Империя Машин Кирилл Кянганен
        Империя Машин #1
        Неизвестный - человек без имени и семьи, ищет свое место в сотрясаемой от наводнений Островной Империи Севергард. На пути ему встречаются разбросанные по миру острова-города, а выше, над утопающими в руинах улицами - Поднебесья - построенные на гигантских стрежнях точно часовые механизмы, диски, откуда их жители с безразличием взирают на творящиеся внизу беды и голод. Его приютит братство кинжалов, он подружится с мастером Альфредо, который впоследствии станет ему учителем и другом, узнает о самосудах, творимых по радиоэфиру, мельком повидает и орден протекторов, обеспечивающих безопасность страны, и ощутит отголосок необычайного могущества былого человечества. Там, на окраине империи, он совершит первые шаги в незнакомый мир, полный невероятных технологий прошлого и ужасов настоящего.
        Кирилл Кянганен
        Империя Машин
        От автора:
        Дорогой читатель!
        Прошу принять к сведению необходимость большого объема названий мест, городов и островов. Это необходимо для воссоздания автором самостоятельного мира, отличного от творений других писателей.
        Упомянутые на протяжении истории события не будут забыты. Для множества островов-городов придуманы собственные истории, повествование о коих ложится на последующие части серии.
        Предыстория содержит множество государств, которыми в дальнейшем будет пополнятся карта мира, и, главным образом, является введением в сложившуюся на начало книги ситуацию, и намеренно поместится в конец книги.
        Добавление глав проводится по мере написания последующих частей из этой серии. То есть - количество выложенного материала первой книги зависит от готовности второй.
        Приятного чтения!
        Глава - 1 -
        Комната убежища была заставлена койками и ящиками. В те, что повыше, вкручивались лампочки. Пазы для большинства из них пустовали, а отслужившие выбрасывались в перерабатывающий мусоропровод.
        По утрам, мужчина разносил контейнеры по каютам и подключал к генератору в мастерской. Заканчивая работу, он усаживался на изъеденные клопами матрасы, чтобы передохнуть. Сегодня ему предстояло проверить целостность проводки и убедиться в отсутствии протечек в туннеле.
        Он посадил ребенка на колени. Темные волосы, острый нос, поношенная тряпичная одежда… «Он и не мог быть моим».
        - Ты не мой отец?
        - Прости, что не сказал раньше.
        - А как его звали?
        Индикаторы на тумблерах генератора подавали тревожный знак. Желтоватый огонек бежал по дисплею, и мужчина раздумывал о причинах утечки энергии, поглаживая голову ребенка, когда мальчик переспросил громче.
        - Кого?
        - Моего отца.
        Он едва сдержал хрип, проглатывая слюну.
        - Помню… как я услышал - Лени, но это мог крикнуть кто угодно. Тогда… На побережье творились невообразимые вещи.
        Мальчик досадно поглядел под ноги.
        - Он… Утонул?
        - Мы не знаем наверняка, - ответил уклончиво мужчина, - когда мне подали сверток с тобой, его скрепляла ленточка из изысканной вышивки.
        Мужчина порылся на верхней полке, откуда мальчик накануне вытянул карту.
        - Погляди.
        Детская рука ощупала хрустящую и эластичную повязку.
        - Это могли быть и слуги. Ткань, в которую тебя завернули я видел лишь раз - на коронации в Часовой Крепости.
        - Как ты попал туда?
        «Удалось отвлечь его!» - обрадовался он на мгновение, ощущая приятное облегчение.
        - Устроился служкой в святилище. Носильщиком воды для омовений тела предшественника. Черные Ножи уложили его прямиком на приеме, - мужчина отвернулся, и, согнувшись, начал штопать подошву.
        - Я был обязан супруге его милости… Когда он выходил из кареты, его жена заметила мою беременную мать. Обыкновенно, нищенок выгоняли в пригород, но она приглянулась ей ярко алыми волосами, выделяясь из толпы. Жена отвела его от свиты, они пошептались, и ей уделили комнату при императорском дворе. Ходила новость, что он подобрел, как женился на дочери Долины Полых Холмов. Она благотворно воздействовала на него, перемирия, договоры… Расцвет страны!
        Мать говорила, что Мирре приходилось искать предлоги дабы оставлять ее подле себя, на дистанции от завистников и клеветы. И она нашла его - волосы матери шли на парик, который Мирра надевала на приемы.
        Отчим нечасто рассказывал о себе или былом, и мальчик старался слушать, хотя и ощущал скуку, накатывающую при описаниях незнакомой страны. Поначалу его будоражили могущественные постройки человечества, но скудное воображение, подпитываемое единичными картинками, сохранившимися в убежище, быстро иссякало. Он не ведал иного мира, чем этажи замкнутых пространств, а разовые вылазки на всплывшую крышку дискообразного бункера, куда изредка взбирался отчим, отдаваясь созерцанию, вызывали у него смутную тревогу. Так продолжалось до тех пор, пока он не взял мальчишку с собой… Тогда то все и изменилось, точно сам он переродился, плененный несбыточной мечтой о бескрайнем просторе неба, соприкасающегося с неудержимым глазом, океаном.
        - Мы должны покинуть убежище. Итак, десять лет без техобслуживания… Поражает! Как оно не затонуло со всеми нами на борту. Наш этаж - последние, кто остались, но я не смогу посетить с тобой Темплстер.
        - Почему? Вы вылечитесь, и мы пойдем вместе.
        - Дорога не близка. Старость мальчик, старость.
        - Пятьдесят - не старость.
        - Я любил выпить, погулять, для меня это личный рекорд, достижение. Ты выйдешь в свет, найдешь своего отца, а мне хорошо и тут. Нагоню позднее, когда слегка оправлюсь после тягомотины и возни с центром управления.
        - Тогда я остаюсь, - он возмущенно сложил руки на груди, принимая его слова за игру.
        - Помнишь - мы договаривались выполнять важную миссию, - с серьезным тоном заговорил отец, - иначе зачем я бы поручал тебе следить за приборами? Наша задача крайне важна, и отступление недопустимо, помнишь, что я говорил о дезертирстве? Разве мы падем так низко? Давай, солдатик, мы - часовые на посту, дозорные, а как известно - дозорным надо периодически выбираться для осмотра местности, считай это твоим личным заданием, только внимательно собирай результаты, они нам понадобятся позднее.
        - Правда? Я согласен, но без тебя не уйду.
        Мужчина проморгался, сжимая веки.
        - Нет, за неисполнение приказов, я вышвырну тебя. Хватит тунеядствовать, пора и работать.
        - Я днями драил пол!
        - Этого мало. Завтра ты уйдешь, - сказал он и ощутил тянущую комом боль в груди. Мальчишка ушивался за ним, когда он работал, отдыхал, раскуривал сигары, дремал. Носился со свойственной детям простодушию. Цеплялся за одежду, когда он подготавливался к дежурству в реакторной. Оно и понятно - на уровне убежища он был единственным ребенком. Скучает малыш, скучает… Ему бы товарищей. Ни забавы не знает, ни смеха. Кем он вырастет? Но убежище наполовину обесточено. Не отпускать же его разгуливать по полутемным переходам.
        Уверовать бы самому в иной исход… Да и как можно убедительно говорить о том, в чем и сам не наблюдаешь искренности?
        - Понаблюдай за огоньками, я удалюсь ненадолго… - сказал он, и шаркающей походкой вышел из каюты. «Островная империя Севергард разбросана по океану…» - прочитал мальчик выученный наизусть заголовок с оборванного газетного листа. «Откуда он взялся у отца?» Моргнула на секунду обесточенная лампочка, и боле ничего не происходило.
        Вскоре он заскучал. Индикаторы мелькали на панели, не меняя порядка зажигания. Пиликание, хрипотца вентиляторов, продувающих каюту, простукивание каким-то металлическим предметом труб - то отец проверял их на целостность.
        Он ощутил зевоту. Его взгляд уперся в рычаг, торчащий из-под полости над шкафом. Он видел, как отец часто заглядывал в нее, и, не отрываясь, что - то поглаживал.
        Мальчик взобрался на двухъярусную койку, и попытался дотянуться до потолка, за вставленной в выемку рычагом.
        Не вышло.
        Упав, он потерял интерес к недостигаемой цели и занялся чисткой обуви. Но раскачавшийся шкаф сбросил лист бумаги, который плавно слетел в ведро с водой.
        Он спохватился, и вытянув его за краешек протер рукавом и подвесил сушиться, а когда тот подсох, он выхватил его из щипцов для разборки устройств и принялся за изучение. «Карта старого запада…» - прочел он в углу писанный пером текст. Обладающая трехмерным изображением, она переливалась в зависимости от того, с какой стороны падал свет от лампы на полке. Перечеркнутые названия городов, обводки путей красным маркером, зарисовки поверх границ с востоком. Он не разобрался в обозначениях, карта не содержала пояснений. Но железные дороги и воздушные пути он узнал по картинкам. А размеры! Разложенная, она занимала кровать. Железнодорожные линии занимали все промежутки между городами. Особенно это было заметно на приграничных районах, где огибая кольцом они параллельно шли с востока на запад. Попадая в город необходимо было совершить пересадку на внутренний транспорт. Рельсы едва видимым сквозь лупу пунктиром шли чуть ли не до каждого дома. Значок воздушных путей располагался в центральной части покрывающих города, куполов. По словам отца, «при той погодке без термокостюма и вблизи рельс не погуляешь»,
поэтому западники жили, не выходя за пределы городских поселений. На сгибах слова и наметки потекли. Отец рассердится. Окончив восхищенно рассматривать переливающиеся прозрачные модели домов и ландшафта, мальчик заметил, что механические часы отбили полночь.
        Время сна.
        На следующее утро «отец» зашел в каюту к ребенку. Тот не спал.
        - Тебе следовало отдохнуть и набраться сил, путь предстоит не легкий.
        «Так он не шутит?» - мальчик не верил ушам.
        - Какая разница? Я ухожу один, а значит сам решаю, как мне жить дальше. Вы ведь так мне сказали?
        - Хорошо, иди, давай я дам снаряжение.
        - Иди?
        Но мужчина не растягивал общение, приступы били час за часом, он кое-как отдышался.
        Он зашел в свою комнатушку, поднял кровать и вытащил оттуда дыхательную маску, затем несколько баллонов с кислородом, таблетки, еще таблетки, и запечатанные консервные банки с едой.
        - Вы отдаете мне практически все!
        - Да, тебя смущает? Самое главное - маска и баллоны. Это твой билет к жизни. Даже вода не так важна. Маска конечно хороша, но она лишь отчищает воздух от вредных испарений, а вот кислорода в воздухе не так уж и достаточно, поэтому ты можешь умереть даже с такой крутой штукой как противогаз на поверхности.
        Противогаз - мужчина называл так связку полотен с железными вставками и вворачивающимся дыхательным мешком из гибкой как пластилин материи, куда вводился кислород.
        Вот тебе кхм… Кабель… нет шланг. Его вставляешь вот так в рот и аккуратно открываешь легонько вентиль на баллоне.
        «Как он протянет там, без меня?» - думалось ему, и он скрывал волнение за скороговоркой и укладыванием в заплечный мешок пищи.
        - Легонько понял? Спросишь почему так примитивно? А, не знаю, умнее не придумал. Таблетки от излучения, их экономь. Принимать солнечные ванны строго не советую, как и дневные прогулки.
        С едой ты надеюсь умеешь обращаться? Да? - мужчина говорил так, словно торопился - заметил мальчик.
        - Ну будь здоров, вот я тебе ложу револьвер. Почему старый, ржавый, да еще на воздухе качает? Это не просто револьвер, он сопровождал меня всю жизнь. Его нутро съест что угодно, главное, чтобы в прорези для патронов пролезло, а бьет дай бог как сильно.
        - Вы меня и правда выгоняете?
        - Нет, сынок, я тебе открываю путь в мир, более реальный, чем тот, в котором мы сейчас живем.
        - Я не хочу идти без тебя.
        - Мир куда добрее, чем ты думаешь… К тому же, с тобой будет меч - страж.
        - Чего?
        - Вот он, красавец.
        Золотистое полотно соскользнуло на землю, и мужчина благоговейно положил клинок на колени.
        - Мечам - стражам предуготовлено оберегать хозяина рукояти. Поставь палец в углубление и представь, что он есть твоя сила.
        Мужчина подал ему ребристый меч.
        Шестигранное сечение сочеталось с трехгранным - у острия, а меж швов проливались искры.
        - Не обожгись, держи лезвием от себя.
        Пока мальчик разбирался с устройством, мужчина объяснял.
        - Он предназначен хранить, а не умертвлять. Когда ты берешь его в руку, то приноравливаешься к его неровностям, а он к твоему складу характера. Говорят, мечи - стражи присматриваются к качествам носителя, и если сочтут его достойным, то между ними заключается нерушимый союз. Тогда он будет согревать, когда ты мерзнешь, охлаждать, когда тебе жарко, окружать ореолом спокойствия, если ты встревожен, разгонять темноту, приглушать шум сражений, дабы не нарушать концентрацию. Про них ходят легенды. Он и бьет током, когда ты заснул, а к тебе подбирается опасность, тем самым бдительно следя за твоим самочувствием. Их называют еще ночными сторожами.
        - Как мне определить, что я понравился ему?
        - Никто, кроме собственников мечей этого не знает. Я не трогал его, так как он, как и жена - привыкли принадлежать одному человеку - мужчина рассмеялся.
        Увесистая рукоятка потянула мальчика к полу.
        - Чувствуешь? Привыкание? Настрой?
        Но он ощущал лишь тепло, исходящее от льдистой поверхности, и тяжесть.
        Ему не удержать меча более минуты!
        Раздвижное лезвие щелкало подвижными элементами как челюстями, приспосабливаясь к обхвату мальчика.
        Было что - то жуткое в этих звуках.
        - Не бойся, он проверяет тебя на смелость.
        Но, поежившись, мальчик решил, что таких проверок ему не надобно.
        Щитковые кольца у крестовины раскручивались. По виднеющимся канальчикам за прозрачным покрытием вливалась жидкость, окрашивая кольца, пока они не начали источать голубое свечение.
        Наконец, мягкая рукоять подгонялась под вцепившиеся пальцы мальчика, и отвердела.
        - Сварился меч? Позволь, упакую.
        - Сварился?
        - Так называют его приготовление к первому запуску. До тебя рукоять стража не знала иного человека. Когда он склонился над мечом, чтобы нанести охранный знак, то прошептал: «сохрани его, ради всех богов и укажи путь».
        - Прислушивайся к его советам, - обратился он к мальчику, - меч куда умнее, чем кажется.
        «Но это оружие» - подумал он, молчаливо кивая головой. Несмотря на внешнюю собранность, вызвавшую одобрительную улыбку отца, он ощущал пустоту и страх, еще не вполне осознаваемый маленьким сердцем, отбивающим скоростной марш.
        Снарядив ребенка, отчим приступил к рассмотрению и пометкам на карте.
        Здесь все оказалось куда сложнее.
        Он выбирался на поверхность не далее клева рыбы. Сообщений с маяковых антенн пару лет как не поступало.
        Поэтому он предположил, что ближайшие острова будут перенаселены, и следует брать чуть подальше.
        Чуть - это сантиметр на карте, и недели путей по суше. Карта, конечно, тоже небольшая, но… ребенку… пройти ее…
        «Он сможет, я знаю! Пускай запомнюсь опытным наставником, нежели немощным больным».
        - Вначале пойдешь на остров, который… был на месте торгового района Темплстера. У меня там знакомый. Если он выжил, то спроси Даффи.
        - А если нет?
        - Не перебивай. Он будет уже там, обоснуется лавочником… Через мостовую, если мостовая еще осталась, к заводу по изготовке труб имени Баркевилей. Он выделяется отделкой под убежище. По сути - трубный завод - макет наших укрытий. Обойдешь его, как я покажу на обратной стороне карты, зайдешь через главный вход держась левой стороны, потом внимательно смотри.
        Сюда и сюда, затем спустишься сюда, и там будут запасы, на всякий. В свое время я был параноиком, вот и пригодился мой схрон.
        - А если завод ушел под земли?
        - А если? А если? Он устойчив к её волнениям. Ты сможешь, я верю.
        Мужчина свернул карту и поставил на столик металлические миски.
        - Поедим напоследок.
        Он налил супа, и мясной бульон смешался с пылью.
        - Захламили! - он с горечью вылил свою порцию. Не ешь эту гадость…
        И, за место супа, ребенок впервые отведал шоколад. Кружка с ним была горячей, отец нагрел его на тепловой трассе в машинном отделении, и принес.
        - Пробуй.
        Мальчик едва коснулся губами и уже не мог оторваться.
        Насытившись он заметил, что «отец» наблюдал за ним.
        - Почему ты не пробуешь?
        - Мне его выдают раз в месяц, поэтому я...
        - Как он называется?
        - Шоколад.
        - Шоколад… - повторил ребенок, чтобы запомнить.
        - Кто научил его тебя так готовить?
        - После «неудачного приема», я скрывался. На меня пало подозрение, и вместе с потоком нищих, перебегающих из города в город, я устроился работать на фабрику. Городское управление гнало нас как метлой, и отсидевшись на передыхе у какого - ни будь скупщика дешевой работы, мы собирали вещички и… Так, бегая от необоснованных слежек, я посетил множество мест.
        Он хлебнул остывшую настойку.
        - Отрываемся от главного. И обойдемся без прощаний, достаточно устал от твоего нытья.
        Он грубил ребенку и чувствовал, как тем завладевает обида. Но иначе нельзя. Он должен забыть убежище и ходы к нему навсегда, ненависть активно вытеснит в нем желание вернуться. Он неправильно воспитывал его и в текущий момент прилагал все усилия, чтобы он его возненавидел.
        - Давай провожу тебя до выхода.
        - Но я знаю дорогу.
        - Дверь сама не закроется, - сказал он отрывисто, и, поторапливая, провёл ребенка к люку.
        Ржавая, она не поддавалась, как не наседал на рычаг мужчина.
        Мальчик помог ему, и он осознал, как сильно ослаб, если даже ребенок дал ощутимую поддержку.
        - Что думаешь? - спросил «отец» неопределенно.
        - О чем?
        Он перевел дух. «Вроде не заметил, и ладно».
        Одев противогаз на лицо, он проверил как сидит на детской голове маска, подтянул лямки, поменял завязки на обуви, и достал из кармана фотокамеру.
        Громоздкого и уродливого вида коричневый коробок, расчехляющийся до вращающегося как барабан, объектива с подставкой на выдвижных ножках.
        Установив его, он завел таймер и отбежал к мальчику, подняв его на руки.
        Череда белых вспышек охватила коридор, заставив обоих засмеяться.
        - На память. Что уставился как щука? Помнишь? Которую поймали? Мясистая, вкусная, у тебя слюнки сбегали по подбородку.
        Мальчик улыбнулся.
        Мужчина еще раз проверил лямки заплечного мешка, целостность комбинезона, наличие таблеток, заряжен ли револьвер, плотно ли сидит одежда, не будет ли поддувать.
        - Пора.
        Подтолкнул мальчика и включил процедуру закрытия люка.
        - Я ведь так и не придумал тебе имени.
        - И не надо. Я не знал отца, отец не знал меня, я не знал матери, как и она меня не знает.
        - Значит неизвестный? Таким будешь?
        Мальчик кивнул и неуверенно зашагал.
        «Вот он - мир, который постигла катастрофа», - с беспокойством и страхом он взирал на пугающие линии громового неба.
        Отчим было перевел рычаг в положение закрыто, когда вспомнил, что не подбросил ему даже бобов.
        Ринувшись к складам, он посбивал с коек доски, загромождающие проход. Ногу обожгло, и потекла кровь, но не обращая на неё внимания, он расколотил ей ящик, и, насовав дозревающих семян в подол рубахи, взбежал по лестнице к гермозатвору, в хрипоте окрикая его.
        Мальчик приблизился к мужчине.
        Оказывается, он и вправду его обидел, и ребенок оставил все принадлежности, кроме противогаза у ступеней.
        «Отец», кашляя, облокотился на упоры двери.
        - На - сказал он, ссыпая семена в лощеный мешок. Будь добр, подними его, про стража не забывай… И уходи.
        Руки его тряслись.
        Ему надлежало отдохнуть, он боялся беспомощно упасть перед мальчонкой.
        Перед сыном.
        Глава - 2 -
        Дня два мальчик бродил по отмели. Неподалеку от милого сердцу обиталища, своего дома, в котором он прожил детство.
        Следуя наставлению отца, постоянно чистил фильтры дыхательной маски, экономно расходовал кислород и ночевал в наклоненной под углом трубе, подтопленной водой.
        Плотно забетонированная сверху, она позволяла ему выпускать из баллона кислород, и, не опасаясь, что он выветрится, греться и сушить вещи. По ночам он накладывал на трещину изнутри шарф, зажигал свечку, и следил за тающим пламенем, медленно засыпая.
        Пустынный океан поутру безжалостно цвел, выплевывая на поверхность дохлую рыбу.
        Застойные воды перебирались подводными течениями и к полдню вздымались по приказу ветра. Глубокие и холодные, они кочевали меж островами и изображали одним им известный узор.
        Меж насыпей неведомая сила набросала валунов. Разбросанные по берегу, они облокачивались на останки пристани или врастали, погружаясь в песок глубже и глубже.
        Вне сомнений - берег в скором времени размоет и от острова останется лишь город, который позже осыплется, как песчаный замок.
        Мальчик нуждался в разговоре, напутствии. Тишина и одиночество тяготили его.
        Город приманивал ребенка, великие здания, плоско обозначенные на карте росли из земли. Но окна с вымытыми от наводнений рамами, слепо ищущие хозяев, опадающие балконы, скрипящие на проспектах вывески и множественные рытвины, которые он засек, взобравшись на трубу, отталкивали его, а мрак улиц отгонял даже птиц.
        Облезлые ворота у мостика на пристани приглашали в павшее царство индустриальной империи.
        У надписи на воротной арке выпадали буквы, но из того, что он сложил ему удалось понять, что речь шла о промышленном районе.
        Отчим говорил, что строительством города занимались пленные имперские солдаты, в конце сами обосновавшиеся в новострое. Где - то там мог быть и шахтерский городок, если его не смыло волной. Западные земли были бедны на ископаемый уголь.
        Его залежи преобладали на дальнем востоке, ввиду чего не принадлежащие к империи города были вынуждены вести с ней торговлю.
        В период войны у пограничных зон даже построили железную дорогу под финансированием наварившихся на медикаментах коммерсантов.
        Отчим называл их воробьями «Клюют, что дают».
        Они обклевывали бедняков, когда те волокли к ним семейные реликвии в обмен на тухлые яйца и черный брусок мыла.
        Этим мылом можно было разве что забивать гвозди, а торговцы запрашивали золотые сервизы только за «прогон» вагона по железнодорожным путям. «Чтобы риски были оправданными».
        Как выражались мятежники в заметках, тщательно оберегаемых отчимом от сырости, «Император прикрыл угольную лавочку, и собаки пошли на телогрейки».
        Мальчик не мог вообразить, как надо ожесточиться, что порезать того, кто служит вернее всех вместе взятых сторожей.
        Когда-то в убежище была собака. Он помнил, как она лизала ему щеку.
        Издохла… Но то непродолжительное существование, отпущенное судьбой дарило ребенку минуты блаженной радости.
        Отец цитировал ему быт имперцев. Их грубоватая речь, отсутствие манер, чопорность - не чета сказкам и легендам, но с помощью отчима он научился чувствовать мысли этих людей, и они оказались не такими и холодными, как-то казалось с первой.
        «Под льдинами нередко кроются теплые пещеры» - запомнил он цитату без подписи.
        Ворох занесенного с океана тряпья осадило воронье, выклевывая ошметки мяса. Где - то недавно потерпел крушение корабль.
        Он осмотрел зеленоватую сыпь на воде. Вскруживший ее водоворот рассосался, достигнув поверхности. «Подводный вихрь!»
        Они не хило подолбили убежище. Отчим простукивал стены на следы бреши, когда датчики активности на панелях чересчур моргали. Из - за вихрей полно пароходов не добрались до убежищ. Отдалённость от берегов - как средство от незваных гостей, сыграло злую шутку, когда понадобились убежища.
        У отмели сбежалась собачья стая. Заблаговременно увидев животных, мальчик спрятался за камнями.
        По маске били брызги от луж. Произвол океана, считавшийся исключительно с ветром, пугал его. Могучие волны омывали песок, оставляя токсичный след. Собаки отпрыгивали, поскуливая, когда желчь касалась их лап, разъедая шерсть, но продолжали искать добычу.
        Засидевшись под изрезанным трещинами камнем, он позабыл о фильтрах и надышался паров.
        Заброшенность, опустошенность и мерклый свет сжимали ему горло. От страха настукивало сердце, и он задыхался в потном противогазе.
        Мимо проскользили тени псов.
        Голод манил их, но они сторонились мальчика. Или же их отпугивали пузыри, выныривающие из земли.
        Сорвав маску он как исступленный раскачивался, проглатывая токсичный пар.
        Вожак стаи, навострив уши, выжидал.
        Слюна капала с пасти, впитываясь в песок.
        Он учуял или его или оброненные бобы, угодившие в лужу. Сварившись, от неё шел сладкий запах, дразнящий ноздри.
        Мальчик старался упаковать рассыпанное обратно. Он затягивал мешок и клал на него склянки.
        Интоксикация лишила его всякой последовательности.
        Он утерял таблетки, и, когда перемахивал к другой стороне камня, то подмочил и фильтры.
        Такова судьба неподготовленного человека.
        Но мир изъявил к нему благосклонность.
        После часа безуспешного ожидания вожак завыл, задирая морду к тучам, и стая поспешила дальше.
        Они не решились пересечь болотистые лужи, а мальчик завалился в сон.
        Ему виделась тень с собакой - поводырем. Она что - то вынюхивала вертя носом.
        - Позже - сказала неопределенно тень, держа на веревке пса. Покормимся дарами города.
        Тень встретилась глазами с мальчиком, и он проснулся в крике, тут же зажав уши и подтянув колени.
        Как громко!
        Пары отражали шум, а его мутило. Он набросил на плечи мешок. Витиеватые полосы маячили перед глазами. Не выдержав, он решил вернуться назад, в обиталище света и тепла.
        Свобода представлялась ему каторгой, ужаснее которой нет на свете зрелищ, и он ругал себя за дурость, считая, что «отец», разглядев его желание, решил помочь ему его воплотить.
        Минуя побережье и откидной мостик, он постучал в полнощекий гермозатвор.
        Никто не отозвался.
        Мальчик знал, что произвел много шуму. Они с «отцом» «усовершенствовали» дверь так, что при легком ударе внутри раздавался грохот. Тогда он достал украденный из кают компании ключ и всунул его в скважину, вначале в одну, затем в другую.
        Старая, заржавевшая система начала медленно сканировать чип ключа.
        Он выявил, что дверь не зафиксировала его выход. Счетчик на ней у панели не изменился.
        Наконец загорелся синий огонек и дверь слегка приоткрылась обдав ноги паром.
        Мальчик заглянул аккуратно внутрь - никого.
        Его не могли не услышать!
        Он закрыл за собой дверь, снял противогаз и начал с обыска комнат.
        Мужчины нигде не было.
        Он позвал его, но не нашел.
        Обесточенные коридоры озарялись аварийным светом.
        Мальчик облазил все что мог, вышел в реакторную и протер бесперебойник.
        - Где ты?! Отец! Папа!
        «Это не его дом, а незнакомое ему захолустье», - прорыдал он. Слезы липли к немытым и нестриженным волосам. Одеяло! Завернувшись в него, он застонал.
        Плач гас в одеяле мужчины. В последнее время «отец» просиживал ночами в кресле и глядел на запотевающее от поршней и соли ядро.
        Теплая атмосфера с постукивающим механизмом привела его в чувство. «Все как прежде, дом - милый дом», - подумал он, расслабляя мышцы.
        Мальчик вспомнил, что надо постричься и пошел умыться в туалет. Радиоактивная пыль опасна - он ощущал жжение кожи.
        Обычно, он пользовался мусорным отсеком для нужды, но где - то здесь был еще один туалет. Сориентировавшись по цифровому табло, подсвечивающему наклеенную на стене карту, он протолкнул гермодверь, очутившись на развилке. В этой части он не был ни разу. «Почему она не заперта?»
        Отчим носил воду в просветленные сектора и баррикадировал на ночь проходы и пролазы. Здесь же было сыро, и холодно. Похоже, он отключил отопление. Указательная стрелка - «спуск на центральную линию». Мальчик надавил на кнопку по соседству. Лампы одиноко пшыкнули, подсвечивая дальнейшие указатели.
        При подходе он скашлянул, почувствовав вонь.
        В темных затопленных коридорах пахло трупами. Он натыкался на стены и пугливо отпрыгивал, когда его нога наступала на что - то хрустящее.
        Вот он! - желтая полоска над дверью и знакомая ручка.
        Мальчик медленно открыл дверь и увидел мертвого человека, ставшего за девять лет ему отцом.
        По стенам белой кабинки была размазана засохшая кровь, где - то уже впечатавшаяся, и выглядевшая как краска.
        Он подошел к лежащему на спине мужчине.
        Вся грудь была залита ей, запекшийся и смолистой.
        Пальто покрылось инеем, а изо рта пахло разложением.
        Немеющими пальцами он натянул противогаз, и подбирающийся к горлу горький ком осел. Легкие в момент наполнились отфильтрованным и безвкусным воздухом с примесью порошка.
        Мальчик дотянулся до краюшка пальто и одернулся.
        Тряслись ноги.
        «Он скрывал от меня болезнь».
        Сломленный, мальчик вернулся в каюту, и, нашарив упаковку, из которой мужчина кормил его витаминами, и от которых отказывался сам, когда ребенок предлагал ему разделить их, прочитал оглавление инструкции:
        «Экспериментальные образцы против эпидемии. Наиболее эффективен во взрослом возрасте».
        Дальше он смотреть не стал и выбросил её в коридор.
        Значит, лечение помогло. Он съел все таблетки.
        Столько их требовалось на курс? То - то при малейшей простуде «отец» бегал вокруг него как мать вокруг дитя, сам не принимая ни штуки.
        Знал, что может не хватить ему.
        Мальчик постоял немного в каюте, где он любил свой уголок, приложился лбом к матрасу, погрузившись по щеки в родную атмосферу. Огоньки на панели мигали, как и прежде. Эжекторы под потолком застыли, и с труб струился пар, рассеиваемый по каютам. На противогазе образовались капельки. Одежда мокрела. «Отец» каждое утро запускал эжектор и воздухообменник из генераторного отсека, но мальчик не знал, какой из переключателей отвечает за отсос пара. Приборная панель истерлась и отличить один от другого для него не представлялось возможным.
        «Не бросать же его так?!» - на глаза вновь навернулись слезы. Он оторвался от сырого матраса и вернулся в туалет. Поцеловал мужчину в лоб, накрыл одеялом, взятым из реакторной, и вышел из бункера, разбитый горем.
        Пару дней он жил в трубе у пляжа, пока его не разбудил дневной шум воды. Занырнув, он вылез из трубы, и глядел как океан поглощал убежище, медленно пожирая его, жадный и голодный, как китоед. И, когда синее чудовище насытилось, и у его кромки раздался последний всплеск, оно уснуло.
        Рубашка липла к животу, его морозило. Сумка, казалось, примерзла к спине. И откуда взялся холод? Со стоячей воды веяло зимой, но не колыхались волны. Отделившиеся от неба снежинки вязли в тумане и таяли, не доходя до земли.
        «В город» - принял решение мальчик, и, затянув потуже пояс, забрался на насыпь.
        Не привыкшее к нагрузке сердце колотилось, встряхивая стуком тело. Ушитые штаны болтались на нём, а ботинки то и дело слетали с пят.
        Меч, переселившийся в мешок не потерял в весе.
        Стоило ему подустать, и он пригвождал ребенка к земле, хлестая по спине, точно подгоняя его куда-то.
        - Стражем тебя зовут? - спросил мальчик вынимая из мешка меч, но он не отозвался. Мальчик расположил пальцы, как показывал «отец», но меч отказывался загораться, и лишь холостой щелчок сообщал ему, что он делает правильно. Он жал, давил на кнопку, обхватывал рукоять и так, и этак, но канальчики не наполнялись жидкостью, а кольцо отливало медью и ржавчиной. «Неужели он непригоден?!»
        Меч и правда, как - то потускнел и состарился. Искривляясь при давлении, он походил на игрушечную подделку, только и годную для щёлканья.
        И тяжелел с каждой секундой.
        Заломило руку, меч так и рвался в землю, пока суставы пальцев не сместились.
        С шипением он отпустил его, обхватывая конечность и прижимая её к себе.
        «Что за бесполезная вещица?!» - вырвалось из него вкупе со стенаниями. Пульсировала кость, болела отекшая ладонь. Суставы самостоятельно вернулись в прежнее место, и он облегченно гладил руку.
        Его взгляд обратился к оружию. Меч приковывал внимание, как золото.
        - Что с ним? - мальчик склонился и стёр песок с навершия. Кольцо у рукояти мигнуло и раскололось, выпуская пар.
        Он поднял меч. Из щели вытекала вода.
        И снова нарастающая тяжесть влилась ему по плечо, а у меча отваливались подвижные детали, пока от лезвия не остался огрызок.
        Мальчик прицелился и зашвырнул его вслед утонувшему убежищу.
        Океан неохотно проглотил «стража». Меч долго плавал, несмотря на образовавшуюся воронку.
        - Вот и попрощались - сказал он тихо. «Отец» рассчитывал на то, что меч - страж сбережёт его, а тот сломался.
        Мальчик брел по пустынной насыпи, сверяясь с картой и протирая рукавом запотевающие стекла противогаза.
        Куда не глянь либо пустыня, либо руины.
        Одним словом - помойка.
        Вначале он шёл, глядя на тянущуюся по земле гальку, но пересилив уныние, запел песенку: «не унывай, не унывай, ты поиграй и поиграй». Слова сбивались в кучу, из обрывков известных ему строк он скомпоновал что - то своё, дабы отвлечься, и тут же забывал их.
        Из - за некачественного шва страдал обзор, одно стекло запотевало сильнее другого создавая ощущение головокружения.
        Он потрогал маску за швы - наскоро сшитые неопытной рукой, зато держались как проштопанные на станке.
        Вообще все, одетое на нем было сшито из ткани, найденной на борту «затонувшей могилы».
        Он еще помнил, как капризничал, не желая царапать пальцы, и отлынивал от работы по поддержанию надлежащей работоспособности этажа.
        Отныне капризы его приходили так же быстро, как и уходили.
        Близился вечер.
        Определять время суток он научился по поучениям «отца», но сейчас, в реальных условиях он просчитался на целых два часа.
        Следовало искать убежище.
        Не дело будет попасться в чужие руки, которые первым делом сорвут с него жизнь - противогаз, затем отберут баллоны и еду.
        Может, и не убьют, но какая потом разница? «Как и какая разница во времени суток?» - подумал он.
        Когда день и ночь отличаются только рассветом или закатом, кои используют группы мародеров, как сигналы, ему, одиночке об открывшейся охоте. Имеет ли значение знать который стукнет час?
        И без того уцелевшим охотникам было чем заняться, кроме отлавливания «костяных мешков».
        «Костяные мешки» - обыденное наименование голодающих странников.
        Пляж заканчивался, впереди виднелся брошенный городок.
        Высокие дома, разломанные по полам, молча лежали у ног более мелких, словно кланяясь им.
        Ему нужно было подняться наверх.
        Слишком высокий склон, чтобы сделать это на своих двоих.
        Понадобится веревка, но где ее достать он не знал.
        Верфь унесло в океан, но уровень воды, видимо, упал, так как иначе люк убежища затопило бы водой.
        Он грустно поглядел на свою одежду и начал распускать нитки, нет он не надеялся, что веревка, свитая им за два часа из пяти кофт выдержит его вес, но поначалу, если сорвется она смягчит удар.
        Он отыскал застрявший в песке металлический прут, обвязал самодельным канатом, прицепил к спине и полез.
        Веревка не помогла.
        Удачный бросок хоть и закрепил основание, но когда мальчик перебросил свой вес полностью на канат, тот порвался.
        Он ударился о песок и долго сидел, не имея сил встать.
        Наступила ночь и со стороны воды подул холодный ветер, заставив тело содрогнуться в непроизвольных судорогах.
        Он шел вдоль склона, пока не очутился у подобия пещеры. Сел спиной к выходу, накрыл спину мешком, зажег свечу, подержал в руках, согревая промерзшие ладони. Достал керосиновую лампу - единственное, что могло помочь согреться сильнее.
        Тени от домов лежали как влитые, и не шелохнулись при появлении света. Его это сильно впечатлило. Когда он жил в убежище, то там они убегали от любого яркого источника. На поверхности же властвовал мрак, не поддающийся ужимкам.
        Он не спал всю ночь, а на утро, покачиваясь на окоченевших ногах, заставил себя подняться и начал делать зарядку.
        Он опасался простуды.
        Заболей сейчас, он так и останется здесь, неизвестно где… Сознание подбросило - «неизвестно кем».
        На карте его место нахождения обозначено водой.
        Вернувшись назад, он взял остатки веревки, до которых смог дотянуться, и пошел дальше.
        Пол дня ходьбы, и он увидел выступы.
        Это торчали обломки заводских труб, напрямую сливавшие отходы в океан.
        Из некоторых капала синяя жидкость, но в основном воняло пробивающимся сквозь фильтры противным, застоявшимся воздухом.
        Он медленно поставил ногу на самую нижнюю трубу, аккуратно подтянулся, не торопясь перекинул вторую ногу.
        В таком неторопливом темпе он поднимался наверх.
        Если он пораниться, то начнется заражение, а таблетки тратить крайне глупо. Причем многие из них были просрочены…
        Последний подъем.
        Он подтянулся на дрожащих от напряжения руках, вылез головой и огляделся - слои асфальта разрезались грунтом.
        Забросив тело, он стянул маску, чтобы отдышаться.
        Никто не проходил по застывшему городу и его опустелым улицам.
        Ни мародеры, ни разведчики, ни тем более шпионы.
        Да и не кому было тут проходить. Слои пыли, перегнивающих водорослей и асфальтовой крошки хранили единичные бессвязные следы.
        Всюду лежали мумифицированные трупы, у оснований домов в пробках застряли множество паровых машин, в стеклах которых навечно глядели в небо застывшие чужие и одновременно столь знакомые глаза.
        Как их не растаскало воронье?
        Он со страхом и с любопытством разглядывал каждого, сглатывая от мерзостного запаха.
        Смерть уже не воротила его.
        «Я повидал достаточно в убежище» - так он считал, но все равно торопился преодолеть участок за участком.
        Кое - где паровые машины врезались в раскуроченные локомотивы - это водители старательно искали обход застрявших поездов.
        Краска давно сползла с корпусов, обнажая железо и проводку.
        Он вспомнил, что отец рассказывал, будто правительственным войскам или чиновникам железнодорожных служб был отдан приказ слить топливо при пересечении магистралей, чтобы приостановить поток к эвакуационным шахтам.
        Дорогу перегораживал лежащий боком, паром.
        Выброшенный бурей он постепенно разваливался. В распоротой носовой части что - то глухо перетекало. А борта закрывали анти-штормовые листы, копирующие форму днища вплоть до рубки.
        Обойти его не получалось - слишком узкое пространство между домов подверглось завалам, а первые этажи были забетонированы.
        Только лезть наверх.
        Он поискал по машинам веревки, одергиваясь на каждый скрип дверок, но нашел старый гарпун. За запотевающими стеклами рельсомобилей нередко прятались полуразлагающиеся трупы. Отдельные салоны со временем законсервировались, и вскрыть дверные замки не представлялось ему возможным. Шёл дух зловония, и он остерегался сближения с ними. У части машин были побиты стекла. Потратив день, он раскопал в одном из салонов крюк к нему.
        Аккуратно вытащив, он соединил составляющие гарпуна.
        Он оказался достаточно легким даже для слабой руки ребенка.
        Мальчик навел его в землю. Щелчок - спусковой механизм не работал, но из дула вывалились крюк и веревка.
        Он обмотал ей гарпун и бросил с размаху крюк.
        Перемахнув на другую сторону, тот зацепился.
        Для надежности мальчик подергал веревку и приставив ноги к рифленой крыше парома полез.
        Подняться к рубке ему мешала скользящая в руках веревка. Упершись в выступы он дернул её сильнее и вместе с крюком к нему вылетела оторванная голова.
        Он завопил и покатился по обшивке, выронив гарпун и цепляясь за выступы, пока его пальцы не сомкнулись на фальшборте. Судорожно сжав их, он свисал ногами за пределом бортов. Чудом удержавшись, он забрался на бок, подполз к рубке, и не глядя на мертвецов в ней, пробежался по оконной раме. Он скатился по анти-штормовому листу и спрыгнув, бежал вперед, до изнеможения, пока легкие не издали хрип.
        Как же так. Ведь не могло это произойти с кем - ни будь другим, именно его гарпун зацепился за чью - то голову! И попёрло его лезть!
        Придорожные кусты разрослись, из маленьких лепестков торчали еще более маленькие шипы.
        Они не выглядели опасными, но он не сомневался в их ядовитости. Пышные облачка от растений то и устремлялись к его носу.
        Город раскинулся пред ним, великий и мрачный.
        Всюду ощущалось присутствие прогресса. Эти неумолимые стены, возносящиеся над головой, паровые машины, могучие механизмы-шестеренки, на которых строились фундаменты, поезда…
        Мальчишка был впечатлен свидетельствами силы человечества, но… Все было настолько однотипным.
        Одни заводы, да мало отличимые дома встречались на пути.
        Бетон сменялся бетоном, в редких случаях железом.
        Ни шедевров архитектуры, ни изящества стилей, ни живописных строений, а простецкая необходимость, повсеместное господство нужды, поставленной во имя прогресса. Поезда напоминали передвижные клетки, а бульвары из ржавых сухих стволов, олицетворявших застывшую агонию земли.
        В конце улицы виднелся дом, имеющий вместо стен стекла, но все они были побиты или погодой, или рукой человека. «Как потоп не смыл город?» - подумал мальчик, и подошел к дому, намереваясь поближе рассмотреть каркасы поездов. «Это завод!»
        В подошву угодил резец.
        Он оступился.
        Обувь не столь крепкая, не выдержит.
        Перспектива рассечь ноги о стекло его не привлекала.
        Он медленно обошел дом, но не нашел входа, поэтому полез через приоткрытую отдушину.
        Плюхнулся вниз.
        Раздался легкий шум сдуваемого матраса и снова все погрузилось в тишину.
        Кто - то подволок сюда кровать. Старый след, оставляемый ржавыми ножками вел в проем.
        Солнце скрылось за тучами, и он разглядывал сквозь теневое освещение, идущее из окна, обстановку.
        Чем - то здание напоминало торговый ряд с картинки.
        Мальчик встал и начал обходить первый этаж.
        Он не решился заглянуть в туалет, но побывал в кладовой.
        Винтовая лестница вела на второй этаж.
        Ступени под ногами капризно скрипели, готовясь обвалиться в самый неподходящий момент.
        Успешно миновав лестницу он увидел большую надпись: Склад.
        Непроглядная темнота рассеивалась от открытой двери.
        Подумав, он вернулся назад и стал заглядывать в кабинеты.
        Отчим вводил его в курс по размещению оборудования на предприятиях, и он вспоминая его лекции и чертежи, полуощупью искал энергетический узел, пока наконец не нашел нужный.
        Запаянные решетками вытяжки прогоняли ледяной воздух, и он ощутил, как тот заполз в подмоченные ботинки.
        Он развязал горлышко мешка и зажег свечу.
        Осветился проход - места пустели, свет отбрасывался в лужах. Миновав опрокинутые столы он подошел к рубильнику и дернул ручку вниз.
        Шум, вибрируя приближался. Треснул пол, и часть здания начала оседать.
        Спохватившись он перебежал к проходу и оседание прошло.
        Тогда он вернулся к складу.
        Изнутри шел свет.
        Получилось, реактор каким - то чудом работал.
        «Реакторы основаны на нагревающемся масле» - говорил ему его отчим. Подробности мальчику слушать было не интересно, поэтому он пропускал мимо ушей все остальное, его забавили машинки, отрыгивающие дым, и он прикидывался, что слушает.
        Огорчение было велико, когда он свернул за поворот.
        Все полки были завалены деталями, смазочными материалами, схемами, но ничего, чем он смог бы воспользоваться или приложить свой крохотный ум.
        Подойдя к ближайшей схеме, единственное, что он понял - это название и номер.
        Вот и все, на что хватало его знаний.
        Здесь наверняка было все, чтобы починить искусственную вентиляцию в убежище и восстановить систему жизнеобеспечения.
        Мальчика взяла досада.
        Так близко было необходимое, и одновременно так далеко, и уже давно упущено.
        Отчим уповал на этот город.
        «Если мы соберемся, то враз отремонтируем лифты и заживеееем!»
        Но поход откладывался и откладывался, пока он вовсе не позабыл о нём.
        В следующем ряду были маленькие каркасы паровых машин, он прошел к стеллажам - части для дирижаблей.
        Гуляя по складу он отметил, что большинство деталей выглядело новыми.
        На потолке слабо работал кондиционер, собранный из десятка турбин, спаянных резиновым швом.
        Противогаз снять он не решился. Дыхательный мешок засорялся, и он вспомнил, что его надлежало беречь от попадания масляных пятен.
        Склад подходил к концу, и там была другая дверь, подпертая палкой, он отодвинул ведро в сторону, убрал палку, и потянул ручку на себя.
        В фильтры дунуло затхлостью и обвалившийся краской, он увидел рычажок в углу, потянул за него, и комната осветилась.
        Был ужасно сухой воздух.
        Ему сразу пришлось снять фильтр и подключать баллон с кислородом, вытряхивая из первого пыль.
        Затем он снова одел его, и начал разглядывать облупившиеся стены.
        Ничего не обнаружив он хотел было уйти, но в самом углу, на полу стояло радио.
        Небольшого размера находка сливалась с белым цветом стен.
        Он поднял радио и покрутил ручку как его учил «отец». Надавив на рычажок он добился фоновых помех.
        «Работает» - восторженно подумал он.
        Радио было такой редкостью, что даже в убежище стояло всего два коробковых устройства.
        Вытерев устройство о куртку, он положил его в мешок.
        «Здесь оставаться нельзя. Надо найти место, где можно переночевать».
        Фильтры изрядно засорились. Он не особо умел их чистить. Отчим учил его на скорую руку, хотя и сам был далеко не мастер в подобных делах.
        Мальчик спустился на первый этаж по лестнице, и вылез через окно, так же, как и залез сюда часом ранее.
        Темнело, и ему становилось страшно идти.
        От обуви раздавался громкий звук, который разносился по размытому асфальту. Он ощутил бьющееся сердце.
        Когда он свернул по указателю к Темплстеру, на город наползла непроглядная темнота.
        Он шарахался от шорохов, но продолжал идти вперед придерживаясь центра дороги.
        Идти рядом с домами было чрезвычайно опасно. Он еще помнил, как осел этаж. В любой момент здание могло обвалиться.
        Свернув налево на очередном переулке, мальчик достал половинку свечки, и убрав ногтями воск, зажег её спичками.
        Приблизил карту к лицу, поглядел на нее немного, и пошел дальше, задув свечу и рассовав по карманам все назад.
        Карта попортилась, вероятно, когда он отсиживался от собак. Расплывались названия и улицы, он протер ее о куртку, но лишь размазал и без того трудно разборчивые зигзаги до каракуль.
        Отчим не додумался поискать влагостойкую бумагу.
        «Прогнал его и умер!» - тихое отчаяние душило ребенка.
        Он пробирался как улитка, не видя дальше двух шагов.
        Его приманил звук перетекающей воды. Идя на ее шум, он пришел к берегу и зажег керосиновую лампу.
        Земля резко шла под откос. Он склонился ниже и разглядел занесенные тернистыми водорослями квадраты, темнеющие под водой.
        Крыши домов!
        - Должно быть, это стартовая площадка для дирижаблей - прошептал мальчик.
        По проекту в низине предлагалось снести постройки, и запустить воду, поставив дамбы.
        Но город соскользнул до того, как инженеры осуществили свой замысел.
        Сориентировавшись на местности, он следовал вдоль обрыва, у то и норовящих съехать домов.
        Так мальчик нашел, что искал - тюрьму для заключенных.
        Окна в решетках, ров вокруг, копья за переломанным забором, на которые насаживали головы казненных.
        Из приоткрытых тюремных ворот выглядывала собака. Не та, что со стаи.
        Он миновал мост и заглянул в башню - не подняться. Лестницы обкрошились.
        Пса нигде не было видно.
        Мальчик медленно прокрался внутрь и претворил дверь, дабы ветер не вводил его в заблуждение касаемо тишины.
        Но, когда он отошел к пропускным пунктам, та вновь заскрипела.
        Пропускные пункты граничили с будками. Кто ставит их за воротами? Или это для того, чтобы у заключенных не имелось и мыслей о побеге?
        С плоских столов смели все, что не забивалось гвоздями.
        Уцелела счетная машинка, экранчик которой пищал, когда открывалась дверь.
        Сорванная от упавшего шпиля кровля шуршала под его стопой.
        У потолка висел план, освещенный лунным светом.
        Наметив для себя столовую, мальчик хотел вначале пойти туда, но потом, еще раз оглядев его, увидел небольшое ответвление в сторону.
        Зарисовывая на оборотной стороне карты расположение помещений, он подумал, что план приклеили туда неспроста.
        Не дотянуться, не поправить неточность.
        Он разглядывал указания и раздумывал как скорректировать маршрут, пока не услышал голос:
        - Смотри ниже.
        Мальчик машинально последовал совету.
        Едва запекшаяся кровь. План перетаскивали!
        О ногу потерлось что - то влажное.
        - Не хочешь побегать? - спросил голос мягко, и когда он хотел было ответить, то голос продолжил.
        - Беги.
        И мальчик рванулся, а человек обвязанный шарфами смеялся, когда пес скакнул чрез стойку за ним.
        «Куда?!» - ребенок панически шарахался по коридорам.
        За входным проверочным пунктом из разваливающихся от касания стоек и баррикад шли камеры.
        Он надеялся запереться в какой - либо из них, но мимолетный взгляд на почерневшие обглоданные фигуры, заставил его передумать.
        Пес увяз лапами в липкой жиже, и на время погоня приостановилась.
        Мальчик протиснулся чрез преграду из мебели, и рванул пуще прежнего.
        Напоровшись на возникшую дверь он забил в нее руками.
        Пот струился по шее. Его хватануло назад.
        Пес вгрызся в мешок и оторвал лямку, а с ней и горку паштетов, тут же впиваясь в еду.
        - Вот и дары города. Каждый вошедший обязан что - то отдать, или город забирает жизнь. Смотри не простынь, кашель привлекает Слепцов - сказал человек и подманив пса, переносившего в пасти отобранное имущество, пара вышла из тюрьмы, подложив снаружи подпорку.
        Темнота давила на душу. Он обмочился, и мерз. Дрожащие руки соскальзывали с ручки, и он не мог сообразить куда давить. Дверь покрывали царапины, а в деревянных досках под замком остались вмятины и застрявшие ногти. Её пробовали открыть.
        Мальчик надавил. Она расшатана. Их усилия не прошли даром. Если качать ее туда - сюда, то она будет не сложным препятствием. Но шум…
        Он услышал приглушенный стук. По кровле кто - то шел, неуклюже и спотыкаясь.
        С разнообразными мыслями он просто рванул ее на себя.
        Дверь поддалась, он вывалился, из дыры в мешке сыпалась снасть.
        Открытая площадка. Место для отдыха заключенных, а вот и виднелась труба водонапорной башни с ответвлениями за пределы тюрьмы.
        Оторванный люк лежал рядом со входом.
        Мальчик попытался поднять его, чтобы задвинуть за собой, но не хватило сил.
        Он залез в трубу и начал карабкаться к городу. Доползая до перекрестка, он сел в тупике.
        Его здесь не найдут и не увидят. Он достал тонкий материал, похожий на полиэтилен. Устойчивый к плавлению, он хорошо клеился, если нагреть.
        «Отец» учил его, как правильно припаивать края, чтобы сделать герметичную прозрачную форточку. Он запаял таким образом проход и открыл баллон.
        Кислород разошелся по огороженному тупику, и мальчик в изнеможении заснул.
        Ему виделся смутный сон. Его несло по коридору убежища, а потолок украшали звезды. Он не руководил движениями, и на развилках подчинялся указателям. Было необычайно странно очутиться дома, но его переполняла тревога. Нежелательные повороты были заставлены метровыми свечами, подсвечивающими стрелки указателей. По ним и влекло его тельце.
        По мере продвижения стены убежища просвечивались, и он мог разобрать, что отклоняется или следует намеченному пути лишь по указателям, мерцающим сквозь контуры стенок. И вот - он замечает, что вдалеке они прерываются. У него защипало лоб. Он вдохнул запах обожженной плоти и потрогал - горячий. А на руке остался след какого - то знака. Вдруг он увидел комнату, где сидел отец. Почему - то он точно знал, что это он. Он сидел за письменным столом. Мальчик повернул голову, чтобы окрикнуть его, но оказалось, что рот его зашит, а ноги уводили все дальше и дальше во мрак, пока отец не рассеялся в нём. Затормозив у лестницы, он огляделся. Очертания стенок вновь наполнились железом. Придерживаясь за поручни, мальчик ступил в лужу, но ноги не останавливались. Его уже скрыло по пояс, обувь скользила. Ступени вели в озеро! Он споткнулся, и вода сомкнулась над ним.
        Глава - 3 -
        Мальчик проснулся от стучащих по трубе капель.
        В углу, куда он лег головой, обосновался паук, плетя мохнатыми лапками сеть. Паутина шла к его куртке. Мальчик раскрыл глаза и вздрогнул. Ветер качал трубу. Не осознавая, что сон сошёл, он вскочил, напугавшись, что тонет, но ударился головой.
        Обнимая лоб, он вспомнил где находится.
        Баллон пустел. Он чуть не расплакался. «Растяпа, закрыть забыл». Последний остался. Одевши противогаз, он закашлялся.
        Плохо сработал… Пропустил пару отверстий.
        Удивительно, что он еще жив, хотя баллон использованный за место подушки вызывающе показывал причину его выживания.
        Просидев до утихания качки, он наблюдал за жучками, привлеченными теплом и обклеившими туловищами пленку. Чтобы пробраться к ней, они откусывали товарищам головы, отдавливали лапки, а прилипнув к теплой прослойке впадали в какой - то сон.
        Капли забили сильнее и разорвав пленку, он вылез из трубы, отряхиваясь от ползающих под одеждой насекомых.
        Было достаточно светло, он помнил местонахождение столовой, поэтому миновав проверочный пункт, прошел другой поток камер, попав в машинное отделение. На лакированном полу прослеживалась цепочка одиноких следов.
        Но он видел пса и чувствовал засыхающую на затылке слюну!
        Как не высматривал он коридоры, следов лап не обнаружилось.
        Отложив вопросы, он занялся осмотром.
        По внешнему виду оборудование напоминало гидравлические насосы для откачивания воды, а за ним коридоры, и каждый из них заканчивался окном, из которого вкрадывался дневной свет. И двери.
        Не обнаружив и следов ночного кошмара, как и оброненных вещей, он вернулся назад и по новой оглядел план здания.
        В тюремную столовую можно попасть и снаружи.
        Он подтащил столы к скосу стены, и подпрыгнув зацепился за пролом.
        Минутой позже он плевал на кровоточащую ладонь.
        Отчим недаром говорил, что он ловкий мальчонка.
        Если тут и обитали Слепцы, то они явно не любили день.
        Он спустился к столовой через трубу, и, выпнув задвижку, вылез, весь в золе.
        Но и ничего радостного мальчик не увидел. Полки пустовали, как и тарелки с кастрюлями. Столы покрыты слоем пыли и грязи, а пол усеян впитавшимся илом.
        «Пора покидать тюрьму, мое срок в ней закончился», - прочитал мальчик вслух нацарапанную надпись на стене.
        Под надписью лежало упакованное в одеяла тело.
        Хоть он и замерз, но ворошить и нарушать чужой покой не стал. Не меньше боялся и подходить к трупу.
        Он вышел, сел на крыльцо, вытащив консервы, снял противогаз, и глотал маслины, глядя на идущий ливнем кислотно - зеленый дождь. Ближе к сумеркам ливень прекратился, последняя одинокая капля упала ему на ботинок, отскочив от крыши, и растворилась в коже.
        Он протер стекла противогаза, проверил содержимое заплечного мешка, убедился, что припасов осталось не так уж и много, и согласно карте, пошел на север.
        Заброшенный остров закончился также внезапно, не успев начаться.
        Он стоял на противоположной его стороне по отношению к затопленному убежищу.
        Резкий скалистый обрыв, о который бьются и бушуют волны, а за ним синяя гладь, с мерзкими ядовитыми испарениями.
        Он быстро отвинтил фильтр, просунул в рот таблетку, и поставил фильтр на место и присел.
        Усталость брала свое.
        За водной гладью виднелся другой остров. Мальчик еще раз поглядел на карту - это Темплстер.
        Название ему подходило.
        Вокруг островного города из-под воды торчали куполообразные крыши бункеров, а сам город напоминал часовую башню, если смотреть на него со стороны. Дома в виде здоровенных шестеренок, насаженных на столбы, и постоянно заворачиваясь поднимались то вверх, то вниз, словно гайка, постоянно накручивающаяся на винт. И таких винтов, и гаек были сотни. Снизу, с тусклых прожекторов, шел слабый свет, который едва доходил до средней линии столбов.
        Сложный механизм, полети одна деталь, он остановится, замрет и погибнет - подумал мальчик.
        К Темплстеру вели пять мостов, соединяющих четыре острова. Пятый был либо поломан, либо не достроен.
        Он как - раз обрывался по направлению к острову, где стоял мальчик.
        Сваи, торчали из его концов.
        Спина похолодела. Развернувшись, он решил обойти островок с левой стороны.
        «Где - то наверняка должны быть лодки, да что угодно, не может весь путь быть таким напрасным и глупым».
        Торчащие скобы из воды гордо стояли и смеялись над ним немыми голосами.
        Ему пришлось вернуться к перекрестку дорог, и продолжить свой путь в другом, неизвестном направлении.
        Он надеялся найти проходы к соседним островам.
        Ведь попадали как - то люди в обход! Беседовали с отчимом, иначе как он имел бы столь подробную карту?
        Нигде не было видно и подобия постройки, походившей на мост.
        Торчавшие огрызки выедала ржавчина.
        Бетонные стены сменились каменными, которые выдержали проверку волн и запустения куда лучше, чем бетон.
        Он перешагивал улицы, напевая про себя уже другую песенку. Песнь отчаяния.
        Он лишь ребенок, и его организм еле выдерживает навалившиеся тяготы.
        Мальчик понимал, что может, сошел с ума и бродит по кругу, ищет путь, а перед ним сидит отец и смотрит на него с грустью. Ничем тут не поможешь.
        Наплыло воспоминание - они с «отцом» в нетерпении ждали. Он - в нетерпении от жажды познать большой новый мир. «Отец», покачивая ногой, в нетерпении из - за потерянного табака, когда люди решили открыть люки и нажать на рычаг, который приведет столетний двигатель в действие.
        Как при подготовке к ритуалу, обитатели убежища выстроились у котла и у гермоврат - глаза, раскрывающегося, когда глубина позволяла стеклу сохранять целостность.
        - Ваше слово - отошел к зажимам Мастер Убежища, пропуская отчима. Сосед подал ему сигару и люди ждали, когда он докончит.
        Его уважали, и докурив сигару он опустил окурок в наполнившийся котел, после чего крышку его завинтили так, чтобы открутить не смогла и ватага людей.
        Двигатель хлюпнул, лампы моргнули и по накатанной схеме персонал за пультами повернул штекеры.
        Ядро этажами ниже, накрылось контейнерами и пусковой механизм заставил его пожирать раскаленный иридиум, и с натугой поднимать по нарезному пути винт - их убежище, со дна морского, с тайных глубин наверх.
        Но сама система была изношена и не поддерживалась в должном внимании, тогда они и застряли.
        На второй сотне метров выше дна, и на половину ниже поверхности воды.
        Иридиум качался из-под земли, сквозь этот живительный столб, по которому и поднималась энергия вверх, разливаясь кровью по сосудам убежища.
        Люди были в панике, и паника усугубилась…
        Стержень надломился и свет погас, пропало все.
        Вентиляция отключилась, отчистка воздуха велась местными фильтрами.
        Система жизнеобеспечения работала на резервных генераторах, на которых пахали вручную денно и нощно крутя винты. Запасы их были невелики.
        Людей же на тот день было не мало… Тысяч пятьдесят с кромкой.
        Сколько выжило?
        Мальчик помнил, что спаслись они с «отцом», да группки.
        Вот и все живые.
        Умирали долго и мучительно.
        Не было света, и приходилось пить воду, используемую для мытья.
        Представить только себе, еще вчера ей мыли обувь, а сегодня ты прильнул к бутылке губами и жадно пьешь намешанное нечто вместе с ядовитыми отбеливателями.
        И это не самое худшее.
        Худшее было впереди, в тот момент, когда однажды иридиум попал в первого человека.
        Это случилось в обычный злосчастный день.
        Механик в машинном отделении нижнего уровня убежища сидел, попивая кофе.
        Вдруг приборы ожили, и он увидел нарастающую стрелку, которая указывала о повышении уровня энергии. Когда уровень достиг пятой части, механик включил освящение в жилых секторах, активировал все системы, и потянул блаженно руку рычага вверх.
        Тяга наросла и бункер поплыл по погнутому стержню вверх. Бурным восторгом встретили его, когда он отошел из машинного отделения. Все люди шли к нему обниматься и целоваться.
        Он чувствовал себя спасителем.
        Но никто из техников не обратил внимания, точнее не заметил маленькой трещинки, в самом нижнем уровне.
        Когда под тяжестью и износом надломился стержень, то он проломил каркас блинообразного бункера в отсеке, куда сбрасывали все отходы.
        Отходы попали в океан, но иридиум приплавился и стал жестким, заполнив собой отходный отсек.
        Он даже спаял края пробоины.
        В тот день техник, дежуривший на капитанском мостике удивился, но когда поврежденный сектор стал зеленым и показал значок удачной герметизации без его участия, он допил бутылку пива и заснул, забыв обо всем.
        Но вот система работала, и первым делом, техник включил уничтожение отходов через сожжение.
        Иридиум начал плавиться, и превратился в летучий газ.
        Сквозь вертикальные трубы, он поднялся наверх, и одна из таких труб была в этот момент открыта. Особенность конструкции убежища состояла в том, что мусор выбрасывался через персональный трубопровод, снабженный клапанами и затворами, на случай затопления. Но так как в промежуточных отсеках мусора скопилось приличное количество, а вентиляция заработала недавно, то все затворы были открыты и иридиумовый пар первее устремился к клапанам.
        К мусоропроводу и подошел техник, открыл по кодовому замку люк, чтобы вылить остывший кофе. Внезапно ему обожгло глаза, он начал кашлять, и выронил кружку на пол. Иридиумовый пар не имел цвета, поэтому невзирая на то, что машинное отделение с видом на реактор соединялось с коридором прозрачными стеклами, никто и не догадался о истинной причине.
        Снаружи, в коридорах, подумали, что ему плохо, дети побежали за медиками.
        Механик полз к кнопке, блокирующей проход.
        Он помнил это - мальчик словно стоял в том зале, а рядом с ним человек, сотканный из тени, с мечем и в плаще. Его не замечали, да и мальчик непроизвольно смотрел в тот момент сквозь прозрачную дверь на то, как мужчина страдая и корчась от боли, упорно полз к кнопке.
        Мальчик подошел к двери, но мужчина по другую сторону резко махнул рукой.
        - Где охрана?! Увести детей!
        А техник с еще видящими вытекающими глазами заорал, остановив его перекошенным лицом.
        Мальчика оторвали от стекла. Сзади очутился «отец».
        - Это ожоги, он поправится - и взяв за руку начал уводил ребенка прочь.
        Подбежали медики, и с помощью ломов вскрыли дверь.
        Если до этого, сквозь нее ничего не было слышно, то теперь все люди, стоявшие у створок, услышали:
        - ЛЮК! Там ГАЗ! Иридиум течет! Зачем вы открыли?! Зачем погубили всех!
        Медики в халатах бросили взгляд на открытый люк.
        Там уже был не люк, а дыра, и тут из него хлынуло желтое вещество, а пары развеялись в воздухе.
        «Отец» поднял меня на руки, и побежал, сзади лился поток воды, лампы взрывались за спиной, от оборудования шли искры.
        Люди в панике побежали за моим «отцом».
        Коридоры сменялись коридорами, он бежал к лифту, но лифт не вместит всех, их каюта была на третьем этаже бункера - последнем, и находилась рядом с выходом, единственным выходом теперь.
        «Отец» был его охранником, и по всей видимости, понимал опасность иридиума.
        Сзади огромное количество людей смешалось с водой, а иридиум лил сильнее.
        Вода достигла колен «отца» и бежать становилось все тяжелее.
        Из комнат выпрыгивали фигуры с газетами или кофе и очумело глядели на бегущую толпу.
        Кто - то бежал за отцом, кто - то закрывал двери кают.
        Они не понимали, что таким образом хоронят себя.
        «Отец» первым добрался до лифта, и нажал на кнопку, заскрипели засовы, и лифт начал спускаться, огромные турбины подавали сжатый воздух и заставляли лифт опускаться.
        Люди были уже близко, их испуганные лица сковали его волю.
        Мальчик на всю жизнь запомнил царивший ужас в том кромешном аде.
        Лифту предстояло преодолеть еще один этаж, и тут «отец» достал служебный арбалет с осколочными стрелами, пропитанными зеленым раствором. На стреле было написано: имеет парализующее действие.
        Он поднял семизарядный арбалет, одной рукой поддерживая меня и прокричал:
        - Все стоять! Пойдете по - очереди!
        Но его не послушали, и тогда он открыл огонь.
        Первые упали, но по их телам заползали остальные, лифт подъехал, отец забежал спиной, затащив меня за ворот, и нажал на подъёмник.
        Двери медленно начали закрываться, слишком медленно, и тогда он достал револьвер и пристрелил десять человек.
        Двери сомкнулись на голове одиннадцатого.
        Мальчик с ужасом и с плачем сидел у него на коленях. Отчим вколол ему в спину укол, и он прогрузился в призрачный сон.
        Временами, сквозь полуприкрытые веки, он видел, как лифт миновал второй этаж, где люди прижавшись к иллюминаторам смотрели с завистью на нас, как они молотили в двери, а лифт медленно уходил вверх, к небу, к спасению.
        Там стояли женщины, протягивали детей, их лица заволокли мольбы.
        - Возьмите ребенка и проваливайтесь в бездну!
        Но «отец» не двигался с места, и спустя секунды коридоры затапливало водой.
        Захлебываясь, люди дрались за вздох.
        Поднявшись на третий этаж он открыл двери лифта, разбил пульт управления, а из прибора в стене вытащил схемы и сложил в карман.
        Единственный механик, дежуривший в этот момент на третьем этаже поблагодарил небеса, что он согласился остаться здесь, а не ближе к кухне.
        «Отец» спросил стоит ли закрыть двери лифтовой шахты, но услышал отрицательный ответ.
        Механик сказал, что уровень воды перестал прибывать, и бункер медленно, но уверенно поднимается на поверхность.
        А потом началась эпидемия…
        Я ее не видел, но отец каждый раз запирал за мной каюту и уходил, а возвращался бледнее мертвеца.
        Пару раз он приходил и падал на кровать, а дверь приходилось закрывать мне, но наружу глядеть я не пытался.
        Он приказал мне не делать этого грозя выселением.
        Время проходило, и наконец «отец» разрешил мне выйти.
        Мы вместе прогулялись до конца коридора, прошли дальше, и там я увидел самодельную баррикаду, а у нее сидевшего военного.
        На мой вопрос, что он тут делает, тот ответил, что отдыхает. Но когда я отошел, то услышал:
        - Зараженные были?
        - Вчера пристрелил троих. Ты не представляешь… там был ребенок… И не один, целых три. Их вели старики, а мне… пришлось, я сойду с ума, я сойду с ума…
        - Тише, сын услышит.
        - Он не твой сын, ты же знаешь.
        - Это не имеет значения, он стал мне сыном.
        - Будьте осторожней там, и при входе назад сдайте кровь. Ты же знаешь, если заражение… то мне придётся…
        - Знаю - оборвал его отец.
        Мы прогулялись дальше, по затопленным коридорам и пошли назад. Я сказал, что хочу в туалет. Отец первым зашел туда, все оглядел и разрешил. Он не заглянул лишь в саму кабинку.
        Я открыл дверцу и увидел напуганную девушку.
        Она сидела, поджав колени и смотрела на меня со страхом, пряча глаза за русыми волосами. Я не знал, что делать. Ей по крайней мере было двадцать, а мне всего семь.
        Так и получилось, что я сидел и успокаивал ее, на вопрос отца, чем я там занят, я сказал:
        - У меня запор, подожди еще минуту.
        Я сказал ей, что все будет хорошо, мой папа добрый, и у нас в каюте тепло и светло. Она долго противилась. Еле заставил ее выйти, и за руку вывел из туалета.
        «Отец» смотрел на нас первую минуту, а затем резко подскочил и выхватил мою руку из ее руки. Потом достал пистолет и сказал, чтобы она повернулась спиной.
        - Папа, это же ребенок - сказал я, удивляясь собственным словам.
        - Какой это ребенок?
        - Ты на глаза посмотри, на эти доверчивые глаза, пап, подумай, ты же хороший.
        Он нехотя сказал ей:
        - Иди за нами. И мы пошли назад. Подошли к посту проверки крови. Военный встретил нас лучом фонаря, ярко бьющим в глаза.
        - Кого это ты привел?!
        - Вот, сын мой… нашел в туалете.
        - Кровь сдавайте живо, и без шуток.
        Военный взял ее под руку и повел в соседний коридор. Я не выдержал:
        - Вы только дядь аккуратнее с ней, нельзя ведь так с женщинами обращаться, зачем так грубо хватать? За руку возьмите.
        Военный высказал непонятную ругань, но взял ее за руку.
        Отец сдал свою кровь, проверил - чистый ли анализ, а затем сказал:
        - Дай руку сюда, сделал надрез на моей руке, снял слегка кожу сверху, промыл, бросил лоскуток в пробирку, из кармана добавил слегка какой - то кислоты, и затем взял у себя повторно кровь и налил.
        Беги в каюту, стой, дай перевяжу ранку и затяну посильнее.
        Военный подошел, удовлетворился, что оба сдали. Проверил.
        - Повезло вам обоим, не заражены. Удачливые сволочи…
        - При сыне…
        - Понял, понял. Иди, иди малыш, играй… Или чем ты там занят.
        «Все разговоры о судьбе девушки были пустыми, отец постоянно переводил темы.
        А я… Я не забуду ее глаз, широких зрачков, пугаемых светом».
        Глава - 4 -
        Голова раскалывалась от стука в висках.
        Мальчик открыл глаза.
        Легкие нуждались в кислороде, а маска мешала продохнуть.
        Он сдернул противогаз и долго не отлипал от трубки. С засорившегося фильтра высыпалась пыль.
        Он повернулся на бок и вытащил придавленный телом мешок.
        Пошарив, он обнаружил пригорышень таблеток.
        Штук десять у него вышло изъять ладонью, он проглотил все.
        Сколько часов он проторчал в таком виде?
        С грустью оглядел остатки своего снаряжения: кусок «кофтяной» веревки, склянка с мазью, стопка консервов, полу - пустая бутылка с водой - он даже не заметил, когда пил. Револьвер, пара патронов к нему, радио, керосиновая лампа и спички.
        Скудный набор для выживания.
        Последний баллон с кислородом опустел.
        В кармане лежали запечатанные в полиэтилен фильтры.
        Он вскрыл упаковку и заменил пластинку в противогазе.
        Свечи закончились.
        Он попытался встать, но не гнулись ноги.
        Со второй попытки получилось опереться на завалявшуюся рядом доску.
        Он шагнул вперед, как правая нога начала проваливаться.
        Отскочив, он поразился, как не заметил канализационный люк. Напрягшись, он поднял его, убрал в сторону и заглянул внутрь.
        Старые ступени, покрытые налетом уводили в темноту. Мальчик достал керосиновую лампу и осветил туннель.
        Воды в нем не было, но и океан вокруг находился в отливе.
        Он поднялся с колен и пошел вперед, придерживаясь примерного курса трубы.
        Через пол часа отслеживания водотока, он дошел до края острова.
        Очередной скалистый обрыв вел вверх, словно земля сместилась как слоеный пирог.
        Он заметил, что верхняя сторона трубы уходила под воду, и тянулась до следующего острова, выныривая на противоположной стороне.
        «Это мой единственный путь, может последний, хватит ли смелости, или все - таки глупости? Зайти в утробу червя…»
        Времени на раздумья не оставалось.
        Совсем скоро начнется кислородное голодание, разряженный воздух простирался до окраин Темплстера.
        Когда - то тут были горы, но прилив и уравнивание вод с прилегающими областями, по неясным причинам, не насытили земли плодотворным богатством.
        «И почему деревья не растут?»
        Но более насущная вещь отвлекла его.
        Всего два фильтра.
        При таком загрязнении атмосферы их хватит немногим больше дня.
        Он быстрым шагом вернулся назад к люку, и, набравшись духу, принялся слезать, озираясь на паучьи волокна и проводку.
        Раздался пронзительный писк.
        Мальчик дернулся, прижимаясь к скобам, когда одна обломилась под тяжестью ноги.
        Руки вытянулись, напрягшись до боли, и скоба отломилась, он чуть было не ударился головой о дно, но ступень, в которой застряла нога спасла.
        Хрустнула кость.
        Мальчик вскрикнул, эхо отразилось от трубных стенок.
        Летучие мыши вылетали из туннеля.
        Заставив себя подняться, он вытащил ногу, попробовал ее массировать. Не сломалась - упругие подшивки из пластин защитили лодыжку.
        Минут пять он устраивал разминку и отдых мышцам, а потом пошел.
        Когда стало неотличимо где зад, а где перед, ребенок наощупь раскрыл мешок, достал спички и зажег керосиновую лампу.
        Эти ночные зверьки развеяли его уверенность. Ему было страшно, он боялся всего, что вырастало перед ним из мрака.
