Стас Логин, №02 Оружие Леса- библиотека РусЛит

        Оружие Леса Андрей Левицкий
        SurvariumСтас Логин #2
        Пытаясь разгадать тайну пропавшего отца и разобраться в секретах прошлого, Стас Логин отправляется в легендарное поселение Край, расположенное на границе обитаемого мира. Про Край много рассказывают, но мало кто знает, что происходит там на самом деле. Дорога туда трудна, особенно когда тебя преследует отряд ренегатов из Армии Возрождения. Ну а если на пути твоем встает хитрый как змея старейшина Края, отряд боевой разведки «лесные волки» и сам Палач… Этот человек не зря получил свое прозвище! Теперь величайший убийца Мира Выживших охотится на нашего героя.
        Хотя… Кто на кого охотится? Ведь Стас Логин не сопливый новичок в деле уничтожения ближнего и дальнего своего. Опытный боец, он умеет выживать. Умеет драться. Знает, как запутать следы и стравить врагов друг с другом. Но главное - он умеет убивать. А это самое важное умение в Мире Выживших. Особенно если все говорит о том, что сам Лес начал войну против тебя!
        Андрей Левицкий
        Оружие Леса

* * *
        На каждый удар есть контрудар. На каждое действие есть противодействие. На любую силу может ответить… нет, не еще большей силой. Всегда может найтись человек, который столкнет эту силу с другой, такой же. Который направит всесокрушающее ядро в непробиваемую стену.
        В этой истории таким человеком стал я.
        Некоторое время назад банда с Черного рынка похитила моего напарника, МИХАИЛА. Мы с ним были охотниками на мутантов. Он гораздо старше меня, бывший военный. Вскоре после Пандемии, которая уничтожила старый мир, Михаил спас меня, еще почти ребенка, от смерти. Свою мать я забыл, а про отца помню совсем немногое. Кажется, он был ученый, но куда он исчез в тот страшный год катастрофы… за десятилетия, полные опасностей и лишений, все это почти начисто стерлось из моей памяти.
        В прошлом Михаила была тайна, которую он не открывал даже мне, своему единственному другу. О ней напоминал медальон, который напарник всегда носил на груди: пластинка со спрятанной внутри микросхемой-ключом. Какую дверь можно открыть ею, не знал никто, кроме напарника. Когда его выкрали, Миша сумел оставить электронный ключ на месте похищения, и позже я нашел его.
        Отправившись вслед за похитителями на ЧЕРНЫЙ РЫНОК, я вскоре выяснил, что Михаила выкрала банда некоего МЕТИСА. Пытаясь отыскать место, где держат напарника, я узнал, что некоторое время назад бандиты получили информацию про таинственный ПОЛИГОН СМЕРТИ. Там хранится что-то сверхценное, и до Пандемии Михаил служил на Полигоне. Еще я узнал, что бандиты держат его в старом фургоне и накачали «наркотиком правды», чтобы выведать как можно больше о Полигоне Смерти.
        Ночью я проник в фургон, стоящий посреди лагеря банды, но отравленный наркотиком Михаил умер на моих руках. Он успел лишь сказать, что я должен добраться до Полигона Смерти, потому что тот связан с чем-то важным в моей жизни. По пути мне нужно отыскать ТРАВНИКА, нашего общего знакомого, который может рассказать кое-что интересное про моего давно исчезнувшего отца.
        Эти сведения заставили меня по-новому взглянуть на мою жизнь. Получается, мое прошлое, мой напарник, мой отец, Полигон Смерти, окруживший наш мир смертельный Лес и сама катастрофа - все это переплетено в запутанный и странный клубок.
        Не сумев спасти друга, я отправился вслед за Метисом и его бандой. После смерти Миши бандиты выдвинулись как раз в нужном мне направлении, то есть туда, где жил Травник, общий друг моего погибшего напарника и моего давно исчезнувшего отца.
        У меня было две цели: отомстить и раскрыть тайну Полигона Смерти. По дороге выяснилось, что банда Метиса вступила в сговор с отрядом РЕНЕГАТОВ, сбежавших из АРМИИ ВОЗРОЖДЕНИЯ. Теперь вся эта компания приближалась к Полигону Смерти, надеясь раздобыть там нечто, что должно помочь им изменить весь расклад сил в нашем Мире Выживших.
        Я тайно следил за ними вплоть до заброшенного городка под названием МИЧУРИНСК-2. Там в старой дворницкой обитал Травник. Но неожиданно выяснилось, что от ближайшего массива ЛЕСА, непроходимой стеной окружающего наш мир, к Мичуринску-2 протянулось лесное «щупальце». Бродяги, обитающие в городке, исчезли, как и сам Травник. В его жилище я нашел тайник, где была запертая металлическая дверь. А еще - сверток с половиной зашифрованного дневника (вторую половину кто-то вырвал) и бутылочкой, полной светящейся зеленой субстанции. Из лабораторных записей Травника я узнал, что это вещество называется ТОНИКОМ. Таких тоников он сделал три: ТЕМНОЗОР, МУТАГОН и АНТИЛЕС, их надо вколоть себе, чтобы добраться до места под названием ЛЕСНОЙ УГОЛ. Увы, больше ничего узнать не получалось - на расшифровку дневника Травника не было времени, я должен был следовать за сводным отрядом бандитов/ренегатов дальше к Полигону Смерти.
        Вскоре мы достигли края болота, после чего скрытно преследовать отряд стало слишком опасно и сложно. Я сумел повернуть дело так, что Метис принял меня в отряд как проводника-охотника, который может провести его людей через опасные болота. Дальнейший путь мы преодолели совместно, в дороге я познакомился с ШУТЕРОМ - бойцом-ренегатом, а еще с пленной женщиной по имени АЛЯ. Она была сестрой МАЙОРА ШУЛЬГИНА, бывшего командира ренегатов, которую бандиты похитили, чтобы прикрываться Алей как щитом.
        В дороге мы спасли человека по имени КАЛУГА - весельчака и острослова, болотного охотника, случайно угодившего в топь. Он согласился помочь нам в качестве второго проводника, лучше меня знающего местные тропы.
        И вот перед нами Полигон Смерти. Выяснилось, что это военно-научный комплекс со старой ракетной шахтой в центре. И там, в шахте, обитают мутанты, которые в найденных нами архивах называются ФАЙТЕРАМИ. Ими можно управлять из командного центра, дверь в который отпирается тем самым электронным ключом, что носил на шее погибший напарник Михаил. До Пандемии он служил здесь начальником охраны и был знаком с моим отцом.
        Но самое главное, что я узнал: отец работал заведующим лабораторией, создавшей файтеров.
        По дороге к шахте погибла большая часть отряда Метиса. В живых остались только Шутер, Аля, Калуга и Метис, главарь банды, приказавший вколоть моему напарнику смертельный наркотик. Этому человеку я хотел отомстить больше всего на свете.
        В лаборатории под старой шахтой, теперь превратившейся в обиталище мутантов-убийц, произошла моя схватка с Метисом. Перед тем он успел принять сыворотку, изобретенную, судя по всему, моим отцом. Этот препарат стимулировал метаболизм и резко повышал тонус, на время превращая человека в супермена. Справиться с Метисом своими силами я не мог, зато сумел натравить на него живущих в шахте файтеров. Метис, превратившийся благодаря сыворотке в настоящего монстра, перебил их несколько десятков, но в конце концов был растерзан толпой обезумевших от крови мутантов.
        Выбравшись из шахты, раненный и обессиленный, я встретился с болотным охотником Калугой, который дожидался меня неподалеку. Вместе мы покинули Полигон Смерти, после чего расстались.
        После этого несколько дней у меня ушло на расшифровку дневника Травника. Из него я выяснил, что три тоника, Темнозор, Мутагон и Антилес, были сделаны по рецепту человека, которого Травник в своем дневнике называл Шаманом. Раньше Травник обитал в поселении под названием КРАЙ, жители которого единственные в Мире Выживших умеют входить в смертельный Лес. Когда-то давно Шаман пришел в Край - тогда они с Травником и познакомились. Позже Шаман исчез, и с тех пор Травник искал его. Из различных намеков я сумел понять: Шаман - мой отец! Такое прозвище он получил после Пандемии за свои необычные способности и идеи. Именно из-за них, сочтя мысли Шамана еретическими, старейшины Края изгнали его. Три тоника, Темнозор, Мутагон и Антилес, надо вкалывать себе с небольшим промежутком, и каждый как-то влияет на тело, что-то меняет в нем… Использовав все три тоника, я смогу войти в Лес и найти своего отца, прячущегося где-то посреди бескрайних и загадочных лесных просторов.
        Но где искать два оставшихся тоника? И вторую половину дневника Травника? Кажется, выход у меня лишь один: идти в поселение Край, ведь Травник оттуда. Покинув Мичуринск-2, он мог вернуться в родные места. Да и мой отец - то есть Шаман - тоже бывал в Крае… Там я смогу узнать больше про этих двоих и, возможно, раскрыть тайну всего нашего мира.
        На следующее утро после окончательной расшифровки дневника я отправился на северо-запад. Впереди была река, потом лагеря бродяг и два обширных пятна Леса. Далеко за ними в туманной пелене лежало поселение Край…
        Часть первая
        В сторону края
        Глава 1
        Разборка в заброшенном городе
        Женский крик раздался, когда я подошел к городу. То есть не женский - совсем молодая девчонка кричала. Приглушенно, слов не разобрать. Первая моя мысль была, что это ловушка, пси-аномалия - морочит, подманивает! А вторая, что там все-таки люди. Я упал на землю, направив ствол винтовки в сторону двухэтажки, откуда донесся крик.
        Здание было моей целью с тех пор, как час назад я увидел его, забравшись на дерево. Я-то думал, во всем городе никого нет, очень уж вид у него заброшенный, а тут этот крик. Или все же аномалия? Но ведь не похоже…
        Надо проверить.
        С этой мыслью я натянул перчатки и пополз. Медленно пополз, тихо, будто змея: маленькая, но опасная. Ядовитая. Жалом мне служила итальянская машинка «Beretta ARX-160» в модификации «Carbine», то есть с укороченным стволом, и к тому же с подствольником. Жаль, что граната только одна, осколочно-фугасная. А еще в тощем рюкзаке на спине три сменных магазина, и в чехле на поясе охотничий нож.
        В рюкзаке, кроме прочего, был дневник человека по прозвищу Травник, а в потайном кармане моей камуфляжной куртки хранилась бутылочка с тоником под названием Темнозор.
        С северо-востока в лицо дул легкий ветерок - я ощутил его некоторое время назад, и с тех пор он не стихал ни на миг. Ветер нес едва уловимые странные запахи. Дух Леса, так я его называл. Ведь я, на самом деле, подходил не просто к Краю - я приближался к Краю Мира. К границе бесконечного Леса, обступившего кусок земли, на котором нам всем приходилось выживать.
        Преодолев пустырь, вскочил и бегом достиг здания. Второй этаж его украшала вывеска, на которой угадывались буквы: «ПТЕКА». Ее-то я и заприметил с дерева. На первом этаже до катастрофы находился магазин, в широкое окно виднелись разбитые прилавки, стеллажи, даже истлевшая табличка «ХЛЕБ». Магаз обыскивать не было смысла, там все давно подчищено. Зато в «птеке», хотя она тоже разграблена, где-нибудь в углу, за шкафом или под плинтусом могла заваляться упаковка со шприцем. Который мне, мутант задери, очень нужен!
        Подскочив к окну без стекла, я упал на колени и просканировал стволом торговый зал. Ничего… ничего… пыль… плесень… обломки… ничего… а вот что-то. След. Четко видимая в пыли цепочка, отпечатки подошв, причем каких-то маленьких, хотя отсюда толком не видно. Надо подойти ближе.
        А крики больше не слышны. Что это значит? Да фиг его знает, сейчас разберемся.
        Убедившись, что в зале никого, я перемахнул через подоконник. Следы и вправду оказались маленькие, вроде детских. Они тянулись к лестнице, ведущей на второй этаж, то бишь к «птеке». Бесшумно взбегая по ступеням, я услышал доносящиеся сверху звуки: скрип, шуршание, тонкий взвизг. Потом мужской голос что-то пробубнил - такой низкий, раскатистый, будто ломом колотят по пустой бочке.
        Ударом ноги я опрокинул висящую на одной петле дверь и прыгнул в проем, готовый стрелять.
        С потолка свисали лохмотья паутины, густо усыпанные штукатуркой и пылью. Мебель давно превратилась в обломки, на полу блестели осколки стекла. А вдоль стены по другой стороне зала шагал высокий рыжеволосый бородач в одежде из звериных шкур, с башкой медведя-шатуна, свисающей между лопаток на манер капюшона. Башка была огромная, я и не знал, что существуют такие шатуны. Глаза черные, как два шара под косматыми бровищами, мохнатое рыло, клыки… некоторые, особенно жители Края, вешают себе на куртки головы зверей, но клыки или зубы им перед тем выдирают, а у этого в пасти рос целый костяной лес.
        На поясе рыжебородого висел тесак нехилого размера, а вытянутой рукой он за горло держал девчонку. Ребенка или подростка… с ними, с девчонками, в определенном возрасте не разберешь. Вроде еще дите неоперившееся, а вроде уже девица, пусть и на ранней стадии созревания. Такая голенастая, как жеребенок, худая. В косынке, черной курточке и обтягивающих штанах до колен. Она дергала тонкими ногами, сипела, выпучив глаза, и была, кажется, на последнем издыхании. Вот-вот копытца отбросит. Что не мешало ей драть ногтями обеих рук толстое запястье душителя, поросшее густыми рыжими волосами.
        Худая не худая, но весить она должна килограммов тридцать, не меньше. А бородач запросто держал ее в вытянутой руке.
        Эти двое находились ко мне боком, рыжий как раз шел мимо большого окна - картина получилась, как в рамке. Не услышать мое появление он не мог. Я нацелил на него «Карбайн», а он с разворота швырнул в меня девчонку.
        Мужик оказался реально сильный - метнул ее что твое ядро. Я машинально вскинул ствол выше, чтоб не попасть в дите, и вдавил спусковой крючок.
        Только, в Лес бога душу мать, это оказался крючок подствольника!
        Сам не понимаю, как так вышло. Шестеренка какая-то в мозгу соскочила, Лес попутал - не знаю. В общем, мой нарезной сорокамиллиметровый «GLX-160» харкнул гранатой, как вишневой косточкой. Выстрел угодил под самый потолок над головой рыжего. Через миг девчонка, ставшая лягающимся клубком коленок и локтей, сбила меня с ног. А еще через миг от «птеки» осталось половина «птеки».
        Вся дальняя часть зала обвалилась в клубах трухи и кирпичной крошки, прогрохотав на прощание каскадом осыпающихся обломков.
        В принципе, такого не должно быть. Гранатометный выстрел - это тебе не ядерная боеголовка. К большим разрушениям он отродясь не приводил. Наверное, здание сильно обветшало, а может, его подточила какая-то аномалия - слыхал, бывает такое. Так или иначе, стена вместе с частью пола и потолка обвалились, оставив рваную дыру. Как будто кто-то зубами вырвал кусок из бруска пенопласта.
        Стук обломков, хруст и треск быстро смолкли. Я лежал навзничь, а девчонка стонала, потирая горло, на мне. Совсем близко я разглядел измазанную грязью веснушчатую рожицу, выбившуюся из-под косынки прядь волос, глаза… и вдруг поразился тому, как они смотрели.
        То есть я понял: они не смотрят. Ребенок слеп!
        Это было и неожиданно и так… необычно, что ли. Я оторопел. Девочка, придя в себя, на четвереньках отскочила в сторону и припала к полу, будто лисица, готовая отступить бегством. Повернула голову влево, вправо… Неужели все-таки видит? Да нет же - точно слепая. А может, это мутант какой-то? Новая порода? Пси-мутант, имитатор, и на самом деле передо мной совсем не человеческое существо, на самом деле там под людским обличьем прячется что-то мохнатое и острозубое… Я мотнул головой, отгоняя морок. Ее незрячие глаза обратились ко мне, или, если быть точнее, они слепо уставились на конкретную часть моего тела - на поясницу. Туда, где в куртке был потайной карман, в котором лежала бутылочка с тоником, найденным в Мичуринске-2.
        Махнув рукой на все эти странности, я вскочил, бросил: «Не бойся, я тебе ничего не сделаю», - и поспешил к пролому. Вполне вероятно, что рыжего завалило насмерть, но надо проверить.
        Оказалось, что таки не насмерть. Когда я остановился на краю пролома и направил вниз ствол, куча битых кирпичей под стеной зашевелилась, из глубины ее донесся хруст, она дрогнула и просела. Я подался вперед, прицелился. Как только бородач покажется - размажу рыжую башку по кирпичам. Потому что не дело это - детей душить. Пусть даже таких странненьких.
        В магазине «Карбайна» патроны калибра 7.62, что радует, так как это означает одну простую вещь: я использую магазины от «калашникова». Вот был бы мой ствол калибра 5.56, пришлось бы шукать по округе редкий натовский стандарт, тот, что идет под их винтовки «М16». Но в этом-то и прелесть «беретты»: она мультикалиберная, даже и не выговоришь с ходу. То есть когда на этой пушке меняешь ствол с затвором, то меняешь и ее калибр. Так что с боеприпасом у меня порядок - хватит, чтобы залить рыжего здоровяка свинцовым дождем, да еще и останется.
        Когда я встал на краю пролома, сзади донесся тонкий, певучий голосок, напоминающий журчанье весеннего ручейка и очень не вяжущийся со всем происходящим:
        - Сюда идут…
        Куча внизу шевелилась, я не оглядывался, напряженно целясь.
        - Сюда идут люди, - повторила девочка. - Быстро. Опасные. Окружили. Сейчас будут тут.
        Она говорила отрешенно, будто издалека наблюдала за чем-то, что ее не очень-то и касалось.
        - Откуда ты знаешь? - спросил я. - Я никого не…
        - Чувствую.
        Блин, чувствует она! Помимо воли оглянулся - девочка стояла посреди зала, слепо таращась в пространство. Или, вернее, она слепо таращилась на меня - причем, судя по наклону головы, внимание ее снова было приковано к моей пояснице, к потайному карману на куртке, к лежащей там бутылочке… Которая вдруг начала нагреваться.
        Для меня это стало самой большой неожиданностью из всех, что произошли за сегодня. Тоник в бутыльк не раскалился, но потеплел так, что я это явственно ощутил сквозь стекло, подкладку и рубаху. Такое чувство, что изменение температуры было откликом на присутствие девчонки, на ее взгляд… Но как жидкость в бутылке может среагировать на человеческое внимание? Лес забери все эти чудеса!
        - Что происходит, малая? - спросил я. - Какого хрена эта штука…
        Тут внизу громко треснуло. Надо полагать, бородач под кирпичами догадывался, что сверху его держат под прицелом, а может, даже видел меня сквозь щели - короче, он не просто так лежал, он готовился. И, выбрав момент, ломанулся прочь в облаке разлетевшихся обломков. С такой впечатляющей скоростью, что я не успел его подстрелить. То есть я бы успел, если бы меня не отвлек отряд, показавшийся на раздолбанной асфальтовой улице, в начале которой стояла двухэтажка.
        Две пары бойцов приближались мелкими перебежками. Один вскинул руку, показал на меня, потом сделал жест, будто обращаясь к кому-то, кого я не видел. Там что, еще кто-то к двухэтажке подгребает? То есть ее окружают, как слепая и сказала?
        Рыжего бородача внизу уже не было - пробежав вдоль стены, он исчез в густых лопухах. Я снова оглянулся и обомлел, поняв, что девчонки в зале тоже нет. Слиняла, пока смотрел наружу. Ну то есть красавец я - влез в непонятную разборку этих двоих, теперь они исчезли, а я остался в окруженном здании.
        Вот только кто эти люди, которые меня обложили? Или они не меня конкретно пасут? Надо как-то выбираться… Куда девчонка могла убежать? Или вниз по лестнице или вон в ту подсобку, дверь которой виднеется в углу. Я побежал было к лестнице, но услышал шаги: в «птеку» поднимались сразу несколько человек.
        - Ствол на пол и замри! - донеслось снизу.
        Сделав одиночный выстрел в проем лестницы, я отскочил к двери подсобки. Раздался знакомый женский голос:
        - Стас, не стреляй! Тебя окружили, лучше сдайся!
        Вот так! Это же Аля, сестра майора Шульгина, командующего ренегатами из Армии Возрождения. Мы с ней расстались вполне мирно, перед тем весело проведя время на берегу уединенного озера, а теперь что получается, она своих людей за мной привела?
        Из подсобки я дал еще один одиночный, чтобы тормознуть их на лестнице, потом стянул со спины рюкзак. Там лежал дневник Травника, который не должен находиться ни в чьих руках, кроме моих. Вытащив тетрадь, свернул трубкой и сунул в дыру, оставшуюся на месте вырванного шмата бетона. Дыра не очень большая, но глубокая, и я вбил в нее тетрадь сильным хлопком ладони. Потом встал на одно колено возле двери подсобки и в третий раз выстрелил по лестнице, на которой мелькнул силуэт.
        Снова раздался голос Али:
        - Стас, прекрати!
        - Эй, ты! - прокричал другой голос, мужской, властный. - Слышь, охотник?
        - Ну? - громко ответил я, выуживая из потайного кармана тускло светящийся зеленым бутылек с тоником.
        - Мутанту хвост гну! Охренел, смерти ищешь?!
        - Нет, простого человеческого счастья, - пробормотал я, сжимая тоник в кулаке и быстро оглядываясь.
        - Что ты там лопочешь? Щас мы тебя завалим!
        - Григорий! - подала голос Аля.
        - Не вмешивайся, Алина! Охотник, слушай внимательно: даю пять секунд. Потом швыряем туда пару гранат. И все, конец тебе, ты это понимаешь, гнида лесная?!
        Ну вот, еще и обзывается. Мы не выносим людей с такими же недостатками, что и у нас. Этот майор Шульгин мне с первых слов не понравился - наглый слишком и резкий, судя по манере говорить. И самоуверенный. Тринадцать гребаных мутантов, как говорил один мой знакомый, я и сам такой! Но к себе я отношусь с пониманием и одобрением, а этот Шульгин… нахальный, самодовольный, заносчивый тип. Наверное, и бабам нравится. Так и хочется с ходу дать в бесстыжую рожу. Мне небось тоже многие с первого взгляда хотят двинуть.
        Они ждали ответа, а я медлил, выискивая взглядом другой схрон. Прятать и дневник и тоник в одном месте плохо, нужно что-то еще. Но подсобка эта аптечная - просто бетонный короб с дверным проемом… Ага, вот!
        Залепленная паутиной дыра темнела в дальнем углу, и я прыгнул туда, крикнув:
        - А на кой мне выходить? Вы меня, может, хотите просто завалить без сопротивления! И гранат у вас нет!
        - Есть у них… у нас гранаты, Стас! - прокричала в ответ Алина.
        А братец ее майор добавил:
        - Ты нам нужен живой. По возможности.
        Живой, значит? Любопытно. Я стволом приподнял паутину и сунул под нее тоник. Поглубже сунул, пока бутылек не уперся во что-то. Потом снова прикрыл паутиной, развернулся и прокричал:
        - Так зачем я вам?
        - Все, я до трех досчитал! - ответил Шульгин. - Скажи жизни «пока-пока»!
        Почему-то я ему поверил, голос у него был такой… ну, как у меня, когда я обещаю нечто, что непременно собираюсь выполнить. Поэтому я ответил:
        - Хорошо, выхожу! Спокойно там, пальчики с крючков уберите!
        Шагнул к проему, положил «Карбайн» на пол, поднял руки. Оно, конечно, один известный мужик когда-то сказал: тот, кто может отказаться от свободы ради безопасности, не достоин ни свободы, ни безопасности. Красиво сказал, возвышенно. Но у меня философия попроще, я считаю, что люди делятся на два типа: на пока еще целых и на тех, кого подорвали гранатой. Сам я до сих пор относился к первой категории и хочу, чтоб и дальше было так. Поэтому я вышел из подсобки с поднятыми руками и после окрика: «На колени, падла!» - опустился на колени. И без дальнейшего сопротивления дождался, когда с лестницы один за другим появятся пятеро. Двое были обычными с виду бойцами с «калашниками» в руках, третий - старый знакомый Шутер, низкорослый дезертир из разгромленной мной сводной банды Метиса. Некоторое время назад я пощадил Шутера, хотя должен был бы пристрелить, но теперь он особого дружелюбия не проявил, а сделал морду кирпичом, будто не узнал. Четвертым оказался красивый вихрастый мужик с голубыми глазами, смахивающий на этакого разудалого донского казака и вооруженный пистолетом. А пятой - Аля. Чертами лица они
с вихрастым были схожи.
        Должно быть, своим сопротивлением я майора Шульгина слегка достал, потому что, приблизившись, он заехал мне рукоятью пистолета между глаз. Сильно так заехал, смачно - я грохнулся на спину, еще и затылком ударился. Стоя надо мной и покачивая пистолетом, командир ренегатов, покинувших Армию Возрождения, сказал:
        - Что-то ты какой-то мелкий, я думал, покрупнее будешь. Сейчас у нас с тобой, охотник, состоится разговор. Такой серьезный разговор, мужской, после которого ты, может, и не выживешь.
        Глава 2
        Мужские разговоры
        - Вы очумели, служивые? - возмутился я. - Рядом с «газовой камерой» лагерь разбивать?! Заберите меня кто-нибудь от этих придурков!
        Стул подо мной громко скрипнул, когда я попытался встать. Обычно это человеку удается без труда, незатейливое дело - встать со стула, но я-то был связан, руки стянуты за спинкой, и поэтому своей цели не достиг. Жаль, что перчатки у меня забрали. В одной из них спрятан тычковый ножик - были бы они до сих пор на руках, я бы его вытащил и перерезал веревки.
        Мы находились в подвале на краю брошенного города. Какой-то большой магазин, трехэтажный, как я понял по дороге сюда. В сгущающихся сумерках разглядел, что крыши нет, верхний этаж наполовину разрушен, над ним торчат кроны деревьев. Как они там проросли наверху, непонятно.
        Большая часть подвала была заставлена высокими тумбами с выпуклыми экранами, где были всякие дурацкие картинки: арбузы, монетки, вишенки, машинки и прочая ерунда. Эти устройства до Пандемии назывались игровыми автоматами, покойный напарник рассказывал про них. И чем только люди не занимались от безделья. Это ж надо вести настолько пустую, никчемную жизнь, чтобы тратить время на подобную чушь?
        Автоматов в подвале было полно, они громоздились под стенами, некоторые лежали на боку, у других были распотрошены внутренности. Из открытых дверец, будто из вспоротых брюх, вывалились внутренности проводов.
        Но не только игровые автоматы заполняли подвал. Сквозь дыры в потолке свешивались корни. Толстые, тонкие, похожие на перекормленных питонов и на маленьких змей. Они не шевелились, конечно, но легче от этого не становилось: на корнях были наросты, смахивающие на кожистые раздутые мешки, и в наростах этих, которые почему-то называли «ульями», находился газ. Ядовитый, тяжелый, к тому же взрывоопасный, он мог просачиваться наружу, и если концентрация его превышала определенный предел, то малейшая искра приводила к взрыву. Все вместе это называлось аномалией «газовая камера».
        В подвале корней было очень много, а вот запах газа не ощущался. Наверное, потому что в этом месте давно никто не бывал, не только люди, но и мутанты, зверье всякое и даже птицы сюда не забредали и не залетали, никто не цеплял ульи и не повреждал их. Хотя из перезревшего улья, когда давление становилось слишком сильным, газ мог и сам по себе рвануть, но тут этого пока что не произошло. И все же подвал опасен… а они вздумали посреди него меня допрашивать!
        Отряд майора Шульгина состоял из двенадцати бойцов, не считая командира с сестрой. Десять оставались наверху, кто-то дежурил снаружи, кто-то отдыхал, а двое - Шутер и парень с выеденным оспой лицом - стояли у лестницы, ведущей из подвала. Майор широкими шагами прохаживался перед стулом, где я сидел.
        - Про тебя, охотник, мне кое-что известно, - говорил Шульгин. - Вот он рассказал, да и Аля…
        - А Шутер, выходит, на самом деле был твоим шпионом в банде Метиса? - уточнил я.
        - Не был! - возмущенно вскинулся маленький боец. - Не бухти, о чем не знаешь, Стас!
        Я не стал уточнять, каким тогда образом бывший бандит оказался в отряде ренегатов. Продолжая ходить туда-сюда, Шульгин спросил:
        - Теперь отвечай: что там было, на той базе? К которой Метис со своими так стремился?
        - А вы разве туда не дошли? - я незаметно вращал запястьями, чтобы ослабить веревки, стягивающие руки позади спинки.
        - Сейчас у нас так распределены роли, охотник: я спрашиваю, ты отвечаешь. Не наоборот, усек? Отвечай.
        - Да ты и сам все знаешь. Шутер наверняка все давно рассказал.
        Майор повернулся ко мне, наклонившись, уставился в лицо. Глаза у него были светло-голубые и властные. И не очень-то дружелюбные. Он пялился на меня сверху вниз, будто хотел взглядом просверлить дыру в голове. Я некоторое время сидел неподвижно, потом видеть вблизи его рожу мне надоело, и я сказал:
        - Ну, и что это значит? Такая картина: «Майор Шульгин смотрит на тебя, как на мутанта»? Отвали, я к мужикам равнодушен.
        Он распрямился, скривив рот, отчего сразу потерял половину своей лихой казачьей красоты, и сказал:
        - Ты побывал в центре базы, в шахте. Метис, прежде чем отправиться к базе, приходил ко мне. Предлагал союз. Я кое-что знаю от него, кое-что от других… а теперь от тебя узнаю остальное.
        Ни черта ты не знаешь, майор, подумал я. Только то, что Метис тебе соизволил поведать, когда зазывал работать вместе, а Метис был себе на уме и много не разболтал. Про тоник ты точно ни сном ни духом, как и про дневник Травника, а то бы уже задал мне прямой вопрос насчет них. Ты только чуешь своим казачьим носом, что тут что-то серьезное, вот и все.
        Майор снова зашагал туда-сюда, о чем-то напряженно размышляя. Ну и я размышлял. Он мало что знает, а вот что знаю я? Известно, что Шульгин свалил из Армии Возрождения. Причем вряд ли только с этим десятком бойцов. Их он взял в погоню за мной, но где-то у него наверняка есть лагерь покрупнее, там людей больше. Иначе ему просто нет смысла все это затевать: уходить из АВ, навсегда сделавшись их врагом, создавать свою группировку… Даже с пятьюдесятью, даже с сотней верных людей это не так уж легко. Ведь есть Черный Рынок, хозяин которого, Хан, не заинтересован в появлении новой действующей силы на наших просторах. Потому что на самом деле - не такие уж они и просторные, эти просторы. Так себе мирок, с пятачок, со всех сторон окруженный стеной враждебного Леса. И хотя у нас постоянно вспыхивают большие и малые потасовки, дележ территории между бандами, столкновения за боеприпасы, женщин, топливо, жратву, но серьезных потрясений нет, все давно устаканилось, основные действующие силы поделили зоны влияния и к переделу не стремятся. Пока что, во всяком случае. Появление новой группировки, состоящей из
обученных солдат под командованием умелого вояки, может стать камешком, который столкнет с вершины камень побольше - и покатится через Мир Выживших кровавая лавина. Поэтому, узнав про ренегатов, тот же Хан попытается со своими боевыми байкерами их вынести подчистую. Вот майор и шустрит, и допытывается у меня, что там спрятано в центре базы: почуял возможность усилиться, стать крутым. Закрепиться в качестве независимой силы при помощи того, что, по его мнению, я нашел в шатхе. Непонятно только, почему он тогда не принял предложения Метиса, но тут уж я могу только гадать. Были на то у Шульгина какие-то причины, может, просто не доверял он серолицему бандюку с мертвенным взглядом.
        - Ничего ты от меня не узнаешь, - сказал я, когда Шульгин в очередной раз проходил мимо. - Потому что я сам ничего не знаю. Я охотник, понял? Даже не следопыт, не сталкер - простой охотник. Мутанта бью, трофеем торгую.
        - Это ты кабанам в лесу рассказывай, какой ты простой охотник, - отрезал он. - А мне давно ясно, что с тобой дело нечисто.
        - Да что там тебе ясно! - проворчал я. - И вообще, чего тебя мотает как маятник? Нервничаешь? Это мне надо нервничать, я ж у тебя в плену, а не ты у меня. Успокойся уже, казак драный, в глазах мельтешит.
        Он с разворота врезал мне кулаком по лицу. Меня отбросило на громко скрипнувшую спинку, чуть стул не перевернул. Веревка впилась в запястья. Я лизнул потекшую по губам кровь, скосил глаза - она капала с подбородка, пятнала камуфляж штанов, добавляя на них стильные темные пятна. Исподлобья я поглядел на Шульгина и ухмыльнулся ему окровавленным ртом. Несдержанный, значит, ты у нас мужик, а? Не любишь, когда тебе перечат, не терпишь неповиновения. Атаман голубоглазый, задница мутантская… ну, посмотрим, кто кому врежет последним.
        Вдруг Шульгин тоже усмехнулся, отступив, сложил руки на груди и окинул меня взглядом с ног до головы, будто впервые увидел. Два бойца по-прежнему стояли у него за спиной, наблюдая за происходящим. Я посмотрел на Шутера, и тот отвел взгляд.
        - Алина и вот он, - майор махнул на Шутера рукой, - про тебя всякое порассказали. Я расспрашивал, хотел прояснить, что за личность такая вмешалась в дело. Не люблю темных лошадок. И как ты в банду Метиса попал, рассказали, и как потом Алине помог, когда у болот она спряталась на дереве от двух бродяг. Так что я понимаю, охотник: это у тебя манера такая. Хамить, грубить - выводить людей из себя. И смотреть, как они реагируют, как злятся, на что способны, на что не способны. Ты так врагов просчитываешь, да? Только меня не просчитаешь, не надейся.
        Я плюнул кровью ему на ботинки и проворчал:
        - Ты что, особенный? Думаешь, многогранный, как стакан? Да нет, ты простой, тривиальный. Я тебя уже просчитал.
        - Тогда что я сейчас, по-твоему, сделаю?
        - Будешь и дальше тупить, что ж еще.
        - Ага… Ну, давай потупим вместе. Оспа, Шутер, тащите бадью со двора. Ту, железную. Воды из колодца в нее набрать - и сюда. Живо!
        Оспа воспринял приказ с готовностью, а маленький дезертир удивленно посмотрел на командира, но второй боец дернул его за плечо, и они стали подниматься по бетонной лестнице, ведущей к люку в потолке.
        - Искупаться хочешь? - спросил я. - Не стесняйся, я отвернусь.
        - Нет, тебе голову помыть, - осклабился майор. - Слушай сюда, охотник: или ты прямо сейчас все рассказываешь, или будет тебе плохо. Под «все» я подразумеваю: что видел в центре базы, что там спрятано? Почему Метис туда так рвался? Что с Метисом стало, где он сейчас? Мой совет: говори. Болтай, пока язык не отпадет. Себе же поможешь.
        - Про Метиса могу сказать, а чего ж. Я его завалил. Там, в центре, старая ракетная шахта. Он в нее зачем-то хотел спуститься. Но я ему не дал - убил и его, и Фару. Пристрелил, вот и все.
        - А Фару-то за что?
        - За то, что иначе он бы меня пристрелил.
        - Ну-ну… А Метиса?
        - Да мы с ним характерами не сошлись. Эгоист он. Я и сам эгоист, не люблю конкурентов.
        - Ладно, а в шахте что оказалось?
        - Так а сам ты почему не выяснил, майор? Вы что, до базы не дошли?
        - Дошли. Но там как раз кто-то устроил взрыв. Кто - не понять, сбежал. Завалило шахту, да и весь центр базы разворотило… Ну, что в шахте было спрятано?
        - Я откуда знаю? Ты че, думаешь, я туда полез? В старую ракетную шахту на какой-то заброшенной базе, где вообще какая угодно дрянь может обитать? Да ты тупой, что ли, казак?
        Глаза его сверкнули - ну, не любит мужик, когда ему статус понижают даже словесно, амбициозный тип! - но на этот раз майор сдержался. Тряхнул свешивающимся на лоб чубом и сказал:
        - Опять ты меня провоцируешь. А не боишься, что я тебя просто в этом подвале на хрен прибью?
        - Я, казак, уже давно ничего не боюсь, - честно сказал я. - Отбоялся, еще подростком. Так что гуляй Лесом.
        - Сейчас забоишься, - почти ласково улыбнулся он и кинул взгляд через плечо, когда сверху донесся шум.
        На ступеньки сначала упали тени, затем показались трое, волочащие корыто с водой, - Шутер, Оспа и широкоплечий парень с русыми усами и густыми черными вихрами, на которых каким-то чудом удерживалась фуражка с большой кокардой. Он напоминал немного уменьшенную копию майора, тоже весь из себя донской казак, только вертлявее. Этого парня я видел не так давно, палящего с двух рук по стаду горбунов, как же его тогда Аля назвала… ах да: Химка Прокопов. Помощник Шульгина - молодой, а уже сержант.
        Следом по лестнице стала спускаться Аля, но майор велел:
        - Алина, назад.
        - Гриша, что ты собираешься делать? - спросила она.
        - Выйди.
        - Григорий! Ты мне обещал…
        - Выйди! - гаркнул он. - Химка, выведи ее и люк закрой!
        Сержант, поставив вместе с другими бадью на пол, повернулся, расставил руки, будто ловил бегающего по двору непослушного ребенка, и потопал назад по лестнице.
        - А ну-ка, Алинка, вали отсюда! - снисходительно заорал он. - Не место тут бабам, иди борщ варить из мутантины!
        Алина сверху презрительно посмотрела на него, потом кинула тревожный взгляд на меня и вышла. Химка закрыл люк и сдвинул засов, в это время майор поднял с пола газовый светильник. Разжег. Искоса наблюдая за ним, я прикидывал, за сколько секунд разделался бы с майором. В перчатках - за три, без них - за пять. На «четыре-пять», как я обычно в таких случаях говорю. Носком по коленной чашечке, сразу локтем сбоку в шею, кулак другой руки вгоняю в солнечное сплетение, при этом иду на сближение и финиширую ударом лба в переносицу. И все, и валится бравый казак навзничь, взбрыкнув ногами. Такая вот короткая ката. А с Химкой еще проще будет - на «раз-два» мелкого засранца опрокину, хоть в перчатках, хоть без. Только со связанными за спиной руками все это никак не получится, досада…
        Шульгин поставил светильник на ближайший игровой автомат, едва не задев обвивший его корень с толстым наростом, откуда нас всех могло, вообще-то, обдать потоком газа, который вызывает обильное слезотечение и рвоту, а если сильно надышаться, можно и дуба врезать. Я аж зажмурился, затаил дыхание, чтоб сразу не вдохнуть. Улей все же не прорвался, газ не пошел, но когда я открыл глаза, что-то вокруг изменилось. Что-то тонкое, неуловимое… Или не вокруг - изменилось в моей голове? В сознании.
        Мерцание.
        Святые мутанты! У меня начинается приступ!
        Я заворочался на стуле, скосил глаза к переносице, мучительно напрягся, пытаясь подавить набирающие силу видения, которые уже клубились в голове… Без толку - сейчас накроет.
        Пока я ерзал, в подвале все шло своим чередом: по приказу майора Оспа с растерянным Шутером подступили ко мне с двух сторон, взяли за плечи, но тут маленький боец сказал:
        - Погодите… вы что, собираетесь его туда башкой макать? Пытать?
        - А ты что думал, прическу ему помоем? - хохотнул Химка Прокопов, подкручивая русый ус. - С шампунем из крапивы? А после расчешем еще, красоту наведем! Не-е, рядовой, мы из него собираемся всю правду вытрясти, и поэтому…
        - Ладно, заткнись, Химка, - перебил Шульгин. - Охотник, ну что ты все молчишь? Макайте его, хлопцы.
        Я действительно молчал - потому что уже просто не мог говорить, я почти не видел происходящего вокруг, перед глазами изгибалось, шло волнами и разбегалось кругами темное пространство, в котором мерцали расплывчатые пятна. Как сквозь туман, издалека доносился голос Шутера: «Я на такое не подписывался. Этот мужик меня не завалил, хотя мог и право имел - мы ему тогда засаду устроили. Но он меня не стал валить…» - «Выполнять приказ!» - это, кажется, был голос сержанта, хотя мог говорить и Шульга, я мало что понимал. «Не буду. Это ж зверство натуральное». - «Своевольничаешь? Мы тебя в отряд взяли, приютили, а ты гуманизм тут разводишь? А ну, сюда иди!»
        Я еще разглядел, как Шутер отступает от меня, и его место слева занимает Химка, в то время как Оспа стоит справа; услышал звук удара и вскрик, а после ощутил, как меня хватают за плечи, как приподнимают, сдернув связанные руки со спинки стула, и наклоняют вперед… Потом вокруг меня была вода, в ушах хлюпало, а грудь жгло, будто туда залили раскаленный свинец - потому что даже в этом состоянии я понимал, что не должен дышать, - но ни настоящей боли, ни паники не было. Я с отстраненным удивлением наблюдал, как во тьме мерцающие пятна сходятся вместе, и вот они уже слиплись в длинный кривой овал, в нем маячат два темных пятна и горизонтальная щель под ними…
        ЛИЦО.
        Огромное, до оторопи странное, нечеловеческое лицо глядело из клубящейся тьмы Леса. Темные ямы глаз медленно перемещались по нему, зрачков не было, но я понимал, что оно смотрит на меня, каким-то чудом видит в этом подвале из той невероятной дали, в котором находилось. Рот кривился, изгибался… А потом эхо, отзвук голоса долетел до меня сквозь глухой шум, шепот, шелест деревьев, сквозь бормотание неведомых существ, населяющих Лес:
        Прими тоники… Потом иди ко мне. Найди меня. Все не так, как кажется. Я расскажу… Ты должен узнать все… Иди… Сын.
        Раздался громкий плеск. Звук удара о пол. Всхлип. Судорожный вздох.
        Я мотнул головой, разбрызгивая капли, закашлялся. И понял, что плеснулась вода в корыте, из которой вытащили мою голову, что звук удара - от того, что меня швырнули на пол, а всхлип издал я сам, когда втянул воздух в переполненные углекислотой легкие.
        Я лежал на боку, кашлял и дергался. И дышал. Дышал! Химка, майор и Оспа стояли надо мной, а Шутер маячил у лестницы, и даже отсюда было видно, что на скуле его багровеет кровоподтек, а левый глаз заплыл.
        Мерцающее лицо исчезло, голос в моей голове смолк. Приступ прошел. Я снова был в подвале на краю заброшенного города, в плену у ренегатов майора Шульгина…
        Все было так - но теперь все стало по-другому. Ведь отныне я смотрел на происходящее другими глазами. Майор не убьет меня, пока не получит сведения. А я не дам их ему. Что бы он ни делал. Потому что все происходящее, наши разборки, войны группировок, грызня банд, борьба за власть и прочее - все это лишь детские игры, и они не важны для меня. Только Лицо в клубящейся тьме, зов, те слова, что я услышал, - только это по-настоящему важно. Я и раньше знал, что делаю: мне надо дойти до Края, узнать все про Травника или найти его самого, отыскать три тоника… А сейчас цель сложилась окончательно, стала четкой и ясной: найти отца и раскрыть тайну Леса. Вот что главное, остальное - лишь препятствия на пути, которые надо преодолевать.
        Шульгин присел на корточки, схватив меня за волосы, приподнял голову и сказал:
        - Говори! Что искал Метис на базе? Говори, что знаешь, леший!
        Я рассмеялся ему в лицо, закашлялся и прохрипел, скалясь:
        - Отвали, казак! Ты не понимаешь… Думаешь, испугаюсь? Пыток твоих? Да иди ты на хрен! Можешь делать что хочешь - я тебе ничего не скажу.
        Несколько секунд он вглядывался в меня, а потом со злостью впечатал мою голову в пол. Распрямился и рявкнул - яростно, но с нотками растерянности:
        - Чертов мутант… Химка! Ноги ему связать! И бросить там в углу, за корнями!
        - Но как же? - удивился сержант. - А это… а еще пытать, товарищ командир? Мы ж только начали, еще пару раз макнуть…
        - Да ты на рожу его погляди! - перебил майор. - Он ни черта не скажет, понимаешь ты?
        - Не понимаю! - Химка мотнул своими вихрами так, что фуражка едва не слетела с головы. - Как не скажет? Любой скажет, если пытать с толком!
        - Химка, слышь, - позвал я. - Почему у тебя волосы черные, а усы светлые? Ты волосы красишь? На Черном Рынке, на окраине, есть бар «Голубой байк». Там крутятся симпатичные пареньки, я сам не видел, мне говорили, так ты загляни, детка, будешь иметь успех…
        Он рванулся ко мне, занеся кулак, но майор оттолкнул его и повторил уже спокойнее:
        - Связать, бросить в углу. Скоро ночь, нам завтра с утра в поход.
        - Ну, не пойму я, командир! Объясни! - взмолился Химка. - Если он вправду, как ты говоришь, ничего не скажет, так на кой он нам вообще сдался? Вальнуть гада прямо здесь, пусть лежит.
        - Валить нельзя. Кроме пыток есть и другие способы дознания.
        - Какие?
        - Про вещества разные слышал? Которые умельцы делают из всяких трав, корений, ягод с края Леса. Тех, что от него аномальности набрались.
        - Что за вещества?
        - Разные. Одно, допустим, девке в вино подольешь - и она тебе на шею повесится, всю ночь потом с тебя не слезет, как дикая лошадь будет. А другое заставляет говорить правду. Даешь кому-то выпить, и он потом не может брехать.
        - Да разве ж такое бывает? - не поверил сержант.
        - Вроде на Черном Рынке кто-то умеет такое зелье варить, - вставил Оспа, стягивая мои ноги веревкой. - Правда, оно опасное, можно и помереть.
        - Можно, - кивнул майор. - А нам-то что?
        - Так мы что, завтра на Черный Рынок идем? - уточнил Химка, помогая Оспе вязать меня.
        - Разберемся, - отрезал Шульгин. - Но из этого охотника я правду вытащу. В бараний рог его скручу, сгною совсем, но получу. Связали? Теперь несите в угол, вон, где узко… Так, кидайте. Все, спать. Завтра нас ждут важные дела.
        Глава 3
        Биологическое оружие ближнего боя
        Ноги мне примотали к рукам так, что пришлось лежать на боку, выгнувшись назад и согнув колени. Пятки почти упирались в ягодицы - ничего хорошего, потому что ноги сначала сильно ныли, а потом онемели. К этому времени наверху все стихло. Сколько сейчас времени, я не знал, но ясно было, что уже глухая ночь. Уходя, люди майора Шульгина забрали светильник, но темнота в подвале была не полной: часть кожистых мешков на корнях источала зеленоватый свет. Мутный такой, неприятный - будто грязный. «Газовые камеры» должны светиться синеватым светом, а тут почему-то зеленый. Может, там внутри какой-то не такой газ, необычный? Новая разновидность аномалии? Свет казался… стухшим, что ли.
        Он был совсем слабый, но все же я различал громоздящиеся вокруг игральные автоматы и обвившие их корни. Будто лианы, целый лес лиан, свешивающихся из дыр в потолке. Не все «ульи» светились, большинство как раз нет. Что это значит? Может, мерцают перезрелые, в которых газ уже под таким давлением, что готов вырваться наружу? Или наоборот… Мутант его знает, не разберешь. Ясно только, что майор Шульгин плохо сечет в аномалиях, и в отряде его нет толкового следопыта, раз они встали лагерем прямо над подвалом с «газовой камерой». Я бы в жизни тут не остановился.
        Ага, только в результате лежу в углу этого подвала, еще и связанный.
        Я пошевелился, пытаясь размять руки, потом выгнулся сильнее и с трудом перевернулся на спину. Каблуки вдавились в задницу, в коленях скрипнуло. Попытался сесть, закряхтел, сжал зубы… раз! - и я сижу, расправив плечи, с поджатыми ногами и вывернутыми за спину руками. Так, уже лучше.
        Хотя толку, если разобраться, никакого. Не положили бы меня тут, если б отсюда было легко свалить. Другого выхода, кроме лестницы и люка в потолке, из подвала нет. А наверху - стоянка ренегатов. То есть там с десяток бойцов, причем не все они спят, Химка наверняка расставил часовых. Но дело даже не в них, главное препятствие: проем в потолке, куда ведет лестница, закрыт люком. Наверняка запертым снаружи. Снизу мне его не открыть, да я и не доберусь до люка.
        Или доберусь?
        Давай-ка подумаем, охотник, что мы в этой ситуации можем сделать? Ну, вообще-то почти ничего… Но можно, по крайней мере, выбраться из этого закутка в углу. Только выбираться надо очень осторожно, корни же кругом, да еще и «ульи». Знал Шульгин, где меня оставить. Какой-то другой, нормальный человек ни за что не рискнул бы тут ползать, слишком уж неприятные последствия бывают от газа. Но я, конечно, не совсем нормальный, это уже давно ясно.
        Вот и пополз.
        Чтобы выбраться из угла, нужно было протиснуться в просвет между двумя аппаратами и, самое трудное, переползти через третий, лежащий на боку. Он преграждал путь к пустой площадке в центре подвала, где стоял стул…
        То есть где он до сих пор стоял! Эти умники его оттуда не убрали, и главное, перед ним стояло железное корыто с водой.
        Не так уж ты разумен, лихой казак майор Шульгин. И сержант твой Химка - так и вообще глупый малый, по усам видно. Я подобрался вплотную к провисшему между игровыми автоматами корню. На нем мерцал гнило-зеленым светом «улей» размером с голову. Вблизи хорошо видно, как туго натянулась кожистая поверхность - будто раздутый, готовый лопнуть волдырь. Стало ясно, что светятся именно перезревшие «ульи», готовые выпустить газ. Как бы мне эту штуку не задеть…
        После корня я оказался перед новым препятствием - лежащим на боку автоматом. Он был выпотрошен, из дыры в боку вывалились жгуты проводов, поблескивали микросхемы, экран разбит. Плевое препятствие для человека в обычном состоянии - перешагнул и забыл, но для меня сейчас это было как толстая ветка для червяка. То есть преодолимо, но надо потрудиться. Я лег на живот. Извиваясь, дергая ногами и тихо ругаясь, перевалился через аппарат и оказался на краю свободного пространства в центре подвала. С другой его стороны начиналась лестница. Я обполз стул, к этому времени ноги-руки уже ломило и саднило во всех местах сразу. И спина ныла. Но зато онемение прошло, вот радость.
        Обогнув стул, я повернулся спиной к корыту и опрокинулся назад. Страшновато было, все казалось, что сломаю спину о железный край, хотя для этого нужно очень уж постараться. Выгнулся дугой, головой уперся в дно. Хорошо, что воды там оставалось не так много, все-таки я сильно дергался в руках Оспы с Химкой, лягался… наверное. Сам-то я этого не помнил.
        Поелозив еще немного и сдвинувшись дальше, я добился того, что стянутые запястья и ступни оказались в воде. И надолго замер, отдыхая, глядя в темный потолок с дырками, сквозь которые свешивались корни. Давай, веревочка, мокни, раскисай… Пролежал так минут, наверное, тридцать, и за все это время не услышал ни звука. То один, то другой мешок угасал или разгорался ярче, свет в подвале иногда немного менялся, но вот звуков не было никаких, и в ушах, если долго не шевелиться, начинался такой неприятный вибрирующий звон.
        Наконец, решив, что хватит, я кое-как выбрался из корыта, убедился, что металлические края его загнуты и о них перепилить веревку не получится, - и отправился в обратную дорогу. Возле перевернутого автомата снова пришлось повозиться, но, в конце концов, я сумел вооружиться куском стекла из разбитого экрана. Плохое стекло - в смысле, для моих целей не очень подходящее, края толстые и как бы сглаженные, почти без острых граней. И все же влажную веревку оно с грехом пополам перепилило, раскромсало в волокнистую тряпочку, которую я несколькими сильными рывками смог порвать.
        Вот так! Удача любит смелых, сильных и упертых как бараны. Я встал. Пошатываясь, на негнущихся ногах прошел к стулу, сел и потом долго массировал колени, лодыжки, икры, стопы. Разминал кисти, плечи, качал из стороны в сторону головой, хрустя шейными позвонками. Несколько раз вставал, приседал, даже тихо попрыгал. Размявшись и попив воды из корыта, стянул с себя остатки веревок, поднялся по лестнице и припал ухом к люку. Тишина - вообще ничего не слышно. Я осторожно потрогал люк, попытался приподнять крышку. Заперт, что и требовалось доказать. Ну, ладно, что дальше делаем?
        Спустился обратно, перевернул на бок стул и тихо отломал ножку. Из толстого конца торчал загнутый гвоздь - таким если как следует засандалить по голове, то и череп пробьешь. Это, конечно, хорошо, только проблемы не решает: как отсюда выбраться? До рассвета несколько часов, утром сюда придут вооруженные бойцы, выспавшиеся, полные сил - мне с ними не сладить. Прорываться надо сейчас, пока ночь и большая часть отряда спит, причем сделать это можно единственным способом: заставить их сверху открыть люк. Получается, мне в него стучать, что ли? Тогда они просто сразу поймут, что пленник сумел избавиться от веревок. А если поскрестись как-нибудь так назойливо, подольше, достать часового, который наверняка дежурит у люка? Чтоб он решил: по лестнице забралась крыса, и открыл бы люк, чтоб шугануть тварь. Тухлая, конечно, идея, и совсем не факт, что часовой не подымет сразу тревогу, как минимум не разбудит начальство. Однако другие варианты у меня отсутствуют - люк изнутри не открыть, больше ходов из подвала нет, значит, нужно добиться, чтобы люк открыли снаружи.
        Я осмотрел, насколько мог сделать это с пола, дыры в потолке. Они были не слишком большие и, если задуматься, вызывали всякие вопросы. Ведь потолок этот - бетонная плита. То есть корни пробили в ней ходы? Что ж там за растение такое, которое сумело запустить в подвал свои древесные щупальца?
        В общем, через дыры не выбраться, и единственное, что я еще могу, - это вооружиться, чтобы увереннее себя чувствовать против того, кто откроет люк. Или против тех. Если его вообще откроют. На моей стороне будет только скорость: вмазать по голове, выскочить, убежать… Скорость и еще темнота. Ножка стула с торчащим гвоздем - слабое оружие. Нужно что-то более убедительное, но взять его негде.
        И тут меня осенило. Как это негде? Есть где! Куча биологического оружия в моем распоряжении! Я вернулся к перевернутому аппарату, сел на него, нашел осколок, которым пилил веревки, и взялся за свисающий дугой корень. Тот самый, на котором болтался светящийся мешок размером с голову. Корень начал раскачиваться, пришлось работать осторожно. Жесткие волокна пилились плохо, но минут за десять я справился, и в моих руках оказался кусок длиной в полметра, на середине которого было округлое раздутие, мерцающее зеленым. Очень осторожно я потрогал его - стенки туго натянуты и кажутся совсем тонкими. Так этот пузырь расперло, что если ткнуть стеклом, сразу прорвется.
        Газ в мешках ядовитый, но не очень. То есть не мгновенно-смертельно-ядовитый. А еще важно, что он густой и тяжелый. Не расходится по воздуху мгновенно, не травит все вокруг, действие его скорее как у струи, бьющей из газового баллончика.
        Я намотал концы корня на запястье так, что мешок пришелся на тыльную сторону ладони. Согнул кисть, выставив руку перед собой. В другую взял осколок. Нормально, пыхнуть кому в рожу - самое то. Ножку от стула сунул за пояс штанов, ремень-то у меня отобрали вместе с перчатками.
        Поднялся по лестнице, встал на одно колено на верхней ступеньке и принялся скрести стеклом по крышке люка. Она была железной, звук получился тот еще. Посерьезней пытка, чем макание головой в воду, аж челюсти сводит от этого скрежета. Я поскреб немного, подождал, потом слегка постучал по крышке. Снова поскреб, чувствуя себя при этом немного по-дурацки. Но ведь нет другого способа, нет. Поскреб еще. Услышал шум с другой стороны люка - совсем слабый, но явственный. Потом лязг, это засов сдвинули. И голос, тоже очень тихий. Шепот…
        Крышка распахнулась, и я увидел двоих, стоящих по ту сторону проема.
        Шутер пригнулся с «калашом» в руках, причем он держал оружие прикладом вперед, и у ног его лежал Оспа, получивший, как я понял, только что прикладом по лбу. Рядом с Шутером застыла Алина. На плече сумка из черной кожи, в руке пистолет «СПС». Относительно легкий, но вполне мощный, пуля из такого прошибает четырехмиллиметровую сталь. Хорошо, что красотка с перепугу не саданула в меня, когда распахнулась крышка люка.
        Тот находился посреди большого темного зала с высокими окнами, закрытыми брезентом. Вокруг спали, завернувшись в одеяла и плащи, бойцы из отряда майора Шульгина. Его самого я не увидел, а вот Химку разглядел, он лежал возле кострища, в котором догорали угли. По всему залу из дыр в потолке свешивались корни - те самые, концы которых оплели подвал. Получается, растения, которые эти корни сюда запустили, растут еще выше - на втором этаже или даже на разрушенном третьем, и корневая система их проникла сквозь несколько перекрытий. Или это не корни? Они ведь нужны дереву для питания, но эти просто висят в воздухе, так зачем они? Может, их правильнее называть ветвями или лианами…
        Я успел сдержать движение, не пробил «улей» стеклом. Отвел в сторону руку, глядя на тех, кто, судя по всему, собирался меня спасти. Пару секунд мы являли собой немую картину в стиле «И тут я офигеть как удивился», а потом я приложил палец к губам, покосился на неподвижного Оспу, кивнул Шутеру, за плечо притянул к себе Алю и прошептал:
        - Сколько бойцов в отряде?
        - Пятнадцать, - шепнула она, справившись с удивлением.
        - Все здесь?
        - Кроме часовых.
        - Сколько часовых?
        - Возле люка - один, Оспа. И еще четверо: двое на крыше, двое снаружи…
        - В какой стороне они стоят, знаешь?
        Она огляделась, показала:
        - Там и там.
        Я кивнул Шутеру, он тоже приблизился, мы сдвинули головы.
        - Выбираемся через то окно, - я показал в сторону одного проема. Брезентовая штора в его нижней части была свернута и подвязана веревкой. - Или вы его и подготовили для отступления?
        - Подготовили, - подтвердила Аля. - За ним улица, идет прямо от здания. По ней побежим.
        - Охотник, а что это у тебя на руке… - начал Шутер, но тут один из спящих неподалеку бойцов всхрапнул, заперхал во сне, заворочался. Моя рука с «ульем» и два ствола, «калаша» и «СПС», обратились в ту сторону. Боец, перевернувшись со спины на бок, затих.
        - Идем, - шепнул я. - Пока Оспа не очухался.
        Пробираться между спящими людьми по темному залу, озаренному лишь светом углей в кострище, - занятие нервное. Постоянно чудится, что сейчас наступишь кому-нибудь на ухо или зацепишься за чью-то ногу. Мы шли совсем медленно, рискуя, что Оспа придет в себя и поднимет шум. Да еще и корни… они висели со всех сторон, не то чтобы очень густо, но во множестве. Колыхались, когда мы их задевали, шуршали, правда, совсем тихо. Хорошо, что здесь на них не было кожистых мешков - «ульи» росли только в нижней части, под полом.
        Больше мы не обменялись ни словом. Обошли Химку, который во сне посапывал и шевелил усами. Путь к окну лежал мимо кострища, где горела алым гора углей. Возле него спал сам майор Шульга. Под головой его был рюкзак, под рукой лежал «АК», а рядом… мой «Карбайн»! Этого я просто так оставить не мог. Что хотите делайте, а ствол не брошу. Не из каких-то сентиментальных чувств, просто у меня же нет огнестрела - куда это годится? Алина ушла немного вперед, а я приостановился, нагнулся, увидел, как Шутер сделал огромные глаза и замотал головой, сделал жест, чтобы он не психовал, и потянул автомат за ремень. Осторожно, ласково так, как поясок на платье любимой женщины. Вскоре винтовка оказалась у меня в руке. Действовать, когда на запястье намотан корень с раздутым кожистым мешком, было неудобно, но я ухитрился повесить винтовку на плечо. Выпрямился - и увидел торчащие из-под клапана на рюкзаке майора перчатки. Мои перчатки. Вот к ним-то я как раз испытывал сентиментальные чувства! Они мне были как две сестрички. Перчатки и спрятанный в одной ножик не раз спасали мне жизнь.
        Я присел на корточки. Отведя далеко в сторону руку с пузырем, взялся за перчатки и медленно-медленно потащил их из-под клапана. Аля уже добралась до окна, остановилась перед ним, оглянулась. Недоумевает, наверное, что это я делаю - в полутьме ей оттуда подробности не видны. Шутер, махнув на меня рукой, решил, что риск - дело благородное, но только когда рискует кто-то другой, и пошел дальше к окну.
        Перчатки зацепились за что-то в кармане, я потянул сильнее. Они не поддавались. Дернул слегка. Есть! Тихо-тихо вытащил их из рюкзака целиком, сунул в карман. Начал привставать.
        Майор Шульгин раскрыл глаза и сел.
        По-моему, он еще не проснулся, когда сделал это. Просто сознание во сне поняло, что совсем рядом нечто происходит, и подало сигнал телу. Майор бессмысленно вытаращился в темноту. И прежде чем он что-то сообразил, я врезал ему кулаком по голове.
        То есть не кулаком - на руке ведь был намотан корень с «ульем», вот им-то я и ударил.
        Раздался громкий хлопок, и струя газа вырвалась наружу, прямо в лицо майора.
        Я вскочил. Ну и напор! Руку рвануло вбок, корень впился в запястье, я разжал пальцы, и мешок сорвало с кисти. Шипя, он рванул прочь, будто раздутая уродливая ракета.
        Теперь окончательно стало ясно: мутно-зеленый свет и впрямь означает, что аномалия в подвале - не обычная «газовая камера». Может, даже газ в «ульях» не очень-то и ядовит. По крайней мере, не смертелен. Но зато у него есть другое, хорошо ощутимое свойство - очень хорошо, просто отлично ощутимое!
        В общем, мешок вырвался из моих рук и полетел.
        И вот тут-то все и началось.

* * *
        От пронзительного шипения проснулись все в зале. Хотя мало кто понял, что произошло. Думаю, даже никто не понял - слишком необычной была ситуация. Кожистый мешок, странное порождение аномалии «газовая камера», заметался в темноте между свешивающимися с далекого потолка корнями, бешено вращаясь и оставляя за собой шлейф самого мерзкого запаха из всех, что мне доводилось нюхать в жизни. Так может пахнуть тонна разбитых тухлых яиц или переполненный до краев деревенский сортир, если в нем взорвать фугас.
        - Стас! - долетело от окна сквозь шум и крики.
        В воздухе повисла сероводородная дымка. Кашляя, как демон, я бросился к окну вслед за Шутером. На ходу натянул перчатки. Газовый мешок за спиной дикими зигзагами носился по залу, врезаясь в мечущихся людей, цепляя корни и постепенно поднимаясь все выше, наполняя помещение невыносимым рвотным духом.
        Когда я был уже возле окна, раздался выстрел, и в проем, качнув ткань, вылетела пуля. Запрыгнув на подоконник, поглядел назад. Химка, зажав рот ладонью, брел следом за нами с винтовкой в руке. Я выстрелил по нему, и сержант упал, хотя не ясно было, по какой причине. Может, просто ноги заплелись, очень уж сильно воняло в зале.
        В это время клокочущее шипение начало стихать, а снующий где-то под потолком в окружении качающихся корней мешок устремился к полу. Я спрыгнул с подоконника на землю, где уже стояли Алина с Шутером. Мы побежали. Было не очень темно - в небе мерцали звезды, мягко светил месяц. Сзади орали и матерились, а еще там кого-то очень бурно тошнило.
        Когда между нами и зданием оказалось метров двести, Алина остановилась, тяжело дыша, и я тоже притормозил. Приотставший Шутер нагнал нас.
        - Стас, что ты сделал? - спросила Аля, перекидывая через голову ремень сумки. - Что это было, твою мать?!
        - Уже не важно, - ответил я, глядя в сторону магазина. - Главное, что оно сработало. В какой стороне двухэтажка, где меня схватили?
        - Там, - Шутер махнул влево. - Слушай, охотник, ты, если что, звиняй. Я тебя сдавать этим солдафонам не хотел, я просто…
        - Забудь, - перебил я. - Сейчас не до того. Вы двое решили мне помочь, я правильно понимаю?
        - Правильно, - кивнула Алина. - Хотели вытащить тебя и сбежать вместе.
        Я запрыгнул на покосившуюся лавку у забора, вытянул шею, глядя то на магазин, в окнах которого метались огни, то в сторону двухэтажки, откуда начались мои приключения в безымянном городе. Спросил:
        - Значит, ты пошла против брата? Почему?
        - Я поняла, что он на самом деле собой представляет. Только теперь поняла, после стольких лет. Сейчас не до того, потом расскажу.
        - Потом так потом, - спрыгнув на землю, я проверил магазин «Карбайна», убедился, что он полон, и потер руки, радуясь вновь обретенным перчаткам. Заодно незаметно для Шутера с Алиной нащупал в потайном кармашке тычковый ножик. Отлично, майор его не нашел.
        - Мне нужно назад в тот дом, - объявил я.
        - Ты что? - удивилась Аля. - Нам надо бежать из города. Они нас уже ищут!
        Со стороны магазина доносились голоса, крики Химки, громовой голос майора. Я возразил:
        - В темноте быстро не найдут. Мне обязательно надо вернуться, ненадолго. Я там кое-что спрятал, очень важное, так что иду туда. А вы как хотите.
        Последние слова произнес уже на ходу. Шутер, потом Алина заспешили следом. Она спросила:
        - Стас, дальше ты куда собираешься? Ты ведь куда-то конкретно шел, мы это поняли еще два дня назад. Мы тихо шли за тобой, но Григорий побоялся, что потеряем, решил захватить. Так куда ты идешь?
        - В Край, - ответил я. - Слышали о таком?
        - Ясное дело, слышали, кто ж не слышал, - влез Шутер. - Зачем тебе туда, охотник?
        - Надо значит, раз иду.
        - Это связано с тем, что ты нашел в центре той базы? Может, ты эту вещь и спрятал в двухэтажке и за ней теперь возвращаешься?
        - И да, и нет. Я не знаю, могу ли тебе доверять, Шутер. А раз не знаю - значит, пока не доверяю. Но то, что ты отказался меня пытать и решил помочь, говорит в твою пользу, так что если хочешь - можем пока что идти вместе. Алина, тебя это тоже касается.
        Они мне не ответили, и я больше ничего не сказал. Магазин уже исчез в темноте, зато впереди показалось знакомое двухэтажное здание.
        Глава 4
        Суета вокруг тоника
        - Замрите, - прошептал я, заглядывая на темную лестницу. - Мне кажется, там кто-то есть. Слушайте.
        На первом этаже было тихо, в «птеке» наверху вроде тоже… Хотя нет - оттуда донесся тихий треск.
        - Как будто там что-то горит, - заметил Шутер, поднимая «калаш». - Только я гари не чую.
        - Нет гари, - согласился я. - Или… Ладно, идите за мной и не шумите.
        Я стал подниматься, Шутер с Алиной шли следом. На середине лестницы приостановился - точно, что-то там горит. Вот теперь и гарь ощущается, то есть не такая, как может быть от пожара, даже слабого, скорее напоминает запах костра. Маленького, чтобы снаружи не было видно. Оглянулся на спутников - Аля развела руками. И правда, кто ж там может костер распалить? Бойцы Шульгина, всполошенные ночным происшествием, вонью и побегом пленника, добраться сюда раньше нас никак не могли. Да и не стали бы они разжигать огонь. Так кто же…
        Шутер дернул автоматом, и я резко повернул голову, переведя взгляд обратно на проем. В нем что-то мелькнуло - будто человек отпрянул. Донеслись тихие шаги, и я рванул по ступеням.
        - Там выглянул кто-то! - крикнул Шутер.
        Перед проемом, не сбавляя ход, я пригнулся, нырнул вперед и вкатился в зал. Спасибо Мише, покойному напарнику, научил, как правильно перемещаться - и бегом, и вприсядку, и ползком, и вот так кувыркаться, катиться… это только на словах легко, а на самом деле целая наука.
        Возле двери подсобки горел костерок, а в зале «птеки» никого не было. Может, в подсобке?.. Вдоль стены я подбежал к ней, пока Аля с Шутером входили в зал и осматривались, заглянул - тоже никого. Значит, человек выпрыгнул в пролом, оставленный гранатометным выстрелом. Шутер уже стоял возле дыры, и когда я подошел, ткнул пальцем:
        - Вон, вдоль домов бежит, видишь?
        Я думал, что мы спугнули вернувшуюся сюда слепую девочку или, может, рыжего бородача, хотя последний, судя по его поведению во время нашей встречи, вряд ли так бы уж легко «спугнулся»… Но нет, там ковылял какой-то старикан. Просто хромой бомж, забравшийся в дом на ночлег и разжегший костерок для согрева трухлявых костей. Разжегший?.. Стоп, а, собственно, из чего разжегший? Что он использовал для растопки, а?
        Выругавшись сквозь зубы, я оттолкнул подошедшую сзади Алю и бросился обратно к подсобке. Твою налево, твою направо, твою-твою-твою!!! Бродяг по миру ходит целая толпа, многие имеют привычку устраивать тайники, схроны, схрончики… А другие имеют привычку, попав в новое здание, обыскивать в нем все закутки и закоулки в поисках чужих тайников. И если этот старик… Если этот бомж… Если этот чертов бомжара!..
        Так и есть! Выругавшись уже в голос, я поглубже запустил пальцы в дыру, где спрятал дневник - его там не было. Не было! А возле костра обнаружилась скрученная трубочкой почерневшая страница… и рядом пепельные лепестки - не от дерева, такие остаются от бумаги… а вон - почти прогоревшая обложка… Этот гад ползучий спалил дневник Травника! Растопил им костер! Оставалась слабая надежда найти тоник на своем месте, но я тут же распрощался с ней, разглядев в свете огня, что дыра в углу больше не прикрыта паутиной. Сунув туда руку чуть не по локоть, так и не нащупал бутылочку с тоником. Когда повернулся, в дверях стояли Шутер с Алей и удивленно смотрели на меня. Отблески костра гуляли по их лицам.
        - В сторону! - выскочив наружу, я подбежал к пролому, чтобы удостовериться, что старый бродяга топает в ту же сторону, что и раньше. Надо его догнать!
        Увидев снаружи огни фонариков, резко присел на краю пролома. Несколько силуэтов приближалось к зданию, а хромой старик куда-то подевался. Хотя вон, за забором, вдоль которого идут бойцы Шульгина, мелькает тень… Раз - и пропала. И все, и больше не видно!
        - Это люди Григория, - произнесла Аля над ухом. - Стас, надо отступать. Прямо сейчас.
        - Линяем побыстрее, - закивал Шутер.
        В это время один из бойцов поднял фонарик выше, луч скользнул по двухэтажке, к пролому, и мы все попадали на пол. Отползли в глубь зала. Там я выпрямился и сказал:
        - Так, хлопцы и девчата, дело плохо. Бродяга унес ценную вещь, которую я спрятал, когда вы на меня тут наскочили. В руки бойцам Шульгина, которые сюда идут, он, кажется, не попал. И двигается этот бомж, если никуда не свернет, на север. Не совсем к Краю, но примерно в том направлении. Я иду за ним.
        - Для начала нужно выбраться отсюда незамеченными, - возразила Аля.
        - Вот этим сейчас и займемся, - кивнул я, направляясь к лестнице с «Карбайном» на изготовку.

