбе растянуть. Ан нет. Здесь так же, как в любом другом ремесле, мастерство требуется.
        Я самолично наблюдала и восхищалась. Чтобы человек подольше на колу мучался, его следовало проткнуть особым образом - через анус и дальше, не задевая внутренних органов, вывести конец через лопатку. Созерцать это - величайшее наслаждение... - Эржбета забылась. Закатила глаза, сладострастно облизнулась.
        - Совершенное варварство! - вернула ее в реальность Жаннет. Не в настоящую реальность - живую, двадцать первый век, а в ту, в которой они находились. - Средневековая извращенность - подвергать сородича пыткам. Нецивилизованное человеконенавистничество. Грех!
        - Простите, мадам, здесь вы не правы. Грехов Дракула не совершал, потому что поступал во имя высокой цели защиты родины. Патриотизм допускает всяческие действия, в том числе негуманные. Влад руки-ноги отрубал в устрашение захватчикам. Пытки применял, чтоб в следующий раз не вздумали предать. Кто посмеет осудить за насаждение справедливости?
        Князь Влад был верным сыном отчизны. Больше всего на свете любил родную Трансильванию, за нее сражался, за нее мучил врагов, за нее погиб. В душе был сугубо верующим человеком, богобоязненным. За время правления одарил монастыри и церкви несметными богатствами. Они молились за его победы.
        - Помогло?
        - Что?
        - Молитвы.
        - И да и нет. Родину очистил от неверных, а сам не уберегся.
        - Как он погиб?
        - Очень глупо. Опять же от предательства. Ближайшие соратники Влада совершили измену во время очередной освободительной кампании. Он попал к туркам в плен. Те припомнили массовые сажания на кол, прибивание тюрбанов гвоздями к голове и прочие «шалости». Отрубили голову нашему князю и в медовом соусе, чтобы не испортилась, отвезли паше - представить на всеобщее обозрение и поругание.
        Останки отдали родственникам. Те захоронили Влада возле его любимого замка Поэнари. Только когда турок окончательно прогнали и вскрыли могилу, тела там не оказалось. С тех пор пошли слухи. Впрочем, неподтвержденные. Рожденные только темнотой сознания и предрассудочным страхом.
        - А ваша родственная связь в чем заключалась? - Жаннет вспомнила первоначальное утверждение графини, собственно, пробудившее ее любопытство. - Вы не могли встречаться друг с другом - по временам жизни не совпадаете.
        - Да, между нами более ста лет разницы. Я потомок его жены Юстины, - объяснила Эржбета и беззастенчиво солгала. Ей не привыкать, вранье - нормальная манера общения в здешнем подземелье. - Современники в один голос твердили о нашем с ней сходстве. Вот посмотрите на линию носа. Горбинка на переносице - в точности как у меня.
        Она ткнула пальцем в миниатюру и вытянула собственный нос ближе к Жаннет, чтобы та удостоверилась. Горбинки та не увидела. Зато заметила другое, для себя более важное: на пальце Батори вырос коготь. Точно такой, какие были у ее тени вчера в гостиной.
        Мозг немедля подал сигнал - насторожись! И приготовься! Жаннет напряглась, но не подала виду. С притворным вниманием уставилась портреты.
        Вдруг изображение Дракулы ожило, повернулось в «фас» и, глядя прямо в глаза Жаннет оскалило окровавленные зубы. Свекольного цвета капля соскочила с клыка и плюхнулась на палец девушки. По-настоящему.
        Дама на портрете рядом тоже не задержалась с шевелением: разинула типично волчью, острозубую пасть... Впрочем, зачем постоянно обижать волков, они же не виноваты, что хищники. Вот обезьяны-бабуины тоже имеют впечатляще-пугающие зубки. А также представители других семейств пока еще не вымершего животного мира: кошкообразных, крокодилообразных, бегемотообразных. Припишем сюда еще зверушек, которых следует опасаться безоружному туристу: грызунов с паразитами, буйволов с копытами и слонов с бивнями.
        17.
        Ну, не будем отвлекаться, а то пропустим самое интересное. К хищному оскалу дамы добавилась костлявая рука, которую она выпростала из-под портрета и направила в сторону Жаннет. Оказалось - не носом, а именно рукой с когтями изображение и Эржбета были похожи.
        Сзади Жаннет что-то несмазанно скрипнуло. В тишине глинобитной мазанки звук взвизгнул будто испорченный микрофон, резанул по нервам. Он шел из утробы шкафа, к которому Жаннет доверчиво стояла спиной. Она отшатнулась, обернулась. Застыла, не веря глазам. Дверцы шкафа скрипуче отворились вглубь, оказывая черную бездонность.
        Оттуда выползали три молодые зомби в костюмах дворовых девушек из румынской... или венгерской... в-общем - карпатской деревни периода возникновения вампирских слухов. Двух мнений быть не могло: это пособницы кровавой графини.
        В каждой руке они держали что-то опасное, колюще-режущее: остро наточенную бритву, сверкавший лезвием топорик, двухзубчатую вилку для поддевания мяса, миниатюрную пилу-ножовку, обоюдо-острый кинжал, сапожное шило.
        С шипением, слюноотделением, угрожающе полусогнувшись, девки медленно двинулись на жертву, создавая ловушку по классической схеме хищников: окружить, напасть, перегрызть горло. Жаннет была в курсе звериной охотничьей тактики - пригодилось увлечение документалистикой про живую природу. В том же неторопливом темпе она стала отступать. Одновременно - искать в голове выход.
        В очередной раз потребовалось моментально принять решение - единственно правильное. Значит, опять - лихорадочное шевеление мозгами. Припоминай скорее, Жаннет, чего боятся вампиры больше всего? Из книг и фильмов впомнилось основное: солнечный свет, серебряный крест, освященные пули, зеркала, в которых не отражаются их окровавленные морды.
        К несчастью, ничего из упомянутого под рукой нет. Так что же, помирать в расцвете лет и по-глупому, негероически, ни за что? Ни за родину, ни спасая утопленника, ни доставая собачку из огня? Мелковато как-то. Местечково. Недостойно ее - воительницы-легенды, героини-амазонки, победительницы отборных вражеских полков.
        При воспоминании о былых победах самосознание Жаннет встрепенулось. Враки! Орлеанскую Деву вилками не напугать! Она никогда не отступала без боя. Сегодня - в первый раз... Но по уважительной причине: как-то неудобно с невооруженными руками против ножей и топоров. Не беда. Главное - настроиться на победу! Зажечь огонь ненависти в глазах, нервно сжать кулаки. Показать, что готов умереть прежде, чем убежать. Тогда враги увидят дерзость, испугаются и сами собой разбредутся по домам. Или в данном случае по шкафам...
        Ха! - нервно хохотнула Жаннет про себя, подбадривась. Кого тут пугаться? Неужели не справится с престарелой, давно умершей бабкой, которой не терпится испить ее девической крови? Или ее анемичными подручными девицами, из которых выпущены жизненные соки? Нет, она должна что-то придумать. Немедленно.
        Эврика! Надо испытать старое средство на новых врагах. Подняла руку с перстнем, чтобы испепелить их в струйку дыма, но... устрашающего эффекта не произошло: смертоносный луч не вырвался, девки-вампирши не испугались. Неудачка... Так. Что будем делать?
        Бежать! К выходу.
        Жаннет согнула руки в локтях, голову устремила вперед, приготовившись дать знатного стрекача. Но только собралась оттолкнуться ногой, чтоб сразу с места в карьер... как снова пришлось замереть.
        Путь преградила Батори с руками, поставленными в верхнюю - атакующую - позицию. Ну, прям паук-черная-вдова после неудачного спаривания. Еще миг - и вопьются ядовитые жала в нежную плоть Жаннет...
        Мысль о побеге отпала сама собой. Следовало работать не ногами, а головой.
        Стресс обострил сообразительность, Жаннет вспомнила еще одно действенное средство против вампиров.
        Прежде, чем сама толком сообразила, из горла вырвалось:
        - А у вас есть чеснок?
        И угадала!
        В комнате воцарилась мертвая сцена. Девки застыли на месте кто как был - в неловких позах. Нога поднялась сделать шаг и зависла. Глаз моргнул и не открылся. Слюна упала с языка и застыла в воздухе.
        Графиня обмякла. Руки сами собой опустились, когти на пальцах убрались. На морде ее возникло друг за другом несколько выражений: осознание вопроса - неверие собственным ушам - недоумение - наконец, испуг. Батори покрутила руки перед носом, будто проверяя - почему отказал инструмент?
        Пока враги находились в ступоре, Жаннет времени не теряла. Размахнувшись, бросила рамку с портретами в Эржбету с рассчетом добавить растерянности. Снаряд попал в цель - по обнаженным, недавно обновленным зубам. Хозяйка их вскрикнула, прижала ладони ко рту и согнулась, образовав телом прямой угол.
        Рассчет удался.
        Путь открыт. Почти. Впереди только согбенная неприятельша, не представлявшая угрозы. Чтобы освободить дорогу, Жаннет сложила руки в замок и мощно треснула обидчицу сверху по затылку. Запрещенный в боксе прием, но в битве за выживание правила не действуют. Вернее, действует только одно - все приемы хороши, выбирай на вкус и спасайся как можешь.
        Треснула Жаннет от души - чтобы отбить охоту преследовать. Эржбета хрюкнула и рухнула носом в пол. Наступив на нее каблуком, Жаннет прижала побольнее, оттолкнулась и помчалась к выходу. Открыла дверь, выскочила, захлопнула.
        Остановилась передохнуть.
        18.
        Передохнуть не получилось.
        В коридоре она немедля попала в объятия - крепкие, мужские. В темноте не разглядела чьи, понадеялась - супружеские. Наконец-то! Прильнула к любимому Жилю, вдохнула запах его одежды и... отшатнулась.
        Мужчина пах по-чужому. Не слишком привлекательно: густым, тяжелым, терпким ароматом, напоминавшим восточный. Нет, скорее северо-африканский. Точно! Похожие запахи она ощущала, когда ходила на алжирский рынок в Париже.
        Или «базар» по-ихнему, по-арабски. Это в столице самое популярное место - после Лувра. Здесь всегда толпится народ, привлеченный дешевизной продуктов, которые в два раза доступнее, чем в супермаркетах. Единственный «недостаток» - отсутствие красивой упаковки. Ну, пусть за нее богачи переплачивают, а нам и так сойдет. Вещи тоже продаются по доступной цене. Соответствующего качества, естественно. Но какой дурак предъявляет высокие требования к дешевому товару?
        Базар дешевый, но далекий. Посещала его Жаннет нечасто, только когда возникала необходимость обновить духи. Они продавались отдельно от съедобного ассортимента - в парфюмерных отделах слева от ворот. «Отделы» - сильно сказано. Секции или лавки, которые разделяются тонкими стенками или одними занавесками. Мимо них Жаннет могла ходить часами, не уставая и не тратя ни цента.
        Нравилась демократичность обращения с клиентом самодеятельных арабских продавцов в отличие от вышколенных столичных. В городских магазинах парфюмерные пузырьки стоят за стеклом с замком. Чтобы понюхать, приходится каждый раз продавщицу звать. Она стоит над душой и смотрит злыми глазами, от чего уже не хочется ни нюхать, ни покупать, лишь побыстрее удалиться.
        На базаре - отсутствие витрин и полнейшее доверие: полки в виде лестниц, весь товар на виду, каждый флакон доступен. Принцип простой: подходи, нюхай, покупай. Лучший товар здесь. Дальше не ходи, все равно дешевле не найдешь, только время потеряешь. Приглянувшимся девушкам парни-продавцы еще скидку сделают.
        И ведь правы, братья-мусульмане, не обучавшиеся в университетах на специалистов-менеджеров. Следуя принципу: доверие - двигатель торговли, они вели успешные дела, вудя по довольным, улыбчивым лицам.
        Постепенно Жаннет стала постоянным клиентом в «ароматных» лавках. Открыла новый спектр запахов - экзотических для европейцев. Понравилась их своеобразие: густые, как терпкая магнолия, будоражащие, как закулисная жизнь женской половины эмирского дворца.
        Привлекла также универсальность использования, что удобно с практической стороны. Жаннет заметила: если побрызгаться одними духами слегка и посильнее, то кажется, что это два разных запаха. Значит, не требуется покупать духи отдельно на каждое время дня, что полагается по высшему парижскому этикету. Можно выбрать один аромат по вкусу. Пользоваться днем - осторожно, вечером - пообильнее.
        Результат отличный. И для худощавого жаннетиного кошелька экономия. Когда надоест - просто поменять парфюм. Иначе, если следовать парижским предписаниям - за то же время надоедят два-три, придется менять все. Что накладно для студентки, не имеющей ни в настоящем, ни в ближайшей перспективе постоянного заработка.
        Кто-то образно выразился: духи - это ажурный мостик мечты. Действительно, удачно найденный аромат заставляет мечту работать, разыгрывает воображение. Последние полгода Жаннет нравились духи «Дастархан» - типично арабские, тяжеловатые, но не приторные. Насыщенные иносказанием «Тысячи и одной сказки», несущие в себе загадочность душно-жаркой, тропической ночи, они налиты в соответствующий флакон: темно-синий со звездами, в форме восточной башни.
        Этот запах действовал на Жаннет волшебным образом. Настраивал романтически. Мечтательным наваждением переносил в далекое прошлое, в другую страну, в другие отношения между мужчиной и женщиной - доэмансипированные. Предлагал погрузиться в волнующие до дрожи тайны гарема, представить себя одной из юных, застенчивых невольниц. Которые, едва прикрывшись прозрачными шарфами, выстроились перед визирем для выбора на ночь.
        С ее стройной фигуркой да в сексуальном купальнике Жаннет выглядела бы не хуже других. Если не самой лучшей. Да, надушившись «Дастарханом», она легко покорит сердце султана. Ее будут регулярно - каждую ночь приглашать к нему в постель, а когда не пригласят, все равно не останется без мужского внимания. Душа кокетливо встрепенется, замерев от жгучих глаз молодых, но испорченных евнухов, научившихся альтернативным методам любви...
        О нравах на женской половине дворца Жаннет судила по фильмам из старинной жизни. Которые так любит снимать Голливуд - за зрелищность интерьера, богатство одежд и экзотический антураж картинки. Именно в гаремах решались демографические и политические проблемы страны. Бурлила светская жизнь: плелись интриги, создавались коалиции, сочинялись сплетни. Неторопливость и лень - лишь видимость, за ней - кипящие страсти.
        Которые будили фантазию на разные темы: о запрещенных желаниях, неисполнимых надеждах, междоусобной зависти и конкурентной борьбе вплоть до летального исхода.
        Впрочем, нет, борьба до смерти Жаннет не устривала. Лучше владеть сердцем господина единолично и без вмешательства погрязшего в дрязгах гарема. Тогда она представляла себя молодой наложницей, с волнением ождающей султана, захватившего ее в качестве трофея на полях войны. Она, эротично полуголая, закутанная в разноцветные шелка, возлежит на подушках в его походном шатре, замирая от ощущения неизвестности и отчетливо витающего в воздухе соблазна...
        То, что Жаннет ощутила сейчас, ничего общего с соблазном не имело. Поначалу запах от мужчины показался тяжелым, но сносным. После же длительного вдыхания он превратился в приторно-сладко-блевотный дух. Завоняло каким-то незнакомым видом парфюма: когда нечто давно-протухшее заливают чем-то крепко-одеколонным. Жаннет показалось - с индонезийским душком. Почему таким географически ей неблизким - неизвестно, может память предков. Далеких, неизвестных и вообще чужих.
        Подняла голову посмотреть - к кому попала в пахучий плен.
        Каддафи! В том же наряде, который теперь разглядела в подробностях. С белым верхом и золотой кокардой фуражка, наверняка - генеральская, диктаторы иных не носят. В золотой оправе противосолнечные очки, хотя в замке давно и, кажется - навсегда, наступила полночь. Коричневого цвета тога, перевитая вокруг тела, концом заброшенная за левое плечо - в точности как у статуи римского императора Нерона.
        Странный гардероб для наиболее современного - по годам жизни - гостя барона де Лаваля. Хочет показать, что поклонник древнеримских диктаторов? Или это его личная модельная марка «от кутюр а-ля Каддафи»? Оригинальничает гражданин «узурпатор власти в единоличное пользование». Ну, логически имеет право - как начальник государства.
        Жаннет хотела оттолкнуться и бежать дальше. Не получилось. Каддафи не зря носил военную фуражку - имел прилагающиеся к ней захватнические замашки: однажды схватив добычу, больше не отпускал. Ни слова не говоря, он крепче прижал ее к груди и шагнул назад - спиной в стену. Вместе с девушкой. Она было забылась, где находится, зажмурилась, ожидая, что треснется лбом о камень.
        Повезло - пронесло. Прохождение через стену произошло без повреждений.
        19.
        - Открывай глазки, приехали, - услышала девушка грубый голос Каддафи и ощутила свободу от объятий.
        Открыла глаза, оглянулась. В очередной раз удивилась. Они с Каддафи очутились в походном шатре, именно таком, о котором Жаннет частенько втайне мечтала, вдыхая «Дастархан». Шатер у основания был круглый, просторный, цвета сахарного - с ударением на вторую «а» - песка, то есть из пустыни Сахары. Острая верхушка его уходила далеко ввысь, упираясь в верхние этажи крепости.
        Вдохнула Жаннет воздух романтики и... разочаровалась. Пахло не соблазнительными восточными ароматами, а приземленно и неизысканно - верблюдом. Самым настоящим. Давно не принимавшим душ - по причине недостатка воды в пустыне.
        Он и присутствовал здесь собственной персоной. Гордо воздев голову, с любопытством поглядел на прибывших из стены. Наверное, даже он, много странностей повидавший на своем верблюжьем веку, не ожидал подобного трюка. Удивления, однако, не выразил, не высказался, вроде: «ого! оригинально вы передвигаетесь, мне бы так» или «привет! как дела? выпить хотите?». Даже не плюнул в их сторону.
        Лишь презрительно покосился одним глазом на Жаннет, мол «что делает женщина вне гарема?», и недовольно фыркнул. Потом развернулся на четырех копытах и с достоинством наследника дубайских миллиардов отправился неспешным шагом к водяному корыту. Запастись влагой - на случай предстоящего перехода пустыни.
        Потому что никогда не знаешь у этих двуногих, когда им приспичит отправиться в дальний путь. Непредсказуемые, нелогичные они, на всякие чудачества способны. Их внезапное появление в шатре тому доказательство. Имеется подозрение - люди умом небогаты. Подозрение усиливается, когда они пытаются разговаривать с верблюдами.
        Нет, чтобы нормально, по-человечески что-нибудь вразумительное сказать, доходчиво мысль оформить. Мол, давай, дорогой, вставай, поедем сейчас Сахару пересекать по периметру. Протри заранее языком глаза, ведь придется ночное небо без телескопа наблюдать, чтобы по звездам дорогу искать. На тебя вся надежда, корабль ты наш в пустыне.
        Или: поешь-попей, милейший, перед дорогой, два месяца в пути будем, неизвестно, когда в следующий раз родник найдем или колючку. Запаси горбы жиром, в котором влага надолго сохранится, в дороге пригодится напиться...
        А люди - те, которые считают себя специалистами по обращению с верблюдами, коротко - погонщики, одними шипящими начинают выражаться: «ш-ш-ш», «кс-кс-кс». Или вообще неизвестно для чего цокают языком.
        Понимай как хочешь. Ну, чисто обезьяны необразованные, макаки толстозадые по-нашему, по-бедуински. Так думал верблюд, демонстративно повернувшись к новоприбывшим мохнатым, хвостатым задом.
        - Чем это тут воняет? - не замедлила спросить Жаннет.
        - Козлом, - не замедлил ответить хозяин.
        Козла в шатре было не видать. Жаннет удивленно посмотрела на Каддафи: он себя, что ли, имеет ввиду? Самокритично, однако.
        - Нет, просто шатер из козьей шерсти сделан. Он новый. Вчера закончили ткать, дух еще не выветрился. Разве вам не нравится? Зря. Запах самый экологически чистый, натурально-природный. Вам когда-нибудь бабушка носки из козьей шерсти вязала?
        Не вязала! - захотелось раздраженно рявкнуть. Не было у Жаннет ни вяжущей бабушки, ни козьих носков. К сожалению. Или к счастью. Не пришлось ей вонь экологично-козлиную вдыхать, из-за которой сейчас испытала всплеск агрессивности. Ко всем окружающим предметам сразу: воняющим, мозоленогим и однофуражковым.
        Да, не пахло романтичностью в шатре, хоть и был он просторен, примерно двадцать четыре квадратных метра. Жаннет точно определила: внутренняя площать шатра соответствовала размеру гостиной в доме ее родителей.
        Попеняла на Каддафи про себя: хоть бы розовой водой побрызгал перед тем, как гостей приглашать! Или без приглашения с ними через стенку заявляться. Вон верблюд и тот удивился. Интересно, в этом экологическом шатре жирафы имеются? Надо спросить, пока он другую тему не завел.
        - А жирафы...
        - Жирафов не держу. А почему вы про них вспомнили?
        - Они симпатичнее верблюдов выглядят.
        - Зато не так полезны для человека, особенно для бедуина, - парировал ливийский лидер. - Но вы проходите, присаживайтесь. Отдохните с дороги, устали, небось.
        Радушным, широким жестом Каддафи показал гостье на парчовые, переливающиеся подушки разных размеров и стилей: квадратные, продолговатые, круглыми валиками, плоскими блинами, с бахромой, кружевами, расшитые стеклышками, бисером, рисунками горных ландшафтов и тд. Они были продуманно-хаотично разложены на полу в стороне, противоположной питьевому корыту.
        Хоть устала до смерти убегать от смерти, Жаннет не спешила принимать предложение. Сначала - поближе познакомиться с Каддафи, получше узнать как человека. Чисто для себя. Чтобы догадаться, чего ожидать: добра или его противоположности.
        Сейчас он выглядел мирно, по-домашнему. Совсем не по-диктаторски. Попробовать заручиться его дружбой? Кто знает, с какими врагами Жаннет еще предстоит повстречаться.
        - Почему вы в шатре живете? В отличие от остальных из компании гостей...
        - В отличие от остальных я происхожу из другой части света, - перебил Каддафи. - Также из другой национальности, другой веры, другой манеры одеваться. Никому не доверяю, кроме близкой родни, включая верблюда. Я никогда не ночую в незнакомых местах, беру шатер с собой, когда хожу в гости, как сейчас, или с государственными визитами в разные страны езжу.
        - И верблюда берете?
        - И верблюда. И его жену. Она дает молоко в дороге, которое я пью свежим. Я всегда путешествую двумя самолетами, знаете ли. Один занимаю сам. Там оборудовано несколько важных помещений: мини-минарет с муэдзином, который призывает меня шесть раз в день сходить в мечеть, комната для омывания ног перед молитвой, персональный кабинет для общения с Всевышним, где имеется указатель на Восток и коврик под коленки, туалет, построенный по высоким технологиям, позволяющим не применять руки, походный шатер-спальня, ну и тому подобное.
        Другой самолет нагружаю вещами, которыми привык пользоваться в обиходе. Беру с собой большой шатер для приема гостей, подушки, одеяла, ковры, перины, посуду, провизию на месяц вперед, а также поваров, докторов, массажеров, отряд телохранителей-девственниц и так далее. Двадцать тонн багажа. Он следует за моим личным авиалайнером.
        - Для чего все это скоморошество?
        - Скомо... что?
        - Ну, балаган? - Жаннет обвела рукой пространство.
        - Ошибаетесь, это не балаган, а шатер типа шапито, чтобы вам было понятно. Не путать с монгольским вигвамом и индейской юртой. - Каддафи посмотрел на гостью с подозрением: что-то кроется за ее любопытством и упрямством? - Еще раз предлагаю расположиться поудобнее.
        И снова приглашающий на подушки жест.
        20.
        Приглашение присесть или прилечь выглядело заманчиво. Тем более, что возле подушек лежали подносы с едой и питьем. В украшенных синим орнаментом пиалах лежали изысканные фрукты: округлые, зеленые, похожие на фейхоа или папайя - в их классификации Жаннет была несильна. Более привычно ее европейскому глазу выглядели пластмассовые двухлитровые бутылки с колой чернильно-отталкивающего цвета.
        Аппетитные слюнки вызывали знаменитые восточные сладости: белый рахат-лукум с зелеными фисташковыми орехами в теле, серая, рассыпчатая, маслянистая халва, светло-коричневый шербет со сливочно-помадным вкусом двух соротов - с орехами и без орехов, слоенно-воздушные корзиночки пахлавы, белая нуга с жареным миндалем внутри...
        От одного взгляда у Жаннет засосало в желудке. Но - собрала волю в кулак. Набрасываться на деликатесы не стала. В ненадежном месте находится. Хоть стоит шатер обособленно, как государство в государстве, а все ж - внутри крепости Тиффож. Нельзя распускать слюни и забывать о бдительности.
        Наученная недавним опытом с другими обитателями - русской помещицей и венгерской графиней - Жаннет не верила в бескорыстное гостеприимство восточного правителя.
        С какой стати Каддафи будет принимать ее по-королевски, угощать по-всячески? Зачем он ее вообще сюда через стену протащил? Практически насильно, не спросив, не объяснив. Правда, справедливости ради стоит признать: его появление было очень кстати. Неизвестно, кто ожидал Жаннет дальше по коридору. Вернее, очень даже известно.
        Все равно - не расслабляться. С этим гостем в роли хозяина нельзя панибратствовать. Он же мужчина. Вдруг захочет взять пример с Прелати?
        От одного предположения Жаннет чуть холодный пот не прошиб. Поежилась. Нет, ненадежно на подушках располагаться. В положении «полусидя-полулежа» женщина расслабленна и беззащитна, над ней легко снасильничать.
        Не доверяет она ему. Причина? Просто, без причины. Хоть не пытался Каддафи ее зубами укусить, когтями поцарапать или ножом порезать, но доверия не вызывает. Во-первых, потому что иностранец. Внешность у него подозрительная, не-европейская. Одет слишком странно, не по-парижски. Голос какой-то неэстетичный, гавкающий.
        А главное - смотрит слишком требовательно, ну вылитый контролер в трамвае. Вроде она ему деньги за проезд через стену должна. Сумма незначительная, но он предполагает, что Жаннет не отдаст. Предполагает обоснованно - если честно.
        Что-то подозрительное за всем этим кроется...
        - Ничего не кроется, - обидчиво проговорил Каддафи. - Я без задней мысли. Только в гости пригласил. А вы уже целое обвинительное заключение про меня составили.
        Правда, что это она на него взъелась? Пока не за что. Жаннет ощутила неловкость, будто ее уличили в чем-то неприличном: покраске губ в обществе или покупке презервативов в аптеке.
        - Кстати, как вас зовут? - спросила, чтобы загладить вину.
        После нелестных мыслей захотелось сказать Каддафи пару приятных слов. Изящно, по-французски. Вроде: ах, забудьте то, что я о вас подумала, давайте лучше сходим капучино попьем в ближайшей кафешке. Или: да я совсем не то имела ввиду, что вы подумали, лучше подарите мне цветы, и расстанемся друзьями...
        Только затруднение возникло: совершенно не представляла, как к нему обращаться. «Ваше Величество» звучит неуместно: диктатор - явный антимонархист, сокращенно - анархист. «Ваше Превосходительство» - не подходит. «Сиятельство» - слишком старомодно. «Высочество» - не существует в мусульманском мире. «Товарищ» - слишком по-панибратски. «Сэр» - сухо. «Месье» - не поймет.
        - Почему же не пойму? - опять обиделся Каддафи. - Вы прямо думаете, мы дикари в Северной Африке, только вчера с банановой пальмы слезли. Я, между прочим, в Оксфорде обучался.
        - Интересно чему? Астрономии?
        Вопрос может показаться нелогичным, но если проследить цепочку мыслей, то все встанет на места. Оксфорд у Жаннет ассоциировался с Ньютоном. Ньютон с яблоком. Яблоко - с силой притяжения. Сила притяжения - с физикой. Физика - с астрономией.
        Все! Фу, ну и логика у Жаннет...
        - Зачем - астрономии? Воинским искусствам. Звание получил.
        - Генерала?
        - Генерала получил потом. Вернее - сам себе присвоил. В Оксфорде получил лейтенанта, как и все выпускники военного факультета. Гражданское имя у меня Муаммар. Армейское звание - полковник в чине генерала. Но ты называй меня по-простому - полковник. Я человек скромный.
        Каддафи как-то незаметно перешел на «ты». Подумал: раз спрашивает про имя, хочет поближе познакомиться, значит - без церемоний. Вторая причина: было противно обращаться к женщине на «вы». Дискриминация прекрасного пола? Да. Он и не скрывал.
        Привыкшая к равноправию, Жаннет отреагировала немедленно:
        - Пожалуйста, если нетрудно, называйте меня на «вы». Мне так удобнее.
        И требовательно посмотрела на хозяина шатра. Он хоть диктатор, пусть привыкает подчиняться. Жаннет скоро станет здесь полновластной хозяйкой, в том числе над ним и верблюдом. Никому не позволит проявлять неуважения к себе.
        Каддафи неохотно кивнул.
        Конфликт улажен, можно продолжать разговор. Жаннет спросила:
        - Полковника тоже сами себе присвоили?
        - Нет, это звание по-честному получил. По решеню Военного Совета, который сам случайно возглавляю. Так что не волнуйтесь, мадам, полковник я настоящий.
        Каддафи попробовал взять девушку под локоток, но она его отдернула. Тем же жестом, что недавно у графини. Насторожилась. Нахмурилась. Недоверчиво оглянулась вокруг. В поисках дворовых девок с вилками или других пособников с орудиями для кровопускания.
        Ложная тревога! Кроме продолжавшего звучно хлебать воду верблюда, других подозрительных лиц, горбов и задниц Жаннет в шатре не обнаружила.
        - Вы здесь один живете? - проговорила она тоном следователя, заранее сомневающегося в ответах предполагаемого преступника.
        - Один, а с кем же?
        - Жена где?
        - У нее отдельный шатер. Так удобнее для обоих. Каждый занимается своими делами: я государственными, она домашними. Ну, это личная жизнь, о которой я предпочитаю не распространяться. Вы не заскучали, дитя мое?
        - Н-нет... - неуверенно протянула Жаннет. И откровенно соврала. С полковником было неинтересно, ее заклонило в сон.
        Неизвестно, заметил Каддафи ее состояние или нет, но очень кстати предложил:
        - Давайте проведу вас гидом по моим владениям.
        - Давайте.
        21.
        Пройтись было неплохо: и сон пропадет, и для здоровья полезно. Жаннет подавила зевок и отправилась следом за Каддафи вдоль круглой стенки шатра.
        По дороге размышляла про себя, как ей полковника воспринимать: по-вражески или нейтрально? Вариант «по-дружески» не рассматривался ввиду неактуальности. Из-за патологической лживости местного контингента и такой же патологической недоверчивости к ним со стороны Жаннет. Лживых людей она опасалась на интуитивном уровне и никогда бы в друзья не записала.
        Итак, подведем предварительный итог: узнать о полковнике удалось немного. Жаль, что он не берет пример со звезд шоу-бизнеса, не откровенничает о частной жизни, например - о количестве произошедших у жены абортов и выкидышей. Тогда полюбопытствовать про другое - про садистские эскапады, за которые он оказался в числе здешних неупокойников.
        Вообще-то нет. По большому счету, его профессиональная деятельность на посту диктатора - вопрос второстепенный. Для раскрытия тонкостей характера требуется информация о глубоко личном - клубничка, как выражаются популярные, уличные и желтые газеты. Как бы поделикатнее вывести его на откровения о собственной персоне? Лестью заняться? Нет, не пристало ей по высокопоставленному положению. Жаннет - жена хозяина, второе лицо в замке, должна соответствовать, держаться высокомерно.
        Ну ладно, пока ничего другого не придумалось, займется физиогномикой. Попробует по его физиономии догадаться о страстях и поведенческих мотивах, скрытых от шпионов и журналистов. Украдкой, цепко взглянула на мужчину. С намерением хорошенько рассмотреть, соединить причинно-следственные звенья, сделать далеко идущие выводы.
        Итак, начнем играть в киношного психиатра или книжного детектива, работающего по методу дедукции. Профиль Каддафи был тяжелым по всему контуру от линии волос до второго подбородка - говорит о не-аристократичном происхождении. Фуражка набок свидетельствует о двух вещах: любит командовать и не любит обнаруживать мысли. Морщинистый лоб сообщает о привычке сначала подумать, потом сказать. Затемненные очки - об аллергии на свет, даже ночью.
        Далее вниз. Мясистый нос выдает тайное пристрастие к спиртным напиткам. Почему тайное? Мусульманам запрещено употреблять алкоголь, это Жаннет знала точно - из личного опыта.
        Когда школа в их деревне перестала соответствовать ее способностям, семья переехала поближе к столице, в городок Клиши-су-Буа. Этот пригород Парижа населяли малообеспеченные из местных и мигранты из Африки. По соседству жил пожилой алжирец по имени Мохаммед, он разрешал называть его коротко - Мо. Пил каждый день, и каждый день объяснял соседям - почему преступает закон Аллаха, будто чистосердечной исповедью желал искупить грех.
        Однажды он остановил Жаннет, тогда еще школьницу, чтобы и ее просветить насчет себя.
        - Ты знаешь, что мусульманам пить нельзя? - спросил он строго, будто не он, а она нарушила высшие шариатские заповеди. От соседа пахнуло густым винным облаком, от которого девочка отшатнулась. Хотела тут же сбежать, но опытный Мо крепко держал за плечо.
        - Не знаю... - неуверенно пролепетала Жаннет.
        - Ты знаешь, почему я пью?
        - Не знаю...
        - Знаешь, что Алжир сотни лет страдал от французской колониальной эксплуатации?
        - Не знаю...
        - Хорошо. Тогда знай вот что. Я пью из протеста. Запомнила?
        - Запомнила. - И убежала. И правда запомнила.
        Вернемся к профилю Каддафи. Жаннет продолжила осмотр. Из-под фуражки торчали на вид жесткие волосы, но по волосам характер определять глупо. Опавшие уши сообщают об ослабевшем слухе. Второй подбородок - о привычке к перееданию и непривычке делать упражнения для лица. Глубокие вертикальные морщины на щеках - о возрасте за шестьдесят.
        Все.
        Так мало? Пришлось разочароваться: цель не достигнута. Физиогномика предоставила недостаточно материала для диссертации о личностных характеристиках объекта осмотра. Или Жаннет неправильно интерпретировала увиденное? Вполне возможно. По уважительной причине - слабого освещения в шатре. А также из-за отсутствия профессионального сертификата, который следовало бы выдавать за регулярный просмотр психологических триллеров.
        Так что конкретно он от нее хочет? Как и предыдущие персонажи - молодой кровушки испить? Или пригласил нанести визит вежливости в качестве новоиспеченной супруги барона де Рэ? Тогда почему бы побыстрее не закончить церемонию, чтобы вернуться в общую залу? Там, рядом с любимым, Жаннет ощущала бы себя в безопасности и не ломала голову над сиюминутными проблемами выживания...
        - Не волнуйтесь насчет безопасности, со мной вы под надежной защитой, - ответил на ее внутренние сомнения Каддафи в уже ставшей привычной для Жаннет манере чтения мыслей.
        Остановился. Засунув руку под тунику, начал копаться в районе низа живота - от чего Жаннет напряглась.
        Оказалось - напрасно. Откуда-то изнутри складок Каддафи вытащил короткий, кривой кинжал с лезвием - широким у ручки, круто сужающимся к закругленному концу.
        - Это мой друг, самый верный - после верблюда, мой помощник и защитник, - сказал он, любовно оглядывая кинжал. - Джамбия называется. Мне по заказу из дамасской стали сделали. С ручкой из рога египетского носорога. Сейчас она белая, а лет эдак через пятьсот потемнеет, потрется, приобретет совершенно неповторимый цвет: костяной с перламутром. Вот тогда - моя джамбия станет бесценной, - с гордостью сказал полковник и сделал пару замахов и тыков - показать, какими приемами будет расправляться с воображаемым противником.
        Надеюсь, через пятьсот лет наши дорожки разойдутся - хотелось возразить Жаннет, но помня о телепатической способности собеседника, замолкла на полумысли. Вслух произнесла:
        - Пожалуйста, спрячьте подальше. Игры с холодным оружием до добра не доводят.
        Замахи его, хоть выглядели лишь невинными упражнениями в ловкости, ей не понравились. Хозяин понял. Чтобы загладить неловкость и усыпить бдительность, убрал кинжал в то же потайное место под животом и тронулся дальше.
        - Здесь мой личный оазис, - сказал Каддафи, показывая на островок бушующей природы в пустыне шатра. - Правда, он немножко усох, но все еще напоминает райские сады Аллаха.
        Зеленый оазис, действительно, имел игрушечные размеры. Среди низких, волнистых, песочных дюн расположилось озерцо размером с обычную ванну, вокруг - пара холмиков, на которых росли пальмы, едва доходившие до колена. По берегам - мини-тростник толщиной с ниточку. Птички - с пчелку, миллимитровая трава, в озерце плескаются крошечные живородящие рыбки - гупии. Уменьшенным масштабом картина напоминала своего рода японскую икебану по-пустынному.
        - Получился оазис в миниатюре, - с гордостью продолжил рассказ хозяин островка рая. - Иначе он не поместился бы в шатре размером с типовую ливийскую квартиру для двоих родителей и шестерых детей. Я, знаете ли, очень демократичный диктатор. Жилплощадь здесь получил по очереди и по количеству иждивенцев, то есть на одного. Живу скромно, на одну генеральскую зарплату, стараюсь не кичиться роскошью перед своими подданными.
        - В отпуск съездить хватает?
        - Тут вы наступили на больное место - стертую новым сапогом пятку, - по-восточному витиевато выразился диктатор. - Давно мечтаю в Анталью съездить, отдохнуть от государственных забот. Одна проблема не пускает - моя сексуальная привлекательность. Я, знаете ли, слишком популярный мужчина на пляже. Одинокие дамы прохода не дают, особенно русские и немецкие. Только до плавок разденусь, подбегают за автографом. Потом лапать начинают за интимные места... А я стеснительный от природы, не люблю, когда на мое достоинство посягают. Потому загораю патриотично: дома, в шатре, не отходя от верблюда и его корыта, - последнее предложение он произнес четко, отрывисто, будто отрапортовал перед начальством.
        - У вас и тут красиво, не хуже, чем в Турции, - начала Жаннет осуществлять план по вхождению в доверие. - Даже лучше, чем в Египте, не так жарко в высокий сезон.
        - Раньше еще приятней было. На берегу шашлык продавали, пиво бочковое, таранку из тунца. По озеру лебеди плавали... Только их недавно сомалийские пираты в плен взяли, - сообщил полковник без намека на улыбку. Жаннет хмыкнула, но потихоньку. - Проклятые вымогатели! За лебедей они выкуп потребовали.
        - Много?
        - Много. Миллион за штуку. Они же в курсе про мои доходы от нефти - миллиард в неделю. В Форбсе прочитали.
        - Вы заплатили?
        - Конечно, нет. - На лицо его серым облачком налетела недовольная тень. - Не люблю, когда меня шантажируют. Я сам шантажист первой марки, если надо - террором не побрезгую. К тому же пираты зарвались, слишком задрали цену. Если бы миллион за всех запросили, я бы еще подумал.
        - Сколько лебедей было?
        - Два.
        - Понимаю. - сказала Жаннет притворно-сочувствующим голосом.
        Почему любитель животных и нефтяной миллиардер Каддафи не купил другую пару длинношеих граций, она спрашивать не стала. Решила догадаться: наверное, он тоже отличался лебединой верностью.
        22.
        - Ну, не будем о грустном, - бодро отозвался хозяин. - Давайте я вам сказку про лебедей расскажу. Из народного фольклора.
        - Давайте. - Девушка оживилась. Сказки любила слушать с детства - для засыпания. Сейчас сказка потребовалась с обратной целью - для бодрствования, чтобы не туманились мозги от нудных разговоров.
        - Присаживайтесь на холмик, устали, небось.
        - Нет, спасибо, не устала.
        Жаннет устала, но не собиралась терять контроль за обстановкой. Каддафи по-джентльменски - не зря в Оксфорде воспитывался - тоже не стал приседать. Встал в театральную позу: закинул голову, сложил руки параллельно на груди. Коротко подумал и начал рассказ заунывным голосом в манере певучего восточного сказителя-акына - только без лютни:
        - Когда-то давным-давно, когда солнце и луна были неразлучны и ходили по небу, взявшись за руки, пришел принц Зигфрид к Лебединому озеру. Было темно и тихо, только звезды шептались на небе, да ветерок шелестел в кустах. Зигфрид прилег под кустиком, поднял глаза к небесам. Стал смотреть на созвездия и туманности, мечтать о девушке, которую когда-нибудь встретит и полюбит. Незаметно задремал...
        - Подождите, это в какой стране происходило? - Что-то имя принца показалось девушке смутно знакомым.
        - Происходило в несуществующей стране Ост Дойчланд.
        Действительно, Жаннет такой страны не знала.
        Других вопросов не последовало, Каддафи продолжил:
        - Так вот. Когда проснулся, смотрит - на берег озера приземлились два лебедя, черный и белый. Белый - добрый, скромный, милосердный. Черный - злой, завистливый, жестокий. Но жутко красивый. Звали их...
        - Одетта и Одиллия?
        - Точно! - подтвердил Каддафи и с подозрением взглянул на гостью. Возможно, девушка на самом деле умнее, чем он предполагает.
        Предположение взял на заметку.
        - Лебеди сбросили перья и пошли купаться голыми. Оказались они прекрасными девушками, из готорых Зигфрид не знал, которую выбрать. Сначала влюбился в белого лебедя...
        - Потом в черного. Белый от тоски сошел с ума, а принца до смерти замучила совесть, - быстро закончила длинное повествование Жаннет, опустив увертюры, па-де-де и одажио. - Я знаю эту сказку. Она плохо кончается. Расскажите что-нибудь повеселее.
        - О! Как раз знаю одну легенду, которая очень хорошо заканчивается для ее героев. Только она не из арабского фолклора.
        - А из какого?
        - Корейского.
        - Северного или Южного? - попросила уточнить гостья.
        - Э-э... - Диктатор слегка замялся. Он не любил отвечать на политически окрашенные вопросы. - Того, который на полуострове, - дипломатично выкрутился он.
        - Ну, без разницы, - так же дипломатично согласилась Жаннет. Она была не в курсе тематического направления корейско-полуостровного народного творчества. Понадеялась, что он незатейливо оптимистичный: когда зло побеждает добро без расчленения, кровопролития и сумасшествия героев. - Рассказывайте.
        Торжественно, будто в микрофон перед публикой, Каддафи объявил в высокую пустоту шатра:
        - Сказка про вампиров!
        «Конечно, про кого же еще», - подумала Жаннет, а вслух промолчала.
        «Правильно, помолчи лучше, не такая уж ты умная, как вначале показалось, я тебя заговорю, потом свое желание исполню», - подумал полковник в ответ и начал рассказ.
        - Давным-давно жили в провинции Сыч Уань муж и жена. Был у них единственный сын Чхон Дон, а они хотели еще девочку. Долго молились, выпрашивая у Будды дочку, ходили в монастыри поклоняться, приносили щедрые дары. Наконец, через двадцать пять лет небеса услышали их просьбы. Однажды на полной луне родилась у жены девочка по имени Синси.
        Родители души в ней не чаяли, баловали изо всех сил. Были счастливы и думали, что так будет продолжаться вечно. Только ошиблись. Лет через пятнадцать стали замечать необычные вещи: по ночам из сарая пропадали куры. Приняли меры, наставили собак сторожить. Однако, те не помогли, куры продолжали пропадать. Одни перья на соломе оставались.
        Показалось странным. Стали муж и жена посылать в курятник пастухов, следить, кто их кур ворует. Один пастух утром приходит и говорит:
        - Хотите - верьте, хотите - нет, приходила ночью ваша дочь в облике лисицы. Поймала курицу и съела живьем, а сначала печенку свежую вытащила, полакомилась.
        Пастуху не поверили, велели убить, чтобы поклеп не возводил на любимое дитя. На следующую ночь другого пастуха послали. Наутро он рассказал ту же историю, слово в слово. Его тоже убили. Когда пастухи кончились, никто не соглашался идти по ночам сторожить сарай. Родители послали сына.
        Чхон Дон увидел то же самое. В полночь зашла в сарай лиса-оборотень. Превратилась в Синси, съела курицу и обратно в лису превратилась. Убежала в лес. Утром сестра, как ни в чем не бывало, за общим столом завтракала. Чхон Дон долго размышлял, рассказывать ли родителям о ее превращениях, и в конце-концов решился. Родители и ему не поверили. Но убивать не стали - родня все-таки, только прогнали из дома.
        Опечалился парень. Родителей жалко. Знал: куры закончатся, Синси убьет и их. Пошел к колдуну за советом. Тот дал три бутылки: белую, красную и синюю. Говорит:
        - Если будут тебя преследовать, бросай бутылки назад в том же порядке.
        Еще дал парню коня и стальной меч, сказал - пригодится.
        Отправился Чхон Дон в родные края. Подъехал к родительскому дому. Вокруг тишина, ни собака не гавкнет, ни поросенок не хрюкнет. Будто вымерло хозяйство: ни людей, ни скотины, ни кур не видно. Вошел в дом. Увидел сестру Синси, которая пожирала внутренности матери. Подняла она голову: рот - в крови, зубы лязгают.
        Не испугался Чхон Дон вампира, выхватил меч, хотел ей голову снести. Синси схватила меч зубами и перегрызла. Бросилась на брата, тот - в окно, спасаться. Еле успел вскочить на коня. Пришпорил, погнал прочь изо всех сил. Синси хоть без коня - не отстает. Стала она догонять брата.
        Слышит он клацанье голодных зубов за спиной, думает - сейчас догонит сестричка, в качестве закуски употребит. Бросил назад белую бутылку, как говорил колдун. Там оказались гвозди. Синси погрызла их все и - снова в погоню. Бросил брат красную бутылку, там был огонь. Прорвалась Синси сквозь пламя невредимой.
        Бросил тогда синюю бутылку, оттуда много воды вытекло, накрыло Синси волной. Она погрузилась на дно и утонула. Так Чхон Дон в живых остался...
        23.
        - Понравилась сказка? - спросил диктатор.
        У Жаннет не имелось мнения на этот счет, сказку прослушала вполуха. Что-то неважно себя чувствовала. В голове - звон, руки неуверенно подрагивают, ноги предательски подгибаются. Сознание какое-то затуманенное временами. То ли устала она, то ли съела чего.
        Нет, у Каддафи она ничего подозрительного не ела. Вообще давно не принимала в рот пищу, с прошлого вечера, вернее - с позапрошлого. Еще точнее - со времени посещения трактира «Сердца Жаков». Когда это было?
        Может от голода ее мутит?
        - Хотите фруктов? Или нашей национальной пшенной каши - «кус-кус»? Или сладчайшего рахат-лукума? Или ароматного рассыпчатого плова с...
        - ... с человечиной? - У Жаннет еще хватило сил пошутить.
        - Обижаете. Нам свинина запрещена. Плов с бараниной. Используем лучшее мясо - ребрышки трехнедельного барашка! Чудо что за вкус, во рту тают. Вы такого плова в своих парижах и лондонах не пробовали.
        - Я себя что-то нехорошо чувствую. Не могли бы вы отвести меня к мужу? - осторожно поинтересовалась Жаннет. Вдруг полковник, несмотря на его общепринятую отрицательную политическую репутацию, у себя дома окажется вполне вменяемым, склонным к сочувствию и пониманию - на правах добросердечного хозяина? Вдруг найдет на него приступ милосердия, заставит исполнить ее просьбу.
        Не тут-то было.
        - Извините, мадам, ваш муж сейчас слишком занят, чтобы отвлекаться, - ответил Каддафи беспрекословным тоном.
        - Чем, интересно?
        - Деловой встречей. Он просил меня развлечь вас сегодня вечером. Так чем хотите заняться: полежать на подушках, выпить фруктового шербета, позагорать на берегу оазиса или покататься на верблюде? В моем шатре можете выбирать любую форму отдыха.
        Ни одна из предложенных форм Жаннет не устроила. Видно, не получится по-быстрому отвязаться от хозяина гостеприимного шатра. Придется молча - без слов и мыслей - внимать его болтовне и ждать подходящего момента, когда кто-нибудь придет на помощь. Или выпадет возможность улизнуть.
        Чтобы быть к ней готовой, следует провести разведку дислокации, найти входную дверь. Потому что без поддержки местного обитателя проделать трюк с прохождением через стену в одиночку ей не удастся. Та-а-ак, где у шатров вход располагается - на восток или неважно? Крутанула головой оглядеться.
        Получилось неудачно. Вдвойне: дверь не нашла, голова закружилась сильнее.
        Жаннет пошатнулась, раскинула руки в стороны, чтобы за что-нибудь ухватиться прежде, чем упасть. Каддафи поймал ее за локоть, удержал в вертикальном положении. По-честному. Не дал девушке завалиться на пол, не воспользовался беспомощностью.
        Взглянул с тревогой. Вроде - искренней.
        - Вам плохо?
        Словами ответить не позволила слабость, выглядеть жалкой не хотелось. Жаннет отрицательно покачала головой, что выглядело неправдоподобно даже для верблюда. Который, оторвавшись от опустевшего корыта, поднял голову выше горба и вопросительно посмотрел на гостью хозяина. Смотрел долго - хотел задать тот же вопрос?
        Потом отвернулся. Видно раздумал, справедливо рассудив: что толку спрашивать, если она все равно не поймет. Женщина - не погонщик, заковыристого верблюжьего языка не знает. Лучше пожевать травки, которая от пустынной жары на корню превратилась в сено.