        Тусклый свет освещал мокрые стены, с которых росла плесень и стекали водяные капли.
        Вдали и позади туннеля стояла непроглядная темнота.
        Она пугала, заставляла двигаться ноги быстрее, и одновременно усиляла апатичное состояние.
        Гирлянды бело - зелёной консистенции и щелочной налет перемежались с размягченными и давящимися грибами, источающими вонь.
        Наиболее крупные вскрывались от колыхания соседних грибов и испускали дополнительные споры в воздух.
        Мальчик сплевывал тяжесть с языка.
        Стенки туннеля ощущались махровым ковром, надави - и отожмешь порцию гнили.
        Нескончаемое путешествие угнетающе воздействовало на него. Чем больше он погружался в потемках, тем гуще казались они, и тем медлительнее он передвигался.
        Вот спуск.
        Он еще чувствовал свою связь с землей и миром, но там он вынужден осилить трехкратно превышающий путь, чем пройденный сейчас.
        Дрожащими руками он схватился за место сгиба и свесился. Когда тело прекратило болтаться он отпустил руки и приземлился на продолжение трубы.
        Горючего оставалось маловато, он попытался бежать, но ничего из этого не вышло.
        Туннель легонько тряхнуло. Он поскользнулся на гадко выглядевшей лужице и плюхнулся в нее носом. Мелкие зеленые точки уставились на него из жилистых наростов.
        Он хотел стряхнуть личинки, но они размазались по куртке смесью гноя и тины.
        Проходил час, а мальчик брел, пошатываясь от лужи к луже. Его стошнило, и в противогазе застоялся запах рвоты как он не старался удалить его. Стены давили на голову, он желал только сесть, но это равнялось бы самоубийству, и пока он еще понимал, что нельзя задерживаться или сколь бы то ни было допускать мысли, его жизнь находилась в относительной безопасности.
        Непроглядная темень создавала иллюзию бесконечности, и только наличие разных «порезов» на стенке трубы, коих касались промокшие перчатки говорило о том, что он двигается. Но и это вскоре перестало иметь значения.
        Он шел вслепую и терял ориентир. Труба все еще выдерживала наклон, и он опасался, что соскользнет в неизвестность.
        В голову лезли подлые слова «назад! Назад!»
        Инстинкт же выживания абсурдно толкал вперед.
        Фильтры забились и перестали пропускать воздух. Мальчик снял противогаз.
        Его сразу встревожил запах соли - вода в туннеле.
        Он взглянул на респиратор. В огибающих маску волокнах пузырились личинки…
        Его передернуло от омерзения.
        Он еще долго не мог вытащить фильтр из противогаза, а затем распаковать новые.
        На четвертый раз, путем титанических усилий негнущиеся от страха пальцы справились с задачей.
        Разум подбрасывал ему чудовищ, мерещившихся в темноте, и он брел, с учащенно бьющимся сердцем по выскребанным меткам, отгоняя липших к оголенным участкам тела москитов. Они пробрались и под шарф на шее. Их слюна вызывала раздражение кожи, и он чесался, растирая пораженные части докрасна.
        Ноги то встревали в иле, то утопали в болотцах.
        Заплутать тут не заплутаешь - дорога одна, но так тяжело идти, так давит туннель…
        Он вспомнил о мече - страже.
        Сейчас бы он пригодился.
        Раздвигать паутинистые лианы было омерзительно. К тому же они липли на окуляры и лезли в рот, извергая вонь.
        Туннель бродил под ним, раскачиваемый глубоководными ветрами.
        Мальчик почувствовал привкус тошноты, схватился за темя, сполз на колени и прижав голову к ногам, заплакал.
        Много слез пролилось, когда лампа почти потухла. Неустойчивое пламя окутывалось темнотой.
        Из оцепенения его вывел сильнейший удар.
        Тело сделало кувырок и брякнулось в лужу, полную отходов.
        Мальчик ошалело попытался подняться, и снова удар.
        Неизвестное существо било хвостом по трубе, чуя запах плоти.
        Он лежал перевернувшись на спину и слушая урчание желудка за слоем стали.
        Существо было довольно голодно, если нападало на металл.
        Тухлая вода забралась под одежду и попадала на грудь и в штаны.
        Подняться его заставил холод.
        Он ужасно замерз.
        «Развести бы костер» - подумалось ему, но он привлечет рыбу - монстра.
        Упираясь в стену правой рукой, он поднял лампу и прихрамывая пошел вперед.
        Он надеялся, что ориентировка не сбилась в его голове, и он не возвращается назад.
        Иронично бы вышло…
        Поврежденная нога еле шевелилась. Она нуждалась в покое.
        Он все чаще останавливался на отдых.
        Двинувшись в очередной раз, он попытался облокотиться на стену, но рука его провалилась в пустоту.
        Потеряв опору, он начал заваливаться в правую сторону.
        Судорожно размахивая конечностями, он наткнулся на скобы и схватился ладонью за уступ, выронив лампу.
        Это оказалось ответвление в трубе.
        Там была зеленоватого цвета вода с плавающими досками, а на досках… лежали скелеты, обглоданные кости, и гнилые трупы.
        Лампа упала, и вода загорелась.
        Трупы покрылись пламенем, и от их тел пауки, направляясь в сторону мальчика.
        От такого зрелища он снова был готов бежать, изо всех ног бежать, подальше от очередного захоронения.
        Отступив на приличное от развилки расстояние, он ненадолго присел.
        «Тела, некоторые из них лежат там не так давно, иначе почему пауки не съели их? Неужели они настолько отравлены, что даже подземные жители отказались от пира?»
        Ответ прост и ужасен - на острове он не найдет спасения.
        Возможно там разгорелась эпидемия, и это беженцы, которые, как и он, искали приюта, бежали как можно дальше, забирались как можно глубже.
        Они надеялись, что здесь их никто не достанет, никто не найдет, но смерть была настойчивее, она лезла в самые недра земли и выковыривала оттуда свой обед, упорно и неотступно, следовала по пятам, и ждала, ждала удобного момента. Он и на себе ощущал ее когти.
        Слепой от темноты, он взял плетеный канат и поджег его спичками. Свет вылизывал влажный пол, и освещал лишь ближайшие пол метра. Дальше царила темнота.
        Тишину нарушало только нервное дыхание ребенка. До него дошло, что в воде скрывался не один, а вереница туннелей.
        Издали раздался глухой удар, труба задрожала. Постепенно шум приближался, пронесся мимо со скоростью идущего поезда, и направился дальше.
        Мальчик шел и шел.
        Путь начал делать легкий поворот налево, и в один момент мальчику в глаза ударил свет. Он резко зажмурился, подняв к глазам руки, и закрываясь, словно щитом.
        - Не трогайте меня, я хороший - только и сказал он, но никто не отозвался.
        Он бы еще долго простоял так, но свет замерцал.
        Мальчик убрал руки и проморгался.
        На полу, рядом с полусъеденным трупом, лежал фонарь.
        Нижняя часть тела отсутствовала, разбитые стекла маски заменяли глаза.
        Не глядя, мальчик отцепил фонарь от трупа.
        Он понимал, что может найти нечто ценное, но ковыряться в покойнике…
        «Это же слишком… нечестно, надо проявлять уважение к ним…»
        Но человек мертв, а он хотел есть.
        - Я возьму твои вещи, прошу прости меня. Я бы ни за что так не поступил, будь ты живой или раненый.
        Он залез в зеленую жилетку, раздвинул подол пальто, и нащупал запекшуюся кровь. Прощупав карманы, хотел вставать, но из - за неуклюжести задел ногой сапог. Он услышал металлическое бренчание.
        В сапоге лежала кость, он перевернул его и вытряхнул значок.
        С одной стороны, на нем был вырезан знак в форме перечеркнутого по - полам двуцветного квадрата, а с другой - выпуклый рисунок из расплавленного метала в виде восьмиконечной звезды с дырочками по периферии, где виднелись кровяные капли.
        Он долго думал - брать медальон или нет?
        - Тебе он не принес удачи, принесет ли мне? Стоит ли уповать на нее?
        Звук каналов и водостока волнами подпитывал тишину.
        Он снова оглядел труп.
        На груди болталась веревочка.
        Он чувствовал в своих движениях преднамеренность, словно тело направляла неведомая призрачная рука.
        Его воля противилась, но невыразимая жажда одеть знак победила.
        Придерживая трупу голову, он аккуратно снял её, достал бутылку воды, промыл, допил остатки и одел на себя.
        Продел веревочку в кольцо медальона, затянул узел и застегнул мокрые одежды.
        Немногим позже мальчика забил озноб.
        Простыл… в такое время. Он достал укол.
        Единственный, сохранившийся еще со времен расцвета материка, не имеющего тогда административного центра, и процветающего во всех регионах.
        Главным реагентом являлся палланиум - разновидность иридиума, он обладал чудодейственным способом исцелять.
        Не совсем исцелять - поправил свою память мальчик. Он моментально убивал микробов и повышал регенерацию, сокращая отведенный на земле срок.
        Такой укол можно делать лишь дважды в жизни, третье применение вело к противоположному эффекту.
        Ученые ставили опыты, но даже когда максимально защищали почки, печень, сердце, мозг, поджелудочную, то открывались кровотечения.
        Медики сгущали кровь у подопытных - появлялись десятки тромбов.
        Устраняли тромбы - что - то еще, но обязательно быстро приводившее к смерти.
        Через годы безуспешных экспериментов ученые бросили эту затею, и назвали препарат - вторым дыханием, коим он и являлся.
        Даже смерть мозга он мог иногда обратить вспять, одна проблема - не восстанавливались поврежденные участки памяти.
        Мальчик повертел укол в руках, но передумал.
        С ним может случится кое - что и по - хуже простуды, не рационально истратить его сейчас. «Рационально?» - посмеялся он над собой.
        Поднявшись на ноги он поглядел на мертвеца.
        Туннель вел вверх.
        Тусклое свечение фонаря озарило огромное количество ответвлений. Из некоторых слышался шум падающей воды, мальчик на какое - то время залюбовался мелодией жизни, вспомнив водопад, видимый им однажды на картинке.
        Отец сказал, что он существовал еще до эры технологий и механики, до всего этого, что привело к концу. «А кто его построил?»
        Отец расхохотался и еще долго смеялся над ним. «Глупыш, это природа, мир, он таким был всегда и будет, но мы все разрушили, уничтожили, сцепились как псы за лакомый кусочек, и ничего не получили, потому что земля под нами была деревянной балкой, а балка держалась на маленьком выступе, а под выступом были колья. И сцепились слишком резко, и не заметили, что давно перешагнули черту дозволенности. И рухнули в обнимку навзничь».
        Отец всегда говорил ему вещи, коими они ему виделись, и обучал мальчика «суровой действительности».
        Да и сам он не шибко любил выдуманные истории, даже если они были лекарством от запустелости.
        Как он радушно бы встретил это противоядие теперь!
        Луч фонаря терялся в дали, ему не хватало мощности пробить неосязаемую преграду темноты, но мальчик уже понимал - город рядом.
        Он без раздумий полез по центральному туннелю.
        Преодолев небольшой подъем увидел первый свет, исходивший сверху.
        Оттуда же лилась вода.
        Это был не настоящий водопад, но ребенок скинул всю одежду и кинулся под нее забыв о болезни.
        И самое странное - тело отчищалось, сознание яснело, а боль ушла.
        Словно прикосновение матери, оживляющее касание природы, самой жизни, соизволившее пройти сквозь его плоть.
        Согретый, он прошел сквозь водопад и оделся.
        Сразу за ним была вздымающаяся на десятки метров лестница. Он с новыми силами лез к поверхности.
        Глава - 5 -
        Выступы исчезали в темноте. Мальчик перебирал руками стальные скобы, вверху виднелся мир.
        Крышка люка плотно прилегала к выходу, но он правильно определил место подъема.
        По люку только что проехалась паровая машина, затем прошло с десяток человек.
        Он приободрился и полез быстрее.
        Схватившись за последний уступ он попытался поднять крышку рукой.
        Ничего не вышло, и тут скоба выпала, и он полетел вниз.
        Полет длился недолго.
        Он упал спиной на камень.
        В глазах все помутнело, свет из люка принял сероватый оттенок. Мальчик попытался пошевелить руками, но не мог.
        Едва двигалась только голова.
        Над люком прошли двое в масках, а затем один из них остановился.
        - Стой - шепотом проговорил второй. - Смотри, шпион?
        - Не думаю, он в противогазе, спускаемся, одежда не наша, и не городская. Имперский пес?
        Они подняли люк.
        - Скоба вылетела, и он упал.
        - Не имеет значения, брат. Посмотрим, что у него есть.
        Они спустились на уровень и перескочили на выступ, да так быстро, что глаза не успели уследить.
        - В сознании.
        Мальчик почувствовал руку на шее - Парализован, не может двинуться.
        - Посмотрим, что тут у нас.
        - Он ребенок…
        - Лет четырнадцать.
        - Прости парень, но все что мы найдем - заберем. Тебе, скорее всего, уже ничего не понадобится, кроме воды - доползешь ведь? - он окинул взглядом расстояние, - Доползешь.
        - За спину не паникуй - переворачивать не станем. Мы же не какие-то.
        Мальчик попытался что - то сказать, но вырвался лишь приглушенный стон.
        - Тише…тише… - зажали ему рот, - еще стражу приведешь, придется и им горло резать. Нас ты видишь в первый раз, поэтому мы сохраним тебе жизнь.
        - Снаряга пустая, один хлам. Как он протянул в туннелях столь долго?
        - Его обучили выживанию, да и путь не близок. Забудь о нем, не наше дело, закидывай мешок в сумку и уходим.
        Над люком склонились фигуры в капюшонах.
        Приятель пнул под ребра мальчика.
        - Из - за тебя нас заметили!
        Незнакомцы в масках прижались к стене.
        Фигуры с улицы разглядывали неподвижное тело.
        Мальчик услышал незнакомый акцент, а еще… В голосе говорившего было сочувствие. Он попытался крикнуть, но заметивший это мародер наступил на плечо, лежащее в тени.
        - Только попробуй.
        Фигур позвали, и тот, что стройнее бросил в канализацию монетку.
        Она отскочила от камня и упала на живот. После этого люк был закрыт.
        Мародеры рассмеялись.
        - Вот и поладили!
        Затем они полезли за монетой.
        - Стой! Погляди!
        Мальчик заметил, как они расстегнули разорванную на нем рубашку и подняли над головой медальон.
        - Быть не может… Парень?
        Мальчик молча смотрел на них.
        Они шептались, о чем - то друг с другом. Мальчик лишь услышал: «если это действительно он и мы его бросим, нам конец». «Мы обещали Альфредо - это плата».
        - Попробуй его поднять и быстро перевернуть на живот. Убедимся не сломана ли спина.
        Быстро подперев и вдвоем перевернув так, что дыхание сперло они устроились и раздели его до торса.
        Начали щупать.
        - Везунчик, доски в порядке, только тряхнуло сильно, да и не впервой, я вижу. Смотри, сколько синяков и ушибов.
        - У него карта есть. Где только достал?
        - Да… Не простой пацан, в такие годы… Не удивлюсь, если он весь путь от того острова по дну проделал.
        - Смотри! Карта у него, он даже больше прошел.
        - Изначальный путь - вода, но на карте написано - похороны.
        - Мой дом… - едва смог вымолвить мальчик и начал терять сознание. Образы сливались и образовывали белую картину.
        - Там может располагаться только одно место - восьмое убежище.
        Лет десять, как сигнал пропал, я не путаю? На дне…
        - Значит ошибались. Насчет три подняяяли…
        Так и прошло его первое знакомство с миром.
        Открыл глаза он спустя несколько дней.
        Долго разглядывал потолок, покрытый трещинами от старости, потом перевел взгляд на стены с облупившейся белой краской.
        Осмотр успокоил его.
        Мягкая кровать, под спиной валик с острыми чешуйками, ноги закрыты одеялом.
        Он попытался потрогать лицо, но у него не вышло и поднять руки.
        В дальней комнате раздалось движение, и к нему зашел человек в маске - полумесяце, укрывающей глаз и щеку.
        Был ли он одним из тех, кто его «откопал» в туннеле, или нет - он не знал.
        - Уже пришел в себя? Быстро, однако, мы бы хотели узнать твой путь. Куда идешь? Откуда пришел? И почему? Если будешь сотрудничать, то все хорошо закончится, ну и самый главный вопрос - откуда у тебя это? - достал он медальон.
        У мальчика пред глазами промелькнуло тело, с которого он снял его, и он вспомнил, что видел на теле бумажку, на которой было написано: Если ты найдешь меня мертвым, кто бы ты не был, тебе обеспечено спасение. Я сделал ужасную ошибку, помог императору подняться на трон, и теперь моей последней просьбой будет - верни все назад, если ты захочешь и сможешь - то верни, прошу, это не просто медальон, не давай его никому, и помни мои слова: «День сменяется ночью, кинжалы хранят судьбу. Эти слова - и братство парящих кинжалов будет защищать твои тылы».
        - Что ты сказал? Склонился ниже человек, и мальчик почувствовал его зловещее дыхание.
        - День сменяется ночью, кинжалы хранят судьбу.
        Незнакомец встал, начал ходить по комнате, вышагивая ровные шаги из края в край.
        - Человек в маске, нашел меня и передал медальон. Он сказал, что это мой шанс на спасение, и он дарит мне это - соврал мальчик, но его голос звучал так убедительно, что он сам поверил в свою ложь.
        - Я Альфредо, Альф, как кличут друзья. Из твоих слов я понял - что это все, о чем он сообщил. Я не понимаю его выбора, но принимаю его. Мы будем тебя обучать, чтобы ты стал тем, кем он захотел тебя увидеть.
        - Хочу ли я им быть?
        - Можешь отказаться, мы не принуждаем, ты полностью свободен, мы вернем тебе все снаряжение, дадим припасов столько, сколько ты сможешь унести, можем дать проводника, но на большее не рассчитывай.
        «Полностью свободен?» - его насторожила формулировка. Он еле шевелился.
        - Я остаюсь.
        - Мудрое решение.
        - Оно не мудрое, а логическое. Я начал свой путь из убежища, оно затонуло спустя дня три после того, как я вышел на поверхность. Мне исполнилось девять.
        - Сколько ты говоришь? Тебе девять лет?
        - Какой сейчас год?
        - 774 от сотворения материка и 31 от создания империи.
        - Откуда люди знают, когда был сотворен материк?
        - Я предполагаю, что все это выдуманная история, но надо же с чего - то начинать счет? Вот они и решили, взяли какое - то крупное событие за точку, и обозначили ее нулем.
        - Время не может быть нулем, и, если сегодня идет 774 год, получается, мне четырнадцать, но я не помню…, наверное, отец сбился, либо я столько лет лежал в беспамятстве.
        - Возможно, а твой отец - ты так его назвал?
        - Он не мой настоящий, настоящего я никогда не видел, говорят он погиб во время потопа. Отец сказал, что последние слова были - Лени, и что - то там еще. Я даже не помню - с досадой проговорил мальчик.
        - Можно узнать твое имя?
        - Я его не знаю, мне так и не придумали, да и я сам предпочитал быть без него - сказал мальчик, но эти слова давались ему нелегко.
        Он помнил писателя, когда тот сказал на титульном листе:
        «Человек без имени как лодка без весел. Ее бросает течение, и она не знает, когда нужно свернуть».
        - Неизвестный…
        Мальчик похолодел. Неизвестный… Имя - засов. Отпадение всякой наличности, всякого Я, близкого сердцу. «Но это - твое имя» - возразил ему внутренний голос, и мальчик принял его.
        - Также сказал отец.
        - Хорошее имя для члена братства. Не высокомерное, ни блестящее, ни агрессивное, ни красивое - никакое, просто неизвестный - нейтральное.
        - В этом есть плюс - сказал мальчик, не желая показывать колющую боль.
        Я могу быть кем угодно, и одинаково отзываться на любое.
        - Ты достаточно умен для своего возраста. Хочешь стать убийцей?
        - Убийцей? Я хочу сделать только два дела.
        - Какие?
        - Вы допытываетесь до меня!
        - Мне же надо знать, как проводить обучение.
        - Это личное, но я хочу стать достойным сыном - повторил он слова из прочитанной им в детстве книги.
        - Благодарю за доверие - насмешливо поклонился Альфредо. Тело слушается тебя?
        Мальчик потянулся в ответ и обнаружил легкость. Такая перемена насторожила его, но он придержал вопрос.
        Они перешли в соседнюю комнату и вышли на балкон, пройдя через обломки лежащей на полу стены. Закружилась голова, а глаза разъедало непривычным зрелищем.
        Солнце из - за паров и грязи лилось белым светом.
        Разрушенные высотные здания ныне походили на обглоданные кости, лишенные стен - один скелет.
        Дорога внизу обрывалась, образуя земной разлом, разделявший улицу по - полам.
        Над разломом, на высоте пятого - шестого этажа висели мосты, десятки мостов.
        Они покачивались под натиском ветра, и могли оборваться в любой момент.
        Мальчик бросил взгляд налево.
        Там, разворошив землю, сломав несколько пятиэтажных кирпичных зданий, лежал дирижабль, словно раненая птица, но бока уже не вздымались, лишь со стороны головы - кабины торчали металлические прутики.
        Внутри было накидано огромное количество тел, все они лежали друг на друге, часть сгнила, но в основном выглядела целыми.
        - Да, паренек, они умирают в огромном количестве.
        - Кто они?
        - Люди, кто еще.
        - Вы не считаете себя человеком?
        - Здесь мы в безопасности, внизу бушует инфекция, и она странным образом не поднялась выше двух моих ростов. Предполагаю, что заражение устроило правительство.
        - Но, почему только внизу?
        - Наверх то погляди.
        Мальчик поднял взгляд: «Как он забыл о них и не заметил?» - здоровенные шарниры поднимались вверх и вниз вдоль столбов толщиной с дом.
        Сконструированные по образу и подобию убежищ, они стыковались меж собой тамбурами, а на зубьях «шестерней» были втоплены окна, чтобы при провороте не повреждалось стекло.
        Он пригляделся: в одном из них мужчина поправлял галстук, глядя в зеркало, и даже не обращал внимания на придавленного арматуриной и вопящего десятью метрами ниже, человека.
        На него вообще никто не обратил внимания, кроме ребенка.
        Тем временем, поселенцы «шестерней» вышли, быстрым шагом преодолели короткое расстояние по открытому воздуху навесного моста и быстро зашли в противоположную дверь соседней шестерни. Монотонный гул прохрустывающего города над городом вгрызался в уши.
        - Воздух… Он заражен?
        - Увы. Лекарства не помогут. Противогаз твой - очень ценная вещь. Они вымерли после катастрофы, материалы для фильтров ушли под воду.
        А там боги знают какая радиация, да еще и иридиум начал вытекать из разломов в земной коре. Слишком опасно. Минутное пребывание чревато летальным исходом.
        - Иридиум? Я не вижу птиц.
        - Быстро меняешь темы. Птицы? Что им здесь делать? Которые могли - давно улетели куда подальше. По дальше от нас.
        - Мастер Альфредо! - крикнул его человек с поднимающегося на тросах внешнего лифта.
        - Глянем, что у него? - и не дожидаясь ответа, старик направился по крышам к подъемнику.
        Члены Парящих Кинжалов и не думали пропускать того за пределы лифта, и он стоял, помахивая конвертом. У каждого подъемника стояло по паре в масках как у Альфредо.
        - Они и ночью караулят подъёмы? - поинтересовался мальчик.
        - А как же. Что у вас? - обратился он к прибывшему.
        Члены ордена расступились и пропустили разукрашенного в золото дельца.
        - Я пожалуюсь начальству! Их выпорят! Меня заставили простаивать без дела!
        - Твое начальство не властно над моими людьми - сказал Альфредо.
        - Но оно в силе пригрозить вам. Вот - он передал конверт и собирался уйти, но Альфредо отдал распоряжение.
        - Задержите.
        Парящие Кинжалы ухмыльнулись, кивнув головой в сторону ската крыши.
        - Высоко падать.
        - Что - о - о?!
        И пока делец возмущался, Альфредо прочитал послание.
        - Координаты не уточнены, кто будет на обмене?
        - Не имею полномочий объясняться.
        - А я - имею право на ваш арест.
        - Он дорого вам обойдется - осклабился делец.
        - Поэтому не считаю нужным вам препятствовать.
        Когда дельца посадили на лифт, Мастер вздохнул.
        - С ними надо быть начеку. Олем, Ион - проследите за гостем.
        - До дверей?
        Альфредо улыбнулся.
        - Хорошие парни - сказал он, когда те спустились по тросам. Но нетерпеливые, серьезной работы им не поручишь. Ты умело слушаешь для ребенка, однако безропотные слуги меня не устраивают. Что думаешь про ребят?
        - Я… думал про город. Каков он? Чем люди жили? К чему стремились?
        - Знакомое чувство, только не помешайся на нём. Я вкусил немало мечт, прежде чем подавиться. Надо глядеть на то, что имеем. А имеем мы руины. Или руины имеют нас… Кто кого запомнит - человек камень или камень - человека?
        Мальчик не согласился с его выводами.
        Теневые облака скапливались над городом.
        - Дождливая выйдет ночка. Идем же.
        За пустыми глазницами окон отливали купола, как треснутые яичные скорлупки. Мальчик ощущал гладящий щеку ветер.
        Приятный, не тот, что в убежище.
        - Настоящий театр?
        - А он похож на макет? - засмеялся Альфредо. Мастера Эрнстарда. Первого ассасина для просветителей, и первого человека, объединившего нас после катастрофы.
        - Но он разрушен, колонны на земле, а часть крыши внутри.
        - Я забыл сообщить. Та волна, о кой тебе говорили. Это не всё, а малейшее, что могло произойти. Уровень воды упал, и мы вышли из убежищ. Они не до конца поднялись, поврежденные стержни блокировали ход, всплывали через спасательные капсулы.
        Те убежища, что заражены пылью, приходилось взрывать, и… топить.
        - У нас тоже было заражение.
        - Тебе повезло. И с отцом, и с убежищем, и с поселенцами. Когда ты спал после травмы, я следил за твоим телом - оно желтело, словно туда за место крови накачали палланиумом. Экспериментальное лечение, да еще и на сыне провел. В восточных секторах за дозу такой дряни ведутся войны, кои не снились и иридиуму.
        - Он не мой настоящий отец.
        - Но когда я говорю тебе об этом - ты возмущаешься. Определись уже. И не отставай.
        Мальчик не припоминал, когда они говорили об отчиме, но промолчал.
        Они перебрались со скатой крыши к охраняемому механизму, вращающему стержень. На посту сидел человек в белом плаще и поедал бутерброды, слушая радио.
        - Они не выставляют охраны?
        - Просветителям не надобна защита.
        Насосная станция, огороженная бетонными плитами, качала в кольца на стержне воду, охлаждающие его. В местах трения с иными шестернями он перегревался и тогда, охранник, отрываясь от поедания всякой всячины, жал на кнопку. В дне шестеренок с окнами открывались клапаны и в нижней части города шёл дождь, - из воды, разбавленной машинным маслом…
        Стержень обвивала лестница, не доходящая до земли с дверцей и замком.
        От плит шел свет.
        - Они расходуют энергию в… пустоту?
        - Световые стены, мальчик - сказал Альфредо, но не пояснил зачем они необходимы.
        Мальчик наотмашь ударил себя по щеке, прогнав подлый ветер, натягивающий улыбку. Вольный в диком просторе, неизъяснимое чувство влекло исследовать мир.
        Сладкий загазованный воздух оседал на языке.
        - Постоим?
        - А мост не обвалится под нами? - спросил он у Альфа пробуя согнать мурашки.
        - С чего бы? Ну вот, мы вышли, уровень воды упал, людей выжило достаточно много, и первым делом начали поиски раненых, представляешь? Люди побежали заботиться о других.
        Но раненых не оказалось. Мертвы. Давно мертвы, а от тел шёл пар, только сами они были ужасно холодными.
        Уровень воды падал и падал, пока наконец острова не оказались отрезанными друг от друга скалами.
        Громадные, торчащие из воды, уносящиеся ввысь на сотни метров, и завершающиеся частью изувеченной земли - выглядело красиво.
        Пару дней спустя упал первый такой парящий материк.
        Затем второй. Ждущие с трепетом, мы смотрели на часовую башню - кто следующий? Чья частичка земли рухнет в пропасть, на дне которой из воды торчат головы камней, а меж них лежат тела.
        И тут прилетели дирижабли. Оказалось, что императорский дворец, с тех пор и отныне называемый - Рокмейнсейл выстоял удары волн и прилив иридиума, наступивший после.
        Этот прилив и стал нашим сущим кошмаром.
        Личная гвардия императорского величия, увидев приближающуюся лавину из золотого цвета села в дирижабли и улетела, за ними следом драпали остальные, имеющие на то возможность.
        Лавина не выглядела впечатляющей, если бы не одно, но - она вся состояла из иридиума.
        Медленно подкрадываясь она изматывала, люди ждали очередной катастрофы, но ничего не случилось.
        Желтоватая жижа разлилась под скалами, и осела.
        Император попросил придворного писца сложить книгу - сказку о Посторонних, которых за свои деяния настигла кара.
        Прошел месяц и все было так же.
        Мы успокоились, но в один день проснувшись увидели туман, а в легких нарастающую тяжесть.
        Люди вставали и падали.
        Дышать было тяжело, многие жаловались на ощущение… Мм… говорили, что легкие будто залиты распаленным свинцом.
        Пришла суеверная беготня. «Упавшее треснувшее солнце, посланное разгневанным Днем за непослушание разлилось из чрева света карающими желтыми реками». Суеверия звенели на слуху, металось кувырком ложное пророчество.
        Мы собрали экспедицию из добровольцев, и, взяв дыхательные маски, спускались с краев скалы.
        Испарения распространяли инфекцию и погубили всех. Лекарств не имели, а то что ты получал от отца - это прививка тем же иридиумом. Шансы на успех от прививки стремятся к нулю, а что она еще и устранит болезнь и того меньше, поэтому я говорю: Тебе повезло, ужасно повезло, больше чем другим. И ты все еще жив.
        - Продолжайте, я хочу знать историю.
        - Пройдемся? Так легче усваивать материал - улыбнулся Альфредо.
        - А вам не надо отдавать распоряжения? Вы растрачиваете со мной драгоценные минуты.
        - Мы занимаемся работой - свершаем обход и своеобразную опись - договорил Альф, проставляя отметку на штукатуристой дощечке.
        Мальчик отметил, что солнце совершало обход вместе с ними.
        Он залюбовался им.
        В целом, он любовался всем, что доставляло наивную радость. Он еще и не полагал, что эту простоту не сумеет отнять у него даже смерть.
        Они пошли по балконам, состоящим из металлического пола, и деревянных досок вместо перил.
        Плющ буравил кирпичную кладку, в стороне выглядывал хвост дирижабля, встретившегося с землей.
        - Продолжу: Никто не заболел. Все текло хорошо, пока не начались обвалы. Иридиум оказался крайне устойчив, а еще он был похож по свойствам на кислоту.
        Одним утром нас разбудил грохот, мебель упала на пол, а часть домов рухнула в пропасть, остров накренился.
        Помнится, люди бегали в панике, а мы единственные, кто пытался их успокоить. Пока часть занималась этим лишенным смысла делом, я и наш бывший мастер спустились на тросах вниз, прицепив их к зданию, близко стоящему рядом с обрывом. Вначале мы увидели рухнувшие на дно убежища и переломанные сваи, на которых убежища в рабочем состоянии накручивались как гайка то вверх, то вниз. Подумали - это и была причина шума, на случайно посмотрели на основание скалы: Оно плавилось под текущим иридиумом, а остров оседал.
        Мы оглядели другие, едва видневшиеся из - за «тумана» скалы - там происходило то же самое.
        В один прекрасный момент соседний остров рухнул вниз и его поглотило подобие лавы, а наш осел так низко, что испарения стали невыносимыми.
        Все началось с легкого недомогания, затем заболевания участились, но каждый человек понимал - начинается эпидемия.
        И она началась…
        Обычно больных изолируют от здоровых, но у нас получилось наоборот. Здоровых запирали в морозильниках, убивали из ненависти. «Как это? Я заболел, а эта тварь живет и здравствует…» - такие диалоги процветали около пятерки лет.
        Недолгий срок для спокойной жизни, но мучительный для страданий.
        Эпидемия косила без разбора.
        Тогда у нас были противогазы, но, видимо, инфекция проникала сквозь кожу.
        Ничего не спасало.
        Кто - то выбрасывался с балкона своего дома, кто - то резал вены, а кто - то, как, впрочем, и везде, напивался…
        Удивительное дело, даже в момент падения находятся готовые выпить стаканчик за здоровье… Хотя конец света… слишком натянуто сказано.
        - А солдаты? А врачи? Они не вернулись?
        - Ирония в том, что они все-таки вернулись, ровно через пять лет, и были «приятно» удивлены: Кто - то выжил? Они, ублюдки, ожидали увидеть кладбища, а может поверили сказке придворного писца.
        - А вода?
        - Вода… Все осело, ты спросишь: Почему тогда мое убежище было под водой? Возможно пролом, часть тектонической плиты в том месте обвалилась, или растаяла под действием иридиума.
        - Так и было… - сказал грустный мальчик. - Одинокий удар, после чего освящение отключилось, а спустя время иридиум затопил этажи бункера.
        - Тебе трижды повезло.
        - Какой сейчас уровень воды?
        - Метров десять, может двадцать, но в некоторых местах и под тысячи дойдет. Земля искорежена.
        Слыхал, ученые говорили, что она сейчас скорее напоминает не круглый шар, а подобие огрызанного яблока. В одном месте гладкая, а в другом - дыра.
        Видишь - никакие растения не растут помимо паразитов. Мы питаемся химической продукцией. Кое - чему научились в лабораториях - с голоду не помрем. Но лаборатории - им тоже нужны источники органического происхождения. Как известно из неживого живое не создать, а найти остатки живого становится трудней и трудней.
        - Я видел зелень здесь - показал мальчик на карте. Она росла вдоль дороги.
        - Даже если это и правда, её слишком мало. Пойми, лучше, если об этом никто не знает.
        Фильтры Мастера щелкнули клапанами.
        Защипало кожу будто у Альфредо как у гуся выдирали перья для жарки. Зрачки его выросли до размера глаз, но мальчика отвлекало пощипывание собственного тела.
        - Как называется остров?
        - Никак, просто остров, а вон тот, дай сюда карту.
        Альф показал на соседний.
        - Остров Цепей.
        - Почему цепей? Там, как и у нас: громадные механизмы, закрывающие взгляд, только вместо плоских дисков и стержней, цепи?
        - Рабство…
        Рабство? Мальчик не слышал об этом явлении. Но Альфредо не был настроен отвечать.
        Они прошли по шаткому мосту между расщелиной молча, затем перепрыгнули на соседнюю крышу, и сели на металлические стулья.
        - Послушай меня до конца - это важно, - сказал Альф, заметив настроение Неизвестного, - Вернувшиеся с Рокмейнсейла первым делом согнали всех под дулом невиданного ранее оружия - паровые револьверы, стреляющие пулями с сердечником льдистого камнелиста. Такая пуля сулила мучительную смерть, стоило ей поцарапать кожу. Кровь вступала в реакцию с камнелистом и испарялась.
        Альфредо вспотел, и перевел дух. Перебирание воспоминаний давалось ему с трудом.
        - Они сгоняли людей строить дамбы, а затем - снова иридиумовые башни, которые качали его вместе с нефтью. Эти два вещества абсолютно не конфликтовали и перевозились в одном контейнере.
        Плюс иридиума в том, что он одинаково быстро плавит пластмассу и металл. Почему - то скорость плавления не зависит от плотности, состава элемента, а лишь от толщины.
        Во всех этих механических лифтах, шляющихся круглые сутки вверх и вниз живут аристократы, и приверженцы императора.
        Ты сам видел с каким лицом они глядят на тех, кто находится внизу.
        Мы решили организовать сопротивление, назвались парящими кинжалами, и создали братство, а себя именовали - Исорийцами, в честь предков, выживающих копьем и голой кожей.
        Благодаря изобретению профессора Лебедева, мы получили невидимость, и. Забыли предков.
        Лебедев создал первый плащ из полупроводникового волокна, собирающего пучки света, и назвал его Плащом тайн.
        На короткое время Плащ преломлял солнечные лучи и при свете дня мы были невидимыми. Но стоило первому лучу зайти за горизонт - эффект пропадал.
        Мы сильно разозлили императора, и победа уже, казалось, была в руках, но тут многие исорийцы захотели жить как наши враги - дворяне и аристократы. Жена предала меня, и я… Похоронил ее.
        Альфредо так и застыл, сказав лишнее. Брови его поползли ко лбу, он сглотнул как от испуга воззирая на мальчика и переменил тон.
        - На заседании братства я единственный, кто выступил против.
        Остальные согласились, и на следующий день орден решающим голосом заключил пакт перемирия и сотрудничества с империей.
        - Ваш орден? - уточнил мальчик.
        Альфредо не спроста опустил это слово.
        - Да, орден… - сказал он невнятно и подлил в жестянку чаю из придорожной травы.
        Мальчик ощущал неосязаемую нить, думая о которой он расшевеливал собеседника на эмоции, но еще не понимал, как оно действует.
        - Император получил поддержку исорийцев, мигом устранил врагов, а часть наших братьев возвел в высшие чины - просветители - называл он их, поднимая до одноименных распространителей религии в век поклонения земле.
        Просветители - связывающее звено… Цепи, как Остров Цепей. Рифстенол - родильный дом правосудия и справедливости. Молодняк стекался туда, обучаясь применять свой ум в целях примирения… Независимые арбитры с Рифстенола покупались должностями, как охапка цветов. И вот - империя вновь едина, черт бы ее побрал…
        А Лебедев как - то тихим вечером исчез, и узнали мы о нем лишь тогда, когда он выступал за строительство обсерватории далеко за морями в столице. Грелся, небось, гаденыш, на солнышке. Когда - то у нас была религия, но ни слуху, ни духу о ней уже давно не виднеется. На останках веры был создана коллегия высшего сыскного отдела - Рассветная Скрижаль, или просто - Скрижаль, проводящая Суд Веры среди неверных. В нее вошли некоторые из просветителей. Самые извращенные мастера пыток. Я их назвал свежывателями. Они ловили неверных и ставили им клейма, которые обозначили знаком падшего, а значит убогого или трусливого преступника, скрывающегося от правосудия. Система работала как по маслу. В будущем клейма получали не только виновные, а все враги и противники самодержавия.
        Суды у Скрижали проходили в пытках, и многие под болевым эффектом признавали любой акт. Только назвавшихся ассасинов императорской семьи было за сотню, и всех казнили по одной статейке. Дошло до того, что они стали клеймить друг друга, но как не странно - орден пресвященных и Суд Скрижали существует до сих пор, и вид синей мантии Проводников Скрижали - Скрижиателей, вызывает у простого люда страх и ужас, а у людей «повыше» - нервную истерику. Они получили привилегии вершителей судеб. Само слово скрижалио - означает «сужу сам», на новом наречии - благодарственная.
        А наш орден, орден, который боролся за свободу - распался. Я пришел одним вечером к мастеру. Спросил его: «Помните ли вы ради чего боролись? Помните ли вы жертвы, принесенные ради мира?» И он мне ответил: «Мы боролись за иллюзии, мира нет и быть не может, человечество не заслуживает пощады. Пускай все погрязнут в грехе, но и я сам пойду туда, а ты… Тебе позволено стоять и смотреть с противоположной стороны, с другого берега. Гляди на мир отчужденно, гляди на него со стороны. Ты брат мой, и я даю тебе свободу, кою ты искал. Ты увидишь кто прав, кто виноват, и поймешь - таких нет. Каждый виноват, но по-своему, каждый прав, но в определенной мере. Ты увидишь мир четче, ярче, или тускнее, не нам решать. Ты увидишь мир таким, какой он есть, но только если останешься в стороне. Иди, тебя никто не тронет, будь нашим судьей».
        После того разговора я его больше никогда не видел.
        - А как же всеобщее прощение?
        - Живи мы иллюзиями, воплощенными в жизнь - это были бы не иллюзии, а измененный мир. Мир, который мы погубили, и который не пожелали спасти. И сейчас мы его губим, давим, выкачиваем соки из недр, а он нам отдает свою плоть и кровь, побелевшую и потрескавшуюся.
        Альфредо говорил точно исповедовался. Мальчик не ожидал такой публичности.
        - Своими силами я восстанавливал братство Парящих Кинжалов. Никто не желал в него идти, никто не верил в единство там, где каждый сам за себя, но я нашел людей, среди нищих. Вначале члены набирались из зараженных. Я хотел показать - не важно кто ты, твоя жизнь не пустое слово, пусть все почувствуют её. Мы перестали продаваться, я и сам не отнял ни единой жизни. При мне убийств не будет. Я их остановил, прекратил. Поднял с колен народ. Дела налаживались, но император ввел войска. Они не заботились об окружающей среде, ведь сами жили не здесь и сейчас, они жили куда дальше, за морями на Востоке. Если верить их разговорам, а я верю - в восточной части сохранились острова, полные растительности. Для них то был курорт, для нас - мечты о рае на земле.
        Мальчик терял реальность, он уходил в себя, и ощущал, как аналогично реагирует Альфредо. Тот рассеяно ворошил глазами пространство, будто они с ним угодили в кокон, где велся их насильный диалог.
        Мальчик ощущал струящуюся кровь, от которой ломило вены. Их глаза невольно переплетались, и они разговаривали, как в ловушке, если бы не то, что мальчик чувствовал себя способным смахнуть тяжесть как комара, что он и сделал, после уточнений.
        - У меня вопрос.
        - Спрашивай уж…
        - Иридиум, откуда он взялся в таких количествах?
        - Кто его знает, слух ходил, что от повторного удара волны, расколовшей материк, в земле образовалась трещина, она разошлась шире, и из недр вначале полилась пылающая лава, а за ней иридиум. Однажды я даже услышал у путешественника, сходившего с дирижабля, что землю проело насквозь, как голодные крысы прогрызли сыр. Я в такие байки не верю.
        - Слишком наивные?
        - Слишком чудовищные.
        - Сколько лет я буду обучаться?
        - Учитывая твой возраст - около восьми.
        - А дальше?
        - Дальше - идти своей дорогой, выполнить то, что ты собирался. Не советую покидать нас до того момента. Ты попросту не выживешь. Если справишься с окружающей средой, то люди покоя тебе не дадут, а навык скрытности оттачивается одним временем. В дополнение ко всему - обучение проходит интенсивно, на землю ты сходишь на два часа, будешь обучатся маскировке, а я - следить. Как только я не смогу найти тебя не только в толпе, но и в безлюдном пространстве - ты обучен достаточно.
        Картографии и врачеванию научим мы, как и полезностям. У нас имеются школы, запишем на занятия, но при условии, что об обучении в ордене - ни слова. Все в твоих руках, сутки на раздумья. Как сделаешь выбор вернись сюда, я буду ждать ответа.
        - Спасибо, тогда я, пожалуй, пойду… подумаю - сказал он и представил, как рассекает пузырь.
        - Уф… - донеслось до него.
        - Мастер Альфредо! - ребенок повернулся.
        «Откуда взялся член братства?» - удивился мальчик. Дом стоял особняком, а выдвижной мост был задвинут.
        - Ты как раз, отведи мальчонку в дом, а я разберусь с поставками.
        - Ты еле стоишь, старина.
        - Прыткий малый, извел меня - проговорил Альфредо, скидывая со лба пот.
        - Я Алан.
        Алан не походил на местного. Загорелая кожа проблескивала под слоями одежды и маской - полумесяцем. Он не носил противогаза, имел тонкий нос без горба, а голубые глаза оценивали все, что видели.
        - Многие ненавидят тебя, парень.
        - За что?! Я только явился на остров!
        - За то, что жив, здоров и не кашляешь - как и меня, - он засмеялся. - Под открытым небом находится вредно, но у нас тут золотая шапка из механического города, поэтому не тужим.
        Они прошлись по соседним крышам, но явно не направлялись в сторону дома.
        - Куда меня ведут?
        - Ведут? Я подумал, ты не прочь осмотреться. Посижу в том здании - где вывеска болтается. Прогуляйся.
        Мальчик принял мешок с высушенными водорослями и направился к упавшему дирижаблю. Благо, он помнил, когда и как идти.
        На его пути встали склады, окруженные болотом.
        Ил и тина плотной пленкой закрыли поверхность создавая обманчивое ощущение прочной корки.
        Он спустился вниз, и всем телом навалился на трухлявое, давно прогнившее дерево.
        Оно упало мостиком.
        Пробежав вдоль узкого болотца ступил на твердую почву.
        Возле фюзеляжа сидело трое людей.
        Они отрывали деревянные доски от развороченного корпуса, вырывали куски материи и кидали в огонь, не вставая с самодельных кресел, наверняка вытащенных из кают компании.
        - Что забыл парень? - спросил человек, который выглядел старше всех.
        - Просто поглядеть на него.
        - Никогда не видел дирижаблей?
        - Н-е-а.
        - Ну смотри, мы разрешаем.
        - А он чья - то собственность?
        - Кто первый пришел, тот первый нашел. Мы первые - значит наш.
        - Вы собирали его также усердно, как сейчас разбираете?
        - Ну - ну, не дерзи так, мелочь не трогаем. Ты замерз, хочешь погреться?
        - Можно, я недавно из убежища выбрался, все… странное.
        - Аль солнышко уже не такое теплое да? - сказал он, подкидывая дровишек.
        - Не такое - согласился мальчик.
        - Ты вообще видел солнце? Не сейчас, раньше?
        Долго думая, что ответить, он решил не врать:
        - Нет, я с рождения жил под землей.
        - Ты хочешь сказать, что первый раз вылез наружу и побежал смотреть дирижабль?
        - Наружу я выбирался давно. Тогда меня поразило небо, но отец мне сказал - что это уродливое пятно по сравнению с тем, что было раньше. Я расхваливал постройки - он отвечал, что это лишь руины. И так на мои вопросы был все более и более краткий ответ, пока я не понял, что он не хочет говорить.
        - Жестокий он у тебя.
        - Был.
        - Ох, прости. Все мы бывшие. Ты садись поближе, грейся, вытягивай руки, огонь не кусается.
        - Я привык, и отец не был жестоким. Он говорил правду, не обещал золотых гор, не обещал даже ясного неба, говорил, как есть.
        - А как же вера в хорошее? Надежда?
        Он вспомнил плавающие останки в туннеле и медальон.
        - Нет никакой надежды.
        Мальчик встал, поблагодарил за теплый прием и решил пройтись внутрь.
        Ржавая дверь поддавалась с трудом, отзываясь недовольным скрипом.
        Прогуливаясь по заброшенному салону и прикасаясь рукой к каждой шершавой поверхности он думал: Сильно ли изменится за эти годы? Сможет ли выполнить данное обещание?
        Даже до Темплстера путь оказался труднее, чем он предполагал изначально, что говорить об императорском замке, да еще и о попытке изменить все то, что было сделано не одной сотней людей.
        Безумная идея…
        Но она толкала его вперед, давала повод жить дальше, после смерти близкого человека.
        Здесь, продвигаясь к рубке, он решил дать клятву перед умершими душами.
        Он зашел в кабину управления и встал на колени рядом с лежащими в креслах скелетами.
        Он обещал никогда, никогда не отнимать жизнь, никогда не приносить боли и страданий, только дарить и делиться светом, кой теплится в его юном тельце.
        Зачем - то взял кость руки и поцеловав начал закапывать в землю, ввалившуюся через дыру в полу.
        Он встал с колен и очень долго смотрел в целые стекла, засыпанные плодородным слоем почвы, ранее плодородным, а ныне серым, напоминавшем пыль.
        «Все здесь, и я заражены. Известно, что лекарства не существует… Да и поможет ли спастись какое - то лекарство от гнева израненной природы?»
        - Не приведет к смерти моя рука. Каким бы чудовищем не оказался встречный, мы расстанемся с миром.
        Он развернулся, оглядел свое «изделие», и вышел плотно прикрыв за собой люк.
        - Парень - позвал второй, сидящий у костра - дал какой - то обет? В это место приходят тысячи людей, приходили… Они брали кость и копали. Некоторые пели песни о успокоении. Что видел ты?
        - Ничего.
        - Никто не знает ответа, но надежда есть, иначе судьба бы не привела тебя в это место.
        - А если вы ошибаетесь?
        - Лучше ошибаться и верить, чем не совершать ошибок, кроме одной, самой главной и роковой ошибки: бездействия. Ожидание не есть бездействие, помни мои слова.
        - Почему вы сказали про это мне?
        - Я говорю это каждому встречному, иди.
        Уходя, мальчик помахал рукой.
        Он не знал, что никаких встречных не было, и последний раз к дирижаблю подходили еще до катастрофы, когда он завершал конечный рейс, и что это тот дирижабль, на котором к убежищу летел его отец.
        Каменистую кладку распирали зловонные пузыри, сдерживаемые вколоченными в асфальт листами железа. Вот и все меры правительства по противодействию распространения заразы.
        «Прогуляйся» - говорил Алан. Было бы где.
        Он начал перебираться по валявшимся камням. Рядом клонились от старости стены, упираясь в изломанную почву.
        Пролез по сгнившей крыше магазина. Выломанное окно напротив вело в кухню. Он услышал шум.
        Присев на корточки, аккуратно подкрался и выглянул:
        Женщина кормила с ложечки ребенка. Кожа малыша облепилась язвами, а лицо покрыло пупырышками.
        «Он не выживет» - сказал ему внутренний голос.
        Мальчик порылся в карманах, и решился. Встал, кашлянул. Женщина испуганно обернулась, ложка выпала из руки, она закрыла собой малыша.
        - Я хочу помочь, укол, он спасет ему жизнь, вы должны мне поверить.
        Она молча смотрела ему в глаза. Он медленно подходил, мать не дрогнула. Он вытянул руку.
        - Возьмите. Болезнь уйдет.
        Женщина долго смотрела, не шевелясь как статуя, затем протянула руку, готовая в любой момент одернуться, напряженно всматривалась в него.
        Получив шприц, она разглядывала надпись, и мальчик увидел в ее лице появляющуюся благодарность.
        - Спасибо, сердечное вам спасибо, молодой человек. Он даже не распечатан, где вы его нашли?
        - Оставьте себе.
        Он вылез через окно, и еще долго слышал доносившийся плач, она заплакала от радости.
        «Ее дитя будет жить, их крохотный мирок сохранился. Смогу ли я помочь всем? Или это глупо? Вот только что мне делать еще? Ждать подачки? Извольте».
        Глава - 6 -
        Обойдя крупный район по крышам, он вернулся назад, и начал искать Альфредо, но наткнулся на Алана, рассевшегося на потрепанном диване с открытым видом на восток.
        - Как город?
        - Я ищу Альфредо.
        - Ты не любитель разговаривать, да? Альф не рассказывал, как мы добыли себе лаборатории? Как бурлаки - на веревках - вытягивали и разбирали эти убежища, из тех, что застряли по - выше. Сколько надышавшись запашком отбрасывало ноги, а сколько сворачивало шеи, когда срывались с обрывов. Но мы сделали это парень, ценой горькой, но сделали!
        Он с интересом следил за речью Алана. Такой энергичности он не видывал ранее. На острове все и ходили вразвалочку или изнеможенно побирались. Алан же, пышущий ей, а его лицо словно собирало солнце. Выкинув в трещину засорившийся фильтр, он встретил усмешку Алана.
        - Пускаешь фильтры в расход? Под открытым небом долго находится вредно, но у нас, как видишь, шапка из механического города, поэтому не тужим. То ли дело - выросшие в туннелях. Они слепли на солнце. Так и сидят по убежищам.
        - Алан, а ты видел солнце?
        Алан лучезарно улыбнулся.
        - Я посыльный, многое видел на бескрайне - красивой земле.
        - А мечи - стражи?
        Он нахмурился, ему почему - то не понравилась тема.
        Мальчик заметил, как он потёр колено.
        Алан провёл его до комнаты, где он пробудился и обещал навестить позже.
        Неудачное слово отбило у Алана охоту разговаривать.
        Альфредо нигде не было видно, он обрыл прилегающие здания, но они пустовали. Тогда мальчик взял со стола книгу, бросив рядом с кроватью наплечный мешок.
        Шестерни над крышами поскрипывали, перевозя куда - то джентльменов в костюмах.
        Накрапывал дождь, и сам того не замечая, он погрузился в дремоту.
        Лучи солнца, ласкающие лицо, разбудили его.
        Он поднял тяжелую голову и еще не совсем понимая, что пробегает по подбородку, выглянул в окно, на городские руины.
        Лучики упорно пробивались сквозь переломанные линии передач, сквозь разведенные навеки мосты. Пробирались, обходили стены и шли прямо, не обращая внимания на любые преграды, и делая из промозглых траншей багровые рубины.
        - Вот оно какое - солнце…
        Щипало кожу, с непривычки резало глаза. Мальчик залюбовался зрелищем, но одернул себя. Свесив с кровати руку, он нашарил таблетки.
        Излучение из - за разрушенного озонового слоя губительно воздействовало на живых.
        Завесив стену предусмотренным для данного случая полотнищем, похожим на фольгу, он начал разминку - обязательное действо, ставшее церемонией пробуждения.
        После утренних мероприятий он решил заняться самообучением, попутно завтракая консервами из мешка.
        Его влекло поглазеть на неразборчивый источник света, но руины уже заволокли тучи.
        Он быстро одолел книгу, взялся за вторую, затем за третью. Читал до середины ночи, и ложился спать.
        Пробуждаясь, он спешил к окну, но ему так и не довелось увидеть восход.
        Самообучение завлекло его с головой.
        Утро за утром, он с охотой брался за книги.
        И так в монотонном труде, пока не наступал день, когда возвращался Альфредо.
        Мальчик перелистывал страницу, когда почувствовал дыхание за спиной.
        - Ты молодец, справился с задачей. Я рад, что мои труды не остались напрасными.
        - Ваши труды? Давно за мной следите?
        - Неделю гляжу на тебя. Твой организм привыкает к низкому уровню кислорода.
        - Можно немного еды?
        - Конечно, я принес.
        - Это была проверка? - спросил мальчик, вспарывая ножом упаковку из-под травянистой каши.
        - В каком - то роде.
        - В лабораториях пакуют еду?
        - Наш остров участвует в торговле, это Тогу - так он назвал жидкую растительную пищу в растворе, пахнущую мясом, но ощущаемую как водоросли.
        - Дорого обходится?
        - Лекарства дороже, ешь и не ерничай. Я нашел в твоем мешке потрепанное радио. Пришлось повозиться, но теперь оно работает как новенькое. Хочешь послушать?
        - Не сейчас, я еще не дочитал главу.
        - Молодец, я положу его на полку.
        Альфредо положил радио, и вопреки ожиданиям мальчика остаться одному, включил приемник на среднюю громкость и насвистывая мелодию вышел на балкон.
        Вначале было то же самое шипение, что и тогда, на складе, где он его нашел, но спустя некоторое время оно сменилось человеческим голосом.
        Голос отдавал металлическим звуком и неприятно резал слух, но мальчик привыкал к скрежету.
        - Внимание, сограждане островной империи, будьте бдительны, чужие разгуливают по просторам, не пускайте их в дом. Не давайте пищи, не ведитесь на плаксивые или сластивые речи. Сообщайте о нарушителях в центр надзора вашего города, в случае отказа в гильдию протекторов. Во втором варианте срок обжалования ареста - неделя. Повторяем - соблюдайте бдительность, если есть возможность, собственными руками остановите преступников. С уважением ваше городское управление.
        Запись стояла на постоянном повторе. Ее прерывали лишь изредка звучащие песни.
        - Радио настроено на восточные частоты, пришлось усилить сигнал, и подключиться к сети антенн. Затея далеко не из простых, провозился с проводочками… Подключить их к кольцевым зданиям не проще, чем сговориться с торговцами. Просветители не любят, когда за ними шпионят.
        - Я снова не услышал ваших шагов, - досадно проговорил мальчик, и тут же добавил, - чужие… Это они о нас с вами?
        - Чужие, посторонние - да.
        - Есть еще какие - то радиостанции?
        - Рановато бы тебе о них знать.
        - Покажите.
        Под динамиком имелась задвижка, отворив которую мальчик увидал черные и белые нитки, перебегающие со строки на строку, складываясь в киноленту. За нитками шел звук, похожий на швейную машинку, а под отворачиваемым держателем вертелись катушки.
        Изображение стабилизировалось, и он опознавал фигуры, движения и лица говоривших, насколько это позволял экранчик величиной с его ладонь.
        На настроенной станции рассказчик говорил историю. У него погибла семья, их остров ушел под воду, он вытащил дочку из завала, а жену не нашел. Угнал у соседей лодку, одной рукой держал девочку, а другой греб изо всех сил, втыкал весла в воду. Одно обломилось, и он усиленно налег на второе. Мальчик оторвался от прослушания и уловил грустную улыбку Альфредо.
        - Почему вы улыбаетесь? Это же…
        - Слушай дальше - со вздохом сказал он и отвернулся к единственному целому окну.
        Мужчина увидел своего деда, тело которого плыло по поверхности, слегка погруженное внутрь. За дедом течение заволакивало и других. Соседний остров тоже ушел под воду. Лица утопающих омывались со всех сторон водой, маленькие волны плескались о их тела, а он греб.
        Рассказчик уже рыдал, проглатывая слезы, но слушатель в эфире встал с кресла:
        - Вы кому - то помогли вылезти?
        - Нет - честно ответил мужчина.
        - Понятно. Вопросов не имею.
        Мужчина продолжил рассказ.
        - Дочка моя, солнце мое, заболела и сын, простыли, но лекарств… Один лишь флакон с мазью под нос, утащенный у надзирателя, работающего на заводе. Пробрался к его ящику и вскрыл.
        - Когда это произошло?
        - Месяца два назад.
        - Какова причина воровства?
        - Вам еще нужна причина?! Да у нас умирают тысячи, одни за другими, а вам нужна причина?!
        Эфир на миг поставился на паузу, сидящие зашептались.
        - Он возражает! Какая дикость!
        - Под стражу! - прорвался сквозь радиомолчание командирский голос.
        Щелкнули дверные замки и эфир возобновился, но центральная часть картинки не формировалась.
        - Присобачили к креслу - сказал Альфредо. Мы слышим посторонние голоса лишь по той причине, что твой приёмник соединен с каналом прослушки.
        Мужчина дальше рассказывал свою историю.
        - Лодка дала течь, мне пришлось ее покинуть на ближайшем островке. На нем все было спокойно, люди гуляли по дорогам, и не обращали внимания в сторону моря. Я поднялся по торчащей из воды лестнице наверх, и долго глядел на фонари. Как давно я не видел света. И вы можете себе представить? Подходил к каждому горожанину, просил денег, еды, помочь чем - ни будь, а они мне все: Иди работать неуч. Ребенка пришлось оставить в одном из домов. Вернулся я уже с дочерью, а они отговаривались и отвечали мне презрением.
        Один даже оттолкнул со всей силы, и сказал, что если я подойду к кому - ни будь еще раз, то он пожалуется лорду - протектору, и меня упекут на всю жизнь работать в подземные рудники, наполовину затопленные водой.
        Звук записывающего под диктовку пера.
        - Поговорим о проступке. Что вы сделали?
        - Мне пришлось достать еду, и взять немного из мясной лавки.
        - Вы имеете ввиду обокрасть?
        - Я не оправдываюсь, но, думаю, в моем положении все объяснимо.
        - Поздно думать - с менторским тоном донесся женский голос.
        Мальчику оставалось догадываться, кто из сидящих произнес это. Их лица скрывала тень, а фонари били в замаскированный квадрат, где, вероятно, прикованный, защищался мужчина.
        - Сколько вы взяли?
        - Парочку рыбин.
        - Конкретное количество, размеры.
        - Я не помню, не считал! - в маскирующем интонации записывающемся устройстве проскользнуло отчаяние.
        До ребенка дошло, что голос осуждаемого искажался намеренно, ему придавался дерзко - наглый акцент, дабы вызвать у публики «справедливый гнев».
        - И все?
        - Не - е - т, еще я добыл жаропонижающие и инъекции.
        А диктор вскочил, торжествуя над тем, что победил его уверенность.
        - Не могли бы вы показать их все?
        Мужчина заторопился, и из динамика полился нервно - гадкий голос.
        - Сейчас, только развяжу мешок.
        Раздался звук падающих пластиковых банок. Затем шорох, видимо мужчина лазил по полу и собирал банки. Затем поставил на стол.
        - Но здесь куда больше, чем нужно вам.
        - В моем положении…
        - Что вы заладили! В вашем положении, в вашем положении! Думали попасть в новостную сводку страдальцем? Сейчас мы спросим у народа, что граждане думают по вашему поводу.
        - Дочь умерла… Сын пропал.
        - Плохой отец, коли не уберёг - услышался третий голос со стороны.
        - А вот и первый отзыв в нашей радиостанции, достаточно или послушаем дальше?
        - Я сидел перед радио и думал - пробовал звук своего голоса попавший в прямую трансляцию. Этот кретин решил все проблемы воровством. Даже если его история правдива, то как объяснить то, что мы - представители городского общества, сутками пашем, зарабатывая на еду, а эта скотина тащит наши сбережения. Мы можем из - за него лишиться отпуска, и просидим в городе, пока какой - то, извиняюсь, трутень пирует.
        Следующие комментарии выливались наружу, заполонив эфир проклятиями.
        - Стойте дорогие мои, хватит! - прогремел голос ведущего. Давайте взвесим! Примем решение! Судьба вора в руках свободного народа! Выбирайте, ведь империя великодушна и каждый голос имеет вес - сказал он радостно. Позвоните на радиостанцию, и наши сотрудники выслушают любое мнение. А сейчас мы ждем ваших звонков.
        Минута молчания, и мальчик ее прервал:
        - Что это было? Они… издевались над ним.
        - Долгая история - поубавил громкость приемника Альфредо. В основном, волна нанесла ущерб западному Севергарду, восточная сторона практически цела и невредима. Сейчас там светит солнце, зайчики отражаются от слегка загрязненной отходами воды. Люди не видели тех ужасов, которые испытывали мы в течение всех этих лет. Мало кто с востока знает, что случилось здесь. Любой опрошенный житель имперского города скажет, что единственным проявлением катастрофы было похолодание и наводнение, сгубившее урожай да подтопившее пару городов. Более памятливые вспомнят сплошную неделю дождей. А причина - просчет ученых под начальством Говермана. Так объявили в прямом эфире много лет назад.
        - Он действительно это сделал?
        - Ходят слухи, что он был честнейшим человеком на земле. Но его предал собственный сын - сдал чертежи, которые и представило правительство обществу. На каждом листе стояла подпись Говермана. Думаю, тебе будет понятно, после того как ознакомишься с историей поплотнее, почему люди поверили и возненавидели всех нас столь сильно, и его в особенности.
        - Не понимаю.
        - Они считают, что трагедия произошла по его вине. Будто он вел открытую войну, убил неисчислимое количество жизней, вел агитацию опасности исследований, а сам тем временем подпольно занимался ими. И под конец, передал разработки Барданору на проведение эксперимента, чтобы снять с себя ответственность. Если он удачен - то он покажет свою подпись и станет героем и самым влиятельным человеком, а если нет… - вот так его и подставили. Подробностей мне неизвестны, надо иметь изощренный ум, которым, увы, я не обладаю.
        - Его обвинили только по бумагам?!
        - Еще были записи. Он действительно вел тайные разработки на пару с кем - то. Результаты наработок ученый записывал своим голосом на диктофон. Записи нашел отряд гвардейцев, посланных после катастрофы найти и разыскать его, чтобы представить Скрижальному Суду. Для доказательства вины Скрижали большего и не нужно.
        В эфире раздался треск и ведущий снова появился в эфире.
        - Что предпочтут почтенные господа? Ему повезло, голосование… Стойте! еще звонок! Возьмем трубку?
        Загудели одобрительные голоса.
        - Он может стать решающим!
        - Здравствуйте, рад предстать на опросе среди коллег и единомышленников.
        - Озвучьте же с чем пожаловали! - торжественно выговорил ведущий.
        - Почему умерла его дочь. Лекарства должны были помочь, их было достаточно много, так почему? Я - госпитальный брат, осуществляющий заботу и омовение умерших. При вскрытии тела я не нашёл осложнений.
        - Я принял часть лекарств. Мне казалось, что заболел серьезнее, все плыло пред глазами, а изо рта шла кровь.
        - Ложь не способствует процессу суда.
        - Процесс?! Я поднялся в башню на такую высь, чтобы рассказать свою историю, заставить задуматься о том, что небольшой кусочек хлеба, одна таблетка, стакан воды - спасут кому - ни будь жизнь! И с людей не убудет, и пострадавший благодарен.
        - Дело принимает серьезный оборот - проговорил ведущий. Мы вывесим на радиостанции таблицу со статистикой, и там цифры будут меняться. Экран - полотно находится над входом в башню, проголосуйте - измените судьбу!
        Повременив, ведущий дал публике заново взвесить свой выбор.
        - Объявляю перерыв, ждем результатов.
        Пол часа, и молчание нарушил механический голос:
        - Статистика гласит: девятнадцать процентов против восьмидесяти одного.
        - Решение принято. Именем закона… (здесь было много слов, о законодательстве, правосудии, но мальчик не слушал их, он был ошеломлен) свободный народ принял решение, которое гласит о том, что вас ждет смерть.
        Мужчина вскочил.
        - Это несправедливо.
        - Сама жизнь несправедливая штука, и вы своим примером это показали.
        - Внимание! Сын потерпевшего! - вмешался осведомитель на радиостанции.
        - Впустите его - ответил ведущий, я хочу на него посмотреть.
        Вошел ободранный и испачканный грязью мальчик, все руки покрыты синяками и ссадинами. Лицо исполосовано будто чьими - то когтями, ухо разодрано, но он выглядел веселым и улыбался. «ПАПА!» - он хотел броситься к нему на шею, но, под руки схватили охранники, и рявкнули. Тот притих, и его вывели из зала опроса.
        - Сын говорит, что хочет видеть отца - сказал осведомитель.
        - Он его увидит - ответил с кисло - сладкой миной ведущий. - После сожжения. Казнь назначена на завтра, после обеда. Все желающие могут прийти на площадь Высокий Сквер. Дети наше будущее, а он пренебрег ребенком и заботился о личном благополучии. Он сам выбрал свой путь, и выдуманная апология не смилостивит верные голоса империи! Забота о наследии - нашем будущем - верный залог успеха и спасения человечества!
        Голос ведущего потонул в аплодисментах.
        - Невозможно - нарушил тишину ребенок. Просто невозможно… - его разрывали слезы.
        И большего он не мог произнести.
        Альфредо сел рядом, ласково поглаживая по голове.
        - Пойми, в мире бывают… противоречивые вещи, и тебе, когда - ни будь придётся с ними столкнуться, и ты должен быть готов к ним. Только познавая боль мы научимся ее принимать и отпускать. Познание мира проходит не только сквозь призму радости, счастья, любви и понимания, но и гадкое, кое мы силимся не замечать. Ощути на себе. Ты примешь правильный выбор. Ошибки совершаем все мы, не бойся их совершать.
        - Мне все равно страшно - сказал мальчик прижавшись к Альфредо.
        Он опешил и просто держал руки перед собой, не отталкивая его, но и не обнимая в ответ.
        - Как и здравому уму, неизвестность пугает, но пока ты не вырос, я всегда рядом, хранитель, а когда вырастешь - ты выберешь чьим хранителем станешь сам. Это может быть семья, или что - то иное, но не советую познать одиночество. В условиях нынешнего обитания, сложно придумать более грустной истории.
        Хлопнув в ладоши, Альфредо встал.
        - Заканчиваем разговоры, завтра начнется новая жизнь, я буду ждать тебя внизу, у первого этажа ровно в девять. Теплой ночи.
        Он поставил на стол ночник, отливающийся новизной и блестящий под звездами.
        - Что это?
        - Световой Камень, аборигены поговаривают, что они свалились с луны.
        - С луны?
        - Подмёрзнешь - прижми к телу и расслабься.
        Повертев его, Альфредо запустил пальцы во впадинки и голубой огонёк обволок кровать. Он ещё раз поглядел в глаза мальчику и вышел.
        Глава - 7 -
        АЛЬФРЕДО
        «Он не испорчен, невинный, повидавший слишком много. Чей это ребенок?» - рассуждал Альфредо, поднимаясь по тросу наверх одного из крутящихся колец.
        Ловко минуя стекла, он с удовольствием отцепил лебедку - практичная штучка, и цепляется за любую сталь магнитом.
        Ему надлежит обыскать кучи папок, исследовать персонал восьмого убежища, если о таковом найдутся бумаги, и сверить схожие медицинские карты.
        Альфредо не покидала мысль, что парень неспроста затесался на остров.
        Вчера он под предлогом проверки здоровья, провел полное, возможное в их условиях обследование мальчика, и сейчас восстанавливал в голове отложенную на полку информацию.
        Поднявшись по крутому скату на самый верх, он молниеносно переметнул тело за край перил и сбил охранника с ног, резко развернулся и ударил в сонную артерию ребром ладони.
        Прощупал - живой.
        «Полчаса у меня есть, не больше».
        Металлическая маска скрывала часть лица. Ту часть, где стояло клеймо, нанесенное им очень давно.
        В те времена никто еще не подозревал о чудодейственной силе иридиума в ограниченных количествах.
        Ему не шибко повезло со способностями.
        Посредственность или крайность - вот приговор иридиума, но они компенсировали его недостатки, в связи с чем он превзошёл братьев ордена. Не имея слабых мест, опережал соперников и выходил победителем.
        Он прикрыл глаза, и сквозь закрытые веки увидел мир в другом свете, словно датчик, чувствительный к вибрации и отзывающийся на дуновения энергии.
        Протекторов в здании не было, и слава на то богам.
        Шупомодавляющие плащи протекторов дополнялись фурнитурой из металлических вставок и аппликаций, стимулирующих силу действия «клейма».
        Они не носили тяжелой брони, как ликвидаторы.
        А справиться даже с обделенным способностями протектором не так уж и просто. Тем более если учесть, что они являются носителями таких же клейм.
        Новичков в гильдию протекторов не берут, его вмешательство с применением клейма сразу бы почувствовали.
        Значит у него больше тридцати минут.
        Подкравшись к стеклу в потолке здания, аккуратно приложил руку. Температура слегка повышена, в этой комнате кто - то есть.
        Он чувствовал пар, наслаивающийся от дыхания внутри.
        Человек затревожился и бросил взгляд наверх.
        Альфредо едва успел подтянуть плащ теней, обретая невидимость, и с замиранием сидел и глядел в глаза стражнику, шепча про себя: «Здесь никого нет, уйди».
        Человек оказался на удивление чувствительным к инородным силам, и слишком долго разглядывал края стекла, пытаясь выискать причину беспокойства.
        Альфредо смерил взглядом высоту. Часы щелкнули - миновало деление.
        Больше терять времени он не мог, поэтому, направив силы в ноги, прыгнул, четким движением в полете прорубил круг в окне клинком, и, падая вниз, подхватил летящее стекло в воздухе. Приземлившись метнул нож из рукава в охранника.
        Тот только и успел повернуться боком, собираясь кричать от боли, как Альфредо уже был рядом и могильным голосом шептал на ухо:
        - Либо ты не разглядел жертву и порезался, либо ты мертвый охранник.
        Быстрое кивание головой вверх и вниз немного успокоило.
        Альфредо машинально приложил руку к шее:
        Не соврет…
        - Прости.
        Кровь, не успев вылиться, была остановлена впрыском азота из баллончика под ладонью, а охранник с немым криком и зажатым со спины ртом корчился в судорогах.
        «Встанут еще жертвы на моем пути?»
        Тело он подвесил в самом темном углу, за полкой книг.
        Со стороны выглядело будто он повесился. Благо протекторы не скоро проведают о «диверсии».
        Альфредо сожалел о содеянном, что - то случилось с его головой в тот момент.
        Эмоции… они нахлынули слишком резко, прогрессировала болезнь, о которой он не распространялся в братстве дабы не подорвать свое влияние.
        Она вводила в ярость и безумие.
        Аптекарь сказал, что лечение отсрочило конец.
        «Сколько лет мне осталось?» - на этот вопрос аптекарь сказал, что природа её не изучена, и что воздействие ослабляется, как ни странно, принятием повышенной дозы иридиума.
        У него уже начались проблемы с печенью, и он решил быть спокойным и рассудительным всегда.
        Пытался последние три года жить спокойно, не участвовал в играх со смертью, но она неотступно шла след в след.
        Доза приносила ужасающую боль, но ярость отходила на второй план.
        Подпитка метки иридиумом превращала ее в ночной фонарь, кой он скрывал под маской, а когда свет одолевал и сталь, и щетину, он вырезал плоть, нараставшую обратно.
        Так он жил, и проживет, возможно, еще с дюжину лет, если не умрет раньше от облучения, передоза иридиума, или пока не откажет что - то в организме.
        Он уже перенес операцию, и ему сказали, что будут следующие припадки, когда он пытаясь подавить необузданный гнев, хватал пузырьки концентрированного иридиума и вливал внутрь.
        Завершение коридора, глухая гермодверь.
        Снова закрыл глаза и «прощупал» на тепло примыкающий за дверью ход.
        Живых там нет.
        Он отсоединил от браслета на запястье прибор и вытащил его из рукава. Похожий на круглый счетчик, который крестом пересекали две линейки. Приложил к механическому замку. Отвибрировав, тот зафиксировался на щели. Тогда Альфредо нажал на кнопку в центре, и метнулся к стене.
        Прибор издал скрип, и из маленьких отверстий, находящихся по его краям пошел пар. Скрип усилился и так - же быстро прекратился, не успев порезать тонкий слух. Дверь бесшумно приоткрылась.
        Вернув «открывашку» на браслет, он закрыл за собой дверь.
        «Только детальный осмотр покажет им следы взлома и царапины на замке» - так рекомендовал ему «открывашку» торговец с Фернара.
        В огромном зале было светло, и освещение играло на руку Альфредо.
        Плащ теней становился невидимым только под ярким солнцем и перекрестным освещением.
        «День и площадь - идеальные условия для убийц» - сказал, как - то Корнилион, мастер над связями и секретарь Вольных Островов.
        Альфредо прогулочным шагом прошел мимо рядов стражи, тихо напевая музыку, и улыбаясь недоумению на их лицах.