* * *
        Солнце выползло из-за горизонта по правую руку от нас. Безымянный городок был километрах в пяти-семи за спиной. Хлопнув по висящей на плече черной кожаной сумке, Алина сказала:
        - Да, Стас, аптечка у меня есть. И шприц в ней есть. А тебе зачем?
        Когда еще только рассвело, я в бинокль Шутера различил далеко впереди фигуру, хромающую туда же, куда шли мы, - и, подстегнутый этой картиной, с тех пор не сбавлял ходу, нещадно погоняя своих спутников. Бомж, даром что хромой, двигался на редкость бодро. Бывалый такой бродяга, шустрый, умеет ходить. Поэтому за прошедшее время мы к нему, насколько можно было понять, особо не приблизились. Но хоть и не отстали, и то радость.
        - Так зачем шприц? - повторила вопрос Алина.
        - Сейчас незачем, - вздохнул я, сбавляя шаг на повороте дороги. Тут стоял остов грузовика с проржавевшим до дыр железным кузовом и смятой кабиной. - Но он мне понадобится, когда догоним того старика. Поэтому, если тебе не очень жалко, отдай шприц прямо сейчас. Мне будет спокойнее, когда он лежит у меня в кармане.
        Она посмотрела на меня поверх головы Шутера, который шел между нами, и полезла в сумку. Передавая шприц, заметила:
        - По-моему, нам друг другу надо кое-что рассказать, если мы хотим дальше идти вместе. Это, конечно, если ты, Стас, хочешь…
        - Да, нужно бы прояснить обстановочку, - поддакнул Шутер. - Да и вообще, я уже подустал, передохнуть бы надо.
        - Спешить нам надо, - возразил я, вспрыгивая на подножку грузовика. С нее перебрался на кабину, выпрямился во весь рост и поглядел вдаль. Дорога шла через поля к большой роще, через которую с востока на запад протекала река. Перед рощей виднелось несколько построек, смахивающих на ферму. Живет там кто-то, что ли? Кажется, дымок вьется над одной крышей.
        Устал я прилично - вчера на ногах весь день, ночью не спал вообще, теперь вот погоня с утра пораньше. Ни минуты покоя для бродяги-охотника. Ноги гудят, а от голода уже просто мутит. И бомжа не видно - куда подевался? На ту ферму зашел, больше вроде некуда, со всех сторон открытое пространство. Я скривился при мысли о том, что старик мог взять да и выпить мой тоник. Решит еще, что это алкоголь… Хотя Темнозор спиртом не пахнет, да и вообще вид у него такой, что пить эту штуку не хочется. Кто в своем уме станет хлебать парящую зеленой дымкой густую жидкость? Но, может, старик - алкаш, их среди бродяг хватает, хотя с выпивкой в нашем мире и проблемы. Что он дневник сжег - еще полбеды, в конце концов, я прочел всю тетрадь и понимал, что нужно найти недостающую часть. Но если он и с тоником что-то сделает… Пальцы сами собой сжались в кулак - задушу гада!
        И все же загонять себя не стоит, надо передохнуть хотя бы пять минут. И подхарчиться немного. Шутер совсем налегке, только с «калашом» да с биноклем, но у Али есть сумка - может, там что-то припасено?
        - Еда у кого-то имеется? - я обернулся. Спутники, воспользовавшись передышкой, присели на корточки.
        - Есть, - сказала Алина. - Немного.
        - Лезем тогда в кузов.
        Мы сели в кружок, поглядывая наружу сквозь дыры в бортах; Аля выдала нам с Шутером по куску хлеба и по ломтю мяса. Я сказал:
        - В общем-то я не против идти дальше с вами двумя. Втроем больше шансов отбиться, если столкнемся с бандой или наскочит стая мутантов, тем более, вы двое не сопляки. Одному - опаснее. Но надо понимать, кто к чему… Шутер, как ты попал в отряд майора?
        - Выполз контуженный с той базы, очухался немного, ну и наткнулся на них, - прошамкал он, поедая бутерброд. Покосился на Алину. - Бойцы майора меня схватили, потом он допросил…
        - Пытал?
        - Не… Я все рассказал, а чего темнить? Майор ведь меня знал раньше, мы ж все - из АВ. Химка, сука, по морде пару раз двинул, да и все. А потом взяли обратно к себе. Про тебя, кстати, особо много расспрашивали, а еще про то, что мы видели на той базе. Мутанты эти с глазищами, полигон за оградой…
        - Майор вполне мог тебя пристрелить, - заметил я. - Как потенциального предателя. Один раз ты с Фарой от него уже ушел. А не пристрелил и к себе взял потому, что кроме Алины ты единственный из знакомых ему людей, кто знает меня в лицо.
        - Это так, - согласился он и отпил из фляги. - В общем, это все, мне больше нечего рассказать. Тебя я вызволить решил, потому что это не дело: людей макать башкой в воду. Пытать. Мы ж не мутанты какие. А кто так делает - тот мутант. Такой… - Шутер коснулся пальцем лба. - Умственный. Я с такими не хочу с одного котелка жрать.
        - Ладно, и какие у тебя планы?
        - Нет у меня планов. Вообще не знаю, куда теперь присунуться… Давайте пока, что ли, покантуемся вместе, а дальше посмотрим.
        Я перевел вопросительный взгляд на Алю, и она сказала:
        - Мне вообще нечего рассказывать.
        - Есть чего, - возразил я. - Почему ты пошла против брата, решила мне помочь?
        Она сощурилась:
        - А может, охотник, ты расскажешь про себя первым? А то ты слушать любишь, а говорить как-то не очень.
        Я тоже сощурился, глядя на нее. И помимо воли вспомнил Алю на берегу того озера… как она, ничуточки не смущаясь, у меня на глазах сняла одежду и вошла в воду, и как потом мы лежали на берегу, на расстеленном… на чем же мы тогда лежали… Ах да, на наших куртках, укрывшись рубашками.
        Наверное, что-то такое проявилось на моем лице, потому что Алина немного смягчилась. Провела ладонью по коротко стриженным волосам, отвела взгляд и сказала:
        - Брат мне обещал, что ничего не сделает тебе. Сказал: просто нам нужно поговорить. Сесть и мирно поговорить, можно даже втроем. Узнать у тебя всякое, предложить вступить в его отряд. Я ему поверила, но он, как только мы догнали тебя… Сам видел.
        - Ага. И видел, и ощущал.
        - Если он способен так меня обмануть, значит, ему на самом деле наплевать на то, что я его сестра. То есть наплевать на мое отношение к нему. А раз так… - она припечатала ладонью по борту, выбив рыжее облачко трухи, - то и мне на него наплевать. Больше я с ним дел иметь не буду. И раньше было всякое… всякие намеки, звоночки, но теперь я окончательно все поняла. Теперь нам не по пути.
        - Значит, тоже со мной пойдешь?
        Она заглянула мне в глаза, едва заметно улыбнулась.
        - Пока пойду, а там посмотрим. Зачем тебе в Край, Стас?
        Помолчав, я ответил:
        - Чтобы найти одного человека. Травника из Мичуринска-2. Он когда-то жил в Крае.
        - И зачем тебе этот мужик? - спросил Шутер.
        - Травник знал моего отца, которого я давно потерял. Хочу понять, где он, что с ним.
        - Ну… важная тема, - согласился он. - Родного батю найти - святое дело. Тут возразить нечего.
        - Не в том дело, что святое. Я его не видел кучу лет и почти его забыл. Но с ним связаны всякие непонятки, очень большие непонятки, касающиеся… - я повел рукой. - Всего вокруг. И я хочу его обязательно найти. И расспросить обо всем.
        - А шприц тебе зачем? - спросила Аля.
        - Потому что есть одна микстура, которую сделал Травник. Я нашел бутылек в его жилище перед тем, как мы с вами познакомились. В той дворницкой в парке, помнишь ее, Алина? И еще нашел инструкцию к микстуре. Она называется тоником и дает… кое-какие возможности.
        Знать бы еще - какие, подумал я. Вытер рот ладонью и выпрямился.
        - В смысле, как артефакт? - уточнил Шутер. - Ну там - метаболизм ускоряет, еще че такое?
        - Вроде того. Тоник нужно вколоть, шприц мне для этого. За шприцем я и пришел в ту аптеку… Кстати, кто-то из вас знает двух таких личностей: слепую девчонку, которая хорошо ориентируется в пространстве, и рыжего бородача? Здорового такого, как бык.
        - Я не знаю, - сказал Шутер.
        Алина отрицательно качнула головой и добавила:
        - Почему ты про них спрашиваешь?
        - Потому что встретил их в аптеке как раз перед тем, как вы подвалили, - объяснил я, поворачиваясь в сторону фермы и рощи с рекой. - И не просто встретил, а еще и вмешался в какое-то непонятное дело между ними, но потом они сбежали прямо перед вашим появлением, а я не успел. Так! Вот сейчас я точно вижу, что там дымок над крышей. Причем это не пожар, по-моему, внутри горит костер. Все равно как ночью в аптеке.
        - Думаешь, это наш хромой? - Шутер тоже распрямил ноги. Алина принялась складывать остатки нашей трапезы в сумку.
        - Не знаю, но очень надеюсь, - я полез через борт. - Придем туда и узнаем. Тоник мне обязательно надо вернуть, если он еще цел.

* * *
        Дымок поднимался из дыры в крыше здания, которое я определил как коровник. Ну, или, может, свинарник, в общем, нечто фермерское, где раньше держали всякую животину. А теперь там, надо полагать, обосновались люди. То ли надолго, то ли устроили небольшую стоянку, вот сейчас и проверим.
        Мы втроем лежали за кучей земли, насыпанной у сарая неподалеку, и смотрели на проем, оставшийся на месте выломанных ворот в торце свинарника. Здание было длинным, и дыра, откуда шел дым, находилась ближе к дальнему концу.
        - Действуем так, - сказал я. - Шутер, поднимаешься на крышу этого сарая, сверху прикрываешь меня. Алина - отползи вон туда, к углу, где ящики. Спрячься за ними, это более выгодная позиция, и тоже контролируй. Оттуда будешь видеть все здание. Это на случай, если с другой стороны есть выход, а он там почти наверняка есть, и если оттуда кто-то появится, пойдет сюда снаружи вдоль стены. Я подползаю к свинарнику, заглядываю через ворота. Либо сразу ползу назад, либо забираюсь внутрь, это зависит от того, что там увижу. Вы лежите на месте, ждете. Я возвращаюсь, описываю обстановку, тогда решаем, что делать дальше. Вопросы есть?
        - А давай я сползаю, - предложил Шутер. - Я ж того… некрупный. Шума создаю мало, перемещаться тихо умею.
        Я покосился на него. По мне, лучше делать самому, чем лежать и нервничать, что тот, кому поручил задание, сделает что-то не так. Поэтому я ответил:
        - Ну, и я тихо умею. Тогда на базе к вам троим подобрался на бросок гранаты, а вы и не заметили. Короче, делаем, как сказал. Только, Алина, нам бы на время поменяться стволами. Ползать сподручнее с пистолетом, а тебе, чтобы прикрывать меня, лучше винтовка, так что бери мой «Карбайн», а мне давай «СПС». Все, пополз. Оружие держать наготове и глядеть в оба.
        Напутствовав спутников такими словами, двинул к свинарнику. До него добрался без проблем, хотя полз методом «червяка», с оружием в боевой готовности, на случай, если кто-то выйдет навстречу, а такое перемещение и медленное, и энергозатратное. Но дополз без шума и пыли. И увидел внутри одно здоровенное длинное помещение с высоким потолком и такими же сломанными воротами на другом конце. К ним тянулся широкий проход, а у стен были перегородки загонов: дощатые решетки высотой по пояс. Костер и правда горел на противоположной стороне, возле него было трое: двое сидят, один стоит. Его силуэт показался мне знакомым.
        Я свернул к стене и стал перемещаться под перегородками, из загона в загон. Хорошо, что скотины здесь давным-давно никакой не держали, дерьмо засохло, перемешалось с землей, сверху проросла трава, в общем, ползти было не противно. От костра доносились неразборчивые голоса. Один был скрипучий, и я подумал, что слышал его раньше, только не вспомню, где именно. Потолок - далеко над головой, там на балках виднелись птичьи гнезда, свешивались мочала из сухой травы и корней. Хотя птиц не видно и не слышно.
        Голоса стали разборчивее. Стоящий человек отошел, хромая, от костра к ближайшей перегородке. Там на гвозде висела фляга, хромой ее взял и пошел назад, на ходу отвинчивая колпачок.
        Что это тот самый старик, который спер тоник, я не сомневался, но почему скрипучий голос кажется знакомым? Старик сел у костра, напротив двоих помоложе: один довольно крупный, с грубыми мужицкими чертами лица, а второй тощий как глиста и с унылой рожей. Первый сидел, второй лежал на боку, подставив под щеку кулак и прикрыв глаза.
        Старик приложился к фляге, и здоровяк проворчал:
        - Опять лакаешь, Рапалыч.
        - Да какой «лакаешь», какой «лакаешь», - заскрипел тот. - Вода это.
        - Ага, как же. У тебя там вино, кислятина, с водой разбавленная. Как такую бурду вообще можно пить? Нет чтобы самогона полезного хлебнуть, на ягодах…
        - Так нет у нас самогона, Коротун, - перебил старик даже как-то обиженно, и тут я его узнал. Да это ж тот торговец с Черного Рынка, у которого я купил арт, «погремуху», когда собирался ночью наведаться в бандитский лагерь, чтобы спасти Мишу! Ну, точно - тот самый! Что он здесь делает? Если Рапалыч торгует артами… Ага, то есть он не простой бомж, а старатель. Вся эта троица - старатели. Небольшая бригадка, промышляющая сбором артефактов и мелкой торговлишкой. Такие обычно приходят на новое место, разбивают лагерь и от него расходятся в разные стороны, парами или поодиночке, кто опытнее. Топчут окрестности, сносят в лагерь все ценное, что найдут, а это могут быть не только арты, любые полезные и не очень вещи. Потом сразу на месте осматривают хабар, ненужное оставляют, остальное пакуют и идут в ближайшую точку, где есть рынок или скупщик. Тем и живут.
        Ситуация вроде прояснялась, и еще ясней она стала, когда я вдруг понял, что все это время тоник был передо мной - зеленая бутылочка стояла на расстеленной у костра тряпке. Я вздохнул с облегчением, едва не выдав себя. Целый. Пока еще целый.
        - Пьянь ты конченая, Рапалыч, - ворчал тем временем Коротун. - Если б у тебя не было нюха на арты, если б было куда податься, давно бы тебя бросили.
        Рапалыч погрозил корявым скрюченным пальцем:
        - Не бухти, Коротун. Не только нюх у меня. Я хабаром торговать умею, закопай тебя аномалия. А вы - не умеете, щенки блохастые. Я знаю, как клиента подогреть, хабар лицом показать, на лишний рубль развести. Старость, мудрость моя в этом подмога…
        Тот, кого называли Коротун, лишь махнул рукой в ответ. Возле него и его унылого напарника лежали ружья, но модель я разглядеть не мог - охотничьи, кажется, какие-то.
        - Нет от вас, молодых, толку, - продолжал скрипуче нудеть Рапалыч. - Силы в вас нет жизненной, истости людской. Живете как…
        - Чего-чего нет? - не понял Коротун. - Какой истости? Заткнись уже, пень корявый! Вот скажи, какая от тебя польза? Что ты можешь? Только от аномалии к аномалии слоняться да арты подбирать. Но и те побыстрее норовишь сменять на выпивку, если тебя не контролить. Тьфу! - он плюнул в костер и отвернулся.
        Я подполз еще немного ближе и замер под стеной, наблюдая за троицей у костра. Между мной и старателями оставалась всего пара перегородок. Рапалыч, отложив флягу, наклонился к тонику, повел корявым пупырчатым носом, будто обнюхивал его, потом взял. Поглядел на остальных двух и предложил:
        - А давайте ее того… испробуем.
        - Как испробуем? - промямлил Унылый, приоткрывая глаза.
        - Как-как… губами, закопай тебя аномалия. Испробовать же надо, что за жидкость я нашел.
        - Ну, ты дурно-ой, - протянул Коротун. - Ты что, не видишь? Эта зеленка светится! И вообще, она была теплая, когда я ее брал.
        - Ну а что ж тогда с ней делать?
        - Нести торговать.
        - Да как ею торговать?! - загорячился Рапалыч. - Какую цену просить? Это ж непонятно вообще что за вещество такое!
        Унылый снова прикрыл глаза, предоставляя напарникам самим разбираться, а Коротун ответил:
        - Ну, так и тем более пить нельзя. Оно, может быть, гадость какая-то химическая.
        - Когда счетчиком проверяли, не щелкало, - не открывая глаз, заметил Унылый.
        - А гадости не обязательно быть радиоактивной. Все равно пить это - без мозгов вообще надо быть.
        - Нет, не химическое оно, - возразил Рапалыч. - Аномальное. Чую я. Старость, мудрость моя так говорят. Да такое аномальное, что когда к этой зеленке приближаюсь, у меня аж в груди жжет. Но вот что оно такое - совсем не понять. Ума не приложу, такое дивное.
        - Потому что ума у тебя давно нет, прикладывать нечего. А зеленку нужно нести на рынок, и все тут.
        Рапалыч положил тоник обратно на тряпицу и стукнул немощным кулаком себя во впалую грудь.
        - А я не знаю, какую цену за нее просить! Как понять? Может, оно и бесценное вовсе. Прогадаем, после разберемся, волосы рвать будем. Друг другу.
        - Во, я понял, - заговорил Унылый, открывая один глаз. - Надо к байкерам, и там запродать зеленку ихнему, как его… Бадяжнику. Он спец по всяким таким веществам, возьмет и облизнется.
        - А может, лучше в Край снесем? - предложил Коротун. - Он сейчас ближе всего, мы ж вон куда забрались. Краевцы тоже любят такие аномальные штуковины.
        - Краевцы нам могут не заплатить, - недовольно скрипнул Рапалыч. - Ты в Крае был? Они там такие все идейные, закопай их аномалия.
        - Ну, не заплатят, так что ж, тогда вернемся на Черный Рынок.
        - Краевцы могут зеленку забрать. А нас - хорошо ежели отпустят. Могут и пристать: где взяли такую зеленку? Сами сварили? Еретики! И на казнь отправят. Не, в Край я точно не пойду. Лучше в Чум нам двинуть.
        - Да при чем тут Чум? Тебя туда тянет, потому что у тебя там дружки эти сидят… цыгане твои, морды смуглые.
        - Они не дружки мне. Соратники.
        - Какие, старое твое семя, соратники? - возмутился Коротун. - Нет у тебя давно соратников, только собутыльники.
        - Я им редкие арты заношу.
        Коротун вскинулся:
        - Ага, бесплатно отдаешь наши арты?! Я так и знал!
        - Да не верь ты ему, - проворчал Унылый. - Чтоб такой пьяница бесплатно че-то делал? И цыганам он хабар не забесплатно сбывает. Почему он, думаешь, из Чума тогда свалил? Потому что нес туда по заказу цыган редкий хабар - и по пьяни профукал его, бестолочь. Доиграешься ты, Рапалыч, бросим мы тебя. А без нас куда тебе… только к Лесу в зеленую задницу.
        Пока они препирались, я привстал за перегородкой, чтобы разглядеть обстановку получше. Оружие у старателей средней паршивости, бедноватая бригада, да и сами они не производят впечатление великих стрелков и тертых парней, любого из них я бы завалил на «три-четыре», а старика - так и вообще на «раз», с одного удара. Но это сейчас не важно; если я выскочу с наставленным на них пистолетом, Коротун и Унылый успеют схватить стволы, ведь те лежат совсем рядом. Хотя бы просто от неожиданности, с перепугу, даже после предупреждающего окрика - схватят, и тогда мне придется их валить. Всех троих, минимум двоих. Что нехорошо, поскольку против старателей я ничего не имел. Мужики как мужики, честные бродяги. Ну, или нечестные - но мне ничем не досадившие. Хотя Рапалыч и спер тоник, но он был в своем праве обыскать найденный схрон, потому что хозяин любого схрона и тайника может быть давно мертвым и нечего добру пропадать.
        Выходит, чтобы обойтись без крови, нужно вернуться к Але с Шутером, которые там, наверное, уже нервничают, и прикинуть план. Окружить свинарник, с двух сторон взять бродяг на прицел, крикнуть из укрытия, чтоб не дергались… может быть, тогда получится обойтись без стрельбы и крови.
        Но воплотить свои намерения в жизнь я не успел, потому что увидел движение в сумраке под далекой крышей. Кто-то полз по толстой потолочной балке. Кто-то достаточно крупный. И ловкий - балка узкая, а он вон как шустро конечностями работает. Кажется, это существо забралось туда через одну из дыр в крыше, а спуститься собиралось по стене, если, конечно, вообще собиралось.
        И, кажется, это было не существо - в том смысле, что не зверь и не мутант. Человек. То есть женщина, они ведь тоже люди, как мне говорили.
        Хотя и не женщина даже - девушка. Совсем молодая. Девочка.
        Причем знакомая девочка.
        Когда я это понял, мне захотелось приоткрыть рот от удивления - этакая сознательная мысль сделать несознательное движение челюстью. Слепая там ползла, вот кто. Она передвигалась на четвереньках, хотя употреблять это слово было не совсем верно: девчонка использовала две коленки и одну руку, а другой что-то прижимала к груди. Добравшись до конца балки, легла и замерла, обратив лицо вниз. Я затаил дыхание. Она повернулась и стала быстро спускаться по стене. Я бы так не смог, когда занята одна рука. По крайней мере, у меня бы не вышло делать это так бесшумно. И уж точно не с закрытыми глазами. У нее-то они были открыты, но ведь она ничего ими не видела! К тому же этот удивительный ребенок использовал только правую руку - левая по-прежнему была занята, хотя я все еще не мог понять чем. Да что же она - ушами видит? Кожей? Я припомнил глаза с неподвижными зрачками, которые хорошо разглядел в «птеке». Слепого трудно перепутать со зрячим, разные они; у незрячих глаза особенные, увидев хотя бы раз, уже не спутаешь. Нет, девочка точно слепая - и вот же, ползет там, быстро ползет, действуя только ногами и
одной рукой, и уже почти спустилась…
        Удивительно было еще и то, что двигалась она совсем тихо, и хотя была, по сути, на виду у троицы бродяг, они ее пока не заметили. В свинарнике было не сказать что сильно светло, а одежда на девочке - темно-серая, неприметная, сливающаяся со стеной.
        На полу она повернулась, и тогда я увидел, что в руке у нее пара камней. Девочка, стоя у стены, занесла один над головой, некоторое время оставалась неподвижной, будто примеривалась, а потом кинула его. И тут же замахнулась вторым и тоже швырнула.
        Старатели, окончательно забраковав идею направиться в Край, все это время спорили, куда же нести «зеленку»: к Бадяжнику на Черный Рынок или в крупное поселение под названием Чум, где жил некий торговец, который, по мнению Рапалыча, мог отвалить кругленькую сумму. Старик очень настаивал на Чуме, но Коротун возражал, что там нормальную цену не получишь и что Рапалыч стремится туда только потому, что он сам из Чума. Ругались они самозабвенно, и неожиданная атака девчонки ошарашила их. Первый камень угодил в костер, устроив небольшой взрыв искр, разлетающихся углей и горящих веток. Второй стукнул по голове Унылого, что вывело его из сонной прострации и заставило вскочить.
        - Что такое?!! - хрипло заорал он, потирая макушку.
        Коротун схватился за ружье, Унылый тоже, а Рапалыч, из-за спины которого прилетели камни, обернулся и скрипнул что-то непонятное:
        - Зорька!
        Девочка у стены замахала руками, привлекая их внимание. Вскинувший было оружие Коротун опустил ствол и возмущенно гаркнул:
        - Да это девка какая-то!
        - Убью! - ухнул Унылый и бросился к ней. Коротун побежал следом, за ними похромал старик. Он тряс головой и что-то удивленно бормотал.
        Выждав пару секунд, девочка метнулась вдоль стены к дальним воротам. Старатели, ругаясь, повернули за ней. Сначала беглянка, потом преследователи исчезли в проеме.
        Я выпрямился за перегородкой с некоторым недоумением. Тоник - вот он, стоит прямо передо мной. Никем теперь не охраняемый, никому не нужный. Второй раз за сутки мне на пути встречается этот ребенок - и второй раз в каких-то странных обстоятельствах. Но если вчера они были опасные и рыжий бородач казался явно зловещим типом, да и вообще - он же всерьез собирался ее убить! - то теперь ситуация была скорее нелепой.
        Блин, да я просто возьму тоник и уйду! Почему нет? Мне ничто не мешает. Девчонка будто специально расчистила для меня место.
        С этой мыслью я шагнул в обход перегородки, и тут впереди, из небольшой дыры под стеной, выбралась девочка. Дыру эту прикрывал пук соломы, а сверху лежал обломок шифера, поэтому раньше я ее не заметил. Должно быть, она была слишком узкой для взрослого - из-за стены донеслась ругань старателей, но сами они не показались.
        Появления беглянки я совсем не ожидал и только поэтому позволил ей сделать то, что она сделала. Подскочив к костру, девочка схватила тоник и бросилась мимо меня к воротам, через которые я проник в свинарник. Ах ты ж! Чудной ребенок вовсе не мне хотел помочь добыть тоник - сам его добывал! Ну да, ведь мне вчера показалось, что девочка как-то почувствовала Темнозор, будто разглядела его в потайном кармане, он еще и нагрелся тогда… Лес забери все эти аномальные штучки!
        - Стой! - гаркнул я, но она лишь побежала быстрее.
        Пришлось нестись следом, то есть в обратном направлении. Только тогда я полз под перегородками, а теперь бежал со всех ног по проходу между ними. Троих бродяг пока видно не было, они оставались где-то по другую сторону здания. А вот Шутер с Алей попались на глаза, как только я очутился снаружи. Пригнувшись, они спешили к свинарнику с оружием на изготовку, должно быть, услыхали шум и забеспокоились.
        Мои шаги девочка наверняка слышала, но спутников моих - вряд ли, и все же она поняла, что впереди кто-то появился, и резко свернула. Мы бежали за ней. Коротун с Унылым так и не появились, а вот старика Рапалыча я напоследок разглядел - уже перед самой рощей, оглянувшись, увидел, что он стоит возле сарая, приложив руку ко лбу, смотрит нам вслед. Девочка пробежала между обветшалыми постройками и свернула к лесу, начинавшемуся по другую сторону фермы.
        - Тоник у нее! - бросил я на бегу, когда Шутер и Алина поравнялись со мной. - Ничего не говорите, сам знаю, что болван! Просто догоняем ее!
        - Да без вопросов! - Шутер поддал.
        - Она слепая! - выдохнул я.
        - Чего?! - изумился маленький боец, а женщина, бегущая с другой стороны от меня, удивленно повернула голову.
        - Слепая, - повторил я. - Но при том шустрая и будто… будто видит. Эй, стой! Стой, закопай тебя аномалия!
        Девочка нырнула между деревьями и почти сразу пропала из виду, растворившись в сумраке. Когда с кабины грузовика я рассматривал это место в бинокль, то видел, что роща, к которой мы приближались, не очень-то большая и что с востока на запад через нее протекает река. То есть река эта где-то впереди, и есть надежда, что она хоть ненадолго задержит беглянку.
        Деревья обступили нас. Мы разбежались веером, потому что девчонка могла свернуть и притаиться за стволом совсем близко, а мы бы проскочили мимо, ничего не заметив. Поудобнее перехватив «Карбайн», я подумал: а смогу ли выстрелить в нее? Если другого варианта не будет, если станет ясно, что иначе уйдет вместе с тоником? Убить эту мелкую, гм… этого маленького ребенка женского пола? Вряд ли. В ногу выстрелю, кровожадно решил я. В ляжку ее худосочную, в бедро цыплячье.
        Шутер бежал далеко слева, то и дело пропадая за деревьями; Алина была справа. Мне происходящее конкретно не нравилось. Во-первых, все было слишком суматошно, безалаберно, как-то глупо. Во-вторых - я события почти не контролировал. То ренегаты-дегенераты свалятся на голову, то какой-то рыжий верзила, то бомжи-старатели, то эта коза в человеческом обличье. Мне нужно в Край, узнать секреты Травника и созданных им тоников, найти отца, а я барахтаюсь тут во всех этих нелепостях и ношусь, как заяц, по округе.
        Спереди донесся плеск, журчание. И почти одновременно справа - крик Шутера:
        - Ко мне! Я ее зажал! Тут она!
        Я повернул, сзади затрещали ветки - Аля тоже услышала. Вскоре она догнала меня. Еще несколько секунд, и мы выскочили к берегу неширокой, но быстрой и бурной речки. У берега стоял лодочный сарай, рядом был полусгнивший причал. Возле него, прикрепленный цепью к колышку, покачивался на мелких волнах катер. Цепь туго натянулась - сильное течение так и норовило унести небольшую посудину. Совсем ржавая, и как на воде держится?
        Девочка пятилась по настилу, крутя головой, будто выискивая путь к отступлению, а Шутер шел за ней, повесив «калашников» на плечо и расставив руки, чтобы не проскочила мимо. Наверное, беглянка не умела плавать, иначе как объяснить, почему она не пыталась прыгнуть в воду?
        Шутер оглянулся на нас и растерянно спросил:
        - Что делать? Хватать ее или…
        - Погоди, - я шагнул на причал. - Эй, ты! Слышишь меня? Прошлой ночью я спас тебя от того рыжего…
        - Палач, - сказала она.
        - Что? - не понял я. - Нет, я никакой не…
        - Палач хотел меня убить, - пояснила девочка, и я снова отметил, насколько этот отрешенный, чистый голосок не вяжется с происходящим.
        Аля уже была рядом, втроем мы перегородили весь причал. Деваться девочке некуда, теперь ей или в воду, или к нам в руки. Хотя она могла прыгнуть на катер, качающийся рядом, но, кажется, не собиралась этого делать.
        - Ну вот, значит, я спас тебя от Палача, - продолжал я. - Потому что, когда я вмешался, он тебя уже почти задушил. И ты должна мне быть благодарна, хоть немного. Ты знаешь, что бутылка, которая у тебя в руке, на самом деле моя. Отдай ее мне.
        - Мне это нужно, - отрешенно прожурчала девочка.
        - Милая, как тебя зовут? - спросила Аля с неловкостью женщины, никогда не имевшей детей и не очень-то умеющей, да и не стремящейся заводить с ними близкое знакомство.
        - Зоряна, - ответила она. - Зря.
        Ах вот что воскликнул Рапалыч тогда в свинарнике. Выходит, он ее знает? А двое его напарников - нет, судя по их реакции, они ребенка увидели впервые.
        Когда мы остановились на середине причала, девочка перестала пятиться. Неподвижные глаза смотрели сквозь нас, тоник зажат в левой руке, между пальцами струилось его мягкое свечение. Я глянул на берег позади и сказал Шутеру:
        - Лучше туда повернись и контролируй. Старатели могут подвалить.
        - Какие старатели? - не понял он, но повернулся.
        - Трое, обычные бродяги. Моя вещь, то есть эта зеленая бутылка, была у них, а девчонка ее украла у меня из-под носа. Они вооружены, но слабо.
        - Их точно трое?
        - Точно. Эй, Зря!
        Она стояла в конце причала - маленькая, худенькая, веснушчатое личико обращено к нам, глаза неподвижные и чудные, будто смотрят за изнанку пространства. Тоник зажат в кулаке, как любимая игрушка. Вода громко плескалась под настилом, бурлила вокруг свай, била в корму катера, где был закреплен конец цепи. Речка неширокая, другой берег - всего в нескольких метрах, там стеной растут деревья. Да и мелкая вроде, но какая-то очень уж бурная, может, в верховьях недавно были сильные дожди?
        Я сделал еще шаг вперед, протянул руку и сказал:
        - Зачем тебе тоник? Просто отдай его мне.
        - Мне это очень нужно. Я должна сама это попробовать. А тебе не надо, тебе опасно.
        - Без тебя разберусь, что мне опасно, что нет. И если ты сейчас его не отдашь, мне придется…
        Она присела и вдруг деранула запястьем по торчащему из настила гвоздю. Сильно, до крови.
        Аля ахнула. Это и вправду было неожиданно, но почему-то я сразу сообразил, что собирается сделать чертова мутантская девчонка, и кинулся к ней. А она уже свинтила крышку с бутылочки. Я был рядом, когда Зря вдавила горлышко в сочащуюся красным рану, оставленную гвоздем.
        Тоник вспыхнул ярко-зеленым, смешиваясь с кровью. А потом что-то произошло вокруг нас… Я сбился с шага, споткнулся, едва не упал. Весь мир будто вздрогнул. Потемнело небо, тени между деревьев стали глубже. Вода в реке окрасилась в свинцовые тона. Мне показалось, будто где-то очень-очень далеко некто огромный, как гора, косматый, непонятный, приоткрыл глаза, стряхнув с громадных век комья земли, и посмотрел в нашу сторону.
        И ВЗДОХНУЛ.
        Вздох этот долетел до нас в виде порыва ветра, дошел тяжелым гулом, который полился с востока, с той стороны, откуда текла река.
        Не знаю, сколько вещества реально могло попасть в рану тем способом, которым воспользовалась девочка. Да ведь нисколько на самом деле! Его нужно ввести в вену, а не просто полить - не попадает же в кровеносную систему йод или там перекись водорода, они только дезинфицируют внешние повреждения. Хотя у Темнозора могли быть свои, особые свойства…
        Я вырвал бутылек у Зори, крышка упала на доски, покатилась к щели, пришлось наступить на нее. Зеленой жидкости стало меньше где-то на четверть, а по тонкой руке вокруг раны расплывалось светящееся пятно.
        - Ты зачем это сделала?! - рявкнул я, завинчивая бутылку.
        Зря, усевшись на настиле, не ответила. Подскочившая Аля спросила:
        - Маленькая, как ты?
        Взяла девочку за плечо и отдернула руку.
        - Стас, она горячая!
        Девочка задрожала и улеглась на спину, обратив к потемневшему небу пустые глаза. Гул с востока усилился. Я посмотрел в том направлении, и мне показалось, что деревья у берегов мелко трясутся. Это что, ветер такой… но ведь нет никакого ветра, он, наоборот, стих, по всей округе воцарилась тревожная тишина.
        Зоря перевернулась на бок, закрыла глаза и обхватила себя за плечи. Ее бил озноб.
        Мы с Алей встретились взглядами. Сзади подал голос Шутер:
        - Э, парни, девчата, это чего… Это Шторм приближается? Нет, ну, правда. Шторм ведь! Шторм сюда идет! И он близко, мы даже к ферме назад не успеем. Нам же укрыться совсем негде!
        Девочка села, потом встала. Покачнулась, расставив для равновесия руки. И пошла мимо нас к берегу.
        - Подожди, - Аля снова попыталась взять ее за плечо, но Зоря плавным движением сбросила ее руку. - Шторм приближается, куда ты уходишь?
        - Это дыхание, - непонятно ответил ребенок. - Его дыхание - его оружие. Он так сражается.
        - Ты о чем? - не поняла Алина.
        Зоря пересекла причал, прошла мимо Шутера, который не рискнул ее остановить.
        - Ты умрешь под Штормом, - громко произнес я вслед.
        - Не умру, - донеслось в ответ. - От его дыхания мне хорошо. Оно меня лечит. Но вас может сжечь.
        Ступив на берег, она направилась вдоль реки, на восток. Льющийся оттуда гул стал громче, и в просвете между кронами растущих по берегам деревьев появилась темная полоса: клубясь, наливаясь свинцовой тяжестью, она росла, накатывала на рощу. Вдруг я заметил на пути Зори мерцание, будто переливающийся мыльный пузырь метрового диаметра. Какое-то незнакомое образование, Лес его знает, что за аномалии водятся здесь, на краю мира. Эта, как и все они, наверняка опасна, а девчонка идет прямо на нее и не видит…
        - Эй! - начал я, но смолк, увидев, что произошло дальше.
        Когда Зоря подошла к пузырю, тот затрепетал и угас. Просто исчез - как не бывало. Она пересекла то место, где только что была аномалия, и тогда пузырь снова возник в воздухе.
        - Ты видел?! - выдохнула Аля. - Она что… она аномалии может гасить?! Эту способность ей тоник дал или она и раньше могла?
        - Понятия не имею, - хрипло ответил я, машинально засовывая бутылочку в карман куртки.
        Зоря шла дальше. Шутер завороженно глядел вслед, потом тряхнул головой и шагнул к нам:
        - Что делаем, охотник? Нас же Штормом накроет сейчас.
        - Катер, - ответил я, поворачиваясь к посудине, судорожно бьющейся на волнах. - Отвязываем его, быстро!
        Глава 5
        Дыхание Леса
        В катере не было ни весел, ни мотора, палуба сгнила - просто длинная коробка из ржавого железа. Она качалась на волнах как сумасшедшая, нос мотало, корму подбрасывало вместе с сидящим там Шутером, зато у посудины было одно неоспоримое достоинство: на быстром течении она неслась с такой скоростью, что Шторм пока не догнал нас.
        Но догонял.
        Я сидел на носу, глядя то вперед, то назад. Аля устроилась на середине. Когда роща осталась позади, сразу посветлело, теперь река текла через луг. Справа берег пологий, слева - невысокий обрыв, где стеной встает густая трава и растут редкие деревья. За корни, свешивающиеся с обрыва, можно схватиться, но попробуй подвести катер ближе к берегу без весел и руля! И потом, там не видно никакого укрытия, а значит, нас ждет такая же смерть, что и в роще.
        Земля задрожала, мне показалось - берега ходят ходуном. Перед нами со дна реки вынесло нечто массивное… коряга или что-то еще, я не понял, но там вспучился грязевой пузырь, в середине которого что-то бултыхнулось, провернулось, будто живое, потом снова ушло под воду, оставив на поверхности клочья коричневой пены. Катер врезался в нее, пробуравив носом грязевое пятно, понесся дальше. Слева растущее на самом берегу дерево вдруг накренилось, стремительно взмахнув кроной и, выворачивая из земли корни, рухнуло в воду. Аля вскрикнула, мне тоже показалось, что дерево упадет на нас, но оно обрушилось между нами и берегом, только брызгами обдало.
        - Чертова душегубка! - Аля громко стукнула зубами, когда очередная волна подбросила катер. - Меня сейчас стошнит!
        - А у меня башка отвалится! - простонал Шутер с кормы. - Как буром сверлит!
        Я чувствовал себя не лучше. Позади над рощей вставало темное зарево, в котором кружился смерч ядовитых спор. Там полыхали вспышки густого красного света - и в ритме с ними в моей голове раз за разом взрывалась боль. Мозги как кузнечные меха набухали и опадали, глаза застилала алая пелена, я едва сдерживался, чтобы не застонать. И вместе с этими пульсациями тоник, лежащий в потайном кармане куртки, снова и снова вспыхивал волнами тепла, почти жара.
        - Он догоняет! - прокричала Аля сквозь льющийся сзади гул. Я посмотрел на стену аномального Шторма, ползущую по миру вслед за нами, и крикнул:
        - Конечно, догоняет!
        - Так что делать?!
        - Попробуй молиться!
        - Сам молись, если думаешь, что поможет!
        - Я атеист! Но в ад все равно не хочу!
        - Поворот! - крикнул Шутер, показывая вперед.
        Река там изгибалась, обрывистый берег нависал над ней. До сих пор катер несло по стрежню, по самой быстрине, а теперь он оказался почти у берега. Я пригнулся, крикнул предостерегающе. Аля и так сидела на дне, потому что палуба в том месте полностью сгнила, но Шутер устроился на кормовой банке, и его могло сшибить. Маленький дезертир согнулся, накрыв голову руками. Свисающие корни хлестнули меня по темени, на миг стало темнее, и потом катер вынесло за поворот. Река тут становилась шире. На обрывистом берегу стояла кирпичная стена, от которой к воде уходила толстая труба. На конце она плавно изгибалась книзу и заканчивалась примерно в полутора метрах над поверхностью. Позади стены виднелась шиферная крыша, и все вместе это напоминало небольшое сточное сооружение. Есть там надежный глубокий подвал или нет, понять отсюда было невозможно, но…
        Но Шторм приближался, он катился по миру, подминая растительность, пожирая пространство, он гудел, ревел, стонал на тысячи голосов, мигал кровавыми всполохами. Гигантский смерч распался на десятки бешено вращающихся поганок, которые ползли впереди основного фронта, заливая землю потоками ядовитых спор. От колебаний электромагнитного поля голова гудела будто колокол.
        Шторм гнал перед собой сильный поток воды, и катер почти летел на волнах, но ясно было, что через пару минут нас накроет.
        - Цепляемся! - крикнул я, передвигая «Карбайн» за спину и приподнимаясь. - К той трубе!
        - Но как?! - крикнула Аля, застегивая на пояснице ремешок своей черной сумки.
        - Ко мне - оба! Мы проплывем почти точно под ней, я схвачусь, а вы держите меня!
        Нас действительно несло прямо на трубу. Я приподнялся повыше, подался вперед - и в нужный момент схватился за нее. Хорошо, что на перчатках шершавые кожаные подушечки - держаться легко, не скользят. Ногами я постарался зацепиться за борта. Аля, потом Шутер ухватились за меня. Катер начало разворачивать кормой по течению. Я сунул в трубу голову, убедился, что она ничем не забита, и полез. Крикнул:
        - Шутер - держись за трубу! Аля - давай внутрь!
        Катер едва не сорвало течением, но наш дезертир, истошно матерясь, сумел удержать его. Труба была достаточно широка, чтобы развернуться внутри нее и пропустить мимо себя Алину. Когда она заползла вглубь, я улегся грудью на покатом изгибе, протянул вниз руки и схватил Шутера за голову. Он уперся ладонями в железные стенки. Поджал ноги. Катер под ним сразу устремился прочь, открыв для взгляда бушующую воду.
        - Автомат! - завопил Шутер. - «Калаш» мой! Выронил, млять!!!
        - Забудь про автомат! - приказал я и втянул его наверх.
        Аля ползла первая, мы за ней. Шутер все ругался, но голос почти заглушал льющийся в трубу гул. Труба сначала шла горизонтально, потом - с небольшим уклоном книзу. Когда стало уже совсем темно, Алина вытащила из сумки фонарик. Луч озарил преградившую путь решетку. Прутья толстые и частые, между ними застрял всякий сор и застывшие пенистые мочала, будто отлитые из бледно-желтого пластика.
        - Что это за гадость?! - прокричал Шутер, заглядывая поверх моего плеча. - И дальше нам как? Еще минута - и накроет! Эта труба слишком тонкая, чтоб защитить от Шторма!
        - Сейчас мы под землей, - возразил я. - Так что не факт.
        - Но ты не знаешь, какой слой земли над нами. И потом, лучше чтоб был бетон. И еще желательно стальную плиту над головой.
        - Ну да, тебе еще титановое бомбоубежище подавай…
        - Заткнитесь! - велела Аля. Она лежала на животе, а теперь перевернулась и посветила вверх. - Тут еще одна решетка.
        - Вроде с виду более хлипкая? - спросил Шутер, заглядывая. - Или мне кажется?
        - Не кажется, - подтвердил я, но он не услышал: в этот миг гул резко усилился. Труба задрожала, проникающий внутрь шум воды стал оглушительным.
        - Все, кранты, - констатировал дезертир.
        Алина задрала ноги и пнула решетку. Там хрустнуло, она снова наподдала, выбив из пазов железную раму. Вскочила и полезла вверх.
        Дальше была небольшая камера с железными стенами, уходящий вбок короткий коридор - и нечто вроде металлической воронки, в которую мы скатились один за другим. Ее «горло» привело нас в бетонную коробку. Когда Алина свалилась в нее, фонарик вылетел у нее из рук, покатился, ударился о стену, успев озарить небольшую дверь в углу, погас. Аля вовремя отпрянула, и я упал не на нее, хотя лучше бы - на нее, все-таки помягче, чем валиться на бетон. К тому же я сам убраться в сторону не успел, и Шутер очутился на мне. Я крякнул от боли, спихнул его. Он сдавленно выругался. В кромешной тьме перед глазами плавали разноцветные пятна. Гул Шторма здесь звучал негромко, глухо, а шум воды почти не доносился.
        - Спички? Зажигалка? - бормотал Шутер. - Или фонарик? Включите кто-нибудь чертов фонарик!
        - Успокойся, - велел я. - Шторм… все, он уже здесь. Догнал.
        В этот момент во мраке Алина сумела найти мою руку, крепко сжала и придвинулась ближе. Я улегся на бок, она тоже. Прижалась ко мне, спрятала лицо на плече. Я похлопал ее по спине, положил руку на затылок и замер. Шутер тоже затих. Мы лежали в абсолютной темноте, а над нами проносилось дыхание Леса.

* * *
        В темноте раздался стук, клацнула кнопка, потом Алина сказала:
        - Не включается. Стас, ты уверен, что хочешь это сделать?
        - Хочешь? - переспросил я, снимая перчатки и засовывая их за ремень. - Конечно, я этого не хочу. Но я уверен, что должен это сделать. Шутер, зажигалка у тебя?
        - Я экономлю, не чиркаю почем зря, - донеслось слева.
        - Правильно. Дай ее сюда.
        - Как? Ни мутанта не вижу, где ты там находишься!
        - Не нервничай, - посоветовал я. - Шторм прошел, мы живы, даже не ранены. Расслабься и получай удовольствие от интимной обстановки.
        - Я темноты и всяких пространств боюсь, - заявил он. - То есть таких - маленьких и замкнутых. Вот зажигалка, услышал?
        Слева стукнуло. Я провел ладонью над полом и сбил стоящий на нем металлический цилиндрик. Нащупал его, поднял, чиркнул. Так: бетонный короб, в одном углу железная дверца, в другом нечто вроде лохматого гнезда из ветоши и всякой рвани. Дверь мы уже проверили - заперта, хотя я был уверен, что, немного повозившись, отопрем ее без особых проблем, - а гнездо воняло кислятиной и влажной шерстью, будто попавшая под дождь давно не мытая дворовая псина, и приближаться к нему не хотелось.
        Я лежал на боку, Аля сидела под стеной, вытянув ноги, Шутер - по-турецки, скрестив руки на груди и нервно покачиваясь. Действовать надо было быстро - неизвестно, насколько хватит бензина в зажигалке, а фонарик сломался. Спички нашлись, но в коробке их всего с десяток.
        С откинутым колпачком зажигалка горела сама по себе, держать клапан нажатым не нужно, и я поставил ее на бетон. Достал тоник, шприц, вскрыл упаковку.
        - Стас, - снова подала голос Алина. - Ты неправильно поступаешь. Ведь ты даже толком не знаешь, что это за штука.
        - Девчонка выжила, - возразил я. - Сами видели: потряслась, встала и пошла.
        - Ага, прям под Шторм, - буркнул Шутер. - Может, у нее крыша в Лес уехала от твоего тоника.
        - Нет, она была не безумнее, чем до того. Просто… непонятная.
        - Но она только полила себе на рану, а ты собираешься сделать инъекцию, - повысила голос Алина. - Послушай, это просто безрассудство! Ты взрослый человек, по крайней мере, кажешься. А тут… какое-то глупое мальчишество.
        - Ты внутренним голосом устроилась работать? Не сотрясай воздух, - отрезал я, начиная злиться, потому что Аля озвучивала мои собственные страхи и сомнения, которые я старался загнать поглубже.
        - Я тебе помочь хочу! - вспыхнула она.
        Я припомнил свое видние в подвале магазина, когда майор Шульгин собрался пытать меня, это мерцающее лицо с глазами-ямами, этот зов, проникший в мое сознание, и сказал:
        - Тоник уже дважды ускользал у меня из-под носа. Что мне его удалось выудить назад у тех старателей - вообще чудо. Больше рисковать я не буду. Решение я принял, поэтому хватит говорить на эту тему.
        Свинтив крышку, поднес тоник ближе к глазам и уставился на него, потому что заметил в середине светящегося маслянистого вещества темное облачко. В самом центре, едва различимое. Оно плавало там, извиваясь, будто клочок дыма, невероятным образом очутившийся внутри густой жидкости. Это что еще за штука такая? Зажигалка светит слабо, огонек трепещет, может, мне просто мерещится… Сведя брови над переносицей, я поднес тоник к глазам еще ближе. Точно - клубится внутри облачко темноты, извивается, трепещет. Почему я его раньше не замечал?
        Я понял вдруг, что если не сделаю это сейчас, то через пару минут могу уже просто не решиться, и сунул конец иглы в светящееся вещество. Наполнил шприц, повернув иглой кверху, пощелкал по корпусу и немного сдвинул поршень, выдавив из иглы зеленую каплю. Стащил куртку, закатал рукав рубахи. Поднял взгляд на спутников. Они смотрели на меня, причем Алина - поджав губы, с недовольством и обидой. Шутер поежился, отвернулся к тряпичному гнезду в углу и сказал:
        - А мне вот эта штука не нравится. Мы тут сидим спокойненько так, будто не видим ее. А это логово чье-то. Там даже косточки лежат, и еще зубы. Зубы, мутант их задери! А мы сидим и вроде не замечаем…
        - Все мы замечаем, - перебил я. - Просто - что нам делать с этим? Да, вот такое логово тут в углу. Но хозяина его не слышно, может, он давно сдох? Ты же видишь, в гнезде гнили нет, все сухое, кости такие… чистые, вроде старые. Реально он мог сдохнуть или уйти куда-то давным-давно.
        - Меня другое волнует, - проворчал Шутер, ерзая. - Я не понимаю - чье это логово? Что за мутант? Ведь не человек же тут обосновался. А мутантов я знаю, всяких повидал: горбунов, пятнистых волков, шатунов, даже с лешим как-то столкнулись. И это гнездо никому из них не принадлежит, понимаете вы? Что за зверь невиданный его тут себе сварганил?
        Я припомнил живущих в старой шахте файтеров, припомнил странных худых созданий с огромными умными глазами, которые спасли меня на болоте… хотя эти последние не были мутантами в привычном понимании, то есть они не были зверями, скорее уж измененными людьми… Припомнил все это и подумал о том, что не так уж много мутантов Шутер видел за свою жизнь. Но вслух сказал другое:
        - Не важно. Хозяина гнезда все равно здесь нет.
        - Да как же не важно! - возмутился он. - Важно, потому что хозяин может вернуться. Шторм закончился, нам надо отсюда побыстрее тикать. Дверь вскрывать и выбираться, а мы сидим и ждем, пока ты вколешь себе какую-то бурду.
        - Вот, кстати, дверь, - заговорила Алина. - Почему она заперта? Снаружи? В ней же замок… выходит, хозяин логова умеет обращаться с замками?
        - Может, он таки человек? - с надеждой спросил Шутер.
        - Для человека оно слишком круглое и небольшое. Там разве что свернувшись калачиком… Да и пахнет слишком по-звериному. Стас, ведь он прав: надо уходить отсюда, но мы торчим на месте, потому что тебе вздумалось колоть себе эту дрянь.
        Запретив себе думать про облачко тьмы, живущее в бутылке с тоником, я молча похлопал двумя пальцами по сгибу локтя, чтобы вылезла вена. Алина сделала последнюю попытку:
        - Охотник, а ты понимаешь, что этот Шторм начался из-за того, что девочка использовала тоник?
        Я поднял бровь:
        - И ты в такое веришь?
        - Я… фух, - она покачала головой. - Я ни во что не верю. Но сейчас вообще происходит очень много необъяснимого. А все, что связано с Лесом, - вдвойне необъяснимей.
        - Я тоже об этом подумал, - насупленно произнес Шутер. Судя по тону, ему очень не нравилась эта мысль. - Только та девка себе полила на рану этот твой тоник, так оно и загудело. Будто в ответку. Очень так… совпало.
        Они замолчали, когда я откинулся на полу, улегшись головой на свернутую куртку, поднял шприц.
        - Слушайте сюда, - сказал я, разглядывая сгиб локтя и примериваясь к вене, едва различимой в трепещущем свете зажигалки. - Первое: Шторм прошел, но смерчи еще некоторое время после этого могут гулять. Спорами надышимся - в лучшем случае траванемся по самое не хочу, в худшем вообще до смерти. Вы и сами знаете, что выходить пока нельзя, минимум еще час, просто вам тут страшно, поэтому от нервов болтаете ерунду и рветесь наружу. Второе: я собираюсь провести этот час с пользой и сейчас вколю себе тоник. Решение принято, и нечего бухтеть мне на ухо. Если меня начнет колотить или там приступ… не знаю, вроде эпилепсии… в общем, буду благодарен, если вы за мной приглядите. Третье: вот, кладу ствол рядом, возьмите его, пусть на всякий случай какое-то время будет у вас. Зажигалка уже раскалилась, как я сделаю укол, погасите и выждите несколько минут. А потом можете заняться дверью, чтобы когда-таки соберемся отсюда выходить, она нам не препятствовала. Вопросы есть? Вопросов нет. Ну, с богом… То есть с Лесом.
        С этими словами я осторожно ввел иглу в вену. Алина даже взгляд отвела, настолько не одобряла всего этого, а Шутер снова нервно заговорил:
        - Я вот был знаком с одним мужиком, который доказывал, что Лес - и есть Бог. То есть не Бог в прямом смысле, а какой-то этот… великан. Как-то тот мужик его называл - Имир, кажется. Исполин, все такое. И вот этот Имир…
        Я уже не слушал - поршень медленно сдвигался, зеленая субстанция уходила в мою вену, растекалась вместе с кровью по руке… по всему телу… и облако тьмы где-то там - плывет по кровеносной системе, трепеща, извиваясь, путешествует по артериям…
        Жжение. А потом, резко, холод. Ледяная волна. И тут же - тепло, мягкое, обволакивающее. Оно все сильнее. Как будто в груди вместо сердца горит солнце, сияет, заливая все вокруг золотым светом. Потом гаснет. Сумерки. Тьма. Во тьме ворочается кто-то - огромный, косматый, зубы его - камни, волосы - деревья, череп - свод неба. Он дышит: медленно, неровно, иногда надолго замолкая, а иногда шумно выдыхая, и каждый Его выдох - буря, ураган. Шторм. Мутанты, странные растения, аномалии, все изменившаяся реальность вокруг, все это - Его оружие. И я - только Его часть. Крошечная часть, лишь Его мысль, одна из мириад мыслей в огромном сознании…
        И я вижу.
        Я вижу в глубине сумрачного пространства, заполненного шепотом живых деревьев, пятно света. Поляну. Очень далеко, она просто пятнышко чистого света во мгле. Лесной угол. Эдем. Посреди него кто-то стоит. Одинокая фигура - только крапинка на этой поляне, которая, в свою очередь, лишь золотое пятнышко в океане лесной тьмы. Невозможно разглядеть подробности, но одно ясно: это человек. Он знает про меня. Он смотрит.
        Он видит. Он тоже видит!
        И ждет.
        Не знаю, сколько прошло времени, я потерялся, растворился в безграничной мгле. А потом она исчезла, и я понял, что снова нахожусь в бетонной коробке под землей, лежу на спине, головой на чьих-то коленях.
        И еще понял, что вижу двух людей рядом с собой. И вроде они мне знакомы. Мелкий поджарый мужичонка и коротко стриженная женщина, склонившаяся надо мной… Да это же Алина Шульгина и беглый армеец по прозвищу Шутер. Только почему они такие… такие…
        Почему они состоят из светящегося дыма?
        Я поморгал, зажмурился, широко раскрыл глаза. И окончательно убедился, что это не глюк - двое людей и вправду светились. Хотя в помещении было по-прежнему темно, как у мутанта в заднице, но теперь я мог их различить. Моя голова покоилась на коленях Али, а Шутер устроился под стеной рядом. И обоих я видел в виде бледной световой дымки, принявшей форму человеческой фигуры. Дымка состояла будто из мельчайшей пыли и хлопьев покрупнее, которые клубились, гасли, их место занимали новые… Ярче всего светились головы и глаза.
        Этакие холодные дымные призраки. Причем картинка не такая, как в ПНВ, не похожа. Впечатление, будто я различаю, не знаю… биологическую ауру, что ли. Хотя покойный напарник обсмеял бы меня за такие слова и сказал бы, что никакой «биологической ауры» не бывает, это все мистика и антинаучная чушь.
        Интересно, что я ничуть не испугался, даже почти не удивился. Я ведь ожидал, что тоник подействует как-то необычно - ну вот и получил необычное в полный рост. Куда уж необычней. И сознание приняло это с пониманием, как должное.
        Силуэт под стеной пошевелился, овал головы сдвинулся. Раздался голос Шутера:
        - Ну, как он?
        - Не знаю, - сказала Алина. - Не двигается, но сердце бьется.
        - Ну и хорошо, что не двигается. А то если и дальше бы так дергался, как вначале…
        Так я дергался, значит? Сам не помню… собственно, я вообще ничего не помню. Просто нырнул во мглу - и вынырнул из мглы. Причем вынырнул преображенный, что-то во мне изменилось. Не только зрение, что-то еще, чего я пока не мог осознать, а может, и не смогу никогда. Как будто стал немного другим существом после того, как вколол тоник. Но ведь я думаю как раньше, осознаю себя Стасом Логином, все помню… Значит, я та же самая личность? С другой стороны, если я в чем-то изменился, то могу просто не понимать этого, потому что я-новый кажусь самому себе таким же естественным и правильным, как и я-прежний. Вот что действительно пугало. Потерять самого себя, стать каким-то нечеловеческим существом - и не понять этого!
        Аля произнесла:
        - А если он вообще никогда больше не пошевелится? Нет уж, лучше пусть бы дергался. Я боюсь вообще-то.
        Я хотел сказать ей, чтоб не дурила, но промолчал. Решил для начала окончательно прийти в себя. Оставаясь неподвижным, скосил глаза влево, вправо…
        И увидел, что гнездо неведомой зверушки-мутанта в углу тоже светится. Сияние было бледно-лиловым, и в нем проглядывали фиолетовые дымчатые полоски и еще нечто вроде капель. Сначала я не мог понять, что это, потом сообразил: кости. Кости и зубы жертв, притащенные в логово неизвестным хозяином. Вот так зрением меня оделил тоник! Темнозор, а? Темный зор…
        Аля положила ладонь мне на лоб, и рука ее показалась непривычно холодной, почти ледяной, хотя жара я не чувствовал. Другие неприятные ощущения были: ломило суставы, в висках стучало… Будто пришел в себя после сильной болезни, едва-едва температура спала, еще не очухался толком. Но жара точно нет, да и голова нормально работает.
        Я приподнял голову, и Алина схватила меня за плечи, сверху заглядывая в лицо, хотя видеть ничего не могла.
        - Стас!
        - Тут я.
        - Очнулся.
        - А то. Дай-ка я сяду… Так, а ну не подталкивай меня в спину, я сам.
        - Ты еще слабый. Трясет же.
        - Это от радости, что живой. Все, теперь пододвинься.
        Она немного отодвинулась, и я повернулся, встал на колени.
        - Так что, охотник, как себя чувствуешь? - спросил Шутер. На овале его лица при этом в такт словам гуляли тени, изгибались и помигивали серые всполохи. И глаза светились - два светлых пятна без зрачков, что придавало ему какой-то инопланетянский вид. У Алины, к слову, были такие же, только немного больше.
        - Нормально в целом. Ну что, давайте выбираться. Вы пытались вскрыть дверь?
        - Давно открыта, - сказал он. - На раз, я вон шпильку у Альки взял и… Слушай, так чем тебе этот тоник помог? Что с тобой теперь? Алина, огоньку-то дай.
        - Да ничего со мной, - ответил я, в то время как Аля щелкнула зажигалкой. Свет ее для меня теперь был как красное пятно, вокруг которого дрожал прозрачно-алый шар. Два дымчатых силуэта сразу поблекли, но до конца не стерлись.
        - Стас, точно все в порядке? - спросила она, поднимая зажигалку выше и освещая мое лицо.
        Я не собирался никому ничего рассказывать о том, что во мне изменилось, лишь кивнул в ответ. Натянул перчатки, взял у нее зажигалку, повернулся, скользнув взглядом по тряпичному гнезду, и на четвереньках пополз к двери. Она теперь была приоткрыта. На полпути бросил:
        - Не тормозите, за мной.
        Огонек зажигалки затрепетал, стал угасать, снова разгорелся ярче. Бензин там, что ли, кончается?
        - У нас ведь еще вроде спички были? - припомнил я, раскрывая дверь пошире и заглядывая в бетонный коридор с очень низким потолком и сырыми потеками на стенках. Тянулся он метров на десять-двенадцать и заканчивался тупиком. Зато в потолке, в самом конце, был люк. Открытый - через него проникал слабый свет.
        - Спички совсем отсырели, не зажигаются, - откликнулся сзади Шутер.
        - Тогда ползем быстрее, зажигалка сдыхает. Там вверху вроде люк.
        Тут она и сдохла, и снова воцарилась тьма, но теперь не совсем полная - пятно света маячило впереди, а когда я оглянулся, то, как и раньше, увидел призрачные силуэты спутников.
        - Ползем! - велел я.
        Тусклый свет из люка для моего нового зрения выглядел как легкая светящаяся дымка, струящаяся сверху. Вдруг она мигнула, и в коридор спрыгнуло… нечто.
        Будто косматый сгусток мрака. Он клубился, очертания менялись, хотя в них можно было разглядеть подобие конечностей, а еще мне почудились глаза: жгучие дыры в чернильном дыму.
        Кем бы ни был хозяин этого логова, он сразу понял, что к нему забрались незваные гости. На миг посреди черного клуба проступило лицо, в чем-то человеческое, а в чем-то звериное: губастая щель рта, два багровых круга глаз, клыки. Потом тварь бросилась к нам.
        Я все никак не мог понять, что это такое, но от волны удушливого страха, покатившей перед мутантом, перехватило дыхание.
        - Стреляйте! Стреляйте! - завопил я, подавшись назад.
        Натолкнулся на Алину, сообразил, что «Карбайн» у нее, сдернул с плеча женщины ремешок и повернул винтовку стволом вперед. Клуб мрака был уже на полпути к нам, он несся, цокая когтями по бетону. Я открыл огонь.
        Пули врезались в сгусток косматой тьмы, оставляя на ней бурлящие круговороты-воронки, которые парили серой дымкой. В трубе резко чем-то запахло. Я пятился, отталкивая спутников. Сзади кричала Алина, пыталась достать «СПС», матерился Шутер. Тварь неслась к нам, а пули били в нее, как в плотный ком ваты. Кажется, я тоже кричал. Выжимал спусковой крючок и пятился… А потом все кончилось - резко, будто оборвалась туго натянутая леска. Вдруг стало тихо, только в ушах невыносимо звенело. Я еще по инерции пару раз вдавил спусковой крючок, сообразил, что магазин пуст, что запасного у меня нет, и опустил «Карбайн», пялясь на лежащий прямо передо мной сгусток мрака. Вокруг него по бетону растекалось черное пятно, а позади из люка по-прежнему лилась световая дымка.
        - Что… что… что… - бормотала Аля сзади. - Стас, ты… почему… в кого ты…
        - Охотник, в кого стрелял?! - выдохнул Шутер.
        - Вы что, не видели? - спросил я. Ткнул стволом в тварь - что-то мягкое, податливое. Ужасом от него до сих пор веяло, такими пульсациями, от которых сжималось в груди. В такт этому сгусток мрака вроде как слегка вспухал и опадал… И еще, когда, толкнув Алину, я заставил ее наконец перестать монотонно повторять это свое «что… что…» - то расслышал едва различимый, на самой грани слуха, шелест. Косматый мрак дышал - тяжело, болезненно. И с каждым выдохом посылал на нас все более мелкую волну страха. Пси-тварь, вот что это такое. Давит на мозги ужасом, заставляет жертву цепенеть, вспрыскивает страх в тело, как паук - яд в муху. Парализует, хватает и пожирает. А ведь сама по себе тварь небольшая, этак с ребенка лет восьми. Она все еще напоминала бесформенный ком черной ваты, лежащей посреди лужи натекших из нее чернил, но с каждой секундой я все лучше различал детали. Карлик - ноги, руки, голова… какие-то наросты у шеи… Они слабо подрагивали в такт его дыханию, тихому шелесту и волнам страха. А потом застыли. Шелест смолк.
        И страх прошел окончательно.
        - Стас… - начала Алина, и я встрепенулся. Почесал лоб прикладом, глубоко вдохнул, выдохнул. На всякий случай уточнил:
        - Вы видели, как из того люка впереди спрыгнул мутант? И побежал на нас?
        Шутер отрицательно забормотал в ответ, Аля сказала:
        - Я что-то видела, но совсем непонятное. Что-то метнулось в темноте, и все. И страшно вдруг стало очень, просто чуть не описалась.
        - Ты смелая девушка, - сказал я. - Ведь удержалась все же. Короче, это был какой-то карлик, спрыгнул из проема и бросился на нас. Я его завалил, хотя он и живучий как Лес знает что. С десяток пуль вогнал - а он еще полз.
        - Карлик? - повторил Шутер. - Карлик, мутант ему в дышло!
        - Ага. Я таких раньше не видел.
        - Че еще за карлик?!
        - Не нервничай, малыш, все уже позади.
        - Не называй меня малышом, охотник!
        Я пожал плечами и осторожно пополз вперед.
        - Ладно, так или иначе, это пси-мутант. Давит на мозги ментально, страхом, жертвы цепенеют… я, по крайней мере, расклад понял так. Но теперь он сдох, вот и все. Не знаю, насколько вы хорошо различаете… короче, он лежит прямо перед нами, почти на середине трубы, но все же немного левее. Поэтому держитесь правой стороны, прижимайтесь к стене.
        Проползая мимо твари, я приостановился, оглядел ее. Точно - карлик. Сначала показалось, что он волосатый, но быстро стало ясно, что на подземном обитателе одежда из шкур. Карлик лежал на брюхе, и переворачивать его, чтобы разглядеть лицо, я не стал. Затылок у него был бледный, сморщенный, без волос. А на шее - наросты вроде мясистых червей. Они-то и шевелились последними, когда весь он уже застыл, и я подумал: а может, это органы, которые исторгают те самые волны ужаса, едва не погубившие нас? Какие-то ментальные отростки, связанные с мозгом жгутами нейронов, все равно как у нас глаза соединены с мозгом глазным нервом? Хорошо, что в свое время напарник заставлял меня читать всякие книги, учебники и не только их, которые мы находили в старых школах и библиотеках. Теперь я, по крайней мере, хоть что-то знал, и это помогало не впадать в язычество и варварство, какими страдают многие кочевые байкеры Черного Рынка да и обычные бродяги. Большинство из них решило бы, что подземный мутант - исчадие ада, демон из глубин или еще Лес знает что, я же смотрел на вещи более прозаически.
        Я прополз мимо карлика, спутники двигались следом за мной, с опаской косясь на него. Шутер так вжимался в стенку, словно хотел продавить ее.
        Люк привел нас на дно глубокой ямы-воронки, стены которой состояли из застывшей смеси глины и земли. Верхний край ямы окружал бордюр с проемами, накрытый бетонной плитой. Что это за сооружение, я так и не понял, но решил не заморачиваться - перебросил ремешок «Карбайна» через голову и побыстрее заполз наверх, оскальзываясь и съезжая, сыпля на головы Алины с Шутером комья земли.
        Снаружи было серо, пасмурно. Я выглянул в проем. Алина, потом Шутер улеглись рядом. Шел дождь. Отсюда открывался вид на мокрые овраги, заросшие бурьяном, между которыми как кривые зубья торчали остатки кирпичной кладки.
        - Какой-то небольшой завод, по-моему, - сказала Алина.
        - То есть руины завода, - поправил я.
        - Главное, не видно никого, - вставил Шутер. - Никакого движения, а?
        Она кивнула:
        - Пусто. И тихо.
        - А то я боялся, что тут наверху стая этих не пойми чего будет шастать. Вы его разглядели?
        - Это был карлик, - повторил я. - Такой сморщенный, лысый и в шкуре.
        Шутер удивился:
        - Откуда знаешь? Там же была почти полная темнота.
        Пришлось неопределенно пожать плечами.
        - Разглядел как-то. Что ты на меня смотришь?
        Последний вопрос был обращен к Алине, которая, улегшись на склоне рядом, разглядывала мой профиль. Вместо ответа она подалась ко мне, почти прижалась носом к щеке, потом отодвинулась и сказала:
        - Ты как-то изменился, Стас.
        - Да ну, брось.
        - Нет, правда.
        - Клыки, что ли, выросли? - Я оскалился, повернув к ней лицо. - Или рога?
        - Я серьезно. Только не могу понять… такое чувство, что у тебя теперь немного другой запах. Совсем чуть-чуть, но…
        - Неприятный, что ли?
        - Просто другой. И еще что-то не так. Ты точно не ощущаешь в себе никаких изменений?
        - Не-а, - ответил я, постаравшись изобразить беззаботность. Ну, не хотелось мне никому рассказывать про действие, оказанное тоником. Даже Алине, которой не доверять вроде бы до сих пор не было повода. Пусть мы с ней и занимались этим делом на берегу озера, и нравилась она мне, в общем-то, но… Это теперь моя тайна, как приступы мерцания. И делиться ею я пока ни с кем не хочу. Может быть, позже, но не сейчас. Про Шутера и говорить нечего, он - случайный и временный спутник на моем пути. Не предатель по натуре, не подлец, это уже ясно, в определенной степени на него можно положиться, но осторожно, с оглядкой. В нашем мире не только друзей - даже приятелей и временных союзников надо выбирать с большой осторожностью.
        - Никаких изменений, - повторил я твердо, и Алина спросила:
        - Для чего тогда был этот тоник?
        - Во-во! - поддакнул армеец-дезертир. - Какой смысл было рисковать, травиться, если толку никакого?
        Я полез наружу, сказав напоследок:
        - Рискнул, ничего не получил - ладно, бывает. Не вы ж рисковали, вот и не болтайте.
        Дождь был мелкий, теплый, почти что приятный. Капли сеялись с неба, будто сквозь мелкое сито. Почти невесомые, они сразу облепили лицо, шею, и после неподвижного воздуха подземелья это было приятно. Я выбрался на пригорок, отряхнулся и поглядел по сторонам. Среди тихо шелестящих под дождем зарослей и отвалов раскисшей земли торчали остатки кирпичной кладки, куски бетона, изъеденные временем балки. Небо было светло-серым, прозрачная дымка запеленала окрестности.
        Я повернулся к спутникам, забравшимся на пригорок следом, и ткнул рукой:
        - Река должна быть там. А роща - там. Или ошибаюсь?
        - Да вроде так, - согласился Шутер. - Мы особо сильно под землей вроде как не плутали.
        - Тогда Край - в том направлении. Причем вообще-то до него уже должно быть недалеко. Вы все еще хотите идти со мной? У меня в Крае дело, а вам отсюда можно в любую сторону…
        - Да в какую же? - перебил он. - Я в этих местах никогда не бывал. Куда идти? Слыхал, где-то на пути к Краю есть пара крупных поселений бродяг, но и пятно Леса тоже есть. Большое. Еще забреду… Да я ж к тому же без ствола, только нож.
        - Алина, а ты? Сейчас самое время окончательно решить.
        - Я из-за тебя бросила своих, - тихо проговорила она. - И ты теперь спрашиваешь? Куда мне, по-твоему, идти одной?
        - Не знаю. Я и предложил сразу: идем вместе. Но вдруг у тебя за это время изменились планы и… Что?
        Она хмурилась, вглядываясь в мое лицо. Потом схватила за плечи, потянула к себе.
        - Стас!
        - Что?
        - У тебя глаза изменились!
        - Как это? - опешил я.
        - Они… они поблескивают как-то. Раньше такого не было. И еще стали другого цвета.
        - А ну, дай погляжу, - Шутер шагнул к нам, тоже заглянул мне в лицо, помолчал. - Не, я вроде ничего такого не вижу.
        - А какого цвета у меня глаза были раньше? - спросил я.
        - Да мне откуда знать? С виду так все путем.
        - Карие они были, - уверенно ответила Аля. - Я помню. А теперь немного посветлели. Вроде добавилось чуть-чуть зеленоватого оттенка. Совсем немного. И блеск этот…
        - Да не блестят они, - заявил Шутер и отступил. - Тебе мерещится.
        - Нет, не мерещится! Просто нужно взглянуть под определенным углом, только тогда заметно. Ты изменился, Стас. Меня это… - она сделала шаг назад и добавила, как будто только что поняла сама и удивилась: - Меня это пугает.
        Я хотел сказать, что бояться надо мутантов и аномалий, а не меня, но не успел - в канаве неподалеку что-то сдвинулось, шевельнулась тень… И будто из ниоткуда там возникли двое. А левее, за кустами, выпрямился еще один. На всех - серые меховые куртки, и у всех в руках стволы, которые глядят на нас. Пристально так глядят, с подозрением, не то чтобы недобро, но настороженно, если, конечно, у складных укороченных «АКСУ-74» может быть такое богатое выражение дул.
        Под куртками на людях были свитера и меховые штаны или камуфляжные серо-зеленые комбезы. У появившегося за кустами на голове меховая шапка, а у тех, что в канаве, - легкие кожаные шлемы, глаза скрыты под очками-гоглами.
        Патронов в «Карбайне» не было, так что я и не пытался его схватить. Алина тоже не стала вытаскивать из кобуры пистолет, а Шутеру вытаскивать было просто нечего. Тем более что слева из-за обломка бетонной стены выступили еще трое вооруженных бойцов. У двоих на груди болтались небольшие маски-респираторы, а третий щеголял черной меховой банданой.
        Когда один из них повернулся в пол-оборота к нам, стало видно, что между лопаток его свисает волчья голова, смахивающая на капюшон необычной формы. А на ремне сбоку висит мохнатый хвост.
        - А, черт… - пробормотала Алина растерянно. - Волчья бригада.
        - Кто? - шепотом спросил Шутер.
        - Это боевая бригада из… - она замолчала, потому что человек в меховой шапке поднял руку и, когда мы все посмотрели на него, спокойно сказал:
        - Сейчас вы положите оружие на землю, спуститесь и медленно подойдете ко мне.
        С этими словами он обогнул кусты, не сводя с нас внимательного взгляда.
        - Ну вот, - пробормотал я, стаскивая с плеча ремешок «Карбайна». - На ловца и Край бежит.
        Глава 6
        Старый друг опасней новых двух
        - Проходили мимо. Услышали стрельбу снизу. Решили - кто-то пытается убить слепого карлу. Остановились посмотреть, чем кончится, рассредоточились… Появились вы.
        Старший волчьей бригады, которого звали Зверовод, говорил спокойно и почти что доброжелательно, по крайней мере, без всякой агрессии.
        - Слепой карла? - повторил я, настороженно поглядывая вправо.
        Там рос Лес. То есть не обычный лес - именно Лес, со всеми его прелестями: странно искривленными деревьями и стеной кустарника, сквозь который разве что с мачете прорубаться, усеянного вызывающе пестрыми цветами ядовитых оттенков. В глубине между стволами залег влажный сумрак, иногда смутные, едва различимые тени бесшумно скользили в нем. Не разобрать, что это, чьи силуэты движутся в лесном полумраке. Не то звери, не то люди… да нет, какие люди, откуда им там взяться?
        Снова я ощущал необычные запахи - дух Леса. Ровный, не прекращающийся ни на секунду ветер дул в нашу сторону. Я никогда не видел моря или океана, только слышал про них, но покойный напарник рассказывал, что от моря на сушу днем дует ветер, а ночью - наоборот, с суши к морю. Это как-то связано с разницей температур между землей и водоемами… Может, и здесь что-то такое? Интересно, ночью поток воздуха идет в обратном направлении, к Лесу, или нет?
        Ветерок шевелил густой подлесок, капли воды сбегали по листьям, блестели на стволах. Дождь закончился, было ясно и тихо. С левой стороны от дороги тянулся луг, совершенно пустой и плоский, как стол, - просто ровная травяная поверхность, на которой почему-то не росло ни одного дерева. Далеко впереди виднелись постройки, над некоторыми поднимался дымок.
        Шутер и Аля шагали позади меня, командир лесных волков шел рядом.
        - Редкий мутант, - произнес он в ответ на мой вопрос. - Назвали слепым карликом, потому что…
        - …Дай догадаюсь: потому что он карлик и слепой, да? А еще у него шевелящиеся отростки на шее. И он не просто мутант, а пси-тварь.
        Зверовод качнул головой:
        - Неправильно называть лесных созданий тварями. Всякому существу есть место под сенью Леса.
        - Под сенью? - переспросил я. - Это что значит? Ладно, не важно, есть так есть. А вот скажи: убивать лесных созданий правильно?
        - Да, если они угрожают твоей жизни. Карла - существо коварное и злобное. Хорошо, что их мало в округе и они никогда не объединяются. Но все равно убивают их редко, чаще они убивают других… Так что это удача тебе улыбнулась, охотник.
        - Удача - девочка капризная, но я ей нравлюсь, вот она мне и улыбается.
        Нач-волк искоса глянул на меня. Глаза у него были ясные, от всего облика веяло спокойствием. Просветленный, блин. Лесной богатырь. Ничего не ответив, он зашагал быстрее, нагнал троих бойцов, идущих впереди. Еще дальше двигалась пара разведчиков - они иногда появлялись в поле зрения, но большую часть времени я не мог их разглядеть, - а сзади двигались, рассыпавшись редкой цепочкой, пятеро.
        Про волчью бригаду я слышал: боевой отряд Края, занимающийся дальней разведкой и всякими опасными операциями. Откуда шли эти люди с волчьими хвостами на поясах и волчьими головами-капюшонами за спинами, мы так и не узнали - Зверовод от пояснений мягко уклонился. Бригада возвращалась в Край, от Шторма укрылась в каком-то своем схроне, потом наткнулась на нас, и было логично, что мы теперь двигаемся вместе… вот только оружие у нас отобрали. И хотя под конвоем вроде не держали, но дали понять, что пытаться отойти в сторону от маршрута, которым идут лесные волки, не следует.
        Когда командир отошел, Шутер сзади негромко спросил:
        - Не разберу я, охотник, мы в плену или нет?
        - В плену, - ответил я. - Только это такой мягкий плен, ненавязчивый.
        - Мягкий, мутант в дышло… Хоть бы подальше от Леса двигались! А то он зверье какое на нас выпустит или Штормом пыхнет - и все, ничего сделать не успеем. Чуете, как он ветерком в нашу сторону тянет? Вроде затаился и готовится. Зачем мы тогда уплывали да прятались от бури, если все равно очутились прямо возле Леса?
        - Слушай, я так или иначе шел в Край, - ответил я, кинув взгляд через плечо. Алина молча шла рядом с маленьким бойцом и глядела себе под ноги. Странно она себя ведет в последнее время, будто чужая. - И ты сам вызвался со мной идти. Ты что, не знал, что Край потому так и назвали, что он на самом краю Леса?
        - Знал я, знал, только… эх! - дезертир махнул рукой и замолчал, когда Зверовод оглянулся на нас.
        То есть не на нас троих - он поглядел на меня. Это меня насторожило еще раньше: командир волчьего отряда иногда бросал в мою сторону пристальные взгляды. При этом крылья его тонкого носа шевелились, а лицо едва заметно напрягалось. На Алину с Шутером он так не посмотрел ни разу, но я его чем-то тревожил, только не очень понятно - чем?
        Опушка Леса плавно изогнулась вправо, теперь постройки впереди были видны отчетливее. Ближе всех к нам стояла башенка с брезентовым навесом, под которым маячили силуэты двух людей, засевших на плоской крыше. За ней виднелось с десяток мазанок, отделенных от Леса высоким частоколом, а от луга - квадратами огородов и низкими изгородями.
        Двое наших разведчиков остановились у башни, на крыше которой я углядел пулемет, и задрали головы. Через край перегнулся человек в камуфляже и меховой тужурке, заговорил с ними, посмотрел на нас. Поднял руку в приветствии, Зверовод махнул в ответ.
        - Это что? - спросил Шутер. - Это Край, что ли? Такой маленький? Не понял…
        - Край, по-твоему, на самом деле что такое? - спросил я.
        - Поселение.
        - Несколько поселений, - поправила Алина, до того упорно молчавшая. - Григорий говорил, их с десяток, они стоят вдоль лесной границы. Просто среди них есть центральное, как бы столица, - его большинство и называют Краем, но на самом деле…
        - На самом деле оно называется Городище, - заключил я.
        Хотя мы и шли вместе с отрядом местных бойцов, охранники с башни проводили нас внимательными взглядами. Пока двигались дальше по обочине раскисшей после дождя дороги, я разглядел работающих в огородах людей. Между домами три женщины тащили вязанки с хворостом, из сарая возле бревенчатого дома доносилось ржание. Потом мимо на неоседланной лошади, за которой тащилась волокуша со связкой жердей, проехал старик. Он поздоровался с командиром лесных волков, обменялся с ним парой реплик и ударил лошадь пятками, свернув к огородам. Идущие позади бойцы нагнали нас. Мой «Карбайн» висел на плече у одного из них, а ««СПС»» Алины торчал из-за ремня у другого.
        Улица раздалась вширь, превратившись в большую земляную площадку, которую я определил как местную площадь. У колодца стояли и сидели на лавке несколько человек с ведрами, дожидаясь, пока двое краевцев наполнят водой большой бидон. От колодца доносился гомон, кто-то курил, присевший на корточки паренек оживленно болтал с молодой девчонкой в длинном платье с меховой оторочкой.
        Когда мы появились, люди стали оглядываться на нас. На краю площади со стороны Леса стоял бревенчатый двухэтажный дом с длинной пристройкой и рядом окон, завешенных мешковиной. У коновязи переступала ногами пара коней, за изгородью виднелись телеги, на одной лежали мешки, на другой солома. Там ходили люди. Двери дома были раскрыты, и я потянул носом воздух, ощутив запах съестного. Шутер тоже его почувствовал, шумно вздохнул и позвал:
        - Эй, командир!
        Свернувший к бревенчатому дому Зверовод сделал знак своим бойцам идти дальше, приостановился и, дождавшись нас, пошел рядом.
        - Командир, мы как вообще теперь? - спросил Шутер. - Вот ты нас сюда привел… То есть мы и сами сюда хотели, ну а теперь что делаем?
        Зверовод показал на меня.
        - Охотник сказал, что вам нужно попасть в Городище. Мы идем туда.
        - И далеко до него идти?
        - Если пешком, то до позднего вечера.
        - Долго, - пробормотала Алина.
        Шутер был более эмоционален:
        - Ого! Слушай, командир, если, говоришь, аж до вечера… Вон из того домины у вас, чую, съестным духом так и несет. А мы не жрамши уже Лес знает сколько, так, может…
        - Лес действительно знает, - перебил Зверовод, направляясь в обход колодца к бревенчатому дому. - Он знает все. Это местный трактир и постоялый двор для путников. Там мы поедим.
        - Хорошо, раз так, - буркнул Шутер. - Еще бы стволы наши вернули и нож мой. Мы вроде не враги.
        Судя по лицу Алины, она тоже была бы очень не прочь заполучить назад свой пистолет, но Зверовод последнюю реплику проигнорировал. Большинство его бойцов уже скрылись в трактире, а двоим, идущим позади нас, командир кивнул на калитку в ограде, и они свернули туда. Из пристройки донеслось блеянье, потом вышел седобородый человек в меховых штанах и безрукавке на голое тело. Бойцы зашагали к нему, они заговорили, в то время как мы вслед за Звероводом вошли в трактир.
        Здесь было одно большое длинное помещение со столами и лавками; у дальней стены - стойка из бревен, рядом двери. Все такое основательное, неказистое, тяжелое и крепкое с виду. За столами никого, наверное, народ собирался ближе к вечеру. В углу, где стойка примыкала к стене и где было полутемно, кто-то сидел спиной к нам на высоком ящике. От дальней двери в нашу сторону направился седобородый мужик, смахивающий на того, что вышел из сарая. Братья, решил я, и они же хозяева заведения.
        - Тут за монеты кормят или как? - забеспокоился вдруг Шутер. - Зверовод, слышь… Если стволы отобрал, то мы у тебя в гостях, тогда ты плати. Потому что у меня лично нет ни рублика.
        - Вы можете поесть за мой счет, - ответил Зверовод.
        Алина по-прежнему молчала, держалась настороженно, и я гадал: это связано с тем, куда мы попали и в чьей компании оказались, с неопределенностью нашего положения, или со мной? После того как она сказала, что я изменился, а я в ответ предложил не болтать почем зря, между нами возникло отчуждение. Может, я тогда был слишком груб? Надо было потрепать ее по плечу, как-нибудь успокоить, сказать, что я такой же, как прежде… В конце концов, она за меня волновалась, переживала из-за тоника, а я ее вроде как отшил. И неудобно как-то, да и непрактично - зачем мне неприятель в лице этой женщины, сестры майора ренегатов, главаря новой группировки, пусть даже они и в ссоре. По сути из-за меня ведь поссорились, из-за отношения ее брата ко мне Алина от него сбежала. Надо с ней поговорить, снова наладить контакт. По-доброму так, проявить теплоту - женщины это любят, большинство сразу тает.
        - Как сложилось, Зверовод? - спросил седобородый, подходя к нам. - Сделали дело, за которым ходили?
        - Сложилось не очень хорошо, Афанасий, - неторопливо ответил командир волчьей бригады, - но давай сейчас не будем про это говорить. Будь добр, накорми гостей Края, нам скоро в дорогу.
        «Будь добр»… экий он. Прямо интеллигентный парень, а не командир краевских спецназовцев, про которых вообще-то ходят всякие слухи. Не то чтобы ужасные, но довольно-таки серьезные вещи они творили, проворачивали всякие операции, в ходе которых хватало и раненых, и убитых. А этот весь такой обходительный, вежливый, церемонный даже. Простите-подвиньтесь, задрасте-пожалуйста… интересно, это маска, чтобы сбивать потенциальных врагов с толку, или Зверовод действительно такой?
        - А расплатиться у гостей есть чем? - прищурился хозяин.
        - Я заплачу из денег отряда, - спокойно пояснил нач-волк. - Скажи, он не появлялся?
        - Располагайтесь где хотите, - Афанасий сделал широкий жест, после чего ответил на вопрос командира: - Как не появлялся - вон же, в углу сидит. Еще утром пришел, злой как шатун.
        - Я не заметил сразу. - Зверовод кивнул нам, чтобы садились, и направился к человеку, расположившемуся на ящике у стойки. Теперь, когда глаза немного привыкли к тусклому освещению, стало видно, что это широкоплечий здоровяк в наброшенном на плече меховом плаще с поднятым капюшоном.
        - Ага, здравствуй, жрачка! - обрадовался Шутер и, потирая руки, заспешил к столу у окна. - А выпивка нам за счет хозяев положена, как думаете? Я бы от стопаря сейчас не отказался, от двух даже… от трех!
        - Думаю, что мне все это не нравится, - откликнулась Алина, тоже усаживаясь. Села она так, чтобы рядом оказался Шутер, то есть лицом к двери. И так, чтобы я был по другую сторону стола - рядом с ними места на короткой лавке не осталось. То есть не хочет рядом со мной сидеть… Ладно, я устроился напротив, положил на стол кулаки в перчатках, поглядел на спутников и сказал:
        - Ситуация не то чтобы совсем плохая, но не очень понятная. Мы все же в плену, воспринимайте это так. Хотя в принципе краевцы нам не враги. К ним в поселения может спокойно прийти любой бродяга.
        - Но оружие у нас забрали, - хмуро заметила Аля, уставившись в столешницу.
        - Потому что я сказал им, что нам нужно в Городище. По важному делу - важному для Края. Они и насторожились. Зверовод этот необычный тип. Вроде бы открытый такой, но что у него на уме, совсем неясно. И расспрашивать ни о чем не стал, просто предложил идти с ними.
        - Приказал, - поправила она, так и не подняв взгляда.
        - Да ведь краевцы все шизанутые, - качнул головой Шутер. - Скажите, нет? У них Лес в мозгах засел. Корни свои там пустил. Поэтому…
        Я предостерегающе поднял руку, и он смолк. Все это время я наблюдал за Звероводом: тот подошел к стойке, окликнув сидящего на ящике здоровяка, который не оглянулся, лишь поднял выше голову. Командир волчьей бригады сел рядом, уперся локтями в стойку. Сказал что-то. Меховой капюшон шевельнулся. Донесся глухой низкий голос. Что это за горб такой на спине у великана, сидящего на ящике? Странной он формы. Зверовод начал что-то объяснять, сдержанно жестикулируя, показал в нашу сторону. Незнакомец движением ладони скинул капюшон с головы, повел плечами, сбрасывая на пол плащ, и вот тогда-то, увидев, что пряталось под ним, я поднял руку, а после того, как Шутер заткнулся, сказал:
        - Так, мальчики и девочки… Если он меня узнает, а он почти наверняка узнает… В общем, приготовьтесь.
        - Чего? - не понял дезертир. Алина впервые подняла взгляд от столешницы и посмотрела на меня. - К чему приготовиться?
        Собеседник Зверовода грузно, но при этом очень быстро крутанулся на ящике. Рыжая борода. Рыжие волосы. Огромная башка мутанта-шатуна, свисающая между лопаток и раньше скрытая плащом. Широченные плечи, грудь под фуфайкой как бочонок… как два сложенных вместе бочонка…
        - Сейчас тут будет охрененная драка, - пояснил я, сцепляя пальцы и выгибая их так, что хрустнули костяшки. Потом стал выбираться из-за стола.
        Я только успел выпрямиться, когда человек, которого не так давно слепая девчонка назвала Палачом, вскочил.
        Свирепая, яростная энергия плеснулась от него. По-моему, это ощутили все в помещении - даже невозмутимо мягкий Зверовод отпрянул, а седобородый хозяин от греха подальше выскочил через дверь в соседнюю комнату. Шутер с Алей разом обернулись.
        - Пригнитесь! - заорал я.
        Палач схватил ящик, на котором сидел, и швырнул в меня.
        У него это получилось так легко, словно он бросил чашку. Хотя ящик был тяжелый - большой, из толстых досок. Он грохнулся об угол нашего стола и буквально взорвался. Алина взвизгнула. Я слегка пригнулся, прикрыл голову руками. Обломки разлетелись, несколько ударили в меня, упали на пол. Один я успел подхватить, это была доска с торчащим из конца гнутым гвоздем. Я сжал ее левой рукой, немного отведя в сторону, и повернулся боком к Палачу. Тот быстро шел, почти бежал ко мне. Вслед ему Зверовод выкрикнул что-то, но рыжему было наплевать, он приближался, не пытаясь схватить висящий на бедре обрез, лишь развел в стороны свои могучие грабли.
        Мой мозг уже работал, привычно прикидывая варианты: кулаком по уху… нет, лучше в челюсть… но борода смягчит… Значит - только обозначить удар, чтоб Палач среагировал, отвлекся, в это время вмазать доской, гвоздь воткнется в коленную чашечку, хотя на этом рыжем медведе меховые штаны, они тоже смягчат удар, но лишь частично, гвоздь их все равно проколет, он длинный. Значит, ударю со всей силы - и сразу коленом в пах, хотя у Палача яйца, должно быть, как чугунные гири, еще колено отобью… В общем, на «раз-два-три» его свалю… Правда, он вон как разогнался, весь дом содрогается… Не будем льстить себе, на «раз-два-три» не выйдет, скорее на «шесть-семь»… Хотя ножища у него - что столбы, и руки как бревна… На «одиннадцать-двенадцать»? Лес ему в душу, да он реально огромный! На «семнадцать-восемнадцать»? Не выйдет! Двадцать один - двадцать два? Шестьдесят шесть - шестьдесят семь?! Сто двадцать шесть?! Двести сорок восемь?!! Да он издевается, откуда он такой вымахал, чертов кабан!!!
        Мысли эти, варианты ударов и попытки подсчитать, за сколько смогу справиться с Палачом, пронеслись в голове мгновенно. Рыжий бородач был уже рядом, но прежде чем он успел что-то сделать, я ударил его доской, хорошо осознавая, что ни за что не должен позволить ему схватить меня, потому что он сплющит мне грудь в лепешку, переломает ключицы, голову отвинтит и забросит под стол…
        В общем, я ударил доской - ударил сильно и точно. Резко, хлестко, чтоб уж наверняка пробить ему колено и лишить мобильности.
        Только гвоздь согнулся. Лес в бога душу мать - гвоздь согнулся!!!
        Доска треснула в моей руке и переломилась напополам. В следующее мгновение я оказался зажат между огромными лапищами. Палач шумно втянул носом воздух, будто обнюхивал меня. А потом поднял над полом и швырнул в окно.
        Но перед тем я разглядел его глаза вблизи. Они были желтоватые и пугающие, потому что пустые. Нет, какая-то мысль, какие-то желания и устремления в них крылись, но где-то сильно-сильно в глубине этой яростно сверкающей желтизны. Зато кое-что я понял точно, без всяких сомнений: это были глаза фанатика. Глаза человека, для которого какая-то одна идея вытеснила все остальное. Затмила собой все, подавив любые желания, чувства.
        Этот человек жгуче, яростно кого-то ненавидел. И все его действия были подчинены только этой ненависти.
        Хотя можно ли называть его человеком? С моей точки зрения, фанатики являются людьми не в большей степени, чем кабаны-горбуны. Интеллекта, может, и побольше, но он ограничен какой-то одной темой, ради которой они способны на все, что угодно. Убить старика, задушить ребенка, сжечь целый поселок… Или вот выбросить человека из окна.
        Хорошо, что там не было стекла, а ставня раскрыта, препятствием мне стала только плотная мешковина. Ее я сорвал легко, будто марлю, потому что летел с очень приличной скоростью.
        Я пулей пронесся сквозь проем и упал на землю посреди двора. Ощутимо приложился копчиком, ободрал локоть, больно ударился плечом и еще больнее - бедром, но, в общем, ничего себе всерьез не повредил.
        Рядом крякнули, загомонили. Я встал на колени. В голове было как-то мутно, а еще там от удара будто что-то сдвинулось, отчего начались странные пульсации: на миг все вокруг раздваивалось, потом контуры сходились обратно… снова расходились… И каждый раз на привычную картинку накладывалась другая - светящиеся дымчатые абрисы. Будто в башке разладилось какое-то реле, без нужды включив ночное зрение, которым меня наградил тоник, и теперь оно само собой то срабатывало, то отключалось. Из носа в такт пульсациям толчками текла кровь.
        Так, охотник, надо менять тактику. В рукопашную ты с Палачом далеко не уедешь… не улетишь… то есть улетишь как раз далеко… Я прижал ладони к вискам. Башка тяжелая, ничего не соображаю. Соберись! Из трактира донеслись голоса, что-то пророкотал Палач, заговорил Зверовод. Потом раздались шаги - не такие быстрые, как когда рыжий бежал ко мне, но такие же тяжелые и уверенные.
        - Что такое?! - прозвучало рядом.
        Я сильнее сдавил виски, сглотнул и огляделся.
        Рядом стояли двое местных, один с мешком на плечах. Из дверей сарая выглядывала женщина, а сбоку возле телеги торчал один из бойцов Зверовода, вооруженный не «АКСУ», как большинство лесных волков, а «ТОЗом». Ага, знакомая машинка. Она висела в меховом чехле у него на поясе.
        В окне показалось испуганное лицо Алины, потом ее оттолкнули, место женщины занял Зверовод. Одновременно дверь трактира распахнулась - я этого не видел, она была за углом, но услышал стук. Раздались быстрые шаги и тяжелое дыхание приближающегося Палача.
        - Охотник, тебе лучше… - начал Зверовод.
        Я и сам знал, что мне лучше. Прямо из положения «стоя на коленях и держась за голову» я метнулся вбок одним длинным прыжком. Боец-волк схватился было за «ТОЗ», но я подсечкой сбил его с ног, врезал ребром ладони сбоку по шее, а другая рука в это время метнулась к «ТОЗу», который мне даже не пришлось вытаскивать из чехла, он сам оттуда выскочил, когда краевец упал. На прикладе, украшенном грубым лиственным орнаментом, болтался амулет-шишка на короткой цепочке.
        В развороте я снова присел, но теперь на одно колено, оружие описало дугу и резко остановилось, будто напоровшись на невидимую стену. Шишка бешено закачалась, стуча по прикладу. Короткий ствол лег на изгиб моего локтя.
        И уставился на выскочившего из-за угла Палача.
        - Иди ко мне, детка, - ласково позвал я, находя прицелом точку между рыжих бровей, и слизнул текущую по губам кровь.
        Взрыв каблуками землю, Палач остановился. Двумя руками он сжимал обрез, нацеленный мне в грудь. В окне, наставив на меня «АКСУ», замер Зверовод.
        Сбитый с ног боец в меховой бандане застонал, приподнял голову, увидел, что происходит, и благоразумно заткнулся. После этого во дворе трактира у самого края Леса наступила полная, абсолютная тишина.
        Линии прицелов застыли незримыми, туго натянутыми нитями.
        Трое стрелков не шевелились.
        Три ствола готовились выплюнуть смерть.
        Три пары глаз смотрели не мигая.
        Неподалеку тихо шелестел Лес. Он внимательно наблюдал за происходящим.
        Часть вторая
        В тени Леса
        Глава 7
        Хозяин Городища
        Когда телега сильно качнулась на горбе и два запряженных в нее козла хором взмемекнули, я ухватился за дощатый борт. Привалился к нему, расставил пошире ноги. Дно телеги было выстлано соломой - для задницы хорошо, но от качки не спасает. Я устроился на середине, Алина с Шутером сидели у борта напротив, а сзади караулила пара бойцов: тот, что носил черную меховую бандану, с «ТОЗом» и «Карбайном», и паренек по прозвищу Овсянка, у которого был Алинин пистолет. Впереди сидели Зверовод и один из братьев - владельцев трактира. Он правил козлами при помощи вожжей и длинной плетки, которую почти не использовал. Скотина двигалась ходко и не капризничала, наверное, была привычна к такой работе.
        Зверовод, полуобернувшись, спокойно поглядел на меня, ожидая продолжения той речи, которую я ему только что задвинул. Я счел необходимым повторить:
        - Еще раз: я встретил их с девчонкой в старом доме на краю города. Он ее душил. Ты бы что сделал, если бы увидел, как какой-то здоровяк давит ребенка? Не знаю, может, ты нелюдь какая, а я так человек. Хотя у меня люди особо добрых чувств не вызывают, ну, большинство, но… детей убивать? Как-то некультурно. Поэтому я в него стрельнул. Стена обвалилась, и он сбежал.
        - А отверженная? - спросил Зверовод.
        - Чего? Кто? - не понял я.
        Он сделал необычный жест - свел пальцы в щепотку и отмахнулся, будто отбрасывая от себя что-то невидимое. Скверну, может, какую-то или нечто подобное. Двое бойцов-волков, а после и седобородый возница тоже сделали этот жест.
        - То существо не было девочкой, - пояснил Зверовод серьезно. - Не было человеческим ребенком. Уже.
        - То есть когда-то было? - уточнила Алина, недобро зыркнув на волчьего командира.
        - Изначально - да, - кивнул он. - Хотя и в малой степени. Но после оно совсем потеряло свою человеческую суть и сделалось отверженной Лесом тварью.
        Алина пробормотала что-то - до меня донеслось слово «фашисты» - и отвернулась. После потасовки в трактире, когда Звероводу с его бойцами едва удалось развести нас с Палачом, когда того оставили в поселке чуть ли не насильно, а мы семеро отправились дальше, в Городище, на трактирной телеге, Аля совсем посмурнела. Замкнулась. Почти ничего не говорила, все время хмурилась и отводила глаза. Мне казалось, это потому, что она не понимает, как я собираюсь поступать дальше: краевцы ей, судя по всему, не очень-то нравились, во всяком случае, ей не нравились лесные волки, а Зверовод с его спокойствием просто пугал… и при этом я вроде как хотел вступить с ними в союз. А перед тем был грубоват с ней. В результате женщина совсем растерялась, не знала, как себя вести со мной, с краевцами, чего от нас ждать, чего вообще ждать от всего происходящего. Надо ее обязательно успокоить. Приголубить, когда вокруг будет поменьше народу, постараться вернуть ее доверие.
        - То есть ты эту девочку знаешь? - уточнил я у волчьего командира. - Сталкивался с ней? Раз так уверенно про нее говоришь.
        - Можно сказать и так - сталкивался, - подумав, согласился он. - Мой отряд и Палач вместе отправились из Городища на ее поиски.
        Ах вон оно что! Очень любопытный поворот. И это сразу вызывает кучу вопросов… на которые, как я понимаю, Зверовод не очень-то собирается отвечать. Все же я спросил:
        - То есть Палач - твой подчиненный? Твой боец, как эти?
        Парень в меховой бандане что-то презрительно пробормотал. Его называли то ли Вобла, то ли Выдра, я толком не расслышал, и он сильно невзлюбил меня после того, как я сшиб его с ног и отобрал «ТОЗ». За что, в принципе, я его не осуждал. Все-таки - Выдра, подумал я, глянув на бандану. Платок этот головной сделан из шкуры выдры, отсюда и прозвище.
        - Палач - это Палач, - сказал Зверовод. - Он не из нашего отряда, просто сейчас у нас общее дело.
        - А! - подал голос Шутер, запахивая куртку. Смеркалось, дующий от Леса ветер усилился, становилось холодно. - То есть палач - это типа должность?
        Зверовод промолчал, и тогда я добавил:
        - В смысле, он у вас занимается казнями? Кого ж вы там казните в таком количестве, что вам для этого понадобился отдельный человек на постоянную работу?
        - Мы не казним людей, - сдержанно и не очень понятно сказал Зверовод и отвернулся, давая понять, что обсуждение темы закончено.
        - Это хорошо, что не казните, - примирительно заметил Шутер. В отличие от Алины маленький дезертир, когда его накормили да еще и выделили телегу, чтоб не плюхать до Городища пешком, расслабился и теперь выглядел беззаботным. Не умеет долго тревожиться на одну тему - хорошо таким живется, легко. Я вот расслабиться никак не мог, хотя внешне и держался свободно, не дергался и улыбался, чтобы краевцы не подумали, будто жду от них чего-то плохого. На самом же деле я был настороже - еще как! Даже в плену у бравых парней майора Шульгина чувствовал себя как-то спокойнее, а тут не оставляло ощущение, что мы вляпались во что-то большое и серьезное, и главное, пока совершенно непонятное.
        Что я точно уяснил: бойцы, сидящие на задке телеги, получили от Зверовода указание не проявлять враждебности и не тыкать нам под нос стволы, но держать оружие под рукой и, если мы попытаемся покинуть телегу или начнем качать права, взять под прицел.
        Городище показалось неожиданно - дорога изогнулась было, огибая крутобокий холм, но потом вдруг вильнула и зачем-то пошла вверх по склону. На вершине холма мы проехали мимо дерева, в кроне которого я углядел хорошо прикрытое ветвями гнездо, где, по-моему, сидел снайпер. Потом внизу открылся вид на большое поселение.
        Там были десятки домов, стоящих вразнобой, без плана и толку, да к тому же разномастных - от солидных бревенчатых построек в два этажа до каких-то невразумительных фанерных холобуд. К этому времени заметно потемнело, но ночь еще не наступила, и Городище раскинулась перед нами во всей красе. Множество крыш, забранных шифером или покрытых соломой, жестяных и дощатых, кривые улицы между ними, изгороди, огороды, сады… Огни почти не горели, людей на улицах было совсем мало.
        - Что ж так тихо у вас? - спросил Шутер, вытягивая шею. Телега с пригорка покатила быстрее, нагоняя козлов, которые заблеяли и побежали. Возница навалился на торчащее из передка отесанное бревно, внизу заскрипело, скорость уменьшилась - надо же, у него там даже тормоз какой-то приспособлен.
        - С наступлением темноты большинство наших сразу ложатся спать, а встают с рассветом, - пояснил Зверовод.
        - А это что? - я показал на центр Городища, где была земляная площадка вроде той, на краю которой стоял трактир, только раза в три больше. Там торчали какие-то светлые столбы. - Что это вкопано?
        - Вы все увидите, - сказал нач-волк. - Сейчас мы отведем вас в дом, где часто селят пришлых. Рядом, в Тереме, как его называют, живет Птаха. Он… - командир повел в воздухе рукой, - можно назвать его нашим старостой.
        - А я слышала, у вас управляют старейшины, - заметил Алина. - Несколько людей, не один.
        - Это так. Старейшин мы выбираем из уважаемых поселенцев. Но удобно, чтобы был кто-то, кто иногда может быстро принять решение. Сейчас таким человеком является Птаха, к тому же остальных старейшин нет в Городище, они ушли на дальнее камлание.
        - Ну, ты как по писаному шпаришь, командир, - восхитился Шутер. - «Таким человеком является», «может быстро принять решение»… Слушай, а возьмешь меня в свой отряд? Я стрелять умею хорошо, повоевать успел… Что молчишь, не хочешь? Ну, еще перетрем насчет этого. Сейчас я вообще-то не о том, я хотел спросить: нам всем с твоим Птахой теперь говорить надо? А не поздно ли? Вон, ночь почти…
        - Вы двое можете лечь спать, к Птахе я отведу только охотника. В конце концов, именно у него возник конфликт с Палачом, и когда тот завтра придет в Городище, эта проблема должна быть обсуждена и решена. Охотник, тебе лучше все рассказать Птахе…
        - Командир, сколько тебе лет? - перебил я.
        Специально сказал это резко, внезапно - чтоб сбить его с мысли, поглядеть на реакцию.
        - Я… не помню… - он запнулся, поглядел на меня удивленно. Бойцы на задке телеги подняли головы, и Выдра бросил грозно:
        - Что еще за вопросы такие? Ты чего к нему лезешь?! - он привстал, схватившись за «ТОЗ». Малый явно пылал желанием отомстить мне за унижение во дворе трактира, но Зверовод уже пришел в себя, сделал короткий жест, и боец плюхнулся обратно, хотя руку со ствола не убрал.
        - Почему ты спросил об этом, охотник? - обратился ко мне нач-волк с обычным своим вежливым спокойствием.
        Телега качнулась, когда склон закончился, козлы побежали медленнее. Я пожал плечами:
        - Да так, любопытно стало. Значит, мне нужно поговорить с вашим старшим, объяснить ситуацию, что там у нас с Палачом вышло… и тогда он меня от Палача отмажет?
        - Отмажет? - переспросил Зверовод. - А… да, так. Всего себя Палач посвятил Лесу, только Он хозяин ему. Птаха - единственный, кого Палач еще слушается. Поэтому приготовься рассказать все, чтобы наш староста поверил тебе. Птаха правду чует.