        Потерев виски и зажмурившись, Жаннет ощутила неторопливый возврат энергии в мышцы. Кружение мозгов, вроде, прекратилось. Затеплилась иллюзорная надежда: хоть бы хватило сил продержаться до прихода ее воображаемого, страстно ожидаемого освободителя!
        А пока ждет, должна заботиться о здоровье, не вертеть резко головой, не делать спонтанных движений. Оставить попытки улизнуть от шатерного диктатора и положиться на Провидение - с большой буквы. Почему с большой? Объясняем: к Провидению надо относиться с уважением, иначе не поможет.
        - Вы не беременны? - услышала Жаннет со стороны Каддафи.
        Вопрос прозвучал грубым вторжением в интимную сферу Жаннет. Ну что вы хотели от военного... Она еще раз осторожно качнула головой и подумала: от чего ее кружит? Навскидку причин не определила. Занялась обратным анализом - возвратилась назад в памяти, чтобы зафиксировать момент, когда впервые затошнило и повело.
        Момент вскоре нашелся. С точностью до эпизода: впервые ей стало плохо после сказки о сестре-вампирше.
        Ну все! Надоели фольклорные акыны со своим негативно-заунывным однообразием. Достаточно наслушалась и насмотрелась чертовщины, сидит уже в печенках. Того гляди цирроз разовьется.
        И вообще. Пора изменить программу пребывания Жаннет в замке. Заладили все на одну тему: то настоящие маньячки кровь пытаются выпустить, то сказками про оборотней ей мозги заговаривают. Пора этот непродуктивный заколдованный круг разорвать. Добавить позитивности в обстановку.
        - Полковник, вы анекдоты знаете?
        - Только про военных, - сходу ответил Каддафи и даже не удивился на вопрос. - Они с матом, не для дамских ушей.
        - А если подумать?
        - Ну-у... - Диктатор сдвинул фуражку на лоб, почесал в затылке, вернул фуражку на место. - Есть парочка приличных.
        - Расскажите.
        - Приходит молодой человек наниматься в мою личную дивизию. Его спрашивают:
        «Почему хочешь здесь служить?»
        «Хочу стать Главнокомандующим как Каддафи»
        «Ты идиот?»
        «А это обязательное условие?»
        - Ха-ха-ха! - залился полковник громким, заразительным смехом.
        Жаннет вежливо улыбнулась. Отсмеявшись, Каддафи продолжил:
        - Вот еще один. Жена с мужем-офицером в постели. У мужа не получается. Жена спрашивает:
        «Дорогой, в чем дело?»
        «Извини, я не в форме»
        «Так надень!»
        На сей раз Каддафи не стал преждевременно хохотать, посмотрел на даму оценить впечатление.
        24.
        Анекдот на даму впечатления не произвел. Каддафи обиделся: а что она ожидала? Интеллектуально-многозначительного английского юмора или фривольно-утонченного французского? Напрасные старания. Анекдоты про военных такие же грубые и неэстетичные, как сами военные. Пусть спасибо скажет, что стишок-ужастик не рассказал:
        Маленький мальчик сидел у дороги
        Танком ему переехало ноги.
        И весь юмор.
        Очевидная незаинтересованность Жаннет, привела полковника в легкую растерянность. Обычно он не имел проблем с женщинами. Использовал их по прямому назначению, по-наполеоновски - не выходя из рабочего кабинета, не отвлекаясь от государственных дел. Ему по положению не пристало их развлекать или вообще долго разговаривать.
        С данной мадам он без того слишком много времени потерял, лучше бы потратил его на подкуп восточноевропейских военных. У них после развала военного союза полно бесхозной высокотехнологичной техники осталось и другого оружия для массового уничтожения. Они ему секрет атомной бомбы обещали продать вместе с пробным образцом - в чемоданчике.
        Когда Каддафи заполучит самое смертоносное мировое оружие, покажет всем, кто в земном доме хозяин! В первую очередь - Америке, этому вселенскому жандарму. Как только их разбомбит, создаст собственные США - Соединенные Штаты Африки. Демократическим путем изберется в их пожизненные президенты. Это его розовая мечта как диктатора.
        Сейчас пора заканчивать с этой французской профурсеткой, так называемой воительницей...
        Но не успел Каддафи что-то предложить, Жаннет опередила. Пришла ей новая идея протянуть время до того, как Провидение, наконец, догадается на помощь явиться.
        - Есть ли у вас в запасе сказки о любви?
        - Есть! - ответил полковник четко, как на параде. Даже грудь выгнул и честь по привычке хотел отдать. Но вовремя спохватился - он же выше по званию. - Сказка о сыне египетского царя и дочери сирийского султана. Рамадан и Джамиля. Арабские Ромео и Джульетта, с вашего позволения. Очень трогательная история, женщины всегда над ней плачут.
        - Что, опять с трагическим концом? - испугалась Жаннет.
        - Представьте себе - нет! Разрешите начать?
        - Разрешаю.
        Только полковник раскрыл рот, раздался голос из верблюжьего угла. Препротивнейший, что-то среднее между лошадиным ржаньем и ослиным иканьем.
        - А, это Абдулла, мой любимый верблюд. Давайте подойдем поближе. Он обожает сказку про Рамадана и Джамилю, тоже хочет послушать. Вы не против?
        Жаннет была удивлена, но не была против. Подошли к Абдулле, встали по обеим сторонам от его головы, образовав тесный кружок. Полковник начал с традиционного, витиеватого вступления:
        - Давным-давно, когда звезды не имели ни тепла, ни холода и, взявшись за руки, беззаботно кружили по небосводу... - и дальше в том же духе.
        Он нарочно говорил заунывным, монотонным голосом, обволакивая Жаннет пусто-незначащими, вычурно-ажурными фразами, будто мягчайшим, теплейшим ангоровым одеялом. Он заворачивал ее с головы до ног в пушистый, герметичный кокон, чтобы в его тепле и комфорте гостья расслабилась, забылась, лишилась способности здраво соображать.
        Ослабленная недавним головокружением Жаннет поддалась, начала дремать стоя. Или не дремать, а временами терять сознание? Или не терять, а отвлекаться... забываться... отключаться...
        В минуты просветления, где-то глубоко внутри ощущала слабо ворошившуюся тревогу, которая предупреждала: не спать! Опасно для жизни! Тогда Жаннет вздрагивала, начинала учащенно моргать, стараясь сохранить бодрость ума. Удавалось с каждым разом труднее и на более короткий промежуток.
        Один раз она очнулась на следующих словах:
        - ...Рамадан пробрался незаметно в Сад Жемчужины, и когда Джамиля тоже пришла туда полюбоваться на закат, юноша запел сладким голосом.
        «Желанию моему сотворена она соразмерная,
        По форме красы идеальной не меньше и не длинней.
        И кажется, создана она из жемчужины,
        И каждый из ее членов равен луне красой».
        «Что за чушь!» - сказала себе Жаннет и бросила недоуменный взгляд на полковника. Тот продолжал занудствовать, по-актерски закатывая глаза и размахивая руками. Как ему удается запоминать всякие бессвязные стишки? Ни рифмы, ни ритма, ни смысла... Такие сказки только на ночь заводить, уснешь за десять секунд, лишь бы эту фантасмагорию не слушать.
        А верблюд что об этом думает? Неужели ему интересна эта бессодержательная фигня? Жаннет перевела глаза на «корабль пустыни». Тот жевал что-то сочное, чавкающее, энергично двигая челюстями из стороны в сторону. Он с такой любовью смотрел на хозяина, что, показалось, сейчас обхватит того мясистыми губами и поцелует взасос. А когда отпустит, с очков Каддафи потечет густая, пенистая, тянучая слюна, продолговатыми каплями падающая на сандали...
        Перед глазами немедленно предстала описанная невкусная картина. «Что за чушь!» - теми же словами, что недавно, подумала Жаннет и тряхнула головой. Она начинала злиться. Надоело тут все: и заунывный полковник, и слюнявый верблюд, и вонючий шатер, и пересохший оазис... Тупые стишки, занудливые сказки, корейские вампиры, арабские ромео и джульетты. Лучше бы она провела время с...
        Забытье.
        25.
        Далее начало происходить странное. Жаннет еще стояла на ногах, но неуверенно: в голове мутило, в ушах звенело, в коленках дрожало. Время от времени она впадала в сонную кому, просыпалась, смотрела перед собой бессмысленными глазами и опять теряла ощущение реальности.
        В один из просветов услышала от Каддафи следующее наставление:
        - ... не должны забывать, когда садитесь на верблюда. Главное его отличие от лошади - седло не имеет стремян. То есть ноги у вас болтаются по бокам свободно. Будет очень удобно, если получится сесть в седле, поджав ноги. Но тут подстерегает опасность. Верблюд идет, размеренно раскачиваясь, что действует усыпляюще на наездника, разморившегося на солнце, уставшего от однообразного пустынного пейзажа.
        Недолго свалиться. Потому старайтесь сохранять бодрость, смотрите на хвост впереди идущего верблюда. Представьте что-нибудь смешное, например - как он испражняется прямо на песок. Вы потом подбираете его кизяки, сушите на солнце и топите ими печь. Верблюжий помет ценится в пустыне на вес золота. Чем еще развести костер на стоянке, ведь хвороста среди песков не найти?
        Только Жаннет собралась вставить «Интересно, верблюжьи кизяки не воняют, когда горят?», но в который раз потеряла сознательную связь с бытием.
        В следующий просвет она увидела вообще невобразимую картину: Каддафи играл на струнном инструменте, похожем на гитару... нет, как его... на балалайку... ой, нет!... виолончель?.. нет-нет... а! - на мандолине в форме лютни. Верблюд пел под нее писклявым баритоном:
        - Висячие сады Семирамиды,
        Сокровища погибшей Атлантиды
        Дарую от души моей Земфире,
        Прекраснейшей из жен в подлунном мире!
        «Все, пора в санаторий для психических...», - было последнее, что подумала Жаннет. Глаза закатились, она плавно опустилась на пол и, теряя сознание, полетела в черную, бездонную пропасть.
        Вслед ей неслись голоса, усиленные эхом, как стереодинамиками:
        - Ха-ха-ха! - по-человечески заливисто ржал верблюд, задрав голову и обнажив зубы, пожелтевшие от жевания жесткой соломы.
        - Иа-иа-иа! - по-верблюжьи визгливо вторил ему полковник Каддафи.
        Часть 5
        1.
        Тело Жаннет просыпалось раньше сознания - от чего-то остро пахнущего, настырно вторгавшегося в нос. Что это было, разобрать не удалось: плавающие в полудреме-полубеспамятстве мозги на работу не спешили, на нервные импульсы не отвечали, анализом поступающей информации не занимались. Пустые, погруженные в самих себя, они продолжали пребывать в заоблачной, беспроблемной нирване. Из-за чего тело, потерявшее чувствительность, казалось невесомым, парящим в пространстве, как планета в Галактике.
        Единственное напоминание о жизни за пределами жаннетиной физической оболочки - наглый, докучливый запах. Чтоб он сдох! Вернее, испарился - и следов по себе не оставил. Теперь Жаннет придется выходить из по-райски блаженного небытия, чтобы распознать его происхождение и принять меры защиты. А ей так было хорошо, когда ничего постороннего в носу не ощущала...
        Срочно возвращаться в себя не хотелось.
        Но пришлось. Не открывая глаз, Жаннет осторожно пошевелила членами, для проверки - всё ли на месте. Вроде всё. Прочувствовала голову, лежавшую неудобно приподнято на чем-то твердом; тело, вытянутое в полную длину; ноги - в туфлях; руки - на животе.
        Маленький пунктик, отметившийся плюсом - лежала одетой и обутой. Уже хорошо, что не раздели догола... Значит, она не у колдуна Прелати? Отлично. Можно радоваться или подождать? Подождем. Из суеверия. Чтобы не сглазить.
        Ну, вот, появились первые мысли, значит, счастливое пребывание в нирване окончено. Будем начинать рабочий день: анализировать, сопоставлять, делать выводы.
        Вывод первый. Жаннет лежала не на кровати, а на жесткой кушетке, какие обычно стоят в докторских кабинетах. Где-то невдалеке капала вода и с гулким эхом чмокалась в сосуд с жидкостью. Судя по запахам и звукам, она находилась в медицинском учреждении: в больничной палате или приемном покое специалиста, где протек потолок.
        Только не поняла - с каким диагнозом сюда попала. Наверное, с признаками искривления сознания. Или недавно подхваченной зомбической простуды. Или старческого маразма, настигшего ее в молодом возрасте. Или скоропостижной маниакальной шизофринии, обострившейся на почве общения с потусторонними лишенцами души. Ха-ха. Несмешно. Не в морге ли она?
        Жаннет покрутила носом в надежде избавиться от резкой, медицинской вони. Избавиться не получилось, зато в сознании всплыло ее название, которое обозначилось словом «нашатырь». Раскрыв глаза, девушка поняла главное - она жива! И не в гробу заживо похоронена. Значит - не грозит превратиться в вампира, пополнить ряды двуногих кровососущих из отряда бескрылых.
        Скосив взгляд направо, увидела мужчину с усами и без докторского халата, сидевшего рядом в полу-оборот. Он был одет по-джентльменски: белая рубашка, черные брюки, галстук и жилетка. Правой рукой держал ватку под носом Жаннет, а когда заметил, что она очнулась, немедленно убрал.
        Мужчина напоминал кого-то отдаленно знакомого, кого она видела совсем недавно. Да буквально вчера. Имени не воспроизвелось.
        - Вы кто?
        - Холмс.
        - Шерлок?
        - Нет, Генри Говард.
        - Детектив?
        - Нет, маньяк. Вы меня опять не с тем спутали.
        Поскольку далее вопросов не последовало, Холмс решил поподробнее просветить Жаннет о собственной персоне.
        - Помните, накануне нас представили друг другу? Позвольте повторно представиться: Генри Говард Холмс. Ношу почетное звание самого первого серийного убийцы в истории Америки.
        - И что вас заставило?
        - Простите, не совсем понял вопрос.
        - Ну, побудительные мотивы.
        - А в них я не виноват.
        Холмс сделал вдохновенное лицо и обратил его к потолку. Подражая поэтам, читающим стихи собственного сочинения, поднял руку с нашатырной ваткой, собираясь декламировать. Или декларировать - теорию собственной невиновности. У каждого убийцы она своя, и в принципе - все похожи друг на друга, как песчинки на морском пляже. Нет, сравнение неточное: при рассмотрении в микроскоп можно заметить, что песчинки очень отличаются друг от друга. Ну, тогда сравним по-другому: похожи, как рисовые зернышки.
        - Видите ли, мадам, я - трагическая фигура, - глухим голосом начал Генри Говард и повернулся к Жаннет. - Не в силах был обуздать бурные страсти. Которые охватили меня еще в детстве, а в юности окончательно вышли из-под контроля. Я родился с дьяволом в душе. Я не мог не убивать, как не может молчать поэт, охваченный вдохновением.
        - Сравнение убийцы с поэтом - это оригинально...
        - Хотите, расскажу - как все начиналось?
        Закатив черные, без белков глаза под веки, Холмс проговорил нараспев - в стиле слепого дневнегреческого сказителя и писателя Гомера:
        - Великий Враг явился к ложу моей матери при родах, чтобы стать покровителем новорожденного, и с тех пор остался моим спутником навсегда... Ну, как, - Холмс выкатил глаза обратно и уставил их на собеседницу. - Не правда ли драматично звучит?
        - Неправда, - не солгала Жаннет.
        Холмс не заметил отрицательной критики. У него имелась удобная особенность для творческого человека - не обращать внимания на мнение других о себе. Особенно, если оно не соответствует его собственному.
        - Может, поведать вам о моем несчастливом детстве? - предложил он в надежде заинтересовать гостью собственной персоной.
        - Не надо, - решительно отказалась девушка.
        В очередной раз выслушивать жалостливую историю настроения не было - предыдущие сказители надоели. Тем более про воспитание маньяка из ребенка она в курсе. Классическая схема: жестокий отец, бессловесная мать, одинокий сын, страдающий от отсутствия положительного примера. От нечего делать он занимается препарацией мелких зверушек, впоследствии переходит к препарации людей.
        - Слышали - знаем, - тоном бывалого моряка сказала Жаннет. - Лучше поговорим про другое, ближе к теме дискуссии. Ваш метод убийства? Преступный почерк, любимая манера лишения жизни. Что делали с трупом потом - пили кровь, ели печень, занимались мастурбацией?
        - Ну-у, мастурбация - это перебор, - ответил с упреком Холмс, будто обиделся на подозрения в чем-то постыдном. - Я же не извращенец. К тому же в наше время мастурбация была запрещена.
        - Это не значит, что она не существовала.
        - Не смею спорить, - согласился мужчина с вежливым поклоном головы, изображая приятного, непротестующего собеседника. - Отвечаю на ваш вопрос. Мой принцип - из всего извлекать прибыть. Я, видите ли, прирожденный мошенник и авантюрист. Убийства - только побочная деятельность. Совмещение приятного с полезным, идеи и практики, мечты и дохода от ее реализации.
        - Так вы еще и обманщик?
        - В гениальной степени! - воскликнул Холмс и счастливо улыбнулся. - Один из немногих злодеев в истории, успешно сочетавших в себе таланты как в области насильственных, так и корыстных преступлений. Я придумывал такие изощренные финансовые трюки, до которых не додумался бы даже профессор университета. Например, брал кредиты направо-налево и никогда не отдавал.
        У одного лопуха купил стальной сейф размером с комнату и, конечно, не оплатил. Он пригрозил, что придет, заберет товар обратно. Так я его мастерски надул. Прямо-таки на академическом уровне. Поместил сейф в строящийся дом и обложил стенами. Когда кредитор явился, я сказал: вот -можешь забирать свою вещь, но если повредишь мою постройку, подам в суд. Незадачливый кредитор ретировался ни с чем. Ха-ха! - хохотнул Холмс и потер руки.
        Жаннет его веселья не поддержала, но это не имело ни малейшего значения. Фонтан волнующих воспоминаний бил из мужчины мощным родниковым ключом.
        - Не говорю уже об аферы со страховками. Детские игрушки. Задачки для первоклассника церковно-приходской школы. Я в начале карьеры работал страховым агентом. Работал, естественно, на выгоду себе: страховал людей, убивал и присваивал положенные по закону выплаты. Или выкапывал чужих мертвецов и предъявлял как застрахованных, опять же получая доход. Покойников потом продавал в медицинские лаборатории. Для обучения хирургических студентов.
        В мое время не существовало систем опознания личности и даже отпечатки пальцев не снимали - непаханное поле для предприимчивого мошенника.
        Лицо Генри Говарда сияло самодовольством - ярко, как солнце в погожий июльский денек. Жаннет немножко испугалась обгореть и слегка отодвинулась, чего мужчина нарочно или бессознательно не заметил.
        - Под мой смертельно-притягательный шарм попадали и мужчины и женщины, не говоря про доверчивых девушек. Я ведь еще и брачный аферист, - похвалился Холмс тоном, которым говорят «Я не только отличный строитель, инженер и архитектор в одном лице, я еще и гениальный конструктор».
        - Только официальных жен у меня было пять. Я, видите ли, хоть и душегуб, а порядочный человек. Обещал жениться - женился. И никогда не разводился. Но это неважно. Женщины вешались на меня толпами, сам не знаю почему. Вообще-то, догадываюсь: я ужасно симпатичный, - сказал Генри Говард и притворно-застенчиво улыбнулся под усами.
        - Да, с этим не поспоришь, - прошлось признаться Жаннет.
        2.
        Холмс выглядел слишком непохоже на образ киношного преступника с внешностью громилы-дебила. Этот штамп, растиражированный в малобюджетных фильмах категории «Б», был создан нарочно - в помощь малодогадливому зрителю, чтобы дать понять, кто здесь злодей. А также показать тупоголовость следователя, который по воле сценаристов не спешит с раскрытием убийства: оно должно произойти не раньше, чем через полтора часа от начала фильма.
        Стереотипы - живучая вещь, гнездятся в подсознании, чего люди часто сами не замечают. Для кровавых убийц они таковы: низколобая голова, прямоугольная челюсть, хищный взгляд, громоздкие плечи, кривые ноги и молодецки сдвинутая набок шляпа. Этот карикатурный образ далек от действительности, впрочем, как и все остальное, созданное Голливудом - не зря его называют «фабрикующим грезы».
        Импозантный джентльмен Генри Говард - прямо противоположный тип. Имеет субтильное телосложение, одет чисто и по-моде, глаза смотрят мягко, вопрошающе: будьте так добры, не откажите, позвольте пожалуйста, со всем моим уважением, разрешите вас - обмишулить, ограбить, придушить, разрезать, выпотрошить. У кого язык повернется отказать в такой вежливой просьбе?
        Главное же, что отличало Холмса от голливудского недоумка в шляпе, были руки: негрубые, немозолистые, ненатруженные, с тонкими пальцами интеллигента, можно сказать - пианиста, которого даже стыдно в чем-либо неблагонадежном подозревать. За одни руки в него захотела бы влюбиться и выйти любая незамужняя девушка, не говоря о вдове или дамочке упрощенного поведения.
        - В последних не имел необходимости, - строгим тоном уточнил Холмс. Он что - и в рассуждения автора ухитрился проникнуть? Ну, проходимец! - Мне хватало секретарш. Когда они очень уж влюблялись и начинали приставать с просьбами жениться, я от них очень аккуратно избавлялся. Как от некоей Джулии Коннорс. Кстати, вон она лежит.
        Он показал глазами влево от себя. Жаннет повернулась и вздрогнула. На операционном столе в двух метрах от нее лежал труп, вернее - скелет, с которого аккуратно счищено все мясо. Будто обглодано. Белые кости ребер вздымались округлой решеткой на груди. На челюстях черепа виднелись хорошо сохранившиеся зубы. По обе стороны от переносицы - глаза без век устремили вечный вопрос в темную потолочную безбрежность.
        Про потолок. Его в доступной обозримости не присутствовало. Значит, капли, звучно чмокавшие в емкость, падали не с него. А с чего? Жаннет подозрительно сощурилась и, поднявшись на локтях, поглядела дальше за скелет. На следующем препарационном столе лежало нечто, очертаниями напоминавшее тело, прикрытое грубой тряпкой типа мешковины, из-под которой свесилась рука. По голубоватым пальцам ее струилась красная жидкость, равномерно капая в предусмотрительно подставленную кастрюлю.
        Задумываться над вопросами об увиденном Жаннет категорически не стала - ради сохранения собственного психического здоровья. Упав с локтей назад на кушетку, она еще раз взглянула на соседний стол.
        Распознать пол скелета не представлялось возможным, Жаннет поверила Холмсу на слово. Про собственные подвиги он врать не будет. Тем более рядом с кушеткой лежали доказательства - хирургические инструменты, которые входили в профессиональный набор маньяка-мясника: скальпели различных размеров, щипцы, пилки, ножницы и захваты с загнутыми концами.
        - За что вы ее?
        - Она пыталась мной манипулировать. Сказала, что беременна и что срочно должна выйти за меня замуж.
        - Почему не удовлетворили просьбу? Вы же сказали, что порядочный.
        - Было несколько причин. Во-первых, Джулия на тот момент состояла в браке. Во-вторых, я на тот момент тоже состоял в браке. Не единожды. В-третьих, появление ребенка нарушило бы мои планы, задержало продвижение по стране. Для решения ее проблемы я придумал изящный выход: предложил самолично сделать аборт. Она доверчиво согласилась.
        - И что сделаете с трупом?
        - Продам в анатомический театр. Они мне хорошую цену предложили. Видители ли, Джулия интересна как человеческий образец. Отличалась антропометрической особенностью - ростом под два метра, необычно высоким для женщины. За ее скелет в хирургической лаборатории обещали двойное вознаграждение. Это такой соблазн, перед которым ни один гробокопатель не устоит. Тем боолее психический маньяк в моей усугубленной степени.
        - Как удалось так чисто мясо срезать? И вообще. Можете объяснить, собственные предпосылки? Вы же образованный человек, понимали, что поступаете не совсем... как бы это сказать... общепринято.
        В тоне Жаннет слышались заинтересованные нотки. Она не лукавила, на самом деле давно хотела разобраться в происхождении убийственных наклонностей. Расспросить Холмса - исключительная возможность, которую упускать нельзя.
        Журналисты за такую удачу деньги платят, запрашивают специальное разрешение у начальника тюрьмы, где сидит душегуб. У Жаннет эксклюзив находится перед носом. Бесплатно. Вдруг в будущем пригодится? Ну, книжку написать или даже фильм поставить. Документальный. Основанный на признаниях первого исторически признанного серийного человеко-мучителя, давно умершего, но восставшего...
        - Кстати, вы в каком качестве в замке находитесь: вампира-потрошителя, зомби-чревопоедателя или...
        - В качестве тренера-специалиста, - охотно пояснил Холмс. - Вампир из меня не вышел. Вернее, я из гроба не вышел. Экзекуторы на тот случай предусмотрительно замуровали мой труп в бетон. Становиться зомби самому не захотелось: они слишком непрезентабельно выглядят - оголодавшими, немытыми оборванцами. Мой внешний вид - важнейшая составляющая успеха. Его испортить не могу позволить.
        «Какая он все-таки противоречивая личность», - чуть ли не с восхищением подумала Жаннет. Волей-неволей она начала подпадать под обаяние Генри Говарда. Его убедительная речь, мягкая манера разговаривать, интеллигентный вид и вежливые манеры сыграли роль. Те гадкие мерзости, о которых он повествовал, казалось, относились к кому-то другому.
        «Интересный тип человека, о нем непременно надо снять киноленту», - подумала Жаннет и уже собралась составить в уме план сценария. Нет, прежде следует подробнее изучить объект. Выслушать все-таки его версию насчет несчастливого детства. Ей самой любопытно узнать, в каком возрасте безвинные, безгрешные детские души начинают эволюировать в озлобленные, нечувствительные субстанции.
        - Так когда именно вы почувствовали склонность к убийству себе подобных?
        - Замечательный вопрос.
        Именно его мужчина ожидал. Сделал многозначительную паузу. Забросил ногу на ногу, руками обхватил верхнее колено, приготовившись к долгому разговору. О себе. Значит, разговор получится в форме монолога. Или театра одного актера. Или устного мемуара. Короче, автобиография от первого лица - Генри Говарда Холмса.
        - Понимая ваш интерес, расскажу о себе все без утайки. Я ведь с раннего детства понял, что хочу стать маньяком. Точнее - с самого первого дня, как себя запомнил. К тому имелись все классические предпосылки. Началось с родителей: пьющий отец, холодная мать, полное отсутствие любви или хотя бы сочувствия к собственному ребенку. Потому не ищите сочувствия у меня.
        В возрасте шести-семи лет я наблюдал пожар в свином хлеву. Помню, стоял и смотрел на мечущихся, орущих свиней, как завороженный. Огня ничуть не испугался. Наоборот, подумал - вот здорово! Представил: вместо свиней там корчатся от боли и визжат от страха мои родители. Ощутил счастье.
        До сих пор помню атмосферу детства - социальная изоляция, равнодушие близких, насмешки одноклассников. После случая в хлеву появилось любопытство к страданиям других, желание острых ощущений. Начал издеваться над мелкими животными, лягушками-мышами, препарировал, изучал внутренности, наблюдал агонию и наступление смерти. В-общем, прошел обязательную начальную школу убийц. И медицинских светил, кстати, тоже.
        Однажды случайно стал свидетелем смертельного случая. Школьный приятель Билл Корноби упал с лестницы и сломал шею. К собственному удивлению, я не ощутил ничего, кроме желания повторить процесс падения и наблюдения. Только теперь хотелось непосредственно в нем участвовать - собственными руками кого-нибудь подтолкнуть. Уже тогда, в предподростковом возрасте, я знал: больше всего на свете мне доставляет удовольствие смотреть, как умирают люди.
        Загорелся немедленно осуществить мечту. Начал подготовку - поиск легкой жертвы. Следовало также продумать, как не попасться после первого же случая. Я собирался стать интеллектуальным, просчитывающим шаги, убийцей. А не тупоголовым идиотом, который пристукнет кого-нибудь и начинает хвалиться на каждом шагу. Тут-то его и хватают тепленьким... Я понял важное: чтобы не попадаться в лапы правосудия, надо находить надежные способы избавления от трупов. У полиции есть правило: нет трупа - нет преступления. Зная его, легко обводить копов вокруг пальца. Для облегчения задачи поступил на медицинский факультет. Я ведь аптекарь по диплому, помните?
        - Не помню.
        - Ну, неважно. Вот доказательства исключительности моего интеллекта. Я придумал множество способов разлагать мертвых, растворять кости, полностью скрывать следы совершенных преступлений. Потому никто и никогда не смог определить точное число моих жертв. Гениально, правда? Я с детства отличался скрупулезной предусмотрительностю.
        Современные маньяки могли бы у меня поучиться. А то измельчали последователи Генри Говарда, не утруждают себя заметанием следов. Потому попадаются чаще, чем следовало. Нет бы проштудировать мою биографию, чтобы стать неуловимым. Глядишь, тоже вошли в судебные анналы Штатов и историю мировой криминалистики.
        Конечно, моих лавров им не заполучить, первым можно стать только один раз. К тому же гении моего уровня рождаются крайне редко. Мы - особо изощренные злодеи - товар штучный. Но причин унывать у рядовых душегубов нет. Существует множество других методов прославиться. Например, выработать индивидуальный преступный почерк - придумать оригинальный способ разделки трупа. Для начала рекомендуется пройти практику на мясной ферме, где животных гуманно приканчивают электротоком...
        - Ой, можно без подробностей? Я нервная, - попросила Жаннет и для убедительности побледнела.
        Репортаж Холмса под условным названием «Способы умертвления и разделки крупных рогатых коров на современной скотобойне» ей и в лучшие времена было бы не выдержать. Тем более сейчас: после недавнего затяжного головокружения и потери сознательной связи с окружающей средой.
        - Можно, - согласился без возражений Генри Говард. Пойти клиентам навстречу в мелочах он всегда не против. Большое дело ждет впереди, ради которого нервировать жертву раньше времени не стоит. - Но продолжу. Хочу просветить вас насчет способа получить известность в качестве маньяка-рецидивиста. Руководство для тщеславных. Высшим криминальным пилотажем считается следующее: совершить преступление, о котором заговорит страна, а полиция никогда не раскроет.
        Представьте себе удовольствие главного действующего лица - собственно убийцы. Удовольствие, котрое я многажды испытал. Каждый день о твоем деянии трубят средства массовой информации: радио, телевидение, газеты и сплетницы на улице. Интервью, статьи, комментарии, разговоры только об одном - убийстве, которое ты совершил: подробности происшествия, смакование жутких деталей, вымыслы, версии, правда и враки.
        И никто, ни единый человек - ни простой гражданин, ни полицейский следователь - не догадывается о твоей к нему причастности. Сидишь, руки потираешь от удовольствия и гордости за себя. Значит, я один, забитый и непонятый в детстве, одинокий, отверженный обществом, маленький человечек умнее вашей когорты специалистов: сыщиков, репортеров и любителей детективов.
        Ваши острые умы и дедуктивные науки ничего не стоят! Имеете множество свидетелей, косвенных улик, фактов, предположений, а об исполнителе преступления - никаких идей. Вот что я называю «идеальным убийством».
        - Неужели вам такого не удалось совершить?
        - К сожалению, нет. Меня же поймали.
        - Кому-нибудь удалось?
        - Удалось, - с завистью и одновременно восхищением ответил Генри Говард. - Самым громким «идеальным убийством» я называю насильственную смерть некоей Элизабет Шорт, девушки по кличке «Черный Георгин». Помните?
        - Не помню.
        - Ну, неважно. Убийство произошло в окрестностях Лос Анджелеса в сорок седьмом году двадцатого столетия. Если без подробностей: ее убили, разрезали пополам, причем с хирургической точностью - между вторым и третьим позвонком в области поясницы, выпустили кровь, изуродовали лицо, осквернили женские органы. Убийство не раскрыли, множество подозреваемых по разным причинам были освобождены.
        «Черный Георгин» звучало знакомо. Кажется, Жаннет смотрела фильм на эту тему. Да-да, припоминается. Документальный, пару лет назад. Красивая, предприимчивая девушка из бедной, несчастливой, провинциальной семьи страстно мечтала стать знаменитой, оказаться в центре внимания перспективных мужчин. Каков самый простой метод вырваться из серой массы? Попытать счастья в Голливуде.
        По примеру тысяч юных, целеустремленных девушек, ежегодно прибывающих на «фабрику кинозвезд», она мечтала о шикарной жизни в кругу поклонников и коллег-актеров. Регулярно обивала студийные пороги, пытаясь заполучить третьестепенную рольку или хотя бы статисткой пробежаться на заднем плане, чтобы кто-нибудь, наконец, заметил ее недюжинный талант.
        Талант замечать не хотели, начало карьеры задерживалось, годы шли. Элизабет решила сменить тактику, добиться известности, заводя полезные знакомства - хорошо проверенный путь. Вдруг среди друзей и приятелей случайно окажется нужный человечек?
        Ведь обидно в самом деле. Почему слава ее до сих пор не настигла? Бетти не хуже других. Отлично выглядит, умеет всего понемногу: попеть, потанцевать, стихи подекламировать, чечетку отбить. Пусть ее хоть раз снимут в кино!
        Если что-то не понравится - потом подкорректируют. Знаем, как создают звезд. Монтаж делает чудеса. При склеивании фильма отберут лучшие кадры. Где надо - отрежут, где надо - вставят похожего фигуранта. Про дубляж и говорить нечего - простейшее дело. Иногда ничем не примечательные девушки совершенно неожиданно просыпаются знаменитым, а у Элизабет во всяком случае яркая внешность есть...
        Как догадывались в полиции, именно кто-то из близких или случайных друзей ее убил. Провели тщательное расследование, но дальше предположений дело не пошло. Так и осталось оно нераскрытым под громким названием «Черный Георгин». Его придумали журналисты - для придания романтического флера репортажам. И чтобы сгладить впечатление от жутких фотографий расчлененного и оскверненного женского тела, которые были опубликованы на первых страницах.
        В фильме рассказали о нескольких мужчинах, на которых логичнее всего было бы упасть подозрению. Неопровержимых доказательств против них не имелось, предлагалось зрителю самому догадаться.
        Жаннет догадываться не стала. Лично у нее никаких версий в отношении убийцы не возникло - из-за отсутствия веских улик. И причин для столь изощренной ненависти. Слишком широк был круг знакомых Элизабет, из самых разных общественных слоев: от миллионера до безработного - всех не проверишь на алиби. Жаннет согласилась с выводом полиции о невозможности убийство когда-либо раскрыть и успешно о нем забыла.
        Когда Холмс напомнил - любопытство засверлило: вдруг ему известно то, что упустили из виду следователи. Почему бы не спросить профессионала о его точке зрения на проблему? Которая показалась вдруг настолько важной, что Жаннет собралась приподняться с кушетки, чтобы не упустить ни одной детали.
        Кто знает - пригодятся его показания в собственном документальном фильме использовать. Который назовет звучно: «Загадка «Черного Георгина раскрыта!». Получится сенсация, потому что Жаннет раскроет преступление века - не будет преувеличением сказать.
        Закадровый текст будет начинаться интригующими словами: «Через несколько десятилетий блужданий в неизвестности правда об Элизабет Шорт всплывает наружу». И представит ее широкому американскому зрителю никому не известная в киношной среде выпускница экономического факультета из Парижа... Сенсация на Оскар потянет.
        Откроются блестящие перспективы: Жаннет пригласят в Голливуд, предложат снять игровой фильм по мотивам документального. Кого она выберет на главные роли? Пожалуй, самых лучших - Брэда и Анджелину. Ой, нет, к тому времени они безнадежно устареют. Надо на досуге покопаться среди многообещающей молодежи...
        4.
        Но сначала - узнать правду, сесть ближе к рассказчику.
        Жаннет поднялась и... тут же упала обратно на жесткий валик, который имела кушетка вместо подушки. Голова закружилась, глаза затуманились. Чтобы случайно не потерять сознание, она решила продолжать шевелиться. Заодно проверит - не нарушилась ли координация. Пошевелила руками, потерла лоб, виски. Провела по платью на животе, будто поправляя. Подергала ногами. Если не считать головы, конечности слушались беспрекословно.
        Заметив ее неловкое падение и несвязные манипуляции, Холмс с притворной озабоченностью спросил:
        - Что с вами? Плохо? Может, водички дать попить?
        Жаннет хоть и находилась в расплывчивости сознания, вспомнила бабкины наказы не брать в рот предложенные от всей души еду и питье у здешней обездушенной публики.
        - Что за вода? - спросила только, чтобы убедиться в правоте предупреждений. И с тайной надеждой, чтобы ее покровительница хотя бы раз ошиблась.
        Потому что пить хотелось так же сильно, как есть. Нет, сильнее. Жаннет даже засомневалась в собственной здравомыслящей стойкости, побоялась, что жажда пересилит страх отравиться.
        Быть стоиком-отказником жутко надоело. Жаннет мысленно возмутилась - за какие прегрешения терпит мучения? Это жестоко - от среднестатистической гражданки, не отличающейся фанатизмом или патриотизмом, требовать подвига. Хоть и во имя себя самой. Все равно что посадить человека с раком легких в смертельной стадии в производственную курилку во время перерыва на обед. Знает, что опасно для жизни, а затянуться попросит...
        То же с Жаннет. Способна ли она принести себя в жертву здравому смыслу? Или спросим попроще: легко ли отказаться от предложения попить, если горло пересохло и свербит? Ответ: скорее нет, чем да. Она же не святая, чтобы игнорировать соблазны, тем более такие жизненно важные, как утоление жажды. Сколько человек может прожить без воды, не подвергая себя опасности скончаться от обезвоживания?
        Точно Жаннет не сказала бы, но очень недолго. Буквально пару дней. Значит, здесь и сейчас - она на краю собственного лимита, что касается еды и особенно - питья. По пустому состоянию желудка и сухости глотки можно предположить, что она дня два ничего не принимала внутрь. Хорошо, что перед тем основательно подкрепилась в «Сердцах Жаков». Чем там кормили, припомнить? Нет, не стоит. Сейчас на другое обратить внимание.
        Пить хотелось давно. А после вопроса Холмса захотелось сильнее. Нарочно он, что ли, спросил? Жаннет поняла: находится в том слабом состоянии самоконтроля, когда, даже понимая опасность, легче согласиться чем отказаться. Она ощутила себя на месте того мальчика из сказки, который был измучен жаждой и каждый раз, увидев лужицу на дороге, спрашивал у сестры:
        - Сестрица, сестрица, можно водицы напиться?
        Сестрица была постарше и знала опасность воды из лужи, кишащей сальмонеллами, пиявками и другими паразитами. Отвечала:
        - Не пей, братец, козленочком станешь!
        Козленочка для полноты картины можно заменить на других, не далеких в смысле медицинского просвещения животных: осленочка, теленочка, барашка и так до бесконечности. Сравниваться с которыми было оскорбительно для интеллектуальной Жаннет: вышеуказанные зверушки в школу не ходили, им простительно заблуждаться, ставить удовольствия выше запрета. Ей же, как представительнице высшей расы животного мира, не пристало пить первое, что под руку попало, или предложено с нечистым умыслом. Чувство гигиены должно не позволить. Инстинкт к самосохранению опять же.
        По собственной несдержанности становиться ослицей не хотелось. Однако, факт жажды достиг такой степени, что готов был подчинить аргументы здравого смысла. Жаннет было легче искать причины НЕ отказываться от предложения, чем наоборот.
        Попыталась рассмотреть проблему с позитивной стороны. Не зря ли она занимается мнительностью, в каждом слове ищет подтекст, в каждом предложении ловушку? Может, Холмс давно утолил страсть к убийствам и вовсе не собирался покушаться на Жаннет?
        Решила: если вода будет выглядеть более-менее прозрачно и пахнуть хлором - рискнет отпить пару глотков.
        Читавший ее внутреннюю борьбу как открытую книгу, Генри Говард с пониманием улыбнулся.
        - Не волнуйтесь, мадам, у меня вода высшего качества, из родника Льюис-Крик что в Скалистых горах Монтаны, - сказал он и, наклонившись, взял с прикушетного столика стакан с мутной, нечисто-желтой жидкостью. Про которую, впервые увидев четверть часа назад, девушка подумала - блевотина, взятая на анализ.
        Кажется, там даже утопленник плавал в виде мыши или новорожденного крота. Из стакана повеяло вонью, от которой у Жаннет чуть не началось повторное головокружение с позывами на рвоту. Она отвернулась и задержала дыхание, незаметно, чтобы хозяин лаборатории не обиделся.
        - Нет, спасибо, не очень хочется... - сказала она с сожалением настолько глубоким, что захотелось плакать.
        - Зря. Раритетная водичка. Неповторимая. Потому что родника того больше не существует. Пересох двести тридцать пять лет назад.
        - Откуда такая точность?
        - Именно двести тридцать пять лет назад шестнадцатого мая - в свой день рождения - я забрал оттуда последнюю воду. С тех пор берегу, как собственную кредитку. Позволяю себе только по глотку в сто лет. А для вас не жалко. Пожалуйста! - Холмс добросердечным жестом протянул стакан гостье.
        И облизнулся для пущей убедительности - мол, вкуснятина. С влажного языка его слетела слюнная капля и упала в жидкость, глухо чавкнув.
        5.
        Жаннет пришлось еще раз отказаться, теперь отчаяннее. Она замотала головой и вознесла к несуществующему потолку пожелание, чтобы Холмс не вздумал показать пример - отпить из протухшего стакана. Тогда она не сможет сдержать рвотные судороги и пополнит его коллекцию жидкостей свежей желудочной массой. Процесс вырывания отнимет последние силы: из-за пустого желудка придется надрываться, чтобы добыть хотя бы немного желчи...
        Желания лишний раз мучить организм не имелось. Чтобы не зависать на вопросе протухшей воды, напомнила хозяину-фармацевту тему недавнего разговора.
        - Простите, месье Холмс. Не могли бы вы не отвлекаться? У меня не так много времени, давайте продолжим беседу...
        - Сейчас, попью только, - сказал он и сделал попытку поднести стакан ко рту.
        - Нет! - истерично крикнула Жаннет и протянула руку к Холмсу, жестом приказывая остановиться. - Поставьте сосуд обратно. И прикройте чем-нибудь. У меня от него кишечные колики начинаются.
        Как ни странно, мужчина послушался. Наверное, был наслышан про новое положение Жаннет в замке, не захотел перечить вышестоящей даме. Что ж, похвальное смирение. Не заставит ли оно отказаться и от кровожадных намерений в отношении девушки, если таковые у Холмса имелись? Посмотрим на его поведение.
        Генри Говард поставил неаппетитный стакан на место и накрыл тряпичной салфеткой, когда-то белой, теперь - в засохших, заскорузлых пятнах кирпично-бурого цвета. Над их происхождением Жаннет запретила себе задумываться.
        - Колики надо лечить, - проговорил мужчина тоном доброго доктора-ветеринара, который охотнее лечил животных, чем людей. - Иначе приведут к завороту кишок. Вам, кстати, уже удаляли аппендикс? - спросил он и вызвал подозрение прозвучавшим в вопросе намеком. На что? - следовало разобраться.
        Разбираемся вместе с Жаннет. Его намек, если он существовал, звучал так: если вы не удаляли аппендикс, могу помочь. Имею все необходимое: диплом, инструменты и опыт на покойниках. Сделаю операцию бесплатно, на высшем уровне качества. Не пожалееете. Потому что не проснетесь от наркоза...
        Именно с таким подтекстом восприняла его вопрос Жаннет. Хорошо бы ошиблась... В любом случае - доверять родной аппендикс ветеринару на должности аптекаря с наклонностями маньяка не рискнула.
        - Не удаляла и не собираюсь удалять! - ответила она резко, чтобы раз и навсегда отбить у Холмса желание делать двусмысленные предложения.
        Особенно касающиеся ее здоровья. В том числе - жизни. Собственная решимость Жаннет удивила. За недолгое время пребывания в подземелье она подверглась качественному перерождению характера. Из мягкой, непротивленческой натуры превратилась в жесткую, воинственную. Умеющую не только сражаться в открытом бою, но и просчитывать на будущее. Похвально, Жаннет. Не зря тебя здесь за Орлеанскую Деву держат!
        Резкость гостьи охладила Холмса. Девушку он недооценил, поторопился зайти слишком далеко в манипуляциях с ее здоровьем, не имея ни хирургического образования, ни хотя бы пластическо-косметического. Чтобы загладить неловкость, Генри Говард поспешно кивнул и состроил извиняющуюся мину: мол, извините, погорячился, сморозил глупость, больше не повторится - выбрасываю белый флаг.
        Его сдача была принята благосклонно, эскалация разногласий не отвечала интересам сторон.
        - Давайте продолжим разговор, - сказала Жаннет ровным голосом. - Мы остановились на загадке девушки «Черный Георгин». Вы думаете - кто ее убил?
        - Ясно - кто. Неслучайный человек, - ответил Холмс с видом знатока. - Убийство совершено на эмоциональной почве, это любому дилетанту- криминалисту понятно, - продолжил он дедуктивную цепочку, подражая литературному однофамильцу. Даже поднес руку ко рту - вроде пососать несуществующую трубку.
        Вовремя опомнившись, он лихо подкрутил ус и поправил галстук.
        - Объясню. Элизабет Шорт отчаянно любила флиртовать. Со всеми подряд. Даже, когда в том не имелось практического смысла - как с мальчиками для лифта, например. Раздавала обещания, но никогда не исполняла. Доводила мужчин до критического состояния и отказывала в самый последний момент. Так она осуществляла стремление манипулировать, которое было заложено в характере с детства. Долго это сходило Элизабет с рук.
        В конце концов нашелся парень, которому ее отказ не понравился. До такой степени, что решился девушку проучить. Навсегда, то есть до смерти. Кстати, за два года до того он убил ее прятельницу Жоржетту Бауэрдорф, богатую владелицу техасских нефтяных вышек. Ее смерть тоже не раскрыли. Вот отрицательный герой, с которого начинающим душегубам пример надо брать! - воскликнул Холмс, недобро сверкнув глазами в сторону Жаннет.
        Видно, воспоминание пробудило его охотничий инстинкт. Девушке стало жутковато продолжать беседу о преступниках прошлого и их методах: вдруг Холмс именно сейчас решится совершить свое «идеальное убийство» и выберет в жертвы ее? Идея - сумасшедшая на первый взгляд. На второй - вполне реальная, учитывая аморальную культуру поведения гостей подземелья.
        6.
        Жаннет поспешила переменить тему.
        - Как я, собственно, у вас оказалась? - давно точило любопытство.
        - Очень просто, - без запинки ответил Холмс. На новую тему переключился легко, оправдывая звание приятного собеседника. - Я случайно зашел в шатер к Каддафи поиграть в Го. Смотрю - вы лежите в беспомощной позе, а он свою кривую саблю над шеей занес. Забыл, как она по-ихнему называется...
        - Джамбия, - механически подсказала Жаннет. У нее был талант к запоминанию странных названий. - А верблюда звали Абдулла. Кстати - почему?
        - Вы не поверите. Замешана романтическая история. Верблюд назван в честь младшего брата Каддафи. Который покончил самоубийством.
        - Несчастная любовь?
        - Откуда вы знаете?
        - А из-за чего еще?
        - Точно! Только Абдулла решился на самоубийство не потому, что невеста отказала. Прямо наоборот. Он имел столько любовниц и наложниц, что не знал - на какой жениться. От невозможности сделать выбор - повесился. Прямо в гареме.
        - На глазах у наложниц? Что же они его сразу из петли не вытащили?
        - Да они не спешили. Сначала принялись фотографироваться на фоне висельника. Это же редкая удача! Сняться возле высокопоставленного трупа. Вернее - высокоповешенного. Отличные «селфи» получились. Когда через полтора часа заявили охране о происшествии, Абдулла оказался безнадежно мертв.
        - Печально для Каддафи, - безразличным тоном сказала Жаннет. - Но вернемся к вашему рассказу. Как же вы меня спасли?
        - Брызнул в нос полковнику флороформом, который случайно держал в руке, схватил вас подмышку и унес к себе, от беды подальше. Каддафи веры нет. Он только на первый взгляд миролюбивый. Песенки-стишки рассказывает, экскурсии по шатру устраивает. Добросердечным покровителем искусств представляется, диктатором - отцом народов. На самом деле внимание отвлекает, подозрительность убаюкивает. Верблюд ему помогает. Преданно в рот смотрит, лучшим другом прикидывается.
        - Вы правы! Помню: как раз во время сказки мне нехорошо стало, потеряла сознание. Чем он меня убаюкал?
        - Чем у него в шатре воняло?
        - Козлом. С добавлением верблюда.
        - Вот. Это самая отравляющая комбинация - как химик-экспериментатор, специалист по фармацевтике говорю, - сказал Холмс и для убедительности похлопал Жаннет по руке, неподвижно лежавшей на кушетке. Пристально поглядев на гостью, он наклонился к ее лицу, будто проверить состояние здоровья по сетчатке глаза.
        Жаннет поймала себя на мысли, что Генри Говард ей, в принципе, нравился. Как человек. Симпатичный на внешность, интеллигентно разговаривает, умеет расположить к себе. Понятно - почему у него легко получалось входить в доверие к деловым партнерам, чтобы гениальную аферу провернуть. Или даму соблазнить.
        Ну, насчет соблазна - Жаннет не поддастся, она замужем. Вот дружескую связь установить не помешает. С Каддафи не получилось, может с Холмсом повезет.
        Ощущала благодарность к нему. За спасение от кинжала Каддафи. За вернувший в сознание, вонючий нашатырь. За откровенный разговор - пусть с жутковатым оттенком, но других в этой крепости и с данными типажами представить невозможно. Что ж, надо приспосабливаться, если Жаннет хочет выжить. В-одиночку ей долго не продержаться.
