Шумен Борис Левандовский
        #
        Борис Левандовский
        Шумен
        К теме самостоятельности
        Что получится, если ты семнадцатилетний парень и твои родители однажды утром сообщают о своем намерении отправиться в отпуск - вроде их медового месяца
«двадцать лет спустя»? Отлично, слегка удивленно отвечаешь ты, и только целую минуту спустя до твоих извилин доходит главный смысл сказанного: да ведь эта старая влюбленная парочка собирается смотаться, черт побери, вдвоем! Сечешь?
        Ну, наверняка, если не полный даун.
        Ребята, да это же просто ГЕНИАЛЬНО! - потрясенно восклицаешь ты, мысленно уже прикидывая, какие грандиозные возможности открываются впереди. И одновременно начинаешь мучаться догадками, сколько бабок окажется в твоем полном распоряжении. Видно, эти раздумия отражаются на твоей физиономии, поскольку старики замолкают и, скорее всего, мама спрашивает, все ли в порядке - не слишком ли тебя расстроило это известие, и тут же спешит добавить, что их отлучка продлится недолго - примерно две-три недели, но если ты против…
        О нет, нет! - почти кричишь ты с миной бесконечного самопожертвования и торопишься где-нибудь укрыться с расползающейся против воли глуповато-счастливой ухмылкой: и кто только заявляет, что Бога нет на свете! Но теперь-то ты точно знаешь, что все это происки гнусных еретиков.
        А через два дня апостол Петр лично является к тебе, чтобы вручить ключи от Рая.
        Первые мгновения воли с тобой спешат разделить ближайшие друзья и, конечно, лучшая подружка. Еще не успев вкусить всех благ, предлагаемых тебе этой двуличной шлюхой, имя которой Свобода, ты уже где-то в глубине души начинаешь подозревать, что будешь вспоминать об этом времени даже спустя годы.
        Холодильник стараниями матушки выглядит неистощимым на несколько лет вперед, а деньги, оставленные отцом - целым состоянием, которое тебе не промотать до старости; пиво течет рекой… и, Бог мой, ты наконец чувствуешь себя Человеком, впервые в жизни получив возможность узнать как это: смотреть телевизор с задранными ногами и сигаретой между пальцев. Но главное, тебе глубоко плевать на ту кучу занудливых мелочей, которыми старики обычно обременяют все твое существование, - а что такое самостоятельность, как не возможность самому расставлять приоритеты в мелочах. Но твой Рай не вечен (как бы ты не веселился, что-то так и не дает тебе забыть до конца, что день Х близится), и поэтому торопишься насладиться сполна.
        Тогда ты еще не в курсе, что узнал лишь половину правды о своем новом положении: ты только прочитал яркую вывеску, но еще не успел заглянуть за угол и увидеть, что скрывается за ней.
        Начиная с пятого или шестого дня, жизнь несколько успокаивается, украдкой являются первые признаки пресыщения и легкая скука - тебя уже не так тянет шляться где-нибудь до утра, а сигаретный пепел и пивные банки, раскиданные повсюду медленным стихийным бедствием (одну находишь в пододеяльнике), уже откровенно раздражают. На седьмой обнаруживается, что неистощимый холодильник предательски опустошился - прямо пропорционально растущему Эвересту грязной посуды у кухонной раковины; что пол в ванной укрыт мозаичным ковром дурно пахнущих носок… короче, начинаешь замечать разные нехорошие вещи, о которых, похоже, тебя забыли предупредить. И худшая из них состоит в том, что от недавнего капитала, оставленного родителями, в кармане прощально звенит жалкая горстка мелочи (а до возвращения стариков еще целая вечность - дней десять или около того). Черт, ну откуда тебе было знать, ведь ты не привык тратить столько!
        Вот тут и наступает жестокое похмелье от первой недели свободы, и ты растерянно глядишь вслед виляющей костлявым задом шлюхе, оставившей тебя в дураках.

* * *
        Еще до того, как семнадцатилетний Макс Ковальский окончательно убедился в своей неспособности к ведению домашнего хозяйства, объявление для желающих улучшить память уже висело на фонарном столбе у детской площадки - тот самый клочок бумаги, который оказался первым шагом на его пути - в кошмар куда худший, чем он мог себе вообразить. В кошмар, из которого не существует выхода.

25 афиш и немного клея
        Самозваного менеджера полудюжины львовских аматорских рок-групп по кличке Батут Макс заприметил еще издали. Тот пытался приладить цветной плакат на трамвайной остановке, расположенной по другую сторону дороги от большого католического костела у Привокзальной площади, возведенного поляками в начале ХХ века. Батут, похоже, не слишком годился для такой работы: уголки афиши то и дело загибались вперед, стремясь принять прежнюю скрученную форму, которую обрели в рулоне, и когда доходила очередь нижних, верхние уже изображали «козу», будто в издевку над его потугами. Батут отдувался и млел от жары, которую плохо переносил. Рядом на свободном сидении остановки Макс увидел целый рулон плакатов, скрепленных черной резинкой, и банку канцелярского клея.
        Приблизившись к Батуту и наблюдая за его стараниями совладать с афишей, Макс подумал, что гораздо практичнее было бы использовать скотч.
        Они познакомились позапрошлым летом, когда ехали в одном купе поезда. Их знакомство продлилось и дальше - как выяснилось вскоре, обоими двигала цель попасть на заключительный третий день рок-фестиваля в Киеве. Тогда должны были выступать такие крутые команды как «Монстер Магнетт» и «Металлика», и еще старые добрые динозавры вроде «Свит» и «Смоки». Правда, затем большую часть времени они с Батутом провели в разных компаниях; после этого они еще несколько раз виделись мельком во Львове. Но сейчас Макс легко его узнал с тридцати шагов по собранному в хвост маслатому хайеру и характерно мятой рубашке с закатанными до локтей рукавами, вылезшей сзади из штанов и нависавшей над его широкой задницей как пародия на флаг страны Восходящего солнца. Возраст Батута с одинаковой вероятностью определялся в границах от двадцати до тридцати, или немногим больше.
        Макс подошел к нему со спины и хлопнул по плечу. Батут подскочил от неожиданности, едва не сведя на нет труды последних нескольких минут, но все равно, казалось, был рад его видеть.
        - Новая команда? - спросил Макс, разглядывая афишу с четырьмя патлатыми гильотинированными головами в духе «Дип пёпл».
        - Ага, - расплылся в улыбке Батут и отер тыльной стороной ладони лоснящееся от пота лицо. Макс вдруг проникся уверенностью, что изобразить на афише группу
«Драглайн-2» под «Дип пёпл», была именно его идея.
        - Послезавтра лабают в «Роксе». - Батут ткнул пальцем в строку, идущую большими синими буквами под «головами», где указывалось место и время проведения концерта. - А на следующий день выступят в сборном с «Белой зоной» и «Мертвым пивнем» в зале политеха. Так что приходи.
        - Почему бы и нет, - сказал Макс. - Если устроишь на шару, а то…
        - Без проблем. В «Рокс» это точно устрою.
        Батут снова отер лицо и продолжил заниматься плакатом.
        -Кстати, как тебе идея? - Он кивнул на четверку голов.
        -Твоя? Ничего, только мне кажется, я это где-то уже видел.
        -Да? Черт… знаешь, мне вот теперь тоже так начинает казаться.
        -Давно тут мудохаешься?
        - Не так чтобы, но эта жара… уф-ф!.. просто остолбенела, - признался толстяк. Однако на сей раз ему удалось прилепить углы афиши как следует, либо это клей успел подсохнуть на солнце и наконец взялся за дело. - Если так пойдет дальше, до вечера не развешу и половины.
        - Угу, - согласился Макс, подкуривая сигарету.
        - Слушай… - вскинулся Батут, какая-то внезапная мысль постепенно проступила на его лице, будто форма начинки сквозь тесто.
        - Даже не проси, - сказал Макс, улыбаясь и отступая на шаг. - Ни за что не стану этого делать.
        Батут тоже улыбнулся и подался за ним.
        - И не подумаю!
        - Мне сегодня еще нужно успеть договориться за аппаратуру, - начал уговаривать Батут. - И встретиться с…
        - Нет.
        - Ну, пожал…
        - Да не стану я носиться по всему городу с твоими дурацкими головами!
        Толстяк шмыгнул носом и остановился.
        - Почему же дурацкими? Нормальная заморочка, - он оглянулся на приклеенный плакат, вытирая потные ладони о штанины. - Слушай, мне действительно позарез нужно… ладно, я тебя понял, - и назвал сумму.
        - Нет.
        Тот добавил.
        - Все равно нет, - сказал Макс.
        Батут подумал и добавил еще.
        Макс открыл рот, чтобы послать великого воротилу шоу-бизнеса дальше Камчатки, а самому отправиться домой… но вовремя вспомнил о своих финансовых затруднениях. Поэтому уточнил сумму.
        Батут закатил глаза и добавил еще немного, заявив, что это предел его возможностей, уважения к себе, всяческого здравого смысла и даже самых верхних показателей на торгах Лондонской биржи, - и за большее он сам согласен лазить по городу хоть до следующего утра.
        Удобный случай пополнить опустевшую казну сам, казалось, шел Максу в руки, хотя насчет верхних пределов Батут явно переборщил, да и роль расклейщика ему нисколько не улыбалась. Однако, подумав еще секунду, он согласился.
        - Рассчитаемся на концерте, - подытожил Батут.
        Когда Макс отмахнулся и сделал вид, будто уходит, он опять как-то сразу погрустнел и с тяжелым вздохом полез в карман за деньгами. Затем передал Максу рулон с афишами, банку клея и снабдил всяческими ЦУ, представлявшими несомненную ценность для дебила.

«Боже, ну и вляпался же я», - думал Макс, глядя, как Батут заскакивает в двери отбывающего трамвая и машет ему рукой на прощание.
        Обгоняя солнце
        Единственной проблемой в действительности оказалась жара. Около полудня, когда Макс встретился с Батутом и заключил сделку века, невидимая доменная печь только начинала разогреваться, однако к трем часам задышала на полную мощь. Поэтому, наследив лишь в ортодоксальных местах, Макс решил пренебречь львовской периферией и поехал домой - новая футболка вымокла насквозь, а синий текст КОНЦЕРТ СОСТОИТСЯ последние четверть часа явно тяготел к каббалистическим пермутациям. Шесть афиш из оставшихся восьми Макс отправил в ближайший мусорник.
        До-ре-ми-до-ре-до, ребята.
        Одну афишу Макс решил оставить себе на память, другую - повесить рядом с домом, где жил, - больше из желания развлечься, чем ради очистки совести. Подходящее местечко определилось еще по дороге - на детской площадке под его балконом на втором этаже, откуда он сможет наблюдать за реакцией народа, выходя внести свою лепту в загрязнение атмосферы. Любопытно, были ли уже в курсе чуваки из
«Драглайн-2», какой плакат для них сварганил Батут? Хе-хе…
        Впрочем, из-за жары Макс едва не отказался от своего намерения. Настоящее пекло - казалось, солнце нарочно гонится за ним по пятам, поливая мегаретгенами термоядерного кошмара.
        Выйдя из раскаленного троллейбуса, Макс купил в ближайшем магазине литровую бутылку минеральной воды, несмотря на то, что до дома оставалось пройти не более сотни шагов, и выпил ее одним залпом. Полегчало. Затем пошагал, блаженно отрыгивая, к дому, обходя его с фронтальной стороны, где располагалась детская площадка, - вернее, то, что претендовало на это название: пара скрипучих, как пружинная кровать старой проститутки, качелей, песочница да скособочившаяся горка, помнящая сотни маленьких задниц нынешних родителей.
        Руки Макса были липкими от пота и дурацкого канцелярского клея, которым его снабдил Батут, из-за чего пришлось изрядно повозиться, чтобы распрямить и намазать углы афиши. Двое детей лет шести, игравших в какую-то только им понятную игру, бросили свое занятие и подбежали к Максу, взирая с открытыми ртами на четыре патлатые головы, когда афиша наконец заняла место на фонарном столбе, слегка обогнув его прямые углы по обеим сторонам. Выглядело, по разумению Макса, не так чтобы очень, но сносно.
        - Дядя, а кто это с ними сделал? - спросил один из мальчишек, завороженно разглядывая головы. Несмотря на июльскую жару, он сопливил и говорил в нос.
        Макс сперва не понял, а затем ухмыльнулся:
        - Один ужасный шоумен по имени Батут.
        - Я так и думал, - со знанием дела кивнул другой мальчишка. - Шумен…
        Завинтив колпачок на банке с клеем и собравшись было уходить, Макс заметил, что одна сторона афиши обвисла, хотя клей на жаре схватывался довольно быстро. Что-то под плакатом, в самой середине, образовывало небольшую выпуклость, дававшую натяжение. Макс отвел отклеившуюся сторону афиши и увидел чье-то объявление, которое не заметил раньше, будучи целиком занят борьбой липких пальцев с бумагой. Объявление наверняка успело здесь провисеть не меньше месяца, поскольку отдавало явной желтизной и стремилось скрутиться в трубочку по бокам, видимо, не раз побывав под дождем; если Максу не изменяла память, последний раз капало с неба не меньше трех недель назад. Он сорвал объявление (скорее даже оно само прилипло к пальцам - похоже, еще немного и его попросту унес бы легкий порыв ветра), попытался стряхнуть, однако выяснилось, что куда проще сунуть его в карман джинсов, дабы отделаться от него без помощи другой руки, в которой Макс держал идиотскую банку с клеем и уже изрядно помятую последнюю афишу. Бумага, комкаясь, хрустнула в кармане, как древний пергамент времен Хеопса, и затихла.
        Афиша благодаря подсохшему клею вновь обвила столб крепкими объятиями жены Потифара, и Макс быстро направился домой, мечтая о холодном душе.
        Едва ли обратив внимание на его уход, двое мальчишек с задранными вверх головами остались перед афишей.
        - Шумен… - повторил сопливый, и они многозначительно переглянулись.
        Когда приходится кое-что принимать
        Освежившись в душе, Макс отправился в кухню и открыл дверцу огромного, двухметровой высоты холодильника фирмы “Whirlpool” с намерением что-нибудь перекусить, а заодно оценить ущерб, нанесенный припасам. Перед отъездом старики забили холодильник до отказа, да и сам Макс пару раз делал кое-какие покупки, однако сейчас картина выглядела малоутешительно. Получалось, что оставшихся у него денег, даже учитывая сегодняшний случайный заработок, едва хватало протянуть до приезда родителей. Итак, на ближайшие две недели ему обеспечена строгая диета на простой и здоровой пище.
        Что ж, отлично, он как-нибудь это переживет. По крайней мере, период свободы, который он получил, того стоил. Ну, во всяком случае, первые несколько дней.
        Дальше пошло уже не так гладко. К примеру, бардак в квартире, который Макс сам же и учинил, начал его порядком доставать, притом внезапно, чего он раньше никогда за собой не замечал. А вчера умудрился поссориться с Леной - впервые за целый год, что они встречались. Это произошло из-за того, что Макс отменил их давние планы сходить на премьеру Виктюка в Оперном театре, которая должна была состояться в следующее воскресенье. Сыпал, помнится, самыми несуразными отговорками, а под конец прямо заявил, что не желает лицезреть, как по сцене носится кучка этих долбаных гомиков и вставляет друг дружке по очереди. Кажется, именно эта фраза и сделала их ссору неизбежной. А что ему еще оставалось делать? После того как он с удивлением подсчитал оставшиеся гроши и… сдал билеты. Благо еще не дошло, чтобы Лена предложила отправиться в театр с какой-нибудь подружкой вместо него.

«Тебе предстоит настоящий жизненный экзамен», - вспомнил Макс слова отца перед их прощанием в дверях и усмехнулся: сдавать экзамены без подготовки дело непростое, особенно жизненные. Старики могли бы это и учесть. Заключительный экзамен для вступления в «политех» он сдал всего за неделю до их отъезда, - но и тут не обошлось без помощи отцовской десницы.
        Собравшись сварить пачку пельменей, Макс обнаружил, что на полках не осталось ни одной чистой кастрюли, равно как и ни единой вымытой тарелки, - последние три дня он ополаскивал под краном одну и ту же, когда хотел поесть, а его кружка с надписью МНЕ ЛЮБИМОМУ от чайной заварки и кофе буквально изменила изначальный цвет слоновой кости на темно-коричневый внутри и желто-потёчный снаружи, как впавший в маразм медлительный хамелеон.
        Макс наскоро перекусил половиной пачки пельменей и в течение последующего часа занимался мытьем накопившейся грязной посуды - всей посуды, - испытывая доселе неведомое чувство удовлетворения. Черт, ему это даже нравилось! Добавив последний штрих - протерев начисто обеденный стол мокрой тряпкой и аккуратно развесив полотенце и кухонную утварь на крючки, - Макс глянул вниз и, будто обращаясь к кому-то одушевленному, сказал:
        - Ну что, Хулио, манали мы с тобой этот отстой.
        Маленький Хулио, похоже, держался того же самого мнения, а встретить единомышленника в наши дни - редкая удача. Еще он был не прочь побеседовать по душам со своей маленькой подружкой и, сетуя на нежданную разлуку, производил нетерпеливое ерзанье. Впрочем, если честно, то Лена сразу же дала понять, что, как бы это старомодно не выглядело, сексом они займутся не раньше чем в первую брачную ночь. Макс пытался начать спорить (да и Хулио был возмущен таким пренебрежением), - существует же, наконец, петтинг - но скоро убедился, что ни к чему доброму это не приведет. И был вынужден смириться.
        Мысль распространить стихийную кампанию уборки на всю квартиру возникла как-то сама собой, и Макс принял ее без протеста. Вставив компакт-диск “The Offspring” в стереосистему и врубив громкость почти на полную мощность, - ибо заниматься нудными домашними делами под музыку куда веселее, - Макс еще около часа пылесосил полы во всех трех комнатах и раскладывал вещи по их законным местам.
        Когда очередь дошла до прихожей, он сделал небольшой перерыв и вышел покурить на балкон. Афиша на столбе исчезла. Видимо, ее уволокли те двое мальчишек или кто-нибудь из местных фэнов «Драглайн-2». Да и хрен с ней.
        Затем Макс решил заранее подготовиться к предстоящему свиданию с Леной - точнее, к попытке примирения, которую наметил на следующий день. Он мог бы, впрочем, просто ей позвонить, но решил явиться без предупреждения (однако Макс еще колебался, стоит ли рассказывать ей всю правду). С другими, до нее, Макс обычно предоставлял событиям развиваться самостоятельно, - с Ленкой же все было иначе. Один Бог знает почему.
        Он достал из шкафа чистые джинсы, потом отыскал свежую футболку и разложил на кресле. Нормально. Оставалось лишь не забыть с утра побриться - белокурая красотка Лена терпеть не могла, когда он лез к ней с колючей мордой, и затем была способна фыркать целую неделю, что из-за щетины у нее на лице раздражение. А завтра все должно было пройти идеально.
        Поэтому, когда около девяти ему позвонил Мирон, чтобы предложить отправиться вместе на рыбалку следующим утром, Макс отказался, сославшись на неотложные дела. В пятнадцать лет ты готов явиться по первому зову друга, но проходит всего год-другой, - и у тебя вдруг появляются веские причины, чтобы пренебречь даже рыбалкой в компании старого приятеля.
        Перекладывая содержимое карманов из одних джинсов в другие, Макс обнаружил то самое объявление, которое сорвал со столба, когда вешал афишу на детской площадке. Он распрямил пожелтевший клочок бумаги, чтобы прочитать.
        Текст объявления являл образец предельной лаконичности:
        Специалист поможет развить память. Бесплатно.
        Чуть ниже значился адрес без номера телефона.
        Как определил Макс, указанное место находилось где-то недалеко от центра города. Он собирался было скомкать листок, чтобы выбросить в мусорное ведро по дороге в кухню, но вместо этого еще раз взглянул на него.
        Подобные объявления Максу доводилось встречать и раньше в каком-нибудь самом скромном газетном закутке, если газета вообще попадала к нему в руки, что случалось крайне нечасто. Однако это объявление возбудило в нем какое-то необычное любопытство. И еще нечто, что Макс не смог сразу определить, зато ощутил почти физически - будто по коже пробежала гигантская сороконожка.
        Кроме того, во всем этом присутствовала изрядная доля очевидной несуразицы.
        Во-первых, какого черта кому-то понадобилось тащиться аж сюда, чтобы повесить это объявление в столь неподходящем месте? Во-вторых, - что значит «бесплатно»? Должно быть, у этого «специалиста» поехала крыша, если он намерен возиться с кем-то задаром, пускай даже охочих запоминать стозначные числа и цитаты из рекламных телеблоков с первого раза найдется немного. В третьих, не был указан номер телефона, только адрес, причем не на отрывной «лапше», а был накарябан обычной шариковой ручкой прямо под текстом, словно того, кто дал это объявление, не особо заботило, прочтет кто-нибудь его или нет. Удивительно, что оно вообще так долго провисело на столбе. У Макса мелькнула забавная мысль, что, возможно, он единственный человек в мире, который его прочитал. Во всяком случае, именно это объявление. И опять дала знать о себе юркая сороконожка, похоже, облюбовавшая уютное местечко у Макса между лопаток.
        Положив объявление на журнальный стол, Макс вдруг решил внести кое-какие коррективы в свои завтрашние планы. Нет, он не собирался отменять визит к Лене, просто перед тем заскочит по указанному шариковой ручкой адресу. Что бы ни скрывалось за этим объявлением, оно вызывало достаточно любопытства.
        Макс сделал два шага от журнального стола и на секунду замер, - кажется, до него наконец дошло, что, кроме удивления, в нем пробудило объявление.
        Какое-то странное предчувствие.
        Или предчувствие чего-то странного.