* * *
        Ну уж нет, рассказывать все я не собирался. Ни про тоник, ни про события в старой шахте незачем этому Птахе знать. Так я подумал, когда меня ввели в дом, который местные называли Теремом. Легенду начал обдумывать еще по дороге с холма, и когда мы въехали в Городище, она была уже готова.
        В Терем меня привели Зверовод с молодым бойцом, Овсянкой, в то время как Выдра и двое краевцев, встретившие нас у дверей, пошли с Алиной и Шутером в соседний дом, который был поменьше и попроще. А Терем оказался ничего себе хороминой - по сути, даже трех-, а не двухэтажной, то есть с высоким чердаком под двускатной крышей, и с резными ставнями, на которых были всякие узоры в виде веток и листьев. На затянутой мхом крыше росли грибы, этакая россыпь серых поганок с темными пятнами на шляпках. Да и по всему Городищу растительности - причем необычной, аномальной - было много. То густая фиолетовая трава под стеной, то вдруг невообразимо искривленное, со странными треугольными листьями дерево торчит прямо посреди улицы. Или вот грибы эти… что они там делают, на крыше?
        - Узоры вырезал наш резчик, - сообщил Зверовод не без гордости, поглядев на ставни. - Виктор, большой умелец.
        - И это тоже? - я указал на столб из светлого дерева, вкопанный в землю перед дверями. У столба было лицо - то есть бездумная рожа истукана с высоким гладким лбом и носом-картошкой. Молятся они ему, что ли? Или это вроде оберега, по мнению хозяев, отваживающего от дома злых духов? Чернорыночники шьют черепа на рукава да таскают амулеты на цепочках, а эти идолов вырезают и перед своими жилищами ставят… Но вслух я все это высказывать, конечно, не стал. Шагнул в дом и в коридоре за дверью увидел высокую женщину в шароварах и блузке с большим вырезом. Грудь под вырезом тоже была большая, да и вся женщина пышная, кровь с молоком.
        Она стояла посреди коридора, преграждая путь, и я остановился. Зверовод сзади спросил:
        - Хозяин не спит, Марьяна?
        - Вас дожидается, - ответила она.
        Ну вот, ждут нас… собственно, удивляться нечему. Тогда во дворе трактира, заставив Палача уйти, а от меня выслушав объяснения по поводу нашего столкновения с рыжим бородачом, Зверовод отправил в Городище одного из своих людей, которому хозяева трактира выделили коня. Так что этот Птаха знает, кого к нему привели.
        - Так чего, тетя, дай пройти? - спросил я. Женщина окинула меня взглядом с ног до головы и в тон ответила:
        - Так чего, парнишка, дай обыщу?
        - Зачем это меня обыскивать?
        - К хозяину иначе нельзя. Так что руки в стороны, ноги на ширине плеч… Щекотки не боишься?
        Веселая тетка, ладно. Я сделал, как велели. Никакого оружия на мне не было… кроме перчаток. Марьяна обошла меня и стала охлопывать по бокам, по спине - довольно тщательно, со знанием дела. Присела, ощупала и огладила икры, бедра. Полезла к паху. Во дает - прямо профи. Я подавил желание не по-мужски хихикнуть и отпустить соответствующую случаю шуточку. Зверовод и Овсянка в дверях молчали, Марьяна деловито хлопала и гладила. Сквозь проем в конце коридора виднелась просторная гостиная. Там негромко потрескивал огонь, по полу прыгали красноватые отблески, а еще я видел край стола и большую картину на стене: грубая рама, холст, на нем деревья. Лес то бишь. Картина, мутант задери! Тут картины на стены вешают - прямо цивилизация.
        Обыск закончился, Марьяна сказала: «Заходи, парнишка, присаживайся», - и я шагнул в гостиную. Оглядевшись, сел на лавку. В коридоре позади негромко заговорили, потом смолкли. Я увидел на столе глиняный кувшин, не спрашивая разрешения, встал, взял его. Понюхал и сделал несколько глотков прохладной воды. Поставил и снова сел.
        Гостиную озарял огонь, горящий в большом круглом тазу на треноге. Что там горело, помимо обычной древесины, было не очень понятно, но оно придавало пламени розоватый оттенок, а еще необычно попахивало. Как будто специями какими-то пряными. И дыма почти нет - надо же, бездымный огонь. Но мое внимание приковал не таз, а лиана в углу. Ох и обычаи у них тут! Растения из Леса прямо у себя в жилищах сажают! Длинная мясистая ветка - светло-серая, покрытая зеленоватыми пупырчатыми крапинками и оттого смахивающая на хвост ящерицы, тянулась из круглой дыры в полу. Там кадка какая-то под полом стоит или оно идет из самого подвала? С вбитых в высокий потолок гвоздей свисали бечевки, которые поддерживали лиану; она изгибалась, заканчиваясь свитым спиралью нежным зеленоватым кончиком, нависающим над столом.
        Я с опаской разглядывал ее. От лианы неприятно пахло - это во-первых. Она больше напоминала щупальце, чем растение, - это во-вторых. И мне казалось, что она смотрит на меня, - это в-третьих. Как змея какая-то. Глаз у нее нет, а она смотрит!
        Раскрылась неприметная дверь за сундуком в углу, и в комнату вошел невысокий лысоватый человек в брюках-галифе и зеленой рубахе с закатанными до локтей рукавами. Двигался он быстро, живенько так, в руках четки. С виду лет пятьдесят. Уверенная походка, взгляд острый и какой-то пронзительный. Глаза черные и маленькие - будто пуговки пришиты к лицу. Нос кривой. Движения чуток суетливые, поспешные, и это немного не соответствует уверенности, которой веет от него.
        На правой руке от ладони аж до локтя была татуировка - ветка с листьями необычной формы. Только приглядевшись, я понял, что это не совсем листья, то есть вроде и листья, но в то же время человеческие головы с закрытыми глазами и разинутыми ртами. Будто люди спят, им снится что-то ужасное, и они кричат во сне.
        Человек кивнул мне, направился к столу, но на полпути будто споткнулся. Дернул головой на длинной шее, повернулся, вперив в меня пронзительный взгляд. Наставил на меня кривой нос - будто прицел взял - и приблизился, быстро семеня ногами. Красноватые пальцы, заросшие коротким светлым волосом, засновали, перебирая четки. Я сидел на месте, с любопытством ожидая, что будет дальше. Человек повел своей кривулиной, словно обнюхивая меня, на лице отразилось недоумение… непонимание… потом вроде испуг, который тут же сменился неопределенным выражением, после чего староста Птаха сказал:
        - Печать Леса на челе твоем.
        И попятился, шурша деревянными четками - они были в виде крошечных шишек и, через одну, человеческих голов.
        - Это еще что значит? - спросил я, похолодев. Мутант их разберет, этих краевцев… он что, почуял тоник во мне? И Зверовод, выходит, тоже? Ладно, Алина, она знала меня до тоника и с присущей женщинам чувствительностью ощутила перемену, но этот кривоносый мужик, то есть Птаха, он-то откуда может знать? Получается, не врут насчет каких-то особых способностей краевцев, по крайней мере, некоторых? Ведь точно известно, что многие из них умеют заходить в Лес, более или менее глубоко, и возвращаться оттуда живыми. Причем они для этого варят и принимают какие-то особые настои, либо проводят необычные ритуалы, либо делают и то и другое.
        - Печать Леса, - повторил Птаха, отступил еще, оглянулся на крапчатую лиану и плюхнулся на стул. - Лес коснулся тебя своим зеленым перстом, объял тенью своей душу твою. Только не пойму, проклят ты им или благословен, охотник? Диковинная печать на тебе, редкостная.
        Он пронзительно глядел на меня, и я вдруг понял, что эта маленькая головенка на длинной шее напоминает голову птицы, а кривой острый нос - клюв, черные глаза тоже какие-то птичьи, и что если он согнет свои короткие ручки в локтях да замашет ими…
        В комнате повисла настороженная тишина. Я слегка напряг руку, в перчатке которой был спрятан нож, согнул пальцы, готовясь сжать кулак. Взгляд Птахи переместился с меня на дверь позади, и он едва заметно покачал головой. Я оглянулся. Там стоял Зверовод с «АКСУ» наготове: приклад упирается в плечо, ствол направлен мне в голову. Он посмотрел на хозяина, опустил оружие и бесшумно отступил в полутемный коридор, где маячил силуэт Марьяны. Они негромко заговорили, а я снова повернулся к Птахе и сказал решительно:
        - Короче: я не знаю, о чем ты говоришь. Никакими перстами Лес меня не касался, и ни в какие его тени я не заходил. Насчет Палача - уже рассказывал, и тебе успели доложить. Мы случайно столкнулись…
        - Так ли уж случайно? - перебил Птаха, и короткие красные пальцы его быстро-быстро замелькали в воздухе. Кольцо четок поползло, постукивая и шурша, в бесконечном кручении. - Дитя это - отверженное существо, дщерь ада… И вдруг ты спасаешь ее, охотник. Именно ты, никто другой. Как так вышло?
        Непонятный человек, подумал я, внимательнее приглядываясь к нему. Совершенно неясно, чего от такого ждать и как себя с ним вести. Сбивают с толку эти повадки, быстрые движения, глаза-пуговки. С другой стороны, вся история с Палачом и слепой девчонкой тут как бы и ни при чем, я-то пришел разузнать насчет Травника, и ничто не мешает мне задать прямой вопрос.
        - Не знаю, - сказал я. - Просто случайность.
        - Не бывает случайностей, охотник. Пути Леса неисповедимы.
        - Да брось ты, - поморщился я. - Насчет Леса это все втирай своим людям, а мне не надо. Я ту девчонку, отверженная она там или какая-то еще, тогда увидел впервые и ничего вообще про нее раньше не слышал. И после того не слышал, потому что она тогда сбежала вслед за вашим Палачом. С чего он ее душить вздумал, чем она так опасна?
        - Палач - самый верный из детей Леса, самый ревностный его служитель, - неопределенно ответил Птаха. - Он был послан вместе с волками-солдатами, чтобы привести ко мне отверженных сестер. Старшая - Катя и младшая - Зря. Но волков постигла неудача, враги Леса встали против них. Так-то, охотник. Удалось, однако, выследить младшую сестру, когда она покинула пристанище врагов. Палач нагнал ее… И тут вмешался ты. Странно это мне, странно и тревожно. Но… - Птаха повел плечами. - Говорю я: пути Леса неисповедимы. Может, ты действовал по Его указке и во благо Ему, сам того не зная. А может, во вред - я всего лишь человек, не берусь судить. Пока не берусь. Пусть было как было, а будет как будет. Теперь скажи: зачем пришел к нам? Что хочешь в Крае, для чего ты здесь?
        - Хочу узнать про Травника, - глядя прямо в его беспокойные черные глазки, ответил я. - Ты о таком слышал, Птаха?
        Тут он застыл - будто в статую превратился. Даже глаза перестали бегать. Из коридора донесся скрип половиц, будто кто-то тяжело переступил с ноги на ногу, потом там снова тихо зашептались в два голоса. Возбужденно так зашептались, то есть Марьяна возбужденно, а Зверовод отвечал с обычной для него сдержанностью, хотя и в его голосе мне почудились беспокойные нотки. Тем временем Птаха отмер, четки выскользнули из руки, он едва успел их подхватить. Сжал в кулаке и спросил:
        - Зачем тебе понадобился Травник?
        Еще несколько секунд назад я хотел объяснить, что тот знал моего отца, которого я хочу найти, но реакция на упоминание Травника меня насторожила, и я ответил:
        - Да он мне денег должен.
        - Денег? - черные брови Птахи изогнулись.
        - Ну да. Много должен - и вдруг пропал. Я думаю: сбежал, чтоб не платить. Он обитал в городке одном, Мичуринске, но взял и исчез оттуда, как последний гад.
        - Что же ты - за деньгами аж сюда приперся? - от удивления Птаха заговорил совсем нормально.
        - А что же? А как же мне?! - загорячился я, вовсю изображая жадину, до глубины души обиженного коварным обманом должника. - Травник в Мичуринске делал всякие опыты, я в этом не разбираюсь, в общем, он арты у меня брал. Я ж не только охотник, но и старатель. В последнее время он все обещал, что расплатится позже, мол, ему вскоре должны много заплатить за что-то… Я ему арты все таскал-таскал, таскал-таскал, он их в коробки из-под чая складывал, а я таскал-таскал… - Я стукнул кулаком по колену. - И тут он возьми и сбеги! Сука! Вот как это называется, а? Не по-человечески! Он мне больше тыщи рублей должен, понимаешь? За такой деньжищей и на край света пойдешь, не то что в Край! Конечно, я пошел, а что ж еще делать, когда тебя кидают? Такое спускать нельзя, иначе вообще без штанов останешься. Вот я собрался, ну и сюда…
        - А почему сюда?
        - Да потому, что слышал от самого Травника, что он из Края. Правда, вроде бы давно от вас свалил. Почему свалил - он никогда не рассказывал, но у меня других наметок, где его искать, нет. Поэтому я сюда и пришел. - Окончательно войдя в роль, я ткнул пальцем в хозяина. - Скажи, вы Травника прячете от меня? Ведь прячете! Он, наверное, к вам заявился недавно, а сейчас сидит там где-нибудь за дверью, слушает и ухмыляется, гнида!
        Я замолчал, когда Птаха откинулся на стуле и почесал четками лоб. Уставился на что-то поверх моей головы, взгляд застыл. Думает, стало быть… Ну, думай, старшина, соображай, что все это значит и что со всем этим делать. С толку я тебя сбил - отлично. Люблю сбивать людей с толку, они тогда раскрываются, показывают себя. А то ты какой-то совсем уж непонятный человек, мутный, но вот сейчас, уверен, выкажешь свои истинные намерения.
        Птаха тряхнул четками, перевел взгляд на меня и объявил:
        - Травника тут нет, мы сами его ищем.
        - Так он и вам должен?! - поразился я. - Во, паскуда! Это он из-за долга от вас тогда свалил?
        - Из-за долга, - кивнул хозяин. - Долга крови. Долга предательства. Долга ереси.
        - Чего? Нет, я говорю, он вам денег должен? Так давайте вместе его прижмем, на счетчик поставим, он до конца дней платить будет!
        Птаха встал, и я снова умолк. Четки громко застучали в татуированной руке, пальцы так и мелькали. Он заговорил:
        - Не пойму я, охотник, то ли ты жадный дурак, то ли великий обманщик. Лжец, каких Лес не видывал… хотя Он все видывал, Ему все ведомо. Или ты и вправду простодушно пришел сюда, чтобы вернуть деньги, или гнешь какую-то свою линию, да хитро гнешь, подло, двулично. Этого пока не пойму, но точно чую: что-то с тобой не так. В тебе живет… нечто. Такое, чего в других нет. Поэтому, пока не разберусь, отправляйся под замок.
        - Под какой замок? Да иди ты в… к Лесу в задницу! - я сдвинул ноги под стул, чтобы вскочить и броситься на него, но тут сзади моей шеи коснулась холодная сталь.
        Я не расслышал, как подошел Зверовод, - все-таки про крутость волчьей бригады не зря рассказывали всякие истории. Зато ствол под затылком ощутил хорошо и слова командира боевой разведки Края разобрал отчетливо:
        - Вставай и не дергайся, охотник. Иначе умрешь.
        Глава 8
        Взаперти
        В голове пульсировало, виски сжала знакомая боль, только теперь она была послабее. Фигуры впереди раскрасились тусклым дымчатым сиянием. Я сделал еще шаг по устланному соломой полу и оглянулся. Из двери на меня глядели как всегда спокойный Зверовод, Выдра в своей меховой бандане и молодой Овсянка.
        - Не пытайся сбежать, охотник, - сказал командир лесных волков. - Сделать это пробовали многие, но не удавалось никому. Охранники под дверью, охранники снаружи…
        - И сколько тут сидеть? - перебил я.
        - Все зависит от старосты. Но до утра вы точно останетесь здесь.
        Дверь закрылась, я шагнул на середину комнаты и остановился. Большая, без всякой мебели, единственное окно - маленькое, под потолком. Дверь обита железом, стены из бревен. Потолок высоко. В окошке решетка, снаружи темно.
        В комнате, помимо меня, были трое людей, в темноте я видел их в виде светящихся призрачных силуэтов. Алина сидела под стеной, поджав ноги. Шутер раньше прохаживался туда-сюда, а когда я вошел, остановился и уставился на меня. Третий человек спал в углу, уткнувшись в бревна лицом и накрыв голову рукой, да еще и храпел. Вызывающе так храпел, задорно - с подсипыванием и заливистыми горловыми переливами. Бывают умельцы в этом деле, так вот он был великим мастером, мог бы учеников брать.
        - Ну-у, охотник, - протянул Шутер. - Вот и ты с нами.
        - Это вы со мной, - возразил я, обошел его и остановился под окном, задрав голову. - Только, слышь, не начинай опять про то, что это я вас в неприятности втянул.
        - Да не, молчу, - ответил он. - Ясно же, что мы сами с тобой пошли. Я слыхал, у краевцев такая «зеленая казнь» есть. В чем ее смысл, непонятно, но что-то типа жуткое. Как бы они нас теперь не решили казнить, того… по-своему, по-зеленому. Эх, а я уж думал напроситься к Звероводу в отряд, заделаться лесным волком. Так вместо этого в тюрягу попал.
        - Никто бы тебя просто так не принял в местную боевую разведку, - тихо ответила Алина, не поднимая головы. - Для этого нужно доказать свою верность и пройти ритуал. Посвящение.
        - Ну, так я и прошел бы! - запальчиво ответил Шутер. - А чего? Ритуал там, то-се - нормально, я не против. Посвятился бы.
        - Да не нужен ты им, - она отвернулась.
        Я подпрыгнул, ухватился за прутья, подтянулся и спросил:
        - А кто это под стеной лежит?
        Снаружи была знакомая земляная площадь. Я различил боковую часть Терема, другие дома, и прямо впереди - круг из вкопанных в землю столбов-идолов. В центре его вроде что-то было, то ли там кто-то сидел, то ли… не разобрать в тусклом свете месяца, часто пропадающего за облаками. И никого: пусто на площади и вокруг. Спят краевцы и видят сны о Лесе. Он где-то за моей спиной, его не видно, но близость чувствуется, будто что-то огромное и темное разлеглось неподалеку. Дыхание Леса ощущалось, как и прежде: ровный слабый ветер, несущий странные запахи.
        Пока я смотрел, Шутер сзади объяснял про спящего у стены:
        - Мужик какой-то, вроде не местный, одет как обычный бродяга, насколько со спины видно. Когда нас сюда втолкнули, он спал - так и спит с тех пор.
        - А разбудить не пытались? Поговорить?
        - Ткнул я его в бок, он только громче захрапел. А чего с ним говорить, такой же арестант, как и мы.
        Я приник к прутьям, скосил глаза влево, вправо и увидел сбоку под стеной тюряги скамейку. На ней сидел Овсянка с автоматом. Не спал - курил самосад, что было ясно по ядреному табачному духу и по вспыхивающему и угасающему после каждой затяжки огоньку.
        Значит, один краевец там, другой - в коридоре за дверью… Только я про это подумал, как из-за угла показался и третий, которого я раньше не видел. Низенький, как Шутер, но пошире в плечах. Неторопливо прошел мимо Овсянки, они обменялись кивками.
        Я оглядел места, где прутья входили в железную раму окна, и спрыгнул. Нет, мой тычковый ножик тут не поможет. Это все равно что зубочисткой в танке ковыряться. В общем, не сбежать отсюда. Я повернулся, отстранив Шутера, подошел к Алине и присел перед ней на корточки. Взял за плечо, но она скинула мою руку, даже не посмотрев на меня.
        - В чем дело? - спросил я. - Почему ты так себя ведешь в последнее время?
        - Я себя так веду?! - вспыхнула она. - Я веду?! Да пошел ты…
        Я не дал ей договорить - не хватало еще слушать ругань женщины. Да и в криках смысла никакого, Аля только заведет себя до полной потери соображалки, и начнется истерика. Такие вопросы надо решать сразу, радикально - я схватил ее в охапку, притянул к себе и поцеловал. Она попыталась отпрянуть, придушенно всхлипнула, попробовала меня оттолкнуть, но я не позволил. Обнимая одной рукой и придерживая за голову другой, прижал к себе еще крепче и качнулся вбок - в результате мы оказались лежащими на полу. Если бы не Шутер, я бы решил вопрос еще радикальнее, по полной программе, наплевав на храпящего незнакомца, но при дезертире заниматься этим было как-то не с руки, вернее, не с другой части тела, да и Аля уж точно не согласилась бы.
        Шутер за спиной удивленно крякнул, пробормотал что-то и затих. Алина еще несколько секунд отпихивалась, потом природа взяла свое, она обмякла в моих объятиях, растаяла, как снежинка на сковороде, и стала отвечать на поцелуй. Целоваться она умела хорошо, все-таки взрослая женщина, не девочка какая-то.
        Некоторое время мы лежали так, потом Шутер сзади сказал неуверенно: «Не, вы смотрите, если че, я могу отвернуться», и тогда Алина отстранилась. На этот раз я ей позволил, не стал удерживать. Наши лица были совсем рядом, глядя ей в глаза, я тихо сказал:
        - Если что не так - не сердись. Сейчас вместе будем думать, как выбираться отсюда. Ладно?
        Она молчала.
        - Да? - спросил я.
        - Мы ничего не придумаем, Стас, - прошептала она. Услышав свое имя вместо «охотника», я мысленно кивнул сам себе: ну вот, хорошо, контакт восстановлен.
        - Мы уже осмотрели всю камеру, - продолжала она. - Сами не выберемся, надо ждать, когда за нами придут. Знать бы, что они от нас хотят.
        - Все проблемы решаемы, - неопределенно ответил я.
        - Ты все-таки изменился, Стас. После тоника.
        - Пугаю тебя?
        - Нет, не в том дело. Я говорила: немного не такой стал. Запах, глаза… вот сейчас, когда вошел, мне снова показалось, что они светятся. Если и пугаешь, то совсем немного. И не ты, а то, что в тебе появилось. Оно - будто не совсем ты. Просто что-то новое внутри тебя. Но вот если оно с тобой срастется, станет твоей частью… вот тогда не знаю.
        - Глупости это все, - я погладил ее по голове и сел.
        Незнакомец у стены всхрапнул громче, а потом выдал особо заковыристую руладу, посвистывая носом и причмокивая.
        - Вот же! - я встал, шагнул к нему. Алина уселась, согнув ноги и обхватив себя за колени, наблюдала за мной. Я ткнул спящего носком ботинка в спину.
        - Эй, композитор! Подъем, смычок украли!
        Он захрапел громче, забормотал что-то из-под руки, закинутой на голову.
        - Вставай, хватит оглашать окрестности!
        В ответ - храп.
        - Воды б ему ледяной на голову, - поделился идеей Шутер. - Только взять ее тут негде.
        Я слегка отошел, шагнул вперед и пнул мужика ботинком по заднице. Она у него, кстати, была толстоватая, немаленькая такая задница, да и сам он - мальчик в теле, может, и не совсем толстяк, но явно не отказывал себе в доброй жрачке.
        В общем, я его пнул - и в следующую секунду полетел на пол. Незнакомец, оглушительно всхрапнув, перекатился назад, схватил меня за ногу и рванул кверху. Когда так делают, устоять практически невозможно, но есть способ превратить позорное падение с грохотом костей и искрами из глаз в ловкий кувырок, показывающий, какой ты тертый парень и умелый боец. Взмахиваешь ногой, как бы помогая противнику, а на самом деле вырывая стопу из его рук, и валишься назад, но при этом изгибаясь и вращаясь как бы таким штопором… Короче, я крутанулся, опрокинувшись на бок, перелетел через правое плечо, оттолкнулся ладонями от пола и встал на колени. А через миг - и на ноги, повернувшись к незнакомцу в пол-оборота, в позе, из которой удобно начинать кату. Ноги полусогнуты, пальцы распрямлены, ладони напряжены, правая рука отведена назад и готова нанести удар ребром, левая - перед собой, чтобы поставить блок…
        Аля вскочила. Шутер заголосил что-то. А мужик попер на меня - словно бык, нагнув голову, прикрывая кулаками лицо. Боксер, значит. Сейчас мы тебя, боксер…
        - Стас! - вдруг воскликнул он. - Чувачелло! Ну, мать твою, где еще тебя можно было повстречать, как не в краевской тюряге?!
        - Калуга? - спросил я, удивленно опуская руки. - Ты?
        - Нет - тринадцать гребаных мутантов! - радостно взревел он и сгреб меня в объятия.

* * *
        Расхаживая по камере, Калуга вещал:
        - Вон там они меня и схватили, на поляне, в роще возле Леса. Оказалось, что это какая-то их священная роща. Ну, то есть у них как вообще это все обстоит… - он приостановился перед нами, сидящими под стеной, щелкнул пальцами. - В Лес краевцы заходить могут, но не все. И не всегда. Это зависит от всяких таких эфемерных обстоятельств. И вот…
        - Каких-каких? - переспросил Шутер.
        - От мистических всяких дел. Которые заранее не просчитаешь. При этом молиться, то есть проводить свои ритуалы, они хотят регулярно. Но в Лес регулярно войти не могут. И вот для этого нужна та роща - она для ритуалов годится, растет у самой границы Леса, но при этом все же не Лес. Причем уверен, что она не одна, таких вдоль края Леса в этом районе несколько. Но я не о том: в общем, в центре этой рощи поляна, на поляне дерево-мутант, причем необычное, с зелеными крапинками по коре, ну, будто пятнистое. Еще и лоснится… на кору даже не очень похоже, будто что-то живое.
        - Деревья вообще живые, - заметила Алина.
        - Ну, вы поняли, о чем я, - махнул он рукой. - Так вот, это какое-то их святое дерево. А рядом с ним - аномалия. Круг стеклистой земли, и над ним в воздухе кружится светящаяся спираль. - Подчеркивая экзотичность этой картины, Калуга выпучил на нас глаза, которые у него от природы и так были слегка навыкате, и затряс пухлыми щеками. - Не знаю, что за зверская аномалия, никогда раньше не видел, но главное: в центре ее под спиралью лежит артефакт.
        Он присел на корточки и показал ладонями шар размером с детскую голову.
        - Вот такая вот, будем говорить, сфера - синяя, полупрозрачная. С отливом. Внутри что-то светится, вроде янтарной жемчужины. Ну и вот… я подумал - может, это и есть Главный Артефакт.
        - Что это значит? - спросила Алина недоуменно.
        Калуга махнул рукой.
        - А-а, тебе Стас потом расскажет. Мы с ним на эту тему как-то беседовали… В общем, мечта это моя. Смастерил я, значит, щуп подлиннее и попытался эту сферу оттуда добыть. И тут-то они меня и схватили, краевцы. Они как раз пришли на свои моления, ну или что там у них - на ритуалы. Камлания. Отметелили славно, - он потрогал скулу, на которой виднелись остатки кровоподтека, - и в кутузку запаковали. Слышал, что через два-три дня собираются отправить меня на зеленую казнь. Хотя что за казнь такая, не знаю. Может, вымажут зеленой краской да отпустят? - он невесело хохотнул своей шутке. - Вот, и теперь я здесь. Вторые сутки кукую, как кукушка.
        - Ты весел для обреченного, - заметил я.
        Слушая историю болотного охотника, я отметил осторожность, с которой он упоминал предшествовавшие события. Калуга не знал, в каких я отношениях с Шутером и Алиной, как сильно им доверяю, и ни словом не упомянул о том, что произошло с нами возле старой ракетной шахты в центре военно-научного комплекса КИБО-3, а потом со мной - когда я в эту шахту спустился. Я Калуге тогда рассказал и про файтеров, и про «ульи», и про схватку с Метисом. А вот Шутер с Алей об этом ничего не знали.
        Калуга вскочил, снова заходил по камере. У меня слипались глаза, Алина с дезертиром тоже клевали носом - сказывались насыщенный событиями день и напряженная ночь. Калуга же, вдосталь нахрапевшийся, был полон энергии.
        - Есть какие-то намеки, что с вами собираются делать дальше? - спросил он. - Как и меня, на эту зеленую казнь отправят, или…
        - Ну, нет! - возмутился Шутер. - С чего это им нас казнить? Мы их священную рощу не грабили и святой артефакт не тырили.
        - Так я тоже не тырил, только пытался.
        - Что с нами будет, мы пока не знаем, - сказал я. - Будем ждать, что решит этот Птаха. Куда, кстати, подевались другие старейшины, ты знаешь?
        - Да ушли на какие-то моления. У них вроде раз в полгода нечто вроде такого… праздника или чего. Вернутся должны через несколько дней. Я разговор охранников из окошка подслушал.
        Наблюдая за тем, как он ходит по камере, я помассировал виски. Свет месяца совсем слабо проникал в камеру, и на темный силуэт болотного охотника накладывались дымные призрачные абрисы. В какой-то момент, когда я сглотнул, они вдруг исчезли. Я прищурился, сглотнул снова, затем еще раз, посильнее, так что в ушах щелкнуло… опа, появились! Тогда я начал экспериментировать и через некоторое время понял, что могу усилием воли включать и отключать ночное зрение. Для этого нужно слегка напрячься и будто сдвинуть нечто в своей голове, как бы мысленным усилием перекинуть рычаг. Сначала получалось не очень хорошо, но обучение шло быстро, и вскоре уже я мог делать это с первой же попытки. Неприятно было только то, что после «включения» в ушах каждый раз звенело, будто по ним хлопнули ладонями, и на несколько секунд возникало болезненное ощущение. Поэтому я решил, что лучше не частить: еще сломаю что-то у себя в мозгу, потом извилин не соберешь.
        - Надо поспасть, - объявил я, лег у стены, подсунул руку под голову и закрыл глаза.
        - Слушай, Калуга, а как тут кормят? - спросил Шутер. - Если ты тут уже двое суток… э, я надеюсь, тут же кормят? А то я, не глядите, что некрупный, а пожрать очень даже люблю и стремлюсь.
        - Это мы уже поняли, - вставила Алина.
        - Кормят, а как же, - ответил Калуга. - Выводят трижды в день и кормят трижды, только хиловато: каша, похлебка овощная…
        - Каша - это плохо, - не одобрил Шутер.
        - Хлеб к ней тоже дают.
        - А хлеб - это хорошо.
        Они еще говорили, но я уже почти не слышал, голоса сливались в далекий гул, который накатывал все более мелкими волнами, а потом совсем смолк.
        Разбудили меня приглушенные выстрелы. Спросонья показалось, что я в нашем лагере, сплю в «скатке», накрывшись с головой, рядом дрыхнет Миша, а стреляют где-то в роще, на краю которой мы разбили стоянку… Я резко сел, протер глаза и понял, что нахожусь в тюряге посреди Городища. Рядом подняла голову Алина, вскинулся Шутер. Храпящий под другой стеной Калуга вскочил:
        - Что такое?!
        - Стреляют, - пояснил Шутер, хотя это и так всем было ясно.
        В решетчатое окошко проникал холодный утренний свет. Бой шел где-то совсем далеко, звуки были на грани слышимости. Да и не бой это в нормальном смысле, по крайней мере, не серьезный бой, скорее перестрелка. Ни одного взрыва мы не услышали. Вскоре стало тихо, и Калуга сказал:
        - За все время, что здесь сижу, впервые слышу пальбу. Что бы это значило? Уж не с вашим ли появлением связано?
        Мы с Алиной переглянулись, но ничего не сказали.
        Женщина с дезертиром вскоре опять заснули, а я, дождавшись, когда еще немного посветлеет, вытащил из перчатки ножик и под внимательным взглядом Калуги подступил к двери. Рассмотрел замочную скважину, попытался заглянуть в нее, покрутил ножик в руках, с разочарованием сунул обратно и вернулся.
        Калуга вопросительно поднял бровь, в ответ я мотнул головой. Нет, так замок не вскрыть. И с дверными петлями ничего не сделать. Я присел перед Калугой на корточки, покосился на спящих, взял его за воротник, притянул к себе и прошептал в ухо:
        - Про файтеров, про все дело с шахтой - никому ни слова. Нам же будет хуже, если кто-то узнает.
        - Да ясно, - зашептал он в ответ. - Я точно никому не скажу, ты сам вон Альке своей не проговорись после этого дела… Оно ж располагает к откровенности.
        - Откуда знаешь, что у нас с ней «это дело»?
        - Да уж догадался, - хмыкнул он. - По тому, какие она бросает на тебя взгляды. Ты - мужчина, она - женщина. Что еще нужно?
        Я оглянулся на мирно сопящую Алину. Бросает на меня взгляды? Странно, а мне казалось, что тогда возле озера я ей скорее… ну, под руку как бы попался. Ей расслабиться надо было, вот она и расслабилась с моей помощью. С другой стороны - сбежала же она из-за меня от брата? Правда, сама Алина объяснила это несколько иначе: что после обмана больше не могла доверять ему. Но на самом деле все равно ведь получается, что сбежала Аля из-за меня. И сильно рисковала, когда вместе с Шутером решила вытащить пленника из подвала под магазином.
        - В общем, про все те дела - молчи, - повторил я и выпрямился.
        - Выгляни в окно, чувачелло, - предложил он.
        - Зачем? Не хочу их будить.
        - А ты тихо. Ночью ты, скорее всего, не мог этого разглядеть, а теперь почти совсем светло, так уже и разглядишь. Выгляни, оно любопытственно.
        Я подошел к стене, подпрыгнув, схватился за прутья. Подтянулся.
        На площади никого не было. Никого, кроме человека с длинными белыми волосами, застывшего в круге столбов-истуканов. Он сидел в позе, которую я видел в одном старом журнале - там на фотографии был какой-то тощий азиат в набедренной повязке. Ах да, поза лотоса. Почему она так называется, понятия не имею, но краевец с белыми волосами, облаченный лишь в штаны, босой и небритый, сидел именно в ней. С прикрытыми глазами. И не шевелился.
        Я некоторое время наблюдал за ним, потом тихо спрыгнул. Потер лицо - сам зарос уже, побриться надо, а то скоро стану как тот Палач, и повернулся к Калуге:
        - Ну?
        - Увидел?
        - Сидит мужик, и чего? Волосы непонятные, то ли блондин, то ли седой.
        - А по-моему, крашеные. Вроде белилами облил… И он так уже двое суток сидит.
        - Да ну? - не поверил я.
        - Отвечаю, брат! - горячо зашептал охотник. - Аккурат после того, как меня сюда кинули, я туда забрался в первый раз, скрючился там на подоконнике, прутья обхватил и сижу, наружу пялюсь. Ну, скучно же, ты же знаешь мой беспокойный характер. Так вот, тот чувачелло подвалил так спокойно к центру площади, стащил куртку, боты, ствол, все сложил кучкой аккуратно за столбом, встал на колени и принялся бить поклоны. Долго: туда-сюда, туда-сюда. Потом на коленях в круг вошел, в центре уселся - и застыл, что твой пенек. И вот с тех пор не шевелится.
        - Может, это и есть ритуал перед тем, как в Лес входить? - предположил я.
        - Может, и так. Один из их ритуалов… Очищается он вроде, а?
        Ответом Калуге был щелчок замка в двери. Алина с Шутером разом проснулись, подняли головы. Я шагнул от стены. Дверь раскрылась, и заглянувший Выдра сказал, злобно глядя на меня:
        - Охотник, на выход. Да не ты, а ты! У старосты к тебе разговор!
        Выдра с двумя незнакомыми краевцами провели меня через площадь к Терему, и когда мы были уже возле него, оттуда вышел Палач. Снова я ощутил прущую от него энергию - будто свирепую горячую волну. Увидев меня, режыбородый сделал шаг навстречу, и Выдра сзади нервно заголосил:
        - Палач, не трожь его! Староста велел к нему привести, у них важный разговор! Отойди в сторону, отойди, говорю!
        Палач сдвинулся вбок. Игнорировать этого монстра было нелегко, но я по возможности спокойно прошел мимо него, стараясь не ускорять шаг, хотя очень хотелось, и когда был совсем рядом, все-таки не сдержался - бросил взгляд искоса. Палач глядел на меня из-под густых рыжих бровей, глаза его сияли безумной яркой желтизной.
        - Я не забуду тебя, отступник, - произнес он своим гулким, низким голосом. - Теперь я тебя чую. Найду, где бы ты ни был.
        Глава 9
        Предложение, от которого лучше не отказываться
        Староста сидел за столом, над ним кривой аркой протянулась торчащая из отверстия в полу лиана. Она чуть покачивалась на свисающих с гвоздей бечевках, пупырчатая поверхность лоснилась в свете утреннего солнца, проникающем сквозь окно, и мне снова показалось, что лиана глядит на меня.
        Меня усадили на лавку, которую придвинули ближе к столу. Выдра с молодым краевцем, широкоплечим крепышом, которого ночью я видел за окном возле лавки с Овсянкой, встали за моей спиной. Боец что-то неторопливо жевал. Древесную смолу, наверное, я слышал, в Крае ее умеют по-особому обрабатывать. Для зубов полезно и для десен. Зверовода видно не было - может, он сейчас в том месте, откуда ночью доносились выстрелы и взрывы, разбирается с проблемой?
        Сегодня взгляд у Птахи был другой. Вчера я вообще не мог просечь чувства, намерения и мысли этого человека, а сейчас он мне казался более понятным. Этак заинтересованно смотрит и, кажется, выжидающе. Одну руку положил на стол, другую держит под ним, сначала я подумал, что у старосты там оружие, и удивился - зачем, ведь позади меня двое его людей со стволами, но вскоре понял: в татуированной руке четки и он их перебирает.
        - Почему серьезные люди интересуются тобой, охотник? - спросил Птаха. - Большие люди!
        Вопрос прозвучал неожиданно и в первый миг сбил меня с толку. Мысли заметались в голове… Большие, серьезные люди? К ним обычно относят Хана, главарей сильных банд и кланов Черного Рынка, командование Армией Возрождения. Но все они далеко отсюда, да и с чего бы им мной интересоваться? Но ведь есть еще майор Шульгин. Вот казак чертов, это про него староста говорит! Шульгин, если он ушел из своей группировки не просто с десятком бойцов, но прихватил побольше людей, вполне теперь подходит под определение «серьезного человека». Только откуда он узнал, что я здесь? И неужели настолько уж я ему стал важен, что майор дошел аж до Городища? С другой стороны, мы-то с Алиной и Шутером сюда дошли - не так уж и много времени потратили. Хотя Шульгин не знал про мои планы, что я иду в Край, так почему же направился именно в этом направлении? Кто меня видел по дороге, кто мог настучать…
        Трое старателей-бродяг. И слепая девчонка. Про нее вообще трудно что-то говорить, а вот старатели, если попали в руки ренегатов, рыскающих по округе после нашего ночного побега из подвала, выболтали все, чтобы спасти шкуры. Лес в душу, мутант в печень - так и есть! Они могли видеть нас троих - сзади, издалека, когда мы вслед за девчонкой убегали с фермы. Старик Рапалыч точно видел, я же сам его разглядел тогда. И он мог понять, что один из бегущих женщина, а другой - невысокого роста… Потом на допросе описал нас Шульгину, и тот понял, что за троица была на брошенной ферме.
        Потом я сообразил кое-что еще: старатели должны были рассказать ему и про тоник. Рапалыч - старый, хлипкий, весь пропитый, его прижать нетрудно, с ходу расколется. Да и нет ему смысла пытаться что-то скрывать. То есть он рассказал Шульгину, что нашел тоник в схроне, устроенном кем-то в «птеке», а майор помнил, что именно в том месте они меня перед тем схватили. Значит, он свел «два» и «два» и легко вычислил: сбежав из подвала, я вернулся в «птеку», а потом пришел на ферму по следу Рапалыча. То есть это я спрятал тоник в том схроне и после, когда старик его оттуда забрал, принялся искать свою вещь. Что это может значить? Да то, что бутылочка с непонятной «зеленкой» для меня важна. Такой вывод напрашивается.
        А ведь в подвале майор допытывался, что я видел в КИБО-3… И теперь он решил, что тоник я притащил оттуда! Что это нечто крайне ценное. Какая-то военная разработка, биооружие или что-то подобное. Решил, что именно с тоником было связано все дело, затеянное Метисом, весь его поход к Полигону Смерти.
        Теперь майор от меня не отстанет.
        Раздумывая над этим, я сидел ровно, выражение лица не менял и вообще не шевелился, как тот столб-истукан. Я глядел на Птаху, а он глядел на меня своими черными птичьими глазами.
        Его рука, опущенная под стол, задвигалась - пальцы снова принялись перебирать четки, и староста сказал:
        - Охотник, тебе пора кое-что узнать, чтобы ты понимал, почему сейчас будешь делать то, что я скажу.
        Эк загнул… Он так уверен, что я буду делать, что мне скажут? Ну-ну.
        - Праведнику Лес - надежда и опора, грешнику Лес - муки вечные, - продолжал Птаха. - Вот мы скоро и узнаем, праведник ты или грешник.
        Я скептически хмыкнул, и он повысил голос:
        - Не шути со святыми вещами!
        Птаха вроде бы хитрый сукин сын, но с этими своими лесными заповедями абсолютно серьезен. Может, староста и не фанатик, как Палач, но он верует. Только во что? В то, что Лес - это Бог? Не знаю, но точно во что-то верует. И этим опасен, потому что вера придает ему силы и решительности.
        - Не шучу, не шучу, - отмахнулся я. - Так что ты мне хочешь рассказать? Что-то насчет Травника, сколько он вам денег должен?
        Птаха откинулся на стуле, положил обе руки на стол, намотав четки на кулак.
        - Охотник, не думай, что я всерьез поверил твоей байке насчет денег. Не за тем ты сюда пришел, Травник тебе нужен для чего-то другого. Не знаю, для чего, да и не очень мне это важно. Другое важно: Травник - отступник, предатель. Так мы его тут называем: отступник. Много лет назад он поддался на лживые рассказы одного пришлого в Край человека, увлекся лесоборческими сказками. Мы хотели передать его в руки Леса, дабы Он сам решил судьбу отступника, но Травник сбежал вместе с двумя своими дочерями. Одна тогда была совсем крошкой, другая постарше. С тех пор много родниковой лесной воды утекло… Мы искали отступника, но не находили. Хотя с определенных времен стало известно, что его дочери обитают в поселении под названием Чум. И вдруг, несколько дней назад, дошли сведения, что там появился и Травник. После стольких лет! Появился - и снова исчез. Тогда я отправил в Чум отряд, чтобы разыскать его, а если не найдут - привести сюда его дочерей. Чтобы он явился в Край за ними. Но чумаки за дочерей Травника заступились. Был бой, наш отряд отступил, потеряв людей. При этом одна из дочерей отступника осталась
в Чуме, другая же, младшая, во время перестрелки сбежала… Палач преследовал ее и уже схватил, когда появился ты.
        Я даже присвистнул мысленно: слепая девочка по имени Зря на самом-то деле дочка Травника! Вот так-так! А он, когда Лес протянул к Мичуринску-2 свое щупальце, то есть перед самым моим появлением, ушел с насиженного места и заявился в Чум, к дочерям. В Крае про это узнали, тут-то у них и заварилась каша… И потом еще я нечаянно влез в дело, поскольку, как и краевцы, искал Травника, только с другими намерениями. Как все сцеплено получается, свернуто в один клубок. Травник - отступник, враг Края. Его дочери - отверженные, тоже враги Края. Я ищу Травника, краевцы ищут Травника. И на дочерей его можно ловить, как на живца…
        - Ничего не знал про дочерей, - честно ответил я, разводя руками. - Понятия не имел, что та слепая - дочка человека, которого я ищу. Фух, ты меня удивил, Птаха. А что, вторая его дочка тоже такая?.. - я показал на свои глаза.
        - Нет, она зрячая. Зовут ее Катя, и в Чуме она заведует госпиталем. Теперь, охотник, ответь на мой вопрос. Что от тебя хочет майор Шульгин?
        Ага, стало быть, я правильно догадался. Майор со своими бойцами явился к Городищу, наткнулся на посты краевцев, у них была небольшая потасовка. Но, помнится, выстрелы тогда быстро смолкли… либо ренегатов отогнали подальше, либо только остановили, и они разбили лагерь где-то неподалеку. Это зависит от того, насколько много у Шульгина людей и какое вооружение.
        Снова врать про деньги, про какие-то там взаимные долги нет смысла, это уже совсем тупо будет. Можно сказать, что со мной от майора сбежала его сестра, мол, она моя любовница, Шульгин хочет ее вернуть… Но это значит подставлять под удар Алю. Потому что тогда краевцы могут взять ее в оборот покруче, чем сейчас. Примотать к своему ритуальному столбу и шантажировать майора, что убьют родную кровиночку, если он не уберется восвояси. А то еще и выкуп потребовать… Лес знает, что у этого Птахи на уме. То есть в прямом смысле слова - может, один только Лес и знает.
        Обычно я вру с ходу и вдохновенно, жарко так вру, убедительно, но тут, как назло, совсем ничего не лезло в голову, такой ментальный запор случился. Я промямлил не очень убедительно:
        - Да мы с майором не поделили кое-что. Старое дело.
        - И он из-за него пришел сюда вот точно так же, как ты пришел из-за долга Травника?
        - Ну… - я махнул рукой. - А что, бывает же такое. У нас застарелая кровная вражда. Я когда-то убил его близкого родича, - тут меня будто муза укусила, от чего вдохновение сразу проснулось, и я заговорил уверенней: - Случайно, в общем, по пьяни сцепились в одном кабаке. Ящер, так его звали, племянник майора. Витек Ящер. У него был свой небольшой отряд, они охотились, поставляли мясо для армейской кухни. Из-за девчонки мы в том кабаке сцепились. Он называется «Шатер», принадлежит барыге по имени Сигизмунд с Черного Рынка… Известное же место, слыхали ведь?
        Птаха поглядел поверх моего плеча, - а я и забыл почти, что там стоят двое бойцов, настолько они были бесшумны и неподвижны. Слегка повернув голову, скосил глаза и сумел разглядеть Выдру - он кивнул старосте. Потом перевел взгляд на меня, положил руку на «ТОЗ» в чехле и буркнул:
        - Не пялься!
        Ладно, не пялюсь, снова на Птаху смотрю. Главное, что тот получил подтверждение: «Шатер», где хозяйничает некто Сигизмунд, на Черном Рынке вправду есть. Лгать лучше всего именно так, смешивая вранье с правдой. Тогда тебя раскусить сложнее и все в целом звучит более веско. Другой вопрос, что Птаха может это и сам прекрасно знать, так что далеко не факт, что он мне поверил.
        - И вот из-за смерти племянника, которая была давным-давно, майор привел сюда столько людей, угрожает Городищу, ставит мне ультиматумы?
        Я пояснил:
        - Ящер был его единственным родичем. Покойная сестра вроде как завещала майору заботиться о племяше… не знаю. Оно так бывает: закрутится, одно за другое зацепится, и вот уже двое друг друга ненавидят, и готовы друг другу перегрызть глотку. Вот и у нас так с Шульгиным получилось. Так а что, майор теперь где-то рядом? И что он конкретно хочет?
        - Шульгин со своими людьми встал неподалеку. Требует выдать тебя. Ну, и что же мне теперь с тобой делать, охотник?
        Насупившись, я ответил:
        - По дороге сюда я из телеги разглядел все, что надо: и где посты, и как у вас в Городище все устроено… Отдашь меня майору - ему расскажу.
        - Ну и что? Если он тебя получит, то ему незачем будет нападать на нас.
        - Уверен?
        - …И потом, я могу ему твою голову на палке принести. Тогда и майор свое получит, и ты лишнего не сболтнешь.
        - Врешь, - сказал я. - Шульгин хочет отомстить мне лично и на голову не согласится. Не удовлетворит она его, точно знаю. Мы с ним давно друг дружку изучили. Он пытать любит: связать человека и головой в воду макать. И держать. А так - что, мою голову в корыто положит и станет любоваться? Не-е, я ему живой нужен.
        Птаха сощурился, подался вперед, взгляд его снова стал очень острым, как тогда, в наш первый разговор.
        - Так, может, не просто месть, может, Шульгин от тебя хочет что-то узнать, а? Поэтому ты так уверен, что нужен ему живым?
        Я пожал плечами - мол, думай как хочешь. Хлопнул себя по коленям и объявил:
        - Птаха, мы уже долго болтаем, давай, что ли, к делу. Ты что-то от меня хочешь, я ж понимаю. Так, может, скажешь наконец, что именно? А то вьешься вокруг да около, как синица вокруг гнезда. Говори уже!
        - Не сметь так со старостой! - Выдра пнул меня кулаком под лопатку, и я огрызнулся:
        - Отвали, мохнатый.
        У него на роже заиграли желваки, но Птаха велел:
        - Погоди, погоди, Выдра.
        Помолчал, раздумывая, задрал голову и уставился на крапчатую лиану. Пошевелил черными бровками и сказал:
        - У Шульгина большой отряд. Хотя он не знает, что я уже послал тайными тропами людей в окрестные поселения, думает, его разведка все Городище обложила и никого не выпускает… После первого столкновения от него приходил переговорщик. Майор дает мне двое суток, чтобы отправить тебя к нему, а если нет - накажет. Мне, верному слуге Леса, ставит ультиматум! - Птаха стукнул четками по столу. - Но с армейцами у нас будет отдельный разговор. А для тебя, раз ты во всем этом замешан, раз из-за тебя все так закрутилось, вот какое задание: отправишься в Чум и приведешь сюда Катю. Когда Травник узнает, что его дочку держат здесь, то явится за ней. Мои лесные волки больше в Чум соваться не могут, да и Палач слишком приметный. А вот ты войдешь туда запросто. Тем более, у тебя есть интерес Травника увидать. Скрутишь девчонку, вывезешь как-то оттуда, притащишь. В общем, это твои проблемы, как выполнить задание.
        Он замолчал, видя насмешливое выражение моего лица, и после паузы спросил:
        - Чего ухмыляешься?
        - «Для тебя вот какое задание»… - перекривил я. - Птаха, ты мне не отец и не командир. И даже не староста - потому что я не краевец. Возьми свое задание, сверни в трубочку, тонкую такую, и вставь себе…
        - А ну заткнулся! - выкрикнул Выдра и двинул меня по уху.
        Я не остался в долгу - врезал ему локтем по ребрам и сразу тыльной стороной кулака по лицу, разбив губы. Рука скользнула к перчатке, чтобы выудить тычковый ножик… И опустилась. Нет смысла, даже если справлюсь с двумя охранниками и с Птахой, из Городища все равно не сбегу - слишком много краевцев вокруг. Да и второй охранник, крепыш этот, уже отскочил подальше и наставил на меня «АКСУ». Нет, не выйдет, нужно дальше хитрить и торговаться, а не лезть на рожон.
        - Выдра, стой на месте. На месте! - прикрикнул Птаха.
        Тот остановился в метре позади меня, держась за лицо и за «ТОЗ», который успел достать из чехла. Меховая бандана сбилась на лоб, почти закрыла злые глаза. Я ухмыльнулся ему и повернулся обратно.
        - Так вот, староста, ты меня выпустишь, а я уйду и не вернусь. Ты ведь это понимаешь. Значит, должна быть какая-то причина, почему мне возвращаться… Ну, так что ты мне хочешь предложить за то, что приведу эту Катю и помогу заполучить Травника?
        - Избавление от мучительной смерти, - ответил он. - Лютик, Выдра - действуйте!
        Половицы скрипнули разом с двух сторон, только поэтому я не успел среагировать, а то бы навернул минимум одного, может быть, и двух. На левое плечо легла рука Выдры, придавила к стулу, а в правое ухо впечатался приклад «АКСУ», который держал крепыш - Лютик то есть. Лютик! Его бы Бульдогом лучше назвали или Боксером. В голове словно что-то взвизгнуло, а потом меня ударом в спину сбросили со стула. Они знали, что должны делать, заранее обговорили, как будут хватать, как тащить, иначе не смогли бы сработать так быстро и слаженно. То есть у Птахи план был готов еще до разговора со мной, все продумано, оставалось только провести беседу и попытаться выведать побольше, а потом брать меня в оборот.
        Через пару секунд я оказался лежащим спиной на столе, а трое краевцев нависли надо мной, сжимая за руки и плечи. Ладонь Птахи упиралась в лоб, вдавливая затылок в столешницу. Ноздри старосты возбужденно раздувались, глаз подергивался, верхняя губа оттопырилась, обнажив зубы.
        - Рот ему разинуть! - приказал он. - И держите крепче!
        Выдра скалился, а лобастый, невысокий, очень крепенький с виду Лютик оставался спокоен, чувствовалось, что он просто выполняет порученную работу. Не переставая жевать, он ударил меня в живот. Я засучил ногами, которые прижимал Выдра, разинул рот, пытаясь вдохнуть, и тогда Птаха татуированной рукой схватился за торчащий сбоку конец пупырчатой лианы.
        В другой руке, на кисть которой были намотаны четки, появилась раскладная бритва. Чирк! - и конец лианы отлетел в сторону. Бросив бритву на стол, Птаха схватил меня за подбородок, вдавил скрюченные пальцы между челюстями, не позволяя им сомкнуться, отогнул лиану книзу, подтянул к лицу. Перед глазами мелькнул обрубленный кончик, на котором дрожала ядовито-зеленая капля. Староста дернул стеблем, стряхнув ее прямиком мне в рот.
        Горечь была просто обалденная, у меня мигом отнялся язык, а губы стали как два шершавых резиновых валика. Я задергался так, что краевцы чуть не выпустили меня, и Птаха зачастил возбужденно:
        - Держать, держать, еще одну нужно, иначе ему времени слишком много будет, Лютик, ну что же ты - держи!
        Вторая капля отправилась вслед за первой, и меня окончательно замутило. Губы распухли и совсем потеряли чувствительность, я кусал их - и ничего не чувствовал, язык не помещался во рту, в горле пекло, вроде там застрял раскаленный уголек. Когда по знаку старосты меня отпустили, сил брыкаться уже не было - я просто сполз со стола, присев под ним, сжав голову руками. Посидел так немного, зажмурившись, потом кое-как выпрямился, вытер кулаками слезы, сами собой выступившие на глаза, проковылял к стулу и повалился на него.
        Птаха снова сидел на своем месте, Выдра с Лютиком стояли по сторонам от стола. Лиана покачивалась над ними, на обрубленном кончике пузырилась, постепенно застывая, зеленая пенка. Они глядели на меня, дожидаясь, пока приду в себя. И, мутант задери, мне снова чудилось, что лиана тоже на меня смотрит, хотя никаких глаз у нее нет - глядит этак подленько, по-змеиному, исподтишка, с ядовитой ухмылочкой. Я опять протер глаза, ощущая, как горечь медленно рассасывается в горле, как язык с губами обретают чувствительность и начинают гореть огнем. Промямлил:
        - Ты, Птаха, не из тех, кто летает высоко. Ты из тех, кто гадит людям на головы. Ну, говори уже, не тяни.
        - Говорить, хм… - прищурился староста. Глаз у него больше не дергался, ноздри не раздувались. - Необычный ты все-таки человечек, охотник. Хорошо, говорю. И, во имя благости лесной, слушай очень внимательно, это в твоих интересах. Одна капля сока - четыре дня жизни. Две капли - два дня. Тебе осталось немногим больше двух суток, примерно пятьдесят часов плюс минус два-три часа. Дольше не протянешь.
        - А что будет?
        - Плохо будет! - осклабился Выдра. - Так плохо, что сам захочешь смерти.
        Лютик по-прежнему жевал свою жвачку, равнодушно глядя на меня. «АКСУ» висел у него на боку стволом книзу.
        Староста подтвердил:
        - Да, тебе будет очень плохо. Сначала-то ничего такого, только жжение, но под конец… Через пятьдесят часов - вывернет наизнанку, кишки свои выблюешь. Растение это нам Лес послал, как оружие против отступников, отверженных, прклятых и нечистых. У нас, людей, свое оружие, у Леса - свое. Шторм, споры, деревья, существа… Поэтому и сказал я тебе: грешнику Лес - муки вечные. Хотя твои муки не будут вечны, а, наоборот, довольно-таки скоротечны. Но если сделаешь, что сказано, то я, с дозволения Леса, от этих мук тебя избавлю.
        - Добьешь, что ли? Так я и сам могу…
        - Нет, дам противоядие, - он быстро глянул на картину с изображением Леса на стене. - Оно у меня в сейфе. Делается на основе этого же сока, но с добавками. Особый отвар, рецепт известен немногим. Получишь, если за пятьдесят часов притащишь мне дочку Травника. С тобой пойдут эти двое, у Механика возьмете машину, на ней сможете добраться быстро. Выдра с Лютиком подождут тебя перед Чумом, за ограду им соваться нельзя, поэтому в поселении будешь действовать один. Что хочешь там делай, твоя жизнь - твои проблемы, и на все воля Леса. Приведешь Катю - жить будешь, нет - умрешь мучительно и страшно. И еще, охотник: не знаю, дроги ли тебе те двое, вместе с которыми ты пришел сюда, женщина и солдат. Но помни, что если не справишься, не только сам умрешь - их обоих, волею Леса, ждет зеленая казнь, которую в действительности мы, дети Леса, называем иначе: зеленое единение.