        Один даже арбалет вскинул наизготовку и выстрелил на шум, вызвав неодобрение товарищей:
        - Недоумок, тут никого нет.
        - Слабонервный толстяк.
        Охранник и вправду обладал довольно полной фигурой.
        Альфредо подождал пока все отвернутся и открыл дверь.
        Та успела скрипнуть.
        Все взгляды в тот - же момент обратились к ней, но она была закрыта.
        - Впрочем, как и все время - сказал один из них.
        Вот и архив.
        Когда он влез сюда впервые, его изумила продуманность.
        Архив делился на сектора, а от пола до потолка стеллажи пронизывали трубы, по которым они перемещались вверх и вниз. Конструкция архива представляла собой шахматную доску в разрезе.
        С помощью регуляторов, встроенных в полки сортировалась информация, и соответственно, стеллажи с нужной опускались к полу, хотя передвижение некоторых секторов было ограничено, поэтому чтобы добраться до необходимой записи, к стеллажам прилагались лестницы, а сами они выдерживали вес пятерых взрослых людей.
        Здесь имелся компромат на каждого, проживающего до и после катастрофы.
        Маскировка спадала в полумраке. Висячие секции загораживали свет ламп.
        Пробираясь сквозь кучи пыльных бумаг, он искал ранние экземпляры, не помеченные датами.
        Просветители частенько наведывались в архив - заметил он оставленные на стойках подле раскрытых каталогов поросшие плесенью стаканы с вином. Кто - то засек их за пьяным чтением и спугнул, что подтверждалось тщательно затертыми пятнами на полу и разводами на зеркалах. Значит уборщик небольшого роста и к тому же ленив.
        Он прихватил тележку, стоящую в углу и начал складывать в нее стопки книг, мимоходом расфасовывая валявшиеся по полкам.
        Густой воздух еле проталкивался и оседал в легких. Альфредо отвык от таскания тяжестей. «И кто бы подумал, что сборники памфлетов и статеек столь увесистые?»
        Когда он свернул к последующей секции, его дернуло током, он качнулся и прищемил ногу.
        - В бездну её!
        Тележка была зафиксирована в канальцах, да так, что не отклонишься от их хода и не поднимешь.
        Защитный механизм отпустил голень.
        - Понаставят капканов… - проворчал он, ощупывая конечность. Цело. Стальные вставки изрядно помяло. Он посгибал ногу - потребуется замена.
        Система блокировки, обхватывала колесики клещами и зацепила штанину.
        «Неужели кто - то утаскивал из архива тележки?»
        Альфредо приподнялся, оперившись на стеллаж. Топот раздавался за архивом.
        Полосатые индикаторы на стенах прогревались после вечерней стужи. Они отреагировали на шаги.
        «У нас гости». Как знал Альфредо, датчики размещались у поперечных окон и входов. Он запахнул плащ, тая среди секций.
        Проволочив тележку с карточками, списками и досье он затолкал их в сортировочный шкаф, который по вбитым на панели инициалам выводил на отпечатанную бумагу отрывки, где встречались искомые слова.
        Повторив операцию раз с пять, он не добился успеха.
        Вот и все - упав на пол, и глубоко вздыхая затхлый воздух подумалось ему.
        Заряд плаща стремительно падал. Пора действовать осторожнее.
        Он обострил чувства, в первую очередь чувство опасности и наблюдающего взгляда.
        Стражники переминались с ноги на ногу, он ощущал тревожную атмосферу в их сердцах. Смерть нависла над архивом, но Альфредо свыкся с её присутствием за годы на острове и не придал ей значения.
        Он мог расходовать энергию в огромных количествах, болезнь сжигала не только иридиум, но и оставленные им токсины. «Единственный ее плюс» - подумалось ему.
        Спешно пролистав том, он отодвинул ненужную книгу на подставку, выпирающую под стеллажом.
        - Так не пойдет.
        Он забрался по передвижной лестнице на стеллаж.
        С помощью регуляторов у боковых стенок полки, подвесные стеллажи передвигались вдоль удерживающих их трубок. «Придется засветиться».
        Перешёл на лебедочный лифт и повернул полусферу контролера.
        Секции зашевелились, но крепежи открытой кабинки держали её неподвижно.
        Альфредо ждал, пока архив завершит сортировку и не поднесёт к кабинке стеллаж с готовым материалом.
        Он работал на удивление бесшумно, процесс был отлажен, и не загляни в сектор сортировки постороннее лицо, стража и не догадается, что он тут рылся.
        Альфредо заинтересованно глазел на то, как слаженно действовала машина. Притягивала магнитом стеллажи, и документы по прорезям сами переезжали на новое место.
        Альфредо погрузил пальцы в пепельницу на поручне, вытаскивая недокуренную сигару.
        - Омерзительно - сказал он и запалил её.
        Фимиам разнесся облачком над парапетом. «Толковые ребята, не крутят дурь, а сбирают в имперских садах. То ли нам всовывают объедки».
        Кончив её докуривать, он надавил на полусферу, и та, пыхнув, подала ток в кабинку. Его взнесло к потолку. Стопки книг уже выстроились напротив лица.
        Отсортировал по собранным сведениям о вакцинах - без эффекта.
        Вспомогательный двигатель заглох, представив глазам Альфредо разбитую на куски карту.
        Стеллаж раскрылся как обертка от конфеты. Он дотронулся водянистой поверхности карты и его иридиумовая метка вспыхнула. Горные вершины преобразились.
        «Видимо, архив запрограммирован на контактирование с помеченными. Что тут у нас?» - Альфредо раздирало любопытство.
        Он инстинктивно огляделся, поскольку его уже ловили «увлеченным работой».
        Обертка тут же свернулась.
        - Ты и на окружение реагируешь?
        «Такие тайны и без охраны?» - почесал он подбородок.
        - Я могу за себя постоять - донесся отзвук.
        Альфредо схватился за меч, но метка не подводила - архив пустовал.
        Он с подозрением прислушивался к свистящим трубкам. Напряженный слух улавливал… птичье пение? Исходившее с карты.
        Пение всё отчётливее проскальзывало в уши.
        Его заманил захватывающий вид, и он впился в карту с охватившим душу чувством ностальгии.
        - В бездну остров… - прошептал он пьянея.
        На окружающий мир, отдающий серостью, наползли висячие сады. «Солхеймские колонны!».
        Вспомнилось, как гуляли с женой меж террас, по настилам из циновника - объемной одуванчикоподобной травы, греющей босые ступни как махровый ковер. Пух ниспадал с деревьев, а раскинувшееся озеро заполонили алые лепестки. И он, неотесанный, небритый, в паре с изящной и очаровательной незнакомкой. Возвращение с войны и трофей в виде хрупкой талии и сладкого голоска. Что еще нужно мужчине?
        Из головы выветрилось, где он находится.
        Альфредо судорожно трогал жидкую пленку, отделявшую его от цветущего мира, будто это сближало с многоцветным отражением. Но он не отличал явь ото сна. Краски слились, и пред ним распахнулись долины, поля, безвестные берега и тропические джунгли. Он соскучился по пёстрым тонам, и, вдыхая пышный аромат виноградников, оживлялся, а со скул сходили глубокие морщины. Невиданная резвость прибавилась в дряхлом и ссохшимся теле.
        Карта откликалась на малейший жест, импульс, обгоняя полет мысли.
        Его дыхание стало прерывистым.
        Суетливо погрузившись в неё он примечал города, разъездные дороги, лесные насаждения, пальмы, озера, реки, разводные мосты.
        Паромы, снующие на восток, кочевники, отслеживающие стадо.
        Альфредо вгляделся сильнее и уже различал голоса. Казалось, еще немного, и он поймёт о чём они говорят.
        - Альф? - тихий женский голос отвлёк его. Он понесся за ним.
        «Вот! Вот! - Сонмир! А за перевалом, над пурпурной долиной - Башня Благоденствия, обрушающаяся на искаженное от ужаса лицо жены».
        Он ощутил, как намокли щеки. Верно, он плакал.
        - Это ты! - он целовал смазанное краской лицо. Нарисованное, а какое теплое! Родное! - Мы уйдём отсюда, уйдём вместе - дай мне руку!
        Но ведомый непонятной силой, он перенесся к колокольне, вырвав кусочек её платья. «Ради всех богов, вернись!»
        Его оторвали от неё! - Альфредо цеплялся из последних сил за незримую полосу, за шпиль Башни, но ветер сорвал тело и нещадно понес на север.
        В ушах звенело, но он рвался, рвался дотянуться до фигурок людей, заглянуть им в лица. «Секунду! Не уходи! Вернись!»
        Его встряхнуло, и цвета поблекли, стушёвываясь в однотонное месиво.
        Одежда, разорванная на груди, следы царапин, а в погнутой пластине - застрявшие ногти.
        Кровоточили пальцы, ломило шею. Альфредо простонал.
        Механизм стеллажа зажевал плащ - это и спасло.
        Он прорычал, выплевывая воду и водоросли. «Оно» едва не поглотило его.
        - Пыточная машина…
        Порвав воротник, Альф освободился от зажима. Шкаф махом проглотил материю. Удушье спадало, но на шее остался отчетливый след.
        - Так ты целуешься, стерва? - он схаркнул в нее скатившуюся в горло слизь.
        Пленка скрылась за слоями дерева, замуровывая угодившую в неё крысу. Она тоже купилась на какой - то мираж. Лишь ручка ящика призывно блестела у рычага.
        Альфредо хрипел от ярости. Шкаф убедил, что он может всё исправить, а потом, воодушевив, швырнул хрупкие надежды о стену! Ох и страдал бы создатель чертовой обманки, окажись здесь! «Уж мастер Альф бы проучил мерзавца. Гаденыш отплатил бы за каждую секунду, растянувшуюся в вечность!»
        Потихоньку он протрезвел. Но злоба не покидала. «Никакие дела, никакое долбаное человечество не возместит потери».
        - Всего лишь видение… Уф.
        Переключившись на судьбу Неизвестного, он усердно поработал, раскурочив ящик ножом.
        - Бумаги, мишура… Хлам.
        Убежища словно не существовало. При этом, на картах «периода света» и представленных в архиве, значительно расходились пометки. «Кто-то намеренно спутал следы».
        Мимолетно он глянул на створки, оберегающие плёнку.
        Заглянуть бы сюда попозже. И… уничтожить её.
        От интоксикации вдарило в голову, он потер висок. Перенапрягся с меткой.
        Вырванные ящики валялись. Швы документов расползались у ног. Это он учинил? Альфредо сощурился и побрызгал из фляги на лицо водой. Припадки учащались, никто не должен прознать об этом. Он вёл серьезную игру, но беспечность проглядывала в его характере даже в кризисные моменты.
        - Какой бардак. Прибрать не помешает… - он наклонился, чтобы поднять ящик, но тренированный глаз зацепился за неравномерный фон подстилки. Ёе приклеили. Он извернулся и залез в полость с головой.
        А вот и тайничок. Если бы не свет, то он бы проглядел его.
        - Что хранишь, дружок? - обратился он к блеснувшей за выдранными ящиками стенке. Вскрытие замков было его страстью.
        Он расстегнул браслет и придавил разомкнутыми концами блокирующее устройство. Браслет клацнул, замок скукожило в лепешку. Ту же операцию провел с прочими защелками, и протолкнув меж размягченных решеточек пальцы разорвал шланг. Сжатый газ со свистом взлетел к вентиляционной сетке. Альфредо выдохнул. Без защиты.
        Сейф открылся самостоятельно.
        В отсеках складировали списки пропавших без вести.
        В нижнем валялась лишь стопка бумаг - подозрительно для запрятанного в уголке сундука.
        Альфредо выполз под свет.
        Заглавие: «Исследователь в области такой - то - Говерман».
        «Террорист, руководитель террористической группы чужих».
        Обвиняется в государственной измене, приговорен к смертной казни за сокрытие возможных последствий от попыток использования экспериментального устройства № 243 - контролера погоды.
        За попытку использования на живых людях экспериментального препарата от выдуманной лучевой болезни/от отравления иридиумом № 267, статьи, мотивирующие казнь разместились так обширно, что заползли и на корку. «Кто - то угрохал уйму времени, чтобы собрать воедино никому не нужные факты.»
        Он читал историю, газеты, и знал, что повстанцы проиграли, так почему тогда Говерман был жив до сих пор, и его не тронули? Ответ напрашивался сам.
        Он провел в кабинете день, но тревогу никто так и не поднял. Волнение нарастало в груди.
        Что - то не так, давно должен прийти в себя караульный. Не убил же он и первого?
        Или… Кто - то другой?
        Не только ему могли потребоваться документы, среди которых он раскапывал архивы лист за листом.
        «Ага - Альфредо Алано - серийный убийца. Интересно… что мне они приписали?»
        На его совести оказалось не более, не менее - тысяча жертв с хвостиком.
        «Да я, получается, чертов маньяк» - ухмыльнулся он.
        Ему даже вменили в вину создание контроля погоды, и проникновение императорский дворец во время нашествия цунами, где «он» открыл часть люков, и по его вине в Рокмейнселл залилась вода, а он, скрылся, не оставив следов.
        Позывной - тень.
        «Полезного мало. К чему так прятать макулатуру?»
        Он держал план убежища, перерисовывая на ладонь координаты, как вдруг прогремел взрыв.
        В комнату ворвалась вооруженная братия в униформе.
        У Альфредо от изумления выпала находка из рук, но никто не обратил на висевшую в воздухе бумагу, медленно опускающуюся на пол.
        Сообразив, что некие или некий, решил/решили штурмовать архивы, он прибрал за собой балаган, соблюдая тишину. Уж он умел.
        Выждав, Альфредо взобрался на стеллаж и за считанные секунды проскочил по висячим секциям до парапета над люстрами. Браслет тревожно сжал запястье - взломщики использовали клейма.
        Он следил за тем, как вбежавших и набрасывающих баррикаду караульных вырезают убийцы, то появляясь, то исчезая в тени. Стража беспомощно раскидывала руками, а точные клинки находили жертв. «Не взломщики!»
        За его спиной материализовался один из них:
        - И ты здесь.
        - Я по приглашению, - ухмыльнулся Альфредо.
        - Поэтому прячешься за люстрой?
        - Вы устроили резню, не ждать же мне своей очереди?
        - Нам не приказано тебя убить, иди с миром, что бы ты тут не делал.
        - Уже - он дипломатично сложил руки и скрылся в ночи.
        Прогуливаясь по улице рядом с канавой, куда стекала радиоактивная река, Альфредо думал.
        Личного дела мальчика, отца - Лени, и схожих он не нашел ни в базе данных, ни среди документов.
        «Я расправился бы с просветителями», но внутренний голос говорил, что импульсивное решение ни к чему бы не привело, кроме беды. Нашли бы причину выследить и отомстить, а оправдаться перед мастерами за «своеволие» всегда можно, да и он был солидарен с их лидерами и не простил бы потерь в гильдии.
        «Как они уживаются вместе? Протекторы и просветители. Совершенно разные люди входят в две совершенно разного предназначения гильдии. Одна следит за порядком и безопасностью, взирая на землю оком справедливости, а другая сеет смерть и смуту».
        Залез на дом по стене, хватаясь за уступы, и поднялся к мальчику.
        Тот не спал, тогда Альфредо сделав сонное лицо, снял капюшон, тихо положил маску, и зевая, развалисто подошёл к ребенку.
        - Утро.
        - Это вы участвовали в нападении на архивы?
        - Я только проснулся - с такой убедительностью сказал Альфредо, что даже сам подивился.
        - Вы ведь не спали.
        «Откуда он черт возьми знает».
        - Как ты догадался? - Альфредо играл мастерски, но мальчик и не следил за мимикой с речью.
        - Наугад спросил, скучно. Вы искали что - то обо мне, да?
        - Опять наугад?
        - Угу.
        - И?
        - Меня прервали.
        - Просветители?
        - Хитрые гадюки. И я думаю, архив не ведает о тебе. Ты проторчал жизнь по сводкам переписной комиссии в затонувшем восьмом убежище.
        - Вот даже как…
        - Пойду, приму душ, пока вода чистая.
        - Она грязная.
        - Мне можно, давно не принимал я иридиума, легкая доза не помешает.
        - Мой отец… - остановил его голос мальчика в двери.
        - Никого с таким или схожим именем… прозвищем… кличкой - нет.
        - Грустно.
        - Грустно, но никто не отменял твоих тренировок. Согласился - изволь выполнять.
        - Все равно грустно.
        - Ну что ты. Вернулся Альфредо и потрепал его по голове, взъерошив волосы.
        - Я временами так хочу назад, днями мыть полы, убираться, ругаться из - за грязной обуви, влажного воздуха, слушать тяжелое дыхание того, кого считал своим отцом, а здесь… здесь так спокойно и одновременно страшно.
        - Чего ты боишься?
        - Одиночества.
        - Но ты не один.
        - Пока, ведь вы старше меня.
        - Еще тебя переживу, вот увидишь. Не унывай, я скоро вернусь.
        Услышав шум в душевой, и довольный стон Альфредо, мальчик собрал вещи, выключил радио и быстрыми шагами покинул дом, спустившись на первый этаж.
        Маску одевать не стал, все равно инфицирован, да и не поможет она теперь. Мальчик не считал себя обязанным перед учителем сообщать о своих похождениях. «И как мастер проглядел его волнение? Или он был встревожен чем - то сам?»
        Шмыгнул в темный переулок и обходным путем, лишенным лишних глаз направился к площади.
        «Что я сделаю? Перепилю веревку, если его собрались вешать? А если не вешать, а просто расстрел? Что тогда? Стоять и смотреть как все?»
        Нет, стоять и смотреть он не собирался.
        Девиз хлеба и зрелищ его не прельщал. Радиоэфир, ломаная комедия… Мероприятие намечалось под носом братства - и учитель не сказал ему!
        Переулок за переулком, кварталы - один за другим проплывали мимо сосредоточенного на предстоящем, ребенка.
        Вот слева сидят местные отбросы, а справа «стражи правопорядка» прижали к стенке пожилого человека, и вытряхивают из его карманов последние гроши. Монотонно ворочались шестерни под небом. Брошенные пункты аванпостов блокировали проезды, и он пересекал ограды по развалинам жилых строений. Периодически коробило от возгласов из Башен Смотрителей. Сплетенные в спираль, трубки играли с отражениями домов, перетекающих вдоль их стержней. «Смотрители… Как в тюрьме» - подумалось ему, когда он окинул взором переливающийся оттенками мрачно-золотистой стали низ Поднебесья.
        Поднялся сильный ветер, предвещавший грозу. Закутавшись по - плотнее в комбинезон, мальчик семенил быстрым шагом.
        Вот и она - площадь Высокий Сквер. Волнистые кровли здания Сената украшали правительственные гербы.
        Сколько народу, подумать только…
        Но где же сама станция вещания?
        Его голова уткнулась в спины взрослых людей. Он встал на цыпочки, дабы разглядеть подмостки.
        - Не высовывайся - порекомендовал приглушенный голос. Мальчик спрятал руки в карманы.
        - Ты ничейный. Где мамка с папкой? Не видал ранее тебя, а я детишек на перечет знаю. Ничейных они не любят - шепнули ему, - проверочку запустят.
        Мальчик протолкнулся, выпячивая локоть.
        Всюду горели жадные и голодные глаза.
        Несчастные люди хотели на миг облегчить свое несчастье за счет других, утопить свои беды в чужих лужах крови и страданий. На время это их успокоит.
        Но только на время… и чем чаще будут проводиться подобные «жертвоприношения» по первому велению эгоизма, тем сильнее вырастет желание в сердцах сотворить что - то более великое, повторить глобальную ошибку, которая едва ли не стоила половине материка жизни.
        «Время проходит, люди забывают о былых страданиях, и стремятся к новым. Хотят большего. Постоянно растущие потребности независимо от обстановки. Человек может возвеличить себя до полубога, захочет стать единственным и неповторимым, и такое желание горит внутри всех стоящих здесь и на других островах. На их век хватит… видимо так думает каждый, но вслух скажут совсем другое, солгут», - так он мыслил, угловато и споря с логикой.
        На постамент вывели виновного.
        Он выглядел измотанным и… равнодушным.
        «Ему уже все равно, он все потерял».
        Люди заметив безразличие подсудимого слегка приуныли, но продолжали голосить на весь район, кричали, толкали оскорбления, выкрикивали насмешки. «А, ведь, приговор вынесли имперцы, неужели они - посторонние, чувствуют свою сопричастность к…» - его мысли затормозились, - за участие в мероприятии на проходной раздавали пол буханки травянистого хлеба.
        «Как в книге по истории, пятьсот лет назад, когда не было технологий, не было иридиума, а народ гиб от простуды. Когда ночью закрывались огнем и со страхом смотрели сквозь пламя на входы жилищ, выжидая неприятеля, такого - же, как и они сами. И неприятель стерег людей, с другой стороны. И вот все возобновилось, словно не прекращалось. Короткий перерыв на пол десятка лет, и все вернулось на пути своя».
        Судья - совсем седой человек с миловидной сладко - горькой улыбкой начал зачитывать решение.
        Палач стоял рядом.
        «Его собираются казнить, отрубить голову… Как тут помочь? Выбегу вперед и буду схвачен охраной? Или хуже - лягу рядом с ним, не успев пожить на этом свете… Видимо так и придется поступить».
        Он не мог глядеть на этот мир со стороны зла.
        Горькое вино жизни уже разливалось по душе, но он верил в справедливость. Световой Камень грел сердце и предавал мужества. Правдивы легенды - воин, завладевший им, лишался страха.
        Он протискивался сквозь толпу, ловко лавируя между одними и уступая дорогу другим. В рядах проглядывали зеленые плащи. Стража? Не похоже. Его мягко потянули за локоть, но он ускользнул, сравнявшись с группой трубочистов.
        По свистку перемещение плахи закончилось.
        Люди сместили глаза в одну точку.
        Он быстро добрался до самой границы, образованной заградительным отрядом вооруженных ружьями стражей.
        Полоса отцепления была непрерывной, а расстояние между одним охранником до другого составляло метров восемь.
        «Если действовать решительно, могу успеть».
        Как действовать - понятия он не имел.
        Он замер под несникаемым взором мужчины.
        Тот смотрел прямо ему в глаза, с молитвой шепча на устах.
        «Нет…» - прочел он по губам.
        И Неизвестный увидел показавшуюся ему знакомой картину, которая произошла, когда - то с ним, только каким-то образом успела стереться из памяти.
        Он чувствовал на своем месте знакомую душу, и эта душа смотрела со слезами на приговоренного к смерти, и, не выдержав, отвернулась.
        Почти реальное представление, он даже сумел почувствовать чистое дуновение ветра, и запечатлеть этот момент в своей голове.
        Такой дурманящий и овевающий, мягкий и теплый, прямиком с Юга, с обратной стороны земли.
        И он точно знал, что не может поступить так же.
        Просто взять и отвернуться - слишком легко поступить подобным образом.
        Нет, мужчина его не видел, он отчаянно бегал глазами, и мальчик опять призрачно почувствовал, что мужчина одинок.
        Он искал своего сына глазами, хотел встретиться с ним в последние секунды своей пустой жизни.
        Если и получится проскочить к «заключенному», то что потом?
        У него даже нет оружия, чтобы пригрозить, один лишь медальон и пистолет, в котором деревянные, вырезанные ножом пули.
        И еще… найденная в подсобке здания, в котором он очнулся, маска.
        Как у Альфредо, только на ее изголовье стояла еще одна печать, похожая на ту, которую он видел на картинках, на которых изображались почтовые станции.
        Он одел маску на лицо, но никто не обратил на его действие внимания.
        Левый глаз видел, как и раньше, а правый, закрытый маской, вместе с верхней частью лица, смотрел сквозь желтое стекло.
        Стекло начало искажаться, и мальчик понял - оно из расплавленного иридиума.
        В Легендариуме он читал, что изготовление иридиумовых элементов сложно, требует отточенного мастерства, и существует всего десять экземпляров подобных вещей, увы давно утерянных.
        Он снял маску - снаружи черное тонированное стекло, вставленное на место прорези для глаз.
        Снова одел - стекло приняло желтоватый цвет.
        Судья зачитывал приговор, а мальчик разглядывал людей. Желтоватое подобие стекла, напротив правого глаза начало обводить людей разными оттенками одного и того - же желтого цвета.
        Температура тела - понял мальчик, так как поглядев на пар, выплывающий клубами из трубы соседнего здания левым глазом, правым заметил ярко красные пятна.
        Вот рябь - это легкий бриз, направление ветра, и… Стекло дорисовывало будущие движения людей!
        Раскладывало их на замыленные оттенки, точно предначертанные судьбой.
        От обилия тонов, он впал в транс.
        Мальчик обвел всех людей аккуратным взглядом из-под слегка опущенной головы и продохнул. Окуляры создавали эффект выдержки, как на фотографии. Будто откопировали несколько снимков в разные промежутки времени и наложили друг на друга. И на каждое его движение нитки, отображающие контуры предметов реагировали, и их пересечения менялись. Он мог предугадывать людское поведение, направления взглядов, перемещение предметов. «Невероятно!» Но местами были участки, что-то вроде теневых провалов, куда пучки не пробивались, как черные дыры. Ум подсказал ему, что их следует сторониться.
        Теперь у него преимущество, небольшое, но есть.
        Глядя на судью, закончившего чтение статьи закона, мальчик испытал режущую боль в глазу.
        Судья выглядел слишком ярким на фоне, и ребенку пришлось снять маску. Расслабив уставшие глаза, он надел её обратно.
        «Пора…»
        Люди подошли поближе, началась давка - ведь сейчас произойдет то самое, ради чего они стойко и тихо теряли свое свободное и не совсем свободное время.
        Охрана зевнула - привыкла к подобным зрелищам, попросила отойти, и, как обычно, обнажила алебарды. Он проследил пересечения их взглядов и неторопливым шагом, следуя «подсказкам» из маски. Первый полукруг стражи обойден. Вдруг картина усложнилась, он понял, что запутался. Большое количество людей проецировало слишком много событий, весь взор застилали линии поведения, он не мог разглядеть даже земли.
        Мальчик растолкал людей, двумя быстрыми прыжками миновал отцепление в бреши, и запрыгнул на постамент.
        Палач в удивлении на него воззрился, и ребенок выкинув руку с револьвером выстрелил.
        Деревянная пуля вошла в плечо.
        Взвизгнув, палач отшатнулся, и мальчик совершив два выстрела в судью подбежал к мужчине.
        Охрана ошалело разворачивалась назад.
        Слишком медленно.
        Он прорвался!
        Его сбил с ног мощнейший удар.
        Перед ним стоял судья.
        Капли пота, спадая с его лица заливали мальчику глаза. Из груди текла одинокая струйка крови.
        - Древний Охотник - оторопело выговорил он, и мальчик вырвавшись из захвата, пока судья в замешательстве что - то додумывал, разрезал путы. Смертник слепо повернулся на шум. Неизвестный хотел было помочь встать. Охрана дала залп.
        Пули летели. Маска предопределяла их траектории, взвивающиеся подобно спиралькам к телу.
        «Кончена моя жизнь, так глупо…» - гирей дернуло сердце, но в последний момент буравчики замерли перед лицом и… растворились.
        Судья ловко перехватил его руки, завернул за спину, заставив зашипеть от боли, и сдернул маску.
        Удивлению его не было предела, как и удивлению мальчика.
        Перед ним стоял лорд - протектор.
        - Ребенок… Где! Говори, где ты достал эту вещь?!
        Мальчик молчал, думая, что последует удар, но протектор махнул рукой страже, двое подошли и повели его по направлению к тюрьме.
        Маски больше он не видел, она пропала прямо из рук тупо уставившегося в пол Защитника.
        Послышался обрывающийся крик, душа покинула тело человека.
        Его все равно казнили…
        Мальчик обернулся назад, он встретился в последнюю толику времени с глазами мужчины.
        Он принял его за своего сына, и мальчик в голове мысленно проговорил сам себе: ты не один, я рядом.
        Зачем он это сказал? Он и сам не понял, но знал, что так будет правильно.
        «А еще протектор называется, защитник… нашелся».
        Его провели под сводами цитадели.
        - Выше голову - рявкнул стражник, следующим будешь. Не стоило тебя жалеть. Был бы на его месте наш смотритель - лежать тебе в соседней канаве вместе с тухлыми отходами.
        Они вновь прошли через тот злополучный переулок.
        Старик, избитый до крови, лежал на земле, бродяжки так и играли в карты.
        С балкона третьего этажа свисал сгнивший труп, который никто не решался сбросить вниз.
        А из четвертого, прямо из окна доносился жалобный детский плач. «Быть может этот мертвец был его отцом, таким - же, как и мой, или лучше».
        - К - а - а - к уставился! Но тебя, видимо, пощадят. Год - другой отработки дадут в шахтах. Надышишься кислороду - знать будешь как устраивать погромы. Ну диву даюсь, давно бы пора пристрелить, а нет - ребенок, шелудивый пес! Пожалел! Доброе сердце, с такими скотами нельзя опускаться до милосердия.
        - Он не переживёт эти два года - добавил второй охранник, - думаю, лорд - протектор решил не пачкать руки.
        На этом они и согласились.
        Его бросили в камеру. Тесная комнатушка.
        По крайней мере он здесь один.
        Мальчик лег и забылся беспокойным сном. Ему все снова и снова, как на повторе виделась взмывшая в воздух откуда - то взявшаяся птица, и обрывающийся крик.
        Жизнь продолжается… Но не для казнённого.
        Он проснулся с рассветом и поднялся с кровати, поскрипывающей от его телодвижений. Морозило и шмыгал нос.
        Куртка распорота.
        Он спохватился. «Где Камень?!» Он потерял его! Мальчик помнил, что пронёс «грелку» под аркой. Стража обобрала? Ужас поверг ребёнка, решимость утекла как вода из дырявой бочки.
        Еды так и не принесли. Они хотят заморить его голодом?
        Он встал на спинку кровати, и подтянувшись, выглянул сквозь решетку.
        - Высоковато…
        Город был полностью парализован снежным покровом, доходящим до балконов.
        Солнце не могло пробиться сквозь пелену облаков, и лишь изредка давало о себе знать белесым пятном.
        Белый, чистый снег - чудо, преобразившее пост апокалиптический мир.
        Он украсил всё: от изувеченной постройки до новеньких подобий домов.
        Оборванные столбы и линии электропередач под белой «кожей» походили на сосновые леса. Засыпанные порошковатым налетом с примесью хрустальной стружки, они растекались по порченной выбросами земле. Алан, как сказал Альфредо, бывал в Империи Солнца. Там они называли хрусталеподобные высыпания Солевым Дождем. Он выпадал в теплые сезоны и придавал пустыне блеск, за что в каньонах прозвался бриллиантовой жилой.
        Всё блестело чистотой и новизной, словно ничего вчера и не случилось.
        «Уж не простила ли земля грех?» Он верил, что Солнце - око мира, чрез которое мир смотрит на изменения в себе и, что она, земля - союзник добрых сил.
        Но вот подул ветер, и смыл наваждение.
        Снег внизу был грязным и черным.
        Грянул гром, резко стемнело, будто миновал день, и с неба полился дождь вперемешку с градом, снова оголяя сокрытые раны.
        Небо, куда не глянь, исполосовано красными капиллярами молний, мельтешащими всюду над мокнущими улица. А с краев острова, со стороны бескрайнего моря, шел пар.
        Он поднимался из недр, где иридиум вытекал на дно океана. Попадая в воздух, он вызывал легкое головокружение, словно прием наркотика, убийственного удовольствия, куда опаснее всех существующих.
        Мальчик неотрывно следил за всплесками диких явлений, пока улица не слилась в черноту.
        Он отцепился потирая локти с шеей и присел.
        - Громыхает, будь здоров - услышал он голос из соседской камеры.
        Было скучно глядеть в проём. И страшновато. Опрокинутая лучина куда - то закатилась, и на решетку отбрасывались крысиные тени размером с рослого мужчину. Пища, они сцеплялись за разграбленные остатки обеда.
        Мальчик подполз к затвору.
        Серая крыса отвлеклась на его приближение, и вторая отбросила её к решётке камеры.
        Не успела она опомниться, как шею её обхватила тощая рука, а в попискивающую головку вошла ножка от стула.
        Мальчик вздрогнул.
        Тем временем показалась голова заключённого, и его едва не вырвало от увиденного. Он вцепился в тушку зубами и упираясь руками, разорвал еще дышащего зверька на части.
        - Суфье отротье! Мой зуп! - прошепелявил тот.
        Мальчик заплакал, страх и отвращение овладели им. Он всегда кормил и жалел пушистых обитателей туннелей и брошенных труб.
        Узник смачно чавкал, восхваляя небеса «за чудесный подарок».
        Наконец, мальчик переборол трепет и глянул на арестанта.
        Тот бросил ему кусок. От рассеянности, он не среагировал, и мясо отскочило от груди, замазав её кровью.
        - Растяпа, кто учил тебя выживанию?
        Неизвестный робко дотронулся шара. Это была её голова, обмотанная хвостом.
        - Хочешь есть? Ешь. Или я зря перевожу добро?
        Ребенок сглотнул слюну и отопнул подачку ногой.
        - Ни себе ни людям. Пинать научись! Хорошо, что след от твоей конуры. Вернется тюремщик, хулиганство то выбьет!
        Вскоре зубы застучали от холода, пронизывающего до самых костей.
        Мальчик завернулся в единственную вещь, присутствующую в комнате - одеяло. Задубелое, оно сгибалось с хрустом, но приложившись спиной к решетке он заснул.
        Ему приснился день, когда распечатали люк бункера, и прохладистый солоноватый воздух взбудоражил ноздри.
        Они поднялись на крышу торчащего из воды убежища, окруженного синевой, и отец сел рядом:
        - Будем учиться рыбачить.
        - Что такое - рыбачить?
        - Ловить рыбу, я покажу как это делается, а ты смотри, и наберись терпения - одного из самых ценных качеств, помогающих сохранить свой мир, и мир других.
        Холод возвращал к реальности, он просыпался и засыпал снова, чтобы увидеть тот мир, где солнце мило светит свысока, синее море выносит отражения, дублируя светило, и вода мягко колышется о ноги в резиновых сапогах. И они с «отцом» закинув удочки, ждут.
        Проснувшись в очередной раз, он заметил настенные часы - стрелка тикала, как и тикала жизнь.
        Превращая секунды в годы, минуты в тысячелетия.
        Хвойный лес… «отец» однажды упомянул это название с заметной грустью. Почему ты такой печальный? - на этот вопрос он услышал ответ:
        - Одно и самых прекрасных творений в Севергарде, таких лесов всего пять или шесть, земля слишком неплодотворная, и суровый климат сломает даже такие живучие деревья, как сосны, ели и Сонмирские лиственницы.
        - А какой там климат?
        - О - о, разнообразный! Например, в понедельник, ближе к экватору, можно разгуливать в подрезанных брюках и майке, а во вторник ночью забушует метель, и температура упадет до треска в окнах. Трубы прорвутся, и группа ремонтников с нудным ворчанием поднимется со своих мест, включит сирену, зажжет паровой мотор и направит машину в сторону аварии, зная, что теплый недопитый чай не будет их ждать на морозе. Остынет, прольется от землетрясений, или его выпьет кто - то другой.
        Его сон развеял голос Альфредо.
        - Ты можешь навечно зависнуть в грезах. Люди мечтают об совершенстве. Придумывают его для себя, но в конечном итоге, когда счастье порой соизволит появится, оказывается, что им страшно взять кусочек. Пирог, к которому они стремились, отведать его, взять ответственность. Они выбирают другое: закрыться, бросить всё, и оставить счастье мечтой. Мечты хороши… но они и приносят ту боль и ту погибель, куда страшнее эпидемий, убийств и самого апокалипсиса. Из - за несбывшихся миллионов желаний, не сбывшейся мечты, порождается всё гадкое.
        - Как вы сюда попали? - Неизвестный сонно протер веки. Он не отличал, вся ли фраза принадлежала Альфу или ему довещивал сон?
        - Тюремщик пустил, выползай из-под одеяла, или тебе по душе застрять здесь на годы?
        - Никто вас не пускал, и вы сами постоянно витаете где - то там.
        - Мы не идеальны. И ты прав: меня не пускали. Я просто зашел через парадный вход.
        Мальчик слегка улыбнулся.
        - Вот и молодец, скажу тебе второй раз. Возьми одежду и собирайся, пора тебе предоставить здание с оседающими стенами более подходящим его клиентам. Они уже заждались свободной камеры.
        Он понуро глянул на нетронутую еду.
        - Переживаешь из - за крыс? Они - чумной рассадник. Наши их сжигают, дабы не плодились.
        Неизвестный подумал, что лучше промолчать о том, как он прикормил в Башне грызуна. И даже дал ему имя… Которого сам был лишён.
        - Давай, застегну, пальцы небось отмерзли - присел на корточки мастер.
        - Чья кровь? Тебя ранили?!
        - Крысиная.
        - Покажи руки, живот и спину. Ребенок послушно разделся. Удовлетворившись в правдивости слов, Альфредо похлопал его по плечу.
        - Прости. Я думал, ты солгал.
        - Мой камешек - прослезился ребёнок.
        - От него один вред, - Альф с заботой проследил, чтобы он застегнулся на все пуговицы и замки.
        Кутаясь в кожаное пальто, но сшитое уже рукой мастера своего дела, мальчик перебарывал пронизывающий утренний холод. Он ощутил, как меховая прокладка ласкала кожу.
        Они вышли через главные ворота включив плащи теней.
        - Почему тюрьма не охраняется?
        - Может потому что из неё никто не сбегает?
        - Почему никто не сбегает? Тюрьма - далеко не лучшее место жизни.
        - Для нас с тобой, а для тех, кто ничего не имеет - курортный район. В неё бегут… а не наоборот, как это было принято раньше. Оглянись вокруг. Одни осколки величия былой цивилизации.
        - Я не вижу величия, тут руины, поверх которых построено огромное количество заводов, выхлопы которых больше пролетающих облаков.
        Альфредо не понял его и мальчик, чтобы загладить неловкость спросил.
        - Лорд - протектор спас меня. Как он это сделал?
        - Дематерилизация - ответил знающим голосом Альфредо и напряг лоб. Он обращает неодушевленные предметы в собственное воспоминание. Говорят, он обратил в него смертельно больную жену.
        - Здорово! - сказал мальчик, попытавшись представить каково это - обладать всеми необходимыми знаниями под рукой… Не расставаться с отцом.
        Он споткнулся.
        - Не спеши, Протектор поплатился за клеймо равновесием. Он разговаривает с картинами, часами кружит у берега или топчет песок. За ним страшно наблюдать. Он перегрузил себя. Человеческий мозг не рассчитан на постоянство.
        На их пути встал Защитник. На вид ему было под пятьдесят, в густых волосах серебрились седые нити. Черный фрак и черная шляпа - все черное, на лице маска, и из-под нее виднелось клеймо.
        - Лорд - протектор отпускает тебя - прочитал он грамоту, и, когда, скрутил её - она рассыпалась в пепел.
        - Тогда зачем вы здесь? - спросил Альфредо отодвигая мальчика за спину.
        - Предупреждение. Такие поступки не проходят бесследно.
        И пока Альфредо искал, что сказать протектор опередил его.
        - А теперь буду вынужден вас покинуть, - Защитник обнажил запястье, перевел стрелку часов с разбитым циферблатом, - Извиняюсь за оторванное время - прибавил он, и просто исчез.
        - Что это было?
        - Телепортация. Это посыльный. Доставил отчет, и ушел. С ним бы я справился, но уверен, он был не один.
        - Я никого не почувствовал.
        - Твои чувства еще притуплены, и откроются с годами. Знаешь, тебе придется сделать клеймо. Оно формирует иммунитет и снижает заражаемость. Если пожелаешь конечно - быстро добавил Альфредо.
        - Я подумаю. Риск ведь присутствует?
        - Возможна моментальная смерть, так же, как и крохотная вероятность получить что - то особенное, не имеющееся у других.
        - Например?
        - У меня воображения не хватит. Что угодно. Вплоть до ходячей чумы.
        - Не надо…
        Они вернулись назад, домой.
        Мастер ушёл, а мальчик уселся за чтение, а когда оно наскучило занялся уборкой.
        Альфредо чересчур заботился о нем.
        У него возникала порой догадка, что блеск в его глазах - это прячущиеся слезы, а забота - вина.
        Ведь он не рассказывал о своих детях, хотя у него была жена.
        Альфредо побаивался оговориться при нем не менее его наводящих вопросов, хотя и скрывал это.
        Ночь Неизвестный провёл в раздумьях. Неужели и он скатится до выживания убийством?
        Погода поутру стояла теплая. Отсыревшие доски, обшивающие стены, пузырились и он прогревал их, используя факел. Со временем, его переселят в башню мастера. Когда он докончил с работой, ему довелось познакомиться с «партнёром» учителя.
        Безапелляционный, он толкнул дверь, когда мальчик голый собравшись избавиться от вшей грел в тазике воду, и сев напротив, ждал, занимая единственное в комнате кресло, точно ему оно и принадлежало.
        Мальчик укутался в простынь, но гость и не собирался выходить или отворачиваться.
        Он не расценивал его как человека - озарило Неизвестного.
        Мужчину характеризовало безразличие и оценивающий взгляд.
        Если встать и переодеться при нём, то чужак заметил бы, что он держит в слоистом матрасе память об отце.
        Нет, этого он показать ему не мог.
        Когда подоспел Альфредо и их забрала лифтовая кабина, передвигаемая краном, он трижды пропотел и чесался он укусов.
        - Крепись, парень - бросил Альфредо мимоходом, кланяясь гостю и отлучился на переговоры.
        Убедившись, что он один, Неизвестный достал из-под матраса фотографию, где мальчик в противогазе и одежде совершенно нелепого вида, смотрит в глаза отцу…
        Он шмыгнул носом, прижимая её к себе.
        Глава - 8 -
        ДРУГИЕ ОСТРОВА
        Под Темплстером, между небом - империей Севергард, и землей - Мерзлыми Землями, проложили свое существование тройка островов Утренней Дали: Солхейм, Остров Ветров и Остров Цветущих Роз. В противовес Севергарду - они, морские хозяева, смеялись, именуя её империей разбойников и шлюх.
        Тройка островов образовала заводный союз с тотемными островами, похожими на движущиеся головы животных. Их корабли, легкие и быстрые, получавшие поставки двигателей с закрытого острова ученых, грабили морские караваны, топили мелких преследователей и прятались за штормами.
        Император объявил их вне закона и выбил на стене Остермолла обещание подарить земли за каждую принесенную ему голову с содранным скальпом, называя их кровопийцами, балластом.
        Члены морского союза подошли с юмором к его реплике, и водрузили себе флаги, развевавшиеся длинными бочонками, тянущими на дно сцепленными клыками, свинью, то бишь - императора.
        Именно на Острове Цветущих Роз сидели глядя на заросшую папоротником долину два человека: Медвард и его гость.
        Медвард наследовал эти земли. Испокон веков его род владел прибрежьем, занимаясь рыбной ловлей и разведением редких растений и оливковых деревьев.
        Стоял вечный зной бессолнечного неба, именуемым здесь Табуа - Следящим Оком. Передвижение солнца считалось плохой приметой и каждый проход сквозь темный омут облаков воспринимался всерьез негативно.
        Они сидели под укрытием чайного домика - четырех балок без стен, кроме душевой и спальни, с узкой светло - коричневой крышей из материала, похожего на плотную бумагу.
        По местным традициям благополучие в семье обеспечивалось духом воздуха, приносящим ветер перемен, придающим новый стимул и силы в ожидании следующего года.
        Такие чайные домики стояли по всему острову, и отличались лишь внешним убранством, строго ограниченным подвешенным за одну из колонн гобеленом, отвечающим имущественному положению владельца дома.
        Владельца дома величался большим хозяином, и таких больших хозяев было несколько от каждого знатного рода.
        Власть в семье всецело принадлежала ему. Большой Хозяин дома оставался хозяином и после совершеннолетия сыновей, и мог принудительно согнать их на любые работы, вплоть до починки собственного владения за счет их семей.
        Некие патриархальные устои, неизменные и заблудшие от текущего времени цивилизации.
        Со смертью Большого Хозяина один из сыновей должен был отправиться с ним в последний путь, уйти без прощания с семьей.
        Этот уход давался тяжелее всего, и чаще он касался самого старшего сына.
        Именно данный вопрос и решался между двумя людьми, сидящими на плетеных креслах из сухого тростника, растущего под скалами у водоемов. Кресла плавно переходили в бассейн, а водостоки примыкали к водопадам. Поэтому, помочись он здесь, кто - то выпьет это там. Медварда забавлял сей вопрос. Он думал не залить ли бассейн ядом в случае протестов и неповиновений? Ноги людей омывались теплой водой, подогреваемой носильщиками.
        Медвард отбирал наикрасивейших, и помечал в носимой под мышкой книге день, когда он воспользуется одной из них. Он воображал, как она будет барахтаться в воде, пока он не закончит. Ах, да, от предыдущей девушки остались следы. Красная точка на бамбуковых перилах резала ему взгляд. Слуги не тщательно проследили за уборкой. Он выколет глаза ответственным за чистку, но это - завтра, а сегодня - массаж и расслабляющие ванны.
        - Мой сын еще не совсем готов, его возраст едва приближен к совершеннолетию. Думаю, можно выбрать и дочь - сказал Синдухе - Большой Хозяин.
        - Он достаточно вы растился, чтобы проводить вас - заверил его Медвард. - Не беспокойтесь, затраты на похоронную процессию возложены на меня. Слава вашего отца достойна нашего имени - сказал он должным языком. - Малинея, принеси немного острого муса гостю - сказал он рабыне, стоящей в белом халате до ног. Тонкие веревки перетягивали её волосы.
        - Ваши плантации процветают.
        - Плантации. Ваш второй сын получит часть из Острова Цветущих Роз.
        - Он слишком юн и глуп, чтобы распоряжаться имуществом такого веса - посмотрел встревоженно Синдухе на раскрывающийся под выставленными вперед ногами, погруженными в мягкую теплую воду бассейна, пейзаж.
        Высокие заросли папоротника, виноградники… Острые, едва видимые кромки скал не нарушали гармонию. За слоями папоротника лились поля из красных и синих цветов - особо вида роз, сменяясь полосой оливковых рощ, на которых, в принципе, и работала большая часть рабов. Малинея поднесла высокие кубки на тонких ножках. Медвард слегка подтянул её к себе, приобняв за талию. Та воспротивилась, лицо Медварда стало жестче, он протянул руку к ножнам на груди и вытащил кинжал его из безопасного чехла. Покрытое сапфирами лезвие, уставилось девушке в живот и плавно начало разрезать легкую ткань.
        - А сейчас беги, и не вздумай останавливаться, беги к своему брату и сообщи: его ждет наказание.
        - Наказание? - испуганно посмотрела она, совсем позабыв о своей наготе.
        - Наказание - повторил Медвард блаженно разглядывая её загорелое тело. - у тебя… - он поглядел на маятник на стене - девять минут. Или сама хочешь получить пример?
        Она быстро попыталась поднять часть одежд, чтобы прикрыться, но он остановил её, жестко схватив за руку. Глаза Медварда налились кровью, и он прошептал, подтянув девушку к себе:
        - Еще раз - и я отрублю тебе левую грудь, на второй - выколю глаза, и ты будешь ползать у меня в ногах, прежде, чем получишь тухлую рыбу. Иди и не оглядывайся.
        - Она достаточно хороша - удовлетворительно посмотрел Синдухе, почесывая золотого цвета бороду, словно сияющую драгоценность.
        - И достаточно умна и послушна, чтобы знать меру. Я всегда ей прощаю подобные шалости.
        - Не разумно с вашей стороны переводить такой материал.
        - Вы бы хотели видеть её в своем чайном доме?
        - Я бы хотел её видеть подле своей усыпальницы.
        - А цена? Я не уступаю в договорах всякой мелочи.
        - Вас интересовал один из моих рабов, кузнец, опытный кузнец.
        - Он нем и туп - махнул рукой Медвард. - калека не стоит шикарной девушки с широкими бедрами, пусть и одноразовой как сладкая срезанная хризантема с пышным бутоном.
        - Он нем и глуп - послушно согласился Синдухе, - но его рука прослужит вам десятилетия, а она - один раз, прежде чем её тело изуродует тварь, рвущаяся наружу из стройных ног.
        - Надеюсь, ты не солжешь мне, старик. Десятилетия - весомая гарантия, если ты просчитаешься, то платить станут твои сыновья, не ты - таков закон - блестящими от жадности глазами сказал Медвард.
        - Пускай платят, дух ветра будет желанным гостем в моей усыпальнице - выдержанно сказал Синдухе, пропустив мимо ушей острый нож Медварда.
        - Сделка заключена?
        - Я хочу сделать её реальной - показал Синдухе на свое запястье.
        - Кто будет скреплять нашу печать безмолвия и верности?
        - Пускай это сделаешь ты сам - сказал Синдухе, смотря прямо в глаза Медварду.
        - Ты правда хочешь этого? - в голосе Медварда появилась неуверенность. - Заключать сделку со мной, я могу позвать стражу, и тебя прикончат за такую дерзость.
        - Мне все равно умирать, так нет ли разницы где?
        - Ты прав - успокоился он, - я думал, ты мне солжешь, но ты верен слову Хозяин Синдухе, и я Восьмой Медвард от дома хранителей очага ветров, верен слову своему.
        Они поднесли ладони к огню, горящему в металлическом ковше, находящемся между их плетеных кресел, на которых они лежали. Медвард поднёс кинжал к руке.
        - Ты точно готов? - спросил его Синдухе.
        Медвард повернул ладонь старика вверх, положил на нее свою и резко рванул ножом по венам, после чего плотно прижал их руки. Несколько капелек крови успели упасть в огонь, раздалось короткое шипение.
        - Змей, охраняющий ветер спокоен, пролито две капли, нас двое - дух ветра благословил нас на твое усыпание.
        Прижимая руки, они продолжили лежать, посматривая на зеленые заставы, цветущие под тихим днем, медленно уползающим к империи.
        Синдухе полагал, что знал Медварда. Меж тем, в паланкине, который сторожили слуги, старика поджидал Просветитель.
        Но речь шла не о Больших Хозяевах, а о простых жителях, населявших эти острова, конкретно рабе, по имени Скатор, проживающем около влажной плантации в смастеренном из папоротника ветхом домике. Рабам запрещалось иметь чайные дома, они не принадлежали к живым, даже к статусу вещи их причисляли с неохотой, поскольку та требовала ухода.
        - Вот бы нам дом из оливковых стеблей сплести - затянул мечтательно Вельхос - смуглый раб, самый темный из всех. Он говорил, что родился невообразимо белым, и что родители купали его в молоке, но судьба вынудила отдать его на волю купцам.
        Ему часто говорили: тебя продали, но он упирался и нередко бросался в драку. Когда дело о его прошлом заходило слишком часто, он начинал плакать, уткнувшись носом в единственную вещь, которую имел - длинный горн. Почему его у него не отобрали? - оставалось тайной, он часто пытался петь в него, но звук скорее походил на стон бесновавшегося слона, лишенного зубов и медленно умирающего от голода.
        - Это запретное дерево, не забывай, закон несущих духов, восьмидесяти трёх прибитых дощечек к святилищу Духа Ветра гласит: каждый, кто тронет запретное дерево или запретный плод, будет отдан на волю чаши судьбы. Думаешь, она пощадит такого жалкого человека как ты? - сказал назначенный главным Синдиох, один из рабов, надзиратель.
        - Ты тоже слуга, не забывай, ты один из нас.
        - Но скипетр принадлежит мне. Я могу распорядиться твоей жизнью в свою угоду.
        - Ты не станешь этого делать - сказал ему в ответ яростный и пылкий юноша - Энион.
        - Ты прав - погрустнел Синдиох. - Я слуга, вечный слуга, ничего не значащий и обязавшийся служить пока кости мои не опадут, и когда я стану ненужным, голова моя покатится масляным воротом прочь. Но вы должны меня слушать, если не хотите погубить меня - сказал он с молящим голосом.
        - Тогда перестань издеваться над Вельхосом.
        - Забыл ли ты, как сам вчера насмехался над ним в приударе от выданного из годового запаса бочонка с пьянящей жидкостью?
        - Огненный Дракон… Да, мы пили его, но голова мутнеет, разум блекнет, не я это сказал. За меня говорила эта горючая дрянь.
        - Знаете - сказал другой раб, расположившийся под открытым небом и еще не имеющий своего «дома» - я слышал, что в империи такую гадость и крыса не выпьет.
        - В империи болезни, люди умирают, разбегаются по окраинам, чего нам там делать? - сказал ему в ответ другой.
        Повисла тишина. Они часто беседовали об империи, о том, где их нет. Им всегда казалось, что там лучше, намного лучше и светлее, что ли.
        - Что ты знаешь о болезнях?
        - Я работал пастухом и собирателем трав в Верхнем Городе Остермола. Я знаю, о чем говорю.
        Рабы затихли, проскользила тихая тень - подошел Именной Хозяин - так назывались просвещённые на островах. Он склонился над сконфуженными головами. Рабы мигом притворились спящими.
        - Я слышал голоса. Кто нарушил покой? - Просвещённый говорил тихо, но голос его проникал сквозь сомкнутые веки и заставлял открыть их, против воли сопротивляющегося мозга. Один из рабов не выдержал - это был Симфир.
        Роста обычного пони, с скошенным от рождения лицом, заросшем густыми черными вьющимися кудрями и раскосыми ногами с длинными грязными ногтями. Часть его туловища была парализована, и он имел шрам от вырезанной почки.
        Просвещённый подошел к нему быстрее, чем тот успел подняться и взял за горло.
        Симфир захрипел, тогда Просвещённый схватил его за волосы и выволок из оливковой рощи прямиком под лунный свет и сотни огней засаленных ламп - искусственного освещения, под которым росли днем и ночью в тепле и большем уюте, чем рабы, оливковые деревья.
        - Больно, жалейте - пробормотал сонный Скатор, уткнувшись в подушку из сваленных листьев лицом.
        Просвещённый отпустил Симфира, заставив того упасть в грязную лужу и подошел к оливковым деревьям снова.
        - Кто на этот раз?
        Нерушимый шелест ветра, гоняющегося бумерангом по полям заставил просвещённого усомниться. Он собирался уходить, но слова повторились.
        - Жалейте.
        Просвещённый преклонил колено перед Скатором и посмотрел на его отсутствующий взгляд.
        - Что за шут?
        Один из рабов решил открыть рот.
        - Можешь говорить, обещаю не наказывать за слова.
        - Он болен, у него отсутствует часть речи.
        - Раб - придурок? - просто спросил просвещённый. - повтори свои слова, придурок - посмотрел он на Скатора.
        - Не надо, больно.
        - Спи - сказал просвещённый, сильно сжав в ладони руку Скатора, которую тот пытался положить ему на плечо.
        Легкий хруст, глаза Скатора увлажнились. Странно, но просвещённый почувствовал вину пред ним.
        Он вышел из полосы оливок, и взяв одну в рот, выплюнул косточку.
        - Ты ел их? Лучше сознайся - сказал просвещённый, глядя на Симфира. Бока то не тощие, как у товарищей.
        Он не знал, что тот крал еду у Скатора, а слабоумный даже не обмолвился.
        - Н - е - е - е - т - затянулась длинная песня под тяжелые удары скипетра по спине. Неожиданно выбежал Скатор в одной набедренной повязке. Он упал пред просвещённым и выхватил резким движением кнут, заставив открыть его от изумления рот.
        - Больно - показал он на себя.
        Просвещённый оттолкнул Скатора, и хлестанул его несколько раз как только хватало размаха. - Хочешь облегчить его учесть?! - Хочешь?!
        Скатор молча смотрел на него доверчивыми глазами.
        - Получай часть дележа.
        Остальные рабы сжались и голоса их больше не перебивали едва слышный шепот волн.
        На рассвете в укутанные ветвями оливковых деревьев покои рабов, вернулся Симфир.
        Глаза его побелели от боли, кожа блестела потом, от тела струился острый запах. Он подошел к кровати Скатора, уже спящего битый час.
        - Симфир - сказал Скатор удивленно глядя, словно сперва не узнал его.
        Симфир оттянул ногу назад и со всей силы пнул его в живот.
        - Симфир… - хватая ртом воздух, прошептал Скатор.
        Глава - 9 -
        Дети носились с тяжелыми игрушками по вычищенному от развалин музею. Они пускали самолеты из острых ржавых пластин, скрепленных деревянными дощечками.
        - Мастер Альфредо! - поприветствовали его они хором и облепили в радостном визге.
        Он осмотрел их, но не увидел Неизвестного. Вот Лам лезет обниматься и показать находку - он самый смышленый из всех. «Непоседа, любимый непоседа.» Когда Неизвестный замыкался в себе, это маленькое курносое солнышко только и шкодило, радуя Альфредо. Он наделся, что мальчонка вырастет его наследником. Неизвестный смотрел на него свысока, хотя был старше лишь на два года.
        - Где твой товарищ?
        - Дуется неподалеку - ответил Лам, скорчив серьезную мину.
        - Играйте - сказал он. - И поищите зеркала. Ребятишки пустились в россыпную, а Альфредо занялся обходом выставочных залов. От затопления и грабежа уцелели немногие экспозиции и фрески, двери пустили на костры, и в залах подолгу бы скапливался парной воздух и рос грибок, но Альфредо и парящие кинжалы удалили окна и состроили вентиляцию.
        Он углублялся в сердце музея, не встречая на пути даже мышей.
        «Где же этот ребенок?!»
        Свет упал ему под ноги и его осенило. На крыше!
        Альфредо забрался на неё не без помощи лестницы. Он итак потянул спину.
        Закравшись по куполам на основной массив музея он успокоился.
        Мальчик сидел у отогнутой рельефной крыши и свесив ноги, смотрел на незамечающих его детей. Сбоку, на подстилке, валялся отросток Живодуба и камешки.
        «Он надеялся, что склеив лунные осколки, заставит их работать как целое. Как - ни будь раздобуду ему побрякушку, хоть и вреда немерено от неё».
        На самом деле Светокамень - следствие заражения лунными осколками. После смерти он кристаллизировался в печени, она деформировалась и её вырезали. Но давненько он не видал звездопадов… как и звёзд.
        - Почему ты не бегаешь с ними? - спросил бесшумно подошедший Альфредо.
        - Я снова вас проморгал.
        - Почему ты один?
        - Они, они… - захлюпал мальчик, лицо быстро покраснело. - Я ненавижу школу.
        - Почему?
        - Они говорят на уроках истории, зевают, плюются от музыки.
        - И о чем?
        - Они сказали: зачем учиться бесполезным вещам, когда существуют вещи намного интереснее, чем прослушивание писклявых звуков или разглядывание замусоленных страничек истории, пересказанной каждым горлом. «Какой толк от истории» - Так они сказали.
        - Что ты им ответил?
        - Не велика важность.
        - Эй посмотри на меня - поднял на ноги мальчика Альфредо, но тот ударил его по руке и попытался вырваться.
        Альфредо перехватил его.
        - Успокойся.
        - Они только и делают, что развлекаются! Ни утрат, ни лишений! Повидали бы они с мое в убежище!
        - Ты должен понять, что жизнь - не только сплошная работа, жизнь - это и краткие минуты блаженства, она и яркое солнце, на которое ты можешь смотреть часами, и красота самой жизни.
        - Где ваше солнце? - пробурчал мальчик. И оно опасно. - Я не ненавижу людей - ответил он успокоившись. Не понимаю их отношения, ведь это правда важно? Правда? - посмотрел мальчик выжидающе в глаза Альфредо.
        - Как ты рано вырос, зачем спрашивается? - полумолча посмотрел Альфредо на его грязную голову с клочками запутавшихся волос.
        Глава - 10 -
        АЛЬФРЕДО
        Неизвестный не видывал стольких братьев ордена разом. Улица в двигающихся чернильных пятнах. Сливающиеся с бетоном, парящие кинжалы сновали по переходам и выставляли посты, исследуя ответвления и брошенные квартиры на варианты засады.
        - Идём же - тепло сказал Альфредо.
        - Я их не отличаю…
        - Плащи теней, не беспокойся.
        - Они есть и у просветителей!
        - Юный паникёр вовсю разносит…
        - Алан! - Мальчик уткнулся лицом в тёплый кожаный плащ. Алан обнял его.
        - Только не души меня.
        Он засмеялся.
        - Привёз тебе подарочков Солхеймских.
        Альфредо строго пальнул глазами, но Алан как ни в чём не бывало, сбросил с плеча магнитную сумку и дал заглянуть Неизвестному.
        - Что там? - проворчал Альфредо.
        - Вино.
        - Хочешь споить моего пацана?
        - Да брось, Альф! Он заслужил.
        - Чем это? - удивился мастер, сам потянувшись к бутылке.
        - Мастер Альфредо! - прервал их брат ордена. Просветители обошли театр Эрнстада.
        - Ящики при них?
        - Так точно.
        - Встречаемся на заставе, проводите… Просветители, и проследите, чтобы они не переступали её границ. Алан, и… Неизвестный, держитесь позади меня - сказал Альфредо и поспешил отдалиться от них.
        Алан улыбнулся мальчику.
        - Работаем в паре?
        «Братья» осматривали завал. Алан подскочил и изящно приземлился на поехавшую стену. Поздоровавшись со всеми, он проделал то же в обратном порядке.
        - Собираю информацию - улыбнулся Алан снова. Он был в отличной форме, и, казалось, никакие преграды ему не помеха. Золотистые волосы растрепал ветер, но он тут же «расчесывал» их ладонью.
        - Каково обывателям на Безымянном? Я со скуки бы помер, засидевшись в этой яме.
        - Ну тут сыро, холодно.
        - Говорю же - яма.
        Накрапывал дождь. Они зашли под навес. Слева и справа потянулись струйки дыма. Мальчик закашлял.
        - Не переносишь табак? Сейчас уладим.
        Алан сменил тон и прокричал что - то на незнакомом языке, грозя кулаком. Не прошло и минуты, как запах развеялся по расчищенной от пыли дороге.
        В подворотне мокли горожане.
        - Чего они ждут?
        - Пока мы уйдём. Надень-ка плащ - сказал Алан, снимая свой.
        - А ты?
        - Прогуляюсь под дождичком. У меня иммунитет. Чувствуешь? Пахнет ржавой смесью. Чего не принесут облака…
        Каменистая кладка устилалась смытой с крыш радиоактивной пылью. Алан поделился противогазом, и они догнали Альфредо около блокпоста.
        - Застава через сто метров - прокомментировал он карту больше для инструктажа новичков, чем читая её. Кого приспичило в туалет - у вас пять минут.
        Убедившись, что мальчик и троица новеньких разошлись, Альфредо притянул Алана.
        - Алан, послушай… Пригляди за пацаном, я полагаю, что он выкинет что - ни будь этакое, как на площади.
        - Но за себя я не отвечаю.
        - Потому что за тебя отвечает остров - ответил Альфредо грустно.
        Они явились в назначенное время, и не одни. Торговцев сопровождали люди в белоснежных атласных плащах.
        Альфредо дал знак и парящие кинжалы рассредоточились по квартирам с арбалетами и ружьями наготове.
        Что удивило Неизвестного, так это их беспечность. Те, кто назывался просветители и вовсе не оглядывались, а шли как по своим владениям.
        Торговцы опустили саморазвертывающийся куб, и из него выползли рельсы, а по ним - ящики.
        - Проверяйте - сказал торговец. Мальчик опознал его. Тот, с кем Альфредо встречался на крыше.
        - А что делает на обмене ребенок? Получает уроки послушания? - полюбопытствовал просветитель. Белая шляпа и высокий воротник скрывали его лицо. Из темноты проглядывал лишь нос, вытянутый и острый.
        Альфредо завёл мальчика за спину.
        - Ваш сын, Альф? Умно учить…
        - И не ваш слуга - возразил ему Мастер.
        Просветитель подбрасывал в руке нож.
        - Как бы не приключилось чего…
        - Непредвиденные обстоятельства порой злы - подключился к «разговору» второй просветитель.
        - Вы намерены принимать товар? - нетерпеливо протараторил торговец.
        - Он далеко - ответил Альфредо.
        - Так подойди, проверь - улыбнулся просветитель.
        Мальчика перехватил страх, но учитель смело ступил и нарочно располосовал коробки.
        - А теперь донесите их к нашим складам - там и получите информацию.
        - Ничего, местную инициативу мы перелопатим - сказал просветитель. Стянутся войсковые части и приберут мусор.
        - Избавят город от нечистот.
        - Угрожаете на территории Ордена Парящих… - Альфредо побледнел от злости.
        - Это ничейная земля - а вы присвоили её себе. Как известно, все ничейные земли - принадлежат империи.
        - Мне об этом не сообщили.
        - Очень жаль, когда подводит слух.
        - Сколько ящиков договорились поставить?
        - Пять, - отчеканил торговец.
        - Очень хорошо, это больше, чем в прошлый раз.
        - Поклонитесь, проявите учтивость, - сказал просветитель слева от торговца, - они тратят на падаль время, скупая товар.
        - Домой! - дал знак Альфредо. Ящики занесёте как обычно.
        Просветитель почесывал кулак.
        «Свита» Парящих Кинжалов наблюдала за работой.
        - Что скажешь, Неизвестный? - обратился к нему Алан.
        - Альф, в смысле, мастер Альфредо рисковал.
        - Без риска и шлюха строит из себя недотрогу - усмехнулся Алан, но, поняв, что с ребёнком так не разговаривают, сменил тему.
        - Мечи - стражи - редчайшее явление. Однажды я познакомился с ним, поэтому и прихрамываю. Что конкретно тебя…
        - Сколько их?
        - Оо, вот это пыл! Надумал прихватить штучку себе?
        - Отец говорил мне, что они стерегут владельца.
        - Отец? Альфредо не говорил…
        - Перестаньте увиливать.
        - Детские игры наскучили тебе? Что ж, отец не обманул тебя. Я победил в поединке защитника. Кажется, его звали Лайм. Засранец прикончил моих друзей. Нас было четверо, с метками. Меч - страж направлялся как магнит к железу. Он разрубил Хейна как масло. Тогда я озверел, толкнул на протектора друга и пока он вынимал его из тела, достал мерзавца.
        Ноздри Алана вздувались, плечи вздрагивали.
        - Не кори себя…
        - Горн был не жилец, одиннадцать ран, распоротый живот… Я помню этот запах… Протектор валялся под камнем. Я придавил ему шею ногой и когда поднял меч, он ударил током. В бездну мечи!
        - Алан…
        - Убирайся!
        Пришибленный криком, мальчик заковылял прочь. Липкие капли застревали в складках плаща, шипя тая от тепла. Он закашлял. Размалёванные кислотным дождем кирпичные здания выглядели еще уродливее, чем до ливня. Всюду взгляд натыкался на облупившиеся фасады со сползающей в лужи краской. Шлепая сапогами он ощущал неровности асфальта. В обуви хлюпало от избытка воды.
        Алан догнал его за поворотом.
        - Вот…
        Мальчик поднял капюшон.
        - Поделишься плащом?
        Алан голый по торс, обмотал ребенка своей одеждой и взял на руки. Так, под промокшей кожаной тканью, они добрались до складов.
        Угодив в туннель, ведущий к подземельям ордена, они напоролись на Альфредо.
        - Уединяешься в курилке? - усмехнулся Алан.
        - Проведаем ка склад. Хочу удостовериться, что они держат обещание. Парень, ты как? Здоров?
        - Здоров он - улыбнулся Алан.
        Мальчик кивнул.
        - Перепугали просветители? Злобные животные.
        В компании учителя и Алана мигом стало тепло. Они смеялись, шутили, подбрасывали фразочки, ранг не разделял их.
        - Тшшш! - Альфредо и Алан синхронно достали мечи.
        - Не бейте! - крикнулось из темноты.
        Зажглась спичка.
        - Рафаэль? Ты один? - спросил Альфредо заглядывая за его плечо.
        - Бежишь со всех ног? - осмотрел его Алан. Отдай ключи и следуй за нами.
        - Что произошло?
        - Просветители… Они совсем распоясались!
        - И первым делом ты рванул от проблем, так? В глаза гляди, когда отвечаешь - голос Альфредо погрубел. Я поручил тебе следить за хранилищем не для того, чтобы какие - то мыши рыскали по нашим запасам.
        - Альфредо - о… Тикают часики, позже разберёмся - сказал Алан, и они запалив факел, подали его Рафаэлю.
        - Иди впереди, и не вздумай орать.
        Дождавшись, когда темнота скроет их, они последовали за «братом».
        Но хранилище пустовало. На стойках отсортированные по дате ящики, и застывший конвейер, сбрасывающий их в амбары подземной крепости.
        - Где все?
        - Просветители вывели их на улицу. Поймите же! Я ничего не мог поделать!
        Альфредо схватил Рафаэля за ухо.
        - Найди моих людей и сообщи, куда угораздило им сунуться.
        - А где пятый ящик?
        - Из - за вашей гордости Мастер, они принесли только четыре.
        - Но мы заплатили информацией.
        - Нам нужны эти медикаменты, а вы! Если вам дороже достоинство, чем жизни, теплящиеся в этом городе…
        - Иди к черту, Рафаэль! Я добуду треклятый ящик сам!
        - И поставите под угрозу себя!
        - Тогда работай! Оповести патрули!
        - Не забывайтесь, это они контролируют нас, а не мы их.
        В руке Альфредо блеснула молния.
        - Ты перечишь Мастеру ордена?
        - Я напоминаю, что мастера меняются, а орден остаётся, и надо заботиться о его благе.
        Когда он вышел Альфредо улыбнулся.
        - Не бойся его мальчик, он пропитан страхом. Не узнаёшь? Это один из тех крысоловов, которые выкопали тебя из туннеля. Сам он не рискнул бы и сунуть нос дальше полосы оцепления или границ острова, но поучает будь горазд как! Алан, поищи сменщика Рафаэля.
        - Справитесь тут сами?
        - С мышиной ордой? Да запросто. Пусть только заявятся.
        Но сменщик уже пролезал через окно.
        - И звать не пригодилось.
        - Мастер Альфредо - поклонился он, и запустил конвейерные ленты.
        - Не пыльная у кладовщиков работёнка - сказал Алан.
        - Почему просветители не тронули припасы? - спросил Неизвестный.
        - Они - очень гордые - жильцы шестерней.
        - Надменные - вставил слово Алан.
        - Мы называем их железячниками. Им не ведом голод, эпидемии, болезни, как и сочувствие. Они полагают, что мы - рассадник, в котором культивируется все это и не видят в последствиях своей вины. А мышиные норы… Просветители - пол заботы.
        - Но вы с ними сотрудничаете?
        - Сдаём информацию о прибывших и отбывших, отчитываемся поквартально за каждую душу и инцидентах. Скажешь - я подл?
        Пусть… Рафаэль! Я же велел…
        Он нервно вручил Альфредо конверт.
        - Позже гляну. Ступай, пока не рассердил меня окончательно!
        Пол гудел, паровые котлы разогревали цех. Мальчик снял излишне теплую кофту и Алан развесил мокрые вещи над оборудованными клапанами выхлопными трубами. Пропахнет - зато высушится. Учитель смаковал консервированный горошек.
        - Иногда мы вынуждены идти на уступки, дабы существовать. - сказал Альфредо мальчику. Что орден противопоставит империи? Рубежи бойцов, которых сметут бронепоезда?
        - Старина, ты ведь это так не оставишь.
        - Ну уж нет.
        - Угощайся - подал консервы мальчику. В прозрачной жиже плавала плесень. Учитель подцепил её ножом. Неизвестный полез пальцами, но Алан предоставил ложку. Надо же! На складах имелись ложки, а дома он хлебал из мисок.
        - Алан, завтра собрание ордена. Ты придёшь? - облизнул он губы.
        - Не в сей раз.
        Неизвестный отметил, сколь часто велись беседы на острове. Будто разговорами можно было согреться от снедающего желудок спазма. Он поглотал шарики на одном дыхании. Горошек едва утолил голод. Сменщик исчез в глубине зала, и мальчик скрёб ложкой донышко банки в надежде отыскать запропастившуюся горошину. Алан без зазорно хлебал вино, выволоченное из погреба на грядущий праздник. Совесть начисто отсутствовала в его натуре, но это не преуменьшало плюсов. Он и в бедно обставленной комнате умел преподать себя хозяином положения.
        И вот он запел. Альф вначале не поддавался на уговоры присоединиться, но Алан не нуждался в аплодисментах. Перехватив поудобнее гитару, взятую с верстака, он бряцнул по струнам, и цех ответил ему стуком молотков. Прибыли рабочие на смену, и заприметив Алана с инструментом, вместо того, чтобы понуро расходиться по верстакам и станкам, похватали зубила и вторили этой странной и непонятной песни, занесённой с юга. Они пели о родине, о несломимых героях родных краёв, об отцах и матерях, и о победе. К ним подключился колокольный звон с Маяка, оповестивший о прибытии барж. У железячников и имперцев этот «гимн аборигенов» вызвал бы приступ смеха и презрения.
        После бурной пляски аккордов и голосов клонило в сон, но Альф вынудил подняться на ноги. Алан запьянел, что было весьма некстати. Учитель и сам изрядно принял, хотя, как всегда, крепко держался на ногах.
        - Письмо Рафаэля… Что в нём?
        Альф вскрыл конверт. Губы зашевелились. Алан угадал по выражению лица.
        - Соберу людей - отчетливо проговорил он, и грациозно взобрался на стойку, а там - на крышу, активируя плащ.
        - Предупреди часовых.
        - Что происходит? - не вытерпел ребенок.
        Рабочие искоса поглядывали на мастера и удаляющегося Алана.
        - Позже объясню, не отставай. Созовите совет! - прикрикнул на них Альфредо и рысцой выбежал к перекрестку.
        - За мной!
        К ним присоединились стройные ряды парящих кинжалов, выныривающие из света.
        - Карту! - потребовал Альфредо, и без заминки обозначил на ней круг. - Оцепить район, подберитесь к башням как можно ближе.
        - Вы уверены, что просветители на площади?
        - Они обожают представления.
        - Демонстрация силы?
        - Показушники, им недостает внимания. - выскользнул из невидимости Алан.