* * *
        Ночью ему приснился Батут.
        Он вошел в комнату из шкафа и спросил, хочет ли Макс увидеть классный фокус, и, не дожидаясь его ответа, щелкнул возникшим в руке кнутом. Вслед за этим дверцы шкафа вдруг опять распахнулись, и оттуда, прыгая как мячи, выскочили четыре отрубленные головы участников «Драглайн-2».
        Новый щелчок кнута - и головы, продолжая дикую скачку по комнате, в немыслимом ритме затянули хором «Лолейнью» тонкими педерастическими голосами.

«Видал?» - Батут, будто сам не ожидая такой прыти от голов, перевел восхищенный взгляд на Макса.

«Крутая заморочка, правда?»

«Наверно, им понравится», - сказал Макс, точно зная и в то же время не имея ни малейшего представления, кто такие они.
        Он пнул ногой ближайшую к нему голову, принадлежавшую, кажется, соло-гитаристу. Та прокатилась у Батута между ног и с воплем врезалась в стену.

«Гол!» - сказал Батут удивленно, словно нежданно обгадился на людях.

«Ладно, убери их, пока они тут все не перемазали».
        Тот коротко передернул кнутом, и головы, по очереди запрыгнули обратно в шкаф.
        Батут вошел за ними.

«Увидимся на концерте», - он махнул рукой на прощание, будто садился в трамвай, и закрыл за собой дверцу.

«Пока-пока…» - бросил Макс, обнаружил, что сидит на диване, облаченный в какой-то дурацкий костюм, а на коленях у него лежит ярко-красный колпак с черной поперечной надписью ШУМЕН.

…И проснулся.
        Особый метод
        Славная улица Пекарская, многие десятилетия не менявшая своего названия несмотря ни на какие передряги в жизни города, начинается недалеко от центра Львова - в той части, где раскинулся Галицкий рынок и рукой подать до исторического музея оружия Арсенал, - и бежит себе дальше, виляя и растекаясь по сторонам, как полноводная река, многочисленными улочками, улицами и переулками. Оказываясь в здешних краях, Макс обычно испытывал мощный наплыв умиротворения и уюта исходившего, казалось, от самой атмосферы улицы, ее дороги, мощеной чуть выпуклой и отполированной годами до матового блеска брусчаткой, ее узеньких тротуаров, бегущих вдоль домов старинной постройки, зелени перекрестков. Он помнил это чувство с детства, когда приходил с родителями в гости к деду, который жил недалеко отсюда в одном из проулков и умер пять лет назад.
        Однако сегодня с Максом этого не произошло. То ли он слишком повзрослел, и его чувства каким-то образом притупились, перестав улавливать здешнюю ауру, то ли он чересчур переживал, что ему не удастся помириться с Леной. Макс собирался направиться к ней сразу после того, как проверит, что находится по указанному во вчерашнем объявлении адресу (он, впрочем, поймал себя на мысли: не является ли это на самом деле поводом, чтобы немного отсрочить их встречу, хотя идея, конечно, принадлежала ему и ни к чему не обязывала).
        А может, он просто давно тут не бывал - со дня похорон деда, - и Пекарская его забыла.
        Макс дошел до здания военного госпиталя, тонущего в сочной зелени каштанов по левую руку, и, сверившись с адресом в объявлении, повернул направо.
        Примерно через три минуты ходьбы он оказался перед нужным домом, имевшим четыре этажа и украшенным маленькими балконами с фигурной лепкой. Войдя в парадное, Макс решил воспользоваться собственными ногами, а не лифтом, чтобы подняться на верхний этаж, и наконец остановился у лакированной под красное дерево двери с номером 8. Его сердце почему-то усиленно застучало, когда он потянулся к синей пуговице электрического звонка, но Макс был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.
        Сороконожка между его лопаток слегка шевельнулась, разминая двадцать пар колючих ворсистых лапок, и вновь обрела сонную бездвижность, в которой пребывала большую часть времени.

«Выходит, обычная квартира», - успел подумать Макс, когда услышал шаги по ту сторону двери.
        Ему открыл совершенно лысый дядя лет под шестьдесят. На нем был серый спортивный костюм и белые кроссовки “Brooks”, будто он собирался совершить пробежку по улице или отправиться в спортивный зал.
        - Здравствуйте, я по объявлению, - сказал Макс.
        - Простите? - казалось, хозяин был искренне удивлен его заявлением.
        - А разве… - Макс слегка обескуражено полез в карман джинсов за пожелтевшим клочком бумаги. - Разве оно не ваше?
        Лысый секунду разглядывал объявление, так, словно нечто подобное видел впервые в жизни, и в то же время с явным узнаванием.
        - Ах, ну да… конечно. Тогда добро пожаловать, - он посторонился, приглашая Макса войти, и закрыл за ним дверь.
        Следуя за хозяином через длинную прихожую в одну из комнат, с такими же высокими потолками, как и в квартире его покойного деда, Макс испытывал не свойственную ему неловкость, нараставшую с каждым шагом, причин которой он пока не мог понять.
        - Итак? - произнес хозяин, усадив Макса в большое мягкое кресло и сев напротив в такое же, низкое и широкое, в котором запросто можно было разместиться двум людям средней комплекции и даже немного вздремнуть. - Чем обязан?
        Макс неожиданно понял, что начинает отчаянно краснеть, - похоже, в этом естественном вопросе и заключалась причина его странной неловкости. Действительно, а какого черта ему нужно? Странно, но по пути сюда ему почему-то и в голову не пришло придумать сколько-нибудь подходящую причину, а теперь Макс медленно заливался краской, чувствуя, что выглядит полным идиотом. Потому что единственным поводом этого визита служило обычное любопытство. Именно оно.
        И, возможно, кое-что еще.
        - Ну-с… - хозяин выжидающе смотрел на него. - Не стесняйтесь, иногда такое бывает: мы видим что-то, что нас влечет, побуждает сделать первый шаг, а когда приходит время действовать по-настоящему, нами вдруг овладевают сомнения, боязнь представить себя в невыгодном свете… разве не так?
        При слове «влечет» Макс внутренне встрепенулся, поскольку так оно и было. Объявление не просто вызвало у него сильное любопытство, оно его влекло - подобно желанию попасть на следующий уровень новой компьютерной игры, до которого еще ни разу не удавалось добраться (чтобы взглянуть хотя бы одним глазком). Не совсем точно, но похоже на то. В действительности это было еще сильнее, - и Макс осознал лишь сейчас, насколько.
        - Я хотел только узнать, - внезапно признался он. И сразу ощутил какое-то облегчение.
        - Увидеть, что за всем этим стоит, - кивнул лысый, словно прекрасно понимал, о чем идет речь, словно был уверен в присутствии этого влечения. - И что же тут зазорного?
        - Ничего, - ответил Макс и подумал, что теперь может с чистой совестью свалить.
        - Тогда давайте знакомиться… вы куда?
        - У меня еще есть дела. Правда. Наверное, мне вообще не стоило… - однако Макс снова опустился в кресло.
        - Я нисколько не сомневаюсь, что у такого молодого человека, как вы, масса всяческих дел в куда более интересной компании, нежели со стариком, вроде меня, - улыбнулся хозяин квартиры, давший странное объявление. - И, конечно, не стану вас задерживать. Но раз уж мы встретились, позвольте угостить вас чаем. Или вы предпочитаете кофе?
        Пиво, я бы предпочел банку-другую холодного пива, и чем дальше отсюда, тем лучше - хотелось сказать Максу, но он попросил чай.
        - Надеюсь, это не сильно повлияет на ваши планы?
        - Нет, нисколько, - отказываться Макс посчитал крайней бестактностью, особенно после того, как стала очевидна истинная причина его прихода.
        - Вот и прекрасно, - мужчина вышел из комнаты, оставив его в одиночестве. Вскоре Макс уловил доносящийся из кухни звон чашек и подумал, что они с хозяином так и не успели представиться друг другу; впрочем, он вспомнил, что это произошло по его же вине.
        Пока тот возился в кухне, Макс получил возможность спокойно осмотреться. Сомнительно, чтобы занятия по улучшению памяти были способны принести лысому такой достаток. Да и судя по их встрече, клиенты к нему не ломились толпами. Хотя, впрочем, кто знает. Либо это занятие являлось чем-то вроде хобби.
        Комната, скорее всего являвшаяся гостиной, была обставлена массивной красивой мебелью в стиле рококо или близкому к нему, вероятно, не менее старинной, чем сам дом. На двух стенах и на полу роскошь интерьера подчеркивали большие ковры, которые Макс определил как «персидские», хотя вряд ли мог разбираться в таких вещах. У противоположной стены на столике с изогнутыми фигурными ножками стоял телевизор; только он и пара кресел, одно из которых занимал Макс, заметно выпадали из общего стиля. На торцевой стене справа от него, более узкой - висели картины с пейзажами старинных улиц, в которых Макс сразу узнал львовские - такими, как они выглядели, наверное, лет сто назад: без машин, снующих туда-сюда, без назойливо-пестрых витрин нынешних магазинов, без дурацких рекламных щитов. Чудилось, вот-вот из-за таинственной границы полотна на дорогу выедет антикварный автомобиль со смешными клаксонами-клизмами по бокам или конный экипаж, и даже отсюда можно будет услышать, как цокают подкованные копыта о булыжную мостовую, уловить голоса совершающих променад пар, разодетых по моде тех времен…
        Гостеприимство лысого хозяина, несмотря ни на что, показалось Максу вдруг… как бы это сказать? - странным? преувеличенным? подозрительным? Сороконожка на сей раз проявила гораздо большее беспокойство, чем перед дверью, когда он собирался позвонить, энергично перебирая мохнатыми лапками и, похоже, не собираясь так просто сдаваться. Если бы тот его выставил, только узнав, что имеет дело с парнем, которому больше нечем заняться, кроме как срывать разные объявления да шляться по адресам, убивая понапрасну и свое и чужое время, Макс счел бы это куда более логичным развитием событий. Вот в чем было дело. И ему захотелось немедленно подняться, выйти в коридор и, даже не попрощавшись, выскользнуть за дверь - короче, дать дёру. Но он остался на месте, прислушиваясь, как «специалист по развитию памяти» занимается приготовлением чая.
        Краем глаза Макс уловил какое-то движение в комнате и резко повернул голову. Через дверной проем неторопливо входил дьявольски жирный черный котяра, правильнее даже сказать вползал, настолько трудно было ему удерживать собственный вес. Глядя на кота, создавалось впечатление, что у него внутри при каждом шаге перекатывается футбольный мяч.
        Макс слегка наклонился вперед, с удивлением рассматривая вошедшее существо, почти наверняка страдавшее одышкой и гипертонией, но сохранявшее при этом поразительно важный вид, и чисто автоматически произнес «кис-кис». Двадцатикилограммовый кот, приходившийся, без сомнений, дальним родственником самому Бегемоту, медленно ступил на середину комнаты, к чему-то принюхался и, даже не удостоив Макса мимолетного взгляда, перекатился на бок рядом с пустым креслом хозяина, часто-часто дыша. Беднягу, должно быть, ко всему еще и распирали газы. Макса не удивило бы, если б огромный кот вдруг заметался по комнате, устроив грандиозный пердеж и сдуваясь как воздушный шар.
        Он снова вернулся к созерцанию полотен с львовскими улицами, когда в гостиную вернулся хозяин, неся две чашки чая.
        - Вижу, они вам понравились, - сказал тот, передавая одну чашку Максу. - Трудно поверить, но еще каких-то неполных сто лет назад Львов был одним из культурных центров Европы. Сегодня об этом уже никто и не помнит… Ну вот, что это я, - спохватился он, - ведь ни в данном случае, ни вообще - память нас не интересует. Вы же здесь совсем по другому поводу.
        С таким же успехом он мог сказать: «Ты просто приволок сюда свою любопытную задницу глянуть на чудака, который развешивает подобные объявления, и даже не подумал потрудиться, чтобы состряпать сколько-нибудь пристойную легенду».
        Макс поставил чашку горячего чая на широкий подлокотник кресла, который мог вполне сойти и за небольшой столик для одного человека, и увидел протянутую ему руку.
        - Леонтий, - представился хозяин. Макс, чуть приподнявшись с кресла, пожал его руку и представился сам. Рука у лысого была худой, но цепкой и холодной. Обычно после такого соприкосновения еще несколько минут чувствуешь, будто обменялся рукопожатием с крабом.
        Сделав шаг к своему креслу, Леонтий едва не наступил на распластавшегося внушительной кучей шерсти кота и, едва удержав равновесие, пнул того с неожиданной злобой.
        - Пошел отсюда, тварь!
        Пинок вышел приличный, однако здоровенный кот всего лишь издал короткий «мяк» и, с видимым трудом поднявшись на лапы, тут же рухнул снова на бок в четверти метра от прежнего места.
        - И чем же вы занимаетесь? - осведомился лысый, помешивая ложкой сахар в чашке. Макс не мог определить, действительно Леонтия интересует эта тема или тот задал вопрос для поддержания беседы. Ему еще никогда не доводилось оказываться в настолько дурацкой ситуации: сидеть в чужом доме, распивая чай с незнакомцем, который годился бы ему в деды, и понятия не иметь, о чем с ним толковать. Разве что о любви к животным? И самое занятное, что он сам являлся инициатором этой странной встречи. Макс в очередной раз поразился: каким, спрашивается, полушарием своей задницы он пытался соображать, когда надумал направиться по здешнему адресу. Но, похоже, это был один из тех риторических вопросов, что иногда как будто умышленно скрываются от нашего понимания.
        - Так значит передо мной будущий студент, - получив ответ, кивнул лысый так, словно это все объясняло, включая появление пятен на солнце и существование снежного человека. - Что ж, тем еще интереснее, намного интереснее, - теперь он, казалось, о чем-то про себя размышлял. Тем не менее, посвящать Макса в эти загадочные размышления он явно не торопился, отчего и без того нелепая ситуация окончательно превратилась в некое подобие сюрреалистической пьесы, которая даже не нуждалась в зрителях.
        - Просто чертовски интересно, - повторил Леонтий.
        Подавив новый приступ желания скорее выбраться из этой квартиры, Макс взял чашку с чаем, сделал глоток и посмотрел на часы. Было почти одиннадцать. Если церемония прощания не слишком затянется, в чем, как надеялся Макс, не приходилось сомневаться, то к полудню он успеет встретиться с Леной; вряд ли она куда-нибудь уйдет из дому так рано.
        Чай оказался настолько приторным, что у Макса, должно быть, все отразилось на лице, поскольку хозяин моментально среагировал на его невольную гримасу:
        - Ну вот, кажется, снова переборщил сахару! Люблю, знаете ли, сладкое… Ради бога, простите старика - давняя привычка класть четыре ложки.
        - Ничего страшного, - улыбнулся одними губами Макс, хотя подумал, что «переборщил» в данном случае - явно заниженная оценка тех, как минимум, пяти или шести (если не еще больше) ложек сахара на его средних размеров чашку, которые превратили чай почти что в сироп и призывали серьезно пересмотреть взгляд на фигуральность поговорки о слипшейся заднице.
        - Если откажитесь, я не обижусь, - сказал Леонтий с плохо скрытым смущением. - А еще лучше, позвольте я заново… - он собирался было уже подняться (или только сделал вид, что собирается), но Макс остановил его жестом, мол, все нормально. Про себя он решил, что чем быстрее ему удастся справиться с приторной дрянью в чашке, тем скорее он сможет оказаться на улице. А это сейчас было единственным, чего ему хотелось.
        - Можно тебя кое о чем спросить? - посмотрел на него Леонтий.
        - Конечно, - Максу оставалось сделать последний глоток самого отвратительного чая в его короткой жизни.
        - Кто-нибудь еще знает о том, что ты собирался придти сюда?
        Сороконожка между лопаток Макса устроила вдруг такую возню, что он бы не удивился, если б выяснилось, что к нему под футболку действительно забралось какое-то крупное насекомое. С другой стороны вопрос был задан слишком уж в лоб, чтобы скрывать какой-то зловещий подтекст. И даже этот резкий переход на «ты», учитывая их разницу в возрасте…