* * *
        Выдра полз впереди, я прямо за ним, слева от меня бесшумно двигался Лютик, а справа пыхтел Калуга.
        Его взяли с собой потому, что я сказал: в Чуме один могу не справиться, нужен надежный напарник. А с этим парнем мы уже контачили, он вполне надежен. Птаха тогда ответил: а если сбежит? Какая у тебя гарантия, что он вернется? На что я сказал: ну, сбежит, тебе-то что? Мои проблемы - привести эту девку, а тебе Лес клином сошелся на том, чтобы наказать охотника за то, что полез в эту вашу священную рощу, или куда он там полез?.. Сбежит - ну и пусть.
        «Не поминай имя Лесное всуе», - ответил Птаха. Но Калугу мне с собой дал. Мутный все-таки мужик этот Птаха, думал я, поворачивая вслед за Выдрой вокруг земляного горба. Вроде бы управленец-администратор. А как иначе, Край ведь большое хозяйство, людей много, у всех свои роли, всякие отношения между ними, в общем - система, за которой надо следить, подлаживать ее и подкручивать. Для этого обязательно нужны управленцы, и Птаха - один из них. Но с другой стороны, он истинно верующий, как я понял. Не лицемер, для которого вера - просто рычаг, чтоб легче было командовать людьми, нет, он вправду верит во всю эту чушь с Лесом. Или не чушь? Кто тут вообще про чушь размышляет - человек, недавно получивший способность ночного зрения, тот, которого периодически накрывают приступы мерцания, который видел светящееся лицо и слышал зов из глубины Леса? В общем, твой цинизм неуместен, охотник. Разберись сначала со своими глюками, а потом разглагольствуй про веру и чушь.
        Так или иначе, Птахе его религиозность не мешала оставаться практиком и быстро придумать, как одним ударом решить две проблемы: заманить в Городище Травника, притащив сюда его дочку, и разобраться со мной.
        Потому что насчет меня, я был уверен, староста придумал вот что: после того как вернусь в Край, он сольет меня Шульгину, но противоядия так и не даст. Или вместо него подсунет что-то другое, чтоб я успокоился, не дергался и не орал про несправедливость. Даст обычное обезболивающее, которое на несколько часов подавит боль, и отправит к ренегатам. Потом у майора я очень быстро откину копыта, не успев ему толком ничего рассказать ни про намерения Птахи, ни про Травника с его дочерями. Эта информация майору, наверное, показалась бы интересной, но он ее не получит.
        Получается, выбор у меня такой: смерть… или смерть. С этим надо было что-то делать, но пока что я не знал - что? И решил: до поры до времени буду действовать так, как если бы поверил Птахе и вправду собрался притащить к нему девчонку. Поэтому сейчас мне нужно двигаться в Чум и выковыривать ее оттуда.
        Выдра приостановился, ткнул рукой вперед. Я улегся рядом с ним, потом к нам подползли Калуга с Лютиком. Последний снова напомнил мне этакого лобастого серьезного бульдожка, очень крепенького и молчаливо-деловитого. Он равномерно жевал, массивная челюсть двигалась туда-сюда. Калуга, поглядев с края длинного пологого откоса, на краю которого мы очутились, протянул:
        - Ну-у, чувачеллы… Да там целая армия.
        Лагерь ренегатов находился левее, не в низине, а на округлой вершине большого лысого холма, примерно в километре от Городища. Оно было справа, а еще дальше за ним - граница Леса. Из Городища мы смогли выбраться без особых проблем, понадобилось только облачиться в камуфляж и проползти мимо нескольких патрулей ренегатов, которые шастали по округе.
        «Карбайн» висел у меня за плечами, в подсумке было несколько магазинов и две гранаты. И нож на ремне. Хорошо, конечно, но плохо только то, что с нами отправился Выдра, который меня сильно невзлюбил.
        Солнце стояло в зените, но было нежарко. Горели костры между палатками, в котелках готовился обед. Возле большого армейского шатра кто-то сидел на ящике. Я достал бинокль, посмотрел - Химка. А майор, наверное, внутри.
        - С полсотни человек там точно есть, - сказал я. - Это те, что мы видим, но на дальнем от нас склоне может еще сколько-то сидеть, плюс патрули… В общем, сотня бойцов наберется.
        - А у майора твоего один отряд? - уточнил Калуга. - А то, может, где-то в стороне еще пара-тройка таких же.
        - Не знаю, - сказал я. - Но Городищу они могут доставить проблем. Возле центральной палатки, видишь, машина? Так у нее в кузове стоит крупнокалиберный пулемет…
        - Хватит пялиться, ползем дальше, - буркнул Выдра. - Времени мало.
        - У меня мало, не у тебя, так что не напрягайся, - посоветовал я, продолжая смотреть в бинокль. С точки зрения Выдры, может, и не было смысла изучать лагерь ренегатов - для нас главное незамеченными покинуть это место и побыстрее идти к Механику за тачкой. Но мне было важно знать, что собой представляет группировка майора, чувствовал я: эти сведения понадобятся. Поэтому и продолжал внимательно рассматривать лагерь ренегатов, водил биноклем по всему холму, вглядывался сквозь дымок костров и походных кухонь, пока Выдра не толкнул меня под руку. Края окуляров стукнули по лицу, я повернулся и кулаком засадил ему в грудь.
        - Отвали!
        - Щас я тебя завалю! - Выдра будто ждал этого, вскочил и взялся за нож. Хорошо хоть хватило мозгов под этой меховой банданой не пытаться стрелять вблизи расположения противника.
        - Вот ты идиот, - я отполз немного и тоже встал, пряча бинокль. - Ну, давай, попробуй.
        Ощерившись, он попер на меня, качая ножом. Калуга, вскочив между нами, замахал руками:
        - Э-э, да вы сбрендили! Побегите уже туда прямо в лагерь и между костров устройте махач, если так хотите покрасоваться!
        Лютик тоже выпрямился, но вмешиваться не спешил, просто наблюдал. Выдра сделал еще шаг, остановился, убрал нож и процедил:
        - В отряде главный я. Меня слушаться, охотник!
        - Да хрен там, - бросил я, отворачиваясь. - У меня дело привести к Птахе девку, Калуга согласился помочь, а что вы двое тут забыли - я не знаю. Хотите, можете идти с нами, а можете валить. Командовать будешь дубами в Лесу, краевец. Идем, Калуга.
        И, не оглядываясь, направился прочь от лагеря, то есть на юго-восток. Чум вообще-то был почти точно на востоке от нас, но в той стороне из Леса выступал обширный «полуостров», который для начала надо было обойти. Где-то там, как мне сказали, и жил Механик.
        Калуга нагнал, пошел рядом. В Городище ему выдали «АКСУ», как у Лютика. Судя по шелесту травы, краевцы шагали следом. Болотный охотник, глянув назад, тихо сказал:
        - Ну, и какого мутанта ты его провоцируешь? Этот меховой болван чуть ведь на тебя не полез, брат.
        - Правильно, а какого мутанта ты его остановил? - негромко ответил я.
        - А что, позволить вам стрельбу тут поднять?
        - Стрельба бы не поднялась, он нож достал.
        - Ну?
        - Ну и я бы его срубил. Может, не до смерти, но оставил бы тут лежать, при этом для Лютика это выглядело бы естественно: Выдра сам ко мне полез.
        - А, так ты от мохнатого отделаться хочешь?
        - Ох ты проницательный! - буркнул я. - С лету улавливаешь. Лютик - просто боец, что сказали, то и делает. А Выдра… Короче, я бы предпочел, чтобы он не наступал на пятки. Так, ладно, пока что забудь про это, я о другом хотел: ты можешь уйти. Я тебя вытащил из тюряги по дружбе, но не жду, что ты со мной пойдешь до Чума и будешь там помогать. То есть я бы не отказался, потому что одному будет тяжеловато, но если свалишь - твое дело. Правда, краевцы наверняка получили приказ в этом случае тебя задержать, но я мешать не стану, так что сам смотри.
        - Ну, нет, - он затряс своими пухлыми щеками, - опять ты за свое. Возле шахты тогда говорил, что я могу уйти, теперь вот опять…
        - Просто я привык сам решать свои дела. Хотя, конечно, помощь надежного человека будет кстати.
        - Ладно, чувачелло, идем до Чума вместе. И в Чум войдем вместе. Мне ж ничего не мешает, покинув гостеприимный, понимаешь, Край, отправиться в гостеприимный Чум. А там уж на месте разберемся, что к чему и как.
        С этими словами он протянул мне пухлую ладонь, и я ее пожал. Потом кинул взгляд через плечо. Лагерь ренегатов остался за холмом, со склона которого мы спустились. Лютик равнодушно глядел по сторонам, жевал и сплевывал коричневой слюной - от Калуги я узнал, что жует он древесную смолу, смешанную с по-особому загущенным березовым соком. Крепыш был само спокойствие, а вот Выдра, зло поблескивая глазами, то и дело касался рукой приклада «ТОЗа», болтающегося в чехле. По лицу его ходили желваки, он о чем-то напряженно думал - о чем-то, судя по роже, недобром. При взгляде на него мне пришло в голову, что, возможно, Птахе даже не нужно, чтобы я довел дочку Травника до Края. Может, этим двоим дано задание прикончить меня, как только выведу ее из Чума, так что принимать какое-то решение мне нужно гораздо раньше, чем я рассчитывал поначалу.
        А потом, прервав поток мыслей, в боку сильно кольнуло, и будто тугой ком свернулся в желудке. Я скривился, схватился за живот, не прекращая шагать.
        - Брат, что с тобой? - спросил Калуга. - Что, яд этот уже действует? Первый приступ?
        - Да, кажется, - просипел я, услышал сзади смешок, снова глянул туда - Выдра ухмылялся, наблюдая за мной. Он толкнул в бок Лютика, показал на меня, но тот никак не отреагировал, равнодушно отвел взгляд. А мохнатый, как его окрестил Калуга, издевательски кивнул мне и показал большой палец.
        Я шел дальше, стараясь, чтобы ноги не заплетались в густой траве. Боль уменьшилась, затем прошла, оставив слабое жжение в животе. И я подумал о том, что если лесная зараза уже поселилась в организме, если она смертельна, как сказал Птаха, и если он не собирается давать мне противоядие, в чем уверенность у меня полная, то я, по сути, уже мертвец. Живой мертвец.
        Глава 10
        Живой и бодрый мертвец
        До Чума было далеко, и если идти в обе стороны пешком - за двое суток не обернуться никак. Поэтому-то Птаха и сказал, что нужно ехать. В Крае, однако, всякую технику не уважали, считали ее безбожной - «адские механизмы», так выразился староста. Что не мешало им вовсю пользоваться оружием, которое тоже ведь механизм, но я не стал указывать на это противоречие. В общем, возиться с машинами тут считалось чем-то не очень приличным, и занимался этим краевец с логичным прозвищем Механик. Его услугами, с одной стороны, пользовались (я был уверен, что тот же Птаха иногда, если возникала срочная необходимость, катался по делам на автомобиле), а с другой - Механик для остальных был как бы оскверненным и жил в одиночестве, на отшибе. Вот к нему мы и шли, чтобы взять машину и дальше покатить с ветерком.
        Хозяйство отшельника расположилось метрах в трехстах от лесной границы, недалеко от озерца, почти уже превратившегося в болото. Небольшой, хлипковатый с виду дом, состоящий в основном из фанеры и досок, мы увидели издалека, но самого Механика видно не было. Калугу что-то впереди насторожило, он занервничал, закрутил головой, стал приподниматься на цыпочках, тянуть шею.
        - Че ты дергаешься? - презрительно протянул Выдра.
        Охотник вместо ответа спросил:
        - А этот Механик один живет? Что-то мне как-то… Неспокойно как-то. Где он, а? Почему не видно?
        - В ангаре сидит, - бросил Лютик, не прекращая жевать. - Или в доме.
        - Калуга, что тебя насторожило? - спросил я. Мы уже подходили к жилищу.
        - Да вот не знаю, брат. Вдруг как-то щекотно в организме стало, неспокойно.
        - Щекотно ему! Дебил! - буркнул Выдра и, первым шагнув к дверям, толкнул дверь. - Механик, ты где? Нам нужна тачка, Птаха велел дать.
        Лютик приостановился, пропуская нас, мы с Калугой вошли в полутемную гостиную с кривым земляным полом, устланным драными половиками, с грубой мебелью и печкой. Здесь было сыровато, пахло плесенью, а еще витал едва уловимый запах, показавшийся мне знакомым, но таким… мимолетно-знакомым, когда ни за что не сообразить, что это пахнет.
        «Карбайн» был у меня в руках, Калуга тоже снял с плеча автомат. Из гостиной вели две двери, Выдра пошел к одной, Калуга направился к печке, а я шагнул ко второй. Вошел Лютик, привалился к стене с «АКСУ» наготове. Калуга, выглянув в окно с грязным стеклом, пробормотал:
        - И не страшно ему в такой близи от Леса жить? Вообще же рядом, доплюнуть можно.
        - Не сквернословь! - прикрикнул Выдра. - Лес добро и жизнь несет!
        - Так это смотря кому, - возразил Калуга, приподнимая ворох смятых покрывал на печке и заглядывая под них.
        Я приоткрыл дверь, заглянул, потом распахнул и шагнул в комнату. Здесь пахло еще более кисло, застойно, а посреди комнаты на стуле сидел седой человек, в рабочей спецовке, заляпанной машинным маслом. Морщинистое лицо, щетина, грязные ботинки, один каши просит. Правая рука свесилась, левая лежит на коленях. Он сидел и смотрел на меня. Стекл в окне позади него не было, задувавший ветерок шевелил редкие волосы.
        - Механик! - позвал я, шагнув к нему. Он молчал и смотрел. И вроде не мертвый, но такой… как чучело.
        - Эй, вот он! - повысил я голос. Из гостиной донесся ответ Калуги, шорох половиков под ногами. Я шагнул ближе к хозяину и слегка толкнул его в грудь стволом «Карбайна».
        Наверное, не стоило этого делать. То есть точно не стоило. А с другой стороны, хорошо, что стволом ткнул, не рукой.
        Тело его рассыпалось. Просто распалось ошметками, влажными брусками, часть упала на пол, другие остались лежать на стуле. С гудением из них взвился густой, темный, поблескивающий золотистыми крапинками рой.
        Пчелы! Лесные пчелы-убийцы - вот чей слабый аромат я ощутил, войдя сюда! Те самые пчелы, которых с помощью феромонного манка я приманил к мосту, где должна была проехать банда Метиса… Обычные-то пчелы никак не пахнут, во всяком случае, для человека это неощутимо, но вот у лесных насекомых-мутантов есть свой запах.
        Я отпрянул, заорал:
        - Пчелы! Прячемся!!!
        В доме Механика были стекла, не во всех окнах, но были, а значит, единственный способ спастись - спрятаться в другом помещении, потому что снаружи нам конец.
        Выяснилось, что Калуга первым сунулся за мной в комнату. И теперь, развернувшись, я налетел на него. Толкнул, прокричал: «Прячься!», а из-за моей спины уже лился громкий гул, и затылком я чувствовал рой прямо позади себя. Волосы зашевелились, между лопаток засвербело - сейчас ужалят!
        Выдра, показав чудеса прыти, первым нырнул во вторую дверь. Я сильно толкнул Калугу, и он, пробежав через комнату, влетел следом головой вперед. За ним прыгнул Лютик, а я, взяв с места приличный разбег, споткнулся о половик, скомканный бегущим Калугой, сумел сделать еще несколько шагов, кренясь вперед все сильнее, и растянулся посреди гостиной, лицом в земляной пол. Гудение роя накрыло меня. Все, приплыл! Зажмурился, сжался - это была рефлекторная и совершенно бессмысленная реакция, сейчас сотни ядовитых жал вопьются в меня…
        Стукнула дверь. Донеслись голоса, приглушенные выкрики. Гудение стало совсем громким, будто я сунул голову в улей, потом немного стихло и сделалось более равномерным, спокойным. Я лежал, не находя в себе смелости поднять голову и оглядеться, зажмурившись и закусив губу. Лежал и, Лес мне в душу, недоумевал. В полной растерянности лежал, задавая сам себе один-единственный вопрос: какого хрена они меня не кусают?!
        А они не кусали. Ну, не кусали, мать их, то есть королеву-матку их! Летали надо мной, жужжали о чем-то своем, но не кусали. В конце концов, лежать мне надоело, я сначала открыл глаза, затем поднял голову, потом медленно перевернулся на бок, а после и на спину. Поглядел в низкий потолок. Подтянул к себе валяющееся неподалеку оружие, накинул на плечо ремешок. Сел - очень медленно, очень осторожно, - потом встал.
        Часть пчел носилась по комнате, другие вылетели через раскрытую дверь. Они вились вокруг, гудели над головой, возле лица. Не то чтобы совсем не замечали - облетали, как облетают насекомые и птицы какие-то обычные препятствия, и не пытались укусить. Не пытались! Но как же так?!
        Я мысленно стукнул себя кулаком по лбу. Ну, конечно! Ведь в дневнике Травника было сказано, что Темнозор делает человека невидимым для некоторых видов мутировавших насекомых. Надо было вспомнить это раньше!
        Ты изменился, сказала тогда Аля. Женщины, а? Они сердцем чуют, не только носом. Еще она сказала: такое чувство, что у тебя теперь немного другой запах.
        Феромоны, вот в чем дело. Летучие хемосигналы, так они назывались в том справочнике по биологии, что мы с Мишей вытащили из сгоревшей библиотеки, который я почти полгода изучал, чтобы после забыть за ненадобностью три четверти того, что там говорилось, но кое-что все же запомнить… Феромоны влияют на поведение многих животных. И насекомых.
        Я теперь не так пахну. Тоник что-то изменил в метаболизме - и лесные пчелы-убийцы больше не нападают на меня. После зрения это второе, что «поправило» во мне созданное Травником вещество, которое на самом деле придумал мой отец, во всяком случае, так было сказано в дневнике. Но ведь я вколол себе только один тоник: Темнозор. Зеленый. Есть еще красный и черный: Мутагон и Антилес. Как же действуют они, что со мной сделают, в кого меня превратят, если найду их и использую вслед за первым?
        Большинство пчел уже покинули гостиную, но стайка кружилась у двери, за которой спрятались мои спутники. Ну, понятно - чуют их запах, чуют, что люди близко. Из-за двери доносилась ругань, там Калуга спорил с Выдрой. Последний утверждал, что я уже сдох, для чего имел все основания, а первый доказывал, что нужно «как-то выйти и втащить сюда брателлу», но доказывал вяло, тусклым голосом: понимал, что краевец прав.
        Потом в разговор вмешался Лютик, пробубнил что-то насчет того, что самим надо выбираться.
        Я огляделся и вышел из гостиной. Обогнув дом, попал во внутренний двор. Тут было полно всяких ржавых железяк, на кирпичных столбиках лежал корпус от легкового автомобиля без колес и внутренностей, похожий на дырявый панцирь. В траве разбросаны смятые ведра, проржавевшие до коричневого состояния колеса без шин, да и сами шины были - черная пирамида сбоку от распахнутых ворот ангара. Внутри него стоял грузовичок, сработанный Механиком из частей разных авто. Приземистый кузов, короб из жести с люком на крыше, кабина похожа на поставленный боком спичечный коробок, узкая, тощая какая-то. На окнах решетки. Вот эту тачку и имели в виду краевцы? Если они собирались на ней ехать, то она должна быть на ходу и можно отсюда бодро валить.
        Под стеной ангара поблескивал баком мотоцикл. И рама, и рулевая вилка с седлом были задрапированы мехом, отчего машина казалась лохматой, даже косматой какой-то. Вместо багажника - устланная тряпками плетеная корзина. Колеса непривычно для байка широкие, ребристые. Любопытно, для кого эта адская машина предназначена, но мне сейчас не до нее. Байк не вывезет четверых, нужен транспорт повместительнее.
        Я свернул к задней части дома, и тут мне показалось, что с крыши ангара на меня кто-то смотрит. Аж ознобом пробрало, хотя взгляд был не угрожающий, просто неожиданно вышло. Вскинув «Карбайн», я упал на одно колено. Перед тем периферийным зрением вроде как засек на ангаре движение, будто сдвинулось что-то небольшое, но когда уставился туда поверх ствола - ничего не увидел. Ангар как ангар, крыша как крыша. Покатая, плоская. И никого там нет. Теоретически, неведомый наблюдатель мог успеть отпрянуть по длинному скату и спрятаться, но практически для этого надо быть суперскоростным акробатом. Я подождал еще немного, выпрямился, не опуская винтовку, неуверенно потоптался на одном месте и, окончательно убедившись, что на ангаре никто не прячется, направился к жилищу Механика.
        Сзади там было два окна, одно совсем без стекла, за ним открывалась комната, где я видел тело хозяина, превращенное пчелами во временное обиталище. А второе - со стеклом. В нем сверху дыра, заткнутая одеялом. Перед дырой с громким гудением вилась чуть ли не половина роя.
        Дом у Механика приземистый, оконный проем низковат, пришлось нагнуться, чтобы заглянуть. Пчелы загудели громче, но больше никак на меня не отреагировали. Взгляду открылась комната, там на койке с полосатым матрацем сидел Лютик, а на середине стояли Выдра с Калугой, краевец - спиной к окну, а охотник - лицом. И спорили. Так спорили, что уже почти дрались. Пчелы гудели как сумасшедшие, проносились прямо у меня перед лицом, бились о стекло, некоторые застряли в складках плотно вбитого в дыру одеяла и дергались так яростно, что оно аж шевелилось, будто живое. А вторая крылатая бригада, значит, за дверью дежурит, в гостиной… Патовая ситуация, однако. Пчелы внутрь никак не попадут, но и люди наружу выйти не могут.
        Тут Калуга увидел меня, и выражение лица у него стало просто непередаваемое. Он даже слегка подскочил, отпихнул Выдру и подался к окну, разинув рот. Краевец повернулся так резко, что взметнулся лохматый хвост банданы, тоже вылупился на меня. На лице мелькнули испуг и недоумение, а после - разочарование. Надо же, как он моей смерти рьяно желает, так уж я ему досадил тогда, сбив с ног и забрав «ТОЗ»… А вот фиг тебе, мохнатый, жив я, жив, бодр и почти что весел.
        Калуга подскочил к окну, нагнулся, как и я, заговорил. Пчелы загудели еще громче, ощутив или увидев близость потенциальной жертвы, стали биться о стекло. Я отрицательно качнул головой, коснулся уха, показывая, что не слышу. Калуга ткнул в меня пальцем, потом развел руками, помахал, изображая пчел, и скорчил вопросительно-недоуменную гримасу, отчего толстощекое лицо с глазами навыкате стало совсем уж потешным. Позади него возникли головы Выдры и Лютика, тоже склонившихся к окну. Выдра глядел пронзительно и злобно, даже с ненавистью - раньше такой силы чувств в нем заметно не было. Лютик жевал.
        В ответ на мимику Калуги я пожал плечами, давая понять, что не знаю, чем объяснить такое обидное равнодушие ко мне наших крылатых друзей, после чего показал на ангар. Сделал вид, будто рулю, попятился. Пришлось разыграть целое представление, но, в конце концов, они поняли: я хочу выехать из ангара, развернуться и задом вломиться в стену дома. Та хлипкая, проломить будет легко. Главное, чтобы их не завалило крышей, но это уже как повезет. К тому же она должна будет упереться в крытый кузов, когда обвалится стена. Осталось убедиться, что сзади в фургоне есть дверь, через которую запершаяся в доме троица сможет заскочить внутрь машины. Краевцы, в принципе, должны были это знать, но жестами мне не удалось добиться от них ответа, то есть они просто не поняли, о чем я спрашиваю, так что я сцепил руки, помахал ими над головой, показывая, что все путем и я вернусь, и отправился к ангару. Троица смотрела мне вслед из-за стекла, как несчастные детишки вслед уходящему на войну отцу.
        По дороге пришлось раскидать и растащить в стороны несколько особо крупных железяк, чтобы не мешали ехать через двор. В ангаре было светло - солнечные лучи проникали через дыры в потолке. Неряшливый мужик этот Механик, плохо следит за хозяйством… в смысле - следил. Теперь-то он стал грудой неаппетитных кусков, похожих на розовые обмылки, валяющихся на полу вокруг стула. Почему вдруг пчелы на него напали? Почему прилетели сюда из Леса, с чего превратили тело краевца во временный улей? Я слышал, что эти твари иногда проделывают такое с людьми, хотя раньше не видел ни разу.
        Обошел грузовик и позади него остановился, схватившись за «Карбайн», хотя в этой ситуации толку от него не было никакого. Так вот откуда пчелы! Ну и картина!
        Передо мной, проломив заднюю часть ангара, росло дерево-мутант. Сильно искривленное, оно напоминало человека, который припал к стене и сквозь дыру выставил наружу голову. Головой в данном случае была крона, ствол круто изгибался почти над самой землей, наискось выходя в пролом. Корни - как пальцы, вцепившиеся в пол ангара, продавившие его и ушедшие в землю под ним. На стволе висело несколько серых коконов, большинство небольшие, но парочка размером с бочонок. Я не увидел отверстий, зато, когда осторожно подошел ближе, услышал приглушенный равномерный гул. Там внутри - пчелы. Только почему-то пока закупоренные. А вон между корней валяется отсохший кокон, из которого вылетел рой, атаковавший Механика. В осколках, напоминающих куски потемневшей скорлупы огромного яйца, видно множество круглых дырочек, как в сите. То есть когда внутри кокона завершается какой-то неведомый процесс, обитатели пробуравливают эти дыры и устремляются наружу, а еще чуть позже засохший кокон сам собой отпадает от ствола?
        Выяснилось, что дверь в торце фургона есть. Не очень надежная с виду, дохлая такая дверь, но хоть без дыр и щелей. И запертая изнутри, в чем я убедился, подергав ее. Для этого даже не пришлось забираться на подножку, собственно, ее сзади и не было, поскольку вблизи машина оказалась совсем уж низкой. Вроде железный шкаф перевернули набок и приспособили к нему колеса. Я пошел к кабине, настороженно оглядываясь на дерево с коконами-ульями. Непонятно, как так вышло - почему, если в ангаре начало расти дерево, Механик с ним ничего не сделал? Не выкорчевал сразу, в конце концов, не сжег… Или ему вера не позволяла? Или оно за ночь проросло и вымахало до таких размеров? Были ведь случаи, когда «щупальца» Леса протягивались на несколько километров за какие-то совершенно смешные сроки. Обычным деревьям, чтоб толком вырасти, нужны годы, но лесным мутантам…
        Я забрался в кабину, завел мотор - под полом заурчало, он затрясся. Есть, работает шарманка! Рулевое колесо было обмотано шкурой, сиденья тоже. Их в кабине поместилось всего два, водительское и прямо за ним, да еще сбоку на дверце была откидная сидушка без спинки. Не глуша двигатель, я перебрался в заднюю часть кабины. В кузов вел проем, даже скорее пролом в стенке, с неровными краями и отогнутыми вбок кусками жести. Я пересек кузов, пригибая голову. Потолок низкий, на полу разбросано засаленное тряпье, а в углу к двум вбитым в жесть гвоздям веревкой примотана канистра, вовсю благоухающая солярой. Ни лавок, ничего. На задней дверце засов, я сдвинул его, приоткрыл… нормально. Закрывать не буду, пусть болтается. Дверца открывается наружу, как дам задний ход - ее прижмет к кузову, главное, чтобы не сломалась, когда вломлюсь в дом. Дальше моим хлопцам нужно будет побыстрее распахнуть ее, заскочить внутрь, захлопнуть за собой и запереться. А мне - поскорее урулить отсюда.
        Приглушенное гудение, все это время доносящееся от дерева, стало громче. Рывком так, резко. Я выглянул в дверь. В одном из пары больших коконов начали образовываться черные отверстия: одно, второе, третье-четвертое-пятое… Словно там внутри кто-то сидит и долотом долбит в стенку, выбивая наружу облачка трухи. Причем долбит все быстрее и быстрее.
        Отверстия усеяли покатый бок кокона. С гудением наружу устремились пчелы: сначала золотисто-темными струйками, но когда дырок стало под сотню, струйки слились в сплошной поток. Хотя я и ощущал себя в некоторой безопасности, так сказать, под прикрытием тоника, в груди все равно похолодело. Да и для Калуги с краевцами все станет гораздо хуже, если вместо одного роя вокруг станет кружить два… к тому же этот с виду гораздо больше… - додумывал я, уже выруливая из ангара. Педали у грузовика оказались совсем легкими, с непривычки газанул так, что двигатель взвыл дурным голосом. Машина дернулась, меня вдавило в сиденье, клацнули зубы. После этого я действовал осторожнее, но все равно быстро: покинув ангар, во дворе круто развернулся, встал боком к дому. Поглядел в одну сторону - из ангара вылетали пчелы и сразу, сволочи, неслись к дому. Глянул в другую - за низким окошком с заткнутой одеялом дырой маячили три лица, у одного челюсть равномерно двигалась. Раскрыв боковую дверцу, я высунулся. Ткнул пальцем себе за спину, сделал движение, показывая, что дверь фургона открывается наружу. Не знаю, поняли они
или нет, времени на объяснения больше не было. Головы синхронно повернулись, все трое поглядели в сторону ангара. У Выдры глаза стали как у Калуги, а у Калуги вообще как блюдца. Лютик внешне почти не отреагировал на вылетающую из ангара крылатую братву, только челюсть задвигалась быстрее. Калуга разинул рот - заорал что-то, но сквозь рокот мотора и гудение расслышать его было нереально.
        Потом стену с окном от меня почти скрыло темное облако, посверкивающее золотистыми крапинками. Показалось, что одеяло в окне ходит ходуном, будто его целенаправленно вталкивают внутрь, но, возможно, это только показалось. Я надеюсь.
        Под полом заскрежетало, когда я дал задний ход, одновременно выворачивая руль. Этак калымага Механика вообще рассыплется на запчасти! Я снова вдавил газ, и двор будто прыгнул вперед вместе со всем пейзажем. То есть на самом деле это грузовик рванул назад. Кабина обратилась к ангару. Из проема уже никто не вылетал, но мне показалось, что в глубине ангара мельтешат бесчисленные точки, будто я вижу картинку, по которой кто-то быстро-быстро водит карандашом, оставляя мелкие штрихи, и они все более плотным слоем закрывают фон. Там что, остальные коконы раскупорились? Все вместе?! Я потревожил их суетой, которую поднял во дворе, вот пчелы скопом и решили, что пора рвать когти на волю!
        Задок фургона вломился в дом Механика даже как-то мягко, без особого грохота и треска, которых я ждал. Зеркал заднего вида на грузовике не было, а окошко в дверце забрано толстым грязным стеклом и решеткой, пришлось распахивать ее, снова высовываться, глядеть назад, чтоб понять, что там происходит.
        Машина попала точно в яблочко, то есть въехала прямиком в нужную часть дома. Стены я не увидел, да и саму постройку не очень-то разглядел - облако пчел почти закрыло ее. Сунулся обратно и проорал громовым голосом:
        - ПОШЛИ!!!
        Стукнула задняя дверца, внутрь заскочил Выдра, Калуга, потом полез Лютик. За ним среди сыплющейся с крыши трухи и щепок сновали пчелы. Я ударил по газам, машина рванула. Снова кинул взгляд через плечо. Выдра упал на тряпки, устилавшие пол, Калуга присел, держась за стену, а Лютик повис на двери, скребя ботинками по полу и пытаясь на ходу закрыть ее. Я бросил взгляд вперед и рванул руль, чтобы не въехать обратно прямиком в ангар, к пчелам в гости. Машина сильно накренилась, подвеска даже не заскрипела, а всполошенно завизжала, будто свинья, которую режут. Мир за окном покачнулся, ангар ушел вбок, и тут в траве мелькнула старая шина. Грузовичок наскочил на нее. Его подбросило, словно голову человека, которому кулаком врезали снизу в подбородок. Я макушкой въехал в низкий потолок кабины, сзади мои соратники загрохотали костями по полу.
        - Лютик! - перепугано завопил Калуга. - Лютик выпал!!!
        Машина вынеслась со двора, проломив ограду. Дверь в кузов захлопнулась сама собой, Калугу зашвырнуло в угол, обмотав промасленным тряпьем, из которого он пытался выпутаться, матерясь как тридцать три сапожника. Выдра, привстав, закрывал засов. Лютика в кабине не было.
        - Стой! - громовым голосом гаркнул я, вжимая тормоз. - Малого потеряли!
        Выдра безумными глазами посмотрел на меня, сдвинул засов до конца и крикнул:
        - Гони, они летят! Гони, идиот!
        Калуга наконец смог высвободиться, рыча, вскочил, я крикнул ему: «Отопри дверь, я сейчас!» - передернул рычаг скоростей и вывалился из кабины. Мотор урчал, грузовичок дрожал, дребезжала жесть. А сзади гудело все громче. Пробежав вдоль кузова, я увидел ползущего сквозь густую траву краевца: он с головой накрылся курткой, так что на виду не осталось ни одного голого участка тела, и полз вслепую. Облако пчел летело от дома, мы немного оторвались, но совсем немного. Я бросился к Лютику, услышал из кузова возглас Калуги, ответную ругань Выдры, потом вскрик, стук…
        - Лютик, подъем! - гаркнул я. - Встать, боец!
        Он вскочил, пригибаясь и продолжая накрывать голову курткой, я обхватил его за плечи, потащил к грузовику. Дверца распахнулась, на пороге предстал Калуга - он был красен, как томатный сок, дышит тяжело, щеки трясутся, глаза выпучены.
        Пчелы летели прямо позади, облако почти накрыло нас с Лютиком. Хорошо, что тачка совсем низкая. Порожек, над которым начинался проем, находился на уровне бедер, и я что было сил толкнул краевца вперед. Он головой влетел в проем, Калуга подскочил, пропуская его, и захлопнул дверь. Через миг я очутился в центре бешено жужжащей темной тучи, пестрящей золотыми искрами. Какая-то особо оголтелая тварь могла вонзить в меня жало просто со злости или случайно наткнувшись на меня, поэтому я упал сначала на четвереньки, а потом вообще лег. И пополз обратно.
        И вдруг, совершенно не в тему ко всему происходящему, снова ощутил направленный на меня взгляд. Как тогда, перед ангаром, только теперь смотрели не с крыши, а из кроны дерева-мутанта, которая торчала наружу через дырищу в задней стене. В этот раз я был с другой стороны ангара и видел ее, хотя самого наблюдателя толком разглядеть не мог, скорее угадал смутный силуэт в ветвях. Он безмолвно маячил там и глядел на меня, человек или двуногий мутант, не разберешь, хотя какой человек засядет в кроне дерева, ствол которого усеян ульями пчел-убийц?
        Не до того сейчас! Я подполз к кабине, вскочил. Была опасность, что пчелы влетят внутрь, когда стану забираться туда, но рой вился над задней частью фургона, чувствуя близость добычи, а к кабине не совался. Я запрыгнул внутрь, захлопнул дверь и поехал. Свернул, объезжая озеро. Рой летел за нами, не отставал, клубящееся облако прилипло к задку фургона. Когда, оставляя за собой глубокие влажные рытвины, мы по берегу миновали уже половину озера, сзади донесся возмущенный окрик Калуги:
        - Ты мне еще тут ствол попробуй достать! А ну, мутант мохнатый, попробуй только!
        Убедившись, что впереди более-менее ровный участок, я оглянулся. Лютик сидел по-турецки в углу и тер башку, которой ударился, когда влетел внутрь. Калуга нависал над Выдрой, сжимая кулаки, а краевец со сбившейся набок банданой стоял у стены на коленях, сверкал глазами на болотного охотника и царапал дрожащей лапкой приклад «ТОЗа» в чехле. То ли у него от злости и негодования не получалось достать оружие, то ли просто не решался. Под глазом Выдры наливался жизненной силой огромной синячище.
        - Ты меня ударил! - обвинил краевец.
        - Да ты шо?! А я думал, что за комар пискнул под кулаком, а это, оказывается, был ты! Конечно, ударил! Ты малго хотел бросить!
        - Неправда!
        - Правда, мохнатая твоя душонка! Ты дверь запер!
        Лютик выпрямился, держась за стенку, спросил:
        - Выдра, правда?
        - Брехня! - огрызнулся тот. - Просто быстро все было! Этот орет, те гудят… Я потерялся, не понял, что к чему.
        - Тьфу! - только и сказал Калуга, шагнул в сторону и повернулся ко мне. - Брат, ну, ты как?
        - Бывало, конечно, получше, - ответил я, снова ощущая жжение в животе. Оно усилилось - то ли само по себе, то ли после всей этой беготни и напряга. - Вы закончили светскую беседу? Выдра, не вздумай вытаскивать ствол, а то организую тесное знакомство с нашими жужжащими друзьями. Лютик, все нормально? Калуга, в порядке? Хорошо, дальше едем без остановок. Я хочу добраться до Чума засветло.
        Глава 11
        По дороге к Чуму
        Выяснилось, что Выдра умеет шоферить, и во второй половине дня за руль посадили его, чему мохнатоголовый был не очень-то рад.
        Я видел, что краевец становится все большей проблемой, и вскоре ее надо будет решать. На обратной дороге уж точно. Теперь злоба его по отношению ко мне переросла в ненависть, да и к Калуге он испытывал схожие чувства. К болотному охотнику - за фингал под глазом и унижение, а ко мне - потому что меня сторонятся лесные пчелы. Это можно было объяснить так, что Лес ко мне милостив, а можно и так, что я как-то по-особому нечист и Лесу противен. Может, пчел от меня тошнит, таким я им кажусь гадким и скверным, и они брезгуют ко мне подлетать. Выдра, естественно, предпочел вторую версию, в результате чего я для него стал каким-то исчадием ада. Очень удобно, я считаю, когда свою веру можно повернуть и так, и этак, используя ее, как тебе нравится. Как Лес на душу положит, короче говоря.
        По-моему, теперь выстрелить в кого-то из нас - прежде всего, конечно, в меня - или, улучив момент, ткнуть ножом, Выдре мешал только строгий наказ Птахи привести в Городище дочку Травника. Без нас краевцам выполнить задание не светило.
        Лютик по-прежнему невозмутимо жевал свою жвачку, иногда сплевывал и доставал новую порцию из кисета, который носил в кармане. Калуга беззаботно болтал, а я слушал, пока не заснул в кузове, подложив под голову тряпье.
        Проснулся уже к вечеру, от воплей болотного охотника. То есть он не вопил, а пел. Поставил цистерну с соляркой на середину кузова, раскрыл люк в потолке и, чуть не по пояс высунувшись наружу, ревел во всю глотку:
        - Здесь все напоминает о тебе! А ты нигде! Совсем нигде! Есть только Лес, который прежде видел нас - в который раз! В который раз!
        Выдра рулил, Лютик сидел в углу с «АКСУ» на коленях. Когда я еще был за рулем, он устроился на откидном сиденье под дверцей кабины, а когда я перешел в кузов - сделал то же самое. Такое впечатление, что мелкий испытывал ко мне благодарность, но по-своему, по-лютиковски. Вслух он ничего не сказал, поблагодарить не пытался, да и по равнодушной бульдожьей морде его невозможно было что-либо разобрать.
        - Хватит надрываться, - проворчал я, садясь и протирая глаза. - Брателло, а ну заткнись!
        Калуга втянул голову назад и спрыгнул с канистры. Прежде, чем он прикрыл люк, я разглядел, что небо над нами темно-серое, в облаках.
        - Подъезжаем, - сообщил он. - Уже холм показался, скоро надо будет тормозить, если не хотим, чтобы нас увидели со стены.
        - А там стена? - уточнил я.
        Лютик молчал, Выдра из кабины не высовывался. Калуга присел под бортом напротив меня, полез было в нагрудный карман, но с сожалением опустил руку и пояснил:
        - Привык пожрать в пути, у меня всегда запасы по карманам…
        - Это я знаю, - перебил я. - Шоколад за пазухой, сухари в подкладке.
        - Во-во, вроде того. Только эти, - он повел пухлым подбородком в сторону Лютика, - все забрали. Эй, малой, может, дашь чего пожевать?
        - Нет жрачки, - ответил тот.
        - Ну хоть этот брикетик свой… если не жалко. А то у меня аж челюсти сводит - привычка, понимашь!
        Лютик помедлил, достал кисет, вытащил коричневый брусок, отломал примерно четверть и бросил Калуге. Тот поймал, осмотрел подарок, сунул в рот и принялся жевать, чавкая.
        - Так что насчет Чума? - напомнил я. - Опиши обстановку в нем.
        - А ты там бывал, брат?
        - Не доводилось. Только слышал, что есть такой поселок и что он не совсем обычный.
        - Да уж точно необычный, - согласился Калуга. - С этим Чумом было интересное дело… На том месте была когда-то пустошь. Плоская такая, серая, ну, ничего выдающегося. И до Леса не то чтобы сильно далеко, но и не совсем чтобы близко. Никогда никаких особых аномалий или ценных артов здесь не водилось. А потом посреди пустоши вдруг начал расти холм. И не холм даже, а такой нарыв. Волдырь. Конус земли, он все увеличивался, шел трещинами, из них то бил вонючий газ, то лезла какая-то жижа, а иногда вдруг валила толпа мерзких тварей, я сам не видел, но рассказывали: гадкие как не знаю кто, такие белесые, вроде крупных насекомых, с ножками.
        - Ясно, что не с ручками. Дальше что?
        - Не, на самом деле они только смахивали на насекомых, а в действительности это были такие безглазые грызуны. Вроде крыс, но осклизлых и то ли с клешнями, то ли вообще не разберешь. А дальше, брат, этот нарыв на теле земном разросся до неприличных размеров - и вдруг как прорвало его! Вершина распалась, из нее вылезло дерево. Ну, мутант лесной. Говорили, совсем странное дерево: ствол очень уж толстый и как бы рыхловатый, вроде мягкий. Он рос не вверх или как-то там вбок, а стелился по земле кольцами, обвивая холм. Вроде не мог собственного веса выдержать. И тогда стало понятно, что по сути весь холм внутри - корни этого растительного, понимаешь, чудовища. Иногда между корнями проваливалась земля, появлялись черные провалы, в них что-то шевелилось, извивалось мерзостно, потом оттуда лезли эти безглазые белые крысы, а дерево все росло, все наматывало кольца… Тринадцать гребаных мутантов, вот это картина! Главное, что белых тварей становилось все больше, появлялись они все чаще и уже стали не просто вокруг холма тусоваться, а устраивать набеги на ближайшие фермы и поселки. И вместе с ними возникали
какие-то другие создания: тоже белые, слизистые, без глаз, но большие и уж такие странные, что и не описать. И стало все совсем плохо, люди из округи начали сниматься с насиженных мест, но тут появился незнакомец. Человек. Говорят, он подошел к холму с деревом и просто встал рядом. Что делал, как делал - непонятно. Вот так просто стоял, и все. Хотя кое-кто уверен, что он говорил с деревом. Сказал ему Слово Смерти. Не спрашивай, - Калуга предупреждающе поднял руку. - Не спрашивай, брат, что это такое - за что мне продали, за то я и перепродаю. Потом человек ушел… а дерево умерло. Просто усохло, и твари больше не появлялись.
        - А что за незнакомец, как звали? - спросил я.
        - История на этот счет отмалчивается. А вернее не совсем отмалчивается, просто говорят разное. Одни его называли Колдун, другие Ходок.
        - Ходок, значит. Ладно, и что дальше?
        Калуга развел руками:
        - А и ничего. Дерево после того рассохлось, почти рассыпалось. На склонах остались только провалы, они тоже засохли, а на вершине - обрубок ствола. Он толстенный, как башня, только кривой. Уродливый - страсть. Много позже, когда уже окончательно выяснилось, что место больше не опасно, там стали селиться люди. А все потому, что из провалов в некоторых местах с тех пор идет газ. Запашок не очень, зато он не вредный, ну, если спецом не надышаться. Горючий. Так, в меру - светится, но не взрывается, если не поджечь разом целую емкость. Вот так, а после появился Чумак… Ну, ты пойми, что я тоже не бывал там, только знался когда-то с одним парнем оттуда. Он долго прожил на Чуме, вот и рассказывал. В общем, это не самое сладкое место в мире. И хозяйничает там тот самый Чумак. Про него-то слышал?
        У меня кольнуло в животе, начало жечь, я приложил к нему руку, помассировал и сказал:
        - Слышал. Он вроде был другом Хана.
        - Другом - не другом, а служил у Хана начальником службы безопасности. Ближайший соратник, типа. Потом Чумака тяжело ранили, он оклемался, но от дел отошел. Хан выделил ему людей, помог заграбастать большущий кусок плодородной земли. Бойцы Чумака поубивали фермерские семьи, которые жили в тех местах, а дома с хозяйствами он присвоил. У него там трудятся рабы, которых Чумак покупает у чернорыночников или меняет, ну и просто батраки, за еду. Как я слышал, там царит полное бесправие, такой деспотизм жестокий… неважно, в общем, к чему я это все говорю: Чум - под Чумаком. От его имени и город стали называть. А горожан: чумовыми или чумаками. Хозяину в городе подчинено все, тамошняя охрана работает на него. И все ему платят дань.
        - Зачем же люди там тогда вообще живут?
        - А затем, что он дает им защиту. И от мутантов, которые иногда набегают из Леса, и от любых банд. То есть байкеры на Чум и так никогда не наезжают, поскольку Чумак до сих пор в тесном контакте с Ханом. Снабжает Ставку провизией, а сейчас еще вроде стал возить туда газ из Чума. Ну а если появляются какие-то залетные бригады, пытаются наскочить на поселение, армия Чумака с ними разбирается. Ну и плюс в самом Чуме - ни тебе бандитизма, ни воровства, людям это нравится.
        Калуга помолчал, потом развел руками:
        - Тут уж понимаешь, чувачелло, для кого предпочтительнее свобода, а кому спокойнее сидеть под Большим Братом. В обмен на свободу получать безопасность. Вот лично для меня воля важней, и для тебя, по-моему, тоже, но таких, как мы, на самом деле, думаю, не очень много. Большинство людей вместо свободы выбирают сытость загона с кормушкой.
        - Подожди, - перебил я, - и что из всего этого вытекает? Мы в город сможем свободно попасть?
        - Свободно… за двадцать рублей каждый.
        - Тьфу ты! - я хлопнул себя по бедру. - А ведь я не подумал про это. Деньги могут понадобиться не только для входа, но и в самом Чуме. Упустил со всеми этими делами… нам деньги нужны!
        - Я пустой, брат, - заметил Калуга.
        - Да понятно. У меня тоже, что было, забрали краевцы. Выдра, эй, а ну сюда слушай! Сколько еще ехать?
        Он вместо ответа резко повернул грузовик, вломившись кабиной в густые заросли, а потом ударил по тормозам, и мы встали. Мотор заглох, Выдра буркнул: «Приехали» - и выбрался наружу.
        Мы тоже полезли из кузова. Краевец, как выяснилось, остановил машину на узкой полосе между оврагом и деревьями, в густой тени. Спереди были высокие заросли, сзади тоже - там они, смятые грузовиком, медленно распрямлялись и вскоре должны были скрыть машину от посторонних взглядов.
        - Чум на востоке, - проворчал Выдра, поставив ногу на подножку и перешнуровывая ботинок. - Вон, виден, близко. Мы с Лютиком ждем здесь, а вы шагайте.
        После двух размолвок, сначала со мной, когда мы наблюдали за лагерем ренегатов, а потом с Калугой, в результате которой Выдра еще и схлопотал по морде, он больше не пытался в открытую командовать, лишь бурчал да бросал злобные взгляды.
        - Чтобы решить вопрос, нам нужны деньги или драгметалл, - произнес я. - Я про это забыл сказать Птахе, и у нас с Калугой ничего нет. Так что выкладывайте наличку.
        - Да идите вы… в Лес гулять! - напрягся Выдра. - Сами разбирайтесь.
        Я улыбнулся ему:
        - Ты не понял, мохнатый. Мы сильные и смелые, но у нас нет денег. Без денег мы в Чуме, вполне вероятно, ничего не сможем сделать. Да мы даже в него не войдем, то есть не выполним задание. Поэтому, если вы с Лютиком сейчас не поделитесь, то мы с Калугой садимся в тачку и едем назад. Причем вас двоих с собой не берем. Приезжаем в Городище…
        Калуга подхватил:
        - И там докладываем Птахе по форме: так, мол, и так, товарищ Пташка, твой мохнатозадый подчиненный пожадился, поэтому задание с честью провалено.
        - Ну и езжайте, - ощерился Выдра. - Ты пока назад доедешь… еще немного - и все, ты уже, считай, мертвец. Так что тебя это не спасет, и поэтому ты никуда не поедешь, а сейчас почешешь в Чум. Не обязательно в центральные ворота соваться, вокруг ограда, вот и лезьте через нее.
        - Там поверху патрули ходят, - заметил Лютик.
        - Не такие уж они плотные. Пусть разбираются с патрулями, это не наши проблемы.
        - Жалко, что ли… - пожал плечами второй краевец и полез в карман. Выдра повысил голос:
        - Не давай им денег!
        Он схватил было Лютика за кисть, но тот оттолкнул его руку, и Выдра прошипел:
        - Ты что делаешь?!
        - Че раскомандовался? - Лютик даже не посмотрел на него. Протянул мне ладонь, на которой лежали монеты и три серебряных бруска размером с патроны от «Карбайна». - Больше нет. Выдра, свои давай.
        - Ни хвоста мутантского от меня не получите! - выкрикнул тот и отскочил назад. Схватился за «ТОЗ», погрозил нам кулаком. - Вот вам, а не мои деньги!
        - Ну и дурак, - пожал я плечами, сгребая сбережения Лютика. - А ты не волнуйся, Птаха тебе это должен будет компенсировать. Я ему скажу, когда вернемся.
        - Да мне начхать вообще-то, - ответил он.
        - Молодец. Скажи, ты был в отряде Зверовода, когда они пытались вывести дочку Травника из Чума?
        - Ясное дело, - ответил он и хлопнул себя по поясу, где болтался пришитый волчий хвост. - Я ж из этих.
        - Как тогда все было? Нам надо знать, прежде чем идти.
        Лютик, поразмыслив, махнул рукой на Выдру, который отошел за кабину и там зло громыхал крышкой капота.
        - Не люблю болтать. Лучше он.
        Мохнатоголовый, если и услышал, никак на предложение рассказать про нападение на Чум не отреагировал, а только отвернулся от нас. Чехол с «ТОЗом» ему мешал, Выдра снял его, положил на край капота, а сам по пояс залез внутрь, принялся громыхать и лязгать.
        - Да этот удавится, бандану свою сожрет, в улей к пчелам залезет, а ничего нам не станет рассказывать, - заметил Калуга. - Давай, малой, поведай правду, что там в поселении интересного?
        - Про поселение ничего не знаю, - возразил тот. - Мы поздно вечером подвалили, ночью вывалили. Темно было.
        - Сейчас тоже вечер, - указал я.
        - Не, сейчас светлее.
        М-да, что тут скажешь. Вытянуть из Лютика сведения трудновато - и не потому, что зажимает, а потому, что не горазд говорить. Все же я не отставал:
        - Как входили внутрь?
        Он снова задумался, мы ждали. Я пробормотал: «Отойду по нужде» - и шагнул к зарослям. Позади Калуга уже начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, когда краевец заговорил:
        - Разделились. Десять человек в Чум, десять снаружи. Это сняли, - он снова хлопнул по повязке. - Я был снаружи. Зверовод с другими - внутрь.
        Я оглянулся. С каждым словом Лютик говорил все медленнее, а под конец замолчал в явном напряге. На лбу его над переносицей пролегли две глубокие складки.
        - И?.. - стал помогать Калуга. - Вот пошли они внутрь…
        - Поодиночке, - кивнул краевец. - И парами. Чтоб не спалиться.
        - Ага, чтобы охрана на воротах ничего не заподозрила. Молодец, душевно излагаешь. И как дальше?..
        - Дальше мы ждем. Вдруг там взрыв, они наружу.
        - Через ворота? - уточнил я, возвращаясь.
        - Не, сбоку. Подорвали там. У Зверовода динамит был. Наружу и бегом. Кричат: ходу! А следом местные пацаны… ну, со стволами… эти…
        - Бойцы Чумака, - помог я.
        - Ага. Там их прозвали полицаями. Так они за нами, а мы от них. У нас трое раненых, а двоих они вообще положили.
        - Так, ладно, - я побарабанил пальцами по прикладу «Карбайна», размышляя. - Птаха говорил, что Катя эта работает в каком-то, что ли, госпитале…
        - Больничка. Не работает - хозяйка. Ну, и работает, наверное.
        - То есть сама содержит… любопытно. А где этот госпиталь точно находится, как охраняется, ты в курсе?
        Он ничего не ответил, только задвигалась быстрее челюсть. Я поглядел в сторону капота - Выдра, выпрямившись над откинутой крышкой, смотрел на нас и слушал, но когда я повернул к нему голову, снова нагнулся. Ох, создаст он скоро проблемы… Ладно, решаем вопросы по мере их поступления.
        Поняв, что больше от Лютика ничего интересного не добьемся, мы с Калугой переглянулись. Он кивнул, и я сказал:
        - Ну, значит, мы пошли, а вы ждите нас здесь и будьте наготове. Может, вернемся тихо, а может, с большим шумом, так что не спать.

* * *
        Я выглянул над зарослями, прищурился. Близилась ночь, солнце ушло за горизонт. На воротах Чума горели синим два газовых фонаря, да и на стене, сложенной из бревен, камней и листов железа, тоже светились огни.
        - Вот тебе и пожалуйста, - растерянно пробормотал Калуга, почесывая подбородок. - И куда нам теперь?
        - Куда - ясно, - ответил я. - Нам нужно внутрь. Но вот как нам туда… Вот этого и я пока что не понимаю.
        - М-да, уж проблема так проблема, чувачелло.
        Холм был здоровенный - маленькая гора, а не холм, - опоясан стеной в два человеческих роста и увенчан толстой загогулиной, то есть остатком ствола того дерева-мутанта, в результате которого и возник Чум. Ворота - прямо перед нами, а в стене сбоку пролом, который заделывала бригада рабочих. Оттуда долетали голоса, стук и лязг.
        Вокруг стены был неглубокий ров. Я читал, когда-то давно города окружали рвом с водой, но в этом воды не было. Вместо нее там какой-то гений стратегии приказал разбросать всякий мусор: осколки бетона с торчащей арматурой, всякие опасные, острые железячки, по-моему, еще и стекло - такое впечатление, будто сюда привезли несколько десятков ящиков с битым стеклом и щедро рассыпали вокруг стены.
        - Оборона у них продумана, - заметил Калуга. - Даже если людей, чтобы рассредоточить по всему периметру, не хватает, все равно с наскока к стене не подберешься, увязнешь в этом рву. Пока будешь через него пробираться да мусором хрустеть, тебя услышат и заметят… В общем, толково. Если, конечно, у нападающих нет тяжелого вооружения, чтобы просто вынести ворота. Парочка гранатометов…
        - У нас - нет, - отрезал я. - Вопрос в другом: почему они никого не пускают внутрь?
        - Это ты у них спрашивай, не у меня, - хмыкнул он.
        Ворота Чума были закрыты. Большая железная дверь в створке ворот - тоже. Над воротами из-за решетки выглядывали два охранника, а еще торчал пулеметный ствол. Перед воротами ров пересекала земляная насыпь, там стояли три телеги с мешками, легковой автомобиль со срезанной кабиной, заполненный ящиками, и черный мотоцикл с рогами, торчащими над багажником. На мотоцикле восседал байкер-бородач, весь в черной коже, его шлем висел на одном роге, а к другому был прикручен флажок с черепом и костями. Люди перед воротами гомонили, поругивались, кто-то спорил, ржала лошадь.
        - Это торговцы, - объявил Калуга. - Торговцы и просто бродяги. Кочевник вон на байке… Приехали по делам или остановиться на ночлег в безопасном месте, а внутрь не пускают. Почему?
        Я показал стволом «Карбайна» на пролом в стене:
        - Вон.
        Болотный охотник кивнул:
        - Ну да, там мы видим подарочек, оставшийся от волков Зверовода. Малой говорил, они прорывались обратно со взрывом, у Зверовода был динамит. То есть вошли тихо-мирно, а вышли громко и… Тринадцать гребаных мутантов, понял, ты прав. Люди Чумака заперли Чум из-за наскока лесных волков.
        - Конечно. Смотри, - я принялся загибать пальцы. - Первое: у Чума с Краем было что-то вроде нейтралитета. Каждый сам по себе, интересы не пересекаются. Два: чтоб подмять Край, у Чумака не хватит силы, да и зачем? Прибыли, может, особо и нет, а серьезно враждовать на ровном месте - только вредить бизнесу. А он, как я понял из твоего рассказа, бизнесмен.
        - Сволочь он, тиран и деспот, - поправил Калуга, - но и бизнесмен тоже. Ладно, не продолжай, все понятно. Нападения краевцев никто не ожидал, чумаки всполошились, Чум перешел на военное положение. Наверное, сейчас местные старшины сидят, чешут репы: что это было? Чем вызвано? Небось и за Чумаком уже послали.
        - А он здесь не живет? - уточнил я.
        - Насколько знаю, редко показывается, в основном торчит на своей ферме, рабов кнутом стегает. Ладно, брат, ситуацию прояснили, вопрос простой: че дальше? Я вот пока не вижу, как нам попасть внутрь. Возвращаемся? Так тебе ж нельзя терять время.
        Мы оглянулись на группу деревьев, видневшуюся примерно в полукилометре от стены. И метрах в ста от идущей к Чуму дороги. За деревьями стоял грузовик Механика, там нас ждали два краевца. Я приложил ладонь к диафрагме, немного помял ее, опустил руку ниже, щупая живот, потом выше - к груди. Что-то у меня в животе поселилось. Будто змея внутрь залезла. Свернулась тугими кольцами и шевелится, стараясь распрямиться. Горячая, от нее по телу расходится тепло, которое постепенно становится все сильнее. Чепуха, нет на самом деле никакой змеи… но тепло есть. Идет волнами от желудка. Неприятное такое, болезненное. Выражение лица у меня, наверное, от этих мыслей стало особенное, потому что Калуга поглядел с тревогой. Пожевав губами, я сплюнул в траву и сказал:
        - Нельзя возвращаться. Выдра ведь прав: у меня не так много времени. Если, конечно, этот гаденыш Птаха не соврал. Но он вроде специально рассчитал дозу, влил в меня столько, чтобы подействовало через двое суток.
        - Да оно, судя по твоей задумчивой роже, уже действует. Ладно, я понял: отступать некуда, позади - Край. Подойдем ближе к воротам, мы ж нормальные бродяги, в своем праве сунуться туда. Проясним обстановочку.
        Толпа перед воротами встретила нас недовольным гомоном и толкотней. Пока шли, подъехала еще одна телега, запряженная пятнистым ослом, а следом показался байк, на котором восседал худой кочевник, весь в рыжей коже и с пропитанным смолой волосяным гребнем на голове. Ревя мотором, он обогнал телегу и резко затормозил возле бородатого собрата в черном. Мы как раз подошли к насыпи. Кочевники заговорили, рыжий спрашивал, черный коротко отвечал. Он реагировал на происходящее меланхолично, а вот рыжий оказался суетлив - поставив байк, стал протискиваться к воротам, бесцеремонно расталкивая бродяг и фермеров с корзинами, прикрикнул на кого-то, кому-то дал в ухо. Добравшись до цели, заколотил в железную дверь. На боку его висела здоровенная деревянная кобура, из которой торчала пистолетная рукоять непривычной формы. Мы с Калугой прошли немного по краю насыпи и остановились, наблюдая.
        - Прекратить! - гаркнули сверху.
        Рыжий отскочил от ворот, вскинул голову и заорал:
        - Впустите! У меня важное дело!
        - До завтра никого не пускаем, - равнодушно, но твердо ответили ему. - Отойди от ворот.
        - Это чего еще?! - заголосил кочевник и вдруг схватился за оружие. - Я - Рамза, адъютант бригадира Скулкрафта! Слыхал про такую команду, рыло чумовое?! Наш старший самолично с Ханом знаком! Вы опупели, меня не пускать?! Я вам не селюк какой из Поджопинска! Проблемы с Черным Рынком хотите?!
        - Это ты Чумаку расскажешь, откуда ты, он уже сюда едет разбираться, - сказали сверху. - А пока его нет, приказ: не пускать никого. Отойди от ворот, петух!
        - Что ты сказал?!! - рыжий, оказавшийся не только энергичным, но еще и нервным, хватанул из кобуры самодельный двуствольный пистолет уродливого вида и жахнул вверх из обоих стволов. Получилось громко, из стволов ударил дым, грохот сдвоенного выстрела разлетелся над округой.
        Я пригнулся, приготовившись спрыгнуть в ров, когда увидел, как вверху ствол пулемета сдвинулся книзу. Обе головы над воротами исчезли… БАХ! БАХ! БАХ!
        Рыжего вколотило в землю, он где стоял - там и упал, сначала на колени, но сразу завалился назад, так и не распрямив ног, затылком ударился о насыпь и раскинул руки. Стало видно, что грудь его разворочена выстрелами.
        Перед воротами завопили, заржала лошадь, попятилась, отпихивая телегу, та уперлась в ручную тачку, перевернула ее. Под ногами толкающихся людей раскатилась картошка. Пятнистый осел решил, что настало его время, и огласил вечерний пейзаж тем особенным ослиным криком, который если кто слышал своими ушами, то уже не забудет никогда.
        Посреди всего этого хаоса черной статуей возвышался на своем байке, попирая землю каблуками сапог, бородатый кочевник. Когда рыжего пристрелили, он даже не шелохнулся, так и сидел, скрестив руки на груди.
        Тем временем кто-то пытался отвалить подальше от ворот, кто-то кричал, что охранники не станут мочить всех - вон, мол, они уже и пулемет снова подняли… Мы с Калугой предпочли оставаться на краю насыпи, чтобы иметь возможность спрыгнуть в ров, если охранникам таки придет в голову дополнительно расчистить место перед воротами, и тут я заметил, как из шумящей толпы выбрался человек. То есть старик. Сначала мое внимание привлекла знакомая походка - он хромал, по-особому подволакивая левую ногу, а потом я узнал его морщинистую рожу и пробормотал:
        - Ты смотри, какой настырный старикан. В третий раз он мне на глаза попадается.
        - Кто, где? - не понял Калуга. - А… Что это он делает? Ха, ворюга старый! Хитрюга!
        Старик, на котором были драные штаны, резиновые сапоги и грязнющее пальто с прорехой на спине, и вправду оказался хитрецом - воспользовавшись сумятицей, он по-тихому шмыгнул к рыжему байкеру и схватил самодельный двуствол, который, вылетев из руки мертвеца, валялся неподалеку. Потом старик, воровато оглянувшись, нагнулся над убитым, трясущаяся корявая ручонка не по-старчески резво скользнула тому за пазуху, пошарила и метнулась обратно. Может, с ворот охранники заметили это, но на насыпи никто, кроме нас, внимания не обратил, а то бы старому ловкачу не поздоровилось - подобное у честных бродяг называется крысятничеством и жестко карается. Я не разглядел, что перекочевало из кармана байкера в карман старика. Тот сразу выпрямился и бочком отсеменил, волоча ногу, обратно в толпу, где стал пробираться между людьми.
        Я шагнул вбок, чтобы Калуга закрыл меня от взгляда Рапалыча, и даже отвернулся. Уяснив, что стрелять сверху больше не собираются, люди начали успокаиваться, кто-то уже заговорил про то, что нужно сбросить тело с насыпи, а другие косились на черного байкера: не предъявит ли права на содержимое карманов покойного? Бородач же оставался в прежней позе и равнодушно глядел на происходящее из-под кустистых бровей.
        Калуга дернул меня за куртку:
        - Ну, так что это за пожилой сморчок в пальто?
        - Звать Рапалыч, - пояснил я, провожая старика взглядом. Сойдя с насыпи, тот медленно брел прочь от ворот, но не прямо, а этак наискось, словно не хотел далеко удаляться от холма. - Старатель, когда-то давно я прикупил у него «погремуху», а потом он меня обчистил.
        - Гнилая натура, - со значением кивнул болотный охотник. - И только что мы стали свидетелями очередного проявления этой гнилости.
        - Ну, он не совсем меня обчистил: просто забрал тоник из тайника. Я тебе уже…
        - Так это тот! - понял наконец Калуга.
        - Тот самый. Потом я наткнулся на него в свинарнике с двумя напарниками, которых, кстати, что-то не видно. И он тогда предлагал продать тоник в Чуме. Тогда в разговоре кто-то упомянул, что старик то ли сам отсюда, то ли долго здесь прожил… Ну, вот он и пришел в родные места скинуть хабар.
        - Так тоник же не у него, - заметил Калуга. - Ты ж сам рассказал… Тоник, будем говорить, теперь у тебя. В тебе.
        - Может, Рапалыч просто домой вернулся. Или - вон у него сумка на поясе, там могут быть арты, которые он хочет продать местному скупщику. Слушай, а куда это он идет, ты видишь?
        Поверх голов мы смотрели вслед хромающему прочь старику. В сгущающихся сумерках разглядеть его становилось все труднее, но он точно не удалялся от Чума - отойдя немного от насыпи, стал заворачивать по все более крутой дуге, будто хотел снова вернуться к поселению, но сильно в стороне от ворот. В этот момент возле пролома, где все еще шли ремонтные работы, включился прожектор, и по контрасту с резким белым светом окружающий пейзаж мгновенно почернел.
        - Пошли за ним, пока не исчез, - решил я, поглядел на ворота, на охранников с пулеметом и стал пробираться по краю насыпи. Старик все удалялся от нас и был уже почти невидим в темноте. - Что-то он задумал… может, это наш шанс?