        Взглянув вблизи в его глаза, сплошь черные, блестящие, похожие на две капли нефти, она увидела собственное отражение. Странно, но показалось, что выглядит она неважно - похожа на освобожденный от мяса скелет рядом. Изображение хоть уменьшенное, но четкое: белые кости черепа на серой простыне кушетки. Вместо глаз и носа - темные провалы. Интересно тогда, чем она на себя смотрела?
        От предположения Жаннет вздрогнула: она что, не заметила, как в труп превратилась? Причем - уже разделанный. Подняла руку - посмотреть для контроля. Рука выглядела знакомо, нормально, без признаков дистрофии или намерения избавиться от мышц. «Фу, пронесло», - выдохнула девушка.
        Тревожиться не стоит. Произошел обман зрения. По одной из двух причин: недостатка освещения, за которое в комнате отвечало несколько свечных огарков. Или из-за особенностей органа зрения у Холмса, который выдает желаемое за действительное.
        Значит, дело не в ней, а... в чем-то другом.
        - Почему у вас всех такие глаза странные? Нельзя ли поменять? - спросила Жаннет в надежде, что ее временный хозяин не обидится на просьбу.
        Собственно - за что обижаться? Она только констатировала правду.
        Продолжая играть роль послушного вассала, Холмс молча кивнул, закрыл глаза, поворочал зрачками под веками. Открыл - глаза выглядели еще более жутко: вместо абсолютно черных стали абсолютно белыми. Они сияли слепыми бельмами на лице, и Жаннет засомневалась, что он ими что-то видел.
        Метаморфоза не пошла на пользу никому из присутствующих. Мужчина приобрел вид инвалида по зрению, который не в состоянии обслуживать себя - ходить без палочки или собачки-поводыря.
        Девушка оторопела. Ощутила вину за произошедшее - сделала человека калекой, должна теперь за него отвечать. Показалось: сейчас он предложит встать, положит правую руку на ее левое плечо и попросит проводить в столовую. А как она поведет слепого в столовую, когда к собственной спальне дорогу не знает?
        От его жутковатого вида захотелось съежиться, спрятаться подальше и вообще исчезнуть. Жаннет сжалась, как могла. Легла набок спиной к стене, свернулась клубочком: подтянула ноги, руки спрятала на груди. Взгляд отвела подальше от ослепшего по ее причине лица - под разделочные столы.
        Смотреть на Холмса было невыносимо до трепетного ужаса. Мужчина походил на спящего, который невовремя проснулся, а глаза, во сне закатившиеся под лоб, забыли вернуться обратно. Теперь он точно не принадлежал миру живых, даже с большой скидкой на сумрак, подвал и полночь.
        - Так лучше? - услужливо спросил Генри Говард и наклонился к дорогой гостье, давая себя получше рассмотреть.
        - Н-нет, - пролепетала Жаннет. - Не могли бы вы...
        - Принести воды?
        - Н-нет...
        - Принести еды?
        - Н-нет...
        - А что? - В голосе хозяина лаборатории звучало недоумение.
        - Не могли бы вы... вернуть... ну... - фраза не заканчивалась. В горле Жаннет образовался вакуум, ни одно слово не желало покидать хозяйку.
        Чтобы помочь себе выразиться, попробовала жестикулировать: показала на свои глаза, на его глаза, и двумя руками покрутила, мол, возвращай назад, моя идея оказалась нерабочей, ваша взяла. Больше не буду предлагать кардинальных изменений без предварительной опробации.
        Как ни странно, слепой - по предположению - Генри Говард жестикуляцию отлично разобрал.
        - Глаза опять изменить? - догадался он.
        По-прежнему, стыдливо не глядя на собеседника, Жаннет кивнула. И облегченно вздохнула про себя: удачно, что он не обиделся на ее капризы.
        - К сожалению, не могу, - радостно отказал Холмс. - В сутки имеем право меняться только один раз. Придется ждать до завтра. Простите за неудобство.
        Нет, ну что за изящная обходительность! Девушке стало неловко. Это он должен простить за неудобство, которое Жаннет причинила своими поспешно-недальновидными просьбами. Но она же не знала, как тут правила работают, в подземельном царстве. Первый раз в гостях у неупокоенных душ. Опыта не имеет, подсказать некому. В следующий раз будет осторожнее в желаниях, воочию убедилась - они могут исполниться.
        Начало Жаннет терзать осознание, что придется наблюдать этого белоглазого зомби неизвестно сколько времени и слишком близко от себя. Нет, все-таки со сплошь черными глазами он выглядел поприятнее... Хотя нельзя не оценить его готовность идти ей навстречу.
        Попытаться от него по-хорошему избавиться? В предыдущих случаях не получилось, но вдруг сейчас удастся. Если не обращать внимания на глаза, вернее - их отсутствие, Холмс выглядит свойским парнем, не любящим усложнять. Не захочет ли услужить Жаннет, чтобы не ссориться с будущей хозяйкой замка?
        7.
        - Послушайте, уважаемый месье Холмс, - начала Жаннет речь, не меняя скрюченной позиции и не глядя в глаза-бельма. - После перенесенного стресса я чувствую себя ужасно. Не могли бы вы вернуть меня мужу? Или хотя бы в мою собственную спальню. Чувствую - голова не в порядке, живот мутит. Хочу отдохнуть, набраться сил...
        - Что вы, что вы, не волнуйтесь, пожалуйста, - хлопотливо запричитал мужчина. Отрицательной интонацией давая понять - на сей раз не пойдет на поводу у желаний гостьи. - Отдыхайте здесь, набирайтесь здоровья под профессиональным присмотром. У меня вы найдете все необходимые удобства. И лекарства. Где болит? Покажите, приложу все возможные усилия...
        «...превратить меня в труп», - закончила про себя Жаннет. Все, понятно, хватит обманываться. Он ничем не лучше других, заслуживает доверия не больше. Жаннет его раскусила: не для того Холмс спас ее от Каддафи, чтобы сохранить жизнь. А для того, чтобы самому ею полакомиться.
        Они тут как стая львов, хищная, двуличная и предсказуемая. На отдыхе и на полный желудок обожают облизываться друг с другом, а только дело дойдет до дележки свежезадушенной антилопы, тут каждый за себя. Не постесняются подраться за лучшее место на кровавом пиру, изувечить родного человечка... то есть - родную кошечку ради лакомого куска.
        Впрочем, кто решится осуждать львов за то, что им хочется кушать?
        А кто решится осудить здешних хищников за то же самое?
        Риторический вопрос, над которым не стоит долго размышлять. Одно ясно: Жаннет не хотела бы оказаться их жертвой в добровольном порядке. Она не глупая антилопа, которая, даже убегая от погони, инстинктивно понимает: в принципе, существует именно для того, чтобы рано или поздно окончить бытие в желудках вышестоящих по пищевой цепочке.
        Жаннет понимала: наступает критический момент. Хватит бездействовать, пора принимать меры для спасения. Положение небезвыходное, как в предыдущих случаях. Наоборот. Выбор настолько велик, что хоть вешайся - подобно Абдулле - от невозможности на чем-то остановиться. Попытаться сбежать? Заколоть Холмса лежащим неподалеку скальпелем, чтобы умертвить на время? Бросить в лицо горящим огарком, чтобы вывести из мобильности? Ливануть протухшей водой - попортить внешность, привести в замешательство?
        Не сделала ничего. Жаннет будто парализовало страхом. Ожиданием чего-то, что могло напугать сильнее слепых глаз здешнего мясника-хирурга. Представился Прелати, который спит и видит, когда встретит Жаннет в коридоре одну и без охраны. Желание прикончить очаровашку Холмса останавило нежелание оказаться наедине с еще менее предсказуемым персонажем.
        Ох, надоело убегать загнанной антилопой от очередного хищника. Устала Жаннет. Слабо понадеялась: может, если будет лежать неподвижно, ничего убийственного не случится?
        Как долго лежать? - спросила себя. Ответила - до прихода супруга.
        К сожалению, он не подает признаков нахождения поблизости и знаков, что в скором времени явится спасать жену. Значит, устала - не устала, Жаннет должна позаботиться о себе сама: побывать в гостях у каждого из местных жителей и ухитриться остаться в живых.
        Кто там на очереди, с кем она сегодня пока не встретилась? Остался один Капоне - гангстер, мафиозо и террорист. Пожалуй, самый беспощадный и непредсказуемый психопат из известных в двадцатом веке. Конечно, может привалить счастье, и Жаннет удастся избежать тесного с ним контакта: если избавится от Холмса и попадет в руки супруга. Однако, судя по развитию событий, не стоит самообманываться.
        - Ну, зачем так мрачно, моя дорогая... - начал Холмс.
        - Вы меня убьете? - Жаннет взяла быка за рога и спросила без обиняков.
        К чему вилять вокруг да около? Прямой вопрос требует прямого ответа. Она должна знать, к чему готовиться. Пусть горькая, но правда.
        Жаннет неосторожно забыла, что правда здесь - редкая гостья. Тем более не в лаборатории Генри Говарда. Прямой вопрос его расстроил. Кончики бровей у переносицы обиженно поползли вверх, белковые глаза на мгновение померкли.
        - Вы меня огорчили подозрениями, мадам. Разве я решусь?
        Жаннет не ответила, потому что не ответил он. Холмс снова наклонился, будто демонстрировал обновленные глазницы. Они белели неживым. Цветом, блеском и холодом походили на кафельную плитку.
        - Посмотрите в мои честные глаза, разве там не видно беззаветной вам преданности? - вопросил мужчина.
        Девушка посмотрела и не увидела ничего, кроме безбрежной пустоты. Он наклонился ниже, к самому уху. Зашептал доверительным голосом:
        - Дорогая моя. Баронесса. Миледи. Со мной вам нечего бояться. Наоборот, только на меня можете рассчитывать среди этого сборища нечистей. Я общал вашему супругу, что с его молодой женой ничего ужасного не случится. Ни волос с головы не упадет, ни капля крови не прольется. И сдержу.
        В речи Холмса не имелось ни единого правдивого слова. О чем Жаннет отдаленно догадалась, но выводить его на чистую воду посчитала непродуктивным распылением сил. Решила настаивать на своем, продолжать упорством добиваться цели.
        - Если не имеете задних мыслей, немедленно отведите меня к барону.
        - Пойдемте, - вдруг просто сказал мужчина и кивнул, проявляя добрую волю. Согласился так быстро, что Жаннет не поверила. Сначала своим ушам, потом - глазам, потом подумала - очередной подвох.
        В который раз.
        Начала злиться. С этими потусторонними совершенно не знаешь, как себя вести. Верить им нельзя, полагаться на обещания - тоже. Если в один момент спасут жизнь, в другой - беззастенчиво на нее покусятся. Ни стыда, ни совести, ни понятия о морали. Не говоря об элементарной порядочности.
        В каком извращенном, двуличном обществе их воспитывали? А еще каждый утверждает, что глубоко верующий человек. Вероломные! Разве истинный католик позволит себе подобные пакости в отношении ближнего? Ну, если забыть про времена крестовых походов во имя избавления Иерусалима от неверных... Потом - про период массового избиения ведьм и еретиков...
        А также про недавно открывшийся конфуз со святыми отцами, подотчетными Ватикану. Которые использовали церковных служек и мальчиков-сирот в аморальных манипуляциях.
        В отношении Холмса Жаннет окончательно решила - не верить. Хоть очень хотелось - когда предложил проводить ее к мужу. Она задавила в себе желание принимать услышанное за действительное. Что оказалось сделать проще, чем задавить жажду. «Правильное решение, - сказала себе. - Политики недоверия будем придерживаться и дальше».
        Генри Говард улыбнулся - широко, по-голливудски неискренне, изображая лицом полную бесхитростность.
        - Вставайте, дорогая. Не волнуйтесь. Отведу вас куда пожелаете: к мужу, к любовнику, к президенту Соединенных Штатов, в королевскую ложу Гранд Опера. Выбирайте. Мне не жалко. И не трудно. Люблю угождать красивым дамам...
        - Отведите к мужу, - приказным тоном сказала Жаннет, прерывая пространные излияния.
        - Слушаюсь, мадам.
        Вскочив с места, Холмс притворно-подобострастно согнулся в талии, по-рыцарски элегантно протянул руку к Жаннет. Воспользовавшись его предупредительностью, девушка подала ладонь и опустила ноги на пол.
        Тут же почувствовала себя в полете. Цепко держа ее за руку, Генри Говард полетел к двери в стене, противоположной от кушетки. Не затрудняясь на открывание, просочился через нее вместе с гостьей.
        Опустил Жаннет, дал оглядеться.
        8.
        Первое впечатление - тепло. Третье - сухо и не пахнет плесенью. Второе - необжито. Следов человеческого пребывания незаметно, только безликие каменные стены и такой же пол.
        Комната была меньше предыдущей и совершенно пустой, если не считать объемной, железной печки посередине, труба от которой изогнутым коленом уходила в потолок. В печи, за неплотно приставленной заслонкой гудел и пылал жар - не от слабосильных дров, а от чего-то помощнее - угля или газа.
        Бросилось в глаза несоответствие. В отличие от предыдущих помещений, которые вольно или невольно пришлось посетить Жаннет, здесь присутствовало главное - комфортабельная температура воздуха. Почему она не используется? Вот где следовало бы устроить гостиную со столовой: тепло вкупе с перенесенной из других комнат мебелью создало бы уютное ощущение дома. Здесь самое подходящее место проводить зимние вечера: за окном гудит студеная вьюга, внутри - горячая печь. Но... Печка пылала в пустоте и впустую.
        Несоответствие следовало прояснить.
        - Это для обогрева? - спросила Жаннет.
        - Нет, для сжигания останков, - незамысловато ответил Холмс. - Плод моей изобретательской мысли, на который я хотел получить патент, да в последний момент раздумал. Чтобы не привлекать нездорового внимания к собственной деятельности. Патент назывался бы «Высокоэффективная печь маньяка, который не желает оставлять улик». Сокращенно - «Вы-печ-ка».
        - Незаменимыый в нашем деле агрегат, - обходя печь, продолжил мужчина тоном расхваливающего товар продавца. Одну руку он засунул в карман брюк, другой показывал как указкой. - Сюда загружаете труп. Здесь регулируете подачу топлива и мощность пламени. Очень советую, баронесса. Если желаете идти в ногу со временем в области ухода от подозрений, заведите себе такой же аппарат.
        Ни один следователь не докопается до числа жертв, сожженных в пепел. Я их здесь десятками уничтожал, когда жил в «Замке», о котором расскажу позже. Кстати, я не только о себе заботился, придумывая эту чудо-печь. В экономическом смысле она - находка для близких покойного: за место на кладбище платить не надо, за копание могилы, за уход. Очевидные выгоды. А?
        Посмеиваясь в усы, Холмс рассказывал с обычным самолюбованием. Его белые, ненатуральные глаза сверкали искрами, которые обжигали на расстоянии. Жаннет стало не по себе. Отвратительно его слушать. Как можно быть настолько извращенным - убивать и уважать себя за это? Или это модный тренд среди больше не живущих?
        В одном Холмс прав: возможно, он - первооткрыватель крематория. Интересно, его наследники получили патент?
        - Не получили.
        - Почему?
        - Из соображений безопасности я постеснялся его запросить. Потом, как водится, идею украли недобросовестные коллеги-изобретатели. Знаете, в нашем кругу ученых-гениев полно мошенников - завистливых, нечистоплотных. Не взирая на дипломы и степени. И количество публикаций в научной прессе.
        Украсть чужое открытие - обычное дело, даже с удовольствием, хлебом не корми. Вот и получилось, что за мой патент вознаграждение получили другие. Идея была блестящая, не постесняюсь сказать. Такие печи до сих пор используют в крематориях, только расширили и углубили, чтобы целый гроб помещался. В этой я не только детей своего приятеля Питцела в прах превратил...
        - Пожалуйста, без подробностей! - перебила Жаннет.
        Но Холмс не послушал. Он не умел молчать про себя, обожаемого. Он только начал восхваляться, не останавливаться же на полуслове. Выпала редкая возможность - новый человек в Тиффоже, который еще не в курсе его таланта. Он воодушевился и настроился. Он получал удовольствие от рассказа о кровавых похождениях. Наслаждение почти сексуальное. Потому что для Холмса эти два вида удовольствий - убийство и секс были неотделимы друг от друга.
        Тесную связь между кровавым насилием и похотливым удовлетворением сам он осознал не сразу. Именно в связке «совершить злодеяние, чтобы получить оргазм» крылась разгадка его сдвига. Именно эти две взаимосплетенные дьявольские страсти руководили его поступками, заставляли приносить им жертвы.
        Холмс заметил за собой: после с особой жестокостью произведенного убийства, занятие любовью приносило удесятеренное наслаждение. Придя домой, он набрасывался на очередную жену голодным, возбужденным охотой волком, спешащим позаботиться о потомстве. В постели он снова превращался в маньяка, теперь сексуального, и терзал свою жертву до полного ее изнеможения. На что, впрочем, данная жертва не обижалась.
        Он и сейчас ощутил знакомые позывы...
        Разве способна была какая-то Жанна, только вчера расставшаяся с девственностью, осознать силу его природного инстинкта? Раскрыть побудительные мотивы его натуры, тонко устроенной психологически? Постичь неординарную индивидуальность, сделавшую Холмса, пусть и с негативным оттенком, но великой личностью в историческом смысле?
        Разве существовал когда-либо психолог, который масштабом таланта сравнился бы с его - Генри Говарда Холмса, урожденного Германа Уэбстера Маджета? Нет, он им не по зубам: мрачный патологический гений, искушенный во всех мыслимых грехах, совершенных во имя единственной, всеподчиняющей страсти. Какому гиганту мысли удалось бы расшифровать код его замысловатых поступков?
        Разве может приказывать Холмсу эта наивная девушка, деревенская простушка, возомнившая себя избранницей богов? Он с такой же легкостью смог манипулировать ею, как и всеми предыдущими жертвами. Типичный пример нормально устроенной психики, которая предсказуема и легко поддается влиянию доминантной личности.
        Ее сомнения и намерения он определял без труда - только по выражению лица. Поначалу она еще сопротивлялась его внушениям, пыталась прислушаться к здравому смыслу. Потом утомилась, поддалась холмовскому шарму и сдалась. Поверила, в конце концов, в его безобидность и свою безопасность. Заблуждение, которое будет ей дорого стоить...
        Что ж, не вина Генри Говарда, что перед его обаянием не в силах устоять ни женщины, ни мужчины. Для Жанны он приготовил нечно особенное. Пикантное - истинно во французском стиле. Но это потом, на десерт.
        Сейчас - осторожно подготавливать ловушку к последнему акту ее жизни и сдерживать нарастающее вожделение. От предвкушения.
        Генри Говард шумно сглотнул.
        - Пройдемте дальше, - сказал он охрипшим голосом и тоном, не предполагающим возражений.
        Возражения не последовали. Жаннет настолько был отвратителен вид печи для мертвецов, что согласилась бы на все, лишь бы отсюда исчезнуть. Куда угодно - вверх, вниз, в путаницу коридоров или обратно в вонючий верблюжий шатер. Да хоть в предыдущую мертвецкую лабораторию. Там на случай нападения хирургические инструменты лежат - обороняться...
        Прирожденный психолог-психопат Холмс уловил ее настроение. Взяв гостью за локоть, он просочился через следующую стену и тут же отпустил. Не предупредив - осторожно, крутая лестница!
        Жаннет повалилась со ступенек.
        9.
        Холмс остался стоять на узкой, в полкирпича, подножке и наблюдал. В поисках равновесия девушка зашаталась, сумбурно замахала руками. Потом голова ее перевесила, наклонилась вперед и повела за собой хозяйку в направлении - круто вниз.
        Ноги нервически быстро перебирали по ступенькам, пытаясь найти ритм, затормозить. Но они не успевали за телом, которое развивало скорость свободного падения. Жаннет оставила попытки спуститься цивилизованно и собралась спикировать носом.
        Тут подоспел... Холмс.
        Если бы он в последний момент не схватил за плечо, она упала бы на лестницу и поехала вниз в позе бобслеиста. Только без санок, что несколько неудобно. По неприспособленной трассе, что тоже неудобно. Даже опасно. Рискни Жаннет заняться бобслеем без подходящей амуниции, наверняка сломала бы шею о первое встреченное препятствие, которое в виде стены поджидало внизу.
        - Ой! - испуганно вскрикнула она и крепче обхватила спасителя.
        - Не пугайтесь, мадам, вы в надежных руках, - успокоил Холмс, зависнув вместе с девушкой над лестницей.
        И добавил про себя: в надежных руках опытнейшего разделывателя человеческих тушек. Убийцы-интеллектуала. Душегуба-артиста с большой буквы. Он не даст тебе умереть бесславно и негламурно, выбив зубы и сломав нос. Он умертвит тебя изящно, красиво. Даже романтично. Не замарав рук - без мясницких принадлежностей и потоков крови. В гробу будешь лежать как живая...
        В культурной манере и без спешки они спустились на два пролета и оказались перед дверью. На сей раз не стали просачиваться внутрь. Остановились. Мужчина галантно открыл дверь, Жаннет, не глядя, вошла и - стукнулась лбом о кирпичную кладку. За дверью не было ни комнаты, ни другого пространства. Только каменная стена.
        - Ха-ха-ха! - не удержался Холмс.
        - Оригинально, - пробормотала Жаннет, отшатнувшись.
        - Вы находите? - Глаза Генри Говарда загорелись гордостью. На старую тему - гордостью за себя. Слова девушки он принял за комплимент собственной находчивости и чувству юмора.
        - Оригинально, потому что нелогично, - остудила его энтузиазм девушка. - Еще ни разу в жизни не видела двери перед пустой стеной. К чему такая бессмыслица?
        - Для конспирации, - ответил мужчина, посерьезнев. - Еще одно доказательство моего чрезвычайного изобретательского интеллекта.
        - Интеллекта? О каком интеллекте может говорить дверь, ведущая в стену? Только о его - интеллекта - отсутствии, извините за откровенность.
        - Простите, мадам, вы ошибаетесь. Сейчас объясню. Это немного запутанная история. Вернее, запутанная для непосвященных. Одновременно выдающая мощь моего тройного гения: мыслительного, организаторского и криминального.
        Эта дверь - часть грандиозного проекта, задуманного ради осуществления моей давней мечты: убивать массово и не попадаться. Когда в Чикаго собрались устроить первую в истории «Выставку достижений американского хозяйства», я сообразил: выпадает уникальный случай собрать хороший урожай трупов. Крупномасштабная возможность - как раз для маньяка выдающегося уровня. То есть моего.
        На выставку съедутся тысячи, если не больше, людей со всей страны, которых трудно проследить в случае исчезновения. Логично: человек приехал ненадолго, пожил в гостинице, потом исчез. Значит - уехал домой. Кому придет в голову его искать? Даже подумать смешно.
        Одновременно я собирался извлечь денежную выгоду из проекта - по привычке комбинировать преступные действия. Ведь единственно из любви к убийствам никогда ничего не предпринимал, непременно - с финансовой или другой практической подоплекой. У меня есть кредо: усилия ума должны приносить реальные плоды, а не только краткосрочное удовлетворение для эго.
        Так вот. Я рассудил: выставка - исключительный шанс совместить приятное с полезным. Построю гостиницу для гостей города, что принесет хоршую прибыль. Номера в ней сконструирую таким образом, чтобы проще было убивать. Именно в этих пунктах сходились мои материальные пожелания и душевные устремления, ведь всю жизнь я был ведом двумя страстями в одной: жадностью до убийств и денег.
        За два года до открытия выставки начал масштабное строительство отеля. Впоследствии его назовут «Замок», что отлично характеризовало как внушительный внешний вид, так и таинственное предназначение комнат. Моя особенная гордость - его внутренняя архитектура, запутанная почище лабиринта, выход из которого знал только я. Двери открывались в стены, коридоры заставляли ходить по кругу, лестницы заводили в тупики. Каждый номер имел второй, замаскированный, вход.
        План дьявольского здания-путаницы составил сам, разбил на сектора, полностью никому не показывал. Я нанимал строителей на короткий срок, через две-три недели, придравшись к мелочам, прогонял и нанимал новых. С одной целью - чтобы ни одна живая душа не прознала истинного устройства, предназначения коридоров, трубопроводов, пустых дверей. Чтобы не задавали вопросов, не искали ответов на стороне, тем более - в полиции.
        Точного расположения и предназначения номеров «Замка» никто, кроме меня, не знал. Все жилые помещения там имели секреты. Окон не было ни в одном, от каждого я имел второй ключ. К звуконепроницаемым стенам подводились узкие газовые трубы, чтобы незаметно, чаще всего - во сне, я мог удушать клиентов. Предварительно заперев дверь снаружи, естественно.
        Там же располагались другие трубы, пошире, замаскированные под вентиляцию. На самом деле - для спуска трупов в подземелье. Регулярно смазывал их маслом, чтобы мертвяки не застревали на поворотах, скользили без задержек.
        В пункте назначения их ожидали разделочные столы с набором медицинских инструментов, ванны с кислотой и негашенной известью.
        - Прямо-таки конвейер смерти... Но ведь для ваших экспериментов требовалось огромное количество материалов, в промышленных масштабах, - вставила Жаннет. - Как вам удавалось приобретать, не привлекая внимания?
        - Очень просто. Вы забываете мою специализацию - фармацевта. Это было удобной отговоркой для покупки всего, связанного с медициной. Для остального я оправдывался нуждами стройки. И несильно кривил душой - вел поистине масштабное строительство.
        Не только надземное.
        Наряду с верхними этажами, я тщательно продумал и спланировал подвалы. Строго следил за их сооружением. Что было важным: там стояли печи для уничтожения следов. Подобные только что вами увиденной.
        Ах, мадам. Вы не представляете, как я был счастлив, когда первые посетители нашли последнее упокоение в моих смертельно гостеприимных, до ужаса комфортабельных апартаментах! Фиеста для души убийцы, алчущего наслаждений от страданий других. Карнавал под названием «Праздник любителя умертвлять».
        Год проведения выставки стал моим звездным часом.
        Только зарегистрированно пропавших людей в полиции насчитали около двухсот пятидесяти. На самом деле их было гораздо больше. Говорю, как непосредственный участник событий. И ни одно, слышите, ни одно убийство не удалось со мной связать!
        Спросите - почему? Ответ прост: не нашли останков. Я уже упоминал, что у недалекой умом полиции есть удобное для нашего брата правило: нет трупа - нет убийства. Это правило помогло в реализации массовой бойни. За которую им не удалось меня привлечь даже в качестве свидетеля. Это ли не доказательство изощренного ума и в высшей степени находчивого интеллекта? - самодовольно вопросил Генри Говард и горделиво посмотрел на гостью.
        Она отвела глаза. Отвечать не собиралась. Слова, которые желал услышать Холмс, не выдавились бы из горла Жаннет. Слова, которые он не ожидал, она благоразумно оставила при себе.
        Промолчала.
        Только решила про себя - осторожней с дверьми. Они тут хитрые: откроются неожиданно, не глядя вступишь и - привет! Или в печи окажешься или в предусмотрительно смазанную трубу упадешь. Совершишь недолгое путешествие с зигзагами-поворотами, шлепнешься в заранее приготовленную ванну с кислотой. Или негашенной известью. Растворишься навечно и без следа.
        Хорошо, если без страданий... Нет, кажется в кислоте мучительно растворяться. Серная - она агрессивная. Сначала кожу сожжет, потом мясо съест, потом за кости примется...
        Ой, лучше не представлять! Освенцим какой-то.
        10.
        Толерантность к откровениям Генри Говарда у Жаннет начинала кончаться. Терпение наблюдать его себявлюбленность превращалось в антипод - желание стукнуть кулаком в лоб и добавить поддых. За наглый обман. Холмс сказал, что отведет к барону, она поверила, позволила увлечь себя в полет. Более того: стиснув зубы, выслушала его самохвалебные речи, не перебивая и не возражая. Наступило время перестать болтать, исполнять обещанное - не кажется?
        - Теперь - куда? - нетерпеливо и с вызовом вопросила девушка. Она должна дать понять, что недовольна. - Где мой муж? Вы обещали! - попыталась пристыдить сопровождающего.
        Действительно: взялся доставить до места встречи, пусть исполняет, если честный человек.
        - Я честный человек, и исполню, - ответил на телепатическую критику Холмс. Он не собирался отказываться или увиливать, что, впрочем, не стоило относить на его добрую волю. Просто пришло время исполнить обещанное - себе. - Отправляемся в дорогу немедленно.
        Быстрой и положительной реакции Жаннет получить не ожидала.
        - Отправляемся - куда? - спросила тем же сварливым голосом.
        - Куда обещал. На самый верх. Мы поднимемся на Девичью башню. Прямо сейчас. Барон де Рэ вас там ожидает.
        - На Девичьей башне? - Название знакомое, но в связи с чем - не вспомнилось. - Почему? Там холодно?
        - Вы не почувствуете, - неопределенно ответил Холмс.
        Он снова цепко взял ее за локоть и увлек с собой.
        Поплутав по проходам, они оказались у подножья винтовой каменной лестницы с узкими, ненадежными ступеньками и редкими факелами вдоль стен. Она закручивалась спиралью внутри миниатюрной башни, встроенной в тело крепости.
        Холмс с гостьей полетел наверх.
        Лестница была длинной и утомительно-однообразной, к тому же круто закрученной, от чего у Жаннет опять едва не завихрилось в голове. Хотела попросить провожатого сбавить скорость, но передумала: ничего, потерпит. Скоро конец ее злоключениям, самой не терпелось поскорей увидеться с любимым.
        Промежуточных островков-площадок, на которых можно постоять, прийти в себя, лестница не имела. Что удивило Жаннет: неудобная конструкция для истощенных голодом и изморенных жаждой людей как она. Башня оказалась высокой. Подумалось: если бы шла не по воздуху, а ногами, затратила бы не менее получаса - с остановками для передышек.
        Взяли бы пример с Эйфелевой башни - гранд-дамы Парижа. Подниматься не составляет труда даже детям и пенсионерам. Есть лифты и обзорные площадки, где туристы набираются сил для следующего перехода, подкрепляются заранее захваченными багетами с начинкой. Заодно любуются открывающимся панорамным ландшафтом. Конечно, на Девичьей башне сейчас ночь, и ландшафты погружены в непроницаемую темень, но насчет площадки для передышки - идея к месту.
        Во время подъема от нечего делать Жаннет озиралась по сторонам. Обратила внимание на решетки перил - с королевской лилией в качестве повторяющегося узора. Решетки были покрашены в черный цвет, лилии - в золотой.
        Кое-где позолота облетела, но это не замечалось за изяществом чеканного рисунка. Девушка восхитилась по-тихому: все-таки умели раньше строить! Качественно - на века, впечатляюще - наслаждение для глаза. Ни одной мелочи не оставляли без вниманья.
        Вот, казалось бы, незначительная в практическом смысле деталь - решетка для поддержки перил. Современные незатейливые мастера не стали бы долго голову ломать, сварганили бы простейшую клетку из прямых прутьев и - ладно. А древние - нет. Украсили рисунком, ни времени, ни металла, ни вдохновения не пожалели...
        Лестница закончилась перед дверью. Холмс остановился, улыбнулся. По собственному мнению - загадочно, по мнению Жаннет - жутко, показав клыки. Он рванул на себя дверь, за которой ничего, кроме темноты, не оказалось. Пустота, заполненная колючим морозным воздухом, а никакая не башня.
        В первый момент Жаннет стало до глубины души обидно: опять обман, ну сколько можно! Во второй момент до смерти испугалась. Сейчас как никогда она стояла в прямом и переносном смысле на пороге гибели.
        Теперь, кажется, уж точно не спастись. Надежда даже не пошевелилась возникнуть: что толку надеяться на стопроцентно невозможное! Жаннет запоздало призналась: а ведь прав Холмс насчет собственной неординарности - имеет в высшей степени изощренно-извращенный, прожженно-лживый ум. Повернуть бы его в созидательное русло...
        Жаль, что она его таланты сразу не признала. Вслух. Может, похвалила бы, польстила, глядишь - подружилась бы, не довела недоверием до крайности поведения.
        Теперь вот он довел ее до крайности. До двери в пропасть. До рокового шага, который Жаннет не желает делать добровольно. Она бы лучше шагнула в противоположном направлении. Однако, обратного хода - нет. Его предусмотрительно отрезал Генри Говард.
        Подтолкнув девушку к самой кромке, он вплотную встал за ее спиной, загородив путь к отступлению.
        - Вот мы и пришли, мадам.
        Жаннет попробовала потянуть время - повозражать напоследок.
        Получилось слабо, без внутренней убежденности.
        - Как же так? Вы обещали...
        - А я и не нарушил. Обещал, что ни волос не упадет, ни капли крови не прольется, и сдержу. Вы умрете элегантно, по-французски - с шиком. Исчезнете без следа. Пропадете в кромешности ночи. Не бойтесь, шагайте смело. У вас было много предшественников. Никто не обижался потом на невежливое поведение персонала или неудовлетворительный сервис во время полета.
        Холмс положил руку ей на плечо, собираясь услужливо подтолкнуть.
        - Ну, в добрый путь!
        - Это я тебя в добрый путь отправлю, убойная душа с маньячными наклонностями! - раздалось сзади снизу и отозвалось гулким этом в высоте.
        Вот оно - счастливое Провидение! Жаннет не растерялась, уперлась обеими руками в дверной косяк. Холмс было толкнул ее, получилось несильно - падения не произошло. Он оглянулся посмотреть: кто помешал задумке? Девушка тотчас отскочила от дыры и вжалась в стену.
        Отскочила очень вовремя. Тотчас раздался грохот мортиры, три раза, отдельными, глухими взрывами. Бум. Бум. Бум. Холмса расчленило по порядку: сначала в дырку за дверью снесло голову. Потом грудную клетку со спиной. Потом задницу с ногами.
        Жаннет не верилось. Спасена! Спросила собственные глаза: откуда помощь подоспела в самый наипоследнейший момент?
        За ответом глаза посмотрели на лестницу. Несколькими ступеньками ниже стоял Аль Капоне с дымящимся стволом и радостно улыбался.
        - Спасибо... - еле слышно проговорила Жаннет непослушными, дрожащими губами.
        - Скорее! Нам надо исчезнуть до того, как он воскреснет, - крикнул возбужденным голосом итальянец и махнул рукой, мол - давай, спускайся.
        - Конечно... - И не пошевелилась. Впала в ступор.
        Слишком много впечатлений за пару мгновений. От недавнего страха смерти - к теперешней безмерной радости дорога оказалась слишком короткой. Глаза увидели, а мозг разобраться не успел. В сознании не сошлась логическая цепочка. Между ее концами с названиями «верная гибель» и «счастливое спасение» отсутствовал промежуточный кусок «откуда явилось чудесное вмешательство: Свыше, со стороны или лучше не углубляться?».
        Чтобы собрать звенья в цепь, требовалось время - проанализировать и поверить, что спасение произошло, а не показалось. Пока голова восполняла логический пробел, девушка не двигалась с места.
        Капоне терять время не собирался. Он сунул еще дымившуюся мортиру подмышку, взлетел по ступенькам, схватил свободной рукой Жаннет за талию и испарился в направлении, которое невозможно было проследить.
        11.
        За время пребывания в Тиффоже Жаннет научилась не удивляться. Благоприобретенную способность проникать сквозь стены любой толщины и древности постройки она теперь воспринимала как должное. Перестала обращать внимания - спаслась и ладно. Куда несут? Неважно. Узнает, когда прибудет. В крепких объятиях гангстера девушка ощущала себя вне опасности. Ну... пока летела.
        Хотелось надеяться: с ним она защищена от каннибалического пожирания или вампирического высасывания, в которых Капоне при жизни замечен не был. Может, и после смерти мафиозо не станет убивать ее ради живительной кровушки или только из желания не забывать искусство... Эту слабую искорку девушка не стала раздувать - на основании недавно приобретенного опыта общения с его коллегами.
        По той же причине воздержалась от выражения глубокого чувства благодарности за спасение. Каждый новый спаситель имел намерение использовать ее в тех же целях, что и предыдущий. Отсюда вывод: оставить наивность, вспомнить про бдительность, прекратить думать положительно о держателях криминальных рекордов.
        Проще надо к здешним постояльцам относиться, не слишком одушевлять - это не соответствует природе их бытия. Они существуют по собственным понятиям, которые противоположно расходятся с общечеловеческими, которых строго придерживается Жаннет. Пора начинать применять принцип «с волками жить - по волчьи выть», что в ее случае означает: забыть былое благодушие, учиться бороться за себя. Их же средствами. То есть вероломством, жестокостью и враньем. Иначе не выживет.
        Отсюда вывод: Жаннет придется совершить над собой насилие, подвергнуться метаморфозе с менталитетом. Чтобы расстаться с вредной привычкой толерировать и соглашаться. Чтобы успешно противостоять собравшимся здесь представителям редкого человеческого рода психопатов-дегенератов, не поддающихся перевоспитанию даже по ту сторону черты.
        Жаннет раскусила секрет здешних. Самое отвратительное - они гипокриты. Считали себя благочестивыми людьми, послушными нормам морали, и нарушали их беспардонно. Тогда и сейчас. Врожденное двуличие или заблуждаемость, приобретенная для оправдания преступлений? Оставим вопрос для профессионалов. Жаннет некогда разгадывать головоломки - предстоит учиться по их методе, становиться если не такой же, то похожей. Как можно скорее.
        Тем временем, чтобы скоротать путь, Капоне участливо спросил:
        - Хочешь отсюда выбраться? - с ударением на последнем слове.
        - Да, очень. Помогите, - попросила Жаннет. Несмотря на предыдущие ошибки в оценке характера местных обитателей, она все еще верила в существование добрых самаритян.
        - Помогу, - тоном, дарящим надежду, ответил Аль. И тут же эту надежду отобрал. - Помогу понять одну вещь. Помнишь, как в одной песне пелось, про самый популярный в мире отель...
        - «Хилтон»?
        - Нет, «Калифорния».
        Я в отеле тебя пропишу,
        Гонорара за то не спрошу.
        Но забуду сказать одного:
        Ты не сможешь покинуть его.
        Ха-ха-ха!
        - Что вы имеете ввиду? - не поняла намека Жаннет. Она в традициях американских отелей не очень разбиралась.
        - А, шутка, - отсмеявшись и вытерев заслезившиеся глаза, добродушно сказал мафиозо. - Не обращай внимания...
        Пролетев вдоль десятка запутанных коридоров и свозь несколько массивных стен, Капоне с Жаннет остановились в сумрачном - как же иначе! - помещении, обстановкой напоминавшем третьеразрядное питейное заведение.
        Оно выглядело в высшей степени непрезентабельно. Стены - в подтеках от отвратительной смеси пива, крови, плевков и мозгов, лишь кое-где прикрытых черно-белыми олеографиями не существующих в природе пейзажей. Потолок - в дырках от пуль и вмятинах от бутылочных пробок.
        За столами - шумные посетители, самого низшего социального класса: пьяницы, шулеры, проститутки, сутенеры, воры, попрошайки, бездомные и прочие официально безработные, но с деньгами. Отдельно от них сидели профессиональные киллеры - наемники мафии, одетые с учетом дресс-кода - в галстуки, плащи и головные уборы несмотря, что в помещении. Эти вели себя тихо, надвинув широкополые шляпы на глаза, стараясь не светить специальность.
        Кроме того, что пили, клиенты занимались кто чем: спали тут же, не вынимая сигареты изо рта, грохнувшись физиономией на стол; играли в карты, не стесняясь мухлевать на глазах у пьяных свидетелей; лапали полуголых шлюх за все возможные места, не обращая внимания на посторонних.
        На полу, не мытом со дня укладки, валялись окурки, объедки, осколки, оплевки и ошметки блевотины. В воздухе стояло духовитое облако от тошнотворного «амбрэ» из человеческих и пищевых испарений, пропитанных зловонным, неотфильтрованным, табачным дымом.
        Стоит отметить, что все фигуры и мебель виднелись не отчетливо-реально, а прозрачно-размывчато, будто сквозь дымку. То есть напоминали, что остались в прошлом. Только запахи были вполне настоящими, легко узнаваемыми, наверное, разлагающему влиянию времени не поддавались.
        Окинув зал брезгливым взглядом, Жаннет поморщилась. Нет, это не бар в цивилизованном парижском понимании: с тихой музыкой, модно причесанными официантами и до скрипа вымытыми полами. И даже не простовато-незамысловатый, международно-популярный «Макдоналдс». Это типично американская забегаловка времен «сухого» закона. Точнее тошниловка, если учесть неаппетитные запахи, витавшие в спертой атмосфере...
        - Нет, это «Гарвард Инн» - бар, где я начинал вышибалой, - пояснил Капоне.
        Он поставил девушку на пол, выбрав местечко почище, и направился к барной стойке у левой стены.
        Там стоял бармен - среднего возраста: ближе к пятидесяти, чем к тридцати, в рубашке с несвежим воротником и заляпанной чем-то грязным жилетке. Он болтал с нетрезвым на вид посетителем и зорко поглядывал по сторонам.
        Заметив босса, устроившегося на высоком стуле, бармен тут же забыл про собеседника и подскочил к Капоне. Ловким жестом иллюзиониста-трюкача он выудил откуда-то из воздуха на удивление чистое полотенце и принялся спешно протирать стойку - от пятен, пыли, пены и пепла. Затем склонился подобострастно в ожидании заказа от многоуважаемого Альфонсо Габриэля, уставив на него взгляд, вопрошающий по-лакейски «чего изволите?».
        Капоне ощущал себя начальником. В ранге главного прокурора. Или даже мэра города. Сначала он жестом приказал Жаннет сесть рядом. Она исполнила не без труда - из-за узкого платья, которое пришлось приподнять. Неловко подпрыгнув пару раз, она водрузилась на пристоечную табуретку с порезанной кожей сиденья и на высоких ногах, расставленных пошире для устойчивости.
        Девушке здесь категорически не нравилось. Пожалуй, в смысле антуража Капоне выделялся самым непритязательным вкусом из всех остальных тиффожских гостей. Но, может, по кровожадности им уступит? Не станет угрожать ей прокусить шею нечищенными клыками или проткнуть сердце заржавевшим от неиспользования ножом? Тогда Жаннет простит ему сгустки крови на стенах и лужи блевотины на полу. А также недвусмысленное присутствие киллеров, спрятавшихся под шляпами. Топорная маскировка - только для непосвященных в мафиозные порядки телезрителей, пропустивших киноэпопею «Семейка Сопрано».
        Нет, слабо верится в неплотоядные наклонности гангстера Аля...
        Ну, не обращать внимания. Жаннет все равно ничего не в силах предпринять. Будущее покажет. Ей осталось недолго... ждать или жить? Опять же неясно, но не хотелось бы заранее впадать в пессимизм.
        Скоро должен явиться супруг, если верить логике. Аль Капоне - последний из компаньонов, который заманил ее к себе. Если Жаннет выдержит и не умрет здесь, то будет спасена мужем Жилем. Уж он-то не станет пытаться жену умертвить или другим способом обездвижить и обескровить. Жаннет еще не исполнила своей главной миссии - не родила ему сына.
        Но это ее собственное умозаключение. У крепостных обитателей - замечено не раз - в логических цепочках частенько встречаются неувязки и рассогласования. С земной точки зрения. До сего момента. По отношению именно к Жаннет. Как дела будут разворачиваться дальше?
        Один Бог знает. Вернее нет, Бог в данном случае ни при чем, здешняя территория не подпадает под его юрисдикцию. Черт должен знать. Или кто там у них в подземном царстве главный авторитет? Посейдон, что ли... Ой, нет, это из другого мифа. Ну тогда кентавр Харон. Нет-нет, он положительный персонаж, нечего лошадей обижать. Трехголовый Центавр? Опять не то. Вор в законе? Слишком вульгарно.
        Ладно, не будем обижать местного повелителя, чтобы не злить. Назовем нейтрально - Падший Ангел. Может, он пожалеет Жаннет, не даст в обиду до прихода ее Героя. Или Геракла. Или Геркулеса... В общем - рыцаря с отвагой Александра Македонского, если продолжать вспоминать про греков.
        А пока она притихла и постаралась не показывать на лице отвращение. Исподтишка поглядывая в зал, девушка ожидала продолжения спектакля. Не ослабляя концентрации и не поворачиваясь к Капоне спиной.
        12.
        - Франки, принеси сигару и два виски нам с дамой, - попросил мягким, по-отечески добродушным голосом Аль, не глядя на бармена. Тот давно, ожидающе стоял напротив, оперевшись вытянутыми руками на ребро стойки.
        На правом среднем пальце его висел такой невероятно крупный золотой перстень, что вызывал сомнения в своей подлинности. Или в честности носителя по отношению к хозяину заведения: столько золота наворовать на пенном пиве надо было очень постараться. Если только Франки - сам хозяин и накопил на перстень другим нечестным путем.
        Впрочем, в их личные отношения Жаннет встревать не собиралась.
        Бармен кивнул и улетел исполнять приказ.
        - Я не пью алкоголь, - предупредила Жаннет.
        - Почему? - недовольно спросил мафиозо. - Не можешь или не хочешь?
        - И то, и другое.
        - Беременная?
        - Да. - Жаннет соврала, не моргнув глазом. И не считала себя виноватой. Она только следовала примеру здешних: им можно, а ей нельзя?
        - Тогда ладно, - неожиданно миролюбиво согласился Аль. И тут же предложил: - Сигару будешь?
        Жаннет покачала головой. Гангстер едва заметно пожал плечами, мол, не хочешь - хозяин-барин, и отвернулся.
        Подоспевший Франки поставил перед Капоне два широких бокала со льдом, рядом - непочатую бутылку канадского контрабандного бурбона «Олд лог кабин». Подал боссу жирную, цвета прелого табачного листа сигару с уже отрезанным концом - услуга как почетному клиенту. Тот сунул сигару в рот и стал ждать следующего сервиса. Ловко чиркнув о каблук, Франки поднес зажженную спичку. Очень точно - к самому кончику сигары, чтобы Алю не пришлось утруждаться наклонять голову.
        Когда спичка осветила его правую щеку, Жаннет заметила бледные, изогнутые шрамы на коже. Решила поинтересоваться, по старой привычке. Чтобы молча не скучать.
        - Бандитская пуля? - и кивнула на щеку.
        - Нет, немецкая, - пояснил Капоне, честно соврав. - На первой мировой ранили. Мы тогда во французских Альпах окопались, под крепостью Льеж. Слыхала о такой?
        - Нет.
        - Я тоже. Ну, не в этом дело.
        Франки несерьезно гоготнул. И не постеснялся встрять в беседу. Видимо, не слишком боялся гостя, как показалось Жаннет вначале. Или давно дружил.
        - Да не ври, Аль, ты в Европе-то ни разу не был, - разоблачил приятеля бармен. - Это тебя дружок Галуччио разрисовал, чтобы не приставал к его сестричке. За то ты кличку получил «Лицо со шрамом». «Скарфейс» по-американски.
        Главный гангстер недовольно сверкнул глазами. Франки еще раз усмехнулся.
        - Любишь небылицы выдумывать, - продолжил он. - Может, ты и про врожденный сифилис девушке рассказал? Не позорь отца, он был примерный семьянин. В отличие от некоторых...
        - Франки, замолчи, пока живой. Я за своего отца уши отстрелю! - пригрозил Аль.
        - Правильно, родителей надо уважать. А сифилис ты от той ньюйоркской шлюшки получил по кличке Слойка. Помнишь? Она групповой секс любила. Чтобы слоями: под ней, над ней, да еще с головы кто-нибудь пристроился. Она жутко сексуальная была...
        - От бешенства вагины, - негромко вставил Капоне.
        - ... после оргазма сознание по-настоящему теряла. Точно говорю. Я однажды эксперимент провел: когда кончила и отключилась, я ее булавкой в задницу колол - даже не пошевелилась! Жаль умерла рано, в двадцать восемь лет. Тоже от сифилиса.
        - Что за болезнь такая смертельная? - всполошилась Жаннет.
        Она знала: сифилис - венерическая болезнь, легко передающаяся даже через воздух. Капоне, когда ее нес, крепко прижимал к себе, не дай Бог, заразил заразой. А ей скоро беременеть. Если что со здоровьем случится - где она тут, в подземельных развалинах, специалиста-гинеколога-венеролога найдет?
        Новая проблема, будто ей старых не хватало! Надо еще придумать, как отсюда живой убежать, а он со своим врожденным сифилисом на голову свалился...
        - Да не бойся ты, раскудахталась, - прикрикнул мафиозо. - Я давно вылечился. Вот смотри - нос. - Альфонсо выставил лицо носом вперед. Еще показал на него пальцем, чтобы не ошиблась - куда смотреть.
        Нос как нос, мясистый, разлапистый. Жаннет не поняла намека.
        - Ну и что?
        - Как - что? Разве не знаешь признак: у кого нос проваливается, тот сифилисом больной? Так видишь, у меня нос нормальный?
        - В-вроде нормальный, - не очень уверенно ответила Жаннет и еще раз придирчиво осмотрела капоневский орган обоняния.
        - Вот и все. Я вылечился. Вопрос закрыт. Успокойся и рожай на здоровье, а меня не забудь назначить крестным отцом. Ха-ха-ха! - заржал Капоне на собственную двусмысленную шутку. Франки его подобострастно поддержал в ржании.
        Резко смолкнув, Альфонсо повернулся к бармену:
        - Ты заткнись со своими глупостями. Только людей пугаешь. А то разозлюсь, как шарахну из мортиры! Вон она, родимая, возле меня стоит, приказа ожидает.
        - Ха! Напугал мертвеца мортирой, - бесстрашно парировал Франки. И был прав на все сто. - Ты когда ее в последний раз использовал?
        - Да только что.
        - Против кого? Ирландцев?
        - Нет, против Холмса.
        - А. Тот еще людоед. Тебе до него далеко.
        - Конечно, далеко. Мы вообще рядом не стояли по количеству злодеяний. И потом. Пора восстановить историческую несправедливость, - заявил он, почему-то обращаясь к Жаннет.