«Но ведь ему зачем-то нужно это знать. О таком не принято спрашивать у гостя даже ради поддержания не клеящейся беседы».
        Да и что мог сделать ему шестидесятилетний старик? Изнасиловать под фугу Людвига ван Бетховена или порубить на куски разделочным кухонным топориком, дабы устроить своему огромному коту-обжоре праздник утонченного гурмана? Сегодня в нашем меню жаркое а-ля «любопытный студент», маринованные глазные яблоки по-сицилийски, форшмак из печени с луком и приправами… От этих мыслей даже у Хулио едва не разыгрался приступ мигрени.
        В общем, полнейший бред.
        - Нет, никто, - наконец сказал Макс.
        Интересно, уловил ли лысый заминку в его ответе? Но если и так, то по лицу хозяина это было трудно прочитать.
        Тьфу, черт, да какая разница! - мысленно вспылил на себя Макс, - заметил или не заметил, главное, этот гадкий сироп уже переместился из чашки в его желудок, и больше его тут ничего не держит - он уже расхлебался за свое дурацкое любопытство, причем в самом буквальном смысле.
        Он поблагодарил за чай и поднялся, намереваясь распрощаться.
        - Да-да, конечно, - засуетился лысый, - не стану вас больше задерживать. Как видите, - он имел в виду свое спортивное облачение, - я и сам как раз собирался сделать небольшую пробежку. Спасибо за компанию.
        От его последней фразы Макс едва не прыснул и подумал мельком, что рассказ об этом странном визите по объявлению прозвучит, наверное, весьма забавно, когда он встретиться с Леной.
        Леонтий проводил его к двери. Рукопожатие хозяина на сей раз было удивительно вялым и безжизненным, будто трясешь за ладонь покойника. После чего Макс сбежал вниз по ступеням и наконец-то очутился на свободе.
        Только на свежем воздухе он сполна ощутил, насколько же приторной гадостью его напоил лысый. Хотелось чего-нибудь срочно выпить или хотя бы прополоскать рот обычной водой, чтобы язык не прилип к нёбу и не посклеивались губы. На короткие мгновения Максу казалось, что помимо вязкой горчеватой сладости во рту он чувствует какой-то странный привкус. Но он не обратил на это особого внимания, поскольку больше думал, как выйти к ближайшему магазину или лотку, где сможет купить бутылку минеральной воды. Такого кошмарного желания пить ему еще не доводилось испытывать ни разу в жизни.
        Будущий рассказ Лене о встрече с этим странным типом Леонтием больше не выглядел таким уж смешным. Честно сказать, к тому моменту Макс всерьез засомневался, что вообще захочет посвящать ее в некоторые события этого утра.
        Правда в том, что он здорово испугался. Хотя, казалось, никакой опасности ему не грозило. Однако что-то настаивало на обратном, и сороконожка придерживалась того же мнения, - как будто могла располагать большими сведениями, чем он.
        Макс заметил в нескольких десятках шагов впереди витрину магазина и прибавил ходу. Да, он пошел на поводу у своего любопытства и выставил себя ослом; да, в определенном смысле что-то его заставило даже испугаться, но - довольно об этом, потому что все закончилось.
        До одурения хотелось курить, но всему свое время - сначала нужно было унять липкую жажду во рту. Еще сильнее он желал бы услышать голос Лены, прямо сейчас; нужно будет обязательно выпросить у отца бабло на мобильный телефон, сразу как они с матерью вернуться из своего «медового месяца» на Кипре. Макс взлетел по ступеням, ведущим к входу в магазин, который располагался в бельэтаже дома, открыл дверь со специальным устройством для плавного автоматического закрытия, шагнул через порог и увидел лицо Леонтия, склоненное над ним.
        Просто так, безо всякого перехода. Вот он делает шаг, входя в магазин, и в следующий момент - уже сидит в том самом кресле, низком с широкими подлокотниками, в гостиной лысого, которую покинул пять минут назад.
        Но… получалось, что в действительности он никуда не уходил? И что же тогда, черт возьми, происходит?! Ведь он отчетливо помнит…
        - Выходит, уже подействовало, - произнес старик, с оценивающим интересом разглядывая его, как подопытную свинку, которой только что ввели новую вакцину.
        Максу стало так скверно, что он сумел выдавить только одно слово:
        - Как…
        - Так, - обронил лысый и плюхнулся в свое кресло, бормоча под нос: - Значит, скорость реакции в первую голову зависит не от объема дозы, а от температуры в момент приема. Кто бы мог подумать… Ну да, все верно! - он снова перевел взгляд на Макса, который едва мог дышать, не то что сдвинуться с места, и опять вскочил на ноги, зашагав по комнате.
        - Развитие памяти и прочее - для меня не больше чем увлечения молодости, хобби, которое я давно перерос. Вот! - Леонтий резко остановился в метре от Макса, протягивая к нему обе руки, словно хранитель музея к экспонату, что давно считался утерянным и был обнаружен в бюро находок. - Вот моя главная работа! Труд моей жизни!
        - Чем вы меня подпоили? - Макс с ужасом открыл, что не в состоянии ни выбраться из кресла, ни даже пошевелить рукой, словно его телом овладел паралич. Единственным, что его еще кое-как слушалось, оставался язык.
        - Идиоты! - вновь продолжил метаться взад-вперед по гостиной лысый, не обращая на слова Макса ни малейшего внимания. - Они смеялись надо мной! Корпели над своими пасквильными статейками, жалкие бездарные ничтожества!
        - Что вы со мной сделали? - выдохнул Макс, собрав с огромным трудом остатки сил.
        Старик подскочил к креслу и склонился над ним с чокнутым блеском в глазах от ликования и какого-то внутреннего волнения, которое не мог скрыть даже весь его теперешний стебанутый вид.
        - Это совершенно новый подход, новое слово, метод, который они оплевали… мой особый метод, - сказав это, он внезапно успокоился, прошелся по комнате с мечтательным выражением на лице, попутно ткнул кота в толстый бок носком кроссовка (тот, видимо, по привычке почти не среагировал), затем опять приблизился к Максу. На его губах играла загадочная и в то же время весьма гаденькая улыбка.
        - Вперед, юноша… - и тюкнул его сверху кулаком по голове. Не сильно, но Максу стало так дурно, что он не сумел бы даже вымолвить «мама». Комната задрожала, словно отражалась в воде, на которую падали огромные дождевые капли, образовывая бегущие концентрические круги.
        Макс решил, что вот-вот умрет. Лысый продолжал что-то говорить, но его слова превращались во все более и более неразборчивое эхо. Водяные круги становились шире, сливаясь в один сложный узор и искажая комнату, будто видимую в кривых зеркалах. По неподвижному телу Макса разлилась мертвенная бесчувственность, отдаваясь в конечностях квазарами пульсирующего онемения.
        Последнее, что увидел Макс, был кот, который вдруг проявил неимоверную для себя прыть, вскочив на все четыре лапы и зашипев куда-то в сторону. Макс успел разглядеть чью-то маленькую фигуру, скорее даже только абрис, возникший рядом с лысым. Но, не смотря ни на что, казалось, лишь этот силуэт сохраняет четкость в искаженном пространстве комнаты.
        И все пропало.
        Всё не так и даже слишком
        Он очнулся сидящим на скамейке у Оперного театра. По «Стометровке» - так называемой среди горожан аллее, что вела от центрального входа в театр до небольшой площади с памятником Шевченко, - мельтешили прохожие. Никто не обращал на Макса внимания. Похоже, он очутился здесь без посторонней помощи - вслед за этим выводом пришли и смутные воспоминания, как он проделал путь от Пекарской сюда, словно все происходило во сне, который вот-вот выветрится в никуда с первым звонком будильника.
        Глянув вниз, Макс увидел три окурка у своих ног - все верно, теперь он вспоминал, как просидел здесь, выкуривая одну сигарету за другой. Но что же, черт возьми, произошло?
        Ага, он, кажется, собирался к Лене, но… все верно, перед этим Макс хотел заскочить по адресу в объявлении, которое сунул вчера в карман, расклеивая те дурацкие афиши Батута. Ну, и что было дальше? Дальше… Конечно, он там побывал. И познакомился с лысым стариком по имени Леонтий. Странный тип. А потом… о Господи! Макс будто заново увидел, как тот приближается к нему с многообещающей улыбкой проктолога, и - вспомнил все остальное.
        Итак. Старик что-то подмешал ему в чай, а когда эта дрянь подействовала, с ним начала твориться абсолютная чертовщина. Макс также хорошо помнил, как ему показалось, будто он сперва вышел из дома, где жил лысый, а затем вдруг оказалось, что ничего этого не было. Леонтий нес околесицу про некий особый метод - из чего выходило, он что-то собирался сделать с ним. Макс внимательно прислушался к себе. Но, похоже, он был совершенно цел и невредим, если не считать легкой головной боли, которую можно было приписать чему угодно. Во всяком случае, никакого видимого ущерба лысый ему не причинил.
        Спохватившись, Макс посмотрел на часы. Почти три?! Так что же с ним происходило все это время? Где он был?
        Допустим, ему потребовалось около получаса, чтобы дойти до Оперного театра, плюс еще десять минут на истребление трех сигарет. Незадолго перед тем, как он собирался уходить, чтобы поспеть к двенадцати встретиться с Леной, на часах было одиннадцать. Получалось, он пробыл у лысого лишних три часа - целую прорву времени, о которой совершенно ничего не помнил…
        Макса затошнило. Старик действительно таки что-то с ним сделал, что-то, что он сейчас даже боялся вообразить.
        Боже…
        Ему вдруг подумалось, что этот спятивший бегун может наблюдать за ним прямо сейчас откуда-то неподалеку в своем легком спортивном костюме и белых кроссовках. Макс осмотрелся по сторонам, но никого подозрительного не заметил: ни Леонтия, ни кого-нибудь похожего на него.
        Жаркий день стоял в самом разгаре и, хотя была среда, по центру Львова гуляла уйма народа.
        Находясь в полной растерянности, Макс просидел на скамейке еще пятнадцать минут. О том, чтобы сейчас вернуться к прежним планам, поехать, например, к Лене - решительно не могло идти и речи. Он вообще не представлял, как сможет теперь не думать о случившемся в квартире этого Леонтия (Леонтий… ну и имечко вдобавок ко всему). Потому что там с ним что-то сделали.
        Хреново.
        Моторошное чувство необходимости что-нибудь предпринять заставило Макса наконец подняться со скамейки. Его слегка шатнуло, но головокружение быстро минулось уже через секунду-другую. Он собирался сделать единственное, что оставалось - отправиться прямиком к лысому и потребовать объяснений.
        Однако ноги Макса внезапно подкосились, и он вновь очутился на деревянном сидении скамейки, плюхнувшись на задницу. Ни улицы, ни дома, ни этажа, ни номера квартиры старика - Макс не помнил. Воспоминания о том, что происходило в квартире, сохранились четко, словно ножницы, которые потрудились над его памятью, аккуратно вырезали лишь проделанный путь к обители лысого сумасшедшего и частично его дорогу сюда под Оперный театр. Макс обшарил карманы, однако объявление исчезло. Кем бы ни был лысый старик, он основательно позаботился, чтобы Макс не нашел дороги назад.
        Еще хреновее.
        Между тем на улице стало заметно холодать. Макс посмотрел вверх, ожидая увидеть наплывшие тучи, но солнце светило так же ярко, как раньше, и небо оставалось чистым и ровно голубым, как льняное покрывало.
        Макс поднялся на ноги и побрел вдоль «стометровки» к площади с памятником Шевченко. Тут он вспомнил еще кое-что. Чью-то маленькую тщедушную фигурку, которая возникла рядом с лысым стариком за несколько мгновений до того, как Макс потерял сознание. Она напоминала скорее дымный фантом, чем реальный предмет. Однако во всем ее облике присутствовало что-то до боли знакомое, кажется, связанное с детством - что-то из книжек для малышей - ну да, похожее на одну из известных картинок. Не буквально, но на сам образ. Макс еще больше замедлил шаг. Точно, на доктора Айболита! Но какого черта? - он даже усмехнулся. Хотя в тогдашнем состоянии он мог бы запросто узреть и Элвиса Пресли, справляющего нужду с облака на грешную землю. Но если этот маленький доктор ему только привиделся, то чем тогда объяснить странное поведение кота? Макс готов был поклясться, что кот зашипел, глядя прямо на этот силуэт, будто увидел привидение. Господи, в какое же дерьмо он вляпался?..
        Размышления Макса об этом странном видении прервал внезапный ледяной порыв ветра, налетевший, казалось, со всех сторон. Он остановился и удивленно огляделся по сторонам. Впечатление было такое, словно Снежная Королева решила прокатиться в своих санях по городу среди лета. Макс оказался далеко не единственный, кто обратил на это внимание, - многие прохожие недоуменно озирались или обменивались шутливыми репликами.
        Макс поежился: черт, а ведь и правда становилось холодно.
        - Эй! - крикнул кто-то. Макс повернул голову и увидел Батута, шагающего в его сторону.
        - Как прошло? - спросил тот, когда они поздоровались, имея в виду вчерашнюю расклейку афиш.
        - Нормально.
        - Ага, - кивнул Батут. - Я уже видел несколько здесь в центре. Что это вдруг случилось с погодой?
        - Ума не приложу, - пожал плечами Макс.
        - Ну ладно, мне пора бежать. Приходи завтра в «Рокс», и можешь еще кого-нибудь взять с собой, я устрою для двоих, - его маслатый хайер скрылся в толпе.
        Когда Макс пересек проспект Свободы и оказался на его левой стороне, стало еще холоднее. Прохожие больше не улыбались, обмениваясь шутками по поводу погоды, и многие входили в магазины, чтобы согреться. Макс и сам заметил, что порядочно озяб. Все как-то было не так и даже слишком.
        Хреновее не бывает.
        Он зашел в небольшое кафе, однако сразу же вернулся на улицу, поскольку народу в тесное помещение набилось столько, что нечем стало дышать.
        Прохожие заметно прибавили шагу, кто мог, откатывали рукава рубашек или обхватывали себя руками; Макса толкали со всех сторон. В конце концов, он посчитал за лучшее направиться к трамвайной остановке и, выбравшись из встречного потока людей, присоединился к течению, идущему в нужном ему направлении.
        Погодная аномалия к этому моменту совершенно вытеснила из головы Макса его недавний визит к странному лысому старику. По крайней мере, на какое-то время.
        Минуя переулок, ведущий к остановке, Макс уловил первые признаки пара изо рта. Самым забавным было наблюдать это явление среди ярко освещенных солнцем улиц.
        На дорогах образовались серьезные автомобильные пробки, гудящие сотней клаксонов на разные тона, словно сборный какофонический хор из Парка машинного периода, устроивший забастовку с требованием сменить масло.
        Оказавшись в окрестностях остановки, Макс сразу понял, что шансов выбраться из центра города на трамвае или на каком-нибудь другом виде транспорта, кроме своих двоих, у него практически нет. Все подходы к двум остановкам, которые поддерживали маршруты в противоположных направлениях, были запружены мерзнущими людьми. Но даже если бы ему удалось пробиться сквозь толпу к двери трамвая, то вряд ли бы он проехал дальше ближайшего поворота из-за безнадежных пробок на дорогах, которые образовались по вине толп народа, что продолжали и продолжали стекаться к остановкам. Похоже, нечто подобное происходило сейчас всюду.
        Откуда-то сквозь гул сотен и тысяч голосов пробилась переливная трель, и огромная толпа у ближайшей к Максу остановки пришла в возбужденное движение, увидев приближающийся трамвай, который сумел каким-то чудом пересечь пробку на перекрестке. Люди бросились к закрытым дверям обоих вагонов еще до того, как трамвай достиг остановки. Однако сразу выяснилось, что тот под завязку набит пассажирами, чьи нервные лица таращились из середины, наблюдая за происходящим вокруг. Поняв, что водитель не собирается открывать двери, колышущаяся, гомонящая масса обступила трамвай, колотя кулаками по корпусу и даже в окна и требуя ее впустить внутрь. Макс различил лицо водителя, тщетно звеневшего сигналом - бледное пятно страха, что вырисовывалось за стеклом. Когда в него ударил брошенный кем-то тяжелый предмет, водитель дрогнул и все-таки открыл двери. Они раскрылись с задержкой из-за внутреннего напора людей и только благодаря помощи многочисленных рук тех, кто стоял снаружи. Находившимся внутри пассажиром ничего не оставалось делать, как держать яростную оборону. Внешняя толпа волнами накатывала на трамвай, словно
морской прилив. Макса достигли вопли затоптанных, крики боли и детский плач. Внезапно с обратной стороны вагонов раздался звон выдавленных оконных стекол. Обезумевшие люди даже не брали во внимание, что автомобильное и человеческое скопление все равно не позволят трамваю сдвинуться с места.
        Все же нашлись некоторые, кто сообразил безнадежность этих попыток. Но многие уже не могли выбраться из напирающей со всех сторон толпы. Вдруг дикое многоголосье прорезал чей-то страшный высокий крик. Макс увидел рядом с одной из дверей трамвая окровавленное детское лицо - то ли мальчика, то ли коротко стриженой девочки лет семи, - которое на мгновение вынырнуло над головами толпы и тут же скрылось внизу, будто захлебнувшись вместе с воплем.
        Бойня на трамвайной остановке на минуту отвлекла Макса от пробирающего до костей холода, который продолжал тем временем усиливаться, превращаясь уже в настоящий мороз. Он так продрог, что его зубы выдавали костяную дробь, а оголенная кожа на руках стала гусиной и пошла фиолетовыми и оранжевыми пятнами. Впрочем, все, кто его окружал, выглядели не лучше.
        Хотя Макс находился довольно далеко от места главной давки, ему потребовалось немало сил и сноровки, чтобы вырваться из тисков постоянно растущей толпы и оказаться в менее опасной зоне. Затем, окончательно утвердившись в необходимости искать иной путь бегства от этой необъяснимой зимней стужи, он кое-как пробрался обратно на проспект Свободы.
        Здесь оказалось куда просторнее, чем вблизи остановок, однако ледяной ветер хлестал по замерзшему телу как хлыстом. Охваченные паникой, люди носились будто одержимые, уже безо всякого разбора заскакивая в любые открытые двери - магазинов, кафе, подъездов домов. Продавцы лотков, выстроившихся вдоль проспекта, спешно пытались собрать товар, но бросали свои места на произвол и присоединялись к остальным, ища спасения от крепчающего с каждой минутой холода. Макс лишь мельком обратил внимание на нескольких мародерствующих пенсионеров.
        Где-то, издав громкий «кр-раш!», лопнула и обвалилась с грохотом большая витрина магазина одежды, и уже вскоре Макс заметил бегущих по улице людей, натягивающих на себя, видимо, первое, что попалось под руку. Грохот бьющихся витрин усилился, когда он двинулся в направлении Оперного, - тут располагалось много магазинов; продавцы безнадежно пытались защитить свою территорию от массового грабежа. Пробегая мимо одного из таких очагов сопротивления, Макс едва не упал, споткнувшись о тело молодой девушки в униформе продавца, которая лежала на тротуаре с перерезанным куском витринного стекла горлом. Ее мертвое лицо с открытыми глазами, казалось, принадлежит восковой кукле; кровь из шеи растеклась поперек тротуара и размазалась множеством ног на десяток шагов вокруг. Макс отпрыгнул в сторону, чтобы не наступить в темно-красную лужу. И тут же был кем-то сбит.
        Поднявшись на ноги, он поскользнулся и снова упал, - под воздействием холода разогретые тротуары сперва конденсировали на своей поверхности влагу из воздуха, а теперь она замерзала, превращаясь в лед. Падая, Макс попал руками в самую середину кровавой лужи. Кровь девушки еще была теплой, а на морозе казалась просто горячей.
        Он также сильно ушиб правое колено, однако был вынужден как можно скорее вскочить, чтобы не оказаться затоптанным, и захромал в прежнем направлении. Макс еще точно не решил, куда свернуть с обезумевшего проспекта, он просто подчинялся необходимости двигаться под воздействием холода и того, что творилось вокруг.
        Легковой «форд» врезался на большой скорости в дом всего в пяти шагах перед ним, впечатав в стену со смачным и в то же время страшным звуком двух человек. Еще сразу несколько автомашин столкнулись на дороге; одна взорвалась и три или четыре загорелись, поднимая к небу масляные клубы черного дыма. Макс все чаще встречал на пути лежащие тела, - кто-то еще корчился, кто-то был без сознания или уже мертв. Местами стихийно вспыхивали драки, отовсюду неслись вопли и крики о помощи. Казалось, весь мир очутился во власти безумного иллюзиониста, перед которым Копперфильд выглядел мальчонкой в коротких штанишках, утомляющего соседей трюками из коробки с набором юного фокусника.
        Максу все труднее удавалось сохранять равновесие: ушибленное колено, похоже, здорово распухло, дьявольски болело и почти не сгибалось, плитка тротуара превратилась в каток, при этом его то и дело пихали, толкали и налетали навстречу. Тем не менее, он никак не мог отделаться от назойливой мысли, что нужно вымыть руки; кровь из перерезанной глотки девушки скорее примерзала к его ладоням, чем подсыхала. Своих рук он уже почти не чувствовал.
        Огибая очередное тело, неподвижно лежащее поперек тротуара, Макс внезапно узнал Батута. Он на секунду замешкался рядом с ним, одновременно уклоняясь от мечущихся людей. Видимых признаков насилия у Батута заметно не было. Возможно, он просто поскользнулся, как и многие другие, и ударился головой при падении. Но как бы там ни было, Макс быстро сообразил, что вряд ли способен ему чем-то помочь - от окоченения и боли в колене он сам едва держался на ногах. Он двинулся дальше, заметив краем глаза, что Батут по злой иронии оказался прямо под одним из плакатов группы «Драглайн-2», которые Макс расклеил вчера днем.
        Достигнув перекрестка за Оперным театром, Макс понял, что ему конец.
        Тело, защищенное одной футболкой и летними джинсами, сдавалось, уступая мертвенным вампирским объятиям двадцатиградусного мороза, и уже едва повиновалось. Внезапно Максу захотелось лечь прямо на тротуар и… Однако часть его сознания, которая вовсе не собиралась капитулировать, воспротивилась и напомнила, что если он поддастся этому соблазну, то больше никогда уже не поднимется.
        Он бросился, насколько мог быстро, назад к двери ближайшего подъезда. Единственное, что оставалось, это постараться укрыться где-нибудь. Толпы народа на проспекте уже заметно поредели, - видимо, многие так и поступили. Макс толкнул дверь, но она едва поддалась. Он толкнул снова, уже сильнее. Похоже, кто-то подпирал дверь с обратной стороны. Чертыхнувшись, Макс побежал к следующей; ледяной воздух перехватывал дыхание. Дверь распахнулась, однако ему на встречу вылетел чей-то кулак и ударил в лицо. Макс шлепнулся на задницу и заплакал от досады, утирая предплечьем хлынувшую из носа кровь. Слезы моментально схватились морозом, повисая на ресницах крошечными сосульками и лишая его возможности видеть.
        Мимо него кто-то пронесся, больно зацепив распухшее колено. Макс закричал, но все же благодаря неимоверному усилию заставил себя встать, прекрасно понимая, что следующее падение наверняка станет для него последним. Он сбил льдинки с ресниц бесчувственными пальцами, уже нисколько не заботясь о том, чтобы не измазать лицо кровью убитой девушки, и поплелся, тупо глядя перед собой.
        Почти перестав что-либо соображать, Макс свернул направо в узкий переулок и проковылял шагов тридцать, когда услышал впереди быстро приближающийся шум - шум, который он теперь мог безошибочно узнать. Раньше, чем он сумел различить это сквозь туман в глазах, стало ясно - прямо на него несется сплошная лавина людей. Возможно, они являлись частью той толпы, которая вначале штурмовала трамвай на остановке, и теперь, как и Макс, искали свой путь к спасению в этой стороне.
        Но также стало ясно и еще кое-что. У него не хватит ни сил, ни времени, чтобы успеть убраться с их дороги.
        Это было подобно удару огромной волны…