* * *
        Рапалыч бормотал. Только это и помогло не потерять его в темноте. Что он там нес, разобрать было сложно, до нас доносились лишь отдельные понятные слова: молодые… опыт не пропить… старость моя, мудрость… закопай тебя аномалия…
        Уже совсем стемнело, когда мы смогли догнать его, двигаясь при этом так, чтобы он не услышал нас. На опоясывающей холм стене зажглась цепочка синих огней - горел, наверное, тот самый газ, который добывали в Чуме. Деревья, за которыми пряталась машина с двумя краевцами, ворота и земляная насыпь исчезли за склоном холма, стало совсем тихо, только старик бормотал впереди. В небе зажглись первые звезды, а прямо над Чумом светил полумесяц. В пятне льющегося от него света четко проступала приземистая толстая загогулина, венчавшая холм.
        Мы с Калугой молчали почти всю дорогу, лишь иногда обменивались знаками в темноте, но когда Рапалыч, добравшись до идущей ко рву неглубокой расселины, спустился в нее и свернул к холму, болотный охотник не выдержал.
        - Да куда ж этот пенек прется? - удивился он. - Тринадцать гребаных мутантов - ты гляди, какая темень, а он ко рву идет… Убьется же. И мы за ним убьемся. Может, у него там где-то схрон на дне? Или место для ночлега, хижина секретная?
        Я уже вроде начинал догадываться, почему Рапалыч забрел сюда, и сам не верил своей догадке. Неужели?.. С другой стороны, он же местный, и если прожил здесь кучу лет, может знать всякие лазейки. К тому же Рапалыч - старатель, то есть привык соваться в разные места, куда другие, как правило, не суются. И он не только местный, не только старатель, он еще и хитрющий пронырливый старикан, даром что пьяница!
        Расселина становилась все глубже, впереди уже виднелся ров, в который она вливалась. В свете звезд поблескивало железо и стекло, дальше чернела стена. В этом месте на ней не горело ни одного фонаря, ближайший был далеко слева. Бормотание смолкло. Что он там делает? Достигнув рва, старик остановился, и мы с Калугой замерли, прижавшись к склону расселины. Хорошо, что на нем ничего не росло, а то шелест выдал бы нас. Рапалыч помедлил и свернул влево. Захрустело битое стекло под его ногами. Тихо, но по возможности быстро мы пошли дальше - ров был глубже расселины, в наполнявших его завалах железа, земли и глины старика можно было запросто потерять.
        В той стороне, куда он повернул, посреди рва высился покатый темный горб. Я не смог понять, что это, и когда Рапалыч исчез позади него, ускорил шаг.
        - Мы теряем его, - едва слышно пробормотал Калуга.
        Тут у него под ногой хрустнуло - какая-то вконец проржавевшая железка сломалась, не выдержав веса дородного тела.
        Калуга замер, выпучив глаза, а я остановился с поднятой ногой. Тихие шорохи, которые при перемещении издавал старик, смолкли. Пауза, а потом впереди стукнуло, грюкнуло, что-то осыпалось, мелко задребезжало…
        - Слиться хочет! - Калуга бросился вперед. - За ним!
        Рискуя, что нас услышит патруль со стены - хотя на ней было тихо и темно, и никто, кажется, в этот момент там не проходил, - мы побежали. Я едва не подвернул ногу на обломке рельсы, перескочил через смятую бочку, пересек поляну, поблескивающую битым стеклом, которое хрустело и ломалось под подошвами. Наконец, разглядел, что темный горб - продолговатая земляная насыпь непонятного происхождения, обогнул ее и едва не свалился в дыру, открывшуюся под ногами. Рядом Калуга упал на колени и включил фонарик, повернув его так, чтобы со стены не было видно луча. Лаз наискось уходил под насыпь, из глубины его доносились сдавленные пыхтения и проклятия. Я присел рядом с охотником, заглянул. Узко, но не настолько, чтоб не пролезть. Рапалыч втиснулся, значит, и мы сможем - вон, задница стариковская видна, шурует там на четырех костях…
        - Первый, - сказал я, закинул «Карбайн» за спину и полез в дыру.
        - Второй! - бодро откликнулся Калуга, следуя моему примеру.
        Он перемещался медленнее, поскольку был, во-первых, толще, а во-вторых - с фонариком в руках. У меня фонаря не было, у старика тоже - он что же, собирался в полной темноте тут ползать? А может, полез сюда только чтобы скрыться от нас, а на самом деле направлялся не к этой дыре? Да нет, место ему явно знакомо, вон как резво ползет, вовремя нагибая голову, чтобы не цеплять свисающие с земляного свода непонятные лохмотья… Корни, сообразил я. Это сухие, давно мертвые корни.
        Луч фонарика в руках Калуги качался, по лазу прыгали тени, все вокруг рябило и мигало. А у меня вдруг включилось ночное зрение - само собой, без мысленной команды. Луч сразу поблек, превратился в белесый конус, а впереди возник дымчатый силуэт, выглядевший довольно необычно потому, что Рапалыч сейчас полз на четвереньках, обратившись ко мне спиной, а точнее - задницей.
        Подземный ход изогнулся, стал шире, и тут, наконец, мне удалось ухватить старика за каблук. Я рванул, едва не сдернув с него сапог, он в ответ попытался меня лягнуть. Повернулся, ругаясь дрожащим скрипучим голосом, и поднял руку со знакомым огнестрелом. Клац! Клац! - выстрелов не было, пушка ведь была двухзарядная, и обе пули рыжий кочевник выпустил в небо у ворот Чума.
        Схватившись за стволы, я дернул оружие на себя, вырвал из немощной руки и ткнул старика в лицо. Не очень сильно, но ему хватило - Рапалыч хрюкнул и упал. Зашарил у пояса. Ты смотри, какой активный старикан, еще и нож пытается достать! Пришлось усесться на него сверху и пару раз вмазать, предварительно стащив правую перчатку, чтоб не сломать вшитыми в нее железными колпачками и пластинками древнюю черепную кость. Потом я отобрал нож и для порядка стукнул Рапалыча еще раз, но уже совсем слабо, а то еще ненароком двинет коньки. Добравшийся до нас Калуга освещал расправу фонариком и подзуживал меня, чтобы добавил еще, - болотному охотнику, обладателю избыточного веса, беготня в темноте и ползание по норе дались тяжелее меня, он запыхался, измазал лицо в земле, поцарапал лоб и был недоволен.
        Рапалыч сопротивлялся вяло, погоня отняла у него последние силы. Старик что-то хрипло каркнул, когда я сорвал с его пояса сумку, и попытался оттолкнуть мои руки, когда полез к нему за пазуху. Там обнаружился роскошный кожаный кошель, в котором звякали монеты. На кошеле был вышит череп и перекрещенные стволы под ним.
        - Мое, мое! - обиженно скрипел он, пытаясь вырвать у меня добычу.
        Я отпихнул трясущиеся руки, удостоверился, что у старика не осталось никакого оружия, слез с него и уселся по-турецки. Рапалыч тоже сел, скрипя суставами, прикрыл глаза от луча, который Калуга направил ему в лицо. Я подбросил звякнувший кошель на ладони и сказал:
        - Твое? Ты это снял с мертвеца только что. И ствол тоже. Ни с кем не поделившись, сбежал. За такое могут и к дереву прибить, Рапалыч.
        - Откуда мое имя знаешь, щенок? - заволновался он. - Ты меня ударил! Старость уважать надо, мудрость мою, а ты ударил старика, два раза ударил… три… ой, болит теперь, ты ж мне зуб мог выбить… последний… Кто ты такой? Я тебя уже видал, закопай тебя аномалия! Отдай мой хабар, я его честным трудом добыл!
        Засунув трофейный кошель в карман, я ответил:
        - Ты меня видел давно, когда я покупал у тебя арт, но это неважно. Еще раз видел вместе с двумя другими, когда мы убегали с фермы. То есть не убегали - бежали за девчонкой, схватившей тоник… в смысле - зеленку, а перед тем швырявшей в вас камни. Как ее… Зря, да?
        Пока я говорил, Калуга поставил фонарик на землю, направив луч вверх. Глаза у Рапалыча от такого потока сведений стали совсем мутными, а голова затряслась сильнее. Он растерянно потер морщинистый лоб, и я почти что услышал, как скрипят старые мозги, пытаясь переварить все это. Калуга, на удивление, молчал. Я покосился на него - охотник сидел, поджав ноги, и пялился вверх. Привстал, постучал кулаком по невысокому своду и сказал:
        - Слушай, брат, я тут подумал… Мы не под землей. То есть под землей, но не в ней.
        - И что это значит? - спросил я.
        - Да ты оглядись повнимательней, стенки пощупай, пол, - он снова стукнул кулаком в свод, выкатив глаза. - Слушай, это вроде так невероятно, но я понял! Мы внутри корня. Он сгнил, и гниль эта его мутантская как-то зацементировала стенки… То есть осталась полость - вроде извилистой трубы в земле. А мы - внутри. Это корень того самого дерева, про которое я рассказывал, вот почему он такой здоровенный. Значит, он тянется внутри холма до самой вершины, до остатков ствола. Помнишь ту загогулину, снизу ее хорошо видно? Вот она и есть остатки дерева, и корень идет прямиком туда. Не, ну, вряд ли прямиком, скорее уж извивается по-всякому внутри холма, но ты меня понял. А, брат, что ты на это скажешь?
        Мы посмотрели на Рапалыча, который все постанывал, моргал, трясся, тер лицо, и я спросил:
        - А ты, старик, что на это скажешь?
        Глава 12
        Старик говорит, и говорит, и говорит
        - Предатели они! - скрипел Рапалыч возмущенно, ковыляя по морщинистой, извилистой трубе, протянувшейся через толщу холма, к вершине. - Майор этот, Шульгин, сказал: у меня мало людей, мне боеспособные нужны. И взял их к себе. А меня не взял, - голос задребезжал от обиды. - Старость не взял, мудрость мою. Молокососов только пальцем поманил - и они побежали, щенки блохастые! Кинули старика, вонючки.
        Оставшаяся на месте корня полость в толще земли плавно изгибалась то влево, то вправо. Здесь было очень сухо, а сверху шел поток воздуха - слабый, но ровный, ни на секунду не прекращающийся.
        - То есть теперь двое его напарников в армии майора Шульгина, окружившего Городище, - пояснил я Калуге, который мог не уловить весь расклад, поскольку не был в том свинарнике и не слышал разговора старателей у костра, а знал все только с моих слов. - Рапалыч же вернулся в родные места…
        - На родину мою, - заскрипел старик. - На маленькую мою родинку, закопай ее аномалия.
        С каждым шагом корень-труба не только все сильнее изгибался кверху, но еще и расширялся, что, в общем, было логично - корни сужаются к концам и становятся шире у основания, то есть в месте, где примыкают к стволу. Получается, теперь над нами - улицы Чума, прямо над головой стоят дома, гуляют местные жители, расхаживают патрули Чумака, светятся газовые фонари. Или не так уж они там и гуляют да расхаживают? Нападение краевцев и попытка выкрасть Катю могли перевести Чум на осадное положение. Комендантский час, общая настороженность, поиск врагов со шпионами и прочие прелести… Короче говоря, для пришлых теперь в поселении может быть небезопасно.
        Вскоре миновали узкое ответвление - тесную, темную щель, края которой покрывали бугристые наросты, с виду мягкие и слизистые. Рапалыч, не останавливаясь, прошагал мимо, а Калуга посветил в нее фонариком. Луч озарил уходящие в глухую подземную тьму стенки, между которыми болотный охотник протиснуться бы точно не смог, да и я вряд ли. Состояли они из непонятного пористого вещества, и на них подрагивали радужные пузыри, будто сквозь стены просачивалась какая-то подземная смола.
        - Ох, гадость, - Калуга пошел дальше. - Старый, и много здесь такого? Куда оно ведет, ты хоть раз пытался поглубже забраться?
        - Вот, опять! - наш провожатый вдруг остановился, с кряхтением лег и прижался ухом к полу, то есть к темной сморщенной корке, покрытой, будто жесткой шерстью, короткими сухими отростками.
        - Что такое? - удивился Калуга. - Ты чего распластался?
        - Молчи, молодой! Слухай!
        Пожав плечами, я улегся рядом, приложил ухо к мягковатой поверхности. Калуга последовал моему примеру, положив фонарик. Ничего такого слышно не было, и я уже собрался встать, выругав старика за дурость, но в этот момент действительно услышал - мелкий, быстрый, слабый стук. Непонятный звук, сопровождаемый к тому же едва уловимым шелестом, от которого меня пробрал озноб. Он усилился, будто кто-то бежал под нами, и тут Калуга произнес гробовым голосом:
        - Ножки стучат.
        Рапалыч испуганно шевельнулся, покосился на нас, щуря мутные глаза, скрипнул:
        - Не каркай, молодой!
        - Ворон каркает, а я говорю. Ножки стучат, такая толпа мелких ножек. А шелест - это хвосты по полу метут.
        - Какие еще ножки с хвостами? - спросил я.
        Он пожал плечами:
        - Не знаю, брат. Может, тех белых безглазых крыс, помнишь, я рассказывал? Бежит стая таких сейчас прямо под нами… А может, это тринадцать гребаных мутантов там маршируют? А, брателла, как тебе картина? Ха! Все, ушли, больше ничего не слышу.
        Я сел, поковырял пальцем в ухе и спросил:
        - А интересно, что там внизу? Я думал, корень идет сквозь сплошную землю, но получается, вокруг есть еще пустоты?
        - Они, - закивал Рапалыч, с трудом выпрямляясь. - Их тут много, пустот этих, цельный лабиринт внутри холма. И кто-то в нем живет. Ходит, бродит, стучит. Щелкает. То тихо всю дорогу, а то скребется, как сволочь. И всякие другие звуки… Дивные такие, закопай их аномалия. Все молодые, идем, недалеко осталось.
        Подняв фонарь, Калуга зашагал позади старика, и я последовал за ними. Теперь нам почти не приходилось нагибаться - труба еще расширилась, но идти легче не стало, потому что наклон увеличился. Хорошо что ноги не скользили на сухой корке и смахивающих на шерсть отростках, но я все равно то и дело придерживался за стенки.
        - А может, проковырять дырку в этой корке да посмотреть, что снаружи? - озвучил Калуга мысль, которая и мне пришла в голову.
        - Не вздумай тут ничего ковырять! - заскрипел Рапалыч. - Вы, молодые, совсем дурные, все бы вам ковырять… Доковырялись уже - Лес попер, все вокруг заполонил, а им снова ковырять охота! Ковыряльщики!
        - А что будет? - спросил я.
        - Что будет, что будет… А откуда ты знаешь, что на тебя оттуда прыгнет? К тому ж там, в этих полостях, газ бывает.
        - Тот, горючий, который у чумовцев горит в фонарях?
        - Горючка, ага. Так и зовем. Он в Чуме иногда с трещин выходит. Где посильнее, ставят заглушку, трубу подводят… Так и живем. Дышать горючкой нельзя, она вроде угарного газа, который от пожаров бывает. Шумит в голове, после блевать охота, можно и скочуриться.
        - А давно ты этот лаз нашел? - спросил Калуга.
        - Да уже много годков как. Еще в силе был, чаще за хабаром ходил… У меня в Чуме халабудка есть, я там ночевал. С теми двумя предателями еще не знался, ноги крепче были, сам ходил.
        - И пил, наверное, меньше, - заметил Калуга. - Вон как от тебя перегаром несет.
        - Водка следопыту не помеха, водка токмо в помощь! Не бухти, молодой, о чем не знаешь, а то больше не буду рассказывать.
        Шагая позади Калуги, я ткнул его кулаком в спину, чтобы не сбивал старика.
        - Ладно, чего ты обиделся, - охотник отвел в сторону сухое мочало, свешивающееся со свода, прошел под ним, затем я проделал то же самое при помощи ствола. - Не сердись, старый, говори дальше. Так что, нашел ты этот ход… ну, и зачем он тебе понадобился?
        - Как - зачем? Хорошему старателю все в помощь, все сгодится. Это ж какое полезное дело - собственный лаз прям под стеной, под всем Чумом… важное дело! Ты, молодой, не разумеешь еще, такое токмо старость разумеет, мудрость моя.
        - А кого-то еще встречал здесь когда-нибудь, мудрость?
        - Да Лес с тобой! - замахал руками старик. - Слыхать - слыхал, но не видел никого. Только раз один, самый первый… Напился, понимаешь, да и бродил вокруг Чума. В ров упал. Заснул. А как проснулся, ночью уже, слышу - идет. Глаза протер: ба! Прям с-под земли вылезает мужик. Отряхнулся и пошел прочь от холма. Ну, я заинтересовался, стал смотреть: чего это он, откуда вылез… И нашел этот ход.
        - Значит, по крайней мере, еще один человек про лаз знает.
        - Так выходит, - согласился Рапалыч. - Хотя после еще разок я его видел тут, пару лет спустя. Навстречу он шел, хорошо, я издалека услыхал - в нишу забился, впереди там есть ниша, да фонарик погасил. Он мимо прошел, не заметил.
        Рапалыч замолчал, перебираясь через горб, образованный на нашем пути изгибом корки. Старик все громче кряхтел и сопел - корень стал уже почти вертикальным, теперь мы не шли, а ползли, будто по очень крутому склону. Хорошо что корка была не гладкой, а вся в складках и трещинах, к тому же удобно хвататься за отростки. Они, правда, кололись, но меня спасали перчатки.
        - А что в стволе? - спросил я. - В смысле, в том обрубке на вершине. Он тоже полый?
        - Тюряга там, - пояснил Рапалыч. - Называется та штука Башней, и внутри у ней - тюряга. А на втором этажу оружейный складец. И еще, грят, в Башне наверху тайная резиденция самого Хозяина.
        - Какого Хозяина?
        - Чумака так в городе называют. Хозяин Чума. Он в Башне останавливается, когда сюда приезжает. Хотя Чумак редко тута бывает, но иногда вместе с караваном прикатывает, тем, что газ с города возит. Там большие махины, цистерны такие… А у самого Чумака - черный джипище. Во-о! - старик развел руки, показывая размеры чумаковского джипа. - Огромный - страх. Черный, как душа мутанта. Так я о чем… Башня, значит, стоит прям на верхушке Чума, а вокруг - лысо.
        - Чего вокруг? - не понял Калуга.
        - Лысо, говорю, как у тебя на лбу. Пусто. По склонам стоят дома, а на вершине - ничего нет, окромя Башни. Так Хозяин повелел, чтоб вокруг нее ничего не строили. То место огорожено, прямо за оградой стоит шпиталь Катьки, еще Управа городская, где наши полицаи базируются… ну, парни Чумака, которые улицы охраняют и на стенах патрулируют, и еще там у ограды развалинки всякие, и в одной из них мой схрон. А дальше уже по кругу обычные дома начинаются, улицы.
        - Э, погоди, погоди! - сообразил Калуга. - Ох, ты говорун какой болтливый… Так это что выходит, мы сейчас ползем прямиком к Башне? К тюряге?
        - Это почему так выходит, молодой? - проскрипел старик.
        - Ну а как же… Корень-то идет от ствола, разве нет? Так в природе заведено даже у растительности из Леса. И мы сейчас туда ползем, тринадцать гребаных деревьев!
        - Эх, молодость дурная, - уже привычно стал нудить старик. - Кто ж тебя прямо в тюрягу поведет? Да как бы я тогда пользовал этот лаз, если б он от Башни шел? Ты старость слушай, мудрость мою, а не дурню болтай. И сюда свети, свети лучше, а то навернется Рапалыч, и вы тут одни запропадете.
        Лаз неожиданно изогнулся, стал почти горизонтальным - мы очутились на широкой площадке овальной формы, напоминающей пещеру. Свод тут был выше, в дальнем конце виднелся круглый ход, ведущий дальше.
        - Нарост, что ли, в этом месте какой-то на корне был, - пробормотал Рапалыч. - Так, молодые, осторожно теперь. Идти прям по центру до той дырищи впереди. Не люблю это место.
        - Почему? - спросил Калуга, шагая след в след за стариком, который осторожно ковылял по прямой через середину земляной пещеры.
        - Шатко тут.
        - Как это? Ничего не чувствую такого…
        - Если в сторону податься - шатко.
        Калуга, конечно, тут же шагнул вбок, прошел немного и вернулся на прежний курс.
        - И вправду, под ногами дрожит, - сказал он мне. - Под нами вроде как более твердая полоса, а по сторонам - мягче, и ощущение, будто там можно провалиться. Ты лучше туда не ходи.
        - Я и не собирался, - ответил я.
        После пещеры снова начался крутой участок, а потом Калуга спросил:
        - Это что тут? Гляди, брат, еще одно ответвление… И впереди вон тоже, только влево. Да здесь и вправду вроде лабиринта, тринадцать гребаных Минотавров! Причем из этого рукава, кажется, газом несет…
        - Быстрее ходите, - велел старик. - А то надышитесь. Слышите?
        Из расселины, откуда пахло газом, доносились глухие ритмичные звуки, будто там колотили по камню.
        - Да уж слышим, и чего это? - спросил Калуга опасливо. - Вроде такие… карлики подземные кирками стучат, золото добывают.
        - Раньше не было такого звука, - сказал Рапалыч. - Я так смекаю, это местные новую газодобычу закладывают. Далеко где-то, а эхом через полости доносит.
        Он шагнул на небольшую горизонтальную площадку и остановился. Вставший позади него охотник посветил фонариком вверх, потом вниз.
        - Пришли, что ли? Ну, слава подземным богам, а то надоело мне.
        Я протиснулся между ними, поглядел. Дальше ход рассекала широкая вертикальная трещина - будто великан прорубил землю топором. Высоко над нами расселину перекрывала решетка. Нормальная такая решетка, с толстыми прутьями и широкими просветами. Широкими настолько, чтобы в них все было видно, но не настолько, чтобы мог пролезть взрослый человек.
        - Кто здесь решетку поставил? - спросил Калуга.
        Рапалыч поскреб заросший седой щетиной подбородок.
        - Мудрость моя говорит мне, что там выше - ужо Башня. Стало быть, решетку поставили по приказу Чумака, потому что эта щель, смекаю, в Башню прямиком и ведет. Так думаю, но точно не знаю - я там не бывал, чур меня. И нам туда соваться не надо совсем, нам вбок надо. Чтоб не на вершину выйти, а немного в стороне, к развалинке моей.
        - А внизу что? - Я встал на колени, нагнулся, заглядывая в расселину. - Что тебе про это мудрость со старостью говорят?
        - Молчат они про это.
        Приглядевшись к уходящим в темную бездну глинистым стенкам, я нахмурился. Быстро глянул на старика и спросил:
        - Спускаться туда не пробовал?
        - Та ни в жизнь. Мудрость моя туда меня не пущает.
        Тогда я лег на краю расселины и свесил голову. Что там такое виднеется? Дыра не дыра… Из нее шло легкое дымчатое свечение. Если бы не ночное зрение, я бы ее точно не увидел. Стенки ведь неровные, в буграх и впадинах, так что дыра кажется просто округлой черной тенью. А ведь на самом деле там лаз. И до него… ну, метр, может, немного больше. То есть можно свесить ноги, лечь на край грудью - и без особых проблем в эту расселину перелезть. Только я сейчас это делать не буду. Катя не там, Катя в госпитале, а лаз этот светящийся оставим на потом.
        Калуга закашлялся, и старик нервно задребезжал:
        - Тихо ты, здесь тишину блюсти надо! Если вверх звук долетит, через решетку… Охрана Башни может услыхать.
        - Решетка же далеко, - возразил Калуга, прикрывая рот кулаком. - А до Башни еще дальше.
        Выпрямившись, я спросил:
        - Ну а нам теперь куда?
        - Куда-куда… вам, молодым, без старости, без мудрости - токмо в землю костьми ложиться. А старость, а мудрость мои дорогу укажут, верно посоветуют, ценный совет дадут.
        - Ох ты, пургу нести умеешь, старый! - восхитился Калуга. - Почище, чем я. Давай уже, мудрость, веди молодых…
        Но вместо этого старик протянул мне сморщенную ладонь.
        - Вертай кошель.
        - Ага, щас, - я отодвинул его руку. - Мы договорились: получишь, когда приведешь на место. А мы еще даже не в Чуме, только под ним.
        - В Чуме мы! - заскрипел Рапалыч оскорбленно. - Старость слово держит, не дуркует. Чум, он вот - вокруг нас. Мы ж на самом верху, тут вершина холма уже. Вертай взад мой хабар, молодой!
        Я сунул ему под нос кулак:
        - Рапалыч, не буди во мне мутанта. Очутимся в городе, увижу дома вокруг - получишь деньги, как обещал. Что, боишься, что не отдам? Ты всегда можешь сдать нас полицаям, сказать, что видел нас вместе с краевцами, что мы их шпионы… Ты - местный, тебе скорее поверят, чем нам.
        Я не стал добавлять, что со своей стороны мы можем рассказать полицаям, как старик провел нас через этот ход, в результате чего ему тоже вряд ли поздоровится. Рапалыч еще немного побухтел про старость, мудрость, молодость и дурость, а потом схватился двумя руками за влажный лохматый отросток на боковой части лаза, поднатужился, закряхтел, как буксующий байк с негодным мотором, дернул посильнее…
        Часть стенки с влажным чмоканьем отпала книзу, будто крышка перевернутого набок мусорного бака. За ней потянулись жирные нити, лопающиеся с неприятным хрустом и щелчками.
        - Во, хитрюга старый! - обрадовался Калуга. - Прямо возле выхода стоял и оплату наперед требовал!
        - Свети давай, молодой, - проворчал Рапалыч. - Теперь недалеко. Тут вода течет, подгнило оно, но дальше гниль не идет, сухость супротив нее борется. Осторожней, не ступите в гадость, ее тут много, где под ногами чернее - там самое гнилье. И пригнитесь, сверху плесень.
        Две минуты спустя мы попали в пропахшую плесенью расселину возле отвесной стены, оказавшейся, на поверку, старой кладкой, густо залепленной грязью. Расселина привела в пустую кирпичную коробку с дверью. Подняв «Карбайн», я сразу прошел к двери, осторожно толкнул ее стволом, выглянул. Хотя всякую органику, пусть даже мертвую, я видел гораздо лучше, чем неодушевленную материю, но все же благодаря ночному зрению понял, что за дверью вверх идет бетонная лестница. Когда подошедший Калуга посветил фонариком над моим плечом, выяснилось, что дарованная тоником способность не обманула: так и есть, лестница.
        - Ну, и что это, тринадцать гребаных подвалов? - спросил Калуга у старика, который с кряхтением отряхивался.
        - Складец мой, - пояснил он. - Тут хабар в старые времена держал. Тайно от полицаев, от всех.
        - Зачем? - не понял я.
        - А как же еще? Ты не знаешь, молодой, не местный ты, да и дурные вы, молодые… Тут на воротах шмонают - и своих, и чужих. И ежели что несешь в Чум, артефактец какой или еще, так мзду за то берут.
        - Какую такую мзду? - спросил Калуга. - Налог, что ли?
        - Налог, ага. Десятину от рыночной цены в пользу города. То есть Чумака, закопай его аномалия.
        - А! - охотник кивнул. - Я-то думал, зачем тебе реально этот лаз… А ты контрабанду в Чум носил.
        - Не контрабанду, а хабар, честно добытый нелегким старательским трудом! Старостью моей добытый, мудростью моей. Верни кошель!
        Я снова выглянул на лестницу, спросил:
        - Что вверху?
        - Развалинка. Не боись, не опасно, там никто не бывает. Хабар отдай, говорю, не забижай старость мою!
        Старик начал заметно волноваться. Пожав плечами, я кинул ему кошель рыжего байкера, честно добытый Рапалычем путем воровства у мертвеца. Бросил Калуге: «Давай за мной, тихо, и контролируй пока старого», - и стал подниматься.
        По дороге, сам не знаю почему, вспомнил про Алину с Шутером. Давно про них не думал, а тут пришли на ум. Хоть бы они сидели в той камере и не дергались, не пытались качать права перед краевцами или сбежать. Обязательно вытащу их оттуда, это так же важно, как и самому спастись. Хотя они взрослые люди и пошли со мной по своей воле, но все же попали во всю эту историю из-за меня. К тому же ночью в лагере ренегатов они пытались вытащить меня из подвала, и я им вроде как обязан теперь, потому что совсем неизвестно, что было бы, не выруби тогда Шутер стоящего на часах у люка Оспу.
        Лестница привела внутрь здания, то есть развалины: три стены, четвертой нет, вместо нормальной крыши - кривой дощатый навес. Непонятно было, что вокруг, и я с «Карбайном» наготове подошел, тихо хрустя обломками бетона, к слабо освещенному проему окна.
        - Мой схрончик, мой, - бормотал Рапалыч сзади. - Вокруг людишки, а тут никто не бывает. Свалка здесь, мы прям посреди нее. Я когда-то тут и жил, вон, крышу сам из досок справил… Потом съехал, а схрончик в подвале до сих пор пользую и ходом тем иногда лазаю.
        Прямо предо мной была лысая вершина холма. Хорошо виднелось толстое основание дерева, в котором было проделано несколько отверстий, забранных решетками или закрытых дверями. Если ствол полый, то внутри могли сделать перекрытия и лестницы, превратив труп дерева-мутанта в здание… то есть в Башню.
        Вершину холма опоясывала ограда в человеческий рост и кольцо синих фонарей. Развалина, куда мы попали, находилась в несколько метрах от ограды, в стороне виднелось другое здание: двухэтажное, без окон на первом этаже, лишь с одной дверью. Открытой. Возле нее тоже горел фонарь, стояли двое вооруженных людей в камуфляже. Еще пара входила внутрь с носилками, на которых кто-то лежал. Это и есть госпиталь, где хозяйничает дочка Травника?
        Я пересек развалину, обойдя спутников, остановился с другой стороны, перед проломом почти во всю стену. Взгляду открылся темный склон с цепочками синих огней. А большой этот Чум, побольше Городища… И в отличие от главного поселения краевцев с его кривыми беспорядочными улочками здесь даже какая-то планировка имеется: холм опоясывают улицы-кольца, а от вершины к основанию расходятся прямые. Этакие параллели и меридианы. Фонари горят не везде, в некоторых местах совсем редко, в других чаще. Иногда в тусклом синем свете мелькают силуэты людей. Слышен лай собак. У основания холма, окольцованного стеной, белеет яркое пятно света, откуда доносится приглушенный стук и лязг - там все еще заделывают пролом, оставленный бойцами Зверовода.
        Я обернулся и сказал:
        - Эй, мудрость, расскажи, как нам попасть в госпиталь?
        - Зачем вам в шпиталь? - откликнулся старик, копающийся при свете фонарика Калуги в кошеле убитого байкера.
        Я потрогал живот. Пока мы поднимались, жжение в нем прошло, я вообще забыл о нем, но сейчас там снова пекло.
        - Больной я, Рапалыч. Отравился. Мне нужно к Кате, которая главная в госпитале. Она ведь поможет?
        - Катька знатная врачевательница, даром что молодая. И сестра ее, Зоря, помогает в шпитале, наложением рук лечит и еще по-всякому. Но Зоря дивная девка. То она есть, то нет ее совсем… Вот Катька завсегда в шпитале, а Зоря, та не завсегда. Уходит - и непонятно куда.
        - Ты сам бывал в госпитале? - спросил Калуга.
        - Я везде бывал, - как-то устало вздохнул Рапалыч, засовывая кошель под пальто. - Сколько годков уже мир топчу. Надобно мне теперь выпить. Старость, мудрость мою заправить… горючего, понимаешь, долить.
        - Нет, подожди, - я шагнул вперед, преградив путь старику, уже собравшемуся покинуть развалину через пролом. - Значит, в госпитале ты бывал… Лекари, кто поумелее, иногда используют коренья или травы, собранные возле самого Леса, а то и арты оттуда. И вот я подумал: ты их в госпиталь таскал, да?
        - Это ты голову свою пустую на плечах таскаешь, молодой, - заскрипел старик, - а я хабар покупателям ношу. Ношу, не таскаю, понял? Ясное дело - носил и туда. И туда, и оттуда…
        - Что значит: оттуда? - не понял Калуга.
        - А то и значит, - старик ухмыльнулся не без гордости. - В шпитале иногда такие редкие арты объявлялись, и не токмо арты, но и травки всякие… Редчайшие! Это тебе не новичок какой, это тебе старость, мудрость моя говорят. Таких артов и нет больше нигде, никто их не видывал. Вот мне старший санитар, Митька, иногда их того… - Рапалыч вдруг замолчал. Поморгал затянутыми старческой поволокой глазами. Сообразив наконец, что из хвастовства сболтнул лишку, стал обходить меня - осторожненько так, будто надеялся, что этого никто не заметит и он сможет благополучно очистить от себя помещение.
        - Стой где стоишь! - велел я и толкнул его в грудь, заставив сделать шаг назад. - Не понял я, а ну еще раз… В госпитале иногда появлялись какие-то невиданные артефакты и растения? Ладно, и что дальше?
        - А дальше, - подхватил Калуга, сообразивший, что к чему, одновременно со мной, - тамошний санитар тырил их со склада. Ну, не все, конечно, а то бы заметили, но малую толику тырил и отдавал нашей мудрости ходячей. А Рапалыч относил их своему прикормленному чумовскому скупщику и сбывал. А с санитаром, этим Митькой, делился наваром. Ну, старая перечница! Ну, тринадцать гребаных артефактов, - да ты как паук! Тут у тебя лаз, там у тебя подмазанный санитар ворует чужой хабар из больнички… Весь Чум своей сетью опутал, паукан!
        - Правда? - спросил я, заглядывая в мутные глаза. - У больных, получается, крал…
        - Как это - у больных?! Ты напраслину на меня не гони, молодой! Напраслина - она не любит, когда ее гонят! - забушевал Рапалыч. - Катька, по-твоему, бесплатно там, что ли, работает? Шпиталь - это бизнес ее. Она не задарма народец лечит. С артов тех она свою деньгу имеет, вот и я… А идите вы Лесом, молодые! Я вас сюда провел - все, теперь мне выпить надо непременно, а вы как хотите, щенки блохастые!
        - Нет, подожди еще, - я снова преградил ему путь. - Короче, что ты там воровал-покупал-продавал, это твое дело. Нам нужно в госпиталь, вот и все. Посмотри, кто дежурит под входом. Видишь, двое… Это госпитальная охрана?
        Рапалыч, возмущенно скрипя, как старая телега, вместе с нами подошел к окну, выглянул и покачал трясущейся головой:
        - Шпиталь отродясь так не охраняли. От кого охранять? Он же в центре Чума, на самой верхотурине. Эти двое - из полицаев. Видите, камуфляж у них серый такой, мелкопятнистый? Полицаи, точно. И стволы полицайские, «Вепри». Чумак как-то склад с ними нашел, всех своих хлопцев «Вепрями» вооружил.
        - То есть раньше часовые на дверях не стояли? - уточнил я, приглядываясь к паре охранников. Вершина вокруг Башни была пуста, слева маячил одинокий фонарь - просто деревянный столб с колбой, светящейся синим, а возле двери горел костерок в стоящем на земле тазу. Вообще в верхней части города-холма было тихо и спокойно, а вот со склона доносился приглушенный гул ночной жизни.
        - Не стояли, - подтвердил Рапалыч.
        - Охрану поставили потому, что лесные волки пытались выкрасть Катю, - предположил Калуга. - Если она вправду такой знатный лекарь, ну и сестра ее… Местные могли решить, что краевцы захотели ее похитить для себя, чтобы их лечила, вот и определили к госпиталю дополнительных охранников.
        - Рапалыч, другой вход есть? - спросил я. - Нам обязательно надо внутрь.
        Он молчал, только головой тряс, и тогда к нему подступил Калуга:
        - Колись, старый хрен! Если ты арты в госпиталь таскал и оттуда тоже таскал, так наверняка все нычки знаешь. Ну! - распалившись, он схватил старика за воротник пальто и слегка тряханул. - Говори!
        - А чего мне вам помогать, молодые? - рассердился тот. - Я вас и так на холм завел.
        Он решительно отпихнул от себя Калугу и попытался уйти, тогда я тоже взял Рапалыча за шиворот, притянул к себе и сунул ему под челюсть ствол.
        - Ты, по-моему, немного потерялся, старый. Давай так поступим: или я тебя валю прямо тут, или ты помогаешь нам пройти в госпиталь. Как тебе выбор?
        Когда лицо его оказалось вблизи, стало видно, что под мутными и вроде бы полубессмысленными глазами прячутся хитрость и лукавство. Этакая заскорузлая, много повидавшая, старая хитрость… Детям и старикам в нашем мире по большей части ох, как нелегко, а особенно если они одиноки и никому не нужны. Первые чаще всего сбиваются в банды - причем детские и подростковые группы более жестоки, более беспощадны, чем обычные, состоящие из взрослых людей, а вторые быстро умирают. Но этот Рапалыч не просто выживал, он еще и вовсю занимался старательством, носил контрабанду, барыжничал чужими артами… В общем, не был он, на самом деле, ни трусливым, ни глупым, каким мог показаться поначалу, цену себе знал и шаркал по жизни все еще уверенно.
        - Выбор мой такой, молодой, - ответил старик, - что вы, конечно, можете тут меня порешить, да только тогда в шпиталь вам не попасть. Но и я вас туда за просто так не поведу. Старость, мудрость моя мне такого не велят, забесплатно всяких щенков водить. Так что не тявкай мне в рожу и ствол убери.
        - Крут, старик! - восхитился Калуга. - Один на семерых мутантов выйдет - не моргнет!
        Я восхищаться не стал, глядя прямо в глаза Рапалыча, сказал:
        - Одна мерка серебра.
        - Три, - скрипнул он.
        - Две. Две мерки и мое слово, что не донесем про твой лаз полицаям.
        Старик отстранился, повернул голову к стоящему рядом Калуге. Тот закивал:
        - Я тебе, старый, вот чего скажу: Создатель нам оставил заповеди в порядке инструкций. И одна из них такая: не надури ближнего своего, ибо надуришь - и сам надурен будешь. Короче, я тоже слово даю, старик. Не обманем.
        Рапалыч поразмыслил еще немного и протянул мне ладонь:
        - Стал-быть, плату вперед, молодой. Так нам Создатель велел поступать, и так мне мудрость моя советует. И старость тоже.

* * *
        Теперь Башня была за оградой слева от нас, но возле нее не горело ни одного фонаря и разглядеть ее толком не получалось - просто уродливая толстая громадина, торчащая над холмом. А вот заднюю часть госпиталя без окон на первом этаже мы видели хорошо. Перед раскрытыми дверями стояла большая ручная тачка, возле которой курил какой-то чумовик. Или правильнее говорить чумовой? Чумак? Этот вопрос я задал спутникам, после чего у них состоялся вялый спор: старик доказывал, что правильно - чумные, а болотный охотник - чумаки. «Что ж они, вроде дети Чумака? - скрипел Рапалыч. - Не трынди, молодой, чего не знаешь».
        В конце концов, когда мы незаметно подобрались ближе к двери, я тихо велел им заткнуться. Наружу как раз вышел высокий молодой парень с мешком на плечах. Сгрузил мешок на тележку, где уже лежало несколько таких же, что-то сказал курильщику. Тот втоптал окурок в землю, взялся за рукояти тачки, приподнял и с натугой покатил прочь.
        - Отбросы вывозят, - пояснил Рапалыч. - Объедки всякие. Так что, молодые, свезло нам: это Родион, я его знаю, а он меня. Не из полицаев. Он при госпитале обретается, работает тут. Когда надо, помогает по-всякому, когда надо - охранником. Первый помощник Катьки он… Родион, эй! Родиоша!
        Старик поспешил к дверям, мы - за ним. Я на ходу прошептал:
        - Спроси у него, сестра Кати сейчас тут или нет. Обязательно, не забудь! И если он заартачится - дай ему одну серебряную мерку.
        - Мое серебро! - запротестовал Рапалыч, и Калуга, ухватив его за плечо, прошипел:
        - Твое оно станет окончательно, когда проведешь нас внутрь! Если надо будет подмазать этого Родиона, так не жадничай, мутант старый. Захотел напоследок проблем себе на голову?
        - Ах вы ж, закопай вас аномалия! - рассердился Рапалыч, но больше возражать не стал, потому что мы уже подошли к дверям. - Родиоша, погоди, не запирайся!
        Шагнувший внутрь парень снова выглянул. Лицо у него было простецкое, на ремне висела кобура с пистолетом.
        - Рапалыч? - он снял с крюка на стене газовый фонарь, поднял выше. - Кто это с тобой?
        - Напарники новые, - пояснил старик. В это время я, ухватившись за живот двумя руками, согнулся в три погибели, а Калуга обхватил меня за плечи, будто поддерживал. На самом деле нового приступа у меня сейчас не было, наоборот, снова стало полегче, жжение почти совсем прошло.
        - Куда ж ты прежних напарников подевал?
        - Кинули они меня, Родиоша. Старость, мудрость мою кинули. Вот скажи, а сестричка Катькина здесь? Плохо моему новому напарнику, брюхо совсем отнялось. А она уж так лечить умеет… Руки на тебя накладывает - и будто благодать с небес спускается.
        - Зоря не здесь, - ответил Родион. - Не знаю где, но Катерина очень беспокоится. Слушай, Рапалыч, я сейчас вас впустить не…
        - Да умрет же щенок мой! - старик даже руками всплеснул.
        - А что с ним? - Радион поднял фонарь еще выше, разглядывая меня.
        - Да хлебнул водички с ручья, который из Леса течет. Я ему говорил: не пей водички, мутантиком станешь. А он хлебнул. Дурные же вы, молодые, старости не слушаетесь, а она мудра, старость-то…
        - Нет, Рапалыч, - парень шагнул назад, собираясь прикрыть дверь. - Не могу вас сейчас впустить. У меня приказ: внутрь никого, только через главные двери. Ты, может, не знаешь, недавно Катю хотели выкрасть, поэтому теперь…
        Рапалыч стоял немного впереди меня, и я, не разгибаясь, сзади сильно ткнул его костяшками пальцев в хребет. Старик дернулся, шагнул вперед, и тут Калуга произнес:
        - Что ж ты бесчеловечный такой, паря? Не по-людски это - смертельно больного на произвол бросать. Его ж видишь как скрутило… пропусти нас, не веди себя как зверь.
        - Ага, не по-людски, Родиоша, - заблеял старик. Я повторно ткнул его в спину, но теперь - стволом винтовки, после чего он вытащил из кармана мерку серебра и сунул в руку охранника. - Молодой скочурится, на тебе его смерть будет. Вот, давай я тебя одарю немного, а ты впусти все же их. Я здесь подожду, а они пусть до Кати сходят.
        - Да я не за мзду… - начал было Родион, потом махнул рукой и посторонился. Мы с Калугой шагнули в проем.
        - А как же, а как же, - бормотал оставшийся снаружи старик, тоскливым взглядом провожая серебро, которое Родион сунул в карман. - Не за мзду, а по доброте своей человеческой. Веди их к Кате, Родиоша.
        - А ты с нами не пойдешь, Рапалыч? - прохрипел я, пожирая старика глазами. - Ты б лучше с нами…
        - Дела у меня, - откликнулся тот, отводя взгляд в сторону и пятясь. - Срочные. Срочшнейшие, понимаешь, делишки.
        - В пивной? - уточнил Калуга.
        Рапалыч не ответил - развернулся да и захромал прочь, не оглядываясь. Сутулая спина его и согбенные плечи выражали крайнее сожаление по поводу утраченной мерки серебра. Я подумал о том, что провернул все, в общем, удачно: за проникновение в Чум с Рапалычем расплатился его же кошелем, а за вход в госпиталь - всего двумя мерками, причем серебра, не золота.
        - Идите за мной, - сказал нам Родион, запирая дверь и направляясь к темной лестнице. - Катя могла заснуть, вымоталась она… Ладно, сейчас разберемся.
        Я поманил Калугу и прошептал:
        - У Кати лучше молчи.
        - А как ты хочешь все провернуть? - тихо спросил он.
        - У меня вроде наметился план. Обсуждать уже нет времени, просто не раскрывай рот.
        - Да я бы помог, если что…
        Идущий впереди Родион оглянулся на нас, и мы замолчали. Он стал подниматься на второй этаж, и я зашептал еще тише:
        - Ты лапшу вешать умеешь хорошо, но сейчас можешь испортить дело, сказав что не надо. Поэтому молчи, я сам решу вопрос.
        - Ну, давай, решай, - пробормотал Калуга не очень-то довольно. К призыву помолчать какое-то время болтливый охотник не способен был отнестись с пониманием.
        Родион провел нас темным коридором и в конце его толкнул дверь. За ней открылась комната без окон, озаренная светом свечи, горящей в блюдце на столе. Под стеной стояла койка, а на середине комнаты - стул, на котором, уронив голову на грудь, спала темноволосая девушка.
        - Хозяйка! - окликнул Родион.
        Она вздрогнула, подняла голову. Округлое лицо, большие темные глаза, круги под ними. Внешне - полная противоположность Алине, подумал я. Та скуластая, худая, спортивная, движения резкие, а Катя женственная, мягкая, по крайней мере, на первый взгляд. И в платье, причем не очень-то длинном, по колено. И ноги ничего так. И грудь побольше, чем у Алины…
        - Вот, привел больных, - сообщил Родион, ставя фонарь на стол. - Одного то есть. Сильно просились.
        Катя провела рукой по лицу, оглядев нас, спросила устало:
        - Что случилось?
        Голос был тихий и тоже мягкий, и какой-то пустой - как будто она или очень сильно вымоталась, или глубоко несчастна. А может, и то и то.
        - Отравился, - пояснил я. - Живот болит.
        - Какие симптомы?
        - Жжет. Накатывает волнами. Отпускает, потом повторяется, каждый раз немного сильнее, чем раньше.
        - Жжет… - неопределенно повторила она. - Чем отравился?
        - Соком какой-то лесной лианы, - ответил я, и хозяйка госпиталя уставилась на меня. - Такая пупырчатая, в зеленую крапинку.
        - Это же радза! А ты не перепутал…
        - Стас, - подсказал я.
        - Не перепутал, Стас? Радозой отравился? Как это могло случиться?
        Если не описывать события в Тереме, то объяснить, каким образом нормальный человек мог бы отравиться соком лесного растения, было трудновато. Еще поднимаясь по лестнице, я обдумывал, что сказать в ответ на этот вопрос, который, был уверен, обязательно прозвучит - и таки придумал, хотя объяснение казалось странноватым.
        - Кусок лозы был намотан на руку одного человека, - сказал я. - Мы с ним подрались. Он ударил меня в лицо и расплющил ствол. Тот же гибкий, мягкий, ты, наверное, знаешь. Ствол раздавился, оттуда мне на лицо брызнул сок, попал в рот.
        Я провел пальцами по губам и сморщился, вспоминая дикую горечь, которую ощутил тогда.
        Катя, Родион и даже Калуга удивленно глядели на меня. Болотный охотник задрал брови, отдавая дань живости моего воображения.
        - Пойми, радоза смертельна, - произнесла хозяйка.
        Я кивнул:
        - Вот и Зоря то же самое сказала.
        Эти слова, прозвучавшие небрежно, я подготовил их заранее и с самого начала ждал удачного момента, чтобы вставить в разговор. От реакции Кати и от ее последующих действий зависело все дело. Услышав это, она могла вскочить, позвать охрану, и тогда нам пришлось бы хвататься за стволы, вырубать Родиона, скручивать хозяйку…
        Она действительно вскочила, но никого не позвала, лишь воскликнула:
        - Что ты сказал?! Ты ее видел?
        - Мы оба видели, - я показал на Калугу. - Совсем недавно расстались.
        Напарник, не выдержав, вставил:
        - Всего час назад, хозяйка.
        - Где она? Нет, стой… - Катя выглянула в коридор, откуда донеслись шаркающие шаги - там кто-то шел, опираясь на костыль, и велела Родиону: - Закрой дверь.
        Потом с недоверием поглядела на меня, на Калугу и спросила:
        - Где Зоря?
        - Недалеко тут, у холма, - ответил я. - В нашем грузовике.
        - В машине? Она не ездит в машинах, не любит технику. Ей там становится плохо, может начаться приступ… Ты врешь!
        Краем глаза я заметил, как Родион, отойдя к стене, наполовину вытащил из кобуры пистолет. Калуга переступил с ноги на ногу, переместившись немного вбок, чтоб при необходимости броситься на него.
        - Так она и не ездит в ней, а лежит раненая, - сказал я.
        - Раненая? - Катя шагнула ко мне, схватила за шиворот. - Что с ней?!
        Я взял ее за руки, но она крепко вцепилась в воротник и не отпускала.
        - Ладно, красавица, не напрягайся, - сказал я, сжимая ее запястья. - Твою сестру придушил Палач. Или как там его… такой рыжий бородатый боров, кажется, из Края.
        - Да, это он. Его так называют.
        - Говорю тебе: успокойся. - Краем глаза я видел, что Родион по-прежнему держит руку на пистолете и готов выхватить его, но и Калуга готов прыгнуть на Родиона. - Если хочешь, чтобы мы отвели тебя к ней, то веди себя повежливей, ладно? Короче, так: мы охотники, у нас есть тачка. Ехали по своим делам. В одном заброшенном поселке в старом доме увидели, как какой-то рыжий мужик душит ребенка. Пальнули по нему, но он убежал. Ребенка, то есть твою Зорю, подобрали. Она бормотала что-то насчет Палача, краевцев, Чума и госпиталя. Про тебя сказала. Просила отвезти… Вот мы и привезли.
        - Краевцы… - повторила Катя. - Опять краевцы и Палач! Как себя чувствует Зоря?
        - Плохо, - влез Калуга, прежде чем я успел открыть рот. - Понимаешь, хозяйка, не хочу тебя расстраивать, но он ее шейные позвонки слегка передавил. Или не слегка… плохо ей, в общем.
        - Она лежит пластом, почти не шевелится, - заключил я.
        Сейчас напарник вставил свои пять копеек точно в тему: Катю нужно было сильно дернуть по нервам, чтобы она реально перепугалась за жизнь сестры. Так и произошло - она побледнела, схватилась за горло, и мне стало немного не по себе. Ведь обманываю ни в чем не повинную девчонку, играю на чувствах… Но тут жжение в животе снова усилилось, и я мысленно прикрикнул на свою совесть: а ну, заткнись! Ты умрешь примерно через сутки… Давай, бери девицу в оборот, дожимай!
        - А почему вы не принесли ее сюда? - спросил Родион. - Зоря здесь стольких людей вылечила… В Чуме ее знают все, с ней бы вас пропустили. На воротах еще и охрану дали бы, довели до госпиталя.
        - Мы не через ворота вошли, - отрезал я и с подозрением посмотрел на него. - А ты вообще кто такой? Долго тут служишь?
        - Это ты к чему? - его пальцы сжались на рукояти пистолета.
        - Он в госпитале несколько лет, - сказала Катя. - Родион, подожди, успокойся. На что ты намекаешь, бродяга… Стас?
        Я снова повернулся к ней:
        - Мы хотели принести твою сестру сюда, но она… короче, у нее будто истерика началась. Забилась, задергалась. Стала бормотать, что здесь - краевцы. Ты без меня знаешь, сестра твоя странноватая такая и говорит странно. Но я ее понял так, что в Чуме, как она считает, сидят шпионы Края. Давно уже, как это называется… - я щелкнул пальцами, - внедренные.
        - Потому что Край давно готовил свою операцию! - подхватил Калуга, и по выкаченным глазам, по вдохновенному лицу его я понял, что охотника посетила муза и он собирается поведать хозяйке госпиталя и ее помощнику какую-то историю, в которой правды будет не больше, чем патронов в разряженном магазине. Испугавшись, что Калуга испортит всю игру, я схватился за живот, застонал и согнулся.
        - Что, брат?! - всполошился напарник, хватая меня за плечи. - Плохо тебе, а? Совсем плохо! Хозяйка! Его лечить надо!
        С помощью Калуги я доковылял до стула, на котором перед тем сидела Катя, и тяжело повалился на него. Обхватив себя руками, сдавленно сказал:
        - Что-то совсем прихватило. Не вдохнуть.
        Катя достала из-под стола небольшой чемоданчик, на крышке которого был полустертый красный крест. Раскрыла.
        - Вот, - она сунула мне в ладонь несколько зеленых пилюль, похожих на таблетки из спрессованной растительной массы. - Сейчас выпей две, потом по одной, но не чаще, чем раз в три-четыре часа. Слышишь, Стас? Не чаще!
        - Это братана моего спасет? - спросил Калуга с трепетной надеждой, почти не переигрывая.
        Она закусила губу, бросила на меня взгляд и закрыла чемоданчик.
        - Это просто обезболивающее. От яда радозы спасения нет. Хотя Зоря, возможно, могла бы… Я не знаю, как тебе помочь! Отведите меня к сестре!
        - Катерина, не ходи одна, - сказал Родион хмуро. - Ты их не знаешь. Нужно взять людей, самых надежных. Не может этих краевских шпионов тут быть много… Если они вообще есть.
        Я незаметно покосился на него. Катя, закрыв походную аптечку, схватила с вбитого в стенку гвоздя короткий плащ, накинула на себя. Поскольку в животе пекло, но никакого приступа боли в данный момент не было, я бросил в рот только одну таблетку, проглотил, не разжевывая, остальные спрятал в карман. Придерживаясь за спинку стула, встал и сказал:
        - Если ты в нем уверена, может пойти с нами. Но больше я никого не возьму, поэтому как хочешь: или идем вчетвером, или мы вернемся сами. Сгрузим твою Зорю там в поле, а дальше сами разбирайтесь.
        - Мы идем, - с чемоданчиком в руке она направилась к двери. - Родион, пойдешь со мной? Я не приказываю.
        - Пойду! - отрезал он. - Только не понимаю, как выйдем из Чума. Нас же не выпустят. Катерина, тебя не выпустят! Краевцы напали из-за тебя, и на воротах начнут спрашивать…
        - На воротах? - перебил я, шагая вслед за хозяйкой госпиталя. - Никаких ворот. У нас свой путь.
        Глава 13
        Мутант подколодный
        На подходе к машине я огляделся и понял, что вижу обоих бойцов из отряда лесных волков. Призрачный зеленоватый силуэт застыл в ветвях дерева, макушка второго торчала над краем оврага. На дереве, судя по размерам, Лютик, а Выдра схоронился в овраге. Кроме меня, их никто не заметил - лучи фонариков в руках Калуги и Родиона были направлены вперед, на грузовик.
        Он стоял, где мы его и оставили: между оврагом, зарослями и деревьями. В свете фонарей поблескивала жесть кузова, дверца сзади была приоткрыта. Раздвигая заросли, мы подошли к машине, и Катя спросила:
        - Где сестра?
        - Лежит в кабине на сиденьях, - пояснил я, - но там у нас дверцы заклинены, залезать надо отсюда.
        Калуга сместился так, чтобы оставаться позади всех, Родион шел рядом со мной, и Катя оказалась возле машины первой. Я заметил, как в овраге шевельнулся Выдра, его зеленая дымчатая макушка приподнялась - он высунулся дальше, чтоб лучше видеть происходящее. А вот Лютик в кроне не шевелился, только в нижней части головы-овала ритмично двигались вверх-вниз тени - краевец, по своему обыкновению, вовсю работал челюстями.
        Катя толкнула дверцу в задней части кузова и полезла внутрь.
        По-моему, в последний момент Родион что-то понял. Догадался, не знаю как, что это подстава. Он вскинул голову, будто прислушиваясь, потом крутанулся ко мне, вытаскивая пистолет… А я врезал ему в лоб, громко стукнув по черепной кости вшитыми в ткань перчаток металлическими пластинками. Одновременно сбоку ударил его ногой по колену - не сломал, хотя при таком ударе это вполне реально, но сделал хромым минимум на пару дней. Вскрикнув, он начал падать, а я схватил его за шиворот, придерживая. Голова запрокинулась, растерянное лицо обратилось ко мне, и я громко, отчетливо произнес:
        - Младшая сестра уже у нас, а теперь и старшая… Привет из Городища!
        Выждал еще пару секунд, чтобы сказанное успело дойти до его сознания, увидев, как от удивления расширились зрачки, я вторым ударом послал Родиона в долгий нокаут. Десять минут проваляется - точно. По опыту знаю, и своему, и чужому.
        В овраге завозились - Выдра лез наружу, соскальзывая на склоне, ругаясь. В кроне шелестнули листья, хрустнула ветка. В кузове ахнула оглянувшаяся Катя. Я бросил Калуге: «Смотри, чтоб краевцы чумового не пристрелили!» - и прыгнул внутрь.
        Катя, даром что с виду мягкая и женственная, под платьем, как выяснилось, прятала пистолет. «СПС» - такой же, как был у Алины, пока Зверовод его не отобрал. Она выхватила пистолет откуда-то из бокового разреза юбки, успела наставить на меня, и тут я на нее наскочил. Схватил за руку, вывернул - получилось слишком резко, все-таки в потасовках я как-то больше привык иметь дело с мужиками. Ее выгнуло дугой, она вскрикнула и упала на колени. Чемоданчик-аптечка вылетел из руки, перевернулся набок и раскрылся, оттуда посыпалось содержимое. Кисть девушки согнулась под прямым углом, но она все равно пыталась удерживать пистолет, пришлось самому вытащить его из скрюченных пальцев.
        Снаружи донесся звук шагов, что-то пропыхтел Выдра, буркнул Лютик, и тут же Калуга заголосил: «Не стрелять! Я сказал: не стрелять, мохнатый! Бандану в глотку запихну! В сторону отошел! Быстро! Малой, давай чумового оттащим… Братан его вырубил на время, так что просто тащим и бросаем под деревьями».
        Лучи фонарей в кузов не проникали, здесь было темно, но я хорошо видел Катю. Она оглянулась на проем, я сказал: «Не бойся, его не убьют», - и вывернул ей руку за спину. Потом добавил: «Извини», - и стал обыскивать. Не найдя на девушке больше ничего опасного, отошел на шаг, выпустив ее руку.
        - Где Зоря? - спросила Катя.
        Я пожал плечами:
        - Не знаю.
        - Не знаешь?! - выкрикнула она и вздрогнула, когда в проем влез Выдра с «ТОЗом» и горящим фонарем в руках. Фонарик он повесил на крючок, прибитый к жести, после чего сощурился, разглядывая пленницу.
        - Не знаю, - повторил я. - Но она жива, потому что я таки спас ее от Палача. Часть истории была правдой. А другая - нет, шейные позвонки он ей не передавил, она ходит, вполне здорова. Только я не в курсе, где именно она сейчас находится.
        У Кати задрожали губы. Стоя на коленях, девушка стала сгребать высыпавшееся медицинское барахло обратно в аптечку.
        - Сволочи, - прошептала она. В голосе были слезы.
        - Ты зачем тому козлу сказал, что мы из Городища?! - ощерился на меня Выдра. - И про младшую сучку зачем сбрехал, что она у нас? Его теперь валить надо!
        - Это нам отсюда валить надо, - возразил я. - И быстро. Хозяйку госпиталя могут хватиться в любой момент.
        - А как вы ее вывели, что чумовые до сих пор не хватились? На воротах же должны были увидеть.
        - Через стену незаметно пробрались, - буркнул я, вспоминая путешествия вниз по корню дерева-мутанта, удивление и вопросы Родиона, немое изумление Кати… Знать про лаз Выдре ни к чему.
        В проеме возник Лютик, закрыл за собой дверь. Стукнула дверца, когда в кабину забрался Калуга. Клацнуло, лязгнуло. Зарокотал мотор, задрожал пол.
        - Эй, бравая команда! - позвал напарник. - Держитесь там, отправляемся!
        Лютик сплюнул жвачку и присел в углу возле канистры с соляркой.
        - Хватит уже копаться! - Выдра, не имея возможности наехать на меня с Калугой, решил сорвать злость на пленнице. - А ну, брось!
        Он ногой оттолкнул аптечку в глубь фургона, снова рассыпав содержимое, потом пнул Катю, опрокинул на бок.
        - Не трогай ее, - велел я.
        Затрещали заросли - грузовик покатил вперед.
        - Пошел к мутантам, охотник! - прикрикнул на меня Выдра. - Так, связать ее надо… скрутить и в углу бросить, пусть валяется. Лютик, где веревка, я вроде видел… А, вот она.
        Грузовик поехал быстрее, качаясь на ухабах. На гвозде, вбитом рядом с тем, где болтался фонарик, висел моток веревки. Выдра сорвал его, шагнул к Кате, которая на коленях попятилась от него, оказавшись у моих ног.
        - Не подходи ко мне! - с ненавистью прошептала она.
        Пол качнулся - Калуга повернул прочь от Чума. Зажав «ТОЗ» под мышкой, Выдра стал распутывать веревку.
        - Успокойся, - повторил я. - Тебе сказано: не трогай ее.
        - А тебе сказано: заткнуться! - огрызнулся он. - Зачем ты вякнул тому чумовому, что мы из Края? И почему не дал его завалить? Ты вообще на кого работаешь? Да ты предатель, а?!
        С каждым словом он говорил все громче, распаляя себя, и под конец уже кричал. Лютик поднял голову, слушая разговор. Грузовик еще ускорился - Калуга спешил подальше удалиться от Чума.
        - Я работаю на себя, а ты просто злобный идиот, - ответил я. - Закрой рот, это помогает сохранить зубы.
        - Предатель! - Выдра вдруг швырнул веревку мне в лицо. Я отбросил ее, а он хватанул «ТОЗ» из-под мышки, наставил на меня и вдавил спусковой крючок, патетично выкрикнув напоследок:
        - Умри!
        Ага, как же. Оружие щелкнуло - и все.
        - Неприятно быть дебилом? - сухо спросил я. - Оно ж разряжено уже сколько времени.
        Краевец, выпучив глаза, давил и давил на крючок. Оттолкнув с дороги привставшую Катю, я шагнул к нему.
        - Лютик! - успел выкрикнуть мохнатоголовый, после чего мой кулак и его рожа сошлись в тесном единении. Выдру бросило назад, он врезался плечами и головой в дверцу, выбил и вместе с ней выпал наружу. Там лязгнуло, застучало. Прозвучал и стих короткий вопль. Скоба от засова закачалась на одном винте, металлический брусок выскочил из нее, упал на край проема, подскочил и тоже свалился на дорогу позади. Снаружи было темно, вдалеке виднелась цепочка синих огней, опоясывающих Чум. Месяц находился точно за вершиной холма, и в пятне бледного света маячил кривой обрубок Башни.
        Я потряс запястьем. Сильно вмазал, аж заныло…
        Катя отползла под стену, переводя непонимающий взгляд с проема на меня и обратно. В углу Лютик, когда Выдра начал вхолостую клацать «ТОЗом», выпрямился было, но после того, как я очистил от мохнатого кузов, снова плюхнулся на задницу. Достал кисет, отломал от пластинки кусок жвачки, бросил в рот и посмотрел на меня вопросительно.
        - Я разрядил «ТОЗ» еще перед тем, как мы с Калугой пошли в Чум, - пояснил я. - Когда мы разговаривали, а он стал копаться в капоте, снял чехол со стволом… Я тогда отошел в сторону, помнишь?
        Лютик поразмыслил, потом кивнул:
        - Ты вроде отлить тогда пошел. Ясно. И че дальше делаем?
        Покосившись на Катю, сжавшуюся под бортом, я спросил:
        - Ты идейный или наемник?
        - Наемник, - ответил он.
        - Точно? Лесу не молишься, поклоны столбам не бьешь?
        - Я этот Лес имел… - пожал он плечами и уточнил, куда именно имел Лес. - Наплевать на Лес. Просто к краевцам прибился, так вышло.
        Ну, если он такие слова говорит про их святыню - значит, и вправду не идейный. Ни один настоящий краевец так бы не выразился даже под дулом «калаша».
        - А теперь можешь ко мне прибиться, - сказал я. - А можешь сейчас свалить, скажем Калуге, чтоб остановил.
        - Пока что не свалю, - ответил Лютик. - Щас мы в Городище?
        Я покачал головой, и тут Катя кинулась к проему, собравшись на ходу выпрыгнуть в него. Я схватил ее за юбку, дернул на себя, притянул. Она заколотила меня кулаками, тогда я уселся под бортом напротив Лютика, прижал девушку к себе, схватив за руки, чтобы не дралась, голову ее прижал к груди и сказал Лютику:
        - Нет, сейчас мы точно не в Городище. У меня другая идея.
        - Э, чувачеллы! - из кабины, удерживая руль одной рукой, высунулся Калуга, оглядел нас, задержав взгляд на Кате, которая дергалась в моих объятиях, и уставился на проем с вывороченной дверью. - Тут горбы сплошняком были, я отвлечься не мог, но теперь поровнее стало… Что, у нас потери в отряде?
        - Выдра выбыл, - подтвердил я. - А мы едем назад. Но не к Птахе.