        Назойливый дождь раскрылся с неистощимым упрямством, осушая как мочалку тяжелый свод небес, выжимая пыльные тучи. И к раздробленному дорожному камню нисходили мутные потоки, выливаясь из переполненных траншей и соскальзывающих к ямам и трещинам, где множились черви, задыхающиеся от иридиумовых паров. По бокам громоздились пристройки, заслонявшие поваленные коробки домов, а над ними высились стержни, ведущие к неподдающимся объяснению дискам, образующим город, где живут неведомые люди по неведомым законам, которые, как зрители, лишь изредка оглашали через приемники и громкоговорители о том, что внутри грохочущих шайбочек таки кто - то есть. Безучастие - ключевая черта этого мира, волокон рваной ткани, склеенной на скорую руку и расходящейся по швам. Ценности, коими обладали предки, на подобие братства или свободы, отмирали за ненадобностью. И в рядах ордена зияла брешь. Этой разобщенностью они напоминали волчью стаю, объединявшуюся на период охоты или течки, дабы после вновь стать чужими, невольными странниками свободного мира. Сходясь в группы, западные поселенцы, потомки оппозиционеров,
перекочевывали на восток. А кто не мог позволить себе такую роскошь, и считая себя свободными, по - прежнему таскали хлам, металлолом, пахали и возделывали земли, ведь над ними боле не грозится палкой начальник. Они вольны избирать судей, чиновников, правителей, но по - прежнему влачат камни, дабы «щедрая рука» с неба протянула награду за труды. Добровольное рабство с мельтешащим вдалеке призраком достатка и счастья.
        Средь утопавшей в грязи лощине у пересохшей речки на перекинутом виадуке скопились Просветители. Изысканная золотая драпировка в противовес скромным нарядам протекторов. Демонстративность проскальзывала во всех чертах их одежд. От рубиновых нитей, покрытых алмазной пыльцой вдоль швов кителей до застежек на сапогах, отливающих золотом. Спину прикрывали свободно свисавшие плащи, раздуваясь под ветром. При этом, стриглись по единому образцу, и, вообще, имея разные лица казались одним воплощением, но в различной форме.
        - Да - а, вас не спутаешь - сказал Алан, поймав странные взгляды, но сие обстоятельство его вовсе не смутило.
        Их как срисовали со скульптуры и затем провели в жизнь. Таким образом, внешне они не запоминались, что шло весьма на руку ордену.
        - Как быть? - поинтересовался Алан, остановившись перед забором из спин. Мальчик изумленно взирал на утонченную пышность белоодетых. Часть из них, упершись на парапеты, выкуривала смолистые трубочки и чувствовала себя как дома, не удосужившись уделить подошедшим и взгляда.
        - Я не подвергаю риску орден - настойчиво сказал Альфредо.
        - Я с тобой.
        - Это не обсуждается.
        - Потому и иду - улыбнулся Алан.
        По жесту мастера парящие кинжалы сменили позиции, отступив на крыши.
        - Вы нарушаете требования - с ходу грозно сказал Альфредо.
        Обступившие столб просветители разошлись, пропуская в круг мастера.
        - Мы не оправдываемся перед слугами - ответил, подняв лицо, просветитель с обнаженным мечом. Прислонившись к ящикам с провизией боялись шелохнуться рабочие из ордена. Они ошалело дергались под любым звуком, как нервные.
        - Мыши то поденщиками заделались - сказал четко Алан из - за высоких фигур. Эффект был потрясающий, у просветителя отвисла челюсть. Исключая одного типа, развязно поигрывающего кинжалом. Миг, и он встрял в считанных сантиметрах от головы Неизвестного. К столбу, куда вошел кинжал был прибит зараженный. Туловище совсем потеряло форму, а из язв сочилась желчь.
        - Только тронь - угрожающе процедил Альфредо. Ты как? - повернулся он к мальчику.
        - Папа… С щеки его капала кровь.
        Лидер просветителей ухмыльнулся, и тогда они расступились от следующего столба. У Альфредо расширились глаза. Поодаль они приколотили к доскам ладони Лама. Парнишку, которого он любил наравне с Неизвестным. Исплаканное лицо с покорностью взирало в пол. Альфредо побагровел.
        - Кажется, у вас неприятности - самодовольно выкинул голос из толпы.
        - Ты что нам подсунул?! Я тебя спрашиваю! - прорычал Морс - крупный мужчина, мускулами похожий на быка, схватившись за оружие. - Альфредо! Склад обокрали!
        Просветитель изящно сбросил перетягивающий плащ пояс и, отсоединив самострел, бесцеремонно пробил Морсу горло арбалетным болтом.
        - Кто еще не согласен с дележом?
        Ружья с крыш устремились к говорившему. С шеи Морса извергалась кровь, окропляя белые плащи и мантии просветителей, но они и не подумали отойти. У Неизвестного вылезли глаза из орбит - просветитель… Он стрелял через своих людей совершенно не боясь их убить, а «мыши», как роботы, проследив за полетом лезвия, с невозмутимостью уставились на Мастера.
        - Гвейн, перерубить руки носильщикам - приказал Лидер.
        Альфредо рванулся, но его порыв сдержали другие.
        Парящие кинжалы на крышах настороженно отслеживали через мушки ружей руки просветителей. Алан ворвался в живую изгородь, однако скооперировавшись, те не упустили и секунды. Нож в колено и его запинали до полусмерти, как он не уворачивался от ударов. Носильщики корчились, истекая кровью, хлеставшей из обрубков. Пули хлестали, измельчая в крошку асфальт, но парящие кинжалы словно ослепли и палили куда ни попадя, кроме эпицентра событий. А Альфредо, оцепеневший от неработающего клейма лишь наблюдал за разворачивающейся драмой. Могущественное клеймо изменило ему! Он еще не чувствовал себя столь беспомощно. Как старик, помянуя зрелость и ухватившийся за пылящийся меч, понял, что не в силах его удержать, так и Альфредо опустил руки. Просветители обезоружили его… Он сам обезоружил себя, обколовшись иридиумом накануне. Олаф - брат Морса, высунулся из-за укрытия, где и слег. «Козлы предусмотрели и засаду» - подумал безразлично Мастер.
        Алан оперся на локоть и стиснув зубы, сдавил пальцем метку. Из его ушей потекла кровь, но метка вспыхнула и черепа ближайших просветителей лопнули, а он свернулся, постанывая от боли.
        - Теперь ты уяснил, каков порядок в хаосе. Каков он, хаос, Альфик - произнес смакуя просветитель. Он снял заляпанные кровью перчатки и вытер их о лицо Альфредо.
        - Помни об этом. Он пинанул напоследок Алана, и они ушли, даже не взглянув на убитых собратьев.
        Когда носильщики скончались, Алан, прижимая опухшую челюсть подполз к Альфредо.
        - Мальчик… Что с мальчиком? - проговорил он разбитыми губами.
        Глава - 11 -
        Следующие годы шло обучение Неизвестного, но не как предполагалось ранее.
        К концу практики моторчик часов простучал полночь - ему исполнилось тридцать, а мир… изменился, чего нельзя было сказать о нём.
        Последствия катаклизма сказались существеннее, нежели на то рассчитывали имперские колонии.
        Воздушные пути дирижаблей были разорваны, морское судоходство страдало от цепных реакций волн, торговля стопорилась и Торговая Империя, терпящая убытки позабыв от контрактах, отказала в протекторате Остермолу.
        Повторный удар гигантской волны попал в этот раз по «нетронутой земле обетованной», и люди, раньше называвшие потерпевших крушение - чужими, сами стали ими.
        Нет, в мире остались еще не тронутые рукой человека девственные места природы, но их численность редела как трава, объятая огнем.
        Мир угасал, теряя силы.
        Он не справлялся с эпидемией, называемой человек, грызущей и сокращающей шлейфы живого. Земная кора хрустела как корочка под зубами, раскалываясь и погружаясь в океан, а островки суши на северо - востоке высыхали от палящих лучей, обращаясь в пустыни. Обглоданные водой и песком камни, где в обустроенных оазисах и каменоломнях из союза ремесленников и купцов вырастала могущественная страна, или как ее звали в Остермоле - Империя Солнца.
        Островная империя - Севергард пошатнулась, развивалась коррупция, проедавшая её насквозь как моль, но рука императора, ослабевшего от затяжных и мучительных болезней всё ещё была тверда.
        После катастроф выжил лишь один из приближенных к императору лорд - протектор.
        Первый из хранителей затонул под волной с третью ордена, когда пересекал Залив Бушующих Вод, второго убили неизвестные ассасины, когда тот помогал людям бежать, наплевав на приказы.
        Только третий, опекающий императора, как малыша, выжил. Ходил слух о кровном родстве меж защитниками государства и Барданором, который устранил непокорных братьев прибегнув к услугам Просвещенных, или как они себя звали - просветителей.
        Лорд - протектор защитил императорский дворец от вновь образовавшихся сил повстанцев, с разрозненными группами протекторов отразил наступление с моря, подавил восстания и установил шаткий мир, на коленях перед захватчиками с солнечной империи, запомнившийся в истории как Позорный.
        - Умеют же люди измываться над миротворцами - проговорил тогда Верховный Канцлер.
        Торговцы привели защитнику в пример правителя Утренней Дали - старой восточной части материка, земель Демвира - длинных рослых лесов. Правителя, сдавшегося перед кучкой фанатиков с тринадцатилетним узурпатором - садистом, который пригласил в свой замок на горе к празднику Длинного Дня государя с семьей, отмечаемого раз в десять лет, в честь круглосуточной ясной погоды, и вырезал там высших чинов, оставив его в живых без языка и глаз, и дав ему имя Гордый, когда тот, зажимая рану, отказался ползти на животе и лазая по камням искал перо и бумагу для подписания мира.
        Иридиум более не лился в первозданном виде, а был смешан с каким - то неизвестным веществом.
        Он исчез с рынка и под его видом развилась торговля «пустышками».
        Иридиумовые прививки стали недоступны, дальнейшее их производство прекратилось, за унцию переливчатой отфильтрованной материи торговцы брали единственный полезный товар - живую силу.
        Порой один укол стоил поселения на отшибе.
        Испарения со дна земли усилились, отравления участились, как и в первые дни после катастрофы.
        Люди гибли.
        Разрослась очередная эпидемия, лекарства от которой не было.
        В качестве противоядия совместимым веществом был элемент чистого иридиума, прекратившего существование в таковом виде.
        За неимением запасов, имперские солдаты с распоряжения командующего флотом подрывали острова, дабы выжать из них его крохи и ими расплатиться с долгами.
        По заминированным и тонущим островам курсировали танкеры с насосами, проглатывающими и отфильтровывающими иридиумовые сгустки, всплывавшие после взрывов.
        Лорд - протектор, получив уведомление о деятельности командующего собрался приговорить исполнителей к смерти, но Барданор сказал ему.
        - Трудные времена, накажи всех преступников - империя лишится слуг. И защитник прогнулся.
        Не легче жилось и в сердцевине страны.
        Неисчислимое количество заводов трудились в круглосуточном режиме, и если из строя выходил один котел, аварию часто упускали из виду.
        На тесные кварталы обрушивался пожар и пламя поглощало районы.
        Правительственные организации и войска были спешно отозваны в более - менее уцелевшие земли, а протекторы, вместе с лордом - защитником отныне день и ночь сторожили императора, чья психика серьезно пострадала от нахлынувших бед.
        Промышленная держава нефти и угля сыпалась, когда источились рудники и залежи нефти. Утопая в долгах, империя расплачивалась единственным еще имевшим цену в глазах других государств ресурсом - землей.
        Со счетов списывались многие корабли, ныне простаивающие в Хэнгтерволе. Их нечем было заправить.
        От удара оправилась Империя Солнца (Торговая Империя) - бывшее связующее звено меж Хольдоном и Рокмейнселлом.
        От Хольдона - крупнейшего региона, остался лишь шпиль храма на утонувшей горе, едва заметный при волнах.
        На местах, и на островах, лишенных прямой связи с империей появлялись центры самоуправления.
        Научный институт личного императорского величества выдал в массовое пользование разработку газа, подавляющего эмоции.
        Последний шаг, последний предел - Последним Пределом назвали это событие свободные люди, они убежали на самый край Островной Империи, бывшего Севергарда, и основали в потемках ушедшего мира крепость, способную выстоять даже самый великий прилив.
        Они так считали, и считают до сих пор.
        Верят до конца, что в этом месте, названным Последним Пределом - настоящей живой скале, стены которой сформировались под слиянием гранита и заледенелого феарора, найденного ранее, до катастрофы во льдах можно затаиться и не бояться напастей.
        Феарором звался теплый лед, не плавящийся под дикими солнечными лучами и будто оберегающий гостей от внешних бед.
        Издали город переливался в зависимости от положения солнца, как самоцветы под искрой.
        Последний оплот надежды всего человечества отмежевался от мертвецкой бездны и укоризненно сиял, когда имперцы прятались по домам при шуме волн.
        Путь к нему был настолько тяжким, что правительство после тройки неудачных «экспедиций» и захватнических операций, после того как вокруг Предела появились острова погибших кораблей, бросили эту затею.
        Просто построили со стороны Последнего Предела кучу маяков, снаряженных дальнобойными орудиями. На том и успокоились.
        Неизвестный слышал, что в подвластных императору территориях, в колоссальных масштабах применялся «воздушный яд» - в народе получил название - Черное серебро, так как убивал не только микробы и бактерии, но и все живые микроорганизмы.
        Парализующий волю и сознание, развивающий центр наслаждения. Человек, ничего не имея, был доволен всем. Медленно умирал от этого «яда», и был счастлив. По крайней мере таковым себя считал. Люди забыли, что такое настоящее счастье. Черное серебро возвращало общество к первобытным инстинктам, где главное - победа или смерть. Победа за счет других, иди по головам врагов, братьев, товарищей, любимых, стремись к вершине любой ценой. Мораль и нравственность - пустые слова. Любовь - не существует. Желание и страсть их пределы.
        Туннель в пустоту, в ничто - так ознаменовался исход горном с Последнего Предела.
        Признаться, парящие кинжалы безоговорочно доверяли вестям с него.
        Неизвестный стоял и разглядывал карту изуродованного мира. К нему, потирая руки, бесшумно подошёл пожилой мужчина.
        - Альфредо, я тебя слышу.
        - Меня нельзя слышать - это мой дар. Ты решил?
        - Вечером. Я получу клеймо, вы запаслись чистым иридиумом?
        - Для личных нужд… У меня его достаточно.
        - Что - то не так? Вы побледнели.
        - Все мы бледнеем, мне идет пятый десяток, спроси в тот день, когда тебя нашли, я бы рассмеялся, но сейчас не до смеха. Ты точно решил уйти?
        - Я направлюсь в Темплстер. Отец говорил мне найти Даффи, наверное, его друга. Сомневаюсь, что он еще живой и здравствует, но надо попытаться, надо с чего - то начать.
        - А затем?
        - Затем я направлюсь в сердце островной империи, в самый центр.
        - Это глупая затея…
        Неизвестный задумчиво почесал затылок. Каменная маска на его лице не выдавала ничего, но Альфредо знал его слишком хорошо:
        «За пятнадцать лет он так и не доверился мне полностью».
        - Тогда, в туннеле, я нашел тело. Ваш мастер…
        - Эрнстард - скупо ответил Альфредо. Тебя никогда особо не интересовала история, но ты все равно её изучал. Хотел найти что - то из прошлого своего отца?
        - И не нашел. Словно его не существовало.
        - Но ты здесь.
        - Я даже не уверен, может я выращен? А Лени - придуманное случайное имя, созданное, чтобы успокоить, дать что - то человеку, не имеющему ничего. Но теперь у меня есть жизнь, и эта жизнь будет менять жизни других.
        - Ты хотел, чем - то поделиться…
        - Хотел. Вам интересно, почему я не сказал сразу? Прошло столько времени, и вы узнаете только сейчас? В нагрудном кармане у Эрнстарда лежала записка, а на груди медальон. Похоже его ударили в спину и убежали, рана была старее, чем разложившийся труп, поэтому я сделал вывод, что он ушёл достаточно далеко от места нападения.
        В записке было упомянуто его сожаление о содеянном.
        Он раскаивался и призывал случайного путника, встретившего его, закончить поручение, остановить кризис, появившийся из - за его ошибок.
        Я думал о том, что это бред полоумного, сбрендившего человека, но перечитывая письмо на ночь, как молитву ко мне приходила ясность - он точно знал кому в руки оно может попасть.
        Вы говорили, что он имел своеобразный дар. Дар предвидеть отдельные ветви судьбы.
        - Хочешь сказать, что ты являешься частью его судьбы? Способен изменить устои, формировавшиеся практически пол века в одиночку?
        - Я не вижу другого объяснения. Стоит попытаться, чего я потеряю? Максимум - это свою жизнь. Одна в обмен на острова - справедливо?
        - Ты не верил в надежду, а теперь она горит в твоих глазах?
        - Я вырос.
        - Но ни капли не изменился.
        - Может это к лучшему? Вы не высыпаетесь.
        - Позволь, забыл фонарь. Я догоню.
        - Тогда и я успею отлучиться.
        - Всё скрытничаешь?
        - На месте обсудим. Катакомбы?
        - У пирса.
        Альфредо застукали, когда тот глотал водку, тогда мастер сослался на недосыпание, но если он станет неконтролируем? Неизвестный распознавал его деланное бодрствование, и искренне сожалел о его болезни, не ведая, что учитель спился. Лам, Лам… Как мало ласки он выказал ему! Перед глазами ожили картины. Лам непрерывно бесился и смеялся, Неизвестный его недолюбливал, а он же души в нем не чаял. Паренек выволок его из тьмы на свет, оторвав жизнелюбием от того, что он сотворил с семьей. Лам обогнал в росте Неизвестного, хотя и был младше, а тело уже представляло взрослого мужчину, хоть и с сохранившимися чертами детского лица. Это так умиляло. Когда он стоял спиной можно было предположить, что перед вами зрелый муж, пока Лам не оборачивался, дабы показать язык. Они и разговаривали на равных, и Лам вовсе не чувствовал себя неловко в присутствии старших. Парнишка приглянулся Алану, и он обещал его свозить в Солхейм, чем вызвал у того бурный восторг. Неизвестный же осторожничал, не желая отрываться от родного острова. Вернуться бы на пару лет, наблюдать как он вычудит… Альфредо вытер рукавом глаза. Нашарив
в Башне водку, он глотнул разок и облегчённый, поторопился к Неизвестному. Он частенько поглощал её, когда очнувшись от ночного кошмара, выкрикивал Лама. Бесенок въелся ему в сердце, и оно ныло от невосполнимой утраты.
        Они пересекали бесконечные лабиринты библиотек в туннелях под городом. Катакомбы хорошо сохраняли тепло. Крысы стаями разбегались от шума шагов, но не отступали, зная - там, где огонь есть еда.
        Следовали за тенью двух огней, пылающих от вершин факелов. Неизвестный думал о нескончаемом потоке споров, которые они вели все годы, пока он находился в обучении.
        Разделял страсти, веления, желания, мечты.
        Последние пять лет он обучался сам.
        На Совете сказали, что Неизвестный стал одним из них не только по званию, но и по умению.
        Как и положено мастеру - он отобрал себе учеников.
        Йом, Гийом, Фернир и девушка - Тень.
        Они отзывались положительно о его мотиве и были в курсе дела задолго до того, как орден узнал об его уходе. Жили раздельно. Неизвестный не любил делить кров, хотя и всячески нахваливал учеников за старания и прилежность.
        Он обосновал собственный дом, который был на единственном цветущем по какому - то велению чуда, дубе, не завядающем уже пятое столетие.
        Ни потоп, ни радиация, ни облучение, ни эпидемии и инфекции - ничто не сломило могучее дерево.
        Когда спасенные от бандитов или полицаев, от чумы или эпидемии, от голода или холода, люди спрашивали, где он живет, то Неизвестный просто отвечал: «Дом на дереве.» И все понимали.
        Как - то его назвали серым защитником.
        Он попросил учителя подождать его у выхода из катакомб, рядом с затонувшим кораблем, на борт которого они поднимутся, чтобы достать раствор из запасов иридиума Альфредо.
        Неизвестный оперся на камень и считал волны. Альфредо вознегодует, когда его оповестят о том, что с ним «отходят» глаза парящих кинжалов - вышколенные следопыты, и… Лейм. Но о Лейме потом.
        Сточные каналы выводились к океану и свисали обрубками. Прорытые при империи, они не учитывали расхождений земной коры и красовались, выплескивая редкую влагу на гальку.
        По набережной зашаркала пара сапог.
        - Гийом!
        В широкополой шляпе и плаще как у Неизвестного, с подвязками на штанах для метательных ножей, он пошел на крик.
        Короткостриженый блондин с длинным узким носом и плотно сжатые губы, из которых доносился мелодичный голос.
        Тот поклонился ему.
        - Неизвестный, мы последуем за тобой, куда бы не вели тропы.
        - Кто?
        - Я, Йом, Фернир и Тень.
        Тень…
        Неизвестный знал, что она влюблена в него.
        - Передать, что не желаете ее видеть?
        - Постой - резко сказал Неизвестный. Ты сам знаешь, что между мной и… ничего не выйдет - сказал он Гийому. Плыви с ней, когда доделаешь работу. Она разлюбит меня без взаимности, а тут будешь и ты. Гийом, ты терпеть не можешь одиночества, ее харизма очаровывает, вполне естественно влюбиться. У тебя ведь не было отношений, хотя ты не моложе меня. И пригласи ко мне Йома и Фернира. Пусть ожидают меня на Острове Цепей.
        - Она страдает от своих чувств.
        - Береги ее.
        Гийом кивнул.
        «И все…» - подумал Неизвестный. Он проделал долгий спуск, дабы передать ему, что Тень не забыла его. Надо сблизить их. Гийом хороший мужчина.
        Неизвестный дождался, когда море утихнет, и пошёл проведать свой дом.
        Опечатывать ли его или запустить поселенцев? Он боялся, что когда вернется, то не узнает его, а так… Он простоит нетронутый и Неизвестный проведет скромную старость на насиженном гнезде.
        Обувь скользила по выпавшему летом снегу. Во впадинах проростала трава. На навесных мостах кучковались рабочие. Ему помахали с обзорной башни, Неизвестный помахал в ответ.
        Водоподъемники исправно функционировали. Благодаря вмешательству Неизвестного удалось предотвратить диверсию, едва не сорвавшую переговоры с орденом просветителей. О них у Неизвестного сохранилось двоякое впечатление, но орден признал за ним право на свободное передвижение и разрешение дел. Не обошлось и без влиятельности Альфредо, когда тот, окрепший, наведался в диско - город с армией парящих кинжалов. С тех пор между кинжалами и мышами установился нейтралитет и обоюдное уважение. По крайней мере, правила тактичности они соблюдали.
        Застава с надзорными вышками, он поздоровался со стражником.
        - Документы в пункт и проходите.
        Формальность, он имел право войти и без отметки о пропуске, но встал в очередь.
        - Неизвестный! Как там старик? - спросил из окошка гвардеец в отставке, когда очередь продвинулась.
        - Справляется, дел вот навалилось. Как семья, Фромм?
        - Жена безвылазно болеет. Скучает по Солхейму. Прости за откровенность, но я бы рад увезти её отсюда. Чахоточные не переносят сырость.
        - Я поговорю с Альфом, дом на дереве - пойдёт? А когда причалит торговое судно, он оплатит вам переезд.
        - А ты куда? Она не помешает, клянусь!
        - Я…
        - Очередь! - высунулся из пункта начальник.
        Неизвестный всунул гвардейцу ключи.
        Он будет скучать по острову, по семьям, знавшим его в лицо. По учителю, и по убежищу…
        Пройдя уйму улиц, не имевших названия, с пылающими огнем вывесками, он одел маску и поспешил в строну драки.
        «Ни дня без неё!»
        Троицу полицаев уложили на землю разъярённые горожане и избивали гнилыми досками.
        - Остановитесь. Не они виноваты в ваших бедах. Пятеро отошли, но остальные не обратили внимания на предупреждение. На лицах и оголенных спинах, по которым скатывались снежинки, виднелись следы кочерг. Стоящего слева он знал. «Убил стражей и был оправдан». Горестно вздохнув он вынул меч.
        - Забирайте деньги, что нашли и идите.
        Он решил, что отплатит удары и краденое своим кошельком. К чему организовывать судилище?
        Еще двое отошли, но троица дико заржала.
        - Слышишь, они тут гуляют по нашему району, без пропусков. Засунули в карманы ножи, напялили кофточки, шапочки, арбалеты на перевес, и ходят там и там. Считают им все можно. Продались за жакеты крысам!
        - В чём они провинились?
        - В том, что родились на белый свет. Чем думала их шлюха мать, когда отдавалась за бокал в борделе.
        Повторный смех, но бездушная маска на части лица поумерила их пыл. Смех стал слегка нервным.
        Неизвестный понимал, что тех, кого можно было отговорить уже ушли, и проталкивать воспитательную беседу бес толку, но того требовал регламент. И его сердце.
        - Кончай пялиться кретин, вали.
        - Это последнее, что я мог для вас сделать. Очнетесь в тюрьме.
        Они похватали украденное у стражников оружие, а Неизвестный… исчез. По среди улицы взял и пропал.
        - Что за дела?! Слышь ты где!
        Недоуменно оглядываясь они начали осматривать стены.
        - Мы в этом участия не принимаем - сказали остальные и забежали в первый подъезд.
        - Трусы, тут никого нет - сказал бритоголовый, пятясь к проулку.
        - Увы, есть - раздался сзади голос. Бритоголовый обернулся и упал, парализованный точным ударом.
        Двое вскинули пистолеты и выстрелили. Промахнулись. Неизвестный высоко подпрыгнул и ногами приземлился на грудь первого, второй выстрелил, и пуля отрикошетила об выставленный металлический нарукавник. Он пронырнул под бандитом, и с силой рванул вперед. Бандит упал. Последний замахнулся для удара, попал в блок. И начал задыхаться.
        - Отпустиии - прохрипел он.
        Люди выглядывали из окон и видели, как Неизвестный в маске поднял за горло над землей человека вдвое тяжелее и крепче его.
        - Ты свяжешь своих собутыльников, и сам пойдешь к офицеру, расскажешь ситуацию и прихватишь в каменоломню друзей, на год. Понял?
        Спокойный голос поверг в ужас бандита и тот дико закивал, пытаясь последними силами вырваться из стальной хватки.
        Неизвестный разжал руку, бритоголовый упал на колени и пытался отдышаться.
        - Кто вы? - поднял он взгляд. Но улица была пуста, а следы исчезли. Он глянул на наручные часы, которые украл у одного из полицаев: прошло две минуты, а ему показалось - вечность.
        Неизвестный поднимался по заброшенной веревке на дерево. Перебирался с ветки на ветку, и скатился по стволу дерева. «Вот я и дома…»
        На террасе размещались приспособления для обработки ран и койки, а сквозь пол проходили толстые ветви.
        Особняком крепилась конструкция, предназначенная для подъема к дому на дереве раненых или тех, кто не в состоянии забраться по веткам.
        На ось колеса была намотана веревочная лестница. Он приподнял Г - образный зажим, и веревочная лестница съехала к земле.
        Он толкнул никогда не запираемую дверь.
        Островитяне знали его, и никто не заходил без приглашения. Сняв маску он прошёл в самодельную ванну. Перегородки из дощатых скреп и матрацев кишели клопами, но он обрабатывал помещение специализированным газом из лабораторий просветителей. Ненависть - ненавистью, но сделки - сделками.
        Над кроватью красовалась карта острова на холсте. Ее нарисовал знакомый художник, отблагодаривший Неизвестного за помощь.
        Парящие кинжалы делили остров на зоны, которые патрулировали от грабежей и снабжали продовольствием с медикаментами. И, если, иные, периодически отлынивали от разбора завалов и рискования жизнью, то Неизвестный не позволял себе и часу безделья.
        Он подошел к умывальнику, вытащенному из подвала торговых рядов. По бирке и не поймешь - здешний или имперский. Налил воды в руки из бутылки и умылся. Поглядел в зеркало: белые волосы просвечивались сквозь темные.
        «Рано я старею» - погладил он шельф махровой простыни и истертую кожу кистей.
        Впалые глаза были свидетелями недавней болезни, когда он слег с лихорадкой - Солнечным Жаром.
        Люди окрестностей боялись что их единственный спаситель, который без страха спускается вниз, раздает найденные лекарства и еду, может умереть. Они выстраивались в очередь и отдавали самое ценное. Он никогда не видел такой заботы. Особенно его поразила женщина, смотревшая на него с постоянной благодарностью, хотя он и не понимал за что. Ведь прежде он ее не видел.
        И вот он здоров, а кому - то могло не хватить антисептиков или чего - то еще, из того, что влили ему в нутро, сквозь негодования.
        Порошок застревал в бороде и меж зубов. Он пригладил щетину, промыв бороду от кислой посыпки и ощутил зацветший запах - опять забыл поменять позеленевшую воду.
        Прошёл в обставленную по - старинному стилю комнату. Старинным стилем он называл наборы рухляди: пошарпанный стол, стул без ножек, кресло с отломанными подлокотниками и кровать, состоящую из матраца и сетки. Спинка у ее изножья пошла на ставни, а у изголовья - на подпорки для шкафа. Некоторые вещи, такие как диван, люстра и светильники он привел в надлежащее состояние, но по большей части наполнение комнат выглядело жалко.
        Некогда они имели довольно торжественный вид. Кинжалы вынесли фурнитуру и мебель из рухнувшего здания городского правительства, когда Неизвестный получил титул мастера. Ему полагалась треть находки.
        Стены были увешаны картинами, всюду свисали полотна, крепившиеся за что только можно. Но одна картина повторялась.
        Он пытался нарисовать отчима, но не мог вспомнить каков он.
        Каждый раз, начиная новое творение и вырисовывая знакомые черты, Неизвестный вскрикивал, так как они невольной рукой превращались в маску убийцы. В его маску - полумесяц. И таких масок им нарисовано пять. Приняться за шестую он не решился. Боялся эффекта, захватывающего душу, от чего и запрятал краску с рисунками за досками и шкафами.
        Неизвестный сел за столик и поставив на него локти, обнял голову.
        Альфредо корил его за то, что он не позаботился об окнах, а уделял время перевязкам и медпомощи. Заколоченные наспех, они едва пропускали свет, но щели превосходно впитывали сырой, болотистый воздух.
        Он долго просидел, сглатывая терпкий отвар из переработанного мха и топара - выдержки из свиного мяса в фабричной настойке. Мяса то и не видать, лишь запах, разбавляли как могли: протертыми щепками, досками, древесной корой и землей. Так же кормились крепостные стражники, когда торговцы задерживались с товаром. Обычно, Неизвестный ограничивался пробой «иностранного деликатеса», предпочитая проверенную пищу, но ему предстояло долго странствие, где скоропортящиеся продукты придут в негодность. «Долго такой не протерпишь…» - подумал он, сплевывая плесень. Но, на удивление она получилась питательной. «И чем пичкают животных?» Загонов или свинарников он не видал. Привозных хрюшек перегоняли в дисковой город, где велись торги, и уже оттуда, при выигрыше, братство кинжалов получало котлы с похлебкой. «Проваляются кошки в канавах, а они нам везут под видом свинины - нате! Заплатите!» - говорил Алан. Населению тоже полагалась еда. Из того, что не раскупят.
        Кружка обжигала руки.
        Думал о своём, пытался вспомнить ускользающее прошлое, но на ум шли лишь осенние листья. Только некоторые моменты застенчиво промелькивали в голове, а детство в убежище и остальное исчезало день ото дня.
        Он посмотрел на медальон, висевший на груди, медальон, который впитал частичку его истории.
        «И ничего от отца… Кроме этого металла, снятого с прославленного убийцы, больше ничего я не имею. Единственное воспоминание о былом.»
        Но он помнил дни здесь.
        «Этот день, мой последний день в новом доме. Я покину и его, и он затеряется в воспоминаниях. Как больно терять привычное, и как трудно принять новое.»
        Не ради себя, ради себя он остался бы там, в убежище, чтобы заживо похоронило рядом с единственным по - настоящему близким человеком.
        «Сейчас, приняв решение, у меня нет права на отчаяние.»
        Щелк - включилась вентиляция над головой. Заработала вытяжка. Учитель с членами братства раздобыли его в одном из цехов по производству корабельных винтов. По сути, это и был гребной винт с переделанными лопастями.
        Он открыл шкафчик в столе и вытащил служебный журнал. Проглядел его.
        Смена караула у тюрьмы в девять.
        Надо сказать, Альфу, чтобы он проверил: выполнил ли просьбу отморозок, или нет. Если нет, то он ничего ему уже не сможет сделать. «Завтра этот клочок земли попрощается со мной, а через полгода забудет о моем существовании.»
        Неизвестный вытащил из-под стекла, прикрывающего стол карту.
        Отметил маршрут. Остров Цепей и Остров Скал. Потом Темплстер, а еще Последний Предел.
        Ему нужны единомышленники, в одиночку он не справится с огромной махиной. Теперь бы только знать: правильный он принял путь? Или это дорога, стелящееся в бездну?
        Взял край карты и поднёс к нему зажигалку. Огонь медленно поднимался по шероховатым нитям, сплетенным во едино. Остался лишь пепел. «Прощай.»
        Он вышел, повесив громоздкий замок на дверь своего экзотического дома и запалил газовый фонарь, чтобы Фромм с женой не затерялся в сумерках.
        Перебираясь по «воздушным мостам», растянутым на верхних этажах, проползая сквозь завалы и минуя Башни Смотрителей, он вернулся к выходу из катакомб.
        Могучие волны лизали бок корабля, пена и брызги попадали внутрь великана, через пробоину.
        Присев на теплопровод неспешно докуривал сигарету Альфредо.
        - Не бережёте себя - сказал Неизвестный.
        - Смысл беречься?
        - Смысл есть, но вы его не хотите видеть.
        - А ты хочешь? Пойдем, брошу.
        - Вы это говорите в сотый раз.
        - Восемьдесят шестой - отчеканил Альфредо.
        - Вы считали?!
        - Конечно. Неприлично позволять обвинять себя в том, чего не совершал. И тем более, выдавать выговоры и наказания сверх меры. К счастью ты не моя жена, и я не твой муж - сказал Альфредо хихикая.
        - Давно пора, а то всё один.
        - Ты тоже не думал об этом? Видно по лицу - думал. Может ты и прав, и в этом мире лучше не жить нашим детям, вот только представь свое сожаление об потерянном времени, если мир вдруг расцветет?
        - Как розы?
        - Никогда не видел роз, только на фотографиях. Я жил в северных широтах, где цветы заменяли неразлучные холод и голод.
        Но суровые земли не повлияли на жизнерадостность учителя.
        Постукивая пальцами, Неизвестный облокотился на перила разрушенного морского порта.
        - Вода холодная - сказал Альфредо. И кости ноют, дождичек будет.
        - Кто - то еще из ордена знает об этом тайнике?
        - Кроме тебя - никто. И тебе сказано лишь в обмен на секрет. Если бы я ничего важного не получил, то побродили бы мы по кругу, я бы сказал: заблудились, катакомбы старинные, путей пересечения не сосчитать, а старость не радость, поэтому, давай завтра. И завтра бы уже не было.
        - Словно мы торгаши на рынке?
        - Шучу. Да ты и не поверил, так? Раньше обводился вокруг пальца как карандашиком, а сейчас, с твоей особенностью… можешь сделать тоже и со мной. Не пользуешься чужой слабостью - признак сильного.
        - Признаки присущи предмету, но никак не живому.
        - Хорошо, ты победил - саркастически произнес Альфредо.
        - Прекрати дурачиться.
        - Правительству Остермола это скажи.
        Раздевшись, они прыгнули в ледяную воду. Острые иголки пронизывали тело, впивались в мышцы, заставляя их сводиться в судорогах, но Неизвестный упорно плыл, а за ним, не отставая, махал руками разводя волны, Альфредо.
        Вот поток воды накрывает, закроет небо, лицо погружается в пучину, и выныривает. Он хватается за борт, подтягивается и соскальзывает с мокрой поверхности назад.
        - Не выйдет - сквозь шум волн выдал Альф.
        - Мы не пытались!
        - Не трать силы, лучше понизу, через трещину в трюме.
        Глубоко вздохнув они погрузились в бездну мирового океана.
        Преодолевая встречное подводное течение разгребал руками, разводил воду в стороны, ослабляя хватку смерти, приблизившейся к горлу.
        Вот и трещина, приличная, метра два.
        Подтянулся внутрь, прошмыгнул в кают компанию, в уголке увидел край воды, всплыл. Вместе с ним всплыл Альфредо. Они долго и часто дышали, молотя по воде руками. Дрожа от холода, он заставил себя нырнуть снова, и сквозь стекленеющие от холода глаза плыл по длинному шлюзу, по пути разгребая руками и отталкивая столы с мелкую утварью, плавающей по самому центру. Гермозатвор. Приоткрыт, но не достаточно. Оглянулся назад, Альфредо только подплывал. Неизвестный напряг мышцы и потянул затвор на себя - не получилось. Воздуха не хватало. Темные круги расширяясь, заволакивая взгляд. Альфредо приблизился, и они вместе налегли на вентиль. Приглушенный стон, и дверь поддалась. Быстро проникнув внутрь, они поплыли вверх, перехватывая руками ступени лестниц. Вынырнув в рубке, Неизвестный помог учителю вылезти из люка, и они на пару закрыли отверстие лежащим рядом матрацем.
        Прижавшись спинами, они отдыхали. Холодный ветер не проникал внутрь, и разбивался о прочные стекла, медленно запотевающие от дыхания людей.
        - Воду не остановит, но на нём можно отлежаться!
        Рядом со стеной висела трубка. Огонек горел зеленым светом.
        - Она не работает, это я лампочку поменял, чтобы создать хоть какой - то уют.
        - Соорудил себе курорт?
        - Как видишь и еда на подносе - рассмеялся Альф.
        На блюдце, под панелями управления, обжился Змеелов - коричневая ящерка с продолговатой шеей, выступающей продолжением челюсти. Детёныш, помещавшийся на ладони, в процессе поглощения зверьков вырастал до двух - двух с половиной саженей в длину, и имел метр в холке.
        - Прикармливаешь зверюгу?
        - Из неё выйдет отличный сторож. К тому же, она не оставит старика одного.
        - Альфредо, не сегодня - застонал Неизвестный.
        - Естественно, нет! Завтра то тебя не будет.
        Поднимались нешуточные волны, раскачивая опрокинутый корабль.
        - Хватит разлеживаться. Если ударит посильнее - окажемся в ловушке.
        Но сам Альф заставить себя подняться не смог. Неизвестному пришлось упереться в пол и помочь.
        - Встаём - сказал он ученику, скрывая неловкость.
        Он кряхтя отёр грязные ноги и кивнул на опрокинутый шкаф.
        - Там должны быть одеяла.
        - Страшно подумать из чего ты их сделал - сказал Неизвестный, открыв створки. Воняют как…
        - Знаю, но теплые.
        Завернувшись в два пуховика, как монахи, они побрели по мрачным коридорам судна. Альфредо разогрелся ходьбой. Похрустывание костей вытиснилось теплом, и он припевал. Из Неизвестного же корабль тянул силы, он осунулся, а коридоры становились напоминанием тех ночей страха, когда убежище могло уйти на дно океана, и остаться там навеки.
        - Остановимся здесь - предложил Неизвестный. Я умею готовить, тут есть еда?
        - Есть, есть, пошли за мной. Как хорошо, что ты поваром нарисовался.
        Альф потряс пакетик с высушенными листьями и задумался.
        - Сдаюсь - сказал он после молчания. Не умею заваривать чай, зато хорошо готовлю рыбу и мясо, которое давно в помине. Неизвестный, ты где?
        - Выращиваешь грибы? - донеслось до него из параллельной каюты.
        - Вполне съедобная вещь, и без галлюциногена.
        Пол каюты был усеян маленькими сморщившимися грибочками. Слегка сухие.
        - Давно они не получали влаги, и еще живенькие - сказал Неизвестный в заключение понюхав, и откусил кусочек. Съедобно. Вроде.
        - А я, о чем - наслаждался Альф ароматом сигары. Готовь давай, пока я развожу костер.
        - В замкнутом помещении?
        - Нет в открытом, дыру проделать поможешь?
        - Что в твоих сигаретах?
        - Чего ты взъелся, я же слабенький пущу, если что - потушим.
        Учитель заусердствовал в разжигании и костра, но огонь быстро иссякал.
        - Кислорода маловато.
        Довершилось тем, что они подключили дыхательные маски к галлону.
        Альфредо ушел, Неизвестный начал срезать грибы, оставляя корень, и складывая их в мешок.
        Вернулся Альфредо минут через пять. На плече газовая горелка.
        - На ней и будешь, а я посмотрю. Может научусь чему под старость.
        - До старости тебе еще надо хотя бы два десятка протянуть.
        - Протяну, я обещал, что переживу тебя, значит переживу.
        - Слишком самонадеянно звучит, не так ли?
        - Хорошо звучит, сам же хотел, чтобы моя жизнь не прерывалась раньше времени.
        - И сейчас хочу. Пора делом заниматься. Как там вентиляция?
        Неизвестный снял маску.
        - Дышиться.
        - Работает, гадина.
        Выковыряли грибы, отмыли от земли в котелке.
        - Ты её, случаем, не из каски смастерил?
        - Она и есть.
        Неизвестный располосовал мешок и расстелил его на железном столе, а Альфредо нарезал грибы ломтиками. Бросили ингредиенты в котелок, добавили масла, принесенного Альфом и подвесили над горелкой, заодно пропарив в котелке землю, чтобы обеззаразить ее.
        Потом Неизвестный заварил чай. Делался он из сушеных водорослей и бурой приправы - перетертой Хладтравы.
        Температура медленно поднималась, и холод перестал докучать.
        Дремота брала своё. Сказывался резкий перепад температуры и приятная усталость. Внутренности корабля не казались уже такими страшными и мрачными, а тени, отбрасываемые от костра, играли на влажных стенах, напоминая о спокойствии.
        Поборов сонливость, Неизвестный поднялся.
        Альфредо крепко спал.
        Потормошив его за плечо, он снял грибы с огня и передал ему порцию в бумажном кульке.
        - Очень даже ничего - высказал свое мнение Альф.
        - Без тебя знаю.
        - Ну чего ты опять огрызаешься? Я же похвалил.
        - Усталость в последние дни. Надеюсь, обойдётся.
        Доев грибы, они погасили газовую горелку и пошли дальше, отдавая ритмичным стуком ног по металлическому полу.
        - Вот и первые посетители этого райского уголка - проговорил Альфредо загробным голосом.
        В очередной каюте сидели два скелета.
        Прижавшись друг к другу, они пустыми глазницами глядели в пол. Неизвестный разглядел, что один из скелетов принадлежал женщине.
        «Пара искала спасения на краю пропасти, не найдя, прыгнула в море, и отдалась течению, которое принесло их сюда. Они думали, что найдут здесь спасение, а нашли лишь смерть, точнее смерть нашла их.»
        Он даже не мог себе представить той боли.
        И не пытался. Он не знал - каково это, любить и быть любимым. Его никто не любил с тех давних пор, и он никого не любил, хотя бескорыстно помогал встречным.
        Его сердце было холодным, наверное, он не способен на чувства.
        - А этот газ? Черное серебро, оно могло дойти до нас?
        - Мы живем на отшибе вселенной. Сюда ничто не дойдет. Даже Темплстер, наверное, полузаброшен теперь.
        - Просто я ничего не чувствую… совсем…
        - Это нормально для такого мира.
        - Это не нормально.
        Он еще раз обернулся на скелеты, попытался заглянуть в свое сердце, но там была лишь пустота.
        Глава - 12 -
        Они петляли по лабиринту коридоров и труб, перемежавшихся с затопленными помещениями, по которым им приходилось лезть ползком.
        Паутина липла к лицу, от чего Неизвестный полз с закрытыми глазами и когда открыл их, то едва не упал.
        Обрыв?
        - Прыгай! - сказал Альфредо и последовал своим словам.
        Неизвестный не был столь горяч, поэтому он зацепил трос за боковую решётку и сполз, ступив на обзорный мостик.
        - Вот и долгожданный трюм - раскидывая руки прокричал Альфредо.
        Набитый иридиумом по отвяз - столько разом Неизвестный еще не видел. Минерал растекся вдоль стен и затвердел в форме лавины. «Как? Откуда?» - только и выдавил он из себя.
        - Я сам случайно нашел этот корабль - сказал Мастер, облизнув губы. Грибной сок стекал по его подбородку, когда он клал в рот новую порцию грибов. «Знаешь, здесь было настоящее кладбище. Горы трупов, оголённые кости и мясо, мне пришлось всех их скидывать с мостиков, торчащих по бокам корабля. Тогда он не был в таком состоянии, но видать, что - то внизу случилось. Корпус настолько размыло водой и этой едкой дрянью в ней, что он завалился на бок».
        - Вижу.
        Неизвестный спрыгнул с мостика: «В самом конце вроде виднеется вода».
        - Значит и сюда добралась - с досадой сказал Альфредо. Тем не менее, новость не испортила ему аппетит.
        - Почему ты не позовешь братство? Вы бы достаточно перетаскали на берег.
        - Я только сейчас подумал, что пропадет добро. Я не жадный, ты ведь знаешь меня, но иридиум… Лишь из такого и делаются уколы.
        - Ты спас бы немало…
        - Что и делал. Таскал инъекции, вкалывал, маскировал надписи под другие препараты, но тебе же известно - не более двух раз в жизни. Больше то нельзя. Эх - вздохнул Альфредо. «Ты мне не веришь, столько лет вместе, и не веришь, опять. Тяжело, однако, добиться твоего расположения. Даже капризную барышню я бы давно завоевал, а тебя… ни в какую».
        - Верю, просто не понимаю. Сколько надо на печать?
        - Клеймо, делается именно клеймо на лице, иначе оно не заимеет должной силы.
        - Я не против, можно взять еще иридиума для уколов?
        - Бери сколько влезет.
        Неизвестный наполнил три колбы сияющей массой. Она осядет, уплотнится и сойдет на инъекции.
        - Смотри чтоб не подмочило. Маловато укольчиков.
        - Не стоит искушать себя. Как пожелаю разбогатеть и получить власть за счет бедных - тогда я пропащий человек.
        - Ты? - не поверю.
        - Кто угодно.
        Меж тем, барахливший генератор запустился, и откачивал излишнюю воду.
        «Почему иридиум не разъел стены танкера? - сказал Неизвестный, и ахнул. Они были состояли целиком из иридиума. - Мы же отравились… Словили смертельную дозу паров, когда разожгли костер». Альфредо выглядел не менее пораженным.
        - Ты не видел?
        - Н - е - а.
        - Ты пребывал неделями в трюме и не видел?! - шок глубоко проник в Неизвестного. «Мы покойники!».
        - Позже проклянешь меня, закатывай рукав.
        Достав шприц, Альфредо зацепил иглой маслянистую жидкость. Та нехотя втекала за поршнем. «На, встряхни, иначе затвердеет», - сказал он, передавая шприц.
        - Я пробирался на борт только ночью. И свет не попадает через иллюминаторы. Один укол этого же яда, и ты здоров. Целиком и полностью. Извиняй…
        - Всё нормально.
        - Тогда на счет три?
        Неизвестный вколол в вену шприц. Чудовищный жар накрыл тело, и сознание отключилось. Очнулся он от лунного света. Альфредо не врал. Стены ночью выглядели, да и на ощупь казались металлом.
        - Я бы не вскакивал так резво - проговорил учитель, и Неизвестный лег затылком на мешок.
        - Что за безумец построил такое?
        - Я нашел бортовой журнал - сказал Альфредо. «Экипаж танкера жаловался на недомогание, сыпь, а потом начал умирать от облучения. Капитан всё списал на бушующие в то время эпидемии, переносчиками которых были крысы, и как не удивительно - морскую болезнь».
        - Сволочь…
        - Так один за другим и погибли. Километра два не доплыли до берега. Последняя страница кровью измазана. Капитан вскрыл себе вены и писал ей. Сказал, что они везут проклятый груз, и добавил, что танкер изначально назывался - Чистилище.
        - Бред?
        - Капитан ясно мыслил. Я посмотрел на внешнюю обшивку сверху. Часть нового названия осталось, но под водостойкой краской было именно «Чистилище». Пошарив по архивам, я обнаружил, что танкер был не допущен союзом защиты путешественников на воду. Император согласился, и тут-же тайком его перекрасили в другой цвет, и корабль направился за иридиумом к Острову Цепей. Нагрузить до краёв, и обратно, с добычей.
        - Совсем рядом…
        - Точно. Рядом.
        - И когда тебе удалось узнать об этом? - усомнился Неизвестный.
        - Для иноземцев это общеизвестно. Меня крайне заинтересовала сия посудина. Не каждый день встретишь махину, набитую золотом нового мира.
        - Благодарю за подсказку, вначале наведаюсь туда.
        - Эта записка написана смертником на борту, он мог и лгать.
        - Своими глазами увижу ложь это или истина. Давай уберемся отсюда.
        Альфредо не понадобилось упрашивать.
        - В бездну эту помойку!
        Принарядившись балахоном, учитель привычно проглотил желтую капсулу, и они оставили танкер на лодке, найденной в грузовом отсеке.
        Вернулись по заброшенным улицам к развилке, мимо старой квартиры, где еще мальчиком, Неизвестный листал географию. Они ступили на бетонированную землю и пошли к подвалам. Красноватые лучи, падающие с безликого неба, заливали видневшиеся вдалеке гребни волн. Явственно выделялся запах дыма. В канавах черная вода перемешалась с грязью. Побитые морозом оконные рамы, скулили как собаки. Со всех сторон раздавался грустный вой, смешивающийся в песнопение. А с высот грохотавших дисков безучастно глядели на раскинувшийся в руинах город тени.
        - За нами следят - предупредил Альфредо.
        - И пусть.
        Они поднялись на ухабистую дорогу, где меж расползшихся плит подземного завода, вырабатывающего тепло, была протянута лента, за которую цеплялся лифт. Он уносил пассажиров по осушенной канализации к жилым кварталам. Город необходимо было прогревать, иначе в сырости запросто размножались ядовитые споры. Поэтому всякие туннели или трубы годились под пар. Чувствительные к перепадам тепла и холода споры сдувались, не нанося ущерба.
        Где-то прорвало трубу. Площадка покрылась солоноватым слоем влаги. Альфредо неторопливо сошел по откидной лестнице, подзывая Неизвестного. Из провисавшей трубы слышался шум моря. Ноги расходились на полированном граните.
        - Без резкостей, немало тут шей посворачивало.
        - Куда едем? - спросил Неизвестный, рассматривая площадку и висевшую на крюке кабину, больше походившую на клетку, чем на лифт. Крепеж выглядел неприлично хлипким, а транспортная лента - истертой.
        - Подождем гостей.
        Но гости не объявились, поэтому отсидевшись с час, Неизвестный растормошил посапывающего учителя.
        - Не люблю, когда дышат в спину - произнес Альфредо, подвязывая к плащу часы. «Опробуем их?» - сказал он, и не дожидаясь ответа активировал плащ.
        - Считаешь, они прознали об обители ордена?
        - О ней неизвестно только слепому.
        - Я про клейма и подпольную лабораторию.
        - А! Мы о разном.
        - И где твоя стариковская вежливость?
        - Там же, где и мы - ответил тот, и, возвратившись на дорогу, они двинули к скоплениям несуразных громадин, обступавших подозрительное квадратное сооружение из стальных листов и перекрытий, делившееся на более мелкие квадраты, соединенные подвесными мостами. Как кубик из подвижных деталей. Неизвестно, где и как он явился на свет. Его привезли на запад континента на грузовом корабле. Износостойкий и прочный, он должен был прослужить сотни лет. Но потоп ощутимо потрепал стены. Кое-где проглядывали проржавелые сваи, отслаивались элементы корпусов у кубов. Всюду просачивалась плесень. Бывший переносной сборный корпус обзавелся новыми жильцами. Он просел в грунт, от чего рельсы засыпало, и некогда перемещавшиеся по ним, как у игрушки-кубика квадратные комнаты потухли и закаменели.
        - Полагаю, тут посторонних лиц мы не повидаем? - сказал Неизвестный, задрав голову к прячущимся в кубах нищих, одетых в тряпье. На отогнутых листах сушилась рыба. В баках горели костры, разнося по окрестностям непомерное «благоухание».
        - Не паясничай. В коробушке все свои.
        - Как и тогда, на площади? Как с Морсом, Аланом?
        Альфредо вздохнул. Его потянуло закурить, он запалил было палочку, но Неизвестный ухватил за нее перчаткой.
        - Какого?!
        - Не выдавай нас. Кроме тебя в ордене никто не курит имперскую песню. Ты пропах ей, за милю чувствуется.
        За сооружением разветвления, делившиеся на проулки. Они уходили к причалам, но Альфредо отклонился от маршрута, уводя Неизвестного в дебри из завалов и покосившихся домов.
        - Мы на верном пути?
        Учитель промолчал. Местами они протискивались в проломы. Неизвестный терял выдержку, они забирались в глубь руин, где сам воздух пропитался машинным маслом, известкой и бетоном. Почва осыпалась, образуя расщелины и неровности. Кругом зависали частицы пыли. Маскировка слетела. Город выстраивался на высокогорье, потому и уцелел. Неизвестный задыхался от сухости, драло горло. Альфредо же приспособился к переходам по труднодоступным тропам.
        - Альф, далеко еще? - выдохся Неизвестный.
        - Черт подери! - обернулся он сурово и рассмеялся: «Ты наконец-то избавился от этого зудящего Альфредо!»
        Неизвестный вглядывался в прорехи стен, выискивая ориентир, но невзирая на отменное зрение, он натыкался лишь на слоистый камень и выкопанную руду. Когда небольшой подъем завершился, они ступили на плоскогорье, засеянное известняковыми отвалами и перекошенными четырехэтажками. Именно из-за невысоких домов на нем, безымянный остров и казался совершенно плоским с моря. Тесные проемы вырисовывались в ходы. Неизвестный обливался потом, Альфредо выглядел не лучше, но бодро двигал ногами. Где-то подул ветерок, и он с облегчением вздохнул. «Неужто! Свежесть моря». Закопченные потолки из съехавших опор святилища протекторов были заполнены письменами и непонятными символами. Вот чаша, где купаются люди, вот закрытый глаз с ореолом света. Вот кирпичная кладка, сформированная в узор из ступеней, ведущих к склонившейся башне. Даже в знойные дни руины святилища источали холод. После подъема в душных и непроветриваемых разломах - то что надо!
        Едва он порадовался свежей струе, как жар перешел в мороз по спине. Альф с хрипом закашлял, отплевывая мокроту. «Оно!» - проговорил он, указывая на ограду. Неизвестный последовал за ним. Ограда состояла из зубчатого забора, втиснутого меж складок местности и рельс под ним. Сползшие шпили башен крестообразно сошлись над оградой. Неизвестный присмотрелся к ней. В узоре недоставало фрагмента. Альфредо усмехнулся на манер Алана, выворачивая карман с не хватавшей деталью. «Только не говори, что оно открывается этим».
        Но, вместо того, чтобы вложить ее в паз, он отшвырнул железку в сторонку: «Пусть поиграются наши преследователи». Он выждал, пока сумеречное свечение, исходящее с неба плавно легло параллельно разлому, и, включив подзарядившиеся плащи теней, они прошли обратно, к руинам святилища, где Альфредо завел его в водосток, ведущий к подтопленному угольному карьеру. Чернеющая масса обволакивала воду. Альфредо бросил пригоршню кубиков-размягчителей.
        - Чтобы не застыла, пока мы в ней - пояснил он. «Держись по центру, а то зацепишься за какую-нибудь гадость».
        Он протянул Неизвестному маску, и они по очереди, с небольшим промежутком, занырнули в грязь. Цепкая, как бетон, она сковывала движения, маску облепила темнота. Хотя он и уцепился за вынырнувшую петлю веревки, чтобы продвигаться по трубе, но руки соскальзывали, стоило ему переключиться на протирание маски, и Неизвестный беспомощно завис в болоте. Он чувствовал, как подергивается веревка. Вероятно, Альфредо силился вытащить его отсюда, но безуспешно. Густеющая смесь задвигалась из-за химической реакции, и попала под скошенную маску. Неизвестный тут же поправил ее, но на язык угодила обжигающая и вонючая взвесь. Он подумал было обождать учителя снаружи, но водная пленка сомкнулась над ним, и пальцы натолкнулись на стенку, перебирая камни. Куда подевалось место, где он занырнул?! Раствор застывал как бетон и оседал. «Надо поднапрячься!» Ноги пригвоздились ко дну. Неизвестный запаниковал, но веревка зашевелилась, и Альфредо вытянул его из крепкой хватки. Неизвестного аж подбросило, выдрав из затвердевшей грязи. А веревка вернулась в лебедочный механизм. Вслед за этим, пропускная камера трубы
запечаталась.
        - Фух, ну и мерзость - проговорил он, поднимаясь на ноги и сплевывая горькую смесь. Обтянувшая плащ, она сползала на плоские плиты и в сапоги.
        - Отвык я от грязевых ванн - сказал Альф и закурил, присев на ступени. «Иди, просушись» - указал он на вентилятор в косом потолке около желобов, поставляющих воду для размягчения обратившегося в камень раствора. Пол из панелей проминался, словно он ступал по земле.
        - Не думал, что протекторы питают любовь к подземельям - сказал Неизвестный, встав под струю. К его удивлению, воздух без затруднений «смыл», или, вернее, сдул массу в решетки снизу. Он прочистил и обувь с плащом.
        - Предполагаю, что они не были осведомлены о нем. Защитники ставят метку, где проживают или наносят хромные знаки, чтобы собратья не терялись в незнакомой обстановке. Часто под ними прячут тайники. До того, как иридиумовые клейма распространились по континенту, они являлись монополистами тайнописи, разве что маски древних охотников видели их. А тут их нет.
        - Почему я узнаю об этом в последнюю очередь?
        - Ты и не интересовался.
        Альфредо прогулялся до терявшегося в темноте коридора, вернувшись с одеждами на плечах. Подсохнув, они надели балахоны.
        - Идем же! - сказал Альфредо. Пламя на факелах неуверенно подрагивало. Миновав обширную платформу, Неизвестный обратил внимание на ступени, уходящие к потолку, от чего казалось, словно он на блюдце с загнутыми каймами.
        - Когда двери убежищ открылись, мы обнаружили, что аборигены устраивали здесь побоища. Стравливали слизней, микор и людей. Неясно, как туземцы пережили потоп, укрыться то негде. «Еще сомнительнее, как они пробрались сюда» - подумал Неизвестный. Они восходили наверх, пока Альфредо не приостановился на пролете, где ступени круто шли вниз. Протиснувшись в зазор, они переползли внушительное пространство, слыша, как под ними протекала вода. Наконец, лаз расширился до пятачка, и Неизвестный помог Альфредо подняться на ноги.
        Вот и сердце ордена.
        Альфредо вставил меч в прорезь и повернул. Гарда и эфес выполняли роль выступов и углублений.
        - Ты дал мечу имя? - заметил Неизвестный глифы на навершии.
        - Дерниарил. Я нашел его при визите Острова Закрытых Врат. Откованный в Акифе, не имеет равных в прочности.
        Неизвестный засмеялся.
        - Говоришь, словно поверил в это, или пытаешься его кому - то втюхать.
        - Он из легенды. Можешь пощупать.
        Дверь поползла вверх, и Неизвестный настороженно притронулся к острию. Затуплено.
        - Почти как настоящий.
        Альфредо ухмыльнулся.
        - На что тебе декоративное оружие?
        - Как думаешь, иной меч отопрет проход?
        Неизвестный отцепил ножны.
        - Не пробуй, сломаешь еще. Я о мече. Приложи ухо. Слышишь? Механизмы прессуют его и сканируют.
        - Ты так уверен в нём?
        - Знаешь, как парящие кинжалы натолкнулись на обитель? В результате проседания земли, оголились вентиляционные шахты. Когда мы вечерними проверками прощупывали твердость почвы, я приметил, что грызуны сторонились их. Когда я выполз в зал, то не доверял своим глазам. Она не постройка империи. Её не открывали до нас, понимаешь? Мои обвязки пачкали мрамор, я ощупывал его в поисках резьбы, но пол, стены, своды и то, что их венчало составляло одну деталь!
        - Кому еще ты говорил о проходе?
        - Тебе, и только тебе.
        - В связи с тем, что я не вернусь?
        - Неизвестный, я не намерен тебя высылать.
        - Я не о том. Проверял механизм?
        - Этим ходом проникнуть в крепость может только его владелец - любовался Альфредо Дерниарилом.
        Казалось, меч источал лунный свет.
        - И ты лез на Остров Закрытых Ворот за ним?
        - Меня заинтересовало это место. Я побродил по островам, послушал старух, выиграл в карты маршруты и…
        - Прямо как Лейм.
        - Не говори о нём так. Он любит тебя.
        - Знаю.
        - Нашёл его завернутым в полотняную ткань, вымоченную в крови. Она запеклась, и я едва читал слова, а когда развесил над кроватью и попробовал размочить, то они и смылись. Тогда я уложил ткань на стекло, а под стекло расставил свечи.
        Ткань с одной стороны была картой, а с другой - писанием, или сказанием о Ключе.
        «Ты отопрешь им любые двери, никакой замок, гора или пространство не будет тебе преградой, ты отопрешь ворота душ, встречающихся тебе людей, но никогда, с тех пор, как ты коснулся его ты не найдешь замка, чтобы ослабить узы твоего сердца».
        - Скверная история.
        - И одиннадцать пометок.
        - Сохрани их для себя.
        - Тебе не интересно?
        - Пошли по ним Лейма. Он наверняка обрадуется.
        Обитель находилась в самой гуще городских катакомб, ранее служивших бомбоубежищами и секретными хранилищами.
        Глубинные тропы уходили на сотни метров, а затем так же внезапно вздымались вверх, как тайные обходные дороги в пирамидах. Иридиумовая метка давала сопротивление к испарениям иридиума, поэтому мало кто полезет сюда, а если что-то случалось, то круг подозреваемых был резко ограничен. Лишь «меченые» продержались бы достаточно долго в подземелье. Сама обитель и напоминала такую пирамиду под городом, кончик которой - возвышался золотым столбом недалеко от развилки наземной площади и тропы в Темплстер.
        «Золото не имело цены в здешних районах, поэтому любой человек мог со спокойной душой класть на дорогу золотое кольцо, усеянное аметистами. В ту сторону никто бы не глянул. А вот уколы с дозой иридиума… Ради них могли и убить. Новорожденного, мать с дитём, стариков и старушек. Кого угодно, лишь бы получить долгожданную дозу» - подумал Неизвестный, перескакивая осыпавшийся камень.
        Раньше иридиумовое клеймо ставили ворам, убийцам, клятвопреступникам и прочим нарушителям закона, так как иридиум невозможно было смыть, и скрыть «печать тьмы» на своем лице считалось невозможным. Она блистала при солнце, грозя загореться и переливалась северным сиянием ночью. Помеченным некуда было прятаться, только бежать.
        И тут оказалось, что иридиумовые печати каким-то поразительным образом открывали в каждом человеке дремлющий дар, особый и индивидуальный.
        Орден парящих кинжалов подпал под влияние императора, и после обоюдного соглашения превратился в наёмных убийц.
        Каждый член сразу получал по две, а то и три печати, и с набором нечеловеческих способностей, шёл «останавливать ржавую хворь», вылавливая и отнимая жизни у бывших заключенных, освобожденных, калек и невинно осужденных.
        Начались массовые убийства.
        Под край вырезали острова.
        Оправданные в залах суда, как и до пришествия катастрофы, сплотились и использовали свои способности, дабы выжить. «Невиновные» - говорили про себя с усмешкой просветители.
        Считается, что тогда и был разработан яд - чёрное серебро. Доказательств его существования не обнаружено, однако среди народа бытовало мнение, что «опыление цветочков», как они выражались осуществлялось с Поднебесий - городов, построенных над островами на стержнях, где и обитали просветители и прочие сомнительные субъекты. Так и думал Неизвестный, выискивая источник «загрязнения», и повсеместно натыкаясь на дезинформацию об обратном.
        Летучий смертельный газ, основанный на благородном металле, точно символ того, как благородные побуждения вырождаются в неблагородные средства. Было ли то массовой истерией или внушительной пропагандой, но «с парализованной волей», люди были легко внушаемы, не обладали инициативой и сами шли в цепкие лапы готовой захлопнуться ловушки.
        Полуживые - полумёртвые, голые, голодные, тысячами умирающие от жажды и болезней, остатки человечества строили концлагеря, получая удовольствие от своего труда, как мышонок, к чьим нервным окончаниям подключены проводки, стимулирующие мозг, и он жал на кнопку с пометкой - наслаждение.
        Жал, пока удовольствие не убивало.
        Сеть лагерей объединилась сетью маяков, с которых «сбрасывались пары чёрного серебра, застревающего из-за своей тяжести немногим выше городских стен», - так сообщали в местных газетах, если эти переписываемые еженедельно лоскуты можно было таковыми обозвать.
        Возобновилась добыча иридиума. Машины без топлива простаивали у рудников.
        Экономили на всем. Экономия на воздухе и кислороде не считалась жестокой.
        Самой жесткой была экономия в еде, когда голодные шахтеры варили полусгнившие трупы в черных от копоти и сажи, коридорах подземного мира.
        Сверху стояли укрепленные посты охраны, готовые по первому сигналу подорвать заминированные туннели, вместе со всеми работающими там людьми.
        Дезертиров не было.
        Желающих умереть, и остановить мучения, убивали сотоварищи, и сразу бросали в печь, вместе с иридиумом. Чтобы насытить растущее огненное желание плоти. Восстания подавлялись «собратьями по несчастью», и так до сих пор продолжалось, и продолжается.
        Только чистого иридума не стало, а грязная иридиумовая руда являлась переносчиком болезни не хуже крыс, разносящих чуму.
        Новости Последнего Предела кишели зверствами.
        Альфредо медлительнее обычного ориентировался при свете факелов.
        - По этой причине ты хочешь навестить Остров Цепей и Остров Скал?
        - Что?
        - Ты рассуждал в слух.
        - Это правда, а не рассуждение.
        - Слишком страшная, чтобы её постоянно вспоминать?
        - Слишком страшная, чтобы её забыть.
        Пробравшись через новый лаз, они слезли по лебедке, выпускаемой с магнитного диска. Аккурат напротив отпертых ворот. Благо, наружные ныне не охранялись. Парочка поворотов, и они вступили на территорию ордена. По краям входа стояли закрытые масками, «братья» в униформе.
        На их приход они не отреагировали, как и все остальные, расположенные на первый взгляд в хаотичном порядке, исорийцы, которых несложно перепутать с многочисленными статуями.
        Не знающий числа бойцов, мог предположить, что подземелья сторожит целая армия. Этому видению потакал полумрак с искусно направленными лучами, подсвечивающими спины статуй в одежде.
        Исорийцы же называли их вешалками, и втихомолку смеялись над шокированными посетителями, да так, что эхо еще долго преследовало шпионов островных лордов. После тренировок или ванн, они снимали костюм и клали бирку.
        Угловатая конструкция помещений позволяла просматриваться каждому уголку. Неизвестный знал, что в этом месте не принято бросаться в ноги со словами «Мастер».
        Они миновали треугольный зал с остроконечным потолком, на котором висело ни больше, ни меньше: двести светильников, ярче лучей солнца, и прошли в маленькие ворота, покрытые рунами, и украшенные мрамором.
        Мерцающий свет то светил, то покрывал мраком старую усыпальницу исорийцев.
        Это место, как и сама обитель, не нравились Неизвестному.
        Он не любил убийц, не желал обучаться вместе с ними, и постоянно находил предлоги остаться одному.
        Однажды, один паренёк, только принятый в орден, и показавший невероятные результаты получил клеймо. Краем уха услышав его историю, которую Неизвестный шептал лежа на железной кровати, дразнил сыном рыбака поскольку он отказался от перины из - за блох. Но подметив, что это мало его задевает, он стал насмехаться над его «отцом». «Сын трактирщика», «воровское отродье», «собачник чахоточный - от псин заразился, и подох как псина. Весь в протекторов».
        Неизвестный не выдержал и напал. Его противник не ожидал такого натиска, и даже способности растворяться в тени вкупе с телекинезом, не спасли его от пылающих гневом глаз. Неизвестный загнал темные сгустки в угол, где расплавил их световым камнем. А когда тот вышел из теневой формы, вопя от ожогов, то избил.
        «Набросился как дикий зверь, практически убил, удара не хватило» - порицал его Альфредо, а у двери брат шептал пареньку: «Такие как этот выскочка без имени лажают, крупно лажают».
        Но Неизвестный не налажал, и когда его прорекли мастером, Малену (брату) пришлось с ним считаться.
        Неизвестный не винил его, и старался не уязвлять. Он его брат - говорил себе Неизвестный, да и в храмах встречались подонки - говорил ему отец. Место еще не делает человека святым. По пути они натолкнулись на Олафа, судорожно перебиравшего в заплечной сумке документы. Он входил в Совет кинжалов. Грузный, с массивными ручищами, но добродушным лицом. Олаф слыл добросердечным человеком, хотя и занимался торговлей. Что, по меркам обывателей, было несопоставимо. Кривя шеей, он пререкался с постовым, желая от него избавиться.
        - Неизвестный! На пару слов - затараторил Олаф. И когда он развернулся к нему, Олаф перешел на шепот: «А я искал вас, я искал…» - он осекся, увидев, как из-за его спины вышел «брат» и Альфредо.
        - Что-то не так? - спросил Неизвестный. Ему почудилось, что неспроста он ждал его тут, если так торопился. Олаф переглянулся с Альфредо. Отослав члена «кинжалов», тот кивнул Олафу.
        - Как шея, Олаф? - спросил Неизвестный.
        - Цела, целехонька. Я по делу. Как насчет услуги ордену?
        - Альф? - повернулся Неизвестный.
        - Да, хотели тебя попросить об этом.
        - Так чего не сказал?
        - Мы же друзья.
        - И в чем она выражается?
        - Нам нужны союзники, о твоей персоне известно широкому кругу… - заспешил Олаф. И хотя Неизвестного забавляло, когда Олаф принимался скороговоркой за речь, словно постоянно куда-то опаздывал, он был предельно серьезным.
        - На, выпей - сказал Альфредо, отливая из фляги в крышку воды. «Продышись».
        «И кто бы подумал, что настолько боязливый человек возглавляет хозяйственные дела?» - пришло в голову Неизвестному, но он согласился, что заключение соглашений с Островом Цепей и Островом Скал - взаимовыгодно. У «Цепей» имелись драгоценные, а необходимым объемом поставок провианта могли обеспечить только баржи, курсирующие по Китовому Пути, от Сонтейва до Утренних Островов. Они периодически заглядывали на остров Скал, поделиться хабаром. Разумеется, за плату. Орден рассчитывался информацией и оказанием услуг по «замешиванию меток». Отношения с имперскими островами нынче и без того натянуты. Отказываться от предложения, которое упростило бы жизнь всему острову - ровно что подписаться под виселицей на участие. Неизвестный прикидывал чем задержка обернется для его миссии. Задания, коего источника он не знал.
        - Спасибо, Неизвестный - пожал ему руку Олаф, прервав размышления и не предоставляя случая возразить, не оскорбляя бывшего учителя. «Бумаги найдешь на столе там же. Мы в затруднительном положении: сверху давят просветители, снизу нас выталкивает земля. Сам понимаешь».
        - Предельно ясно.
        - Окажи милость, будь нашим послом - прибавил Альфредо.
        Олаф потянул Неизвестного за рукав, но затем, озираясь, выпустил и сказал недоумевающему Альфредо, что его ждут на пароме, и вернется он не скоро.
        - Странновато, не находишь? - прикурив, сказал Альф.
        - Он чем-то обеспокоен.
        - По ходу дела разберемся.
        «А они - молодцы», - подумал Неизвестный. Втянули в предприятие, кое он не планировал. Впрочем, по дороге выполнит, заодно и насобирает необходимой информации о структуре столицы, устройстве, и как туда попасть. Однако Альфредо не даром поймал его на слове. Неизвестный не говорил заранее никому, что уходит сегодня. Он полагал, что ему нанесут метку, и он отправится вслед за Йомом и Ферниром. Потому, план изменился. Ему потребуется корабль, а не какой-то билет на паром с койкой.
        - И кто меня сдал? - задал вопрос Неизвестный, и тут же ощутил, как бы вакуум, стягивающий в одну точку свои мысли и учителя. Кровь вскипела в месте укола. Он, как и Альфредо не мог устоять. Голова пошла кругом.
        - Прекрати свои штучки - проговорил тот, поморщившись, и наваждение сошло. «Гийом сказал, что он с тобой. Верни мне его в целости, слышишь? И на кой черт тебе сдался Остермол! Послал бы в бездну послание, отчитываться то не перед кем. Это абсурдно, Неизвестный, ты же знаешь. Вообще, я рассчитывал, что мы обсудим это иначе».
        Его смутила реакция учителя. Он недопонял как произошло такое воздействие. И все же ему было в новинку участвовать в делах ордена. Можно было бы отбрехнутся, но он многим обязан им и благодарен Парящим Кинжалам. Они приняли его. Без денег, без таланта и с угрюмой упертостью. Его мысли оборвал пристальный взгляд в спину.
        Он глянул в мраморное изваяние в стене, и в зеркальном отражении увидел маску, которую рисовал много раз.
        Испуг на миг взял верх, но он пересилив продолжил шаги.
        Та маска. Она была испачкана кровью.
        По ступням прогулялся холодок. Где-то не установили подпорки, и Альфредо намеревался выяснить, где.
        - Я зайду вечером - сказал Неизвестный. И… Альф. Не перегни с иридиумом или парящие кинжалы лишатся сильного лидера.
        - Обсудим это за кружкой Солхеймского пива - чокнулся он флягой с воздухом.
        Солхеймские пивоварни… - Неизвестный ощутил на губах мед и хмелевую горечь с привкусом вина.
        По его посвящении в мастера они на пару с Альфредо откупорили бочку и испробовали напитка, доселе не завозимого на Безымянный.
        Его друг не знал меры. Выдув полный черпак, он завалился на матрасы. «Ты к нам заходи еще, не пожалеешь» - говорил он бочке.
        Неизвестный зарекся боле не употреблять напитки сомнительного качества. Благо, он осушил только стакан.
        - Неизвестный, ты в норме? - поторопил его учитель.
        - Вспомнилось тут…
        - Нам всем есть о чём вспомнить.
        Они обнялись.
        - Не забывай, откуда ты родом - прибавил Альфредо.