* * *

…Но на него никто не наступил, и он не был превращен в следующее же мгновение в жуткое месиво из раздробленных костей и кровавого фарша плоти.
        Макс лежал, прижимаясь щекой к горячему тротуару.
        - Наверное, эпилептик, - сказал кто-то сверху.
        - Бедняга, - произнес женский голос. - Ему срочно нужно в больницу.
        Послышалось еще несколько разных голосов, но Макс не смог разобрать, о чем они говорили.
        Чья-то теплая рука прикоснулась к его лбу.
        - Господи, парня как будто только что вынули из морозильника!
        - Ну и дела…
        Видимо, заметив, что Макс прислушивается, кто-то начал помогать ему встать на ноги, просунув руки подмышки.
        - Оставьте его в покое, скоро приедет неотложка, - упредил все тот же женский голос, и руки скользнули назад. Но Макс уже поднимался самостоятельно, озираясь по сторонам.
        Никаких обезумевших толп, никакого погрома на проспекте Свободы, никаких распростертых тел и следов от саней Снежной Королевы… Ничего. Солнце согревало улицу как и прежде в своих жарких лучах. Однако Макса все еще продолжал бить яростный озноб, тело с мучительной болью возвращало нормальное кровообращение. Особенно досталось носу и ушам.
        Постепенно согреваясь, он обвел ошалелым взглядом собравшихся вокруг него людей - человек около двенадцати.
        - Немедленно ложитесь, - подскочила к нему дама лет сорока-сорока пяти, похожая на школьную училку, чей голос Макс слышал раньше.
        - А пошла бы ты… - он отпихнул даму и пробрался сквозь маленькую толпу, сопровождаемый изумленными репликами.
        Макс сразу выяснил, что у него из носу бежит кровь, а правое колено действительно сильно распухло, заставляя прихрамывать. Он скользнул в ближайшую браму и начал приводить себя в порядок с помощью носового платка. Хуже всего дела обстояли с футболкой, которую невозможно было вернуть в прежнее состояние и оставалось лишь выбросить. Благо она была не белой, а синей, и бурые пятна крови на ней казались не слишком заметны. Макс несколько раз слюнявил платок, пока, насколько мог, не привел лицо в нормальный вид.
        Ему наконец удалось согреться (хотя обмороженные уши еще пощипывало), озноб, казалось, прошел, но вскоре Макса вновь начало трясти. Случившееся настолько противоречило всем его представлениям о жизни, о возможном и не возможном, что пробуждало настоящий мистический ужас, заставляющий вставать волосы дыбом.
        Его будто на четверть часа как щепку вышвырнуло в другую реальность. И что бы ни выяснилось потом, все это произошло с ним по-настоящему. Либо было способно иметь таковые последствия, что означало, по сути, одно и то же - и обмороженные уши с разбитым коленом служили тому бесспорным доказательством. Конечно, он мог повредить ногу, когда свалился на тротуар, но что касалось явного обморожения и прочего… К тому же, иллюзия того, что с ним произошло, была настолько полной и реалистичной, что говорить о простой галлюцинации мог только законченный идиот. Никакой гипноз или наркотик не могли привести к подобным последствиям.
        Макс интуитивно понял, что если бы во время тех событий ему перерезали глотку (как той девушке - куском разбитого витринного стекла) или на него бы обрушился дом, то его сейчас не было бы в живых. И он был в этом абсолютно уверен.
        Вот что было действительно Хреново.
        Он вспомнил до отвращения приторный чай, которым его напоил лысый, странный привкус, который ощутил сквозь липкую жажду во рту (впрочем, Максу и сейчас ужасно хотелось пить), еще он снова не мог не вспомнить, как старик бормотал о неком загадочном методе, и про то, как Максу чудилось, будто он вышел из дома Леонтия, а затем… Все выступало за то, что тот подмешал ему в чай какой-то мощный галлюциноген, который подействовал с некоторой паузой. Но возможно ли это? Если лысый являлся каким-нибудь ученым-маньяком, - отвергнутым коллегами, если судить по его же словам (они смеялисьнадо мной… метод, который они оплевали… жалкие бездарные ничтожества), - то почему вместо того, чтобы пронаблюдать за ним, просто отпустил?
        Темный подъезд являлся не слишком подходящим местом для этих рассуждений, однако Макс ничего не мог с собой поделать. Он провел в нем еще несколько минут, стараясь как можно больше придти в норму, прежде чем снова оказаться на людях.

* * *
        Всю дорогу домой он заставлял себя не думать о коротком путешествии в ужасное зазеркалье и обо всем, что его предваряло, - по крайней мере, пока не окажется в спокойной и привычной обстановке, внутри той крепости с острым частоколом и поднятым мостом над глубоким рвом, где плавают крокодилы, - которая для каждого из нас зовется Домом.
        Но, переступая порог своей квартиры, Макс уже был совершенно уверен, что его визит к лысому старику, давшему объявление, напрямую связан с его пятнадцатиминутной прогулкой по Стране Ужасов.
        Веселье начинается…
        Зайдя в кухню, Макс долго не мог поверить своим глазам. В ней хозяйничало целое полчище гигантских тараканов. Они были повсюду, они кишели, издавая мерзкое шуршание, они носились даже по потолку, спрыгивали на пластиковый плафон люстры, а затем шлепались на пол; они раскидали все, что могли сдвинуть с места - чашки, солонку, перечницу и прочую мелочь, - посрывали полотенца с крючков, опрокинули возле раковины банки с моющим средством; они пообгрызали деревянные ножки стола и табуретов…
        Макс ненавидел тараканов. Но эти - были сущие чудовища. Его передернуло трижды, прежде чем огромные твари исчезли. Он застыл у входа, переводя взгляд с одной стены на другую, со стола к раковине и снова на стол. Неужели увлекательная экскурсия в страну летних заморозков и кухонных монстров еще не закончилась? Что же, в конце концов, с ним сделали?
        Что?
        Макс тщательно вымыл один из стаканов, хотя взял его с полки для чистой посуды, и, преодолевая отвращение, выпил простой воды - шорох от крыльев насекомых и звуки их беготни все еще стояли у него в ушах. Затем налил себе снова, однако удовольствие от долгожданной воды было безнадежно испорчено.
        Долбаные тараканы, - Макс сел за стол, обхватив голову руками. Или в данном контексте правильнее сказать тара?каны - с ударением на втором слоге. Чего же ожидать в следующий раз? Паука размером с собаку, а может, Джейсона с мамашей? Либо…
        - Беда, ну прям беда! - долетело из уборной.
        - Кажется, у нас гости, Хулио, - Макс поднялся, стараясь вспомнить, откуда ему знаком этот голос.
        Он открыл дверь туалета… ну, конечно, дед.
        - Привет, - сказал тот, поспешно пряча что-то длинное и узловатое в штаны. Дед умер пять лет назад, но сейчас выглядел именно таким, каким Макс запомнил его незадолго до похорон. И, тем не менее, вонь в уборной стояла вполне натуральная. - Представляешь, каково это - не иметь говёной возможности по-человечески посрать. Аж геморрой вывалился. Последние восемь лет так доставал, собака! Беда, такая беда…
        - Ну, и что дальше? - осведомился Макс, скептически глядя на фантом, который существовал только в его собственной голове. Он знал, что дед никогда не причинит ему вреда, - в любом случае.
        - Ладно, давай рассказывай, как вы тут, пока я колбасился в санатории, - он в свою очередь критически оглядел Макса и зашагал в кухню мимо него. - Ты вроде как подрос. Слушай, а сколько я уже не был у вас в гостях, что-то не припомню?
        - Дед, тебя уже пять лет как закопали.
        - Да? - старик застыл, глядя на него с таким изумлением, что Максу, - чем бы это ни являлось, - стало его жаль. - Вот беда-а. Такая беда, что прям…
        - Дед… - выдавил Макс. - Ты бы свалил, а? Не надо… - деда он любил не меньше родителей, а, может быть, даже больше. И не хотел паскудить добрую память о нем, глядя на это.
        И… дед исчез.
        - Спасибо… - сказал Макс, обращаясь неизвестно к кому.

…и продолжается
        К шести часам вечера Макс понял, что не застрахован от любой неожиданности. Дело в том, что до этого времени он только чудом не подорвался на пехотной мине, притаившейся под ковровой дорожкой в коридоре, - ее выдавал лишь небольшой бугорок, на который Макс вовремя обратил внимание. Затем с огромным трудом удрал от гонявшейся за ним по всей квартире немыслимой каракатицы, выпускающей многопалые отростки, которые заканчивались сочащимися ядом жалами, как у скорпиона. Благодаря чему он провел малоприятные полчаса на балконе, наблюдая за чудищем через стекло и ожидая, пока то уберется. И пообщался с Винни Пухом.
        При иных обстоятельствах, чувствуя себя настолько физически и эмоционально измотанным (одно лишь столпотворение в центре чего стоило), Макс наверняка бы завалился покемарить часа три. Либо вообще не вылезал бы из постели до следующего утра. Но сейчас о подобной роскоши не могло быть и речи. Поэтому все, что он себе позволил, это лечь на диван, постоянно оставаясь начеку и стараясь особо не задумываться о близящейся ночи.
        Постепенно кое-что в его порядком взбудораженной голове начало проясняться. То объявление, которое он вчера случайно сорвал, приклеивая афишу, - оказалось самой настоящей, мать ее, ловушкой. Крайне простая, но эффективная, она была как раз и рассчитана на случайных придурков, вроде него.
        Если лысый старик действительно являлся спятившим ученым, ставящим эксперименты на людях, это многое объясняло. Но кроме самого, черт дери, главного: в какое дерьмо его заставили окунуться и насколько глубоко, чтобы у него сохранялись еще какие-нибудь шансы выбраться на поверхность. Эта штука, которую лысый подмешал ему в чай, изменяла восприятие окружающей реальности, используя его же память и воображение. Теперь он был заложником собственного подсознания. Вот такая херовая история.
        Возможно, здесь существовала даже некая избирательность, но это все равно нисколько не проясняло механики процесса. Мог ли он им руководить? Иногда, - как в случае с дедом, - это удавалось, но если вспомнить о гребаной каракатице…
        Однако самым худшим было то, что любое изменение действительности было реальным для него. Укус змеи - был бы для него, выходило, столь же смертельным, как если бы он сплясал джигу посреди настоящего серпентария. Или, к примеру, пуля, выпущенная из якобы воображаемого ружья… Достаточно учесть его приключения в городе, чтобы не сомневаться в весьма грустном исходе сих деяний.
        А может, - подумал Макс, - все эти последствия являются такой же иллюзией? И его возможная смерть была бы очередной галлюцинацией, в той же мере, что и ее причины?
        Кто знает.
        Только вот его уши до сих пор хранили недобрую память об арктическом морозе и пекли, стоило к ним лишь прикоснуться, да и болевший нос категорически возражал против каких-то там иллюзий.
        Но насчет ряда других возможностей сомневаться, пожалуй, ни приходилось нисколько. К примеру, если он, переходя дорогу, бросится прямо под колеса грузовика, - потому что попросту никакого грузовика не увидит, - то его не оживит даже доктор Виктор Франкенштейн.
        По-прежнему ничего не происходило, и Макс лежал на диване, будучи несказанно рад этому получасовому тайм-ауту. Но можно было не сомневаться - веселье только начиналось.
        Макс внезапно обнаружил какое-то подозрительное шевеление у себя в штанах.
        - О, черт… только этого ему еще не хватало!
        Тем временем Хулио выбрался наружу и прыгнул ему на живот.
        - Слушай, годы уходят, - начал он издалека.
        - Короче, - сказал Макс, попутно удивляясь, что втягивается в этот абсурдный диалог.
        - Блядонём по бабам?
        - Да пошел ты в… нет, о господи! Все, хватит, ничего этого нет! Сгинь…
        Хулио, у которого, видимо, на уме было только одно, с удрученным видом полез обратно туда, где ему и полагалось находиться по всем законам природы.
        Вот-вот, теперь можно было ничему не удивляться. Гномам под кроватью, зеленым человечкам, устроившим свой перевалочный пункт прямо у него в комнате, или если с ним вдруг заговорит батон хлеба голосом ведущего из популярного ток-шоу…

«А скажите-ка нам, подопытный, что вы почувствовали, когда тостер откусил вам палец? Нет, лучше заткнитесь… Я попрошу внести в студию тостер! Уважаемый тостер, вы узнаете подопытного?»
        Похоже, кратковременному затишью пришел конец. Макс поднялся, чтобы выйти на балкон покурить. В тот же миг по комнате пронеслась череда всяческих звуков-стуков-грюков, будто все бяки и буки, что сидели раньше тихонько, дали о себе знать: кто-то кашлянул в шкафу, кто-то засопел из ближнего угла, что-то зашебуршилось под столом…
        Макс, стараясь больше ни на что не обращать внимания, открыл балконную дверь и вышел на воздух.
        Внизу происходила сцена из «Парка юрского периода». Доисторическая рептилия поедала детей на игровой площадке… Инженеры компьютерных спецэффектов сдохли бы от степени натурализма.
        Подкурив сигарету, Макс отвернулся от тошнотворного зрелища и увидел на дальнем плане огромный авиалайнер, врезающийся в многоэтажный жилой дом. Высоко в зеленом небе с четырьмя солнцами висели сотни кораблей пришельцев.
        И вдруг опять все разом прекратилось.
        Он докурил сигарету и вернулся в квартиру. Только вот сразу ощущалось что-то нехорошее в этом очередном наступившем затишье. На сей раз оно как будто служило дурным знаком - мертвым штилем, предвещающим приближение урагана, когда кажется, что напряжение буквально электризуется в воздухе.
        Говоря по справедливости, если не считать его первых злоключений в городе, то все, что с ним до сих пор происходило, было еще довольно безобидным, - безобидным по сравнению с тем, что могло бы произойти.