        - Вот укоренилось мнение: Аль Капоне - мафиозо, Аль Капоне - террорист. Я против голословных обвинений! Доказательства моего участия в массовых расстрелах конкурентов есть? Нет. На меня у полиции одни подозрения имелись. В тюрьму посадили по ложному обвинению - в неуплате налогов. Ха-ха, шутники! Вместо убойного отдела налоговую полицию на меня натравили.
        Официально им упрекнуть меня было не в чем. Я, между прочим, ни в одном убийстве не изобличен. Почему? Потому что умный. Всегда имел железобетонное алиби. Знаешь об этом? - задиристо спросил он у Жаннет.
        Она хотела грубо ответить, что - нет, не знает и, в принципе, знать не желает. Но не успела. Бармен кивнул на нее, спросил у Капоне:
        - Это кто, любовница?
        - Нет, заложница. Но об этом потом.
        - Ладно, - охотно согласился Франки. - Как зовут?
        - Жанна.
        - Полячка?
        - Француженка.
        - А, лягушатница, значит, - презрительно проговорил бармен.
        - Сам ты макаронник! - не выдержала Жаннет и обозвалась в ответ.
        Она терпеть ненавидела высокомерия по отношению к себе, тем более от какого-то грязного бармена, вдобавок итальянца, любителя нездоровой пищи - пиццы. Что он из себя возомнил - патриот спагетти? Франция - великая страна. Ее раньше вся Европа боялась.
        А что из себя представляет Италия? Только и есть чем гордиться, что давно минувшей эпохой Возрождения да от природы полученной формой сапога. Остальное - мафия, коррупция да папарацци. Позор! Помолчал бы лучше.
        Жаннет начинала потихоньку закипать.
        13.
        Девушку раздражало тут все. Прежде всего - интеллектуальный уровень посетителей, не дотягивающий ей до щиколоток.
        Громкое название бара, где присутствовало слово «Гарвард», звучало насмешкой для ее эрудированных ушей. С одной стороны - городок ученых мирового уровня, где преподают известнейшие профессора и лауреаты Нобелевской премии по физике, химии и экономике. Преподавали бы и лауреаты по математике, но как известно основатель премии их такой возможности лишил. Навечно. По сугубо личным мотивам, далеким от науки.
        Из-за измены жены именно с математиком. Видимо, тот был неплох не только в постели, но и в науке, что Нобель испугался: как бы его награда случайно не попала в руки соперника. Эх, не знал тот самый любвеобильный математик, что перейдет дорогу будущим поколениям коллег. Иначе сто раз подумал бы, прежде чем заводить аферы с женами богатых меценатов...
        Ну, Жаннет отвлеклась. Про что она начала думать? Ах, да. С одной стороны гордое название - Гарвард. С другой Инн - забегаловка для низкопробных киллеров, шулеров, сутенеров и мальчиков на побегушках у мафии. Эти два понятия не имели и отдаленного родства.
        Возмутило откровенно высокомерное отношение к ней приятелей-итальянцев, будто они высшая раса. Попахивает дискриминацией по половому и национальному признаку. Случайно или нарочно мужчины разговаривали о Жаннет в третьем лице, будто ее не присутствовало. С уничижительной интонацией, как в том утверждении про «лягушатницу». Обзывательство, которое Жаннет не заслужила: она лягушачьи лапки сроду в рот не брала - брезговала способом питания хозяев.
        Она и раньше недолюбливала итальянцев, но больше беспричинно, на интуитивном уровне. Теперь же интуиция подтвердилась: они не только не заслуживали ее приязни - наоборот. Жаннет хотела немедленно возмутиться... Потом досчитала до трех и передумала. По двум причинам. Во-первых, вспомнила плебейское происхождение Капоне, которого не обучили в детстве даже простейшему джентльменскому этикету. Во-вторых, не в том она сейчас настроении, чтобы поднимать скандал.
        Надо срочно обдумать одну вещь. Мафиозо проговорился о ее статусе: заложница. Что сие означает? Как Жаннет могла бы это использовать к собственной выгоде? Интересно, она дорогая заложница или только игрушка в чьих-то руках, предмет торговли? С какой, собственно, целью? Так, повспоминаем о гангстерах, рэкетирах и преступных сообществах.
        В заложники берут с двумя намерениями: для выкупа или выпытать информацию. Ни то, ни другое к ней не подходит. Родители небогаты, миллионеров-завещателей в родствениках нет. Сама не заработала ни цента, и в ближайшем будущем заоблачные гонорары, в том числе Нобелевская премия по экономике, Жаннет не светят. Значит, выкуп отпадает.
        Информация? Еще менее вероятно. Какие секреты она может знать, которые не прописаны в глянцевых журналах или не показаны в передачах про обжор и маньячек шопинга? Зачем брать ее в заложники ради инфо? Сразу бы спросили, что хотели, да отпустили. Жаннет запираться не собирается, честно расскажет все, что знает. И чего не знает тоже - она пыток боится...
        Франки время зря не терял. Заметив, что во втором бокале начал таять лед без использования, налил туда щедрую порцию алкоголя и, чокнувшись со старым приятелем, отпил половину. Постоял, подождал, пока прольется. Допил остальное, и немедля налил столько же. Двумя гигантскими захлебами вылил в горло, шумно проглотил.
        Жаннет смотрела, не отрываясь. Она бы так не смогла, даже с колой.
        Тем временем Альфонсо докурил сигару и сунул ее огрызок в недопитый бокал с бурбоном. Огрызок недовольно зашипел и испустил дух в виде кривого столбика дыма. Недолго посидев в неподвижности, Капоне потянулся за чем-то в задний карман брюк. Вытащил бумажник, толстый то ли от купюр, то ли от мелочи, стал что-то в нем искать.
        Одновременно бормотал под нос, но так, чтобы слышали окружающие:
        - На меня вообще всех собак повесили, как на прокаженного, - жаловался он в пространство. - Всех убитых в мировой войне мне приписали. Не говоря о нераскрытых преступлениях в Америке от начала двадцатого века. Ну скажите, справедливо? И за что? Я альтруист и мизантроп, за свою жизнь мухи зря не обидел. Бедным помогал, причем бесплатно. О рабочих местах заботился в годы благословенного «сухого» закона. Бандитские законы соблюдал, потому выжил в мафиозных разборках.
        - Какие такие законы ты соблюдал, маньячная твоя натура, душегуб-профессионал, доктор наук по нарушению правил поведения? - пьяным голосом, сварливо-добродушно спросил Франки. Он вспотел и выглядел нализавшимся.
        - Как - какие правила! Разве не знаешь? Три основные закона итальянских мафиози: не разводиться с женой, любить детей, помогать соседям. Золотые слова. Ты вот нарушил, развелся, чтобы жениться на шлюшке Джулии из стриптиза, тебя пристрелили. А твой бизнес по крышеванию проституции разделила между своими семья Джона Лучиано, - закончил Альфонсо тоном победителя в споре.
        Слегка покачиваясь, Франки улыбался идиотской улыбкой. Он не собирался признавать себя побежденным в перебранке, попытался оставить последнее слово за собой.
        - Ты тоже не смертью праведника скончался. Все от того же сифилиса.
        - Врешь! Я от него излечился.
        - А в тюрьме снова подхватил! От кого, интересно? Через ложки-вилки? Не верю. Ну, колись! Сифилис не зря называют венерической блезнью. В Алкатрасе строго было насчет полового воздержания, девочки по вызову не являлись. Приходилось клиентам с собственным полом - с соседями по тюремному купе совокупляться. Понимаю, противно. А что поделаешь. Охота пуще неволи. Что, скажешь - сам не совокуплялся? Значит, они к тебе пристраивались, всеобщей женой там сделали. Ха-ха! Кто-то из бычар наградил бывшего чикагского беспредельщика повторной заразой. Она тебя в могилу свела раньше времени.
        - Не зараза меня свела, а благородная болезнь - инсульт от инфаркта. Зато в отличие от тебя, я скончался как добропорядочный католик, причастившись, в собственной кровати, в окружении скорбящих родственников! - парировал Аль. На обидные слова бармена он ни капли не обиделся, наверное слышал не раз и почитал за ерунду.
        Наконец, он выудил из портмоне картонку в форме визитки и протянул Жаннет. Она не взяла. Из предусмотрительности. По причине заразной болезни. Хоть и называют ее сугубо венерической, да береженого Бог бережет.
        - Вот смотри, - начал Капоне, потрясая визиткой перед носом Жаннет и сделав победный вид. - Доказательство моей невиновности! Документ, полностью оправдывающий от всех обвинений. Это моя личная визитная карточка. Что тут написано? Ясным английским языком: Альфонсо Габриэль Капоне, продавец антикварной мебели. Все! Разве здесь сказано что-нибудь, порочащее меня? Разве стоит: Аль Капоне, самый зверский гангстер и бандит двух Америк, Италии и всего остального мира? А? А? - вопросил он два раза, повернувшись сначала к Франки, потом обратно к Жаннет.
        Никто не ответил. Капоне, видимо, удовлетворился их молчаливым согласием и продолжил ворчать, постепенно успокаиваясь:
        - Вот так-то... А то Капоне тут, Капоне там. Я, между прочим, интеллектуал в первом поколении. Исключительно интеллигентным умом обладаю.
        Где-то Жаннет уже слышала подобное утверждение...
        - Если бы закончил школу, профессором стал.
        - Ха! Почему же не закончил? - Франки не выдержал, чтобы не поддеть приятеля, и опять пьяно усмехнулся. - Выгнали, небось. За систематическую неуспеваемость. Потому не успел получить профессорское звание. Ты бы по-другому сделал. Грохнул какого-нибудь ученого, а его степень себе присвоил, вроде как по наследству. Ха-ха!
        Бросив на приятеля недовольный взгляд, Капоне пожевал губами и замолчал. Посмотрел на новый стакан, который бармен - за разговорами не забывая об обязанностях, поставил на стойку, щедро сыпанув туда льда и ливанув напитка. Взял стакан и заговорил короткими предложениями, делая паузы, чтобы приложиться к бурбону. Чередовал: предложение - глоток. Еще предложение - еще глоток. Выходило со значением.
        - Школу не закончил. Потому что выгнали. По собственному желанию. Директора школы. Потому что подрался. С учительницей-ирландкой.
        - Ты этих рыжых недоумков прямо-таки печенкой не перевариваешь, - проговорил Франки и тут же предложил: - А знаешь про них самый короткий анекдот? Слушай. Проходит ирландец мимо бара... Ха-ха-ха! Где ты видел ирландцев, проходящих мимо питейного заведения? Ха-ха-ха!
        - Не в национальности дело. - Капоне на шутку не улыбнулся. - Я не расист. Ты же знаешь, моя жена - тоже ирландка... Нет. Учительница ошибку сделала - ударила меня по щеке. Я ответил тем же. Меня папа так учил. Никто не смеет бить Капоне по щекам. Даже если ему только четырнадцать, - по-шекспировски трагическим тоном закончил Аль и затянулся алкоголем.
        - Да, ты с пеленок умел постоять за себя... - проговорил с притворным уважением бармен и хихикнул. Он что сегодня - в приподнятом настроении? Как бы оно не стоило ему головы.
        - И почему вы подумали, что стали бы профессором? - вставила вопрос Жаннет.
        Спросила, чтобы напомнить о себе. Создалось впечатление, что чем дольше она сидела молча, тем меньше ее уважали в компании гангстеров. Спросила еще по практической причине. Надеялась, что подвыпивший мафиозо выдаст побольше информации, которую Жаннет сможет использовать в личных целях. Хотя Капоне пьяным не выглядел, но кто знает...
        - Я много чего в жизни изобрел, прямо-таки на профессорском уровне, - охотно ответил Капоне. Разговаривать о себе он любил. - Например, блестяще решил проблему превращения денег, добытых не совсем честным путем, во вполне законные. То есть из грязных - в белые. Чтобы легализовать подпольные доходы, я ввел систему дешевых общественных прачечных. Отсюда пошло выражение «отмывать деньги», которое сейчас используют на каждом шагу.
        Моя самая эффектная идея - способ избавления от конкурентов путем подложения взрывчатки под корпус автомобиля. Фильмы про мафию не обходятся без этой сцены: человек садится за руль, поворачивает ключ и - бабах! Вместе со всем хозяйством взлетает на воздух. Сцена, ставшая шаблоном Голливуда. Изящно придумано, согласитесь: дает стопроцентный результат и не оставляет ни одной улики. Авторство изобретения - мое.
        Еще одно новшество, изобретенное сугубо в целях личной безопасности и которое потом подхватили все бандиты. Вы же понимаете: столь талантливый и многогранный человек, как я, всегда имел завистников и конкурентов. Чтобы не попасть под их обстрел, я велел построить бронированный, пуленепробиваемый лимузин - впервые в истории автомобилестроения. Настолько он был надежен, что мой лимузин потом президент Эйзенхауер использовал...
        Рассказывая о собственных достижениях, Аль хотел произвести впечатление на девушку. Он сидел к ней полубоком - в правой руке держал стакан, регулярно наполняемый барменом, другую упер в колено. Во время рассказа Капоне подолгу задерживал взгляд на Жаннет, но она смотрела в другую сторону.
        Пришлось ему дальше рисоваться перед Франки, который тоже имел к самовосхвалению приятеля мало интереса: наклонив голову, занимался насыпанием льда и наливанием бурбона в собственный бокал. Ничего не попишешь, придется говорить в воздух, может, кто-нибудь услышит, восхитится, испугается. Или позавидует - прошлой удачливости.
        - Вот вам еще одна блестящая придумка. Я ввел систему рэкета, которую стал использовать в качестве третьестепенного бизнеса после игорных домов и торговли нелегальным алкоголем. Отличный дополнительный способ получения дохода. Самый ненапрягающий. И недоказуемый.
        - Рэкет? - переспросила Жаннет, сделав ударение по-французски на последний слог. - Никогда не слышала такого слова, - призналась девушка. Оказывается, она все-таки прислушивалась к разговору, хотя не подавала виду.
        - Я и слово придумал, и дело. Удивляюсь, как до этого раньше никто не додумался? Схема до смешного проста. Приходишь к хозяину магазинчика, предлагаешь помощь в охране. Небесплатно, за тридцать процентов выручки. Если он заартачится, громишь его добро, а на следующий день приходишь с тем же предложением. Только теперь за пятьдесят процентов. Второй раз еще никто не отказался. Гениально, правда? Ха-ха-ха!
        - Ха-ха-ха! - весело поддержал Франки.
        Жаннет промолчала. Альфонсо продолжил, обращаясь именно к ней:
        - Выражение «Ничего личного, только бизнес» помнишь? Тоже мое. Его Голливуд беззастенчиво растиражировал, а авторство не указал. Он мне за это пожизненную пенсию должен платить. А особенно - за тот спецэффект со стартером. По миллиону за фильм.
        - Лучше по два, - предложил щедрый Франки. - Они твои идеи эксплуатируют без зазренья совести, хоть бы наследникам отслюнявили немножно.
        - Да я патент при жизни забыл оформить. А посмертно они не принимают.
        - Жалко.
        Тут в зале, куда постоянно отвлекался взгляд Жаннет, произошла суматоха среди клиентов, которые повскакали с мест и забегали туда-сюда. Послышались возбужденные голоса, испуганные женские вскрики, скрежет по полу резко передвигаемой мебели - типичные звуки начинавшейся потасовки. Когда с грохотом упал стул, Капоне развернулся посмотреть - в чем дело.
        Увидел следующую картину. Возле одного из столиков приготовились к схватке двое мужчин: один в пиджаке и шляпе, другой в рубашке с надорванным рукавом и в галстуке, который сдвинулся набок. Набычившись и прижав кулаки к груди, мужчины по-боксерски подпрыгивали, примеривались, оценивали свои и чужие силы.
        Сначала они помахались кулаками на расстоянии. Безрезультатно: оба были заметно не новички в поединках, умели от дальних ударов уклоняться. Потом перешли к ближнему бою - слились в тесных объятиях, сцепив руки на вражеской спине. Уперевшись ногами и пыхтя, борцы топтались на одном месте, наклоняясь то вправо, то влево, будто танцевали неумелое танго.
        Потом каждый по очереди попытался поднять другого в воздух, чтобы бросить на лопатки.
        Опять не получилось.
        Потные, раздосадованные, мужчины как по команде расцепились и начали по-новой. Они пружинисто подпрыгивали и боксировали воздух перед носом противника, в надежде на успех - когда-нибудь достигнуть чувствительного места.
        Поединок проходил с переменным успехом. То человек в шляпе заедет спарринг-партнеру по уху, то получит рукой в рваном рукаве ответный тычок в глаз.
        Но все как-то неточно, вяло, неубедительно. С небольшим поражающим эффектом - к неудовольствию пробудившейся от пьяной спячки и трезвой меланхолии толпы. Которая бесновалась изо всех сил, с типично итальянским темпераментом подначивая драчунов. Некоторые, особо шустрые зрители занялись сбором денег, предлагая делать ставки на победителя.
        Ставки делать никто не спешил, хотели оценить шансы.
        Какое-то время шансы были равны. Драчующимся не удавалось наносить удары, способные привести противника в бессознательное состояние. Однажды даже показалось: борьба грозит закончиться примирением и совместным распитием спиртных напитков - к разочарованию публики. Посетители не торопились рисковать наличкой, честно добытой мафиозными способами: рэкетом - у владельцев лавок, вымогательством - у проституток, грабежом - у прохожих на улице.
        Однако, повезло. Когда исчезли мешавшие детали: шляпа свалилась, рукав оторвался окончательно, борьба приняла более целенаправленный характер. В смысле точности применения кулаков.
        Вскоре стало заметно: тот, кто поначалу был в шляпе, обладает кондицией покрепче. Его удары чаще достигали лица противника в болевых областях челюстей, переносицы, глаз и ушей. Те места покрылись синяками и ссадинами, из которых текла кровь, смешанная со струйками пота.
        От очередного удара слева, которого почему-то не ожидал или ожидал в другом месте, парень с оторванным рукавом пошатнулся. Глаза закатились под лоб, руки безвольно упали, коленки перестали держать - он грохнулся спиной на ближайшую столешницу. У которой от испуга подломились тонкие, металлические ноги, и она вместе с пассажиром съехала на пол. Что спасло его от верной гибели: если бы он приземлился на пол сразу, череп не выдержал, раскололся бы как арбуз.
        Падение оказалось по-киношному эффектным. Вставшие амфитеатром зрители восторженно загудели и захлопали вразнобой. Не победителю, а побежденному - что не подвел ожиданий, порадовал впечатляющей сценой, достойной первосортного боевика. Значит, не зря они сегодня в забегаловке собрались. А то скучно без драк и скандалов... Будет ли продолжение?
        Будет! Победитель тоже мечтал о своей дозе аплодисментов, без которых миссию считал бы невыполненной. Сохраняя бойцовский задор, он обошел вокруг поверженного соперника, проверить - в сознании ли тот. Требовалось, чтобы был в сознании, а то неинтересно бить отключившегося, все равно что тряпичную куклу: ни стона не услышать, ни хруста сломанных костей. Попинал его легонько - тот не реагировал. Только верить лежачему нельзя. Может, сознательно притворяется бессознательным, чтобы оставили в покое...
        Напрасные надежды! Победитель не проявит милость к падшему, не позволит отдыхать, приходить в себя, собираться с силами. Человек без шляпы не намерен останавливаться на полпути, оставлять жертву в состоянии полутрупа - так воспитывали его в сплоченной мафиозной группировке.
        Заключительный акт представления он собирался оформить зрелищно. Подчеркнуто неторопливо наклонился за головным убором, отряхнул кончиками пальцев, водрузил на голову. Снял пиджак, отдал близстоявшей проститутке - ярко-рыжей, с окурком папиросы в зубах. Подошел к лежащему, занес ногу с железным каблуком над головой.
        - Сейчас мы проверим на вкус и цвет твою прокисшую ирландскую кровь, собака!
        Аудитория притихла в трепетном ожидании.
        15.
        - Не надо! - отчаянно крикнула в зал Жаннет.
        От крика нога бойца зависла в воздухе, головы остальных синхронно повернулись к девушке: кто такая мешать развлечению?
        Всеобщее и далеко не благожелательное внимание ее не смутило. Волновало другое. Жаннет давно нездоровилось внутри желудка и мозгов. Испугалась: вдруг прямо сейчас замутит и вывернет. От того потеряет ясность головы, впадет в кому и уляжется рядом с ирландцем. А терять контроль над собственным телом ни в коем случае нельзя - смертью чревато.
        Существовала опасность попасть под горячую руку местных зрителей-пожирателей, которые уже нацелили голодные клыки на побитого парня. Вдруг они не удовлетворятся ирландской свежатинкой, захотят отведать французской? Не хотелось бы Жаннет стать кулинарным открытием для участников потусторонней зомбиевской фиесты.
        Гангстер Капоне тоже замер - по своим разумениям. Насторожился. Заложница оказалась в центре свирепого внимания, а она не должна пострадать. До поры до времени. Следует заботиться о девушке не хуже, чем о собственном именном кольте, который ежедневно самолично протирал, не доверяя в чужие руки. Решил вмешаться. Еще по другой причине: показать лишний раз - кто в тошниловке хозяин.
        Аль поднял мортиру, которую ранее по прибытию прислонил к стойке рядом с ногой. Не целясь, бабахнул со всей дури в потолок, откуда ошметками посыпалась цементная пыль. В ограниченном пространстве бара выстрел разорвался с грохотом среднекалиберной корабельной пушки - бомбарды. От чего задрожали стены и барабанные перепонки.
        - А ну прекратить потасовку! - несильно повысив голос, сказал Капоне. - Не то бошки отстрелю, всем по очереди!
        И бабахнул еще раз в ту же дырку.
        После второго воспитательного выстрела фигуранты замороженно застыли на полдвижении и замолчали на полуслове. Победитель-боксер окаменел и остался неудобно стоять с поднятой ногой в подкованном ботинке, отклонившись спиной назад в неосуществленном намерении лягнуть врага.
        Воцарилась тишина, такая идеальная и нереальная в присутствии нескольких десятков пьяных, до крайности возбужденных людей, недавно оравших, не слыша собственного голоса. Безмолвие нарушало лишь шуршание сыпавшейся с потолка штукатурки, покрывавшей серым слоем плечи присутствующих как перхоть. Жаннет тоже застыла - за компанию.
        Всеобщий гипноз длился секунд десять, а показался участникам бесконечным. Когда по мнению Альфонсо мирное сосуществование было восстановлено, он бабахнул третий раз.
        Моментально все очнулись.
        И стали расходиться по углам, как ни в чем не бывало, переговариваясь, улыбаясь. От чего у Жаннет создалось впечатление - они потеряли память о только что произошедшем.
        Очнулся бессознательный боец, который отдыхал на полу. Победитель протянул ему руку, помог отряхнуться, дружески приобнял и повел к одному из уцелевших столиков выпивать. По дороге рассказал анекдот, который долетел до сидящих у стойки:
        - У многодетной итальянской мамаши берут интервью. Она хвалится:
        - У меня одиннадцать детей и, чтобы не путаться, всех назвала Валентино.
        - Как же вы их различаете?
        - А я их по фамилии зову!
        - Ха-ха-ха! - заржал Франки.
        Капоне остановил его взглядом.
        - Видел доказательство поговорки, которую тоже я придумал? - спросил он, показывая глазами на мортиру.
        - Что за поговорка?
        - «Добрым словом и пистолетом добьешься большего, чем одним добрым словом». Тем более - с нашими неуправляемыми головорезами.
        - Точно! Ты не зря слыл садистом.
        - Иначе не мог, Франки. Гангстерскую империю не построишь на соплях. Слабаков не уважают. Надо уметь руководить: держать своих бойцов под контролем, а врагов в страхе. Для того я использовал систему беспощадного террора.
        Продолжая политику скрытой дискриминации по отношению к Жаннет, Капоне разговаривал, обращаясь исключительно к бармену. Однако, при слове «террор» косо взглянул на девушку.
        Она не поняла его взгляда и не встревожилась. Может - потом. Когда он окончательно снимет маску защитника попавших в беду принцесс и произнесет угрозы поконкретнее. А сейчас - недосуг, других забот полно. Где ее супруг до сих пор обретается? - интересно было бы узнать...
        Жаннет чувствовала себя как-то слабо. Устала она участвовать в здешних перипетиях, не имеющих к ней прямого отношения. Или ошибается? Именно из-за нее сыр-бор? Взяли ее в заложницы, чтобы потом сделать предметом торга? С какой целью? С кем собрались базарить... то есть торговаться? Ну, закрутился триллер, почище Джеймса Бонда из «Казино Роял». Любопытно - чем кончится.
        «Нет, в данный момент нелюбопытно», - рассеянно подумала Жаннет. И помечтала: сейчас бы растянуться во всю длину дивана, включить бесконечный, ненадоедающий, ненапрягающий «Секс в городе» и дремать вполглаза, потягивая согревающий душу нескафе...
        Очнись! - крикнула себе внутренне Жаннет, прерывая сладкие грезы. Для забвения не время и не место. Расслаблять внимание будет, когда дома очутится.
        Заставила себя прислушаться к разговору.
        - ... попался на глаза Фрэнку Айялу, - продолжал вспоминать Альфонсо, сделав ностальгическое лицо. - Айяла считаю своим крестным отцом. У него я получил первый опыт профессиональной работы на мафию. В Нью Йорке дело было, в этом самом баре «Гарвард Инн», куда меня взяли вышибалой.
        - Слышал, у тебя здорово получалось крикетной битой месить черепа распоясавшихся посетителей, - льстиво проговорил бармен.
        Капоне довольно улыбнулся - лесть он любил.
        - Зато уже через неделю в баре воцарился порядок, которого здесь не видели со дня основания. Меня стали называть Большой Аль. Ха! При моем-то росте...
        - Уважали тебя.
        - Еще бы. Попробовали бы поперечить. Я быстро догадался, чем пьяниц и забияк надо утихомиривать. Не зря сказал, что в других условиях стал бы профессором. Интеллектом я многого добился бы. Может, большего, чем оружием. Только жизнь заставила другие университеты проходить. Ускоренными темпами пришлось осваивать мафиозную науку. В «Гарвард Инне» ненадолго задержался. Мои садистские таланты заметил Джонни Торрио, мой второй крестный отец. Ему требовался незакомплексованный моралью человечек, чтобы навести порядок в подпольной жизни Чикаго.
        По прибытии туда я сообразил: придется воевать на два фронта. Для начала следовало расправиться с конкурирующими ирландскими бандами. Одновременно поставить себя как лидера в семье соотечественников. Войну я возглавил, облеченный необходимыми полномочиями, как правая рука Торрио. Для врагов использовал автоматические пистолеты, для своих...
        - ...именную биту с инкрустацией инициалами, сделанную на заказ, - весело продолжил Франки, отправляя в рот очередную дозу бурбона. - Дорогая игрушка - из слоновьего бивня, крепкая, как кирпич. Немало голов ею проломил. В крошку.
        - Кстати, про биту. Достань и положи под рукой, - сказал мрачно Капоне и почему-то опять посмотрел на Жаннет.
        От его взгляда та вспотела. Второй раз за пять минут получает от него невнятные намеки. Нет бы сразу сказал, в чем претензии к Жаннет, она бы исправилась, или подготовила речь в свою защиту. А то темнит, недоговаривает, глазами косит... Негуманно с его стороны - заставлять человека пугаться неизвестно от чего. Должен понимать: не проходила Жаннет школу мафии, не понимает бессловесных намеков, жестов глазами. Пусть объясняется по-общепринятому - языком.
        Что задумал этот Скарфейс с изуверскими наклонностями? Зачем приказал приготовить биту из именного бивня? Особая честь для Жаннет, которую назначил следующей жертвой?
        Это первое объяснение, пришедшее на ум. Печально. Альфонсо оказался не лучше других, спас девушку не из рыцарских побуждений, а все по той же, старой как сказка причине. Из личной выгоды - подпитаться ее энергичной молодой кровушкой. Именно для того завлекали Жаннет к себе предыдущие гости Тиффожа. Ясно: Капоне - не исключение из их дружной, вампирско-зомбиевской компании.
        Неоригинально все это...
        Погоди, погоди. А как же ее статус заложницы? Он сам проговорился. Нет, ситуация не так проста, как подумалось. Большой Аль привез Жаннет не домой, где легче расправиться, а в общественное место, где у нее может найтись влиятельный поклонник. Что-то он замыслил. Иначе прикончил бы где-нибудь по пути и полакомился телом в одиночку. Значит, она здесь не для немедленного умертвления, а для чего-то, пока не прояснившегося. Возможно, все не так бесперспективно, как показалось, и рано падать духом.
        Ах, это сладкое слово - надежда! Едва забрезжила на горизонте, мысли Жаннет воодушевились, поплыли в противоположном от тоски направлении. Надоело печалиться о неприятностях, захотелось, наконец, начать думать позитивно. Нет, не может Альфонсо ее просто так, из-за ничего убить, это не в традициях благородных гангстеров. Он украл ее не для личного пользования, а в интересах их большой мафиозной семьи.
        О принципах деятельности которой Жаннет судила по старому фильму «Крестный отец». Он когда-то потряс - не сюжетом, а жутко романтичной мелодией.
        Из фильма она знала: мафия ничего бесплатно и бесцельно не делает, в том числе не крадет заложников. Прежде чем убить, они должны связаться с вымогаемой персоной, поторговаться, назначить выкуп, потом только следующие шаги предпринимать. У кого они могли потребовать выкуп за Жаннет? Вот в чем вопрос...
        - Что-то ты бледно выглядишь, дорогуша, - услышала она голос Капоне и вздрогнула.
        Голос обещал мало хорошего. Взгляд тоже. Выражение лица присоединилось к угрозам. Вместо добродушно-улыбающегося оно превратилось в холодно-подозрительное, от которого Жаннет пробрало морозом. Ощутила себя потерявшим первоначальную стоимость товаром, который даже после уценки никто не купил. За ненадобностью выбросили на помойку, потом отправили на станцию переработки, где мусор сортируют, прессуют, формируют в брикеты для топки печей...
        Короче - наступила ее последняя минута в живом состоянии.
        - Я устала, - честно ответила девушка. - Целую ночь не спала. Слишком много впечатлений получила. Сколько сейчас времени?
        - Без пятнадцати двенадцать, - сказал Аль.
        - Полвторого, - сказал Франки.
        - Скоро час, - крикнули из зала.
        - Кому верить? - спросила Жаннет.
        - Только мне, - ответил Капоне. - Я здесь главный. В том числе по часам. Вот смотри, - и протянул правую руку к носу собеседницы.
        На запястье красовались солидного вида часы на кожаном ремне, с красной звездой вместо цифры «двенадцать» и надписью на циферблате «Komandirskie». Большая стрелка стояла на девятке, маленькая -вертикально вверх. Секундная - между ними и не двигалась.
        - Ну, убедилась, что я прав? Самый лучший хронометр в мире.
        - Швейцарский?
        - Китайский. Водонепроницаемый, пуленепробиваемый, нержавеющий и неходящий. Но время показывает правильно. Два раза в сутки. Сейчас именно такой случай.
        Слова мафиозо не соответствовали действительности, в понимании Жаннет конечно. Она вспомнила, что полночь давно миновала, еще когда она сидела на печи у Салтычихи.
        - Не ошибаетесь? Вы какое время суток имеете ввиду?
        - Как обычно. Тебе же Прелати объяснял нашу систему времясчисления. По-моему, ты запуталась немножко, девочка моя. Думаешь, какой сегодня день?
        Жаннет не ответила. Замерла от страшной догадки, которую не хотелось озвучивать. В том числе молча - в голове.
        - А год? - добил главный гангстер.
        Не пожалел, не сделал скидки на ее первоначальное заявление о беременности. Догадался, что фальшивое? Что означает его вопрос? Что пребывание Жаннет в замке исчисляется не днями, а...
        Мысли заметались в панике. Неужели свершилось непоправимое? Неужели она в какой-то момент забылась, отвлеклась, потеряла осторожность, и им удалось ее незаметно умертвить, утащить к себе в загробное царство, превратить в такую же уродину с клыками как сами? И все, что она видит и слышит сейчас, будет видеть и слышать в ближайшие... сколько сотен лет? Или еще страшнее - до бесконечности?!
        Кровь отхлынула от щек, сердце жалобно екнуло от предчувствия. Жаннет почувствовала головокружение от навалившегося ощущения кромешной неудачи. Поднесла руку ко лбу - он был мокрым от ледяного пота.
        - Ты бледно выглядишь, - каким-то механически ненатуральным голосом, с расстановкой повторил Капоне.
        Смысл сказанного по назначению не дошел. Жаннет смотрела на мафиозо совершенно тупо, ничего-несоображающе. Она заметила, как рука его потянулась к лежавшей на стойке крикетной бите, приспособленной для ударов не по мячам, а по черепам. В другое время Жаннет полюбовалась бы мастерством обработки. Тщательно отшлифованная, с удобной, ребристой рукояткой и округлым концом в виде гигантской капли бита не походила на грязное орудие убийства.
        Скорее - на музейный экспонат. Дубина из натуральной слоновой кости выглядела дорого, по-старинному. Неудивительно. Официальная профессия Альфонсо Капоне - хранитель антикварных безделушек...
        - Говоришь, нездоровится? - с издевкой произнес он, развернулся к Жаннет и оскалил клыки. - Знаешь лучшее средство от головной боли?
        - Парацетамол, - наивно ответила девушка.
        - Эшафот, - ухмыльнувшись, сказал Франки.
        - Дубина! - диким голосом крикнул гангстер, схватил биту, занес над головой.
        16.
        И тут же - вжик! - головы лишился.
        Чей-то ловкий меч срезал его мыслительный аппарат одним махом слева направо, если смотреть со стороны Капоне. Срезал так мощно, что голова подобно пушечному ядру понеслась к стене, где нелегальные бутылки алкоголя украшали зеркальные полки. Фрэнки пришлось шустро нырнуть под стойку, чтобы избежать столкновения. Хоть и был пьян, а реакция не подвела, иначе поцеловался бы с мертвым бывшим дружком. Ужас подумать.
        Голова мафиозо оказалась крепким орешком. Расколотив несколько контрабандных посудин, она без ущерба для внешности отскочила от полки и закатилась к Франки в гости под прилавок. Что он с ней сделал дальше, осталось неизвестным. Вернее, скоро обнаружится.
        В помещении снова воцарилась тишина. Посетителей поразила дерзость расправы с великим и ужасным Капоне, одновременно они не поняли несколько вещей. Среди которых: радоваться освобождению от гангстерского гнета или разбегаться, пока до них очередь не дошла? Клиенты бара вмиг протрезвели и недоуменно уставились в сторону барной стойки.
        Им представилась редкая возможность наблюдать осиротевшее тело босса - без головы, с поднятыми руками и битой, которая теперь никому не угрожала навредить.
        Удивленная до предела Жаннет боялась поверить в спасение: вдруг это очередной трюк, на которые горазда местная общественность. Не стоит раньше времени радоваться, чтобы потом не разочаровываться. Подождем развития событий.
        Жалкое зрелище представлял обезглавленный Альфонсо, некогда гроза чикагских гангстеров, а теперь только толстый, обрюзший, бесформенный куль. Руки его все еще судорожно сжимали дубинку, потом безвольно опустились, пальцы разжались. Орудие смерти упало на пол и покатилось, переливисто звеня, по проходу.
        Биту никто не поднял - не хотели пачкаться, хотя была еще чистой. Также из суеверного страха, который она внушала даже в отсутствие хозяина. Еще - чтобы не испортить первоначальные отпечатки на случай официального расследования. Каждый, к кому она подкатывалась, старался избавиться от ее дискредитирующего присутствия и пинал подальше.
        Странный футбол дубинкой продолжался до тех пор, пока нашелся смельчак, пнул посильнее. Именная бита Альфонсо отлетела к дальней стене и приклеилась - красиво наискосок, в виде боевого трофея.
        Торс Капоне посидел какое-то время неподвижно, раздумывая над вечными вопросами интеллигента - что делать и кто виноват? Опций ответов имелось несколько, что затрудняло выбор, и без того усложненный отсутствием главного думающего органа. Который исчез без предупреждения и даже вежливой записки не оставил, типа: «Ушел по делам, буду через десять минут».
        Так чем теперь телу заняться-то? Шлепнуться на грязный пол, раскинув конечности? Несолидно для бывшего главного мафиозо крупнейшей меж-океанской державы. Остаться сидеть, делая вид, что ничего не произошло? Неестественно для обезглавленного трупа. Изобразить из себя героя - «Всадника без головы и коня», попытаться вступить в бой с обидчиком? Что-то страшновато: недолго оказаться разрубленным на куски без надежды восстановиться.
        Наконец, торс принял соломоново решение: привалился к барной стойке, будто прикорнул на время. Не будите меня, я занят. Сейчас голова придет, и мы отправимся восвояси...
        Остался неотвеченным главный для Жаннет вопрос: кто тот смельчак, что не испугавшись мстительного итальянца-мафиозо и рискуя навлечь на себя вендетту, спас ее от гибели, которая на сей раз слишком близко подобралась?
        Из-за привалившегося трупа вышел... хозяин замка, сам барон де Рэ, улыбаясь белозубо и самодовольно. Вытерев окровавленный меч и убрав в ножны, он подошел к жене, легко снял со стула, обнял крепко.
        Появление супруга оказалось сюрпризом, на который она уже надеяться перестала... Обняв его в ответ, Жаннет прислонилась щекой к медальону, по-прежнему украшавшему мужественную грудь.
        Грудь пахла и ощущалась по-родственному. Да, это он, ее спаситель и герой, рыцарь в плаще и с кинжалом, мушкетер без страха за последствия. Не раздумывая вступил в схватку со злодеем - так же как вчера... или не вчера?... надо потом выяснить по другим часам, ходящим... в общем, так же как в прошлый раз в гостиной - против венгерской графини. Тем же старым, проверенным способом - мечом вжик! - и нет клыкастой головы.
        Самое надежное средство от зомби. Интересно, как долго оно действует?
        - Потом узнаем, - вслух ответил Жиль и тут же спросил: - С вами все в порядке?
        - Да! Да! Дорогой Жиль. Не верю глазам. Вы самый благородный человек из всех присутствующих и отсутствующих. Как вам удалось... как вы узнали, что я здесь и в опасности?
        - Мне Капоне сообщение прислал. Теле...
        - Телефонное?
        - Нет.
        - Телевизионное?
        - Нет - телепатическое. Сказал, что взял вас в заложницы и потребовал выкуп.
        - Большой? - быстро и любопытно спросила Жаннет.
        Жутко захотелось узнать, сколько она стоит по местным расценкам? Надеялась - не меньше миллиона. Евро. Нет, лучше английских фунтов. Или нет, лучше чистого золота в размере ее собственного веса. Ой, не маловато ли золота получится...
        Насчет валюты для выкупа она ошиблась. А может - и нет. В-общем, из последующего ответа ясности не получила.
        - Потребовал совсем уж неприемлемую сумму, - ворчливо проговорил де Лаваль. - Сорок процентов от ежегодного урожая со всех моих земель. Вот вымогатель! Еще называет себя честным рэкетиром! Честные не разоряют землевладельцев грабительскими требованиями. Если все предприниматели обанкротятся, на что мафия процветать будет? Одними проститутками да мелким мошенничеством - на гаражи с Бугатти-Мазератти не заработаешь.
        Чтобы вас спасти, я пошел ему навстречу, предложил тридцать семь с половиной процентов как последнее слово. Рвач Капоне не уступил ни одной десятой. Пришлось его убить. Легче, чем прокормить. Итальянский троглодит.
        Наконец-то! Разъяснилась история с ее заложничеством. Облегчение. Хотя цену на себя в твердой валюте так и не узнала. Ну, неважно. Нужно спросить про другое - то, чем пугал ее этот самый троглодит. Хоть бы он соврал - по обыкновению...
        - Дорогой Жиль, не знаете, какой сегодня день? То есть ночь? То есть... сколько времени?
        - Разве Капоне тебе не сказал?
        - Он соврал. У него часы поддельные. Стоят два раза в сутки. В остальное время врут.
        - Правильно, ему ни в чем нельзя доверять, даже в непринципиальных деталях. Ну, не беспокойся, дорогая, можешь на меня положиться. По-обще-тиффожскому времени сейчас... - Жиль взглянул на область левого пульса, где виднелась только кружевная манжета из-под узкого рукава. - ... сейчас пять минут до начала.
        - До начала чего? Концерта Шарля Азнавура? Что-то расплывчато звучит. Нельзя ли поконкретнее? По-обще-человечески...
        - Ты по какому стандарту хотела узнать?
        - По швейцарскому.
        - Такого не применяем. У нас только Гринвич и солнечные часы с палочкой - тень отбрасывать. Но сейчас ночь, они не работают.
        - А Гринвич? - со стремительно ускользающей надеждой спросила Жаннет.
        Она случайно знала, что лондонское время отличается от парижского на один час назад. То есть Новый год англичане празднуют на час позже французов. Приятное осознание: хоть в такой мелочи опередили вечных соперников с дождливого Альбиона...
        - К сожалению, Гринвич утратил надежность, - с искренним сочувствием проговорил де Лаваль. - Сдвинулся со своего меридиана, а на новом еще не установился. Произошло все из-за смещения полюсов, расстройства магнитных полей и великого переселения животных. Пингвины переехали в Арктику и привезли с собой озоновой дыру. Белые медведи обосновались в Антарктике, где от их перенаселенного присутствия стали таять льды. Вот в чем настоящая причина пресловутого потепления климата, которым нас пугают не первое десятилетие.
        Впрочем, если хочешь знать мое мнение - во всем виноваты браконьеры. Они истребили редких животных, в том числе гигантскую птицу додо, потому нарушился природно-человеческий баланс: увеличился выброс углекислого газа, плотность скопления городов превысила допустиму норму. Это было бы не так страшно, если бы не дефицит питьевой воды в мировом масштабе. А все от чего? От недостатка водопроводных труб и хлора их дезинфицировать...
        У Жаннет пошла кругом голова. Она больше ничего не понимала и не хотела спрашивать. Она бессильно опустила голову на грудь супруга и обмякла в его руках.
        Жиль понял ее слабость по-своему. Погладив жену по голове, он очень лаского прошептал:
        - Тебе нельзя волноваться по мелочам, дорогая. Не задумывайся над вещами, которые трудно осознать. Не бойся. Я тебе помогу, чтобы не плутала в неизвестности. Отвечаю еще раз - по существу вопроса. На светлое время суток мы не обращаем внимания, потому что спим. Сегодня ночь с четверга на пятницу, когда сны сбываются, помнишь поговорку? А время...
        Барон снова посмотрел на левое запястье, будто ожидал чуда. Которое опять не произошло - часов по-прежнему не оказалось. Взглянул на стену, где повисла бита - тоже пусто.
        - Э-э. Время сейчас услышим. Когда пробьет. Ты сама как думаешь, где находишься, в смысле даты?
        - Я думала, что сегодня - двадцать шестое декабря, второй вечер Рождества, - безо всякой уверенности пробормотала девушка.
        - Значит, так оно и есть, - бесконфликтно произнес де Лаваль. - Не зацикливайся на второстепенном, любовь моя. Это приводит к стрессам. Береги здоровье, - и звучно чмокнул ее в лоб.
        17.
        Жаннет крепче обняла супруга.
        «Мастера они маскироваться», - совершенно без обиды подумала девушка. Наоборот, ласково, как о любимом ребенке, показавшем чудеса изворотливости: с измазанными шоколадом щеками клятвенно утверждает, что «конфетки не ел». Чувство благодарности владело ею. Чувство, которое невозможно перебить пустячными недоговорками или нестыковками.
        Которые были, в принципе, неважны. Ни подозрения, ни сомнения не затмили бы переполнявшую Жаннет радость. Она осталась жива, побывав в руках пятерых самых кровожадных убийц человеческой истории - это ли не повод гордиться собой!
        Высший пилотаж выживаемости. Ее способности сопротивляться обстоятельствам могут позавидовать исследователи заснеженных полюсов без собачьих упряжек и любители пересекать океаны в одиночку. Жаннет внукам будет рассказывать о своих подвигах по непопаданию в лапы клыкастых вурдалаков. Жаль, нет возможности сделать фото на память. А то завела бы она специальный фотоальбом и назвала бы просто: «Жанна Д’Арк - виват, героиня!». Или: «Жиль и Жанна - любовь земная и загробная».
        Книгу напишет обязательно. В форме подробной инструкции, которая из-за уникальности содержания станет библиографическим хитом года и выйдет миллионными тиражами - не хуже лучших бульварных детективов в мини-формате. Будет называться: «Руководство по сохранению головы в условиях окруженности отъявленными маньяками, садистскими вампирами и итальянскими троглодитами».
        Подпишется псевдонимом «Жаннет Домреми». Сведущие люди поймут, от имени кого пойдет повествование. А несвещущим она не даст дополнительных намеков. Пусть сначала отечественную героическую историю проштудируют.
        В книге для оживления текста вместо фото-иллюстраций разместит композиционные портреты тех живых мертвых душ, которых посчастливилось здесь встретить...
        Нет, «посчастливилось» как-то не подходит. Лучше исправить на «непосчастливилось». Ой, тоже нет, длинно и коряво. Тогда выразиться сухим слогом канцелярского письма: «... портреты мертвых душ, встреча с которыми имела место быть». Вот так, некоротко и неясно, зато похоже на все остальные замысловатые инструкции по применению простейших вещей как молоток или веревка для белья.
        Жаннет улыбнулась на собственные мысли. Хотела спросить мнение Жиля насчет ее планов стать популярной бульварной писательницей, когда услышала:
        - Не отвлекайся, Жанна.
        Его слова вернули в действительность. Жаннет очнулась от сладких грез и увидела, что летит вместе с мужем по коридорам подземелья. Он, как хозяин, предпочитал старый, проверенный способ передвижения. Традиционный - строго вдоль по проходам и лестницам, не срезая нетерпеливо прямых углов, не проходя напролом через стены. Значит, не спешил.
        - Куда мы направляемся? - томно как-бы спросонья, без особого интереса спросила девушка.
        - В гостиную.
        Жаль. Жаннет тайно надеялась - в спальню.
        - Зачем? - Постаралась скрыть легкое разочарование.
        - Пора тебе подкрепиться, дорогая.
        - Я, кажется, неголодна. - Соврала по благоприобретенной привычке.
        - Все равно пора.
        - Что у нас в меню?
        - Спросим у Прелати.
        А, черт! Очень некстати опять встречаться с этим алхимиком, склонным к сексуальному насилию, он же лакей, не склонный подчиняться приказам вышестоящих. Упоминание о нем подпортило энтузиазм триумфа, владевший Жаннет. Впрочем, подпортило несильно. В мыслях ее царила эйфорическая радость, которую невозможно было омрачить: все-таки изо всех смертельных перипетий ей удалось выйти невредимой.
        - Расскажи мне о них в подробностях, - попросил Жиль.
        18.
        Пока барон с баронессой летят, заглянем в гостиную, где уже собралась компания гостей в прежнем составе.
        Две подружки - Дарья и Эржбета - устроились на стульях напротив друг друга. Салтычиха взяла зеркало в рамке с облезшей позолотой и придирчиво осмотрела себя: не осталось ли пятна от перстня, которым приложила ее Жаннет намедни.
        К радости барышни и огорчению графини пятна не осталось, даже красноты. Лоб выглядел как новенький, но в полном соответствии с возрастом обладательницы: желтый как у залежалого покойника, сухой как старый гербарий, в трещинках как тысячелетний свиток Мертвого моря.
        Удовлетворенная осмотром, помещица перешла к следующей процедуре - сняла с шеи голову и поставила между коленей лицом вниз. Старинным, деревянным гребешком с орнаментом на рукоятке принялась расчесывать длинные, русые волосы, заплетать в косу. Коса получилась богатая, широкая от начала до конца - похожая на анаконду, только что проглотившую собрата.
        Батори сидела и тихо завидовала - куда ей до подружки! С ее-то непрезентабельной шевелюрой, пострадавшей от облысения и потери парика... Вдобавок - когда ее головой футболили, последние клоки повыдирали. Не желая далее страдать черной завистью, она с кислой миной и вместе со стулом отодвинулась подальше, достала зеркало - точную копию салтычихинового.
        Разлядела собственное лицо. Критически и подробно. Дотронулась до бровей, которых не было заметно, провела пальцами по усохшему носу, похлопала по впалым щекам. Отражение в зеркале не удовлетворило. Точнее - разочаровало. Вздохнула недовольно, отвернулась от себя.
        - Все-таки, что бы про меня ни выдумывали злопыхатели, а кровь молодых девственниц помогала сохранять здоровый цвет лица. Посмотри, на кого я сейчас похожа: пигментные пятна выступили, кожа поблекла и обвисла. Я давно не умертвляла девушек, потому не выгляжу. Разе можно в наше время без омолаживающих средств обойтись? Скажи, Дарья, знаешь ли какой-нибудь вегетарианский способ для отбеливания?
        - Конечно! - бодро проговорила салтычихина голова с родных коленок. - Делай регулярно огуречные маски. Трупные пятна пройдут. В том числе веснушки. Отвар ромашки тоже помогает.
        - А для задорного румянца на щеках?
        - Свеклу попробуй - русский народный рецепт.
        - А брови подчернить?
        - Это углем делается.
        - А сочные синие губы?
        - Для того применяются охлаждающие ванны. Поздняя осень - лучшее время для косметических процедур. Входишь по шею в подмерзшую воду и начинаешь дрожать. Через полчаса себя не узнаешь: губы ярко посинеют, похлеще, чем у египетской мумии. Я сама пробовала. На дворовых девках. Средство действует безотказно.
        - Здорово! - оживилась Эржбета. - У тебя на каждый случай есть совет. Как насчет увеличения груди?
        - Больше свежей капусты употребляй.