        Простившись с ним, Неизвестный решил не затягивать. Он подошел к канатной дороге и потянул за шелковистую веревочку. Скоро лифт спустится. Лифтовую шахту прорубили в кристальной пещере, от чего факел позолачивал бледные стены. Они были расписаны фреской и обклеены историческими справками. Он поглядел на обложенную аметистами фигуру императора - Шешшена. Сожжение Красного Идола - самый масштабный и кровавый день за историю Ста Царств. Староверов пустили в Библиотеку Отцов, сохранившуюся после Потопа, и заперли вместе со всеми упоминаниями и книгами. Преданные Клятве - почтенные кавалеристы императора - проследили за тем, чтобы староверы не выбрались. Подозревая о вероятности мятежа, император поручил арбалетчикам дать залп по ним. Мало ли - жалость проснется. Шешшен приказал, чтобы ни один старовер-отверженец или книга-лжеучение не оказалась за пределами стен. Библиотека Отцов - ступенчатый зиккурат с нишами, в которых хранились учения, заполыхал. Лучшие артиллеристы по его приказу зарядили баллисты смолистыми стрелами и пустили снаряды с катапульт в ножки многочисленных ваз с жидким огнем. Шеренги
пикинеров построились, ожидая выбегающих горящих людей, а с фронта, у лазов, беженцев поджидали на баржах наемники с гарпунами. Они делали ставки - кто больше переловит «рыбки». Когда огонь добрался до надвинутого к вершине зиккурата Солнца, поддерживаемого статуями Дня (человека без рук с горами вместо ног и головой - вытянутой поляной) и Ночи (Дымчатому туману, доходившему до торса, с головой Филина и перевернутой пирамидой вместо поднятых рук) Шешшен вытянул из рукава посох с ссохшейся головой кролика и затрясся, будто призывал молнии.
        И тут небо возмутилось, и поднялся чудовищной силы вихрь, сметающий людей. Он перебросил огонь на соседние острова, и под шумок Барданор сверг Императора. Со второго раза. Преданные Клятве были перебиты, пикинеры сложили оружие и помогали ему с Просветителями наладить порядок, и после неуспешных попыток, бросились к Островами Слез, переждать буйствующий гнев небес. В период разгара междоусобиц император Шешшен упокоил более семидесяти династий, вырвав богатства и имена с деревьев наследия. Древа наследия, или древа веков - одно из верований Севергарда, по которому считалось, что нарисованные имена членов династий или обывателей отображали линию жизни. И дерево имело столько веток, сколько было людей, и когда одна из веточек засыхала, то это означало, что выбитое имя скоро постигнет смерть или разорение. Потому люди и с невыразимой заботой ухаживали за природой, ведь всякая порча «могла» отразиться и на их судьбе. Возникла даже наука, специализирующаяся на толковании «рисунков» из зазубрин, корешков и веточек, по которой якобы считывались жизненные циклы, как-то: женитьба, пополнение в семье,
приближение перемен, опасности, достатка и так далее. По нему же сокращение посевов вело к смертности людей. И лишь добропорядочный уход за безымянным деревом мог продлить или оборвать, в случае сруба или сожжения - чью-то жизнь. Была замечена закономерность между войнами и порчей посевов с насаждениями. Кора Белоствола отражала все знаменательные события в жизни ее «владельца». Таким образом, избавляясь от суеверий, император приказал строить в рощах с родословными лесопилки. Незадолго до утраты короны, он возвел гигантскую гильотину на острове, вблизи от библиотеки отцов, куда привезли обгорелые, но устоявшие памятники бога Дня и Ночи. А затем она отрубила богам головы. За то его прозвали Островом Голов. Остальные же гильотины, построенные рядком, коих насчиталось более четырех сотен Шешшену применить не удалось. Он желал казнить и Отступников, продолжавших проповедовать Закат, но Преданные Клятве решили иначе. На заседании он один выступил за массовое наказание - как говорил Шешшен, и был ошеломлен. Власть его пошатнулась. Он согласился действовать переубеждением, однако позже у Острова Голов
начали курсировать облака воронов, коршунов и стервятников. О статуях Богов Шешшен отзывался следующим образом: «Не примите за оскорбление, но ведь это просто камень - проговорил Шешшен повертев глаз Ночи. А ему неплохо бы найти применение. К примеру, в императорской приемной не хватает плитки, а камень подойдет в качестве мозаики или покрытия, и я бы каждый раз вспоминал о его происхождении, поднимаясь по ступенькам к своему трону». Легенды о Дне, больше всего ненавистные Шешшену, Барданор сохранил, придав им значение небылиц. Он продолжил Эпоху Машин, но с одним различием - Солнце, пусть и искусственное, но встанет на горизонте империи. Сотворенное руками человека - оно безопасно - успокоил страх граждан избранный император. Поэтому, когда стерлись старые нравы, люди падали в ноги проводникам рассветной скрижали, чтобы после первой смерти, второй раз родится в вместилище без «мирового света». И действительно, про Барданора говорили: «Если к политике пришел диктатор, то он не допустит другого зверя». Хотя для многих островных лордов Барданор так и остался самозванцем из ямы, потерпевший поражение в
первой войне с Шешшеном, когда он прятался, собирая силы в жерле угасшего вулкана. Неизвестный был наслышан про Эпоху Машин. Впрочем, чего слушать, когда все открытия по господству над природой с поражением в конце относились к ней?
        - Не терпится получить фингал под глазом?
        Неизвестный так отвлекся, что не услышал, как проскрипела «корзина» с пассажиром. Им оказался его давний товарищ.
        - Я тоже рад тебя видеть, Лейм!
        Хотя он был несколько грубоват и порывист, в янтарных глазах прослеживался тонкий ум и умение разбираться в людях. Из-за особенностей глаз, он плохо переносил ясную погоду и обычно отсиживался до темноты. Поэтому кожа его была довольно бледной. Даже по меркам сумеречных островов.
        - Отложим объятия на потом - усмехнулся он и поглядел за Неизвестным на фреску. «Славный малый». - сказал он скривившись.
        - Империя не знала большего безумца. На острове, как и договорились?
        Лейм перебросил на плечо мешок с письмами: «Ага. Смотри мне, не испорти мордашку. Чертог прямо под тобой».
        - А ты, как всегда, держишь меня за идиота - улыбнулся Неизвестный, и зашел в корзину.
        Чертог.
        Корзина качнулась, застопорившись над козырьком туннеля. Видимо, протекший иридиум повредил проводку. Наконец, она сдвинулась, и он ступил на пол. На уровне головы к стенам были приделаны фитили и канальцы с маслом, подпитывающие лампы. Неизвестный зажег фитиль и свет мигом растекся по удаляющимся аркам, озарив всплывающие из мрака таблички. «День за ночью кинжалы хранят судьбу». - как и от чьих покушений? - сколько не раздумывал он о значении фразы, ставшей в ордене молитвой, ему не довелось постичь её. Может они следят за вмешательством в естественный ход вещей посторонних? И тут же ему проникло в мысли - «посторонних вроде него».
        Альфредо неодобрительно отозвался о его решении, хоть и прятал это за дружескими чувствами. Неизвестный давно заметил, что обладает врожденной способностью «развязывать язык». Она далеко выходила за рамки привычной интуиции, даже имперские гвардейцы, высадившиеся на острове были сговорчивее с ним, чем с Альфредо, чей авторитет признавали все. И как клеймение повлияет на его восприимчивость других людей?
        Нащупав стеллажи он наощупь передвигался к церемониальному нефу. Туннель остался позади. Здесь и сейчас он испытает самую дикую боль за всю свою жизнь.
        Ходит слух, что душевные страдания угасают пред муками отравления иридиумом, пока кровь пытается выветрить его из организма и мозг отказывается принимать пропитавший клетки яд. В это время тело настраивается против самого себя, на какой - то момент начинается всеобщее отторжение и расщепление рассудка. Главное - выдержать, иначе потерянный рассудок не вернуть. Распад необратим. Так кончили многие из желавших получить дар. Но без метки ему не одолеть и доли замыслов.
        Базилика внутри пирамиды освещалась через окна - линзы на втором ярусе, где Смотрители обслуживали газовые фонари. Сами окна были расстановлены пирамидкой за место крыши. Как бы дублируя уменьшенную модельку обители. Неизвестный укрыл глаза ладонью. Как ярко!
        Янтарные отблески скакали по полированным залам. Наряду с этим сгущалась тьма, противоборствуя им, от чего в базилике воцарилась необычайная, контрастирующая атмосфера.
        Попривыкнув к брызжущему свету, он обошел секции. Сложенные рядами маски поблёскивали новизной.
        Их полировали к «коронации» - так именовали мальчишки, работающие уборщиками клеймение.
        С оборотной стороны к ним крепили листок из отпечатанного экземпляра Книги Клейм, где содержались рекомендации к приобретенной силе. Сборник прорицаний, которым якобы следует носитель маски.
        Тихо. Непривычно тихо, словно сама тишина умолкала в пористых стенах. Книги, уложенные под масками перевезли с наземных библиотек.
        Он полистал поеденные плесенью обложки, вчитываясь в блеклый текст.
        Как же поступать?
        Ни вопросов, ни советов - берешь любую и бросаешь в фонтан.
        Над фонтаном висела маска миндалевого цвета, которая как наклоненная над клеткой голова приглядывала за вошедшими.
        Vialorosa - «все предопределено» - было начертано на её губах. Гравированная золотыми рунами, она отбрасывала внушительную тень, покрывавшую большую часть зала.
        Под ней статуя обнаженной женщины без головы с множеством чаш разной высоты на блюдцах в руках. С блюдец попеременно капала вода, оседая в нижней из чаш, которая, наполнившись, сливала её в фонтан. Чаши же были устроены как поворотная деталь. И так, по очереди, от верха до низа они наполнялись и опорожнялись. «И да хранят тебя боги.» - выщерблено на выступающих ободках чаш.
        Неизвестный обхватил приглянувшуюся ему маску.
        В этаже над ним зашевелился механизм.
        Она подалась с отчетливым щелчком и трубка, удерживающая её, заволоклась в утопленные пазы.
        Он изъял сверточек с рекомендациями и погрузил маску в раствор, концентрирующийся в фонтане.
        Затем он подставил её под газовую трубку.
        Обрызгав распылителем, вытягивающим метку, он положил маску на полотенце сушиться. Предосторожность от прорастания клейма в мозг.
        Подошли слуги ордена.
        - Мы свяжем вас, мастер, чтобы вы не дернулись в неподходящий момент.
        - Это необходимая мера - добавил второй.
        - Тогда зачем спрашиваете? Просто могли взять и скрутить - с неоткуда взявшимся чувством агрессии, произнес Неизвестный. Что - то шевельнулось в нем при виде скрывающих подбородки масок. Но он не ведал откуда взялось мутное воспоминание.
        - Могли. Но приказ иной - невозмутимо сказали они.
        Его вывели из масочной через раскладывающийся из двери лестничный пролет, в восточное крыло Чертога. Пол, на случай пожара, был покрыт тонкой пленкой то ли воды, то ли какого-то масла. Ему сразу вспомнились рассказы о морских коврах Торговой Империи от дорожной пыли и песка. Из прорезей покатых стен красовались рукояти орудий для нанесений всевозможных клейм и врачевания. Чтобы они не проржавели, в лунку предварительно вливали масло, после чего погружали приборы. Помимо ужасающего кресла с зажимами, каркасом как скелет и кабелями, утекающими к отдушинам, в комнате располагались подвесные столы. Перегородка из сетчатого волокна отделяла плавильную печь от операционной. Неизвестного усадили в кресло.
        - Будьте добры - указали они на.
        Привязали руки и ноги, затянув путы до посинения, и включили печь.
        Неизвестный ощущал отток крови от конечностей, как не шевелил ими.
        - Все не можете простить совету, избравшему меня мастером? - разрабатывая кисти рук, спросил он их.
        - Когда чужака предпочитают братьям… - наступила опасная пауза.
        - Раньше, при существовании религии, клеймо делали только еретикам, и богохульникам, после - тяжким преступникам. Теперь его ставят за заслуги.
        - Не хотите? - сказал безразличный голос, преломленный через респираторы. «Отказывайтесь, но в таком… потрепанном временем виде я бы не рискнул плыть в одиночку». - сказал держащий штемпель.
        Неизвестный не отреагировал на колкость, но она его задела, ведь он был куда в более подходящей форме для «путешествия» в никуда, чем «Брат».
        - Благоразумно - сказал член братства. - Уолен - подготавливай масло.
        Клеймение производилось в два этапа. На первом, привязанному человеку маслами растирали место, куда прикладывался штемпель с иглами, затем, по надрезикам вливали разжиженный от жара иридиум и прикладывали каленое железо, а когда иридиум в клейме подсыхал, вновь применяли штемпель и он, впитавшись в человека выползал из ранок и как разумный - соединялся в узор, который через день высыхал и отпадал, оставляя неизгладимый след. Уолен подкрутил зажимы на кресле, от чего у Неизвестного немного прояснилось сознание. «Они раскуривали какую-то дрянь! Готовя его к клеймению!»
        Воздух в помещении нагревался.
        Душно дышать, но расстегнуть воротник со связанными руками он не мог.
        Глаза заслезились, он зачихал.
        Дым из печи заволакивал всю комнату, и он поздно заметил приближающуюся черную точку.
        После того, как она коснулась его лба он погрузился в забвение.
        Одинокий испуганный мальчик бродил по коридорам и пытался найти выход, при этом, когда он спотыкался об ссохшиеся кости, выползающие из мрака, лоб пронзала боль. Ему словно всаживали кинжал в глаз. Методично, раз за разом он втыкался, и он хватался за лицо, но не обнаружив раны, вставал. Его потрясывало, в сердце впились колючки, будто по груди проволокли колючую проволоку. Он упрямо перебивался по помещениям и напирался на лужу крови в подвале дома. Поднимался на последний этаж, открывал дверь и снова оказывался в подвале, откуда вела тропа к крыше.
        Дом не имел очертаний. Сотканный из сумрака, как уплотненное покрывало наброшенное на голову. Нарисованные мелом окна гасли, когда он пробовал взглянуть на них. Он слышал шорохи. Перекошенный потолок съезжал к углу ковром и лестничные пролеты сузились до треугольников, сдавливающих с треском рассыпавшиеся кости. И так до бесконечности, пока лестница не поплыла под его ногами киселем, и он начал падать в темную пучину болот.
        Залились краской окна, обретая форму. И он побежал, чуя кожей, что за ним гонятся. А стекла трескались и влетали в стены, наполняя сумрак кровавыми лучами. Осколки врезались в плечо и щеку, но он знал - нельзя останавливаться!
        - Тише, не кричи так громко - ответил стоящий рядом человек в медицинском халате, с холодным взглядом сквозь линзы стекл, закрепленных на сетчатой как морда мухи маске. К губам приложили палец, пахнущий едковатым аммиаком.
        - Где я? - хриплое дыхание вырвалось из его груди.
        - Тебя перенесли в госпиталь.
        - Какой госпиталь?
        - Рана на ноге, не помнишь? Загноилась. Ты полез на дрезину, разъезжавшую по границе Севергарда, отвлекая огонь на себя. Такую глупость… - цокнул человек языком.
        - Какая граница? Какого Севергарда?
        - Проблем с памятью нет, как и провалов - проконстатировал голос за палаткой.
        Неизвестный приподнял голову. Его перекосило. От затылка до копчика разошлась острая как кинжал боль.
        - Не шевелитесь! - стаскивая перчатки проговорил человек. В глазах двоилось, от чего Неизвестный не мог определить его внешность. Тот бросил перчатки на перевернутый таз по левую руку от него. С перчаток стекала белесая жидкость вперемешку с чешуйками затвердевшей кожи. Под потолком блуждали мухи. Запах спирта едва перебивал смрад. Его запястье обхватил подошедший медбрат, поглядывая на подвесные часы у стойки.
        - Назовите свое имя - вежливо спросил он, но Неизвестный уставился на вторую руку, которую тот усердно прятал за спиной. Она была покрыта кровью.
        - Наверное он делал операцию. В поле все не так, как в оборудованной хирургии - подсказала ему морда в маске. И он отметил его сходство с летающими паразитами.
        - У меня нет имени.
        - Запиши-ка сестра посттравматическую амнезию - заглянул он за занавеску. В ноздри метнулся горелый порох. Вдали ухали взрывы, и глухой вой сирен заполонял округу. «Еще запроси анализ на инфицирование скверной. И да, направьте сюда кого - ни будь действительно нуждающегося в помощи. Я пациентами с маниакальным бредом не занимаюсь». На сем он потерял интерес к Неизвестному.
        - Что тут творится?!
        - Вы уже час вопите что - то бессвязное. Здесь двадцать тысяч раненых, и многие из них находятся при смерти. Вас мы из её рук вытащили, поэтому позвольте заняться работой - сердито сказал доктор, затягивая крепежи на маске. Сестра приподняла голову: «Тут имя. Разобрать не могу, кровью испачкано». «Сейчас промоем», - уже выходя сказал доктор. «Это он мне», - ответил злобным голосом молодой человек, приподняв занавеску.
        Сестра одна осталась в палате.
        Образы выпадали из его головы, и он терялся, когда люди появлялись над ним.
        - Скажите мне! Что сейчас происходит?!
        Необъяснимое волнение охватило его. Неизвестный оперся на кушетку. Палатка и ответвление, ведущее к соседним койкам пустовало. Виски холодило. Ощупал голову - прожженная лысина. Постепенно он дотянулся до «спицы» у изголовья кушетки, являющейся основой палатки. Его качало, но, собравшись, он одолел разделявшие его метры до выхода.
        - Вам нельзя подниматься! - с ужасом завопила Сестра, и оттянула его от света, укладывая обратно на кушетку.
        - В каком я месте?! - взмолился Неизвестный.
        - Вы в полевом госпитале рядом с границей империи Севергарда - прошептала она, точно боялась кого-то ослушаться. Вас нашли под минным полем, с многочисленными ожогами и повреждениями. Сейчас гражданская война. Я… Мы намерены отстоять свои права. Увы, недавний штурм гарнизона не увенчался успехом. Наши партизаны перебежали к Барданору. Разведчики давно мертвы, либо в тюрьмах. Представить себе не могу, если бы мы и преодолели границу, разве есть надежда взять укрепленный город - крепость? Чем мы думали!
        Она замялась, но уже увереннее добавила:
        - Это лучше, чем медленно умирать в выжженных пустошах.
        Кружилась голова. Неизвестный хотел прилечь, но слова лезли на язык:
        - Вы пробовали договориться, прежде чем применить грубую силу?
        - Вас и правда так сильно тряхнуло? Договариваться с ним?! На мирные демонстрации, на просьбы, на мольбы о помощи нас либо выпинывали, либо расстреливали. Знаете, тир такой… устраивали. На обычных людей такие же люди. Почему они так озверели? - притихла медсестра, прислушиваясь к шагам. - Я не понимаю - сказала она смутившись своих резких слов.
        В палатку возвращался доктор.
        - Быть не может, подойди - ка - поманил он её. Ты не поверишь кого нам привела судьба.
        Глава - 13 -
        БАРДАНОР
        Барданор существенно постарел.
        Ранее, в молодости, горячее и решительное сердце, очерствело и ожесточилось. На нем появились рубцы, оставленные временем и изнурительной ржавой хворью.
        Внешне и физически он увядал, как умирающее растение, лишенное солнца. Радости жизни больше не прельщали его. Смертельная болезнь одолевала тело, и он знал, что конец его близок. Если не шестой десяток, подходящий к концу, то покрытое язвами тело утянет его в могилу.
        Влажный климат усугублял здоровье, ему советовали переехать с дождливого Остермолла куда-то на юг. Но куда тут переедешь, когда лицемерные прислужники только и ждут, когда он отдаст ноги!
        Кожа покрывалась плотным слоем налета, и приобретала бронзовый оттенок. Его буквально «жарили на углях». Ощущение как прикладывают раскаленный металл или одевают в доспех после ковки. Но, в отличии от доспеха, порошкообразный налет плотно обхватывал кожу. Своеобразно выделялась боль на нежной шее, запястьях и в паху. Ему словно напинали туда стальным башмаком. И никуда от этой муки ни деться. Даже в сновидениях он бегал по раскаленным пескам, и варился в котле, а когда просыпался то симптомы обострялись. В Рокмейнселле нисходило облегчение из-за штормовых ветров, продувавших Скалистый Утес. Поэтому он периодически «проведывал» хозяйство давнего товарища. Лишь он и ведал о его недуге. Братьям также было неизвестно об его страданиях. Враги неминуемо воспользуются его минутной слабостью. Он не мог допустить слухов, потому и распорядился избавиться от лекаря с Арсаноры. «Вы проделали немалый путь». «Для меня честь побывать на приеме у императора», - ответил деликатно лекарь, и Барданор отметил тогда, что во врачебной тайне кое-что он да соображает. Врачеватель приходился лорду-протектору сводным
братом их отца. Однако, Арсанора ныне ненадежный союзник. Под боком у Донверхейма она отгородилась от влияния Севергарда, перенаправив в разделяющий эти острова Резвый пролив ход океанических вод. Барданор единожды бывал там. Край, богатый на оливковые рощи и пашни. От потопа его защитили горный массив с обтекаемыми «боками», который отвел основной поток воды, и отличительная особенность местности. По форме край напоминал продолговатый рифленый ботинок с глубокими растянутыми складками земли, волнообразно чередующимися с возвышениями. Волна просто огибала его, не нанося ущерба, а то, что проскакивало заполонило выжженные складки местности, некогда оставленные лавой. Так остров еще и выиграл с потопом, избавившись от надоедливой засухи. Высокие продольные местности соединялись перекинутыми мостами. Меж ними ходили суда по «мелководью». Не без риска, они обрушили дальний от Донверхейма скат гор и перетащили его к проливу, сделав искусственный угол, оттягивающий напор из Дымящегося Водоворота. Резвый пролив стал непроходимым. Арсанора лишилась протектората империи, но получила поставщика в лице неких
Земель Исхода и острова Семи Змей. Отчасти туда заглядывали и торговцы торговой империи. Стоянки кораблей теперь размещались во внутренних «каналах» острова, в проливе же сила течения просто переворачивала корабли или сносила в Сухое Море. С момента катастрофы водовороты расплодились в неимоверном дотоле количестве. Севергарду требовалось единство - на те! Водоворот Алчный - прямо между Остермолом и западными имперскими островами. Штормовой Предел? Еще водоворотик. Хэнгтервол и милый дом - Донверхейм? Будь добр, преодолей следующий! Немалое число ресурсов и корабельного топлива уходило на обеспечение элементарных перевозок. О какой войне тут вести речь? Когда со столицы уплыть можно только при приливах. «Весь мир сошелся клином на сраном Севергарде!». Благо, его слышали исключительно стены.
        Барданор присел передохнуть на скамью и отер лоб батистовым платком. Он чересчур погряз в переживаниях о будущем страны. Проблема с Коргором, или как его кличут мореходцы - путеводной звездой (за форму острова), портила ему сон. Разведка сообщила, что «торговцев» с острова вытолкнули какие-то дикари, и вытеснили их с Темплстерского рынка, ослабляя контроль за Заливом Бушующих Вод и передвижениями с Последнего Предела. Барданор поглядел на карту - «Ох уж эта звезда. Когда-нибудь она погаснет». Его военачальник потерпел поражение, а гвардейцев согнали в рабство. Да и бог с ними - гвардейцами, какое дерзновение, какой удар по авторитету империи! Проиграть воровской шайке. И они требуют за седую недоросль выкуп и грозятся его убить в случае неуплаты до установленного срока. Мобилизация как нельзя кстати. К концу следующего года империя наладит переправы между нижними и верхними группами островов. Пусть они и не тянут на звание фортовых Островов, и им не потягаться в силе с тем же Донверхеймом, но они обезопасят Остермол с севера и юга. И как результат - подойдут для заселения гвардейцами, коих уже
просто некуда девать. Рокмейнселл переполнен, Остермол переполнен, Темплстер - тоже, Донверхейм - забит под край, они даже на Рифстеноле пристроились, неподалеку от Рассветной Скрижали и Просветителей, чем и вызвали их недовольство. До сего момента император не ведал откуда денег брать на все эти мероприятия, а оказалось - залезь в будку к соседям, и они сами тебе заплатят, лишь бы ты убрался.
        «Оседлать буйвола оказалось куда проще, чем удержаться на нем», - подумал Барданор о престоле. «Слушайтесь, черти» - надоумил он уставшие ноги и по чугунным пластам заковылял за омолаживающим эликсиром. После его приема шелушилась и отслаивалась кожа, и под ней пробивалось обновленное тело. Ему было неведомо, откуда берется эликсир, «да и плевать». Раз за флакончик торгаши с Утренних Островов требовали разовое разрешение на ввоз и вывоз рабов, то добыть его - дело не из легких.
        «Обшитые» коврами, стены сберегали тепло. К зиме рабочие доделают Солнце, и «подвесят» над городом. Тогда Летний Дворец вернет свое великолепие. Коврами здесь обозвали технологию, по которой в поверхности гранита проделывали впадинки - поры, и затем «прививали» туда семена Сухостоя. Он облепливал гранит и питался не более, чем влагой, преобразуя ее в запах, от чего по залам расходился освежающий мятный аромат. По сути он обеспечивал сам себя и редко требовал ухода. Плюс, избавлял от необходимости просушки помещений, что было довольно затратно в столь пропитанном сыростью месте. Левое крыло дворца изгибалось буквой V. По правую сторону от императора выстроились часовые, заметя его приближение. Усталость мучала его поэтому он не придал и значения, как и послу, ожидавшему у двери в библиотеку. Тот, было, поспешил за ним с сообщением, но его задержала стража, наученная поведением императора. Посла насильно усадили на скамью и связали из его плаща смирительную рубашку.
        Барданор прожал выпуклую кнопку под на уровне плеч. Звоночек и лакей принес ему на подносе кружку с тюбиками. Затем, гвардеец проводил его с массажистом до палат. Барданору растерли по животу и спине настойки, и массажисту вновь одели на руки цепи, после чего вывели. Он высидел, пока паста впитается в тело, и переоделся в чистую рясу. Фарио сказал, что ее привезли прямиком с тронного зала Сонтейва. «Конечно, для северных широт она тонковата» - оглядел себя Барданор в зеркало, «растянутое» напротив окна, но, в целом, облик его удовлетворил. Бархатные шторы не пропускали свет. Он уселся за гранитный письменный стол, и, обмакнув в чернильном масле серенький стержень размером с ручку, вывел на листке тут же исчезающие слова. А поверх них написал обычным пером повседневное распоряжение. Невидимые чернила давно практиковались в политике. Однако, император пошел дальше и выкупил целую лабораторию, которая разрабатывала ему особые их разновидности, проявить которые без специального оборудования не представлялось возможным. Один из таких экземпляров размещался на его столе. Он походил на станок с зажимами,
бумага помещалась меж двух плоскостей, а затем, смоченные в специальном растворе и с помощью определенных ламп, ее сдавливали и выдерживали в таком состоянии около суток, после чего текст на непродолжительное время делался читаемым. Продуманный план по «облагораживанию» (как от начеркал в письме) северных широт устраивал его. «Тогда Торговцы и не зарекутся о невыгодных условиях» - подумал Барданор и «растекся» по огроменному бержеру.
        Он так же знал, что кроме лорда - протектора доверять никому не может.
        Прочие милые улыбки, рукопожатия - такая же маска, как и у древних охотников, носящих на своем лице. Проходящих ритуал самосожжения до обугления кожи, делая ее черной, а после обработки мазями - цвета мертвеца. Странное сравнение… А тут, лет двадцать назад… Барданор задумался. Нет, поменьше. Лорд - протектор принес ему черную весть - одну из таких масок, и сказал, что снял ее с мальчика, который пытался освободить, как вскоре стало известно, невинно осужденного.
        Барданор тогда поблагодарил лорда - протектора, но как только тот вышел из его покоев, задрожал и упал на колени. «Неужели предзнаменование сбывается?»
        Он открыл книгу пророчеств, украденную по его просьбе просветителями из какого - то богом забытого музея. И день за днем перечитывал слова, в которых гласилось: «С сих пор ни один лжец, ни один вестник смерти не сядет на престол нашего мира. Коль ослушается знака сего, ждет его смерть долгая и мучительная. Умрет все близкое ему, сгниет сердце его, и рассеется разум его ветру подобно».
        На следующей странице вкладышем лежала маска первого освободителя, еще не ордена убийц, не ордена парящих кинжалов, а простолюдина, плотника по профессии. Лицо его укрывалось чернотой. Чье значение в истории стало подобно исходу с небес.
        Барданор считал все это вымыслом и жалкой ложью.
        Затем, взяв власть в свои руки, считал, что это надежда, которой тешат себя немощные люди. «Лицо его укрывалось чернотой…» Под такой образ пойдет каждый пройдоха. Он радовался их слабоумию, а теперь… Весь покрытый испариной, сидящий на полу и дрожащий, то в ознобе, то в холоде, туго дыша, он понимал, что, возможно, не такая уж и ложь скрывалась за словами, написанными восемь веков назад.
        Он прятал книгу под кроватью. С тех пор Барданор угасал, убиваемый собственным страхом. В нем боролись алчность и одиночество. Тогда он решился завести семью. Она отнимала его свободное время.
        Стало легче дышать, но в самом укромном уголке, на ниточке, называемой сердцем, висел осколок из льда.
        В кабинет зашла уборщица, и начала протирать стеллажи с книгами. «Хорошо тебе тут мой друг?» - посмотрел Барданор на портрет Говермана в углу, покрытый толстым слоем копоти, исходящей от горящего камина.
        «Чертов иридум. Под крылом империи тысяча агентов, неисчислимое количество просветителей, и за десять лет они не смогли найти чертов один укол! Только его бы мне хватило, и я здоров. И еще эти сукины дети парящие кинжалы. Угнали единственную надежду. Последний паром был им переполнен, и такая досада».
        Вдалеке пыхтел паровоз, а от Нижнего Города вздымались струи дыма.
        Император игрался с пером перебрасывая его из руки в руку, когда во дворец зашел протектор.
        - Ваше превосходительство, заключенный…
        Внезапный строгий голос свел ему руку, и перо пролетело мимо.
        - Повесить - уныло отмахнулся Барданор.
        Перо взлетело, подхваченное сквозняком, и унеслось в окно.
        - Но вчера вы говорили, что досье вас интересует, и вы готовы изучить его.
        - Я что, не ясно ответил?! Повесить сволочь! - Заорал во весь голос Барданор.
        - Ясно, удаляюсь, извините - откланялся протектор.
        Протекторы… Их не запугаешь криками и виселицей.
        - И пригласите ко мне… эм… Искандера, командира моей великолепной городской стражи.
        Вошел высокий тощий человек, с блестящей от жары и стекающего пота лысиной.
        - Здравия желаю ваше императорское высочество!
        - Да замолкни уже… Замолкни.
        Искандер замялся, но более уверенно продолжил. Знал, что император не любит натянутого разговора. Вначале главное, потом остальное.
        - Иридиум мы не нашли - с легкой опасной начал Искандер. - Но наши горняки на Острове Скал говорят, что там возможны залежи, большие залежи, настоящие склады.
        - У протекторов наверняка есть чистый иридиум, вот только они даже со своим «великим императором» не поделятся. Умрут все до единого, и слова не скажут. «Как и мой братец, отбрыкивающийся тем, что понятия не имеет ни о каком иридиуме» - подумал Барданор. «Так ладно, что там у тебя? Где этот мой спасительный островочек жизни»?
        Командир стражи развернул на столе карту.
        - Вот здесь.
        - Рядом с Темплстером? Но я ничего не вижу. Он что такой маленький?
        - Сеть островов, подключенных к Темплстеру сетью каналов и дорог.
        - Хоть кто-то способен работать!
        - Сейчас они оборваны, и постоянные штормы не дают дирижаблям устраивать свободные вылеты.
        - Что - то я слегка погорячился…
        Эликсир действовал. С императора сошла бледность.
        - Какое там я хотел досье или дело посмотреть?
        Пока он искал бумаги, человека подвели к столбу на площади и прочитали приговор. Ровно в полдень крик толпы на миг замер, глядя на предсмертные судороги, а затем восторженно заревел.
        Тело же снять никто не удосужился.
        Глава - 14 -
        Неизвестный приподнял голову. Чувство времени и пространства еще не вернулось к нему, поэтому он из слегка приподнятых век начал исследовать глазами окружение. Наваленные матрасы под спиной, компресс на лбу, и жжение в левой верхней части лица, вокруг глаза. Треск в ушах вынудил его опустить голову назад. Из коридора до него донеслись приближающиеся шаги. За минувшие годы он выучил походку учителя. Вошел Альфредо. Наклонился, но Неизвестный уже снова погружался в пучину безмолвия. Сквозь утекающее сознание он услышал обрывчатый диалог и, отключаясь, заметил последнюю картину:.
        В комнате, полукругом около Альфредо, столпились парящие кинжалы.
        - Чем братья могу быть полезен в столь поздний час?
        - Мастер, у нас тревожные вести.
        - Плохие вести.
        - Выкладывайте.
        - Пары иридиума, он опять прорвался сквозь кору.
        - Сколько? - только и спросил он.
        - Три тысячи трупов. Их надо сбросить, начнется эпидемия, поднимется паника. Мы должны торопиться.
        - Вот черт… - он зашагал по комнате. - Соберите людей, всех, даже детей. Пора им взрослеть.
        Члены опешили.
        - Народ взбунтует.
        - Пускай бунтует, мы помогаем этому чертовому народу уже более десятка лет, а в обмен слышим лишь презрение и недовольство. Пора им включатся в работу, а не десятому добровольцу, как раньше.
        - Я тоже с вами. Собираемся у старого вокзала.
        - Мастер…
        - Я знаю - уныло добавил он. Мы вымираем, на нашем безымянном острове осталось шестнадцать тысяч за вычетом тридцати сотен мертвецов. Хорошо, что они не оживают подобно трупам из легенд.
        - Легче от этого не становится - ответил ему один.
        - Это точно.
        - И быстрее, терпение у меня не железное.
        Сознание угасло. Сколько дней и ночей Неизвестный провалялся в бесконечной винтовой лестнице? Она спускалась вниз, а внизу начинался верх.
        Опять.
        Темная и мрачная, напоминавшая затопленный заброшенный бункер.
        Но это была обычная ржавая лестница, пугающая, однако, сильнее мертвых стен. Она вела в никуда, поэтому страх был так силен, и не ослабевал ни на минуту. «Неизвестный родился в мире, исписанном кровью, где само рождение граничило с упадком» - донесся до него далекий голос, скользящий по этажам как поезд по туннелю. И… этот туннель напоминал… раскаленный прут с клеймом!
        Картина прояснилась, и он открыл глаза, втягивая морозистый воздух.
        Что - то с ним творилось.
        Зрение плыло, но слух. Слух стал необычайно чутким.
        Он мог услышать падение капли воды из оборванной трубы в другом конце дома. Ближе, в верхней части комнаты, в углу, слышал шуршание паутинки под натиском ветра. Он спохватился за виски - как громко! Вот и голос. Разговаривали два члена братства в коридоре, напротив. Отделяли их две железобетонные стены.
        Не такие толстые и прочные как при постройке здания, но их было достаточно, чтобы закрыть диалог от любопытных глаз.
        - Я выполнил все как вы и просили.
        - Почему так долго?
        - После устранения протектора, особенно если он лорд - защитник, надо быть идиотом, чтобы показаться на глаза страже, или глупому народцу. И те, и другие разодрали бы меня в клочья.
        - Хорошо, ты молодец. Твое вознаграждение и тройная доза иридиума в этом сундуке. Все аккуратно упаковано. Однако дело еще не окончено. Собери команду. Остался еще один лорд - протектор. Особо опасный, он старее прочих и доблестнее.
        - Доблесть украшает гобелен, мы постараемся чтобы он попал на него как можно быстрее.
        - Хвалится неподкупностью. Не интересуется земными благами. Подсылали женщин. На живца не клюнул.
        - Поражаюсь его выдержке, ведь в столице множество красивых дам.
        Их тон, манеры… они точно обсуждали какую-то вещь.
        - Сомневаюсь мужчина ли он.
        - Какие способности?
        - В этом и загвоздка: он никогда не показывал козыри. Над покушением орудовали даже последователи Охотников, но он отбился. Мы должны выманить из его сподвижников все сведения, подождать пока он ослабнет, и нанести удар, тому, кто ему дорог.
        - Надеюсь, у него есть такая слабость.
        - А у заказчика - терпение. Опоздаем - и он нас сварит в иридиуме. А, может - повесит.
        - Или и то и другое разом.
        - Кончай трепаться. Пойду, проверю инвалида. Интересно, что за подарок преподнесла ему метка?
        - Может, он невидимым стоит рядом?
        - Или отошел к праотцам. Ладно, не угоди в Бездну брат. И смотри, Альфредо не должен знать.
        - Не узнает. Ну, коли гаденыш переживет клеймение, нас…
        - Теперь шесть…
        Член братства зашел в комнату и сморщился.
        - Ну и вонь. Ты живой там?
        Неизвестный застонал.
        - Видать, живой, - в его голосе сквозило не скрываемое разочарование.
        Неизвестный заставил себя открыть глаза.
        - Что - то изменилось?
        - Все плывет, ничего не вижу.
        Исориец приуныл.
        - Вот досада. Иридиум зря перевели. Способности то какие - то наверняка есть, вот только полезные? Или сорняк, наподобие зажигания свечек на расстоянии?
        - Не ощущаю сил.
        - Верю, после первого пробуждения ты бы не смог солгать.
        Неизвестный перевернулся на бок.
        - Что мне делать? Я бы хотел поговорить с Альфредо.
        Мастер исориец удивленно глянул на него, но тут же скрыл эмоции под маской безразличия.
        - Он ушел, хотел сообщить вам куда направляется, но вы, как не удивительно, валялись в обмороке.
        - Это не был обморок.
        - Какая разница? Видок не славненький. Я бы не хотел быть столь бледным. С трупом могут спутать.
        Лицо Неизвестного уже пришло в норму, и он мог контролировать мышцы.
        - Что - то случалось пока я лежал? - ответил он холодно.
        - Примерно одна восьмая населения погибла из - за выброса. Сам встанешь? - уже с меньшим уважением и нетерпеливо ответил мастер исориец.
        - Встану.
        Он уже собирался выходить, но Неизвестный его остановил.
        - Я ухожу сегодня. Передайте Альфредо, что пойду через подземные ходы.
        - Минутку - с прежним уважением ответил мастер исориец. Вас там какая - то женщина хотела увидеть, и как приложение к старухе - весьма симпатичная девушка - подмигнул он.
        - И что им нужно?
        - Как это и что?! - Ничего… - более спокойно добавил он, подумав, что у лорда - защитника нашелся любовник.
        - Где меня ждут?
        - Карта под рукой?
        - Нет, но вы бы могли одолжить свою.
        Движения исорийца стали нервными.
        Разговор явно выводил его из себя, и он терял время. Неизвестный знал, почему он так паникует.
        Он указал на карту, вывалившуюся из правого кармана исорийца. Но тот был непреклонен.
        «Наверняка там начерчен их дальнейший маршрут. Жаль Альфредо, я уже не помогу тебе… Слишком долго я пробыл здесь, мне пора продолжить мой путь» - подумал Неизвестный.
        Исориец выкрутился. В ордене, на всякий, носили с собой запасные рулоны для черчения.
        - К твоей радости, приберег один - сказал он Неизвестному. Закончив с расстановкой знаков опасной местности и повышенного излучения, получив наставления от несостоявшегося мастера, Неизвестный поблагодарил исорийца, намеренно долго пожимая ему руку. Тем самым, заставив того скалить зубы, и собрав портфель, с заранее отложенными вещами, ушел.
        Он закрыл часть лица, покрытую символом, маской полумесяцем, чтобы оно не выцвело слишком быстро. Все способности имели свой срок службы. Выцветание не грозило потерей, оно должно происходить постепенно, в ином случае организм не справится с нагрузкой. «Странное чувство, я будто убегаю и совершаю предательство», - подумал Неизвестный.
        Он направился к первой метке, где его «ждала кто - то».
        Слегка натирался шрам, оставшийся после одевания маски древнего охотника, и отказывающийся заживать. Он приобрёл желтоватый оттенок и нередко чесался.
        Неизвестный быстро спустился к улицам и надел респиратор, который обеспечит защиту в пределах получаса. Он пошел по потрескавшейся дороге в сторону заброшенного завода по производству труб. А наверху прохрустывали «шестеренки» таинственного города, заволакивая улицы массивной тенью. «Сколько лет прошло…» Болезни и эпидемии стали неотступной частью мира, а то и главной составляющей бедных на земли островов.
        Люди, люди, как и раньше: продолжали в своем духе и прежней манере.
        Вот слева сидят и курят черт знает, что. «И где только траву достали? Или они не траву курят, а краску забивают и поджигают…» Вслед за ними, вниз на животе, свисая с насыпи, лежит пьяный мужик, а рядом с пробитой головой продавец с торгового ряда.
        Неизвестный глянул в противоположную сторону: стекло старого и единственного в данном квартале универмага, сохранившегося до сих пор, разбито в дребезги, осколки собирают в мешок детишки. За ним, в темноте разбухших от постоянной сырости и влаги стен, виднеются люди, грабящие витрины.
        Его работа - разгонять таких кретинов, но почему сразу «кретинов»? Драться за последний кусочек хлеба - порядочное оправдание своим поступкам. Куда достойнее, чем-то, чем они бы занимались раньше.
        Но это уже не его дело. Теперь не его. С сегодняшнего дня он исчезнет из этого безымянного острова навсегда. И больше не вернется, не скажет снова заветного «прощай».
        Пахло гарью, и вонью от гниющего мяса - у балкона жарили собаку. Неизвестный надеялся, что ее. Иначе на вертеле мог крутиться, и соотечественник сидящих в уголке двухэтажного дома, в заросшей паутиной квартирке, людей. Их пять, но тушку на вертеле он не опознал. Да и не пытался.
        Зачем портить последнее впечатление от места, в котором он прожил до зрелости?
        Морщины слегка разгладились. Вдалеке член ордена разгонял бандитов от старушки, после - вернул ей украденные вещи.
        «Не все так плохо, как кажется. Солнце и дальше светит, словно для него ничего не изменилось», - улыбнулся левой частью лица Неизвестный. «Или его подобие» - мерцание пышных бело-серых облаков застилало горизонт.
        Вот и завод виднеется. Облезлые здоровенные цистерны. Наверняка горючее давно слили и растащили по домам. Обсеченные трубы напоминали каркасы некоторых домов. Видимо, из них и спаивали на скорую руку жилища.
        Обломки стен, лежащие на земле вросли так, что создавались холмы из земли и камня. Перекошенные на бок водонапорные башни. Висящая в остатке колючей проволоки надпись: «Опасно», и: «посторонним вход воспрещен». «И кто ныне Посторонний?» - усмехнулся Неизвестный.
        Все как обычно: бродячие псы высовывают морды из цилиндров, наваленных по бокам. Завод был в то время на реставрации, поэтому многочисленные лестницы все еще сохранились. Где - то в глубине наверняка имелись обустроенные жилища. Переходы в форме арок громоздились над ним. Из огромной трубы впереди шел дым. На секунду Неизвестный поверил: завод работает, но спустя миг услышал доносившуюся оттуда ругань. Видать кто - то перевел слишком много материала, пригодного для горения. Захотел согреться… «А у реки то прохладно ночью».
        С боков завод обрамляли здания, соединенные оборванным мостом. На мосте стояли тележки, нагруженные металлоломом. До аварии они перевозили руду из одной части завода в другую. Вначале первичная обработка, затем отчистка, и так далее. Рабочие помещения располагались в четырехэтажных корпусах и некоторых ангарах, ранее предназначенных для дирижаблей. Стрела подъёмного крана навечно застыла с контейнером, качающимся от порыва холодного ветра на истертым временем тросе.
        Прежде чем спуститься в долину, Неизвестный решил оглядеть ее в последний раз и сделать зарисовку местности. Мало ли - пригодится. Чрез выбитые ворота он перешел в погрузочный док. Поднялся по тросу в лифтовой шахте на четвертый этаж. Прошел сапогами по луже с радиоактивными отходами.
        Смысл оберегать себя от таких мелочей? Все заражены, вопрос только во времени. Альфредо вон жил и не тужил, и до сих пор - как-то поживает.
        Четыре башни, и подъемный кран, примкнувший к крыше.
        Неизвестный поднимался на высоту. Лестницы скрипели под ногами. Земля отдалялась с каждым метром, но небо было таким же далеким и недосягаемым.
        Дотянуться до неба - мечта любого ребенка, точно воссоединение с неведомым - залог счастья. Неосуществимая мечта, захватившая Неизвестного вновь.
        Вот, лестницы закончились и начался подъем по ступеням, закручивающимся вокруг центрального ядра: стержня крана. Защитных стен каркаса на такой высоте уже не было. Давно обвалились. Легкие порывы ветра были смертельными. Он буквально пытался обнять, прилипнуть к стержню, и ногами перебирал вверх, кляня свою глупую затею, стоившую ему столь дорого. Однако, без Альфредо ему не получить планы острова, а он запамятовал, где тихие берега.
        «В безумном мире безумные мысли», - допустил он себе шутку.
        Ветерок поднимал подолы длинного черного кожаного плаща, обнажая лезвия мечей, втиснутых в ножны, вшитые в высокие сапоги.
        Вот и конец подъема. Маленькая кабинка водителя, с прахом на стуле. Неизвестный потянул дверь за ручку, и она отпала. Под левой ногой обвалилась часть пола. Небольшой металлический бортик едва удержал его от падения. Из кабинки ничем не пахло. Респиратор исправно работал, хотя получасовой интервал закончился.
        Видимо высоты ста метров вполне хватает для того, чтобы сюда не добрался отравленный воздух.
        Он посмотрел в сторону реки - захватывающий и чарующий вид.
        Стекающая в озаряемую солнцем долину извилистая река. Со всех сторон холмы, все сплошь покрыто зеленью: таким все выглядело на первый взгляд. Если приглядеться, то можно заметить, что это далеко ни какая не растительность, а лишь впитавшиеся в почву отходы, засохшие под изнуряющим солнцем. Но Неизвестный отложил в голове только первую картину. Для зарисовок учитель подарил ему Самописец - артефакт в виде печаткой машинки с глазом-биноклем над клавишами. Направляешь его в нужную точку, затем вставляешь лист, и он «отпечатывает» на нем черно-белое отражение того, что видит, в объеме. Мелко, но крайне удобно. Да и сама машинка весит не боле радио. Главное - зафиксировать ее и обеспечить неподвижность, иначе все смажется. Из минусов - ресурс этой машинки истек, и она пропечатывала свой последний лист.
        Внезапный порыв ветра заставил кран качнуться. Стрела заскрежетала и треснула. Затем рухнула вниз.
        Он вырвал из зажимов наполовину готовый маршрут, и с колотящимся сердцем спустился на крышу.
        Покинув завод он вошел в «Чистую долину». Ее так назвали из - за кристальной на вид воды. Такой «чистой» ее делал как ни странно иридиум, осевший на дне реки. Но вода была опаснее самой едкой кислоты. Холодная, текучая, и прозрачная лава, или другими словами разбавленный иридиум, не желающий становиться безопасным даже спустя пятьдесят лет. Реке этой было примерно столько. Может ее подпитывало чем - то из подземных трещин.
        Окраина острова.
        Река заканчивалась резким обрывом, ведущим в бушующий океан.
        Она бы давно вытекла водопадом, но течение было так слабо, что «вода» еле-еле переваливалась за край. Поэтому река оставалась рекой, в которой отказывались расти даже самые живучие микроорганизмы и паразиты.
        Сквозь фильтры просачивался горьковатый воздух, и Неизвестный резким движением снял респиратор с лица. Затем, замахнувшись, бросил его далеко в воду. Линзы немного повисели на поверхности, а затем мирно пропали.
        Кругов на воде, он не заметил.
        Он свернул с побережья у самого обрыва и подошел к торчащему из-под земли люку. Использовав Открывашку с браслета, он оставил на земле отметку.
        Спускался вниз по обшарканным, но вполне целым ступеням. Краска на стенах была вполне новой. Неизвестный спускался глубже и глубже.
        Вот угас звук ветра с поверхности. Блеклый луч с неба перестал доставать дна. Рука щелкнула по фонарю на поясе и тот включился.
        Он одел маску, закрывая шрам от клейма.
        В предбаннике было пусто. Гермодверь закрыта. Как ближняя, так и дальняя - в темени. Значит его никто не ждет здесь. Может ловушка? Но зачем? Он уловил движение справа.
        Двое вышли из тени, Неизвестный стоял в полной готовности. В левой руке обнаженный клинок, в правой шестизарядный револьвер, нацеленный точно в голову. Раздался испуганный визг, и он успокоился. Перед ним стояла пожилая женщина, а за ее спиной спрятался силуэт молодой девушки.
        - Что вам здесь нужно? - сказал он, убирая револьвер на пояс, но клинок лишь слегка опустил вниз.
        - Прошу не нужно, я хочу просто поговорить. Попросить вас о помощи. Вы ведь поможете? - в глазах светилась не скрываемая надежда.
        - Вы могли выбрать и более непринужденное. Зачем пугаете дочь? Это же ваш ребенок, так?
        - Так. Прошу извинить меня. Я боялась посторонних взглядов.
        Неизвестный примирительно махнул рукой и сел на пол, скрестив ноги, и подтянув их под себя. Фонарь отложил по левую руку, и направил в потолок, чтобы свет рассеялся по всему помещению.
        Женщина замялась, и он снял маску.
        - Я человек, и вы можете говорить со мной как с обычным человеком. Я вас узнал. Это вы мне приносили медикаменты, еду, и все что угодно. Поэтому я выполню вашу просьбу. И тут же добавил: «Если она вполне разумна».
        - Разумеется. Но она не совсем обычна. Я слышала, что вы уходите от нас, покидаете, отправляетесь в империю. Я бы хотела…
        - Вы хотите, чтобы я взял с собой вашу дочь?
        - Не отказывайте сразу, пожалуйста, умоляю вас. Подумайте. Мне осталось недолго, куда ей деться? Соседи на нее смотрят лишь с одной целью, а она у меня одна, мне ее не уберечь от всего. А через пару лет…
        - Успокойтесь. Она умеет разговаривать? Я хочу услышать голос юной леди и узнать: пойдет ли она или нет?
        - Она глупая, хочет остаться со мной, это ведь так не разумно. Что с ней потом случиться, господи, что же с ней может случиться…
        На глазах у женщины начали появляться слезы, и Неизвестный отвернулся в сторону, сделав вид, что поправляет фонарь.
        - Пускай подойдет.
        Девушка робко вышла из - за спины матери и медленно шагнула вперед. Взгляд ее выражал негодование к речи матери.
        Неизвестный встал, заставив ее слегка съёжиться.
        Он был на две головы выше ее.
        Беззвучно подошел, заставив ее нервно закусить губу, и мягко протянул руку.
        - Положи ладонь сверху.
        Девушка не без страха в глазах, послушно выполнила просьбу.
        - Я не чудовище - упрекнул он ее. «А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты хочешь сама. Говори все, не стесняйся своих эмоций».
        Голос Неизвестного звучал подобно гипнозу. Он и сам не заметил изменений. Мать одернула руку дочери, и тут же себя проругала.
        - Мне показалось… Никому не доверяя в этом мире, забываешь, что иногда довериться все же можно.
        - Я не знаю - ответила девушка.
        - У тебя есть имя?
        - Да, Амалия.
        - Очень хорошо, Амалия.
        - А вас как зовут?
        Она пыталась сбросить повиснувшее напряжение, но Неизвестный не заметил его.
        - У меня нет имени, забудь.
        И совершив резкий разворот, выстрелил в стену. От вспышки приоткрытая гермодверь ярко заблестела.
        Неизвестный увидел метнувшуюся в сторону тень.
        За ним следили, и он почувствовал слишком поздно.
        Амалия испуганно вскрикнула, звук был слегка оглушающим.
        Шум дал Неизвестному время чтобы снова прокрутиться, отскочить в сторону, и взять на мушку голову исорийца.
        Одного из мастеров.
        Того самого, который отдал приказ о поиске слабых мест лорда - протектора.
        - Двинешься, и я ее прикончу. - проговорил мастер исориец зловеще, Амалия едва не рухнула в обморок.
        Неизвестный решил наступать.
        - У тебя тоже теперь нет иного выхода. Двинешься сам, я прострелю тебе башку. Вытекающий мозг не способствует мыслительному процессу. Особенно когда дело касается попытки убийства лорда - протектора.
        - С чего ты взял, что мне это нужно?
        - Иначе бы отсутствовал смысл слежки.
        - У тебя есть выбор.
        - У тебя тоже. Ты убьешь ее, а я убью тебя, и твоим всем планам наступит конец. Это устроит твою душеньку?
        - Не таких видали. Считаешь, идиот, и пришел сюда один? Мастер исориец начал медленно двигаться в сторону. Именно в тот момент, когда на долю секунды гас луч фонаря. И как только свет вновь лился из него, останавливался.
        «Думает, я так прост. Хочет поиграть в кошки - мышки?»
        - Я это знаю. Ты один. Точнее, вас двое. И еще, я уверен: шансов выбраться живым у тебя не больше, чем у покойника.
        Женщина испуганно переводила взгляд то со своей схваченной дочери, к горлу которой приставлен ужасающе тонкое лезвие, то на Неизвестного. Взгляд женщины не ускользнул от натренированного глаза исорийца.
        - Вижу, она надеется на тебя, верит. Правильно ли ты выбор сделал? - спросил Иллен, лапая девушку за грудь. Зрачки его расширились.
        - Зря надеется.
        Голос прозвучал настолько убедительно, что напугал всех троих. И мастер исориец начал волноваться. Всерьез начал.
        - Тогда я все равно прикончу ее, и постараюсь перед смертью нажать на кнопку тревоги. Даже группы братьев хватит, чтобы посеять в городе хаос. Пара десятков смертей… Стоят они того? Неизвестный?
        - Хочешь, чтобы Альфредо ничего не узнал?
        - Тогда ты будешь свободен. И она. И сразу проваливай отсюда, ведь не собирался вмешиваться в дела других в последний день?
        - Назови свое имя.
        Вопрос сбил исорийца с толку.
        - Зачем?
        - Чтобы выпотрошить тебя по возвращении.
        - Страшная угроза. К твоему приходу я поставлю твою репутацию под сомнение. И буду ждать с распростёртыми объятиями. А с тобой, красотка - мы не закончили.
        - Имя.
        - Иллен Гиллен к вашим услугам, - и, шутовски поклонившись, он отпрыгнул от девушки, - прощайте безымянный друг.
        Неизвестный выбросил вперед левую руку. Два метательных ножа мгновенно вылетели из рукава. Первый врезался в пульт управления дверью, и гермозатвор начал быстро закрываться. Второй шаркнул по плащу Иллена, и пригвоздил его к стене.
        Однако, тот без труда рванулся вперед. И оставив кусок материи, проскользнул в узкую щель.
        Дверь глухо закрылась и обдала лица женщин паром. Включилась аварийное освещение.
        - Черт…
        Идиотский смешок донесся с противоположной стороны гермозатвора.
        Улизнул, зараза.
        - Он говорил вы знакомы - нарушила молчание женщина.
        - Еще как - хмуро проговорил Неизвестный, - век бы его не видел.
        - Простите, мы не знали! - взмолилась она, - он проводил нас сюда, сказав, что это «для нашей же безопасности».
        - Вы бы и вправду сделали это? - задала вопрос Амалия за осевшими клубами пара.
        Он продышался, чтобы ответить мягче.
        - С такими не мыслимо вести себя иначе. Мне пришлось сыграть на эмоциях, видимо это одна из моих новых способностей… Не думал, что его так легко будет вывести из себя.
        Неизвестный окинул их взглядом. Девушка была довольно мила. Изящная фигура, проглядывающая сквозь мешковатую одежду, тонкая талия, красивые руки, и лицо… Впрочем, не за этим он сюда шел.
        - Разве у него нет способностей?
        - Есть, да еще какие. Солнце и небо его союзники, но он знает, что в темноте они бессмысленны.
        - Вы возьмете мою доченьку с собой? - вмешалась женщина.
        - Я не знаю кто вы, и почему просите. Однако, вы не ищите выгоды. А защищаете свое дитя. Если она пожелает, то пойдет со мной. Времени, к сожалению, на прощания нет.
        - Хорошо, сейчас. Иди ко мне милая моя, дай обнять тебя…
        - Я и так задерживаюсь больше нужного.
        Неизвестный отошел распечатывать гермодверь, ведущую еще глубже. Та провалилась в прорезь, раскрывая нутро убежища. Щелкнула открывашка - красненький огонек. Метка золотистым ободком подсвечивала глаз. Он сел на ступени, достал из мешка термос с крепким чаем и в ожидании, медленно выпивал кружку маленькими глотками.
        «Иллен - Я ведь потом вернусь, это не шутка как ты подумал».
        Глава - 15 -
        Амалия брела за Неизвестным, пытаясь не подавать виду своего страха.
        Тепловые линии перемыкались под ногами от чего пол был неровным и скользким.
        Уверенности добавляла спокойно шедшая впереди с ярким факелом в руке фигура в плаще, сливающимся с темнотой. Лицо частично скрывала маска.
        Она сильно напугалась, когда он ее снимал.
        Обугленная кожа вокруг глаз, поверх нее пульсируют прозрачные вены.
        Она бы ни при каких условиях не согласилась на подобное увечье, а он по словам ее матери еще недавно был без клейма, и уже будто забыл о нем, и о наверняка не утихающей жгучей боли.
        А может и не обращал на нее внимания.
        Каждый раз, когда Неизвестный оборачивался назад, посмотреть: идет ли она, не потерялась, не упала ли, Амалия встречала холодный изучающий взгляд и вены… Он пугал ее, и заставлял сжаться еще сильнее.
        Она не знала куда они идут. Все ответвления бункера казались ей одинаково опасными.
        Вот факел неизвестного дал разглядеть узкую каменную лестницу без перил. Подобные лестницы строили в башнях.
        Очень узкие.
        А вверху, двумя лестничными пролетами выше еще более узкий лаз.
        В него едва протиснется худощавый человек.
        - Иди вперед. Он увидел взгляд девушки и тут же добавил: «Я пойду следом, не отстану от тебя ни на шаг». «Иди», - и мягко подтолкнул в спину. Она нерешительно встала на первую ступеньку, затем на вторую, и начала подниматься, стараясь прижаться к стене как можно ближе. Руки попали во что - то скользкое и она отдернув их покачнулась.
        Почти упала, Неизвестный едва успел схватить ее кисть.
        - Тут не высоко - попыталась она скрыть замешательство, упав ему на руки.
        - Под нами пробоина в обшивке бункера. Я не увидел дна. Не смотри вниз, иди выше.
        Он поддерживал ее за талию, когда только мог, и сам поднимался следом. Его ноги едва касались ступеней.
        И несмотря на свой вес и сапоги, он издавал меньше шума, чем хрупкая девушка в мягкой обуви, напоминавшей высокие ботинки. Они добрались до лаза. Слишком узкий. Даже для нее.
        - Спрячь лицо - сказал он, кладя руку на ее затылок и киркой, прицепленной к заплечному мешку сбивал бетон. Волосы Неизвестного обсыпало известкой и осколками, он сплевывал налет с языка и долбил по наросшим уплотнениям из окаменевших растений. Расколотив лаз, он воткнул кирку в камень, и, опробовал его на прочность.
        - Сможешь? - спросил Неизвестый после.
        - Смогу.
        - Вперед.
        Стоило ей только пролезть, и он изогнувшись кошкой, грациозно забрался вслед за ней.
        «Просто невозможно!» - подумала она.
        У него еле входили плечи, а он залез, не испытывая неудобств.
        - Обождем - сказал Неизвестный. «Зараза, они уже должны были явиться!».
        «Сектор B» - прочитала Амалия написанное на стене черным выгравированным шрифтом. Неизвестный пошел прямо и остановился между покрытыми грязью колоннами, уносящимися высоко в темноту. Он раскрыл мешок и бросил на пол пару дровишек.
        Поднёс к ним факел, и зажег огонь. Костер отпугнул назойливые тени, заставив темноту отступить.
        Но она упорно вернулась назад, обволакивая желтый цветок, устремляя все усилия, чтобы сделать его меньше, погасить.
        - Сейчас приду, только найду что - то способное гореть. Не бойся, я рядом, и услышу любое движение. Не отходи далеко.
        И не договорив моментально скрылся в темноте.
        Она и не собиралась никуда уходить. Ей было слишком страшно.
        Тускло горел костер, источая слабое тепло, застревающее под деревяшками. Больше всего она боялась, что он погаснет и оставит ее одну.
        Наедине с тьмой и ужасами, рисуемыми воображением. Она чувствовала себя такой одинокой.
        Еще вчера у нее был самый дорогой в мире человек - ее мама, а сегодня она одна.
        Мама сказала, что этот незнакомец хороший, и он в целости и сохранности доставит ее в более прекрасный мир.
        Но одну, без нее.
        Теперь больше никто не прижмет к своей груди, расслабит своим размеренным теплым дыханием. Никто не скажет слова милости, не успокоит.
        Она не сможет поделиться своими страхами, и переживанием. Она останется одна, до конца своих дней.
        Больше не будет теплой и нежной материнской руки, трепетно гладящей и расчесывающей волосы. Она больше не увидит усталый взгляд, и глубоко спрятанную улыбку, едва мелькающую в уголках губ, когда она делала вид что спит, чтобы растянуть этот момент блаженства и душевного покоя. А еще она ободрала ногти. Уж чего они не ожидала - так это ползанья по заброшенным туннелям. Она подтянула ноги к себе, обхватила руками свои плечи, и прижавшись как можно ближе спиной к костру села, и опустив голову молча заплакала.
        «Он хороший человек - говорила мать. Он намного лучше, чем ты думаешь, я знаю, поверь».
        - Я знаю мама…
        Но такого она не видела никогда. Эмоции Неизвестного находились под контролем. Безразличная маска на лице, изредка изменяющая внешний вид. Она пару раз замечала мечтательное выражение, когда он слишком высоко поднимал факел, и ускорял шаг.
        Ей сразу же приходилось переходить на бег, иначе она рискнула бы потерять его среди бесконечных дорог.
        Она боялась его окрикнуть.
        Иногда на маске запечатлевалась радость от воспоминаний. Но эти эмоции быстро сменялись спокойным безразличием. Они шли вдвоем, но она чувствовала себя одной.
        Немой как рыба, тихий как тень - так окрестили его поселенцы.
        Он, наверняка, без особых проблем убьет десяток навалившихся на него разом людей. И невероятно быстрые и одновременно бесшумные движения подтверждали ее мысли.
        Домой… Она вновь брела за мамой к вертящемуся бочонку, и с восхищением смотрела на то, как тот, тарахтя переваривает вещи в своем нутре, выпуская их наружу практически чистыми.
        Сколько времени он экономил! Потом они с мамой сидели на крыше здания, и мать рассказывала ей о былых временах.
        Кроме города ее мать ничего не видала. Но воображение и умелый рассказчик делали картину почти реальной. Она долго сидела там одна, после того как мать укладывала ее спать, и ложилась сама. Ей не нужен другой, ей хватит и того, что у нее есть. Она не хочет расставаться.
        Сидеть на крыше, доделывала материнскую работу, которую она не успела делать днем, и мечтала… мечтала… Вернуться в этот милый теплый уголок.
        Ее вспугнула рука, легонько коснувшееся шеи.
        Она втянула ее в себя, и подняла широко открытые глаза. В глазах неизвестного промелькнуло сочувствие, и он заметив ее взгляд, быстро переключился на распаковку спальных мешков.
        - Любой человек нуждается в отдыхе.
        Он бросил в ее сторону один из спальных мешков.
        Амалия решилась наконец спросить.
        - Почему вы не взяли мою маму с собой? Почему?
        Грустные глаза поднялись и встретились с ее взглядом.
        - Она бы не дошла.
        - Что? - тихо, едва слышно переспросила она.
        Неизвестный пододвинулся ближе.
        - Думаю ты тоже понимала, что ей не долго осталось.
        Амалия распахнула глаза.
        - Путь не близок. Она поступила разумно, отпустив тебя. Я долго думал соглашаться или нет.
        - Я хочу домой…
        - Обучение в ордене сказалось на моей тактичности - извинился Неизвестный.
        Он подошел к ней в плотную и начал расстилать постель. Аккуратно отодвинул край, позволив ей залезть внутрь, а сам лег по другую сторону огня.
        Амалия долго пыталась заснуть лежа на боку. Трещали плавящиеся щепки, по колоннам скакали тени, не способные за них зацепиться и метаемые произволом огня. Они то задерживались у капителей, то поглощались темнотой. Неприятно пахла плесень, хотя сам мешок отдавал чистотой и хрустел, вероятно, от избытка впитавшегося моющего порошка. Под полом периодически что-то просвистывало.
        Костер догорал, а Неизвестный как спал, так и спит.
        Не хватало только отсутствующего храпа.
        Она закрывала глаза и старалась не думать об окружении, представляя себя дома - так учила делать ее мама.
        «Поверь, что ты там, почувствуй запах, тепло, и тебе станет легче».
        Ей и вправду стало легче. Она почти заснула. Сновидения проникали в маленькую головку. Она расслабленно задремала, но сон разогнала резко появившаяся перед ее лицом здоровенная крыса. Она издала утробный звук, похожий на шипение. Амалия так и застыла, прикусив язык. Холодный пот заструился по спине, челюсти зажевали перину, и она укрылась с головой в одеяло. Затем писк повторился. «Да их тут целая стая!».
        Больше заснуть она не могла. От холода, или от страха, она слабо стучала зубами, и то пытаясь делать это тише: не хотела разбудить его, испортить ему сон. «Он и так сильно устал» - пыталась она себя утешить, но челюсть непроизвольно подергивалась.
        Проходила ночь, а она так и не смогла заставить сомкнуться глаза.
        То один, то другой шорох моментально разгонял уже казавшийся так близко сон.
        Все вертясь с боку на бок, пытаясь измором заставить свой организм заснуть, она надеялась, что он проснется. Ничего не выходило.
        Снова что - то ходит этажом выше, постукивают капли, стекающие с оборванной трубы. Это мог просто дуть ветер.
        Поднявшись, она боязливо, пытаясь не производить шума, подползла к Неизвестному вместе со спальным мешком, и сквозь одеяло прижалась к его спине.
        Она уже не думала о том, как будет завтра оправдываться за подобное вторжение на личную территорию.
        «Мне просто страшно, и я устала», - с такой мыслью она опустила голову на мягкий комок одеяла.
        Под спокойное равномерное дыхание, теперь казавшееся ей музыкой, она быстро согрелась и заснула.
        Неизвестный смотрел в стену через приоткрытые веки и думал.
        Утром Амалия потянулась, и сразу заставила себя одернуть руки, но его рядом не оказалось.
        Сидя напротив выхода, он варил еду на ново разведенном огне.
        Писк. Амалия вскрикнула, Неизвестный швырнул головешкой в собравшихся у трещины мышей.
        Она только сейчас разглядела жестяную дверь, приоткрытую, и пропускающую в помещение холодный воздух вперемешку с утренним туманом и первыми лучами солнца, безуспешно бьющимися с дымчатым небом за право соединиться с землей.
        - Я уж думал ты никогда не встанешь - сказал он не оборачиваясь.
        Когда котелок закипел, он спросил ее.
        - Проводить до умывальников и туалета?
        Она горячо закивала.
        После утренних умываний и полного прохождения санузла, они быстро перекусили слегка переваренными консервами и отправились следуя стрелкам и опознавательным знакам убежища.
        Но, перед этим, Неизвестный высыпал из заплечного мешка крохи хлеба, испорченный орех и протухшее сало в мешочке.
        - Ты их подкармливаешь?
        - Грызунам тоже нечем питаться, а отходы нам - лишний груз.
        Регулярно винты размером с Неивзестного, нагоняли в реакторные помещения морской воздух. За винтами в бункер проскальзывало аварийное освещение.
        Он передал ей пару обуви на магнитной подошве.
        Она надела их поверх своих сапожек.
        Ее ступни болтались в огромных и жестких ботинках. Каждый шаг отдавался грохотом.
        - Тут безопасно?
        - Из реакторов давненько извлекли радиоактивные стержни, а котлы перенесли в жилые кварталы. Винты легки. Околоморская атмосфера сама заводит их. По отдушинам и трубам насосными станциями проталкивается свежий воздух. Иногда хватает шквального ветра, чтобы запустить вентиляторы, которые сами довершат процесс. Таким путем токсины временно прогоняются с улиц.
        Из - за ускорившегося вращения винтов она не расслышала половины сказанного им.
        - Придержи одежду, не то, когда они наберут обороты, то сорвут с тебя все, что плохо держится. Не отпускай мою руку.
        Он вспомнил, как Тень нарядилась в платье, которое сорвало с нее, и ему не оставалось ничего, кроме как возвращаться где она встала, и закрывая собой, ощущая ее тепло, проводить до перехода.
        «Глупая выходка» - сказал он ей, но она рассмеялась, заметив его смущение.
        Вопреки буйной погоде, они благополучно миновали проветриваемые помещения и Неизвестный облегченно вздохнул.
        - Я рад, что мы прошли его сегодня, Иллен не применет устроить беспорядки и хаос, если заметит, что я еще не ушел. Пережидай мы пока устаканится погода и пошли бы жертвы.
        - Разве мы чем - то рисковали?
        Неизвестный улыбнулся.
        Он рад, что она не заметила кровяные разводы у противоположных винтам стен. Немало людей расплюснуло или поломало резким порывом. После клеймения следовало отдыхать, а он поперся с острова. Половину дня и ночи они отсиживались на «резервуарах», пока не сошло наводнение. Резервуары на Безымянном - «канистры» из полуразобранных корпусов танкеров, раскиданные под всем «островом» в туннелях. В них накапливалась вода, которая затем другими насосами сливалась обратно в море. «Орден работал над укреплением резервуаров, пока городское управление финансировало наши мероприятия», - сказал Неизвестный и больше не обмолвился. Она заметила, как он погрустнел.
        На пути им встретился старик с тростью, он брел по пустым коридорам с болтающимся едва полным - едва пустым вещевым мешком на перевес, перекинутым через плечо, и туго затянутым в поясе.
        Он шел опустив голову, медленно, не обращая внимания на их присутствие.
        - Видишь метку на его плече - Парусник под ветром? Это Вестник, не мешай его странствию.
        Минуя жесты Неизвестного, Амалия подбежала к нему и спросила хочет ли он есть.
        Старик шел и молчал.
        - Оставь его. Он ничего не скажет тебе.
        - Но почему? Может он стесняется? Мы не хотим обидеть, мы хорошие люди, дедушка пожалуйста остановитесь, хоть возьмите баночку еды.
        Старик остановился, посмотрел на нее.
        - Совсем еще юная, угораздило же твою мать родить тебя. Чем она думала? Чем она думала… Он оттолкнул ее и намеривался пройти дальше.
        - Стойте! - Схватила она его за руку. «Там же напряжение и вода, вас убить может! Стойте!» - кричала она пытаясь удержать его, но он упрямо шел вперед.
        - Прошу помоги мне! - обратилась она к Неизвестному, но он лишь сокрушенно покачал головой.
        Тогда она упала на колени и обхватила ноги старика своими руками.
        Черты лица смягчились, и он аккуратно отняв руки девушки, сел рядом на корточки.
        - Дитя, ты знаешь какой сейчас год?
        - Нет.
        - Ты знаешь какое время года?
        - Зима… Вроде, заканчивается.
        - Значит зима… а мой календарь показывает лето, вот только лета не видно, тебе так не кажется? Стоишь и смотришь в черное небо, и ждешь чего - то. Ждешь летнего слепого дождя, моросящего по спине, и стекающего по шортам к ногам, отчищающего душу. Ждешь теплых светлых дней и белых ночей. Ждешь прогулок под луной. Ждешь чего - то нового, прекрасного. Может любви? - спросил словно сам себя.
        - Да - просто ответила она.
        - И что из этого ты видишь в этом мире? Ты не можешь дать мне ответ, потому что ответа нет. В этом мире ничего нет, запомни мои слова. Он пуст и мертв. Его время пришло еще тогда, когда люди только подумали о слове с названием власть. Она развращает хуже райского плода. Опаснее ядовитого плюща. Сорняк прорастает быстрее, чем его успеют скосить и спасти благородные растения. Он выест из сада всю плоть и кровь, перекроет свет, и растения погибнут. Самое живучее растение проиграет сорняку. Этот сорняк - все наши грехи.
        - Не думал, что проповедник мог выжить - перебил его жеманные слова Неизвестный.
        - Ты еще особо и не думал - ответил проповедник, доставая из мешка желтый опавший лист.
        - Но он - показал слепыми белыми глазами старик на неизвестного - знает этот мир, и понимает в каком мире ему жить дальше. А ты нет, ты не готова для жизни в нем. Вначале к тебе придет разочарование, потом боль, а самой последней в гости наведается смерть. Она всегда стучится внезапно в запертые двери и ставни, но не в этот раз.
        В этом мире ты почувствуешь ее приближение за долгие годы до конца, и уже будешь знать каков твой последний день. Мой ответ: Он такой - же, как и все предыдущие, как и все другие. Этот человек взял тебя с собой? Он согласился нести и твою ношу?
        - Я сама несу свои вещи, включая то, что лежит на душе. И он сильно болеет последние дни.
        Неизвестный поразился.
        Он скрывал свою болезнь как мог, она не должна была заметить. А Амалия увидела, что сказав наугад оказалась права, и тут-же пожалела о содеянном.
        Неизвестный выглядел растерянно, и от того ее сердце защемило.
        Он не хотел ее беспокоить.
        - Ты видишь, что ему осталось недолго, он не будет с тобой вечно, и ты теперь понимаешь суть. Начинаешь понимать правила нового мира. Мира, в котором нет правил. Мир, в котором все умирают внезапно. Никогда не узнаешь раньше времени: проживешь ли ты завтрашний день, или он будет для тебя последним? И ты умрешь от очередной неопознанной болезни.
        Везунчики живут, да еще как. Порой десятками лет, но их мало. Я вижу, что он говорил тебе тоже самое. Он не глуп, но и не особо умен. В самом укромном уголке еще горит надежда, и пока она горит тускнеющий мир для него не умрет. Он не перерастет в стабильное и яркое пламя. Он будет угасать, медленно и беспристрастно. Он угаснет, и ты снова останешься одна, либо угаснешь ты, и один останется он.