«А как насчет паразитов? - прозвучал в его сознании мерзенький такой голосок. - Тех самых, что вылазят в кино изнутри? Здоровенных прожорливых тварей, которые…»
        Макс с содроганием заставил этот голосок заткнуться, (и невольно прислушался к себе), моля, чтобы тот больше не вернулся.
        Проходя рядом с письменным столом, он уловил краем глаза какое-то движение и отпрянул в сторону. Но это оказалась всего лишь его собственная тень.
        Да-да, примерно вот так оно и начинается… сумасшествие, - думал Макс.
        Около семи он отправился в кухню пообедать, затем сходил в туалет и даже немного послушал музыку из приемника, настроившись на одну из львовских станций. По-прежнему ничего не происходило. Холодильник не погнался за ним, рассерженно хлопая дверцей, еда вела себя, как и полагалось, а унитаз - не превратился в изрыгающую дерьмо фумаролу. Однако чем дольше тянулось это спокойствие, тем более зловещим оно становилось.

* * *
        Первые признаки чьего-то присутствия Макс ощутил в без четверти восемь. Он расположился в гостиной, время от времени бросая взгляд на экран включенного телевизора, который, как ни странно, честно придерживался программного распорядка.
        Сперва Макс это только почувствовал. Он вырубил «ящик» и внимательно осмотрел комнату. На первый взгляд не было никаких изменений. Если здесь что-то и находилось, оно либо оставалось невидимым, либо еще не выдало себя настолько, чтобы его можно было заметить.
        Макс снова пробежался глазами по комнате. Ничего. Должно быть, почудилось. Давящее затишье могло навеять что угодно. С другой стороны существовала еще одна возможность - неизвестный препарат прекращал действовать. У Макса даже зародилась робкая надежда, что вероятнее всего так оно и есть. Действительно, почему бы и нет? С течением времени та дрянь обязана была утратить силу… черт, ну не могла же она работать бесконечно!
        Неудивительно, что теперь, после всего случившегося, внешнее спокойствие окружающей обстановки, казалось, только выглядит таковым, подобно старым обоям, под которыми кишат голодные полчища крыс, готовые в любой миг вырваться наружу.
        Он заметил едва уловимое шевеление под ковром, когда поворачивался, чтобы снова включить телевизор.
        Казалось, кто-то осторожно ущупывает снизу его внутреннюю поверхность. У Макса мигом подобрало живот, будто в нем образовалось низкое давление. Он отступил к окну, глядя в тишине квартиры на шевелящийся ковер. Длинный темно-серый ворс неестественно выпрямился над покатым бугром, покачиваясь из стороны в сторону, как трава от невидимого ветра. Затем бугор плавно переместился ближе к центру ковра, несколько секунд стоял неподвижно… и начал расти.
        Ковер был слишком плотным, чтобы выдать конкретные очертания того, что под ним находилось. Но у Макса возникло впечатление, что это напоминает человеческую фигуру, - во всяком случае, так, наверное, он мог бы выглядеть сам, забравшись под ковер, чтобы напугать маму.
        Когда его свободная сторона отползла из-за давления снизу на целый метр, - другая натянулась под ножками серванта, - Макс все еще решал, что ему предпринять. Можно было, конечно, убежать в свою комнату и запереться, подставив стул под ручку двери, или выскочить вообще из квартиры. Но что-то подсказывало, его усилия ни к чему не приведут. В конце концов, это находилось в его голове. И в то же время здесь - в гостиной. Он остался на месте, чтобы, по крайней мере, не выпускать из виду то, что сейчас перебралось к самому краю ковра, заставив его приподняться над полом.

«Со мной ничего не может случиться, - сказал себе Макс. - Оно не посмеет причинить мне вреда. Потому что все это во мне…»
        На самом деле он был далек от подобной уверенности, очень далек. Дальше некуда.
        Край ковра высоко задрался вверх… и шлепнулся на пол.
        На нем был черный костюм строгого покроя и черные туфли итальянского стиля с острыми носками. Прямые длинные волосы спадали к плечам, а глаза на узком снежно-белом лице были такими темными, что казались дырами.
        Незнакомец смотрел на Макса и одновременно как бы сквозь него. Он сделал шаг навстречу, протягивая к нему руку, будто хотел убедиться, что Макс не является плодом его воображения.
        Их разделяло примерно два небольших шага. Макс заметил, что рука у этого типа такая же белая, как лицо, а на пальцах отсутствуют ногти. Он на всякий случай затряс головой, но Бледный незнакомец не исчез, не растворился в воздухе, как дед. И даже улыбнулся тонкими губами, словно поняв, что таким образом Макс пытается от него избавиться.

«Если он часть моего подсознания, - мелькнуло у Макса, - то может ли читать мои мысли?»
        Одно он понял наверняка: этот пришелец не был случайным мазком на полотне реальности - его интересовал именно Макс.
        Бледный незнакомец сделал к нему еще один шаг, продолжая тянуть руку и уже совсем немного не дотягиваясь до его лица. Макс изготовился нырнуть вниз, чтобы не испытать это прикосновение. Не дать притронуться к себе белым пальцам без ногтей.
        И в этот момент кто-то позвонил в дверь.
        Белое лицо медленно повернулось в сторону коридора, затем глаза-дыры вновь обратились к Максу. Визитер улыбнулся одними губами, словно давал ему понять, что это еще не конец.
        И пропал.
        Но не так, как дед. Он шагнул в сторону и скрылся, будто где-то там находилась невидимая дверь.
        Макс побежал к двери, с трудом соображая, кто бы это мог быть. Все его друзья, кроме одного, во Львове сейчас отсутствовали. А Мирон - единственный, кто оставался в городе, - если судить по их недавнему разговору, должен был вернуться с рыбалки только поздним вечером. Лена? - тоже вряд ли.
        Так и не успев составить сколько-нибудь вероятную версию, Макс повернул защелку замка и открыл дверь.
        На пороге с дорожными сумками в руках стояли родители.
        Спохватившись после немой паузы, которая длилась секунды три, Макс посторонился, чтобы впустить их в квартиру.
        - Привет, сынок, - мама поцеловала его в щеку, а отец ограничился чисто мужским рукопожатием. Как всегда.
        Макс был совершенно сбит с толку их внезапным возвращением раньше срока. Либо ему крупно повезло, либо…
        - Пап?
        Отец, снимая туфли, посмотрел на Макса и расхохотался.
        - Ты слышала? - бросил он жене. - Парень уже перестал нас узнавать! Эй, на спутнике, - это уже Максу, - я тот самый человек, который уговорил твою мать выйти замуж и сделал Ковальской. Ну и тебя… смастерил заодно.
        Инна Ковальская, тоже глядевшая на сына с легким изумлением, даже прыснула.
        - Я просто не ожидал, что вы так скоро вернетесь, - сказал Макс, продолжая с осторожным интересом рассматривать родителей, будто они были привидениями.
        - Отца срочно отозвали на работу, - пояснила мама.
        - Черти! - обронил Ковальский, покончив с последней туфлей.
        Макс облегченно вздохнул. Еще утром он и вообразить себе не мог, что будет настолько рад их возвращению.
        - Надеюсь, ничего не случилось? - спросила мама. - Ты как-то странно выглядишь.
        - Да нет, все нормально, - ответил Макс, идя следом за отцом в гостиную, где всего минуту назад избежал прикосновения пальцев Бледного незнакомца, явившегося по его душу.
        - М-да… - произнес Ковальский, окинув взглядом сперва гостиную и заглянув в комнату Макса. - Похоже, я в тебе ошибался. Ума не приложу, как тебе это удалось.
        Макс вопросительно посмотрел на отца.
        - Мы с папой поспорили, что ты не в состоянии поддерживать порядок в наше отсутствие, - сказала мама. - Он надеялся обнаружить…
        - Полный бардак, - закончил за нее отец. - И вижу, что продулся. Может, в кухне еще не все потеряно? - он с лукавой улыбкой посмотрел на Макса, но, казалось, выглядел довольным.
        - А на что спорили?
        - На батончик «Пикник».
        - Всего-то! - усмехнулся Макс. Его настроение уже заметно поднялось. И продолжало улучшаться.
        Он помог отцу перенести сумки из коридора в комнату, чтобы разобрать их. Мать тем временем уже что-то стряпала в кухне. И Макс невольно прислушивался к этим знакомым домашним звукам, как оказалось, значившим для него куда больше, чем он мог раньше предположить. Это были звуки спокойного, размеренного уклада жизни, в которой не существует привидений и Бледных незнакомцев.
        - Мы привезли тебе подарок, - сказал отец, когда они разобрали одну сумку из трех и принялись за следующую. - Но не помню, в которой именно.
        - Давайте поужинаем, я голодна, как волк, - заглянула к ним Инна Ковальская. Максу внезапно показалось, что она сейчас щелкнет настоящей волчьей пастью с хищными клыками. Однако ни шерсти, ни длинных зубов не увидел.
        - И правда, - согласился отец, - давайте поедим. Подарок никуда не денется, зато у тебя будет возможность помучаться, гадая, что это. Ты с нами?
        Макс недавно ел, но все же решил составить родителям компанию.
        - Пап, мы можем поговорить? - вырвалось вдруг само собой у Макса.
        Отец замер у порога комнаты.
        - Что-нибудь случилось в наше отсутствие? - иногда его проницательность даже пугала Макса.
        - Не то чтобы… Не то, что ты думаешь. Мне просто нужно тебе кое о чем рассказать.
        - И мама не должна об этом знать, если я тебя правильно понимаю?
        - Я думаю, так будет лучше, - кивнул Макс.
        - Ты что-то натворил?
        - Кажется… Но это касается только меня, - по лицу отца он сразу догадался, что тот подумал о наркотиках. Именно о наркотиках. Макс точно не знал, имеет ли та дрянь, которую ему подсунул лысый, какое-то отношение к подобного рода веществам, но, возможно, отец, в некотором смысле оказался близок к истине.
        Макс, однако, успел пожалеть, что все получилось вот так, и чувствовал себя крайне неловко. Этот разговор начался в неподходящий момент и слишком внезапно для него самого, слова будто выдернуло за ниточки. Впрочем, он столько пережил за последние девять часов…
        - Это может подождать, пока мы поужинаем?
        - Да, - Макс с облегчением понял, что получил некоторую отсрочку, и может хотя бы немного разобраться со своими мыслями. Он собирался рассказать отцу очень странную историю, в которую, возможно, никогда не поверил бы сам.
        Когда семья воссоединилась за столом, Инна Ковальская поцеловала сына в лоб и легонько ущипнула за нос.
        - Мне просто не терпится узнать, как ты жил без нас. Я думала об этом каждый день. Знаю, знаю… - она подняла вверх обе руки. - Кое-кто в таком возрасте заводит семьи, а некоторые девочки уже имеют детей. Но мы сейчас говорим не о ком-нибудь, а о тебе.
        - Лучше расскажите, как вы отдохнули, - предложил Макс.
        - Ничего, - насупился отец, - но могло быть и лучше. Первый отпуск за три года - и тот не дали провести спокойно.
        - Мне тоже понравилось, - сказала Инна Ковальская, раскладывая по тарелкам приготовленный на скорую руку ужин: вареные макароны с рыбными консервами и нарезанными кусочками салями, оставшимися с дороги. - Кипр хорошее место для отдыха. Следующим летом хотелось бы поехать туда всем вместе. Правда? - она посмотрела на мужа.
        - Почему бы и нет, - кивнул тот, цепляя вилкой макаронину и оправляя в рот. - Если только Максим не успеет обзавестись семьей и выводком детей.
        - Выводком? Ну, для этого ему потребуется как минимум целый гарем, - засмеялась Ковальская. - Кстати, как ваши дела с Леной?
        Макс пожал плечами:
        - Нормально.
        - У тебя, что не спроси, всегда один ответ, - вздохнула она и тут же добавила: - Как и у твоего отца.
        - Я бы попросил… - с полным ртом отозвался Ковальский-старший, поднимая вилку. Одна из макаронин шмякнулась обратно в тарелку и превратилась в дождевого червя. В такого, будто из самой отборной навозной кучи.
        Макс завороженно наблюдал, как тот, извиваясь всем своим телом, вновь насаживается на вилку и исчезает у отца во рту. Чтобы секунду спустя вылезти из его левой ноздри.
        - Все дело в женщинах, моя мама считала так же, - прожевав, сказал Ковальский. Теперь червь болтался у него на верхней губе.
        - На что ты так смотришь? - спросил он у Макса, заметив его взгляд.
        - Так, ничего. - Макс мысленно чертыхнулся, - надо же было этому опять начаться как раз во время еды, - и опустил глаза в свою тарелку. По крайней мере, здесь все оставалось в порядке.
        Он до конца трапезы старался больше никуда не смотреть, обдумывая предстоящий разговор с отцом, но боковым зрением все равно продолжал улавливать какое-то мельтешение то в тарелке отца, то в тарелке матери, словно они были участниками конкурса по поеданию всяких бегающих и ползающих существ в «Последнем герое».
        Когда ужин, слава Богу, закончился, Инна Ковальская сказала, что слишком устала с дороги, мытье посуды вполне может подождать до завтра, и отправилась отдыхать в спальню родителей. А Макс с отцом перешли в его комнату.
        - Я тебя внимательно слушаю, - произнес Ковальский. За ужином он ничем не выдал своего беспокойства, однако сейчас оно стало заметным.
        - Пап, ты можешь мне не поверить… - начал Макс, но тут его прервала мать, которая зачем-то позвала отца в спальню. Макс от досады закатил глаза.
        - Сейчас, - сказал отец и вышел из комнаты.
        Главное было с первого шага задать верное направление своей истории и максимально использовать логику, - тот ее мизер, что во всем этом дерьме присутствовал, - чтобы все звучало, как можно убедительнее, и чтобы отец не заподозрил, что он пытается ему пудрить мозги. А это трудно, когда на твоей стороне только слова и нет никаких вещественных доказательств.
        Вскоре отец вернулся.
        - Слушай, - он просунул голову в дверь. - Тут вот какое дело. У нас сейчас
«медовый месяц»... В общем, - Ковальский подмигнул ему с заговорщицкой улыбкой, - мы с мамой по быстренькому трахнемся, и я вернусь, чтобы закончить разговор.
        Макс тупо таращился на дверь еще целую минуту после того, как за ней исчезла голова отца.
        - О, ч-ччерт… - выдавил он наконец и едва не заплакал.
        Потом зашагал прямо в спальню родителей, абсолютно уверенный, что никого там не обнаружит. Лишь в последний момент, открывая дверь, он испугался: а что если он сейчас увидит их, занимающихся сексом, - пускай даже это будут не они, - все равно было как-то чертовски не по себе.
        Но спальня родителей была пуста. Свет погашен. Постель аккуратно застелена.
        Все еще обескураженный, Макс закрыл дверь и медленно направился в гостиную. В принципе, во всем этом могла присутствовать даже определенная логика. Несколько раз ему удавалось заставить исчезнуть некоторые фантомы, спроецированные его сознанием. В таком случае, почему он не мог подобным же образом вызвать и появление родителей? Ничего удивительного, если где-то в глубине мелькнула мысль о них, когда Бледный незнакомец готов был вот-вот схватить его, а страх или что-то еще каким-то образом усилило эту мысль и сделало их появление возможным.
        Но самое любопытное заключалось в том, что этот воображаемый приезд отца с матерью - изгнал Бледного незнакомца.
        В гостиной Макс на всякий случай осмотрелся. Одним опасливым взглядом он удостоил ковер. Мерзкий тип (что-то подсказывало, что он не просто мерзок, но еще и очень опасен) с глазами-дырами и белесыми пальцами без ногтей был изгнан, однако пообещал вернуться. В ковре ничего подозрительного Макс не заметил, хотя это вовсе не значило, что Бледный не может явиться в следующий раз совершенно иным путем.
        Родители исчезли, но их разобранные наполовину сумки все еще стояли на месте. Макс почти не удивился этому маленькому парадоксу и вспомнил, как отец говорил о каком-то подарке для него. Он ради интереса перебрал содержимое второй сумки, ничего похожего на обещанный презент не нашел, и взялся за третью.
        Это оказалось именно в ней, почти на самом дне. Маленькая коробка, обтянутая перламутровой подарочной лентой с красивым бантом в виде цветка. Макс распаковал коробку и вытянул из нее какую-то безбожно смятую вещицу ярко-красного цвета, напоминавшую то ли шутовской колпак, то ли черт еще знает что. Поперек нее тянулась большими черными буквами надпись ШУМЕН.
        Как ни странно, но эта вещь показалась ему знакомой.
        Макс напряг память. Ну да, конечно. У него был такой же колпак прошлой ночью во сне, когда из шкафа вышел Батут, чтобы показать ему фокус.
        В неведомом где-то
        Когда Макс оглянулся, продолжая держать в руке странный колпак, дорожные сумки родителей исчезли. Он бросил вещицу на сидение кресла и решил позвонить Мирону. Было уже половина десятого, - возможно, тот вернулся домой. Провести наступающую ночь одному ему мало улыбалось. Макс не мог все время пребывать в бодрствующем состоянии, оставаясь начеку. Вопрос в том, какую угрозу для него таят сны. И не только.
        Он вспомнил прочитанный давно фантастический рассказ, в котором на малоизученную планету высадилась экспедиция, и почти все ее члены погибли, потому что местная атмосфера каким-то образом могла материализовать их детские кошмары. Правда, ни парней вроде Фреди Крюгера, ни приведений Макс, если ему не изменяла память, никогда не боялся (тех славных ребят звали иначе, и их образ уже много лет как выцвел и рассыпался прахом). Однако кто знает, что теперь бродило путаными коридорами его подсознания, в поисках этой вечно запертой, но недавно открывшейся Двери. Возможно, Бледный незнакомец был лишь первым, кому Ее удалось отыскать и ступить за порог.
        Конечно, еще неизвестно, чем помогло бы ему присутствие Мирона, - вполне возможно, что ничем. Но провести темное время, имея рядом старого друга, было бы куда спокойнее.
        Макс набрал номер.
        - Мы только что вернулись, - сказал Мирон. - Ты много потерял, старик. Была отличная рыбалка. Отец очень жалел, что ты не поехал с нами. Только вот… - он засмеялся. - На обратном пути мы пробили колесо, пришлось серьезно помудохаться.
        - Может, в следующий раз.
        - Обещаешь?
        - Постараюсь.