        - Ну, насчет груди у меня есть другой рецепт, попрофессиональнее, - встрял в женский разговор Генри Говард Холмс, легкой походкой прогуливавшийся мимо.
        Его тело, недавно расчлененное мортирой, теперь находилось в полной комплекции. Холмс был одет к верчернему ужину, по-джентльменски безупречно: в твидовый костюм-тройку цвета застарелой ржавчины и галстук болотного тона. Левой рукой он ловко крутил тросточку, в правой - артистично оттопырив мизинец, держал папиросу.
        - Совет специалиста: для увеличения бюста употребляйте мужчину. Пусть он вам регулярно, минимум два раза в день энергично массирует грудь, причем голую. А впридачу еще кое-что, поглубже. Да следите, чтоб на совесть работал, до оргазма доводил! Тогда результат получится стопроцентный.
        - Охальник! - обозвала Дарья возмущенно.
        - Нахал! - обозвала Эржбета кокетливо.
        Холмс не обиделся ни на одно прозвище.
        - Совет простой и действенный - поверьте фармацевту-гинекологу, - как ни в чем не бывало продолжил он. - Через пару месяцев грудь не узнаете. Будет как у секс-бомбы, ни в один стандартный лифчик не влезет. Придется на заказ шить. Кстати, от применения мужчины в качестве косметического и омолаживающего средства одни выгоды. Румянец сам собой на щеках заиграет, глаза счастьем засветятся.
        - Верю, - застенчиво прошептала графиня.
        - Не верю! - громко заявила барышня.
        - Не верите - вспомните примеры из классических фламандцев. Видели пышущих здоровьем, дебелых, розовощеких, довольных жизнью женщин на картинах Питера Пауля Рубенса? Вот кто был охальником, бесстыдником, а проще говоря - большим любителем постельных приключений. Перед тем как писать голую даму, он сначала хорошенько ее удовлетворял по-мужски, чтобы получить негу в глазах и блаженство в позе тела.
        Только врожденный импотент не заметит подчеркнуто сексуальной направленности его творчества. Картины великого Рубенса - зеркало внутренних позывов художника. Ода физиологической любви, флюиды которой так и струятся на зрителя с полотен. Он обожал писать голых людей, но не холодно застывших натурщиков, обнаженных только для позирования. Нет, его герои находятся во власти эмоций: полны молодого полового желания и готовы немедля его удовлетворить.
        Талант Питеря Пауля - в артистичном изображении сексуальности. Божественных созданий он наделял не святостью, а откровенным чувственным эротизмом. Небожители у фламандца получались неподобающе очеловеченными, возбуждающими греховные мысли, привлекательными для интимных грез. Слишком очевидно созданными для наслаждения радостями жизни. Приземленно, неканонично, даже порнографично - с пуританской точки зрения.
        Особенное недоумение вызывает его своеобразный подход к изображению Христа. Потрясающее богохульство!
        Святой и безгрешный Спаситель у Рубенса показан нетрадиционно для семнадцатого века. Не тощим, изможденным страдальцем за человечество, а хорошо упитанным, плотски привлекательным мужчиной с бицепсами на плечах и выпуклостями на упругом прессе.
        Такое впечатление, что страдает он не от шипов тернового венца, а от недостатка секса, простите за выражение. Вот интересно. Если бы Понтий Пилат не был таким страрообрядцем и спросил осужденного о последнем желании. Что бы наш спортивно-подтянутый сын Божий заказал перед походом на Голгофу? Уж наверняка не высохшее ребро барашка - по скромности желаний. Скорее всего - сочную плоть...
        - Замолчите! - крикнула Салтыкова.
        - Продолжайте, - разрешила Батори.
        - Я вообще считаю: проказника Рубенса поклонники недооценили. Он был не просто основателем роскошного стиля барокко в художественном искусстве, а основателем - эротического барокко. С акцентом на слове «эротический». Посмотрите на сюжеты картин нашего фламандского гения, воспевшего божественную чувственность человеческого тела.
        Здесь найдете все формы сексуальных фантазий, встречающиеся в порнофильмах. Старик-отшельник, пускающий слюни возле спящей юной красавицы. Купающиеся девушки, страстно поглядывающие друг на друга. Боги в образе пышущих здоровьем мужчин, похищающие таких же аппетитных, половозрелых земных женщин. Для чего, спрашивается? Ответ не предполагает двух разночтений: чтобы заняться с ними...
        - Холмс! - опять подала возмущенный голос Дарья-помещица, призывая рассказчика соблюдать хотя бы видимость приличий. Сама незаметно приказала рукам повернуть голову лицом кверху - так удобнее слушать.
        - ...чтобы заняться зачатием потомков, конечно, ну не в карты же поиграть! - невозмутимо закончил Генри Говард. Ему понравилось дразнить вдову с двумя детьми, прикидывающуюся невинной девушкой, не сведущей в половых вопросах. - Что тут такого неприличного? Хотите нас уверить, что дети появляются из пробирок?
        - Хм! - красноречиво хмыкнула Салтыкова в ответ и деланно-сосредоточенно занялась волосками на конце косы, проверяя их на посеченность. В то же время навострила ушки, чтобы не пропустить ни единого слова из холмсовской лекции.
        - Полотна Рубенса наполнены такой живостью и экспрессией, я бы придумал новое слово - сексуализмом, что нетрудно представить продолжение изображенного сюжета. Желание героев удовлетворить позыв плоти горячо и животрепещуще. Еще не добравшись до дома, они сливаются в волнующем экстазе, который невозможно удержать в рамках фальшивой религиозной морали.
        В картинах Питера Пауля сексом занимаются все и со всеми. Часто инициатива принадлежит прекрасным дамам, как ни странно для средних веков - когда отсутствовала эмансипации. Женщины пускаются в эксперименты и совокупляются... пардон - вступют в половые отношения с кем придется: с женщинами, мужчинами, богами, ангелами, дьяволом и даже самими собой. Мужчины не отстают. Животные тоже участвуют, потому как сама атмосфера дышит неприкрытым эротизмом, который заражает, возбуждает, заставляет присоединиться. А все почему? - вопросил Холмс у дам.
        - Почему? - переспросили хором Дарья и Эржбета.
        - Потому что в фантазийном мире великого художника население ходило голышом. Это полезно для здоровья. Сексуального.
        - Ну, не предлагаете же вы нам... - пробормотала Батори не совсем убежденным тоном.
        - Нет, конечно. Наш земной мир несовершенен, в отличие от рубенсовского. Созерцание некоторых, далеких от идеала фигур... - тут Генри Говард бросил специальный взгляд в сторону кресел, где сидели и о чем-то спорили Прелати с Капоне. - ... может привести к обратному результату. Впрочем, говоря про «несовершенство», не нас с вами имел ввиду.
        - Скажите, мистер Холмс, откуда у вас столь глубокие познания в искусстве фламандцев? - спросила Эржбета.
        Она выглядела чрезвычайно заинтересованной и от волнения слегка побледнела. Лучше бы она этого не делала: цветом лица стала похожей на незагоревший пластмассовый манекен из витрины магазина линжери. Только у того имелось перед графиней два преимущества: гладкая кожа и густые волосы. Третье: при его изготовлении не забыли про чисто женскую деталь, предназначенную привлекать мужские взгляды - грудь третьего размера.
        Если бы Холмсу предложили выбирать между этими двумя фигурантами, он бы без долгих раздумий выбрал манекен. Который, сожалению, в гостиной отсутствовал. Наверно, взглянув на посеревшую Эржбету, испугался и срочно пошел загорать.
        Ну, на безрыбье и креветка сойдет. Генри Говард давно ощущал желание, которое возбудила еще Жанна, беспомощно лежавшая на кушетке у него в лаборатории. Эх, не успел довести до конца хитро продуманный план. Много времени зря потерял. Сначала одолела напасть себя повосхвалять перед новой слушательницей, старые-то на его байки давно внимания не обращали. Потом девушка заартачилась в бездну прыгать. А там Капоне подоспел с дурацкой мортирой - расстрелял Холмса на части.
        Из ревности, естественно - соперника убрал. Для себя хотел даму заиметь, гангстер-террорист, извращенец-развратник. Нет бы по-человечески попросить, Холмс бы поделился, ему чужого не жалко. Ан нет, сразу на убой расчленять! Умер давно, а до сих пор не может расстаться с бандитскими привычками.
        Ладно, первый раунд битвы за секс проигран, но не целая игра. Холмс попытает удачу с этими двумя - давно знакомыми и еще более давно надоевшими подружками по несчастью. Хотел сначала Дарью соблазнить, она выглядит помоложе и - с волосами.
        Да та оказалась недогадлива, на его авансы не ответила. Значит, остается эта древняя карга, полысевшая в некоторых местах, и с грудями, похожими на уши спаниеля. Эх, мерзопакостная грымза. В свое время у Холмса побогаче выбор был... А что делать? Не в гомика же превращаться. До такой степени отчаяния он еще не дошел.
        Поймав взгляд Батори, Генри Говард слегка поклонился и проговорил с привычным самолюбованием:
        - Вы меня плохо знаете, дорогая графиня. Я ведь в душе не только поэт, но и артист в самом широком понимании этого слова. Любитель высокого искусства, особенно обнаженного тела. В Рубенсе я сразу почувствовал близкородственное существо.
        Гениальный талант! По его картинам можно изучать анатомию человека в подробностях. С такой любовью и увлеченностью он выписывал каждую складочку на животе, каждую ямку на ягодицах... Современным импрессионистам и авангардистам с кубистами приходится только мечтать о подобном мастерстве.
        - Как интересно вы рассказываете, - улыбнулась графиня, делая обещающее лицо.
        Холмс усмехнулся: наживка заброшена и заглочена. Пора подсекать, чтобы непредвиденные обстоятельства не помешали. Или другие рыбаки. В образе Капоне. Прелати тоже выглядит не совсем в своей тарелке, глазки замаслились. Вот кто охальник-то. Хитрый как сто китайцев из периода правления династии Цинь. И несомненно - такой же плодовитый. Его следует держать в поле зрения. И на контроле.
        Потому - хватать быка за рога без промедления, которое смерти подобно... Ха! Подходящая игра слов для обитателей потустороннего подземелья, подумал Холмс, покрутив тросточкой.
        Заявил без перехода:
        - Кстати, предлагаю себя в качестве претендента на эксперимент по увеличению груди без применения силикона.
        - Не соглашайся, непристойное предложение, - шепнула дарьина голова.
        - Заманчиво... - протянула графиня и бросила игривый взгляд на Холмса.
        Конкретнее ответить дама не успела.
        19.
        В гостином зале раздался препротивный крик «и-а, и-а», характерный для вьючного и горбатого животного, помогающего людям пересекать пустыни. Крик испугал птицу под потолком, которая шумно вспорхнула, собравшись перелететь из одного угла в другой. Летела низко, задела перепончатым крылом графиню и оказалась совсем не птицей, а летучей мышью. Эржбета вздрогнула, нечаянно выпустила зеркало из руки. Оно упало и разбилось на острые осколки. Графиня тупо посмотрела вниз. Плохая примета. Кто-то должен сегодня умереть.
        «Только не я», - подумала Дарья, испуганно похлопала глазами и поспешила водрузить голову на место. Тем более, что коса была расчесана и заплетена, а подстричь посекшиеся концы и пощипать разросшиеся брови можно попозже. Когда досуг выпадет.
        Вслед за криком «и-а» в комнату размеренным шагом вошли Каддафи и верблюд. Каддафи жевал жвачку, верблюд - колючку. Остановились возле дам и Холмса, полковник говорит:
        - Отгадайте загадку, миллион дам.
        - Ну.
        - Представим, что верблюд собирается в поход по Сахаре. Что он делает сначала?
        Послышались ответы.
        - Пьет.
        - Испражняется.
        - Встает.
        - Встает - на какие ноги? - спросил для уточнения полковник.
        - На передние, - сказала Эржбета.
        - На задние, - сказала Дарья.
        - Очередное очковтирательство, - буркнул Холмс.
        - Никто не угадал! - радостно объявил Каддафи. - Сначала верблюд ждет команды погонщика. Правильно, Абдулла?
        Верблюд проворчал что-то нечленораздельное, что по задумке диктатора должно было означать - правильно. Молодец, Абдулла, миллион сэкономил хзяину.
        - Хотите еще загадку?
        - Тоже про верблюда?
        - Такую же тупую?
        - Не хотим, - снова недовольно отозвался Генри Говард.
        Каддафи не обратил внимания на всеобщий скепсис. У него сегодня хорошее настроение. До такой степени, что хотелось петь мантры и плясать танец живота. Необыкновенная удача постигла - выиграл джек пот в казино «Сто тысяч и одна ночь». В скобках заметим - казино было его собственным.
        Конечно, смухлевал немножко, тузы из рукава доставал, да кто посмеет перечить? Каждый моджахед в его королевстве знает: Каддафи скор на расправу. Совершит военно-полевой суд не сходя с места - раскромсает джамбией живот у смельчака-дурака и оставит жариться на солнце. Даже электрошокером предварительно не попытает, чтобы выяснить - не по приказу ли из-за океана хотели диктатора обвинить в мухлеже?
        А, ерунда все! Происки международных врагов не умалят его сумасшедшей радости, которой хотелось поделиться не только с верблюдом...
        Поделиться с обществом не успел. Только полковник раскрыл рот, чтобы начать рассказ, как - хрясь по черепу! Сзади на голову его со свистом опустилась знаменитая дубина из слоновой кости. Диктатор аж присел от неожиданности. Затемненные очки криво съехали набок, за ними показались недоуменно вытаращенные глаза. Фуражка звякнула металлическим звоном - удар желаемого убийственного эффекта не произвел.
        Зато выглядело весело. Дамы, не скрываясь, хихикнули. Прикрыв рот ладонью, Холмс заржал, но молча: все-таки с диктатором-самодержцем портить отношения не стоило.
        - Ха-ха-ха! - гулко загоготал из угла Прелати. Он здесь никого и ничего не боялся.
        Удивленный до глубины души чьей-то неслыханной дерзостью, Каддафи схватился за кривой кинжал-джамбию и начал поворачиваться назад. Кто бы там ни был - дьявол или трехголовый дракон - сейчас распрощается с жизнью в нечеловеческих мучениях.
        Когда же увидел обидчика, удивился еще сильнее.
        За спиной стоял всего-навсего коротышка-толстячок Аль Капоне - с не менее выпученными глазами на растерянном лице. Еще ни разу его именная бита не наносила столь неэффективных ударов. Фиаско, однако.
        - Что с фуражкой? - спросил гангстер для ясности.
        - Дубинонепробиваемая, - просветил диктатор.
        - А очки?
        - Тоже.
        - Ну, извините. Не знал.
        - За наглость ответишь, итальянская морда! - пригрозил Каддафи. Он очухался, выпрямился и, поставив очки на место, позвал: - Абдулла!
        Верблюд величаво, будто нехотя, повернул голову.
        - Проучи его по-нашему, по-ливийски, - приказал хозяин и кивнул на растерянно застывшего Альфонсо.
        Недолго думая, верблюд повел губами, рыкнул горлом и к-а-а-к харкнет в морду Капоне! Не ожидавший молниеносной расправы, гангстер увернуться не успел - получил в лицо добрую струю зловонной, скользкой, пенистой слюны со вкусом верблюжьей колючки и других смердящих пищевых остатков, застрявших в нечищенных зубах Абдуллы.
        - Ой, спасите, захлебнусь! - неразборчиво булькая, выкрикнул неудачливый мафиозо и начал лихорадочно отплевываться, отряхиваться, отбрыкиваться от навязчивой, тянучей пены.
        - Захлебнешься - туда и дорога! А я добавлю, - крикнул Каддафи мстительно и тоже рыкнул горлом.
        Плюнуть не успел - в гостиную влетел хозяин.
        Один.
        20.
        - Господа, господа, прошу вести себя прилично, - призвал гостей к порядку барон де Рэ. - Скоро садимся за стол. Проверьте, все ли конечности у каждого на месте - руки, ноги, головы. Чтобы не шокировать мою дорогую супругу, не оскорблять ее взгляд отклонениями от идеала. Ей во время беременности не рекомендовано смотреть на уродов.
        Верблюд моментально куда-то исчез, наверное, застеснялся, что не знал столовых манер. Оставшиеся пятеро окинули себя глазами.
        Салтыкова поправила голову, чтобы сидела ровнее, забросила косу наперед, которая, изящно обогнув полную грудь, спустилась ниже талии.
        Батори взбила пальцами остатки волос и вспомнила, что забыла спросить у химика-аптекаря Холмса рецепт против раннего облысения. Втирайте свежевыделенную сперму - ответил бы он, но не успел.
        Каддафи снял противоударный головной убор и проверил на повреждения. Последних не оказалось. Довольно хрюкнув, он посадил фуражку обратно - набок по-залихватски.
        Холмс, прицелившись, бросил остаток папиросы в камин. И промахнулся: окурок упал на ковер, прожег дыру размером с обеденную тарелку, кстати - не первую. Сделав вид, что ни в чем не виноват, Холмс игриво крутанул тросточку и поправил пышные усы.
        Капоне ничего проверять на себе не стал, был уверен, что и так выглядит безупречно. Кто сомневается - тому битой по башке.
        Прелати быстренько отлетел к двери. Усмехаясь чему-то своему, попереминался с ноги на ногу и застыл. В ожидании продолжения.
        В гостиную торжественно вступила Жаннет. Все звуки разом стихли. Ни слова не говоря, она подошла к супругу, поцеловала в щеку. Тот благосклонно улыбнулся. Гости замерли на мгновение. Потом графиня - самая скандальная из приглашенных - сказала громким шепотом на весь зал:
        - Даже не поздоровалась, гордячка!
        - Да, не поздоровалась! - с вызовом ответила Жаннет. - Потому что не желаю присутствующим здоровья. Потому что вы все хотели меня убить!
        Гости зашевелились. Заявление хоть и правдивое, все равно неуместное. Неприятное именно из-за невозможности возразить. Крайне неподходящее в компании маньяков и психопатов. По сути - прямой вызов.
        Надо бы ее наказать! Чтобы в следующий раз не вздумала противиться, препятствовать себя убить. А потом не обвиняла их вслух в том, чем они прославились при жизни и вошли в историю после. В том, чего не желают и не в состоянии в себе изменить.
        Однако же пальцем тронуть Жаннет никто не решился - грозный де Лаваль рядом. При нем не забалуешь, немедля верхней коробочки - сосуда для мозгов - лишишься. Горяч на руку хозяин...
        В опасениях оказались правы.
        - Не верю ушам, дорогая, - проговорил Жиль, обращаясь к супруге, но громко, чтобы услышали все. Тоном, от которого содрогнулись их давно остывшие сердца.
        «Ой, зря я зеркало не удержала, - запоздало попеняла себе Эржбета. - Конец нам пришел. Всем, без разбора. Даже верблюду...»
        - Неужели вы - достопочтенные гости, которых я любезно пригласил на праздничный ужин, оказались столь неблагодарными, что покусились на самое святое - мою жену? - вопросил барон, обводя глазами провинившихся.
        - Совершенно верно, сир, - торжественно ответила Жаннет, гордо вскинув подбородок. Настал ее час триумфа! Они узнают, кто здесь - никто, а кто главный. Пусть раскиваются - зомби подземельные, дрожат поджилками упыри-вурдалаки. Она их научит правилам поведения, заставит себя уважать. - Не ожидала я от них столь явной антипатии к себе. Очень неблагодарно по отношению к вашему гостеприимству. Надеюсь, вы примете меры.
        - Обязательно! Разберусь с каждым случаем отдельно и вынесу приговор в соответствии с тяжестью совершенного проступка, - веско пообещал хозяин. И обратился к гостям: - Господа! Прошу устраиваться за столом!
        Предложив супруге руку, барон де Рэ первым отправился на почетное место у правого торца.
        21.
        В соответствии со статусом барон устроился во главе стола. Жаннет - тоже по статусу - справа от хозяина. За место по его левую руку последовала небольшая драчка. Между заядлыми подругами. Не потому, что не хватало стульев или стол был короток. Нет, каждая из дам желала усесться на почетное место рядом с достопочтимым бароном де Лавалем, чтобы снова впасть в милость, не оставаться лишний раз без головы.
        Непрофессиональная драка между женщинами всегда вызывает больше смеха, чем опасений. Драка дам специфической породы нечисти выглядела особенно забавной.
        Сначала русская помещица и венгерская графиня подергали друг друга за волосы. Безрезультатно. Надавали пощечин - тоже эффекта не принесло. Потом Эржбета вынула изо рта новые челюсти и защелкала ими на Салтычиху, угрожая покусать. Та выпустила волчьи когти и начала делать выпады в сторону подруги-врага. Заметных повреждений драчуньи не понесли - победитель опять не определился.
        Четверо мужчин: Каддафи, Капоне, Прелати и Холмс быстренько организовали кружок возле места действия. Разнимать дерущихся никто не подумал - зачем лишать себя захватывающего представления? Наоборот, зрители развлекались от души: следили за борьбой, подбадривали воительниц - криками, хлопками, свистом.
        Не выбирая какой-то одной фаворитки для поддержки, мужчины болели за каждую драчунью попеременно: в зависимости - кто очевиднее побеждал в тот или иной момент. В зале поднялся гвалт не хуже, чем на доисторических гладиаторских поединках. Или в современных детских песочницах, когда дошколята не поделят формочки для пирожков, и мамы вмешиваются в дискуссию.
        Правду говорят: плебсу требуется для счастья немного, собственно только две вещи - хлеба и зрелищ. Гости Тиффожа не представляли исключения. Сегодня у них счастливый день: ужин пообещали, зрелище предоставили. Развлекайся на всю катушку!
        Мужчины подбадривали воюющих общими криками, не адресованными ни к кому персонально:
        - За ухо, за ухо кусай!
        - Дай ей промеж глаз, чтобы знала!
        - Врежь по переносице, чтобы красный паровоз потек!
        - Тресни по кумполу со всей силой!
        Крики поддержки не пропадали в пустоте. Действуя стимулятором активности, они сильнее заводили борющихся дам, будили проявлять фантазию. Вскоре стало ясно: исход поединка решит не примитивная мышечная крепость - силы были примерно равны, а умственная сообразительность. Местными правилами допускалось также подлую хитрость применить, лишь бы одержать победу, которая спишет нечестные способы своего достижения на принцип «победителя не судят».
        Дарья решила использовать подручные приспособления. Схватив собственную косу, начала махать концом как хвостом перед носом соперницы, пытаясь выхлестать глаза. Та не растерялась, выхватила у Прелати грязное полотенце и принялась крутить в виде пропеллера -отбиваться, норовя, при случае, треснуть дворянку сбоку по лицу. Которое напоминало остроносую кикиморскую морду, когда барышня ощеряла лязгавшие зубы.
        Через пять минут триумфатор не определился, хотя накал борьбы не утихал. Следовало бы им поторопиться - не затягивать со смехотворной, детской потасовкой. Пора зрителей ужасом порадовать, кровушку рекой пустить.
        Полотенцами-косами впечатляющих ран не нанесешь, время переходить к тяжелой артиллерии - поняли участницы. В качестве орудий желательно бы использовать пушки, мортиры, гранаты и фейерверки, но их как назло под рукой не оказалось.
        Не беда! Голь на выдумку хитра и от скуки - на все руки. Эржбета схватила со стола вилку, плюнула, превратила в миниатюрный кухонный топорик для разрубания ребрышек. Дарья тем же макаром превратила столовый нож в томагавк. Для справки: томагавк - топор американских индейцев, используемый для пробивания черепов белолицых конкистадоров и снятия скальпов без применения скальпелей.
        Помахавшись руками с топорами и опять не нанеся ущерба, дамы занялись метанием. Баронесса с размаха запустила оружие в помещицу, а попала в камин. Где топорик сгорел вместе с деревянной ручкой и железным острием, исключив возможность своего дальнейшего использования.
        Дарья в свою очередь пульнула томагавк в Эржбету, а попала точно в пробел между портретам Жиля и Жанны.
        Присутствующие ахнули. Потом заговорили разом, бросая испуганные взгляды на хозяина. Смысл обсуждения сводился к следующему: помещице кошмарно повезло. Если бы повредила одну из картин, лишилась бы сытного ужина. И собственной головы впридачу.
        Ее неловкость стала последней каплей, переполнившей чашу терпения де Рэ. Грозно сдвинув брови, он на глазок оценил ущерб. Который оказался минимальным: в камине - без ущерба, в стене между картинами - только трещина.
        Но как военный специалист и дальновидный стратег, Жиль умел предвидеть результаты неорганизованных боев. Если не прекратить потасовку сейчас, воительницы перейдут от топоров к метанию копий или других вещей, опасных для жизни портретов. Его бесценному имуществу будет нанесен непоправимый ущерб. А частная собственность и эмоциональная память - это святое. Потому решил положить конец битве титанок, объявив победительницу волевым вердиктом.
        - Пусть слева от меня сядет Дарья Николаевна, - провозгласил он, разом покончив и с соперничеством, и со зрелищным развлечением. Дворянку выбрал по простой мужской причине: она помоложе, посимпатичней и с косой. Длинные волосы он находил сексуально привлекательным элементом в женском облике.
        Азартное возбуждение в стане мужчин-наблюдателей сразу спало. Из неистовых, по-юношески задорных болельщиков они превратились обратно в достопочтенных месье: поправили пиджаки, манжеты, галстуки, Каддафи - съехавшую на ухо фуражку, и бесцельно разбрелись по залу. Пыл соперниц тоже угас. Приведя в порядок разметавшиеся лохмы и сдвинувшиеся с места платья, дамы улыбнулись друг другу, взялись под ручку и отправились к столу, по-приятельски болтая. Удивительно было смотреть на их моментально восстановившееся перемирие.
        - Здорово у тебя получилось с томагавком, - похвалила графиня. - Где научилась метать?
        - Да меня Чингачгук научил, еще в позапрошлом веке, когда европейцы прибыли осваивать Америку. Попросил, чтобы при случае помогла им отбиться. Только не успела: завоеватели индейцев в спешном темпе вырезали и отстрелили. Оставшихся согнали в резервации и запретили сопротивляться под угрозой лишить лицензий на ловлю китов-горбунов.
        - Что-то я ни разу не слышала, чтобы индейцы на китов охотились.
        - Они и не охотились. А угрозы все равно испугались.
        - Знаешь что, у меня идея! В следующий раз будем на шпагах фехтовать. Не забудь подучиться у Д’Артаньяна и трех мушкетеров. Только не пользуй в побочных целях сразу всех и одновременно! - предупредила Эржбета и погрозила пальчиком. - Иначе у них на преподавание сил не останется.
        - Ладно. Ограничусь на сей раз одним Портосом, - согласилась Дарья.
        - Почему им, а не Арамисом? Он покрасивее будет.
        - А Портос поаппетитнее. Сто пятьдесят килограммов мяса, крови и костей!
        Разместились за столом следующим образом: на торце - де Лаваль, справа - Жаннет, рядом - Генри Говард. Он давно делал молчаливые намеки глазами, что желает сесть рядом, и девушка так же молчаливо не возражала.
        Из всех пятерых, жаждавших ее крови, именно Холмс жаждал наименнее кровожадно, не клыками, вилками, кинжалом или битой, а деликатно - только желанием подтолкнуть в пропасть. Ненавязчиво и негрубо. С оправданием, вроде: я не виноват. Жанна сама предложила на башню подняться, я только дорогу показал. За последствия чужого необдуманного шага не отвечаю. Ну, упала бы девушка в верхотуры, ее вина, должна была осторожнее с дверьми в тупики и лестницами к смерти...
        Каддафи проявил самодеятельность, как монарх, не огранченный в правах конституцией, не привычный считаться с мнением других. Взял стул, стоявший сбоку, поставил с другого торца. Уселся нагло - прямо напротив барона.
        Хотя это не было его постоянным местом: слишком много чести, считал Жиль, но в данном случае против не возразил. Он относился к диктатору толерантно, как к равному себе - по злому гению и общественному положению. Старался мелочами отношений не портить, прилюдно в конфликт не вступать.
        Каждый обитатель Тиффожа, коренной и приглашенный, знал его секрет: диктатор прикладывает титанические усилия обзавестись портативной атомной бомбой. Вдруг удастся? Тогда с Каддафи лучше шутки не шутить и лишний раз не связываться. От задумки насчет бомбы только на первый взгляд веяло психушкой. В том, что рано или поздно цель его осуществится, мало кто сомневался - с его-то деньгами!
        По левую руку от барона, благодарно-кокетливо поиграв глазами, села Дарья. Рядом, улыбаясь как ни в чем не бывало, устроилась недавняя врагиня, а теперь снова подруга - Эржбета. Хитрец Капоне, отплевавшись от ядовитой верблюжьей слюны и вытеревшись холмсовской шляпой, пожелал остаться в одиночестве. Сел отдельно - в кресле перед камином.
        Он давно почуял жареное, только не от топора для разделки ребер, который попал в камин и сгорел без остатка. Еще раньше, когда Жаннет вовсеуслышание обвинила их в попытке каннибализма. Хозяин пообещал жестоко разобраться, а он слов на ветер не бросает.
        Хоть и был Альфонсо бравым, неустрашимым мафиозо, реальность опасности прекрасно осознал. Лучшие дни его в качестве главаря головорезов прошли. Теперь не то, что в банде шишку держать, за себя заступиться не получится: здоровье подорвано - сифилисом, инфарктом, лишним весом и беспорядочными половыми связями. Драка с профессиональным средневековым рыцарем окончится не в его пользу. Один раз голову потерял, второй неохота.
        Не стоит без нужды попадаться барону на глаза и под горячую руку с мечом. Желательно бы вообще исчезнуть отсюда бесследно, но этакий демонстративный демарш будет выглядеть слишком вызывающе и породит вопросы. «Да-а, здесь тебе не там, в Чикаго тридцатых годов, в благословенные времена расцвета мафиозного движения», - огорченно подумал гангстер. Съежившись в клубок, спрятался за спинку кресла, желая, чтобы о нем начисто забыли. На сегодняшний вечер хотя бы.
        Маскировка под невидимку не помогла. Ни одна мелочь не ускользала от внимания хозяина замка.
        - Почему от общества отделяетесь, месье Капоне? - строго спросил он.
        - Э-э... я... э-э... неважно себя чувствую последние два дня, - нашелся Аль соврать. - Упадок психо-соматических сил. Тяжесть на мозгах, недержание слез в глазах, тошнотворное настроение в желудке... Наверное, съел что-нибудь, зараженное ботулизмом. Мне требуется поближе к двери сидеть, чтобы при нужде в туалет успеть. Вы уж простите, я тут отдельно покукую... - промямлил вслух, а подумал: «посижу, потом незаметно улизну» - ...чтобы не портить вам аппетит признаками дизентерии. Не обращайте на меня внимания, пройдет, это несмертельно.
        Причина выглядела уважительной. Вопросы отпали сами собой. Жиль кивнул Прелати, который стоял в поле зрения хозяина, всегда готовый прислуживать.
        - Несите меню, Франческо.
        22.
        Тот немедля вытащил из-за спины богато украшенную золотыми вензелями по коричневому полю, продолговатую книжку меню и подал барону. Тот раскрыл, приготовившись делать выбор, один за всех. Внутри, однако, ничего написанного не оказалось, ни страниц, ни вкладышей, одни пустые обложки. Де Рэ посмотрел в отсутствующий текст, удивился и захлопнул меню.
        - Что нам сегодня предлагает шеф-кок? - не обидевшись, вопросил он.
        Подняв взгляд к бездонному потолку, Прелати начал перечислять по памяти и монотонно:
        - Суп Буйабес из рыбы, крем-суп из корня сельдерея с мятой, Киш Лоренс с томатами Черри и куриной грудкой, десерт из шоколадного фондана, не путать с фонтаном из того же продукта: фондан - это шоколадный кекс с жидкой серединкой и вишенками сверху...
        - Ой, обожаю вишенки на выпечке, - томно проговорила Эржбета и от предвкушения шумно проглотила слюну.
        - Давненько мы не пробовали столь расширенного меню, - сказал Холмс, облизнувшись.
        - Курица полезна для желудка. Мое любимое мясо. После человечинки, конечно, - призналась Салтычиха.
        - Смотри свинины мне не подложи, подлец! - пригрозил Каддафи. - Я твою жульническую натуру знаю.
        - А мне ликеру с клубникой и анисом и эскарго с виноградными улитками! - крикнул из своего убежища Аль Капоне.
        Он собирался сидеть тихо, как мышь, но при перечислении изысканных блюд ощутил зверский голод. Рискнул объявиться.
        Супруги барон и баронесса де Лаваль от комментариев воздержались. Как потом оказалось, весьма благоразумно.
        Прелати продолжил:
        - Простите, господа, вы не дослушали. Я хотел сказать: все вышеуказанные деликатесы, в том числе улитки с ликером, - последнее было брошено в адрес мафиозо, - в сегодняшнем меню отсутствуют!
        Общий разочарованный вздох пронесся по гостиной. Каждый подумал одно и то же: отъявленный мошенник, и на сей раз одурачил, ни дня не может без выкрутасов, черт бы его поскорее к себе забрал и на сковородке зажарил без наркоза! Вслух высказывать недовольство поосторожничали, все-таки, он правая рука хозяина. Стали выжидать. Для чего-то же их усадили за стол. Значит, подадут пищу.
        Не деликатесы, так хоть пиццу. Пусть не ручного изготовления, ну и ширпотребная сойдет, когда другого сотни лет не видели...
        - А что присутствует? - терпеливо спросил де Рэ без признаков голодной нетерпеливости или недовольства обслуживанием.
        - Все самое свежее, что удалось найти, не покидая крепости, - ответил лакей-мошенник. - На холодную закуску - личинки майского жука под блевотным соусом...
        - Чья блевотина? - со знанием дела спросил Холмс.
        - Бешеной собаки Найды.
        - Ой, а после нее не заставят делать сорок уколов в живот? - озаботилась помещица Дарья. - Я шприцов боюсь до потери сознания.
        - Сорок не заставят. Отделаетесь тридцатью восемью.
        - Ну, успокоили, - невнятно проговорила дворянка. Было неясно, действительно она успокоилась или только сделала вид.
        - Следующее блюдо. Холодный суп из потрохов земляной лягушки.
        - Лягушка хорошо питалась? - спросил кто-то слишком уж разборчивый.
        - Самыми отборными продуктами - насекомыми и членистоногими. Пауками, тараканами и даже кротами - самолично для нее ловил.
        - Ну, начет кротов загнул, - не поверил кто-то.
        - Загнул, - тотчас согласился лакей. - А в остальном не соврал. Перечисляю дальше. Кровяная колбаса в оболочке из слизи дождевых червей.
        - Что за кровь? - поинтересовался Каддафи, для которого главное было - не допустить в организм нечистоты. - Свежевыжатая, детская, зараженная спидом, генномодифицированная?
        - Порченая. Закисла и заплесневела по причине неизлечимой злобы носителя.
        - Хорошо. Продолжайте.
        - На горячее: протухшие на открытом воздухе овощи - с яйцами и пенисами убитых на корриде...
        - Тореодоров? - встряла Жаннет и замерла.
        - Нет, быков, - успокоил Франческо.
        - А что такое пенис? - громко спросила Салтычиха, не скрывая невежества в половом вопросе.
        Минута молчания.
        Неудобного, потому что такие вопросы в обществе не задают. От коллективной растерянности присутствующие смутились, опустили стесненно глаза под стол. Никто не знал - что сказать или подумать.
        Спасти положение взялась Эржбета, как самая опытная в поднятой проблеме. Она наклонилась к подруге и шепотом, но так, чтобы услышал даже прятавшийся за креслом Капоне, пояснила:
        - Пенис - это фаллос.
        Дарья сделала непонимающее лицо. Эржбета продолжила просвещать:
        - Фаллос - это... как бы поделикатнее... мужское достоинство.
        Дарья вопросительно подняла брови. Эржбета сказала:
        - Это половой имитатор.
        Дарья покачала головой. Молча.
        - Разъясняю поподробнее. Фаллос - это имитатор детородного органа. На батарейках и с подогревом. - Графиня изощрялась в объяснениях. - Ну, вибратор, то есть. Только у живого мужчины.
        Поскольку Салтычиха упорно продолжала не понимать, вмешались остальные. Не по-деликатному, а по-простецки - без выкрутасов и обтекаемости. Со всех углов, в том числе от камина, полетели намеки:
        - Елдык это.
        - Женилка.
        - Убивец.
        - Щекотун.
        - Господа, прошу не увлекаться, - вмешался хозяин, чтобы предупредить нецензурщину. - Не забывайте, здесь моя супруга Жанна. Она не привыкла к простонародным, нерафинированным выражениям.
        Хотя на войне наверняка слышала и похлеще, подумалось некоторым. Призыву соблюдать приличный лексикон последовали беспрекословно, предоставив дальнейшие разъяснения терпеливой Эржбете, умевшей выражаться эзоповым языком.
        - Дашутка, ну припомни. Чем тебя лишили девственности в первую брачную ночь?
        - Да я не видела, темно было...
        - Ах, неудача. - Батори решила зайти с другого бока. - Дорогая, это же так просто. Чем отличаются мужчины от женщин?
        - Умом.
        - А в физическом смысле? В смысле - тела. Ну, что у них между ног? В вашем языке на «х» начинается и на три буквы...
        - На четыре.
        - Член?
        - Хрен! - победно выкрикнула Дарья.
        - Поздравляю, разродилась! - с сарказмом проговорил Франческо. Другие - кто хмыкнул открыто, кто облегченно вздохнул.
        - Продолжайте, пожалуйста, - приказал барон.
        - Да я уже забыл, про что...
        - Про десерт.
        - Ах, да. На десерт австралийская тема. Сначала холодец из зародыша кенгуру - джои - в желе из околоплодных вод. Затем свежезамороженные глаза туземца со взбитыми мозгами.
        - Глаза голубые? - негромко, немного смущенно спросил Холмс.
        - Черные, как тьма в подземелье. Или у негра в...
        - Неси! - повелел Каддафи и махнул рукой, по-хозяйски разрешая.
        - Подождите, - скромно попросила Жаннет. - Нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?
        - Э-э, надо подумать. - Прелати почесал подбородок. - А, вспомнил. Специально для вас, мадам, старуха Мартинэ рекомендовала необыкновенно вкусные ягоды.
        Ягоды? В голове Жаннет прозвенел предупреждающий звоночек. Она вспомнила наказ бабки именно ягод избегать. Только как они назывались-то?
        - Волчьи-вырви-глаз, - услужливо подсказал супруг Жиль.
        Точно!
        - Нет, не надо, - решительно отказалась девушка. - А еще?
        - Ну-у, - протянул лакей и как-то вяло предложил: - Картошка-фри из перемороженных клубней.
        - Давайте, - согласилась Жаннет, догадавшись, что ничего более приличного ей здесь не подадут. Есть захотелось ощутимо после упоминания вкусностей, которых им сегодня не видать.
        - Под соусом или просто? - уточнил Франческо по-деловому.
        - Соус из блевотины?
        - Нет, из экскрементов.
        - Не надо.
        - Как хотите.
        - Не хочу.
        - Понял. Пожалуйста.
        23.
        Прелати взмахнул полотенцем, и на столе как по волшебству встали полные чаши с заказанными блюдами. Перед Жаннет оказалась персональная тарелка. В ней лежали палочки заплесневевшей лет триста назад картошки, покрытой гнилью и грибком. Она взяла одну палочку, брезгливо, двумя пальцами, та начала гнуться, гнуться и сломалась посередине. Изнутри высыпались личинки, червяки, гусеницы - маленькие, скользкие, извивающиеся.
        Жаннет вскрикнула брезгливо и бросила палочку обратно. Отодвинув тарелку подальше, она сложила руки на груди и решила демонстративно голодать. Обвела злым от недоедания взглядом остальных сотрапезников, но удушающей, черной зависти не испытала.
        Четверо гостей, сидевших за столом, водили жадными глазами по выставленным чашам, роняя пенистые слюни с клыков, выбирая еду по вкусу. Каддафи первым схватил самое большое блюдо - с жирными, едва шевелящимися от лени и обжорства, личинками, с грохотом поставил перед собой. Дарья хапнула блевотину, Эржбета - колбасу.
        Холмс успел присвоить две чаши: суп из потрохов и заливное с глазами. Справедливо рассудив: заберу двойную порцию, что добру пропадать, Капоне все равно отсутствует, хотя и присутствует. Еще из чувства мести: тот его недавно прострелил в нескольких местах, фактически расчленив. Не мог аккуратно, битой прибить, сетовал Генри Говард про себя. После нее восстановиться проще: склеил череп и снова как новенький, не то , что после мортиры.
        С восстановлением у него заминка получилась. Пришлось отделенным от туловища ногам бродить в темноте по лесу, разыскивать недостающие компоненты тела, потом складывать их в прежнем порядке. На что драгоценное время потратилось: без головы органы и конечности не сообразили, где право, где лево. Сначала печенка с селезенкой перепутались, потом с руками та же петрушка произошла. Из-за этого итальянского психа с пушкой чуть к праздничному обеду не опоздал. Еле успел переодеться. За то Холмс Алю отомстит - его порцию себе заберет. Пусть теперь жалеет, неиспользованными слюнями обливается.
        У Жаннет свернуло желудок: над столом и по гостиной поплыли несъедобные, тошнотворные ароматы испорченных, протухших, прокисших, разложившихся продуктов.
        Вот известный феномен: отвратительные запахи распространяются быстрее аппетитных. Почему?
        Очень просто: чтобы испортиться - не требуется прилагать усилий. Цепочка короткая: испортился - завонял. А чтобы сотворить нечто смачно-пахнущее, требуется множество ингредиентов: время, деньги, желание и умение. За несколько минут не управишься - аппетитный запах не создашь. Зато с каким наслаждением впитаешь вкусный дух с любовью приготовленного блюда!
        Здесь следует вклинить замечание. Если кому-то вышесказанное показалось притянутым за уши, просьба вспомнить: в алогичном мире находимся. Впрочем, по вторичному прочтению и глубже вникнув - с рассуждением можно согласиться.
        Но вернемся в гостиную. С-души-воротящее, омерзительно-смердящее - с точки зрения и обоняния Жаннет - амбре вскоре достигло предкаминной области, где в добровольном изгнании скрывался гангстер Аль. Шумно вдохнув, он выглянул из-за кресла, посмотрел на вампирский пир, хищно и тоскливо облизнулся.
        Однако, открыто присоединиться к пиршеству не решился - родная голова дороже. Он ее уже терял сегодня, только недавно приросла, даже не все шрамы еще затянулись... Тут он прикоснулся пальцами к шее. И окончательно решил: буду терпеть до последней возможности. Даже если придется ждать ее следующие сто лет. Да хоть сто пятьдесят. Ничего, не исхудает, он предусмотрительный - жирком надолго запасся. Как в поговорке говорится: пока худой сохнет, Аль не сдохнет.
        К обжорной фиесте барон де Лаваль не присоединился. Сложив руки в замок перед собой, он сидел, не двигаясь, нахмурившись как небо перед непогодой.
        Оголодавшие гости не заметили. Поскольку вилок-ложек рядом не лежало, занесли лапы над пищей, собираясь загрести и нести в пасть.
        Не успели. Хозяин поднял предупреждающе указующий перст.
        Сказал коротко, но властно:
        - Стоп!
        Останавливаться на полпути к яствам? Да вы что! Невозможно. Глупая команда. Недоразумная. Для чего их пригласили? - одинаково подумали все и... послушались приказа. Против желания и не по своей воле. Лапы замерли в воздухе, словно окаменевшие конечности, подвешенные неподвижно. Выборочное оцепенение выглядело странно, потому что остальное тело шевелилось без затруднений, кроме одной - хапающей - руки, к которой каждый из гостей оказался фактически прикован.
        Четыре головы удивленно и испуганно повернулись, посмотрели на барона, ожидая продолжения неприятностей. Жаннет взглянула на мужа с веселым чертиком в глазах, ожидая продолжения спектакля. Капоне шустро юркнул за спинку кресла и вжал голову в плечи, чтобы казаться понезаметнее.
        Наступил штиль. Каждый догадался - затишье перед бурей.
        Предчувствие не обмануло.
        24.
        В тот самый момент беспокойной летучей мыши снова срочно потребовалось поменять дислокацию. Очень неподходяще - в свете царившего за столом нервного напряжения. Там и так сплошной стресс и окаменение от неповиновения, а тут еще мышь разлеталась! Выдворить ее пора. За границу крепости. Объявить нежелательным посетителем столовой. Перестать кормить объедками от тухлятины и предоставлять убежище под размытым дождями потолком. Короче, объявить персоной нон-грата...
        Летучий грызун и символ дьявольщины не подозревал о собственном понижении в статусе и как ни в чем не бывало отправился на поиски приключений. Он шумно взмахнул перепончатыми крыльями, от чего вздрогнули не только дамы, но и бравый полковник-генерал Каддафи, и жуликоватый фармацевт по совместительству маньяк Холмс. Отважный рыцарь биты и мортиры Капоне вслух икнул.
        Будто издеваясь и чтобы нагнать побольше напряженности, над камином проявились часы и начали отбивать время. На циферблате стояло «двенадцать минут первого», это знал каждый из присутствующих, даже не поглядев. Двойная полночь. Пора чертовщины. Которая, учитывая недобрую примету с разбившимся зеркалом, сегодня обещала поглумиться над ними особо изощренно.
        С последним ударом часовых молоточков окаменевшие руки гостей ожили и позволили хозяевам собой управлять. Однако, повторять попытку дико напасть на еду никто не решился.
        Гости за столом опустили безвольно плечи и примолкли, предпочитая не совершать резких движений, чтобы не напоминать лишний раз о собственном существовании, не вызывать огонь на себя.
        Атмосфера в гостиной сгущалась по секундам и начинала ощутимо давить на психику.
        «Пора валить», - панически подумал Капоне. Профессиональный мафиозо и гангстер-специалист имел нюх на тухлые дела. Прилагая нечеловеческие усилия не производить подозрительных звуков, он незаметно выскользнул из своего временного убежища. На цыпочках - подобно балерине, забывшей дома пуанты, крадучись и не оглядываясь, Альфонсо пошагал к двери, стараясь не шуршать подошвами.
        Напрасные старания! Он забыл, с кем имел дело. Не поворачивая головы, де Лаваль уставил на беглеца левый указательный палец. Против воли итальянца невидимая сила потащила его обратно к каминному креслу. Зрелище было забавное: ногами он топал вперед, а двигался назад. В точности «лунная походка» того поп-короля, который будучи черным от природы мечтал превратиться в белого от процедур. И превратился! Но лег костьми. От передозировки болеутолящих, пластических операций и фантастических идей по достижению недостижимого.
        Наблюдая забавную картинку с Капоне, Жаннет прыснула, прикрылась ладонью, чтобы не расхохотаться. Ее не поддержали остальные. Не то настроение. Хорошо девушке смеяться, когда на ее стороне самый могущественный воин средневековой истории! Они - рядовые кровопивцы и убивцы снисхождения от него не дождутся.
        Вполне заслуженно - справедливости ради сказать. Они на его месте поступили бы так же. При жизни никогда снисхождения не проявляли. Даже не подозревают, чем оно пахнет и каким отделом души испытывается. К чему все эти сострадания-снисхождения? Лишь лирические глупости из слезоточивых женских романов сестричек Бронте... Неактуальное ощущение для маньяков - представителей редко встречающейся в природе человеко-безобразной расы.
        Пусть ученые-душеведы ломают головы над загадкой отсутствия человечности в их преступных натурах. Не до самокопания сейчас, не до запоздалого раскаяния! Сидят, притихли, ожидая решения собственной участи. С ма-а-аленькой надеждой на благополучный исход - скорее от самовнушенного оптимизма, чем исходя из действующих реалий.
        Пока они сидели-дрожали, Жиль сходил к камину, прояснить свою точку зрения на проиходящее - персонально для Альфонсо Габриэля. Заодно, в превентивном порядке, задушить в зародыше желание сопротивляться или еще раз сбежать.
        Разговор состоялся короткий и по существу. Барон спросил:
        - Оружие есть?
        - Есть.
        - Давай.
        - На.
        Мафиозо достал из внутреннего кармана пиджака внушительного вида револьвер с шестизарядным барабаном и деревянной ручкой, потертой за годы интенсивного использования. Продукт под названием «Кольт Полис Позитив» был популярен в перестрелках времен «сухого закона». Название «Кольт, верно служащий полиции» звучало иронично для посвященного уха: знаменитая марка была не только любимым оружием полисменов, но и их заядлого визави - Капоне. Которому кольт тоже очень «верно служил».
        Коротко полюбовавшись на начищенно блестевший ствол, мафиозо погладил ручку и с очевидным нежеланием передал хозяину.
        - Прошу обращаться осторожно, - чувственно попросил он. - Кроме меня, его чужие руки не держали. Дорог не только как память и антикварный предмет. Но ценен сам по себе, потому что принадлежал самому знаменитому гангстеру в истории. То есть - мне, легендарному и неповторимому Альфонсо Капоне, - в голосе его проснулись горделивые нотки. Хотел напомнить о прошлых заслугах, чтобы заполучить облегчение участи во время предстоящего оглашения приговора?
        - На последнем аукционе Кристис за него запросили больше ста тысяч.
        - Фунтов? - живо поинтересовался Жиль.
        - Нет, пока долларов.
        В глазах барона не мелькнуло ни одобрения, ни разочарования. Голос оставался деловым, взгляд - целеустремленным, ничего существенного не говорящим о намерениях.
        - Сколько пуль в барабане?
        - Шесть.
        - Как раз, - кивнув головой, одобрил барон. Сунул револьвер в складки одежды, отправился на место.
        «Как раз по пуле на гостя, и патлатому черту Прелати перепадет», - мрачно подумал гангстер - не без тайного удовлетворения.
        И ошибся, как выяснится потом.
        Часть 6
        1.