        - Недолго? Кто ты? - спросил склонившись над головой старика, почти касаясь волос, Неизвестный. Его сердце, казалось, коснулась ледяная ладонь.
        - Мир угасает, мир обреченный, таков он, наш мертвый мир - жидко сказал старик, и пошел вперед, настукивая себе дорогу тросточкой.
        - Амалия вскрикнула. Яркая вспышка света, и тело старика упало замертво. На голову отвалился с потолка разорванный лист стали.
        Оно еще пару минут содрогалось в конвульсиях. Мышцы от тока сводило судорогой, пока кожа не начала плавиться, и не слезла, оголив обугленное мясо и кости.
        - Почему ты его не остановил? - сказала она в слезах.
        - Я пытался… - развел руками Неизвестный, и она поняла, что он не врал. Их словно сковало, и они стали наблюдателями какой-то посторонней сцены. «У этого мира свои законы», - добавил Неизвестный после. «Некоторые непонятны мне и по сей день».
        Амалия часто оглядывалась на обуглившуюся массу. А Неизвестный задавался вопросом. Он где - то слышал эту фразу… Мир обреченный…
        Глава - 16 -
        Они подошли к лазу. Вытянутый туннель позади. Вот и путь на свет. Лестница, заканчивалась плотно закрытой крышкой люка.
        Деревянные балки над головой располагались как спицы у колеса велосипеда.
        Влажные и хрупкие - они составят не мало хлопот, пока он с Амалией будут подниматься наружу. Неизвестный расстегнул плащ. Из прослойки выкатился магнитный диск. Поглядев на Амалию, он передумал использовать лебедку.
        Узкими полосками сквозь дырочки в люке пробивал себе путь свет, идущий с черно - коричневого неба.
        Неизвестный остановил ее.
        - Голоса.
        - Я ничего не слышу.
        - Тихо… Замри.
        Неизвестный слегка закрыл уши руками и прикрыл глаза. Прошло минут пять, прежде чем он шелохнулся.
        - Все в порядке. Там люди.
        - Какие люди?
        - Которые хотят нас проводить в дорогу. Ты ведь хочешь узнать скольким не безразлична твоя судьба?
        - Я хотела кое - что спросить.
        - Говори. Не съем.
        - Тот старик, которого мы видели. Он сказал, что сейчас лето, но ведь это - не лето, это не может быть летом.
        - Ты права, но он сказал это образно. Для обреченного мира это еще только лето. Самое страшное - осень и зима придут позже.
        - А как вы поняли его слова?
        - Я не понимал, я тоже так считаю.
        - И вы говорите, что зима будет страшнее? Разве может быть, что - то страшнее?
        - Значит может. Если мир покроется коркой льда, то никакие толстые стены, никакие мощные системы отопления не спасут. Знаешь, как было раньше? Раньше мир грела сама земля, а сейчас она погибает, поэтому будет только холоднее, и никак не теплей.
        - Вы сравниваете землю с человеком?
        - Она живая, по - своему живая. Нам этого не понять. Главное одно - она слабеет с каждым днем.
        Неизвестный вытащил из мешка маленький топорик с покрашенной в красный цвет деревянной ручкой, и попросил Амалию отойти подальше. Размахнулся и метнул топор в ближайшую балку, сам при этом тут - же отскочив в сторону. Раздался хруст, и топорик застрял в ней, не сломав по полам.
        - Достаточно прочные. По крайней мере на первый взгляд. Иди сюда, я тебя подсажу. Ты легче, если начнешь падать, я тебя поймаю.
        Амалия промолчала.
        - Я знаю, что тот мир, который откроется перед тобой на другом острове страшен и неизвестен. Он не хранит и капли воспоминаний, но так надо. Так просто надо, и все. «Давай», - подбодрил он ее. - Встань мне на руки, и готовься. Не растеряйся, схватись за балку.
        Она не успела ойкнуть, как он резко выпрямился и подбросил ее в воздух. Кое - как успев схватиться за одну из балок, и ободрав руки в кровь, она услышала:
        - А ты тяжелее, чем кажешься. С виду такая хрупкая, а на деле я себе мышцы потянул. Будут болеть завтра.
        Ранее бы она расхныкалась от повреждения кожи, но теперь эти царапинки не казались ей столь значимыми.
        - Этим вы пытаетесь мне сказать, что я полная?
        - Знаешь, что? Я не такой уж и старый. Хватит официального тона.
        Они быстро поднялись.
        Она даже не думала, что он способен одной рукой ломать деревянные доски, в то время как второй быстро перебирать вверх.
        Приоткрыв люк Неизвестный огляделся. Собралась толпа народу. Где - то сборку он увидел мелькнувшего имперского шпиона в своем позолоченном темно - синем пальто.
        Кто - то из ордена парящих кинжалов попытался его схватить, но он, ловко увернувшись, прыгнул прямо в толпу людей.
        Кто - то упал и покатился.
        Шпион одной рукой вытянул руку бросив на землю дымовую шашку. Поднялась пыль, постучали десятки бегущих ног по деревянному хлипкому мосту, но шпион уже исчез.
        Неизвестный смотрел в переулок, где толпа полуголых людей грели кипяток над огнем.
        Снова раздался выстрел.
        Он снова увидел шпиона, расталкивавшего их, и семенящего прочь.
        Они ошалело трясли головами, сбитые с ног и ошпаренные водой.
        Вкрадчивый голос раздался рядом с его ухом:
        - Не забывай, все в твоих руках. Хочешь, чтобы они погибли?
        Неизвестный смотрел на столпившихся людей. На море лиц. Отчасти знакомых, отчасти нет, и точно знал: нет, не хочет. «Ну хорошо, не будем об этом…Оо я вижу здесь достаточно собралось желающих попрощаться. Вы как думаете юная леди? Согласитесь, со мной?» - сказал мастер Иллен и исчез.
        - Пойдем. Вылазь.
        - А нам не опасно так вот выходить?
        - Не беспокойся. До тех пор, пока мы не покинем этого острова мы в безопасности.
        - А дальше?
        - Дальше - что угодно.
        Не особо утешительно прозвучали его слова теперь.
        Неизвестный вылез, перебросил заплечный мешок на правое плечо, и взял Амалию под руку. Они бок о бок пошли навстречу людям. Она была красива, хоть и сущее дитя - отметил Неизвестный.
        Все затихли.
        Видимо величественное зрелище представляли они сейчас. Неизвестный как раз надел плащ теней, подаренный на прощание Альфредо.
        На фоне ярчайшего за последние десять лет заката, умело окатившего ржавый небосвод, заставив на какой - то момент лучи прожечь путь свету, он казался посторонним, с иного мира, где нищета и голод так же неизвестны как и его имя.
        Прервал тишину мягко подходящий старичок. Он преподавал науки в ордене и логистику. Переодетый во все чистое в честь такого праздника, провожая своего лучшего ученика, тщательно выбритый. Его медленные движения исполненные достоинства выглядели величественно, и он не менее внушительно подошел встав рядом.
        - Я не буду говорить, что Неизвестный в очередной раз проявил благородство. Ты это знаешь и сам, а знание - это одно из единственных способов отличить ложь от правды. Ты должен учиться всю жизнь, и моим пожеланием было бы «не проживи как можно дольше, а проживи достойно». Всю жизнь учениям посвяти. Я знаю, что ты так и сделаешь.
        - Я бы хотел извиниться, что прервал столь торжественный момент, но у нас проблемы. - подбежал один из членов ордена. - Шпион скрылся.
        - Хорошо, очень хорошо.
        Хотя кроме старичка никто не находил этот момент хорошим.
        - Ступай, я мигом, за тобой - сказал он брату из кинжалов. «Желаю тебе достойного пути!» - он недовольно оглядел Амалию и ушел.
        Баррикады рук мигом протянулись к ним, пытаясь достать, пожать, пожелать удачи, и попрощаться. Люди подносили к нему еду, лекарства, кто что мог, и нашел. Пытались отдать самое ценное, на что Неизвестный в ответ с улыбкой отводил рукой подачки.
        Неизвестный смотрел на людей и ему было их жалко.
        Он едва сдерживал слезы.
        «Сколько из них доживет до следующей весны? Сколько умрет от проказы и эпидемий, не желающих угасать раньше, чем угаснет сама жизнь? Сколько?»
        Он уйдет, а они останутся, хоть воздух и стал более - менее пригоден для дыхания, а может и не стал - на смертность и рождаемость это не повлияло. Точно у мира было иное мнение на этот счет.
        Дети рождались все более слабыми, и часто чахли на первых месяцах жизни, порой доживая до пяти - семи лет, находясь при этом в виде полуэмбриона - получеловека, подобно чудовищному эксперименту, проведенному безумными учеными над людьми.
        Так выглядели эти несчастные.
        И все здесь столпившееся, весь ничтожно малый и хлипкий островок пульсирующей, зараженной, но еще пока жизни желал ему добра.
        Они пытались отвлечься от своих бед перекладывая заботу на ближних.
        Этот метод помогает… До поры, до времени.
        Неизвестный боялся себе представить, что начнется через десять - пятнадцать лет.
        Они ведь едва смогли остановить каннибализм.
        Он спустился по ступеням ниже, поддерживая Амалию рукой, и ища ее взгляда.
        Он пытался понять, что в последний момент прошлого для нее самое важное, чтобы сохранить это в себе. И в ней.
        Им говорили, завидовали. Ведь они могли найти путь в Новый Мир. Неизвестный знал, что все это самообман, заблуждение, но молчал, принимая слова. Он видел сияющую улыбку девушки, возможно впервые после отлучения от матери, и не хотел стирать ее с лица Амалии.
        Неизвестный вспомнил две фотографии, которые видел у отчима.
        На одной он еще молодым мужчиной стоит рядом с незнакомой ему женщиной на узком горном лугу, поросшем дикими цветами. Оранжевые одуванчики, нежно - белая герань, их отделяли пёстрые пятна арники, а посреди них стояли они в обнимку и улыбались.
        Отчим так и не заговорил о ней ни разу. Мальчик тогда и не решился спросить.
        На второй же фотографии была настоящая живописная панорама: Скалистые горы, заканчивающиеся океаном, тернистая долина, усеянная лиственными лесами, а за долиной сплошные желтые луга, покрытые свежей прорастающей травой и подсолнухами.
        Голоса слабо врывались в его сознание, и Неизвестный приложил руки к лицу и усердно протер его, прогнав прекрасные образы прочь, вернувшись в мир стали, гнилой воды и затхлого огня.
        Глава - 17 -
        САЛИСА
        Закрадывающийся южный ветер взбил платье Салисе. Она разгладила его подолы и развернулась бюстом к мастеру, развесившему пред ней разноцветные шелка. Широкий балкон, отчасти прикрытый карнизом, вмещал несколько столов, цветочный сад, просторные часовенки и тройку статуй. Мастер принес ей лучшие ткани. Как он заявил - они были сплетены специально под ее фигуру, а за образец бралась ее статуя в Акрифе, воссозданная в натуральную величину. Одна из ее копий стояла позади ее переносного трона. Ульф сам пожелал, чтобы его жена имела возможность и повод для гордости. Как это было неловко! От одного воспоминания к щекам подкатила волна краски. Когда десятки придворных с рулетками и складными линейками трогают тебя в облегающей одежде, и проводят замеры, особенно обхваты груди, бедер и ног. Затем мастера постепенно спускаются к ступням, как вдруг скульптор, стоящий рядом с художниками, срисовывавшими черты ее лица, заметивший ошибку в расчетах, извинялся и просил ее «потерпеть еще немного», после чего руки замерщиков снова обкладывали ее тело. И это продолжалось с неделю, пока статуя не стала совершенным
повторением ее фигуры. Ей бы давно пора привыкнуть, что это просто слуги и предмет обихода (как-то выражались ее подруги), но она никак не могла отделаться от мысли, что они люди, и исполняют работу. За что, Ульф ее и любил. Поэтому она, краснея, немножко потерпела. Самую малость. Муж хотел увековечить ее образ, дабы она служила примером для грядущих поколений его семейства. И она и не подумывала его разочаровывать. Тем более, что никто боле из островных лордов не слыл наделенным таким заботливым вниманием, как он.
        Ульф, Ульф! Он взял ее в жены, когда она была еще девочкой, прятавшейся в платьях матери. Уже тогда начала распускаться ее юная красота, кою и углядел «мятежник с большой дороги», или «мятежник с большака», как его прозвали для краткости. Вентиляторы с серебряным ободом, на гранях балкона обдували лоб, немножко спутывая волосы. Служанки зевали, вглядываясь в северо-западный лес - где-то там проходила торговая дорога, по которой раз в неделю пускали в город. А ветряки с гор, вбирая силу ветра, передавали по проводам ток, и тут же запускались по инерции «обдуватели». Вся эта конструкция работала благодаря гению с Гассона - закрытому острову, похожему на плавающее кольцо.
        Она вдохнула полной грудью обросив взглядом «свой» дом. Вот оно! - Великолепие. Синицы на перекладинах, стаи журавлей в чистых озерах, ждущих лета. Зеленый как прорисовывающиеся под рассветом деревья, Благовонный Дворец был составной частью природы и многообещающе делился списавшими со стен спелыми плодами и молодыми саженцами, распрямляющими упругие листья из ямок с землей. Слуги могли прилечь в тенях раскатистых лиственниц и отведать фиников, ягод и иных плодов.
        Зелень росла повсюду. К стенам слетались птицы, а у крон раскидистых краснолистых рябин пищали птенцы, отважившиеся вылезти из свитых гнезд. Салиса любила наблюдать за ныряющими в мягкий туман красавицами с узорчатым лазурным опереньем. Объявился хитрый желторотый вожак и молодняк набрал высоту, сливаясь с дымчатыми голубыми облаками. Балконная плитка была одновременно и «картой многогранного» леса. Художественная роспись состояла из четырех орнаментов, в которых отличались как используемые материалы, так и узоры. Квадраты соответствовали цветовой гамме природы. Например, верхний левый квадрат состоял из ифрита - пурпурно-алого камня. Под стать деревьям, развернувшимся там, и главное отображение его - гора Таис, наметившаяся у горизонта. Пышные кроны высоких деревьев копировались на камне, соблюдались всевозможные мелочи. Проектировщики, подготавливающие резьбу, зарисовывали лес со смотровой башни неподалеку, позади балкона виднелся ее «ствол», выныривающий из городской стены. Это Красная Роща. Помимо нее, правее - Белая Роща. С противоположной стороны дворца, за белой рощей - Голубая Роща, и под
красной - Золотистая Роща. Многообразие пород отразилось и на плитке. Сия карта была собрана по заказу Ульфа, муж сделал ей подарок на десятилетие их помолвки. Лес целиком был из экзотических деревьев, таких как Алмазный дуб, Бриллиантовая Ель, словно из просвечивающего хрусталя, «треугольный» Дождевик, названный так за то, что он раз в месяц сбрасывал розовые лепестки, обнажая голубой ствол, Паутинника и не сосчитаешь чего еще. Но больше всего она любила Сонмир - она прозвала так белолистую лиственницу с «многоголовыми» кронами. Он напоминал ей о доме и юности. Вечерело. Салиса подманила пальчиком служанок, чтобы те заплели волосы в «пшеничную» косу. Шею с кулончиком укрыла атласная накидка, а волос коснулись Арфы - особый тип расчесок на Утренних Островах с соответствующим «обликом» при куда меньших размерах. Пряди продевали меж натянутых нитеподобных лесок, и слегка накручивали на них волосы, проворачивая клапаны на ободке Арфы. Верхние клапаны отвечали за вращение лесок, нижние - за силу натяжения. Потом, когда лески натягивались и вибрировали, на них просто нужно было дуть. Чем и занимались
девушки, предусмотрительно пожевав клубнику. Не особо приятная по ощущениям процедура, хотя, как ей заявила на Совете Девяти Глав, навестившая лордов императрица Торговой Империи, при должном умении сие мероприятие возбуждает, «особенно если девушек прежде немного погонять». Она мало чем понравилась Салисе, в первую очередь, ее манера одеваться. Никогда не забыть, как «достопочтенная владычица трех морей, Гермерских островов и престолонаследница Сонтейва» села поодаль на пустующее место секретаря за «стеклянно-прозрачный» стол. Красно-розовое платье с продольными разрезами то и спешило съехать. Нога на ногу - и «лоскуты» разъехались, обнажая часть бедер. А наследница с совершенно невинным видом разглядывала сервиз на «господском столе». «Я женщина, разве смыслят они что-то в политике?» - заявила она, накручивая локоны на пальцы. За утренний совет у Салисы сложилось впечатление, что преобладающее число лордов обсуждали новоиспеченную правительницу и ее ноги, а не государственные дела. Как она заметила позднее, в гардеробе «разукрашенной в боевую раскраску», как она выразилась при муже, особе преобладал
красный и черный цвет. После совета Ульф удалился по делам, а она прошла прогуляться в дворцовый палисадник и поглазеть на знаменитую дубовую рощу. Там, под пурпурным дубом, она повстречала лордов южного Крондира и лорда Горна. «Вы точно задумали переворот» - шутливо сказала она. «Если вы ищите Лорда Варлона, то он прогуливается где-то дальше». «Ну же, Гарм! Разве мы выпроводим столь прелестных созданий» - сказал лорд южного Крондира. Как выяснилось они продумывали план по освоению Пролива Талых Вод, и мельком упомянули «примечательную гостью». На ее восклицание, что «знатной особе не подобает являться на собрании в таких броских одеждах», лорд северного Крондира согласился: «не подобает», «но она женщина, пусть чудит, пока не мешает» - добавил он, вероятно потому что неизгладимо долго глядел на вырез ее платья. «Пока не мешает ее разглядывать?» Гарм слегка улыбнулся. «Да брось, ты не отрывался от ее декольте». «Ну как сказать - свадьба - тоже государственное дело, особенно если к „Благому союзу“ присовокупляется любовь». «Поэтому ты обозвал любовью бюст, сравнимый с обхватом титана?» Они рассмеялись.
«Не беспокойтесь госпожа, ваш муж не нуждается в подобной субсидии, вы прекрасны как никогда и ничей облик не оторвет от вас глаз». Ее семья была в хороших отношениях с лордами Крондира, хотя Салиса и слышала, что южный и северный лорды издавна не ладили. Вслед за дубовой рощей располагался прудик и гремящий водопад, где беседовали лорд южного Крондира и незнакомец, представившийся Медвардом. Шум скрывал их голоса. Как ни странно, они не заметили ее, а Салиса - не сразу услышала их, присев на скамью по другую сторону камней, чтобы отдохнуть. «Она самовольна для своего пола и возраста». «Надо организовать над ней опеку до совершеннолетия, у вас же имеются представители в сенате Сонтейва?». «Несомненно, через них мы приведем ее мысли к правильному выбору спутника жизни». «Когда я взойду на престол торговой империи, Стеклянное Море будет моим, и всем остальным лордам придется считаться с этим. Кроме вас, разумеется». Ей не удалось отличить принадлежность фраз к лорду Крондира или Медварду, но она в точности передала их Ульфу. Тот лишь рассмеялся: «Это понятно и дураку, брак с Гальатеей - как сказал
Варлон - женитьба на золотой статуэтке». Кстати, о лорде Варлона: Из присутствующих лордов, не считая отлучившегося Ульфа, Ворлон держался отстраненно. Она нашла его у Листопада - площадки, где семицветные дубы круглогодично сбрасывали «покров», подражая радуге. Он был другом Ульфа, и напряженно что-то высчитывал, а графический блокнот полнился зарисовками непонятных ей штуковин. Продолжив мысль Ульфа, он прибавил: «однако, поговаривают, что сам Барданор приглядывается к новоиспеченной правительнице». «А как же вы?» - спросила она его. «Что я?» - по всей видимости вопрос его смутил. «Вам не нужна жена?» «Простите, миледи, но у меня нет ни сил ни времени на еще одну зверушку в зоопарке, а уж эта диковинка кусается - это я говорю точно». «Другие лорды так не считают». «Они считают только обхват ее бюста да кошелек». Затем, она увидела ссору островных лордов. «И то, кажется, они недалеко продвинулись в замерах» - добавил Варлон. Салиса рассмеялась. Он заявил, что несколько лет тому назад, его брат - отец Медварда, скоропостижно скончался, поэтому он ожидал увидеть на Совете старшего его сына, но не
Медварда. А так же сожалел, что опоздал на заседание.
        Но ненадолго затянулась их приятная встреча. Наследница, выйдя на террасу, она оглядела рощу, и «приметив жертву», направилась прямо к ним, отбивая каблуками дробь. «Идите» - сказал он Салисе. «Я ее отвлеку». Она поцеловала Варлона в щеку «Ульф зайдет к тебе, как освободится». «Пусть поторопится, сделка важная».
        Как Салиса узнала, вернувшись домой, Гальатея «ворочала носиком», что у Барданора нашлись более спешные дела, нежели заседание в Совете Девяти Глав. Она надеялась, что он соизволит объявиться. Поговаривали, что она разочарованно топнув каблучком, разогнала ухажеров.
        Лишь муж ее, из присутствовавших в зале совета, не позарился на откровенный наряд. «Будь у жен лордов разрешение на въезд они бы выцарапали своим суженым глаза, а ее предали анафеме. И вместо заседания совета мы бы лицезрели убийство красной дамочки» - сказал он, когда они отчаливали на Скороходе. «Ты тоже находишь ее?…» - не успела она договорить как он поцеловал Салису в губы. «Только если она - это ты».
        Ах, и поцелуи тогда были более жаркими. Салиса очнулась от грез. Их любовь из горного ручья перешла в спокойное русло реки.
        Служанки принялись заплетать «пшеничную» косу, соблюдая предписанный порядок, пока прическа не вышла в распущенные волосы с обрамлявшей их «короной». Девушки поднесли к лицу зеркало. Даже тонкие волосы выглядели объемнее после Арф. Она кивнула, показав, как довольна результатом. А служанки, придерживая подолы платьев, побежали рассказывать подругам какие они умницы.
        Стук деревяшек: это сыновья игрались на соседней террасе за стеной. Внутренние сады в гирляндах, зажигающихся поздним вечером. Салиса любила гулять там с детьми, когда те были маленькими. Где-то там ее дочь с новоиспеченными кавалерами. Она засмотрелась на них, когда Ульф закрыл ей глаза руками, пахнущими сеном. Чтобы она его не опознала, он тщательно отмыл их, но упустил то, что она знала его кожу лучше ее хозяина и примечала малейшие ссадины. Как она любила эти сильные руки! Она отвела их в стороны, и их ладони сплелись, а он склонившись со спины, поцеловал ее. И в губы. Знакомый и приятный запах одурманил голову. Оторвавшись от жены, Ульф гневно глянул на Мастера тканных дел. Тот откланялся, пообещав Салисе зайти на рассвете с обновленным ассортиментом.
        Когда он говорил: «Вероятно, ты сошла с небес», Салиса ему смеясь отвечала, что вероятно, он сошел с ума. Щедрый на комплименты для жены, он был скуп на похвалу по отношению к своим подчиненным. И улыбка редко окропляла его морщинистое жесткое лицо, но если она появлялась, то для них это был настоящий праздник.
        Салиса благотворно на него влияла, могла посоветовать со своей девичьей наивностью, пожалеть самого отъявленного мерзавца. Не казнить, а отправить его на работы.
        Хотя не все было так радужно. Некоторые приближенные к императору лорды говорили, что благотворным влиянием выступает ее щель.
        Пускались слушки о разврате Ульфа, и если на него они не оказывали и толики влияния, то Салиса нередко просыпаясь ночью, обнимала грудь мужа и прижималась к теплому боку, боясь потерять.
        Детей она уже вырастила. Миленейе тринадцать, и через два года ее надобно сватать. Архейму четырнадцать, Вальку шестнадцать, и отец берет его с собой на совещания. А кто кроме мужа позаботится о ней? Иные придворные особы были или наложницами, или имели наложников, а Салиса не признавала кроме мужа никого.
        - Заботы целиком поглотили тебя. Может, найдешь время расслабиться?
        - Страна не терпит отлагательств - сказал он, отстраняясь. Но, вдруг, в глазах его мелькнул огонек. «Впрочем, тебя она подождет». Он поднял жену как пушинку и понес во дворец.
        Глава - 18 -
        Люди глядели им в спину. Солнце бежало с востока, но по необъяснимой причине, лишь Неизвестный уследил, как оно слилось с серым облаком. Показалось?
        - Не оборачивайся. Не надо.
        - Почему эмм… Неизвестный?
        - Плохая примета.
        - И только?
        - Так тяжелее отпускать прошлое. Лучше и вовсе не прощаться.
        - Но вы не увели меня так? Стало быть, есть причина?
        - Была.
        - И какая?
        - Ты сама ее знаешь, либо догадываешься. И вообще - добавил он сделав возмущенный вид - хватит вопросов!
        Амалия слегка хихикнула.
        - Я смотрю на тебя и вижу свое прошлое… Ты так и не ответила: Откуда твоя мать знает меня? Я ее не знал. Не отрицаю, возможно и видел, но не помогал. Такое мягкое и доброе лицо, глядящее на меня с неимоверным доверием я бы точно запомнил. Скажешь?
        Амалия сосредоточено терла край куртки, пытаясь убрать следы грязных рук Иллена. Грязных от его прикосновений.
        - Амалия…
        «Он назвал мое имя? Ему так важно знать?» Она бдительными глазами посмотрела на него косо. Он походил на обнадеявшегося маленького мальчика, которому мама раздумывала: стоит ли покупать его любимого солдатика или лучше научить уму разуму, что естественно бросит того в слезы. Или ей так казалось.
        - Позже - ответила она, но слова прозвучали вяло и неубедительно.
        - Хорошо - легко согласился Неизвестный. - Я не тороплю с ответом.
        «И все?» - Он не будет выпытывать ответ, не станет кричать, грозно смотреть?
        - И не беспокойся, у тебя все будет хорошо, вот увидишь. Мы найдем наиболее благоприятный остров, и возможно останемся там. Может быть даже доберемся до имперской границы. Я пытаюсь тебя понять, но для меня ты - загадка.
        Вероятно, он вновь о матери - подумала Амалия.
        - Вы тоже ничего не говорите о себе, совсем ничего. Одни лишь, извиняюсь за грубость, чтения советов по выживанию, но я ничего не слышала о вас самом. Ни кем вы были в детстве, ни как вы выжили, когда тонуло убежище.
        - Убежище? - Неизвестный всполошился. - Ты знаешь об убежище? У него в голове начали оживать картины, он пытался найти логическую связь между ними, и когда уже получалось, все оказывалось фикцией, наваждением помутненного от эмоций рассудка. Откуда ей известно?! Ему следовало сосредоточиться, но он не мог. Сердце глубоко ухало, отдавая звоном в ушах и голове. Область клейма нагрелась, и заболел лоб. Он, уже забывши своего отца, вдруг так ярко вспомнил тот день, когда получил первый подарок на день своего рожденья. Отец по всему убежищу избегался. Заранее, за месяц, начал искать, и упорно, усердно что - то предпринимал.
        Мальчик спрашивал, но отец только лишь загадочно улыбался и умолкая уходил все время куда - то, оставляя ребенка наедине со своими мыслями.
        День тек за днем, отец оставался загадочным. Строил смешные рожи по утрам, быстро отнекиваясь от подробностей, и этим делая грядущий день еще желаннее.
        И вот тот день наступил: девятое число…месяца?.. Рано утром отец разбудил мальчика, потянув в сторону одеяло и заставив его съёжиться в комок.
        - Просыпайся соня! Сегодня твой день! Он принадлежит тебе! И схватив не понимающего в состоянии полудремы ребенка за руку, поволок за собой. Они проскальзывали коридоры, спустились в знакомый лифт, и отец нажал на отсек с продовольствием.
        Мальчик выставил удивленные глаза.
        - Туда ведь никого не пускают! Нам нельзя!
        - Тише, тише, сейчас будешь рыдать от счастья!
        - Это как?
        - Это когда ты улыбаешься, а из глаз текут слезы.
        - А почему текут слезы, когда человек счастлив?
        - Не знаю… Возможно потому что он понимает, что счастье недолго - задумчиво проговорил отец, и тот же дал мальчику оплеуху - Ах ты негодник! Не сегодня, понял? Не сегодня! Сейчас мы будем веселиться!
        - Только за ухо не надо - застонал мальчик.
        - За уши буду не я тянуть, а все твои друзья.
        - Но у меня нет друзей.
        - Будут, поверь, будут. Сегодня начнешь же знакомиться, иначе… Иначе не увидишь тортика!
        - А что такое тортик?
        - Сладкое и вкусное зрелище.
        - Если это только зрелище, то как оно может быть вкусным и сладким?
        - Когда ты влюбишься, то поймешь, что любовь тоже может быть сладкой и горькой одновременно, хоть и покажется тебе недостижимой.
        - Я не хочу влюбляться! Привязанность убивает!
        - Убивает не привязанность, а чрез лишние эмоции, сопоставимые с эгоизмом. Ну все закончили философствовать, открываем новый год!
        Двери лифта широко распахнулись и в глаза ребенка ударил ярчайший чисто белый свет, он закрылся рукой вскрикнув, и услышал голоса:
        - Дорогой наш! Поздравляем! Поздравляем с днем рожденья! - кричали тысячи лиц. Поздравляем!
        Мальчик убрал руку от глаз, и его заволокло тепло. Он поборол свое стеснение и вышел вперед. В тот день они ели торт, запивали его вкусным коктейлем, сделанным из мороженного и молока, и все время шутили и смеялись. Он был счастлив как никогда в жизни.
        А потом, когда веселье закончилось, и все уставшие, но веселые, начали расходиться, мальчик лег в свою кровать, укрывшись в одеяло с головой.
        - Мой дорогой друг - сказал отец. Открой лицо, у меня подарок.
        - Пап я благодарен тебе за все, ты не представляешь, как благодарен.
        - Представляю, уж поверь - усмехнулся он. Ты раз двадцать весился ко мне на шею, и это за один только день. Ты сам праздник мне, я снова почувствовал себя живым. И еще мы оживили сердца других. Завтра погляди в их глаза: Они будут светиться, мы подарили им самый ценный подарок: Надежду.
        Отец ушел на ночную смену, и мальчик хотел помечтать. Настроение было отличным, он скинул одеяло.
        Перед его глазами лежал хрустальный шарик, а в нем на казавшиеся живыми и покачивающимися елями падал снег. Играла тихая музыка, и мальчик смотрел восхищенно и повторял: «Мы подарили надежду, мы подарили надежду…»
        - Я не знала… Твой отец? Он… Прости что так получилось.
        Но Неизвестный лишь улыбнулся воспоминаниям, и отдавшись минутному порыву обнял ее прижав крепко крепко. Потом, видимо смутившись, отстранился и стал напевать под нос незнакомую песню.
        Он выглядел счастливым:
        - Мы уходим.
        - Я знаю.
        - И все?
        - И все. Вы правы, точнее ты прав, лучше быстрей уйти. Чем дольше мы задержимся, тем сильнее я буду жалеть о своем выборе.
        - Ты согласилась? Или этого хотела твоя мать?
        - Разве теперь имеет какое - либо значение?
        - Для меня - да. Но и эту тему мы оставим на потом.
        Море встретило их пенистыми волнами, обволакивающими каменистый берег. Поодаль караулил Рыболов - невысокий, похожий на плавник с носа катер, а у берега с сигнальной лампой около высоченного столба, скрученного буквой Г, на камне присел старик-Мор в дождевике:
        - Не затягивайте с купанием. У моря снова весеннее обострение - без мужика негодует, как хлещет!
        Амалия прикрыла пальцами рот.
        - Чего ты, девица! Беда коль сухо! А так…
        - Давай поторопимся - прервал его Неизвестный.
        Мор натянул перекинутую веревку и вздернул светильник.
        Приметив «гостей», Рыболов сверкнул прожектором и причалил к берегу, развернувшись широким бортом. «Рискует!» - подумал Неизвестный, но отчитывать его бесполезно.
        Они быстро побросали свои пожитки в причаливший катер, и залезли в крытую кабинку. Турбины, привороченные к днищу, выглядывали по бокам. Их запускали парные двигатели, работающие от нагрева элементов в машинном отсеке. Из катера механики парящих кинжалов сотворили гибрид имперского Охотника. Разве что этот Рыболов не умел нырять в воду как последний. Хотя пиратские варианты Рыболова вполне соответствовали названию, и были во многом аналогичны Охотнику.
        - Йом, спасибо - поздоровался он с мужчиной. Йом обратил внимание на Амалию.
        - Она с нами?
        - Подброшу до уютного очага. Оповести остальных, впрочем, как я вижу, ты последний еще не отплыл.
        - Приказ мастеров парящих кинжалов.
        - А я кто?
        - Я участвую в… - медлил Йом. Неизвестный понял, что он не желал бы распространяться о их деятельности при Амалии.
        - Присоединяйся к нам, как освободишься.
        Йом пожал ему руку и неожиданно для всех вынул из кармана плаща статуэтку.
        - Это тебе.
        Амалия с краской на щеках приняла подарок. Вырезанная из дерева пирамидка, вращающаяся на оси.
        - Не знал, куда девать ее - вот и пригодилась.
        Девушка сбивчиво пробормотала «спасибо», и захотела сбежать. «У него глаза как море!»
        - Гийом и Тень шли порознь? - спросил Неизвестный.
        - Любовные повести - не моя стихия. Фернир уже там. Обследует таверны и прихожие дома на удобство.
        - Тогда бывай.
        - Мы отплываем не одни? - спросила Амалия, когда Йом объяснив Неизвестному как управлять судном, поспешил за исполнением поручения братства.
        - С ними хоть земли сворачивать. Забирайся поудобнее. Как заведу мотор, может тряхнуть.
        - Мы на нем совершим дальнее плавание? Как первооткрыватели?
        - Надеюсь, что нам повезет больше - угрюмо сказал Неизвестный.
        - Но ведь они обязательно должны были вернутся домой, раз открыли что - то новое, и об этом узнали другие.
        - Они и вернулись, но притащили с собой пауков, змей, тараканов, и других тропических жуков с окостенелых барьерных рифов.
        - Рифы? Это которые состоят из останков морских жителей?
        - И из останков гигантских китов. Странно, что они под конец своей жизни плыли к ним. Из костей и отложений там сформировались настоящие плодородные земли, за исключением пары неприятных моментов.
        - Они были непригодны для жизни?
        - Скорее непригодны для человеческой жизни в современном понимании, если можно сейчас так выразиться, этого слова. Аборигенам дискомфорта местная фауна не доставляла.
        - А как называются эти рифы? Я никогда не слышала о них.
        - Какой смысл в том, что я тебе скажу? Назвать можно как угодно, и их и назвали, как угодно. Охотничьи угодья.
        - Это лесостепь?
        - Нет это так назвали рифы, хотя там отродясь никто кроме аборигенов не охотился, да и они, походу, питались в основном морскими дарами.
        - Бред.
        Она почувствовала его раздражение, но в чем причина?
        - Я читал интересную историю, может она и не покажется тебе интересной - сменил тему Неизвестный.
        - Вы уходите от ответов.
        - Будешь слушать? Она небольшая, а заняться нам пока нечем, течение еще не разыгралось, и плыть полагаясь на хлипкий мотор неразумно.
        - Тогда я вся в внимании.
        - Ты знаешь о протекторах?
        - Это те, которые защищают слабых и поддерживают сильных?
        - Они самые. Я нашел порванную записку одного из них. Вероятно, он сейчас жив.
        - Можно услышать?
        - Конечно, на, читай.
        - Нет, нет! Вы обещали рассказать.
        - Начнем?
        - Там его диалог с женой, он говорит о том, что не хочет занимать пост защитника.
        - А дальше?
        - В смысле дальше?
        - Вы обещали историю.
        - Будет история.
        Вот письмо, в нем говориться следующее:
        «Моя дорогая Жослин, я так сожалею о своем долгом отсутствии, но вынуждают дела. Каждый день с рассвета до заката мы патрулируем полузаброшенные острова в поисках выживших. Их немало, но состояние людей оставляет желать лучшего. Многочисленные хвори забирают с собой народ, а врачи неспособны с ними совладать.
        От великой империи остается только пепел и одно слово. Знаю, что если это письмо попадет не в те руки - мне конец. Орден Скрижиатели объявит меня отступником, и мне грозит ужасная смерть в Консинвеле на арене, лишенным прав, или трещина под библиотекой Скрижиатели, куда сбрасывают мертвецов, но я доверяю своему посыльному, он отправлял тебе письма на протяжении десяти лет, и ни разу не подвел меня.
        Я хочу быстрее вернуться домой, но нет отбоя от нуждающихся. Когда я вступал в двери ордена протекторов, я не думал, что хочу им быть. И сейчас тоже понимаю, что не хочу, но убегать поздно. Мои руки скованы обязательствами и вечной клятвой, я стал слугой ордена, и по всей видимости буду им до скончания дней.
        Мой брат куда более способный чем я. Я никогда не просил, чтобы эта чаша досталась мне, и именно поэтому она попала в мои руки. Я решился: на днях я покину орден, уйду тайно, и залягу на дно на пару лет, а потом вернусь, ты только дождись меня».
        (Дальше текст не разборчив).
        - Он явно не успел дописать последних строк, и тут я нашел другое письмо:
        Меня предали, предали. Все обманули меня, я пытался бежать, и смог. Сейчас я прячусь в канаве рядом со стоком из старых очистных сооружений. Они еще не включились после ночной смены. Здесь тихо и холодно, я не понимаю, как тут оказался.
        - Что здесь хорошего? - непонимающе посмотрела Амалия на Неизвестного.
        - А то что дальше. Он жив, я поискал документы в той библиотеке, из которой Альфредо еще много лет назад утащил бумаги, и нашел это:
        «Дом для душевнобольных № 41, пациент Энотиан. Диагноз: видит демонов и непонятые символы. Говорит, что он Бог-Символ, пытался нанести себе увечья дабы доказать психиатрам бессмертие. Лечение не показательно. Необходимы меры строгой изоляции».
        - Он жив, и обладает важной информацией, иначе так скрупулёзно искать беглого протектора никто бы не стал. Значит он будет нам полезен.
        - Бог-символ? Кто это еще такой?
        - Похоже на мифологию о сотворении мира, большего мне не известно.
        - Можно карту?
        Неизвестный подложил под вещевой мешок карту, медленно растянул края, и отошел в сторону, закрыв за собой дверь в кабинку, и включив желтоватую лампу.
        - Мы не истратим запас энергии?
        - Эта лампочка ест мало, что ты хотела показать?
        - Лечебница - она ведь находится за пол мира от нас. Мы туда и за год не доберемся.
        Неизвестный нахмурил брови.
        - Я этого не учел… Даже не подумал проверить ее местонахождение.
        Лицо слегка потемнело. Он снова взял конверт и проверил.
        - Его распечатывали не один раз, значит могли и подменить содержимое. Глупо я повелся на находку, это может быть банальная ловушка, но проверить стоит.
        - Но ведь если подумать, то Скрижиатель не имеет права убивать протекторов, он может быть жив. Я нашла как - то раз старый сборник законов, там так и говорилось.
        - Тебе известна эта лечебница? - спросил ее Неизвестный. Ты уверена, что она столь далеко?
        - Дом Милосердия - туда пытались забрать мою мать, когда она родила меня. Мой папа, ее муж, не вернулся домой. Он умер от неправильного лечения язв. Сестра торопилась на обед и всунула папе попавшуюся ей колбу. Мама так говорила - он принял лекарство, и направился домой. Сама я не помню его, мама набросилась на Сестру, когда та проходила вечером по площади. Ей сказали, что он - мой отец, представляет памятный отпечаток в истории! Они назвали человека памятным отпечатком! - смахнула слезинку Амалия.
        Вечер нисходил к острову. Крылатые тела чаек пронеслись по заштрихованному серой небу.
        - Она просидела в ней шесть месяцев. Тогда мне было четыре.
        Неизвестный отвернулся от окна, лицо разом сделалось усталым.
        - Однажды я покинул отчима, и больше его не увидел, и так же случится с тобой.
        - Но ведь мы идем вместе?
        - Это пока. Наступит момент, когда дороги наши разойдутся. Я не смогу слишком долго оставаться на одном месте, я дал клятву.
        Неизвестный напрягся. Его тяготило обещание.
        - Разве клятвы имеют силу? Сейчас другие времена, совсем другие - попыталась она его расслабить.
        - Но люди одни.
        Он удрученно пустил глаза к Острову Цепей на карте. - Суровая жертва.
        - О чем ты?
        - Просто влезло в голову. Спать пора, потребуется много сил, чтобы преодолеть барьер, отделяющий от других островов.
        - Какой барьер?
        - Психический, волевой, физический - ты и не заметишь, а мне придется туго.
        - Почему именно тебе? - сказала Амалия, делая попытку переключится от вспыхнувшем под самым носом воспоминании об объятьях матери на Неизвестного.
        - Он притягивает это клеймо, вышитое на моем лице.
        - Иные пути еще есть? Он единственный, да? - сопереживающе сказала Амалия. Ты мог бы удалить клеймо?
        - К сожалению. Но я справлюсь, мне не впервой - сказал он усмехнувшись, и лицо начало снова заливаться румянцем. А клеймо… Оно словно чернила, впитывающиеся в махровый свитер, удалишь слой - они останутся.
        - У вас всегда так сильно меняется цвет кожи, когда вы волнуетесь?
        - Я… Я даже не знаю. Не считая пары раз, никогда не смотрел на себя.
        - А как тогда стриглись, умывались?
        - Я могу все это выполнять и с закрытыми глазами, поэтому и не утруждаю себя подобными мыслями.
        Неизвестный вытащил проржавевший ящик в трех футах от пола, и начал выкладывать из него вещи. Там лежали сшитые гладкими стежками куртки и самодельные сапоги.
        - Думаю нам хватит, для начала.
        Раздался стук, и кварцевые часы над дверью пробили полночь.
        - По кроватям.
        Амалия застелила себе койку и легла, отвернувшись лицом к стене.
        Когда Неизвестный услышал спокойное дыхание, он медленно захватил с собой карту, и тихо вышел за пределы кабинки, прикрыв за собой дверь. Они мало знакомы, а она уже льнет к нему, словно он - ее опора.
        Катер медленно покачивался с бока на бок под приливом волн. Две луны: Одна светила с облачного и беззвездного неба, а вторая отражением от воды.
        Он развернул карту, и стал рассматривать ее.
        На ней часть меток вели в пустоту. Он пометил их для себя.
        Там, согласно письму протектора, еще остались люди, на которых по - просту не хватило еды, и поэтому дирижабли не стали добираться до них.
        Что касается морских судов… Волны так и бушуют, стоит на приличное расстояние удалиться от окружных островов, и одна за другой они будут способны расколоть даже самый массивный танкер в течение пары минут.
        Он заметил гребца на обычной лодке, ее корма рассекала морскую гладь, а поднятый парус вяло висел из - за затянувшегося штиля.
        Он вышел у берегового домика, единственного в своем роде, стоящего так близко к воде, и начал вываливать на землю рыбу из сетей.
        Не шевелясь, она падала мертвым грузом.
        Неизвестный и представить не мог себе вид этой рыбы, так как своим зрением едва углядел поморщившееся от противного запаха лицо рыбака.
        - Ну и вонища! - выругался он громко, и только тут он увидел, как у него на поясе висел прицепленный противогаз.
        Мужчина все ругался и ругался, а водная поверхность далеко разносила его слова.
        Слегка пенящиеся зеленым цветом волны накатывали к нему под ноги, и доставали один из краев дома.
        В таком опасном месте никто кроме него не решился возвести себе жилище. Неизвестный пометил островок на карте. «Надо заглянуть туда, как-нибудь».
        Он перестал обращать на рыбака внимание, подошел к корме, открыл люк, соединил провода, и запустил мотор.
        Катер забурчал, затарахтел и завелся, прогнав воду рванувшимися винтами.
        Он медленно поднялся к штурвалу и развернув судно, отправился в путь.
        Под его рукой лежала карта мира, на ней десятки помеченных островов.
        Вот Остров Цепей, к которому они направляются, за ним, севернее Остров Скал, еще выше - Остров Закрытых ворот - затопленный обледенелый замок, за ним, в легкой отдаленности могли виднеться заброшенные ушедшие на дно Острова Слез.
        Почему слез? Они имели форму вытянутых капелек.
        Дороги от Острова Скал, Цепей, и острова Порядка Хаоса - Логова Скрижиатели, вели к Темплстеру.
        О Рассветной коллегии скрижиателей Неизвестный слышал лишь мельком, сознание слабо отозвалось на запрос вспомнить, о чем оно, и он бросил эту затею.
        Где - то на Северо - Востоке, за Штормовым заливом стоял форпост надежды - Последний Предел.
        Неизвестный хотел бы на него поглядеть, и обязательно сделает это, если появится возможность.
        Ближе к восточному краю мирового океана находился Рокмейнселл - крупнейший город Севергарда и личный дворец императора, с выбитыми проходами в самой скале.
        До него на пароме месяцы пути, а паромы сейчас не ходят, дирижабли - и то редкость, бушующие ветры кладут их один за другим.
        Более доступным местом, которое он и считал своей конечной целью была столица империи - Остермол.
        Но и туда путь преграждали Водоворот Алчный и заледеневшая волна, возвышающаяся на сотню метров выше уровня мирового океана.
        Что самое удивительное, так это то, что воды вокруг волны не обратились в лед, и вечно стоящее солнце, которое можно было четко разглядеть только рядом с этой волной, ни капли не подтачивало ее силы, и она мирно возвышалась уже два десятка лет. Застывая гребнем, готовым обрушиться на западные земли, они, как заколдованная змея в трансе, колыхалась, скидывая мелкие капли в океан.
        Ходили слухи, что место этой стены - это стык двух противоборствующих сил - Запада, который до катаклизма выступал против личных целей, и Востока, который все - таки это сделал. Но сама мысль об этом казалась бредовой.
        Больше никаких обозначений его рисованная от руки карта не содержала.
        Он хотел познакомиться с более детальной, ведь только на бумаге все так просто, в жизни ему еще стоит преодолеть не одну сотню километров, на своих двоих или любыми другими подручными средствами.
        - Все не так просто, все не так просто - он немного сожалел, что когда - то согласился на эту затею. Но он так - же и знал свой характер: Пока для него покой недосягаем, но он надеялся, что это пройдет. Со временем.
        Неизвестный подозревал, что все его воспоминания об отце были порождены каким - то детским, наивным суеверием в возможность его воскрешения. Он часто думал о нем, и от осознания этого ему становилось еще больней. Воспоминания кровоточили как ранки.
        Альфредо сказал, что стоило захоронить в отдаленном уголке своей маленькой вселенной все причиняющие боль воспоминания и настроиться приятие хорошего, радуясь мгновению.
        Но он не мог… Предавать прошлое забвению - Неизвестный считал это признаком черствости.
        Он достал чашку, налил в нее чай из термоса, и под размеренный гул работающих под водой моторов, пил его маленькими глотками, смакуя. Как бы не угодить в водовороты…
        Он вспомнил о том, что у него есть радио. Но сколько раз он его не включал - не слышалось с приемника хороших вестей.
        Долго раздумывал: стоит ли рискнуть снова, чтобы услышать очередную историю чужой боли, и злобный смех за кулисами.
        Передачи, где каждое утро приходит один и тот - же любитель развлечься, публично оповещает о своем прибытии, и начинает следственный досмотр.
        Нет, он не хотел, но уже было поздно.
        Рука нашарила под скамейкой маленький металлический кирпичик с антенной, и он потянул на себя регулятор громкости.
        В эфире слышалось только шипение подобное голосу змеи, но его оно не пугало.
        Он встал, подошел к штурвалу, и медленно под размеренное шипение с полуприкрытыми глазами под лунным небом направлял свое маленькое суденышко вперед, как выразилась Амалия: мореплаватель и первооткрыватель.
        Кем легко стать в брошенном богами мире.
        Глава - 19 -
        Рано утром, когда сквозь сумеречный туман прямиком в закрытые глаза Неизвестного ударили едва просачиваемые лучики, он расслышал далекую песнь.
        Считая, что еще спит, он протер глаза, но музыка не ослабевала и не растворялась в белой пелене с темными облаками.
        Мягкие ноты вытекали из удивительной на взгляд Неизвестного коробки, и он заслушался ее до полдня.
        Его отвлек не прекращавшийся уже с пол часа однотипный звук - шарик из Стагмина, закрепленный на мачте жужжал. Его состав позволял «предсказывать» появление волн. Стагмин реагировал на сдвиги в воде и нагревался, пока его трение не сменялось в непрерывный поток звуков.
        Стагмин действовал как надо только на небольших судах, размеры которых не превышали трех - четырех рыбацких лодок, потому для флота он часто оказывался бесполезным.
        Неизвестный приподнялся на цыпочки, и, дотянувшись до подвесной сетки растер его бок. Шар успокоившись, притих. - Вот так, дружок! - проговорил бодро Неизвестный. Забавный полу пушистый комок - легко перепутать с свернувшейся в клубок кошкой.
        Наконец он обернулся и увидел стоявшую в дверном проеме Амалию, облокотившуюся на дверцу, ведущую из каюты. Она глядела то ли на него, толи мимо него, и нервно теребила тонкую золотую цепочку, висящую на шее.
        Ему хотелось пожалеть ее, но для жалости нет столько места в его сердце.
        Непригоже жалеть человека вечно, он должен частично справиться самостоятельно, хотя сам Неизвестный, по - своим воспоминаниям не справлялся. Единственное отличие: Он хорошо скрывал эмоции.
        Поэтому они провели весь день без особых разговоров, и вечером, когда Амалия снова легла в кровать, он опять вышел из кабины.
        Постоял немного, вдыхая холодный воздух, и вернулся назад.
        Зажег рядом с собой лучину, укрыл ноги одеялом и достал книгу.
        В кабинке было тепло и тихо, сброшенный якорь удерживал корабль на месте. Они отплыли еще не достаточно далеко, и он дотягивался до дна.
        Неизвестный читал историю, время от времени поднимая глаза, чтобы посмотреть, как безмятежно спит девушка, а затем на компас.
        Он понял, что практически впервые в жизни просто сидит в тишине и ничего не делает, наслаждается настоящим, спокойным и убаюкивающим.
        Там, на острове постоянно кипела больная жизнь, кто - то вечно нуждался в помощи, кто - то вечно обделял другого.
        И везде он должен был успеть.
        А здесь он мог слышать эхо собственных мыслей.
        Он слышал биение своего сердца, и был покоен. На востоке, под всполохом молнии очертился маяк. Заброшенный и покосевший, как вырос из воды. Выкрашенную бело-красную башню хлестали волны. «Похоже, неподалеку от маяка обосновался подводный вихрь» - подумал Неизвестный и скорректировал маршрут. Про маяки и их сеть ходили легенды, но на Безымянном знали одну: якобы их возвели для контроля за настроением и эмоциями людей, и этот вопрос стоило выяснить. Потихоньку охватывала сонливость.
        Несколькими днями позже.
        Амалия просто сидела подложив под себя ноги и смотрела на календарь.
        Она не знала какое сегодня число, и была уверенна, что и Неизвестный тоже не знает.
        Вот так, сидеть перед куском бумаги с маркером в руках, и смотреть, пытаться что - то придумать.
        Неизвестный снова стал безразличным. Она и не понимала, как он винил себя в том, что вдруг начал привязываться.
        Чего он так напугался той тропинки, по которой возможен путь к счастью? Она для него была недостижимой, он жил мечтами, но чужими.
        Он никогда не представлял в своих грезах себя, никогда не видел себя там, и не хотел видеть. Даже не пробовал, полагая, что «оно того не стоит», и что он не центр мира, а значит его проблемы - подобие ветра, подувшего с севера на юг. Ветер прошел - проблемы ослабли, ветер вернулся - он привык справляться один. Он всегда отгонял поток непривычных ощущений безразличием, но никто этого не знал.
        И не узнает.
        Странные синие тени вокруг глаз постоянно стояли у него на виду, не исчезая даже в минуты радости.
        Он и сейчас стоял на корме и разглядывал с куда большим интересом пещерные полости у какой - то торчавшей вдалеке каменистой верхушки.
        С таким задумчивым видом разглядывать мертвый камень сможет далеко не каждый.
        Вода всегда своего неестественного, полночного цвета, не пыталась успокоить, а наоборот всем своим видом давала понять, что не стоит надеяться на спокойный день. Периодически они наталкивались на маяки. Тогда Неизвестный раздевался, хватал непромокаемый мешок и греб к ним. Затем, она со страхом наблюдала, как катер относит от маяка, и успокаивалась только когда в башне запылал огонь - значит зарисовка прошла успешно, и он узнавал, куда их занесло.
        Так шел день за днем.
        Пока серый мир еще не успел проснуться, Неизвестный вставал и выходил на корму, один раз Амалия даже увидела, как он достал удочку и начал ее разматывать, но замерев, неожиданно стал убирать назад. Временами, катер подхватывали подводные течения и они, вцепившись в поручни, с наполненными ужасом и отчаяньем глазами ждали, пока тряска или иной водяной порыв не оттянет их, и круговорот стихнет. Неизвестный высчитывал курс, пользуясь механизмом, изготовленным мастером Ореном. Он работал по принципу балансировки, вкупе со Стагмином, присоединенный к контактам рулевого управления, часовой механизм направлял угодивший в поток корабль и позволял избирательно выискивать «водные тропы». Все показатели отражались на четырех циферблатах мини-башни, устанавливаемой в машинный отсек. Амалия понаблюдала разок за действиями Неизвестного, и потеряла всякий интерес к многочасовой копотне и переглядыванию с карты на непонятные сигналы Стагмина и миниатюрной копии часовой башни.
        Прошла однотипная неделя, ее заменила другая.
        - Просыпайся! - прогремел его голос над головой.
        Она медленно сползла с кровати, когда вспомнила, что не особо старалась спать в одежде, а он даже и не глянул.
        Окутавшись в плед, она вышла за ним наружу, к луне.
        Перед ней висели куски металла и большой квадратный черный брус.
        Такой большой, что она не сразу поняла, что это такое.
        И тут же укорив себя за глупость ужаснулась.
        - Это…Это же цепь…
        Из воды к башне в центре острова поднимались здоровенные, толщиной два метра, сплетенные цепи. Чудовищным непрекращающимся скрипом они оповещали о своем присутствии, намекая на то, что творится внутри, за первой белокаменной как кость стеной. Вздымаясь, казалось, они раскачивали остров точно бумажный кораблик в ручейке. Стержень башни с рассекающим тучи завершением выполнял роль «заклепки». Материал его из Огненного Кристалла с Огненных Гор, которая защищала сушу и от «раскола» на части. От постоянного соприкосновения с влагой он вспыхивал, и рубиновые искры опадали к корням конусообразной башни, опоясанной сужающимися к шпилю ярусами, откуда валил дым.
        Цепи служили балансирами. Тогда архитекторам и в голову не приходило, что их зальет водой, а океан заселит сушу. Стагмин «завизжал», бурлящее море сотрясало их малюсенькое судёшко, волны разбивались о цепи, образуя нескончаемый противоестественный стон. Вокруг острова Цепей «прижился» пояс из подводных вихрей. Плывучие блоки стен между цепями швыряло как пластмассовые игрушки. Неизвестный затолкнул Амалию в каюту, когда на палубу Рыболова обрушилась волна, смывшая в море пол мачты. С полок попадали сумки и их содержимое.
        - Ты точно уверен, что твои друзья там? - прошептала она с ужасом, прячась в его объятьях.
        От натуги прохрустывали лопасти в турбинах гидродвигателей. Внезапно грохот стих. Держась за разбитый лоб, Неизвестный поднялся на ноги, и шатающейся походкой вышел на палубу. Амалия же устраняла проделанный стихией бардак. Стагмин «потрепало», но он «дышал», попискивая мышкой. Неизвестный спрятал его в плаще - пусть отлежится.
        По мере того, как они приближались к стенам, вырисовался проход.
        Сорокаметровый в высоту замок с отверстием для невероятных размеров ключа, через который постоянно шныряли маленькие лодочки.
        Замок покачивался, то полностью погружаясь в воду, то вылезая из нее.
        Она даже и представить себе не могла, что будет, если они заплывут туда, и он начнет идти вниз.
        - Только так, ты… вы знали?
        - Я жалею, что тебе показал, хотя не показать было бы грубой ошибкой. Помнишь старика? Он мог брести сюда.
        - Кто они - Вестники?
        - Понятия не имею. Альфредо оговорился раз о Страннике, обходящем миры по звездам. Я видел эти рисунки.
        - Человек, шагающий по звездам?
        - Амалия, это вымысел.
        - Но старик был реален!
        - Он болел.
        - Тебе не знать наверняка, и ты поверил в то, что он Вестник.
        - Я многому верю, поэтому мы здесь, а не в Рокмейнселле или вольных островах.
        Кремниевые холмы рядом с видневшейся башней, оказавшейся маяком, приближались, принимая все более дикий облик.
        - Раньше этот остров находился под водой, а зачем маяк? Безусловно причина была, - сказал он прожевывая хлеб.
        Амалия соскользнула со скамьи.
        Прошло два часа, прежде чем они проплыли замок и завернули в сторону от бьющих светом прожекторов на стенах города.
        Изнутри он походил на небольшой старинное укрепление с невысокими стенами.
        Три прожектора у кривой каменной ограды бурили пространство перед собой, и часто натыкали свои носы на уродливый водяной ход.
        Винты Рыболова завязли в какой - то кипящей зеленой жидкости, от которой ужасно воняло, и Неизвестный разобрал лавку на четыре шеста.
        - Удобно, когда всякий элемент катера - конструктор.
        Он тряхнул шест и тот разложился, увеличившись в пять раз.
        - Иди в каюту, если не хочешь промокнуть - сказал он, раздеваясь.
        Девушка смутилась, а Неизвестный уже стоял голый подавая ей плащ, ножны и белье.
        Амалия заперлась в каюте и смотрела в темноту. Она ощущала, как катер просаживался под давлением воды, как она омывает его, спихивая радиоактивную пыль.
        Треск. Она вздрогнула. А рисунок разошелся по всему стеклу.
        С помощью шеста он подогнал судно к камням, около невысокого порога, и спрятал его за водопадом.
        Спрыгнув с кормы он поранил ступни обломками сталактитов, намешанных со щебнем. «Холодновато». Придерживаясь за выступающие кристаллы, он прошел под водопадом и убедился, что их не заметили.
        Пока.
        Лодочки у цепей кружили, стягивая на кормы дырявые сети, кои подбирали одетые в дырявые вехи, рыбаки. Затем они подбирались к буйкам, и течение само приволакивало их до берега.
        Подводные течения на всем океанистом материке могли доставить небольшое судно вплоть к подходам Остермола. Но при условии, что размер судна не превышал ширину канала.
        Да и стоило бояться не масштабов подводных вод, для которых были созданы турбинные двигатели на сжатой воде, а вздымавшихся с Мерзлых Земель, волн, где под резким перепадом температур таяли ледники и сходили снежные лавины.
        Он помог Амалии перелезть на сушу и одевшись в Дозорные Плащи, они без проблем и дискомфорта пробрались через водопад. Устойчивые к влаге, те даже не намокли, и Амалия чувствовала, как облегающая материя вибрирует, сбрасывая капли воды. Ей было жарковато. Неизвестный и того разоделся - на рубаху два плаща: Дозорный и Тайн.
        Она заметила, как он устал.
        - Там влажно - сплюнул он слизь и прокашлялся. Простуда, ничего особенного.
        Амалия осмотрела остров. Отвесный каменистый берег, срывающийся в пучину, хруст ржавеющих цепей… Городские стены где - то вдалеке, за утесистой половиной.
        - Мы ждем кого - то?
        - Почти.
        Неизвестный нервничал.
        - Прожекторы активировались не по плану.
        «Неужели их засекли? Но тогда Рыболова бы пустили ко дну залпом из пушек. В следующий раз они поплывут на почтовом корабле или дирижабле, как он и хотел изначально».
        Он надавил подушечками пальцев на виски. По ним прошелся золотистый разряд, и он расслабленно зажмурился.
        - Я мечтал увидеть растущую луну - произнес Неизвестный, оглядывая констелляцию точек, чудившихся подвешенными за веревочки к клейкой ленте неба.
        - Непременно увидите - заверила его Амалия.
        Он с сожалением посмотрел на нее. Ее зрение не так остро, для нее нет звезд. Неизвестный поднял заросший мхом камешек и протер его - на них писались имена усопшим. Так живые давали знать о том, что они помнят.
        Он помнил?
        - Вероятно, Гийом не придет. В таком случае, справляться будем сами. Надо разгрузить Рыболова, не то затонет.
        На выкладывание и перетаскивание вещей ушел остаток ночи и начало дня.
        Большую часть времени Амалия передавала ему вещи, а он упаковывал их и перебрасывал. Они практически собрались.
        - Мы выступаем ночью - остановил он ее.
        Ей столько труда и сил потребовалось чтобы перепаковать все вещи, а сейчас он говорит ей: подождем?
        - Но ночью идти опасно - возразила она.
        - Это довод? Или закрепившийся атавизм, страх пред темнотой, наполненной чудищами?
        Возразить она не смогла.
        - Ночью среди людей безопаснее. Поверь. Уличные бандиты и грабители нам не страшны. Гораздо опаснее попасться на глаза страже, инспекции, просветителям, и в особенности протекторам. «Вы с ними разве не справитесь?» «Их способности уникальны, - он поднял руку и почесал нос, - как и люди».
        С городских стен и башен запустили граммофоны с длительной речью, прокатившейся по морю, о соблюдении режима посещения улиц.
        - Комендантский час?
        - Он введен на империальных островах. Остров Цепей - отщепенец. Император запрещает самоустановленным правителям, не слушающим указы Центра и не прибывающим на Островные Селяции - собрания лордов земель, право на ввод законов, отличных от представленных на заседаниях Советов Девяти Глав - наиболее влиятельных владельцев, имеющих в распоряжении постоянную армию - по одной девятой от общего числа императорской гвардии.
        - Вам это интересно?
        - Мне приходится учиться, чтобы совершать правильные поступки.
        - Почему вы сторонитесь «неправильности»?
        - Она меня пугает - обескуражил он Амалию.
        Длительные часы ожидания прошли молча. Ей все вспоминались рассказы матери о чистом синем небе, но она видела перед собой только изъеденные гарью облака, сменившиеся загоревшимися звездочками, подобно тусклым светлячкам с желтоватым оттенком.
        Чем дальше они отдалялись от окраин, тем чернее и грязнее было небо.
        - Неизвестный - спросила она. - С другого конца земли воздух чистый?
        - Нам его не увидать. Испарения иридиума, поднявшаяся с глубин сера, и другие металлы, поддерживаемые в летучем состоянии опять-таки иридиумом, создали стену, препятствующую чистоте. Теперь мы невольно огорожены, подобно куполу. Вот только купола создавались чтобы обезопасить район под ним, а у нас - наоборот.
        - Как такое бывает? Иридиум и убивает и является лучшим лекарством одновременно.
        - Не знаю. Слышал, что он разнится по видам и составу. Мне известны только четыре. И три из них смертельны по своей сути.
        - Вы много рассуждаете о смерти?
        - Не к чему ворошить пепел, он не загорится - так сказал мне отец, когда я спрашивал о ней.
        Он подсел на влажный камень и развернул рядом подстилку.
        - Водопад скроет дым, садись поближе.
        Огниво соприкоснулось с куреным деревом, пустив с чайную чашку дыма. Неизвестный вытер засаженные руки.
        - Прогорит за час. Просуши мешки, неплохо бы было накрыть чем - то катер… Посиди у огня, а я прикину, как пришвартовать его…
        После суетливого часа Неизвестный вернулся к ней.
        - Зараза! Якорь скользит по камням и катер может вымыть из пещеры под прожекторы, а колонны из сросшихся образований недостаточно прочны, чтобы выдержать его вес, в случае, если судешко потянет водоворот.
        - И что мы будем делать?
        - Ты - ничего, я - подыскивать новый корабль. Море оживет к рассвету, и мы распрощаемся с этой колымагой.
        - О пещере, что не знают?
        - Знают. Те, кто укрывает за плату и покрывающая их стража.
        - Но нас не встречали.
        - Нас и не звали - улыбнулся Неизвестный.
        - Холодно сидеть, я пройдусь… - сказала Амалия, притягивая к горлу воротник кофты.
        - Как он разгорится, возвращайся и…
        - «Не отходи далеко», знаю - сказала Амалия. Она приглядела в пещере сияющий нарост - иридиум! - его край вылезал из слойчатого известняка, сползающего в провал, заполненный желтеющей от пещерных подтеков водой. Она раздвинула илистую мякоть и потрогала сросшиеся пучки причудливых палочек. Минералы в «ячейках» ссыхались, и поверх них вырастали золотистые волокна, объединяющиеся в целое. «Иридиум?!» - вскликнула она, и прикрыв рот подозвала Неизвестного. Голос ее разнесся по пещере. «Это ночные камни», - приблизился он с тесаком и обрубив палочки отделил белую массу от кристаллов, - «ими лечат, лечили… переломы и язвы. Еще их называют лунной пылью - стертые в порошок они годятся для компрессов на ушибы. Принеси маленький мешок и держи его по-шире». «И их не срезают?» - сказала Амалия, сбегав за ним. «Мало кому известно о целебных свойствах ночных камней, местные лекари ориентированы на химические реактивы и крепкое здоровье пациентов, припарки и алхимия им неведомы либо презираемы». «А ваш орден?» «Видишь ли, трудоемкие в поиске и добыче ингредиенты лекарств не окупаются. То ли дело - вино.
Посмотри на пещеру - побывавшие в ней срезали все, что блестит. Им невдомек, что свет от факела заставит заполыхать золотом каждый кристалл в ней. И что наибольшая ценность не в облике, а свойствах». «Вы разбираетесь… в этих кристаллах». Неизвестный выдавил смешок: «Я лишь повторяю записанное в книге. Он взял ее за руку, - Еда остынет».
        Они расселись у пламени. Неизвестный трапезничал не спеша. Амалия с голоду поглотила бульон и бобы, а он отпивал рыбной похлебки и жевал жилки с засоленного мяса.
        На срезах сталактитов виднелись канальцы, по которым стекала жидкость. За обрезанными кристаллами в углублении валялись остатки пирита соломенного цвета.
        - Разворошили как могли - прокомментировал он ее взгляд на множественные срезы. Алчность людская не знает преград.
        - Почему алчность?
        - Пирит - ложное золото. Оно годится разве что для изготовления механизмов ружей или разжигания огня. Эта пещера - показательное место того, насколько в жителях, осведомленных о ней, преобладает жадность.
        - Они могли голодать.
        - Голодающие не залезают в пещеры.
        Дым скапливался в пещере и от духоты Неизвестный расстегнул рубаху.
        - Не надо ли погасить костер? - спросила Амалия.
        - Костер? - ах, да.
        Он притащил воды и залил им пламя. Оно поддалось с шипением, оставляя влажные угли.
        - Светает? - поразился Неизвестный. И правда, водопад окрасился желтым. Но засомневавшись он выглянул в Дозорном Плаще.
        Прожекторы.
        - Засиделись, встаем. Пора - засуетился Неизвестный.
        - Смотри под ноги, чтобы в бочаг не угодить. Тут болота бывают… Всякие… Из города сливаются отходы.
        По закраине пройти не получилось.
        Отряд гвардейцев прочесывал рассаду низких колосьев вдоль болотистого берега, в поисках беженцев. За отрядом шли «белые плащи».
        Неизвестный пригнулся, прижимая Амалию к камням. Сработал плащ теней. Она слышала, как простукивает его сердце.
        Гвардейцы окрикнули тень.
        Не отозвавшись, она пустилась к лодкам. Прожектора камертоном выловили мшистый округ.
        Тень пустилась вплавь с легкостью форели. Она уже достигла проема замка, где ее встречали катера и красноватые пиджаки с капюшонами на лицах, и тут злые шутники на стене дернули рычаг. Ставни замка прикрылись, и он опустился под воду.
        Цепи съехали, распугав рыбаков, уплетывающих на лодках - они не желали случайным образом попасть под обстрел и оказаться в сводках преступников и браконьеров.
        Ловля рыбы строго запрещалась, и к еде допускалась предоставляемая на душу норма. Ни грошом и горошинкой рваной пленки гороха больше.
        - Через топи мы будем до следующего утра ползти - побеспокоился Неизвестный о времени, а не людях, чем изрядно удивил Амалию. - Зато безопасно - добавил он. Никто не ожидает увидеть идиотов, ползущих сквозь непроходимые болота.
        - На то ведь они и названы непроходимыми? Да?
        - Пока.
        - Я не могу маскироваться как вы и сливаться с толпой.
        - Мы не станем выделяться, на фоне города мы крошечное пятно. Главное, чтобы достаточно высохнуть, после того как преодолеем запруженную реку и болото. Мешки я дотащу, а из дозорных плащей переоденемся в странников. Интерес стражи ослаб, и Неизвестный преспокойно выключил плащ тайн. Он увидел, как Амалия быстро зашла за камень. Ожидая, пока она закончит с «женскими делами», он присел на корточки, набирая камней, чтобы отвлекать стражу. Смутное чувство овладело Неизвестным.
        - Стоять! - резкий дребезжащий голос отрезвил его. Неизвестный замер, «сработала» метка, кольнула шейная артерия: человек его боялся, и правильно. Наверняка он выше него. Неизвестный обернулся.
        Ружье в руках нападавшего заходило ходуном, но как только Неизвестный показал часть своего лица, человек успокоился.
        - Опять вы… Я уж подумал… - седой опустил ствол в землю. Кожа на лице как истертый кожух, или свисающая мешковина. «Ржавая или Белая Хворь» - подумал Неизвестный, разглядывая сутулящуюся фигуру. Однако, с плеч свисала офицерская накидка. «Вероятно, когда-то он был солдатом, почтенным гостем на балах и выставках, народных собраниях…, и кто он сейчас?» - пронеслось у Неизвестного в голове.
        - Простите старика, совсем рехнусь скоро - он отвесил медленный неуклюжий поклон. Я - человек старой школы, не особо понимаю в политике и в ваших делах, поэтому прошу: не затрудняйте меня своими ораторскими речами, мне не понять их. Не затрудняйте себя попытками объяснить. Ваши благие намерения мне не доступны. Просто скажите пойдет ли завтра дождь, чтобы я знал, что сказать своей сварливой жене, когда напившись забудусь за стаканом в таверне.
        - Зачем вы меня встречаете?
        - Я и не пытался встречать, нет, то есть нет, я просто совершал очередной обход в поисках, ну вы же знаете мою причуду: все жду что с очередного потопленного корабля к берегу прибьет полезные вещи. «Очередная выходка Тени, или группа решила над ним подшутить?» - подумал Неизвестный, но старик выглядел убедительно, и метка молчала.
        - У меня есть важное дело ко всему населению цепей.
        Неизвестный решил говорить «мы», так как, видимо, об его прибытии орден парящих кинжалов все - же сообщил. - Мы решили, что надо поднять народ, пришла пора перемен - вы знаете об этом. Мирный путь был до потопа, и чем он закончился?
        - Если это шутка, то лучше оставьте нас - сразу же ответил тот. Задул ветер, и Неизвестный увидел, как мешковатая одежда прилипла к телу, «обнажая» неестественную худобу. «Кожа да кости» - составил о нем мнение Неизвестный.
        - Мы хотим просто спокойно умереть, укрыться одеялом, и чтобы эта вечная пытка закончилась. Старик затрясся от холода, Неизвестный протянул ему свой плащ, но тот посторонился.
        - Надо чтобы вы проголосовали за присоединение к союзу, тогда мы сумеем договориться о поставках товаров, а с торговлей разовьется и ваш остров.
        Старик молчал, и Неизвестный принял это за то, что он слушает: «Вам надо лишь проявить настойчивость и собранность. Когда „хозяева“ на островах вознегодуют вы покажете им, что имеете свое мнение».
        - Чего вы добиваетесь?
        - Чтобы вы защищались, а не отдавались на убой. Вы должны бороться, вы что хотите просто сдаться и все? И это спустя столько лет перенесенных тягот, вы ведь боролись! - Неизвестный не столько напугался разгромленного вида старика, сколько боялся увидеть таким настрой островов.
        - Мы выживали как животные, это - не жизнь, уже не жизнь. Вы пытаетесь собрать свою ненависть к правительству, к несправедливости. Хотите собрать на нашей стороне Просветителей и договориться с парящими кинжалами. Но почему вы взяли что они нас не выбросят? Все лезли, а они не полезут? Мы разучились смеяться, разучились плакать, чтобы не давать своим детям надежду, и солдаты сидящие здесь такие - же несчастные, как и мы. Они не виноваты - приказ есть приказ, приказ надо выполнять, а вы хотите прикончить и их. Сгрести в одну кучу и налить в котел кислоты, сделать его чистым путем всеобщего истребления.
        Вы добрый человек, но и вы не сколько жалеете нас, сколько хотите, чтобы мы вступили под ваши неясные нам знамена, чтобы мы сражались за непонятные земли, которые никогда не увидим, и надеялись на свободу дыхание которой мы скорей всего не почувствуем. Наша сестра - дыхание смерти, наш брат - палка и кнут, мать лежит в склепе, а отец слишком стар и слаб. Вы пожалейте нас, пересильте свою гордость. Пожалейте и уйдите, оставьте. Ваш человек обошел всю округу, с лозунгами, он простыл, но выполняет долг, позвольте ему передохнуть.
        Неизвестный раздосадовался с каждым словом все больше и больше. Этот старик рушил все надежды, бил в самый уязвимый уголок сомнений.
        «Сомненья прочь!» - перебарывал он скребущие сердце когти.
        - Вы пугаете нас, быть может то говорит Черное Серебро в жилах, и я вовсе разговариваю сам собой. Оставь меня в покое! - старик схватился за голову, сокрушенно упав на землю. Он ворочался так с минуту, пока не затих. Неизвестный дотронулся до его запястья, чтобы проверить пульс, но старик раскрыл глаза.
        - Значит, не показалось. Я не знаю, как это работает!
        - Тише, тише, - Неизвестный гладил его по голове.
        - Мне жаль, что мы вас огорчили. Мы не те, кто вам нужны. Ищите еще не умерших героев в Последнем Пределе лорд - протектор. А нас - оставьте, слышите!
        - Я не лорд - протектор. - и тут, разрозненное до него стало доходить.
        - Разве? Странно…
        Человек начал собираться.
        - У меня неотложные дела, простите.
        - Стойте! Неизвестный схватил его за руку и почувствовал мелкую дрожь. Он боялся его.