«Я действительно разговариваю с ним, или мне это только кажется?» - думал Макс.
        Ему вспомнился эпизод, когда домомучительница, доведенная до сумасшествия лучшим в мире психиатром Карлсоном, пыталась куда-то дозвониться, используя душ, вместо телефонной трубки.
        Стараясь не заостряться на этих сомнениях, Макс предложил Мирону переночевать у него. Он пока еще не решил, станет ли посвящать того в свои сегодняшние злоключения. Не потому, что Мирон не заслуживал доверия, - Максу сперва хотелось во всем разобраться самому.
        - Извини, старик, но мне сейчас совсем не хочется тащиться в такую даль, - ответил тот.
        - Жаль, я бы угостил тебя пивом, - соврал Макс, поскольку пиво у него кончилось еще вчера. Но если бы Мирон согласился, он сбегал бы в ларек до его приезда.
        - Серьезно? Пивом, значит… Над этим стоит подумать, - Мирон замолчал на секунды две. - Нет, старик, давай лучше завтра. Я чертовски устал. Хотя… почему бы тебе сейчас не приехать ко мне самому?
        - Почему бы и нет, - сказал Макс, взвешивая эту мысль. Выходить на улицу ему не хотелось, тем более поздним вечером, но, возможно, действительно стоило попытаться.
        - Кстати, пива у меня своего хватает, - добавил Мирон и положил трубку.
        К вечеру на улице могло похолодать, и поэтому Макс натянул поверх футболки легкий свитер. Правое колено еще побаливало, но ходить он мог уже почти не хромая. Тем не менее, перед выходом Макс задрал правую штанину, чтобы смазать колено мазью арники. Синяк успел расцвести всеми оттенками темной гаммы цветов. Глядя на него, Макс даже поморщился.
        Ставя баночку с арникой на полку со всеми аптечными делами, он услышал высокий вибрирующий звон, который доносился из спальни родителей. Словно какой-то тонкоголосый колокол все звучал и звучал…
        Как выяснилось, этот звон издавала фарфоровая ваза, стоявшая на прикроватной тумбочке, в которую мама любила ставить полевые цветы. Сейчас она выдувала растущий мутный пузырь, медленно приобретавший очертания человеческой головы.
        Когда на голове обозначились знакомые глаза-дыры, Макс бросился бежать.

* * *
        - Старик, ты неважно выглядишь, - сказал Мирон ему с порога. - За тобой гнались все привидения Лычаковского кладбища?

«Все-то ты видишь», - с мимолетным раздражением подумал Макс.
        Выйдя из дому, - точнее, выбежав, чтобы вновь не столкнуться с Бледным незнакомцем, - он сел на автобус, что ехал по прямому маршруту к обители Мирона и оставлял лишь две-три минуты пройти пешком к его дому. Мирон здорово преувеличивал, сказав, что не хочет переться «в такую даль». Автобус, к удовлетворению Макса, подъехал вскоре, не заставив себя долго ждать на остановке. Народу внутри него, не смотря на довольно таки позднее время, оказалось порядочно, и Макс был вынужден стоять.
        Через пару остановок, он скоропоспешно решил, что поездка к Мирону обойдется без приключений. Внезапно вечерний городской ландшафт за окнами автобуса исчез, уступив место бескрайним зеленым прериям, на которых паслись удивительные животные (среди них Макс узнал лишь мастодонтов); затем возникло океаническое дно, с зарослями огромных причудливых растений, фосфоресцировавших в свете, падавшем через окна салона; потом он увидел безжизненную сушу, озаряемую лишь багровыми сполохами вулканов, что громоздились вдали на самом горизонте, как глотки огнедышащих чудовищ, восставших из далеких глубин земли; снова океан - на этот раз с побережья, сплошь укрытого огромными искрящимися камнями, словно от хрустального кубка, что выпал случайно из рук Бога; и опять неведомых животных, - еще более странных и не похожих ни на тех, которых он видел раньше, ни на динозавров,- застывших у кромки диковинного серебристо-изумрудного леса; все это вдруг сменилось потоками расплавленной тверди и хаотичными завихрениями неведомых эманаций… а вскоре яркими точками звезд, подвешенных в космической черноте. И наконец - за
окнами автобуса воцарилась пустота…
        Не пустое пространство, не абсолютная темнота - пустота, на которую глаза Макса не могли смотреть, а его разум отказывался понимать.
        Он отвернулся от окна и посмотрел на других пассажиров. Все, кроме него, продолжали созерцать то, что было за пределами автобуса, - вернее, то, чего там вообще не было, и в тоже время… Он заставил себя прекратить думать об этом, чувствуя, что иначе у него расплавятся мозги.
        Через некоторое время пассажиры начали отворачиваться, но никто не произнес ни слова. Автобус продолжал урчать мотором, подскакивать на ухабах дороги, по которой катили его колеса, там внизу - в неведомом где-то.
        Глаза пассажиров были затянуты бельмами. Макс решил, что их, вероятно, так наказала пустота за длительное созерцание. Странная, нелепая мысль, - однако она пришла к нему легко и естественно, словно с неких недавних пор он научился думать иначе.
        Все больше и больше людей отворачивалось от окон. Они слепо шарили вокруг, как жители Содома, что приходили к Лоту домогаться его гостей и были лишены зрения ангелами. Они молча наталкивались друг на друга, падали, вставали… Но вскоре Макс заметил, что вокруг него будто сжимается кольцо. Людей с затянутыми бельмами глазами, казалось, что-то притягивает к нему, - словно он был языческим идолом, в котором они искали свое исцеление. Все чаще их руки прикасались к его одежде, лицу, все плотнее становилась медленно окружающая его толпа; некоторые даже поднимались с мест, чтобы приблизиться. Максу казалось, что он улавливает их шепот, далекий и скорбный, будто долетающий из параллельного измерения, вечно лишенного света.
        Они не причиняли ему боли, и от них не исходило угрозы, - по крайней мере, в той же степени, что от Бледного незнакомца, - но это было чертовски тошнотворным ощущением. Однако Макс изо всех сил пытался сохранить спокойствие, понимая, что в действительности его окружают десятки человек, которых он интересует не больше, чем миграция улиток из Африки в Азию, и чье внимание ему совершенно не хотелось привлекать.
        Он сделал усилие, чтобы прогнать сгустившуюся вокруг него иллюзию, но это удалось, только когда он вспомнил, что может пропустить свою остановку. И очень вовремя, - Макс выскочил из автобуса за миг до того, как двери сомкнулись.
        - Какие-нибудь проблемы, старик? - спросил Мирон. Он был на четыре года старше Макса, но никогда не давал ему повода это почувствовать.

«Сказать? - думал Макс. - Можно, но позже».
        - Нет, ничего особенного.
        Тотальная неопределенность
        Мирон пригласил его на кухню и достал из холодильника две банки пива - темного Максу, светлого себе. Однако, прикинув кое-что в уме, Макс решил отказаться от пива, поскольку в его нынешнем состоянии алкоголь вряд ли был хорошим помощником.
        Родители Мирона уже улеглись спать; они были выходцами из села, и уклад жизни, привитый в молодости, брал свое. Сам Мирон выглядел вполне бодро, хотя встал сегодня в четыре утра. Он из солидарности тоже отказался от пива и приготовил кофе. Затем стал рассказывать, как они с отцом порыбачили. Мирон был настоящим фанатом рыбной ловли, а год назад ему удалось заразить этим увлечением и Макса.
        - Да, кстати, - сказал Мирон, внезапно обрывая тему крючков и наживок, - мне вчера позвонила Лена.
        - Серьезно? - удивился Макс.
        - Хотела разведать, как твои дела. Ведь вы, кажется, с ней рассорились.
        - И что же ты ей ответил? - спросил Макс, улыбаясь: новость была приятной. Похоже, Лена не меньше его устала дуться из-за ерунды, хотя это и проявлялось в ее обычной манере.
        - Моя отповедь была достойна… в общем, ладно… я ответил, что с таким же успехом она могла бы позвонить прямо тебе. Ну, и еще кое-что добавил в конце, от себя.
        - И что же?
        - Только не обижайся, старик. Я сказал, что от расстройства ты наглотался какой-то херотени, от которой у тебя теперь галлюники.
        - Вот спасибо… - опешил Макс, едва не поперхнувшись кофе. Но через секунду все равно закашлялся.
        - Да не за что, не за что, - Мирон заботливо похлопал его по спине.
        - Что ты ей еще сказал?
        - Больше ничего, честно. Она рассмеялась и положила трубку.
        Когда Макс собирался вновь пригубить чашку, из нее внезапно вынырнул чей-то невероятно длинный язык, покрытый мерзкого вида пупырышками, и лизнул его в губы. Макс отдернулся от чашки и пролил часть ее содержимого на стол.
        - Не беда, - сказал Мирон, вытирая стол тряпкой. - Старик, я знаю тебя слишком давно. Ты пришел ко мне сегодня не просто так. Можешь не говорить, что у тебя стряслось, значит, есть причины молчать, но… если потребуется моя поддержка, то ты знаешь, где меня найти.
        - Спасибо, - ответил Макс. Вот за это он и любил Мирона.
        Чашка с недопитым кофе осталась стоять на протертом столе, - пить из нее Максу больше не хотелось. Скользкое прикосновение длинного языка еще долго сохранялось в памяти, не смотря ни на всяческие убеждения, что это являлось не более чем очередной иллюзией. Иногда они были уж чересчур отвратительными. И всегда - необычайно правдоподобными.

«А если меня здесь вообще нет? - вдруг пронеслось у Макса. - Если на самом деле я только думаю, что в гостях у Мирона?»
        Он еще не забыл, как обрадовался приезду родителей, провел с ними больше часа, пока не выяснилось… Это был отличный урок - здесь, в его маленьком флигеле реальности, куда открылся люк, ведущий в гигантские катакомбы подсознания, больше ни чему нельзя было безоглядно доверять, даже собственным глазам. И - прежде всего - им.
        Тотальная неопределенность.
        Это трудно. Трудно, когда ты становишься чьим-то подопытным кроликом, а затем тебя просто отпускают, не оставляя ни единого шанса вернуться назад, чтобы задать вопросы и получить на них ответы. Трудно, когда главная угроза - в тебе самом. Трудно, когда у тебя появляется враг, о котором ты ничего не знаешь, но которого это не остановит. Особенно трудно - смотреть, как…
        Макс уже целую минуту наблюдал, как от мизинца левой руки Мирона, подобно конечности амебы, сначала отпочковался бородавчатый нарост, развился в человеческий эмбрион, и теперь это плавало в воздухе, связанное с пальцем его лучшего друга неким эквивалентом пуповины, уверенно приобретая черты Бледного незнакомца.
        - Извини, но мне лучше вернуться домой, - сказал Макс, прервав рассказ Мирона о том, как они с отцом по дороге с рыбалки пробили колесо и обнаружили проблемы с запаской. Он поднялся.
        - Кажется, это еще хуже, чем я думал, - произнес Мирон, тоже вставая. - Ты уверен, что правильно сейчас поступаешь, старик?
        - У меня нет выбора.
        - Как знаешь.
        Шумен
        Вернуться домой Макс решил пешком, предпочтя сорокаминутную прогулку пешком четвертьчасовой езде на автобусе. Ему не хватало только влипнуть еще в какую-нибудь историю. По дороге назад его поджидало лишь одно неприятное событие, которое, однако, изрядно подпортило Максу и без того угнетенное состояние духа.
        Выскочив из кустов, ему преградил путь черный пудель с тонким кожаным ошейником. Макс собирался обогнуть собаку, но пудель снова перерезал дорогу, неотрывно глядя ему прямо в глаза. У Макса застучало сердце, поскольку животное вело себя слишком странно (если, конечно, было настоящим), да и этот тяжелый взгляд собаки не предвещал ничего хорошего. Пудель был слишком мал, чтобы представлять серьезную опасность, - в худшем случае, он мог вцепиться в голень и оставить несколько царапин от своих мелких зубов, - но не существовало гарантии, что пес не проявит каких-нибудь необычных способностей. Тот пес, которого видел Макс.
        - Пошел!.. - он сделал вид, что собирается пнуть собаку. Пудель слегка попятился, но остался на дороге.
        Макс оглянулся вокруг, убеждаясь, что поблизости никого нет, и тогда сказал:
        - Ладно, чего ты хочешь?
        - Ты зря бегаешь от него, - ответил черный пудель ломающимся и чуть хрипловатым голосом подростка. - Теперь он сможет найти тебя везде и когда захочет. Тебе нигде не спрятаться.
        Со стороны темного сквера раздался короткий свист, и пудель умчался на него, опять став обычной собакой.
        Он не уточнил, кого имел в виду, но Максу и так было ясно.

* * *
        Макс добрался домой только к полуночи. Заперев входную дверь и снова оказавшись в родных стенах, он почувствовал себя увереннее. Но пудель был прав - для Бледного незнакомца не существовало преград. Тот мог возникнуть в любой момент: материализоваться из сигаретного дыма, выскочить из бутылки с пивом, подобно джину, свалиться на голову с потолка, будто кусок старой штукатурки… Короче, как угодно.
        Несмотря ни на что, эта поздняя прогулка окончательно выбила Макса из сил. Действие кофе, которым его угостил Мирон, закончилось еще по дороге, и теперь ему хотелось только одного: расслабиться в постели, дать отдых гудящим ногам и тяжелеющей голове. И спать, спать, спать - наплевав на то, что сны могут оказаться куда опаснее той иррациональной версии реальности, в которую его затянуло; наплевав даже на Бледного незнакомца.
        Спать.
        Кровать манила его убаюкивающим голосом морской сирены, обитающей в океанской пучине снов, суля блаженный покой и забытье. Макс понимал, что рано или поздно не устоит перед этим соблазном, который с каждой минутой уже все больше становился необходимостью.
        Расстилая постель, он обнаружил под подушкой странный колпак. Хотя Макс оставил его в гостиной на кресле, перед тем как отправиться к Мирону, его эта находка не удивила. Все верно, ночной колпак - именно то, что ему сейчас необходимее всего.
        Макс уже собрался было вернуть долг этому самому изматывающему дню в его жизни, когда вдруг услышал, как сзади распахнулись дверцы шкафа и кто-то выпрыгнул в комнату. Он развернулся, готовый к чему угодно, - и в первую очередь к встрече с Бледным незнакомцем, - но увидел мальчишку лет шести в шортах, к которому через мгновение присоединился другой. Макс узнал их сразу: это были те самые двое мальчишек с детской площадки, которые наблюдали за тем, как он вешал афишу на столбе, и которые, вероятно, затем ее и стащили.
        Они выглядели так, будто долго бежали откуда-то во всю прыть.
        - Шумен!.. - выпалил запыхавшийся сопливый мальчишка. - Мы нашли Шумена!
        - Точно, - подтвердил второй и с восторгом посмотрел на товарища. - Нашли!
        Макс удивленно переводил взгляд с одного мальчишки на другого. Шумен? Опять это странное слово. Ну да, конечно, - вспомнил он наконец, - ведь именно так они переврали, а может, просто не расслышали толком, когда он сказал «шоумен», имея в виду Батута. Забавно, черт возьми! Действительно забавно, как все это отложилось в его памяти и превратилось в надпись на колпаке. А теперь вот еще и…
        Тут из шкафа вслед за мальчишками появился еще кто-то, и пол комнаты содрогнулся под тяжелой поступью. Должно быть, это и есть тот, кого отыскали мальчишки, решил Макс, увидев чудовищно мускулистое существо, похожее на тролля. Низкий лоб, длинные, ниже колен лапы с огромными когтями и широченное, покрытое темно-коричневой чешуей тело. В обычных обстоятельствах можно было бы только гадать, как нечто, обладающее подобными габаритами, вообще умудрилось протиснуться из шкафа.
        - Серьезный парень этот ваш Шумен… - пробормотал Макс, начав опасаться, уж не притащили они эту тварь сюда, чтобы она могла им подкрепиться.
        - Ладно-ладно, мы не дураки, - засмеялся сопливый. - Он с нами просто играет. Мы зовем его Чубакой, как друга капитана Соло. Но он не Шумен.
        - Потому что Шумен - это ты! - сказал второй мальчишка.

«Отличная новость, - подумал Макс, - оказывается, я и есть тот самый Шумен. А Бледный незнакомец - просто мой сосед по палате, с которым мы каждое утро дуемся в карты, чтобы решить, кто из нас первым отправиться ловить кайф под электрошоком».
        Только вот дело было в том, что эти двое мальчишек явились совсем не с той детской площадки, которая находилась под его балконом, и могли говорить лишь то, что было известно ему самому, - таящееся где-то глубоко внутри.
        И все же Макс спросил:
        - А вы уверены?
        Мальчишки покатились со смеху, демонстрируя всем видом, что их не проведешь. Даже тролль за ними низко ухнул, приложив лапу к огромному рту, мол, он тоже не дурак.
        Пускай все так, думал Макс, но что ему это дает?
        - Ох, черт! - вскинулся вдруг сопливый и толкнул товарища в бок. - Слышишь?
        Тот мгновенно перестал смеяться и закивал головой, прислушиваясь к чему-то. Все их веселье будто ветром сдуло. Максу показалось, что даже чешуя навострившего уши тролля из темно-коричневой стала желтой, как лимон.
        - Кажется, он идет, - сказал мальчишка.
        - Кто идет? - спросил Макс.
        - Ты сам знаешь, - ответил сопливый. - Прощай, Шумен.
        Мальчишки бросились к открытой дверце шкафа. За ними, мгновенно съежившись вдвое, последовал тролль. И дверца сама собой захлопнулась.
        Вот так, словно ничего и не произошло.

«А ведь так и есть, - сказал себе Макс. - Ничего. Только очередной глюк».
        Но теперь он услышал это сам. Шипение. Оно доносилось со стороны коридора и быстро приближалось.
        Похоже, у Шумена крупные неприятности.
        Взгляд метнулся к подушке, на которой лежал странный колпак. Макс взял его и надел. Доверять интуиции больше, чем здравому рассудку - единственное, что ему оставалось. Хотя секундой позже Макс готов был поклясться, что это была не совсем интуиция, - колпак позвал его. Именно так.

«Я невидимка… здесь никого нет… МЕНЯ НЕ ВИДНО…»
        Когда шипение раздалось у самого порога комнаты, Макс рефлекторно вцепился в спинку кровати обеими руками. Деваться было некуда. Он мог, конечно, попытаться заставить себя представлять новую версию «внезапного» приезда родителей, но однозначно был уверен, что сейчас это уже не сработает.
        Бледный незнакомец вошел в комнату и осмотрелся. Его белое, как снег, лицо абсолютно ничего не выражало, однако Максу все же показалось, что он серьезно озадачен.