        Устроившись на прежнем - руководящем - месте у торца, барон де Рэ обвел присутствующих, кроме Жаннет, грозовым взглядом и сказал глухим голосом, показавшимся мрачнее загробного:
        - Итак, уважаемые, все в сборе, начнем заседание. Кратко введу вас в курс дела. Некоторое время назад я имел честь принимать у себя в замке мою дорогую боевую подругу, любимую девушку Жанну Д’Арк. В связи с чем немножко истории. Наши отношения зародились в первом же бою против англичан, которые осаждали Орлеан, и которых удалось успешно отогнать. Боевые победы и тяготы лагерной жизни сплотили меня и Жанну. Более чем по-дружески. Но при жизни нам не удалось объясниться.
        Было не до личного - занимались спасением родины. Потом наши дорожки разошлись: Жанна горела на костре, а я сходил с ума в деревне. Потом и меня сожгли, правда не по-настоящему, только ритуально, подставив вместо тела чучело. Меня настоящего предварительно задушили гароттой... Кстати, вопрос на эрудицию: кто знает, что такое «гаротта»?
        Вопрос застал врасплох. Присутствующие неловко потупились, в том числе Жаннет. Но к ней вопрос не относился, барон не имел причин сомневаться в интеллекте почетной гостьи.
        Желавший выделиться сообразительностью, Холмс поднял указательный палец, прося слова. Подражая книжному персонажу с той же фамилией, он откинулся на стуле и показушно-театрально прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.
        - Э-э... если задушили, значит это веревка, - проговорил он раздумчиво, собираясь составить дедуктивную цепочку. - Удавка по-нашему. Кстати, я ее сам частенько применял. Подходишь к жертве сзади, накидываешь на шею, тянешь на себя. Способ подходит для физически сильных мужчин, потому что болезненный, убивает не сразу. Жертва сопротивляется, машет руками-ногами, пытается отсрочить неизбежное... А вы, сир, сопротивлялись, позволю себе спросить?
        - Не сопротивлялся. Я к тому времени страшно устал от жизни. Был готов отойти в мир иной по причине длительной депрессии от хронического несчастья и безрадостного существования. К тому же мне руки сзади связали для верности. И ноги тоже. А вы на правильном пути, месье Холмс. - Похвала хозяина породила на губах Генри Говарда самодовольную улыбку. На которую барон не ответил. - Но продолжу. Когда меня задушили, тело отдали родственникам для захоронения в фамильной гробнице. Казалось, мечта встретиться с Жанной испарилась как морская пена, оставленная беспокойной волной на берегу.
        Ан - нет! Любовь оказалась сильнее смерти. Надежда отказалась умирать. Много веков ждал я заветного часа, чтобы повторно встретиться и сделать то, что при жизни не успел: предложить руку и сердце, отвести под венец женщину моей мечты. Чтобы стать счастливой парой, произвести на свет наследника состояния, носителя самой достопочтенной фамилии Франции.
        Наконец, великое событие свершилось! Моя дорогая Жанна, этот великолепный образец красоты, благородства и отваги, героиня, легенда...
        Голос дрогнул, в горле встал ком. Жиль прервался, не закончив предложения, опустил взгляд. Сидящим за столом показалось - хотел заплакать. Сочувствия проявить никто не догадался - не в традициях этого дома. Наоборот обрадовались: ура - пауза, отсрочка приговора. Грозный барон растрогался, помягчел сердцем, забудет про жестокость, сохранит их бессмысленные жизни. На всякий случай приготовились состроить фальшивые сострадательные мины.
        К их неудовольствию - слезной истерики не последовало, де Рэ сдержался. Когда поднял голову, глаза сияли слезами не печали, но радости.
        - Наши пути снова пересеклись. Жанна согласилась стать моей супругой. Осознайте счастье исполненного желания, хранимого века! Мой древний род не прервется. Великие традиции патриотизма будут передаваться из поколения в поколение потомками знаменитейших фамилий Монморанси, де Лаваль, де Рэ...
        На тех словах ностальгические и эмоциональные искорки в глазах Жиля навсегда потухли, уступив место сугубой деловитости.
        - Ну, хватит патетики, - сухо сказал он и прихлопнул ладонью по столешнице. - Ситуация ясна. От вас же, гости дорогие, требовалась самая малость: вести себя хоть немного по-человечески. В наших стесненных обстоятельствах отсутствия воды, газа и интернета - требование суровое. Но выполнимое. Я не просил бы приносить непосильных жертв. В ответ на мое гостеприимство, ожидал от вас проявления доброй воли.
        Не дождался. К сожалению. Вы не только не расстались с кровожадными привычками. Вы посягнули на самое святое - мою драгоценную Жанну. Вы все - без исключения - воспользовались моим временным отсутствием, попытались заманить ее в ловушку. Чтобы потом бессовестно и бессердечно умертвить, тем самым лишив меня надежды продолжиться в наследниках. Это ли не наивысшее проявление эгоизма и каннибализма?
        Обвиняемые на вопрос отвечать не захотели, вернее - не решились, и он остался риторическим. Де Лаваль снова окатил четверых гостей грозовой нахмуренностью. Пятый - Капоне - сумел избежать грозных взглядов, как самый прожженный прохиндей догадался спрятаться с глаз прокуратора. Он глубже вжал голову в плечи, а тело - в кресло, не смея даже носа высунуть из-за спинки, которая превратилась в его личную цитадель.
        Барон продолжил речь с удвоенной строгостью, непререкаемым тоном Председателя Военного трибунала и Верховного Суда одновременно:
        - Эгоизм, проявленный против меня в моем же доме расцениваю по закону военного времени как тягчайшее преступление. За которое - расстрел на месте без суда и следствия. С лишением головы и всех прижизненных регалий.
        Гости дружно ахнули, некоторые собрались заплакать.
        Но от следующих слов несколько воспряли духом.
        - К вашему счастью, я приверженец справедливого, демократичного судопроизводства - с того момента, как сам подвергся неправедному суду. Поступлю честно: дам каждому право высказаться перед смертью. В том числе попросить последнее блюдо, если его ингредиенты присутствуют у Прелати в холодильнике. Однако, заранее предупреждаю: на оправдательное заключение рссчитывать не стоит. Приговор по каждому случаю составлен заранее и обсуждению, критике или отмене не подлежит.
        «Крутой парень, - уважительно подумал Капоне из глубины своего убежища. - Его бы в мою команду. Мы бы не только Чикаго - всю Америку на уши поставили. Я бы официально стал президентом, барон - моим заместителем. Первым делом я перенес бы столицу из холодно-официозного Вашингтона в солнечную Калифорнию, назвал бы Литтл Итали...». Домечтать не успел.
        Барон обратился к Салтычихе:
        - Что ж, Дарья Николаевна. Вы отважно боролись за место рядом со мной, получили его, с вас и начнем, по часовой стрелке. Что имеете сказать в свое оправдание?
        - А почему сразу Дарья Николаевна? - скандально-плаксиво возмутилась первая обвиняемая. - Давайте - против часовой. Вон с... - Справа от хозяина сидела Жаннет, которая не входила в число вышедших из доверия и подлежащих суду. - Давайте с Холмса начнем.
        Холмс тоже собрался отбрехаться. Но только открыл рот, его перебили.
        - Что вы, собственно, подразумеваете под расплывчатым понятием «вести себя по-человечески»? - решился вне очереди подать голос Каддафи.
        Как бывший глава государства, он...
        - Не бывший, а настоящий! - незамедлительно возразил полковник автору, чтобы восстановить справедливость. Посмертную.
        От автора: прошу прощения, оговорку признаю. Привожу письменное опровержение моего поспешного высказывания - словами причастного лица. То есть самого Каддафи.
        - Я действующий президент независимого государства - Ливийской джамахирии, - сказал он с расстановкой. Для придания весомости заявлению - сделал паузу. Во время которой медленно, с достоинством поправил фуражку, двумя пальцами подержался за очки, вытянутыми руками обперся о край стола как о трибуну.
        - Прошу зафиксировать официально: я - президент действующий и единственно законный, - повторил полковник зычным голосом. - Я был свергнут с поста неконституционным заговором капиталистических и империалистических сил. Под непосредственным руководством творца международной агрессии, беспардонного государства, взявшего на себя роль мирового судьи. На самом деле - мирового жандарма, который выступает за всеобщую демократию, а ведет себя на планете, как закоренелый диктатор. Почище белорусского, северокорейского и кубинского вместе взятых.
        Впервые после смерти выступая перед публикой, Каддафи заметно разволновался. Спасибо, что переходить границу благопристойности -размахивать кулаками, брызгать слюной или стучать по столу сандалией - не стал.
        - Жаль, невовремя меня убили... Но пусть враги не радуются! Я воскресну еще более целеустремленным, жаждущим расплаты. Правдами и неправдами заполучу атомную бомбу, направлю на Белый Дом. Заранее предупреждаю: пусть делают заготовки консервов из бобов и роют катакомбы под Манхэттеном. Только им не спастись от справедливого гнева арабского народа! Он восстанет и...
        Пока полковник ораторствует, закончим то предложение, которое немножко неудачно началось несколькими абзацами выше.
        Как посмертно действующий глава государства, Каддафи имел в подземелье повышенный статус и ощущал себя не столь трусливо, как остальные.
        Он знал: лучшая защита - нападение. Решил не прятаться испуганным зайцем в норку по примеру Капоне, который шустер был только когда держал биту или кольт. Не оправдываться непреодолимыми обстоятельствами, как собирался сделать Холмс. Не жаловаться на несчастливую судьбу подобно заклятым подружкам Дарье с Эржбетой, рассчитывая смиренностью утихомирить недовольство барона. Недовольство, честно признавал, обоснованное.
        Полковник набрался храбрости, завел обвинительную речь. И тоже небескорыстно: в надежде получить одобрение де Лаваля за отвагу перед лицом смерти. После чего откроются радужные перспективы - отмена приговора, повышение статуса и - кто знает! - предложение стать заместителем маршала Франции. А что? В мечтах высоко летать не запретишь.
        - ...заварим мировую исламскую революцию, а я с удовольствием соглашусь возложить на себя почетные обязанности ее бессменного вождя! - выкрикнул Каддафи и, размахнувшись, грохнул кулаком по столу.
        Блюда с прогнившими, смердящими деликатесами дружно подскочили и... исчезли. Дарья, Эржбета и Генри Говард с упреком посмотрели на диктатора. Он что - дурак, что ли? На голодное существование их и себя обрек, теперь еды ждать следующие триста лет придется... Прелати хохотнул в кулак. Жаннет вздохнула с облегчением: исчезли отвратительно вонявшие протухлости, вместе с ними ее тошнота.
        Она посвежела лицом и воспряла духом. Вместе воспряло любопытство.
        - Простите, полковник, забыла спросить у вас в шатре. За что вы попали в здешнюю компанию? Расскажите, кого убили, съели или расчленили... - спросила Жаннет с сарказмом, который не собиралась вуалировать.
        - Лично я не съел ни одного врага. А надо было! По политическим мотивам. Поверьте профессиональному диктатору: врагов надо уничтожать сразу по возникновении у них крамольных мыслей. Жестоко и беспощадно. Не задумываясь. Не тратя много денег. Не ссылать на необитаемый север, на заброшенный остров или на другую планету с билетом в один конец. Действовать просто и эффективно: затравил собаками, затоптал верблюдами - экономически выгодно, экологически чисто.
        Можно и более изощренно расправиться. Вот изящный способ - для ценителей убийственной эстетики. Трюк на грани искусства, называется «полет смерти». Изобретен военной хунтой в Аргентине. Врага государства сажают в самолет и сбрасывают над океаном. Идеальное убийство: человек исчезает без следов, свидетелей и доказательств. Одни акулы знают его дальнейшую судьбу, но они еще разговаривать не научились. Отсюда вывод. Нет человека - нет проблемы, как сказал Кастро, когда Че Гевара уехал в Боливию совершать государственный переворот. Однако, не успел.
        - Почему?
        - Умер от аллергии на воду.
        - Я думала от автоматной пули, - проговорила Жаннет, вспомнив фото симпатичного парня в зеленой беретке с красной звездой.
        Портрет она видела на майке предводителя движения за права сексуальных меньшинств. Связи не поняла, но неважно. Портрет давно потерял первоначальное значение. Растиражирован до потери понятия о вкусе, от чего образ героя-революционера превратился в приторно-кичевый сюжет. Сейчас лицо с фото можно встретить практически везде: на супермарктовских пакетах, пододеяльниках, кружках для кофе, картонных подкладках для стаканов, стенах латиноамериканских трущоб.
        С чьей-то легкой руки бородатый красавец-партизан стал международным символом борьбы. За что, против кого - неизвестно. Единственная причина популярности - фотогеничный лик. Парень с тревогой смотрит в небо, будто с минуты на минуту ожидает бомбардировки, грозящей выкурить его с товарищами из джунглей.
        Невозможно не посочувствовать этому симпатичному рыцарю-романтику, не умевшему бездеятельно существовать. Которому скучно было почивать на лаврах после совершения очередной революции. Который боролся насилием против насилия, за что ему оказали большую честь - увековечили на кубинской валюте...
        - Про пулю потом придумали, - сказал Каддафи, убежденный по привычке всех диктаторов в своей всегдашней правоте и не терпевший возражений. - Чтоб красиво звучало. Че Гевару превратили в плакатного идола. Извратили его первоначальные идеалы - против капитализма, несущего с собой эпидемии приобретательства и обжирательства.
        Нынешняя молодежь не подозревает, за что товарищ Че сражался и погиб. Думают: раз на майке нарисован, значит селебрети-персона. Ди-джей там или герой реалити-шоу. Я вот тоже мечтаю быть увековеченным - хотя бы на пакете с чипсами или рулоне туалетной бумаги. Как думаете, лучше сняться в очках или без фуражки?
        Вопрос его прозвучал не в тему и безадресно, потому сиротливо завис.
        2.
        - Господа, посторонние вопросы и ответы потом, сейчас о главном, - призвал к порядку Жиль де Рэ, пристукнув деревянным судейским молоточком по подставке. Которые появились ниоткуда и очень кстати. - Вернемся к теме заседания. Слово для оправдания имеет русская помещица, мучительница дворовых девок, самодура и душегубка Дарья Николаевна Салтыкова.
        Помещица начала с причитаний.
        - Ох, не была я счастлива в жизни, а так хотелось возвышенной любви! - начала она плаксиво. Положила один локоть на стол, другой поставила вертикально, подперла щеку. Мечтательно поморгала ресницами. - Не понять вам одиночества пригожей на лицо девушки двадцати шести лет, оставшейся с двумя детьми без мужа. В самом расцвете сил...
        Разве можно меня осуждать, что влюблялась без памяти? Сначала в дворянина Тютчева, но тот оказался изменщиком. Три года мне голову морочил, а женился на другой. Я, разумеется, осерчала, приказала его бомбой взорвать. Не повезло - сорвалось. Дважды. Первый раз бомба некачественная оказалась, второй раз - холопы. Предали меня мои же дворовые, предупредили изменщика. Я попереживала, конечно. Пару горничных из-за того в гроб свела, да вскоре на другого внимание обратила.
        На того самого Ермолая Ильина, гайдука конюшенного. Который моих нерадивых девок до смерти нагайками порол. Очень уж красив был на внешность, истинно русский богатырь, не чета вашим измельчавшим европейским мужчинкам.
        Только разгневался на меня Господь за что-то, и с Ермолаем не повезло. Зря я трех его жен замучила. Особенно жалко было последнюю, кроткую красавицу Феклу. Помню, коса у нее была на зависть - до пола. Глаза серые, застенчивые. Когда колотила ее поленом по голове, у самой от жалости слезы рекой... - Дарья фальшиво всхлипнула.
        - Да ладно тебе, хоть перед нами не рисуйся, - прервала Эржбета слезное вранье подруги. - Никого тебе не было жаль, потому дурила напропалую.
        - Нет, ну честно! С ума я сошла от любви, вернее - от ее недостатка, потому и совершала безрассудства со смертоубийствами. Был бы у меня муж ласковый да пригожий, тот же Ермолай, я бы не зверела от тоски. Наоборот, доброй стала, его только и ублажала бы. Трудно ведь женщине в одиночестве, до беды недалеко.
        Тот неблагодарный Ермолай не только не ответил на чувства, но предателем оказался. Сговорился вместе с другим холопом, написал против хозяйки челобитную императрице - где это видано? После чего меня схватили, судили, ставили к позорному столбу. Потом в монастырь до конца жизни заточили. За что, спрашивается?
        - За убийства, - сказала Жаннет.
        - В безрассудстве совершала, не ведала, что творила... Любила безумно.
        - Зачем Жанну хотела покусать? - уточнил для ясности де Лаваль.
        - Не хотела причинить ей смертельного вреда, только полстаканчика свежей кровушки испить. Очень мне надо по-новой воскреснуть, оправдаться. Ведь меня после смерти какими только оскорблениями ни называли... Я вот тут записала для памяти.
        Она полезла запазуху и вытащила затертый, с угла оторванный листок. Развернула, принялась читать по слогам.
        - Эл...а...тэ-е...эн...тэ... Ой, запуталась, ничего не понимаю. Я ведь неграмотная сама-то.
        - Дай сюда, - сказала Батори и грубо вырвала листок.
        - Ты разве понимаешь по-славянски? - спросил Холмс с оскорбительным для графини сомнением.
        - Конечно, понимаю. Я же всестороннее образованная дворянка, лучшее монастырское образование получила. Кроме прочих наук - богословия и рукоделия - сильна в языках. Я полигамистка. Ой, нет. Полиглотка.
        Звучало многозначительно и весомо. Других сомнений в ее талантах не поступило. Опустив нос к листку, Эржбета начала неуверенно, но разборчиво читать:
        - Латентная гомосексуалистка, конвенционная проститутка, эпилептическая психопатка... Да... Что-то даже я, ученейшая дама своего времени, здесь ни одного слова не поняла. Эй, Каддафи, вы были у нас специалистом по части гомосексуалов, кажется.
        - Собственную страну я от них навсегда избавил. Очень быстро и эффективно. Теперь Ливия чиста от содомитов.
        - Как же вы от них избавились? Истребили в тюрьмах? Кастрировали при помощи собак? - с саркастичным любопытством спросил Холмс.
        - Зачем же так плохо обо мне думать. Средневековые методы не применял. Я современный диктатор, шагаю в ногу с требованиями двадцать первого века. Всех гомиков отправил в Европу. Они мне спасибо должны сказать.
        - Кто, гомики?
        - Нет, европейцы. Их полку прибыло.
        При упоминании представителей нетрадиционной ориентации барон вмешался в дискуссию.
        3.
        Вмешался - чтобы прекратить. Терпение его улетучилось, терять время надоело. Жиль гулко хлопнул ладонью по столу, что прозвучало весомее тонко-деликатного судейского молоточка.
        - Господа, не отвлекайтесь, - сказал он, возвращая внимание к себе. - Дарья Николаевна, вы получаете право на последнее слово.
        - А можно последний вопрос? - просительно проговорила помещица.
        - Можно.
        - Что такое «латентная»?
        Де Рэ подумал, пожал плечами, вопросительно оглядел присутствующих. Точного значения слова не знал никто. С разных сторон полетели версии.
        - Искусственная.
        - На все согласная.
        - Сонная.
        - Скрытая.
        - Сексуально забоченная! - крикнул Капоне, высунувшись на мгнование из-за кресла-цитадели, и опять спрятался.
        - Неважно, - твердо сказал де Лаваль и три раза стукнул молотком, собираясь огласить первый вердикт. - Постановляю. За покушение на покусание баронессы де Лаваль - де Рэ и прочая - дворянка Салтыкова приговаривается к...
        - Ой, подождите еще минутку. Последнее желание забыла. - Дарья обратилась к подруге: - Эржбета, подержи мою голову за косу, чтобы на пол не упала и не замаралась. А то тут некоторые любят головами в футбол играть. - Она покосилась в сторону кресла у камина. - Не хочу, чтобы меня внешне изуродовали. Я все еще не потеряла надежды Ермолаю понра...
        Хрясь! Звякнул меч хозяина о салтычихины позвонки. Голова помещицы осталась висеть на косе в руке графини. Из расчлененного тела сверху и снизу потекла обильными потоками кровь, окропила русскай сарафан, в особенности - орнамент вокруг шеи. Полотняная рубашка намокла и прилипла к коже тощих, как у скелета, рук. Из верхнего шейного обрубка кровь полилась на стол, заполняя вмятины и трещинки.
        Жаннет поняла, почему в замке не использовали скатерти. Если экзекуции проходили регулярно, никакого порошка не хватило бы их отстирывать, тем более при недостатке обслуживающего персонала. Проблему решили просто - не создавать.
        4.
        Дальше чуть не случилась дикая оргия. Виду фонтанирующей, аппетитно-алой жидкости было невозможно сопротивляться. Каддафи, Холмс и Эржбета - другой рукой - схватили со стола кубки и только потянулись подставить, как...
        - Убрать! - рявкнул команду барон. - Не допущу человекопоедания и выпивания в моем доме. От него даже гавайскиие аборигены отказались. Еще в восемнадцатом веке, когда съели Кука. В связи с чем британское правительство выразило письменный протест. Пригрозило первую мировую войну устроить. Аборигены испугались, спешно признали ошибку. Впредь обещали воздерживаться от поедания сородичей и гостей острова. Война отложилась до начала двадцатого века.
        Так вы что, хотите новый межнациональный конфликт спровоцировать? Стыдно, дорогие коллеги. А еще известнейшие исторические личности... Пора начинать к современным реалиям подтягиваться, а не возвращаться без конца в эпоху первобытности и каннибализма.
        При слове «каннибализм» стоявший на лакейском месте у двери Прелати усмехнулся. Он-то прекрасно знал, что данным недугом страдали не только трое с кубками, но и все остальные, за исключением Жаннет. Ну - пока за исключением...
        Приказу подчинились без звука. Чтобы убрать с глаз соблазн, Эржбета, не долго думая, посадила кровоточащую голову в пустую, медную чашу, стоявшую по центру для украшения стола. Чаша выглядела антикварной, вероятно - подарок Капоне. Представляла собой продолговатую лодку-ладью с хвостатой фигуркой русалки на носу.
        Заполучив пассажира в виде Дарьиной головы, ладья стала шустро наполняться кровью. Наконец, ее набралось столько, что голова приподнялась и закачалась на поверхности гигантским поплавком.
        Лицо помещицы при экзекуции отвратительно перекосило - рот съехал набок, веки опустились неровно и не до конца, одна бровь вопросительно приподнялась, другая неестественно изогнулась. Покачиваясь, голова повернулась лицом к Жаннет.
        - Не хочу, чтобы она на меня взиралась полузакрытыми глазами, - возмутилась девушка.
        Неожиданно Дарья открыла сначала глаза, потом кривой рот и сказала, нечленораздельно шевеля губами:
        - Не хотите, поверните меня к Эржбете.
        - Я тоже не собираюсь на мертвяков любоваться! - запротестовала графиня.
        Она почему-то не обрадовалась перспективе созерцать зрелище отрезанной головы, пусть она и принадлежала бывшей лучшей подруге. Объяснила:
        - Это вредно для моего психического здоровья. Покажите что-нибудь покрасивее, например картину пасторального карпатского пейзажа. В жаркий летний день, на густо заросшем цветочном лугу, играя мускулами, усмехаясь в усы, косит траву крестьянин, обнаженный...
        - Извращенка, - пробормотал Каддафи.
        - Сексуально неудовлетворенная, - проговорил Капоне.
        - Была бы помоложе... - пожелал Холмс.
        - ...обнаженный до пояса, хотела сказать,- принялась оправдываться дама.
        - Прелати! - приказал барон.
        Старый колдун в роли молодого лакея шустро подбежал к столу. Не дожидаясь дальнейших указаний, набросил на голову-поплавок полотенце, подрубив проблему под корень, моментально разрешив конфликт.
        Хозяин одобрительно кивнул. Не зря доверял итальянцу: хоть прохиндей, зато понимает с полуслова.
        Судебное заседание продолжилось.
        5.
        - Графиня Батори, чем имеете оправдаться? - торжественно обратился к следующей обвиняемой де Лаваль.
        - Ах, у меня та же самая история, - жеманно вздохнув, начала графиня.
        Угадала сиюминутную тенденцию: жалостливые повествования позволяют отсрочить экзекуцию. Вдруг в ее случае - вообще удастся избежать?
        - Несчастная любовь со мной случилась. К Тадеушу Перитару, молодому бухарестскому дворянину. Больно признаться: мой муж меня не любил. И не удовлетворял. Но я не роптала. Думала, у него голова болит - от ежедневных забот по охране владений. Или другая причина... Сразу после свадьбы еще получалось урвать немножко счастья, завлечь мужа в постель. Даже двоих детей удалось родить.
        Когда он уехал на десять лет, якобы - на войну, стало совсем невмоготу. Вдобавок - начала я стареть. Раньше времени - из-за отсутствия регулярной любви и заграничных косметических препаратов. От всеобщей неудовлетворенности пришлось с ума сходить потихоньку. А что прикажете делать молодой, обворожительной даме? Заточило меня одиночество в оторванном от цивилизации замке Чахтицы, среди темных, неграмотных людей, ох-хо-хо... - с надрывом проговорила графиня и ненатурально всхлипнула.
        Промокнула сухие глаза батистовым платком с кружевной оторочкой, оглядела исподтишка сидящих за столом мужчин и девушку. В глазах Эржбеты стояли легкочитаемые вопросы, которые ради экономии времени и места изложим одним предложением. Тронула ли ее плачевная история кого-нибудь, кто заступится и поможет отвертеться от наказания или, хотя бы, смягчить приговор?
        К сожалению для себя, ни одного сочувствующего лица не нашла. Каддафи и Холмс улыбались иронично, Жаннет глядела с презрением, хозяин - с неотступной готовностью свершить правосудие. На Капоне не стоило и оглядываться: его к ней мягко сказать - неуважительное отношение было известно. Отношение, которое не могли бы изменить ее настоящие слезы, не говоря про фальшивые.
        Несмотря на всеобщий скепсис, Батори продолжила плакаться о суровой судьбе. Кто знает: с Дарьей трюк не прошел, может, у нее получится...
        - Никто не знает тоску существования образованной, чрезвычайно привлекательной графини в дремучих, бездорожных Малых Крапатах. Где отсутствуют театры, музеи и сливки общества. Не с кем посплетничать о последнем романе модной писательницы. Романе не печатном, а постельном - с новым любовником. Или на чисто женскую тему завести светский разговор - про способы заготовки огурцов-помидоров на зиму. Могу о политике поддержать беседу: например - почему в првительстве мало женщин на министерских должностях. Я же разностороняя персона. Пришлось мне пропадать заживо в глубинке, где слова «маникюр» и «педикюр» могли бы принять за ругательства, а вампиры и оборотни считались воскресшими односельчанами, сбежавшими из могил в соседние леса.
        Так у кого дерзнет повернуться язык, чтобы осудить жаждущую сердечного понимания красавицу, пожелавшую предотвратить наступление старости, чтобы удержать милого друга - единственную отраду для души? Потому пришлось прибегнуть к народным методам, призвать колдунью на помощь. Преданная Дарвулия надоумила меня воспользоваться омолаживающим средством из крови девственниц. Ведь про Ланком и Орифлейм тогда слыхом не слыхали...
        - Не про девственниц сейчас. Про мою супругу, - вернул ее к предмету обсуждения хозяин.
        - Так и я про то же. Сейчас подведу мостик. Сначала Дарвулия приучила меня к девственной крови, от которой кожа по-молодому натягивалась и розовела как у новорожденного поросеночка. Потом я уже не могла остановиться. Привыкла жить с девушками в одной светлице, чтобы кровь их в любой момент дня и ночи была под рукой. Не виноватая я - колдовство навела проклятая ведьма! Когда я увидела Жанну, сразу влюбилась...
        - Приговариваетесь к лишению головы! - не дослушав затянувшегося объяснения, провозгласил де Лаваль. - В качестве снисхождения за страдания, разрешаю выбрать способ казни: меч или пуля?
        - Что касается меня, - встрял Каддафи, - я без раздумий выбрал бы пулю. Это намного гуманнее и эффективней, чем черенок в задний проход.
        - Извините за правду, но вы заслужили мучительную смерть именно от черенка, - с внезапно возникшим возмущением высказалась в его адрес Эржбета. - Редкий садист, насильник и головорез. Не говоря о тысячах людей, замученных в ваших тюрьмах...
        - Это были политические противники, - тут же перебил полковник. - А с политическими церемониться нельзя. Они угроза любому режиму, вспомните Гитлера и Холокост.
        - Холокост вы зря приплели, это из другой оперы, - не выдержал барон.
        - Тогда Гитлер и Эйнштейн, - поправился диктатор. - Гитлер был дурак, заставил эмигрировать ученого с мировым именем. А посадил бы в лагерь для интеллигентов и заставил изобретать атомную бомбу... Посмотрели бы вы тогда, кто победил в мировой войне! И на каком языке ООН сейчас разговаривал бы. Вот вы, уважаемый, - обратился Каддафи к Холмсу - кроме своего вульгарно-жаргонно-английского, разговариваете на иностранных языках, например по-немецки?
        - Лошадиный язык, - пробормотал тот недовольно.
        - Зря обзываетесь. Это язык Гете и Шиллера, Шумана и Баха...
        Полковник явно старался увести разговор в сторону от себя. Что не соответствовало намерениям графини Батори: она не собиралась сбиваться с толку или прекращать обвинительную речь в адрес Каддафи. Она не забыла его же методу по поговорке: бей другого, пока самого не обезглавили... Нет такой поговорки? Ну - так будет.
        - Вы Гитлера не вспоминайте, он за свои злодеяния ответил, бесславно сгорев вместе с костями! - выкрикнула она голосом визгливой базарной торговки. - Уничтожен наш дорогой фюрер духовно и физически, ни беспокойной души не осталось, ни бренной телесной оболочки. Один «Майн кампф» сохранился. И тот задвинули на задние полки библиотек и разрешили выдавать только по предъявлении удостоверения о благонадежности.
        Вы, Каддафи, лучше про собственные злодеяния расскажите. Про тех девочек-школьниц, которых вы лично приезжали в школы выбирать, потом привозили в шатер, где беззастенчиво лишали девственности. Когда они беременели, затачивали их в сумасшедшие дома, а детей отбирали!
        - Зря наговариваете на невиновного, - с упреком попенял полковник и недовольно покачал головой. - Женщины меня любили. Считали за честь услужить. Специально для моей охраны создали отряд девственниц-телохранителей. Подчеркиваю - девственниц! И ни одна не пожаловалась на попытку ее обесчестить.
        - Попробовали бы вы телохранительницу обесчестить! Получили бы хук под солнечное сплетение и ребром каменной ладони по шее. Они же тренированные девственницы, не куски мяса в парандже.
        Ее неуместные прокурорские речи начали раздражать Каддафи.
        - Интересно, откуда у вас знания о приемах классической арабской борьбы? - вопросил он и с подозрением в шпионаже воззрился на Эржбету. - Предлагаю лучше подумать о себе. Вам предоставили последний выбор - способ смерти, так воспользуйтесь добротой нашего гостеприимного хозяина. Иначе доведете меня. Спрашивать не стану, прикончу рукояткой моей верной джамбии вместо черенка в одно чувствительное место - недостойная гибель для графини.
        - А вдруг ей понравится... - некстати начал Холмс и не закончил - под дружным, недоуменным взглядом присутствующих: что он такого неприличного собрался предположить?
        Возникла неловкая пауза, которая напугала Генри Говарда недоговоренностью. Вдруг гнев барона обратится вне очереди на него? Надо срочно отвлекать внимание от собственной персоны...
        6.
        - Кстати, о достойном способе умереть, чтобы не насмешить потомков, - шустро придумал Холмс новую тему для общего обсуждения. - Мой преследователь, тот самый детектив Пинкертон...
        - Что-то знакомая фамилия, - будто припоминая, проговорила графиня. - Это не тот джентльмен, который изобрел отпечатки пальцев?
        - Нет, он изобрел опознание преступников по антропологическим параметрам как объем черепа и длина носа. Известен широкой публике больше как литературный персонаж. Так вот, тот самый Пинкертон обладал чрезвычайно мощным интеллектом, сравнимым с моим собственным.
        Именно ему удалось меня выследить и выдать суду. За что я его проклял вовеки. Прилюдно и вслух - в зале заседаний. Смеха ради. Последняя афера гения по одурачиванию простаков. Народишко-то темный, поверил в мои сверхъестественные способности. Дальше произошло интересное. Проклятие сбылось! После моей смерти сыщик сам прожил недолго. А умер вообще смешно. На прогулке оступился, прикусил язык и через две недели сгорел от гангрены! Кто теперь засомневается в существовании рока? Не схвати он меня, я бы его не проклял. Жил бы Пинкертон, может, до ста лет и не тужил бы.
        - Золотые слова, - с чувством поддержал Каддафи. Видно, тема его тоже затронула. - Возмездие настигает не только великих преступников, но и тех, кто их преследовал. Яркий пример - мой обидчик, представитель известной страны с узурпаторскими замашками. Так вот. Гражданина этого государства-фальшивомонетчика...
        - Почему это фальшивомонетчика? - встрял с вопросом кто-то.
        - Очень просто. Они наполнили мир бумажками, не обеспеченными реальным золотым запасом, а также заполненными масонскими символами с добавлением еврейских. А данная нация для меня не существует - эта знает каждый верующий исламист и неверующая собака. Так вот. Гражданина этой двуличной державы назначили консулом в мою столицу.
        Ровно через год после свержения законного диктатора, то есть меня, консул погиб при невыясненных обстоятельствах. Той же самой манерой, которой узурпаторы погубили меня. Уточнять не буду, только намекну: крайне варварским способом - привет от бессмертного Дракулы с его привычкой сажать на колы.
        - Неужели тоже от черенка... - с замиранием сердца прошептала Эржбета.
        - От него, родимого! - радостно подтвердил полковник. - Мои преданные фанаты постарались.
        Капоне не выдержал, высунулся из-за кресла.
        - У меня история еще интересней, прямо-таки макаронный вестерн получился. Хотите расскажу?
        - Хотим! - бодро ответила за всех венгерская графиня. Каждая минута оттяжки - ей на пользу, почему бы не протянуть время?
        - Только коротко, - согласился барон де Рэ.
        - Окей. Так вот. Чтобы поймать меня с поличным, полиция внедрила в нашу банду тайного агента О’Хейера. Он нас и сдал, только недолго прожил после моего ареста. Хотя сменил все, что можно было: адрес, имя, жену, место работы, кличку собачки и ключи от домашнего сейфа. Не помогло. Итальянская мафия крыс не любит. От справедливого возмездия уйти не удалось. Мои ребята О’Хейера все-таки вычислили и через пять лет прикончили в его же машине.
        На том небесное возмездие не становилось. Интересна судьба хитрована Элиотта Несса - ловкого финансового инспектора, который ухитрился подловить меня на налоговых нарушениях. Он вообще полицейским не был, помогал на добровольных началах. Исключительного интеллекта был человек. Хитрости необычайной. Несколько лет ходил за мной по пятам с горсткой таких же тупо настырных парней, их еще «неприкасаемые» прозвали. Когда достиг цели - засадил меня за решетку, от тоски по мне и умер.
        - Ну, это вы сочинили! - проговорил Холмс с уличающей улыбкой. - Тут, конечно, никому из нас нельзя верить, но надо же соблюдать границы.
        - Ха, именно сейчас говорю чистую правду, подтвержденную дальнейшими событиями. Моя поимка и судебный процесс стали для Несса звездным часом в карьере и в жизни. Только парадокс: как раз успеха его нервная система не выдержала. Гоняясь за мной, он пережил многие опасности: взрывы, перестрелки, покушения, пару раз был на волосок от смерти. А мирного существования не перенес.
        - Для деятельной натуры мирная жизнь - тоска смертная... - задумчиво произнес барон.
        - Вот именно, - подтвердил осмелевший Аль. - Представляете переход: от незаметной конторской крысы, прозябавшей в налоговом департаменте и погрязшей в ворохе бумаг, к роли всеамериканской знаменитости. Эллиот получил всю положенную мишуру славы - не хуже голливудских звезд: узнавание на улице, интервью, снимки в газетах и журналах. Поздравления от начальства, хлопки по плечам от коллег.
        Но триумф длился недолго. После следствия и суда надо мной его звезда стремительно покатилась к закату. Несс преждевременно ушел на пенсию, поселился в какой-то дыре, развелся с женой. Затосковал без полезной деятельности, загрустил о прежних лихих временах, когда мы с ним в кошки-мышки играли. Начал писать книгу. Не дождавшись ее выхода, умер. Не старый еще - пятидесяти четырех лет от роду.
        - От чего же? - спросила Жаннет.
        - Я бы сказал - от тоски по настоящему делу, которое он один раз сделал блестяще: заарканил самого знаменитого мафиозного главаря Америки.
        Он бы еще кого-нибудь столь же блестяще словил, чтобы снова показать себя героем, да с тех пор все мелочь попадалась. Неинтересно - из пушки по воробьям. Не тот масштаб. А что вы хотите? Гангстеры моего уровня рождаются не каждый год, и даже не каждое десятилетие, - не преминул упомянуть себя в выгодном свете Капоне. - Кстати, хочу довести до сведения общественности: во время охоты на меня Несс пользовался противозаконными методами.
        - Кто бы говорил... - громко вставил Каддафи.
        - Знаю, среди обывателей циркулируют сплетни про грязные методы мафии. Да в полиции тоже оказались не все дураки, быстро плохому научились. Не чурались пользоваться против нас нашими же приемами. Когда обвинили в неуплате налогов, я в суде так и заявил: не имеете права начислять легальные налоги на нелегальные доходы. Это неправомочно и нелогично!
        К сожалению, к моим возражениям не прислушались, заточили в Пеликан. Алкатрас, если перевести с мексиканского. Бывшая самая строгая тюрьма Америки. На острове находится: оттуда невозможно убежать: ни обычным путем - тоннель прокопать, ни оригинально - трупом прикинуться. И что за название придумали - Алкатрас, ничего конкретно не означающее...
        - Там тебя и зачмурили, голубчика, - со злорадством проговорил Холмс. - Опустили, унизили, заставили шваброй работать. Вдобавок небось, как девочку попользовали. От того сифилис открылся в смертельной форме.
        - Неправда! Я не от сифилиса умер, а по-благородному - в собственной кровати. Эх, слишком рано, до пятидесяти не дотянул...
        - Приступаю к оглашению приговора, - взял слово барон, разом прекратив прения. - Ну - знаете. Последний вопрос...
        - Мой или ваш? - быстро переспросила Батори.
        - Мой. Желаете сразу умереть или помучиться?
        - Желательно, конечно, сначала помучиться.
        - Позвольте мне над ней поиздеваться! - вызвался Каддафи. - Давно не упражнялся. Руки чешутся. У меня инструмент есть - вот. - Он вытащил из-за ремня короткий арабский нож-секиру с расширяющимся от ручки лезвием и загнутым концом. Поднял повыше, демонстрируя, чтобы всем было видно, в том числе летучей мыши. - Вот она, красавица джамбия. Острая, как одноразовая бритва. Верная, как первая жена. Недавно самолично наточил, будто знал. Шею перережет мягко, как по маслу пройдет. У меня к этой дамочке личные счеты.
        «За недавние нападки», - добавил полковник про себя.
        - Позволяю, - благосклонно промолвил Жиль.
        - Подождите! - истерически выкрикнула графиня. - Сначала скажите, что с моей головой сделаете. Не хочу, чтобы футболили или того хуже - на пику сажали для всеобщего осмотра. Я не готова к демонстрации - лицо в порядок не привела, макияж не нанесла...
        - Абдулле ее скормлю, - пообещал полковник, подходя к жертве.
        - Нет!
        - Да! - было последнее слово.
        Смирившись с неизбежным, графиня больше не возмущалась.
        Процедура экзекуции далее проходила в обстановке доброй воли и полного взаимопонимания палача и жертвы.
        Взявшись за редковатые волосы, Каддафи наклонил вперед голову Эржбеты. Она оперлась вытянутыми руками о стол для удобства. Диктатор начал пилить шею сзади, водя туда-сюда ножом. Кровь фонтанами брызгала в стороны при каждом движении и бесполезно падала на пол. Подставлять кубок для сбора питательного нектара никто не решился, помня приказ барона о недопущении распущенного вампирского поведения при Жанне.
        К удивлению, экзекутируемая не издала ни звука жалобы, хотя отпиливание длилось не менее пяти минут и выглядело болезненным. Последнее желание - помучиться - было исполнено со скрупулезной точностью. Когда голова отделилась от тела, Каддафи поднял трофей, демонстрируя идеальный срез на шее.
        - Видите, как ровно отпилил? Загляденье! Качественная работа. Сразу видна рука мастера, - похвалил он себя, не скупясь на эпитеты. - Если кто-нибудь еще захочет так же искусно быть обезглавленным, становитесь в очередь. Я сегодня в настроении.
        - Нет, спасибо, - отказался Генри Говард. - Не желаю иметь дела с самопровозглашенным палачом и непродезинфицированным инструментом. Предпочитаю бескровный метод. Через повешение. Или инъекцию...
        - Инъекций сегодня не делаем, - сообщил барон.
        - Почему?
        - С одноразовыми шприцами напряженка.
        - Жаль. Что с головой будете делать? - спросил Холмс, кивнув на свежеотрезанную Эржбету.
        Капоне встрепенулся. Последний вопрос подействовал на него таким же сильнейшим раздражителем, как явление тореодора раненому быку. Последний выставил рога и бьет копытом от нетерпения забодать противника - с яростью, которую при ближайшем рассмотрении очень можно понять.
        В качестве очередного лирического отступления рассмотрим подробнее моральную составляющую корриды - с альтернативной точки зрения, то есть со стороны ее рогатого участника. Его вышеуказанная ярость порождена крайней несправедливостью: тореро вышел на арену в чистом, ярком, расшитом стразами костюме, обтягивающем главные мужские атрибуты, а бык чем хуже? Если его приодеть, да обтянуть, да поставить на две ноги... Все коровы и даже девушки ахнули бы!
        И стали бы проситься к нему в постель. За осеменением. Уж он бы не подкачал! Он же породистый бык, из семейства туров - прирожденный производитель. Свое прямое предназначение знает назубок. Не зря природа одарила его внушительным орудием для размножения, которое заметил бы даже близорукий без очков с самого верхнего зрительского ряда.
        Вот чем надо сравниваться на арене человеку и животному - мужским достоинством. И нечего строить из себя героя в шляпе, тупо размахивать красной тряпкой перед носом, вызывая на скандал. Что лишний раз доказывает недалекость этих тщедушных двуногих. Давно известно - быки к цвету равнодушны. Борьба должна быть справедливой и равноправной, а не так: все - на одного, люди - на быка.
        Какие они все-таки трусы! Пользуются численным и вооруженным превосходством. Унижают рогатого соперника, обескровливают, втыкая пики в загривок, заранее ставя в невыгодное положение, чтобы легче было убить.
        А надо по-другому - по-гуманному и по-современному. Цивилизованно. Не измываться над безоружным животным до смерти, не проливать невинную кровь, а организовать культурно-зрелищное мероприятие: провести конкурс красоты среди быков и мужчин. Тогда будет честное соревнование, и претензий не поступит - ни от Профсоюза парнокопытных, ни от Лиги защиты матадоров. Ни от прогрессивного мирового сообщества за потакание низменным инстинктам толпы.
        Только - ха! - боятся мелкие людишки конкуренции, потому что достойной кандидатуры против красавца-быка у них нет. Кто из человеческого рода может сравниться с его щедро одаренной по-мужски фигурой, потрясающей натуральной элегантностью? Тот тщедушный, узкоплечий тореодоришка, приодетый в курточку павлиньих цветов, расшитую блестяшками, как у цыганки? Не смешите! Если снять куртку и обтягивающие штаны - его в людском стаде никто не заметит.
        Получается, что похвалиться-то, кроме костюма, нечем. Вот и пуляется торреро от тоски стрелами, отравленными ядом зависти к быку и алчности к мимолетной славе...
        Короче, услышав про отделившуюся голову, Капоне не выдержал усидеть на месте, почуял шанс размять конечности. Забыв про опасность раскрыть место секретного пребывания, выскочил из кресла.
        - Давай, Каддафи, навешивай, сейчас покажу высший класс! - крикнул Альфонсо, встав в позу вратаря, собирающегося взять пенальти: чуть присел, расставил руки-ноги. И топтался беспокойно из стороны в сторону - боком как краб.
        Каддафи не отказался, был тот еще любитель футбола чужими головами. Разжал пальцы, Эржбета полетела вниз с криком ужаса:
        - Не-е-е-т!
        Получив от полковника добрый пинок в ухо, полетела с тем же криком к Капоне. Тот действительно показал высший пилотаж вратарского искусства - удар «скорпион»: подпрыгнул повыше, поднырнул под мяч и ударом обеих пяток отправил несчастную голову подальше от ворот... то есть от камина.
        Графиня летела долго, громко причитая и жалуясь, стукнулась о стену со смачным шмяком и укатилась куда-то под мебель. Больше ее в тот день не видели.
        - Аминь, - сказал Холмс.
        - Аллах акбар, - сказал Каддафи.
        - Ваша очередь, полковник, - сказал де Лаваль.
        7.
        Отвечать на предложение исповедаться Каддафи не спешил. Начисто вытерев нож о край накидки, неторопливо уселся на место прямо напротив барона.
        - Монсеньор, меня вы можете спокойно оставить без прокурорского преследования по причине особого статуса, - запутанно начал полковник.
        - Особым статусом здесь пользуюсь только я, - сказал хозяин положения.
        - Вы не можете меня сравнивать с остальными, я слишком много вам помогал, финансово и советами. Я слишком много знаю...
        - Именно потому.
        - Позвольте опротестовать ваше решение.
        В голосе Каддафи начало проскальзывать раздражение. А также настойчивое недовольство и даже угроза. Придвинув стул ближе к столу, он наклонился вперед, будто для доверительного разговора - только с бароном.
        - Мы связаны смертельными тайнами, такими, которые объединяют только членов семьи, - заговорил он приглушенно. Но его все равно услышали, даже дарьина голова, которая недвусмысленно качнулась в ладье.
        - Вы не можете позволить хладнокровно расправиться с родственником, - продолжал приводить доводы диктатор. - К тому же моя личная причастность к попытке умертвить вашу супругу не доказана документально. Где протоколы, донесения, фотографии? Прав был Капоне. Приговор, основанный на незаконных уликах, законной силы не имеет! - выкрикнул отчаянно Каддафи и прихлопнул по крышке стола.
        - А я и не говорил,что буду действовать в рамках закона. Просто убью и все.
        - Не имеете права! Советую передумать, иначе открою про вас такое, от чего мурашки побегут даже у мертвеца, пролежавшего в сырой земле триста лет без отпевания и гроба. И без савана.
        - Ха, что же вы такое обо мне знаете, чего я сам не знаю?
        - Знаю, где вы находились все то время, когда мы с компанией пытались попитаться вашей так называемой супругой!
        - Это шантаж! - тоже хлопнув по столешнице, выкрикнул барон, который - к удивлению Жаннет - тоже вышел из себя.
        Значит...
        Значит, Каддафи затронул чувствительную струну. Он действительно знает то, чего Жиль не желал бы иметь опубликованным. Кстати, она задавалась тем же вопросом: где он был... девятого сентября, когда совершили нападение на Америку... нет - седьмого ноября, когда совершили пролетарскую революцию в Евразии... нет двадцать шестого декабря, когда совершили цунами в Таиланде и на Филиппинах... Нет-нет, вчера ночью, когда ее по-очереди зазывали в гости нечистые на помыслы гости?
        - Да, шантаж, - прошипел в ответ полковник, бешено выпучив глаза. - Шантаж правдой. Думаете мы тут дураки собрались, не понимаем, что происходит, не знаем подоплеки. Наивно верим вашим плаксивым, соплеточивым сказочкам о вечной любви и верности до и после гроба. Ха-ха! Обманите кого-нибудь другого, а моя контрразведка работает получше Моссад.
        Прежде, чем нас призывать к порядку, посмотрите критически на себя. И не соврите по привычке. Вы ведь в тот момент не думали о дражайшей женушке, милейшей Жанне. Занимались прелюбодейством! Что самое отвратительное - на другой день после свадьбы. Еще отвратительней - даже не с другой женщиной. А в обнимку с...
        Клац-бум! - прозвучал выстрел. Каддафи с дыркой во лбу откинулся на стуле, бессильно свесив руки по сторонам, вытянув ноги под столом. Пуленепробиваемые очки его съехали с носа, мертвые глаза неподвижно уставились в высоту. Фуражка поползла назад, назад и упала с металлическим звоном на пол.
        Убийство произошло так быстро, что Жаннет не успела вздрогнуть. Она перевела вопросительный взгляд на Жиля - любимого супруга, в руке которого еще дымился капоневский кольт.
        - Каддафи прав в одном, - начал объяснения барон. - Я виноват. Не пришел тебе вовремя на помощь. По уважительной причине. Был физически не в состоянии. Лежал в постели. Но не подумай плохого. Проводил вечер не с женщиной, а в обнимку с... подушкой, - удачно оправдался он и положил руку на пальцы жены.
        - Простудился накануне, - сказал Жиль и для большей убедительности покашлял в кулак. - Решил отлежаться, чтобы тебя не заражать, дорогая. У нас тут лазарета нет, приходится лечиться дедовскими методами. Сном под теплым одеялом. Медом с горячим молоком. Носки шерстяные тоже помогают. Чуть оправился, сразу отправился на поиски. Нашел тебя у Капоне. Помнишь, когда он занес биту над головой, чтобы ударить...
        - На меня недоброжелатели наговорили, - тут же подал голос Капоне, который снова занял оборонительно-маскировочную позицию в кресле.
        Он только что наблюдал сцену убиения приятеля по футбольной команде и решил врать напропалую, только чтобы выторговать жизнь.