        - Отпустите! Воздуха! - судорожно и невыразимо громко закричал человек. - Не могу дышать!
        - Ты солдат привлечешь - попытался утихомерить его Неизвестный. Напрасно. Он дернул длинными ногтями, угодив ему в щеку, и вырвавшись побежал прочь, скрываясь в водах болота.
        А Амалия так и замерла, глядя на беглеца.
        Глава - 20 -
        Островной город Цепей делился на уровни, каждый из которых лежал немногим выше предыдущего. Как наложенные слойки, касавшиеся друг друга.
        Двухэтажные дома упирались в потолок, иначе говоря - пол следующего уровня, и так сужаясь и сужаясь, плавно и гармонично отметались второстепенные улицы, переходящие у утесистой слойки к башне, возведенной из крытых настилов, где образовывался холм с примесью естественной почвы. Уже на входе город-клетка отталкивал незваных гостей, в нем легко было затеряться, а если «утащат» на нижние уровни - пиши пропало.
        Свет, попадавший на средние уровни посредством особой решетчатой структуры дорог и переулков едва ли разгонял мрак.
        Кроме фундаментов домов, насаженных на самих себя, где несущая конструкция последующего здания впиливалась в крышу под ним, все остальное пространство, включая валютообменники, лавки, и часть таверн, было покрыто подобием решетки, толстых чугунных свай, скрепленных крестообразными формами между собой.
        И через просветы в сетке и попадала жизнь на тех, что ниже.
        Вечностоящие облака преграждали путь солнцу, и ему не хватало силы достучаться до самого дна. И низ Острова Цепей всегда был скрыт мраком, прерываемым постоянными стонами изможденных и утомленных людей, годами не видевших света.
        На первый взгляд весь город тяжело было отличить от близко склеенных тысяч темниц, но это был город.
        По крайней мере верхняя его часть, начинавшаяся с улицы, по которой шли Неизвестный и Амалия.
        Для чего была создана такая система? Что ступая и глядя под ноги ты видел сплошную пустоту, и ощущение, что от падения отделяет лишь тонкая на взгляд проволока.
        Часто выпадал снег, из окон выливались помои, а в проржавелую обшивку-корпус города нередко прорывалась вода.
        Годами без ремонта и обслуживания, от трения с камнем, она истончалась, и местные работяги просто заставляли или заколачивали щели пластинами.
        Такая система обеспечивала «беспечную жизнь» в любое время года в многоэтажных коттеджах.
        Слякоть и несносная ноябрьская погода не была помехой для жителей верхних этажей, как и для средних.
        Трубы и коммуникации проходили в стенах дабы не загораживать и без того слабый источник света.
        Все отходы, вылитые прямо за окно попадали и оставались только на самом дне, как и крысы. Пахло мочей и спиртом.
        Дым из паровых машин, разгоняющих тепло в трубы не застаивался в недрах, а легко выскальзывал в высь, оставляя черную сажу опять-таки на нижних уровнях, и донося до «верхов» один только пар, создавая в городе эффект постоянного тумана. От чего неминуемо образовывалась сырость.
        Туман везде, из крайних ответвлений для сливов, между верховьем и низовьем перетекающей воды, где утратив свою чистоту, он окружал остров и сушил кожу.
        И мимо проплывавшие выжившие иль странники лишь слышали тягучий скрип, а увидав цепи в форме костей, быстро угребали прочь, назвав остров проклятым.
        Отчасти они были правы.
        Отчасти.
        Когда мелкая черная изморозь покрывала оконные рамы, туман оседал на реях и плыл сквозь затонувшие у острова останки кораблей.
        Люди по - богаче, что жили в «шпилях», утром выглядывая из окна, смотрели вниз и чувствовали себя в парящей башне, слегка покачивающейся от ветра, и одновременно отделенной от земли будто они в кабинке воздушного шара, рассекаемого чередой туч.
        В самой башне-маяке, выступавшей соединительным стержнем для цепей, крытой свинцом и напоминающей древнюю заставу, сидел верховный канцлер.
        Он ненавидел свою работу, и ненавидел тех людей, которые приходили к нему за советами, чтобы он помог им солгать, дал оправдание их словам и действиям, «благородным», с их точки зрения, поступкам. А с ними и возжелавшие перевестись из разряда «нищенствующего сословия» - дворянства в дворцовую прислугу Остермола. Так и клянчили благодарственное письмо канцлера «за хорошую службу».
        «Каждый день, каждый день одно и тоже» - размышлял верховный канцлер. Он заходит утром в приемную, попутно здороваясь со своим помощником - Анито, и с его другом - судьей Искандером, после чего просит чашку топленого молока и горсть бог откуда знает взятого чая иса для лечения своей болезни. На подносе приволакивают фарфоровую чашку с золотой каймой, он доливает кипятка и закрывается в своем кабинете, где за тяжелыми чугунными дверьми, за массивными ставнями ему поручено разбирать чужие судьбы, слушать чужие сплетни и пытаться понять чужую горечь, порой оказавшуюся сладче меда. Судорога пробежала по лицу. Канцлер откинулся на спинку кресла, по щеке стекла слюна, кою тут же вытер бархатным платком подбежавший Анито. Старые шрамы давали о себе знать. Затылок лег на жесткий валик, и он оторвался от надоедливых бумажек. Но время подниматься с приемной в рабочий кабинет.
        Этот вечный нескончаемый туман всегда действовал на верховного канцлера успокаивающе.
        С его и без того не отличавшимся остротой зрением, он в непроглядной стене пара чувствовал себя обычным, не выделяясь среди других, и преимущества здорового глаза, коими его дразнили до почина на государство утрачивали остроту.
        А, лестница! С его то спиной! И кто надоумил разместить апартаменты и служебные помещения у верхушки башни! Он вцепился в двойные овальные поручни. Вставки из дуба не забыли, а лифт забыли! По лестнице могли разъехаться груженые повозки, а он с час упражняется в беге от пролета до пролета.
        Не нанять ли бездельников с дозора? Смастерили бы ему винтовой лифт…
        Он не помнил, как очутился в своем кабинете и как провел утро, но под носом набралась стопка заявлений на перечисление жалований и… чертовы просительные письма. Иногда находились «экземпляры» и позанятнее. Например, накануне его, как грабителя, обвиняли в злостной перестройке и развале народных устоев, ссылаясь на развившийся в городе голод. И чем черт не шутит! А объяснить выйди, что баржа с провиантом затонула, так заколют. Хоть что-то забавило на «почетной службе» во временной отставке по здоровью.
        Однажды его отправили из Острова Цепей в Остермол. Он припомнил всю известную ему ругань, но не из - за впечатления, которое на него произвела могущественная столица, не из - за того часто встречающегося ощущения жалкости своей должности и положения, которое возникает нередко у мелкой знати, приметившей золотые фрукты на сверкающих подносах, а в силу того, что он почувствовал себя под открытым небом ужасно беспомощным. Не было тяжелых решеток над головой, к которым он так привык, не было постоянного тумана.
        Куда не глянь, он видел невообразимую даль, и эта даль делала его неуверенным, он впадал от нее в ступор.
        И приказчику, провожавшему его ко дворцу порой по пять раз приходилось повторять один и тот - же вопрос.
        Возможно он даже подумал, что верховный канцлер слабоумен, и жмется к земле из - за низкого развития и страха перед империей.
        При его росте и худощавости видок довольно смешной.
        А после того как тот наконец ответил ему, что он с Острова Цепей, приказчик и вообще стал смотреть на него отчужденно, как смотрит домовладыка на своего раба.
        Но это продолжалось недолго, назад канцлер вышел уже в должности верховного канцлера, и преклониться пришлось приказчику, быстро среагировавшему на его повышение, и успев за десять минут как - то ловко и метко перекидываясь краткими фразами расположить верховного канцлера к себе, тем самым закрыв свои тылы от несчастных случаев по службе.
        Канцлер заметил, что вино давно остыло, и он опустело вылез из - за стола. Холодное пить нельзя, лекарь назвал еще одну болячку, от которой пострадал его иммунитет. Он не запомнил ее названия и наименования лекарств, но чай из дерева исы и вино пил подогретым регулярно.
        Слегка приоткрыв тяжелую дверь, верховный канцлер позвал помощника.
        - Уже иду, иду ваше превосходительство. Чем могу помочь?
        - Анито, у меня вино остыло. Будь добр, налей пожалуйста нового или подлей и подогрей это.
        - Сейчас сейчас, только я одним мигом.
        - Что - то случилось?
        - У нас возникла некоторая проблемка - Анито замялся.
        - Это по - поводу Острова с бунтующим кланом наемников?
        - Да с этими самыми парящими кинжалами, у них творится что - то странное.
        - Слышал… Слышал. Принеси мне вместе с молоком все документы, они в желтой папке. Все, которые найдешь об этом острове и его э - э - э… обитателях.
        Может в этот раз оно подействует? Чай Иса достаточно дорогой и более подходит к острой нужде. Раздался стук в канцелярию. «Еще шесть утра, кто придет в такую рань на заседания?» - подумал Анито.
        - Не торопись - сказал верховный канцлер. - Если им потребовалось - подождут. Мы еще не открыты, и на двери ясно сказано: Режим работы с полудня, ни секундой раньше.
        В дверь начали бить сильнее. «Сраная акустика» - подумал канцлер, но вспомнил, что забыл отключить усилители звука в приемной. А еще проснулась головная боль.
        - Вот неймется, Анито, позови стражу, сейчас мы выпроводим этих голубчиков, а пока откроем дверь и посмотрим на нетерпеливых сожителей.
        Помощник махом сбежал по ступеням, а канцлер, приодевшись в служебную форму перед зеркалом, набросил на лоб треуголку, скрутил кожаным ремнем недовершенные дела, и с документами под мышкой, неторопливо сходил по винтовой лестнице. «Еще пара таких прогулок, и я сам подам в отставку». Слева от лестницы был тот стол записей, где канцлер и осуществлял слушания, а далее - столы для судей, гостей, ряды скамей, и коридор. Продолговатый коридор приемной растягивался, как если бы башню положили боком. Красные стулья у стен, где скапливалась очередь, сверкали чистотой… До открытия дверей. «Эти варвары ничего не смыслят в порядке» - жаловался ему Анито. Помощнику стоило немалых хлопот отмывать пол сотни сидельных мест, поскольку канцлер не желал, чтобы в его доме и рабочем помещении гуляли посторонние. Он всюду таскал с собой Анито, а тот - как верная тень, всегда под рукой и готовый услуживать. Двери и тамбур. Анито налег на рычаги, и тамбур отворился, при этом ходу мешала вторая пара дверей.
        В тамбуре, продрогший и вымокший насквозь, стоял стражник в офицерском обмундировании. Он подпрыгивал на месте, пытаясь согреться, и постоянно дрожал, барабаня белыми пальцами в прозрачных перчатках.
        - У меня важное письмо.
        - Пусти его Анито.
        Он закрепил рычаг и снял цепочку с двери, дав ей открыться полностью.
        - Проходите офицер, что случилось?
        - Мы нашли у причала лодку.
        - Лодку? - спросил Анито.
        - Лодку? - переспросил верховный канцлер. - Вокруг острова плавает десяток затонувших барж, сотни шлюпок и рыболовных сетей, а вы нашли лодку!
        Отличный повод вломиться, можно сказать, по - среди ночи - навел пальцем верховный канцлер в сторону окна, за которым стояла темень, - и пустить в известность канцлера, который ничего не смыслит в кораблестроении - он повернул к стражнику ладони, демонстрируя гладкую кожу. - Извольте, я не плотник, не бортник, и не работаю в верфи, вы немного ошиблись.
        Офицер оскорбленно застыл.
        Видимо, не привык получать такой отпор. «Оно и видно» - понял верховный канцлер. Совсем обнаглели, от народа в отношении стражников к нему канцлер читал тысячи жалоб. Тысячи только за месяц!
        То они ограбят повозку, а затем все спишут на взбунтовавшихся рабов, которые сидят в клетках. То устроят разгром в очередной таверне в состоянии опьянения. Один раз канцлер спросил: «Скажите мне милые мои, как - же по-вашему сбежали рабы в ЭТОТ РАЗ?» - сделав акцент на слове ЭТОТ, спросил канцлер. На что получил невнятный ответ. После чего добавил: «Вы думаете я так стар и туп, будто поверю, что металлическую цепь и железные путы можно разгрызть зубами? Нет, я, конечно, понимаю немного законы физики, и согласен: при холоде метал становится более хрупким. Но вы хоть раз пробовали его хотя бы лизнуть, скажем зимой?»
        После этих слов стража перестала жаловаться ему в ответ на жалобы людей. А как приходилось рабам канцлер и понятия не имел. Изредка читал в местной бумажонке, названной газетой, что сбежал тот или иной «номер».
        Он родился на переломном моменте этого мира, когда бушевала революция, и его научили, что порядок, даже жестокий, лучше царившего сейчас на окраинах хаоса.
        - Извините - прервал воспоминания канцлера офицер. - Я замерз, не могли бы вы предоставить мне плед? - умоляюще поглядел на него стражник, и сердце канцлера дрогнуло. Он махнул Анито рукой, тот провел его к камину и запалил огонь, дав солдату в руки чашку горячего чая и найденное в подвале одеяло. Мундир подвесили сушиться на перекладину над камином. Стражник незамедлительно засопел, подергивая пальцами обжигающую посудину, пока не прихватил ее через простынь.
        - Как там на фронте? Без перемен?
        - Граница чиста. От передовой до передовой имперский марш.
        - Так чего же тебя сюда заслали? На отшиб?
        - Жена не переносит жару.
        - Повезло с супругой. Не запилит до смерти, живя в этой дыре.
        - А вы? Как опустились до Цепей?
        - Перевод по службе, временный. Потом - Темплстер - ответил Анито, обслуживая камин. Канцлер приоткрыл занавеску:
        - Еще один страждущий. Выслушаем его? - предложил верховный канцлер. Пускай зайдет. Не хватало бутылок с живым огнем.
        «Впустите!» - орал прохожий, метивший камнем в створки бронированного стекла на трехслойном окне. В радиусе полукилометра башня-маяк была оцеплена «колючим» забором и мостом. По идее, башенная стража должна была помешать ему проскользнуть к маяку, пресекая всякие поползновения.
        - Не утруждайтесь, офицер - проговорил канцлер, но тот только и рад стараться. «Небось за расположение и письмишко».
        Двери открылись, но прохожий войти отказался, остановившись перед опущенным мостом.
        - Опять ты? - переспросил канцлер сам себя. - Полагаю, вы знакомы с уставом… - обратился он к офицеру.
        - Вы не готовы понять! - прокричал человек. - Вся разница между мной и тобой в том…
        - Закрыть ему рот? - спросил офицер стражи выжидающе. - Я имею полномочия на арест.
        - Пускай говорят людские голоса - церемониально сказал канцлер, давя на брови и пытаясь унять боль.
        - Вы лжете и открыто воруете, обдирая нищих до последней нитки, но у вас печать и символ империи, вас величают Верховным Канцлером, а я простой оборванец, поэтому меня именуют преступником.
        - Что с ним делать?
        - С кем? - уже забыв о влажном противном запахе спросил канцлер.
        - С ним.
        - Пускай идет.
        - Вы уже боитесь, дрожите в своих тряпичных коленях! - кричал человек, пока его схватив под руки не выволокли за пределы ограждения.
        «И где вы были ранее?» - пробурчал верховный канцлер и вернулся назад к себе в кабинет. Закрывшись на засов, он запалил фитиль ароматных свеч и разлегся в мягком кресле.
        Врачи говорили ему, что нельзя пользоваться таким креслом, что дух его слаб, но канцлер и жил на одном только духе. Только дух и протискивал кровь в вены, и гнал ее по старым костям, еще не столь старого тела.
        Он повернул взгляд на стол с папками, в которых хранились имена участников процессов.
        Покрытый желтым сукном, и сейчас пустой - второй судья как всегда опаздывает. Наверняка загулял.
        Посмотрел на портрет отца - известного адвоката, гордо стоявшего в черном фраке высоко подняв лысину и держа в левой руке бокал, а в правой сложенный плащ с лиловой нашивкой в форме фамильного герба - «закон и есть сила» - гласил знак в виде скрещенного молота с пером.
        Навалив кипы исков, верховный канцлер отмел их в сторону, и положил перед собой письмо.
        Тщательно проверив на наличие повреждений или следов вскрытия, он послюнявил палец и попробовал на вкус бумагу - сладковатая, оригинал. Порвал восковую печать и начал читать содержимое.
        Согласно ему на безымянном острове, где проживают наемники произошел очередной раскол братства. И один из их представителей сейчас направляется сюда. Как считает увидавшая между скал катер стража - это и есть тот наемник. Следов не замечено, впрочем, и любых вещей, свидетельствующих о его присутствии.
        Но если он один из лучших, значит болота, и, возможно, внешняя стена города не стала для него преградой, и сейчас он бродит где - то по улицам и что - то ищет.
        Может его?
        Но какой наемнику смысл от допроса или убийства канцлера?
        Как он им помешал, если ни разу не вмешивался в их дела? Значит кто - то другой, но кто? За чью голову была заплачена статуэтка палача, найденная на катере?
        Верховный канцлер так и не понял почему эти наемники, называвшиеся парящими кинжалами, собирали эти статуэтки, и готовы за них идти на верную смерть хоть в само логово князя тьмы.
        Сколько он не искал истины и подтверждения, наводку ему дал лишь однажды прилетевший на дирижабле один из лордов - протекторов, ныне мертвый.
        Он сказал, что по их поверьям существует легенда, по которой если соединить и сплавить во едино все десять тысяч статуэток, они образуют ключ.
        Ключ от гробницы великих охотников древности.
        И в этой гробнице спрятано нечто, чего никогда не видел мир. Канцлер думал, что об этом знает кое - кто из просветителей, но они лишь рассеяно разводили руками, как и сам император в тот раз.
        Он предполагал, что никакой гробницы и в помине нет, а эти статуэтки - очередная уловка для обоснования своих действий - такой был ответ императора. А на интерес узнать, кого убили те убийцы, император ответил, что вроде бы какого - то человека знатного происхождения, точнее не убили, а пытались, но ничего у них не вышло, и сокровища у них вроде, как и ценные и не стоящие ни гроша одновременно.
        Поняв, что ничего не узнает, он смирился с этим, и вскоре забыл вовсе. До этого дня. Что - то стоило сделать, обязательно стоило, но он не знал с чего начать. Он никогда не имел с ними дела, и не знал, как они мыслят. Он пересматривал материалы дел по убийствам от рук наемников, и каждый раз был особенным. Они ломали шаблоны. Слабейшие из них были изощреннее маньяков.
        Верховный канцлер надел очки и убрав письмо принялся за новоприбывшие иски. Весь день выдался под стать настроению погоды - капризный и колючий.
        Глава - 21 -
        Руины, смешанные с обветшалыми домами. Небо «в цепях», вонь и грязь, крики, едва различимые под гулом системы водоснабжения соответствовали названию острова. Между остатками стен вылезали куски камня, наточенного водой и готового развалиться от одного лишь ветерка.
        Бывшие подобия улиц извивались между трещинами в сетчатом асфальте, если крестовую сетку можно было назвать асфальтом. Там, где решетка цела - можно не пользоваться фонариком, но в местах поломки, устраненной на скорую руку - тьма тьмущая. Улицы преимущественно освещались от слепящих вывесок бесчисленных таверн, нежели дневного света. Неизвестный не удивился: «Где еще коротать время за решеткой?».
        С опущенной головой ходили люди, то ли от тяжких мыслей, то ли чтобы отслаивавшаяся с обуви грязь не попадала в глаза. Они тащили свои вещи в тележках и сумках. Неизвестный не зря прикупил зонт, вот и воспользовался.
        Мест на всех не хватало, поэтому они жили на улицах в трущобах и подобиях болот - это там, где в результате движения подземных загаженных вод происходили прорывы стен, и образовывались земляные провалы, быстро накрывшиеся скоплениями грязи на не обслуживаемых частях стен.
        Люди строили на болотах дома из гнилых досок последних доживающих свое деревьев.
        Здесь Неизвестный и Амалия впервые увидели в живую могучие ветвистые столбы. Они были изъедены язвами, как и люди, живущие вокруг них. Деревья покрывались струпьями, и люди проходили мимо с такими - же струпьями на лицах. Они с молчаливым стоном падали под непосильной для слабых стволов тяжестью, и люди падали подобно им.
        На болотах росли какие - то травянистые растения, едва ли съедобные, но люди набрасывались на них словно звери, готовые убить за кусочек, за листик.
        Раз в день выходил вооруженный наряд стражей, и они раздавали из мешков какое - то жуткое месиво, излучавшее зловонный запах, но люди кидались к ногам, и просили еще. Судя по физиономиям, сами стражи, не считая некоторых офицеров, питались не лучше.
        В одно время они утешали людей, не говоря о подходящих к исходу запасах и о том, что дирижабли и корабли давно бросили этот остров, и он скорее всего стерт движением ластика с карты империи, но вскоре им это надоело.
        Слушать постоянное нытье и жалобы на судьбу, когда ты и сам не в лучшем положении угнетает, поэтому они, имея власть и силу в виде оружия в руках, начали снимать напряжение отыгрываясь на других.
        Ничего удивительного не происходило, все обыденные действия - это череда идущих событий, неизменных, как сам остров.
        Неизвестный подумал, что это явно не то, на что рассчитывал орден. Как и Амалия: «Тут ужасно». «Мягко сказано». «Союз с Цепями провалился, не успев и родиться на бумаге». Он уже предвкушал, как прогреет комнату «драгоценными» свитками и соглашениями. На большее они вряд ли тут пригодятся. Осталось полюбоваться на Остров Скал. Возможно, там ситуация обстоит иначе, и они найдут желаемый ордену контракт, который облегчит существование окольных островов.
        Они шли вместе с тесно двигающейся толпой, успешно миновав вход прямо перед носом стражи. Плащ теней мастеров обладал полезным свойством, обозначаемым орденом, как рассеивание внимания. Говорят, его «добыли» у некоего Вестника, прежде, чем тот погиб. Альфредо «срезал» метку, и она «прижилась» в ткани шести плащей. «Работает, конечно, через раз, но иного после трансплантации ожидать не приходится» - говорил он с улыбкой. Сия операция не влияла на «меченых», поэтому как глазоотводы использовались плащи крайне редко.
        От местного святилища протекторов остался обрушенный купол и серебряные двери с большими замкоподобными печатями, нанесенными расплавленным металлом, и изображавшими не изогнутый щит, как обычно было принято у них, а прямые словно стрелы стены города.
        Ближе к башне - маяку учащались встречающиеся на стенах крытые переходы из бледно - красного камня, переоборудованные казармы без крыш и втискивающиеся меж них дома.
        Все окна, из которых едва виднелось что - то белое выходили на переулки и единственное свободное место: бывшую посадочную площадку для дирижаблей, ныне переоснащенную под искусственный цветочный сад. Здесь же «разрывалась» сетка над головой.
        Цветы были вялыми и в них едва теплилась жизнь.
        Низко склонив головы красные, синие, зеленые, мрачные, как и мимо проходившие люди - казалось, что они не имеют на нее права, а только показывают мелочность любых стараний.
        Но как ни странно, даже в нынешнем своем виде, они умудрялись чудесным образом радовать глаз.
        И когда под искусственными фонарями багровели прилегающие к «саду» крыши, создавалось ощущение его оживления, былой жизни, цветущих клумб и солнечного света.
        Амалия восторженно смотрела на цветы, вместе с ней останавливались прохожие и любовались. И несчастье имело пределы на Острове Цепей. Лестничная клетка и спуск на «этаж» ниже.
        Они приближались к островному рынку. Неизвестный вновь раскрыл зонт. Рынок скорее напоминал цирк. Каждый отдел состоял из широкой разноцветной палатки, заходя в которую можно посмотреть ее ассортимент. Зазывалы в зеленых комбинезонах то и прикрикивали, подманивая к тентам, или единичным «шатрам» из раскинутой по столбам ткани. Людские ручьи разделились, обтекая палатки, но общая масса двигалась к пищевому кварталу. Ноздри содрогнулись под запахом горелого мяса и паленой травы. Вдоль стен, в проделанных окошках торговали Мореем - местным никотином, оказывающим также снотворный эффект. У Амалии закружилась голова от его терпкого и настойчивого «удара». Она стукнулась об прилавок, обрушив тазики, набитые овощами. Неизвестный сразу отреагировал и пресек попытку торговца и пары «молодчиков» «наказать» девушку, уложив их на землю. Примечательно то, что обыватели просто проследили за происшествием и продолжили свои дела.
        - Ты как? - спросил Неизвестный у Амалии.
        - Хочу есть, но, кажется, меня сейчас стошнит.
        - Потерпи, - погладил он ее по голове. - Немножко осталось.
        Эта неловкая ласка успокоила ее, и придала некую уверенность. Он взял Амалию за руку и потянул меж смыкающихся торговых рядов. Всюду что-то булькало, варилось, выплескивалось. Торговцы в поношенных дождевиках и обмотанные тряпками толкали под нос покупателям черпаки с «отменным варевом» - как выразился забредший на рынок протектор. Неизвестный молниеносно включил «маскировку», привлекая Амалию под плащ, но в этом не было нужды. Распоротые зеленые одежды, клочьями свисавший плащ, перебинтованные руки, окровавленная лысина и помутневший взор. Дополнял облик ржавый меч, висящий на бинтах, приделанных к рукояти.
        - Его нехило потрепало - прошептал Неизвестный. Ему даже стало жаль бедолагу, как бы негативно не относился его орден и «островитяне» Безымянного к защитникам. Едва Неизвестный заговорил, протектор сразу впялился в него. Но, ухмыльнувшись сквозь густую растительность на лице, «заказал» миску похлебки, «и чтобы покрепче». Старики протискивали тележки, расталкивая покупателей. Так они кормились, получая право на капустный лист или тушеную траву за каждую доставленную телегу. То и дело кто-то падал от бессилия или злобы.
        Но самым диким Неизвестному показалась травля. Напротив, мясной лавки, где жарилось невесть откуда взявшееся мясо, стояли закованные в цепи голодные исхудалые люди. Как на собаках на них были надеты ошейники, на которых стояли номера. Неизвестный невольно подошел к ним. Он с тревогой отметил, что протектор также «заинтересовался» наметившейся сделкой. Затерявшись в сборище людей, они внезапно столкнулись, и как выяснилось, не случайно:
        - Остерегись, наемник. В этом городе множество ловушек, и все они от людей.
        - Чем обязан вашему присутствию? - прошептал Неизвестный, но протектор проигнорировал его вопрос:
        - И девчонку прибереги. Молодых на Цепях нередко утаскивают в подвалы.
        Неизвестный не рисковал приблизиться к говорившим, дабы не вызывать подозрений. Протектор предусмотрительно отдалился к перекрестку, чтобы сбежать при возникновении непредвиденных обстоятельств. Люди только и делали, что шушукались, обсуждая цены, однако острый слух позволил Неизвестному уловить диалог торговцев в центре. Выяснилось, что монополией на торговлю рабами обладала купцовая гильдия, а нелегально - и островные лорды без посредников. Работорговля велась по всему океану, преимущественно через Пресное Море, омывавшее Утренние Острова и Сухое Море. Пограничные острова страдали от войн и разорительных набегов, росла потребность в удовлетворении бытовых нужд придворных вельмож. Плантации простаивали без дела, поскольку в результате набегов рабов перегоняли с острова на остров на самодельных платформах, тонущих от малейших волн, враждующие кланы на Утренних Островах устраивали погромы, после чего скрывались в горной местности, где городской страже их не достать. А на севере лорды Севергарда в тишухку воевали за земли.
        Обсуждали и качество рабов. Представитель лорда Медварда был весьма обеспокоен процентом брака в предыдущей партии. «Так не годится!» - Сказал он. «Один придурок умудрился сдохнуть, едва мы спустили трап! А он был обещан на праздник земли! Кровь мертвых туда не годится! Не годится!» - он пригрозил кулаком замахиваясь на работорговцев, а те послушно кланялись, соблюдая этикет.
        Побуйствует - и все равно купит. Аналогов то нет. Так, побледневшая Амалия взглянула ужасу в глаза. «Они обсуждают жертвоприношения этих несчастных?!». Неизвестный закрыл ей глаза: «Не шуми».
        «Медвард закупает крупными партиями». «Поговаривают о зарождающемся восстании, которое он намеривается подавить». «Выгодная торговля с достопочтенным господином». «Его язык смердит как моя задница» - посторонний голос. «Господин Медвард сделает вам скидку, если вы явитесь ко двору». На том и порешили, оставив у мясных лавок «менее щедрых» покупателей. Толпа рассосалась.
        - Что хотите, светлейший? Купить себе слуг, владыка? - слащаво - угодливый голос и опустившаяся рука, нежно коснувшаяся запястья Неизвестного, заставила его оторопеть. - Сегодня мы предоставляем скидки и приятные условия.
        Неизвестный нахмурился, ощущая жар. Метка работала.
        - Вероятно, вас интересуют женщины - жеманно говорил торговец. - эй вы! - он прикрикнул на носильщиков, завалившихся от усталости в телегу, - тащите бабу! Наемники приволокли девушку, с подозрением относясь к Неизвестному. Походу, метка действовала только на одного человека. Платье растрепано, при этом - башмаки, кожа натерта маслом, придавая ей оттенок загара, заметно, как ей недавно зачесали засаленные волосы. Неизвестный глянул на лицо. Близняшка Амалии. Когда наемники отпустили девушку, та рухнула на колени, что привело торговца в ярость, но он быстро умерил пыл, сообразив, что злоба ни к месту. Он подошел к ней, обхватывая мясистой ручищей подбородок. Пара слуг немедленно преподнесла ларец. Торговец открыл склянку и попудрил ей носик: «Как новенькая!» - он улыбаясь представил ее Неизвестному. А у Амалии возникло страстное желание, чтоб тот расквасил ему морду. Но Неизвестный лишь сдернул с плеча мешок и потянулся за кошелем.
        - Нет, мы не отдадимся этому монстру! Чтобы тонуть в собственной крови лежа на полу, чтобы черепа глядели на нас со стен, а этот мрачный вестник смерти смотрел сверху!
        - Заткните его - вяло сказал работорговец, но его остановил другой голос:
        - Я знаю кто он! Я был там, в Остермоле! Он проходил с каменным лицом, с безмолвием в глазах по залу, в тот день, когда нас всех - беженцев Острова Слез, схватили на улицах города и выволокли наружу, чтобы отдать под вольный суд свободных жителей. Нас раздели, пинали, а люди смотрели и бесились, говоря, что мы могли принести к ним чуму. Они сами страшнее чумы!
        - Заткнуть грязь! - рявкнул работорговец.
        - Это известно всем! - третий голос перекричал все остальные.
        - Он самый страшный человек из всех! Когда нас зажали, мы с вилами, с палками, кто с чем мог стояли до последнего, чтобы спасти бежавшие наши семьи, а его «защитники» заполняли зал, и он стоял как изваяние. Ждал.
        Вот и подошли укротители рабов, но те сорвались с заготовленных заранее цепей, и бросились на укротителей. Чернокожий схватил за горло работорговца, и начал его душить. Развязалась давка.
        Сторожевые башни тревожно зажгли огни, на стенах забегали люди, быстро хватая оружие, и спускаясь вниз.
        Все они выполняли организованно и буднично.
        Для них восстания - привычное дело.
        Рабы уже прикончили укротителей, задушили работорговца и подкрались к Неизвестному, окружив его с Амалией плотным кольцом.
        - Лучше не стоит - холодно проговорил он, заставив некоторых дрогнуть.
        - Ты можешь быть лучшим мечом империи, но со всеми нами тебе не справиться - бесстрастно повернулся невысокий раб с трезубцем в руках.
        - У вас мало времени. Нападете - задержитесь и прибежит стража, а это не сыграет вам на руку.
        - Я пробью им тебе твое сердце, и ты почувствуешь, что чувствовали мы, когда Когти Вейти впивались в грудь нашим детям.
        - Ближе, ко мне - тихо шепнул на ухо Амалии Неизвестный. И когда она практически к нему прижалась они прямо на глазах окруживших их рабов исчезли. «Колдовство!» - ахнули они. «Колдовство!» - сошло с языка раба. Расплакавшись, он бросил трезубец и сел на решетку. «Он слуга князя тьмы!» - с ужасом сказал чернокожий.
        Когда свет не попадал на материал плаща теней, то человек вначале отображался как дымка, затем как едва различимые линии профиля, потом как призрак, пока маскировка не спадала. Однако, это происходило достаточно быстро. Как ни старались «кинжалы» замедлить процесс «проявления», им удалось растянуть его на пару минут. Их как раз хватало, чтобы скрыться.
        Перед входом в приземистую гостиницу Неизвестный утонченным слухом услышал ругань, затонувшую в стуке прошедшей повозки. Амалия, к счастью, криков не уловила.
        - Зайдем сюда.
        «Этажом» ниже, чрез сетку Неизвестный заметил схваченных рабов, подпинываемых наемниками. А взгляды, которые его провожали говорили больше тысячи слов.
        Гостиница была слишком полна - решил он. Налево - лестница с пьяницами, направо - зал с посетителями. Медленно подойдя к стойке, зашел за нее, оставив Амалию одну.
        Едва неизвестный скрылся из виду, как на нее навалилась отдаваемая потом и спиртом волосатая «морда». «Кого-то ждешь киска?» Амалия хотела крикнуть. «Только мявкни», - прорычал он, и растянулся на полу. Кто-то «опрокинул» ему на затылок бокал.
        Амалия спешно вышла из гостиницы, и натолкнулась на горсти нищих детей. Она оглядела содержимое своего рюкзачка, затем снова взглянула на них. Их не впускали в таверны и гостиницы, поэтому бездомные детишки вынуждены были ночевать под открытым небом на сырых сетках. Несуразные, пропитанные вонью, окутывающей нижние этажи, днем они выкарабкивались наверх, откуда их гнали в ночь. Изрезанные ладошки, сложенные лепестком просили милостыню, бросая отчаянный взор на мимохожих, но нередко их взгляд не тормозил, а, наоборот, прибавлял тем шагу, чтобы побыстрее выпустить из головы облики маленьких и голодных теней.
        Глаза ее затуманились от слез. «Найдут ли они прибежище в этом диком мире?» - подумала она, и решила сказать об этом Неизвестному. Он что-нибудь да придумает.
        То, что она расценила как излишки, перекочевало из мигом полегчавшего рюкзачка в страждущие руки детей. После ей довелось убедиться, что «щедрость» стоит немало, однако голодные худющие тельца не шли ни в какое сравнение с предстоящей однодневной голодовкой. Она обязала себя кормить их каждый день. Вот, присаживается на ступеньку под забитым окном, и они уже облепили ее чумазыми ладошками, а она легонько смеялась с блестящими от «влаги» глазами.
        Немногим позже вернулся Неизвестный. Амалия распрощалась с детьми, сказав, что «обязательно придет к ним снова», и он завел ее обратно.
        Перешагнув через сидящих у лестницы полупьяных оборванцев они поднялись на четвертый этаж. «Иногда надо уметь красиво говорить и быть обаятельным», - сказал он довольным голосом, но Амалия заметила, как лицо его покрыло омерзение.
        На этаже по обе стороны двери с прорезями, куда вкладывалась одноразовая карточка. Неизвестный опустил туда желтую картонку и над порогом на миг зажегся таймер. Присутствовала и обыкновенная ручка с замком.
        Дверь медленно уехала в сторону, и он пустил девушку вперед. Пальцем на ощупь нащупал выключатель. У потолка загорелись лампы в форме свеч. Пол бы устлан металлом с отделкой под белое дерево. Вся мебель из красного дерева, роскошные слегка прозрачные белые шторы и занавесы. И Две застеленных белоснежных пастели. В соседней комнате стоял высокий стол под цвет кедра, два мягких дивана с подушками, а около диванов еще два маленьких столика с вазами, в которых стояли душистые цветы. Настоящие.
        - Просто сказка… - только и сказала Амалия. А где они взяли цветы?
        - Не знаю, как и хозяйка «гостиницы».
        - Ты бывал на Острове Цепей?
        - Бывал… Поутру к нам пожалуют мои друзья.
        - Из парящих кинжалов?
        - Числятся там.
        Они легли по кроватям, но сон не шел, медленно подкрадываясь издалека и не желая наступить раньше начала утра.
        - Неизвестный? Можно я буду называть тебя Лени?
        - Лени?
        - Прошу прости меня - виновато сказала Амалия. Однажды ты ушел и два дня не возвращался. Я сидела без дела и. залезла к тебе в вещи, хотела узнать что-то о тебе и нашла книгу. Мне так стыдно, правда.
        Она думала, что Неизвестный рассердится, или просто промолчит - что еще хуже.
        - Все хорошо, продолжай.
        - Такая красивая легенда… Я сидела потом и плакала как дура. Амалия задержала дыхание - тебе смешно?
        - Это хорошо, когда ты умеешь чувствовать.
        - Как вы сохранили надежду? - Вдруг спросила она. После смерти отца, после того как увидели внешний мир? Мир обреченный… Вы тогда ее потеряли?
        - Нет - Неизвестный пристально посмотрел ей в глаза, - Ты ошибаешься, Амалия. Только тогда я ее приобрел.
        После долгой паузы он продолжил:
        - Я увидел величайшее чудо: счастье. Да, его остается все меньше и меньше, но оно по - прежнему преображает лица людей подобно траве, покрытой утренней росой, и ждущей первых лучей рассвета. Тогда я понял. Не на словах понял, а на самом себе: это только мой мир исчез, а другие еще нет. Они держатся за лепестки засыхающего растения как держится из последних сил альпинист, готовый с минуты на минуту сорваться вниз, и унестись в пропасть. И еще… Мы нужны только себе самим, больше никому! Запомни это. Никому не будет дела до тебя, меня, или наших проблем.
        Люди могут пожалеть, поплакаться рядом в обнимку, но каждый раз тебе будет холодно и одиноко в тот момент, когда ты увидишь, что уходя они лишь грустно улыбнутся, пожелают удачи. И внутри будут восхваливать небеса, что все беды, упавшие на твою голову, случились не с ними, а с тобой.
        Вслух они тебе такого не скажут, но это единственная правда. Ходит поверье: «У каждого своя правда». Так вот здесь оно, к несчастью, не применимо. Ты будешь глядеть им вслед и рыдать. Видеть их улыбку, восторг. Тебе будет казаться, что они ведут себя кощунственно и эгоцентрично - это не так. Эгоизм будет бушевать только внутри тебя. Один твой мир разрушен, а их мир цел и невредим. И тут самое главное смириться, и заставить себя порадоваться за других. Порой все кажется невозможным, ведь для тебя это конец дороги, обрывающейся в никуда… Но, когда ты поймешь, что безразличие - отличительная черта нашего мира - тогда перестанешь требовать от него невозможного.
        - И я для вас тоже чужая?
        - Я взял тебя под свою опеку, теперь ты часть меня, моя новая семья. Знаешь, что дальше?
        - Что?
        - А дальше мой отчим, после подобного рода расспросов, говорил: А теперь закрой глаза, представь небо и спи, улетая на свободу подобно птице. Тоже самое я скажу и тебе: успокойся дитя, я всегда буду рядом, твоим хранителем.
        - Я слышу то о неизбежности, то о надежде.
        - Чем больше человек живет, тем сильнее устает от жизни, и, обычно, на откровенность он способен лишь в моменты душевного подъема или упадка. Я тоже порой устаю и таким образом высказываю свою усталость. Не слушай меня, слушай себя. Обещаю, ты увидишь и лес, и Последний Предел, и детей.
        В жизни есть надежда, и есть любовь, и есть верность, и есть преданность. По большей части - все обозначенное - вопросы веры. Верь - и оно будет.
        Неизвестный дотронулся до ее волос, чтобы погладить, но одернул руку. Тусклые лунные пятна усеяли пол и облепили одеяло. Таймер над входной дверью щелкнул, отсчитав сутки. Отфильтрованный воздух вгонялся через подергивающиеся медные шторы. «Давненько они не надевали противогазы» - подумала Амалия. Передохнуть после недельной «трепки» и «морского воздуха», отдающего ржавчиной, гнилью и выцветшей водой. Легкие насыщались чем-то чистым, по запаху - как хлорка, а веки тяжелели, накатываясь на глаза. «Какой тихий город» - подумала она. «Будто и необитаемый вовсе».
        Амалия долго не могла заснуть, но в этот раз не от страха и одиночества. Теперь она не одна. Она не могла заснуть от непомерной благодарности, чувства привязанности к столь далекому, и одновременно ставшему самым близким на всем белом свете человеку. «Мама ты была права. Он - маленький лучик надежды. Для меня, для всех нас».
        Неизвестный не спал. Он думал о ней. Ему довелось быть свидетелем жертвенности и ее последствий. Он вспомнил о своей подруге на Безымянном, до Тени. «Она отдаст последний кусок нищему, подарит своего плюшевого мишку ребенку, отдаст сердце бездушному, и может быть будет жить. А если нет? Что тогда?» - Неизвестному стало страшно за Амалию. Она будет помогать всем на своем жизненном пути.
        Ей нельзя было являться в здешнем мире. Она родилась на тысячу лет раньше, чем ей стоило бы родиться. Чистая душа, не знающая и желавшая знать боли, страданий и насилия, несущая один лишь свет. Обычный ребенок, который еще не видел ужасов мира, которому мать помогла сохранить свой прообраз, дабы хоть на пару лет оградить девичье сознание от грубой и жестокой реальности. В тот день… Она лишь оттягивала момент, но это единственный подарок, который мать могла преподнести дочери - свою улыбку и воспоминание о жизни.
        И от этого Неизвестному становилось больно. Он не приметил за ней прозорливости или должной меры ненависти и хладнокровия, необходимых в Севергарде как воздух. Потому он решил для себя, что ничья «грязная» рука не прикоснётся к ней. Никакой демон в облике человека не достигнет ее волос, не коснётся кожи.
        Он задремал, а мозг рисовал красивую картину, как потом они вместе встанут на берега Последнего Предела, в начале нового света.
        Во сне он видел отблески факелов в глазах, и ему казалось, что кого - то невероятно знакомого вели на сожжение. Люди кричали, что хотят отчистить душу неверного, но Неизвестный в ужасе проснулся.
        Ему никогда не было так страшно, он весь истекал кровью? Нет, это пот. Его бил озноб. Поднял руку: лоб горел, сердце стучало в груди, он задыхаясь упал с кровати и стянул за собой одеяло. Немного придя в себя, он прислонил разгоряченную голову к заледенелому стеклу. С другой стороны окна люди зажигали свечи, ставили светильники, и верили, что таким образом смогут сохранить огонь и тепло внутри дома. И внутри себя.
        Все эти ритуалы казались бы смешной причудой, будь это в былые времена, но сейчас, глядя на серьезные лица, с которыми взрослые люди смотрели на «свой огонь», становилось ясно - для них самое важное хранится в нем. Ведь тошные беспросветные вечера всегда угнетают, и нет предела угнетению, с которым постоянно стоит бороться.
        В этот раз он ничего не видел, и на утро уже не вспомнил.
        Настойчивый стук в дверь согнал с Неизвестного сон, и пока Амалия еще ворочалась в кровати, он уже соскочил, быстро накинул плащ и открыл дверь уводя ее в сторону и оставаясь вне зоны видимости гостя.
        Человек растерявшись зашел в комнату, и тут Неизвестный резко задвинув дверь, приставил к горлу нож.
        - Стой! - едва он успел сказать.
        - Кто тебя послал? Я просил не тревожить нас сегодня.
        - Спокойно, спокойно…
        - Ты ответишь на вопрос?
        - Мы из подполья и узнали об вашем прибытии. Один из ваших людей, Йом, сказал, что вы из мастеров ордена парящих кинжалов. Меня зовут Оливер, и нам бы пригодилась ваша помощь, как и свобода - моей шее.
        - Как я узнаю можно ли вам верить, и что это не обычная уловка выманить меня? Что вы не один из просветителей или протекторов?
        Неизвестный отнял нож, дверь в спальню была закрыта, значит посетитель не заметил Амалию.
        - Хватит одной причины. Оливер развернувшись начал снимать с себя одежду. Вся его спина составляла сгусток спаленной кожи. Клеймо наносили безжалостно и хладнокровно.
        - Скрижаль?
        - Она самая, но что вы знаете об Рассветной Скрижали? Это чудовищная машина подавления, бесконтрольная и разросшиеся как язва, лечение против которой запоздало. Ходят слухи, что сам император утратил над ней власть, и что она будет выполнять его поручения пока ей это выгодно. Весь процесс характеризуется полным своевластием.
        Неизвестный знал, что обвиняемый на процессе бесправен. Проводник к «Пути Рассвета» игнорирует его и для отыскания истины не останавливается перед самыми крутыми мерами. Это безжизненное устройство. Хотя сами Проводники утверждают, что он приводится в действие только по словам закона. Проводники имеют в одном лице обвинителя, судью и защитника. Если ты каким - то образом попал на их суд, или метался под рукой, то шансы, что вернешься домой не выше, чем у мухи перелететь через океан.
        Пытки всегда заканчивались смертью. Даже если обвиняемого отпускали на волю, то он чаще всего в скором времени умирал от невыносимой боли и внутренних повреждений. А если выживал и бежал из островной империи на окраины, то совет скрижали собирал розыскную комиссию, и устраивал гонение по следу. Все доказательства имели определенный вес, и самым эффективным было признание, но под пытками согласишься на что угодно…
        - А протекторы?
        - Протекторы сторожат императора как верные собачки, я сочувствую им. Слегка.
        Неизвестный скрыл острие ножа.
        - Уходи как вошел.
        - Жду вас в трапезной у гостиницы.
        «Как вы его разговорили?» - спросила Амалия после, когда Неизвестный проследил за тем, куда пошел Оливер. «Метка. Когда меня клеймили, я ощутил, что могу влиять на даваемые мне ответы и как-то выуживать информацию. Так было и прежде, за это меня побаивались… Схожу проведать этого Оливера… Ты пока переоденься».
        Минуя квартал, Неизвестный нашел искомую вывеску. «У гостиницы - надо же» - подумал он. Здешние обитатели не отличались дружелюбием. Его выталкивали из очереди, пока он не протиснулся в земляной погреб, откуда подпольные лавочники сплавляли вино и водку. «Интересно, а где стража?»
        Вооружившись Плащом Теней, он пересек по подвалу улицу, зайдя в трапезную с тыла. Удачно - не сглазили. Покрой плаща задубел. Остаточная маскировка сползала. Понадобится немало погреться на свету, чтобы он вновь заработал.
        Разместившись за столиком Оливер гаркнул что - то и толстая повариха суетливо поднесла два подноса. Неизвестный еще раз отметил плюс отвода глаз у плаща - тебя замечают ровно тогда, когда это необходимо.
        - Хороша сегодня еда, горяченькая.
        Неизвестный сел напротив него с подозрением принюхиваясь к похлебке.
        - Никакого мяса - высказал жалобно Оливер. Ты! - окрикнул он повариху. - На тебе одно сало, а не можешь отрезать нам кусочек. На его веское замечание она не отреагировала совсем. - Считает меня дураком и пьяницей, вот такие дела. - Ты ешь, ешь - переключился он на Неизвестного. Когда еще раз представится подобный случай? - он вынул из мешочка красную повязку и толкнул ее к Неизвестному. - Так ты узнаешь нас.
        - Где Йом? - Неизвестный ощутил, как «закипает» лоб, пот заскользил по шее и в ворот. Выяснилось, что метка может не хило болеть, когда она применялась.
        - Подкрепись, сперва - сказал Оливер и прикусивши губу, договорил - он сказал, что найдет по следам.
        Сила метки ему явно не понравилась. Оливер принялся за варево, морщась от жгучей похлебки. Когда он отошел от головокружения, к нему вернулась легкость в общении.
        - Ты, буду говорить с тобой на ты. Ты прибыл один?
        - Да.
        - Прекрасно! Ведь сейчас в твой номер направляется стража для обыска. Надеюсь, у тебя все вещи при себе.
        Неизвестный едва слышал его. Смахнув приближающуюся к плечу руку он рванулся на улицу резко захлопнув дверь. Оливер самодовольно развалился на стуле, закинув ноги на стол: «Вот она! Выдержка! Хорошо сыграла старуха! И на том польза». Женщина недоуменно воззрилась на Оливера, вызвав полуулыбку.
        Неизвестный пробежал по клумбам, растоптав часть цветов и через минуту уже был в месте своей ночевки. С лестницы согнали всех пьяниц, остались только следы сапог и грязи, ведущие выше. Перепрыгивая через ступеньки от с отчаянием торопил непослушное тело.
        Двое стражников ковырялись в дверном замке, неподалеку от окна. Коридоры проветривались.
        Он успел.
        Не долго думая, он окрикнул их: «Доброе утро дурни, не я вам нужен?» - и выпрыгнул в окно. Стражники рванулись за ним попутно доставая ружья.
        - Барни спустись-ка вниз, я посторожу здесь, может вернется - сказал его напарник, высовывая голову в окно.
        - Пузо свое бережешь? - пробежав к пролетам бросил Барни.
        Сдирая ногти о вдавливающиеся под его весом сухие перегородки Неизвестный перелезал по заколоченным балконам. Если его заметят… «Проще было их убить», - провертелось у него в голове.
        Пешеходов с улиц завлек человек в красной повязке на лице. Этот голос… «Оливер с товарищами? Он же подставит его!» Плащ Теней кое как «растворял» его фигуру.
        Меж тем, повязанный запустил бутылку в выбежавшего стражника и сбросив повязку лихо зашустрил по текучим потокам людей.
        Пролезая в окно снимаемого им номера, Неизвестный увидел Амалию, стоявшую под дверью с ножом. Блеклые облака не пропускали свет.
        - Если не собираешься убивать лучше не пробовать.
        - Вы опять читаете нотации - облегченно сказала она.
        - Собери вещи - бесцеремонно ответил он и направился к умывальнику, где открыв бутылку смывал кровь. «Раздобыть бы где спирт и бинты».
        - Можно и не так грубо. Я испереживалась.
        Неизвестный хотел сказать «прости», но не мог. Пора выдерживать дистанцию. Пока он бежал его легкие сковал приступ удушья. Он чувствовал, что его берет та же самая болезнь, которая, когда - то сломила отчима, которого он считал и будет считать отцом.
        Он видел, что смог разжечь в ней искру, подарить надежду, но от этого он чувствовал себя еще фальшивее, чем не существовавший ангел, кой он таким бы назвался явившись в этот мир.
        Он вспомнил отца. Вспомнил, когда в судорогах билось его бесконтрольное тело и когда тот выйдя из беспамятства слезливо улыбался. Мальчик не осознавал, что он страдает и прижимался к его груди.
        Неизвестный достал за ее спиной пару наполненных целебным бальзамом шприцов и долго смотрел на переливающиеся пузырьки внутри них, пока не почувствовал, что она двинулась к умывальнику, после чего спрятал их на дно мешка, и надеялся, что у него хватит смелости не потратить прикосновения жизни на себя.
        Скоро придет боль, и ему придётся симулировать спокойствие, сможет ли он? Ведь это все будет ложью. Он будет лгать ей о том, что все закончится хорошо, обо всем обещанном накануне. О том, чему не суждено воплотиться. Но сам он знал, что конец окажется совсем другим. Ложь… Она всегда попутно гуляет вместе с человеческим языком. Мать защищает ребенка ложью от горькой правды, ложь во спасение… Ложь во благо… «К черту такое благо» - подумалось ему. Неизвестный заметил, что отстранился от своих проблем.
        Амалия поглядывала то на дверь, то на него.
        В номер постучали.
        У его пути нет ни начала ни конца, и единственный подарок, который он может ей подарить - это оставить ее в покое. Со временем она забудет.
        Он надеялся, что забудет, так как если нет, то простить себя уже не получится. Амалия отворила дверь.
        Ну и назойливые у вас соседи - проговорил Оливер.
        Глава - 22 -
        Сплетая руки, Оливер торжественно сказал:
        - Можем начинать.
        - Я боюсь уснуть пока вы родите ответ мои друзья - ответил ему лысый курносый карлик с именем Нель.
        - Ваши предложения лорд Генри?
        - Лорд? - удивился Неизвестный.
        - Да, точнее нет, уже нет - улыбнулся с едва сдерживающим горесть высокий мужчина, одетый в потрепанные подобия роскошных костюмов. Оборванные рукава еще сохранили следы вышивки драгоценностями. А налокотники - янтарные вставки и подклад. Широкий лоб, большие карие глаза, и одновременно с этим утонченные скулы. Длинные черные как смоль волосы в сочетании с жесткой щетиной. «Он походил на Сонтейвского кронпринца, как на той картинке с Безымянного», - отметил сходство Неизвестный. Таким красивым лицом, хоть и поросшим, убитым временем и постоянной выпивкой, мог обладать далеко не каждый. Лорд Генри предпочел бы стоять у бочки с пивом, чем сидеть за одним столом с теми, на кого ранее и не падал его глаз. Но Оливер соблюдая придворный этикет усадил его с причитающимся почтением, пододвигая ему отполированное кресло. Заседающие и не придали виду сему действу, полагая это очередным вывертом «достопочтенного лорда» - как они шутили иногда, вызывая у Генри пылающий взгляд.
        - Мистер Джен - обратился Оливер к сидящему за столом человеку с шибутливо бегающими по сторонам глазами. Вы говорили, что достаточное время служили в императорской гвардии, до ее расформирования посредством протеста просвещенных. Не могли бы вы… осветить своими знаниями наше собрание? Они могут оказаться уместными, особенно в столь сложный период, когда каждое слово подлежит лжи и наполнено фальшью.
        - Я… Вы понимаете в чем дело - замялся он. Я потерял карты.
        - Как потерял? - спросил Оливер.
        - Он их пропил - ответил сидящий рядом со столом тот самый старик, который встретил Неизвестного у острова, поднося к губам кружку. - А эль, все - таки, отменный у нас варят.
        - Пустословьем занимаются они - легко и беззаботно сказал вошедший только что и закрывший за собой дверь мужчина. - Мелкие и никчемные.
        Неизвестный обернулся, чтобы посмотреть на того, кто так спокойно оскорбляет всех.
        Мужчина подняв брови увидел собравшиеся на горле взгляды, и прочистив его сказал:
        - Я не о вас мои дорогие, я о страже. Они опять играют в карты, нашли какую - то бумагу и перекидываются.
        - Так вот куда ты ее дел! - взревел лорд Генри. Скотина! Пропил!
        - Успокойтесь - строго ответил ему Оливер. Вы больше не лорд. Не забывайтесь, в этой яме мы все равны.
        - Это пока что - тихо пробубнил он себе под нос, и услышал его только один Неизвестный.
        - Прошу тебя Эстебан - сказал Оливер вошедшему. - Убери свою водку, или что там у тебя. Мы производим на нашего гостя, а, возможно, и спасителя не очень хорошее впечатление. Прошу вас не подумайте, что мы такие всегда. Вечная борьба утомляет.
        - Если он спасает нас от выпивки - то не надобно нам таких спасителей! же сомневался правильным ли людям он доверился, или очередным авантюристам, которым кроме власти и развлечений ничего не надо? Но уже пока он шел, слышал, что на их стороне народ, а значит, что выхода у него все равно нет, как и альтернатив. Помогая людям он невольно поможет и им.
        - Неизвестный или как там тебя… - грубовато обратился к нему темнокожий, карауливший оружейную стойку. Ты что помалкиваешь? Коли пришел, так говори - в его голосе так и просачивалась прямолинейность и, по мнению Неизвестного, косность. Он увидел в нем прирученного вышибалу, что и подтвердилось позже, когда они встретились после перепалки с бутылкой, то вышибала шаг в шаг вился за Оливером.
        - А другие острова? - вступил в обсуждение Неизвестный.
        - Какие - то варианты? - ждал продолжения Лорд Генри.
        - Вы знаете обстановку на них? - задал прямой вопрос Оливер Неизвестному.
        - Касательно островов, остыньте - шепнул старик и внезапно замолк. «Они ходят» - начеркал он на дощечке обмакнутым в молоко пальцем у горящего подсвечника.
        - Задуй свечу! - чуть громче потребовал Эстебан, и дыхнув на нее, вернулся к стулу, где взявшись за рычаг - трость, закрыл отдушины. Комната залилась потом и волнением.
        - Старик променял глаза на слух - сказал Лорд Генри Неизвестному.
        - Он слеп?
        Джен прильнул к почерневшему стеклу под жаровней. Зигзаговая конструкция зеркал обеспечивала наблюдение за запасным выходом из таверны.
        - Поганые воры - заворчал он. - Стекло двойное у вывески разбили. То, нарисованное которое. Хлебушка им.
        Он потормошил крепления и снял стекло, чтобы вычистить «трубу» перископа.
        - Держи - бросил ему что - то Лорд Генри. Джен засунул в слизь вещь поминая чью - то дочь, как вдруг скомкав пропитанную сумку, пустил в Лорда Генри.
        Засмеявшись, тот легко увернулся, подкидывая слова:
        - Скажешь жене - попал под дождь.
        - Она не такая дура.
        Джен поставил стекло обратно.
        - Отражения в зеркалах еще разборчивы, но нам придется как - то чистить эту подзорную трубу - закончил он с унынием глядя на запачканную смолой сумку.
        Раздался шум, смешанный с грохотом падающей махины. Оливер быстро вскочил и скрылся в тени коридора, плотно закрыв за собой дверь. Лорд Генри сжал в руке рукоятку только замеченного Неизвестным меча и, пододвинувшись, стал упорно разглядывать его. Старик отполз назад, достав из кармана отточенный тесак, темнокожий, чьего имени Неизвестный пока не знал, распахнул ручной работы комбинезон и вынимал из кобуры револьвер, после чего отошел от всех к углу. Эстебан оперся на винную бочку, намереваясь запалить ее, а Джен не отвлекался от прочистки трубы. «Ну и обстановочка. Руки на стол, наемник» - проговорил лорд Генри Неизвестному. Тогда он и понял, что это друзья из разряда «до первого перекрестка».
        Две минуты тянулись невыразимо долго. Неизвестный был окружен со всех сторон, и они могли счесть его врагом, который устроил облаву, пока они беседуя с ним, потеряют бдительность. Он ни за что не успеет отреагировать на каждого.
        После томительного ожидания он увидел в движениях каждого нервную дрожь. Старик окончательно расклеился и похлюпывал носом.
        - Да где эти сволочи! - едва пискнул темнокожий. Эстебан автоматически накренил бочку, поднося запал. Лорд Генри же сдерживал порыв достать меч, нервно перебирая пальцами рукоять.
        Они стали слишком параноидальны. Подозревали собратьев, и не доверяли сами себе - понял Неизвестный. Он взглянул на всех их другим взглядом и осознал, что каждый выбрал позицию «сам за себя». Вот так и происходит… По словам Оливера они десятками лет работали вместе, но на деле десятки лет значили не больше той металлической гильзы с порохом, которую зарядил самый зашуганный мужчина, готовый прострелить голову им всем при первом резком движении или бочки с горючим.
        Раздались шаги и напряжение в маленькой коморке стало осязаемым. Неизвестный почувствовал натянувшиеся струны. Стоит задеть одну и порвутся все. Дверь медленно открылась, но никто не появлялся. Эстебан медлил. Неизвестный сел закинув ногу на ногу. Все отвлеклись от входа уставившись на него изумленно и тут зашел Оливер:
        - Вот позор! - крикнул он громко.
        Лорд Генри вспрыгнул моментально выбросив меч из ножен, мужчина шарахнулся в сторону споткнувшись об стоявшую коробку и щелкнул револьвером готовый выстрелить, а старик поднял тесак.
        - Ты маньяк! - высказал последний, самый терпеливый и еще более - менее разумный на взгляд Неизвестного.
        - Это не исправить - улыбчиво ответил Оливер. Дом упал, крышу снесло ветром на верховье - показал он взяв рукой палку на потолок. А вы видать подумали об апокалипсисе… Эстебан, ты так вальяжно обращался с этой штукой…
        - Еще бы, сгоришь заживо по ошибке - прослывешь дураком на том свете - сказал тот, и они рассмеялись.
        Неизвестный прервал его:
        - Что вы можете сказать о сети маяков?
        - Тут история сложней - нахмурился Оливер. Существование черного золота никто не отрицает, вопрос лишь каково его количество? Использовать благородный металл в массовых целях, даже имея с него выгоду таких масштабов слишком расточительно, и сам металл имеет ограниченный ресурс в земной коре, а буровых установок у нас нет. Раньше были. Я считаю, что такой эксперимент проводился в пределах столицы или отдельно взятого острова, после чего они воспользовались психологическим приемом, и построили массу маяков, создав из них сеть засечных линий и оборудовав башни пушками для обороны. Мне не понятно от кого? Император ждет войны? Или это все опять же ради манипулирования, но расположение маяков бывает слишком далеким от островов. Однако, люди, увидев один раз, уверились в том, что им лгут и ими манипулируют. Поэтому любое восстание воспринимают за «голос маяка», и противятся своей свободе! - голос Оливера набирал тон. - В плохое верить всегда проще, потому что можно сразу жалеть себя имея при этом оправдание: «не я слаб, а слабы те, кто сделали это со мной». Вот так вот… И каждый день, стоит им увидеть
маяк, как все начинается по новой. Даже если этот чертов маяк стоит за сотни миль и его едва видно на горизонте! И ведь бывало, ходишь, объясняешь - все понимают, а на следующий день сядешь за стол в приличной столовой, и снова услышишь одно и то же.
        - А, если они правы? - заметил Неизвестный.
        - То есть на самом деле мы сидим здесь не по своей воле, или не сидим вовсе, и все - есть видимость? Извольте! - Оливер чуть ли не выскочил из-за стола, но поумерил пыл, - может, эта мысль и удовлетворяет бездельников, но я не собираюсь сидеть сложа руки. Потому - продолжим.
        - Император душевнобольной - добавил сидящий старик, интенсивно растирающий затекшие от долго сиденья ноги.
        - Слух, не более - ответил ему Оливер.
        - Слухи на то и слухи, что всегда исходят из истины - парировал старик. - Вы лучше не пытайтесь меня переубедить уважаемый месье Оливер, а обратимся как к лорду Генри. Не желаете рассказать нашему гостю свою историю? Ведь его интригует, как человек знатного рода и имевший целое состояние попал в трущобы и цедит заговоры в забытом трухлявом подвальчике?
        - Извините, что прерываю, но у меня к вам вопрос - сказал Неизвестный уставившись на старика. - Совсем недавно вы сказали мне, что хотите просто умереть, а сейчас будто готовы вцепиться империи в глотку?
        - Я? Вы, наверное, перепутали меня с сыном.
        - Сыном? Но сколько вам тогда лет? Я бы не дал больше шестидесяти, а он… выглядит как вы.
        - Сынок… - с нежностью прошептал старик. Он так сильно похож на меня, и совсем не похож на мать. Он болеет собачьей старостью - это болезнь, не знаю, как называть, может что - то наследственное, но ему не больше шестнадцати. Мы с женой долго не могли завести ребенка и когда он появился, он стал лучом света в темном царстве. - старик обождал, пока легкие отдохнут. - И сейчас так горько понимать, что наши дети все чаще и чаще умирают раньше родителей. Вы не представляете, как тяжко смотреть с содрогающимся сердцем на таких детишек. Ведь ты знаешь, что тебе осталось десятилетие, и думаешь, как мало, как мало! А для него это половина жизни. Пытаться дам им самое лучшее стало нашим своеобразным кредо. Не извиняйтесь молодой человек, я вижу по вам, что вы в глубоком сожалении, но вы не знали.
        - Простите.
        Чтобы замять неловкую паузу Оливер продолжил.
        - Лорд Генри вы ведь так и не рассказали гостю повесть своих лет, может приступите?
        - Из - за катаклизма? - спросил его Неизвестный, так как времени на подобного рода разговоры у него не было.
        - Нет. В молодости я был успешным купцом. У меня имелись собственные соляные шахты и, как очевидно, я занимался добычей и продажей соли. Так названный вами катаклизм не пустил в свободное плавание по морским водам мои владения. Но соль никому не была нужна теперь. Она стала первоочередной вновь только, когда люди стали умирать от цинги, а капустные культуры плохо приживались в нынешних условиях. Я снова начал богатеть, вот к несчастью минеральные соли перестали из - за какой - то аномалии вырастать в шахтах. А из воды сегодняшнего качества добывать соль решится только умалишённый, хотя, когда пить нечего, то будешь брать и такое… Меня и не приняли в купцовую гильдию императора. Скажем, не в особо хороших отношениях я состоял с остальными торговцами. А императору лично случайно устроил подлянку. Он тогда заказывал большую партию иридиума, и я как - раз собирался отправить корабль с ним в Остермол. Все шло так гладко, пока не узналось, что корабль пошел ко дну во время очередного шторма. Император был в бешенстве. Он говорил мне, что отменил все остальные «посылки», и называл меня гнусным торгашом.
Объяснил о повторившемся малом катаклизме, уничтожившем все залежи иридиума на земле, после чего велел провалиться пропадом с глаз долой иначе головы мне не снести. Так я и побежал. И через пару прошедших дней увидел в имперской газете награду за мою голову. Очень приличную награду, скажем за нее можно купить целый остров, хоть и брошенный, но передающийся по наследству.
        - Пойдем - поманил Неизвестного за собой старик. Они снова собираются увлечься своими россказнями. А вы пока решайте, решайте свои вопросы, и с подготовленным итогом возвращайтесь к нам.
        Они вышли из здания, дунул ветер, и старик придержав широкую шляпу рукой, закутался плотнее в одежды.
        - Холодно и горько как в театре драмы. Принимаете нас за сборище бандитов? Я знаю, вас очень трудно впечатлить, Йом сказал нам. Изначально мы думали, что вы имперский советчик и доверять вам значит продаться добровольно в темницы.
        - Почему вы стали членом подполья? Что с вами случилось?
        - Знаете, я всю жизнь мечтал быть учителем. Честолюбиво представлял себя высоким, стоящим у доски с замершей рукой перед таблицами, полными символов, и с устрашающим взглядом ждать ответов школяров, заранее подготовясь драть их за ошибки, даже если они такими не являлись. - старик громко рассмеялся сам себе. - Всегда мечтал обучать детей, и кем стал? Посмешище… Дворником. Столько лет учиться, и так прогореть. Такое возможно только у нас, в нашей любимой стране, называемой ныне Островной империей. Все школы скупились частными лицами и учителей уволили. Меня, как историка за бессмысленность предмета. Вы представляете? Историю назвать нецелесообразной и не оправданной.
        Когда я только начал работать я глупо верил, что высокий уровень образования в обществе, знание своего прошлого, поможет скорее решать социальные проблемы, все больше людей станут приобщаться к интеллектуальному труду и так далее… Конечно они приобщались! Какую славу сыскала книга Даниэля Симона - искусство лжи. Просто шикарно! Нет, я ничего не имею против науки, но ее стали использовать для одной цели: манипулирования. Тут то я и прозрел величайшее образованное общество. Все копившееся внутри него вылезло наружу. Мне не нравились сеи картины. Сделать я ничего не мог, но шок словил от того, что однажды услышал яркое заявление одного такого полоумного профессора, что вся история переписывается с позиции протянувшего дольше.
        Не знаю почему, но как ошпаренный я вгрызся в архивы и шарился в бумагах, сравнивая и состыковывая исторические справки, и велико было мое удивление и горечь, когда все они противоречили друг другу. Я понял, что ни черта не знаю о истории своей страны, и не узнаю, тогда я, в общем, и уволился… Мы уже подошли к вашему гениальному убежищу?
        - Не совсем, старайтесь вести себя потише. Люди смотрят не благожелательно.
        - Простите меня, правда простите, я так давно не высказывался скопившееся внутри, что сорвался на первом едва знакомом человеке.
        - Не стоит, лучше чаще возвращаться к забытому ребенку во взрослом с его обидами и проблемами. Эти слова стали бы оскорбительными для любого другого, но не для этого старика. И Неизвестный знал, что он поймет не в буквальном смысле обвинения.
        - Может познакомите меня со своей спутницей?
        - На что вы рассчитываете?
        - На искренность.
        - Зависит от ее слова.
        Они спускались ниже и ниже. Старик хотел показать ему черную дыру «Цепей», где не живут больше восьми лет.
        - У вас есть допуск?
        - Есть, я же дворник и врач по - мелочи. Так перевязать раны, повязку поменять, в чувство привести. Самое плохое, что меня там всегда ждут. Каждый день ждут, а я смелости не имею смотреть им в глаза. Лекарств на всех не раздают. Мне говорят, что в карательных целях, но однажды я попытался украсть, и в итоге обнаружил, что у Острова Цепей уже несколько лет нет связи с внешним миром.
        Они прошли мимо сидящих под открытым небом за столами пьяными купцами и ревущими за свои ставки наемниками. На противоположной стороне узкой улицы горели свечи через приоткрытое окно, впускавшее морозный воздух приближавшейся ночи. Они прошли слишком близко к башне, и высоко за окном Неизвестный увидел в просторном зале подобие трона. Через лившиеся лучи остаточного света дня, сменявшегося света ночи, там сидел мужчина, покрытый легкой сединой. Неестественно зоркие глаза Неизвестного заметили острую бородку и встревоженный взгляд человека на держащий в его руках лист бумаги. Он поднял его и поднёс край к камину. «Кто бы это ни был, он знает, что я здесь» - громом промелькнуло в голове Неизвестного.
        - Это Верховный канцлер. Он всем заведует. У него есть даже некоторое влияние на императора.
        Неизвестный решил подойти ближе. Он уперся в высокий забор, оканчивающийся честокольным завершением и заметил, как за рвом и поднятым мостом башни на него смотрят три пары глаз стражников. Напротив, железных ворот, сплетенных прутьями стояли люди.
        - Чего они ждут? - спросил сам себя Неизвестный.
        - Их не пустят, Верховный канцлер встревожен последнее время. Не выходит из своей башни совсем. Заперся в маяке за пятью печатями и сидит. Не принимает жалобы и обращения. Возможно он прознал о вашем прибытии.
        - Пойдем. Сейчас нам тут не место.
        Он взял Неизвестного под руку и повел за собой, а затем лестницы и «этажи», вниз и вниз. Небо растворялось, сменяясь слоями решетки, пока те не объединились в «непроницаемый потолок». Кое-где «потолок» разрывался вертикальной лифтовой шахтой, в которой перемещались грузы и прочий товарняк. Иногда решетки сходились так, что стоя под ними можно было проглядеть облака, при условии, что те почистили от грязи. Вообще, «клетка-город» был в аварийном состоянии, и нуждался в срочной реконструкции. Неизвестный так и «зрел», как нижние самострои рухнут под весом высоток на этаже-поверхности. Естественно, исключая те, что построены на земле. Они зашли в не успевшую закрыться столовую. Старик взял стакан с одного из столиков и начал жадно пить. Вода побежала по подбородку, затекла за воротник, и его лицо выдавало блаженство. Неизвестный же не понимал, как в такой холод можно пить холодную воду.
        - Вода - редкость, а я здесь постоянный посетитель. Мне можно бесплатно. Главное прийти во - время. Он взял два подноса с протянувшихся рук из-под маленького окошка и направился, словно Неизвестного и не было рядом, к дальнему столику.
        - Кто готовил этот обед? - спросил он. Уже вечер, а тяжелый обед не так полезен. Пахнет вкусно.
        Зажав ложку между двух пальцев он молча ел уставившись на Неизвестного. Что он ждет от него? Откровений? Неизвестный не доверял им всем, все равно не доверял. И надеялся, что у Амалии хватило ума никому не открывать дверь, а еще лучше убраться по - дальше. И чем он только думал беря ее с собой? Соглашаясь, ведь мог запросто отказаться. Ему не зачтется. И где «братья» ордена?!
        - Я вижу вы уже жалеете об участии в нашей затее. Но не бойтесь, вы будете задействованы самым косвенным образом.
        Неизвестный не хотел становиться частью чьей - то игры в борьбе за власть. Его пытаются завербовать болтиком механизма, создать машину, готовую пожирать другие такие - же машины. И он в этой машине станет заменителем ковша - выполнителя наиболее опасной работы. Он согласился делать не ради того лорда Генри, не капли не желавшего утолять голод золота в своих глазах. Не ради Оливера, больше по характеру напоминавшего вора и не ради этого старика.
        Старик отломил ломть желтого хлеба, чтобы тот попробовал. Приторный вкус, и жесткая корка. «Что в него добавляют?» Он заметил, что зубов во рту старика осталось мало, и он довольно долго пережевывал каждый кусок мяса, борясь с ним словно на него напал грабитель. Шея то и краснела от натуги, а челюсти похрустывали. Столовая была пуста за исключением одного толстого человека, плюхнувшегося лицом в пустую тарелку и мирно похрапывающего под открытым окном. Никто здесь не ходил и не подметал пол, не убирал грязи со столов, не чистил и не мыл стены. Никто не показывал доброй улыбки, все прятались и жались.
        Он только в первый день, проходя с Амалией мимо цветов увидел радость. Все не так, он вспомнил себя еще маленьким мальчиком, когда с какой - то теплящейся доверчивостью, хоть и укрытой покрывалом сомнений покинул свое убежище навсегда. Многое изменилось, не изменились только люди. «Даже камень может быстрее измениться, если пожелает» - задумчиво разглядывал он остывший суп. Он тихо попрощался с стариком и пока тот сонно мял ложку в руке, быстро оставил его одного. К нему возвращалось предчувствие опасности. Сам не понимая почему, он бежал со всех ног назад к Амалии. Ему показалось, что сзади пристроился протектор, и он перешел с размеренного бега на галоп. Рванувшись в первый вонючий притон, Неизвестный скрылся от яркого света фонарей, идущего с башни, и быстро пробираясь через притон расталкивал его обитателей локтями.