«Неужели он действительно меня не видит? Черт, эта штука сработала!»
        Бледный незнакомец двинулся по комнате, принюхиваясь во все стороны, будто ищейка, потерявшая верный след. Он приблизился к кровати и обнюхал постель, находясь от Макса, который стоял за спинкой в голове и старался не дышать, всего в одном шаге. А затем медленно вытянул шею в его направлении. Максу целую секунду казалось, тот смотрит прямо на него. Бледный незнакомец внезапно зашипел ему в лицо, невероятно широко раскрыв рот и обнажив две пары длинных и тонких клыков, как у гигантской змеи. Оно было всего в считанных сантиметрах от него.

«Если он уловил запах, мне конец», - пронеслось у Макса в это длинное мгновение.
        Однако тот потерял интерес к постели и отошел, начав принюхиваться к шкафу. Открыл дверцу, заглянул внутрь. Потом снова оглядел комнату. Его глаза-дыры шарили из угла в угол, тщательно изучая каждую деталь. Макс понял, что Бледный незнакомец ужасно взбешен его отсутствием и совершенно сбит с толку.
        Глаза-дыры на какой-то миг опять скользнули по нему, и визитер, наконец, ретировался, скользнув в ту же невидимую дверь.
        Макс только теперь смог перевести дыхание, сдерживаемое почти целую минуту. Сердце все еще бешено колотилось, когда, выждав для верности еще некоторое время, он осмелился выйти из своего спасительного закутка.
        - Вот так великий Шумен одурачил… - пробормотал Макс и в чем был завалился на кровать, погрузившись в сон раньше, чем его голова коснулась подушки.

* * *
        То ли сны, оскорбленные в лучших чувствах, решили саботировать исконные обязанности, то ли утомленное подсознание сломало свой кинопроектор, - но снов этой ночью Макс не видел. А первым, о ком он вспомнил, открыв утром глаза, был лысый старик, носящий редкое имя Леонтий.
        Войдя в ванную, чтобы умыться, и увидев себя в зеркале с нахлобученным на тыкву колпаком, Макс хохотнул. Топорщащиеся в стороны уши выглядели непривычно большими, и он напомнил сам себе долговязого сонного гнома.
        - Хм, Шумен… - Макс поправил верхушку колпака.
        Он состряпал себе завтрак из того немного, что мог предложить обедневший холодильник: омлет из пары яиц да рыбные консервы. Но потом спохватился и
«заказал» говяжью отбивную с «кока-колой» - толку от этого было немного, зато сама трапеза оказалась куда вкуснее.
        Приканчивая высокий фужер «колы», Макс больно стукнулся носом о его край, но почти не обратил на это внимания, поскольку ему внезапно пришла в голову одна мысль. Он вскочил и побежал в гостиную, где стоял телевизор.
        - Хочу увидеть ее, - Макс нажал на кнопку дистанционного пульта управления, и
«ящик» ожил.
        Какое-то время экран телевизора лишь мерцал зеленоватым цветом, будто настраиваясь на нужный канал. Затем прояснился, поймал картинку и навел резкость. Макс увидел Лену, крутившуюся перед трюмо, тихо напевая какую-то песню. Она была в ярко-голубом топике и рассматривала свой живот. Но Макс все равно не сразу понял, чем она занята.
        - Ближе.
        Картинка стала крупнее. Теперь Макс увидел, как что-то блестит у нее на пупке, и засмеялся. Ленка сделала себе пирсинг - маленькое колечко, в которое был вправлен лучистый бирюзовый камешек. Она дотронулась до него и слегка поморщилась. Так, словно прокол еще побаливал. Затем сняла топик, заставив Макса подскочить на стуле, будто ему в задницу воткнулась булавка. В первое мгновение он хотел отвернуться… но, повинуясь инстинкту всех влюбленных, продолжил смотреть, как Лена разглядывает свое отражение, поворачиваясь то вправо, то влево. От вида ее груди у Макса прямо-таки перехватило дух; а «пончики» у нее были что надо.
        - Ты представляешь, как нам повезло, Хулио? - мечтательно вздохнул Макс, хотя знал, что настоящая Лена сейчас почти наверняка занята чем-то другим. И это вовсе не являлось ни подглядыванием за ней, ни съемкой с помощью скрытой камеры. А пирсинг и то, как она выглядит без своего топика, - было только игрой его отпущенного на волю воображения.
        Лена взяла себя пальцами за соски и скорчила в зеркало рожицу. Макс захохотал, откидываясь назад. И в этот момент что-то мотнулось перед самым его лицом. Он схватился за это, испытывая мгновенный испуг. Экран телевизора тут же погас.
        Длинная штуковина, которую Макс сжимал в руке, оказалась его собственным носом. Точнее, это был уже не его нос, а какой-то скрюченный нарост, вытянутый и гибкий на самом конце. При желании Макс смог бы даже коснуться его языком.
        - Что еще за блядские фокусы? - он подергал нос, холодея и в то же время покрываясь потом от ужаса. Нос как будто обиделся и решил сыграть с ним злую шутку в отместку за то, что его ударили о край фужера за завтраком.
        О край фужера… И еще Макс подумал об ушах: когда он умывался, ему показалось, они выглядят несколько больше, чем обычно. Он решил, что это из-за колпака. Может, он и был всему виной?
        Макс захотел его стянуть, но у него не получилось. Дурацкий колпак словно прирос к голове. Было не понятно, что его держит, даже когда Макс потянул его изо всех сил.
        - Вот теперь ты настоящий Шумен, - захихикал кто-то под кроватью.
        Макс потрогал уши - да, они тоже выросли. И подбородок, кажется, начал удлиняться. Он больше не чувствовал свое лицо таким, как раньше, теперь не чувствовал.
        - Ну и попали же мы с тобой… - выдавил Макс почти шепотом. Меньше всего ему хотелось бы сейчас увидеть себя в зеркале.

«Что же делать?» - Макс в растерянности заметался по комнате.
        - Хватит! Я хочу стать как раньше! - крикнул он… но не помогло.
        Наверное, со стороны все его действия выглядели чертовски смешно. Однако Максу было совсем не до смеха. Он словно попал в какую-то сказку, только сказка эта - была написана очень злым сказочником. Сказочником, любящим не смеющихся, а плачущих детей. Перед тем как их съесть.
        Конечно, для окружающих он оставался прежним. Но достаточно было и того, что он мог видеть себя таким. Видеть и ощущать.
        - Нам срочно нужен чей-то совет, - сказал Макс и заплакал, чего не случалось с ним уже лет пять. - Я так больше не могу…
        Синдром Золотой рыбки
        Что-то пора было предпринять.
        Макс по-прежнему не мог вспомнить адрес лысого старика, - и в этом ему не помогало ни владение колпаком Шумена, ни насилие над памятью. Но так продолжаться больше не могло.
        Он не знал, к кому обратиться за помощью или хотя бы за дельным советом. Может, стоило пойти и все рассказать Мирону? А как насчет Лены? Макс попытался представить, что, скорее всего, из этого выйдет. Шуба-дуба-ду-ба-а! Тогда уж лучше сразу заявиться в психушку. Он готов был поспорить, - кто-кто, а Карлик-нос у них наверняка еще не делил палату с Наполеоном и сэром Исааком Ньютоном.
        Но даже если Мирон или Лена ему поверят, - на что Макс совершенно не рассчитывал, - но допустим, если - то чем смогут помочь?
        Вот то-то и оно.
        Оставался… он сам.
        Только получится ли?
        - Я… - начал Макс. - Я хочу встретить себя.
        И мысленно добавил:

«Взрослого».
        Макс застыл в ожидании. Ничего не происходило. Наверное, он хотел слишком многого.
        - Вот лажа… - вздохнул Макс, исполненный разочарования и глубокого экзистенциального одиночества.
        - Чего ты хотел? - спросил кто-то сзади.
        Он обернулся. И увидел себя, стоящего у окна, опершись о подоконник. Яркий солнечный свет падал ему прямо в глаза, и не давая возможности хорошо разглядеть лицо. Но он был несколько выше и заметно плотнее. Только голос почти не изменился. Возможно, он выглядел бы так лет в тридцать или тридцать пять.
        - Мне… мне нужен твой совет, - сказал Макс. - Что со мной происходит? Я хочу, чтобы все закончилось.
        - Я знаю, - кивнул Макс-взрослый.
        - А теперь… еще и это! - он развел руки. - Посмотри, на кого я стал похож. Что мне делать?
        Ему показалось, что Макс-взрослый спрятал улыбку, но, может быть, только показалось.
        - Ты попал в особое место.
        - А что это за место?
        - Важнее не то, что оно собой представляет, а что способно дать тебе. Используй это.
        - Как Золотая рыбка? - Макса охватило чувство какого-то близкого озарения. Но уже в следующий миг оно бесследно исчезло.
        - Ты идешь по ложному пути. Золотая рыбка обладала огромным могуществом, но не смогла спасти саму себя из невода старика и превратилась в его заложницу, пока… пока он не лоханулся.
        - Я не понимаю, - покачал головой Макс.
        - Почему Золотая рыбка не могла себе помочь? Это неправильно. Но это данность, аксиома. Вынужденный ляп, без которого не существовало бы и самой Золотой рыбки. А ты другой. Ты - Шумен.
        - Так что же мне делать? - почти закричал Макс.
        - Тебе нужен был совет, - ты его получил, - сквозь фигуру у окна начала проглядывать тюль.
        - Кто этот урод, что гоняется за мной? - заговорил Макс быстрее.
        - Он живет в каждом из нас.
        - Что ему нужно?
        - Убить тебя… - силуэт окончательно растворился в потоке солнечного света.
        - Эй, постой!
        Макс готов был провалиться от досады. Столько усилий - и все напрасно! Он получил лишь очередной ребус.
        Окольный путь
        К обеду у Макса вырос горб.
        Вначале ему показалось, что сороконожка между лопаток вновь решила напомнить о себе, устроив под кожей зуд, который ничем невозможно было унять. Потом это перешло в ритмичную пульсацию, будто в верхней части спины надувается здоровенный тяжелый пузырь, заставляя опуститься плечи и изогнуть шею как у грифа.
        Однако ничто не было способно отразиться на его аппетите, и Макс, изогнутый знаком вопроса, «заказал» себе роскошный обед из четырех блюд. Нельзя сказать, чтобы он и раньше не обнаруживал за собой склонности к чревоугодию или домашние с детства морили беднягу голодом, но теперь это граничило почти с экзальтацией.
        Настоящей основой «пиршества» служили вареные макароны с яичницей - пища не особо изысканная, но в то же время достаточно калорийная, - поэтому пенять на бесплотность иллюзорной кухни Макс не мог. Он уже несколько раз переделывал молочный коктейль, добиваясь желаемого вкуса и консистенции, когда вспомнил о Бледном незнакомце. Тот не появлялся с прошлой ночи. Однако Макс не сомневался, что рано или поздно он опять вернется.
        - Вот это другое дело, - с пятой или шестой попытки коктейль наконец достиг совершенства. - Хотя…
        Макс застыл, изучая содержимое стакана. Так почему же Золотая рыбка не могла себе помочь? Потому что была обычной дурной сельдью или страдала фанатичным альтруизмом?

…это данность, аксиома… а ты другой… ты - Шумен…
        - О, черт! - Макс даже хлопнул себя по лбу: ему же все растолковали, превратили в пюре и преподнесли на блюдечке, а он повел себя как последний тупица!
        Коктейль без сожаления был тут же вылит в раковину, а стакан тщательно вымыт и наполнен чистой проточной водой. Все остальное находилось в кухонном подвесном шкафчике.
        Итак: щепотка корицы, пять капель йода, десертная ложка уксуса, одна таблетка аспирина и немного «колы». Впрочем, ингредиенты не имели значения, - Макс брал первое, что попадалось под руку.
        Теперь все как следует смешать… и вот он - волшебный напиток великого Шумена. Противоядие готово. Макс не мог снять дурацкий колпак, верно. Но мог его заставить работать как надо. А в стакане был антидот тому, чем подпоил его лысый старик - клин клином.
        Оставалось лишь убедиться, что это подействует. Но главное - нужно было убедить себя самого.
        Макс неожиданно разволновался. Взял стакан с волшебной жидкостью и пришел в гостиную. Сел в кресло, пытаясь успокоить сбившееся дыхание.
        - Вперед! - наконец сказал он себе и отпил небольшой глоток. Вкус напитка, казалось, не имел ничего общего с тем, из чего был приготовлен. И это являлось хорошим знаком, - потому что так оно и обязано было быть. Его цвет тоже изменился, став искристо-янтарным, словно в глубине мерцали крошечные огоньки. Во рту и в горле разлилось легкое покалывание, медленно охватывающее все тело сверху вниз. Макс ощутил, как распрямляются его плечи и спина, исчезает уродливый нарост на лице, обретая привычную форму его носа, укорачиваются пальцы, становясь нормальной длины, возвращается на место шея…
        У него вышло!
        Комната подернулась рябью множества падающих капель, искажающих все видимое пространство расходящимися концентрическими кругами…
        И тут кто-то схватил Макса за руку. Он дернулся от неожиданности и едва не закричал, увидев стоящего над ним Бледного незнакомца.
        Отвлеченный последними событиями, Макс, видимо, пропустил его новое появление. Либо тот сумел каким-то образом подкрасться в этот раз незаметно. Пальцы Бледного незнакомца были настолько холодными, что Макс ощутил их ледяное прикосновение даже сквозь рукав реглана. Правая рука начала быстро неметь, словно превращалась в бесчувственную деревяшку.
        Макс вскочил на ноги, пытаясь вырваться, но Бледный незнакомец держал его слишком крепко. Гостиную тем временем все больше захватывали расходящиеся круги, колебля ее в концентрических волнах. У Макса уже деревенело правое плечо, однако он заметил, что нежданному гостю становиться труднее его удерживать, будто контакт между ними ослабевал с каждой секундой.
        Бледный незнакомец дернул его на себя, пытаясь впиться в горло длинными змеиными клыками. Макс увернулся, скользнув тыльной стороной левой руки по паре верхних клыков, и ему показалось, что кожу царапнули две ледяных иглы. А в следующее мгновение он услышал шипение у своего лица, ощутив, как узкие змеиные клыки Бледного незнакомца смыкаются на его шее…
        И тогда мир качнулся и потемнел.

* * *

…Макс открыл глаза и увидел, что находится в какой-то небольшой комнате без мебели, с синим рисунком обоев на стенах.
        Он сидел в кресле, - его руки были привязаны ремнями к жестким подлокотникам, а ноги, как выяснилось вскоре, тоже удерживались чем-то внизу. В правом колене он ощутил далекую ноющую боль. Глянув вниз, Макс обнаружил, что, кроме всего прочего, он еще и соединен с катетером, один конец которого был опущен в пластиковое ведро, стоявшее рядом с креслом, а другой исчезал в расстегнутой ширинке его джинсов. Он уловил исходящий от ведра запах мочи.

«Какого черта?» - подумал Макс, все еще продолжая ощущать ледяное прикосновение клыков Бледного незнакомца к своей шее. Он перевел взгляд на левую руку, обхваченную ремнем на запястье: по коже тянулись две свежие параллельные царапины, сочащиеся кровью.
        Странно…
        Не в силах понять, что происходит, Макс крикнул:
        - Эй! Меня кто-нибудь слышит?
        Через несколько секунд откуда-то сзади донеслись приглушенные торопливые шаги, открылась невидимая дверь… и над ним склонилось встревоженное лицо лысого старика Леонтия.
        - Вы?! - закричал Макс.
        - Мальчик… Ты вернулся, - забормотал тот, будто не верил своим глазам. - Ты нашел выход.
        - Какой еще выход? Что происходит? - Макс задергался в кресле, пытаясь освободиться. - Развяжите меня!
        - Ты был Там, и сумел найти Выход, - снова изрек лысый, пораженно отстраняясь от него. - Я думал, что никогда не узнаю… Я думал, он мне врет!
        - Хватит! - завопил Макс. - Что вам нужно? Зачем вы это сделали?
        - Тсс-с… - Леонтий приложил указательный палец к губам. - Не нужно кричать. Если ты ответишь на все мои вопросы, я тебя отпущу. Потому что ты первый, кто сумел отыскать Выход.
        Первый? Что значит первый?
        - Где я? - спросил Макс, отказываясь верить в происходящее, но уже почти зная ответ.
        - У меня дома.
        - Как? Как я снова мог оказаться здесь?
        - Снова… - произнес лысый, будто в этом слове заключался какой-то таинственный смысл. - Снова… Тебе показалось, что ты куда-то уходил?
        Макс опешил. Выходит, все это время он провел в квартире у лысого? А как же все остальное - возвращение домой, все те вещи, которые с ним происходили, встреча с Мироном, Шумен? Бледный незнакомец, в конце концов? Но если ничего этого не было, то откуда у него свежие кровоточащие царапины на руке?
        - Ты должен мне все рассказать, - старик наклонился к самому лицу Макса. - Я хочу знать, что там - по ту сторону.
        У него были глаза безумца, наполненные масляным блеском одержимости и нетерпения. Глядя в них, Макс понял, что лысый готов пойти на все, чтобы добиться своего. Но, с другой стороны, и отдать то, чего он желал, означало только одно - никогда не вырваться из его квартиры. Вряд ли лысый позволил бы ему это, даже если бы Макс поверил в обещание, что окажется на свободе, ответив на все вопросы.
        - Нет, - сказал Макс, одновременно сжимаясь от страха, поскольку понимал, что целиком находится во власти лысого сумасшедшего. - Я ничего не скажу, пока вы не развяжите меня.
        - Да ну? - с благодушным выражением засмеялся Леонтий. - У меня имеется много способов сделать из тебя болтуна, каких еще свет не видел. Очень много, и если ты меня вынудишь, я ими обязательно воспользуюсь.
        - Нет!
        - Ну и дурак, - сказал Леонтий, выпрямляясь. - Я мог бы действительно отпустить тебя, слегка подпортив память, зачем мне рисковать лишний раз. Но теперь точно не сделаю этого. Не люблю несговорчивых детей.
        Он зашел Максу за спину.
        - А пока можешь посидеть и подумать. У нас много времени, - после чего дверь позади кресла закрылась.
        Обратный ход
        Если лысый старик и являлся неким непризнанным гением, слетевшим с катушек, то Макса это нисколько не утешало. Но сперва нужно было во всем разобраться.
        Выходило следующее. С помощью какого-то препарата ему удалось погрузить Макса в особое состояние, находясь в котором он оказался заперт… где? Ну да, в собственном подсознании - об этом Макс догадался уже давно. Только «заперт» в несколько ином смысле, чем он полагал раньше. Все время он находился в квартире лысого; тот перетащил его в другую комнату, когда неизвестный препарат начал действовать.
        Похоже, целью Леонтия было выяснить, что находится по ту сторону сознания. Он мог наблюдать за ним постоянно, отлучаясь лишь время от времени по другим делам. Реакции Макса должны были убедить его, что Там жизнь подопытного продолжается на мысленном уровне, практически настолько же реальном, как в обычных условиях. В принципе, - подумал Макс, - это логично. Окружающий мир воспринимается органами чувств, которые пересылают сигналы раздражения в этот чудо-компьютер - наш мозг, где и происходит самое главное: мы видим, слышим и так далее - Макс помнил это еще по школе. Но лысый, получалось, замкнул его сознание само на себя. Поэтому и не существовало никакой разницы между тем, что происходит в реальной жизни, и тем - что твориться в его сознании. Это и стало его реальностью. Макс посмотрел на свою левую руку. Кровь на царапинах уже запеклась, но руку здорово саднило.
        Возле кресла, помимо пластикового ведра, куда опускалась трубка катетера (бедный Хулио!), он заметил край небольшого столика, на котором стоял графин с водой. Больше, как ни пытался Макс вывернуть голову, рассмотреть ничего не мог. Однако и так было ясно, что лысый его поил, - возможно, с помощью воронки или через трубку. Но вот насчет еды явно забыл позаботиться. Макс теперь ощущал сильный голод; наверное, его отголоски проникли даже Туда, особенно под конец, когда он никак не мог унять свою тягу к еде.
        Судя по всему, Макс провел здесь уже довольно длительное время. Он начал возиться в кресле, чтобы наладить кровообращение в онемевших ягодицах; да и спину тоже порядочно ломило от долгого пребывания в сидячей позе, хотя Макс и мог опереться о спинку кресла. Если ход времени Там и Здесь был приблизительно одинаков, получалось, он находился тут не меньше суток, а возможно, и дольше. Скорее, именно дольше.
        Макс напряг руки, проверяя крепость ремней. Безнадежно. Попытаться их перегрызть тоже было нереально, - даже если бы Леонтий предоставил ему для этого достаточно времени, он все равно не смог бы до них дотянуться, - подлокотники были разведены слишком широко. Но самое худшее было в том, что его вряд ли скоро хватятся, а когда это наконец произойдет, никому не будет известно, где его искать.
        Вот теперь-то он точно оказался заперт в ловушке, из которой не существовало выхода.
        Или в его распоряжении оставалась хотя бы одна лазейка? Если он начнет орать, то услышат ли его крики с улицы, - в смысле, до того, как лысый заткнем ему глотку? Возможно, кто-нибудь из соседей… И к чему это приведет? У этих стен наверняка отменная звукоизоляция, дом построен бог знает когда. А Леонтий в любом случае найдет удобную отговорку и позаботится, чтобы Макс больше не издал ни звука, - например, с помощью скотча. Это в лучшем случае.