        - Я не Жанну хотел прикончить, а старого друга Франки. Именно он нацелил на нее кровожадные клыки. Я, наоборот, хотел спасти вашу драгоценную супругу. Кстати, господин барон, отличный выстрел, - беззастенчиво польстил Аль. - Даже я не смог бы так метко. Хотя слыл лучшим стрелком среди чикагской мафии. Вы в каком тире тренировались?
        Хозяин не дал себе зубы заговорить.
        - Подождите минутку, синьор Капоне, ваша очередь скоро подойдет, - пообещал де Рэ и повернулся к Холмсу. - Ну?
        - Признаю все, в чем обвиняюсь, - торопливо сказал Генри Говард, двумя руками расправляя усы и приглаживая волосы на проборе, будто прихорашиваясь перед фотосессией. - Последнего слова сказать не имею, последнее желание: хочу быть приконченным бескровно. Если можно - удушением. У вас случайно есть под рукой гаротта?
        - Я не собираюсь марать о вас руки. Даже с гароттой.
        - Тогда пулей, пожалуйста. У вас какой калибр?
        - Тридцать восьмой.
        - Очень подходяще. Если попадете точно между бровей, прямо над переносицей, кровопотеря будет минимальной. Начинайте.
        Холмс решил руководить собственным расстрелом и услужливо повернулся лицом к экзекутору. Даже слегка наклонился, чтобы тому было лучше прицелиться.
        Жиль не заставил долго упрашивать. После выстрела Холмс с деревянным стуком упал головой на стол. Упал аккуратно, чтобы прическу не испортить и усы не помять. Насчет крови он оказался прав: лишь тонкая струйка вытекла из дырки и застыла идеально круглой лужицей.
        8.
        В списке приговоренных осталась последняя фамилия.
        - Ну что, мистер Капоне. Вы - ко мне или я - к вам? - спросил де Лаваль -прокурор-судья-исполнитель-приговора в одном лице.
        - Давайте вы ко мне. Жанна, можешь тоже поприсутствовать при последних секундах моей экзекуции, - милостиво разрешил Аль по привычке рисоваться. Особенно перед женским полом.
        - Нет, спасибо. Не хочется на вас расстрелянного смотреть. - Она отказала гангстеру в последнем желании и осталась на месте, испытывая мстительное удовольствие.
        Барон подошел к креслу, где весь вечер укрывался мафиозо, и направил на него пистолет.
        - Подождите, - попросил Альфонсо, устраиваясь поудобнее. - Хочу принять позу поэффектней. Кстати, у вас есть фотоаппарат?
        - Прелати!
        Лакей подбежал, предусмотрительно держа в руках фотокамеру.
        - Какая марка - Канон? - уточнил Аль.
        - Нет, Никон.
        - Жаль не Зенит. Но тоже хорошо. Снимайте с левой стороны, потому что на правой щеке у меня шрам, - начал инструктировать Капоне. - Фокус - полтора метра, но не слишком близко, чтобы четче вышло лицо. Снимки потом отправите в...
        - «Пари Матч»? - спросил Прелати.
        - Нет, на родину. В итальянскую «Репубблику».
        - Я думал, вы родились в Нью Йорке, - сказал Жиль.
        - Верно, - согласился Капоне и сделал мечтательно-ностальгическое выражение. - Только Нью Йорк никогда не нравился мне загрязняющими выхлопами и брутальным криминалом. Мое сердце всегда стремилось к истокам - в старую, милую, безмафиозную Италию. Если бы я там родился, точно знаю, выбрал бы другую, мирную профессию, например - бухгалтера, и прожил бы добропорядочную судьбу, свободную от разврата, пьянства и пробивания черепов.
        Во всем виноват Нью Йорк! Там я озверел, потому что это каменные джунгли. На исторической родине моя душа осталась бы девственно незамутненной, помыслы - кристально чистыми. Работал бы я на фабрике... нет, лучше - на природе. Занимался бы выращиванием винограда или созданием сыров. Дожил бы до глубокой старости. Сидел бы сейчас в собственном садике, на самолично сработанной скамейке, с бокалом сладкого «Амати», в окружении внуков и георгинов... Кстати, вы любите георгины?
        - Не люблю, - грубо оборвал его разглагольствования де Рэ. - Давайте садитесь поэффектней и кончим на этом. У меня время и терпение на исходе.
        - Последний вопрос: сколько пуль осталось?
        - Четыре.
        - Все мне или...?
        - Все вам. У меня тоже последний вопрос: куда предпочитаете быть застреленным?
        - Только в грудь, кучно, желательно в кружок размером с яблочко.
        Бах-бах-бах-бах! Последнее желание гангстера было удовлетворено. Приставив фотоаппарат к глазам, Прелати щелкнул пару снимков, сверкнув вспышкой, и бросил аппарат в камин. Жаннет удивиленно посмотрела: а как же снимки в «Репубблику»? Последнее желание приговоренного к смерти исполняется беспрекословно. Вроде бы...
        Прелати объяснил:
        - Мне некогда фотки проявлять. Да ни к чему. Капоне все равно не сможет проконтролировать, мертвый, как комар после удара электромухобойкой, - сказал Франческо и направился к служебному посту у входа, продолжая ворчать себе под нос. Достаточно громко - чтобы слышали остальные. Живые и мертвые.
        - Вообще препротившейший был гордяк. Слишком много из себя ставил. Любил поручения раздавать. Я ему что - лакей? В следующий раз не будет завышать требования. Предложили в «Пари Матч», будь добр - соглашайся. А то привыкли оригинальничать. В «Репубблику» его фотки отошли... Запросил бы еще в «Вашингтон Пост»! У меня, знаете ли, международные марки кончились с конвертами за границу возиться...
        - Жанна, иди ко мне, - сказал барон и протянул к девушке руку.
        Она подошла. Обняв ее, Жиль спросил:
        - Я отомстил за тебя. Ты довольна?
        - Да.
        - Тогда пойдем отдыхать.
        - С удовольствием.
        Барон подхватил девушку, и вскоре они оказались в ее спальне. Голые и под одеялом. Снова всю ночь - или весь день? неважно - занимались любовью, долго, сладко и волнующе.
        Жаннет страстно обнимала супруга и стремилась по извечной женской привычке во всем угодить. Он нравился ей все больше, внешне и по характеру. Особенно - в постели. Она любила Жиля и точно знала, что желает забеременеть его сыном.
        Он вырастет таким же жгуче-красивым мужчиной и отважным рыцарем, как отец - мечтала девушка, засыпая, утомившись.
        9.
        Жаннет проснулась от слюнявых поцелуев и щекотки в шею. Не чем-то легким, мягким вроде головки одуванчика или птичьего перышка, а чем-то жестким, колючим, действующим на нервы. Грубовато для любовной игры, подумалось в подсознании. Не понравилось. Возникло подозрение. Открыла глаза.
        Подозрение не ошиблось: наглый Прелати тыкался губами ей под подбородок, царапая бакенбардами нежную кожицу шеи. Заметив, что девушка пришла в себя, проговорил ехидно и похотливо, сверкая масляными глазками:
        - Дай поцеловать в губки...
        Захотелось его чувствительно прибить. Хорошо бы чем-нибудь потверже и покрепче - вроде сковородки. К сожалению, кроме кулаков, другого оружия под рукой не оказалось. Подумалось: в следующий раз надо хоть скалку под подушку положить. Помня прошлый опыт с замершей рукой, Жаннет, не задумываясь и не размахиваясь, двинула колдуну кулаком в ухо. Тот испуганно слетел с кровати, зашатался, едва устояв на ногах.
        - Почему? - с обидой спросил Франческо, будто не понял.
        - Потому что бабка Мартинэ предупреждала.
        - И о чем она еще тебя предупреждала?
        - Не скажу, - тоном упрямого ребенка ответила девушка, а сама невольно прикоснулась к цветку в волосах, который бабка наказывала хранить пуще глаза.
        На ощупь цветок подвял, но держался.
        - Вставай, Жанна, тебя ожидают в гостиной, - проговорил Прелати официально, но на «ты», по-прежнему не признавая в ней хозяйку.
        - Кто ожидает? Супруг?
        - Его тоже увидишь. - Опять уклонился от прямого ответа, мошенник. -Поторопись.
        - Сначала отвернись, - приказала Жаннет хозяйским тоном, на который имела полное право. И за которое решила бороться до конца.
        - Да что ты меня стесняешься? Что я тебя - голую не видел?
        - Не отвернешься - не встану, - в голосе девушки звучал ультиматум.
        - Ну, ладно, уговорила.
        - И отойди подальше, к самой двери. Я тебе не доверяю.
        - Правильно делаешь, - согласился без возражений Прелати и выполнил просьбу. Сложил руки на груди, расставил ноги, встал лицом к двери, спиной к Жаннет.
        Поднявшись и одевшись, она подошла к зеркалу. Только подняла руку, поправить прическу, когда увидела в отражении лицо бабки Мартинэ, вернее - только голову. Без тела. Видно, оно на тот момент значения не имело.
        Для конспирации и чтобы не пугать окружающих страховидной внешностью, голова была накрыта черным капюшоном до кончика носа, только впавший рот торчал. Именно в таком виде бабка впервые предстала перед Жаннет. Несколько дней... или лет... или сколько-то там времени назад.
        Голова поманила пальцем, мол, встань поближе, потом палец приложился к губам - тихо! Девушка прислонила ухо к поверхности зеркала.
        - Сегодня твоя последняя ночь пребывания в замке, - прошептала старая дама. - Будь особенно внимательной. Не забывай мои наказы, останешься в живых. Особенно - не наступай в круги. После того, как увидишь голубые глаза...
        Голубые глаза? Невозможно. Жаннет еще ни у кого здесь не видела цветных глаз, только сплошные мертво-черные без белков. Вот Холмс недавно поменял цвет на безжизненно-белый, да сказал, что ненадолго. Потом его вообще убили. А голубые... Не верится. Кажется, старая дама начала галлюцинировать.
        - Жанна! - крикнул от двери Франческо, не поворачиваясь. - Время истекает. Пошли!
        На окрик Жаннет машинально повернулась в сторону алхимика, который незаметно усмехнулся. А когда захотела уточнить про глаза, лицо в зеркале исчезло.
        Пришлось догадываться самой. Покопавшись в памяти и перебрав местных жителей, девушка приемлемых ассоциаций насчет цвета глаз не обнаружила. Но - кто знает, что за сюрпризы ее сегодня ожидают, решила следовать предостережению. Бабке Мартинэ, единственной из обитателей подземелья, Жаннет была склонна верить. Еще мужу, конечно.
        - Готова? - Прелати без спроса повернулся.
        - Готова, но с тобой никуда не пойду.
        - Что еще за бунт на корабле? Почему это - не пойду?
        - Я тебе не доверяю.
        - Правильно делаешь. Но сегодня у тебя выхода нет. За тобой прийти больше некому, все мертвые лежат, не забыла? И потом. Обещаю, что не трону. Честно. Хозяин у нас крут на расправу. Мне голову терять неохота. Пригодится для других дел, поважнее.
        - Поклянись, что не врешь. Только выстави руки вперед, чтобы фигу за спиной не сделал.
        Лакей послушался. Поднял руки, согнув в локтях, выставил ладони к Жаннет, будто сдавался по команде «хенде хох!».
        - Клянусь всем, что мне дорого: дружбой с загробным маэстро - дьяволом Алибароном, его подручными - черными ангелами смерти и хитрыми херувимами, убаюкивающими вечным сном. Достаточно? Или еще мамой поклясться?
        - Слишком непонятно, - ворчливо ответила Жаннет.
        - А что ты хотела, чтобы я тебе на распятии присягу приносил и библию в свидетели призывал? - Прелати брызгал слюнями от возмущения и потрясал руками перед жаннетиным носом. - Тогда у тебя точно шарики за ролики заехали. Совершенно не понимаешь ситуации, в которой находишься. Нам распятие увидеть хуже, чем в преисподней по горячей сковородке пробежаться. Вот детский сад, честное слово. Взрослая девушка, замуж недавно вышла, а в простых законах загробного подземелья не разбирается...
        - Ладно. Хватит пререкаться. Пошли, - сказала Жаннет и протянула руку.
        Схватив ее ладонь покрепче, Франческо увлек за собой. Со скоростью сверхзвукового лайнера он понесся через все стены подряд - напрямик, не вылетая в коридоры или на лестницы спросить дорогу или хотя бы для видимости приличия. Видно, спешил очень.
        Приземлились все в той же гостиной.
        Комната имела трагически опустошенный, неживой вид, будто поле после Ватерлоовского побоища. Пахло скорбью и смертью - из-за пяти трупов, лежавших в тех же позах, что накануне.
        Капоне удобно развалился в кресле, свесив голову на левое плечо, и лежал мирно, вроде - спал. Труп Дарьи сидел на стуле прямо, труп Эржбеты - опираясь руками на столешницу. Каддафи покоился, раскинув конечности, с отвисшей челюстью и дыркой во лбу. Холмс лежал в позе «мордой об стол».
        С большим удовольствием он упал бы мордой в салат оливье, однако, того блюда под рукой не оказалось. Кок Прелати поленился нарезать. Он вообще ни с одной из своих обязанностей не справлялся в соответствии с условиями контракта: вовремя и прилежно. А зарплату требовал получать в срок! Лишить бы его один раз гонорара - за наглость характера, посмотрели бы, как он тогда запищал, безбородый обманщик, вымогатель незаработанного...
        10.
        Непрезентабельный вид мертвецов не пробудил в душе девушки ни искры сочувствия: они заслужили, что получили.
        - Где муж? - спросила Жаннет, испытывая позыв к раздражению, подозревая очередную ловушку.
        - Скоро увидишь. Сначала прикоснись к Альфонсо.
        - Зачем это? - В голосе ее чувствовалось зло и желание сопротивляться.
        Что соответствовало действительности: Жаннет начинала выходить из себя. Из-за этого плута Франческо. По какому праву он ей врет? Почему приказывает? Не будет она его больше слушать! Надоело. Особенно его небритая морда и первобытный цинизм. Не собирается она продолжать участвовать в играх, правил которых не понимает, исполнять чужую волю наперекор своей. Все, хватит! Не хочет больше быть марионеткой колдуна - интеллектом до нее недорос. Пусть справляется один, а Жаннет в свои темные делишки не вовлекает.
        Ее внутреннее возмущение его не тронуло.
        - Прикоснись, чтобы оживить, - попросил приказным тоном колдун.
        - Не хочу его оживлять! Он меня убить хотел. Заслужил высшую меру наказания. Пусть теперь на том свете битой размахивает, а меня оставит в покое, - прокричала Жаннет и хотела было отвернуться. Но вовремя вспомнила наказ бабки держать врагов в поле зрения. Так и осталась стоять перед Прелати - со взором, пылающим неповиновением, и сжатыми решительно губами.
        Колдун взял ее за плечи.
        - Дорогая...
        - Я тебе не «дорогая»! Попрошу без фамильярностей! Ты мне не тычь и убери руки с плеч! Не забывай свое место. Ты мне не ровня - лакей, насильник, алхимик, мошенник, охальник, шеф-кок...
        Бац! Получила пощечину.
        Пришла в себя. Как нельзя вовремя. Кажется, она потеряла контроль над эмоциями, чего делать категорически нельзя. Это может отвлечь на второстепенное, усыпить бдительность, а там и до роковой ошибки недалеко.
        Кстати, об ошибке. Прелати - чуть ли не единственный, кто не высказался про Синюю Бороду. А ведь он стоял к барону ближе всех, значит знал о нем самые сокровенные тайны. Почему свою версию до сих пор не представил? Странно.
        - Я уже представлял, ты забыла.
        - Это была слишком неправдоподобная версия. Я не забыла, просто не поверила.
        - Скоро услышишь мое мнение насчет хозяина, если так уж интересно, - сказал колдун. - Сначала прикоснись к каждому трупу, Жанна. Ты единственная, кто может их вернуть к жизни. Это в настоящий момент для тебя важнее всего. Можешь мне единственный раз поверить.
        Верить мошеннику не хотелось, однако, серьезность его тона убеждала в обратном. Вдобавок пощечина поостудила ее воинствующий пыл. В самом деле - чего это Жаннет на него взъелась, обзываться начала? Прелати - такой негодяй, какой есть. Не исправишь, не переделаешь. Нужно знать его натуру и приспосабливаться.
        Девушка согласно кивнула, толкнула Альфонсо за плечо. Тот вздрогнул, открыл глаза, зевнул, потянулся, словно только что проснулся и возвращался к жизни из глубокого забытья.
        - Как долго я спал?
        - Как в сказке - тридцать лет и три года, - без улыбки пошутил Франческо. - Теперь ты - богатырь, вставай, иди сражайся с чудовищами.
        - Чем сражаться, где мой кольт?
        - Разрядился.
        - А бита?
        - Верблюд сжевал.
        - Что же ты мне предлагаешь голыми руками с драконами махаться? Если нет оружия, тогда я опять спать пошел... - сказал Капоне и поерзал в кресле, приготовившись снова принять сонную позу.
        - Я тебе пойду спать! - прикрикнул Прелати. - Вставай, макаронная твоя душа. Иначе до конца твоей загробной жизни не дам спагетти из глистов-солитеров попробовать!
        Угроза подействовала. Капоне вскочил, как уколотый прививкой в мягкое место, и начал прохаживаться, размахивать руками, приседать, наклонять к плечам голову, воостанавливая кровообращение.
        Жаннет опасливо подошла к Салтычихе. Тронула за плечо - никакого эффекта. Понятно - сначала следовало поставить на место голову. Именно этого она делать не собиралась. По брезгливости: слишком грязное занятие - возиться в чужой крови. Лишь опасливо, двумя пальцами сняла с головы полотенце - максимум, на что могла рассчитывать Дарья.
        - Дальше сама, - небрежно сказала Жаннет. - Наш супермаркет на самообслуживании.
        Помещица послушалась, открыла глаза, подала сигнал рукам. Они пошевелились, потянулись к ладье, схватили родную голову за уши и приставили на шею. Не глядя. Получилось по пословице: первый блин комом. Голова встала не совсем удобно - задом наперед. Дарья посмотрела вниз и осталась недовольна увиденным: впервые в жизни поглядела на собственную задницу без зеркала. Испугалась истерически.
        - Помогите! - завопила как оглашенная. - Поверните!
        На помощь пришел опять же Прелати. Видно, сегодня его облачили полномочиями руководить процессом возрождения из мертвых. Подскочив к дворянке, он резко рванул голову, которая уже начала прирастать. С треском оторвал от шеи, развернул, приложил - теперь уже корректно. Поднажал, чтобы наверняка принялась. Может, еще водичкой польет? Нет, не стал.
        - Спасибо, Франческо, - поблагодарила голова, воссоединенная с телом.
        - Не стоит благодарности, мадам, - сухо ответил тот.
        - Вообще-то, я девушка еще, - застенчиво-кокетливо проворковала Дарья.
        - А про двоих детей забыла?
        - По возрасту...
        - Ну, тогда - мадемуазель, - не стал спорить лакей.
        Жаннет прикоснулась к графине. Та качнулась, оторвалась от стула и пошла по комнате, выставив перед собой руки, издавая утробные звуки:
        - Где моя голова? Помогите найти голову.
        - Где твоя голова? - саркастически переспросил Капоне, продолжая прежнюю вражду. Он окончательно воскрес, вернул силу в руки и ум в мозги - готов к новым подвигам по надсмеханию над согражданами. - Это ты у нас спрашиваешь? Ищи там, где потеряла. Поменьше молодых любовников надо заводить...
        - Кто бы говорил! На себя посмотри, бабник, сифилитик, любитель голых проституток, - грубо ответило тело из утробы.
        - Прекратите пререкаться! - в той же грубой манере рявкнул Франческо, призывая подчиненных к порядку. - Альфонсо, помоги даме привести себя в укомплектованный вид. Нам сегодня нельзя терять времени на перебранки.
        Странно, но Капоне послушался, не огрызнувшись. Его непротивленческая сговорчивость удивила Жаннет, которая тут же начала рассуждать о тонкостях местной иерархии. Наверное, в отсутствие хозяина порядком здесь заведовали итальянцы, как прирожденные любители командовать, применять террор и сеять ужас. Обязанности дежурного по замку брал на себя мошенник, а мафиозо автоматически становился его заместителем, то есть вице-президентом.
        Не потому ли два земляка понимали друга друга без перевода и внутреннего сопротивления? Скорее всего Жаннет права насчет их дружбы: эти двое ни разу не обменялись ни ругательствами, ни даже косыми взглядами. Вот и теперь. Получив задание, Альфонсо смиренно опустил глаза к земле и принялся прочесывать гостиную, заглядывая под мебель, в том числе под ковер. Прочесывал методично, добросовестно, будто искал грибы-трюфели на ужин.
        Наконец, в самом темном углу, занавешенном вековой паутиной и заросшем засохшим мхом, нашлась голова гордячки Батори. Капоне поднял ее за последние волосы, критически оглядел с разных сторон. Остался доволен. Голова была повреждена до неузнаваемости. Его удар «скорпионом» не оставил на ней живого места: нос вмялся в череп и стал плоским, как у профессионального боксера. Глаза залило синяками и раздуло как пельмени-равиоли. Губы разлетелись в трещинах. Не говоря о кровоподтеках на щеках, лбу и подбородке.
        Улыбнувшись, Аль поцеловал голову в разшлепанные губы и сказал с издевкой:
        - Ну, просыпайся, спящая красавица. Принц твой пришел.
        Голова послушалась, открыла щелочки заплывших глаз.
        - Ой, что-то я некомфортабельно себя чувствую, - проговорила невнятно.
        - Конечно, некомфортабельно. Тебя же отчленили. Подожди, я верну тебя на место. Только пообещай, что больше не будешь терять голову от любви к молодежи, обзывать меня сифилитиком и совершишь пешеходное паломничество в Мекку.
        Голова посмотрела на гангстера, как на идиота.
        - Ты что, нарочно заставляешь меня обещать неисполнимое?
        - А что такого неисполнимого я попросил?
        - Все, особенно про Мекку. Я же католичка.
        - Ой, мелочи какие. Ну, сходи в Иерусалим, это там же по соседству.
        - Ладно, я подумаю.
        Подошла остальная часть графини и, наклонившись, подставила шею. Капоне водрузил голову на место, покрепче прижал. Покрутил за уши проверить - хорошо ли держится, пригладил космы, чтобы не топорщились, не пугали людей ведьмаческим видом - вкупе с жирным, кровавым шрамом на шее.
        - Отлично! - одобрил Капоне собственные усилия. - Красавица, как прежде. Ты только дня три в зеркало не смотрись.
        - А что такое?
        - Да расстроишься - у тебя прыщик на носу вскочил.
        Стоявший сзади воссоединенной графини лакей прыснул неслышно и постучал себя по лбу, обращаясь к Капоне. Мол, ну ты придумал отговорку, светлого ума голова, даром что из школы раньше времени выперли...
        11.
        Жаннет продолжила миссию по оживлению, в которой участвовала против своего желания - по воле Прелати. Подойдя к Каддафи, толкнула за плечо и хотела немедленно отойти: он вызывал наибольшее отвращение из всех остальных маньяков. Наверное потому, что хотел прикончить ее два раза за один присест: сначала удушить газовой атакой - козлино-верблюжьей, потом зарезать ножом.
        Уйти от полковника незаметно Жаннет не удалось. Не открывая глаз, он ловко схватил ее за руку, потянул, чтобы наклонилась.
        - Спасибо, девушка, - проговорил полковник шепотом на ухо. - Я тебе тоже помогу.
        - Когда?
        - Когда понадобится.
        - Почему?
        - Потому что ты единственный порядочный человек здесь. Остальные - недостойные, неблагодарные, невежественные нелюди. Короче - свиньи. Поняла?
        - Да.
        Хотя Жаннет не очень-то вникла в его побудительные мотивы, решила подробностей не уточнять. Опять наврет с три короба, разбирайся потом, где правда, где ложь. Впрочем, без разбирательств ясно. Здешние обитатели настолько привыкли ко вранью, что сами принимают его за правду. Погрязли в завирательстве: разговаривают ложью, им не верят, они еще обижаются. Перевернутый мир...
        Толкнула Холмса. Тот откликнулся сразу. Поднял голову, сел прямо, поправил усы, галстук, манжеты. Посмотрел на Жаннет. Она заметила: глаза его снова приняли привычный для местных сплошной черный цвет, заменив слепые белки на зрячие черносливы.
        - Благодарю, мадам, - сухо произнес Генри Говард.
        - Не стоит, - так же равнодушно ответила девушка.
        Миссия завершена, Жаннет может быть свободна.
        Свободной себя не чувствовала. Было тоскливо и безрадостно. Одиноко в этом пустом, безэмоциональном, подземном царстве чужих и враждебных. Один человек мог бы избавить Жаннет от ощущения отторженности - супруг Жиль, но его опять почему-то не наблюдалось поблизости.
        Лишь малоприятные персоны, которые каждый по отдельности предпринимали попытки ее прикончить. Разве после этого захочется с ними общаться? Жаннет обвела зал безнадежным взглядом. Ни одного лица, которому хотелось бы довериться. Ни одного существа, которого при нужде можно позвать на помощь - вдруг у нее аппендицит схватит, позвонить в скорую некого попросить...
        Читая ее антипатичные мысли, возродившиеся покойники не обращали на спасительницу ни малейшего внимания. Сразу же после воскрешения разбились на группки по половой принадлежности.
        Женский кружок, состоявший из Дарьи и Эржбеты, увлеченно обсуждал свои, девичьи, проблемы. Дотрагиваясь до шрамов друг у друга на шее, подружки делились рецептами по заживлению ран.
        - У тебя шрам почти зажил. Ты чем лечила? - спросила графиня.
        - Маслом облепихи. Еще можно каплями... э-э... того колючего куста... как его...
        - Столетник, тысячелистник, алоэ?
        - Нет, кактус. Который раз в сто лет цветет розовым бутоном.
        - Где он растет? В Африке?
        - Нет, в Мексике. Только он от отечных глаз не помогает.
        - А что помогает?
        - Прикладывай использованные чайные пакетики, охлажденные в морозилке. Через три дня опухоль пройдет, сможешь замуж выходить за своего Тадеуша.
        - Тадеуш давно женился, - ответила Эржбета с тяжким вздохом.
        - Тогда за Прелати.
        - Старый драндулет, что я с ним буду делать? В первую же брачную ночь на запчасти рассыплется.
        - Это еще вопрос, кто рассыплется, - пробормотал глубоко обиженный Прелати негромко, но так, чтобы необходимые персоны услышали. Он ни к одной фракции не примкнул, стоял отдельно, зорко следя за порядком.
        - Дашут, что против синяков посоветуешь?
        - Холодную воду. Можно, небесную. Слышала выражение: «и дождь смывает все следы»?
        - Где-то слышала. Очень давно. Только это, вроде, про любовь...
        - Нет, про кровь.
        Жаннет повернулась в сторону другого кружка, который образовали Капоне, Каддафи и Холмс. Речь шла о чисто мужской забаве.
        - Как думаете, Холмс, кто станет мировым чемпионом в этом году? - спросил гангстер.
        - Извините, я далек от всех видов спорта, тем более таких грубых, травмоопасных как футбол, - уклонился от прямого ответа Генри Говард.
        - Гомик, что ли?
        - Дурак ты. Если кто-то футболом не интересуется, сразу - гомик? Одностороннее мышление у тебя, Альфонсо. Примитивно-простонародное. Сразу видно Кембриджей-Оксфордов не кончал.
        - Ты, что ли, кончал? - голосом задиристого петуха начал Капоне.
        - Мне не надо было. С моим интеллектом на академическом уровне...
        - Видели мы ваши интеллекты! Знаешь где? В земле сырой, проетые червями. Как дам по башке битой, сразу интеллекта поубавится. Будешь знать, как дураком обзываться, - скандально пообещал мафиозо. И даже замахнулся рукой.
        Ее перехватил полковник.
        - Друзья, друзья, прекратите пререкаться. Хотя бы сегодня ведите себя прилично. Недолго нам осталось строить из себя порядочных месье, не забыли? - Каддафи призвал приятелей к порядку и бросил косой взгляд на Жаннет. Та сделала презрительное лицо и отвернулась.
        Диктатор продолжил:
        - Давайте на нейтральную тему пообщаемся, уравновешенно и без сердца. Про что вы только что спрашивали, Альфонсо-оглы?
        - Про футбол.
        - Я вот тоже не специалист по играм с мячом, но кое-что в футболе соображаю. Думаю - Бразилия обязательно выйдет в финал. Второго финалиста назвать затрудняюсь.
        - Испания или Голландия, - предположил Капоне, моментально успокоившись. - Вообще-то, как патриот, хочу, чтобы Италия всех победила. Однако, шансов маловато. И денег. В футболе хоть и бывают проплаченные матчи, стать чемпионом на мировом уровне с помощью мафии еще никому не удавалось. Это тебе не Фрэнка Синатру в национальный хит-парад вывести.
        - По моему мнению Испания опаснее всех, - продолжил дискуссию полковник. - Они сейчас европейские и мировые чемпионы, и за второй мировой титул будут сражаться, пожестче львов. Тогда войдут в историю пожизненно и навсегда...
        12.
        Кто-то тронул Жаннет сзади за локоть, заставив вздрогнуть. Резко обернувшись, увидела Франческо. Заругалась:
        - Никогда не подкрадывайся незаметно, тем более со спины! А то нарвешься на оплеуху. Понял?
        - Ладно, не серчай, - непривычно миролюбиво сказал лакей и подошел поближе. - Слушай, Жан. У меня вопрос есть.
        - Давай, только быстро. Надоело мне с вами, мертвыми, хочу обратно, в нормальный мир вернуться. Попрошу мужа, может, он со мной вместе захочет...
        - Не захочет. Наоборот. Желает, чтобы ты тут навсегда осталась.
        - Невозможно! Мы так не договаривались, - возмутилась Жаннет.
        - Условия договора изменились.
        - Когда это?
        - Только что. В одностороннем порядке. По инициативе барона. Погоди, не перебивай. Я вопрос еще не сказал.
        - А я уже не хочу отвечать! - выкрикнула Жаннет.
        - Однако, придется, - не отставал алхимик. - Только не обижайся, я из любопытства. Если застанешь мужа, изменяющим тебе, что сделаешь в первую очередь? Варианты ответов: заплачешь, засмеешься, покончишь с собой?
        - Я их застрелю!
        - Такой ответ не предлагался, - сказал Прелати и озабоченно посмотрел на Жаннет.
        Она была возбуждена, раздражена и недовольна. Слишком эмоционально расстроена, что не дозволялось в равнодушном мире потусторонья. В нестабильном психическом состоянии, она могла расстроить его планы, которые, единожды составленные, не имели права меняться. Иначе размеренное и предопределенное существование населения загробного царства будет нарушено навсегда.
        Прелати пригнул голову, попытался поймать жаннетин взгляд. По-гипнотизерски щелкнул пальцами перед носом, от чего она вздрогнула и моментально успокоилась. Прилив эмоций отхлынул, оставив внутри прохладную пустоту и замогильный покой, чуждый живых радостей и горестей. Повстанческий дух покинул тело, растворился в воздухе.
        Желание ругаться, сопротивлятся или противоречить исчезло бесследно. Окружающее и собственная судьба перестали волновать. Внезапно всё стало все равно. Перед погружением в эмоциональный вакуум сознание Жаннет успело удивиться на себя: произошло как в сказке про Снежную Королеву. Которая разбила колдовское зеркало, осколки разлетелись по миру и воткнулись в людей, превратив живые сердца в мертвые ледышки. Один из осколков пронзил и ее.
        Девушка покорно опустила голову, приготовилась слушать и соглашаться.
        Франческо довольно кивнул. Повторил вопрос.
        - Жанна, скажи, что сделаешь если застанешь мужа изменяющим тебе? Предлагаемые варианты: заплачешь, засмеешься, покончишь с собой.
        - Покончу с собой, - спокойно сообщила девушка.
        - Хорошо. Каким образом?
        - Каким предлагаете?
        - Спрыгнуть с башни.
        - Где у вас башня, с которой можно спрыгнуть?
        - Как раз над нами. Девичья называется. Высокая, до земли - сто двадцать метров. С нее уже прыгали девушки, до тебя. Очень успешно, ни одна не выжила. Пойдем провожу.
        - Пойдем.
        В тот момент в зале кто-то кашлянул. Девушка сморгнула и поглядела через плечо Прелати на мужской кружок. Каддафи, не мигая, смотрел на Жаннет и отрицательно качал головой. Мысленно он передавал приказ: не поддавайся!
        Приказ дошел по назначению. Жаннет очнулась, но виду не подала: прикрыла глаза, уставилась в пол. Подлец Франческо заманил-таки в ловушку. Удача, что Каддафи вовремя помог выйти из гипноза, значит - не обманул полковник. Да утешение небольшое - опять стрессовая ситуация, опять придется ловчить, изворачиваться и быстро соображать чтобы выжить.
        Ну, не впервой, подумала Жаннет, не растерявшись. Она верила в себя и знала, что под прессом времени и обстоятельств ее умственные способности возрастают.
        На пробудившийся от франческиного гипноза ум пришло простое логическое несовпадение. Про супруга Жиля. Прелати утверждает, что тот в данный момент занимается не чем иным, как изменой жене. Утверждение голословное, потому что с кем? Все возможные кадидатуры на измену присутствуют в гостиной - Дарья и Эржбета. К тому же они со вчерашнего вечера сидели здесь неподвижно, очень явно обезглавленные.
        Менее возможные кандидатуры, но теоретически приемлемые - трое мужчин - также налицо. И тоже до недавнего момента не подавали признаков жизнедеятельности. Кроме того, Жаннет заметила: все трое резко отрицательно относятся к однополым связям. Конечно, никогда не поздно начать разнообразить сексуальную жизнь, но лучше это делать в сознательном состоянии. В которое они пришли только что и только благодаря Жаннет.
        Хороший повод уличить колдуна во вранье. Не собирался же де Лаваль заниматься некроманией с холодными покойниками, когда под рукой имелась теплая супруга! Существует еще одна нестыковка в утверждении лакея. Барону некогда было изменять: всю прошлую ночь он провел с Жаннет, это она знала точно.
        Предполагать совсем уж абсурдное - секс с престарелым Прелати - Жаннет с возмущенным отвращением отказалась. Этот старпер и потаскун в своем репертуаре, хочет смутить и запутать, поймать ее в сети для легковерных. Врет, как сивый мерин, и выглядит так же.
        Надо его перехитрить.
        - Подождите. Прежде, чем покончить с собой, я желаю знать причину. Она должна быть очень веской для столь ответственного и бесповоротного шага как самоубийство, ведь я католичка, - твердо заявила девушка.
        Заминка оказалась неожиданной, насторожила колдуна.
        - Я же назвал. Измена супруга. Ты что, мне не веришь?
        - Хочу сама убедиться.
        - Пожалеешь, Жанна.
        - Если умру беспричинно, пожалею больше. - Жаннет стояла на своем. - С кем муж мне изменяет?
        - С Люка Рокко Маньотта, - выдал на одном дыхании лакей.
        Имя звучало для Жаннет отдаленно-знакомо, но не слишком известно, чтобы сразу припомнить. Голову ломать не стала, знала, что нет смысла: мошенник все равно врет. Зубы заговаривает, чтобы побыстрее отвязалась и согласилась добровольно скончаться.
        Пусть не рассчитывает, Жаннет на тот свет не торопится.
        - Кто это? Голливудская звезда? - на всякий случай решила уточнить.
        - Нет, порно-звезда. Впрочем, это одно и то же.
        - И когда она умерла?
        - Живет еще.
        Ага, как же! - подумала Жаннет, зная точно: она здесь - единственная живая. Усмехнулась, уверенная в своей правоте и лакейском вранье. Последние слова колдуна прозвучали более невероятно, чем все то, что он сочинял до сих пор. Врет беспардонно и безоглядно, как кандидат в депутаты перед выборами.
        - Почему меня с ней не познакомили? - нагловато спросила девушка, решив лакея подколоть.
        - Живет здесь секретно.
        - Предъяви доказательства, - сурово произнесла Жаннет тоном адвоката невинно арестованного футбольного фаната из Амстердама. Который, по заявлению полицейских, во время матча выкрикивал антисемитские лозунги, типа: «Ев-рей, Ха-мас, по-тебе-скучает-газ!». За что его собрались приговорить к восьми часам исправительных работ по обустройству детской площадки с принесением извинения оскорбленным.
        Заявление полиции адвокат посчитал бездоказательным.
        То же Жаннет. Заявление Прелати - откровенная ересь. Она давно и окончательно убедилась в его лживости и с удовольствивием бы прилюдно его прищучила. Сейчас подходящий момент: пусть готовится признать ошибки и принести извинения. Иначе получит наказание в виде исправительных работ на армейской кухне - год вручную чистить картошку для целой роты.
        По хитрому виду мошенника было видно - сурового наказания тот не испугался. Припрятал в рукаве автоматическую картофелечистку?
        Недолго подумав, Франческо согласно кивнул. Та-да-а! - маленькая победа Жаннет. В голове ее раздался звук барабанной дроби как в цирке перед смертельно опасным трюком. Сигнал, предупреждающий: приготовьтесь, зрители, что-то из ряда вон сейчас произойдет.
        И произошло.
        Не пускаясь в долгие объяснения, колдун сказал:
        - Что ж, пошли. Только потом не обижайся.
        13.
        Деликатно взяв под локоть, лакей подвел Жаннет к стене с портретами. Теми, где барон де Лаваль и Жанна стоят в доспехах и в натуральную величину. Прелати повел рукой по воздуху, портреты разъехались в стороны. Сзади оказалась потайная дверь, добротная, из старого, грубо срубленного дуба, в средневековом стиле - без украшательств.
        Предварительно коротко взглянув на Жаннет - не передумала ли в последний момент? - Прелати дернул дверь. За ней открылась комнатка, очень уютная на вид. Можно сказать - интимный будуар в чисто французском вкусе: с ярко горящим камином, свечами тут и там. На полу - ковер в багровых тонах и с арабскими мотивами в орнаменте. Той же восточной расцветки мягкий диван в роскошном стиле барокко с изогнутыми ножками и ручками. На стенах - картины с дамами и кавалерами в жеманных позах. Откуда-то из-за стены приглушенно доносилась живая музыка: играл камерный оркестр из скрипок и клавесина. Похоже на Моцарта - подумала Жаннет и тут же забыла.
        Главное было не то, что слышала, а то, что предстало глазам.
        Посреди ковра стоял барон лицом к двери. Полностью одетый, в обычный свой строгий, черный костюм - верх изящества и тонкого парижского вкуса. Руками уперся в бока. На первый взгляд он ничем предосудительным не занимался, и менее всего прелюбодеянием. В представлении Жаннет «измена» - это голые тела в недвусмысленных позах в супружеской кровати. Здесь же голым безобразием не пахло.
        Она собралась вздохнуть с облегчением и уличить Прелати в очередной беззастенчивой лжи. Однако... не все с супругом было в порядке. На низкой скамеечке впереди, лицом в его промежность сидел... мужчина. Он панибратски обнимал Жиля за бедро, двигал головой и издавал чавкающие звуки.
        От его манипуляций хозяин испытывал не возможное не заметить наслаждение. Он блаженно улыбался, закатывал глаза и время от времени постанывал. Он даже не заметил двоих наблюдателей - Франческо и Жаннет, которые, не скрываясь, плечом к плечу встали в дверном проеме. Или заметил, но не хотел останавливать процесс. Закралась догадка: барон нарочно остановился посреди комнаты и напротив двери, чтобы каждому входящему были понятны его действия.
        Поняла и Жаннет. Правда небыстро. Через несколько секунд. Открытие настолько поразило, что не сразу нашлась, что сделать, что сказать. Поначалу не поверила глазам. Пришла нелепая мысль: если муж занимается оральным сексом с мужчиной, это измена или называется как-то по-другому? Может, не стоит волноваться? Может, можно исправить? Не паниковать? Убежать? Устроить скандал? Покончить их жизнь убийством?
        Обманщик! Изменщик! Прелюбодей! - хотелось крикнуть.
        - Объяснитесь, пожалуйста... - пробормотала неуверенно Жаннет.
        Жиль услышал. Открыл глаза. На удивление - ни капли не смутился, не покраснел, не прекратил постыдных движений. Посмотрел на жену и на мгновенье принял обличье волка-оборотня, с удлиненным носом и желтыми клыками по бокам пасти. Потом - опять вернул человеческий облик. Только человеческий ли?
        - Жанна, иди сюда. Третьей будешь, - проговорил хрипловато барон. Предложил присоединиться к компании - незамысловато, как само собой разумеющееся. Вдобавок махнул рукой, приглашая.
        Такая простота не умещалась в голове Жаннет. Хоть и считала себя девушкой современной, незакомплексованной, ко многим современным выкрутасам относящейся снисходительно, но ведь и у ее толерантности есть пределы!
        - Да это что? Да почему? Да как можно? - начала она ставить вопросы, адресуясь неизвестно к кому. Потом - конкретно к мужу: - Кто это?
        - А. Познакомься. Это мой друг Люка Рокко. Он специально из Канады приехал нас навестить.
        При упоминании Канады и заковыристого - явно придуманного - имени память пробудилась. Жанна вспомнила недавние криминальные репортажи в теле- и радиопрограммах, на первых полосах газет и журналов. Средства массовой информации массово ухватились за новость - на уровне фурора.
        Непонятное словечко? Объясняем: фурор - осуществление кардинальных, революционных изменений в определенных процессах, явлениях, которые могут касаться то ли предметов, то ли людей, влияя на их существование в реальном мире... По-прежнему непонятно? Это потому, что цитата из словаря студента-ботаника. Еще потому, что слово фурор - иностранного производства.
        Объясняем для нормальных: фурор - сенсация мирового масштаба с шокирующим подтекстом. Или экстаз на уровне эмоций в сфере подачи новостей.
        Случай с Люка Рокко Маньотта был именно такой. Средствам информации населения выпала редкая удача: представить новость, которая взбудоражила общественность всех слоев. Заставила пробудиться даже обывателя, привыкшего сладко дремать под сообщения о глобальных катастрофах, как то - повышение уровня мирового океана или падение акций на Уолл Стрит.
        Общепланетарную сенсацию произвело потрясающее по бессмыссленности и жестокости преступление, открытое совершенно случайно. Речь шла об убийстве и расчленении мужчины, заснятом на любительский фильм и выставленном на ю-туб. Именно из-за неподдающегося осознанию и объяснению зверства, видеокадры поначалу приняли за подделку, страшилку для легковерных. На всякий случай предложили экспертам - проверить. Фильмом занялись подкованные в видеотрюках специалисты из канадского отдела Интерпола. Которые выяснили: съемка подлинная.
        Самое омерзительное было то, что разделкой трупа убийца не ограничился. Он поел человеческого мяса, а также совершил с мертвой жертвой половой акт.
        История исключительно отвратительного убийцы-каннибала-гомосексуалиста несколько недель держала в напряжении целый мир. Напряжение умело поддерживалось все теми же средствами массовой профанации, которые каждый раз умело и дозированно шокировали потребителей ново-открытыми или свеже-придуманными ужасающими подробностями.
        Личность преступника установили быстро: им оказался интимный друг убитого, широко известный в ограниченных кругах. Снимки его обошли газеты и телевизоры не только в странах, считающих себя развитыми экономически. Но и в самых передовых в смысле неиспорченности природы, как Экваториальная Африка, Папуа-Новая Гвинея и Австралия с соседкой Антарктидой.
        На вечнозамороженном ледяном континенте зрителями криминальных сводок, кроме заросших бородами полярников, стали императорские пингвины и киты-убийцы орка. Пингвины удивлялись зверствам, которые не встречаются в животном мире, киты надеялись подучиться у коллеги.
        Так кто же он - самый настоящий человек-вампир, извращенец и антигерой, заставивший суеверно встрепенуться население биосферы Земли, состоящей из людей, животных и микробов?
        Речь шла о молодом, самовлюбленном студенте из Монреаля с пустопорожними глазами, в которых не просматривалось и намека на интеллект.
        Нет, проблема интеллектуального развития его не занимала - слишком долго, напряженно и невозможно выставить напоказ. Юноша был занят другими делами, более сиюминутно-важными, чем развитие ума: продвижением личной персоны в первые ряды очереди за известностью.
        Задавшись целью добиться успеха у папарацци, парень поначалу использовал законопослушные методы. Программу собственного пиара начал с наиважнейшего - заполучения яркой внешности. К чему предпринял неимоверные финансовые усилия: влез в долги - потратил мешки денег, чтобы переиначить лицо. Буквально из кожи вылез.
        Использовав все, доступные для покупки, возможности пластической хирургии, превратился в рокового красавца. По классическому стандарту: черноволосый брюнет с голубыми глазами.
        Лицо перекроил, но цели не достиг. Одной смазливой мордашки оказалось недостаточно для организации всеобщего ажиотажа. Внимая настойчивому позыву, студент совершил следующие шаги: придумал оригинальнейшее имя - Люка Рокко Маньотта, объявил себя гомосексуалистом, накачал торс, снял профессиональные полуголые фото и поместил на свой сайт.
        Напрасно. Известность явно застряла где-то по дороге.
        Из напрягшихся оставшихся сил он совершил последний рывок: стал гомо-моделью для журнала, затем порно-актером. И... опять промашка! Вернее - в молоко. Жестокое разочарование. Вселенский облом. Крушение смысла жизни. Столько нечеловеческих трудов - впустую? Как тут не впасть в отчаяние...
        Ждать у моря погоды - надеяться на счастливый случай парню стало невмоготу. Навязчивая идея обуяла нашего героя. Если вдуматься и поглубже рассмотреть - его терзания в какой-то степени можно понять.
        Мания известности - самая прилипчивая болезнь современности. Всеобщая, эпидемичная. Особо распространенная в тех перенаселенных субкультурой пунктах, где не устают выдавать кино- и муз- премии от имени жителей всего мира и создавать бесконечно тянущиеся «аллеи звезд». Где популярность человека и пополнение его кошелька зависят прямо пропорционально. От того желание постоянно быть на виду превращается в идею-фикс и подобно ненасытному глисту, требует ежедневной подпитки.
        Поистине пандемия века накрыла человечество: зудящее желание любыми путями попасть в телевизор. Бациллы ее почти зримо витают в воздухе, проникая в людей через глаза и уши.
        Жажда славы начинает обуревать каждого, кто заражен. Ради возможности появиться на экранах и главных страницах люди делают сумасшедшие вещи. Хвалятся всем, чем можно и нельзя: голыми сиськами, письками, задницами, уродствами, болячками, родами и прочими сугубо интимными моментами. Видео с самыми постыдными, смешными и дурными выходками без зазренья совести выкладывают на ю-туб. С целью урвать свои «пять минут славы» - в надежде, что его заметит телепрограмма «Несусветные глупости» и растиражирует по глобусу. Совесть, скромность, стыд исчезли из морального кодекса человечества.
        Откуда зараза явилась? С самого верха. Со звезд. Земных. Когда-то популярных, а теперь подзабытых поклонниками. В жажде взобраться обратно на олимп, они изощряются как могут. Снимаются пьяными или голыми, занимающимися сексом или бьющими морды. Потом выставляют напоказ, извиняясь ненатурально, мол, бедные мы бедные, украли у нас домашнее видео... Умалчивая стыдливо о тайно полученном гонораре за съемку, якобы случайно попавшую в любительский прокат.
        Со «звезд» берут пример простые люди - дурью прославиться легче всего.
        Наблюдая тщеславие, поставленное на поток, не удержался и наш герой, то есть гей - молодой человек с неустоявшейся психикой и безграничной любовью к самому себе. В конце концов он пришел к выводу: чтобы обратить на себя заинтересованное внимание фото- и видеокамер, требуется свершить нечто поистине экстра-ординарное.
        Люка Рокко решился на последнее средство - человекоубийство, навыки чего с детства отрепетировал на котятах. Это должно было стать его звездным часом, потому, чтобы не промахнуться, следовало хорошенько продумать сценарий и режиссуру.
        Жертву далеко искать не стал. Она находилась рядом: собственный партнер по гейским забавам - импортного происхождения из самой густонаселенной страны Земли. Так вот получилось, что канадский студент прикончил китайского. И не просто убил, а попользовал в особо извращенной форме: кулинарной и сексуальной, чтобы произвести неизгладимое впечатление.
        Собственное «великое» деяние снял на видео в режиме прямого эфира, в стиле «сам себе режиссер» и выставил в интернет. Вдобавок - чтобы уж точно заметили, отослал конечности убитого в адрес политической партии, недружелюбно относившейся к гомо. С единственной целью - привлечь внимание публики к самой значимой на свете личности - Люка Рокко Маньотта.
        На короткое время ему удалось стать звездой. Только не Голливуда, а криминальных хроник. Убийство потрясло не только специалистов, но и обычных граждан, давно привыкших к кроваво-мясницким сценам в новостных сообщениях про деятельность террористов. Полиция нескольких стран объединила усилия для поимки Люка Рокко, маньяка славы и жертву страсти - в одном лице .
        Примечательно, что парень не пытался скрыться. Наоборот, оставил множество следов и наводок. Ведь не забываем: главное, ради чего каша заваривалась - показаться во всей красе миру, урвать минутку триумфа. Увидеть хоть раз микрофон у своего носа с просьбой об интервью.
        Цель - не спрятаться на дно, а всплыть на поверхность.
        Чтобы стать знаменитостью международного уровня, следовало вовлечь в собственную поимку как можно больше стран. Парень пересек океан и начал колесить по Европе.
        В общественных местах Маньотта вел вебя подозрительно и неосторожно, чтобы не слишком усложнять работу полиции. В то же время не совсем уж по-дилетантски: в плен по собственному желанию не сдавался, писем в полицию с адресом местонахождения не писал. Наслаждался процессом поимки себя, зорко следя за его развитием в интернете.