        Ему упало на плечо тяжелая рука. Неизвестный замер, и резко проскользнул под следующей чередой рук, увертываясь от желавших отплатить ему за перевернутую выпивку или сорванную сделку. «Так вам и надо» - думал он тогда. «Решили заниматься черными делишками, готовьтесь и получать взаймы внезапные радости». Предсказанная Неизвестным радость явилась. Протектор вломился в притон, буквально вышибив дверь. Он не нашел глазами Неизвестного, но увидел кое - что интереснее. Когда Неизвестный огибал перпендикулярно улицу, то увидел, как у входа в притон стоят два десятка связанных или лежащих с синяками и подтеками местных «властителей». Лихо…
        Хорошо, что ему удалось заинтересовать его другими вещами, нежели преследованием единственного беглеца. Он чувствовал всем нутром приближающуюся бурю. Люди выбегали из своих домов и собирались в толпы, толпы собирались в стройные ряды и направлялись в сторону замка, защищенного рвом и частоколом. Поднимаясь на крышу он понимал - так просто его им взять не удастся. Это тоже самое как дать варварам оружие и послать их на стену. Они не знали принципов осады, как и сами волнения происходившее в городе смешно назвать войском, а подобие замка - крепостью. Его сомнения улетучились после того как он с крыши дома увидел силуэт быстро сбросивший из окна одного из стражников. Теперь у них еще есть сторонники и внутри, замечательно…
        Опередив свою тень он метнулся в открытое окно и сильно ударившись спиной перекатился под кровать. Его никто не услышал, возможно не заметил, тогда он поднявшись перебрался из номера в коридор. Миновав его, он едва закрыл дверь, как через мелкую оставленную щель увидел пробегавших непонятно откуда взявшихся десятки мятежников.
        Он почувствовал нарастающее волнение и обернувшись увидел женщину, готовую закричать. До него дошло, что выглядел действительно жутко. Ведь он забыл, что во всем черном, выше большинства людей, с уродливой маской, закрывающей часть лица, и клеймом на нем, обвешанный оружием мог дать повод подумать, что угодно. Он преподнес палец к губам и одним движением выпрыгнул из номера запахнув за собой дверь. Он бродил по улицам тише кошки и менее заметный чем мышь. Он слышал разговоры мятежников, и они говорили о готовящемся приступе. «Эти глупцы хотели отомстить» - подумал он с грустью. Семьи прятались дома, и он слышал их шепот сквозь стены. Многие молились и ждали исхода ночи.
        На что они надеются? Он видел всех предводителей самозваного подполья, и они ничуть не были лучше любых алчных до власти. Он увидел гробовщика, усердно вымеряющего на кладбище метрами большую площадь, и нашептывающего себе под ухо: завтра будем вас укладывать, завтра будем укладывать. Я их презираю… - И сам себе одобрительно улыбнулся. Неизвестный ускорил свой шаг желая быстрее предоставить безумцу остаться с самим собой и своими мыслями. «Или далеко не безумцу?» - грубо померещилось ему. В городе стало светлее, несмотря на позднее время суток. Неизвестный снова протер глаза, он устал и его тело требовательно напоминало ему о бессонных ночах. Он заметил, как где - то на краю ослабшего от приступающего резкого сна в открытый погреб засовывают человека против его воли. В каменный подвал, сырой и темный, а за ним еще темнее виднелся затопленный пол. Он заметил Амалию, прижавшуюся в самом дальнем конце улице, куда не проникали даже тени. Свеча в подсвечнике у нее догорала, она почти прижимала ее к сердцу будто пытаясь его согреть и растопить лед. Рядом с ней стоял человек и грозно говорил ей что - то.
Стоило Неизвестному появиться в поле зрения, как человек мигом исчез в первом же дверном проеме. Амалия робко подняла голову, и увидев его вскочила. Хотела броситься на шею, но на полу движении была остановлена его хмурым взглядом.
        - Я думала ты не вернешься - с некоторой болью сказала она.
        Она вся продрогла. Ночь слишком холодная и темная, и она всхлипнула. Неизвестный пересилил все свои сомнения и просто обнял ее, прижав к себе. Сейчас ей нужна самая обычная помощь. Он всегда задавал себе вопрос: чем он думал? Он задал себе этот вопрос и сейчас.
        - Нам стоит уходить. Нельзя медлить, иначе будет поздно.
        - А твои друзья? Мы их бросим?
        - Если бы они были здесь, то мы давно их встретили. Тут опасно.
        Он пытался придать своему голосу уверенности, но не мог.
        - Надень этот плащ, сунул он ей в руки отстранившись. Не смотри, что потрепан, но он неплохо бережет тепло и даст нам временную анонимность… Если повезет.
        - Убегаем? Но ведь только пришли сюда. Нет, я не против, я хочу покинуть это место. Здесь я слышу снизу постоянные стоны и плач, я больше не могу. - и она снова разрыдалась. Неизвестный увидел, что далеко не впервой раз. И почему он никогда не замечает?
        Ветер завывал унылым воем над оголенными вершинами скал. Они шли натянув на головы капюшоны. Преодолевая желание бежать, Неизвестный держал Амалию за руку. И пока вокруг начинал твориться хаос, он брел спокойно вместе с ней, и своим спокойствием и величием отпугивал внимание агрессоров и не привлекал внимания мятежников. Невидимка в гуще событий, у всех на виду и одновременно остающийся незамеченным. Плащ исправно отработал, «разводя» взгляды.
        Они уже подходили к второй внешней стене города, и готовы были пройти через последние ворота как их резко окликнули.
        - Не оборачивайся, ты ничего не слышала - сказал он уверенно Амалии. Все хорошо.
        Их догнали. Он слышал приближавшиеся шаги и топот смешанный с прерывистым дыханием и злобными проклятиями в их сторону. Он насчитал семерых по дыханию. Резко развернувшись он машинально вытащил два клинка из ножен, и приставил к самому смелому преследователю один, опустив второй так, чтобы при малейшем движении быть готовым отразить удар. «Он проругал себя за глупость».
        Рядом с Амалией стоял Оливер, и так же, как и Иллен Гиллен приставил к ней оружие, но вместо примитивного ножа - револьвер.
        - Приятная девушка, довольно мила - сказал он непринужденно.
        - И достаточно умна, чтобы спрятаться от нас всех - добавил снявший длинную шляпу с головы Лорд Генри.
        - Вы так быстро спешили покинуть наше общество, Неизвестный, что мы едва поспели по вашему горячему следу.
        - Его трудно не заметить - шепнул пожилой голос.
        «Сукин сын старик!» - едва сдержал он себя.
        Он ловчее всех их, и Неизвестный сделал самый большой просчет, посчитав его самым обычным дедом.
        - Что вам от меня нужно?
        - Мы подняли мятеж, будем называть его народным восстанием. Люди поверили и пошли за нами по одной причине: мы сказали, что вы привели с собой все братство, и они надеются, что вы выступите немедленно и откроете им вход во внутренний город.
        - Я видел силуэт.
        - Он один, больше союзников по ту сторону стен у нас нет, вы настоящий мастер маскировки и клинка.
        - Интересно как люди воспримут «наше» присутствие? Вы набьете чучел соломой, покрасите, засунете в руки меч и оденете на всех одежды с надписью - вот он - Великий Орден Парящих Кинжалов, сметающий все на своем пути, несущий мир и покой в отдаленные страны и города. Он под волной нахлынувших эмоций решил прийти на помощь бедным и несчастным, поэтому прислал лучших своих бойцов, готовых отразить целую армию, если потребуется. Только представьте, кого ребенок напугается больше? Стражника, который максимум его ударит один раз и плюнет, или страшило, воплощающее его ночные кошмары в жизнь. Особенно если его будет сопровождать кукольник с подражательским голосом. Или другой вариант: Они придут под покровом ночи, невидимые, о да, конечно невидимые! Дальше то что случится?
        - Смейтесь, смейтесь. Поможете нам, мы поможем вам. Соглашайтесь.
        - Чем вы можете нам помочь?
        - Хотя бы тем, что вы покинете этот остров не в гробах, замаскированных фейверком и погребальным огнем - почесав затылок и глядя на пустующую виселицу, сказал Оливер. Тем более, что Верховный Канцлер намеривается промыть «низы» клетки из-за угрозы инфицирования. Вам ведь не безразличны людские судьбы?
        - Тогда, пожалуйста, обсудим это без оружия.
        - Хоть кто-то привнес луч смысла в наше дело! - развел руками Оливер, и тут же похлопал неизвестного по плечу
        Глава - 23 -
        Они отпустили Амалию, и он на ухо шепнул ей место встречи, предварительно подсказав пройти на виду у стражи. Ее они не схватят, он объяснил, как она может использовать себя для своей же безопасности. Она наморщилась:
        - Я не шлюха!
        - Я не это имел ввиду…
        - Я знаю, что вы имели, флиртовать, показывать себя, вести откровенно, вульгарно. Ужасно!
        - Пойми, это единственный шанс остаться в живых, я вернусь. Быстро, как смогу.
        - Прогуляемся, Неизвестный? - спросил Оливер, и не дожидаясь ответа, в сопровождении остальных они отправились в подвал, где ему показали письмо с печатью Верховного Канцлера. Его не сколько заинтересовало содержание документа, сколько то, что при наличии печати Канцлера морские торговцы могут согласиться сотрудничать с Безымянным. Однако, после того, как он прочел его, волосы встали дыбом:
        Нижние «этажи» планировали закрыть на карантин. Потом их дезинфицируют промыванием, благо город цепей начинал строится еще до катаклизма, и имелись немало сливных туннелей, которые стоит только раскрыть и их прочистит насквозь, естественно, вымыв всех чахоточных.
        - Так обычно и «прочищали» - прокомментировал сию запись Оливер. - Это страшное место - остров цепей.
        А еще, Неизвестный услышал, что для сих работ привлекут ликвидаторов, и канцлер давно направлял запрос на данные мероприятия. «Вместо того, чтобы тратиться на медиков, можно решить проблему более радикальным… эффективным путем. К тому же, их не на что содержать. Мы не можем рисковать, командующий». - дочитал Неизвестный письмо.
        Промывание потому что угроза эпидемии? Она же еще не началась и ее можно предотвратить! - это не укладывалось в его голове. Поэтому Неизвестный и решился его «свергнуть», или, по крайней мере - оборвать мероприятие.
        - Знаешь, почему Верховный Канцлер не помог людям? - скрестил руки домиком Оливер и опустил их на Неизвестного. - Потому что он бесчувственный, не имеющий совести выродок.
        - Поэтому вы распространили сие сведения средь народа, посеяв панику? - спросил Неизвестный.
        - Червивая страна - ваш Севергард - сказал Лорд Генри. - Не заботится о подданных.
        - А знаете, как они нас называют? - задал Неизвестному вопрос Эстебан. - Выползни из нор. Все, кто ниже третьего этажа относятся к ним. А это значит, что нам не полагается полноценный паек, горячая еда и кров. Много ты протянешь на холодной похлебке с заплесневевшим хлебом, сидя в канаве?
        - Я видел теплопровод. - возразил Неизвестный. - Там довольно тепло, и имей народ хоть немного ума…
        - На него записывается очередь, очередь, Неизвестный! Чтобы проспать ночь на долбаной трубе! - вскричал старик, но неминуемо скорчился в кашле.
        - Кажется, ситуация зашла в тупик - раздался голос из-за спин. Неизвестный и остальные обернулись: просветитель во всей красе, с К`ааргом - оружием типа «стержень - лассо».
        - Вы рехнулись?! - Неизвестный едва не продублировал реакцию старика, ощущая, как сжимается от страха сердце.
        - Без паники! - успокоил всех Оливер. - Он мастер в разжигании сплетен, иных услуг нам не потребуется. Просветитель усмехнулся.
        - Я сделал, что положено - где моя плата?
        Оливер нехило замялся, лицо его залила краска смущения.
        - Позвольте расплатимся в отхожем месте?
        Просветитель отрицательно качнул головой. Оливер виновато глянул на собравшихся, и приказал Дженку сбегать за сундуком. «Сундук?» - удивился Эстебан. «Подождите-ка, месье Оливер, какой именно сундук?» - Лорд Генри так и впился в него взглядом. Дженк таки приволок пыльную канистру, кою они обзывали сундуком и вскрыл, подпуская просветителя. «Годный товар» - сказал он, и засунул руку, параллельно перекладывая горсти белых кристалликов в набедренную сумку.
        - Да здесь наш капитал, собранный за все рабские трудогоды!
        - Высокие ставки нынче на кону. - прошептал Оливер. Неизвестный понял, что он боялся, как бы его сообщники не наделали глупостей. Просветитель бесцеремонно достал сверток с Мореем и затянулся наркотической палкой. Его явно забавляли разногласия.
        - По моим подсчетам, промывание назначено на завтрашнее утро. Горожане и оборванцы буйствуют - жарьте пока печка топится или прогорите.
        - Вы нас обворовали за какие-то слухи! - вскочил Лорд Генри.
        - Что имею, тем и торгую. Благо, продается.
        - И еще, примите бонус за своевременную оплату - вашими персонами плотно заинтересовался орден протекторов. Поэтому через неделю они узнают об собрании и участвующих в них лицах. Постарайтесь не провалиться, иначе вас ждет печальная участь - проговорил просветитель.
        - Благодарствую за услуги. - Эстебан демонстративно поклонился, косясь на Оливера. У того едва не скрипела челюсть, но он умело сохранял расслабленный вид, но время отчитывать еще не подошло.
        - Не проводите, Лорд Оливер? - обратился к нему просветитель. - Давненько я не заглядывал в такую дыру - проговорил он, явно намереваясь напоследок унизить Лорда Генри. Предполагаю, что это следует делать тому, кто хоть как-то приближается ко мне по рангу.
        Оливер накинул плащ.
        - Хоть один достойный человек, Лорд Оливер.
        - Я не лорд.
        - Правда? Видимо, перепутал, поскольку из присутствующих только у вас подобающий вид.
        Лорд Генри едва не сопел от злобы, порываясь встать и наказать обидчика. Оливер, как бы невзначай, споткнулся, опершись на спинку его стула и пальцами надавил на плечо. Просветитель глянул на Неизвестного:
        - Кхм, незнакомое лицо, орден наведет справки.
        - Это еще зачем? - спросил холодно Неизвестный.
        - Должен же я отчитываться о проделанной работе перед начальством.
        - Обожди, - проговорил старик, - мы не договаривались об этом. Оливер! Он сдаст нас так же, как и канцлера!
        Просветитель не торопился удаляться, точно ему доставляло удовольствие наблюдать за перепалками, и он так и норовил поддеть кого-то и измываться.
        - И мы так его отпустим?! - проревел Лорд Генри.
        - А что вы сделаете? - не оборачиваясь проговорил просветитель. - Позовете стражу? Она вас не защитит.
        Просветитель ушел, Лорд Генри хрипел от ярости, сжимая кулаки. Оливер же выдохнул, и улыбка снова прилипла к его щекам.
        После продолжительного молчания:
        - Я думал, ты бросил с азартными играми - проговорил Эстебан.
        - Это - не игра, а перемены! - ответил Оливер.
        - Для тебя то как раз игра. Иначе бы ты не сплавил с такой легкостью наши сбережения - сказал чернокожий, доселе не вмешивающийся в обсуждения.
        - Пол дела сделано, толку препираться? Докончим его, и не будем нуждаться ни в сундуках, ни в их накоплениях.
        - И что мы на них построим? Твердыню тупоумия? Нас сдадут с потрохами - возмущался старик.
        - Лосьен, - Оливер повысил тон. - Неизвестный, нам потребуется участие твоего товарища - Йома, не видал его?
        - Я думал, вы мне ответите на этот вопрос.
        Оливер сменил тему, увлекая внимание слушателей к карте «Клетки». Оказалось, владельцы увеселительных заведений «сдавали» месячные или недельные пропуска по блочным обходам. Блочными обходами обозначали группы «насаженных» зданий на одном фундаменте, отделенных от другой группы, или городским кварталом. По карте здания с нижнего по верхний этаж группировались в блоки, которые и были клетке опорами. Из одного блока в другой переход по улицам, но внутри блоков… «Попробуй выследи!» - подумал Неизвестный, и его уже не удивляло, что просвещенные возникали из ниоткуда. «Там сплошь потайные ходы в крышах и погребах, что затеряться… При чьей-то необходимости, не составит проблем». Но в большей степени, нежели необычайная архитектура, его интриговало местоположение канцлерской печати. «Как бы ее заполучить» - Неизвестный расспрашивал постепенно, боясь попасться на интересе. Печать канцлера давала необходимые его ордену привилегии, когда он предоставит ее гильдии торговцев, она стабилизирует положение нищенствующих островов, торговля быстро выведет их из кризиса. «Извини Альфредо, но им больше в этом нужды,
чем нашему ордену» - подумал он. «А там, глядишь, и до Безымянного дойдет дело. Острова Цепей и Скал то рядышком».
        - Не поделитесь своими соображениями? - заметил его раздумья Эстебан, усевшись на опустевшей бочке.
        - Сами все увидите.
        Ему вручили кошелек с «карточками-пропусками». Неизвестный, понял, что будет «под присмотром», как выразился Оливер.
        - Коли ты наш союзник, поспеши, - Оливер придирчиво осмотрел его, - И переоденься, а то слишком броский.
        «Под присмотром значит» - подумал Неизвестный, мусоля покрытые потом карточки. И это было заметно, на него то и дело косились из-под капюшонов и окон. «Съемщики» тоже не отставали, то и дело впиливаясь в каждую деталь на его одежке. Все проходило довольно невинно, он подавал бармену карточку лицевой стороной вниз, где она выглядела как заказная на выпивку, ему предоставляли ключ от номера, внутри которого использовался второй ключ на чердак. В «переходе» за столом сидел человек, записывающий во сколько и куда он спускается или поднимается. Ни имени, ни иных характеристик, все достаточно быстро и анонимно. Он намеренно «поблуждал» вдали от гостиницы, после чего воспользовался обычной лестницей и возвратился в номер. Под дверью было наслежено. Он передумал заходить так, и повторил маневр, вбираясь в окно.
        Он зашел в спальню и повернув ключ встретился с Амалией и Йомом.
        - И где заварушка? - спросил его тот. Неизвестный скрыл раздражение, обнимаясь с давним товарищем. Вслед за этим, в комнату зашли Гийом, Фернир, братья Морсы и Тень. И тут Неизвестного прорвало:
        - Где вы черт возьми, были?!
        - Отлучились ненадолго - сказал одноглазый Фернир. Повязка под маской плотно прилегала к коже.
        - По нужде - добавил со смешком Йом.
        - Устаканивали беспорядки, и следили, чтобы протекторы чего не учудили, - добавил рассудительный Гийом.
        - И ты туда же?! А если бы они вас заметили?!
        - Неизвестный, ты всегда такой паникер? - спросила Тень. Он тепло ее поприветствовал, и «команда» расселась подле стола в прихожей. «И что же вы выяснили?» - поинтересовался Неизвестный. «Канцлер не терял времени даром» - сказал Гийом про протекторов, которые отправлялись прочесывать улицы. «Но накануне пришло поручение из Темплстера, они отбывают вечером». «И кто же так нуждается в помощи?». Йом улыбнулся: «Это Оливер придумал, а мы осуществили его идею». «Вас видели?». «Отнюдь, подпольцы полагают, что нас тут двое, вернее мы и Амалия». Они обсудили варианты, Неизвестный упомянул торговую империю и канцлерскую печать, на что товарищи ответили, что соглашения с ней - «союзы золота и меча. Дает, когда выгодно, и забирает, когда понадобится». «Амалию надо как-то выпроводить за черту города, до того, как начнется хаос» - проговорил Неизвестный. Девушка запротестовала, он итак бросает ее без предупреждений, и Тень с Гийомом ее поддержали. «Как всегда, оставишь барышню в беде?» - проговорила она, и Неизвестный уступил. Братья тихо отсиживались в сторонке, им не было разницы, кто прав, главное -
действовать «по уставу». Неизвестный был озадачен их наличием здесь, но Йом с Ферниром пояснили, что направили их на Цепи еще год тому назад, и их знания о городе пригодятся, так они избежали засвечивания стражей и просветителями. Ферниру неудачно нанесли метку. Так он и ослеп на левый глаз, и тот заплыл белым веществом. Иногда его мучали головные боли, но он утаивал это, что не могло не отразиться на кислой физиономии. Смеркалось, если так можно выразиться о замутневшем небе.
        В честь «долгожданной встречи» вскрыли вино. Йом деловито расхваливал Солхеймское. «Да ты нехило обогатился опытом» - засмеялся Гийом. «Хотел сказать: набрался?». «Судя по твоей ухмылке, под край» - прибавила Тень. Она была весела и напориста, единственное, чего ей не доставало - скромности. Однако, сие качества вовсе не портили впечатления об этой изящной фигурке с ангельскими глазами. Неизвестный почувствовал, что хмелеет, и, извинившись, вышел из-за стола, сказав, что надо подышать воздухом. Тень было последовала за ним, но он пресек всякие попытки заговорить. «Нам не следует идти одной дорогой». Тень подала ему бокал с вином и присоединилась обратно к компании. А Неизвестный сел с ногами на каменный подоконник. Юг… С океана малюсенькой дрожащей точкой полыхал «светильник» маяка. Мороз продирался чрез ставни, вызывая мурашки, но от камина веяло теплотой. Пары из низов клетки вздымались, обволакивая город, погруженный в туман. Где-то там Лейм препирается с братством, или сослался на необходимость разведки темплстерских островов, чем и выпросил себе путешествие. Он уж выкрутится - в этом
Неизвестный не сомневался. Они бы сладились с Аланом, хоть Лейм и более груб и претенциозен. Но Алан в один день исчез, так и не долечившись. Альфредо был очень озабочен этим фактом. Он поднял на уши весь орден, однако поиски не увенчались успехом. «Вероятно, ему надоело возиться с крысами» - сказал его давний ненавистник, услыхав об происшествии. Он бы не преминул, по мнению Неизвестного, поквитаться, хотя последний и не понимал, за что. Неизвестный подозревал, что эти два брата поспособствовали скорейшему исчезновению Алана, но не нашел доказательств их сопричастности. Однако, тягостные думы уплыли вслед за ясностью мышления. Он припомнил братство и пребывание в нем. Смазанное долей хмеля, сознание дорисовывало детство. «Как и обычно, Неизвестный наедине с собой» - подумалось ему. Дома затерялись в переливающихся от броских вывесок клубах пара, остров затягивался в туманное облако. Он слушал болтовню за дверью, дурацкие шуточки и смешки. Изредка в нескончаемый поток речи втискивался робеющий звонкий голос Амалии, или полу шепчущий - Тени. Или же менторский тон Гийома. Облокотившись на оконную раму,
он запрокинул голову к невидимым звездам.
        Неизвестный проснулся от нервного перешептывания за дверью. В висках проскальзывал огонь, он свалился с подоконника, и, чертыхаясь, закрыл уши. Обостренный слух действовал раздражающе, любой скрип за окном вызывал ярость. Он вышел из комнаты, хлопнув дверью просто чтобы его друзья замолчали, пока он не придет в себя. «Вероятно, вино так подействовало на метку» - подумал он.
        - О, Неизвестный! Не хотели тебя будить…
        Он оттолкнул Йома и присел на край дивана к остальным.
        - Наши товарищи устроили балаган - проговорил Гийом.
        - Неизвестный, ты в норме? - спросила встревоженно Тень. Амалия сидела подле нее.
        - Метка сбоит, говорите тише… Так что они натворили?
        Группа понизила голос.
        - Вооружили толпу, готовя ее к штурму канцлерской башни.
        - Кажется, мы не обсуждали этот план с Оливером…
        - Не факт, что тот в курсе происходящего - сказал Фернир. - По моим наблюдениям, заправляет мятежом Лорд Генри.
        - Едва мы выбрались из-под опеки ордена, и обзываем любую справедливость - мятежом?! - вставил Йом, - они же страдают, тебе ли не знать последствий голодомора!
        - Мы в разладе, не успев выйти из дома. Из этого хоть раз выходило что-то путное? - спросил Неизвестный, и Йом притих, прибавив, что Ферниру следует следить за тем, что говорит. С улицы раздались выстрелы.
        Они немедля порешили «сгладить углы камня, кой выковывают подпольцы», а, затем, отозвал к себе Гийома, Фернира и Тень. Братья - сдерживать толпу, Йом и Фернир - вызвать у стражи дезорганизацию, а Гийома и Тень приглядывать за Лордом Генри и иными соучастниками.
        - Как мы их найдем, если все выйдет из-под контроля? - проговорил Гийом, оставшись наедине.
        - Они сами найдут нас - сказал Неизвестный о команде, и они пожали друг другу руки.
        Неизвестный оставил Амалию на попечение Ферниру, и подобрался к внешним воротам замка. За ним велась слежка как со стороны мятежников, так и со стороны стражи. Он решил их удивить. Благо площадь сияла от вечерних фонарей. Хорошо, что канцлер оказался не столь глуп для типичных ситуаций, позволяющих видеть все, и так простодушен для не совсем типичных, например, с его участием…
        Громкий «Ах!» раздался у пустых стен. Стража подошла, но ничего не увидела. Они еще не знали начавшихся сборов и уже бегущих к стенам толп. Скоро узнают… И их смерть ляжет пеленой на его руки.
        Помимо Неизвестного плащом теней обладал только Фернир, который был на особом счету у Альфредо.
        Магнитный диск без проблем закрепился за фонарь во внешнем дворе, и задвигающаяся лебедка перебросила Неизвестного через остроносый забор. Шум бы привлек стражу, но Йом уже был в деле, да и вооруженная орава… Поэтому Неизвестный не повстречал препятствий на пути к внутреннему двору башни. Тут его и ждал сюрприз: мост был опущен, а резьба на катушках - при ближайшем осмотре - срезана. Кто-то пособничал Оливеру изнутри, и это не на шутку встревожило Неизвестного. Там же валялись инструменты, а в домике сторожа слева - спецовка ремонтников. Сам «персонал» посапывал там же, и не подозревая о происходящем. Поскольку ворота в башню заперты, Неизвестный настороженно миновал мост и выискивал козырьки над ее окнами, способные выдержать его вес. Плащ прекрасно скрывал его, а ссохшаяся от горячего трубопровода темная земля - тень. Он обнаружил таковой, хотя и сомневался, что добросит туда диск, а если и добросит - что сделает это незаметно, хотя тот и обладал смягчающей «подушкой». Но альтернативы не имелось, и, замахнувшись, он запустил диск в выступ над воротами, где закрытое стекло. Диск смачно звякнул.
«Если кто-то был в прихожей, то точно его услышал» - подумал Неизвестный. Как ему претила роль, кою он исполнял. Он посмотрел на город: Туман над крышами подсвечивался красным - факелы, надо торопиться.
        Шаря в темноте, он искал любой источник света. Его зрение хоть и острее обычного, не различало предметов в изолированной от света проходной. Попасть в приемную не представлялось возможным, поэтому он пробирался по второму этаже башни. Стены и потолок полные черноты и пыли, сосновый стол, за ним бочки меда с целехонькими пломбами. «Значит нет снабжения? Откуда они только мед достали?» Он чувствовал себя саботером и дезертиром одновременно, и от этого становилось гадко. В области метки пощипывало. До него внезапно дошло, что он единственный из своей команды трезв, ведь с момента пирушки едва прошло пол ночи.
        Он услышал далекий крик: «держите вора!». В следующей проходной, встретилось окно, где он заметил, как кучка стражников побежала ловить вора. Тот ловко петлял между закрытыми ярморочными лавками и палатками, сбрасывал на землю пустые корзины, путавшиеся под ногами, опрокинул шаткий прилавок, и скрылся из виду. Стражники застопорилась, и тут, со всех сторон, на них набросились мятежники.
        Неизвестный отвернулся. «Словно звери» - вот и вся его мысль. Свидетелей самовольной расправы не будет.
        Он замер от булькающего звука. Похоже, после звуковой перегрузки слух подводил. Судья в разодранной шляпе и рваном костюме сидел на одном из стульев в пустом зале заседания заполняя блокнот. За окном начинались массовые собрания, но его они не интересовали. Он засунул футляр от очков в портфель и смачно высморкался в платок.
        - Вы должны понимать, что ваша самоуверенная затея не имеет смысла, все вернется на прежние места, я знаю.
        Неизвестный молча ждал продолжения.
        - Мир уже видел подобные случаи, и они заканчивались плачевно. Впрочем, маяк уже передал тревожный звоночек, а моряки знают, что капитан любого судна, доложивший об его необычном свечении подлежит награде.
        - Занятные речи для судьи, и как вас угораздило попасть сюда?
        - Вам не понять, я совершил глупость и слетел с почетного поста. Маленькую, но ценнее всего на свете.
        - Даже ценнее собственной жизни? Вас скоро повесят, если не укроетесь.
        - Не жизнь превыше всего. Вам - наемникам, только земное и получать. Та вещица не осязаема. Ее нельзя потрогать, ее можно только понять, и я совершил глупость. Вернемся к вашей затее.
        Судья скрестил обоюдным кулаком руки - призыв к Богу - символу Дню.
        - Опасаетесь злых сил? Я не колдун, как обо мне говорят.
        - Колдун? - судья рассмеялся, - вас накачали наркотиком, называвшимся иридиум, какой же вы колдун? Вы больше похожи на клоуна в маске, которая, по всей видимости, скрывает след от клейма.
        - Действительно - коротко ответил Неизвестный оттирая пыль с воротника, чтобы плащ теней не выдал его при необходимости.
        - Коробит от насмешек? Кстати, Оливер пожаловал мне письмо, где оно?
        - Так вот кто наш… доносчик. У него и спросите.
        - Нельзя быть просто хорошим судьей имея за спиной лишь опыт работы с аристократами.
        - Меня бы, на месте Оливера, больше интересовало ваше сомнительное нейтральное положение.
        - Я знал, что вы зададите мне этот вопрос, он очевиден, как и ответ.
        - Поэтому вы и работаете в подполье?
        - Какое это подполье? Беседа с вами - смех на душу. Нашу организацию и полом то назвать нельзя, а вы подполье! Подполье! Ха! Я, скажем так, набираюсь опыта. И правильно замечено: я примыкаю к победителям.
        - Вы никогда не думали, что за подобные речи ваши же «собратья», если вы их считаете таковыми, вздернут на веревке? И со - стороны, заключенных не прикроешься.
        - Рабов - поправил его едко судья.
        - И со стороны заключенных - все так же невозмутимо говорил Неизвестный.
        - Вам неясно? РАБОВ! Рабов. Вы что такое слово не учили?
        - Они люди - с тем же спокойствием продолжил Неизвестный.
        - Это вы так думаете, но они не люди. Они рабы.
        Судья только моргнул и уже был прижат к стене, а Неизвестный схватив его за шиворот два раза ударил головой об стену.
        - Это люди - опять спокойным голосом сказал он.
        - Нет, ошибаетесь - это рабы. И, как и все, продаются и покупаются, только остальным для этого нужен моральный предлог. А теперь, уберите руки и выметайтесь прочь, не надо вести себя по-свински, руководствуясь инстинктами.
        - Не думаете ли вы, что можете оказаться лежачим в кровати с перерезанным горлом? - зловещий голос, как удар молота о сталь прозвучал из уст Неизвестного. Но на судью он не произвел никакого впечатления.
        - Не стоит говорить того, что не собираешься сделать. Вы излишне честолюбивы и не тронете меня. Даже после того, как я назову вас мерзавцем, шавкой - подхалимом рабов - судья сделал ударение на этом слове, - и помесью животного, рожденного от крысы матери.
        Судья демонстративно отряхнул пылинки с потрепанного воротника, «подражая» Неизвестному. Легким движением выровнял его и, развернувшись спиной на ближайшем стуле, продолжил заполнять блокнот, попутно доставая бланки приглашений на банкет. Неизвестный же отыскивал проход наверх, но кроме лестничной клетки в помещении по соседству, он не наблюдал ничего, включая козырьков, за которые можно было бы зацепиться магнитным диском, а Открывашка не влезала в замочную скважину, пришлось бы пилить сталь, чтобы та сработала, а это - при удачных обстоятельствах и с его оборудованием - около шести-семи часов. Позволить столь расточительную роскошь он себе не мог. Помещение походило на приемную, кою ему описывал Оливер: зал с столом в центре, только поменьше, слева лестничная клетка с винтовой лестницей, справа дверь до потолка без замка. Позади стола прибитые стеллажи, а ближе к потолку стальные сетки, сплетенные узором. Однако, он отлично помнил, что Оливер не припоминал иной лестницы, обладающей единственным входом. Неизвестный подозрительно оглядел ступени за решеткой, судья меж тем, закончил с работой и с
улыбкой наблюдал за ним.
        - И еще кое что… Вы ведь не собираетесь прорываться по башне сквозь стражу? Этот ключик от тех вот дверок - указал на лестничную клетку судья, наматывая веревочку на палец, - попроси, будь добр - улыбнулся он Неизвестному.
        - Вам в пору служить в ордене просветителей.
        - Боюсь, я вырос из детских шалостей.
        - Прошу предоставить мне ключ - сказал Неизвестный и сорвал его с руки. Судья схватился за палец.
        Затем, почувствовав, что еще жив, скривил лицо, и собрав личные пожитки, спустился в подвал, открыл винтили с газом, и быстро покинул город, продираясь сквозь собравшиеся толпы рабов. Нашел причал, разлил керосин по всем соседним лодкам, заложил частично самодельный запал в катера и единственный еще плывущий танкер, отплыл подальше на катере, достал арбалет - достояние, доставшееся от прадеда, смазал наконечник смолой и поджег. Гордо выпрямившись натянул тетиву и выстрелил. Берег быстро покрылся огнем.
        Судья безмятежно греб. Он удовлетворен.
        В то время, Неизвестный только проник в приемную. Эта лестница оказалась фальшивкой, однако, по ней он попал в основной ствол башни, откуда и, собственно, он спустился к приемной, после чего Открывашка вскрыла замок. «Вот для чего нужны двери справа, отпирающиеся изнутри, чтоб при штурме башни иметь возможность укрыться и сбежать, когда нападавшие покинут ее основание», - подумал Неизвестный. Он допускал, что пока спускался, упустил ответвления, выводящие к берегу.
        Но план нарушился. За окном он увидел силуэт, который сбросил стражника в болото подле башни. Он вскарабкивался на стену внутреннего двора, обвешанный взрывчаткой. Неизвестный активировал плащ теней, и, проделав обратный путь, вырубил саботажника. «На некоторое время он обездвижен», - подумал Неизвестный. Неужели во внутреннем дворе был только один стражник? И, вообще, он не помнил, чтобы тут были стражники, когда он залез во двор. Пока Неизвестный раздумывал, куда оттащить тело, его сбил с ног удар прикладом в спину.
        - Стойте! - крикнул он. Я пришел помочь.
        - Знаем мы вашу помощь, ловкие предатели, - сторож направил ему в лицо фонарь заставив закрыть руками глаза и прекратить сноп искр, летящий прямо в мозг.
        - Руки опустить! - прогремел сторож.
        Неизвестный вынужден был повиноваться, дверь сторожки за его спиной открыта. Там рычаг, стоит на который надавить и ворота поползут вверх. Его выдала грязь, забрызгавшая обувь и низы плаща, и, почему-то подвел слух. Если бы он дольше пробыл на свету, то плащ бы скрыл ее. Он растратил столько времени на возню под башней, уже слышался отдельный шум голосов. Друзья не справлялись, пора бы открыть ворота и сломать пусковой механизм. Но он хотел услышать и увидеть канцлера сам, прежде чем разъярённые повстанцы заберутся в улей и начнут устраивать погромы, сметая все на своем пути. Метка самовольно заполыхала, и Неизвестный заговорил:
        - Чем же страж занят, пока его товарищи отдуваются в городе? Единственный преступник, и того проворонил, вместе со своим другом.
        Сторож заметил лежащего на земле мятежника:
        - Извиняюсь, защитник, вы правда пришли помочь, - он отставил от Неизвестного оружие и подошел к телу - окрестная знаменитость, вор и стукач. Он пробирался за стену, работая двойным агентом, и вы его поймали, так запросто. Приношу извинения.
        - Не стоит, - ответил Неизвестный, - закройте внешние ворота, толпа уже направляется сюда.
        Ему не пришлось уточнять какая толпа. Сторож все понял, хоть и казался на первый взгляд достаточно глуп. Или это метка «раскручивала» людей? Он не мог понять ее принцип, она включалась сама как по таймеру или заранее определенной программе. «В чем же тут суть?» - задумался Неизвестный, пока сторож подбежал к пульту. Но, почесав затылок, он не дернул рукоять. Вдруг на Неизвестного нашла ярость: «Неужели и это он должен делать за этого оболтанного болванчика?!» Однако, он остыл, когда сторож проговорил, что уже поздно, и они опоздали. Тот ответил так просто, что Неизвестного покорежило.
        - Им не проникнуть за внутреннюю стену, но внешние ворота сняты с петель. Надеюсь их не расплавят на металлолом…
        Неизвестный выдавил из себя легкую улыбку.
        - Меня называют глупым Барни, но я не так туп и могу отличить протектора от простолюдина. Только человек как вы может так запросто поймать этого неуловимого чертенка. Вас, однако, потрепало, куда попасть угораздило, если не секрет? Шучу, не мое дело.
        - Мне к канцлеру, где его найти?
        - Заперся у себя в башне. Уже с неделю как не выходит.
        - Неотложные заботы? Разберемся…
        За забором с грохотом опрокинулась карета, наверняка ее сейчас ломают всеми подручными средствами.
        Башня канцлера скорее напоминала вонючую берлогу, стоило в ней только закрыться всем окнам. Затем пошла унылая старая и трескучая лестница. Неизвестный опускал на ступень ногу, она шуршала и с нее осыпалась часть побелки и, возможно, часть самой ступени. Крошился поблекший камень. Похоже, ремонт не велся достаточно длительное время. Треснутые стекла отливали кровавым цветом под сверкающим небом. Гроза. На голову осыпался снег, Неизвестный отер шею. Поддувало. Он поднимался выше, чувствуя легкую качку. Казалось, маяк едва стоял. С земли тяжело заметить подергивающийся контур, учитывая то, что верхняя часть башни постоянно скрыта за вздымающимся паром, сливающимся в туман.
        Спиралевидная лестница периодически прерывалась площадками с дверьми, выводящими за стену, где с полузакрытых балконов можно было отслеживать передвижения на улицах. Там же были закреплены телескопы, и подвижные платформы для расстановки баллист. Канцлер обладал полным контролем за городом, как же он проморгал приближавшиеся толпы? Однако, неожиданно нахлынувший туман расставил все на свои места. Там не то, что дома, а острова не углядишь. Хотя на океан открывался превосходный вид, а по горизонту высвечивались разбросанные средь пустынных морей очаги жизни - острова и маяки, формирующие узор-границу империи. Неизвестный не скупился временем на обозрение площадок, канцлеру некуда сбегать, его друзья отрезали отходы, а ворота достаточно прочны, чтобы выдержать штурм, тем более без осадных орудий. Неизвестный снял самый маленький телескоп, открутив ручку. Тот боле напоминал подзорную трубу, чем в прошлом и был. Башня оказалась не столь высока, как он предполагал изначально. Шпиль, похоже, был необитаем. Последний виток лестницы вывел его к просторной смотровой площадке заделанной камнем, а вслед за
ней галерея. Здесь то и кабинет верховного канцлера. Он вгляделся в странный рисунок на обоях, подошел ближе, начал подниматься пальцами по узору и отвернулся. Ему не нравилось смотреть на откровенные картины, они казались Неизвестному уродливыми.
        Невзирая на ветер и качку, к канцлеру он попал по подоконнику. Используя магнитный диск, перелетел с одного балкона прямо на выступы, и отворил внутрь створку.
        Канцлер сделал вид, что не заметил Неизвестного. Но внутри все сжалось и похолодело. Да так, что он едва смог подавить страх, и скрыть возникший дискомфорт. По всей видимости ему это удалось. Неизвестный беззвучно подошел.
        Он находился в комнате один, сидел за металлическим столом, окрашенным под цвет ясеня. Канцлер отложил перо в сторону, промокнув лежащие на столе бумаги.
        - Я вас уже заждался.
        - Готовите завещание?
        - Почтовые отправления и поздравления друзьям. Кто-то славно постарался, стража в смятении, не знаете такого?
        - Я расскажу вам, кто затеял восстание, если вы не воспользуетесь промыванием острова.
        - Мы попали в весьма деликатную ситуацию - нахмурился верховный канцлер, он ощущал себя крайне неуютно, - после отправки запроса на прочистку, его нельзя отменить.
        Неизвестный побледнел, канцлер предугадал, что за этим последует, но не шелохнулся, и упал, сраженный ударом.
        - Подумайте! Резонно мне лгать, когда этот жест был бы единственным шансом на спасение?
        Неизвестный задрал голову, глубоко дыша.
        - Будь здесь суд, вы заслуживаете смерти. Но я - не палач. Сядьте - сказал он повелительно, и канцлер послушно уселся обратно за стол.
        - Предположим, что вы здесь не по мою душу, - проговорил канцлер, - но что тогда вас привлекло в башню?
        - Отзовите стражу, так вы избежите кровопролития.
        - Возжелай я всем сердцем содействовать вам, - канцлер помедлил, - и не смог. В этой развалине нет связи, а запросы отправляются по старинке, разве что не на лошадях. Поэтому все в руках ваших союзников. Надеюсь, они знают, что делают. И я не одобряю подрывную деятельность.
        - Поглядите на людей за окном, нуждаются ли они в вашем одобрении? Голодные бунты, того и гляди стража перекочует к ним.
        - Я бы не был столь самонадеян, но поговорим об важном: цели вашего визита.
        - Она уже была озвучена.
        - Неужели вы так простак, заботящийся об посторонних? В чем же интрига?
        Неизвестный отметил, что метка «молчала», потому он не особо понимал, следует ли канцлер возникающим от нее побуждениям.
        - Я согласен с вами молодой человек, но иначе никак. Вы сами должны это понимать - сказал верховный канцлер заложив руки, и спокойно подошел к стеллажу с старыми государственными документами.
        - Вы можете прекратить эту катастрофу, которая начнется с минуты на минуту, передайте письма с подписями, я доведу их до сведения посыльным.
        - Меня никто не послушает. Кто здесь я такой? - обычный пристав с приставкой «верховный», не больше. Я разбираю дела государственной важности, но меня не послушает даже бродяга. Власть без поддержки не является властью. Это люди называют меня громовержцем… Иногда мне кажется это иронией, насмешкой над моей жизнью, по сути своей пустой. Я петляю по островам, лениво встаю рано утром, чтобы взять стопки бумаг и листать, листать их. Под вечер дурею и наверняка путаю кому следует дать штраф, а кому срок.
        - Прольется кровь, - тихо добавил Неизвестный.
        - Без крови земле нечем было бы питаться, и она бы быстро иссохла. А вы разве считаете иначе? - поднял левую бровь верховный канцлер, поднося к лицу терпкий кофе, - будете?
        И Неизвестный, как со старым и давно знакомым другом, пожал ладонь, взял из рук вторую чашку кофе, только что налитую и подошел к обитым серебром ставням. Канцлер подтянулся на цыпочках и закрыл форточку.
        - Я разделяю людскую бедность и скудоумие, потому и богат. Наша задача - отыгрывать заурядных людей, тогда наши стремления поймут - сказал канцлер Неизвестному.
        - О вас ходит дурная молва средь съемщиков комнат.
        - Эх, дурно бывает, когда это заботит, а так, молва: она везде есть.
        - Вам нет дела до мнения людей?
        - Зачем портить вкусный обед неважнецкой приправой? Мы говорили об ином, - канцлер пощупал раму, - поддувает - прокомментировал он непринужденно.
        Они стояли бок о бок как давние родственники, и, медленно попивая кофе, смотрели на то как в городе начали разгораться пожары. Вначале вспыхнул один огонек, следом другой, и так пока весь город не заполыхал как алое солнце.
        - Вы довольны? - спросил Неизвестного канцлер.
        - Извините?
        - Вы довольны содеянным? Я спрашиваю: вы довольны?
        - С чего же я должен быть доволен? «В понимании невозможности обойтись без жертв?» - докончил он про себя.
        - Отчасти вы достигли своей цели - свергли часть общей системы контроля и надзора, освободили заключенных из края муки в… никуда. Поэтому я снова спрошу: Вы довольны содеянным?
        - Я не знаю - медленно растягивая слова ответил ему Неизвестный, - у меня нет дара предвиденья.
        - К вашему же счастью. Пророки долго не живут. Люди всегда разочаровываются в наступившем будущем, не совпадавшим с их ожиданиями, в основном выделяя свою «великую» и особенную судьбу народа или нации. В будущем же, еще не пришедшем, они готовы видеть небесный свет или очередной апокалипсис, - канцлер насторожился, - надо закрыть входные двери на засовы и ворота, не хотелось бы быть убитым прямо сейчас, пока мы еще не успели насладиться сегодняшним днем.
        - Я уже предупредил сторожа, он давно закрыл все ворота.
        - Вот как? - удивился канцлер, - еще долить кофе? Осталось пол чайничка. Вам не интересно почему я наливаю кофе в чайник?
        - Сам задался тем - же вопросом.
        Канцлер расхохотался и благожелательно посмотрел на Неизвестного.
        - Вы ведь даже не знаете, что теперь делать, как начинать и с чего. Чему, как не людской глупости нам надлежит быть благодарным за свою мудрость. Я могу дать вам пару советов и уроков по управлению государством, вашим новым государством, в котором вы надеетесь родить подобие равноправия, как я понимаю. Государство, как и любое другое явление привносит не только позитивные результаты - гарантированность, четкость, упорядоченность, безопасность. Но и негативные, такие как бюрократизм, властный произвол, злоупотребление, коррупция. Такое происходит и в государстве формальностей, так как человеку свойственно забирать больше, чем отдавать.
        - Мне вычитывают лекции? Не равноправие принести, а отдать бессовестно схапанные земли. Я не настолько наивен, чтоб разом поверил в общее сознание, преобладающее над личными мотивами, и мне не нужен престол с фанфарами - от него одни беды.
        Верховный канцлер задумчиво посмотрел на Неизвестного, что-то решалось внутри него. Но вот, он прошествовал к подсвечнику и прикоснулся к горящему пламени свечи. С потолка опустилась люстра с упечатанной в зеленый переплет книгой. Неизвестный повторил жест канцлера, но только обжег пальцы. Тот улыбнулся:
        - В ней вы найдете ответы, это опыт государей до первых правителей. Они покинули нас, и вы нас покинете, если найдете меж этих строк свой ход. Она - книга пророчеств.
        Неизвестный ощутил некий смак надменности в его словах. «Этим он хочет его напоить, зачерпав „котелком“ сочувствие?» Он обхватил кожаными перчатками шершавую корону - такую сейчас чеканят при императорском дворе, и протер пальцем эмалевое чистое золото перекладины-переплета с пластинчатыми перегородками-ободками. Голоса… - Неизвестный слышал государей островов. «Раньше были острова?» Неизвестный отсеял на переплете съехавшие с краев «зубцы» короны, обрамлявшие книгу как обложка - сейчас такими знаками себя украшали богатые лорды, готовившиеся к прогонам заимперских правителей. Он перелистнул страницу. Ветер - религия свободы. Он ощущал своей кожей землю, царапавшую мягкие облака. Скалы - символ неприступности…
        Неизвестный поборол влечение сладостного пения поднявшегося с алтаря книги, и захлопнул ее, придавив замшевым рукавом. Лоб горел, метке «не понравилось» ее воздействие.
        - Занятное чтиво - простаивал верховный канцлер, и Неизвестный понял - книга тормозила время! Канцлер, проглядевши противоестественное перемещение Неизвестного, дожёвывал слова, которые тот уже услышал. Но вот, страницы «слиплись», и время вернуло себе бег.
        - Что случилось бы с книгой, когда сюда вломятся мятежники?
        - Вломись сюда повстанцы, эта свеча бы просто рассеяла свое тепло, и мой кабинет сгорел быстрее крылышка синицы.
        - Здесь много книг - поведал Канцлер, показывая на повернувшиеся передом стеллажи. - Но книга пророчеств исключительна. Заберите ее, она мешает мне спать - сказал он, и Неизвестный заметил сонливость, расползавшуюся по его лицу.
        - У вас получится - всучил ему в руки канцлер книгу, пытаясь пристроить ее куда угодно, только подальше от своих покоев.
        Судя по дальнейшим разъяснениям, канцлер не разделял озарения Неизвестного о ее цене. Он находил в книге грамоту, предписывающую реакцию на те или иные поступки. Рукописи, покрытые клеем.
        - Почему вы желаете помочь мне? - спросил он, приняв от канцлера вдобавок карту империи и странного цвета ключ.
        - Личные мотивы не имеют значения. Вы стараетесь на благо народа, а я - служу народу. Таким образом, сейчас мы оба имеем одну цель, и я бы хотел, чтобы она стала как можно ближе. Только упаси вас боги от анархии. Называйте меня Динар.
        - Странное имя для центральной провинции, откуда вас назначили. В Остермолле не любят иноземцев.
        - Не надо подробностей. Информации вы обо мне не найдете. Я был сыном простого рыбака, и… - он вяло натянул улыбку, показав свои мозолистые руки - им и остался. - Знаете, что говорят о нас те, снизу, устраивающие сейчас грабеж? - канцлер прислонился к окну, - «вы утонули в повседневности», и они правы. Живем, сверяясь с бумажками, устраиваем свою жизнь согласно расписаниям, составленным на теплых насиженных местах, как курицы. Интересное сравнение, не находите? Меня обзывали многими именами - сказал канцлер, и что-то странное мелькнуло в его глазах, - кретином, да и как еще… Но курицей? И все же, они требуют выплат, пособий, одним словом того, что отсутствует!
        - Каждый хочет жить в иждивении другого. Если не рвется к власти, то желает получать методом не действия. Это эквивалентно словам, например, в такой примитивной ситуации: Один пилит дерево, второй, после того, как он уже заканчивает работу, предлагает ему свою помощь, создавая видимость своего желания помогать, создает искаженное представление о себе. О своей натуре. И тут если вдруг первый соглашается, то второй обычно возмущенный отнекивается, а более умный согласится. Но чаще всего первый его жалеет и отпускает, сам запечатлевая у себя в голове порядочность второго.
        - Ха - ха - ха! - вы на традиционной ситуации объяснили суть всей природы человека!
        - Не всей… это не единственный возможный вариант…
        - Но чаще всего допустимый? - задал канцлер риторический вопрос. Не стоит видеть свои возможности в прозаическом свете - пагубное влияние окажет на вас и потеря дорогого существа. Привязанность опасна в вашем деле. Если хотите, чтобы ваш процент успеха возрос, то вам стоит стать настоящим сукиным сыном, плевавшим на любые моральные, этические нормы, втоптать различные веры и суеверия. Вырезать свое сердце и вставить на его место прозрачное зеркало, отражающее суть вещей. Только при таком условии у вас появится реальный шанс… Да что там… Вы станете великим человеком - канцлер тупо уставился на пустую стену, - знаете, на ней ранее висели карикатурные изображения комедий, в сжатом изложении. Грубо говоря на всех порой циничных карикатурах с издевательски - смешным подтекстом изображена история человечества. Общее положение неизменимо, в мире всегда преобладает солнце над луной, изгоняя темноту, однако люди продолжают бояться ночи, хоть она короче дня и может закончится. Вероятно, истоком такого необузданного страха является напоминание о гибельной религии.
        Они стояли и смотрели у окна на пожарище, и буйство, а сами медленно разговаривали обвеянные теплом исходящим от тлеющих углей.
        Неизвестный чувствовал, что разговор лился как с самим собой, пока он не усмотрел на столе, подле стопки писем, ранговую печать.
        - Кстати, - как бы невзначай спросил канцлер, - откуда вы прознали об башнях вещания?
        Неизвестный непонимающе посмотрел на него. Меж тем, темы иссякали, и канцлер подумал, что пора бы и докончить:
        - Почему бы не запереть ворота и не приказать страже ударить в спину вместо переговоров.
        - Не выйдет, - покачал головой Неизвестный, и спросил быстро, - что нужно падающему?
        Канцлер ухмыльнулся.
        - Чтобы он не разбился, Верховный Канцлер - обратился к нему официально Неизвестный.
        Тут и послышался топот ног, приближающийся к кабинету. Они переглянулись. Канцлер тревожно бросал взгляды на печать. По двери ударили. Насквозь прошло лезвие топора, канцлер отвлекся, и Неизвестный незамедлительно прихватил печать. Тут вломившиеся и начали погром. Плащ теней сработал, и он преспокойно переждал, пока гурьба не выстроилась, готовая учинить над канцлером расправу. Они зашли ему за спину, и тут Неизвестный вырубил плащ.
        - Достойно отработали, - проговорил он разинувшим рты от удивления людям, но до суда - он под моей опекой. Возмущений не последовало, и Неизвестный без проблем вывел его из башни, наказывая документы не сжигать. Канцлер так и не увидал игр с невидимостью.
        Пока Неизвестный вел канцлера в отдаленный от города домик, тот обдумывал, кто же украл печать. Поначалу, когда он зашел в кабинет она лежала не там, где он ее оставил, но в целости и сохранности. Либо его подводила память… Неизвестный к столу не приближался. Канцлер не преминул поделиться с ним сомнениями по этому поводу, обещая существенную награду за находку. Ему пожалуют титул Опоры Империи, по которому полагаются многочисленные льготы, как то: бесплатное проживание в любом имперском городе, пожизненная страховка, право на покупку острова… Неизвестный вежливо отклонил предложение. На выходе из города им повстречались Гийом и Фернир.
        - Тень задержится, лорд Генри полез на нижние этажи. Он явно замышляет неладное, мне пришлось отлучиться, Йом не справлялся с толпой. Амалию я оставил с братьями, девчонку напугали… эти звери своим ором, оставаться ей рядом со мной - среди беснующейся толпы…
        - Все в порядке, Фернир.
        - Надо кое что выяснить, и сразу вернусь.
        - А где Оливер с бандой?
        - Не могут порешить, кому достанется остров - ухмыльнулся Гийом.
        Вдруг громыхнуло, решетки под ногами словно поехали, они едва устояли, а канцлер и вовсе грохнулся на колени. На улицах мгновенно возобновилась паника. Фернир недобро поглядел на канцлера, его примеру последовал и Йом. Неизвестный едва сдержал осуждающий взгляд и проклятия, готовые сорваться с уст.
        - Фернир! Заодно проведай в чем проблема.
        - Ох и не нравится мне это - проговорил он, активируя плащ теней.
        - Я вернусь в номер, Гийом - пойдем со мной, посторожишь пленника, пока я обсужу с остальными дальнейшую судьбу Цепей.
        Они проводили канцлера до бухты, и немногим позже, Неизвестный вернулся в гостиничный номер. Амалия тут как тут, полезла обниматься, да и он был не против. Уставший, уселся на кровать, а она сняла обувь и помогла ему переодеться.
        - Ты как? Фернир сообщил мне…
        - Справляюсь.
        - Эй, - он взял ее за руку, - так не пойдет.
        - Ты ведь снова меня бросил, - она надула губы.
        - Фернир плохо с тобой обошелся?
        - Нет, но он - незнакомый мне человек, я чувствовала себя покинутой.
        Неизвестный обнял ее за плечи.
        - Я рисковал, извини.
        - Морс старший обсудить хочет обстановку.
        - Мы обязательно договорим, хорошо?
        Амалия кивнула, и Неизвестный отправился к умывальнику, где смыл с головы дорожную грязь, и, зашел к Морсам. Младший чем-то усердно был занят, не соизволив повернуться, а старший немедля приступил к обрисовке ситуации. Братья вывели из строя один из насосов, но «низы» таки смыло, хоть большую часть людей оттуда удалось эвакуировать «повыше», что теперь грозит перенаселением, хоть и открывает ворота для миграции на север, к острову скал. Куда и намеривалось следовать полчище его почитателей.
        - И что ты намерен делать с последователями? - спросил Морс младший, - это входило в твои замыслы?
        - Планы меняются, - Неизвестный изъял из цилиндра канцлерскую печать, - переселения не избежать, поэтому надо подготовить корабли.
        - А остров Цепей? А его выгодное местоположение на пересечении двух торговых путей?
        - Послушайте, сюда забредают только самые отбитые торговцы, выгодное место - это Темплстер, куда нам и надлежит явиться.
        - Пред светлые очи императора? Ты не слышал об его визите?
        Встрял Морс старший:
        - Мы условились на сотрудничество под условием развития острова Цепей.
        - Дался вам этот могильник! Здесь места живого нет. Все, что ниже второго уровня - прозябает в голоде и болезнях.
        - Потому то и существует система канализации.
        Неизвестного аж перекосило. «Канализации?! Вот как они относятся к людям!».
        - Мы собираемся, отдай печать добровольно - сказал Морс младший.
        - Прости, Неизвестный, но ты не предупредил нас об изменившихся обстоятельствах.
        Вошедшая Амалия с вином на подносе застыла, глядя с ужасом на то, как те обнажают мечи. Неизвестный был не при оружии.
        - Не думал, что дойдет до открытого конфликта - ответил он, примирительно опустив ладони, но перекрыл выход.
        - Отдай печать, пропусти нас - разойдемся миром.
        - Разве вы не понимаете?! Орден в опасности! Альфредо надо…
        - А нам - нет. Если позовет - мы прикроем ему спину.
        - А как же поддержка островов? Освобождение от рабства? Вам недостаточно наглядеться того, что тут творится?! Что творится в империи, когда сотни гектаров пустуют, а рабочих сгоняют под палкой рыть и таскать руду?
        Тут подоспел и Фернир с Эстебаном. Не вдаваясь в курс дела, он заметил повисшую злобу:
        - Неизвестный, отпусти их. Пусть идут. - сказал Эстебан.
        Все произошло слишком быстро. Неизвестного ударили по затылку и втащили в шкаф, Эстебан мгновенно сообразив на чьей он стороне, ткнул Ферниру в кисть парализующий яд. Амалию же - под локти, Морс младший впился ей в губы, разорвав блузку, и мял грудь, другой его оторвал, - пойдем, не то очнется и снесет тебе башку. Небось сам ее трахает каждый вечер.
        Однако, Фернир был не так уж и прост. Едва яд ослабел, как он скрылся плащом и удушил Эстебана. Когда братья уходили, он отключил плащ.
        - Ты что, пойдешь против братства?
        - Вы уже отступили от его устава, напав на мастера.
        В итоге он прикончил старшего Морса, а младший сбежал. Девушка, поверженная в нервный шок, не шевелилась. Фернир рискнул к ней приблизиться, чтобы укрыть одеялом, но ее взгляд означал больше слов. Чертыхнувшись, он переборол жалость и, с тщательной проверкой ощупал оконные рамы на предмет слежек. Выволок Неизвестного, уложив на постель, опрокинул у входной двери шкаф, и, наложив на треснувший поднос сушеную рыбу, коей он закупался целыми партиями перед путешествиями, положил его к ее ногам. А сам уселся разглядывать укол. Паралич отходил, к конечностям возвращалась подвижность, но его смущала форма оружия, вернее следа на коже - ракушка. Подобное Фернир видал только в одном месте…
        Когда Неизвестный оправился, то выказал немало. «По чьему же совету я взял этих предателей, как не по настоянию искусных следопытов! И что мы наблюдаем: провал! Печать при мне - и то ладно. Йом и Тень - по твоим словам исчезли. А ты где ползал?!». Оказывается, Фернир отлучился потому как выполнял «поручение» Амалии проведать детей - сирот. Услышав это, Неизвестный смягчился. «Она нуждается в покое, не меньше, чем я», - сказал он, но девушка уже переоделась в мужицкий костюм, избавившись от полуобтягивающего комбинезона и повлекла Неизвестного за собой, на причал, напомнив его обещание. Фернир сопровождал их до самой платформы, за кою цеплялись корабли, объяснив, что показываться на глаза торговцам ему нельзя, «задолжал». Причал Цепей выводился за пределы скалистого берега и был достаточно широк, чтобы вместить параллельно несколько барж. От него расходилось три пирса, где пришвартовались два корабля торговой империи, один - под безымянным флагом, и последний - контрабандистский. Все они были оснащены турбинными двигателями, выпирающими из-под воды. По причалу, в основном, расхаживали в скрывающих
лица накидках. На пирсах у мостиков к кораблям караулили наемники. Причал совершенно не охранялся, последний промежуточный пункт со сторожевой вышкой был подле городских стен. Слышался скрип соединительных цепей, уносящихся к башне-маяку. В тумане терялась морская даль, как и городские стены. Амалия указала на корабль с безымянным флагом, говоря, что Фернир согласовал переезд, но ему нечем платить. Когда Неизвестный решил уточнить о каком переезде идет речь, выяснилось, что они договорились «вытащить бездомных детей отсюда». «Так вот каково мое обещание? Что-то не припоминаю, когда я соглашался». Амалия умоляюще взяла его за руки.
        На пирсе до палубы их проводили наемники, позволив осмотреть трюм, дабы удостоиться в его надежности. Всюду они следовали сзади, следя за Неизвестным и Амалией.
        У лестницы в трюм их приветствовал капитан. Так же в капюшоне, придерживаясь тени. Амалия быстро пересказала, капитан расспросил о количестве, половой принадлежности и удовлетворительно кивнул, обозначив цену в четыреста имперских голов. У Неизвестного аж дар речи пропал. На руках он имел не более, чем сорок, разве что…
        Неизвестный колебался, но, взглянув на Амалию, решительно отстегнул с пояса ножны и вынул магнитный диск. Печать же следовало приберечь для переговоров.
        - И что вы мне суете? - возмутился капитан, наемники приблизились вплотную, дыша в шею.
        - Меч мастера ордена парящих кинжалов и интересный предмет, позволяющий избежать неприятностей.
        - Что же особенного в этой безделушке? - капитан повертел меч в руках, откладывая магнитный диск, и, вдруг, зрачки его расширились, - в рукояти скрывался флакон с чистым иридиумом. Он изъял его, и вдохнул аромат, блаженно закатывая глаза:
        - Сделаю метку, и тогда они у меня запляшут!
        - Так мы договорились?
        - Да, да, вы еще здесь? Еще бы!
        Капитан согласился перевезти часть бездомных. Неизвестный «заплатил» за право «провозки багажа» - как выразился капитан. Но Неизвестному было не до пререканий, до ночи надлежало «проведать» канцлера.
        - Стража рассортирует их по трюму, не беспокойтесь, - вежливо сказал капитан, - ваш груз прибудет в целости и сохранности.
        - Откуда вы родом? - поинтересовался Неизвестный.
        - Остров Цветущих Роз, резиденция господина Медварда. - торговец настолько замечтался, что незамедлительно изложил вариант своих действий, или же его разговорила его метка.
        Когда они ушли, согласовав время «погрузки», Неизвестный обратился к Амалии: «ты быстро оправилась», - но осекся, когда коснувшись, ощутил дрожание ее руки.
        Добравшись до места сбора Оливера и его товарищей, стало известно, что у них серьезные противоречия, Фернир доложил: «стража со стен видела, как из пещеры у плавающего замка две фигуры в плащах угнали твой корабль. За ними отправляли патруль, но он не возвратился. Пропавших еще ищут, пока безрезультатно, а незадолго до штурма башни, Йома видали у ее окрестностей». «Неужели Йом с Тенью бросили их в беде?» - подумал Неизвестный. Ранее он бы не допустил и мысли, но припоминая, что больше всего за принятие братьев Морсов ратовал именно Йом, его теория уже не казалась столь абсурдной. «Им друг о друге надо заботиться, хоть я и не разделяю такой поступок», - сказал Фернир. «Предатели… Из-за их трусости пострадала Амалия и бог весть сколько людей!»
        Позже объявился и Гийом, его шокировало заявление Фернира. Правда, он отметил, что те вели себя довольно странно.
        «Когда ситуация рассосется, отправляйтесь домой, к Альфредо. Если на Безымянном проблемы - в Темплстер с теми, кто еще блюдет кодекс. Когда я прибуду в Остермол вас примут так, как вы заслуживаете». «Не загадывай наперед мастер, мало ли чего приключится», - ответил Фернир.
        Вскоре наведался и Оливер. Неизвестного пригласили выступить с пропагандой и «следовать разумным высказываниям». «То есть вы предлагаете читать с листочка?» - спросил он, но согласился, не преминув разбавить выступление и своими мыслями, кои, судя по лицу Оливера пришлись не кстати.
        - Они получат корабли! - настаивал Неизвестный.
        - Они получат палкой по шее! - выкрикнула женщина из толпы.
        В результате упорных убеждений, «защитников империализма» удалось освободить от виселицы. Правда, особо ревностных исполнителей из городской стражи ожидали кнут и палка.
        Стоя меж двух еще не вспыхнувших огней, до Неизвестного внезапно дошло: Парящие Кинжалы бессовестно использовали его фигуру и его добродетель. Иначе откуда бы знать островам о нем? О как он был наивен, полагая, что его добрые дела как крылья птицы!
        «Не сейчас!» - приказал он себе, и собрался с мыслями. Не все - не все в Парящих Кинжалах - отталкивающие его чувство человечности - убийцы. Там есть и ответственные, и добросердечные люди. Такие как Альфредо…, и игра лжецов пойдет ему на пользу. Печать при себе, Эстебана с дружком Морсом не замечено. Добился ли он своего?
        - Хотите ли вы, освобожденные, чтобы на вас обрушился гнев нашего ордена?! - крикнул Неизвестный.
        Ответом ему была тишина. По знаку Оливера Неизвестный сошел с трибуны, выволоченной во двор башни.
        К нему по очереди подошли стражники. Выпрямив спины, пожали ему руку, и отчалили с подъемом выспавшейся луны.
        - Вы всполошили округу своим неожиданным отъездом проговорил Оливер, и не теряя минуты, сменил Лосьена на трибуне.
        Поодаль, облокотившись на забор, стоял Гийом.
        - Ты смыслишь что-либо в печатях? - Неизвестный подал ему цилиндр.
        Гийом покрутил его. Откинув крышку, вытащил печать из раствора и поглядел на рисунки, один сверху, второй - снизу, - ранговая печать многоразовая, а печать полномочий… Похоже, делается на заказ.
        - То есть? - не понял Неизвестный.
        - Видишь шов на печати? Она из двух частей, печать полномочий годится для единичного применения, может двух, после чего, вероятно, разрушится. Материал у нее, словно промоченная бумага на ощупь. Носи аккуратно, а то попортишь раньше времени.
        Неизвестный задумался, его не устраивал сей факт. Два корабля торговой империи коренным образом ситуацию не изменят. Вдруг он улыбнулся: канцлер совершил оплошность. Остров скал неподалеку, а там - и крупнейшие баржи. Ради беспроблемных пропусков для парочки таких торговая империя пойдет на компромиссы.
        - Посторожи остров Цепей, сколько сумеешь, я на тебя надеюсь, - Неизвестный положил руку на его плечо.
        - Не налажай там, в Темплстере. Ждем вестей о тебе.
        Жаль, Фернир, как назло куда-то запропастился. «Может бездомных провожает?» - подумал Неизвестный. У него в самый раз зрел план. Придется положиться на Лейма, с ним то они горы свернут.
        На следующий день, когда все успокоилось, и Неизвестный смог привести в порядок население, канцлер проснулся и удивился что жив. После чего ему дали достаточно провизии.
        Канцлер вежливо отказался, не гласно. Взял рано утром катер, спрятанный в пещере недалеко от башни, и медленно «угреб» с острова.
        Вместе с тем Неизвестный наведался в старую «контору» подпольщиков, и, быстро сыскав документы с «мыслями», на страницах которых они излагали совместные планы подделал подпись, нанес канцлерскую печать, скрепив документы воском, и подбросил во внутренний почтовый ящик башни, предварительно взяв один комплект одежды из апартаментов лорда Генри, кои располагались «этажом» ниже. «Так будет лучше», - подумал Неизвестный, и, буквально к обеду, уже видел, как народ вытянул Дженка, Оливера, и его приспешников из кареты с паровым двигателем.
        - Императора волю выполняли?!?!
        Они отдувались не понимая, о чем речь и не могли быстро сочинить себе легенду, их истории не пересекались и даже тупоголовый кузнец не поверил им. Их ждал суд - этот суд единственное правильное дело - считал Неизвестный.
        Ничего хорошего не вышло, если бы одни преступники сменили других. А он… Он возвращался к Амалии.
        - Отпустили! - подбежал к нему весь красный вольноотпущенник. За ним следом собралась целое полчище озлобленных людей.
        Неизвестный не обращая на собравшихся возмущенных рабов, повернулся к ним спиной и громко начал говорить Амалии. Чтобы услышали все:
        - Человечество считало себя венцом природы. И где теперь ты видишь этот венец? Он сброшен с окна высокоэтажного дома. Прямиком в лужу. Грязную и скользкую. В этом мире мы лишь гости. Но стоит хозяину быть более гостеприимным, как тут - же начинают возникать всевозможные претензии. Квартира не та, мебель стоит не там, где положено. Чай слишком горький, надо бы слаще. Пол холодный, хорошо бы постелить ковер. Слишком много цветов, пора бы и делом заниматься, а не лениться. И хозяин смотрит на них и недоумевает: ведь это его дом, он же не вламывается к ним в двери, не устанавливает свои порядки.
        И тут к нему приходит понимание, что слишком многое он дозволил, и люди восприняли это как вседозволенность. Они попытались его вытеснить, занять его дом, не сознательно, но вполне намеренно. Они увидели более благоприятное место, и как всегда выбрали легчайший путь получить то, что хотели: силой, уловкой и хитростью. Но так как хозяин был образован, то последние два метода не сработали, и тогда они взяли его числом. Связали и бросили у порога дверей со словами: посмотри, как мы жили. По сравнению с нами - ты золотая жила. Вот только они не понимали самого главного: кто виноват кроме них самих, что они скатились в самый низ.
        - Вы опять осуждаете все человечество? Но ведь есть хорошие люди, и вы сами мне об этом говорили. Такие есть, я знаю.
        Неизвестный взял Амалию за локоть. На руках она держала пустую сумку - она раздала свою еду беднякам.
        - Есть Амалия, есть. Но их порой недостаточно для восстановления баланса. На тысячу воров приходится один сыщик, на тысячу муравьев одна королева, и так можно продолжать до бесконечности. Хорошего всегда меньше, поэтому оно и называется хорошим. А про венец… Венцом природы может быть только сама природа. А теперь - мы уходим.
        - Вы просто оставите нас и все? А как же помощь?
        Хотя некоторые из них только и обрадовались, услышав об скором отъезде их «освободителя», а отсюда следует - и отъезда ответственности.
        - Ты должен нам помогать! - требовательно сказала выступившая женщина.
        - Оставим. Вы должны справиться сами.
        - Зачем ты вообще на острове, если ленишься?! - твердолобо растолкал говоривших мужчина со сбившейся шевелюрой.
        - Возможно, вернусь. Но не раньше, чем достигну столицы империи и навещу своего старого друга.
        Немое молчание горожан и бывших рабов дало понять, что не особо то они верят в его возвращение, и считают действия Неизвестного сродни сумасбродству.
        Он повлек Амалию к башне, поглаживая ее теплеющую руку.
        - Они не сделают нам больно, они… рассеяны и рассержены.
        - Как раз тогда и делают больно - сказала она.
        У внешних ворот гуляли мятежники, одетые в коричневые мундиры. По указу Гийома канцлерскую башню больше не трогали. После случившегося, он имел немалый авторитет в глазах жителей Цепей, поэтому никто не противился его назначению на должность «отца нового мира». Гийом как раз сообщил, что на Цепи направляется «флот» контрабандистов, и он не против продать им должности Севергарда, с позволения Неизвестного, естественно. Тот не возражал, благо они «отдают то, чего не существует», то есть - единой страны. Ранговая сторона печати запросто выдержала тридцать оттисков. «Ну вот, штат чиновников и пополнился», - рассмеялись на заседании совета мятежники. Неизвестный пообещал, что после договоренностей с баржами торговой империи на Острове Скал, поделится выручкой и с Цепями. Хотя все они понимали: если Неизвестный задержится, то контрабандисты быстро разбегутся, и на острове вспыхнет новый мятеж.
        Знакомая башня.
        Неизвестному потребовалось напрячь шею, удержав вздох.
        - Амалия… Побудь на ярмарке, я отлучусь ненадолго.
        - Подходите милая девушка ко мне! - позвал Амалию торговец. - Я поручаюсь за нее, пока вы отсутствуете.
        - Как вам это украшение? - попытался одеть торговец к подошедшей Амалии на шею кулон из белого золота.
        - Вам нравится серебро? - повернулся торговец на товар в соседней лавке, но Амалию интересовала не какая - то брошка, она пыталась понять, чего напугался Неизвестный. На перемолотой тараном решетке проседал масляный шар. Ее глаз не мог понять, что это голова человека. Того сторожа из башни канцлера.
        - Он защищался, веря, что выгадает время своему господину - положил кисть руки на сердце Неизвестный, вздохнул, и не оборачиваясь, пролез через ограду в башню.
        Пара плащей верховного канцлера, перекочевали в походную сумку.
        Он постоял перед пустой вешалкой. На одной из торчащих скривленных палочек висела подвешенная за прорезь для глаз маска судьи. Вырезанная из камня, как пометка жесткости правосудия. «Заметив» оценивающий взгляд, маска упала. Но как? Крепления словно сами разжались.
        Неизвестный наклонился и стал ее разглядывать. Длинные линии треугольником сходились к треугольным прорезям глаз. Отдельно проходил разрез на месте губ. Угловатая форма маски, острые края, об которые можно легко порезаться. У краев маленькие символы свободы, добросовестности и справедливости. Он надел ее. Маска плотно прилегла к лицу, хотя не имела креплений сзади, как резина облегала кожу, сама при это внешне не изменившись. Он посмотрел на себя в зеркало. Мурашки по коже, она создана устрашать. Если не его глаза, то он бы съёжился. Странное воздействие на мозг.
        В нос попали волоски, еще державшие запах верховного канцлера. «Он надевал ее каждый день» - сделал вывод Неизвестный. Немного подумав, он бросил маску в сумку и вышел.
        «На суде Оливер с товарищами прогорели, каждый закладывал другого, подозревая в обмане. После, Оливер пробовал объясниться, что его не так поняли. Что он „вообще первый раз видит Эстебана и прочих, и не имеет представления о том, какие тот проворачивал делишки“. Но, попробуй, докажи разъяренной толпе! А про плащи теней он узнал из тюрьмы», - передал ему Гийом, перед отплытием. Недоверие и порешило дальнейшую судьбу подпольцев.
        К лучшему или худшему - определит время.
        Неизвестный покинул Остров Цепей. Он поверил мятежникам на слово. И не знал случившегося после. Освобожденные рабы взяли контроль над островом в свои руки.
        Океан, туман заволакивает остров. Когда Стагмин заполыхал над катером, приспосабливаясь к новому месту, Неизвестному показалось, что с берегов доносится смех, пьянка, а скрипящие цепи отливали золотом. И сливающийся с пением ветра голос: «Цепь в любом виде остается цепью. Золотая с красивым обручем или бронзовая - то в любом случае цепь».
        Показалось?
        Конец первой книги