…Правая рука неожиданно нашла слабину в петле стягивающего ремня, он потянул ее назад… и - о чудо! - рука освободилась, выскользнув. Наверное, это удалось благодаря слегка вспотевшей коже, а ремень, видимо, был затянут недостаточно туго.
        Макс расстегнул остальные «кандалы» с помощью свободной руки и поднялся, одновременно прислушиваясь и разминая затекшее тело.
        Через минуту Макс осторожно покинул комнату, оказавшись в коридоре, и выбрался из квартиры лысого. Похоже, тот либо отлучился по каким-то делам из дома, либо просто ничего не услышал подозрительного, находясь в глубине своей большой квартиры. Перевес теперь был, конечно, на стороне Макса, но ему все равно не хотелось бы столкнуться с Леонтием нос к носу.
        Вид у него был не очень, однако Макс решил, не заезжая домой, сразу же отправиться к Лене. С этим свихнувшимся стариком он разберется позже. Сейчас, когда Макс шагал по залитой ярким солнцем улице, многое перестало ему казаться… каким? Это было странное ощущение. С одной стороны его сделали подопытным кроликом в каком-то жутком эксперименте, с другой - он не имел ни малейшего понятия, как поступит в дальнейшем. Чувство растерянности было настолько велико, что Макс не знал, станет ли вообще что-то рассказывать Лене о том, что с ним случилось за последние сутки.

* * *
        Лена открыла ему дверь. Прежде чем она успела придать себе равнодушно-надменное выражение, Макс заметил в ее глазах мелькнувшую радость.
        - Извини, я был не прав, - произнес он, не придумав ничего другого. Странно, но по пути Макс ни разу не задумался, как начнет их разговор. Похоже, это входило у него в привычку.
        - Дурачок… - Лена втащила его в двери и поцеловала в губы, обвив шею Макса руками. Он облегченно вздохнул, так, чтобы она не заметила, - ну вот и все. Все опять нормально.
        - Я тебя люблю, - неуклюже вымолвил Макс, может быть, только второй раз за всю историю их отношений.
        - Я тоже… себя люблю, - засмеялась Лена и отпустила его. - Хочешь, что-то покажу? - она потянула низ своего любимого голубого топа вверх.
        - Ты сделала пирсинг. Колечко с бирюзовым камнем, - брякнул он раньше, чем успел осознать, что делает.
        - Откуда ты знаешь? - Лена даже отступила на шаг от удивления. - Я ведь еще никому не успела сказать…

«Потому что я был волшебником, - подумал Макс, рассмеявшись в свою очередь. - Шуменом, великим и ужасным…»

…Все еще улыбаясь, Макс открыл глаза. Его улыбка тут же увяла, превратившись в гримасу отчаянья. Сон, всего лишь сон - просто незаметно для себя он отключился. Просто изнеможение, просто еще одна иллюзия…
        Он с трудом сдержался, чтобы не завопить от ужаса и тошнотворного чувства полной безнадеги, стиснувшего все его внутренности, подобно огромной злобной руке.
        Господи, неужели же после всего он закончит вот так - в руках спятившего старика, развешивающего по городу странные объявления в поисках случайных людей, вроде него, для своих безумных экспериментов. Как глупо. Невыносимо глупо и дерьмово так, что дерьмовее некуда…
        Конец великого Шумена. Отсиженная задница и резиновая трубка, вставленная в член. Вот только жаль, подходящего колпака здесь не сыскать.
        Вдруг Макс ощутил нарастающее жжение в паху, трубка катетера изогнулась и со стороны ведра его слуха достиг звук льющейся жидкости. Казалось, сам он в этом загадочном процессе даже не участвует. Вот сраное дерьмо! Уж лучше бы его тогда прикончил Бледный незнакомец. Взгляд Макса невольно скользнул по оцарапанной клыками руке.
        Скользнул и вернулся назад.
        В этом что-то было.
        Дверь сзади скрипнула, и в комнате появился лысый. Макс был уверен, что пробыл в отключке минут десять, но тот выглядел так, словно промучился целую ночь без сна, окончательно сходя с ума от бесчисленных догадок и сомнений.
        - Ты готов… готов начать говорить? - по его бледнеющему на глазах лицу рассыпались бисеринки пота, как роса на коже трупа. Похоже, у Леонтия и впрямь ехала крыша. - Столько усилий… я столько времени ждал. Мне необходимо знать, что там!
        - А почему бы вам самому не проверить, - сказал Макс.
        Лысый осклабился, хитро прищурив глаза, но вместо ответа произнес:
        - Я даю тебе последнюю возможность договориться по-хорошему. Три часа на размышления. Не огорчай меня, иначе придется развязать тебе язык не очень изысканным способом.
        И снова вышел.
        Макс верил, что тот не шутил.
        Вряд ли, конечно, лысый был способен на что-то подобное вообще - пытки, уговоры с применением разных блестящих штучек убедительно вида и еще более убедительного воздействия. Но как свихнувшийся исследователь, стоящий в шаге от долгожданной цели, вполне мог удивить даже себя самого. И с каждой минутой приближался к этой опасной меже. Возможно, уже в следующий раз он войдет к нему, находясь в еще гораздо менее благодушном расположении духа. Поигрывая щипцами, например. Или пластмассовым фаллосом. Очень большого калибра.
        Тогда с ним будет лучше не торговаться, - быстрая смерть, как ни крути, лучше медленной, особенно с предварительным прохождением через «харахумбу». Но и это сомнительно, - Макса всего передернуло, - весьма сомнительно, что лысый позволит ему умереть, пока целиком не удостоверится, что вытянул из него все до последнего слова.
        Левая рука снова притянула взгляд Макса.
        И мысль, которая появилась у него раньше, вернулась, как бумеранг.
        Ну, и что он потеряет, если попытается?
        С момента, когда Макс возвратился Оттуда, прошло примерно минут сорок или немного больше. Не исключено, что препарат лысого еще не успел полностью вывестись из его организма. Кроме того, он… Шумен. Пускай Здесь он всего лишь семнадцатилетний мудак, купившийся на дешевый трюк с объявлением и севший в глубокую жопу из-за собственного любопытства, но Там…
        Это могло сработать.
        Макс сосредоточился. Нет, это просто обязано было сработать, иначе ему крышка, полный каюк.
        Несколько минут у него ничего не получалось, хотя пот заливал ему спину и от напряжения мелко дрожало все тело. Черт, настоящая, реальная жизнь оказалась куда более трудной, чем он полагал, находясь Там. Кто бы мог подумать, что ему так скоро начнет не доставать того гребаного колпака…
        Макс зажмурил глаза.
        Он на мне… Я Шумен… Я снова Там…
        И удивился, что ничего не почувствовал, потому что, когда открыл глаза, - находился в своей гостиной. Стакан с волшебным напитком великого Шумена по-прежнему стоял на журнальном столике рядом, - там, где он его и оставил. Янтарной жидкости оставалось еще больше половины. Все выглядело таким же, как перед его уходом. Только Бледного незнакомца, по счастью, нигде не было видно поблизости.
        Встав из кресла, Макс на всякий случай заглянул в каждый уголок квартиры. Сорокаминутное пребывание в плену у лысого казалось теперь необычно ярким кошмаром, приснившимся, когда он нечаянно задремал в кресле. Просто не верилось, что в действительности Макс сейчас находился… Но он знал, что это правда. Правда, которую, не смотря ни на что, так здорово было не знать.
        Головной убор Шумена оставался на нем, но Макс сейчас уже не походил на безобразного сказочного колдуна (память вдруг подкинула наверх его детские фантазии, в которых маленький Макс именно так себе и представлял всех колдунов, - наверное, его рациональное сознание просто откопало тот образ среди старого хлама, отряхнула от пыли и использовала, подчиняясь укоренившемуся стереотипу). Его облик, возможно, снова начнет меняться, только вряд ли он пробудет здесь достаточно долго.
        Однако Макс не был совершенно уверен, что его задумка удастся, лишь предполагал. Он, вероятно, находился в поверхностной зоне своего сознания, - той, где отражался известный ему мир, - не опускаясь в настоящие дебри, на ту глубину, где обитал Бледный незнакомец, а быть может, и кто-нибудь еще, похуже.
        Еще Макс подумал, что если сейчас Там лысый войдет в комнату, то обосрется от досады, увидев, что Макс от него в каком-то смысле все-таки сбежал.
        Было бы совсем некстати, если бы старик застал его за тем делом, к которому Макс намеревался сейчас приступить. Вот существуй у него возможность контролировать ситуацию Там…

«Зеркало… - внезапно пришла ясная мысль. - Это похоже на зеркало. Может быть, Лена действительно сделала пирсинг. Может быть, черт возьми, и такое? Почему нет? Ведь если известный мне мир отражается в верхнем уровне сознания, - то это должно быть похоже на зеркало. Когда смотришь под особым углом, в нем отражаются даже те предметы, на которые оно не направлено прямо, - иногда они настолько удалены в сторону, что вообще не понятно, как умудряются отражаться».
        Макс взял пульт дистанционного управления и шагнул к телевизору. Под его ногой смачно лопнул невиданных размеров клоп, но Макс не стал обращать на это внимания; иногда можно быстро привыкнуть даже к мало приятным вещам.
        - Покажи мне то место, - он придвинул стул ближе к замерцавшему экрану и сел.
        Вот он в кресле, связанный, в маленькой комнате с синими обоями на стенах. Глаза закрыты, под ними глубокие темные круги. Будто он болен или умер только что после какой-то долгой и изнурительной болезни.
        Макс решил пока здесь не задерживаться, и направил невидимую «камеру» дальше - к двери… сквозь нее. Комната чуть побольше, очевидно лаборатория лысого. Два длинных стола вдоль противоположных стен, уставленные всякой всячиной, будто в подсобке школьного кабинета химии; широкий стеклянный шкаф, набитый подобным же дерьмом. Ничего интересного.
        Соседняя комната через стену… Человеческие тела прямо на полу. Нет, трупы. Трое мужчин и две женщины. Почти все выглядят так, будто их бросили в клетку с диким хищником.
        Ты первый, кто сумел отыскать Выход…
        Должно быть, это те - кто не сумел. Уличный свет приглушенно падал на них сквозь задернутые желтые шторы.
        Тело молодой женщины лет двадцати восьми или тридцати выглядело особенно изувеченным. Ее горло было раскурочено так, что виднелись шейные позвонки, и тускло белела часть кости нижней челюсти. Еще одна женщина, что лежала ближе других к окну, - ее возраст не поддавался определению, - будто пала жертвой некой разновидности кожной саркомы. Брр-р!.. Аж глаза ноют, глядя на такое. Но хуже всех Максу показался мужчина примерно сорока лет, тело которого было затронуто явно уже не первой стадией разложения. Лысый, должно быть, хорошо постарался, чтобы запах не выходил за пределы этой страшной комнаты. Если у Макса еще и оставались какие-то сомнения по поводу душевного состояния Леонтия, то теперь окончательно исчезли.
        Это были люди, попавшиеся на ту же удочку, что и он. Кого-то, возможно, сюда привело обычное любопытство, кого-то что-то еще. А любопытный трахнутый старикашка помог каждому встретиться нос к носу со своим внутренним монстром.
        Максу оставалось только надеяться, что удача не отвернется от него и на сей раз, иначе он скоро сам очутится в этом маленьком личном морге лысого. Тот, похоже, даже не стремился избавиться от тел. Хотя, впрочем, неизвестно, сколько их всего перебывало тут на самом деле.

«Камера» пересекла коридор, прихожую, и Макс узнал гостиную с картинами старинных львовских улиц, куда сначала пригласил его старик, перед тем как попотчевать кое-чем. Интересно, он со всеми так поступал или искал к каждому индивидуальный подход?
        Лысый сидел в том же самом кресле, что и Макс вчера (если только это действительно было вчера), гладя огромного жирного кота, лежащего у него на коленях.
        - Что мы сделаем с мальчишкой, если он и дальше будет упрямиться? - спрашивал лысый у кота. - Что? Убьем? Конечно, убьем. Он это и сам понимает. Но сначала мы его кастрируем. Как тебя. Да-да, точно так же. А этот, похожий на Айболита, знаешь что мне сказал: «Вот тебе правильная формула, остальное - выяснишь сам». Теперь главное, чтобы мальчишка начал говорить. Куда он денется? - старик засмеялся. - Он будет говорить и говорить, говорить и… пока я не замечу, что он не начинает повторяться. А потом отправлю к остальным…
        Лысый вдруг поднял кота на вытянутых руках, словно тот ничего не весил, и сильно тряхнул как плюшевую игрушку.
        - Что? Ты что-то сказал? - кот мяукнул от боли и задергался, пытаясь высвободиться. - Тварь!
        Он отшвырнул кота в сторону и откинулся на спинку кресла.
        - Я бы построил тебе памятник, существо, если бы ты умело говорить. Ты тоже как-то умудрилось вернуться. Оттуда. Но ты не можешь… а он МОЖЕТ! Просто не хочет… Упрямый мальчишка. Те, другие, молчат… Трупы, к сожалению, не слишком болтливы. Но он будет говорить и говорить, говорить и… пока мне не надоест. А потом… - лысый воззрился на кота, будто ему неожиданно пришла в голову какая-то мысль. - Или лучше испытаем на нем новый путеводитель с более длинным маршрутом? Ваше мнение, коллега? Что? Тварь! Жирная никчемная тварь! И чего я к тебе так привязался…
        Лысый глянул на часы.
        - Еще немного. Я держу слово. И этот хренов Айболит тоже держит…
        Максу стало ясно, что если он собирается когда-нибудь выбраться из квартиры старика, то ему следует поторопиться.
        Он настроил изображение на комнату, где находился сам, и взял крупным планом свои привязанные ремнями к подлокотникам руки.
        Царапины.
        Царапины говорили о том, что результат физического воздействия Здесь может проявиться точно так же и Там, верно? Если ему удастся… ну, например, сделать свои руки несколько больше Здесь, то, возможно, - Там ремни не выдержат.
        Вполне может быть, что все это ни к чему и не приведет, однако испробовать такой вариант - единственное, что ему оставалось.

* * *
        Это оказалось чертовски больно, но руки становились толще. И, главное, им отвечали те - на экране. Узлы мышц нарастали один за другим, покрывая предплечье, как у штангиста-тяжеловеса. Макс обратил внимание, что при этом у него худеют руки выше локтя, и понял причину. Конечно, закон сохранения материи действовал даже здесь.
        Ремни продавливались все глубже в его плоть, останавливая кровоток и принуждая вздуваться под кожей толстые синеватые веревки вен. Но ремень, связывающий правую руку, казалось, уже вот-вот готов уступить и лопнуть.
        - Давай же, давай!.. - стонал Макс, мысленно уговаривая себя не останавливаться. Несмотря на боль, ужасно захотелось курить.

«Нужно было сделать их тонкими…» - успел он подумать за мгновение до того, как белые ледяные пальцы мягко легли ему сзади на шею…
        Шумен ужасный
        Лысый старик, тихо мурлыкая себе что-то под нос, вошел в комнату, где единственной мебелью было лишь стоящее по середине кресло с широко разведенными подлокотниками и маленький столик возле него. На старике был безупречной белизны врачебный халат, а в руках металлический поднос с двумя рядами аккуратно разложенных блестящих хирургических инструментов.
        - Время пришло… оно пришло, наш юный друг. Оно, увы, не любит стоять на месте, но порой - это все, что сохраняет желание жить дальше. Поэтому оно пришло. Для нас с тобой.
        Он обогнул кресло, раскачивая поднос, словно в танце, и остановился.
        - Оно пришло…
        Ответом ему был смех, напоминающий предсмертное воронье карканье, сквозь который едва остался различим звук лопнувших как тонкие резинки кожаных ремней. И некто, согнутый тяжестью огромного горба, медленно поднялся ему навстречу…