        Не мытьем, так катаньем он добился своего. Портреты симпатичного голубоглазого убийцы украшали первые страницы газет и главные телевизионные каналы. Под каким комментарием - неважно. Главное - увидеть себя со стороны. Услышать свое имя с экрана. Осознать: каждый человек на планете, умеющий читать, смотреть или слушать, теперь в курсе, что существует где-то такой выдающийся персонаж. Под громким псевдонимом: Люка! Рокко! Маньотта! Ах, как сладко звучит, прямо елей на душу... или что там у него вместо.
        Когда его фото демонстрировали телеканалы Европы, парень не комплексовал от страха, что повяжут. Он открыто передвигался из страны в страну, посещал бары и другие веселые места, знакомился с собратьями по сексуальной ориентации. Однажды остановился в одной из старосветских столиц развлечений - Берлине.
        Попивая капучино в баре «Гавкающая рыба», он просматривал газетные статьи о себе - любуясь на опубликованные снимки и прикидывая: какой ракурс выгоднее подчеркивает его безупречно откорректированную хирургом внешность. Вот здесь стоило бы построже сдвинуть брови, здесь побрутальнее прищуриться в камеру. Ироничный взгляд придает безмозглому лицу капельку загадочности...
        Там же в «Рыбе» его арестовали командой из восьми человек. Хватило бы и одного - Маньотта не думал оказывать сопротивление, сдался без боя.
        К чему напрасно раздражать стражей закона? Вдруг в запарке задержания они нечаянно-умышленно поставили бы ему синяк на тщательно отшлифованном лице? Или сломали идеально сконструированный нос? Привели бы его внешность в непрезентабельное состояне - как тогда великий преступник Люка Рокко появится на людях, его же будут фотографировать!
        Во время ареста он наслаждался вниманием зрителей и репортеров. Замечая нацеленные на себя объективы, старался не выдавать счастливой радости, а сделать специально тренированный, «роковой» взгляд из-под челки.
        Так неужели это и есть тот самый?.. - припомнилось Жаннет.
        14.
        - Да, тот самый, - подтвердил шепотом Прелати. - Я же тебе говорил про измену. Зря ты не поверила.
        - А если бы поверила, что изменилось?
        - В принципе, ничего. Здесь не твоя вина. Роковая ошибка Синей Бороды.
        - Все! Больше не хочу слышать про ошибки, - взволнованно зашептала Жаннет. - Ошибка - это нечто незначительное, что можно исправить. Как правила в орфографии. Нарушил правило - совершил ошибку. Исправил ошибку - получил десятку. Там, правда, бывают исключения, но они в расчет не берутся. Здесь не ошибка, а другое. Сознательный выбор.
        - Или тоже исключение, - продолжал нашептывать лакей. Не из любви к болтливости - с надеждой побольнее насолить на рану. - Вот тебе моя версия, которая самая правдоподобная из всех. Потому что я сам был свидетелем от начала до конца.
        Барон де Рэ отличался не только неимоверной физической силой, но и не менее потрясающей сексуальной. Природная любознательность толкала его на эксперименты. Не зря жена Катрин обижалась: она не была для него ни предметом любви, ни источником вдохновения.
        После войны хозяин поселился обособленно, здесь в Тиффоже. От скуки не знал чем заняться. Обратил внимание на альтернативные виды полового удовлетворения. Попробовал - понравилось. Только зря его обвинили в извращениях с детьми. Могу присягнуть...
        - Фальшиво, конечно, - язвительно вставила Жаннет.
        - Конечно, - легко согласился колдун. - Ну, ладно, без присяги скажу: такого не было. Барон полюбил проводить время в обществе молодых мужчин. Окружил себя отрядом так называемых «телохранителей», юных, миловидных отпрысков дворянских родов. Только не для охраны замка, можешь мне поверить. Всячески их ублажал, баловал подарками. А по ночам...
        - Замолчи! - прикрикнула девушка. - И вообще. Пошел к черту!
        Жаннет было не до его омерзительных рассказов. Ее подавило увиденное в будуаре. Так вот, значит, как выглядит супружеская измена! С виду очень благопристойно, оба одетые и не в постели, а по сути...
        Стало мучительно больно за бесцельно проведенное в замке время. За любовь, поруганную предательством. Непредвиденным. Слишком аморальным и развращенным: даже не с женщиной, а с убийцей. Ни с чем подобным она раньше в жизни не сталкивалась, не имела опыта, как его воспринимать.
        В голове шумело. От того, что разволновалась. От беспокойно ворочающихся мыслей, вернее - тревог. Вернее - вопросов, которые теперь некому задавать. Как? Почему? Зачем? - не имело значения.
        Жаннет инстинктивно поняла: ее положение в замке переменилось. В худшую сторону, даже - в опасную. Больше не стоит рассчитывать на помощь барона: он изменил и автоматически оказался во вражеском лагере. Теперь Жаннет придется надеяться только на себя.
        Пришло печальное осознание: она одна против целой клики маньяков и садистов, к которой прибавился еще один - Маньотта, пожалуй, самый отвратительный из всех. Потому что без принципов и правил. Вдобавок живой. Если придется вступать с ним в рукопашную, Жаннет не помогут колдовские советы бабки Мартинэ, которые против немертвецов бессильны. Надо будет его чем-нибудь почувствительнее приложить... Интересно, куда закатилась дубинка Капоне? Где его пистолет?
        В тот момент гей зачастил головой, потом замер, громко почмокал и гулко проглотил. Жиль испустил стон-вскрик, закатил глаза, судорожно обхватил голову любовника. Тот посидел минуту неподвижно. Потом вытер рукой губы. Театрально-медленно оглянулся на Жаннет. Усмехнулся, нагло обнажив клыки.
        Он из их стада? Девушка содрогнулась в душе. Взгляд Люка Рокко не содержал ничего человеческого. Красивый манекен, кукла для секса, фото на обложке с бездумными, безэмоциональными, бессмысленными голубыми глазами. Наверное, они понравились бы Холмсу...
        Только не Жаннет. Она закипала негодованием и обидой. За пару мгновений достигла состояния «вне себя», оглохла и ослепла от бурлившего внутри возмущения. Этот нагловатый, беспринципный манекен причинил ей боль и пробудил желание ответной мести. Захотелось наказать его, жестоко и беспощадно. Пусть не физически, но морально. Вербально. Словами, которые ранят и иногда даже доводят до самоубийства.
        Не будучи сильной в агрессивной лингвистике, Жаннет спросила себя: существуют ли такие смертоубийственные слова на самом деле? Или это только образная метафора, придумка оторванных от грубостей жизни, романтичных писак? Самое время убедиться на опыте. Одна загвоздка: поймет ли парень, что его оскорбляют? Крепкая ругательская речь действует исключительно на людей, способных различать добро и зло, ощущать угрызения совести, огорчаться от ненависти в свой адрес. А этот манекен не способен испытывать человеческих эмоций, кроме восхищения собой...
        Но и спускать с рук его подлости нельзя! Следует обуздать наглого себялюбца, выплеснуть на него злую досаду, которая распирала раненое сердце Жаннет.
        Как назло, уничижительные слова не вспоминались. Вообще-то, она их и не знала, потому что никогда никого унижать не приходилось. Но, вроде, слышала от других.
        Скорее вспоминай, подгоняла себя Жаннет. Как они в школе дразнились-обзывались в таких случаях? «Тили-тили-тесто! Жених и невеста!» Нет, не подходит, это когда мальчик и девочка за ручку шли. «Каланча», «жиртрест», «очкарик» - это все про нормальных, но незначительно отличающихся от массы. Надо что-нибудь про гомо. Эх, абсолютно ничего. В те времена их не существовало. Или они стеснялись выставляться напоказ. Не то, что сейчас.
        От беспомощности Жаннет разозлилась сильнее. Желание грязно выругаться обуревало, а слова не находились. Она переминалась с ноги на ногу, махала руками перед собой, подгоняя неповоротливые мысли. Иногда казалось - нашла, вспомнила, вот оно, нужное слово, начинается с «фак ю»... А дальше? Не будет же она десять раз повторять одно и то же!
        Вообще-то нет, это иностранное выражение к тиффожским реалиям не подходит. Вдруг парень не понимает по-английски? Жаннет сама в нем не очень. Не совсем знает, что такое «фак». Слышала в американских фильмах, в основном от негров, которые тусуются на улице ночью. Может, для них это совсем не ругательство, а нормальное обращение к знакомым и незнакомым: эй, фак ю, сколько времени?
        С ругательством следовало поторопиться. Чего доброго - враги перехватят инициативу, выставят посмешищем именно ее. Жаннет решила действовать по правилу: главное - начать, продолжение придет само по себе. Все лучше, чем стоять каменной фигурой с острова Пасхи, безмолвно и неподвижно наблюдающей из-под шляпы за происходящим впереди.
        Правило сработало! Сперва девушка молча пооткрывала рот, потом начала извлекать нечленораздельные звуки, потом выдала:
        - Ты... ты... педо... гомо... педосексуал!.. гомофилиал!.. гомофискал!.. гомеопедераст.. - выкрикивала она обзывательства и сама понимала, что не в цель. - Племяшка, лизоблюд, вавилонский содомит, канадский трансгендер!
        Нет, все не то, что надо, неточно, необидно. Посильнее бы, погрубее... Наконец, отчаявшись, крикнула последнее, что в голову пришло:
        - Коля-Наташа!
        Как ни странно, именно заключительный эпитет достиг цели. Люка Рокко сделал обиженное лицо - с опущенными уголками губ - и часто заморгал, намереваясь изобразить слезы. Поднял голову к хозяину, проговорил тоном капризного ребенка, бесконечно избалованного родителем:
        - Жиль, дорогуша, она меня Наташей обозвала! - и невежливо показал пальцем в сторону Жаннет.
        Барон устремил на супругу взгляд, не предвещавший снисхождения. Полный беспощадности, желания наказать. Брови нахмурились, глаза пригвоздили к полу, заставили замереть и ждать возмездия. Справедливого - по разумению старожилов подземелья, наблюдавших сцену из гостиной, к мнению которых присоединился новый жилец Люка Рокко.
        Прелати усмехнулся: настал последний час наивной девушки, возомнившей себя неприкасаемой. Хозяин скор на расправу, не раз это доказал. Вот и сейчас. Стоит, набычившись в сторону бывшей жены: в глазах - непримиримая решимость, в голове - гневный монолог.
        Монолог следующий. Как она посмела восстать против его желаний? За что грубо обозвала лучшего друга? Она нарушила главную заповедь мирного сосуществования в обществе - беспрекословное подчинение власти. Непокорность - первый шаг к анархии, а порядок в доме барон не позволит нарушать никому!
        Дурной пример заразителен, прилипчив похлеще чумы. Глядя на Жаннет, другие обитатели тоже восстанут, разбредутся по углам, где их потом искать? Над кем показывать власть? Кого пугать отрубанием головы? Нет, свободомыслие и любовь к обзывательству до добра не доводят, их надо подавлять в зародыше.
        Но только де Лаваль потянулся рукой к мечу...
        Раздалось характерное шипение механизма - перед боем молоточков. Подали голос старинные часы, висевшие над камином в будуаре. Они выглядели типично для интерьера старинных замков: деревянный остов, за стеклянной дверцей - циферблат с колесиками, внизу - гирьки на цепях. Сверху - птичий домик. Часы стали бить, и звон их звучал трагическим колоколом по умершим, но не усопшим. Неупокоенные души которых дружно содрогнулись от предчувствия.
        Жиль с другом Люком, Жаннет с недругом Прелати - будто по команде, окаменели в ожидании чего-то страшного. Глобально неотвратимого. Ядерного землетрясения. Атомного взрыва. Пришествия инопланетян с захватническими намерениями. Или более вероятного - банальной чертовщины.
        Которая не замедлила наступить. Из скворечника под крышей часов выскочила птичка, похожая на взлохмаченного воробья, который только что подрался с кошкой. И победил. Он радостно покрутил головой влево-вправо, проверяя, все ли зрители на месте. Удостоверившись, что - да, вытянул шею вперед и раскрыл клювик. Но вместо того, чтобы прокуковать время и скрыться в дырке до следующего раза, воробей проблеял по-овечьи:
        - Бе-е-е!
        Стрелки на циферблате сдвинулись и показали... ну, известно что - двойную полночь.
        15.
        С обитателями интимных покоев барона произошла мгновенная метаморфоза, за которой Жаннет следила со смешанными чувствами: непонимания, неверия и ужаса.
        Начнем с Жиля. Его превращение началось с ног и напоминало сценку фильма о жизни растений из серии «Натуральный мир». Сценка, снятая в ускоренном темпе, представляла следующее: запоздавшая умереть к осени роза на глазах покрывается мохнатым хрустальным инеем, который ползет от земли по стебельку до лепестков цветка.
        В той же манере «снизу вверх» преображался барон. Только покрывался он чем-то менее утонченным, более грубым и тоже мохнатым - волчьей шерстью. Серой, местами плавно переходящей в белый цвет.
        Получился редко встречающийся у волков седой тон - светлый на груди, темнеющий к загривку. Такой изысканно-благородный, что сородичи могли бы позавидовать. Понятно: де Рэ - человек не из простонародья, ему по статусу положена дорогая шуба. Нет, не шуба, а шкура, как показал последующий процесс.
        Ноги от носка до паха и руки от пальцев до плеча превратились в изящные, стройные лапы с когтями вместо ногтей. Тело в талии сузилось, грудь сделалась выпуклее, мускулистее. Шея вытянулась и расширилась, уши встали торчком. Лицо стало похожим на оскалившуюся морду. После чего барон совершенно потерял человеческий облик, перевоплотившись в волка-вожака. Стал порыкивать и клацать зубами, показывая - настроение у него испортилось не на шутку.
        Люка Рокко встал со скамеечки и проделал ту жу процедуру. Вначале он был одет по последней европейской моде для парней, отрицающих естественные отношения для продолжения рода. Пройдемся быстренько по его внешности сверху вниз. Закрепленный гелем чуб, волной уходящий назад. Лицо в полном косметическом прикиде, начиная с тройного слоя на коже: питательный крем, базис, тональный. Подщипанные брови. Подведенные ресницы. Губы подкрашены ароматическим бальзамом.
        На шее - кокетливый шарфик в клетку, желтая, винтажная майка без рисунка, отливающий серым оттенком пиджак с узкими укороченными рукавами, тоже узкие укороченные брюки антрацитового цвета, желтые носки и розовые кеды. Одежда самых известных марок от Кляйна до Версаче - в соответствии со стилем, принятым в высшем модном обществе.
        Тем же способом, что любовник, Люка Рокко превратился в крашеную волчицу - черную с блондинистыми перьями. Как Жаннет догадалась, что волчица, не будучи специалистом и не заглядывая под хвост? Очень просто: она имела все тот же нагеленный, волнистый чуб и была меньшего роста по сравнению с мужем.
        Рыча и брызгая слюнями, волки встали на задние лапы и с угрожающим видом двинулись на Жаннет. Интересно, где их научили ходить на двух ногах - в цирке шапито?
        Их демарш заставил девушку очнуться. Промедление смерти подобно, подумала она, отступила, схватилась за дверь и захлопнула со всей, имевшейся в руках, силой.
        Стены подземелья сотряслись, картины с портретами Жиля и Жанны сорвались с места. Попрыгав на нижних рамах с угла на угол, картины упали лицами на пол и рассыпались на мелкие осколки. На стекле, что ли, были нарисованы? Ах, нет времени разбираться, оставим до следующего раза. Если представится...
        Жаннет решилась бежать. Неважно, на каком транспорте, хоть босиком, главное - отсюда. Подальше. И побыстрее. Она повернулась и... опять замерла. На нее двигались толпа трупов, которых она только что неосмотрительно оживила: Капоне, Салтычиха, Прелати, Батори, Холмс. Взявшись за руки, они шли, развернувшись в римское каре, отрезав девушке путь к отступлению, вернее - к бегству.
        Шагнув инстинктивно назад, она уперлась в стену. Пошарила руками, надеясь нащупать дверь в будуар. Выбирая из двух зол, Жаннет предпочла бы оказаться в компании волков, чем вампиров. Может, Жиль по старой памяти сжалился бы, не стал ее прежде времени умертвлять. Жанне еще наследника ему рожать, забыл разве?..
        Надежда, мелькнув, тут же испарилась: дверь исчезла. Бесследно. Что делать?!
        Морды приближались, воя, клацая своими и вставными зубами. Чтобы их не видеть, Жаннет зажмурилась. Вжалась в стену, даже не почувствовав ее сырого холода. С каждым шагом нелюдей в душу глубже проникала тоскливая безысходность.
        Жаннет вдруг отчетливо осознала - это конец.
        - По-мо-ги-те! - закричала отчаянно, истерично, изо всех сил. Заранее зная, что зря. Но на всякий случай.
        - Помогу! - крикнули ей в ответ. Откуда-то сзади каре.
        Распахнув глаза, Жаннет посмотрела вперед - за головы наступавших. В суматохе она не заметила, что в цепочке отсутствовало одно звено - Каддафи. Теперь он стоял в центре гостиной, жестами показывая готовность посодействовать. Ожидал только ее сигнала.
        Об искренности намерений полковника размышлять - только время тратить. Которого не имелось лишней доли секунды. Вопрос жизни и смерти стоял ребром: или Каддафи или никто, или сейчас отсюда или навеки здесь. Перспектива до скончания веков остаться в загробном царстве, не испытав счастья материнства, не повидав внуков, не написав мемуаров Жаннет не привлекала.
        Она кивнула. Тотчас рядом из воздуха вырос Абдулла, снаряженный к пересечению пустыни: с уздечкой в зубах и седлом между горбов. Седло - по бедуинскому обычаю - без стремян.
        Они не понадобились. Страх, отчаяние и стресс придали Жаннет утроенные силы. Она по-гусарски умело - откуда взялось?! - взлетела в седло и пришпорила верблюда ботинками с красными каблуками. «Парусник пустыни» рванул с места в галоп в сторону римского каре. Ловко перепрыгнув через Прелати, он двинул того напоследок копытом по затылку и помчался к противоположной стене.
        16.
        Жаннет снова зажмурилась, подумала - сейчас произойдет катастрофа: они с верблюдом врежутся со всей скорости в стену и погибнут. Хорошо, пусть так. Смерть по дороге на свободу лучше, чем на зубах у волков-оборотней...
        И не угадала. Оказалось, Абдулла тоже обладал способностью к всеобщей проходимости, подобно хозяину и остальным. Он проскочил сквозь каменный барьер без затруднений и помчался дальше, ускоряясь на манер реактивного лайнера, и тоже по воздуху.
        Причины его неестественной резвости были не совсем понятны. Пропеллер у пересекателя песков имелся вместо хвоста или тоже испугался попасть в лапы кровососов и человекоедов, о том верблюжья история умолчала. Абдулла знал свое дело, и Жаннет ничего другого не осталось, как положиться на его многовековой опыт и животный инстинкт.
        Она не стала спрашивать маршрута, поскольку сама не знала, и вообще было не до того, слишком возбуждена, занята побегом. Еще языковый барьер мешал. Как там говорил полковник к верблюдам надо обращаться: кыш-пыш, цок-шок? Полнейшая бессмыслица.
        Вряд ли Абдулла разберет ее акцента. Все эти звуки - короткие, шипящие и цокающие представлялись девушке белибердой на уровне недоразвитого идиотизма. Когда понемногу пришло успокоение и осознание, что спасена, начала оглядываться по сторонам.
        Вскоре Жаннет заметила, что летят они вверх по лестнице с решетками в виде королевских лилий. Где-то она уже видела этот принт... Ах, да. Он же ведет в Девичью башню! Она недавно по этой самой лестнице с Холмсом поднималась.
        Проснулся сигнал - опасность!
        Мысли зашевелились беспокойно. Та лестница привела ее вникуда, вернее - к двери в пропасть. Про Девичью башню также упоминал мошенник Прелати, когда понуждал ее к самоубийству. Намекал, что это популярное место у любителей романтично наложить на себя руки, типа Бруклинского моста в Большом Яблоке.
        Сделаем мимолетную остановку на самом знаменитом мосту Нью Йорка. С этого грандиозного сооружения, соединяющего Бруклин и Манхэттен, суицидально настроенные граждане прыгают столь часто и охотно, будто следуют совету домашнего доктора. Который прописал: от насморка - капли, от депрессии - мост.
        Рассмотрим предполагаемый совет по существу. Он не так нелеп, как кажется поначалу: в отличие от таблеток, дает стопроцентный результат. Использовать высоту как средство сведения счетов с неудавшейся жизнью гениально просто: делаешь первый - и последний - шаг, а дальше полагаешься на везение. Фаталистически: к черту всё, будь что будет, я больше ни за что не отвечаю. От чего душа испытает давно забытое облегчение и даже короткое счастье.
        Рассмотрим вопрос шире. Потенциальных суицидников гораздо больше, чем думает статистика. Если бы умереть было легко, мы бы недосчитались половины населения экономически развитых стран. Но тут загвоздка. Начинающий самоубийца задумывается: каким способом умертвить тело, чтобы раз и навсегда. Вот где начинаются настоящие мытарства целеустремленных личностей, решивших досрочно покончить с бренностью существования, не дожидаясь естественного конца.
        Список смертоносных предметов слишком велик: пуля, петля, нож, поезд, авто, передозировка, скандал с соседом до пробивки черепа и тд. Для измученных жизнью персон - дополнительная головная боль, добавляющаяся к причинам, по которым борьба за существование стала не мила.
        Исключительно руководствуясь гуманными побуждениями и сочувствием к поклонникам преждевременного прекращения жизненных функций, предлагаем лучший выход из тупика - мост. Или небоскреб, если первого нет под рукой.
        Оцените преимущества использования высоты в качестве средства сведения счетов с опостылевшим бытием. Представьте в воображении. Пока падаете, озираете окрестности с высоты птичьего полета. Гнетущие мысли не приходят. Чувство вины не беспокоит. Сердце свободно, душа не болит - не от том ли вы всегда мечтали?
        Ой, отвлеклись мы от Жаннет, а ей сейчас не до лирики. Сиюминутное озаботило. Факт, что верблюд нес ее на верхотуру печально известной башни, не вызывал сомнений. Навстречу неминуемой гибели - тоже не секрет. Зародилось подозрение: правильно ли она поступила, доверившись Каддафи? Не состоит ли он в обще-тиффожском, анти-жаннином заговоре? Вместе с верблюдом?
        Поведение которого выглядит подозрительным и вызывает вопрос: откуда он знает, куда везти Жаннет? Несется наверх, чтобы удобнее было сигануть в пропасть? Желает превратиться в лепешку вместе с наездницей? Хорошо ему рассуждать: разобьется, потом обратно воскреснет. А как Жаннет прикажете себя чувствовать? Вдруг насмерть убьется, потом не простит себе...
        Пора спрыгивать на ходу с бегущего в погибель поезда, вернее - с заплутавшего в пустыне корабля. Жаннет резко потянула удила, крикнула коротко, истерично:
        - Стоп!
        Но - поздно. Абдулла уже проскочил через ту саму дверь и оказался... не свободно летящим в безмерном, черном пространстве, как ожидала Жаннет, а действительно на башне. По внешнему округлому краю которой располагались прямоугольные выступы, придавая ей вид гигантской короны.
        Когда Жаннет крикнула и дернула за вожжи, верблюд среагировал как осел: встал, как вкопанный, уперся передними копытами в землю. Зад его занесло кверху, Жаннет вылетела из седла. Перелетев через голову Абдуллы, приземлилась на жестком полу и по инерции продолжила движение. Кувыркнувшись через плечо, отлетела к одному из выступов, больно ударившись левым виском. Здесь ей повезло. Если бы не выступ, девушка вылетела бы в пустоту за пределы башни. Тогда бы с ней точно было покончено, навечно и бесповоротно.
        От удара потеряла осознание.
        17.
        Жаннет открыла глаза.
        Освежающий и теплый, совсем не зимний ветерок ласково овевал щеки, разгоревшиеся во время гонки от преследователей на верблюде. Щекам было приятно. А глазам - нет. От маньяков она спаслась, однако, сейчас положение ненамного лучше.
        На башне царила ночь. В небе напротив Жаннет низко висела полная луна - выпуклая, как дыня. Она была желтая и выглядела нездорово. Под ней стоял Франческо Прелати собственной персоной. Он расставил ноги, сложил руки на груди и по-дьявольски улыбался.
        Самое противное, что находилась девушка внутри огненного круга - именно в той ситуации, в которую предупреждала не попадать бабка Мартинэ.
        Ужас охолодил сердце. Тут же мозг заработал острее - на выживание. Не теряйся! - крикнула себе молча Жаннет. Мы - парижские, не сдадимся прежде, чем умрем. Она выпрямила спину, отряхнула платье и решила бороться до конца. Сейчас как никогда ощутила в себе воинствующее настроение и желание побеждать обстоятельства.
        Падать духом - не в стиле великой Жанны. Вспомнилось выражение: не так страшен черт, как его малюют церковники. Эх, было бы у нее хоть какое-нибудь оружие: арабская джамбия или полицейский кольт. Или на худой конец - самурайский меч, чтобы сделать алхимику харакири...
        Жаннет осмотрелась получше - оценить диспозицию. Горящий круг не был замкнутым: имел форму полу-овала и начерчен не в центре, а от одного зубчатого края до другого. Оставался свободным короткий отрезок по внешней стороне, но он не давал надежды убежать. Огонь упирался с двух сторон в выступы, выход за которые означал бы прямую дорогу к подножию башни.
        Видимо, итальянцем управляли хозяйственные мотивы: не закончив круг, сэкономил на материале для костра. Рассудил: на самоубийство девушка не настроена, данный путь отрезан определенно.
        Логично, согласилась Жаннет. Тогда - попробовать переступить через пламя? Вдруг повезет, и ей удастся развенчать легенды о непреодолимости начерченных кругов? Костерок выглядел неопасно, будто игрушечный: невысокий, неширокий, негорячий. Из чего сложен? Непонятно. Виднелось что-то неразборчивое на полу, похожее на стебельки. Так их нетрудно рассеять руками. Или ногами раскидать. Или погасить, дунув сильнее.
        - Что горит? - по-деловому спросила девушка.
        - Конопля. Из нее самый устойчивый круг получается. Мы с бароном давно научились колдовским ритуалам. Еще на Лугу Надежды горящие круги устраивали, когда демонов вызывали. Я коноплю летом всегда впрок заготовляю. Для таких вот случаев.
        Зная любовь мошенника к вракам, Жаннет решила силу колдовства проверить. Подошла к горящей черте, попробовала сдвинуть носком ботинка. Не получилось, огонь сидел на месте как приклеенный. Занесла ногу переступить - наткнулась на невидимую стену, звякнувшую по-стеклянному. Разбить ее кулаком?
        С отчаянием, изо всех сил, Жаннет замолотила руками и пинками по препятствию, вставшему над огнем. Опять безрезультатно. Странная особенность стены: прозрачная, крепкая, проходимая в одностороннем порядке «снаружи - внутрь». Наверняка, материал будущего использован, не известный современной науке. Продвинутый оказался колдун, даром что родом из средневековья.
        Отбив ладони и пальцы ног, девушка отказалась от затеи. Кажется, сейчас ее по-настоящему загнали в тупик. Друзей нет, путей спасения тоже. Спросить совета у надежды?
        Надежда ответила - очень неуверенно и слабеньким голоском: может, Жаннет зря запаниковала, и никто не собирается ее убивать...
        - Что ты со мной собираешься делать? - обратилась она к Прелати, желая получить ясность дальнейшей судьбы.
        - Ничего особенного, дорогуша, - фамильярно, с оттенком добродушия ответил тот. - Зря ты разволновалась. Не бойся, обойдемся без большого кровопролития. Лишь капельку используем. Сейчас придет барон, будет уговаривать тебя подписать кровью бумагу.
        - Без адвоката ничего подписывать не буду! - тут же заявила Жаннет. И по стародавней привычке полюбопытствовала: - Что за бумага?
        - Ничего особенного, - повторил Франческо, чем зародил у Жаннет двойное недоверие. - Рутина. Поклянешься отдать все что потребует дьявол, стандартно - жизнь и душу. Другого-то у тебя нет. Чтобы узаконить сделку, отслужим мессу нашему несвятому повелителю, месье Люциферу. Совершим литургию сатане и - порядок! Ты станешь одной из нас, Жанна. Гордись членством в таком исключительном клубе.
        - Не собираюсь!
        - Никто спрашивать не будет.
        - Не подпишу, хоть убей.
        - Тогда умрешь навечно, дева Жанна! - пригрозил пальцем и голосом Франческо. - Без надежды воскреснуть. Снедаемая отчаянием и вечным сожалением. Окажешься не в тиффожском подземелье среди друзей и поклонников, а на чужбине - в потустороннем царстве для заблудших душ. Для тех, которые начинают великие дела и не доводят до конца, погрязая в сомнениях и неуверенности. Отдавая победу в недостойные руки.
        - Не понимаю твоих претензий...
        - Что тут непонятного? Была бы ты пошустрей да попроворней, направила войска не против иноземцев, а против недостойного короля, который за добро отплатил предательством. С твоей популярностью в народе не составило бы труда свергнуть трусливого монарха. Заняла бы трон вместо него, навела в стране порядок.
        Заодно устроила бы личное счастье - вышла за преданнейшего тебе человека, сама знаешь кого. Меня бы сделала первым министром, заведующим государственной казной. Блестящая перспектива открывалась. А ты... Сама погибла и барона сгубила. Моей карьере не дала устроиться. Вот мои тебе обвинения.
        - Ты забыл историю, мошенник. Я не преступница, а жертва.
        - Только не в моих глазах. Приготовься платить по счетам, дорогая. Томиться под тяжестью несовершенных ошибок. Расплачиваться за чужие грехи. Раскаиваться в собственном благочестии. Будешь коротать смерть в вечном одиночестве. Потому что супруг - барон де Рэ не сможет с тобой воссоединиться.
        Прелати подошел ближе горящему кругу. Понизил голос, от чего стал звучать зловеще:
        - Не подпишешь - пожалеешь. Будешь обратно проситься, да мы не прощаем отступников...
        - Жанна, - тихо позвал кто-то сбоку.
        Повернувшись, девушка увидела де Лаваля. Он вернул человеческий облик и стоял, просительно протягивая к Жаннет руки. В глазах, мертво сверкавших в свете луны, отражалось ночное небо, тревожное, изменчивое, расчлененное острыми облаками.
        - Жанна, прошу тебя, подпиши. И закончим на этом. Обещаю исполнить все, что захочешь. Соглашусь на любые условия. Только не покидай меня, одного в этом царстве холода и тоски.
        Его жалобный голос, его жалостливый вид, страдающее выражение лица вызывали сочувствие. Жаннет готова была его проявить, только... не сейчас. Не в данных, не выгодных для себя обстоятельствах. Она давно поняла тактику местных: врать с три короба, обещать златые горы, чтобы потом обратить ситуацию к своей пользе. Значит, именно так должна поступать с ними Жаннет. Если хочет выжить. Если еще имеет шанс.
        Надо торговаться. Профессионально, с отчаянием, зло. Выставлять условия, не соглашаться с первым выдвинутым предложением, угрожать, пытаться одурачить, обещать и не исполнять - все под их копирку. Главное - протянуть время, а там посмотрим. Или осел умрет, или султан сдохнет, как говорил арабский мудрец Ходжа Насреддин. Или день наступит. Для Жаннет.
        - У меня есть три желанья, - заявила она тоном капризной принцессы.
        - Какие? - с готовностью исполнять спросил барон.
        - Первое: уберите подальше Люку Рокко.
        - Согласен, - подозрительно быстро пошел на уступки Жиль. - Как желаешь убрать, на время или со смертельным исходом?
        - Со смертельным и навсегда, - кровожадно потребовала Жаннет. А что стесняться? Они ее хотели умертвить, пусть получают той же монетой.
        - Хорошо, дорогая.
        Жиль махнул левой рукой, рядом встал молодой канадец, появившийся из ниоткуда. Только он протянул руки, чтобы обнять хозяина, и губы, чтобы поцеловать, тот без слов толкнул Люку за ограду башни. Сделав напоследок непонимающее лицо, парень упал спиной в темноту с криком «а-а-а!», затихшим где-то внизу.
        Сцена убийства выглядела достоверно. Жаннет услышала глухой шмяк тела о землю и испытала облегчение. Главный соперник устранен.
        - Следующее. Погасите огонь.
        - Это нерелевантное пожелание, - мягко, но твердо возразил де Рэ. - Когда подпишешь, он погаснет сам собой.
        Вроде, звучит логично. Жанна согласилась кивком головы. Собственно, она и не надеялась, что они настолько простодушны, что согласятся. Только попробовала врагов на вшивость. Она уже открыла рот, чтобы высказать третье желание - позвать бабку Мартинэ, в переговоры встрял Прелати.
        - Все, дорогуша, желания закончились.
        - Как закончились? А третье?
        - Ты уже высказала три: пожелала убить Люку Рокко, выбрала способ убиения и попросила погасить коноплю. Или разучилась считать до трех?
        Мозг Жаннет пронзило разочарование.
        18.
        Опять этот ловкач-колдун! Пройдоха, каких свет не видывал. Все-таки, удалось ему ее провести. Что же делать-то? Соглашаться на их условия Жаннет не хотела и не собиралась. На что-то другое рассчитывать не было причин. Остался единственный выход - стать самоубийцей.
        Да, видно придется самой наложить на себя руки, чтобы не попадать в их грязные лапы - сброситься с башни и надеяться на лучшее...
        Последний шанс - попробовать потянуть время. Она прошлась внутри круга, поглядывая - не слабеет ли пламя. Возвела глаза к небу: не видно ли голубого просвета, не бледнеет ли луна, не гаснут ли звезды, предвещая восход? Нет, нет и нет. Небо не подавало признаков просветления. Черно как в Преисподней перед Страшным судом.
        Терпение барона кончилось. Он подал знак слуге. Тот зло нахмурил брови и, сделав угрожающий тон, сказал:
        - Последний раз спрашиваю, Жанна: подпишешь добровольно или придется применять колдовство?
        - Не подпишу, ни добровольно, ни под колдовством! - крикнула в ответ Жаннет.
        Дальше она затараторила какую-то бессмыслицу, скорее от отчаяния, чем сама в нее веря. С двумя целями: чтобы скандальным голосом огорошить оппонентов и нескончаемой тирадой оттянуть час конца:
        - Никогда! Ни за что! Ни на каких ваших условиях! Ни под какой угрозой: быть съеденной, выпитой или обезглавленной! Не получится вам меня сломить. И колдовству не поддамся. На меня даже массовый гипноз никогда не действовал. А вам непоздоровится. Свершится Небесная справедливость. Бабка Мартинэ за меня отомстит...
        На тех словах Прелати поднял руку к луне, крикнул что-то нечленораздельное и сделал движение как копьеметатель. С ночного светила в девушку ударила молния необычной конфигурации - в виде трезубца. Чуть припоздав, грянул гром.
        Жаннет пронзило электричеством сверху донизу. Электричеством странного свойства: не испепеляющим, а замораживающим. Она замерла не по своей воле, почувствовала, что ноги холодеют. Одновременно похолодело в желудке от осознания наступления неизбежного и собственного бессилия его предотвратить.
        Нахлынула волна равнодушия. Всё стало всё равно: здесь или там - какая разница? Страх смерти и желание жизни испарились. Воля к неповиновению сломлена, сопротивляться или проявлять другую инициативу начисто расхотелось. В голове образовалась бездумная пустота.
        В руках лакея появился свиток и гусиное перо. Он протянул их Жаннет через горящий круг, почему-то не встретив препятствия. Ах, да - оно же работало в одностороннем порядке.
        - Уколи себя пером и подпишись, - приказал он.
        - Уколи и подпишись, - слабым эхом повторил знакомый голос.
        Жаннет посмотрела и не удивилась. Рядом с бароном снова стоял Люка Рокко, который только что вскарабкался обратно на башню и, по-волчьи оскалившись, взирал на девушку.
        Послушно приняв свиток, Жаннет занесла перо над выпученной веной на обратной стороне ладони. Только хотела кольнуть...
        Вдруг услышала шорох разрезающих воздух крыльев - сзади, за границей башни. Рука с пером замерла на полпути.
        - Жанна... - позвал скрипучий, старческий голос. - Где ты?
        Девушка оглянулась. В промежутке между выступами увидела мифическую каменную птицу и сразу узнала - химера Стрикс. Они не раз встречались в прошлой жизни: когда Жаннет посещала старые парижские храмы, на карнизах которых непременно присутствовала химера - зорко следя за порядком, не пропуская потусторонних нечистей в светлую храмовую жизнь.
        Стрикс повернула шею к Жаннет и послала луч из глаза. Луч достиг цветка в волосах девушки, той самой - «куриной слепоты», которая завяла, но держалась. Слава Всевышнему, Жаннет не выбросила ее, помня бабкин наказ.
        - А, вижу, - проскрипела химера. - Прыгай на меня!
        От луча с девушкой произошло чудо: она очнулась и смогла двигаться. Дважды уговаривать не пришлось. Не теряя времени, Жаннет бросила свиток в огонь, перо - острием в глаз лакею, и помчалась к ожидавшей в воздухе Стрикс. Оттолкнулась от башенного края и прыгнула птице-женшине на спину.
        Химера взмахнула крыльями и понеслась в темноту подальше от башни. Вслед им летело отчаянное рычание тех несчастных нетопырей, которым не давали упокоиться в вечности воспоминания о загубленных ими душах...
        ***
        В нос Жаннет проник типичный запах больничного помещения: смесь антисептического, металлического, пластмассового и чистящего, а также глубоко нездорового. Она открыла глаза. Веки поднялись неохотно, будто после затяжной болезни с применением ударной дозы антибиотиков и постельным режимом минимум на неделю.
        Повезло, что свет не ослепил, был неяркий, щадяще-рассеянный, ненавязчивый. Источника его незаметно. Пошевелившись - почему-то с трудом, девушка ощутила собственное непривычно погрузневшее тело на кровати. Руки лежали сверху одна на одной в точности, как у покойника. Еще свечки в пальцах не хватало - подумалось почему-то, крайне невпопад. Шутники... те, кто так сложили ее кисти. Когда встанет, Жаннет с ними разберется.
        Нелепая шутка с покойницкой свечкой тут же забылась, глаза скосились вниз. И сделали удивившее хозяйку открытие: она лежала не под одеялом, а под длинным белым платьем для торжественных случаев. Похоже на свадебное. Что за чушь! Сон, не иначе...
        Взгляд пополз дальше, к подножию кровати. Там тоже не все выглядело в порядке, который должен присутствовать в палатах для лежачих больных. Из-под подола выглядывали ноги в белых туфлях, остроносых, блестяще отливавших лаком. Очень вероятно - на высоких каблуках.
        Чьи ноги? Чьи туфли? Неужели ее собственные? Чтобы удостовериться, пошевелила ступнями. Острые носки еле заметно разошлись и обратно сдвинулись. Только сейчас Жаннет почувствовала - обувь была маловата, жала в пятках. Значит, новая. Выходит, и ноги, и туфли принадлежали именно ей.
        Голова качнулась, Жаннет ощутила на лбу посторонний предмет. Рука потянулась проверить и нащупала венок. Из колючих стеблей и упругих бутонов. Первая мысль - сумасшедшая - терновый венец, как у Христа? Вторая - реалистичная - розы?!
        Догадка вспыхнула фейерверком радости - Жаннет в наряде для венчания! Здорово. Наконец-то. Если она не ошибается. Или все-таки видит ночной кошмар... Стоп. До выяснения обстоятельств в панику не впадать. Потому что преждевременно. Не стоит накручивать ужасы. С приходом доктора девушка узнает правду о собственном состоянии.
        Которое не внушало больших опасений, лишь легкое беспокойство. Захотелось резко пошевелиться, сделать силовое упражнение, чтобы понять, что точно жива-здорова: начать лежа крутить велосипед или во все горло проорать какую-нибудь песню-однодневку. Ой, нет, про песню она погорячилась - ни одна на ум не пришла. А насчет пошевелиться... Что-то руки-ноги отяжелели, не двигаются. Серьезно больна, что ли?
        Не помнит - как здесь очутилась.
        Кстати, почему человеческих звуков не слышно? Не умерла ли Жаннет клинически, не впала ли кому?
        Вроде, нет. Вспомнились свидетельства очевидцев. Которые в один голос утверждают: клиническая смерть - это когда пациент смотрит на себя с высоты, кома - когда находится в туннеле. Из которого должен сам искать выход, пока не найдет - не очнется...
        А, что за глупые предположения - ну конечно, она жива! Шевелит конечностями, смотрит на себя, думает кошмары. Ничего страшного не происходит, просто Жаннет спит. Когда проснется, встанет, пойдет домой. Не в гробу же она лежит, в самом деле. Там сумасшедшие мысли не приходят и медициной не пахнет...
        Так, оглядим помещение подробнее.
        Повертев глазами, Жаннет предположила, что лежит в палате интенсивной терапии, размеров которой узнать не удалось даже приблизительно - рассеянный свет в углы не доходил, позволял видеть только то, что находилось рядом. Слева стояла пустая тумбочка, справа - допотопный, неработающий телевизор на одной ноге. Или это был компьютер для измерения функций организма? Неважно - сигналов он не посылал. Наверное, сегодня выходной, и он решил отдохнуть до понедельника.
        В ногах мелькнуло движение. Жаннет глянула туда и удивилась - почему раньше не заметила человека. Это был мужчина в костюме врача: с очками на носу, в белом халате с длинным рукавом на манжетах и стетоскопом вокруг шеи.
        Он выглядел пожилым - с седыми, аккуратно подстриженными бакенбардами по щекам. Держась обеими руками за спинку кровати, он смотрел на пациентку, умиленно улыбаясь. Сзади него - закрытая занавеска. Вероятно, там лежал другой больной - с переломами конечностей, подвешенными на растяжках, который не хотел, чтобы его видели в распятом положении.
        - Дайте зеркало, - первым делом попросила Жаннет.
        Как по волшебству перед лицом встало дамское зеркальце на ручке: старомодное, овальное, в растрескавшейся деревянной оправе и с поцарапанной алюминиевой фольгой. Даже на внешность зеркало не внушало доверия и выглядело как предмет, который использовали лет эдак... пятьсот назад, если считать от начала двадцать первого века.
        Взглянув на себя, девушка не поверила отражению: на нее смотрел голый желтый череп с венком из белых роз вокруг лба. Цветы выглядели свежо, череп - нет. Особенное подозрение вызывали пустые отверстия для глаз и провал вместо носа. Подумалось: грубая, неэлегантная шутка. Смеются тут над ней или у Жаннет обман зрения от переутомления?
        - Это неправильное зеркало, - сказала она.
        - Правильно, неправильное, - произнесло зеркало тонким голоском лилипута. - А других здесь не держат.
        - Где - здесь?
        - В Центре здоровья матери и ребенка, - ответил мужчина - хрипло, как во время простуды.
        «Певческий голос отсутствует» машинально поставила диагноз Жаннет. Звук его голоса отдаленно кого-то напоминал, но напрягать память было категорически лень. Легче спросить.
        - Вы мне кого-то напоминаете...
        - Совершенно верно, - подтвердил мужчина и тут же опроверг: - Но я - не он.
        - А кто?
        Доктор шустро для своего возраста, плавно приблизился к Жаннет. Наклонившись к самому носу, показал на бэджик, приколотый железной прищепкой к нагрудному карману халата. Жаннет прищурилась, прочитала: «Профессор по женской части, доктор гинекологических наук - П. Релати».
        Имя до ужаса знакомое... Непонятная, неприятная догадка зашевелилась в мозгу, однако, о чем конкретно - не прояснилось. На всякий случай Жаннет насторожилась из-за бросившегося в глаза несоответствия: зачем гинекологу стетоскоп?
        Посмотрела на его очки. Глаза за ними были непонятного цвета, без белков и странно неподвижные. Без преувеличения сказать - неживые. Доктор внушал ей тревогу, поддаваться которой не хотелось - по старой привычке Жаннет замечать в людях сначала хорошее, потом остальное.
        Терять оптимизм нельзя - он важен для успешного выздоровления. Жаннет постаралась тревогу успокоить. Возможно, необычные глаза - эффект слишком толстых очковых линз или невнятного света. Маловероятно. Неважно. Она не в том положении, чтобы высказывать недовольство лечащим врачом. И все же...
        - Вы кто, лакей? - неожиданно для себя спросила Жаннет.
        - Нет, профессор.
        - Профессор чего?
        - Генеалогии.
        Или он что-то не то сказал, или Жаннет неправильно расслышала. Такое случается - при слабом сотрясении мозга. Оно несмертельно, через пару дней пройдет. Переспрашивать не стала, замолчала, собираясь с мыслями. Почему-то они с профессором говорили немножко о разном. Или это последствия ее болезни? Кстати, чем она страдает?
        - Что со мной случилось, доктор?
        - Ты потеряла сознание, Жанна.
        - Откуда вы знаете мое имя?
        - Тебя вся округа знает, - непонятно пояснил доктор.
        Девушка еще раз взглянула на бэджик. Фамилия «П.Релати» - точно знакомая, недавно слышанная, причем не в самом благоприятном контексте. Но звоночек вспоминания так и не прозвенел. Эх, что-то с памятью моей стало, попеняла себе Жаннет с сожалением.
        - Вы Перрину Мартен знаете? - опять вырвалось почти без участия ее сознания.
        - Она на каком курсе училась?
        Так, все ясно. Сегодня она не в состоянии задавать содержательных вопросов и получать удовлетворяющих ответов. Надо ближе к ее собственной теме.
        - Где меня нашли? - продолжила допрос.
        - Что значит - нашли? - возмутился доктор ее самоуничижением. - Тебя привезли в амбулансе.
        - С каким диагнозом?
        - Ты чуть не утонула. В Лауре Тихоокеанской. Хорошо, ребенка не потеряла.
        - У меня что, был ребенок?!
        - Будет.
        Вот это новость!
        Она затмила все остальное, произошедшее до того. А что, все-таки, с Жаннет произошло? Основательно покопавшись в памяти, сделала вывод: она не помнила ничего с того момента, как села в поезд на Дожон с другом Жюлем. И даже не знает - зачем...
        Мысли тут же переключились обратно на главное: сообщение о беременности. Жаннет заволновалась. У нее же ни свадьбы, ни фаты, ни первой брачной ночи не было, как она могла забеременеть? Непорочным зачатием, что-ли? Где, когда? Почему ее ангелы Благой вестью не предупредили? Она не стала бы впадать в бессознание, запечатлела знаменательный момент на... ну... для потомков.
        - Слушайте, я не могу быть беременной, - запротестовала Жаннет. - Невозможно. Потому что девственница...
        - Была когда-то, - бесцеремонно проговорил П.Релати.
        Спорить со специалистом, тем более профессором в своей области, не имело смысла. Следовало принять новость как данность и смириться. Однако любопытство присмирить не удалось.
        - Какой срок? - Она имела ввиду срок беременности.
        Доктор понял по-своему.
        - Срок твоего пребывания в больнице - шесть дней.
        - Нет. Я спрашиваю когда...
        Собиралась сказать «когда рожать?», доктор перебил:
        - Когда выпишут? В пятницу.
        - Да нет! Вы не поняли. Хочу знать, сколько... - «сколько осталось до родов?», но опять не удалось договорить.
        - Сколько стоит лечение? Не волнуйся, страховка покрывает сто процентов расходов. Даже больше. Вы идете вдвоем по одному полису, - в прежней манере непонимания ответил мужчина и опередил ее следующий вопрос собственным: - Боишься рожать?
        - Конечно!
        - Не бойся, Жанна. Ничего страшнее того, что уже произошло, не случится. Ты не умрешь здесь и не похоронят тебя как невесту в свадебном платье и венке из белых лилий...
        - Розочек, - машинально поправила девушка.
        - ...в венке из белых розочек прежде, чем ты разродишься, - закончил совсем уж непонятную речь профессор женских болезней, которые диагностировал с помощью стетоскопа.
        Хотелось ему верить, но какое-то несоответствие между словом и делом останавливало. Она не только пропустила ответственный момент зачатия, но и не чувствовала себя беременной, не видела собственного округлого живота.
        Впрочем, такое случается не так уж редко. По телевизору недавно реалити-программу показывали под противоречивым для здравого рассудка названием «Я не знала, что беременна». Некоторые будущие мамочки до самого последнего момента не догадывались об интересном положении.
        Так что Жаннет простительно.
        Хотя сомнительно...
        Углубляться в подозрения, разбираться в несоответствиях не стала. Неохота. Отложит затею до лучших времен - когда поправится, окрепнет ментально.
        Все-таки инересно.
        - Кто отец?
        - Хороший вопрос, - одобрительно проговорил доктор и бесцеремонно, как близкий родственник, сел на край кровати.
        Взял ее за левую руку. Жаннет тотчас ощутила нечто тяжелое на указательном пальце. Поглядела - массивный перстень-печатка: на ровном, синем поле расположилась золотая королевская лилия с монограммой.
        - Вот кто отец, - объяснил П.Релати многозначительным тоном. - Тебе повезло, Жанна. Очень повезло. Ты родишь ребенка от самого достойного рыцаря Франции. И не беда, что он предпочитал голубой цвет всем остальным. Его наследник очистит имя отца и с гордостью продолжит славный род герцогов Монморанси - де Лавалей.
        Жаннет только удивленно открыла рот.
        Положив руку девушки на место, доктор ободряюще похлопал ее по плечу. Поднялся и плавно полетел спиной вперед к противоположной занавеске - с недавней умиленной улыбкой на губах и по-прежнему неподвижными глазами.
        Занавеска раздвинулась сама по себе, принимая мужчину внутрь, где ни другой кровати, ни распятого пациента не оказалось. Только черная дыра в виде пещеры, во мраке которой профессор постепенно скрылся.
        До Жаннет донеслось эхо его удаляющегося простуженного голоса:
        - У тебя родится сын, Жанна. Назови его Жеромом.