* * *
        Мы с Калугой сменялись за рулем, а Лютик в кузове сторожил Катю. По дороге я решил ничего никому не объяснять и не пытаться расспрашивать хозяйку чумского госпиталя. Мне нужно было сначала все обдумать.
        Грузовик сдох, когда я вел его мимо хозяйства Механика - будто решил, что вот, вернулся домой, пора и на покой. Я как раз поворачивал руль, чтобы объехать топкий участок земли возле озера, одновременно переключая передачу. Под кабиной дико заскрежетало, вроде там переломилось что-то металлическое, за спиной хрустнуло, и задняя часть грузовика просела, а передок приподнялся. Заскрипело, зашипело, сильно застряло. Калуга завопил: «Тормози, разваливаемся!!!» Я вдавил тормоз.
        Выяснилось, что мы лишились задних колес. Что должно случиться, чтобы у авто вырвало ось, одному Лесу ведомо, хотя думаю, и он не знает. Задок пробороздил землю, оставив в ней широкую рытвину, пол накренился. Я прошел через кузов, на ходу бросив Лютику: «Катя на тебе, глаз не спускай», выбрался наружу. За мной, пыхтя, вылез Калуга, поглядел на колесную пару, лежащую в нескольких метрах сзади, показал мне большой палец и сказал:
        - Гонщик!
        - Я-то тут при чем? - пробормотал я, оглядываясь.
        Небо едва заметно посерело, звезды пригасли, а месяц стал изогнутым пятном света над горизонтом. Вода в озере не плескалась, но камыш на берегу слабо шелестел. Послюнив палец, я поднял его… Так и есть - ветер дует к Лесу. Слабый, ровный. Днем - от Леса, ночью - к Лесу, интересно, с чем это связано? Или оно не всегда так?
        Неподалеку в полутьме маячил приземистый силуэт дома, где обитал Механик, рядом виднелся ангар.
        - Вот что, - сказал я. - Может, пчелы уже улетели. Нам надо бы где-то встать… Я схожу проверю, побудьте здесь. Смотри, чтобы Катька не сбежала.
        Калуга глянул в проем кузова и тихо спросил:
        - А в малом ты уверен? Он вроде себе на уме…
        - Слушай, у него ума-то особо нет, - возразил я. - Он простой наемник, без своей инициативы. Сейчас, по крайней мере, он точно никуда не дернется, а дальше - разберемся. Ждите.
        Пчелы улетели - ни в ангаре, ни в доме, ни вокруг их не было. Все ульи на дереве-мутанте лопнули и осыпались к подножию темной скорлупой, а крылатая братва убралась куда-то… в Лес, наверное. До него отсюда было недалеко, я различал черную полоску у медленно светлеющего горизонта. Убедившись, что здесь тихо, пусто и безопасно настолько, насколько это вообще возможно в нашем мире, вернулся к грузовику и позвал остальных.
        Вскоре мы расположились в гостиной, наименее пострадавшей после того, как я протаранил стену дома. Стащили в центр половики и звериные шкуры, поставили в круг два стула и табурет, Катю посадили на пол, а сами сели вокруг, прикрыв дверь. Фонарик Калуги почти разрядился, зато у Лютика он был с ручной подзарядкой, и теперь краевец сидел, равномерно работая не только челюстью, но и правой рукой, посылая в низкий потолок луч тусклого желтого света.
        Калуга поерзал немного, встал и сказал:
        - Не, я так не могу, неправильно это. Нужно снаружи чтоб кто-то дежурил. Я там присяду под стенкой, покараулю. А то сидим тут, как в коробке, к нам кто угодно может подобраться.
        Я ответил:
        - Скорее всего, тут никто не появится. Но покарауль, если есть настроение.
        Он взял «АКСУ» и вышел. Лютик свой автомат положил на колени, я повесил «Карбайн» на спинку стула. Наемник молча встал, пересел с табурета на освободившийся стул и снова стал жать рычаг на фонарике. С каждым разом там уныло поскрипывала пружина.
        - Ну, вот что, Екатерина, - произнес я. - Давай наконец объяснимся.
        Всю дорогу от Чума девушка упорно молчала, как и я, не пытаясь вступить в разговор. А сейчас отрезала:
        - Нам не о чем говорить. Ты меня обманул и выкрал… будь ты проклят!
        - Ого, - удивился я. - С виду тихая, а оказывается, в тебе страсти бушуют. Меня уже столько раз проклинали…
        - Значит, было за что?
        - В общем-то, да. Но не в этом случае. Я ведь реально спас твою сестру от Палача.
        - Лжешь. С чего мне тебе верить?
        - Только с моих слов. Но это правда. Я встретил их в городке к югу отсюда, он ее в тот момент душил. Держал вот так, в вытянутой руке, за горло и душил. Он же здоровый… Я выстрелил, потом еще другие люди подвалили, началась заваруха, и Зоря с Палачом оттуда под шумок сбежали. Кстати, знаешь, почему я пришел в Городище к краевцам?
        Она молчала, нервно потирая запястья. Я пояснил:
        - За Травником.
        Катя вздрогнула. Вскинула голову:
        - Что?
        - Ты слышала, - ответил я.
        - Но… Что тебе надо от отца? Ты тоже хочешь его убить?
        - Да ну - убить… Мы были неплохо знакомы, когда он жил в Мичуринске-2. Не дружили, но в нормальных отношениях. С напарником приносили ему всякие редкие арты, потом Травник оттуда исчез, а моего напарника убили. Это все долгая история, сейчас ее рассказывать незачем. Важно другое: твой батя знал моего батю. Они были знакомы давно, еще когда Травник жил в Крае. Вот я и отправился сюда, чтобы разузнать про него. Не сам - с двумя приятелями, женщиной и бывшим армейцем. В Городище выяснилось, что Травника там считают каким-то еретиком, отступником, отверженным… Лес их разберет, этих краевцев, с их замутками. Нас схватили, бросили в тюрягу, потом Птаха отравил меня соком лианы, которую ты назвала радозой, и сказал, что я должен привести тебя к нему - иначе сам умру, а моих приятелей отправят на зеленую казнь. Хотя Птаха выразился по-другому: зеленое единение.
        Она поежилась от этих слов, снова принялась потирать руки, явно сама этого не замечая, - я уже видел у некоторых такую реакцию. Нервничает хозяйка госпиталя, нервничает и боится. И за сестру, и за себя… а еще не очень-то пока все понимает. Ощущая усиливающееся жжение в животе, я бросил в рот зеленую пилюлю - это была уже третья из имеющихся у меня семи штук, - уперся ладонями в колени и добавил, подавшись вперед:
        - Теперь ты почти все знаешь. И во всем этом раскладе главное… Лютик, ты тоже послушай… Так вот, главное, что я уверен на сто процентов: Птаха не собирается меня спасать, когда я приведу тебя к нему. Ты ему нужна, чтобы поймать Травника. А я ему не нужен. Дело в том, что сюда по мою душу явился еще кое-кто: майор Шульгин со своим отрядом. Так вот, Птаха сдаст меня ему, скорее всего. Поэтому вести тебя в Городище я не собираюсь. Лютик - ты меня понимаешь? Понимаешь, почему я так решил?
        Он вместо ответа начал резче давить на рычаг, и фонарик разгорелся ярче, хотя все равно светил тускло. Скрип-скрип, скрип-скрип… Я выжидающе смотрел на наемника. Он помолчал еще, сосредоточенно раздумывая, потом скрип стал менее частым, фонарик угас, и Лютик сказал:
        - Все понял, охотник.
        - Это хорошо. У тебя в голове нет таких мыслей - схватить ее и тащить к Птахе?
        - Да Лес с ним, с Птахой. Он мне никто, а ты мне жизнь спас. Пчелы бы меня отымели.
        Я кивнул и повернулся к девушке. Она выглядела очень задумчивой и очень растерянной. М-да, совсем потерялась девчонка, окончательно теперь не понимает, что к чему. Протянув руку, я коснулся ее плеча.
        - Один старик, который провел нас в Чум, упомянул, что в твоем госпитале часто появлялись необычные артефакты. И редкие растения, каких в округе не найти. Это правда?
        - Какой старик? - нахмурилась она.
        - Рапалыч. Так правда? По лицу вижу, что да. И вот что я думаю: их тебе приносил отец. Травник и раньше периодически исчезал из Мичуринска, уходил куда-то на много дней, потом возвращался. Теперь я уверен, что он к тебе в Чум ходил. Но тайно, про это никто не знал. У него было много всякого интересного, он же мог бродить по Лесу, собирал там всякие аномальные штуки. Вот он тебе и подкидывал иногда гостинцы. А в последний раз…
        - Стой, - перебила она. - Подарки отца иногда пропадали. Ты говоришь - Рапалыч? Так это он их крал? Иначе откуда он мог узнать… Убери!
        Только сейчас Катя заметила, что моя рука лежит на ее плече, и стряхнула ее судорожным движением, будто ядовитую змею. Я покачал головой - ясно, девочка, тебя еще приручать и приручать, - после чего сказал:
        - Про Рапалыча я ничего не говорю, что у вас там пропадало - не мое дело. Я о другом: Травник у тебя бывал тайно, про него никто не знал. Но в последний раз его все же заметили - почему? Потому что он пришел уже надолго. Окончательно. Ты, может, не в курсе, но к Мичуринску-2 протянулось лесное щупальце, и он был вынужден оттуда свалить насовсем. И, наверное, решил, что раз уж собрался остаться в Чуме, то хватит прятаться. В общем, про его появление узнали… И в Крае тоже узнали. Краевцы считают его каким-то супер-иудой, вот и попытались захватить.
        - Это все из-за Шамана, - пробормотала Катя. - Шаман сломал нам жизнь.
        Настала моя очередь вздрогнуть. Вернее - едва не вздрогнуть, все-таки я сумел совладать с собой. Нейтральным голосом спросил:
        - Что за Шаман? Ты его знала?
        - Плохо, - ответила она. - Когда мы еще жили в Городище, я была намного младше… Отец ведь был старейшиной, как Птаха. А этот Шаман - странный человек. Бродяга, но очень необычный. Пришел откуда-то, поселился в Городище. Он говорил… всякое. Про прошлое и будущее. Про Лес. Не плохое, просто странное. Его слушали все больше людей, у него в доме стала собираться целая толпа. Старейшины решили, что Шаман вредит нам своими разговорами. Птаха тогда только входил в силу, он больше всех злился, кричал… Но мой отец защищал Шамана - считал, что тот прав.
        - В чем прав? - спросил я. - Что говорил Шаман?
        Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания.
        - А тебе что, охотник? Какое тебе дело до всего этого?
        Судя по всему, к Шаману девчонка питала не слишком добрые чувства, да и перед Лютиком я не готов был открыться, и поэтому не сказал им, что тот, кого она назвала Шаманом, на самом деле мой отец. Не стоит сейчас проявлять чрезмерный интерес, все это далекое прошлое. Для разговора на эту тему мне нужен Травник, а не его дочка.
        - Мне до всего этого есть дело ровно настолько, насколько оно влияет на теперешнюю ситуацию, - пояснил я. - И на мою жизнь, которой мне осталось меньше суток.
        - Где Зоря? - спросила Катя. - Ты знаешь, где она? Она жива? Скажи!
        - Не знаю. Честно. Один раз я ее спас, потом случайно увидел на брошенной ферме. Все - больше не видел. Но нет оснований думать, что она мертва.
        - А если Палач снова догнал ее? Схватил?
        - По-моему, Палач сейчас в Городище. А Зоря где-то в другом месте, возможно, где-то неподалеку. Катерина, в Чуме тебя ценили?
        Она удивилась этому вопросу и сказала после паузы:
        - Да. Я же лечила, многих - бесплатно. Один раз спасла жизнь самому Чумаку.
        Фонарик громче скрипнул в руке Лютика, блеснув светом. Наемник спросил:
        - Самого Хозяина лечила? Ого.
        - Спасла его, - повторила Катя. - От лихорадки. У него вроде малярии, необычная болезнь. Был особенно сильный приступ, скорее всего, он бы стал последним. Но я смогла его снять, и Чумак захотел забрать меня к себе на ферму. Чтобы я там лечила только его и ближайших помощников. Я отказалась, он почти увез меня, насильно, но… - она повела плечами. - Не знаю, наверное, все же побоялся бунта в Чуме. Там меня знают все. Почти в каждой семье есть кто-то, кого мы с Зорей спасли от смерти или вылечили от чего-то серьезного.
        - То есть вас там любят, - кивнул я. - Когда наскочили лесные волки, то не только полицаи Чумака, но и простые чумовцы стали вас защищать. Так было дело?
        Она молчала, но по выражению лица было видно, что все именно так, и я продолжал:
        - Хорошо, а теперь скажи, что будет, когда в Чуме узнают, что краевцы все же похитили тебя, причем нагло, прямо из госпиталя, и что вас с Зорей насильно держат в Городище?
        Взгляд Кати застыл, будто прилип к одной точке на стене. Скрип-скрип… скрип… скрип… скри-и-и… Рычаг под пальцами Лютика двигался все медленнее - до наемника тоже доходило. Наконец, воцарилась тишина. Фонарик погас, но это было неважно, за окном успело посветлеть, и мы отчетливо видели друг друга. Катя медленно подняла голову и произнесла:
        - Из Чума за мной пошлют отряд. Большой отряд, хорошо вооруженный. Так ты… Так вот почему тогда возле грузовика ты сказал Родиону… Охотник - ты хитрый гад! Мутант подколодный! Ради себя, ради своих целей…
        - Ради своей жизни, - поправил я.
        - …Ты развязал войну между Чумом и Краем!
        Я довольно щелкнул пальцами, получив от нее это подтверждение, и позвал:
        - Калуга!
        - Тихо снаружи, - он заглянул в дверь. - А я все слышал. Все понял. Тебе ведь осталось часов пятнадцать, понимаешь? Потом… все, конец. Так как мы дальше поступаем, брат?
        - Дальше вы очень тихо сидите здесь, - произнес я, выпрямляясь. - А я иду к майору Шульгину и делаю так, чтобы за эти пятнадцать часов он вцепился в глотку Птахи.
        Часть третья
        Война выживших
        Глава 14
        Майор принимает решение
        Было светло и ясно, в голубом небе над лагерем ренегатов висело одинокое белое облако. Дымили прогоревшие за ночь кострища, со всех сторон бойцы занимались своими делами: чистили оружие, латали шмотки или обувку, болтали, несли караул, дрыхли или заканчивали завтракать.
        Сидящий под командирской палаткой Химка Прокопов вскочил, увидев нас. На лице его радость боролась со злостью.
        - Где вы его взяли?!
        - Нигде, он сам пришел, - ответил один из двух моих конвоиров, Оспа, которого я впервые увидел в подвале магазина, где ренегаты пытали меня при помощи корыта с водой.
        - Возле поста у рощи вдруг обозначился, - пояснил другой, незнакомый. Обошел меня и передал сержанту «Карбайн» с ножом. - Говорит: с майором нужно поговорить, важные сведения есть.
        - С майором? Нет у майора времени на тупых уродов! - осклабился Химка, шагнул ко мне и пихнул кулаком в лицо. - Вот тебе, а не майор!
        К палатке я подошел, сложив руки за спиной, и Химка решил, что они связаны. Но на самом деле у конвоиров не было ни веревки, ни тем паче наручников, поэтому они только приказали мне идти и не дергаться, а не то, мол, засадят пулю между лопаток, но сержант-то этого не знал… В общем, я вытащил руки из-за спины, схватил его за кисть, резко вывернул и рванул кверху, заставив упасть на колени. Химка выпустил «Карбайн» и зашипел от боли, сгибаясь все сильнее.
        - Эй, эй, ты чего! - заголосил конвоир растерянно. - А ну пусти его!
        - Ты че делаешь, охотник?! - крикнул Оспа.
        Я сильнее выломал Химкину руку, так что он уперся лбом в землю, и громко позвал:
        - Майор, покажи личико!
        Потом сделал шаг в сторону, чтобы Химка оказался между мной и Оспой, который подскочил к нам, пытаясь ткнуть меня прикладом.
        Полог командирского шатра откинулся, наружу выглянул майор Шульгин. Босой, небритый, пышная казацкая шевелюра всклокочена. Брюки-галифе с синими лампасами и подтяжками, белая сорочка, расстегнутый ворот. Под сорочкой на груди висела толстая золотая цепь с ключом.
        - Что тут… - Шульгин запнулся, увидев меня.
        - Привет, майор, - я еще выше поднял руку Химки, заставив его с хрипом вдавиться лицом в землю. - Пришел с тобой поговорить, но твой придурок кулаками размахивает. А мне надо сказать кое-что важное - и для тебя, и для меня. Важное и срочное, сам поймешь, когда услышишь.
        Он перевел взгляд на неуверенно топчущихся рядом конвоиров, спросил:
        - Обыскали?
        - Так точно! - доложился Оспа и показал на валяющиеся в траве «Карбайн» с моим ножом, которые Химка бросил, когда я его схватил. - Оружия при нем нет, ни стволов, ни перьев.
        - А перчатки?
        Конвоиры непонимающе вытаращились на него.
        - Болваны, - вздохнул Шульгин. - Охотник, когда сбегал, у меня из рюкзака потянул перчатки. Я же говорил всем потом, что, не слышали? У него там железо вшито. Охотник - перчатки долой! И заходи внутрь. Вы двое - встать под входом снаружи, дежурить. Не подслушивать, но быть наготове. Химка, а ты не трожь его. И приведи еще двоих, поставь с другой стороны палатки.
        Отпустив руку сержанта, я направился к шатру, на ходу стягивая перчатки. Оглянулся, бросил их Оспе со словами:
        - Береги, никуда не день, а то задницу на голову натяну, понял? Потом вернешь.
        - Так уверен, что у тебя будет это «потом»? - усмехнулся майор из шатра.
        Не ответив, я шагнул внутрь следом за ним и закрыл полог.
        Палатка у командира армейцев-дезертиров оказалась просторная, с внутренними брезентовыми перегородками. В скошенном потолке - «люк», то есть большой квадратный клапан с откинутой вбок тканью, пол застелен шкурами. В центре - свободное пространство, там стояли сундук, раскладной столик с чайником, кружками, тарелкой и жестяной коробкой, где насыпан чай. Еще лавка и кресло из алюминиевых трубок и натянутого между ними брезента. Когда майор уселся в него, я обошел стол, подтащил его поближе к сундуку и сел.
        - Раз уж ты сюда заявился, значит, у тебя очень серьезный повод, - заметил майор. Он был растерян, просто не мог не растеряться от такого неожиданного визита, но чувства свои старался скрыть. - После того подвала и корыта с водой, после побега - и снова прийти… Ну-у, интересно, интересно. Я тебя слушаю.
        На спинку кресла был наброшен ремешок коротких кривых ножен с саблей. А к правой ноге майора пристегнута маленькая кобура, откуда торчала черная пистолетная рукоятка.
        Я сыпанул в кружку заварки, налил горячей воды из чайника и сказал:
        - Хочешь знать, зачем Метис рвался в ту шахту, которую, как ты сказал, потом взорвали?
        Глаза его блеснули. Ага! Пронимает до костяшек, когда такое неожиданно спрашивают, а, казак? Думаю, ему очень хотелось воскликнуть: «Говори!», но Шульгин лишь слабо кивнул. Ну, понятно: он поднял с места целый взвод, обложил Городище, сильно рискует - и все ради того, чтобы заполучить меня и узнать тайну шахты. И тут вдруг я беру в руки тарелочку с толстой, жирной такой голубой каемочкой и сам ему эту тайну на тарелочке приношу прямо в командирский шатер. Есть от чего возбудиться.
        Шульгин молча глядел на меня. Я взял из миски кусок мяса, сунул в рот и стал жевать нарочито медленно, неторопливо, как бы говоря всем своим видом, что тщательное пережевывание пищи - залог здоровья, долголетия и уверенности в себе. Хотя на самом деле в желудке у меня будто тлели угли, причем постепенно разгорались все жарче. От Катиных пилюль осталось всего две, надо было одну принять до того, как вошел в шатер, а теперь на глазах у майора делать этого не хочется, чтоб не давать ему дополнительное преимущество.
        Майор сидел, закинув ногу за ногу, и глядел на меня. Ждал, пока прожую. По лицу ходили желваки, но едва заметно. Что, трудно тебе? Привык командовать, чтоб твоим приказам сразу подчинялись, а тут торчит перед тобой какой-то охотник, жует, как корова, а ты жди, пока он закончит… Я чувствовал себя так, будто шел по канату, и внизу - яма с заточенными кольями. Шаг влево, шаг вправо, одно неверное слово, неправильная интонация - и конец, печальный и мучительный. Ладно, не будем перегибать палку, чрезмерно испытывая выдержку Шульгина. Проглотив кусок, я отпил чая из кружки и сказал:
        - Вещь, за которой охотился Метис, называется тоником. Такая зеленая микстура.
        Он едва заметно пошевелился в кресле. Майор ведь не в курсе, что я знаю о роли Рапалыча во всем этом деле, что недавно разговаривал со стариком и тот признался, что Шульгин его допрашивал… Вот пусть и дальше остается в неведении. Я продолжал:
        - Тоник создали в лаборатории, на той базе. Испытывали сначала на зверях, потом на человекообразных мутантах, а потом и на людях. Мы с Метисом тоник там и нашли. Всего одну колбу, то есть такую бутылочку… Потом я Метиса убил и свалил оттуда. Этот тоник нужно в себя вколоть. В бутылочке - десять доз. Я спрятал ее в том месте, где вы меня схватили, то есть в здании, где вывеска «птека», помнишь, да? Позже, сбежав от вас, вернулся - а тоника нет. Выяснилось, что его украл один старик, старатель. Выследил его, забрал тоник. Затем попал в Край…
        - Ну и зачем ты сюда пришел? - перебил майор.
        Я снова отхлебнул чая.
        - Да не приходил я. Мы спрятались в одном месте от Шторма - помнишь, недавно Шторм внезапно начался? А когда вылезли, попали прямиком в лапы лесным волкам, это…
        - Знаю, боевая разведка Края. «Мы», говоришь?.. Значит - ты с Алькой и Шутером был. Вы втроем от меня сбежали.
        А ведь майор до сих пор ничего не спросил про сестру, сообразил я. То есть ее судьба не очень-то волнует Шульгина, не так уж Алина для него и важна. Только вот теперь поинтересовался, да и то между делом…
        - В плен мы попали втроем, - подтвердил я. - Сейчас Алина с Шутером в Городище в плену так и сидят. Тамошний староста, Птаха, собирается отправить их на зеленую казнь. Не знаю, что это, но название мне не нравится.
        - Продолжай про тоник, - сказал он.
        - Тоник теперь у Птахи, как ты понимаешь. У меня его забрали при обыске. И Птаха его собирается употребить сегодня вечером. Себе вколоть и дать своим лучшим бойцам. То есть Звероводу, командиру лесных волков, ну и еще кому-то. И сегодня же вечером казнить твою сестру с Шутером. Ну и меня тоже собирался, только я сбежал.
        - Сбежал! - хмыкнул он. - Вот так просто? А мне сдается, что ты засланный казачок. Этот Птаха тебя прислал сюда для какого-то обмана, диверсии…
        - Сам ты казачок, - я поставил кружку на стол.
        - Не дерзи мне, охотник, - майор наклонился в кресле, коснулся пальцами рукояти пистолета на лодыжке. - Лучше не дерзи, я пока что тебя слушаю и ничего не делаю, но это временно. Как ты смог из Городища сбежать?
        - А ты хорошо осматривал мои перчатки?
        Он удивился вопросу.
        - При чем тут… Ну да, смотрел. Там вставлены железки для удара, и что с того?
        - Плохо смотрел. На одной еще есть кармашек, а в нем - ножик. Вот прямо сейчас можешь кликнуть Оспу, перчатки у него, и проверить. Маленький, тычковый. Узкий. Ножиком я вскрыл замок. Но нас посадили в разные камеры, поэтому убежал один.
        - Ну, и убегал бы себе… Зачем пришел ко мне?
        - Денег хочу, - развел я руками.
        - Ах, денег! Много хочешь?
        Я широко улыбнулся ему:
        - Девять тысяч рублей. За то, что помогу тебе получить тоник.
        Он коснулся пальцами ключа, висящего на золотой цепочке, снова откинулся в кресле и повторил:
        - Девять тысяч.
        - Можно золотом.
        - А бриллиантами возьмешь? Ну, если мы тебя всей ротой попросим?.. Ох, я гляжу, ты опупел, охотник. Такие суммы принадлежат группировкам, бригадам, большим бандам. Еще самым-самым крупным шишкам вроде Хана или там Чумака… Никогда простой бродяга или охотник стольким в одиночку не владел.
        - Ну, вот я попробую, потом расскажу тебе, как это: быть богатым. Уверен, ты когда валил из АВ, еще и побольше в клюве унес.
        - Сколько бы там у меня ни было, это на самом деле не мое, это - общак ренегатов.
        - Ага, и ты этим общаком распоряжаешься. Причем самолично, ни с кем не советуясь. Брось, на самом деле ты тут командир, Шульгин, и от тебя зависит, как распорядиться налом. Ты теперь тоже крупная шишка, привыкай к ответственности. Короче, я цену назвал.
        - Да стоит ли тот тоник столько? Десять доз, говоришь, десятерым уколоть… Ну, уколем, а толку?
        - Уже девять. Потому и прошу девять тысяч. Десятая доза… - Я хлопнул себя по груди.
        Его зрачки расширились, и он снова подался вперед, уперев в колени сжатые кулаки.
        - Ты его себе уже пустил по вене?!
        - Конечно. А ты что думал, майор? Вокруг этой микстуры столько всего накрутилось… Значит, ценная она, полезная. Ясное дело, я с себя и начал. Шприц нашел в той «птеке», потому-то я в нее тогда и заявился, понимаешь? Шприц там искал.
        - Ну, это ты как молотком по темени! - теперь Шульгин выглядел по-настоящему удивленным. - Так, и что дальше? Что с тобой случилось?
        - Да уж случилось кое-что, могу рассказать. Первое: на меня теперь не нападают насекомые-мутанты из Леса. Просто не видят меня. Слышал такое слово: феромоны? Вот, у меня вроде как изменился феромоновый фон. Ну, или что-то в этом роде. Второе: я теперь вижу в темноте. Почти как днем, без всякого ПНВ. Они ведь сильно в дефиците, а, Шульгин? Вот у тебя во всем отряде их сколько - один, два? Ни одного? По лицу вижу - ни единого прибора ночного видения нет. А так ты сможешь себе и еще восьмерым своим лучшим бойцам сделать инъекции, и получишь отряд ночных филинов. И третье, самое главное: кто под тоником, те могут входить в Лес, - я постепенно перешел от правды ко лжи, как обычно, стараясь мешать их в схожих пропорциях, чтобы получалось убедительнее. - Ну, вот как некоторые краевцы могут, только они - ненадолго, потом Лес их как бы отторгает. А я часов двенадцать в нем пробыл - и ничего, живой, как видишь. Собственно, именно так я и смог из Городища уйти и от погони спрятаться. И последнее: можно весь тоник не использовать, оставить немного для исследований. Изучить состав. Я, правда, не очень
представляю как… Но, в конце концов, какие-то ведь научники остались в округе? Оборудование, приборы. Да вон, говорят, у Хана в Ставке есть целая лаборатория. Если выяснить состав тоника и научиться самому бадяжить его… У-у, вот это да! - я покрутил головой. - Целая рота, целая группировка ночных бойцов, к тому же способных заходить в Лес!
        - Ты врешь! - майор стукнул кулаком по колену и встал. - Лесные пчелы на тебя не нападают, ночью видишь как днем, по Лесу ходишь… Что за бред? Врешь, не знаю зачем. Вот сейчас и выясним. Эй, Химка! Сержант, сюда!
        - А давай проведем эксперимент, - предложил я, оставаясь сидеть на месте, но внутренне подобравшись. Чувство было такое, словно вступаю на тонкий, как бумага, лед. - Закрой вон дыру в потолке, и проверим, могу я видеть в темноте или нет.
        Полог откинулся, внутрь чуть ли не вбежал сержант с пистолетом в левой руке - правая у него, думаю, пока еще прилично болела после дружеского общения со мной.
        - Командир?! - вопросительно гаркнул он, ткнув в мою сторону стволом. - Вязать суку или на месте мочим?!
        - Погоди, - оборвал Шульгин. - Эксперимент, охотник? Ты всерьез?
        Я пожал плечами:
        - Надо ж мне тебя убедить. Ты пойми: за какой-нибудь ерундой Метис бы к той шахте так не рвался. И я теперь реально вижу в темноте лучше кошки. Это какое-то… не знаю, энергетическое зрение. Не веришь - ладно, я бы на твоем месте тоже с ходу не поверил. Вот и давай выясним, вру или нет. Логично, разве ж нет?
        Я говорил спокойно, и спокойствие это давалось мне с большим трудом - в животе горело огнем, на лице выступила испарина, надо было срочно принять обезболивающее, но делать это на глазах майора… Ну, нет!
        - Командир, че он несет? - удивился Химка. - Лес в душу, это какой-то дикий бред, давай я его прямо тут на месте…
        - Позови тех двоих, что под входом, - велел Шульгин, внимательно глядя на меня.
        Когда Оспа с незнакомым бойцом вошли, майор стал отдавать приказы:
        - Оспа, поставь стол под люк, залезь. По моей команде закроешь, потом по команде - откроешь. Химка, стой где стоишь, ствол наготове, но без нужды не дергайся. Ты, как там тебя… Муха - встань под входом, как скомандую, закроешь полог. Плотно, чтоб свет не проникал. Если услышишь шаги, и этот, - майор кивнул на меня, - попытается проскочить мимо тебя, вали его.
        Потом Шульгин обратился ко мне:
        - Сейчас будет темно. Тут все хорошо подогнано, так что - совсем темно. Я отойду на другое место. Ты этого не услышишь, охотник. Через десять секунд ты должен сказать, где я нахожусь. Понял? Четко описать, без всяких околичностей. Только тогда я тебе, может быть, поверю. И если возникнет хоть какое-то сомнение… Ты меня понял. Оспа, Муха - выполнять!
        Через две секунды стало темно. А еще через секунду я включил ночное зрение. И увидел призрачные, зеленоватые силуэты вокруг: один вытянулся, подняв руки, на шатком столике, другой застыл у входа, третий стоял неподалеку, в левой руке чернела направленная на меня буква «г» - пистолет. А четвертый, то есть майор Шульгин, бесшумно отступил на несколько шагов вбок, прошел мимо Химки, который его не услышал и не заметил, и остановился неподалеку от меня. Слева.
        Вот только майор забыл, что на кресле осталась висеть его сабля.
        Я встал, обошел стол так же бесшумно, как до того Шульгин, на ходу бросив в рот предпоследнюю таблетку. Снял с кресла саблю и направился к майору. По дороге чуть не зацепил ножнами сдвинутый столик, но не зацепил все же. Обнажив клинок, встал позади майора, протянул руку, как бы обнимая его - лезвие почти коснулось горла Шульгина. Я затаил дыхание, потому что очутился совсем близко к нему и он мог затылком ощутить ток воздуха.
        Тут как раз и десять секунд прошло. В шатре стояла тишина, только Химка едва слышно сопел. Майор, выждав еще немного, заговорил:
        - Молчишь, охотник. Я так и думал: брехня это все, и ни черта ты в темноте не…
        - Не дергайся, майор, - произнес я ему на ухо.
        Он судорожно вздохнул, отпрянул от меня, то есть качнулся вперед и уперся шеей в клинок. Я добавил:
        - Сказал же, не дергайся, а то сам себе располосуешь горло.
        - Командир, что происходит?! - выкрикнул Химка. Его силуэт переместился, светящаяся рука с черной буквой «г» закачалась из стороны в сторону, слепо ища цель.
        - Оспа, свет давай! - велел я.
        Не зная, что делать, тот решил подчиниться, потянул за шнур - клапан над нашими головами раскрылся, впустив в шатер солнечные лучи. Стоящий у входа Муха без команды откинул полог.
        Я выждал еще пару секунд, позволяя присутствующим получше разглядеть и осознать ситуацию, затем убрал клинок, отступил от майора, и когда он повернулся, сказал:
        - Можем еще прогуляться к Лесу, поглядишь издалека, как я по нему хожу. Только времени у тебя для этого ни хрена нету, Шульгин. Часа четыре-пять осталось, а потом вам тут всем конец.
        - Почему? - хрипло спросил он. Командир ренегатов был бледен, на лбу выступили бисеринки пота - напугал я его.
        - Потому что Птаха не дурак. У него давно налажена связь с Чумом. Староста еще вчера послал туда своих гонцов, и сейчас от Чума на помощь к братьям-краевцам движется большой отряд. В Городище только и ждут, когда те подтянутся. Собираются насесть на тебя с двух сторон, - я бросил саблю в ножны, а их швырнул на пол под ноги Шульгину, - и раздавить, как комара. Поэтому, если ты хочешь выжить, сохранить группировку и получить тоник, то должен сделать четыре вещи. Но сначала - Оспа, гони назад мои перчатки. Ну! Вот так… А теперь, майор, слушай внимательно, - я принялся загибать пальцы. - Первое: надо послать разведку навстречу чумовым, на машине, прямо сейчас. Когда убедишься, что те действительно сюда едут большой вооруженной шарагой, то, второе, заплатишь мне, сколько я попросил. После этого, третье: сядешь и обсудишь со мной, своим новым уважаемым союзником, как нам атаковать Городище до подхода чумовых, чтобы успеть получить то, что хотим, и сняться с места. Пока нас с Алей и Шутером везли в Городище и пока я там куковал в камере, кое-что успел срисовать, теперь смогу тебе описать, где у краевцев
посты, где что. Если бы не отряд из Чума, времени у нас было бы больше, но сейчас это все надо успеть проделать за пару-тройку часов, иначе будет поздно. Ну и, когда все порешаем и обсудим, идем в атаку на Городище. Это, как ты понимаешь, Шульгин, четвертый и последний пункт нашей с тобой программы.

* * *
        Тычок сапогом под ребра заставил меня вскинуться на скатке. Я попытался схватить ногу обидчика, но Шульгин успел убрать ее и на всякий случай шагнул назад.
        Скатка лежала рядом с шатром, внутри которого майор оставить меня не рискнул. К тому моменту, как он отправил навстречу чумовым разведотряд на машине, я мучительно хотел спать - и заснул сразу же, как они укатили. А вот теперь проснулся, чувствую неприятное сосущее ощущение в животе. Это было что-то новенькое, раньше только жжение, а теперь… Плохо. Кажется, приближается срок.
        Рядом с майором стоял невысокий седовласый человек, похожий на отставного спецназовца, в темно-зеленой форме и с портупеей, на которой висел небольшой автомат «Вихрь» со сложенным прикладом. Глаза у седого были раскосые, немного восточные. Позади маячили Оспа, Муха и Химка, который как-то стух - молчал, не высовывался и, надо же, не пытался лезть на меня с кулаками.
        - Ну что, майор? - спросил я, вставая. И отметил, что пока спал, в лагере произошли изменения: костры погашены, походные кухни собраны, бойцы сгруппировались в несколько отрядов.
        Шульгин сказал седому:
        - Повтори для него.
        Тот заговорил четко, по-военному:
        - Сюда едут семь машин и четыре телеги. Всего около полусотни людей, точнее не посчитать, пылят. Движутся относительно быстро. Наблюдал их в бинокль, сразу проследовал назад.
        - Через сколько будут здесь? - уточнил я.
        Он задумался ненадолго.
        - Три часа. Четыре - максимум.
        Я посмотрел на небо, на клонящееся к горизонту солнце и сказал:
        - Убедился, майор?
        - Басмач, - обратился Шульгин к седому, проигнорировав мой вопрос. - Сейчас нам нужно очень быстро обмозговать план. Простой и действенный. Максимум через полтора часа выступаем. Химка!
        - Здесь, командир, - сумрачно откликнулся тот из-за спины начальства.
        - Сообщи людям о скором бое. Обрисуй ситуацию, скажи, у нас превосходящие силы, чтоб настроение у всех было бодрое. Выполняй. Кстати, охотник, сейчас наши люди по-тихому зачищают то снайперское гнездо на холме, про которое ты рассказал. Тебе пора описать все остальное. Нарисуй план.
        Химка убежал, а майор достал из планшета блокнот в твердой обложке и протянул мне вместе с огрызком карандаша.
        - Ты кое про что забыл, - напомнил я.
        - Про что?
        Я потер подушечками пальцев друг о друга.
        - Про девять косарей, майор.
        Басмач молча ждал. Шульгин пожевал губами, сунул блокнот с карандашом в руки седому и зашагал к шатру, бросив мне:
        - Давай за мной.
        Мы вошли в шатер, он сам задернул полог и, развернувшись, ткнул меня пальцем в грудь.
        - Не зарывайся, охотник! Что я согласился с тобой работать, еще не значит…
        - Ты не врубаешься, - я отпихнул его руку. - Мне монеты нужны, золото. Без них ничего не будет. Спорить про это - только время терять, а его у нас нет. Я свою цену назвал.
        - А я на нее не согласился. Девять тысяч - это… это… Я из Армии ушел с двенадцатью тысячами! А мне нужно для своих покупать боеприпас, стволы, питание, нужно обустраивать постоянную базу…
        - Так что же, свою группировку создавать - это тебе не в кусты помочиться, - согласился я. - А ты на что рассчитывал, Шульгин? Конечно, будут большие затраты. Можешь потом ограбить кого-то, чтоб кассу пополнить. Гони монету, короче, или сваливай со своими отсюда по-быстрому, пока не подтянулись чумовые. Без меня ты с наскока Городище не возьмешь. А тоник - он дороже вообще-то стоит. Он весь расклад может изменить.
        - Это еще неизвестно, - проворчал он. - Три тысячи даю.
        - Уф… - Я аж сморщился, хотя причиной были скорее неприятные ощущения в животе и груди, чем слова майора. - Мы что, барыги на рынке? Давай еще тут торговаться начнем. Время уходит, майор! - Я покачал указательным пальцем перед его носом. - Тик-так, тик-так… Девять тысяч, лучше золотом, монеты в таком количестве мне некуда положить. Между прочим, у Птахи в кабинете за картиной сейф, там, думаю, хранятся его сбережения, то есть текущая касса Городища. Оттуда компенсируешь.
        Он сделал еще одно предложение:
        - Даю четыре, остальные пять получишь из сейфа.
        - Какой ты коварный, прелесть. Мне в этом какой интерес? Если соглашаться на такой расклад - значит появляется риск. Вдруг в сейфе у Птахи только документы какие-то или вообще пусто? Ты-то по-любому забираешь себе тоник… Значит, правильно будет сделать так: сейчас даешь пять, а все содержимое сейфа делим напополам. Тогда если там много и моя доля из сейфа составит больше оставшихся четырех тысяч, то это компенсирует мне риск недополучить всю сумму.
        - Тебе жирно слишком будет, - буркнул он. - А если там двадцать косарей окажется? Десятка да мои пять… пятнадцать тысяч хочешь в мошну забить? Облезешь от жадности, охотник.
        Я пожал плечами:
        - Так и ты можешь прилично заработать, майор. Вернешь назад то, что потратил на меня, еще и сверху поднимешь… - Тут мне в голову пришла новая мысль, и поскольку пока что совершенно неясно было, как все повернется в Городище и в Тереме, я ее озвучил: - А вот давай так поступим… Сейчас даешь мне пять тысяч. Дальше тоник - твой, целиком. Деньги, драгметаллы - тебе две трети, мне треть. И если в сейфе будет еще какая-то химия, ну, в смысле, какие-то их аномальные краевские микстуры, настои, лекарства - их я тоже беру себе. Вряд ли Птаха что-то такое хранит в сейфе, но если все же оно там есть… Короче: тоник твой, две трети нала твои, а моя - одна треть и склянки. Все, больше от меня предложений не будет, соглашайся или заканчиваем эту нудную беседу.
        Я нагло шел ва-банк, надеясь только на цейтнот, на то, что у Шульгина просто нет времени долго размышлять, торговаться, в конце концов, нет времени даже на то, чтобы как следует надавить на меня. Ведь Басмач видел приближающийся отряд чумовцев, и майор понимал, чем для него может закончиться бой сразу с двумя противниками.
        - Ладно, - проворчал он и шагнул в глубь шатра. - Теперь морду отверни. Ну!
        Я повернулся к пологу, скрестив руки на груди. Майор добавил: «Не вздумай оглядываться!» и заскрипел чем-то. Раздался шелест, стук… не знаю, что он там делал - может, откидывал шкуры, под которыми была яма с тайником, или еще что-то, но спустя минуту Шульгин велел: «Иди сюда», и я повернулся.
        Майор присел на сундук, сдвинул на край стола чайник с кружками, а на середину поставил чемоданчик, который захлопнул как раз в тот момент, когда я повернулся. Щелкнул замок, и Шульгин повесил на шею цепочку с ключом. Возле чемоданчика лежали запакованные в целлофан толстые столбики монет, стояла открытая деревянная коробка с одинаковыми ячейками, в которых лежали золотые слитки-цилиндры.
        - Три тысячи монетами, остальное голдой. - Майор стал сдвигать столбики к краю стола. - В каждом по сто рублей, считай…
        - Нет, погоди, куда мне такую кучу кругляшей, - я присел на край стола. - Давай тыщу рублями, остальное голдой.
        - Мне самому так невыгодно. Две тыщи монетами, три - слитками.
        - Ладно.
        Пришлось взять у Шульгина еще небольшую сумку, которую он нашел в сундуке, чтоб запаковать в нее рубли с золотом. Пристегивая сумку к поясу, я ощутил немалую тяжесть. Да я реальный богач - у нас с Мишей ни разу и близко столько нала не водилось! Если буду тратить по полтысячи в час, как раз хватит до конца жизни, прикинул я с невеселой улыбкой, откинул полог и первым шагнул из шатра. Жизнь - та еще сука. У меня куча денег, хоть свою группировку собирай, и всего несколько часов до смерти!
        Снаружи ждали Басмач и Оспа с Мухой. Стало прохладнее. Солнце садилось - скоро начнет темнеть. Что там с Калугой, Катей, Лютиком? Надеюсь, они никуда не совались из жилища Механика, сидят как мыши. И, надеюсь, никто посторонний не заявился в то место… А как там Алина с Шутером? Парятся по-прежнему в тюряге рядом с Теремом? Очень было бы хорошо - тогда, по крайней мере, известно, откуда их вытаскивать.
        - Назад зайди, - донеслось из палатки. - И позови Басмача.
        Шульгин успел спрятать чемодан с казной и освободил стол от кружек, просто сбросив их на шкуры вместе с чайником и пустой миской. Он сел в кресло, а Басмач, положив на стол блокнот и карандаш, на сундук.
        - У нас есть двадцать минут, - сказал майор, - потом надо выдвигаться.
        Пришлось быстро набросать план. Кое-что я успел разглядеть, когда на запряженной козлами телеге мы подъезжали к Городищу, кое-что увидел в самом поселении, и довольно многое - когда вместе с Выдрой, Лютиком и Калугой тайком уползал оттуда. Басмач очень внимательно смотрел и слушал, Шульгин тоже. Когда я закончил, майор вопросительно глянул на седого:
        - Ну, как?
        - Обманка нужна, - сказал тот сразу. - Тут больше предложить нечего. Две группы, с двух сторон, здесь и здесь…
        Басмач взял у меня карандаш, провел две стрелки, сходящиеся к центру Городища, одну сплошную, а другую пунктирную. Ткнул пальцем в первую, после во вторую:
        - Вот тут - основная атака, тут - отвлекающий маневр. Пошуметь, дать пару очередей, взорвать гранату-две. Вытянуть на себя их людей. Обманка, в общем.
        Ясно - такой же несложный финт я проделал, когда мы с Калугой прорывались к старой шахте в центре военной базы, а Шутер и два бандита устроили нам засаду. Калуга тогда выстрелами отвлек на себя внимание, я же, подобравшись сбоку, кинул гранату… Только тут все посложнее и в деле участвует не пятеро людей, а этак сотни полторы.
        - Чего у тебя морда кислая, охотник? - спросил Шульгин. - Имеешь что возразить?
        Я кивнул, приглядываясь к своему плану и к стрелкам, начертанным Басмачом:
        - Не годится, потому что слишком просто.
        - Все хорошее - просто, - отрезал майор.
        Басмач молча ждал пояснений.
        - Не скажи. Там этот Птаха… я ж его видел, а вы нет. Он хитрожопый мужик, точно. Да и Зверовод, командир лесных волков, тоже не из пробирки вылез. Нет, насчет отвлекающего маневра - все правильно, а что еще делать? Не переть же прямо всем скопом на них. Но нужно что-то похитрее.
        - Что именно? - спросил Басмач.
        Я взял карандаш и к пунктирной стрелке пририсовал еще две, так что получился трезубец. Посмотрел на седого, на Шульгина и сказал:
        - Двойная обманка, вот что. Сейчас объясню.
        Глава 15
        Под огнем
        Снова на руках были любимые перчатки, а пальцы сжимали знакомый «Карбайн». Все как в старые добрые времена, только тогда во мне не жила лесная отрава. За последние минуты вызванные ею приступы стали острее, болезненнее, и повторялись они все чаще. Лежа за поваленным деревом рядом с Басмачом и молодым снайпером с конопатой крестьянской рожей, я чувствовал: мне осталось недолго. Староста говорил про двое суток, примерно пятьдесят часов, а сколько прошло? Срок должен закончиться утром, но уже сейчас без таблеток Кати пришлось бы совсем туго. Вот только использованная в шатре таблетка почти не действует, а последнюю принимать пока не рискую - лучше это сделать, когда станет совсем невмоготу. Хотя и теперь почти невмоготу, лишь изредка отпускает, а так - болит почти непрерывно, и с каждой минутой все сильнее. Что-то очень серьезно разлаживается в организме, все системы в моем теле идут вразнос. Кажется, не дотяну до утра, до обозначенного Птахой срока, еще часа два-три - и конец.
        Басмач, посмотрев на часы, сказал:
        - Леха, готовься.
        Снайпер кивнул, не открываясь от прицела.
        Мы разбили отряд на две части. Второй командовал майор, они должны были сейчас находиться на другой стороне Городища. Их разделили на три группы, и если все выполнено по плану, то они уже рассредоточились так, чтобы основная группа оказалась немного дальше от центра поселения, а фланговые подобрались к нему ближе. Эти боковые группы состояли лишь из пары бойцов каждая, снайпера и наводчика.
        - Если люди майора уже заняли позиции… - начал я.
        - Молчи, охотник, - прервал Басмач. - Все, время. Леха?..
        - Вижу двоих на чердаке, на час, - сказал тот, не отрываясь от прицела. Говор у Лехи был простецкий, и докладывать по форме он не умел. - Выглядывают в слуховые окна. У них там пулемет. Еще несколько на три часа, копаются в огороде. Бабы. На двенадцать - едет телега…
        - Снимай пулеметчиков, постарайся обоих.
        - Начинать, командир?
        - Да.
        Леха выстрелил почти сразу - я думал, он еще станет целиться, но винтовка его тут же рявкнула на всю округу. На ней не было глушителя, и это правильно: нужно, чтобы выстрел услышали.
        - Двухсотый! - доложил Леха, снова выстрелил. - Двухсотый! Оба!
        - Контролируй, - приказал Басмач и дал короткую очередь из своего «Вихря», а потом крикнул назад: - Пока всем на месте!
        Выстрелы должны были донестись до другого конца Городища, и еще я очень надеялся, что Шульгин со своими к этому времени успел занять оговоренные позиции, без чего весь наш план терял смысл.
        Между домами впереди засуетились, замелькали фигуры, кто-то побежал, проскакал всадник, потом быстро прокатили две телеги. Женщины с огорода исчезли. Закричали, раздались ответные крики. Мне почудилось, что кто-то отдает приказы. Несколько фигур устремились прочь от нас и быстро скрылись между домами. Мы с Басмачом лежали неподвижно, а Леха водил туда-сюда стволом. Вдруг выстрелил, рывком перевел винтовку правее, еще раз…
        - Третьего снял, командир! - возбужденно доложил он. - С автоматом бежал. Я по невооруженным пока не стреляю, как приказали.
        Басмач снова поглядел на часы.
        - Тридцать секунд, - пробормотал он и дал вторую очередь из «Вихря». - Сейчас они начнут соображать, что к чему, и…
        - Снайпер на десять! - Леха дернул стволом влево. - Вижу отблеск…
        Он успел выстрелить, и тут же чужая пуля клюнула его в лицо, и Леха упал головой на бревно, выпустив винтовку из рук. Она качнулась вперед, ствол уперся в землю, приклад задрался. Мы с Басмачом отпрянули, спрятались за стволом.
        - Охотник, если ты окажешься неправ… - напряженно процедил седой.
        - У Птахи нет времени думать, - оборвал я. - Главное, чтобы майор вовремя начал… Вот!
        С другой стороны поселения донеслись частые выстрелы - центральная группа Шульгина имитировала основную атаку. Птаха со Звероводом почти не имели времени на размышления, они могли успеть пораскинуть мозгами лишь самую малость, и первое, что приходило в голову: с нашего конца малыми силами проводится отвлекающий маневр, а с противоположного основной отряд вступает в бой после небольшой паузы, нужной, чтобы на нашу сторону поселения успели побежать бойцы-краевцы. Таким, по мнению вражеских командиров, должен быть наш план - и таким он действительно изначально был у Басмача. И сейчас, если я прав, именно к отряду майора Шульгина приближаются под прикрытием домов бойцы Зверовода. Они думают, что не дали себя перехитрить, не повелись на обманку. И вот-вот окажутся под перекрестным огнем трех групп. Причем в отличие от убитого Лехи у двух снайперов майора на винтовках стоят глушаки, а сами они должны быть хорошо замаскированы, так что вычислить их стрелковые точки в отличие от нашей гораздо сложнее.
        - Еще немного, Басмач, - посоветовал я. - Выжди еще совсем чуть-чуть…
        - Среди домов уже никого не видно, - сказал он.
        - Вижу, но потерпи. Пусть они там втянутся, пусть горячка начнется.
        - Сильно потянуть - сомнут Шульгина.
        - Правильно, надо на грани удержаться. На тонкой грани, когда… Ну, кажется, время?
        И тут седой показал себя. Я-то думал, он совсем спокойный, но умел, оказывается, мужик зажечь сердца громким словом и добрым матом. И личным примером тоже.
        Басмач одним длинным движением вскочил, перемахнув через бревно, на бегу подхватив с земли винтовку Лехи, поднял ее высоко над головой и взревел, как адская труба:
        - Впере-е-ед! В атаку, маа-а-ать!!! - дальше последовало длинное, в меру заковыристое и очень смачное ругательство, от которого у любого нормального мужика загораются глаза, теплеет в груди, а кулаки сами собой сжимаются, чтобы дать кому-нибудь в морду.
        Я оглянулся. Позади был заросший травой луг, с первого взгляда - пустой, но уже со второго на нем обнаруживалась длинная дуга травяных горбиков.
        С негромким шелестом они развернулись, и посреди поля распрямились около полусотни бойцов, вооруженных «АК», «АКСУ», «Вихрями», карабинами и винтовками. Они побежали вслед за Басмачом, образовав длинный полукруг. Тогда и я вскочил, прыгнул через ствол. Пристегнутая к ремню сумка с деньгами и золотом ударила по бедру.
        До первых домов было недалеко - мы успели преодолеть большую часть расстояния, прежде чем раздались выстрелы краевцев. Тут же, как было условлено заранее, все наши бойцы, кроме тех немногих, что находились прямо позади нас с Басмачом, начали стрелять в ответ. Они накрыли окраинные улицы секущим свинцовым дождем.
        То, что цепочка нападающих так растянулась, и было залогом успеха. Защищающиеся, сколько бы их ни осталось с этой стороны поселения, просто не могли успеть перестрелять всех, пока мы пересекали открытое пространство.
        Когда я добежал до первого окраинного дома, Басмач был где-то впереди и слева. Он теперь меня не видел, а спешащим позади рядовым до меня не было особого дела - и я с ходу прыгнул в окно без стекла. Пробив мешковину, которой был занавешен проем, влетел внутрь, перевернув стол, упал за ним. Вскочил на колени, поднял «Карбайн»… Никого.
        Покинув дом через дверь на другой стороне, я побежал вдоль ограды, перескакивая через грядки с зеленеющими кустиками. Все, дальше каждый за себя. Басмач и Шульгин с их атакой нужны были, чтобы попасть в Городище, причем попасть с шумом и пылью, когда персонально на меня никто не обратит внимания. Сейчас все именно так и было: в Городище грохотали выстрелы, кричали люди, бой неуклонно распадался на отдельные перестрелки, на стычки небольших групп и одиночек среди кривых улочек, огородов, заборов, сараев и домов. Отряды Басмача и майора медленно сходились с двух сторон, и сквозь весь этот хаос двигался я.
        Теперь вопрос состоял в том, кто первым доберется до центра.

* * *
        Выстрелы доносились из-за домов, с двух сторон. Стреляли за спиной, стреляли впереди, но на площади с Теремом и тюрьмой было тихо. Безмолвно пялились в пустоту вкопанные по кругу столбы-идолы. Сидящий между ними беловолосый человек, которого я видел из окна тюрьмы, исчез. Поскрипывая зубами от спазмов, я пробежал вдоль края площади, свернул, быстро пересек открытый участок. Снова поворот - и за углом бревенчатой тюрьмы взгляду открылось крыльцо, перед которым прохаживался краевец в кожаном шлеме, меховой куртке и штанах, с «АКСУ» в руках. Сейчас он находился ко мне спиной и повернуться должен был через несколько шагов.
        В любую минуту Шульгин со своими мог ворваться на площадь, да и Басмач скоро подоспеет. Я опередил его бойцов только потому, что те по дороге то и дело встревали в перестрелки, я же, наоборот, старался избегать их, лавировать и прятаться, двигаясь вперед лишь с одной целью: как можно быстрее добраться до площади. Не было ни секунды лишнего времени, поэтому я сразу бросился вперед вдоль стены, подняв «Карбайн» к плечу. Оглянется часовой - значит, не свезло ему, не оглянется…
        Он оглянулся, но в самый последний момент, и стрелять не пришлось, я просто пнул его носком ботинка между ног и тут же, повернув винтовку, ударил прикладом в висок.
        Это был Овсянка, молодой лесной волк из отряда Зверовода. Он беззвучно повалился на ступени крыльца. Распахнув дверь, я вбежал в пустой коридор. Вот она, наша камера… Почему открыта?!
        Прыгнул внутрь. Здесь никого не было, устилавшая пол солома разбросана, часть сбита в ком под стеной.
        - Алина! Шутер! - крикнул я.
        И увидел кровь на полу. Большое темное пятно, прилично натекло… Чья это кровь? И где женщина с маленьким дезертиром?
        Боль резкой пульсацией пронзила живот и грудь. Зарычав, я бросился назад из камеры. Сунул руку в карман за таблеткой, но боль уменьшилась, и я не стал глотать обезболивающее - лучше еще потерпеть, хоть немного, потому что если потом прихватит сильнее, а таблетки уже не будет…
        Овсянка лежал, где упал, и не шевелился. Массируя живот, я встал над ним. Площадь - по другую сторону тюрьмы, Терем старосты левее, отсюда его не видно. Если побегу туда… Лес знает, кто там засел внутри. Сам Птаха вряд ли в гуще боя, скорее он именно в Тереме, приготовился держать оборону, да и не один, наверное. Пространство перед зданием хорошо простреливается из окон. Как быть? Нет времени - думай, думай!
        Я посадил Овсянку, привалив спиной к крыльцу, стащил с него меховую куртку, шлем. Тот налез на голову легко, а вот куртка была мала, едва натянул. Наклонив голову, чтобы не было видно лица, выскочил на открытое пространство перед Теремом. Через несколько шагов заметил, как в окне приоткрылись ставни. Между ними темно, непонятно, что там, но на меня сейчас точно смотрят и могут в любой миг открыть огонь.
        - Они уже здесь! - истошно завопил я. - За домом, прямо за Теремом!
        На бегу оглянулся, начал стрелять себе за спину. Хоть на пару секунд, но это сбило засевших в Тереме с толку: они видели человека в кожаном шлеме и меховой куртке вроде тех, что носят лесные волки, видели, что человек этот глядит через плечо, кричит про врагов и палит в кого-то позади…
        И все же надолго обмана не хватило - в меня выстрелили, когда огибал угол здания. Пуля выломала пучок щепок из бревна возле самого уха. Я свернул так резко, что ноги поехали, и упал на колени. Впереди - дверь с низким крыльцом, такая же, как та, что вела в тюрьму. От удара коленями о землю в животе будто что-то сдвинулось, вызвав острый приступ боли. Потемнело в глазах. Я вскочил, бросил в рот последнюю таблетку, разжевал и проглотил - все это уже на бегу. Перемахнув через крыльцо одним прыжком, вломился в дверь и дал одиночный по высокому силуэту на другом конце коридора. Человек возник на фоне светлого проема, ведущего в кабинет Птахи, в руках у него было ружье, и выстрелил он одновременно со мной, но как-то совсем уж неумело - попал в потолок. Потом упал, вскрикнув… Баба, черт! Это же баба!
        Когда я подбежал, она корчилась на полу, рядом валялось длинное охотничье ружье. Моя пуля угодила в бедро, оттуда хлестала кровь. Высокая грудастая женщина - Марьяна, кажется - стонала от боли и с ненавистью глядела на меня.
        - Отступник… отверженный… проклятый еретик! - бормотала она.
        Ногой отбросив ружье, я заскочил в кабинет. Стол, сундук, лавка… Лиана изогнулась над столом неподвижной крапчатой змеей с обрубленным кончиком - и снова она будто смотрит на меня! А вот и картина, изображающая Лес. Подскочил к ней, сорвал со стены. Тускло блеснула металлом дверца сейфа с цифровым замком. Я подергал окруженный кольцом букв цилиндр и бросился обратно.
        Боль прошла, но не до конца - раньше таблетки действовали гораздо лучше. Снаружи часто стучали выстрелы, за последнюю минуту они стали ближе. Марьяна лежала на том же месте и платком перетягивала бедро выше раны.
        - Где Птаха?! - я наклонился к ней.
        Она попыталась плюнуть мне в лицо, но не смогла, только закашлялась. Я припомнил, откуда появился староста во время нашей первой встречи, и вернулся в кабинет. Распахнув неприметную дверь в углу за сундуком, взбежал по темной лестнице.
        На втором этаже был коридор и три двери. За одной пустая комната без мебели, за второй - нечто вроде молельной, не знаю, как назвать, там был коврик, маленький алтарь с потухшей свечкой, а над алтарем картина, изображающая круглую поляну с растущим в центре пятнистым деревом… Это икона такая, что ли? Третья дверь вела в спальню с огромной кроватью, где громоздилась гора подушек и смятых одеял. И нигде нет Птахи - под кроватью, в дубовом комоде, ни в одной из комнат, нигде. Я выскочил обратно в коридор, растерянно крутя головой, тут мне почудилось, что снизу доносится голос, и я бросился вниз.
        В коридоре появилась светловолосая девчонка в легком платье, лет пятнадцати-шестнадцати. Она причитала, сидя рядом с Марьяной, положив ее голову себе на колени. То ли раньше блондинка пряталась в сундуке, то ли под столом в кабинете старосты. Когда я подскочил, вскинула голову - свежее личико, бледные веснушки, полные слез глупые глаза, пухлые губы дрожат.
        - Где Птаха?! - страшным голосом гаркнул я, и девушка, отшатнувшись, залепетала:
        - Его нет… Не здесь… Муж ушел, они в святой роще… Его здесь нет, не убивайте нас!
        - Галка, молчи! - прошипела Марьяна и закусила губу от боли.
        - Муж? - я схватил младшую за шиворот, приподнял. - Он - твой муж? И ее? В какой еще роще, что он там делает?!
        - Той, что возле Леса! - всхлипнула она. - Самой близкой, прямо к востоку… Там - зеленое единение… Туда повели… отступников…
        - Каких отступников?! - я запнулся, сообразив, что еще больше пугаю ее и что с перепуга она может совсем перестать соображать. Спросил тише: - Ты про мужчину и женщину, которые сидели в тюрьме? Это они - отступники?
        - Да-а… - всхлипнула она и вдруг заревела, размазывая по лицу слезы.
        - А ну, вставай! - я заставил ее подняться и толкнул в кабинет, потом схватил за плечи Марьяну, поволок следом. Старшая жена сыпала проклятиями и пыталась отпихнуть меня.
        В кабинете подтолкнул глотающую слезы блондинку к сейфу, Марьяну посадил у стены рядом, приказал:
        - Говорите шифр!
        Галка непонимающе уставилась на меня, а Марьяна, наоборот, отвернулась.
        - Шифр от сейфа! - я направил на младшую винтовку. - Ну!
        - Я не знаю… - Она задрожала, потом ноги подкосились, зрачки ушли куда-то под лоб, и она мягко повалилась на бок.
        Это было даже кстати - потому что, во-первых, я уже понял, что этой дурочке шифр никто бы не сказал, а во-вторых, потому что стрелять в нее все равно бы не стал. Какая-то малолетка, ни в чем не виноватая… Больше не путается под ногами, вот и хорошо. Я склонился к Марьяне, но, услышав близкие выстрелы, прыгнул к окну. Выглянул между неплотно сомкнутыми ставнями - на краю площади появились люди. Судя по мехам и шлемам, бойцы Зверовода, они рассредоточились, ведя огонь в глубину уходящей от площади улицы. А вот и сам командир: встал на одно колено у колодезного сруба, спиной ко мне, в руках «АКСУ». Он махнул рукой, отдавая приказ - и двое лесных волков, пригибаясь, побежали вправо, скорее всего, чтобы занять позицию на чердаке стоящего в той стороне высокого дома. А где там бойцы Басмача? Я поднял голову, вслушиваясь. С другой стороны тоже доносится стрельба, но потише. А ведь странно это, не по плану - основная ударная группам увязла, а более малочисленный отряд под командованием Шульгина уже почти прорвался к центру. Ладно, мне главное добыть противоядие и свалить до того, как челюсти нападающих
сомкнутся на площади. До этого осталось минуты две, не больше.
        Я вернулся к Марьяне, направил ствол в голову неподвижно лежащей Галки и сказал:
        - Говори шифр, иначе пристрелю ее, потом тебя.
        - Она дитя под сердцем носит! - захрипела старшая жена, потрясая окровавленным кулаком. - Дитя Леса, святое дитя, в святой роще зачатое! А ты… Лесом проклятая тварь бессердечная!
        - Дитя Леса - или Птахи? Говори код!
        Глаза у Марьяны были безумные.
        - «Благость», - захрипела она. - «Благость» - вот код.
        Я выпустил из рук «Карбайн», тот повис на ремне, и взялся за цилиндр на дверце сейфа. Стал вращать, поочередно указывая стрелочкой на нужную букву. Каждый раз доносился щелчок, наконец внутри клацнуло… Есть! Распахнул дверцу.
        Внутри лежала пухлая папка и в глубине стояла деревянная шкатулка.
        - Что тебе там надо? - спросила Марьяна снизу почти спокойно. Не слушая, я раскрыл папку, с мясом выдрал тесемку - документы, какие-то карты, калька с диаграммами, выцветшие фотографии, на одной - молодой черноволосый Птаха, рядом красивая крупная женщина, выше его почти на голову… ну да, это ж Марьяна, они стоят перед большим сельским домом, у ног разлегся лохматый пес. Не то! Швырнув папку на пол, я выхватил из сейфа шкатулку, открыл.
        Она была доверху наполнена слитками, золотыми и серебряными и какими-то еще… платина, что ли? Сколько здесь - двадцать тысяч, тридцать, сорок?! Раскрыв сумку на поясе, я высыпал туда содержимое шкатулки и потом чуть ли не засунул голову в сейф. Ничего там больше не было, вообще ничего - пусто! Постучал по задней стенке, по дну, боковинам, даже по верхней. Везде глухой, короткий звук - за ними не было тайников.
        Выстрелы стихли на несколько секунд, но потом совсем близко взорвалась граната, и они возобновились с ураганной силой. Галка на полу зашевелилась, застонала, не раскрывая глаз.
        - Что ты ищешь, отступник? - повторила Марьяна, и я нагнулся к ней, ткнув стволом в сторону лианы.
        - Противоядие против сока радозы. Где оно?
        В ответ она рассмеялась. По искаженному лицу было видно, что рана доставляет Марьяне мучительную боль, и смех больше напоминал вороний крик.
        - Змеиный сок! - каркнула Марьяна. - Так это зовем: змеиный сок! Нет против него спасения, никогда не было! Ты отравлен им? Ха! Ты сдохнешь, отступник! Еще мучительнее, чем сейчас сдыхают в святой роще те двое! Сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь!
        Я пошатнулся - ноги вдруг отнялись, все вокруг потемнело. Пришел в себя через миг, привалившись к стене, медленно сползая вдоль нее. Колени дрожали, чтоб не упасть, присел на корточки. Закрыл глаза. Марьяна что-то бормотала, смеялась, грозила мне - я не слышал, в ушах оглушительно звенело. Прижал к ним ладони, сглатывая. Потом в голове будто лопнул пузырь, и в нее ворвался ураган звуков: стрельба, крики, раздающиеся уже прямо под Теремом, стоны Галки, хриплое дыхание Марьяны…
        Алина и Шутер. Которые ни в чем не виноваты, которых я привел в Край за собой.
        И Птаха, которого нужно уничтожить. Просто для того, чтобы, бросая самый последний взгляд на этот мир, я знал, что рассчитался со всеми долгами и ухожу налегке.
        Я выстрелил в лозу трижды, перерубив пулями выходящее из дыры в полу основание стебля. Разлетелись мясистые ошметки, с сочными шлепками попадали на пол, запятнали стену темными брызгами. Радоза закачалась на поддерживающих ее бечевках.
        - Сколько их в роще? - спросил я у женщины. - Сколько их там, Марьяна? Скажи, и я уйду, не тронув вас.
        - Трое, - прохрипела она, кладя руку на голову слабо шевелящейся Галки. - Три человека… и Палач.
        Глава 16
        Уйти налегке
        Не знаю, что святого было в этой березовой роще, но выглядела она необычно: деревья росли по кругу. Почти идеальный круг, заросший березами… В подступающей темноте белели тонкие стволы, и между ними что-то мерцало.
        Роща находилась метрах в пятидесяти от границы Леса. Когда я дошел до нее, выстрелы из Городища еще доносились, но теперь редкие. Или нападающие заняли поселение и добивали последних краевцев, или защитники сгруппировались на площади, засели в Тереме, а люди майора пытались получше оценить обстановку прежде, чем идти на последний штурм. Меня это больше не волновало: Шульгин, Басмач, ренегаты, Зверовод и лесные волки остались где-то далеко. Их дела уже не имели значения для меня, все это в прошлом.
        Находящиеся в роще насторожены и ждут гостей. С другой стороны, они могут рассчитывать на то, что сюда никто не сунется, поэтому и не пытаются вернуться в Городище, хотят отсидеться. Или не могут прервать ритуал, то есть это непонятное «единение»? Или вообще сбежали… Перед тем как покинуть Терем, я еще успел задать Марьяне пару вопросов и узнал, что «отступников» повели в рощу вчера, то есть вскоре после моего ухода с Выдрой, Лютиком и Калугой, и тогда же в рощу пошел Палач. А Птаха и двое других старейшин отправились туда сегодня, незадолго до нашей атаки, чтобы, как выразилась старшая жена, «завершить таинство».
        Обогнув рощу, я вошел в нее со стороны Леса. И как только, перешагнув невидимую границу, оказался между крайними деревьями, организм отреагировал приступом боли. Мир наполнился метелью сверкающих искр - ненадолго же хватило последней таблетки! Ноги подгибались, сжимающие винтовку руки дрожали. Дождавшись, когда первая, самая острая боль немного поутихнет и звенящие искры перестанут носиться перед глазами, я медленно пошел дальше, старясь не выдать себя треском веток и шелестом травы. В полутьме она казалась темной, почти черной, березы белесыми столбами маячили вокруг.
        Неожиданно само собой включилось ночное зрение. Вовремя - я уж подходил к центру священной рощи. На середине круглой поляны росло дерево, его толстый ствол, весь в зеленоватых пятнах, на высоте метров трех разделялся на множество отростков. Ветвями или сучьями эти гладкие щупальца назвать можно было с большой натяжкой. Они расходились во все стороны, изгибаясь и утончаясь, пока не становились теми самыми лианами, одну из которых я видел в Тереме. Та штука, что покрывала дерево, мало напоминала кору - нечто гладкое, поблескивающее, лоснящееся.
        Я медленно подошел к поляне, забирая немного вбок, чтобы дерево ничего не заслонило, чтобы увидеть все это место. Где Птаха, где остальные? Где, в конце концов, Палач?
        Когда я приблизился к центру священной рощи, во мне что-то изменилось, будто переключили тумблер. В голове, в груди, во всем теле образовалась гулкая пустота, боль исчезла, снизилась чувствительность - я держал винтовку, но почти не ощущал ее, шагал и не чувствовал ботинок на ногах, своей одежды, температуры воздуха. Онемение расползлось по телу, хотя оно все еще слушалось меня. Достигнув поляны, я окончательно убедился, что здесь никого нет. Они ушли, сбежали. Или, может, старейшины с Палачом сейчас в Городище, мы просто разминулись? Но где Алина и Шутер?
        Наступила ночь, но я все видел даже без помощи ночного зрения. Источником света было само это место - облако легкой мерцающей дымки окутывало его. Вдруг я понял, что на пятнистый силуэт дерева накладывается другой, дымчатый…
        Я пошатнулся и сжал кулаки. Что это? Что за очертания на стволе?! Сделал к нему несколько шагов - и тогда увидел их.
        Женщину и дезертира привязали к стволу так, что лицо Алины глядело на восток, в сторону Леса, а Шутера - на запад, где было Городище. Теперь они стали частью растения. Это было как… как… Остановившись перед пятнистым монстром, я попытался вспомнить нужное слово. Ну да: барельеф. Как скульптура, но не полноценная - только выпуклость на поверхности. Дерево постепенно впускало людей в себя. Процесс еще не завершился, но они уже стали его частью. Ствол за их спинами медленно продавливался, расступался, затягивая их внутрь.
        - Аля! - позвал я. Она глядела сквозь меня, не шевелилась, на лице не было страха, скорее… нет, не блаженство - тихая радость. Удовольствие. Может, их чем-то напоили прежде, чем оставить здесь?
        - Алина! - собственный голос доносился будто издалека, со слухом тоже происходили непонятные вещи. Кажется, на последней стадии отравления сок радозы притупил его. Да и с обонянием что-то не так, откуда этот сладковатый мускусный запах, будто от чего-то живого… Или это как раз не галлюцинация, так пахнет пятнистое дерево, растущее в центре рощи?
        Я коснулся ее щеки. Твердая. Кожа будто затянута жесткой коркой. Она немного прогибалась под пальцами, и когда я надавил сильнее - треснула. Испуганный, я отдернул руку. Отшатнулся. Вот что такое зеленое единение! Это дерево, сам Лес включает их в себя!
        Тогда я обошел радозу и поглядел с другой стороны. У Шутера было такое же благостное выражение лица, но дезертир погрузился в дерево немного меньше. Когда я встал перед ним, показалось, что в неподвижных глазах что-то мелькнуло. Проблеск узнавания, как будто его личность еще не до конца растворилась в шелестящей зеленой бездне, которую мы зовем Лесом. Я схватил его за плечи, потянул на себя. С глухим хлюпаньем тело начало выходить из ствола, будто я вытаскивал нечто тяжелое из густой липкой грязи. Ствол вокруг раздулся, опал, влажно чавкнув, и тело почти целиком оказалось снаружи. От дерева к затылку Шутера, к его плечам и локтям потянулись нити, толстые клейкие волокна, в которых пульсировали красные жилки. Я тянул дальше, и одна за другой они стали рваться, прыская темными струйками. Темными… или красными? Одна брызнула мне на пальцы, я поднес их к глазам, потом лизнул. Соленое, теплое… Кровь. Человеческая кровь! Дерево запустило в тело свои отростки, слилось с ним, соединилось, подключившись к кровеносной системе. И, наверное, не только к ней…
        Шутер судорожно затрясся. Лицо исказилось, плотно сомкнутые губы искривились. Ему было больно, если оторвать его от пятнистого чудовища - умрет. Но, может, так для него лучше? Может, стоит сделать это? Ведь он перестанет быть человеком, если целиком погрузится в дерево, перестанет быть личностью, которой осознавал себя всю жизнь! Или нет?
        Чавкающий звук донесся с другой стороны, и я бросился туда.
        Алины не было. Какой-то миг я видел очертания знакомого лица, но не смог понять - это действительно лицо или так сложились пятна на дереве, - а потом ствол дрогнул, ленивая волна прошла по нему, и две длинные глубокие складки сошлись над телом женщины, окончательно скрыв ее от взгляда. Дерево, словно испугавшись, что может лишиться добычи, постаралось быстрее завершить процесс.
        Я поспешил обратно, уже зная, что увижу. Так и оказалось - Шутер тоже исчез. Вертикальная складка, похожая на шрам от раны, разгладилась. Дерево содрогнулось, сверху вниз по стволу пробежала волна, как будто оно сглотнуло. Утробный, глухой звук донесся изнутри, пошел к земле. Она слабо дрогнула, трава по всей поляне шевельнулась. И потом наступила тишина. Погасло окутывающее центр рощи облако света, вокруг стало темно и мертво. Я шагнул назад, едва переставляя ослабшие ноги. Руки плетьми висели вдоль тела. Не спас их и Птаху не убил… Палач тоже жив… все, кто не надо - живы, а кто надо - погибли… Или не погибли? Алина с Шутером - что с ними на самом деле стало?
        От слабости голова то откидывалась назад, то падала на грудь. Может, этим двоим и не конец, но мне - точно. Не чувствую тела. И что вокруг, не чувствую. Ни запахов, ни температуры, будто все во мне отключилось, только зрение еще осталось, но и перед глазами уже темнеет.
        А может, прислониться к дереву, к этому влажному пятнистому стволу, из последних сил обхватить его, вжаться - и позволить впустить в себя? Объединиться? Что я теряю - ведь и так уже почти мертв.
        Нет. Я не позволю Лесу взять меня. Он растворит мою личность, сотрет, уничтожит. Может, в результате я выживу, но это буду уже не я. Это будет вообще никто, только элемент, крошечная область без четких границ внутри гигантского сознания. Я - Стас Логин, охотник. Человек. Останусь им до конца.
        Ноги совсем отнялись, и я повалился на колени. Не хотелось, чтобы те несколько секунд, которые мне остались, перед глазами было это уродливое дерево. Лучше уж березы, все-таки веселей. Шаркая коленями в траве, я кое-как сумел повернуться.
        И увидел, как на поляну выходит она.
        Ни удивиться, ни обрадоваться я уже не мог, чувств и эмоций не осталось. Только вяло подумал о силуэте, который видел на крыше ангара, том, что после возник в кроне дерева. Это ведь была слепая девочка - возле жилища Механика она наблюдала за нами, но мы умчались оттуда на грузовике, догнать нас пешком было невозможно, и она осталась дожидаться возле Городища…
        Как она нашла меня здесь? Следила от дома Механика? Или ощутила что-то, когда я вошел в священную рощу?
        Эта мысль была последней, а потом я повалился в траву. Сумел еще перевернуться на спину, но больше уже не смог сделать ничего. Черное небо смотрело на меня тысячами глаз. Вскоре звезды погасли, а тьма свернулась в длинный черный туннель. На миг я увидел себя сверху - лежащее в траве тело Стаса Логина, охотника и бродяги, - и полетел по туннелю, в бесконечную темноту, все быстрее и быстрее.
        Но потом отблески упавшего сзади света заставили меня оглянуться. Далеко позади я увидел лицо. Лицо слепой девочки. Оно сияло, незрячие глаза сверкали, как два солнца. Зоря обхватила меня…
        И потянула назад.

* * *
        - …Он уже может видеть. И слышит нас. Я знаю, слышит.
        Я и вправду слышал. И видел, как быстро выяснилось, хотя пока что ничего интересного перед глазами не было - только низкий потолок из жести, с квадратным люком. Знакомый, кстати, потолок. Он трясся, и то, на чем я лежал, тоже тряслось. Сквозь гул и дребезжание доносились звуки перестрелки. И взрывы. Далекие, нечастые, но регулярные.
        Почему так трясет? И гул откуда… ага, это же двигатель гудит.
        Мы едем.
        Я приподнял голову. От проема в задней части кузова на меня посмотрел вооруженный автоматом Лютик. Под бортом сидели Катя и Зоря. Она-то и произнесла слова, которые я услышал первыми.
        В крытом кузове было полутемно, серый предутренний свет лился в проем выломанной дверцы. Иногда там мигали тусклые вспышки, и спустя пару секунд доносился раскат взрыва.
        Почему дверца выломана?.. Ах да, это ж я ее выломал, вернее - Выдра своей головой, когда я ему вмазал. То есть - мы в том же грузовике? Ого!
        Окончательно разобравшись, куда попал, я сел. Посреди кузова стоял стол, который сюда притащили из жилища Механика, вот на нем я и валялся. Весь облепленный листьями… Мутантская задница, это что еще за штучки?! Листья образовывали влажный слой, будто их смочили древесной смолой. Или слюной.
        - Как вы запустили грузовик, у него же колеса отлетели? - прохрипел я и закашлялся.
        - Очнулся, брателло! - Калуга заглянул в кузов из кабины, удерживая руль одной рукой. - Молодца, долгожитель! Значит, тебе тыщу лет судьба отмерила, если ты такое сумел пережить.
        Лютик сплюнул жвачку и снова уставился в проем, выставив наружу ствол «АКСУ». Далекие вспышки то и дело высвечивали его силуэт. Дочери Травника смотрели на меня молча и внимательно, в смысле, Катя смотрела, а Зоря… Было чувство, что и она смотрит, только без помощи глаз. Калуга тем временем вещал:
        - А мы сидели-сидели в том доме, пальба - совсем рядом, ну, думаем, надо готовить путь к отступлению. Приволокли с Лютиком тачку, она ж легкая - просто за задок взялись, приподняли и на передней паре вкатили во двор. Потом заднюю принесли. У Механика инструмента много, запчастей, а сама машина так сделана… Склепана, понимаешь, из разного, с одной стороны - на честном слове держится, а с другой - ее и отремонтировать легче. Был такой конструктор в старые времена, «лего» назывался, так вот она как тот конструктор. Да еще и наемник наш оказался знатным механиком. А, малой, скажи?
        - Я раньше на машинном дворе, помощником, - пояснил тот.
        - Ну вот, мы тачку заново и собрали, - заключил Калуга. - Колбасит ее теперь, конечно, бедную, развалиться может запросто или движок погорит. Но едем же! Еще и пару запасных канистр с соляркой в ангаре раздобыли.
        - Ясно. Что это за гадость? - я начал стряхивать с себя листья. Они образовывали шуршащую влажную шубу, облепившую все тело. Оказалось, что с внутренней стороны слой листьев покрыт легким слизистым налетом, хотя кожа под шубой была сухой, с виду здоровой, без всякой слизи или чего-то такого, неприятного. А ведь я к тому же голый под этими листьями…
        - Компресс, - ответила Катя и коснулась колена сестры. - Она его сделала. Компресс высосал из тебя отраву после того, как Зоря спасла тебя.
        - Спасла… - пробормотал я, оглядываясь. Увидел свою одежду на краю стола и спрыгнул на пол, ладонями стряхивая с тела последние листья. - Спасибо, значит, раз спасла.
        - Тебе есть за что благодарить ее, - серьезно кивнула Катя. - Зоря умеет такое, чего не умеет больше никто. И я тоже не умею.
        - Лечит наложением рук, а? - хохотнул Калуга. Снова вцепившись в руль двумя руками, он продолжал: - Ладно, брат, ты как, бодрячком уже? Тогда одевайся побыстрее, и нужно что-то решать. Дело круто завернулось, сам слышишь…
        - Обрисуй ситуацию в целом, - попросил я, натягивая штаны. - И как мы в эту ситуацию попали.
        - А, ну, ситуация… - он потрогал лежащий рядом автомат. Взрывы смолкли, хотя далекие глухие выстрелы продолжались. Я прикинул, что мы находимся в нескольких километрах от эпицентра, но стреляют не в одном месте, идущий позади бой состоит из нескольких очагов.
        Калуга стал рассказывать:
        - Короче, так было, брат… Мы только починили тачку, снова зашли в дом Механика, и вдруг появляется эта девчонка. И сообщает в своей беспечной манере, что ты в роще, в бессознанке, и надо тебя оттуда вынести. Что-то про лесную тень болтает, в которой, мол, ты чуть не того… не погряз, не погрузился, значит, в нее насовсем, но девчонка тебя типа вытащила. Хвала ей, значит, за это и респект, наше с кисточкой и все такое… Ладно, мы тогда пошли следом за ней, осторожно пошли, потому что тут же рядом - натуральная война. Чуть было не наткнулись на отряды чумовых, потом едва не вляпались в перестрелку вообще не пойми кого с не пойми кем. То есть, наверное, ренегатов с краевцами, но не городищенскими, а подошедшими из другого поселка. Однако до рощи таки дошли, свалили там пару березок, сделали волокушу, ну и вдвоем с малым тебя мужественно оттарабанили обратно сюда. Ты там на поляне лежал и вроде как дрыхнул с просветленным лицом.
        - Дерево видели? - спросил я.
        - Ну! - Калуга энергично закивал. - Ух, и странное, тринадцать гребаных деревьев! Так и глазеет на тебя, хотя глаз нет, и вроде шевелится - хотя, кажется, и не шевелится совсем. Я б его сжег к лесной матери, если б у нас тогда время на это имелось.
        - Нельзя жечь, - прошелестела Зоря. Она была бледной и выглядела нездорово.
        - Ладно-ладно, так я о чем… В общем, деваться вроде как некуда, с тобой - непонятно что, а стрельба все ближе к жилищу Механика. И тут еще Катя сказала, что тебе нужен покой хотя бы час и компресс какой-то хитрый лиственный. Они тебя раздели, уложили, листья эти младшая красавица откуда-то притащила, из ангара, кажется. Может, с того дерева, что там проросло, а? Облепила тебя ими, потом мы с малым взяли стол за ножки и просто внесли в кузов. И погнали оттуда побыстрее, потому как в тот момент как раз увидели фары. Вроде сразу несколько машин подкатывали к жилищу Механика, поэтому мы уехали, не врубая вообще света, по темноте. И с тех пор ехали, а ты лежал… А теперь - раз! - встал! Вот таким образом, значит, брат. Потопчешь еще землю.
        Одевшись и натянув перчатки, я взял со стола «Карбайн», проверил магазин. Ехали мы небыстро, грузовичок просто не мог развить приличную скорость, но выстрелы становились все тише. В теле была легкость и сила, голова ясная, нигде не болит, мысли четкие. И чувство, будто помолодел лет на десять, организм чище, мозги работают лучше… Как в тот раз, когда проспался после укола тоником и пришел в себя, - тоже голова работала как хорошие часы.
        Зоря легла на бок, головой Кате на колени. Поджала ноги, закрыла глаза и замерла. Я поднял брови, и Катя сказала:
        - Она часто так засыпает, будто отключили. И так же просыпается. А сейчас ей нехорошо.
        - Из-за грузовика?
        - Да, потому что мы в машине. Зоря плохо переносит такое, у нее может начаться приступ.
        - Сейчас мы все равно не остановимся, пусть потерпит, - я повернулся к Калуге. - Что делается в Городище и вокруг, ты понимаешь? И куда мы едем?
        Он выглянул в боковое окно, потом достал из кармана сморщенное сушеное яблоко, откусил. Пожевав, сказал:
        - Я вот что думаю… Край ведь - не одно Городище, а несколько поселений. Шульгин этот твой, или как его, полагал, что плотно окружил Городище патрулями, дозорными и оттуда никто не сможет выползти, чтобы пойти к соседям и позвать на помощь. Да только он наивен оказался в этом вопросе, мы-то из Края выбрались легко, значит, и другие тоже, которых Птаха послал в соседние поселки за помощью. И вот, насколько я понимаю, сейчас там, - он махнул рукой назад, - сошлись краевцы, причем не только городищенские, но и со всей округи, плюс - ренегаты, да плюс подвалили чумовые. Шульгин не успел сделать дело и отойти, и поэтому…
        - Конечно, не успел, - перебил я. - Да он и не мог его сделать. Я сбежал, а тоника, за которым охотится Шульгин, в Городище просто нет. Я так и рассчитывал, что он увязнет. Чтоб, когда сам свалю оттуда с противоядием в кармане, ренегаты не погнались бы за мной, а плотно завязли в Городище.
        - Ну, вот они там и завязли. Вступили, понимаешь, в краевцев по колено, до сих пор выбраться не могут. И тут еще чумаки наседают, Катю с Зорей пытаются найти и отбить… - Калуга хохотнул. - Которых там тоже нет! Правда, и у тебя не все сложилось, как я понял.
        - Главное - жив, остальное приложится.
        И тут я вспомнил про сумку с монетами и драгметаллом. Где она? Раньше меня ее содержимое не очень волновало, потому что на том свете деньги зачем, от чертей в аду откупаться или в раю лютни у ангелов покупать? Но теперь, раз уж выжил, средства очень даже понадобятся… и где сумка? Я обошел стол - и увидел, что она лежит под ним, с той стороны, где была моя одежда. Упала, значит. Ладно, а содержимое на месте? Поднял ее, положил на стол, раскрыл. В медленно разгорающемся утреннем свете поблескивали слитки, лежали запакованные в целлофан столбики монет.
        - В сумку заглядывали? - спросил я.
        - Да вроде нет, - удивился Калуга. - А зачем, какая-то сумка твоя… Что в ней?
        - Тем, что в ней, я с вами поделюсь. С тобой и Лютиком - вы рисковали, там есть ваши доли.
        - Хабар внутри, что ли? - догадался Калуга. - Налом?
        - Оно самое.
        - Много?
        - До фига.
        - Деньги - это хорошо, брат. Бедность не порок, но штука неприятная. Деньги нам кушать и жить помогают.
        Грузовик стало трясти меньше - кажется, выехали на дорогу. Машина двигалась на юг, то есть в направлении, обратном тому, которым я пришел в Край. Повесив сумку на ремень, я присел на стол и сказал Калуге:
        - От Городища уже отъехали, теперь притормози. Нужно один вопрос решить… - потом обратился к Кате: - Хочешь вернуться к ним?
        - Что? - не поняла она. - К кому?
        - К чумовым. Они ведь пока недалеко. Воюют. Причем из-за тебя, то есть из-за вас двоих. Можете просто сойти и вернуться, тем более, ты говоришь, сестре в машине становится плохо. Вокруг Городища сейчас каша. Но, скорее всего, расклад такой: отряд чумовых как бы снаружи, на периметре, вместе с подоспевшими краевцами из других поселений - это один слой боя, а второй - в самом Городище. В общем, вы сможете выйти к своим.
        - А ты меня, значит, удерживать не будешь? - спросила она. - Из госпиталя ведь вы меня выманили и похитили.
        - Мне это надо было, чтобы выжить. Теперь опасности от яда радозы нет?
        - Уже нет. Ты здоров, охотник.
        - Круто, значит, вы с сестрой таки спасли мне жизнь. Теперь вы можете идти, куда хотите. Останавливаемся?
        Она вздохнула, осторожно убрала голову Зори со своих колен, встала и выглянула в проем над плечом Лютика. Наемник посторонился, сел под бортом и полез в карман за жвачкой.
        - Теперь мне нельзя в Чум, - сказала Катя и покосилась на спящую Зорю. - Нам нельзя.
        - Почему так, подруга? - спросил Калуга. - Ты ж лекарша знатная, тебя в Чуме с распростертыми объятиями… Да они за тобой аж в Край пришли, вон, как ценят!
        - Ценят мои умения, а не меня как человека. Теперь меня и Чумак с распростертыми объятиями… Я рассказывала: он хотел перевести нас на свою ферму. И теперь у него будет довод: в Чуме для нас стало слишком опасно. Раз даже оттуда выкрали… Если вернусь и все меня увидят, он про это тут же узнает. Как раз подошло время для нового каравана, который вывозит из Чума газ, а Чумак часто сам приезжает с такими караванами. Так что он скоро будет в городе, и в этот раз точно заберет нас. А я не хочу. Не хочу! - повысила она голос. - Чумак - такой человек, что даже Зоря его боится, понимаете? Она почти ничего не боится, ничего и никого, но Чумака - да. Боится, как… как Палача. И если…
        Зоря вдруг села. Глаза распахнулись.
        - Палач… - прошептала она и задрожала. Потом всхлипнула.
        - Что такое? - Катя бросилась к ней, присев рядом, обхватила за плечи. - Что с тобой?
        - Палач, - повторила слепая. - Едет сюда. Близко.
        - Откуда ты знаешь? - встрепенулся я.
        - Он едет сюда, - повторила Зоря. - Они спрятались в Лесу. Ушли из рощи - от выстрелов, от взрывов. Сейчас Палач вышел. Он был в роще. Смотрел. Теперь едет за нами.
        Все же без привычки тяжело с ней было общаться. Мне захотелось, как рассерженному ребенку, топнуть на нее ногой, но я сдержался и только повысил голос:
        - Откуда он может знать, где мы?
        Она молчала.
        - Эй! Девочка! Значит, ты говоришь: когда начался бой, Палач со старейшинами из рощи ушли в Лес и отсиживались там. Теперь он вышел… Не спрашиваю, откуда ты знаешь, что Палач приближается. Но как он мог узнать, где мы? В какую сторону уехали?
        - А может, он чует, как зверь? - предположил Калуга. - Или ему Птаха сказал? Староста ведь знал, что мы на пути к Чуму должны были наведаться к Механику за тачкой. Ну и можно предположить, что и на обратной дороге тоже у него обоснуемся, раз уж место теперь знакомое. Хотя, конечно, не факт… Или Палач таки вот прямо чует? Ты ж, я так понял, теперь у него личный враг, как и эти две? - он показал на сестер. - А пахнешь вроде как немного иначе после тоника, обычный человек этого не ощущает, а Палач…
        - Ладно, чего гадать, - перебил я. - В любом случае гони теперь быстрее. И нужно понять, куда именно двигаться. Да, и еще одно… Лютик, ты отмалчиваешься, как обычно. Иди-ка сюда.
        Он не удивился, ничего не спросил - просто встал и подошел к столу. Я протянул ему пару целлофановых связок с монетами, несколько серебряных слитков и два золотых.
        - Здесь примерно тысяча рублей. Это за твою помощь и за то, что не встал на сторону Выдры.
        Челюсть Лютика перестала двигаться, он принял плату на сведенные вместе ладони, оглядел слитки с монетами. Пробормотал: «Неплохо так», - и стал рассовывать по карманам.
        - Хочешь дальше со мной? - спросил я. - Я ищу одного человека, нужно помочь с этим. Может, придется стрелять, на часах стоять, ползать, бегать, ножом махаться… И точно - придется много перемещаться по разным местам. В общем, работа для наемника. Сколько за сутки будешь брать?
        - Нисколько, - сказал он. - В смысле: не знаю. А ты при деньгах, значит?
        - У меня есть, - кивнул я.
        - Ну, добазаримся.
        - То есть ты со мной?
        - Ага, - он пошел назад к проему. - Типа в команде.
        - Ладно. Калуга, насчет нала…
        - Потом разберемся, брат, - махнул тот рукой. Грузовик поехал быстрее - и сразу же сильнее затрясся. Хотя теперь мы двигались по дороге, но не особо ровной, хороших дорог в мире просто не осталось.
        Калуга продолжал:
        - Мы все равно пока вместе, пусть лежат у тебя. Полная сумка, что ли? То-то я чувствовал, когда снимал с тебя - тяжелая. Где это ты разжился?
        Я поглядел на Лютика, на сестер и пояснил:
        - Часть вытянул из Шульгина, другую украл в Городище, из сейфа старосты, когда искал противоядие.
        Калуга хмыкнул:
        - Люди к людям тянутся, а деньги - к деньгам. Но самого Птахи в Городище не оказалось, как я понял?
        - Он еще до того ушел в священную рощу завершить ритуал. Алины с Шутером больше нет, Калуга. Они их убили.
        - Есть, - сказала Зоря, перестав дрожать. - Есть, но теперь далеко.
        - Далеко, - повторил я. - Так где они, по-твоему?
        Вместо ответа она сказала:
        - Палач близко.
        - Вижу его, - вдруг бросил Лютик от проема.
        Подняв винтовку, я шагнул к нему. Почти рассвело; позади нас расстилалось поле, через которое шла дорога, не дорога даже - две темные колеи в траве. И по одной из них катил обмотанный мехом мотоцикл. Тот, что стоял в ангаре Механика… Надо было его тогда облить бензином и поджечь или просто разломать. Но не было на это толком времени, да и кто бы подумал, что байк оседлает Палач. Его ни с кем не перепутать даже на таком расстоянии, даже в шлеме: здоровенный, с торчащей из-под шлема рыжей бородищей, в меховой куртке и штанах. Огромные ножища, колени расставил в стороны - будто медведь, оседлавший детский велосипед. Он несся по колее, постепенно догоняя нас.
        Я прислонился к краю проема, попытался прицелиться. Нет, далеко, грузовик трясет, байк с Палачом тоже не по ровному треку гонит - подлетает на ухабах, дрожит, виляет. На таком расстоянии точно не попаду, надо выждать. Он же догоняет нас, пусть и медленно, скоро стрелять будет удобнее. Не опуская винтовку, я сказал:
        - Катя, я уже говорил тебе: мне нужен твой отец, чтобы расспросить кое о чем. Это важно. То есть это самое главное, ради разговора с Травником я и пришел сюда. Покинув тогда Мичуринск, он объявился в Чуме, потом, как я понял, снова исчез… Может, ты догадываешься, где он теперь? Хотя бы подозреваешь?
        - Он прячется в Чуме, - ответила она.
        Это прозвучало неожиданно, а тут еще и грузовик прокатился по горбу - кузов подбросило, и я чуть не выпал наружу. Скорее всего, выпал бы, хорошо, Лютик успел схватить за куртку и дернуть назад. Я отшатнулся от проема, налетел на него спиной, наемник пихнул меня к борту и сказал:
        - Держись, командир.
        Ну вот, я уже командир. Всю жизнь бродил с единственным напарником и никем не командовал, кроме ствола в своих руках, а тут заделался боссом. Еще и денег срубил немерено, хоть свою группировку сколачивай. И что-то меня это не радует совсем. Я потрогал локтем сумку на ремне и вдруг будто воочию увидел два лица: Шутера и Али. Потерял людей, к которым хорошо относился, причем одна из них - женщина, с которой мы… Ладно, Зоря вон утверждает, что они живы. Не верится, но чем Лес не шутит? Только даже если живы - ГДЕ они живы? И в каком виде?
        Отбросив невеселые мысли, я снова выглянул в проем. Палач приближался, но и у него на такой дороге скорость была не сильно большая, нагонял он нас медленно.
        - В Чуме, значит, - произнес я. - Где же он там прячется?
        - Точно не знаю, - сказала Катя. - Но я уверена, что он там. У отца есть какой-то свой путь на холм. Раньше он появлялся прямо у меня в госпитале, просто вдруг объявлялся в коридоре, входил в палату или стучал ко мне в комнату. В последний раз сказал, что пришел насовсем, что останется. Но потом его заметила пара краевцев, которые приходили в госпиталь, чтобы я вылечила одному руку. Они случайно увидели отца, и когда ушли… Я думала, в Городище уже забыли про нас, оставили в покое, ведь прошло столько лет. Но отец был уверен: теперь они попытаются схватить его. Сказал, что снова спрячется, но недалеко. Что он будет где-то здесь, рядом, и вскоре опять появится.
        - Появлялся прямо у вас в госпитале?.. - задумчиво повторил я.
        - И никогда не рассказывал, каким путем пришел. Он всегда был скрытный, даже с нами. Раньше я не понимала, как он попадает к нам, но когда вы провели нас с Родионом по тому корню…
        - Вот именно, - кивнул я, вспоминая извилистую полость-трубу, через которую мы проникли в Чум, и тот лаз, что я разглядел в расселине, перекрытой решеткой. А ведь был еще рассказ Рапалыча о незнакомом человеке, благодаря которому он когда-то нашел ход…
        - Получается, когда мы пришли за вами в госпиталь, Травник был где-то рядом. А я столько времени ищу его…
        - Что ж ты раньше не сказала, Екатерина? - подал голос Калуга.
        - Откуда я знала, кто вы такие, какие у вас планы? Я и сейчас точно не знаю, что вы на самом деле хотите от отца.
        - Мне просто нужно поговорить с ним о прошлом, - сказал я. - Ты не врешь, Катя? Он действительно прячется в Чуме?
        - Он там, - повторила она.
        Я кинул взгляд на Палача, упорно катящего следом за нами, и заключил:
        - Ну, если не снижать скорости… До ночи будем на месте. Калуга, поворачивай к Чуму.
        Глава 17
        Преследование
        Тщательно прицелившись, я снова выстрелил в Палача. И снова промазал. Нет, так точно ничего не добьюсь, надо иначе. Я улегся на пол, расставив ноги, головой к проему. Уперся локтями, ствол вжал в плечо. Сосредоточился.
        Он приближался медленно, но неуклонно катил за нами через луг, по полосе примятой травы, остающейся за грузовиком. Болтался там, будто привязанный к машине невидимой леской, и с каждой минутой становился немного ближе.
        - Дорога скоро! - прокричал из кабины Калуга. - Грунтовка, вижу ее впереди, мы наискось к ней… Как доедем, предупрежу, потом резко поверну, чтоб не тормозить. После этого немного ровнее станет.
        - Ладно, - сквозь зубы процедил я, пытаясь поймать в прицел силуэт на байке.
        Катя с Зорей сидели на том же месте под бортом, обнявшись. Младшая сестра положила голову на плечо старшей, глаза закрыты, не поймешь, спит или нет. Зато видно, что плечи дрожат. Не приближается ли один из тех приступов, про которые говорила старшая? Только этого не хватало ко всем прочим проблемам - бьющейся в падучей слепой девчонки.
        Стоящий надо мной Лютик сказал:
        - Командир, я тоже по нему шмальну. В перекрестный попробуем взять.
        - В какой, к мутантам, перекрестный, мы ж почти в одной точке, - ответил я. - У тебя сколько патронов?
        - Полтора рожка.
        - А у меня один. А у Калуги почти ничего… Нужно экономить.
        - Так он нас догонит.
        - И чего? Запрыгнет сюда, как кенгуру? Так, ладно… Лови, борода!
        С этими словами я дал одиночный. И попал! Байк вильнул, седок на нем качнулся, я решил - сейчас перевернется с ревом двигателя и грохотом костей… Но нет, каким-то чудом Палач сумел выровнять машину, хотя теперь сидел скособочившись, выставив дальше правую ногу и навалившись на руль.
        - Есть, - меланхолично заметил Лютик. - В бочину зарядил. Я добью его.
        И, не спрашивая разрешения, дал короткую очередь, пустив пули веером над дорогой.
        Байк снова качнулся, сильно вильнул - и улетел вбок, в густую траву. Пробив ее, выскочил на земляную проплешину, где растительности по непонятной причине не было.
        Впрочем, причина стала ясна спустя мгновение. Заметив, что в центре проплешины курится зеленоватый дымок, я вскочил.
        - Кислотная яма! Сейчас он в нее… А, сволочь!
        Палач тоже увидел аномалию на пути - и сумел повернуть, хотя на подобной скорости это было сложно. Тут же выяснилось, что он не полностью отвернул от ямы, скорее подкорректировал траекторию, вовремя разглядев впереди земляной бугор. Если бы тот был мягким, колеса байка просто продавили бы его, но бугор, на счастье седока, оказался твердым и сработал как трамплин.
        А ведь я уже решил, что Палачу конец! Из кабины донесся возглас Калуги, наблюдавшего за происходящим в боковое окно:
        - Тринадцать гребаных аномалий! Везунчик!
        Байк подскочил на горбе, взвился в воздух. Аномалия плеснулась зеленым, струи дымки взлетели над ней, будто призрачные щупальца, лизнули колеса и растаяли. А мотоцикл, перелетев через смертельно опасный участок, упал по другую сторону, взрыл землю, взметнув черный фонтан из-под заднего ската. Взревел мотор, выхлопная труба поперхнулась дымом. Байк забуксовал - и вынесся из проделанной им же неглубокой ямы в рыхлой земле. Как бешеный, покатил дальше через луг.
        Отступив от проема, я крикнул:
        - Калуга, далеко до дороги?
        - Минута еще!
        Катя встала, заняв мое место у проема, выглянула наружу. Зоря по-прежнему сидела под бортом и раскачивалась на трясущемся полу с закрытыми глазами.
        - Смотрите! - позвала Катя. - Там еще кто-то!
        Я не стал опять соваться в проем - забрался на стол, откинул крышку люка и выставил голову в него.
        Кузов сверху был погнут и весь в темных пятнах. Впереди виднелась серая полоса дороги, мы приближались к ней. В лицо ударил ветер, я повернулся, прикрыл глаза ладонью. Байк быстро удалялся от нас; через поле к нему бежал человек, размахивал руками. Знакомый какой-то, что это у него за меховая шапка с хвостом… Это ж Выдра! Ну да, я ведь выбросил его из грузовика неподалеку отсюда. Получается, он потом увидел, как из Чума в Край выехал большой отряд сильно злых и хорошо вооруженных чумаков, и решил от греха подальше пока что не соваться в Городище, чтоб не попасть там в самую карусель. Стал выжидать - и вот, увидел старого знакомого на байке…
        Мотоцикл начал тормозить, Палач повернул голову к Выдре. Тот бегом приближался.
        - Разворот! - донесся через люк вопль Калуги, и я пошире расставил ноги на шатком столе.
        Грузовик вынесло на дорогу, заскрипела подвеска, он накренился, что-то мелко задребезжало, и машина с ходу повернула почти на девяносто градусов. Теперь байк оказался почти точно позади нас.
        - Дальше дорога сворачивает к востоку, так что едем по ней! - весело крикнул наш водитель. - Эй, малой, у тебя запас остался? Не подкинешь жвачки своей еще маленько, у меня от скорости аппетит разыгрался, а яблочки закончились!
        Далеко позади байк остановился, Палач упер ноги в землю, выпрямился. Подбежавший Выдра заговорил с ним, но Палач вроде и не слушал - смотрел на нас. Выдра стоял рядом и размахивал руками. Палач слез, стащил с головы и повесил на рулевую вилку шлем, потом стал стягивать куртку. Я догадался: рану хочет перевязать. Все-таки зацепил я его, хотя, наверное, не сильно - вскользь пуля прошла.
        Я закрыл люк, спрыгнул со стола и поделился своими сомнениями:
        - Непонятно, что теперь будет. Палач перебинтуется… и что? Если он не совсем тупой, то должен понять: из грузовика мы начнем его обстреливать, как только он опять приблизится, и рано или поздно пристрелим. То есть ему надо держаться вдалеке, но не терять из виду, следить за нами, я не вижу других вариантов.
        - Он не умный, - сказала Катя. - Но хитрый как зверь. Как хищник. Коварный. И упорный, может идти по следу… Он однажды загнал шатуна.
        - Да ну! - не поверил Калуга.
        - Это правда. Много лет назад, еще до того, как мы покинули Край из-за Шамана. Мутант был больной и безумный, разорял поселения, убивал людей, скот. Старейшины сказали: он уже не часть Леса, его надо убить. Они имели в виду, что шатун стал как раковая опухоль в лесном организме. Палач пошел за ним с тремя охотниками. Вернулся через неделю, одного охотника притащил на плече, остальные не пришли. И принес голову шатуна. Охотник рассказал, как Палач гнал мутанта и заставлял их идти за собой, как сначала один попал в аномалию, потом другого растерзали волки и как потом, уже войдя в Лес, они схватились с шатуном, который остановился, будто поджидал их… Палач убил его своим тесаком. Отрубил голову, взвалил раненого охотника на плечо и пошел назад. Раны от шатуна остались серьезные, охотник так и не оправился от них, умер. А Палач с тех пор таскает голову шатуна на спине. Пришил ее к своей куртке, как капюшон.
        - Да откуда он вообще такой взялся, Палач этот? - удивился Калуга.
        - Вроде бы до Пандемии он, еще ребенком, жил со старшим братом и дедом. Тот был лесником. И его вместе с братом Палача убили какие-то заезжие браконьеры. Охотились не в сезон или в неположенном месте, а те их выследили, хотели остановить… Что там произошло, неизвестно, но Палач остался один.
        - То есть из-за этого теперь Палач ненавидит людей и почитает Лес за святыню? - спросил Калуга с любопытством. - Интересный психологический заворот… Брат, эй, я с ночи рулю, устал. Смени меня.
        - Тормози тогда, - я направился к кабине. - Дальше поедем уже без остановок.
        - Это если движок сдюжит, - возразил он, останавливая машину, - что далеко не факт, тринадцать гребаных тачек. Хотя до Чума не очень-то далеко, да и дорога нам знакома, в третий раз по ней мотаемся. Но то, что Палач сзади, да теперь еще и Выдра с ним… Как-то это тревожит, а, брат?

* * *
        Впереди на фоне неба виднелась знакомая загогулина, венчающая большой конический холм, у основания опоясанный стеной с воротами. До него было еще далеко, и я не тормозил, ехал на максимальной, рискуя, что грузовик просто рассыплется.
        В кабине появилась Катя, постояла над моим плечом, откинула сидушку, закрепленную на дверце обычными дверными петлями, села и сказала:
        - Зоре плохо. Может случиться припадок.
        - Плохо, - сказал я.
        - Плохо. Она поэтому спит так много.
        - Так сильно не любит ездить?
        - Вообще не любит механизмы. Все искусственное.
        - Дитя природы, - хмыкнул я. - Но мы уже близко. Палача там не видно? Здесь зеркалец нет…
        - Пока не видно, хотя Калуга уверен, что он едет сзади. Может, уже не один, а с Выдрой.
        - Ладно, разберемся. У тебя не появилось никаких мыслей, где в Чуме может прятаться Травник?
        Она немного помолчала и сказала:
        - Он приносил редкие артефакты не только ко мне в госпиталь, но и к цыганам. У них свой анклав, который называют Норавейником. Хозяйничает в нем Нора, она вроде атамана. Цыгане - единственные, с кем не могут управиться люди Чумака.
        - Почему?
        - Под норами, где обосновался анклав, есть газовые карманы. Цыгане могут взорвать их, а такой взрыв развалит весь холм. И потом, у них оружие, связи… Это целая мафия.
        - А ты уверена, что не хочешь возвращаться в Чум?
        Она вздохнула.
        - Мне не хочется попадаться на глаза Чумаку, не хочется, чтобы он насильно увез нас с Зорей к себе. Я бы вернулась в госпиталь и просто работала дальше. Но теперь это невозможно.
        - Ну, тогда вариант такой: вы остаетесь ждать нас снаружи, может, на том же месте, где мы в прошлый раз оставляли машину. Мы с Калугой и Лютиком заходим в Чум, находим Травника, возвращаемся с ним. И тогда вы решаете, куда вам деваться дальше. Может, тебе захочется вместе с отцом уйти… не знаю, какие у него планы.
        - А если Палач действительно едет за нами? - спросила она. - Где-то далеко, но если он увидит в бинокль, где мы встали? Нет, нам нельзя оставаться снаружи. Но и в Чум нельзя.
        - Так куда ты пойдешь? Я могу дать тебе денег, но что будешь делать?
        - Ты слышал про такое поселение - Хутор? Там живут родственники нашей матери. Она была жительницей Края, когда-то давно ушла в Лес и не вернулась. Зоря немного похожа на нее, хотя мама была зрячая. И не такая странная, но тоже… Лесная дева, так иногда называл ее отец. В Хуторе живет ее двоюродная сестра с мужем и детьми. Они звали нас к себе. Говорили, в Хуторе можно открыть госпиталь, они помогут, тамошний староста - их хороший друг.
        - Тогда я дам тебе денег и оставлю машину. Или ты не умеешь водить?
        - Немного умею. Доеду.
        - Значит, мы с Лютиком и Калугой просто сойдем, а вы с сестрой двинете дальше в этот Хутор. А как ты врачевать научилась, Катя?
        Она поерзала на сидушке, взялась за ручку дверцы, чтобы не съезжать. Опоясанный стеной холм постепенно рос впереди.
        - В нашем доме в Городище было много старых книг по медицине, - сказала Катя. - Попали туда из какой-то библиотеки. Как-то я сильно заболела, долго лежала пластом, чуть не умерла. Когда выздоравливала, стала читать одну книгу. Лежала целыми днями, голова уже работала, но в теле слабость, было скучно… Почитала ее - и поняла, что могла вылечиться от болезни гораздо быстрее, если бы прочла эту книгу раньше. Выздоровев, взялась за другие, стала изучать, запоминать. Потом попробовала лечить людей, соседей. Наверное, у меня к этому талант. О чем ты хочешь поговорить с моим отцом, Стас?
        - О своем отце. Они были знакомы.
        - Твой отец… - она нахмурилась и вдруг воскликнула: - Твой отец - Шаман!
        Я покосился на нее:
        - Почему так решила?
        - Догадалась по чертам лица. У тебя лоб, как у него. И нос похож, и подбородок, если смотреть в профиль.
        Мы замолчали. Гудел мотор, дребезжало под днищем. Сидящие в кузове молчали.
        - Ты говорила, что не любишь Шамана, - припомнил я. - Чуть ли не ненавидишь, из-за него вы покинули Край. Так что, не хочешь больше помогать мне?
        - Я уже помогла. Уже сказала, где может прятаться Травник, что же еще? И на самом деле я не ненавижу Шамана. Он не хотел нам зла, никому не хотел. Наверное.
        - Тогда расскажи. Что еще ты про него знаешь?
        - Шаман собирался исследовать Лес и надеялся, что краевцы помогут ему. Старейшины считали, что своими рассказами он смущает людей. Вселяет в них… отступнические мысли.
        - Говори дальше. Все, что можешь вспомнить.
        - Он был умный. Хорошо разбирался в лесных аномалиях, много знал и интересно рассказывал. В том числе о том, что где-то в глубине Леса скрыта его главная тайна, что туда обязательно нужно дойти и что можно создать особые вещества, которые позволят человеку сделать это. Углубиться в Лес на сотни километров, а не ходить по нему так, как умеют некоторые из краевцев - у границы и не очень долго.
        - То есть он считал, что где-то в Лесу есть ключ ко всему происходящему?
        - Да, наверное, так. Было такое впечатление, что он не просто надеется на это, а уверен. Будто твой отец знал нечто, чего не знал больше никто. Старейшины спорили с ним, поначалу мирно. Они ведь считают, что Лес непознаваем, он - душа Бога, которая окутала Землю. Наши старейшины - люди веры, а твой отец - человек науки. Они никогда не смогли бы договориться. Но простые краевцы относились к нему хорошо. Он интересно рассказывал. Умел увлечь. Тогда старейшины попытались его выпроводить, сначала мягко, потом все настойчивее. Но Шаман стал уже популярен среди поселян, им надо было действовать хитро, и они договорились с Палачом, чтобы тот ночью убил Шамана. Это была идея Птахи, кажется, он убедил остальных, что другого выхода нет. Но в последний момент Шамана о покушении предупредил Травник, единственный из старейшин, принявший его идеологию.
        - И потом… Что это там? - я подался вперед, вглядываясь.
        Теперь было видно, что ворота Чума раскрыты и на земляной насыпи перед ними стоит несколько машин. Причем не самых обычных для наших мест машин. Среди них была большая черная тачка - вся какая-то квадратная, угловатая, я таких раньше не видел, и еще пара тягачей с цистернами, и несколько байков, кажется, с колясками. В цистернах возят горючий газ из Чума? Но черный военный джип - это еще что за удивительная махина…
        - Сворачивай! - вдруг сказала Катя. - Сворачивай, иначе нас увидят!
        Я резко повернул, и грузовик, покинув дорогу, затрясся на ухабах. Из кузова донеслись стук, ругань. В кабину сунулся Калуга:
        - Брателло, ты… А, тринадцать гребаных мутантов, это кто такие?
        - Это машина Чумака! - Катя повернулась, встав коленями на сидушку, выглянула в боковое окно. Теперь холм был с ее стороны от грузовика. - Он часто приезжает сюда вместе с газовым караваном. У него на кабине стоит большая труба, такой оптический прибор вроде телескопа, только слабее… Все, заметили! Стас!
        - Я гоню, гоню, - ответил я. - Кто ж знал, что они там…
        И тут мотор загорелся. Или не мотор, а какой-то другой узел в капоте. Пламя плеснулось из щелей, потом повалил дым. Гудение перешло в частый лязг, в капоте захрустел металл. Дым закрыл обзор, и я вдавил тормоз. Дернул рукоять передач, распахнул дверцу, подхватив стоящую под ней винтовку, боком вывалился из кабины и крикнул:
        - Наружу все! Быстро!
        Катя с Калугой выпрыгнули с другой стороны, она закричала: «Зоря! Зоря, вставай!» и побежала к задней части машины. Навстречу ей шел Лютик.
        - Капец тачке? - осведомился он невозмутимо. - Че теперь, командир?
        - Где девчонка… - начал я, но меня прервал крик Кати:
        - У нее приступ! Помогите!
        Мы с Калугой подскочили к проему в задней части, и я на вытянутые руки принял у Кати ее сестру. Голова Зори откинулась назад, зрачки закатились, рот приоткрыт. Попятившись от грузовика, продолжавшего извергать клубы дыма, я положил девочку на траву, и спрыгнувшая Катя присела рядом с ней. Зоря дергалась, руки то взлетали в воздух, то падали, потом она скрюченными пальцами попыталась вцепиться себе в лицо, и сестра обхватила ее, прижимая локти к бокам.
        - Она один раз чуть не выцарапала себе глаза!
        - Что нужно делать? - спросил я.
        - Ничего нельзя сделать. Просто ждать.
        - Э, подруга, а может, ей деревяшку в зубы сунуть? - спросил Калуга, растерянно топчущийся рядом. - Чтоб язык себе не…
        - Не надо.
        - Ты уверена?
        - Сюда едут, командир, - буднично поведал Лютик, возвращаясь к нам после осмотра капота. - Черный джип. Щас будет тут.
        - Это машина Чумака, - повторила Катя. - Его охрана просто расстреляет вас. Там два пулемета.
        - Тут вроде небольшого болота слева, - заметил Калуга. - Недалеко, я осоку вижу… Или озерцо - может, попробуем там укрыться?
        - Ее нужно поднять… - присев, я попытался взять Зорю за плечи, но старшая сестра оттолкнула мои руки.
        - Не трогай ее, охотник!
        - Командир, они быстро едут. - Лютик по-прежнему был сама невозмутимость. - И там, в натуре, пулеметы. Эти… «MG-4», на вертлюгах. Звери, а не стволы, и где только такие раскопали.
        - Когда тут будут?
        - Да через пару-тройку минут. Завалят на хрен. Или тикаем, или прощаемся.
        - Катя, надо уходить, - сказал я, выпрямляясь.
        - Уходи! - выкрикнула она, поднимая к нам лицо. В глазах ее были слезы. - Все уходите! Ее нельзя трогать сейчас… А вы - прячьтесь!
        Мы с Калугой переглянулись, он пожал плечами и виновато отвел взгляд. Сделав пару шагов в сторону, я выглянул из-за грузовика. Черный джип утюжил траву огромными скатами, двигаясь прямиком к нам. Он был такой широкий, массивный, что в крыше салона поместилось аж два люка. Оба раскрыты, из обоих торчат высокие стойки с пулеметами. Один, кажется, зачехлен, а позади второго стоит человек в сером камуфляже digital urban и такой же раскраски шлеме с черным забралом и торчащей сбоку короткой антенной. Проезжая по ухабам, джип просто давил их, длинный ствол пулемета не качался, смотрел точно в нашу сторону, хотя за дымовой завесой разглядеть нас сидящие в машине пока не могли.
        - Ты уверена, что они вам ничего не сделают? - спросил я, поворачиваясь к сестрам.
        - Это машина Чумака, - повторила Катя сквозь зубы и, склонившись над извивающейся Зорей, добавила: - Чумак нас ценит. Я скажу, что сама вела машину.
        - Командир… - в голосе Лютика прорезалось легкое беспокойство. - Нам конкретный трындец, вот прямо щас, если мы не…
        - Брат - ходу отсюда! - воскликнул Калуга.
        - Ладно, уходим к осоке, - решил я. - Держаться за тачкой, чтобы дым прикрывал. Бегом!
        Мы успели прыгнуть в осоку, когда джип показался в поле зрения. Звук мотора был очень низкий, рокочущий, чувствовалось, что под капотом черного монстра спрятано нехилое количество лошадей. Дым мешал разглядеть подробности, но основное мы увидели. Машина обогнула грузовик и резко встала возле дочерей Травника. Катя обняла сестру, приподняв, прижала голову к груди. Пулеметчик развернул ствол в нашу сторону. Нас он не мог разглядеть - это была просто предосторожность. Дверцы раскрылись, наружу выпрыгнули трое в сером камуфляже, разбежались, упали на одно колено, подняв винтовки. За ними вышел человек… Кажется, у него были длинные усы, но это единственное, что я разглядел толком. Ветер переменился, и всю сцену так заволокло дымом, так что я едва сумел разглядеть его. Человек встал возле сестер, глядя на них сверху вниз.
        - Чумак это, - пробормотал Калуга рядом. - Я его не видел никогда, но зуб даю: он. Мудрость мне это моя подсказывает, молодость моя.
        В серой пелене казалось, что силуэты людей вокруг машины извиваются. Мотор грузовика почти перестал дымить, но к тому времени, когда видимость улучшилась, Чумак уже вернулся в свою машину, и Катя с Зорей тоже исчезли. За ними, двигаясь четко и быстро, забралась пара бойцов. Остававшийся внутри водитель не глушил двигатель - джип сорвался с места, как только захлопнулись дверцы. Круто развернувшись, покатил назад к холму и стоящим перед воротами машинам. Только сейчас я разглядел, что три цистерны развернуты кабинами от Чума, то есть когда мы приблизились к поселению, они как раз выехали оттуда, а не заезжали внутрь.
        Джип укатил. Дым рассеивался, на поле перед Чумом стояла тишина, лишь слабо шуршала осока на легком ветру. Было видно, что крышка на капоте нашего грузовика почернела по краям и слегка выгнулась наружу, будто ее расперло от жара.
        - Что там могло так уж гореть? - пробормотал Калуга. - Черт, жалко девчонок! Попали ни за что ни про что в лапы к Чумаку.
        - Баб и детей завсегда жалко, - философски заметил Лютик.
        - Мы их вытащим, - сказал я. - Позже. Сейчас отходим назад. Надо узнать, что там, болото или озеро. Времени у нас мало, имейте в виду, сюда катит Палач.

* * *
        Привстав, я выглянул над осокой и сказал:
        - Так, теперь спокойно. Не дергаемся, но действуем быстро. Калуга - отползаем еще дальше. Лютик, джип вроде далеко… Иди на разведку.
        - Че разведать? - спросил он.
        - Подходы к холму. Что делается возле ворот, много ли часовых на стене. Перемещаются или торчат на одном месте. Еще, там вокруг стены ров, в нем всякий хлам. Левее ворот, метрах, может, в двухстах, во рву земляной горб. Длинный. В том месте ко рву снаружи как раз подходит расселина, так что увидишь. Прикинь, можно ли сейчас незаметно подойти к горбу. Все понял? Давай, работай, только не тормози, мы не можем тут рассиживаться, опасно. Будем дожидаться вот там, на бережку.
        Он ни слова не сказал в ответ, просто скользнул в заросли и пропал из виду. А мы с Калугой, отойдя еще немного, оказались на узкой полоске свободной от осоки земли, за которой начиналась вода. Не болото, но и не озеро - так, большая мелкая лужа. В центре из нее торчал здоровенный разлапистый цветок с ярко-желтыми, в фиолетовых пятнах, листьями, и между ними дрожал на ветерке большой радужный пузырь.
        - Мать моя, природа аномальная! - пробормотал Калуга, приглядываясь. - Что там внутри, смотри… вроде зародыш какой-то?
        - Лягуха? - предположил я, отстегивая от ремня сумку.
        - Типа того, только мне кажется, что у нее на спине крылья. Такие перепончатые, как у летучей мыши, но зеленые. И слизистые. Хотя они прижаты к спине, не разберешь… Блин, я не видел раньше такого мутанта! И не пойму я, этот цветок его заглотнул, или он его как бы, э… порождает?
        - Не знаю, - я раскрыл сумку. - Так, давай-ка спиной к этой хреновине не поворачиваться, но и не отвлекаться на нее. Я хочу примерно подсчитать, сколько хабара в сумке. Поможешь?
        - Я спец по бухгалтерии! - осклабился он. - Давай сюда свой хабар и не мешай, сейчас дядя Калуга даст урок полевой математики.
        Он быстро разложил содержимое по четырем кучкам: монеты, золотые слитки, серебряные и, самая маленькая, платиновые. Потом стал перекладывать их, шевеля губами. Я часто поглядывал на цветок с мутантом внутри радужного шара. Сначала казалось, что он совсем как мыльный пузырь, тонкий и легкий, но потом стало ясно, что все же потолще, да и мутнее - пузырь будто состоял из клейкой слюды, которую цветок сначала выдул у себя изнутри, а потом это вещество застыло. Тварь внутри слабо раздувалась и опадала, то есть дышала, но больше никаких движений видно не было. А ведь я тоже не слышал раньше про таких гадов… выходит, эволюционирует аномальная природа, развивается?
        Последний брусок золота полетел обратно в сумку, и Калуга, зажмурившись, стал сосредоточенно загибать пальцы. Пока он считал, я подумал о том, что место это хоть и расположено недалеко от Чума, но вполне уединенное, раз до сих пор никто не увидел цветка и не скосил его выстрелами. К тому же лужа-то неглубокая, можно просто дойти до центра, если в сапогах, даже не замочив ног, и порубать растение ножом вместе с тварью в пузыре. Но раз она целая, значит, тут давно никто не бывал. Хотя сейчас неподалеку торчит видный издалека грузовик, и подъехавшие Палач с Выдрой запросто могут сунуться к этому озерцу, чтобы проверить, не прячемся ли мы здесь. А если Калуга прав в своих предположениях и Палач действительно как-то чует меня… Мне вспомнился рассказ из одной книги, про рыбу под названием акула, которая в воде чует кровь жертвы чуть ли не за несколько километров. Катя говорила, что Палач имеет привычку долго бродить по Лесу - кто знает, как тот изменил рыжего краевца? Может, он теперь действительно может меня унюхать, будто волк убегающего оленя или охотничий пес - затравленную дичь?
        Только я не затравленный. И не дичь. Но схватиться тут с Палачом в мои планы не входит, а особенно когда Травник так близко.
        Глаза Калуги раскрылись, и он вынес свой вердикт:
        - Тридцать семь тысяч, брат. Просто немереная горища. Хотя цену платины я на глазок прикинул, это ж редкая штука, правда, ее у тебя и немного. В разных местах цены разные, да и курс рублей к голде, бывает, колеблется… В общем, от тридцати пяти до сорока - так будет точнее. А Лютику, говоришь, тысяченку подкинул?
        Мы посмотрели в сторону холма, чья увенчанная Башней вершина маячила вдалеке.
        - Он получил тысячу, - подтвердил я. - Но тебе дам больше.
        - Хочешь, так сказать, убедить меня практически, что не в деньгах счастье?
        - Вроде того. Без тебя я бы эту сумку, набитую счастьем, вряд ли заполучил. Сколько тебе надо? Так, чтоб не чувствовать себя несчастливым?
        - Не знаю я, - развел он руками. - Дай мне на расходы пару косарей, чтобы в кармане что-то было, чтобы я чувствовал себя высокодуховным, наполненным смыслом чуваком. А так… да стоит ли их вообще сейчас делить, эти деньги? Мы пока вместе движемся, пусть они будут у тебя, дальше посмотрим. Я, понимаешь, решил, что мне твой Травник тоже нужен.
        Покосившись на пышущее здоровьем щекастое лицо, я спросил:
        - Тебе он зачем?
        - Да вот, - Калуга смущенно почесал нос, - я ж все не оставляю идеи найти Главный Артефакт. Вот уверен: есть он. Только называл я его неправильно, слишком как бы примитивно, поэтому все время казалось, что это какие-то выдумки. Детские игрушки. На самом же деле его нужно назвать так: универсальный артефакт. Я даже слово придумал - универсал. Объединяющий в себе свойства различных артов… И вот я теперь думаю, что Травник может что-то на этот счет знать. А, как думаешь? Он же именно по таким делам спец?
        - Травник больше по травам, как ты понимаешь, - заметил я, протягивая ему несколько золотых брусков и монеты. - По аномальным растениям. Но и в артах он тоже хорошо сечет. Причем в редких, в которые больше почти никто не врубается.
        - Ну вот, как думаешь, может он знать про универсал?
        - Без понятия, Калуга. Но думаю, что если кто про такое и знает - так это Травник.
        - Во-от, - удовлетворенно протянул он. - Значит, нам точно по пути. Ну и потом, я как с тобой сталкиваюсь, так в такие заварухи попадаю, в такие приключения… По душе мне это.
        - По душе? - удивился я, застегивая сумку. - Калуга, в наше время люди все больше о тишине мечтают, о спокойствии, безопасности, а ты за приключениями охотишься.
        - Ну а чего, а вот такой я! - Он стал рассовывать хабар по карманам. - Тишина - это для покойников, в могиле тихо, а я пока живой. Люблю, когда шумно, опасно и весело.
        - Когда опасно - редко бывает весело. Чаще грустно… Так, сюда идут.
        Мы вскочили, услышав шелест, подняли оружие.
        - Спокойно. Я это, - донеслось из зарослей, и вскоре на берег вышел наемник. Сплюнул в воду жвачку и вытаращился в сторону цветка с крылатой лягушкой, заключенной в пузыре.
        - Мля, это чего?
        - Мутант, вестимо, - пояснил Калуга. - Ну, что у тебя?
        - Плохо, - буркнул Лютик и поковырялся ногтем в зубах. - Очень.
        - Что такое? Говори, не тяни нерв из души!
        - У меня смола закончилась. Че жевать?
        - Тьфу! - сказал я. - Лютик, говори по делу. Что возле Чума?
        - Так это ж проблема, - возразил тот сумрачно. - Мне без смолы хреново.
        Калуга покивал:
        - Это, малой, значит, что у тебя наркоманская зависимость. А ты в ответ скажи наркотикам: «Иногда!» Повремени, то есть чуток потерпи. В Чуме для тебя раздобудем сладенького, а сейчас сюда Палач жмет на всех своих выхлопных парах. Так что быстро рассказывай.
        - Цистерны укатили, - сказал наемник. - Перед воротами пусто. А к тому горбу во рву, про который вы говорили, сейчас не подступиться.
        - Со стены заметят? - уточнил я.
        - Сто процентов, командир. Там патрули так и шастают.
        - Это из-за потасовки с краевцами, - заметил Калуга. - Выходит, чтобы пробраться в Чум, нужно ждать темноты.
        Я возразил:
        - Нет, так не годится. Палач с Выдрой вот-вот подъедут, я уверен. Еще несколько минут - и услышим их байк.
        - Их двое, брат. Что ж мы, трое тертых чувачелл, не справимся с двумя?
        - Скорее всего - справимся. А потом с нами справятся набежавшие с холма чумовые.
        Калуга выкатил глаза, тряхнул щеками, будто пес брылами, и сказал:
        - А, Лес в душу! Точно. Стрельбу услышат в Чуме и вышлют сюда боевую группу. У них наверняка за воротами на подхвате сидят люди - на случай каких-то эксцессов снаружи, краевцев опасаются.
        - И поэтому нам надо попасть в Чум до того, как Палач с Выдрой попадут сюда, - заключил я. - Палач-то тихариться не станет, как мы, не такой он человек. Полезет на нас с шумом, с грохотом.
        - Если он вообще человек. И, кстати, он и в Чум за нами может полезть, нет?
        - Может. Но вообще-то он приметный мужик, и чумовые наверняка давно срисовали, что на стороне Края есть такая персона. Кто его через ворота пустит?
        - Понятно, что через ворота ему ходу нет, но они с Выдрой могут дождаться темноты и попробовать через стену.
        - Могут, они все могут. Только Палач - не стеллс-разведчик. Ты его видел, он скорее танк. И с учетом того, что сейчас чумовые пустили на стену больше патрулей, у него вряд ли получится забраться в город таким способом. Хотя все возможно.
        - Ну, тогда вывод понятен, - Калуга бодро вскочил, забросил автомат на плечо. - Прячемся в городе, ищем Травника, а Палач пусть снаружи рыскает. Малой, говоришь, цистерны укатили… А внутрь как, пускают теперь?
        - Телега туда заехала, когда смотрел, - наемник тоже выпрямился. - Потом еще двое вышли, а трое зашли. Бродяги какие-то, с рюкзаками.
        - Значит, и нас пустят, - сказал я. - Имейте в виду: мы - обычные бродяги, старатели, собираем арты, в Чум пришли отдохнуть от долгой дороги, переночевать, напиться. Все поняли? На воротах, если возникнут вопросы, играем такую роль. У меня есть одно подозрение, где может быть Травник… Любопытное такое место. Вот в него и наведаемся первым делом.
        - Так пошли быстрее, - заключил Калуга. - Вечереть начало.
        Глава 18
        Город на холме
        На стену Чума ушла, наверное, целая роща: бревна в два человеческих роста, заостренные вверху, стояли сплошным частоколом. Их обили железом и досками. Когда мы подходили к воротам, на стене зажглись синие фонари, в свете которых заблестело стекло и острое железо, наполнявшее ров.
        Перед воротами я сказал Калуге:
        - Заболтай их, как ты умеешь. Они сейчас будут на все новые рожи смотреть с подозрением. Лютик, а ты молчи.
        - Да я и так молчу, - буркнул он несколько напряженно - сказывалось отсутствие жвачки.
        В этот момент со стороны поля, где было заросшее осокой озерцо, донесся далекий рокот мотоцикла, и Калуга ахнул:
        - Тринадцать гребаных байков - он! Звук узнаю, рыкливый такой… Это Палач. Не знаю, с Выдрой или нет, но байк точно тот, мехом обтянутый. Подъезжает.
        - Так пошли быстрее внутрь, - заключил я.
        Дверь в воротах нам после стука открыл хмурый человек в сером камуфляже и с автоматом «Вепрь». За воротами был неширокий проход между двумя рядами «ежей», по сторонам от них стояла пара будок с окошками, откуда торчали стволы пулеметов. В конце образованного «ежами» коридора дорогу преграждала толстая цепь, которую ради нас никто не снял, пришлось перебираться через нее под дулами вышедших навстречу бойцов.
        Потом мы с Калугой минут десять объясняли, кто такие и зачем пришли, то есть объяснял в основном Калуга, я же поддакивал и кивал, а Лютик мрачно молчал. Настроение у него из-за отсутствия жевательной смолы испортилось окончательно. В конце концов, расставшись с шестьюдесятью рублями - пошлиной за вход, - мы получили по куску кожи на шнурках. На коже виднелись расплывчатые печати. Это были «мандаты», дающие право свободного передвижения по Чуму, их следовало носить на груди и предъявлять по первому требованию уличных патрулей.
        Я внимательно глядел по сторонам, по привычке, привитой еще покойным Мишей, стараясь оценить возможные пути отхода, плотность построек и прочее, что необходимо знать про место, где, возможно, вскоре придется вести боевые действия. Уже начало вечереть, но пока видно было хорошо, и я мог оценить обстановку.
        - Пахнет, - заметил Калуга, принюхиваясь. Лютик тоже потянул носом воздух.
        Над холмом витал едва уловимый дух сероводорода, будто слабое подобие того запаха, который накрыл магазин с «газовой камерой» в подвале.
        Темнело быстро, но и мы не тормозили - скорым шагом поднимались к вершине. По дороге миновали несколько фонарей: низкие столбы, увенчанные стеклянными колбами, которые светились синим. Людей вокруг почти не было, только из окон домов иногда выглядывали лица. Постройки по большей части из глины и досок, между ними дворики, проулки, темные тупички. Оттуда доносились приглушенные звуки, там шла скрытая жизнь. Место в целом казалось опасным, тревожащим, и еще тревожней мне стало, когда на пути встретился патруль: четверо в сером камуфляже и с «Вепрями». В руках одного патрульного был электрофонарь, горящий ярче, чем колбы на столбах. Он сразу направил луч на нас.
        Я прикрыл глаза ладонью. В темноте, которая сгустилась вокруг, раздался тихий лязг, потом кто-то приказал: «Не шевелиться!» Мы и так не шевелились. Калуга зачастил:
        - Э, парни, парни, мы свои… то есть официальные… У нас вот мандаты, на них печати ваши стоят. Знаете же, что Создатель детям своим заповедовал: да не убий ближнего своего, а если убий, то тихо-тихо. А вы стрельбу собрались поднять. Разбудите весь город, Хозяин вам это припомнит.
        Он бы еще долго нес околесицу, если бы не получил прикладом в живот и не заткнулся. Удар был не слишком сильный - так, для порядка. Наши мандаты проверили, старший патруля задал несколько вопросов и пропустил нас дальше.
        Потом дорогу преградила широкая расселина с осыпающимися краями. Через нее вел мосток, а из глубины шел явственный сероводородный ветерок. Мы перешли ее по скрипучим доскам, поглядывая вниз, где виднелись уступы и дыры, некоторые забранные дверями, другие занавешенные мешковиной или брезентом. Далеко слева на склоне была бревенчатая лестница, уходящая в расселину на десяток метров. Она заканчивалась большим земляным выступом, застеленным досками, и с дверью, ведущей в склон. На дощатой площадке маячили две фигуры со стволами.
        - Что это тут, жилой район? - удивился Калуга.
        - Норавейником оно называется, - проворчал Лютик и махнул рукой в сторону лестницы. - Вон там центральный вход.
        - Это место, где цыгане хозяйничают? Там еще баба главная, Катерина рассказывала, как ее… Нора?
        Лютик ничего не ответил, и Калуга не стал больше приставать с расспросами.
        Норавейник оказался своеобразной границей, отделяющей нижний Чум от верхнего. Дальше построек было меньше, но люди, наоборот, стали попадаться чаще: обычные с виду бродяги, старики и молодые, мужчины и женщины. На глиняной крыше кто-то курил, сидя в кресле. Рядом во дворе, обнесенном ржавой сеткой, два мужика ковырялись в древней колымаге. На перевернутом ящике в свете газовой лампы четверо играли в карты, попивая чай, который наливали в кружки из мятого жестяного чайника. От чая сильно несло мятой и чем-то еще, явно наркотическим. Лютик оживился, стал пялиться на игроков, но мы с Калугой потащили его дальше.
        - Обещали, что смолы купим, - ворчливо напомнил наемник.
        - Позже, - отрезал я. - Сейчас надо сделать дело.
        Дома закончились - перед нами раскинулась широкая, покатая вершина холма. Калуга выкатил глаза:
        - Экое местечко необычное. В тот раз я не разглядел толком… Ты смотри, брат, как тут все раскособочило.
        Вершину изрезали складки, рытвины, земляные развалы и ущелья, поверх них горожане положили настилы, подперли осыпи бревнами и каменной кладкой. Людей здесь хватало, да и фонари светили чаще, хотя на самой вершине, вокруг огороженной Башни, оставалась голая земляная площадка.
        Я решил, что держать оборону на такой местности - самое оно. Если правильно расставить бойцов, оборудовать толковые огневые точки в нужных местах… Понадобится целая армия и долгий, продолжительный бой, чтобы только добраться до Башни, а внутрь ворваться будет еще труднее. Обрубок дерева-мутанта казался непривычно толстым, кряжистым, судя по нему, дерево было настоящим исполином. Как там у них с обороной? Если в Башне - тюрьма, как говорил Рапалыч, то внимание больше на то, чтобы никто не сбежал изнутри, чем на то, чтобы отбить атаку снаружи. С другой стороны, там же еще наверху оружейный склад и резиденция Чумака - опять-таки, если верить старику. В общем, Башню точно хорошо охраняют. Лучше, чем госпиталь Кати.
        - Гляди, как они газ получают, - Калуга показал вправо. Там стоял тускло поблескивающий колпак из клепаного железа, диаметром метров пять, с отверстиями, от которых отходили две трубы. В колпаке была дверь, перед ней в открытой будке торчал охранник. Дальше я заприметил еще одну постройку с трубами, побольше, а выше по склону - третью.
        - Значит, если смекалку подключить, дедукцию, - Калуга упер в лоб указательный палец и свел брови, изображая приступ смекалки с дедукцией, - то становится понятно, что под этими колпаками дыры или трещины, откуда газ идет сильнее, чем в других местах. Их закупорили, подвели трубы… Несложная технология.
        - Должны быть еще емкости, чтобы накапливать газ, - возразил я. - Где они? Ладно, нам нужно найти развалюху, в которую нас тогда из лаза вывел старик. В какой она стороне… вон там, правильно? Идем туда.
        Развалина стояла посреди небольшой свалки, здесь людей не было, фонари не горели. Часто оглядываясь, проверяя, не видно ли патрулей, мы подошли к зданию и через пролом забрались внутрь. После того как мы с Калугой увели Катю из Чума, в этой развалине еще минимум один раз побывал Рапалыч. Проем, от которого в подвал уходила бетонная лестница, он завалил ветками и листами гнилого картона, да еще и бросил сверху труп собаки, наполнивший здание чудным благоуханием.
        Я решил, что раз уж наемник работает на меня и я ему плачу, то могу требовать от него всякое, и сказал:
        - Лютик, настал твой час.
        - Давай, малой, покажи класс, - пропыхтел Калуга, зажимая нос. - А то это райское наслаждение слишком уж того, райское.
        Лютик посопел, отыскал в углу длинную доску, упавшую с кривого навеса, который накрывал помещение вместо нормальной крыши, и ею выгреб собачий труп. Мы с Калугой отошли подальше. Наемник вытащил из кармана тряпицу, намотал на лицо, подцепил тушу на доску и отнес наружу.
        - Покойся с миром, честный бобик! - напутствовал Калуга, когда донесся шелест кустов, в которые Лютик зашвырнул останки псины.
        Когда он вернулся, мы уже растаскивали картон. Я привычно включил ночное зрение, забыв про то, что Лютик не знает о моей способности, и первым сбежал по темной лестнице. Наемник сверху что-то пробормотал и заскрипел рычагом своего фонарика.
        В кирпичной коробке, из которой под холм вела дыра, лежал рюкзак. Раньше его тут не было.
        - Это Рапалыча, - сказал я. - Оставил в схроне на сохранение.
        В рюкзаке обнаружился контейнер с артефактом - «пружиной». Она похожа на этакую большую ДНК и хорошо подстегивает метаболизм, на время делая человека сильнее и быстрее. Ненадолго, правда, хотя это зависит от арта, его возраста и заряженности.
        Я пристегнул контейнер к ремню и первым полез в дыру. Узкий ход привел нас в то место земляной трубы, где была расселина с решеткой, перекрывающей путь к вершине холма и Башне. Встав на колени у края расселины, я сделал знак, чтобы спутники ждали. Сознание привычно улавливало сразу две наложенные друг на друга картинки: ту, что была видна в свете фонариков, и ту, что появилась благодаря новому зрению. Стенки расселины были неровные, в буграх и впадинах, и покрыты пятнами теней. Оглянувшись на Калугу с Лютиком, я ткнул пальцем в одну из них:
        - Сдается мне, внизу что-то есть. Полезу туда. Калуга, у тебя фонарик на ремешке, дай его мне. Вот так, а теперь ждите.
        Я повесил включенный фонарик на запястье, потер ладони в перчатках и полез. Спуститься оказалось, в общем, несложно: сначала лег животом на край, подошвами нащупал горб, затем присел на нем, нагнув голову, скрючился - и нырнул в дыру.
        Оттуда лился дымчатый свет, совсем тусклый. Фонарик на запястье скорее мешал, чем помогал мне. Дыра была широкая и короткая. На полпути я погасил свет, поморгал - есть, вижу, спасибо тонику! Ход полого изогнулся, расширился и плавно перешел в небольшую пещеру, этакий мешок из закаменевшей глины.
        Выпрямиться во весь рост здесь было невозможно, и я присел на корточки, оглядываясь в призрачном свете. Застеленный одеялом матрас, вместо стола - широкая доска на двух ведрах. На ней в миске на смятой фольге лежит темный кристалл, артефакт «оникс», способный замедлять пули, а после активации вообще останавливающий их. Ценный, редкий арт… хорошее дополнение к «пружине» Рапалыча. Еще на доске валялись огрызок карандаша и несколько смятых листков бумаги. В углу стоял газовый светильник, снятый, кажется, с одного из уличных фонарей Чума: колба из толстого стекла. Не выпрямляясь, я подобрался к ней, коснулся пальцами, потом приложил ладонь. Стекло было едва ощутимо теплое.
        Между матрацем и стеной стояла небольшая канистра - пустая. Из горлышка, когда я ее открыл, понюхал, а затем перевернул, упало несколько капель воды. Еще там лежал чемоданчик-аптечка, точная копия того, что был у Кати, но почти пустой: пара бинтов, надорванная упаковка аспирина, бутыль с йодом, ампула с надписью «нейронокс» и два одноразовых шприца в упаковках, причем один - раздавленный, как будто на него наступили.
        Я осмотрел стены, простучал вместе с потолком - других выходов, замаскированных лазов здесь не было - и стал разворачивать бумажные листки. Так, рисунки… Травник вообще любит рисовать, чертить всякие схемы, вот и в дневнике его, спаленном Рапалычем, их было полно. Что здесь? - ага, оникс, бечевкой прикрученный к чему-то непонятному, смахивающему на змею. Кажется, это корень, но зачем приматывать к нему арт? Может, тут изображен корень какого-то аномального растения, добавляющий ониксу новые свойства или усиливающий прежние? На другом рисунке - схема, составленная аж из пяти артов, между ними проведены стрелочки и пунктиры. На третьем пистолет, из ствола выходит пунктирная стрелка, на конце которой летящая пуля. К пуле ведет другая стрелка с поясняющей надписью, совсем мелкой. Какие-то неразборчивые закорючки - как я ни щурился, прочесть не смог ни при помощи ночного зрения, ни в свете фонарика. А вот крупную надпись над пистолетом прочел: «ЭКСТРА-ГАН» (аномальный пистолет - проверить взаимодействие патронов с различной начинкой внутри барабана; возможна дестабилизация, конфликт аномальных        Непонятное что-то. Зато ясно, что это действительно логово Травника. Так что чутье, интуиция или нюх, как хотите называйте, меня не обмануло: Травник и вправду здесь прятался. Скорее всего, он и был тем человеком, которого Рапалыч видел в лазе несколько лет назад. Очень интересный вопрос: кто еще знает про этот ход внутри холма? И про лабиринт, который, по словам старика, образовывают подземные полости, расселины и трещины, оставшиеся от корней дерева-мутанта? Раз наверху в расселине есть решетка - значит, точно кто-то знает. А может, и нет, вдруг дело так было: строители, когда-то обустраивавшие Башню, то есть превратившие останки ствола в пригодное для людей здание, нашли ведущую в глубину холма дыру, заделали ее решеткой да и забыли про нее.
        В земляном мешке было душновато и очень глухо. Замотав оникс в фольгу и убрав в карман, я сбросил доску с ведер, заглянул под них, обыскал матрац, даже взрезал его ножиком, который достал из перчатки, но ничего внутри не нашел и полез обратно.
        Лютик сидел на краю расселины и тоскливо пялился перед собой, Калуга прохаживался туда-сюда. Я сказал:
        - Схрон Травника там, но его самого нет. Хотя он ушел не так давно, светильник еще немного теплый.
        - А откуда знаешь, что он Травника? - оживился Калуга.
        - Чую, - ответил я, невесело хмыкнув. - Как Палач меня чует.
        - Да ты, брат, мутантом заделался.
        - Там рисунки, Калуга. А Травник любил рисовать, схемы всякие делать. И почерк его я узнал. В общем, это его место.
        Лютик молча выпрямился. Я продолжал:
        - Одному в той пещерке долго торчать - муторно даже для такого отшельника, как Травник. Глухо слишком, да и воду где брать? Два варианта: либо отсюда он покинул холм знакомым нам путем, по корню. Либо из своего схрона, наоборот, ушел в город. Если первое, то его след потерян, где его искать дальше, я не знаю. Если второе - шансы по-прежнему есть, можем найти его в Чуме. Так что будем исходить из второго, какие еще варианты…
        - Э, брат, - проговорил Калуга. - Оно-то звучит, может, и логично, да только где его в Чуме искать? Главное - как искать, с какого конца ухватиться за дело?
        Я предложил:
        - Пошли назад, я пока подумаю. Вроде у меня брезжит что-то в голове…
        В голове действительно «что-то брезжило», и когда мы снова очутились в подвальной каморке Рапалыча, я сказал:
        - В общем, крыша у этой развалюхи деревянная, так?
        - Не крыша, - возразил Калуга. - Крыши давно нет, а это навес, чтоб дождь не заливал. Сам же Рапалыч и сделал, он тогда говорил.
        - Неважно. Главное, что она деревянная и вокруг нет других построек.
        - И что? А! - он щелкнул пальцами. - Поджечь, чтоб приманить? Сомнительно, однако…
        - Ну, давай прикинем… Устраиваем тут небольшой пожарчик. Здание близко к вершине, огонь будет видно далеко. Если не перестараться, чтоб оно совсем уж не запылало и весь город вместе с полицаями не сбежался, то…
        - …То единственный, кто по-настоящему должен всполошиться, - это наша мудрость-старость, - заключил Калуга и задумался. - Думаешь, прибежит? Слишком много неизвестных факторов: далеко ли он отсюда, спит или нет и как все же другие местные отреагируют… Не, таки вряд ли особо всполошатся, эта развалюха стоит отдельно от других зданий, выхода газа вроде поблизости нет, а навес хилый, прогорит да погаснет. В серьезный городской пожар оно превратиться точно не может.
        - Рапалыч где-то поблизости, - уверенно заявил я. - Не станет он уходить далеко от своего схрона. Старик сейчас пьянствует где-нибудь тут рядом. Здесь несколько кабаков, и все ближе к вершине, если заметили.
        - Потому что они Чумака, - буркнул Лютик, и мы повернулись к нему.
        Он жевал кусочек веточки - компенсировал отсутствие своей смолы - и был по-прежнему хмур как туча.
        - Ты продолжай, продолжай, малой, - подбодрил Калуга.
        - Я тебе не малой. Короче, в Чуме три кабака, ближайший - «Вершина», так называют. Все наверху и все чумаковские. А внизу нет их вообще, запрещено.
        - То есть Чумак под себя все местные пивнухи подмял, а другие строить запрещает, - подвел я итог. - Ну, ясно, в таких местах, где один деспотичный хозяин, конкуренция не приветствуется.
        - Цыгане у него конкуренты, - возразил Лютик. - У них в Норавейнике целый район, с притонами, гостинками и всяким. А других конкурентов - да, нету.
        - А ты у нас, Лютик, стало быть, бывал в Чуме? - уточнил Калуга. - И не только когда с краевцами наскочил, но и раньше.
        - Бывал, - наемник, измочалив зубами веточку, недовольно сплюнул ее и отвернулся.
        - Ну, хорошо, брат, давай тогда попробуем раздуть мировой пожар, - заключил Калуга.
        Не так-то легко оказалось разжечь этот пожар, но в конце концов с помощью продолжительной ругани и хвороста, которым старик завалил вход в подвал, нам кое-что удалось. Доски навеса горели нехотя, однако постепенно все же разгорелись. Когда стало ясно, что огонь уже не погаснет, пока они не догорят до конца, мы отошли в сторону и спрятались в канаве неподалеку.
        И вовремя - появился патруль из трех полицаев, а следом почти сразу подошла вторая группа. Они встали у развалины, заговорили. Подвалило несколько зевак, кто-то предложил носить ведра с водой от ближайшего источника, но поддержки не нашел. Доски горели, трещали и сильно дымили. Полицаи, посовещавшись, ушли, зеваки тоже начали разбредаться. Не таким уж интересным зрелищем был этот пожар.
        - Слабовато мы чего-то выступили, а, парни? - сказал Калуга. - Как-то без огонька, скромно. Надо было канистру с бензином раздобыть, мы ж при деньгах, чего экономить? Облить, веток еще, досок притащить…
        - Ну да, и добиться того, чтобы сюда полгорода сбежалось и начало это дело тушить, - добавил я.
        - Да хоть бы и так, а сейчас что толку? Смотри, уж полночь близится, а старичка все нет. И, кстати, догорает уже потихоньку. Надо что-то делать, что-то думать…
        - Хромает, - перебил Лютик, вглядывающийся в темноту. - Это ваш клиент? Он хромой?
        - А то!
        - Да!
        Это мы с Калугой сказали одновременно - и вытянули шеи, глядя в сторону, куда показал наемник.
        Не узнать ковыляющую походку Рапалыча было невозможно, как и его драное пальто. Сквозь треск огня донеслось знакомое скрипучее бормотание, будто дверная петля жаловалась на то, что ее не смазывают. Всплескивая руками и всполошенно кудахча, Рапалыч засновал вокруг развалины. Я огляделся - больше вокруг никого не было, ушли и полицаи, и все зеваки, - выпрыгнул из канавы и побежал к старику. Он меня услышал, повернулся, задребезжал возмущенно:
        - Снова ты! Это что творится, молодой? Откуда огонь?! Кто огонь зажег, закопай его аномалия?!!
        - Спокойно, мудрость, - я взял его за локоть, а с другой стороны к старику подступил Калуга. - Пошли с нами.
        - Куда? Куда? - еще сильнее забеспокоился он, мутно уставившись на подошедшего вслед за нами наемника. - А ну пустите, щенки блохастые! Старость, мудрость мою уважайте! Там схрон мой, схрон горит, и хабар в нем…
        - Ничего там не горит, старый, - заверил Калуга. - Мы, прежде чем поджечь, накрыли вход на лестницу жестью даже плотнее, чем она там раньше лежала.
        - Так это вы зажгли, диверсанты?! - вконец осерчал старик.
        - Мы, мы, - успокоил я его. - Сейчас оно догорит - и все, никаких последствий. Завтра угли разгребешь и сможешь попасть в свой схрон. Рапалыч, у нас к тебе серьезный разговор. Пошли вон назад в канаву, там тихо.
        Но старик уперся. Он дребезжал, скрипел, пыхтел, пытался вырвать у нас локти и бормотал про то, что всем нам крайне необходимо уважать старость и мудрость его. В конце концов, сообразив, в чем дело, Калуга прямо спросил, необходима ли старости с мудростью помимо уважения еще и выпивка, и старик заверил, что да - очень необходима, без нее дела не будет. И что «Вершина» здесь, рядом, всего в половине квартала отсюда. На этом мы и сошлись.

* * *
        - Рапалыч, нам надо кое-кого найти, - я огляделся, перекатывая в руке стакан с какой-то вонючей ягодной брагой, которой старик заказал целый жбан и почти полный стакан которой он уже успел выпить. Она была нереально крепкой, а глаза от нее слезились, как от серной кислоты.
        Наш столик, то есть квадратный кусок фанеры на вбитом в земляной пол бревнышке, стоял в углу просторного ангара, разделенного перегородкой. За ней была кухня, через дверь оттуда то и дело выбегали разносчицы, а по эту сторону - большой зал со стойкой, обтянутой брезентом.
        Посреди стола стояла плошка с жиром, он горел синеватым пламенем, чадил, иногда потрескивал и вспыхивал искрами. Помимо плошки и жбана с брагой были еще две миски, с рыбой и хлебом, поджаренными на гриле.
        Попадая в подобные места, я предпочитаю садиться так, чтобы видеть входную дверь и вообще большую часть помещения. И окна. Вот и здесь выбрал, во-первых, угловой столик, а во-вторых, сел в углу, спиной к стене. «Карбайн» держал на коленях, ну, просто на всякий случай, хотя вроде бы ничего опасного в «Вершине» не было. Молодые разносчицы сновали между столами, не особенно пытаясь увернуться от шлепков и щипков, которыми их награждали разгоряченные выпивкой клиенты; у стойки толпились люди, в зале было шумно и накурено. Рапалыча мы усадили напротив меня, Калуга устроился слева, Лютик справа. Кстати, тоже так, чтобы видеть входную дверь и основную часть зала, причем, насколько я понял, наемник сделал это не задумываясь, машинально… Правильная привычка, способствующая выживанию.
        - Кого найти хотите? - скрипнул Рапалыч.
        Убедившись, что с соседних столиков нас не пытаются подслушать, впрочем, это было почти нереально из-за шума, я навалился локтями на стол и сказал:
        - Его называют Травником.
        Если старик и знал это прозвище, то ничем себя не выдал. Они с Лютиком одновременно подняли стаканы и опрокинули в себя содержимое. После этого Рапалыч взял из миски рыбину, а Лютик закусывать не стал - вытер рот ладонью и мрачно уставился перед собой. Мы с Калугой подняли стаканы. Болотный охотник сделал несколько глотков, поморщился и схватился за хлеб. Я, запрокинув голову, вылил в горло все, что было. В желудок будто провалился раскаленный булыжник, там запекло, жар пошел вверх по пищеводу, на пути постепенно затухая… хорошо, но мало. Хочется напиться, черт. Сильно напиться, до мутантского визга, и забить на все эти проблемы до утра. Но нельзя. Травник где-то рядом, вот чую, что он неподалеку. Спрятался, затаился, как лис в норе… Надо крутить старика дальше, чтоб помог.
        Я быстро описал Травника. Внешность у него была, в общем, примечательная, так что проблем со словесным портретом не возникло.
        - Не, молодой, такового не знаю, - сказал Рапалыч. - А он кто?
        - Можно назвать его старателем, вроде тебя, только он на более редком хабаре специализируется. Еще Травник - вроде ученого, изучает арты и аномальную флору. В Чуме он может быть без мандата. И, как бы там ни было, он прячется. Забился куда-то в щель, сидит, не высовывается. Старается не попадаться на глаза никому, а этим… - я показал глазами на дальнюю стену, - в особенности.
        Вдоль стены метрах в трех над полом тянулась открытая галерея, на которой устроились два полицая с «Вепрями»: один прохаживался, а второй сидел, свесив ноги. Разглядывая толпу внизу, они перебрасывались репликами. Если все заведение принадлежит Чумаку, то неудивительно, что за порядком здесь следит городская охрана. Когда мы только пришли и заняли этот столик, охранники поглядывали в нашу сторону часто, но убедившись, что мы не буйные, никого не задираем и друг с другом драться тоже вроде не собираемся, потеряли к нам интерес.
        Рапалыч налил еще полстакана, поставил перед собой жбан и уставился на него. Не выдержав, Калуга спросил:
        - Так что, старость, подключишь свою мудрость, поищешь нужного нам человечка?
        - Сыскать-то можно, - продребезжал тот, - но время нужно. И расходы будут немалые. Ходить, выспрашивать… людям мзду за сведения… А у меня ноги больные. И руки.
        - И голова, - поддакнул Калуга.
        - Голова у меня здоровее твоей, молодой.
        Я решил, что больше пить не хочу, да и Калуга, кажется, тоже не собирался, а Лютик снова налил себе и тут же выпил. Сунул в зубы кусок хлеба и снова взялся за жбан.
        - Ты не налегай, - сказал я, - нам еще работать.
        - Да не, - сумрачно ответил он, - я когда без смолы, так выпивка меня не берет.
        - Уверен? Потому что если…
        - Я тебе говорю, командир: жбан могу вылакать - и ничего. Как проваливается куда-то.
        Он налил себе, а я перевел взгляд на Рапалыча:
        - У нас нет времени сидеть и торговаться с тобой. Нужно найти Травника и привести нас к нему. Говори цену.
        - Пятьсот рубчиков, - брякнул старик.
        - Чего?! - Калуга аж рыбой подавился. - Пять сотен монет, чтобы какого-то гаврика в городе отыскать?!
        - Было б оно легко, вы б сами гаврика сыскали, - с этими словами Рапалыч снова наполнил стакан.
        Когда мы входили в «Вершину», голова у него, как обычно, тряслась, да и руки ходили ходуном - пожар возле схрона совсем выбил старика из колеи, - но после двух стаканов дрожь прошла, Рапалыч даже как-то посвежел с виду, и голос стал тверже, уверенней.
        - Пятьсот - вообще невразмерная сумма, ты и сам это понимаешь. Сейчас даю тебе полтинник, - я пальцем придвинул к нему извлеченный из сумки столбик монет, и взгляд старика приклеился к нему. - Как будет результат - еще столько же.
        Дрожащая рука сама потянулась к деньгам… и опустилась.
        - Мало, - сказал он. - Старость, мудрость моя говорят мне: мало. Пятьсот давай.
        - А мне молодость и жадность говорят, что ты вконец охренел, старик! - не сдержавшись, я под столом пнул его каблуком в колено так, что он чуть не перевернулся вместе со стулом. - Бери полтинник и иди ищи мне Травника! А то другого найму!
        - Да кого ты наймешь, кого ты наймешь, щенок?! - задребезжал Рапалыч. - Как я - никто Чума не знает! Я тут в каждый закоулок вхож, каждую щель изведал, в каждой дыре побывал! Да я… да мудрость, старость мою тут все уважают, все двери перед ними открыты! Кого ты там наймешь, а?! Э-эх!
        С этими словами он сгреб монеты, встал и, кривясь, будто от глубокой душевной боли, похромал прочь. Я перегнулся через стол, ухватив его за пальто, потянул назад.
        - Клешню убери, щенок! - окончательно рассердился старик.
        - Куда это ты направился?
        - Куда-куда… Травника твово искать. Здесь сидите.
        - Какие же, будем говорить, шаги вы, уважаемая мудрость, собрались предпринять для поисков указанной персоны? - осведомился Калуга, подняв бровь.
        - Чаво? - старик повернулся к нам. - Говорю: щас поищу его. Поговорить с людями надо, в места разные сходить. Как приду, молодой, деньгу мне вынь да положь! Тогда к Травнику и сведу. А ну пусти, сказал!
        Я убрал руку, но прежде, чем Рапалыч ушел, Лютик сунул ему в руку несколько монет.
        - Батя, принеси мне жевательной смолы, - попросил он и опрокинул себе в глотку еще полстакана браги. - Знаешь, что это? Тут наверняка есть у кого - принеси.
        Рапалыч положил деньги в карман пальто и похромал прочь, а мы втроем остались сидеть.
        - Как бы он нас не сдал полицаям, - пробормотал Калуга озабоченно. - С другой стороны, какая ему выгода? Так еще полтинник получит, а так они все, что у нас есть, загребут себе.
        - А за что им нас брать? - спросил Лютик.
        Я ответил:
        - К примеру, он может сказать, что мы из Края. Хотя вряд ли, конечно. Где он там… Ага, уже работает.
        Рапалыч, подковыляв к стойке, заговорил с барменом. Тот сначала покачал головой, потом кивнул. Рапалыч положил на стойку монету, бармен передал ему что-то, и когда старик пошел назад, внимательно наблюдавший за ними Лютик вскочил. Не дожидаясь, когда Рапалыч подойдет, бросился навстречу - и вскоре вернулся, на ходу разворачивая кусок грязной тряпки. В ней оказалась смола, но не спрессованная в пластинку, а в виде клейкой зернистой массы, от которой наемник побыстрее отщипнул кусок и отправил в рот. Плюхнувшись на стул, он заработал челюстью. Только сейчас я понял, что последнее время Лютик стал совсем бледен. Теперь же наемник прямо на глазах порозовел, в равнодушных глазах его появилась живость.
        - Да ты у нас хоминус наркоманус, малой, - заметил Калуга. - Ишь как расцвел, порозовел… Ты лучше теперь экономь, неизвестно, когда в следующий раз сможешь раздобыть дозу.
        Я отвернулся от них, наблюдая за стариком. Он подвалил к смуглому мужику в дырявых джинсах и кожаной жилетке на голое тело, с наколкой на впалой груди. Тот сидел за столом в одиночестве. Старик заговорил с ним, тощий кивнул, потом сделал характерный жест - показывал, что нужно заплатить.
        - Он вроде с мудрости нашей деньги требует, - заметил Калуга, тоже обративший внимание не происходящее. - Правильно я понял?
        Рапалыч заспорил было с тощим, но без азарта, скорее для порядка, потом они вдвоем поднялись и пошли к выходу. На ходу повернувшись к нам, старик махнул рукой, показывая, чтоб никуда не уходили, и вслед за тощим покинул «Вершину».
        И как только за ними закрылась дверь, я подался к Лютику:
        - Сними куртку, быстрее!
        - Чего? - недоуменно спросил он, но куртку начал снимать.
        - Что там у тебя изнутри… кожаная подкладка - сойдет. Выверни куртку, снова надень и иди за ними. Давай, давай, не тормози!
        Наемник даже забыл жевать от такого неожиданного поворота.
        - Наизнанку куртку надеть?
        - Да. Меньше сам на себя похож будешь. Платок у тебя есть какой-нибудь или тряпка?
        - Ну, найдется что-то.
        - Нацепи на голову, вроде банданы. Замаскируйся хоть как-то, понимаешь? И иди за ними. Да быстрее же, упустишь!
        Тут он наконец сообразил, чего я хочу, и вскочил, просовывая руки в рукава вывернутой наизнанку куртки.
        - За стариком и тем худым следить?
        - Да, но главное - за стариком. Куда пойдет, что да как будет делать. Попытайся понять, где Травник. Если Рапалыч его найдет - ты это, возможно, просечешь. Старик видел тебя меньше, чем нас с Калугой, а город ты, наоборот, знаешь лучше. Ну, Лютик, ведь уйдут!
        - Не уйдут. - Он зашагал к дверям, на ходу вытягивая из кармана штанов тряпку, которой прикрывал рот, когда вытаскивал из развалины труп собаки.
        - Интересная мысль, - заметил Калуга. - Свежая. Вообще, правильно, главное, чтоб малой теперь не оплошал.
        - Нам остается только ждать, - заключил я.
        Больше мы решили не пить, только доели рыбу с хлебом. В заведении стоял шум, хотя давно стемнело, народ не убывал. Охранников на галерее сменила другая пара. Стучали стаканы, кто-то пел, кто-то ругался, за соседним столом хохотали, за другим резались в карты. «Аномальный дурень», слыхал я про эту игру, хотя сам не любитель. Колоды для нее клепает какой-то умелец-художник на Черном Рынке, он придумал целую систему, масти там - как группировки. Черный Рынок - пики, Армия Возрождения - черви, бродяги - бубны, а краевцы - трефы, причем значок этой масти в исполнении художника напоминает дерево-мутанта с ветвями крест-накрест. На джокере нарисован Шторм, в его багрово-черном мареве проступает огромная, зловеще ухмыляющаяся рожа в шляпе с бубенцами в виде черепов. Роль шестерок выполняют мутанты-горбуны, семерки - псевдоволки, восьмерки - химеры, девятки - какие-то странные создания вроде лисиц с клыками, вероятно, фантазия самого художника, а десятки - лешие. И так далее в этом же стиле… хороший художник, хорошая идея, только я не любитель карт. Когда постоянно рискуешь жизнью, азартные игры как-то не
возбуждают.
        - А я вот, - заговорил Калуга, - все Катерину с сестрой вспоминаю.
        - Мы их вытащим, - сказал я.
        - Тебе тоже не по себе из-за этого?
        - Не знаю, как насчет «не по себе», но я для себя точно решил: вытащу их из лап Чумака и отправлю в этот Хутор, про который Катя говорила.
        - И денег дашь на обустройство нового дела.
        - И денег дам… Лютик идет.
        Наемник ввалился в зал и, оглядываясь, поспешил к нашему столу. На ходу стянул куртку, вывернул, снова надел. Стащил с головы бандану.
        Его быстрые движения привлекли внимание полицаев на галерее. Тот, что сидел, поднял голову, второй перестал ходить, повернулся. Лютик, не обращая на них внимания, плюхнулся на свой стул. Снова глянул на двери и начал: «Травник…» - и запнулся.
        В зал вошел Рапалыч, похромал к нам. От двери до нашего стола было недалеко.
        - Мля, быстро он, - пробормотал Лютик.
        - Нашли Травника? - тихо спросил Калуга.
        - Нашли. Но я думаю, он подставу нам…
        Старик был уже рядом, и Лютик, прикрыв глаза, сделал вид, что кемарит, хотя челюсть его вовсю двигалась. Калуга развернулся навстречу Рапалычу:
        - Что у тебя, мудрость ходячая? Что узнал, говори!
        Рапалыч налил себе полстакана, залпом опустошил.
        - Проблема у чумовых. На их газовый караван напали.
        - Чего? - удивился Калуга. - На какой… а, тот, что недавно отъехал?
        Старик вместо ответа снова потянулся к жбану, но я накрыл его ладонью.
        - Рассказывай.
        - Меня там не было, знаю токмо то, что слыхал. Поехал караван обратно на ферму Хозяина, а тут кто-то с кустов выскочил. На байке, закопай его аномалия. Одни грят - чернорыночник шальной, другие - просто бандит залетный. Темное дело, никто ничего не понимает.
        - На байке? - повторил я. - Что ж он, в одиночку…
        - Навроде помогали ему, - проскрипел Рапалыч. - Навроде двое их было.
        - Но в караване ведь несколько машин, цистерны с газом прилично охраняют. А с этим караваном еще и сам Чумак ехал на джипе с пулеметами.
        - Говорят, хитрющий тип им попался. Споровые грибы из Лесу на пути подложил. - Рапалыч поскреб седую щетину на щеке. - Если так, смекаю я, краевец это был, кто еще в споровых грибах кумекает? Да и чумовые на краевцев грешат, у них же как раз войнуха разгорелась. Первая машина, значит, на грибы наехала, те лопнули, ну и плюнули спорами. От того у людей, кто дыхнул, горловой спазм… - Он потрогал шею, сглотнул и снова потянулся к браге, но я отодвинул жбан на свой конец стола. - А ну-ка, дай подзаправиться мне, молодой.
        - Не дам, пока все не расскажешь.
        - Не знаю я ничего более. Краевец этот на байке угнал одну цистерну прямо из-под носа у караванщиков. Лихой. Угнал - и в Лес на ней въехал, потому его догнать не смогли. Если в Лесу схоронился - точно краевец. Так болтают, а я не ведаю, что правда, что нет.
        - Ладно, - сказал я. - Угнали цистерну, понятно. Что выяснил по нашему вопросу?
        Спросив это, я вдруг понял, что лицо у старика какое-то не такое. Вообще-то по его помятой, испитой образине трудно было что-то толком определить, но… Вроде как сморщено немного не так, как раньше, да и глаза его мутные поблескивают иначе. Ведь задумал какую-то каверзу, бестия! Что там Лютик начал говорить про подставу? И еще я понял: наемник не ошибся, старик нашел Травника. Нашел!
        - Травник в Норавейнике, - объявил Рапалыч, подтверждая последнюю мысль. - У цыган, стало быть, у Норы. Слыхали про такую?
        - Нора - старшая в анклаве местных цыган.
        - Ага, атаманша на районе. Хозяйка ворья, даже Чумак с ней ничего не может сделать. Травник ваш у цыган и отсиживается. В Норавейнике много тихих мест. Норок всяких, тупичков, пещерок. Ежели хорошо заплатишь цыганам - хоть год от всего света прячься. Он там засел.
        - И ты знаешь где? - уточнил я.
        - Мудрость моя все знает. Тридцать рублев за то пришлось отдать. Возвернешь их мне, понял, молодой? Идем теперь быстрее в Норавейник, я вам покажу Травника. Не хочу я более на вас глядеть, надоели вы мне, обижаете, особливо ты, охотник.
        Глава 19
        Зов крови
        - Норавейник, значит, - повторил я, останавливаясь в паре десятков метров от края расселины. - Погоди, старик, я хочу прояснить для себя обстановку. Значит, хозяйкой там эта Нора?
        - Цыганка всем заправляет, - повторил Рапалыч. - У ей два брата старших и один младший, но командует она.
        - А Норавейник этот по большому счету одна здоровенная помесь ночлежки с притоном? - уточнил Калуга.
        - Вроде того. Всякая шваль да наркоманы там ошиваются. Цыгане из толченых корней и травок с-под Леса да и из артов всяких варят зелья.
        - Как Бадяжник с Черного Рынка.
        - А еще пещерки сдают, если кто пожить хочет по-тихому, отсидеться. В Норавейник полицаи не рискуют лезть, опасно. Там в глубинах нор такие… - старик помолчал, пожевал губами, - чудища в человечьем обличье попадаются.
        - А Травник с Норой знаком? - спросил я.
        - Ага. И я знаком, и Травник, стало быть, тоже.
        - То есть ты и ей хабар иногда подкидывал? - снова вклинился Калуга.
        Не ответив, Рапалыч захромал дальше к расселине, то есть к тому месту, где над краем торчала верхняя часть бревенчатой лестницы. Я сделал знак Лютику, и он притормозил, очутившись вместе со мной за спиной старика. От «Вершины» до Норавейника мы шли недолго, и сейчас впервые представился случай обменяться парой слов так, чтобы Рапалыч не услышал.
        Шагнув ближе ко мне, наемник зашептал:
        - Командир, он подставу задумал. Я Нору ту видел раньше один раз: мелкое цыганье такое, кривое. Старик с ней говорил щас. Его тот тощий привел на хазу к ее брату, а тот повел сюда. Брат Нору наружу вызвал, она на лестницу к ним вышла, старик с ней долго тер. Я сверху глядел. Услышать не мог, но это подстава. Ловушка. Они хотят…
        Старик, что-то почуяв, оглянулся - как мне показалось, с подозрением. Наемник шагнул прочь от меня и сделал лицо кирпичом.
        - Так вы идете, молодые? - скрипнул Рапалыч недовольно. - Нужен вам тот Травник или нет? Давайте уже, я деньгу свою хочу получить.
        - Идем, идем, - откликнулся я.
        Калуга вопросительно посмотрел на меня, я едва заметно пожал плечами, и мы зашагали вперед. Я шел медленно, чтобы дать себе время хоть немного обдумать ситуацию. Мысли так и метались в голове…
        Рапалыч может подозревать, что мы при деньгах. Хотя я усиленно торговался с ним, показывая, что у меня их немного, но вдруг он решил, что я просто жадный? Хочет получить все, что у нас есть: монеты, сколько бы их ни было, шмот, стволы, боеприпас. Но сдавать нас полицаям, объявив им, что мы из Края, он не может, потому что те заберут все себе. Значит, ему нужен кто-то, кто поделится, и если он раньше таскал добытый хабар в том числе и этим цыганам…
        Остается вопрос: Травник в Норавейнике или нет? Я новым взглядом окинул расселину, к которой мы приближались. До ведущей к центральной норе лестницы оставалось всего несколько метров. И что там внизу? Нас поджидает десяток цыганских стволов?
        Старик хромал впереди, мы шли за ним, Калуга с Лютиком притихли, дожидаясь моего сигнала. А я все никак не мог решить, что делать. Можно сунуться в ловушку, поднять стрельбу - если мы насторожены, о засаде знаем, то врасплох они нас не застанут… Но что, если Травника там просто нет, если Рапалыч его даже и не искал, а ведет нас на убой, только чтоб поживиться? Тогда нет смысла вообще спускаться по этой лестнице.
        Если так, то нужно прямо сейчас узнать, нашел ли он Травника. Исходя из этого, уже думать дальше. До лестницы остается несколько шагов, вот-вот взгляду откроется выступ с дощатой площадкой, и если на ней по-прежнему стоят охранники… Все, нет у меня другого варианта.
        Я прыгнул вперед, пальцы скользнули под клапан кармашка на перчатке. Тычковый нож впился Рапалычу под челюсть, другой рукой я обхватил его, прижал к себе. Калуга тихо крякнул, Лютик не издал ни звука. Они остановились по сторонам от нас и, не сговариваясь, нацелили стволы в сторону лестницы. Пока старик не успел заговорить, я зашептал ему в ухо:
        - Не обязательно перерезать горло, можно просто проткнуть трахею. Подергаешься десять секунд - и все. Положим тебя тихо прямо здесь остывать, отойдем назад. С лестницы не услышат.
        - Ты, щено…
        - Пока что молчи и слушай, - я немного повысил голос. - Шутки кончились, и вся твоя тухлая болтовня и корявые хитрости - тоже. Теперь все совсем серьезно, понимаешь? Я убью тебя, положу здесь, и мы уйдем. Цыгане ничего не услышат, просто немного позже увидят твой труп, и все. А можем и тело унести, бросить в какую-нибудь канаву, их тут полно, тогда вообще концы в воду. Если не хочешь такого конца, старик, то говори, где Травник. Больше никаких «щенков», «молодых», никаких возражений и твоей уродской болтовни. Просто скажи, где он. Буду вжимать нож в горло с каждым словом, так что хорошо подумай, что сказать. Теперь можешь начинать говорить.
        Я сильнее вдавил нож в мягкое место под нижней челюстью. Ну, старик, давай! Порадуй меня!
        - Травник в Норавейнике, - произнес он, и с каждым словом заточенное лезвие немного глубже уходило в его плоть. - Он там, охотник.
        - Ты врешь, по-моему. Ты ведешь нас к цыганам, чтобы ограбить? В свинарнике, когда вы сидели у костра, я слышал ваш разговор. Один из твоих бывших напарников тогда сказал, что ты цыганам должен. Теперь долг таким способом отдаешь? Говори! Ну!
        - Да. Правда.
        - Вот так, можешь же отвечать, как нормальный человек, а не пургу нести. Где Травник?
        - В Норавейнике! - сипнул он, пытаясь сглотнуть, и задрожал всем телом. - У Норки!
        - В плену?
        - Теперь… теперь да.
        - Что значит - теперь? А раньше?
        Старик все же сумел сглотнуть, нож в моих пальцах дрогнул, и по дряблой шее потекла капля крови. За ней вторая. Третья. Еще. Лютик неподвижно целился в сторону лестницы, Калуга переступал с ноги на ногу. Глупо мы смотримся - торчим тут в паре шагов от склона вчетвером, не зная, что находится прямо под нами. Хорошо, что уже глубокая ночь и возле расселины никого.
        - Лютик, отойди в сторону, подползи к краю и выгляни, - приказал я. - Попытайся понять, что внизу. Но очень осторожно.
        Он присел на корточки, забросил автомат за спину, встал на четвереньки и наискось потрусил к расселине.
        - Отвечай, - я немного ослабил хватку, но ножа не убрал. Кровь текла по шее старика тонкой струйкой.
        - Травник в Норавейнике прятался, - пробормотал Рапалыч. Голос у него ослабел, было такое впечатление, что старик постепенно вырубается. - Я обсказал Норке, что его ищут, и она его обещала запереть. Схватить да запереть, чтоб теперь уж не свалил. А нас дождаться и…
        - Сколько у нее людей?
        - Это ж цыгане. Там целый табор.
        - Сколько их точно?
        - Не знаю я…
        - Братан, ты б ослабил напор, - прошептал Калуга. - А то старичок может нас безвременно покинуть.
        Я вытащил кончик ножа из шеи старого предателя. Сбоку прозвучал тихий голос бесшумно вернувшегося Лютика:
        - Лестница метров на семь вниз. Там площадка, доски. Слева от лестницы дыра с дверью. Один прячется в трещине на склоне сбоку. Глубокая трещина, травой поросла. Я б не заметил, но он высунулся. Со стволом. На площадке дежурят еще двое.
        Выслушав, я обратился к старику:
        - Ты сказал им, что прямо сейчас приведешь нас, поэтому они и ждут? Скорее всего, сразу нападать не станут, поведут внутрь, как обычных гостей, и потом со спины…
        Его ноги подкосились, и он брякнулся бы на землю, если б я не подхватил Рапалыча под мышки. Опустил тихо, положил на спину. Глаза закатились - все, сдулся старикан. Кровь из шеи текла слабо, но все-таки текла, и я сказал Лютику:
        - Сделай какой-нибудь тампон, что ли, закрой ему рану.
        Наемник склонился над Рапалычем. Калуга тихо обратился ко мне:
        - Жестко ты с ним.
        - А он с нами как? Я его не убил, хотя повод был законный. Ты ему поверил? Насчет Травника?
        - Поверил, - ответил Калуга, не задумываясь. - Ты ж сзади его глаз не видел и лица, а я тут стоял, видел. Он слишком напуган был, чтоб лгать. Травник точно тут внизу, у цыган. Что делаем, брат?
        Тот же вопрос читался на лице наемника, когда он, закончив с раной старика, выпрямился и шагнул к нам.
        - Лютик, ты про эту Нору еще что-то знаешь? - спросил я. - С ней вообще договориться можно?
        - Не в курсе. Где она, а где я…
        - Они цыгане, брат, - вставил Калуга. - Цыгане-мафиози, хозяева гетто, держатели притона. Думаешь, им можно верить хоть в чем-то? Если вправду так думаешь - подумай еще раз, получше!
        Я поднял руку, чтобы они замолчали, и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Травник в плену у цыган и сидит где-то в глубине Норавейника. Проникнуть туда не по этой лестнице, каким-то боковым путем, возможно, но долго. Нужно оставаться в городе, разбираться в обстановке, расспрашивать людей, налаживать связи. Кого-то вербовать, подкупать или шантажировать, узнавать план Норавейника. Все это сложная разведработа, мы ее либо не потянем, потому что совсем не знаем местных условий и не имеем нужных связей, либо она займет кучу времени. И при этом нужно не засветиться перед полицаями и чтобы цыгане не прознали, что под них кто-то роет.
        Я приоткрыл один глаз, посмотрел на Калугу, на Лютика, снова закрыл.
        Еще важный момент - просчитывать возможные шаги противника. Если сейчас Рапалыч не приведет нас к Норе, та поймет: что-то не так. Что-то не сложилось у старика… и как она поступит? Цыганка не знает нас, не знает, на что мы способны, какие у нас связи и возможности. Первое: она наверняка перепрячет Травника. Выведет из Норавейника, укроет где-то в городе, причем как можно глубже, чтоб вообще никто не мог отыскать. Я бы на ее месте так поступил. Второе: если мы себя никак не проявим и старик не покажется, уже утром цыгане начнут узнавать по городу про трех людей, описание которых Рапалыч наверняка им дал. А это значит, что мы не просто так будем стараться найти и отбить Травника - против нас пойдет контригра.
        Не годится.
        Попробовать сейчас с шумом ворваться в Норавейник? Но там целая толпа, а нас трое.
        Не годится.
        Выжидать? Цыгане вычислят нас и тихо закопают где-то на склонах Чума.
        Не годится.
        Валить к чертям с холма… Но снаружи рыщет Палач. Ждет меня.
        Годится, но опасно. И я не получу Травника, который здесь, прямо под носом, ради встречи с которым я вообще все это затеял. То есть на самом деле и это не годится…
        Так что делать?
        Я раскрыл глаза, устало развел руками и сказал:
        - Если мутант не идет к охотнику, охотник идет к мутанту.
        - Это ценная мысль, - согласился Калуга. - Ты о чем?
        - Миша, мой напарник, иногда повторял эту поговорку.
        - И что она значит?
        Рапалыч у наших ног зашевелился, тихо засипел. Я пояснил:
        - Пойду и поговорю с цыганами. Но нужно организовать прикрытие. Если мы договоримся, все равно останется подозрение, что они, даже отпустив со мной Травника, устроят пакость, когда будем выходить от них. Так что…
        Я окинул расселину взглядом, пригляделся к склону напротив лестницы. Там росли кусты. Перевел взгляд на Лютика и спросил:
        - Умеешь обращаться с гранатометом?
        - В общем, умею, - сказал он.
        - Нам нужен гранатомет и несколько выстрелов к нему. Или хотя бы пара одноразовых трубок.
        Я присел над стариком, который как раз приподнял голову. Помог сесть, схватил за седые волосы и повернул лицом к себе. Мутные, почти бессмысленные глаза уставились на меня.
        - Рапалыч, у тебя еще есть шанс выжить, помочь нам и даже немного заработать, - сказал я. - Где здесь можно купить гранатомет?
        - Так что ты задумал? - спросил Калуга.
        Старик замычал что-то про полицаев, про заведующего оружейным складом… Закашлялся, сплюнул. Снова заговорил. Выслушав ответ, я приподнял брови:
        - Все-таки какой выдающийся старый сморчок нам достался, а, Калуга? В общем, мы добываем оружие, и потом я попытаюсь заставить цыган вывести Травника наружу. И тогда мы отобьем его.

* * *
        - Коррупция! - Калуга выкатил глаза. - Даже здесь, даже в чертовом Чуме, где все подмял один человек, - коррупция!
        - Да-а, купить гранатомет у заведующего полицейским оружейным складом… - протянул я.
        Мы присели за камнями, метрах в двадцати от края расселины и уходящей вниз лестницы. Чум спал, фонари не горели, мерцала лишь синяя цепочка огоньков на опоясывающей холм стене. Я положил фонарик так, чтобы луч упирался в камни. Позади, высоко над головой в небе чернела Башня.
        - Но каков Рапалыч, а? - не унимался Калуга. - Вот же червяк ползучий. Вроде корявый такой, пропитый весь, древний, трясется… А и там людей знает, и тут знаком, и с госпиталя арты ему выносили, и к цыганам вхож, и даже с заведующим оружейным складом спелся! Если б не пил старик да в долги не влазил, был бы богатеем.
        Сейчас ни Рапалыча, ни Лютика с нами не было. Первый лежал связанный в развалюхе, крышу которой мы недавно сожгли, а второй был неподалеку, в пределах видимости, хотя мы его не видели - он прятался.
        Я сунул «Карбайн» в руки Калуге вместе с набитой деньгами и золотом сумкой. Снял куртку и принялся разуваться.
        - Думаешь, так будет лучше, брат?
        - Лучше. Меньше подозрений, обыскивать не станут.
        - Все равно обыщут.
        - Но хоть в трусы не полезут. Черт, так и не побрился…
        - Ага, с такой щетиной у тебя вид совсем бандитский. Кстати, перчатки тоже нет смысла оставлять. Цыган такими штучками не обдуришь.
        - Это понятно. - Я стащил перчатки, протянул ему, и Калуга убрал их в карман. - Не потеряй, они мне дороги.
        - Не потеряю.
        Он положил на камень «АКСУ», рядом пристроил сумку с пятью запасными рожками. Еще у Калуги были четыре гранаты и новенький армейский нож. Все это вместе с гранатометами мы прикупили у завсклада, которого Рапалыч разбудил посреди ночи прямо в его доме неподалеку от вершины. Толстый полицай с красной рожей сначала возмутился, но быстро смекнул свою выгоду и затребовал с нас кучу монет. Выяснилось, что у него целый склад в подвале - думаю, все стволы были в разное время вынесены из Башни.
        От дома завсклада вернулись к развалине, где старик получил от меня сто рублей. И тут же, от Лютика, прикладом по затылку - об этом мы с наемником условились заранее. Я решил, что Рапалыч свои деньги все же заработал, и сунул их ему в карман, а самого его мы положили отдыхать под стеной, связанного.
        На мне остались только закатанные до колен штаны, ботинки и майка. Кивнув Калуге, который удобно устроился за камнем с «АКСУ» наготове и гранатами под рукой, я сказал:
        - Ты знаешь, что делать.
        - Все путем, брат, - откликнулся он. - Опять мы с тобой вдвоем против кучи врагов, а? Как тогда, возле шахты… Хотя нет, в этот раз с нами еще Лютик.
        - Ладно, удачи мне.
        С этими словами я зашагал к лестнице. Ровно, не спеша, расправив плечи. Надеюсь, моя спина, которую видел Калуга, выражала решительность и уверенность в себе. И мужественную самоиронию.
        Сердце колотилось ровно и деловито. В голове было чисто, весь план действий предельно ясен. Вот только очень уж сильно он зависит от других людей, и вопрос тут даже не в Калуге с Лютиком, в них я, в общем, не сомневаюсь - вопрос в цыганах. Как они отреагируют, что подумают, что, в конце концов, станут делать… Почти все зависит от этой Норы, мутанты бы ее взяли, а ведь я ни хрена про нее не знаю и ничего не могу на ее счет предсказать. Плохо отправляться на дело с такой огромной, зияющей дырой впереди. Но приходится.
        Несколько шагов - и вот она, лестница. Вниз уходят покатые ступени из бревен. Далеко под ногами раскинулся черный глухой провал. Что-то в нем едва слышно рокочет, будто там медленно, сонно ворочается гигантская туша, перемалывая камни своим многотонным весом. И вроде даже движение какое-то заметно, легкое скольжение теней в бездонной тьме… Нет, воображение играет, никакого движения. Да и звук мне только чудится - тихо в расселине, тихо и мертво.
        В нескольких метрах подо мной из склона выступала площадка, естественный земляной выступ, застеленный досками. Сбоку от лестницы в склоне была дверь, то есть нора, которую закрыли дверью. Над ней в землю вбит крюк с газовым светильником.
        Вихрастого черноволосого человека, сидящего на нижней ступеньке лестницы, я разглядел отчетливо. Как и он меня. Цыган неторопливо встал, развернувшись, попятился и уставился вверх. В руках его был обрез, глаза в синем свете ярко блестели. Я поднял руки, демонстрируя пустые ладони, и начал спускаться. Уловив краем глаза движение справа, покосился туда. За выступом в склоне была глубокая горизонтальная трещина, и в ней кто-то пошевелился, на миг тускло блеснул ствол. Лютик говорил, что засек внизу троих, - вот и второй, но где третий?
        С нижней ступени я шагнул на доски настила. Они громко скрипнули - этакая естественная сигнализация. Разглядывая меня, цыган сделал еще шаг назад. Скуластое лицо, черные вихры, широкие штаны, сапоги, пестрая рубаха, матерчатый пояс… такой, кажется, называется кушаком? Из-за него торчит рукоять пистолета. Обрез в руках обмотан разноцветными тряпками с пышными узорами, да еще и бахрома свисает. Колоритный паренек.
        - Ты - охотник, - сказал он гортанно.
        Ага, Рапалыч описал им нас троих…
        - Ты мне глаза открыл. А ты кто такой? - спросил я и поглядел вбок, на дверь. Железная, с решетчатым окошком и ставенкой.
        - Меня зовут Кровавый Ночной Шакал, - представился цыган. - Можешь называть Шакал.
        - А меня зовут Стас. Можешь называть Стас.
        Шутку он не оценил и снова замолчал, поблескивая глазами. Обрез в руках был нацелен мне в живот. Стоит Кровавый Шакал близко, и если там у него картечь, то после выстрела она не успеет разлететься, весь заряд попадет в тело. Размажет мне брюхо вместе с позвоночником в кашу. А если в обрезе обычный патрон - пробьет насквозь.
        Шакал, кажется, просто не знал, как себя вести, мое появление в одиночку не вписывалось в их планы. Тормозить так он мог еще долго, и я решил, что нам пора двигаться дальше. Оглянувшись через плечо, заговорил:
        - У вас тут засада, вы ждали, что старик приведет троих и вы нас с ходу накроете. Не прямо на этой площадке - сначала откроете дверь, впустите внутрь, а в норе зажмете. Но старик, как видишь, отсутствует. И я пришел один. Хочу поговорить с Норой. Денег, на которые вы рассчитывали, у меня с собой нет. Так что веди меня к хозяйке.
        - Хозяйка? - переспросил он. - Нора-чаюри - моя сестренка.
        Я пожал плечами:
        - Да хоть теща. Так что, дашь мне переговорить с сестренкой или так и будем тут на сквозняке стоять? И скажи тому, кто у тебя спрятался под лестницей, чтоб не мозолил мне спину. Уже дырку взглядом между лопаток прожег.
        На лице мелькнуло удивление, а потом Ночной Шакал ухмыльнулся.
        - Вай, глазастый! Малачй, выходи! Обыщи дорогого гостя. У него, наверное, подарки с собой, но он стесняется их отдать!
        Из-под лестницы выбрался наголо бритый парень, окинул меня взглядом и буркнул:
        - Руки за голову, чавэл!
        Пришлось подчиниться. Малачай, повесив на плечо «Вепрь» со сложенным прикладом, стал меня обыскивать. Умело и тщательно - чувствовался опыт. А ствол-то как у полицаев, уж не Рапалыча ли работа? Может, он цыган «Вепрями» со склада снабдил?
        - Чистый, - сказал Малачай. Он проверил даже складки ткани в нижней части закатанных штанов, где можно было спрятать разве что короткое шило. Не зря я снял перчатки - ничего бы не вышло, только сильнее насторожил бы их.
        Малачай отошел, встал рядом с Шакалом, оба нацелили на меня оружие.
        - Поговорить, значит, с Норой хочешь, - задумчиво произнес Шакал.
        - У вас товар, у нас купец, - я опустил руки. - То есть это я - купец, а товар - Травник. Осталось определиться с ценой.
        Шакал что-то негромко сказал второму, и тот, обойдя меня по большой дуге, чтобы не перекрывать напарнику сектор обстрела, подошел к двери. Постучал - три коротких, два длинных, два коротких, - я не смотрел в ту сторону, но услышал, как лязгнула ставенка. Донесся тихий голос Малачая, ему ответили. Снова лязг, скрип - двери открылись. Шакал качнул стволом:
        - Добро пожаловать, дорогой гость.
        Направляясь к двери, я получше разглядел третьего человека, засевшего в трещине на склоне. Он приподнялся за кустиками, проросшими в расщелине, и наблюдал за мной. Свет туда почти не доходил, но мне показалось, что и у него в руках «Вепрь». Точно Рапалыч цыган снабжает. Золотой старик, гений барыжничества. Что ж он бедный такой? Пропивает все, алкоголик старый.
        За дверью был коридор с низким сводом и плотно пригнанными досками на полу. Там нас встретили двое с автоматами, оглядели внимательно и после кивка Шакала посторонились, пропуская дальше. Они остались у входа, а Шакал с Малачаем повели меня дальше, первый шагал сзади, второй - впереди.
        Коридор трижды раздваивался, несколько раз круто изгибался, и я быстро потерял направление. Навстречу постоянно шел сквозняк - черт знает, как хозяева организовали тут вентиляцию, может, к поверхности идут дыры, какие-то естественные шахты, откуда поступает свежий воздух? Мы миновали несколько занавешенных мешковиной нор, из которых доносились голоса, смех, а из одной - женские стоны; прошли мимо круто уходящего вниз лаза, из глубины которого лился тусклый, неприятный свет, будто там мерцала плесень или какая-то гниль. Лестница с вырытыми в земле ступенями, полутемная пещера, снова коридор… наконец, оказались в тупике. Очередной туннель закончился железной дверью, точь-в-точь как та, что на входе, со ставенкой и решеткой. Шакал скомандовал:
        - К стене лицом, охотник. Руки подними.
        Возражать я снова не стал. Малачай встал у меня за спиной, а Шакал прикладом постучал по ставне. Ему открыли, не задавая вопросов, цыган шагнул в проем, прикрыл дверь за собой. Не было его довольно долго - я устал держать руки над головой и опустил их. Малачай за спиной шевельнулся, мне показалось, он собирается что-то сказать, но цыган промолчал. Из глубин Норавейника донесся приглушенный крик, потом топот ног… звуки ударов… стон… Снова стало тихо. Зазвучали глухие, неразборчивые голоса - по-моему, несколько человек шли совсем рядом, за стеной коридора. Шаги с голосами стихли, и наконец дверь открылась.
        - У него точно нигде перо не запрятано? - спросил выглянувший Шакал.
        - Чистый он, - повторил Малачай.
        - Входи, охотник.
        Через короткий холл мы попали в комнату, где пол был устлан ковром из шкур. Шкуры были и на стенах, и даже на потолке. И на низком диване, куда меня толкнул Шакал. Сам он встал рядом, опустив обрез стволом к полу, поставил ногу в сапоге на край дивана, навис надо мной. Знаю я этот прием, Миша рассказывал - если тебя хотят морально подавить, подчинить, то сажают на что-то низкое, а собеседник стоит или сидит на чем-то более высоком…
        Вот только женщине, которая вошла в комнату, трудно было казаться выше кого-либо, помимо ребенка. Метр шестьдесят, прикинул я, вряд ли больше. Острый подбородок, длинный нос, лицо сухое и какое-то черствое, глаз закрыт повязкой. Одета в шаровары и рубаху, как у Шакала, но вместо сапог мокасины. И вместо кушака - нормальный ремень, на котором висит кожаный мешочек.
        Нора прошла мимо дивана и стоящего рядом низкого столика, на котором горел керосиновый светильник, присела на край стола передо мной, подсунула пальцы под бедра, подалась вперед и окинула меня взглядом с ног до головы.
        - Ты пришел один, без денег и старика, - негромко произнесла она. - Пришел за Травником. Он прятался у меня, но когда пхуро Рапалыч все рассказал, мои люди взяли его. Заперли. Теперь убеди меня, почему я должна отдать его, вместо того чтобы убить тебя.

* * *
        Я развел руками и повторил:
        - Одиннадцать тысяч - больше нет. У меня всей бригады - шесть человек. Ты когда-нибудь видела, чтобы такие деньги водились у небольших банд?
        - Шесть? - повторила Нора.
        Рапалыч сказал ей про троих, я говорю о шестерых… вот пусть и гадает, кто врет и сколько у меня реально людей.
        - Шестеро, не считая меня, - пояснил я. - Тысячу оставлю себе. На расходы, плюс нам как-то надо еще из Чума сваливать… Может, придется охрану подкупать. Увидим. В общем, тысячу оставляю, десять плачу тебе за Травника. Он жив, невредим?
        Она молча глядела на меня. Глаз, не спрятанный под повязкой, был темным и выпуклым, будто черный шарик, вставленный в глазницу. И лицо это сухое, непроницаемое… Какая-то змея, а не цыганка. Даже хуже, чем тогда с Птахой, - вообще не разобрать, что у нее на уме. Я с некоторой ностальгией припомнил майора Шульгина. Вот был нормальный мужик. Понятный, простой враг, цели ясны, как с ним себя вести - никаких вопросов. А с этими цыганами мутант ногу сломит.
        - Зачем тебе Травник? - спросила она.
        К вопросу я был готов, конечно. Ответил сразу:
        - Он знал моего отца. Тот пропал, я его ищу. Травник с ним дружил еще в Крае. Это… - я пожал плечами, как бы немного смущенный тем, что собирался произнести, - зов крови.
        Кровавый Ночной Шакал убрал ногу с края дивана, распрямил спину и пробормотал что-то. Я кинул взгляд через плечо - Малачай торчал у дверей с «Вепрем» наготове. Стережет, не расслабляется.
        - Где пхуро? - спросила цыганка.
        Пхуро - это что по-ихнему значит? Уважаемые? Аксакал? Нет, вряд ли бы они так Рапалыча называли, скорее уж «доходяга». Или просто «старик».
        - Он у моих людей, - произнес я осторожно. Черт знает, как хозяева Норавейника к нему относятся, может, он им душевно близок и вообще дорог.
        - Живой?
        - Живой. А зачем мне его убивать? Получишь своего пхуро назад вместе с деньгами за Травника.
        Нора соскользнула с края стола, на котором просидела во время всего разговора, обошла его и уселась на стул позади. Уперлась в столешницу острыми локтями, подбородок поставила на костлявые кулаки. Поразмыслила немного, поправила повязку на глазу и заговорила:
        - Может, у тебя денег гораздо больше. Может, и столько нет, и ты подлянку готовишь. Я не знаю. Да и зачем мне… Я вот что сделаю: тебя здесь оставлю. В кандалы - и запру по соседству с Травником. Стану ждать, когда твои люди объявятся с новым предложением или с претензиями. Но не просто ждать. Кину клич по городу, чтоб искали троих. Или если вы старика уже закопали, то двоих: мелкого парня, который подсел на смолу, и мордатого с глазами навыкате.
        - Думаешь, таких мало в городе? - усмехнулся я, хотя ухмылка эта далась мне тяжело. Сердце колотилось где-то в горле. Такую реакцию невозможно подавить, это адреналин, сознательно он не контролируется. Не поверила! Лес в душу, все же не поверила, не повелась, хитрая цыганская змеюка! Надо с ними по-другому, по-плохому то есть… опасно, совсем опасно все становится.
        - Думаю, именно вот таких парочек, про которых еще известно, что они не местные, - совсем мало, - ответила она. - А то и вообще больше никого, кроме твоих людей.
        - За день их вычислим, - уверенно бросил Шакал, постучав обрезом по ладони. - Вообще не проблема.
        Нора заключила:
        - Либо они сами объявятся, придут за тобой, если ты им хороший друг и командир. Либо мы их найдем. И вот тогда будем говорить: и про Травника, для чего он тебе на самом деле нужен, и про деньги. И про тебя, охотник.
        Она хлопнула ладонями по столу и заключила:
        - Вяжите его, братья. Мешок на голову, бросить в…
        Я так и не узнал, куда именно хозяйка Норавейника хотела, чтоб меня бросили, потому что не дал ей закончить фразу. Схватил со столика у дивана светильник и разбил его о голову Шакала.
        Керосин вспыхнул. Цыган выстрелил, и вспышка огня в коротком стволе обреза стала последним, что озарило комнату, - потом в ней наступила непроницаемая темнота.
        А потом я включил ночное зрение.
        Картечь вспорола шкуру, пробила диван. Шакал закричал - горящий керосин разлился по голове. Сдернув шкуру с дивана, я набросил ее на цыгана, подсечкой опрокинул его на пол, врезал ногой и прыгнул к столу.
        В комнате наступила полная темнота, но я видел призрачный силуэт Малачая у двери, Нору за столом… Вдруг она дернула рукой, и под столешницей ярко сверкнуло. Ах ты ж, вот что у тебя там!
        Пуля ударила в диван, который был прямо перед столом, но я-то к тому времени находился совсем в другом месте - подбегал к цыганке сбоку. Малачай дергал автоматом, пытаясь определить, откуда доносится шум. Нора, услышав меня, вскочила. Я ударил ее сначала сбоку по голове, потом, когда она повернулась, - в живот и потом еще в лицо, разбив нос. Она упала с коротким всхлипом, я присел за столом, и тут в комнате стало светлее - Малачай наконец догадался раскрыть дверь в коридор. На дымный силуэт наложился второй, подсвеченный льющимся из проема неярким светом. Цыган спиной вывалился из комнаты, дав на прощание короткую очередь над столом. Я сидел на корточках, пригнув голову, Нора рядом пыталась встать, ухватившись за перевернутый стул. Моя рука легла на приклад закрепленного в кожаной петле под столом огнестрела - двуствольника вроде того, что достался Рапалычу. Может, эти машинки один мастер клепал?
        Тут Нора попыталась ударить меня стулом. Вырвав огнестрел из петли, я ногой отбил стул, обхватил цыганку за шею и вздернул на ноги. Захват получится слишком сильный - она захрипела. Я встал позади нее, прижав к себе, вдавил стволы в ее голову.
        - Не шевелись. Где Травник?
        Из проема донесся стук, шум голосов. Нора молчала. Церемониться с женщиной не было времени, да и трудно мне было воспринимать эту цыганку как женщину. Взмахнув оружием, я врезал ей стволами по лицу, снова приставил их к голове и сказал:
        - Мне просто нужно забрать Травника. Хочешь умереть из-за ерунды? Скажи им, чтоб не лезли сюда!
        Из коридора полился более яркий свет, донеслись шаги, голос:
        - Нора! Ты там?
        - Стойте на месте! - крикнула она.
        В комнате раздались стон, сопение, я дернулся было, но сообразил, что это Шакал. Через стол мы с цыганкой увидели, как он, все еще накрытый шкурой, встал на четвереньки и поковылял к двери.
        Сбоку в дверной проем просунулся ствол, нацелился на Шакала.
        - Не стрелять! - приказала Нора. - Это Шакал, пусть выходит!
        - Ты как? - донеслось снаружи.
        - Эй, внимание! - я повысил голос. - Всем слушать сюда!
        За дверью наступила тишина. Шакал добрел до нее, выбрался наружу, там его схватили и отдернули вбок.
        - Я держу вашу хозяйку на прицеле. Она жива, почти не ранена, только лицо разбито. Двуствол, который был спрятан у нее под столом, сейчас прижат к ее виску. Одна пуля ушла в молоко, но другая пойдет ей в голову, если начнете борзеть. Картинку четко обрисовал, вопросов нет?
        После паузы из коридора спросили:
        - Чего хочешь, джян пэкар акар чристанол?!
        - Это ты про свою маму? - уточнил я. - Лично я хочу мира и счастья всем хорошим людям и смерти всем злобным уродам. Но в данный момент - еще выйти отсюда с Травником, живым и невредимым. Сейчас Нора скажет мне, где он, мы втроем покинем это гостеприимное место, а вы нас вежливо пропустите. Снаружи я ее отпущу. Все поняли? Теперь не лезьте.
        На ухо Норе я прошептал:
        - Скажи им что-нибудь хорошее. Ну!
        - У тебя сердце колотится, я слышу, - произнесла она. - Стучит как безумное. Ты боишься.
        - Только идиоты не боятся. Но я не этих слов от тебя жду… Говори! - стволы сильнее вдавились в ее висок.
        - Делайте, как он сказал! - произнесла она громче.
        Снаружи что-то яростно забормотал Шакал, по-моему, рвался назад в комнату. На него прикрикнули, послышалась возня, потом наступила тишина. Очень настороженная тишина - там напряженно ждали, что будет дальше.
        - Где Травник? - шепотом спросил я.
        И тут мне почудилось, что маленькое жилистое тело, которое я крепко прижимал к себе, расслабилось. Будто цыганка что-то там для себя обдумала и, приняв мои условия, решила больше не сопротивляться. Может, это какая-то особая цыганская психология? Я бы в такой ситуации расслабиться точно не смог.
        - Он в задней комнате.
        - Здесь, рядом?
        - Она прямо у нас за спиной, баран!
        Все-таки нервничает - вон, голос прыгает. Но и держит себя в руках, не нарывается на еще большие неприятности. Думает, наверное, напряженно, как быть дальше, шевелит извилинами. Ну-ну, думай, одноглазая, я тоже пока не расслабляюсь. А вообще - даже удачно. Ведь я считал, что они спрятали Травника где-то в глубине этого чертового лабиринта, и придется, прижимая к себе заложницу, плутать по коридорам и лазам, ежесекундно рискуя или схлопотать пулю между лопаток, или что на спину откуда-то сверху прыгнет лихой цыган с ножом. А Травник, значит, здесь? Может, еще таки выберемся? Когда стало ясно, что Нора не поверила мне, я попрощался с жизнью, но теперь снова появилась надежда.
        - Где эта комната, где в нее вход?
        - Назад отойди, - сказала она. - В стене дверь.
        - Я не видел там никакой двери.
        - Она под шкурами. Ты хочешь уйти отсюда с Травником? Я тоже хочу, чтоб вы ушли. Шевели костылями!
        Непонятно, подвох тут какой-то или она действительно желает, чтобы все побыстрее закончилось. Я попятился, волоча цыганку за собой, локтем сдвинул шкуру - точно, дверь. Сдвинул засов, не забывая то и дело поглядывать на освещенный проем в другом конце комнаты, и толкнул дверь.
        Во второй комнате было темно. Лежащий под стеной человек поднял голову, но ничего не сказал. Туманно-зеленые контуры его тела были перечеркнуты темными полосами на запястьях и ногах.
        - Травник! - позвал я. - Эй, снаружи, убрать ствол! Ствол убрать, сказал!
        Просунувшийся в проем «Вепрь» исчез. Под стеной зашевелились, донесся знакомый голос:
        - Охотник? А ведь я знал, что ты придешь.
        Я ткнул Нору лицом в стену, упер стволы ей в затылок, отступил на шаг, чтобы видеть и ее, и ведущую в коридор дверь. Пленник оказался у меня за спиной. Не оглядываясь, я спросил:
        - Скован?
        - Прикован к стене. Две цепи, руки и шея. Ключ один, у нее.
        - Где ключ? - обратился я к Норе.
        - В сумке.
        - В какой… а! - свободной рукой я потянулся к кожаному мешочку, висящему на ее ремне. Рванул шнурок, стягивающий горловину, запустил внутрь пальцы, нащупал металл. Сунул ключ в зубы, а цыганку схватил за шиворот и стал пятиться, не убирая стволов с ее затылка.
        - Нора? - позвали из коридора, когда мы были уже возле Травника.
        - Стойте, где стоите! - велела она.
        Я заставил ее присесть на корточки и сам тоже присел. Травник повернулся, звякая цепями, которые были прикреплены к скобе, и тогда я прицельно плюнул ключом в его вывернутые за спину ладони. Выпрямился, снова поставив Нору на ноги. Травник застучал металлом, заскрипел. Раздался скрежет, и он тоже выпрямился. Спросил деловито:
        - Сколько их за дверью?
        - Весь Норавейник, - процедил я, толкая цыганку обратно к двери.
        - Умеешь ты подкрасться незаметно, охотник.
        - Это был сарказм, да? Я так и понял.
        Он обошел нас, шагнул в первую комнату и открыл ящик стола. Попадающий сюда из коридора свет был совсем тусклый, и Травника я видел как дымного бледно-зеленого призрака. Он повернулся - в руке чернела буква «г» со сглаженными очертаниями - и спросил:
        - Нора, где сверток, который был у меня?
        - Джа по кар, кханудо джюклы.
        - Тогда я сам найду, - он снова начал копаться в столе, спросив напоследок: - Что дальше, Стас?
        - Дальше вас разорвут на куски, - сказала Нора.
        - Но только после того, как на куски разлетится твоя голова, - уточнил я. - Где у тебя тут оружие?
        - Здесь нет оружия.
        - Вай, врешь, красавица.
        Травник выше поднял руку, и я разглядел, что он держит револьвер. Надо же, давно не видел такой машинки, разве что… разве что на рисунке в его схроне. Уж не этот ли револьвер там нарисован? Если он был у Травника с собой и цыгане его отобрали…
        - Твоя пушка? - спросил я.
        - Моя. Но в нем только три патрона. Хотя это такие патроны… Долго объяснять.
        - Нора, где запасные к твоему двустволу?
        - Ты думаешь, я тебе скажу?
        - Не скажешь? - Я стукнул ее стволами по затылку. Голова цыганки дернулась, она переступила с ноги на ногу, тихо выругалась по-цыгански, потом сказала:
        - Ну и что? Собрался вырубить меня и тащить на руках?
        - Где патроны?
        - Ищи, - пожала она плечами.
        Чертова баба! Хотя выдержки не занимать - не всякий мужик смог бы так вести себя в этой ситуации.
        - Травник, обыщи стол.
        - Я и так его обыскиваю. Не суетись, Стас.
        - Не суетись?! Твою мать, там батальон бешеных цыган за дверью! Быстрее шевелись!
        Он громче застучал ящиками, зашуршал и заскрипел. Радостно что-то пробубнив, сунул в карман небольшой сверток, который нашел в нижнем ящике. Принялся выдвигать остальные. Я оттолкнул Нору в сторону от стола, поставил так, чтобы она находилась точно между мной и раскрытой дверью. Из коридора донеслись шаги, затем новый голос произнес:
        - Нора, как ты?
        Судя по тембру, говорил кто-то в возрасте, хотя не совсем еще старик.
        - Маркус, я в порядке, - сказала она.
        - Только нос разбит и ссадина на виске, - громко добавил я и произнес тише: - Кто это подтянулся?
        - Маркус. Он мой… управитель, - пояснила Нора нехотя.
        Травник шагнул ко мне, подняв руку, на ладони лежала небольшая коробочка.
        - Патроны от двустволки там, - сказал он. - Их десять, кажется. Могу посчитать точнее.
        - Не надо. Приставь свой револьвер ей к шее под затылком.
        Он так и сделал. Я продолжал инструктировать:
        - Близко не подходи, держи ствол в вытянутой руке. Вдавливай сильнее, чтобы если она резко присядет или отпрянет, ствол дернулся за ней. И не бойся стрелять.
        - Я не боюсь, - спокойно сказал он. - Нора, ты предала меня, и я испытываю к тебе смешанные чувства: презрение, злость и агрессию.
        Он всегда был таким. Озвучивал свои эмоции - будто не испытывал их на самом деле, а лишь проговаривал вслух, показывая другим, что испытывает. Я давно уже решил, что Травник экспериментирует с самим собой, пробует часть своих аномальных зелий и микстур, отчего мозги у него в черепе перевернулись вверх тормашками. Но все же психом он не был - только реагировал не совсем так, как обычные люди.
        Отступив от Норы, я зарядил в огнестрел второй патрон, остальные сунул в карман. Заодно раскатал штанины, а то как мальчишка. За раскрытой дверью перемещались тени, доносились шепот и шарканье. Когда, снова приставив оружие к голове цыганки, я занял место Травника, он отступил в сторону и спросил:
        - У тебя есть план отхода?
        - Ну, Лес тебе в душу, какой тут может быть план? Отходим - и все тут, - я сказал это потому, что нас слышала Нора, на самом-то деле план был, хотя строился он из расчета, что, позарившись на деньги, цыгане выпустят нас с Травником из Норавейника. - Эй, там! Мы выходим! Але, в коридоре, как слышно?
        - Слышим тебя хорошо, - откликнулся после паузы Маркус.
        - Сейчас ты старший?
        Помолчав, он ответил:
        - Будем считать так.
        Ага, рассудительный, вдумчивый мужик, привыкший семь раз отмерять прежде, чем один раз резать. По крайней мере, так чудится по интонациям. Ладно, если он и вправду такой - хорошо, не будет зазря рисковать головой хозяйки. Я сказал:
        - Очистите место перед дверью, сейчас мы выйдем в коридор. Потом двигаемся к выходу, я веду Нору перед собой, оружие приставлено к ее голове. Чуть что - стреляю. Травник идет сзади, спиной к нам, пятится. У Травника тоже ствол, если кто пытается приблизиться к нам - стреляет он. Вопросы? Пожелания, предложения, претензии?
        - У него не ствол, а детская перделка! - зло каркнули за дверью. Кажется, Шакал.
        Травник промолчал. В коридоре раздался рассерженный шепот Маркуса, ответное шипение Шакала, другие голоса…
        - Скажи им, чтобы слушались, - тихо проговорил я Норе на ухо. - Чем быстрее это все закончится, тем лучше для всех.
        - Всем слушаться Маркуса! - велела она.
        Голоса смолкли, Шакал еще пробубнил что-то, но быстро заткнулся, и тогда Маркус произнес:
        - Мы отходим.
        Донеслись шаги, потом наступила тишина.
        - Ты все слышал, - сказал я Травнику. - Пристраивайся.
        - Не уверен, что смогу пятиться всю дорогу, - заметил он и пошел за нами с Норой, когда я, подталкивая ее перед собой, направился к двери.
        В коридоре было пусто. Мы двинулись в обратном направлении, Нора семенила передо мной, я крепко обхватил ее за шею левой рукой, правая согнута, стволы упираются ей под нижнюю челюсть. При таком захвате она вообще ничего не могла сделать - ни вырваться, ни рукой отбить оружие в сторону.
        - У твоего огнестрела два спусковых крючка, - прошептал я ей на ухо, продвигаясь к изгибу коридора впереди. - Представь, что будет, если спущу оба… Ух! Дымящийся кратер на месте головы.
        - Джа по кар! - бросила она.
        - Спасибо, я тоже тебя уважаю, - откликнулся я.
        Сзади раздался шум, и перед поворотом я оглянулся. Травник пятился, подняв револьвер. В конце туннеля возле раскрытой двери стоял седой коренастый мужчина - Маркус, скорее всего - и трое цыган помоложе, все со стволами. И Шакала среди них не было… Черт!
        Я резко повернулся обратно, толкнув Нору за поворот, шагнул следом. Прямо перед нами на одном колене стоял, подняв длинное охотничье ружье, Шакал. Часть его шикарной шевелюры обгорела, но на лице ожога видно не было.
        Нора сдавленно ахнула, впервые за время нашего знакомства показав свой страх. Я дернул двустволом, едва не содрав кожу с ее подбородка, и выстрелил одновременно с Шакалом. И в тот же миг присел позади цыганки.
        Пуля из охотничьего ружья пролетела над ее плечом, точно через то место, где секунду назад была моя голова. Шакал закричал. Нора рванулась прочь, но моя рука лишь крепче сдавила ее шею. Рывком вернув двуствол на старое место, ей под челюсть, я выпрямился. Шакал катался по полу, орал от боли и дергал ногами.
        - Будь ты проклят, охотник, - произнесла хозяйка Норавейника. - Ты мой кровник.
        Тонкие ноздри ее раздувались, и я ощутил, как дрожит прижатое ко мне маленькое тело. Что-то много я себе в последнее время врагов завел. В Городище неизвестно еще, чем все закончилось, но если Птаха жив, он теперь мой личный враг. Майор Шульгин, если жив, мой враг. Про Химку можно и не говорить - мелочь, как и Выдра. Еще Палачу я враг. А теперь и Нора, хозяйка цыганского анклава. Какие-то враги крупнокалиберные пошли. Так всегда: если берешься за что-то стоящее, влезаешь в крупную игру, то и противники у тебя объявляются крутые.
        - Он - мой брат, - сказала Нора. - Я убью тебя, клянусь своей душой.
        Она не кричала и не ругалась больше, говорила почти спокойно, с тихой, яростной уверенностью.
        - Твой брат жив, я попал ему в плечо, - возразил я. - Хотя ключица, скорее всего, раздроблена… ну так сам виноват.
        Когда мы проходили мимо, Шакал, несмотря на зверскую боль, пылающую в его выпученных глазах, попытался дотянуться до моей ноги, и мне пришлось пинком отбросить его к стене. Нора скрежетнула зубами, он громко застонал, но тут же смолк - вырубился от болевого шока.
        - Эй, там! - громко произнес Травник сзади. - Маркус, ты здесь самый разумный. Послушай: ваш человек ранен, но не убит. Пусть это послужит уроком. Оставайтесь в той части коридора. Если кто-то высунется из-за этого поворота - я сразу открою огонь.
        - Они все равно пойдут за нами, - заметил я, толкая Нору дальше.
        Коридор стал шире, и Травник, обойдя лужу крови, натекшую из Шакала, нагнал нас. Пошел рядом.
        - По крайней мере, какое-то время они не будут приближаться, - заметил он. - А идти нам недалеко.
        - Недалеко, но впереди нас все равно будут ждать. Есть же боковые коридоры, обходные пути… Мы поставили на уши весь Норавейник, не надейся уйти легко.
        - Я ни на что никогда не надеюсь, охотник. Я только делаю и смотрю, что получается.
        Я покосился на него. За время, прошедшее с тех пор, как мы виделись в последний раз, Травник не изменился: такой же худой, сутулый, такая же седая бородка клинышком, костистое лицо с умными глазами, бледная кожа. Он был человеком того типа, которых мой покойный напарник называл интеллигентами. Но, так сказать, интеллигент полевого образца: хоть и худой, но не хилый, хоть и умник, но подвижный, резкий, умеющий действовать. Револьвер он держал в левой руке. Ну да, Травник ведь левша, вспомнил я.
        - На площадке нас ждут, - согласился он. - Если даже пройдем ее и поднимемся по лестнице, что дальше? Они побегут за нами, расползутся вокруг, будут следить из темноты и…
        - Наверху все будет как надо, - перебил я и глазами показал ему на затылок Норы, которая наверняка внимательно слушала нас.
        Мы прошли еще два поворота, никого не встретив по пути, хотя из ответвлений доносились тихие голоса, а в глубине скользили тени. Нора молчала, без сопротивления двигалась куда надо, но я не ослаблял хватку. Когда прошли земляную лестницу, сказал:
        - Почти у входа. Теперь надо еще осторожнее.
        - Стас, где Катя? - спросил Травник, снова поворачиваясь спиной к нам. - Ты ведь нашел меня через нее?
        - Она не знала, что ты у цыган.
        - Нет, но знала, что в Чуме. Виделся с ней?
        - Да, - сказал я. - Сейчас они с Зорей у Чумака.
        Судя по звуку, Травник сбился с шага. Снова повернув, я увидел впереди раскрытые двери, за которыми был покрытый досками выступ, а дальше - противоположный склон расселины.
        - Травник, мы почти у цели, - сказал я. - Не отвлекайся.
        - Чумак сживет их со свету, - произнес он. - Особенно Зорю. Она просто не выдержит… их нужно спасти, Стас.
        - Я спасу их. Не отвлекайся!
        На краю площадки стоял Малачай с «Вепрем» в руках. Он был слева от двери, а лестница - справа. И поросшая травой горизонтальная трещина в склоне - тоже справа, дальше, за лестницей…
        Вдруг я понял их план. И приказал Норе:
        - Скажи парню, который засел в трещине, выбросить ствол.
        Она молчала. Я сделал еще шаг, оказавшись снаружи, стал боком смещаться к лестнице, по-прежнему толкая цыганку перед собой. Конечно, у них не было времени на раздумья, и они рассчитали так: Малачай отвлечет нас одним только своим присутствием, и я развернусь так, чтобы Нора находилась между ним и мной. Травник будет у меня за спиной - и охранник в трещине двумя выстрелами снимет нас обоих, как только мы начнем подниматься по лестнице.
        Я внимательно посмотрел на другой склон. Там совсем темно, ничего не видно. Малачай не шевелился, пожирая нас взглядом.
        - Травник, пока что не выходи, - велел я.
        Стоя на пороге, он ответил:
        - По коридору сюда приближается целая толпа. Слышу шаги.
        - Не выходи! Нора, ты чувствуешь?..
        Стволы вдавились в мягкое место под челюстной костью, и она захрипела. Я немного ослабил нажим - и одновременно сильнее придавил оба спусковых крючка. Они тихо щелкнули, начали сдвигаться под пальцем.
        - Нора, сейчас в нас целятся из трещины. А у меня палец так напряжен… я уже почти выстрелил, понимаешь? Пару миллиметров - и готово. Если твой парень пальнет в нас, мой палец рефлекторно дернется. Я больше не буду с тобой пререкаться. Выбирай сама, что произойдет дальше. Травник - иди прямо за нами.
        Боком, вдоль склона, я снова посеменил к лестнице. Травник шел позади. Цыган не шевелился, в трещине тоже было тихо. Пока что мы с Норой прикрывали Травника от находящегося там стрелка.
        От напряжения мой палец немного задрожал, и Нора ощутила это.
        - Гонжо, не стреляй, - сказала она. - Тогда эта миньжа с ушами убьет меня.
        Мы встали на первую ступень-бревно. На вторую. Травник тоже поднимался, стараясь держаться как можно ближе к нам. Я пятился, подтаскивая цыганку за собой со ступени на ступень.
        - Нора, что мне делать? - донеслось из трещины приглушенно.
        - Пусть он бросит оружие вниз, - велел я.
        - Брось оружие, Гонжо.
        - Но…
        - Бросай!
        В трещине что-то сдвинулось, шелестнула растущая там трава, на миг я различил силуэт лежащего человека. Наружу вылетел карабин, ударился о выступ на склоне и улетел в темноту.
        Вверху раздалась автоматная очередь. А за ней крик Калуги:
        - Стас! Если ты там - быстро наверх! Они поднялись где-то в стороне и бегут сюда вдоль расселины!
        Сдавив шею Норы так, что она засипела и вцепилась в мою руку, я поволок ее по лестнице, все еще двигаясь спиной вперед. Выстрелы сверху звучали не переставая, потом там взорвалась граната. Малачай шагнул вслед за нами, вскинув «Вепрь», я наставил на него двуствол и выстрелил. Цыгана отшвырнуло назад, он слетел с края площадки. Прежде, чем я успел снова приставить оружие к горлу Норы, она подогнула ноги и зубами вцепилась в мою руку. Меня качнуло вперед.
        Раненый Малачай каким-то чудом сумел удержаться на склоне возле выступа, вцепившись в растущий там кустарник. Из двери на площадку повалили вооруженные люди. Если бы я продолжал удерживать Нору, мы бы оба покатились по ступеням - пришлось оттолкнуть цыганку. Она рухнула с лестницы прямо на подбегающих собратьев. Я повернулся, и мы с Травником рванулись вверх.
        Над расселиной взорвалась вторая граната, и вдруг стало тихо. Лестница была короткая, но слишком крутая, чтобы преодолеть ее одним махом, к тому же эти отесанные, гладкие бревна-ступени… Споткнувшись, я упал на верхней, двуствол вылетел из руки, громко стуча, покатился вниз. Моя голова оказалась над краем склона, взгляду открылось пространство над расселиной. Калуга прятался за камнями впереди, ствол «АКСУ» был направлен левее меня - там за кустами, растущими у самой расселины, укрылись цыгане. Примерно на полпути между кустами и камнями лежали трое. Двое не шевелились, один пытался отползти, зажимая рану на боку.
        Травник, успевший покинуть лестницу, развернулся и протянул мне правую руку. Револьвер был в левой. Я ухватился, начал вставать. Внизу громко бахнул выстрел, пуля пропорола воздух над моим плечом.
        Травника качнуло назад. Его револьвер, издав необычный звук, выплюнул ответную пулю. Я прыгнул за ним, успев кинуть взгляд назад. У подножия лестницы стояла Нора, в руках ее было длинное охотничье ружье, из которого до того стрелял Шакал.
        Калуга приподнялся над камнями и бросил гранату в сторону кустов. Оттуда по нам успели выстрелить трижды, но не попали - было темно, только звезды светили в небе. Вспышка взрыва озарила лежащего навзничь Травника. Кажется, пуля цыганки угодила ему между ребер. Когда я склонился над ним, он хрипнул:
        - Револьвер! Важно, возьми!
        Схватив с земли оружие, я обнял Травника за плечи, начал приподнимать, хотя смысла в этом уже не было. Сзади доносился топот ног - по лестнице к нам бежали цыгане, через пару секунд они будут здесь, и тогда…
        Облачко дыма вспухло на другом склоне, точно напротив лестницы. С клокочущим шипением противотанковая реактивная граната «РПГ-18» «Муха» пронеслась через расселину.
        В дело вступил наемник.
        Склон содрогнулся от взрыва. Меня будто стукнули ладонями по ушам, в голове наступила звенящая тишина. Целый пласт твердой глинистой земли съехал вниз вместе с бревнами.
        У заведующего полицейским складом мы смогли раздобыть лишь одноразовые гранатометы, зато не один - два. Через миг вторая реактивная граната врезалась в площадку под нами. Что там происходило дальше, я не видел - поволок Травника к камням.
        Калуга короткими очередями не давал цыганам высунуться из-за кустов. Ноги Травника заплетались, голова то падала на грудь, то откидывалась назад. Как только Калуга перестал стрелять, один цыган вскочил, направив в нашу сторону «Вепрь». Продолжая волочь Травника, я выстрелил из револьвера. Опять этот звук - скорее пневматический, чем огнестрельный, словно хлопнули по концу трубы, вогнав в нее порцию воздуха. Пистолет плюнул огнем, и цыган за кустами пошатнулся. Прежде чем он упал, мне показалось, что на плече его, куда угодила пуля, вспух бледный пузырь - будто там мгновенно проросла огромная опухоль.
        Сзади над склоном поднимался дым. Калуга, перезарядившись, встал на колени и открыл огонь. Пули били по кустам, ломали ветки, взметнув бушующий вихрь листвы. На пару секунд прекратив стрельбу, он широким взмахом руки отправил в ту сторону гранату. От вспышки по земле перед нами протянулись две изломанные тени. Вскочив, Калуга подхватил Травника. Я сунул револьвер за пояс, схватил с земли «Карбайн», сумку с деньгами пристегнул к ремню.
        - Что с ним? - крикнул болотный охотник.
        - Ранен в грудь. Нет времени ждать Лютика - отходим!

* * *
        - Чертов старик! - Калуга в сердцах пнул доску, на которой мы положили связанного Рапалыча прежде чем отправиться к цыганам. - Как он сбежал? Старый червяк! И тут вывернулся! Но как?!
        Я молча склонился над Травником. Раненый не реагировал на окружающее, хотя был еще жив - грудь слабо вздымалась. Совсем слабо…
        - А, понял - вон гвоздь торчит! - воскликнул Калуга. - Старик об него веревку размочалил. Не было времени всерьез его вязать, осматривать все вокруг, мы ж спешили…
        - Забудь про Рапалыча, - пробормотал я, заглянул в потускневшие глаза Травника и начал обыскивать его. - Старик сюда никого не приведет.
        - Уверен? Внизу вон шум какой… Заварили мы кашу. К Норавейнику уже наверняка сбежались местные, подтягиваются полицаи. Если Рапалыча поймают…
        - Кто его поймает? Цыганам уж точно не до старика. А сам он заляжет где-то. Надолго. Или, может, он этим ходом ушел и вообще уже не в Чуме… не это проблема, Калуга.
        - Сюда все равно могут прийти. - Он еще раз пнул доску, отошел к пролому в стене, выглянул. - Надо уходить.
        - Сейчас и уйдем. Подожди еще немного, не дергай меня.
        У Травника не могло быть ничего ценного, потому что цыгане хорошо его обыскали. Но я помнил, как он лихорадочно копался в ящиках стола…
        - Значит, все было зря? - спросил Калуга, вернувшись к нам и окинув взглядом раненого.
        - Не зря. - Я вытащил из кармана Травника небольшой тряпичный сверток.
        Изнутри лилось приглушенное свечение, и когда я развернул ткань, на ладони будто вспыхнуло маленькое красное солнце. Мутагон. Красный тоник. Второй из трех. Густая субстанция в бутылочке, заткнутой резиновой пробкой. Для взгляда обычного человека она слабо светилась красным, но для меня теперь сияло, почти слепило. Сощурившись, я поднес бутылек к глазам, заглянул внутрь. В центре его колыхалось темно-багровое облачко. Извивалось, смещалось и словно плыло куда-то, при этом оставаясь на одном месте. Оно казалось живым, будто крошечная медуза.
        Я завернул тоник, положил в карман. Шум на склоне усилился - у расселины разворачивались какие-то бурные события. Снова начали доноситься выстрелы. Может, полицаи решили воспользоваться моментом и начали зачищать Норавейник?
        - Где там малой? - Калуга снова повернулся к пролому. - Как бы не попал под раздачу… Не можем мы его ждать, тут в любой момент может появиться кто угодно.
        - Лютику нужно пройти по мосту через Норавейник или обогнуть его. Сейчас это уже может быть трудно. Я сказал ему, если что - спускайся к воротам, попытайся выйти через них. Или заляг, если там не выпускают. Сними комнату в «Вершине», приведи девку, напейся вместе с ней и дрыхни до обеда.
        - Тогда уходим? Слушай, мужик твой, по-моему, уже не дышит.
        - Дышит, - я склонился над Травником, и вдруг он схватил меня за шиворот.
        Хотя «схватил» - не самое подходящее слово. Рука приподнялась, пальцы вцепились в воротник, слабо потянули вниз. Соскользнули.
        - Она была мягкая, - прошептал Травник.
        - Что? - я нагнулся ниже, затаив дыхание.
        - Мягкая, - его губы едва шевелились, грудь вздымалась тяжело, медленно, с большими паузами. - Тая. Моя жена. Я ее любил. Больше никого, никогда… За всю жизнь, только ее. Ушла в Лес. Давно, после рождения Зори. Просто ушла. Он ее принял. Как и Шамана потом.
        - Где мой отец? - спросил я.
        - Лесной угол. Там.
        - Где это? Что за место?
        - Сердце Леса. Еще говорят - Эдем. Шаман… он знает все.
        - Как мне найти его?
        - Катя - как Тая. И Зоря тоже. Чумак сживет их. Он твердый. Как камень. Гранит. Они мягкие, как их мать. Они умрут там. Спаси их.
        - Я спасу их, Травник. Обещаю. Скажи - как мне найти отца?
        - Меня зовут Георгий. Давно никто… не произносил мое имя. Ты спасешь их. Спасешь. - Взгляд его стал осмысленнее, он снова попытался взять меня за воротник. - Спасешь, потому что Катя знает, где лежит третий тоник. Примешь все три - сможешь дойти до Шамана. Третий… Антилес. Он спрятан. Вместе со второй частью дневника.
        - Катя знает, где он? Но ты ведь тоже знаешь - скажи!
        - Узнаешь у нее.
        - Тоник и дневник лежат под твоей дворницкой? За железной дверью?
        Он слабо улыбнулся посеревшими губами.
        - Нет, там… аномальное оружие, - его рука поползла в сторону, пальцы коснулись револьвера, который я положил на землю рядом. - Вроде этого. Там… другие патроны. И еще… другое… возьмешь, пригодится. Экстраганы. Я делал опыты. Такого больше нет ни у кого… я сам их… Но… Не все испытал. Код от замка: «эдем». А Катя…
        - На той двери не было замка, - перебил я.
        - Был. Есть. Ты найдешь. Катя знает, где дневник, вторая половина. В нем показан путь к Эдему. Лесному углу. Рисунок, пометки. В том же месте лежит третий тоник. Только если вколешь его, сможешь идти Дорогой Леса. Идти к отцу.
        - Так скажи мне, где они. Где дневник и тоник?
        - Спасешь Катю - узнаешь все.
        - Скажи мне сейчас! - я уже почти кричал.
        - Тогда ты… У тебя не будет причины…
        - Будет. Я клянусь тебе, что спасу твоих дочерей!
        - Ты - охотник. Ты сам за себя.
        - Травник, я могу хитрить, обманывать, но я не нарушаю своих обещаний. Ни разу не нарушал. Скажи, где спрятаны дневник с тоником.
        - Ты, наверное, неплохой парень, охотник. Но… Все узнаешь от Кати. Сделай так, чтобы они с Зорей спаслись. Чтобы выжили. Помоги им. Тогда уйдешь отсюда. Уйдешь Дорогой Леса. А я…
        Он произнес что-то совсем тихо. Я склонился над ним, почти прижав ухо к его губам. Они шевельнулись, и Травник шепнул:
        - Я ухожу по ней сейчас.
        И смолк - навсегда.
        - Брат, по-моему, сюда идут, - тихо сказал Калуга. - Точно говорю: кто-то приближается. Поднимаем его и… Что? Он - все?..
        - Все, - ответил я, прижимая пальцы к шее Травника. Его остекленевшие глаза уставились в ночное небо над нами.
        - Здесь его нельзя оставлять. Будет такая непонятная улика, начнут рыскать вокруг, отыщут схрон, потом лаз… Ну, что ты застыл? - Калуга толкнул меня в бок и повторил: - Уходим.
        Глава 20
        Главное оружие Леса
        Спускаться через лаз с Травником на руках было тяжело, и еще сложнее оказалось втащить его в схрон, который я нашел в расселине под решеткой. Сначала туда пришлось слезть мне, потом Калуга положил мертвеца на краю, свесил вниз ноги… Спустя минут десять мы, тяжело дыша, уселись под стенкой земляного мешка и уставились на мертвеца, которого положили на матрасе у противоположной стены.
        - Думаешь, хорошее место для могилы? - Калуга поставил фонарик рядом и огляделся в слабом свете. - Глухо тут, точно как в могиле. Самое оно для мертвеца, а? Ну что, сказал он тебе что-то важное?
        - Сказал, что нужно спасти от Чумака его дочерей. Катя знает, где вторая половина дневника и третий тоник. В дневнике написано, как попасть к моему отцу, а тоники нужны, чтобы пройти в то место.
        - Круто, брат. Загадка на загадке сидит и загадкой подгоняет. Слушай, это, может, странный вопрос, но ты уверен, что хочешь найти отца? Вы же, я так понимаю, лет пятнадцать не виделись? Больше? Зачем он тебе? Чужой же совсем человек.
        - Дело не в этом. Я уверен, что он очень многое знает. То есть, возможно, он знает о причинах катастрофы, знает, что такое Лес… Сумел разобраться во всем. И еще, думаю, он был связан с Пандемией. По крайней мере, косвенно.
        - Значит, нужно его найти во что бы то ни стало?
        - Да.
        Я достал сверток с тоником, развернул. Ногой пододвинул к себе стоящую неподалеку аптечку Травника.
        - А еще, - продолжал Калуга, - нам надо выручить дочерей Травника.
        - Конечно. Катя знает, где третий тоник.
        - Но главное ведь не это?.. - он внимательно смотрел на меня.
        - А что главное? - я раскрыл аптечку.
        - Это ты мне скажи, брат.
        Вытащив шприц, я покрутил его в руках, положил на колени. Калуга молча ждал. Я потер лицо, вздохнул и сказал:
        - Не люблю я про такое говорить. В общем, есть вещи, которые если делаешь… или если, наоборот, не делаешь, то предаешь себя. Не знаю, как это объяснить, не умею толком. Короче говоря, так оно случается: когда человек предает самого себя, то потом… Блин, не знаю!
        - То потом он деградирует, - сказал Калуга серьезно. - Деградирует из человека - в мышь.
        - Почему в мышь? - удивился я.
        - А вот так. Становится трусливой мышью в норе. Такие моменты в жизни случаются редко, но иногда все же случаются, и надо решать: мышь ты или человек. И если решаешь, что мышь, - лезешь в нору и сидишь в ней всю оставшуюся жизнь, трясешься. А если человек, то идешь и дерешься. Я знаю, у меня такое было.
        - Ну, мышь так мышь. В конце концов, зачем эти разговоры? Мне третий тоник нужен обязательно, так что я в любом случае пойду вытаскивать Катю с Зорей.
        - Это я для себя хотел прояснить, - ответил он. - Ты-то понятно, а вот я… В общем, я подумал и понял, что тоже пойду.
        - Уверен? Чумак - он покруче майора Шульгина, Птахи и цыган. Это как к шатуну в берлогу лезть. Я не преувеличиваю.
        - Знаю, что не преувеличиваешь. Только кто я, человек или мышь дрожащая? Если не помогу их освободить, значит - мышь. Поэтому пойдем к Чумаку вместе. Устроим ему танцы со стволами, а, брат?
        - Посмотрим, - сорвав с бутылочки пробку, а со шприца - упаковку, я вставил иглу в горлышко и отжал клапан. Проверил, не осталось ли внутри воздуха, и стал закатывать рукав.
        - Уверен, что сейчас подходящее время и место? - спросил Калуга, с некоторой опаской отодвигаясь от меня. - Слышишь, там стреляют вверху. И взрывается что-то, земля вон даже дрожит. А вокруг холма Палач рыщет, и Выдра с ним. Хотя я бы на месте Палача послал мохнатого за подмогой в Край… Может, их там уже целый отряд. Получается, нам отсюда ни туда ни сюда, а ты собрался колоться.
        - Как раз самое время и самое место, - ответил я и улегся под стеной. Отстегнул от пояса сумку с деньгами, положил рядом. - Калуга, сейчас меня, насколько понимаю, начнет дергать. Я вырублюсь и какое-то время проваляюсь. Приду в себя, может, через час. Или через два. Ты пока… поспи, что ли.
        - Ага, поспишь тут с вами двумя, один - труп, второй вообще не пойми что.
        - Ну, не знаю. Выйди тогда, полазай вокруг, разведай обстановку. Я приду в себя - и решим, что делать. - Я несколько раз согнул-разогнул руку, похлопал по сгибу локтя. - У нас в планах экскурсия на ферму Чумака, и при этом надо избежать встречи с Палачом и краевцами. И не попасться снова ренегатам, если те еще в силе и если майор Шульгин жив. Вот и будем решать, как проскользнуть между ними всеми.
        - По самому краешку ходим, брат. И кстати, на ферму Чумака просто так не заявишься. У него ж там крепость, туда с армией приходить надо.
        Похлопав по лежащей рядом сумке, я ответил:
        - Армию можем нанять. Или свою сколотить.
        - Ага, мы теперь богатые, как Хан. Я вот что еще думаю… А ты уверен, брат, что действуешь сейчас по своей воле?
        Я покосился на него.
        - Ты о чем?
        - Да я вот, понимаешь, не уверен. Ни про тебя, ни про себя. Что, если все вот это, - он развел руками, - все, что произошло за последние дни, кем-то направляется?
        - Кем?
        - Да ты сам понимаешь.
        - Лесом, что ли?
        - Им, ага. Мы думаем, что поступаем, как того сами хотим, у нас есть цели, мы к ним стремимся… А на самом деле все это время действуем по его воле. Он что-то хочет, глобально так хочет, и подталкивает события по-своему. Незаметно, не напрямую - косвенно. Влияет на людей, на поступки, на ситуации…
        - Что же, по-твоему, он хочет?
        - Э, брат, если б знать… Был бы я королем Мира Выживших, если бы это понимал. Может, вон, Хан знает? Или командование Армии Возрождения?
        - Или мой отец, - я поразмыслил над словами Калуги и заключил: - Нет, я сам хозяин своей жизни. Конечно, на меня влияют обстоятельства, другие люди, их действия. Сильно влияют, и от этого в моей жизни многое зависит. Но как мне поступать, я решаю сам.
        - Это можем быть иллюзией, - возразил он серьезно. - Слышал ведь: самая главная хитрость дьявола в том, чтобы убедить всех, что его нет.
        - Ну, а это ты к чему?
        - К тому, что хитрость может быть в том, чтобы люди считали, будто действуют по своей воле. И это главное оружие Леса.
        Я пожал плечами:
        - Калуга, я философией даже после бутылки водки не очень увлекаюсь. А что до Леса… По-моему, его цели не совпадают с моими. Но это и неважно, я все равно добьюсь своего, какое бы оружие он против меня ни направил. Все, не скучай тут без меня.
        С этими словами я воткнул иглу в вену и придавил поршень, вгоняя красную субстанцию в свою кровеносную систему. Вместе с ней туда, трепеща и переливаясь, втянулось багровое облачко. И когда шприц опустел, Калуга задал последний вопрос:
        - А что этот тоник дает-то? Ты у Травника не успел узнать? Может, он тебя в монстра какого обратит, или крылья у тебя прорастут… или копыта с рогами, а? Ха! И станешь ты дьяволом, который убедил всех, что его нет.
        - Скоро узнаем, - ответил я и закрыл глаза.
        Наступила тишина. А потом странные видения наполнили мое сознание, огромное нечеловеческое ЛИЦО, словно лик самого Леса, взглянуло на меня из клубящейся тьмы, и отзвук далекого голоса долетел сквозь глухой шум, шепот и шелест деревьев. Лес что-то сказал мне.
        И хотя я не понял его, но был уверен, что скоро пойму.